Кэтрин Гарбера Игра в обольщение
Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме. Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
His Seduction Game Plan © 2016 by Catherine Garbera
«Игра в обольщение» © «Центрполиграф», 2018
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
* * *
Глава 1
– Привет, солнышко!
Феррин Гейнер вымученно улыбнулась человеку, который обычно едва узнавал ее. Она никогда не была близка с отцом. Он жил ради футбола и ради призов, которые гордо выставлял в гостиной. Рождение дочери было для него огромным разочарованием. Дочь, которая сжималась каждый раз, когда футбольный мяч взмывал в воздух, была для него позором.
Она почти не видела его после развода родителей, случившегося, когда ей было десять лет. Она едва обратила внимание на то, что двое игроков отца – его названые сыновья – лет десять назад были обвинены в убийстве, ей тогда было пятнадцать. Но даже этот случай не вызвал в нем желания чаще общаться с дочерью. И вот два сердечных приступа и тяжелый инсульт заставили его потянуться к ней.
В свои двадцать пять лет она думала, что уже не захочет никаких связей с отцом. Но оказалось, что это не так. Она знала, не все ее друзья в хороших отношениях с семьями. Но очень хотела бы, чтобы у нее было иначе.
С мамой они были близки. Каждый день говорили друг с другом. Мама не одобряла решение Феррин взять отпуск в университете штата Техас, где она преподавала, и поехать в Калифорнию ухаживать за отцом, но понимала ее мотивы.
Как ответственный преподаватель психологии, Феррин не раз рассматривала себя под микроскопом. И однажды увидела… В общем то, что она увидела, ее взбесило. Ей следовало бы идти дальше, начать новую жизнь. Но она не хотела смириться с тем фактом, что ее отношения с отцом непоправимо испорчены.
Она все исправит.
Черт возьми!
– Эй, тренер, как ты чувствуешь себя сегодня? – спросила она.
В детстве она пыталась называть его папой, но ему это не понравилось: только «тренер», и никак иначе она не должна была обращаться к нему. Даже до развода родителей.
– Я в порядке, – пробормотал он заплетающимся языком. Последний удар, похоже, окончательно лишил его воли. Что-то в нем самом мешало выздоровлению. Возможно, его надломила неспособность работать, быть физически сильным.
Феррин понятия не имела, что с этим делать. Он почти не разговаривал с ней. Очень заманчиво было оставить его на попечение двух сиделок с проживанием в доме, но она не хотела быть плохой дочерью.
И чувствовала себя виноватой, зная, что, если бы мать была прикована к постели, она сидела бы рядом во что бы то ни стало. Но как бы то ни было, по крайней мере, Феррин обязана отцу тем, что она появилась на свет.
– Приятно слышать. Сегодня чудесный день, так что после завтрака мы пойдем посидим в саду.
– Нет.
Она проигнорировала его ответ и подошла к окну. Тренер любил полумрак; сначала она думала, что после удара у него развилась повышенная чувствительность к свету, но доктора это отрицали.
Она раздвинула тяжелую штору, а потом и остальные. Из окна спальни тренера был виден Тихий океан. Пена прибоя контрастировала с темно-синей водой, и беспрестанно накатывавшие волны обещали покой и умиротворение. То, чего ей так не хватало с того момента, как она появилась на Западном побережье.
– Оставь их, – велел он, снова коверкая слова.
До чего же трудно слышать, как он говорит! Пусть их отношения всегда были холодными, ей нравилось, что у нее сильный отец. А теперь он больше не был сильным.
– Пока тебе лучше съесть завтрак. Джой сейчас принесет его наверх, и я поем с тобой. Ты знаешь, что я не люблю есть в темноте.
Феррин заметила, что, если она сидит за одним столом с отцом, тот съедает почти все, что положили ему на тарелку. Она подозревала, что он старается больше есть, чтобы не разговаривать с ней, и не возражала по этому поводу. Доктора говорили, что, если он будет хорошо питаться и больше гулять, скорее выздоровеет. Поэтому она делала все, чтобы этому способствовать.
– Хорошо.
Его голос звучал сварливо, отчего она улыбнулась самой себе. По крайней мере, он не делает вид, что спит, и не игнорирует ее.
– Вчера ты получил еще одно письмо из колледжа. Они награждают тебя…
– Нет.
– Нет? – переспросила она, нажимая на кнопку, поднимавшую спинку кровати. После первого инсульта колледж оборудовал комнату самым современным медицинским оборудованием. Руководство также наняло Джой, которая вела хозяйство, и двух сиделок с проживанием.
– Мне не нужна их повинность. Стремятся загладить свои грехи? – выговорил он, на этот раз несколько четче.
Она поправила простыни у него на коленях, потянулась за пустым подносом для завтрака и поставила его на кровать.
– Это не из чувства вины.
– Откуда ты знаешь?
Она знала, что это такое.
– Они награждают тебя, тренер, потому что ты принес колледжу столько кубков!
И денег.
Выигрыш означал деньги, а ее отец был одним из лучших тренеров в истории колледжа, команда которого постоянно выигрывала.
– Где завтрак? – спросил он, снова глотая буквы.
Она вышла в коридор и сделала знак Джой нести еду. Та все поставила на стол и вышла.
– Я хочу, чтобы ты подумал, как принять это чествование, – настаивала Феррин, поедая йогурт и фрукты.
Ее отец ел с трудом, но не желал помощи от нее. Это она уже успела усвоить, и урок дался ей нелегко. Он медленно подносил ко рту левую руку и начинал неуклюже жевать. Левая сторона его лица все еще не полностью функционировала. Но он пытался.
– Если приму ее, – пояснил он, глядя на нее почти ясными зелеными глазами, хотя обычно они были словно затянуты пленкой, – это будет значить, что я не вернусь.
Она ничего не ответила.
Он не вернется. Но вдруг вера поможет ему выздороветь!
– Не уверена, что это именно так, но мы можем поговорить об этом позже, – решила она.
Сначала Феррин постарается уговорить кое-кого из футболистов прийти сюда и поговорить с ним. Это приободрит его, и кто знает, вдруг возможность выслушать людей, с которыми он всегда хотел проводить время, даст ей ключ к пониманию отца. Человека, все еще чужого для нее, несмотря на последние две недели, которые она прожила рядом с ним.
Когда они с Джой убирали посуду с подносов, в дверь позвонили.
– Я открою, – сказала Феррин, торопясь покинуть мрак отцовской комнаты.
В середине дня Хантер Карутерс подъехал к особняку в Кармеле. Он провел день в пыльной комнате архива своей альма матер, университета Северной Калифорнии, где пытался найти больше доказательств, которые помогли бы реабилитировать его имя в деле об убийстве его девушки десять лет назад.
Но обнаружил он только, что не избавился от аллергии на пыль. Хотя мать всегда обещала, что с возрастом аллергия пройдет.
Он был младшим, пятым сыном в большой техасской семье наследственных ранчеро. Родители любили Бога, семью, скот и футбол. Поскольку Хантеру, в отличие от братьев, никогда по-настоящему не нравилась работа на земле, он стал играть в футбол. Он обрел религию в футболе.
Он не пытался раздражать родных, особенно маму, когда сказал это. Но видел мир через призму футбола. Хантер усвоил, что, если никто не стоит у него за спиной, он может сделать пас и, скорее всего, остаться лицом к лицу с двумя или тремя игроками команды-соперника. Или может бежать, словно все демоны гонятся за ним, заработав тачдаун, чтобы стать героем в игре.
То же самое и в жизни.
Иногда ему приходилось оставаться один на один с противником и вести игру. Был один парень, который всегда защищал его спину. Кингсли Бьюкенен. Кинг никогда не трусил и не отступал. Всегда стоял рядом.
Их арестовали – а позже освободили – за преступление, которого они не совершали, и это скрепило их дружбу. Остальные парни всегда стремились поговорить с ним о блестящей карьере футболиста, завоевавшего немало кубков, хотя считали его «опасным» и никто не пытался стать ближе, потому что вопросы все еще оставались.
Кто убил Стейшу Крашник? Что Хантер и Кингсли делали той ночью?
Получить и дать ответы становилось все труднее.
За десять лет воспоминания поблекли, а доказательства, которые и так было сложно достать, исчезли совсем.
Поэтому он припарковал свой «бугатти» на кольцевой подъездной дорожке человека, который мог знать ответы. Солнце сияло ярко, но, черт возьми, в этом и есть все преимущества жизни в Калифорнии. Он был ошеломлен, впервые попав сюда. Тихий океан потряс его. До тех пор он был только на Мексиканском заливе, который в подметки не годился Тихому океану.
Теперь у него был пляжный домик в Малибу, и когда он не был здесь, в Кармеле, гоняясь за прошлым, проводил время на палубе яхты, любуясь океаном.
Он постучал в дверь, поднял очки на макушку и осмотрел местность. Двор неплохо ухожен, возможно, заботами садовника.
Дверь открылась, струйка охлажденного кондиционером воздуха вырвалась на свободу и овеяла его. Он изобразил дружескую улыбку:
– Привет!
Девушка, открывшая дверь, была высокой, по крайней мере пять футов семь дюймов. Длинные кудрявые черные волосы обрамляли ее лицо сердечком. Ее глаза были синими и блестящими, почти цвета волн, на которых он занимался серфингом на закате. На полных губах играла нерешительная улыбка. На длинной шее никаких украшений. Из одежды – летний свитер поверх шорт цвета хаки, доходивших до середины бедра.
Ее ноги…
Длинные, стройные, загорелые. И Хантер вдруг представил, как они обвиваются вокруг его бедер.
Он поспешно тряхнул головой и протянул руку. Он здесь, чтобы получить ответы. Не женщину.
– Хантер Карутерс, – представился он. – Я когда-то играл в футбол в команде тренера Гейнера и хотел узнать, может, он найдет время поболтать со мной.
– Я – Феррин, дочь тренера Гейнера, – ответила она. – Заходите, и мы сможем поговорить.
– У тренера есть дочь?
– Да. Но предупреждаю, я пошла не в него. Не умею ловить мяч. Не умею бросать, и говорят, что у меня аллергия на все виды спорта.
Она повела его в глубь дома, в залитую солнцем кухню.
– Все виды спорта?
– Насколько я могу судить.
В ее голосе звучали шутливые нотки.
Проходя мимо кабинета, он заметил витрину с кубками на одной стене и фотографии тренера Гейнера со знаменитостями, политиками и прославленными учениками. Снимок с Кингсли и Хантером, как он успел увидеть, отсутствовал.
– Хотите выпить? – спросила она, показывая на обеденный стол.
– Э-э… я бы хотел видеть тренера, – пробормотал Хантер.
Какой бы она ни была хорошенькой, он здесь по делам, а флирт с дочерью тренера – невероятная глупость.
– Сначала нам нужно поговорить, – повторила она.
– Какого рода беседа? С лимонадом или виски?
Она снова улыбнулась:
– С лимонадом. А какого рода беседа требует виски?
Он наблюдал, как она наполняет стаканы лимонадом.
– Боюсь, вы вряд ли захотите это узнать.
Она подала ему стакан и села напротив.
– В начале года у тренера случился инсульт, и я не уверена в том, что он сможет вам сказать что-либо существенное.
Инсульт?
– Он в порядке?
– Доктора утверждают, что будет. Я здесь, чтобы помочь ему оправиться и снова встать на ноги. Но он терпеть не может лекарства… впрочем, это не важно. У него бывают хорошие дни и плохие. Я просто не знаю, согласится ли он поговорить с вами.
Черт возьми!
Временами Хантер думал, что мысли о Стейше всегда будут его терзать. Может, это справедливо. Может, Вселенная восстанавливает равновесие, мстя за то, что он не смог ее защитить.
Он не знал. Даже мать со всей ее верой не смогла помочь ему понять.
– Можно мне попытаться? – спросил наконец Хантер.
– Да, – кивнула Феррин.
Он допил лимонад, но отметил, что она не прикоснулась к своему стакану и продолжает смотреть на него.
Дьявол! Неужели узнала?
– Я незнакома со всеми игроками тренера. Когда вы играли под его началом?
– Десять лет назад.
Хантер не хотел упоминать Стейшу, пока не сумеет потолковать с тренером.
– Вы один из знаменитых игроков? – спросила она.
– То есть?
– НФЛ, верно? Квотербек?
– Нет, это мой друг Кингсли. Я был ресивером.
Очевидно, она не узнала в нем героя скандала с убийством в общежитии.
– Папа будет счастлив видеть вас. Позвольте отвести вас к нему, – предложила Феррин, выходя из кухни.
Хантер пытался смотреть только на фотографии команд в рамках, висевшие на стене рядом с винтовой лестницей, но непослушные глаза постоянно возвращались к ее бедрам. Одежда была отнюдь не вызывающей, но его привлекала ее манера двигаться.
Она остановилась на верхней площадке:
– Это ваша команда, верно?
Он взлетел на последние две ступеньки и встал рядом с ней. Да, это его команда. До того, как все случилось. Он стоял рядом с Клайвом и Кингсли. Боже, каким же он был молодым!
Молодым и энергичным. Кто еще так широко улыбается на этом фото?
Парень, воображавший, что станет звездой НФЛ, и считавший, что мир принадлежит ему. Вот он кто.
– Это было так давно.
Она промолчала, идя дальше по коридору к последней двери слева. Открыла ее и жестом попросила остаться на пороге.
– Тренер! – окликнула она. – У тебя гость.
– Кто такой, солнышко?
Слова были почти неразборчивы, и, когда Феррин открыла дверь пошире, Хантер заметил, что когда-то сильный человек, которого он помнил, превратился в беспомощного старика.
«Солнышко»?
Тренер не казался ему человеком, который дает кому-то ласковые прозвища. Но теперь он видел другую сторону Гейнера.
– Хантер. Когда-то он играл в футбол в твоей команде, – пояснила Феррин.
– Хантер Карутерс?
– Да, сэр, он хочет поговорить, – ответила Феррин. – Можно?
– Да, впусти его.
Феррин спустилась в отцовский кабинет, чтобы поработать, пока Хантер беседует с тренером. Она писала статью для маленького журнала, уже не первую, но океан за стеклянными дверями постоянно отвлекал ее. Как и мужчина наверху.
Она ничего не знала о Хантере, но пронизывающие зеленые глаза и темные волосы, подстриженные в стиле свободного художника, занимали ее воображение. Вместо того чтобы работать в ворде, она едва не поддалась искушению напечатать в поисковике Интернета имя Хантера и что-нибудь узнать о нем.
Но она ясно представляла, какую информацию именно сможет найти. Спортсмен, суперстар НФЛ. Возможно, более уверен в себе, чем Геркулес после всех своих подвигов. Не важно, что она приехала сюда забыть свой разрыв с последним парнем и разобраться с запутанными отношениями с отцом. Мать как-то заметила, что она, возможно, не разрешив проблем прошлого, повторяет это прошлое, встречаясь с эмоционально недоступными мужчинами.
Брр…
Мама права. Но все же…
Хантер… он заинтриговал ее.
Почему?
Потому что легче справиться с влечением к бывшему футболисту, чем разобраться в отношениях с отцом. Она это знала. Проблемы с отцом не настолько необычны или сложны для понимания.
Здесь, в отцовском доме, было так скучно. Особенно потому, что виделись они исключительно за столом.
Услышав шаги на лестнице, она быстро сохранила текст, который печатала, и вскочила посмотреть, кто это.
Хантер.
Он выглядел почти рассерженным.
– Все в порядке?
– Да.
– Вы кажетесь расстроенным.
– Расстроенным? Вы проводите с мужчинами не так много времени, верно?
– Провожу, и много. Впрочем, это не ваше дело. Почему вы спрашиваете?
– Простите, Феррин. Просто я слишком зол. Полагаю, вы общаетесь с мужчинами более высокого класса, чем я.
В этом она сильно сомневалась. Более чопорными, возможно, но классом выше? Она бы не назвала кафедру психологии классной.
– Злитесь? Почему? Я же сказала, он еще не оправился.
– Знаю, – ответил Хантер. Взгляд его был таким сосредоточенным, словно он что-то прикидывал. – Тренер сказал, что колледж прислал сюда все материалы, что были в его офисе. Я хотел бы знать… нельзя ли взглянуть на них.
– Зачем?
– По правде говоря, мне нужна кое-какая информация, и я думал, что она есть у тренера. Он не помнит деталей, но знаю, что он отслеживал кое-что из всех этих вещей.
– Каких именно?
– Видеозаписи тренировок в зале и на поле, – пояснил он. – Не позволите мне посмотреть, что в коробках?
– Что сказал ваш тренер?
– Ничего. Он не ответил мне, когда я спросил. Собственно говоря, он почти ничего не говорил, – ответил Хантер.
Она посчитала это странным.
– Интересно, почему? Он обожает воскрешать дни былой славы.
– Я ищу ответы на то, что случилось в дни моей игры за колледж. Очень надеялся, что тренер сможет помочь.
Искренность в голосе и напряженный вид говорили о решимости. Она задумалась. Все равно ей нечего делать днем, когда отец ее игнорирует, а она всегда воображала себя кем-то вроде книжной девушки-детектива Нэнси Дрю.
– Посмотрим, что я могу узнать у него, – ответила она. Ей хотелось уточнить у тренера, так ли все было, и убедиться, что он согласен на просмотр своих бумаг. – Почему бы вам не вернуться завтра?
Он шагнул ближе, и она снова отметила, какие зеленые у него глаза. Как поля в первые дни весны. Он красив, невозможно это отрицать, с копной темных волос, классическими чертами лица и короткой бородкой. Прямой нос, густые, но не слишком брови, сильная челюсть. Интересно, обладает ли его внешность пропорциями золотого сечения? Должно быть. Он один из самых красивых мужчин, которых она встречала в жизни.
– Не могли бы вы спросить сейчас? Мы успеем все просмотреть, а потом я приглашу вас на обед.
– Э-э… обед?
– Да. Я хотел бы получше вас узнать, Феррин. Давно уже я не развлекался. Кроме того, я обязан вам еще и потому, что повел себя как болван.
Развлекаться. Он считал обед с ней развлечением.
Она вздохнула:
– Сегодня вечером спрошу тренера насчет бумаг. Сейчас у него физиотерапия, а потом он поспит.
– Все справедливо. Мне не следовало так настаивать.
Хантер потер рукой грудь, привлекая ее внимание к мышцам, бугрившимся на предплечьях.
– Значит, обед. Я заеду за вами в шесть, – пообещал он.
– Заедете? А меня вы не подумали спросить?
Она не совсем понимала, что он затеял. Ясно, что он сменил тактику, поняв, что она не сдастся. Даже сознания, что он, возможно, пытается что-то получить от нее, было недостаточно, чтобы заставить ее отказать.
Она так давно не была на свидании. Порвала с Роджером еще до Рождества, но и до этого отношения медленно умирали не менее трех месяцев. Если уж на то пошло, свидание с Хантером отвлечет от тоски, липнувшей к этому дому и к ней с тех пор, как она живет здесь.
– Прошу прощения. Вы пообедаете со мной сегодня вечером?
Она склонила голову набок, делая вид, будто обдумывает предложение.
– Полагаю, что да.
– Вы полагаете?
– Сами сказали: я привыкла все делать по высшему классу.
Хотя на самом деле этого не было. Но она не хотела облегчать ему жизнь. С его лицом и мускулистым телом так легко уговорить девушку!
– О, все будет по высшему классу, Феррин, – заверил он. – Погодите и увидите. Я вернусь в шесть.
– Я буду готова к половине седьмого, – сообщила она.
Он откинул голову и рассмеялся:
– Плутовка!
Сомнительно. Но она устала от монотонности существования, а Хантер обещал что-то другое.
– Значит, в половине седьмого. Оденьтесь во что-то классное.
– Словно я делаю что-то иначе, – пожала она плечами, ведя его в переднюю.
Открыла дверь и прислонилась к косяку. Он протиснулся мимо, но остановился и нагнулся. Сжал ее подбородок.
Обед вдруг показался чем-то большим, чем желанный перерыв в рутине. Она подозревала, что ему что-то от нее нужно. Но ничего страшного. Она тоже хотела от него кое-что – возможности вспомнить, что она молода и одинока. Может, воспоминание о пребывании в Калифорнии не будет отравлено угрызениями совести и разочарованием.
Глава 2
Ресторан «Роки пойнт» был знаменит в Кармеле своим видом на побережье Биг-Сур. И поскольку Феррин упомянула, что никуда не выезжала из дома с самого своего появления здесь, Хантер подумал, что ей захочется побыть на людях. Кроме того, если быть до конца честным, он не был вполне уверен, что поведет себя как джентльмен, если останется с ней наедине.
Пусть он приехал в дом Гейнера, чтобы увидеть тренера и получить ответы, но сегодня вечером просто разрывался. Сейчас главное для него – увидеть Феррин, и где-то в глубине души ему даже было все равно, позволит она порыться в коробках отца или нет.
Она распустила волосы, доходившие до обнаженных плеч. На ней был топ в богемном стиле, синий, как море, и к нему она надела узкие белые джинсы, в которых ноги казались еще длиннее. Кроме того, она надела туфли на высоких каблуках и казалась в них чуть ниже его шести футов двух дюймов.
Пока они шли с парковки в ресторан, он замечал взгляды окружающих, обращенные на него и его спутницу. На секунду он забыл свою историю. Забыл, что он Хантер Карутерс, обвиненный в убийстве, и подумал, что люди просто любуются красивой парой.
Но как только они подходили ближе, люди отворачивались и старались обходить их стороной.
Он тихо выругался.
– Что?
– Ничего. Я думал, что вам будет приятно выйти из дома, но недооценил того, что здесь все меня знают.
Она осторожно положила ладонь ему на руку:
– Не важно. Они не знают настоящего Хантера Карутерса.
– И вы не знаете, – заметил он и перед тем, как войти в ресторан, отвел ее в сторону: – Не обижусь, если потребуете, чтобы я отвез вас домой.
– Но и вы меня не знаете, Хантер. Я не из тех, кто отказывается от свидания еще до того, как оно началось. Я вполне могу вынести сплетни. Вы один из плохишей-игроков НФЛ?
– Не совсем. Я, конечно, встречаюсь с красивыми женщинами, и за мной числятся некоторые выходки, но я не считаю себя плохишом.
Может, она уже разыскала его в Гугле и узнала о скандале, который следовал за ним темным облаком, отпугивая от него все хорошее и светлое.
Черт, он слишком драматизирует. Просто десять лет – слишком долгий срок, чтобы бежать от прошлого. Даже его отец, настолько немногословный, что понятие «лаконичный» в его устах казалось болтливостью, сказал, что, может, пора найти ответы. Узнать, что случилось на самом деле.
– Да кто же считает себя плохишом? – подмигнула она. – Но вам следует знать: что бы ни случилось между нами, я не из тех, с кем можно играть.
Он протянул руку, чтобы открыть дверь. Она вошла в ресторан и направилась к хостес.
Он видел, что Феррин унаследовала характер своего отца. Она явно не знала его истории, что было ободряющим и немного тревожным. Ему придется сказать ей. Он так давно не делал этого. Потому что большинство тех, кого он встречал, уже знали о его деле. Нужно быть с ней откровенным. Но у него был опыт, он знал, что, как только скажет ей о связи с убийством в общежитии, она отстранится от него. Будет холодна и отчужденна.
– Два человека?
– Я зарезервировал столик, – сообщил он. – Хантер Карутерс.
Хостес кивнула и повела их к столику с видом на зубчатые скалы, ведущие к песчаным пляжам Биг-Сур. Перед тем как сесть, он отодвинул стул для Феррин, как его учила мама.
Они заказали напитки и ужин до того, как Хантер вспомнил, что это не просто свидание. Он пригласил ее сюда, чтобы смягчить. Может, она позволит взглянуть на старые документы тренера, хотя ее отец был крайне несговорчив.
– Итак…
– Вы хотите видеть бумаги из отцовского офиса. Знаю. И обдумываю вашу просьбу. Но мы с отцом не в лучших отношениях, и делать что-то, не спросив его, и тем самым рассердить – значит ухудшить ситуацию.
– Вполне справедливо, мэм. Но что, если я сумею убедить вас, что он не станет возражать?
– Я бы сказала, что вы чересчур полагаетесь на свое обаяние хорошего парня. У меня устойчивый иммунитет против техасского пофигизма.
Он откинул голову и рассмеялся. В доме тренера Феррин казалась… застенчивой… нет, это не то слово, чтобы описать столь сварливую особу. Но раньше она была такой смирной.
– Как я могу убедить вас? – спросил он.
– Расскажите о Хантере нечто такое, чего не знает мир.
– И ничего общего с футболом?
– И ничего общего с футболом, – подтвердила она.
Он не мог понять ее равнодушного отношения к спорту. Всегда думал, как было бы прекрасно иметь отца-тренера. Его отцу были небезразличны только скот, земля… фамильное наследие. Но Хантер никогда этого не понимал.
– Почему вы не любите футбол? – спросил он.
Она пригубила вина и посмотрела на заходящее солнце. Он заметил медные отблески в ее темных волосах. Дул ветер, бросая пряди ей в лицо. Она поставила бокал и посмотрела на него. Ее синие глаза были серьезны и почти печальны.
– В глазах отца я никогда не могла состязаться с футболом или футболистами. Так что и не пыталась. Не то чтобы я не любила футбол. Просто…
– Вы его ненавидите.
– Это очень сильно сказано.
– Нет, если речь идет о страстной женщине. Я понял, поскольку испытываю то же самое к скоту. Моя семья владеет большим ранчо в Хилл-Кантри, и все мои братья любят работу на земле. По крайней мере большинство – один стал хирургом. Но черт возьми, я ненавидел ранчо с… по-моему, с рождения.
– Поэтому и играли в футбол?
– Итак, мэм, я из Техаса.
– Я так и поняла.
– Как насчет вас? Я совершенно уверен, что расслышал, что вы говорите немного в нос.
– Я преподаю в Техасском университете города Остин.
– Позвольте догадаться. Литература.
– Ошиблись. Я читаю лекции по психологии.
– Ошибся? Хорошо, что мы не заключили пари!
Она рассмеялась:
– Хорошо! Бьюсь об заклад, вы не привыкли проигрывать.
Прошлое тяжело давило на его плечи. Собственно говоря, он проиграл лишь однажды, но по-крупному. В тот момент, когда Стейшу убили, а его обвинили в убийстве.
– Никто не может привыкнуть к проигрышам, – сказал он.
Она положила на его руку свою и сжала пальцы. Эта девушка так отличалась от своего отца, который вечно твердил, что не стоит зацикливаться на неприятностях. Она умела сочувствовать, и какая-то часть его сознания подсказала, что он может сыграть на этом. Заставить дать то, чего он хочет. Другая часть сознания не хотела затевать с ней игры. Но он футболист. И всегда был футболистом, а значит, умеет играть.
– Простите, Хантер. Расскажите мне еще раз, почему вам нужно увидеть бумаги и вещи отца.
Он коснулся ее руки, потер большим пальцем костяшки пальцев, одновременно обдумывая, что сказать. Если он откроет правду, она замкнется. Ему нужно… нужно, чтобы она почувствовала свою значительность. Словно он здесь ради нее.
И это так, пока она имеет доступ к информации, которая нужна ему, чтобы обелить свое прошлое. Но ему почему-то было не по себе. Может, свидание было ошибкой, поскольку чем больше он узнавал Феррин, тем сильнее ощущал, как это неправильно – использовать ее.
– Я здесь, чтобы наконец раскрыть убийство, совершенное в общежитии. Я хочу раз и навсегда вернуть себе честное имя.
Она положила руки на колени и переплела пальцы. Она смотрела на человека, с которым обедала, и по спине ее полз ледяной озноб.
Убийца.
Слово эхом отдавалось в мозгу, но почему-то было трудно соотнести его с человеком, которого она успела немного узнать за этот вечер.
В горле пересохло, и она поняла, что нужно сказать ему что-то. Он пристально наблюдал за ней, но Феррин понятия не имела, как реагировать на то, что она только что услышала.
– Э-э…
– Да, понимаю, я сумел испортить вам настроение, – вздохнул он, – Сначала я подумал, что вы узнали мое имя, но потом стало ясно, что это не так.
– Нет, я же сказала, что не слишком увлекаюсь спортом и не знаю членов отцовских команд. Поэтому расскажите, что произошло.
– Хорошо. Правда, не знаю, с чего начать.
– Возможно, хорошая идея – начать сначала, – ответила она, все еще пытаясь свыкнуться с тем фактом, что он обвинялся в убийстве. Но он вовсе не казался ей угрожающим. – Вас арестовали?
– Да. Но нас освободили под подписку о невыезде, и обвинения так и не были предъявлены. Поэтому так важно взглянуть на документы вашего отца, – пояснил он.
– Думаете, он имеет что-то общее с убийствами?
Хантер пожал плечами:
– Нет. Не думаю. Но нам не хватает видеозаписей из тренажерного зала, где напали на Стейшу. Думаю, они в коробках с документами вашего отца. Он хранил все.
– Это верно. Пока я живу здесь, он каждую ночь просматривает записи. Что заставляет вас думать, будто у него есть записи из тренажерного зала? Я помню, что видела записи тренировок на поле, – ответила Феррин, пытаясь понять, что же хочет найти Хантер.
– На следующий день после тренировок в тренажерном зале он всегда делал нам замечания. Говорил, что я не работаю с тяжестями в полную силу. Поэтому я понял, что он просматривает и записи из тренажерного зала.
– Это дает пищу для размышлений, – сказала она наконец.
Ей хотелось помочь Хантеру, но, если ее отец сказал «нет», она не станет раскачивать лодку их отношений, действуя за его спиной. Это не в ее натуре.
– Хотите погулять? – спросил Хантер. – Если только чувствуете себя со мной в безопасности.
Она оглядела его, увидела нерешительность в глазах, и ее сердце дрогнуло. В средней школе ее однажды обвинили в обмане. Заявили, что на экзамене она воспользовалась шпаргалкой. Она ничего такого не делала, и мать заставила преподавателя изменить оценку, но остальные ученики поверили в ее виновность. Хотя с положением Хантера не сравнить, она помнила, каково это: когда она приходила на собрания почетного общества, люди глазели на нее так, словно ей там было не место.
– С вами я чувствую себя в безопасности, – призналась она.
Хантер заплатил по счету, и они пошли на пляж. Для человека, которого когда-то обвинили в убийстве, Хантер был удивительно обаятельным и обладал способностью к самоиронии. Феррин отметила все это, пока они гуляли по берегу. Ветер развевал ее волосы, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум прибоя. Ему нужна информация, хранившаяся у ее отца, и если учесть, насколько ей были безразличны подобные вещи, она едва не поддалась искушению отдать все ему. Но это наследие Гейнеров. Это все хранил отец, и в коробках с записями тренировок и игр и старых документах было что-то такое, чего он боялся.
Она сомневалась, что записи помогут Хантеру. Что отец мог знать о смерти студентки и не рассказать полицейским? Но… ей нравился Хантер. Было в нем что-то отличавшее его от всех ее знакомых мужчин.
Он был спортсменом, но не похожим на других. Один из любимых названых сыновей отца. Но он не смотрел на нее сверху вниз. Не заставлял чувствовать себя книжным червем, не способным привлечь его внимание. Возможно, дело в том, что он красив и ухаживает за ней. Невозможно этого не замечать. Пусть она серьезна и делает вид, будто умудрена жизнью, но она не сухарь и не синий чулок.
– О чем вы думаете? Вы постоянно поглядываете на меня краем глаза, – заметил Хантер, останавливаясь около скалистого утеса.
– Ни о чем.
Как же, ни о чем! Словно она не раздумывает, стоит ли сказать, что речь идет о его привлекательности.
– Милая, знаю, что вы считаете меня тупым спортсменом.
– Никогда. В вас нет ничего тупого, Хантер, – заверила она, глядя на волны, набегавшие на берег, и сознавая, что в этом и есть ее проблема. Будь он похож на любого игрока в команде отца, она бы сказала: «Спасибо за ужин, мне пора». Но он не таков.
– А, ерунда, мэм.
– Бросьте, Карутерс. Сами знаете силу своего обаяния. Вы разыгрываете эту карту, когда считаете, что подобный ход вам выгоден.
– И срабатывает?
– Может быть. Я еще не решила, – улыбнулась она.
Он повернулся так, что оказался совсем близко. И хотя не касался ее, было нетрудно представить его руки на ее плечах, притягивающие ее к мужской груди… Уф. Она нуждалась в нем. Нуждалась в том, чтобы он помог ей оказаться в мире ее отца, восстановить с ним отношения. А Хантер хотел чего-то от нее. Почему бы ей не воспользоваться этим?
Она подняла руку, погладила его бородку, мягкую и шелковистую. Ветерок окутывал их прохладой, но жар его кожи почувствовали ее пальцы, отчего их стало покалывать.
– Что происходит в твоей прелестной головке? – тихо спросил он.
Она закрыла глаза, словно пытаясь принять «мудрое решение». Но ее гормоны и внутренний голос подсказывали, что уже слишком поздно. Поздно было уже в тот момент, когда он попытался прервать свидание из-за того, что скажут окружающие о женщине, готовой ужинать с таким, как он.
Она открыла глаза и едва не вздрогнула, заметив, что он наблюдает за ней. Что его зеленые глаза устремлены на нее. И смотрит он выжидающе.
Его слишком много осуждали за эти годы. Она поняла это по настороженности в его взгляде и напрягшемуся телу. Он ждал, что она отвергнет его, уйдет навсегда. Но при этом не трусил и спокойно ждал приговора.
– Как вам это удается? – спросила она неожиданно.
– Что именно?
– Жить с этим. Жить с нежелательным вниманием и не сойти с ума.
– Трудно. Но если честно, помогает сознание того, что я невиновен. Именно это дает силы пройти через все испытания. Это и Кингсли. Мы оба знаем правду о той ночи.
Она кивнула.
– Я еще не уверена, стоит ли позволять вам рыться в документах отца, – сказала она. – Но не хочу, чтобы вы ушли из моей жизни. По крайней мере, пока не хочу.
Уголок его рта поднялся в легкой улыбке.
– Я слушаю.
– Я хочу… это звучит так эгоистично, верно?
– Вовсе нет. Я сказал вам, чего хочу. Почему бы вам не получить желаемое? – заметил он.
Голос был бархатно-вкрадчивым. Она подумала, что такой голос должен быть у самого дьявола, который ведет бедную грешницу к погибели. Но ведь она не грешница и ей не грозит гибель. Она не испытывала тревоги, скорее предвкушение. Словно впервые за много лет Феррин чувствовала себя живой. Наконец она живет, а не просто существует.
И это было слишком соблазнительно, чтобы отказаться.
– Я хочу узнать вас. Но если вы здесь только из-за отца, так и скажите. Думаю, между нами проскочила искра. Хочу посмотреть, к чему это приведет, но не желаю, чтобы меня подкупали, назначая свидания. Я не стану держать перед вашим носом документы отца.
Мгновенное влечение, любовь с первого взгляда… она слишком практична, чтобы верить в подобные вещи, но сейчас, когда над их головами висел полумесяц, казалось, в воздухе разлито волшебство.
Он сжал ее лицо ладонями, большими и удивительно мягкими. Слегка откинул ее голову, так что их глаза встретились. Взгляд его был таким пристальным, что она вздрогнула. Чего он ищет?
– Никакого подкупа не потребуется, – прошептал он, наклоняясь к ней и целуя.
От нее пахло сладкими цветочными духами и морем. Ужин прошел интересно. И неожиданно изменил что-то такое, чего он вовсе не предполагал. А она такая милая. Выложила все, что требуется для того, чтобы он получил желаемое.
«Только будь спокойным и льсти ей больше», – подумал он. Но тут же словно услышал голос своей помощницы Эйши: «Не будь кретином».
Он погладил большим пальцем нижнюю губу Феррин. Она затрепетала, но, если бы он не касался ее, стоя так близко, ничего бы не заметил.
Она снова превратилась в застенчивую скромницу, которую он встретил в доме тренера. Не сварливую особу, которая смело согласилась на ужин в компании футболиста с запятнанным именем. Именно эти противоречия в ее характере привлекали его. Он это знал.
Но ненавидел откладывать что-то в долгий ящик.
– Так вы целуете меня или нет? – спросила она.
Он рассмеялся:
– Конечно… просто не хочу сделать неверный шаг. Моя совесть…
– Мне казалось, что вы игрок. Бьюсь об заклад, вы меняете женщин как одноразовые носовые платки.
– Но вы не одноразовый платок, верно? – спросил он, твердо зная, что она другая. – Вы только что изменили отношения между нами. Не хотите, чтобы я действовал подкупом, а мне нужно убедиться, что я точно не пошел легким путем. Именно из-за этого я тогда попал в беду.
Она попятилась от него и направилась к машине. Он знал, что все испортил. У него поистине дар все портить!
Хантер шагнул к ней и поймал в объятия, нежно, осторожно, словно мяч, который готовился перепасовать. Закружил и оторвал от земли.
– Что вы делаете?
– Исправляю ошибку, – сообщил он.
Ему нужно перестать думать. Разве не тренер утверждал, что единственный способ улучшить манеру игры – прислушаться к инстинктам?
Он коснулся ее губ своими губами. Легко, потому что самоконтроль еще оставался, и ощутил вкус кофе, который она пила после ужина.
Феррин приоткрыла рот, обняла его за шею и склонила голову набок. Почему-то он вдруг перестал волноваться из-за опасения совершить ошибку и не стал спрашивать себя, почему он ее целует.
Он не мог не поцеловать Феррин. Она являла собой то, чего он хотел, пусть и не мог позволить себе иметь. Впервые после гибели Стейши… он почувствовал что-то к женщине. Может, дело в том, что Кингсли живет с Габи де ла Круз и стал семейным человеком или… Он просто был близок к тому, чтобы узнать, что в действительности случилось со Стейшей.
Вероятно, это его обычная потребность побеждать или, может, что-то большее. Только время покажет.
Сейчас ему нужно только знать, как мягки и прохладны пальцы Феррин на его щеке. Как бережно она проводит пальцем по его короткой бородке, отчего по шее и груди идут мурашки… прямо в пах. Как она прижалась к нему, когда поцелуй стал крепче.
Он откинул голову и взглянул на нее. Губы чуть раздвинуты, глаза полузакрыты, а белоснежная кожа слегка порозовела.
Хантер мог зайти немного дальше. Им сейчас ничего не стоит вместе отправиться в постель, но он хотел больше чем одну ночь. Он знал, что игры выигрываются терпением. Шаг за шагом. Десять ярдов за раз. Иногда одурачить команду противника – это способ продвинуться еще на несколько ярдов.
Он поставил ее на песок. Зарылся руками в ее роскошные волосы и снова поцеловал, хотя решил не делать этого. Но какой человек мог устоять перед ней, перед этими припухшими губами и милым лицом? Она так смотрела на него, словно хотела… но он тоже этого хотел.
Черт!
Ситуация усложняется.
В ее присутствии он терял самообладание.
Какого дьявола тут происходит? Он всегда умел держать себя в руках. Но с Феррин…
Он отступил, повернулся к ней спиной, уперся руками в бедра и стал смотреть на море. Прошло долгих полгода с тех пор, как у него была любовница… может, дело в этом.
Пожалуйста, Господи, пусть дело будет в этом. Пусть это будет причиной, по которой он почти не может ей противиться. Едва сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, отнести в укромное местечко и сделать все, чтобы выражение этих глаз не изменилось.
Но он не мог. Шаг за шагом.
Черт!
Это очень трудно.
– Хантер?
– Я просто не хочу быть тем парнем.
– Каким парнем? – спросила она, шагнув к нему.
Он заметил, что прядь ее волос коснулась губ. Ему захотелось дотронуться до нее. Но он знал, что, если сделает это, не сможет остановиться.
– Тем, которым вы меня считаете, – пояснил он. – Плохишом-игроком НФЛ, меняющим женщин каждую неделю. Я хочу быть чем-то большим.
– Ну, этот футболист, плохой парень, возможно, не был бы здесь со мной. Все изме нилось. Должно быть, вам трудно поднять забрало…
– Трудно. И я хочу кое-что от вас, Феррин. Несмотря на деньги моей семьи и то обстоятельство, что я родился с серебряной ложкой во рту, я не из тех, кто гнушается использовать любые средства для достижения цели. Но я не уверен, что могу устоять против такого искушения, как вы.
– Я искушение?
– Черт возьми, женщина!
– Простите, я не собираюсь извиняться за это. Я не из тех женщин, которые искушают мужчину и вызывают в нем желание стать лучше.
– Мне трудно в это поверить.
– Я незаметная, Хантер!
– Неправда!
Глава 3
Хантер проснулся при ярком дневном свете один в своей кровати и пожалел, что не привел Феррин с собой прошлой ночью. С досадой повернулся, ударил кулаком по лежавшей рядом подушке и заставил себя встать.
Он составлял план в уме. Но прежде всего Хантер лег на пол и сделал пятьдесят отжиманий. Отец говорил, что оставаться целеустремленным – единственный способ пережить трагедию. Именно так семья отзывалась на смерть Стейши. Он знал, что родные желают ему только добра.
Они считали, что Хантер и Кинг должны оставить все это в прошлом. Но друзья знали, что не могут.
Он закончил отжиматься. Оделся для пробежки и набрал номер Кинга, когда спускался вниз.
– Приятель, что-то ты рано!
– Но я знаю, что Коннор уже поднял тебя.
Сыну Кинга было два года, поэтому он вставал на рассвете. Иногда он будил даже Хантера, имевшего честь быть его крестным. Кингсли много путешествовал, поэтому Коннор научился набирать на айпаде номер Хантера и считал, что может звонить ему в любое время, чтобы рассказать, какую историю ему прочитали на ночь и какую штуку он видел в ночном небе.
– Так и есть. Именно поэтому я жалуюсь. Только сейчас сплавил его к товарищу по играм и мы с Габи наконец остались одни.
– Прости, старина, – рассмеялся Хантер. – Буду краток. У тренера было два сердечных приступа и удар. Он почти не говорил со мной и не дал разрешения порыться в его вещах. Я зашел с другой стороны.
– Какой именно?
– Я о дочери тренера.
– У тренера есть дочь?
– Да. Умная и забавная.
– Хорошенькая?
– Хорошенькая?! У нее глаза цвета воды вокруг Арубы, помнишь старую калошу, в которой мы отправлялись, чтобы заняться дайвингом?
– Да.
– Так вот, как я уже сказал, у нее глаза цвета воды вокруг Арубы.
– Дьявол, Хантер, ты лопочешь как…
– Идиот, – закончил он. – Знаю. Но она другая, Кинг. Не то, что я ожидал.
– Так ты обхаживаешь ее, чтобы добраться до записей?
Так ли это? У него был план. Соблазнить ее и получить желаемое. Прошлой ночью план провалился, потому что она бросила окружающим вызов, согласившись поужинать с ним под их взглядами. Но сегодня утром он был полон решимости следовать намеченному пути.
– Да. Но это сложно.
– С женщинами всегда все сложно. Хочешь, я поговорю с ней? И тебе не придется…
– Нет, я сам все сделаю. Когда я просил тебя сделать что-то за меня?
– Никогда. Каждый несет свой груз, но мы – одна команда. Мы как братья, Хантер. Я всегда рядом, если понадоблюсь тебе.
– Спасибо, Кинг. Взаимно. Я все понял. Иду на пробежку, а потом… не хочешь пригласить меня и Феррин к ужину?
– Зачем?
– Я хочу, чтобы она лучше нас узнала. Поняла, что мы просим разрешения взглянуть на документы только потому, что хотим обелить свои имена.
– Хорошо. Посоветуюсь с Габи и дам тебе знать, когда приехать.
Хантер закончил разговор и отправился на пробежку. Горные дорожки, по которым он бегал в Калифорнии, очень отличались от техасских холмов, рядом с которыми он вырос. Дома эти холмы были скорее пригорками, и он никогда не утомлялся на пробежке, взбираясь на них.
Закончив пробежку, он помчался к двери своего дома мимо незнакомой машины. И остановился на нижней ступеньке крыльца. Его дизайнер интерьеров обставил патио двумя большими калифорнийскими садовыми креслами из кедра.
В одном сидела Феррин. В руке пластиковая чашка, очки подняты на макушку, ноги изящно скрещены. На ней были выцветшие джинсы, такие поношенные, что выглядели мягкими, и шлепанцы. Ногти на ногах были покрыты темно-красным лаком.
– Привет.
– Доброе утро, – ответила она. – Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы провести день вместе?
Он мысленно перебрал дела на сегодня. Утром у него встреча с помощницей, днем брифинг по сбору средств для членов команды местного городка, которую он спонсировал. Они нуждались в новой форме.
– У меня пара встреч, но в остальном я свободен. Хотите зайти? Мы все обдумаем.
– Вы работаете?
Он оглянулся на нее:
– Отец не согласился бы с вами, потому что в его понятии работать можно только на ранчо. Но да, я работаю.
– Чем вы занимаетесь?
– Управляю фондом, который поощряет детей заниматься спортом, и нахожу средства для спортивных групп в районах с низким доходом. Пытаюсь, так сказать, выровнять футбольное поле.
– Вот это да! Я и понятия не имела!
– Знаю. Мое участие в фонде не афишируется. Люди легче отдают деньги, если мое имя не ассоциируется с фондом.
– Но это несправедливо. С вас еще в колледже были сняты подозрения. Я считаю, что имя бывшего игрока НФЛ поможет известности фонда.
– Но мир видит это в другом свете, – вздохнул он, отпирая дверь.
Все же его работа с фондом делает жизнь немного менее пустой, после всего, что происходило вокруг смерти Стейши.
– Зайдете? Можете подождать на заднем крыльце или в кухне, пока я наскоро приму душ.
– Я подожду на заднем крыльце. Мне нравится быть на свежем воздухе. Нам не обязательно проводить вместе день именно сегодня.
– Но мне хочется быть с вами. Это именно то, в чем мы нуждаемся.
– Мы?
– Да, чтобы вы знали: я не собираюсь ничем повредить вашему отцу. И чтобы я смог вспомнить, каким человеком был когда-то.
Он побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, а в душе пытался сделать вид, что ее присутствие в доме входит в план. Но на самом деле она выбила его из равновесия. Она была полузащитником, которого он не заметил по пути к воротам. И хотя она казалась вполне легковесной, все же явно была способна подставить ему ножку, прежде чем он достиг зоны защиты.
Феррин не имела особых целей, когда решила приехать к Хантеру. Она хотела попытаться понять, стоит ли давать Хантеру доступ к документам отца. Позволить ему получить ответы.
По крайней мере, именно это она себе твердила.
Это вовсе не из-за того поцелуя, который всю ночь преследовал ее во сне. Не из-за того, что ей впервые казалось, будто ее одолевает похоть. Настоящая похоть. Не того рода, который можно объяснить инстинктом продолжения рода или биологическими часами. Она хочет именно Хантера. В этом не было логики. Только раскаленная добела похоть. У них нет ничего общего. Все дело в его внешности. В его большом мускулистом теле, том внимании, которое он уделял ей. Жаль, что она не может с этим справиться.
Она привыкла подолгу обдумывать свои поступки и мотивы. Ее никогда не влекло к игрокам команды отца… по крайней мере, с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать и она стала жить самостоятельно. Она гордилась тем, что была выше животных инстинктов, но один ужин с Хантером заставил ее усомниться в этом.
Один ужин.
Почему она здесь?
– Выглядите слишком серьезно для такого прекрасного солнечного утра, – сказал Хантер, выходя на крыльцо.
Он переоделся из спортивной одежды в белый льняной летний костюм и пастельного цвета рубашку. На ком-то другом все это воспринималось бы как стремление выделиться, но Хантер выглядел абсолютно гармонично. Его волосы были гладко причесаны, бородка аккуратно подстрижена. От него пахло свежестью.
– Не все привыкли идти по жизни смеясь.
– А значит, сегодня вас терзают сожаления.
– С чего бы? Вчера мы ничего такого не сделали.
– В этом и есть проблема? – спросил он, садясь рядом с ней во второе кресло.
– Не знаю. – Честность была одним из принципов в ее жизни. – Может быть.
– Я тоже не знаю, – признался он. – Но мы всегда можем это исправить. Вот если бы мы чересчур поспешили вчера, сегодня нас одолевали бы сожаления. Не хотите позавтракать со мной? Или вы уже поели?
– Завтрак? Было бы здорово. Что можете предложить? – спросила она, поднимаясь.
В своей голове она уже составила проверочный список вопросов. В точности так, как она проводила психологическую оценку на работе. Мать не раз говорила ей, что никакие отношения не продержатся долго, если она будет во всем основываться на теориях, но у нее не было другого способа узнать, чем дышит Хантер.
– Я встречаюсь с помощницей в маленькой закусочной недалеко от Файва. Она работает в моем главном офисе в Малибу и приедет, чтобы дать мне кое-какие бумаги на подпись и документы. Езды отсюда сорок пять минут.
– Звучит неплохо. Отец ожидает меня только к вечеру.
– Вы ничего не решили насчет его документов? – спросил Хантер.
– Решила, конечно. Поэтому и приехала.
– А я думал, что вы приехали из-за жаркого поцелуя прошлой ночью.
– О, что касается поцелуя, то меня, пожалуй, разбирает любопытство, – кивнула она и тут же поняла, что, возможно, показалась ему идиоткой.
Он молча наблюдал за ней. У нее возникло неловкое ощущение того, что с ней играют. Может, стоит отказать ему в доступе к документам и посмотреть, что будет дальше?
Он покачал головой:
– Простите, но, когда я вижу то, что хочу, случается, иду напролом.
– Ничего страшного.
– Нет, вы не поняли. Я вовсе не давлю на вас. Просто пытался понять, стоит ли и дальше интересоваться документами. Если этого будет достаточно, чтобы заставить вас поверить, что вчерашний поцелуй был настоящим, а не частью игры, которую я веду, – пояснил он.
На то он и умелый игрок!
Но она уже решила. Хантер видел ее насквозь, возможно, слишком хорошо видел, но он достаточно умен, чтобы понять: использовать страсть, пылавшую между ними, как средство манипулировать Феррин не самый легкий способ получить то, чего он желает.
Они вышли из дому и поехали в Файв. Хантер вел машину спокойно и профессионально, при этом не прерывая беседы. Рассказал о лучшем друге Кингсли, женившемся на девушке, которая была его подружкой еще со времен колледжа, и об их сыне Конноре, своем крестнике. Кстати, мальчик пытался Хантеру позвонить, пока они были в пути.
– Вы с ними близки, – заметила она.
– Кинг мне как брат. Даже ближе.
И вдруг все в Хантере стало ясным. Он сделает то, что должен, лишь бы увидеть документы ее отца. Она не сомневалась, что его посещала мысль соблазнить ее, и неизвестно, отказался ли он от этой мысли, но понимала, что ставки для него высоки.
Интересно.
Пустенький на первый взгляд плейбой способен на истинные чувства. Те, о которых она не подозревала, и запрещать ему увидеть документы отца становилось куда труднее, чем она предполагала.
Встреча с Эйшей, помощницей Хантера, прошла гладко. Он отправил эсэмэску, в которой написал, что с ним будет женщина, и просил держать свои ехидные комментарии при себе. Его помощница прекрасно справлялась с обязанностями, но вечно его подкалывала.
– Мне она нравится. Потому что ничего вам не спускает, – заметила Феррин, когда они вернулись в машину.
– Знаю. Я нанял ее потому, что она единственная из всех претенденток не попросила посмотреть мой перстень победителя суперкубка. Ей совершенно безразличен футбол, но она любит детей и выросла в бедном округе, так что ей важно, чтобы дети чем-то занимались и хорошо проводили время.
– Это сразу видно. Я считала вас одним из мальчиков-мажоров, которые берут все, что пожелают, и плевать хотели на последствия.
– Ну прежде всего я мужчина. Не мальчик, – заметил он, глядя прямо в глаза Феррин. Может, он действует слишком медленно?
Желание блеснуло в ее красивых синих глазах.
– Я знаю, что вы мужчина.
Прекрасно. Он хотел, чтобы она об этом не забывала.
– Вы занимаетесь серфингом?
– Похоже, что я занимаюсь серфингом? Не забудьте, я не слишком увлекаюсь спортом.
– Каково это было – расти в семье тренера?
– Ужасно. Я не люблю футбол, не могу ловить мяч, что очень его бесило. Я неплохо бегаю, но мне это не нравится, и умею плавать. Но, по его словам, это не настоящий спорт.
– Я могу научить вас ловить мяч, – предложил Хантер. – Я знаю все приемы.
– Еще бы, ведь вы ресивер! У меня хватило мозгов догадаться.
– А как насчет доски для серфинга?
– Как насчет того, чтобы поехать на побережье и пообедать в ресторане, который я знаю? Или прогуляться по берегу?
– Идея мне нравится. Но вы никогда не узнаете меня по-настоящему, пока не увидите в действии, – начал он и осекся. Похоже, он попал в беду. Сказал что-то не то, а с Феррин нужно быть настолько осторожным, так пристально наблюдать за каждым своим шагом, что рисковать не стоит.
– Я хочу узнать человека. Не игрока, Хантер. С меня и разговоров достаточно, – заверила она.
– Вы правы. Я счастлив сделать все, что вы просите, но за это вы кое-что сделаете вместе со мной.
– Футбол? – спросила она с такой тоской, что он невольно улыбнулся.
– Но я же не прошу вас бегать наперегонки с зомби!
– Думаю, что предпочла бы зомби. Буду с вами честна. Я никогда не любила футбол, вероятно, потому, что мой отец любил его больше всего и всех на свете.
Хантер положил руку ей на плечо и слегка сжал:
– Мой отец точно такой же, если дело касается земли.
– Земли?
– У нашей семьи есть ранчо, на котором трудились несколько поколений, и когда другие семьи покидали свои ранчо и перебирались в Даллас или стали заниматься нефтью, мы сохранили скот. Это единственное, в чем действительно разбирается отец. Футбол по телевизору – развлечение для мужчины в уик-энд, но делать это своей профессией… Он считает, что только лодыри выбирают подобный путь.
– Футбол – это основа наших жизней, – вздохнула она.
– Видите, между нами не такая уж большая разница, – заметил он.
Но разница была велика. Он помирился с отцом. Он всегда приезжал домой между сезонами, когда все еще играл, а теперь – гораздо чаще. По утрам работал вместе с отцом. Они уладили все свои разногласия, идущие из прошлого. Отношения тренера с дочерью – иные. Может Хантер сделать это ради нее? Навести мосты?
Почему он хочет сделать это?
Потому что хочет Феррин и все равно собирается ее использовать. Ему нужно оправдать его действия перед самим собой. Уговорить себя, что использовать ее – вовсе не подлость. Взять ее и одновременно получить необходимую информацию.
– О'кей.
– О'кей?
– Можете просмотреть все отцовские записи и документы. Но… я буду искать вместе с вами.
Гол.
Но тачдауном это не казалось. Он чувствовал себя так, будто хитростью заполучил очки. Обманом.
– Когда будете готовы, – сказал он. – Я по-прежнему хочу научить вас ловить мяч и провести с вами день.
Она долго молча смотрела на него. И он понял, что в ней кроется гораздо больше того, что он заметил с первого взгляда.
– Ожидание не заставит меня думать, что вы больше хотите быть со мной, чем хотите увидеть документы.
– Знаю. Но мне будет легче на душе, если вы позволите увидеть их.
– Не такое уж жесткое заявление для плохиша.
– Феррин, когда я поставил футбол на первое место, счел его важнее женщины, предпочел ей игру, это плохо кончилось, теперь мне нужно сделать все, чтобы очистить совесть.
– Вы говорите о Стейше? Я хочу знать об этом больше, – заявила она.
Феррин хотела знать больше. А он не хотел воскрешать болезненные воспоминания о смерти Стейши, о том, как порвал с ней в ночь ее гибели. С тех пор угрызения совести не давали ему покоя. Но он знал, что придется говорить о прошлом. Тогда она поймет, почему эти документы так для него важны.
– Определенно, – сказал он вслух. – Но не сегодня. Сегодня мы живем в настоящем.
Она снова взглянула на него, и виноватой душе Хантера показалось, что она видит правду, несмотря на все обаяние, которое, как казалось, он излучал.
– Хорошо. Но вы знаете, как трудно идти вперед, сгибаясь под тяжестью прошлого.
Он потер шею и кивнул:
– Этот факт мне очень хорошо известен.
– Все в порядке. Это только наше второе свидание. Я просто пыталась помочь, – пояснила она. – Профессиональный риск, полагаю.
– Верно, преподаватель психологии. Почему вы преподаете, а не откроете практику?
– Мне нравится преподавание. Мои родители тоже были учителями.
– Ну да, тренер – это наставник в своем роде, верно?
– Я имела в виду своего отчима. Но и тренерская работа тоже может считаться преподаванием.
Она не считала тренера своим отцом. Интересно… но Хантер хочет знать больше. Сегодня он воспользуется случаем лучше узнать ее, а когда отвезет домой, расскажет правду о Стейше и прошлом.
Глава 4
В середине дня на пляже было не так много людей. Хотя она сказала, что хочет поговорить, теперь уже не была так в этом уверена. Хантер, казалось, был ей открыт, но она не хотела видеть под сексапильной внешностью того изломанного, несчастного человека, каким он был на самом деле. Она реагировала на чувственный призыв. Куда легче просто поцеловать его, уложить в свою постель, а затем указать на дверь.
Но она понимала его боль. Видела ее в те спокойные моменты, когда он думал, что она не наблюдает за ним. И женщина в ней хотела утешить его.
Секс – лучшее утешение.
По ее мнению.
Похоть.
Она так давно не встречала мужчину, который возбуждал ее так, как он.
Эмоции. От этих эмоций становилось не по себе. Она предпочитала славное, спокойное ощущение полного безразличия – вот чего она на самом деле хотела.
– О чем вы с отцом договорились? – спросил Хантер, останавливаясь, чтобы взглянуть на море.
– Не совсем понимаю, о чем вы.
Это было ошибкой. Нужно было купить футбольный мяч и позволить ему бросить мяч ей. Вот что следовало сделать. Но вместо этого ей понадобилось поговорить.
Мама… была бы более понимающей. Она, возможно, указала бы на те детали, которые сама Феррин наверняка упустила. Может, стоит объявить тайм-аут и прервать сегодняшнее свидание, чтобы позвонить маме?
Мысль показалась такой абсурдной, что она рассмеялась.
– Вы в порядке?
– Нет. Нет, не в порядке. Я предложила это, чтобы узнать вас лучше, но вы отплатили мне той же монетой, и я вдруг поняла, что не хочу сближаться с вами. Не хочу копаться в душе человека, любящего спорт, который я ненавижу. Человека, чего-то добивающегося от моего отца, которого я сама едва знаю. Человека, разбудившего во мне сознание собственной женственности. Я так привыкла контролировать себя и свое окружение!
Хантер поднял руки на уровень плеч и склонил голову набок:
– Я хотел играть в футбол. Люблю темп и физические нагрузки, и никому из нас не приходится так уж много думать во время игры.
– Я бы думала. Все равно не умею ловить мяч.
– Считаю, что можете.
– А вот мое прошлое говорит иначе, – ответила она, осознав, что позволила ему отвлечь ее от того факта, что она вроде как обнажила перед ним душу, а он сделал вид, будто ничего не заметил.
Нужно это запомнить. То, что он проигнорировал эмоции, которые она выказала перед ним, и спрятался за тему футбола. По-видимому, он очень ловко умеет ставить блок.
– Все это у вас в голове, – продолжал он. – Просто начинайте думать о себе так: я лучший ресивер в мире.
Она уставилась на него. Неужели ей не все равно, поймает она мяч или нет! Ладно, ей не все равно. Это единственное напоминание ей и отцу, что она не тот ребенок, которого он хотел или воображал, что заслуживает.
– Я попытаюсь, – пообещала она.
– Послушайте, думаю, сегодня серьезного разговора не выйдет. Это не в моем духе, и при одной мысли о таком мне становится как-то неловко. Хотите заняться серфингом?
– Серфингом?
– Да, мы могли бы взять напрокат гидрокостюмы и доски, – предложил он.
– Даю слово, что исповедаюсь в океане.
Сомнительно.
– У меня контрпредложение.
– Слушаю.
– Возьмем байдарки. Я знаю потрясающую бухту вон там, – показала она. – И в качестве бонуса: я могу грести, не опасаясь перевернуть байдарку.
– Принято. Где ее можно взять?
Она повела его в магазинчик, который давно приметила, где они купили плавки, купальник и заплатили за аренду байдарок. Она метнулась в раздевалку, чтобы переодеться, и поняла, что взволнована.
Надо забыть о похоти. Со временем пройдет. Она просто рада тому, что оказалась здесь с Хантером! Она так давно не радовалась обществу мужчины!
Феррин повесила одежду в шкафчик, предоставленный магазином, и вышла. Хантер уже болтал с компанией мужчин. Он что-то сказал им. Они помахали вслед, когда он отошел.
Болельщики.
У нее совсем другая жизнь. Он знаменитость, о чем легко забывалось, когда они оказывались наедине. Но ей важно было это помнить. Ему, должно быть, трудно отличать обожание любивших его болельщиков от осуждения людей, все еще не уверенных в том, что он не убивал подружку. Она не пыталась войти в его круг, и даже не думала, что захочет этого.
– Прекрасно выглядите, леди, – похвалил Хантер.
– Да и вы не так уж плохи, – улыбнулась она, хотя сейчас ей было не до флирта.
На нем были шорты, низко спустившиеся на бедра. А его рельефные мышцы произвели на нее такое впечатление, что она почувствовала желание коснуться его.
– Почему вы согласились провести со мной день? – спросила она немного погодя.
– Когда я вернулся домой, вы сидели на моем крыльце. Мама вырастила меня джентльменом.
Она успела узнать о Хантере одно: он постоянно сдабривал честный ответ юмором или сарказмом.
– Я серьезно. Вы знаменитость и должны бы встречаться с моделью или какой-нибудь роскошной женщиной.
Он положил руку ей на талию и привлек к себе:
– Я уже с роскошной женщиной, и при этом давно не знаменит. Я просто Хантер. Парень, который когда-то играл в футбол, а теперь здесь, с вами.
Ей хотелось верить его словам, и хотя она была уверена, что он сказал далеко не все, решила не прислушиваться к внутреннему голосу. Это всего лишь их второе свидание.
Хантер следовал за Феррин, которая гребла к укромной бухточке. Он не хотел говорить ей, что на каждую группу болельщиков, которые помнили его игру, находилось, по крайней мере, еще две, которые помнили, как его арестовали и обвинили в убийстве.
Он поэтому и не решался на длительные отношения с женщинами, поскольку знал, что рядом с ним они обречены на пристальное внимание окружающих.
Пришлось плыть примерно с час, прежде чем она показала на уединенную бухточку. Там была всего одна женщина с двумя ребятишками. Над головой кричали чайки, и больше никого вокруг.
Они вытащили байдарки на песок.
– Все было прекрасно, – заметил он.
– Я рада. Этот вид не спорта мне нравится.
– Почему вы называете это не спортом?
– Тренер. Он всегда говорил, что я не спортсменка, и полагаю, я ему поверила. Мне нравится йога, скалолазание и все в этом роде.
– Вы знаете, что это не так, – возразил Хантер. – Вы очень спортивны, милая леди.
Сам он подумал, что тренер был не слишком хорошим отцом, и это его удивило. Он увидел другую сторону человека, которого, как ему казалось, хорошо знал. На поле тренер всегда оберегал своих игроков.
Хантер потянулся к руке Феррин. Он рассказал все, что мог. То есть все хорошее. В том числе о Стейше. В таком тоне, чтобы выглядеть хорошим мальчиком. И не упомянул о том, что порвал с ней за несколько часов до того, как ее нашли мертвой. Тогда он хотел быть свободным, чтобы спокойно окончить колледж и играть за НФЛ. Он не заслуживал ничего хорошего и, вероятно, жил с кармой, которую сам себе создал. Если он изменит эту карму, если все исправит, возможно, заключит мир с прошлым.
Если бы только все было так просто. Но какой-то частью сознания он хотел, чтобы все было просто. Быть как все окружающие, которые резвились на пляже, наслаждаясь прекрасной погодой и солнышком. Не нести на себе бремени дочери, не оправдавшей родительских ожиданий, подобно Феррин, не сгибаться под кандалами прошлого, подобно ему.
Конечно, у них ничего не получится, но можно попытаться.
– Милая? По-моему, я не давала вам права называть меня милой.
– Предпочтете «детка»? – осведомился он.
Она покраснела и прикусила губу:
– Как насчет того, чтобы придерживаться данного мне имени?
Она шла по жизни осторожно, мелкими шажками, прячась за линией обороны. Он хотел предостеречь, что это не способ выиграть игру, но подозревал, что такая стратегия ей подходит.
– Расскажите о своем имени, – попросил он. – Феррин – это немного необычно, не согласны?
Он сжал ее руку и заметил, как красиво переплетаются их длинные пальцы. Потянул ее за собой, и они вместе пошли по линии прибоя.
– Оно в самом деле редкое. В детстве я никогда не могла купить сувенир со своим именем, – ответила она.
– То же самое со мной. Я не встречал много брелоков для ключей с именем «Хантер». Так вас назвали в честь кого-то?
– Да. Это второе имя прапрадеда по отцовской линии. Феррин – девичья фамилия его матери. Обычно «Феррин» бывает вторым именем или фамилией и очень редко первым. Но моя мама, которую зовут Дженнифер, посчитала свое имя слишком банальным и хотела, чтобы мое было уникальным.
Он улыбнулся:
– Уникальное имя для уникальной женщины.
– Вы недостаточно хорошо знаете меня, чтобы я могла поверить вашим словам.
Он молчал. Опять забыл, как она серьезна, как умна и видит суть за внешней мишурой, которую он привык разбрасывать перед окружающими, и как-то не задумывался о том, что не всем это нравится. Жаль, что он сказал ей это. Не нужно было, особенно сейчас. Ему следовало подождать, пока он не узнает ее лучше.
– Узнаю, – ответил он. Слова прозвучали клятвой, данной себе.
– Не стоит. Давайте просто…
– Вы зря меня недооцениваете, Феррин.
– Я недооцениваю? – удивилась она.
В этот момент она показалась ему хрупкой в лучах яркого солнца. В волнах резвились серфингисты, а дети деловито строили замки из песка.
– Да. Почему именно? – спросил он.
Она отняла руку и обхватила себя за талию. Очень застенчиво, словно не она смело приехала в его дом и сидела на крыльце, ожидая хозяина.
– Обещания легко даются. Всего пара слов сегодня, которые назавтра забываются. Может, этот день должен быть именно таким? Немного поразвлечемся, пока не решим, должна ли я действовать за спиной отца и дать вам то, что вы захотели. Но что-то подсказывает мне, что вам можно верить. Видеть в вас человека, способного не только на пустые слова, которые так беспечно уносит морской ветер. Если же все не так, придется с этим жить, – сказала она наконец.
Вполне справедливо. Люди относятся к нему по-разному. И он часто сознавал, что подвел их. Но он всего лишь человек, который может совершать неверные поступки.
– Мы все совершаем ошибки, но это не означает, что я постоянно лгу. Правда, я зациклился на необходимости обелить прошлое. Но при всем этом думаю о будущем, без необходимости постоянно оправдываться.
– Знаю, что мы все совершаем ошибки. Особенно я. Легко стоять здесь и представлять, как говоришь: «Эй, па, я собираюсь позволить Хантеру просмотреть эти коробки», но когда вернусь домой, все усложнится. Чем больше я узнаю вас, чем больше вы мне нравитесь, тем труднее мне принять решение. Возможно, будет лучше, если я уеду из Калифорнии и позволю вам и отцу разбираться самим.
– Лучше для кого? – спросил Хантер. – Только не для меня. Хотел бы я попросить вас забыть все это, хотелось бы просто уйти. Но я не могу, – вздохнул он и, притянув Феррин к себе, осторожно снял с нее темные очки. Их глаза встретились. Ее были встревоженные и сумрачные.
Он хотел найти способ утешить ее и заставить понять, что, если она даст ему доступ к прошлому, с ее отцом ничего не случится. Но ведь Хантер не знал, что там. А уйти от нее или позволить уйти ей казалось ему неправильным. Он не мог понять, почему казалось таким важным, чтобы Феррин была рядом. Он только знал, что ему это нужно.
– Я бы ушел от прошлого, если бы оно позволило. Сделал бы это для вас, милая, но это не в моих силах. Пролить свет на факты – единственный способ похоронить прошлое.
Хантер не сводил с нее пристального взгляда. Если дьявол похож на него, она с радостью продаст ему свою душу. Но он не просил ее души. Он просил возможности нормально существовать. То, что ей никогда не удавалось.
Не из-за отца, хотя временами она винила его в этом. Но она знала, что все зависит от нее и ее представлений о том, какими должны быть жизнь и отношения. Очень часто она чувствовала себя странно, потому что ей казалось, у всех есть из чего черпать основы нормального существования. А у нее – только разочарование в отце.
Она наклонила голову и уперлась лбом в его лоб. Хантер закрыл глаза, и она воспользовалась моментом изучить его лицо с близкого расстояния. Заметила крошечный шрам под правым глазом и какие густые у него ресницы. Поднесла руки к его лицу, сжала и ладонями ощутила мягкость бородки. Хантер интересовал ее все больше.
Она старалась защитить себя, пытаясь возвести между ними барьеры. Она колебалась, понимая, что неожиданная страсть Хантера к ней может объясняться его интересом к отцовским документам. Но этот человек – сложный, интригующий – притягивал ее, как пламя притягивает мотылька. Хотя она была умна и знала, что может обжечься. Но знала также, что оно того стоит.
Он того стоит.
И, черт, если уж быть честной с собой, нужно признать, что и она того стоит. Она заслуживала возможности быть с таким мужчиной, как Хантер. Никто не сказал, что отношения должны длиться вечно. Она будет счастлива и несколькими неделями. Просто немного развлечется.
Он, конечно, умеет развлечь?
Он кажется идеальным мальчиком для развлечений.
Она провела пальцами по мягкой бородке. По его губам. Они были упругими и тоже мягкими.
Его глаза открылись. Его взгляд был непроницаемым, но она не желала тревожить себя такими пустяками.
Она позволила соленому морскому ветерку овеять ее, унести тревоги и страхи. Именно страх держал ее в этом большом особняке на холме. В темном доме с отцом, который то ненавидел ее, то делал вид, что любит. Страх заставил ее использовать коробки с документами в своих интересах, страх выгнал ее из отцовского дома сегодня утром и толкнул к этому мужчине.
Хантер.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – ответил он, отступая.
Они сели в байдарки, вернулись к магазину и переоделись. Выйдя из раздевалок, оба почувствовали себя неловко. А может, только она одна почувствовала себя неловко?
Хантер вышел вперед, взял ее руку, переплел пальцы и повел туда, где они оставили машину.
– Не могу представить, как это – расти с таким отцом, как тренер.
– Не плохо и не хорошо. Он просто игнорировал меня. Думаю, будь я другим человеком, усерднее старалась бы заставить его заметить меня. Но вместо этого я просто оставалась в тени.
– Но вы не всегда были в тени, верно?
– С ним – всегда. Я хорошо училась, и у меня были прекрасные мама и отчим. И росла я странно: всегда в центре их внимания. Потом как-то летом я приехала в Калифорнию на четыре недели, но отец равнодушно ко мне отнесся. Думаю, я проецирую часть его неприязни на вас, – призналась она.
Собственно говоря, Феррин была в этом уверена. Он один из любимчиков отца. Трудно не хотеть того, что он получал от тренера. Уважение. Внимание.
– Я ничего подобного не чувствовал. Мне кажется, вы боитесь доверять себе. И вот сейчас не можете просто расслабиться и чувствовать себя со мной непринужденно.
– Может быть, – вздохнула она. – Но я ни на секунду не верю, что вы со мной откровенны и естественны.
Он пожал плечами.
Она заметила, что он часто это делает. Возможно, считает это самым подходящим нейтральным ответом. А может быть, защитная реакция. Способ не отвечать, когда предмет беседы был слишком близок к правде. И она понимала это. Действительно понимала. Она сама хотела убежать от вещей, вызывавших в ней слишком много эмоций. Но разве это когда-нибудь и чему-нибудь помогало?
– Как насчет уговора? Вы перестанете сопротивляться и ответите мне, а я попытаюсь расслабиться, чтобы сегодня мы могли повеселиться, – предложила она.
– Мне и так хорошо. Вы заставляете меня снова чувствовать, Феррин. Это не вожделение. Потому что вожделение легко объяснимо и подогревается гормонами. Это нечто большее. Никогда не думал, что опять буду испытывать нечто подобное к женщине.
Она насмешливо выгнула бровь:
– И я должна этому верить?
Он глуповато улыбнулся:
– Именно. Это правда. Я хочу вас, не стану отрицать, но дело не только в этом. Для меня это не просто очередное завоевание.
– Смею надеяться, что нет, – пробурчала она, но в его голове звучали беспечные нотки, отчего ей хотелось улыбаться. – Так что же это значит – не просто очередное завоевание?
– Полагаю, вам нужно побыть со мной рядом, чтобы узнать наверняка.
– Я вполне намерена так и поступить. – заверила она.
Он обнял ее за плечи и притянул ближе. Оба стояли на ветру, глядя на горизонт, и она перестала волноваться.
Он приподнял ее подбородок и опустил голову, завладев ее губами. Медленно. Полностью.
Когда они снова пустились в путь, он повез ее по скоростной автостраде Пасифик-Коуст. Они по очереди подпевали песням, льющимся из цифровой радиостанции, и наперебой старались назвать имя исполнителя. Вспоминали лучшую еду в их жизни: стейк в Аргентине – для него, бисквит с клубникой в Плант-Сити, Флорида, – для нее. Она на время забыла о своем отце и футболе и всем том, что не давало ей покоя в этой жизни.
Забыла, что постоянно сомневалась, стоит ли доверять Хантеру, мало того, среди смеха и признаний в вещах, казавшихся мелкими и незначительными, поняла, что начинает доверять ему. Она стала показывать ему настоящую Феррин Гейнер, и если не ошибалась, увидела Хантера-человека. Не игрока НФЛ, преследуемого давним скандалом.
Глава 5
Прошло немногим больше недели с того дня, который она провела с Хантером. Верный своему слову, он оставил ее в покое, предоставляя принять решение, и словно исчез из ее жизни. Всю эту неделю она провела в одном доме с тренером. И по-прежнему не была близка к решению.
Она стояла в коридоре у отцовского кабинета перед дверью из цельного дерева и ручкой из полированной латуни. Может, это игра воображения, но она чувствовала, что отец не хотел бы видеть ее в своем кабинете.
Она открыла дверь, вошла и быстро закрыла ее за собой. Осторожно ступила в комнату, которой избегала со времени своего возвращения в Калифорнию. Постояла на пороге, вспоминая, как подростком хотела войти сюда, а отец жестом приказал ей убираться.
Может, именно поэтому она не хотела позволить Хантеру рыться в коробках? Не желала быть здесь с тем, кого в этот кабинет пускали. Но сегодня кабинет казался всего лишь пустой комнатой, а отец лежал наверху, в постели, делая вид, что спит, лишь бы не разговаривать с ней.
Наконец Феррин подошла к большому письменному столу орехового дерева, давнишнему подарку матери. Как часто она удивлялась тому, что такие разные люди могли влюбиться друг в друга.
Иногда мать говорила, что это безумное увлечение. То самое опьянение, которое случается, когда встречаются двое совершенно разных людей, и тогда они запутываются в мифе романтики и любви. Но это совсем не та крепкая связь, какая была у ее матери с отчимом. Дин был порядочным человеком и таким же преподавателем, как мать. Они были настоящей парой.
Тряхнув головой, Феррин отбросила эти мысли и прошла по деревянному полу. Одна стена комнаты была уставлена встроенными, сделанными на заказ книжными шкафами. Ее отец был одним из самых успешных тренеров в студенческом футболе, так что на полках стояло множество кубков. Кроме того, у него всегда были фотографии выигравших команд. Избегая смотреть на стену славы, она подошла к письменному столу. Там стоял компьютер, но она знала, что отец редко им пользовался. Она включила компьютер и стала открывать ящики стола. Почти ничего, если не считать стопки писем, которые домоправительница положила в верхний левый ящик, и фотографии Феррин под ними. Ее сфотографировали на выпускном вечере по случаю окончания колледжа. Она понятия не имела, что отец ее хранит. Он не приехал, потому что один из выпускников того года пригласил его ловить рыбу на муху в Монтане. Его отсутствие не должно было подействовать на нее. Она давно знала, что за человек ее отец.
Так почему она старается не расстроить его? Сделать все, что он хотел, а ведь отец никогда ничего для нее не сделал.
Потому что злом зла не поправишь.
Слова матери эхом отдались в мозгу. Она постоянно слышала их, пока росла, и теперь они были ее постоянными компаньонами, особенно когда она хотела свернуть с прямого пути. Хотела делать все, что пожелает, вместо того чтобы поступать честно.
Отец наконец сказал ей, что не желает разрешать Хантеру копаться в его документах. Интересно, знал он что-то или боялся, что, как только позволит посторонним заглядывать в его документы, они официально станут прошлым и тренер потеряет всякое значение? Хантер со своей стороны сказал, что будет уважать любое ее решение. Но она знала, что это не так. Неужели он сказал это только для того, чтобы она согласилась?
– Фу!
Звук ее голоса пронесся по комнате славы, созданной ее отцом. Она подошла к чулану, где хранились все коробки. Но почему-то не открыла их и вышла из комнаты, оставив компьютер включенным. Ей было все равно.
Она прошла через весь особняк, который никогда не станет ей домом, и вышла в патио.
Ветер был прохладным и сильным, но она продолжала стоять, наслаждаясь тем, как волосы хлещут ее по лицу, надеясь, что ветер прогонит мысли и оставит единственный прямой путь.
Но этого не произошло. Не произойдет ничего такого, что заставило бы ее сделать выбор.
Но она должна принять решение и придерживаться этого решения.
Чего боялся отец?
Записи из тренажерного зала во время тренировок, может, каких-то празднеств. А вдруг отец думал, что они найдут именно это?
Она должна знать.
Ведь многое из жизни отца совершенно ей не известно. Может, прочитав документы и просмотрев записи, она найдет ответы? Наконец сумеет его понять?
Решение нужно принять в отношении отца. Дело не в Хантере или его вопросах о прошлом. Нет никакой гарантии, что он найдет то, что искал. Мало того, она очень в этом сомневалась. Он может никогда не обрести ответы и покой, в котором так нуждался.
Значит, речь идет о ее собственном решении. С чем она сможет жить?
Она знала, что отчасти находится под влиянием собственных чувств к Хантеру, но для нее важнее узнать, что отец всегда находил в тех мальчиках, которых тренировал, чего не находил в ней?
Когда она вернулась из патио, в доме было тихо, если не считать тиканья напольных часов в коридоре. Она помнила их с детства. Тиканье очень утешало ее, когда родители скандалили. Она подошла и уселась на пол перед часами.
Маятник продолжал раскачиваться, совсем как она в выборе решения. Одна сторона – тренер, другая – Хантер.
Тренер… Ах, все это так сложно!
Хантер… Неплохо бы сделать его счастливым и позаимствовать у него немного этого счастья.
Она услышала звонок и взяла телефон. Взглянула на экран. Незнакомый техасский номер.
– Алло?
– Феррин, это Хантер.
Голос был вкрадчивым и бархатным, отчего по спине пробежали мурашки. Она не хотела признаваться себе, но скучала по нему.
Хантер встал рано и поехал в колледж, сообразив, что, если найдет старые записи тренировок, может, не придется ни о чем просить Феррин.
Но по приезде его встретил Грэм Питерс, бывший помощник тренера, выходивший из его офиса. Питерс был немногословен и откровенен: у него нет никаких записей, и он считает, что Хантер должен давно забыть обо всем и оставить прошлое в прошлом.
Хантер вышел из тренажерного зала и направился к машине, отчетливо понимая, что иного выхода нет: ему по-прежнему нужны коробки с записями тренера. Пора звонить Феррин.
Хантер все это время держался на расстоянии, надеясь в душе, что она позвонит и пригласит его просмотреть старые бумаги тренера. Но этого не произошло. А он ждал уже неделю.
Последние семь-восемь дней тянулись слишком долго. Он привык к действию. Хотя он осознавал, что продвигается к зоне защиты всего ярдов на десять за раз, не больше, и ему очень хотелось действовать быстрее.
Пока что он занимался благотворительностью. Работал вместе с Габи, собираясь спонсировать местную футбольную команду в детском оздоровительном центре, раздобыть разрешение на постройку которого помогла именно она. Кроме того, нашлось немало дел, чтобы загружать себя целыми днями и не думать о Феррин. Но по ночам… черт его возьми, если он не проводил каждую ночь, жалея, что не пошел дальше поцелуев на пляже.
Хантер пытался быть хорошим парнем. Но это оказалось трудно.
Он сделал несколько звонков людям, которых знал в прошлом. Прежний секретарь тренера в колледже дала ему номер сотового Феррин, когда он объяснил, что навещал тренера и не хочет беспокоить его, звоня на стационарный телефон. Раньше секретарь тренера всегда питала слабость к Хантеру.
Хотя он знал, что было бы лучше, если она позвонит ему, все же набрал номер и стал ждать.
Ее голос в трубке был приятным, он представил, как она улыбается, и понял, что скучал по ней.
Почему? Он знал ее всего неделю, но уже скучал.
Нужно взять себя в руки. Он винил Кингсли и Габи, заставивших его думать о будущем так, как никогда не думалось раньше. С первой женой Кингсли все было по-другому. Она была супермоделью и жила своей жизнью. Семьей их было трудно назвать.
Пока Хантер не увидел их вместе: Габи, Коннора и Кингсли, ему и в голову не приходило, что он тоже хочет семью.
Голос Феррин ворвался в его мысли:
– Хантер, я тут гадала: может, вы сдались и вернулись… туда, где обычно живете?
– Но вы знаете, что у меня здесь дом, – ответил он. – Правда, до того, как переехать сюда, я жил в Малибу.
– Почему же вы переехали?
– Хотел быть ближе к крестному сыну.
– Коннору, верно?
– Да.
Он услышал тяжкий вздох.
– Боюсь, я все еще не приняла решения относительно коробок.
«Черт бы все это взял!»
– Хорошо. Я звоню, чтобы пригласить вас на ужин со своими друзьями.
– Правда?
– Да. Никакого давления.
– Э-э… какие друзья?
– Коннор и его родители.
– Когда?
– Сегодня вечером. Ничего официального. По-моему, сегодня вечер тако.
Мексиканские тортильи с начинкой? Это вкусно!
– Вечер тако?
– Габи устраивает тематические ужины, – пояснил Хантер.
– Прекрасная идея! Хорошо, я поеду с вами. В какое время?
Хантер взглянул, не пришло ли сообщение в ответ на посланное им Кингсли. Пришло.
– В семь. Я могу заехать за вами в половине седьмого, – предложил он.
– Прекрасно. Что захватить с собой?
– Только себя. Подождете, пока я пошлю Кингсли эсэмэску?
Он наскоро напечатал сообщение Кингсли, подтверждая, что оба будут к ужину.
В ответ Кингсли прислал смайлик.
– Чем вы занимались все это время? – спросила Феррин, когда они возобновили беседу. – Опять благотворительностью?
Хантер откинулся на спинку кресла и скрестил ноги:
– Да. Договорился о поставке оборудования для местной лиги здесь, в Кармеле. Кингсли пожертвовал деньги для нового оздоровительного центра, а теперь мой фонд поставляет все необходимое, чтобы центр заработал.
Он услышал какой-то шум. Интересно, что она делает? Может, он помешал чему-то важному?
– А что делали вы?
– Пыталась заставить тренера есть и убедить его каждый день проводить на свежем воздухе хотя бы несколько часов.
Она заговорила о тренере. Может, он упоминал о записях? Вот в чем действительно заинтересован Хантер!
Информация, сообщенная Дарайей Миллер, репортером, которая училась в колледже вместе с Хантером, Кингом и Габи, заключалась в том, что некоторые женщины одурманивались и подвергались в тот год насилию со стороны других игроков команды. Но что, если это только слух? Пока что никто не позвонил, не поговорил с ним или Кингсли. Может, он гоняется за очередным призраком?
– Бьюсь об заклад, это не так легко.
Он не собирался давить на нее, как бы это ни противоречило его интуиции. Он знал, что сможет увидеть то, что содержат документы, только если Феррин или тренер ему позволят.
– Он упрям. Может, вы кое-что мне подскажете?
– Зачем это мне? – удивился он.
Она издала горловой звук, разгадать смысл которого он не смог.
– Он всегда относился к парням из своей команды лучше, чем ко мне. Может, вы знаете какой-то секрет, неизвестный мне? – спросила Феррин.
Опять ее непростые отношения с отцом. Хантер хотел бы все исправить ради нее, но он не доктор Фил, психолог и писатель. Он скорее Стив Уилкос, готовый всегда броситься в бой.
– Скажите ему, что каждодневное небольшое улучшение непременно и благоприятно скажется на игре. Ему нужно работать, пока он не добежит до зоны защиты, тогда сможет встать с постели и вернуться к нормальной жизни, – посоветовал Хантер.
– Футбольные аналогии?
– Именно это он и любит.
– Это то, что любите вы, – возразила она.
– Когда-то любил.
– И когда же разлюбили?
– Когда бросил женщину, небезразличную мне, ради футбола и потерял ее, – признался Хантер.
Одной из причин, по которой он должен был узнать, что случилось со Стейшей, было сознание своей вины, которое не могло заглушить никакое время. Он по-прежнему испытывал чувство вины.
– Мне очень жаль.
– Спасибо. Но вина была моей. Думаю, тренера нужно подбодрить. Он хороший человек, – заверил Хантер.
Тренер всегда защищал его и Кингсли, и Хантер этого не забудет. Даже его братья и родители задали ему несколько вопросов, прежде чем поверили, что он невиновен. Только тренер всегда это знал.
– Попытаюсь. Но он не… Похоже, он вообще не хочет вставать с постели. Может, вы сумеете поговорить с товарищами по команде, и это поможет ему собраться с силами? – спросила Феррин.
– Посмотрю, что смогу сделать, – ответил он.
Сердце его упало. Он ничуть не ближе к тому, чтобы получить доступ к записям тренера, чем на прошлой неделе.
Поговорив с Хантером, Феррин хотела уйти, но услышала звонок стационарного телефона и подождала, надеясь, что ответит Джой. Странно, что звонят на эту линию. Возможно, кто-то из колледжа? Хотят поговорить с отцом?
– Алло?
– Здравствуйте. Это Грэм Питерс. Я могу поговорить с тренером Гейнером?
– Простите, не сейчас. Хотите, я попрошу его перезвонить?
– Нет. Я его заместитель в колледже. Кто со мной говорит?
Интонации были резкими и нетерпеливыми.
– Феррин. Дочь тренера.
– У тренера есть дочь? Не знал. Я очень огорчился, узнав о болезни вашего отца. Как он сейчас?
Теперь, узнав, что говорит с дочерью тренера, а не с домоправительницей, он стал куда вежливее. Хотелось бы знать, как часто Джой приходилось терпеть подобное обращение. Имя Грэма ничего для нее не значило, но она наскоро погуглила и нашла его биографию и фото с сайта колледжа.
– Он постепенно выздоравливает, но очень медленно. О чем вы хотели с ним поговорить? – спросила Феррин.
– Мы бы хотели в торжественной обстановке вручить вашему отцу награду колледжа. Я надеялся прийти просмотреть старые записи тренировок и сделать монтаж лучших моментов. Звоню, чтобы узнать, можно ли приехать, – пояснил Грэм.
– Вряд ли он сможет принять посетителей. Но я буду рада сама просмотреть коробки с записями, – пообещала она.
– О, не стоит так беспокоиться. Может, я позвоню на следующей неделе, узнаю, не стало ли ему лучше.
– Хорошо, – согласилась Феррин. – Просто великолепно. Я скажу ему, что вы звонили.
– Спасибо, – ответил он и тут же отключился. Интересно, что такого в этих коробках, в которые хотели заглянуть все, несмотря на то что отец этого не желал? Она подозревала, что для отца это сладостно-горькие воспоминания о том времени, когда он был молод и здоров.
Немного позже, уже перед ланчем, Феррин вошла в кухню.
– Я отнесу поднос с ланчем наверх, – сказала она Джой, но тут же вспомнила, как неохотно отец покидал комнату.
– Пожалуй, лучше, если вы накроете ланч в патио у бассейна. Неплохо бы выманить его на воздух.
– Я-то не возражаю, но как вы убедите его спуститься вниз? – спросила Джой.
– Предоставьте это мне, – заверила Феррин и, вооруженная новым советом от Хантера, отправилась к отцу, почти уверенная, что сможет выманить его из постели.
Она поднялась по лестнице и вдруг поняла, что в мозгу звучит песня «Прогулка по солнцу». В самом деле? Всего один звонок от Хантера – и она полна энергии!
Феррин остановилась посреди лестницы и задумалась. Она знала психологию влюбленных. Понимала, что новизна эмоций может наполнить кровь эйфорией. Но сама никогда раньше не испытывала ничего подобного. И вовсе не хотела влюбляться в мужчину. Особенно такого, как Хантер, который явно не собирался долго присутствовать в ее жизни. Все это сложно. И не имело смысла.
Но невозможно было отрицать, что впервые за неделю она почувствовала себя живой и веселой.
Феррин поспешила наверх и постучала в дверь отцовской спальни.
– Входи.
Комната была темной, мрачной. Шторы задернуты. Феррин подошла и раздвинула их, как всегда, когда приходила завтракать.
– Кто задернул шторы?
– Я. Солнце сегодня слишком яркое.
– Я рада слышать, что ты вставал, – кивнула она, игнорируя его ворчание. – Сегодня мы пообедаем внизу.
– Что?!
– Боюсь, так велел доктор.
Белая ложь еще никому не вредила. Ей нужно выманить его из этой комнаты. Может, он обретет душевное равновесие!
– Говорю, она ко мне пристрастна. Знает, что я не могу встать с постели, и все же…
– Но ты же вставал, чтобы задвинуть шторы.
– Черт, ты услышала?
Она улыбнулась ему. Бывали моменты, когда он был отцом, которого она всегда мечтала иметь.
– Да. А теперь вставай и идем.
– Вряд ли у меня хватит сил.
– В самом деле? – спросила она, подходя к кровати. – Ты сказал, что не хочешь уходить на покой, но ничего не выйдет, пока не встанешь. Дело в том, что ты не сможешь сделать все и сразу. Каждый день по маленькому шажочку.
– Ты так думаешь?
– Знаю. Разве не это ты сказал бы своим игрокам?
– Туше.
Откинув одеяло, он свесил на пол ноги в пижамных штанах. Человеком он был крупным, высоким, почти шесть футов четыре дюйма. Она подошла и протянула руку, помогая ему встать. Держась за нее, он с трудом поднялся. Их глаза встретились, и она впервые в жизни почувствовала, что отец в ней нуждается.
Пребывание здесь, пока он лежал в постели, заставляло ее чувствовать себя кем-то вроде почетной сиделки. Но это… похоже, это что-то значило.
Он проковылял к креслу. Она помогла ему сесть, и он принялся надевать шлепанцы.
– Я еще слаб, – признался он.
– Так и есть. Поэтому мы едим ланч в патио.
Она снова помогла ему встать, и он самостоятельно сделал несколько шагов к двери. Словно пытался убедиться в своей немощи.
– Я всегда заставлял парней, оправлявшихся после увечья, возвращаться на поле. Требовал, чтобы они двигались. Полагаю, мне недоставало того же. Чтобы кто-то меня заставил.
– Наверное, – согласилась Феррин.
– Спасибо, солнышко, – сказал он перед тем, как открыть дверь и осторожно спуститься по ступенькам.
Феррин последовала за ним, гадая, сколько проблем у них возникло благодаря ее привычке зацикливаться на детских разочарованиях. Может, она и отец должны начать с чистой страницы? И тогда она отнесется к нему как взрослый человек.
Джой ждала у подножия ступенек, наблюдая их медленное шествие. Она подмигнула Феррин, когда тренер спустился вниз и побрел к патио.
– Хорошая работа, – улыбнулась Джой.
– Он был готов подняться с кровати, – призналась Феррин, но втайне была довольна похвалой.
Она задержалась в кухне, чтобы надеть пляжную шляпу и темные очки и захватить отцовскую бейсболку и очки для него.
Отдала все это ему, когда уселась за садовый столик. Тренер смотрел на горизонт, и она гадала, что он там видит.
– На что ты смотришь? – не выдержала она.
– Мы с твоей мамой часто поговаривали о том, чтобы купить яхту, – неожиданно сказал он.
Наверное, ему будет неприятно знать, что мать и отчим давно приобрели яхту, в которой каждый уик-энд плавали по озеру.
– Почему же не купили?
– Я был очень занят, а ты была совсем маленькой. Не хотел, чтобы ты утонула. Ты росла не слишком крепким ребенком.
– Не слишком? Я была здорова! Никогда не болела, – возразила Феррин.
– Да. Но не любила заниматься спортом. Я пытался научить тебя плавать, а ты плакала. Пытался научить тебя играть в футбол – с тем же результатом.
– О, я помню, как ты швырял меня в бассейн!
– Да, и твои инстинкты ни разу не включились.
– Детей так плавать не учат, – буркнула она.
– Так учил меня мой отец, – сообщил он. Глянул на нее, и она не впервые осознала, как мало знает об отце.
– Я не знала. Каким он был?
– Каким? Он был мужчиной. Приказывал мне делать что-то и ожидал, что я послушаюсь. Думаю, он гордился, что я играю в футбол, и, когда стал тренером, любил приходить на игры.
– Жаль, что я никогда его не видела, – вздохнула Феррин.
– Нет смысла жалеть о том, что никогда не может сбыться.
И это сразу напомнило ей, что на самом деле он не изменился.
– Какого черта? – спросил он, глядя в тарелку. – Я уже говорил Джой, чтобы никаких салатов больше не было.
– Доктор настаивает. У тебя же был сердечный приступ, – напомнила она.
– Не заводи меня, Феррин. Я знаю о своих проблемах с сердцем, – буркнул он.
Она сложила руки на столе:
– Один из твоих игроков просил напомнить тебе, что игры выигрывают стараниями вставать каждое утро и добиваться крошечных улучшений. Ты ничего не добьешься, оставаясь в постели и питаясь всякой дрянью.
– Хороший совет, – одобрил он. – Какой игрок сказал тебе это?
– Хантер. Хантер Карутерс.
Конечно, он примет совет Хантера, но отмахнется от нее и доктора.
– Хантер?
– Да. Помнишь, он приезжал к тебе?
Тренер кивнул:
– Я не слишком хорошо себя чувствую. Скажи Джой, чтобы принесла эту кроличью еду в мою комнату.
Встревоженная Феррин встала. Но он от нее отмахнулся:
– Все в порядке, девочка. Я сам смогу подняться.
Феррин обиделась, но села.
– Я не буду ужинать. У меня свои планы.
– Прекрасно. Увидимся завтра.
Он удалился, по-стариковски шаркая ногами, а она смотрела ему вслед. Почему она постоянно пытается достучаться до него? И когда, наконец, поймет, что с нее довольно?
Глава 6
Дом Кингсли Бьюкенена был красивым, даже роскошным. Его невестой оказалась чертовски умная латиноамериканка с прекрасной кожей и волосами и заразительным смехом. Коннор был просто лапочкой. Но больше всего Феррин тронуло обращение Хантера с малышом.
Хантер забыл о необходимости держаться настороже.
Она пыталась увидеть человека за морем обаяния и, когда он играл с Коннором, была совершенно уверена, что увидела этого человека. Он был спокоен, добр, открыт, и на лице ясно отражалась любовь к крестному сыну.
– Готов к футболу? – спросил Коннор. – Папа научил меня бросать мяч.
Учитывая, что Кингсли был талантливым полузащитником НФЛ, если судить по кубкам и фотографиям, которые она видела в его доме, Феррин могла побиться об заклад, что Коннор очень хорошо умеет бросать мяч.
– Готов, приятель, – кивнул Хантер. – Но Феррин не умеет принимать. Поможешь научить ее?
Она застонала.
– Правда? Все умеют ловить мяч, – удивился Коннор.
– Не я, – призналась она.
Коннор подошел к ней, обеими руками прижимая к тельцу слишком большой для него мяч. Малыш откинул голову, чтобы посмотреть на нее:
– Дядя Хантер может тебя научить. Он показал мне, и я все умею.
– Держу пари, ты лучший.
Он улыбнулся, и сердце Феррин едва не растаяло. Она никогда не представляла себя матерью. Знала, что иметь ребенка еще не означает быть хорошим родителем, и кто его знает, как повлияет на нее генетика? Будет малыш похож на мать или на отца?
Зачем рисковать?
Но при виде этого чудесного малыша, его улыбки, слыша, как серьезно он разговаривает, она впервые серьезно задумалась о материнстве.
– Это легко, – уверял Коннор.
Взял мяч одной рукой, сжал ее ладонь и повел по коридору. Хантер провожал ее веселым взглядом, хотя в глазах было еще что-то неопределенное. Он пошел за ними во двор.
– Встань здесь, – велел Коннор.
Показал ей на выбранное место и вернулся к Хантеру. Отдал ему мяч и долго смотрел на крестного отца.
– Ты лучше ловишь, чем бросаешь, – объявил он наконец.
– Точно. Но все равно бросаю дальше, чем ты, – ответил Хантер.
– Ну это ненадолго, – заверил Кингсли, подходя к ним. Подхватил сына и посадил себе на плечо. – Коннор унаследовал мою руку.
– Как, по-твоему, он может бросить мяч Феррин? Она ни разу не ловила мяч!
Что-то промелькнуло между мужчинами, и Феррин уже стала беспокоиться, что они тоже будут ее презирать. Почему она сказала ему, что не может поймать мяч? Она всю жизнь прекрасно без этого обходилась!
– Может быть, – сказал Кингсли. – Почему бы тебе не потренировать Феррин, пока я дам этой обезьянке пару советов?
Кинг перевернул Коннора вниз головой, и малыш, хохоча, уронил мяч. Он явно не боялся упасть и вообще не боялся ничего в надежных объятиях отца.
Она ощутила укол в сердце, потому что никогда не испытывала ничего подобного.
Когда же она, наконец, станет взрослой?
Феррин улыбнулась, слыша заполнивший двор смех, но постаралась избавиться от своих чувств. Отец не был таким, как Кинг, и она немного завидовала.
Хантер зашел ей за спину. Он не коснулся ее. Но она ощутила жар, идущий от его тела. Совсем как в тот день на пляже, когда он поцеловал ее.
Она вздрогнула, и он положил руку ей на плечо.
Феррин оглянулась на него. Судя по горящим глазам, он тоже вспомнил их поцелуй.
– Итак, принять мяч…
– Именно, как насчет мяча? – улыбнулась она. Его руки медленно скользили по ее предплечьям к ладоням, которые он сжал в своих руках.
– Вы создаете норку для мяча. Не столько ловите его, сколько даете безопасное место для приземления. Как только ощутите прикосновения мяча, сжимайте руки. Пусть вам будет неудобно. Ничего страшного. Как только мяч коснется рук, он у вас. И никто вас не блокирует.
– Какое огромное облегчение! – воскликнула она.
Ее руки слегка дрожали. Она вдруг осознала, что хочет научиться ловить мяч. Что хочет уметь это делать. А если не сумеет? Что тогда будет? Хантер с отвращением отвернется? Уйдет? Или вспылит? Впрочем, она не представляла, чтобы он вышел из себя.
– Хорошо. Итак, когда вы раньше ловили мяч, что было всего труднее? – спросил он.
– Держать глаза открытыми. Неприятно видеть, как что-то в меня летит, – призналась она.
– Справедливо. Сейчас открою тайну, – пообещал он.
Она повернулась к нему, потому что была в его объятиях, а это не давало сосредоточиться. Но ведь она хотела услышать его тайны!
– Да?
– Я тоже не всегда смотрю. Просто выполняю все правила и стараюсь попасть на то место, где должен находиться. Остальное зависит от Кинга. Он должен попасть в цель.
Она откинула голову и засмеялась:
– Цель? Вот почему я так боюсь ловить мяч.
– Он не бросает мяч с большой силой. Хотите, я помогу в первый раз? – спросил он, снова кладя руки на ее плечи и поворачивая лицом к Коннору и Кингсли, которые терпеливо ждали.
– Нет, – отказалась она, набрав воздуха в грудь. – Я должна сделать это сама.
Кроме того, его близость очень ее отвлекала.
– Хорошо.
Хантер отошел на несколько шагов. Она наблюдала, с какой грацией он двигается. Наверняка это в нем от природы. При виде этого у нее всегда перехватывало дыхание.
Остановившись, он предостерегающе взглянул на Кингсли.
Тот улыбнулся, кивнул, и она поняла, что они сговорились дать ей непременно поймать мяч. Впервые в ее жизни мужчина, спортсмен, был полон решимости позволить ей преуспеть в чем-то, связанном с футболом. Она не потрудилась проанализировать тепло, зародившееся в животе и распространявшееся по телу. Знала, что это влечение.
Просто никогда не предполагала, что это так хорошо.
Она сложила ладони в горсть, как показал Хантер, и Кингсли вручил мяч Коннору, который отвел руку и бросил мяч с большей силой, чем она ожидала. Сразу было видно, что он уже некоторое время тренировался с отцом.
Ей потребовалось немалое усилие воли, чтобы не зажмуриться, пока мяч летел. Но она сделала это! Шагнула вперед, чтобы поймать мяч, и тот с глухим стуком оказался в ее руках.
Немного поколебавшись, она сжала пальцы:
– Я поймала мяч!
Хантер торжествующе завопил, а Кингсли и Коннор зааплодировали. Она разжала ладони, и мяч упал на землю. Хантер подхватил ее на руки и закружил.
– Я сам не сделал бы лучше, – заявил он и поцеловал ее.
Наблюдать, как Феррин ловит посланный Коннором мяч, было забавно. Забавно!
Это слово очень редко присутствовало в его жизни. Да и откуда ему взяться?
До того, как он перестал играть в футбол, работал на поле в полную силу, а после игры держался подальше от раздевалки, чтобы избежать общения с прессой. Если не считать редких появлений на новостном канале ТМZ и в колонках сплетен глянцевых журналов, он старался держать в секрете личную жизнь.
– Хантер! – окликнул Кингсли.
– Да?
– Я спросил, едешь ты завтра в Сан-Франциско на открытие ночного клуба «Секондз»?
– Звучит волнующе, – заметила Феррин. – Я не была в ночном клубе с выпускного вечера в колледже.
– Там будет очень весело. Коннор останется с няней из агентства Габи, а мы поедем, – сообщил Кингсли.
– Обычно с ним сидят мои родители, – добавила Габи, – но завтра они тоже едут.
– В ночной клуб? – удивилась Феррин.
– Кузен Габи, Гильермо де ла Круз, – совладелец клуба, – улыбнулся Хантер.
– Я никак не связывала его имя с вашим! – воскликнула Феррин. – Значит, вы из семьи испанских аристократов?
– Очень дальние родственники. Я из той ветви, которая оставила все позади, – пояснила Габи.
– Хочу увидеть своих новых кузин! – объявил Коннор.
– Теперь, когда мы обручились, – пояснил Кинг, – Коннор называет девочек Гильермо своими кузинами. Вообще, молодой человек, вам пора спать. Мы рано уезжаем.
– Ладно. Но мне нужна ванна и сказка на ночь, – потребовал Коннор.
– Погуляйте пока в саду, – попросила Габи Хантера и Феррин. – Мы скоро вернемся.
Габи и Кингсли встали, забрали Коннора и вышли из столовой. Хантер взглянул на Феррин. Та вертела в пальцах бокал для вина.
– Так вам понравились мои друзья?
– Очень славные люди, – искренне ответила Феррин. – Здесь я определенно вижу совершенно другого человека, чем на пляже и в доме тренера.
– Прекрасно. Я хочу, чтобы вы узнали меня лучше, – кивнул он.
– Все просто прекрасно. Не то что тогдашняя ночь в ресторане, где мы чувствовали себя как в аквариуме. Полагаю, вы привыкли к своей известности.
– Не совсем, – вздохнул он. Она не понимает, что взгляды окружающих привлекала не его известность, а дурная слава. – Хотите пройтись по саду?
– Да, – решила она, отодвигая стул и поднимаясь.
Он повел ее в ухоженный сад с освещенными дорожками, вьющимися через кусты и растения. В центре находился выложенный камнями патио с костровой чашей, в которой кто-то разжег огонь. Ночь выдалась настолько прекрасной, то Хантер подвел Феррин к скамейке и жестом предложил сесть.
Ему следовало снова спросить ее о документах. Попытаться добиться того, что ему нужно. Но он не хотел на нее давить. Ему нравилась Феррин, и он мечтал о… будущем?
Верно. Но у него не будет будущего, пока он не разгадает тайну смерти Стейши. А интуиция подсказывала, что ответ находится в тех записях из тренажерного зала, которые ему так и не удалось просмотреть.
Она подняла голову и взглянула на небо. Сейчас трудно увидеть звезды, но луна была полной. Большой и яркой.
Она прикусила нижнюю губу, и он невольно задался вопросом, что у нее на уме.
Она, в отличие от него, не носит в душе пятидесятифунтовую гирю прошлого.
– О чем вы думаете? – спросил он.
Обхватив себя руками, она посмотрела на него, при этом избегая встречаться с ним взглядом.
– Сегодня я позавидовала малышу.
– У Коннора замечательная жизнь, – удивился Хантер. – Думаю, он ее заслуживает, но понимаю, почему это может вызвать зависть.
– Не поймете. Хотя вы мечтали быть не ковбоем, а футболистом, все же имеете много общего с вашим отцом.
– А у вас нет ничего общего с вашим?
– Нет. Отчасти потому, что просмотр снова пробудит старую неприязнь и вражду, я и не могу решить, стоит ли показывать вам документы. Поймите же меня! Я снова испытаю чувство собственной неполноценности.
Он обнял ее за плечи и прижал к себе:
– Зато теперь вы умеете ловить мяч.
Она рассмеялась, но смех звучал вымученно.
– В чем дело?
– Не все призраки можно прогнать смехом. Мне двадцать пять, Хантер. Не следовало бы завидовать малышу только потому, что отец его любит, – грустно усмехнулась Феррин. – Может, это слишком глубоко для вас и не соответствует тому, что вы думаете о нас с вами и наших отношениях, но что есть, то есть. Относительно тех документов, которые вы хотите видеть: я, скорее, сожгу их, потому что они олицетворяют все, что он любил больше меня.
Рука Хантера, лежавшая на ее плече, упала. Он согнулся, сжав ладонями голову. Боже, не нужны ему эти сложности. Он всего лишь добивается разрешения увидеть документы. С него хватит сплетен, слухов и домыслов. Ему нужны доказательства того, что на остальных девушек тоже нападали. Может, тогда они объявятся и помогут найти человека, убившего Стейшу.
Он сочувствовал борьбе Феррин с ее прошлым. Пребывание в доме, принадлежавшем отцу и чужом для нее, очевидно, раздражало девушку и портило характер. Хантер понимал. Но как иначе ему проникнуть за такие крепкие барьеры?
– Я шучу, потому что меня это злит, Феррин. Я бешусь, зная, как плохо вам приходится. И вы были правы, сказав, что между мной и моим отцом много общего. Пусть он считал меня глупцом, решившемся зарабатывать на жизнь футболом, но любил меня настолько, чтобы не лезть с наставлениями и дать возможность попытаться. Не понимаю, почему тренер всячески опекал нас и оберегал, а для вас оказался таким никчемным родителем. Еще мне досадно и обидно, что сколько бы я ни открывал вам подробности своей жизни, как бы ни откровенничал с вами, вы продолжаете сомневаться во мне. Я вполне согласен с тем, что вы не хотите расстраивать отца, и понимаю это куда яснее, чем вы думаете. Но мне нужны ответы, чтобы жить дальше. Чтобы мое будущее не было омрачено тенью убийства. Я должен увидеть эти документы, чтобы установить истину. Когда Коннор пойдет в школу, мне нужно быть уверенным, что дети не будут показывать на него пальцами и глазеть, потому что их родители помнят, как Кинга и меня арестовали за убийство, которого мы не совершали. И еще я хочу, чтобы Стейша наконец упокоилась с миром.
– Мне очень жаль, – тихо ответила она. – Правда жаль. Должно быть, я кажусь вам эгоисткой…
– Вовсе нет. Я же сказал, что понимаю, насколько хрупки ваши отношения с отцом…
– Может быть…
– Не нужно. Я не хочу, чтобы вы давали обещания, которые трудно сдержать. Просто знайте, что, когда я с вами, и речи не может быть ни о какой игре.
Он не мог надавить на нее в надежде получить доступ к документам. Не сейчас. Пусть Феррин чувствует себя непринужденно в его присутствии!
Он выпрямился, и она положила голову ему на плечо.
И отстранилась только, когда они услышали шаги.
– Простите, что мешаю, но телефон Феррин непрерывно звонит, – сказал Кингсли.
Феррин вскочила и убежала, словно получила передышку, а Хантер стал гадать, что она чувствует. В конце концов, с ним она так переменчива. Постоянно меняет точку зрения.
Но Хантер не позволял себе беспокоиться по этому поводу. Он вел игру. Долгую игру. В игре не победишь, если будешь рассчитывать только на чудо.
Кингсли сел на скамейку рядом с Хантером.
– Я тут собирался спросить, получил ли ты возможность уговорить ее позволить посмотреть документы тренера, но вижу, ты вообще не думаешь о прошлом, – заметил он.
– Ты прав, – признал Хантер. – Я веду долгую игру.
– Не дай себя ранить, – предостерег его Кинг. – Не только она, но и ты способен попасться на удочку.
– Я не играю с ней. Не таким образом. Кингсли, я всего лишь пытаюсь сделать так, чтобы она захотела позволить мне просмотреть записи. Если я буду действовать подкупом или силой, или просто соблазню ее… она навсегда это запомнит. Не знаю, кем тогда я буду в ее глазах!
Кингсли хлопнул его по плечу:
– Жаль, что мы не можем вернуться на десять лет назад, когда были моложе и глупее, и держаться подальше…
– Не говори. Я тоже часто об этом думаю. Но мы оба знаем, что это невозможно. Ты сумел начать новую жизнь, и в этом нет ничего плохого. Я тоже хочу начать новую жизнь. Но ты знаешь, у меня всегда уходит вдвое больше времени, чтобы последовать твоему примеру.
Кингсли рассмеялся, чего и добивался Хантер. Сам Хантер не собирался думать о возврате в прошлое, поскольку не был уверен, что тогда поступил бы иначе. Если бы он не порвал со Стейшей, это означало бы необходимость провести жизнь вместе. А он знал, что потом оба пожалеют об этом.
Но она, по крайней мере, была бы жива.
Да, в этом все дело.
Отец однажды сказал, что такой вещи, как обходные пути не существует. Хантер чувствовал себя так, словно наконец понял, что он имел в виду. Сам Хантер платил за каждую совершенную им ошибку. За все, что хотел получить. Чаще всего цена его не волновала, если не считать ночей, подобных этой, когда он мечтал стать обычным, средним парнем, назначившим свидание хорошенькой женщине.
Ему кое-что нужно от Феррин. Но если он не будет осторожным, может причинить ей боль.
– Собираешься взять ее в Сан-Франциско на вечеринку? – спросил Кингсли.
– Хотелось бы. Не знаю, сможет ли она так надолго оставить отца одного, нужно сначала спросить у нее, – заметил Хантер.
– Прекрасно. Думаю, чем лучше она узнает нас, тем скорее позволит тебе доступ к записям тренера.
– Надеюсь, что так, – кивнул Хантер.
– Если думаешь, что так будет легче, не возражаю сыграть в жесткую игру. Я лучше тебя умею добывать желаемое, – предложил Кингсли.
Хантера возмутила мысль о том, что Кингсли будет еще хитрее манипулировать Феррин. Ему такая ситуация совсем не нравилась.
– Десять ярдов за раз. Не больше, – покачал он головой.
– Именно так всегда говорил тренер, – рассмеялся Кингсли.
– Это верно как на поле, так и вне его. То есть это единственный способ оставаться оптимистом и думать, что в один прекрасный день мы найдем ответы.
– Знаешь, я с тобой согласен, – объявил Кингсли, вставая. – Идем найдем дам и выпьем. Потом можешь попросить Феррин поехать с нами в Сан-Франциско. Я буду рядом для моральной поддержки.
Ну да, чтобы вдоволь поиздеваться, если Хантер получит отказ.
– Обойдешься. Не нужна мне твоя поддержка!
– Уверен?
– Абсолютно.
Кингсли направился к дому, где в кухне с бокалами вина сидели Габи и Феррин.
– Все в порядке? – спросил Хантер, садясь.
– Да. Это мама забеспокоилась, – пробормотала она, краснея. – Я не звонила ей несколько дней, вот она и решила узнать, все ли в порядке.
– Мамы все такие, – кивнула Габи. – Если я не звоню своей каждый день, она сама ко мне приезжает.
– И иногда застает нас в крайне неловкие моменты, – добавил Кингсли.
Все рассмеялись. Хантер уставился в стол, но внезапно пальцы Феррин легли на его руку.
– Не отвезете меня домой? Понимаю, еще очень рано, но я хотела посмотреть, как там тренер.
– Без проблем.
Они попрощались с Габи и Кингсли, и Хантер повез ее домой окружным маршрутом. Ночное небо было ясным, полная луна освещала дорогу.
– Спасибо за то, что помогли мне поймать сегодня мяч, – поблагодарила она.
– Всю работу сделали вы. Я просто немного подсказал.
– И это сработало. Послушайте, футбол – моя ахиллесова пята, а сегодня вечером вы заставили меня почти полюбить его. Это значит куда больше, чем вы можете представить. А еще большое спасибо за то, что не давите на меня просьбами дать вам доступ к отцовским документам. Так мне легче расслабиться и узнать вас.
– И получается? – не выдержал он, хотя знал, что некоторым образом надавил на нее, рассказав, что значат для него эти документы.
– Да, – ответила она с милой, невинной улыбкой.
– Хотите поехать со мной в Сан-Франциско на вечеринку в «Секондз»? – спросил он.
– С удовольствием.
– Возможно, вы не захотите уезжать из дома на всю ночь, но мы можем остановиться у моих друзей или уехать сразу после вечеринки.
– Я дам вам знать после того, как поговорю с Джой. Если она согласится остаться с отцом на ночь, значит, все будет в порядке.
Глава 7
– Доброе утро, Джой, – сказала Феррин, входя в кухню.
Джой подскочила от неожиданности и убавила звук в телевизоре, который до этого смотрела.
– Я всего лишь получаю утреннюю порцию сплетен.
– Что-то хорошее? – спросила Феррин, наливая себе кофе.
– Да, в общем, нет. Я надеялась увидеть что-нибудь об одном из своих мальчиков, – пояснила она.
Джой была большой поклонницей бойс-бэндов и постоянно надеялась, что музыканты «Уан дирекшн» снова соберутся вместе. Она считала их милыми молодыми людьми, которым необходимо немного времени, чтобы одуматься и воссоединиться.
– Я отнесу поднос с завтраком тренеру, пока вы смотрите, – предложила Феррин.
– Спасибо, дорогая. О, вчера вам звонил мужчина по имени Грэм. Сказал, что попытается перезвонить сегодня, – сообщила Джой.
Грэм Питерс. Надо признаться, она совсем не хотела с ним общаться.
– Он просил разрешения приехать и просмотреть документы отца. Я отказала. Отец всегда чересчур волнуется, когда при нем упоминают кого-то из колледжа. Вы заметили?
– Заметила, – согласилась Джой. – Думаю, он все еще расстроен, что его отправили на покой, вместо того чтобы позволить вернуться к работе.
– Верно. Пожалуйста, и дальше постарайтесь отделываться от Грэма, пока я не поговорю с тренером.
– Разумеется.
– Уверены, что сможете понаблюдать за тренером ночью? – спросила Феррин, прежде чем уйти. Джой согласилась остаться на ночь, но Феррин хотела убедиться, что не слишком на нее надавила.
– Я не возражаю.
Вот и прекрасно. Теперь остается только проверить перед уходом, все ли в порядке с отцом. И может, подумать, что делать с документами отца, которые, похоже, все хотят заполучить.
Дом на Бикон-Хилл, куда привез ее Хантер, был реставрированным зданием в викторианском стиле, и выглядел он совсем как цветная открытка из прошлого. Витражи от «Тиффани» и крашеные деревянные бордюры еще больше усиливали атмосферу старины. Феррин занервничала.
И как было не нервничать?
До сегодняшнего дня она никогда не уезжала с мужчиной на целую ночь. Мужчины, с которыми она встречалась, в этом были похожи на нее: они с удовольствием проводили ночь свидания перед телевизором с ведерком попкорна и смотрели фильмы.
Они поехали в Сан-Франциско на лимузине, оставив люк на крыше открытым, и Феррин поспешила изобразить гламурную даму, но густые кудрявые волосы развевал ветер, так что она наконец сдалась и свернула их в небрежный узел.
На ней были узкие брючки до щиколоток, топ в красную полоску и балетки, и ей очень шли темные очки.
Когда дверь дома открылась и она увидела стоявшую на пороге женщину, почувствовала себя неухоженной оборванкой. Прямые, аккуратно причесанные волосы незнакомки свисали до плеч. Ее сарафан был шикарным и явно очень дорогим. Она махнула рукой Хантеру и улыбнулась Феррин.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала она. Выговор выдавал в ней образованную американку, возможно, из богатой семьи.
– Мы тоже, – заверил Хантер. – Феррин, познакомьтесь с Карой, женой Гильермо. Мы с ней дальние родственники по отцовской линии.
– Все верно. Очень давно мы занимались нефтью. Но действительно очень давно. Теперь я занимаюсь детьми.
Из-за ее спины высунулись головки трех малышек. Самой старшей было не больше пяти. Все очаровательны, с густыми черными волосами, а две – даже с локонами. Только у младшей волосы были прямые, как у матери.
– Привет, херувимчики! – воскликнул Хантер, опускаясь на одно колено.
Девочки подбежали к нему, повисли на шее, а он обнял их и прижал к себе, прежде чем встать.
Самая старшая подошла к Феррин и запрокинула голову. У девочки были большие карие глаза и самые густые ресницы, которые когда-либо видела Феррин.
– Я – Зара.
Феррин нагнулась так, что их глаза оказались на одном уровне.
– Очень приятно познакомиться.
– И мне тоже очень приятно, – сказала девочка. – Мы делаем печенье. Хотите помочь?
– С удовольствием, – кивнула Феррин.
– Вы не обязаны, – вставила Кара. – Боюсь, что можете перепачкаться.
– Я вовсе не возражаю, – ответила Феррин.
Зара сунула ручонку в ее ладонь и повела в дом. Хантер последовал за ними.
– Это – Хлоя, а это – Луиза, – объявила Зара, когда они проходили мимо ее сестер.
– От вас хорошо пахнет, – объявила Хлоя.
– Мне нравятся ваши волосы, – заявила Луиза.
Девочки сгрудились вокруг нее и все вместе вошли в кухню, непрерывно щебеча. Когда Феррин уселась за стол, как велела Зара, Луиза забралась на колени Феррин и коснулась ее волос. Она была самой младшей, той, у которой были прямые каштановые волосы.
Интересно, хотела ли Луиза быть похожей на сестер?
– Кем вы хотите быть, когда вырастете?
– Принцессой-рыцарем, – ответила Луиза не колеблясь.
– Глупо, Лу, – упрекнула Зара.
– А папа сказал, что так можно! Мама!
Луиза спрыгнула с колен Феррин и метнулась в коридор, где беседовали Кара и Хантер.
– Она совсем еще ребенок, – неодобрительно пояснила Зара с позиции самой старшей сестры. – Хлоя, покажи Феррин, как месить тесто.
Хлоя подошла и забралась на соседний стул.
– Осталось только добавить кубики шоколада. Мама держит их вон на той полке.
Хлоя показала на верхнюю полку, и Феррин встала, чтобы достать шоколадные кубики. Принесла пакет к столу, и тут как раз вошел Хантер.
– Вижу, уговорили Феррин раздобыть вам шоколад!
– Это для печенья, – возразила Феррин. – Ты аллергик? – спросила она Хлою.
– Нет. Просто с ума сходит по шоколаду, – объяснил Хантер.
– Папа тоже, – добавила Хлоя с улыбкой, показавшейся Феррин на две трети ангельской и на одну – дьявольской. – А я не собиралась их есть.
С этими словами она сунула в рот шоколадный кубик.
Феррин скрыла улыбку и насыпала в тесто горсть крохотных шоколадок, так чтобы несколько штук просыпались мимо миски и разлетелись перед Хлоей. Хантер быстро схватил одну, поднял Хлою и устроил на скамейке рядом с собой. Потянулся к пакету и насыпал горсть себе и Хлое.
– Лучше поскорее перемешать тесто, иначе получится масляное печенье.
Феррин заметила, как естественно ведет себя Хантер с детьми. Сначала с Коннором, теперь – с девочками Кары. Почему он еще не нашел женщину, с которой можно создать семью? Игроки НФЛ никогда не испытывали недостатка в обществе хорошеньких женщин. Почему же не Хантер? Она знала, что в прошлом у него был скандал, связанный с убийством в общежитии, но это было десять лет назад и его признали невиновным. Знала, что он обеспокоен возможной реакций школьников на Коннора. Может, поэтому он воздерживается от всяких длительных отношений?
– Женщина, прекратите глазеть на меня и мешайте тесто, – велел Хантер.
– Да, женщина, – смеясь, поддакнула Хлоя.
– Хлоя Анджелина, ты забралась в мои тайные запасы? – спросила Кара, входя в кухню вместе с Луизой.
– Да, но мне был нужен шоколад для печенья, – оправдывалась Хлоя. – А дядя Хантер захотел попробовать.
– Дядя Хантер дурно на вас влияет, – строго заметила Кара, подмигнув при этом Хантеру. – Ну как дела с печеньем?
– Я насыпала туда столько шоколадных кубиков, сколько могла, – сообщила Феррин.
Кара подошла ближе и заглянула в миску:
– Выглядит неплохо. Теперь позволим дяде Хантеру и девочкам разложить тесто в противень и поставить в духовку, а мы тем временем познакомимся получше.
– А он сумеет это сделать?
– Женщина!
– Прекратите называть меня женщиной, – буркнула Феррин.
– Довольно справедливо, но я мировой специалист по печенью! Разве не так, девочки?
Дети разулыбались до ушей и закивали. Феррин сообразила, что они что-то затеяли, но все поняла только, когда Кара вывела ее в коридор, прижала палец к губам и знаком велела ей заглянуть в дверную щель.
Хантер и девочки дружно поедали ложками тесто из миски.
– Они всегда так делают? – спросила Феррин.
– Да. Обожают, когда он выбирается нас навестить.
– Разве не опасно есть столько теста?
– Нет. Он не даст съесть все. Хантер позволяет им всякие проделки, а это очень нравится нашей троице.
– Наверное, всем девчонкам такое нравится, – предположила Феррин.
– Да, – рассмеялась Кара.
Гильермо, Тристан и Кристос открыли ночной клуб «Секондз», потому что были богатыми сыночками, не имевшими никаких шансов управлять семейными компаниями. Все они давно женились и обзавелись семьями. Брат Кристоса умер, и тот взял на себя управление судоходной флотилией. Тристан был вторым в команде менеджеров самого большого в мире издательства. А Гильермо… что же, он вроде как присматривал за клубом и заботился о своей семье. Его не интересовал корпоративный мир.
Как только приехали Кингсли с Габи и Коннором, женщины немедленно отправились в импровизированное путешествие по магазинам, а мужчины с радостью уселись в гостиной, присматривая за детьми.
Хантер мечтал о семье. Но он знал, что его шансы стать счастливым семейным человеком сильно испорчены прошлым. Не потому, что существовала возможность, что его снова обвинят в убийстве Стейши, а потому, что оно так и не было раскрыто. Очень многие из тех, кто знал об убийстве, до сих пор относились к нему с недоверием.
– Парень, ты выглядишь слишком серьезным для просмотра «Свинки Пеппы», – заметил Кингсли.
Эти милые ребятишки и счастливые мужчины… Ему вдруг стало невмоготу.
– Знаю. Мне нужен свежий воздух.
Он встал, вышел из дома и зашагал по Бикон-Хилл к воде.
– Хантер, подожди! – окликнул Кингсли. – Мне тоже нужно подышать свежим воздухом.
Он догнал Хантера, и оба молча направились к океану.
– Поговори со мной, – попросил Кингсли. – Я пытаюсь просчитать варианты, но ничего не приходит в голову. Мы, как никогда, близки к тому, чтобы получить правдивые ответы относительно Стейши, в твоей жизни появилась потрясающая женщина, и, кажется, мы сумели наконец исправить те ошибки, которые наделали в колледже. Помоги мне понять, что с тобой происходит.
Хантер остановился и оглядел бухту. Здесь было холодно, но это не слишком его беспокоило. Мало того, подходило к его сегодняшнему настроению.
– Мы ни к чему не приблизились.
– Почему? – удивился Кинг.
Хантер опустил взгляд, поднял на макушку темные очки и только тогда посмотрел на Кингсли.
– Я не могу соблазнить Феррин, чтобы та позволила мне заглянуть в записи тренера. Это скверно. Это неправильно. Пусть решает сама. Ее отец не хочет, чтобы я просмотрел документы, а она не желает действовать за его спиной. Дело в детских воспоминаниях: тренер не был таким уж хорошим отцом, и существование этих документов причиняет ей боль. Я почти думаю, что пора отступить.
– Плохо дело, – вздохнул Кингсли. – Хочешь, я сам ее спрошу?
– Нет, думаю, что это только ухудшит ситуацию.
Хантер остановился, повернулся к Кингу, внезапно ощутив прилив братской любви.
– Думаю, все это не поможет, – покачал он головой. – Я знаю, что должен сделать это. И сделаю. Но просто… я окончательно запутался в этой жизни. Той самой, которой, как я думал, уже никогда не буду жить.
– Я знаю, что ты хочешь сказать.
– Откуда тебе знать? У тебя есть Коннор и Габи. Ты достиг большего, чем я. Гораздо большего.
– Ну не совсем. Я всегда старался держаться подальше от людей и если бы не Габи… А тебя совесть терзает куда сильнее, чем меня. Ты должен простить себя за то, что не смог спасти Стейшу. Ты просто не смог ее спасти.
– Как я могу простить себя, если до сих пор не знаю, что произошло?
Этот вопрос он задавал себе не один раз, а ответа по-прежнему не находил.
– Все, что я помню об этой ночи, вызывает во мне отвращение. Я повел себя как избалованный мальчишка, когда попал к ней. Боялся, что если у меня будет подружка, не смогу наслаждаться всеми преимуществами, полагающимися профессиональному футболисту.
– Если бы Стейша не умерла, ты чувствовал бы то же самое? – спросил Кинг.
Хантер потер затылок и опустил голову:
– Не знаю. Да и какая разница, если она мертва. А мы оба были слишком пьяны, чтобы помнить, видели ли что-то той ночью. Для таких, как мы с Феррин, нет ни малейшего шанса на будущее, пока я не разгадаю тайну. Ни малейшего.
– Ты ей нравишься, Хантер. Не из-за футбола и твоих денег, не потому, что ты опасен. Почему-то она к тебе неравнодушна.
– Не обижайся, но особенной интуицией ты не обладаешь, Кингсли, – отмахнулся Хантер.
– Ты прав. Не обладаю. Зато обладает Габи. Она убеждена, что именно Феррин та, кто поможет тебе забыть обо всем, что случилось.
Габи была убеждена. Если бы только было так же легко убедить Феррин! Но он не знал, как это сделать.
– Думаешь, тренер кого-то защищает?
Лучше говорить о прошлом, которое он знал и с которым сжился, чем о будущем и Феррин, из-за чего он мгновенно терял душевное равновесие.
– Больше я ничего не могу придумать. Это единственное, что, мне кажется, имеет смысл. Ты сказал, что он узнал тебя, – вспомнил Кингсли.
– Да. Но тут же стал что-то бормотать и сбиваться с мысли. Феррин говорит, что у него возникают отрывочные образы, но не целая картина.
– Значит, он либо защищает кого-то, потому что вспомнил, либо не понимает, что происходит, и боится, – решил Кингсли. – Жаль, что мы не поговорили с ним до того, как случился инсульт.
– Мне тоже жаль, – вздохнул Хантер, хотя отчасти был рад, что этого не случилось. Будь тренер здоров, Феррин бы не жила в его доме и он никогда бы ее не встретил.
Спокойствие охватило его, когда он осознал: что бы ни случилось, он не обменяет эти несколько недель с Феррин на на какие сокровища мира. И это пугало его так, как никогда и ничто не пугало. Оказалось, что Феррин много значит для него, и он знает, что обречен подвести ее. Разочаровать.
Феррин искренне наслаждалась шопингом в обществе женщин. В Техасе у нее были хорошие подруги, и она вдруг поняла, что скучает по ним. Нужно подумать, как оставить отца и вернуться домой. Все равно она живет здесь только из-за Хантера. Да, он хотел получить ее позволение просмотреть документы отца, и она, нужно признать, постепенно склонялась к тому, чтобы дать ему это позволение.
Но ей нужно было больше времени, чтобы узнать его. Да и побаивалась она, что, как только разрешит ему доступ к документам отца, он найдет все необходимое и… просто исчезнет из ее жизни. Но в этом она не хотела признаваться даже себе самой. Не нужно быть гением, чтобы сообразить: Хантер не соседский мальчишка, которого она знала с детства. Он сосредоточен на ней. Очень заинтересован. А она так страшилась верить, что дело в ней, а не в документах. Поэтому она все еще тянула, чтобы не узнать правду.
Трусиха!
– Не уверена насчет этого платья? – спросила Габи, подходя к ней.
Феррин слишком долго смотрела на платье для коктейлей. Дорогое, но она может себе это позволить. Правда, платье не из тех, которые она обычно носила. Она остановилась около него просто потому, что хотела поразмыслить. Дать себе возможность прийти в себя, она ведь обычная женщина и не ведет гламурный образ жизни, присущий Хантеру.
– Не уверена, – согласилась Феррин. – Что думаешь ты?
Она сняла платье с вешалки и приложила к себе, стараясь выбросить из головы тревожные мысли. Пока она в Сан-Франциско, все равно ничего не может предпринять относительно документов.
Сшитое из мягкой, ниспадавшей складками синтетической ткани, платье было очень коротким, с американской проймой и с обнаженной спиной. Зато цвет ее любимый, бирюзовый.
– Шикарно! Кара, что думаешь ты? – окликнула Габи подругу, которая в это время обсуждала с Авой, женой Кристоса, приемы приучения ребенка к горшку. Шери, жена Тристана, была в примерочной, примеряла что-то такое, что, по ее словам, «заставит мужа забыть, что я мама, и вспомнить, что я женщина».
Все дружно рассмеялись.
– Просто прекрасно! Ты должна его купить. Хантер всегда такой крутой, – уговаривала Кара. – При виде тебя в этом платье он расплавится.
– Примерь, – настаивала Ава.
Все четверо направились к примерочной как раз, когда оттуда вышла Шери в платье без бретелек, оно сидела на ней так, словно было сшито именно для нее.
– Тебе следует купить его, – уговаривала Кара. – Тристан уж точно вспомнит о том дне, когда вы впервые встретились, и напрочь забудет, что ты мама двух мальчиков.
– Согласна, – кивнула Габи. – Одна вышла, вторая вошла.
– Вошла? Это ты обо мне? – уточнила Феррин.
– Да. Мы все хотим помочь тебе выбить Хантера из равновесия, – объявила Габи, подталкивая ее к примерочной.
Феррин вошла и села на банкетку, положив платье на колени. Она знала о своих проблемах с мужчинами. Наверное, поэтому свидание ее грез происходило дома за просмотром фильма «Гордость и предубеждение» и пинтой вишневого мороженого «Черри Гарсиа» от Бена и Джерри в руках. Она терпеть не могла рисковать.
Возможно, потому, что не любила проигрывать.
Она посмотрела на себя в зеркало, пытаясь разглядеть в своем облике черты мужества, о котором всегда мечтала. Но ничего такого не увидела. Никакого тайного знания. Если она хочет Хантера – а она признавала, что хочет, – нужно увлечь его и перестать отталкивать.
Да, понятно, что у него есть тайны. Черт, у всех они есть! Но Феррин нравился мужчина, которого она постепенно узнавала. Она не хотела и дальше держать дистанцию, которую сама же установила между ними. И честно говоря, когда у нее еще будет возможность встречаться с таким мужчиной, как он?
Феррин сбросила одежду, отвернулась от зеркала, чтобы не видеть себя в одном белье, и надела платье. Оно прильнуло к телу, как вторая кожа, особенно когда она поправила его и застегнула две крошечные пуговки сзади на шее. Оглянулась на себя в зеркало, сначала проверив, не слишком ли обтягивает платье сзади. Юбка не была слишком тесной, но бретельки бюстгальтера выглядели странно. Она расстегнула бюстгальтер, сняла его и только тогда повернулась, чтобы рассмотреть свое отражение.
Платье сидело идеально. Она себе очень в нем нравилась. Нравилось, что она ощущает, надев это платье. Чувствовала, что в нем может все.
Она привстала на носочки, чтобы посмотреть, будет ли оно выглядеть лучше с каблуками. Оказалось, что в этом случае оно сидит немного иначе, то есть еще лучше.
Феррин решила, что сегодня вечером не будет отталкивать Хантера. Возьмет все, что хочет, а завтра предложит ему доступ к документам и посмотрит, что из этого выйдет. Больше никаких попыток прятаться и выжидать.
– Ты выходишь?
– Секунду! – откликнулась Феррин.
Открыла дверь примерочной и, высунув голову, увидела Габи, стоявшую рядом с Карой. Женщи ны разговаривали по-испански, но замолчали, увидев ее. Ава и Шери отступили и замерли.
– Ты просто обязана купить это платье, – заявила Ава. – Выглядишь как наследница миллионного состояния.
– Так и есть. Думаю, если бы Тристан тебя увидел, решил бы, что ты должна попасть на обложку одного из его журналов, – вторила Шери.
– Ладно, леди, довольно! Я знаю, как выгляжу. Признаю, платье красивое, но под ним все равно я прежняя.
– И этого вполне достаточно, – согласилась Габи. – Ты роскошна, Феррин.
Кара кивнула:
– Мои девочки подумают, что ты обернулась принцессой, которая едет на бал.
– Но платье вовсе не длинное.
– Это и не обязательно, – заверила Кара.
– Верно, – поддержала Шери. – Хантер и не догадается, что поразит его в самое сердце.
– Эта ночь будет самой лучшей! – добавила Габи.
– Верно. А теперь переодевайся в свою одежду, и мы пойдем в мой любимый бельевой магазинчик, так чтобы мы могли всю ночь сводить мужчин с ума.
Феррин купила платье и истратила больше, чем намеревалась, на потрясающие туфли на каблуках и белье. Такого чудесного шопинга у нее еще никогда не было!
Вернувшись в дом Кары, она огляделась в поисках Хантера, но его нигде не было видно. Ее отвлекли девочки, пожелавшие увидеть платье и собравшиеся в гостевой спальне, чтобы потрогать, пощупать, а заодно долго охать и ахать над нарядом. Но она тревожилась о Хантере.
Все приключение казалось очень веселым, но только если она была с ним. А общаться с его друзьями в одиночку ей не хотелось.
Но все же она оделась и вышла к лестнице ровно в шесть, когда они должны были ехать на ужин. При виде Хантера в вечернем костюме она остановилась на верхней площадке. И даже задохнулась, так он был красив в смокинге и брюках, сшитых на заказ. Он улыбнулся ей:
– Ты прекрасна!
– Спасибо, красавчик, ты тоже неплох, – кокетливо бросила Феррин, спускаясь, она намеревалась наслаждаться этой ночью и этим мужчиной. Оставалось только решить, с чего начать.
Глава 8
Ночной клуб «Секондз» был гламурным, и Феррин казалось, что ей здесь не место. Но все друзья Хантера из кожи вон лезли, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Габи и Кингсли по очереди рассказывали ей веселые истории о Хантере времен его обучения в колледже. Но им пришлось уйти рано, оба спешили к Коннору.
Шери, надев новое платье, достигла цели – Тристан обнял ее, как только они приехали в клуб. С тех пор они покачивались на танцполе, не разжимая объятий.
Хантер говорил с Гильермо и Кристосом, обсуждая, как начать благотворительный проект в Европе и, может, спонсировать там несколько команд регби, а Феррин оставалось болтать с Авой и Карой.
Скоро к ней подошел Хантер, словно притягиваемый как магнитом, против собственной воли. Похоже, некий инстинкт толкнул его к Феррин. Она заметила его, когда беседовала в углу с Авой, в тот момент, когда, откинув голову, расхохоталась рассказанным той анекдотом.
Он протянул ей руку, и Феррин приняла ее. Он притянул ее к себе и обнял. Их обволакивала музыка. Они танцевали. Звучала песня «Заслужила» из фильма «Пятьдесят оттенков серого» в исполнении группы «Уик-энд». Слова были откровенными и земными, они заставляли Феррин думать о сексе каждый раз, когда она их слышала.
Музыка обладала чувственным ритмом, зажегшим огонь глубоко в ее душе. Тот самый, который, похоже, опалил и Хантера.
– Тебе весело? – спросил он, поглаживая ее по спине и прижимая к себе, пока они двигались в такт музыке.
– Очень. Мне нравятся твои друзья, – ответила она.
– Ты им тоже нравишься, – заверил он. – Но не так сильно, как мне.
Он зарылся руками в ее волосы на затылке, откинул ее голову и стал целовать. Ее возбуждали прикосновения его губ, когда он осыпал поцелуями ее шею. Озноб желания прошел по телу. Груди словно набухли, а между ногами ныло.
Она обняла его и приподнялась на носочки, кусая мочку его уха и шепча, что хотела бы сделать с ним, будь они здесь одни.
Он вздрогнул всем телом и повел ее в уединенный уголок, где никто не мог их увидеть.
– Так как насчет того, чтобы сорвать с меня одежду? – поддразнил он.
Она провела ладонями по его груди и расстегнула пуговицы его рубашки, торопясь ласкать обнаженное тело. Его мышцы перекатывались под ее прикосновениями, ее рука проникла под пояс брюк. Феррин погладила кончик его восставшей плоти, подалась вперед и легонько прикусила его шею.
Он со стоном выговорил ее имя и отвел ее руку:
– Мне следовало бы знать, что не стоит ничего начинать с тобой в таком месте. Если не прекратишь, я кончу в брюки.
– Так и следовало бы, – ухмыльнулась она и стала ласкать его сквозь ткань брюк. Положила руку ему на затылок, притянула его губы к своим и поцеловала. Долгим, крепким и глубоким поцелуем. Это был поцелуй, который они предвкушали несколько дней.
Она всегда боялась отдаваться своим желаниям. Но сегодняшняя ночь все изменила, почти все ее сомнения относительно Хантера развеялась, и она поняла, что почти влюбилась в него.
Он обнял ее, притянул к себе так, что одна рука касалась груди, другая гладила лицо. Наклонил ее голову набок и припал к губам. Его язык медленно проник в ее рот.
У него такой прекрасный вкус…
Она приняла его язык и поняла, что хочет большего. Ей не стоило начинать это в таком публичном месте, потому что она была слишком близка к тому, чтобы, забыв обо всем на свете, отдаться ему здесь и сейчас.
Поэтому она стиснула его ягодицы и прижала к своему телу, одновременно выгибаясь.
Его дыхание было жарким и послало еще одну волну желания прямо сквозь нее. Она ощутила каплю влаги между ногами, там, где ее лоно пульсировало от нетерпеливого предвкушения.
Он прижал ее к стене, и она почувствовала, как его бедро вжимается между ее бедер. Положив руку на ее попку, он подтолкнул Феррин вперед, стал покачивать ногой, и она ощутила крохотные импульсы, распространявшиеся от центра ее женственности по всему телу. Она открыла глаза и увидела жаркий взгляд Хантера, наблюдавшего за ней. Все остальное исчезло.
Она прижалась к нему бедрами, и по ней снова прокатилось уже знакомая волна желания. Он вновь прижался губами к ее губам и той рукой, что лежала на ягодице, подтолкнул, побуждая двигаться взад-вперед на его ноге. Она так и сделала, пока не почувствовала начало оргазма. Хантер губами заглушил ее крики и поднял голову только после того, как она перестала двигаться. Тогда он провел рукой по ее спине.
– Нет. Не здесь. Я подожду, пока мы останемся одни, – прошептал он.
Феррин кивнула, прислонилась головой к стене и взглянула на Хантера. В его присутствии она словно просыпалась от долгого сна. До этого момента она не сказала бы, что просто плывет по течению жизни. Но теперь поняла, что так оно и есть.
Хантер сжал ее руку и погладил большим пальцем ее нижнюю губу.
– Ты просто невероятна, – выдохнул он.
Впервые в жизни она чувствовала, что способна быть настоящей женщиной для настоящего мужчины.
Ночь была полна лицами, голосами, музыкой и вина! А голова Феррин была полна мыслями, сердце – эмоциями.
Она сидела рядом с Хантером на заднем сиденье арендованного им лимузина. Когда они покидали клуб, на них набросилась толпа фотографов, окликавших Хантера и обращавшихся к ней. Она помахала им рукой, когда они проходили мимо.
Теперь они сидели в лимузине одни, а Хантер казался рассеянным и отчужденным.
– Я прекрасно провела время. Спасибо за то, что пригласил меня, – поблагодарила она. – Твои друзья просто очаровательны. Но нужно признаться, я с большим трудом понимала выговор Гильермо.
– Они тоже от тебя в восторге, – заверил Хантер, подводя палец под ее подбородок и запрокидывая ее голову.
– Но я не могу их винить. Так легко поддаться твоим чарам.
– Кто бы говорил!
Он ответил полуулыбкой, которая, однако, не выглядела искренней. Что-то его мучило.
– Дело в фотографах?
– Ты о чем?
– Я о том, что тебя беспокоит, – пояснила она. – Знаю, как ты оберегаешь личную жизнь.
Она положила голову на гладкую кожу спинки кресла и уставилась на светильники в потолке машины.
– Я почувствовала себя настоящей гламурной леди, когда мы вышли и в глаза ударили вспышки.
– Правда? – спросил он.
Она повернула голову, но не подняла ее со спинки сиденья.
– Да. Мне так жаль, что они были здесь.
– Мне тоже, – вздохнул он. – Я хотел, чтобы сегодня ты была только со мной. Мне следовало прислушаться к своим инстинктам и вместо ночного клуба отвезти тебя на фамильное ранчо в Техас.
– Ты подумывал отвезти меня в Техас?
– Да, – ответил он, сжимая ее руку. – Ты мне нравишься, Феррин.
Она повернулась к нему и взяла его руки в свои:
– Ты мне тоже нравишься, Хантер.
Он улыбнулся, на этот раз настоящей улыбкой, и она невольно улыбнулась в ответ. Сегодня она увидела Хантера в его привычном окружении. Не столько в ночном клубе, сколько среди друзей. Он расслабился. Они провели всю ночь за бархатным канатом в ВИП-зоне. И это на многое открыло ей глаза.
Феррин подумала, что неплохо бы написать об этом статью в журнале «Психология». Потому что она проникла в суть многих вещей. Впрочем, это проникновение, возможно, случилось благодаря вину, которого она успела немало выпить.
– Знаешь, я могла бы ограничиться одним бокалом вина, но мне так понравился его вкус!
Он фыркнул:
– Ощущаешь воздействие? Может, поэтому нашла папарацци такими волнующими?
– Может быть. Я просто чувствую, что живу. Не знаю, то ли потому, что вернулась в дом тренера, то ли потому, что он едва не умер, но я постоянно чувствовала, что существую во мраке и безнадежности. Зато теперь я просто бабочка, вышедшая из кокона!
– О, ты определенно слишком много выпила, бабочка.
– Ха! – хмыкнула она.
Он нажал кнопку, отчего поднялась крышка люка. Прохладный вечерний воздух наполнил машину. Она повернула лицо навстречу ветру и вздохнула. Так приятно, когда он ерошит волосы!
Феррин немного подвинулась и вспомнила о том, что всегда мечтала сделать:
– Скажи, а высунуть голову в люк можно или это запрещено?
– Не запрещено. Хочешь сегодня буйствовать?
Она кивнула.
Он вздохнул и сбросил смокинг. От этого движения рубашка на груди туго натянулась, и она уставилась на его мышцы. Теперь ею завладело вожделение. Теперь ей хотелось не высунуть голову в люк, а заняться сексом с Хантером.
Феррин понимала, что срок ее пребывания в Калифорнии подходит к концу. С ее помощью отцу стало значительно лучше. А ей давно пора возвращаться в реальную жизнь. Очень хотелось верить, что ночной клуб с его знаменитостями стал ее волшебной сказкой, но Хантер, к сожалению, не принц. Вернее, не ее принц, и нужно помнить, что это так, ехать домой и поскорее приниматься за работу.
Но сегодня ночью…
Сегодня ночью она намерена взять все, что может. У нее просто не было причин отказываться от своих желаний. Она достаточно долго жила на этом свете, чтобы сознавать: такой момент вряд ли подвернется во второй раз.
– Почему ты так смотришь на меня?
– Ты великолепен, – призналась она. – И конечно, знаешь это. Одеваясь по утрам, наверня ка видишь все эти идеально вылепленные мышцы.
Он покраснел.
Господи боже! Он смущен тем, что она похвалила его тело! Просто не верится!
Она знала, что не только алкоголь придает этой ночи волшебную атмосферу. Они словно очутились в сказке.
– Вовсе я не великолепен, – пробурчал он.
– Да, и тебя выдала краска на щеках. Должен же ты знать, как горяч!
– А ты разве не горяча?
– Что? Нет! Абсолютно нет! Я всего лишь преподаватель психологии, а не современный принц… то есть гладиатор.
– Я не принц!
– На эту ночь ты принц, – возразила она.
Он протянул ей руку, встал и увлек за собой, крепко обхватил ее за талию, и они дружно просунули головы в люк. Машина ехала по боковой дороге, медленно продвигаясь к Кармелу. Над ними висел полумесяц. Других машин на дороге не было.
Хантер переместился так, что стоял у нее за спиной и уперся руками в раму люка по обе стороны от Феррин. Она чувствовала себя в полной безопасности, такого никогда не было раньше, и откинув голову, закрыла глаза. Феррин не знала, любовь ли это, но никогда прежде даже близко не испытывала ничего подобного, она хотела, чтобы это ощущение длилось вечно.
– Эй, вы двое! – завопил водитель. – Сядьте на место!
Феррин засмеялась, и Хантер потянул ее назад, на сиденье рядом с собой.
– Мне очень жаль. Но я рад, что мы это сделали. Подобные вещи всегда в списке того, что необходимо сделать, пока не сыграл в ящик, – улыбнулся Хантер.
– Только тинейджеры способны на подобные глупости, – изрек водитель, поднимая стекло, отгораживающее пассажиров от водителя.
– Список того, что необходимо сделать, пока не сыграл в ящик? – переспросила Феррин.
– Да, и я подумал, что это единственное, что имеет смысл.
– Ничего не имеет смысла, – возразила она. – Я стараюсь делать то, что чувствую правильным.
– И что ты чувствуешь правильным сейчас?
– Это!
Она оседлала его колени, уперлась руками в спинку сиденья за его спиной, опустила голову и поцеловала его.
Глава 9
На коленях Хантера сидела женщина, готовая отдаться, а его терзали угрызения совести. Но сегодня ночью она очаровала его. Все в клубе твердили, что она слишком хороша для него, но при этом и друзья, и родные имели в виду, что он не должен ее отпускать.
Но он не мог быть с ней.
И знал это.
Боже, как она целуется!
Ему следовало бы поступить как подсказывал здравый смысл и закончить все это, но ему уже надоело отстраняться от Феррин.
Он хотел ее.
И это не имело ничего общего с прошлым, или тренером, или вообще чем-либо, кроме того, что ему нравилось быть с ней и она пробуждала в нем чувство сожаления о том, что он не может быть тем человеком, каким она его считает. А было бы так славно.
Ее язык оказался у него во рту, когда она наклонила голову набок, чтобы проникнуть еще глубже. Необыкновенный вкус ее губ смешался с привкусом выпитого ею в клубе вина.
Она шевельнула бедрами, приподнялась над его восставшей плотью, он расставил ноги, и она опустилась на него.
Хантер положил руку на спину Феррин, привлекая ее ближе. Поцелуй становился все глубже. Ее кожа была такой мягкой и гладкой под его ладонью! Всю ночь его искушала открытая спина в вырезе ее платья. Он провел пальцем по ее обнаженной коже, до самого края выреза, там, где ткань облегала плоть. Она тихо гортанно застонала и снова шевельнула бедрами. Губы ее припухли и увлажнились от его поцелуев. Она протянула руку, сняла с него галстук и бросила на сиденье.
– Не возражаешь?
– Действуй! – разрешил он, раскинув руки на спинке сиденья.
Она медленно расстегнула пуговицы его рубашки, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением. Феррин подхватила полы его рубашки и снова подалась вперед, принимаясь тереться грудью о его грудь, целуя шею и покусывая мочку уха.
Он кожей ощутил ее горячее дыхание и загорелся сам. Его восставшая плоть была каменно твердой и, казалось, готова была взорваться, если он не ощутит ее, мягкую и обнаженную, прижатую к нему.
– Чего ты ждешь? – прошептал он.
– Жду, пока ты преодолеешь свою застенчивость, – объяснила она, снова прикусывая мочку его уха. – Я видела, как ты краснеешь.
Он рассмеялся.
Во время секса.
Потому что в жизни не чувствовал такой легкости. Никогда. До этого момента. И дело не в только в нем. Просто Феррин показывала ему такие стороны его же натуры, о существовании которых он даже не подозревал.
– Со мной все в порядке, – заверил он.
– Я решу, так ли это.
Она слегка укусила его в шею, раз, другой, погладила по щеке. Все ощущения обострились в нем, желание нарастало. Он опустил руку вниз, чтобы расстегнуть молнию брюк, собираясь высвободить свою возбужденную плоть. Потом бесцеремонно задрал на Феррин платье, запустил руки под него и со стоном сжал ее голые ягодицы.
– Ты не надела белья? – удивился он. Голос звучал хрипло и, как ему показалось, отчужденно.
– Трусики танга, – коротко ответила она. – Я леди.
Он снова застонал, когда она прикусила мочку другого уха и сунула руки под его расстегнутую рубашку. Расстопырив пальцы, погладила живот, поднялась к плечам и стянула рубашку, легонько впиваясь ногтями в его плоть.
Он приподнялся, приспустил брюки, снова сжал ее ягодицы и потянул вниз, так что она прижалась к его мужской плоти.
– Боже, как хорошо.
Он не мог перестать тереться о лепестки ее нижних губ. Она крепче оперлась на каблуки и с тихим вскриком стала извиваться на нем. Он провел пальцем по тесемке ее трусиков и ощутил, как она вздрогнула.
Почти теряя сознание, Феррин вцепилась в его плечи и снова стала двигаться на нем. Отклонилась слишком сильно, пытаясь поудобнее устроиться на его коленях, но не сумела. Потеряла равновесие и упала на него.
Хантер обхватил ее обеими руками и прижал к себе на секунду, чтобы отдышаться. Он впервые чувствовал себя таким живым и энергичным, настолько потерявшим контроль над собой. Впервые за долгое-долгое время.
Он погладил ее по спине и ловко расстегнул крошечные пуговицы. Ткань упала с плеч, обнажив голые груди. Соски были твердыми и острыми, словно умоляли его о прикосновении. Он подался вперед, лизнул один, прежде чем она сняла трусики. Они скользнули по ее ногам, упали на пол, после чего она рывком сдернула платье и потянулась к чулкам, но он сжал ее руки:
– Оставь их.
Она кивнула и снова уселась ему на колени, голая и жаждущая. Потерлась о его возбужденную плоть, и он застонал.
– Ты на таблетках?
– Да, – прошептала она. – У тебя есть презерватив?
– Нет. Это проблема? – спросил он.
Поколебавшись, она покачала головой.
– Вот и хорошо.
Он притянул ее к себе, и она снова устроилась у него на коленях. Хантер стал ласкать ее руки, медленно скользя от плеч к запястьям. У нее такие красивые, тонкие руки!
Он взял ее руки и положил на задники туфель.
– Схватись за щиколотки, так сохранишь равновесие, – посоветовал он.
Она попыталась и широко улыбнулась ему:
– Это работает!
И кроме того, теперь она отняла от него руки, так что у него оставалось несколько мгновений, чтобы обрести самообладание. Потому что он боялся не сдержаться, как подросток наедине с первой женщиной.
Ошеломленный и потрясенный, он обнял ее и крепко сжал. Опустил голову, зарылся в ложбинку между ее грудями и, только когда она зарылась в его волосы, очнулся от эмоциональной ловушки, к которой его несло, как по волнам. Позже он поймет, что это было такое, но сейчас более важные дела требовали всего его внимания.
Он чуть повернул голову, нашел ее сосок и глубоко втянул в рот. Она выгнула шею и стала тереться лоном о его восставшую плоть. Ощутив ее жар, он глубоко вздохнул, приподнял бедра и направил кончик своей возбужденной плоти ко входу в ее лоно. Она уперлась ладонями в его плечи и медленно опустилась на него. Он оторвал губы от ее груди и взглянул на нее. Ее груди торчали, глаза были полузакрыты. Она вобрала его так глубоко, как только могла, и несколько секунд оставалась неподвижной. Только потом подалась вперед, зарылась пальцами в его волосы и нашла его губы своими губами. Завладела его языком и стала двигаться.
Сначала она двигалась медленно, взад-вперед. Ее соски терлись о его грудь. Он сжал ее ягодицы, безмолвно требуя ускорить ритм. Но тут же осознал, как сильно хочет, чтобы этот момент, эта ночь длились вечно.
Он крепко сжал пальцами ее ягодицы, яростно, безжалостно, но она, даже не поморщившись, изогнула спину и продолжала двигаться на нем.
Он снова захватил губами ее сосок, провел пальцем по ложбинке между ягодицами. Она затрепетала и ускорила темп. Шевельнула бедрами и приняла его в себя еще глубже. Он почувствовал, как растет в ней, напрягается так, что до оргазма остаются секунды. С силой насадил ее на себя, входя все глубже, и она, задрожав, затрепетала в его объятиях. Он ощутил, как пульсирует ее лоно, сжимавшее его плоть. Прижав ее к себе, он сделал последний, быстрый и жесткий, выпад и забился в собственном оргазме.
И продолжал вонзаться в нее, пока не излился до конца. Феррин упала на него, положила голову ему на плечо, ее руки бессильно повисли. Он гладил ее по голове, по спине одной рукой, продолжая другой прижимать к себе. Люк был по-прежнему открыт, и холодный ветерок помог высушить пот на их телах.
Феррин поцеловала его в плечо и повернула голову так, что их взгляды встретились. Она смотрела на Хантера с мечтательным выражением глаз, и его словно ударили в живот. Как он хотел, чтобы все было по-настоящему! Чтобы они могли быть вместе. Потому что в первый раз с тех пор, как он потерял все, у него появилось что-то, чего он так сильно хотел.
Кто-то, в ком он нуждался.
Он хотел быть тем человеком, каким она его считала. Хотел, чтобы она всегда смотрела на него именно так.
Он зарылся руками в ее волосы и стал целовать, крепко и почти яростно. Она тихо застонала и прикусила его нижнюю губу.
– Это невероятно! Спасибо. Полагаю, теперь можно вычеркнуть два пункта, – выдохнула она, сползла с его коленей и устроилась рядом.
Он сунул руку в карман, вытащил носовой платок – отец всегда настаивал на том, что настоящий джентльмен всегда должен иметь носовой платок, – и протянул ей.
– О каких двух пунктах ты говоришь?
– Два пункта из списка того, что необходимо сделать, пока не сыграешь в ящик, – пояснила она, осторожно вытирая влагу между ног.
Он натянул брюки, но не стал их застегивать и надевать рубашку. Не хотел делать что-то, что отдалит его от этого момента. Поэтому обнял Феррин и потянул на себя, так что она блаженно привалилась к нему.
Правда, он еще сознавал, что стоило бы просто позволить ей сидеть на месте и возвести между ними барьеры и, черт, по-прежнему держаться настороже.
Но вместо этого поцеловал ее в макушку:
– Что там еще в твоем знаменитом списке?
Она повернулась, положила ноги на сиденье, вытянула и положила свои руки на его руку, которой он ее удерживал. Погладила его пальцы и тихо вздохнула.
– Не знаю. Может, путешествия, верно? Все хотят путешествовать.
– Только не я.
– Только не ты? – удивилась она, откинув голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Не я. Я много путешествовал, когда играл. И сейчас нет такого места, куда бы я не мог позволить себе поехать.
– Достаточно справедливо. А я коплю деньги на поездку на Фиджи. Хочу отправить маму и отчима. Они мечтали полететь туда в свадебное путешествие, но оба – учителя, так что, сам понимаешь, это им не удалось, – пояснила она. – Но это определенно в моем списке того, что необходимо сделать, пока я не сыграла в ящик.
– Но это скорее похоже на список твоей мамы. Не на твой.
– Так и есть. Но я люблю ее, так что это и мой список.
Он еще крепче обнял ее. Он тоже сегодня ночью вычеркнул что-то из своего списка. Но сможет ли он удержать эту женщину? Хотя бы на какое-то время?
Глава 10
– Эй, мы приехали, – окликнул Хантер, мягко тряхнув Феррин за плечо. Она заснула в его объятиях, и на секунду он ощутил нечто вроде покоя. И еще он чувствовал довольство, которого никогда прежде не испытывал. И это просто не укладывалось в его голове.
Он не хотел, чтобы Феррин приобретала над ним власть, но знал, что уже слишком поздно. Власть Феррин над ним была неоспорима.
Водитель открыл дверь и Феррин сонно вывалилась из машины. Хантер вышел за ней и накинул смокинг на ее плечи. Дал водителю чаевые, и лимузин отъехал. Они пошли рядом.
– Это не дом тренера, – заметила она.
– Знаю. Джой ожидает тебя только утром. А я не хочу, чтобы эта ночь так быстро закончилась, – пояснил Хантер. – Если хочешь домой, я отвезу тебя.
Она обняла его за талию и положила голову ему на грудь:
– Я тоже не хочу, чтобы эта ночь закончилась.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул он, растирая ей спину. Она держалась за него так, словно ни за что и никогда не хотела отпустить.
До этого момента он и не подозревал, как нуждается в таком отношении к себе.
Хантер взглянул на небо. Скоро рассветет.
Он потянул Феррин за руку и повел по дорожке к своему дому. Они поднялись на крыльцо, и он набрал код на замке. Как только они переступили порог, он подхватил ее на руки и понес наверх, в свою спальню. Коридор был оборудован датчиками движения, и свет включился, когда они оказались на верхней площадке лестницы.
– Как здорово придумано со светом, – похвалила она.
Он улыбнулся:
– Я боюсь темноты.
– Не может быть! Не верю!
– Ну, не совсем боюсь. Просто не люблю быть один в пустом доме. Поэтому, когда я переехал, мама прислала мне эти светильники с датчиками.
– Она знает? – спросила Феррин.
– Да, ты же знаешь, каковы матери! Хранители всех тайн. Мой брат, например, боится бабочек. Считает, что от них у него мурашки по коже, и ни за что не зайдет в сад, если там летают бабочки.
Феррин засмеялась.
– Откуда тебе это известно?
– Мама. Пыталась меня развеселить, – признался Хантер. – Она рассказала о страхах Нейта, когда меня только что освободили из тюрьмы, и я пытался прийти в себя после смерти Стейши.
Когда он узнал о гибели Стейши, все так быстро завертелось, что не хватало ни времени, ни сил оплакать ее, потому что его увезли в тюрьму. Только после освобождения он осознал всю меру своей потери. Боль была так остра, а сознание вины так тяжело давило…
– Твоя мама просто замечательная женщина!
– Так и есть, – кивнул Хантер.
Он не мог поверить, что только сейчас заговорил с Феррин о смерти Стейши. С самого их первого свидания, когда он рассказывал о прошлом, ни разу не высказался об этом, и Феррин уважала его молчание.
Он поставил Феррин на ноги рядом с кроватью.
– Я должен признаться, то время было самым мрачным в моей жизни.
– Мне очень жаль, что все так случилось, – вздохнула Феррин, снимая смокинг и протягивая ему.
Он не успел и слова сказать, как она легла на постель.
Хантер не сводил с нее глаз. Волосы пушистым нимбом раскинулись вокруг ее головы. Она была так красива!
Феррин провела рукой по толстому покрывалу на кровати.
– Феррин!
– Не нужно.
– Что именно?
– Не нужно говорить о реальном мире. Я знаю, что эта ночь… будет единственной. Она волшебная и необыкновенная, и я не хочу, чтобы мы ее испортили.
Хантер тоже этого не хотел. Бросив смокинг на спинку кресла, он упал на кровать рядом с ней. Феррин сжала его руку.
– Спасибо, – сказала она очень тихо.
– Не за что, – ответил он и, повернувшись на бок, стал смотреть на нее.
– Хочешь принять ванну? – спросил он неожиданно. – Совсем неплохо после долгой поездки и ночи в клубе.
– Неплохо, – согласилась она.
– Оставайся здесь, – велел он, быстро поцеловав ее в губы перед тем, как встать с постели.
Он вошел в ванную и зажег свет над раковиной с зеркалом. У него ушло несколько минут на то, чтобы все приготовить. Он повесил на вешалку халат для Феррин, в который она переоденется после ванны, и два пушистых полотенца. Потом вернулся в спальню и увидел, что она уснула, раскинувшись посреди кровати.
Хантер долго наблюдал за ней. Смотрел на спокойное лицо и чувствовал укол в сердце, укол, который слишком долго пытался игнорировать.
Трудно удерживать оборону, еще труднее признать, как много значит для него Феррин. Но пока он не узнает правды об убийстве Стейши, влюбиться в Феррин будет ошибкой. Ему по-прежнему необходим доступ к материалам, которые хранятся в кабинете ее отца.
Но сейчас, глядя на нее, Хантер с сильно забившимся сердцем осознал, как сильно нужна ему Феррин.
Он осторожно просунул руку ей за спину и расстегнул ее платье. Стащил его через голову и принес свою белую футболку. Надел на нее, подсунул ей под голову подушку и укрыл одеялом.
Феррин вздрогнула во сне и открыла глаза. На ее животе лежала тяжелая рука. К спине прижималось мужское тело.
– Хантер!
Она заснула, пока он готовил ванну. И вот теперь он обнимал ее нежно и бережно, именно так, как ей мечталось. Она чувствовала себя защищенной и желанной. Но что-то все же разбудило ее! Что?!
Она посмотрела на часы на прикроватной тумбочке – стрелка приближалась к семи утра. Прошлой ночью она веселилась так, как не веселилась давно. Во всяком случае, с тех пор, как стала взрослой. Она представить не могла, что будет в одной компании с футболистами и членами высшего общества, но так уж случилось.
И она нашла, что, несмотря на блеск, гламур и приставания папарацци, они были славными людьми. Феррин наслаждалась каждой минутой.
Она осторожно убрала руку Хантера и встала. Приняла душ, выпила глоток воды из бутылки рядом с раковиной, закрыла крышку унитаза и села на нее.
В отношениях с Хантером она зашла слишком далеко. Они в разных весовых категориях. Абсолютно разные люди из разных миров, с совершенно разными жизнями.
Но она приняла решение.
Феррин оперлась локтями о колени и сжала голову руками. В ушах все еще звучала музыка из ночного клуба, и она точно знала, что никогда ничего не забудет. Ни единого момента.
Она не стала ближе к отцу и, если быть честной, видя, какую боль испытывает Хантер из-за нераскрытого убийства Стейши, больше не могла мучить его. Судя по тому, что рассказывал Хантер, он невиновен. И если сможет доказать это, перерыв гору старых бумаг и записей в кабинете отца, она позволит ему это.
А потом она попрощается с отцом, Хантером и Западным побережьем и вернется в свою жизнь.
Одна ночь в замке – все, что позволено принцессе из волшебной сказки. Только одна ночь. Совершенно ясно, что, как только Хантер получит от нее желаемое, он потеряет к ней интерес. Но ей и этой ночи было довольно.
Так ли это?
– Феррин! С тобой все в порядке?
Она подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Хантера. На нем были только трусы-боксеры. Волосы взъерошены, глаза сонные, рука на косяке двери.
– Я просто хотела пить. Прости, что заснула, не дождавшись тебя.
– Удивляюсь, что ты так долго продержалась. Хочешь вернуться в постель?
Она встала:
– Хочу, но сначала… вечером ты пытался поговорить, а я не дала. Прости и за это.
– Все в порядке, – заверил он, протягивая ей руку.
Она поколебалась. Может, дело в том, что уже поздно, или в том, что реальность прокрадывалась в магию ночи, но она не подошла к нему с такой готовностью, как несколько часов назад.
Он опустил руку и больше не шевелился. Каким одиноким он кажется! Почти испуганным. Жаль, что она не шагнула к нему сразу. Но сказочное волшебство ночи меркло, и она снова превращалась в себя, обычную девушку.
– Что с тобой? – спросил он.
– Сегодняшняя ночь особенно ясно показала, какие разные у нас жизни, и я подумала… ну… подумала, что, расскажи ты мне что-то еще о себе, я должна буду признать, что мне не место рядом с тобой.
Он вошел в ванную, осторожно шагнул к Феррин:
– Я уверен, что мы должны быть вместе, Феррин. И думаю, в этом и есть причина, по которой мы так опасаемся вторжения реальности. Но, может, все это не важно. Знаю, что мы знакомы совсем недолго, но ты мне небезразлична.
Сердце Феррин учащенно забилось. Он тоже ей небезразличен.
– Но, похоже, все разворачивается чересчур быстро, не так ли?
– Мне так не кажется. Но я привык принимать решения молниеносно и отвечать за последствия. Ты была неожиданным явлением, – улыбнулся он.
– Правда? – прошептала она.
Ей было так приятно это слышать. Она знала, что их знакомство началось с того, что он хотел что-то получить от нее. Любым способом. Даже пустив в ход обольщение. И она бы позволила ему. Потому что куда веселее флиртовать с Хантером, чем сражаться с ним за доступ к бумагам отца. А кроме того, Хантер довольно быстро перестал давить на нее по этому поводу и предоставил решать самой.
– Была и есть. Я думал, что составил надежный план игры. Думал, точно знаю, что собираюсь делать. Но ты умудрилась все перевернуть и заставить меня передумать, – пояснил он.
– Но как? – удивилась она.
Вместо ответа он обнял ее бедра и оторвал от пола. Отнес в спальню и бросил на кровать, а сам лег на нее и придавил всем телом, сжав ладонями ее лицо. Прижался к ее лбу своим лбом, и напряженность в его взгляде испугала Феррин. Но она не успела ничего понять, потому что он, ни слова не говоря, потерся о ее губы губами и нежно, глубоко поцеловал, чем надежно изгнал ее тревоги и сомнения. Потом приподнялся над ней, заглянул в глаза и снова припал губами к ее нежным губкам. Глубоко проник языком в ее рот, и она выгнулась под ним. Обняла его и пробежала пальцами по его спине. Он поднял голову. Зарылся руками в ее волосы и осторожно потянул. Она запрокинула голову, и он стал целовать ее выгнутую шею. Его мягкая бородка щекотала ее кожу и посылала по телу озноб. Соски на пряг лись и затвердели. Она ощутила томительную пустоту между ног. Раздвинула бедра, и он лег между ними.
Она ощутила его напрягшуюся плоть и стала извиваться и тереться лоном о его затвердевший член. Ее голова заметалась по подушке, пока он взасос целовал то место между шеей и ключицей, где лихорадочно бился пульс.
Она снова затрепетала и ощутила влагу между ног, когда жар, излучаемый Хантером, распространился по телу. Опустила руки, провела ладонями по бокам Хантера, остановилась на его ягодицах и притянула его к себе. Он стал вращать бедрами, так что головка члена терлась о ее лоно. Она застонала, почувствовав его горячее дыхание на своей шее. Его грудь прижалась к ее груди. Он стал двигаться. Мягкая футболка была помехой, барьером между ними, который так хотелось устранить. Но Феррин было так хорошо, что она дала ему полную свободу ласкать ее так, как ему хочется.
Она не могла запретить себе касаться его. Приказать себе опустить руки. Перестать ласкать упругие ягодицы, мускулистую спину. Она провела ногтями по всей длине позвоночника, и бедра Хантера дернулись вперед. Он стал покусывать ее шею. На миг приподнял голову, чуть отодвинулся в сторону и поднял ее футболку, обнажив груди. Приподнялся на локте, хотя его восставшая плоть по-прежнему прижималась к центру ее женственности, стал ласкать груди. Ее соски превратились в камешки, когда он стал обводить их пальцем. Только ареолы, почти не касаясь. Просто дразня.
Она выгнула спину, пытаясь сместить его руку туда, где хотела ощутить, но он не позволял торопить себя. Он навис над ней, и она ощутила жар его дыхания, опаливший сосок, который затвердел еще сильнее, прежде чем его губы сомкнулись на нем. Он провел по соску языком, и она вздрогнула и затрепетала в его объятиях.
Он снова поднял голову, потерся щекой о ее грудь, щекоча бородкой, и она ослабела от желания. Уперлась пятками в матрас, выгнула спину и стала тереться о его член, а он в ответ стал вращать бедрами.
Потом он, держа ее за плечо, встал на колени между ее бедрами и стал медленно целовать груди. Скользнул ниже, к пупку, до самого центра ее женственности. Провел по нему языком, и она напряглась. Он покусывал ее живот, терся щетиной, приятно щекоча, продолжал медленно ласкать, спускаясь вниз.
Феррин сжала его голову и попыталась поднять его повыше, чтобы снова ощутить в себе. Но не смогла сдвинуть его с места. Он положил ее ноги себе на плечи и пальцами раскрыл створки ее лона. Его дыхание было теплым, когда он лизнул нежную раковинку. Она вздрогнула и тихо вскрикнула. Бедра непроизвольно дернулись. Он снова лизнул ее, и она изогнулась в его руках. Он коснулся ее пальцем, обвел лоно и медленно проник пальцем внутрь. Она вздрогнула, когда первые волны оргазма сотрясли ее, но сознавала, что хочет больше того, чем он ей дает. Он не должен останавливаться!
Ее голова металась по постели, когда он продолжал ласкать ее языком и губами в самом интимном месте. Первые конвульсии оргазма сотрясли ее. Она прижала его голову к себе и чуть приподнялась, чтобы дать ему лучший доступ. Он лизал ее, пока она не затихла, и только потом выпрямился и лег на нее, раздвинув ее ноги еще шире.
Она тихо ахнула, когда он вошел в нее, глубоко и мощно, и ее мышцы сжали его плоть. Хантер чуть отстранился и стал вонзаться в нее, снова нагнетая напряжение. Хотя она не была уверена, что снова достигнет пика наслаждения, все же ей это удалось. Содрогалась под ним, впиваясь ногтями в спину, пока не почувствовала, что он двигается быстрее и жестче.
Она услышала стон, когда он достиг разрядки, и опять выгнулась под ним, обхватив его руками и прижимая к себе. Наконец он обмяк на ней. Застыл неподвижно, после чего перекатился на спину, увлекая Феррин за собой. Он крепко держал ее в объятиях, а она медленно проваливалась в дремоту. Правда, она не хотела спать сейчас. Хотела видеть его спящим. Но ничего не могла с собой поделать. Он притянул ее к себе, накрыл их обоих одеялом, и она блаженно улыбнулась. И так же крепко обняла его, впервые в жизни сознавая, что нашла то, чего искала, против всех ее ожиданий. Нашла в Хантере. И это заставляло ее чувствовать одно: какими бы они ни были разными, смогут преодолеть все препятствия.
Они проснулись поздно утром. Она надела платье, и Хантер отвез ее домой. Феррин стояла в дверях и провожала взглядом удалявшуюся машину. Только когда она исчезла из вида, Феррин вошла в дом.
Она так и не успела сказать ему о своем решении позволить просмотреть бумаги тренера. Но сейчас она примет душ и позвонит.
В этот день позднего лета солнце сияло ярко и небо было голубым. В такие дни возможно все, все на свете.
Глава 11
Проходя по дому, Феррин напевала песню, которую слышала в машине, когда Хантер ее подвозил. Она приняла душ и пошла в кухню, где Джой уже поставила завтрак тренера на поднос. Джой здесь не было, поэтому Феррин взяла поднос и поднялась наверх.
– Привет, солнышко.
Сегодня утром голос тренера звучал чуть увереннее. После их ланча внизу и до ее поездки в Сан-Франциско ему стало хуже. Он не покидал своей комнаты и почти не разговаривал с дочерью.
Феррин поставила поднос на пристенный столик, подошла к окну и стала раздвигать шторы.
– Доброе утро, папа. Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Что ты делала вчера? – спросил он.
Она подняла поднос и принесла к кровати. Поставила ему на колени и взбила подушки под головой.
– Я провела день в Сан-Франциско. С другом.
Почему она не хочет упоминать имя Хантера? Лгунья!
Но у нее и правда не хватало храбрости. Может, ей только кажется, что отец не одобрит ее встреч с Хантером? Но Феррин не хотела говорить о Хантере, пока не поймет, насколько искренни чувства, которые к нему питает.
Ей казалось, что они настоящие. По правде говоря, ей трудно было не думать о нем. Он не шел из головы, пока она принимала душ и одевалась, чтобы навестить отца.
Сегодня новый день, но волшебство вчерашней ночи словно льнуло к ней. Впервые ей казалось, что она нашла человека, которому может доверять. И если она не ошибается, Хантер чувствовал к ней то же самое.
Она вспомнила, как он держал ее в объятиях прошлой ночью, прижимал к себе так, словно не хотел никогда отпускать.
– Вот и славно. Хорошо провела время? – спросил тренер.
– Очень, – кивнула она и, примостившись на край стула для посетителей, поднесла к губам чашку с кофе.
– Папа!
– Что?
– Хантер Карутерс просил разрешения просмотреть коробки с документами, присланными из колледжа. Он ищет видеозапись, которая лежит в одной из коробок. Ты согласен?
– Какие коробки? – спросил отец. Его глаза словно затянуло пленкой, на лице читалось явное недоумение.
– Какие-то старые документы и видеозаписи еще с того времени, когда ты работал тренером. Я бы хотела собрать кое-что и отдать колледжу как благодарность за твое чествование. Кто-то из колледжа тоже просил меня об этом.
– Не нужно мне чествование, – проворчал он. – Кто звонил из колледжа?
Она молчала.
– Феррин!
– Прости, тренер! Это нынешний главный тренер футбольной команды Грэм Питерс.
– Грэм Питерс? Этот мальчишка не отличит свиньи от свиной шкуры! Поверить не могу, что они поручили ему организовать вручение награды.
– Понимаешь, если ты позволишь просмотреть документы, тогда наш вклад будет больше. Может, я попрошу кого-то из бывших игроков твоей команды прийти и помочь мне. По-моему, эти люди знают тебя лучше.
Как только Хантер просмотрит все коробки, она узнает, честен ли он с ней или занимался с ней сексом ради того, чтобы получить доказательство собственной невиновности.
Но какой-то частью сознания она понимала, что прошлая ночь изменила все. Он остается здесь не из-за видеозаписей тренировок и старых документов. Да, они занимались сексом, но это был не просто секс. Она отдавалась ему безоглядно. И надеялась, что для него это тоже было чем-то подобным.
Но она боялась доверять своим чувствам. Боялась верить, что Хантер может считать ее достойной себя.
Когда она смотрела на крупного мужчину в постели, своего отца, сознавала, что этот комплекс неполноценности – следствие их уродливых отношений.
Будь она одна, возможно, выругалась бы. Но она не одна.
Поэтому она покорно ждала ответа отца.
– Кто-то из игроков? Они заходили ко мне? – спросил он.
– Да. Но когда ты неважно себя чувствуешь, мы не разрешаем тебя видеть.
Она заметила, что он прекрасно ее понимает, но выражение его лица определить не могла. Теперь она жалела, что спросила. Если он откажет, что ей тогда делать?
– Нет.
– Папа…
– Я не хочу воскрешать прошлое. О чем уже сказал руководству колледжа и сейчас говорю тебе. Я не желаю этого делать.
Она с трудом отождествляла того человека, который устроил внизу наградную комнату, с этим, раздраженно гонявшим вилкой по тарелке фруктовый салат и утверждавшим, что не хочет почестей за многолетнюю работу в любимом виде спорта.
– Ты жизнь положил на то, чтобы создать прекрасную команду, – тихо сказала она. – Жаль, что не могу понять твоего решения.
Он положил вилку, отвернулся от Феррин, и она впервые увидела в нем мужчину. Не требовательного, грозного, всемогущего тренера, которым он всегда был, а слабого, больного, несчастного человека.
– Я уже не тот, что раньше, – выговорил он наконец. – Почему это так важно для тебя? Я же знаю, что тебе безразличны и футбол, и мои награды.
– Тут ты прав. Мне безразлично и то и другое. Я просто хочу чувствовать, что все годы, когда ты предпочитал футбол мне, того стоили. Хочу, наверное, увидеть что-то в твоей работе тренера и тех командах, которым ты отдавал все свое время. Может, тогда я пойму, почему была для тебя недостаточно хороша.
С этими словами Феррин встала и пошла к двери. Она и так сказала слишком много, тем более что тренер не любил эмоциональных взрывов.
– Феррин!
– Что? – обернулась она.
– Наоборот. Это я не оправдал твоих ожиданий, – возразил отец.
Ей хотелось верить ему, но ее ожесточила целая жизнь, проведенная на вторых ролях.
– Хотела бы я, чтобы это было правдой, – бросила она.
Он выругался, но она открыла дверь и вышла в коридор. Она сама не знала, чего ожидала. Та самая маленькая потерянная девочка, еще таившаяся в душе, ощутила легкое облегчение от его слов, но взрослая девушка – женщина – знала, что этих слов недостаточно. Поздно. Все поздно.
У подножия лестницы ждала Джой. Вид у домоправительницы был встревоженный.
– Все в порядке? – спросила Феррин, поспешив к ней.
– Да. Я смотрела новостной выпуск, пока готовила завтрак вашему отцу.
– Умер кто-то из обожаемых вами знаменитостей?
Джой очень серьезно относилась к тем, чьей поклонницей была. Неизменно говорила о них так, словно была другом или родственницей. Когда у Джастина Бибера начались неприятности с законом, она очень расстраивалась. Считала, что он нуждается в дружеских объятиях и разговоре по душам.
– Нет, дело не в этом, – покачала головой Джой. – Феррин, знаете игрока, который заезжал к вашему отцу? Его зовут Хантер Карутерс.
– Да. Он тот друг, с которым я ездила в Сан-Франциско. Мы прекрасно провели время, – объяснила Феррин, не совсем понимая, куда клонит Джой.
– Пойдемте в кухню, – попросила домоправительница.
– Вы немного пугаете меня, – призналась Феррин. – Что случилось?
– Я надеялась, что он просто оставит нас в покое… а может, сам вам сказал? – предположила Джой.
– Вы о чем?
– Помните, десять лет назад в колледже убили студентку? В убийстве обвинили и арестовали двоих игроков команды вашего отца, – пояснила Джой. – Одним из них был Хантер. Девушка, которую нашли мертвой, была его подружкой.
– Но обвинения были сняты, а его освободили. Хантер все мне рассказал. Он не виновен.
Джой явно смутилась:
– Простите… я только… видела в новостях, как вы оба выходите из «Секондз», и осознала… Простите. Я боялась, что вы не знаете. А репортер сказал, что власти собираются вновь открыть дело против Хантера. Существует новое свидетельство, что он порвал с убитой девушкой до того, как ее нашли мертвой. Он всегда заявлял, что был пьян до потери сознания и не помнит ничего, что случилось той ночью, но теперь говорят, что это ложь.
Феррин оцепенела. Хантер ни разу не упомянул, что порвал со Стейшей. Впрочем, нужно быть справедливой, он почти ничего не рассказывал, кроме основных фактов. Может быть так, что он пытается добраться до отцовских документов, чтобы уничтожить доказательства, а вовсе не для того, чтобы доказать свою невиновность?
По ее телу прошел озноб.
– Спасибо, Джой.
– Все в порядке, милая. Больше я почти ничего не знаю.
– Спасибо. Я поднимусь к себе.
– Хотите, принесу вам что-нибудь? Может, чашку чая?
– Нет, – покачала головой Феррин. У нее не было настроения пить чай. Нужно осмыслить все, что она сейчас услышала. Что все это означает? Может ли она действительно доверять Хантеру? И если уж на то пошло, может она вынести неприкрытое любопытство и назойливость прессы, которая теперь будет донимать Хантера? Все это жестокое напоминание о том, насколько различны их миры.
Она вошла в спальню. Здесь не было никаких напоминаний о ее детстве, поскольку она каждый год проводила у отца всего две недели.
Она подошла креслу около окна и села. Все счастье, словно окутавшее ее сегодня утром, вдруг испарилось. Ушло.
Телефон зажужжал, и она глянула на экран. Сообщение от Хантера. Черт возьми, она не знала, что ответить.
Феррин швырнула телефон на кровать и выглянула в окно. Небо было ясным, ярко светило солнце, а в отдалении лежал океан и поднимались острые прибрежные скалы. Если подойти ближе, она увидит бухточку, где была вместе с Хантером.
Она не калифорнийская девушка. И хотела вернуться в свой окруженный сушей дом в Техасе, с огромным небом и яркими звездами, которые так легко увидеть всего лишь после короткой поездки. Техас… Там она в безопасности. Не здесь. Где все слишком усложнилось.
Она приехала ухаживать за отцом, потому что совесть не позволяла поступить иначе. Но теперь поняла, что гоняется за тем, что ей никогда не дано иметь. Что-то неизменно ускользающее от нее, как способность поймать мяч.
Она спотыкалась, падала, упускала мяч. И не было возможности победить в игре, так что она отходила в сторону, пока не получила еще больше увечий.
Феррин встала, подошла к шкафу, схватила потертый чемодан и стала складывать вещи, не колеблясь и не пытаясь убедить себя не делать этого. Нужно уехать.
Сбежать.
Да, она трусиха, и признает это.
Но разве такая уж трусость – просто защитить себя? Она влюбилась в Хантера. Влюбилась по уши. Но он не сказал ей всей правды. Неужели играл с ней? И игра была смертельной?
Почему так трудно влюбиться в порядочного человека?
Неужели отец так покалечил ее морально, что она уверена, будто не заслуживает достойного мужчину? Даже когда думала, что нашла такого, отличавшегося от других… она по-прежнему остается лузером.
Феррин подняла телефон, ввела код, чтобы включить его, и нажала кнопку набора номера Хантера. Хотела услышать его голос, когда спросит: почему? Ей не нужны эсэмэски, полные извинений и лжи. Ложная передача – он называл ей этот футбольный термин.
Но сейчас ее глаза открыты, и она не позволит снова себя обмануть.
Хантер не уехал далеко, после того как отвез Феррин. Направился на пляж, откуда они отплыли на байдарках, и припарковал машину на почти пустой парковке. Там стояли несколько потрепанных машин, которые, вероятно, принадлежали серфингистам, ловившим волны, прежде чем поехать на работу.
Он откинул спинку сиденья и надел солнечные очки. Он устал. Голова болела. Он прислал Феррин эсэмэску, только чтобы узнать, видела ли она неприятные новости, о которых его предупредили по телефону с приложения ESPN. Но она не ответила. Он также послал эсэмэску Кингсли с предупреждением, что теперь они могут никогда не получить доступ к документам тренера. Кингсли ответил, что они найдут информацию другим способом и из другого источника. А потом спросил, не хочет ли Хантер поговорить.
Черт, он действительно хотел поговорить. С Феррин. Но понятия не имел, захочет ли она вообще говорить с ним хотя бы раз.
Репортер только что не предположил, что его и Кингсли вот-вот снова арестуют. И хотя Хантер понимал, что это огромное преувеличение, что подумает Феррин? Он не сказал ей всей правды о Стейше, об их разрыве. Об угрызениях совести, мешавших ему сблизиться по-настоящему с любой женщиной.
До этого момента.
Несколько минут спустя зазвонил телефон, и он посмотрел на экран.
Феррин.
Она все знает.
– Алло? – сказал он, взяв трубку.
– Полагаю, ты знаешь, почему я звоню, – сказала она. Голос ее дрожал. Она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться.
– Можно мне повидаться с тобой? Мне кажется, такие беседы ведутся лично. Не по телефону.
– Вряд ли это такая уж хорошая идея. Скажи, репортаж по телевидению – это правда? Почему ты не сказал, что порвал со Стейшей в ночь убийства?
– Не мог. Стыд все еще слишком велик, чтобы я мог с ним справиться, не говоря уже о том, чтобы рассказывать правду. Поэтому мне и нужно было получить доступ к бумагам и видеозаписям тренера.
– Или затем, что ты пытаешься получить их, желая что-то скрыть?
– Как ты можешь говорить такое?! Неужели действительно думаешь, что я убил Стейшу?
– Я больше не знаю, что думать. У меня голова кругом идет, и мне нужно время, чтобы все понять и осмыслить.
Она отключила телефон.
Он потер ладонью грудь. В глаза словно песка насыпали. Он поднял очки на лоб и растер ку лаками. Сегодня солнце было чересчур ярким и словно издевалось над ним. Но в Калифорнии ему никогда не нравилось. У него здесь были моменты величайшего триумфа, сопровождаемого… он задумался, пытаясь оформить свою мысль. Ну да… падениями, глубины которых он даже не предполагал. Может, в этом и есть его проблема.
Он был так занят, составляя план игры, пытаясь убедить Феррин пойти навстречу его желаниям, но все непоправимо испортил. Ему следовало бы понять, что такая женщина, как она, просто не может играть ни в какие игры.
Он снова поднял сиденье и выехал с парковки. Движение становилось более оживленным и пришлось сосредоточиться, когда он проезжал школьную зону, а потом у культурно-спортивного центра, который строили Габи и Кингсли. Он видел в них семена будущего и знал, что не может просто так уехать от Феррин.
Именно поэтому он оказался у ее дома. Для него это больше не дом тренера. Это дом Феррин.
Хантер сидел в машине на улице, вместо того чтобы припарковаться на подъездной дорожке. Он устал. У него не было времени что-то спланировать, но он был должен ее увидеть. Должен объяснить.
Его айфон имел функцию видео, и он подумал, что, если она увидит его, вместо того чтобы просто слышать голос, обязательно поймет.
Он вынул телефон и включил фронтальную камеру. Выглядел он измученным и усталым. Разбитым. Так оно и было на самом деле. Смерть Стейши бросила его на колени, и он уже думал было, что ничто больше его не сломит. Но это… эта история с Феррин была очередным ударом.
Он нажал кнопку «запись» и кивнул своему отражению:
– Феррин, пожалуйста, не стирай запись. Мне очень жаль. Ты права, мне следовало рассказать тебе все, что я знал о той ночи…
Сделав запись, он отослал видео Феррин и стал ждать, поглядывая на экран. Когда придет его сообщение? Наконец он увидел, что сообщение пришло и даже прочитано.
Она все прочитала. Она открыла его видео. Означает ли это, что она просмотрела запись?
Он не знал.
Но будет сидеть здесь, пока не получит ответ, а потом… потом он составит очередной план. Потому что, как бы он ни нуждался в ответах, как бы ни хотел покончить с прошлым, нужно было объясниться с женщиной, которая вполне может стать его будущим.
И тут он увидел, как кто-то идет к машине.
Феррин.
Глава 12
Феррин понятия не имела, что собирается сказать Хантеру, когда увидит. Но это видео заставило ее поверить, что он тоже мучается. Что хочет… прощения. Она не была уверена, что готова к этому. Но хотела, по крайней мере, услышать из его уст, что случилось на самом деле.
Он открыл дверцу машины, и теперь, когда она подошла к нему так близко, в ней снова взбунтовались страх одновременно с гневом. Это удивило ее.
Он вышел, захлопнул дверцу и скрестил руки на груди:
– Полагаю, ты получила мое видео.
– Мне, возможно, вообще не следовало быть сейчас здесь. Просто мне нужно было увидеть тебя.
Он ничего не ответил. Только опустил руки.
– Вот я, перед тобой. Теперь ты меня знаешь, Феррин. Все шрамы и полученные в бою раны, которые я пытался скрыть. Уродство, от которого я не могу избавиться.
Он тяжело вздохнул, покачал головой, опустил ее и снова поднял. Она не могла увидеть выражения его глаз сквозь темные очки, которые он так и не снял.
– Не можем мы поехать куда-нибудь и спокойно поговорить? Вряд ли стоит делать это на улице, – сказал он. – Я отвечу на все твои вопросы.
– Хорошо. Встретимся в кафе «Кармел» через полчаса.
– Я не могу идти куда-либо в этом городе, – отказался он. – Меня узнают. Люди тотчас начнут глазеть на меня, особенно теперь, когда стало известно, что дело может быть открыто. Помнишь, как все было в первую ночь, когда мы поехали ужинать?
– Помню.
– Как насчет пляжа? Он, правда, публичный, но и там можно уединиться, – предложил Хантер.
– Хорошо. Я возьму машину и поеду за тобой.
Она просто боялась, что не выдержит разговора наедине с ним, в машине, прямо сейчас.
– Глупости. Я подвезу тебя.
– Нет. Нужно быть готовой к тому, что я доберусь до дома самостоятельно. Если ты не скажешь мне правду, я вовсе не желаю зависеть от тебя хоть в чем-то.
– Пропади все пропадом, Феррин! Я тоже ранен, и достаточно глубоко! Понимаю, моя вина в том, что ты злишься. Но это не уменьшает моего гнева.
Он снял темные очки, и от неприкрытой муки в его глазах у нее сжалось сердце. Но она не могла забыть о том, что сегодня случилось.
– В конце улицы есть парк. Хочешь, посидим там на скамейке? – спросила она.
Он снова надел очки и закрыл машину.
– Где этот парк?
– Сюда, – сказала она и пошла по улице. Когда после развода родителей она приезжала к отцу на каникулы, почти целыми днями просиживала в парке. Раскачиваясь на качелях и делая вид, что, если сможет взлететь как можно выше, сбежит от реальностей этой жизни.
Приехав к нему впервые, она изо всех сил пыта лась стать такой дочерью, которую хотел видеть отец. Но все было безнадежно. Она не сумела. Может, поэтому и терпела неудачу за неудачей в своих отношениях с мужчинами. Она не могла быть такой, какую они хотели. Ей нужно быть такой, какую хочет она, и тогда тот, единственный, придет сам.
Хантер медленно следовал за ней. Феррин ощутила, как гнев и смятение ее немного отпустили.
Он сел рядом с ней, оставив между ними более чем почтительное расстояние. Вот оно! Хантер расскажет ей все, что, по его мнению, заставит ее простить ему ложь. Но нужно быть твердой, выслушать его и распрощаться.
Она словно упала с небес на землю, потерпев крушение после прекрасных дней, проведенных в гламурном мире Хантера Карутерса. Впрочем, этого и следовало ожидать. С самого начала она знала, что они живут на абсолютно разных планетах. Но она понятия не имела, насколько они разные.
Но вот крушения… крушения она не ожидала.
Она скрестила ноги и приготовилась быть объективной, как обычно советовала изучавшим психологию студентам. Хотела найти ярлык для Хантера и приклеить к нему. Но сейчас ничего не могла придумать. Не могла собраться с мыслями. Потому что прислушивалась только к голосу сердца и не могла найти в себе ни капли объективности.
– Говори же! Начни с самого начала.
– Мы со Стейшей встретились в самый первый день, когда я приехал в калифорнийский кампус. Тогда, дома, в Техасе, я был важной персоной, звездой. Все считали, что я предназначен для великих дел, но мне в Калифорнии было страшно. Казалось, все были на своих местах. Кроме меня. И Стейша подошла ко мне и предложила что-то… печенье. Дома она испекла целую партию, прежде чем приехать в Калифорнию из Орегона.
– Как мило с ее стороны, – пробормотала Феррин.
В его голосе слышались нежность и сознание собственной вины по отношению к Стейше. Что же случилось в ту ночь, когда она погибла?
– Очень мило, – согласился он. – Стейша выросла на ферме, и ее родители были приверженцами здоровой еды. Она научила меня пить свежевыжатые соки и питаться только здоровой пищей, причем сама готовила для меня полезные блюда.
– Вы жили вместе?
– Нет. Я жил в общаге, а она – в квар тире недалеко от кампуса, чтобы сэкономить деньги.
Феррин было грустно за девочку, которой так и не выпало шанса стать женщиной. Судя по словам Хантера, Феррин хотелось бы узнать Стейшу поближе. А Хантер терзался угрызениями совести из-за ее смерти. Почему?
Он вытянул ноги и уставился куда-то в пространство:
– Она училась на курсах медсестер. Ее мать была медсестрой, а все, что хотела Стейша, – быть такой, как мать…
Он осекся, отвернулся и стал смотреть на горизонт. И ничего больше не сказал. А Феррин тоже не находила слов.
– Что случилось в ту ночь, когда она умерла? – спросила наконец она, хотя не была уверена, что именно надеялась услышать в его голосе. Но кроме нежности и сознания вины она слышала боль и печаль. Она не судья и не присяжные. Ей хотелось делать вид, что причина, по которой необходимо узнать его прошлое, кроется исключительно в документах из кабинета отца, но, как женщина, неравнодушная к Хантеру, жаждала получить ответы. Он пытался заставить ее идти против желаний отца и позволить ему рыться в бумагах и видео, которые отец по какой-то причине не желал обнародовать.
Подняв очки на макушку, Хантер повернулся к ней. При виде его грустных глаз ее душевная боль стала еще острее.
– Я… Это был конец футбольного сезона, и ходили слухи, что Кингсли получит кубок Хайсмана. Поговаривали также, что меня собираются позвать в НФЛ, и я стал подумывать о будущем. Тренер уже поговорил со мной и сказал, что я слишком молод, чтобы вешать себе на шею подружку. Что участие в НФЛ – мой шанс сосредоточиться на игре.
– Так и слышу, как тренер читает тебе нотацию. Нет ничего важнее игры. Так ты и Стейша встречались все годы учебы в колледже?
– Да, все четыре года. Правда, на последнем курсе мы не были так близки, как раньше, отдалились друг от друга: я был занят на постоянных встречах и играх. Мы почти не встречались, и оба чувствовали, что отношения постепенно ухудшаются, – признался Хантер.
Но она не слишком хотела и дальше слушать рассказы о той женщине, которую когда-то любил Хантер. Правда, было бы глупо ревновать к умершей, но Феррин гадала, по-прежнему ли Хантер любит Стейшу.
– Понимаю. Это так печально, Хантер. Но мне нужно знать одно: пошел ли ты на крайние меры, чтобы освободиться от нее?
– Во всяком случае, я ее не убивал. И думал, что ты в это веришь, – бросил Хантер.
– Я тоже так думала, но ты говоришь о ней так, как будто виноват во всем.
– Да. В ту ночь я порвал с ней. Сказал, что нам нужно на время разлучиться, разобраться в своих чувствах, потому что мы оба зашли в тупик. Она расстроилась, мы поскандалили, и она выбежала из общежития. Очень многие слышали, как мы ссоримся, поэтому копы сначала заподозрили меня.
– Но какая во всем этом роль Кингсли? – спросила она. – Никогда не поверю, что он тоже скандалил с ней.
– Не скандалил. После ухода Стейши мы с Кингсли пошли в гостиную и напились. Я отключился, а когда проснулся, в дверь колотили копы и нас обоих арестовали.
– Вас арестовали?
– Да. Брат Кингсли – известный адвокат, поэтому он прилетел, чтобы присутствовать при допросах. Сначала я даже не знал, почему нас арестовали. Но когда услышал… что Стейша мертва… не смог ни о чем думать.
Он отвернулся и сжал руками голову. И неожиданно весь гнев, страх и сердечная боль покинули ее. Она сама не понимала, испытывает ли к нему те же чувства, что прошлой ночью, но этот человек сломлен обрушившимся на него несчастьем. Он просто не мог убить Стейшу.
Феррин коснулась его плеча. Только легкое, короткое касание, потому что она умирала от желания обнять его. Без всякого пыла. Как она утешила бы незнакомца на улице, если бы видела, что он страдает. По крайней мере, именно в это ей хотелось верить.
– Хорошо. Но каким образом это относится к бумагам отца? Что, по-твоему, ты собираешься там найти? – спросила Феррин.
Хантер повернулся к ней:
– Прости, что так расклеился. Я очень долго не говорил ни с кем о Стейше. Правда, хотел, чтобы ее убийство раскрыли, хотел как для себя, так и для нее. Хотел знать, что произошло той ночью, и сообщить правду ее родителям. Они этого заслуживают. Записи и документы твоего отца могут оказаться еще одним ложным следом, но я надеюсь, что в них может найтись какое-то доказательство. Габи в то время тоже была студенткой и слышала… черт, это звучит как сплетня, но говорили, что кто-то в команде подсыпал девушкам наркотик или снотворное, а потом насиловал. Я не говорю, что тренер что-то об этом знает, но в его записях может найтись что-то, что поможет узнать.
Она обхватила себя руками. И хотя не знала, чего ожидать, все же не думала, что будет так сострадать ему.
– Вполне справедливо. Мне… мне нужно об этом подумать, – нерешительно выговорила она. – Сейчас я пойду домой и через несколько дней дам свой ответ.
Ей нужно точно знать, почему отец так яростно противился ее просьбе дать Хантеру просмотреть документы из его кабинета. Неужели что-то знал? И теперь кого-то защищает?
– Я измучился, Феррин. Мне нужно отработать каждую линию расследования. Узнать, что случилось на самом деле, чтобы мы оба успокоились и начали новую жизнь. Пойми, за все, что случилось, я уже заплатил двойную цену, и мне страшно думать об этом.
Небольшая компания мамаш с малышами направлялась к парку, и Хантер снова надел очки. В Техасе большинство людей толпились вокруг него и просили автографы. В конце концов, он сын штата Одинокой звезды[1], жители которого всегда верили в его невиновность. Но в Калифорнии, где история была растиражирована прессой и повторялась изо дня в день до тех пор, пока его и Кингсли не выпустили из тюрьмы, люди думали, что они купили свою свободу.
Кингсли, как и Хантер, происходил из богатой семьи. Их обоих считали привилегированной элитой и утверждали, будто они считают себя выше закона. Но этого никогда не было. Людям легко предполагать, что деньги решают все, но это тоже малоправдоподобно. Деньги всего лишь дали им средства покинуть Калифорнию. Хантер и не вернулся бы сюда, если бы не Кингсли.
Но Кингсли устал находиться в бегах и хотел, чтобы его сын вырос в Калифорнии. Теперь, когда он и Габи помолвлены, оба собирались строить жизнь здесь. Они достойны того, чтобы спокойно жить, не опасаясь подозрений и злобных языков. Как достоин и Хантер. Ему так нужно оставить позади прошлое.
– Если я позволю тебе просмотреть документы отца, значит, так и будет. Но пока мне нужно отступить. Услышав, что о нас обоих вели репортаж по новостному каналу, я поняла, что все происходит слишком быстро, – отчеканила она. Голос был ровным и спокойным. Но на щеках цвели красные пятна.
– Посмотрим.
– Не посмотрим. Я вполне серьезно, Хантер.
Он повернулся к Феррин и положил руку на спинку скамьи. У него ныло сердце. Он хотел схватить ее в объятия и целовать, пока у нее голова не пойдет кругом. Пока у нее не вылетят из головы все мысли и она начнет отвечать ему. Начнет вспоминать, как хорошо им было вместе. Но он знал, что этому не бывать. Он должен дать ей шанс все обдумать. Ему бы следовало оставить ее в покое, но это не в его характере. Он чувствовал себя так, словно его команда опекает игрока противника, владеющего мячом, бросив Хантера одного, а он упал и пытается подняться. Но никак не может.
Зона защиты куда дальше, чем прежде…
Все изменилось! Он думал, что зона защиты – это документы тренера, и до этого момента, сидя на парковой скамье рядом с Феррин, мог бы поклясться, что это все, чего он добивается. Чего хочет. Но теперь знал, что хочет ее.
– Но как же мы? – спросил он, устав вести длинную игру. Он хотел поскорее закончить ее и, возможно, уехать вместе с Феррин. Но убедить ее дать ему второй шанс будет нелегко.
– Никаких «мы» не существует, – отрезала она.
– Ты не можешь игнорировать прошлую ночь.
Она встала, подбоченилась и глянула на него сверху вниз:
– Придется, Хантер. Это единственный способ, который поможет мне жить дальше. Все это слишком запутанно, и я окончательно сбита с толку.
– Дай мне шанс, – попросил он, поднимаясь. – Позволь доказать тебе, что я тот человек, за которого ты меня принимала.
Она прикусила губу, и он понял, что никогда в жизни не хотел ничего больше, чем вернуть вчерашнюю ночь. Ему нужен второй шанс с Феррин, потому что даже если он и сможет исправить то, что было в прошлом, найти убийцу Стейши и все рассказать ее родителям, все же без Феррин у него нет будущего.
– Я действительно не знаю, что делать, – пожала она плечами.
– Только дай мне шанс. Это все, о чем я прошу. Давай просмотрим коробки…
– Я еще не решила, – напомнила она.
– Можем не просматривать. Только не отталкивай меня.
Она не ответила. Он уже подумал, что все надежды потеряны, но Феррин наконец кивнула:
– Мы можем поговорить через несколько дней. Мне необходим перерыв.
– Какого рода? – вскинулся он.
– Я еду домой, в Техас. Хочу пожить в доме родителей, позволить им побаловать меня.
Что же, справедливо. Она это заслужила.
– Когда ты вернешься?
– Нужно взглянуть на расписание полетов, но думаю, через неделю. Тогда и дам тебе ответ относительно коробок, или можешь еще раз попытать счастья с тренером. Пока что с меня хватит мужчин и футбола.
Она ушла, а он мог лишь беспомощно смотреть ей вслед. Он был неглуп и знал, когда женщина находится на грани срыва. Сегодня Феррин довели до края. И во всем виноват он. Правда, он хотел загладить свою вину, но она попросила дать ей время.
Может, время будет работать на нее. Она все обдумает… и получит подарок! Он пошлет ей что-то. Покажет, что она значит для него больше, чем просто доступ к старым файлам.
Глава 13
Мать встретила Феррин в аэропорту, обняла и посочувствовала. Отвезла ее домой, где оказалось, что Дин тактично удалился, и они уселись перед телевизором, поедали мороженое от «Бен и Джерри» и смотрели фильм «Дрянные девчонки».
– Так что же произошло?
– Я встретила парня.
– Как и где?
– Он один из бывших игроков отца. Заехал к нему, чтобы повидаться, – пояснила Феррин.
Она думала, что, уехав от невыносимого давления в Калифорнии, облегчит тем самым боль, но по-прежнему была сбита с толку и больно ранена. Может, еще больше, чем перед отъездом.
– Футболист?
– Да. Хантер Карутерс. Он играл в НФЛ, – пояснила она.
– По-моему, я слышала это имя, – задумчиво протянула мать и вдруг уклончиво добавила: – Но, кажется, не в связи с футболом.
– Не в связи с футболом. Его арестовали за убийство подружки. Еще в колледже. Но он этого не делал, – возразила Феррин.
– Я так и поняла, если он не в тюрьме, – кивнула мать. – Так что случилось?
Феррин положила ложку в мисочку с мороженым, поставила на журнальный столик и повернулась к матери. И внезапно разразилась рыданиями такими горькими, что мать протянула руки и обняла ее:
– Что, милая? Что с тобой?
– Я дошла до точки, потому что не знаю, чему верить. Они не сказал мне всего, что знал о происходившем в ночь убийства, а потом все выплыло на телепрограмме. Оказывается, в день убийства он порвал со своей девушкой!
– Милая, я должна признаться! Джой звонила мне после того, как увидела тебя по телевизору. Поэтому я кое-что слышала. Просто хотела, чтобы ты рассказала все своими словами и когда пожелаешь.
– Все в порядке, ма. Мы встречались, а он все время просил разрешения просмотреть старые документы отца. Те, что в коробках, присланных из колледжа, поскольку отца отправили на покой. Он сказал, что это мое решение и давить он не будет. Но я не смогла этого вынести. А вдруг он меня использует? И почему я это позволяю? Я думала, что с ума сойду.
Мать ласково похлопала ее по спине и погладила по волосам. Феррин поняла, что даже в двадцать пять лет нуждается в утешении.
– Я не знаю, что делать, – выпалила она.
Феррин села, вытерла глаза и подобрала под себя ноги. Она подумала о Хантере. О том, как он умел слушать рассказы о ее отце, помогал Феррин ловить мяч.
Перед глазами, словно в фильме, пронеслось все, что они делали вместе.
– Знаешь, после того, как мне позвонила Джой, я зашла на сайт того новостного канала и увидела снимки, на которых ты была с ним, – рассказывала мама. – И скажу тебе то, что ты, возможно, не хочешь слышать. Феррин, ты выглядела счастливой! Выглядела так, словно наконец наслаждаешься жизнью, вместо того чтобы просто выполнять каждодневную рутину. Может, именно этого тебе недоставало. Воспоминаний о буйных временах. Только решать тебе.
– Сейчас я обижена и немного сердита. И мне очень больно.
– Это пройдет, после чего ты сможешь думать о нем более объективно. Я положила тебе на тумбочку пару книг. Интересных. Почитаешь на ночь.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Завтра Дин везет нас в стоковые магазины, а потом – на ужин. Он сказал, что тебя давно пора побаловать.
Ее отчим был прекрасным человеком. Матери повезло, когда она встретила его после развода.
Феррин вдруг поняла, что опасается доверять Хантеру, потому что тот больше похож на тренера, чем на Дина. Она знала, что никогда не станет для тренера любимой дочерью, и опасалась, что вообще не сможет найти счастья с мужчиной.
Она не была тем ребенком, которого хотел тренер. Впрочем, она не совсем была уверена, чего именно он хотел.
Было легче снова приняться за анализ отношений с отцом, чем обдумывать, что будет у нее с Хантером. Она сознавала, что Хантер ее разочаровал. Она думала, что он другой. Не такой, как отец, не такой, как другие мужчины, с которыми она встречалась раньше. Она хотела от него чего-то такого, чего он, возможно, не мог ей дать.
И просто не была уверена, даст ли.
Габи позвонила ей на третий день ее пребывания в Техасе, и Феррин едва не отказалась брать трубку, но в последнюю минуту решилась. Они дружески побеседовали и, когда Феррин сказала Габи, что в понедельник возвращается в Калифорнию, договорились вместе пообедать.
После звонка Феррин почувствовала себя лучше. Теперь она уже с нетерпением ждала возвращения в Кармел. Хотела завершения всей истории. Как только она приедет к отцу, позаботится о подготовке материала для вручения отцу награды колледжа, а потом позволит Хантеру и отцу выяснить отношения и заодно узнает, сможет ли Хантер порыться в старых коробках.
Может, в них действительно спрятано доказательство, которое прольет свет на давнее убийство и обличит виновного?
Но Феррин знала, что не желает в этом участвовать. Она закончит все, что начала в Калифорнии, а потом вернется домой и сделает вид, будто никогда там не была. Не слишком верная позиция, но пока что другой она занять не могла.
Пробыв всего неделю в Техасе, Феррин уже не была уверена, что готова встретиться с Хантером или с отцом, но все же вернулась в Калифорнию. Самолет сел в международном аэропорту Сан-Франциско. Она направилась к месту выдачи багажа и заметила стоявшего в стороне Хантера.
На нем были выцветшие голубые джинсы, потертая кожаная куртка, бейсболка и темные очки. Он ничего не сказал, но она все разгадала по языку его тела в тот момент, когда он ее увидел.
Феррин думала, что все чувства к нему угасли. По крайней мере, настолько, что уже не будут иметь значения. Она ошибалась.
Сердце сильно забилось, а в животе зародилось нечто вроде возбуждения. Она целыми днями читала о скверных мальчишках и женщинах, которые их любили. Но, похоже, не почерпнула из них ничего полезного.
Он поднял руку, слегка помахал, и она махнула в ответ, после чего подошла к ленте конвейера, чтобы забрать вещи. Хантер подошел к ней:
– Как Техас?
– Жаркий. Но расслабляющий. А ты почему здесь?
– Потому что Габи сказала мне, что ты прилетаешь сегодня. После такого долгого полета не хватало еще, чтобы ты возилась с прокатной машиной и справлялась с движением на дороге. Поэтому решил предложить услуги водителя.
Водитель…
За время ее отсутствия ни одной эсэмэски, ни одного звонка от него. Но чего она ожидала? Велела ему уйти, и он ушел. Но она была разочарована. Ее мысли получили подтверждение: она недаром думала, что он попросту ее использовал, и теперь, когда близок к получению желаемого, больше в ней не нуждается.
– Какая сумка твоя? – спросил он.
Она заметила яркую сумку с цветочным принтом, которую обычно брала в дорогу. Сумка была огромной. И, как всегда, слишком для нее тяжелой.
Она показала на сумку, и Хантер, натужно крякнув, поднял ее с конвейера:
– Что ты нагрузила в эту штуку?
– Самое необходимое, – заверила она. – Можешь поставить ее на пол, я сама понесу.
– Ничего подобного. Итак, ты хочешь, чтобы я подвез тебя в Кармел?
– Я… да. Полагаю, что хочу. Нам все равно нужно поговорить, – пробормотала она.
Хантер кивнул, повесил сумку на плечо и повел ее из аэропорта к парковке. Он приехал на спортивной машине и сунул ее сумку в багажник, прежде чем открыть дверцу.
– Верх поднять или опустить?
– Опустить, – решила она в надежде на то, что бивший в лицо ветер сведет разговор к минимуму.
– Хорошо.
– Я говорил с Джой и твоим отцом насчет документов. По-моему, он позволил мне сделать это, но только если ты будешь рядом.
У Феррин отвалилась челюсть.
– Зачем?!
– Твой отец сказал, что ты посчитала важным принять участие в торжественной церемонии награждения, которую хочет провести колледж.
Она покачала головой и стала рыться в сумочке в поисках темных очков. Машина выехала с парковки. Небо было ясным, солнце – жарким, но с залива дул прохладный ветерок.
– Очень мило с его стороны.
– Мило?
– Да. Я напомнила ему, что все эти годы футбол для него был на первом месте и его давно пора вознаградить за преданность этой игре. Ты по-прежнему считаешь, что найдешь что-то в документах?
– Надеюсь, что так, – кивнул он. – Даже если это всего лишь след.
– А я надеюсь, что ты найдешь ответы, которые ищешь. И что тогда будешь делать? – не выдержала она.
– Искать с их помощью убийцу.
Она смотрела на него, пока они ехали по городу к скоростному шоссе, ведущему на побережье. Хантер сосредоточился и вел машину легко, почти небрежно. Он заметил, что она наблюдает за ним, и на мгновение скосил глаза в ее сторону, прежде чем снова уставиться на дорогу.
– Что?
– Ты ни разу не попытался позвонить, – выпалила она.
– Ты сама просила не звонить. Я хотел дать тебе время расслабиться и подумать. Я здесь потому, что ждал сколько мог, прежде чем снова увидеть тебя.
– Всего неделю.
– Да. Я хотел полететь в Техас уже через два дня, но Кингсли посоветовал уважать твои желания.
– Ты говорил с ним обо мне?
Он кивнул.
– Я говорила о тебе с Габи, – призналась она.
– Я хочу начать сначала, Феррин. Только я и ты. Но на этот раз никаких тайн. Никакого стыда. Никаких скрытых фактов.
– Мне нечего от тебя скрывать, – возразила она.
– Мне тоже. Теперь ты знаешь все. Дашь ли мне еще один шанс?
Сказать «нет», когда она умирала от желания сказать «да», будет самым глупым ее поступком за всю жизнь, поэтому она кивнула.
Хантер поднял очки:
– Это означает «да»?
– Да.
– Слава богу! Я думал… думал, что навсегда потерял тебя, – выдохнул он и, взяв ее руку, крепко сжал. – Спасибо.
– Возможно, долго это не продлится. Последние несколько дней я много думала о нас с тобой и пришла к заключению, что ты был для меня чем-то вроде еще одного пункта из списка того, что необходимо сделать, пока я не протянула ноги. Чем-то волнующим, из другого мира. Говоря по правде, я боюсь позволить себе думать, что между нами может быть нечто большее. Для тебя все по-другому. Ты привык к играм. В отличие от меня.
Но это перестало быть игрой для Хантера в ту ночь, когда они поехали в «Секондз» и он понял, что она значит для него больше, чем он ожидал. Его сковал парализующий страх того, что он сделал что-то не то и она снова от него убежит.
– Я не играю с тобой, Феррин. У меня тоже было много времени подумать, и я осознал одно: чем дольше я позволю этому продолжаться, тем меньше шансов на то, что ты останешься в моей жизни.
– Позволить продолжаться? Чему?
– Если я буду и дальше манипулировать тобой, чтобы добраться до тренера.
– Манипулировать мной? – откликнулась она. – Ты шутишь?
– Нет. Послушай, я думал, что делаю все возможное, чтобы добиться своего. Ты никогда не станешь профессиональным футболистом, если не готов на жертвы. И я был готов. Но больше не могу. Я пытался внушить тебе, что это твоя идея – позволить мне взглянуть на коробки, но потом понял: это не способ начать новую жизнь и смотреть в будущее.
– Ты так думаешь? – спросила она.
– Черт возьми, я еще больше все порчу, верно? – вздохнул он.
– Во всяком случае, уж точно не исправляешь, – буркнула она, но он заметил, что на самом деле она уже не так сильно злится.
– Я хочу сказать только, что прошу прощения. Я ошибался, во многом ошибался и могу привести причины этого, возможно, правдивые, но знаю одно: с той минуты, как ты открыла дверь дома и я сообразил, что передо мной дочь тренера, все изменилось.
Она задумчиво прикусила нижнюю губу и, повернув голову, стала его изучать.
– Почему?
Он устало потер рукой затылок. Причины были настолько глубоко личными, что он боялся высказать их вслух.
– Полагаю, меня влечет к тебе.
– Влечет?
– Да.
– Вожделение? Это причина, почему для тебя все изменилось? – спросила она.
Он с трудом сглотнул, услышав напряженность в голосе, и почти уверился, что на этот раз это истинный гнев.
– Нет. Но проще сказать «желание», чем «нежность». Я не верю в любовь с первого взгляда.
– Я тоже. То есть я изучала механизм притяжения и все знаю о феромонах и гормонах и о том, как иногда мы видим человека и наша физиология заставляет поверить, что это лучший партнер для секса. Но любовь с первого взгляда…
– Да, безумие, верно? Но как бы там ни было, Феррин, когда я увидел тебя, меня словно по голове ударили! Я воображал, что поговорю с тренером, получу его согласие просмотреть содержимое коробок и потом отвезу тебя ужинать. Но он отказал, а ты согласилась поехать со мной, и все мгновенно усложнилось. Я по-прежнему пытался добраться до зоны защиты, сделать то, зачем приехал, но ты медленно разрушала все линии моей обороны, при этом даже не особенно стараясь.
Она подобралась ближе к нему, и его окружил аромат цветочных духов. Он закрыл глаза, вспоминая этот же аромат на подушках его спальни. Он хотел ее. Но хотел также, чтобы она вернулась навсегда. Он так старался сохранить ясную голову и обсудить все спокойно и логично, но какая уж тут логика? Нужно, чтобы Феррин простила его.
Хантер знал, что, если ее не будет рядом с ним, он никогда не поймет, как уйти от прошлого и начать новую жизнь. Никакие ответы, которые могут найтись на старых видеозаписях, не позволят ему обрести душевный покой, если он оттолкнет единственную женщину, которая ему необходима.
– Хантер, что ты пытаешься сказать? – не выдержала она.
Он набрал в грудь воздуха, отвернулся от нее и снова стал смотреть на дорогу.
– Ты мне нужна, Феррин.
– Хорошо. В каком качестве?
– В моей жизни. Я думал, что уже сказал это.
– Но почему сейчас? – удивилась она. – Это может сработать только при условии, что мы дадим друг другу время.
Он кивнул. Это вполне понятно и достижимо. Последняя игра. Десять ярдов за раз. Не больше. Но он устал от этой тактики. И больше не хочет продвигаться только на десять ярдов. Ему нужен длинный пас мячом, который он сможет поймать, добраться до зоны защиты и закончить игру.
Но он уважал ее желания. И сказал правду относительно новой жизни, о том, что хочет все начать сначала. Но единственный способ сделать это – убедить ее, что она значит для него больше, чем прошлое.
Он и сам не слишком понимал, каким образом получилось так, что она стала главной в его жизни. Она точно не пыталась ничего для этого предпринять. Это просто случилось. Во время их беседы об отцах и футболе. Когда они старались узнать друг о друге все, понять, что оба собой представляют, и подолгу проводили время вместе.
Он остановился перед ее домом, припарковал машину и повернулся к Феррин.
– Ты позволишь мне войти в дом? – спросил он. – Я хочу поговорить с тобой о том, что обнаружил в кабинете твоего отца.
Она со вздохом подняла глаза:
– Да. Когда ты найдешь время просмотреть вещи отца?
– Скажу, когда мы войдем. Думаю, ты сильно удивишься, – загадочно улыбнулся он и, выйдя из машины, глубоко вздохнул. Самое главное – быть хладнокровным и вести себя как обычно. Больше от него ничего не требуется.
Десять ярдов за раз. Похоже, эта игра – самая длинная в его жизни, и пробежка на каждые десять ярдов занимала куда больше времени, чем раньше. Он устал и не мог дождаться, пока игра закончится, но вспомнил, что когда-то, давным-давно, говорил отец. В жизни нет обходных путей.
И он должен винить только себя за то, что попытался подобраться к Феррин обходным путем.
Глава 14
Феррин не хотела говорить о прошлом или о футболе. Она все еще пыталась осмыслить все слова Хантера, сказанные им в машине. Он говорил так, словно она действительно ему небезразлична. Если быть точной, он, возможно, даже любил ее, но, вероятно, не был достаточно уверен в себе или в ней, чтобы сказать это вслух.
Они с матерью много говорили о Хантере, пока Феррин была в Техасе. И это было частью причины, по которой ей было так легко оставаться сейчас спокойной. Мама напомнила, что Хантер был первым мужчиной, разрыв с которым, пусть и временный, так ее расстроил. И добавила, что раньше Феррин никогда не позволяла себе искренних чувств, подогретых истинными эмоциями.
Она направилась к дому. Хантер шел следом, неся сумку. Но тут дверь распахнулась и из дома вылетел какой-то здоровяк. Он почти скатился по ступенькам, держа что-то в левой руке. Когда он подбежал ближе, Феррин неожиданно его узнала:
– Грэм? Что вы здесь делаете?
Похоже, он немало удивился при виде девушки:
– Феррин? Я думал, что вы еще в Техасе. Я заехал, чтобы взять видеозапись для церемонии вручения награды, которую мы готовим для вашего папы.
Лицо Грэма раскраснелось, седеющие волосы были взъерошены. Она вытянула руку, чтобы удержать его. Но он смотрел мимо нее и вроде как постарался обойти ее слева.
– У вас кровь хлещет из носа. У меня в сумочке салфетки. Почему бы вам не сесть на крыльцо? Я принесу вам льда.
Грэм вытер рукой под носом и тупо уставился на размазанную по тыльной стороне ладони кровь. Хантер подошел к ним.
– Тренер Питерс, рад вас видеть, – сказал он, протягивая руку.
– Хантер! Я удивлен, что вы здесь, в Калифорнии, – ответил Грэм. – С вашей репутацией я избегал бы этого штата как огня.
Феррин поспешно загородила собой Хантера:
– Простите, думаю, вы, как всякий в колледже, знаете, что Хантера ложно обвинили.
Хантер положил руку ей на плечо и отодвинул в сторону:
– Все в порядке, Феррин.
– Остановите его! – закричала Джой в окно. – Он украл видео!
Глаза Феррин и Грэма встретились. Он одним ударом свалил ее на землю и попытался проскочить мимо Хантера, но тот сделал огромный прыжок и, оказавшись рядом, оглушил Питерса. Тот рухнул как подкошенный, Хантер схватил его, но Грэм попытался вывернуться. Однако Хантеру был нужен не он, а запись. Ему удалось вырвать у тренера кассету.
Едва Хантер встал, послышался вой сирен. Феррин тоже поднялась, потирая бок. Хантер стоял над Грэмом, пока не прибыли копы.
Из дома выбежала Джой, чтобы их встретить.
– Я позвонила 911, – сказала она копам. – Этот тип ударил тренера и украл его вещь!
– Это собственность колледжа! – завопил Грэм. – В этом доме одни психи! Домоправительница! Старик, который дал мне в нос, и этот парень, сваливший меня с ног и избивший! Я подумываю подать в суд!
– Давайте сначала снимем показания. Я офицер Дэниелз, а это офицер Стивенс, – сказал первый коп, беря Грэма за руку. – Вы в порядке? Нуждаетесь в медицинской помощи?
– Я прекрасно себя чувствую.
– Могу я посмотреть, что с моим отцом? – спросила Феррин.
– Да, – кивнул офицер Стивенс. – Я пойду с вами.
Хантер поймал ее руку:
– У тебя все хорошо?
Она кивнула.
– А у тебя?
– Да.
Феррин вошла в дом в сопровождении офицера Стивенса. Она нашла отца в кабинете. Он сидел за письменным столом в офисном кресле. Губа кровоточила, рубашка была порвана.
– Папа! Как ты?!
– Прекрасно, – произнес отец. – Если не считать, что чувствую себя дураком.
– Что случилось? – спросил офицер Стивенс.
– Грэм Питерс вломился в мой дом и пытался украсть мою собственность, – пояснил тренер. – Думаю, это он убил Стейшу Крашник десять лет назад.
– В самом деле?! – ахнула Феррин.
– Да. Я всегда считал, что в этой истории что-то не так, и, когда Хантер несколько дней назад заехал ко мне поговорить о том, что происходило в тренажерном зале, я вспомнил, что у нас были записи. Я думал, что неплохо просмотреть их до приезда Хантера, и увидел… увидел, как Грэм изнасиловал и убил бедную девочку. Позвонил ему и сказал, что все знаю, он убийца и пора ему идти в полицию сдаваться.
– Папа, это было…
– Идиотизмом. Я знаю. Вы отобрали запись? – спросил он. – Это запись с камеры.
– Она у нас, – заверила Феррин. – Можете вы арестовать Питерса, офицер Стивенс?
– Мы можем его задержать, но окружной прокурор должен просмотреть запись, прежде чем решить, можно ли предъявить ему обвинение, – пояснил офицер Стивенс. – Но мы арестуем его за вторжение в ваш дом и нападение на мистера Гейнера.
Офицер продолжал задавать вопросы. Феррин подбежала к отцу. Она порылась в сумочке в поисках салфетки и потянулась промокнуть кровь у него на губе, но он ее остановил. Сжал руку и не выпустил, продолжая говорить с полицейским.
Грэма отвезли в участок. Копия записи и все остальные документы тренера были затребованы в офис окружного прокурора.
Была уже почти полночь, когда отца благополучно уложили в постель и у Феррин выдалась минута спокойно подумать. Хантер и Кингсли дали новые показания окружному прокурору.
Феррин не знала, когда снова увидит Хантера. Джой поехала домой, поскольку Феррин дала ей несколько выходных.
Она приняла душ, переоделась в брюки для йоги и рубашку с длинными рукавами, но заснуть не смогла. Спустилась вниз, в кухню, и заварила себе чай. И при этом постоянно поглядывала на телефон. Наконец она сообразила, что ждет звонка Хантера. Они так и не смогли поговорить, и она сильно тревожилась за него.
Хантер вышел из офиса окружного прокурора уже за полночь и сразу поехал в дом Феррин. Конечно, уже поздно и ему следовало бы отправляться домой, но еще больше нужно было увидеть ее. Подумать только, что запись пролежала в коробке последние десять лет, а он и Кингсли мучились сознанием собственной вины, терпели осуждение окружающих. А все эти годы Грэм Питерс был у всех на виду и его ни в чем не заподозрили.
Он нашел время позвонить родителям Стейши и поговорить обо всем. Они поверили ему, когда его освободили, а потом увидели то же доказательство, что и Хантер. Доказательство того, что в смерти Стейши виноват другой человек. Однако ДНК убийцы не совпадало с ДНК ни одного игрока. И в этом крылась загвоздка. Были взяты анализы у всех жильцов общежития и у каждого футболиста, но тренеров не проверяли. Хантер вспомнил, что почти все знали и говорили то, чего нельзя было не принять во внимание. Но в то время окружной прокурор был полон решимости не привлекать к делу излишнего внимания, особенно когда были сняты обвинения с Хантера и Кингсли.
Впереди было еще много дел и формальностей, но сначала Хантеру нужно найти Феррин. Сегодняшний день выявил одно: в машине он позорно и смехотворно мямлил и запинался. Совершенно абсурдная картина. Он любил ее. Нужно сказать ей это и убедить ее поверить ему. И хотя он поклялся, что больше у него нет тайн, все же скрывал свою любовь к ней, но больше не хотел делать этого. Никогда.
Теперь, узнав, что случилось со Стейшей, он освободился. Как долго он ждал этого и сейчас чувствовал, что может любить Феррин открыто. Раньше у него были скованы руки. Но не теперь!
Он послал ей эсэмэску, потому что было начало первого и он не хотел стучать ей в дверь и пугать. А ведь она может и прогнать его!
Но она нужна ему! Он не понимал, как сильно нужна, пока в офис окружного прокурора не провели Габи и Хантер увидел, как они уходят вместе с Кингсли.
«Я у твоего дома. Можно мне прийти? Пожалуйста», – написал он.
И тут же получил ответ: «Приходи. Я жду».
Она ждет? Ждет его?
У него полегчало на сердце.
Это и есть счастье?
Он вышел из машины. Воздух был прохладным и сухим. На небо высыпали миллионы звезд, луна была большой и яркой, освещая дорогу к дому Феррин. Поднимаясь по ступенькам крыльца, он вспомнил, как Грэм толкнул Феррин. Костяшки его пальцев все еще ныли от удара, нанесенного негодяю, но он ни о чем не жалел. Разве что о том, что не избил Грэма как следует.
Дверь открылась. На пороге стояла Феррин, освещенная светом, льющимся из коридора. Густые черные волосы локонами падали на плечи. Не произнося ни слова, она прислонилась к косяку. Он взбежал по ступенькам и, подхватив ее на руки, ногой захлопнул дверь. Конечно, им необходимо поговорить, но прежде всего ему нужна она.
Порыв был примитивным, первобытным, но сейчас это не важно.
Он зарылся руками в ее волосы и завладел губами. Она лихорадочно гладила его по спине, прижимая к себе. Он обнял ее и прислонился к стене. У ее губ был вкус мяты и чая, и он понял, как изголодался по ней. Его иссушило желание к этой женщине, и не только с тех пор, как она уехала в Техас. Слишком долго ее не хватало в его жизни.
Он чуть отстранился, но не смог поднять голову. Потерся о ее губы своими, и она обхватила ногами его бедра. Хантер сжал ее ягодицы и понес по коридору в кухню, где был зажжен свет. Посадил ее на стойку и встал между ее ногами. Она, возможно, хотела поговорить.
И Хантер должен ей это позволить. Но он видел очертания сосков под легкой рубашкой и, не выдержав, обвел один пальцем, после чего пришлось снова ее поцеловать.
Он оперся рукой о поверхность стойки и нагнулся над ней, снова целуя в губы. Язык глубоко проник в ее рот, и она сжала его голову, растирая кожу под волосами, лаская, отчего все его тело запульсировало. Сердце билось так громко, что он был уверен: стук слышен во всей кухне.
Она втянула его нижнюю губу в рот и чуть прикусила. Он ошеломленно поднял голову и посмотрел на нее. Потом положил руки ей на талию и привлек к себе. Она отстранилась и снова прикусила его за губу.
– За что?! – воскликнул он.
– За то, что заставил меня думать, что не придешь сегодня ночью, – пояснила она.
– Ты ждала меня?
– Да, – кивнула она и, сжав его лицо ладонями, стала смотреть на него. Он вдруг ощутил, что некая пружина, так долго сжатая в нем, вдруг развернулась. Он опустил голову ей на грудь и прижал ее к себе. Больше он ее не отпустит.
Она так же яростно льнула к нему, гладя волосы и шею, пока он снова не поднял голову.
– Я люблю тебя, Феррин. Сегодня в машине я уклонился от признания, но это правда. Я не могу представить свое будущее без тебя.
Она нагнулась и поцеловала его в щеку, пробежалась пальцами по бородке, осыпала поцелуями-укусами и добралась до уха.
– Я тоже люблю тебя, – прошептала она. – Только боюсь.
– Я тоже, – признался он. – Я еще никогда не любил так, как сейчас.
– И я…
Он сунул руки под ее рубашку и стал ласкать спину. Почему-то сознание того, что они в одной лодке, давало возможность легче управлять своими эмоциями. Он не одинок. Мало того, сознавал и чувствовал, что такую женщину он бессознательно и долго искал всю свою жизнь.
– Что мы теперь будем делать? – спросила она.
– Я намерен заняться с тобой любовью, пока мы оба не провалимся в сон от усталости. А завтра решим все остальное.
– Мне нравится твой план! – обрадовалась она.
Он взялся обеими руками за подол ее рубашки, стащил ее через голову и отбросил. Она чуть откинулась и оперлась о стойку обеими руками, выпятив грудь.
Он провел языком по ложбинке между грудями, потом пощекотал их бородкой и, наконец, охватил губами сосок. Она прижала его голову к груди и выгнулась под ним.
Ноги раздвинулись сами собой, и она подалась вперед, чтобы прижаться к нему. Хантер обхватил ее бедра и спустил с нее брюки. Он очень хотел не торопиться, но нетерпение и желание подгоняло. Желание и вожделение слились с только что осознанной любовью. Он должен взять ее! Должен сделать своей, чтобы она знала это. Знала, что навсегда принадлежит ему!
Хантер отступил, чтобы стянуть джинсы, и стал наблюдать, как Феррин высвобождается из брюк и трусиков.
Хантер никогда не видел никого более прекрасного, чем Феррин. Кожа светлая и гладкая, соски розовые, волосы между бедер темные и аккуратно подбритые.
Может, теперь она, узнав о его любви к ней, успокоилась и почувствовала уверенность в себе? Как бы то ни было, он убежден, что ни одна женщина в подметки ей не годится!
– Ты великолепна! – восхищенно выдохнул он, едва владея голосом. Повезло еще, что он способен говорить, поскольку все инстинкты в нем вопили, требуя лечь на нее, глубоко войти в ее тело и оказаться вместе с ней на вершине блаженства.
Но он не хотел торопиться. Он желал продлить эти счастливые мгновения. Хантер никогда раньше не говорил таких слов женщине, только ей, Феррин, которая должна знать, как много она для него значит.
Было трудно поверить, что он наконец освободился от прошлого и теперь рядом с ним женщина, которую он хотел и ждал. Она была обнажена и лежала перед ним, разведя ноги. Ожидая его.
Феррин подняла руку и поманила его пальчиком. Он послушно шагнул к ней. Медленно провел ладонями по ее телу, почти боясь верить, что после всего, что они пережили вместе, теперь она принадлежит ему. Вся. Ощущение было такое, будто он пробежал последние десять ярдов и они вместе оказались в зоне защиты.
Она протянула руку, охватила его затвердевшую плоть и стала ее ласкать, сжав второй рукой мошонку. Погладила пальцем головку, скользнула ниже, чем вызвала громкий стон Хантера.
Поцеловала его в шею и разочарованно простонала:
– Сними свою рубашку.
Он так быстро сдернул рубашку, что едва не порвал ее. Последняя одежда присоединилась к лежавшей на полу рубашке Феррин. Она стала покусывать его за грудь, медленно спускаясь по волосяной дорожке к животу. Отпустила член и обняла, сжав ягодицы и притягивая его к себе. Раздвинула ноги еще шире и обхватила его бедра. Придвинулась к нему ближе, так что кончик его плоти коснулся ее входа.
Он медленно входил в нее… но внезапно остановился. Сжал ее подбородок и откинул ей голову. Их глаза встретились, и только тогда он вошел до конца. Вошел и снова замер.
Она слегка изменила позицию, оседлав его, и он скользнул чуточку глубже. Смотрел в ее глаза и видел будущее. То, которое хотел. Видел женщину, которая станет его партнером в постели и в жизни.
Ее внутренние мышцы сжали его крепко, почти до боли. Она наклонила голову и прикусила его сосок. Он отвел бедра, приподнялся и вонзился в нее. Запутался пальцами в ее волосах и стал брать, жестко, почти яростно, входя снова, снова и снова, пока не ощутил озноба предвкушения. Предвкушения надвигавшегося оргазма.
Она впилась ногтями в его спину и потянула на себя, царапая кожу. Его бедра судорожно дернулись. Он держался на тончайшей нити самоконтроля.
Его руки снова поднялись к ее затылку, пока она раскачивала бедрами, вбирая его все глубже. Ее соски терлись о его грудь. Он громко стонал. Ее голова лихорадочно моталась из стороны в сторону, пока она объезжала его.
Он поймал ее сосок зубами и мягко прикусил. Ее бедра задвигались быстрее, словно она требовала большего, но он старался не спешить, замедляясь, желая, чтобы она кончила до того, как он изольется в нее.
Он стал сосать ее сосок и вращать бедрами, чтобы каждым выпадом усилить ее наслаждение. Она ахнула, судорожно вцепилась ему в волосы и откинула голову. Он просунул ладонь между их телами, нашел напрягшийся бугорок и стал теребить, пока она не забилась в его руках, выкрикивая его имя.
Но он удержался от разрядки. Не хотел, чтобы этот первый раз, когда они признались друг другу в любви, закончился так быстро.
Он вышел из нее и подмял под себя, позволив ей скользнуть по телу, пока ее ноги не коснулись пола.
– Почему? – ошеломленно спросила она. Губы припухли и повлажнели от его поцелуев.
– Рано, – повелительно ответил он. – Мы занялись сексом, впервые узнав, что любим друг друга.
Ее кожа раскраснелась от возбуждения, соски все еще оставались твердыми. Она провела руками по его телу.
– Хорошо, но я хочу, чтобы ты кончил.
– Так и будет, – пообещал он, ловко поворачивая ее спиной к себе и перегибая через стойку.
Она оглянулась, когда он стал целовать ее затылок. Одна рука Хантера лежала у нее на животе, но пальцы двигались все ниже. Он потер ее венерин холмик и раскрыл так, что сумел коснуться клитора. Укусил за шею, чуть сдвинул, просунул ногу между ее бедрами, разводя их шире. И стал целовать ее спину, от лопаток до изгиба попки. Укусил за поясницу, ощутил ответную дрожь ее тела и выпрямился.
Другой рукой от отвел ее бедра назад и стал тереться своей возбужденной плотью о впадинку между ягодицами. Нашел ждущее ласк лоно и снова глубоко вошел в нее, глубже, чем раньше, и, продолжая вонзаться, стал ласкать ее клитор. Он оперся ладонью о стойку перед Феррин, а она нагнулась ниже и стала сосать его большой палец, продолжая выгибать бедра навстречу его выпадам.
Он обезумел от желания. Мужская плоть была невыносимо твердой и напряженной, и озноб предвкушения сотрясал его тело. Но он был полон решимости продлить наслаждение. Однако секундой позже она выгнулась в его руках и кончила снова, и на этот раз выкрикнув его имя.
Он стал входить в нее жестче и глубже. Оттянул ее голову за волосы, нагнулся над ней, глубоко погрузившись в ее тело, и нашел ее губы. Она стала сосать его язык. Он, содрогнувшись, отвел бедра и ворвался в нее в последний раз, прежде чем достичь вершины блаженства и забиться в судорогах оргазма. Но продолжал двигаться, пока не исторгся до конца. Она затрепетала и, извернувшись, обняла его, бессильно опустив голову. Он прижал ее к себе, дожидаясь, пока на их телах высохнет пот.
Они долго не шевелились, не разжимая объятий. Наконец он погладил ее по спине.
– Никогда не думала, что полюблю футболиста, – вздохнула она.
– А я уже не надеялся найти тебя, – признался Хантер.
Его мать давно отчаялась дождаться того дня, когда он забудет о Стейше и найдет себе женщину. У нее пятеро сыновей и ни одной невестки и, конечно, ни одного внука, и это очень ее беспокоило. Хантер никогда не думал всерьез о женитьбе: учитывая тот факт, что его жизнь была связана с трагедией убийства Стейши, особенного выбора не было. Зато сейчас все изменилось. Он хотел, чтобы Феррин стала его женой. Правда, Хантер опасался ее отказа. Вдруг она скажет, что это слишком рано? Тогда он обязательно ответит, что согласен немного подождать, пока она не разберется, какой он человек на самом деле.
Хантер завоевал ее и обольстил и не оставил сомнений в том, как сильно любит ее, как верен и предан на всю жизнь.
Он прижал Феррин к себе. Вдохнул запах женщины и секса, наполнявший воздух, которым он дышал. Он мог бы вот так всю ночь просто обнимать ее, но хотел снова заняться с ней любовью.
Хантер нагнулся, собрал брошенную одежду и отдал Феррин, прежде чем подхватить ее и отнести наверх.
– Поверить не могу, как ты силен! Я действительно впечатлилась, когда сегодня ты свалил Грэма с ног.
– Спасибо, – прошептал он. – Теперь я знаю, ради чего тренировался все эти годы.
– Для того, чтобы сбивать людей с ног? – спросила она, обвиваясь вокруг него.
– Нет, чтобы носить тебя на руках. Мне нравится, когда ты в моих объятиях.
– Мне тоже, – согласилась она.
– Какая комната твоя? – спросил он тихо.
Она показала на дверь. Он внес ее в спальню и поставил у кровати.
– Хочешь принять ванну, которую мы никогда не принимали вместе? – спросила она.
Хантер кивнул, неожиданно поняв, что на свете есть столько вещей, которые он хотел бы делать вместе с ней, но теперь можно не торопиться, потому что впереди у них целая вечность.
Феррин направилась в ванную. Он последовал за ней. Она нагнулась над ванной и открыла краны, добиваясь правильной температуры. Он стоял в дверях, наблюдая за ней. Гадая, привыкнет ли когда-нибудь к этому зрелищу. К тому, что она отныне вошла в его жизнь. К любви и вожделению, окутывавшим его. Он надеялся, что не привыкнет никогда. Не хочет, чтобы все это превратилось в рутину. Мечтал всегда смотреть на нее и видеть женщину, которая спасла его, даже не сознавая, что делает это.
– Все в порядке? – спросила она, оглядываясь на него.
– Более чем, – заверил он.
Эпилог
Мать Хантера была на седьмом небе. Собственно говоря, и родители Феррин были очень довольны. Хантер попросил Феррин выйти за него замуж в Валентинов день, когда они собирались подняться на крышу Эмпайр-стейт-билдинг.
Ей показалось очень забавным, когда он забыл о детекторах металла, через которые должны были проходить все посетители, и охранники его остановили.
На нем были бейсболка и темные очки, и он снял их, чтобы поговорить с полицейскими. Они не были поклонниками команды «Биллз» и долго упрекали его за те несколько тачдаунов, которые он сделал в пору игры против «Джетс». Но Хантер вынес их ворчание с честью и наконец встал на одно колено и перед всеми охранниками попросил Феррин выйти за него.
Она, конечно, сказала «да». Они поднялись на крышу Эмпайр-стейт-билдинг и сделали снимки. Оба решили держать в секрете предложение, сделанное в офисе охраны.
И вот настал конец июня и Феррин выходит замуж.
– Ты такая красивая! – восхищалась мать, поправляя ей локон.
– Так и есть, – согласилась Габи, которая была ее подружкой. Сама она на Рождество вышла замуж за Кингсли. Сегодня Зара несла цветы перед невестой, а Коннор – кольца. Перед началом церемонии они позировали фотографу, а Феррин размышляла о том, как благосклонна к ней судьба.
Она и отец постепенно становились ближе друг к другу. Хантер очень хотел показать ей найденную им коллекцию газетных и журнальных вырезок написанных ею статей, которые отец хранил все эти годы. В конце месяца она и Хантер провели несколько дней в Калифорнии, и тренер сегодня должен был приехать на свадьбу. Поскольку Дину и тренеру было неловко спорить, кто из них будет выдавать невесту, Феррин решила идти по проходу одна.
У Хантера было четыре брата, но он не устраивал пышной свадьбы и сразу предупредил всех, что Кингсли будет его шафером. И на этом вопрос был закрыт. Между Кингсли и Хантером была тесная связь, не то что между Хантером и братьями.
Хантер все больше примирялся с прошлым. Грэм во всем признался, выразил готовность сотрудничать со следствием, чтобы избежать процесса, и это поставило точку на всем деле, не только для Хантера и Кингсли, но и для родителей Стейши, которых мучили вопросы без ответов.
– Готова стать замужней женщиной? – спросила мать.
– Разве уже пора? – возразила Феррин.
– Думаю, что да. Я вижу Хантера… как он хорош собой!
Она тоже так думала. Но больше о том, что он прекрасный человек. Весь последний год он доказывал ей это. Каждый день. Правда, все еще оставался довольно скрытным и старался защитить ее от всего, что считал неприятным. Боялся ее расстроить. Но постепенно начинал понимать, что она вполне способна постоять за себя.
Он претендовал на должность тренера по футболу в колледже, где она работала. Осенью ему предстояло начать работу с командой. Он не мог этого дождаться. И Феррин тоже. Конечно, последний год им приходилось трудно: ведь она преподавала и никуда не могла выезжать, а он много путешествовал по делам благотворительности. Но они и это уладят. Оба мечтали проводить больше времени вместе.
Она услышала начало свадебного канона, и Зара взвизгнула от радости:
– Почти моя очередь!
Феррин подошла к малышке и положила руку ей на плечо:
– Спасибо за то, что помогла сделать день моей свадьбы таким особенным!
– Не за что. И мне так нравится мое платье! У сестер не такие модные! – воскликнула Зара.
Феррин и Габи рассмеялись. Коннор не спускал глаз с распорядителя церемонии, стоявшего в конце прохода, поскольку ожидал его сигнала. Малыш был одет во фрак и выглядел просто восхитительно!
Все собравшиеся медленно вышли из комнаты. Феррин набрала в грудь воздуха и приготовилась вступить в церковь. В ее мозгу не было места для сомнений, особенно когда она увидела Хантера, стоявшего у алтаря в ожидании невесты.
У нее перехватило дыхание оттого, что сердце наполнилось бесконечной любовью. Она была так счастлива! Ей так повезло найти этого человека, с которым она отныне будет делить жизнь!
Как только Феррин оказалась рядом с женихом, он сжал ее руку. Церемония прошла как во сне, и вот он уже целует ее!
Последовало громкое «Ура!» от одного из братьев Хантера, отчего тот рассмеялся.
Послесвадебный прием прошел почти так же быстро, как венчание, и не успела она оглянуться, как они оказались одни, в номере для новобрачных.
– Миссис Карутерс, вы сделали меня счастливейшим в мире человеком!
– А вы – меня!
Он повалил ее на постель, и они занялись любовью. Потом сон бежал от обоих, и они долго говорили о своих мечтах и планах на будущее, о совместной жизни.
У Хантера было много замыслов, о которых он постоянно твердил. Но при этом обнимал ее так, словно не был до конца уверен, что она принадлежит ему. А она тоже не выпускала его из объятий. Этот футболист был последним человеком в мире, в которого она ожидала влюбиться. А оказался мужчиной, которого она полюбила телом и душой.
Сноски
1
На флаге штата Техас изображена звезда, символизирующая единство Бога, штата и страны.
(обратно)
Комментарии к книге «Игра в обольщение», Кэтрин Гарбера
Всего 0 комментариев