«Шепот весны»

Шепот весны (fb2) - Шепот весны 643K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эмили Джордж

ЭМИЛИ ДЖОРДЖ Шепот весны РОМАН

1

Амелия даже про свою дочь забыла, — она глядела, не отрываясь, на лицо Илоны, этой пожирательницы мужских сердец.

Когда няня внесла в палату новорожденную, большие карие глаза подруги не выразили ничего, кроме вежливого интереса. Но стоило развернуть пеленки…

Молодая мать знала, как Илона Орошвар относится к младенцам. Беспокойные, капризные крохотные существа, к которым никогда не знаешь, как подступиться! Они беспрестанно плачут, хватаются ручонками за дамские украшения на шее и в прическе и вообще доставляют массу хлопот.

И вот одно только прикосновение к крошечному нежному тельцу — и перед Амелией сидит не тридцатилетняя, уверенная в себе «секс-бомба», а мадонна с младенцем.

Пухлые пальчики маленькой Аннеты, уютно расположившейся на коленях гостьи, держат ее указательный палец, голубые глазенки сияют. И та отвечает ребенку нежной, растроганной улыбкой.

— Боже, — глухо простонала Илона. — Никогда не думала, что такое может со мной случиться. Дорогая, оказывается, я тоже хочу ребенка!

Амелия, еле сдерживая лукавую усмешку, отвернулась к окну.

Деревья с шарообразными кронами… аккуратно подстриженный газон, расчерченный на квадраты пешеходными дорожками… Казалось, вот-вот мимо прошествует немолодая фрау, ведущая на цепочке столь же тщательно выстриженного пуделя.

Но на этой тихой окраине Вены расположилась не чья-то шикарная загородная резиденция, а клиника для состоятельных людей.

Спрятав улыбку, Амелия повернулась к Илоне.

— Завести ребенка? И что же тебе мешает? — спросила она. — Все, что для этого нужно — выйти замуж за Ульриха.

— Выйти замуж за Ульриха? Черта с два. Да я этого и врагу не пожелаю! Стать фрау Гроссмайер? Ну уж нет…

Вот и пойми ее. Амелия снова воззрилась на подругу в полном изумлении.

— Но… всего только месяц назад ты говорила, что без ума от него!

— Вот именно, «без ума». — Илона болезненно скривила губы. — Этот Ульрих — невыносимый зануда. Постоянно критикует мои наряды, говорит, что они чересчур откровенны. Сноб паршивый. Но ты-то, дорогая, надеюсь, не считаешь, что я одеваюсь вульгарно?

Она склонилась над малышкой, которая не сводила глаз с огромных серег в ушах гостьи.

Амелии ничего не оставалось, как промолчать. Нет, положа руку на сердце, она никогда бы не сказала, что Илона — вульгарная особа.

Яркая? Да. Экстравагантная? Пожалуй. Одевается порой вызывающе? Да. Но ведь это вполне естественно! Илона — художница, артистическая натура. К тому же среди ее предков были выходцы из Венгрии, то ли мадьяры, то ли цыгане… Амелия не сомневалась, что если бы какой-нибудь мужчина по-настоящему узнал Илону, то он не только оценил бы ее искренность и широту души, но и полюбил без колебаний, простив не всегда безупречный вкус. Ульрих — увы! — на это не способен.

Однако и Амелии не раз приходило в голову, что подруга придает слишком большое значение яркому макияжу, в то же время явно забывая о нижнем белье. И наряд, в котором она явилась в клинику, — облегающие черные кожаные брюки и такая же жилетка, — мягко говоря, не совсем соответствовал моменту.

При каждом движении или даже вздохе Илоны казалось, что единственная деревянная пуговица, на которую застегивалась жилетка, вот-вот отскочит, и обнажатся упругие полушария, вовсе не стесненные лифчиком.

— Чтобы заполучить такое прелестное дитя, вовсе не обязательно выходить замуж! — В карих глазах Илоны вспыхнул дерзкий огонек. — Все, что мне нужно, это подходящий донор. Конечно, он должен быть умен, красив, здоров… Стоит ли производить на этот свет жалкое существо? Нет, мое чадо будет ничуть не хуже этой очаровательной куколки, которую я держу сейчас на руках. — Она лукаво улыбнулась подруге. — Послушай, а что если я одолжу у тебя на ночку-другую твоего дорогого Франца? Ты ведь не будешь возражать? Твой супруг, надо отдать ему должное, обладает всеми качествами элитного производителя.

Амелия ответила широкой, прямо-таки лучезарной улыбкой. Большинство их знакомых считали, что Франца и Илону в юности связывали нежные отношения. Они учились вместе в университете, жили по соседству, много лет были хорошими друзьями и даже открыли контору по строительству коттеджей. Франц занимался проектированием, Илона разрабатывала интерьеры.

Но, несмотря на давнюю и крепкую дружбу, оба уверяли, что никогда не были близки. И Амелия, как это не удивительно, верила им!

Да, несмотря на то, что ее муж и подруга большую часть времени проводили вместе, что-то подсказывало этой прелестной голубоглазой блондинке, что они не способны на обман. К тому же, поверить сплетням означало для нее усомниться в собственных чарах.

— Нет уж, ищи себе другого донора, — произнесла Амелия с напускным возмущением. — И вообще… отдай-ка мне мою дочь. Кто тебя знает, — еще украдешь ее!

— Думаешь, я шучу? — Илона улыбнулась и протянула подруге малышку. — Но ведь я не собираюсь отнимать у тебя Франца. Конечно, твой муженек — великолепный представитель мужской половины человечества, но, увы, он совершенно не в моем вкусе.

— Тебе нравятся такие, как Ульрих?

— Пожалуй, — согласилась та. — Меня всегда привлекали властные, богатые мужчины, которые сначала поглядывают на меня свысока, а потом…

Она замолчала.

— Но мне всегда казалось, что ты считаешь их ужасно скучными.

Илона пожала плечами.

— На самом деле так оно и есть. Особенно, когда они, стесняясь показываться со мной в свете, пытаются переделать меня на свой вкус. Тут-то и наступает конец отношениям, — во всяком случае, для меня. И естественно, наш общий друг Ульрих получил от ворот поворот, как только начал убеждать меня сменить имидж. Он звонил мне каждый час в течение двух недель, но я просто отключила телефоны дома и в офисе. И в конце концов он отступился! Ну и черт с ним! Скатертью дорога!

Амелия с сомнением покачала головой.

— Ты знаешь, что я никогда не симпатизировала Ульриху. Но и ты тоже хороша… Расстаться вот так: не поговорив, не объяснившись…

— Зато теперь мне не надо становиться госпожой Гроссмайер, — запальчиво воскликнула Илона. Чувствовалось, однако, что в глубине души она совсем не в восторге от такого исхода.

— Ладно, Илона, бог с ним, с этим Ульрихом. — Амелия вздохнула. — Ты что же, вообще не собираешься выходить замуж?

— Ни за что!

— Из-за того, что произошло с твоей матерью?

— Дорогая! — воскликнула Илона. — Ты считаешь, что во всем виновата моя бедная непутевая мама? Ей просто не повезло. Ее бросил женатый мужчина, а она отказалась от дочери. И поэтому я должна испытывать ненависть к самому институту семьи и брака?

— Ну, что-то вроде этого.

— Ты просто-напросто начиталась Фрейда, — Илона откинула длинные черные кудри и весело, заразительно рассмеялась.

Удивительная женщина, подумала Амелия. Ее внутренний мир намного сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Жаль этого высокомерного твердолобого Ульриха… Как, впрочем, любого другого мужчину, который имел несчастье познакомиться с Илоной.

— Не понимаю, зачем копаться в себе и своей родословной, — продолжала между тем подруга. — Я такая, какая есть. И к черту всех этих ханжей…

— Бог мой, Илона! Я и не подозревала, что ты так ненавидишь мужчин!

Та даже вздрогнула от подобного замечания.

— Ненавижу? Что ты такое говоришь? Да я… Я их просто обожаю!

— Что? — Теперь наступил черед удивляться Амелии.

— Да, обожаю, — тихо повторила Илона. При этом она потупила глаза и жестом добродетельной школьницы убрала непослушный локон за левое ухо. — Ты же знаешь, я и дня не могу прожить без мужского общества.

— Тогда почему же ты не хочешь выходить замуж?

Илона подняла на нее смеющиеся глаза, — ей явно хотелось перевести разговор в менее серьезное русло.

— Потому что я люблю их всех, а не кого-то одного. Не понимаю, как можно всю жизнь спать с одним и тем же мужчиной. Да и семья… Какая, в сущности, это рутина!

Укол был легким, почти неощутимым, но Амелия все-таки обиделась.

— Кого ты имеешь в виду, дорогая?

— Уж, конечно, не семейство Бауэров. Вы с Францем — приятное исключение.

— А что ты скажешь о моей маме и отчиме? Они безумно счастливы.

— Яблоко от яблони недалеко падает, — вздохнула Илона, вспоминая все еще красивую мать Амелии, Изольду, и ее мужа, Артура.

Такие романтические средневековые имена и такой поэтический союз!

Илона познакомилась с ними в прошлом году, когда Артур Шницлер, преуспевающий бизнесмен из Германии, решил оставить дела и обосноваться с женой в Австрии. Он заказал молодому архитектору Францу Бауэру проект коттеджа, в котором собирался поселиться со своей новой семьей. Выплатив солидный аванс, пожилой молодожен тут же увез свою Изольду на один из средиземноморских курортов, поручив падчерице проследить за строительством дома.

Так судьба свела Амелию с Илоной и Францем. Девушки тут же подружились, а с Францем у Амелии завязался страстный роман. Они обвенчались, и спустя 12 месяцев после бракосочетания на свет появилась крошка Аннета…

Илона наклонилась к девочке и указательным пальцем пощекотала нежную, трогательную ямочку под пухлым подбородком. Господи, что за прелесть!

Нет, у нее обязательно, непременно будет ребенок! И очень скоро. Уж, конечно, она постарается сделать это как можно быстрее. Что же касается законного отца… Но зачем в доме мужчина, если женщина и сама прилично зарабатывает? У нее самой никогда не было папочки, и все же она выросла вполне счастливым человеком.

— Так ты это всерьез? — дрогнувшим голосом спросила Амелия. — Ты действительно собираешься произвести на свет незаконнорожденного ребенка?

Илона, уловив выражение тревоги в глазах подруги, насмешливо покачала головой.

— Незаконнорожденного? Ну и выражение. Из какого словаря ты его выкопала, Амелия? Знаешь…

Договорить, впрочем, она так и не успела, — дверь в палату отворилась и в проеме появилась улыбающаяся физиономия Франца.

— О чем спорим, девочки? — Сияющий родитель вошел в комнату и шагнул прямо к кроватке. — Ну, здравствуйте. Надеюсь, я не помешал? Твой голос, Илона, слышен даже в коридоре.

Франц наклонился, чтобы поцеловать жену и маленькую дочурку. Лицо его буквально сияло нежностью и любовью, и это тронуло Илону. Впрочем, она и раньше догадывалась, что за внешней суровостью этого солидного, суховатого мужчины скрывается нежное, чувствительное сердце.

Комок подкатил к ее горлу, и чувство, похожее на зависть, захлестнуло душу.

— Надеюсь, вы не ссоритесь? — Франц выпрямился, вопросительно переводя взгляд с одной на другую.

— Твоя жена говорит, что, прежде чем заводить детей, нужно обязательно выйти замуж, — ответила Илона. — А ты как считаешь?

Франц, очевидно, по-своему истолковав ее слова, вытаращил глаза.

— Боже мой… Ты что, беременна?

— Ну, конечно же, нет, дурачок. Но твоя очаровательная дочурка вызвала во мне такой прилив материнских чувств, что… Одним словом, я призналась Амелии, что мечтаю о ребенке. Угадай, что она мне посоветовала? Немедленно позвонить Ульриху и сделать ему предложение.

— Гроссмайеру? — Франц болезненно поморщился. — Ради бога, выходи замуж, но только не за него. Ульрих, конечно, первоклассный юрист, но… Как человек он, по-моему, ужасная скотина.

— Ты слышала? — Илона торжествующе посмотрела на подругу.

Они рассмеялись, а малышка вдруг заплакала.

— Дай ее мне, — обратился Франц к жене и, осторожно взяв на руки дочку, стал расхаживать по комнате. Плач тут же прекратился. — Кстати, о крутых парнях… — Он лукаво посмотрел на Илону. — Ни за что не догадаешься, кто звонил мне сегодня утром.

— Твоя телефонная книжка слишком толста, — мигом парировала та. — Так что, будь добр, избавь меня от напрасных мучений.

— Петер Адлер, собственной персоной, — объявил тот. — Помните его? Мы познакомились в прошлом году, на новоселье у Артура. Он — немец, и приезжал в Вену, чтобы открыть в Австрии филиал своего банка. Ну, вспомни, Амелия, у твоего отчима были с ними дела. Петер приезжал, чтобы немного покрутиться в местных банковских кругах, а заодно купить загородный домик в горах. Этот парень — страстный горнолыжник. Он просто помешан на альпийских красотах. Я предложил ему почти полностью достроенный коттедж, заказчик которого обанкротился и прекратил финансирование, и Адлер согласился приехать и посмотреть дом. Не сомневаюсь, что коттедж ему понравится, и мы заключим очередную выгодную сделку.

— Я его совсем не помню, — призналась Амелия. — И потом… в тот вечер мои мысли были заняты совсем другим. — Она заговорщически подмигнула мужу.

— Все вы, женщины, одинаковы, — с напускной строгостью проворчал Франц, хотя глаза его буквально лучились нежностью. — Стоит только отвернуться…

— А я очень хорошо запомнила этого парня, — вмешалась Илона. Друзья удивленно уставились на нее. — Нет, я не соблазняла его, — поторопилась добавить она. — Конечно, он поглядывал в мою сторону, но… Дело совсем не в этом. Просто это не тот человек, которого легко забыть.

Илона слегка покривила душой.

Петер Адлер… Нельзя сказать, что все это время она только и думала о нем. Но услужливая память не раз и не два подсовывала ей ту памятную вечеринку у Шницлеров и некоего молодого банкира из Берлина…

Да, возможно, Франц был прав, назвав Адлера крутым парнем, но это было не совсем точное определение. Чувствовалось, что этот отпрыск старинного рода с детства привык приказывать мужчинам и повелевать женщинами. Его движения, речь, сама манера держать себя — просто и в то же с каким-то внутренним достоинством — изобличали человека из высшего общества.

Не говоря уже о том, что Петер оказался самым привлекательным из всех мужчин, которых Илона когда-либо встречала! А она видела их немало! Он был высок, белокур, хорош собой и прекрасно сложен. А ямочка на мужественном квадратном подбородке делала его превосходно вылепленное лицо просто неотразимым. К тому же у него был безукоризненно прямой нос, стального цвета глаза и упрямый чувственный рот, который как-то не вязался с хладнокровным высокомерием взгляда.

При первой же встрече с этим человеком Илону просто непреодолимо потянуло к нему.

Когда в тот вечер она подплыла к нему в полупрозрачном шифоновом платье, он тоже не сводил с нее глаз. Не удивительно — на ней, казалось, не было нижнего белья, настолько точно его телесный цвет создавал иллюзию обнаженного тела.

Нисколько не сомневаясь, что очередная птичка готова сама впорхнуть в ее сети, Илона сделала то, чего никогда раньше себе не позволяла.

Но когда она с высокомерным видом пригласила его домой, на бокал вина, Зигфрид, как она его мысленно называла, взглянул на нее так, словно услышал что-то неприличное. Он отказался — тоном, который сделал бы честь самой королеве Виктории, — вежливо пожелал Илоне доброй ночи и быстро удалился, оставив ее в полном одиночестве.

Никому и никогда еще не удавалось избежать ее чар. Петер Адлер оказался первым. И он же впервые дал Илоне понять, что она просто-напросто вульгарная бабенка, готовая броситься на шею первому встречному.

После его ухода она впала в такую ярость, что была вынуждена на целых полчаса запереться в пустой комнате. А потом еще две недели, — и какие недели! — понадобились ей, чтобы преодолеть пережитую боль унижения и снова стать самой собой, самоуверенной и неотразимой красавицей Илоной Орошвар.

И вот теперь Петер Адлер возвращается… Она сама не могла понять, радует ее это или пугает.

— А господин Адлер знает о том, что мы с тобой партнеры, Франц? — как бы между прочим осведомилась Илона.

Она не могла вспомнить, что именно успела рассказать о себе этому самому «Зигфриду» в тот вечер. Его краткие отрывистые ответы отчасти выбили ее из колеи. Но, как правило, она редко откровенничала в момент знакомства с представителем противоположного пола, в основном уделяя внимание его собственной персоне. Так что, скорее всего, Адлеру неизвестна ее профессия, не говоря уже об увлечении живописью. Эту свою маленькую тайну она обычно оставляла до второй встречи.

— Нет, о дизайне разговор не шел, — простодушно признался Франц. — Ты же знаешь, состоятельные люди не любят заниматься оформлением своего жилища, если на горизонте не имеется женщины, которую надо ублажить. А у Петера никого нет: ни жены, ни невесты, ни любовницы. Я спрашивал.

— Таким образом, наш милый Зигфрид, то есть господин Адлер, свободен, — задумчиво протянула Илона. — Оч-чень интересно.

Амелия тяжело вздохнула.

— Кажется, Диана-охотница снова выходит на промысел. Бедняга Петер! Не кажется ли тебе, Франц, что его следует предупредить?

Франц засмеялся.

— Ну, этот горный олень сам вполне способен позаботиться о себе. Илона, не советую тебе пытаться окрутить его. Такие тертые калачи, как Петер, никогда не теряют головы. Им это просто не свойственно! Говорят же, что у банкиров на месте сердца — счетная машинка, а кровь давно обратилась в арктический лед.

— Бр-р! — Амелия зябко передернула плечами. — Не понимаю, что ты находишь в таких типах, Илона?

— Я и сама не знаю, — красавица тряхнула своей роскошной гривой. — Такой уж я уродилась. Чем сложнее задача, тем интереснее…

— Ну да. А потом, влюбив в себя, ты бросаешь их ради следующего приключения, — проворчала Амелия. Внезапно ее прекрасные голубые глаза расширились. — Слушай, Илона, а может, ты подумываешь о нем в качестве отца для своего ребенка?

Илона бросила на подругу быстрый взгляд и задумчиво потупилась. Почему эта гениальная идея не пришла в голову ей самой?

Ведь действительно… Петер Адлер — из прекрасной семьи, он умен, хорош собой, воспитан. К тому же горнолыжник, что свидетельствует о его отменном здоровье. Любая женщина может только мечтать о таком отце для своего ребенка!

И пусть потом возвращается на родину и женится на какой-нибудь белокурой фрейлейн, фамилия которой начинается с приставки «фон», чтобы та родила ему кучу маленьких белобрысеньких банкирчиков. Она, Илона, все равно не будет внакладе, ведь у нее останется дочь — такая же хорошенькая, как малютка Аннета…

Разумеется, соблазнить Петера Адлера будет совсем нелегко, тем более что однажды он уже пренебрег ею. Илоне отнюдь не хотелось снова оказаться в положении отвергнутой просительницы.

И все-таки, почему бы молодому банкиру не попробовать себя в роли донора спермы?

Вот только Амелию с Францем надо успокоить. Так будет лучше… и проще для нее, Илоны.

— Не забивай себе голову пустяками, Амелия, — степенно сказала она. — Думай о своей милой дочурке. Петер Адлер — орешек крепкий, и мне он не по зубам. К тому же теперь это наш клиент. Так когда же он прибудет, Франц?

— Он приедет прямо в офис.

— В котором часу?

— Около двух.

— Тогда проведи его ко мне. Я хотела бы знать, понадобятся ли ему мои услуги дизайнера.

— Ты думаешь, он будет возражать?

Илона пожала плечами.

— Не исключено.

— Глупости! Ты на сегодняшний день самый модный специалист по интерьерам в Вене. К тому же я не хочу, чтобы мой великолепный проект был испорчен какой-нибудь безвкусицей. Когда Петер приедет, я ясно дам ему понять, что если он хочет жить в комфортабельном дворце, а не в убогой хижине, то должен пригласить в качестве дизайнера Илону Орошвар.

Илона улыбнулась и бросила на него преувеличенно нежный взгляд.

— Что бы я без тебя делала?

— Я твой партнер и стою на страже наших общих интересов. Да кто он такой, в самом деле, чтобы возражать против твоей кандидатуры? — презрительно сказал Франц. — Обычный денежный мешок — и только. А мы с тобой — художники, творцы… Не так ли, моя дорогая?

И он плавным движением подбородка перевел внимание своих собеседниц на нежное детское личико, выглядывающее из розового одеяльца…

Женщины дружно рассмеялись.

— Я не понимаю тебя, Петер! — В голосе Ирены звучало искреннее недоумение. — Всего неделю назад ты намеревался назначить день нашей помолвки. И вдруг… Ты снова едешь в Вену? И ни на день-два, а на целых полгода! Хорошенький сюрприз, нечего сказать! Как прикажешь это понимать, дорогой? Как окончательную отставку?

Петер уныло потупился. Ну вот, она явилась сюда, в его холостяцкую квартиру, чтобы устроить ему сцену. Два билета на выставку художников-авангардистов были просто предлогом. Теперь объяснения не избежать…

Он тяжело вздохнул. Да, еще неделю назад он собирался назначить день помолвки, а где-нибудь в июне должна была состояться грандиозная свадьба. Но теперь все рухнуло, бракосочетанию Петера Адлера и Ирены Дитцегоф не бывать. Он уже не изменит своего решения. Обратного пути нет…

К счастью, приглашения на помолвку еще не разосланы. Правда, Петер знал, что Ирена уже заказала свадебное платье. Но он возместит все расходы, а также оставит ей обручальное кольцо, — это будет благородный жест, который, между прочим, обойдется в кругленькую сумму.

Петер не сомневался, что родные Ирены не откажутся от такого щедрого подарка, — ведь их состояние измерялось не марками и шиллингами, а количеством ветвей на геральдическом древе.

— Ты уезжаешь потому, что твой отец поручил управление гамбургским отделением банка брату Гуго? — Она все еще надеялась, что это не разрыв. — Поэтому-то и бежишь в Австрию? Я знаю, ты не любишь быть вторым. Неужели все дело в твоем самолюбии?

Петер спрятал усмешку.

— Да нет, дело не в этом, — устало возразил он. — Я вовсе не против, чтобы мой братец стоял у руля. И считаю, что правление сделало правильный выбор. Тем более что старина Гуго всегда стремился занять этот пост.

— Но тогда в чем дело, Петер? — спросила Ирена язвительно. — Ты не стремишься делать карьеру. Не собираешься жениться на женщине, с которой спишь. Чего же ты хочешь? Объясни.

Господи, да если бы он сам знал.

Денег? Но он уже сейчас обладает огромным капиталом. Власти? Честно говоря, ему ничего не стоило бы задвинуть педантичного беднягу Гуго в то самое австрийское захолустье, куда теперь так стремится он сам, и жениться на родовитой красавице Ирене, открыв себе путь в высшее общество, а затем и доступ к политическому Олимпу.

Но нет, ни деньги, ни власть, ни выгодный династический брак, — увы! — не прельщают его. А ведь еще совсем недавно он только и жил этим — ожиданием перемен, предвкушением блестящего будущего. Когда это было? Неужели всего лишь год тому назад?

Кажется, целая вечность прошла с того момента, как он встретил Илону…

Перед его глазами встал образ темноволосой красавицы-мадьярки с вызывающе яркими губами. Настоящий бес во плоти!

Он вспомнил, как она плыла через полную гостей комнату в легком полупрозрачном платье, которое соблазнительно подчеркивало силуэт ее потрясающей, прямо-таки античной фигуры.

Должно быть, эти мысли отразились у Петера на лице, так как Ирена вдруг бросила на него тревожный взгляд. Ее свежее личико залилась краской.

— Боже, так здесь замешана другая женщина? — яростно вскричала она. — Значит, ты не нашел ничего лучшего, как влюбиться в какую-то там горнолыжницу? Тебе не терпится оказаться в объятиях дюжей блондинки, день и ночь торчащей среди альпийских снегов в одном бикини?

Петер не мог не улыбнуться — настолько образ, нарисованный невестой, отличался от оригинала.

— Это не так, Ирена, — сказал он спокойно. — Да, в моей жизни действительно появилась женщина. Но это совсем не то, что ты думаешь. Она… — Он досадливо поморщился, не в силах выразить словами то, что вертелось у него на языке. — Я, как бы тебе сказать… не ее мужчина. И вообще… Я начинаю сомневаться, что могу кого-то полюбить, — мучительно скривившись, выпалил он. Но тут же поправился: — Поверь, если бы я собрался найти подругу жизни, то, конечно, выбрал бы только тебя!

Эти слова заставили щечки Ирены обрести свой прежний нежно-розовый цвет. Но Петер прекрасно понимал, что фальшивит. Нет, никогда эта женщина не смогла бы завладеть его сердцем или хотя бы пробудить в нем страсть. Она была для этого слишком горда, слишком честолюбива и… слишком рассудительна.

Что же касается постели… Петер задумчиво обвел глазами свою холостяцкую обитель, на некоторое время ставшую им пристанищем. Была ли это любовь? Ведь в первый раз все произошло так быстро, так обыденно. Петер вспомнил, как, едва открыв глаза после бурных ласк, Ирена вскочила с измятой постели и убежала в ванную, как будто торопясь смыть с себя следы его прикосновений. Тогда он решил, что все дело в ее стыдливости. Но то же самое повторилось и в следующий раз. И потом, через неделю…

Бедняжка Ирена оказалась просто помешена на чистоте! Большую часть времени, которое они проводили вместе, она занималась тем, что мылась.

Как бы то ни было, но связь их продолжалась, с каждым месяцем обретая самый прочный фундамент любых человеческих отношений — привычку. Должно быть, именно поэтому Петер, вернувшись из Вены, сделал Ирене предложение.

Впрочем, для такого серьезного шага была и еще одна веская причина — в семье Адлеров из поколения в поколение культивировалась истинно тевтонская порядочность, и поэтому каждому мужчине, соблазнившему девушку своего круга, надлежало узаконить эти отношения узами брака. И, как истинный Адлер, Петер не мог противиться «голосу предков», — хотя его связь с Иреной была тайной для окружающих, а все помыслы и желания оставались там, в Вене, по улицам которой летала в своих прозрачных одеждах кареглазая и чернокудрая колдунья Илона…

Именно чувство долга помешало ему принять предложение прекрасной мадьярки и сделать то, чего ему, честно говоря, хотелось больше всего на свете. И вместо того, чтобы очертя голову, броситься в омут этих магнетических глаз, он просто-напросто сбежал из Вены.

Приехав домой, он сразу же посетил дом барона Дитцегофа и сделал Ирене предложение. А затем мужественно попытался забыть о том, чем жил все это время…

Но это оказалось невозможно, немыслимо. В конце концов, Петеру пришлось признаться самому себе, что он уже не может быть вместе с Иреной. Отныне он хотел только одну женщину на свете…

— Значит, это всего лишь секс, да? — выпалила Ирена.

Он посмотрел на нее и тут же отвел глаза.

— Возможно. Но я бы назвал это другим словом. Наваждение.

— Наваждение? — Ирена тяжело вздохнула. — Ну что ж. Вряд ли найдется на свете хотя бы одна женщина, которой не приходилось бы время от времени закрывать глаза на проделки мужа. — Она выдавила из себя некое подобие улыбки, и Петер поморщился, услышав слово «проделки». — Не сердись, дорогой. Поверь, я желаю тебе только добра, но… Тебя преследует желание, ты мечтаешь переспать с хорошенькой женщиной? Что ж, поезжай к ней, удовлетвори свою страсть… и поскорее выброси все это из головы! А потом возвращайся назад, к своей Ирене…

Она шагнула вперед, протягивая руки. Но милая улыбка всепрощения на ее прелестном личике никак не сочеталась с холодным и расчетливым выражением голубых глаз.

Петер чуть не вздрогнул, когда она попыталась обнять его. Он инстинктивно сделал шаг назад, и ей пришлось опустить руки.

— Я не сторонник сделок в любви, — тихо, но твердо сказал он. — И если женюсь, то буду хранить верность жене и ожидать от нее того же!

— Ну конечно, — проворковала Ирена. — Но я ведь еще не твоя жена? А теперь даже и не невеста. Не лишай же меня надежды, разреши хотя бы дождаться твоего возвращения. Если ты и тогда не захочешь жениться на мне, то я отступлю.

Петер обреченно вздохнул.

— А если твои надежды не сбудутся?

— Что ж поделаешь, значит не судьба. Ты лучший из мужчин, и ты мне нужен. Не сочти это за лесть, дорогой. Любой другой, переспав с женщиной, не чувствовал бы за собой никаких обязательств. А ты — человек чести. Неужели ты сомневаешься в моей любви?

Не сомневался бы, подумал Петер, если бы не мои деньги. Но вслух ничего не сказал.

Когда Ирена, наконец, ушла, он вздохнул полной грудью, легко и свободно, и нетерпеливо вытащил из верхнего ящика стола отчет частного детектива из Вены, полученный за десять минут до прихода невесты.

Некий господин Краузе сообщал, что «объект» недавно порвал отношения со своим последним возлюбленным, и пока за ним не замечено никаких новых увлечений.

Да, хотя эта мадьярская ведьмочка и ведет себя в соответствии с современными нормами нравственного поведения, она вовсе не развратница. У нее редко бывает больше одного любовника в год, и в этот период она всегда остается верной своему избраннику.

Петер с облегченным вздохом откинулся на спинку стула — со времени последнего донесения частного детектива прошло две недели, а Илона все еще свободна! Значит, у него есть шанс. Он знал, что понравился ей, и теперь был готов стать ее любовником.

Его бросило в жар при одной только этой мысли. Боже, он еще никого и никогда так не хотел, как эту женщину!

Илона Орошвар… Это имя звучало как мелодия венгерского чардаша. Он вспомнил, что кто-то из гостей назвал ее сладкой, разумеется, в шутку… А она обращалась к мужчинам: «Дорогой…»

И вот не за горами чудесный миг, когда это ласковое словечко прозвучит в его адрес. Петер представил себе, как алые губы произносят его, низко, хрипловато, как пароль, известный только двоим, а потом покрывают страстными поцелуями тело возлюбленного.

Сердце его бешено забилось, как будто собираясь выпрыгнуть из груди. Да, эта женщина будет жадно брать и щедро отдавать, разделяя с ним наслаждение.

— Илона… — произнес он вслух и снова почувствовал на губах аромат ее имени.

2

На следующий день он примчался в Вену и, даже не заходя в банк, поехал в контору Бауэра.

Франц явно обрадовался появлению состоятельного клиента, и после традиционной чашечки кофе по-венски — с густыми ароматными сливками — предложил обсудить интерьер будущего дома.

И вот тут-то переговоры застопорились.

Стоило молодому архитектору предложить в качестве художника-дизайнера Илону, как с заказчиком стало происходить что-то неладное. Брови банкира сошлись в одну линию, уголки мгновенно отвердевших губ опустились вниз, придавая всему лицу жестковатое, даже угрюмое выражение, а в глазах зажегся недоверчивый огонек.

Мог ли Франц предположить, что причиной столь внезапного превращения является не только и не столько кандидатура Илоны Орошвар, сколько выражение его лица, интонация, с которыми он произнес ее имя?

К такому осложнению ситуации Петер Адлер не был готов! Ему и в голову не приходило, что Илона может оказаться в близких отношениях со своим деловым партнером. Эту возможность не учли ни он, ни детектив Краузе.

Но чем иным можно было объяснить горячую заинтересованность молодого архитектора в услугах именно Илоны Орошвар? Ведь смысл того, что Петер услышал от Франца Бауэра, сводился примерно к следующему. Если вы собираетесь покупать дом, то интерьер будет оформлять моя коллега и никто другой. Или соглашайтесь, или извините и до свидания!

Его агрессивный тон свидетельствовал, что Франц боится услышать отказ. Конечно, откуда ему было знать, что единственной причиной, которая вынуждает банкира-горнолыжника купить себе коттедж в Альпах, является его желание быть поближе к прекрасной Илоне?

Двух минут, однако, оказалось достаточно, чтобы Петер сумел овладеть собой. Ответ его прозвучал легко и непринужденно.

— Что ж… Не возражаю. Вам виднее.

Да, этот Франц Бауэр весьма недурен собой. Высокий, широкоплечий. И волосы красивые, темно-каштановые с рыжеватым отливом. Вот только этот мягкий, немного мальчишеский овал лица…

Нет, Петер не мог поверить в то, что Илона может увлечься таким мужчиной. Но как уверенно он держится!.. Кто может поручиться, что она для него не больше, чем деловой партнер?

Одна только мысль о том, что Франц может быть любовником Илоны, вызвала у Петера острую неприязнь к Бауэру. Ведь то, что у этого типа есть жена и новорожденная дочь, совсем не означает, что он не завел себе кого-нибудь на стороне.

Петер, конечно же, хорошо знал, что отнюдь не все мужчины в этом мире придерживаются строгих правил морали, принятых в семье Адлеров. Большинство его знакомых мужчин, будучи людьми семейными и солидными, имели любовниц. Даже те из них, кто утверждал, что обожают своих милых женушек.

Подобное двуличие было Петеру чуждо. Да, человек слаб, и бывают ситуации, когда… Понять — означает простить, так, кажется; говорят французы? Но ситуация с Францем и Илоной, если она, конечно, имеет место, выглядит совсем иначе.

Прежде всего, Бауэр женат на ее лучшей подруге. Перед мысленным взором Петера возникло лицо Амелии. Прелестная юная блондинка, настоящая Лорелея древних германских песен. Да, если Илона крутит роман с ее мужем, бедняжке мало что достается…

Неужели ему, Петеру Адлеру, предстоит ввязаться в эти не слишком чистоплотные отношения?

Размышляя об этом, он последовал за Бауэром в соседний кабинет.

Там лицом к окну стояла женщина. Ее роскошная фигура четко вырисовывалась на фоне светлого прямоугольника. Что-то подсказало Петеру, что это Илона. Да, это была она!

Пытаясь усмирить бешеный стук сердца, он глубоко вздохнул. Она обернулась…

Вот это да, подумал Петер, оглядывая ее. Ну и туалеты у этой ведьмы!

Илона была вся, с ног до головы, закована в черную, мягкую кожу. Плотно облегающая бедра прямая юбка подчеркивала длинные красивые ноги и круглые ягодицы. Безрукавка вызывающе держалась на одной пуговице, едва прикрывая небольшие упругие груди — как всегда, ничем не стесненные.

Главное — не показать, как сильно он возбужден.

Петер вдруг ясно осознал, что должен немедленно бежать прочь от этой женщины! Она изменит его жизнь, и он никогда уже не сможет вернуться на круги своя, стать самим собой, порядочным и рассудительным Петером Адлером. Ему стало страшно, — ведь перед ним стояло существо дикое, неукротимое, вольнолюбивое…

Так бежать… или остаться? Петер пристально смотрел на Илону, не двигаясь с места.

— Франц, дорогой! — она слегка раздвинула в улыбке алые губы и тут же изобразила обиду. — Ты же сказал, что приведешь нашего клиента в два часа. Засчитываю тебе опоздание.

Бауэр неопределенно пожал плечами.

— А, это вы, господин Адлер, — с напускным безразличием протянула Илона. — Давненько не виделись. Франц сообщил мне о вашем заказе. Ну, как, не передумали?

Петер задумался, прежде чем ответить.

Эта минутная пауза и, как ей показалось, слегка презрительное выражение его лица вызвали у Илоны мгновенное раздражение. Но в то же время ей вдруг стало ясно, что это самый привлекательный из мужчин, каких она когда-либо встречала. Куда им всем до Петера Адлера! Последний из них, Ульрих, проигрывал ему даже во внешности.

Петер был повыше ростом, худощавее и элегантнее. Строгий светло-серый, под цвет глаз, костюм, сидел на нем просто великолепно. А безукоризненно прямой нос и эта пикантная ямочка на подбородке…

Он стоял перед ней, как воплощение мужской красоты, ума, аристократизма.

Итак, решено… Илона сделала окончательный выбор. Вот отец ее будущего ребенка!

Но она понимала, что заполучить эту редкую дичь будет непросто. Холодные, стальные глаза Петера безразлично скользнули по ее лицу, потом — по соблазнительному, тщательно продуманному наряду. Просто не мужчина, а какой-то кусок льда!

Илона взяла себя в руки и решила, что не стоит форсировать события. Игра стоит свеч, ради такого донора можно и потерпеть. Со своей родословной и воспитанием он даст ее ребенку такие качества, которыми она всегда восхищалась. Привлекательная внешность, интеллект, сильный характер, даже манера поведения — все это станет достоянием семьи Орошвар! И будет только лучше, если потом он исчезнет. Это значит, что ее дитя никогда не узнает, что такое презрение к людям, эгоизм, хищнические инстинкты. Ребенок — неважно, будет это девочка или мальчик — вырастет в атмосфере любви и доброты.

— Нет, я не передумал, — наконец ответил Петер. Его голос показался ей еще красивее, чем тогда, год назад. — Мои планы не изменились, и я по-прежнему рассчитываю на ваши услуги.

И еще как рассчитываю, с иронией подумал он. Похоже, инициативу проявлять не придется. Вон как она рассматривает его… С какой-то наивной жадностью, словно маленький ребенок, которому во что бы то ни стало хочется заполучить желанную игрушку.

Ну, а как насчет гордости? Неужели этой чертовке незнакомо подобное чувство? Однажды он уже отверг ее предложение и сделал это достаточно жестко. Тем не менее, лукавый огонек в глазах Илоны говорил о том, что она готова предпринять вторую атаку.

Господи, если бы она только знала, какие хрупкие стены у якобы неприступной цитадели, которую ей не терпится завоевать!

— Ты уже показывал господину Адлеру нашу красу и гордость — коттедж под названием «Альпийская фиалка»? — спросила Илона Франца, ослепительно улыбаясь. — Если нет, я буду только рада сделать это сама. А ты снова сможешь навестить Амелию и малышку сегодня вечером.

— Правда? Это было бы очень мило с твоей стороны. Петер, вы не обидитесь, если я перепоручу вас попечению моей коллеги?

Обидится? Да он только об этом и мечтает!

— Если фрейлейн Орошвар найдет возможность прервать свои занятия и показать мне дом, — ответил торопливо Петер, удивляясь собственному самообладанию, — я, конечно же, ничего не буду иметь против. Разумеется, если у нее нет более срочных, неотложных дел. — Тут он окончательно смешался и замолчал.

Илона с трудом подавила рвущийся из груди раздраженный вздох. Да, совсем не просто будет затащить этого светского сноба в свою постель. Пожалуй, без хорошей подготовки дело вряд ли выгорит. Интересно, подумала она язвительно, его белье так же безупречно, как и он сам? Или за вывеской «Банкир Адлер и сыновья» скрывается обычный мужчина из плоти и крови?

Она быстро взглянула на Петера и заметила в его глазах голодный огонек желания.

Итак, ситуация повторяется. Он и хочет, и не хочет. Боится? Или умышленно сдерживает себя, желая, чтобы она сама приползла к нему на коленях?

Илоне были хорошо знакомы эти игры. Но, следует признаться, ей еще не приходилось сталкиваться с таким упорством и непреклонностью. Как приятно было бы сломать это железное самообладание, заставить этого человека умолять ее о любви!

При этой мысли глаза ее хищно сузились, как у кошки, изготавливающейся к прыжку. Чисто физиологическое удовлетворение от близости с мужчиной не шло ни в какое сравнение с ощущением моральной победы при виде его капитуляции.

Илона любила секс, причем в самых разнообразных его формах и проявлениях. Но еще ни разу в жизни ей не доводилось испытать то таинственное и, наверное, прекрасное состояние, которое в эротических изданиях высокопарно именуется пиком блаженства, а в медицинских книгах — оргазмом. Никогда, — несмотря на то, что ее партнерами были мужчины, от одного взгляда которых трепетали десятки привлекательных женщин.

Впрочем, ее любовники и не догадывались о том, что все их старания, все ухищрения пропадают даром, — артистичной Илоне ничего не стоило притвориться изнемогающей от страсти. И каждый из них уходил от нее в твердом убеждении, что оказался ничем не хуже своего предшественника.

Впрочем, так оно и было на самом деле.

И вот теперь Петер Адлер. Мужчина ее мечты, которая никогда не осуществится. Победитель, побежденный ею… У Илоны перехватило горло от волнения, когда она представила себе этого гордеца у своих ног. Она не только одержит победу, но и получит приз. Ребенка…

Теперь она сгорала от нетерпения.

— Я только пойду и возьму ключи, — сказала она, интимно понизив голос, — и мы немедленно отправимся. Надеюсь, вы готовы?

3

Стоило Петеру только оказаться в машине Илоны, как его мистические опасения быстро сменились самым обычным, естественным страхом за свою жизнь. Он изо всех сил вцепился в ремень безопасности, чтобы удержаться на сиденье, когда ее автомобиль, рванув с места, сделал крутой вираж.

Это было похоже на взрыв мины замедленного действия. Хотя сама машина выглядела вполне невинно — этакий громоздкий черный рыдван с большой серебряной решеткой впереди.

Илона с гордостью сообщила, что точно на такой модели ездил и был смертельно ранен в Сараеве наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд, после чего, как известно, началась первая мировая война.

Петер, естественно, осведомился, как удалось убийце попасть в машину, идущую на такой скорости, и она только довольно улыбнулась в ответ…

Нет, все-таки надо было настоять на том, чтобы ехать на его взятой напрокат машине. И уж, конечно, самому сесть за руль. Петер почувствовал, как под воротничок стекают капельки ледяного пота.

Его не оставляло ощущение, что он неподвижно стоит перед надвигающимся паровым катком, панически соображая, что же делать. Мечтать об этой сумасшедшей, находясь на расстоянии многих миль, в полной безопасности, это еще полбеды, но мчаться куда-то в преисподнюю, касаясь ее плечом…

— Не машина, а мечта, правда? — воскликнула Илона, в то время как автомобиль благополучно преодолевал крутой поворот, опираясь всего на два колеса из четырех.

Они выскочили на шоссе и стремительно полетели вперед на запредельной скорости. Казалось, осенние облачка над головой просто отбрасывало назад. И вдруг Петер с удивлением констатировал, что несколько машин обогнали Илону.

— Гм, — вот и все, что он смог вымолвить.

— Я слишком быстро еду? — спросила она невинным голосом. — Если что не так, скажите…

Он едва сдержался, чтобы не ответить, что она все делает слишком быстро. Но, возможно, эта мысль отразилась на его бледном лице, так как Илона немного сбросила скорость и рассмеялась.

— На шоссе медленней нельзя, — пояснила она. — Знаете, а Франц поставил на свою машину мотор от гоночного автомобиля. Получилось нечто космическое.

— Кажется, вы с Бауэром очень близки, — осмелился заметить Петер.

— Да. Очень, — явно поддразнивая его, она выделила это слово. — Я на все готова ради Франца.

— На все? — так же подчеркнуто переспросил он.

Илона взглянула на него, изобразив на лице притворный ужас. И тут же, облизнув кончиком языка губы, порочно улыбнулась.

— Если я правильно поняла, что вы имеете в виду, господин Адлер, — с неожиданной чопорностью сказала она, — то вам должно быть стыдно. Франц не свободен. Более того, его жена — моя лучшая подруга. Даже если бы я решила изменить своему непреложному правилу, — спать только с холостыми мужчинами, — то все равно никогда не смогла бы предать Амелию. Вы ведь знакомы с ней?

— Да.

— Тогда вы должны понимать, что человек, способный обидеть такую прелестную женщину, заслуживает самого жестокого наказания. Кроме того, Франц без ума от нее. Он и не смотрит на других женщин, и тем более, на меня.

— Почему «тем более»? — удивился Петер.

— Потому что я ему не нравлюсь. Мы просто хорошие друзья.

— А он вам?

— Нет, святой отец. Говорю как на духу, Франц — не в моем вкусе.

— А какие мужчины вас привлекают?

Она так посмотрела на него, что Петер возблагодарил судьбу за то, что не сидит за рулем. Аварии было бы не избежать.

Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем он осмелился взглянуть на Илону, но она снова сосредоточилась на дороге.

Некоторое время они мчались в полной тишине, хотя казалось, в воздухе потрескивали невидимые электрические разряды.

Илона просто изнемогала от желания… Бог ты мой, как ей хотелось дотронуться до этого изумленного лица и целовать, целовать его, не переставая… Забыть все на свете, шептать Петеру на ушко нежные слова, заставляя его трепетать от упоительной страсти. А как было бы чудесно освободить это прекрасное тело от сковывающей все движения одежды и ласкать его исступленно, до изнеможения…

Такого Илона не испытывала еще никогда. Ее, опытную в любви женщину, бросало в жар, когда она представляла себе, что их тела сольются в единое целое. Господи, как ей нужен этот человек!

Нужен, но для чего? Для постели? А может быть…

Нет, нет и еще раз нет! Она выбрала этого мужчину для того, что бы родить от него ребенка. Но почему тогда от одной только мысли о близости с ним все вокруг наполняется каким-то особым смыслом?

В молчании они проехали полчаса, потом еще столько же. Наконец Петер не выдержал:

— Еще далеко?

— Нет. Горы уже рядом.

И точно — длинная тень улеглась под колеса их автомобиля, в полуоткрытое окно пахнуло холодком. С левой стороны дороги потянулись пологие склоны Альп.

— Говорят, ночью на шоссе выскакивают зайцы и горные олени, — вздохнула Илона. — Бедняги. Большинство из них не успевают увернуться из-под колес.

Наконец они свернули с шоссе и двинулись вверх по горной дороге. Дул слабый ветерок, и облака неспешно плыли в вышине, то прячась за высокие горы, то нахлобучиваясь на вершины, словно белые шапки. Ветер слегка раскачивал еще влажные после дождя деревья, и они негромко поскрипывали, рассыпая тысячи капель. Порою с вершин доносился свежий запах снега, и тогда воздух становился одновременно и сладким, и терпким.

Неужели это аромат ее кожи? — подумал Петер. У него закружилась голова, и он откинулся на спинку сиденья.

Илона резко вывернула руль, и машина нырнула в сторону, на подъездную аллею. Петер приподнял голову, и сердце его сжалось от радостного предчувствия. Впереди он увидел «свой дом» — нечто среднее между современным коттеджем и уютным убежищем горных троллей.

Он вспомнил название строительного проекта — «Альпийская фиалка» — и подивился его точности. Действительно, издалека казалось, что выточенный из дерева изящный цветок зацепился за краешки гор и повис над головокружительной бездной.

Автомобиль с грохотом подкатил к гребню крутого склона, клюнул носом и остановился как вкопанный прямо на краю скалы, у несуществующей стенки строящегося гаража.

Петер с облегчением вздохнул.

— Извините меня, — сказала Илона, но в голосе ее не слышалось сожаления. — На таком автомобиле, как мой, нелегко ездить по горным дорогам. Не сомневайтесь, с вашей машиной проблем не будет.

— В таком случае, в следующий раз мы поедем именно на ней, хорошо? — попросил Петер, поправляя и без того безупречно завязанный узел галстука.

Ах, если бы так же просто можно было привести в порядок свои чувства!

— Как хотите.

Она с безразличным видом пожала плечами, вышла из машины и провела ладонями по бедрам, разглаживая складки на кожаной юбке.

Петер подумал, что Ирена никогда бы не села за руль такой развалюхи, да еще в умопомрачительной кожаной юбочке. И, наверное, она была бы права — со своей точки зрения. Но что поделаешь, если ему нравятся не безупречно одетые рассудительные дамы, а сумасбродки в кабриолетах времен первой мировой войны?

Конечно, все это — увы! — не свидетельствует о тонкости или изысканности его вкуса. Что поделаешь, таким уж он уродился. Наверно, его матушка пришла бы в ужас, увидев своего сына в подобной компании… Впрочем, кто знает. После того, как умер отец, глава банкирского дома Адлеров, мать сильно изменилась. Она расслабилась, — лучшего слова не подберешь. Стала более уверенной в себе. Удивительно, но именно она поддержала его решение разорвать помолвку с Иреной и, оставив Гуго бразды правления, перебраться, — разумеется, на время, — в Австрию.

Петер втайне надеялся, что мама снова выйдет замуж за какого-нибудь хорошего человека, который будет ее обожать. Она заслужила это, ведь ей столько пришлось пережить с Адлером-старшим.

— Что-нибудь не так? — осведомилась Илона.

Петер покачал головой и, облокотившись на капот, впился взглядом в ее ярко-красные губы, изнывая от желания ощутить их вкус.

— У вас какой-то хмурый, озабоченный вид, — констатировала она. — Я давно это заметила.

— Это семейное, — сказал он смущенно. — Привычка.

— Но вам это не идет, — дружелюбно заметила Илона.

Петер был застигнут врасплох этим замечанием. Ни одна женщина не осмеливалась критиковать его так откровенно. Наверное, следовало немедленно поставить на место эту бестактную особу, но непослушные губы сами собой растянулись в улыбке.

— Хорошо. Как скажете, фрау учительница.

Она тоже мило улыбнулась, обезоруженная его кротостью.

— Понимаете, вы намного красивее, когда не напускаете на себя серьезность.

Петер, наверное, покраснел бы от смущения, если бы знал, как это делается.

— Вы так думаете?

— И вот еще что я хотела сказать, господин Адлер. Вы самый красивый мужчина, какого я когда-либо встречала. — Илона склонила голову набок, окидывая его оценивающим взглядом. — Я бы хотела нарисовать вас.

— Нарисовать меня? Вы имеете в виду — сделать портрет?

— Что-то вроде этого. Живопись — мое хобби, которое, кстати говоря, приносит неплохой доход. Но с вас, естественно, я денег не возьму. Меня привлекают разные люди. Как ни странно, среди них еще не встречался германский тип. Вы не согласитесь позировать мне? Учтите, я — профессиональный художник, неоднократно выставлялась…

— Германский тип? — Он обошел машину и остановился перед ней на расстоянии вытянутой руки. — А что вы под этим подразумеваете?

— Ну, такой современный Зигфрид: светловолосый, решительный, сильный.

Петер был польщен и смущен одновременно.

Наверное, все дело было в сверкающем взгляде Илоны. Она раздевала его глазами, вызывая ощущение, словно он стоит перед ней нагишом, в чем мать родила.

— А вы уверены, что я подхожу? — спросил он.

— Абсолютно. О лучшем натурщике я не могла бы и мечтать. И не бойтесь, что вас узнают, мы создадим некий обобщенный образ и подберем такой ракурс, что это будете и вы, и в то же время не вы.

У Петера перехватило дыхание.

— Что вы имеете в виду? Почему я должен быть неузнаваем на портрете?

— Ах, да, я забыла сказать, что пишу только обнаженную натуру.

— Обнаженную?

Он чуть не задохнулся. Стоять перед ней совершенно голым… Смотреть на нее, трепеща, а то и откровенно дрожа от едва сдерживаемого желания. Нет, это выше человеческих сил!

Он так разволновался, что не заметил, как повторил последнюю фразу вслух.

— Не глупите, милый Петер. — Она мягко взяла его за руку и потянула к входной двери. — Воспользуйтесь случаем запечатлеть себя… хотя бы для потомства. — В ее сияющей улыбке была, однако, некоторая двусмысленность. — Соглашайтесь, мой Зигфрид. Обещаю вам, что никто ни о чем не узнает. Это будет нашей тайной…

Он вгляделся в это удивительное лицо. Слегка выступающие скулы, карие с поволокой глаза, сочный рот. Экзотическая, непривычная красота. Интересно, найдется ли на свете мужчина, способный отказать ей?

— Там будет видно, — холодно произнес он. — Я должен все хорошенько обдумать. Поймите, Илона, не всегда человек моего ранга и положения может поступать так, как ему хочется…

Петер оборвал себя, поняв, что проговорился. Но было уже поздно…

Илона, пряча довольную улыбку, наклонилась в поисках замочной скважины.

— Только не затягивайте с ответом. Иначе мне придется подыскать какого-нибудь другого натурщика.

Замок щелкнул, дверь отворилась и тут же захлопнулась за ними. Петер огляделся: они находились в небольшом холле-вестибюле.

Он покосился на Илону, но лицо ее скрывал синеватый полумрак, так что разобрать, шутит она, или говорит всерьез, было невозможно.

Но Петер понял, что шансы стать ее следующим любовником со сказочной быстротой улетучиваются. Ну почему он сразу не согласился позировать для ее проклятой картины? Да, всему виной его идиотская фамильная гордость!

— Я дам вам ответ при следующей встрече, — поспешно пробормотал он, стыдясь самого себя.

Илона глубоко вздохнула и встряхнула головой, откидывая со лба волосы. Ее расчет оправдался, — это движение приковало его взгляд к чуть приоткрытому, такому соблазнительному рту и… вырезу на кожаной жилетке, который немного увеличился, когда она набрала в легкие воздух.

Еще секунда, и Петера было бы трудно остановить. Желание прижать ее к себе возникло мгновенно, но оно возрастало с каждой секундой, становясь навязчивым, непреодолимым… Было ясно, что, сделай он еще один шаг, и дело не ограничится поцелуями.

Его глаза растерянно обежали полутемный холл. В одном углу — груда битого кирпича, в другом — грязная тачка, под ногами — обрезки досок. Заниматься любовью в таком месте? Нет, это было бы слишком! Но как хочется схватить эту стервочку и, заломив назад руки, прижать к шершавой, бугристой стене…

Устыдившись своего порыва, он сжал руки в кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Это немного отрезвило Петера. И вот уже не первобытное существо, не Зигфрид-победитель, а полноценный продукт современной цивилизации по имени Петер Адлер топтался на груде строительного мусора, мучая непослушными пальцами злополучный узел безукоризненно завязанного галстука…

— Может быть, все-таки посмотрим дом, — едва выдавил он и, помолчав, добавил: — У меня вечером назначена встреча с австрийским партнером.

Это была ложь, но ложь во спасение. Он больше так не мог, ему было просто необходимо отвлечься — для того, чтобы собраться с мыслями и вернуть себе привычную уверенность. Настоящий Адлер всегда держит ситуацию под контролем, и потому Петер должен до конца сопротивляться действию колдовских чар!

— Деловой ужин? — спросила Илона беспечно, подведя его к двери на лестничную клетку и отпирая ее.

— Что-то вроде этого.

— И вы не можете его отменить?

Она спокойно встретила его вопрошающий взгляд.

— Но… ради чего?

— Хотя бы ради меня. Знаете, Петер, с тех пор, как Амелия находится в больнице, бедняжка Франц стал очень плохо питаться. Поэтому я иногда готовлю ему что-нибудь вкусненькое, и как раз сегодня собиралась сделать это. Может быть, вы захотите с нами поужинать? У нас будет прекрасная возможность все обсудить. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду… — не договорив, она подняла руку и описала ладонью плавный полукруг.

Еще один укол ревности, и такой болезненный! Ни одна женщина, в том числе и Ирена, никогда не готовила для него домашнего ужина. А Илона собирается сделать это для Франца! Черт возьми, все это ему очень не по вкусу!

Делать нечего — придется «отложить» деловую встречу. Не может же он оставить ее наедине с этим архитектором.

Хорошо, допустим, они не любовники, но кто знает, что может произойти дальше? Илоне явно не хватает мужчины в жизни и в постели. Иначе зачем же ей так напористо его атаковать?

Нет, он, Петер, не имеет ни малейшего желания уступать другому место, которое планирует занять сам. Только дурак может сбежать и оставить этот лакомый кусочек какому-нибудь… любителю горячих блюд. В том, что Франц именно таков, Петер уже не сомневался.

И потом… Илона говорит, что никогда не спит с женатыми мужчинами. Возможно, возможно… Но, скорее всего, она просто-напросто не интересуется этим. Ведь не спросила же она у него самого в тот первый вечер. Да и сегодня…

— Франц считает, что мясные блюда мне удаются, — подлила Илона масла в огонь. — Как вы относитесь к кусочку прожаренного сочного мяса, Петер?

— Вы сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться, — вздохнул он, и услужливое воображение тут же нарисовало ему не менее соблазнительную гастрономическую картину: после совместно проведенной ночи, утром, она подает ему завтрак в постель — естественно, все еще обнаженная… — Но при условии, что мне понравится дом, — с показным равнодушием добавил он.

Его разум все еще отчаянно сопротивлялся, не желая признавать, что плоть только и ждет, чтобы подчиниться этой колдунье. Черт с ним, с домом, подумал Петер, — ведь он покупает его в придачу к горам, свисту ветра в ушах, сиреневому снегу под полозьями лыж и тому дивному ощущению, когда ты, точно птица, летишь вниз по крутым склонам прямо в разверзающуюся у ног бездну.

Вот и сейчас неведомая сила подхватила его и тащит… Но куда, вверх или вниз?

— Ну, так как, вам нравится? — спросила Илона.

Они уже стояли на балконе второго этажа. Вид отсюда открывался великолепный! Но Петер был не в состоянии реагировать на красоты природы. Единственное, что волновало его, — это стоящая рядом Илона. От ее гибкого стройного тела исходил мускусный аромат духов.

— Конечно.

Он слегка повернул голову. Даже при ярком солнечном свете кожа ее выглядела прекрасно — нежная, бархатистая. И на этом светлом бархате сиял темный янтарь глаз, вспыхивали рубины губ.

Петер усилием воли заставил себя опустить глаза.

— Я постараюсь как можно скорее оформить покупку. — Он вцепился в перила и окинул невидящим взглядом великолепную панораму гор.

— Так вы согласны! — радостно воскликнула Илона. — Умница! Франц будет очень рад. Он сильно переживает из-за того, что строительство заморожено. Да и я немного развлекусь, работая над интерьерами. Вы разрешите мне оформить все на свой вкус, Петер? — Она слегка дотронулась до его запястья. — Надеюсь, вы не из тех, кто учит художника, как делать его работу?

От этого мимолетного прикосновения по всему телу Петера пробежала дрожь.

— Я всегда и во всем привык доверять профессионалам, — сказал он сухо.

Илона кивнула в знак одобрения и убрала руку.

Ей стоило большого труда не расхохотаться. Нет, этот Адлер просто неподражаем! Он все воспринимает невероятно серьезно — и саму жизнь, и себя, и ее, Илону. Он просто деревенеет, когда она дотрагивается до него, даже случайно. Вот кому нужно расслабиться, причем немедленно, в ближайшие же дни.

— Вы не будете возражать, если я подберу для вас и мебель? — промурлыкала она, продолжая гипнотизировать Петера своими бездонными глазищами.

Поймав его взгляд, она часто-часто заморгала длинными черными ресницами и облизнула губы кончиком языка. По тому, как пристально он смотрел на ее рот, как вспыхнули его глаза, она догадалась о силе пылающего в нем пожара. Но… когда же он все-таки капитулирует?

— Мебель, Петер — тихо повторила она, так и не услышав ответа.

— Да. Конечно… То есть, я полагаю…

И тут Илону осенило. Перед ней один из тех клиентов, которые, сделав заказ, тут же о нем забывают. Их не волнует, какими будут дом и мебель. Им нужна только крыша над головой и предметы первой необходимости. Ну и, конечно, несколько пар горных лыж в кладовке. И это все. Главное в их жизни — не дом, а работа…

— Знаете, иногда мне бывает достаточно одного взгляда на клиента, чтобы определить его вкус, — продолжала она. — Ведь большинство людей выражают себя не только в одежде, но и в обстановке? И вы в том числе… На мой взгляд, ваш стиль — консервативность, традиционность.

— Но я совсем не хочу, чтобы мое жилище напоминало средневековый замок, — неожиданно запротестовал Петер. — Да, мне нравятся строгие пропорции… Но я отнюдь не против деревянных панелей и витражей из цветного стекла. Пусть в этом альпийском домике будет светло и уютно. — Он говорил с таким азартом, что Илона была потрясена. — Что касается мебели… — Его серые глаза, обычно такие холодные и спокойные, вдруг ярко вспыхнули. — Знаете, я люблю сочетание яркого неба и чистого снега. Пусть ковер будет голубым, а кресла и стены — белыми. И столы светлые, прозрачные, из стекла. А кровать, наоборот, массивная и широкая. Такая, что нырнешь и, кажется, уже не выплывешь наружу. Остальное… Остальное можете сделать по своему вкусу.

Простодушие этой реплики слегка позабавило ее.

— Спасибо, что не учите меня, как нужно работать.

Илона почувствовала к Петеру невольное уважение. Все-таки за этим внешним лоском и хладнокровием скрываются некие пристрастия и привязанности.

Он посмотрел в ее лукаво улыбающиеся глаза и сконфуженно рассмеялся.

— Извините, — сказал он. — Кто бы мог подумать, что меня занесет? Не понимаю, что со мной произошло? Только открыл рот и… пожалуйста.

— Значит, это случилось на уровне подсознания, Петер. Ведь самое дорогое и сокровенное в человеке прячется далеко-далеко внутри. Может быть, вам стоит почаще заглядывать в себя? Вот сейчас вы произнесли свой монолог страстно, на одном дыхании и этим, кстати, очень помогли мне. От всей души благодарю вас, — теперь я знаю, как мне поступить… Не будем же откладывать наше общее дело в долгий ящик. Едемте обратно… По дороге вы позвоните и сделаете все необходимые распоряжения.

Петер смотрел на прелестное оживленное лицо Илоны и понимал, что она права. Нельзя напрасно терять время. Ни минуты.

Они вышли из дома и направились к автомобилю.

— Пока вы будете звонить, я запасусь провизией, — заявила она, усаживаясь на свое место. — А за вином мы заедем в один монастырь. Это по дороге. Вы любите вино, Петер?

— Смотря какое.

Она снова взяла его за руку, и на этот раз он не сопротивлялся.

— Вам понравится монастырский выдержанный «рислинг», — заверила она. — Только не пейте слишком много. А то и сами не заметите, как окажетесь под столом. Но бутылочка-другая будет очень кстати. Простите, Петер, но вы так напряжены — словно до предела натянутая струна. У вас какие-то неприятности?

— Да, пожалуй, у меня не самый лучший период в жизни! — признался он честно.

— Не беда, этот год уже на исходе. И завершается завершается он, по-моему, превосходно. Я избавилась от… одного человека, Амелия родила очаровательную малышку! А главное — вы покупаете дом в Альпах. Стало быть, добро пожаловать в Австрию!

— Спасибо. Я очень тронут…

Илона пришла в восторг от его улыбки. Он уже начал расслабляться, и ей это нравилось. Она тоже улыбнулась в ответ.

Я сделаю тебя счастливым всего лишь за полгода, дорогой, подумала она. А что я получу взамен? Правильно, ты сделаешь мне ребенка!

4

Но в машине эта женщина снова его удивила.

— Скажите, Петер, — вкрадчиво начала Илона. — А что вы думаете о моей манере одеваться?

Он сделал вид, что залюбовался проплывающим за окном грушевым деревом — его желтыми, подожженными осенью листьями и крупными плодами на ветвях. Сказать ей правду? Но ни одна женщина на свете не желает знать, что на самом деле думают о ее нарядах.

— Просто потрясающе, — ответил он. — Черный цвет вам идет.

— И вам не кажется, что я выгляжу вульгарно?

Вульгарно?! Значит, только ради того, чтобы увидеть некую вульгарную особу, ему вздумалось бросить все дела и истратить кучу денег? Да ведь он ехал сюда с одним единственным намерением — сорвать с нее все, что на ней надето! И потом… Разве что-либо, связанное с этой фантастической женщиной, может быть вульгарным?

— Шутить изволите, фрейлейн, — фыркнул он. — Конечно же, нет!

Она, прищурившись, посмотрела на него.

— А как вам понравилось платье, в котором я была на вечере в прошлом году?

— Извините, Илона, — мастерски солгал он. — Но я, честно говоря, не помню, как вы тогда были одеты. Кажется, в чем-то таком темном, свободном. Но это «что-то» вам очень шло! Иначе с какой стати я решил бы, что вижу невероятно красивую женщину?

— Ну, это вы хватили, Петер, — покачала она головой. — Я отнюдь не красавица, и знаю это. Но меня интересует другое… Если бы мы были с вами близки, — давайте предположим такое, ладно? — стати бы вы просить меня переодеться, прежде чем выйти на улицу?

— Никогда! Мог попросить бы сбросить все это на полчасика, пожалуй, — вдруг выпалил он. — Но переодеться? Зачем?

Говоря это, Петер нисколько не кривил душой, — ему действительно нравились ее сексуальные наряды, как и то, что под ними не было белья. А несколько вызывающий вид и манера вести себя независимо и раскованно пленяли, пожалуй, не меньше.

— Какой дурак поступил бы так? — спросил он вполне искренне.

— Этого дурака зовут Ульрих, — ответила она кисло. — Ульрих Гроссмайер.

На этот раз Петер счел за лучшее промолчать. Ну да, так звали последнего любовника Илоны, которому она указала на дверь меньше месяца назад. Значит, этот идиот пытался сделать из нее леди? Похоже, он влюбился и намеревался сделать официальное предложение руки и сердца. Вот уж, действительно, глупец! Разве можно жениться на таких женщинах, как Илона? Они, определенно, годятся только в любовницы.

Меланхолически наблюдая чередующиеся за окном отроги Альп, Петер Адлер пообещал себе, что никогда не станет повторять чужих ошибок. Он ни за что не влюбится в эту женщину-ведьму, и тем более не станет пытаться превращать ее в светскую даму.

Одна такая уже ждет его дома, и он не испытывает никакого желания возвращаться к ней! Впрочем, в значительной степени, это будет зависеть от Илоны.

— Этот Ульрих, — сказал он, откашлявшись, — ничего в вас не понял.

Илона мгновенно ослепила его колдовской улыбкой.

— Благодарю за сочувствие. Я думаю, вы заслуживаете того, чтобы пригласить вас к себе домой. Но сначала отыщем телефонную будку, магазин и обязательно купим вина.

Он засмеялся.

— Должен предупредить вас: от меня на кухне никакого толку.

— Не могу себе представить, что вы чего-то не умеете, Петер. — Она снова улыбнулась, но уже не отрывая взгляда от приближающейся развилки дороги.

Машина повернула, петляя между лесистыми склонами. Впереди забелели стены монастыря. Не доезжая до ворот, Илона затормозила и, стремительно выскочив из машины, постучала в железную дверцу. Через пару минут ее впустили внутрь.

Телефонная будка стояла чуть в стороне. Петер набрал номер и, сообщив о своем намерении купить загородный коттедж в предгорье Альп, попросил поверенного немедленно связаться с конторой архитектора Франца Бауэра. Затем он вернулся к машине, возле которой его уже дожидалась Илона. При виде Петера она ликующим жестом помахала в воздухе двумя бутылками вина.

А еще час спустя Петер на своем арендованном автомобиле уже следовал за черной машиной Илоны, выезжающей с автостоянки. Он попросил ее ехать не слишком быстро, ссылаясь на то, что плохо знает Вену. И все-таки, остановившись перед светофором, умудрился потерять ее из виду. Она подождала его у следующего перекрестка, и остальную часть пути они уже ехали вместе.

Петер поглядывал в окно, любуясь архитектурными красотами австрийской столицы: строгими пропорциями монументальной Венской оперы, тонкими перстами башен собора святого Стефана, неправдоподобно мускулистыми торсами античных героев на площади Сен-Мишель.

Да, в этом городе трудно было не стать архитектором или художником.

Их небольшой кортеж свернул на маленькую улочку, и Петер с интересом огляделся — интересно, а какое жилье предпочитают венские дизайнеры?

Но Илона выбралась из лабиринта центральных улиц и покатила к окраине. Почти на самом выезде из Вены она остановилась напротив традиционного аккуратно подстриженного газончика. Под стать ему был и дом — типичный, если не сказать, типовой загородный коттедж.

Да, скромное жилье Илоны, конечно же, проигрывало в размерах увитому плющом монументальному мавзолею, в котором обитала баронесса Ирена фон Дитцегоф, не говоря уже о шикарном трехэтажном фамильном особняке Адлеров в Гамбурге. Простота и непритязательность этого домика тронули, даже умилили Петера. Однако, переступив порог и войдя вслед за хозяйкой в гостиную, он чуть не ахнул.

Оформление комнаты была решено в черном и красном цвете. В столовую вела дверь в форме арки. Заглянув туда, Петер увидел квадратный обеденный стол и четыре кожаных стула. Прямо над столом висел красный светильник в восточном стиле.

На полу гостиной лежал красный прямоугольный ковер, вокруг которого расположились уютный мягкий диван и несколько кресел из черной кожи. Перед ними стоял журнальный столик с латунной статуэткой борзой. Ни журналов, ни пепельницы.

Маленький телевизор спрятался на полке в левом дальнем углу, справа находился встроенный стеллаж-бар с перевернутыми вверх дном чистыми бокалами. Два высоких медных торшера с красными абажурами, украшенными бахромой, стояли по обе стороны дивана. Несколько сделанных углем набросков, изображающих обнаженные фигуры, глядели на Петера со стен.

Черно-красная гостиная Илоны сначала привела Петера в тихий ужас, но потом… Через пару минут он почувствовал себя вполне комфортно в этом царстве медленно надвигающихся сумерек.

— Великолепно! — воскликнул он. — Эта гостиная похожа на вас. Такая же… — он поискал слово, — экзотическая!

Илона посмотрела на него с легким недоверием, но ее глаза заблестели…

— Я только недавно обновила ее. А скажите, Петер, хотели бы вы иметь такую же комнату в своем доме?

— Нет, — честно признался он. — Но это вовсе не означает, что мне не нравится ваш вкус.

Она засмеялась.

— Вы просто очень вежливый человек. Но не бойтесь, — при работе с клиентом я всегда учитываю его индивидуальность. Просто здесь живу я. Один из моих гостей как-то сказал, что из всего этого, — она обвела рукой комнату, — так и прет мой дикий, необузданный нрав. Нахал, верно? А вы не хотели бы высказать свое мнение об этом, Петер? — В ее голосе звучал вызов.

— Никто не может отнять у вас права воспринимать жизнь в ярких, контрастных тонах, — ухмыльнулся он.

Илона с улыбкой покачала головой, и ее серебряные серьги-кольца кокетливо зазвенели.

— А вот вы представляете собой классическое сочетание черного с белым.

— Вы так считаете? А я всегда считал, что мне ближе все оттенки серого.

— Это ужасный цвет. Он подходит разве что для глаз одного моего знакомого.

Илона снова скользнула по Петеру раздевающим взглядом, и, если бы его руки не были заняты многочисленными пакетами с едой, то, возможно, он снова схватился бы за свой спасительный галстук.

— Куда мне все это положить? — досадливо пробормотал он, указывая подбородком на свой груз.

— О, извините, сюда, — потащила она его к арке, — кухня у меня примыкает к столовой.

К великому облегчению Петера, маленькое помещение, размерами больше напоминавшее камбуз, использовалось, судя по всему, по назначению. Тут преобладали черно-белые тона. Черные полки на стенах, кафельный пол в шашечку, белые шкафчики. Дверь, впрочем, представляла собой вращающийся турникет, — Илона и здесь применила свое неординарное видение интерьера.

— Складывайте все это на стол, — скомандовала она. — Так, вы очень любезны. Ну, а что вы думаете о моей кухне? Надеюсь, она-то вам по вкусу?

— Здесь вполне уютно, — сказал он не слишком уверенно. — Хотя… я предпочитаю темно-синий цвет.

— Я это учту, — улыбнулась Илона. — Хотите посмотреть окрестный пейзаж? Откройте вон ту дверь позади вас.

Петер прошел в очередную арку и оказался на застекленной веранде. Солнечные лучи буквально пронизывали просторное помещение. Диван с красной бархатной накидкой и белыми подушками ярко выделялся на фоне черных стен и пола.

Это ее мастерская, легко догадался Петер, увидев мольберт и разбросанные повсюду тюбики с красками. Его внимание привлек холст, натянутый на мольберте и прикрытый куском материи… Может быть, это портрет Ульриха?

Он почувствовал непреодолимое желание увидеть работу Илоны, но… Вдруг она рассердится? Пришлось, мельком бросив взгляд на соседние коттеджи, возвращаться на кухню.

— Вы когда-нибудь писали горные пейзажи? — спросил он.

— Пыталась пару раз, но, увы… Нет, я берусь только за то, что делаю хорошо. И если знаю заранее, что смогу это продать.

— Например, обнаженную натуру?

— Именно. Да, кстати… Вы так и не ответили, согласны ли позировать мне.

— Не знаю. Я еще не решил.

— Хорошо, не будем торопиться… Поговорим об этом немного позже. А сейчас, простите, я займусь ужином. Франц обожает мой творожный пирог. Почему бы вам пока не занять себя чем-нибудь? Полистайте книги по живописи, посмотрите телевизор.

— А не могу ли я чем-нибудь помочь?

— Ах, обманщик! Вы же говорили, что ничего не умеете. — Как видно, она решила немного поддразнить его.

— Но вы же не поверили… Что ж, теперь буду держать язык за зубами.

— Прекрасно! Ну, великий кулинар, снимайте пиджак и этот несносный галстук. Будем надеяться, что вам удастся почистить овощи, не причинив себе вреда.

Петер с энтузиазмом засучил рукава.

— Готово! — торжественно объявил он пятнадцать минут спустя.

Конечно, только полный глупец может получать удовольствие, занимаясь чисткой овощей. Но, как ни странно, это случилось… Причем он испытывал гораздо больше гордости, чем тогда, когда заключал какую-нибудь выгодную в финансовом отношении сделку. Оказывается, держать в руках большую кастрюлю с умело очищенным картофелем намного приятнее, чем, допустим, конверт с только что приобретенными акциями.

— Что еще делать? — спросил он с нетерпением.

Илона окинула его испытующим взглядом.

— Пожалуйста, нарежьте картофель соломкой. Не знаю, найдется ли мужчина, который в состоянии сделать это как полагается, — добавила она с улыбкой. — У них почему-то получается всегда или слишком толсто, или слишком длинно. Наверно, это фаллический комплекс.

— Вы имеете в виду комплекс неполноценности? — парировал Петер, смущенно улыбаясь.

Все это время он испытывал такое возбуждение, что ни о каком комплексе неполноценности не могло быть и речи.

— Но разве у Зигфридов он бывает? — спросила она, ставя пирог в духовку.

— Какая грубая лесть!

— Нисколько. Достаточно взглянуть на вас в профиль. Как все художники, я — немножко физиономистка, Петер.

— Комплексы есть у всех, Илона. Просто некоторые умело скрывают их.

Она вдруг насторожилась.

— Вы серьезно? Так что вы прячете под маской своей респектабельности?

Он хитро посмотрел на нее.

— Узнаете, если расскажете о себе.

Илона весело рассмеялась. Вот уж поймал, так поймал. Да, этот «крутой банкир» нравился ей все больше и больше. Он вовсе не тот самоуверенный сноб, каким, честно говоря, показался ей при первой встрече. Неприступность и махровый консерватизм — лишь фасад, за которым скрываются прямота и безыскусность. А его манера с серьезным видом подшучивать над собеседником просто неподражаема.

Может быть, поэтому она чувствует себя с ним совершенно свободно? Не то, что с этим занудой Ульрихом… И это тоже очень важно — ведь полноценный секс без раскованности партнеров невозможен.

Внимательно наблюдая за пирогом в духовке, она в мельчайших подробностях продумывала план своих дальнейших действий.

Если Петер Адлер станет ее любовником, — а в этом еще нельзя было быть до конца уверенной, — она разрешит ему предохраняться пару месяцев, а затем скажет, что собирается пить противозачаточные таблетки. Вряд ли он будет против. Илона не помнила ни одного мужчины, который отказался бы от так называемого естественного секса.

И тут, представив Петера в своих объятиях, она вдруг почувствовала сильное, нетерпеливое возбуждение.

Обычно для Илоны не имело значения, сколько пройдет времени, прежде чем она затащит мужчину в постель. Ей даже нравилось затягивать процесс обольщения.

Но теперь она не хотела и думать о том, что после ужина Петер отправится в какой-то там отель. Отпустить его, позволить ускользнуть в сгущающиеся сумерки? Ни за что! Он нужен ей здесь, в ее доме, сегодня же…

Теперь она знала, что не услышит отказа. Если бы Петер по-прежнему избегал ее, то не поехал бы с ней в Альпы и уж, конечно же, не принял бы приглашения на ужин. Но опасение — пусть небольшое, совсем крохотное, — что добыча в последний момент ускользнет из ее цепких лапок, — все же существовало.

Нет, все-таки с грубоватым, откровенно чувственным Ульрихом было проще.

Илона бросила опасливый взгляд на Петера, и сердце ее учащенно забилось. Скоро придет Франц. Если она хочет добиться своего, нечего терять время на разговоры.

— Послушайте… А вам действительно так уж необходимо вернуться в гостиницу?

Петер затаил дыхание. Эта женщина сейчас сказала то, что он так мечтал услышать. А что если она его просто-напросто разыгрывает?

— Не хотел бы вас стеснять. — Он застенчиво потупился. Как приятно разыгрывать недотрогу, зная, что дело, в сущности, в шляпе!

— Ну что вы, — проговорила Илона, доставая из холодильника отбивные. — Я всегда могу лечь в комнате для гостей.

Петер едва сдержал улыбку. В комнате для гостей? Разумеется, моя прелесть. Он готов был подыгрывать ей и дальше, — до тех пор, пока в конце концов не получит того, за чем пришел.

— Ну… если это вас не стеснит… А когда появится ваш шеф?

Наморщив свой слегка вздернутый носик, Илона недовольно посмотрела на Петера.

— Пожалуйста, называйте его просто Франц.

— Хорошо. Так когда же?

— Не позже семи. Он знает, что обычно я управляюсь к половине восьмого, и любит выпить где-нибудь пару кружек пива перед ужином. А почему вы спрашиваете?

— Соображаю, хватит ли у меня времени, чтобы принять душ, — ответил Петер. Холодный душ, подумал он с сожалением и посмотрел на часы. — Сейчас только пять минут седьмого. У меня есть смена белья в машине. Знаете, я привык мыться по несколько раз в день.

Конечно же, он несколько преувеличивал. Вернее, воспользовался кое-какими привычками Ирены фон Дитцегоф.

— Тогда идите скорее в ванную, — предложила Илона. — А я пока что займусь мясом. Когда закончу — тоже, пожалуй, ополоснусь.

Петер двинулся было к арке, но что-то заставило его оглянуться.

Илона стояла у стола, разделывая мясо, и ее упругие бедра покачивались в такт движениям правой руки. Почувствовав его взгляд, она обернулась.

— Что такое? — спросила она.

Не отрывая глаз от ее рта, он решительно шагнул вперед, осторожно взял ее двумя пальцами за подбородок и слегка повернул к себе.

Она вся напряглась в ожидании. И Петер еще ближе наклонился к ней, соединяя губы в поцелуе.

Кто-то глубоко вздохнул. Илона или он? А может быть, они оба? Впрочем, так ли уж это было важно? Главное, ее губы отвечали на его осторожное, почти робкое прикосновение…

Но он не мог, не хотел удовлетвориться мимолетным поцелуем! Он жаждал жарких объятий, огненных ласк…

— Нет, — задыхаясь, выпалила она.

Он поднял голову и вопросительно посмотрел на ее искаженное страстью лицо.

— Нет? — недоуменно повторил он.

— Нет, — едва смогла выговорить она. — Не сейчас…

Петер понял это как знак согласия и осторожно расстегнул единственную пуговицу на ее жилетке. Глаза Илоны округлились…

Бог ты мой, какие же у нее красивые груди! Маленькие, упругие. Крупные овалы коричневых сосков словно приглашали ласкать их губами. Но он решил не торопиться и оставить эти сладкие плоды… на десерт. А сейчас вполне можно удовлетвориться тем, чтобы наблюдать ее реакцию. Он протянул руку, нежно погладил каждую грудь и с радостью ощутил, как они набухли.

Илона жадно хватала ртом воздух, глоток за глотком. Зрачки ее то расширялись, то суживались. Она словно оцепенела, не в силах остановить его руки.

— Петер… — простонала она. — О, Петер!

Она произнесла это так, что ему показалось, что он впервые слышит свое имя. В знакомых звуках слышались мука и страстное желание.

Ее состояние передалось Петеру. Ни одна женщина из тех, кого он знал, не возбуждалась так поразительно быстро! Действительно, этого беднягу Ульриха можно понять! Таких, как Илона, надо еще поискать. Чувственная натура, причем без тени фальши, открытая и искренняя…

Да, эротические мечты, которым он предавался в тишине своей холостяцкой квартиры, теперь становились явью. Он оказался на пороге приключения, которого, возможно, ждал всю жизнь.

Они еще не разомкнули объятий, когда в соседней комнате грянул звонок. Телефон тут же смолк, но через минуту начал трезвонить снова и снова.

Тяжело вздохнув, Илона вырвалась из его объятий, прошла к телефону и взяла трубку.

— Это Амелия, — услышала она.

— Да, дорогая, — задыхаясь, пробормотала Илона.

— Ты, наверное, готовишь ужин? Спасибо, что не бросаешь нашего Франца. Знаешь, он только что выехал и скоро будет у тебя. Да, учти, он несколько раз заговаривал об «Альпийской фиалке». Надеюсь, новости у тебя хорошие. А как насчет господина Адлера?.. Ну, ладно, не буду больше тебя отвлекать. Позвони мне завтра утром и опиши все в красках, как ты это умеешь…

Илона слышала голос подруги, но не понимала ни слова, погруженная в собственные переживания. Она привыкла заводить мужчин, стимулировать их, но оставаться при этом равнодушной к сексу.

Но сейчас, в эту минуту… Кровь бурно пульсировала в ее венах, а тело жаждало продолжения.

Положив трубку, Илона вернулась на кухню.

Поглядев Петеру в глаза, она с удивлением заметила, что он смотрит в ее раскрасневшееся лицо с нескрываемым раздражением.

— Ну и как наши с вами дела? Ведь этот звонок касался меня? — спросил он ледяным тоном. — Заключение контракта движется к успешному завершению?

— Что?

До Илоны не сразу дошел гадкий смысл его слов. Но когда она поняла, что он имел в виду, в ней поднялось чувство горькой обиды, способное погасить любое желание. Да как он смел подумать о ней такое?

Возбуждение мгновенно погасло, и она почувствовала легкое замешательство. Бог мой, да ведь она стоит перед ним полуголая!

Илона никогда не стеснялась своего тела, — ей случалось не раз загорать на нудистском пляже. Но она не хотела, чтобы Петер догадался, какую власть имеет над ней. Грудь ее все еще была напряжена от возбуждения, а набухшие соски призывно приподнялись. Она отвернулась и попыталась стянуть края жилетки.

— Контракт тут совершенно ни при чем, — произнесла она довольно резко. — Звонила Амелия. Она намекнула на мое необъяснимое пристрастие к таким мужчинам, как вы.

На лице Петера появилось растерянное выражение.

— Таким мужчинам, как я? Но… почему во множественном числе?

Илона затаила дыхание. Теперь нужно немного отступить, иначе можно все испортить.

— Петер, дорогой… — Она собиралась произнести это чувственно-сладострастным голосом, и вдруг с удивлением поняла, что ей даже не приходится притворяться. — Да, моя слабость — элегантные, красивые, сильные мужчины. Как вы думаете, почему я подошла к вам на том памятном для нас обоих вечере? Вспомните, ведь тогда никакого контракта и в помине не было. Но… до сих пор мне не очень-то везло. Наверное, поэтому я все еще живу одна.

— Гм. Это означает, что как только вам удастся заполучить такого мужчину, вы сразу же выскочите за него замуж.

Илона невесело рассмеялась.

— Я этого не говорила, Петер. Кстати, Франц подтвердит, что я, увы, не создана для замужества.

Опять этот Франц!

— Но… для чего же вы тогда созданы?

— Думаю, вы уже догадались. А теперь ступайте и принесите свои вещи, я провожу вас в ванную комнату. Скоро приедет Франц, и мне надо переодеться к его приходу.

— Но сначала… Поцелуй меня, — потребовал он, и Илону охватила паника.

Боже, ей только что удалось взять себя в руки!

Она вскрикнула, когда он сжал ее в объятиях и приник ртом к ее губам, проникая языком все глубже и глубже, пока она не обмякла, потеряв всякое желание сопротивляться.

А что, может быть, и впрямь плюнуть на осторожность и…

С каждой секундой Илона чувствовала, что все больше и больше растворяется в его объятиях. И ее руки помимо воли все крепче обвивали его шею, притягивая ближе, ближе…

Когда ей, наконец, удалось оторваться от Петера, дыхание его было тяжелым и прерывистым.

— Ты должна избавиться от Франца как можно скорее, — пробормотал он. — А теперь, пожалуйста, покажи, где у тебя ванная. Боюсь, что только ушат ледяной воды поможет нам прийти в себя.

Понимая, что он совершенно прав, она, тем не менее, готова была запротестовать. Хорошо, пусть отправляется в этот проклятый душ. И она тоже пойдет охладить свою пылающую плоть, — но в другой, поменьше размерами, куда вход гостям заказан. И выйдет оттуда спокойной, бесстрастной, почти бесполой!

Обезумевшая от страсти Илона не вписывалась в ее планы. Не она, а он должен был потерять контроль над собой!

Но как это здорово, когда он обнимает и целует ее! И как трудно от этого отказаться — в эту минуту, сейчас.

5

Застонав, Илона сдернула узкую и жаркую кожаную одежду и юркнула под душ. Сильная струя холодной воды быстро привела ее в чувство, и через каких-нибудь десять минут она открыла дверь Францу — свежая и сияющая, как утренняя роза.

— Привет, — она буквально прыгнула через порог, чтобы поцеловать его в щеку. — Как чувствует себя безупречный отец прекрасной семьи?

— Немножко нервничает. Вдобавок еще эти дела… А что у тебя? Понравилось наше произведение этому снобу?

— Он вовсе не сноб, — мягко поправила Илона, направляясь в кухню. Франц потащился следом. — Дом ему понравился, он уже позвонил своему агенту, и я думаю, что сделку удастся заключить прямо завтра. Вы довольны, шеф?

— Потрясающе! — мгновенно воспрянувший духом Франц обнял Илону, приподнял и закружил в воздухе. — Это надо отметить.

Он шагнул к холодильнику и потянулся к запотевшей банке пива, но вдруг остановился, прислушиваясь.

— Что там за шум в ванной? — Он нахмурился. — Похоже, ты, как всегда, забыла выключить воду.

У Илоны дрогнули колени, — кажется, ее застигли на месте преступления. Чушь, ерунда! Франц — свой человек, и нечего его стесняться.

— Не волнуйся, — спокойно проговорила она. — Я ничего не забыла. Это… Это наш гость принимает душ.

— Петер? — Глаза Франца округлились, и в них появилось страдальческое выражение. — Ох, Илона, Илона. Ну что мне с тобой делать?

Она беззаботно улыбнулась.

— Конечно же, выпороть. Но все равно, сегодня он будет хозяином стола. — Она снова почувствовала приступ необычайного возбуждения.

Франц внимательно взглянул на нее и заразительно расхохотался.

— Не далее как вчера ты утверждала, что он тебя не интересует. Ох уж эти женщины!

— Напротив, Петер давно привлек мое внимание. Просто мне казалось, что ему не до меня. К счастью, я ошиблась…

— К счастью?

— Конечно же, и сегодня он собирается у меня заночевать.

— Гм. Но надеюсь, ты выбросила из головы эту дурацкую идею насчет ребенка?

Илона отвернулась.

— Нисколько она не дурацкая. Из меня получится превосходная мать.

— Не сомневаюсь. Но вряд ли Петер Адлер окажется любящим отцом.

— А он ничего и не узнает. К тому же я ни на что не рассчитываю. Разве что на его гены.

— Послушай, Илона, будь осторожна. Может быть, он и не плохой человек, но… все эти банкиры на одно лицо. И этот, по-моему, такой же. Ходячая банкнота — и ничего более. И все-таки… зачем его обманывать? Ты же всегда была порядочным, прямым человеком.

— Да, была, — Илона явно смутилась. — Но, может быть, ты просто плохо меня знаешь?

Удивленно посмотрев на нее, Франц рывком открыл банку пива.

— Не думаю.

— Так или иначе, это не твоего ума дело. Простите за грубость, шеф, но я буду спать, с кем хочу. Я же в твою личную жизнь не лезу.

— Если бы. Вечно даешь мне советы, в которых я не нуждаюсь.

— Ты все равно к ним никогда не прислушиваешься. Впрочем… оставим это, Франц.

— Хорошо, но потом не говори, что тебя не предупреждали.

— О, пожалуйста, не надо обо мне заботиться!

— Да, так будет лучше.

— Амелия была права, — со вздохом констатировала Илона. — Ты терпеть не можешь других мужиков.

— Не всех, а только некоторых, — усмехнулся он. — Ну, а как насчет ужина?

— Боюсь, как бы мой пирог не подгорел, — она озабоченно заглянула в духовку.

Это просто какое-то наваждение, думал Петер, стоя под холодным душем. Колючие струйки ледяной воды хлестали его плечи, грудь, живот. Ему уже становилось холодно, но возбуждение не спадало. Он вдруг понял, что будет находиться в плену страсти до тех пор, пока не затащит эту ведьму в постель и не проведет с ней там недельку-другую.

Да, в Илоне было все, чего он жаждал. Более того, она представляла собой взрывоопасную смесь наивности, ранимости и возмутительной самоуверенности. Искусительница, которая в самые горячие минуты не теряет головы. Соблазнительница, которая притворяется жертвой…

Именно это опасное сочетание и заставило его весь вечер ходить по лезвию ножа, едва удерживаясь от бесконтрольной вспышки страсти. А впереди предстояла и вовсе настоящая пытка. Петер понятия не имел, как все это вытерпит.

Теперь он выглядел посмешищем в собственных глазах, а ведь, принадлежа к сливкам высшего общества, привык, чтобы ему завидовали, его боялись, его расположения искали. А может быть, именно его сила и удачливость и привлекают к нему Илону?

И вдруг Петеру до боли захотелось освободиться от того, чем он жил раньше, отказаться от всех этих дурацких условностей, заставляющих человека делать вовсе не то, что он хочет.

Одним из таких неписаных правил его прежней жизни была манера одеваться. Петер внимательно оглядел себя в зеркале и неодобрительно покачал головой.

Ему не понравилось то, что он увидел. Дома, в Германии, его костюм выглядел бы элегантным, и вместе с тем немного небрежным. Серые брюки и пиджак, рубашка с коротким рукавом…

А Франц Бауэр, конечно же, явится к ужину в джинсах и свитере, — во-первых, чтобы весь вечер чувствовать себя свободно и раскованно, а во-вторых, чтобы подчеркнуть неуместность официального наряда гостя.

Что же до Илоны… Невозможно даже представить себе, что нацепит на себя эта ведьмочка! Может быть, даже коротенький халатик и бикини.

Впрочем, черт с ними, этими «снобами наоборот». Он — Адлер и просто обязан оставаться самим собой.

Наклонившись к зеркалу, Петер решительно сжал губы, зачесал волосы назад и пригладил их руками. Они от природы были густыми и пышными и начинали завиваться, если он позволял им это.

Когда ему было около восьми лет, отец посмеялся над его вьющимися волосами, сказав, что он похож на девочку. Потом маленький Адлер вырос и понял, что лысый отец просто завидовал его роскошной шевелюре. Но привычка гладко причесываться осталась навсегда, и уже в юности Петер постоянно пользовался гелем, неустанно выпрямляя непослушные кудри.

Он еще раз посмотрел на свое отражение в зеркале, и у него поднялось настроение.

Так-то лучше. Теперь его душа и тело были такими же спокойными и ровными, как и волосы. Наваждение наконец отступило.

Нет, сказал себе Петер. Он здесь не для того, чтобы перевернуть свое мироощущение вверх ногами, а для того, чтобы получить желаемое, а потом раз и навсегда выкинуть эту колдунью из головы и зрелым человеком вернуться домой — к своей семье, в свою страну, к своему реальному будущему.

Наверное, он просто не догулял в молодости. Его обуяла страсть — ну, что ж, значит, надо отдать ей дань.

Перед уходом Петер еще раз окинул взглядом ванную комнату. Снова красное с черным. Интересно, но несколько нарочито. А комната для гостей, где он оставил вещи, была решена в черно-белой гамме с геометрическим узором.

Интересно, а как выглядит спальня хозяйки?

Но он тут же выбросил эту мысль из головы. Илона и кровать… Думать о таком сочетании сейчас было по крайней мере неразумно — ведь ему только-только удалось взять себя в руки и принять решение не терять самообладания — хотя бы до ухода Франца.

А потом… Потом он даст волю своим инстинктам и выпустит на свободу животное, которое таится внутри. И к черту все эти предрассудки!

Петер не ошибся, — войдя в кухню, он увидел Франца в синих джинсах в обтяжку и свободном сером свитере.

Перед оседлавшим одну из табуреток гостем хлопотала сама хозяйка, также не обманувшая ожиданий Петера. Она порхала по кухне в развевающейся при каждом движении темной мини-юбочке. А от вида ее черной кружевной блузки у Петера снова закружилась голова. Падать в обморок, однако, не стоило: приглядевшись, он понял, что бюст Илоны прикрыт крошечным лифчиком телесного цвета.

Все остальное, впрочем, было полностью обнажено. Никаких колготок на ногах. Розовые ступни. Обнаженные руки. Наверное, лучше не опускать взгляд ниже ее подбородка!

Но и созерцание «верха» не приносило желанного успокоения. Волосы ее были небрежно стянуты в игривый конский хвостик. В ушах, как бы поддразнивая, болтались длинные темно-красные серьги под цвет губ. А пряный аромат ее духов способен был возбудить даже фанатичного монаха.

Франц встал и с радушной улыбкой шагнул навстречу гостю.

— Салют, Петер! — Он крепко стиснул ему руку. — Илона уже мне все рассказала. Рад, что «Альпийская фиалка» пришлась вам по вкусу. Уверен, вы не разочаруетесь.

— Нет, конечно, нет.

— В таком случае мы сможем завтра же возобновить ремонтные работы, а недели через три сдать коттедж под ключ. Разумеется, если вы не намерены кардинально менять планировку дома…

— Думаю, если поправки и будут, то весьма незначительные. Признаюсь, я не совсем разобрался в плане, который вы мне показывали. — И неудивительно, добавил он про себя. Тогда в голове у господина Адлера были совсем другие планы. — Теперь, — продолжил он, — когда я посмотрел дом, мне, наверное, удастся что-нибудь понять и в чертежах. Давайте завтра встретимся в вашем офисе, и я еще раз внимательностью изучу проект.

— Прекрасно! — Франц просто сиял. — Как только строительные работы будут закончены, Илона сможет заняться интерьером.

— Я готова… — Она бросила многозначительный взгляд на Петера и по выражению его лица догадалась, что ее легкомысленный наряд не оставил его равнодушным. — Мне понадобится еще недельки две-три, — продолжила она оживленно. — Малярные работы, подключение электричества, покрытие полов, — все это я беру под свой контроль. Но главное, конечно же, мебель. Если чего-то не окажется на складе, придется заказать. Но, Петер, вы можете быть спокойны, — с поставщиками, которые нарушают сроки, мы не работаем. Так что через шесть недель, считая со следующего понедельника, готовьтесь к новоселью.

— Это меня устраивает, — одобрил Петер.

— Чего Илона терпеть не может, так это медлительности, — ехидно заметил Франц.

Она недовольно поморщилась.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — теперь в ее голосе звучала непривычная твердость. — Но в случае непредвиденных ситуаций, — например, если поставщики подведут, — не рассчитывайте на штрафные санкции. Сроки и так предельно жесткие.

— Это вполне справедливо, — согласился Петер, глядя на собеседницу с нескрываемым уважением. Он как-то упустил из виду ее профессионализм и деловой склад ума.

Впрочем, тут он не был оригинален. Многие мужчины, стоило их гормонам взять верх над разумом, тут же напрочь забывали, с кем имеют дело.

Сама Илона надеялась, что никогда не совершит подобной глупости, хотя в данном случае уже не была в этом абсолютно уверена.

Нет, уж она-то никогда не забудет, что за человек Петер. Похоже, он мало чем отличается от других мужчин, с которыми сводила ее судьба. Достаточно одного взгляда на это надменное, тяжеловатое лицо, словно сошедшее с какой-нибудь старинной германской монеты…

Но, к сожалению, именно в этот момент ее и охватило разрушающее чувство сексуального влечения! Тлеющий где-то внутри слабенький огонек вдруг ярко вспыхнул, разгораясь в большой костер и охватывая пламенем все ее тело. И что самое ужасное — пожар страсти постепенно добирался до чувств…

Илона вынуждена была признаться, что ей становится все труднее и труднее сохранять благоразумие в присутствии этого человека. Неужели дело зашло так далеко? Но ей уже под тридцать, и она не может позволить мужчине приручить себя, какие бы чудеса он ни вытворял своими губами! Ведь это он ее жертва, а не наоборот!

— Франц, будь любезен, открой бутылку сухого вина и налей нам по бокальчику. — Ее холодный уверенный голос говорил о твердой решимости. — И пройдите в гостиную, поболтайте или посмотрите телевизор, пока я буду сервировать стол.

— Хорошо. Что вы предпочитаете, Петер, пиво или «рислинг»?

— «Рислинг». Как-никак он из монастырских подвалов.

— Ну, а я не слишком-то религиозен. Предпочитаю пиво. Вино оставляю для вас с Илоной.

— По бутылке на каждого?

Петер был несколько шокирован. Конечно, время от времени он позволял себе бокал пива или вина за ужином, однако переговоры с деловыми партнерами и потенциальными клиентами всегда предпочитал вести на трезвую голову.

— Ерунда, — отмахнулся Франц. — Вам ведь не надо садиться за руль. К тому же Илона любит выпить, — усмехнулся он.

Замечание Франца задело хозяйку.

— Большое спасибо за рекламу, Франц. А проблем с наркотиками у меня нет?

Она сама и есть очень сильный наркотик, промелькнуло у Петера в голове. Соблазнительна настолько, что устоять просто невозможно. Он не хотел ужинать, не хотел вина, он хотел только ее!

Но вместо Илоны ему вручили бокал прохладного «рислинга».

Что ж, придется пока довольствоваться этим, подумал он, покорно поднося к губам благоухающий напиток, лишенный, однако, аромата женского тела.

Илона могла с полным основанием похвалить себя за приготовленный ужин, несмотря на то, что телятина оказалась чуть-чуть пережаренной. Впрочем, ее сотрапезники ничего не заметили — благодаря полоскам мягкого сыра и кусочкам ветчины, положенным сверху. Картофель фри получился превосходным, овощной салат — свежим и в меру посоленным, а творожный торт с фруктами просто таял во рту.

Конечно, изысканной такую трапезу было трудно назвать, но Илона знала, что деловые люди, подобные Петеру Адлеру, обычно довольствуются одним и тем же набором ресторанных блюд. Поэтому обычный кусочек телятины, поджаренный в сухарях, с картошкой и салатом кажется им сказочной домашней пищей.

В следующий раз она зажарит для Петера кусок мяса на вертеле и сдобрит его приправой, приготовленной по собственному рецепту. Все ее приятели принимали это блюдо на ура.

— Кажется, я уже сто лет не ел с таким удовольствием, — сказал тот, запивая творожный пирог большим глотком кофе. — Вы и впрямь прекрасная кулинарка, Илона.

— И не только кулинарка, — добавил Франц. — Все, за что она берется, просто горит у нее в руках. Знаете, наша хозяйка не только дизайнер от бога, но еще и превосходный художник. Вы видели ее графические работы в гостиной? Ведь впечатляет, верно?

— Впечатляет, — согласился Петер, буквально пожирая Илону глазами. — Признаюсь, Франц, ваша коллега сразила меня в первый же день нашего знакомства.

Илона поежилась: да уж, этот день ей никогда не забыть.

— А сегодня утром — продолжал откровенничать Адлер, наливая себе уже четвертый бокал «рислинга», — она предложила мне стать ее натурщиком. То есть… позировать для новой картины.

Франц понимающе ухмыльнулся.

— А она предупредила, что пишет только обнаженную натуру?

— Предупредила. Но обещала сделать меня неузнаваемым. — Вино шумело в его голове, язык слегка заплетался.

Франц рассмеялся, как будто Петер сказал что-то ужасно забавное.

— Своему предыдущему натурщику она говорила примерно то же самое. Но открытие выставки стало для бедняги самым черным днем в его жизни. Он сделался героем анекдотов про мужчин, которые обделены природой. Надеюсь, вы меня понимаете?

Петер бросил на Илону такой испуганный взгляд, что она закусила губу, чтобы не расхохотаться.

— Да, она сыграла с этим типом довольно жестокую шутку, уменьшив его член до минимальных размеров. Но если бы этот дурак не хвастал перед друзьями постельными отношениями с ней, она, возможно и пощадила бы его. А так негодяй просто получил по заслугам.

Увидев, как опасно вспыхнули глаза Илоны, Петер мгновенно протрезвел.

— Возможно, я еще и откажусь.

— Это будет очень мудрый поступок, — сказал Франц, улыбаясь.

— Вот как? — Илона зябко передернула плечами. — Впрочем, что я удивляюсь? Все мужчины — трусы.

Петер смотрел на нее, удивленно подняв брови.

— Я не такой, как все. И вовсе не трус.

— Так докажите это.

— Не сдавайтесь, Петер, — подначивал Франц.

— А я и не собираюсь. Но в гостиной висят только наброски. Где же законченные работы?

— Одну из лучших можно увидеть у Франца над кроватью, — проговорила Илона, растягивая каждое слово.

— Ну уж нет, — запротестовал тот. — Ни в коем случае. Петеру совсем ни к чему видеть эту картину.

— Почему же? — Тот одним глотком допил вино. — Что в ней такого особенного?

Франц выпрямился во весь свой недюжинный рост, и Петер автоматически отметил, что у этого мужчины-мальчика широкие плечи и, очевидно, крепкая мускулатура.

— Потому что она написана специально для меня, — холодно ответил он. — А сейчас я ухожу, иначе эта коварная женщина вцепится мне в глотку. Теперь вся надежда на вас, Петер.

— Что же мне делать?

— Просто соглашайтесь со всем, что она предложит. Иначе я не поручусь, что ваш дом будет закончен. С Илоной трудно ладить. До завтра, дорогая фрейлейн Орошвар. Всего хорошего, Петер. Только, пожалуйста, не приходите слишком рано утром. Я забираю Амелию и малышку из больницы, и мне обязательно надо к их приезду навести порядок в доме. А там, как вы понимаете…

Петер пожал руку Францу, и Илона встала, чтобы проводить гостя.

Они весело расхохотались в прихожей, и он понял, что их пикировка носила чисто дружеский характер.

Неожиданно для самого себя Петер позавидовал легкости и естественности их отношений. Но упоминание о портрете над кроватью Франца не давало ему покоя, заставляя сомневаться в том, что они всегда были платоническими.

Петер не осознавал, что ревнует Илону. И ревнует не к прошлому, а к настоящему. Доселе незнакомый с этим чувством, он принимал его за обычный инстинкт собственника, не желающего ни с кем делиться.

Однако ощущение было настолько сильным, что заставило его стремительно вскочить на ноги и с грохотом уронить стул. Опомнившись, Петер налил в опустевший бокал вина и прошел на застекленную веранду. Там, в мастерской, из него и вылез истинный Адлер…

6

Он решительно шагнул к мольберту и сорвал покрывающую его материю!

Но что за чудеса? Холст был пуст, как мир в первый день творения. Чувствуя, что его одурачили, Петер сделал шаг назад, поднял глаза и… увидел Илону.

Она тихо подошла сзади и теперь стояла в проеме двери, спокойно наблюдая за ним.

— Я только хотел взглянуть на одну из ваших работ, — пояснил Петер, но в его тоне не прозвучало извиняющихся ноток.

— Вы имеете в виду обнаженную натуру? — как ни в чем ни бывало осведомилась Илона. — Но у меня остаются только наброски, сами портреты я сразу же продаю.

— А картина, которая висит над кроватью вашего шефа? Вы тоже ее продали? Или подарили? — Это было сказано еще более резким тоном. — Так сказать, за оказанные услуги.

Промелькнувшая на ее губах улыбка окончательно вывела Петера из равновесия. Лицо его исказилось от ярости, и Илона сжалилась…

— У вас нет причин ревновать меня к Францу, — тихо сказала она и, покачивая бедрами, направилась в его сторону. — Я же говорила вам… Он никогда не был моим любовником. И не будет.

Она взяла пустой бокал из его вдруг похолодевшей руки и поставила на стол среди кистей, затем вынула из ушей серьги и опустила в бокал. У Петера перехватило дыхание, когда она повернулась к нему, ласково обняла за шею и погладила по волосам.

— Ведь он, к сожалению, не ты. — Она произнесла это невероятно нежно. — А ты… ты будешь моим любовником, Петер? Будешь? — повторила она, лаская кончиками пальцев его затылок.

— Ты настоящая ведьма, — хрипло проговорил он, слабея с каждой секундой. Разумом он еще пытался сопротивляться, но тело готово было капитулировать.

— О-ох, — выдохнула она горячо, затем встала на цыпочки и облизала его губы кончиком языка.

— Еще, — простонал он, когда она снова повторила это движение и, дразня, отодвинулась. — Ну же, еще!

И она выполнила его просьбу, а потом вдруг жадно впилась в его губы. Петер тяжело задышал, почти теряя сознание. И вот тут-то последним усилием воли он и заставил себя открыть глаза. Черт возьми! Что он делает? Никогда прежде он не разрешал женщине брать инициативу в свои руки в любовных делах. И вот…

А что, если именно этого она и добивалась? С первых же прикосновений поработить его, превратить в тряпку, слизняка…

Он вдруг увидел ее отношения с мужчинами совсем с другой стороны. Она подавляла их, лишала характера и воли, заставляя безропотно принимать ее превосходство. Значит, и его ждет та же участь?

Ни за что и никогда! Внезапно Петер ощутил невероятный подъем духа, — нечто подобное он испытывал, стоя на трамплине. Одна минута, и ты уже в воздухе, — паришь над бело-голубым склоном. Но как же трудно оттолкнуться и сделать этот последний шаг…

И все-таки Петер решился.

Он заломил ей руки за спину, схватил за волосы и заставил закинуть голову. Ее нежная шея покорно выгнулась перед ним.

— Нет, — простонала она.

Но в ее невнятном бормотании было гораздо больше страсти, чем страха! Ей нравилось чувствовать его власть, и Петер понял это.

— Да, — победно прошептал ей на ухо и, не медля, впился губами прямо в маленькую ямочку у основания шеи.

Его возбуждение достигло предела, когда он ощутил тоненько пульсирующую жилку. Жадно приникнув к этому еле заметному биению, его губы, оставляя жаркий след на шее, скользнули вверх, к ушной раковине. Его горячее дыхание обожгло мочку, и язык стал проникать глубоко внутрь.

Илона задыхалась от страсти. Ее протяжный прерывистый стон подстегнул его желание. Он с силой прижал ее к себе, не давая пошевелиться.

Да она и не сопротивлялась, только смотрела на него широко открытыми, удивленными и глазами, с нетерпением ожидая продолжения…

Никогда прежде Петер Адлер не ощущал себя таким сильным, таким всемогущим. Он покорил это дикое, необузданное, вольнолюбивое существо!

— Знаешь, — сказал он почти весело, неся ее на руках в спальню. — Ты будешь сверху только в постели и только тогда, когда я тебя об этом попрошу.

Комната светилась белизной — точно свадебный наряд невесты!

Непостижимая женщина! Однако размышлять было некогда.

Петер, не мешкая, положил свой драгоценный груз на высокую медную кровать с белым кружевным одеялом. Затем начал быстро сбрасывать с себя одежду.

Илона неподвижно лежала с широко открытыми влажными глазами.

Неужели — слезы? Но ведь перед ним — опытная женщина, искушенная в любовных играх. Может быть, она и сейчас играет? Тогда что это за роль? Девственница, которую собирается взять силой предводитель готтов? Петеру понравилась эта мысль.

— Вот и хорошо, — произнес он медленно и веско. — Просто лежи и жди. Я раздену тебя, как только буду готов сам.

Она не двигалась, глядя на него снизу в немом оцепенении. Однако ее безжизненная поза не смутила и не остановила мужчину. Скоро, очень скоро она будет извиваться под ним, как змея, хрипя и визжа от страсти и переполняющей ее лоно похоти.

Нет, он не собирался ее насиловать, но мечтал, обладая, смять, подавить. Обратить ее сексуальность против нее самой, воспользоваться этим данным ей природой даром, чтобы подчинить своим прихотям и желаниям.

Петер не сомневался, что сможет подарить ей наслаждение, какого она прежде никогда не испытывала, — ведь он хотел ее как ни одну женщину на свете. Да, возможно, такое происходило и с другими мужчинами. Но знали ли они, что сначала надо показать, кто в постели главный? Подстегиваемый такими мыслями, он, обнаженный, подошел к кровати, приподнял ее коротенькую юбку и рывком стянул черные атласные трусики.

Илона судорожно свела колени.

— Ты сошел с ума, — обречено сказала она. — Ведь я… я забеременею.

Вряд ли, подумал Петер. От того, что он собирался сделать, женщина понести не может.

— Тихо, расслабься, — приказал он, опускаясь на колени перед кроватью.

Он наклонился к ее лону и впился в него ртом. Илона попробовала воспротивиться, но он крепко держал ее за руки, не прекращая ласкать. И ее задыхающееся «нет» постепенно превратилось в стоны сначала сдержанного, а затем бурного желания. Когда ее спина впервые выгнулась, приподнимаясь над кроватью, он улыбнулся и… успокоился.

Теперь она принадлежит ему. Больше никаких протестов с ее стороны не предвидится.

И он продолжил начатое. Ему удалось довести ее до такого состояния, что она забилась в судорогах даже раньше, чем он предполагал. Зато теперь он знал, что имеет дело с гиперсексуальной особой, которая способна на несколько оргазмов кряду.

Но когда он отпустил Илону, она застонала от разочарования. Значит, проняло? Ничего, пусть немного помучается… К тому же она лежала перед ним в задранной до пояса юбке, что возбуждало еще больше, чем неприкрытая нагота.

Не спеша, с подчеркнутой медлительностью, он опустился на одно колено, придвинулся, чтобы расстегнуть пуговицы на блузке и застыл, залюбовавшись ее грудью с твердыми, торчащими сосками.

Илона наблюдала за ним — ни двинуться, ни вымолвить хоть словечко она была явно не в силах.

Молчит? Вот и прекрасно. В такие минуты, как эти, Петер предпочитал тишину. К тому же эти упругие, прекрасные груди заслуживали того, чтобы уделить им как можно больше внимания. Поэтому он стащил долой надоевшую блузку и забросил ее подальше.

Она посмотрела на него с новым, более осмысленным выражением в глазах, и он несколько встревожился. Надо снова возбудить ее! И он страстно приник губами к ее соскам, нежно покусывая.

Ее мгновенная реакция просто изумила его. Ровное и спокойное дыхание внезапно участилось и вскоре превратилось в какие-то судорожные хрипы.

И только когда она запустила свои сильные пальцы в его волосы, притянула и прижала его губы к своей груди в неистовом порыве страсти, Петер почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Он захватил губами все, что мог, и, как одержимый, принялся мять руками ее груди, сосать, почти грызть соски.

И тут она вскрикнула — низко, страстно. Это заставило его на секунду оторваться от измученного соска, но лишь для того, чтобы тут же впиться губами в ее рот, одновременно раздвигая коленями ноги.

Он навалился на нее всем своим напрягшимся телом, готовый слиться с ее податливой плотью. Древний животный инстинкт побуждал его войти в нее, и ничто на свете уже не могло помешать этому! А потом…

На какую-то долю секунды мир вокруг него растворился, исчез.

Но вдруг из глубины сознания выплыла какая-то неясная мысль, и Петер даже застонал от разочарования. Ну почему он никогда не может полностью, до конца, отдаться своим чувствам?

— Подожди, я сейчас, — пробормотал он.

Вступив в связь с Иреной, он взял за правило всегда носить с собой пачку презервативов. И, даже расставшись с ней, не изменил этой привычке… Прошла, однако, целая вечность, пока он нашарил в одном из карманов хрустящую упаковку и, сев на кровать спиной к Илоне, принялся за дело. Но трясущиеся пальцы не слушались.

— Петер…

— Что? — недовольный тем, что его отвлекли, он бросил рассерженный взгляд через плечо.

Совершенно обнаженная, она лежала, слегка раздвинув ноги. Черные кудри небрежно разметались на подушке.

Как она красива, подумал он. И выглядит такой целомудренной! Если бы не покусанные губы и дерзкий огонек в глазах, можно было бы подумать, что она впервые в постели с мужчиной.

Словно угадав его мысли, Илона нежно улыбнулась и протянула к нему руки. Глаза ее лучились каким-то мягким, приглушенным светом.

Петера точно жаром охватило, — наконец-то она предлагала ему себя всю, до последнего дюйма своего роскошного тела.

И он упал в ее объятия и погрузился в ее влажную глубину. И тотчас же, как в невесомости, воспарил вверх, за облака, покинув бренный мир и умчавшись туда, где была только она, Илона…

Целую вечность спустя, он, однако, вернулся на эту грешную землю. Сердце его продолжало бешено колотиться, а голова шла кругом.

Да, это было больше, чем просто секс. Что-то другое, незнакомое и огромное… Как будто он глянул в замочную скважину и вдруг увидел звездное небо.

Отстранившись, Петер стал внимательно рассматривать ее лицо. Странно… Глаза плотно закрыты, дыхание лишь слегка приподнимает грудь. Полная безмятежность, никаких видимых следов пережитого. Неужели для нее все это в порядке вещей?

В паническом, каком-то детском страхе Петер отпрянул от Илоны. Несколько минут, проведенные в ее объятиях, преобразили его, сделали совсем другим человеком.

Господи, да уж не любовь ли это? Он вспомнил, что всего лишь утром дал себе обещание не пытаться сблизиться с этой женщиной, навсегда оставив ее такой, какая она есть…

И теперь ужасная мысль пронзила его сознание: неужели это все же произошло? Как с тем самым Ульрихом?

Воспоминание о сопернике вернуло ему утраченное равновесие духа. Нет, все это только наваждение, которому он никогда не поддастся!

Петер иронически ухмыльнулся, поднялся и направился в душ.

Он решил, что никогда этой опасной женщине не удастся одурачить его, какую бы из многочисленных масок она ни надевала: женщины-вамп, пугливой девственницы, влюбленной невесты накануне свадьбы…

Ясно, теперь все ясно. Илона всегда держит себя в руках, даже в постели, и не допускает, чтобы мужчины брали над ней верх. Петер изумил ее сегодня, морально и физически подчинив себе. Правда, она не возражала против этого… внешне. Но что в этот момент происходило в ее душе? И потом… кто может поручиться, что он управлял ею, а не наоборот? При этой мысли Петер похолодел.

Да, сегодня он получил бесценный урок. Но зато ему удалось раскусить эту маленькую бестию. Не за что винить себя, — кто из мужчин может избежать подобного соблазна? И он, Петер Адлер, тоже не устоял. Но теперь можно извлечь из своего грехопадения гораздо больше удовольствия, чем прародитель Адам. Потому что он не ставит себе цели продолжить род. Это будет просто великолепный секс — и не более того…

Выходя из ванной, Петер уже мурлыкал какую-то игривую песенку.

Илона пробудилась от звуков льющейся за стеной воды и, разом вспомнив все события прошедшего вечера, в ужасе закрыла лицо ладонями.

— О, боже мой, — воскликнула она. — Какой стыд!

Она еще не знала — смеяться ей или плакать… Пугаться того, что произошло, или радоваться этому?

— Петер, — произнесла она вслух и прерывисто вздохнула, дрожа, как провинившаяся школьница. Хотя в комнате никого не было, ей стоило большого труда оторвать руки от лица.

Их первое свидание оказалось ужасным и прекрасным одновременно. Ей, Илоне, на этот раз выпала роль бессловесной рабыни. Она была для него куклой, которой он вертел как хотел, ища жадным ртом сначала шею, затем… Она стиснула зубы и коротко простонала.

Было всего несколько случаев, когда она позволяла партнерам сделать это. И потом все равно жалела, — ведь каждый раз надо было имитировать удовольствие. Но сегодня она не притворялась, наоборот, наслаждалась каждым мигом этой интимной атаки, опьяненная его без устали работающим языком и руками. Все ее тело с головы до пят снова и снова содрогалось от неведомого доселе восхитительного ощущения.

Вот ты и узнала, что такое оргазм, фригидная развратница, ехидно сказал ей внутренний голос. И это оказалось совсем не так уж плохо…

Еще вчера, терпеливо выслушав от одной из своих многочисленных подруг восторги по поводу перенесенного «пика наслаждения», она бы просто подумала: «Романтическая дурочка!». Но сегодня…

Илона наконец поняла, почему женщины готовы боготворить мужчин, творящих это чудо, поднимая своих возлюбленных до небес.

И вот теперь у нее, Илоны, появился собственный маг и волшебник. Конечно, это не любовь, как считают всякие дурочки, включая ее собственную мать. Это просто настоящий секс. Не поддельный, не фальшивый, какой она имела до сих пор.

И все-таки, а вдруг это…

— Беседуешь сама с собой, Илона?

Ее волшебник стоял в дверях совершенно обнаженный и без всякого смущения вытирался полотенцем. Прозрачные капли воды стекали с головы на плечи и грудь, задерживаясь в волосах, густо покрывающих выпуклые грудные мышцы.

Илона должна была признаться, что в голом виде Петер выглядит просто великолепно. Он был высок, прекрасно сложен, широкоплеч, с узкими бедрами и подтянутым животом. Интимная часть тела, даже в спокойном состоянии, достигала довольно-таки внушительных размеров.

Что ж… Она не ошиблась, выбрав этого мужчину в качестве донора спермы. Но теперь это выражение — по отношению к нему — звучало как-то нелепо.

Ей хотелось сейчас только одного — снова очутиться в его теплых умелых руках, ощутить на себе его нежные требовательные губы. Ничего подобного она никогда не испытывала ни с Ульрихом, ни с другими любовниками. Накал и безудержность желания даже как-то пугали…

Илона вытянула руки вверх и потянулась, как сытая кошка. Но она не позволит ему завладеть собой до конца, и он никогда не догадается, что открыл для нее неизведанные наслаждения. Да, это настоящий мужчина, не такой, как все. Но… дай такому пальчик, и он всю руку отхватит! Секс на полную катушку? Пожалуйста. Ведь хороший ребенок может быть зачат только в страстной любви. Итак, никаких недомолвок и потаенных взглядов. Все должно быть ясно и открыто в их отношениях.

И она совершенно откровенно выразила восхищение его физическими достоинствами.

— Какой ты красивый, — проговорила она медленно, растягивая слова. — Мне здорово повезло, любимый.

— А мне? — спросил он безучастно, но вздымающийся член выдал его волнение.

Илона с шутливой гримаской облизнула губы.

— Продолжим? — предложила она хрипловатым от страсти голосом.

Но Петер обернул бедра полотенцем и затянул его края крепким узлом.

— Кофе хочется, — сообщил он. — А может, откупорим бутылочку вина? В холодильнике еще, кажется осталось.

— Вина? — сказала она так, как будто никогда раньше не слышала этого слова.

Петер улыбнулся, чувствуя себя победителем. Если эта распутница рассчитывает, что я буду выполнять каждое ее желание, то она ошибается.

На самом деле он не хотел никакого вина. Но последнее слово должно остаться за ним, иначе потом хлопот не оберешься. Черт побери, как только она поднимала на него свои колдовские глазищи, все его тело напрягалось, а член приходил в состояние полной боевой готовности.

— Ну, что ж, вина так вина.

Илона безмятежно улыбнулась, спуская длинные ноги с кровати, и встала, выпятив нахально торчащие грудки.

Петер поспешно отвел взгляд, чтобы избежать искушения. Она закинула за спину волосы, обнажив точеную шею, и зашагала нагишом по комнате.

Он следил за возлюбленной издали, завидуя ее естественности. Почему же его так смущает собственное возбуждение? Черт возьми, да она наверняка привыкла видеть мужчин в таком состоянии.

И он поспешил из спальни вслед за своей мучительницей.

Илона стояла на кухне, безуспешно пытаясь вытащить пробку из узкого горлышка бутылки. Она так старалась, что даже ее округлые ягодицы напряглись.

Петер неслышно подошел к ней сзади, обнял и начал ласкать ее грудь. Сначала она испуганно ахнула, потом часто задышала.

— Подожди, Петер, — шепнула она дрожащим голосом, хотя соски ее буквально пронзали его ладони.

И он решил «уступить» ей, переключившись на живот и бедра.

— Петер! — вскрикнула она, когда он неумолимо приблизился к своей конечной цели.

— Что?

Она вздохнула, затем вздрогнула.

— Бесстыдник…

При этих словах возбуждение Петера усилилось. К тому же ее стройное тело было таким горячим и податливым — оно уже начинало содрогаться в его руках.

— Ты не открыла бутылку, — напомнил он.

— Я… я не могу, — едва прошептала она, — когда ты так делаешь…

— И все-таки попробуй.

Она снова была всецело в его власти, и это ощущение опьяняло Петера лучше всякого монастырского вина. В конце концов, она поставила бутылку на стол и безвольно опустила руки.

— Нет, Петер, — возразила она слабеющим голосом, когда он принудил ее, не оборачиваясь, расставить ноги.

— Да, Илона, — сказал он ей прямо в ухо, радуясь, что, выходя из спальни, проявил предусмотрительность. Если бы он не взял с собой презерватив, то сейчас уже не смог бы остановиться.

Он почувствовал, как она сначала напряглась, а затем безропотно подчинилась его воле. Да, ради этого стоило родиться на свет!

Он распластал ее руки по столу и резко вошел в нее сзади.

Чудесно! Кажется, так овладевают своими многочисленными женами восточные владыки?

Да, в этом что-то есть, думал Петер, проникая все глубже и глубже. Мужчина догоняет убегающую женщину и подчиняет ее своей власти. Никаких отвлекающих ласк, смущающих взглядов. Физическое слияние — в самом его чистом, первозданном виде. Наслаждение ради наслаждения…

Он понял, что именно этого и хотел от Илоны — покорной неподвижности.

И вдруг… все переменилось. Высвободив руки, она коснулась его ягодиц.

— Дорогой, — прошептала она нежно, растроганно. — О, дорогой мой.

Дорогой мой… Эти слова прозвучали в его ушах поистине райской музыкой. Знала бы она, как мечтал он услышать их из ее уст!

Потрясенный, Петер на мгновенье замер. Но она продолжала двигаться, идти навстречу ему… Он уткнулся лицом ей в шею, отчаянно пытаясь остановить. Тщетно! Не удалось ему заглушить и собственные жалкие стоны.

Как он ни старался, все попытки перехватить инициативу не принесли результата! Каким-то образом ей удалось впустить его в себя еще глубже, и он застонал, почти закричал в тисках подступающего экстаза.

Оргазм пронзил их тела, словно удар электрического тока, но Петер еще долго не отпускал Илону, наслаждаясь последними минутами угасающей страсти.

— Фантастика, — наконец, прохрипел он. И повторил еще раз: — Фантастика!

— Я старалась доставить тебе удовольствие, мой господин, — сказала она, выпрямляясь. — Чего еще ты желал бы этой ночью?

— Всего. Но сначала — передышка. Буду ждать тебя в спальне с вином и сыром. И, пожалуйста, не утруждай себя одеванием. Мы еще не закончили, верно?

— Твое желание для меня закон, о мой господин.

Он рассмеялся и поцеловал ее в ушко. Вот это настоящая жизнь! И каким же надо было быть дураком, чтобы растрачивать ее на пустяки!

7

— Скажи честно, Илона, ты не устала? — У входа в очередной салон Амелия остановилась и придержала подругу за рукав. — Мы уже целую вечность ходим по магазинам. А ты ведь еще и коляску таскаешь.

Та глянула на часы, — стрелки двигались к цифре пять. Но Илона не роптала, — ведь она сама вызвалась помочь Амелии купить вечерний туалет к предстоящим крестинам. И вот прошло почти два часа, а подходящих туфель к новому голубому платью они еще не выбрали.

— Глупости! — Она энергично тряхнула своей роскошной гривой. — Малышка совсем не тяжелая. И потом… не идти же тебе в церковь босиком. Впрочем, чашечка кофе нам бы не помешала. Вон кстати, и кафе…

Они прошли еще с десяток метров и вошли в дверь какого-то «бистро».

Подруги заняли место в глубине зала — подальше от дверей и окон, чтобы не надуло в коляску, — и сделали заказ. Проводив рассеянным взглядом официантку, Амелия спросила:

— Ты придешь на крестины с Петером?

— Разумеется.

Чем-то встревоженная, молодая мать склонилась к коляске, но тут же удовлетворенно выпрямилась: маленькая Аннета продолжала безмятежно спать.

— Удивительно, — продолжала Амелия, — вы теперь проводите все время вместе. И прошлые выходные, и позапрошлые… Извини, пожалуйста, за бестактность, но тебе не скучно с ним?

— Нет, — просто ответила Илона. — Нам хорошо вдвоем.

Мечтательный вид подруги озадачил и одновременно обрадовал Амелию.

— Дорогая! — воскликнула она. — Ты наконец-то влюбилась. Я так рада за тебя! — Вдруг она испуганно замолчала, заметив в глазах Илоны какой-то странный огонек.

— Чушь! — та упрямо сжала губы. — Конечно, нет! В таких мужчин, как Петер Адлер, не влюбляются. Это просто влечение. Знаешь, он необыкновенный любовник. Я никак не могу насытиться.

В какой-то степени это соответствовало действительности. Со времени их первого свидания она только и жила ожиданием пятницы, и как только раздавался звонок, стремглав неслась в прихожую. А сколько раз они срывали друг с друга одежду прямо в дверях!

Честно говоря, Илона и сама себе удивлялась. Любовные фантазии все больше и больше овладевали ее воображением. Так, в прошлые выходные дни она привязала полусонного Петера к кровати и несколько часов «издевалась» над ним. По его словам, он испытал истинное наслаждение. И это несмотря на то, что она даже хлыст пустила в ход.

— А что ты собираешься делать, когда он переедет в свой собственный дом? — спросила Амелия. — Франц говорит, что «Альпийская фиалка» скоро будет готова.

— Знаю. Петер просто в восторге. Недели через две я тоже закончу работу. А потом… Ты спрашиваешь, что я буду делать? — Она помолчала, размышляя. — Наверное, буду приезжать туда на выходные. Дорога ведь неблизкая… так что все пойдет, как прежде.

— Илона…

— Что?

— Ты все еще хочешь использовать Петера как… Ну, ты помнишь наш разговор в больнице… Извини, но это слово мне не симпатично.

Илона засмеялась.

— Мне тоже… с некоторых пор.

— Вот видишь, — Амелия так обрадовалась, что даже всплеснула изящными белыми ручками. — Согласись, нехорошо говорить о человеке как о каком-то породистом быке.

— Быке? Гм-м. Но сначала я действительно хотела только этого. А теперь… не знаю. Не ожидала, что Петер мне так понравится. Знаешь, он совсем не такой, каким я его себе представляла…

— Забавно, но Франц сказал то же самое. А ведь мой муж не любит менять свои мнения о людях. Он говорит о Петере, что тот — собачка другой породы. Но не скрывает, что тот ему нравится.

— Собачка другой породы? — Илона лукаво хихикнула. — Пожалуй. Но только очень хороших кровей. И к тому же умеет говорить. Знаешь, он произносит «дорогая» с таким чувством, что меня просто в дрожь бросает.

Глаза Амелии загорелись любопытством.

— А как он еще тебя называет?

— О, всех моих прозвищ не перечесть! Например, «проститутка». Или «ведьма». И еще — «змея». Он меня просто обожает!

— Но это же ужасно! — возмутилась Амелия. Илона рассмеялась и тут же прикрыла рот рукой, косясь на спящую Аннету. — Хорошо же он тебя аттестует. Какой-то бульварный жаргон! — продолжала кипятиться она.

— Возможно, ты и права, но в постели это звучит совсем по-иному. — Илона мечтательно вздохнула.

— Все равно, — продолжала Амелия, — называть так любимую женщину! Попробовал бы кто-нибудь так отозваться о тебе в моем присутствии. Я бы ему показала!

— Верю, дорогая, верю!

Она действительно не сомневалась, что маленькая и тихая Амелия способна дать отпор любому нахалу. Сам Франц побаивался ее прямоты. Однажды, когда жена заподозрила его в симпатиях к теще, присутствующей при этом разговоре Илоне пришлось держать свою хрупкую подружку за руки, — причем в буквальном, а не в переносном смысле.

Им принесли кофе, и разговор сам собой перешел на другую тему. Илона вздохнула с облегчением, — у нее не было никакого желания обсуждать свои отношения с Петером. Достаточно того, что она сама постоянно думала о них.

Ей не хотелось вспоминать и о своих прежних планах родить от него ребенка. Пожалуй, это можно отложить. Зачем спешить? Ведь Петер пока не собирается возвращаться в Гамбург.

Некоторое время подруги сидели молча. Амелия первой поставила на стол свою чашку.

— Кстати, Илона, что ты наденешь на крестины? Купишь что-нибудь новенькое?

Та понимающе улыбнулась. Деликатная Амелия не решилась напрямую попросить крестную своей малышки надеть что-нибудь поприличнее. Она просто изящно намекнула, что в гардеробе Илоны нет таких вещей.

— Не волнуйся. Обещаю не ставить тебя и твоих гостей в неловкое положение.

— Перестань. Я не ханжа, и тебе это хорошо известно. А вот твой Петер…

— Уверяю тебя, он не скажет ни слова, если даже я явлюсь в купальнике. Но я уже все придумала. Где-то в шкафу у меня висит довольно симпатичный белый костюм, который я получила в знак признательности от одного заказчика — модного портного. Все как-то не было подходящего случая его надеть. А в это воскресенье он, пожалуй, будет очень кстати.

— Чудесно, — Амелия облегченно вздохнула. Честно говоря, она опасалась, что любимая подруга может даже в церкви что-нибудь выкинуть. — Кстати, Петер пока не возникает? — осторожно поинтересовалась она. — Ну, по поводу твоих нарядов.

Илона ухмыльнулась.

— Он редко видит меня одетой.

— Тише, — хихикнула Амелия, — официантка услышит.

— Подумаешь!

— И его всегда все устраивает?

— Ну почему же? Как-то ужасно рассердился, когда я сказала, что устала и больше не хочу.

— Илона!

— Шучу. Такого со мной не бывает. Да и с ним тоже. Слушай, а твой Франц… Он ведь, наверное, тоже не промах в этих делах? Держу пари, ты и пикнуть не успеешь, как снова окажешься беременной! А теперь давай сменим тему разговора. Знаешь, у меня проснулся аппетит. Как насчет салатика и бифштекса с жареной картошечкой?

— Ни за что, — простонала Амелия. — Хочешь, чтобы на мне не сошлось новое платье, которое мы только что купили? Я ужасно растолстела.

— Чепуха! — Илона окинула подругу оценивающим взглядом. — Ты выглядишь очень женственно. Беременность пошла тебе на пользу. Я бы с удовольствием поменялась с тобой фигурами.

— Неправда, Илона, ты очень изящная. А я…

— Как мило, что ты так думаешь! Но я знаю, что слишком худая. Правда, Петеру такие нравятся.

Последняя реплика подруги сказала Амелии больше, чем весь предыдущий разговор.

Илона может говорить все, что угодно, но нет никакого сомнения в том, что она влюбилась. К тому же, она просто расцвела за последние две недели. Да и прежние ядовитые нападки на мужчин полностью исчезли из ее монологов. Франц неоднократно жаловался, что имя Петера просто не сходит у нее с языка.

— Уверена, что ничего не хочешь? — спросила Илона, подзывая официантку.

Амелия вздохнула, отворачиваясь.

— Разве что ма-аленький сандвич…

Синие сумерки медленно сгущались за окном офиса.

Петер поднял усталые глаза от бумаг и глянул на часы. Наконец-то большая стрелка подползла к шести. Всю неделю он дожидался этого момента. И вот, наконец, он наступил! Пятница, шесть часов. И совсем неподалеку отсюда, на тихой окраине Вены, его ждет Илона. Его Илона.

Одна только мысль о том, что сегодня это опять произойдет, заставила его сердце учащенно забиться. Однако торопиться не следует. Сначала нужно навести порядок на столе, а потом… Не забыть еще кое-что…

Он сунул руку в дальний угол ящика, извлек оттуда длинную бархатную коробочку и сунул в карман пиджака… Все женщины любят бриллианты, а этот будет украшать самую необыкновенную из них.

Но он не преподнесет свой презент сегодня вечером. Пусть ничто не отвлекает Илону от любовных игр.

Она получит его завтра утром. Петер живо представил себе эту сцену. Илона сидит верхом на нем, и на ней нет ничего, кроме его подарка.

Эрекция не заставила себя ждать… Дурачок, сказал он себе, ведь наступил час пик, а тебе надо еще выбираться из центра.

Быстро схватив ключи от машины, Петер направился к лифту.

Пять минут спустя он уже мчался по знакомой дороге.

— Петер, сиди, пожалуйста, смирно, — Илона даже ногой притопнула от нетерпения. — И перестань таращить на меня глаза. Неужели ты не понимаешь, что это отвлекает? Невозможно работать, когда на тебя так смотрят.

— А как мне прикажешь смотреть? Ты же совсем голенькая, — не выдержав, подал голос доселе молчавший Петер. Вот уже полчаса он, совершенно обнаженный, терпеливо сидел в позе лотоса на бархатном красном диване. — Может быть, ты все-таки что-нибудь на себя накинешь?

— Ну, уж нет, уговор дороже денег. Ты же сам говорил, что разденешься только в том случае, если это сделаю я. И теперь изволь вести себя как умный мальчик! Закрой глазки, хотя бы на минутку. А то я случайно — понимаешь, совершенно случайно! — изображу самого настоящего Петера Адлера.

Перспектива быть узнанным на портрете вовсе не прельщала его. Он вскочил.

— Хватит! Я устал! И вообще… Мы теряем время! Может, пока не поздно, бросишь мой портрет? Я заплачу тебе за этот набросок как за готовую работу.

Вздохнув, Илона отложила кисть.

— Очень жаль, А ведь уже начало получаться. Хочешь взглянуть?

Петер совсем не был уверен, что хочет. А вдруг она изобразила на картине нечто вовсе непотребное? Но, в конце концов, любопытство пересилило. Он шагнул к мольберту и остановился, потрясенный.

— Но… Но это же не я!

Илона протестующе взмахнула кистью.

— Так я тебя вижу!

Удивительно, но, взглянув на портрет еще раз, Петер обнаружил гораздо больше сходства.

Перед ним сидел мужчина со скрещенными ногами. Руки покоятся на коленях, спина выпрямлена, а глаза закрыты, как у медитирующего Будды.

Но содержание картины не исчерпывалось загадочностью и могуществом мужского начала. Искусно очерченная фигура, переливающиеся бронзовые мускулы создавали впечатление незримого присутствия некоей рабыни, которая немало потрудилась, втирая в кожу своего господина ароматические масла и умащивая его белокурые волосы восточными благовониями.

Петер на мгновение онемел. Его поразило не только и даже не столько мастерство художницы, сколько настроение, которым была проникнута картина…

Он еще раз впился глазами в изображенного на холсте мужчину: мудреца, господина всего сущего на земле. Но разве он, Петер, похож на этого юного полубога? Чертовка просто смеется над ним!

Он устремил на нее разгневанный взгляд, но Илона и бровью не повела.

— Я совсем не такой мускулистый, — проворчал он. — И кожа бледнее.

— Нет, у тебя очень рельефные мышцы и хороший ровный загар. Посмотрись в зеркало.

Она шутит или серьезно думает, что мужчины способны крутиться у зеркала, восхищаясь своими обнаженными фигурами?

— А куда делись волосы на теле? — недовольно спросил Петер.

— Я их состригла кистью. Это домысел художника, — объяснила она. — И потом, разве дело в волосах?

— Разумеется, нет, — не унимался он. — Но зачем приукрашивать? Например, эти кудри до плеч. Какая-то женская прическа. У меня же нормальная стрижка.

— Тебе бы пошли длинные кудри, — задумчиво протянула Илона.

— Это тебе только кажется, крошка. Никогда в жизни я не стал бы отращивать такую шевелюру.

— Почему?

Он деланно засмеялся.

— И ты еще спрашиваешь? Представь, что скажут мои партнеры, если я появлюсь в офисе таком виде? Манекен, который только что сбежал из рекламного агентства… Меня просто не поймут!

— Правда? Мне казалось, что в своем кругу ты самый главный, и можешь делать все, что тебе нравится. А они только кланяются и целуют тебе ножки.

— В глаза — да, но за моей спиной непременно начнутся пересуды.

— Тебя так волнует мнение окружающих?

Петер удивленно посмотрел на нее.

Какая наивность! Отец всегда внушал ему, что в этом мире действуют законы, которые придуманы задолго до нас. И нам ничего не остается, как неукоснительно следовать им. «Иначе часы остановятся», — всегда говорил Адлер-старший, торжественно поднимая руку и слегка постукивая пальцем по стеклышку своих золотых швейцарских часов. Слышал бы он слова этой безумной художницы! Наплевать на людей, на общественное мнение? Да это… это то же самое, что взять и своей рукой остановить время.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — выпалил Петер.

Илона сверкнула глазами и упрямо вскинула подбородок.

— Нет, знаю. И даже очень хорошо! Такие, как ты, окружают меня всю жизнь! И я вижу, как они изводят себя по пустякам, зарабатывая язву или инфаркт. А ради чего? Ради кого?

— Ради дела, — взревел он. — Понимаешь, дела! И ради своих семей, своих близких! Как еще, черт возьми, большинство мужчин может добиться чего-то в этом мире, как не придерживаясь консервативных взглядов? Не каждый способен спастись бегством на пустынные острова и заниматься тем, что ему нравится. В конце концов, приходится возвращаться в реальный мир, как это делаю я каждое утро в понедельник. Тебе чертовски повезло, что у тебя такой партнер, как Франц. Немногие из знакомых мне деловых людей согласились бы взять тебя в свой бизнес. Твое поведение, манеры…

— Ну-ну, договаривай. — Она скрестила руки и смерила его ледяным взглядом.

— Шокируют окружающих. Как и твои наряды.

— Ах, вот как. Наконец-то дело дошло и до моих нарядов. — Она была вне себя от бешенства. — Что ж, благодарю тебя, Ульрих!

Петер зажмурился, как от удара… Боже, что он делает? А главное, зачем? Он же не хотел спорить с Илоной и, тем более, ссориться с ней. Ведь не будь выходных, которые они проводили вместе, он сошел бы с ума. Ему захотелось провалиться сквозь землю от стыда.

— Извини, пожалуйста. Я не хотел. Вспылил.

Он подошел к ней и обнял. Она еще минуту сопротивлялась, но затем крепко прижала его к груди.

— Это ты меня прости. Я не хотела тебя обидеть. Не понимаю, с какой стати я так завелась. Из-за какого-то портрета… Ты прав, он действительно никуда не годится.

— Глупости! Портрет просто замечательный. — Он взял в ладони ее щеки и стал поглаживать, успокаивая… — Вообще-то ты права. Меня давно уже тяготит собственное существование. Все время чувствуешь себя машинкой для пересчитывания банкнот. Ужасно!

Он ощутил, как Илона напряглась в его объятиях. Кажется, это признание испугало ее. Ведь она считала его таким сильным…

Ему припомнились слова Франца о том, что каждый раз, когда очередной любовник Илоны начинает терять голову, эта чертовка просто бросает его. Значит, вскользь брошенная фраза вовсе не шутка, а предостережение. Не зря она назвала его Ульрихом…

А он… он, кажется и вправду полюбил эту ведьму. Как говорится, втюрился по самые уши.

Странно, но эта мысль нисколько не испугала Петера. Наоборот, он даже ощутил некоторый внутренний подъем. Конечно, в том, чтобы любить, зная, что тебя только хотят, радости мало. Но ведь какие-то шансы у него есть. И он сделает все, чтобы найти путь к ее сердцу. А когда он откроется ей, она не бросит его. Не захочет.

— Илона, — прошептал он, нежно прижимая ее к себе.

— Что?

— Ничего. Мне просто нравится обнимать тебя.

— Правда?

В ее голосе, однако, прозвучали скептические нотки.

— Да. И я… я предлагаю тебе… — Она затаила дыхание. — Продолжить нашу работу. Я просто жажду опять оказаться в позе лотоса.

Илона игриво хихикнула.

— Ты точно уверен в этом? Чем именно эта поза тебя прельщает?

Он сделал вид, что не понял намека. В конце концов, должны же быть у них какие-то общие интересы, кроме секса!

— Время идет, а работа стоит. Продолжим?

— Что ж, — она нехотя подошла к мольберту. — Пожалуй, мне следовало завести другого натурщика. Более понятливого. Но я привыкла к твоему лицу, не считая уже других частей тела.

Петер рассмеялся.

— Ну, ты меня успокоила. А я думал, ты видишь во мне только выгодного клиента.

— Не смеши! Если бы я брала в любовники всех своих заказчиков, у меня не оставалось бы время для живописи.

Петер хотел еще что-то добавить, но голос его пресекся.

И только теперь Илона увидела, каких трудов ему стоит опуститься в позу лотоса. Особенно не вписывалась в форму цветка та самая «деталь».

Вдруг Петер бросился вперед и схватил ее. Его губы буквально впились в ее полуоткрытый рот, руки скользнули по талии и обвили тело мертвой хваткой.

Не ожидая нападения, она инстинктивно выгнула спину и уперлась локтями в его плечи. Но он одним резким движением сломил ее слабое сопротивление.

— Видишь, — шепнул он ей на ухо — какая ты хрупкая. Ты нуждаешься в защите.

Эти слова заставил и Илону задуматься.

В защите от кого? От окружающего мира? Но она достаточно крепко стоит на собственных ногах и не нуждается в покровительстве. Тогда… от самой себя? Что ж, пожалуй. Но, может быть, он имеет в виду совсем другое? И ей надо защищаться от него, Петера Адлера. Тогда это — наихудший вариант. Потому что она любит, безумно любит этого человека. Неужели он понял, что опасность кроется в нем самом: его глазах, его губах, его…

Впрочем, это ничего не меняет в том, что сейчас произойдет. Сейчас не время задумываться…

8

— Ты просто чертовски привлекателен! — бросила на ходу Илона, входя в свою маленькую черно-белую кухню в воскресенье утром.

Петер и вправду выглядел великолепно — в костюме цвета морской волны его серые глаза отливали нежной голубизной.

За эти два дня Илона почти смирилась с мыслью, что любит Петера, и перестала бороться сама с собой — ведь она продолжала таять каждый раз, когда он дотрагивался до нее. А вчера вечером так и не смогла насладиться им сполна.

Что ж, жизнь идет своим чередом, и как бы не сложились дальше их отношения, она будет с благодарностью вспоминать время, которое они провели вместе. У нее хватит сил, чтобы вернуться к прежней жизни, когда пролетят эти пять месяцев.

Естественно, она никогда не откроет ему сокровенной тайны своего сердца, — это было бы глупо. Она прекрасно понимает, что произойдет сразу после такого признания. Мужчины, подобные Петеру, принимают женскую любовь как должное. Она и глазом не успеет моргнуть, как он превратится совсем в другого человека — самоуверенного, властного, даже жестокого. Исчезнут ласковые взгляды, нежные прикосновения, маленькие услуги, которые влюбленные мужчины оказывают своим избранницам. И что самое ужасное — она, Илона, превратится в его постельную принадлежность, некий инструмент для удовлетворения похоти, который всегда под рукой…

Нет, она не допустит этого, не позволит ему поглотить себя.

Чмокнув Петера в чисто выбритую щеку, Илона поставила чайник на плиту.

— Ты уже одет! — удивилась она. — Но ведь крестины назначены на одиннадцать.

— Уже десять, — заметил он.

— Правда? Но церковь всего в десяти минутах отсюда. И я уже приняла душ и сделала макияж. Через сорок минут я буду одета, и без четверти одиннадцать мы сможем выехать.

— А может, нам лучше отправиться чуть раньше, дорогая?

— Хорошо, я постараюсь управиться быстрее.

Петер страдальчески закрыл глаза.

— Хорошо еще, что мы летим не на самолете, — пробормотал он.

— Хватит ворчать, торопыга, — поддразнила Илона, наливая себе кофе, уже третью чашку с тех пор, как встала с постели. — Психиатры утверждают, что все ненормальные куда-то торопятся.

— По-твоему, я сумасшедший?

— Похоже, у нас обоих крыша поехала, — протянула она, томно потягиваясь.

Да, прошедшую ночь иначе и не назовешь, как безумной.

Илона и представить себе не могла, что она такая… выносливая. И только утром, открыв глаза, почувствовала цену этой выносливости. Каждая мышца, каждая клеточка измученного тела болели и ныли. Примерно так же она чувствовала себя, когда впервые слезла с седла лошади. Тогда ей только что исполнилось восемнадцать, и это была ее первая поездка верхом.

Кто мог подумать, что спустя почти десять лет она снова станет страстной поклонницей верховой езды? Эти ночные скачки не менее изнурительны, хотя и доставляют неизмеримо больше удовольствия.

Картина их последнего утреннего соития вновь встала перед ее глазами: Петер лежит под ней, черты его мужественного лица искажены страстью, а она взлетает над ним, как Валькирия.

Ее рука дрогнула, чашка наклонилась. Небольшое коричневое пятнышко поползло по скатерти. Илона не стала его вытирать, — все равно придется стирать.

Что ж, в этой жизни часто случается то, чего нельзя исправить. Она, Илона, встретила мужчину, которого ждала всю жизнь, и его любовь стала для нее необходимостью. Чем-то вроде сильного наркотика. Но Петер уедет, и ей придется тщательно «выстирать» свою жизнь.

— Интересно, почему Амелия пригласила в крестные именно меня? — почти весело спросила она, ставя пустую чашку на стол. — Ведь я совсем не религиозна. Конечно, мама меня окрестила, но с тех пор, каюсь, я в церковь не заглядывала.

— Это вполне объяснимо, — без тени улыбки возразил Петер. — Во-первых, ты ее лучшая подруга. А во-вторых… очень добрый, великодушный человек. Священники называют таких людей угодными Богу.

Илона удивленно вскинула брови.

— Ты шутишь, надеюсь.

— Нисколько. — Он был серьезен как никогда. — А кого они выбрали крестным отцом?

— Какого-то приятеля Франца. Они знают друг друга со школьной скамьи.

— Я думал, он пригласит тестя.

— Наверное, он решил, что Артур немного староват. К тому же он приходится Аннете дедушкой.

— Справедливо. А что наденет в церковь крестная мать?

Илона немедленно напряглась… Со вчерашнего вечера она ждала этого вопроса. Крестины Аннеты Бауэр были их первым совместным выходом в свет, и Петер впервые получил реальную возможность высказаться по поводу ее манеры одеваться.

— Это так важно? — спросила она с еле заметным вызовом.

— Конечно, ведь в этот день…

— И все-таки… — прервала она его, — почему тебя это интересует?

— Ты сама понимаешь, Илона. Крещение новорожденного — светлый, торжественный день. Прости, но черная кожа, короткая юбка и голые ноги будут здесь некстати.

— Ты уверен?

— Абсолютно. А теперь перестань дразнить меня и открой эту страшную тайну. Уверен, на тебе будет что-то необычное и в то же время элегантное. И все присутствующие будут мне завидовать.

Она посмотрела на него с нескрываемым уважением.

Нет, до чего же хитер! Ни одного резкого, тем более грубого выражения. А сказал именно то, что хотел… И с чем она была, честно говоря, совершенно согласна. Пожалуй, надо быть слишком вздорной Евой, чтобы не растаять от маневров этого мудрого змея.

И Илона не выдержала.

— Знаешь, у меня есть шикарный белый костюм, — призналась она, сияя. В последнее время ей вовсе не хотелось выглядеть в его глазах некой экстравагантной особой, которую он потом будет с усмешкой обсуждать в каком-нибудь элитном клубе. — Хочешь, покажу?

— Ты еще спрашиваешь?!

Она бросилась вон из кухни. А когда вернулась, Петер даже привстал из-за стола от изумления.

— О, Илона!

Строгий костюм классического покроя с прямой юбкой чуть выше колен прекрасно сидел на стройной, изящной фигурке Илоны.

Она кокетливо оправила короткие — по последней моде — рукава пиджака и быстро пробежала пальцами по ряду крупных серебристых пуговиц.

— Ну как?

Петер отметил, что на этот раз она обошлась без своих ужасных сережек, а всегда распущенные волосы зачесала кверху.

— Ты просто прелесть! — с неподдельным энтузиазмом воскликнул он. — Белый цвет тебе идет намного больше, чем черный. Завтра же закажем тебе дюжину белых платьев…

— Ни в коем случае! — тут же нахмурилась Илона. — Прости, Петер, но свой гардероб я пополняю сама. Что же касается подарков, то я принимаю их либо на рождество, либо в день рождения. Исключение составляют только цветы и конфеты. — Она мило улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость отказа. — В чем ты, по-моему, не раз имел возможность убедиться.

— И одной маленькой вещицы, которую я купил для тебя на этой неделе, — как ни в чем не бывало подхватил он. — Она совсем не дорогая.

— Ты… ты купил мне подарок? — Илона растроганно улыбнулась. — И что же это?

— Сережки. Хотя я не уверен, что они подойдут к этому костюму. Но ты могла бы носить их с чем-то другим. Подожди. Я сейчас принесу. У нас есть еще время?

— Несколько минут.

Петер стремглав бросился в спальню и достал припрятанный в ночном столике подарок. Коробочка выглядела слишком дорого, и он после некоторого колебания сунул ее обратно. Вернувшись в кухню, он небрежно сунул в ладонь Илоны золотые сережки с бриллиантами.

— О, Петер, — она всплеснула руками от восторга. — Где ты купил их? Какая прелесть! Совсем как настоящие!

— Мне тоже так показалось. Это стразы, — солгал он.

Илона задумчиво покачала головой.

— Стразы? Ну и ну! И все равно, наверное, это очень дорого. Надеюсь, ты не очень потратился?

— Они обошлись мне всего в пару сотен.

Она открыла рот от неожиданности.

— Пару сотен?! Возмутительно! Тебя просто надули.

— Зато посмотри, какая работа. И потом… могу же я сделать тебе приличный подарок.

— Не в этом дело. Держу пари, что когда ты вошел в ювелирный магазин, такой солидный, одетый с иголочки, продавец сразу сообразил, что их лавочку посетил сам Рокфеллер. Если бы мне так не понравились эти серьги, я заставила бы тебя вернуть их обратно.

У Петера горло перехватило от ее слов. Боже, как он любит эту женщину! В сравнении с ней Ирена — просто голодная пиранья.

— Значит, они тебе нравятся?

— Еще как! Прямо сейчас их и надену! Обожаю тебя.

— А я тебя, — выдохнул он, прижимая ее к себе.

Их взгляды встретились, и он прочитал в ее глазах ласковую иронию.

— Я знаю, что ты обожаешь, Петер Адлер.

Он засмеялся.

— Да. Но разве во мне тебе нравится только это?

— К чему ты клонишь? — насторожилась она. — Тебя что-то не устраивает?

Черт возьми, какая она, все-таки… Все время держится настороже. Почему она так не доверяет мужчинам? Надо попытаться выведать у Франца или Амелии подробности ее жизни.

Но ни за что на свете он не станет расспрашивать об этом Илону — ведь когда речь заходит о ней самой, она сразу замыкается в себе. Даже в постели, расслабленная, размягченная…

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но Илона ловко увернулась.

Похоже, она чем-то встревожена. Но чем? Непонятно.

— Мы опаздываем, — сказала она сухо. — Пора ехать.

Что ее расстроило?

Петер пожал плечами и последовал за ней. Сейчас у него нет времени решать эту загадку. К тому же Илона — слишком сложная натура, и понять ее непросто. Нужна достоверная информация. И он получит ее. Сегодня же…

— Это невероятно. — Выйдя из церкви, Франц тотчас же впился шутливо-подозрительным взглядом в лицо крестной. — Что ты сделала с нашей дочкой, Илона? В последнее время она все время капризничает. А стоило тебе взять ее на руки, и малышка сразу же успокоилась.

Илона довольно улыбнулась.

— Ты не знаешь женщин, дорогой. Дело тут не во мне, а в моих новых сережках. Видишь, она с них глаз не сводит? А как ты их находишь, Амелия?

— Просто прелесть! Откуда они у тебя?

— Петер подарил. — Илона оглянулась, ища глазами возлюбленного. — Хороши, правда? Но это стразы.

— Ты уверена? — Амелия недоверчиво покачала головой. — У мамы есть бриллиантовые сережки, точно такие же, как эти. Хочешь, спросим у нее. Они с Артуром разговаривают со священником, сейчас подойдут.

— Боюсь, что ты ошибаешься, Амелия. Зачем Петеру меня обманывать? — Илона склонилась над крестницей, мирно посапывающей у нее на руках. — Правда, крошка?

— Увы, это не обо мне!

Все трое обернулись и дружно расхохотались. К ним подошла красивая полная дама — мать Амелии.

— Вот это да! — глаза Франца заблестели, и Илона подумала, что ревность Амелии была не столь уж безосновательной. — Какая легкая у вас походка, Изольда!

— О, Франц, посмотрели бы вы на меня лет… несколько назад, — вздохнула Изольда. — Нас с Амелией принимали за сестер. Впрочем, хватит болтать. Илона, отдайте внучку бабушке. Пора ехать пить чай к счастливым родителям.

Она поискала глазами мужа. Седоволосый красавец в костюме серебристо-серого цвета тут же отделился от группы непринужденно беседующих гостей.

— Артур, последи, чтобы никто не ускользнул. Илона, зовите своего спутника…

Илона огляделась, — Петер стоял чуть поодаль, не сводя с нее глаз. Ей стало не по себе — и там, в церкви, она постоянно ловила на себе этот странный, напряженный взгляд.

Чаепитие у Бауэров затянулось, превратившись в обычную светскую вечеринку с застольной болтовней, шутливыми поздравлениями, тостами-экспромтами. Поэтому Петер с Илоной сели в машину уже в шестом часу вечера.

— Теперь я знаю, кто изображен на картине, что висит над кроватью Франца, — выпалил он, заводя автомобиль. — Тебе позировала Амелия!

— Картина? Какая картина? О, боже! — Илона не сразу догадалась, о чем идет речь, а потом звонко расхохоталась. — Ну конечно, Амелия, кто же еще? — Петер так надавил на газ, что машина буквально прыгнула вперед. — А ты думал, что это ее муж? — Он, не отвечая, утвердительно кивнул головой. — Что ж, мне нравятся ревнивые мужчины, — многозначительно улыбнулась Илона. — Мы, женщины, знаем, что все ревнивцы, как правило, страстные любовники. Вот и Амелия жалуется на Франца. Ой, потише, пожалуйста…

Он послушно выровнял руль.

— Хорошо. Пусть вы никогда не были любовниками. Но кто вы тогда? Что вас так крепко связывает? Может быть, вы, сами того не зная, приходитесь друг другу братом и сестрой? Но ведь такое случается только в любовных романах и глупых телесериалах. Пойми, Илона, я ничего не знаю о тебе, твоем прошлом, за исключением каких-то обрывков.

— Что-то я не заметила, чтобы ты поминутно описывал последние тридцать три года своей жизни, Петер, — нанесла она ответный удар. — И слава богу. Уверяю тебя, женщине совсем не обязательно знать биографию мужчины, чтобы наслаждаться его телом. Не понимаю, зачем тебе это нужно? Я не твоя жена…

— О, да! И, по-моему, даже мысль об этом тебя… — Он помедлил, подыскивая подходящее слово: — Шокирует. Верно?

— Верно.

— Черт подери! Так говорят мужчине, когда хотят от него избавиться.

— Почему же ты не уходишь, Петер? Ты ведь пока еще на коне, и знаешь об этом. Ты — фантастический любовник, но, извини, представить тебя в роли мужа… Нет, для меня это было бы слишком прекрасно. — Она издевалась над ним, и Петер понял это. — Пожалуйста, не надо придавать нашим отношениям значения больше, чем они того заслуживают… Иначе… иначе наш роман быстро закончится.

Это было сказано таким жестким, прямо-таки ледяным тоном, что Петер пожалел, что затеял этот разговор.

— Но я не хочу, чтобы это произошло, — сказал он упавшим голосом.

— В таком случае, не пытайся давить на меня. Я не выношу этого.

— Я знаю. Меня предупреждали…

— Кто? — Теперь Илона поняла, откуда ветер дует. — Ты говорил с Францем в церкви? Пытался выудить из него сведения обо мне?

— Я бы не стал называть это так … грубо.

— Но ведь по сути это именно так. Что же ты узнал? — Чувствуя, что объяснения все-таки не избежать, Илона перешла в атаку. — Подожди, я тебе подскажу. Во-первых, я злейший враг мужчин, потому что моя мать разрешила какому-то женатому политикану сначала унизить себя, а затем вышвырнуть на помойку.

Петер слушал, с преувеличенным вниманием следя за дорогой. Да, что-то подобное ему говорили и Франц, и Изольда.

— А теперь во-вторых. Наверное, твои информаторы, — она произнесла это слово с особенной, иронической интонацией, — не сообщили, что она спала и с коллегами моего папаши — всякими там государственными деятелями. Сначала я думала, что они ходят к ней просто так, а потом… догадалась. Знаешь, моя мать всегда была очень красива, но слишком доверчива. Поэтому все ее избранники сначала клянутся в вечной любви, а потом… оказываются женатыми. На самом деле им нужно от нее только одно — ее тело. Кстати, среди этих негодяев попадались и богатые бизнесмены. — Она вполоборота повернулась к нему и ужалила быстрым, косым взглядом. — Ну, а когда неизбежно наступал печальный финал очередного романа, моя мамочка, обливаясь слезами, бросалась на грудь своей единственной дочери. И той ничего не оставалось, как отпаивать ее валерьянкой и искать слова утешения. Ты слушаешь меня, Петер?

Он не отвечал, буквально раздавленный услышанным.

Бедная Илона! Теперь понятно, почему она так ненавидит мужчин. Потому и его, Петера, держит на расстоянии. В переносном смысле, конечно…

— Знаешь, она до сих пор продолжает в том же духе! — не унималась Илона. — По-прежнему позволяет обманывать и унижать себя. А ведь моя мать прекрасный, добрый человек: ласковая, великодушная, обаятельная. Я не раз задавалась вопросом: почему эти скоты так с ней обходятся? И в конце концов поняла. Да потому что она больше всего на свете мечтает об одном — быть любимой. А для них любовь — просто пустой звук. — Она смолкла.

В машине воцарилось неловкое молчание. Петер прибывал в полной прострации. Говорить ей сейчас о своей любви — пустая трата времени.

Но поступки красноречивее слов… Так, кажется, говаривал его покойный батюшка?

Поступки… Он вспомнил о своем подарке и еще крепче сжал зубы. А вдруг она подумает, что он пытается задешево купить ее? Нет, все гораздо сложнее, чем он полагал. И распутывать этот клубок надо осторожно, едва-едва касаясь кончиками пальцев.

— Послушай, Илона, — Петер первым прервал затянувшуюся паузу. — По-моему, ты здорово устала. Честно говоря, и я чувствую себя не лучшим образом. Ты знаешь, последнее время я работаю по восемнадцать часов в сутки, — разумеется, за исключением наших с тобой выходных. Почему бы нам не устроить себе каникулы? «Альпийская фиалка» скоро будет готова, я возьму небольшой отпуск, и мы можем вместе махнуть в горы. Как ты на это смотришь? — Он затаил дыхание в ожидании ее реакции. Илона молчала. — Так как ты… насчет гор? — несмело повторил он.

— Никак, — равнодушно ответила она, — я не привыкла жить в одном доме с мужчинами.

Лучше бы она его ударила!

— Я не предлагаю тебе жить с мужчинами, — он криво усмехнулся. — Я прошу тебя пожить со мной.

— Это одно и то же.

— Совсем нет.

Как трудно было Петеру сейчас соблюдать спокойствие! Но ему ничего не оставалось, как набраться терпения и… уговорить ее. Другой возможности войти в ее жизнь у него не будет. И сделать это надо сейчас, сию минуту. Иначе будет поздно.

Страх потерять Илону придал ему сил, и он решил апеллировать не к ее чувствам, а разуму.

— Послушай, — осторожно начал он. — «Фиалка» находится довольно далеко от твоего дома. Поэтому, чтобы видеться, нам придется преодолевать значительные расстояния. Как видишь, мои водительские навыки далеки от совершенства. А твой автомобиль, увы, не в лучшем состоянии. Не проще ли нам пожить под одной крышей? Разумеется, пока…

Илона не отвечала, внимательно разглядывая редких прохожих.

— Тебе нужен человек, который поддерживал бы порядок в доме? Убирал, готовил еду…

— Глупости, — он весело рассмеялся, — я и сам справлюсь со всем этим. Знаешь, я давно мечтаю…

— О чем?

Его искренний смех немного разрядил обстановку, и она задала этот вопрос уже другим, более теплым и дружеским тоном.

— Научиться вкусно готовить. Ты поможешь мне? Но учти — это не единственная моя мечта. Есть и другие…

— Например? — Она посмотрела на него почти с нежностью.

— Хочу подыскать в окрестностях «Фиалки» гору для прыжков на лыжах. Вроде трамплина.

Илона взглянула на него с тревогой.

— Не глупи, Петер. Это же очень опасно.

— Я буду осторожен. Знаешь, я ведь опытный горнолыжник.

— Ты и пикнуть не успеешь, как сломаешь себе шею, — проворчала она.

— Это же моя шея. — Ему понравилось, что Илона, сама того не замечая, беспокоится о нем.

— Какая от тебя будет польза на больничной койке?

Петеру показалось, что она произнесла это со скрытым злорадством, и он опять приуныл.

— Здорово ты меня срезала, Илона.

— Глупый Петер, — усмехнулась она.

Эта усмешка — такая ленивая, как будто через силу, — тоже не понравилась ему.

Глупый? Да, конечно, он — полный дурак. Распинается перед ней, лебезит. Дрожит от страха, что она будет чем-нибудь недовольна. Господи, до чего же он дошел…

— Итак, ты поедешь со мной? — Петер собирался поставить вопрос ребром, но его тону не хватало решительности. — Поедешь?

— Что ж, думаю, это возможно. Только…

— Что только?

— Тогда мне придется начать принимать таблетки. Ну, эти самые… противозачаточные.

— Понимаю, — процедил он сквозь зубы. — Конечно, дорогая. Я вовсе я не хочу, что бы ты рисковала.

Если бы не нужно было держаться за руль, он обязательно схватился бы за голову. Господи, о чем только она думает… Таблетки… Чушь какая-то!

— Спасибо за понимание, Петер, — церемонно сказала она. — Но я, между прочим, думаю о тебе. Мужчины твоего круга всегда беспокоятся по этому поводу.

Он почувствовал, что вот-вот взорвется. Но тогда все, чего ему удалось добиться, полетит в тартарары. Нет, только не это! Спокойствие, Петер, спокойствие…

— Не следует делать таких обобщающих выводов о мужчинах, Илона, — произнес он медленно, отделяя одно слово от другого. — Нас не так просто понять, как тебе кажется, и мы не все на одно лицо.

— Разве я так думаю? Конечно же, нет. Ты единственный и неповторимый. Бог создал тебя не по шаблону. Думаешь, почему я решила писать с тебя портрет?

— Очевидно, чтобы раздеть меня?

Она невесело улыбнулась.

— Ах, господин Адлер, ты все-таки раскусил меня. А я-то думала и дальше использовать свою маленькую хитрость. Мой догадливый Петер, мой мальчик, ты зол на меня?

— Почему я должен сердиться? — спросил он, радуясь тому, что она согласилась. — Я ведь добился того, чего хотел.

И Илона снова отвернулась к окну, скрывая свое разочарование…

9

Она быстро накинула на голое тело черный шелковый халат, сняла с головы полотенце. Мокрые кудри тут же упали на лоб и плечи.

В спальне ее дожидался Петер, — правда, всего лишь на картине, висящей над ее кроватью.

Илоне нравилось, лежа в постели, рассматривать его великолепное тело. Конечно, он продолжал утверждать, что не видит сходства с этим «посторонним мужчиной, расположившемся в ее спальне», но она только посмеивалась, слушая его ворчание — в последнее время Петер стал отращивать волосы и с каждым днем все больше и больше становился похожим на свое изображение.

Она послала портрету воздушный поцелуй и отправилась в гостиную.

В этой комнате, просторной и светлой, особенно ощущалось соседство высокого альпийского неба. Хотя оба балкона были закрыты, косые солнечные лучи наполняли дом естественным теплом. А ведь зима была уже не за горами…

Илона сварила себе чашку кофе и свернулась калачиком на большом кожаном кресле. Как приятно вот так сидеть, потягивая ароматный напиток, и в который раз восхищаться своей собственной работой!

Да, на этот раз ей удалось добиться гармонии в пространстве, цвете и обстановке. И — что особенно важно — продумать все буквально до мелочей… Впрочем, в интерьере мелочей не бывает. Именно поэтому она отговорила Петера от голубого ковра, который сразу же выгорел бы в лучах яркого горного солнца. Вместо этого на пол положили итальянский кафель с голубыми прожилками, разбросав по нему толстые белые коврики. И на этот бело-голубой небесный пол поставили широченные кресла и несколько стеклянных столиков. Отдавая предпочтение местному освещению, Илона в изобилии развесила по стенам небольшие бра.

Вечерами, когда приходилось включать электричество, гостиная превращалась не то в тронный зал хрустального дворца, не то в уютное убежище горных фей. Не случайно и Петер, и Илона так полюбили уединяться здесь с наступлением сумерек.

Она лениво перевернулась на спину и закинула руки за голову.

Да, осенние каникулы в Альпах превзошли ее самые смелые ожидания! Она даже и предположить не могла, что Петер окажется таким внимательным и заботливым в повседневной жизни. Казалось, он только и думает о том, чтобы сделать ей что-то приятное. С утра приносит кофе в постель, после длительных прогулок по горным тропам массирует ноги. А свежие цветы на столах и дорогой шоколад!

Да, о таком любовнике — нежном и мужественном — она, Илона, мечтала всю жизнь.

О любовнике? Она закрыла глаза, на минутку представив себе, что это счастье длится не неделю, не месяц и даже не полгода…

В этот момент раздался телефонный звонок. Она поднялась и извлекла из ниши в стене голубой миниатюрный аппарат.

— Да.

— Ты уже встала?

— О, Петер! Ты где?

— У себя в офисе.

Илона услышала приглушенный расстоянием щелчок. Сообразив, что это поцелуй, она улыбнулась и приложила палец трубке.

— Взаимно. Скоро приедешь?

— Скоро. Но знаешь… У меня для тебя новость. Хорошая, и даже очень.

Илона насторожилась.

— Мой отъезд в Гамбург откладывается на неопределенное время. Выяснилось, что дела требуют моего присутствия здесь, в Австрии. Ты рада?

Ответом ему было легкое потрескивание в трубке.

— Илона…

— Да, милый…

Она растерянно опустила руку с зажатой в ней трубкой. Рада ли она? Конечно. Если что-то и отравляет ее существование, то это мысль о его скором отъезде. Она просто не представляет себе, как будет жить одна, без него!

Но почему одна? Она уже точно знает, что беременна. Но теперь об этом узнает и Петер. Что он подумает, что скажет, узнав, что его обманули? Что его страстная любовница вместо противозачаточных таблеток принимает самые обыкновенные витамины…

Илона представила себе лицо Петера, его реакцию на это известие… и влажные волосы на ее голове буквально зашевелились от ужаса.

— Илона! Куда ты пропала? — он уже почти кричал.

Она приставила трубку к уху, чувствуя уже не панический страх, а глухое раздражение.

— Конечно, я рада. Но это как-то очень уж… неожиданно. А ты уверен, что дела вашего банка от этого не пострадают?

— Так ты… не рада? — он смолк, явно огорченный.

Конечно же, он рассчитывал обрадовать ее. Бедный Зигфрид! Внезапно сердце Илоны пронзила острая жалость.

— Вот и Гуго настаивает на моем скорейшем возвращении. — В голосе Петера сквозило нескрываемое раздражение. — Говорит, я нужнее там. Ты тоже так считаешь, Илона?

— Твой брат, вероятно, прав. И твоя мама будет переживать, если ты не вернешься. Судя по письмам, ей без тебя очень одиноко.

— Ну что ж, если я здесь больше не нужен…

— Ты всегда мне нужен, Петер! — горячо воскликнула она. — Всегда, слышишь?

Больше всего она боялась, что он возьмет и положит трубку. Сейчас, сию секунду, сразу после этих печальных и несправедливых слов. Ведь это будет означать полный, окончательный разрыв.

Но, услышав этот отчаянный крик, он каким-то присущим только влюбленным чутьем ощутил боль ее сердца.

Они еще немного поговорили. Илона сообщила, что только что вышла из ванны… А он пообещал, что постарается поскорее освободиться, чтобы обнять ее, «пока она не высохла». Он так и сказал, представив себе ее гибкое, податливое тело, упругие, еще влажные соски.

Петер в ярости бросил трубку.

Нет, так больше продолжаться не может! Он больше не желает быть для нее просто любовником. Или она с этого дня будет относиться к нему всерьез или… пусть убирается ко всем чертям!

Илона, напротив, положила трубку на рычаг мягко и осторожно. Правда, тут же кончиком указательного пальца, а потом и всей ладонью провела по щеке. И почувствовала на губах солоноватый, давно забытый привкус. Бог ты мой, а ведь она считала, что давно уже разучилась плакать!

— О, Петер, — всхлипнула она горестно. — Петер, любимый мой…

Она непременно разрыдалась бы, если бы телефон снова не звякнул у самого уха. Несколько секунд она смотрела на аппарат, словно не понимая, что происходит, но потом все-таки взяла трубку. С невероятным трудом ей удалось выдавить из себя вежливое приветствие.

— Добрый день. — Незнакомый голос заставил ее встрепенуться и поглядеть на себя в зеркало. — Я хотел бы побеседовать с Петером Адлером.

— Простите, но с кем имею честь? — утирая слезы, осведомилась Илона.

— Гуго Адлер. Брат Петера. А вы…

Она обомлела.

— Илона Орошвар.

— Простите?..

Вопросительная интонация, с которой было произнесено это слово, предполагала, что она не замедлит дополнить свой слишком краткий ответ. Однако Илона не торопилась с разъяснениями, — что-то подсказывало ей, что собеседник прекрасно знает, с кем разговаривает.

Пауза, однако, затягивалась, и в конце концов Илоне пришлось удовлетворить любопытство братца Гуго.

— Если вас это интересует, я — художник по дизайну, работаю над оформлением этого дома.

— Ах, художница.

Ирония в его голосе превратилась в открытый сарказм, и Илона не замедлила отреагировать.

— Да, художник-дизайнер. А вы что-то имеете против?

Гуго, однако, не принял вызова.

— Нисколько, госпожа Орошвар. — Он снова был сама любезность. — Надеюсь, вас не затруднит позвать Петера к телефону.

— Не затруднит, господин Адлер. — Она удачно скопировала его фальшивую вежливость. — Но, к сожалению, в данный момент ваш брат находится у себя в офисе.

— Ах, так! И когда же он к вам вернется?

Раздосадованный ее независимым тоном, он не выдержал и снова исподтишка уколол ее. Однако Илона уже была настороже.

— Господин Петер Адлер — взрослый мужчина, — язвительно заметила она. — И потому сам распоряжается своим временем. А я… Очевидно, вы плохо расслышали мои слова. Я — не профессиональная няня, а художник по дизайну…

Воцарилось молчание, — правда, ненадолго. Прошло каких-нибудь десять секунд, и Гуго уже оправился — все Адлеры, как видно, неплохо имели держать удар.

— Благодарю вас, фрейлейн Орошвар. Я позвоню ему в офис.

— Всего доброго, господин Адлер.

Положив трубку, Илона встала со стула и провела ладонью по своему пока еще плоскому животу, как будто хотела защитить то маленькое существо, что таилось внутри. Она чувствовала, что задыхается, словно долго поднималась по винтовой лестнице.

И вдруг теплое чувство захлестнуло ее. Она поступила правильно! Неважно, что случится потом, но ребенок Петера навсегда останется с ней. И она будет любить его и заботиться о нем. Ведь это по-настоящему желанный ребенок.

В пять минут седьмого ужин был в духовке, а на столе стояли свечи и цветы.

Илона переоделась в маленькую черную шерстяную кофту с большим круглым вырезом и вызывающе короткую развевающуюся юбку. Ее и без того длинные ноги в черных туфлях на высоких каблуках казались еще длиннее. Зачесав волосы наверх, как любил Петер, она оставила отдельные локоны будто бы случайно падать на лицо и шею волнистыми прядями. В ушах играли задорными огоньками те самые, заветные серьги…

Илона чувствовала, что выглядит сексуально, и сама все больше и больше попадала под власть своего эротического порыва.

Депрессия не была свойственна такой энергичной натуре, как она, и уже к полудню ее жизнелюбие и здравый смысл с полным правом могли праздновать свою победу.

Впереди у меня еще целых два месяца, сказала себе Илона, и я не собираюсь тратить их впустую.

Нет, она не станет сидеть и проливать слезы о несбывшихся надеждах и утраченных иллюзиях. Ведь кто может поручиться, что не произойдет чудо, и Петер вдруг не поймет раз и навсегда, что просто не сможет жить без нее?

Придя к такому, пусть и не очень обнадеживающему выводу, Илона поднялась в спальню и заново застелила кровать.

Что бы там не ожидало ее впереди, она не сдастся. Главное в этой ситуации — не киснуть и постараться извлечь из оставшихся осенних дней как можно больше солнечной энергии… Чем она и собирается в скором времени заняться.

Спустившись вниз, Илона первым делом глянула на каминные часы. Только десять минут седьмого. Ждать еще целых пятьдесят минут! Она проверила жаркое, открыла бутылку и налила себе бокал вина. Затем, накинув шубку, вышла на балкон…

Горное ущелье — во всей его красоте и первозданности — открылось ее взгляду. Солнце уже зашло, и вершины каменных исполинов, белоснежные в дневное время, темным рисунком выделялись на красноватом закатном небе.

Черное и красное — ее любимое сочетание цветов. Илону всегда тянуло в заоблачные выси, в царство вольного ветра и девственных снегов. Но только благодаря Петеру, его «Альпийской фиалке», она смогла по-настоящему проникнуться магической красотой гор.

Ветер с горных вершин — освежающий и бодрящий — легким холодком скользнул по ее щекам. Она уже собиралась вернуться в гостиную, как услышала шум приближающейся машины.

Петер приехал! Илона бросилась к винтовой лестнице, но внезапно раздавшийся звонок внизу заставил ее замедлить шаг.

Неужели он забыл ключи? Нет, это исключено. Петер держал его на одной связке с ключами от машины.

Значит, это не он… Но тогда — кто?

Никто из ее знакомых, за исключением, конечно, Бауэров, Изольды и Артура, не знал об «Альпийской фиалке». Но с Францем они виделись вчера, а чета Шницлеров неделю назад отправились куда-то на Гавайи.

Слегка растерянная, но не испуганная, Илона подошла к двери.

— Кто там? — осторожно спросила она. — Представьтесь, пожалуйста.

— Еще раз добрый вечер, фрейлейн Орошвар. — Илона сразу узнала голос Гуго Адлера. — Скажите, Петер еще не появился?

Илона потрясенно уставилась на закрытую дверь. А она-то была уверена, что брат Петера звонит из Гамбурга. Вот так сюрприз! Интересно, откуда он узнал про «Фиалку»? А главное — что ему здесь понадобилось?

— Нет, он должен быть с минуты на минуту.

— Вы разрешите войти и подождать его?

— Разумеется, — спохватившись, она поспешно стала отпирать замки.

Когда Гуго Адлер предстал перед Илоной, она сразу же подумала о том, что природа, создавая братьев Адлеров, распорядилась крайне несправедливо — одному дала все, другому — практически ничего, кроме отличного, с иголочки костюма.

Приземистый, лысоватый человечек с маленькими бесцветными глазками, жиденькими усиками и жестким ртом с тонкими губами походил на своего брата так же, как городской сизый голубь на своего элитного собрата.

Но, несмотря на свою внешнюю неказистость, Гуго Адлер держался с важностью выставочного турмана. Снисходительно наклонив голову в ответ на приветствие Илоны, он быстро прошел в гостиную, с любопытством оглядываясь по сторонам. Иногда его явно оценивающий взгляд останавливался на хозяйке.

— М-м. Понятно, — изрек он наконец. — Дом, безусловно, миленький. Хотя и не так хорош, как его дизайнер, — он окинул ее бесцеремонным взглядом. — Теперь ясно, почему Петер за все это… так держится.

Илона инстинктивно сжалась. Ей впервые приходилось ощущать себя вещью, выставленной на аукцион. Взгляд этих маленьких бесцветных глазок пронизывал ее насквозь, заставляя ощущать себя слабой и беспомощной.

Вот если бы рядом был Петер — такой сильный, уверенный в себе…

— Разрешите предложить вам выпить? — Она изобразила на лице любезную улыбку, ища спасения в роли гостеприимной хозяйки. — Вина?

— Благодарю вас.

Доставая бутылку из ведерка со льдом, Илона заметила, что ее пальцы слегка подрагивают от волнения.

Этого еще не хватало, подумала она про себя, и, собрав все силы, брякнула первое, что пришло в голову:

— Петеру нравятся австрийские вина. Он даже отдает им предпочтение перед итальянскими.

Проницательные глазки Гуго подернулись масляной пленкой.

— Очевидно, так же, как и австриячкам перед немками. Но, честно говоря, я его понимаю. Особенно сейчас. — Он сделал выразительное ударение на последнем слове и похотливо осклабился.

Совсем как голодный кот перед блюдцем сметаны, мелькнуло в голове у Илоны, и она зябко передернула плечами. Честно говоря, братец Гуго с каждой минутой нравился ей все меньше и меньше. Однако, показывать свое нерасположение она не собиралась — по крайней мере, до приезда Петера, пока ситуация окончательно не прояснится.

— Вы мне льстите, господин Адлер.

Она сделала попытку мило улыбнуться.

— Нисколько. — Он принял из ее рук бокал и сделал глоток. — О, какой букет! Превосходное вино! С удовольствием отмечаю, что вкус моего дорогого братца значительно улучшился. И не только в отношении вина. Знаете, прелесть моя, вы гораздо красивее Ирены, гораздо. Кстати, вам известно, кто это такая?

Илона осторожно, стараясь не звякнуть, опустила бутылку обратно в ведерко.

Ни в коем случае нельзя показывать, что удар попал в цель, иначе этот субъект начнет играть с ней, как кошка с мышкой. Не выдать себя ни жестом, ни словом, сохранить полное спокойствие. И все-таки… Кто такая эта Ирена? Кем она приходится Петеру?

Непринужденным жестом она подняла бокал, спокойно пересекла комнату и грациозно опустилась в кресло. И только после этого повернула безмятежное лицо к гостю.

— Простите, господин Адлер, но меня зовут Илона, — сказала она с нежным укором. — И я вовсе не ваша прелесть, а… — она остановилась, увидев, как Гуго смотрит своими липкими глазками на ее длинные ноги. — Прошу вас, присаживайтесь. Неудобно разговаривать, когда на тебя смотрят… свысока.

Не ожидавший подвоха Гуго поперхнулся, — отравленная стрела попала в цель. Как все маленькие мужчины, он был буквально одержим желанием выглядеть высоким и крепким.

— Да, Ирена вам и в подметки не годится, — пробормотал он, снова поднося бокал ко рту. И, немного помолчав, ехидно добавил: — Но ведь невеста необязательно должна быть звездой экрана.

На миг у Илоны перехватило дыхание. Слова Гуго вызвали в ней целый вихрь разноречивых чувств.

Так значит, Петер помолвлен? О, господи… Неужели все это время он ее обманывал? Нет, не может быть! Пусть в их отношениях главное — это страсть, неодолимая тяга двух тел друг к другу. Но притворяться так… это невозможно! Противоестественно, в конце концов! У него не может быть невесты, он любит ее, Илону.

Любит? Но она только что сама назвала их чувство страстью, а не любовью. А что, если он действительно любит эту самую Ирену? Желает одну, а любит другую. Есть мужчины, которые склонны поступать именно так. Может быть, и Петер такой же?

Она сидела, склонив голову и опустив глаза, и только слегка порозовевшие щеки выдавали ее внутреннее волнение.

— Конечно, Ирена не настолько сексуальна, — бился в ушах, звенел комариный голос Гуго. — Но она представительница аристократической семьи, прекрасно воспитана, изящна… Любой мужчина нашего крута был бы счастлив назвать ее своей женой.

Наконец-то Илона смогла выпрямиться и посмотреть ему прямо в лицо.

Браво, девочка, сказала она сама себе и тихо, но внятно спросила:

— Простите, но я никак не могу понять, зачем вы все это мне рассказываете?

Гуго изобразил на лице удивление.

— Как? Неужели вас не волнует тот факт, что мужчина, который спит с вами, помолвлен с другой?

— Разумеется, мне не все равно, — ответила она хладнокровно. — Именно это вас и интересовало, не так ли?

Он посмотрел на нее с восхищением и злостью одновременно.

— А вас голыми руками не возьмешь, милочка! Впрочем, это вполне понятно. Вы — человек трезвомыслящий и потому не планируете выйти замуж за Петера. Но явно не прочь поживиться его деньгами. Взять, к примеру, эти серьги. Сомневаюсь, что художник-дизайнер в состоянии приобрести такие симпатичные бриллиантики. — Он потянулся рукой к ее уху, словно намереваясь потрогать камни, и Илона вспыхнула от негодования. — Эти безделушки обошлись моему братцу в кругленькую сумму. Поверьте, уж кто-кто, а Гуго Адлер знает толк в драгоценностях. Я ведь тоже мужчина, и у меня были увлечения, порою весьма дорогостоящие…

Пальцы его неожиданно опустились и коснулись ее шеи. Мурашки пробежали у Илоны по коже. Она резко отпрянула…

— Уберите руки, — негодующе выпалила она, но он, нисколько не смутившись, шагнул вперед и обеими руками вцепился в ее плечи.

— Не разыгрывайте из себя недотрогу, — хрипло пробормотал он, усиливая хватку. — Лучше скажите, что я должен подарить вам, прежде чем вы допустите меня к более интимным частям своего тела?

Честно говоря, подобного оскорбления Илона не ожидала. На мгновение она онемела.

— Язык проглотила, детка? — прошипел он ей в самое ухо. — Его разгоряченное дыхание обжигало ее щеку. — Молчишь? Прикидываешь, какую назвать цену? Хочешь деловое предложение? Завтра утром мы улетаем с тобой в Берлин. В тот же день ты поселяешься в первоклассных апартаментах — с бассейном, сауной, мастерской. А я… Я покупаю тебе целый гардероб самых модных и дорогих туалетов и открываю счет в банке на твое имя. Как тебе подобная перспектива?

Все! Эта последняя капля переполнила чашу ее терпения. Как сжатая пружина, Илона выпрыгнула из кресла, вынудив его отступить на почтительное расстояние.

— Похоже, у вас крыша поехала, герр Адлер. — Голос ее дрожал от бешенства. — Вам следовало бы обратиться к психиатру.

Он удивился.

— Вы считаете меня ненормальным? Ошибаетесь. Впрочем, понимаю. Вы стоите больше. Ну, конечно, ведь вы человек искусства, и ваши интересы гораздо более разнообразны, а запросы — обширны. Хорошо, обязуюсь возить вас каждые выходные в Париж, Рим, Мадрид… Одним словом, куда пожелаете. И вот еще что. Я немного знаком с нравами богемы и не собираюсь стеснять вашу… гм… личную свободу. Поэтому в свободное время вы сможете встречаться, с кем хотите. Например, с тем же Петером. Единственное условие — ничего не говорить ему о нас с вами. Мой брат — человек чести, он просто не выносит обмана.

Наконец-то она смогла вздохнуть с облегчением! Каждое слово этого гнусного монолога заставляло ее вздрагивать — точно от прикосновений какой-то ядовитой гадины. Но последние, заключительные слова…

Господи, если бы этот мерзкий тип знал, какой подарок он ей делает, произнося их! Да, Петер — человек чести. И он не станет обманывать женщину, — даже если его связывает с ней только честное слово. Значит, Ирена — всего лишь прошлое Петера, возможно, недавнее, но все-таки прошлое. Гуго, сам того не ведая, проговорился!

Илона вдруг почувствовала некое подобие теплого чувства к этому жалкому человечку. Он и сам не подозревает, какой камень снял с ее души…

Что же касается его предложения… Она живо представила себя в качестве любовницы Гуго и… с трудом удержалась от улыбки.

— Знаете, — сказала она с некоторым даже состраданием. — Если бы на нашей планете произошла глобальная катастрофа, и вы остались на ней последним и единственным мужчиной, я предпочла бы остаться одинокой.

Он буквально позеленел от злобы…

И тут, в эту самую минуту в гостиную вошел Петер!

10

Мгновенно ослабев, Илона кинулась к возлюбленному и, дрожа, замерла в его объятиях. Этот неожиданный и нехарактерный для нее порыв насторожил Петера, и он повернулся к смущенному его внезапным появлением брату.

— В чем дело, Гуго? Чем Илона так расстроена? Что ты ей наговорил?

Тот бросил на Илону разъяренный взгляд, но не сказал ни слова.

— Ничего особенного. — Илона попыталась усмехнуться, но улыбка не получилась. — Твой брат поведал мне, что ты помолвлен с другой женщиной, и предложил себя взамен…

— Гуго, — сжав кулаки, Петер шагнул вперед, и тот, заранее обороняясь, выставил вперед ладони. — Ты в своем уме?

— Не кипятись, Петер. Да, я сделал твоей возлюбленной недвусмысленное предложение. Хотел проверить, что она за птичка? Откуда ты знаешь, может быть, она из племени охотниц за мужчинами? Ты богат, очень богат, Петер, а в мире столько женщин, которые готовы на все, только чтобы выйти замуж за Адлера.

— Ты считаешь, что любовь можно купить?

— Разумеется. — Гуго выразительно покосился на Илону. — Вся сложность лишь в том, чтобы назначить соответствующую цену.

Петер тяжело вздохнул. Какой же он все-таки маленький, этот Гуго…

— Мне жаль тебя, брат.

Тот оскалился, как разъяренный хорек.

— Ты, наверное, шутишь? Погляди на себя в зеркало. Потертые джинсы, волосы до плеч. Кто ты — крупнейший в Европе финансист или музыкант из рок-ансамбля? Конечно, вдвоем с этой сексуальной художницей вы смотритесь прекрасной парой… Неудивительно, что твоя подруга вызывает к себе такое пристальное внимание мужчин. Но я приехал сюда не ради прекрасных глаз твоей Илоны, а по просьбе мамы и твоей невесты Ирены. Они умоляют тебя образумиться и вернуться домой.

— Ирена не имеет на меня никаких прав, и ты это знаешь, — возразил Петер. Илона отметила, что его голос звучит спокойно и уверенно. — Я порвал с ней еще до отъезда из Гамбурга.

— Ты просто отложил помолвку, сказав, что хочешь получить сексуальное удовлетворение от этой женщины. К тому же ты оставил Ирене обручальное кольцо. Разве это ни о чем не говорит?

Илона рванулась было из объятий Петера, но тот удержал ее.

— Чушь, Гуго! На самом деле ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Как, впрочем, и сама Ирена. А кольцо… это мой прощальный подарок.

— Еще не поздно все изменить, Петер. Поверь, если тебе кто-то и нужен, так это Ирена фон Дитцегоф. Женщина, которая не снизойдет до того, чтобы спать с тобой слишком часто. Что ж, зато ты сможешь завести себе кого-нибудь на стороне! И она будет спокойно закрывать глаза на шашни мужа со всякими там… художницами.

— Предупреждаю, Гуго, еще одно слово — и я выставлю тебя за дверь. Полагаю, ты не будешь этого дожидаться?

— И это твое последнее слово, Петер? Подумай, еще не поздно.

— Последнее. А теперь оставь нас одних. Я голоден и собираюсь поужинать вдвоем с Илоной. Прощай, братец! Надеюсь, что мы не скоро встретимся.

Илоне показалось, что в поросячьих глазках Гуго мелькнул неподдельный страх.

— Ты… ты не собираешься в этом году возвращаться в Гамбург?

— Ни в этом, ни в следующем.

— Но это невозможно. — Остренькое личико Гуго вдруг приобрело умоляющее выражение. — Ты должен вернуться, Петер. У нас возникли проблемы в делах…

— И ты хочешь, чтобы я их решил? Не выйдет, дорогой братец. Пришло время выкручиваться самому. Больше нет отца, который всю жизнь помогал тебе. Нет брата, который постоянно вытаскивал тебя из всяческих афер. И передай мой привет Ирене. Посоветуйся с ней, спроси, как быть, что делать? Она девушка неглупая и может помочь тебе дельным советом. Разумеется, если ты на ней женишься…

Гуго свирепо посмотрел сначала на брата, а потом на Илону.

— Если вы рассчитываете на брак с ним, — усмехнулся он, — то ошибаетесь. Адлеры не женятся на потаскушках.

Илона едва успела перехватить кулак Петера.

— Не стоит… Не надо пачкаться.

Однако тот не сразу опустил руку.

— Ты права, он не заслуживает даже пинка.

Последней реплики Гуго, впрочем, не услышал, поскольку находился на лестнице.

Через пару минут они облегченно вздохнули, услышав, как под окном возмущенно взревел двигатель его машины.

— Уехал, — задумчиво сказал Петер. — Надеюсь, ты не поверила ему… насчет помолвки?

Он посмотрел ей в глаза с обескураживающей прямотой.

— Нет, — солгала она.

— Что еще он наговорил тебе? Держу пари, ничего хорошего.

— Гуго… он сказал, что эти серьги с настоящими бриллиантами, — произнесла она осторожно.

— Ну и…

— Он высказал предположение, что это плата за оказанные услуги.

— Ты тоже так считаешь?

— Конечно, нет. Будь так, ты не сказал бы, что это стразы. Это бриллианты, Петер?

— Да, — он сокрушенно вздохнул. — Это настоящие бриллианты.

— Сколько они стоят?

— Илона, ты…

— Я хочу знать правду, Петер!

— Тридцать пять тысяч долларов.

— Всего лишь? — Она тут же стала расстегивать замок на серьгах. — У меня не хватит духу надеть их снова.

— Пустяки, привыкнешь. И если уж начистоту, то я должен сказать тебе еще кое-что.

— Что… еще?

— Не далее, как вчера, Франц предостерегал меня, просил не говорить тебе, что… Но я больше не могу, понимаешь, не могу притворяться! Я люблю тебя, Илона, и хочу, чтобы мы всегда были вместе.

Она не поверила собственным ушам.

— Так ты… любишь меня? — проронила она, и руки ее упали. — Ты… — Какой-то тугой комок встал в ее горле, не давая договорить…

— Конечно же. Но подожди, не говори сразу «нет». Поверь, я не собираюсь переделывать тебя на свой лад. Зачем, черт возьми, ведь я люблю тебя такой, какая ты есть! Ты знаешь, я твердо стою на ногах. Уверен, нам будет хорошо вдвоем, и ты всегда сможешь на меня положиться. Ведь я… я просто жить без тебя не могу.

— Боже, — прошептала она.

Слезы счастья по-прежнему душили ее.

Он нахмурился.

— Наверно, ты хочешь подумать…

— Нет.

— Нет?!

Увидев, как исказилось его лицо, Илона поспешила выкрикнуть:

— Да! Да! Да! Я тоже люблю тебя, Петер.

Его глаза вспыхнули каким-то безумным огнем.

— Ты тоже любишь меня?

— Люблю. С первой же встречи. Но, к сожалению, поняла это не сразу.

Он стоял, точно молнией пораженный.

— Но я даже не сомневался, что ты… ты просто играешь со мной!

— Я? С тобой?

Она так возмутилась, что готова была ударить его. Но вместо этого… поцеловала!

И тут же, давая выход бурной, прямо-таки захватывающей радости, повалила ошеломленного любовника на пол. Все, что произошло дальше, не заняло более трех минут, причем единственным препятствием к этой импровизированной помолвке стали колготки Илоны.

Когда они смогли оторваться друг от друга, Петер нежно посмотрел на ее пылающее восторгом лицо.

— Как хорошо быть любимым, — сказал он, и, вздохнув, и растянулся на коврике.

— Петер, — начала она негромко, почти шепотом.

— М-м-м?

— Поскольку мы договорились говорить правду… Мне просто необходимо тебе признаться.

Он взглянул на нее настороженно.

— В чем?

Илона едва сдерживала волнение. Неизвестно ведь, как Петер воспримет ее сообщение. Поэтому она решила начать издалека.

— Помнишь, я говорила, что у меня были мужчины до тебя.

— Конечно. Но ведь и я не был девственником, когда встретил тебя.

— И все-таки ты первый, которому я отдала свое сердце. И первый, с кем я получила настоящее сексуальное удовлетворение. Остальные были просто…

— Добычей?

— Да. Козлами отпущения, которые расплачивались за то, что такие же, как они, сделали с моей мамой. Не скрою, мне нравилось, услышав клятвы в вечной любви, равнодушно бросать им: «Прощай!». Конечно, гордиться тут особенно нечем. Но это были самовлюбленные типы, совершенно не способные на серьезное чувство.

Задумчивое выражение на лице Петера сменилось торжествующим.

— Ты, действительно, не получала удовольствия в постели ни с одним из них?

— Никогда.

— Приятно слышать, не скрою.

Но тут же его самодовольная улыбка исчезла, и он снова нахмурился.

— И это все, в чем ты хотела мне признаться?

— Нет. — У Илоны от страха засосало под ложечкой. — Помнишь, перед приездом сюда я говорила тебе, что собираюсь прибегнуть к таблеткам?

Прищурившись, он приподнялся на локте.

— Помню, но при чем тут это?

— Дело в том, что рецепт я взяла, но так им и не воспользовалась.

В его глазах появилось замешательство.

— Но почему?

— Я… я хотела иметь ребенка, — выпалила она. — Но я вовсе не пыталась поймать тебя на крючок, Петер! Даже не думала, что ты когда-нибудь об этом узнаешь. Ведь ты собирался пробыть здесь всего полгода. И мне вдруг ужасно захотелось оставить себе кусочек Петера Адлера. Я мечтала о ребенке от тебя… Пожалуйста, не сердись на меня, дорогой… Мне кажется, что я, возможно, забеременела.

— О, Илона! — Его глаза вспыхнули таким светом, что слезы невольно потекли по ее щекам. — Такого великолепного, такого ошеломляющего известия мне еще не доводилось получать. Но… ты уверена?

— Абсолютно уверена, — задыхаясь от счастья, произнесла она. Никогда прежде у нее не бывало задержки в три недели. К тому же груди ее набухли, и соски слегка покалывало. — Так ты не против?

— Против? Я в восторге! Но нам, наверное, надо быть осторожнее. Если мы будем продолжать вести себя, как сегодня, это вряд ли принесет пользу ребенку. Давай, я помогу тебе подняться. Тебе нужно сесть, а еще лучше лечь. Отдохни, а я пока накрою на стол.

— Подожди, Петер, — прошептала она, прижимая его к себе. — Пока никакой опасности нет — ведь ребенок еще совсем крошечный. И у нас еще будет время друг для друга.

— Ты уверена?

— А ты уверен, что действительно любишь меня, что это не просто секс?

Он нежно погладил ее по щеке.

— Отныне я всегда буду с тобой. Даже тогда, когда ты окажешься там, в клинике.

— Правда? И ты не рухнешь в обморок прямо в родильном зале?

— Никогда! — самоуверенно заявил он. — Главное, чтобы ты была спокойна…

Опираясь на его руку, чтобы подняться на ноги, Илона незаметно вздохнула. Ради его сына, — а она почему-то не сомневалась, что это будет мальчик, — она готова выдержать любые физические муки. Что же касается Петера… У нее не было уверенности, что ему стоило присутствовать при родах — ведь зрелище чужих страданий невыносимо для чувствительного сердца.

Эпилог

— Умоляю тебя, Илона, постарайся сосредоточиться. Дыши глубже, как велела сестра. — Петер, растерянно стоя у распростертого на столе тела жены, чуть не плакал. — Не ругайся, а дыши, дыши…

Илона слегка скосила в сторону мужа помутневшие от боли глаза.

— Тебе легко говорить, — с трудом пробормотала она. — Попробовал бы сам. А у меня уже нет никаких сил. Нет, лучше уж умереть…

Она так вцепилась в его руку, что Петера охватила паника. Врачи уверяют, что все идет нормально, что для кесарева сечения нет показаний, но… А что если они ошиблись? Вот и боли нарастают. И это несмотря на то, что бедняжке уже дважды делали укол.

Илона снова застонала, и он в ужасе склонился над ней.

— Позвать акушерку? Или врача… Отвечай, что ты молчишь!

Илона заметалась по столу.

— Нет. Да. О, боже, да! У меня начались потуги, Петер… Я чувствую ребенка! Он выходит… выходит! — отчаянно вскрикнула она.

Ответом ей был крик, почти вопль Петера. Он изо всех сил нажал на кнопку звонка.

Никого! И в коридоре тихо, точно в могиле. Провалились они сквозь землю, что ли?

Илона снова вскрикнула — низким, страшным голосом — и он, понимая, что надо что-то немедленно предпринять, быстрым движением сорвал с ее живота простыню.

Зрелище, представшее его взгляду, заставило Петера пошатнуться, но уже через секунду он снова открыл глаза.

— Все в порядке, Илона. — Стоило ему произнести эти магические слова, как страх исчез, уступив место холодной решимости. — Только не опускай ноги и перестань тужиться. Спокойнее, все идет нормально.

Окажись сейчас в палате кто-нибудь из посторонних или просто незнакомый человек, у него не возникло бы и тени сомнения в том, что этот крепкий, рослый мужчина — врач, который занимается делом, которое знакомо ему, как собственные пять пальцев.

— Умница. — Капельки пота застилали глаза, щекотали щеки, но ему некогда было смахнуть их. — Вот уже головка показалась. А теперь и плечико…

Еще один истошный крик… и роженица откинулась на подушку, широко и беззвучно открывая рот.

Петер отшатнулся — маленький комочек человеческой плоти, красный, сморщенный, скользкий, барахтался на простыне.

В эту самую минуту в палату влетели врач с акушеркой.

— Ну… Как дела?

Одного взгляда на новорожденного младенца оказалось достаточно, чтобы убедиться, что все самое страшное уже позади.

— Стремительные роды. И мать, кажется, в хорошем состоянии. Поздравляем с сыном, господин Адлер! Извините, но в соседней палате дело обстоит гораздо хуже. Нам надо туда вернуться… А он у вас молодец, госпожа Адлер, настоящий мужчина!

Давно Петер не испытывал такого удовольствия от чужой похвалы. Но стоило двери закрыться за врачом и акушеркой с младенцем на руках, как голова у него закружилась, и он опустился на стул, стоящий возле стола.

— Ты все слышала, дорогая? У нас с тобой прекрасный мальчик.

Слезы брызнули у нее из глаз.

— Это чудесно, — едва выдавила она сквозь рыдания. — А ты… Ты был просто великолепен.

Петер приосанился.

— Я делал только то, что нужно, дорогая.

— Нет, нет, ты сделал гораздо больше. За какого прекрасного человека я вышла замуж!

— Перестань, Илона, а то я совсем задеру нос… А вот и маленький Адлер. Хочет, должно быть, поближе познакомиться с мамочкой. Могу я его подержать?

Акушерка — высокая полная дама — важно кивнула головой.

— Конечно, можете, господин Адлер. Только не разворачивайте.

Он взял сына на руки и почувствовал, что ради этого момента стоило жить. Какой прелестный, необыкновенный малыш!

— Посмотри, дорогая, какое чудо ты произвела на этот свет! Можешь тоже подержать его. Если, конечно, не очень устала.

— Я чувствую себя нормально. — Илона взяла младенца и положила рядом с собой. — Петер, он такой хорошенький. Посмотри, у него такая же ямочка, как у тебя.

— Ямочка?

На крохотном подбородке малыша действительно красовалась микроскопическая ямочка. Значит, это будет второй Адлер с ямочкой на подбородке. Ни у отца, ни у Гуго ничего похожего не было. Странно все-таки. Он сам подивился этой мысли.

Акушерка, между тем, не уходила.

— Вы покормите мальчика? — спросила она Илону. — Вы ведь собираетесь кормить его грудью?

— Ну конечно! — воскликнула Илона. — Одна моя подруга утверждает, что это намного проще, чем кормить малыша из бутылочки.

— И гораздо полезнее для ребенка, — назидательно молвила акушерка.

Она помогла Илоне сесть, подложив ей под спину несколько подушек.

Петер был буквально очарован тем, как жадно его голодный наследник припал к материнской груди.

— Ваша супруга все делает правильно, — с улыбкой сказала акушерка. — Знаете, у некоторых молодых мам бывают проблемы с грудным вскармливанием. Но у вас, я вижу, все будет хорошо. Господин Адлер, кто-нибудь еще хочет взглянуть на малыша, прежде чем я уложу его в кроватку?

Петер взглядом попросил у Илоны разрешения продемонстрировать их первенца родным и знакомым. Кивнув головой, она бессильно закрыла глаза…

Посетители, желающие взглянуть на Адлера-младшего, уже собрались в приемной клиники. Любопытствующих оказалось так много, что они заняли целый ряд кресел у стены.

Здесь была мать Илоны со своим последним любовником, который явно собирался стать ее первым мужем. Рядом с ней сидели мать Петера, специально приехавшая из Гамбурга, Франц и Амелия, ожидающая второго ребенка. Артур и Изольда, как всегда, мило ворковали в уголке.

Когда Петер вышел, глаза всех присутствующих обратились к нему. Счастливый отец, однако, помалкивал, явно испытывая их терпение.

Но вот его непроницаемое лицо расплылось в широкой улыбке.

— Мальчик! Слышите, мальчик!

Все вскочили. Амелия чмокнула его в щеку, а эмоциональная мама Илоны даже захлопала в ладоши. Мужчины стиснули обе руки Петера. Последней, утирая слезы, подошла его мать.

— Желающие поглядеть на Адлера-младшего, — объявил Петер, — могут пройти в детскую. Акушерка покажет вам маленького Иоганна.

Все стремительно бросились в коридор, чтобы через стекло полюбоваться новорожденным. Петер остался наедине с матерью.

— Мы с Илоной решили назвать его Иоганном, мама, — сообщил он.

— Хорошее имя, — тихо сказала пожилая дама. — Красивое и звучное. Тебе повезло с ребенком, Петер.

— Знаешь, у него ямочка на подбородке, как у дяди Иоганна, — Петер посмотрел ей прямо в лицо.

Ее серые глаза округлились.

Он взял мать за обе руки и обнял.

— Не волнуйся, мама. Все хорошо. Знаешь, в детстве, когда дядя Иоганн приходил в наш дом, я всегда был ему рад. Скажи, он был добрым и честным человеком?

Она кивнула, судорожно комкая в дрожащих пальцах носовой платок.

— Мы познакомились на вечеринке. Твой отец в тот вечер отправился к своей любовнице, и я вынуждена была пойти одна. Какой-то молодой мужчина подошел ко мне и заговорил. Он был такой красивый, милый и очень… одинокий. Я тоже чувствовала себя никому не нужной, брошенной собственным мужем. Мы выпили, а потом пошли прогуляться. Так начался наш роман… Конечно, потом меня замучило раскаяние. А страх перед твоим отцом отравил мне всю жизнь.

— Но это не мой отец, — напомнил Петер.

— Я не сразу это поняла, — вздохнула мать. — Только когда увидела ямочку на твоем подбородке, все стало ясно.

— Бабушка ведь тоже знала. Это она придумала историю о дядюшке Курте.

— Да. На самом деле у Курта не было никакой ямочки. Понимаешь, она терпеть не могла Адлеров, и всегда видела их насквозь. И поэтому завещала все деньги тебе. Она тебя очень любила. — На этот раз вздохнул Петер. — Ты не сердишься на меня?

— Что ты, мама. — Он поцеловал ей руку. — Как я могу сердиться? У тебя была такая тяжелая жизнь.

— Мне следовало бы уйти от мужа к Иоганну. Он так умолял меня об этом.

— А что стало с ним потом?

— Он уехал куда-то очень далеко. Кажется, в Австралию. Знакомые говорили мне, что он погиб в Сиднее в автокатастрофе.

На минуту Петеру стало грустно, оттого что он никогда не увидит своего родного отца, и тот не разделит с ним сегодняшнюю радость.

— Прости меня, сынок, — тихо повторила мать.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Не расстраивайся. Ведь ты хотела, чтобы нам с Гуго было хорошо.

— А знаешь, твой брат сделал предложение Ирене!

Петер улыбнулся.

— Так ему и надо!

— Конечно, — мать улыбнулась сквозь слезы. — Тебе будет намного лучше с Илоной. Она славная девушка. Знаешь, она предложила мне поселиться в ее доме, если я захочу переехать в Австрию. Обещала обновить интерьер. Хотя мне кажется, этого совсем не надо делать. Мы проезжали мимо на днях, очень милый домик. И внутри, наверное, очень уютный.

Петер внезапно расхохотался.

— Что с тобой? — удивленно спросила фрау Адлер. — Я сказала что-то не то?

— Что ты, мама. Просто ты совсем не знаешь Илону. Кстати, давай пройдем к ней. Наверное, она уже немного отдохнула.

— Я вижу, ты и нескольких минут не можешь пробыть без нее…

— Да, я люблю ее больше жизни. Ты ревнуешь, мама?

Петер поразился тому, как крепко она обняла его.

— Дурачок! Что может быть приятнее для матери, чем видеть, как счастлив ее сын?

— Ну, наконец-то вы пришли ко мне! А то я уже умираю от скуки!

Илона, улыбаясь, сидела на кровати с чашкой в руке.

— Это слабенький чай. Я умоляла их принести хотя бы рюмочку «рислинга», но они сказали, что это вредно для младенца. Ничего, все равно я завтра буду дома. Врач говорит, что я еще не окрепла. Вздор! Я прекрасно себя чувствую. К тому же вы будете рядом и поможете мне, правда, мама?

— Мама? — неуверенно переспросила фрау Адлер.

— Думаю, вам бы не понравилось, если бы вас называли бабушкой, дорогая? Тем более что вы так чудесно выглядите. Петер, тебе не кажется, что твоей маме нужен подходящий мужчина? Да-да, ей непременно нужно отдохнуть и развлечься. Когда вы переедете сюда, мы подыщем вам достойного кавалера. А выходить за него замуж вовсе не обязательно, верно, Петер?

Видя, что мать готова упасть в обморок, сын поддержал ее под локоть.

Черт подери, а ведь Илона в конечном счете права. Легкий флирт — это как раз то, что нужно маме сейчас, после стольких лет одиночества! Ей, конечно, придется вернуться в Гамбург, чтобы уладить все дела и побывать на свадьбе Гуго. Но потом она сразу же приедет назад, к своему внуку, и начнет новую жизнь.

Фрау Адлер попрощалась и вышла.

Илона вздохнула, когда муж нежно поцеловал ее. Могла ли она подумать тогда… что меньше, чем через год, станет замужней женщиной и матерью? Что неприступный банкир Петер Адлер окажется единственным мужчиной на земле, который по-настоящему полюбит ее?

— Все считают, что Иоганн просто очарователен, — сказал Петер.

Илона улыбнулась.

— Весь в отца.

Для него это был как бальзам на душу.

— Мне нравится, как ты это говоришь…

— Я люблю тебя, дорогой. Поцелуй меня еще, — прошептала она страстно. — Но не так… по-настоящему.

И Петер выполнил ее просьбу. Он был весь в ее власти. Наваждение? Страсть? Любовь? Неважно… Ведь так будет всегда… до последнего дня, последнего часа его жизни.

ЭМИЛИ ДЖОРДЖ

ШЕПОТ ВЕСНЫ

ПАНОРАМА РОМАНОВ О ЛЮБВИ

16+

ISBN 978-5-7024-3215-1

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg