«Повелительница страсти»

Повелительница страсти (fb2) - Повелительница страсти [Reining in the Billionaire] (пер. Ю. В. Ефремова) 855K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэни Вейд

Дэни Вейд Повелительница страсти

Dani Wade

Reining in the Billionaire

Reining in the Billionaire

© 2017 by Katherine Worsham

«Повелительница страсти»

© «Центрполиграф», 2018

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

* * *

Глава 1

Новость о том, что поместье Хайятт можно купить хоть сейчас, была, возможно, самой лучшей в жизни Мейсона Харрингтона. Многие ли могут похвастаться тем, что достигли своих жизненных целей – завладеть крупной конюшней и осуществить давно вынашиваемую месть – и все это в результате одной, неожиданно легкой сделки?

– Выкуп был только что одобрен, и все бумаги оформлены через наш офис, – проговорил пожилой управляющий местным отделением банка, не отрывая глаз от полированной глади рабочего стола. Он был чрезвычайно взволнован и раздосадован. – Семью еще не оповестили. Просто не было времени.

– Буду счастлив взять эту часть работы на себя, – самодовольно произнес Мейсон и тут же ощутил резкий толчок в бок.

Кейн весьма чувствительно намекнул ему, что не стоит зарываться и дерзить. Мейсон слегка отодвинулся, чтобы оказаться вне досягаемости от острого локтя брата, но азарт охотника, настигающего добычу, не покинул его. Кейн также сильно ненавидел Долтона Хайятта – человека, разрушившего репутацию их отца, – но именно Мейсон оказался в эпицентре этого ядерного взрыва.

Он никогда не забудет довольного лица Долтона при виде его унижения… и своей боли оттого, что Эва-Мари смотрела на это и даже не пыталась защитить его. Эти воспоминания сделали его злым и язвительным.

– Должен заметить, что выкуп прошел против моего желания. Я надеялся помочь Эве-Мари все исправить, – произнес управляющий с обидой в голосе.

– Почему Эве-Мари? – спросил Кейн. – Разве не Долтон Хайятт нуждался в помощи?

Управляющий взглянул на братьев через стол и нехотя ответил:

– Мне очень жаль. Я высказался не к месту. Я не хотел обсуждать личные дела моих клиентов. – Он опустил взгляд на лежащую перед ним бумагу – уведомление об изъятии собственности, которое Мейсон нашел на местном сайте. Банк не терял времени, пытаясь отыграть свои потери. – Но я просто чувствую себя неудобно.

– Сейчас это не имеет значения. Банк уже выставил поместье Хайятт на торги, – заметил Мейсон. – Заметьте, мы предлагаем больше, чем запрашиваемая цена, платим наличными. Нам нужно самим связаться с кем-то в офисе корпорации?

Несомненно, там с удовольствием примут деньги Харрингтонов.

Бросив взгляд на управляющего, Мейсон мог бы сказать, что тот не хотел, чтобы это случилось. Но Мейсон сделает это, так как должен…

– Мы можем перечислить деньги после полудня, – добавил Кейн. – Наше предложение этой цены действует только в течение часа. Мы договорились?

Мейсон напрягся, не желая уходить, но его брат точно знал, что делает. Все-таки мысль о возможной неудаче не давала ему покоя. Судя по словам управляющего, тот явно пытался отстоять интересы семьи Хайятт и не желал, чтобы сделка по продаже поместья состоялась. Но Мейсону было наплевать на Хайяттов, он заботился только о том, чтобы заставить их платить за то, что они сделали с ним и его семьей много лет назад.

Мейсон представил, какое лицо будет у Эвы-Мари, когда он прикажет ей покинуть семейный особняк.

Управляющий нехотя кивнул:

– Да. Я думаю, что сейчас уже ничего не поделаешь. – Он встал, поправил галстук, как бы настраивая себя на неприятную миссию. – Позвольте мне отлучиться на минуту, я дам поручение секретарю начать подготовку документов по сделке.

Мейсон предполагал, что, выйдя из переговорной, управляющий позвонит в головной офис, чтобы в последний раз попытаться отменить сделку, но его это не тревожило: он знал, что наверху уже приняли решение. Братья Харрингтон обычно получали то, что хотели. Иногда – из чистого упрямства. На этот раз, правда, у них была поддержка в виде наследства.

Действительно, деньги открывали все двери.

Мейсон все еще горевал по отцу, умершему почти шесть месяцев назад. У него было всего три близких человека. Поэтому болезнь отца стала для него ударом. Но уход отца не был первым потрясением в его жизни.

Мать умерла, когда Мейсону было семь. У него сохранилось мало воспоминаний о ней, он помнили лишь, как она обнимала его, аромат ее духов и шелковистую мягкость волос. Он расчесывал их, когда она заболела, – это успокаивало ее и облегчало головную боль, от которой она сильно страдала…

Тот факт, что их мать была родом из очень богатой семьи, не был тайной для братьев, но они никогда не думали, что она оставила им что-то в наследство. Как оказалось, мать завещала им очень крупную сумму. Осторожность их отца в управлении финансами дала результаты: наследство матери превратилось в колоссальное состояние. Мейсон даже не знал, сколько оно составляет в долларовом выражении, настолько сумма была огромной.

А ведь временами они были на мели. Когда Мейсон потерял работу в поместье Хайятт, им пришлось вернуться в родной город матери и перебиваться случайными заработками. Было тяжело. Но они с Кейном знали, что отец обеспечит их будущее.

И теперь это будущее настало.

Узнав о причитающемся им с братом наследстве, Мейсон спросил отца, почему тот не использовал часть денег, чтобы облегчить их жизнь. Отец ответил, что хотел доказать родителям жены, что они не правы: они всегда говорили, что он женился на их дочери ради денег.

Братья всегда росли рядом с лошадьми. Отец был тренером по конному спорту с отличной репутацией, его лошади нередко становились победителями дерби. Он обучил своих сыновей всему, что знал сам. Они многому научились, пока работали в одной из лучших конюшен в штате, кроме того, они владели фермой, на которой разводили собственных лошадей и скот. Теперь, наконец, у них был капитал на покупку и развитие собственных конюшен для подготовки скаковых лошадей и… возможность вернуться и отомстить семье Хайятт.

– Меня беспокоит твой агрессивный настрой, – сказал Кейн, пристально глядя на брата.

Взгляд Мейсона был устремлен за окно. Его манил простор, переговорная банка была для него слишком тесной.

– Я не могу поверить, что это наконец случилось.

– Ты ведь знаешь, отец не хотел, чтобы мы возвращались в усадьбу Хайятт, – произнес Кейн. – Из-за того, что случилось пятнадцать лет назад, – напомнил он.

Возможно, пятнадцать лет – это долго, но обида Мейсона до сих пор не прошла и гнев не стих, будто это было вчера. Кейн думал, что это подростковое увлечение, но Мейсон знал, что любил Эву-Мари. В противном случае ему не было бы до сих пор чертовски больно.

– Да, я знаю.

Мейсон научился жить с этим, но из-за произошедшего с Эвой-Мари и ее деспотичным отцом душа его почернела.

– Ты передумал? – спросил он Кейна.

Брат помолчал, обдумывая ответ. Мейсон восхищался этим качеством Кейна, ему этого недоставало. Мейсон сначала делал, а потом беспокоился о последствиях. Но, работая в команде, они, как правило, дополняли друг друга.

– Нет. Мы сделаем это. Но я хотел бы тебя предупредить…

Мейсон застонал.

– Разве мы не староваты для того, чтобы ты опять поучал меня как старший брат?

– Я навсегда останусь твоим старшим братом, но сейчас не об этом. – Кейн смерил Мейсона взглядом. – Нужно иметь в виду, что в семье Хайятт произошло нечто серьезное, некое происшествие, из-за которого они потеряли почти все свое имущество. Не было никаких слухов, кроме того, что они провели сокращение сотрудников. – Кейн заметил, как напряглось лицо Мейсона, и пожал плечами. – Поэтому я следил за этим. Никто не в курсе, за исключением нескольких старых друзей.

Мейсон повел плечом: в деловом костюме ему было некомфортно. Обычно они носили фланелевые рубашки и плотные джинсы, другую одежду – редко, но, учитывая то, что они стали наследниками гигантского состояния, им придется привыкать к деловому стилю.

Кейн покачал головой:

– Я не знаю. Но у меня есть ощущение, что все будет не совсем так, как ты хочешь.

Мейсон вспомнил, какое благоговение он испытывал от поместья Хайятт, когда был восемнадцатилетним юнцом. Мать Эвы-Мари, обладавшая безупречным вкусом и чувством стиля, не жалела средств на обустройство дома и владений. О богатстве свидетельствовала каждая мелочь, каждая деталь убранства. Этот дом был ее жизнью.

Не то чтобы Мейсон часто бывал там. Официально он был внутри только один раз. Ему поручили принести из дома кое-какие бумаги Долтона Хайятта. Мать Эвы-Мари шла следом, тревожась, чтобы он не испачкал конским навозом ее старинные ковры. Как будто он был так неотесан, что не знал, что на пороге нужно вытирать ноги. Когда он вошел в этот дом во второй раз, родителей Эвы-Мари дома не было.

– Возможно, ты прав, – согласился Мейсон, пытаясь прогнать воспоминания. – Но поверь мне, они меня вспомнят и пожалеют о том, что сделали. Я помню все слишком хорошо.

Он собирался воспользоваться своими знаниями как преимуществом.

Эва-Мари понятия не имела, кто был за рулем подъехавшего к дому роскошного седана, за которым следовал новенький пикап. Но когда она выглянула из окна спальни на втором этаже, то про себя от души пожелала им вернуться туда, откуда они приехали.

Она была взмыленной, в поношенной, запылившейся одежде, так как занималась укладкой изоляционного материала внутри старой гардеробной между ее комнатой и соседней. Плюс к этому, головная боль пульсировала внутри ее черепа, как отбойный молоток. И, увы, она была единственной, кто мог открыть дверь.

Тем не менее, глядя на свою работу, она удовлетворенно улыбнулась. Эва-Мари знала: ее старания не пропадут даром. Но сейчас не время долго восхищаться собой. Она торопилась, чтобы перехватить посетителей до того, как они войдут в дом. Для этого сбежала вниз по задней лестнице, расположенной вдали от комнат родителей. Они тоже были заинтересованными лицами, но она наверняка знала, что они не выйдут.

Грустно наблюдать, как ее когда-то общительные родители сейчас не покидают дом. Их затворничество и затруднительное финансовое положение возлагали на Эву-Мари определенную ответственность, это было сложно и… слишком болезненно.

Она добежала до дверей, как только машины припарковались. Внезапно ее охватило волнение, и она попыталась привести в порядок свои волосы. Ситуация с ее родителями сказалась и на ней: необходимость заботиться о каждой мелочи их быта превратила и ее в отшельницу.

К удивлению Эвы-Мари, из первой машины вышел Клайв – управляющий местным отделением банка, давний друг семьи. На нем был деловой костюм и безукоризненно-белая сорочка. Эва-Мари почувствовала себя неловко в покрытой пылью футболке и в видавших виды штанах. Ее внимание привлек мужчина, вышедший из пикапа.

По какой-то причине он казался ей знакомым. Было что-то смутно знакомое в дерзком развороте плеч, уверенной походке. Когда он подошел ближе, догадка ударила ее, словно молния.

Она не видела Мейсона Харрингтона почти пятнадцать лет. Но думала о нем каждый день. Хотя и не позволяла своему любопытству перерасти в нечто большее – не пыталась найти информацию о нем в соцсетях или расспрашивать немногочисленных общих знакомых. В конце концов, ей представлялось, что она была последним человеком, с кем Мейсон захотел бы связаться.

Издалека она отметила, что он стал выше, раздался в плечах, но практически не утратил юношеской гибкости и плавности движений. Черты его лица, которые она находила столь привлекательными, не изменились, разве что стали более мужественными и брутальными. Изменилась лишь прическа: теперь его темно-русые волосы были коротко подстрижены по бокам, основная часть волос, достаточно длинных и слегка волнистых, была зачесана назад. Эва-Мари узнала четкую линию его квадратного подбородка и мягкое полукружие полной нижней губы; узнала его руки – сильные, огрубевшие от работы, с необычайно длинными, на удивление изящными пальцами. Прикосновения этих рук она не могла забыть до сих пор.

Пронзительный взгляд его голубых глаз из-под полей черной ковбойской шляпы подтвердил, что перед ней тот самый мальчик, которого она обидела.

Но теперь он стал настоящим мужчиной.

Мейсон Харрингтон не был желанным гостем в ее доме… и для ее отца тоже. Выйдя вперед, несмотря на то что внутри у нее все сжалось, она проигнорировала возмутителя ее спокойствия и сосредоточила внимание на управляющем.

– Добрый день, Клайв, – сказала она, – чем я могу вам помочь?

– Эва-Мари, боюсь, у меня плохие новости…

Она взглянула на Мейсона, чтобы понять, знает ли он, что происходит, и тут же отвела глаза. Это было глупо. Конечно, он знал, иначе его не было бы здесь.

– Я думала, мы все уладили в прошлом месяце.

О боже. Пожалуйста, пусть это будет не то, чего она больше всего боится.

– К сожалению, в головном офисе все отменили. Как я предупреждал, решение о продаже утверждают наверху.

На мгновение у нее перехватило дыхание, но она заставила себя продолжить разговор:

– Но я думала, твой авторитет достаточно высок, и к твоему мнению прислушиваются.

– Мне жаль, дорогая. Видимо, я был недостаточно убедителен. Я собирался позвонить сегодня, но все зашло, – он взглянул на своего спутника, – в тупик.

Эва-Мари обхватила себя руками. Ее сердце гулко забилось в груди. К горлу подкатила тошнота. За последние пять лет она в одиночку справлялась со множеством проблем, но сейчас ей была необходима поддержка.

– Что это значит?

Мейсон шагнул вперед.

– Это значит, что я новый владелец поместья Хайятт.

Его слова прозвучали как приговор.

Этот мужчина заявил, что забирает то, что для нее составляет целый мир. Она даже не могла посмотреть ему в глаза.

Обернувшись к Клайву, Эва-Мари попыталась, чтобы ее слова не прозвучали умоляюще:

– Мне просто нужно немного больше времени.

– Слишком поздно.

Резкие слова Мейсона заставили ее съежиться, но она снова обратилась к Клайву.

– Но у моей кобылы вот-вот родится жеребенок… – произнесла она, затаив дыхание.

Клайв шагнул вперед, закрывая ее от Мейсона, и положил ей руку на плечо.

– Увы, этого хватит лишь на несколько платежей, – сказал он низким и твердым голосом. – И проблема появится вновь. Ты сделала все, что могла, Эва-Мари, но мы оба знаем, что ты только оттягиваешь неизбежное. Пришло время. Время отступить.

Она покачала головой. Эти слова звенели у нее в ушах. Время отступить, признать свое поражение. Поражение Мейсону Харрингтону. Ее отец скорее умрет…

На мгновение она почти поддалась слезам, которые пытались вырваться наружу последние шесть месяцев. Эва-Мари взглянула на конюшню в отдалении, на раскидистые деревья, под которыми она сделала свои первые шаги. В озере неподалеку она купалась и ловила рыбу. Окружающие поместье холмы в детстве были ее игровой площадкой, местом, куда она удалялась, чтобы пережить обиду, когда стала старше. Ее душа наполнилась воспоминаниями о временах, когда здесь было много служащих, лошадей, гостей…

Этого никогда больше не будет. Хотя она пыталась все исправить.

Каждый раз, когда она думала, что делает успехи, очередная неудача отбрасывала ее назад. Но сейчас пришел конец всему.

Эва-Мари перевела взгляд на Мейсона, ее поразил его самодовольный вид. Очевидно, он тоже мог много вспомнить об этом месте. Одна ее часть страдала оттого, что он ненавидит ее настолько сильно, что отбирает ее дом в качестве отмщения. Но другая – невыносимо хотела прикоснуться к нему, словно это могло ее утешить.

Она почувствовала себя такой одинокой.

– Итак, когда мы должны выехать? – пробормотала она, пытаясь быть практичной.

Мейсон обогнул управляющего и подошел ближе.

– Было бы здорово, если бы это произошло как можно скорее. Вы можете продолжить обсуждать детали с Клайвом, а я хотел бы осмотреть свою покупку.

Эва-Мари смотрела на жестокого, самодовольного человека, опять видя перед собой мальчика, которого она любила всем сердцем, юношу, которому она отдала свое тело, хоть и знала, что не сможет его удержать. И ей захотелось набраться смелости и ударить его по лицу.

Глава 2

Жестокое удовлетворение Мейсона от того, что он взял верх на Эвой-Мари и ее семьей, быстро превратилось в смятение, когда он вошел за ней в дом.

Пустота. Это слово первым пришло на ум, когда он огляделся вокруг. Казалось, великолепная картина лишилась всех своих деталей, кроме первоначальных широких мазков на холсте. Осталась только базовая структура – могучие стены, потолок с изысканной лепниной по карнизу, паркетный пол. Посеребренная мебель, обитая шелком, витражные двери с хрустальными ручками, массивный мраморный камин с чугунной решеткой тонкой работы оставались на своих местах. Исчезли декоративные китайские вазы и фарфоровые статуэтки, исчезли старинные пейзажи и зеркала в золоченых рамах. Голые полки и стены зияли пустотой, наполняя пространство грустью.

Они вошли в дом через боковую дверь, ту самую, через которую Мейсон проник в этот дом пятнадцать лет назад. По длинному коридору они прошли мимо столовой и большой гостиной, где устраивали приемы, миновали пару пустых комнат, а затем вошли в малую гостиную, окна которой выходили во двор. По всей видимости, в этой уютной комнате с мраморным камином и восточными коврами принимали только самых близких гостей.

При ближайшем рассмотрении Мейсон отметил, что роскошная дамастовая обивка на некогда новой мебели поизносилась, краска на углах кресел и стульев стерлась. Но больше всего впечатлили цветы. Не те в саду за французскими окнами, а те, что стояли в вазе на столе у дивана.

Он живо помнил множество цветов в замысловатых вазах, которые произвели на него впечатление своими красками и великолепием в его первый визит. Роскошные букеты были расставлены в большой и малой гостиных, в просторной столовой и во всех комнатах, в которые ему довелось заглянуть. Сегодня он заметил лишь один букет, да и тот красовался не в драгоценной вазе, а в простой стеклянной емкости. Сами цветы выглядели так, будто их сорвали в диком саду. Красивые, но было видно, что они выращены не в оранжерее и их не коснулась рука флориста.

Он как будто спустился с небес на землю.

В паре, сидящей у камина, Мейсон без труда узнал родителей Эвы-Мари, хотя они и постарели. Миссис Хайятт был одета как для приема гостей – впрочем, Мейсон и не ожидал ничего иного. Шелковая блузка, аккуратно уложенные волосы, жемчужное колье – все свидетельствовало о том, что эта женщина не вполне осознает реальное положение вещей.

– Что происходит? – спросил Долтон, и его раздражающе громкий голос напомнил Мейсону о трудовых буднях в конюшнях Хайяттов. – Клайв, почему ты здесь?

Управляющий поздоровался с супругами и отступил назад, чтобы позволить Эве-Мари приблизиться. Мейсон с удовлетворением подумал, что сейчас он будет свидетелем падения великих и могучих Хайяттов. Тех самых, что разрушили его семью.

– Мама, папа, – начала Эва-Мари тихо, но Мейсон уловил дрожь в ее голосе. – Банк продал поместье.

Горестный вздох миссис Хайятт перекрыли проклятия Долтона.

– Как это возможно? – требовательно спросил он. – Клайв, объясни!

– Папа, ты знаешь, как это произошло…

– Бред. Клайв…

– Это решение головного офиса, мистер Хайятт. Я ничего не мог поделать.

– Конечно, мог. Какой смысл иметь личного банкира, если он не может ничего сделать?

– Папочка. – Эве-Мари, по крайней мере, хватило духу на неодобрительное замечание. – Клайв делал все возможное, чтобы помогать нам все эти годы. Мы должны принять неизбежное.

– Бред. Я никуда не поеду! – воскликнул Дол-тон в раздражении и с силой стукнул тростью по деревянному полу. – Кроме того, кто мог купить такое дорогое поместье так быстро?

Клайв повернулся боком, давая Долтону возможность увидеть Мейсона.

– Это Мейсон Харрингтон из Теннесси. Он и его брат начали процедуру покупки сегодня утром.

– Теннесси? – Долтон прищурился и посмотрел на Мейсона. Пульс Мейсона заметно ускорился. – Зачем кому-то из Теннесси нужно имущество в Кентукки?

Чувствуя прилив адреналина, Мейсон сделал несколько шагов в центр комнаты и произнес уверенно и несколько развязно:

– Я занимаюсь разведением скаковых лошадей, а поместье Хайятт, на мой взгляд, идеально подходит для этой цели.

Удивление на лице Долтона сменилось приступом ярости. Мейсон ощутил удовлетворение.

– Я знаю тебя, – зарычал Долтон, наклонившись вперед в своем кресле, не обращая внимания на сдерживающую руку жены на своем запястье. – Ты тот самый никуда не годный конюх, который положил глаз на мою дочь.

«Больше, чем глаз. Но я должен держать эту мысль при себе. Видишь, Кейн, я хорошо себя контролирую».

– На самом деле я кое на что годен. И это кое-что стоит несколько миллионов. – Мейсон сделал паузу, чтобы старик мог осознать его слова, а затем добавил: – И я уже не просто конюх.

Долтон устремил пронзительный взгляд на дочь, которая отступила, словно хотела спрятаться.

– Я говорил, что не позволю какому-то грязному Харрингтону оказаться ни в одной из моих кроватей. Этому не бывать.

– Мне не нужны ваши кровати, – заверил Мейсон. – Я куплю новые, дорогие и красивые. И поставлю их в комнаты, которые с этого дня принадлежат мне.

– Ты не получишь от меня ничего! – зарычал Долтон.

На этот раз Мейсон повторил его тон в тон:

– Вы уверены?

Глаза Долтона округлились, когда он осознал, что этот Харрингтон – не ребенок, который будет покорно сносить оскорбления.

– Такой, как ты, никогда не справится с этими конюшнями, – проревел он. – Ты обанкротишься через год!

– Может быть. А может, и нет. Но это решать мне, – губы Мейсона искривила самодовольная улыбка, – не вам.

По наливающемуся кровью лицу Долтона Мейсон понял, что ему удалось его задеть. С неимоверной силой старик сжал подлокотник кресла и начал медленно подниматься.

– Долтон, – предупредительно прошептала миссис Хайятт.

Но старик был слишком возмущен, чтобы прислушаться к ней, если он вообще ее слышал. Мейсон почувствовал, как его ликование по случаю победы над монстром исчезает, когда Долтон сделал шаг вперед… а потом рухнул на пол.

Кто-то закричал, возможно, мать Эвы-Мари. Все бросились вперед, кроме Мейсона, застывшего в растерянности.

С помощью Клайва женщины подняли Долтона и помогли ему сесть.

Стоя на коленях рядом с отцом, в пыльной футболке и поношенных штанах, с волосами, собранными в пучок, Эва-Мари все равно была похожа на принцессу. Неожиданно она подняла глаза и посмотрела на Мейсона.

– Вы не могли бы оставить нас на какое-то время? Пожалуйста, – сказала она тихо, не сомневаясь, что он сделает так, как она просит.

Он никогда не был в состоянии сопротивляться ее темно-синим глазам, полным невысказанных слов.

Мейсон вернулся в холл и не мог отделаться от впечатления, что брат оказался прав. Не так он это представлял… Совсем не так.

Не было никаких сомнений в том, как он относится к ней после всех этих лет. Впрочем, ее должно утешить, что он не совсем забыл ее.

У Эвы-Мари было ощущение, что Мейсон доставит ей немало хлопот в самое ближайшее время. Однако конфликтовать с ним она не желала, а потому постаралась наладить… дипломатические отношения.

– Поздравляю, Мейсон, – произнесла она, неспешно подходя ближе и стараясь не обращать внимания на его ставшие такими широкими плечи.

Он отвлекся от осмотра столовой и повернулся к ней лицом, высокомерно приподняв бровь:

– С чем?

– Очевидно, в твоей жизни все хорошо, если ты в состоянии себе позволить…

– Не позволять помыкать собой людям просто потому, что у них больше денег?

Она замерла. Его слова все прояснили – вот как Мейсон воспринимал свою юность и их расставание.

Он дал ей понять еще кое-что: он собирался получить удовольствие от данной ситуации.

– Итак, что я могу сделать для тебя? – спросила она, хотя и предполагала, что он не собирался облегчить ее участь.

– Я говорил, что хотел бы осмотреться. – Он махнул рукой в сторону лестницы. – Показывай дорогу.

Эве-Мари не удалось получить передышку. Она почти физически ощущала его взгляд, когда показывала ему комнаты на втором этаже.

Осматривая дом, Мейсон не смог удержаться от критики:

– Не могу сказать, что мне понравилось то, во что превратился дом. Это какая-то новая версия минимализма?

Эва-Мари не стала возражать, так как в этом она была с ним согласна. Плачевное состояние семейных финансов нарушало ее эмоциональное равновесие каждый день. Однако слышать об этом от постороннего человека было неприятно.

Признаться, что она распродала все, кроме фамильных драгоценностей ее матери, чтобы продержаться на плаву? Его это лишь позабавит, даст еще один повод для насмешек. Эва-Мари не стала развивать эту тему, вместо этого она рассказала об узоре паркетного пола, привезенной издалека кафельной плитке и прочих элементах декора, на которые отец не жалел денег. Осознавать, что совсем скоро им придется покинуть родные стены, было горько, но, рассказывая об убранстве, она все еще чувствовала себя хозяйкой дома.

– Ты заключил очень хорошую сделку, – сказала она, пытаясь не давать воли эмоциям.

– Великолепную сделку, – признал он.

Они стояли в верхней части дома, у больших арочных окон, обращенных к конюшням и небольшому озеру в отдалении.

Мейсон изучал пейзаж.

– Садовник остался прежний?

– Его пришлось уволить, – пробормотала она. – В данный момент в поместье нет садовника.

– Это многое объясняет, – ответил он.

Пораженная его нарочитой бестактностью, Эва-Мари замкнулась еще больше. Хотя нечему было удивляться, он просто не мог обойти это вниманием. С первых его слов она ждала приговора.

– Мы с братом хотели бы предложить работу персоналу усадьбы, – сказал Мейсон. – Им нет необходимости увольняться из-за того, что поменялся собственник. – Он отступил назад, изучая усадебные постройки и окрестности с высокой точки. – И нам, очевидно, придется нанять работников, что бы привести хозяйство в порядок.

Эва-Мари с удивлением взглянула на Мейсона.

– Очень благородно с вашей стороны, – произнесла она, с трудом сдерживая эмоции. – Сейчас у нас только один сотрудник, Джим, он работает в конюшне.

Мейсон уставился на нее, широко раскрыв глаза:

– А остальные?

– Остальным занимаюсь я, – произнесла Эва-Мари еле слышно.

– Готовка? Уборка?

Эва-Мари устало смотрела на него, ей было не просто отвечать на эти вопросы.

– Да, кто-то определенно стал взрослым. Я помню, как ты ждала этого…

Неожиданно для себя она покраснела.

– Спасибо, хотя это сомнительный комплимент. – Эва-Мари отвернулась. Дыхание у нее перехватило от гнева. Чтобы справиться с вышедшими из-под контроля эмоциями, она решила продолжить показ дома. – Кроме гостиной, на этом этаже расположены спальни и ванные комнаты, – произнесла она, проходя по коридору, ведущему к спальням.

– Ваши родители занимают большую спальню? – спросил он спокойно и деловито.

– Нет. Отец уже не может одолеть лестницу. Есть еще комнаты за кухней. Там они спят.

Изначально эти комнаты предназначались для слуг, но она умолчала об этом.

– Давай посмотрим большую спальню.

Эва-Мари нехотя кивнула и повернула налево.

– Твой отец болен? – спросил Мейсон, впервые заговорив мягко, но это вызвало ее недоверие.

– Рассеянный склероз, хотя он предпочитает не говорить об этом, – сказала она, пытаясь держаться как ни в чем не бывало. Нет смысла выставлять напоказ горе и разочарование, связанные с необходимостью быть сиделкой для больного родителя. – Мы старались с этим справляться, но за последние два года он постепенно теряет подвижность и очень ослаб.

Ее мать тоже заметно сдала. На ее состояние повлияло отсутствие общественной активности, увеселений и статуса, составлявших большую часть ее жизни.

Великолепие большой спальни в очередной раз поразило Эву-Мари, когда она открыла двойные двери. На самом деле это были две комнаты, объединенные в одну. Стены спальни были отделаны резными, от пола до потолка, белыми деревянными панелями с серебристым отливом – акцент, который прослеживался в дизайне всего дома. Благодаря большим арочным окнам, зеркалам в простенках и хрустальным люстрам в комнате было много света и воздуха. Просторная, словно бальная зала, спальня производила неизгладимое впечатление. Даже будучи пустой, как сейчас.

Она вошла внутрь, а Мейсон задержался в коридоре. Стук шагов по деревянному полу возвещал о его приближении.

– К спальне примыкают гардеробные для него и для нее, также имеются ванные комнаты с обеих сторон, – объяснила она. – Но они давно не ремонтировались.

– Уверен, мы позаботимся об этом, – сказал он, обойдя спальню и остановившись в ее центре.

Вдоль одной из стен расположился камин, и Эва-Мари вспомнила, как они с матерью зимними снежными днями сидели на родительской постели и пили горячий шоколад.

Она думала о ванне из слоновой кости, в которой купалась, когда была маленькой. Это было не самое последнее и лучшее ее воспоминание, но оно составляло часть ее счастливой жизни.

Теперь у Мейсона будут свои воспоминания, связанные с ее домом, – с горечью подумала она и в еще более расстроенных чувствах вышла из комнаты.

– А твоя комната? – спросил Мейсон, подошедший к ней слишком близко.

– Дальше… по коридору.

Она затаила дыхание, ожидая, что он будет настаивать на посещении ее комнаты. Следующей была комната Криса. Она не была уверена, что долго сможет держать себя в руках.

В попытке отвлечься она направилась дальше.

– Третий этаж пустует уже несколько лет. Там две ванные. В двух комнатах есть камины. На этом же этаже библиотека.

К ее удивлению, Мейсон не высказал желания заходить в ее спальню и подниматься на третий этаж.

Когда они спускались по лестнице, он не оборачивался до тех пор, пока не дошел до бокового входа, и его рука не обхватила хрустальную дверную ручку.

– Если возникнут проблемы, я попрошу моего адвоката связаться с вами.

– Конечно, – кивнула она.

– Было приятно увидеть тебя снова.

Хитрая ухмылка на его лице объясняла, почему приятно, – потому, что он достиг своей цели.

Хотела бы и она сказать то же самое.

Глава 3

– Дата подписания назначена. Поместье практически наше. – Мейсон усмехнулся, глядя на брата, затем повернулся к адвокату и протянул ему руку для рукопожатия: – Вы были великолепны. Мы действительно ценим это.

Джеймс Кови хмыкнул:

– Я получил удовольствие от сделки. Рад был помочь вам в этом деле.

Кейн пожал ему руку и улыбнулся в ответ, однако, когда адвокат, попрощавшись с братьями, спустился с крыльца и скрылся за углом здания, улыбка на его лице померкла.

Мейсон знал, о чем он подумал. Они оба хотели, чтобы отец был свидетелем их успеха. Мейсон положил руку на плечо Кейна, и они переглянулись.

Это будет нелегко, но в знак памяти об отце у них будут лучшие конюшни, и они достигнут желаемого, используя то, чему он их научил.

Это было то, о чем он мечтал.

Кейн уезжал на полторы недели, чтобы обучить нового управляющего ранчо в Теннесси, которого они наняли для своих конюшен. Они не бросали свое прежнее место жительства, но оно перестало быть их главной резиденцией. Мейсон с нетерпением ожидал дня, когда сможет приступить к делам в поместье Хайятт на правах хозяина. Он подозревал, что ему понравилось бы тыкать своим новообретенным успехом в лицо Долтона Хайятта, но в глубине души считал это недостойным.

– Я даже не знаю, что там происходит, – сказал он. – Когда я осматривал конюшни, там никого не было, кроме парня, с которым мы разговаривали, кажется, его зовут Джим. С тех пор я не видел никого из Хайяттов… и Эвы-Мари… в городе.

– Так посмотри на нее сейчас.

Мейсон взглянул в том же направлении, что и брат, и сразу увидел Эву-Мари, направлявшуюся в их сторону по широкому тротуару. Элегантное платье и туфли на каблуках сильно отличались от той одежды, в которой он видел ее в прошлый раз. Она была прекрасна. Как и всегда. Однако в устремленном на него взгляде читалась неприязнь. Несомненно, она была ожесточена против него.

Вроде бы он не сделал ничего плохого? Хотя нет, сделал…

Эва-Мари остановилась у подножия лестницы у входа в офис братьев Харрингтон. Мейсон, глядя на нее сверху вниз, любовался отблесками солнца на ее темных волосах, спадающих на плечи.

– Мне сказали, где я могу тебя найти.

– Хм, и зачем я тебе понадобился? – спросил Мейсон нарочито развязно, пытаясь таким образом справиться с неожиданным волнением, нахлынувшим на него при звуке ее низкого, грудного, необычайно женственного голоса.

Кейн, заметив реакцию брата, насмешливо подмигнул ему.

Эву-Мари явно не испугала неприветливость Мейсона. Она протянула руку его брату:

– Вы, должно быть, Кейн?

Его предатель-брат пошел вниз по лестнице, чтобы пожать ей руку, затем взглянул на Мейсона через плечо:

– Мне пора. Увидимся вечером.

Какая подстава! Хотя Мейсон знал, что Кейн не убежал; брат просто оставил его в неловкой ситуации, которую он сам и создал. Шансы встретить Эву-Мари здесь были минимальные, хотя в этом городе было много хозяев конюшен.

Удостоверившись, что Кейн скрылся из вида, она обратилась к Мейсону:

– Могу я поговорить с тобой, пожалуйста? Рядом есть кафе.

Интуиция подсказала ему, что его собираются о чем-то просить, о какой-то услуге или об одолжении. Хайятты этого не заслужили. Долтон не проявил никакого милосердия, когда уволил отца Мейсона и внес в черный список, из-за чего того не брали на работу в другие конюшни этого штата. Его не заботило, что отец был единственным кормильцем двоих детей. Он хотел отомстить Мейсону за то, что тот посмел коснуться его дочери.

Мейсону не помешало бы это помнить, вне зависимости от того, насколько привлекательно выглядит взрослая Эва-Мари.

Кафе, расположенное в паре кварталов от офиса, имело литературную направленность и, судя по количеству посетителей, пользовалось популярностью. Вдоль стен кафе были выстроены книжные полки, на них были расставлены старые книги вперемешку с чайниками и кружками. Вокруг крепко сбитых деревянных столов стояли обтянутые кожей стулья с высокими спинками.

Мейсон взглянул на Эву-Мари и увидел, что она немного тревожно оглядывает толпу посетителей. С нескрываемой досадой он догадался, в чем дело. Оказывается, ничего не изменилось – она до сих пор стыдится показываться с ним на публике.

Пытаясь отогнать от себя обиды пятнадцатилетней давности, Мейсон небрежно бросил, направляясь к барной стойке:

– Займи столик. Я закажу кофе.

– О. – Эва-Мари взглянула в его сторону с робкой улыбкой. – Можно мне горячий яблочный сидр, пожалуйста?

Видимо, еще не время для кофе.

В ожидании заказа Мейсон облокотился на барную стойку и, глядя на свою спутницу, снова подумал, как все это странно. У них были странные, нетипичные отношения, но он точно знал, что Эва-Мари – единственная женщина, с которой у него было нечто большее, чем просто секс. Она была его первой… любовью. И наверняка последней.

Спустя несколько минут Мейсон поставил чашки с сидром на стол и сел напротив Эвы-Мари.

Она придвинула горячий напиток к себе и принялась крутить чашку на блюдце, как будто не могла решить, хочет пить или нет.

Мейсон молча ждал. Не он просил об этой встрече, а она.

– Я нашла место для родителей, – наконец произнесла Эва-Мари. – Они переедут завтра.

– Хорошо. Что-то не так?

Его вопрос заставил ее нервничать сильнее. Она принялась поглаживать пальцем наружную поверхность чашки.

– Нет, – сказала Эва-Мари, затем сделала большой глоток. Напиток был горячий, и она поморщилась. – Я в порядке. Просто я не думала, что здесь будет столько людей в это время.

– Все еще стыдишься меня? – спросил он.

Удивительно, почему, черт возьми, он это произнес.

Должно быть, ее озадачил вопрос, потому что ее глаза расширились.

– Нет. Вовсе нет.

Она не убедила его. Слишком много плохих воспоминаний, чтобы он поверил.

Эва-Мари сделала глубокий вдох и продолжила:

– Дело в том, что они решили переехать в дом престарелых. Там неплохие условия, родители будут жить вместе, мама сможет ухаживать за отцом. Но стоимость оказалась выше, чем я ожидала. Нельзя ли попросить некоторой отсрочки на выселение?

– Не-а.

Разочарование промелькнуло на ее лице, прежде чем оно вновь стало спокойным.

– Мейсон, у меня нет денег, чтобы оплатить первый и последний месяц проживания в пансионе, и мне нечем заплатить за перевозку вещей.

– У тебя нет друзей? Достаточно угостить их пиццей, и они помогут сделать это на своих пикапах. Так поступают нормальные люди. Ах да, твоя семья не общается с нормальными людьми, у вас только светские знакомства.

– Честно говоря, два последних года я ухаживала за отцом, – произнесла Эва-Мари с натянутой улыбкой. – У меня нет близких друзей. И хотя я не так уж беспомощна, вряд ли я самостоятельно могу сдвинуть диван или кровать. Мне просто нужно…

Мейсон собрался прервать ее жалобы, но тут рядом с Эвой-Мари остановилась женщина.

– О, Эва-Мари, ты просто обязана познакомить меня со своим красивым другом!

– Обязана?

Недовольный ответ Эвы-Мари заставил его улыбнуться и протянуть руку улыбающейся блондинке:

– Мейсон Харрингтон.

– Лайза Янг, – сказала она, всплеснув своими ухоженными ручками. – Я о вас не слышала.

Мейсона обычно не привлекали навязчивые женщины, он предпочитал более естественных, не таких, как Лайза, но ему хотелось поддразнить Эву-Мари. Кроме того, ему с братом необходимо было обзавестись знакомствами в этом городе. Дизайнерская одежда, дорогие украшения и уверенная манера поведения Лайзы говорили о наличии денег и высоком положении в обществе.

– Я здесь новенький. – Он взглянул через стол, чтобы увидеть лицо Эвы-Мари. – Или, точнее, возвратился после долгого отсутствия.

– О? И что вас сюда привело? – До сих пор она игнорировала его спутницу, но сейчас бросила на нее взгляд. – Ну уж точно не домоседка Эва-Мари!

Шутка Лайзы не показалась Мейсону смешной, однако он не перестал улыбаться. Отпуская шпильки в адрес Эвы-Мари, он считал это приемлемым, так как у него были на это веские причины, но комментарии этой женщины звучали неуместно.

– В этом городе давние традиции по разведению скаковых лошадей, – пояснил он. – Мы с братом владельцы конюшен.

– Ах, вас двое?

Ничего нового, опять флирт. Мейсону стало скучно.

– Приятно было познакомиться с вами, но прошу меня извинить, у нас деловая встреча. – Он вытащил визитную карточку из внутреннего кармана куртки и протянул женщине. – Приятно познакомиться, Лайза, надеюсь, скоро увидимся.

Лайза улыбнулась, потом полезла в клатч за ручкой, написала что-то на карточке и отдала ее Мейсону.

– Я тоже, – сказала она, затем продефилировала обратно к столу, где ее ждали подруги.

Эва-Мари повернулась, чтобы посмотреть ей вслед, затем застонала от досады, увидев, что подруги Лайзы смотрят на них, вытянув шеи, и даже не пытаются скрыть любопытства.

– Ну, я надеюсь, ты готов объявить о своем присутствии, потому что весь город узнает об этом в течение двух часов.

– Хороший план, – пробормотал Мейсон.

На карточке был написан номер мобильного Лайзы. Мейсон усмехнулся и демонстративно сунул визитку обратно в карман. Он знал, что это заденет Эву-Мари.

– Так о чем мы говорили?

На лицо Эвы-Мари вновь набежала мрачная тень. Она глубоко вздохнула и приготовилась вновь просить об отсрочке.

Мейсону стало стыдно. Внезапно он осознал, что все это время вел себя как придурок.

– Посмотрим, что можно сделать, – произнес он, опередив ее.

Это был расплывчатый ответ, так как ему нужно было время подумать. Несколько дней беспокойства не причинят ей вреда.

* * *

Проклятье!

Почему Мейсон Харрингтон каждый раз появляется именно в тот момент, когда она выглядит не лучшим образом? Она как сумасшедшая отчаянно пытается успеть за пять дней упаковать все вещи для отъезда, а он прерывает ее громким, настойчивым стуком.

Она смогла изобразить на лице лишь напряженную улыбку. В конце концов, она очень устала.

– Мейсон, что тебе нужно?

Его безмятежная улыбка была слишком манящей.

– Не очень-то гостеприимно.

Вместо того чтобы сказать, что она на самом деле думает, она просто сосредоточилась на том, чтобы продолжать улыбаться. Но с места не сдвинулась.

Это еще не его дом.

– Ну же, Эва-Мари. Позволь мне войти, – добавил он, улыбнувшись ей игриво-умоляюще. – У меня для тебя хорошее предложение.

Она заколебалась, затем отступила назад, так как держать его на пороге было дурным тоном. Это была единственная причина. Не то чтобы она заботилась о приличиях, но родительское воспитание давало о себе знать.

Мейсон окинул оценивающим взглядом холл с высокими потолками и изящной хрустальной люстрой и отправился вслед за Эвой-Мари, заглядывая по пути во все комнаты.

– Ты делаешь успехи. – Его голос эхом разнесся по опустевшему дому.

«Потому что я усердно трудилась», – сказала про себя Эва-Мари, предпочитая держать язык за зубами. Поместье было большим, за день приходилось преодолеть не менее восьми миль по дому и угодьям, чтобы успеть собрать и упаковать все, что можно вывезти. К тому же ей приходилось в одиночку перетаскивать и упаковывать дорогие сердцу вещи. Подъем тяжестей не преминул отразиться на ее состоянии. Натруженные руки, ноги и особенно спина болели не переставая. Перед сном Эва-Мари принимала ванну в родительской спальне, чтобы расслабить мышцы, но это слабо помогало от ноющей боли во всем теле.

Мейсон посмотрел в сторону коридора, ведущего к задней части дома.

– Твой отец здесь?

Она покачала головой:

– Почему ты спрашиваешь? Боишься, что он опять раскричится?

– Не-а.

Снова эта милая улыбочка, вызывающее подозрение. Почему он так мил?

– Просто ему вредно волноваться.

По какой-то причине она чувствовала потребность защитить отца, хотя на этот раз Мейсон был прав.

– Он вряд ли снова повысит голос. По крайней мере, так, как раньше, он не шумит. У отца был сердечный приступ шесть лет назад, и после этого ему пришлось научиться контролировать гнев.

В глазах Мейсона не было и тени сочувствия, это разозлило ее еще больше. К счастью, она привыкла загонять все свои эмоции глубоко внутрь.

– На самом деле я отвезла их в дом престарелых еще вчера. – Поднятая бровь Мейсона подтолкнула ее к дальнейшим объяснениям. – Я решилась на это, так как знаю, что там о них позаботятся. Хотя мне кажется, это должна делать я…

– Ты работаешь? – спросил Мейсон.

Изменение темы было слишком резким.

– Что?

– Работа у тебя есть?

Тон Мейсона подразумевал, что она даже не знала, что это такое. Эва-Мари, конечно, не собиралась рассказывать ему о своей новой карьере. Он, вероятно, решил бы, что она сумасшедшая или заносчивая, и не поверил бы, что она может зарабатывать своим уникальным голосом.

– Моей работой была забота о родителях, – ответила Эва-Мари.

Поиски работы в родном городе означали бы разоблачение финансовой несостоятельности родителей перед всем миром. Она решила не идти против их желаний.

Мейсон отвернулся и принялся осматривать комнату.

– У нас с братом большие планы на это поместье. Я бы даже сказал – грандиозные. – Он подошел к окну и устремил взгляд на конюшню. – Чтобы стать успешным коннозаводчиком, недостаточно быть знатоком лошадей. Нужно разбираться в финансах, в управлении персоналом, иметь коммерческую жилку и нечто сверх всего этого – талант и, пожалуй, везение. – Мейсон отвел взгляд от окна и посмотрел на Эву-Мари. – Всего этого нам с братом не занимать.

Она смутилась и отвела глаза.

Оказывается, Мейсон приобрел поместье не только из чувства мести. С таким настроем его, несомненно, ждет успех.

– Какое это имеет отношение ко мне?

Он склонил голову набок, прядь темно-русых волос упала ему на лоб.

– Ты ведь прожила здесь всю свою жизнь?

Эва-Мари кивнула, боясь заговорить. Она чувствовала себя как дикое животное, попавшее в ловушку.

– Уверен, ты знаешь это место лучше, чем кто-либо.

– Дом и поместье, – сказала она, чувствуя боль от щемящей грусти, которую она заставила себя игнорировать.

– Ты могла бы пойти ко мне работать. Помочь с ремонтом. С подготовкой к открытию. Я даже дам тебе больше времени, чтобы все перевезти. Ты же об этом меня просила?

Ее сердце сильно заколотилось, и она пристально посмотрела на него.

Почему?

Месть? Все в ней кричало, что нужно бежать. Какая еще может быть причина его предложения?

– Мне нужна домоправительница. Я предполагаю, что тебе нужна работа, – сказал Мейсон. – Понимаю, тебе требуется время все это обдумать, – добавил он.

Работать бок о бок с ним каждый день? Видеть его в доме и постоянно скрывать свои чувства из опасения, что он использует их как оружие против нее? Последних встреч с ним было более чем достаточно. Нет, спасибо.

Она покачала головой:

– Я не думаю, что это хорошая идея.

– Нет? – Мейсон шагнул ближе. – Кажется, ты собиралась жить самостоятельно, зарабатывать деньги… Так в чем дело? Боишься, что твои друзья узнают, что ты занимаешься грязной работой?

Это было наименьшей из ее забот. Ее родители боялись, она – нет.

Он придвинулся еще ближе, и Эва-Мари почувствовала пряный запах его одеколона, у нее перехватило дыхание. Почему он это делает?

– Я даю тебе работу и кров. Это лучше, чем любая другая альтернатива, разве не так? А взамен я получаю человека, который ускорит ремонт.

Глядя в его ярко-голубые глаза, она не была уверена, что нужно соглашаться. Должен быть какой-то подвох… Но она пока была не в состоянии его распознать.

Глава 4

Эва-Мари пригладила волосы, жалея, что нельзя так же легко сгладить чувство тревоги, и услышала, как Мейсон вошел через боковую дверь. Судя по звуку голосов, он был не один.

На этот раз она была готова.

Или она так думала. Сначала она увидела Кейна – такого же высокого, широкоплечего и мускулистого, как Мейсон. Старший брат был также хорош собой, но к нему Эва-Мари не испытывала влечения. В последние дни ее мысли занимал только Мейсон.

О если бы можно было прильнуть к его груди, ощутить силу его объятий. Как невероятно было бы испытать что-то подобное для разнообразия. Обнять его, почувствовать кожей, провести пальцами по плечам вниз и…

О нет. Нельзя давать волю таким мыслям. Особенно когда трое мужчин обратили свои взоры в ее сторону. Тот, который был посередине – не такой крупный, как братья, – казался смутно знакомым.

Кейн шагнул вперед, протянув крупную ладонь для рукопожатия. Его суровое лицо несколько смягчала приветливая улыбка.

– Здравствуй, Эва-Мари. Я Кейн.

– Помню, – пробормотала она, пожав ему руку.

Какой сюрприз. Никаких подковырок. Никаких ультиматумов. По крайней мере, хоть один брат был тактичным.

– Мейсон не сказал, когда ты переедешь.

– О, я не переезжаю прямо сейчас. До сих пор улаживаю дела в Теннесси, к тому же мы приобрели еще один дом, в городе. Так что я нарасхват. – Он обменялся взглядами с братом. – Но я вернусь довольно скоро.

Перспектива остаться здесь наедине с Мейсоном заставила ее сильно занервничать.

Вперед выдвинулся худощавый молодой человек.

– Я годами ждал шанса применить свою магию в этом доме! Здравствуй, Эва-Мари, – сказал он, протягивая руку. – Мы очень давно не виделись, поэтому я не надеюсь, что ты меня вспомнишь. Я Джереми Бланкеншип.

– О да. Мне показалось, что я тебя знаю. Приятно снова увидеть тебя.

Теперь, когда она узнала его, ее охватили воспоминания. Джереми был сыном одного из местных заводчиков лошадей, который не пожелал продолжить дело отца и получил диплом дизайнера интерьеров. Эве-Мари понравились его неординарный стиль и своеобразный выговор. В его способностях дизайнера ей еще только предстояло убедиться, но в том, что Джереми обладает харизмой, сомнений не было.

– Шутки в сторону, давайте займемся делом, – проворчал Мейсон.

– Научись обмениваться любезностями и поддерживать разговор, если планируешь наладить контакты в этом городе, – предупредил Кейн.

Джереми, соглашаясь, кивнул и повернулся к Эве-Мари. В его карих глазах застыл вопрос.

– Когда я услышал, что Харрингтоны купили имение, я не ожидал тебя здесь увидеть.

Прежде чем она ответила, в разговор вклинился Мейсон:

– Эва-Мари будет следить за домом и выполнять мои поручения.

Джереми взглянул на них с удивлением:

– О, так вы вместе?

– Нет. – Ответ Мейсона был короткий, но Эве-Мари показалось, что она услышала удовлетворение. – Когда я говорю, что она будет работать, я имею это в виду в буквальном смысле. На меня.

Эва-Мари почувствовала, как к лицу прилила кровь, и она спросила себя, скольким же людям он с удовольствием рассказал о ее новом статусе. Ей хотелось признать поражение, но она расправила плечи и продемонстрировала уверенность, хотя была далека от этого чувства. Если повезет, эта работа откроет ей дорогу к новой жизни. Конечно, вряд ли она сможет обеспечить себе тот уровень, который был у нее в детстве, но множество людей довольствуются и меньшим. По крайней мере, она будет на один шаг ближе к своей мечте.

Нет смысла обижаться на то, что она не может изменить. Этому ее научила жизнь. Нужно просто смириться с обстоятельствами.

– Джереми, хочешь осмотреться? – спросила она, предполагая, что тому не терпится заглянуть в другие комнаты дома.

– С радостью! В конце концов, нельзя заниматься дизайном интерьера, если не видел сам интерьер, верно? – Он одобрительно улыбнулся, затем взял ее руку в свою и повел по коридору.

Братья последовали за ними.

Большинство комнат нуждалось в обновлении стен, системы освещения и мебели. Сначала Эва-Мари немного стеснялась, но потом выдвинула несколько идей, получивших одобрение от всех, кроме Мейсона, который воздержался от ответа.

Она проводила мужчин в гостиную.

– Это отличное место для кожаного дивана и телевизора с большим экраном, – сказал Кейн, осмотрев комнату. – И кухня рядом. Идеальное пространство.

Братья принялись обсуждать марки и виды электронного оборудования, и Эва-Мари заскучала. Потом Кейн обогнул барную стойку и направился в кухню. Остальные последовали за ним. Эва-Мари старалась не смущаться. Эта комната отчаянно нуждалась в ремонте, причем уже давно. Горчично-желтая бытовая техника и декор в стиле ранчо были родом из восьмидесятых.

– Я хочу провести здесь масштабные работы, – сказал Кейн. – Нержавеющая сталь, новые гранитные столешницы – в общем, полная перестройка.

– В этой области я даю тебе карт-бланш, – поддержал брата Мейсон.

– Это потому, что ты не хочешь остаться голодным, – поддразнил Кейн.

Мейсон подмигнул, указывая на брата:

– Вы правы, сэр.

Не подумав, Эва-Мари сказала:

– Похоже, один из вас научился готовить.

Мужчины посмотрели в ее сторону. Предательский румянец снова залил щеки Эвы-Мари. Она не должна была напоминать им о своем единственном визите в дом Харрингтонов в подростковом возрасте. Тогда она поняла, что все навыки Мейсона по приготовлению пищи сводятся к умению пользоваться микроволновкой. Конечно, она тоже не профессиональный повар, но готовить она умела. Служившая у них домработница обучила ее основам кулинарного искусства, впоследствии Эва-Мари освоила немало рецептов и приняла на себя заботы о семейном столе.

– Мы обустроим эти два пространства так, чтобы они сочетались друг с другом, – сказал Джереми, прерывая неловкое молчание. Он махнул рукой в сторону гостиной и барной стойки, которая служила перегородкой между двумя помещениями. – Господа, вы хотите здесь настоящую берлогу или что-то более утонченное?

– В этой комнате мы будем смотреть суперкубок на большом экране, – сказал Мейсон. – Хотелось бы дополнить ее чем-нибудь интересным.

Кейн кивнул:

– Игровые автоматы, столы для покера и бильярда, винный погреб. Как вам такое предложение?

– Каковы шансы, что мы сможем сделать здесь такое? – спросил Мейсон Джереми с ухмылкой.

– Ну, все комнаты на первом этаже имеют выход в холл. Вы планируете придерживаться единого стиля или предпочитаете эклектику?

Но братья, осознав, что могут изменить этот когда-то неприступный дом на свой вкус, уже не слушали его. Перебивая друг друга, они выкрикивали свои предложения по обустройству гостиной и других комнат дома. Мейсон, позабыв о своем язвительном тоне, отпускал шутки по поводу предпочтений брата, сияющая улыбка не сходила с его лица. В первый раз Эва-Мари увидела Мейсона таким, каким она его помнила. Он стал старше, привлекательнее. Но эта улыбка напомнила ей о том, каким веселым и дружелюбным он был в юности.

Она скучала по тем дням так сильно, что это пугало ее.

По мере того как они все активнее обсуждали, как преобразовать дом Хайяттов, Эва-Мари чувствовала, что внутри у нее все сжимается. Ей казалось, она слышит голос отца. Он называл ее предательницей…

Потеря дома была лишь частью проблемы, а покупка поместья Харрингтонами была для отца чем-то неслыханным.

Она не должна помогать им. Но Эва-Мари понимала, что ей нужно делать свою работу хорошо, чтобы приблизиться к своей мечте.

– Как насчет подвала? – спросила она.

Трое мужчин обменялись взглядами, а Джереми спросил:

– Какого подвала?

Эва-Мари загадочно улыбнулась дизайнеру и повела всех обратно в холл. За лестницей была неприметная дверь, за которой скрывались широкие ступени, ведущие вниз.

Кейн заглянул в дверной проем.

– Выглядит многообещающе, – сказал он.

– Выглядит пыльно, – парировала она и включила свет. – Я даже не могу вспомнить, когда последний раз здесь кто-то был.

Она и в самом деле забыла о подвале, использовавшемся для хранения вещей. Наверное, хороших вещей. От мыслей о том, что ей придется разобрать, упаковать и вывезти все это, ей стало дурно.

– Вау. Это невероятно, – произнес Джереми, спустившись по ступеням.

– В этой половине дома подвал не имеет перегородок, – пояснила Эва-Мари, увидев энтузиазм на его лице. – Благодаря этому подвал получился просторным. Но для нас троих столько пространства было не нужно.

Лицо Мейсона помрачнело, и она решила, что настало время снова закрыть рот. Мужчины рассматривали помещение, предлагали идеи того, что сделали бы они здесь. Не желая мешать, Эва-Мари вышла из подвала и заглянула в комнату по другую сторону лестницы.

В зеркальной стене отражался балетный станок, закрепленный на уровне роста ребенка. В углу расположились большой кукольный дом и ящик для игрушек. Это было ее личное пространство, когда она была маленькой девочкой, – убежище от отца, имевшего неоправданно высокие ожидания, и матери, давившей на нее, чтобы она им соответствовала.

– Развлекаешься?

Голос Мейсона, раздавшийся сзади, заставил ее вздрогнуть.

Она посмотрела через плечо и встретилась с ним взглядом.

– Как видишь.

– Слишком не увлекайся. Помни, что ты здесь работаешь.

– Разве ты позволишь мне забыть об этом?

Он взглянул на нее через плечо и произнес:

– Завтра привезут мебель для комнат наверху. Позаботься о том, чтобы в моей спальне все было в лучшем виде.

Конечно. Она без проблем сделает это – расстановка мебели входит в ее обязанности.

Почему же эта просьба показалась ей двусмысленной?

Прошло несколько очень тяжелых дней, а Эва-Мари все еще разбирала вещи в подвале. От усилий у нее ныла спина, пыль, казалось, въелась в ее волосы, сделав их тусклыми и безжизненными.

Вдруг сквозь шум, создаваемый ее деятельностью, и звуки радио, которое она включила, чтобы не чувствовать себя одинокой, она услышала чьи-то шаги.

Эва-Мари приглушила музыку и сразу же услышала, как кто-то зовет ее.

Здорово. Именно то, что ей сейчас нужно, – великий и ужасный хозяин. Мейсон, вероятно, хочет дать ей очередное задание, чтобы уязвить ее гордость и указать ей на ее место. В последние дни он был просто невыносим.

Когда она соглашалась на эту работу, то не предполагала, что будет служить девочкой для битья.

– Я здесь, – отозвалась она.

Он остановился в дверях, с прямой спиной и хмурым взглядом.

– Почему ты мне не отвечаешь? – требовательно спросил он.

– Я не слышала.

– Ты и не услышишь, закрывшись тут внизу и включив радио.

Она изучала его с минуту, пытаясь выяснить, в чем причина его раздражения.

– Ты велел мне освободить подвал, чтобы Джереми начал работу, – сказала она спокойно. – Этим я и занимаюсь.

– Одна из твоих обязанностей состоит в том, чтобы ты всегда была у меня под рукой и приходила по первому зову.

Это было уже слишком.

– Для чего? Ноги тебе целовать?

– Что? – переспросил он, склонив голову.

– Послушай, эти твои игры в великого и ужасного хозяина уже немного приелись.

– Тебе не нравлюсь новый я?

«Не совсем. О, если бы ты не был так чертовски сексуален…»

– Я знаю, ты ненавидишь меня, но разве не лучше соблюдать нейтралитет, быть вежливым?

– Нет, – сказал он с ухмылкой, которая была столь же самодовольной, сколь и сексуальной. – Я наслаждаюсь этим.

– Уверена, что так и есть.

Мейсон подошел к ней вплотную с грозным видом.

– Если у тебя проблемы со мной, ты всегда можешь уйти. Я даже дам тебе целый день, чтобы ты могла забрать свои вещи.

– Чем я еще могу услужить вам, босс?

Мейсон ухмыльнулся:

– Пойдем со мной. Тебе это понравится.

Наверняка нет, но разве у нее был выбор? Нужно потерпеть. Вскоре у нее будет достаточно сбережений, и она сможет начать новую карьеру. Но пока ей необходимо склонить голову и терпеть.

Вслед за Мейсоном она поднялась из подвала, пересекла холл и вышла через боковую дверь на парковку. Они прошли мимо его сверкающего пикапа и ее старенького седана. Затем он свернул к конюшне.

Эва-Мари ощутила беспокойство.

Когда заболел отец, она взвалила на свои хрупкие плечи заботы о доме. Но она никогда не занималась конюшней. Эва-Мари знала, как обращаться с лошадьми, – могла вычистить и накормить их, оседлать для прогулки, да и в седле она держалась уверенно. Но конюшня никогда не была ее заботой, за лошадьми ухаживал конюх.

«Неужели на конюшне что-то стряслось?» – со страхом подумала Эва-Мари.

Она уже несколько дней не заглядывала на конюшню: ей было не до этого. Всю неделю она трудилась как проклятая, а последние два дня не выходила из подвала.

Мейсон наконец остановился рядом с денником, где стояла Люси, кобыла Эвы-Мари. Его удовлетворенное лицо демонстрировало, что он что-то задумал. Без сомнений, что-то плохое…

Несмотря ни на что, она не будет плакать перед ним.

– Вечером приедет Кейн, он привезет наших лучших кобыл. Я вернусь через три часа, чтобы убедиться, что этот денник вычищен и подготовлен.

Эва-Мари смотрела на него в течение минуты. Конечно, он шутит, это розыгрыш.

– Но Джима сейчас нет.

– Ты есть.

Выражение его лица свидетельствовало, что это не шутка.

Эва-Мари ощутила, как в ней поднимается волна ярости. Пришло время дать ему отпор, постоять за себя. Нервы были напряжены до предела. Эва-Мари была готова высказать ему все, что она о нем думает, а может, и залепить пощечину.

Но она ничего не сделала. Отец давно подавил ее сопротивление, еще в детстве.

– Я не работаю на конюшне.

– Кто сказал? Где это записано? Я что-то пропустил?

– Но я уже работаю. В доме.

– Хорошо. Значит, ты не побоишься испачкаться.

Глава 5

Будет весело…

Мейсон бросил взгляд на мужчину в темном костюме, стоявшего возле двери дома. Мейсон напрягся, так как он хорошо помнил этого человека и роль, которую тот сыграл в разрушении семьи Мейсона много лет назад.

Он не видел Лоуренса Уэстона с тех пор, как они с Кейном вернулись в город, но надеялся, что у него будет возможность ткнуть этого стукача носом в свой успех.

Он просто не планировал делать это здесь, в поместье Хайятт.

– Могу я помочь вам? – сказал Мейсон вежливо.

– Я ищу Эву-Мари.

– Хорошо.

Мейсон развернулся и пошел к конюшне, оставив Лоуренсу право следовать за ним, если тот пожелает.

Осмотрев денник, Мейсон убедился, что Эва-Мари справилась с поставленной задачей. Пол и стены денника были отчищены, соломенная подстилка и вода в поилке были свежими и чистыми. Да и поблизости не было ни одной кучки навоза, куда Лоуренс мог бы вляпаться. Мейсон был бы рад, если бы гость испортил свои итальянские лоферы.

Он знал, что это мелочно. Так же мелочно, как поручать принцессе работу по уборке конюшни. Но этот человек, будучи подростком, намеренно сказал отцу Эвы-Мари, где найти их вместе, просто потому, что сам хотел быть ее парнем. Учитывая, что они так и не поженились, планы Лоуренса, очевидно, не реализовались.

Услышав шаги, Эва-Мари отложила щетку, которой она чистила свою кобылу, и взглянула на него поверх ее холки.

Мейсон отметил, что черты ее лица заострились, очевидно, в последнее время она много работала и почти ничего не ела. К тому же ей не мешало бы умыться и причесаться – одежда и лицо Эвы-Мари были покрыты пылью, а в волосах застряли соломинки.

– Денник готов, – произнесла она устало, но с безукоризненной вежливостью.

Ведь именно этого он и хотел? Преподать ей урок было его целью, не так ли? Так почему ее измученный вид не делает его счастливым?

Неожиданно за его спиной раздался удивленный возглас Лоуренса:

– Эва-Мари, почему ты чистишь стойла?

Девушка вскинула голову. Ее глаза широко раскрылись.

– Лоуренс?

Мужчина обошел Мейсона и, заметив, что у Эвы-Мари весьма растрепанный вид, развел руками:

– Что происходит, Эва-Мари? Ты не отвечаешь на звонки. На этой неделе ты не появилась на заседании библиотечного комитета. А теперь это?

– Об этом вы должны спросить меня, – сказал Мейсон надменно, обойдя вокруг, чтобы занять позицию между Лоуренсом и входом в денник. – В конце концов, я здесь хозяин.

Недоумение на лице Лоуренса развеселило Мейсона. Очевидно, тот не мог ничего понять. Наконец Лоуренс спросил:

– А кто вы такой?

Мейсон едва не расхохотался. Но тогда рыбка сорвалась бы с крючка.

– Я Мейсон Харрингтон.

Лоуренсу понадобилась минута для осмысления услышанного. Затем он окинул Мейсона недоверчивым взглядом:

– Ты хозяин? Как же так?

Мейсон услышал, что дверь денника приоткрылась. Эва-Мари намеревалась сама рассказать обо всем Лоуренсу. Но Мейсон не мог допустить, чтобы его лишили удовольствия поставить богатенького приятеля Эвы-Мари на место.

– Я новый владелец поместья Хайятт.

Лоуренс бросил сердитый взгляд на Эву-Мари:

– Как такое вообще возможно?

Богачи не хотят верить в то, что один из них может обеднеть… если только это не служит их выгоде.

– Поместье выкуплено, Лоуренс, – сказала Эва-Мари глухим голосом. – Мы были вынуждены его продать.

Мейсон облокотился на деревянную опору, скрестил ноги и переплел руки на груди.

– И я едва дождался, чтобы выкупить его.

– Но ваш отец был жокеем? Кем-то вроде тренера?

Мейсон выпрямился:

– Он был единственным в своем роде тренером, карьеру которого ты развалил, раскрыв нашу с Эвой-Мари тайну много лет назад. – Лоуренс, смущенный напором Мейсона, попятился, но тот не позволил ему уйти, пока не высказал все, что хотел. – Отец оставил в наследство Кейну и мне достаточно денег, чтобы выкупить это поместье и основать наши собственные конюшни.

Мейсон стоял достаточно близко, чтобы увидеть, какой ошеломляющий эффект оказали на Лоуренса его слова.

– Как это возможно? – спросил он снова.

– Я знаю, трудно представить, что кто-то добился успеха благодаря упорному труду, но, по правде говоря, я это заслужил.

«Я это заслужил».

Эти слова звучали в ушах Эвы-Мари, когда она провожала Лоуренса к его «линкольну». Мейсон был прав: он всегда много трудился. За неделю, что она работала на Харрингтонов, Эва-Мари убедилась, что братья не собираются почивать на лаврах и просто наслаждаться своими деньгами.

Она не могла не сравнивать Мейсона и Лоуренса, учившегося в хорошей школе и устроившегося на работу в папочкину риелторскую контору, где можно было не напрягаться, так как там всегда находились те, кто за небольшое вознаграждение был готов делать за него грязную работу, чтобы угодить сыну хозяина.

Эва-Мари знала все его недостатки, но он был единственным другом, который был с ней все это время, несмотря на проблемы семьи Хайятт. Он также был единственным, кто знал, что на самом деле происходит с ее отцом. Родители надеялись, что она, в конце концов, сдастся и выйдет за него замуж, но в этом она сопротивлялась до последнего.

– Как ты могла позволить этому случиться, Эва-Мари? – спросил Лоуренс, следуя за ней, не глядя под ноги и пачкая свои дорогие туфли в грязи. – Все, что тебе нужно было сделать, – это позвонить мне. Я бы все уладил. С легкостью.

Если бы она приняла его условия. В этом он и Мейсон были очень похожи: все их предложения были с условиями. Почему Лоуренс так настойчиво ее добивается, она не могла понять. Без особого труда он получал от жизни все, что хотел. Ему ни за что не приходилось бороться.

– Ты знаешь, я могу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь, – настаивал Лоуренс, и она чувствовала его горячее дыхание на своем лице. – Нежность и заботу вместо необходимости быть прислугой для родителей, – выражение его лица стало брезгливым, и это не укрылось от глаз Эвы-Мари, – и работать на того парня, – добавил он, кивнув на Мейсона.

Дойдя до парковки, Эва-Мари остановилась у «линкольна» и устало опустила плечи. На мгновение она хотела поддаться искушению прекратить борьбу и отдать свою жизнь в чьи-то руки. Слезы изнеможения выступили на ее глазах.

– Ты в порядке? – Лоуренс участливо взял ее ладони в свои.

Эва-Мари попыталась высвободить руки: прикосновения его цепких пальцев причиняли ей боль. Она бросила взгляд в сторону и увидела, что Мейсон, следовавший за ними, заметил ее движение.

Лоуренс смотрел на нее, не отводя глаз и не двигаясь с места.

– Да. Я в порядке, – заверила она и посмотрела на Лоуренса твердым взглядом. – До свидания, Лоуренс. Увидимся на заседании библиотечного комитета на следующей неделе.

Он, казалось, был готов протестовать, но потом нацепил обиженное выражение лица и отпустил ее руки. Потому что так было легче. Ведь, в конце концов, он был великовозрастным ребенком.

Когда автомобиль Лоуренса скрылся за поворотом, Эва-Мари потерла руку: она снова почувствовала острую боль в ладони. Она быстро глянула на красные мокнущие пятна на коже и спрятала руки за спину.

– Этот парень все еще здесь отирается? – спросил Мейсон, приблизившись к ней.

Эва-Мари тяжело вздохнула. Если она не уйдет сейчас, у нее не хватит сил на душ.

– Лоуренс – друг семьи.

– Но не часть семьи? Какое разочарование для твоего отца.

Он ничего не знал. Единственное, по поводу чего отец продолжал донимать ее, – это Лоуренс. Хотя он не говорил этого прямо, Долтон видел в Лоуренсе решение всех своих проблем. Мнение Эвы-Мари в расчет не принималось.

Слишком уставшая, чтобы поддерживать светскую беседу, Эва-Мари развернулась и направилась к дому.

Мейсон последовал за ней.

– Я для своего отца сплошное разочарование, – пробормотала она, открывая дверь. – Спокойной ночи, Мейсон.

– Подожди. Почему ты идешь спать?

– Потому что я имею право, – коротко ответила Эва-Мари, направляясь к лестнице. Преодолев ступени, она повторила: – Доброй ночи, Мейсон, – и поплелась к себе в комнату.

Глава 6

Мейсон поморщился от боли, так как в темноте врезался в перила, и выругал себя за то, что не удосужился включить свет – так ведь и с лестницы упасть можно.

Тусклые светильники были размещены с определенными интервалами вдоль всего коридора, но это плохо помогало в незнакомом пространстве. Внезапная вспышка молнии озарила помещение, и Мейсон увидел выключатель. Спустя мгновение хрустальная люстра осветила лестницу и коридор. Мейсон продолжил путь.

Подойдя к гостиной, он услышал шум. Похоже, настало время для полуночного тет-а-тет с соседкой.

Входя к кухню, освещенную лишь неяркой подсветкой над плитой, он услышал ругательство, настолько витиеватое, что брови у него поползли вверх. Видимо, принцесса и без него получила дворовое образование.

Включив верхний свет, он первым делом заметил ее ноги. Голые ноги.

Эва-Мари стояла рядом с баром в ночной рубашке, едва доходившей до середины бедра. Увидев Мейсона, она моргнула от удивления… или, может быть, просто от яркого света.

Мейсон подошел поближе.

– Проблемы?

Даже если бы она была ребенком, пойманным за кражей конфет из буфета, она и то покраснела бы меньше. Эва-Мари выпрямилась и спрятала руки за спину.

– Все в порядке.

Ее смущенный взгляд продемонстрировал, что проблемы есть, но она не хочет, чтобы он о них знал.

Мейсон подошел ближе, хотя и сознавал, что этого не следует делать, пока она не совсем одета. Но, увидев раскрытую аптечку, понял, что дело серьезное.

– В порядке? – переспросил он. – Давай посмотрим. В конце концов, ты нам нужна здоровая, – сказал он серьезно.

Темно-синие глаза Эвы-Мари были наполнены слезами. Его будто ударило разрядом тока. Мейсон мог справиться с любой ситуацией, преодолеть любые трудности. Но при виде женских слез он терялся.

К счастью, она не дала им пролиться.

– Все хорошо, – прошептала она, опустив глаза. Ресницы коснулись ее раскрасневшихся щек. – К утру все будет в порядке. Просто возвращайся в кровать.

Но Мейсон проявил настойчивость.

– Просто позволь мне взглянуть, Эви, – мягким голосом произнес он.

Ее глаза поймали его смущенный взгляд.

Он не называл ее этим именем много лет. Но это сработало, потому что ее руки инстинктивно выскользнули из-за спины, как будто она доверилась ему.

– Господи, Эва-Мари, что с твоими руками? Почему ты не носишь перчатки?

Мейсон почувствовал, что она напряглась. Эва-Мари скрестила руки на груди, будто защищая свои раны от его осуждения, и попыталась отступить.

– Я надевала их, – с досадой в голосе проговорила она. – Единственная пара, которую я смогла найти, была мне велика. Они с меня соскальзывали.

– Выглядит как ожог, – сказал Мейсон с тревогой в голосе.

– Мне постоянно приходится что-то оттирать, скоблить, отмывать с применением бытовой химии. Руки постоянно заняты, и перчатки только мешают, – пояснила она. – Я пыталась перевязать их, но это непросто сделать одной рукой.

Он взял ее за запястье правой руки, повернул ладонью кверху, чтобы лучше видеть.

– Давай перебинтуем руки, чтобы инфекция не попала на поврежденные участки кожи. Думаю, раны заживут через несколько дней.

Мейсон развернулся к бару и сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение. Шум дождя снаружи словно бы намекал ему, что пора забыть обиды и попробовать начать все сначала.

Мейсон тряхнул головой и раскрыл упаковку с перевязочными средствами. Удивительно нежными прикосновениями он нанес тонкий слой антибактериальной мази на каждую ладонь, потом обернул руки бинтами.

Это напомнило ей о той ночи, когда они впервые были близки. О его нежности, которая разрушила невидимые барьеры в ее сознании, и она согласилась подарить ему свою девственность.

Эва-Мари часто предавалась воспоминаниям об их любви. Мейсон был ее первым, лучшим и любимым. Она пробовала его заменить, когда училась в колледже, но этот эксперимент закончился разочарованием. Из этого неудачного опыта она извлекла урок: довольствоваться чем-то меньшим, чем то, что она испытывала с Мейсоном, не стоит.

– Как насчет горячего шоколада? – спросил он, прервав ее мысли.

Эва-Мари была приятно удивлена: Мейсон не забыл, что это ее любимый напиток.

– Ты научился готовить?

– Нет, но мы можем воспользоваться микроволновкой, – сказал он.

Продукты были доставлены в тот же день вместе с мебелью и личными вещами, но Эва-Мари не помнила, чтобы там был порошковый шоколад. Мейсон уверенно вытащил из коробки круглую коричневую емкость с золотым тиснением: специальную шоколадную смесь, ее любимую.

Она хотела из вежливости прервать неловкое молчание, нарушаемое лишь гудением микроволновки и шумом дождя за окном, однако подобрать нейтральную тему было непросто.

– Подозреваю, что покупка поместья Хайятт братьями Харрингтон – главный предмет разговоров в городе, – начала она тихо. – Это действительно невероятно, Мейсон. Я горжусь тобой и Кейном. Вы добились успеха.

И это было правдой. Единственный визит на ферму Харрингтонов, когда они встречались, показал ей, насколько различными были их жизни. Семья Мейсона не жила в нищете, но их положение можно было описать как «жить от зарплаты до зарплаты». Ее пригласили за стол, отец Мейсона приготовил простой ужин – жареную курицу и макароны с сыром. Было вкусно, и атмосфера за столом была дружественная и приветливая.

Мейсон не мог понять, почему она сказала тогда, что это был самый приятный вечер в ее жизни. Он не знал, какова на самом деле ее жизнь… и она не хотела, чтобы он узнал правду.

– Уверена, твой отец тоже гордится вами, – добавила она.

Мейсон отвернулся, так как микроволновая печь дала сигнал готовности.

– Мой отец умер.

– О, Мейсон. Мне так жаль.

Он помолчал, прежде чем произнести жестко и холодно:

– Правда?

– Да. Он казался хорошим человеком.

– Он и был таким. Он не заслужил того, что с ним случилось. Быть незаслуженно высмеянным людьми, которые его даже не знали, но которые имели власть.

Мейсон помешивал горячий шоколад, клацая ложкой по чашке сильнее, чем это было необходимо. Эва-Мари поморщилась, зная, что он говорит о ее отце и бывших работодателях. Она затаила дыхание, ожидая возвращения язвительного и высокомерного Мейсона, каким он стал, вернувшись в город. Вместо этого он пересек кухню и поставил перед ней кружку. Без комментариев.

Эва-Мари не знала, как реагировать, поэтому промолчала. Она обхватила кружку забинтованными руками и ощутила, как тепло проникает через ее ладони и медленной волной разливается по телу. Это успокаивало…

– Так он оставил вам наследство? – спросила она, надеясь отвлечь его от старых обид.

– На самом деле это была моя мать.

Эва-Мари кивнула, хотя почти ничего не слышала о ней прежде. Подняв чашку, она вдохнула насыщенный аромат шоколада. Все вокруг было удобно и знакомо, но это огорчало ее еще больше. Кухня, где она всю жизнь пила горячий шоколад, уже ей не принадлежала. И мужчина рядом тоже был не ее.

– Мы вернулись в Теннесси, откуда она была родом, хотя дед и бабушка с ее стороны не хотели иметь с нами ничего общего. Мой дед не хотел видеть нас.

– Почему?

– Они были из высшего общества и при деньгах. – Его взгляд в ее сторону намекал, что эта ситуация что-то напоминает. – Они никогда не одобряли их брака. Их дочь заболела через несколько лет после того, как ушла из дома. А потом умерла…

Теперь была понятна причина негодования Мейсона.

– Они навещали ее, когда она заболела?

Мейсон покачал головой. Его руки, лежащие на столе, сжались в кулаки.

– Мой отец отправил им письмо после того, как стал известен ее диагноз. Он знал, что болезнь неизлечима. Позже бабушка сказала ему, что муж не разрешил его прочитать. Они ни разу не навестили ее, пока она была жива.

Сердце Эвы-Мари болезненно сжалось.

– Как ужасно.

– У моей матери был большой целевой фонд, созданный для нас. Отцу удалось преумножить эти средства. Но он никогда не использовал эти деньги.

Учитывая, как тяжело им жилось, когда его отец потерял работу, Эва-Мари даже представить себе не могла, какая это была жертва. Но она не стала об этом упоминать, чтобы Мейсон опять не рассердился. Этот короткий разговор по душам был подарком, который она не хотела потерять.

– Он рассказал нам об этом после первого сердечного приступа. Помог нам определиться, что делать, и учил нас, как всем этим управлять. Это было, – он сделал паузу, качая головой, – это до сих пор удивительно для меня.

– Это невероятный подарок, – сказала она.

– Да. Он был потрясающим человеком. Эва-Мари пила горячий шоколад маленькими глотками, слушая, как за окном стихает дождь. Боль в ладонях немного утихла под влиянием тепла и перевязки. Мейсон удивил ее. Они не разговаривали, в полном смысле этого слова, много лет. Она прикрыла глаза. День был длинный, трудный. А завтра будет еще больше дел. Как бы ей ни нравилось это перемирие, ей нужно было выспаться. Вставая, она перехватила взгляд Мейсона и поймала его на том, что он разглядывает ее ноги. Почти так же быстро он отвел глаза, и она притворилась, что ничего не заметила.

– Хм, думаю, нам пора ложиться спать, – сказала Эва-Мари и тут же осознала двусмысленность предложения. – Твоя комната в порядке? – пытаясь сгладить неловкость, спросила она.

– Да, спасибо, Эва-Мари.

На ее лице расплылась счастливая улыбка. Она пыталась подавить радость, возникшую в ответ на его слова благодарности, но не смогла. Что ж, завтра Мейсон станет прежним, и радость испарится сама собой.

– Хорошо, спокойной ночи. Спасибо за горячий шоколад и за… – Она кивнула на свои руки.

Мейсон тоже встал.

– Это меньшее, что я могу сделать, Эва-Мари.

– До завтра, – сказала она, повернулась и быстро пошла прочь. Она почти вышла из холла, когда услышала:

– Эва-Мари!

Сердце бешено колотилось.

– Да?

– Тут ведь есть складское здание, верно?

Вот они и вернулись к отношениям босс – работник. У нее навернулись слезы на глаза.

– Да. Я обещаю, что обо всем договорюсь. Грузчики будут здесь в среду и все вывезут, ремонт начнется вовремя.

Он подошел ближе. Темнота скрывала выражение его лица.

– На самом деле перевозчики будут здесь завтра и помогут тебе. Их нужно будет только направлять.

Сердце ее замерло, будто она прокатилась в скоростном лифте.

– Что?

Он не двинулся с места и ненадолго замолчал. Потом испустил глубокий вздох… который она ошибочно посчитала за сожаление.

– Просто считай это платой за вредность.

Глава 7

Эва-Мари подхватила пустую картонную коробку, обошла плотников, делающих измерения для проекта по расширению холла, поднялась по лестнице и вышла из подвала. Уж лучше бы она помогала с упаковкой вещей, даже с больными ладонями… Но ее ждет другая работа.

– Я буду на втором этаже, зовите, если вам будет что-то от меня нужно, ладно?

– Нет проблем. Спасибо, мисс Хайятт.

Благодаря дополнительной помощи вещи ее семьи были перемещены на склад гораздо быстрее, чем она ожидала. Это означало, что пришло время освободить комнату Криса. И сделать это нужно как можно скорее.

Дрожащей рукой она потянулась к дверной ручке. Потом, сделав глубокий вдох, открыла дверь. Беглый взгляд показал, что все внутри осталось на своих местах. Интересно, взяла ли мать что-то из этой комнаты с собой, когда уезжала. Судя по всему, нет.

В комнате ничего не менялось со дня гибели Криса в трагической автомобильной аварии здесь, в имении. Ему было пятнадцать. Она помнила тот день так хорошо, будто это было вчера. Как она злилась на него, что он не взял ее с собой. Это был один из редких случаев, когда он не послушался отца – ему было запрещено садиться за руль самостоятельно.

В результате он потерял контроль над управлением, и машина свалилась в овраг. Его грудная клетка была расплющена рулевым колесом. Когда Криса нашли, он уже умер.

Она взяла коробку и подошла к стене возле кровати, на которой были приклеены фотографии Криса. На них он был запечатлен на различных спортивных соревнованиях и конных шоу, один или с родителями и с ней. Фотографии едва держались на стене: скотч с течением времени стал отставать.

Одну за другой она снимала их и убирала в коробку. Ее мать не забрала фотографии, но потом, возможно, захочет это сделать. Эва-Мари уже давно втайне от всех сделала себе копии и поместила в альбом, который хранился в ее комнате.

– Что ты делаешь?

Услышав голос Мейсона, Эва-Мари развернулась:

– О, я думала, ты ушел на весь день.

Он пожал плечами, внимательно изучая комнату. Держа коробку в руках, она поморщилась, так как острые края задевали израненные ладони.

– У меня были дела в городе, – сказал он наконец. – Затем я вернулся, чтобы посмотреть, как идут дела с уборкой вещей. Похоже, в подвале наметился стабильный прогресс.

Она попыталась оправдаться, и ее дыхание немного сбилось.

– Да, я планировала вернуться туда.

Он снова беззаботно пожал плечами:

– Там все в порядке. Они знают, что делать. Все отлично организовано.

– Я старалась, – пробормотала она. Она ожидала услышать упрек, а получила комплимент. После прошлой ночи она не знала, чего ждать.

– Как твои руки?

– Лучше. – Эва-Мари кивнула на забинтованные руки. – Но неудобно.

– Дай мне знать, когда нужна будет очередная перевязка.

Это напомнило ей о ночи в кухне, о том, что она была полуодета. Получилось неловко, но, когда горят руки и необходимо срочно найти аптечку, об одежде думаешь в последнюю очередь. Но вроде бы он не обратил на это внимания…

Жар охватил ее тело и окрасил щеки. Она кивнула и отвернулась, желая скрыть свою реакцию.

– Могу я узнать, чья это комната?

Несмотря на его вежливый тон, она до сих пор боялась говорить. Опасалась осуждения или последствий своих откровений. Но ей негде было спрятаться, он стоял прямо позади ее.

Собрав последние фотографии в коробку, она осторожно закрыла ее крышкой и поставила на стол возле двери.

– Эта комната принадлежала моему брату Крису.

Мейсон медленно кивнул, но было непонятно, о чем он думает.

– Ты никогда не упоминала о нем раньше.

Да, это правда. Даже когда она и Мейсон были близки. На этот раз его обвиняющий тон был оправдан.

Как она могла объяснить, что боится пересечь барьер, возведенный ее родителями. Ее собственное горе, глубоко загнанное внутрь, может прорваться, как вода через треснувшую плотину. Она не готова была вынести наружу свои переживания.

– Мои родители, – она откашлялась, пытаясь скрыть волнение, – никогда не говорили о нем.

Он покачал головой:

– Как такое вообще возможно? Не говорить о собственном ребенке?

Эва-Мари пожала плечами: она тоже этого не понимала.

– После похорон мой отец никогда не вспоминал о брате. Все, связанное с ним, исчезло из жизни семьи, за исключением этой комнаты, – сказала она, оглядываясь вокруг, – как если бы его никогда не существовало. – Она погладила пальцем фотографию Криса, сидящего верхом на любимом коне. – Только я знаю, что это не так. По крайней мере, для моей мамы.

– Почему?

Она поджала губы, прежде чем ответить.

– Потому что я жила в соседней комнате. Я слышала, как иногда ночами она здесь плакала. – Она прерывисто вздохнула, вспомнив те печальные ночи. – Но никто не вспоминал об этом утром. Он был немногим старше меня, но разница в возрасте не отдалила нас друг от друга. Крис брал меня с собой повсюду. Учил меня ездить на лошадях, плавать. Мы редко разлучались. Он был моим кумиром. – Ее голос затих до шепота. – Моим защитником.

Он защищал ее от отца и его требований стать совершенством, даже в юном возрасте. После смерти Криса отец стал ее тюремщиком. Только потом она поняла, что он хотел максимально обезопасить своего теперь единственного ребенка.

– Я не помню, что слышал о его смерти, но я всего на пару лет старше тебя.

Внезапная смерть в автомобильной аварии здесь, в поместье. Когда в семье о чем-то молчат и никто не смеет задавать вопросы, это становится призраком, химерой.

– Но почему ты никогда не говорила мне об этом?

Эва-Мари поймала его напряженный взгляд и нервно сглотнула. На мгновение ей захотелось ответить какой-нибудь отговоркой. Но, услышав искреннее сочувствие в его голосе, она решила назвать истинную причину.

– Я уверена, ты удивишься, если узнаешь, как глубоко могут быть похоронены темные семейные тайны. Когда ты счастлив, то меньше всего хочешь вспоминать плохое.

Вот почему она никогда не была до конца честна с ним в том, что касается его отца. Да, она бы предупредила его, что им нужно быть осторожными. Что ей не разрешено ходить на свидания. Что ее отец, возможно, переехал бы Мейсона на грузовике, если бы застал их вместе, – конечно, если бы сперва не застрелил. Но она никогда не говорила ему, что отец запугивал ее. Что он контролировал каждую секунду ее жизни, требуя, чтобы она была идеальным, уступчивым ребенком.

Потому что она не хотела омрачать их общение своими проблемами, с которыми она жила каждый день.

У нее перехватило дыхание. Пришло время сменить тему.

– Спасибо, Мейсон.

– За что?

– За то, что выслушал, позволил мне рассказать о нем. – Она торопилась, боясь, что если не скажет это сейчас, то не скажет никогда. – Я бы хотела, чтобы он остался со мной, и пытаюсь не забыть, каким он был.

В глазах Мейсона читалось сочувствие.

– Мой отец всегда говорил, что самое меньшее, что мы могли сделать в память о нашей матери, – помнить ее молодой, здоровой и полной сил, чтобы она была живой в наших сердцах, в наших воспоминаниях – так она оставалась частью нашей семьи. Он вспоминал о ней до самого дня своей смерти.

– Мне тоже так хотелось бы. – у Эвы-Мари защемило сердце, когда она посмотрела на вещи брата.

Сделав глубокий вдох, Эва-Мари принялась упаковывать вещи Криса.

* * *

Мейсон вошел следом за братом в «Бреннерс» и с наслаждением вдохнул запах жаренного на углях мяса. Дым от горящих поленьев приятно щекотал ноздри. Меню ресторана было разнообразным, но стейки и пиво из пивоварен Кентукки были выше всяких похвал.

Кейн сидел, удобно расположившись за ресторанным столиком на диване, наслаждаясь теплом очага, старые камни которого помнили не одно поколение владельцев окрестных ранчо.

– Можешь поверить, что мы находимся в таком крутом месте?

– Да уж, не сравнить с дешевыми бургерными, к которым мы привыкли. – Мейсон покачал головой. – Трудно поверить даже сейчас. Папе бы это понравилось.

Мейсон подумал о нем, великом труженике, их лучшем учителе и весельчаке, который пил с ними пиво… Его мысли переключились на то, что он узнал о детстве Эвы-Мари, и он ощутил нечто похожее на досаду. Но прежде, чем он успел что-то сказать Кейну, появилась официантка.

К тому времени, как они сделали заказ и им принесли большие кружки пива с шапками пены, Мейсон передумал делиться этой информацией с братом. Ведь это не его история. Поскольку Эва-Мари будет работать и с Кейном тоже, он не хотел, чтобы ей было неудобно, что Кейн в курсе ее ситуации.

Они обменялись улыбками, и Мейсон поднял бокал еще раз.

– Мы сделаем все, что хотел наш отец, – если бы у него было все, что он хотел… или хотя бы использовал их деньги, чтобы построить то, о чем он мечтал. Он был бескорыстен, ты знаешь. Хотел бы я быть достойным его.

Официантка принесла их заказ, заполнив стол тарелками со стейками, и они занялись едой.

Мейсон наслаждался куском сочного мяса, когда вдруг Кейн хмыкнул, увидев кого-то за его спиной.

Он быстро обернулся и еле удержался от возгласа. По ресторану медленно вышагивали Долтон и Бев Хайятт. Впереди в сопровождении хостесс шел Лоуренс Уэстон.

– Здорово, ничего не скажешь, – с раздражением произнес Мейсон и вернулся к еде.

К его неудовольствию, Хайяттов посадили рядом – напротив их стола.

Братья попытались продолжить прерванный разговор, но беседу удалось вернуть в прежнее русло лишь после того, как им принесли еще по кружке пива.

Харрингтоны недолго оставались незамеченными. Мейсон пытался игнорировать нежелательное внимание, но это было не в его характере. Взглянув направо, он увидел, что Хайятты смотрят на них. Лоуренс же демонстративно отвернулся.

Мейсон кивнул им, затем обратился к Кейну.

– Я достаточно учтив? – спросил он, надеясь шуткой разрядить обстановку.

Кейн усмехнулся:

– Конечно.

Но, видимо, этого было недостаточно для Долтона. Через несколько минут раздались слова, которые долетали до них, как пульки от пневматики.

– Просто позор, в наши дни и в таком возрасте некоторые люди могут прийти и украсть все, над чем ты работал… Харрингтоны даже не знают, как управляться с лошадьми, – сказал он достаточно громко, и люди за другими столиками стали оборачиваться. – Попомните мои слова, – воскликнул он, размахивая столовым ножом, – они разорятся в течение года.

Кейн вскочил на две секунды быстрее, чем ожидал Мейсон. Он последовал за братом, чтобы подстраховать.

– Я не уверен, что правильно понял вас, – сказал Кейн. – Вы имеете в виду, что мы будем столь же неудачливы, как и вы?

Пожилой мужчина расправил плечи. Очевидно, он не привык, чтобы ему бросали вызов.

– Я не неудачник.

– Правда? – не отступал Кейн, он также повысил голос. – Мы купили ваши конюшни, потому что вы обанкротились. Это произошло от безалаберности? Невежества? Или просто лени? – Кейн был угрожающе спокоен, когда продолжил: – Попомните мои слова, старик. Мы не боимся бороться любыми методами, так что я бы на вашем месте поостерегся.

Долтон Хайятт повернулся к своим спутникам:

– Слышите, как они говорят со мной. Думаю, их отец был и плохим родителем, и плохим бизнесменом.

Мейсон быстро встал между Кейном и столиком Хайяттов. В противном случае мистер Хайятт недосчитался бы пары зубов. Не удержавшись, он атаковал Хайятта со своей стороны:

– Странно слышать это от вас, тогда как ваша дочь работает сейчас на меня.

Мейсон сказал это удивительно спокойно, но знал, что долго сдерживаться не сможет. В отличие от Кейна он любил покричать.

– Моя дочь никогда не предала бы меня, работая на вас, – взревел Долтон. – Она устроилась на работу в библиотеку.

– Уверены?

Долтону не понравилось выражение глаз Мейсона.

– Эва-Мари – хорошая девочка. Она слишком хороша для такого, как ты. Или ты как-то обманул ее, так же как обманом заполучил наш дом?

Теперь настала очередь Кейна удерживать брата. Его рука на плече Мейсона оказалась единственным фактором, благодаря которому тарелки со стола Хайяттов не полетели на пол.

– Да. Эва-Мари – хороший человек. Хорошая женщина.

Его акцент на последнем слове заставил ее родителей забеспокоиться. Их глаза вопросительно расширились. Но Мейсон не снизошел до ответа.

– Удивительно, что она остается такой, – продолжал он, – несмотря на властного и деспотичного отца, испортившего ей жизнь.

– Деспотичность? Милый мальчик, это последнее, о чем я стал бы беспокоиться. – Долтон выпятил грудь. – Я убежден, что моя девочка сможет отличить правду от неправды, умеет быть истинной леди и уважать старших. Твой отец этому тебя не научил.

Кейн убрал руку с его плеча, одобряя применение физической силы за такие оскорбления. Но на этот раз Мейсон использовал слова вместо кулаков. Он наклонился к самому лицу Долтона и произнес, не понижая голоса:

– Мой отец был достойным человеком, вам до него как до луны. Он заботился о своей семье, а не запугивал домочадцев. – Мейсон качнул головой, готовый к нападению. – Он никогда бы не стер память о своем сыне только потому, что тот имел наглость умереть!

– Мейсон!

Обернувшись, Мейсон оказался лицом к лицу с Эвой-Мари. Румянец на ее щеках и прерывающийся голос свидетельствовали о том, что она слышала если не все, то вполне достаточно. В ее глазах он прочитал обвинение в предательстве.

Что ж, он это заслужил.

Глава 8

– Как ты могла так опозорить нас, работая на этого человека? – воскликнул Долтон Хайятт.

Эва-Мари окинула быстрым взглядом зал и ощутила, что ее лицо горит огнем. Многие посетители ресторана смотрели на них не отводя глаз.

– Этот человек и работа, которую он мне предложил, – хорошо оплачиваемая работа с проживанием и питанием, – помогут нам справиться с нашей… ситуацией, – проговорила она, понизив голос.

– Я не вижу, каким образом, – сердито сказал Долтон и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. Вся его поза выражала упрямство. Глядя на отца, она понимала, что не один Мейсон виноват в своей несдержанности.

Она наклонилась вперед, нависая над столом.

– Ресторан, в котором ты сейчас находишься, нам не по карману, папа. Знаю, ты не хочешь это признавать, но такова реальность, – проговорила Эва-Мари, рискуя навлечь гнев отца. – Когда ты уже посмотришь в лицо реальности, папа?

Отец молчал – он будто окаменел. В разговор вступила мать:

– Но рассказать Мейсону о личных делах нашей семьи…

Печаль и чувство вины смешались в душе Эвы-Мари, когда она смотрела на мать. Ее ответ был полон сожаления.

– Прости, мама. Мейсон застал меня за уборкой, – у нее перехватило дыхание, и она не смогла произнести имя брата, – комнаты. Я ему рассказала. Мне не пришло в голову…

– Что он использует это против тебя? – вмешался отец. – Какая же ты наивная, Эва-Мари. Вот такой он человек!

Лоуренс подобострастно кивнул, соглашаясь с Хайяттом.

Эва-Мари опустила глаза. Ей нечем было возразить, она сама слышала то, что сказал отцу Мейсон.

– Как ты могла нам врать, дорогая? – спросила мать. – Мы думали, что ты работаешь в библиотеке.

– Я тоже потрясен, – добавил Лоуренс.

Бросив косой взгляд в его сторону, Эва-Мари пробормотала:

– Лоуренс, прошу…

Но тот, желая подлить масла в огонь, перебил ее:

– Дорогая, ты не создана для чистки конюшен!

– Моя дочь никогда не будет… – начал отец.

– Нет, я буду! – воскликнула Эва-Мари и с силой ударила кулаком по столешнице.

Приборы на столе жалобно звякнули. Никто в ресторане уже не смотрел в их сторону, но она чувствовала себя будто под лучами прожектора.

– Я буду делать все, что прикажет Мейсон, – сказала она четко и громко, надеясь отстоять свою позицию. – Посмотри в лицо правде, папа. Я не принцесса, я – рабочая лошадка! – У Эвы-Мари сбилось дыхание. – Это моя жизнь. Последние несколько лет я в одиночку изо всех сил пытаюсь удержать нас на плаву. Что мне оставалось делать, чтобы поправить дела, которые ты, папа, оставил в большом беспорядке?

Родители изумленно молчали. Не дождавшись ответа, Эва-Мари встала.

– Я думала, ты будешь гордиться мной, папа. В конце концов, это ты меня научил подчиняться.

По дороге домой Эва-Мари возвращалась мыслями к этой ситуации и поверить не могла в реальность произошедшего. Ей даже пришлось остановить машину, так как она не могла совладать с трясущимися руками. Как она посмела так говорить с родителями? С другой стороны, каждое произнесенное ею слово было правдой.

Эва-Мари была в смятении и не могла успокоиться. Ее переполняли эмоции. Повстречав на лестнице Мейсона, она не смогла сдержаться и обрушила на него свой гнев:

– Как ты посмел?

Он пристально посмотрел на нее.

– Твой отец спровоцировал меня. Слышала бы ты, что он сказал, – спокойно ответил Мейсон.

Она покачала головой, в ее голове был винегрет из мыслей и вопросов, но один выделялся из остальных.

– Ты мог бы вообще с ним не разговаривать.

– Не мог. Он нарочно говорил громко, на весь ресторан, чтобы все слышали.

Что ж, похоже на ее отца.

– Это не оправдание.

– На самом деле это достаточное оправдание. Я не собираюсь сидеть и молчать, пока он очерняет мою семью.

– Разве нормально в качестве мести использовать его погибшего сына? – Эва-Мари подошла так близко, что ощутила аромат его одеколона. – Я доверила тебе информацию, которой ни с кем никогда не делилась. Как ты смел ее разглашать? И тем более использовать ее как оружие против моего отца?

– Я разозлился, – сказал он, пожимая плечами. – Примерно как ты сейчас, только ты намного симпатичнее.

Эва-Мари не поняла, что случилось. Они стояли лицом к лицу. И вдруг Мейсон положил руку на ее плечо. Все ее тело словно обожгло огнем.

Мейсон шагнул вперед. Она мгновенно отступила и тут же уперлась в стену. Путь к отступлению был закрыт. Эва-Мари была так напугана, что с трудом держалась на ногах. Если он решил мстить, она, безусловно, заслужила это.

Мейсон вжал ее в стену своим мощным телом. Она посмотрела ему в глаза и зажмурилась – казалось, он вот-вот раздавит ее. Однако в следующий миг произошло нечто совершенно иное: Эва-Мари ощутила его губы на своих губах.

Это не был поцелуй подростка. Мейсон был грубым, требовательным, и Эва-Мари всем телом подалась ему навстречу. Гнев остался позади, и она лишь хотела отдаться моменту.

Его язык проник сквозь чувственную полноту ее губ. Не в силах сопротивляться, Эва-Мари со сладостным вздохом отдалась поцелую. Нежному, страстному и далеко не невинному. Мейсон уже не был застенчивым юношей. Он был завоевателем. Требовательным и ненасытным. Под страстным натиском его губ и рук она ощущала, как земля уходит из-под ног, в теле жарким огнем разгоралось желание.

Позабыв обо всем на свете, она обхватила плечи Мейсона, привлекая его еще ближе. Ощутив силу его объятий, она застонала от наслаждения. Как она могла жить без него так долго?

Неожиданно Мейсон отстранился. Заведя руки у нее над головой, он уперся своим лбом в ее. Эва-Мари слышала, как бьется его сердце, ощущала его прерывистое дыхание на своем лице.

Нет, пожалуйста, не уходи.

Ей не было стыдно за свою слабость. Она даже не была смущена тем, что так сильно возжелала мужчину, пытавшегося ей отомстить. Чувство самосохранения было похоронено где-то под желаниями, дремавшими в ее теле в течение пятнадцати лет и теперь вырвавшимися наружу.

Мейсон провел пальцем по ее щеке до подбородка, приподнял его, заставив ее взглянуть на него.

Эва-Мари открыла глаза и посмотрела на Мейсона.

– Я даю безопасный выход твоему гневу, Эва-Мари. Более безопасный, чем твоя семья, – сказал он прерывающимся голосом. Ей это понравилось. Как и глубокий обнадеживающий тембр его голоса. – Но помни, это не значит, что я не буду мстить.

Следующим утром Мейсон проснулся, вспоминая вкус поцелуев и запах Эвы-Мари.

Все, как и прежде.

Свежий вкус невинности с темными нотками желания, напоминающий пряный шоколад, разжег голод Мейсона. Но обиды прошлого не отпускали его. То, что было между ними в прошлом, оставило неизгладимый след в их сердцах.

Мейсон встал с кровати, принял холодный душ, быстро оделся и спустился в холл. Из подвала доносились звуки ремонта. Эвы-Мари не было ни в столовой, ни в спальнях, ни на кухне, и свежего кофе тоже не было. Он поставил кофе готовиться и выглянул в окно.

В кухню вошел Джереми.

– Доброе утро, Мейсон. Надеюсь, мы не разбудили тебя.

– Нет. В подвале хорошая звукоизоляция.

Друг усмехнулся:

– Отлично, учитывая, что ты хочешь установить там стереосистему.

Джереми кивнул в сторону холла:

– Зайди посмотреть на отделку стен в гостиной. Проведена уже половина работ.

– Конечно. – Мейсон сделал паузу, чтобы налить себе кофе, затем спросил: – Когда будет готов новый пол?

– Через две недели.

Полюбовавшись на все улучшения, сделанные Джереми в столь короткий срок, Мейсон наконец-то добрался до вопроса, ответ на который он действительно хотел знать:

– Ты сегодня видел Эву-Мари?

Джереми кивнул:

– Конечно. Она была в конюшне, когда мы приехали сюда сегодня утром. Она вышла, чтобы впустить нас в дом, затем вернулась обратно. – Тень омрачила его лицо. – Похоже, у нее была тяжелая ночь. Надеюсь, ты больше не заставляешь ее чистить стойла?

Мейсон отпил большой глоток кофе и взглянул на друга поверх кружки:

– Она сама сказала тебе об этом?

– Это нехорошо, – вместо ответа, проговорил Джереми.

– Я знаю. Это больше не повторится.

Джереми посмотрел на него скептически и… снова заговорил о ремонте.

Как только он смог сбежать, Мейсон натянул сапоги и направился к конюшне. Там он с удивлением обнаружил грузовик Джима.

Шагнув в прохладный полумрак конюшни, он сразу услышал приглушенный, но такой манящий – грудной, глубокий и женственный – голос Эвы-Мари. Все его чувства обострились, Мейсон стал внимательно вслушиваться. Чем дальше он шел, тем яснее становились слова, и наконец он понял, что она поет колыбельную. Проходя мимо денника Руби, он увидел, что кобыла подняла голову и навострила уши. Видимо, не один Мейсон был заворожен.

Пение доносилось из соседнего денника, рассчитанного на двух лошадей. Приблизившись к его воротам, Мейсон сначала увидел только кобылу, затем – до боли знакомые нежные руки с коротко подстриженными ногтями на ее шее. Эва-Мари легонько поглаживала свою любимицу в такт колыбельной.

Джереми прав: Эва-Мари была не в порядке. Она выглядела даже хуже, чем тогда, когда чистила стойла. Как будто всю ночь она провела на полу в конюшне.

– Да, милая, – шептала она кобыле, не подозревая, что за ней наблюдают. – У тебя прекрасный жеребенок.

– Ты это сделала, Люси, – сказал Джим, подойдя с другой стороны. – Он очень красивый.

Жеребенок. Кобыла ночью ожеребилась. Вот чем объясняется усталый вид Эвы-Мари. Джим кивнул, увидев Мейсона, стоящего поодаль.

– Все произошло около двух часов назад, – пояснил Джим.

– Почему ты не позвала меня? – спросил Мейсон. – Я бы помог.

– Это не твоя лошадь, – ответила Эва-Мари тихо, но твердо. – Кроме того, Люси справилась без нашей помощи. Мы были здесь, чтобы поддержать ее.

Ее сдержанность была объяснима.

Убедившись, что Эва-Мари не намерена продолжать разговор, Мейсон принялся обсуждать дела конюшни с Джимом… а Эва-Мари притихла. Он взглянул через плечо Джима, но не увидел ее. Джим первым пошел посмотреть, в чем дело, и, обернувшись, с улыбкой поманил хозяина. Мейсон увидел Эву-Мари, и его сердце растаяло. Девушка крепко спала, свернувшись в копне сена. Он вспомнил, что Эва-Мари может спать где угодно.

– После того как закончите с кобылой, дайте мне знать и идите домой.

Глаза Джима расширились.

– Но, босс…

– Я вполне способен о ней позаботиться. Иди отдохни. Здесь нет ничего, что не могло бы подождать до завтра. Я отнесу Эву-Мари в дом.

– Бедняжка совершенно измучена. Она очень предана делу и не ушла, пока не закончились роды.

Мейсон кивнул, у него не было причин сомневаться в правдивости его слов.

Глава 9

Мейсону еще не приходилось держать на руках спящих женщин. Он не ожидал, что его это так взволнует. Причем переполняли его не только нежность и теплота, но и неистовое, жгучее желание, которое усилилось после вчерашней ссоры, завершившейся поцелуем.

Никем не замеченный, Мейсон обогнул гостиную. Когда он поднимался по лестнице, Эва-Мари пошевелилась, приоткрыла подернутые сонной дымкой синие глаза, но побороть сон не смогла.

Наслаждаясь непередаваемым ощущением тепла и близости, он внес ее в спальню, усадил на скамью в изножье кровати и сел рядом.

– Эва-Мари, милая, тебе нужно проснуться.

Она нахмурила брови и приоткрыла сонные глаза.

– Извини, – прошептала она, – просто я так устала.

– Сейчас тебе нельзя спать. Ты сильно испачкалась.

Эва-Мари бросила взгляд на свою грязную одежду и тихо вздохнула:

– Меня это мало волнует.

Мейсон не отставал:

– Но ты будешь винить меня, когда проснешься на грязных простынях, поэтому пойдем-ка.

– Куда?

Эва-Мари облокотилась на его плечо. Глаза у нее опять закрылись, а голова безвольно склонилась набок.

– О нет, нет. – Мейсон похлопал ее по щеке, пытаясь не дать ей задремать. – Эва-Мари, ты должна принять душ.

– С тобой?

Мейсон замер.

– Что, Эви?

Ее веки дрогнули, и понадобилось время, чтобы она, набравшись храбрости, прошептала:

– Ты останешься со мной?

Руки Мейсона задрожали, волна желания грозилась прорвать возведенную им оборону.

– Это не лучшая идея, – сумел произнести он. – И на это множество причин.

Ее глаза, блестящие от слез, были похожи на синие цветы в утренней росе.

– Ты прав. Со мной все будет хорошо.

Но не с ним.

Он не был в порядке с тех пор, как Эви вернулась в его жизнь, и пусть ненадолго, но он хотел еще раз испытать те давние чувства.

Мейсон поднял ее на ноги и начал медленно, но уверенно расстегивать пуговицы ее фланелевой рубашки.

– Что ты делаешь?

– Раздеваю тебя, – ответил он честно.

У нее перехватило дыхание.

– Ты не должен этого делать.

Как и вчера, он протянул руку и взял ее за подбородок, вынудив Эву-Мари посмотреть ему в глаза.

– Нет, не должен. Но я хочу. Я хочу тебя.

Расправившись с пуговицами, он снял с нее рубашку, затем стащил через голову футболку. Эва-Мари предстала перед ним в одном бюстгальтере. Мейсон шумно втянул воздух, кровь ударила ему в лицо. Она была прекрасна. Безупречное тело Эвы-Мари, ее нежная кремовая кожа, идеальной формы грудь, полуприкрытая розовым кружевом, лишили его дара речи.

Неужели все это наяву?

Оказалось, что раздевание – идеальный способ разбудить Эву-Мари. Хотя ее ресницы были опущены, она все видела. Биение ее пульса у основания шеи показывало, что она более чем взволнована. Ее нижняя губа подрагивала.

Ощутив прилив жара, Мейсон снял с себя толстовку и майку.

Эва-Мари, как завороженная, смотрела на его мускулистый торс. Заметив ее реакцию, Мейсон испытал непривычное чувство гордости. Ее восхищение было приятно ему.

Шагнув к Эве-Мари, он взял ее руку в свою, прикоснулся к ней губами, потом прижал к сердцу.

Эва-Мари согнула пальцы и провела ногтями по его коже. Прикосновение отозвалось дрожью во всем теле. Именно об этом он мечтал с первого дня их встречи.

Мейсона охватило дикое желание. Без предисловий он расстегнул джинсы Эвы-Мари и начал стягивать их по бедрам вниз. Голени и ступни Эвы-Мари обнажились. Мейсон отметил, что ногти на ее ногах покрыты лаком бордового цвета, и улыбнулся, вспомнив, что в юности Эви отдавала предпочтение ярким неоновым оттенкам.

Он поднялся и осыпал поцелуями ее раскрасневшиеся щеки.

– Не надо стыдиться, Эви, – прошептал Мейсон, наслаждаясь бархатистой гладкостью ее кожи. – Здесь только ты и я.

Она ухватилась за ремень на его поясе и нервно сжала пальцами пряжку.

– Прошло много времени, Мейсон. Тебе может не понравиться…

Он прервал ее поцелуем. Так же, как и прошлой ночью. Только на этот раз все его тело вступило в игру. Он слегка наклонился к ней, его грудь соприкоснулась с кружевом ее бюстгальтера. Это еще больше распалило его желание.

Мейсон торопливо скинул сапоги и стянул джинсы. Эва-Мари прильнула к его обнаженной груди и застонала от нетерпения. Мейсон обнял ее и обхватил сильными горячими ладонями ее ягодицы.

Эва-Мари содрогнулась от предвкушения. Ее тело требовало продолжения.

– Я боюсь, Мейсон, – прошептала она.

Он знал, что она не лжет.

Понимая, что ее не следует торопить, он, превозмогая болезненное возбуждение, отстранился и направился в ванную. На пороге он протянул ей руку, приглашая последовать за ним. Эви взяла его за руку и покорно пошла за Мейсоном.

Раздвинув стеклянные створки, он шагнул в душевую кабину и открыл кран. Горячая вода ударила по его телу, добавив остроты ощущений.

– Присоединяйся ко мне, Эви, – сказал он и протянул руку.

Он дал ей шанс.

Набравшись смелости, Эва-Мари сняла бюстгальтер и трусики и шагнула под горячие струи. Последние остатки сонливости отступили под натиском горячей воды. В запотевшей душевой кабине ее кожа стала упругой, соски затвердели.

Как она могла одновременно желать и бояться его?

Ее страсть была омрачена страхом, связанным с осознанием изменений в ее теле и… во всей ее жизни. Она больше не была подростком, но едва ли стала опытнее. Вдруг она разочарует его? Вдруг он посчитает ее скучной? Но она не могла опять упустить Мейсона. Слезы застилали ей глаза. Она нуждалась в нем.

Он ждал молча, терпеливо.

Эва-Мари закрыла глаза, робко протянула руку к его груди и дотронулась до гладкой кожи. Это было ново, захватывающе. Ее сердце застучало сильнее, кровь быстрее побежала по венам. Не важно, что произойдет потом, – сейчас она просто не могла остановиться.

Шаг вперед, и она взглянула на него, не в силах сопротивляться. Взор Мейсона был затуманен желанием. Его тело наглядно демонстрировало, что он хочет ее. Очень сильно. И этот взгляд – он говорил о желаниях взрослого мужчины. Она была готова дать ему все, что он хочет… Так чего же он медлит?

Эва-Мари закусила нижнюю губу.

– Мейсон?

– Иди ко мне, милая. Покажи мне, чего ты хочешь.

Но это было не то, чего она ждала. Она нуждалась в том, чтобы он ее направил, чтобы сделал так, как хочет он, чтобы она, наконец, перестала думать и могла просто отдаться чувствам.

Мейсон снова приподнял пальцами ее подбородок. Ей следовало бы возражать, но она не чувствовала себя униженной. Этот его жест давал ей чувство желанности, привлекательности.

– Мы сделаем это вместе, ладно, Эви?

Завороженная взглядом его голубых глаз, она кивнула.

– Прикасайся ко мне, где хочешь. Делай то, что тебе нравится, – жарко прошептал Мейсон ей на ухо.

Почему-то его слова ослабили ее запреты. Она прижалась к нему, задыхаясь, каждым дюймом кожи чувствуя его. Неистового, страстного, сексуального. Она прильнула к его телу, желая раствориться в нем.

Мейсон воспользовался этим, просунул колено между ее бедер и приподнял ее. Чувствуя его крепкие мускулы нежной кожей своих бедер, она стала приподниматься и опускаться на его ногу снова и снова, желая продлить это ощущение. Одной рукой Мейсон поддерживал Эву-Мари и направлял ее движения. Пальцами другой – ласкал нежные лепестки ее лона, влажные от желания. Его прикосновения помогли ей преодолеть остатки стыдливости и распалили ее страсть. Ее стоны эхом отражались от стеклянных стен душевой кабины. Эва-Мари раскраснелась от возбуждения. Ее ногти вонзились в плечи Мейсона. Она должна была остановиться, но не могла. Он не позволит ей. С каждым движением все внутри ее замирало в предвкушении финала. Когда внезапная вспышка наслаждения пронзила ее тело, Эва-Мари испытала непередаваемое ощущение экстаза. Из груди вырвался сладостный стон. За первой вспышкой последовали вторая и третья. Эва-Мари задохнулась от наслаждения и, обессиленная, упала на грудь Мейсона. Отголоски умопомрачительного фейерверка она ощущала во всем теле.

Горячими губами Мейсон припал к шее Эвы-Мари, его руки крепко держали ее бедра. Он ощутил сладостную дрожь ее оргазма и удовлетворенно улыбнулся.

Но Мейсон не собирался на этом заканчивать.

Они поменялись местами, и теперь она стояла, опираясь о стену душевой кабины. Он прижался к ней грубо, нетерпеливо.

– О, Эви, да.

Каждое ее нервное окончание было готово ответить на его призыв. В ней поднималась новая волна возбуждения, и она снова сгорала от нетерпения.

– Мейсон, пожалуйста, – взмолилась она.

– С удовольствием, – плотоядно улыбаясь, прошептал Мейсон.

Он разорвал упаковку с презервативом, которую ранее вытащил из кармана своих джинсов, и быстро надел его на себя. Он уже не просил, не ждал ее разрешения.

Он просто делал с ней все, что хотел. Он завладел ее телом.

Подняв ее ногу, он просунул свою руку под ее колено, заставил ее широко раскрыться, показать ему свои самые интимные места. Она облокотилась на стену, ее руки сжимали его плечи, и Мейсон не давал ей упасть.

Согнув ноги в коленях, он попытался войти в нее, но разница в росте была слишком велика. Тяжело дыша, Эва-Мари приподнялась на цыпочках, чтобы помочь ему. Это было слишком долго. Она испытала неловкость.

– Спокойно, малышка, – прошептал он. – Позволь мне сделать тебе приятно.

Расслабившись, она предоставила ему возможность действовать. Мейсон приподнял Эву-Мари, обхватив ее ягодицы, и стремительно вошел в ее лоно. Эва-Мари задохнулась от наслаждения. Мейсон начал двигаться резкими толчками, наполняя ее снова и снова. Эва-Мари со сладостными стонами принимала его, отдавая свое тело в его полное владение. Мейсон рычал, стиснув зубы, от переполнявшего его возбуждения и двигался все быстрее. Эва-Мари ощутила, что Мейсон близок к оргазму. Его тело напряглось и начало содрогаться, голова запрокинулась в экстазе. Движения его бедер стали более интенсивными, казалось, он вот-вот достигнет пика наслаждения…

Однако Мейсон удержался на краю пропасти. Он остановился. Мягко и нежно поцеловал ее. Его глаза оставались открытыми, не теряли с ней связь, о которой Эва-Мари могла бы пожалеть впоследствии, но сейчас она просто наслаждалась этим непередаваемым чувством близости.

Не отрываясь от ее губ, Мейсон медленно провел руками по ее телу сверху вниз, дотрагиваясь по пути до каждого чувствительного места. Когда он вновь крепко взял ее за бедра, она уже была готова к продолжению. Его тело уверенно двигалось, требуя завершения.

Каждый толчок пронзал ее тело насквозь, высекая искры наслаждения. Они оба двигались в унисон, повинуясь первобытному инстинкту. Когда их тела слились в экстазе, Эва-Мари подумала, что никогда уже не будет прежней.

Глава 10

Лошадей проверил. Рабочих отпустил. О ланче позаботился.

Мейсон осторожно нес поднос вверх по лестнице. В опустевшем доме было необычайно тихо. Он отправил всех по домам на пару часов раньше, чем обычно, чтобы им никто не мешал.

Эви заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки. Поэтому Мейсон, оставив ее отдыхать, пошел посмотреть, как продвигаются ремонтные работы, пару раз заглянул на конюшню, чтобы убедиться, что с Люси и жеребенком все в порядке. Он знал, что Эва-Мари захочет об этом узнать, когда проснется. И надеялся, что она захочет и кое-чего еще. Но его малышка может и передумать, когда откроет глаза.

О да. Пятнадцать лет назад у них с Эвой-Мари не было ничего подобного. Они оба были юными и неопытными. А сейчас ее неуверенность быстро переросла в такую горячую страсть и такие бурные реакции. Ее стоны, отдававшиеся эхом в душе, до сих пор звучали в его ушах.

Он хотел услышать их снова.

Поставив поднос, он снял джинсы и залез под одеяло.

Неожиданно Эва-Мари вскочила.

– Что ты делаешь? – выдохнула она.

Мейсон временно потерял дар речи, заметив, что на ней нет одежды. Проследив направление его взгляда, Эви ахнула и потянула одеяло на себя, прикрывая наготу. Как будто стеснялась его. Его улыбка была дразнящей.

– Я возвращаюсь в постель, – сказал он хриплым от нарастающего возбуждения голосом. – Но мы можем пойти и в мою комнату, если ты хочешь. Там кровать шире, больше простора для игр.

Ее глаза округлились, и он мог увидеть в них все, о чем она думала. Смесь невинности с чувственностью была столь интригующей.

Но потом на ее лице промелькнула тревога. Эва-Мари опять села в постели.

– Мейсон, послушай, мне очень жаль.

М-да… Она сожалеет, что переспала с ним? Вроде бы он ее ни к чему не принуждал. Или это было что-то еще?

Эва-Мари перевела дыхание.

– Я понимаю, что ты мой работодатель, и я не хотела набрасываться на тебя.

Ах, это.

– Ты не набрасывалась, – ответил он.

– Я помню, как просила тебя об этом… – Румянец на ее щеках был таким ярким, что он видел его даже в тусклом свете, проникающем сквозь шторы. К счастью, она отвернулась и не заметила его улыбки. Он не хотел, чтобы она думала, что ему нравится ее смущение.

– И я помню, что согласился, – продолжил он ее мысль. – Дал согласие еще до того, как мы начали раздеваться. – Он забрался на кровать, чтобы быть ближе к ней, хотя она оставалась под защитой одеяла. – Я действительно рад, что мы это сделали, но…

– …Это было неловко, – продолжила Эва-Мари за него и смущенно склонила голову.

– Это было великолепно! – горячо возразил Мейсон. – Но все зависит от…

Эва-Мари наклонила голову, водопад спутанных волос упал на ее обнаженное плечо. Он чуть не застонал от желания зарыться лицом в шелковистую копну.

Но она не закончила задавать вопросы.

– Зависит от чего?

– От того, куда это нас заведет. – Он провел языком по внезапно пересохшим губам. – Я знаю, чего хочу, но я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. То, что тебе неприятно.

– Чего ты хочешь? – прошептала она.

Мейсон перекатился на кровати поближе к Эве-Мари.

– Я хочу иметь возможность спать с тобой.

Он не был романтиком и знал об этом. Но он был честным. Кроме того, «романтика» и «отношения» влекут за собой слишком много сложностей. Особенно с Эви.

К его удивлению, она сказала:

– При одном условии.

Это что-то новенькое.

– При каком?

– Никаких обязательств. И никаких правил.

К собственному удивлению, Мейсон был разочарован. Чем? Эва-Мари предлагала ему мечту каждого одинокого человека – секс с чувственной, красивой, отзывчивой женщиной, живущей с ним в одном доме.

– Ты понимаешь, что отказываешься от нормальных отношений?

Она пожала плечами:

– Мне они не нужны.

– Мне тоже.

– Но это два условия, а не одно.

Эва-Мари засмеялась, и его охватило желание. Он зарылся лицом в ее шею.

– Я полагаю, что мы можем полакомиться десертом с клубничкой перед ланчем, верно?

Эва-Мари поднималась по лестнице вверх, перешагивая через две ступеньки.

Утром Мейсон уехал в город на встречу с Кейном – они планировали обсудить их дела с юристом. Уик-энд в постели не мог длиться вечно – как бы она того ни желала. Но сейчас она ужасно хотела, чтобы Мейсон поскорее вернулся домой. Эва-Мари даже придумала оправдание своему нетерпению: рабочие завершили работы в винном погребе, и ей не терпелось показать ему новую систему хранения.

Мейсон с радостью делал все, что она предлагала. И в постели тоже…

От воспоминаний об этом ее лицо покраснело. Он был нежным, терпеливым, полным энтузиазма. Эва-Мари блаженно улыбнулась. Она провела два самых невероятных дня в своей жизни, и у нее существенно повысилась самооценка.

Но в ту же минуту, когда за Мейсоном закрылась дверь, сомнения вернулись. Ее импульсивные поступки были следствием череды событий – ссоры с отцом, выяснения отношений с Мейсоном, бессонной ночи и рождения жеребенка. Конечно, она не отдавала себе отчета в том, что делает, но ни о чем не жалела.

Она просто не была готова к этому. Поскольку правил нет, то непонятно, чего ожидать. Наступил поздний вечер, а Мейсона все еще не было дома. Он не позвонил и даже не отправил эсэмэску, чтобы она не беспокоилась.

Эва-Мари до боли закусила губу. Мейсон просто избегает ее, потому что насытился, и она ему больше не нужна.

Да, спрашивать у него, в какое время он намерен вернуться домой, было бы странно. Ведь она сама предложила отношения без правил и обязательств, и он не раздумывая согласился на это.

Но как долго могут длиться такие отношения?

Может, Мейсон согласился, а потом пожалел о своем решении? В ту же минуту, как вышел из дома… Поехал в город и обо всем рассказал Кейну. Возможно, сейчас они обсуждают, как бы ее уволить. Заставить уехать, но так, чтобы она не подала иск о сексуальном домогательстве.

Когда ее тревога достигла апогея, она услышала, как в замке поворачивается ключ. Внутри у нее все сжалось, но она точно не могла определить, почему – от страха или от предвкушения.

К своему удивлению, Эва-Мари услышала стук каблуков по паркету.

Стоп, пришла женщина?

Накатившая тошнота вынудила ее замереть, поэтому, когда дверь распахнулась, она продолжала стоять на том же месте, как испуганный кролик.

Волна облегчения оттого, что Мейсон пришел с компанией, а не только с женщиной, была недолгой. Потому что она знала этих людей. Мейсон, Кейн, Джон Робертс, владелец соседнего поместья, и… Лайза Янг.

Лайза подняла взгляд наверх и увидела Эву-Мари. В мешковатых штанах, севшей после многочисленных стирок футболке и с босыми ногами. Волна смущения охватила Эву-Мари, она покраснела.

– О, Эва-Мари, – сказала Лайза преувеличен но протяжно. – Что ты здесь делаешь?

Эва-Мари взглянула на Мейсона, надеясь, что он выручит ее в неловкой ситуации, но тот молчал. Ее улыбка, обращенная к компании, вышла вымученной.

– Мейсон, можно тебя на минутку?

– Конечно.

Мейсон последовал за ней, но только до лестницы, хотя она надеялась, что он пойдет за ней в гостиную. Его хмурый взгляд не предвещал ничего хорошего. Кейн и Джон были заняты разговором, но Лайза не отводила от нее взгляд. С неприятным чувством, что ее футболка ничего не скрывает, Эва-Мари одернула ее вниз.

Она повернулась к Мейсону, и ее нервы не выдержали.

– Не мог бы ты предупреждать меня, когда вернешься?

Его правая бровь взметнулась вверх. Он в совершенстве владел навыком поставить человека на место одним лишь надменным взглядом.

– Я не знал, что мне требуется разрешение на приглашение гостей к себе домой.

Его слова больно ударили ее, она как будто получила пощечину. Из-за плеча Мейсона донеслось хихиканье. Они оба повернулись и увидели, что Лайза подслушивает, преувеличенно широко раскрыв глаза. Ее ухмылка заставила Эву-Мари сжаться, потому что она видела это выражение лица раньше. Лайза сейчас получила прекрасный повод для сплетен.

– О, Мейсон, я думала, это твой дом, – сказала она, невинно хлопая ресницами. – И мне любопытно, что она здесь делает…

Мейсон оглянулся на Эву-Мари, как бы предлагая ей самой прояснить ситуацию.

Подавив неожиданное желание залепить ему пощечину, она произнесла:

– Я здесь работаю.

– О-о-о! – протянула Лайза с показным удивлением.

Эву-Мари передернуло от ее язвительной фальши, но она не подала виду.

– Только подумайте, – сказала Лайза, обращаясь к мужчинам, – из принцессы в домработницы. Какой конфуз!

Мейсон нахмурился еще больше. К счастью, на этот раз причиной была не Эва-Мари. Он повернулся к Лайзе.

– Бред. Эва-Мари знает поместье лучше, чем кто-либо, – сказал он. – А еще она талантливый организатор и специалист по дизайну.

Кейн тоже вмешался:

– Она отлично контролирует ремонтные работы. Пойдем посмотрим. В конце концов, ты же за этим пришла.

Мейсон показывал дорогу. Джон Робертс быстро пересек фойе и предложил руку Лайзе, но та не удержалась от последней шпильки на прощание:

– Ну, она и одета соответствующе, не так ли?

Эти слова были произнесены шепотом, но прозвучали четко, эхом отразившись от стен холла.

Кейн остановился перед Эвой-Мари.

– Присоединишься к нам? – спросил он.

Эва-Мари не могла произнести ни слова. Поэтому она просто покачала головой.

Жалость во взгляде Кейна ускорила ее побег. Ее надеждам стать свидетелем радости Мейсона, когда он увидит новый винный погреб, не суждено было сбыться. Путь по лестнице был извилист, как и водоворот ее мыслей. Она могла бы лечь в постель, но Мейсон нашел бы ее там – возможно, плачущей. А может, и нет. В конце концов, он, похоже, не сильно в ней сейчас заинтересован.

Ей нужно было успокоиться. С глубоким вздохом она натянула джинсы и сапоги.

«Ты всегда была наивна, но сегодня, Эва-Мари, ты превзошла себя…» – с горечью подумала она и отправилась на конюшню.

Теперь ей стало понятно, о чем говорил Мейсон. Их связь – определенно не отношения… это даже не дружба.

Глава 11

Мейсон стиснул зубы, вынужденный слушать бессмысленный треп Лайзы, пока он сопровождал компанию через холл к выходу.

– Разве Эва-Мари так плохо воспитана, что не проводит нас? – спросила она, хихикая, что сильно действовало на нервы Мейсону. Вино, выпитое ею за ужином, вкупе с дегустацией в винном погребе, сделало свое черное дело: она была в стельку пьяной.

К его досаде, ужинать им пришлось в компании Джона Робертса, владельца одной из самых успешных конюшен в округе, и Лайзы Янг. За ужином Мейсон и его брат выслушали максимально возможное количество глупых сплетен и получили массу ненужной информации о местных игроках в покер. Мейсону все тяжелее давалась светская беседа, и, судя по выражению лица Кейна, тот испытывал такие же чувства.

– Не успокоюсь, пока не расскажу девочкам занимательную историю, – не смолкала она.

– Лайза, – мягко упрекнул ее Джон Робертс и покачал головой.

Но у Мейсона не хватило терпения оставаться мягким. Он прорычал:

– Простите?

– Душещипательная история о том, как девушка из высшего общества вынуждена работать прислугой, – фонтанировала Лайза. – Она всегда была такой паинькой. – Она бросила хитрый взгляд на Мейсона. – Сначала я думала, что она так одета, потому что хочет кое-кого соблазнить.

«Как ты?»

Мейсон стиснул челюсти, чтобы удержать эти слова, и… внезапно прозрел. Эва-Мари не собиралась никого соблазнять, но явно ждала его, поэтому и была так одета. Черт. Вот почему она была расстроена, что он привел домой компанию. Она хотела, чтобы он ее предупредил, не потому, что до сих пор чувствовала себя хозяйкой дома или хотела ограничить его свободу. Она ждала от него элементарной вежливости, чтобы просто переодеться и подготовиться к приходу гостей. Мейсону это сразу не пришло в голову.

Пусть эти двое быстрее убираются отсюда, прежде чем он скажет то, о чем впоследствии пожалеет. Мейсон проводил их до двери и проследил, как Джон Робертс галантно помог Лайзе спуститься по ступеням крыльца и дойти до машины. По пути она сбросила туфли, предоставив Джону подбирать ее обувь.

– Хихиканье этой женщины – сущая пытка, – заметил Кейн, стоявший рядом.

Мейсон хмыкнул.

– Я облажался, не так ли?

– Именно так.

Брат всегда был честен с ним.

Увидев надменное выражение лица Эвы-Мари, услышав ее раздраженный тон, он огрызнулся в ответ. Отреагировал как капризный подросток.

Мейсон уставился в ночь, размышляя о последствиях сегодняшней ссоры.

– Думаешь, она никому не рассказала, что работает на нас?

– Не сомневаюсь в этом. – Кейн раскачивался взад-вперед на каблуках своих ковбойских сапог. – Ее родители придают большое значение сохранению конфиденциальности.

– Да.

– Ты видел ее лицо, когда Лайза сделала это подлое замечание по поводу ее одежды?

– Нет.

Мейсон даже не слышал этого замечания. Был слишком занят тем, что сопровождал компанию вниз, прочь от ситуации, которую не знал как разрешить.

– Никогда не видел такого опустошенного взгляда.

– Я должен найти ее, – сказал Мейсон.

Братья обменялись рукопожатиями, и Кейн направился к своему грузовику. Мейсон пошел в комнату Эвы-Мари, но ее там не было. Он остановился на пороге в замешательстве. Может быть, она в комнате Криса? Но нет, ее там тоже не было.

«Ты умный парень, Мейсон. Думай».

Внезапно в памяти всплыл образ юной Эвы-Мари верхом на лошади, со слезами на глазах после очередного разноса отца. Может, она до сих пор садится в седло и отправляется на верховую прогулку, когда хочет развеяться? И до сих пор любит сидеть под своим любимым деревом на берегу ручья, впадающего в озеро?

Уверен, она сейчас там.

Мейсон быстро переоделся в джинсы и сапоги и отправился на конюшню. Один из денников пустовал – это подтвердило его догадку. Мейсон быстро оседлал Руби и, на удивление тяжело, вскочил в седло. Слишком давно он не ездил верхом: растущий бизнес отвлекал от конных прогулок.

Нужно это менять.

В седле он чувствовал себя хорошо, свободно. Движение вместе с лошадью и скорость прогнали его заботы прочь. Поскольку он давно не был в лесу у ручья, то спешился и повел лошадь под уздцы. Оказалось, что он прекрасно помнит дорогу.

Вскоре он услышал мягкое ржание лошади Эвы-Мари. Когда он вышел из леса, женщина не взглянула в его сторону. Он привязал Руби рядом с Люси и осторожно подошел к одеялу, на котором полулежала Эва-Мари.

– Эй, – сказал он мягко, не желая напугать ее.

– Привет, – ответила она нейтральным тоном.

Эва-Мари хорошо умела скрывать эмоции. Не зная, что еще сказать, Мейсон лег рядом с ней в темноте. Журчание ручья действовало успокаивающе, напоминая о том, как давным-давно они также лежали здесь в объятиях друг друга. Ветви деревьев обрамляли яркое звездное небо, такое же, как и тогда. Но тогда им было не до любования звездами.

– Я ничего не требовала от тебя, Мейсон, – наконец заговорила она, и ее голос звучал более хрипло, чем раньше. – Я думала, что представить меня гостям – это обычная любезность, которую не нужно требовать.

Прежде чем он успел сформулировать свои мысли, она продолжила:

– Я понимаю, что можно не представлять наемных работников…

– Зачем ты так, Эви? – Опершись на локоть, Мейсон всмотрелся в ее лицо, скрытое тенью. – Не нужно играть роль мученицы.

Он опередил ее, когда она открыла рот, чтобы возразить:

– Было глупо с моей стороны привести гостей в дом, не предупредив тебя. Черт, было глупо не сказать тебе, что после встречи с юристом мы собираемся поужинать. Мне жаль.

Должно быть, она была так же удивлена и взволнована, как и он, потому что ничего не сказала.

– Я не привык думать о таких вещах. О других людях… У нас с Кейном никогда не было друзей, кроме тех, с кем мы еженедельно играли в покер. И половина из них работали в конюшне.

– Покер, да?

Умная девочка.

– Ты меня поймала.

Она глубоко вздохнула.

– Я тоже сожалею, Мейсон. Думаю, я просто была в замешательстве.

Должен ли он предупредить ее, что она будет в еще большем замешательстве, если узнает о планах Лайзы? Он решит завтра. Хорошо или плохо, но Мейсон не хотел огорчать ее сейчас.

Но оказалось, что она собирается его огорчить.

– Не думаю, что это сработает, Мейсон, – произнесла она с сожалением.

– Почему?

– Я знаю, что сама предложила это, но, честно говоря, не знаю, как…

Он тоже не знал. Ничего подобного с ним раньше не было. У него было много женщин… женщин на одну ночь, но этот опыт был не применим к отношениям с Эвой-Мари. Сейчас у него была связь с женщиной, с которой он был знаком, но совершенно не знал.

– Может быть, нам все же следует установить правила?

Непонятно, что побудило его задать этот вопрос. Но он догадывался, что Эви переполняют противоречивые чувства, и он хотел ее поддержать.

– Так просто?

– Так просто. И первым правилом должно быть уважение. Договорились?

Она не ответила, просто кивнула.

– А правило номер два… – Мейсон приблизился, их тела соприкоснулись, и сразу стало жарко.

Затаив дыхание, Эва-Мари спросила:

– Правило номер два?

– Позволь мне показать тебе.

И он показал.

Мейсон придвинулся так близко, что ей трудно было даже вздохнуть, и торопливо снял с нее рубашку. Соски Эвы-Мари моментально затвердели от ночной прохлады, у нее перехватило дыхание. Затем он быстро освободился от своей рубашки и прижал Эву-Мари к груди, согревая ее теплом своего тела. Даже если бы Эва-Мари напрочь забыла обо всем, одно она запомнила бы точно: как горяча была его кожа и как нежны были его руки, заключившие ее в объятия.

Но на этот раз она не намерена была ждать. Она подалась ему навстречу и, запустив пальцы в его волосы, прижалась губами к его губам. Не прерывая поцелуя, она оседлала Мейсона, обхватив ногами его бедра. Даже сквозь грубую ткань джинсов она почувствовала, как напрягся его член. Ощутив его эрекцию, она застонала от нарастающего возбуждения и выгнула спину, чтобы прижаться к его плоти еще сильнее. Стоны ее смешались с шумом ручья и шелестом листвы под порывами ветра, все переплелось. Чувства Эвы-Мари обострились.

Сгорая от нетерпения, Мейсон уложил Эву-Мари на одеяло, стянул с нее сапоги для верховой езды, а затем джинсы и трусики. По телу девушки пробежала сладостная дрожь. Мейсон освободился от одежды, накрыл ее своим телом и впился в губы неистовым поцелуем.

Сердце его бешено колотилось в груди, плоть изнывала от желания близости. Резким движением он развел ее бедра и прижался своим возбужденным членом к ее лону. Все внутри ее сжалось. Она пыталась понять, что с ней происходит.

Лучше просто чувствовать. Думать – излишне.

Его рот пожирал ее. Покусывая, посасывая, изучая. Эва-Мари была готова провести свое собственное исследование. Ее руки путешествовали по его спине, постепенно продвигаясь на территорию ниже пояса. Ягодицы Мейсона были крепкими и мускулистыми, стальные мышцы играли под гладкой кожей. Не удержавшись от искушения, Эва-Мари впилась ногтями в его сексуальный зад. Мейсон вздрогнул всем телом и в отместку жадно прильнул к ее шее яростным поцелуем. Он сильно втянул губами нежную кожу чуть выше ключицы, оставив на ней заметный след, а потом прикусил это место зубами. В ответ Эва-Мари лишь сильнее вцепилась в его спину, расцарапывая кожу. Их стоны, заглушаемые журчанием ручья и шелестом листвы, наполнили воздух.

Не выдержав сладостной пытки, Мейсон отстранился и перевернулся на спину.

– Делай со мной, что хочешь, Эви, – выдохнул он.

К удивлению Эвы-Мари, эта идея вдохновила ее, хотя она все еще испытывала неловкость.

– Ну же, Эви, – нетерпеливо прошептал Мейсон, – удиви меня!

Сила его слов разрушила оставшиеся барьеры. Преодолев смущение, она снова оседлала его. Прилив желания был настолько сильный, что вызвал судорогу.

Мейсон растянулся на одеяле и сдался на его милость. Она приняла его капитуляцию. Одним быстрым движением она впустила его в себя. Ее тело вздрогнуло от вторжения, и она ощутила головокружительное чувство наполненности и единения с Мейсоном. Запрокинув голову и постанывая, Эва-Мари принялась двигаться вверх-вниз, то ускоряя, то замедляя ритм. Мышцы ее лона сокращались вокруг его напряженной плоти в предвкушении экстаза. Она никогда не испытывала такого чувства власти – она могла делать с ним все, что хочет.

Мейсон впился пальцами в ягодицы Эвы-Мари, поддерживая и направляя движения. Ее тело вошло в ритм, как будто она скакала так всю жизнь. Почувствовав приближение оргазма, Мейсон схватил ее руки в свои, чтобы усилить их связь. Эва-Мари смотрела ему в лицо, когда двигалась, и видела, что он испытывает наслаждение.

Они тяжело дышали, балансируя на грани оргазма, но не пересекая ее. Все произошло слишком быстро. Эва-Мари не могла больше сдерживаться. Она сделала более глубокое движение. А затем еще, и еще раз. Взрыв наслаждения дал ей ощущение полета.

Мейсон приподнялся, крепко обхватил ее за талию и излился в нее с низким стоном.

Эва-Мари, обессиленная, распласталась на его груди.

Она знала: эту ночь она не забудет никогда.

Глава 12

– Джереми, ты не знаешь, куда она поехала? – спросил Мейсон, войдя в свою спальню. Джереми поднял глаза от клавиатуры и моргнул, но не ответил.

– Я видел, как ее машина уезжала, когда выходил из конюшни, – подсказал Мейсон.

– А, ты об Эве-Мари? – рассеянно сказал Джереми. – Да, она поехала в библиотеку, кажется.

Библиотека? Она всегда любила читать, но… Вдруг в его ушах прозвучал надменный голос Дол-тона Хайятта: «…она устроилась на работу в библиотеку». Мейсон попытался продолжить разговор как ни в чем не бывало, но в глубине души ощутил беспокойство.

Мейсон поспешно сбросил с себя рабочую одежду, принял душ и оделся. Через двадцать минут он покинул поместье.

Главный филиал библиотеки города был расположен недалеко от дома. Войдя в здание, он увидел двух библиотекарей в отделе выдачи книг, но прошел дальше, продолжая охоту. Наконец он услышал знакомый грудной тембр, который привел его… в детскую комнату.

Застекленная дверь в комнату была приоткрыта. Мейсон остановился, чтобы понаблюдать за Эвой-Мари, пока та его не видит. Она читала детям, сидящим вокруг нее на маленьких стульчиках и пуфиках, какую-то книжку. Он не вслушивался в слова, сосредоточившись на интонации. Как он обожал ее голос, но больше всего его поразило выражение ее лица. Спокойное. Счастливое.

Она выглядела довольной.

С момента его возвращения он несколько раз видел Эву-Мари счастливой: когда она говорила о своем доме, на конюшне после рождения жеребенка и… в моменты их близости. В остальное время ее лицо оставалось сосредоточенным и серьезным. Эту маску она использовала, чтобы скрыть свои чувства. Но сейчас она выглядела беззаботно.

Эва-Мари закончила читать сказку и подняла глаза. Заметив Мейсона, она вздрогнула от неожиданности. Ее взгляд снова стал напряженным и недоверчивым – прежняя маска отчуждения вернулась. Мейсон почувствовал, как между ними опять возводятся барьеры. Это означало, что это место и эта работа важны для нее. Вспоминая, как сильно она любила книги, видя, сколько книг в ее комнатах в доме и как она рада общению с детьми, трудно было не понять этого.

Мейсону понравилось, что она предприняла шаги, чтобы создать что-то значимое в своей жизни.

Но ее осторожный взгляд показал ему, что она, возможно, не готова разделить это с ним.

– Мейсон, что ты здесь делаешь?

Тон ее не был обличительным. Он не мог определить с уверенностью, но осторожность точно была. И на этот раз он точно не знал, что ответить… потому что он бросился сюда, так как боялся, что она проходит собеседование на другую должность, а он к этому не был готов. Он не хотел, чтобы Эви покидала его дом…

– Мисс Мари?

Мейсон опустил глаза и увидел маленькую девочку со светлыми волосами, обнимающую Эву-Мари за талию. Он взглянул на Эву-Мари вопросительно.

– Мое полное имя слишком сложно произносить, – сказала она с печальной усмешкой.

– Это твой муж? – спросила маленькая девочка.

– Что? – взревел Мейсон.

Он сразу понял, что переборщил, когда увидел, что глаза ребенка стали наполняться слезами. В отличие от него Эва-Мари точно знала, как справиться с ситуацией. С естественной легкостью она наклонилась вниз.

– Он мой друг, – сказала она успокаивающим тоном. – Как Джошуа – твой друг.

– Вы играете вместе?

Мейсон ответил:

– Все время.

Эва-Мари выстрелила в него взглядом, и ее лицо запылало.

Но маленькая мисс еще не закончила:

– Иногда Джошуа тянет меня за волосы.

Мейсон едва подавил смех. Эва-Мари смутилась. Он наклонился к ребенку и произнес:

– Ты скажи ему, чтобы он так не делал, так как девочки этого не любят. Он должен быть джентльменом и ухаживать за тобой, как за леди.

Девочка улыбнулась: ей понравилась эта идея. Она быстро обняла Эву-Мари и убежала, так как ее позвала мама.

Он махнул рукой в сторону стремительно пустеющей комнаты.

– Почему ты этим занимаешься? – спросил он.

– У меня ученая степень в области дошкольного образования, и это возможность ее применить, – сказала она и начала прибираться в комнате.

– Ты получила образование?

– Да, веришь или нет, я окончила колледж.

– О, я верю. Ты всегда любила учиться. – Он вспомнил о своем тайном визите в поместье Хайятт, когда был подростком. – В башне до сих пор находится библиотека?

Мейсон увидел, как печаль промелькнула на ее лице, прежде чем она отвернулась, чтобы положить книгу обратно на полку.

– Башня на месте, но все книги грузчики уже упаковали и перевезли.

Ей не нужно было говорить ему, он и так знал, что ей этого не хватает. Библиотека в башне была ее любимой комнатой. Ее убежищем.

Она повернулась к нему. На ее лице читался вопрос, но через секунду выражение ее лица изменилось.

– Привет, Лоуренс, – сказала она, глядя через левое плечо Мейсона.

– Здравствуй, Эва-Мари, – ответил тот и коротко кивнул Мейсону. – Я зашел обсудить фестиваль Дерби для детей. – Лоуренс прищурился. – Пожалуйста, можно с тобой поговорить?

Мейсон не знал, что на него нашло. Мужское самолюбие? Конкуренция? Но он не смог сдержаться.

– На самом деле мы идем обедать. Вы можете позвонить ей позже.

Он не оглянулся на Эву-Мари и не видел ее реакции.

Конечно, Лоуренс не был достойным противником, так как он не умел бороться.

– Я предпочел бы…

– Это срочно? – спросил Мейсон.

– Ну… Нет.

– Перезвоните позже. Или никогда. – Мейсон взял Эву-Мари под руку. – Увидимся.

Они вышли из библиотеки и направились к парковке. Подойдя к машине, Эва-Мари спросила:

– Это действительно было необходимо?

Мейсон думал, что она рассердится, но ее тон был насмешливым. Он оглянулся и увидел, что Эви едва сдерживает улыбку.

– Проблемы? – спросил он игриво. – Могу вернуть тебя обратно.

– Ну уж нет! – Эва-Мари стрельнула в него взглядом – нахальным и сексуальным, – который попал прямо в его пах. Этого он от нее никак не ожидал в общественном месте. – Ты должен мне обед!

– Я всегда делаю то, что обещаю.

Мейсон припарковался на исторической площади в центре города. Они шли по тротуару, не дотрагивались друг до друга, но их связь казалась Эве-Мари почти осязаемой; это повышало ее самооценку, наполняло пьянящим ощущением близости.

После прошлой ночи она чувствовала себя почти ожившей, готовой к новой, лучшей жизни. Но у нее пока не было плана.

Когда они проходили мимо антикварной лавки мистера Петти, она что-то увидела в витрине и остановилась. Эва-Мари захотела ближе рассмотреть понравившуюся вещицу – она отлично вписалась бы в обновленный интерьер дома, но тут же отстранилась от витрины, понимая, что, возможно, лезет не в свое дело.

Мейсон остановился рядом.

– Что там? – заинтересованно спросил он.

Пока Мейсон и Джереми руководили ремонтом, Эва-Мари присутствовала на большинстве обсуждений и излагала свои взгляды, но никогда не брала на себя инициативу. Она боялась предлагать свои идеи. Но сейчас наконец она предложила с легкой улыбкой:

– Зайдем внутрь.

Он кивнул и придержал для нее дверь. Шагнув через порог под звон дверного колокольчика, Эва-Мари сразу подошла к предмету, который увидела через окно. Ее заинтересовал старомодный знак, провисевший не один десяток лет в клубе для джентльменов, – побитый временем, но в хорошем состоянии. Она указала на знак:

– Мейсон, как ты считаешь, эта штуковина подойдет для покерной комнаты?

– О да! – Он улыбнулся. – Отличная вещь! У тебя зоркий глаз.

Эва-Мари пыталась игнорировать похвалу, но от удовольствия у нее потеплело внутри.

– Мы могли бы использовать темное дерево, как в винном погребе, и в комнате для карточных игр, – будет ощущение охотничьего домика.

– У нас есть еще кое-что, если интересно.

Эва-Мари обернулась и увидела, что к ним подошел хозяин.

– Мы обустраиваем комнату для покера. У вас есть что-то подходящее?

Через полчаса они приобрели знак, винтажный стеллаж, стол для покера и винный шкаф – все в разном состоянии. Уважение Мейсона к ее мнению заставило Эву-Мари светиться от гордости.

Они продолжили свой путь к популярному кафе на углу улицы.

– Так какой же колледж ты окончила? – спросил Мейсон.

– Эксклюзивный женский колледж гуманитарных наук в Теннесси. Отец хотел, чтобы я научилась хорошо говорить и быть леди, но его не сильно волновало, чему в действительности я там научусь, так что я решила учиться тому, что мне нравится. Когда все покатилось под откос, мне пришлось искать работу. У меня есть диплом, но он немного устарел, и потому мне нужно пройти переаттестацию и сдать сертификационный экзамен. Нужно сделать много всего, но у меня не было времени.

Мейсон понимающе кивнул.

Теперь он знал, что жизнь Эвы-Мари состоит из руководства прислугой и походов по салонам красоты. Ведение домашнего хозяйства, уход за больным отцом и беспомощной матерью были для нее как два рабочих места с полной занятостью.

– А где учился ты? – спросила Эва-Мари. Ей было интересно, как складывалась жизнь Мейсона после того, как он уехал.

– Я специализировался в области управления бизнесом. Отец настоял на получении образования, хотя я не видел смысла в четырехлетнем обучении. Мы всегда знали, что создадим собственные конюшни, и имели много практического опыта в этом деле, поэтому мне хотелось более короткого обучения и более конкретных знаний.

Официант проводил их к столику. К удивлению Эвы-Мари, Мейсон занял стул рядом с ней, а не напротив, в результате оказавшись ближе, что создало более уютную, располагающую к разговору атмосферу. Стараясь не сильно возбудиться от его близости, она сосредоточилась на его истории.

Мейсон продолжал:

– Теперь я знаю, почему он настоял на нашем обучении. И Кейну, и мне нужно было получить знания, научиться стратегически мыслить, принимать взвешенные решения, разбираться в финансах и ценных бумагах, чтобы не только сохранить свой бизнес, но и заработать репутацию в обществе. Все эти знания и навыки мы получили в колледже.

– И потом вы опять вернулись на ферму.

Мейсон кивнул и улыбнулся официантке, которая принесла напитки, закуску из жареных зеленых помидоров и кукурузные маффины. Он подождал, пока она примет их заказ, а потом ответил:

– Мы управляли фермой вместе с отцом. Сначала мы выращивали бычков. Стадо было небольшим, потому что земли было мало, и потому мы сделали упор на коневодство. Я очень горжусь тем, что наш отец помог нам выбрать наших первых кобылу и жеребца.

Улыбки, которыми они обменялись, были очень личными, даже интимными. Казалось, что они обсуждают обыденные вещи, но Эва-Мари знала, как много это значило для Мейсона. Она вспомнила, что он говорил о собственной конюшне, будучи подростком, и видела, что он был готов учиться всему.

Несмотря на то что ей жаль было потерять поместье, она видела, что оно попало в хорошие руки.

– Вам предстоит возродить поместье. Вас ожидают великие дела, – проговорила она.

Мейсон удивленно посмотрел на нее:

– Твой отец сказал бы, что говорить такое – кощунство.

– Конечно. Но это правда.

Его взгляд задержался на ней:

– Спасибо. Это много для меня значит.

Сам воздух между ними, казалось, потяжелел. Эва-Мари была смущена, и у нее перехватило дыхание. Мейсон заморгал, затем сосредоточился на тарелке перед ним. Он подцепил вилкой один из помидоров и поднес к ее губам.

– Попробуй. Я уже пробовал у них эту закуску, в этом кафе отлично готовят зеленые помидоры.

Эва-Мари не стала говорить ему, что их вкус не был ей в новинку. Но когда Мейсон положил ей в рот хрустящий кусочек помидора, а потом попробовал сам, испытала всплеск вожделения. Не удержавшись, она закрыла глаза и издала стон наслаждения. Слишком томный и чувственный.

– Что-то это мало похоже на деловую встречу, не так ли?

Рядом с их столиком стояла Лайза. Ее обвинительный тон противоречил сахарной улыбочке на лице. Как долго она там стояла, Эва-Мари не знала, она была слишком поглощена Мейсоном.

На мгновение воцарилась тишина.

Мейсон глубокомысленно молчал, опасаясь снова навлечь на себя гнев Эвы-Мари.

Лицо Эвы-Мари приняло замкнутое выражение, и она произнесла достаточно громко, чтобы слышала группа женщин за соседним столиком:

– Мы только что закончили выбирать декор для новой покерной комнаты в соседнем магазине. Антиквариат придаст комнате солидность, не так ли?

Глаза Лайзы расширились, словно она не знала, как расценить этот вежливый ответ на ее грубое вмешательство.

– Согласен, – подхватил Мейсон. – В магазине у мистера Петти уникальные предметы. Я, наверное, выберу что-то еще для дома, но то, что мы заказали сегодня, идеально подходит для покерной.

Его улыбка, адресованная Лайзе, могла бы вызвать ревность, но Эва-Мари не обратила на это внимания. Потому что Мейсон не принадлежал ей, и она не имела права на ревность.

Подойдя ближе, Лайза положила руку на плечо Мейсона. Ее красные ногти, казалось, впились в него. Возможно, Эве-Мари это показалось, но ей точно не померещились чувственные нотки в голосе Лайзы.

– Я так хорошо провела прошлый вечер.

Странно, что она вообще что-то помнила…

Встретившись глазами с Мейсоном, Эва-Мари могла поклясться, что он подумал о том же самом. Он легонько кивнул ей, и ее сердце забилось сильнее. Возможность быть с ним на одной волне окрыляла ее.

Мейсон повернулся и посмотрел на Лайзу.

– Как Джон Робертс? – спросил он.

Лайза нахмурилась:

– Откуда мне знать? Он прочитал мне целую лекцию после… – Резко прервавшись, она посмотрела на Эву-Мари и Мейсона, затем покачала головой. – В любом случае я не видела его сегодня. Мы с девочками ходили по магазинам.

– Я вижу, официантка направляется сюда с нашим обедом, – сказал Мейсон, – так что, если вы не возражаете…

Вздох. Неужели Лайза не видела, что Мейсон не интересуется ею? Эва-Мари вдруг подумала, что, возможно, она тоже слишком много навоображала о том, что происходит между ней и Мейсоном, хотя на самом деле ничего не было.

– Конечно, – сказала Лайза, не отрывая от него глаз. – Но я надеюсь, вы помните про нашу предсезонную вечеринку. Здесь это самый важный прием. Там будут присутствовать все. Пожалуйста, пообещайте мне, что и вы придете.

– Вы сказали, что даже не разослали приглашения.

От слащавой улыбки Лайзы Эву-Мари слегка мутило.

– Мейсон, дорогой, вам не нужно официальное приглашение. Вы будете желанным гостем в любое время.

Сказав это, Лайза, не попрощавшись, вернулась за столик к своим подругам по шопингу. Мейсон проигнорировал заключительную часть беседы и с аппетитом набросился на еду.

Эва-Мари ощутила досаду. Она и Мейсон поменялись ролями. Впервые его пригласили на вечеринку, а ее не сочли достойной для участия в ней.

Глава 13

– Мисс, разве вы не закончили работу на сегодня?

Эва-Мари вздрогнула – ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мейсон был в отъезде, и она никого не ждала.

– Не пугай меня так! – выдохнула она с облегчением, увидев Джереми.

Он стоял, облокотившись о косяк двери ее бывшей гардеробной, переоборудованной в студию звукозаписи.

– Знаешь, я бы на твоем месте пока не стал бы ничего здесь менять, – сказал он. – Если бы ты сказала Мейсону обо всем этом, он разрешил бы оставить все, как есть, и ты продолжила бы здесь работать.

Эва-Мари окинула помещение взглядом. Оно было уютным и достаточно просторным. Когда она создавала студию, то раздарила и отправила на хранение тонны одежды, скопившейся со времен ее детства. Ее нынешний шкаф был гораздо меньше.

Стены студии она обила гипсокартоном и звукоизоляционным материалом. В планах была обработка поверхности стен, но потом Мейсон купил поместье. Слева было достаточно места для небольшого письменного стола, на котором стояло записывающее оборудование, сценарии, небольшая лампа и канцелярские принадлежности.

Это все, что ей было нужно для записи аудио-книг.

Она никогда не приводила сюда Мейсона, и он никогда не спрашивал, что она прячет в гардеробной. Студия была ее тайной. Здесь она пыталась строить новую жизнь, сохранить свою независимость и поэтому чувствовала себя уязвимой. Мейсон всегда добивался того, чего хотел, несмотря на последствия. Он, наверное, посчитает ее усилия слабыми, не сравнимыми с его собственными достижениями. Она надеялась, что сможет провести последние дни в доме своего детства, не раскрывая себя.

Эта студия была ее детищем, она принадлежала ей, и только ей. Друзья, Лоуренс, даже родители не знали о ее существовании. Только Джереми догадался о предназначении этой комнаты. И он, к удивлению, поддержал ее. Она просто не могла поделиться этим с Мейсоном. Это было слишком личное, говорить об этом было слишком рискованно. Если она потерпит неудачу, ей не хотелось, чтобы все об этом узнали.

– Я не стану говорить с ним об этом. Пока… – сказала она, указав на оборудование. – Я даже родителям ничего не рассказала. Как я могу…

– Ты должна настроиться на позитив.

– Нет, – твердо ответила она, повернувшись к нему. – Никакого позитива. Не в этом деле. Мой отец почти разрушил семью Мейсона. Он никогда не простит нас. Не важно, как хорошо мы проводим время вместе. – Эва-Мари запнулась, подбирая слова.

Джереми понимающе улыбнулся:

– Действительно, очень хорошо.

– Это не продлится долго. – Она снова окинула взглядом комнату. – Вот это мне действительно нужно. Если у меня это получится, я буду твердо стоять на ногах.

– Если с Мейсоном все ненадолго, то зачем здесь это? – Джереми указал на вечернее платье в чехле для одежды, висевшее на вешалке у двери.

Сердце Эвы-Мари затрепетало. Джереми знал про платье, они обсуждали это, когда грузчики складывали вещи на первом этаже. Она должна была поместить его в камеру хранения, но не смогла. Она все еще надеялась, что Мейсон попросит ее сопровождать его на прием к Лайзе, когда вернется.

Она знала, что он купил новый костюм, так как его привезли при ней.

– Я даже не знаю, зачем мне оно. Мейсон не упомянул, что берет меня с собой на прием. – Эва-Мари упала в свое кресло. – Зачем я мучаю себя?

Потому что это были лучшие несколько недель ее жизни. Не было родителей, которые постоянно осуждали и критиковали ее. Она успешно справлялась с работой. И был мужчина, который хотел ее, заставил чувствовать себя сексуальной.

Даже если она ему нужна лишь на короткое время.

– Так просто иди туда и покажи ему, что он теряет, – сказал Джереми.

Она печально улыбнулась:

– Не могу. Я не получила приглашения. Если только…

– Что?

– Лоуренс попросил меня пойти с ним.

Джереми покачал головой:

– Не делай этого.

– Не буду.

Но она не была уверена в этом. Ее уязвила мысль о том, что Мейсон будет там без нее и даже не подумал ее пригласить.

Джереми указал на платье:

– Оно тебе очень идет. Нет ничего плохого в том, чтобы надеяться, Эва-Мари.

– Когда надежды не оправдываются, не остается ничего, кроме ощущения пустоты и разочарования, – ответила она холодно. Глубоко внутри она уже смирилась с тем, что ей никогда не найти того, кто будет принимать ее такой, какая она есть, как личность, со всеми ее проблемами, в том числе семейными.

Она горестно вздохнула и бросила взгляд на платье.

Эва-Мари знала: если она не наденет его сейчас, то не наденет его никогда. И это не шутки. Это не просто платье, это платье мечты: в нем дебютировала ее мать. Оно идеально подходило Эве-Мари…

Что ж, если она не попадет на эту вечеринку, то не будет расстраиваться и переживать, как девочка-подросток, которую не пригласили на танцы.

– Я тебе еще нужна? – спросила она наконец, желая перейти от мечтаний к реальности.

– Если у тебя есть время, можно расставить мебель в кабинете.

– У меня осталось около часа до записи, но я хочу дать передохнуть голосу.

И справиться с волнением – сегодня она приступает к работе над новой книгой. С ее автором, написавшим не один бестселлер, она никогда не сотрудничала раньше, но его книги ей очень нравились. Если он оценит работу Эвы-Мари положительно, это даст толчок ее карьере. Эва-Мари немного нервничала и уже несколько раз переносила старт проекта. Но сегодня все складывалось наилучшим образом: Мейсон в отъезде, рабочие разошлись по домам, а значит, нужно поскорее выпроводить Джереми из студии и… можно начинать.

Джереми с видом знатока осмотрел оборудование.

Эва-Мари ощутила гордость: она приобрела его на свои деньги и очень дорожила им.

– Это так здорово, – сказал он. – С твоим голосом и подходом к делу ты станешь звездой.

– Я бы предпочла финансовую стабильность, но все равно спасибо. – Эва-Мари поблагодарила Джереми с грустной улыбкой.

Она будет скучать по этой маленькой студии, когда навсегда покинет родной дом и переедет в крошечную квартирку, которую предстоит арендовать в многоквартирном жилом комплексе. Там ей придется обустраивать новую студию во встроенном шкафу или ванной комнате, и там, вероятно, будут проблемы с тишиной при записи.

Прежде чем выйти из автомобиля, Эва-Мари сделала глубокий вдох, чтобы привести в порядок чувства. Она все еще не смирилась с тем, что родителям пришлось перебраться в дом престарелых. К тому же она еще ни разу не приезжала к ним после ссоры в ресторане. За все это время она лишь однажды разговаривала с матерью по телефону, с отцом они не перемолвились ни словом.

Пытаясь настроиться на позитивный лад, она толкнула дверь и улыбнулась девушке за стойкой регистрации. Та направила ее в комнату «Флорида».

Несмотря на то что в гостиной было много живых растений, а стены украшали не репродукции, а настоящие живописные полотна, Эва-Мари испытывала чувство дискомфорта. Она знала: чтобы поселиться в этом респектабельном пансионе, родителям пришлось потратить часть сбережений, которые приберегались на случай существенного ухудшения здоровья отца.

– Эва-Мари, как же долго тебя не было, – с укоризной сказала мать вместо приветствия и пристально оглядела ее с головы до ног. – Дорогая, тебе следует одеваться приличнее…

С каких это пор она должна наряжаться, чтобы навестить своих родителей? Ей казалось, что джинсы и рубашка – вполне презентабельная одежда.

Они подошли к столу, за которым уже сидели несколько постояльцев. Как только мама начала представлять ее пожилым дамам в жемчужных колье, Эва-Мари изменила свое мнение. Может быть, другая одежда укрепила бы ее уверенность перед таким количеством пожилых, но весьма состоятельных людей. Отец встал рядом с ней, обняв за плечи. Эту позу они принимали много раз. Так они казались идеальной семьей.

Эве-Мари это лишний раз напомнило, как далеки они были от совершенства.

– Извините нас на минутку, – сказала мать, – я хотела бы познакомить Эву-Мари с миссис Робинсон.

Эва-Мари подошла с улыбкой и сказала:

– Мама, мне нужно принести из машины вашу одежду и вещи…

– Ты все успеешь, Эва-Мари. Ты же никуда не торопишься! – произнесла она утвердительно.

Они подошли к столику у окна, за которым сидела пожилая женщина. Она казалась немощной, но в ее потускневших глазах светился ум, а взгляд был цепким и проницательным. Они сели рядом с ней, и отец подозвал официанта, чтобы заказать холодный чай.

– Вы были абсолютно правы, Бев, – сказала миссис Робинсон. – Ваша дочь прекрасна.

Эва-Мари пробормотала слова благодарности, а мать просто просияла. Они поговорили несколько минут, и отец встал.

– Бев, нужно договориться, чтобы наши вещи перенесли в апартаменты.

Но когда Эва-Мари начала вставать, он усадил ее обратно.

– Мы обо всем позаботимся. Останься и поговори.

– Но…

Ее родители поспешно удалились.

Миссис Робинсон усмехнулась:

– Они не слишком-то деликатны.

– Мне очень жаль.

– Все хорошо, детка. Я действительно хотела встретиться с вами, и я очень рада, что вы пришли. – Ее улыбка смягчилась, и в уголках глаз появились морщинки. – В этом отношении, я думаю, ваша мать была права.

– В чем? – спросила Эва-Мари осторожно.

– В том, что я ищу кого-то, кто будет присматривать за моим домом.

Удивленная, Эва-Мари уставилась на нее:

– За вашим домом?

– Да, дитя. Я переехала сюда около шести месяцев назад, когда у меня начались проблемы со спиной. В доме жил мой племянник. Он следил за всем, чтобы никто не мог подумать, что дом пустует.

– Это хорошо.

Миссис Робинсон снова засмеялась.

– Я платила ему за это. Я не жду, что кто-то будет заниматься этим по доброте душевной. К тому же дом большой и полон антиквариата, так что там всегда есть чем заняться. Но теперь ему предложили очень хорошую работу в Нэшвилле, и мне нужен кто-то, кто займет его место.

Эва-Мари успокоилась.

– Вы хотите заплатить мне за присмотр за вашим домом?

– Вы должны будете жить там. Ваши родители упоминали, что у вас сейчас тяжелая жизненная ситуация. А вы идеально подходите для этой работы. Не то чтобы я ожидаю, что вы откажетесь от вашей обычной жизни. Просто держите все под контролем и приезжайте сюда раз в неделю, чтобы рассказать, как дела и какие нужны расходы. – Миссис Робинсон взглянула через плечо Эвы-Мари. – Ах, я вижу, что сюда идут ваши родители, так что скажу быстро. Вне зависимости от того, что они могут сказать, дорогое дитя, никакого давления. Но если вам это будет интересно, пожалуйста, дайте мне знать как можно скорее. Вы можете позвонить на стойку регистрации и попросить перевести ваш звонок на мой номер.

Она потянулась через стол слабой рукой, побуждая Эву-Мари пожать ее.

– Дайте мне знать. Хорошо?

Эва-Мари откашлялась, прежде чем смогла вымолвить:

– Спасибо, мэм.

– Мое почтение, – сказала пожилая женщина, когда родители Эвы-Мари вернулись.

Следующие пятнадцать минут непринужденной беседы ее родители бросали на нее вопросительные взгляды. Эве-Мари удавалось их игнорировать, и миссис Робинсон, заметив это, одобрительно ей кивнула. Едва они отошли от столика, мать начала говорить:

– Разве это не замечательная возможность? Дом Робинсонов – один из великолепных довоенных домов в исторической части города. Очень представительно выглядит. Это лучшее предложение в твоей ситуации.

– Я думала, ты не хочешь, чтобы я занималась домами чужих людей, – сухо ответила Эва-Мари.

– Не глупи, дорогая. Мы бы просто предпочли, чтобы ты работала на кого-то, чья репутация позволит повысить твою собственную.

– Но у меня есть обязательства…

– Ерунда, – рявкнул отец. – Ты ничем не обязана этому жулику. Он манипулировал тобой, взяв на работу.

Может быть, но все же…

– Но эта работа была мне нужна. И я благодарна за это.

Ее мать, всегда готовая предотвратить ссору, примирительно сказала:

– Но это гораздо приличнее. Ты могла бы начать прямо сейчас. Миссис Робинсон – прекрасный человек. Это идеальный вариант для тебя, дорогая.

– Какой идиот откажется от такого предложения? – добавил отец, чтобы сломить ее растущее сопротивление. Или, может быть, он просто злился, что она не рассыпалась в благодарностях перед миссис Робинсон и не оценила должным образом возможности, что плывут ей в руки.

– Я поговорю с ней еще, прежде чем приму решение.

– Что тут обсуждать?

Она не слушала, что дальше говорил отец, – давно отработанный навык.

Двадцать минут спустя ей удалось убежать к своей машине, и в ушах звучали требовательные голоса родителей, чтобы она связалась с миссис Робинсон сегодня вечером и приняла ее предложение. И хотя это означало поддаться им, Эве-Мари пришлось признать, что они в чем-то правы.

Это легкая работа – проще, чем надзор за ремонтными работами, и она оплачивается. У нее будет пространство и уединение, чтобы строить свою карьеру без помех и беспокойства. И она могла положить конец нездоровой зависимости от Мейсона.

Так почему же только от одной мысли принять это предложение ей так грустно?

Глава 14

Мейсон нахмурился. Он не мог дозвониться Эве-Мари. Звонил дважды: в обед и пару часов спустя, но оба вызова были переадресованы на голосовую почту.

Если бы все не было хорошо, когда он уезжал, он бы подумал, что она его избегает.

– Алло?

Мейсон чувствовал себя как мальчишка. Одно ее слово – и он не может сдержать радости, что слышит ее голос. Ее волшебный, чарующий голос. Как он пристрастился к этому так быстро?

– Алло, – ответил он, и в его голосе прозвучало желание. Она молчала, и его беспокойство увеличилось. – Как прошел твой день?

О, этот глубокий вздох мог означать многое.

– Бригада Джереми завершила укладку плитки на первом этаже.

Мейсон знал, что эта работа была следующей в списке, но не ожидал, что они сделают это так быстро.

– Это здорово.

– Да. Но они так шумели, что мне пришлось уйти, – сказала она с усмешкой. – Я не смогла вынести звук плиткореза. Куда бы я ни пошла, пронзительный писк следовал за мной.

– Ты ездила к ручью, чтобы пофантазировать обо мне?

Его шутка не имела успеха, на который он рассчитывал.

– На самом деле я навещала своих родителей.

– Облом.

– Мейсон, – мягко осадила его Эва-Мари.

Как педагог дошкольного образования может иметь такой сексуальный голос?

– Эй, тебе нужен кто-то, кто тебя развлечет. Я просто пытаюсь помочь.

Ее обидчивый вздох выражал глубину отчаяния, а его игривое настроение не добавляло ему очков. Хорошо, он попробует другую тактику.

– Я действительно хочу поговорить с тобой кое о чем.

– Правда?

– Да. Мы с Кейном можем предложить тебе еще работу.

– О-о-о.

Мейсон с энтузиазмом начал рассказывать:

– Мы решили устроить в поместье большой светский раут. Ведь нам будет что показать, верно? Покажем всем, как преобразился дом, устроим шведский стол в столовой, закатим танцы в гостиной, пригласим всех владельцев местных конюшен…

Мейсон был в ударе. Ему потребовалось время для того, чтобы понять, что Эва-Мари не отвечает.

– О чем ты думаешь? – требовательно спросил он.

– Если твоя задумка воплотится в жизнь – это будет иметь большой резонанс.

– Мы должны быть на виду и налаживать контакты, это хорошо для бизнеса.

– Безусловно, так и есть.

Так почему она не взволнована?

– Мы хотим, чтобы ты организовала все вместе с нами. Я сказал Кейну, что никто, кроме тебя, не знает лучше, что делать и кого приглашать. Ты сделаешь большое дело.

– Конечно.

Может, она просто потрясена?

– Я знаю, у тебя много хлопот с ремонтом, но это будет весело. И здорово для всех нас.

– Я с удовольствием организую вечеринку для вас.

Но это прозвучало невесело. Тон был жесткий, а голос – бесцветный. Совсем не такой бархатный и не грудной, как обычно. Возможно, ему следует сменить тактику.

– Думаю, что вернусь в четверг.

Она молчала так долго, что он подумал, что она отключилась.

– Эва-Мари, ты в порядке?

– Конечно. – Это прозвучало неубедительно, но, по крайней мере, она разговаривала. – Думаю, я просто устала. Больше морально.

– Я могу помочь?

– Сомневаюсь.

Он точно не знал, но догадывался, что возникла какая-то проблема. Ее родители за двадцать минут могли полностью вынести мозг кому угодно. Можно только представить, что они сделали с ней за полдня.

– Ты весь день отбивалась от нового жениха или предложений лучшей работы?

– Нет, – отрезала она. – Ничего подобного.

Ему показалось, что Эва-Мари вот-вот бросит трубку.

– Поговори со мной, Эви, – предложил он, словно бросая вызов. – Я помогу тебе развеяться.

Эва-Мари устало вздохнула. Но Мейсон и не думал отступать – он решил возбудить ее.

– Скажи мне, что тебе больше всего понравилось из того, что мы делали вместе?

– М-м-м, что?

– Давай, малышка. Скажи мне, чего тебе хочется.

В его голосе прозвучало нетерпение.

– Я не знаю, – прошептала она, и между ними повисла тишина.

– Я жду. – Голос Мейсона дрожал от возбуждения.

– Когда ты… – она откашлялась, – когда ты поцеловал меня в шею.

Мейсон вспомнил, как он сделал это, во всех подробностях.

– А мне понравилось, как ты реагировала на это. Стонала. Царапала ногтями мою спину. Прижималась ко мне…

Каждое слово вызывало новый образ. Его тело сразу отреагировало, и он захотел повторить все прямо сейчас.

Она это тоже почувствовала. Он мог судить об этом по ее учащенному дыханию. Была ли она готова еще поиграть?

– Теперь скажи мне, как бы ты хотела, чтобы я тебя потрогал.

– Руками… – произнесла она смущенно, – грубыми мозолистыми руками.

Такими, как у него.

– Хочу ощутить силу твоих рук. Чтобы ты направлял меня. Держал так крепко…

Да, именно так, как он и хотел.

– Чтобы на коже остались следы от твоих пальцев. – Ее голос был глубоким, похожим на стон. – Не потому, что ты хочешь сделать мне больно, а в порыве страсти.

Как было тогда, когда они оба ощущали приближение оргазма…

Мейсона бросило в пот, он сжал кулаки.

Не из-за образов, которые она нарисовала.

Но от страха, что он играет с огнем и навсегда прикипит к ней сердцем.

– Я думал, ты не собираешься идти на вечеринку с Лоуренсом.

Эва-Мари оторвалась от попыток вдеть в уши аметистовые серьги. Она не носила их целую вечность. Не было никакой необходимости в модных ювелирных украшениях там, где она бывала в последнее время. Но они отлично подошли к вечернему платью ее матери, в котором она дебютировала, поэтому Эва-Мари не смогла устоять.

– А я и не иду с ним, – ответила она Джереми. Хмурое выражение ее лица не гармонировало с кремовым оттенком платья и вечерней прической. Почему она должна мучиться в ожидании? Ее самообладания надолго не хватит.

– Я собираюсь пригласить моих родителей. Они настояли. Может быть, я встречу там Лоуренса, просто в качестве друга.

Не будет ли она выглядеть жалкой без кавалера? Тот факт, что она вообще должна об этом беспокоиться, хотя у нее был мужчина, каждую ночь получающий свою долю удовольствий в ее постели, раздражал больше всего.

– Но вы действительно собираетесь шпионить.

– Я не знаю, – раздраженно сказала Эва-Мари. Разочарование, нараставшее в течение недели, к вечеру пятницы достигло пика. – Он не сказал, что будет там. Не сказал, вернется ли домой вечером. Не давал мне никаких указаний, чтобы я пошла с ним.

Эва-Мари фыркнула, смахивая с глаз слезы. Она совсем не хотела, чтобы потекла тушь.

По крайней мере, так она сама перед собой оправдывалась.

– Почему ты не спросила у него? – сказал Джереми.

– Почему я не спросила? Как я буду выглядеть, если он скажет «нет»?

– Не проще ли спросить, чем мучиться от неизвестности?

– Я… может, и так. Я просто постеснялась.

Джереми, выглядевший элегантно, несмотря на повседневную одежду, которую он носил для работы в поместье, подошел ближе и положил теплые руки на ее обнаженные плечи.

– Милая, ты достойна получить ответ. Если ты его не получишь – то должна потребовать.

– Но я не могу… – В ее семье за попытки требовать что-либо наказывали. – Это не для меня.

– Разве? А для чего тогда все это? – сказал он, указав рукой на платье. – Каким еще образом получить от Мейсона ответы на невысказанные вопросы, кроме как задать их? Я просто не хочу, чтобы ты разменивалась по пустякам. Имей уважение к себе, Эва-Мари. Ты никогда не создашь хранилище, если будешь позволять другим людям постоянно воровать оттуда.

Этот образ поверг ее в трепет. Она в буквальном смысле представила груду золотых слитков, которые постоянно таскают у нее отец, мать, Мейсон, Лайза… а она их не останавливает.

– Ладно, – сказала она, постепенно понимая, что сделает. – Я просто хочу посмотреть, что произойдет, когда он увидит меня.

Ей было очень интересно увидеть, как Мейсон будет реагировать на нее в общественном месте. Ведь они не встречаются. Но, так или иначе, она все еще надеялась, что он пригласит ее пойти на вечеринку к Лайзе.

Джереми поцеловал ее в висок.

– Правильно. – Он пожал ей руку в знак поддержки. – Ты прекрасна, милая. Я просто не понимаю, почему ты думаешь, что с Мейсоном это не сработает. Любой мужчина был бы счастлив быть с тобой.

Эва-Мари покачала головой, смахивая слезы:

– Это не сработает. Слишком многое случилось в прошлом…

– Мне кажется, сейчас это сработает. Он в последнее время никем не увлечен, кроме тебя.

Она встретила его взгляд.

– Можешь ли ты представить, что мой отец будет вести меня по проходу в церкви, чтобы вручить меня Мейсону? Я не брошу родителей, которых все еще люблю.

Как и мать Мейсона. Правильным ли было рассориться с семьей ради любви? Жалела ли она о своем поступке? Эва-Мари знала, что родители будут вечно осуждать ее за этот выбор. Но они не смогут полностью порвать с ней. Они слишком зависят от нее.

Если бы не проблемы с родителями, сделала бы она другой выбор?

– Увидимся на вечеринке, – сказал Джереми перед уходом, посчитав, что они все обсудили.

Эва-Мари закусила губу, слушая, как Джереми уходит по коридору и спускается в подвал.

Она могла бы себя обманывать, что она идет туда, так как сама этого хочет, но в глубине души знала, что на самом деле хочет увидеть Мейсона и чтобы он увидел ее. Но у нее есть гордость. Если он проигнорирует ее, она не будет настаивать.

Она еще больше нервничала из-за того, что Мейсон не приехал на день раньше, как планировалось. Он должен был вернуться сегодня, но не сказал, когда именно, не позвонил. Возможно, все ее волнение было впустую.

Что ж, нужно перестать сомневаться и, наконец, пойти туда.

Так она и сделает. Эва-Мари знала, что заявиться на прием без пары да еще и с гордо поднятой головой будет чертовски трудно, но она должна это сделать.

В сознании Эвы-Мари вновь возник образ с хранилищем золотых слитков, и она решила, что не поделится ими с тем, кто не желает ничего добавить в это хранилище. Она будет сильной и независимой, будет работать и развивать свою карьеру. Потому что она достойна большего, чем куча золота, – она достойна уважения. И сегодня она его потребует.

Глава 15

В пятницу, около семи, Мейсон, спотыкаясь о порог от усталости, вошел в дом. Он должен был вернуться еще вчера, но дела не позволили. Несколько напряженных встреч в течение дня и долгая поездка окончательно его измотали. Но как бы он ни хотел забраться под уютное одеяло Эвы-Мари, ему нужно было появиться на вечеринке Лайзы.

Кейн не мог оставить бизнес, поэтому было особенно важно, чтобы Мейсон появился на этой вечеринке и познакомился с владельцами конюшен Кентукки. Семья Лайзы была известна и имела связи с местными заводчиками лошадей. Мейсону нужно было, чтобы его имя – и лицо тоже – все знали. Но сначала он хотел увидеть Эву-Мари. Что-то с ней было не так. Она была чем-то расстроена. Мейсон надеялся, что не из-за него. Он судил об этом по неуверенности в ее ответах и по тому, как отстраненно звучал ее голос.

Эва-Мари была очень сдержанна, даже после всего, что между ними произошло. Мейсон хотел узнать, что с ней, но не по телефону, а переговорив лично.

Он посмотрел вниз, отмечая изящную элегантность нового кафельного пола в гостиной и столовой. Из подвала не доносилось ни звука, и Мейсон предположил, что они все закончили в течение дня, хотя машина Джереми была на стоянке.

Мейсон поднялся по лестнице, надеясь найти Эву-Мари в ее комнате, но там было тихо. Пока он искал ее, времени оставалось все меньше.

Эвы-Мари нигде не было. Может быть, она в конюшне? Сможет ли она быстро принять душ и надеть платье? Вечернее платье.

Сейчас, на ясную голову, Мейсон понимал, что зря он не сказал Эве-Мари о вечеринке. Он не оставил ей времени, чтобы подготовиться.

Он также чувствовал некоторое замешательство: стоило ли ее вообще приглашать. Несмотря на невероятную близость, связывавшую их, формально они не были парой. Они сами так решили. Мейсон понимал, что Эве-Мари, возможно, некомфортно появляться с ним на публике, но… Боже, он хотел, чтобы она пошла с ним на эту вечеринку.

Он полез в карман за своим телефоном, чтобы позвонить Эве-Мари, и направился в ее гардеробную. Может быть, она там выбирает платье?

Но то, что он обнаружил внутри, не имело ничего общего с одеждой. Какого черта?

– Милая, почему ты вернулась? Забыла что-то? – послышался голос Джереми из спальни Эви. – Или мысли о встрече с тупицей Лоуренсом заставили тебя передумать?

Вынырнув из гардеробной, Мейсон столкнулся с ним лицом к лицу.

– Черт, – выругался Джереми. – Я не знал, что ты здесь.

– Это мой дом, – ответил Мейсон, подходя ближе. Его усталость поборола растущий гнев. – Я могу быть, где хочу.

Джереми склонил голову и поднял руки, как бы сдаваясь:

– Верно.

– Что это? – спросил Мейсон, кивая в сторону гардеробной.

Стены были обшиты изоляционным материалом, на полках не было одежды. Стол, картотека, что-то еще. Как он догадался, это было звукозаписывающее оборудование.

– Ты, очевидно, все знаешь, – сказал Мейсон, – делись. Принцесса – одержимый радиолюбитель, да?

Джереми рассмеялся, потом хлопнул рукой себе по губам. Когда он убрал руку, то стал серьезным под взглядом Мейсона.

– Ты же знаешь, у нее невероятный голос, правда?

Мейсон не мог спорить с этим.

– И что с ним делать…

– Она нуждается в том, чтобы обеспечивать себя, – поспешил сказать Джереми. – Наш общий друг – автор книг, и она познакомила Эву-Мари с людьми из индустрии по производству аудио книг. Эва-Мари много работала, чтобы построить…

Джереми умолк, когда заметил взгляд Мейсона.

Мейсон был ошеломлен: Эва-Мари строит карьеру. Это не работа, не хобби. Карьера. Об этом она даже не удосужилась намекнуть ему.

– Где она?

– Эва-Мари уехала на вечеринку к Лайзе около сорока минут назад.

Вечеринка Лайзы. Без него. Еще одна вещь, о которой она не упомянула.

– С тупицей Лоуренсом?

Джереми покачал головой:

– Она поехала туда одна, но, возможно, встретит его там. Как друга.

Мейсон выругался. Его переполняли разочарование и гнев.

– Чего же ты ждал? Ты же не пригласил ее, – промолвил Джереми с горькой усмешкой.

Нет, он не пригласил. Слышать это от постороннего человека было невыносимо.

– Не думаю, что нуждаюсь в советах, как мне поступать… – Он почти сказал «в отношениях», но с Эвой-Мари у них не было отношений, не так ли?

Не так.

– Нужно, чтобы кто-то сказал тебе об этом, – проговорил Джереми, набравшись храбрости и отступив под давлением Мейсона. – Эва-Мари непросто домработница, она – твоя женщина… Или ею просто удобно пользоваться?

Мейсон был поражен.

– Она это так расценивает?

– А как должна?

– А как я должен расценивать это? – воскликнул Мейсон, указав на перестроенную гардеробную.

Джереми нахмурился.

– Я уверен, что у нее были причины все скрывать, но мне кажется, что не только Эва-Мари, а еще кое-кто должен быть честным.

Мейсон хотел продолжить ругаться, чтобы выплеснуть свою агрессию, но Джереми не дал ему такого шанса. Он просто ушел.

Но Мейсон хотел объяснений.

* * *

Эва-Мари постепенно расслабилась, двигаясь в ритме вечеринки. Лоуренс был достаточно внимательным и обходительным, но казалось, ему это вот-вот надоест. Родители были благодушно настроены и не досаждали ей придирками. Отец даже решился пройтись до танцпола.

Эва-Мари улыбнулась, глядя на то, как отец, придерживая мать под руку, прихрамывает под музыку среди танцующих пар. В целом она проводила время лучше, чем ожидала. Если бы она каждые десять минут не бросала взгляд в сторону прихожей, не пришел ли Мейсон.

Она уже один раз взглянула на телефон – вдруг он написал или пытался позвонить, но положила его обратно, увидев, как мать нахмурилась. Ее родители не одобряли нынешних тенденций постоянно держать в руках мобильные телефоны. Они считали, что на вечеринке полагается общаться с глазу на глаз.

Как правило, Эва-Мари так и поступала. Но сегодня был особый случай.

Вдруг отец застыл посреди танцпола и объявил сдавленным от боли голосом:

– Мне нужно сесть.

Мать участливо подставила ему свое плечо, Эва-Мари бросилась на помощь. Если отец потеряет равновесие, мать не сможет удержать его.

– Я в порядке, Бев, – рявкнул он раздраженно и опустился на стул. – Просто устал. Эва-Мари, принеси мне шампанского.

Лоуренс привстал со стула.

– Я принесу…

– Ерунда, – сказал ее отец грубо. – Она вполне способна принести мне выпить.

Эва-Мари замешкалась, но мать кивнула в сторону бара. Первые намеки на неловкость появились, пока она стояла в очереди. Неподалеку Лайза, окружив себя подружками, что-то им рассказывала. Эва-Мари знала их всех. Они выросли вместе. Бывшие подруги бросали на нее частые взгляды, сопровождаемые смешками и перешептываниями.

Несмотря на раздражение, Эва-Мари сделала глубокий вдох и отошла, стараясь не обращать на них внимание. Что бы ни происходило, она не собиралась давать пищу пересудам. В отличие от нее Лайза искала любой повод, чтобы оказаться в центре внимания.

Но чем дольше Эва-Мари стояла, тем громче становилось хихиканье. Вряд ли женщины стали смеяться громче, они просто подошли ближе. Эва-Мари заказала напиток для отца и повернулась, чтобы уйти. Но Лайза не позволила ей сбежать, встав у нее на пути.

– Эва-Мари, так приятно тебя здесь видеть, – проворковала она приторно-сладким тоном, действующим на нервы. Наклонившись вперед, как бы секретничая, но при этом не понизив голос, она произнесла: – Хотя я не припоминаю твоего имени в списке гостей.

Женщины за ее спиной захихикали, напоминая Эве-Мари стадо гусынь, следующих за вожаком.

Она не собиралась доставлять удовольствие Лайзе своими оправданиями. Это было бессмысленно, тем более что Лайза знала: Эва-Мари могла приехать сюда с кем угодно.

– Я только что рассказывала девочкам о твоей новой работе, – сказала Лайза, так широко раскрывая глаза с сильно накрашенными ресницами, что стали видны белки глаз.

– Да? – сказала Эва-Мари.

Она была работающей женщиной. Бессмысленно скрывать это. Зарабатывая себе на хлеб и выстраивая свою карьеру, Эва-Мари испытывала чувство гордости, а не позора. И, глядя на этих богатых бездельниц без четких жизненных целей, она радовалась, что ее жизнь сложилась по-другому. Такую же судьбу в молодости ей прочили родители. Но она этого не хотела. Благодаря работе в библиотеке у нее появился смысл жизни, который состоял в помощи другим людям. И даже такая тяжелая работа, как у Мейсона, устраивала ее гораздо больше, чем пустое безделье.

– Так ты живешь там одна? – спросила одна из женщин из-за спины Лайзы.

Эва-Мари прищурилась:

– Я не понимаю, что имеется в виду.

– Ты знаешь, – настаивала женщина, – вы живете вдвоем в доме.

Эва-Мари ожидала, что сейчас последуют хихиканья и подмигивания. Вот что они обсуждали, на что тратили свое время.

– В доме много рабочих. Меня наняли Харрингтоны для того, чтобы следить за ремонтом.

– Харрингтоны, да? – Лайза хихикнула. – Но ночью там только ты и Мейсон, верно? По крайней мере, если судить по тому, что я видела. – Она взглянула через плечо на своих прихлебательниц. – И ты ему там помогаешь, так это сейчас называется?

– Нет, я…

Лоуренс тронул ее за локоть:

– Твой отец интересуется, почему ты так долго.

Он взял фужер из ее рук.

– Как ты думаешь, Лоуренс? – перебила его Лайза. – Я бы поспорила, что Эва-Мари работает на Харрингтона не только днем.

Щеки Эвы-Мари порозовели, но Лоуренс не спешил бросаться на ее защиту. Вместо этого он бросил пытливый взгляд в ее сторону.

И хотя Эва-Мари знала, что у них с Мейсоном все не так, ее обдало жаром.

– Это не то, что вы думаете! – Ее слова прозвучали как оправдание, хотя умом она понимала, что они не в начальной школе и она не обязана ничего объяснять.

– Если бы это был я… – начала Лайза ехидно, хотя ее тон давал ясно понять, что она никогда не опустилась бы так низко, – впрочем, я не виню тебя за то, что ты воспользовалась случаем. Ты все еще живешь в своем доме и пользуешься вниманием сексуального мужчины… хотя я заметила, что он не сопровождает тебя сегодня вечером. Где он, кстати?

Эва-Мари почувствовала, что все ее самое сокровенное выносится наружу на потеху бездушной публике. Даже Лоуренс, который всегда поддерживал ее, несмотря на ее роль изгоя в последние годы, смотрел на нее, будто хотел узнать все тайны, скрытые за ее винтажным платьем. Наконец он произнес:

– Да, он заключил сладкую сделку, не так ли?

– Лоуренс. – Гнев начал вытеснять волнение. – Это совершенно неуместно. Я делаю свою работу, как и любой другой сотрудник. Я упорно работаю и делаю все для Харрингтонов.

– И даже сейчас?

Голос Мейсона, раздавшийся сзади, должен был принести облегчение, но его жесткий тон заставил ее обеспокоиться. Прежде чем она успела повернуться, он шагнул вплотную к ней и сказал остальным:

– Извините нас, пожалуйста.

Она мельком увидела сердитое выражение Лоуренса, прежде чем Мейсон увел ее через танцпол.

Уверенными движениями он вел ее, изображая слегка измененную версию современного вальса, что позволило им быстро пересечь пространство.

Блеск в голубых глазах Мейсона не предвещал ничего хорошего. Она гадала, как он отреагировал на ее присутствие здесь. И собиралась это выяснить.

– Итак, Лоуренс был прав? Сдается мне, ты получила довольно много преимуществ от этой сделки. Хотя мне не приходило в голову, что ты использовала любую возможность, чтобы получить то, что хотела… до сегодняшнего вечера.

– Я не понимаю…

– Сегодня я зашел в твою гардеробную.

Она едва удержалась на ногах, но Мейсон обхватил ее и помог сохранить равновесие. Эву-Мари немного подташнивало.

Увидев понимание в ее глазах, Мейсон продолжил:

– Что еще ты от меня скрываешь?

– Что? Нет. – Этот новый удар с неожиданной стороны выбил у Эвы-Мари почву из-под ног. – Я не была готова говорить о том, что я пытаюсь сделать…

– Твое право. – Выражение его лица было свирепым. – Принуждать тебя я не собираюсь.

– Правда?

Мейсон не ответил, просто безжалостно смотрел на нее. Эва-Мари не понимала, что происходит. Она совершила ошибку, не рассказав Мейсону о ее работе по озвучиванию книг, но у нее было не так много времени, чтобы решить, стоит ли ему доверять. Особенно когда в их отношениях нет определенности…

Воспользовавшись его молчанием, Эва-Мари постаралась все объяснить:

– Я просто пытаюсь построить свою карьеру.

– Хм, построить карьеру, находясь в моем доме.

Причина его обиды стала ей понятнее.

– На самом деле я могу делать это где угодно. Ты прекрасно знаешь, что мне негде было жить…

– …и работать.

– И это позволило мне продолжать работу, но это не то, из-за чего…

– …из-за чего ты переспала со мной?

Она смотрела в его лицо, надеясь увидеть знакомые черты Мейсона-любовника и Мейсона-друга, каким он был для нее в течение нескольких прошедших недель.

– Так вот как ты меня видишь? Как женщину, которая спит с тобой ради того, чтобы остаться в своем родном доме, и… – у нее перехватило горло, – которой за это платят?

Краем глаза она увидела, что их разговор привлекает внимание окружающих, к ним внимательно прислушиваются. Лайза получила подтверждение своих подозрений. А Эва-Мари убедилась, что Мейсон не изменился, он все такой же мстительный.

– Ты не дала мне возможности понять, какая ты настоящая. Так что я не знаю.

– Ты шутишь? – спросила она недоверчиво. – Я скрыла всего одну вещь, и теперь ты считаешь меня неискренней? Ты действительно думаешь, что я такая? Или это просто предлог, чтобы оттолкнуть меня сейчас, так как о нас пошли разговоры?

– По-моему, я не единственный, кто всегда заботился, что скажут другие люди. Правда?

Правда. Но он не ответил на ее вопрос.

Эва-Мари заметила, что внезапно все вокруг замолчали. И хотя она говорила, что ее не волнуют кривотолки, все-таки была не готова трясти грязным бельем у всех на виду.

Не ответив на его вопрос, она повернулась на каблуках и направилась к столику родителей.

– Эва-Мари! – обеспокоенно произнесла мать.

Она проигнорировала ее слова, а также тяжелый взгляд отца и отчужденный Лоуренса. Вместо этого она потянулась за клатчем и шалью. На сегодня с нее было достаточно.

Но Мейсон желал продолжения.

– Давай проясним одну вещь, – сказал он, и его сердитый голос действовал ей на нервы. – Работала ли ты на меня или нет, спала ли со мной, могла бы ты остаться в своей хорошей бесплатной студии с целью построить свою новую карьеру?

– Нет, – отрезала она.

– Тогда почему такая секретность?

Прежде чем она смогла сказать ему, куда ему отправиться, отец взревел:

– Что он говорит?

– Ничего.

Отец тяжело поднялся на ноги, всегда готовый использовать свой высокий рост для ее устрашения.

– Зачем тебе карьера? – требовательно спросил он. – Мы договорились, что ты будешь работать на миссис Робинсон.

– Работать? – Голос Мейсона прозвучал как раскат грома. – Что? Ты собираешься уволиться? Без двухнедельного предупреждения? Или ты соблюдаешь правила вежливости, только когда это тебе удобно?

Глава 16

Казалось, Мейсон должен быть удовлетворен, вспоминая, как Эва-Мари убегала из дома Янгов, стуча каблуками и придерживая подол винтажного платья. Вместо этого он сжал рулевое колесо и вдавил педаль газа в пол.

Он извинился перед родителями Лайзы за испорченную вечеринку. Но у него было неприятное чувство, что все это не волновало их так, как Мейсона.

В конце концов, он добился того, чего хотел, – в городе о нем будут говорить без всяких усилий с его стороны. Бог знает, как это все скажется на репутации Харрингтонов. Хотя… в этом мире скандалы только повышают популярность.

Он подошел к дому и остановился послушать тишину. Автомобиль Эвы-Мари стоял на подъездной дорожке, а не в гараже, как обычно.

Была ли она в своей комнате? На кухне? Намерена ли она продолжать их ссору? Может быть, предложит ему что-то особенное, чтобы поддразнить его из-за плохого настроения?

Мейсон покачал головой. Как бы зол он ни был, он признавал, что не знал Эву-Мари. Да, он вспылил и обвинил ее, что она спала с ним, чтобы получить желаемое. Но в глубине души ему не хотелось верить, что это может быть правдой.

Он не был уверен, что эта взрослая женщина – настоящая Эва-Мари. Неужели она притворялась такой, какой он хотел ее видеть, и даже спала с ним, чтобы сохранить привычный образ жизни, задержаться в родном доме и продолжать заниматься своей карьерой? Это было даже хуже, и он не знал, что со всем этим делать.

Мейсон устало вздохнул. Сейчас ему просто нужно отдохнуть.

Однако, увидев Эву-Мари, сидящую на нижней ступеньке лестницы, он понял, что пока об отдыхе придется забыть. Мейсон пересек в темноте холл и приблизился к лестнице. Эва-Мари не пошевелилась – она смотрела в арочное окно. Ее лицо, освещенное льющимся из окна лунным светом, было в потеках туши, прическа пришла в беспорядок, роскошные волосы спадали по обнаженной спине.

Почему она так прекрасна?

Он сжал кулаки, желая больше не испытывать ни симпатии, ни сожалений. Но она выглядела как Золушка после бала, когда ее мир провалился в ад. Она заставляла его сердце сжиматься, ее хотелось удержать – хотя он знал, что не должен этого делать.

Молчание повисло между ними, пока он стоял внизу лестницы и смотрел на нее. Может быть, он не прав? Может быть, она имеет право на секреты? А что насчет ее работы? Или скорее новой работы. Гнев и боль опять заполнили его грудь.

Пока он все обдумывал, Эва-Мари заговорила:

– В понедельник меня здесь уже не будет.

Он издал глубокий вздох, но она не дала ему возможности возразить.

– Я бы уехала раньше, но все так закрутилось, и я забыла собрать вещи.

Эва-Мари поднялась и приблизилась к окну. Мейсон, как завороженный, смотрел на ее изящный силуэт, вырисовывающийся на фоне арочного окна. Она обернулась.

– Я сожалею, Мейсон. Знаю, ты мне не веришь. Вероятно, тебе все равно, но я должна сказать это для себя. Мне жаль, что я скрывала все от тебя. Я думала, что все, что я делала для тебя и… с тобой, покажет тебе, какая я настоящая. Но я забыла, что в жизни так не бывает. И никогда не было. По крайней мере, со мной. Я всю жизнь защищаюсь, и старые привычки не умирают, независимо от того, хорошие они или плохие. И это моя вина.

– Нет, Эва-Мари. Нет, я просто не ожидал…

– Что молодая, невинная девушка, которую ты знал, вырастет в такую сложную женщину. В конце концов, я не идеальна. И я не обязана оправдывать твои ожидания.

Она поднялась на одну ступеньку и застыла, как будто поняв, что сделала ошибку.

– Этого все хотят. И ты тоже. – Она бросила на него полный горечи взгляд. – Только я думала, ты хотел, чтобы я росла, чтобы я вырвалась из своего прошлого, – ее голос эхом разносился по темному холлу, – хотел, чтобы я занималась тем, о чем мечтала. – Ее голос задрожал, из груди вырвался всхлип. – Но никто на самом деле этого не хочет. Тебя любят, если ты хорошо себя ведешь, и возвращают обратно, как сломанную игрушку, если ты не оправдываешь чужих ожиданий.

Эва-Мари развернулась и молча поднялась до верхней ступеньки. Взгляд Мейсона скользил по ее спине. Не отводя глаз, он смотрел на ее хрупкие плечи, полуприкрытые восхитительным винтажным платьем, каскад шелковистых волос, на весь ее тонкий, гибкий стан. Он помнил, какое у нее жаркое и отзывчивое тело, как нежна ее кожа, как тонко и сладко пахнут ее волосы…

Она заговорила, не поворачивая голову:

– Джереми был прав. Никто не будет уважать меня до тех пор, пока я сама не стану себя уважать. Итак, с этого момента я не буду размениваться по пустякам… Только это означает, что я проведу в одиночестве всю жизнь.

Внезапно Мейсон понял, что он поступил с Эвой-Мари гораздо хуже, чем она поступила с ним, когда они были детьми. Тогда она не смогла его отстоять, так как не знала, как это сделать. Теперь он, воспользовавшись тем, что она не способна себя отстоять, обрушил на нее весь свой гнев и ненависть.

Сокрушительное чувство вины охватило его сердце. Он услышал, как щелкнул замок, и дверь ее комнаты закрылась. Она закончила разговор, оставив Мейсона наедине с мыслью о том, какой он глупец.

Она на самом деле это сделала.

Мейсон вышел из-за угла дома и наткнулся на длинный прицеп для перевозки лошадей, припаркованный перед конюшней. Джим вышел через арочный вход, ведя Люси в поводу, за ней, забавно перебирая тонкими ножками, шел жеребенок.

Только увидев, как лошадей увозят новые хозяева, Мейсон осознал, что Эва-Мари ушла.

Он не видел ее после той ночи. Ее комната опустела уже на следующий день. Если она и приходила сюда, то только в отсутствие Мейсона. Он подозревал, что Джереми помог ей в этом, хоть и не сказал ему ни слова.

Все ее вещи, включая звукозаписывающее оборудование, были погружены группой здоровенных мужиков в униформе и вывезены три дня назад. Но все равно это не казалось реальным. Пока не увезли лошадей…

Эва-Мари любила этих лошадей. Он предполагал, что она придет попрощаться с ними.

Кейн оказался рядом с ним.

– Что происходит?

Мейсон кивнул в сторону конюшни:

– Новый хозяин забрал лошадей Хайяттов. Теперь вся конюшня в нашем распоряжении.

– Мы должны взять людей в помощь Джиму, – начал Кейн, но замолчал, заметив, что Мейсон не в состоянии вести разговор о делах. – Все нормально?

– Да. – Но это было не так. И это съедало его изнутри. – Нет, – наконец признался он. – Черт возьми, нет.

Кейн хлопнул Мейсона по плечу:

– Наконец ты признался в этом.

– Будешь злорадствовать?

– А должен?

– Да, – покаянно признал Мейсон.

– Ну уж нет! Но я мог бы, конечно. Я же тебя предупреждал.

– Ты был прав.

Кейн притворно схватился за сердце.

– И ты признаешь это? Грядет конец света, не иначе.

– Он наступит для тебя, если не перестанешь издеваться.

Кейн хмыкнул:

– Я не мог устоять.

Мейсон нахмурился, глядя, как Джим с новым владельцем проверили запоры внутри и снаружи прицепа, чтобы убедиться, что лошади будут в безопасности.

– Все пошло не так, как я хотел.

– Жизнь полна неожиданностей, говорил отец.

– И не все из них хорошие, если я правильно помню продолжение.

– Да, это так. Твое появление здесь стало неприятным сюрпризом для Хайяттов, но, мне кажется, для Эвы-Мари это был положительный опыт.

– Сомневаюсь, что она согласится с тобой.

– Ты думаешь?

Кейн устремил взгляд вдаль.

– Ты помнишь тот год, когда я учился в шестом классе?

Мейсон смотрел на него изучающе.

– Да. Для тебя это был тяжелый год.

– В тот год я кое-чему научился, – признался Кейн. – Нет, не прямо тогда. Но много лет спустя, оглядываясь назад, я получил наглядный жизненный урок.

– Что хулиганам нужно давать отпор?

Кейн ухмыльнулся:

– И это тоже. Я понял, что главная цель хулигана – заставить бояться. Вызывать дрожь только одним своим присутствием.

Мейсон понимал, что Кейн хочет донести до него какую-то мысль, но пока не улавливал, какую именно.

– Эва-Мари жила с таким хулиганом всю жизнь, – продолжил Кейн. – Меня до сих пор поражает, что у нее хватило сил не сдаться, не забыть, кто она на самом деле.

Мейсон смотрел, как грузовик с прицепом исчезает из вида.

– Я опять облажался. Как мне все исправить?

– Это легко…

– Легко сказать.

Кейн прищурился, глядя на холмы за конюшенным двором.

– Не-а. Ты просто должен помочь ей быть той, какой она хотела бы себя видеть.

Глава 17

– Джереми, ну где же ты? Поднимайся скорее! – воскликнула Эва-Мари.

Страх того, что Мейсон в любую минуту может вернуться, вызывал у нее спазмы в желудке.

Джереми наконец вышел из подвала с ухмылкой, и ей захотелось его побить.

– Ты могла хотя бы полюбопытствовать, какой получилась комната для покера.

О, ей очень хотелось. Больше всего она хотела спуститься вниз и посмотреть, как Джереми удалось там все обустроить. Ей было любопытно увидеть, как были воплощены в жизнь их планы, как в покерной комнате расставлена мебель, которую они выбирали вместе с Мейсоном. Она хотела бы поговорить о планируемой вечеринке, заказе еды и музыке… но это ее больше не касалось.

– Я просто хочу забрать свои вещи и уйти, – настояла она, не обращая внимания на свои желания, так как все равно не могла их воплотить.

– Почему бы тебе самой не пойти на второй этаж и не сделать это?

Потому что это было бы странно.

Она знала, что Мейсон уже начал ремонт на втором этаже. Честно говоря, она бы удивилась, если бы он сохранил ее комнату. Вероятно, он хотел, чтобы ничто не напоминало о ней. Наверное, весь этаж был уже переделан. Что они сделали со спальней Криса? Она не хотела этого видеть.

Джереми пристально посмотрел на нее:

– Разве я не говорил, что Мейсон оставил все, как есть, когда я сказал ему, что ты кое-что забыла забрать из встроенного сейфа.

– Поражена, что он не вышиб его из стены, – пробормотала она.

– О, перестань говорить ерунду и иди уже.

– Кто-то спешит? – с вызовом бросила она.

Но она сама хотела сделать это прежде, чем вернется Мейсон. В течение трех недель с тех пор, как она покинула дом своего детства, она ни разу не видела его.

Когда она вспомнила, что забыла забрать украшения из сейфа в своей гардеробной, Джереми целую неделю подбирал для нее удобное время, чтобы она могла прийти.

– Как родители? – спросил Джереми, остановившись за дверью ее бывшей спальни.

– В настоящее время отказываются говорить со мной, – произнесла она. – Я сказала им, что они либо соглашаются на мои условия, либо больше меня не увидят. Мы пока в стадии, которую я назвала бы истерикой.

– Знаю, что трудно, но придерживайся избранной тактики.

Не хотелось в этом признаваться, но находиться вдали от родителей было легче, чем постоянно выслушивать их требования.

– Все в порядке. Давайте приступим к делу.

Джереми открыл дверь и посторонился, показывая, что в комнате все изменилось. Как ни странно, стало даже лучше, чем было. Тяжело, но необходимо было осознать, что это больше не ее дом. Прошлое ушло. Ей некуда было возвращаться.

Особенно теперь, когда ее комната была превращена в рабочий кабинет. Ее первой мыслью было, что это кабинет Мейсона, но бледно-фиолетовый цвет стен не был «мужским». Окинув комнату быстрым взглядом, она отметила антикварный стол, эргономичное рабочее кресло и несколько стильных книжных полок. Разглядывать детали она не стала. Не хотела расстраиваться.

В бледно-фиолетовой гамме была оформлена и гардеробная, но, в отличие от других пространств, она была без мебели. Затем Эва-Мари открыла следующую дверь и ахнула.

Вместо ободранных стен, которые она ожидала увидеть, вся поверхность была обита чем-то похожим на кожу. Всю дальнюю стену занимали стеллаж и рабочий стол. L-образное дополнение к столу было заставлено звукозаписывающим оборудованием, самым лучшим и дорогим, которое Эва-Мари видела на специализированных сайтах, но не могла себе позволить.

– Боже мой, Джереми, – вздохнула она.

– Тебе нравится?

Этот глубокий голос принадлежал не Джереми. Еле дыша, Эва-Мари медленно обернулась и столкнулась в дверях с Мейсоном. Колени ее ослабели, и ей пришлось приложить усилие, чтобы не упасть.

– Э-э-э… – неловко и не очень интеллигентно протянула в ответ Эва-Мари. – Это замечательно.

Он шагнул внутрь комнаты.

– Рад, что тебе понравилось, – сказал он ровным тоном, который подействовал на нее, как успокоительное. – Я сделал это, думая о тебе.

Хм… Она могла бы жить долго и счастливо, не зная, что вдохновила его на переоборудование комнаты. Он сумасшедший?

– Я не знаю, что сказать, – пробормотала она.

– Скажи, что запишешь здесь свой сексуальный голос для меня и всего мира.

Она, наверное, ослышалась.

– Что? – ахнула она.

– Это для тебя, Эва-Мари.

Она могла бы поклясться, что ослышалась, но здесь была хорошая акустика. Идеально подходящая для ее бизнеса.

– Я буду работать с двумя новыми авторами на этой неделе, – сказала она первое, что пришло ей в голову. Затем поморщилась. Вряд ли ему интересны ее планы.

– Ты великолепна во всем, за что берешься, – сказал Мейсон, удивив ее.

Глубокий вдох помог ей собрать воедино спутавшиеся мысли.

– Ты мне это уже говорил, когда мы в последний раз виделись. Что я великолепна во всем, что связано с тайнами и ложью. А еще я великолепно умею разгребать грязь.

– Это мой способ сказать, что я сожалею.

Эва-Мари благоговейным взором окинула обновленную студию.

– Довольно дорогое извинение.

– Это стоит каждого пенни, если будет означать, что ты, по крайней мере, будешь вновь со мной разговаривать.

– Вновь… кажется, мы уже столько всего наговорили друг другу. – Она не могла так просто все забыть.

– Тебе придется просить прощения, мой дорогой!

– Уходи, Джереми! – крикнул Мейсон в сторону спальни. – Мне не нужны зрители.

Эва-Мари изо всех сил старалась не улыбаться. То, что случилось между ними, было не смешно, но с этим человеком все было непросто.

Она покачала головой:

– Я не понимаю.

– Не понимаешь чего? – Мейсон сделал шаг ближе.

– Я имею в виду, что действительно не понимаю. Ты ненавидишь меня и мою семью. Ты ненавидишь меня за то, что я позволяю им пользоваться мной. Ты думаешь, я использовала тебя, чтобы жить здесь и работать. – Она отступила назад, изо всех сил стараясь дышать спокойно. – И после того, что между нами было, после того, как все это обнаружилось, зачем ты это сделал?

Слезы угрожали выплеснуться на поверхность. Все, о чем она мечтала, находилось в пределах ее досягаемости, но она не могла этим воспользоваться, так как не могла жить с ним, пока он думает о ней таким образом.

– Помнишь, мы договорились не устанавливать других правил. Верно?

Не зная, сумеет ли произнести хоть слово, она кивнула.

– Я был не прав. Есть третье правило.

– Какое?

– Мы должны уважать друг друга.

Ее сердце разбилось. Мейсон никогда не будет уважать ее после всех тех секретов, которые выплыли наружу…

– Ты уважаешь меня, Эва-Мари?

Ей было легко ответить на этот вопрос. Она видела перед собой мужчину, который яростно боролся за то, во что верил, был преданным своему делу и невероятно трудолюбивым.

– Конечно.

– Даже с моими ошибками?

– Мы все ошибаемся.

И она тоже.

– А я больше, чем кто бы то ни было. – На этот раз он приблизился, не давая ей шанса отступить. – Я сделал эту комнату, чтобы показать тебе, что я уважаю и поддерживаю тебя как женщину. Женщину, которой не жалко своего времени, чтобы читать книги детям, которая не боится тяжелой работы, которая способна бросить мне вызов, когда я веду себя как полный кретин. – Она пыталась сдержать улыбку, но он увидел это и улыбнулся в ответ, несмотря на всю серьезность того, что говорил. – Женщину, которая обращает внимание на детали, поет колыбельные лошадям. Женщину, которая даже сейчас изо всех сил старается научить своих родителей хорошим манерам и в то же время отказывается покинуть их в нужде.

– Джереми сказал тебе?

Мейсон кивнул:

– Он сказал мне. И я горжусь тобой.

Она больше не могла сдерживать слезы. Мейсон нежно приподнял ее подбородок так, что ее полные влаги глаза смотрели прямо на него.

– Позволь мне первым сказать тебе, Эва-Мари, что я очень горжусь тобой. Я знаю, что это нелегко. Ты могла бы оставить все так, как есть, но это не было бы лучшим выходом.

– Так чего ты хочешь? Вернуться к тому, что было раньше?

Сама она не была уверена, что еще хотела этого. Он запустил пальцы в ее волосы и прошептал:

– О, я хочу все вернуть… Но я хочу гораздо, гораздо большего.

Он поцеловал ее, и у нее подкосились ноги.

Когда они вернулись в кабинет, она увидела висящее там платье.

– Его не было здесь раньше.

– Ага.

Платье было в винтажном стиле с приталенным лифом и широким кринолином, отделанным кружевом. На полке лежала стильная шляпка из такого же материала, украшенная лентами.

Эва-Мари крепко прижала ладонь к животу, чтобы усмирить встрепенувшихся там бабочек.

– Что это?

– Ну, я надеялся, что ты все-таки поможешь нам принять гостей на дне открытых дверей в нашем поместье.

Ее сердце сжалось, и она оглядела платье с тоской, гадая, в качестве кого приглашена. Мейсон ответил на невысказанный вопрос:

– Как моя невеста.

Повернувшись, чтобы посмотреть на Мейсона, Эва-Мари увидела, что он стоит на одном колене. На поднятой руке он держал великолепное кольцо из белого золота с аметистом, обрамленным венком крошечных бриллиантов.

– Мейсон?

– Я не хочу больше недоразумений между нами, Эва-Мари. Мы оба дети своих родителей, но мы самостоятельные и независимые личности. И я думаю, что ты – невероятный человек. Ты можешь простить меня за то, что я позволил прошлому завладеть настоящим?

Сердце ее замерло. Она шагнула ближе и прижала его голову к своей груди.

– Только если ты сможешь помочь мне стать такой, какой я могла бы быть.

Мейсон посмотрел вверх, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Нет, но я смогу помочь тебе быть такой, какой ты сама хочешь быть.

Встав с колен, он поцеловал ее с такой нежной почтительностью, что у нее заныло сердце. Затем прижал ее к своей груди. Взглянув через его плечо, она заметила фотографии в рамках, расставленные на полках. На них были она и ее брат.

– Мейсон, как?

– Джереми сохранил их. Я хочу, чтобы ты помнила обо всем, что было в твоей жизни.

– Обещаю, что так и будет.

Эпилог

Мейсон шел сквозь комнаты в поисках своей невесты в разгар хаоса на дне открытых дверей. Люди часто его останавливали. Он старался уделить время и обменяться хоть парой слов с каждым гостем, ведь они устроили эту вечеринку, чтобы познакомиться с соседями и оказать им гостеприимство.

Мейсону же просто хотелось побыть с Эвой-Мари.

Его охотничьи навыки вполне пригодились, когда он выследил ее на кухне. Эва-Мари в шикарном платье деловито помогала повару наполнить подносы. Он смотрел на нее несколько долгих мгновений.

Мейсон не ожидал, что покупка поместья так сильно изменит его жизнь. Грандиозная сделка оказалась гораздо большим, чем он ожидал. И все благодаря ей.

– Женщина, что ты делаешь? – спросил он наконец.

– Мне очень жаль, Мейсон, что я покинула гостей. Я просто волнуюсь, все ли сделано.

Он с удивлением заметил, что ее щеки окрасил румянец.

– Я понимаю. Но ты хозяйка дома. И это платье не предназначено для кухни.

Мейсон подал невесте руку, и они покинули кухню под перешептывание служащих кейтеринговой компании.

В гостиной им пришлось выслушать немало лестных отзывов по поводу дизайнерских решений Джереми. Гости были в восторге от обновленного дома и его молодых хозяев. Знаменитые коннозаводчики, собравшиеся в покерной, пожимали братьям Харрингтон руки, приглашали посетить свои конюшни и желали удачи на предстоящем дерби Кентукки.

– Наш прием имеет успех, гости довольны, всем все нравится, – сказал он, проводя Эву-Мари сквозь толпу гостей, расположившихся в гостиной. – И это – твоя заслуга, любовь моя. – Увидев в бальном зале Долтона и Бев, окруженных гостями, Мейсон заметил: – Твой отец в своей стихии.

– Удивительно. – Эва-Мари покачала головой. – Мне не верится, что они здесь.

Мейсон сделал все возможное, чтобы поддержать ее, когда она пыталась наладить новые отношения с родителями. Много раз ему хотелось вмешаться, но делать этого не пришлось. Эва-Мари научилась добиваться своего без его помощи.

– Прием удался, милая! – сказала Бев, целуя дочь в щеку. – Дом словно ожил, здесь так красиво!

Мать отвернулась к старой подруге и принялась что-то рассказывать ей с видом хозяйки всего этого великолепия.

– Да, прием удался, – согласился Мейсон. – Когда ты сказала, что не сильна в организации вечеринок, то решил, это потому, что последняя прошла неудачно.

– Честно говоря, я никогда их не любила. Я бы лучше посидела наверху с книгой.

Башня, где располагалась библиотека Хайяттов, тоже подверглась реновации. Туда вернулись книги Эвы-Мари, они были дополнены небольшой коллекцией книг Мейсона. Библиотека стала их любимым местом в доме.

Он прижал ее к себе и прошептал:

– Я не прочь пойти с тобой наверх… но в другую комнату и для других целей.

Она вздрогнула, когда он подтолкнул ее на лестницу, ведущую наверх.

– Мейсон, мы не можем.

Быстрый маневр – и она оказалась у него на руках. Солнечный свет, падающий из арочного окна напротив, подчеркнул красоту ее скул. Она была ангелом, и он впустил ее в свою жизнь.

– Очень даже можем! Мы у себя дома, Эви, никто не сможет запретить или помешать нам делать то, что хочется, – сказал он с жаром и страстью.

– Но вечеринка в разгаре, мы не можем бросить гостей! Еще столько всего нужно сделать…

– Ты все уже сделала, любовь моя, – прервал ее Мейсон, целуя в висок. – Дом великолепен, вечеринка удалась, и твоя карьера набирает обороты. Я очень горжусь тобой.

– Спасибо, Мейсон. Это все благодаря тебе. – На глазах Эвы-Мари выступили слезы счастья. – Ты поверил мне, поверил в меня. Ты вдохнул в меня жизнь, любимый! Мое сердце принадлежит тебе!

– А мое – тебе. Навсегда!

Жаркий поцелуй скрепил их клятву.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg