«Его любимая кукла»

Его любимая кукла (fb2) - Его любимая кукла (Долго и счастливо [Блэк и Рей] - 2) 1020K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тати Блэк - Полина Рей

Пожалуй, я не нервничала так ни разу за последние несколько месяцев. Сидя в приёмной, едва не морщась от беззаботной болтовни ещё двух соискательниц, я перебирала в голове варианты того, куда мне попробовать устроиться на работу, если в этой компании меня не примут. И приходила к неутешительному выводу – такое место я найду вряд ли. Меня даже не пугало условие с размытой формулировкой «прочие поручения», хотя внутреннее чутьё подсказывало: именно с ней и могут возникнуть трудности. В остальном же предлагаемая должность меня полностью устраивала.

Она свалилась на мою голову внезапно, как будто кто-то наверху решил наконец сыграть на моей стороне и отправил мне предложение о работе, весьма далёкое от того, на что я могла надеяться рассылая резюме.

Я потирала виски, начиная нервничать всё сильнее с каждой минутой, которая приближала меня к тому, чтобы зайти в кабинет и понять, на что мне стоит рассчитывать. А когда всё же прозвучало моё имя, оно показалось мне выстрелом, раздавшимся в полной тишине.

– Арина Аркадьевна? – не поднимая глаз от бумаг, лежащих перед ним на столе, задал вопрос наниматель, едва я вошла в кабинет. О таком мужчине я бы могла сказать «бесцветный». Не было ничего, за что мог бы зацепиться глаз – никакой изюминки во внешности. Казалось, как только я выйду за пределы кабинета, тут же забуду, как он выглядел.

– Да. Добрый день, – поздоровалась я, без приглашения устраиваясь напротив него.

– Я изучил ваше резюме. – Он всё же отлепился от документов и, откинувшись на спинку кресла, потёр подбородок, обжигая меня ледяным взглядом серых глаз.

«Ну, хорошо, что изучили. Я рада», – хотелось ответить мне, но я предусмотрительно молчала, ожидая продолжения.

– Разрешение на ношение оружия, – процитировал он резюме. – Для чего?

– В личных целях.

Я сжала пальцы в кулак, но тут же расслабила руку. Не хватало ещё, чтобы он заметил, как я нервничаю.

– Хорошо. Права категории В, стаж вождения двенадцать лет.

– Да.

– Это отлично. Экстремальная езда?

– Если будет нужно, я знаю, где можно найти подобные курсы.

– Нет. Если не осваивали, значит, не нужно.

Моё сердце пропустило несколько ударов. Если сейчас мне откажут по причине того, что я не успела пройти курсы экстремального вождения, я этого не перенесу. Наниматель же снова пристально посмотрел на текст, потом перевёл изучающий взгляд на меня, и мне ничего не оставалось, как встретить его, вскинув подбородок и усиленно делая вид, что я спокойна.

– Вы написали, что готовы на исполнение любых поручений в рамках занимаемой должности.

– Да. Я так написала.

– Что вы подразумеваете под «исполнением любых поручений»?

– Только то, что написано.

– Любые – означает, что вы готовы на всё.

– Значит, я готова на всё.

Он снова откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Взгляд серых глаз – словно ножом по натянутым до предела нервам. И мне ничего не остаётся, как уговаривать себя сидеть на стуле ровно и ждать.

– Хорошо. – Он сделал паузу, во время которой я начала судорожно вспоминать имя, написанное на табличке на двери. Мне очень нужна была эта работа. Это был вопрос жизни и смерти. И я уже собиралась с отчаянием взмолиться и согласиться и на меньшую зарплату, и на любые поручения, когда он продолжил: – Мой босс не совсем вписывается в представление о человеке с обычными потребностями.

– М-м-м… Хорошо.

Я едва удержалась от того, чтобы нахмуриться. Неужели можно было настолько нервничать, чтобы не понять, что сидящий напротив мужчина – совсем не тот, к которому я пытаюсь устроиться личной помощницей?

– Когда вы готовы будете приступить к работе?

– А когда нужно?

– Сегодня вечером?

– Значит, я готова сегодня вечером.

– Хорошо.

Он растянул губы в безликой и дежурной улыбке, а я не могла понять, что она означает. Меня принимают на работу или просто разузнали всё, и теперь укажут на дверь?

– Если вы подойдёте на должность, вам сообщат, – наконец выдали мне вердикт, и я огромным усилием воли не стала расспрашивать ни о чём.

– Спасибо, – просто поблагодарила я, поднимаясь с места. Это было единственным, на что у меня хватило сил. Через минуту я уже сбегала по ступеням лестницы, больше бы подошедшей какому-нибудь дворцу, а не офису в центре города.

Значит, босс с необычными запросами, который мог потребовать от меня готовности выполнить любые поручения. Оставалось только понять – если меня всё же не возьмут на эту должность – это будет крах или спасение?

Часть 1. Глава 1

Мне просто нужны были деньги. Большие деньги, которых не заработаешь кассиром в супермаркете или  медсестрой в больнице. Образование, далёкое от профессий, что было принято считать престижными и денежными, пришлось засунуть поглубже вместе с красным дипломом. В этом самом «поглубже» уже находились мечты о светлом будущем, прекрасные годы молодости и жизнь, которая обычному человеку показалась бы скучной. Мне же – представлялась чем-то недостижимым и невозможным.

Звонок в пять утра заставил меня вынырнуть из полудрёмы и сесть на постели, растерянно озираясь по сторонам. В такую рань меня могла набрать только мать, живущая на другом конце страны. Моё сердце отчаянно заколотилось о рёбра, когда я принялась невпопад тыкать трясущимися руками в мигающий экран.

– Да? – выдохнула в трубку, до боли сжимая телефон в пальцах. – Что-то случилось?

Этот вопрос был продиктован страхом, что стал моим неизменным спутником за последние несколько лет. Но боялась я вовсе не за себя.

– Ой, прости, Арин… Запамятовала я, что у тебя ещё ночь.

Я выдохнула, когда поняла, что самого страшного не случилось, и что мои близкие в безопасности.

– Ничего. Я всё равно не спала, – соврала, поднимаясь с постели.

За окном – темнота, разбавленная лишь светящимися точками горящих уличных фонарей. Несмотря на начало апреля – холодно, и везде – снег, как будто зима и не заканчивалась.

– У тебя всё хорошо? Он не появлялся? – звучит вопрос матери, и я передёргиваю плечами, будто бесплодно пытаюсь согреться.

– Нет. Не появлялся…

Делаю паузу и говорю уверенно:

– Мам… Я достану денег, и вы сможете уехать. Все вместе. Втроём.

Прежде, чем мама спросит: «Почему втроём?» прощаюсь и отключаю связь. Перезванивать она не будет, а мне достаточно знать, что с ними всё в порядке.

Некоторое время смотрю за окно, на раскинувшийся перед глазами город. Он кажется игрушечным – присыпанный запоздалым снегом и безлюдный. После чего иду на кухню, не включая свет. Хватает и рассеянных пятен, прокравшихся через неплотно задёрнутые занавески.

Шестой час. Сон как рукой сняло. Это повод выпить кофе в тишине наедине с собой и попытаться настроиться на то, что ждёт меня позднее.

Собеседование, от которого – ни много, ни мало – будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь. И которое я обязана пройти, чтобы у моих родных был шанс на другую жизнь, а это значит… Значит, я буду готова на любые условия работодателя.

***

– Ты вся напряжена. Я тебя такой не видел.

На мои плечи опустились руки Артура, мягко, но непреклонно понудили откинуться на спинку кресла, и я закрыла глаза, пытаясь прогнать настойчивые мысли о прошедшем собеседовании.

– Есть от чего.

– Рассказывай.

Пока Артур осторожно расчёсывал мои волосы, а я едва не мурлыкала от удовольствия, минутные стрелки на часах приближали меня к тому моменту, когда я должна буду сесть в присланную за мной машину и приехать к моему новому боссу – Роману Дмитриевичу Королёву. О котором я ровным счётом ничего не знала.

– Меня взяли на новую работу. Но собеседование было странным.

– А именно?

Пальцы Артура принялись массировать мою голову, и я застонала от наслаждения. В кресле моего парикмахера можно было получить как минимум несколько оргазмов и психологическую помощь впридачу, потому очередь в салон «Глянец» растягивалась на недели, но для меня всегда находилось место.

– Спрашивали о праве на ношение оружия.

– Ты стала киллером?

– Пока нет. Но вдруг?

– А ещё?

– Ещё нужно будет освоить экстремальную езду.

– На улицах города любая езда – экстремальная.

– Не скажи. Я начинаю подозревать, что на самом деле всё не так, как рисовалось мне в начале.

– Кто он?

– Кто – он?

– Твой новый начальник.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я уже из пары твоих слов нарисовал себе весьма интересного типа.

– Расскажи.

Артур снова взял расчёску и принялся делать мне укладку, хотя всегда уверял, что нет ничего сексуальнее вида растрёпанных волос. Как после хорошего секса. Я была с ним согласна, но не на сегодняшний вечер, когда должна была предстать перед Королёвым.

– Возможно, он какой-то криминальный авторитет, который ищет себе помощницу, способную прикрыть его задницу в разных разборках. Кстати, ты же не видела его задницу?

– Я не видела его вообще. Продолжай.

– Вероятнее всего, ты должна будешь отстреливать всех, кто перейдёт ему дорогу. А потом – скрываться с места преступления на выделенной тебе Феррари.

– Фу, как это пошло.

– Возможно. Но их, богатых, не разберёшь.

Я вздохнула, глядя в зеркало на собственное отражение, потом перевела глаза на колдующего над моей причёской Артура. В его шутках была доля правды – я действительно не представляла, что именно меня ждёт, но в воображении рисовала почти то же самое, что и он.

– Было ещё кое-что, что особо уточнил его помощник, – наконец призналась я.

– Мда? Что именно?

– Он спросил, готова ли я буду выполнять прочие поручения. Любые поручения, как я указала в резюме.

– Ты указала, что готова на всё?

В голосе Артура послышались восторженные нотки.

– Ты же знаешь, мне нужны деньги.

– Знаю. Поэтому расслабься и получай удовольствие. И я о том, что сейчас приведу тебя в божеский вид. Ну а если ещё и новый босс тебе удовольствие доставит, то вообще прекрасно.

Я ничего не ответила, просто снова прикрыла глаза, позволяя Артуру и дальше заниматься своей работой. О новом боссе я старалась не думать, но мысли о нём неизменно возникали в моей голове. Впрочем, что толку было представлять то, что я воочию должна была увидеть уже через пару часов? Тогда ещё я не знала, какой именно сюрприз, в череде многих, меня ожидает.

Огромный дом в два этажа в районе Фактория предстал передо мной во всей своей красоте, едва машина, присланная за мной Королёвым, остановилась возле забора высотой метра в три. Металлические ворота плавно открылись, и десятью секундами позднее я уже жадно вдыхала стылый весенний воздух, пытаясь совладать с нервным напряжением, разогнавшим мой пульс до сверхзвуковой скорости.

Тот самый бесцветный мужчина, вышедший встречать меня возле коттеджа, коротко кивнул, махнул кому-то, чтобы достали из машины мой более чем скромный багаж, после чего распахнул передо мной дверь, ведущую в дом.

– Заходите, Арина. Роман Дмитриевич уже ждёт вас.

Я замерла, но всего на долю секунды, прежде чем войти внутрь. Почувствовала аромат чего-то терпкого, словно смешанного с запахом лекарств. Кожа, пыль, страницы книг… И отчётливые нотки медикаментов.

– Вы можете подняться на второй этаж – он полностью в вашем распоряжении.

Мне указали в сторону широкой лестницы по правой стороне огромного холла, и я кивнула. Взгляд фиксировался на каких-то вещах, назначения которых я не знала, но спрашивать ни о чём у своего провожатого не собиралась. По крайней мере, пока.

– Что мне будет нужно делать дальше? – сдавленно спросила, наблюдая за тем, как мою сумку с вещами несут на второй этаж.

У меня создалось впечатление, что я попала в мир, где всё подчинено строгому распорядку. Всё исполнялось быстро и чётко, и мне ничего не оставалось, как спросить какие инструкции приготовлены для меня.

– Передохните и спускайтесь в столовую. Она находится там.

Он указал в сторону широкой двери по другую сторону от лестницы, и я снова кивнула.

– Спасибо. Приму душ, сменю одежду и сразу же спущусь.

– У вас есть полчаса. Ужин в семь.

Это прозвучало более чем понятно, как руководство к действию, которое я даже не собиралась оспаривать.

Испытывая неловкость, я всё же сдвинулась с места, а через полминуты, оказавшись в комнате, которую мне выделили для проживания, сделала глубокий вдох в попытке успокоиться.

Это была настоящая королевская спальня с примыкающей к ней ванной, где обнаружилась джакузи, в которой бы с лёгкостью поместились три человека, и навороченной душевой кабиной. Должно быть, площадь комнаты превышала габариты моей квартиры раз в пять. Интересно, каких услуг будет требовать от меня Королёв, если к проживанию в таком месте прилагалась ещё и щедрая зарплата? И чем вообще я буду заниматься?

Передёрнув плечами, я вынула из сумки простое, но привлекательное платье и разложила его на постели. Босс желал видеть меня ровно в семь вечера, значит, у меня  совсем немного времени, чтобы переодеться и к ужину быть на высоте. По крайней мере, насколько это возможно, если захватил с собой минимум вещей. Что совсем не должно было меня волновать, ведь я приехала сюда работать, а не красоваться перед незнакомым мужчиной.

Но, вопреки здравому смыслу, стоило признаться самой себе – волновало.

***

Он проснулся, как нередко просыпался в последнее время – с застрявшим в горле криком. Широко раскрытыми глазами невидяще уставился в потолок и жадно вобрал в себя воздух, будто боялся, что следующего вдоха может и не быть.

Знал, что это состояние продлится ещё пару минут. Когда слух – обострен до предела, тонко улавливая малейший шум. Когда кислород в лёгкие – рваными вдохами. Когда вместо крика – лишь судорожные хрипы.

Он снова видел, как наяву, несущуюся на него по встречке машину, слышал визг тормозов и в отчаянии комкал пальцами простынь, проживая по новой момент,  когда отчаянно крутил руль, пытаясь съехать в кювет и избежать жуткого столкновения. Но как и в реальности, избежать его раз за разом было невозможно.

Он вновь ощущал как стекает по горлу теплая кровь от вонзившихся в шею осколков лобового стекла, чувствовал ее запах и дикую, невыносимую боль, сдавившую ноги. И безумно, как сейчас, хотел кричать. Но не мог. Даже этого он не мог.

Роман инстинктивно провел ладонями по ногам в каком-то нелепом желании понять, что они все ещё на месте. Хотя с того момента, как врачи собрали его заново, возможности пользоваться ими он уже не имел.

Протянув руку к выключателю лампы, Королёв зажег в комнате свет. Часы на прикроватной тумбочке показывали четыре утра. За окном было темно и тихо, только упрямый северный ветер остервенело кидал в стекла мокрый снег, смешанный с дождем.

Но погода была последним, что волновало его сейчас. Как и все предыдущие дни ему не давало покоя одно и то же – лицо мужчины, врезавшегося в его машину. И хотя тот давно уже был осуждён и приговорен к лишению свободы за вождение в нетрезвом виде, спровоцировавшее страшную аварию, вину за которую безропотно признал, Королёву казалось, что были иные причины случившегося, кроме тех, что виновник ДТП пожелал озвучить. Роман был практически уверен, что мужчина врезался в него нарочно.

Вот только доказать ничего он пока не мог. Мотивов преступления у простого рабочего машиностроительного завода просто не было. На первый взгляд.

Если только за ним не стоял кто-то ещё.

И больше всего на свете Королёв хотел бы знать, кто именно. Настанет день – и он это узнает. А пока ему не оставалось ничего иного, кроме как терпеть, стиснув зубы, то, что ненавидел больше всего на свете. То, чего поклялся однажды избегать во что бы то ни стало – собственное бессилие.

Семейный особняк Королёвых, построенный в отдалении от центра на правом берегу Северной Двины, выделялся не только среди окружающих его домов, но и среди всего архитектурного облика города. Выстроенный с вызывающим размахом в старомодном стиле барокко ещё до революции пра-прадедом  Романа и выкупленный его отцом в середине девяностых, когда пришел в такой упадок, что был продан едва ли не за копейки, он был столь необычен и чужероден для этого города и этого района, что являлся негласной местной достопримечательностью, посмотреть на которую в прошлом приезжало немало туристов. Людей не останавливало даже приличное расстояние, которое нужно было преодолеть на пути к цели. Подобное паломничество продолжалось до тех пор, пока сам Роман не огородил дом высокой решёткой от посторонних глаз и теперь даже со стороны реки невозможно было разглядеть ничего, кроме его крыши с витиеватой лепниной, украшающей фронтон.

Он любил этот дом, несмотря ни на что. Хотя многое из того, что видели и слышали его стены, хотел бы стереть из собственной памяти навсегда. Вот только сделать это также легко, как провести ластиком по бумаге – было невозможно. С этим оставалось только жить.

Как и с тошнотворным запахом лекарств, пропитавшим собой в последнее время, кажется, все вокруг. Намертво въевшимся в стены и портьеры, в мебель и ковры, в каждую мелкую деталь дома. И в него самого – в первую очередь. Он ненавидел этот запах, напоминающий о том, кем вынужден был стать. Напоминающий о том, что и Роман Королёв не так всесилен, как привык о себе думать.

Стремясь избавиться от этого гадкого ощущения, он все больше времени проводил в столовой, где ароматы пищи, готовящейся в смежном помещении, хоть как-то перебивали запах проклятых медикаментов. Все то время, что было не занято сном, редко бывавшим у него после аварии спокойным, он проводил здесь. Работал, обедал и пытался делать вид, что его жизнь не изменилась.

Последнее, впрочем, было спасительным самообманом, так нужным ему, чтобы просто дальше дышать.

Хотя Королёв все же не мог не признать, что новые обстоятельства требуют определенных решений с его стороны. Решений, которых упрямо избегал до того момента, пока не увидел ее однажды.

Он и сам не понимал, что так привлекло его в этой высокой блондинке, с тонкой, почти лишённой форм фигурой. Знал только, что хочет именно ее. И если рядом теперь кто-то непременно должен быть – то пусть это будет именно она.

Роман вскинул руку и посмотрел на часы, ожидая момента, когда появится его бессменный помощник – Павел Залесский. Человек, которому доверял безоговорочно. Тот, кто знал его тогда, когда он был ещё беспомощным мальчишкой. Тот, кто был рядом и теперь, когда Королёву пришлось стать беспомощным снова, только на этот раз – инвалидом.

Секундная стрелка на часах сделала последние десять шажков и одновременно с тем, как  перешла отметку, начиная отсчитывать новые полчаса, дверь в столовую открылась и кто-то вошел в комнату. Роме не нужно было поворачивать головы, чтобы узнать, что это именно Павел.

– Пунктуален, как всегда, – прокомментировал Королёв, пока друг и главное доверенное лицо шел к нему, чтобы через пару мгновений сесть рядом и пристально вглядеться в лицо Романа.

Блондин среднего роста, с очень бледной кожей лица, серыми холодными глазами и белесыми бровями над ними, Павел казался совершенно бесцветным и незаметным для большинства людей, зато сам умел внимательно подмечать практически все, и это, в числе прочих его качеств, и ценил в друге Королёв. Никому другому он никогда бы не доверил то, что поручалось им Залесскому. В том числе и последнее, довольно необычное задание.

– Она здесь? – спросил Роман, прерывая красноречивое молчание, которое ясно означало, что Залесский не удовлетворен результатами своего осмотра.

– Да, – кивнул Павел и, откинувшись на спинку стула, добавил:

– Хотя не понимаю, зачем она тебе. Эта женщина совершенно не в твоем вкусе.

– Ты проверил ее? – ответил Рома вопросом на вопрос, игнорируя то, что не мог объяснить даже сам себе.

– Да, – повторил Паша, – она чиста.

– И по-прежнему готова на все?

– Раз приехала – значит, да.

– И ты, конечно, сделал все необходимое, чтобы она ни о чем не догадалась?

– Конечно, как ты и просил.

– Хорошо.

Воцарившееся между ними молчание провисело несколько секунд, прежде, чем было нарушено скрипучим звуком отодвигаемого стула. Поднявшийся с места Паша наклонился к Роману и сказал:

– Если позволишь, то один совет.

– Можно подумать, что если не позволю –  ты промолчишь, – с сарказмом парировал Роман.

– Вот именно этого и не делай.

– Чего?

– Не пугай ее сразу своим злым языком. В первую встречу мне показалось, что она и без того чего-то боится.

Королёв поднял на Пашу такой тяжёлый взгляд, что сразу стало ясно: он собирается сделать все с точностью до наоборот.

– Дело твоё, – вздохнул Залесский, – она будет здесь через полчаса. – Он кинул взгляд на часы и поправился: – вернее, через девятнадцать минут.

Королёв ничего ему не ответил. Просто сделал то, что стало смыслом его существования после аварии – принялся ждать.

Обострившийся в последнее время слух уловил стук каблуков ещё до того, как дверь открылась и женщина вошла в столовую, принеся с собой тонкий шлейф цветочных духов. Роман жадно втянул в себя этот аромат, так отличающийся от ненавистного запаха лекарств и подумал, что хотя бы ради этого ее уже стоит держать рядом с собой – чтобы иметь простую возможность нормально дышать.

Она подошла ближе, и он одобрительно оглядел ее простое, но подобранное со вкусом платье, умеренный макияж и уложенные в стильную прическу волосы. Определенно, эта женщина умела себя подать. Значит, вполне вероятно, подозревала, что могут включать в себя «любые поручения», на которые она согласилась. Вот только связанные с этим нюансы ожидала увидеть вряд ли.

Он не сказал ей ни слова, только молча указал на стул рядом с собой и посмотрел прямо в глаза, желая понять по ним, что она чувствует сейчас, когда обнаружила, что ее босс прикован к инвалидной коляске.

Постепенно мысли в голове улеглись, и Арина смогла сделать то, что стало в последнее время роскошью – трезво оценить обстоятельства, в которых она оказалась. Шикарный мрачный особняк, таинственный хозяин, который поручил найти для себя помощницу. И хотя бы кратковременное ощущение, что она в безопасности.

Это было даже больше, чем она смела мечтать, но за такие подарки судьбы обычно назначалась своя цена. И Арина хотела узнать её величину лично у босса.

Она вышла из комнаты за десять минут до назначенного времени, успев собраться с какой-то космической скоростью. Не хотела опаздывать и желала наконец познакомиться с тем, о ком знала лишь то, что это «человек с не совсем обычными потребностями».

Выйдя из комнаты, ненадолго задержалась в коридоре, рассматривая картину на стене, неспешно спустилась по лестнице и, подойдя к столовой, сначала подняла руку, чтобы постучать. Но после, решив, что это излишне, распахнула дверь и вошла внутрь.

Первым ей бросилось в глаза то обстоятельство, что Роман Дмитриевич уже занял место за столом. Не могла же она опоздать? И если это всё же случилось, почему кажется, что её ждёт наказание за подобную провинность? Наверняка это ощущение – лишь следствие того, что дом произвёл на неё такое впечатление. Распорядок и контроль над всем, где каждый, кто проживает здесь, вышколен до оскомины на зубах.

Подавив в себе первое желание извиниться за то, что могла опоздать, Арина подошла к Королёву, и едва удержалась от неуместного возгласа, когда поняла, что именно насторожило её сразу, едва увидела Романа. Он сидел за столом в инвалидном кресле, что стало для неё полной неожиданностью. В голове зароились тысячи мыслей, но ни одна из них не относилась к тем, что стоило озвучивать.

Устроившись на стуле рядом с Королёвым, на который он молча указал ей, она поспешно отвела глаза, словно самым любопытным из всего, что её окружало, был графин с водой. Или хрустальный бокал, стоящий возле её тарелки. Но после всё же вернула взгляд на лицо Романа. У него были удивительные глаза, и вот так сразу распознать, какого именно они цвета, не представлялось возможным. Оттенки охры и бирюзы, и ещё что-то неуловимое, что вызывало желание просто смотреть и не произносить ни слова.

Пауза затянулась, но Королёв не спешил нарушать молчание, словно ждал от Арины чего-то. Реакции на то, что она увидела? Возможно.

– Кхм, – коротко кашлянув, она всё же отвела взгляд и проговорила, стараясь сделать так, чтобы голос прозвучал спокойно и даже отстранённо: – Мы не познакомились лично. Меня зовут Арина, но думаю, вы и так это знаете.

Снова посмотрев на Романа, надеясь, что он не сочтёт этот интерес излишним, она улыбнулась краешком губ и добавила:

– Признаться честно, я немного нервничаю. Но это – лишь следствие того, что я оказалась в незнакомом месте.

Зачем она это сказала? Прикусив язык, Арина поёрзала на стуле, испытывая неудобство. Если Королёв сочтёт, что таким образом она старается скрыть удивление или неловкость, которые возникли у неё стоило им встретиться, она вполне может потерять рабочее место, едва его обретя. А ей этого хотелось в самую последнюю очередь.

Он думал, что готов ко всему. Думал, что уже привык к подобной реакции, но сейчас, когда вглядывался в лицо сидящей рядом женщины и видел, как она отводит от него взгляд –  ненавидел все это с неожиданной  для себя яростью. Ненавидел эту коляску. Ненавидел эту аварию. И ее. Ее ненавидел тоже.

За то, как она старается не смотреть на его ноги. За то, как улыбается, будто ничего особенного не происходит. За то, что лжет, говоря, что причина ее нервозности – в незнакомой обстановке.

Но он-то знал, что дело вовсе не в этом. Он прекрасно знал, что причина ее поведения – он сам. Вернее, его инвалидность.

Он не понимал, что именно его сейчас так злит. Ведь ее реакция была вполне предсказуема. Так делали все. Старались не пялиться, скрывая жалостливые взгляды. Говорили с ним преувеличенно терпеливо и мягко – так, словно у него были парализованы не только ноги, но и мозги. Развлекали  рассказами о всякой ерунде, будто ему нужна была эта дурацкая болтовня. Черта с два! С первого дня, как выбрался из больницы, он не сносил подобного к себе отношения, прямо указывая, куда все сочувствующие могут засунуть себе свою жалость. Не собирался сдерживаться и теперь.

Он откатился от стола и, не сводя с нее глаз, вместо никому не нужных вежливых условностей – ведь он действительно знал, как ее зовут и она прекрасно знала его имя тоже – сказал, а скорее приказал – грубо, почти зло:

– Смотрите на меня! – голос низкий, хриплый, царапающий слух – последствие повреждённых связок. От прежнего приятного уху тембра – не осталось и следа. Только утешение, что вообще может говорить после полученных в аварии травм. Он ненавидел этот голос сейчас тоже. Сильнее, чем  когда-либо  прежде. – Смотрите на меня! – повторил он и, когда она вскинула глаза, развел руки в стороны и добавил:

– Смотрите, черт вас возьми. Привыкайте. Вам придется смириться с тем, что человек, которому вы согласились оказывать любые, – он особенно подчеркнул последнее слово, – услуги – инвалид. И быть готовой ко всему, что это за собой влечет. – Он смотрел на нее не мигая, потом криво усмехнулся самым уголком губ и сказал:

– Как вам нравится перспектива катать инвалида с ветерком, а? А помогать мне принимать ванну? А главное – выполнять все, чего бы я ни приказал? И ещё важнее – не врать мне больше никогда?

Она совсем не ожидала того, что произойдёт дальше. И совсем не была к этому готовой. Вздрогнула от испуга, когда Королёв выдал ей свою тираду. Скомкала под столом подол платья. Но осталась сидеть на месте, вопреки инстинктивной, почти что въевшейся в самое нутро потребности сбежать.

Арина не понимала этого внезапного… взрыва – или что это было? – да и не могла, наверное, понять. Потому что для этого нужна была всего лишь «малость» – оказаться на том месте, где находился Роман.

Во всём хаосе мыслей, что проносились в голове со скоростью двенадцатибалльного шторма, не было ни одной о том, что делать и говорить в таких случаях. Почему чёртов бесцветный помощник даже слова не сказал, что от неё потребуется стать сиделкой? Вряд ли бы она отказалась в этом случае, но хотя бы была готова к тому, что случилось теперь. Или это был способ такой, чтобы она не смогла сбежать прямо сейчас, когда уже поняла, что получила место, и когда рассчитывала на перспективы, которые открывались перед ней с получением высокого заработка?

– Зря вы так, – начала она тихо, подбирая слова.

Всё это время смотрела в лицо мужчины, которого видела от силы десять минут, но знакомство с которым уже нельзя было назвать тривиальным.

– Моя готовность выполнять все ваши приказы никуда не делась. И для этого мне совершенно не нужно к вам привыкать или свыкаться с какими бы то ни было мыслями. Вы наняли меня на работу, и я буду выполнять её и постараюсь делать это хорошо. Но мне нужно будет… наверное, узнать что-то на эту тему? Чему-то научиться?

Арина снова перевела взгляд на приборы, ощущая, что к горлу подкатила тошнота. Она не лгала Королёву, когда говорила, что нервничает в этом незнакомом и странном месте. Вот только умолчала о том, что и он сам был источником новых переживаний и тревог. И похоже, обладал чересчур тяжёлым характером, чтобы хоть отчасти облегчить ей первое пребывание рядом с собой.

– Меня совершенно не пугают перспективы катать вас с ветерком. – Она посмотрела на Романа и постаралась  улыбкой смягчить напряжение, физически ощущающееся между ними. – Я уже сказала вашему помощнику, что умею водить машину. Или вы имели ввиду что-то другое? Если да – я хотела бы знать полный перечень того, чем буду заниматься. Так, я думаю, будет легче и мне, и вам.

Роман смотрел на Арину безотрывно, внимательно подмечая все: неловкость и смущение от его резкости, вдумчивые ответы, тщательно ею взвешиваемые, и слабую улыбку, показавшуюся ему почти вымученной, на которую не стал отвечать. Он просто смотрел на нее и впервые задавался вопросом, что сподвигло эту женщину на то, чтобы согласиться на подобную работу? Чтобы быть готовой на все? Даже не зная, что это может под собой подразумевать?

Однако от ее слов, что она по-прежнему готова исполнять все, что он прикажет, Королёв вдруг почувствовал, как успокаивается. Как стремительно отступает куда-то гнев, будто единственное, что ему нужно было услышать – это то, что она действительно готова на все. Будто до этого момента ожидал, что она ещё может передумать и уйти. Он потер привычным жестом подбородок, размышляя о том, стоит ли озвучить сразу все, что он хочет от нее получить или лучше сделать это позже, когда Арина привыкнет к нему, несмотря на то, что, по ее словам, она в этом не нуждалась. В конце концов, пришел к выводу, что если то, что он предложит – для нее неприемлемо, лучше ей будет уйти прямо сейчас.

– Главное, чему вам нужно научиться – никогда не лгать мне, – повторил он. – И не делать вида, что этой коляски не существует, потому что от этого она не исчезнет. Если вы выполните эти два условия, нам с вами уже будет гораздо проще. – Королёв потянул за рычаг, заставляя коляску сдвинуться с места и направил ее обратно к столу. Положив на него руки, побарабанил пальцами по деревянной поверхности, глядя на стоящий перед собой бокал, потом снова перевел взгляд на Арину.

– Если вы хотите перечень требующихся от вас услуг, то он довольно короткий и одновременно обширный. При этом почетная обязанность пичкать меня таблетками и уколами в него вовсе не входит, потому что желающих посмотреть на мою голую задницу хватает и без вас. Так что ваша основная задача – сопровождать меня повсюду. Это включает в себя и вождение машины, и поездки со мной в командировки, и – если я потребую – присутствие в моей спальне. Вам нужно объяснять во всех красках для чего именно или догадаетесь сами? – Выражение лица Романа при этом вопросе не изменилось, только глаза чуть потемнели, приобретая грозовой оттенок. – И ещё вам следует запомнить основной принцип работы со мной, Арина. Это – полное подчинение. Во всем. Полное. Подчинение. Ясно?

Арина смотрела на то, как успокаивается Королёв. Это было физически ощутимо – будто напряжение перестало быть наэлектризованным, а после исчезло вовсе. Но она всё равно держала спину прямо, продолжая комкать в пальцах ткань платья. Потому что видела – всего одна искра, и обманчивое спокойствие снова сможет вспыхнуть и испариться.

Она слушала его внимательно, мысленно отмечая про себя, что перечень услуг не такой уж и обширный и не требует от неё дополнительных знаний. Пока Королёв не дошёл до упоминания спальни.

Арина не удержалась – её глаза расширились, но всего на долю секунды. И она надеялась, что это останется незамеченным для Романа. Что ж, по крайней мере, это было честно, а исходя из того, что пока она не успела получить за свои услуги ни копейки, и вовсе давало возможность встать и уйти. Или не давало?

Впрочем, это было неважным – терять это место Арина не собиралась. И если Королёву понадобится её присутствие в его спальне, она пойдёт и на это.

Чувствуя, что в горле у неё пересохло, она взяла бокал с водой и отпила глоток. Теперь мысли крутились в основном вокруг того, каким сексом могут заниматься люди с ограниченными возможностями. И картинки, которые подбрасывало разбушевавшееся воображение, спокойствия Арине не придавали.

– Мне ясно значение слова «подчинение», Роман Дмитриевич, – всё же заставила она себя ответить, когда пауза излишне затянулась. – И я умею быть послушной.

Она снова растянула губы в улыбке, но знала, что на этот раз она вышла кривоватой и болезненной, и Арина даже не собиралась этого скрывать.

– А что касается вопроса вашей спальни, я думаю, что если не в красках, то хотя бы вкратце мы обсудим, что именно там должно происходить. Разумеется, ближе к тому моменту, когда это понадобится.

Арина допила воду и поставила бокал на стол. Есть не хотелось, она была уверена – в компании Королёва ей кусок в горло не полезет. По крайней мере, сегодняшним вечером.

– Вы позволите мне уйти? – задала она вопрос нейтральным тоном, но понимая, как именно он прозвучал, добавила: – В мою комнату. Если конечно, прямо сейчас мне не нужно будет подчиняться вам в вашей спальне.

Обещая Роману покорность – пусть она и являлась следствием исполнения устного договора – она вдруг поняла, что испытывает какое-то странное предвкушение. Королёв действовал на неё удивительным образом, и сейчас ей хотелось остаться наедине с собой, чтобы избавиться от этого ощущения, которое  самой ей казалось чужеродным, неправильным, но одновременно закономерным.

Роман мысленно поаплодировал Арине, которая держалась с удивительным достоинством, несмотря на то, что он ей предлагал, и несмотря на то, что была согласна на все даже теперь, когда озвучил, что ей – в числе прочего – придется для него делать.

Хотя, если быть честным, ему сильно не понравилось, как она сказала, что умеет быть послушной. Почему-то совершенно не хотелось думать о том, как Арина демонстрировала подобную покорность и подчинялась кому-то другому, не ему. Не хотелось, но отчего-то думал. И то, как кривились ее губы, говоря о послушании – ему не нравилось тоже.

Он снова подумал о том, что привело ее к нему. Вернее – что заставило согласиться даже на секс с инвалидом, ведь она отчётливо должна была понимать, что в спальне будет вовсе не книжки ему читать. И ещё – невольно призадумался о том, как выглядит сейчас в ее глазах. Жалким и ничтожным, потому что вынужден покупать себе женщину для интимных услуг? Гадким и мерзким – по той же причине? Сварливым и грубым из-за того, кем вынужден был стать? Или, может быть, хотя бы немного привлекательным?

Подобные вещи никогда не волновали его раньше. И сейчас должны были волновать еще меньше, чем когда бы то ни было. Просто потому, что как бы она о нем ни думала – это все равно ничего не меняло. Он хотел ее и готов был хорошо платить, а она была готова на все, потому что ей сильно нужны были деньги. Ну а заставить женщину стонать от удовольствия, несмотря на то, что ноги его были обездвижены, все ещё было в силах Романа Королёва. И он продемонстрирует ей не один способ получить удовольствие от того, что ее трахает инвалид.

Вопрос же о том, почему Арина находится в таком отчаянном  положении, его не касался вовсе. Ему до этого не должно было быть совершенно никакого дела. Не должно. Но всё-таки было.

Возможно, стоит расспросить Залесского поподробнее обо всем, что тот нарыл на Арину, а не только о том, что волновало в первую очередь. Конечно, это было грязно и не слишком порядочно, но на каком-то инстинктивном уровне Роман понимал, что сама она не расскажет того, что ему хотелось знать.  Да и он спрашивать не станет.

– Я не сделаю вам ничего такого, что вам бы не понравилось, – сказал наконец Королёв после небольшой паузы, скользя взглядом по ее телу и представляя то, что она будет вытворять в его постели, выполняя любые приказы. Воображаемая картинка, подкреплённая ее близостью и тонким запахом духов, была такой яркой, что тело, словно разряд электрического тока, прошибло возбуждение. Неожиданное, сумасшедшее и удивительно острое. Он сжал руки в кулаки и сделал глубокий вдох, пытаясь переключить мысли на что-то другое. Потому что вопреки тому, что Арина, похоже, вполне ожидала от него чего-то дикого – вовсе не собирался кидаться на нее в первый же вечер ее пребывания здесь. И причиной этого было даже не то, что Роман боялся ее отпугнуть. Просто ему нравилась игра в предвкушение.

– Если не голодны – можете идти, – прохрипел он глухо, понимая вдруг, что у него самого аппетит пропал тоже. – Сегодня в моей спальне вы мне не понадобитесь. И катать меня с ветерком пока  не требуется также. Так что, встретимся здесь же завтра в восемь утра. У меня запланированы кое-какие дела в течение дня, и вы, как уже было сказано, будете меня сопровождать. Да, кстати – ещё вам придется выполнять некоторую секретарскую работу. Утром мы съездим в мой офис и там вас введут в курс дела. Ну а сейчас вы свободны, – кинув на нее последний короткий взгляд, Королёв отвернулся и пододвинул к себе макбук, давая понять, что разговор для него закончен.

Только оказавшись в относительной безопасности своей комнаты я смогла наконец выдохнуть с облегчением. Наш несостоявшийся ужин с Королёвым больше напомнил мне эпизод из какого-нибудь сюрреалистического фильма, но никак не деловой разговор. Хотя, возможно, для Романа это было в порядке вещей.

Я давно разучилась плакать. По-настоящему, чтобы слёзы приносили облегчение. Не смогла сделать этого и сейчас – вода на ресницах, которую я усиленно стирала тыльной стороной ладони, была не в счёт. А  состояние напряжения, в котором пребывала с того самого момента, как получила на почтовый ящик приглашение на собеседование, только усилилось, достигая критических отметок.

Судорожно сорвав с себя дурацкое платье, я накинула халат  и устроилась на постели. Дрожащими пальцами набрала в поисковике сотового слово «инвалид», поморщилась и удалила запрос. Испытывая раздражение вперемежку с растерянностью, я пыталась не думать о том, что сказал мне Королёв относительно пребывания в его спальне. Там, в его столовой, подобное условие показалось мне уместным. Сейчас же я понимала, что оно, возможно, будет требовать от меня чего-то запредельного.

Итак, мне нужно было хотя бы кратко заполнить пробел относительно моих знаний о людях с ограниченными возможностями. До момента встречи с боссом этот мир казался мне параллельным, существующим где-то вне моей вселенной. Теперь же всё оказалось иначе.

Снова набив в поисковой строке запрос, я начала читать о том, какие виды паралича бывают. Множество медицинских терминов сбивали с толку, но я усиленно продиралась через них, пока не составила себе более-менее понятную картину. И пока не получила ответ на главный вопрос: «Какие варианты секса возможны для инвалидов».

Отложив сотовый, я улеглась на постели, рассчитывая поспать хоть несколько часов перед тем, как мне предстоит новая встреча с Королёвым. И не представляя, чем может окончиться новый день рядом с моим боссом.

Ровно в восемь я сидела в столовой рядом с Романом, старательно делая вид, что это утро – одно из череды обычных и привычных для меня. Что я всю жизнь только тем и занималась, что молча ела в присутствии человека, для которого была готовой на всё игрушкой. Куклой.

Такой кукле было позволено только то, что готов был позволить ей делать хозяин. Но я раз за разом напоминала себе, что это всего лишь моя работа, и для того, чтобы получать за неё хорошую зарплату, я должна буду выполнять всё, чего бы ни пожелал Королёв.

«Я не сделаю вам ничего такого, что вам бы не понравилось», – раз за разом всплывали в голове его слова, и за них мне и стоило держаться.

Перебросившись с боссом парой ничего не значащих фраз, в основном связанных с маршрутом, который предстоял нам сегодня, я попросила позволения покинуть столовую и отправилась собираться.

Сегодня Королёв показался мне совсем иным. Сидя рядом с ним пока он что-то сосредоточенно изучал в ноутбуке, я разглядывала его исподтишка и понимала, что увиденное скорее приятно для меня, чем отталкивает. И раз за разом в голове возникали мысли о том, что должен чувствовать мужчина, который прикован к инвалидному креслу. Красивый, богатый, сексуальный, у которого вся жизнь была впереди.

Он злится? Или уже отчаялся? Готов изливать раздражение на окружающих? Ждёт какого-то чуда?

От этих вопросов хотелось покачать головой, настолько глупыми они казались мне. Выяснить, что он ощущает, можно было только одним способом – оказаться на его месте. А я надеялась, что подобная участь обойдёт меня стороной.

В ресторане с необычным названием «Почтовая контора» было уютно, но позволить себе расслабиться я не могла. Будто всё время ждала какого-то подвоха. То и дело пробегала взглядом по лицам окружающих, рефлекторно комкала салфетку, расстеленную на коленях и чувствовала себя всё той же игрушкой.

К разговорам, что велись за столом, я не прислушивалась. Считала это излишним. Достаточно было кратких инструкций, полученных в офисе Королёва утром.

Аппетита снова не было. Если так будет продолжаться, скоро я превращусь в стиральную доску. И без того моя фигура была далека от идеала – излишняя худоба, слишком высокий рост. Но на вынужденной диете всё это будет выглядеть пугающим. Хотя, может, в этом случае Королёв передумает относительно того, чтобы требовать от меня выполнения условий договора в спальне.

– Арин! А я смотрю ты-не ты? – раздался рядом со мной мужской голос, и я вздрогнула.

Кровь ударила в голову, а пульс зашкалил, понуждая меня инстинктивно делать рваные вдох за вдохом. Я перевела взгляд на сидящего неподелёку Королёва, который лишь на долю секунды оторвался от беседы и посмотрел на меня. И только тогда нашла в себе смелость поднять глаза на того, кто ко мне обращался.

Выдохнуть удалось не сразу. Только когда поняла, что опасности нет, и что рядом мой бывший однокурсник Михаил, смогла растянуть губы в фальшивой улыбке и поднялась из-за стола.

– Я, – зачем-то подтвердила очевидное. Коротко извинилась перед присутствующими, хотя в этом не было нужды – все были увлечены беседой. И добавила: – Очень рада тебя видеть.

– Ты работаешь с Королёвым? Серьёзно?

В голосе Михаила удивление было неподдельным, но я невольно испытала что-то сродни неловкости. Как будто он знал об условиях, которые мы с Романом Дмитриевичем обговорили не далее как вчера. Мало того, мне чудилось, что все присутствующие в ресторане в курсе покупки Королёвым новой игрушки.

– А что в этом такого?

– Ну… я не так близок к тому бизнесу, которым он занимается, но наслышан о его хозяине.

– Что именно ты слышал?

Я отошла к арочному окну, глядя на открывающийся на набережную вид. Испытанное мною опасение, что я ступаю на ту территорию, на которой мне совсем не стоит находиться, было кратковременным, но мне хватило его, чтобы задаться вопросом стоит ли и дальше продолжать разговор с Михаилом.

– Он беспринципный, жёсткий, амбициозный, требовательный… С ним не всякий может ужиться.

– М-м-м… Даже если так, причём тут моя работа?

– Ты серьёзно? Просто тебе нужно всё это терпеть, если это правда, разумеется.

– Это неправда, – откликнулась я прежде, чем успела подумать о том, что сказал мне Михаил. – Вернее, не настолько правда, чтобы мне это мешало заниматься тем делом, которым я занимаюсь. И вообще… Почему мы всё это обсуждаем?

Наверное, мне стоило воспользоваться ситуацией и расспросить у него обо всём, что он знает о Королёве. Но я с таким же успехом могла открыть Гугл и явно нашла бы там море информации о боссе. Я же не собиралась этого делать. Во-первых, любая информация, будь она найдена в сети или же добыта в беседе со знакомым, не отменила бы моего желания работать у Королёва и дальше. Во-вторых, если до Романа дойдут слухи о том, что я пытаюсь что-то разузнать, не будет ли это противоречить его правилам о полном подчинении и отсутствию лжи?

– Лучше расскажи, как ты живёшь, – перевела я беседу в другое русло, сопровождая свои слова улыбкой.

Окунуться в мир прошлого, где всё было иначе, будет самым верным. Тем более, что моё отсутствие за столом явно никому не претит.

Первое время после возвращения домой из больницы Романа одолевало только одно желание – спрятаться. Закрыться в своей спальне – наглухо, намертво – и никого не видеть. Поддаться слабости, которой не позволял себе с тех пор, как умерла мать. И то ли из упрямства, то ли по привычке – не позволил и теперь.

Он стал нередко работать из дома, но часто ездил в офис и появлялся в публичных местах – ресторанах, театре, торговых центрах, твердо решив не позволить обстоятельствам сделать из себя добровольного изгоя. Кроме того, если бы поддался трусости и заперся в четырех стенах – потерял бы шанс добиться главной своей цели, ставшей для него после аварии всем.

А именно – узнать, кому же он настолько стоял поперек горла, что его попытались убрать. У Королёва не было сомнений, что в той аварии он не должен был выжить. А значит, тот, кто желал его уничтожить, наверняка повторит свою попытку. Ему оставалось только ждать. И пытаться жить также, как раньше.

Большую часть следующего после прибытия Арины дня Роман провел в офисе, занимавшем четырнадцатый этаж Высотки – единственного здания подобного типа во всем городе. Оставив Арину со своей секретаршей Ольгой, чтобы та ввела ее в курс дел и передала часть работы, касающейся его личного расписания – сам он не считал нужным засорять голову такой мелочью – Королёв удалился на плановое совещание, где и узнал последние новости, приведшие его далеко не в восторг.

Поджав губы, он выслушал краткий доклад своего брата Кости, занимавшего должность ведущего менеджера по логистике, из которого следовало, что важный груз, который они должны были доставить в кратчайшие сроки – а в случае их нарушения – выплатить заказчику штраф – застрял на российской таможне. Из путанного объяснения помощницы брата Ксении, вдохновенно сочинявшей на ходу какую-то ерунду в то время, как Костя лениво зевал, Королёв понял только одно: истинные причины задержки ему не понравятся. Но выяснять их при всех он все же не стал.

К моменту, когда Роман, разобравшись с текущими делами, покинул офис в сопровождении брата, Павла и Арины, уже наступил вечер. В дни, когда выезжал в город, Королёв предпочитал ужинать не дома. Поступил так и сейчас, направившись в один из лучших ресторанов города.

Они заняли заранее забронированный столик в общем зале. Роман категорически не желал ничего, что указывало бы на его неполноценность – никаких отдельных помещений или и того хуже – специального меню. Своим присутствием в общественных местах он словно кидал  вызов всем, кто уже списал его по непонятным причинам в утиль, словно все, что оставалось инвалиду – это доживать свой век, превратившись в безмолвную тень.

Завязавшийся за столом разговор крутился в основном вокруг дел компании – «Северного сияния», выполнявшего различные виды грузоперевозок по всей стране, а также во многие страны Европы и мира. Но, даже увлеченный беседой, Роман заметил, что сидящая рядом Арина так погружена в свои мысли, что снова ковыряется вилкой в тарелке без особого интереса к тому, что там находилось.

Была ли причиной потери у нее аппетита работа, на которую она согласилась? Тяготила ли ее необходимость быть привязанной к инвалиду? Может быть, она уже жалела о том, на что пошла и теперь мучительно думала, как сказать ему об этом?

Он так и не спросил ничего у Павла о том, какой была жизнь Арины до того, как он пожелал заполучить ее себе в помощницы. Решил, что чем меньше между ними будет личного – тем лучше. Он для нее – всего лишь босс-инвалид, который платит ей, чтобы она делала все, чего он только ни пожелает. Она для него – та, что будет беспрекословно выполнять его прихоти. Иного Роман и не искал. Ещё много лет тому назад, когда он, девятнадцатилетний парень, вдруг оказался у руля компании, которую отец к концу своей жизни едва не довел до разорения, Королёв понял, что деньги – это страшная сила. Ими можно заставить людей делать вещи, выполнения которых не добиться никакими уговорами и слезами. Даже сидящий напротив брат ради очередной подачки становился буквально шелковым. Жаль только, что ненадолго.

И с Ариной ему не стоило ничего усложнять тоже. Им не нужно обрастать связями, подробностями и обстоятельствами жизни друг друга. Она будет делать только то, чего он захочет за свои деньги, и это избавит их от многих неприятных моментов. Особенно его – от того, что что-то пойдет не так. А Роман Королёв не выносил ситуаций, когда что-то было не так, как он того хотел. Хватит с него и того, что вынужден теперь быть прикованным к этому проклятому креслу. Женские капризы сейчас – последнее, что ему нужно. Арина должна стать для него исключительно удовольствием. Той, что затмит собой все дерьмо, внезапно на него свалившееся.

Тем более странной была для Романа собственная реакция, когда она встала из-за стола и отошла куда-то с незнакомым ему мужчиной, который не посчитал нужным ни представиться, ни хотя бы поздороваться. Пальцы Королёва дрогнули, словно желали удержать ее рядом с собой, но он сжал руки в кулаки и только кинул на Арину короткий взгляд, напоминая себе о том, что ее жизнь за пределами их спальни касаться его не должна.

Хотя кое-что его, пожалуй, всё-таки касалось. И он непременно выскажет ей все, что думает об этом, но – позже. Чего-чего, а ждать момента он научился в совершенстве.

Снова сосредоточив взгляд на брате, Королёв вернулся мыслями к ведшемуся между ними разговору.

– Итак, ценный груз, стоимость которого равна годовому бюджету всей Африки, если не больше его в пару раз, застрял на таможне потому, что ты, проснувшись после очередной попойки с трещащей головой, послал нашего брокера, имевшего наглость звонить тебе в десять утра, в задницу. Я все верно понял?

– Не совсем, – лениво развалившийся на диванчике в развязной позе Константин усмехался так, словно был очень собой доволен, и, поболтав в бокале темную жидкость, пояснил:

– Я послал его в жопу. В жо-пу, – повторил он по слогам и, хохотнув, отпил разом столько, что Королёв задался вопросом, как желудок Кости не загорелся от такой дозы адским пламенем.

– Избавь меня от уточнений. Мне и без того прекрасно известно, что твоя речь далека от литературных норм, – холодно ответил Роман, не сводя с брата немигающего взгляда. – А раз тебе так весело, посмотрим, как ты запоешь, когда я лишу тебя месячной зарплаты. Полностью.

– Ты этого не сделаешь! – Константин тут же выпрямился и подался к Роману. – Не сделаешь. Ты же знаешь, что…

– Знаю. И сделаю, – спокойно сказал Роман. – Пора тебе отвечать за свои поступки.

– Ты так и не понял, что нельзя управлять всеми и вся, а, братец? – Костя снова усмехнулся, но на этот раз криво, с оттенком издёвки на красивых губах. – А эту бедную родственницу ты притащил, чтобы было ещё над кем измываться? Старые игрушки тебе надоели? – Карие глаза полыхнули на миг и тут же потухли, когда он откинулся обратно на спинку дивана.

– Не понимаю тебя. Ты об Арине? – уточнил Роман, начисто проигнорировав все остальное.

– А о ком же ещё?

– Это моя помощница. Не вижу связи с бедными родственниками.

– Серьезно? Ну так как придешь домой… ой, прости, приедешь домой – посмотри старый семейный альбом. Эта девка – один в один как та, что сбежала от дедули… как там его звали?.. Я думал, ты помнишь эту славную историю о том, как хотя бы одной жонке повезло удрать прежде, чем очередной представитель нашего рода свел бы ее в могилу.

Костя произнес эти слова и перед глазами Романа всплыла старая фотография пятидесятых годов, запечатлевшая женщину, чье фото в семье хранили, кажется, только для того, чтобы рассказывать из поколения в поколение историю ее вероломства. Хотя Королёв не мог не признать, что на месте этой несчастной тоже хотел бы сбежать как можно дальше. И даже не будучи на ее месте, в детстве он чаще всего мечтал о том, чтобы поскорее вырасти и уехать прочь. Но со смертью отца жизнь пошла по совершенно иному сценарию, чем он себе планировал.

Отогнав мысли о временах, которые предпочитал не вспоминать, Роман сосредоточился на том, чтобы восстановить в памяти лицо женщины на черно-белом снимке, но оно ускользало от него. Вместо нее он видел Арину – такой, какой заметил ее впервые. Она тогда стояла на остановке неподалеку от автозаправки, где он ждал, сидя в машине, когда Паша оплатит стоимость бензина, привязанный к кабине, как собака к будке. Потому ли он тогда обратил на нее внимание, что ее лицо уже было ему знакомо? Или все же причина была в чем-то другом?

– Да я тебя удивил, – присвистнул Костя. – Ты что, правда не заметил, как она похожа на эту беглую? Жаль. Это рушит мою теорию о семейных традициях подбирать с улиц всякий нажитый на стороне сброд.

– Прекрати. – Очередной пассаж брата заставил Романа поморщиться. – К тебе никто не относился, как к сброду.

– Ну да, – хмыкнул тот в ответ. – Папашка предпочитал делать вид, что меня вообще нет.

Королёву было нечего ему на это возразить. И исправить отцовские ошибки было не под силу тоже. А все, что делал для Кости он сам – не находило в брате никакого отклика. Ни большая зарплата, ни хорошая должность не заставили того исправиться и стать хоть немного ответственнее. Он был тем редким человеком, которого Роме не удавалось заставить подчиняться своим правилам. За исключением случаев, когда Косте в очередной раз требовались деньги – единственное, что способно было хоть как-то на него повлиять. Но чем больше Королёв ему давал, тем сильнее ощущал, как вместо благодарности в брате растет неприязнь. И это пугало.

Подавив усталый вздох, Роман отвернулся от Кости. Кинул быстрый взгляд на Арину, все ещё разговаривающую с незнакомцем, и от этого зрелища – другого мужчины рядом с ней – ощутил  неожиданное раздражение. Разговор с братом словно выпил из него разом все силы и единственное, чего сейчас хотел Королёв – это иметь рядом женщину, которой платил именно за то, чтобы она находилась при нем. А не с кем-то ещё.

Оттолкнувшись от стола, он подъехал к бару, у которого стояли голубки, и, даже не глядя ни на кого из них, сказал приказным тоном:

– Мы уезжаем. Ваш босс-инвалид желает кататься с ветерком, Арина.

Она так глубоко погрузилась в свои воспоминания, порождённые простой беседой со старым знакомым, что даже забыла, где именно находится. И для чего приехала в «Почтовую контору». А самое непростительное – запамятовала, с кем.

Там, в прошлом, она чувствовала себя удивительно легко, пусть всего лишь в мыслях. И оттуда совершенно не хотелось возвращаться в реальность, которая напомнила о себе беспрекословными нотками в голосе Королёва, заставившего Арину своим появлением оборвать беседу на полуслове.

Она снова испуганно вздрогнула и, коротко извинившись перед Михаилом, весь вид которого буквально кричал: «Видишь? Я был прав», кивнула, не в силах произнести ни слова.

В этом всём было что-то чуждое, неправильное, на что Арина пошла исключительно потому, что нуждалась. И ей было необходимо смириться с приказами босса как можно скорее, раз уж на ничего не собиралась менять. И не собиралась делать другого выбора.

Что она должна была ответить ему сейчас? Слушаюсь? Конечно, шеф? Как вам будет угодно? Арина не знала, потому сочла за лучшее промолчать.

Павел помог им с Королёвым добраться до машины, где Арина устроилась за рулём, а Роман – рядом на пассажирском сидении. Дождавшись, пока помощник погрузит кресло в багажник минивэна и рассеянно кивнув на его слова, что он едет домой, где и будет их ждать, она пристегнулась и завела двигатель. На Королёва старалась не смотреть, почему-то испытывая неловкость от того, что случилось в ресторане. Как будто провинилась перед ним и теперь не знала, как исправить свою ошибку.

Совершенно идиотские мысли, от которых тоже стоило избавиться как можно скорее.

Она отъехала от обочины, взглянула в зеркало заднего вида и, не спросив у босса, куда он желал бы отправиться, просто влилась в поток автомобилей, неспешно ползущих по набережной. Молчание било по нервам, хотя, в любом другом случае, наверное, Арина сочла бы его за благо. Но инстинкт выяснить, насколько глубока была её провинность и понять, что она может сделать, чтобы на неё не сердились, вытравить из себя так и не удавалось. Сколько бы она ни пыталась это сделать.

Включив музыку, еле слышно полившуюся из динамиков в салон, Арина ненадолго успокоилась. Так создавалось впечатление, что они с Королёвым не одни, и что отсутствие хотя бы пары слов, которыми бы они перекинулись с боссом – ерунда.

Но вскоре поняла, что снова начинает испытывать это ужасающее чувство, о котором, как ей казалось, она уже забыла.

– Вы злитесь на меня, Роман Дмитриевич? – не в силах дольше переносить напряжения, поинтересовалась она тихим нейтральным тоном, мысленно чертыхнувшись, когда голос дрогнул, а она не смогла с этим совладать. – Если да, я хотела бы знать, почему.

Злился ли он? Нет. Во всяком случае, не должен был. Но да, черт бы все побрал, он злился. Потому что физически до сих пор чувствовал на себе неприязненный взгляд этого ублюдка, который посмел увести женщину, которую Роман хотел. Пусть даже увёл всего на каких-то полчаса.

– Я хочу кое-что прояснить с вами, Арина, – сказал Королёв, ничего не ответив на ее вопрос. – На случай, если у вас иные представления о нашей сделке.

Он немного помолчал, глядя на плывущие за окном безрадостные городские пейзажи, даже в апреле выглядящие так, словно на дворе лютая зима. Это был суровый северный край, который он в глубине души все же любил.

– Так вот, – заговорил Королёв равнодушным тоном, словно обсуждал покупку какой-то мелочи, – пока вы работаете у меня, я хочу, чтобы вы принадлежали только мне. В том числе – спали только со мной. Надеюсь, вы цените себя достаточно высоко, чтобы не являться долевой собственностью.

Она едва не дёрнула руль вправо, что неминуемо закончилось бы автокатастрофой, но быстро взяла себя в руки. Отвечать не торопилась – несмотря на то, что характер отношений с Королёвым был обговорён ими ещё вчера, сейчас, когда босс так спокойно, даже безразлично произнёс эту фразу, все слова куда-то растерялись.

Остановившись на светофоре, она не удержалась – покосилась на Королёва, будто по взгляду на него могла понять, о чём он думает. Но это было невозможно. На бесстрастном лице не отражалось ничего. Никаких эмоций, будто и не человек рядом сидел, а какое-то сверхсущество. Впрочем, она всё это себе придумала.

Чертыхнувшись, когда позади начали сигналить, она тронула машину с места, и ответила:

– Собственностью?

Словно это требовало уточнения. Словно Королёв не был прямолинеен в озвученных желаниях.

– Да, Роман Дмитриевич, я ценю себя высоко. И именно поэтому буду исключительно вашей собственностью, конечно, до тех пор, пока наши взаимные желания и потребности будут в этом совпадать. Так что у вас на меня практически полный пакет акций. – Она облизнула пересохшие губы. В акциях, равно как и в делах босса, она толком ничего не смыслила и подозревала, что могла сказать что-то не то, потому поспешно добавила: – И я всё же хотела бы обговорить, что мне можно, а чего – нельзя. Общаться со старыми знакомыми – только с вашего позволения, я правильно понимаю? Даже если под беседой не подразумевается никакого сексуального подтекста?

Старый знакомый, значит. Плевать. Никто не смеет смотреть на Романа Королёва сверху вниз, пусть даже он в этой триждыклятой коляске. И все же от слов Арины, что неизвестный – только какой-то знакомый, почему-то стало дышаться легче.

– Вы можете общаться с кем хотите, – пожал он плечами. – Я уже сказал все, что считал нужным. И полагаюсь на вашу честность до тех пор, пока не почувствую, что вы мне лжёте. А об этом я непременно узнаю, Арина.

На этом можно было больше ничего не добавлять, но, кинув на нее взгляд искоса, Королёв неожиданно для себя сказал:

– Полный пакет акций, значит? Прекрасно. Я считаю, сейчас самое время вступить во владение своей… собственностью. Поэтому езжайте побыстрее, ибо мне не хотелось бы распечатывать ценный приз на какой-нибудь обочине. По крайней мере, в первый раз.

Ещё вчера, как считала Арина, она могла спокойно и трезво подходить в мыслях к вопросу секса с Королёвым, сейчас же поняла, что совершенно не была к этому готова. И в принципе не смогла бы быть – потому что для неё подобное было чуждым. Но она пойдёт на это в любом случае, потому что от денег, которые получит от Королёва, зависят судьбы тех людей, что были ей дороже каких-то мифических представлений о собственных чести и достоинстве.

– Я не стану заверять вас, что буду с вами честна. Просто позволю убедиться в этом лично. На собственном опыте.

Арина мысленно поморщилась. Позволит она… Нашлась королева. Это её купили, словно вещь, а не наоборот.

– Вчера мы не обговорили одну немаловажную деталь. – Эти слова удалось произнести спокойным тоном, хотя внутри всё бушевало в преддверии того, что должно было случиться, когда они доберутся до особняка Королёва. – У нас с вами будет… обычный секс?

Он приподнял брови, услышав ее вопрос. Стоило признать, что подобная прямолинейность застала Романа врасплох. А от картинок "необычного секса", которые воображение тут же услужливо  подкинуло во всех подробностях, Королёв ощутил стремительно растущее возбуждение, с которым не мог, да и не хотел совладать. Пусть Арина видит, что в сексуальном плане он совершенно… здоров. Быть может, ее вопрос завуалированно касался именно этого?

– Зависит от того, что вы имеете в виду под "необычным сексом", – ответил он и ему показалось, что голос стал ещё более мерзко-хриплым, что уже стало привычным. – Не буду скрывать – я люблю все виды секса, Арина. Но, как уже говорил, не стану делать того, что будет вам противно. Вы сможете меня остановить. Однако не думаю, что вы будете против того, чтобы я, например, трахнул вас языком. Везде. Или будете? – Королёв повернулся к ней и вопросительно изогнул одну бровь. – Впрочем, можете не отвечать. Все ваши грязные фантазии я хочу услышать, когда мы окажемся в спальне.

Часть 1. Глава 2

Арина довела машину до дома Королёва на автопилоте. В мозгу бились только три слова. Она не сможет. Просто не заставит себя пойти в спальню Романа, где он обязательно даст ей почувствовать, какая она шлюха. Уже дал это сделать тем, как ответил на её вопрос. Задать который, чёрт побери, Арина имела полное право.

Но вопреки этой уверенности, она кивнула на слова босса, что он будет ждать её через час в своей спальне, и снова смогла выдохнуть с облегчением только когда оказалась в своей комнате.

Скинув с себя почти всю одежду и нацепив футболку с дурацким принтом, словно это была точка в решении не идти сегодня к Королёву, Арина устроилась на постели и набила короткое в скайпе:

«Арт, скажи, что ты здесь и можешь созвониться».

Ждать пришлось почти минуту, прежде, чем пришёл ответ:

«Через десять минут, нормально?»

«Да, но не больше».

Она огромным усилием воли гнала от себя мысли о том, что сказал Королёв, но они неизменно возвращались. Значит, он мог заниматься сексом, как здоровые мужчины. Но не собирался делать ничего из того, что претило бы ей. И хоть Арина не была ханжой в этих вопросах, не хотела переходить грань, позволяя делать с собой за деньги то, на что в любом другом случае не решилась бы.

«Малыш, набираю тебя»

На экране сотового показалось заспанное лицо Артура, и Арине стало совестно, что она подняла его из постели.

– Привет, – проговорила извиняющимся тоном. – Если бы это не был вопрос жизни и смерти, я бы не просила со мной поговорить.

– Да забей. Я сам тебя набрать хотел. У тебя всё в порядке?

– И да, и нет.

– Угу, я так и понял. Немного тут пошерудил в сети по поводу твоего босса. Был удивлён.

– Я – не меньше. Но уже начинаю привыкать. Кстати, что с ним случилось?

– Автокатастрофа. По одной из версий – покушение.

– Оу.

– Да. Сейчас шутка про отстрел конкурентов звучит совсем не как шутка.

– Это не самое страшное.

– Что ещё?

– М… под любыми поручениями он имел ввиду секс.

– С ним?

– Боже, Артур. – Она не сдержалась и нервно рассмеялась. Но, видя серьёзное выражение лица на экране, добавила: – С ним. Он может заниматься сексом, несмотря на то… ну…

– Несмотря на то, что инвалид. Так. А ты что?

– А я собираюсь через сорок минут пойти к нему в спальню.

– Ты можешь уехать оттуда в любой момент. Тебя же не держат там насильно?

– Нет. Не держат. И нет – не могу. Ты знаешь это.

– Но он хоть тебе приятен?

– Да.

Она произнесла это слово быстро, будто от скорости, с которым оно сорвалось с её губ, зависело то, насколько правдивым будет озвученное. Но после поняла – Роман действительно был ей приятен. Несмотря на то, что порой вёл себя, как настоящая задница. И этот его голос, который вибрировал на коже, когда он обращался к ней.

– Тогда хорошо. Всегда любил «Красотку».

– Тут всё иначе. Хотя я и чувствую себя порой проституткой.

– Я не это имел ввиду, и тебе это прекрасно известно.

– Да. Знаю. Ладно, спасибо. Кое-что немного уложилось в голове.

– Я рад. И помни про то, что из красотки всегда можно превратиться в сбежавшую невесту. Чмок тебя. Звони мне завтра, как выползешь из постели Королёва.

Он отключился прежде, чем Арина успела бросить ему беззлобное «дурак».

После разговора с Артуром всё действительно стало восприниматься легче. Как будто понимание, что она не одна, придало уверенности в том, что она всё делает правильно.

Арина выключила сотовый, на случай, если действительно задержится в спальне босса до утра, и, вынув из шкафа комплект простого, но красивого белья, отправилась в душ.

Застыв у двери, Арина прислушалась к тому, что происходит в спальне Королёва, но шум в ушах свёл эту попытку на нет. У неё была возможность передумать. В принципе собраться и уехать из этого дома, который сейчас давил на неё со всех сторон, будто понуждал стать меньше и незаметнее. Но она не должна была этого делать.

Набрав в лёгкие порцию кислорода, Арина подняла руку и постучала, почти сразу же толкая перед собой дверь и входя в спальню босса.

Глаза застлало пеленой, потому предметы интерьера слились в сплошное пятно тёмного цвета. Она переступила с ноги на ногу, плотнее запахнула полы лёгкого пеньюра и спросила в никуда:

– Я могу пройти?

– Да.

Одно короткое слово – как выдох. Отрывистый и хриплый, выдающий жадность, с которой ждал. И дрожь предвкушения по телу, отголосок которой, кажется, даже достиг кончиков пальцев, вцепившихся мертвой хваткой в кресло.

Самое обычное кресло – дань былому тщеславию. Потому что так хочется сейчас забыть о своем новом статусе хотя бы на тот миг, что рядом с ним будет женщина, которую хотел. Потому что так хочется притвориться – в который раз – что все также, как до аварии. Что он – все тот же.

Последнее, впрочем, являлось правдой. В жизни Романа Королёва было достаточно того непростого и болезненного, что в итоге сделало его тем, кто он есть. И никакие инвалидные коляски этого изменить уже не смогут никогда.

Он сидел, облаченный после душа в синий атласный халат, с чуть влажными волосами и вчерашней щетиной на лице, и следил за тем, как неловко кутается в пеньюар Арина, будто ожидая, что он набросится на нее немедленно, хотя сделать этого Роман никак не мог. И даже если бы мог – ни за что бы не стал.

Доверие. Вот то, что должно было установиться между ними в первую очередь. Потом – ее желание, когда сама будет умолять о возможности его оседлать. И только затем – он даст ей то, чего будут хотеть они оба.

Но все это будет позже. Не сегодня.

Он молча указал Арине на кресло в противоположном углу, взглядом следуя за каждым ее движением. Единственным источником света в комнате был ночник, стоявший у дальней стены, что позволял теням скапливаться в углах спальни, делая тем самым и его, и Арину чем-то эфемерным, рождая иллюзию скрытости и вместе с тем обостряя до предела другие органы чувств. Он хотел слышать ее голос, когда она будет говорить с ним. Он хотел слышать ее дыхание, когда он позволит ей то, чего она непременно захочет.

– Что ты чувствуешь сейчас, Арина? – спросил Роман, переходя на "ты" и нарушая тем самым границы, которых здесь – в его спальне – между ними не должно было быть. – Боишься меня? Или… предвкушаешь?

Напрасно она думала, что всё может быть совсем иначе. Что Королёв просто использует её, на что она сама дала ему полное право. И в этом своём праве он был бы полновластным хозяином. Но он решил сделать иной ход.

Арина почувствовала, как к страху, который она испытывала, примешалось что-то сладостно-будоражащее. Словно нотки запретно-горького, которые она вдыхала жадно, будто боялась никогда ими не насытиться.

Устраиваясь в кресле, на которое указал коротким жестом её босс, Арина делала глубокие вдох за вдохом, надеясь, что Королёв не сможет понять, что она чувствует.

Запахнув на груди полы пеньюара, сделала вид, что раздумывает, хотя ответ уже был готов сорваться с её губ.

– Вас я не боюсь, – ответила она тихо, зная, что Роман расслышит.

Тишина и полумрак его спальни давили, но одновременно окутывали, даря мнимое ощущение, что Арина в безопасности.

– А предвкушаю ли – сказать трудно. Ещё вчера в столовой, на ужине, который состоялся лишь отчасти, я испытала чувство сродни предвкушению. Сегодня же не знаю, какое ощущение испытываю.

Она сделала паузу, но лишь на долю секунды, и зачем-то спросила, так и не перейдя на «ты», как то сделал Королёв минутой ранее:

– А вы?

– Во-первых, говори мне «ты». И никакого «Романа Дмитриевича». Здесь мы – любовники, свободные от условностей, Арина. – Голос звучал спокойно, но внутреннее Королёв поморщился. Было ли это «выканье» какой-то защитной реакцией с ее стороны или она нарочно воздвигала между ними баррикады из слов, чтобы оттолкнуть? Но ведь он ее здесь не держал. И до насилия опускаться не собирался.

Впрочем, она ведь только что сказала, что вчера все же испытывала предвкушение. И это уже было больше того, на что он рассчитывал.

– Во-вторых, я сам – предвкушаю. Главным образом – то, как тебе будет хорошо. Если ты себе это позволишь.

«И если позволю я» – добавил он про себя, но не стал произносить этих слов вслух. Хотел, чтобы она прежде всего расслабилась. Чтобы из ее позы ушло напряжение, которое будет мешать им обоим в том, чего он хотел и чего заставит желать ее.

– Устройся поудобнее, – сказал он ровным тоном, но умиротворяющий эффект портил проклятый хриплый звук, что вырывался из горла помимо воли. Ещё более неприятный и низкий от попыток говорить негромко. Но ему оставалось только быть благодарным за то, что вообще имеет голос. Голос, который этой ночью собирался активно использовать. – Сегодня я хочу узнать, что тебе нравится. Расскажи мне, – попросил отрывисто и добавил:

– Представь, что меня вообще нет. Что говоришь сама с собой, если так тебе будет легче.

Арина хотела уточнить: «Нравится в сексе? Или в принципе?», но не стала этого делать. Надо быть полной дурой, чтобы считать, что босс спрашивает её о чём-то ином помимо утех в постели. Вряд ли он интересовался тем, что доставляло удовольствие Арине в других сферах. Например, шоколадным мороженым, за которое она была готова душу продать, или запахом нарциссов – маленьких, источающих самый потрясающий в мире аромат.

И она совершенно не могла представить, что Романа здесь нет. Хотя, ей следовало бы сделать это, раз уж босс давал ей такую возможность.

Часть 1. Глава 3

Постепенно глаза привыкли к полумраку и, несмотря на тени в углах спальни, она отчётливо видела силуэт сидящего напротив мужчины. И это порождало внутри обманчивое ощущение, что они одни во всём мире, не только в этой комнате.

– Мне нравится… Мне нравятся долгие прелюдии. Когда мужчина целует меня нежно, неторопливо, как будто этих поцелуев достаточно, чтобы мы оба кончили, – произнесла она, инстинктивно облизывая пересохшие губы.

Арина не понимала, что нужно сделать, чтобы удовлетворить своего босса, но отчётливо осознала, что если бы он просто приказал ей раздеться и лечь перед ним с раздвинутыми ногами, ей было бы не в пример проще.

– Когда он целует меня везде. Спускается губами по шее к груди. Нетерпеливо, в противовес неторопливости, приспускает бельё. Когда его рот смыкается то на одном соске, то на другом. В этот момент я сама развожу ноги и начинаю течь. Нравится, когда он читает каждую мою мысль в этот момент и понимает, как мне нужно ощутить его внутри.

Она произносила все эти слова, и постепенно дрожь, что сквозила в голосе поначалу, исчезла, замещаясь нотками хрипотцы. А сама Арина испытала возбуждение. То, которое контролировать было невозможно, и которое разрасталось с каждой секундой и каждой произнесённой фразой.

– Он вбивается в меня пальцами. Двумя. Грубо, неотвратимо. Разводит их в стороны, растягивая меня. А его язык нежно продолжает обводить мои соски.

Арина задержала дыхание, потому что грудь её стала вздыматься часто от того, что она испытывала.

– Ты хочешь услышать это? Или я говорю что-то не то?

– Да, – снова выдохнул, не пытаясь скрыть того, как невыносимо хрипит голос от набирающего силу возбуждения.

Ему нравилось все, что она говорила. Он ярко представлял перед собой картины, которые так живо рисовало воображение под действием ее слов. Как входит в нее пальцами – резко, до упора, выбивая из горла жадный крик. Как захватывает губами грудь, играя с сосками языком. Как кусает их, напрягшиеся от возбуждения, посасывает, затягивает в рот. Как она течет, умоляя о большем, потому что его пальцев ей становится катастрофически мало.

Ему нравилось, как она это говорила. Как преображался ее голос под влиянием того, что начинала чувствовать. Как сменялись в нем все оттенки желания, от самого робкого до почти откровенного. Каким густым и обволакивающим становился тембр, с которым она произносила то, что он готов был слушать, кажется, вечно.

– Да, – повторил он, ощущая, что от нескольких ее фраз возбудился так, что это становилось почти невыносимым. Крепче вцепился в ручки кресла, удерживаясь от того, чтобы опустить руку на член и погладить, продолжая слушать ее слова, от которых готов был сойти с ума. Или подозвать ее и поставить перед собой на колени, чтобы вбиться в рот, направляя движения собственной рукой, зарытой в ее волосы.

Но не сейчас. Не сейчас, когда она только начинала расслабляться в его присутствии.

– Ты возбуждаешься, когда говоришь это, Арина? – спросил он и почувствовал вдруг, что ему самому стало резко не хватать воздуха. – Ты хотела бы сейчас получить то, о чем говоришь?

Ей бы хотелось думать, что всё это – лишь часть работы, но Арина не могла. Не могла испытывать возбуждение только потому, что ей за это щедро платили. Не могла хотеть повторить то, о чём говорила, потому, что это было частью сделки.

Она действительно возбудилась – так быстро и так необратимо. Чувствовала как внизу живота сладко потягивает, и едва сдерживалась, чтобы не поёрзать и не устроиться удобнее.

– Я уже возбудилась. Кажется, с первых твоих слов, – призналась она, и сделала то, чего совсем не собиралась делать. Продолжила рассказывать. – Ещё мне нравится, когда после прелюдии меня ставят перед собой на колени и надавливают ладонью на лопатки, заставляя опуститься грудью на постель. В этот момент, когда я стою перед мужчиной с широко расставленными ногами и знаю, что он видит, как я открыта для него, я особенно сильно хочу ощутить его внутри. Но он медлит, и мне тоже это нравится. И когда мне начинает казаться, что я готова взмолиться о том, чтобы меня взяли… чтобы трахнули меня как можно грубее и быстрее, он вбивается в меня и начинает двигаться. И не позволяет мне поднять голову. Как будто я должна подчиняться ему, что бы он ни решил со мной сделать.

Арина снова облизала губы. От желания скользнуть пальцами в трусики и хоть немного поласкать себя, тело сводило судорогой. И она обязательно сделает это, как только вернётся в свою комнату. Такого острого возбуждения Арина не испытывала уже очень давно. Простой разговор завёл её сильнее, чем обычные прелюдии.

– Да, я хотела бы сейчас получить то, о чём говорю. И чтобы всё это сделал со мной ты.

Арина осознала, что только что сказала. Поняла, насколько сглупила – ведь говорила о вещах, которые были недоступны её боссу. Но ей ничего не оставалось – только прикусить язык и сидеть, отчаянно ругая себя за глупость, но понимая, что от своих слов она бы всё равно не отказалась.

– Мне нравится, что я в твоих мыслях.

Вот и все, что он способен, похоже, сейчас сказать. Потому что от запредельного возбуждения начало стучать в висках. Потому что он стал настолько твердым, что мог бы, наверно, взорваться от одного ее прикосновения.

Роман ощутил, что дыхание становится прерывистым. Слышит ли это Арина? Знает ли, как безумно он хочет ее? Хочет всего, что она сейчас сказала? Пусть даже многого из этого не способен ей дать. Но он найдет способ заменить эти фантазии новыми, от которых она будет течь ещё сильнее. Для него.

– Я не смогу сделать кое-что из того, о чем ты сказала, – наконец произнес он, поддаваясь слабости и касаясь рукой члена, и это прикосновение даже сквозь атласную ткань было таким острым в присутствии Арины, будто она сама трогала его сейчас. – Но я покажу тебе, как можно получать удовольствие от подчинения и иначе. И ты все же будешь прижиматься грудью к постели, раскрытая для меня, пока я буду входить в тебя в пальцами. Сначала одним, потом, постепенно, добавляя ещё, пока не станешь кричать от невыносимости того, как я растягиваю тебя. Собой. Для себя. Пока не сойдешь с ума настолько, что захочешь меня глубоко внутри. И тогда ты сядешь на меня сверху, вбирая в себя мой член до упора и, стоная от удовольствия, станешь насаживаться, как одержимая. А потом я покажу тебе, как подчиняться. Я возьму тебя за бедра и буду позволять брать меня только так, как сам того захочу. Но все это будет потом, – Роман перевел дыхание и крепче сжал рукой член, готовый кончить от одного этого разговора. – Расстегни пеньюар, – попросил отрывисто. – Я хочу видеть тебя. Хочу видеть, как ты течешь. Хочу, чтобы ты широко развела ноги. Хочу, чтобы поднесла к губам пальцы и облизала их. А потом опустила руку вниз и начала ласкать себя. Сделай это для меня, Арина.

Всё, что он говорил, было настолько возбуждающим, что это затмевало собой все иные чувства. Постепенно исчезли стыд и желание встать и сбежать из спальни босса. Напротив, мысли о том, чтобы сделать это, казались теперь кощунственными. Был только этот маленький мир, ограниченный размерами комнаты, где находились она и Роман.

Арина видела, как смыкаются пальцы Королёва на возбуждённом члене, и от этого заводилась ещё сильнее. Раньше она не испытывала ничего подобного – желания наблюдать за тем, как мужчина самоудовлетворяется, в первую очередь. Но сейчас в ней просыпались такие потребности, о которых она даже не подозревала.

Арина встала с кресла, но лишь для того, чтобы расстегнуть пеньюар и снять его, как того просил Королёв. Именно просил, хотя ей хотелось теперь услышать и приказы, что срывались бы с его уст для неё одной. Тонкая ткань сползла с плеч, после – осела у её ног прозрачным облаком. Арина вновь устроилась на кресле, на этот раз – на самом его краешке, чтобы удобнее было развести ноги как можно шире.

Если бы она была одна – ей бы хватило пары движений пальцами, чтобы кончить, но осознание, что сейчас на неё смотрят, немного притупляло возбуждение и одновременно с этим порождало внутри совсем новые его грани.

Арина поднесла руку ко рту и облизала сначала один палец, следом – второй, прикрывая глаза от удовольствия. Представляя на их месте мужской член. И его вкус – на языке и губах. Потом скользнула ими в трусики и начала поглаживать клитор. Она была совершенно мокрой. Текла, как последняя шлюха, возбудившись от нескольких слов и хриплого голоса малознакомого мужчины. Отодвинув полоску трусиков свободной рукой, позволяя Королёву рассмотреть почти всё, Арина чуть откинулась назад, чтобы было удобнее вставить в себя сначала один палец, сразу следом за этим – второй.

Последнее, на чём смогла сфокусировать взгляд перед тем, как закрыть глаза и начать трахать себя рукой – был силуэт мужчины напротив. А потом исчезло всё – стыд, страх, неприятие того, что она делала на виду Королёва, замещаясь острым наслаждением. Возможно, после всё вернётся, но сейчас совсем не хотелось об этом думать.

Её пальцы то выскальзывали, растирали клитор, но как только Арина чувствовала, что вот-вот кончит, вновь входили внутрь, на полную глубину. И ей было так отчаянно мало этого.

– Я могу кончить… в любой момент? Или только после того, как ты мне… разрешишь? – не открывая глаз, спросила она, зная, что эти вопросы – всего лишь дань условиям их отношений с Королёвым. Если он не позволит, она всё равно не сможет сдерживаться дольше. Лучше – любое наказание после, чем сейчас понять, что её лишат наслаждения настолько острого, что она готова была за него умереть.

– Открой глаза, – сказал Роман вместо прямого ответа на вопрос и на сей раз в его голосе отчётливо звучали приказные нотки.

Когда глаза Арины распахнулись, он перехватил ее взгляд и добавил все тем же повелительным тоном:

– Смотри на меня. Смотри, как я хочу тебя.

Его халат был распахнут, обнажая полоску кожи на груди, идущую вниз до самых бедер, где рука крепко сжимала возбуждённый член, двигаясь вверх-вниз в смешанном ритме – то быстром, когда казалось, что он больше не выдержит и кончит, то замедляясь, продлевая удовольствие, настолько острое, что было сродни безумию, от которого, тем не менее, не хотелось избавляться. Безумию такому дикому, что чувствовал – он способен задохнуться, если не получит удовлетворения сейчас же. И если получит – тоже, от силы того, что испытывал просто глядя на то, как сидящая перед ним с широко разведенными ногами женщина самоудовлетворяется. Для него. По его приказу.

Он смотрел, как Арина, даже не сняв трусиков, начинает ласкать промежность, то поглаживая клитор, то ныряя пальцами во влагалище, трахая себя быстро и резко. Так, как сделал бы это он сам. Он видел, какая она сейчас мокрая и что готова кончить в любой момент. И безумно заводился от того, что она делала, испытывая странное чувство, что Арина знает заранее, что нравится ему больше всего. А ему нравился звук, который порождало движение ее пальцев, когда они входили и выходили из лона. Ему нравилось, как она кусала в нетерпении губы от того, что хотела – он это чувствовал – большего. Ему нравилась даже эта тонкая полоска ткани меж ее бедер – мнимая преграда на пути руки, которой она ласкала себя. Знак ложной скромности и скрытности и вместе с тем – интимности происходящего.

И ещё ему нравилось то, что она спрашивала. Он не мог помешать ей кончить, заведя ее руки за голову и вынуждая ёрзать на кресле от потребности разрядки, умоляя дать то, чего так хотела. Да, сейчас он этого не мог, но ему нравилось, что она помнила, кто из них главный. И эта власть над ней – пусть даже совсем призрачная – возбуждала до предела. Смешанная с запахом секса, густой завесой повисшего в комнате, она сорвала все его тормоза без малейших шансов на то, чтобы остановиться. Толкая на то, чего делать в присутствии Арины изначально вовсе не собирался.

Его рука снова начала двигаться вдоль члена, скользя от головки к основанию в быстром, неконтролируемом темпе, и всего через несколько мгновений он взорвался, то ли выдохнув, то ли вырычав одно-единственное слово в момент оргазма, пронзившего тело:

– Кончай!

Он мог не говорить ей ничего. Ни приказывать, ни позволять… Только от того, что видела, как его ладонь смыкается на члене, как пальцы сжимают его, как он двигается, меняя темп, – можно было взорваться оргазмом.

Арина надсадно дышала, поглощая кислород жадными короткими порциями. Грань удовольствия, через которую она до сих пор не переступила, была острой, заполняя собой всё. Но когда Королёв кончил, сдерживаться больше сил не осталось. Даже если бы он не разрешил, она не смогла бы терпеть. Несколько рваных судорожных движений, невесомое прикосновение к напряжённому клитору, и она выдохнула стон, следом – ещё один, и ещё. Громко, почти срываясь на крик.

По телу проходили волны слепящего удовольствия, Арина продлевала сладкую агонию, продолжая ласкать себя, и каждое прикосновение отзывалось внутри неё новой вспышкой.

Она так и сидела перед Королёвым, не сводя ног. Только теперь, когда возбуждение схлынуло, заместившись наслаждением, и когда в мир стали возвращаться звуки, запахи, абрисы окружающих предметов – вернулось и понимание, что именно произошло.

Арина убрала руку и тут же села ровно. Подобрала с пола пеньюар, будто хотела запоздало прикрыться. Будто стыдилась того, на что только что решилась.

Бросив последний взгляд на Королёва, она всё же поднялась из кресла, уговаривая себя не сорваться тотчас и не сбежать. Потому что вдруг осознала – если бы он не просил её ни о чём, она сама хотела бы сделать всё точно так же, как это произошло между ними сейчас. Сначала говорить ему о своих желаниях, заводясь от одних только слов, следом – перестать себя контролировать. Сидеть напротив, видеть, как его рука двигается на члене и ласкать себя, представляя, что это он её трахает.

И это осознание понудило её быстро, будто она боялась передумать и желала остаться, дойти до двери и выйти из спальни Романа.

Даже если он был против. Даже если ждал, что она задержится. Даже если у него были совсем другие планы на эту ночь.

Только очутившись в коридоре, Арина накинула на плечи пеньюар и быстро, надеясь никого не встретить по дороге, вернулась к себе в комнату.

Часть 1. Глава 4

В ту ночь Роман долго не мог уснуть. Произошедшее между ним и Ариной было слишком даже для него. Слишком остро. Слишком неконтролируемо. Слишком безумно. И хорошо – тоже слишком.

Хотя, быть может, все дело было в том, что после аварии и до этого самого момента у него не было женщины. Тем не менее, он не мог признать, что и до автокатастрофы редко испытывал что-то подобное. Так, чтобы дойти в своих действиях до полного забытья. Так, что долго не мог выровнять дыхания. Так, что был не в силах избавиться от все ещё стоящей перед глазами картины того, как кончает Арина, раскрытая перед ним в полном бесстыдстве своего желания.

Измученный бессонницей, он выкатился из своей спальни около двух часов ночи и направился в кабинет, служивший в доме также библиотекой, хотя покойный отец читать не любил совершенно и огромная коллекция книг была им собрана скорее престижа ради, чем для пользования по прямому назначению.

А вот сам Роман по-настоящему любил книги. Нередко их выдуманные миры были тем единственным местом, где можно было спрятаться, чтобы забыть о кошмаре, который творился в этом доме.

Глядя на длинные ряды корешков, Королёв наткнулся взглядом на стоявший на нижней полке старый семейный альбом и вспомнил то, что сказал ему в ресторане брат.

«Ты что, правда не заметил, как она похожа на ту беглую?»

Роман протянул руку и вытащил из шкафа альбом в жёлтом бархатном переплете. Положил его на колени, какое-то время молча разглядывая серебряный вензель в виде буквы «К» на обложке. Королёвы. Одни из первых поселенцев в этих местах. Беспрерывные поколения рыболовов, моряков и судовладельцев. Негласные «морские короли» города – неофициальный титул, закрепившийся за представителями семьи ещё до революции. Люди, принадлежащие к числу самых влиятельных в северных краях.

И почти все, как один – ублюдки, каких ещё поискать. И он, похоже, не стал исключением, хотя когда-то воображал, что может построить иную жизнь, чем его отец или дед. Но, видимо, от себя и голоса крови убежать невозможно.

Он раскрыл альбом, касаясь старых картонных страниц, в которые были вставлены фотографии, так аккуратно, будто от неосторожного движения могли рассыпаться. Остановился взглядом на одном из снимков, ощущая, как больно кольнуло что-то в сердце.

Мама. Такая молодая, такая красивая. И такая несчастная.

Глядя сейчас на улыбающуюся с черно-белого фото беззаботную красавицу с огромными глазами, которая даже обычный пуховый платок умела носить так, словно это была корона, невозможно было представить себе, как трагично сложилась ее судьба.

Именно она, настоящая «северная жонка» во многом тащила на себе семью. Это она после распада советской власти инициировала возрождение из пепла семейного дела, которым Королёвы занимались ещё до войны – морских грузоперевозок. Это она угробила собственное здоровье и молодость на то, чтобы у детей все было, работая наравне с мужем. Это она приняла в дом оборванного мальчишку Костю, прижитого супругом на стороне в то время, как сама была беременна Романом.

Город, в котором они жили, был небольшим. Все прекрасно знали, кто отец Константина, в том числе и сам мальчик. И когда мать его однажды просто шагнула вниз из окна коммунальной квартиры на девятом этаже, Косте было совершенно некуда больше идти, кроме как к отцу, который не признал его даже к концу жизни.

А вот мать Романа – приняла. Без упрёков и скандалов, не перекладывая на ребенка вину за предательство мужа. Вот только прожила после этого совсем недолго.

Рома помнил, как сейчас, ужас тех моментов, когда отец бил мать, пользуясь тем, что, подорвав здоровье, она стала настолько слаба, что не могла дать ему отпор. Постоянно обвинял в изменах только на основании того, что жена была красива, хотя сам перетрахал, наверное, половину женского населения города.

Рома помнил свою беспомощность в эти страшные мгновения. Помнил, как цеплялся за ноги отца, пытаясь помешать избиениям, как плакал, умоляя оставить мать в покое. Помнил полные ужаса глаза Кости, забивавшегося в такие минуты в угол, словно боялся, что отец ударит и его.

Но никакие слезы и мольбы не помогали. Это были напрасные унижения, от воспоминания о которых нутро пожирали гнев и ненависть даже сейчас, много лет спустя.

И ещё он помнил стыд. От того, что после смерти матери они с Костей нередко подбирали пьяного отца на улицах города. Посреди ночи их нередко будили телефонные звонки, и, подняв трубку с плотно угнездившейся в душе тревогой, Рома из раза в раз слушал, как разные голоса говорили, что тот валяется, бесчувственный, где-то на рельсах или обочине дороги. И братья шли к нему, с трудом волоча грузное тело до дома, хотя стоило бы его выкинуть, как свинью в канаву, чтобы  сдох за все, что сделал с матерью. За то, что однажды после побоев она так и не встала больше с постели.

Но тогда, в десять лет, было ужасно страшно остаться вдруг одним, без этого жалкого подобия человека рядом. Даже не отца.

Наверное, именно тогда Роман поклялся себе, что когда вырастет, никто и никогда больше его не унизит. Никто не доведет до слез и мольбы. Что он сам будет управлять своей жизнью. И людьми, если это понадобится. В детстве он никак не мог повлиять на отца, не мог запретить ему бить мать, не мог заставить слышать себя. Но когда стал взрослым и обрел огромное влияние – мог позволить себе заставлять людей плясать под свою дудку. Эта потребность – подчинять – выродилась в черту характера, за которую, в том числе, его наверное и ненавидел брат. Брат, который пошел по той же кривой дорожке, что и отец. И только используя его финансовую от себя зависимость, Роман мог хоть как-то управлять жизнью Кости, которую тот, похоже, твердо вознамерился угробить. И смотреть на это было невыносимо горько.

Поддавшись непонятному чувству, Королёв открыл последнюю страницу альбома, где хранилось фото женщины, которая, казалось, способна была изменить его самого, но вместо этого только лишний раз доказала, что людям нельзя доверять. Что ими нужно управлять – и только.

Анна. Красивая, солнечная, казавшаяся недосягаемой в те времена, когда они учились вместе в школе. Тем удивительнее было понять несколько лет спустя, что она вдруг сама заинтересовалась им. Тем наивнее было поверить, что ее чувства была искренними.

Королёв поморщился от возникшей вдруг слева тупой боли и перелистнул страницу назад. Он находился здесь не для того, чтобы мучить себя воспоминаниями, хотя освежить их порой было не лишним, чтобы никогда не забывать тех уроков, что щедро преподнесла ему жизнь.

Пролистав несколько страниц, Роман наконец нашел то, зачем пришел сюда. И хотя, казалось, знал о том, что должен был увидеть, все же дрогнул от неожиданности, когда со старого, черно-белого снимка на него воззрилась Арина. Статная, с гордой осадкой, знающая себе цену. Он посмотрел в угол фотографии, где было выбито: «2 февраля 1955-го года». Арина никак не могла быть этой женщиной и он прекрасно знал, что на фотографии изображена первая жена деда, неожиданно исчезнувшая через год после свадьбы. Но сходство было настолько поразительным, что если бы не дата на снимке, Роман подумал бы, что это фото его любовницы каким-то невероятным образом попало в семейным альбом.

Он вытащил фотографию и несколько мгновений внимательно рассматривал, пытаясь понять, не это ли сходство подсознательно заставило его обратить тогда внимание на Арину? Или все же причина всего – выражение отчаяния, отчётливо читавшееся на ее лице в тот момент, когда она, находясь на остановке одна, явно не знала того, что за ней кто-то наблюдает?

Наверное, если бы Роман Королёв был хоть немного сентиментален – непременно углядел бы в этом совпадении какой-то знак. Задумался бы о судьбе, неожиданно приведшей их друг к другу. Вот только он был совсем не склонен к подобным размышлениям. Находка была интересной – но не более того. В их отношениях это ничего ровным счетом не меняло. И он не станет проявлять любопытства, спрашивая Арину о ее прошлом. Потому что ему не нужно ничего, что связывало бы их, помимо секса и работы. Кроме удовольствия, которое могут друг другу дать, пока их обоих это устраивает. И если говорить именно о нем, то после того, что сегодня произошло, Роман твердо знал, что сможет насытиться этой женщиной ещё не скоро.

Все остальное не имело значения. И все же он почему-то не вернул фотографию в альбом, оставив страницу пустовать. Он засунул снимок в верхний ящик стола, сам не зная толком для чего это делает. Ему просто хотелось выдернуть женщину, так похожую на Арину, из вязкого и тошнотворного соседства знаменитой, но насквозь гнилой семейки. Частью которой был к несчастью и он сам. Но от себя избавить он ее не мог, да и не хотел.

Часть 1. Глава 5

Стылый северный ветер дул с моря, едва начавшего оттаивать после зимы. Роман сделал глубокий вдох, бросая последний взгляд на теплоход «Аврора», который только что осматривал на предмет того, как проходит подготовка судна к новому навигационному сезону. До его начала оставалось примерно три недели, хотя сейчас, глядя на до сих пор лежащий на земле снег, казалось невероятным, что за такой короткий срок затянувшаяся зима наконец уступит свои права короткой весне.

– Так и знала, что найду тебя здесь, – знакомый голос раздался совсем рядом, заставляя Романа резко развернуться в кресле, чтобы увидеть женщину, о которой вспоминал не далее, как прошедшей ночью и которую хотел бы вытравить из памяти без следа. – Здравствуй, – добавила она, глядя на него так, что он мигом внутренне ощетинился. Ни при каких обстоятельствах он не хотел бы ее видеть вообще, а теперь, когда находился в инвалидном кресле и читал в голубых глазах сочувствие – особенно.

– Ты что-то хотела? – отозвался он резко вместо приветствия.

– Да. Я приходила домой, но меня не пустили…

– И тебя это удивило? – Королёв вопросительно выгнул бровь, хотя желал сейчас только одного – оказаться от нее подальше. – Если ты забыла, то это давно не твой дом.

– Я просто хотела выразить тебе поддержку после… того, что случилось.

Он посмотрел на нее с неподдельным удивлением, а потом резко, отрывисто рассмеялся, не веря собственным ушам.

– Если ты думаешь, что мне нужна от тебя какая-то поддержка и тем более – жалость, то ты не только дрянь, но ещё и дура. Хотя в последнем тебя раньше заподозрить было трудно, – процедил он, не скрывая презрения и злости.

– Зачем ты так?

Королёв кинул на нее взгляд, говоривший куда больше и выразительнее слов и потянул за рычаг кресла, пытаясь сдвинуть эту тюрьму на колесах с места. – Арина! – окликнул он свою помощницу нетерпеливо, – мы уходим.

К счастью, она поняла то, чего он не мог позволить себе произнести вслух и не оказаться при этом в унизительном положении. Толкнула вперёд чёртову коляску, которая плохо ехала по неровному асфальту, избавляя Романа от общества женщины, чьего присутствия не выносил.

Но если он думал, что Анна отступит так просто – он ошибся. Она догнала их в несколько шагов и, встав на пути инвалидного кресла, спросила, кивнув на Арину:

– Кто это? Твоя сиделка?

– Моя женщина, – отрезал он коротко, снова дёрнув за рычаг и давая Арине тем самым знак продолжать путь.

На этот раз Анна за ними не пошла. Видимо, осталась переваривать то, что он сказал. Ему нетрудно было понять, о чем она думала – наверняка была удивлена тем, что нашелся кто-то, готовый трахаться с инвалидом. Чертова сука.

– На сегодня я покончил с делами, – произнес Роман, когда они удалились от Анны на приличное расстояние. – Вы хотели бы поехать домой или прогуляться по набережной, Арина? – задал он вопрос, кидая взгляд на женщину позади себя.

Самым сложным на следующее утро при встрече с Королёвым, было сделать вид, что ничего особенного между ними не произошло. Что они занимались чем-то настолько обыденным, что в столовой за завтраком просто пожелали друг другу доброго утра, приступая к еде. И что снова говорить друг другу «вы» – тоже кажется закономерным и правильным.

Всё то время, пока Роман занимался делами, Арина находилась рядом. Её беспрестанно атаковали мысли, которые крутились в основном вокруг совершенно конкретного мужчины. И это ей не нравилось. Совсем не стоило смешивать работу и просыпающийся интерес к Королёву. И в принципе  нужно было заставить себя перестать испытывать любые чувства в сторону босса. Конечно, кроме желания, которое он способен был разжечь в ней несколькими фразами. Но ведь сейчас, когда они были не в его спальне, возбуждение казалось совсем неуместным. Но оно появилось, и спорить с самой собой было бессмысленно.

Арина говорила себе, что это всего лишь попытка попробовать предугадать, что ждёт её после, когда Королёв снова велит ей прийти к нему. Вряд ли его фантазии относительно секса с ней ограничивались эпизодами, подобными тому, что был ночью.

Он сделает это сегодня? Например, после ужина прикажет ей быть у него в спальне к десяти вечера. Или, напротив, предпочтёт сделать паузу в «прочих поручениях»?

Погружённая в эти мысли, она рисовала на снегу какие-то хаотичные узоры носком ботинка, и не сразу заметила, что Роман не один. Рядом с ним находилась женщина, с которой они беседовали в нескольких метрах от Арины.

Она всмотрелась в её силуэт, но быстро отвернулась, почувствовав то, что была совсем не должна испытывать. И сразу следом в голове появился ещё один вопрос: «Что если у Королёва есть та, с кем он встречается и кто может по праву называть себя его женщиной? Или даже невестой?». А она – всего лишь приятное развлечение, игрушка по контракту для удовлетворения его потребностей.

Впрочем, Арину совсем не должно было волновать подобное. Но почему-то волновало.

Королёв окликнул её, и Арина с удовлетворением поняла, что компания незнакомой ей брюнетки ему неприятна. А после того, как Роман назвал саму Арину своей женщиной, удовлетворение смешалось с удовольствием, невольно появившимся там, где быстрее забилось сердце.

Она не смогла удержаться от улыбки, но быстро взяла себя в руки, возвращая на лицо непроницаемую маску. Это всего лишь её работа. Королёв и его желания – работа, которую она будет выполнять без лишних вопросов. Почему же сейчас совсем не получается относиться к этому только так?

– Я бы хотела немного прогуляться. С вами, – уточнила она, хотя и без того уже пробыла на улице за этот день больше времени, чем за последнюю неделю.

Она помолчала, так и продолжая путь по набережной, раздумывая о том, стоит или нет задать вопрос, который занимал все её мысли. И когда поняла, что не сможет сдержаться, уточнила тихо, равнодушным, как ей самой показалось, тоном:

– Что это была за женщина?

Если бы Роман сейчас мог идти рядом с Ариной, то от раздавшегося вопроса непременно бы замер, как вкопанный. Хотя, наверно, в этом не было ничего, кроме банального женского любопытства. Или наоборот – было слишком многое?

Не думала ли Арина, что он, наняв ее себе в любовницы, мог развлекаться ещё с кем-то на стороне?

– Никто, – ответил Королёв. Коротко, без подробностей, но – максимально правдиво. Анна уже давно действительно была для него никем.

– Не знаю, что вы подумали об этой встрече, Арина, но хочу кое-что ещё пояснить, – неторопливо, словно тщательно взвешивал каждое слово, продолжил Роман. – Я говорил, что пока вы работаете на меня –  принадлежите только мне. Думаю, вам следует знать, что на это время и вы для меня – единственная женщина. Я не собираюсь путаться с кем-то ещё. Даже если бы под окном собралась толпа желающих, что в моем нынешнем положении возможно вряд ли, – усмехнулся он с непрошеной горечью, которую Арина, как надеялся, не заметила.

– Я ничего не подумала, – соврала она, пожимая плечами, что Королёв видеть не мог. Но, вспомнив, что обещала ему не лгать, поспешно добавила: – Вернее, я не знала, что думать. Это могла быть ваша девушка, невеста, подруга. Кто угодно. И она не имеет ко мне никакого отношения. И дела мне до неё быть не должно.

Арина отчаянно ругала себя за то, что испытывает от слов Романа какую-то необъяснимую радость, но ничего не могла с ней поделать. Да и не хотела. И хоть подобные отношения, какие у них были с Королёвым, нельзя было назвать ни обычными, ни идеальными, ей уже они принесли гораздо больше удовольствия, чем те, что она до сих пор вспоминала как кошмар наяву.

– Дела мне до неё быть не должно, – повторила она, и призналась неожиданно даже для самой себя: – Но было. И я рада, что вы… тоже принадлежите только мне на то время, пока я на вас работаю.

Он нахмурился, услышав то, что она сказала. Пусть даже причиной этого была ревность, в которой Арина практически открыто призналась и которая льстила ему теперь, когда понимал, что ревновать человека в инвалидной коляске довольно нелепо. Если бы не деньги, за которые мог позволить себе нанять любовницу, то, будучи инвалидом, бесплатно был бы не нужен совершенно никому. В том числе и идущей позади женщине.

Но гораздо сильнее этой странной радости, что его ещё можно ревновать, было совсем другое чувство – то ли злость, то ли досада от того, кем она его, похоже, считала. Резко затормозив, он развернул кресло, оказываясь к Арине лицом и, глядя ей в глаза, отчеканил:

– Верно ли я понял, что вы считаете меня таким мудаком, который станет нанимать себе любовницу при наличии невесты или подруги? – руки сжались в кулаки, выдавая расползающийся ядом в душе гнев, и стоило бы больше ничего не говорить, но он не мог. Да, он, пожалуй, действительно был мудаком. Но только не в этом, черт ее побери. Только не в том, о болезненности чего знал не понаслышке. – Не знаю, кто внушил вам подобные мысли, Арина, но они меня оскорбляют. И если так хотите знать, эта сука – моя бывшая жена, которая занималась как раз тем, в чем вы обвиняете меня.

Она смотрела на него некоторое время, прежде, чем ответить. Зря вообще полезла туда, куда лезть совершенно точно было нельзя. Всего два дня рядом с Королёвым, и вот уже выясняет совершенно не касающиеся её вещи. Так, чего доброго, можно было потерять работу, не пробыв в доме босса и недели.

– Я… насмотрелась на всякое, Роман Дмитриевич, до того, как стала вашей… женщиной на время, – всё же ответила она, желая расставить в этом вопросе все точки над «i». – И точно не стала бы судить вас, если бы вдруг оказалось, что вы наняли любовницу при наличии невесты. Всякое случается. И если бы это нравилось и не претило ни вам, ни ей, кто я такая, чтобы быть против? И тем более – я ни в чём вас не обвиняла. Но прошу прощения, если вы так подумали. Мне не следовало вообще ни о чём вас спрашивать. И за это я тоже прошу прощения. Круг моих обязанностей мне понятен, и впредь я буду заниматься только ими. Подобного больше не повторится, обещаю. А сейчас, если вы не против и у вас нет других планов, мы можем вернуться к вам домой?

Арина говорила ровно то, о чем думал сам Королёв совсем недавно. Говорила совершенно правильные вещи, от которых сейчас почему-то странно коробило. Хотя им действительно не следует задавать друг другу лишних вопросов. И выходить даже в разговоре за пределы установленных договором рамок – тоже. И не все ли равно, в конце концов, кем она его считает, до тех пор, пока готова раздвигать перед ним ноги за деньги?

– Мне плевать, стали бы вы судить меня или нет. Главное, надеюсь, вы уяснили – я до подобного не опускаюсь. И вас опускать не собираюсь тоже, несмотря на род оказываемых вами услуг. – Роман отвернулся в сторону и, нащупав в кармане телефон, набрал номер водителя, оставленного ими у "Авроры", чтобы попросить того подъехать поближе. – Вы правы, нам лучше вернуться домой, – кинул он Арине коротко, завершая тем самым незадавшийся разговор.

Это было последнее, что Королёв вообще сказал ей в тот день. Сказал холодно, со странным чувством на душе, которого просто не должен был испытывать. Но – испытывал.

Часть 1. Глава 6

В ту ночь Арина смогла уснуть ближе к рассвету. Вертелась в постели с боку на бок, вспоминая слова Королёва. Особенно остро полоснуло по нервам упоминание «рода оказываемых ею услуг». Он был прав. Он озвучил ту истину, которую знала и она. Но почему же Арину настолько задели эти слова? Почему вдруг подсознательно ей стало казаться, что та их ночь – это не просто оказываемые ею услуги, но нечто большее?

Арина пока лишь только училась взаимодействовать с боссом, оступалась, делала неверные шаги, была вынуждена раз за разом возвращаться назад, но всё же уже смогла выявить для себя некий алгоритм в общении с Королёвым.

Перво-наперво, ей нужно было впредь не лезть ни в одно дело, которое было не связано с постелью Романа и теми обязанностями, которые он на неё возложил. Пожалуй, это был самый главный пункт из тех, которые мысленно внесла в короткий список на будущее Арина.

Во-вторых, в спальне босса она должна была беспрекословно выполнять всё, что он бы ей ни приказал. Но для неё же будет лучше, если за удовольствием от секса не будет крыться ничего большего. Механические действия, никаких чувств, полное подчинение. Работа куклы, которой она непременно научится быть рядом с ним.

И, в-третьих, она не станет задерживаться рядом с ним дольше, чем то потребуется на накопление суммы, получив которую Арина сможет претворить в жизнь свои планы.

На этом всё.

Эти мысли, которые более-менее оформились в её голове ближе к пяти утра, заметно успокоили Арину, и вскоре она погрузилась в поверхностный сон.

– Да, мам. Нет, я не сплю, – хрипло ответила она, садясь на постели, стоило только ей принять вызов на сотовом. Сердце забилось чаще, прогоняя утренний кошмар, который она толком не помнила. – У вас всё в порядке?

Она выслушала ответ и снова откинулась на подушки, выдыхая с облегчением.

– Знаю, что не созванивались давно. Как Кир?

Теперь на губах её появилось подобие улыбки. Она сильнее впилась пальцами в телефон, прижимая его к уху крепче, будто это могло помочь ей расслышать то, что было недоступно обычному слуху. Почувствовать тепло тех, кто был по ту сторону.

– Хорошо, поцелуй его от меня. Скажи, что совсем скоро вы сможете уехать. Нет, мам. Вы. Без меня. По крайней мере, для начала. И мы это уже обсуждали сотню раз. А сейчас мне пора. У меня начинается рабочий день. Позвони мне в среду.

Арина быстро, словно у неё позже могло не хватить духу это сделать, отключила телефон и закрыла глаза, которые вдруг запекло. Прижала пальцы к переносице, с силой надавливая. Ей совсем нельзя было раскисать. Нужно было собраться, отработать те пару месяцев, что отделяли её от необходимой суммы, и больше никогда не плакать по тому поводу, который сейчас понуждал её смаргивать жгучие слёзы.

К завтраку она спустилась с опозданием на пару минут. До этого долго наносила на лицо макияж, придирчиво рассматривая себя в зеркало. Выглядела она не слишком презентабельно, но винить за это было некого. Если бы ей с самого начала удалось расставить те приоритеты, которые стали кристально-ясными только сегодня ночью, и проблем со сном бы не было.

Она подошла к своему месту и устроилась на нём. Королёв уже был в столовой – оторвался от чтения газеты, подняв голову и окинув её быстрым взглядом, и снова вернулся к своему занятию.

– Доброе утро, – тихо поздоровалась она, наливая себе кофе. – Как вам сегодня спалось?

Это был знак вежливости, ничего кроме. И за ним совершенно не стояла попытка узнать, не вспоминал ли Королёв о том, что было между ними днём ранее. Даже удалось убедить себя в этом, отпивая глоток обжигающего напитка.

– Доброе, – голос Романа прозвучал вежливо, но отстранённо. – Спалось прекрасно. А вам? – задавая вопрос, он даже на нее не посмотрел, словно Арины тут не было вовсе.

– И мне просто прекрасно, – соврала она намеренно. Как будто хотела, чтобы он почувствовал ложь и отреагировал хоть как-то, помимо пяти слов, произнесённых ледяным тоном. – Сегодня отвратительная погода. Очень холодно, – так же не смотря на Королёва, как делал это и он в её сторону, произнесла Арина, накладывая себе на тарелку какую-то еду. Просыпающееся желание запустить чем-нибудь в босса становилось нестерпимее с каждой секундой.

– Я знаю отличный способ согреться, – ответил Роман, наконец откладывая газету и откидываясь на спинку кресла. – Правда, он порой дурно влияет на сон, – добавил он, подпустив к губам редкую для него усмешку.

– Дайте угадаю. – Арина дала себе слово не идти на поводу у чувств и эмоций, которые в ней порождал этот невыносимый мужчина, но почему-то стоило ей оказаться рядом с ним, договоры с самой собой мгновенно утратили срок годности. – Например, больше не избавляться от женщины, которая, судя по вчерашнему дню, надоела вам слишком быстро? Да настолько, что вы даже словом её не удостоили?

– Надоела мне? – Роман приподнял брови, выдавая явное удивление ее словами. – Будем откровенны, Арина. Не думаю, что вы способны быстро надоесть. Мне, во всяком случае. – Он снова окинул ее взглядом, на этот раз более долгим и пристальным. – Что же касается вчерашнего… Предлагаю этого больше просто не касаться. Вы были правы – насчёт всего. Но хочу, чтобы всё-таки знали на будущее, что измена и издевательство над детьми – те две вещи, что являются для меня категорическими табу. Не буду, впрочем, отрицать, что способен на многое, но только не на это. – Он помолчал, некоторое время ещё глядя в лицо Арины, затем перевел взгляд на ее тарелку. – Скажите, ради Бога, что терзая эту сосиску ножом так зверски, как это делаете, вы представляете на ее месте не меня. В противном случае я начну волноваться о том немногом, что у меня уцелело, – его губы дрогнули, а в глазах мелькнуло что-то, похожее на смешинку. Или это только показалось?

– Не вас, – мгновенно откликнулась она, едва удержавшись от того, чтобы не рассмеяться. Отложила вилку и нож и, отодвинув тарелку, допила кофе. – И говорила я вовсе не о том, что было на пристани.

Она сделала глубокий вдох, переводя взгляд на бесконечные ряды блюд на столе. Боже, неужели им постоянно подают столько, что даже взвод солдат бы с этим не управился? Эта мысль ненадолго отвлекла Арину от того, что ей так и желалось сказать Королёву. И за что она себя ругала, даже не произнеся нескольких слов, секундой позже всё же сорвавшихся с губ.

– Я спала отвратительно, – всё же призналась она в недавней лжи. – Постоянно думала о вас и о том, почему вы были таким. И я рада, что теперь вы… другой. – Арина снова перевела взгляд на Королёва и уточнила, хотя то, о чём он говорил, было более чем очевидным. – Так что вы там говорили про способ согреться? Это то, о чём я подумала?

Наверняка лёгкий румянец, появившийся на её щеках, выдал Арину с головой. Но так сладко было вновь вспоминать, как Королёв просил её рассказывать о том, о чём она не стала бы говорить никому, кроме него, что смущение было лишь приправой – ничем кроме.

– А о чем вы подумали? – мгновенно откликнулся Роман, пододвигаясь ближе. Так, что казалось, ещё немного – и его дыхание коснется ее лица. – Знаете, Арина, меня очень возбуждает, когда вы говорите, что думали обо мне, – добавил он, понижая голос до хриплого шёпота.

– Вас так просто возбудить? – выдохнула Арина, помимо воли глядя на губы Королёва. Они провели вместе ночь – пусть не совсем обычно, но всё же, – и даже ни разу не целовались, несмотря на то, что Роман называл её «своей женщиной». Или у него в этом какой-то пунктик? Например, он целует только тех, кого любит. – Тогда я буду чаще говорить, что думаю о вас. А представилось мне… Стакан молока с мёдом и заснуть в тёплой постели – вот, что я представила, когда вы заговорили о способах согреться.

Она снова начала сминать ткань в пальцах – на этот раз подобная участь постигла светлую льняную салфетку. Но когда Королёв был настолько близко, её планы мысленно держаться от него на расстоянии летели ко всем чертям.

– Вам – просто, – произнес он признание как что-то само собой разумеющееся и посмотрел на нее так, что было ясно – он уже возбужден. – Стакан молока, вот как? – повторил Роман и задумчиво потёр подбородок, после чего приказал – резко, отрывисто:

– Вставайте!

Мелькнувшая в голове мысль, что сейчас Королёв скажет ей, что она свободна и может катиться на все четыре стороны, была тут же отброшена Ариной, как слишком невероятная. Она не поднялась с места – скорее, вскочила, выронив салфетку, но продолжая сжимать и разжимать пальцы. Воззрилась на босса сверху-вниз, старательно скрывая удивление, после чего спросила:

– Я что-то сказала не так?

– Все так, – ответил он спокойно и вразрез с тональностью голоса резко смахнул на пол с края стола все, что там находилось. Вилки, тарелки, бокалы – все полетело на паркет с диким грохотом, но Роман не обратил на это никакого внимания. Взяв Арину за руку, он подтянул ее к себе, поставив между ног, а затем, сделав небольшое усилие, посадил на освободившееся место. Его руки поползли вверх, задирая юбку, и когда она оказалась на бёдрах, Роман подхватил Арину под колени и придвинул к себе, положив ее ноги себе на плечи. Теперь она была открыта ему вся, если не считать тонкой полоски трусиков. Подцепив их пальцем, он сдвинул ткань вбок и коснулся горячего лона.

– Все ещё думаешь о молоке? – поинтересовался, находя большим пальцем клитор.

– Нет, – выдохнула она, опираясь на локти, чтобы удобнее устроиться на столе. Одного касания хватило, чтобы Арина снова до безумия его хотела. Только теперь всё иначе – он трогает её сам, и этих прикосновений так много и так мало одновременно. – А хотя, да. Я думаю о молоке.

Она обернулась, насколько позволяла её поза, потянулась за уцелевшим сливочником, после чего выше подняла ткань юбки, обнажая низ живота. Густая белая жидкость потекла по лобку, ниже, по руке Королёва, увлажняя её ещё сильнее.

– Войди в меня, пожалуйста. Пальцами, языком, членом как угодно… – выдохнула она, зная, что нарушает все их условия о подчинении. Это она была должна выполнять всё, что просил Роман, а не наоборот.

Его глаза потемнели, выдавая… что? Гнев? Или желание? Ответ на этот вопрос Арина получила довольно скоро, когда Роман притянул ее к себе ещё ближе и коснулся языком лона.

Его губы сомкнулись на клиторе, вбирая его в рот вместе с капельками сливок. Он стал посасывать напрягшийся орган, то втягивая его в рот, то выпуская, но только лишь для того, чтобы тут же снова начать ласкать.

А затем на смену губам пришел язык. Он медленно обвел им клитор, словно пробовал Арину на вкус. Словно смаковал, как дорогое вино. А потом ударил кончиком языка по точке, где все чувствовалось особенно остро, будто наказывая тем самым за непослушание, когда она осмелилась просить его о том, что решал только он.

Средний палец Романа заскользил по промежности, пока язык продолжал ласкать клитор – то мягко вылизывая, то совершая чувствительные удары – и толкнулся внутрь, во влагалище, где она уже была влажной и горячей. И причиной тому были вовсе не сливки.

Он чуть согнул палец и подвигал им туда и обратно, после чего вышел из Арины и поднес палец ко рту. Облизал, перехватывая ее взгляд, и вбился в нее снова, резко и быстро, добавив к первому пальцу второй. Он двигался внутри неё до тех пор, пока с губ Арины не сорвался стон, выдавая тем самым, что она уже готова кончить.

И вот тогда он вышел из нее и прохрипел:

– Умоляй меня.

– Пожалуйста…

Это слово было едва слышным. Произнесённое почти шёпотом, оно не отражало и сотой доли того, что желала получить Арина. Она не могла сказать, что возбудило её настолько остро – то, что с ней делал Королёв, или то, что она наблюдала за тем, как он ласкает её ртом.

Если день назад ей казалось, что испытывать большее удовольствие, или желать мужчину больше, чем она желала тогда своего босса, невозможно, теперь Арина поняла, насколько она ошибалась.

– Умоляю, пожалуйста, – попросила громче, ёрзая на краю стола. Так хотелось сделать то же самое, что она делала в спальне Королёва, но она не знала, можно ли. Пока он не обхватил её запястье и не положил руку Арины на её лоно. Она несмело прикоснулась к себе, раздвигая ноги шире и открываясь Королёву полностью. Зная, что он смотрит за каждым её движением. И начала ласкать себя – сначала медленно, но, не выдержав долго, всё быстрее, пока вновь не почувствовала приближение разрядки.

Арине не хватало пальцев внутри. Его пальцев. Чтобы снова чувствовать ту наполненность, которую он дарил ей, вбиваясь внутрь. Но как только она поняла, что больше не вытерпит и кончит, Королёв грубо убрал её руку, понуждая Арину жалобно всхлипнуть.

Он притянул её к себе, заставляя спуститься со стола. Подлокотники на его кресле уже были убраны, а ширинка на брюках расстёгнута. Роман сжал напряжённый член пальцами, давая понять, чего именно хочет, и Арина устроилась сверху, обнимая его за шею. Она смотрела в его глаза, когда он начал проводить головкой по её влажному лону, не входя в него, ещё больше раздражая возбуждённый клитор. А ей ничего не оставалось, как кусать губы от нетерпения, смотреть на то, как зрачки глаз Королёва всё больше заполняются какой-то потусторонней тьмой, по которой разливается неконтролируемая жажда.

Арина всё же решилась – потянулась к губам Романа, но не стала целовать их, лишь только едва провела языком, чувствуя свой собственный вкус. И тогда он сорвался – обхватил её за талию, насаживая на себя до предела.

Он был большим – растянул, причиняя сладкую боль, но не дал привыкнуть – начал трахать, быстро, грубо, надевая её на себя раз за разом. Отрывисто и жёстко, не заботясь о том, удобна ли ей такая поза. И Арина лишь цеплялась за его плечи, делала жадные и хриплые вдох за вдохом, сдерживая громкие стоны, хотя они наверняка больше были бы похожи на крики. И получала ни с чем не сравнимое, чуть извращённое удовольствие от того, что её пользуют как вещь, не интересуясь нравится ей это или нет.

Часть 1. Глава 7

Все было не так. Неправильно. Или, наоборот, слишком правильно, но совершенно неуместно в сложившихся обстоятельствах.

Эта мысль навязчиво билась в висках Романа, пока он сидел перед столом, на котором совсем недавно находилась Арина, отдававшаяся ему так, что теперь сложно было говорить себе, что она – только вещь, которую он купил. Что сможет избавиться от нее безболезненно, когда их сделка перестанет устраивать его. Или её. А теперь вдруг понял, что нет – не сможет. Что несмотря на твердое намерение держать между ними дистанцию и исключить все контакты, за исключением сексуальных – она уже оказалась ближе к нему, чем он то планировал.

Потому что в своих расчётах совершенно не предполагал, что она будет хотеть его настолько, что станет умолять войти в нее. Что сможет возбуждаться от него – инвалида – так легко. Что станет отдаваться столь эмоционально и чувственно, что не откликнуться на это казалось просто невозможным.

Упираясь ладонями в край стола, словно искал в нем опору, неожиданно захваченный противоречиями Королёв вдруг вспомнил о том, как однажды вскоре после развода снял себе проститутку. Думал тогда, что это самый простой способ удовлетворить банальные потребности. А потом чувствовал себя бесконечно мерзким и грязным, потому что все в той женщине под ним было насквозь фальшивым – движения тела, стоны, взгляды… С Ариной же все было не так. И это уже рушило его первоначальные установки.

Возможно, их связывало только общее притяжение. Желание. Страсть. И ничего кроме. Но это уже было больше, чем он мог себе позволить. Хотя понимал сейчас, что меньшего не принял бы тоже. Что если бы Арина вела себя как та шлюха – он потерял бы к ней интерес после первого же раза. Но все было иначе. И это чертовски усложняло то, что совсем недавно казалось простым.

Возможно, ему стоило ограничить ее услуги только посещением спальни и не прикрывать банального траха должностью помощницы по совмещению. Не завтракать с ней за одним столом. Не ходить в рестораны и прочие людные места, где их могли видеть люди из его и ее прошлого, которые будили внутри слишком много лишнего. Потому что когда она сидела с ним рядом за столом – это казалось слишком закономерным и привычным, слишком опасным. Потому что когда видел рядом с ней другого мужчину – ощущал, как внутри просыпается животная ревность. И потому что теперь четко понимал, что расстаться с ней будет гораздо сложнее, чем он себе воображал. Но сделать это рано или поздно придется.

Ведь даже то, что Арина, несомненно, хотела его – а за деньги невозможно изобразить такое вожделение, он знал это – не означает, что она захочет остаться, когда их сделка подойдёт к концу. А потому ему лучше было бы поберечься. Или наоборот – сделать все, чтобы она не захотела уйти? Он не знал. Едва ли впервые в жизни Роман Королёв не знал, как поступить.

– Вижу, завтрак удался.

Вошедший в столовую Павел внимательно оглядел груду разбитой посуды на полу, затем перевел испытующий взгляд на Королева. Тот в ответ только брови приподнял и руки на груди сложил в ожидании заключения, которое – он в этом не сомневался – даст увиденному Залесский.

– Судя по выражению твоего лица, которое скорее озабоченное, чем сердитое, причина погрома вероятнее всего приятная, а не наоборот, – не заставил Паша себя ждать. – А я поначалу едва не подумал, что у вас выяснение отношений с битьём посуды.

– Тебе бы в ФСБ работать или прокуратуре, – усмехнулся Роман. – Но спасибо, что не вломился к нам со спасительной миссией. Ты был бы тут очень некстати.

– Я так и понял по отсутствию гневных криков. Не благодари. За то, что удержал доблестных работников кухни от спасения посуды – тоже.

– Ладно, ты ведь не для того пришел, чтобы я тебя похвалил за догадливость? – поинтересовался Роман.

– Не для того, – кивнул Павел. – На «Северной звезде» подготовка почти закончена. Можно будет отправляться через неделю.

– Хорошо, – задумчиво протянул Королёв, – возьми у Арины загранпаспорт и позаботься о визе.

– Ты возьмешь ее с собой?

– Да.

– Похоже, она тебя зацепила, – пришел Залесский к закономерному выводу, которого Роман предпочел бы не слышать. До того, как это было произнесено вслух – ещё можно было обманывать себя, говоря, что Арина нужна ему в Норвегии для работы. А вот после – отчего-то не поворачивался язык отрицать перед другом очевидное. Поэтому Королёв просто промолчал.

– Долго ты ещё собираешься продолжать свои игры? – нарушил тишину Паша неожиданным вопросом.

– Столько, сколько будет нужно.

– Но ты можешь ничего не дождаться.

– Это маловероятно.

– Ты же мучаешь сам себя, – покачал головой Залесский. – На это невозможно смотреть.

– Ну так не смотри, – резко отрезал Роман. – И давай уже перейдем к делам, – его брови сдвинулись на переносице, давая понять, что разговор на сторонние темы окончен. И Павлу не оставалось ничего иного, как устроиться рядом и открыть папку с документами.

Неделю спустя Роман в сопровождении Арины и Павла сел на самолёт, чтобы переместиться в соседний город-порт, откуда отбывало в плавание его судно «Северная звезда» с уже взятым на борт грузом, на котором сам Королёв собирался отправиться на деловую встречу с норвежскими партнёрами.

Роман находил особое удовольствие в том, чтобы сидеть на палубе и вдыхать морской воздух, по-северному прохладный, но настолько чистый, что в моменты, когда ветер обвевал кожу и кидал в лицо соленые брызги, казалось, что нет ничего лучше и желаннее этих ощущений. Любовь к морю в семье Королёвых была врождённой, впитанной в легкие с первым вздохом, текущей по венам с кровью предков-моряков. До аварии Роман сам нередко выходил в море, имея разряд шкипера, и теперь, вынужденный бездвижно сидеть и только наблюдать, периодически сжимал руки в кулаки от собственного бессилия, сделавшего из него созерцателя в том, в чем раньше был главным действующим лицом.

Пограничный контроль уже был давно пройден и судно находилось на территории Норвегии, когда случилось то, чего никто не ожидал.

Налетевший ночью шторм оказался такой силы, которую невозможно было ни предсказать, ни предвидеть. Волны вставали над «Северной звездой», грозя поглотить собой корабль, бились в окна каюты, заливали палубу. В мире, слившемся вдруг в сплошную чёрно-стальную массу, нереально было ничего различить из-за упавшей до минимума видимости.

Роман проснулся сразу, как только судно тряхнуло первый раз и следом резко накренило на правый бок, отчего он с огромным трудом сумел удержаться на кровати, вцепившись в ее спинку, что было сил, зная, что если упадет – уже не сможет подняться. Потому что сейчас некому было ему помочь, вся команда была занята борьбой со стихией. А находившаяся рядом Арина просто не выдержала бы его веса.

Королёв кинул быстрый взгляд на соседнюю кровать и обнаружил, что Арина тоже проснулась и  смотрела на него непонимающим взглядом с оттенком беспокойства.

– Что происходит? – от шума бившихся в иллюминатор волн он скорее прочел по ее губам, чем услышал заданный вопрос.

– Шторм, – коротко прохрипел Роман и попытался занять в постели сидячее положение. – Помоги мне, – попросил отрывисто, указывая на стоявшее рядом кресло.

Каким-то нечеловеческим усилием с обеих сторон он был перенаправлен в свою чёртову коляску и прикован креплениями к стене – снова, как в первую их встречу, когда сидел в машине, словно собака на цепи. И это чувство стало вдруг настолько невыносимым, что искушение прекратить все – и это унижение в частности – было в данный момент просто запредельным. Но Королёв все же оставался в кресле, сжимая одной рукой подлокотник, а другой – руку Арины, к которой потянулся в неосознанном желании защитить. Почувствовать. Успокоить.

Роман знал, что происходит сейчас наверху. Понимал, какое решение принято капитаном и полностью доверял команде, каждого члена которой знал лично.

Он не знал, сколько минут или часов прошло с того момента, как корабль захватила стихия. Время словно остановило свой бег, замерев в моменте, когда Роман привлек к себе Арину, прижимая к груди, словно маленькую испуганную девочку и находя в этой ее зависимости от себя – пусть даже только в эти мгновения – странное удовольствие. Корабль продолжало бросать из стороны в сторону, коляска вздрагивала, но держалась, а они сидели, тесно приникнув друг к другу и молчали. И все, что воспринимал Королёв в этот момент – это стук сердца женщины рядом. А может, это был его собственный, отдававшийся в висках тяжёлыми ударами. Он не знал, да это было не столь уж важно. Просто сидел, уткнувшись лицом в ее волосы и ощущал что-то странное, давно забытое, проникавшее в душу помимо воли.

Резкий удар, сотрясший «Северную звезду» был внезапным и таким сильным, что коляска сорвалась с креплений и с бешеной скоростью полетела к противоположному борту. Роман успел только увидеть, как соскользнула следом на пол Арина, потянувшаяся к нему в какой-то отчаянной, но бесплодной попытке удержать, и последней мыслью, мелькнувшей в голове, было то, что судно, скорее всего, бросило на скалы. И что если не удастся эвакуировать всех быстро и организованно – «Северная звезда» затонет во мгновение ока. Он попытался открыть рот и крикнуть Арине, чтобы бежала наверх, но не успел. Удар в висок отозвался в голове вспышкой невыносимой боли, а потом настала темнота, с которой Рома был не в силах бороться.

Арина никогда не испытывала настолько парализующего страха. Когда каждый нерв был напряжён до предела, посылая по телу сигналы об опасности. Один за другим, без перерыва и возможности сделать глубокий вдох, который принёс бы хоть толику облегчения.

Пока рядом был Роман, и она чувствовала тепло и близость его тела, прижимаясь к нему так, будто была маленькой испуганной девочкой, а Королёв мог избавить её от опасности одним мановением руки, она ещё могла совладать со страхом. И понимала, что боится не только за себя.

Это осознание было ярким и коротким, но его хватило на то, чтобы оно укоренилось внутри за эти мгновения, которые самой Арине казались нескончаемо долгими. Бушующая за бортом буря бросала их  огромное многотонное судно из стороны в сторону словно щепку. И они ничего не могли поделать с разгулявшейся стихией.

Грохот от сильного удара, раздавшийся так внезапно и сразу отовсюду, породили в Арине вспышку ужаса. Она смотрела, будто в замедленной киносъёмке, как кресло с сидящим в нём Королёвым отлетает в сторону, и не сразу сообразила, что рука, которая тянется к Роману – принадлежит ей.

То, что творилось дальше, походило на фильм-катастрофу, с той лишь разницей, что было невозможно просто выключить его и оказаться в безопасности. Арина бросилась к двери, едва удерживаясь на ногах от безумной качки, но не успела открыть её, как в каюту хлынула вода. Её было много – ледяной нескончаемый поток, который тут же промочил обувь, устремился туда, где находился бездвижный Королёв.

Нужно было позвать на помощь хоть кого-то немедленно, но она не могла сойти с места. Она нуждалась всего в нескольких секунд – двух, может, пяти – по прошествии которых вновь  сможет пошевелиться. Когда этот парализующий страх отступит, позволяя ей бежать туда, где есть другие люди. И где этот чёртов Павел, когда он так нужен?

Арина выбежала из каюты, заметалась по коридору, не понимая, в какую сторону двигаться. Всюду была вода, она лилась непрерывным потоком, заглушая шумом даже жуткий скрежет снаружи. Будто какое-то огромное животное полосовало обшивку судна гигантскими когтями.

Луч света полоснул по лицу Арины, понуждая её зажмуриться и дёрнуться как от удара. А потом её грубо схватили за плечи и ощутимо встряхнули. Она услышала женский крик, такой пронзительный, будто кого-то беспрестанно мучили совсем рядом. Вцепилась неслушающимися пальцами в одежду Павла, который снова начал трясти её. И только тогда поняла, что кричит она сама.

– Быстро наверх, ты слышишь? – рявкнул он, когда Арина нашла в себе силы, чтобы замолчать. Кивнула отрывисто, но пальцев не разжала, понуждая Павла отцеплять её от себя словно надоедливое насекомое.  Он отпихнул её в сторону лестницы, а сам устремился в каюту, где был Королёв, и Арина снова испытала желание кричать без остановки. На этот раз от страха, что с Романом случилось что-то непоправимое. Ей хотелось забиться куда-то в угол, закрыть уши руками, чтобы только всё это прекратилось. Чтобы никто не сказал ей через несколько мгновений, что всё кончено.

Но ведь там, где-то далеко, вне этого ужаса, существовали её родители и Кирилл. Люди, которым было не на кого положиться, кроме неё, и Арина была обязана подумать о них. Наплевать на всех, даже на Королёва, который вдруг стал занимать в её жизни так много места. Послать всё к чертям и выбраться из этой смертельной ловушки, в которой оказалась из-за своего босса. Вот, что для неё должно быть главным.

Эти мысли придали ей сил, и она смогла преодолеть несколько ступеней, оказываясь снаружи. Здесь буря бушевала особенно неистово, но не было бесконечных потоков воды, затапливающих всё кругом. Кто-то кричал, пытаясь пересилить шум и завывание ветра, Арина не могла понять ни слова, как ни старалась. Но самым главным было то, что рядом с их судном находилась земля. Какой-то остров, тёмной громадой выступающий на фоне ночи.

Арина обхватила себя руками, не зная, куда ей двигаться и что делать. Вокруг метались напуганные люди, мало обращающие на неё внимание. А она опасалась смотреть туда, откуда должны были появиться Павел с Романом. Только отступила к лееру и вжалась в него в попытке стать меньше и незаметнее.

Внезапный удар и новый скрежет были такими внезапными, что Арина не удержалась на ногах. Попыталась уцепиться за металлическое ограждение стремительно идущего ко дну судна, но не смогла. Закричала снова, но этот крик очень быстро превратился во всхлип, когда она оказалась в воде с головой.

Часть 1. Глава 8

Она не помнила, что было дальше. Ощущение, что в тело впились миллиарды игл, которые пронзили её едва ли не насквозь, было таким острым, что Арина боялась сделать лишнее движение. И в то же время знала – если она замрёт – это будет конец.

Первый глоток кислорода опалил лёгкие. Её с силой швырнуло на что-то твёрдое, за что Арина уцепилась руками, сдирая пальцы до крови. Кто-то бежал к ней, а она смогла только закрыть глаза и перевернуться на спину. На большее сил не осталось.

– С ним всё в порядке? – хрипло выдохнула она, узнав в склонившемся к ней мужчине Павла, который подхватил её с земли и куда-то понёс, а Арина только вцепилась в его плечи, словно он мог исчезнуть. Она почти не чувствовала рук, а перед глазами всё до сих пор раскачивалось из стороны в сторону.

Наверное, это было слишком глупо. Но даже в таком состоянии, больше похожем на бред, она вновь думала прежде всего о Королёве. И единственное, что теперь стало важным, увидеть его и понять, что он в безопасности.

Первое, что ощутил Роман, когда сознание вернулось – это боль, сосредоточившаяся где-то в правом виске. Следом за ней пришла тяжесть, ощущавшаяся так, будто голова была налита чугуном. Он попытался открыть глаза, но веки казались совершенно неподъёмными. Глухо застонав, сделал над собой усилие, но сквозь узкие щелки мир казался сплошным темным пятном. С трудом распахнув глаза шире, Роман обнаружил, что почти ничего не изменилось. Все вокруг по-прежнему было размытым и нечётким. От мгновенно разлившегося по телу ужаса хотелось кричать, но из горла вырвались только пара хрипов. Неужели он потерял ещё и зрение?..

Королёв прикрыл глаза и сделал несколько судорожных вдохов, пытаясь успокоиться и уговаривая себя, что это пройдет. Когда перед глазами перестали плясать какие-то точки, снова размежил веки и попытался на чем-то сфокусироваться. На этот раз комната обрела более четкие очертания и он сумел разглядеть то, что его окружало.

Обстановка была незнакомой. Деревянная мебель из темной породы, камин, выложенный бутом, плотные темные шторы на окнах и голова оленя на стене – все было чужим и неведомым. Он не понимал, как очутился в этом доме. Не понимал, где он и как долго здесь находится.

Попытка вспомнить, что было с ним совсем недавно, обернулась усилившейся головной болью. Молча глядя в балочный потолок, Роман ощущал, что какая-то мысль не даёт ему покоя. Что должен вспомнить что-то важное.

Арина! Он резко сел в постели, упершись ослабевшими вмиг руками в жесткий матрас. Осознание происшедшего прокатилось по голове ударной волной, снова пробуждая внутри безотчетную тревогу. Шторм. Обезумевшее море. Удар. А что было дальше? Он не знал.

Роман попытался мыслить трезво. Если он находится здесь, вполне целый и невредимый, Арина должна была выбраться тоже. Не могла не выбраться.

Потребность увидеть ее, узнать, что она в порядке, была безумной и нестерпимой. Острой настолько, что он даже не задавался вопросом, почему его это так волнует. Все стало вдруг второстепенным, кроме одного – ее безопасности.

– Арина! – он позвал ее, что было сил, нимало не заботясь о том, что может подумать об этом кто бы то ни было. Прислушался, но ничего не происходило. И тогда он закричал громче, отчаяннее, напрягая до предела ломкий хрипящий голос, лишь бы она пришла, лишь бы услышала его. Лишь бы успокоила тревожно звенящие нервы:

– Арина!

Пара ссадин и синяков. После того, как осознание, что именно могло сегодня произойти, накрыло Арину с головой, она поняла, что в следующий раз можно так легко не отделаться. И она не имела больше права рисковать собой. Страшно представить, что будет, если Кирилл останется без неё. Даже мысли о подобном казались ей чем-то настолько ужасным, что хотелось зажмуриться и помотать головой. Лишь бы больше эти страхи никогда не смогли проникнуть в её жизнь.

Они очутились в какой-то небольшой деревушке на бог ведает каком острове. Павел, заверив Арину, что с Королёвым всё будет в порядке, оставил её на попечение хозяйки дома и сам куда-то ушёл. Она мало что понимала из того, что ей говорили – вдруг навалилась такая усталость, что захотелось только одного: чтобы все исчезли, дав ей покой.

И это слово «будет». Оно не давало ей возможности думать о чём-то ином. Что значит, с Королёвым всё будет хорошо? Почему хорошо не в настоящем времени?

Арина устроилась в кресле, глядя на пламя в камине и думая о том, не будет ли правильным сказать Роману, что она больше не сможет оставаться рядом с ним. Всех денег она бы всё равно заработать не смогла, а вот поставить под смертельную угрозу собственную жизнь – вполне. Только Арине совершенно нельзя было собой рисковать.

– Ваш муж скоро придёт в себя, – по-своему истолковав молчание Арины и её взгляд, безотрывно смотрящий в огонь, обратилась к ней невысокая женщина со светлыми волосами и глазами. Кажется, её звали Мия.

– Он мне не муж, – ответила она бесцветным тоном, так и продолжая смотреть на яркие всполохи.

Стоило только представить, как сообщает Королёву, что она больше на него не работает, внутри начало царапаться какое-то неприятное чувство. И если даже сейчас мысли о возможном расставании с Романом приносят ей такие ощущения, что же будет, если она задержится рядом с ним дольше? Она хотела его, но не потому, что он ей платил. Впервые за долгое время мужчина рождал в ней желание быть с ним. И отдавать ему себя в ответ, даря наслаждение и получая его взамен. Впервые за очень долгое время… Но так ведь будет не всегда. И чем больше она погружается в то, что так внезапно родилось внутри, тем больнее будет после.

Она вздрогнула, когда до неё донёсся голос, в котором она явственно узнала его обладателя. Арина вскочила на ноги, запахнула халат, который едва доходил ей до середины бедра, и быстрым шагом направилась по направлению к комнате, в которой находился Королёв.

Возле двери замерла на несколько бесконечных секунд, уже зная, что ей достаточно будет взглянуть на Романа всего раз, и её мысли о том, что она сможет вот так просто от него отказаться, исчезнут.

Она повернула ручку, открыла дверь и застыла на пороге. Облегчение нахлынуло с головой, стирая все иные чувства. Главное, что с Королёвым всё было в порядке. Остальное сейчас казалось несущественным.

– Вы меня звали? – зачем-то уточнила она, хотя это было излишне. Зашла в комнату и, подойдя к постели Романа, остановилась почти рядом с ним.

– Да, – короткий выдох без попытки скрыть разлившееся по нутру облегчение. Роман быстро осмотрел Арину, но в ее движениях и внешнем виде не обнаружил намеков на серьезные травмы, если не считать нескольких ссадин. Не отводя взгляда, произнес следом то, чего, возможно, говорить и не стоило, но об этом он сейчас не задумывался:

– Хотел убедиться, что ты в порядке.

Рука потянулась к ее запястью сама, инстинктивно привлекая ближе. Наверное, пережитое во время шторма сделало его таким слабым и усталым, но в данный момент отчего-то было так хорошо и спокойно сидеть на кровати и просто держать Арину за руку. И это было так много и так мало одновременно, что становилось страшно. Однако чувство самосохранения теперь казалось просто мелким и глупым на фоне того, что могло случиться. Но не случилось. К счастью, не случилось.

– Я в порядке, – кивнула Арина, устраиваясь на краю постели. Теперь, когда всё было позади, и стало ясно, что с Королёвым ничего страшного не произошло, она снова начала испытывать чувство, что делает всё неправильно. – Роман Дмитриевич, я хотела сказать вам… – начала она, отводя глаза и глядя куда угодно, но только не на сидящего на постели мужчину. – Я хотела сказать, что впредь предпочла бы больше так не рисковать собой. Я понимаю, что это всё произошло случайно. И понимаю, что всё, сказанное мною сейчас, никак не вяжется с «полным подчинением», но я не имею права подвергать свою жизнь риску.

Она замолчала, потому что сказать большее – означало вероятность услышать, что в таком случае она его больше не устраивает. Но и промолчать не могла.

– Поясни, – нахмурился Королёв. То, как Арина отводила глаза, не глядя на него, наводило на самые худшие мысли. Ей уже надоело общество инвалида? Не желает больше быть любовницей за деньги? Решила, что с нее хватит и хочет уйти? Или что она, черт побери, имела в виду под "предпочла бы не рисковать собой"? Какое-то неприятное чувство царапнулось внутри, рассылая по венам изморозь, быстро пришедшую на смену теплу, которое только начал было испытывать.

Идиот. Успел вообразить себе, что ее рядом с ним может держать что-то ещё, кроме денег, в то время как на самом деле стоило бы ей приплатить за талантливый спектакль на столе за завтраком.

Он убрал руку и отстранился, интуитивно зная, что каков бы ни был сейчас ее ответ – он ему не понравится.

– Поясни, – повторил все же каким-то металлическим голосом, глядя прямо перед собой, – что ты имеешь в виду.

– Я не думаю, что сказала что-то, что можно понять двояко.

Арина нашла в себе силы на то, чтобы повернуться и прямо посмотреть на Королёва. Она испытывала неподконтрольный ей страх. Рождённый здесь и сейчас, он стал отголоском мыслей, в которые она погрузилась сразу же, едва оказалась в безопасности. Такого просто не должно было повториться. Даже если это означало, что Королёв от неё откажется как… от сотрудницы.

Только за это краткое время, что они провели вместе, Арина уже не видела себя исключительно его подчинённой. Даже если секс за деньги и можно было приписать к слову «работа», то, как она неосознанно тянулась к нему, работой не было.

– В мои обязанности помимо «прочих поручений» входило сопровождение вас везде, где бы вы ни оказались. И если можно, я хотела бы пересмотреть эту часть договора. И я пойму, если вы скажете, что в таком случае я вас не устраиваю.

– Насколько помню, я предупреждал о полном подчинении, – автоматически откликнулся Роман, пытаясь обдумать сказанное. Что было причиной ее нежелания сопровождать его? Страх, что может повториться нечто, подобное крушению "Северной звезды"? Или случившееся с судном было только удобной лазейкой для того, чтобы быть рядом с ним как можно реже?

А главное – почему его вообще волнует все это? Он нанимал ее как бесправную вещь, как куклу, которую может дергать за верёвочки как ему заблагорассудится, а теперь она выходила из-под контроля и пыталась диктовать свои условия, и самое удивительное – он почему-то все ещё слушал это. И думал совсем не о том, о чем следовало. Но невозможно было не признать, что Арина стала кем-то большим, чем он планировал изначально, и обращаться с ней так, как собирался – стало отчего-то очень трудным. Потому что у его куклы были чувства. Вот только ему до этого не должно было быть никакого дела. Но было.

А ведь он привык подчинять и приказывать, не прощая ослушания – так было гораздо проще и спокойнее для него самого. Но Арина нарушала все установленные правила, и он был опасно близок к тому, чтобы позволить ей это. И себе. Позволить себе что-то человеческое.

– Хочу услышать причины прежде, чем решу, нужны мне и дальше твои услуги или нет, – все же сказал Королёв холодно, продолжая удивляться собственным поступкам. Ему стоило бы просто выгнать ее, выставить из своей жизни, в которую она вносила один лишь хаос, а он вместо этого цеплялся за тонкие ниточки, ища  оправдания для того, чтобы оставить ее рядом.

Дважды идиот.

В любом другом случае, она бы ничего не рассказала. Ни ему, ни кому бы то ни было. Но сейчас всё изменилось. Да, она всё так же оставалась своего рода аксессуаром, содержание которого щедро оплачивал Королёв. Да, она пошла на это по собственной воле, но ведь всё изменилось. Пусть не кардинально, пусть только в том, что касалось её ощущений, но спорить с этим фактом было глупо.

Поднявшись с постели, Арина отошла к окну и, опершись ладонями, которые мелко подрагивали, о подоконник, тихо проговорила:

– Вашу жизнь нельзя назвать спокойной, Роман Дмитриевич. Мою – тоже. Но я не могу повлиять на ряд… событий, которые в ней иногда случаются. А вот в случае, как вы выразились, услуг, которые я вам предоставляю – властна изменить хоть что-то. Если вы пойдёте мне навстречу.

Она замолчала, обдумывая в последний раз то, что собиралась рассказать. Да, Королёву вряд ли будет дело до этих обстоятельств, только вот для неё самой они важны настолько, что ставить что-то над ними она не собиралась никогда. И не соберётся впредь.

– У меня есть ребёнок. Сын. Он живёт в другом городе с моими родителями.

Что ещё сказать? От меня зависит их безопасность? Я не хочу оставлять Кира сиротой? Это было ясно и так.

– Этого достаточно для того, чтобы вы решили, что хотите и дальше видеть меня рядом? Или мы разорвём наш договор, потому что вас мои условия не устраивают?

– Ребенок? – повторил Королёв за ней глухо, словно так, произнеся вслух это слово, проще было поверить в то, что услышал.

Ребенок. Тот, кто нуждался в Арине больше, чем кто бы то ни было. Гораздо больше, чем он, Роман.

И этот ребенок был в другом городе, а Арина – здесь. И, видимо, ее согласие на любые его условия было обусловлено именно тем, что ей нужны были деньги ради сына.

Этот простой факт прояснил ему многое. Но вместе с тем рождал внутри неприятное чувство понимания, что когда его деньги перестанут ей быть нужны – она уйдет к единственно важному для себя человеку, не оглянувшись. И это было правильно. Только почему-то странно горько.

Наверное, лучше всего было бы немедля уволить ее, отсечь прямо сейчас, пока это ещё не так для него трудно. Поберечься, оградить себя от того, чтобы привыкнуть к ней ещё сильнее. Заплатить и вычеркнуть из жизни для собственного же спокойствия.

Что-то застарелое и болезненное заворочалось внутри, напоминая Роману о том, что лучше было не тревожить, но что он вскрывал, как нарыв, в последнее время слишком часто.

Он мог дать ей денег и уволить безотлагательно. Или мог позволить себя использовать – снова – как кошелек и отпустить к сыну тогда, когда она захочет сама. И если он выберет второй путь – будет идиотом трижды.

– Достаточно, – услышал Роман собственный голос, и мысленно выругался, проклиная сам себя. – А теперь уходи. Я устал.

Королёв прикрыл глаза и только теперь задался вопросом о том, кто был отцом ее ребенка? Но спрашивать об этом он не станет. Если уж он настолько идиот, что решил и дальше пользоваться телом Арины, то лучшее, что может теперь сделать – это вернуть все на круги своя. Туда, где его не касались никакие подробности ее жизни. Туда, где он и она пересекались только в одной точке – сексе.

И ничего кроме.

Часть 1. Глава 9

Весенний ветер с ноткой прохлады пробежал рябью по водам моря, сейчас такого спокойного, что казалось, будто налетевший на «Северную звезду» шторм был лишь эпизодическим кошмарным сном; все тот же ветер игриво пронесся по верхушкам деревьев и коснулся попутно лица Романа – почти невесомо, оставляя на коже свой соленый привкус.

В эти минуты полного умиротворения Королёву хотелось только одного – застыть в данном мгновении, превратиться в каменное изваяние и ни о чем не думать. Потому что мыслей было слишком много. А решений – правильных и однозначных – слишком мало.

Роман оглянулся на дом, в котором сейчас находилась Арина. Хозяйка их временного пристанища – Тириль – ушла к соседям. Как он слышал за завтраком, сегодня в деревне должен был состояться праздник, к которому готовились все жители острова.

Небольшой норвежский островок, к берегу которого выбросило «Северную звезду», был малонаселен – всего лишь около тысячи жителей. Мужская половина промышляла в основном рыбной ловлей, женская – домашним хозяйством. Дом, в котором они остановились, был единственным на весь остров отелем, потому что туристы нечасто баловали это место своим вниманием.

Королёв окинул взглядом береговую линию, вдоль которой были разбросаны тут и там, словно грибы после дождя, красные деревянные домики с черными шляпками-крышами. Здесь, на острове, весна уже вступила в свои права: зелень покрывала землю густой порослью, а небо было ясным и удивительно голубым.

Море, нежащееся в солнечных лучах, сейчас казалось совершенно спокойным, но то было лишь обманчивое внешнее впечатление – навигация до сих пор была приостановлена, из-за чего Роман и Арина оказались невольными пленниками острова как минимум на эти день и ночь.

Думать об Арине сейчас не хотелось. Все слишком запуталось в их отношениях и, несмотря на решение, которое принял относительно нее, Роман не был уверен, что будет так уж просто ему следовать. Кажется, с тех пор, как увидел ее впервые и захотел – все пошло наперекосяк, ставя под удар его планы и взращенные на основе тяжёлого опыта принципы. Он повторил себе в который раз, что Арина – только его игрушка, к которой следует относиться соответственно, и на этой мысли ему стоило сейчас зафиксироваться. Устало потерев переносицу, Королев постарался переключить свое внимание на более серьезные проблемы – например, почти полностью затонувший груз. Конечно, он был застрахован, иначе возмещение его стоимости влетело бы ему в очень крупную сумму. Но даже не так сильно, как пропавший груз, Романа беспокоил вопрос – было ли случайностью то, что случилось с «Северной звездой»?

Да, тогда был шторм. Да, корабль кинуло на скалы. Но до тех пор, пока не будет установлена точная причина крушения, он знал, что его будет преследовать одна и та же мысль – не было ли что-то заранее подстроено.

Возможно, это просто паранойя. Но отчего-то после аварии у Романа обострилось чувство, что тот, кто хотел его смерти однажды, подбирается к нему снова. И находится близко. Слишком близко. И от того это было ещё более страшно. Было страшно даже просто думать, что тот, кто пытался его убить – может оказаться нечужим ему человеком. Страшно верить в сложившихся обстоятельствах хоть кому-то.

Но ведь когда «Северная звезда» покидала порт, с ней все было в порядке. Во всяком случае, со слов инженера, обслуживавшего судно. Человека, который работал у него много лет. Могло ли быть… Роман с досадой тряхнул головой. Если он продолжит думать в этом ключе – начнет подозревать всех и каждого. Даже Пашу – единственного человека, которому безоговорочно верил с тех самых пор, как они познакомились. Порой Королеву начинало казаться, что он скоро сойдет с ума от постоянного ожидания нападения. Но вместе с тем, он понимал, что если позволит себе расслабиться, то новое покушение может застать его врасплох.

И Арину. Арину – тоже.

Он знал, что она имеет разрешение на ношение оружия, потому что тщательно изучил ее анкету. Но она была не в курсе того, что эти навыки могут ей действительно пригодиться. А он не собирался ей этого говорить. Как и думать о причинах того, для чего ей вообще понадобилось оружие. Не собирался… но после их последнего разговора – все равно думал.

Наверно, Арина была права – находиться рядом с ним для нее небезопасно. У нее есть сын, который в ней нуждается. И если по его, Романа, вине, она окажется замешана во что-то, что может угрожать ее жизни…

Черт! Похоже, его мысли ходили по кругу и замыкались в одной точке – в Арине. И с этим нужно было что-то делать. Только что – он не знал. Хотя был миллион причин отпустить ее и только одна – не отпускать, именно она была самой весомой, вопреки всем доводам рассудка. И самой простой, заключавшейся в том, что он не хотел этого делать.

– Хороший день сегодня, – раздался позади него весёлый голос Тириль.

– Да, – Роман оглянулся и слабо улыбнулся их приветливой хозяйке. Выглядела она сейчас необычно – облаченная, по всей видимости, в национальный костюм, Тириль вдобавок щедро украсила себя всевозможной зеленью. В волосы были вплетены бутоны простых полевых цветов, на талии – пояс из хитрого переплетения трав и цветов. Ещё утром он заметил, что дом выглядел примерно также – зелёные веточки и цветочное буйство опоясывали его весь – двери, окна, крышу…

– Грех в такой день сидеть дома, – растянула Тириль губы в ответной улыбке. – Вам с женой непременно нужно прийти на наш праздник. Будет весело!

Несмотря на все возражения, убедить Тириль, что Арина – не его жена, а он – не ее муж, никак не удавалось. Они отправились в поездку вместе и сейчас жили в гостевом доме также вместе – этого было для норвежки достаточно, чтобы прийти к определенным выводам, спорить с которыми оказалось попросту бесполезно.

– Спасибо, но я не хочу, – ответил он, снова сосредоточивая свой взгляд на море.

– Не нужно замыкаться в себе! – пожурила его Тириль, словно мать – несмышлёное дитя. – Я позову вашу жену и она проводит вас к церкви, где мы собираемся через час.

«Проводит к церкви»… словно он – какой-то немощный старик.

Но он не старик, он – инвалид. И не нуждался ни в каком сопровождении ни на какой праздник.

Но прежде, чем решительный отказ успел сорваться с его уст, Тириль быстро развернулась и пошла к дому, словно знала, что если промедлит хоть немного – он ее остановит.

Глубоко вобрав воздух в лёгкие, Королёв прикрыл глаза, смиряясь с тем, что Арина сейчас окажется рядом с ним. В то время, как он старательно пытался убедить себя, что сможет её отпустить. И прекрасно понимал, что ее присутствие рядом – не лучший помощник в принятии этого решения.

Горечь, которую испытывала Арина с того момента, как призналась Роману в том, что, по сути, совершенно его не касалось, нарастала с каждой минутой. Наверное, только по прошествии времени, когда она скорее почувствовала, чем увидела, как Королёв будто бы отстранился, Арина поняла, что боится. Боится того, что в итоге его задумчивость – результат необходимости понять, нужна ли она ему рядом и дальше. И эти мысли порождали в ней страх.

Нет, она всё так же понимала, что если будет стоять перед выбором – сын или риск, которому она могла подвергнуть себя рядом с Королёвым – она выберет ребёнка. Но как же не хотелось думать, что Роман вот так просто сможет вычеркнуть её из своей жизни. И теперь совсем не деньги и не вероятность потерять место, которое могло принести ей большой доход, были тому виной. Она даже представить не могла, что уже завтра они могут вернуться домой, и Королёв скажет ей, что он передумал и больше не нуждается в её услугах.

Арина медленно листала какой-то видавший виды журнал, сидя в кресле возле камина, в котором тлели алым угли, скользила невидящим взглядом по потускневшим картинкам и думала. Но чем больше мыслей приходило в её голову, тем более запутавшейся она себя чувствовала.

– Вас зовёт ваш муж, – раздался рядом тихий голос, и Арина вздрогнула, выходя из задумчивости. Её зовёт муж?

Она начала испуганно оглядываться, пока не поняла, что Тириль имела ввиду Королёва, и только тогда смогла выдохнуть с облегчением.

– Он не сказал зачем? – задала вопрос, в котором явственно прозвучали нотки опаски, будто Роман мог сообщить едва знакомой женщине, что он планирует прямо сейчас сказать Арине, что раздумал оставлять её подле себя.

– Он хочет, чтобы вы вместе отправились на праздник.

Улыбка, скользнувшая по губам Тириль прежде, чем хозяйка их дома развернулась и отправилась на кухню, показалась Арине какой-то странной, но она лишь пожала плечами, поднялась на ноги и отправилась на поиски Романа.

Королёв обнаружился на берегу. Арина замедлила шаг, когда поняла, как застучало её сердце, стоило ей найти взглядом его одинокую фигуру. Она попыталась совладать с настойчивыми мыслями, хаотично перебегающими с одной на другую, но сделать это теперь, когда Роман был близко, было почти невозможно. Равно как и постараться справиться с голос ом, чтобы он не дрогнул, когда она обратилась к Королёву, подойдя ближе и вставая рядом с ним:

– Тириль сказала, что вы меня звали. Проводить вас на праздник, Роман Дмитриевич?

– Нет, – отрезал он мгновенно, с отвращением прислушиваясь к хрипу своего голоса, к которому, казалось, давно должен был привыкнуть. Но сейчас, когда Арина была рядом и предлагала ему столь возмутительную вещь, как проводить его, злость на все новые атрибуты своей жизни – изуродованный голос, тонкие белые шрамы на шее и проклятую коляску, накатила с новой силой. От того, что  женщина – именно эта женщина – предлагала его проводить, он ощущал, как вскипает изнутри. Да, он, черт возьми, не может сейчас ходить, но он остаётся мужчиной и не намерен сносить подобного унижения.

– Нет, – сказал ещё раз, разворачиваясь к ней, – это я вас провожу. Раз уж Тириль вбила себе в голову, что мы должны побывать на этом празднике. Спорить с ней – только время тратить. – Он сердито дёрнул рычаг кресла, но едва дернувшись вперёд, снова посмотрел на Арину:

– Вам есть во что переодеться?

– Нет, но если уж Тириль вбила себе в голову, что мы должны пойти на праздник, значит, она рассчитывает, что я не отправлюсь туда голой, – покоробленная тоном, которым Королёв говорил с ней, ответила Арина. – И если у вас нет желания туда идти, то заверяю вас – у меня его нет тоже. Поэтому совсем не нуждаюсь в том, чтобы вы меня туда провожали.

Она сделала глубокий вдох, понимая, что наверное, зря сказала всё это. Если они сейчас вновь вернутся в дом, где разойдутся по разным комнатам, шансов провести ещё хоть немного времени рядом с Королёвым у неё может больше и не быть.

– Хотя… – Арина едва улыбнулась Роману и добавила: – Я думаю, что всё же нам стоит туда пойти – немного развеяться не помешает ни мне, ни вам.

– Если у вас нет желания идти на праздник, то мы можем вместо этого пойти прямиком в спальню, где я стану трахать вас до изнеможения – моего и вашего, ведь эту часть сделки вы ещё готовы выполнять? – резко откликнулся Роман, проигнорировав попытку Арины сгладить возникшее между ними напряжение улыбкой. Или, вернее будет сказать – продолжавшееся напряжение. И, возможно, для его снятия им стоило бы вовсе не разговаривать, а заниматься тем, для чего он и нанял Арину главным образом.

– Хорошо, что вы напомнили мне, что находитесь здесь не для того, чтобы я водил вас на праздники, – добавил он с усмешкой. – И все же сегодня я просто хотел побыть обычным мужчиной, Арина, который тоже не нуждается в том, чтобы женщина его провожала. Особенно та, которую он трахает. Вы – моя любовница, а не сиделка, черт бы вас побрал! – последние слова вырвались резкими, отрывистыми хрипами, но ему было плевать. Пусть знает, что его злит все это. Отношение к нему, как к недомужчине, нежелание, чтобы он ее провожал на проклятый праздник…

– Я всего лишь хотел, чтобы вы выглядели как все местные женщины, – добавил Королев после паузы нарочито спокойно. – Но вместе с тем были одной-единственной – для меня. Сегодня. Моей весной.

– О, мне кажется, ваше желание побыть обычным мужчиной – невыполнимо, Роман Дмитриевич, – не сдержавшись, Арина чуть повысила голос.

Что за дурная привычка всё понимать совсем не так, как она пыталась до него донести? Она почувствовала, что начинает злиться. Но не имела на это чувство никакого права. Просто потому, что не была на месте Королёва. Но и он вполне мог бы уже осознать, что для неё нахождение рядом с ним – это не обычное времяпрепровождение. И опыта в подобном у неё до сих пор не так, чтобы очень много.

– Потому что вы уж точно не обычный. И никогда им не будете. И я вовсе не имею ввиду то, что вы, как водится, увидите в моих словах!

Она снова повысила тон, но быстро взяла себя в руки и прибавила прежде, чем вернуться в дом.

– Хорошо, что вы напомнили мне, что я здесь совсем не за тем, чтобы вы водили меня куда бы то ни было. Сейчас я спрошу у Тириль есть ли для меня какое-нибудь платье, а потом побуду для вас весной, зимой, летом, осенью и заодно межсезоньем. А после непременно отправимся в вашу спальню, где я и буду выполнять свою часть сделки.

Она отошла на пару шагов, но мгновением позже вернулась обратно к Королёву.

– Знаете, вы иногда просто невыносимы… Ещё недавно я думала, что… Думала… – она запнулась, подбирая слова, но, так и не найдя их, невпопад закончила: – Я хочу быть для вас одной-единственной… Хотя бы сегодня. И не хочу, чтобы вы напоминали мне про сделки и моё место в вашей жизни. Хотя бы – сегодня.

Развернувшись, она зашагала к дому, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Черт бы ее побрал ещё раз!

Что она думала? О чем не договорила? Как понимать слова о желании быть одной-единственной… хотя бы сегодня? И какого хрена он снова ломает из-за этой женщины голову? Кажется, она способна была свести его с ума гораздо скорее, чем постоянное ожидание повторного покушения. И, возможно, даже была для него гораздо опаснее убийц. Потому что – он это понимал сейчас совершенно ясно – все же оказалась к нему гораздо ближе, чем он намерен был допускать.

Роман уже не хотел идти ни на какой дурацкий праздник. Все его желания сейчас сосредоточились на одном – на том, чтобы запереть Арину в своей чертовой спальне и оттрахать так, чтобы ей стало ясно – она уже одна-единственная. Единственная, кого он хотел. Хотел так, что плевал, кажется, на все. На соображения и ее, и своей безопасности, на ее желание или нежелание выполнять их договор и на все доводы рассудка, которых обычно придерживался, в том числе.

Когда они оказались у деревянной церкви – единственной на весь остров – он понял, что праздник его раздражает. Что ему неинтересно смотреть на эти пляски и ни черта непонятные ему конкурсы, и что с каждой секундой все нестерпимее желание оказаться там, где он заставит танцевать Арину совсем иные танцы.

И к черту всю эту ересь. И весну – к черту. В спальне он устроит ей самый разгар лета.

Часть 1. Глава 10

Постепенно праздник увлёк Арину настолько, что она на некоторое время совершенно забыла о том, что занимало её мысли в последнее время. Королёв наверняка злился – по крайней мере, весь его вид говорил о том, что он предпочёл бы находиться где угодно, но только не здесь. И Арина, наверное, его даже могла бы понять – не иметь возможности участвовать в общем веселье было довольно досадно. Если бы не одно «но». Насколько она успела заметить, Роман всегда стремился к тому, чтобы быть на виду, всячески подчёркивая, что не нуждается в каком-то особенном к себе отношении. Так что она вполне могла не становиться «приклеенной» к нему, а принять участие в праздновании.

Несмотря на довольно скромный масштаб, всё окружающее казалось каким-то отдельным миром. И будто не было больше ничего иного – лишь только старая деревянная церковь, веселящиеся люди, встречающие весну. Смех, шутки, немудрёные конкурсы.

Когда разожгли костёр и стали переговариваться о том, что скоро наступит пора прыгать через огонь, Арина словно бы очутилась в русской народной сказке, разве что голоса вокруг были заморскими. Она оглянулась и посмотрела на Королёва, когда её за руку безо всякого разрешения взял дородный мужчина, на фоне которого она выглядела крохотной, и потащил в сторону костра. И ей ничего не оставалось, как побежать следом, а после прыгнуть через огонь, испытывая ужас вперемежку с восторгом.

Раздались аплодисменты, послышалась музыка, тоже похожая на что-то родное, Арина осторожно выпростала руку из пальцев незнакомца, кивнула ему в знак благодарности и подошла к Королёву.

– Мне здесь нравится, – призналась она, выравнивая сбившееся дыхание. – Вы ещё не хотите вернуться обратно? Если желаете – можете проводить меня домой.

Она покосилась на Романа, пытаясь понять по его лицу, не злится ли он на неё ещё сильнее. Сама же испытывала предвкушение от того, что будет, когда они вновь окажутся в доме, который сегодня останется пустым до поздней ночи.

Злость. Безысходная, ядовитая, почти отчаянная. Слепящая настолько, что казалось – ещё немного, и он способен сорваться. Пустить по ветру все, к чему трудно и упорно шел все это время после аварии. И из-за чего? Из-за того, что для него физически невыносимо оказалось видеть, как Арины касается другой мужчина. Пусть даже только за руку, пусть даже только ради забавы – плевать. Он не хотел, чтобы кто-то еще до нее дотрагивался. И в этот момент со всей очевидностью осознал, что не отпустит Арину не только потому, что не хочет этого делать, а попросту потому, что не сможет. Понял, что если ее не будет рядом, от мыслей о том, кто касается ее и кто с ней вместо него – неминуемо рехнется. И можно сколько угодно говорить себе, что Арина только его игрушка, весь этот самообман не способен был ни отменить то, что он уже испытывал, ни повернуть вспять то, что привело его к этому новому крушению. Да он, наверное, и не хотел бы ничего менять, потому что если быть честным с собой – сейчас, несмотря ни на что, впервые с момента развода чувствовал себя настолько живым рядом с женщиной. Именно с этой женщиной.

И ему даже было все равно, что там крылось в прошлом Арины и что она нанялась к нему только на время. Было все равно на то, что если перед ней встанет выбор – он ли ее сын, выбор этот будет не в его пользу. Но никакого выбора он ей давать и не собирался. Для него все оказалось вдруг кристально ясно: удержать эту женщину рядом с собой, кажется, теперь стало единственным способом сохранить рассудок.

Вот только о чем, интересно, она сама думала, прыгая сейчас через костер с такой беззаботностью? Он напрягся всем телом, наблюдая, как она взмывает вверх, взмахнув пышной юбкой и, кажется, даже перестал дышать на то короткое, но ему показавшееся очень долгим время, что понадобилось Арине, чтобы благополучно приземлиться по другую сторону костра. А что, если бы она оступилась? Что, если бы подол ее платья занялся огнем? В этот момент ее, черт возьми, собственная безопасность, видимо, не волновала?

Роман ощутил, что закипает ещё сильнее, и к моменту, когда Арина подошла к нему, раскрасневшаяся и довольная, балансировал уже на грани, переступив которую, наверное, способен был сделать то, о чем мог потом пожалеть. Челюсти его непроизвольно сжались, когда он процедил ей в ответ:

– Вижу, у вас немалый опыт в подобного рода… развлечениях.

Вдох. Ещё один. Попытка успокоиться. Но если можно ещё было обмануть собственный голос, звучавший ровно, глаза, принявшие оттенок грозового моря, выдавали все, что творилось у него внутри.

– И да, Арина, я желаю. Желаю вернуться. И тебя – желаю тоже. А ещё желаю показать тебе, что не только тебе хочется быть единственной, но и я также – единственный, кто может тебя касаться. – Королев быстрым, молниеносным движением схватил Арину за запястье и резко потянул на себя, вынуждая буквально упасть ему на колени. – И не только сегодня, – добавил он, прошивая ее тяжёлым от смеси гнева и мгновенно вспыхнувшего от ее близости возбуждения взглядом.

Она видела, что Роман зол. Только не могла понять, что могло послужить тому причиной. Поначалу он желал сделать вид, что они обычные мужчина и женщина, отправившиеся на праздник. Точно такие же, как и остальные присутствующие здесь люди. Теперь же едва не взрывался от того, что она совершила непозволительную, как ей и самой казалось в тот момент, вещь – просто забыла обо всём на какие-то краткие мгновения. Даже минутами их исчислить было невозможно. И вот теперь, глядя на Романа, понимала, что оступилась и в этом.

Правда ответ на вопрос, уже готовый сорваться с губ, получился весьма неожиданным, но вполне себе в стиле Королёва. Ему не понравилось, что к ней прикоснулся другой мужчина? Даже вот так, в ничего не значащем жесте? В любой другой момент она бы просто согласилась со всем, что говорил ей Королёв, но только не сегодня. Не в эти мгновения, когда ей и вправду хотелось быть совсем иной – обычной женщиной, которую проводил на праздник обычный мужчина.

Она устроилась на его коленях удобнее, так, будто это было самой обыденной вещью на свете. Всё, что окружало её, словно бы делало из Арины совсем другого человека. С иными потребностями и желаниями. Она вдруг поняла, что впервые за долгое время чувствует себя свободной. И также понимала, что уже забыла, каково это – не прятаться, не смиряться с чем-то. Не ожидать каждую секунду, что вот-вот случится неминуемое.

– Тогда вернёмся. Туда, где ты сможешь меня касаться везде. Не потому, что у тебя на это есть все права, а ещё и потому, что я хочу того же самого. И не только сегодня.

Она глубоко вдохнула пропитанный ароматом дыма воздух, будто собиралась сделать то, на что ей были необходима смелость, после чего сначала невесомо, а после – почти сразу углубляя поцелуй – прикоснулась губами к губам Королёва.

Это был первый раз, когда она настолько полно ощущала, каково это – целовать Романа. По-настоящему, без единого шанса сделать полноценный вдох. Каково это понимать, что не прошло и мгновения, как он перехватил инициативу, вторгаясь языком в её рот. И она отвечала ему так же – жадно, чувствуя, что сейчас, в эту самую минуту – он всё, что ей нужно. И жаждая ощущать то же самое в ответ.

С трудом разорвав, Арина чуть отстранилась, так и цепляясь за плечи Королёва, и выдохнула, едва сдерживаясь от того, чтобы не улыбаться:

– Теперь нам точно не удастся переубедить Тириль в том, что ты – мой муж.

– А я и не собираюсь ее переубеждать, – выдохнул Рома в губы Арины, снова касаясь их своими. Делая то, чего не позволял себе раньше, ставя бесполезные препоны на пути близости с этой женщиной, целовать которую оказалось так сладко и так пьяняще, что ощутил себя наркоманом, сорвавшимся с катушек, для которого даже пара секунд без ее вкуса на языке – дикая ломка. И ему было плевать, что на них наверняка смотрят. Ему было плевать, что о них подумают. Ему было плевать на все в этот момент, в котором существовала только Арина и ее слова: «хочу того же самого. И не только сегодня».

Ее простая фраза, означающая, что она с ним не только из-за договора и не только на время – окончательно и во мгновение ока обрушила все его защитные бастионы, что выстраивал вокруг себя годами. Годы попыток отгородиться от того, что причиняло в прошлом только боль, и всего пара секунд, чтобы сдаться в плен той, которой не мог противиться.

– Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас сказала, – пробормотал Королёв, дразняще проводя по губам Арины языком, – потому что должен честно тебя предупредить: быть моей единственной не только сегодня – значит терпеть меня едва ли не до конца жизни. – Он смял в пальцах ткань ее длинной юбки, обнажая ноги едва не до бедер, и от шума крови в ушах почти окончательно забывая, что они находятся у всех на виду. Уткнувшись носом в ее шею, Роман почувствовал смесь ароматов дыма, духов и кожи Арины, странную и невыносимо дурманящую одновременно. Настолько, что готов был сейчас, кажется, на любую глупость. И все же желание оказаться там, где она будет принадлежать только ему одному, пересилила жажду, требующую мгновенного удовлетворения.

Путь до дома, занявший всего несколько минут, был полон тягуче-острого ожидания. До дрожи в пальцах от предвкушения того, что станет делать с Ариной всю эту ночь. Везде, как она того желала и как хотел он сам.

В комнате, которую до этого момента Роман занимал один, царила вечерняя прохлада. Она остро, сладко-болезненно контрастировала с его пылающей кожей, и дрожь нетерпения сменилась пульсацией, прокатившейся по всему телу.

Оказавшись в спальне, они не зажгли лампу, и теперь Роман видел Арину только в свете луны, пробивающемся через незашторенное окно. Несколько мгновений, наполненных лишь их дыханием и отдаленным гулом, в котором смешались шум моря, пение цикад и отголоски деревенской гулянки, они смотрели друг на друга, удерживаясь на тонкой ниточке самообладания, которая готова была оборваться в любой момент, превращая взаимное желание в почти звериный голод.

 Со стороны деревни донеслась музыка, достаточно громкая для того, чтобы быть слышной даже здесь, в доме. Медленная и мелодичная, она рождала внутри желания, которых ещё недавно Королёв совсем не испытывал, а теперь вдруг ощутил, что хочет ещё немного растянуть этот момент предвкушения, в котором было так много всего, гораздо более ценного, чем просто соприкосновение двух тел.

– Танцуй для меня, – попросил Роман, безотрывно глядя на Арину. – Для меня одного. Сейчас.

Это была просьба. Не приказ, не указание, что делать дальше. Произнесённая хриплым голосом, она удивила Арину, но всего на несколько бесконечных мгновений. После удивление исчезло, замещаясь предвкушением – таким сладостно-острым, что казалось первое же прикосновение Романа отзовётся внутри чистым наслаждением. Но ведь он не собирался её касаться… пока. Значит, у неё есть несколько минут для того, чтобы справиться с возбуждением, что уже переливалось через край.

Она старательно гнала от себя мысли о том, что сказал ей Королёв.

«Быть моей единственной не только сегодня – значит терпеть меня едва ли не до конца жизни».

Ей просто нужно относиться к этому как к выдумке. Их общей фантазии, где есть одно желание на двоих стать единственными друг для друга до конца их существования. Потому что это не может быть правдой. Не может ею стать. Потому что всё совсем иначе – как бы сейчас, в данную минуту, ни хотелось иного.

И потому что она уже настолько глубоко погрузилась в это сладостное безумие, что расставаться с ним будет болезненным, едва ли не смертельным.

Но сейчас она не должна об этом думать, ведь ей хотелось совсем иного – раствориться в том, что составляло лишь их маленький мир. Арина физически чувствовала тишину и полумрак спальни, то самое безмолвие, которое не способны были заставить исчезнуть даже отголоски мелодии, льющейся с улицы. Потому что тишина, что окружала их, принадлежала только им двоим.

Арина мало что смыслила в танцах, особенно подобного рода, но ей хотелось попробовать. Только для него одного. Для мужчины, который неотрывно смотрел на неё, и ей желалось быть для него одной-единственной.

Она начала двигаться – сначала неспешно, будто бы несмело, но с каждой секундой чувствуя всё больше свободы. Прикрыла глаза, представляя, что во всём мире нет больше ничего и никого – ни людей на улице, ни необходимости уже завтра покинуть это место. И забыть о нём, словно о кратковременном сне.

Ей не хотелось думать, что она выглядит нелепо или смешно – Арина просто двигалась в такт медленной тягучей мелодии, жаждая в эти мгновения быть особенно красивой и желанной. И только для него.

Ткань длинной юбки то приподнималась, открывая ноги, то опускалась, пряча их от глаз Королёва. Арина, забывшись, провела ладонями по обтянутой блузкой груди, вздрагивая от острого ощущения, когда пальцы задели затвердевшие от возбуждения соски. Она не представляла сколько сможет сдерживать стоны, что едва не срывались с пересохших губ, потому что желание дарило ей почти непереносимую сладкую боль внизу живота.

Второе прикосновение к себе было осознанным, правая ладонь опустилась на грудь, левая – вновь приподняла ткань юбки. Пальцы скользнули по внутренней части бедра, почти ложась на влажную ткань трусиков.

Арина распахнула глаза и только тогда поняла, что музыка закончилась. Сначала сменилась смехом и гомоном голосов, а следом – чем-то весёлым, что совсем не принадлежало её миру, разделённому с Романом.

– Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя ещё. Сегодня я хочу выполнить какое-то особенное твоё желание. Любое.

Часть 1. Глава 11

Плавные движения Арины, полные чего-то настолько томного и одновременно страстного, находили отклик в каждой клеточке тела Романа. Ее прикосновения – к своей груди, к тонкой полоске ткани между бедер – были такими осязаемыми, словно она касалась не себя, а его. И ее слова – о том, что хочет выполнить любое его желание, ее готовность сделать для него это не потому, что он попросил или приказал, а потому что она хотела того сама – все эти вещи, вместе взятые, были настолько невероятными и настолько желанными, что для него перестало существовать все вокруг. Все звуки, все страхи, все мысли – все отошло куда-то на задний план, потеряло свое значение от одной лишь близости этой женщины. От ее простых, но таких важных для него слов.

Он совершенно забыл о том, что вынужден находиться в ненавистном кресле, совершенно забыл обо всем, что так возненавидел в себе после аварии – теперь ему было на это все равно. Теперь, когда Арина хотела его, несмотря ни на что. Хотела по-настоящему. Со всеми его атрибутами – инвалидностью, тяжелым характером, огрубевшим голосом. Хотела его, такого уродливого, каким он казался сам себе ещё недавно – внешне и внутренне – и каким не ощущал себя впервые за долгое время – именно сейчас, в этот самый момент, где самая желанная женщина предлагала выполнить любое его желание.

Горло неожиданно сдавило тяжёлым комом, который пришел вместе с пониманием того, что никто и никогда до нее не предлагал ему ничего подобного. Все только брали – брат, бывшая жена, друзья… тоже бывшие. И это было так много для него, имевшего когда-то все и одновременно – ничего, что даже если бы он уже не решил, что никогда не отпустит от себя Арину, одной этой фразы хватило бы теперь для того, чтобы понять – эту женщину он потерять не может.

Роман протянул к ней руку, и, когда она вложила свою ладонь в его, мягко, почти невесомо коснулся губами ее запястья, прижал прохладные тонкие пальцы к свой щеке и выдохнул, глядя ей в глаза:

– Я хочу то, чего от тебя не получал ещё никто, Арина. Что бы это ни было.

– То, что от меня не получал никто, у тебя уже есть, – ответила она быстро, будто боялась передумать и не признаться: – Я вся – есть.

Арина смотрела на него безотрывно, желая только того, чтобы он понял, что именно она имела ввиду. У возбуждения, что испытывала сейчас, теперь были совсем иные нотки, и совсем иной привкус. Оно не перестало быть острым, но к нему примешались оттенки щемящей нежности. И желания, чтобы эта ночь стала особенной, когда оба забудут, что связывало их на самом деле.

Арина опустилась возле Романа на колени, взялась за ремень на его брюках, расстёгивая его медленно, будто просила на то разрешения. И всё это время не отводила глаз от лица Королёва, читая на нём малейший отклик на то, что делала. Видела, несмотря на полумрак, его потемневший от возбуждения взгляд. Как он стиснул зубы, когда она высвободила напряжённый член. И как с губ сорвался едва слышный хриплый звук, когда она наклонилась, чтобы обвести головку языком.

Она отвела глаза, продолжая ласкать Романа ртом. Сначала неторопливо, едва касаясь гладкой плоти, после ускоряя темп. Возбуждаясь только от того, что ощущала его вкус на своих губах и чувствовала, что ещё больше заводится с каждым мгновением. Когда берёт член настолько глубоко, насколько возможно, когда медленно поднимает и опускает голову, не зная, для кого эта неторопливость – большая пытка. И когда знает, что Королёв смотрит за каждым её движением, каждой откровенной лаской, но не предпринимает ничего, что заставляло бы её делать то, чего хочет он. Или же она угадала его желание?

– Мне продолжать так? Или ты хочешь чего-то другого?

Он понял, что ждал этих самых слов в тот самый момент, как Арина их произнесла. Возможно, неосознанно, не признаваясь себе самому – но хотел слышать именно это. И хотел верить тому, что слышал. Тому, что она принадлежит ему вся – сегодня. И он готов был, кажется, пойти на все, чтобы это «сегодня» продолжилось в веренице бесконечных «завтра». Был готов дать себе шанс заново поверить в то, что сделал своим твердым табу. И ей – на то, чтобы показать ему, что все бывает иначе. У него, в общем-то, уже было все иначе. С ней. С самого начала.

Эта близость – уже такая знакомая и одновременно новая – сегодня приобрела особый вкус, запах и оттенок. Женщина, стоявшая перед ним на коленях, вбирающая в рот его член, больше не была ни куклой, ни игрушкой. Она была той, кого он хотел до полного безумия. Той, что делала все так, словно знала заранее, чего именно он хочет в тот или иной момент.

Он едва сдерживал себя, позволяя Арине творить с ним всё, чего ей желалось, наслаждаясь происходящим и вместе с тем едва не взрываясь от этой мучительно-сладкой пытки, когда ее язык касался его плоти, когда видел, как голова Арины поднимается и опускается между его ног. Это была одна из самых возбуждающих вещей, что ему только доводилось видеть и испытывать в своей жизни. И он смотрел, сжимая до боли челюсти, чтобы только не вмешаться в то, что она делала, чтобы не кончить прямо ей в рот от ощущений настолько острых, что были сродни боли. От того, что знал, как сейчас она сама течет, желая, чтобы он оказался внутри нее. Эти мысли – и ее низкий, охрипший голос, который спрашивал, чего он хочет, стали последней каплей, подорвавшей в конце концов его контроль.

Он запустил пальцы в волосы Арины, обхватывая ее голову, и начал насаживать ее на себя, проникая до самого горла, и в момент, когда понял, что терпеть дальше просто невозможно, обхватил ее за плечи и  поднял, притягивая к себе на колени. Уже так привычно, так бесконечно правильно.

Он вошёл в нее сразу двумя пальцами, ощущая, какая она уже влажная и горячая, ощущая дрожь ее нетерпения, такого же дикого и невыносимого, как у него самого.

– Все, что я хочу – тебя, – прохрипел Королев прежде, чем смять губы Арины поцелуем и почувствовать на них свой собственный вкус, возбуждаясь от этого до какой-то горячечной крайности. Дернув ее юбки так, что ткань издала резкий треск, он убрал пальцы из лона и натянул Арину на себя одним кратким рывком, входя сразу глубоко, на всю длину, выбивая из ее груди полувсхлип-полукрик, прокатившийся по каждой клетке его тела новой волной возбуждения. Он двигался резко, отрывисто, зная, что ни у него, ни у нее нет больше сил ждать и вместе с тем – желая продлить агонию ещё, балансируя на грани, словно играя с самим с собой в нелепые игры на выдержку.

Он обхватывал ее за попку, грубо впиваясь пальцами в упругую кожу, и вдруг осознал, что того, что сейчас происходит – ему все же мало. Он жаждал того, что обещала ему Арина и чего так хотел он сам – быть везде. Касаться ее – везде. Его палец, ещё влажный от ее соков, сначала ласкающим движением обвел тугое колечко, затем мягко, дразняще надавил и осторожно толкнулся внутрь. Роман замер, ожидая, что Арина выкажет возражения, но их не последовало. И тогда он вошёл в нее полностью, насаживая одновременно на член и на палец, ощущая, как заполняет собой ее всю – везде. И сходил от этого ощущения с ума. От удовольствия этого полного обладания, которое – как хотелось думать, пусть даже это было неправдой – она позволяла только ему одному.

– Тебе нравится, когда я делаю так? – спросил он, выскальзывая наружу и снова проникая внутрь. – Кто-нибудь уже брал тебя сзади? – добавил зачем-то и тут же пожалел об этом, почти желая, чтобы она ему солгала, если с ней это было не впервые.

– Так – никто не брал, – поспешно выдохнула Арина ту полуправду, которую могла себе позволить. И в которую, как ей хотелось надеяться, поверит Роман.

Потому что так – действительно не делал никто. Заполняя её всю собой, не давая ей ни единой возможности желать иного, и не рождая ни одной потребности жаждать чего-то отличного от этих ощущений. Так никто и никогда её не брал.

Ей было бесконечно мало всего, что делал Королёв, но дело было вовсе не в их общих, на этот момент, ограниченных возможностях. Ей было в принципе его мало – вкуса на губах, его поцелуев, то жадных и глубоких, то невесомых, почти незаметных. Ей было мало хриплого надсадного дыхания, которое делили на двоих. Ей было мало кислорода, когда он был настолько близко.

Арина крепче схватилась за плечи Королёва, будто каждую минуту могла упасть, соскользнула с его члена и подалась к Роману ещё ближе, так, что между ними совсем не осталось пространства – даже на следующий вдох. Влажная головка скользнула между её ягодиц, толкнулась внутрь, туда, где всё было почти готово для более глубокого вторжения. Арина стала насаживаться на член, сначала медленно, не торопясь – то опускаясь, то приподнимаясь, пока ощущения не стали привычными. И когда смогла впустить его целиком, застыла на несколько бесконечных мгновений.

– Так – не брал никто и никогда, – повторила она увереннее, начиная двигаться. Почти сразу чувствуя, как на её поясницу ложится ладонь Королёва, который мягко, но настойчиво начинает насаживать её на себя. Она потерялась в водовороте настолько острых ощущений, что они сводили с ума – везде был только он, Роман. Растягивал изнутри, окружил собой, своим ароматом и потребностью в нём одном. Заставлял делать то, что раньше, казалось, она не захочет повторить никогда и ни с кем. И ей хотелось этого, хотелось совершенно по-новому, не так, как то было до него.

Громкие стоны были похожи на вскрики. Арина не сдерживалась – даже если хозяева дома уже вернулись, ей было наплевать на это. Она не собиралась притворяться, что не растворяется в каждом откровенном, ярком и слепящем движении, которые дарили ей такое болезненно-сладкое наслаждение. Она не собиралась быть не собой, как это будет вновь позже, когда они покинут этот маленький мир на двоих.

Так и задавая ритм, Королёв обхватил второй рукой её шею и притянул к себе для нового поцелуя. Трахая её рот языком, он насаживал Арину на себя, пока она не кончила, сжимая его собой. Но и после этого не остановился, вбиваясь в неё в каком-то безумном отрывисто-рваном темпе. Продлевая её сладостную агонию, Роман продолжил брать её, пока не кончил следом, изливаясь в её тело.

Арина тяжело дышала, даже не в силах отстраниться или встать с коленей Королёва. Только уткнулась лбом в его плечо, бесплодно пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

Нет, она не солгала ему, как думала раньше. В эту ночь впервые получала настолько острое удовольствие и знала, что вместе с ней его получает и мужчина, который вдруг стал настолько необходимым, что даже представить себе хоть минуту без него было невозможно.

Часть 2. Глава 1

Возвращение в родной город ощущалось как некое изменение реальности, и Роман уже не знал, какая из реальностей – настоящая. Зато знал, какую из них хотел бы таковой видеть.

Изменился пейзаж, страна, погода, в которой они очутились на следующий день, но не изменилось главное – его необходимость в этой женщине. Потребность иметь Арину рядом с собой осталась такой же острой, как прошедшей ночью и не растворилась в утренней дымке, да он этого и не ждал. Если Роман Королёв принимал какое-то решение – оно было окончательным и  бесповоротным. А вот что чувствовала Арина после вчерашнего и как всё было для нее – он мог сейчас только гадать. Как и о том, не являлись ли все ее слова, оказавшиеся способными перевернуть ему душу, чем-то сиюминутным, что осталось только в пределах минувшей ночи, в которой для него самого изменилось все. И он надеялся, что Арина это понимает. Что ощущает то же, что и он.

Это было странное чувство. Всего несколько часов полностью перетряхнули его сознание, поставив там все с ног на голову. Сейчас мысли о том, чтобы отказаться от Арины, чтобы отгородиться от нее и строго следовать установленным между ними правилам, казались совершенно далёкими и чужими. Сейчас, когда даже дышалось иначе после того, что он позволил себе чувствовать. Снова. И вместе с тем – совершенно по-новому.

Оказавшись дома, Роман в первую очередь проверил свою корреспонденцию и электронную почту. Несколько дней, что прошли с тех пор, как он последний раз плотно занимался делами, ощущались им как целая вечность. Вечность, отделившая его нынешнего от него прежнего.

Впервые после автокатастрофы он занял для работы свой кабинет, до этой поры предпочитая делать все в столовой. Впервые не ощущал противного, удушающего запаха лекарств, постоянно его преследовавшего. Впервые не думал каждые пять минут о том, что ему угрожало, как то было до Арины. Она была причиной того, что он чувствовал себя почти как прежде. И даже не так, как до аварии, а задолго до нее. Когда ещё верил, что представляет  из себя что-то ещё, кроме мешка с деньгами, которым можно воспользоваться и выкинуть без особых сожалений.

Он вздохнул, отсекая мысли, что раньше причиняли столько боли и горечи, а теперь не вызывали ничего, кроме досады. Теперь он смотрел на случившееся тогда, несколько лет назад, так безразлично, словно бы со стороны, как если бы это было не с ним. И знал, что дело снова в Арине. Единственной, кому он решился дать возможность подойти к себе настолько близко. Хотя если быть честным – у него просто не было выбора. Она не спрашивая разрешения просто вошла ему глубоко под кожу, растеклась по венам, как наркотик. В его зависимости от нее было нечто такое необоримое, что пересиливало все. И сопротивляться этому больше не было ни сил, ни желания.

Роман оторвал взгляд от компьютера и взглянул на нее, сидящую рядом и сосредоточенно смотрящую в блокнот. Каким-то шестым чувством он понимал, что ее мысли, как и его – совсем не здесь. Не среди строчек, написанных ровным, аккуратным почерком, а где-то там, за пределами этой комнаты с панелями из темного дерева, где блуждали и его. Там, где он раз за разом задавал себе один и тот же вопрос, который стоило бы просто произнести вслух, но вместо этого гадал, что творится сейчас в ее голове, куда ему не было доступа, в отличие от тела, которого теперь для него стало так катастрофически мало.

Он ещё раз пробежал глазами по рядам электронных писем, удалив ненужные и поставив отметку на те, что требовали от него ответа, и откинулся на спинку кресла. Потерев устало переносицу, повернулся к застывшему рядом немым изваянием Павлу, в который раз удивляясь его способности быть настолько незаметным. Если бы не знал, что тот стоит рядом, наверное даже не ощутил бы его присутствия.

– Скажи мне, что у нас сейчас идёт первоочередно, – попросил Королёв, распечатывая один из лежащих на столе конвертов, уже рассортированных по приоритету Ариной, и быстро пробегая глазами его содержимое.

– То самое, – последовал короткий ответ.

– Гм? – промычал задумчиво Роман, продолжая читать.

– «Шахерезада», – пояснил Паша.

– А… вот черт. – Королёв отложил письмо в сторону и нахмурился. – Думаю, надо заканчивать с этим. Риски на данном направлении куда выше, чем выгода. Не хочу повторения истории «Северной звезды». Кстати, новостей нет?

– Пока нет, но, как ты знаешь, я постоянно на связи с комиссией по расследованию и сразу же все тебе доложу. Даже посреди ночи.

– Посреди ночи, возможно, не стоит, – усмехнулся Роман, кинув быстрый взгляд на Арину.

Залесский понимающе усмехнулся в ответ и махнул рукой на стол:

– Документы по «Шахерезаде» у тебя в ящике стола. Подпиши, как ознакомишься, в пять за ними приедет курьер.

– Окей, – кивнул Рома. – Ты  сейчас в офис?

– Да, посмотрю, что там творится. А то, насколько я слышал, после новостей о крушении среди сотрудников поднялась натуральная паника, – голос Павла звучал чуть насмешливо, хотя Рома по опыту знал, что таким тоном он пытается придать происшедшему меньше значения, чем следовало бы. Но эта привычка друга всегда странно успокаивала, словно если смотреть на все не слишком серьезно – оно перестает быть таким уж важным.

– Наведи порядок и скажи всем, что я приеду завтра на совещание. Боюсь, в противном случае они продолжат воображать такое, что сделало бы честь любому фантасту.

Улыбнувшись Роману своей тонкой, чуть загадочной улыбкой, Залесский вышел, и Королёв с Ариной остались одни – впервые с прошлой ночи. Он почувствовал какое-то странное напряжение, подспудно ожидая от нее чего-то такого, что могло бы разрушить то, что успел себе вообразить. И чего не хотел бы ни слышать, ни знать. Глупо. Ложью все равно не спастись от очередного разочарования. Но и он не намерен был его допускать.

Чтобы как-то стряхнуть с себя это неприятное чувство и разорвать возникшую тишину, Роман попросил, протянув Арине ключ от верхнего ящика стола, рядом с которым она сидела:

– Достань, пожалуйста, документы, о которых говорил Паша.

Арина так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу поняла, что Королёв обращается к ней. Она раз за разом прокручивала в голове то, что не давало ей покоя – сомнения в правильности сделанного выбора. Роман за этот короткий период стал для неё настолько близким – и дело было вовсе не в сексе, вернее, не только в нём, – что ей становилось по-настоящему страшно. Страшно оттого, что тщательно выверенный план уже полетел ко всем чертям. Страшно, что она снова позволила себе надеяться. И особенно страшно – от понимания, что эта вся её нынешняя жизнь – всего лишь иллюзия. Потому что наступит момент, когда она будет вынуждена уйти, и как бы ни хотела иного, остаться рядом с Королёвым она не сможет. По крайней мере, сейчас, в данный период её жизни. И вероятнее всего, не сможет никогда. А если такой шанс и выпадет, то нескоро.

Она смотрела на строки, которые задумчиво выводила в блокноте. Они не имели никакого отношения к её прямым обязанностям личной помощницы, зато значили для самой Арины чересчур много. За ними – расплывчатым пятном появлялось и исчезало до боли знакомое ненавистное лицо, и хотелось поморщиться каждый раз, как воспоминания заполоняли её сознание.

Натянув на лицо усталую улыбку, Арина кивнула, принимаясь искать документы в ящике стола, но стоило ей только выдвинуть его, как взгляд её упал на старую фотографию, с которой на Арину смотрела… она сама. Только с другой причёской и в старомодном платье.

– М-м-м… откуда у тебя это? – забыв о том, что просил сделать Роман, поинтересовалась она, без спроса вытаскивая фотографию из ящика.

В голове снова был настоящий хаос из мыслей и предположений, каждое из которых было настолько невозможным, насколько вероятным. Но Арина предпочитала услышать от Романа объяснение тому, что в его ящике обнаружилась старая фотокарточка её бабушки.

Он совсем забыл о том, что положил старое фото первой жены деда в ящик своего стола, и теперь, глядя на потрясенное лицо Арины, обнаружившей его, задавался вопросом о причинах того, что эта находка так ее удивила.

Он уже увяз в Арине настолько, что теперь все, что касалось ее – касалось и его тоже. Роман не собирался увиливать от ответа или лгать ей, о чем бы она ни спросила дальше, но первая же его фраза получилась ответным вопросом на вопрос.

– Ты знаешь ее? – внешне невозмутимо поинтересовался Королёв, задерживая взгляд на черно-белой карточке. В голове так некстати всплыли мысли о том, что эта женщина сбежала от деспота-деда; о том, что сам был немногим лучше своих предков за одним лишь исключением: он никогда не обидел бы ни женщину, ни ребенка. Во всяком случае – физически. Переведя взгляд на напряжённый профиль Арины, Рома вдруг задумался о том, не сделал ли уже чего-то такого, что заставило бы ее повторить путь сбежавшей жонки? И сам не мог понять, откуда в его голове все эти мысли. Откуда нелепая тревога о том, что Арина исчезнет. Сейчас, именно в тот момент, когда стала ему совершенно необходимой. А может, дело было именно в этом – в том, что он боялся потерять. Ее. И себя – на этот раз окончательно.

Больше ничего не добавляя, он ждал ответа, не спуская глаз с лица Арины, словно пытался зачем-то его запомнить – до малейшей черточки и точки.

– Разумеется, – откликнулась она почти мгновенно, и в голосе её засквозило удивление, будто Арина не могла понять, почему это кажется Роману неочевидным. – Это моя бабушка. У меня есть если не точно такая же её фотография, то очень и очень на неё похожая. Вопрос в том, откуда её знаешь ты?

– Оттуда, что это моя несостоявшаяся бабушка, – хмыкнул Роман. – Первая жена моего деда.

«Эта женщина – бабушка Арины… Как же странно это все переплелось», – пронеслось в голове, усиливая странные ощущения. Словно кто-то достал с полки старую игрушечную карусель и завел уже знакомую мелодию на новый лад. И ощущал себя Королёв сейчас как одна из фигурок этой самой карусели, вынужденная крутиться по кругу, как по чему-то неотвратимому.

Господи, о какой ерунде он сейчас думает! Он ведь встретил Арину случайно и захотел ее себе просто потому, что она его привлекла. Ни во что иное, вроде голоса крови и судьбы – он не верил. И все же ему потребовалось сделать некоторое усилие, чобы подавить это скрежещущее чувство карусели внутри себя.

Арина нахмурилась, когда услышала ответ Королёва, старательно скрывая то, что родилось внутри неё от произнесённых им слов. Сомнения – с новой силой. Такие всепоглощающие, что ничего иного вместо них не было.

Неужели она оказалась в доме Королёва неслучайно? И если да – как это связано с найденной фотографией? Какое-то глупое чувство, будто её предали, не давало ей мыслить здраво в этот момент. Если всё, что происходило между ней и Романом, было чётко спланировало и имело свою цель, она зря видела то, чего нет на самом деле. Зря настолько отдавалась мужчине, каждый шаг которого в отношении неё был просчитан. Или это всего лишь стечение обстоятельств? Но почему в него так сложно поверить?

– Вот как? – обманчиво-спокойно откликнулась она, бросая фотографию обратно в стол и всё же извлекая из ящика документы. – Каких только совпадений ни бывает.

Она протянула бумаги Королёву чуть дрожащей рукой. Ей просто необходимо было побыть одной. Вне стен этого дома. Увидеть Артура, поболтать с ним за чашкой кофе и привести мысли в порядок.

– Ты не будешь против, если я на днях съезжу домой? Мне нужно взять кое-что из личных вещей, – придумала она на ходу повод уехать на несколько часов. – Мы можем выбрать день, когда я буду тебе не нужна?

Роман посмотрел на нее пристально, пытаясь понять, что кроется за застывшим, как маска, лицом, и подрагивающими руками, выдающими Арину с головой. Он взял документы, даже не глядя на них и, не сводя с сидящей рядом женщины глаз, сказал:

– Ты больше ничего не хочешь спросить? – едва произнеся эти слова, Королёв понял, что начинает злиться. На то, что Арина пытается сделать вид, что в этом фото нет ничего необычного – просто «совпадение». На то, что не спешит делиться с ним мыслями и вопросами, которые, как он видел, явно проносились в ее голове табунами. На то, что вместо попытки прояснить ситуацию, перевела тему, и от этого у него возникло чувство захлопнувшейся перед носом двери. И, в конце концов, на то, что ее поведение в данной ситуации подсказывало ему, что для Арины не изменилось ровным счётом ничего. Она ему не доверяла.

– Конечно, ты можешь съездить домой, – добавил Рома, пытаясь говорить спокойно. Шорох смятой бумаги пробежался по нервам неожиданно резким разрядом, и он понял, что неосознанно скомкал пальцами документы, которые держал в руках. Чертыхнувшись, расправил помятые листы, и, поставив на них свою размашистую подпись, с раздражением отбросил ручку в сторону и, повернувшись к Арине всем корпусом, снова вгляделся в ее лицо, ожидая ответа на заданный вопрос.

Она медлила всего долю секунды, как будто ей нужно было решиться – всё же попросить у Королёва развеять её сомнения или промолчать. И что будет, если она услышит от Романа искусную ложь? Ведь поверит в неё безоговорочно.

Впрочем, разве Арине не должно быть всё равно на то, как она здесь оказалась? Ей нужны были деньги, и этот факт так и остался неизменным. А то, что теперь её отношение к этому стало совершенно иным – это всего лишь побочный эффект, и только.

– Ничего, – наконец, решилась она, приправляя мелькнувшую в голосе горечь едва заметной улыбкой. – Я больше ничего не хочу у тебя спросить, по крайней мере, по этому поводу.

Арина перевела взгляд на бумаги, которые Роман бросил на стол и попыталась перевести разговор в то русло, которое избавит её от необходимости и дальше обсуждать их прошлое их с Королёвым семей, которое оказалось тесно сплетённым.

– Что-то не так с одним из твоих рейсов? Ты сомневаешься в том, стоит ли отправлять груз?

Королёв ощутил, как сжимаются челюсти, когда услышал ответ Арины. Уклончивый, лживый, почти причиняющий боль своей искусственностью. Но что-либо вытягивать из нее он не считал для себя ни правильным, ни необходимым. Возможно, она действительно боится его по какой-то причине, хотя это предположение и то, как вела себя Арина ещё вчера – никак не вязались в его сознании в единую картину. Ведь она уже высказывала ему все, что думала, не стесняясь. Она говорила, что надеялась на что-то большее между ними – а может, он просто придумал это? Потому что сейчас Арина была от него дальше, чем тогда, когда он увидел ее в первый раз.

Старая карусель снова насмешливо заскрежетала в его голове, словно знала что-то, о чем он сам пока не догадывался. Или просто не хотел замечать. Снова.

– Хорошо, – наконец сказал Королёв после продолжительной паузы. – Но имей в виду, Арина: все, что я сказал тебе вчера, не изменилось. Что бы там ни было «до». А что будет «после» – зависит от тебя.

Он еще немного помолчал, рассеянно перебирая документы, потом все же перешел на деловой тон:

– Я бы предпочел больше не связываться с этими грузами, ты права. Они приносят очень хороший доход, но после крушения «Северной звезды» я не хочу подвергать своих людей риску. В этой зоне сейчас очень неспокойно. – Роман прикрыл глаза, ощущая, как невидимая дребезжащая карусель сменяется головной болью. И в данный момент он был почти что благодарен за это.

– Если хочешь домой поскорее – можешь идти прямо сейчас, – добавил Королёв, не открывая глаз. – До конца дня ты мне не понадобишься.

Ей хотелось сказать ему что-то ещё. Хотя, какое, к чёрту, что-то ещё? Ей хотелось сказать ему слишком многое, особенно сейчас, когда напомнил о том, что было произнесено меж ними друг другу вчера, но Арина промолчала. Прежде всего потому, что никогда не делала поспешных шагов или выводов, предпочитая жить не эмоциями, а разумом. Сделала этот выбор и сейчас, решив пойти на поводу у собственной потребности взять паузу хотя бы на несколько часов, которые ей давал Королёв.

– Спасибо, – просто проговорила она, поднимаясь из-за стола. – Не жди меня к ужину, я буду чуть позднее, – прибавила она после паузы.

Арине хотелось просто наклониться и невесомо прикоснуться губами к губам Романа, но она не стала этого делать. Просто вышла из его кабинета, прогоняя от себя нехорошее предчувствие, что уже сегодня произойдёт то, что неминуемо изменит не только её жизнь, но и жизнь Королёва.

Часть 2. Глава 2

Я осталась наедине со своими мыслями едва собралась, покинула особняк Королева и села за руль. Двигатель завела не сразу, как будто это промедление могло хоть что-то решить. В голове был целый хоровод мыслей, даже не хоровод – беспорядочный ворох, в котором мало что можно было разобрать. Возможно, внутренне я отреагировала на свою находку слишком эмоционально, что разумеется не укрылось от Романа. Порой мне вообще казалось, что он может читать меня как открытую книгу, и хоть некоторые страницы моей жизни ещё оставались для него тайной, я понимала, что может настать то время, когда мне придётся раскрыть их перед ним.

Теперь эта ситуация с фотографией моей бабушки уже не казалась мне настолько гипертрофированной. Возможно, это действительно было всего лишь совпадением, вот таким удивительным, почти необъяснимым, но всё-таки совпадением. Так странно… Бабушка Королева имела прямое ко мне отношение, и сейчас я уже даже начала усматривать во всём, что происходило между мной и Романом, что-то мистическое. Хотя раньше совершенно не была склонна к подобного рода мыслям.

Я все же завела двигатель и через мгновение сорвала машину с места, рассчитывая вернуться домой через пару часов. Домой… Какое странное слово, особенно если учесть, что сейчас я мысленно называла домом особняк Королева, ещё пару дней назад казавшийся мне мрачным и неприветливым. Заезжать на съёмную квартиру я не стала. По дороге набрала номер Артура, и условившись встретиться с ним через час в кафе, просто отправилась покататься по городу, чтобы хоть как-то привести голову в порядок. А мысли мои крутились в основном вокруг Романа, моих отношений с ним и тех чувств, которые проснулись во мне так неожиданно и были настолько глубокими, что бороться с ними у меня не было ни сил ни желания. Возможно – даже скорее всего – мне нужно было поставить Романа в известность обо всех своих планах, тем более что теперь, после того, какие признания мы произнесли по отношению друг к другу, эти планы касались напрямую и его. Но мне казалось, стоит только поведать ему о них, я сама, собственными руками разрушу то, что было настолько хрупким, что могло поломаться от простого прикосновения. Поэтому я молчала, понимая,  чем именно моё молчание могло обернуться против меня впоследствии.

Наконец немного придя в себя, я направилась на встречу с Артуром, надеясь, что разговор с ним принесёт мне хоть немного облегчения. Сейчас, когда я покинула дом Королева, та жизнь, которую я вела рядом с ним, показалась мне сном. Мне не хотелось просыпаться, но одновременно с этим я боялась, что всё действительно окажется лишь моей выдумкой. Мысленно подгоняя стрелки на часах, я ждала за столиком, пока Артур доберётся до кафе, глядя невидящим взглядом в меню, поданное мне официантом.

– Выглядишь сногсшибательно, – вместо приветствия проговорил Артур, садясь напротив меня. Окинув моё лицо цепким взглядом и, видимо удовлетворившись результатами, он достал телефон и начал что-то писать в нём.

– А ты как всегда вежлив и тебя хватает на всех, – намекая на то, что Артур делит моё время с кем-то ещё, ответила я, беззлобно поддевая друга.

– Да тут клиенты достают. Если следовать их желаниям, я буду работать круглыми сутками.

Он наконец отложил телефон, опёрся локтями на столик, чуть подаваясь ко мне, и сказал кратко:

– Рассказывай.

И в этот момент я поняла, что делить то, что принадлежит только мне, я не желаю даже с Артуром.  Впрочем, я знала – стоит мне начать рассказывать всё поверхностно, Артур поймёт по моему поведению, что я чего-то недоговариваю.

– Рассказывать особо нечего. Я работаю на Королева, скоро у меня будет нужная сумма денег, и я планирую слетать к родным.

– Как Кир?

– Не знаю. Не могу заставить себя поговорить с сыном по телефону, как будто если услышу его голос, сорвусь  с места, пошлю все к чертям собачьим и останусь с ним, – с улыбкой в голосе ответила я, впрочем понимала, что в ней больше горечи, чем попытки сделать вид, что эта тема не настолько меня волнует.

– А твой босс? Как у тебя с ним?

Нет, я знала, что тема обязательно коснётся Романа, но даже сейчас не была к ней готова. Обсудить поверхностно и скрыть всё от Артура, означало загнать эти чувства и эмоции ещё глубже, а я больше не могла поступать так по отношению к самой себе в первую очередь.

– У нас с ним все прекрасно, – стараясь сделать так, чтобы мой голос звучал относительно ровно и спокойно, произнесла я. Но напрасно рассчитывала так быстро закрыть эту тему. Артур вдруг прищурился, потом его губ коснулась лёгкая улыбка, и он произнёс:

– Понятно, влюбилась, – вынес он мне вердикт.

Я не стала протестовать и отнекиваться. Если Артуру было заметно то, что для самой меня являлось          очевидным, смысла врать другу я не видела.

– И что, ты мне даже не расскажешь, насколько он хорош в постели? – так и не дождавшись ответа, уточнил он.

– Артур!

– А что Артур? Мы не виделись с тобой чёрт-те сколько, а сейчас ты позвала меня на разговор, который у нас пойдёт о каком-нибудь тряпье, или, ещё хуже, о котировках на бирже?

– Ну, секс – это вроде бы то, что должно оставаться интимным.

– Раньше мы с тобой говорили на любые темы, – покачал головой Артур, но настаивать на том, чтобы я ответила, не стал, по-своему интерпретировав моё молчание.

– Значит, и в этом аспекте у тебя всё отлично, – озвучил он свои мысли.

Побарабанив пальцами по столу, он все же подозвал официанта, и подмигнув мне, сделал заказ:

– Нам по бокалу вина, хотя нет, лучше фруктового шампанского.

– Я за рулём, – попыталась возразить я, на что Артур лишь отмахнулся.

– И что-нибудь лёгкое к нему, фрукты или мороженое, на ваше усмотрение.

Продиктовав этот заказ, он вновь вернул мне все свое внимание и уточнил:

– Ведь у тебя не совсем всё хорошо, я прав?

– Не совсем, – покачал я головой, в этот момент решив, что если кому и рассказать о происходящем – только Артуру.

– Тогда делись, – просто предложил он, и я начала рассказывать ему обо всём, что тревожило меня в отношениях с Королёвым. Он был внимательным, ни разу не перебил, не притронулся к еде и напиткам, когда официант принёс наш заказ. Просто выслушивал меня, а я понимала что с каждым произнесённым словом мне становится будто бы легче дышать.

– Вот как-то так, – неловко закончила я, когда поведала Артуру всю невесёлую историю своей нынешней жизни.

– Да, довольно кисло, – кивнул он, озвучивая мои мысли на этот счёт.

– Ну с этим мне придётся что-то делать. Скорее всего, смириться.

– Рассказать всё Королеву – не вариант?

– Его не должно волновать наличие у меня ребёнка. И связанные с ним проблемы – в первую очередь.

– И меж тем, поверь мне, если он тебя любит, эти проблемы станут и его проблемами. И он бросится их решать с огромным удовольствием. Ну, если даже не с удовольствием, то бросится решать в любом случае.

– Да уж, удовольствия в них мало, – невесело хмыкнула я. – И возможно, тут ты был бы прав, если бы не одно «но»: Королёв меня не любит. Он меня хочет, ему приятно проводить со мной время в постели, ему нравится видеть меня рядом с собой вне её. Но это не значит, что он меня любит.

– Если он тебе не говорил этого, это не значит, что он тебя не любит, – пожал плечами Артур. – Впрочем, не мне об этом судить, я вас вдвоём даже близко не видел.

– Ну с этим проблем как раз быть не должно. Роман предпочитает жить полной жизнью, несмотря на то, что его возможности несколько ограничены.

– Намекаешь, что он не прогонит меня, если я заявлюсь к вам домой?

– Намекаю, что нам пора бы уже перевести разговор на что-то другое.

Я подняла бокал и Артур последовал моему примеру:

– За нас! – произнесла я незамысловатый тост.

– За нас! – поддержал Артур. – И пусть уже у тебя наконец всё будет хорошо.

Сразу после встречи я отправилась домой, чтобы захватить несколько вещей и вернуться обратно к Королёву. Беседа заметно успокоила меня, и я даже приняла решение при первом же удобном случае рассказать Роману обо всём. Если существовал риск, что после этого он отправит мне на все четыре стороны, даже в этом случае я должна была быть перед ним честной. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он почувствовал себя использованным. Артур навряд ли понимал, что именно поставлено на кон, и хоть был в полном курсе относительно того, что происходило у меня в жизни, сейчас мне казалось, что его поверхностные суждения относительно Королева не имеют к действительности никакого отношения. Роман мог отреагировать на то, что я и собиралась ему сказать, как угодно, и сейчас я не имела ни малейшего представления о том, чего именно от него ожидать.

Оказавшись в своей квартире, в которой за время моего отсутствия воздух стал пыльным и спёртым, я прошла в небольшую кухню и присела на край стула. Возможно, уже на днях я вернусь сюда, чтобы после отправиться к сыну, где я буду предпринимать бесплодные попытки излечиться от зависимости под именем Роман Королёв, в которую я так быстро успела погрузиться. Впрочем, думать об этом было довольно болезненно, и я пыталась избавиться от этих мыслей. У меня не было повода считать, что в этот раз все будет хорошо. В моей жизни было слишком много дерьма, с последствиями которого я разбиралась до сих пор. И что ждало меня впереди – не знал, пожалуй, даже господь бог.

Вынув из комода несколько вещей, я положила их в сумку, раздумывая, стоит ли проветрить квартиру. Спёртый воздух уже затуманил мой разум. Мне казалось, что я сама нахожусь в точно таком же удушающем вакууме и выбраться из него пока не представлялось возможным. Быстро одевшись, я вышла из квартиры, испытывая в этот момент только одно желание – вернуться к Роману.

Сначала мой позвоночник прошило холодом. Он был таким острым и ледяным, впившимся в моё нутро иглами, от которых перехватило дыхание, что я не сразу поняла, что именно происходит. Виктор стоял, небрежно опершись бедром о капот моей машины. Руки заложены в карманы куртки, на лице – та самая гаденькая улыбочка, от которой у меня всегда вставали дыбом волосы на затылке. В голове стали проноситься вопросы: как он нашел меня? Знал, что сегодня я окажусь возле своего дома?

В голове стали проноситься вопросы: как он нашел меня? Знал, что сегодня я окажусь возле своего дома? Что ему от меня нужно?

Я понимала, что бежать бесполезно. Виктор постоянно играл со мной в такие игры. То пропадал из моей жизни, даря мне мнимое ощущение свободы, то вот так же внезапно появлялся, и тогда мне приходилось играть по его правилам. Порой эти правила были чересчур жестоки. Со временем пришло осознание, что ни я, ни Кирилл Виктору не нужны. Ему гораздо интереснее было играть в эту свою игру, словно он наблюдал со стороны на сколько меня хватит, ожидая когда наконец я сломаюсь. Но я не ломалась, по крайней мере, пока у меня оставался хотя бы призрачный шанс на то, чтобы спасти своего ребёнка от неизвестности, я планировала сражаться до конца.

– Садись в мою машину, – без приветствия приказал мне Виктор, и я помотала головой.

– Нет.

– Я сказал – села в мою машину. Быстро.

Его тихий угрожающий тон я знала слишком отчётливо. И знала, что могло за этим последовать. До сих пор  на теле имелись слишком явственные следы моего прошлого неповиновения – тонкие шрамы, сейчас едва заметные. Я буквально впилась в ремешок сумки пальцами, лихорадочно соображая, что мне делать или  чем может закончиться эта встреча. И понимала одно: мне придётся сделать то, что от меня требовал Виктор.

После непродолжительной паузы я все же подошла к машине бывшего мужа, открыла дверцу и устроилась внутри. Виктор обойдя автомобиль, сел за руль, на который положил ладони, как будто вот-вот собирался ехать куда-то. И я вновь почувствовала себя его пленницей.

Мне не хватало воздуха, страх перед тем, что должно было последовать, был таким огромным, что я не могла мыслить здраво.

– Я слышал, что моя жёнушка сейчас в фаворитках у Королева.

Он не спрашивал, утверждал. А я от этих слов буквально захлебнулась следующей порции кислорода, который жадно втянула в лёгкие.

– Я просто у него работаю. – Мой голос мне самой показался тихим и жалким. Впрочем, Виктору всегда нравилось, когда я терялась настолько, что не могла совладать ни с эмоциями, ни с чувствами.

– Мне плевать, как и каким местом ты у него работаешь, – проговорил Виктор, и совершенно неожиданно для меня спросил: – Как Кирилл?

– Что тебе нужно? – ответила я вопросом на вопрос.

– Мне нужно, чтобы теперь, работая на Королёва, ты поработала ещё и на меня. И возможно, мне даже не понадобятся те услуги, выполнения которых требует от тебя Королёв.

Он протянул руку и почти нежно провёл костяшками пальцев по моей щеке, заставляя меня из последних сил сидеть ровно и не отстраняться.

– Что ты подразумеваешь под словами поработать на тебя? – выдавила я из себя, прикрывая глаза от мерзости, которая расползалась по моему нутру.

– Мне нужна будет информация об одном рейсе, который запланирован Королёвым на ближайшее время. Ты выяснишь, как, куда и когда отправится некая Шахерезада. А после сольешь эту информацию мне.

– Зачем тебе это нужно?

– Будет лучше – для тебя разумеется – если ты перестанешь задавать глупые вопросы своим хорошеньким ротиком.

Я инстинктивно замолчала, хотя предположений, возникающих в моей голове, было столь много, что они превратились в нескончаемую карусель.

– И ещё одно условие, Арина.

Он чуть повернулся ко мне, и в цепком взгляде его глаз, я увидела ту степень безумия, которая охватывала его каждый раз, когда он наносил мне увечья.

– В случае, если Королев поймает тебя на месте преступления, ну, например, когда ты будешь добывать для меня информацию, тебе придётся сделать вид, что ты устроилась на работу к нему только для того, чтобы доставить удовольствие своему любимому мужу.

Эти слова – как удар под дых. Я даже физически почувствовала, как из меня разом выбили воздух. Самостоятельно пойти на предательство, в котором я признаюсь Королеву, если вдруг он что-то заподозрит, равносильно тому, что я потеряю Романа навсегда. Отказаться же сейчас от того, что требовал от меня Виктор, означает поставить под угрозу не только свои жизнь и здоровье, но и прежде всего – моего сына.

– Хорошо, – ровным, как мне самой показалось голосом, проговорила я, берясь за ручку дверцы. – Я могу идти?

– Можешь. И помни – обо всём, что происходит на улице Канонерской, я осведомлен гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Я практически выскочила из машины, чувствуя как по моим венам разливается жгучая ярость и такой сокрушающий страх, что от него меня замутило, а к горлу подступила тошнота. Виктор знал. Знал, где находится Кирилл. И все это время он мог просто приехать к моим родителям и забрать у меня сына. Но он этого не делал, потому что ему важна была его чёртова игра.

Я быстро села в машину, завела двигатель и сорвалась с места. Окружающее расплывалось перед глазами, я толком не видела, куда еду. Просто взяла направление в сторону дома Королева, желая сейчас оказаться под его крышей, чтобы почувствовать себя в выдуманной несуществующей безопасности. И я уже знала, что мне нельзя будет ничем показать, что я встревожена или взволнована. Сейчас меня снова ожидала роль бездушной куклы, и я была вынуждена играть эту роль беспрекословно.

Часть 2. Глава 3

Арина ушла, оставив после себя чувство какой-то безысходности и глубоко угнездившейся тревоги. Он старался не думать о ней, но все то время, что занимался делами, мысли об Арине упорно его преследовали, усиливая головную боль.

Конечно, он не имел права требовать от нее доверия. Он не сделал ничего, чтобы его заслужить. Но ведь сам поверил ей так быстро и безоговорочно, что было больно осознавать, что по какой-то причине она не решается говорить с ним даже об этой несчастной фотографии. Говорить также, как отдавалась ещё вчера – открыто и откровенно. Ее молчание, ее попытка делать вид, что ничего не произошло, словно бы низвергали их отношения до того уровня, на котором те находились в самом начале – голого, пустого секса. И если для нее, возможно, все так и осталось, то он уже перешагнул границы, которые сам же себе и поставил. А вот она – нет. И теперь Роман чувствовал себя так, будто между ними осталась стена, но воздвигнутая уже не им. Тем не менее, отступать он был не намерен. Он уже бросил на кон слишком многое и проигрывать не собирался. Что бы ни творилось у Арины в голове, чего бы она ни боялась – ему придется это побороть. Потому что позволить ей уйти по окончании договора – все равно, что добровольно перекрыть себе кислород. А он хотел дышать. Хотел жить. Жить, а не существовать, как то было ещё совсем недавно.

Обещанный Залесским курьер прибыл раньше пяти вечера, что было довольно странно с учётом того факта, что все, чем занимался Паша, выполнялось обычно четко и строго по расписанию. Роман передал посыльному документы по «Шахерезаде» и получил в ответ увесистый конверт с пометкой «конфиденциально» и устным пояснением, что это просил передать Павел Михайлович. Отпустив парня, Королёв тут же вскрыл пакет, подспудно уже понимая, что именно там находится.

Первые итоги расследования крушения «Северной звезды».

Он быстро пробежал глазами документы, опуская технические детали и вычленяя среди бесконечных строчек самое важное для себя. И то, что прочитал, порождало в голове Романа новые вопросы, на которые не существовало ответов, способных его удовлетворить.

Согласно первым исследованиям, на судне во время шторма отказало программное обеспечение и GPS, следствием чего стала потеря управления и ориентации на местности. Получалось, что капитан и его команда просто не смогли в сложившихся обстоятельствах направить корабль в верном направлении. И все это могло бы служить вполне приемлемым объяснением, если бы не одно «но».

Капитан «Северной звезды» имел за плечами слишком большой опыт, чтобы растеряться в подобной ситуации. И, конечно, он прекрасно умел пользоваться банальными навигационными инструментами, которыми спасались, черт возьми, многие предыдущие поколения моряков, лишенные тех возможностей, что открывала в настоящем современная техника.

И поверить в то, что столь опытный человек потерял управление судном и не смог по старинке найти верное направление… Роману это казалось почти невозможным. Хоть и нельзя было исключать пресловутого человеческого фактора и того, что даже бывалый моряк способен был растеряться в условиях сошедшей с ума стихии.

И все же Королёв понимал, что вопрос о том, можно ли оправдать все случившееся простой человеческой ошибкой, не даст ему покоя. А потому теперь он должен сделать то, что следовало сделать сразу. Допросить капитана лично.

Роман быстро набрал номер телефона Павла и услышал в трубке спокойный голос:

– Да, Ром.

– Я получил документы.

– И что там?

– Только не говори, что ты не знаешь, – хмыкнул Королёв.

– Ты слишком хорошо меня изучил, – вздохнул Паша. – Хочешь знать, что я думаю?

– Да.

– Честно говоря, тогда была совершенно нулевая видимость… и сориентироваться в этих условиях было почти что нереально.

– Ясно, – коротко подытожил Роман. – Можешь считать меня параноиком, но я хочу видеть у себя Карташова.

– О'кей, – протянул Залесский. – Когда?

– Только не сегодня, – поморщился Рома, ощущая, как подступает новый приступ головной боли. – Завтра я в офис, давай на послезавтра.

– Будет сделано, шеф.

– Спасибо.

Они обменялись ещё несколькими репликами, касающимися дел компании и предстоящего наутро совещания. Закончив разговор, Королёв потер виски и потянулся к ящику стола за таблеткой. Он возненавидел абсолютно все медикаменты с того самого момента, как вернулся из больницы и старался лишний раз их не принимать, но сейчас боль достигла таких размеров, что почти разрывала голову и бороться с ней самостоятельно дальше не было никаких сил.

Дурацкая фотокарточка все также лежала внутри ящика, неотвратимо напоминая о проблеме, которую было не решить таблеткой аспирина. И которая теперь обрастала новыми осложнениями.

Потому что Роман понимал, что даже если получит неопровержимые доказательства того, что капитан Карташов никоим образом не был виноват в крушении, успокоиться он все равно не сможет. А значит, Арину лучше бы отправить туда, где она будет в безопасности. Подальше от него. Подальше от всего того риска, которому он подвергался – на самом ли деле или только в своем воспаленном воображении. Он поможет ей с сыном перебраться куда-нибудь, где им будет комфортно и спокойно, а сам станет приезжать, когда выдастся свободное время. Хотя кому он лгал – он будет приезжать к ней часто, даже если для этого придется сократить время собственного сна.

Теперь оставалось лишь сообщить о принятом решении Арине. И убедить ее, если понадобится, в том, что так будет лучше всего. А ещё – в том, что отныне ей придется допустить его и к своей жизни, а не только к телу. Ничего меньшего он уже не мог себе представить.

Стук ее каблуков, который так ждал, раздался в коридоре около девяти вечера. Он почувствовал неожиданное облегчение, только сейчас осознав, что, не признаваясь в том даже сам себе, боялся, что она не вернётся вовсе. Но это чувство было недолгим. Облегчение длилось ровно до того момента, как взглянул на Арину и понял, что сейчас она стала ещё более далёкой, чем то было днём, когда уезжала из его дома.

Он смотрел на нее молча, задаваясь мучительными вопросами о причинах всего происходящего. И каждая новая версия казалась ему самому ещё страшнее предыдущей.

Возможно, она поняла, что хочет вернуться к своей прежней жизни. К той жизни, где не было его. Возможно, ей не хотелось возвращаться в этот дом снова. Не хотелось к нему и тем обязанностям, за которые он ей платил. Возможно… этих «возможно» было слишком много. Он смотрел на Арину и чувствовал, как они разрывают его изнутри. Чувствовал себя чудовищем, которое отчаянно нуждалось в присутствии рядом красавицы, пусть даже и не по доброй ее воле.

Вот только он, в отличие от чудовища сказочного, не мог сбросить свою личину и преобразиться – у него ее просто не было. Ни запасной кожи, на случай если нынешняя поизносится от пинков и ударов, ни запасного сердца. И если не нужен Арине такой, как он есть и с тем, что готов ей дать – никем другим стать он уже не сможет.

Он не стал спрашивать ее о том, что его беспокоило. Попросту не был готов, что может услышать в ответ то, что причинит боль. Хотя и знал, что ни молчание, ни самообман его не спасут. Но сейчас чувствовал, что очень нуждается в некой отсрочке. Надеялся, что рано или поздно привяжет Арину к себе так, что у нее появится потребность ему довериться, а не только трахаться, пусть последнее и было причиной того, что она вообще появилась в его жизни.

– Как съездила? – задал он вслух нейтральный вопрос.

– Нормально.

Короткий, ничего не говорящий ему ответ. Никаких деталей, ничего, что подпустило бы его к ней хоть немного ближе. Роман ощутил вдруг какую-то неимоверную усталость. Сегодня он уже определенно был не в состоянии пробивать лбом стены. Как и начинать разговор о том, что планировал дальше.

– Хорошо, – он дёрнул рычаг кресла и бросил ей хрипло, с невольно проступившими от возникшей во рту горечи нотками язвительности:

– Предоставляю тебе сегодня абсолютный выходной от меня, в том числе и в спальне. Спокойной ночи.

Поворачивая кресло обратно к кабинету, Роман ждал, что она возразит. Что сделает хоть одно движение ему навстречу. Но вместо этого услышал лишь удаляющиеся шаги, каждый из которых словно вбивал в его сердце тупой клин.

На следующий день, когда Королев после совещания сидел в своём офисном кабинете, на его сотовом раздался звонок. Номер был зашифрован и отображался на экране как «неизвестный». Никаких цифр. Ничего, что дало бы понять, откуда он исходит. Борясь со мгновенно вспыхнувшими дурными предчувствиями, Роман все же нажал кнопку «ответить».

– Роман Дмитриевич? – раздавшийся в трубке голос оказался незнакомым, низким и властным, но с нотками вкрадчивости.

– Да.

– Меня зовут Виктор Сергеевич. Каневский. Слышали обо мне?

Королёв нахмурился. Какого черта нужно от него депутату областного собрания?

– Да, – ответил он кратко, ожидая продолжения.

– Так вот, Роман Дмитриевич, мне требуется от вас одна услуга.

– Я слушаю, – произнес спокойно, но челюсти сжались от напряжения. Неужели нельзя выложить все и сразу? Почему, черт возьми этого Каневского, он тянет, отмеряя каждую свою реЕго любимая кукла _основнои? фаи?л_ 18 январяплику, словно режет на кусочки золотой слиток – малыми порциями, выверено, до тошноты чётко? Будто играет с ним в какие-то игры, правила которых Роману даже неизвестны?

– Я знаю, что завтра из порта выйдет ваше судно «Шахерезада». Я знаю, куда оно направляется. И также я знаю, что вы не откажетесь перевезти на нем то, что я вам скажу.

– Неужели? – голос Романа звучал холодно. – И что же это?

– То, что нельзя переправить законным путем. Что именно – вам знать необязательно.

– Как вы верно заметили, это – мое судно, – сухо ответил Роман, сделав упор на слове «мое». – И я не намерен принимать никакие посторонние грузы.

– А это – моя область, – любезно отозвался Каневский. – И если я пожелаю, ни одно ваше судно больше вообще никуда не поплывет. Я понятно выражаюсь?

– Да, ваши угрозы вполне ясны. Также, надеюсь, вам ясно, куда вы можете их себе засунуть.

– Ай-яй-яй, Роман Дмитриевич, – по тону собеседника Королёв понял, что тот улыбается. Сукин сын. Воображает, что может его под себя прогнуть. Черта с два.

– До свидания, Виктор Сергеевич. Полагаю, у вас полно государственных дел, так что не стоит тратить время на напрасные разговоры, – отрезал Роман, не скрывая сарказма.

– Не торопитесь, – из голоса Каневского тут же исчезли снисходительные и елейные нотки, теперь он звучал жестко, почти грубо. – Имейте в виду, что в случае вашего отказа пострадаете не только вы. Я достану тех, кто вам дорог. – Высказав последнее предупреждение, депутат отключился, оставив Романа бороться с пробежавшим по сердцу холодком и новой порцией вопросов, способных свести с ума.

Хотя на сей раз он думал недолго. Нетрудно было догадаться, кто и зачем мог слить этому ублюдку информацию, а вот примириться с этим – гораздо труднее.

Он быстро набрал телефонный номер и коротко скомандовал:

– Зайди.

Брат вошёл в кабинет развязной походкой, заложив руки в карманы брюк, с извечной кривой ухмылкой на лице. Неизменные Костины атрибуты, которые Роман знал так хорошо. Знал с самого детства, когда подобным поведением Костя бросал отцу вызов, желая привлечь к себе внимание и одновременно демонстрируя собственное безразличие ко всему, словно таким образом защищался от того, что могло его ранить. Но если покойному родителю было на все это глубоко наплевать, то Рома, получающий теперь от брата такое же  отношение, миллион раз задавался вопросом, чем заслужил подобное отчуждение и не находил на него ответа.

– Опять пил всю ночь? – спросил он спокойно, отмечая темные круги у Кости под глазами.

– Не начинай, – поморщился тот.

– Ладно, – согласился Рома. – Ты что-то давно не приходил ко мне за деньгами.

– А что, хочешь предложить? – усмехнулся Костя.

– А что, нужны? – последовал ответ вопросом на вопрос.

– Нет. Хотя ты, кажется, привык, что я приползаю к тебе на брюхе и прошу подать мне эти крохи, не так ли? Ты наверняка получаешь от этого удовольствие, а, братец? – лицо младшего брата стало вдруг хмурым, почти злым, и губы кривились уже не насмешливо, а презрительно.

– Что ты несёшь? Откуда только в твоей голове берется все это дерьмо? – в свою очередь резко отреагировал Роман.

– А что, не так? Признай, тебе нравится иметь надо мной власть!

– Да если бы я имел над тобой власть, ты бы не пил, не просыхая! И не ввязывался в сомнительные знакомства, черт тебя возьми! – Роман не мог больше сдерживаться. Треснул кулаком по столу и порывисто дернулся, будто хотел встать. И от того, что не мог этого сделать, разозлился ещё сильнее. – Какого хрена ты слил конфиденциальную информацию Каневскому? Сколько ты ему должен? – последние слова он почти выкрикнул. Господи, как же он устал. Он до смерти устал бороться с братом ради него же самого. Вся чертова жизнь Романа Королева – это сплошная борьба. С кем-то, за что-то, против кого-то. И это надоело ему до чёртиков.

– Что? – Костя выглядел настолько потрясенным тем, что сказал Роман, что вся злость схлынула с его лица, сменившись недоумением. – О чем ты, б**, говоришь вообще?

Роман сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Удивление брата было настолько искренним, что он ему сразу поверил, ощущая, как разливается по нутру облегчение. Но тогда оставался открытым вопрос, откуда Каневский пронюхал о том, что было известно лишь узкому кругу лиц?

– Ты не связывался с этим депутатом? – все же уточнил он.

– Слишком высокого полёта пташка для меня, – ответил Костя, снова кривя губы в своей привычной усмешке. – А что, он тебя прижал?

– Да. Хочет, чтобы мы взяли на «Шахерезаду» запрещённый груз.

Костя присвистнул.

– И что это? Оружие? Наркотики?

– Не знаю. Этот ублюдок не сказал.

– А ты, значит, сразу подумал на меня, – произнес Костя после паузы. – Что непутёвый брат тебя сдал. Продал, как Иуда.

Рома посмотрел на него, пытаясь понять, что значит эта безысходность, читающаяся в глазах и голосе брата наравне с горечью.

– Извини. Ты постоянно во что-то ввязываешься и у тебя одного из немногих есть доступ к этой информации…

– Ну да, братец, и потому я первый подозреваемый в твоём списке, – усмехнулся Костя. – Но, увы, столь блистательная схема совсем не моего авторства, что даже обидно, – хмыкнул он. –  Я могу идти или ты ещё не закончил допрос?

– Можешь идти, – ответил Роман, устало роняя голову на ладони.

– Знаешь что? – донёсся голос Кости уже от двери, – а допросил бы ты свою девку на этот счёт.

– Арину?

– Ну да. Этот Каневский ведь в конце концов ее муж.

Часть 2. Глава 4

Он чувствовал себя так, будто его со всего размаха ударили по голове. Резко, безжалостно, до звона в ушах. Все время, что ехал домой, отдав приказ гнать со всей дури, в висках стучало навязчивое: «ведь этот Каневский ее муж».

Роман почти задыхался, хотя сидел бездвижно в одной позе. Сидел и врал сам себе, что всему этому есть иное объяснение. Совсем не то, что приходит на ум первым.

– Позови Арину в кабинет, – приказал он своему помощнику, едва очутившись в доме. Проехал рваными рывками по коридору. Сделал глубокий вдох и толкнул дверь, слыша лишь, как оглушающе грохочет сердце о грудную клетку.

Она пришла быстро, словно только и ждала, когда он позовет. Роман не стал подбирать слова, не стал тратить время на долгое вступление. Просто спросил:

– Ты знаешь лично Виктора Каневского?

Он уже все понимал. Ясно и неотвратимо понимал, что произошло на самом деле. Но сейчас отчаянно хотел, чтобы она ему солгала. Чтобы просто солгала, а он ей поверил. Бездумно и наивно. Он поверит всему, что она скажет. Позволит сделать из себя дурака. Не все ли ему теперь равно, ведь он уже оказался безнадежным идиотом, когда посмел вообще на что-то надеяться.

Она прекрасно понимала, чем именно все закончится. Осознавала, в какую ловушку её загнал Виктор. Но боль от этого понимания не притуплялась, напротив, с каждой секундой, когда Арина была вынуждена играть свою роль, становилась все более нестерпимой. Зачем – зачем? – она на долю секунды поверила в то, что теперь в её жизни все может быть по-другому? Зачем вообще допустила мысль, что может быть счастлива? В тот вечер, когда переправляла информацию о «Шахерезаде» Виктору, понимала, что собственными руками оканчивает всё то, что настолько кратковременно, но в тоже время молниеносно, ворвалось в её жизнь. И что стало до боли ценным, но не ценнее жизни и здоровья ребёнка, которые всегда для неё будут на первом плане. Это был действительно конец всему, и внутри Арины словно бы начался обратный отсчёт. Будто бы неминуемое вот-вот должно было случиться, и совсем не от неё зависело, сколько времени ей отведено на этот последний вдох.

Она не представляла, как именно отреагирует Роман на случившееся, и страх, который испытывала раньше перед мужем, теперь показался ей каким-то бесцветным. Настоящий ужас она ощущала сейчас, и он разрывал её на куски. Она огромным усилием воли делала то, чего делать совершенно не желала – вновь стала послушной куклой, ожидающей, когда её переломают на части.

Всего на секунду допустила мысль о том, чтобы рассказать все Королеву, но тут же прогнала её прочь – останавливало кристально ясное понимание: Виктор был если не всесильным, то имел гораздо больше влияния, чем Королёв. К тому же вряд ли её ребёнок будет настолько ценен для Романа, что он поставит его жизнь во главу угла. И в этом она совершенно не могла его обвинять. Наличие у неё сына вряд ли имело хоть какую-то важность, когда на другой чаше весов стояло ни много, ни мало, а семейное дело Королёва. Кирилл же был нужен только Арине, и именно она несла полную ответственность за то, что с ним могло случиться.

Каждая секунда билась в ушах отвратительным шумом бегущей по венам крови, которая несла в себе только страх. Яд от ужаса растекался по нутру, превращая Арину в клубок напряженных нервов. Казалось, любое действие или слово могут послужить спусковым крючком. Безмолвный крик, который она сдерживала в себе, готов был вырваться наружу в любой момент. Но она не имела права даже на шёпот.

К моменту, когда Королёв вызвал её к себе, она понимала, что долго не выдержит. Заберёт вещи и сбежит, чтобы только больше не выносить того, что на неё свалилось. При этом знала, что поступить так не может. Виктор дал понять ей совершенно чётко, чего именно хочет и добивается. Она была изломанной игрушкой в его руках, и он собирался уничтожить её окончательно. Превратить жизнь в руины, из которых она уже ничего и никогда не сможет собрать. И только мысли о Кирилле давали Арине силы.

Она вдруг почувствовала себя абсолютно спокойной, и хоть руки её подрагивали, понимание, чем именно закончится её встреча с Королёвым в его кабинете, странным образом породило в ней равнодушие. Она предпочла бы, чтобы Роман действовал также как и её муж. Ударил бы, наорал, снова ударил, лишь бы только не видеть презрение и ненависть в его глазах.

Войдя к Королёву, опустила глаза, не желая, чтобы он прочёл по ним хоть что-то. Опасалась, что любой оттенок сомнения, который мог увидеть Роман, понудит его начать задавать вопросы, в ответах на которые он обязательно распознает ложь.

Прозвучавший вопрос показался Арине глухим и безразличным хлопком выстрела. И хоть пока она  не почувствовала на себе последствия этого смертельного ранения, понимала, что этот момент впереди.

– Каневского? – как будто ей действительно требовалось уточнение, задала Арина вопрос спокойным, как ей самой казалось, тоном. – Да. Я знаю Каневского лично. Это мой муж.

Вот и всё. Хода назад теперь не было. Она призналась в том, что Роман знал и без того. Могла солгать, сделать вид, что удивлена вопросом, но понимала, что это её не спасёт. Спасения вообще не было – в той ловушке, в которой Арина оказалось, кислорода оставалось только на один вдох. И она сделала его перед тем, как прийти в кабинет Королёва.

– Твой муж… – повторил Роман медленно, словно пробовал эти слова на вкус. И вкус этот был горьким, гнилым и тошнотворным. Он рассмеялся вдруг – негромко, отрывисто, язвительно. Но смеялся, конечно, не над Ариной. Над собой. Над тем, что был таким слепым и безмозглым. Снова, снова, снова. Он снова наступил на те же грабли. И продолжал наступать с каким-то мазохистским упрямством, когда лгал себе, что сказанное Костей – какая-то ошибка. Когда не хотел признавать очевидного просто потому, что не знал, как это вынести. И даже сейчас, понимая все по одному только виду Арины, которая даже не взглянула на него, все ещё отчаянно цеплялся за последнюю возможность получить объяснения, способные его удовлетворить. Способные ее оправдать. Способные спасти хоть что-то из того, что он себе так нелепо придумал.

– Твой муж, – сказал он снова и посмотрел на нее. Видеть Арину сейчас было непереносимо больно. Больно от ее безразличия, ее отстранённости. Той самой отстранённости, что она демонстрировала ему в первую встречу. Той самой, которая, если бы Арина продолжила в том же духе, позволила бы им расстаться однажды без малейших сожалений. Но нет. Вместо этого она стала другой. Чувственной, эмоциональной, щедрой. Первую Арину он не полюбил бы никогда. Вторая Арина… вторая, увы, видимо и не существовала вовсе. И бесполезно было искать ее в этой женщине, которая просто сыграла свою роль. Сыграла так искусно, что он попался, а теперь остался ни с чем. Остался с осколками иллюзии, которую создала она, и которую так безнадежно полюбил он.

– И почему жена такого человека вообще искала работу? – спросил Роман то, что не укладывалось для него в единую картину. – Ведь это я тебя нашел. Я тебя захотел. И если бы не позволил себе этот каприз – тебя бы здесь не было. – Наверное, глупо было искать надежду там, где ее не существовало, но он действительно не понимал. Все это не могло быть спланировано Каневским с самого начала. Никак. – Итак, ты искала работу. Я – искал тебя. В какой же момент в нашей тесной цепочке возник новый элемент, а, Арина? – вопрос прозвучал почти насмешливо. Роман ощущал потребность защититься от того, что она может сказать ему в ответ, прикрыться тем же равнодушием, что сквозило на ее лице. И вместе с тем – хватался за призрачную надежду, которую боялся упустить. Пусть даже самую крохотную. Пусть даже почти невозможную. Пусть всего лишь одну на миллион.

– В тот самый момент, когда муж узнал, на кого именно я работаю, – спокойно ответила Арина, заводя одну руку за спину.

Казалось ладонь начнёт кровоточить от того, с какой силой она впивалась в неё ногтями, сжимая пальцы в кулак едва ли не до хруста. А этого допустить она не могла – ни единой зацепки оставлять Королёву было нельзя.

– До этого не знал. Воспринимай это как игру в той самой «нашей цепочке». Я не зря сказала тебе тогда, на берегу, что бывает всякое. Порой мужья и жёны, чтобы брак им не наскучил, просто дают друг другу свободу. Просто ты понадобился Виктору для каких-то его дел. Это всего лишь совпадение. Если бы не оно – ты бы ничего так и не узнал. Я просто бы вернулась к мужу после того, как наш договор с тобой перестал бы быть интересен одной из сторон. Однако теперь всё изменилось.

Арина почти не дышала всё то время, когда говорила эти слова тихим уверенным голосом, на тон которого тратила последние силы. Кирилл… Ей нужно было думать только о нём. О маленьком мальчике, который стал заложником ситуации по её вине, потому что от таких людей как Виктор рожать детей было категорически нельзя. Но Кирилл существовал, ради него Арина была готова спуститься даже в Преисподнюю. Впрочем, она уже в неё спустилась, потому что говорить те слова, что она произнесла сейчас, и смотреть на мужчину, которого любила, было отвратительно. Она была отвратительна самой себе. Это лежало за пределом человеческих возможностей, но она была сейчас прежде всего матерью, которой должно было быть плевать на себя, если ребёнок был под угрозой.

Она произнесла последние слова и он со всей неотвратимостью понял – это все. Ощутил, как в тот же миг отхлынула от сердца кровь, и по венам потекло что-то ледяное, замораживая внутри него все эмоции и чувства, оставляя после себя только спасительную пустоту.

Как жаль, что она не сказала ему с самого начала, по какой причине была готова на все. Тогда они  провели бы время с куда большей пользой, не заморачиваясь ни на что лишнее, вроде его глупой, совершенно не нужной ей любви. Он бы с огромным удовольствием показал ей то, что от своего мужа она явно не получала никогда. Трахал бы ее жёстко и всеми способами, в том числе самыми извращёнными. Так, чтобы помнила это ещё долго после того, как вернулась бы к этому выродку.

Ему сейчас было совершенно плевать на то, что он будет вынужден взять на борт запрещённый груз. Было плевать на то, что она предала его дело, которому он служил всю жизнь. Все это было такой мелочью по сравнению с тем, что она оказалась вовсе не той, за которую он ее принимал. Не той, что разбудила в нем все, что он так старательно в себе похоронил после развода. И что теперь снова превратилось в пепел без права на возрождение. Потому что этой ошибки он больше не повторит никогда. С него уже хватит.

Роман смотрел на нее, сжимая руки в кулаки и не мог поверить до конца тому, что она сказала. Сказала словно бы заученно, слишком спокойно для того, чтобы это могло быть правдой. Но как бы там ни было, неизменными оставались простые факты: она ему лгала. Неважно, в чем, но – лгала. И если продолжала делать это даже теперь – совершенно очевидно, что он для нее не значил ничего. И мучить дальше ни себя, ни ее, не было никаких причин.

– Ты знаешь, где выход, – сказал он равнодушно, разворачиваясь к ней спиной.

Это был конец. Абсолютный конец того, что существовало только в его воображении.

Зря она надеялась, что он поступит как Виктор. Зря считала, что способна снести всё, потому что безразличие, с которым Роман произнёс эти четыре слова, причиняло страдания гораздо большие, чем это  делали побои мужа. Боль физическую вынести было можно, боль душевную от того, каким стал Королёв – нет.

Но на смену ей пришло ледяное спокойствие. Мифическая свобода, купленная у бывшего мужа слишком высокой ценой, сейчас порождала внутри Арины уродливую эйфорию. Она верила, что это конец, что ей удалось выторговать для Кирилла свободу, пусть и такой чудовищной ценой. Она верила, что глядя на эту свободу сможет быть счастлива. По-своему, но всё же счастлива.

– Мне очень жаль, – выдавила из себя, развернувшись, и быстро, будто боялась передумать и остаться, наплевав на всё, вышла из кабинета.

Рядом с Королёвым она вообще чувствовала себя слишком уязвимой. То, что он порождал в ней, понуждало Арину порой сомневаться, так ли она права в своём выборе. А он ведь этот выбор мог стоить жизни её сыну, если бы она неправильно сделала хоть что-то.

Вернувшись в свою комнату, она принялась быстро бросать в сумку вещи. Королевская комната, которую заняла несколько дней назад, сейчас показалась слишком чужеродной. Она не имела права её занимать. Она не имела права занимать хоть какое-то место в жизни Романа. Она вообще ни на что не имела права…

Уходила Арина тоже быстро, будто воровка, укравшая у судьбы слишком многое. Долго шла пешком, пока за ней не приехало такси, и старательно отгоняла от себя мысли о Королёве. Она не плакала – люди с мёртвой душой просто не умели плакать. Теперь у Арины был лишь один путь – поехать к родителям и Кириллу и сбежать с сыном куда глаза глядят. И поверить в то, что на этом Виктор остановится.

Самообман, но он давал ей возможность дышать.

Самообман… Но он давал ей то, в чём она так отчаянно сейчас нуждалась – силы.

Часть 2. Глава 5

– Мама… мам… а глаза могут плакать из-за солнца? – встревоженно спросил Кирилл, и только тогда Арина смогла вынырнуть из своих воспоминаний, понимая, что не смогла сдержаться и не заметила, как на глазах выступили слёзы.

– Могут, – солгала сыну, плотнее запахивая полы пальто. – Ты наигрался?

Они гуляли в небольшом сквере неподалёку от дома – так было легче добежать до него, если бы вдруг их нашёл здесь Виктор.

С того момента, как она видела Романа в последний раз, миновало несколько дней. И не было ни одного из них, чтобы она не вспоминала. Как и не было ни минуты, когда бы она не боялась. Страх был повсюду – Арина вздрагивала, когда звонил сотовый. Когда соседка приходила к матери выпить чаю вечером. Когда шла по улице и кто-то громко смеялся рядом. Она боялась каждую минуту и понимала, что так больше продолжаться не может.

Денег на ту жизнь, которую она хотела обеспечить родителям и сыну, у неё тоже не было. Потому приходилось строить новые планы, и она совсем не была уверена в том, что они сбудутся. Всё, что удерживало её разум на поверхности, было связано с Кириллом. Ей было так отчаянно жаль себя и сына, что порой она не могла сдерживать слёз. Маленький мальчик, которому она хотела обеспечить счастливое детство, сейчас был вынужден снова бежать вместе с ней неизвестно куда. И если сейчас Кир воспринимал это как приключение, что будет, когда ему придётся пойти в школу, она не знала.

Не придётся ли ей снова и снова срываться с места и куда-то ехать? Что будет чувствовать сын, когда ему придётся менять города, школы, друзей? Что она вообще сможет ему дать?

– Наигрался. Мы пойдём домой?

– Да. Бабушка и дедушка уже заждались.

Она поднялась со скамьи и протянула Киру руку. В неё скользнула маленькая тёплая ладошка, и Арина крепко сжала её, неспешно направляясь к дому. И каждую минуту оборачиваясь, на случай, если за ними следили.

Сегодня же она придумает, куда уехать с Кириллом. Играть и дальше в спокойную жизнь рядом с сыном и родителями ей нельзя. Всё позже. Когда она поймёт, что Виктор сдержал своё слово, и ни жена, ни ребёнок ему больше не нужны и никогда не понадобятся.

Вернее, если поймёт…

Кир уснул, как это делают только маленькие дети – быстро, словно кто-то отключил его на ночь. Арина долго сидела в изголовье его кровати, гладила сына по волосам и быстро, будто боялась, что её застанут на месте преступления, стирала безостановочно бегущие из глаз слёзы.

Почему ей не становилось легче? Даже сейчас, когда она была рядом с Кириллом, радость от того, что снова может быть рядом со своим ребёнком, была неспособна затмить глухую боль в душе. Возможно, ей могло быть стыдно от этих мыслей, если бы не одно «но». В её сердце, которое она когда-то похоронила для всех мужчин, теперь жили чувства к Королёву, и с ними она не собиралась и не хотела бороться.

Она поднялась с постели сына, выключила ночник и направилась к себе в спальню. Роман был далеко – и дело было даже не в расстоянии, которое теперь пролегло между ними. Он был в принципе непереносимо недосягаем, и с этим ей нужно было смириться. И желательно как можно скорее.

Открыв ноутбук, она устроилась удобнее на постели и принялась искать билеты на ближайшие рейсы… куда? Даже не представляла пока, куда именно. Просто вводила названия городов, которые первыми приходили в голову, после чего хмурила брови и морщилась. Чтобы впоследствии проделать ровно то же самое.

Ей не давало покоя желание остаться у родителей. Она безумно устала ото всего, и представлять, что вот-вот им с Киром нужно будет сорваться с места, чтобы снова бежать, было невыносимо. Но она была вынуждена это сделать, иначе и её безопасность, и безопасность сына были под угрозой.

Арина так увлеклась своим бесцельным поиском неизвестно чего, что не сразу заметила входящее сообщение в почтовом ящике. Её сердце, поначалу замершее не несколько бесконечных секунд, забилось с утроенной силой. Она не видела, кто отправил это послание, но в те мгновения, пока набиралась храбрости, чтобы прочесть письмо, успела поверить, что это мог быть Королёв, или хотя бы Заславский, связавшийся с ней по просьбе Романа.

И только когда открыла почтовый ящик, поняла, насколько готова была самообманываться. Первым желанием было отправить письмо в корзину, но она почему-то этого не сделала. Просто сидела, вглядываясь в крохотный аватар той, кто попытался с ней связаться, и не понимала, кому пришло в голову так с ней шутить.

На неё смотрела та женщина с фотографии, которую они с Королёвым обсуждали совсем недавно. Та женщина, которая была её бабушкой, и которая пропала в шестидесятых годах, оставив на руках её деда новорождённую дочь.

Не только у деда Романа могли быть счёты к этой женщине, но и у её дедушки они были тоже. Причём в гораздо большем размере. Совпадение, розыгрыш, чья-то насмешка… Арина не понимала, что именно может крыться в этом письме, да и наверное, не желала понимать.

Потерев переносицу, она закрыла глаза, отставляя ноутбук. Нужно было просто удалить письмо, и забыть о том, что кто-то пытался с ней связаться. Проявить осторожность, в конце концов… Вместо этого, она быстро потянулась к мыши и, задержав дыхание, открыла послание.

«Уважаемая Арина Аркадьевна!»

Она хмыкнула, качнув головой, но тут же жадно вчиталась в строки, идущие после и написанные жирным курсивом:

«По случаю юбилея Горянской Елизаветы Владимировны 13 мая состоится большое празднование в её загородном доме в посёлке Лисий Нос в городе Санкт-Петербурге. Приглашаем вас присоединиться к нам, чтобы мы смогли вместе отпраздновать это событие!».

Пафосные безликие строки, которые ровным счётом ничего ей не сказали. Она не могла быть уверенной в том, что приславший это приглашение и вправду как-то связан с её бабушкой. Но если это всё же была она… Откуда у Горянской оказался адрес её почтового ящика? Что стояло за этим приглашением? И кто вообще такие эти «мы», которые звали её на празднование юбилея?

Арина вновь потёрла лоб, будто это могло хоть как-то пролить свет на происходящее, и, вернув своё внимание экрану ноутбука, прочла приписку, оставленную внизу под приглашением:

«Я надеюсь, ты приедешь сразу же, как только у тебя появится свободное время. Привези правнука, я хочу успеть с ним познакомиться».

Далее шёл адрес, по которому её ждали в обозримом будущем. Её и Кира.

Последние слова приписки выдавали уверенность Горянской в том, что любое её желание должно было тотчас быть исполненным. Первая же часть говорила о том, что она не уверена в положительном ответе внучки, которую не видела ни разу в жизни. Если всё же поверить в то, что это действительно её бабушка…

Господи, как же всё запуталось… И не было пока ни единого шанса на то, что ей удастся распутать весь этот клубок.

Арина вскочила с постели и принялась расхаживать по маленькой спальне. Ей не хотелось верить, что это ловушка. Но если так – кто мог стоять за ней и какие цели преследовал? Виктор? Вряд ли. Ему было достаточно просто приехать сюда, и он смог бы забрать Кира или избить её до полусмерти. У него в руках сосредоточилась власть над их с сыном жизнями, Каневскому просто не нужен был весь этот маскарад.

А если она сейчас забудет об этом письме? Не получится ли, что Арина сама, по собственной глупости, откажется от возможности спрятаться с Кириллом там, где она сможет хоть несколько дней пожить в относительном спокойствии?

Так и продолжая метаться по комнате, будто пойманная в клетку, она старалась мыслить здраво, но у неё ни черта не получалось. Перед мысленным взором рисовался только один выход – отправиться в Петербург и выяснить всё опытным путём. По крайней мере, ей никто не запретит для начала осмотреться и попытаться разузнать о Горянской хоть что-то, а после решать, принимать её приглашение или нет.

Кирилл беспрестанно вертелся, восприняв их путешествие как приключение. Болтал без умолку, вызывая у Арины, сосредоточенной на своих страхах и опасениях, усталую улыбку. Его детская непосредственность и фантазии, которыми они постоянно с ней делился, хотя бы отчасти смягчали то состояние, в котором она оказалась, стоило им выйти из квартиры родителей и отправиться в неизвестность.

Арина взяла такси на вокзале, но конечная остановка их с Киром пути постоянно изменялась. Сначала они посидели в Макдональдсе, где она с трудом заставила себя съесть крохотную порцию картошки-фри, следом, проехали вдоль Университетской набережной.

Санкт-Петербург в мае выглядел совсем не так, как её родной город. Деревья уже нарядились в зелёные одежды, а слишком светлое для позднего вечера небо было похоже на скорое наступление белых ночей.

– Кир, хватит! – беззлобно одёрнула сына Арина, когда они всё же устроились в такси, и она назвала адрес  дома Горянской. Или, как она надеялась, тот адрес, который всё же вёл к её родственнице, а не в очередную ловушку.

Кирилл послушался, сложив руки на груди и глядя в окно машины. Арина понимала, что ребёнок устал – показавшаяся даже ей бесконечной, дорога выматывала. А её вынужденные меры безопасности, которые она предприняла, самой ей сейчас казались верхом глупости. Вероятность, что их у вокзала встречал водитель, подосланный Виктором, была нулевой, но она всё равно пошла на эти шаги и протаскала своего ребёнка по улицам незнакомого города едва ли не до поздней ночи.

Пока они добирались до Лисьего Носа, Кир успел сотню раз забыть о словах Арины, задать тысячу вопросов и десяток раз задремать и проснуться. И когда они всё же покинули такси и остались стоять напротив двухэтажного коттеджа за кирпичным забором, она снова тысячу раз пожалела о том, что потащила сюда сына.

Он стоял рядом, крепко держа её за руку. Часто, когда Кир чувствовал, что ей страшно, заверял, что он рядом, будто присутствие крошечного ребёнка было способно защитить её ото всех бед. Но сейчас молчал, терпеливо ожидая, что будет дальше.

Арина крепче вцепилась в ремень ремень сумки – в неё поместились все их вещи, которые она собрала в дорогу, – и через полминуты с силой вжала кнопку звонка, надеясь, что здесь для них с сыном найдётся место, где они почувствуют себя в безопасности на то время, пока она сможет найти в себе силы сделать новый вдох.

Часть 2. Глава 6

После ухода Арины он почти не замечал, как проплывает мимо него время. Именно мимо – не оставляя следов, не оставляя вкуса и запаха. Порой Роману казалось, что вместе с ее уходом он утерял и все органы чувств. Ел просто потому, что так нужно, дышал только потому, что так нужно. Жаль только, что невозможно было по щелчку пальцев потерять и память – также легко, как это показывают в телешоу про псевдо-экстрасенсов и гипнологов. С этим, увы, ему предстояло бороться самостоятельно. Об Арине он не готов был говорить даже с Пашей, потому что чувствовал, что если позволит себе эту слабость – случится взрыв. И последствия его могли бы быть чудовищными.

А потому он запретил себе все. Ни слова, ни мысли, ни воспоминания. Занимал время работой, погружаясь в нее как одержимый, не давая себе ни единой секунды задуматься о чем-то ещё. Влезал в такие дела, которыми раньше не занимался никогда, вникал во всякие ненужные мелочи, забивал память любой подвернувшейся ерундой. Только бы не думать о ней. Только бы не чувствовать ничего. Кутался, как в спасительный кокон в свою глухую пустоту – то единственное, что оставила ему после себя Арина. То единственное, что сам готов был от нее принять.

После ее ухода он больше не ел в столовой. Наткнувшись в ящике стола на фото жены деда – порвал его в клочья с отчаянным остервенением. Старательно исключил все, что могло напомнить о ней. Даже ее имя вычеркнул навсегда из своего словаря, не произнося его больше ни вслух, ни про себя. С запозданием пытался сделать её той, кем она должна была быть для него с самого начала – безликой куклой, которой он платил за то, чтобы ее трахать.

Иногда ему даже удавалось убедить себя, что ее и не было в его жизни вовсе. И он бы сумел окончательно поверить в это, если бы не та самая пустота, которая спасала и губила одновременно, напоминая о том, что ещё недавно было на ее месте. Возродившиеся надежды, наивные мечты, глупые планы… Обо всем том, что составляло его жизнь ещё вчера, теперь он мог думать лишь с оттенком самоуничижения и презрения. К себе самому – в первую очередь.

Наверно, это была какая-то карма, намертво сросшаяся с ним. Как иначе объяснить, что для двух совершенно разных женщин он сыграл до боли идентичную роль – идиота, которого можно использовать, а потом вычеркнуть из своей жизни без сожалений. Даром, что цели у этих женщин были абсолютно разные – одной нужны были деньги, второй – секс без обязательств. И обеим – одинаково не нужен он. Он, который готов был отдать им, не задумываясь, все. Себя, свои чёртовы деньги, свою жизнь. Но ничего из этого ни одной, ни второй насовсем было не нужно. Только на время. А вот уродливые шрамы внутри него оставались после них навсегда.

Назначенная на следующий день встреча с капитаном «Северной звезды», о которой Роман совершенно забыл, так и не состоялась. Он бы даже не заметил этого факта, если бы к нему не заглянул Залесский. И выражение его лица было таким, какого Королёв, наверное, никогда ещё не видел. Обычно спокойное и невозмутимое лицо Паши теперь несло на себе отпечаток тревоги и озабоченности.

– Что-то случилось? – спросил Роман, отрываясь от экрана макбука, в который мог смотреть часами, цепляясь мыслями за все подряд. Работа, новости, дурацкие компьютерные игрушки – все такое бессмысленное, но жизненно необходимое ему теперь. За одно только это утро он успел довести до белого каления даже Костю, который обычно очень снисходительно относился ко всем его замечаниям, а сегодня заявил, что если Рома желает лезть в его работу – может сам ее и делать, потому что ему, Косте, он выполнять свои обязанности нормально не даёт. Пришлось переключить свое внимание на другие отделы, но и там его вмешательству были не слишком-то рады. И вот теперь Королёв был даже как-то извращенно рад тому, что пришел Паша и, судя по его виду, принес с собой серьезную проблему.

– Не хотел тебя отвлекать… – начал было Залесский, но невесёлый смешок Романа с оттенком сарказма заставил его осечься.

– Отвлекать меня? – переспросил Королёв. – Отвлекать от чего? От попыток спастись от самого себя? Нет уж, отвлекай на здоровье, будь добр.

– Ты точно не хочешь поговорить о том, что случилось?

– Нет. Так в чем дело? Почему у тебя на лице столь скорбная мина, как будто кого-то хоронят?

– Ну, вообще-то так и есть. – Паша со вздохом сел напротив Романа и пояснил:

– Капитан Карташов не придет к тебе сегодня.

Королёв с неизбежной ясностью сразу же понял, что Залесский имеет в виду, но все же уточнил:

– Что с ним?

– Предположительно самоубийство. Он повесился.

Установилась тишина, в которой каждый думал о своём и вместе с тем – об одном и том же. Слишком странное совпадение, чтобы быть простой случайностью. Независимо от того, сам ли пожелал Карташов уйти из жизни или ему в этом помогли.

– Все ещё считаешь, что крушение судна – несчастный случай? – заговорил наконец первым Роман.

– Нет. И вот, что я думаю – нам стоит приставить к тебе охрану.

– Нет, – безапелляционным тоном отрезал Королёв. – Ты знаешь, что этого делать нельзя.

– Чего делать действительно нельзя – так это и дальше рисковать, – Паша, не выдержав, шарахнул по столу кулаком. – Хватит твоих опасных игр, Рома.

Возможно, он бы согласился с ним, если бы не одно «но». Роману Королёву было решительно наплевать теперь, убьют его или нет. То, какое существование он вынужден был отныне влачить – сегодня, завтра и наверное уже всегда, все равно не стоило и ломаного гроша. И не было ничего, за что стоило бы цепляться. Ради чего хотелось бы жить.

– Нет, – повторил Роман. – Знаешь, мне совершенно все равно, – сказал он бесцветным тоном. – Возможно, я даже буду им благодарен.

Услышав это, Залесский не выдержал снова. Резко поднялся с кресла и со всей силы тряхнул Королева за плечи.

– Ты что это говоришь такое?

– Правду.

– Да ни хрена! Ни одна женщина не стоит этого. Слушай, давай напьёмся вместе. Давай найдем тебе новую шлюху… Что угодно…

– Я не хочу! – эти слова Роман почти выкрикнул. Вырычал с неожиданной для себя силой. – Не хочу, – повторил уже спокойнее. – Просто оставь меня одного, окей?

– Оставить тебя с подобными мыслями? С вероятным убийцей на хвосте?

– Да. Я все равно не намерен никуда выезжать, а сюда этот гипотетический убийца пролезет вряд ли.

Это было правдой. Роман не желал покидать своей спальни – наверное, единственного места в доме, куда не проникал шлейф запретных воспоминаний. Казалось, если только выйдет отсюда – реальность обрушится на него со всей своей безжалостностью. Казалось, что все вокруг способно напомнить о том, чего не вернуть. Машины, здания, мосты, корабли, набережная… Он пока не готов был встречаться лицом к лицу с тем, чего не мог контролировать. Что не мог заставить исчезнуть по одному лишь своему желанию, которого для этого было мало. Которого было мало для всего. Для того, чтобы удержать рядом с собой женщину, для того, чтобы вызвать в ней чувства… Зато оказалось достаточно, чтобы придумать ее себе. Ее – ту, которой нужен по-настоящему, а не просто для развлечения. Ту, которая желала давать и отдаваться, а вместо этого – только забрала. Ту, что хотела быть единственной, а стала никем. Что-то неумолимо кольнуло слева, заставив на миг задохнуться от боли. Об этом нельзя думать. Нельзя вспоминать. Все, что касается ее – для него теперь под запретом. Роман сделал глубокий вдох и снова посмотрел на Пашу.

– Я не покину дома, – уверил он друга ещё раз. – Да и если даже смерть Карташова не случайность, я, возможно, уже не интересую заказчика. Иначе не проще ли ему было бы устранить первым меня?

– Возможно, он пока не нашел способа, – мрачно ответил Залесский. – И все же я приставлю к дому охрану. Тем более что тебе, по твоим словам, все равно.

– Делай, что хочешь, – устало согласился Королёв, и Павел вышел, оставив его одного в этом панцире, который он себе соорудил и куда не было доступа никому.

Она пришла неожиданно. Без разрешения и приглашения, которых, как наверняка прекрасно понимала – не получила бы никогда. Проникла в его дом снова, как однажды и в его жизнь – не спрашивая, не уточняя, не думая о последствиях. Только если когда-то ее привело к нему отчаяние, то что она делала здесь теперь – он совершенно не понимал. И понимать не хотел.

– Кто пустил тебя в дом? – спросил он, когда она тихо прикрыла за собой дверь. Словно рассчитывала, что он мог ее не заметить. Словно мог не почувствовать запаха ее неизменных духов.

– Здравствуй, – сказала она негромко. – Вокруг дома охрана, но меня пропустили. Предварительно проверив, так что можешь быть спокоен.

Он посмотрел на нее безразлично. Красива, как всегда. Ради обладания ею он когда-то готов был убить. Хотя ей от него требовалось прямо противоположное.

– Придется всех уволить, – констатировал он ровным тоном.

– Они же не знают, кто я, – ответила она. – Они не виноваты.

– Надо же, тебя волнует кто-то ещё, кроме тебя самой и твоего дружка? – он удивлённо приподнял бровь.

– Рома… – в голосе – мольба, какой никогда еще от нее не слышал. Даже тогда, когда выставлял ее прочь. В тот момент она этому как раз таки отнюдь не противилась. Как и та, вторая… а он ведь простил бы обеих, попытайся они хоть как-то объяснить ему свои поступки. Попытайся они просто попросить…

– Что тебе нужно? – спросил он без особого интереса. Все это отболело слишком давно, чтобы теперь могло вызывать хоть какие-то эмоции.

– Я слышала, твоя… женщина… ушла.

И откуда только она знала это? Следила за его домом, чтобы знать, кто и когда входит сюда и выходит? Нелепо даже предположить такое. Слишком большая честь для него.

– И? – уточнил кратко.

– Я подумала, что… – она подошла ближе, присев перед креслом, в котором он сидел. Гордая Анна у его ног – о таком он прежде не мог и мечтать. А теперь это не порождало внутри ничего, кроме одного желания – чтобы она поскорее ушла. Но этого делать Анна как раз и не собиралась.

– Ты прости меня, – заговорила она снова. Робко, неуверенно. Такой он видел ее только раз – когда просила у него крупную сумму денег. И причиной тому был страх, что он откажет. А он не мог отказать. Он никогда и ни в чем не мог ей отказать. Раньше.

– Прощаю, – сказал легко и безразлично. – Можешь идти.

– Рома, я… ты знаешь, я за все поплатилась. Он бросил меня, едва встав на ноги. Наверное, это кара за то, как я поступила с тобой.

Он не понимал, зачем ему знать все это теперь. Теперь, когда ни одно ее слово не имело ни малейшего значения.

– Мне жаль, – ответил он и это было вполне искренне. Она уничтожила его, но он никогда не желал ей зла. Просто не умел. Даже тогда, когда она ушла, не оглядываясь, получив от него необходимую сумму. Немалую сумму, которая была нужна на операцию ее любовника. Того, с которым встречалась ещё до того, как вышла замуж за него, Романа. Того, ради которого пошла на этот брак, терпела противные ей прикосновения и ненужное обожание. Что такого было в том мужчине, что ради него Анна была готова на подобное? И чего не хватало ей в нем? Чего не хватало и той, другой женщине? Почему раз за разом он оказывался на обочине собственной жизни, выброшенный, использованный, разбитый?

Наверное, все это отразилось на его лице. Потому что Анна неожиданно обхватила его колени, вцепившись пальцами в тонкую ткань брюк, словно он мог встать и отбросить ее от себя. И была в этом недалека от истины – именно это и хотелось сделать ему сейчас. Стряхнуть ее с себя, как пепел пережитого, который не было никакого смысла ворошить.

– Послушай, – заговорила она быстро, словно почувствовала, что его терпение на исходе. – Я поняла, но слишком поздно, что ты значил для меня. Что никто меня не любил так, как ты. Что мне… не хватает тебя. Что не могу тебя забыть.

– Дай угадаю, это просветление снизошло на тебя после того, как твой любовник тебя кинул? – криво усмехнулся он.

– Ты не веришь, – прошептала она. – А это правда. Я миллион раз пыталась поговорить с тобой…

– Ты опоздала, моя дорогая. Опоздала в тот самый момент, как вышла отсюда, довольная тем, как развела меня на деньги. Прекрасно зная, что я не попрошу ничего назад.

– Прости, – в ее глазах блеснули слезы. Великолепная актерская игра, которой он готов был аплодировать стоя. Если бы мог себе это позволить. – Разреши мне остаться…

– Зачем? – спросил он жёстко и, впившись в ее плечи, поднял рывком с колен и притянул ближе к себе, обхватив пальцами за подбородок. – Надеешься, что я скоро сдохну, оставив тебе наследство? Как это было бы удобно для тебя, правда? Наверняка думаешь, что в этот раз тебе будет даже легче, потому что я не смогу тебя трахать? Ошибаешься, Анна, – он отчеканил ее имя, разбив его по слогам. Когда-то два этих звука стали для него тождественны звону колокола. Сначала – праздничному, когда она стремительно ворвалась в его жизнь, а затем – погребальному, когда из нее ушла.

– Ошибаешься, – повторил хрипло. Ее губы, густо накрашенные красной помадой, были совсем близко от его рта. И сейчас было бы так просто взять то, что она ему сама предлагала. Позволить себе забыться. Затереть в памяти одной женщиной – другую. Забить лёгкие ароматом Анны, отравить себя снова ее забытым вкусом.

Да, она была близко. Дышала прерывисто, ожидая, что он станет делать. Роман скользнул языком по ее губам, рассчитывая почувствовать… что? Он и сам не знал этого точно. Но не ощутил ровным счётом ничего.

– Готова трахаться с инвалидом? – выдохнул он ей в губы и резко наклонил ее голову вниз, к своему паху. Потянулся к пряжке, чтобы расстегнуть ремень на брюках.

Она не сопротивлялась. Покорно уткнулась лицом в его ширинку, готовая безропотно дать то, что он требовал. И вид ее темноволосой головы между его ног стал последней каплей.

– Убирайся! – буквально выплюнул он с презрением и оттолкнул ее от себя. На ткани брюк осталось красное пятно – там, где ее губы касались его ширинки. И это не вызывало в нем ничего, кроме омерзения. – Уходи, – повторил, видя, что она не двигается с места, только смотрит на него растерянно. И выносить это не было никаких сил. – Это не нужно ни тебе, ни мне, – добавил он устало, отворачиваясь от нее, но по-прежнему чувствуя ее присутствие в комнате. – Вон! – рявкнул со стремительно накатившей злостью и только тогда услышал, как за ней закрылась дверь.

Анна ушла, но оставила после себя кучу растревоженных мыслей, которые жалили его, лишая последних сил. Уронив голову на руки, Роман в очередной раз задался вопросом, за какие грехи на него валилось все это дерьмо просто беспрерывным потоком? И будет ли хоть когда-нибудь этому конец? День, когда он сможет дышать спокойно. Без этой черной дыры в груди, без боли слева, без попыток спрятаться ото всего, что причиняло муки. Он спрашивал себя об этом раз за разом и с какой-то фатальностью понимал: не в этой жизни. Хотя, быть может, однажды он излечится и от второй своей болезни на букву «А», как сейчас ничего не испытывал при виде первой. Вот только куда деть инвалидность собственной души – не знал. Знал только, что как бы ни заросло, как бы ни затянулось – прежним не будет никогда. И жить с этим – самая тяжёлая задача.

Часть 2. Глава 7

Задвинув Кира за спину, откуда он выглядывал с любопытством, свойственным всем детям, Арина стояла посреди шикарного холла, сжимала в руках ремешок сумки и ждала. Встретивший их мужчина отошёл позвать хозяйку дома, а она всё равно ожидала какого-то подвоха, хотя внутренним чутьём понимала – его не будет. Даже почувствовала вдруг какое-то удивительное спокойствие, будто если бы Виктор решил её «достать», последним местом, где он смог бы это сделать – был этот дом.

Здесь всё было каким-то странным, но бежать отсюда не хотелось. Даже когда из двери по правой стороне дома вышла Горянская – в этот момент совсем не получалось называть её своей родственницей – копия самой Арины, только лет на пятьдесят старше. Несмотря на солидный возраст, двигалась женщина легко, высоко подняв голову, будто к ним с Кириллом королева шла, а не бабушка для одной и прабабушка для второго.

– Я рада, что ты приехала, – кивнула она внучке, и когда Кир не выдержал и подошёл к ней, взяла того за руку и повела куда-то. Так просто и легко, словно они виделись не впервые.

Арина же осталась на месте и первое время не могла заставить себя шагнуть следом за сыном и Горянской. Всё это было неправильно. Ложь родителям, сын, который не видел мать месяцами, чужая жизнь, которой она жила.

И мужчина, которого потеряла, повинуясь чужой воле. Арина с силой сжала переносицу пальцами, чтобы только не расплакаться. Тщетно сдерживаемая горечь снова затопила нутро, стало тяжело дышать. Она приехала сюда с какой-то болезненной уродливой надеждой, едва не задохнувшись в клетке, которой стала её жизнь. И за эту надежду обязана была ухватиться, пусть даже есть вероятность, что она превратится из спасательного круга в многопудовую гирю. Сделав глубокий вдох, Арина пошла следом за бабушкой и Киром. Им с Горянской было нужно многое обсудить.

Она сидела на диване, поджав одну ногу под себя. Спина была выпрямлена, а в позе сквозила готовность вскочить и бежать, если вдруг к тому вынудят обстоятельства. Привычное ощущение, привычная потребность быть наготове.

– Ты можешь успокоиться. Здесь тебя никто не съест, – словно прочитав её мысли, проговорила Горянская, сидящая на точно таком же диване напротив.

Кирилл, утомившись от бесконечной болтовни, уснул, положив голову на колени Лизе, как сама Горянская потребовала, чтобы он её называл. Она же гладила его по волосам и смотрела с такой бесконечной нежностью, что Арина задалась вопросом: та ли женщина сидит перед ней? Ведь у неё было совсем иное представление о собственной бабушке.

– Он в нашу породу, – кивнула Горянская, когда Арина протянула руку к подносу, стоящему на кофейном столике и взяла остывший чай. – На маму твою похож.

– Кажется, вы совсем не интересовались тем, какой она стала, – не сдержавшись хмыкнула Арина, вызывая в памяти ту горечь, которую всегда испытывала, когда мать рассказывала о том, как Горянская исчезла сразу после её рождения.

– Отчего же? Твой дед исправно присылал мне фотографии нашей дочери. Подробно рассказывал о каждом её дне.

– Что?

Горянская улыбнулась, и столько боли было в этой улыбке, что Арина почувствовала ледяной холодок, ползущий по позвонкам.

– Я знаю, что ты меня осуждаешь. Я и сама себя осуждаю, но по-другому я не могла. Тем отраднее мне видеть перед собой настолько похожую на меня женщину, которая ради своего ребёнка готова на всё.

– Я просто не представляю, что может быть ценнее, чем ребёнок.

– Ты права. Ничего. Но можно однажды понять, что находясь рядом, ты можешь отравить ему жизнь, и что без твоего присутствия ему будет лучше. Я не из тех женщин, кто находит себя в материнстве.

– Расскажите мне. Я хочу знать всё. Начиная с момента, когда вы вышли за Королёва.

Произносить эту фамилию было странно и как-то пугающе, будто Горянская могла скрывать что-то, что ей будет неприятно узнать. Но в то же время она чувствовала ту самую связь, которая объединяла их с бабушкой. История развивалась по спирали, только виток Арины был невыносимо обжигающим.

– Мне особенно нечего рассказывать, – пожала плечами Елизавета, усаживаясь удобнее. Кирилл заворочался, но не проснулся. – Я была молоденькой, когда встретила Королёва. Влюбилась в него без памяти, никогда и никого так больше не любила. Думать ни о ком не могла, спать не могла, дышать без него не могла. Знаю, что мужчины эти на женщин из нашей семьи сильное влияние имеют.

Она посмотрела на Арину долгим пронзительным взглядом, будто в душу самую хотела залезть и видела внучку насквозь. А сама Арина молчала, даже протестовать не собиралась. Всё так и было – мужчины семьи Королёвых имели на них пагубное влияние.

– Как он за мной ухаживал… Подарки, цветы, драгоценности.

Горянская неосознанно прикоснулась к старинному ожерелью – простому, но сделанному со вкусом. Как и всё в этом доме, где она жила. Богатство и роскошь не бросались в глаза, но всё было обстоятельным, и даже самая простая вещь выглядела дорого и была подобрана со знанием дела. Современный снаружи, внутри особняк таил маленький островок какой-то другой жизни, будто не из этого времени.

– Но после свадьбы всё переменилось. У него были другие женщины, которых он даже не скрывал от меня. Сначала я пыталась с этим мириться, но очень скоро поняла, что не смогу. Несмотря на огромную любовь к нему, себя я любила больше. Я сбежала от Королёва. Просто исчезла и всё. Думаю, тебе рассказали об этом.

Арина снова сделала глубокий вдох, жадный, как будто кислород вокруг исчезать стал. Горянская знала о ней если не всё, то очень многое. Но откуда?

– А дальше? – Сил хватило только на то, чтобы задать этот вопрос.

– А дальше… Я встретила твоего деда, Николая. Видела, что он не столько любил меня… он мной дышал, как я Королёвым. Вообразила себе, что смогу стать с ним счастливой, а каждую ночь плакала в подушку. Он этого не замечал, готов был звёзды мне с неба достать, но, увы… Мы жили скромно, я старалась быть как все, но понимала, что не смогу. Мой третий муж, Горянский Владимир, – она указала на портрет на стене, – называл меня яркой птицей. Я не могла быть несвободной, понимаешь? Даже когда родилась Светлана, твоя мать… Точнее, особенно когда она родилась.

– Неужели дедушка вот так просто тебя отпустил? Или ты тоже сбежала от него?

– Нет. Не сбежала. Я бы осталась, если бы он сказал. Но он, похоже, знал, чем это кончится. Я бы просто высохла, стала призраком.

– Зачем же тогда ты вышла замуж? Ведь так нельзя…

Арина понимала, как звучат её слова, как-то по-детски, что ли, но она действительно не понимала. Искренне. Для неё Кирилл был всем. Всем бы мог стать и Роман, если бы она имела хоть один шанс построить свою жизнь иначе. Удивительно похожие внешне, они с Горянской разительно отличались внутренне.

– Ты права. Нельзя. И если бы Владимир так не нуждался во мне, не пошёл бы на все уступки, не добивался меня годами, я бы не стала портить ему жизнь.

– Испортила?

– Не знаю. Я считаю, что да. Он же считал, что был со мной счастлив.

Арина замолчала. Отвела взгляд от Горянской, перевела за окно, где уже начал заниматься рассвет. Спать не хотелось. После всего пережитого она понимала, что вряд ли сможет позволить себе отдых. В голове всё смешалось. Прошлое, что вытащила наружу бабушка, мысли о Королёве, отголоски страха – всё сводило с ума.

– Ты ведь знаешь обо мне больше, чем говоришь. Откуда? – наконец решилась она на вопрос, который занимал её мысли больше остальных.

– От Артура.

– От моего Арта?

Изумление было таким огромным, что Арина повысила голос, и Кирилл снова беспокойно заёрзал.

– Тчш! Да, от твоего Арта. Я была в родном городе, хотела поговорить с тобой, но… не решилась.

– А причём здесь Артур?

– Я видела вас вместе. Когда ты ушла, поговорила с ним. Он сначала отнёсся ко мне с подозрением. Думаю, сначала был ошарашен, мы ведь так похожи. Но потом рассказал. Всё. И о Викторе, и о Романе. И о Кирилле.

Она не знала, как к этому отнестись, не могла переварить вот так сходу то, что рассказывала ей Горянская. Её жизнь никогда не была спокойной, но раньше у Арины было эфемерное обманчивое чувство, что она может исхитриться, чтобы ей управлять. А сейчас…

Она закрыла лицо руками и принялась растирать его. Всё это было для неё слишком. Всё это… и то, что она уже вынесла. Но дом Горянской стал убежищем, если не для неё, так для Кира. А значит, она будет вынуждена снова и снова погружаться в свои воспоминания и эмоции, которые рождаются здесь с новой силой, приобретают новые оттенки. Но не станет сбегать отсюда, потому что Кирилл здесь в относительной безопасности.

– Ты написала мне не просто так? – наконец нашла она в себе возможность выдохнуть несколько слов.

– Нет. Я думаю, что ты нуждаешься быть здесь, как и я нуждаюсь в том, чтобы ты здесь была.

– Зачем? Зачем тебе всё это?

Горянская молчала долго. Смотрела на Арину и молчала, будто обдумывала ответ. Утро, такое раннее во время белых ночей, стало заливать гостиную ярким солнечным светом. Дом безмолвствовал, только тикали над камином старинные часы и было слышно спокойное дыхание спящего ребёнка.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу, – шепнула Горянская, осторожно поднимаясь с дивана и бесконечно бережно перекладывая Кирилла, чтобы не разбудить его. – И надеюсь, ты поймёшь.

Они поднялись наверх по лестнице с резными перилами. Здесь всё было точно так же обставлено, что и внизу – со вкусом и дорого. Коридор, с висящими по обеим его стенам портретами и картинами, из которого  выходило четыре двери, был широким и светлым.

Пройдя в самый его конец, Горянская толкнула перед собой дверь, и вошла внутрь комнаты. Арина последовала за ней. Они оказались в детской – роскошно меблированной, с яркими стенами, светлой и большой. Здесь было всё, что могло понадобиться ребёнку – кроватка с каруселью и балдахином, пеленальный столик, множество самых разных игрушек. Было видно, что эту комнату обставляли с особой любовью.

– Для кого это? – задала вопрос Арина, пройдя вглубь и рассматривая убранство детской.

– Эту комнату я обустроила сама. Она – своего рода мой маленький мир, где я провожу много времени. И она всегда для меня останется пустой. Здесь не будет звучать детский смех, здесь вообще ничего и никогда не будет. Я знаю, ты вряд ли меня поймёшь, да я этого и не хочу. Но знаю также, что хочу, чтобы всё это принадлежало тебе. Весь этот дом, всё, что я могу и должна тебе отдать, потому что много задолжала. Мне осталось недолго, Арина. Я стара, и уже отжила своё. Но в тебе вижу ту себя, какой я очень хотела бы быть и не смогла. Ты – моё продолжение, только без изъянов. И надеюсь, что с тобой эта детская найдёт своего маленького хозяина.

Горянская осторожно вышла. Просто покинула комнату, которая, – Арина чувствовала это – очень многое для неё значила. И она осталась одна. Окружённая всей этой роскошью, которая дышала пылью и временем, с миллиардом самых разных мыслей в голове. Арина была не уверена в том, что надежды её бабушки когда-нибудь сбудутся. Вряд ли у неё родится ещё один правнук или правнучка.

Она подошла к кроватке и завела механическую карусель. Тишину детской наполнила незатейливая мелодия, которая в этой пустоте показалась насмешкой.

Как бы то ни было, у неё есть возможность защитить Кирилла. А большего Арина никогда и не хотела.

Её бабушка любила себя и была готова на всё ради того, чтобы удовлетворить свои потребности, она же – готова на всё ради того, чтобы её близкие были в безопасности. Пусть своими действиями и решениями Арина воровала у себя право на счастье – она бы в любом случае пошла на любые меры. Лишь бы Кириллу ничего не грозило.

Лишь бы ничего не грозило Королёву…

Часть 2. Глава 8

В последующие после ухода Анны дни его почти никто не беспокоил. Дом замер, словно боялся потревожить его покой, а он вслушивался в тишину и усмехался собственным мыслям – это действительно напоминало сказку о Красавице и чудовище, в которой замок безмолвно застыл, а слуги, превратившиеся в предметы интерьера, предпочитали не попадаться пугающему хозяину на глаза. Вот и он, как то чудовище, засел в спальне, точно медведь в берлоге, и никто не смеет к нему соваться. Существовала лишь одна существенная разница между сказкой и жизнью, самая главная: в жизни все происходит иначе. Красавицы не спасают чудовищ, они используют их и сбегают, оставляя погибать.

Просто удивительно, какие глупости лезут в голову, когда не знаешь, чем себя занять. Когда сидишь сутками напролет в комнате-клетке, запершись там добровольно, как одичавшее животное, которому окружающий мир внушает такой страх, что неволя становится милее свободы.

Да и о какой свободе можно было говорить, если по уверениям Паши и его собственным соображениям на него до сих пор велась охота? Анализируя ситуацию, Роман понял, что из всего этого есть только один выход. Тот, который никогда прежде даже не пришел бы ему на ум. Тот, что сейчас казался единственно разумным и правильным.

После развода с Анной он пытался жить заново, изменив себя. И только теперь понимал, что менять нужно было совсем иное – жизнь. Менять полностью, окончательно и бесповоротно. Оставить все то, что, словно груз, тянуло его на дно. Отсечь собственные корни, обрекшие его вертеться по кругу как ту самую фигурку на заведённой кем-то свыше карусели.

Его семья жила в этом городе с самого его основания, но теперь настало время разорвать этот порочный круг, который из чтимой традиции превратился в сплошное проклятие.

Он должен продать семейное дело. Продать дом и все, что ему принадлежало в этом городе и этой стране. Он должен уехать – подальше, куда-нибудь заграницу, туда, где прошлое перестанет топить его, заставляя захлёбываться в чужих грехах. Это его единственный шанс выжить. Спастись – не только от убийц, но и от себя самого.

Он просматривал предложения о покупке недвижимости в Италии, когда раздался стук в дверь. Деликатный и вместе с тем – требовательный. Ему не составило труда понять, кто тот смельчак, что решился тревожить чудовище.

– Заходи, – коротко пригласил Королёв.

Залесский вошел, привычным образом оглядел Романа и покачал головой:

– Ты скоро зарастешь, как медведь.

– К тому и стремлюсь, – хмыкнул Королёв в ответ. – И зачем же ты пожаловал в мою берлогу?

– Я уже не могу прийти просто так?

– Ты никогда не делаешь ничего просто так.

Залесский улыбнулся своей тонкой улыбкой, но веселья в ней не было.

– Ладно, ты прав. У меня для тебя две новости.

– Выкладывай, – ограничился Роман одним словом.

– Первое – надеюсь, ты будешь рад узнать, что «Шахерезада» благополучно вошла в порт назначения и столь же благополучно избавилась от груза. Всего груза.

– Хорошо, – пожал плечами Роман. – Что ещё?

– Ещё я принес тебе кое-что… посмотреть. – Павел выудил из кармана флэшку и протянул ее Роме.

– Что-то важное? – уточнил тот, не торопясь вставлять накопитель в ноутбук.

– На твоём месте я посмотрел бы сразу.

– Окей.

Королев воткнул флэшку в usb-разъем и нахмурился, когда обнаружил, что там находятся несколько видеофайлов. Какое-то дурное предчувствие стиснуло грудную клетку и, помедлив несколько мгновений, он спросил, прежде, чем открыть хоть одно видео:

– Что это?

– Посмотри, – просто ответил Залесский. – Если хочешь, я выйду. Там не слишком приятное зрелище.

– Нет, оставайся, – приказал Роман отрывисто и решительно кликнул на один из файлов.

И сразу увидел ее.

Она лежала на животе, лицом уткнувшись в постель, белокурые волосы были взъерошены.  Нависший над ней мужчина, которого камера снимала со спины, грубо входил в Арину сзади, а она негромко стонала.

Роману показалось, что его ударили под дых. Ударили с такой силой, что сделать следующий вдох стало просто невозможно от сковавшей тело боли.

– Ты что, издеваешься надо мной? – сорвался он на Залесского и отбросил от себя ноутбук.

Паша успел подхватить несчастный Мак прежде, чем тот свалился бы с края стола, после чего проговорил терпеливо, но настойчиво:

– Посмотри дальше.

– Зачем? Зачем мне видеть, как эта женщина стонет, когда ее трахает черт-те кто?!

– Не торопись с выводами.

Залесский снова придвинул ноутбук к Роману. Каким-то нечеловеческим усилием Королёв заставил себя посмотреть на экран.

Мужчина схватил Арину за волосы и приподнял ей голову, и в этот момент стало видно ее искаженное лицо. Но искажено оно было вовсе не от удовольствия, на нем отчётливо читалась боль.

– Скажи, что тебе нравится, когда я трахаю тебя так, – требовал мужчина и что-то в его тоне показалось Роману знакомым.

Она молчала. Он потянул ее за волосы сильнее – так, что изо рта Арины вырвался приглушенный крик.

– Скажи! – требовал он. – Тебе нравится?

– Да, – выдохнула она, и Королёв почувствовал, как сжимаются его кулаки. Но от того, что увидел дальше, ощутил, как к горлу снова подступает удушье.

Картинка сменилась. Теперь Арина стояла у стены, бледная, но с высоко поднятой головой. Чей-то вкрадчивый голос за кадром спрашивал:

– Ты боишься меня?

– Нет, – ответила она и в тот же миг внезапно исчезла из видимости, словно резко опустилась вниз. Камера тут же последовала за ней, и Роман с ужасом увидел, что Арина лежит обнаженная на полу, на ногах у нее кандалы, а на спине что-то, похожее на зажимы. Мужская рука потянула за цепь, объединяющую эти два орудия пытки, заставляя Арину приблизиться к камере, ползя на коленях, и Роман содрогнулся, когда увидел выражение ее лица. А все тот же голос за кадром говорил:

– Лижи мне ноги, с*ка…

Больше Королёв не выдержал. Выдернул флэшку и отшвырнул в сторону, затем невидящим взглядом уставился на Пашу и снова спросил – требовательно, зло:

– Что это?

– Любимые развлечения Каневского, – ответил коротко Залесский.

Каневский. Ну конечно же.

Роман понял, что его невыносимо мутит. Прикрыв глаза, сделал глубокий вдох, стараясь подавить тошноту. Следующая фраза далась ему с большим трудом:

– Откуда у тебя это?

– По всей видимости, этот подонок – или кто-то другой – слил видео в сеть.

Королёв резко распахнул глаза.

– Ты ведь позаботился об этом?

– Да, конечно. Но я не уверен, что оно не всплывёт снова.

Роман пытался разумно обдумать все, что он увидел, но от неистовой жажды крови в голове все путалось. Перед глазами стояла сплошная кровавая пелена, сквозь которую периодически всплывало лицо Каневского – разбитое, изуродованное – до крови, до мяса. Такое, какое он ему непременно обеспечит.

– Ты поедешь к ней? – прорвался в его сознание сквозь шум в ушах голос Павла.

Поедет ли он к Арине? Вопрос показался ему странным.

– Нет.

– Нет? – в голосе Паши, редко выдававшем какие-либо эмоции, отчетливо звучало удивление.

– Нет, – повторил Роман.

– Почему? – казалось, Залесский никак не может поверить тому, что слышит.

У Королева не было желания объяснять другу то, что ему самому было очевидно. Слишком очевидно. Но он знал, что иначе Павел просто не отстанет.

– Потому что это ничего не меняет, – Роман устало потер виски, начинавшие болезненно пульсировать и пояснил, не вдаваясь в лишние подробности:

– Она мне не доверилась.

– Но ведь и ты не был с ней полностью откровенен, не так ли?

Губы Романа изогнулись в кривой, болезненной усмешке. Не в силах больше оставаться на одном месте, он стремительно поднялся с кресла и подошел к окну. Заложив руки за спину, уставился на цветущий сад внизу и медленно проговорил:

– Это другое. Я хотел ее защитить.

– Возможно, она тоже хотела тебя защитить.

– Защитить? А может, унизить? – Королев ощутил, как внутри поднимается волна гнева, щедро приправленная горечью. – Разве я нуждаюсь в защите? Нет! А если она так считает – значит, для нее я так и остался недомужчиной. Инвалидом, который годится только на то, чтобы его выгуливали, как собачку!

Павел помолчал несколько мгновений, потом все же сказал:

– Дело твое. Если тебе нравится страдать – продолжай в том же духе. Видимо, это уже вошло у тебя в привычку.

Роман резко обернулся, чтобы возразить в ответ на это возмутительное обвинение, но сказать ничего не успел. Павел уже приоткрыл дверь, и в образовавшемся просвете показалось ошарашенное лицо Кости. Он смотрел на Романа так, словно тот был восставшим из мертвых, а вовсе не из инвалидного кресла.

– Пи…ц, – вот и все, что сказал младший брат перед тем, как Роман, быстро преодолев разделявшее их расстояние, схватил его за грудки и втолкнул в комнату, захлопнув дверь за вышедшим Залесским.

Часть 2. Глава 9

– Пи…ц, – повторил Костя, глядя на Рому, и во взгляде его было одновременно столь много всего, что определить все владевшие им эмоции было просто невозможно. Но Королев отчетливо прочитал в глазах брата потрясение и то, что удивило его больше всего – чувство вины.

– Ну ты и козел… – тем временем заговорил Костя, и голос его звучал растерянно. – Я столько ночей не спал из-за тебя, а ты все это время мог ходить!

– Что значит – не спал из-за меня? – спросил Королев, нахмурившись.

– То и значит! – голос младшего брата неожиданно перешёл в крик. Шок стремительно сменился злостью. – Я винил себя в этой аварии! Сходил с ума от того, что хотел тебе все рассказать и не мог!

Роман застыл. Лицо его превратилось в неподвижную маску, и губы едва слушались, когда он коротко выдавил из себя:

– Поясни.

Схватившись за голову, Костя рухнул в кресло, на котором еще недавно сидел Рома. Сжал пальцами голову – так, словно хотел расколоть ее напополам. С губ его сорвался полустон-полурыдание. Роман стоял, не в силах пошевелиться, подспудно понимая, что, скорее всего, скажет брат, но не желая в это верить. Потому что поверить в это – все равно что умереть. Сгореть дотла.

– Это я… – срывающимся голосом начал Костя. – Я навел на тебя того водилу. Я… мне нужны были деньги. Они грозились пришить меня, если я не погашу долг.

Роман прикрыл глаза. Представил, что если замрет вот так, зажмурившись крепко-крепко и не будет видеть брата – все, что тот говорит – исчезнет. Окажется неправдой. И сам он, Роман Королев, исчезнет тоже. Со всей своей болью – просто раз! – и перестанет существовать. Но секунды шли, а он почему-то все еще дышал. Почему-то был в состоянии даже говорить.

– Ты мог попросить у меня, – голос звучал отстраненно, безжизненно. Словно принадлежал и не ему вовсе.

– Не мог! – выкрикнул Костя. – Не мог, как ты не понимаешь! Унижаться, выпрашивая у тебя деньги и видеть твой осуждающий взгляд – я  больше не мог этого всего выносить!

– И ты решил, что проще меня устранить.

– Прости.

"Прости"… будто этим словом из шести букв можно было что-то исправить. Будто этим можно было отменить тот чудовищный факт, что единокровный брат желал его смерти.

Кто-то потянул его за рукав и, опустив взгляд вниз, Роман обнаружил, что Костя сполз с кресла и теперь стоит перед ним на коленях.

– Ты не представляешь, каково мне было. Я был здесь никем. Папаша меня не признавал. Даже не замечал, словно меня не существовало вовсе. А ты… ты был идеальным. Образцовый сын. Законный ребенок. Серьезный, ответственный… А я… этот ублюдок даже на смертном одре обо мне не вспомнил! А я надеялся на это до конца… Мне было ничего больше не нужно. Только услышать от него хоть раз "сын". А он, даже умирая, звал тебя! Только тебя! – руки Кости, цеплявшиеся за манжеты рубашки Ромы, дрожали. Королев видел, как судорожно двигается его кадык, когда тот сглатывает, прежде чем произнести следующее слово. Костя продолжал говорить – отрывисто, путанно, невпопад. Казалось, он с огромным трудом выталкивает из себя каждую букву, а Роман смотрел на него и почти не понимал ничего из того, что тот произносил. Только видел умоляющий взгляд серо-голубых глаз и ощущал, что это конец. Не для Кости. Для него, Романа.

– Я не был ему нужен, – бормотал Костя. – И матери не был нужен. Иначе она бы не прыгнула из окна, наплевав на меня…

– Ты был нужен мне! – не выдержал вдруг Роман. – Мне! Почему тебе этого было мало?!

– Почему ты мне об этом не говорил? – сорвался в свою очередь Костя. – Почему только отчитывал менторским тоном, словно я какое-то безмозглое животное?!

– Я показывал это, как умел! – Роман наклонился и с силой встряхнул брата за плечи. – Думаешь, если бы мне не было до тебя дела, я бы пытался тебя исправить?!

– Я не хотел, чтобы меня исправляли! Я хотел, чтобы меня любили!

– Любили ту пьяную свинью, которой ты чаще всего являлся?

– Да! – Костя скрюченными пальцами впивался в руки Романа – то ли желая причинить боль, то ли боясь отпустить от себя брата. – Ты так и не понял, что я пил, чтобы забыть о том, кто я есть. Что я играл, чтобы разбогатеть и стать тебе равным…

– Ты и был мне равным. Я любил тебя всегда, каким бы ты ни был. Я боялся, что ты кончишь также, как отец. Ты похож на него больше, чем можешь себе представить. Возможно, потому он и старался тебя не замечать.

– О да. Все, что было в нем дерьмового – унаследовал я, – с губ Кости сорвался горький смешок. – В то время, как ты…

– Я делал все вопреки. Старался ни в чем на него не походить. Вот и все.

Костя не сказал в ответ ни слова. Но от того, что читалось в его взгляде – какая-то детская беззащитность и боль, рожденная не одним днём, а долгими годами – Роман ощутил, как внутри него появляется новое уродливое ощущение. Он считал, что в душе у него уже все вытоптано и выжжено, но теперь понимал, что вот то удушающее, разрывающее на части чувство, которое стремительно нарастает с каждой секундой – это то, что не пройдет никогда. То, от чего он не сумеет избавиться. То, что сожрёт его в конце концов заживо.

– Я не хотел этого, – снова заговорил Костя и голос его звучал испуганно. Казалось, он понимал, что  творится сейчас в душе Романа, и боялся этого сильнее, чем его гнева. – Я был пьян в тот день. Снова. Но это я вызвал на место аварии полицию и скорую. Заранее. Думал, что они смогут все предотвратить… но опоздал. Рома… – его хватка стала крепче, словно он сосредоточил все силы на том, чтобы не выпустить из пальцев тонкую ткань рубашки брата. – Я был… ничтожеством. Ничтожеством, которое вообразило, что если тебя не будет – то оно станет кем-то значимым. Я ошибся, Рома, слышишь? Без тебя я – никто в квадрате. Потому что ты – все, что у меня есть.

По лицу Кости потекли слёзы, и выносить это у Романа больше не было никаких сил.

Он не мог винить его больше. Он вообще не мог его винить. Если брат возненавидел его так, что желал его смерти – значит это он, Роман, вел себя неправильно. Значит и для Кости не сумел стать кем-то дорогим и близким, несмотря на то, что в их жилах текла одна кровь. Значит, не смог позаботиться о брате как следует, не смог показать ему, что он на этом свете не один.

Он вдруг четко понял, что должен делать дальше. Что является единственно верным в его ситуации. Костя был неправ, говоря о себе как о ком-то лишнем. Лишним был он, Роман. Вся его жизнь – яркая демонстрация этого простого и очевидного факта.

С этим осознанием пришло и спокойствие. Роман не без труда отцепил от себя брата и вышел из комнаты, немало больше не заботясь о том, что все узнают, что он ходит. Немало не заботясь о том, что теперь он открытая мишень для тех, кому Костя должен был денег. Он устал быть жертвой. Сегодня он станет вершителем.

Роман не знал, что Костя шел за ним до самого кабинета. Не знал, что тот слышал, как он говорил по телефону. И даже не представлял, на что способен младший брат, доведенный до паники и отчаяния. Хотя после всего, открывшегося сегодня – следовало.

В голове было пусто, когда Роман выворачивал на заброшенную трассу. Казалось, внутри у него уже не осталось ничего – ни мыслей, ни сомнений. Возможно, то, что он планировал сделать, станет лучшим поступком за всю его никчемную жизнь.

Поворот, у которого он назначил встречу Каневскому, неминуемо приближался. Он сказал этому сукиному сыну, что у него есть для него деловое предложение. Но на самом деле обсуждать с ним ничего, конечно, вовсе не собирался. Он не позволит этому ублюдку даже покинуть машины. Никогда.

В следующие мгновения события разворачивались стремительно и неожиданно.

Роман уже видел машину Каневского, безошибочно распознав ее номера. Он ждал момента, притаившись под сенью деревьев. Он уже положил ногу на педаль газа, когда вдруг какая-то иномарка пролетела мимо него и понеслась на дикой скорости на автомобиль депутата. Казалось, все было четко выверено – двигаясь по данной траектории, иномарка должна была подрезать Каневского, получив при этом пару царапин, но депутатская Тойота в последний миг развернулась и дернулась, пытаясь избежать контакта, но вместо этого добилась совершенно обратного. Машины столкнулись и разлетелись в разные стороны. Тойота взмыла в воздух и, перевернувшись, полетела вниз со склона, по которому проходила трасса. Второй автомобиль – сейчас Роман видел, что это была Хонда – безжизненно замер, охваченный пламенем.

Он застыл в ужасе, не в силах пошевелиться, только теперь осознавая, что собирался сотворить. Что на месте этой Хонды должен был быть он. Что едва не сделал то, что невозможно было бы исправить. Единственное, что невозможно исправить.

Он нащупал в кармане телефон, чтобы вызвать на место происшествия полицию, но в этот самый момент в стекло его машины постучали. Роман открыл дверцу и увидел перед собой бледное, искаженное испугом лицо Кости.

– Слава Богу, живой, – выдохнул брат, привалившись к дверце – так, словно у него резко иссякли силы.

– Кто это был? – спросил Роман, понимая, что все происшедшее – не случайность.

– Громов, – ответил Костя.

– Местный криминальный авторитет?

– Да.

– Ты…

– Да. Я должен был ему денег. Это он подкупил того рабочего и, вероятно, пытался подкупить Карташова. А когда оба дела не выгорели, решил взяться за тебя сам. Я знал, что он выжидает удобный момент.

– Не понимаю… – Роман потер переносицу, пытаясь осознать сказанное. – Зачем ему тогда вообще понадобился ты?

– По большому счету, я ему был ни к чему, но мне пришлось постоянно поддерживать иллюзию, что мы с ним заодно. Просто чтобы выжить. Я донес ему в тот первый раз, где ты будешь проезжать и в какое время. Дальше он действовал без меня. Кажется, его интересовал не столько мой долг, сколько именно ты.

– Почему?

– Он теневой владелец «Запасного колеса» – конкурирующей с нами фирмы, как тебе это известно. Ты ему давно был поперек горла.

– Ясно…

Роман понял, что все ещё судорожно сжимает в руках телефон и испытывает непереносимо острое желание позвонить. Немедленно. Только уже вовсе не в полицию.

– Ты собираешься звонить или нет? – спросил Костя. – Надо бы сообщить о несчастном случае.

– Несчастном случае? – издевательски выгнул бровь Роман.

– Ну да. Пусть на земле войдёт в протоколы именно эта версия. А в аду с меня уже спросят за все – так что одним грехом больше, одним меньше… – усмехнулся младший брат криво, но тут же резко посерьёзнел. – Я рад, что ты цел и что все… получилось так. Я не мог тебя потерять, мой идеальный старший брат. Кто тогда стал бы распинать меня, как обычно, за все мои недостатки?

Роман выдавил из себя слабую улыбку в ответ на эту шутку, но оба они знали, что «как обычно» между ними ничего уже не будет никогда.

Часть 2. Глава 10

Впервые за долгое время Арина чувствовала себя в безопасности, и с каждым проведённым в доме Горянской днём понимала, что меняется и Кир. Она даже не понимала, насколько он был напряжён до этого момента. Но видела, как мальчик становится всё более открытым и всё больше проводит времени с бабой Лизой, как он называл Горянскую, хотя последняя была категорически этому не рада.

– Если он ещё раз так скажет, я надеру ему уши, – беззлобно ворчала она каждый раз, когда Кирилл выдавал свою «бабу Лизу», на что получала только улыбку Арины.

За несколько дней, что прошли с момента их с сыном приезда в особняк бабушки, многое изменилось. Но самым главным оставалось то, что внутри Арины появилась уверенность, которой не было никогда. Теперь они с Киром могли не дёргаться от каждого звука и шага. Теперь они могли спокойно спать, зная, что никто не придёт за ними и не заставит делать то, чего они не хотели.

Елизавета даже заставила Арину сменить номер телефона, и требовала, чтобы внучка отдавала ей сотовый на целый день. Поначалу вызывавшее у Арины только протест, впоследствии этот ритуал показался ей благом.

Как славно было проводить время в этом особняке, где всё дышало совсем другой эпохой! И где рождалось ощущение, что всё в её жизни может быть иначе.

Того единственного звонка, которого Арина так ждала подспудно, прозвучать не могло, будь у неё хоть три номера, хоть триста три. Да она и не надеялась, что Роман Королёв когда-нибудь позвонит ей. Наверное, он уже забыл, что она когда-то существовала в его жизни. Даже была бы рада этому – что угодно, лишь бы не ненависть и презрение с его стороны.

Сама она часто вспоминала о нём, и это приносило какое-то извращённое удовольствие. Он хотел её. Хотел всё время, пока она была рядом, и это рождало внутри Арины такие чувства, какими бы она никогда и ни с кем не захотела бы делиться.

Она помнила досконально всё… их ласки и поцелуи, то, как Королёв брал её, каждый раз по-новому, но неизменно – с привкусом слепящего наслаждения. Он словно открывал в Арине те грани, о наличии которых не подозревала даже она, и стал не только тем мужчиной, которого она смогла полюбить, но и тем, кого была не в силах забыть.

– Арина! – окликнула её Горянская, с самого утра пребывающая в состоянии нервного возбуждения. Всему причиной был её день рождения, на который, по её заверениям, Елизавета пригласила только самых важных и дорогих гостей.

– М? – выныривая из задумчивости, подняла брови Арина, увлечённая тем, что рассматривала старинный фотоальбом.

В доме Горянской было очень много таких вещей. Величавых и дышащих историей. Они с Киром находились будто бы в ином мире. Здесь не было интернета и телевизоров, здесь всё, происходящее за кирпичными стенами, казалось эфемерным и выдуманным.

– Я сказала, что прибыл первый гость. Ты не встретишь его? Я пока не могу.

Елизавета указала рукой на Кира, который по обыкновению своему задремал, положив голову на колени Горянской. И та сейчас занималась своим излюбленным делом – гладила правнука по волосам.

– Конечно, встречу. Но можете разбудить Кирилла, что-то он слишком много спит днём.

Не дожидаясь, пока Горянская скажет в ответ хоть что-то, Арина отложила альбом, поднялась с дивана и вышла из небольшой комнаты-библиотеки, отправляясь встретить первого гостя.

Спазм схватил сердце и заставил замереть сразу, едва она стала спускаться по лестнице с чугунными перилами. Она узнала его сразу – стоило только взглянуть на идеально распрямлённую осанку и руки, заложенные за спину. О! Романа Королёва было невозможно спутать ни с кем, даже если бы у Арины вдруг возникло такое желание.

Но в то же время это было совсем другой мужчина. Не тот, кого она знала те прекрасные несколько дней, что провела в его доме. Она была знакома с Королёвым, прикованным к инвалидному креслу. С тем, кто пережил столь много, что она даже вообразить себе не могла масштабы случившегося.

Этот же Роман Королёв, что стоял сейчас спиной к лестнице, по которой она спускалась к нему, был ей совершенно незнаком. Вот только предательское сердце безудержно стучало, отзываясь на каждое мгновение его близости… Впрочем, Арина очень надеялась, что Королёв его не расслышит.

Она не лгала ему, когда устраивалась на работу, хотя он думал сейчас иначе, и был прав. А вот сам Роман лгал ей… Лгал в самом главном и важном. И всё же, несмотря на это, сердце радостно забилось. Она снова видела его, снова могла дышать его запахом… снова могла говорить с ним… Но не могла придумать ни фразы, чтобы поприветствовать первого гостя.

– Здравствуйте, – выдавила из себя Арина, замирая в трёх ступенях от гостиной. Спуститься ниже не могла бы заставить себя даже под страхом смертной казни. – Добро пожаловать к Елизавете Горянской.

К моменту, когда на сотовом Романа раздался звонок с неизвестного номера, он уже почти отчаялся в своих поисках. Номер телефона Арины не отвечал все дни, что он пытался до нее дозвониться. Он возненавидел фразу, что раз за разом говорил ему механический голос: «абонент недоступен». Недоступен… слова, звучащие, словно приговор. Словно наказание за что-то.

Следов Арины не могли найти ни Паша, ни один из нанятых им детективов. Она исчезла, словно ее никогда и не было на земле. И никакие деньги, за которые, как он думал, можно купить почти все, не помогали ее обнаружить.

Он снова стал плохо спать. Постоянно прислушивался – не раздастся ли звонок, который сообщит ему что-то хорошее. Постоянно ждал. Вся его жизнь превратилась в одно сплошное ожидание. И терпение. Снова – терпение. Только теперь не в том, чтобы забыть ее, а в том, чтобы вспомнить. Увидеть и вспомнить все, что ему способна была дать она одна.

Если бы захотела.

Он не знал, захочет ли она его видеть. Не знал, что она чувствует. Не знал, где среди всего, что произошло между ними – правда, а где – ложь. Зато знал, что она нужна ему. И что должен сделать все, чтобы показать ей, что и он нужен ей тоже.

Беречься больше не было никакого смысла. Он уже потерял все, что только мог потерять. А вот обрести заново у него ещё была возможность. Пусть даже она лгала ему, пусть даже не доверяла. Но, в конце концов, Паша был прав – он, Роман, не был с ней до конца откровенен тоже. Этого понятия, если разобраться, между ними не существовало вообще. Что она знала о нем и его прошлом? Ничего. Что он знал о ней и причине ее поступков? Ничего тоже. Но то, как чувствовал себя, когда она была рядом – единственное, что по-настоящему имело значение. Потому что рядом с ней он ощущал себя живым. Нужным. Желанным.

Потому что то, как она отдавалась ему, не могло быть фальшью. И за эту мысль он отчаянно цеплялся все эти дни, надеясь на то, что теперь, когда Каневский мертв, все может быть иначе.

Он не желал ворошить былое, но понимал, что должен будет многое объяснить ей. И что многое хочет знать сам. О ней. О ее сыне. Обо всем, что ее касается.

Но для этого нужно было найти ее. Сделать то, что ему пока никак не удавалось.

Помощь пришла неожиданно и совсем не оттуда, откуда он ее ждал.

– Да, – ответил Роман на звонок ранним субботним утром и почувствовал, как сердце ускорило свой бег, как всегда в последнее время, когда он с надеждой поднимал трубку телефона.

– Роман Королёв? – послышался в ответ незнакомый женский голос.

– Да, – подтвердил он, всем своим существом ощущая, что на этот раз услышит что-то действительно важное.

– Меня зовут Елизавета Горянская, – представилась женщина. – Я хотела бы пригласить вас на свой день рождения.

– Но… – замялся он, непонимающе хмурясь. – Мы ведь даже незнакомы.

– Это вы так думаете, – фыркнула Горянская. – А вот я о вас знаю многое. Но дело, впрочем, не в этом, – добавила она поспешно. – Дело в том, что на празднике будет человек, которого вы наверняка хотели бы видеть. И который хотел бы увидеть вас.

– Арина? – вырвалось у него мгновенно.

– До встречи, – вместо ответа сказала женщина. – Адрес я пришлю вам на электронную почту.

Во всем этом было что-то странное, но он не раздумывал ни минуты. Сел на первый же самолёт в Петербург, а дальше, на арендованной машине, поехал по указанному адресу в пригород. Даже если все это была чья-то дурацкая шутка или розыгрыш, даже если вдруг там ждала его вовсе не Арина, а кто-то другой, он все равно не мог упустить шанса найти ее.

Давя на педаль газа прокатного Мерседеса, он поймал себя на том, что уже почти забыл, какое это счастье – самому вести машину. Какое счастье ходить. И главное – дышать свободно, не боясь того, что каждую минуту в спину может раздаться выстрел. Единственное, что до сих пор трудно было принять – это причастность брата к покушению на него. Обиды на Костю он не таил – прощать Роман уже привык. А вот как отпустить ситуацию и как простить себя самого за то, что брат до такого дошел – не знал. И от того, что видел, что сам Костя казнит себя за все, что сделал, становилось ещё тяжелее.

Но сейчас, когда жал на кнопку звонка у двери старинного особняка, даже более величественного, чем его собственный дом, в голове не осталось ничего, кроме одной мысли – он сейчас может увидеть Арину. Или не увидеть. И тогда ему как-то придется проглотить разочарование и продолжать поиски дальше.

Когда его впустили в дом и попросили подождать в холле, он лениво облокотился на перила мраморной лестницы и без особого интереса оглядел обстановку. Его воображения не хватало, чтобы представить, как Арина могла сюда попасть, но вопреки логике, бездумная надежда жила в каждом ударе сердца.

Сначала он услышал лёгкие шаги. Они казались ему очень знакомыми, а может, он себе это только придумал. Набрав воздуха в лёгкие, чтобы успокоить словно бы сорвавшееся с цепей сердце, он готов был уже обернуться, чтобы узнать, кто стоит позади него, но раньше услышал голос.

Голос Арины. Родной, желанный голос. Но звучал он так, словно она говорила с кем-то посторонним. Возможно, не узнала его, ведь привыкла видеть сидящим в инвалидной коляске. А возможно, и не хотела узнавать.

Он повернулся к ней лицом и прежде, чем сказать хоть что-то, внимательно оглядел. Она выглядела иначе. Внешние изменения были почти неуловимыми, но он все же отметил, что выражение лица у нее стало иным. Более спокойным и умиротворённым, чем то было, когда она была с ним. Возможно, на самом деле эта неизвестная ему Горянская заблуждалась. Возможно, Арина вовсе не хотела его видеть и совершенно не нуждалась в его присутствии здесь. Но вот он нуждался в ней очень. И пусть это было эгоистично с его стороны, отступать Роман Королёв не собирался.

– Здравствуй, – ответил он. – Спасибо за гостеприимство, но я не к ней. Я к тебе.

Ему хотелось сказать «за тобой», но сначала он должен был понять, что думает и чувствует Арина теперь, когда поняла, что он вовсе не инвалид, каким она знала его все то время, что была рядом.

Часть 2. Глава 11

– Вот как? Ко мне? – зачем-то уточнила Арина, преодолевая разделявшие их три ступени и осторожно, будто боялась быть пойманной в ловушку, минуя Романа.

В её голове не укладывалось то, что она видела и осознавала. Он мог ходить всё время, с тех пор, как Арина устроилась к нему на работу? Если да – зачем нужен был спектакль, актрисой которого она невольно стала? Сколько лжи было меж ними? И стоит ли выяснять всё?

Она жаждала того, что Королёв вряд ли желал ей дать, но так сладко было придумать себе тот мир, где они оба были свободными. Хотя бы сейчас… Хотя бы на ближайшие несколько минут.

– Мне кажется, мы расстались с тобой на такой ноте, о которой вряд ли можно будет забыть, услышав слова «я к тебе».

Она подошла к окну и сложила руки на груди, будто желала спрятаться, хотя скрываться должна была вовсе не от Королёва и воспоминаний, которые он в не рождал.

С ним она впервые в жизни вела себя настолько откровенно не потому, что её заставляли, а потому что сама желала этого. Он порождал в ней такие потребности, о которых сама Арина даже не подозревала.

– Но…

Она не знала, что сказать. Он приехал к ней и наверняка знал, что застанет Арину гостящей у Горянской. А знал ли, что здесь находится Кирилл? Одно дело знать о наличии ребёнка, совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу.

– Но я готова обсудить то, что до этого момента было неясным.

Роман выгнал её, когда Арина ему солгала. Но и сам врал ей всё это время.

Она даже обернуться боялась и увидеть вновь, как Королёв стоит на ногах. Он был каким-то другим, когда не сидел в своём чёртовом инвалидном кресле. Казалось, может взять и сломать её как куклу… впрочем, он всегда это мог, разве её растерянность не подтверждение этому?

– Думаю, у нас обоих было то, что мы… утаивали друг от друга.

– Да, – кивнул Роман. – И главное, что необходимо понять теперь, надеюсь, нам обоим – причины этого.

Он замолчал, не торопясь добавлять что-то еще. Стоял, заложив руки в карманы брюк и смотрел на Арину, повернувшуюся к нему спиной, пытаясь обдумать то, что она сказала.

Тот факт, что она признавала наличие между ними вещей, которые утаивались и готова была обсуждать недосказанное, он счёл для себя добрым знаком. Возможно, смерть Каневского, о которой Арина наверняка уже знала, наконец позволит ей говорить с ним честно. И, пожалуй, ее готовность к диалогу – лучшее, на что ему вообще стоило рассчитывать.

Ходить долго вокруг да около он не собирался – и так слишком много времени было потрачено впустую. И так слишком долго ждал возможности увидеть ее снова.

– Начну с себя, – наконец заговорил он. – Как ты уже поняла, я могу ходить и это, конечно, не внезапное чудо, – хмыкнул Роман. – Я мог ходить все это время. Ты, конечно, посчитаешь, что я обманул тебя и будешь в этом права. И то, почему поступил так, тебе тоже понравится вряд ли. – Он выпростал руки из карманов и, заложив их за спину, сжал в кулаки. Это простое движение помогло ему собраться, чтобы сказать то, что должен. – Дело в том, Арина, что я всегда подозревал, что авария, в которую попал, не была простой случайностью. Каждый день, каждый час, каждую минуту мне казалось, что на меня могут снова напасть. И я ждал этого момента. Я позволил им думать, что беспомощен. Я хотел знать, кто на меня охотится. – Он снова сделал паузу, но прежде, чем продолжить, подошёл к Арине вплотную. Хотел видеть ее лицо в момент, когда признается в том, что будет способно изменить всю его дальнейшую жизнь. Только в какую сторону – пока было ему неведомо. – Не стану отрицать, что находясь рядом со мной, ты подвергалась опасности. Сначала меня это мало волновало, потому что я купил тебя, как вещь и считал вправе держать при себе. А потом… потом ты стала нужна мне настолько, что отказаться от тебя я просто не мог. Потому что только с тобой чувствовал, что дышу полной грудью. Чувствовал вкус к жизни. – Роман поднял руки и провел ладонями по плечам Арины. – Арина… я был эгоистом. Но я очень хотел жить. И тебя… хотел очень. – Нависая над ней, он чувствовал тонкий запах ее духов – тех самых, что были на Арине в их первую встречу. Вспомнил, насколько легче ему стало дышать, едва она вошла в столовую… и в его жизнь. И осознал лишний раз, что без нее отсюда просто не уйдет. Немного помолчав, Роман добавил:

– Только не думай, что меня совсем не беспокоила твоя безопасность. Когда ты сказала, что у тебя есть сын… я понял, что рисковать дальше не имею права. В тот вечер, когда мы с тобой расстались, я хотел предложить тебе с ребёнком перебраться в какой-нибудь дом подальше от города, нанять охрану… а сам стал бы приезжать к вам. Пока вся эта история не кончилась бы. Но случилось иначе. – Он убрал руки и снова отошёл от нее, боясь выдать недостойной дрожью пальцев собственный страх перед тем, что она ответит ему. – Я знаю, что ты лгала мне в тот вечер и подозреваю, почему. Но теперь, когда этот подонок Каневский мертв и бояться тебе больше нечего, ты, быть может, расскажешь мне правду? Ведь ты пришла в мой дом не развлечения ради, как сказала мне, верно?

Каневский мёртв.

Мёртв.

Эти слова, произнесённые совершенно обыденным, как показалось Арине, тоном, перевернули в ней всё. Она инстинктивно схватилась за горло, чувствуя, что не может сделать следующий вдох. Понимала, Роман не лжёт, но не могла найти в себе сил, чтобы повернуться к нему и увидеть по лицу Королёва, что сказанные им слова – правда.

Эти несколько мгновений, когда она хотела верить в смерть бывшего мужа, были слишком ценными, чтобы она рискнула с ними расстаться. Кровь шумела в ушах, перед глазами всё расплывалось – то ли от выступивших слёз, то ли потому, что она просто не видела ничего кругом.

Всё же найдя в себе мужество, когда услышала топот со стороны лестницы, Арина повернулась к Роману и вцепилась в его бесстрастное лицо взглядом. Знал ли он, что именно значили для неё его слова? Понимал ли, какая у них цена? Сколько раз она испытывала не только страх, но и испепеляющую нутро ненависть. Сколько раз желала Каневскому смерти, несмотря на то, что он был отцом её ребёнка. И вот теперь…

Роман убил его? Как вообще это произошло?

Она перевела взгляд на Кирилла, сбежавшего по лестнице, следом – на Горянскую, что спускалась за правнуком, сетуя на то, что «этот ребёнок совершенно не желает слушаться». Хотелось, чтобы все исчезли, оставив их наедине с Королёвым, и чтобы она смогла заставить себя выдавить всего три слова: «Каневский действительно мёртв?»

Но вместо этого Арина наблюдала за тем, как Кир останавливается перед Романом, как протягивает тому руку с важными видом и представляется коротко:

– Кирилл.

– Роман, – с самым серьёзным выражением на лице отвечает Королёв, пожимая ладонь Кирилла.

Она не смогла дольше оставаться на ногах, пересекла гостиную и присела на краешек дивана, сложив руки на коленях как примерная школьница.

– Мам… Мама! – окликнул её Кир прежде, чем выбежать из дома. – Мы с бабой Лизой в магазин поедем.

Какой магазин? Какой, к чёрту, магазин? Что вообще от неё хотят?

Сын скрылся из виду, и она перевела взгляд на Горянскую, которая просто кивнула Королёву, как будто у них была какая-то общая тайна, доступа к которой у Арины не имелось. Она вспомнила, как Елизавета настояла на том, чтобы Арина сменила номер телефона, как словно бы старалась оградить её от любой информации извне.

– Ты знала? – выдохнула хрипло вслед Горянской, что уже направлялась к выходу из дома.

– Знала о чём? – Елизавета обернулась, и на губах её появилась едва приметная улыбка. – Если ты о смерти твоего мужа, то да. Я знала. А сейчас извините, нам с Кириллом пора ехать, он задумал завести здесь аквариум с рыбками.

Арина едва удержалась от того, чтобы не запрокинуть голову и не расхохотаться. Она и подозревать не могла, что известие о смерти человека, которого она боялась до ужаса, ей преподнесут вот так. Просто, как само собой разумеющееся. Вместе с новостью о том, что теперь Кир заведёт себе рыбок.

– Если ты знаешь, что я лгала тебе, то знаешь и причину, – наконец заговорила она, когда Елизавета оставила их наедине. – В этом и кроется моя… неприглядная правда. Я не сразу поняла, что вышла замуж за чудовище. Сначала у нас всё было… нормально. Хотя, возможно, это я так думала, не замечая очевидного. Но после я попала в настоящий ад. Каневский… о, он обладал весьма извращённым умом, и это касалось не только его политической карьеры, которую он сделал стремительно и без особых препон, но и нашей с ним жизни. Чем больше попыток я предпринимала избавиться от него, тем больше это ему нравилось. Знаешь… мне казалось, что он играет в какую-то игру. Даёт мне уйти, сбежать, спрятаться. А потом с лёгкостью находит и наказывает, чтобы я поняла, насколько он всесилен и насколько я ошибалась в своей уверенности, что когда-нибудь мне удастся с ним распрощаться.

Арина сделала глубокий вдох, инстинктивно сжимая и разжимая пальцы. Она до сих пор ощущала тепло от прикосновений Романа, но даже надеяться не смела, что всё можно исправить и вернуть назад. За всё, что она совершила, Королёв вряд ли её простит. А она и не собиралась просить прощения, потому что сделала бы всё точно так же, если бы история повторилась.

– Нет, я устроилась к тебе на работу не ради развлечения. Я отчаянно нуждалась в деньгах. У меня был свой план. Хотела отправить Кирилла и родителей туда, где Каневский бы их не нашёл. Даже думала о возможности сменить им документы, я не знаю…

Арина поняла, что эти её слова, должно быть, звучат смешно. Она ничего не смыслила в подобных шпионских играх, но, доведённая до отчаяния, была готова на любые меры.

– Сама бы осталась в городе, чтобы отвести подозрения. Кир вряд ли был нужен Каневскому, а вот я…

Она снова помолчала прежде чем прибавить быстро, повторяя то, в чём уже призналась, будто боялась не успеть сказать Роману этих слов:

– Я пришла в твой дом не ради развлечения. Сначала – ради денег, а после… после всё изменилось. Но это, наверное, уже неважно. – Арина пожала плечами, как бы говоря, что примет всё, что заслужила. Несмотря на то, что сказал ей Королёв, несмотря на то, что эти слова подтвердила Горянская, она спросила едва ли не с мольбой в голосе: – Скажи… Каневский действительно мёртв?

Он стоял, инстинктивно сжимая руки в кулаки и ждал. Но Арина не говорила ни слова. Только когда наконец повернулась к нему лицом, Роман понял, что она потрясена. Неужели не видела  новости о смерти мужа ни по ТВ, ни в интернете? Это казалось невозможным, ведь история об аварии, в которой погибли местный депутат и крупный бизнесмен, наделала много шума не только в региональных СМИ, но и общероссийских. И все же, по всему выходило, что именно так и было. Арина не знала.

Прежде, чем он успел спросить ее об этом, со стороны лестницы донеслись шаги, и симпатичный мальчуган лет шести, удивительно похожий на Арину, подбежал к нему и, протянув руку, назвался Кириллом. Роман едва сдержал улыбку от того, насколько по-взрослому вел себя мальчик. Сжав его ладошку и представившись в ответ, также серьезно, как это делал Кирилл, Роман почувствовал, как внутри у него что-то дрогнуло. Подумалось неожиданно, что у него тоже мог бы быть такой сын. От Арины. И понял вдруг, что безумно хочет ребенка от этой женщины, хотя прежде об этом совсем не думал.

Подняв глаза от мальчика, он встретил взгляд женщины, которую узнал мгновенно. С волосами, тронутыми серебром, она все ещё была статной, элегантной и красивой. Горянская кивнула ему с таким видом, словно они были старыми знакомыми, и он испытал внезапно что-то странное – ощущение, что действительно знает ее много лет, хотя видел впервые в жизни. И дело было даже не во внешнем сходстве с Ариной, хотя оно было поразительным, а в чем-то ином, совершенно иррациональном и необъяснимом логикой, которой он привык руководствоваться.

Когда Елизавета и Кирилл вышли, он тряхнул головой, прогоняя неясное ощущение, и снова сосредоточил взгляд на Арине, ожидая, что она все же ответит на его вопрос. Несмотря на то, что он уже был в курсе издевательств, которые практиковал на ней бывший муж, слышать, как она сама рассказывает об этом, было ещё тяжелее, чем смотреть на отвратительную картинку на экране.

Он пожалел вдруг о том, что все случилось так. Что они встретились слишком поздно для них обоих, когда оба были уже изломаны и не способны ни на что иное, кроме как выплескивать чувства через секс, не затрагивая ничего внутри друг у друга. Что были уже не способны ни доверять, ни делиться тем, что болело. Хотя, быть может, если бы он не захотел ее в качестве игрушки, а она не нуждалась бы в деньгах – они могли бы никогда не встретиться вовсе. Не наломали бы дров, не совершили ошибок… и не нуждались бы в друг в друге. Как, впрочем, и ни в ком ином, если не считать его работы и ее сына. И это было бы ужасающе неправильно. Бессмысленно. Тленно.

Но сейчас он стоял перед ней, приехав сюда, чтобы что-то исправить, а она считала, что для него это уже неважно. Глупая.

– Да, этот подонок действительно мертв, – ответил он Арине. – Я собственными глазами видел, как горела его машина. И тело… видел тоже.

От жутких воспоминаний к горлу подкатила тошнота, напоминая о том, как близок он был к краю. Краю собственной жизни. Но в данную минуту, когда стоял в этой комнате, чуть старомодной, но уютной, думать о том, чего едва не сделал, казалось каким-то кощунством. Словно своими мыслями мог замарать это место, где Арина, судя по всему, нашла долгожданное спокойствие. И если о чем-то ему действительно стоило подумать – так это о том, чтобы убедить ее, что спокойствия мало для счастья.

– Мне жаль, что всё у нас получилось так, – снова заговорил он. – Что я был слишком болен – не физически, а душой, чтобы интересоваться чем-то ещё, кроме твоего тела. Что ты не могла доверять мне и не знала того, что я охотно помог бы тебе и твоему ребенку, потому что мое собственное детство было таким, какое научило меня не тому, как нужно жить правильно, а тому, как жить и поступать нельзя. – Королёв повернулся к Арине и, посмотрев на нее внимательно, продолжил: – Мне жаль, но ничего этого уже не исправить и не вернуть. А вот начать снова, по-другому, ещё можно. Ты говоришь, что для тебя все постепенно изменилось и что это неважно. Ты ошибаешься – это единственное, что важно, Арина. Потому что для меня все изменилось тоже. Ещё тогда, когда я сказал, что быть моей единственной – значит терпеть меня до конца жизни. Так вот, у меня для тебя плохие новости: ты и есть моя единственная. И я пришел, чтобы забрать своё. – Он сделал к ней шаг, затем – ещё один. Помедлил, давая возможность вскочить с дивана и убежать, хотя даже это ей не помогло бы от него избавиться. А затем наклонился, протянул руки, и, схватив Арину за запястья, дёрнул на себя. Вжал в свое тело, уткнулся лбом в ее лоб и выдохнул прямо в губы:

– Не думал, что ещё когда-нибудь скажу это, но я люблю тебя. И это тоже тебе придется терпеть до конца жизни.

Роман произнёс последние слова, и всё вдруг стало неважным. То, что ещё минуту назад казалось единственным, что было способно заполнить мысли Арины, отошло даже не на второй план – на десятый или сотый.

Она обязательно расскажет всё Кириллу, скажет ему, что его отец погиб, подберёт слова. И хоть сын вряд ли воспримет эту новость близко к сердцу, она всё равно обязана быть максимально осторожной. Но это всё будет после…

Сейчас, когда Королёв сказал ей, что любит, когда признался, что хочет того же, чего хотела и она, всё остальное перестало иметь значение.

Он был рядом, касался её, прижимал к себе. И это было таким по-новому острым. И причина крылась совсем не в том, что теперь Роман не сидел в инвалидном кресле.

– И я тебя люблю… – выдохнула Арина, прикрывая глаза.

Это слово было так легко произносить, просто и свободно – как дышать. Дышать сейчас, зная, что всё то страшное, что владело её жизнью, теперь исчезло. А вместо этого рефреном звучали слова Королёва: «Я пришёл, чтобы забрать своё». И от них по телу проносилась такая чистейшая эйфория, что это сводило с ума.

– И тебе тоже придётся кое-что терпеть. – Она обняла его за шею, распахивая глаза, впервые за долгое время не боясь ничего и никого. – Своё забрать прямо сегодня получится вряд ли. Горянская теперь однозначно не отпустит ни меня с Киром, ни тебя, пока мы не отпразднуем день её рождения. И ещё… – Она сделала вид, что задумалась и прежде, чем рассмеяться легко и счастливо, уточнила: – Как думаешь, в твою машину поместится аквариум с рыбками?

Эпилог

– Арина, хватит! Сядь ровно или я заберу у тебя телефон!

– Я не могу… они там вдвоём… с ней.

– Там Лиза. Хватит, я сказал.

Артур осторожно, но с силой нажал на плечи Арины, понуждая ту сесть ровно. Приподнял лицо за подбородок и принялся колдовать дальше над её причёской.

– Так. Ну, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Как живёшь, как муж твой, как Кир?

– Ты издеваешься?

– Я? Нисколько.

Он снова буквально насильно усадил Арину на место, когда она потянулась за сотовым, и продолжил.

– Ты, милая моя, напрочь забыла о том, что есть какая-то жизнь помимо семейной.

В последнее время Арина и вправду всю себя посвящала мужу, сыну и дочери, которой сегодня как раз исполнялось три месяца. В честь этого «юбилея», как называл его Роман, она была отправлена на встречу к Артуру, хотя сама Арина не особо восторгалась этой затеей. Ей всё время казалось, что они не справятся с малышкой, и каждую минуту она сидела, как на иголках, порываясь посмотреть, нет ли в сотовом пропущенных вызовов от мужа или Лизы.

– Забыла, – вздохнула Арина, прикрывая глаза от удовольствия, когда Арт стал массировать ей голову. – Но я такая счастливая…

Она действительно была счастлива. Тихим, спокойным, женским счастьем, когда все события в жизни были предсказуемыми, но не лишёнными сюрпризов. Роман продолжал много работать, чтобы они с Кириллом и Настей ни в чём не нуждались, Арина же была поглощена материнством.

С дочкой всё было иначе. К её рождению она подошла с более обширным опытом и даже мудростью. Всё было спокойным и размеренным – кормления, прогулки, первая улыбка. Даже Горянская не могла долго оставаться на расстоянии и приезжала раз в месяц, а то и в две недели.

Вот и сегодня приехала как снег на голову, заявив, что трёхмесячный юбилей правнучки пропустить не могла. Родители тоже были в их с Романом доме частыми гостями, и хоть пока встреча матери Арины с Елизаветой не состоялась, она была уверена, что всё впереди.

– Ну, будем вспоминать. А то я тебя теряю. И всё же рассказывай мне всё. И через пятнадцать минут я тебя отпущу.

– Точно?

– Абсолютно. Я уже понял, что даже на чашку кофе с тобой рассчитывать не могу.

– Нет, Арт, прости… может, когда Насте будет полгода?

Артур покачал головой, нанося последние штрихи в своей работе. И буркнул притворно-недовольно:

– Свежо предание…

Арина шла на голоса, доносящиеся из детской. Надрывного плача слышно не было, значит, Настя или была накормлена и переодета в соответствии с оставленными инструкциями, или уже выдохлась от криков. Вероятнее, первое, ибо Королёва-младшая обладала на удивление спокойным нравом и никогда не доставляла хлопот.

Кирилл о чём-то тихо переговаривался с Романом. Арина не удержалась – поравнявшись с распахнутой в комнату дверью, застыла за ней, заглянула в детскую и улыбнулась.

Королёв лежал на небольшом диване, и наверняка, судя по его позе, ему было жутко неудобно. Сама она заснула именно так пару дней назад, в результате чего у неё затекли спина и шея. Сверху, на его груди, животом вниз лежала Настя с раскинутыми в сторону ручонками, как будто обнимала отца. Кирилл же устроился на полу по-турецки и что-то высматривал в телефоне.

– Может, такого? – Кир протянул Роману сотовый.

– Нет. Очень мохнатый. Ищи другого.

– А такого? – Кирилл, немного повозив пальцами по экрану, снова вернул телефон Королёву.

– А этот мне нравится. Хороший.

Сын просиял, и Арина заподозрила неладное. Наверняка уговорил Рому завести собаку. Она уже собралась было возмутиться и тем самым обнаружить своё присутствие, когда услышала слова Кира, окончательно заверившие её в том, что она счастлива. И что собака в доме – не такая уж проблема.

– Спасибо, – просто прошептал Кирилл и добавил: – Ты самый лучший папа. Мой папа.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg