«Самый счастливый развод»

Самый счастливый развод (fb2) - Самый счастливый развод [Conquering His Virgin Queen] (пер. Оксана Ивановна Семык) 560K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Пиппа Роско

Пиппа Роско Самый счастливый развод

Глава 1

1 августа, 20.00–21.00, Херон-Тауэр

Этот день выдался на редкость отвратительным для представителя двенадцатого поколения воинов Фаррехеда, старшего сына шейха Аббаса, известного бизнесмена Одира Фаруха аль-Аркина. Завязывая на шее черный шелковый галстук-бабочку, принц чувствовал себя так, словно затягивал на своей шее петлю. Он выругался, послав проклятия жене, которую не видел уже шесть месяцев. Его былые чувства к ней сейчас не имели значения, как и ее побег, ведь уже через час она снова вернется к нему, и Одир получит то, что нужно ему и его стране.

Принц поправил галстук, отступил назад, взглянул на свое изображение в большом зеркале и подтянул манжеты сшитого на заказ смокинга, который казался Одиру таким же неудобным, как и его церемониальные придворные одежды. И тот и другой наряд — лишь внешние атрибуты, театральные костюмы, необходимые для ролей, которые принцу приходилось играть. И сегодня вечером в одном из самых дорогих отелей Лондона он исполнит важнейшую роль в своей жизни.

За его спиной стоял Малик, личный телохранитель, которого принц знал с тех пор, как они оба едва научились ходить. Этот человек шесть месяцев назад предал Одира. В душе снова поднялась горечь, которую принц не мог сдержать.

— Сейчас же сотри со своего лица это виноватое выражение или проваливай отсюда. Нельзя чтобы люди что-то заподозрили. Только не сегодня!

Малик открыл рот, чтобы ответить, но Одир не дал ему вымолвить ни слова, добавив:

— Если у тебя не хватит здравого смысла прекратить извиняться, я отошлю тебя немедленно обратно в Фаррехед, и ты проведешь там остаток своих дней, охраняя сестру моего отца. И поверь мне, это не угроза, а обещание. Она ест больше, чем верблюд, а ее образ жизни похож на черепаший. Ты умрешь от скуки, охраняя ее.

Малик даже не улыбнулся. А ведь Одир попытался пошутить впервые за несколько последних месяцев. Его шутка не только осталась неоцененной, но и вызвала у принца прилив стыда. «Сейчас не время веселиться», — напомнил он себе.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил Малик.

Тот же вопрос терзал и Одира.

— Хочу ли я? Нет. Уверен ли, что должен так поступить? Да.

Раздался стук в дверь, она приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова советника принца, побоявшегося войти, зная, что господин сегодня не в духе.

— Ты организовал пресс-конференцию? — бросил ему через плечо Одир, встретившись с советником взглядом в зеркале.

— Да, мой…

— Нет! Не называй меня так! Еще рано.

— Конечно, сэр! Все готово. Завтра утром к восьми часам в посольство пригласят прессу… Сэр…

— Да?

— Мы все еще можем отменить сегодняшнее мероприятие.

— Оно проводится ежегодно вот уже тридцать лет подряд. Этому не смогли помешать ни войны, ни экономический спад, ни даже королевская свадьба. На его подготовку ушли месяцы. И даже если мы смогли бы отменить этот благотворительный вечер, поступить так сейчас было бы неразумно.

Советник кивнул и замер, словно зная, что принц собирается еще что-то сказать.

— Приглашение… Вы отправили его этим утром? Она получила?

Советник еще раз кивнул.

Едва команда обеспечения безопасности Одира выяснила, каким поддельным именем пользуется его жена, им потребовалось не больше получаса, чтобы определить ее местонахождение и доставить приглашение на адрес в Швейцарии.

— Можешь идти, — сказал принц, и его помощник исчез за дверью.

Одир посмотрел на фотокопию паспорта с незнакомым именем, но таким знакомым лицом на фотографии. Этот документ — подтверждение обмана Элоизы. Принц подавил порыв скомкать бумагу и отбросить в сторону. С черно-белого снимка на него смотрела женщина, на которой Одир женился и которую поклялся перед Богом почитать превыше всех других женщин. И он почитал ее. А вот она его — нет.

Тот факт, что после шести месяцев, казалось, бесплодных попыток Малик сумел все-таки разыскать Элоизу сейчас, когда это стало крайне необходимо, заставил Одира подумать, что его телохранитель тоже подпал под чары его жены. Но принц отогнал от себя эту мысль, едва та пришла ему в голову. Малик никогда не коснулся бы его супруги. Виноват другой мужчина. И пусть это приводит Одира в ярость, он и волоска не тронет на голове Элоизы.

Он снова бросил взгляд на фотографию в ксерокопии паспорта. Его жена всегда была красавицей. Ее красота когда-то чуть не погубила его. Но принц не собирался сейчас любоваться ею. Вот бы знать, покраснела ли Элоиза от стыда, когда делался этот снимок. Но на черно-белом фото это было невозможно определить.

Одир заставил себя подавить горечь, затопившую сердце. Сейчас нет времени отвлекаться на это. Сегодня у него лишь одна цель.

— Элоиза прилетела? — бросил принц Малику.

— Да, она приземлилась в аэропорту пять часов назад.

Одир напрягся. Что ж, все встает на свои места.

— Ее отследили до отеля в Лондоне, где она провела два часа и сделала несколько телефонных звонков, — продолжал Малик. — Позднее она села в такси и должна появиться здесь через двадцать минут.

Одир гадал, почему Элоиза не сбежала обратно к своей семье в Кувейт. Он знал, что она не ладит со своим отцом, но между ними чувствовалась странная, тревожащая связь. Элоиза, закончив учебу, даже последовала за ним в Фаррехед.

Одир поверил своему отцу, когда тот сказал, что его союз с этой женщиной будет выгоден для страны, потому что укрепит столь необходимые связи между их пустынным королевством и Британией. Молодому принцу с детства внушали, что его брак однажды будет устроен отцом. Но, познакомившись с Элоизой два года назад, Одир ощутил надежду: ему показалось, что он нашел настоящую любовь. А вместо этого, как оказалось, он был лишь ослеплен своей похотью и притворством Элоизы.

Да и какое это сейчас имеет значение? Его жена вернется к нему — у нее не останется другого выбора. Но больше всего Одира злило, что у него связаны руки.

— Возьми своих людей, встретите ее у входа, — приказал он Малику.

* * *

— Не могли бы вы повернуть за угол? — попросила Элоиза водителя.

Она не хотела, чтобы ее, принцессу Фаррехеда, увидели выходящей из обычного такси перед небоскребом Херон-Тауэр, где сегодня должно было состояться благотворительное мероприятие.

Высокое стеклянное здание, казалось достигающее ночного неба, поражало воображение. Этот небоскреб словно являлся символом власти ее мужа, которого она не видела уже полгода. Щупальца страха сдавили сердце, и Элоиза расправила плечи, чтобы обрести самообладание. Не нужно и гадать, каким образом Одир нашел ее. Она была даже немного удивлена тем, что Малик не рассказал своему господину раньше, где она скрывается.

Первые несколько месяцев после побега Элоиза боялась, что муж вот-вот приедет в Цюрих и утащит ее обратно в Фаррехед. Убедить ее, что она в безопасности, смогла только Натали, ее университетская подруга, которая за считаные дни смогла помочь беглой принцессе избавиться от страхов.

Сделав глубокий вдох, Элоиза попыталась сосредоточиться на настоящем. Чего хочет ее муж? Неужели он пришел к решению, что им пора развестись? Или его резкое требование немедленно встретиться как-то связано с ее завтрашним днем рождения, ведь завтра Элоиза наконец сможет получить доступ к трастовому фонду, который оставил ей дедушка? Да нет, конечно же это просто совпадение.

Элоиза достала приглашение, которое прибыло этим утром. Когда она открыла дверь, держа в руке чашку кофе, взяла конверт и увидела, от кого это послание, первым ее порывом было снова бежать. Но было ясно, что Одир опять отыщет ее, потому что знает, под каким именем она скрывается. А без помощи Малика новый фальшивый паспорт получить не удастся.

Но тут же в голову пришла другая мысль. Можно воспользоваться этим неожиданным приглашением и наконец решиться на то, что Элоиза собиралась сделать последние полгода. А вдруг это знак, и у нее наконец получится избежать той петли, которую когда-то затянул на ее шее тщеславный отец, заставив произнести у алтаря два слова: «Я согласна».

Она протянула водителю такси деньги и вышла, аккуратно придерживая длинные юбки черного шелкового платья, которое купила в аэропорту. Высокий воротник плотно облегал шею и оправдывал отсутствие драгоценностей, полагающихся принцессе, которой Элоиза являлась на протяжении последних восьми месяцев. Платье прилегало к телу словно вторая кожа, открывая спину. На него пришлось потратить целое состояние — почти всю месячную зарплату, но оно того стоило.

Элоиза прекрасно понимала, что не может появиться на этом светском мероприятии в платье хотя бы вполовину дешевле. А еще этот шикарный наряд послужит ей доспехами в сражении с мужем.

* * *

Едва Элоиза вошла в вестибюль небоскреба Херон-Тауэр, ее окружили четверо мужчин, с ног до головы одетых в черное. На мгновение она представила, как на ее запястьях защелкиваются холодные наручники, но тут же подумала, что ее муж, даже в гневе, никогда не сделает ничего, что может подвергнуть риску репутацию королевской семьи. Элоиза знала это лучше прочих. Она посмотрела на лица задержавших ее охранников и не удивилась, увидев среди них Малика — единственного, кто открыто встретил ее взгляд. Все четверо молчали, но трудно было сказать, было ли это признаком уважения или испытываемого стыда.

Когда охранники завели ее в лифт и вежливо запретили другим гостям войти туда же, Элоиза ощутила проблеск надежды. Может, после этой встречи с мужем она все-таки обретет свободу?

Лифт поднимался все выше, открывая взору вид ночного Лондона, сверкающего множеством разноцветных огней. Элоиза рассматривала отражение своего бледного лица в стеклянной стене лифта. Ее длинные светлые волосы не были уложены в изящную прическу дорогими стилистами. Вместо этого Элоиза сама причесалась как смогла перед зеркалом в дешевом отеле, который сняла на сутки. По краю сознания скользнула мысль: небоскреб Херон-Тауэр и дешевый отель — две крайности, символизирующие последние два года ее жизни. И более бедная часть казалась куда привлекательнее, потому что теперь Элоиза ощущала себя свободной. А богатство пришло к ней вместе с ценой, которую она не хотела платить.

Наконец двери лифта открылись, и Элоиза ступила в зал, набитый богатыми и знаменитыми со всех концов света. Присутствующие мужчины и женщины щеголяли нарядами и драгоценностями, соперничающими по стоимости со всем золотым запасом Банка Англии.

Со всех сторон доносились приглушенные звуки разговоров и негромкий звон бокалов. Кажется, вечеринка началась без нее. Но едва Элоиза вошла, разговоры стихли, многие люди склонили головы в знак уважения. Впрочем, было ясно, что они тут же начнут сплетничать за ее спиной. На мгновение Элоиза задалась вопросом, чувствовала ли то же самое ее мать, когда прятала свою боль за отрепетированными улыбками, а после ругала себя.

Неожиданно за спиной раздался знакомый голос:

— Элоиза!

Она повернулась и оказалась лицом к лицу со своей подругой — единственной, которая была у нее до свадьбы с Одиром.

— Эмили! Рада тебя видеть!

Подруга с неподдельной радостью обняла Элоизу и прошептала ей на ухо:

— Где ты была, Эль? Сто лет тебя не видела! Ходили слухи, что твой муж-тиран заточил тебя в дворцовой башне в Фаррехеде.

Внезапно Элоизе захотелось рассказать Эмили о той радости, которую она ощущает, помогая другим, о той свободе, которую почувствовала в Цюрихе, о смысле, который обрела в таком простом существовании…

— Миссис Сантос, — произнес за ее спиной Малик, положив конец минутному порыву.

Элоиза опомнилась. Разумеется, нельзя ничего рассказывать о своем побеге из Фаррехеда.

— Это долгая история, — тихо ответила она с улыбкой, чтобы смягчить отказ. — А ты что здесь делаешь? Обычно ты не ходишь на такие мероприятия.

— Я могла бы то же самое сказать о тебе, — так же негромко ответила подруга. — Мой отец… он плохо себя чувствует.

— Мне жаль это слышать. А как поживает твой муж?

— Сейчас его здесь нет, — сказала Эмили с грустным смехом. — Кстати, о мужьях… Твой весь вечер выглядел словно медведь с занозой в лапе.

— Неужели?

Сердце Элоизы забилось при одной только мысли об Одире.

Эмили кивнула через плечо.

Там стоял он — легок на помине. Элоиза не могла видеть его лицо, но она узнала очертания его широкой спины, которые навсегда врезались ей в память, словно она постоянно видела своего мужа только так: издалека и сзади.

Даже сегодня он казался на голову выше окружающих, и на секунду у Элоизы сбилось дыхание. Перед глазами пробежала череда образов-воспоминаний.

Впервые она увидела своего красавца мужа, когда тот, словно окруженный аурой власти, спешился с черного жеребца и бросил поводья груму. В тот момент Элоиза еще не знала, что Одир — сын шейха, и засыпала принца насмешками над его высокомерием. Они невинно флиртовали друг с другом до тех пор, пока несколько часов спустя их наконец не представили друг другу официально. Элоизе вспомнилось, как они проводили время в период их помолвки, как путешествовали вместе к границам Фаррехеда, доставляя лекарства пустынным племенам, как ужинали вдвоем, как вместе встречали рассвет солнца, встающего над песчаными дюнами…

Она со стыдом вспомнила и то, как рассказывала Одиру о своих надеждах и мечтах, как жадно слушала рассказы о его планах относительно Фаррехеда и его народа. Элоиза мечтала, что их брак принесет ей настоящую любовь. Но этого не случилось. Она — всего лишь проданная невеста, пешка, используемая жадными до власти мужчинами.

«Я устала ждать принца, который придет и спасет меня, — подумала Элоиза. — Настало время принцессе самой себя спасать».

Щеки Одира уже болели от фальшивых улыбок, горло сжимало от разговоров ни о чем, в голове стучало от напряжения, которое он испытывал весь день.

Одир потер уставшую шею и попытался убедить себя в том, что худшее уже позади. Но в голове мелькнуло: «А так ли это?» Сейчас он готов был отдать половину страны за порцию виски, но правителю Фаррехеда не полагалось пить виски на мероприятии, где подавали только дорогое шампанское.

— И тогда она сказала что видеть этого не может…

Принц присоединился к общему смеху над дурацкой шуткой, рассказанной французским послом, а затем снова завел разговор ни о чем, который мог бы вести, наверное, даже в бессознательном состоянии.

Внезапно за его спиной смолкли все разговоры, и Одир напрягся, ощутив присутствие Элоизы. Когда-то она разрушила барьеры, которыми он окружил свое сердце. И эта женщина по-прежнему имеет над ним власть.

Итак, его жена, его будущая королева, прибыла.

Одир видел в зеркале перед собой, как она решительными шагами направляется к нему через толпу людей. Значит, Элоиза готова к схватке? Отлично! Это то, что нужно.

Он позволил ей приблизиться на расстояние вытянутой руки и первым нанес удар: резко повернувшись, Одир обнял ее и поцеловал так, как позволял себе только несколько раз во время своих ухаживаний перед свадьбой. Он завладел ее губами, приоткрывшимися от изумления, и скользнул в ее рот языком.

Одир хотел, чтобы этот поцелуй стал возмездием, но не предвидел, что он окажется его собственным наказанием. Он словно снова попал в рай, о котором когда-то запретил себе вспоминать. Губы Элоизы были нежными, сладкими и такими податливыми под его твердыми губами. Тело Одира охватил жар страсти. Еще немного — и принц вспыхнул бы от желания.

Он отпрянул от жены. Сердце его на доли секунды дрогнуло при виде ее лица, на котором отразилось изумление. Точно так же собственное сердце предало принца и в брачную ночь, когда Одира охватила безумная страсть, способная поглотить его целиком, заставить забыть о нуждах страны.

А затем Одир вспомнил о том, что случилось всего через два месяца после брачной ночи, вспомнил ложь и предательство жены. Этого было достаточно, чтобы вернуть себе присутствие духа и сделать то, что необходимо.

— Элоиза, хабибти, — он назвал ее по-арабски «любимая», — извини, не удержался.

Одир улыбнулся так сладко, что сам подумал: «Неужели кто-то поверит в искренность такой улыбки?»

— Мы не виделись всего два дня, а мне кажется, что наша разлука длилась несколько месяцев, — добавил он, все еще ощущая на своих губах вкус ее поцелуя.

Нерешительность мелькнула во взгляде Элоизы, но уже через секунду она ответила, и ее ответ был безупречен:

— Жаль, что нам пришлось прилететь разными рейсами, дорогой.

Ложь легко соскользнула с ее губ, и Одир подумал, что за время их помолвки и краткого брака он не замечал, как легко, оказывается, Элоиза умеет врать. Он воспользуется этим ее талантом в своих интересах, но будет помнить, что нельзя ее недооценивать. В конце концов, эта женщина умудрилась заставить его личных телохранителей исполнять ее приказы. Нет, он не стал бы недооценивать свою жену.

От поцелуя перехватило дух, в памяти всплыли мучительные воспоминания об их брачной ночи. Разумеется, Элоиза не ожидала от своего мужа теплого приема, но их поцелуй ничего не меняет.

Она подавила охватившее ее предательское влечение к Одиру. Если бы для этого не хватило ее собственной сила воли, последние искры желания точно погасило бы скрытое предупреждение, читающееся в глазах мужа.

Он предлагает притворяться любящими супругами? Элоизе приходилось играть много ролей в своей жизни, и она справлялась с ними отлично: идеальная дочь, прелестная жена. Всего на один вечер она сможет подыграть Одиру.

Элоиза прекрасно умела распознавать притворство и полуправду, но она почти поверила, что во взгляде ее мужа мелькнуло нечто большее, чем холодная отстраненность.

Посол Франции поклонился ей:

— Дорогая Элоиза, не могу передать, как нам было жаль, что мы не видели вас на королевской регате в Хэнли. Мы с Матильдой как раз об этом говорили, правда? — Он бросил взгляд на свою жену.

У той на лице было написано, как жадно она ждет информации, чтобы после разнести ее в виде слухов о принцессе Фаррехеда.

Элоиза уже приготовилась излагать тщательно продуманный рассказ о том, чем она якобы занималась в последние месяцы, когда Одир негромко рассмеялся. Она даже не ожидала, что когда-либо услышит смех из его уст. За все время, что они были знакомы, он не смеялся ни разу.

— Вы должны простить мою жену. Она была настолько занята своей благотворительной деятельностью, что, кажется, мы едва виделись хоть раз за последние полгода.

Матильда бросила на Элоизу укоряющий взгляд, от чего Элоиза еще больше разозлилась. Последние слова Одира, которые он бросил ей в их предыдущую встречу, были полны такой ярости, что заставили Элоизу бежать из Фаррехеда. Одир вынудил ее покинуть свою страну, свой дом и еще смеет обвинять во всем ее?

— Не преувеличивай, — игриво отозвалась она, многозначительно сжимая его руку. — Ты ведь точно знаешь, где я была. — Она повернулась к Матильде, изобразила самую обворожительную улыбку, на какую была способна, и продолжила: — Я осуществляю надзор над проектом по оказанию медицинской и психологической помощи женщинам приграничных племен Фаррехеда.

Это было максимально близко к истине, учитывая, чем Элоиза занималась в Цюрихе. Как известно, лучшая ложь всегда получается с примесью правды. Этому Элоиза научилась когда-то у своих родителей.

— В таком случае не удивительно, что вы сегодня здесь, — улыбнулась жена посла.

— Элоиза ни за что не пропустила бы благотворительное мероприятие, которое укрепит связи между Всемирной организацией здравоохранения и нашей страной, улучшит положение женщин Фаррехеда. Но я надеюсь, вы нас извините… — Одир положил руку на плечо посла. — Не секрет, что у моей супруги завтра день рождения, и у меня для нее приготовлен особенный подарок.

Принц сильной рукой обнял Элоизу за талию, повлек к выходу из зала и услышал в ответ:

— Дорогой, я хочу от тебя единственный подарок на день рождения — развод.

Глава 2

1 августа, 21.00–22.00, Херон-Тауэр

— Говори потише, — приказал Одир и прижал Элоизу к себе, словно боялся, что она попытается удрать.

А ей и в самом деле хотелось бежать прочь со всех ног — с того момента, когда его губы коснулись ее губ. Элоизе хватило доли секунды понять, как сильно ей хочется отдаться чувствам, которые, как она думала, навсегда умерли в ее сердце. Руки покалывало от желания прикоснуться к Одиру.

Люди расступались перед ним словно море, и Элоиза знала, что они поступали бы так, даже не будь он принцем, из-за окружавшей его ауры силы и власти.

— Куда ты меня ведешь, Одир?

— Вот как? Просто «Одир»? Уже не «дорогой»?

Элоиза попыталась выдернуть свою руку из его пальцев, но он лишь крепче ее сжал.

— Прекрати! Последние шесть месяцев ты и так была мне плохой женой — не стоит все только ухудшать, поверь мне!

Да какая ему разница, была ли она ему идеальной женой? В те два месяца после свадьбы, что они провели вместе, это его, похоже, не волновало. Одир исчезал на целые недели, оставляя Элоизу слоняться по залам дворца в одиночестве. Она чувствовала себя потерянной и никому не нужной. Разумеется, единственная причина, по которой он позвал ее сегодня в Лондон, — это его желание окончательно порвать их отношения.

А что еще можно ожидать после тех последних слов, сказанных им в Фаррехеде, когда он решил, что жена ему изменяет?

— Это не я устраиваю сцену, Одир, а ты. Еще раз спрашиваю, куда ты меня ведешь? — Она повысила голос.

— Туда, где мы сможем поговорить. Ты ведь этого хочешь, так?

— Я хочу, чтобы…

Он развернул Элоизу лицом к себе и наклонился к ней с улыбкой, которая со стороны могла показаться счастливой улыбкой любящего супруга. Губы Одира приблизились к уху Элоизы мучительно близко, и он прошептал, отделяя каждое слово паузой:

— Больше. Не. Говори. Этого. Никогда.

Элоиза почувствовала на своей коже тепло его дыхания, от чего ее сердце забилось быстрее. Ее тело словно не обратило внимания на словесную угрозу.

Одир снова развернул жену и подтолкнул в направлении лифта. Элоиза шагнула в отделанную зеркалами кабину. Раз Одир хочет поговорить, пусть так и будет, если этот разговор вернет ей свободу.

Только сейчас Элоиза осознала, что впервые находится наедине с мужем с их брачной ночи, и вспомнила, как он ушел от нее — бросил одну, в подвенечном платье, которое невозможно было снять без посторонней помощи… Стоя сейчас рядом с Одиром, Элоиза смотрела на их отражение в зеркале кабины, внимательно разглядывая красивое лицо мужа, отмечая произошедшие за полгода изменения: ниточки седины, появившиеся в густых темных волосах на висках, тонкие морщинки вокруг глаз, закрытых сейчас. Скулы Одира запали, обозначились четче, отчего его черты казались еще более властным. Запах его одеколона наполнял воздух, окутывая Элоизу.

Она ожидала, что Одир впадет в гнев, даже в ярость, но и подумать не могла, что от него будет исходить такое холодное безразличие.

— Одир… — начала она.

— Помолчи пока, — оборвал он ее, даже не открывая глаз.

От этих слов весь тщательно сдерживаемый гнев Элоизы вырвался наружу.

— Нет, ты меня выслушаешь!..

Но она не успела договорить, потому что лифт остановился и Одир вышел в дверь, предупредительно открытую охранником. Элоиза последовала за мужем, испытывая одновременно неуверенность и ненависть из-за того, что муж ведет себя так, словно она пустое место.

Войдя в его апартаменты в пентхаусе, она застыла от изумления: за огромными, от пола до потолка, окнами мерцали огни Лондона, напоминая блестки, раскиданные по одеялу из черного шелка. Внезапно Элоиза ощутила ностальгию, хотя она не бывала в Лондоне с тех пор, как окончила университет и отправилась в Фаррехед.

Одир стоял на расстоянии двух футов от нее, но отражение в стекле искажало расстояние между ними, и казалось, что супруги стоят бок о бок. Одир, войдя в комнату, не включил свет, и поэтому их окутывала тень.

Да, они никогда не спали вместе, они не разговаривали полгода, но Элоиза знала своего мужа и понимала, что нельзя на него давить. Однако отступить она не могла. От нее потребовалось все ее мужество, чтобы приехать сегодня сюда и в последний раз посмотреть в лицо Одиру.

— Я хочу развестись.

— Что, вот так сразу к делу? Не хочешь для начала немного поболтать?

— Желаешь светской беседы? Ладно. Здравствуй, муж! Как прошел твой день? — с нарочитой сладостью в голосе произнесла Элоиза.

— Вообще-то неплохо. А как твой?

— Точно так же. Мне пришлось проехать пол Европы, потому что ты вызвал меня сюда бог знает по какой причине.

— Я видел разные твои личины, Элоиза. Ты притворялась милой и невинной, холодной и безразличной, но, думаю, праведное негодование подходит тебе лучше всего.

«Он никогда не видел меня настоящую, — внезапно осознала Элоиза. — Наверное, это было и не нужно Одиру после того, как он надел мне обручальное кольцо на палец».

Она тяжело вздохнула, понимая, что разговор заходит не туда.

— Одир, прошу тебя! Я хочу развода!

— Боюсь, это не соответствует моим планам.

— А я боюсь, что твои планы для меня больше не имеют никакого значения. Я построила собственную жизнь в Швейцарии — жизнь, в которой тебя нет. Я изменилась. Я уже не та женщина, на которой ты женился.

Глаза Одира сузились. Вот, значит, как! Шесть месяцев назад Элоиза не посмела бы ему возражать.

— М-м-м, — пробормотал он. — Возможно, ты и в самом деле стала другой.

Одир окинул надменным взглядом стройную фигуру Элоизы. За последние шесть месяцев жена сильно похудела. И он еще не понял, нравится это ему или нет. Он медленно, неторопливо обвел глазами ее ноги, бедра, грудь, лицо. Щеки Элоизы вспыхнули румянцем. Это не ускользнуло от глаз Одира и мгновенно разожгло в его крови огонь. Принц мысленно обругал свое тело за такую предательскую реакцию и подумал, что она послужит ему хорошим напоминанием о том, что надо всегда оставаться настороже, если имеешь дело с Элоизой.

— Если бы ты больше обращал на меня внимания, пока я была рядом, возможно, мы не оказались бы сейчас в такой ситуации.

Удар попал в цель. Одир обещал себе, что никогда не станет потворствовать слабости, которую испытывает к своей жене. Разве безумная любовь его отца к своей супруге не поставила страну на край гибели? Одир и сам чуть не превратился в такого же безвольного раба из-за невероятно сильного влечения к Элоизе.

— Даже не смей обвинять меня! Да, я не согрел твою постель, но это сделал кое-кто другой…

— Прекрати! — выпалила Элоиза и выставила перед собой ладони.

Одир наслаждался ее гневом, радуясь тому, что ее чувства совпадают с его собственными.

— Тебе никогда не нравилось слышать правду, ведь так, Элоиза? Ты всегда убегала, всегда пряталась…

— А тебя правда вообще не интересует, Одир. Только лишь когда она удобна для тебя и Фаррехеда.

— Интересно, какую версию правды ты сочинишь, Элоиза? Что я прочитаю в бумагах о нашем разводе? Переложишь ли ты всю вину на меня или признаешь, что предала меня? Скажи, будешь ли ты готова увидеть, как твое имя полощут на страницах газет по всему миру, рассказывая, что ты изменила мне с моим собственным братом?

Элоизе хотелось закричать. Она сжала кулаки, ногти впились в ладони.

Одир ни разу не спрашивал ее о том, что произошло той ночью. «Прочь! Убирайся с моих глаз долой и не смей возвращаться!» Его гневные слова снова зазвучали в голове Элоизы эхом из прошлого.

Одир сделал тогда неверный вывод и больше никогда не оглядывался назад, используя свой вывод как оправдание, чтобы избегать свою купленную жену.

Тот день, когда он обнаружил, что его брат пытается поцеловать Элоизу, был одним из худших в ее жизни. Одир не дал шанс объясниться ни жене, ни брату. Ясно, что Джархан и не попытался это исправить, рассказав брату правду. Да Элоиза этого и не ждала.

Она отогнала от себя воспоминания о пьяных попытках Джархана поцеловать ее, но перед глазами снова встала эта сцена.

Элоиза пыталась успокоить Джархана, который только что узнал от отца, шейха Аббаса, что тот собирается женить младшего сына на принцессе соседнего княжества Каларан. Элоиза пыталась утешить юношу, убедить его рассказать отцу правду, но в глазах Джархана плескался неподдельный страх. Внезапно юный принц впился в ее губы поцелуем, в одно мгновение превратившись из друга и наперсника в оружие ее погибели.

Этот поцелуй разбил брак Элоизы, уничтожил будущее, на которое она надеялась, и рассорил братьев.

— Значит, ты по-прежнему мне не веришь?

— А во что мне верить? Во всю ту ложь, что срывается с твоих восхитительных губ? — Презрение в словах Одира совсем не сочеталось с комплиментом ее красоте.

Он отвернулся. Элоиза так горько вздохнула, что удивилась даже сама.

Было время, когда она хотела выйти замуж за Одира. Тогда, около двух лет назад, он казался ей краше солнца, очаровывал умением подтрунивать над собой и остроумием. В течение года, пока длилась их помолвка, Элоиза наблюдала за принцем, отмечая его любовь к своему народу, которая сквозила в каждом принимаемом им решении, в каждом действии.

Одир казался ей ожившей мечтой. Элоиза надеялась, что вместе с ним они превратят деловое соглашение их отцов во что-то большее, чем просто выгодный союз двух семей. Сначала она считала это дружбой, а после начала мечтать о том, чтобы их отношения переросли в любовь.

Вот он, тот принц, который умчит ее прочь от боли, испытанной в детстве. Он сломает власть отца над ней, станет ее наперсником. Наконец-то рядом всегда будет тот, на кого можно положиться.

Но эти мечты рухнули, едва Элоиза осознала, что ее брак обречен на неудачу. Все слова и обещания Одира испарились, и на смену пришли одинокие ночи. Раз за разом принц находил отговорки, чтобы избегать свою жену, оставляя ее одну в холодной постели.

Вот и теперь на полускрытом в тени лице Одира читалась непреклонность, которую Элоиза когда-то пыталась смягчить. Как ей хотелось разглядеть в его чертах что-то похожее на любовь! Глядя на мужа сейчас, она понимала, что это были лишь детские мечты.

Бесполезны все слова, все объяснения.

— Прошлого уже не изменить, а вот будущее — можно.

Одир в ответ мрачно улыбнулся:

— Можешь твердить это сколько хочешь, Элоиза, ты ничего не изменишь.

— Одир, прошу тебя, будь благоразумен! В кои-то веки мы можем поговорить по душам… — Элоиза разозлилась на себя за то, что эти слова прозвучали умоляюще. — Или ты не хочешь двигаться дальше? Не хочешь найти себе подходящую принцессу — ту, которая годится на то, чтобы править вместе с тобой, и которая подарит тебе наследников?

Она надеялась, что муж согласится с логикой ее доводов — ведь он всегда руководствовался практичностью. Но тут Элоиза встретилась взглядом с Одиром и поняла, что похожа сейчас на ту глупую девушку, которая когда-то надеялась, что этот человек спасет ее, словно рыцарь, и отвезет в свое волшебное королевство…

* * *

— Итак, завтра твой день рождения, и, как мне сказали, ты вот-вот унаследуешь трастовый фонд своего деда. А потому ты решила, что готова попросить о разводе?

— Откуда тебе известно про фонд?

— Удивительно, как много могут нарыть частные сыщики всего за несколько часов.

Элоизе захотелось рассказать мужу, что она собирается использовать деньги фонда на то, чтобы помочь Натали получить лечение, в котором та отчаянно нуждается. Но прежде чем Элоиза успела ответить, Одир продолжил:

— Скажи честно, ты специально откладывала разговор о разводе до того момента, когда сможешь управлять своим фондом?

Элоиза не могла отрицать очевидного. У нее не оставалось иного выбора из-за интриг ее отца. Она не могла развестись с Одиром, пока не получит доступ к своему фонду. И она не могла объяснить своему мужу, в чем причина.

— Ты всегда была охотницей за чужим богатством? Или тяга к деньгам появилась в твоей душе после того, как ты вкусила королевской жизни?

Одир мгновенно возненавидел сам себя за эти слова, сорвавшиеся с его уст в гневе. Они обожгли его язык, словно наказывая за жестокую насмешку.

— Если именно так ты обо мне думаешь, тогда нам действительно нужно развестись. Узы брака не должны связывать двух людей, которые столь сильно ненавидят друг друга.

— Ты принесла обет перед Богом, перед королем моей страны и перед ее народом. У нас нет выбора.

— Всегда есть выбор. Я видела перемены, которые ты произвел в Фаррехеде за последние шесть месяцев, ты приложил невероятные усилия, чтобы восстановить уважение всего мира к своей стране.

В голосе Элоизы прозвучало искреннее восхищение. Одира удивило, что она даже после своего побега следила за жизнью в Фаррехеде.

Принцу и в самом деле потребовалось немало часов изнурительного труда, чтобы исправить вред, причиненный стране его отцом. А может, Элоиза говорит это лишь для того, чтобы подкрепить свои доводы и получить желаемое? Интересно, на что она готова ради этого? Впрочем, уже не важно, чего хочет она и чего хочет он…

Одир заставил себя вернуться к разговору.

— И что случится со всеми этими переменами к лучшему, если я позволю моей жене развестись со мной? Именно теперь, когда я тащу упирающийся Фаррехед в двадцать первый век, когда я потратил столько денег, времени и сил на то, чтобы сделать экономику моей страны процветающей. Я скажу, что произойдет со всеми этими изменениями, Элоиза. Все они превратятся в пыль, если король разведется со своей королевой.

— Ты еще не король, Одир. И до того, как займешь трон, ты еще можешь получить развод, хотя это будет непросто.

Ее слова вонзались в его сердце словно кинжалы. Вооружившись обуревающими его гневом и скорбью, принц опять приготовился к атаке. Если трастовый фонд — единственное, что стоит между ним и Элоизой, он легко решит эту проблему.

— Отпусти меня, Одир! Просто позволь мне уйти, и ты никогда больше обо мне не услышишь.

Он горько рассмеялся и выступил из тени в полосу лунного света:

— Хотел бы я, чтобы все было именно так! К сожалению, это невозможно. Итак, раз для тебя важны лишь деньги, я предлагаю тебе сделку на сумму, которая превысит средства трастового фонда твоего деда. Вернись ко мне, и я дам тебе два миллиона фунтов. Роди мне ребенка — и я заплачу тебе еще пять миллионов.

Глава 3

1 августа, 22.00–23.00, Херон-Тауэр

Элоиза не поверила своим ушам. Это что, какая-то глупая шутка? Но мрачная решимость, написанная на лице Одира, говорила сама за себя.

Мысли бешено вращались в голове Элоизы. Она перебирала возможности, которые могут открыться перед ней. Предложенная сумма денег была непристойно огромной — куда больше, чем объем трастового фонда. Она позволила бы не только оплатить медицинские счета Натали на много месяцев вперед, но и спасти медицинский центр, находящийся на грани закрытия. Можно было бы продолжать помогать многим другим людям.

Но тогда придется вернуться к Одиру, приехать в Фаррехед и опять находиться под микроскопом мировой прессы. Нельзя будет жить в своей скромной швейцарской квартире, свободно ходить по чистым красивым улицам Цюриха, наслаждаться дружбой с Натали. Придется отказаться и от своей должности секретаря медицинского центра.

Сердце наполнила боль. Элоиза любила свою работу. Впервые в жизни у нее появилась возможность поступать по-своему, приносить людям пользу. И вот теперь все открывшиеся перед ней перспективы просто сгорят как солома.

Если она примет деньги для медицинского центра, то никогда больше не сможет быть свободной. От нее потребуется родить наследника в браке, построенном лишь на лжи и недоверии. Элоиза выросла в похожей семье и поклялась самой себе, что никогда не будет поступать со своим ребенком так, как когда-то поступали с ней ее родители.

Она подняла взгляд на Одира и с удивлением увидела, что он улыбается.

— Вижу, что ты обдумываешь мое предложение, — сказал он и плеснул себе в стакан виски, гадая, почему Элоиза не выглядит счастливой после того, как ей посулили столько денег, и почему он сам не ощущает, что одержал над ней победу.

Уже через считаные часы состоится международная пресс-конференция. Если жены не будет рядом с ним, когда Одир сделает свое заявление для мира, он будет выглядеть слабым, его страна будет выглядеть слабой. Нельзя этого допустить!

Внезапно принцу показалось, что он стоит на краю пропасти величиной с Гранд-Каньон. На Фаррехед вот-вот обрушатся великие потрясения. Глядя на Элоизу, которая смотрела на него словно на дьявола, он понимал, что лишь она одна может обеспечить безопасность его страны.

«Как можно сделать такое баснословное предложение, а затем просто молча стоять и ждать ответа?» — недоумевала Элоиза. Она внимательно разглядывала Одира и видела, как на его лице отражаются владеющие им чувства. Сейчас, несмотря на отвращение, которое он испытывал к собственному предложению, вера в то, что жена согласится, кажется, принесла принцу облегчение. Это читалось в его взгляде.

Такой же взгляд бывал у отца Элоизы, когда тот знал, что вот-вот получит то, чего хочет, и она ненавидела его в такие моменты. Собрав все свое мужество, Элоиза решила, что ни в коем случае не вернется к Одиру. Не важно, какие чувства она когда-то к нему испытывала. Хватит! Она устала от того, что люди думают о ней только плохое, устала от жертв, приносимых тем, кому было наплевать на нее, устала быть одинокой и никому не нужной.

— Я не возьму ни пенни из твоих денег, Одир. Я прошу лишь развода и сделаю все, чтобы его получить.

— Я удвою сумму, — ответил он, словно четырнадцать миллионов фунтов ничего для него не значили.

Элоиза еле сдержала проклятия, готовые сорваться с языка. Имея столько денег, она могла бы перевезти Натали и весь медицинский центр в Фаррехед. Возможно, она даже смогла бы убедить свою мать переехать туда же. Люди, которых она любит больше всего на свете, никогда не будут ни в чем нуждаться.

Элоиза ощутила тошноту, осознав, что всерьез рассматривает это предложение. Кто бы мог подумать, что сказанное Одиром заставит ее подумать о возвращении к той жизни, от которой она сбежала!

Элоиза вздохнула, закрыла глаза и начала считать до десяти. Она всегда так поступала, прежде чем принять решение.

Казалось, что Земля ненадолго перестала вращаться и замерла. Одир видел по глазам жены, что она вот-вот готова была согласиться, но внезапно раздался стук в дверь. Принцу захотелось что-нибудь сильно пнуть в сердцах, но он заставил себя произнести спокойным голосом:

— Войдите.

В дверь заглянул его советник:

— Подошло время для вашей речи, мой… гм… сэр. Пора.

Одир выругался, только сейчас поняв, что его разговор с женой слишком затянулся. Снова она отвлекает его от обязанностей, как постоянно делала во времена их помолвки. Он победит одержимость ею. Их отношения не будут такими же, какие были между его родителями. Из-за своей безрассудной страсти отец причинил немало вреда, а Одир, увлеченный Элоизой, этого не замечал. Теперь он будет уделять больше внимания всему, что касается его страны, его народа, потому что у него нет права на ошибку.

Он не ожидал, конечно, что Элоиза мгновенно согласится на его предложение, и все же был не до конца уверен в ее ответе. Если бы она действительно хотела лишь денег, в ее глазах обязательно мелькнула бы радость победы или жадность, но там читалось совсем другое — то, что могло разрушить все его тщательно разработанные планы.

Не оглядываясь на жену, Одир вышел из комнаты и шагнул в лифт, почувствовав удовлетворение, когда Элоиза направилась за ним и встала рядом.

Всю дорогу до зала оба не проронили ни слова. Одир мысленно проклинал отца и то, каким глупцом сам был в юности. Он согласился на удобный брак, предложенный родителями. Этот союз должен был принести пользу всем заинтересованным сторонам. Но вовсе не об этом Одир подумал, когда впервые увидел Элоизу. При взгляде на нее он забыл обо всех практических соображениях. Возможно, так случилось потому, что она была первой женщиной, смотревшей на него без тайного расчета, и не пыталась плести интриги.

В их первую встречу у конюшни между ними завязалась пикировка. Элоиза насмехалась над Одиром, чего никто прежде себе не позволял. Наверное, именно тогда его желание обладать этой женщиной вспыхнуло так ярко — еще до того, как он узнал о планах своего отца и о том, кто она такая.

Когда Одир сделал Элоизе предложение руки и сердца, ему показалось, что он прочел облегчение в ее глазах. В тот момент ему хотелось, чтобы их будущий брак не был холодной сделкой, но одновременно Одир считал, что сумеет сдерживать свою страсть, чтобы она не превратилась в ту безумную любовь, какую питал его отец к своей супруге.

Одир считал, что его практичный склад ума защитит его от такой безрассудности, но ошибался. Их с Элоизой поцелуй в преддверии брачной ночи был таким зажигательным, и Одир так жаждал продолжения, что даже замер в нерешительности, когда его советник в панике сообщил ему ужасные новости о том, что Фаррехед стоит на пороге войны.

На мгновение Одиру захотелось послать весь мир к черту, потому что сейчас больше всего он жаждал овладеть своей невестой, затеряться в ее объятиях. Он все еще ощущал на своих губах вкус ее поцелуя. В этот момент он понял все безумие страсти, которую его отец испытывал к своей жене. Но тот факт, что шейх Аббас использовал день свадьбы сына в качестве прикрытия для вторжения в Террен, поразил его, показался подлым предательством. И самая большая вина лежала на Одире, потому что он должен был это предвидеть.

Поэтому он оставил свою невесту дожидаться его в дворцовых покоях и вскочил в вертолет с горсткой соратников. Три дня принц вел секретные переговоры с шейхом Террена, а по возвращении он сделал все, что было в его силах, чтобы подавить влечение к Элоизе, — он хотел быть уверенным, что больше никогда не испытает искушение пренебречь своим долгом. Одир с головой ушел в торговые переговоры, пытаясь смягчить последствия предательства своего отца, стараясь снова сделать Фаррехед процветающей страной.

И теперь для того, чтобы убедиться, что все это сработало, все его жертвы были не напрасны и все, созданное им, не превратится в пыль, завтра в восемь утра ему необходимо, чтобы Элоиза стояла рядом с ним на пресс-конференции. Ему нужно услышать ее ответ до того, как он произнесет свою речь. А если жена все-таки скажет «нет», тогда у него есть под рукой еще одно оружие, против которого она не сможет ничего сделать.

Они вышли из лифта, и Одир чуть не застонал, когда увидел, что навстречу идет юный принц Каларана Имин с усмешкой на полном лице.

— Одир! — произнес он, едва скрывая свое презрение, а затем повернулся к Элоизе: — А с тобой мы, кажется, раньше не встречались.

Ярость и стремление защитить жену охватили Одира. Одно дело, когда он сам разговаривал с Элоизой таким пренебрежительным тоном, но другое дело, когда принц Каларана так открыто игнорирует будущую королеву Фаррехеда.

Одир уже собрался дать гневную отповедь наглецу, когда почувствовал, что рука жены легла на его руку.

— Вы ошибаетесь. Мы встречались. — Элоиза повернулась к мужу: — Дорогой, кажется, именно этого принца стошнило на ручной гобелен шестнадцатого века на нашей помолвке?

— А я думал, что это сделал кузен герцога Кембриджского. Но теперь, когда ты упомянула об этом…

— По-моему, нам пришлось заплатить почти две тысячи фунтов за чистку этого гобелена, — продолжила Элоиза.

— Если я правильно помню, это стоило нам около четырех тысяч, — нахмурился Одир, словно глубоко задумавшись.

— Две тысячи фунтов ничто по сравнению с тем, во что обошлись Каларану действия твоего отца и брата, — зло выплюнул Имин.

— Прошу вас обращаться к моему мужу по его надлежащему титулу, принц Имин, — потребовала Элоиза голосом, в котором было достаточно льда, чтобы заморозить пустыню.

К изумлению Одира, на лице Имина отразилось раскаяние.

— Принц Имин, я буду обсуждать лишь с вашим отцом все, что касается его взаимоотношений с моим отцом, — сказал Одир.

— Так тому и быть. Меня обеспокоили недавние новости о том, что у шейха Аббаса резко пошатнулось здоровье. Я очень надеюсь, что с вашим отцом все в порядке, шейх Одир.

Он назвал его не принцем, а шейхом! Неужели он уже что-то пронюхал? Одир сжал кулаки, чувствуя, что вот-вот взорвется, но пальцы Элоизы на его запястье призывали к спокойствию, и он холодно бросил:

— Принц Имин, хотя с вами было… интересно пообщаться, боюсь, мне необходимо кое с кем обсудить кое-что важное.

Бросив эти слова, Одир повлек свою жену прочь, одновременно думая о том, что именно такой ее реакции он желал, именно этого искал — союза, партнерства. Надо, чтобы кто-то был рядом с ним во время плавания по бурным водам такого изменчивого политического моря, в котором безумие его отца, вызванное скорбью, подняло настоящую бурю…

Внезапно Одир услышал, как Элоиза хихикнула, и не поверил своим ушам.

— Видел, какое у Имина было выражение лица? Я думала, он сейчас лопнет от злости, — вымолвила она между взрывами смеха.

Одир почувствовал, как его губы тронула ответная улыбка.

Но тут же Элоиза посерьезнела.

— Это то, с чем тебе пришлось столкнуться?

— Ты о чем? — спросил Одир.

— Когда между Фаррехедом и Калаханом так испортились отношения? — спросила Элоиза, широко распахнув глаза.

— После того, как Джархан нарушил недавние торговые договоры с Тереном, все очень усложнилось, — признался Одир.

Он пытался убедить себя, что его откровенность с женой — вовсе не признак доверия к ней. Просто придется делиться с ней подобными вещами, когда она вернется к нему.

— А я и не знала!

— Неужели тебя в самом деле это волнует?

Ее лицо исказила боль.

— Конечно, Одир! Фаррехед стал моей страной, его народ стал моим народом.

Элоиза не кривила душой. Проведя немало дней среди кочевых племен, она осознала силу этих людей. Вместо того чтобы томиться в жарком, безводном Фаррехеде, чего Элоиза когда-то боялась, она, наоборот, почувствовала в этой стране прилив сил. Конечно, то была не та жизнь, какую она сама себе устроила в Цюрихе, но, к своему удивлению, Элоиза внезапно поняла, что скучает по Фаррехеду.

Пробираясь сквозь толпу гостей, она улыбалась дежурной улыбкой и скользила взглядом поверх голов, пока случайно не заметила возле бара знакомое лицо. Элоиза ощутила одновременно радость, печаль, удивление и страх. Опершись на барную стойку, с бокалом в руке сидел Джархан.

До того рокового вечера, случившегося шесть месяцев назад, Элоиза никогда не видела его пьющим спиртное. Она удивилась, почему Джархан присутствует сегодня на этом благотворительном мероприятии. Странно, что сразу два принца Фаррехеда посетили такое относительно незначительное событие в королевском календаре.

Джархан встретился с ней взглядом, и в его глазах отразилась целая палитра эмоций, которые он так ни разу и не смог облечь в слова. Элоиза почувствовала, что у нее отлегло от сердца. Она могла поклясться, что молодой принц сожалеет о том, что случилось между ними полгода назад, больше, чем о чем-либо другом. А ведь он даже не догадывается о печальных последствиях своего поведения. Элоизу охватила печаль и жалость к себе.

Джархан был для нее источником утешения во время долгих отлучек мужа. Юный принц был милым и забавным. Он всегда казался почти изгоем в королевской семье, потому что недостаточно соблюдал требования дворцового этикета. Вполне возможно, его нрав не сильно изменился с тех пор.

Элоиза почувствовала на себе тяжелый взгляд мужа и повернулась к нему.

— Не испытывай мое терпение, хабибти, — прошептал принц, и она подумала, что никогда прежде не слышала в голосе Одира столько гнева. — Мне нужен твой ответ. Прямо сейчас.

Элоиза кинула взгляд на Джархана, поняла по его глазам, что ее друг заплатил немалую цену во имя долга, и осознала, что не сможет так жить.

— Нет, Одир. Мой ответ всегда будет «нет». Для меня это слишком больно.

— Не говори мне о боли, Элоиза. Только не сегодня. — Он мрачно улыбнулся. — Извини, но ты не оставила мне выбора. — С этими словами Одир пошел прочь сквозь толпу всемирно известных актеров, бизнесменов, политиков.

Видя, что принц собирается произнести речь, все замерли в ожидании. Внезапно Элоиза почувствовала тревогу. Что имел в виду Одир, когда сказал, что она не оставила ему выбора?

Занятая своим мыслями, Элоиза не разобрала начало его речи. Она поискала взглядом Джархана, но тот куда-то исчез. Элоиза осталась одна в море людей — без поддержки и утешения. Лишь голос ее мужа, казалось, связывал ее в этот момент с реальностью.

Рукоплескания прозвучали ответом на обращенный к присутствующим призыв Одира внести щедрые пожертвования на благотворительный проект, о котором он уже говорил раньше этим вечером. Элоиза с удивлением поняла, что речь идет о том проекте, который она сама начала за несколько месяцев до того, как сбежала из Фаррехеда. Одир решил его продолжить.

Элоизу охватили гнев и замешательство. Ей казалось, что ее загоняют в невидимый угол. Она чувствовала, что Одир собирается сейчас сделать или сказать то, что навсегда отберет ее свободу. Элоиза начала внимательно прислушиваться к тому, что говорил ее муж.

— Именно с вашей помощью здравоохранение будет развиваться в самых отдаленных уголках Фаррехеда. Моя страна, мой народ и моя семья благодарны вам за то, что вы готовы вести дела с Фаррехедом, за то, что вы понимаете, насколько важны эти отношения не только для настоящего, но и для грядущих поколений моего народа и моей семьи.

Одир замолчал и нашел глазами жену. «Почему он так много говорит о своей семье? — гадала она. — Почему его тон стал таким мягким, почти заговорщическим?»

— И я рад сообщить вам, что моя семья очень скоро увеличится. — Принц протянул руку, указывая на Элоизу, и та внезапно ощутила, что на нее обратилась тысяча глаз.

Толпа разразилась громкими аплодисментами, отовсюду зазвучали слова поздравления и добрые пожелания.

Впервые в жизни Элоиза забыла о том, что нужно заученно растягивать губы в улыбку, забыла правила игры, потому что ее муж только что заявил всему миру, что она беременна.

Глава 4

1 августа, 23.00–00.00, Херон-Тауэр

Элоиза еле сдержалась, чтобы не рассмеяться истерическим смехом. Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Ей хотелось верить, что они лишь от смеха, а не от более глубокого чувства.

Заметив любопытство во взглядах окружающих, она заулыбалась и повернулась к ним, принимая поздравления.

Элоизе оставалось только молиться, чтобы гости приняли гневный румянец на ее щеках за признак счастья. Ей хотелось в этот момент буквально убить Одира. Она посмотрела на трибуну, где он стоял всего мгновение назад, и увидела, что принц уже медленно прибирается к ней сквозь толпу гостей, которые тянутся к нему, чтобы похлопать по спине, пожать ему руку и поздравить.

В мозгу Элоизы вспыхнули слова, которые муж бросил ей в гневе после того, как ошибочно обвинил в адюльтере с его братом: «Убирайся прочь!» Эти же слова подсказали ей сейчас, в чем ее спасение. Бросив взгляд на Одира, Элоиза повернулась и бросилась бежать.

Зная, что он не сможет ее быстро догнать, не устроив сцены, она остановилась в пустом коридоре, раздумывая, в какую сторону направиться. Но в нескольких шагах от нее внезапно появился один из охранников Одира. Еще один бесшумно вырос за ее спиной.

Элоиза шагнула вперед, затем назад и почувствовал себя в ловушке. Свобода была так близко! Еще немного — и она получила бы желаемое, но несколькими словами муж отобрал у нее все, к чему она стремилась.

Взглянув на Малика, Элоиза поняла, что в этот раз он ей не поможет. Одир предъявил права на свою жену, а ведь у них даже не было брачной ночи! Вот ведь в чем ирония ситуации: он раззвонил всему свету о том, что его девственная жена беременна его ребенком.

Элоиза заметила дверь, ведущую на балкон, и шагнула в нее, тут же ощутив сильный порыв ветра, бросивший ей в лицо ночную прохладу.

Подойдя к дальнему концу балкона, Элоиза сжала пальцами металлические перила и замерла, разглядывая лежащий перед ней Лондон, сияющий огнями. Ветер трепал ее платье, и ей хотелось в этот момент просто исчезнуть, улететь подальше отсюда.

Господи, она ведь еще девственница! Уж кто-кто, а она точно не может стать матерью! У нее не может родиться ребенок от непорочного зачатия!

После свадьбы Элоизе понадобилось три недели, чтобы осознать, что ее муж вообще не собирается с ней спать. Неужели ее неумелый поцелуй в брачную ночь настолько его ужаснул и стал причиной отчуждения между ними? Или все это было лишь ложью и посулы счастливого брака из уст Одира предназначались лишь для того, чтобы надеть ей кольцо на палец?

Элоиза покачала головой, словно пытаясь избавиться от мыслей, которые не давали ей покоя в течение двух одиноких месяцев после свадьбы. Неделю за неделей она проводила в одиночестве. Компаньонами Элоизы были лишь гложущие ее сомнения и страхи. Она так устала от одиночества!

Элоиза подумала о том, что даже если вдруг и захотела бы когда-либо вернуться к Одиру, все равно не решилась бы зачать от него ребенка после того детства, которое было у нее самой. Ею манипулировали родители, используя лишь как пешку в своих политических играх. Нельзя приводить в такой мир свое дитя! Но уже через секунду в голове вспыхнул образ: младенец со светлой кожей и темными, как у Одира, глазами, и сердце сжалось от нежности.

Разъяренный из-за того, что его жена сбежала, едва он сделал свое объявление, и гадая, куда она направилась, Одир выбрался из толпы и огляделся по сторонам. Едва он встретился взглядом с Маликом, тот указал глазами в сторону балкона.

Одир заметил в полутьме очертания изящных плеч Элоизы. Ветер трепал ее волосы, играл юбками, развевающимися вокруг стройных ног.

Жадно разглядывая жену, Одир вспомнил, как впервые увидел ее два года назад. Она сразу показалась ему стройной и красивой. Принц очень удивился, когда в этот же день отец представил ему Элоизу как его невесту. Он искренне считал, что она не выдержит и месяца в жарком климате Фаррехеда. А вот если бы он уже тогда обратил внимание на то, как легко эта особа приспосабливается к любым условиям, то был бы лучше подготовлен к тому, чего от нее можно ожидать.

Впрочем, сейчас Элоиза казалась потерянной — по-другому и не скажешь. Какая-то часть души Одира в этот момент прокляла все прошлые поступки, которые довели их до вражды.

Рядом возник Малик.

— Ты уверен, что хочешь этого? — снова спросил он, словно старый друг чувствовал, какая пропасть разверзлась у ног Одира.

Нет. Теперь Одир хотел отказаться от того пути, на который ступил пять минут назад. Но выбора у него больше не оставалось. До пресс-конференции всего девять часов. Если Элоизы не будет рядом, судьба будет к нему неблагосклонна. Он всего лишь немного форсирует события, чтобы добиться своего.

— Проследи, чтобы нас не побеспокоили, — бросил принц Малику.

Тот поклонился и отступил за стеклянную дверь. Одир шагнул к жене, тут же ощутив сильный порыв ветра, ударивший в грудь, словно сама природа защищала Элоизу от него, не подпускала близко, запрещала ему прикоснуться к ней.

Одир произнес те слова, которые, как он знал, поставят его собеседницу в безвыходное положение:

— Разве послушная жена убегает сразу после выступления своего мужа, хабибти?

Элоиза обернулась. Ее волосы полоскались на ветру, юбка то надувалась, то опадала. Одир не сразу осознал, как близко подошел. Ему следовало бы быть осторожнее, потому что Элоиза неожиданно толкнула его руками. Одир почувствовал, как Малик немедленно вырос за его спиной. Неужели телохранитель на самом деле посчитал это достаточной угрозой? Не обращая внимания на удары, которыми жена осыпала его грудь — такие слабые, что вызывали лишь смех, принц дал знак Малику не вмешиваться.

— Сколько я тебя знаю, ты никогда раньше не прибегал к обману, — бросила Элоиза Одиру с укором.

— Зато ты всегда лгала, — парировал он.

— Что ж, мир будет горько разочарован, когда вместо новостей о грядущем рождении наследника принца Фаррехеда они узнают о нашем разводе.

Элоиза даже не заметила, что перешла на крик, хотя раньше никогда этого не делала. «Не повышай голос, не устраивай сцены». — Она забыла сейчас эти отцовские поучения.

Заметив Малика, переминающегося с ноги на ногу за спиной Одира, Элоиза мгновенно пришла в себя, успокоилась и шагнула прочь от мужа.

— Оставь нас, Малик, — жестко приказал Одир.

— Но, мой…

— Ни слова больше, Малик! Я же сказал, уходи!

— Твое лживое заявление ничего не изменит, ты ведь знаешь, — в отчаянии заявила Элоиза. — Я все равно уеду.

— Полагаю, ты недооцениваешь силу соцсетей. Прямо сейчас больше сотни знаменитостей выпивают за наше здоровье и здоровье еще не родившегося нашего ребенка. Новость о твоей беременности распространится моментально. Еще до восхода солнца за стенами дворца в Фаррехеде начнется большое празднество — какого мои соотечественники еще никогда не видели.

С каждым словом Одир все ближе подходил к жене, а она отступала к перилам балкона, пока не уткнулась в них поясницей.

— А что произойдет, если я не произведу на свет этого ребенка? Что будет через несколько месяцев, когда у меня не появятся признаки беременности? Собираешься рассказать еще одну ложь, чтобы прикрыть ту, что выдал сегодня? Ожидаешь, что я и вся твоя страна будут оплакивать смерть придуманного ребенка? Ты настоящий ублюдок, Одир!

Эти слова, кажется, окончательно вывели его из себя.

— Думаешь, я этого хотел? — Теперь и он кричал. — По-твоему, мне нравится лгать?

— Мне нет дела до того, доставляет тебе это извращенное удовольствие или нет. Я на это не соглашусь. На дворе двадцать первый век. Ты не сможешь подкупить или обмануть меня, чтобы привлечь на свою сторону. Тебе не заставить меня лгать!

— Ты действительно считаешь, что после этого сможешь вернуться к тому мужчине, у которого скрывалась в Швейцарии, и жить нормальной жизнью?

— К какому еще мужчине? Ты это серьезно? Думаешь, я жила с кем-то в Цюрихе? Скажи мне, Одир, остался ли, по твоему мнению, на свете еще кто-то, кроме тебя, с кем я не спала?

Он посмотрел на лицо Элоизы, залитое лунным светом, а она спросила:

— Когда этот ребенок появится на свет, ты попросишь провести тест ДНК?

Ответ мужа словно резанул по сердцу ножом:

— Обязательно, и ты пройдешь медицинское обследование еще до того, как будет зачат наш ребенок.

Элоиза горько рассмеялась, не в силах сдержать отвращения из-за такого грубого вмешательства в ее личную жизнь.

— И как именно ты планируешь завести этого ребенка с женщиной, на которую не желаешь даже смотреть, не то что прикоснуться к ней?

Но едва эти слова сорвались с губ, Элоиза вспомнила о том, как Одир поцеловал ее этим вечером, вызвав невероятно сильное желание. Она ненавидела себя за то, что отвечала на его поцелуй так, словно умирала от жажды и лишь Одир мог эту жажду утолить.

— Надеешься зачать ребенка, даже не переспав со мной? Обратишься к своим докторам, чтобы они помогли тебе решить эту проблему? Ты даже не смог подарить мне брачную ночь!

— У меня не было выбора! Что мне оставалось делать? Наплевать на свою страну, позволить ей вступить в войну с Терреном?

— Но ты мог бы хоть что-то мне объяснить!

— У меня не было времени. И я не имел возможности вернуться к тебе, даже если бы захотел.

Впрочем, это была неправда. Он мог бы приехать к ней и все объяснить, но Одир испугался страсти, овладевшей ими обоими. Он тогда чуть не овладел Элоизой прямо в коридоре, на глазах у всех.

Между ними всегда ощущалось очень сильное влечение — еще при первой встрече возле конюшни и после, во время помолвки. Такое же мощное желание ощущал Одир и перед своей брачной ночью, когда советник внезапно принес новости об угрозе войны.

Элоиза так быстро стала ему необходима, начала так много для него значить. А ведь Одир пообещал себе, что никогда не поддастся такой сильной зависимости от женщины. Уж он-то видел, каковы последствия страсти, граничащей с безумием. Именно такая страсть охватила его отца, когда тот потерял жену, а Одир с Джарханом потеряли мать…

— Ладно, — насмешливо сказала Элоиза, — допустим, у тебя не было времени рассказать мне, что происходит, и у тебя не было времени попросить советника сделать это вместо тебя. Я просидела всю ночь, ожидая твоего возвращения. Мне пришлось разрезать ножницами свое подвенечное платье, потому что я не могла снять его самостоятельно. Ну хорошо, а что же тогда насчет следующей ночи? И следующей? И всех тех, что были после?

— Мне потребовалось целых три недели на переговоры, чтобы убедить шейха Террена не затевать войну, которая разрушила бы обе наших страны.

— А какую войну ты предотвращал после тех трех недель? Что помешало тебе объяснить происходящее, рассказать, с чем ты имеешь дело? Ты солгал мне, Одир, когда пообещал перед нашей свадьбой, что мы будем равноправными партнерами. Ты сказал, что мы будем нести бремя королевской власти вместе.

Он действительно так говорил и собирался так поступить, но недооценил разрушительные последствия действий его отца. Шейх Аббас воспользовался увлеченностью старшего сына невестой, а также подготовкой к предстоящей свадьбе и чуть не разрушил все планы Одира.

В принце снова заговорила совесть. Элоиза права, он должен был сообщить ей о том, что Фаррехед попал в беду. Мог бы даже брать ее вместе с собой в дипломатические поездки. Если бы только он мог доверять самому себе, контролировать желание, которое охватывало его, словно буря, каждый раз, когда Элоиза была рядом! А главное, Одир искренне боялся, что если позволит себе отдаться страсти, то станет похожим на своего отца.

Он не мог признаться в этом своей жене, не мог позволить себе проявить такую слабость именно сейчас, когда в руках Элоизы так много власти, хотя она об этом не подозревает.

«Я не имел возможности вернуться к тебе, даже если бы захотел» — эти слова больно ранили Элоизу. Она рассердилась на себя за то, что бессердечные слова Одира все еще могут ранить ее сердце.

— Я сделал то, что должен был. Как поступаю и сейчас.

— И я делаю то, что должна. Ни за что не рожу ребенка в этом… браке. Ты явно думаешь обо мне слишком плохо, если веришь, что я спала с твоим собственным братом…

Принц взмахнул рукой:

— Не надо об этом. Прошлое осталось в прошлом. Оно умерло для меня. Сейчас это не имеет значения. Главное лишь то, что будет завтра и что ты на моей стороне.

— Я не позволю тебе заткнуть мне рот. Не в этот раз. Между мной и Джарханом ничего не было! Ничего!

Впервые Одир подумал, что в его версии событий шестимесячной давности, похоже, есть неувязки. Если Элоиза на самом деле хочет развестись, почему бы ей прямо не признать, что у нее была связь с Джарханом? Но она защищается, отметая обвинения. Может, он неверно истолковал ситуацию?

— Ты когда-то сказал, что мы можем быть лучше, чем наши родители, что мы не станем так, как они, манипулировать людьми. Но ты превзошел их, потому что они хотя бы не лгали о своих намерениях… Итак, я говорю «нет», — покачала головой Элоиза. — Я не вернусь к тебе. Пусть даже ты заявил всему миру, что я беременна твоим ребенком, мне наплевать, что обо мне скажут.

И она не покривила душой, когда сказала, что безвозвратно изменилась. В Цюрихе Элоиза обрела чувство собственного достоинства и силу, которую у нее не отнять даже принцу Фаррехеда.

— Можешь взять свою ложь и вместе со своими деньгами засунуть в свою королевскую задницу!

— Мою королевскую… Нашла время для шуток!

— Нет, Одир, я говорю серьезно. Очень серьезно. Делай и говори что хочешь, но я добьюсь этого развода.

* * *

На другом берегу реки часы на башне Биг-Бен начали отбивать полночь. Каждый удар звучал словно воплощение надвигающейся гибели.

«Бамм, бамм…»

— Нет, хабибти, развода не будет.

«Бамм…»

— Зачем тебе это, Одир? Почему ты не можешь меня просто отпустить?

Элоиза, похоже, давно собиралась задать этот вопрос. В ее словах звучало невинное любопытство, потому что она даже не знала, о чем спрашивала. Но он ответит ей так же, как ответит на вопросы журналистов через восемь часов.

— Потому, Элоиза, что сегодня утром мой отец умер и теперь я король Фаррехеда.

Глава 5

1 августа, 00.00–01.00, Херон-Тауэр

Второй раз за последние несколько часов Элоизе показалось, что мир перевернулся с ног на голову. Все, что она знала и чему могла доверять, исчезло.

— Умер?! Как это? — пробормотала Элоиза.

Ей представлялось невозможным, что Аббас, король Фаррехеда, может умереть. Он был полон жизни и решительности, пусть даже его решительность часто использовалась во вред его стране. Этот человек был нерушимым и бессмертным, словно силы природы. Элоиза знала, что у Одира были сложные отношения с отцом, но принц никогда не обсуждал их с ней. Даже во время помолвки.

— Три недели назад отец перенес инсульт и впал в кому. Врачи пытались сделать все, что могли. — Одир, пытаясь заблокировать в мозгу болезненные воспоминания о последнем разговоре с отцом, повторил слова, сказанные доктором ему по телефону восемнадцать часов назад.

Он посмотрел на жену, и внезапно ему захотелось протянуть руку, утешить Элоизу, потому что та явно выглядела расстроенной. Но затем Одир подумал, что это будет выглядеть смешно: ведь именно он из них двоих больше нуждается в утешении. Впрочем, в его душе все добрые чувства к отцу умерли, причем это случилось задолго до их спора три недели назад.

— Почему мы ничего не слышали об этом? Что ты делаешь в Англии? Ты ведь должен быть сейчас в Фаррехеде!

Элоиза засыпала Одира вопросами, которые он и сам задавал себе. Но, обсудив ситуацию со своим советником, а также с младшим братом, принц пришел к выводу, что жена обязательно должна быть рядом. Для того чтобы вернуться в Фаррехед и сесть на трон без споров с приграничными племенами, а также соседними странами, которые все еще пытались извлечь выгоду из тайных сделок, заключенных его отцом, необходимо представить подданным традиционную, идеальную королевскую семью.

После стольких лет труда во имя процветания этой страны все может пойти прахом, если Элоизы не будет рядом с ним.

— Я скоро вернусь в Фаррехед. Вместе со своей королевой, — произнес Одир и добавил смиренно и печально: — Очевидно, тебе понадобится какое-то время, чтобы обдумать это, Элоиза. Прекрати сопротивляться мне, прошу тебя!

Одир заметил, что жена начала дрожать. Он не знал, от холода это или от шока. Сняв с себя смокинг, принц накинул его на ее хрупкие плечи и обнял Элоизу. Он не мог сказать, был ли это просто жест заботы о своей супруге или из-за близости к ней Одир не смог преодолеть соблазн прикоснуться к ней. Но он немедленно почувствовал, как в нем начинает разгораться желание — не просто обычное плотское вожделение, а что-то более опасное — предвкушение. И уже не первый раз Одир невольно подумал о том, каково было бы полностью затеряться в этой женщине, овладеть ее телом, ощутить ее трепет от его прикосновений.

Они встретились взглядами, и в глазах Элоизы принц прочел сострадание и симпатию. Будь она проклята! Почему она не ощущает того же безумия, которое искушает его — искушает даже больше, чем в их брачную ночь. И вдруг, словно Одир произнес эти слова вслух, глаза Элоизы расширились. Казалось, между ним и его женой происходило что-то тайное, понятное лишь им двоим. Ее глаза, обычно ярко-голубого оттенка, потемнели, почти сравнявшись цветом с ночным небом, зрачки расширились. Одир увидел, как на шее жены забилась тонкая жилка, и в этот странный момент подумал о том, что их сердца, наверное, стучат в унисон. Он тут же мысленно обругал себя за эту мысль и заявил:

— Нам пора идти.

Разомкнув объятия, он направился к стеклянной двери, за которой стояли Малик и еще один телохранитель. Услышав звуки продолжавшейся вечеринки, Одир удивился. В этот момент ему было почти невозможно представить, что, несмотря на произошедшее с ним за последние несколько часов, земля все так же продолжает вращаться.

Принц направился к лифту — прочь от приглушенного шума, Элоиза зашагала вслед.

Поднимаясь в лифте в свои покои, Одир рассматривал отражение Элоизы в зеркале. Она выглядела растрепанной, словно это он, а не ветер взъерошил ей волосы и смял юбку. Принц сжал кулаки, приказав себе снова обрести самообладание.

Когда лифт остановился перед входом в его апартаменты, Одир, не включая свет, прошагал к мини-бару и налил себе порцию виски.

Только сейчас до принца дошло, что его жена оказалась первой, кому он рассказал о смерти своего отца. Когда доктор сообщил ему печальную новость, Джархан был рядом с братом. До сих пор о смерти шейха было известно лишь дюжине человек, включая советника Одира, его телохранителей, доктора и медсестру.

До чего же странно осознавать, что человек, которого принц ненавидел столько лет, мертв, исчез из этого мира. Одир уже почти забыл, что шейх Аббас когда-то не был тем монстром, в которого превратился после трагической гибели жены. Насколько было бы легче, если б счастливые детские воспоминания об отце полностью изгладились из памяти!

— Это нормально — оплакивать его, — произнесла Элоиза, и Одир горько рассмеялся.

— Спасибо, что разрешила. Но я оплакал потерю своего отца много лет назад — едва тот прекратил быть отцом и мужем и стал овдовевшим королем.

Одир снова подошел к мини-бару, намереваясь залить виски свое горе и гнев. Он положил в стакан два кубика льда, щедро плеснул туда янтарной жидкости и протянул бокал Элоизе.

Прищурившись, она посмотрела на мужа.

— Считаешь, я говорю жестокие вещи? Думаешь, я бессердечный человек? — спросил он.

Ему действительно было любопытно.

— Нет, напротив, — ответила Элоиза так тихо, что принцу пришлось напрячь слух, чтобы ее расслышать. — Я полагаю, это чрезвычайно практично — оплакивать потерю человека, который бесповоротно изменился.

Одир удивился. Он думал, что жена попытается успокоить его соболезнованиями, которые совершенно не соответствовали бы его собственным чувствам, и он был благодарен Элоизе за то, что она не стала ему противоречить.

В памяти всплыли слова медсестры его отца, которыми она попыталась утешить Одира: «Скорбь — это естественная часть нашей жизни».

— Каким он был? — Вопрос Элоизы вернул его к реальности. — Я имею в виду отца, по которому ты горюешь, а не короля, которого ты потерял.

Одиру не хотелось возвращаться к болезненным воспоминаниям, но он еще помнил о тех временах, когда отец не был сломлен горем, которое уничтожило в нем все хорошее. Одно за другим эти воспоминания вспыхивали в памяти словно лучи света.

— Он часто смеялся, — произнес Одир, удивляясь самому себе. — Никогда не забуду звук его смеха: он был глубокий и радостный. Возможно, эти два прилагательных не ассоциируются у тебя с человеком, которого ты знала. А еще он улыбался. У отца никогда не было идеальной улыбки, потому что в детстве его лягнула лошадь, и этот удар сломал ему челюсть. Но это не помешало ему продолжать кататься верхом и улыбаться, хотя, по словам моей матери, долгое время отец не мог говорить из-за этой травмы. — Одир внезапно осознал, что улыбается. — Это самые непростые воспоминания для меня. Лучше бы я не знал его как отца, который улыбается, смеется, играет с женой и детьми! Он бы был в моих глазах всегда одним и тем же. А вместо этого я наблюдал, как сильный, добрый, щедрый человек превращается в мрачного параноика, разрушающего все, к чему прикасается, потому что потерял свою любовь.

Именно поэтому Одир решил избегать в браке таких опасных эмоций — ведь его отец снова и снова доказывал, как разрушительна может быть страсть для мужчины, для короля. Он не должен позволить Элоизе разбудить в нем чувства, близкие к любви. Даже если в его сердце что-то подобное и зарождалось, оно было убито в тот день, когда принц застал жену в объятиях своего брата.

Несмотря на молчание мужа, Элоиза могла отследить чувства, отражающиеся на его лице. На мгновение она задумалась над его словами, гадая, был ли ее собственный отец таким, как шейх Аббас, и не потому ли ее мать предпочла оставаться рядом с ним, отчаянно желая видеть в нем того мужчину, в которого когда-то влюбилась. Элоиза почувствовала, что могла бы ее понять. Но затем в памяти всплыли мрачные воспоминания об интригах отца и о том, как мать постоянно прибегала к транквилизаторам, чтобы притупить эмоции, которые не хотела испытывать. Надежда на то, что она будет любима и желанна, столько раз вспыхивала и снова гасла в ее душе…

— Я и не знала, что все так плохо, — пробормотала Элоиза.

— Отец либо принимал решения, вредившие Фаррехеду, либо на некоторое время вообще бросал управление государством и закрывался от всех. Джархан и я много лет пытались защитить нашу страну от паранойи, овладевшей отцом.

— Это именно то, над чем ты трудился в первые месяцы нашего брака? Вот почему ты был так занят!

— Если бы меня не отвлекла помолвка с тобой и наша предстоящая свадьба, отец, возможно, не смог бы получить достаточную поддержку, чтобы вторгнуться на территорию Террена, и не смог бы разрушить наши с Джарханом попытки оправдать Фаррехед в глазах союзников.

Элоиза мучительно пыталась понять, нет ли в этих словах скрытого смысла. Не обвиняет ли Одир ее саму и их отношения в том, что сделал шейх Аббас?

— Я пытался удержать свою страну от краха, но мой отец посчитал меня узурпатором.

Одир вспомнил, как шейх Аббас швырнул через всю комнату бесценную антикварную вазу, когда им овладела ярость при мысли о том, что старший сын пытается занять его место. В своем безумии отец тогда всячески оскорблял его. Эти оскорбления Одир не смог бы повторить ни одной другой живой душе — даже своему брату. В тот момент он понял ужасную истину: ему хочется, чтобы отец умер. Он действительно захотел отнять у него власть, чтобы остановить его разрушающее действие на любимую страну. Но вовсе не потому, что Одир хотел власти для себя, как считал его отец…

— А я думала, ты избегаешь меня, потому что не хочешь. — Голос Элоизы дрогнул, в нем послышалась боль.

— Не хочу тебя? — отозвался принц. — Я всегда хотел тебя!

Слова Одира потрясли Элоизу и словно отсекли все месяцы молчания и разлуки, а также все страхи. Оказывается, она зря считала себя нежеланной для своего мужа. Это было лишь плодом ее воображения.

— Я так сильно хотел тебя, что чуть не повернулся спиной к собственной стране! Знаешь ли ты, как трудно мне было покинуть тебя в нашу брачную ночь? Я еле заставил себя уйти.

На лице Элоизы отразилось изумление и смятение, но Одир уже не мог остановиться. Казалось, слова приходили к нему из прошлого и сами срывались с губ.

— Меня с рождения учили защищать эту страну. Отец воспитывал меня лидером, готовил к руководству государством и людьми. Меня отправили в университет, чтобы я научился разбираться в политике и экономике и впоследствии улучшил положение моей страны. Я делал все, чтобы защитить народ Фаррехеда, даже если мне приходилось защищать его от собственного отца. Но я и подумать не мог, что мне придется защищать Фаррехед от самого себя, от той страсти, которую я испытывал к тебе. Перед тем как в нашу брачную ночь отправиться в Террен, я был готов сжечь дворец, лишь бы еще раз ощутить вкус твоего поцелуя. Точно так же мог бы поступить мой отец. Все, что я делал, было лишь ради Фаррехеда. Я никогда не стану тем эгоистом, каким был мой отец, и не совершу те же ошибки, которые совершил он.

— А если бы ты не стал королем, если бы не был связан долгом и этикетом, чего бы ты хотел?

«Тебя», — это слово первым пришло Одиру на ум. Еще до их брака, когда он впервые познакомился с Элоизой, она заинтриговала его. Он снова увидел ее, стоящую перед ним у запыленной конюшни, подтрунивающую над ним, дразнящую его своими улыбками. Она вернула солнечный свет во дворец, казавшийся мрачным царством. Если быть честным с самим собой, придется признать, что держал ее на расстоянии лишь потому, что Элоиза была единственной угрозой для тех барьеров, которыми Одир окружил свое сердце.

Казалось, она сумела прочесть его мысли, потому что внезапно что-то изменилось. Похоже, Элоиза поняла, для чего нужна Одиру, почему он готов пойти даже на подкуп и на ложь. Принц видел, что она наконец готова согласиться. А кроме этого в ее глазах отразилось то желание, которое Одир испытывал сам. Он ощутил огромное искушение отдаться своему влечению, прекратить борьбу. Что плохого в том, если он хоть раз просто возьмет то, что ему хочется, — и к черту все последствия!

Принц вспомнил, как чуть раньше этим вечером поприветствовал жену поцелуем, стремясь унизить ее и наказать. Но в результате все получилось иначе. Ему хотелось ощутить что-то иное вместо эмоций, вызванных смертью отца и этим разговором, забыть о недоверии к своей жене. Одир отчаянно желал почувствовать нежную кожу Элизы под своими ладонями, ее губы — под своими губами, а ее тело — под своим телом. Возможно, если бы он сдался, если бы позволил себе взять ее хотя бы раз, это охладило бы его страсть к ней. Он бы смог освободиться от цепей, которыми эта женщина его сковала.

Впервые с тех пор, как он надел обручальное кольцо на палец Элоизы, Одир не смог придумать причины, почему ему нельзя так поступить.

Двумя большими шагами он покрыл разделяющие их расстояние прежде, чем жена смогла остановить его, обхватил ладонью ее затылок, другой рукой коснулся ее щеки, прижался к губам Элоизы и погрузился в небесное блаженство.

Глава 6

2 августа, 01.00–02.00, Херон-Тауэр

На мгновение Элоиза ошеломленно замерла. Поцелуй Одира не был похож ни на тот, которым он наказал ее сегодня на вечеринке, ни на их поцелуй в брачную ночь.

В голове мелькнуло: «Неужели я каким-то образом вызвала этот поцелуй из своих самых глубоких фантазий?» Ведь Элоиза всегда хотела, чтобы муж поцеловал ее именно так: безрассудно, с жадностью и настойчивостью, пробуждающими страсть глубоко внутри ее.

Ладонь Одира, лежащая на ее затылке, скользнула к середине спины Элоизы, и ее тело словно полностью слилось с его телом. Она чувствовала жесткие мускулы пресса Одира, притиснутые к ее мягкому животу, ощущала, что муж возбужден, и ей хотелось большего.

И за это она ненавидела его.

Кровь бешено бежала по венам Элоизы. В сердце вскипал гнев на Одира, который отказывал ей в таком блаженстве. Он так долго лишал их обоих того, что могло прорваться через весь разделяющий их обман, всю ложь, всю невысказанную правду, соединив их, как уже многие века соединяет мужчин и женщин во всем мире.

Язык Одира ласкал ее рот, обещая продолжение удовольствия и одновременно наполнив сердце Элоизы страхом, что никакого продолжения не будет. Она вцепилась в рубашку на груди мужа и прижала его к себе так же сильно, как он сам прижимал ее сейчас к себе.

Одир резко вдохнул, не отрываясь от губ жены. Элоиза открыла глаза и увидела, что он, как и она, забылся в поцелуе. Его смуглые щеки еле заметно разрумянились, закрытые глаза, обрамленные невероятно темными ресницами, скрывали многие тайны.

Элоизе захотелось увидеть его целиком, чтобы понять, охвачен ли Одир, как и она, безудержной страстью.

Элоиза оттолкнула его, прервав их поцелуй, и заставила мужа взглянуть на нее. В полутемной комнате в этот момент слышалось лишь их неровное дыхание. И она выяснила то, что хотела: во взгляде Одира читались гнев и обвинение, смешанные с желанием, которое, как она наконец узнала, ему нелегко было в себе гасить.

Их маски были сняты, обнажив всю боль и всю страсть, которые оба скрывали так долго.

Внезапно ощутив ярость, Элоиза толкнула мужа в грудь, потом еще и еще. Она била его, а Одир просто стоял неподвижно, принимая каждый удар.

— Ты закончила? — наконец поинтересовался он.

— Нет. Я еще даже не начинала, — с вызовом бросила она.

— Отлично.

Одир схватил ее запястья сильными руками и притянул Элоизу ближе. А затем он снова впился в ее губы безрассудным, чувственным поцелуем.

Его руки обхватили тонкую талию Элоизы, он приподнял жену и прижал к себе, а она между тем старалась не думать о том, как все было бы между ними, если бы не интриги их отцов, если бы не взаимная ложь.

Сейчас здесь не было чужих глаз, и Элоиза наконец потребовала удовольствия, которого так ждала все это время.

Но даже сейчас, когда пальцы Одира лихорадочно скользили по тонкому шелку ее платья, она не могла забыть, что ее ласкает человек, который думает о ней самое плохое, а она точно так же думает о нем… Не воспользоваться ли этим моментом, этим шансом, чтобы осуществить самые глубокие фантазии, которые не давали ей спать, когда Элоиза проводила одинокие ночи в постели во дворце?

Возможно, сегодня вечером она сможет забыть, что все еще невинна, забыть, что все тело дрожит от головокружительной смеси предвкушения и страха. Она знала, что Одир не считает ее девственницей, и Элоизе внезапно захотелось, чтобы она была опытной женщиной, которая знает, что делает.

Она так устала от страха и ощущения беспомощности! Возможно, если притвориться, что уже познала мужчину, то получится раскрепоститься…

Одир почувствовал, что он словно освободился от какого-то груза. Ему казалось, все его желание, вся его страсть, выливается из него и поглощается женщиной, которую он сейчас обнимал. Но Одиру было недостаточно этих объятий и этого поцелуя.

Он покорно стерпел, когда Элоиза начала осыпать ударами его грудь. Он принял ее гнев, потому что и сам гневался. Но он не смог вынести того взгляда, каким она смотрела на него. Поэтому он остановил ее еще одним поцелуем.

Не отрываясь от ее рта, Одир подался назад и провел руками по красивой груди Элоизы, а затем тот же путь проделали его губы. Его язык скользнул по шелку платья. Отогнув край лифа, Одир лизнул кожу — более нежную, чем любой шелк, — и услышал тихий стон Элоизы.

Еще никогда Одир не был так сильно возбужден. Как он забыл, что из всех женщин именно эта имеет над ним такую власть! Но все мысли разом вылетели с его головы, когда Элоиза изогнула спину, сильнее прижимаясь грудью к его груди.

Одир больше не мог сдерживаться. Он стянул лиф платья еще ниже и втянул в рот набухший сосок. Элоиза снова застонала, на этот раз громче, и в ее стоне прозвучал призыв.

В полутемной комнате ее белоснежная кожа сияла, как белый мрамор, и Одиру захотелось увидеть жену полностью обнаженной. Из приоткрытой двери, ведущей в спальню, пробивался тонкой полоской свет, но нетерпение принца было слишком велико, чтобы тратить время на то, чтобы добраться до кровати.

Снова поцеловав Элоизу в губы, он заставил ее сделать несколько шагов назад, пока она не прижалась ягодицами к столу из красного дерева. Приподняв жену, Одир усадил ее на стол и раздвинул ее ноги своими сильными бедрами. Впрочем, Элоиза не сопротивлялась, с готовностью раскрываясь перед ним.

Она вцепилась в его рубашку, и Одир с удовлетворением заметил, что пальцы Элоизы дрожат от того же безумного желания, которое снедало сейчас и его.

Сгорая от нетерпения, желая скорее коснуться ее кожи, он рванул на себе рубашку, и оторванные пуговицы раскатились по всей комнате. Взглянув в лицо жены, Одир прочел на нем… Неужели страх? Не может этого быть! Он решил поменять тактику. Надо сделать так, чтобы Элоиза забылась от страсти. Одир хотел услышать, как с ее уст сорвется его имя перед тем, как он войдет в нее. Ему нужно знать, что только он может подарить ей такое блаженство.

Одир одним движением руки смахнул на пол все, что было на столе: лампу, ручки, какие-то бумаги. Он жаждал услышать крики удовольствия, которые, он знал, вот-вот сорвутся с языка Элоизы. Он хотел, чтобы они оба перестали думать о том будущем, которое их ждет, и погрузились в пучину пьянящей страсти, грозящей захлестнуть их целиком.

Он опрокинул жену спиной на гладкую столешницу и обхватил изящные лодыжки Элоизы. Какие у нее красивые маленькие ступни, а он этого раньше не замечал! Одир задрал подол ее платья и провел ладонями по бедрам жены. От прикосновения к этой невероятно гладкой коже он чуть не кончил прямо сейчас.

Элоиза, застонав, попыталась приподняться, но Одир мягко удержал ее на месте, положив ладонь на ее грудь.

Никогда прежде он не возбуждался так сильно. И Элоиза, кажется, тоже. Он предвкушал восхитительное наказание, которое уготовил жене.

Подтянув подол платья к ее бедрам, Одир нащупал узкую полоску трусиков, стянул их и отбросил в сторону. Затем он расстегнул свой ремень, снял брюки и трусы, расположился между бедер Элоизы и вошел в нее одним сильным ударом.

Она громко вскрикнула, и Одир понял, что что-то не так: кажется, на своем пути к получению удовольствия он только что преодолел небольшое препятствие. Принц замер, хотя его тело требовало продолжения.

— Элоиза?

— Прости, пожалуйста. Это сейчас пройдет. Просто… не двигайся пока.

Одир выругался вслух. Жена отвернулась, словно избегая его взгляда.

— Посмотри на меня, — приказал он, потому что ему было необходимо прочесть в ее глазах ответ на свои подозрения. — Хабибти, — он постарался смягчить жесткий тон своего голоса, — взгляни на меня, прошу!

И едва она посмотрела на него, ему все стало ясно. Одир попытался отпрянуть, но Элоиза удержала его.

— Не надо… Пожалуйста! Просто подожди еще минутку! — взмолилась она.

В эту секунду Одир готов был выполнить любую ее просьбу — даже подарить целый мир.

Боль отступила так же внезапно, как и возникла. Элоиза чувствовала Одира глубоко внутри себя. Ей казалось, что между ними сейчас такая крепкая связь, которой не достичь никакими словами и обещаниями.

Элоиза попыталась согнуть ноги и ощутила, как муж дернулся внутри ее и снова выругался. Она еле сдержала улыбку, потому что еще ни разу не видела, чтобы ее могущественный, гордый муж потерял контроль над собой настолько, чтобы отпускать такие ругательства.

Он продвинулся чуть глубже, но на этот раз в его движениях ощущалось не неистовство страсти, а почти нежность. Элоиза и не знала, что он может быть таким чутким. И именно этого она не хотела, потому что понимала, что после такого отношения ей будет гораздо больнее, когда момент единения закончится и они снова вернутся к своему противостоянию.

Элоиза приподнялась на локтях. Одир снял с нее платье, отшвырнул его и наконец обнял ее, обнаженную, прижался к ее груди своей грудью, поросшей жесткими волосками.

Он обхватил ягодицы Элоизы, входя в нее до предела. Она обняла его широкую грудь, чувствуя себя в объятиях мужа защищенной как никогда прежде. В голове мелькнуло: «Что бы ни случилось между нами дальше, этот момент навсегда останется в моей памяти».

Одир начал двигать бедрами, и Элоиза ощутила, как внутри ее зарождается невероятное ощущение. Ее дыхание стало прерывистым, она услышала вскрик, но не могла сказать, кто из них двоих его издал.

Элоизе казалось, что она стоит на пороге чего-то неуловимого, ускользающего от нее. Это походило на чувство, которое она испытывала этим вечером, — будто все, чего она хочет, находится вне ее досягаемости. И она задавалась вопросом, сможет ли обрести это. Речь шла вовсе не о сексе и не об оргазме… Элоиза жаждала овладеть сердцем мужа и с болью понимала, что он никогда ей этого не позволит…

Но она не успела додумать эту мысль, потому что внезапно взлетела вместе с Одиром на волну наивысшего наслаждения.

Глава 7

2 августа, 02.00–03.00, Херон-Тауэр

Одир ощущал себя совершенно опустошенным и потрясенным самым сильным оргазмом из всех, что ему довелось испытать, и все же его терзало чувство вины и беспокойство. Необходимо обдумать то, что стало ему известно. Его жена оказалась девственницей!

Это был неоспоримый факт. Неужели он ошибался, считая, что Элоиза ему изменила? Впрочем, то, что она не спала с Маликом, не значит, что она не околдовала его, заставляя вести себя безрассудно, разорвать свою торжественную клятву Одиру. И это конечно же не объясняет, почему Элоиза сбежала из Фаррехеда в другую страну и исчезла на целых полгода.

А вдруг он несправедливо осудил ее, без всяких объяснений принудил приехать сюда и, не считаясь с ее чувствами, потребовал, чтобы она снова жила с ним, родила ему наследников? И все это чтобы обеспечить безопасное будущее своей стране… Но раз он может так плохо обращаться с женой, что же тогда он натворит со своей родиной?

Элоиза пошевелилась в объятиях Одира. Он все еще стискивал ее так крепко, словно от нее зависела его жизнь.

Принц медленно разжал объятия. Какая-то часть его души все еще хотела снова отдалиться от Элоизы, но это был выбор труса, а трусом Одир никогда не был.

* * *

Лицо Одира освещал бледный лунный свет. Элоиза взглянула на мужа и поняла, о чем он думает. Он начал сомневаться в ее предательстве. Она оправдана в его глазах.

Она ждала, что почувствует удовлетворение, но оно не спешило ее охватывать. Элоиза не чувствовала вкус победы, потому что в этот момент она ощущала лишь пьянящий аромат специй, исходящий от Одира, и видела горечь в его глазах.

— Почему ты не сказала мне? Какого черта ты целовалась с Джарханом? — спросил он, надевая брюки.

И в одно мгновение овладевшая сердцем Элоизы эйфория куда-то испарилась, сердце сжалось.

Секреты. За годы своей жизни в ее душе их столько набралось! Элоиза ощутила знакомое беспокойство. Не в силах выдержать взгляд Одира, она отвернулась и начала медленно натягивать платье.

— Разве ты не обсуждал это с Джарханом?

— Никогда. Единственным способом для нас продолжать общаться была молчаливая взаимная договоренность не упоминать о той ночи и не произносить твое имя.

— Жаль, — ответила Элоиза, чувствуя, как в душе снова разгорается гнев. — Я не могу это с тобой обсуждать.

Она уселась на стол, а принц начал в волнении мерить шагами комнату.

— Не можешь?

— Это не мой секрет, Одир, — ответила Элоиза, ненавидя себя за умоляющий тон, прозвучавший в ее голосе.

Она сказала чистую правду. Это и в самом деле была не ее тайна.

— И что же это значит?

Элоиза вскинула бровь и попыталась сделать невозмутимое лицо:

— У меня нет привычки повторять свои слова, Одир.

— Ушам не верю! Даже если ты и не спала с Джарханом, ты предана ему больше, чем своему мужу!

— Джархан заслужил мою преданность. Он был единственным человеком во дворце, которому было дело до меня. Он приходил ко мне, разговаривал со мной. Ведь твой отец проводил все время в своих покоях, а ты — со своей свитой. Джархан также нуждался в ком-то, с кем можно было поговорить. Вместе мы работали над той же самой программой, которую ты представил сегодня вечером, хвастаясь, словно это был твой собственный проект. После нашей свадьбы мои родители покинули Фаррехед так же скоро, как и ты. Джархан был моим единственным компаньоном.

— Я ведь объяснил тебе, почему эти два месяца были такими сложными.

— Да, объяснил. Сегодня. За этот день мы с тобой разговаривали больше, чем за все время, что мы женаты. Разве тебе не кажется странным, что вместе нас может свести лишь смерть твоего отца и разговор о нашем разводе?

— Ты вряд ли ты можешь утверждать, что ожидала от нашего брака иного.

— Думаешь, у меня был выбор? Да разве я могла пойти против требований отца? Неужели ты полагаешь, что пределом моих мечтаний было выйти замуж за принца?

— У тебя не было выбора? Вообще-то на дворе двадцать первый век. Женщины долго сражались за свои права, чтобы у них наконец появилось право выбора. Если ты будешь продолжать говорить загадками, у нас может получиться очень длинный разговор, на который, как ты знаешь, у меня нет времени.

Элоиза смотрела на Одира словно разъяренная кошка. На его лице наверняка тоже была написана ярость. Но принц злился не только на жену, но и на самого себя, потому что ему казалось, он что-то упускает. Почему Элоиза предложила расспросить обо всем его брата? Почему не объяснила сама?

— Тайны и молчание — это единственное, что ты мне предлагаешь, — бросил Одир.

— А ты предлагал мне лишь свое отсутствие!

— Хабибти, — вымолвил принц, едва сдерживая свою ярость, — я обещаю, что больше не буду оставлять тебя в одиночестве. Король нуждается в наследниках, и, как мы наконец доказали, есть хотя бы одна область, в которой мы совместимы, — продолжал он, чувствуя, как желание снова охватывает его при мысли о предстоящих им жарких ночах. — Это будет нетрудно.

Он увидел, как жена содрогнулась при мысли о том, что они проведут всю жизнь вместе.

Когда он успел стать таким ублюдком, способным приневолить женщину?

Когда страна, которую он любил, подверглась опасности. Да, именно тогда.

— Я принесу немного еды, — произнес Одир. — Я не заметил, чтобы ты сегодня вечером что-нибудь ела.

— Думаешь, я могу есть в такое время? Кроме того, сейчас два часа ночи. Ты ведь не прикажешь принести тебе еду так поздно?

— Я король, Элоиза, и могу делать то, что мне нравится.

Она мрачно посмотрела на него:

— Да, и теперь ты ведешь себя точно так же, как твой отец.

— Прими душ, Элоиза. А я прикажу принести еду, — сказал Одир и вышел из комнаты.

На дрожащих ногах Элоиза молча пересекла темную комнату, чувствуя под босыми ступнями пышный ворс ковра, в отличие от твердого деревянного пола ее квартиры в Цюрихе.

Она прошла в спальню, не обращая внимания на панораму Лондона за окном, и направилась в ванную, отделанную черным и белым мрамором, равную по площади ее однокомнатной квартирке в Швейцарии.

На полном автопилоте, не обращая внимания на то, что она уже повинуется командам мужа, Элоиза включила воду в душевой кабине, отступила назад и сняла платье. Несколько секунд она стояла обнаженная под ярким освещением, которое, казалось, изгоняет тьму из ее души.

В тот момент, когда теплая вода коснулась ее кожи, Элоиза вздохнула, и этот вздох вобрал в себя все мысли последних нескольких часов и изгнал их прочь из ее головы. Под водяными струями ожила боль, которая была новой для ее тела.

Элоиза провела пальцами по тем местам, которые исследовал ее муж, удивляясь, что на его прикосновения ее тело реагировало совсем иначе, чем на ее собственные.

Наивные фантазии Элоизы о том, каково это — спать с Одиром — не шли ни в какое сравнение с реальностью. Все эти фантазии растаяли, словно туман под лучами солнца. Она действительно прежде не представляла до конца, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Потому что если бы знала, то вряд ли позволила бы Одиру прикоснуться к ней хоть раз. А теперь назад пути не было. Элоиза пока не нашла способ освободиться от этого брака, но, несомненно, сегодняшние события изменили ее бесповоротно.

Она стояла под душем, наслаждаясь тем, что впервые за многие годы ее омертвевшая душа ожила и в состоянии что-то чувствовать. Точно так же Элоиза когда-то считала, что пустыня снова возродит ее к жизни. Одир показал сегодня, что она имеет над ним силу и желанна ему. Он словно вытянул ее из глубокого болота. Это было невероятно. Тело все еще трепетало от наслаждения, которое Элоиза разделила с мужем.

Ей казалось, что это придало ей сил, изменило ее. Смогут ли они построить брак, о котором она когда-то мечтала? Получится ли у них стать настоящими партнерами? Элоиза попыталась представить, как это будет выглядеть.

Но все-таки есть вещи, которые Одир никогда не сможет понять. Это нежелание Элоизы рассказать ему секрет Джархана, а также правду о ее отце и о том, чем он удерживал рядом с собой ее мать.

Одир выдохнул, только сейчас заметив, что затаил дыхание.

Его жена. Женщина, в отношении которой он до сих пор не определился. Кто она? Невинная молодая англичанка, нежная и хрупкая? Изменница, которая спала с его братом? Невероятная любовница, расцветшая в его объятиях? Так много разных масок. И сегодня он сорвал их все, прикоснулся к коже под ними, ощутил плоть и кровь, и пути назад нет.

Итак, Элоиза оказалась девственницей. Но вместе с осознанием этого у Одира возникло ужасное чувство страха. Он испугался, что есть и другие секреты, которые жена хранит от него. Например, какой-то секрет, касающийся его брата.

Что скрывает Джархан такого, что готов вместо признания Одиру казаться в глазах брата предателем, овладевшим его женой? Это обязательно надо выяснить.

Принц прошагал через спальню, не обращая внимания на потрясающий вид из окна, и ступил в ванную. Звук льющейся воды заглушил шаги Одира, поэтому жена не услышала, как он вошел.

От представшего его глазам зрелища вся злость разом испарилась. Элоиза стояла под душем, ее бледная кожа почти сливалась с белым мрамором позади нее. «Как я только мог раньше думать, что моя жена так же холодна, как этот мрамор, которым облицованы стены? — подумал Одир. — Почему не понимал, что она — из плоти и крови?»

Он наблюдал, как вода текла по ее гибкому телу, лаская его так, как получасом раньше его ласкали руки и язык Одира. Чувствуя, что в душе снова поднимается буря, а в крови закипает желание, Одир приказал себе успокоиться. Нельзя, чтобы эта безумная страсть к Элоизе угнездилась в его сердце, иначе она сведет его с ума.

— Если ты не скажешь, что происходит с моим братом, я позвоню ему и приглашу его сюда.

Она вскрикнула и повернулась так быстро, что чуть не упала на мокрые плитки пола.

Пробормотав проклятие, Одир схватил полотенце, шагнул вперед и выключил воду, не обращая внимания, что его рубашка намокла от попавших на нее струй. Элоиза отшатнулась от мужа, и это ужасно его разозлило. Он бросил ей полотенце.

— Прикройся… Я не шучу. Если ты не скажешь мне, что происходит, Джархан будет в этом пентхаусе всего через пару минут, даже если Малику придется притащить его сюда силой, а ты встретишь его в неглиже. Две минуты. У тебя всего две минуты на раздумья, — предупредил он и вышел из ванной.

* * *

Элоиза посмотрела на черное шелковое платье, валяющееся на полу. Ей не хотелось снова его надевать, но лучше оно, чем белое махровое полотенце, едва прикрывающее бедра.

Едва Одир поставил Элоизе ультиматум, она похолодела, но тут же подумала, что не позволит себя запугать. Он встретит в ней равного противника.

— Я жду! — резко прозвучал его голос.

Элоиза уронила полотенце на пол и влезла в платье.

Она знала, что Одир не успокоится, пока не узнает всю правду о той ночи. Но как она может ему рассказать? Разве она имеет право доверить ему самую страшную тайну Джархана? Разве принц не доказал, насколько далеко готов зайти ради безопасности своей страны? Не пожертвует ли он ради этого даже своим братом?

Она вошла в гостиную и наконец, при ярком освещении, как следует ее разглядела. Интерьер был поистине роскошным.

Элоиза бросила взгляд на горы еды, доставленной в пентхаус, пока она принимала душ, и, не удержавшись, рассмеялась.

— Что смешного? — спросил Одир, поднимая взгляд от бумаг, которые держал в руке, что-то в них правя.

— Это омар, — ответила Элоиза.

— И что?

— У меня аллергия на морепродукты. Ты убьешь меня, прежде чем я успею зачать тебе наследников, которые тебе так отчаянно нужны.

— Если бы я хотел, чтобы ты умерла, я бы давно это устроил, — пробормотал принц, напомнив Элоизе в этот момент скорее строптивого мальчишку, чем без пяти минут короля.

— В этом я не сомневаюсь, — ответила она ровным голосом. — Ты то и дело угрожал кому-либо из дворцовых слуг такой судьбой, если тебе даже просто казалось, что они откажутся выполнить твой приказ.

— Я не просил подать омара. Я просто сказал принести немного еды. По-твоему, мне больше не о чем беспокоиться?

— Кроме меня?

— Да. Мне необходимо организовать похороны отца, спасти страну и провести брифинг для прессы, а моя речь для брифинга так плохо написана, что у меня от него разболелись зубы. Боюсь, что твои диетические требования стоят в самом конце списка моих приоритетов.

— У тебя болят зубы?

— Ты стала первой, кому я рассказал о смерти моего отца. Меньше чем через шесть часов я должен обратиться к мировой прессе. А такой спич, — сказал он, взмахнув бумагами, — мог бы написать мой пятилетний кузен.

Вместо гнева, который чаще всего звучал в голосе принца в течение последних нескольких часов, Элоиза с удивлением расслышала в его тоне смятение и беспомощность.

— Где Андерс? Разве не он обычно решает для тебя все эти вопросы?

— Его жена некстати решила, что сегодня прекрасное время для родов. Я, конечно, не ангел, но и не настолько бессердечен, чтобы запретить Андерсу дожидаться в больнице рождения его малыша.

— Не думаю, что его жена нарочно затеяла избавляться от бремени в такой неподходящий момент.

— Кто знает… Я ей не очень нравлюсь.

— Даже не представляю почему, — язвительно ответила Элоиза.

— Ты о чем?

— Ну, учитывая то, что Андерс сопровождал тебя во время каждого дипломатического визита, который ты считал нужным нанести в те два месяца, что я провела во дворце, удивительно, как вообще его жене удалось забеременеть.

Принц в ответ лишь что-то неразборчиво проворчал.

— Хочешь, я взгляну на этот спич? — спросила Элоиза, решив протянуть Одиру оливковую ветвь мира.

Независимо от того, что произошло между ними и что еще может произойти, он был ее мужем. Да, они причинили друг другу немало боли, но ведь когда-то между ними царили близость и доверие. И Элоиза понимала, как, должно быть, тяжело сейчас Одиру.

— Да, взгляни, пожалуйста. У тебя всегда очень хорошо получалось писать речи для благотворительных мероприятий.

Принц небрежно взмахнул рукой, словно общение с прессой было пустяком, без которого он мог бы и обойтись.

— Ой, вот сейчас это, наверное, было больно! — заметила Элоиза.

— Что? Произнести тебе похвалу?

Она улыбнулась, взяла у мужа распечатанный спич и села в одно из кресел, как можно дальше от омара.

Пока Элоиза изучала подготовленную речь, Одир позвонил и приказал слугам унести омара и остальную еду.

— Если ты голодна, можно заказать пиццу.

— Разумеется. Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Просто дай мне минутку, я прочитаю это.

Одир наблюдал за женой, удобно устроившейся в кресле. Перекинув через подлокотник длинные стройные ноги, она покачивала ими и задумчиво покусывала карандаш. Время от времени Элоиза делала какие-то пометки в тексте, а затем продолжала чтение.

Эта сцена показалась Одиру до странности домашней. Вместо того чтобы чувствовать раздражение из-за вмешательства жены в его дела, он ощущал довольство. Одна голова хорошо, а две — лучше. Элоизе можно доверять. Она определенно не станет что-то от него утаивать, если только речь не зайдет о Джархане.

— Я знал, что у тебя аллергия на морепродукты. Я просто не обратил внимания на еду, которую нам доставили.

Одир не знал, что побудило его сказать такую бессмысленную фразу. Он просто хотел, чтобы жена оторвала взгляд от бумаг и посмотрела на него.

— Как ты сказал, если бы ты желал от меня избавиться… Так, ладно. Я закончила.

— Уже?

— Эта речь оказалась не такой уж плохой. Только в середине она слегка многословна. Я подсократила и убрала повторения. Кто написал этот спич? Ты?

Она приподняла бровь.

— Не начинай, не хочу больше слышать об этой речи. Это ведь я сказал, что ее необходимо улучшить.

— Как я сказала, она очень даже недурна. — Глаза Элоизы оживленно заблестели.

Но Одира сейчас интересовало одно: он хотел узнать, что происходит с Джарханом. Под его пристальным взглядом блеск в глазах жены исчез, едва она поняла, что он не забыл про свой ультиматум.

— Мне нужно знать.

— Ты не можешь заставить брата рассказать тебе все. Это убьет его, — тихо сказала Элоиза, положив бумаги на стол.

— Снова сгущаешь краски? Тогда вместо Джархана это сделаешь ты. Расскажи мне, — приказал он.

— В таком случае обещай, что ты, по крайней мере, выслушаешь меня.

Одира подмывало ответить «нет», но в глазах Элоизы читалась твердая решимость, осанка ее стала царственной. Он никогда не видел жену такой и теперь понимал, что из нее получится настоящая королева.

Защищая его брата, она походила на львицу, сражающуюся за своего детеныша. Одир подавил приступ ревности, пронзивший его грудь острым шипом, и кивнул в знак согласия.

— Я хочу услышать это из твоих уст, Одир. Скажи, что обещаешь, иначе я не произнесу больше ни слова.

— Клянусь, — прорычал он. — Я буду молчать, пока ты не закончишь свой рассказ.

— Той ночью ты должен был находиться с визитом в Каларане.

Принц вспомнил, что ему и его людям пришлось вернуться из-за песчаной бури, которая помешала им добраться до единственной дороги, пересекавшей границу.

— Мы знали, что ты уехал, но не ожидали, что ты вернешься так скоро. После обеда Джархан начал пить.

Одир нахмурился:

— Но ведь Джархан в то время не пил!

— Но в тот вечер он напился. Целью твоего визита в Каларан было подтверждение плана твоего отца, который собирался женить Джархана на одной из сестер принца Имина…

— Этот план разрушился в тот момент, когда я застал брата с тобой.

Элоиза прищурилась:

— Да. Именно так.

Она произнесла эти слова так, словно они и были ответом на интересовавший Одира вопрос.

— Джархан напился, потому что не знал, что делать. Он не мог согласиться на брак, который вы с отцом устроили для него.

— Но ведь еще не было никакого брака! Мы даже не знали, какая из сестер Имина годится Джархану в жены. С чего бы ему возражать против брака до того, как ему подберут невесту?

— Потому что не имело значения, какую сестру ты собирался для него выбрать, — мягко сказала Элоиза, словно подготавливая мужа к чему-то очень неприятному.

— Потому что он уже любил тебя? — произнес Одир, ненавидя себя за страх, прозвучавший в его голосе.

— Нет, потому что для него было не важно, какую женщину уготовят ему в жены.

Одир прочел правду в глазах жены, и его охватило смятение.

— Мой брат — гей?

Элоиза кивнула.

— Но почему он не признался мне в этом?

Она покачала головой:

— Дело не в тебе.

Стыд и печаль наполнили душу Одира. Не потому, что его брат оказался геем, — совсем нет. А из-за того, насколько тяжело приходилось Джархану все эти годы — ведь он не мог быть самим собой. Он, по крайней мере, сумел бы его понять.

Ему самому была недоступна роскошь желать чего-то другого, кроме трона, и в глубине души он завидовал свободе, которой, как ему казалось, обладал его младший брат. Теперь Одир понимал, что и у Джархана тоже не было настоящей свободы. Фаррехед — страна с глубоко патриархальным укладом, и принц знал, как шейх Аббас отреагировал бы на новость о том, что Джархан — гей. Если бы отец был сейчас жив, он, скорее всего, с позором изгнал бы Джархана из страны.

— Почему ты не сказала мне раньше? Неужели ты считала меня гомофобом? И ты полагала, что я позволю отправить своего брата в изгнание?

Элоиза ответила не сразу, и эта пауза вызвала боль в сердце Одира.

— Нет, я так не думала.

Принц вздохнул с облегчением.

— Я молчала вовсе не из-за этого. Мы оба знали, что ты пытаешься стать хорошим правителем для Фаррехеда. Обретя корону, ты будешь бескомпромиссно стремиться к полному идеалу и будешь устранять все, что угрожает твоему престолу.

— Не вижу логики в этом оправдании, Элоиза.

— Ради бога, ты готов заплатить мне миллионы фунтов, заявить куче незнакомцев о том, что твоя жена беременна, хотя я все еще являюсь девственницей, и при этом у тебя хватает наглости возмущаться нашим с Джарханом беспокойством о том, как бы ты с ним поступил, узнав его тайну? Скажи мне, Одир, всегда ли для тебя цель оправдывает средства?

Он ответил не задумываясь, суровым тоном:

— Всегда. Ты знаешь, что происходит в моей стране? В пустынных племенах люди умирают из-за отсутствия достойной медицинской помощи — ведь мой отец лишал их этого, считая, что если они будут слабы, то не выступят против его власти. В Фаррехеде люди голодают. Отцы продают своих дочерей. Мужья избивают своих жен. И все это из-за заблуждений и паранойи моего отца. Повсюду разруха, огромный разрыв между нищетой и невероятным богатством, лучшие активы нашей страны продаются иностранцам. Фаррехед полностью изолирован от своих ближайших соседей. Кусок за куском мой отец отбирал у нации ее богатства, и я сделаю все, чтобы вернуть их людям.

Элоиза видела, что в глазах Одира горит решимость отчаяния. Он выглядел как человек, который готов на все что угодно, чтобы достичь задуманного.

— И ты считаешь, что твои цели оправдывают любые средства, если ты действуешь во имя других людей?

— Да.

— Я не позволю тебе использовать ни себя, ни Джархана ради достижения твоих целей. Это слишком большая жертва.

Одир двумя большими шагами покрыл разделявшее их расстояние.

— Что, черт возьми, ты можешь знать о жертве? — Его суровый, обвиняющий тон был исполнен гнева.

— Что я знаю о жертве? — переспросила Элоиза, и вся ее боль и одиночество словно поднялись со дна ее души, сдавив горло.

Не успев подумать о том, что делает, она размахнулась и отвесила мужу пощечину.

— Из всего, что я сказал тебе сегодня вечером, это, пожалуй, меньше всего требует такой драматической реакции.

— Неужели? Ты спросил, что я знаю о жертве? О, мне пришлось принести огромную жертву — выйти за тебя замуж!

Глава 8

2 августа, 03.00–04.00, Херон-Тауэр

Она ударила мужа! Ударила шейха Фаррехеда. Элоиза ненавидела насилие в любых его проявлениях. Никогда в жизни она ни на кого не поднимала в гневе руку. Так было до сего дня.

Жалкие удары, которыми она осыпала грудь Одира этим вечером, не в счет. Ею в тот момент двигало разочарование. Но пощечина, которую Элоиза дала мужу, была рождена яростью, которую не удалось сдержать, а еще презрительной усмешкой Одира, сопровождавшей брошенное обвинение. Это уже было чересчур.

Элоиза выбежала из покоев принца в коридор, толкнула тяжелую дверь запасного выхода и торопливо спустилась по бетонной пожарной лестнице на балкон этажа, где этим вечером проводилась благотворительная вечеринка.

Затаив дыхание, Элоиза прислушалась, надеясь, что все гости уже ушли. На этаже было тихо. Она облегченно выдохнула, но тут же спиной почувствовала чье-то присутствие. Повернувшись, Элоиза увидела Малика, стоящего в тени перед запасным выходом, в который она только что вошла.

— Пожалуйста, Малик, мне нужно… — Элоиза запнулась, подыскивая слово, которое хотя бы частично передало бы то, что она сейчас чувствует.

Малик кивнул.

Элоиза так и не смогла понять, почему он помог ей сбежать из Фаррехеда, но он это сделал. Она никогда не узнает, почему Малик был готов помочь беглой принцессе скрыться от ее принца. Но вот он снова оказался на ее пути и опять готов поступить так, как она хочет.

Негромко поблагодарив телохранителя, Элоиза вышла на балкон. Ночная тьма сгустилась еще больше. Мерцающие огни Лондона потускнели, словно тоже пытались стыдливо спрятаться.

И снова Элоизу поразил великолепный вид британской столицы. Она так давно не была в Англии, что теперь воспринимала ее красоты как туристка, а не как уроженка этой страны.

Элоизе вспомнились те годы, которые она провела, путешествуя по Ближнему Востоку, сопровождая отца-дипломата, которого назначали послом в различные арабские страны. Ей и ее матери приходилось присутствовать на различных официальных приемах и непрестанно фальшиво улыбаться.

Несмотря на это, Фаррехед показался Элоизе экзотическим пустынным королевством, где она сможет свободно продолжить учебу. Но пребывание там оказалось всего лишь отсрочкой перед финальным проявлением отцовской власти над ней.

Разум Элоизы метался между двумя мирами — прошлым и настоящим. Воспоминания овладели ею. Она даже не услышала, как Одир подошел и встал рядом.

— Хватит убегать от меня!

Горький смех сорвался с ее губ, ветер подхватил его и унес в ночное небо. Элоиза почувствовала, как ее плечи окутало толстое одеяло, согревая своим теплом, и только сейчас поняла, как сильно замерзла.

Тихо загудели наружные обогреватели, которые охранники Одира начали включать один за другим. Элоиза не могла взять в толк, почему принцу так комфортно в присутствии своей стражи. Неужели он собирается вести в присутствии этих посторонних людей личную беседу? Этот разговор по душам должен был состояться между Элоизой и Одиром еще до ее побега и даже до их свадьбы.

Она услышала, как за охранниками захлопнулась стеклянная дверь, и поняла, что осталась на балконе наедине с мужем.

— Я хочу знать, что ты имела в виду, когда говорила о жертве…

Элоиза печально улыбнулась:

— Я не могу тебе сказать.

— Еще секреты?

— Нет. Я в прямом смысле слова не имею права тебе об этом рассказать.

Кажется, это удивило Одира.

Элоиза пожала плечами:

— Я подписала договор о неразглашении, прямо связанный с моим доступом к трастовому фонду деда. Отец заставил меня заключить этот договор в день, когда я согласилась выйти за тебя. Если я нарушу соглашение, то все мои труды последних шести месяцев окажутся бесполезными. Все.

— Я твой муж. Я твой король.

— Ты выше закона?

— Да, — высокомерно заявил Одир. — Я выше закона. И ты тоже, потому что ты моя жена. Члены монаршей фамилии не подлежат аресту в гражданском судопроизводстве. Конечно, если ты все-таки решишь развестись, тогда ты больше не будешь принадлежать к королевской семье…

Он явно насмехался над ней, но беззлобно. Если бы Элоиза не знала своего мужа так хорошо, то ей могло бы даже показаться, что он шутит, как шутил прежде, в дни их помолвки.

И все же она задумалась над тем, что Одир, возможно, прав. Элоиза просто в очередной раз приняла слова своего отца за истину в последней инстанции. А вдруг ее отец знал, что она не станет подвергать сомнению подсунутый ей договор? Если бы это был только лист бумаги, который она подписала! Но Элоиза также пообещала своей матери, что будет молчать…

— Я не люблю нарушать свои обещания, — сказала она.

— А как же насчет обещания, которое ты дала мне?

— Не все так просто, Одир.

Элоиза прежде ни с кем не говорила о своей семье. Но сейчас она предпочла не обсуждать родителей вовсе не по устоявшейся привычке — все было гораздо сложнее.

— Откуда я знаю, что ты не используешь то, что я тебе расскажу, против меня, чтобы удержать меня рядом с собой?

— Разве это не жертва? Отказаться от чего-то ради другого человека?

— Нет, — возразила она. — Жертва тут ни при чем. Речь идет о том, чтобы подарить часть моей души человеку, который опасается любви и желает избежать ее любой ценой.

— Любовь делает нас слабыми, Элоиза. Возможно, тебе это знакомо?

— Я знаю, что ты цепляешься за это мнение так, словно это твоя последняя защита. Но я не уверена, что ты прав.

Она смотрела на своего мужа сквозь завесу секретов, которая разделяла их — частично по ее вине, частично — по его. И хотя они не могли прийти к согласию по многим вопросам, Элоизе начало казаться, что между ними возникает какое-то взаимопонимание, соткавшееся во тьме этой ночи. Именно его им не хватало даже в дни их помолвки.

Возможно, Одир в своем стремлении обеспечить процветание Фаррехеда порой перегибал палку и в чем-то заблуждался, но Элоиза знала, что принц — человек чести. И он любит своих людей, свою страну. И Джархана он тоже любит — иначе отвернулся бы от него, когда считал виновным в соблазнении своей жены или в тот момент, когда узнал секрет брата.

Каждым его решением, каждым поступком в отношении страны руководила любовь. Каково это было бы, если бы эта любовь хоть раз обратилась бы и на жену? Элоиза представила, каким мог бы стать теперь их брак, если бы он строился на искренности и любви. Сердце ее на мгновение воспарило, словно на крыльях, но тут же камнем рухнуло вниз.

Она посмотрела на мужа и подумала, что должна сделать первый шаг ему навстречу, к тем отношениям, о которых только что мечтала, чтобы всю жизнь чувствовать себя защищенной и любимой.

Но Элоиза понимала, что сильно рискует, если осмелится разделить с Одиром свою самую большую тайну, которая была почти частью ее, как если бы родилась вместе с ней. Если отец узнает, она не получит свое наследство и не сможет помочь Натали и остальным пациентам медицинского центра. А если ее муж отвернется от нее, она и вовсе останется ни с чем.

«Разве это не жертва? Отказаться от чего-то ради другого человека?» — пронеслось в ее голове.

Одир наблюдал за тем, как спина Элоизы, казалось, сгорбилась под тяжестью принятого решения, и он почувствовал удовлетворение от того, что еще одна тайна вот-вот исчезнет между ним и его женой. Принц понял, что они сделали еще один шаг к соглашению, к совместному выступлению на предстоящей пресс-конференции.

— Многие посчитали бы мою жизнь почти сказочной, — начала свой рассказ Элоиза. — Со стороны может показаться, что я росла в безопасности и в богатстве. Мой отец служил послом в экзотических странах. Первые мои воспоминания связаны с Бахрейном: белые стены зданий, много солнца. У меня была британская няня. Когда отца перевели послом в Оман, она переехала туда вместе с нами.

Одир нахмурился, подумав, не была ли няня любовницей отца Элоизы. Этот факт, если бы стал известен, мог бы разрушить дипломатическую карьеру посла, потому что в Фаррехеде и многих других странах арабского мира такое поведение сочли бы недопустимым. Это вполне объяснило бы, почему посол заставил свою дочь подписать нелепый договор о неразглашении.

Словно прочтя мысли мужа, Элоиза сказала:

— Нет, у моего отца нет склонности к молоденьким британским нянькам. Скорее у него тяга к богатым нефтью странам. Уверена, его до сих пор гнетет, что ему так и не удалось послужить в Объединенных Арабских Эмиратах. Отец обладает обаянием, обожает вести конфиденциальные переговоры, он умеет влиять на людей, убеждать их. Это у него отлично получается. Он схватывает все на лету, прекрасно умеет читать между строк. Говорят, что от британского посла на Востоке требуется быстрый и практичный ум, крепкий желудок, теплая улыбка и хладнокровие. Всего этого у отца в избытке.

— Судя по твоему тону, тебя не восхищают эти его качества.

— Как можно ими восхищаться, когда он использовал их против собственной семьи? Отец всегда добивался того, чего хотел, и плевать ему было, как это отразится на других людях.

— В том числе и на твоей матери?

— Да. Для нее это было особенно тяжело. Она была — и до сих пор остается — красивой женщиной. По словам моего отца, они познакомились, когда учились в университете, влюбились. Это была настоящая история про Золушку, только наоборот. Мама была младшей дочерью потомственного аристократа. И хотя титул должен был перейти по наследству не к ней, а к ее старшему брату, мой отец все-таки оказался вхож в высший свет Британии благодаря этому браку — не так уж плохо для парня из Ковентри, сына мелкого чиновника. Он добился настоящего успеха.

Тон Элоизы был холодным и циничным, в нем не было и намека на гордость.

— Полагаю, мама по уши в него влюбилась. Он умеет быть очаровательным, когда хочет.

— А когда не хочет?

— Он холодный, безжалостный человек, манипулирующий людьми, готовый на все, чтобы получить желаемое.

Только теперь Одир понял, что никогда не задумывался, почему Элоиза согласилась выйти за него замуж. Он был настолько сосредоточен на том, какую выгоду получал от их союза, укрепив связи с британским истеблишментом, что принял как должное ее «да».

— В том числе отец был готов продать собственную дочь ради того, чтобы породниться с королевской семьей. Такие связи очень помогли бы ему при заключении различных сделок.

— Но ведь ты могла бы отказаться выходить за меня замуж.

— Нет, не могла. Моя мать не очень хорошо адаптировалась к климату на Ближнем Востоке. Да, она наслаждалась светскими мероприятиями, вечеринками. Но вопреки расхожему мнению они проводятся далеко не каждый вечер. Мой отец часто надолго оставлял ее одну. У нее не было друзей, ее семья была далеко. Мамина жизнь была полна скуки и одиночества.

«Как и жизнь Элоизы в Фаррехеде…» — внезапно подумал Одир.

— Вместо того чтобы найти себе какое-нибудь хобби, научиться смиряться с частыми отлучками мужа, мама пыталась убежать от реальности. Нет, она не стала алкоголичкой, но пристрастилась к антидепрессантам… Она была мне не слишком хорошей матерью. В какую бы страну мы ни приезжали, меня отправляли в англоязычный интернат. Я ничего не замечала до того лета, когда мне исполнилось четырнадцать. Отец тогда уехал на какую-то конференцию по вопросам добычи нефти, а моя мать… Тоскливее всего было, когда мы вместе обедали или ужинали. Я смотрела, как мама молча, без аппетита, ковыряет вилкой еду. У меня до сих пор вызывает дрожь звук столового серебра, царапающего фарфор. Я пыталась придумать для нас общее занятие, но большую часть дня мама казалась полусонной. Она проводила много времени в постели, и сначала я думала, что она больна. Однако под действием таблеток она неестественно оживлялась. Ее надтреснутый, громкий смех звонким эхом гулял по комнатам. Но за ним чувствовалась жажда быть кому-то нужной, постоянный поиск утешения, за которые… — Элоиза смутилась. — За которые я ее презирала.

Сейчас она ненавидела себя за это, в ее душе боролись стыд и чувство вины. Вины за то, что жаловалась отцу на мать, стыдилась ее.

— Я вернулась в Великобританию и с головой ушла в учебу в университете. Я считала себя усердной студенткой, а на самом деле я просто пыталась убежать от своих проблем. В Цюрихе, работая в медицинском центре, я узнала о психологических причинах наркотической зависимости и поняла, почему мама начала принимать антидепрессанты — из-за того, как с ней обращался отец. Я начала задаваться вопросом, могу ли я что-то сделать для нее…

Беспомощность в голосе Элоизы эхом отозвалась в сердце Одира. Все для него начало вставать на свои места. Он вспомнил вымученные беседы во время ужинов во дворце, бледное вытянутое лицо матери Элоизы, ее почти постоянное молчание, отчаянные попытки ее дочери отвлечь внимание на себя, заполнить гнетущую тишину…

— Когда я приехала в Фаррехед после университета, я прямо спросила отца, почему он не отправит маму в клинику на лечение. Он сказал, что ей уже не помочь. Я заявила, что сама увезу ее туда, и именно тогда отец показал мне видео. Оказывается, он записывал маму на камеру во время ломки. Она была… она была похожа на раненое животное. Умоляла отца дать ей таблетки, кричала на домработницу, впадала в бешенство, когда ей казалось, что какой-нибудь незнакомый человек косо на нее посмотрел… Отец угрожал порвать с ней, рассказать журналистам о своей жене-наркоманке. Он сказал, что урезал ее содержание, чтобы усложнить ей доступ к таблеткам, но может и вовсе полностью оставить ее на попечении социальных служб. Я не поверила, что отец так поступит — разрушит собственную репутацию ради того, чтобы добиться своего. Но он настаивал на том, что раздует в прессе скандал и выставит себя несчастным обманутым мужем, который пытался защитить свою жену от позора. Все будут считать, что он сделал все возможное, чтобы помочь своей жене, но больше не мог выносить ее наркозависимость. Он был очень убедителен, и я поверила ему, но все равно сказала «нет». Я бросилась к маме, чтобы просить ее оставить мужа, уехать со мной подальше от всего этого. Я знала, что смогу обеспечивать нас, когда получу право распоряжаться своим трастовым фондом — ведь до этого момента оставалось всего несколько лет. Но мама отказалась покинуть отца. Она умоляла меня не выдавать ее тайну. А еще она умоляла меня выйти за тебя.

Элоиза вспомнила тот день. Ее мать впала в ужасную истерику. Она плакала, молила, заклинала. Ею двигал страх потерять то, что она любила больше, чем себя и свою дочь — проклятые таблетки.

— И я согласилась. Согласилась молчать об отвратительной тайне моей матери. Чтобы мама была счастлива. Чтобы отец получил то, чего хотел.

Только теперь Одиру стали ясны причины странного поведения тещи. После его свадьбы с Элоизой ее родители переехали в Кувейт, и с тех пор принц с ними не встречался.

— Значит, ты хотела использовать свой трастовый фонд, чтобы помочь матери?

— Нет, она по-прежнему живет с моим отцом. После того как я покинула Фаррехед, я жила у своей подруги, с которой мы вместе учились в университете. Она всегда так понимающе относилась к моим рассказам о маме и ее проблемах. Я раньше не догадывалась, почему, но когда приехала в Швейцарию, узнала, что Натали и сама наркоманка. Родные отказались с ней общаться, и ее положение в тот момент было куда хуже, чем мое. Я хотела оказать подруге помощь — ту, от которой отказалась моя мама, но для этого мне нужны были деньги. В Цюрихе есть замечательный медицинский центр, специализирующийся на лечении наркомании. Однако к тому времени, когда Натали попала туда, ее здоровье было основательно подорвано. Ей требуется пересадка почки, но Натали почти в самом конце списка пациентов, ожидающих донорские органы. Навещая подругу в медцентре, я перезнакомилась почти со всем персоналом. Узнав, что центру требуется помощник финансового директора, я подала заявление и получила эту должность. — Элоиза печально улыбнулась. — Да, твоя жена, принцесса Фаррехеда, полгода работала секретарем. — Она невольно рассмеялась над странностью этой ситуации и продолжила, коснувшись руки Одира: — Но завтра я получу доступ к своему трастовому фонду и смогу использовать эти деньги, чтобы помочь Натали. И еще я собираюсь спонсировать медицинский центр в Цюрихе, который закроется в течение этого года, если не получит существенных инвестиций. Я никогда не стремилась к богатству или высокому положению в обществе, Одир. Я просто хотела…

— Помочь матери? Помочь подруге? Помочь моему брату? — Принц еле сдержал проклятие, вертевшееся на языке. — Почему ты не рассказала мне об этом? — спросил он, думая о том, что мог бы сделать, чтобы облегчить бремя Элоизы.

— Потому что тебе надо управлять своей страной.

С болью в душе Одир подумал, что жена права.

— А еще потому, что я понятия не имела, есть ли тебе до этого дело. Несмотря на то что наши отношения до свадьбы были довольно теплыми, я не знала, достаточно ли мы близки, чтобы делиться друг с другом такой горькой правдой. К тому же, я боялась, что мой отец узнает о нарушении мной договора и отберет у меня трастовый фонд. Тогда я никому не смогла бы помочь. Если бы правда вышла наружу, то я нарушила бы обещание, данное маме, чтобы защитить ее и сохранить семью. Как ни печально это звучит, отец никогда не любил меня. Но потерять маму для меня было бы…

Одир взмахом руки остановил ее, чтобы из ее рта не вырвались слова, способные ранить его подобно пулям. Потому что он, как никто другой, знал, каково это — потерять любовь матери. Ему была знакома глубокая, жгучая боль утраты, которая, однажды пронзив сердце, навсегда его изменила.

— Я доверяю тебе, Одир. Я знаю, ты никому не расскажешь то, что услышал от меня, и ничего не предпримешь, потому что иначе это поставит под угрозу Натали и мою маму.

Одир отвел глаза, не выдержав взгляда Элоизы, полного ожидания и надежды. Его разум лихорадочно обдумывал полученную информацию, теперь он видел свою жену вовсе не такой, какой считал ее последние полгода — с той ночи, когда застал ее целующейся с Джарханом.

Выяснилось, что женщина, казавшаяся слабой и бесхарактерной, обладает стальной волей. Она терпела его пренебрежение, а до этого не раз пострадала от тех людей, которые должны были любить ее и защищать: отца, матери и даже мужа.

Элоиза так много вынесла и не отступила перед испытаниями. Она поступила так, как должна была, и это восхитило Одира, заставило зауважать свою жену. Он не встречал больше никого с таким сильным характером.

И она доверила ему свои тайны. Одир ощущал, что его чувства к Элоизе изменились. Теперь больше всего на свете он боялся потерять не свой трон, не свой народ, а эту женщину и ее доверие.

— У меня есть деньги, и я охотно дал бы их тебе, чтобы ты помогла матери и подруге.

— Но стал бы ты меня слушать шесть месяцев назад, когда считал, что я могу спать с твоим братом? Ты бы выслушал меня шесть часов назад, когда видел во мне лишь охотницу за богатством, вышедшую замуж за принца по расчету?

Его молчание было красноречивее любых слов, и это причинило Элоизе неожиданную боль. Она опустилась на скамью возле обогревателя и отвернулась, не желая продолжать бесполезный разговор.

Спустя несколько мгновений Элоиза почувствовала, как Одир сел рядом с ней. Казалось, в этот момент они перестали быть королем и королевой, превратились просто в мужчину и женщину, сидящих под необъятным звездным небом. Оба молчали, глядя вдаль, погруженные в свои мысли.

Элоиза с отчаянием думала о том, что этот разговор о прошлом, о грязных тайнах, безвозвратно отдалит ее и мужа друг от друга, они больше не смогут быть вместе.

Она чувствовала тепло его кожи и старалась подольше задержать в своих легких воздух, наполненный ароматом одеколона Одира. Элоиза больше не хотела думать о том, куда заведет их эта ночь. Теперь она ощущала лишь растущую внутри жадную потребность того, чтобы Одир овладел ею, прогнал прочь все раздумья и сомнения.

Что-то между ними неуловимо изменилось. Воздух словно наэлектризовался. Элоиза слышала свое неровное дыхание и понимала, что стоит Одиру сейчас ее коснуться, и огонь, разгорающийся в ее теле, мгновенно превратится в пожар.

Никогда раньше Элоизу не охватывало такое сильное желание. Да, она испытывала плотское влечение к Одиру до брака. Но теперь ее сердце готово было взорваться в груди, потому что она уже знала, к чему это желание приводит, что может произойти между ними.

— Элоиза…

Он произнес ее имя, словно пытался о чем-то предупредить. Как будто что-то обещал.

— Заставь меня хоть ненадолго обо всем позабыть, Одир. Прошу тебя!

Элоиза злилась на себя за ту беспомощность, которую ощущала, за страх, что муж откажется от ее просьбы.

Одир придвинулся к ней и прижал ее к своей груди. Он был околдован этой женщиной. Каким-то образом она умудрялась отвлечь его от темных мыслей и вызвать в нем невероятное желание. Вот и сейчас он мгновенно возбудился.

— Однажды, хабибти, — поддразнил он жену, — я все-таки отведу тебя на кровать. Но сейчас я просто не могу дольше ждать.

Она полулежала между его ног, опираясь на его грудь. Изящные плечи Элоизы были так близко, что Одир мог поцеловать их. Он обнял жену, провел языком по ее шее, скользнул ладонями вверх по загорелым рукам, затем большими пальцами рук коснулся ее груди. Элоиза вздрогнула, прижалась ягодицами к его паху. «Боже, она с ума меня сведет!» — мелькнуло в голове у Одира.

Он провел пальцами по ее соскам, выпирающим под тонким шелком платья, и Элоиза потянулась к его губам за поцелуем. Но Одир отпрянул, и она разочарованно зарычала, словно тигрица. Да, именно тигрицу напоминала ему эта женщина с кошачьей грацией и сильным характером.

Он спустил лиф ее платья, обнажив грудь Элоизы. В ночи ее белоснежная кожа сияла, словно мрамор, но больше ничем не напоминала холодный камень. Элоиза была из плоти и крови, и он хотел ее.

Одир задрал платье ей до самой талии. Длинные стройные бедра жены прижались к его бедрам, и он чуть не задохнулся от восторга, когда обнаружил, что Элоиза не надела трусики. Одир начал ласкать ее, наслаждаясь контролем над ней. Он не встречал прежде такой женщины — полностью отдающейся ощущениям, которые он ей дарил. Принц никогда не думал, что ублажать женщину может быть приятнее, чем искать собственного блаженства, но он ошибся. Это было поистине самое эротичное ощущение, которое он когда-либо испытывал. Его жена оказалась потрясающе чувственной. Она отдавалась его ласкам, шепча его имя снова и снова, прося, умоляя, нуждаясь в его прикосновениях.

Элоиза стонала от наслаждения. Она знала, что мужу нравится слышать ее стоны, и сама возбуждалась от них еще больше. Элоиза была девственницей всего несколько часов назад, но оказалась способной ученицей в науке любви.

Когда Одир вошел в нее, поддерживая ладонями под ягодицы, она резко выдохнула, словно освобождая для него место внутри себя. Он задвигался в ней сильными, уверенными толчками, одной рукой лаская ее грудь, другой — между ног, умело подталкивая Элоизу к бездне, где ее ждало наслаждение.

Она с трудом сдерживалась, цеплялась за край, боясь потерять себя. Снова и снова Одир входил в нее, и, казалось, каждая клеточка тела Элоизы требовала сладкой разрядки. Доверие, потребность друг в друге и страсть охватили обоих, привязывая их друг к другу.

— Не сдерживай себя, — прошептал Одир на ухо жене.

Дыхание его было сбивчивым, но голос — уверенным и твердым.

Еще несколько мгновений ее сердце сопротивлялось команде, не желая ему доверять, но тело Элоизы, не обращая внимания на эти сомнения, послушалось приказа и после еще одного мощного выпада бедер Одира наконец рухнуло в бездну, полную звезд.

Глава 9

2 августа, 04.00–05.00, Херон-Тауэр

Бой часов Биг-Бена, доносящийся от реки, мгновенно рассеял охватившую Одира чувственную негу, с холодной неизбежностью напомнив о том, что ему скоро предстоит. Насчитав четыре удара, принц выругался, поняв, что уже четыре утра и до пресс-конференции осталось всего четыре часа.

Он и его жена забыли обо всем, кроме своей страсти. Но они были не просто мужчиной и женщиной. Они были королем и королевой.

Теперь Одир стал владыкой Фаррехеда. И лишь это должно быть для него главным. Но события последних нескольких часов и то, что он узнал о своей жене, заставили его задаться вопросом, каким шейхом он будет.

Одир так долго считал, что сумеет править намного лучше своего отца. Но теперь при воспоминании об этом его охватывало чувство вины и горе. После смерти отца он остался в одиночестве, терзаемый сомнениями, которые так долго сдерживал.

Он корил себя за то, что оказался плохим братом, потому что не заметил того, что было очевидным и что быстро разглядела его жена. Кроме того, он был ужасным мужем, потому что не поддерживал, не защищал Элоизу и не потрудился задать ей вопросы, которые бы многое прояснили между ними.

«Не защищал Элоизу» — эти слова вдруг приобрели для него совсем иной смысл. Одир только сейчас осознал, что уже дважды за эту ночь у них был незащищенный секс — они не пользовались презервативом, а значит, Элоиза уже могла забеременеть.

Перед глазами тут же возник образ младенца с такой же, как у Одира, смуглой кожей, и с такими же голубыми, как у Элоизы, глазами. Одир подумал: «Я хочу быть для этого ребенка лучшим отцом, чем был для меня мой собственный отец. Я не буду таким отстраненным и властным, как он, не стану ломать свое дитя, пытаясь сделать из него того, кем мой малыш не хочет быть».

Его отец решил потакать своей боли и страданиям. Он превратил любовь, которую испытывал к жене и детям, в нечто горькое и разрушительное. И Одир знал, что его страна не выживет, если она перенесет то же самое снова. Он решил, что никогда не допустит такой угрозы для своего народа. Но в глубине души Одир понимал, что защищает не только своих подданных, но и себя самого.

Поэтому он начал мысленно возводить заново стены вокруг своего сердца — кирпичик за кирпичиком, пока не восстановил все, что было разрушено Элоизой за последние два часа. Что бы ни случилось этим вечером, он должен убедиться, что чувства к Элоизе не вынудят его рисковать судьбой Фаррехеда и своим сердцем.

Но прежде чем он заговорит с Элоизой о будущем, надо кое-что сказать напоследок о прошлом — эти слова вертелись на его языке.

— Прости меня за то, что я сказал тебе сегодня вечером. За то, что я ошибался в тебе.

— У нас просто не было возможности поговорить по душам, ведь так? — Она понимающе, сочувственно улыбнулась.

— Но мы говорим с тобой сейчас. И мы еще можем все исправить. Я помогу тебе оплатить лечение Натали и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь твоей матери.

* * *

Все еще прижимаясь к Одиру, Элоиза чувствовала его теплое дыхание на своей шее. Его слова, которые он прошептал ей на ухо, прозвучали словно клятва. Извинение мужа смягчило боль от прошлых ран. Элоиза понимала, что он говорил искренне. Впервые кто-то был готов разделить с ней ее бремя, ее страхи и ответственность.

— Но больше я ничего не смогу тебе дать. — Одир сделал паузу, словно хотел, чтобы жена полностью осознала смысл этих слов. — Я не могу подарить тебе любовь. Ты была права — я умею любить, и я любил. Но теперь вся моя любовь принадлежит моим подданным. Вся. Для тебя у меня ее не останется.

До чего же больно слышать такое! Внутри все сжалось. Элоиза подумала о том, что в последние шесть месяцев, пытаясь спасти жизнь подруги, она нашла ту самую свободу, о которой всегда мечтала. Теперь можно уйти от мужа. Одир не станет рассказывать ее отцу, где ее найти и что она нарушила договор о неразглашении… За это можно не беспокоиться. Но что будет с Фаррехедом? Что будет с Одиром?

Когда Элоиза согласилась на брак, устроенный отцом, она подумала, что этот союз может ее спасти. Когда муж прогнал ее от себя, Элоиза воспользовалась этой возможностью и сбежала. Она защищала свою подругу и жила во лжи целых пол года.

Теперь, оглядываясь назад, Элоиза понимала, что на каждом шагу думала только о себе. Она не думала о мужчине, за которого вышла замуж, не думала о людях, которые стали ее народом.

Если бы она захотела, если бы нашла в себе силы забыть про свое разбитое сердце и приступить к исполнению обязанностей королевы, то смогла бы обеспечить будущее и безопасность всех, кто ей дорог. Как можно ставить собственные желания превыше этого?

В ушах эхом зазвучал детский голосок из далеких воспоминаний — маленькая девочка плачет и жалуется, что ее никто не любит. Элоиза усилием воли заставила затихнуть эти всхлипы в своей голове.

Исполненная смятения и боли, она боролась сама с собой. Элоиза уже доказала, что намного сильнее, чем считала раньше. Она начала жизнь с чистого листа, в новой стране, под другим именем, но только сейчас поняла, что все это время ей не хватало ее мужа.

Если она решит вернуться к нему, лишь ведомая надеждой, что однажды он полюбит ее так, как любил свой народ, то никогда не простит себя, потому что не хочет становиться такой, как ее мать. Но если встать на сторону Одира, чтобы спасти свою подругу, надеясь, что однажды получится спасти свою мать и защитить людей Фаррехеда…

— Элоиза, — мягко окликнул ее Одир. — Ты согласна быть моей женой, стать королевой моей страны и матерью моих детей? Ты согласна на все это?

Она набрала воздуха в легкие и выдохнула слово, которое Одир так жаждал услышать:

— Согласна.

* * *

Впервые за долгое время Одира охватило ощущение полной победы — хотя и не столь мощное, как наслаждение, испытанное от обладания Элоизой, но все же не менее важное.

Он предпочел не обратить внимания на то, как потускнели глаза Элоизы, когда она наконец согласилась на его предложение. Такой же взгляд был у нее, когда Одир оставил ее одну в брачную ночь. Принц подавил в душе странное чувство, сжимающее сердце, до странности напоминающее чувство вины, и заставил себя думать о том, что будет дальше.

Надо добраться до посольства, где будет проходить пресс-конференция. У них осталось совсем мало времени.

Одир встал со скамейки, протянул жене руку, помог ей встать, и они покинули балкон, оставив тут прошлое, а также все слова и поцелуи, которыми обменялись.

Молча шагая по коридору к лифту, чтобы подняться в свои покои, принц взглянул на часы. В тени у стены стоял Малик, следя за монаршей парой глазами. Одир разозлился, почувствовав исходившее от его телохранителя молчаливое неодобрение.

— Скажи шоферу, что лимузин должен ждать нас внизу через двадцать минут.

Безмолвный кивок Малика вызвал у Одира угрызения совести, как и низко склоненная голова его жены. Он боролся с желанием заставить ее поднять ее лицо. Хотелось посмотреть в ее лазурные глаза, чтобы понять, что происходит в ее голове. Но ему не хватало смелости.

Едва они вошли в пентхаус, Элоиза спросила:

— Что это? Твои вещи упаковали.

— Разумеется.

— Ты заранее знал, что я соглашусь?

Ее взгляд, в котором мелькнули боль и укор, резанул Одира по сердцу.

— Да, — не стал отпираться он, потому что этот вечер просто не мог закончиться по-другому.

Элоиза окинула взглядом гостиную и покраснела, судя по всему заметив, что все признаки их любовной игры и устроенного ими беспорядка кто-то тщательно уничтожил, вернув комнату в прежнее состояние.

— Когда я смогу увидеться с Натали? Мне нужно завершить кое-какие дела в Цюрихе.

Этот вопрос удивил Одира. Ему показалось неожиданно неприятным упоминание о той жизни, ради которой Элоиза его оставила.

— Скоро. Я прослежу, чтобы Натали получила в Фаррехеде самое лучшее лечение, какое только возможно.

Между бровей Элизы залегла складка.

— Хабибти?

— Натали нуждается в пересадке почки. И я не уверена, что сейчас подходящее время увозить ее из Швейцарии, где ей могут подобрать подходящий донорский орган… Не думаю, что ты позволишь мне сейчас вернуться в Швейцарию.

— Ты мне нужна…

* * *

Тембр голоса Одира заставил сердце Элоизы радостно затрепетать, но окончание фразы убило всякую надежду.

— Мне надо, чтобы ты пробыла рядом со мной как можно дольше, особенно в первые месяцы моего правления.

— Тогда Натали придется оставаться в Швейцарии до тех пор, пока ей не будет проведена пересадка почки. Но имей в виду: после операции я должна буду находиться рядом с подругой.

Одир прочел во взгляде жены решимость и кивнул в знак согласия.

— Независимо от того, исполнение каких королевских обязанностей мне придется прервать на тот момент? — уточнила она.

— Да. Твоя подруга очень для тебя важна. Я это понимаю.

«Понимаешь, но не до конца, ведь ты не позволишь мне попрощаться с ней перед возвращением в Фаррехед», — печально подумала Элоиза.

Впрочем, Натали не обидится. Они часто беседовали об Одире. Целых два месяца Натали уговаривала подругу связаться с мужем, но потом оставила эти попытки, видя их тщетность. Несмотря на ужасное обращение со стороны собственного жениха и отказ от нее родных, Натали не утратила надежду, что в конце концов все будет в порядке.

— Пойду приму душ, — сказал Одир. — Нужно ли тебе что-то сделать до отъезда в Фаррехед?

— Я договорилась, чтобы на работе меня подменила другая сотрудница. Мой босс знает, что я буду отсутствовать не меньше недели. Позже свяжусь с ним и все объясню. Но мне нужно позвонить маме. Даже если она не увидит репортаж о пресс-конференции в новостях, это известие дойдет до нее очень быстро.

Одир лишь кивнул в ответ и направился в спальню.

В Кувейте в этот момент было около семи утра. Надеясь, что мама уже проснулась, Элоиза набрала ее номер. Она знала, что родители спят в отдельных комнатах, а значит, отец не услышит разговор. Оставалось надеяться, что мама сейчас не под действием таблеток и в состоянии общаться…

— Алло, — бодро раздалось в трубке.

Судя по голосу, мать Элоизы не была одурманена наркотиками. Может быть, она ожидала звонка дочери.

— Привет, мама.

— О, это ты! Дэвид уже всем раззвонил о том, что у него скоро будет внук или внучка королевских кровей.

Элоизу смутило такое поведение отца. Удивительно, как быстро разошлась новость о ее «беременности»!

— Мама, это ни к чему…

— Ты сделала его таким счастливым. Даже не знаю, как тебя за это благодарить.

Элоиза ощутила знакомый бессильный гнев, закипающий в душе, снова убедившись, насколько ее мать зависима от хорошего настроения своего мужа. Хотелось как следует ее встряхнуть, помочь увидеть все в правильном свете, но это не поможет.

Впервые за этот вечер Элоиза подумала, что даже немного понимает Одира, который воспринимает любовь как слабость, чувство вредное и разрушающее.

— Я рассказала Одиру. Обо всем.

Ответом ей было молчание — отчаянное, словно крик.

— Все в порядке, мама. Он не станет об этом распространятся. Да, я обещала тебе, что никому не скажу, но я не могу иметь секреты от своего мужа… Мама, я не могла сдержать это обещание…

В трубке по-прежнему стояла напряженная тишина. Элоиза затаила дыхание, понимая, что не в силах предсказать, как отреагирует ее мать — разозлится или расплачется.

— Ты могла бы поехать со мной, — предложила Элоиза.

Она не спрашивала Одира, можно ли ей взять маму с собой в Фаррехед, но была уверена, что муж не откажет в этой просьбе. В глубине души Элоиза надеялась, что мать на этот раз выберет ее, а не наркотики и своего супруга.

— Ты могла бы оставить папу и…

— Нет! Я… Здесь вся моя жизнь. Я знаю, что я здесь делаю. Я рядом с Дэвидом. Он нуждается во мне. А если я перееду в Фаррехед, все будет иначе. Я не буду знать, с чего начать, как…

«…Как быть тебе хорошей матерью» — эти слова не были сказаны вслух, но Элоиза и так поняла, о чем идет речь. Пристрастие Анджелины Харрис к наркотикам было слишком сильным, и у нее не было сил выбрать сложный путь: оставить мужа, выбрав дочь.

— Я получаю помощь. Правда! Но мне нужно делать это именно здесь.

«Без тебя», — мысленно закончила за нее фразу Элоиза.

Она словно взглянула на свою мать издалека, увидев то, что не замечала раньше, и поняла смысл, скрывающийся за ее словами. Анджелина Харрис принесла в этот момент свою жертву — единственную, на которую была способна. Она отпустила дочь, освободила ее от ответственности за себя, сняла с ее плеч это бремя.

— Надеюсь, что ты когда-нибудь приедешь погостить к нам с Одиром, мама. Но имей в виду — и ноги отца не будет в Фаррехеде.

Снова воцарилось молчание, но на этот раз оно означало взаимное согласие между матерью и дочерью.

— Я понимаю, — ответила Анджелина.

Они попрощались, и Элоиза, нажимая кнопку отбоя, подумала, доведется ли ей увидеть свою мать снова.

Подняв голову, она увидела, что Одир стоит в дверях комнаты. Падающий со спины свет очерчивал контуры его фигуры, оставляя лицо в тени.

— Ты все слышал? — спросила Элоиза, не в силах разглядеть его черты.

— Я услышал достаточно.

— Надеюсь, что мои слова о том, что отца не хотят видеть в Фаррехеде, не были слишком резкими?

— Если бы ты так не сказала, хабибти, я бы сам это ему сообщил, — ответил Одир.

Его слова немного согрели ее. Грустная улыбка играла на губах Элоизы, когда она проходила мимо мужа, направляясь в ванную.

Ей хватило и десять минут, чтобы принять душ, одеться, накраситься и привести в порядок волосы.

Выйдя из ванной, Элоиза нашла Одира в гостиной.

— Лимузин уже прибыл, — сказал он и протянул жене руку.

Она поняла, что пришло время исполнять свой долг — так же, как Одир уже исполняет свой, — и подумала: «Возможно, я и мой муж не так уж сильно отличаемся друг от друга».

Глава 10

2 августа, 05.00–06.00, Херон-Тауэр

Элоиза смотрела сквозь тонированные окна роскошного лимузина, который катил по тихим улицам. Последний раз она была в Лондоне много лет назад — вместе с Натали праздновала окончание учебы в университете. Город тогда был заполнен пьяными гуляками, выходящими из ночных клубов, но сегодня, в этот ранний час, за пуленепробиваемыми окнами машины мелькали лишь пустые дороги. С обеих сторон высились дома Флит-стрит, сложенные из темных каменных плит, — Лондон совершенно не напоминал Хатрен, столицу Фаррехеда с домами из светлого песчаника.

Элоизу внезапно охватила странная, непередаваемая словами ностальгия. Может, это было связано с тем, что рядом сидел ее муж? Она так устала. Они оба устали. Молчание, которое оба хранили, заполнило, казалось, весь салон элегантного автомобиля и все пространство в сердце Элоизы.

Одир наблюдал за женой. Она прижалась лицом к окну лимузина, словно ребенок, рассматривающий то, чего прежде не видел. Что-то в Элоизе изменилось. Это уже была не та женщина, на которой он женился. Одир вспомнил, что прежде считал ее сделанной из хрупкого фарфора, под которым скрывалось холодное, расчетливое сердце. А когда сегодня она вошла в зал приемов в Херон-Тауэр, Элоиза была наполнена энергией и решимостью, вызвавших румянец на ее щеках. Но теперь… Теперь казалось, что она что-то утратила, еще больше отдалилась от Одира — и ему это не нравилось. Он и раньше ненавидел молчание, но сейчас оно напомнило ему о завесе скорби, опустившейся на Фаррехед после смерти его матери — словно вся страна умерла вместе с ней.

— Пресс-конференция состоится в восемь утра, — произнес Одир, хотя Элоиза это уже знала.

Он заговорил лишь для того, чтобы нарушить тягостную тишину.

Она кивнула.

— Затем мы отправимся в Фаррехед на похороны отца.

Элоиза снова кивнула.

— Я буду невероятно занят в течение следующих нескольких месяцев и хочу, чтобы ты знала, что это не из-за тебя, а потому, что так нужно для моей страны.

— Я понимаю.

Эти слова только еще больше расстроили Одира, потому что прозвучали, словно покорный ответ на объявление наказания.

— Когда все это уладится, я обещаю тебе, что мы найдем способ привезти твою подругу в Фаррехед, и между нами воцарится согласие.

— Понимаю, — повторила Элоиза, по-прежнему глядя в окно на улицы Лондона.

Одира охватило чувство, близкое к панике. А вдруг жена плохо себя чувствует?

— Ты в порядке?

— Да.

— Ты, должно быть, устала. Ты не спала с семи утра вчерашнего дня.

— Так долго?

Сердце сжалось от бесстрастного тона ее голоса, в голове мелькнуло: «А ведь всего два часа назад Элоиза выкрикивала в экстазе мое имя».

— Время бежит вперед, не считаясь ни с кем, даже с королевой, — сказала она, слабо улыбнувшись.

Одир отпустил потолочный поручень, за который держался, только сейчас осознав, как крепко его сжал — еще немного и сломал бы. Может, снова поцеловать жену? Он отчаянно пытался что-то сделать, чтобы вернуть ту страсть, которую оба ощутили в этот вечер.

Когда Одир впервые познакомился с Элоизой, она была полна света. Но теперь он пришел в выводу, что этот свет вспыхивал в ней, лишь когда рядом не было ее отца.

Одир принял согласие Элоизы выйти за него как должное. Ему как-то удалось убедить себя, что она этого хотела. Но теперь, вспоминая их разговоры во время помолвки, Одир понимал: то, что казалось ему доверительными отношениями между ним и его невестой, было лишь вежливым обменом фразами. Он даже не пытался узнать ее лучше — лишь сгорал от страсти, которая чуть не погубила его страну.

После свадьбы он твердил себе, что у него нет времени на общение с женой, но это было лишь отговоркой. На самом деле он избегал ее, потому что трусил. Боялся взять то, что хотел.

Оглядываясь на бесконечные ночи, которые провел в дальнем конце дворца, отделенный от Элоизы пустыми комнатами и чувством долга, Одир чувствовал, что его жена стала для него источником невероятного искушения. На людях она вела себя безупречно: с достоинством, но человечно.

Царственная, но добрая и заботливая, она стала для него постоянной болью. В голове снова прозвучали ее слова: «Почему ты не хочешь меня?» Они в чем-то были созвучны мыслям Одира, который, глядя на отца, когда-то желал понять, почему тот не хочет разделить с сыном свою скорбь по умершей жене.

И внезапно стало ясно, что каждая жертва, которую Элоиза принесла за время их краткого брака, перекликается с его собственными попытками достучаться до сердца человека, слишком эмоционально опустошенного, чтобы любить своего сына.

Стрела боли пронзила Одира, и он подумал, не застонал ли случайно, потому что глаза Элоизы внезапно с волнением обратились к нему. Его сердце забилось чаще. Одир уже собрался уйти от готовых сорваться с языка Элоизы вопросов, не будучи уверенным, что сможет на них ответить, но тут лимузин повернул налево и остановился перед коваными воротами.

Небольшая толпа уже начала собираться возле посольства, здесь же стояло несколько микроавтобусов, принадлежащих новостным программам. Завидев лимузин, журналисты защелкали вспышками фотоаппаратов, но уже через минуту машина въехала во двор, и одетые в черное охранники открыли перед пассажирами двери.

Каблуки туфель скользили на булыжниках, которыми был вымощен Двор, и Элоиза вцепилась в локоть Малика, как в спасательный круг. Затем, заставив себя улыбнуться, она повернула голову туда, где телевизионные камеры с нетерпением ждали ее появления, и помахала рукой. Малик попытался прикрыть ее собой от репортеров. Тысячи голосов обрушились на Элоизу, зазвенели в ушах вопросы о том, правдивы ли слухи о ее беременности.

На секунду улыбка Элоизы погасла при мысли о том, что сегодня ночью она не предохранялась. Вот это поворот событий: приехать к мужу на вечеринку в поисках развода, а утром уехать беременной, все еще замужней, и без пяти минут королевой!

Элоиза положила ладонь на живот. Имеет ли она право привести ребенка в семью, где родители не любят друг друга?

Впрочем, может ли она по-прежнему утверждать, что не любит Одира? Возможно, ей придется обманывать журналистов, но притворяться перед самой собой нет смысла. Да, она сегодня впервые спала со своим мужем, но знает этого человека уже два года. Ей известно, что он не любит плавать, а поездку верхом предпочитает любой, даже самой мощной машине. А еще, без сомнения, Одир пожертвует чем угодно ради защиты своего народа — даже собственным сердцем. Но главное, Элоиза внезапно поняла, что в глубине ее души, погребенная под слоями лжи, нагроможденной между ней и Одиром, всегда жила любовь к нему.

— Ваше величество? — тихо обратился к ней Малик, прервав ее размышления, и повел Элоизу в боковую дверь, чтобы избежать встречи с журналистами, которые караулили у парадного входа в посольство.

Вместе с мужем ее провели через кухню, где сотрудники уже начали готовиться к новому дню. Каждый из них при виде королевской четы замирал, с почтением склонив голову. И это наполнило сердце Элоизы покоем, теплом и силой. Она ощутила себя причастной к построению счастья для этих людей и для целой страны, которая очень нуждалась в исцелении.

Из кухни Одир и Элоиза торопливым шагом прошли по коридору в зал приемов. Здесь Элоиза в полной мере прочувствовала тяжесть своей ответственности. Она посмотрела на своего мужа. Его широкие плечи, казалось, были готовы нести любое бремя, но спина напряженно застыла. Элоиза подметила разницу между теми признаками уважения, которые свита выказывала Одиру прежде, и тем, как его встречали сейчас. Поклоны стали чуть ниже, улыбки на лицах более искренними. Эти люди знают, что его отец умер и что перед ними новый шейх. Он не позволит начаться гражданской войне, на пороге которой стоит Фаррехед, и приведет страну к новой эпохе мира и процветания.

Они прошли из зала приемов, декорированного в насыщенных красных тонах, в центральную галерею, которая привела их в главный вестибюль с широкой беломраморной лестницей. Здесь было еще больше людей, чем в зале приемов. Мужчины в деловых костюмах сновали туда-сюда с папками для документов в руках. Увидев Одира, все остановились как вкопанные. Но Элоиза смотрела лишь на Джархана, молча сверлившего ее взглядом.

Если окружающих мог бы ввести в заблуждение его невозмутимый вид, то ей было ясно, что это лишь маска. Элоиза ясно читала в глазах юного принца страх. Джархан боялся, что она открыла его секрет своему мужу.

Одир тоже заметил, что из всех людей, находившихся здесь, Джархан смотрел не на него, а на его жену. В сердце снова пробудились гнев и ревность. В мозгу застучало: «Она моя!»

Но уже в следующее мгновение Одир осознал, что во взгляде брата на Элоизу не было похоти. В нем читалась не страсть, а страх. Перед ним был его младший брат, которого Одир когда-то пытался оградить от всех скорбей, которого учил ездить верхом, играл с ним в оловянных солдатиков. Брат, который был вынужден жить ложью, скрывая свою гомосексуальность, жертвуя своим счастьем. Брат, который был невиновен во всех обвинениях…

Как он мог этого не замечать прежде!

Джархан не выглядел женоподобным — он был почти таким же сильным и властным, как Одир. Но он бы все равно подвергся порицанию за свои чувства, за свои желания. Отец изгнал бы его, разлучил с близкими и навсегда запретил бы произносить имя Джархана в стенах дворца.

Вот только Одир совсем не таков, каким был шейх Аббас.

Среди моря склоненных голов только три головы не склонились, и Джархан наконец встретился глазами с братом. В этот момент вместо гнева, который овладевал им последние полгода в присутствии Джархана, Одир почувствовал… любовь.

От этого невероятно сильного чувства у него чуть не подкосились ноги.

Подойдя к брату, Одир обнял его, надеясь, что эти объятия смогут передать хотя бы одну унцию того, что он сейчас испытывал. В его сердце теснились скорбь, любовь, боль и сожаление. И в то же время было необыкновенно приятно, что пришел конец тайнам, лжи, стыду и гневу.

Тело Джархана сначала было напряжено и казалось таким же твердым, как те оловянные солдатики, в которые они играли в детстве, а потом юный принц расслабился, и Одир почувствовал, как глаза защипало от слез.

Джархан пошевелился и попытался что-то сказать, но Одир перебил его и прошептал ему на ухо:

— Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Сможешь ли ты простить меня?

— Я тебя уже простил, Джар.

Услышав свое детское прозвище, принц улыбнулся:

— Я тебя тоже.

У них еще будет время все обсудить. Скоро, но не сейчас.

— После пресс-конференции ты полетишь с нами в Фаррехед, там и поговорим как следует.

— «С нами»? — переспросил Джархан.

Одир взглянул на Элоизу, которая, в отличие от двух мужчин, не смогла сдержать слезы. Стерев их с лица, она улыбнулась.

— Ты выйдешь к журналистам на пресс-конференции вместе с нами, — заявил Одир брату.

— Я не уверен…

— А я уверен, что именно так надо, — перебил его Одир и подумал, что правильно начал свое правление — объединился с Джарханом и Элоизой. Он хотел этого. Не ради Фаррехеда, не ради своего народа, а ради себя.

Джархан оставил королевскую чету, чтобы подготовиться к пресс-конференции. Одир отпустил своих охранников и повел Элоизу в частные апартаменты королевской семьи, расположенные на четвертом этаже посольства.

Они были куда меньше дворца в Фаррехеде, но Одир и Джархан в детстве с нетерпением ждали, когда смогут приехать сюда на каникулах.

Одир шагал по богатому бордовому ковру с замысловатым узором, а в дальнем уголке памяти звучал смех детей и голос матери, зовущей их. Он больше никогда не услышит ее голос снова, как и голос отца. Его родители умерли.

Но пока нельзя позволить себе поддаться горю.

Элоиза посмотрела на Одира с состраданием. Похоже, эта женщина может читать все его мысли. Он не видел ее целых шесть месяцев и не занимался с ней любовью до вчерашнего вечера, а теперь она, возможно, беременна его ребенком.

На мгновение Одиру показалось, что он не выдержит того, что разом обрушилось на него: смерть отца, откровения жены о ее отце и Джархане… Все это кружилось в его измученном уме.

Элоиза взяла карточку, которую дал Одиру Малик, набрала написанный на ней код на электронной панели рядом с дверью, а затем повернулась к мужу и улыбнулась. У Одира перехватило дыхание при виде озорного выражения ее лица. Такой он свою жену еще никогда не видел.

— Ощущаю себя героиней шпионского боевика.

— Ну я-то точно смогу убить противника одним мизинцем. — Шутка сама сорвалась с языка Одира.

Элоиза так славно рассмеялась — открыто, раскованно, — толкнула дверь и продолжила разговаривать с ним через плечо. В этом было что-то до странности уютное, домашнее.

— Ты очень хорошо поступил с Джарханом, — сказала она, входя в апартаменты.

— Хорошо?

— Да, по-доброму.

— Доброта тут ни при чем. Он ведь мой брат.

— М-м-м…

— Что это означает?

— Ничего… Ну, мне просто интересно, что бы ты сделал, застав нас целующимися, если бы Джахар не был геем?

Элоиза повернулась, снова взглянув на Одира голубыми глазами. Шутит она или говорит всерьез?

— Я бы женил его на двоюродной сестре.

— Ужасная судьба, я уверена.

Элоиза опять улыбнулась — словно солнце выглянуло из-за облаков.

— Видела бы ты ее!

— Значит, у вас есть чувство юмора, ваше величество?

— Тс-с! Не говори никому.

Тень пробежала по ее лицу.

— Я помню, как в дни нашей помолвки, когда мы ощущали неловкость, ты всегда мог разрядить атмосферу своими шутками.

Одир тоже это помнил.

— Раньше я думала… — начала Элоиза и осеклась, словно не зная, стоит ли продолжать.

Затаив дыхание, Одир пристально посмотрел на жену, отчаянно желая, чтобы она поделилась с ним своими мыслями.

— Раньше я думала, что ты мой прекрасный принц, — призналась Элоиза, плюхнувшись в кресло, обитое бархатом, — что ты придешь и спасешь меня от моего злого отца.

— Я все еще могу это сделать.

— Разве в наши дни принцессы не должны уметь сами за себя постоять? — спросила она, и Одир расслышал в ее голосе нотки неуверенности.

— Ты уже попыталась, хабибти.

— И ты нашел меня.

Одир глубоко вздохнул:

— Я бы не смог тебя отыскать, если бы Малик не сказал мне, где ты скрываешься. Думаю, он открыл твой секрет только из-за смерти моего отца.

Элоиза посмотрела на свои руки.

— Как тебе это удалось? — спросил Одир.

— Что?

— Убедить одного из самых преданных людей, которых я знаю, предать меня.

Она грустно улыбнулась.

— Тебе станет легче, если я скажу, что речь не идет о предательстве? — Элоиза вздохнула. — Он знал о Джархане.

— Неужели я единственный, кто ничего не подозревал?

— Нет. Но Малик знал, потому что отвечает за вопросы безопасности. А Джархан боялся, что эта информация, попади она в руки врагов Фаррехеда, могла повредить авторитету королевской семьи.

— Но ведь Малик достал для тебя фальшивый паспорт вовсе не поэтому.

— Нет… После того как ты велел мне убираться из дворца, Малик последовал за мной. Когда он вошел, я как раз бросала вещи в чемодан и разговаривала с отцом по телефону с включенной громкой связью. Я просила разрешения вернуться домой, но отец был против. Сказал, что, если я только покажусь в Англии, я больше никогда не увижу маму, потому что он отправит ее в клинику и напустит на нее всю мировую прессу.

Одир слышал, как дрожит голос жены, и мог только представить себе, как она испугалась в ту ночь.

— Я… Я никогда не чувствовала себя более беспомощной. Да, я была принцессой, женой будущего правителя Фаррехеда, но я ничего не могла сделать. Не могла вернуться к тебе, не могла поехать домой. Малик оборвал мой разговор с отцом, усадил меня и заставил рассказать ему все. Целых пять часов мы обсуждали разные варианты и придумывали план моего побега. Я спросила Малика, почему он готов мне помочь.

— И он тебе сказал? — спросил Одир, сомневаясь, что Малик признался бы, что история Элоизы проняла его, напомнила о его собственной судьбе, ведь единственными людьми, которые знали о прошлом Малика, были семья Малика и Одир.

— Он сказал лишь, что станет мне помогать, если ему будет известно, где я и под каким именем живу. Теперь я вижу, что он помог не мне, а тебе.

Казалось бы, Элоиза должна была расстроиться из-за этого открытия, но ей было приятно, что Малик искренне заботится о ее муже. Одир окружен сотнями людей, и все готовы ему служить и защищать его, но никто не заботился о нем. Никто не ставил его интересы выше собственных.

После смерти матери мальчик оказался оставленным на произвол судьбы в руках отца, подкошенного горем, который считал, что сын желает отобрать у него власть. Шейх Аббас не доверял и отвергал того, о ком должен был заботиться. А Элоизе было известно, насколько это больно, когда тебя не любят родители.

Но она любит своего мужа. Это знание все больше укреплялось в ее душе, распространялось там, как лесной пожар.

Элоиза встала со стула и прошла через богато декорированную гостиную в не менее роскошную спальню.

Вид огромной кровати изящной работы напомнил о жарких поцелуях Одира, от которых до сих пор немного саднило губы. Элоиза прикрыла рот ладонью, чтобы преградить путь словам новообретенной любви, готовым сорваться с языка.

Она знала, что муж еще не готов услышать эти слова от нее. Еще рано. Но можно показать ему свои чувства с помощью прикосновений и поцелуев.

Волна желания накрыла ее с головой. Элоиза удивилась тому, как сильно хочет Одира, хотя муж обладал ею всего несколько часов назад.

Он стоял позади нее, и воздух между ними, еще недавно наполненный откровениями, теперь словно сгустился от взаимного влечения. Элоиза сделала глубокий вдох и прижалась к твердой груди мужа.

Его губы коснулись ее обнаженного плеча, руки обвили ее под грудью. Затем Одир поднял подол платья Элоизы, скользнул ладонью по ее бедру и шепнул ей на ухо:

— Я выполняю свои обещания, хабибти.

Она застонала.

— Когда ты так стонешь, ты сводишь меня с ума. Посмотри, что ты со мной сделала, — гортанным голосом произнес Одир.

Да, она чувствовала его возбуждение и хотела, в свою очередь, показать мужу, что к нему испытывает, хотела показать ему, каким может быть их брак…

Глава 11

2 августа, 06.00–07.00, посольство Фаррехеда

Настойчивый стук в дверь разбудил Элоизу. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что она находится в апартаментах посольства.

Одир распахнул дверь ванной таким сильным рывком, что в стене, наверное, осталась вмятина от дверной ручки.

— В чем дело? — рявкнул он, и звуки его голоса, пролетев через спальню и гостиную, без сомнения, донеслись до слуха того, кто посмел нарушить его покой.

Элоиза потрясла головой, пытаясь стряхнуть с себя паутину сонливости. Судя по времени, которое показывали часы, удалось поспать всего двадцать минут.

Лежа голой в постели, она слушала тихие голоса, доносящиеся из гостиной, чувствуя волнение от переполняющих ее оптимизма и надежды. Все будет хорошо. Одир и она сумеют справиться с испытаниями, которые предстоят им в следующие несколько дней. У них все получится. Она встала и направилась в ванную, чтобы принять душ…

— Это невозможно. Я не могу этого сделать, — сказал Одир, пытаясь говорить спокойно, чтобы не обнаружить свой гнев перед советником.

— Мой король, правитель Каларана нуждается в подтверждении наших союзнических намерений.

— Я ценю это, Ламир, но не собираюсь тратить сейчас время на встречу с ним. Первое, что я сделаю по возвращении в Фаррехед, — обращусь к своему народу. Мы обязательно проведем переговоры с нашими союзниками, но только после похорон отца.

— Но…

— Нет!

Одир обвел взглядом гостиную, которая была пуста всего несколько мгновений назад. Теперь сюда вторглась и окружила его небольшая армия людей в деловых костюмах, вооруженных ноутбуками и стопками бумаг.

Один из помощников вложил в руку Одиру какой-то документ:

— Сэр, мне нужно, чтобы вы подписали пресс-релиз для брифинга.

— Я признателен вам… — Одир попытался вспомнить, как зовут этого молодого парня, но не смог. — Но я уверен, вы не хотите, чтобы завтра в новостях написали, что свой первый официальный документ новый правитель Фаррехеда подписал одетым в халат. Дайте мне пять минут.

— Но, сэр…

Вместо ответа он посмотрел долгим взглядом на настырного мальчишку и вышел из гостиной.

Выругавшись, Одир захлопнул за собой дверь спальни и увидел жену. Она только что вышла из ванной, завернувшись в пушистое белое полотенце.

В ответ на вопросительно вскинутую бровь Элоизы Одир предупредил:

— Мы не одни.

— Я предполагала, что так будет.

— Когда я сказал «не одни», я имел в виду около двадцати человек в нашей гостиной.

— Мы с этим справимся, — заверила она.

Он знал, что так и будет.

— Нужно одеться.

— Жаль, — ответила она почти кокетливо.

— Жаль тебе или нет, но одеться придется. А еще сделать прическу и макияж.

— Сделать прическу и макияж тебе?

— Нет, Элоиза, тебе.

— Ой!

Одир подошел к шкафу и достал костюм, который дожидался его там со вчерашнего дня. Рядом с костюмом висело платье для Элоизы, поспешно подобранное командой по связям с общественностью. «Не будет ли оно чересчур велико, учитывая, что жена сильно похудела за последние несколько месяцев?» — подумал Одир, но тут же отмахнулся от этой мысли. Сейчас ему было не до этого. Надо сосредоточиться на том, что происходит в гостиной.

Он надел трусы и брюки от костюма, чувствуя, что Элоиза наблюдает за ним не сводя глаз. Странный жар начал проникать в его кости, кровь в венах будто сгустилась, тело охватило желание.

— Я не буду… — с трудом выговорил Одир, подбирая слова. — Я не смогу уделить тебе сегодня много времени. После пресс-конференции мы поедем на аэродром, а оттуда отправимся в Фаррехед.

* * *

«Вот и все, — подумала Элоиза, — пришло время надеть маску».

Сейчас она облачится в платье, которое видела висящим в гардеробе рядом с костюмом мужа. Судя по всему, оно было выбрано для нее еще до того, как Элоиза покинула Цюрих.

Но если раньше эта мысль разозлила бы ее, то теперь лишь укрепила. Элоиза наконец стала самой собой. Она хотела стоять рядом с мужем, когда он объявит всему миру о смерти своего отца. Надо поддержать Одира, ведь она его жена и его королева. Поэтому она будет носить это платье так же гордо, как и свое обручальное кольцо.

Элоиза подошла к шкафу и вынула из него платье, упакованное в защитный чехол. Здесь же она обнаружила приготовленный для нее комплект дорогого нижнего белья, а также чулки и смутилась, зная, что их заказывал какой-то незнакомый человек — возможно, один из тех, кто сидел сейчас в гостиной.

Платье, очевидно, выбирали очень тщательно. Оно не было слишком открытым: с длинными рукавами, неглубоким вырезом на груди, и все же Элоиза не будет напоминать в нем викторианскую матрону. Она не должна выглядеть слишком сексуальной, но и нельзя казаться холодной и отчужденной. Этот наряд обеспечит идеальный баланс.

— Я переоденусь в ванной.

— Я подожду тебя в гостиной.

— Пригласить стилиста и визажиста?

— Да, позови их, пусть ждут в спальне. Я скоро к ним выйду.

— Элоиза…

На этот раз ее имя прозвучало в его устах странно, почти с сожалением, и сердце перевернулось у нее в груди.

— Все нормально. Я понимаю.

Но, кажется, эти слова не успокоили Одира. Перед тем как войти в ванную с платьем, Элоиза улыбнулась, надеясь, что эта улыбка ободрит мужа. И ее тоже.

В ванной она скинула на пол полотенце, в которое была завернута, и ей показалось, что рухнул некий защитный барьер между ней и остальным миром.

Элоиза вынула из упаковки нижнее белье и надела его, затем расстегнула чехол для платья, вынула наряд и замерла, задумавшись, отрешенно глядя в сторону.

Сейчас ее жизнь необратимо изменится. Она бесповоротно будет принадлежать Одиру после того, как наденет это платье.

Когда Элоиза вышла из ванной в спальню, ей показалось, что она попала в параллельный мир. Всего несколько минут назад, когда Элоиза отправилась принимать душ, в комнате остался только Одир, теперь здесь было четыре незнакомых человека.

— Где Виктория? — нахмурилась она, удивляясь, почему среди них нет женщины, которая прежде была ее стилистом во дворце.

Одна из присутствующих объяснила, что Виктория родила две недели назад.

Элоиза поняла, что жизнь продолжается. За все время пребывания в Цюрихе она никогда не задумывалась над тем, что в Фаррехеде время тоже не остановилось. Он не превратился в волшебное сонное царство после ее побега.

Миниатюрная блондинка пригласила Элоизу сесть перед роскошным туалетным столиком и произнесла ровным голосом:

— Нам пришлось определять ваш размер приблизительно, ваше величество. Мы выбрали черный цвет, как того требует ситуация, но крой подчеркнет вашу женственность.

— Это платье идеально подходит, — ответила Элоиза, и, кажется, стилист очень обрадовалась такому ответу.

— В самолете, на котором вы полетите в Фаррехед, вас будет ожидать другая одежда. Она сшита в традиционном стиле и соответствует первому появлению короля и королевы перед своими подданными.

Стилист продолжала что-то говорить, но Элоиза ее не слушала, глядя на свое отражение в зеркале и поправляя на себе платье, чтобы убедиться, что оно сидит идеально.

Другой стилист, мужчина, засуетился вокруг Элоизы, расчесывая ее волосы, в то время как девушка-визажист начала накладывать макияж с таким видом, словно была художником, орудующим кистями и красками, а не пудрой и тушью.

Когда кто-то из стилистов застегнул на шее Элоизы жемчужное ожерелье, она чуть не вздрогнула. Оно напоминало тот жемчуг, который когда-то носила ее мать. Рука Элоизы застыла над ожерельем, словно боясь прикоснуться к нему. В памяти всплыли воспоминания двадцатилетней давности. Вот она, еще маленькая девочка, прячется в своем любимом месте — шкафу своей матери. Там темно и тепло, вокруг бархат, шелка и тончайший хлопок. Сквозь щель между дверцами Элоиза наблюдает, как мать сидит за своим туалетным столиком, заставленным косметикой, духами, красивыми украшениями, и мажет лицо кремом, собираясь на очередной светский раут. Вот она начинает наносить пудру, тени, румяна, а маленькая Элоиза копирует каждое ее движение, водит по своим щекам воображаемой кистью для румян.

Разум ребенка объяснял блеск в глазах своей матери волнением, а не тем, чем он был вызван на самом деле, — печалью и антидепрессантами.

Свернувшись в углу шкафа в комочек, поджав колени к груди, Элоиза каждый раз думала, что вот сегодня мама обнаружит наконец ее укрытие и тогда поцелует, пожелает спокойной ночи и скажет, как сильно ее любит.

Но в тот вечер их взгляды случайно встретились в зеркале, и Анджелина всего лишь слабо улыбнулась дочери, а потом вышла из комнаты… Больше Элоиза не пряталась в шкафу матери.

Ее мать не любила ее той любовью, которая необходима ребенку. Анджелина просто была не способна на это. Но Элоиза все же не похожа на нее. Она теперь знала, что может любить и заслуживает любви. Заслуживает мужчину, для которого станет более важной, чем все его обязательства перед кем угодно и чем угодно.

Элоиза почувствовала, что с ее пальца пытаются снять обручальное кольцо, и это вернуло ее в реальность. Она инстинктивно сжала руку в кулак.

— Что вы делаете?

— Как я уже сказал, ваше величество, нам нужно уменьшить размер вашего кольца, чтобы во время пресс-конференции оно не соскользнуло, так как слишком свободно сидит на пальце. Мы вложим по внутреннему ободу вот этот кусок пластика, чтобы изменить размер, — произнес извиняющимся тоном стилист.

Он держал в руках маленькую сероватую полоску пластика так, словно это самая важная вещь в мире.

Одир вошел в спальню и встал позади Элоизы, их глаза встретились в зеркале. Всю ночь ей было непросто выносить взгляд мужа, что бы в нем ни читалось: властность, желание, высокомерие или гнев. Но в этот момент она жадно, с отчаянием смотрела ему в глаза, словно они были двумя людьми, попавшими в самый центр урагана.

Наконец Элоиза заставила себя отвести взгляд. Ее охватило то ли оцепенение, то ли вселенская усталость. Казалось, она не ощущает ничего, даже вес обручального кольца, теперь плотно обхватывающего ее палец. И внезапно она опять почувствовала себя той испуганной маленькой девочкой, что пряталась в углу шкафа, ожидая, что кто-то ее найдет и полюбит.

* * *

— Выйдите все!

Приказ Одира заставил всех испуганно замереть и посмотреть на него. Лишь его жена не обернулась. Стилисты и визажисты торопливо исчезли за дверью.

Элоиза по-прежнему смотрела перед собой.

Одир подошел к стулу, на котором она сидела. Элоиза выглядела потрясающе, но одновременно казалась недосягаемой, и шейху это не нравилось.

Она подняла руку и с силой потянула за жемчужную нить, которая ей совсем не шла. У Одира по спине пробежал холодок страха при виде того, как Элоиза сражается с ожерельем.

Он отвел в сторону ее руку и расстегнул застежку. Едва ожерелье было снято, Одир почувствовал успокоение.

— Ты выглядишь великолепно, — сказал он, положив руки на изящные плечи жены.

Она была здесь. Он чувствовал ее под своими ладонями. И она будет стоять рядом с ним через час, когда он сделает свое заявление прессе. Позже, в самолете, они обязательно поговорят, и он все выяснит, а потом отнесет жену в постель и изгонит страх, который читается сейчас в ее глазах.

— Одир…

Он знал, чего она хочет, но в этот момент он готов был на все, лишь бы остановить ее.

— Одир, я…

— Не говори этого. Ради бога, не говори, Элоиза!

— Я должна.

— Нет!

— Да. Я не буду такой, как моя мать. Я не смогу жить дальше, если буду бояться сказать то, что переполняет мое сердце. Я люблю тебя.

Где-то глубоко внутри страх и ярость словно вырвались наружу, завладели телом и разумом Одира. Он почувствовал, как его губы задрожали, и прорычал:

— Нет! Нет!

Это было скорее предупреждение, чем отрицание.

— Ты не можешь контролировать мои чувства или приказывать им. Ты не в силах велеть мне разлюбить тебя. Это моя любовь, и я отдаю ее тебе.

— А я отказываюсь принять!

— Принять что? Мою любовь или тот факт, что не в твоей власти ее контролировать?

Одир не мог ответить на этот вопрос, даже если бы захотел.

— Несмотря на все, что я от тебя видела: оскорбления, шантаж, обман, — продолжала Элоиза, — любовь к тебе живет в моем сердце. Я все еще люблю тебя.

Ее слова, словно таран, разбивали стены, которые Одир тщательно возводил вокруг своего сердца, чтобы защитить себя.

— Любовь — это слабость, Элоиза! — рявкнул он, словно мог убедить ее в этом. — Любовь разрушает. Посмотри на свою мать. Женщина, которая ставит наркотическое забытье выше счастья своей дочери! И это любовь? А мой отец! Вспомни его. Из-за своей любви принес лишь разрушение своей стране. Я не стану таким правителем, как он. Любовь никогда не будет частью моей жизни!

Одир понимал, что кричит, потеряв самообладание, сохранять которое так отчаянно пытался все последние часы.

— Ты не понимаешь, что уже несколько лет отчасти правил Фаррехедом, защищая свой народ. За эти годы ты сделал для страны больше, чем твой отец за все его тридцатилетнее царствование. Ты сумел погасить разгорающийся мятеж, ты противостоял неосмотрительным решениям отца, ты разработал на годы вперед социальные программы для защиты обездоленных и отчаявшихся людей.

Элоиза дышала сейчас так же неровно, как и Одир, но в ее словах чувствовалась сила. Казалось, жена выкрикивает боевой клич, и оставалось только догадываться, за что она собирается сражаться.

— В тебе живет любовь к своему народу. И даже если ты не веришь в мощь этой любви, твои подданные любят тебя. И я тоже.

Одир знал, что он и Элоиза стоят в этот момент на грани чего-то очень важного. Он потянулся к ней, но она уклонилась от его рук.

— Ты сказала «да», — тихо произнес Одир. — Ты обещала, что вернешься, будешь рядом со мной. Ты не можешь взять свое слово назад, не можешь уйти сейчас.

Ее взгляд, в котором читались печаль и жалость, поразил Одира в самое сердце. До чего это не похоже на то, как Элоиза смотрела на него прошлым вечером — словно верила, что он может достать для нее луну с неба, защитить от всех ее демонов. Но теперь она глядела на него так, словно он сам был демоном.

— Я тебе не нужна, и в глубине души, думаю, ты это знаешь.

Неправда! Его ум отказывался это признавать. Сердце в груди билось так громко, что, казалось, Элоиза может услышать этот стук.

— Все эти разговоры о любви — не что иное, как отговорки. Оправдания твоего очередного побега.

Она покачала головой в яростном отрицании.

— Это не так. Я не убегаю. Я стою и сражаюсь. Но если ты не любишь меня, я не вернусь к тебе — невзирая на твои угрозы или посулы.

— Ты хочешь невозможного. — Одир рубанул ладонью воздух. — Я даже не уверен, что способен любить.

Только сейчас он впервые понял, что лгал себе. Элоиза права. Он мог бы управлять страной без нее. Он делал это в течение последних шести месяцев. Ему не нужно было, чтобы жена стояла рядом с ним на пресс-конференции или сидела рядом на троне. Он и без нее может стать хорошим монархом, потому что любит своих подданных. И Элоиза права, утверждая, что эта любовь сделала его сильным.

Он убеждал себя, что он нуждается в Элоизе. Но если быть честным с самим с собой, то надо признать, что потребность в ней не имеет никакого отношения к его правлению или к Фаррехеду. Одир хотел, чтобы жена вернулась, лишь потому, что так и не смог выбросить ее из головы, не сумел забыть женщину, которая когда-то завоевала его сердце своим смехом.

Ею во многом руководила любовь: и когда Элоиза вышла за него замуж, чтобы защитить свою мать, и когда была готова отказаться от богатства, чтобы спасти подругу. За несколько последних месяцев она очень изменилась, стала независимой, в ее душе словно загорелся яркий огонь. Но Одир почти погасил его. Элоиза снова спряталась за привычной маской, и это причинило шейху боль больше, чем он мог себе представить.

Потому что он, кажется, любит ее.

Ему всем своим существом хотелось любить и защищать эту невероятную женщину.

Он любит ее!

Но он — король, а значит, не может предложить Элоизе ту жизнь и ту любовь, которые она заслуживает. Она не станет постоянно носить ту маску, что надела сейчас, изображая королеву для окружающих. Жить, повинуясь лишь чувству долга, не для нее. Одир не мог, да и не хотел, чтобы она всю жизнь жертвовала собой во имя страны, которая даже не является ее родиной. Он знал, насколько тяжелы узы этих цепей, и единственное, что ему удалось сделать за эту ночь — опутать ими и Элоизу.

Поэтому он решил дать жене то единственное, что мог. Он подарит ей свободу. Пусть даже она возненавидит его за это.

— Убирайся прочь! — приказал он, неосознанно повторив слова, которые бросил Элоизе шесть месяцев назад. — Уходи!

Он закрыл глаза при виде боли, которой наполнился взгляд жены.

— Ты права, — покачал головой Одир. — Ты мне не нужна. Мне никто не нужен. Наш брак будет аннулирован. Нас разведут — что бы для этого ни потребовалось. Я смогу жениться на женщине, которая понимает, что такое быть королевой. На той, которая сможет принести Фаррехеду что-то другое вместо эгоистических требований любви.

Одир ненавидел себя все больше и больше. Каждое его слово, казалось, падало каплей яда. Каждое слово предназначалось для того, чтобы заставить Элоизу уйти. Каждое слово было проявлением любви Одира к этой женщине, попыткой защитить ее от жизни, которая, несомненно, ее уничтожит.

Элоиза побледнела, ее глаза сверкали в тусклом освещении комнаты. Но на лице ее по-прежнему была написана решительность.

Одир был не в силах услышать, как хотя бы еще одно слово сорвется с ее прекрасных уст. Ему казалось, он этого не переживет.

— Убирайся! — взревел он.

Глава 12

2 августа, 07.00–08.00, посольство Фаррехеда

Кровь стучала в висках, дрожь сотрясала тело. Одир был один. Элоиза ушла. Он не помнил, как она уходила. Наверное, выскользнула, когда он закрыл глаза.

В дверь постучали, и Одир подумал, что не хочет никого видеть. Не сейчас. Он никогда прежде не испытывал таких сильных мучений. Если это и есть любовь, тогда он был прав, так долго стараясь этого избегать. Казалось, кто-то только что со всей силы ударил его в живот, отчего перехватило дыхание, а боль охватила все тело.

Стук раздался снова, и, не дождавшись разрешения войти, в комнату ворвался Джархан.

— Где Элоиза? — спросил он.

Одир чуть не рассмеялся. Последний раз брат позволял себе говорить с ним в таком тоне, еще когда они оба были подростками.

— Ушла.

Это одно простое слово наконец точно описало то, что случилось. То, что он натворил.

— Ушла? — переспросил Джархан.

— Да.

— Это все, что ты можешь сказать? Что, черт возьми, произошло? — воскликнул Джархан, обведя взглядом комнату.

Он шагнул к Одиру и схватил его за рубашку:

— Что ты с ней сделал?

В глазах Джархана плескалась ярость.

Всего несколько часов назад Одир посчитал бы, что братом движет ревность, но это вовсе не так. В нем говорит любовь. Теперь Одир всюду видел ее вокруг себя.

Неожиданно выражение лица Джархана изменилось.

— Так ты знаешь, что между мной и Элоизой ничего не было?

Одир обрадовался тому, что брат сменил тему разговора. Если отвлечься от мыслей об Элоизе, это поможет не сойти с ума.

— Почему ты не рассказал мне? Я бы поддержал тебя, Джархан. Я бы помог тебе всем, чем мог.

В его тоне звучали недоверие и гнев, но Одиру уже было все равно, что голос выдает его чувства. Если эта ночь и научила его чему-то, так это тому, что тайны и ложь только разрушают любые отношения.

— Что ты мог сделать? — спросил Джархан, разжав пальцы и отпустив рубашку брата.

Он беспомощно пожал плечами, что вызвало в сердце Одира новую волну боли.

— Ты рассказал бы об этом людям Фаррехеда? Рассказал бы отцу? Разрушил бы нашу страну из-за своей преданности мне? Или тебе пришлось бы просить меня хранить это в секрете, продолжать быть тем, кем я не являюсь? — Джархан шагнул назад и повернулся спиной к Одиру. — Я никогда не смог бы поставить тебя перед таким выбором.

— Потому что ты не верил, что я смогу принять правильное решение? — спросил Одир, испугавшись ответа брата.

— Нет, — повернулся к нему Джархан. — Я знаю, какое решение ты принял бы. Ты встал бы на мою сторону и смотрел, как наша страна горит, как превращается в золу все, во что ты вложил столько труда, потому что ты любишь меня.

Он произнес эти слова так легко, словно само собой разумеющееся, и Одир принял их с той же легкостью. Он пытался побороть в своем сердце любовь с тех пор, как умерла его мать и так сильно изменился отец. Но душа его младшего брата не была искалечена отчаянием.

— Может быть, настанет время, — продолжал Джархан, — когда ко мне и таким, как я, будут относиться в нашей стране с терпимостью. Но это было невозможно, пока наш отец сидел на троне, и, конечно, сейчас тоже еще рано. И это моя жертва. Это мой долг, мой крест. Не твой.

Одир выругался. Он был настолько высокомерен, настолько поглощен необходимостью защитить людей Фаррехеда от эгоизма и паранойи своего отца. Он считал, что это бремя лежит исключительно на его плечах. Он даже не видел, что его брат тоже приносит свои жертвы ради долга, носит свое тяжкое бремя. И как достойно!

— Это будет нелегко, Джархан. Такое не будет принято наиболее патриархально настроенными членами нашего общества, — предупредил Одир. — Но я поддержу тебя, если ты захочешь… раскрыться.

Лицо Джархана расплылось в улыбке.

— Раскрыться?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — ответил Одир, чувствуя, что покраснел от неловкости. И причиной тому была вовсе не тема их разговора, а понимание, что он столько лет не разговаривал с братом по душам. — Что бы ты ни решил, а решать только тебе, ты в любом случае получишь мою поддержку. Я буду рядом.

Одир обнял брата, чувствуя, что это объятие возвращает ему силы.

— Что случилось с Элоизой? — спросил Джархан.

— Я ее отпустил.

— Почему?

На этот вопрос было так много ответов! Потому что знал, что ближайшие несколько месяцев будет занят всецело преобразованиями в своей стране. Потому что больше не мог пренебрегать Элоизой, как поступала ее мать. Потому что не мог больше использовать ее, как поступал ее отец.

Но главный ответ звучал в сердце Одира четко и громко: «Потому что я ее люблю».

Элоиза бежала по коридору не разбирая дороги, не видя ничего вокруг из-за слез, застилающих глаза.

Она так давно не плакала, столько лет держала все внутри, старалась сосредоточиться на том, что нужно было сделать для ее матери, для Фаррехеда, для Джархана, для Одира. И в первый раз, когда она захотела что-то для себя, только для себя, и попросила об этом, ее отвергли.

Сердце бешено колотилось в груди. Боль пронзала все тело. Боже, какая мука!

Элоиза видела, что за ней никто не следует — ни Одир, ни один из его телохранителей. Она больше не находилась под его защитой. Она была по-настоящему одна, и эта мысль острым осколком вонзилась в ее страдающее сердце.

Она свернула в первую попавшуюся дверь и оказалась на бетонной лестнице. Элоиза успела спуститься по ней всего на один марш, когда ее разутая нога, обтянутая шелковым чулком, соскользнула с последней ступеньки.

Элоиза упала на твердый бетон лестничной клетки. Холод, идущий от пола, впился в обнаженную кожу ее рук и лодыжек, вытягивая тепло из тела и отталкивая от себя звуки ее рыданий, превращая их в эхо, которое, казалось, наполняло все здание.

И вдруг Элоизе стало все равно, что она так громко плачет, забыв о своем достоинстве. Ей было больно, и ей нужно было выпустить эту боль наружу. Эта боль — свидетельство того, как сильно она любит. Эта любовь так не похожа на подавляемые, сдержанные чувства ее матери, жесткий контроль ее отца и самоотречение Одира.

Она подумала о каждом из этих людей. Вспомнила о том, как позволяла себя использовать в качестве пешки в играх других людей, вместо того, чтобы твердо сказать «нет». Она была безвольной, никогда не стремилась к тому, чего хотела… До сегодняшнего вечера.

Элоиза ушла от Одира, но не потому, что хотела этого, а повинуясь его приказу. Впервые она подумала: если бы Одир не увидел, как Джархан целует ее, она бы до сих пор жила во дворце в Фаррехеде. Ждала бы, когда муж придет к ней. Пыталась бы как-то улучшить их отношения, делая для этого все, кроме того, что действительно сработало бы — попытаться искренне поговорить, признать свою любовь к мужу, открыть ему свои чувства.

Цюрих, возможно, был попыткой убежать от проблемы, и Элоиза не жалела о том, что решилась на побег. Но без Одира она никогда не обратилась бы за помощью к Натали. Даже сегодня она приехала в Лондон лишь потому, что получила приглашение от мужа.

Сегодня ее день рождения. Сегодня она унаследует трастовый фонд деда. Она все еще может принять эти деньги. Ими она сумеет оплачивать жизнь в Цюрихе, лечение Натали. Можно снова вернуться к своей должности секретаря в медицинском центре. Но действительно ли она этого хочет? Работать изо дня в день, после работы возвращаться в свою однокомнатную квартиру в Цюрихе. Ужинать в одиночестве.

Элоиза приехала на благотворительную вечеринку Одира, чтобы попросить о разводе. Она была готова разорвать с ним все связи. Но вместо этого поняла, что не жила, а лишь существовала в течение последних шести месяцев. Всего за несколько часов Одир оживил ее, показал ей, на какую страсть она способна. И несмотря на посулы и ложь мужа, Элоиза приняла решение помочь Фаррехеду, поставить долг превыше всего. Это показало, какой она может быть королевой, — равной своему королю.

Мысли теснились в голове, боль, до этого сжимавшая сердце, теперь сдавила голову.

«Я сказала Одиру, что люблю его, а он оттолкнул меня! — горько подумала Элоиза, потерла виски и громко застонала от боли. — Он сказал, что хочет жениться на другой!»

Элоиза попыталась представить Одира, стоящего рядом с новой невестой, обещающего ее почитать, защищать и… любить. Этот образ чуть не убил ее. Но что-то в этой картинке не складывалось.

Она знала традиции и обычаи Фаррехеда. Его народ вряд ли с легкостью примет второй брак своего правителя. И она знала Одира. Он не рискнул бы будоражить общественное мнение, особенно вскоре после смерти отца. Каждое его действие в течение последних двенадцати часов было направлено на обеспечение безопасного будущего своей страны. Так зачем ему рисковать этим? Зачем сейчас так поступать?

Одир не сказал, что не любит ее, лишь заявил, что не способен любить. И Элоиза знала, почему он так думает — это последствия душевной травмы, причиненной смертью его матери и ужасной скорбью отца.

Но Элоиза видела, что Одир способен на любовь. Это сквозило в каждом его действии на благо Фаррехеда. Любовь буквально исходила от Одира, когда он обнял Джархана, встретив того в посольстве. И она читала любовь в глазах мужа, когда тот говорил ей, что она великолепна.

А вдруг он отпустил ее, чтобы защитить? Вдруг этот гордый, иногда высокомерный, но всегда сильный человек позволил ей уйти ради нее самой?

«Снова убегаешь?» — эти слова Одира, сказанные на балконе небоскреба Херон-Тауэр всего несколько часов назад, эхом прозвучали в ее голове.

Возможно, прежде Элоиза и пыталась от него скрыться. Но на этот раз, вместо того, чтобы испугаться и опять пуститься в бега, она решила остаться и сражаться за свою любовь.

Элоиза помчалась обратно по коридорам, которые прежде были полны людей, а теперь казались странно пустыми. Она распахнула дверь в королевские апартаменты, но и там стояла тишина.

Элоиза почти бегом спустилась по красивой винтовой лестнице, повернула за угол и…

Сорок человек смотрели на нее. В центре этой толпы стояли Джархан и Одир, занятые разговором. Звук неровного дыхания Элоизы привлек их внимание, братья резко замолчали, как и все остальные.

Элоиза успела увидеть изумление на лице Одира перед тем, как оно снова стало непроницаемым.

Она сделала несколько шагов вперед, почти не обращая внимания на то, что все присутствующие снова заговорили друг с другом.

Джархан подошел к Элоизе, обнял ее и прошептал ей на ухо:

— Учти, у тебя в распоряжении всего три минуты.

А затем принц скрылся в толпе.

Элоиза ожидала, что люди будут расступаться перед своей королевой, но ошиблась. Она начала с трудом пробиваться сквозь плотное кольцо людей, окруживших своего нового короля стеной. Заметив жену, Одир направился к ней. На его лице было написано мрачное раздражение.

— Элоиза, что за…

— Нет, — перебила она мужа, когда тот подошел и встал перед ней. — Не говори ничего. Сейчас ты не должен отдавать мне приказы или требовать, чтобы я ушла прочь. Сейчас мое время. Мне пора высказаться.

Он сжал губы, настороженно глядя ей в глаза.

«Кажется, Одир потрясен этой новой Элоизой, — подумала она. — Что ж, пусть привыкает».

— Все это время я исполняла требования других людей — делала то, о чем меня просили, или то, чего от меня ждали. Но я ничего не делала для себя. До вчерашнего вечера. Пока не захотела услышать от тебя, что меня любишь. Ты прав, Одир. Я постоянно убегала. Убегала от всех: от тебя, от моего отца, от мамы. Я шесть месяцев провела, скрываясь от вас. А когда я пришла сразиться с тобой за то, что мне было нужно, за тебя, я наткнулась на первое препятствие. Я мечтала, чтобы ты сказал мне, что любишь меня. Хотела, чтобы ты доказал мне свою любовь. Но ведь я никогда не пыталась доказать, что люблю тебя.

Глаза Одира расширились, и Элоиза поняла, что выбрала верные слова. Это дало ей силы продолжать.

— Никто никогда не показывал тебе, что ты достоин любви и доверия — ни твоя семья, ни твой отец, ни даже твой брат. Но я готова доверять тебе и любить тебя. Я знаю, что ты любишь меня. Я знаю, потому что ты никогда бы не пожертвовал своим предстоящим правлением ради меня, если бы не любил.

Одир схватил жену за руку, притянул к себе и тихим, неожиданно охрипшим голосом сказал:

— Да, я люблю тебя, черт возьми! Вот почему я отпустил тебя. У меня бы не поднялась рука обречь тебя на такую жизнь. Жизнь, в которой мне нужно будет приносить жертвы, где ты всегда будешь в центре внимания прессы и общества. Нам пришлось бы постоянно сталкиваться с политическими интригами недоброжелателей. Я бы не стал навязывать это кому-либо, особенно тебе. Тобой всегда так ужасно манипулировали те, кто должен был безоговорочно тебя любить, и я не уподоблюсь этим людям. Я бы ни за что не смог попросить тебя разделить со мной такую судьбу.

В глазах Одира плескалась безнадежность и такая сильная боль, какой Элоиза прежде в них не видела. Но эта боль была доказательством искренности его слов, подтверждала, что они идут от самого сердца. И ее сердце тоже отозвалось болью.

— Я хочу принести эту жертву ради мужчины, которого люблю. Потому что ты сделал меня достаточно сильной, чтобы вынести все испытания, которые нам предстоят. Я хочу этого. Я выбираю это. Я выбираю тебя. Я всегда буду поддерживать и любить тебя, а ты будешь любить меня. Все, что тебе нужно сделать, — это сказать «да».

За спиной Элоизы раздался чей-то голос:

— Мы начинаем через пять секунд…

— Просто скажи «да», Одир! — взмолилась Элоиза.

— Четыре…

— Это так же просто, как сделать вдох.

— Три… — продолжал кто-то обратный отсчет.

Одир протянул руку и стер пальцем слезу, выступившую в уголке глаза Элоизы.

— Два…

Двери, выходящие на парадное крыльцо посольства, распахнулись. Там на ступенях ожидали приглашения журналисты из разных стран. Со всех сторон тут же засверкали вспышки фотоаппаратов.

— Да.

— Дамы и господа! Шейх Одир Фарух аль-Аркин из Фаррехеда и его жена сделают сейчас заявление…

Эпилог

Три года спустя, посольство Фаррехеда

Шейх Фаррехеда и его жена пытались угнаться за хихикающим двухлетним малышом, решительно топающим по роскошным залам посольства.

— Наш ребенок унаследовал твою своенравность, женушка, — шутливо заметил Одир.

— И твое упрямство, муженек, — ответила Элоиза с улыбкой, слегка запыхавшись. — Я устала, Одир, — добавила она, остановилась и оперлась рукой о прохладную стену.

Оглянувшись на мужа, Элоиза положила другую руку на свой живот, уже выдававший семимесячную беременность.

Одир посмотрел в конец коридора и увидел, что Джархан поймал хохочущего мальчишку, понимающе улыбнулся брату и понес племянника прочь.

— Боюсь, однажды он защекочет нашего сына до смерти, — заявил Одир.

— Глупости. Кроме того, помощь Джархана не помешает, ведь скоро у нас в семье опять будет пополнение.

— Ты по-прежнему не хочешь нанять няню? — спросил Одир. — Уверена?

Ему было понятно желание жены самой ухаживать за детьми, но все же шейх опасался, что двое детей отберут у Элоизы все силы.

— Абсолютно уверена. Кроме того, мама предложила приехать и пожить у нас, и Наталья тоже готова помочь, если будет нужно. Хотя думаю, что ей самой скоро будет не до чужих детей.

— Правда?

На лице Одира отразилось удивление.

— Правда. Но, считай, я тебе ничего не говорила, — игриво добавила Элоиза.

— Опять у тебя завелись секреты? — сказал Одир, и в его голосе не было и следа той язвительности, с которой он когда-то укорял жену за ее тайны.

Элоиза удивлялась тому, как сильно изменилась их жизнь за три коротких года.

Несмотря на ее сомнения, мать сказала ей правду той ночью, почти три года назад. Анджелина Харрис действительно нашла помощь, в которой нуждалась, но сделала это на своих условиях, и Элоиза была этому только рада.

Ее отец был глубоко потрясен, когда Анджелина вручила ему документы для развода. Примерно в то же самое время он завершил свою политическую карьеру.

Отношения Элоизы с матерью потеплели. Оставалось надеяться, что однажды они станут по-настоящему любящими и искренними. Обе понимали, что это будет нелегко, но прилагали максимум усилий. Наталья также много работала над тем, чтобы победить своих личных демонов, а год назад она перенесла успешную операцию по пересадке почки.

Элоиза и Одир сначала пережили бурный натиск прессы, но после другого международного скандала журналисты потеряли к ним интерес…

Элоиза почувствовала, как пошевелился в животе ребенок, и громко застонала.

— Что случилось? — спросил Одир, с беспокойством заглянув ей в глаза.

Она рассмеялась:

— Ничего. Просто малыш брыкается.

Элоиза взяла мужа за руку и положила его ладонь на свой живот.

Ребенок снова пошевелился, и любовь, такая чистая и сильная, отразилась в глазах Одира.

— Я говорил тебе, как сильно тебя люблю? — спросил он.

— Только вчера. И позавчера. И за день до этого. И каждый день…

Одир прервал Элоизу, прижавшись к ее губам страстным поцелуем.

Чуть позже, отстранившись от его губ, она прислонилась головой к стене, глядя на мужа с серьезностью, которой Одир уже давно не видел на ее лице.

— Я хочу тебе кое в чем признаться.

У него все внутри сжалось. Шейх затаил дыхание, ожидая продолжения.

— Я скрываю от тебя одну тайну.

Он молчал, зная, что какой бы ни оказалась эта тайна, она не разлучит их. Они вместе решат любые проблемы.

— У нас родится девочка.

Улыбка, засиявшая в глазах Элоизы, коснулась его сердца, и Одир подумал, что в этот момент ему больше нечего просить у жизни.

Он наклонился к уху своей жены, шепча ей признания в любви — снова и снова, а Элоиза эхом вторила ему. Все, что им было нужно, — лишь истина и любовь. И они нашли их — раз и навсегда.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg