«Неистовый соблазнитель»

Неистовый соблазнитель (fb2) - Неистовый соблазнитель [His Forever Family-ru] (пер. Ю. С. Машкова) 596K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сара М. Андерсон

Сара М. Андерсон Неистовый соблазнитель

* * *

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

His Forever Family

© 2016 by Sarah M. Anderson

«Неистовый соблазнитель»

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

Глава 1

Давайте, мисс Риз, – через плечо бросил Маркус Уоррен, – здесь не так уж и жарко.

Замедлив бег, он подождал, пока с ним сравняется помощница, Либерти Риз, по старой привычке машинально оглядываясь в поисках выбивающихся из общей картинки минивэнов с темными окнами, но, как обычно, если не считать остальных бегунов, в парке никого, кроме них с мисс Риз, еще не было. И это замечательно. Прошлое осталось в прошлом, и пора уже к этому привыкнуть.

Как же он любил озеро Мичиган в утреннем свете… Голубая вода, ясное небо и яркое солнце, висевшее едва ли не над самой поверхностью воды. Позже жара станет невыносимой, но раннее утро несло лишь освежающую прохладу, заряжая энергией на весь день.

Лишь в такие секунды Маркус чувствовал себя практически свободным.

Он задумчиво посмотрел на пульсометр.

– Вы же не собираетесь уступать жаре, мисс Риз? – усмехнулся он, растягивая четырехглавую мышцу бедра.

Судорожно дыша, мисс Риз остановилась рядом:

– Могу я в очередной раз заметить… что… во время пробежки никто ничего не записывает?

Но он-то ясно видел, каких сил ей стоит сдержать улыбку.

Дожидаясь, пока она восстановит дыхание, Маркус продолжал делать растяжку.

– Зато я говорю, разве это не считается?

Закатив глаза, она молча допила воду, и Маркус невольно улыбнулся. Он, Маркус Уоррен, наследник финансовой империи Уорренов по отцу и наследник сети отелей «Маркиз» по матери. И единоличный владелец собственноручно воздвигнутого «Уоррен капитала». Ему принадлежит половина «Черных ястребов Чикаго» и четверть «Чикагских быков», да вдобавок еще три четверти «Чикагского огня», профессиональной футбольной команды. Он один из самых богатых холостяков этого столетия и наверняка самый богатый в Чикаго.

И люди не закатывают в его обществе глаз.

Разумеется, за исключением мисс Риз.

Убрав бутылку, она взялась за блютус-гарнитуру, с которой никогда не расставалась.

– На что могут рассчитывать часовщики?

Дорогая марка часов неплохо развернулась в Детройте и теперь искала новых инвесторов для расширения. Маркус задумчиво посмотрел на сделанные под него часы из чистого золота.

– А сама как думаешь?

Вздохнув, мисс Риз побежала дальше. Бегунья из нее вышла не слишком грациозная, зато она не только не отставала, но еще и успевала делать заметки. Пробежка – самое продуктивное время, и Маркус старался не упустить ни одной минуты.

И именно поэтому бегали они каждый день, не обращая внимания ни на жару, ни на дождь. Только лед удерживал их от ежедневного забега в парке, но на этот случай в офисе имелись беговая дорожка и столик для мисс Риз, чтобы она продолжала вести записи и вставляла ценные замечания.

Пропустив помощницу вперед, Маркус невольно засмотрелся на притягательные изгибы. Пусть она и не слишком грациозна, зато мимо нее ни один мужчина равнодушно не пройдет.

Качнув головой, Маркус быстро выбросил из головы лишние мысли. Он не из тех миллиардеров, что спят с собственными секретаршами. Отцовских подвигов на этом поприще сполна хватит на них обоих, а его самого с мисс Риз связывают исключительно рабочие отношения. Ну и пробежки.

Он без труда ее догнал:

– Ну так как?

– Часы уже никто не носит, – выдохнула она тяжело. – Если только это не умные часы.

– Верно подмечено. Я собираюсь вложить в эту компанию двадцать пять миллионов.

От удивления мисс Риз даже споткнулась, но Маркус вовремя ее поддержал.

– Ты в порядке? Мы уже почти у фонтана. – У Букингемского фонтана они обычно разворачивались и бежали обратно.

– В порядке. – Она бросила на него косой взгляд. – Может, пояснишь, как ты пришел от мысли, что часы – мертвый рынок, к тому, чтобы вложить в него двадцать пять миллионов?

– Раз просто так их уже не носят, значит, они снова превратились в то, чем когда-то и были. В знак статуса. Только богатейшие потребители могут позволить себе приобрести часы стоимостью в пару роялей. Рынок часов не умер, мисс Риз, умер рынок массовых часов, а с роскошными экземплярами все обстоит совершенно иначе. – Он протянул к ней руку, показывая собственные часы. – Неплохо, правда? И всего за четыре с половиной тысячи долларов.

– А еще они послужат отличной рекламой, – кивнула помощница.

– Но пусть сперва «Роквотчес» в деталях изложат нам свою маркетинговую политику, а заодно подумают над возможностью установки в браслет от часов современных технологий.

Они наконец-то достигли фонтана, и мисс Риз остановилась, уперевшись руками в колени и судорожно втягивая в себя воздух.

– Еще что-нибудь скажешь? – спросил Маркус.

– Вы должны решить, будете ли присутствовать на свадьбе Хэнсон.

Маркус громко застонал:

– Это обязательно?

– Вы сами решили, что должны ее посетить, – напомнила она сухо. – Сами объявили, что пойдете туда с девушкой, и сами собирались убить одним выстрелом двух зайцев, назначив на следующий день встречу с продюсерами «Неудержимого безумия».

Маркус невольно улыбнулся, в очередной раз поражаясь женской безжалостности. Вообще-то это не он решил, что должен попасть в Лос-Анджелес на свадьбу Хэнсон и Спирса, да и кто в здравом уме захочет смотреть, как его бывшая невеста выходит замуж за любовника, с которым ему изменила?

Но мама вбила себе в голову, что он просто обязан заявиться на это торжество с девушкой и всем своим видом изображать счастье, чтобы оставить «тот неприятный инцидент в прошлом». Разумеется, если бы все шло так, как мечтала мама, ему все равно пришлось бы жениться на Лилибэт Хэнсон, потому что, по сравнению с великим замыслом, мелкая интрижка – это ничто. Лилибэт была из богатой семьи. Маркус выходец из богатой семьи и значительно преумножил семейное состояние. А вместе, по мнению его родителей, они могли бы править миром.

Вот только зачем? Маркус решительно отказался продолжать с ней какие-либо отношения и считал, что родители приняли его выбор. А потом пришло свадебное приглашение.

И самое отвратительное, что родители были не так уж и не правы, когда утверждали, что скандал определенным образом сказался и на его делах. Например, неспособность разглядеть правду о Лилибэт как бы подразумевала, что, возможно, он не сумеет правильно вложить деньги. Поэтому родители настаивали, что он обязан посетить свадебную церемонию, доказав всем и каждому, что они расстались по-хорошему. И при этом обязательно с девушкой, потому что, заявляясь на свадьбу бывшей в одиночку, он тем самым распишется в собственном поражении.

И теперь ему оставалось лишь выбрать девушку.

Он посмотрел на Либерти:

– И какие у меня варианты?

– Розетта Нейлор?

Маркус нахмурился:

– Слишком глупая.

– Катерина Набокова?

– От этой так и отдает русской мафией.

Либерти протяжно вздохнула:

– Эмма Грин?

Он невольно поежился. А ведь он действительно пару раз с ней встречался…

– Ты серьезно?

– Все в курсе, что вы ходили на свидания, так что она никого не удивит.

– Ошибаешься, если мы снова объявимся вместе, все решат, что дело идет к свадьбе. И в первую очередь его родители.

Он изо всех сил старался сохранить с ними мир, даже едва на Лилибэт Хэнсон не женился, и все потому, что родители свято верили, что они идеально друг другу подходят.

Но больше он в эту ловушку не попадется.

– Мистер Уоррен, выбор ограничен, а время уже поджимает. Свадьба через две недели, и если вы действительно хотите прийти туда с девушкой, вам нужно ее пригласить.

– Ладно, тогда ты сама со мной пойдешь.

Открыв рот, помощница уставилась на него огромными глазами, а по ее лицу скользнуло нечто подозрительно похожее на желание.

Что? Неужели она действительно его хочет?

Но она быстро взяла себя в руки и выпрямилась:

– Мистер Уоррен, сейчас не время для шуток.

– А я и не шучу. Я тебе доверяю, и ты отлично подходишь. – Он шагнул чуть ближе. – Знаешь, порой мне кажется, что ты единственная, кто со мной честен, и уж тем более ты не станешь продавать все подробности этого «свидания» желтым газетам. – В отличие от Лилибэт, которая неплохо заработала на своей интрижке, попутно выставив его паршивым парнем и в жизни, и в спальне.

Либерти закусила нижнюю губу.

– Серьезно? По мне так вообще туда идти не стоит. Зачем давать ей очередную возможность причинить вам боль? – Голос ее стал гораздо мягче, а слова звучали так, словно она хотела его защитить.

Отличный вопрос. Он не хочет, чтобы Лилибэт в очередной раз прошлась по его самолюбию, но он обещал родителям сохранить лицо и показать всем и каждому, что имя Уорренов до сих пор значит лишь деньги и власть.

– К тому же так, для справки, мне кажется, что вся эта идея с «Неудержимым безумием» хуже некуда. Проблема с Лилибэт заключалась в том, что твою частную жизнь выставили напоказ, а теперь ты сам собираешься на реалити-шоу, чтобы отыскать место для новых вложений? Ты как бы сам напрашиваешься, чтобы люди процветали за твой счет.

– Предполагается, что это отличный способ вывести нашу фирму на новый уровень.

Либерти снова закатила глаза, словно еще ни разу в жизни не слышала такой глупости.

– Серьезно? Как же ты тогда создал успешную фирму, занимающуюся венчурными капиталами, не являясь при этом знаменитостью? Сотни людей мечтают преподнести тебе свои идеи, странно даже, что они прямо здесь из кустов на нас не выпрыгивают.

Маркус невольно напрягся: но нет, никаких подозрительных машин и вооруженных людей в округе не наблюдалось. Прошлое осталось в прошлом.

– Знаешь что? – Шагнув еще ближе, Либерти уперлась указательным пальцем ему в грудь. – Иди на свое реалити-шоу, только помни, что уже на следующей пробежке тебе придется проталкиваться сквозь толпу идиотов в беговых кроссовках, мечтающих отхватить кусочек твоего времени и состояния. Маркус, одумайся, не делай того, что тебе говорят, делай лишь то, чего сам хочешь.

Маркус. Называла ли она его до этого хоть раз по имени? Вряд ли.

– А что, если я хочу, чтобы ты пошла со мной на свадьбу?

Интересно, она покраснела или это ему только кажется? Сложно сказать, когда она и так вся раскрасневшаяся от жары и пробежки. Но что-то в ее выражении точно изменилось.

– Нет, – выдохнула она сухо и поспешила добавить, прежде чем он успел обидеться: – Я… Ничего хорошего из этого для тебя не выйдет.

Он ясно различил в ее голосе боль. Положив руку ей на плечо, он вдруг уловил в огромных глазах надежду. Он легонько коснулся ее щеки, и она едва ли не прильнула к его руке.

– А что мне от этого будет плохого?

Не успел он спросить, как понял, что зашел слишком далеко. Либерти Риз была отличной помощницей, да к тому же еще и невероятно красивой. Если не считать первые минуты после бега.

Вот только то, что сперва было всего лишь бесцеремонной шуткой, стало вдруг чем-то совсем другим. Чем-то большим.

Закрывшись, Либерти отступила на шаг и повернулась к озеру.

– Солнце уже высоко. Нужно заканчивать пробежку.

– У тебя вода осталась?

– Нет.

– Тогда давай бутылку. Тут в паре сотен метров есть питьевой фонтанчик, сбегаю наполню.

– Спасибо. – Она протянула ему бутылку с таким видом, словно он только что не приглашал ее на свидание и не трогал ее лицо. Словно она ему не отказала. И почему-то теперь он еще больше ею восхищался. – Я подожду здесь, только постарайся не подцепить по дороге еще парочку сногсшибательных идей, хорошо?

Бросившись к фонтанчику, он услышал, как она вдогонку кричит:

– Показушник!

Маркус рассмеялся.

Вода в фонтанчике оказалась слишком теплой, он решил немного подождать, надеясь, что дальше пойдет прохладнее, и задумчиво огляделся по сторонам. Всего в паре шагов от него стояла урна, а вокруг на земле валялись пакеты и банки. Черт, и почему некоторым так сложно за собой убрать? Урна же совсем близко.

Наполнив бутылку и раздумывая над тем, не позвонить ли мэру, чтобы обсудить график работы уборщиков, Маркус вдруг услышал какой-то тихий, но выбивающийся из общей картинки звук. Не чайка, не белка… котенок?

Оглянувшись, он постарался определить источник звука. Обувная коробка рядом с урной чуть сдвинулась.

У Маркуса внутри все разом сжалось. Кому придет в голову выкидывать котенка? Бросившись вперед, он поднял крышку и…

Бог ты мой. Не кошка. И даже не котенок.

Ребенок.

Глава 2

Пытаясь отдышаться, Либерти дождалась, пока Маркус добежит до фонтанчика, и перевела взгляд на озеро. Нехорошо получится, если кто-нибудь поймает ее за созерцанием пятой точки начальника. Даже если эта точка у него чертовски хороша. И даже если хозяин этой точки только что повел себя как последняя скотина.

Либерти задумчиво впитывала в себя свежесть утренних красок. Она не была в церкви уже лет пятнадцать, но каждое утро прибегала сюда и любовалась озером Мичиган, тихо благодаря Бога и любую высшую силу, готовую ее выслушать.

Она жива и здорова. У нее есть хорошая работа и зарплата, которой хватает на еду и квартиру, да еще остается на приятные мелочи вроде беговых кроссовок и стрижки.

– Либерти?! – крикнул от фонтанчика Маркус. – Либерти!

Она удивленно взглянула на начальника. Да что с ним сегодня такое? Она работала на него потому, что он всегда обращался с ней как с равной. И пусть она отлично понимала, что это всего лишь иллюзия и она не ровня такому человеку, как Маркус Уоррен, но, черт возьми, это ее иллюзия!

И работала эта иллюзия лишь потому, что бегали они всегда вдвоем и в спортивных костюмах. Но стоило ему надеть костюм за четыре тысячи долларов, а ей – лучшее из того, что продавалось в торговом центре с восьмидесятипроцентной скидкой, как иллюзия разом рассеивалась. И уж точно иллюзия не выдержит трехдневных свадебных гуляний, на которые наверняка ушло больше, чем она за всю жизнь сумеет заработать.

– Либерти! – заорал он еще громче.

Неужели он настолько не привык, чтобы женщины ему отказывали? Или кого она пытается обмануть? Таким мужчинам не отказывают. Да и зачем? Он великолепен, богат и одинок.

– Что?

– Ты нужна мне! Быстрее!

Она вдруг поняла, что он уже не стоит у фонтанчика, а склонился над урной. Черт, это же не сердечный приступ?

Неплохо натренировавшись за три года ежедневных пробежек, она со всех ног бросилась к нему.

– Ты в порядке? – выдохнула она. – В чем дело?

Обернувшись, он посмотрел на нее испуганными глазами и прижал палец к губам. И тогда она услышала тихий писк.

Опустив взгляд, она увидела нечто невероятное. Коробка, а в ней что-то маленькое, темное и подвижное.

– Ребенок? – в ужасе прошептал Маркус.

– Ребенок! – удивленно воскликнула Либерти. В детях она совсем не разбиралась, но этому явно еще и недели не было. Грязные тряпки, пятна, что вполне могли оказаться грязью, но на темной коже больше всего походили на высохшую кровь, клочки темных волос на крошечной головке… Пораженная Либерти разглядывала малыша, все еще не в силах ничего понять. Новорожденный афроамериканец в обувной коробке у мусорки.

– Она была… коробка… закрыта, – промямлил Маркус. – Услышал звук и… ребенок. Ребенок!

Малыш открыл ротик и снова запищал. На этот раз громче, и звук разом вывел Либерти из оцепенения. Иисусе! Кто-то выкинул ребенка на помойку!

– Двигайся, – приказала она Маркусу, реши тельно отодвигая начальника.

Дрожащими руками она вытащила малыша из коробки. Тряпка упала, и она увидела, что на покрытом засохшей грязью неимоверно худом мальчике даже подгузника нет.

– Бог ты мой, – прошептала Либерти, когда малыш завозился у нее в руках. Какой же он горячий!

– И что нам теперь делать? – прошептал явно запаниковавший Маркус.

– Воды. Он слишком горячий.

Он протянул ей ее же собственную бутылку, а она вручила ему свалившуюся с малыша грязную тряпку.

– Намочи ее.

Ребенок снова заерзал у нее в руках, и Либерти вдруг померещилось, что это не мальчик, которого она только что вытащила из обувной коробки, а Уильям, ее братик, которого она не только никогда не держала на руках, но даже так ни разу и не увидела. Неужели он был таким же, когда мама родила в тюрьме и его отдали в систему опеки, где он и умер?

Нет, кем бы ни был этот малыш, она ни за что не позволит ему умереть.

– Это омерзительно, – выдохнул Маркус, но она не обратила на него внимания и, скрестив ноги, уселась на гравий.

– Все хорошо, – прошептала она, капая водой в ротик ребенка. – Ты же хороший мальчик, верно? Ну конечно, хороший, умничка просто. – Мальчик замотал головой и жалобно завыл. Либерти мгновенно запаниковала. А что, если ничего не получится? И она не сможет его спасти? – Мы тебя очень любим, – заверила она малыша со слезами на глазах. – И ты очень сильный и обязательно со всем справишься, верно ведь?

– Держи. – Маркус протянул ей мокрую тряпку, только это оказалась не грязная рвань, а его собственная футболка.

Подняв глаза, она уставилась на обнаженную грудь Маркуса Уоррена, которой в любой другой ситуации не преминула бы полюбоваться, да и как не восхищаться такой красотой? Мускулистое и подтянутое, но при этом худощавое тело прирожденного бегуна…

Но тут малыш снова запищал, и она мгновенно вспомнила, что сейчас у нее есть дела поважнее, чем внезапный стриптиз начальника.

Она подняла малыша на вытянутых руках.

– Заверни его в футболку.

Маркус послушно выполнил указание, и бедный малыш запищал еще громче от внезапной смены температуры.

– Все хорошо, – прошептала она, снова пытаясь его напоить. – Тебе сейчас станет лучше.

– Может, сбегать за помощью? Что нам вообще делать?

Помощь. Точно. Именно это им сейчас и нужно.

– Телефон у меня в рюкзаке. – Маркус никогда не брал свой на пробежку. – Звони 911. – Она сама удивилась, как спокойно звучит ее голос. Словно по вторникам всегда находила малышей на грани теплового удара в помойке.

Присев на корточки, Маркус вытащил у нее из рюкзака телефон.

– Нашел. – Не задумываясь, она назвала пароль, и он набрал номер. – Мы у Букингемского фонтана нашли в мусоре ребенка!

Зачем так громко?

– Ш-ш-ш, – протянула она, успокаивая малыша, пока Маркус разговаривал с диспетчером. – А так будешь? – Окунув палец в бутылку, она прижала его к крошечному ротику.

Малыш жадно засосал, а когда она убрала палец, чтобы снова его намочить, возмущенно захныкал.

Вернув ему палец, она облегченно вздохнула и постаралась подумать. Во второй приемной семье был младенец, как его успокаивали?

Вспомнив, она начала раскачиваться вперед-назад, не обращая внимания на впившийся в ноги гравий.

– Хороший мальчик, – прошептала она, отчаянно надеясь услышать звуки сирен. – Мы тебя любим, ты со всем справишься.

Минуты мучительно шли, а у нее никак не получалось заставить малыша выпить еще воды, но он яростно присосался к кончику ее пальца. Она продолжала покачиваться и ворковать, и наконец малыш немного расслабился и свернулся калачиком у нее на руках. Либерти прижала его к себе чуть крепче.

– С ним все в порядке? – спросил Маркус.

Подняв глаза, Либерти постаралась не пялиться на его обнаженную грудь. За все три года, что у него проработала, она еще ни разу не видела, чтобы он был так близок к панике.

– Кажется, он заснул. Бедняжка. Ему же всего несколько дней от роду.

– Как его могли бросить? – Вот это уже куда больше походило на знакомого ей Маркуса. Разочарован, что мир не дотягивает до его стандартов.

– Как-то смогли.

Она снова посмотрела на ребенка, даже во сне не отпускавшего ее пальца. Если не считать грязи и жара, он казался совершенно здоровым. Правда, Уильяма она так и не увидела и не представляла, как выглядят наркозависимые младенцы. Круглая голова, припухшие глаза… Она видела фотографии здоровых малышей, что как две капли воды походили на этого… Но она же все равно в них совсем не разбирается!

– Ты само совершенство, знаешь об этом? – прошептала она мальчику, и снова посмотрела на Маркуса. – Держи футболку, намочи еще раз, кажется, он немного остыл.

Маркус безропотно ей повиновался.

– Ты отлично справляешься, – заметил он, когда Либерти снова заворачивала малыша в футболку. Младенец вздрогнул, но пальца так и не отпустил. – Не знал, что ты так хорошо разбираешься в детях. – В его голосе ясно читалось восхищение.

«Ты вообще обо мне многого не знаешь». Но вслух она этого говорить не стала, потому что еще не прошло и двадцати минут, как Маркус Уоррен сказал, что доверяет ей, потому что она всегда с ним честна.

Но пусть и не до конца честна, она никогда целенаправленно ему не врала. Она вообще ненавидела врать, но порой иного пути просто не было.

– Наверное, материнский инстинкт сработал. – Да и как иначе? Малыш отчаянно в ней нуждался, и она просто не могла его бросить.

Ребенок вздохнул, как она надеялась, довольно, и в груди у нее что-то дрогнуло.

– Замечательный мальчик. – Подавшись вперед, она поцеловала его в лоб.

Наконец-то зазвучала сирена. Рядом с ними остановилась машина скорой помощи, и санитары отобрали у нее отчаянно заоравшего младенца. И от этого крика у нее едва не разорвалось сердце.

Вслед за медиками к ним подошел офицер полиции и принялся их расспрашивать прямо у «скорой», пока Либерти пристально следила, как малышу выдают соску и заворачивают его в чистое одеяло.

– С ним все будет в порядке? – спросила она, когда один из санитаров вылез наружу и начал закрывать двери.

– Сложно сказать.

– Куда вы его отвезете?

– Ближе всего северо-западная.

Маркус мгновенно отвернулся от полицейского.

– Везите в детскую. – Он уже успел снова надеть мокрую грязную футболку.

Пожав плечами, санитар захлопнул двери, отрезав их от младенца, и «скорая» уехала.

Когда полицейский записал их последние показания, она спросила:

– Вы сумеете отыскать его мать?

В ответ он лишь пожал плечами, и Либерти вздохнула. Да и чему тут удивляться? Она сама едва пережила собственное детство, потому что у всех, за исключением бабушки Девлин, не было времени проверять, что там происходит с малышкой Либерти Риз.

– Если бы мать оставила ребенка в полицейском участке, одно дело, но это… – Он снова пожал плечами. – Не уверен, что мы сможем ее отыскать. Обычно детей бросают рядом с местом их рождения, и кто-нибудь из соседей всегда что-нибудь знает, но посреди парка?

Он повернулся, словно считал разговор оконченным.

– А что будет с ребенком? – остановил его Маркус, хотя Либерти и сама могла ему на это ответить.

Если не удастся отыскать родителей, малыш окажется в системе опеки и рано или поздно попадет в приемную семью, но, скорее всего, только после того, как закроют его дело. А на это потребуется определенное время и тогда он уже не будет таким малышом. Он будет значительно больше. Да к тому же он еще и темнокожий. А это значительно усложняет дело.

Либерти невольно посмотрела вслед уехавшей «скорой».

Полицейский улыбнулся Маркусу:

– Отдел опеки о нем позаботится.

Она непроизвольно поморщилась. У нее не было ни одного приятного воспоминания об этой структуре равнодушных людей. Повзрослев, она поняла, что они просто не справляются с огромным потоком попавших к ним детей, но все равно не могла забыть, как когда-то спрашивала, почему за ней не приходят ни мама, ни бабушка Девлин, а в ответ ей без конца твердили, чтобы она успокоилась и не думала о ерунде. Как будто она могла не думать о внезапно исчезнувшей матери.

Что же все-таки ждет этого малыша? Посмотрев на руки, она вдруг поняла, что успела привыкнуть к весу крошечного тельца.

– Маркус, – прошептала она, пока полицейский садился в машину. – Мы не можем его потерять.

– Что?

Она схватила его за руку, словно шла ко дну и лишь эта рука могла ее спаси.

– Малыш. Он окажется в системе опеки, но когда полиция закроет дело, может быть уже слишком поздно.

Маркус смотрел на нее так, словно она вдруг заговорила по-китайски.

– Поздно? Для чего?

Открыв рот, она чуть не призналась, что прошла через эту систему и знает ее изнутри, но в последнюю секунду все же прикусила язык. Она сама создала ту Либерти Риз, что стояла сейчас перед Маркусом.

Белая выпускница колледжа, мастерски управлявшая временем и деньгами, всегда ко всему готовая и разбирающаяся в любой теме. Эта Либерти Риз была бесценной помощницей, но лишь потому, что знала себе цену.

И эта женщина не имела ничего общего с другой Либерти Риз. Неряшливой дочерью темнокожей наркоманки, торговавшей собственным телом на Углу смерти в Кабрини-Грин, чтобы позволить себе очередную дозу. Каждый раз, когда мать попадала в тюрьму, Либерти отправляли в очередную приемную семью, и она не то что имени отца не знала, даже понятия не имела, был он черным или белым, а ее пристрастившийся еще в утробе матери к героину и кокаину братик умер, и она так ни разу его и не увидела.

Но все это уже не имело к ней никакого отношения. Она больше никогда не будет потерянной и слабой.

Она снова смотрела в сторону уехавшей «скорой». Но этот малыш… Он так мал и беззащитен. И одинок. Как был одинок ее брат те недели, что ему все-таки удалось прожить.

Но она не позволит этому повториться.

Открыв рот, чтобы заговорить, она вдруг поняла, что не может выдавить из себя ни слова, а в глазах стоят слезы.

Черт, неужели она сейчас расплачется? Ну уж нет. Либерти Риз не плачет. Ее чувства над ней не властны. Больше не властны.

Маркус с тревогой на нее посмотрел и снова прикоснулся к ее щеке.

– Либерти…

– Пожалуйста. – Она все же нашла в себе силы заговорить. – Маркус, ребенок…

А потом она все-таки заплакала, и уже в следующую секунду Маркус крепко ее обнял и притянул к себе.

– Все хорошо, – прошептал он, гладя ее по спине. – С ним все будет хорошо.

– Ты не можешь этого знать, – возразила она, стараясь не слишком на нем виснуть. Что вообще происходит? Маркус Уоррен ее обнимает? Успокаивает?

Впитывая в себя его запах и прикосновения, она невольно замерла на месте, необычайно остро ощущая его мужественность. Сильнейший порыв желания так внезапно наложился на панику из-за ребенка, что Либерти разом оцепенела, не в силах ни отстраниться, ни ответить на объятия. Замерев на месте, она отчаянно мечтала о большем, но при этом отлично понимала, что мечты навсегда так и останутся мечтами.

Слегка подавшись вперед, Маркус наклонил ей голову, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. Так нечестно! Не в силах пошевелиться, она смотрела в голубые глаза того же цвета, что и озеро Мичиган в ясный день. Мало того что он идеален, богат и чертовски привлекателен, так теперь еще и эта нежданная нежность? Почему ее так сильно к нему тянет, когда она ни капельки его не заслуживает?

Осторожно проведя пальцем по ее щеке, он смахнул с нее слезинку.

– Он так тебе важен? Этот ребенок?

– Да. – А что тут еще можно сказать?

– Тогда я прослежу, чтобы с ним точно все было в порядке. – Он все еще продолжал поглаживать ее по щеке, пока его вторая рука крепко прижимала ее за талию, а уголки губ слегка дрогнули, сложившись в улыбку. И как же она хорошо знала эту улыбку! Улыбку человека, который непременно добьется желаемого.

Не в силах устоять, она подалась вперед, наслаждаясь его прикосновениями.

– Проследишь? Но зачем тебе делать это ради меня?

В его глазах что-то мелькнуло, а голова стала наклоняться к ее собственной, и Либерти вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать. Ее начальник собирается ее поцеловать, и она не просто ему позволит, но и ответит. И куда только делись все те годы, когда она отчаянно об этом мечтала, но гнала от себя эти мысли?

Но Маркус так ее и не поцеловал.

Вместо этого он выдохнул:

– Затем, что ты очень много для меня значишь.

Она разом забыла, как дышать. Она много для него значит? Не просто ценный работник, а она сама, Либерти Риз, много для него значит?

Но тут зазвонивший будильник разом привел их в чувства, и Маркус быстро отстранился, вернув ей телефон. А она уже и забыла, что все это время мобильник был у него…

Уже восемь сорок пять? Пробежку они начали в семь.

– Через пятнадцать минут у тебя видеоконференция с Домбровски и обсуждение его проекта биоинженерной фабрики. – Несмотря на жару, после объятий Маркуса она едва ли не дрожала от холода.

– Похоже, мы немного выбились из графика, – рассмеялся Маркус. – Даже душ еще не приняли.

Она невольно представила, как они вместе моются в душе. Обычно они бежали до его квартиры, он быстро приводил себя в порядок, а она на метро ехала в офис, где принимала душ, переодевалась и приводила в порядок сделанные на пробежке записи, а в полдесятого появлялся Маркус с таким видом, словно только что сошел с красной дорожки.

Какой уж там совместный душ? Они же даже в одном здании никогда не мылись!

Правда, раньше не было ни слез, ни объятий. До этого дня физический контакт сводился исключительно к рукопожатиям да редким дружеским похлопываниям по плечу. И все.

– Позвонить и перенести встречу?

– Да, пожалуйста. Сразу после этого возвращаемся, и я сделаю пару звонков.

Вот и хорошо. Они оба сделают вид, что не было никаких прикосновений, объятий и даже приглашения на свадьбу тоже не было.

Но Маркус вдруг подался вперед и, пристально посмотрев на ее губы так, что она снова размечталась о так и не случившемся поцелуе, произнес:

– Либерти, я тебе обещаю, что мы ни за что не потеряем этого малыша.

Глава 3

Целых три часа Маркус убил на то, чтобы отыскать нужного чиновника. Главный врач детской больницы с пониманием отнесся к его просьбе, но сразу же объяснил, что не имеет права разглашать никакой информации, однако уже через двадцать минут перезвонил и продиктовал номер нужного ему куратора системы опеки.

Куратор оказался далеко не столь любезен, но все же назвал управленца, отвечавшего за распределение детей по ответственным соцработникам. А когда Маркус наконец-то дозвонился до этого управленца, выяснилось, что к малышу пока так и не приставили соцработника.

– Мистер Уоррен, мы стараемся изо всех сил, но у нас мало сотрудников и средств. Ребенок еще пару дней пробудет в больнице, и при первой же возможности мы к нему кого-нибудь направим.

– Этого мало.

– И что же вы предлагаете делать?

Быстрый поиск показал, что нынешний глава опеки учился вместе с отцом Маркуса. Так, понятно, с этого и надо было начинать. Маркус с детства уяснил, что политические одолжения и щедрые пожертвования способны изменить мир.

Еще двадцать минут ушло на то, чтобы дозвониться в приемную начальства, а еще двадцать минут спустя это самое начальство лично заверило Маркуса, что уже в течение часа малышу выделят лучшего соцработника.

– Разумеется, обычно мы в такие подробности посвящаем лишь родственников…

– Я буду расценивать это как личное одолжение.

Да и как иначе, после того как он видел Либерти, ухаживающей за младенцем и с неприкрытым отчаянием смотревшей вслед «скорой»? После того как она расплакалась, ища утешения в его руках?

После той бесконечной благодарности, с которой она смотрела, когда он сказал, что обо всем позаботится?

Да, это дело стало для него очень личным.

– Передайте вашему отцу мои наилучшие пожелания, – попросил на прощание глава опеки.

– Обязательно! – пообещал Маркус, хотя сам бы предпочел, чтобы отец вообще никогда не узнал об этом разговоре и его причинах.

Если Лоренс и Мариса Уоррены узнают, они наградят его своим фирменным разочарованным взглядом, который он безошибочно узнавал, даже несмотря на десятки пластических операций. Политические услуги и одолжения – это одно, но пойти на нечто подобное ради какого-то брошенного ребенка? Из-за расплакавшейся секретарши?

«Ну и что надеешься на этом выиграть?» – спросила бы мать, жившая в мире, где каждый раз, взаимодействуя с людьми, ты что-то выигрывал или терял.

Уоррены же никогда ничего не теряли.

А отец, прославившийся интрижками с секретаршами?

«Если хочешь, просто возьми ее» – вот что бы он сказал.

Но так он точно не хотел. Не хотел ее использовать. Не хотел быть таким, как отец. Но и выйти из его тени было непросто. Маркус окончил выбранный родителями университет, встречался с предварительно одобренными дочерьми их друзей. Черт! Даже его собственная компания «Уоррен капитал» выросла из идеи отца.

Годами он старательно ослаблял нити, связывающие его с родителями, и в итоге ему все же удалось добиться независимости. И Либерти стала частью этой борьбы, когда он нанял ее вместо маминой подруги, которая обязательно стала бы доносить Марисе о каждом его шаге. Нанял девушку из никому не известной семьи, основываясь лишь на данных ей рекомендациях и ее упорстве.

И за это своеволие он дорого заплатил. Так же, как и когда-то отказался жениться на Лилибэт Хэнсон. Но выиграл еще больше.

Выиграл свободу и независимость.

Но он все равно не мог допустить, чтобы родители узнали всю правду.

– Мистер Уоррен? – В дверях появилась Либерти. И вот он снова лишь «мистер Уоррен»… А как приятно было побыть просто Маркусом…

– Да?

– Мистер Шабот на связи. – Уловив его непонимающий взгляд, она пояснила: – Продюсер «Неудержимого безумия». Он ждет подтверждения встречи в Лос-Анджелесе.

Точно. Маркус все утро потратил на поиски младенца, но это не отменяло его настоящей работы.

– Что ты ему сказала?

Либерти слегка нахмурилась.

– Я попросила его оставаться на линии. – Напуганная, заплаканная женщина исчезла, и перед ним вновь стояла уверенная, ясно мыслящая помощница.

– Спасибо, мисс Риз, – поблагодарил он, лишь бы не думать, как этим утром держал ее в своих руках и, шутя, звал на свадьбу, сам еще не понимая, что это вовсе не шутка. А это плохо. Она – помощница, а не очередная дамочка из его социального круга. Если бы он пришел с ней на такое важное мероприятие, сразу бы пошли разговоры. Маркус Уоррен соблазнил собственную секретаршу или, хуже того, решат, что она умело им вертит, как когда-то вертела Лилибэт.

Но он все равно хотел, чтобы именно она составила ему пару. Он мог ей доверять и рядом с ней чувствовал себя в безопасности. И она сама сказала, чтобы он делал то, что хочет.

Кивнув, она развернулась, чтобы уйти.

– Либерти.

На мгновение застыв, она снова к нему повернулась: —Да?

– Я навел о ребенке справки. Как только узнаю что-то конкретное, сразу же тебе скажу.

Ее лицо сразу же смягчилось, и Маркус невольно поразился ее тихой красоте. Оказывается, за маской уверенной в себе помощницы все это время пряталась настоящая красавица. И как он раньше этого не замечал?

– Спасибо.

Отыскав малыша, он ничего не выигрывает. Этот ребенок не принесет ему ни денег, ни власти. И при необходимости даже не сможет сделать ему ответное одолжение.

Но он дал Либерти обещание и во что бы то ни стало собирался его сдержать.

Разглядывая рекламу «Роквотчес», Либерти снова вспоминала малыша. С тех пор как она прижимала его к груди, прошло уже четыре дня, а она до сих пор ничего о нем не знала. Он все еще в больнице? Все ли с ним в порядке?

Убеждая себя, что ей не о чем беспокоиться, она вновь постаралась сосредоточиться на рекламе. Пустой тревогой делу не поможешь, к тому же Маркус обещал обо всем позаботиться. А его обещаниям она верила.

Четыре дня. Четыре дня назад Маркус держал ее в своих объятиях и пообещал, что найдет малыша, потому что он для нее важен, а сама она важна Маркусу.

С того дня не было ни объятий, ни долгих взглядов, ни упоминаний о свадьбе, правда, последнее точно скоро изменится. Если он все же собирается туда идти, ему нужно выбрать себе спутницу. Безопасную спутницу, которая разглядит в нем нечто, кроме отличного тела и огромного…

Банковского счета.

Зазвонил телефон.

– «Уоррен капитал», чем могу вам помочь?

– Мисс Риз. – Мгновенно узнав голос Марисы Уоррен, Либерти стиснула зубы. – Как там мой сын?

– Отлично, миссис Уоррен. – Ни в какие подробности она вдаваться не собиралась.

Взяв ее на работу, Маркус ясно дал понять, что работает она исключительно на него и ни Лоренс, ни Мариса Уоррены не имеют к ней никакого отношения. И, вздумай она сообщить его родителям хоть что-то о его делах, проектах и личной жизни, он сразу бы указал ей на дверь.

К счастью, она уже давно научилась говорить то, чего от нее ждут, не сообщая при этом ничего существенного.

– Я тут задумалась, – продолжала Мариса, – выбрал ли он уже себе спутницу на свадьбу Хэнсон?

До нее осталась всего пара недель, и он отлично понимает, насколько ему важно там показаться.

Сперва Либерти не понимала, почему Маркус так старательно пытается оградить себя от назойливого родительского внимания, сама-то она всю жизнь мечтала, чтобы у нее были заботливые отец и мать, а Мариса Уоррен явно интересовалась сыном.

Вот только внешность обманчива.

– Миссис Уоррен, – Либерти, как всегда, старалась говорить вежливо, но она уже давно поняла, что, хотя сам Маркус весьма ее уважает и ценит, для его родителей она мало чем отличается от служанки, – я не могу сообщить вам ничего конкретного.

– Но ты же наверняка что-нибудь слышала?

Либерти полностью сосредоточилась на том, чтобы говорить спокойно.

– Как вам известно, мистер Уоррен не обсуждает со мной свои личные дела.

По правде сказать, она не очень понимала, в какой степени для него эта свадьба личное, а в какой вполне рабочее дело. Когда разыгрался тот скандал, она прочитала все, что сумела отыскать в прессе, но сам он в офисе так ни разу об этом и не заговорил. Они лишь пару раз касались этой темы на пробежке, да и то больше в контексте «исправления вреда», чем «чувств».

Он попросил ее подготовить список женщин, готовых составить ему пару, а потом, шутя, попросил ее саму составить ему компанию.

– Хм. – Наверное, это самый непристойный звук, который Мариса вообще способна издать, но даже он в ее исполнении казался весьма приятным. – Передай, чтобы позвонил, когда освободится. – За все эти три года она ни разу не попросила Маркуса к телефону, и Либерти уже давно поняла, что звонит она не с сыном поговорить, а поговорить о нем.

Вежливость вежливостью, но у нее есть лишь один начальник.

– Разумеется, миссис Уоррен.

Отключившись, Либерти продолжила изучать рекламу «Роквотчес». Раз уж Маркус решил преподнести их как товар экстра-класса, рекламу придется слегка изменить. Сейчас там чересчур много текста о возрождении Детройта, а фотографии не слишком впечатляют. Придется внести определенные поправки.

За годы работы у Маркуса она уже давно поняла, что богатым покупателям нужны эксклюзивные вещи. Они хотят не просто лучшее, они хотят точно знать, что их обновка лучше, чем у их друзей и соперников. Им мало отличных часов, спортивных машин и изысканных зданий, им нужно, чтобы все это было единственным и неповторимым. Наверное, именно поэтому они столько и тратят на произведения искусства. Там-то уж сразу ясно, что они покупают штучный товар.

Разумеется, она никогда не станет своей в этом мире, но за три года она научилась вполне бегло говорить на его языке.

Она как раз заканчивала записи, когда ей позвонил Маркус:

– Мисс Риз?

– Иду. – Подхватив планшет и рекламные листовки, она направилась к нему в кабинет, отлично демонстрирующий теорему о том, что богатый человек просто обязан иметь все самое лучшее.

Сама фирма была сравнительно небольшой, Маркус нанял всего пятнадцать человек для ведения дел и отчетности, но располагалась она на верхнем этаже высочайшего небоскреба на улице Ла-Сале, чикагской Уолл-стрит. Его же собственный кабинет находился на углу здания, и сквозь стеклянные стены он всегда мог любоваться центром города и озером Мичиган. Как и следовало ожидать, «Уоррен капиталу» принадлежал весь этаж, и лучшим видом из окна наслаждался лишь Маркус и один только Маркус.

И собрав всю волю в кулак, она все же сумела отвоевать себе в этом мире крошечный уголок. Пусть она всего лишь помощница, и каждые полгода приходится покупать новые беговые кроссовки, это не важно. Она любит офис, любит вид из окна. Любит чистоту и яркость. Больше никаких трещин на потолке и тараканов за холодильником, а стоит чему-то сломаться, как сразу же за дело берутся специалисты. Здесь всегда горит свет и работает отопление. Она наконец-то сумела вырваться из жалких лачуг Кабрини-Грин.

– Звонила миссис Уоррен, – сообщила она, устраиваясь на своем привычном месте перед Маркусом.

– Чтобы вытянуть из тебя мои планы на свадьбу Хэнсон? – уточнил он, не оборачиваясь.

– Именно. Ее волнует твоя спутница. Точнее, ее отсутствие.

Маркус тяжело вздохнул.

– Если тебе еще интересно, я кое-что узнал о младенце.

– Что?! – воскликнула она и, поймав на себе удивленный взгляд, заставила себя успокоиться. – То есть, конечно, мне интересно.

– Но сама ты о нем даже не спросила.

– Ты обещал навести справки, и я не хотела лишний раз тебя дергать.

Он удивленно на нее посмотрел, но за этим удивлением угадывались нежность и забота. Та самая забота, из-за которой он и дал это обещание.

– Либерти, – начал Маркус, и она почувствовала, как у нее сразу же загорелись щеки. Но что плохого в том, что ей нравится, как он произносит ее имя? – Не говори так, словно ты обуза.

Она судорожно сглотнула.

– Хорошо.

– Малыша уже выписали из больницы.

– Как он? С ним все хорошо? Его маму уже нашли?

– Здоров как бык, но его родителей пока так и не отыскали. – Он виновато на нее посмотрел. – Судя по всему, даже несмотря на мои настоятельные просьбы, ищут они не слишком упорно. Не думаю, что такими темпами они вообще их когда-нибудь отыщут.

Она даже не знала, как на это реагировать. С одной стороны, так жаль малыша, но с другой… Его же один раз уже бросили. Найдут они его мать, и что дальше? Чтобы бросить ребенка, не обязательно оставлять его в парке. И она слишком хорошо об этом знает.

– Меня заверили, что ему нашли заботливую приемную мать и обеспечили всем необходимым.

Уставившись на Маркуса, она вдруг поняла, что ее рот все еще открыт. Глубоко вдохнув, она заставила себя немного успокоиться. Заботливую приемную мать? Все необходимое? Сама она ничего этого так и не получила.

– Отлично, могу я его навестить?

Маркус посмотрел на нее так, словно она попросила космическую лошадку.

– Я не спросил адреса.

– Понятно. – Она уставилась на стол. – Просто я подумала, что… – Кашлянув, она попыталась вернуться к делам. – Я изучила рекламу «Роквотчес» и считаю, что она не отвечает требованиям выбранного тобой рынка. А еще тебе нужно отыскать спутницу на свадьбу.

Передав Маркусу рекламные листовки и свои заметки, она встала и направилась к двери.

Ладно, так даже лучше. Она сделала все, что в ее силах, Маркус сдержал обещание, а с малышом все будет в порядке.

Да и что тут еще остается? Ну не самой же ей ребенка усыновить. Она работает с девяти утра до шести вечера пять дней в неделю, а потом еще приходит в офис в субботу, чтобы подготовиться к общему еженедельному собранию. У нее просто нет другого выбора. Она слишком мало знает об этом мире и не может допустить, чтобы в ней разглядели истинные корни, поэтому ей приходится без устали трудиться круглыми сутками.

– Либерти.

Оклик застал ее на пороге.

Замерев, она сразу же напряглась. Не собирается же он снова звать ее на свадьбу? Она обернулась.

– Да? – Этот взгляд. – Ты же не собираешься снова звать меня с собой на свадьбу?

Маркус насмешливо ухмыльнулся:

– Кажется, ты сама велела поступать так, как мне хочется.

Но не может же он в самом деле хотеть именно этого?

– Да, но…

– Так ты хочешь снова его увидеть? Я про малыша?

Она пристально на него посмотрела. Это какая-то игра? Но для нее это совсем не шутка.

– Мистер Уоррен, вы же не станете ломать комедию? Только не говорите, что раздобудете его адрес, если я соглашусь пойти с вами на свадьбу, став каким-то подобием человеческого щита…

Маркус разом напрягся. Мало кто осмеливался ему отказать, но Либерти как раз и принадлежала к этим немногим.

– Просто ответь на вопрос. Хочешь ли ты снова увидеть малыша?

Она стиснула зубы:

– Да.

– Вот и все.

Повернувшись, Маркус снова сосредоточился на компьютере, словно вообще забыв о ее присутствии.

И ей это совершенно не понравилось.

Глава 4

Чтобы выяснить фамилию и адрес приемной матери, на этот раз Маркусу пришлось просто представиться, и разговаривавшая с ним сотрудница службы опеки буквально с ног сбилась, стараясь ему угодить.

Что ж, приятно, когда хоть кто-то ведет себя подобающим образом. В отличие от его личной помощницы.

Маркус задумчиво посмотрел на записанные на фирменном бланке данные. Хейзел Джонс. Роджерс-Парк.

Ну что за бред? Сейчас ему следовало бы обдумать стратегию и тактику выживания на свадьбе, а вместо этого он тратит силы, время и энергию, разыскивая брошенного младенца ради секретарши.

Он ничего на этом не выиграет. И он не хочет превращать Либерти в щит… Да одно предположение, что этот щит ему необходим, уже само по себе оскорбительно. Черт, он Уоррен. Он всегда получает желаемое, никогда и ни от кого не прячется и безжалостно сокрушает осмелившихся встать у него на пути безумцев.

Вот только в данном случае этим безумцем оказалась Либерти Риз.

Когда он вышел из кабинета, она разговаривала по телефону, бросив на него лишь встревоженный взгляд. И от этого он еще больше разозлился. Да что он такого сделал, что она его теперь боится? Ничего он не делал! И это при том, что отец уже в конце первого месяца уложил бы ее прямо на стол, а вздумай она потом хотя бы раз косо на него взглянуть, похоронил бы заживо.

А он себя как вел? Относился с уважением и ни разу и пальцем не тронул, ясно дав понять, что ее сексуальность не имеет к работе никакого отношения.

Он всего лишь попросил сопровождать его на свадьбу, а теперь она ведет себя так, словно он какой-то престарелый развратник. И она его боится.

– Да, – продолжала она телефонный разговор. – Верно. Нет. Нет. – Теперь ее слова звучали жестче. – Эти данные должны быть у меня на столе к двенадцатому. – Она подняла на него глаза: – Да?

Он скрестил руки на груди:

– Ничего, я подожду.

Даже в этом вопросе звучала тревога. Черт, наверное, все же не стоило звать ее с собой. Тем более что он и сам туда идти не хочет.

– Нет, к двенадцатому. Что тут неясно? К двенадцатому! – рявкнула Либерти, и он невольно улыбнулся.

Он ее нанял потому, что она жила вне сферы влияния его родителей и бегала по утрам. И ни разу не пожалел о своем выборе. Она оказалась первоклассной помощницей и при необходимости не боялась настоять на своем.

Закатив глаза, она быстро просмотрела стопку бумаг, вытащила одну страницу и протянула ее Маркусу.

«Кандидатки в спутницы на свадьбу Хэнсон – Спирс». А под этим заголовком следовал список имен и телефонов.

Маркус сухо взглянул на помощницу, но она не обратила на него ни малейшего внимания.

– Да, отлично. Посмотрим, что у вас получится. – Выключив телефон, она глубоко вдохнула. – Что ж, на данном этапе производители детской одежды отвратительно себя зарекомендовали в плане организации и профессионализма. Пока что они явно не готовы выйти на новый уровень.

А, точно. Речь шла о фирме, которая надеялась получить от них средства на создание новой линейки детской одежды и одеял со встроенными датчиками, чтобы заботливые родители могли с легкостью отслеживать сон и аппетит своих ненаглядных малышей прямо по телефону. Идея весьма интересна, но Маркус никогда не любил, чтобы его деньги разбазаривали криворукие исполнители.

– Понятно.

Либерти широко улыбнулась:

– Чем-нибудь помочь?

Он протянул ей бумажку с именем и адресом:

– Держи. Роджерс-Парк, это на севере.

Она издала какой-то невнятный звук, словно с трудом сдержала вскрик.

– Я… – Наконец-то из ее глаз исчезла тревога, а с губ сошла фальшивая улыбка, и она снова стала той женщиной, что он обнимал в парке.

Маркус вдруг понял, что ради этого ребенка она готова на все. Даже пойти с ним на свадьбу. И судя по тому, как заалели прелестные щеки, она тоже это поняла.

Вот и хорошо. Так всем будет проще. Добытые сведения избавят его от необходимости искать адекватную и приемлемую с родительской точки зрения спутницу, да еще такую, которая не станет считать это мероприятие камнем в фундаменте чего-то большего. А если он пойдет с Либерти, возможно, даже сумеет неплохо провести время. А в крайнем случае, если все уж совсем плохо сложится, они просто побегают с утра по побережью Тихого океана.

Она не сможет отказаться.

Вот только тогда он сам окажется ничем не лучше отца.

– Как обещал.

Развернувшись, он пошел к себе в кабинет, но вдруг услышал скрип стула, думая, что она встала и пошла за ним.

– И все?

– Все. – Маркус уселся в кресло и уставился на полученный от нее список. С половиной из этих женщин он когда-то встречался, вторую половину тоже знал. И все они воспримут этот выход как свидание, а потом охотно поделятся с Марисой каждой деталью.

Скомканная бумага полетела в мусорное ведро.

– Ты же не собираешься… – Она не договорила, но продолжение и так ясно угадывалось: «Ты же не собираешься меня заставлять».

– Заставлять тебя делать нечто, чего ты явно не хочешь и что выходит за рамки твоих служебных обязанностей? Нет. – Маркус сам себе диву давался. Что ж, если он так и не найдет себе спутницу, придется идти одному. Интересно, родители как-нибудь переживут такое непотребство или просто от него отрекутся? – Да и зачем?

Он наконец-то посмотрел на Либерти, выглядевшую так, словно вдруг комната наполнилась огрызающимися аллигаторами.

– Тогда… спасибо.

Странно. Почему ему вдруг стало лучше? Словно ему нужно ее одобрение?

– Всегда пожалуйста.

Но вместо того, чтобы уйти, она шагнула чуть ближе:

– Маркус…

Разумеется, она и раньше называла его по имени, но сейчас в ее голосе было нечто такое…

– Я понимаю, что не должна спрашивать, но… – Она снова уставилась на бумажку с таким видом, словно он вручил ей слиток чистого золота. – Можно я сегодня уйду пораньше? Только сегодня, – и торопливо пояснила: – Это больше не повторится, простоя…

Маркус мгновенно вспомнил, как она укачивала младенца и, вместо того чтобы спеть ему обычную колыбельную, без конца повторяла, что его любят, что он сильный и обязательно со всем справится. А еще он вспомнил, что почувствовал, глядя на нее с ребенком на руках.

– Я приду в субботу и разберусь со всеми делами, – продолжала Либерти, приняв его молчание за неодобрение. Неужели она думает, что он не знает, что она и так сюда приходит каждую субботу? – Это никак не скажется на моей работе.

Она специально напоминает, что вся власть принадлежит ему одному и при желании он может потребовать все, что пожелает?

Маркус посмотрел на часы: три сорок пять. По их стандартам еще очень рано.

– Дай сюда. – Он протянул руку.

– Нет. – Как же больно видеть на ее лице разочарование. – То есть, разумеется, да.

На негнущихся ногах она поплелась к нему. Именно поплелась, другим словом эту походку сложно описать. Вручила ему бумажку и сразу же, так и не подняв на него глаз, развернулась и пошла обратно к двери.

– Собирайся, – велел он, доставая телефон. Он ничего на этом не выиграет, но не важно, он все равно это сделает. Потому что хочет. – Поедем вместе.

Каким-то образом Либерти оказалась на пассажирском сиденье «астона-мартина» Маркуса. Только что она переживала, что не может прямо сейчас увидеть ребенка, а вот уже Маркус затолкал ее в машину и лично везет по указанному адресу.

А она еще ни разу в жизни не сидела в его машине. Разумеется, она неоднократно присутствовала на различных деловых мероприятиях вне офиса и обедах с потенциальными клиентами, но тогда она сама заказывала машину, причем достаточно большую, чтобы вместить всю группу.

«Астон-мартин» же был его личной машиной, и водитель из него оказался отменный. Да и неудивительно. Либерти машинально ухватилась за ручку, когда он на полной скорости ушел в крутой поворот.

– Не обязательно так мчаться, – выдохнула она, стараясь говорить спокойно. Я не настолько спешу.

– Да мы и не торопимся, – улыбнулся Маркус и, стоило только дороге выпрямиться, сразу же прибавил скорости так, что Либерти вдавило в спинку кресла.

Когда они наконец-то добрались до нужного района, Маркус снизил скорость, и Либерти снова задумалась. Что, если даже лучшая приемная семья окажется не слишком хорошей? Сама она успела сменить три дома. Родной вообще смутно помнила. Она только начала ходить в школу, но не прошло и двух недель, как мама просто исчезла. Несколько дней она и сама неплохо справлялась, отправляясь за едой к бабушке Девлин, но совсем скоро оказалась в приемной семье.

Она мало что помнила. Только холод и жестокость остальных девочек. Но там ее хотя бы кормили, а к бесконечным крикам и дракам она и так уже давно привыкла.

– Почему тебе так важно его увидеть? – спросил Маркус, останавливаясь на светофоре.

Либерти мгновенно напряглась. Между ними все еще продолжается начавшееся в офисе противостояние? Или все вернулось в норму и это один из тех разговоров, что мог бы случиться во время пробежки?

– Либерти, это всего лишь вопрос, – пояснил он устало. – И он не имеет ни малейшего отношения к свадьбе.

Если бы она могла всего лишь ответить. Но разве это возможно? Правда слишком болезненна, да и что он скажет, узнав о матери-наркоманке, веренице приемных семей и никому не нужной, всеми забытой и брошенной маленькой девочке? Захочет ли он, чтобы она, несмотря на все это, пошла с ним на свадьбу, или станет коситься, как на не заслуживающую доверия обманщицу?

Но, с другой стороны, она отлично понимала, почему он спрашивает. Да и вообще, этот разговор лишь слегка выходит за грань обычной светской беседы. Что ж, остается надеяться, что он удовлетворится простым ответом.

– У меня был младший брат.

Она еще ни разу не произносила этого вслух. Да и кому? Приемным родителям? Учителям? Они бы лишь еще больше ее жалели, а она и так устала от чужой жалости. Друзьям? Ну конечно.

– Извини, я не знал.

– Да ничего особенного, – соврала она, потому что эта ложь уже давно стала ее второй натурой. Все, что было, не так уж и важно. Главное – она выжила и теперь вполне в состоянии не обращать на прошлое внимания.

Точнее, она не обращала на него внимания, пока не нашла в мусоре ребенка. И тогда все разом стало прежним.

Сглотнув, она заставила себя заговорить.

– Он появился на свет со множеством врожденных заболеваний и долго не протянул. – Версия правды, пригодная для обладателей такого утонченного вкуса, как у Маркуса.

В машине повисла неприятная тишина. Либерти отлично видела, что он раздумывает над ее словами, но, если он продолжит расспросы, рано или поздно она или проговорится или вынуждена будет напрямую соврать. Ни тот, ни другой вариант ее не устраивал, поэтому она сама нарушила тишину:

– Я очень ценю, что ты лично решил меня отвезти, но это вовсе не обязательно. Тебе следовало бы сосредоточиться на том списке, что я тебе вручила.

– На том, что я выкинул? – И вот они снова к этому вернулись.

– У меня есть копия. – В ответ он лишь закатил глаза и улыбнулся. – Тебе нужно сосредоточиться на свадьбе и встрече с продюсерами, а не катать меня по всему городу.

– А может, это то, что я хочу.

– Маркус, сейчас не время для шуток.

Они остановились у следующего светофора.

– А я и не шучу. Думаешь, только тебя волнует судьба ребенка?

Она удивленно на него посмотрела:

– Так ты тоже за него переживаешь?

– Сложно объяснить. Но стоило мне увидеть, как ты держишь его на руках…

Плохо. Эти задумчивые нотки в незаконченном предложении…

Плохо. Очень плохо.

Она никогда не дотянет до его уровня и не сможет стать никем, кроме ценной сотрудницы, готовой к ежедневным ранним пробежкам.

– Я смогу лишь ухудшить твою репутацию.

Не оборачиваясь, Маркус неотрывно следил за дорогой, но она сразу же заметила, как он сжал зубы.

– Репутация – это еще далеко не все.

Как же ей хотелось в это верить… Вот только она отлично понимала, что стоит лишь одной ногой ступить в его мир и сразу же разразится грандиозный скандал.

– Не гожусь я для тебя.

Сбросив скорость, Маркус припарковал машину.

– А это уже мне судить.

Именно этого она и боялась.

Глава 5

Выбравшись из машины, Маркус огляделся по сторонам. Двухэтажные домики, стриженые лужайки… Интересно, это хороший район? Сам-то он всю жизнь прожил среди роскошных особняков и прислуги…

– Очень мило, – выдохнула явно удивленная Либерти.

– А чего ты ждала? Трущоб?

Быстро опустив глаза, она нервно рассмеялась и дрожащей рукой достала бумажку с адресом.

– Нам сюда. – Она указала на симпатичный белый домик. Правда, краска уже слегка поблекла и облупилась. Но это же не страшно, верно?

– Готова?

Глубоко вдохнув, она слегка виновато на него взглянула:

– Тебе не кажется все это ужасно глупым?

Ему вдруг снова захотелось крепко ее обнять и заверить, что все обязательно будет хорошо. Но он сдержался.

– То, что мы пришли навестить ребенка? Нет. Я хочу сделать это вместе с тобой.

Огромные глаза стали еще больше, но ответа он так и не дождался. Поднявшись на крыльцо, они постучали в дверь. А потом, подождав, постучали еще раз.

– Она же знает, что мы должны приехать, верно? Может, нам…

Дверь внезапно открылась.

– Мистер Уоррен?

Увидев перед собой опрятную старушку, Маркус невольно улыбнулся. Точнее, женщина была не такой уж и старой, но при этом необычайно маленькой, с седым пучком и огромными очками на носу.

– Миссис Джонс, здравствуйте, я вам звонил. – Он протянул руку, но она лишь кивнула и улыбнулась. – А это Либерти Риз. Мы вместе нашли ребенка и теперь хотели бы его навестить.

– Рада с вами познакомиться, миссис Джонс, – слегка натянуто поздоровалась Либерти.

– Как мило с вашей стороны, прошу вас, зовите меня просто Хейзел. Заходите, только дверь за собой закройте. – Повернувшись, она стала подниматься по лестнице.

Послушно закрыв за собой дверь, Маркус последовал за женщиной, миновав целую вереницу дверей, и невольно задумался, живет ли в этом доме одна семья или несколько. Когда он был совсем маленьким, у него была няня, любившая смотреть «Семейку Брейди», правда, родители телевизор не одобряли, и вожделенную серию он смотрел, лишь если успевал сделать все уроки. И тогда няня готовила целую тарелку попкорна, и он целых полчаса с восторгом смотрел, на что похожа нормальная жизнь.

Он годами не вспоминал тот старый сериал, но сейчас вдруг почувствовал себя так, словно очутился в доме телевизионной семейки. Золотистые тона, сосновые панели, покрывала… Неужели все это родом из шестидесятых? Украдкой заглянув на кухню, он нашел там бытовую технику зеленого цвета.

И это лучший дом в системе опеки?

– Малыш в детской, – объявила Хейзел. – Еще спит. Первую неделю они все много спят, но он уже приходит в себя.

– С ним все в порядке? – взволнованно спросила Либерти.

– По-моему, все отлично. Я понимаю, вы переживаете, я и сама уже насмотрелась на проблемных детей, но с ним вроде бы все в порядке. – Остановившись перед детской, она вздохнула. – Не могу не думать, что же стало с его матерью.

– Да, я тоже все время об этом думаю, – согласилась Либерти.

Улыбнувшись, Хейзел похлопала ее по руке:

– Хорошо, что вы пришли.

Они все ютились в одной комнатке. Кроватка с металлическим каркасом у одной стены, у другой – побольше и с деревянным, пеленальный столик, кресло-качалка. Сколько же всем этим вещам лет? Наверняка они остались со времен, когда у нее самой только появились дети.

Вглядевшись чуть пристальнее, Маркус заметил, что все стены увешаны детскими фотографиями. Со всех сторон на него смотрели сотни малышей.

У окна же стояла колыбель с младенцем. За эти пять дней он успел подрасти, но Маркус готов был поклясться, что это тот же самый ребенок. Он бы его где угодно узнал.

Так странно…

Прикрыв рот, Либерти издала какой-то невнятный звук.

Хейзел снова похлопала ее по руке:

– Вы теперь его ангелы-хранители. И ты, и твой парень. Если бы не вы, он наверняка умер.

– Мы не…

– Ему пора кушать. Хочешь сама его покормить?

– А можно? – Она обернулась к Маркусу: – У нас еще есть время?

Можно подумать, она обязана спрашивать у него разрешения.

– Пойду схожу за бутылочкой, – улыбнулась Хейзел и шутливо предупредила: – Никуда не уходите.

– Ты же этого хотела? – спросил Маркус, пока они оба разглядывали ребенка.

– Да. Главное, что с ним все в порядке, – повторила она, словно до сих пор этому не верила. Повернувшись, младенец вздохнул, и Либерти невольно вздрогнула и протянула руку, которую Маркус слегка сжал. – Ты только посмотри на него.

– Как думаешь, это место ему подходит? – Он снова бросил взгляд на старую потертую мебель. – Они сказали, что это один из их лучших домов…

– Здесь очень мило. – Либерти, все так же не отрываясь, смотрела на малыша. – И похоже, сейчас здесь только он. Ему очень повезло.

В ее голосе было нечто такое… Но прежде чем Маркус успел что-либо спросить, вернулась Хейзел.

Отпустив руку Либерти, он слегка отступил, приняв протянутую ему бутылочку, хотя не имел ни малейшего представления, как кормить ребенка.

– А имя у него уже есть?

– Нет еще. – Словно поняв, что говорят именно о нем, малыш завозился и потер ручками глаза. – Но имя ему нужно.

– Уильям, – не задумываясь, объявила Либерти. – Он Уильям. – Она говорила так убежденно, что Маркус снова на нее уставился.

– Отличное имя. Моего мужа зовут Билл.

Подхватив малыша на руки, Хейзел уложила его на пеленальный столик и сняла одеяло. И быстро сменила подгузник с такой сноровкой, что Маркус сразу понял, что она в состоянии проделать эту операцию даже на ощупь и не проснувшись. Сколько же детей прошло через ее руки?

– Своих детей у нас никогда не было, – продолжала Хейзел, доставая чистый подгузник и одновременно заботливо придерживая младенца. – Но я всегда любила малышей, так что… Поработав учительницей, я рано ушла на пенсию, еще в восемьдесят восьмом, и решила, что так или иначе стану бабушкой.

– Всегда младенцы? – спросила Либерти.

– Да. Их я больше всего люблю. Маленькие ангелочки, но стоит им начать ползать и ходить, и я уже с ними не справляюсь. – Она покачала головой. – А с младенцами у нас одна скорость.

Она закончила менять подгузник. На вид все просто, но… Детей же еще надо мыть и…

Маркусу вдруг стало страшно. Но это уже был совсем не тот страх, что он испытал, наткнувшись в мусоре на этого самого младенца. Подгузники, бутылочка, переодевание… Как же это все далеко от его привычного мира…

Ухватив крошечную ножку, Либерти положила ее обратно на одеяльце и завернула малыша.

– Сейчас будем кушать, – пропела Хейзел, поднимая Уильяма на руки. – Дорогая, садись в качалку, так удобнее.

Послушно устроившись в кресле, Либерти приняла малыша и вся разом словно изменилась. Пристально вглядевшись, Маркус вдруг понял, что перед ним больше не уверенная исполнительная помощница, а настоящая женщина.

Забрав у него бутылочку, Хейзел показала Либерти, как ее держать.

– Вот так. Бедняжка много ест, наверное, изголодался. – А потом вдруг повернулась к Маркусу, словно только сейчас его заметила. – Может, присядешь?

– Нет. – Он так и застыл на месте, не в силах отвести глаз с Либерти и Уильяма. Было в них нечто такое, что он заметил еще тогда, в парке… – Ты отлично с ним управляешься, – улыбнулся он, обращаясь к Либерти. Ребенка нашел он, но именно она укачала и охладила мальчика. И именно из-за нее он воспользовался своими связями, чтобы обеспечить малышу лучший дом.

И именно она дала ему имя.

А потом она подняла на него глаза и улыбнулась, и все, что раньше казалось ему правдой, вдруг стало… неправдой.

Маркус Уоррен. Миллиардер, любимец светской хроники и потенциальный участник реалити-шоу. Он думает лишь о деле и репутации и всегда держит марку.

Но теперь все это почему-то вдруг стало совсем не важно. Важна была лишь кормящая младенца Либерти, улыбавшаяся так, словно всегда жила лишь ради этой минуты.

Важно, что именно он сделал эту минуту возможной. Потому что он хотел видеть эту глупую улыбку на ее лице. Хотел, чтобы она улыбалась именно из-за него, хотел дать ей все, чего она хочет. Не для того, чтобы получить над ней власть, а просто для того, чтобы видеть ее счастливой.

Раньше вся его жизнь сводилась к бесконечному накоплению. Вещи, власть, влияние… Больше, больше, еще больше… И всегда мало.

А что, если…

Оторвавшись от бутылочки, Уильям захныкал.

– С ним все в порядке? – встревоженно спросила Либерти.

Женщины засуетились над тихонько рыгнувшим младенцем, а потом Хейзел взяла малыша и протянула его Маркусу.

– Хочешь подержать?

– Конечно, – ответил он, устраиваясь в кресле-качалке и пытаясь сложить руки так же, как и они.

Либерти наградила его красноречивым взглядом:

– Ты когда-нибудь держал детей на руках?

– Нет.

Вздохнув, она улыбнулась и поправила ему руки так, словно в физических прикосновениях не было ничего необычного.

А что, если…

– Держи. – Хейзел вручила ему сморщившего носик младенца.

Такой маленький… Неужели он когда-нибудь вырастет до нормального размера?

– Привет, Уильям, – шепнул он, наблюдая за тем, как малыш машет ручкой. Стоило ему протянуть палец, и мальчик крепко за него ухватился и посмотрел прямо на Маркуса. И все разом решилось. Разве можно уйти от этого малыша? Наверное, именно это Либерти и почувствовала, когда держала его на руках в парке.

Они не могут его потерять. Сперва Маркусу казалось, что он и так уже сполна выполнил свою роль, обеспечив ему лучшее из того, что могла предоставить система опеки, но теперь, когда он видел улыбку Либерти и сам держал малыша на руках… Разве они могут бросить Уильяма?

Он снова оглядел детскую. Хейзел действительно оказалась отличным опекуном, но все это старье…

Телефон в кармане зазвонил, и испугавшийся малыш сразу заплакал.

– Все хорошо, – проворковала Хейзел, забирая у него ребенка.

– Извините. – Вынув телефон, он увидел, что ему звонила мать. Плохо. К тому же уже пять.

– Нам пора, – объявила Либерти. – Хейзел, спасибо вам огромное, что разрешили навестить Уильяма. Я так рада, что он попал именно к вам!

– Приходите еще, только сперва звоните.

– А можно? – Покраснев, Либерти взглянула на Маркуса. – То есть я и сама справлюсь.

– Мы обязательно еще придем. И он действительно хотел еще раз навестить малыша. А еще больше – снова увидеть его на руках у Либерти.

В ответ она лишь застенчиво улыбнулась, словно надеялась услышать эти слова, но не решалась спросить.

Хейзел проводила их до двери.

– Вам следовало бы подумать об усыновлении, – заметила она. – Такая приятная пара. А раз именно вы его нашли, у вас и все шансы, разумеется, если его настоящих родителей так и не отыщут. Бедный мальчик.

Либерти вздрогнула:

– Я не…

– Мы это обсудим, – заверил старушку Маркус. Положив руку Либерти на талию, он направил ее к машине. – Спасибо вам за все.

Маркус старательно закрыл за собой дверь.

Глава 6

Пораженная до глубины души, Либерти застыла у машины.

– Словно в семидесятых только что побывал, – улыбнулся Маркус, открывая для нее дверцу, и Либерти лишь удивленно моргнула.

Хейзел оказалась теплой, ласковой и заботливой женщиной, да к тому же сейчас у нее был лишь Уильям. Так мало этого, теперь Маркус Уоррен лично открывает ей дверцу. Но разве так бывает?

– Либерти? – Его рука снова легла ей на талию, мягко подталкивая и направляя в машину, словно Маркус был не начальником-миллиардером, а ее личным шофером. – Ты в порядке?

Нет. Все изменилось, и она уже не сможет быть прежней. Но она все равно должна попытаться.

– Я не… Ты не обязан еще раз сюда приходить.

Он недоверчиво фыркнул:

– Я вообще не обязан ничего делать. Но ты права: мы не можем его потерять.

– Мы? – Это слово вдруг приобрело совершенно новую окраску. Мы. Она и Маркус. И дело не касается ни офиса, ни пробежки, ни ее тайных фантазий. – Но…

– Поехали. – Он едва ли не силой усадил ее в машину. – Предлагаю все обсудить за ужином.

– За ужином? – Теперь она уже вообще ничего не понимала. Мы. Ужин. – Нет, подожди, – запротестовала она, когда Маркус уселся за руль. – Ты не обязан со мной ужинать. Тебе следовало бы потратить это время на потенциальную спутницу на свадьбу, а не на меня.

– А может, именно этим я сейчас и занимаюсь.

И вот опять. Только на этот раз она не собирается ему подыгрывать. Ладно, в конце концов, чем быстрее он убедится, что она не годится ему в пару, тем быстрее они вернутся к нормальным рабочим отношениям.

– Маркус, я не пойду на эту свадьбу. Я недостаточно хороша ни для тебя, ни для общества, что там соберется. И это будут знать и я, и все остальные. Похоже, ты единственный, кто этого не понимает.

– Я не…

Но она сразу же его оборвала.

– Это еще не все. – Она сама не знала, насколько у нее хватит сил, поэтому должна была высказаться до конца. – Зачем мне вообще идти на эту свадьбу? Чтобы посмотреть, как Лилибэт еще раз сделает тебе больно? Ты же отлично понимаешь, что она хотя бы попытается. И все будут с нетерпением этого ждать, чтобы посмотреть, что из этого получится. И о тебе снова заговорят в прессе, а я не хочу во всем этом участвовать. Не хочу быть еще одной причиной, из-за которой тебя попытаются стереть в порошок. Для этого ты слишком много для меня значишь.

Последние слова вырвались против ее воли, но это не мешало им быть правдой. Той правдой, что она больше не могла скрывать.

– Либерти. – Подавшись к ней, он вдруг взял ее лицо в свои ладони.

– Я не хочу, чтобы тебе опять было больно, – выдохнула она, чуть крепче прижимая к себе его руки.

– Ты никогда не причинишь мне боли. Для этого я слишком хорошо тебя знаю.

И вот опять это слепое доверие. Но она-то отлично понимала, как больно ему будет, если он узнает всю правду о ее матери-наркоманке и несуществующем отце.

Больше всего ей сейчас хотелось податься ему навстречу, но она и так уже начала заговариваться, а стоит лишь на секунду расслабиться в его руках, и она совсем перестанет собой владеть.

Собравшись с силами, она высвободилась из его рук.

– Не хочешь, не ходи. И отмени реалити-шоу. Ты же сам сказал, что репутация, это еще далеко не все. Ты не обязан ничего этого делать, лучше займись тем, что тебе действительно нравится.

Несколько секунд он пристально ее разглядывал, а потом все так же молча завел мотор.

– Пожалуйста, отвези меня в офис, меня ждет работа.

– Забудь о ней.

Но она всю жизнь изо всех сил трудилась, полностью отдаваясь выбранному делу, чтобы никогда ни от кого не зависеть. Даже в колледже ни разу не променяла учебу на вечеринку, развлечения или случайный заработок. Главное, доказать, что она достойна. Главное, чтобы все ее считали белой. Только так она смогла уйти от той жизни, что вела Джеки Риз, трудясь всего лишь в два раза больше, чем все остальные. Всего лишь в два, не в четыре, как пришлось бы, расценивай ее окружающие как темнокожую.

Но что было бы, узнай Маркус всю правду? Продолжал бы он смотреть на нее все с той же улыбкой, зная, что она дочь чернокожей проститутки, обманом пробравшаяся в его мир?

– Приехали, – объявил Маркус, отвлекая ее от невеселых мыслей.

Подняв глаза, она обнаружила, что, вместо того чтобы вернуться на работу, они остановились у роскошного ресторана, и не успела она еще до конца это осознать, как портье в красной ливрее распахнул для нее дверцу.

– Добро пожаловать в «Алини».

– Но… – начала она, повернувшись к Маркусу.

– Ужин.

– Но не можем же мы…

Он вдруг резко подался вперед:

– Не можем? Почему?

– Я твоя помощница, а ты мой начальник. Я не…

– Не смей повторять, что ты для меня недостаточно хороша. Это неправда.

Ее сердце болезненно дрогнуло. Он действительно так думает, но, если бы он все знал…

Но, когда он так говорил, ей отчаянно хотелось согласиться и пойти с ним. Куда угодно – лишь бы с ним.

Вот только пустые фантазии не имели ни малейшего отношения к реальности. Стоит ему узнать правду, и все разом закончится. Поэтому она отчаянно ухватилась за единственную доступную отговорку. Профессиональные отношения.

– Но я же на тебя работаю.

Приподняв бровь, он разом стал походить на лису. И она мгновенно почувствовала себя цыпленком.

– Это можно исправить.

Она так и задохнулась.

– Это угроза? – Ей нужна эта работа, ставшая второй натурой! А искать новую – значит снова подвергнуться риску разоблачения. Ее станут проверять, оценивать, наводить справки…

В глазах Маркуса мелькнула боль.

– Нет, разумеется, нет, просто я… – Он устало вздохнул. – Слушай, сегодня был длинный день, и я проголодался. Мы оба проголодались. Давай сразу договоримся, что это не свидание, и будем говорить лишь о делах, хорошо?

– И ты не станешь снова звать меня на свадьбу?

– Не стану.

Как только они устроились за столиком, к ним сразу же подошел метрдотель.

– Винная карта, мистер Уоррен.

– Спасибо, Уинстон.

– Ты часто здесь бываешь? – выдохнула Либерти, как только они остались одни.

Маркус небрежно пожал плечами:

– Достаточно, чтобы иметь личный столик. Я люблю хорошую кухню.

– Понятно. Значит, будем говорить о делах.

– Да, но сперва поедим.

Нахмурившись, она начала изучать меню.

– Это вкусно? Я даже не… Что такое кассуле?

– Рагу из бобов. Это по-французски.

– Тогда почему бы так и не написать?

– Как простым смертным? Это несолидно. – Либерти нервно улыбнулась, и он сразу же вспомнил одну из ее отговорок, чтобы не идти с ним на свадьбу, – что она недостаточно для него хороша и не принадлежит этому миру. – Не веди себя так, словно ты первый раз в подобном заведении. Мы же сто раз ужинали в ресторанах.

Но она лишь покачала головой.

– Здесь мы ни разу не были. – Она проводила взглядом официанта с воздушным шариком. Молодой человек разместил шарик на соседнем столике, а гости с невозмутимым видом проткнули его булавкой и принялись поглощать с таким видом, словно ели нечто необычайно вкусное. – Это бы я точно запомнила.

– Фирменное блюдо, – пояснил Маркус, чувствуя, что все пошло совсем не так, как он задумал. А ведь он просто хотел приятно провести вечер и хорошо поужинать. Вот и выбрал ресторан с отличной кухней и соответствующими ценами. – Что ты обычно заказываешь на деловых ужинах? – У него вспомнить не получилось. Разумеется, обычно ему приходилось развлекать клиентов, но почему-то вдруг стало стыдно, что он этого не знает.

Либерти покраснела.

– Или то же самое, что и ты, или фирменное блюдо.

Почему он никогда этого не замечал?

– А что, если тебе не понравится мой выбор?

– Я не привередливая. – Она продолжала разглядывать меню с таким видом, словно оно написано на китайском.

Он отобрал у нее меню.

– Чего ты хочешь? Стейк? У них тут отличные лобстеры.

Она посмотрела на него так, словно и он заговорил по-китайски.

– В меню есть стейк?

Маркус улыбнулся подошедшему официанту:

– Мне, пожалуйста, лобстера и луковицы лилии, а даме вагю и легкую закуску.

– Отличный выбор. Могу посоветовать вам белое бургундское двухтысячного года.

– «Монраше Гран Крю»?

Официант слегка поклонился:

– Отличный выбор.

– Хорошо, несите.

– Осмелюсь предложить профитроли на десерт.

– Звучит неплохо. – Маркус повернулся к Либерти: – Или ты хочешь попробовать воздушный шар? Они забавны. Яблочные, да?

Официант снова кивнул.

– Нет, твой выбор меня вполне устраивает.

Проще говоря, она вообще не представляет, что он заказал. Маркус мысленно отметил, что следующий раз нужно выбрать ресторанчик попроще.

– Боюсь даже спросить, сколько все это стоит.

– Да не важно.

– Что значит, не важно? Не рассчитываешь же ты, что я позволю за себя платить.

Маркус невольно улыбнулся:

– А что в этом такого?

– Это не деловой ужин, не можешь же ты всерьез ждать…

Что ж, что верно, то верно, чем дальше, тем меньше он понимал, чего от нее ждать.

– Да перестань ты уже наконец. Одна бутылка вина стоит пятьсот – шестьсот долларов.

Она разом побледнела.

– И это, по-твоему, не важно?

Он отлично понимал, что она говорит серьезно, но все же…

– Что для меня какие-то жалкие полтысячи?

– Да в моем детстве полтысячи…

Запнувшись, она замолчала.

Маркус вздохнул:

– Да пойми ты, что для миллиардеров такие суммы ничего не значат. Да стой эта бутылка хоть шесть миллионов, в долгосрочной перспективе она бы все равно никак не сказалась на моем кошельке.

Кажется, он только еще хуже сделал.

– Ты… Ты серьезно?

– Для меня деньги словно воздух. Мне уже даже ничего делать не нужно, если какая-то их часть вдруг исчезнет. Они просто есть. – Либерти продолжала разглядывать его с открытым ртом. – Но при этом я не дурак и отлично понимаю, что так мало кто живет, и не жду, что ты здесь сама за что-то заплатишь.

Разглядывая побледневшее лицо, он не мог не гадать о ее жизни. Раньше она всегда была для него лишь хорошо одетой, отлично подготовленной помощницей. Разумеется, она никогда не носила костюмов от Шанель или Армани, но при этом полностью вписывалась в его представление о пробивающих себе дорогу в жизни представительницах среднего класса.

Но действительно ли это так?

– Ладно. Спасибо за ужин. Каким бы он ни был.

– Да не за что. – Она ничего не ответила, словно не знала, о чем говорить, да и сам Маркус тоже немного растерялся. – Значит, тему вина закрыли.

– Так же, как и тему свадьбы.

– Точно. Тогда, может, поговорим об Уильяме?

У него накопилось порядочно вопросов, и большая их часть касалась его собственных чувств. Неожиданно теплых. Так странно… Похоже, пришла пора расставить все по местам и узнать, как случившееся восприняла Либерти.

В ответ она лишь слегка улыбнулась.

– Кажется, мы собирались говорить о делах.

– Хорошо, как скажешь. – Раз уж она сама об этом заговорила. – Зачем ты каждую субботу приходишь в офис?

– Что? То есть… Ты знаешь?

– Разумеется. Я вообще довольно хорошо осведомлен о деятельности моей фирмы.

Покраснев, Либерти уставилась на стол.

– Просто хочу всегда быть готовой к предстоящим делам. – Было в ее голосе нечто такое… – Понимаешь, мой начальник любит, когда помощница разбирается в потенциальных клиентах, рынке и всем остальном.

– Похоже, он настоящий ублюдок, – согласился Маркус. – Но каждую субботу?

Она пожала плечами, словно в этом не было ничего особенного.

Ему определенно что-то во всем этом не нравилось, но что именно, он пока не понял. И поэтому это что-то нравилось ему еще меньше.

– Я плачу тебе не для того, чтобы ты работала шесть дней в неделю.

– Ты платишь мне достаточно. Даже более того. Меня все устраивает.

– Но разве у тебя нет собственной жизни? – спросил он, прежде чем успел осознать, что именно спрашивает. Но сказанного не исправишь.

Прищурившись, Либерти расправила плечи.

– Даже я столько времени в офисе не провожу, а это моя компания. Должно же у тебя оставаться время на друзей и родственников и, ну я не знаю, чтобы по магазинам пройтись.

Он быстро считал в уме.

По будням они каждый день бегают, а потом она еще добавляет себе целый рабочий день.

– Ты работаешь шестьдесят часов в неделю. Каждую неделю. А плачу я только за сорок.

– Ты платишь мне за выполненную работу. И я трачу на нее столько времени, сколько необходимо, чтобы выполнять ее хорошо. – Почему у нее такой загнанный вид? – И так, чисто для справки, у меня есть личная жизнь, и я хожу по магазинам. Даже телевизор смотрю.

– А как насчет друзей и родственников? Свидания?

Она обожгла его яростным взглядом:

– Не твое дело.

Возможно. Но он все равно хочет знать.

– Не понимаю. Узнав, что ты работаешь по субботам, я решил, что ты стремишься развиваться, и это хорошо. Ты отлично справлялась с заданиями и доказала свою ценность. Но когда люди так работают, у них всегда есть планы и цели. Они устраиваются на работу, учатся всему, что могут узнать, и через год-другой уходят, чтобы найти себе место, отвечающее их новому уровню. Место, которое поможет продвинуться дальше. Они обзаводятся связями, зарабатывают репутацию и рекомендации, поднимаясь все выше и выше. Но прошло уже три года, и ты по-прежнему здесь. Отбиваешь нападки моей матери и отчитываешь нерадивых, неорганизованных изобретателей. Почему?

– Потому что мне нравится моя работа. И мне нравится мое место.

– Не говори так, словно других хороших мест не бывает. Их полно. Помнишь, когда Дженнер пытался тебя переманить? Он звал тебя в помощницы и предлагал едва ли не вдвое больше, чем плачу я. Но ты отказалась.

С Эриком Дженнером они дружили и соревновались со школы. Занимаясь недвижимостью, Эрик окружал себя лучшим, что только можно купить за деньги, и, когда он попытался переманить к себе Либерти, Маркус даже не удивился. Но вот ее решение по-настоящему его удивило.

И ни слова об этом не сказала. Дженнер сам рассказал ему эту историю, искренне не понимая, почему она отказалась.

И сам Маркус тоже не понял.

– Мистер Дженнер мне не нравится. Я хочу сказать, что мне не нравится его манера вести дела. Я не считаю его бизнес жизнеспособным.

– А ты хочешь безопасности. Ты достаточно умна, чтобы найти себе место где угодно, но ты не пойдешь на риск и не станешь двигаться вверх по карьерной лестнице. Но неужели ты до конца жизни готова исполнять роль моей помощницы?

Она уже открыла было рот, чтобы ответить, но тут принесли закуски. И Либерти косо посмотрела на его луковицы лилий.

– Очень вкусно. – Он насадил одну из них на вилку и протянул ей. – Попробуй.

На секунду она замерла, а потом подалась вперед, губами стягивая луковицу с вилки, и Маркус мгновенно понял, почему спрашивал, ходит ли она на свидания. Дело не в том, что он боится, как бы она не перетрудилась, а в том, что, глядя, как ее губы смыкаются на луковице, он испытал нечто близкое к просветлению. Прожевав непривычное блюдо, Либерти быстро облизнула губы.

– Скармливаешь мне лилии и бог знает что еще, и при этом еще говоришь, что я не готова рисковать. – Запустив ложку в свою тарелку, она протянула ему, чтобы теперь он отведал ее ужин. – Я постоянно рискую.

Глава 7

Подавшись вперед, Маркус опасно прищурился.

– Уверена? – уточнил он, смыкая губы на протянутой ему ложке.

С каждой секундой ее сердце билось все быстрее. Он ее кормит? И сам ест с ее ложки? Затаив дыхание, она любовалась его губами, гадая, плохо ли с ее стороны представлять, как эти губы могли бы ласкать ее тело.

Она лишь качнула головой.

Наверное, все дело в вине. Такой странный разговор… Состоялся бы он, сложись все иначе? И не придется ли расплатиться за него работой?

Но сегодня вообще все было не так, как обычно.

Включая этот ужин.

Особенно этот ужин.

Не зная, что ответить, она снова сосредоточилась на блюде. На том загадочном блюде, что стояло прямо перед ней, но она не могла даже с уверенностью отнести его к еде.

Она сделала глоток самого дорогого вина, что пила за всю жизнь.

– Вкусно. Немного странно, но очень вкусно.

– В следующий раз пойдем в «Стейк-Хаус», – объявил Маркус, отправляя в рот очередную луковицу.

– В следующий раз? – Этот ужин и так больше походил на свидание, чем на деловую встречу, а если они его еще и повторят…

Как бы ни было здорово встречаться с Маркусом, она никогда на это не пойдет. Она не принадлежит этому роскошному миру, где в меню даже цена не указывается, вино стоит полтысячи долларов, а на стол подают неведомые творения, названия которых незнакомы простым смертным.

В ее мире даже пятидолларовая бутылка вина и пицца навынос уже считаются отменным угощением. Самые же важные события Либерти отмечала в тайском ресторанчике в соседнем квартале.

– На вопрос ты так и не ответила. Почему ты от меня не ушла?

– Потому что.

А что тут еще можно ответить? Маркус прав: она действительно изо всех сил трудилась, чтобы больше никогда не балансировать на тонкой грани, отделявшей нищету от крайней нищеты. И она очень далеко продвинулась. Избавилась от социального пособия, выплатила все долги за учебу и наконец-то нашла свое место. Стала ценным сотрудником.

С чего ей вдруг ставить все это на карту?

– Это не ответ.

Вернувшийся официант забрал пустые тарелки и заново наполнил бокалы.

Почему она его не оставила? Она ни разу не думала об этом в таком формате. Она осталась из-за работы, а не из-за Маркуса.

Или нет?

Она снова вспомнила, как в один прекрасный день в их офис зашел Эрик Дженнер и, улыбнувшись, облокотился на ее стол. Вот только эта улыбка ничем не походила на улыбку Маркуса и совсем ей не понравилась. Он предложил ей переметнуться, получив много денег и много обязанностей. Глупо делать вид, что названная сумма не произвела на нее впечатления, но рисковать она не хотела. Не хотела работать на человека, который ей не нравится, не хотела снова начинать все сначала, оказавшись в месте, где опять начнутся бесконечные расспросы: где она училась и где ее семья… Деньги это, конечно, хорошо, но стабильность и безопасность, те самые стабильность и безопасность, что давала ей работа на Маркуса, гораздо важнее.

– Я не хочу, чтобы ты больше работала по субботам, – объявил Маркус, глядя на нее поверх бокала.

– Это скажется на моем профессионализме.

– Ладно, тогда придется тебе повысить зарплату. Сейчас я плачу за сорок часов, значит, надо добавить двадцать процентов от того, что ты уже получаешь.

Либерти поперхнулась вином.

– Что?

– Тебе нужно серьезно поработать над техникой переговоров. Ты вполне могла бы добиться тридцатипроцентного повышения ставки.

– Но я вообще не просила ни о каком повышении!

– Верно. Тебе следовало сразу же воспользоваться предложением Дженнера и потребовать прибавки. Он предложил на тридцать процентов больше, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом, ты просто промолчала и вообще ничего мне не сказала. – Он погрозил ей пальцем: – Я же видел, как ты ради меня подминаешь под себя клиентов. Неужели не можешь вести себя так же, когда речь заходит о твоих собственных интересах?

– Я не…

– Попроси у меня что-нибудь, – подавшись вперед, потребовал Маркус. – Прямо сейчас. Скажи, чего ты хочешь.

Она запаниковала. В ее организме уже достаточно алкоголя, чтобы сказать что-нибудь ужасное, вроде того, что хочет его самого. Потому что она действительно его хочет. Да и разве можно не хотеть такого человека, как Маркус Уоррен? А теперь ей достаточно произнести лишь слово, и она получит желаемое.

Со всей силы закусив губу, она почувствовала, как боль отрезвляет.

– Я хочу есть. По-моему, твои луковицы вкус нее моих… не знаю, как это называется.

Маркус продолжал все так же пристально ее разглядывать.

– Ты меня боишься?

– Что за глупости?

– И поэтому не скажешь, чего ты действительно хочешь? А ты хоть понимаешь, что сегодня впервые попросила пораньше уйти с работы? Это ненормально. Обычным людям постоянно нужно куда-нибудь сходить, с ними что-то случается, они болеют… Но только не ты.

– А тебе не приходило в голову, что у меня и так уже есть все, чего я хочу? Мне нравится моя работа, нравится работать с тобой. Зачем что-то менять?

Он все так же не сводил с нее глаз, а потом вдруг подался вперед, и она не смогла отстраниться, чувствуя, как ее неумолимо влечет к этому человеку.

– А что, если все и так уже изменилось? – Он накрыл ее руку своей, и ее словно током ударило. – Что, если уже ничто и никогда не станет прежним?

Официант принес основные блюда, и Либерти быстро высвободила руку, недоверчиво уставившись на вагю, больше походившее на брикет каменного угля в обрамлении раскаленных угольков. Официант услужливо рассказывал, как правильно употребить поданные яства, но Маркус его не слушал, да и вообще уже давно забыл, что именно заказывал.

Что, если все и так уже изменилось?

А разве в этом могут быть сомнения? Все действительно изменилось с той секунды, как он нашел в парке ребенка, а потом смотрел, как Либерти прижимает его к груди. Именно тогда она и предстала перед ним в совершенно ином свете. И из простой сотрудницы стала кем-то гораздо более важным.

Либерти игриво ткнула стейк вилкой.

– Это точно съедобно?

– Ешь не торопясь. Сам процесс едва ли не важнее блюда.

Он уставился на собственную тарелку. Точно, лобстеры.

– Да, излишняя поспешность может очень плохо кончиться, – согласилась она, сдувая с мяса дымящийся уголек.

Неужели так сложно сказать, чего она хочет? Попросить прибавки, каких-то поблажек, да чего угодно, в конце концов?

Он снова вспомнил сказанные ею в машине слова.

«Для этого ты слишком много для меня значишь».

Очередная веха на пути безвозвратных изменений.

– Неплохо, – объявила она, наконец-то отважившись отведать мясо.

– Рад слышать. – А что, если все это как-то между собой связано? То, что он много для нее значит, и то, что она никогда ни о чем его не просила? Пока речь не зашла об Уильяме.

Потому что этот малыш тоже очень много для нее значил.

– Что мы будем делать с Уильямом? – спросил он, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как нечто само собой разумеющееся.

Она замерла, не донеся вилку до рта, и ему снова захотелось накрыть ее руку своей рукой. Вот только что-то ему подсказывало, что, если он попытается к ней сейчас прикоснуться, она ножом пригвоздит его руку к столу.

– Мы?

– Да, мы. Мы в этом деле вместе. Так когда ты хочешь снова его навестить?

Дожидаясь ответа, он машинально ел лобстера, совершенно не чувствуя вкуса.

– А я и не знала, что, когда речь идет об Уильяме, есть какие-то мы.

– Разумеется, есть. Мы его нашли, мы его спасли, и сегодня мы его проведали. – Хейзел сказала, что им следовало бы подумать об усыновлении. Прямо перед тем, как назвала их приятной парой. Неужели для окружающих они именно так и выглядят?

После Лилибэт он ни с кем не встречался, но даже с ней он чувствовал себя не мужчиной, находящимся в отношениях, а неким аксессуаром к ее платью.

– Тебя действительно волнует его судьба?

Не в силах с собой справиться, он снова взял ее за руку:

– Конечно волнует, я же не монстр.

Точнее, он не такой, как его родители. Его судьба их никогда не волновала. Они заботились лишь о том, чтобы получить от него как можно больше пользы.

В ее глазах ясно читалось сомнение, но на этот раз она хотя бы руку убирать не стала.

– Нам нужно выждать неделю. – Нам. – Иначе Хейзел может неверно нас понять. Как насчет четверга? Как раз перед тем, как ты уедешь на свадьбу.

– Думаю, глупо спрашивать, назначены ли у меня в этот день какие-нибудь встречи.

– Ты относительно свободен, – улыбнулась Либерти. – Но свадьба совсем скоро, и…

– Если к четвергу ничего не изменится, о ней вообще говорить бессмысленно.

– А что может измениться? Ты передумаешь идти?

– Скорее, ты надумаешь пойти со мной.

– Не думаю, что это хорошая идея, – выдохнула она, осторожно высвободив руку.

Маркус вздохнул:

– Я даже не прошу, чтобы это было свиданием.

– Ну конечно. Обычный деловой выход в свет.

– Именно, особенно учитывая, что на следующий день мне предстоит встреча с продюсерами. Тебе ради этого уже следовало бы ехать, мне нужно, чтобы ты вела записи.

– Ладно, но свадьба… Только потом твоя мать меня живьем съест, а что с тобой сделает, даже и не представляю.

– Точно больше ничего не хочешь?

– Точно.

– Хорошо, я отвезу тебя домой.

Глава 8

Оплатив счет не глядя, Маркус только лишний раз напомнил ей о разделявшей их пропасти. Черт! Да их разделяет даже не пропасть, а целый океан. Да еще пошире Тихого.

Ну и что, что она больше всего сейчас хочет провести с ним целых три выходных? Ну и что, что он смотрит на нее с таким видом, словно она единственная в мире женщина? Ну и что, что ей стоило неимоверного труда сдержаться, чтобы не сплести пальцы с его пальцами, когда он накрыл ее руку своей рукой?

Вот только ее желания не имеют ни малейшего значения. Важно лишь, что она в безопасности, счастлива и, несмотря ни на что, сумела превратить свою жизнь во что-то значимое.

Но стоит лишь на минуту забыться и спутать мечты с реальностью, и все пойдет прахом. Она достаточно умна, чтобы понимать, что ей не нужен принц на белом коне. Она и так уже сама себя спасла.

И сейчас ей нужно как можно быстрее уйти от этого проникающего в душу взгляда и бархатного голоса, что настойчиво выспрашивает ее желания.

– Я лучше поймаю такси, – объявила она, когда они вышли на улицу, но Маркус решительно положил руку ей на талию и направил к своей машине:

– Я сам тебя отвезу.

– Ты не обязан этого делать.

– Зато я этого хочу.

– Почему? – Ну вот зачем он продолжает играть с огнем?

Только это и так очевидно. Ее огонь сожжет, а его даже в самом худшем случае лишь слегка опалит. Потому что такие мужчины, как Маркус Уоррен, никогда не столкнутся с такими последствиями, как Либерти Риз. Это простая правда жизни. Он может ночь напролет шептать ей ласковые глупости и до изнеможения целовать, а потом, когда настанет утро и придет пора сожалений, просто ее уволит.

Разумеется, она не думала, что он так с ней поступит, но она вполне может получить очередное выгодное предложение от его друзей, например, от того Дженнера, и на этот раз он настоит, чтобы она его приняла. Разумеется, ради ее же собственного блага.

Именно поэтому она и избегала романтических связей. С ее точки зрения опасность всегда превосходила краткое физическое удовольствие.

Близость не для нее. Она потянет за собой вопросы, вопросы и еще много вопросов.

Да и вообще, она ничего менять не хочет. Ни на работе, ни в отношениях с Маркусом. Человек пусть остается в офисе, а ее фантазии – у нее в голове.

Молча позволив усадить себя в машину, Либерти продолжала размышлять. Чем она все это заслужила? Дело же не только в светлых волосах, голубых глазах и подтянутом теле атлета. И даже не в бешеных деньгах, заботящих его не больше воздуха.

Дело в том, что он смотрел на нее так, как еще никто никогда не смотрел. Всю свою сознательную жизнь она старательно хоронила себя сперва в домашних заданиях, потом в работе, и если ее и замечали, то лишь как отличную студентку и бесценную помощницу. Сама же по себе она ничего не значила. Ну или почти ничего. Бабушка Девлин старалась изо всех сил, а ведь она даже не была ее родной бабушкой. Всего лишь добрая соседка, не сумевшая уберечь собственных детей от улицы, но готовая помочь нуждавшейся в ней девочке.

Но бабушка Девлин была лишь исключением. Тем самым, что подтверждает правило. И для всего мира она по-прежнему оставалась невидимкой. Даже для родной матери. И если ее и замечали, то лишь потому, что она сама себя сделала значимой. Даже слишком. Действительно ли Маркус ее хочет? Или ему нужна та, кого она, по его мнению, олицетворяет? Кого-то честного и заслуживающего доверия?

Потому что саму ее он совсем не знает.

Просто не может знать.

И она ни за что не допустит, чтобы созданный им образ разлетелся на куски.

– Где ты живешь? – усаживаясь за руль, как ни в чем не бывало спросил Маркус.

Объяснив, куда ехать, она сразу же запаниковала. Что будет, когда он увидит облупившийся двухэтажный домик на заднем дворе? Начнет ли заново настаивать, что она должна требовать от него больше? Да и от себя самой тоже?

Разве он в состоянии понять, сколько она и так уже требует от себя и от мира вокруг? Ее сегодняшние успехи очень дорого ей дались.

– Далеко же ты, оказывается, живешь.

– Не так уж и далеко.

И во сколько тебе приходится выходить, чтобы добраться до меня к утренней пробежке? – Похоже, он вообще впервые об этом задумался. – Каждый день ты уже в семь ждешь меня у двери.

Вообще-то в шесть пятьдесят, но это не важно.

– Я живу всего в двух кварталах от метро. Там прямая ветка до Лупа, а оттуда как раз до твоего дома идет автобус. И в это время еще совсем нет пробок.

– Либерти, я задал тебе конкретный вопрос. Во сколько ты выходишь из дому?

Он загнал ее в ловушку.

– Обычно сажусь на поезд в шесть ноль девять. Они каждые пять минут ходят, – добавила она, словно это могло спасти положение.

Разумеется, ничего это не спасло.

– Значит, ты встаешь в пять тридцать? Каждое утро?

– Примерно.

– И каждый день работаешь до шести вечера?

– Да. О времени с шести вечера до пяти утра я тоже обязана отчитаться?

– Нет. Дело не в этом, просто…

– Просто не у всех есть квартиры с видом на озеро, персональные шеф-повара, машины, водители и неограниченный бюджет?

– Вообще-то я не идиот и отлично понимаю, что как я живут единицы.

– Конечно понимаешь. Только в твоем представлении это какое-то абстрактное понятие. Ты вообще хоть раз здесь бывал? В Роджерс-Парке? Когда-нибудь отваживался выбраться за пределы модных безопасных районов?

Молчание стало лучшим ответом.

– Вот именно об этом я и говорила. Именно поэтому я и не могу пойти с тобой на свадьбу. Ты привык ко мне в определенной обстановке, но это далеко не вся моя жизнь. Это, – она махнула рукой на окно, – хороший район. У меня хороший дом, и я тяжело трудилась, чтобы его заслужить. Но ты вряд ли сумеешь это разглядеть.

Свернув на ее улицу, он остановился у двухэтажного дома ее хозяев и повернулся к ней.

– И что же такого я увижу? На что я прямо сейчас смотрю?

На меня. На меня ты смотришь. На меня и на отличный район, ничем не напоминавший те трущобы, где прошло мое детство.

Она столько всего добилась, что порой, оглядываясь по сторонам, приходила в ужас.

Потому что сейчас он смотрел на пустое место, которое отважилось что-то требовать.

– Деньги – не воздух, – выдохнула она еле слышно. – Каждый заработанный доллар дался мне тяжким трудом. И каждый раз, когда я покупаю еду или очередные кроссовки, я покупаю их с мыслью, что эти деньги могут быть моими последними.

– Тогда почему ты не приняла предложения Дженнера? Почему не согласилась на большую зарплату?

– Потому что деньги – не единственное, что мне нужно от работы.

Чертова правда.

Машина и так была не слишком большой, но Либерти вдруг поняла, что они стали еще ближе. Это он к ней наклонился, или ее саму к нему тянет?

– А что еще тебе нужно? – спросил он, обдав ее жарким дыханием.

– Маркус… – Но не успела она еще ничего добавить, как он обхватил ее лицо руками и слегка приподнял.

– Тебе нужно что-то еще? Что-то большее? Мне – нужно.

– Но это все изменит.

Его нос легонько прикоснулся к ее собственному, и сильные руки чуть потянули ее на себя.

– А что, если все и так уже изменилось и никогда не станет прежним?

– Я недостаточно для тебя хороша, – предупредила она и, не в силах больше сдерживаться, погладила его по лицу, чувствуя колючую щетину. Что ж, похоже, он все-таки не божество, а живой человек из плоти и крови. И это замечательно.

– Тем хуже для меня, – прошептал он, накрывая ее губы своими.

И уже секунду спустя он жадно ее целовал, а она столь же жадно ему отвечала. Первый настоящий поцелуй. И не с кем-нибудь, а с Маркусом Уорреном!

Она бы хотела запомнить каждую секунду, но, не в силах ни о чем думать, полностью растворилась в поцелуях и прикосновениях.

Вот они, слабость и искушение, которых она, поглощенная бесконечным выживанием, всю жизнь избегала. Но теперь, благодаря Маркусу, она уже не обязана каждую секунду бороться.

Мужские губы настойчиво ласкали ее, и она инстинктивно раскрыла их чуть шире. И она этого хотела. Хотела поцелуев и самого Маркуса. И не просто хотела, а отчаянно в них нуждалась. Нуждалась в нем.

Но стоило его языку скользнуть в ее рот, как глубина чувств и запредельная близость и важность происходящего разом ее отрезвили.

– Я не могу, – выдохнула она, отстранившись и дрожащими руками пытаясь расстегнуть ремень безопасности. Получилось лишь с третьей попытки.

– Что? Подожди. – Он крепко ухватил ее за руку, не давая выйти из машины. – Не можешь или не будешь?

Вырвавшись, она едва ли не бегом бросилась по дорожке. Она услышала, как за спиной хлопнула дверца.

– Либерти?

Но она не ответила. Да и что бы она могла сказать? Я тебя хочу? Я годами о тебе мечтала? Только скажи, и я на все ради тебя готова, только не проси рассказывать о прошлом?

Он ей доверяет, верит, что она с ним честна.

Но стоит лишь кому-то увидеть их вместе, а потом навести справки, и для него это может очень плохо кончиться.

А он слишком много для нее значит, чтобы так с ним обойтись и причинить боль.

Так что она просто уйдет.

Это единственное, что в ее силах.

Глава 9

Мистер Уоррен, – поздоровался охранник, когда Маркус вошел в здание.

– Здравствуй, – он посмотрел на бейдж, – Лестер.

Он знал по именам всех охранников, дежуривших по будням, но уже не помнил, когда в последний раз заглядывал в офис в выходные. Обычно, даже если ему и приходилось работать по выходным, эта работа сводилась к тому, чтобы читать подготовленные Либерти доклады, попутно играя в какую-нибудь компьютерную игрушку.

– Я же с тобой сегодня разговаривал?

– Да, сэр.

– Хорошо. Мисс Риз еще здесь?

– Да, она пришла, как обычно, в полдевятого.

Что-то ему подсказывало, что, в отличие от него, она и без подсказки знала имя этого охранника.

– А уходит она во сколько?

– В три, полчетвертого. Она всю душу в работу вкладывает.

– Понятно. – Он только сейчас начал по-настоящему понимать, как тяжело она трудится. Вот уже почти целых три года она еженедельно добавляет себе семь дополнительных рабочих часов.

Он явно слишком мало ей платит.

– Спасибо, Лестер, – кивнул Маркус, направляясь к лифту, гадая, как Либерти отреагирует на его появление, и боясь, что она снова убежит. Но одно он знал точно: при первой возможности он бы снова все повторил. Разве что ресторан выбрал бы проще, но он хотел еще раз проведать с ней ребенка. Хотел сводить ее поужинать. Хотел снова поцеловать. Хотел раздеть, уложить в кровать и нежно ласкать, пока она не начнет кричать его имя…

Хотел, но отлично понимал, что ничего этого больше не будет.

Оказавшись в родном офисе, Маркус невольно оглянулся по сторонам. Ему только кажется, или в выходные здесь действительно все немного иначе? В окно так и льется лето, где-то играет музыка, открытый контейнер с едой стоит на столе…

Самой Либерти за столом не было.

Маркус удивленно уставился на пустой стул. Но она здесь, Лестер же сказал, что она здесь. Может, она у него в кабинете? Заглянув к себе, он убедился, что и там тоже никого нет. Тогда где же ее искать?

За спиной хлопнула дверь.

– Маркус! – воскликнула она прежде, чем он успел обернуться. – Что ты здесь делаешь?

– Пришел тебя навестить.

Наконец-то обернувшись, он так и замер на месте. Он привык видеть ее в беговых кроссовках и бесформенной футболке на пробежке и в деловом костюме в офисе, сейчас же перед ним стояла женщина в короткой юбке цвета хаки, шлепанцах и пестрой рубашке без рукавов. А привычный пучок или гладкий хвостик сменила причудливая прическа на затылке.

Сейчас она казалась значительно моложе и привлекательнее, чем обычно, и ему еще сильнее захотелось притянуть ее к себе и поцеловать.

– Я не думала, что… То есть ты же никогда сюда по выходным не приходишь… – Ее взгляд скользнул по его телу, и что-то ему подсказывало, что сейчас она чувствует примерно то же самое, что и он. Кажется, она еще ни разу не видела его в рубашке с короткими рукавами, шортах с накладными карманами и кедах. Скрестив руки на груди, она легонько потерла обнаженные плечи, словно ей вдруг стало холодно.

– Сегодня пришел. Мне нужно с тобой поговорить.

– О работе?

– Нет, к тому же ты и так каждую субботу работаешь. К работе это не имеет никакого отношения. У нас проблема.

– Неужели? – уточнила она сухо. – Всего одна?

– Одна большая проблема, включающая в себя несколько маленьких.

– И в чем же дело?

– Я много для тебя значу. – Пристально на него посмотрев, она открыла рот, словно собиралась что-то ответить, но так ничего и не сказала. – А ты много для меня значишь.

– Понятно.

– И почему-то ты видишь в этом проблему.

Либерти устало вздохнула:

– А разве это не очевидно? Ты же видел, где я живу, видел, что я совсем не ориентируюсь в таких ресторанах, где тебя знают по имени. Наши миры пересекаются лишь в офисе и на беговой дорожке в парке. Хочешь верь, хочешь нет, но совершенно не важно, как я к тебе отношусь. И даже как ты сам ко мне относишься. Из этого просто ничего не получится. Не может получиться.

Что? Его чувства не важны? Как и ее? Да так могла бы сказать его родная мать! Собственно, она именно это и сказала, когда разразился тот скандал с Лилибэт. Не важно, что ему больно, важно лишь сделать хорошую мину при плохой игре и сохранить лицо.

– По-твоему, и тот поцелуй не имеет никакого значения?

Она машинально прижала руку к губам:

– Он ничего не меняет.

– Еще как меняет. Ты хотела этого поцелуя? – Он устал гадать и думать, что, возможно, поцеловал ее против ее желания.

Он ни за что в жизни не станет пользоваться своим положением и обращаться с помощницей так, как отец обращался со своими секретаршами.

– Это не важно. Мои желания не имеют никакого значения.

– Бред. Твои желания важны, так же важны, как и мои. А теперь просто ответь на вопрос. Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал? – Она смотрела на него с таким видом, словно он собирался клещами рвать ей ногти. Но он уже просто не мог отступиться. Он должен знать. – Ты меня хочешь?

На несколько секунд повисла полная тишина, а потом она все же выдохнула:

– Конечно. Конечно, я тебя хочу, но…

Больше никаких но. Двумя шагами преодолев разделявшее их расстояние, он заключил ее в объятия и в жадном поцелуе приник губами к ее губам. На секунду Либерти так и застыла, а потом легонько выдохнула и буквально растаяла в его руках.

Когда же они наконец смогли друг от друга оторваться, Маркус посмотрел ей прямо в глаза и убрал с лица выбившуюся прядку.

– Не говори, что это не важно. Это важно. Ты важна.

– Ничего хорошего из этого не выйдет. Я недостаточно для тебя хороша.

И вот она снова это говорит.

– А что, если я достаточно хорош для тебя? Никто не заботится обо мне так, как ты. Никого не волнует, что для меня хорошо, а что нет. Да исчезни я завтра с лица земли, обо мне никто и не вспомнит. Горевать будут лишь о моих деньгах, даже родители будут жалеть лишь о том, что больше не смогут использовать меня в своих целях. Ты единственная, кому нужен именно я.

Больно так говорить, но еще больнее сознавать, что все это правда.

– Ну не можешь же ты всерьез это утверждать! Тебя все любят.

– Они любят не меня, а мою возможность им помогать. – Отстранившись, он нервно зашагал по кабинету. – Ты просто не понимаешь, в какой обстановке я рос. Можешь себе представить, что я почувствовал, когда осознал, что родители меня не любят? Что, как бы я в них ни нуждался, они никогда не станут за меня бороться?

Сколько же ему было, когда он усвоил горький урок? Шесть? Да, именно в шесть лет вооруженные люди попытались похитить его вместе с няней. Мисс Джуди закричала и прогнала плохих парней. А что сделали родители? Ничего, только няню уволили.

Даже сейчас, вспоминая то беспроглядное одиночество, он приходил в отчаяние.

– Все я понимаю, даже лучше, чем хотелось бы, но…

– Не смей говорить, что это не важно. Знаешь, что действительно не важно? Все это. Офис, компания, такая жизнь. Ты переживаешь о моей репутации, а мне на нее просто наплевать. – Остановившись, он снова посмотрел на Либерти. Он не знал, откуда пришли эти слова, но был рад выплеснуть все накопившееся еще с вечера. Или даже не с вечера. Все началось еще тогда, в парке, когда он увидел, как важен для нее найденный на помойке малыш.

С тех пор как ему стало за кого бороться.

И раз начав говорить, он уже не мог остановиться.

– Это не я. Не настоящий я. Это то, каким они хотят меня видеть.

– А каким хочешь быть ты?

Маркус горько рассмеялся:

– Хочешь верь, хочешь нет, но ты первая, кто меня об этом спрашивает.

– Не говори так, словно уже слишком поздно. Словно ты не властен поступать так, как хочешь именно ты.

– Мне казалось, ты не хочешь ничего менять.

– Неужели ты думаешь, что я хочу быть очередным замком, удерживающим тебя в клетке чужих желаний? Неужели всерьез веришь, что я готова принести тебя в жертву, лишь бы оградить себя от малейшего риска?

– Все остальные, не задумываясь, поступили бы именно так. Та же Лилибэт.

– Но я не остальные. И не Лилибэт. – На этот раз она сама шагнула к нему и, обняв его, потянула к себе, чтобы поцеловать.

И не важно, что поцелуй вышел не слишком искусным. Крепко прижав к себе женщину, он охотно подставлял губы под ее поцелуи. Их разделяла всего лишь одежда, и с каждой секундой кровь бежала быстрее и быстрее. И стоило Либерти слегка куснуть его нижнюю губу, лаская и посасывая, как он возбудился. И замер, пока не стало слишком поздно.

– Либерти, – простонал он, чувствуя себя так, словно только что пробежал марафон.

– Я тебя знаю, – выдохнула она.

– Знаешь? – А разве это возможно? Он же сам себя толком не знает!

– Ты хороший человек, Маркус Уоррен. – Но сейчас, прижимая ее к себе, он совершенно не чувствовал себя таким. – Ты хорошо обращаешься с сотрудниками, – продолжала она, прокладывая у него на шее дорожку из поцелуев. – И ты заботишься о младенце, до которого больше никому нет дела.

Она легонько куснула его прямо под ухом, и в ответ Маркус тихо застонал, а его руки скользнули по ее спине, опустились еще ниже, и он крепко прижал Либерти к себе, чтобы она чувствовала, что с ним творит.

Потому что сам он даже не помнил, когда в последний раз настолько возбуждался.

Разумеется, девственником он не был и любил секс, и давно привык к обществу моделей, актрис и всевозможных наследниц. Но раньше секс был всего лишь чем-то приятным и радостным.

Но когда он в последний раз хотел не просто секса, а какую-то конкретную женщину?

Потому что сейчас он хотел не секса, а Либерти. И это чувство оказалось чем-то совершенно новым и непривычным.

– Рядом с тобой я чувствую себя кем-то значимым, – выдохнула она, посасывая мочку его уха.

– Ты и так значима, – прошептал он, ощущая, как она трется о его напрягшуюся плоть, а ее руки скользят вниз по его спине. – Уверена, что хочешь именно этого? Потому что, если ты и дальше продолжишь меня целовать…

Она заставила посмотреть прямо себе в глаза.

– Прямо сейчас я хочу выбраться из офиса.

Из офиса, из одежды… Отличная идея.

– Поедем ко мне?

– И это раз и навсегда все изменит. – Впервые ее слова прозвучали так, словно она наконец-то приняла, что все и так уже безвозвратно изменилось, и если они попытаются закрыть на это глаза и жить по-прежнему, лишь обрекут себя на медленную смерть.

Прижав Либерти к себе еще крепче, Маркус зарылся лицом в светлые волосы.

– Но я этого хочу. И именно это мне и нужно.

– Тогда пойдем отсюда.

Она бывала в его доме каждый будний день, дожидаясь, пока он спустится на пробежку, но еще ни разу не переступала выложенной плиткой черты, отделявшей фойе от остального здания. И тем более она еще ни разу не была в квартире Маркуса.

К счастью, в будни и выходные дежурили разные консьержи.

– Тодд, – кивнул Маркус консьержу, направляясь к лифту, и Либерти наконец-то осознала, что все это происходит на самом деле.

Стоило им оказаться в лифте, и Маркус пристально на нее посмотрел.

– Все хорошо? – спросил он, обнимая ее за талию. – Ты до сих пор этого хочешь?

Да. И нет. Но да. В ее мечтах Маркус врывался в офис, жадно ее целовал, говорил, как отчаянно в ней нуждается, а потом место действия плавно сменялось кроватью.

Но сейчас?

В реальности?

Это не просто риск, а едва ли не гарантированное профессиональное самоубийство. Да, она его хочет, и да, он хочет ее, и они оба взрослые, одинокие и трезвые.

Но это не отменяет того, что она готова вступить в физические отношения со своим прямым начальником. Не отменяет того, что ответила на его поцелуй.

Ладно, он прав. В любом случае ничто уже не останется прежним.

– Лучше, чем хорошо.

– Я так тебя хочу, – прошептал он, скользя губами по ее макушке и жадно лаская руками. – Хочу сделать с тобой все то, что тебе нравится.

И вот они до этого добрались. Но она же не знает, что ей нравится! Все детство и юность прошли в бесконечном выживании, а выходные напролет она сидела в библиотеке. Где уж там было отыскать время на свидания?

Похоже, ей и на этот раз не остается ничего иного, кроме как воспользоваться излюбленным методом.

– Я хочу посмотреть, что ты готов мне предложить, – прошептала она, храбро ощупывая его руками. Бог ты мой. Неужели это все ее ждет?

– Либерти, – выдохнул он, яростно потершись об нее бедрами.

Лифт остановился, и она вдруг замерла. А что, если на этаже кто-то ждет лифт?

Но Маркус лишь улыбнулся.

– Расслабься, мне принадлежит весь этаж. – Еще раз коротко поцеловав, он потянул ее за собой в маленькую комнатку. – Мне не нравилось, когда лифт открывался прямо у меня дома, – пояснил он, отпирая дверь. – Слишком велик шанс, что родители могут подкупить консьержа и пробраться ко мне тайком. Здесь мы в безопасности, – объявил он с каким-то непонятным облегчением, когда они вошли внутрь. – Давай устрою тебе экскурсию. Здесь прихожая. – Он принялся стягивать с нее рубашку.

– Очень мило. – Не обращая внимания на обстановку, она продолжала пристально его разглядывать. Все, как на обычной пробежке. Разговоры и шутки. Только на этот раз еще и прикосновения.

– Либерти, – выдохнул он с каким-то непонятным благоговением, разглядывая ее тело, и почти сразу же схватил за талию, погладил по бокам, по ребрам, схватил за грудь в простом белом бюстгальтере.

И, чувствуя на себе его прикосновения, она невольно задрожала. Собственного опыта у нее не было, но она не раз видела, как мужчины трогают женщин, а женщины мужчин. Вот только раньше даже и не представляла, что эти прикосновения могут вызывать такую бурю эмоций.

– Нравится? – спросил он, целуя ее в левую грудь над чашкой бюстгальтера.

– Продолжай, – приказала она. Только она не хотела, чтобы ее первый раз случился в прихожей.

Она невольно представила, как он прижимает ее к стене, поднимает на руки и яростно в нее вонзается, а сама она обвивает ногами его талию.

Ладно, может не в первый раз, но во второй или третий…

Он легонько толкнул ее назад, одновременно забираясь рукой под пояс юбки.

– А здесь у меня гостиная. Тут иногда бывают гости.

– Надо как-нибудь попробовать тут погостить, – усмехнулась Либерти.

– Обязательно, но сперва мы кое-чем другим займемся, – объявил Маркус, одним движением расстегивая бюстгальтер и приникая к соску губами.

Ощущение было столь сильным и неожиданным, что Либерти едва не задохнулась.

И все это с ней проделывает не кто-нибудь, а именно Маркус Уоррен. Нет, просто Маркус.

Запустив пальцы в светлые волосы, она прижала его к себе еще крепче.

– Отличная гостиная, – выдохнула она, немного освоившись с новыми чувствами.

– Согласен. Обожаю ее, – объявил он, переключаясь на другую грудь.

– Чудесная комната, чудесный вид. – Крепко зажмурившись, она полностью погрузилась в переполнявшие ее ощущения.

Но стоило ему выпрямиться и повести ее дальше, как она снова запаниковала. Действительно ли все это сейчас происходит? Или это очередная фантазия? Самая реалистичная и эротическая фантазия в ее жизни? Может, она просто заснула?

– А вот столовая, – продолжал Маркус.

Не обращая внимания на столы и стулья, она полностью сосредоточилась на руках, что уверенно задрали ей юбку.

– Подожди.

Он сразу же застыл на месте.

– Что? И в эту секунду ее потянуло к нему еще больше. Он не просто говорил приятные слова, чтобы затащить ее в постель, но действительно хотел, чтобы ей было хорошо.

– Не задирай мне юбку. – Эта юбка сейчас лишняя. К тому же в ее фантазиях он всегда раздевал ее донага. – Просто сними ее.

– Женщины… – с явным облегчением протянул Маркус. Не озаботившись даже до конца расстегнуть молнию, он яростно потянул юбку вниз, а Либерти мысленно поблагодарила Бога, что надела сегодня симпатичные трусики. Белые с розовыми цветочками и кружевом.

– Кабинет. – Маркус мимоходом распахнул очередную дверь.

– М-м-м… – протянула она, принимаясь за пуговицы на его рубашке. Но дело давалось не просто. Шла она спиной вперед, да еще и Маркус запустил руки ей в трусики, продолжая жадно целовать ей шею. Поборов всего две пуговицы, она сдалась и просто стащила с него рубашку через голову.

– Только посмотри на себя, – прошептала она, проводя рукой по его обнаженной груди. – Ты хоть представляешь, как давно я об этом мечтала? – Она погладила плоские соски.

Он вздрогнул под ее прикосновениями.

– Я не хотел быть таким начальником. – Он продолжал осторожно направлять ее в глубь квартиры. – Не хотел причинить тебе боль.

В итоге ей все равно будет больно. И дело не только в сексе, это все просто не может хорошо закончиться. Причем не только для нее, но и для них обоих.

Но разве можно сейчас уйти?

– Вот и не причиняй.

Она попыталась расстегнуть его шорты, но он вдруг подхватил ее на руки.

– А вот и спальня. И кровать.

Уже через секунду он уложил ее на белые хрустящие простыни.

– Неплохо тут. – Когда же он наконец избавится от шортов?

– С тобой стало еще лучше.

Только она начала расстегивать ему ширинку, как он шумно вдохнул и схватил ее за руку.

– Не спеши, сперва позволь… – Прижав ее руки к кровати, он устроился у нее между ног. – Получше тебя узнать. – Подавшись вперед, он приник губами к ее соску.

– Маркус, – простонала она, понимая, что ни в одной из своих фантазий не принимала в расчет жаркий влажный язык.

– Нравится?

– Конечно. – Он дразнил и ласкал ее напрягшиеся соски, пока она не начала бешено под ним извиваться.

– Ты такая вкусная. – Он целовал ее все ниже, подцепив пальцами резинку трусиков. – Хочу попробовать тебя всю.

Раньше ей казалось, что, оставшись совершенно обнаженной, она занервничает или застесняется, но вот он стянул с нее трусики, а ей по-прежнему хорошо. Но очень странно.

Она чувствовала, как внутри ее нарастает совершенно непривычное напряжение. Словно еще чуть-чуть – и раздастся гром, а небо пронзит молния.

Красивые руки погладили ее по животу и спустились чуть ниже.

– Я буду тебя трогать.

– Трогай. – Просто не верится, что она говорит так спокойно и уверенно. Но Маркус явно никуда не торопился, а растущее предвкушение сводило с ума. Она судорожно сжала кулаки.

– Что, уже не терпится? Как же это на вас не похоже, мисс Риз.

– Я просто… – Она схватила его руку, покоившуюся у нее между ног. – Я просто хочу хорошо выполнять свою работу, мистер Уоррен.

– Не сомневаюсь, вы отлично со всем справитесь, мисс Риз. Вы же всегда готовы удовлетворить любые мои потребности, ведь так?

– Постараюсь оправдать ваши ожидания.

– Вот и замечательно. А пока что я сам тобой займусь.

Его палец скользнул внутрь ее.

– Ах! – Либерти громко втянула в себя воздух, пока он одновременно ласкал ее и внутри, и снаружи. – Маркус!

– Хорошая девочка, – прохрипел Маркус. – Откройся мне.

Подавшись вперед, он сменил пальцы языком, лаская, полизывая, дразня… Она вся напряглась, чувствуя, как по телу прошла волна электричества, и громко закричала от удовольствия.

Еще ни разу в жизни она не испытывала ничего подобного. Сама себя она иногда трогала, но те крошечные вспышки удовольствия не имели ни малейшего отношения к мощнейшей волне оргазма, что накрыла ее под ласками Маркуса.

И он это почувствовал. Подняв голову, он пристально посмотрел ей в глаза.

– Мисс Риз, – начал он, но она резко потянула его к себе, впиваясь губами в сочные губы, и он так ничего и не сумел добавить.

Так странно… Его вес, его губы, ее собственное имя, слетевшее с этих губ. Так вот от чего она все эти годы бежала…

Теперь она его. Да и всегда была.

Просто теперь и он это знает.

Глава 10

Ощущая вкус Либерти на языке, он заставил себя отстраниться. Моя. Он разглядывал распростертое перед ним великолепие. Моя.

Презервативы. Прежде чем он окончательно потеряет над собой контроль, ему нужны презервативы. А пока он вытаскивал их из тумбочки, Либерти успела стянуть с него шорты и трусы.

– Маркус! – выдохнула она и сразу же принялась его ласкать и гладить. На несколько секунд он замер, не в силах даже вдохнуть, а потом задвигался, отвечая на ласки. – Нравится? – Вопрос прозвучал как-то… Невинно?

– Очень, – простонал он. Как же просто было бы сейчас зайти за грань в ее руках, но он не собирался вести себя как эгоист.

Собравшись с силами, он убрал с себя ее руки и надел презерватив, а она лишь молча следила за его движениями широко открытыми глазами.

– Какая твоя любимая позиция? – спросил он, заключая ее в объятия и снова целуя.

Перекатившись на спину, Либерти потянула его на себя:

– Эта.

– Все будет как ты захочешь. – Устроившись у нее между ног, он прижался к ней напрягшейся плотью, но она вдруг так ощутимо занервничала, что он сразу же замер. – Все хорошо?

– Да.

И как бы подтверждая свои слова, подалась ему навстречу бедрами.

Обычно во время секса он всегда полностью собой владел. Он годами пытался убедить себя, что это лишь потому, что он заботливый партнер и всегда ставит женские желания на первое место, но на самом деле просто так было проще. Безопаснее. Меньше шансов, что ему сделают больно. Даже с Лилибэт, на которой он собирался жениться, никогда не отдавался такой безудержной страсти. Да там и страсти никакой особой не было.

Он всем своим существом вонзился в Либерти, понимая, что больше без нее не может. А в ответ она громко втянула в себя воздух, и он ласково ее поцеловал, наслаждаясь обволакивающим теплом ее тела.

Когда же он наконец снова задвигался, она тихонько застонала, изо всех сил вцепившись ему в плечи и уткнувшись носом в шею, слегка ерзая под ним, так что ему периодически приходилось останавливаться и подстраиваться под ее позицию, но довольно быстро они поняли друг друга, и она начала отвечать, двигаясь ему навстречу.

Растворяясь в Либерти, он чувствовал, что уже давно зашел бы за грань, но выдержка бегуна помогала ему держаться. Мышцы горели, легким не хватало кислорода, он продолжал яростную атаку, пока она наконец не закричала, вонзив ногти ему в плечи и не обмякла, тихо выдохнув его имя. И стоило ему посмотреть в полные желания и удовлетворения глаза, как он, больше не в силах сдерживаться, улетел на небеса.

Громко застонав, он достиг пика и устало повалился на кровать.

– Либерти, – выдохнул он ей в затылок. Сколько же всего он хотел ей сейчас сказать… Сколько всего ему нужно было ей сказать… Но слова почему-то не приходили.

Пристально посмотрев ему в лицо и так и не дождавшись продолжения, она крепко его поцеловала. Как же давно он не ощущал этой правильности происходящего… Когда же это было в последний раз? Точно еще до предательства Лилибэт. Но теперь он чувствовал себя в безопасности.

Лежа на спине, Либерти разглядывала потолок.

– Ну… здорово.

– Точно, здорово, – улыбнулся Маркус. И у нас будут три дня на свадьбе.

Не успел он договорить, как понял, что ему не следовало этого произносить. Либерти сразу же напряглась и слегка отодвинулась.

– Пойду, помоюсь.

– Ванная там. – Он указал на нужную дверь, когда она, не глядя на него, поднялась с кровати.

Он привел ее к себе в дом и занялся с ней любовью. И между ними есть что-то очень глубокое и настоящее, нечто такое, что нельзя оставить в качестве приятного дополнения к строго рабочим отношениям.

Да при всем желании он уже просто не сможет все так же бегать с ней по утрам, а потом работать в офисе с таким видом, будто ничего особенного не случилось.

Если они будут вместе, то вместе.

Поднявшись, Маркус быстро сходил в гостевую ванную, привел себя в порядок и вернулся в спальню. Сам он никуда не собирался и ни за что не позволит Либерти вернуться сегодня в офис.

Она вышла из ванной и удовлетворенно улыбнулась:

– Привет.

– Иди сюда. – Он легонько похлопал по кровати рядом с собой.

Не сводя глаз с по-настоящему прекрасного тела, он смотрел, как она медленно идет к нему. Восхищался ли он так когда-нибудь Лилибэт, сделавшей пластику носа, увеличившей грудь и маниакально тренировавшейся в зале, чтобы поддерживать вес в пятьдесят два килограмма? Лежа с ней в кровати, он порой чувствовал себя так, словно лежит в обнимку с мешком костей. Твердым и острым.

Разве можно сравнить с ней приятные, полные женственности изгибы Либерти? Она еще только ложилась к нему в постель, а он уже тянулся к ее бедрам, наслаждаясь видом крупных, хотя и куда более темных, чем он ожидал, сосков, на небольшой, но отлично умещавшейся у него в ладони груди.

Притянув ее к себе, он приложил руку к мягкой груди.

– Я чувствую, как бьется твое сердце.

В ответ она тоже приложила руку к его груди, и даже от этого легчайшего прикосновения ему сразу же стало жарко.

– А я – твое. – Подавшись вперед, она его поцеловала. – И что дальше?

– А чего ты хочешь? Можно пару дней просто не вылезать из кровати.

– Ты же понимаешь, что так нельзя.

– Только попробуй сегодня вернуться в офис, и я сразу же тебя уволю.

– Опять угрозы, – сонно протянула Либерти, удобно сворачиваясь у него под боком. – Ладно, можешь считать, что ты выкрутил мне руки. Придется остаться у тебя.

– Вот и замечательно.

Притягивая ее к себе поближе, он только сейчас заметил, что легонько поглаживает ее по груди.

– А еще варианты есть?

– Я понимаю, ты переживаешь из-за свадьбы, давай я просто закажу тебе все необходимое, чтобы потом не пришлось беспокоиться о наряде, – предложил он, целуя обнаженное плечо.

Она положила руку поверх его руки, покоившейся у нее на груди.

– Маркус… Почему ты так хочешь, чтобы я туда пошла?

– Потому что.

Ничего не отвечая, она просто ждала продолжения.

Пришла его очередь перекатиться на спину и уставиться в потолок.

– Знаешь, кем я хотел быть, когда вырасту?

– Нет. – Она прижалась к нему всем телом и крепко обняла. – Думаю, не миллиардером-инвестором?

– В школе я был скаутом, а потом мне предлагали стипендию и звали в футбольную и баскетбольную команды. Разумеется, сама стипендия мне была не нужна.

– Но тренеры мечтали заполучить тебя в свою команду.

– Точно. Помню, было даже два предложения из Германии. Какие там страсти кипели…

– Серьезно? – Она слегка приподнялась. – А почему я об этом не знаю? То есть, прежде чем устроиться к тебе на работу, я прочитала все, что сумела отыскать о тебе в Интернете.

– Потому что ничего из этого так и не вышло. Родители не одобрили. Потому что так не полагается. – Он весьма точно скопировал интонацию матери.

– Ниже Уорренов?

Он невольно улыбнулся. Как же хорошо она его понимает… Он легонько погладил Либерти по волосам. Волосы оказались чуть грубее, чем он ожидал, но это лишь добавляло новый оттенок тактильных ощущений.

– Именно. Отцу потребовалась всего пара слов, и предложения разом исчезли. Не знаю, как он уж с европейцами разбирался, но он справился.

– Подожди, ты хочешь сказать, что он заставил их от тебя отступиться?

– Именно. Мне было восемнадцать, и я хотел убежать как можно дальше от родителей. В ту же Германию. Поиграть пару лет в футбол, а уж потом подумать о колледже. Куда мне было торопиться?

– Ты мог бы стать профессиональным игроком?

– Наверное, но все это в прошлом. Уж не знаю подробностей, но подозреваю, что отец просто выкупил ту команду, к которой я собирался присоединиться.

– Но как он мог так с тобой обойтись?

– Для моего же собственного блага. Чтобы защитить меня.

– Да от чего нужно стремиться защитить, чтобы купить целую футбольную команду?

– Понимаешь… – Он уже открыл рот, чтобы рассказать о вооруженных людях и няне, мисс Джуди, но так ничего и не сказал. – Он защищал не меня, а имя семьи. Вместо Европы я отправился сперва в Колумбийский университет, а потом в Северо-Западный, изучать бизнес. Другого выбора мне не оставили. Да и дальше все было исключительно так, как им того хотелось.

Она ненадолго задумалась.

– И именно поэтому ты меня и нанял? Потому что я не была их выбором?

– Да. А еще потому, что ты сказала, что каждый день бегаешь.

– Теперь точно каждый день. Я стала намного быстрее.

– Мне нравится с тобой бегать. Лучшее время дня. Ты, я и беговая дорожка вдоль озера.

– Я тоже больше всего люблю именно это время.

Легонько поцеловав ее в губы, он постарался выразить все то, что не мог передать словами.

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Потому что, когда ты рядом, я снова могу представить себя таким, каким я когда-то хотел стать, вместо того чтобы слепо выполнять родительские указания и поддерживать семейный престиж. Я хочу за тебя бороться.

Она прижалась к нему чуть крепче.

– Но я никогда не сойду в твоем мире за свою. Я недостаточно для этого хороша. – Она говорила так тихо и спокойно, словно не пыталась с ним спорить, а лишь констатировала общеизвестную истину. Вроде той, что небо голубое.

– Сколько уже можно это повторять? Я уже понял, что на тебя никогда не делали трастовый вклад и ты не любишь говорить о своей личной жизни. Но за это я только больше тебя уважаю.

Вместо ответа, она лишь посмотрела на него огромными глазами.

Маркус вдруг почувствовал, как в душу закралось сомнение. Она настолько не любит о себе говорить, что он лишь вчера узнал, где она живет. В его представлении она кристально чиста, заслуживает полного доверия и всегда ко всему готова, но что, если…

Что, если она что-то скрывает? Что-то такое, что может причинить ему боль?

– Хочешь, чтобы я рассказала?

– Только если сама захочешь. Прошлое в прошлом. Разумеется, если ты никого не убила и не похитила…

Он замолчал, но в ответ она лишь рассмеялась:

– Бог ты мой, конечно нет. Вообще ни одного преступления не совершила. Меня даже ни разу не арестовывали.

Только выдохнув, Маркус понял, что успел задержать дыхание. Ей можно доверять, с ней безопасно. Просто нужно дать ей время, чтобы она привыкла.

– Может, ты и недостаточно хороша для миллиардера Маркуса Уоррена, но для меня ты более чем хороша. Пойдем со мной. Позволь мне за тебя бороться.

– Никто и никогда за меня не боролся, – выдохнула она едва слышно и положила голову ему на грудь.

– Совсем никто? А как же твои родители?

Вместо ответа, она лишь пожала плечами.

– Как ты и сказал, прошлое в прошлом. Я не люблю о нем говорить, но, если действительно хочешь, я готова рассказать.

– Не нужно. Оно никак не изменит мое к тебе отношение, но я не хочу, чтобы ты лишний раз расстраивалась.

– Именно поэтому ты и присматриваешь за Уильямом? Из-за меня?

– Да. Но не только. Просто… – Он вздохнул. – Потому, что он так много для тебя значит, и потому, что, стоит мне увидеть его у тебя на руках… Я еще никогда не чувствовал ничего подобного.

Слегка приподнявшись, она снова посмотрела ему в глаза:

– Серьезно?

А что, если…

– Когда я смотрел, как ты держишь его на руках, кормишь, я чувствовал себя так, словно смотрю на совершенно другую реальность. Возможно, в другой жизни…

В другой жизни он уже мог бы жениться по любви, а не ради власти и репутации. У него уже мог бы быть ребенок… Или несколько. И каждую субботу они бы играли в футбол, вместе готовили ужин, а потом он помогал бы Либерти укладывать малышей, и стоило им самим оказаться в кровати, как…

– Но он чернокожий, – как ни в чем не бывало продолжала Либерти. – Тебя это совсем не смущает?

Маркус отогнал от себя навязчивые мысли о большой дружной семье.

– Моих родителей это обязательно бы смутило, но мне все равно.

Либерти продолжала пристально его разглядывать, и он снова задумался. Обычно женщин в нем привлекали лишь деньги или внешность. Или и то и другое, но она смотрела на него совсем иначе. И под этим взглядом ему сразу же захотелось стать иным.

– Мы же навестим его еще раз перед тем, как ехать? – спросил он. Для себя она ничего не хочет, но малыш – совсем другое дело. Она хочет, чтобы он за него боролся. – В четверг. Только сперва попрошу помощницу проверить мое расписание.

Она широко улыбнулась:

– Хорошо.

– И ты поедешь со мной на свадьбу?

– А для тебя это действительно настолько важно?

– Для меня важна ты.

– Тогда придется пройтись по магазинам. На такое событие мне совсем нечего надеть.

Глава 11

Либерти с ужасом уставилась на дизайнерское оранжевое бикини в цветочек.

– Вы серьезно?

Кэти, продавщица бутика, вызвавшаяся превратить Либерти в представительницу высшего общества, посмотрела на ее отражение в обширной гардеробной.

– Репетиция ужина тематическая. Пляжная вечеринка. Предполагается, что гости оденутся соответствующим образом.

– Как успехи? – спросил Маркус из-за занавески.

– Могу я хоть чем-то прикрыться? – Лучше всего было бы просто надеть штаны.

Недолго думая Кэти протянула ей шаль с оранжевыми павлиньими перьями, и Либерти накинула ее себе на плечи, стараясь не смотреть на цену. В данном случае неведение – благо.

Жаль только, что постоянная пульсирующая боль между ног ни на секунду не дает забыть, что все действительно изменилось. Раз и навсегда.

Она годами мечтала о Маркусе и вот наконец-то его получила. Ее первый мужчина. Первый раз. И не по принуждению, а по любви. Неплохое достижение, учитывая, что в юности она была практически полностью предоставлена самой себе. Но Маркусу она отдалась добровольно.

Так почему теперь все стало так странно?

Вздохнув, она сдвинула занавеску и вышла к Маркусу:

– Разве не ужас? И все гости придут в таком виде накануне свадьбы?

Не то чтобы она хорошо разбиралась в свадьбах. Она регулярно заказывала подарки для знакомых Маркуса, но сама еще ни разу не была ни на одной свадьбе. Даже самой обычной.

Да и в таких магазинах она еще тоже ни разу не была, в отличие от невозмутимо потягивающего шампанское Маркуса. Пытаясь хоть как-то справиться с нахлынувшим обилием впечатлений, она сосредоточилась на неуместности своего наряда.

– Кому могло прийти в голову требовать, чтобы все гости явились в купальниках?

– Тебе еще повезло, что Лилибэт не стала устраивать торжество в Вене. Был я там пару лет назад на свадьбе. Мужчины в ледерхозе[1], женщины в дирндле[2].

Она устало опустила руки.

– Стоит спрашивать, что такое дирндль?

– Думаю, нет. Но на купальник я бы не отказался посмотреть.

– Не гожусь я для подобных нарядов. Буду все время в шаль кутаться.

– Не прибедняйся, у тебя отличное тело. К тому же, если ты не пойдешь со мной купаться в океане, тебе придется остаться на берегу и вести светские беседы с остальными женщинами, считающими, что купальники им не идут. К тому же, подозреваю, там будут всевозможные доски для серфинга.

– Так нечестно. – Нахмурившись, она все же слегка сдвинула шаль. – А ты что наденешь?

– Свободные шорты и гавайскую рубашку. Но я не собираюсь в ней купаться. – Он повернулся к Кэти. – А как насчет обуви?

– А акулы там водятся? Или еще какие-нибудь колючие кусачие твари?

Кэти вернулась с парой золотистых туфель в одной руке и шлепанцами в другой.

Покорно обув по одному экземпляру из каждой пары, Либерти повернулась к Маркусу. Тот выбрал шлепанцы, а Кэти добавила золотые серьги, ожерелье и браслеты.

Далее последовал выбор платья на саму церемонию, но стоило ей увидеть золотистое платье в пол, выглядевшее так, словно она сама попыталась сшить наряд из занавесок, как она невольно поежилась. К счастью, за этим монстром последовали куда более приятные наряды.

А потом появилось оно. Коралловое платье без рукавов с косым подолом и высоким горлом. Весьма симпатичное, но, главное, только в нем она не чувствовала себя обманщицей.

Стоило ей выйти к Маркусу, как он невольно присвистнул.

– Восхитительно, – выдохнул он едва ли не с благоговением.

– Цвет отлично сочетается с тоном ее кожи. А раз свадьба на пляже… – Через секунду Кэти вернулась с сандалиями на высоких завязках.

Либерти пристально вгляделась в свое отражение. Высокая, элегантная, вся так и светится… Словно это не она, а ее копия, у которой было нормальное детство в любящей семье и ей не приходилось постоянно бороться за выживание.

Впервые за долгое-долгое время она вдруг вспомнила, как сильно похожа на мать. Не на ту, что забывала мыться и не вылезала из тюрьмы, а на ту, которой та когда-то была…

– Мам, почему ты такая красивая? – Сколько же ей тогда было лет? Девять? Мама только вышла из тюрьмы после первого срока и изо всех сил старалась исправиться.

– У меня свидание с мистером Очарование, малышка, он спасет меня… от этого. – Джеки помахала вокруг себя рукой, пока соседка с нижнего этажа застегивала ей юбку, а бабушка Девлин вынимала из волос бигуди. У мамы всегда были, как она выражалась, «неплохие» волосы, да и вообще она была наполовину белой, поэтому Либерти и достались такие светлые волосы. Отец, наверное, тоже был белым. Но это лишь догадки. Об этом человеке они никогда не говорили.

– Я так горжусь тобой, дорогая, – улыбнулась бабушка Девлин, укладывая кудри пышной волной.

Это был единственный раз, когда Либерти видела мать такой, какой она могла бы стать, если бы вместо того, чтобы без конца ждать, пока ее спасут, сама бы взялась за свое спасение. И, как и следовало ожидать, мистер Очарование ее не спас. Да и никто бы уже не сумел.

А теперь она сама стоит в платье из тончайшего шелка за четыре тысячи долларов и чувствует себя так, словно пытается кого-то обмануть. Неужели мама тогда так же себя чувствовала? А что будет через три дня? Останется ли рядом обещавший спасти ее принц?

Или жизнь преподаст ей жестокий урок и придется платить за то, что она попыталась прыгнуть выше головы?

– Тебе нравится? – Вопрос Маркуса вернул ее к реальности.

– Да. И, что самое странное, в нем я не чувствую себя ряженой куклой.

Кивнув, он повернулся к Кэти:

– Мне нужен новый галстук.

– Вы же остановились на льняном костюме?

– Да. – Он явно не удивился, что продавщица помнит его выбор.

– У меня есть отличное дополнение к наряду вашей дамы.

Стоило Кэти лишь скрыться за дверью, как Маркус шагнул к Либерти.

– Ты восхитительна, – объявил он, целуя в обнаженное плечо и обнимая за талию. – Теперь видишь? Ты отлично вписываешься в мой мир. И отлично мне подходишь.

– Это всего лишь платье. – Так странно, теперь она в платье, а он все в тех же шортах с накладными карманами.

– Дело не в платье, а в тебе. Я понимаю, ты нервничаешь, но все будет хорошо. Просто веди себя с той же уверенностью, что и обычно, и мы отлично проведем время. Ну а даже если завистники начнут сплетничать по углам, что с того? В тебе нет ничего такого, из-за чего можно было бы устроить настоящий скандал.

Либерти сглотнула. Только сегодня, лежа в его объятиях и слушая его признания, ей тоже захотелось во всем признаться, но он сам сказал, что прошлое осталось в прошлом. А значит, не важно, что Джеки Риз была темнокожей наркозависимой проституткой. Не важно, что сама Либерти прошла через систему опеки. Ведь все это никак не повлияет на его отношение, верно же?

Глава 12

Дни летели бесконечной вереницей мгновений, и вот они снова стояли перед дверью Хейзел Джонс.

– Мистер Уоррен! Мисс Риз!

– В чем дело? С Уильямом все в порядке? – Либерти резко подалась вперед.

– Просто поразительно! Да, в порядке, пойдемте.

– Видимо, заказ уже доставили.

– Заказ? Ты о чем?

– Сама увидишь.

Они как раз вошли в детскую, и Либерти невольно застыла. На стенах все так же висели выцветшие фотографии, но, если не считать этих снимков, комната до неузнаваемости изменилась. Кругом все новое и блестящее…

– Никто еще никогда столько для меня не делал, – выдохнула Хейзел, складывая руки перед грудью так, словно собиралась вознести Богу молитву.

– Ерунда. Вы помогли стольким детям, и я просто решил слегка облегчить вам жизнь.

Наклонившись над кроваткой, Маркус поднял ребенка на руки, заботливо поддерживая ему головку.

– Здравствуй, малыш. Успел подрасти? По-моему, успел! – Осторожно укачивая малыша, он продолжал с ним разговаривать: – Как тебе новая кроватка?

Затаив дыхание, Либерти смотрела на мужчину с ребенком на руках, а в голове у нее так и витали пленительные образы. Те образы, которые никогда не станут реальностью. Ребенок, и не просто ребенок, а их ребенок. И Маркус всегда будет рядом и ни за что их не бросит. Утром они будут усаживать малыша в коляску и все вместе бегать, а потом, когда он слегка подрастет, станут играть в футбол и бейсбол. Вечера на пляже, походы в музей…

Больше всего она мечтала о настоящей семье. Она, Маркус, Уильям, их собственные дети… Семья, где никому не придется прятаться от наркоторговцев и самовлюбленных родителей. Семья, у которой будет много еды и отличный дом, и не нужно беспокоиться о завтрашнем дне. Семья, где все счастливы и довольны.

С тех пор как она узнала, что у всех, кроме нее, есть такая семья, она только о ней и мечтала.

И теперь, глядя на Маркуса с Уильямом, она хотела не просто абстрактную семью, а семью, состоящую именно из этих людей.

– Невероятно! – Либерти только сейчас прислушалась к бесконечному потоку восхищения Хейзел. – Они даже все бутылочки перемыли! И вещи по шкафам разложили!

– Я ничего не упустил? Я в детях совсем не разбираюсь, пришлось поверить на слово продавцам.

– Бог ты мой! – В глазах Хейзел стояли слезы. – Все, что нужно, и даже больше! Теперь я смогу еще лучше об ангелочках заботиться! – Она повернулась к Либерти: – Одежду ты выбирала? И для мальчиков, и для девочек, все предусмотрели!

Все еще ничего не понимая, Либерти молча покачала головой.

Лишь в эти выходные Маркус истратил на нее больше десяти тысяч долларов и мимоходом успел еще столько всего назаказывать… И все ради ребенка, до которого ему, по большому счету, и дела быть не должно.

– Нет, он сам все выбрал.

– Как же малышу повезло с таким ангелом-хранителем! – Словно поняв, что речь о нем, Уильям захныкал, привлекая внимание Хейзел. – Он проголодался. Сейчас принесу бутылочку, и вы сами его покормите.

И на этот раз они знали, что делать.

Даже в этом все успело измениться.

Глава 13

Замерев на ступеньках, что вели к пляжу, Либерти положила голову на перила, пристально вглядываясь куда-то в океан.

– Так красиво.

– Точно. – Обняв за талию, он притянул ее к себе. Им нужно идти. Они и так до последней минуты оттягивали появление на пляжной вечеринке. Еще чуть-чуть – и они самым некрасивым образом опоздают, создав себе лишние проблемы.

Но как же не хочется портить эту минуту. Застывшая на фоне океана прекрасная женщина в коралловом платье, с развевающимися на ветру волосами… Как же хочется зарыться носом ей в шею, поцеловать, прикоснуться…

Он задумчиво глянул вниз, где, несмотря на еще высоко стоявшее солнце, уже зажгли костры и факелы, а сотня приглашенных гостей общалась, неторопливо потягивая коктейли. Издалека все выглядело неплохо, но он отлично знал всю подноготную.

Сжав зубы, Маркус глубоко вдохнул:

– Готова?

– Обратного пути уже нет? – Она улыбнулась, но в глазах ясно угадывался страх.

– Давай спустимся, со всеми поздороваемся и сразу же залезем в воду? Всего пятнадцать минут, и мы свободны. Не переживай, ты отлично выглядишь.

Он без конца повторял последнюю фразу, прекрасно понимая, что за уверенной улыбкой прячутся обнаженные нервы.

– Ты просто пытаешься меня успокоить.

– Возможно, но это не мешает тебе отлично выглядеть.

– Пятнадцать минут – и в воду, – выдохнула она, чуть крепче сжимая его руку.

– Все будет хорошо, – пообещал Маркус.

Но стоило им спуститься на пляж к запекавшемуся на костре поросенку, и он тоже занервничал.

А стоило Лилибэт помахать им рукой и пойти навстречу, как он сразу же понял, что стоило прислушаться к Либерти и остаться в Чикаго. К черту хорошую мину и фамильную гордость.

Зачем он в очередной раз пошел на поводу у родителей и пришел сюда? Чтобы полюбоваться на обманувшую и публично унизившую его женщину в крошечном белом бикини и золотых украшениях?

Объявившись здесь, он не лицо спас, а уткнулся носом в свои неудачи.

– Маркус, дорогой, – проворковала она, словно карликовому пуделю. – Где ты был? Отлично выглядишь.

– Лилибэт, – выдохнул он, когда невеста расцеловала его в обе щеки, и беспомощно посмотрел на Либерти. – Здесь все такое… впечатляющее.

Положив голову Маркусу на плечо, Лилибэт обняла его за талию, словно Либерти вообще не существовало.

– Здорово, верно? Всегда хотела устроить что-нибудь в этом духе. – Она задумчиво поглаживала кончиками пальцев его пеструю розово-голубую гавайскую рубашку. – Нечто такое, чтобы можно было просто расслабиться и наслаждаться процессом.

Маркус сразу же встревожился. Она с ним флиртует? Невеста флиртует с мужчиной, которого скормила прессе накануне несостоявшейся свадьбы? А на что он еще рассчитывал?

Он украдкой взглянул на Либерти.

– Так рада, что ты все-таки пришел, – продолжала ворковать Лилибэт. – Жаль, что у нас все так плохо получилось, надеюсь, мы еще сможем, – приподнявшись на цыпочки, она навалилась на него всем телом, – все исправить.

– Не думаю, что это возможно. – Оторвав от себя Лилибэт, он придвинулся к явно готовой взорваться Либерти. – Знакомьтесь. Лилибэт, это моя спутница, Либерти Риз.

Она недоверчиво моргнула:

– Риз? Мисс Риз? Ты притащил сюда секретаршу?

– Приятно снова с вами встретиться, – объявила Либерти так, что всем сразу стало понятно, что встреча какая угодно, только не приятная. – И вообще-то я личный помощник руководителя.

– Маркус, ты серьезно? – Лилибэт поморщилась так, словно ненароком наступила на нечто не слишком приятное.

Он чувствовал, как Либерти вся напряглась, но прежде чем он успел вмешаться, все стало еще хуже.

– Маркус! – С пляжа к ним шла Мариса Уоррен в зеленой тунике, с сигаретой в одной руке и бокалом в другой. – Вот ты где, несносный мальчишка!

– Мама, – выдохнул он, подставляя щеку для поцелуя. Ладно, все идет по плану, пара неприятных минут, и потом они с Либерти смогут взять доски и отлично провести время. – А где отец?

Мариса помахала зажатой в руке сигаретой:

– Где-то здесь, развлекается.

Переводя на нормальный язык – занят очередной любовницей. Неужели вся вечеринка перерастет в одну большую оргию? То, что происходит на частных островах, остается на частных островах? Ему сразу же стало плохо.

Скользнув взглядом по Либерти, Мариса нарочито громко зашептала:

– Дорогой, я так надеялась, что ты придешь с Эммой Грин, такая милая молодая особа…

– Обожаю Эмму, – улыбнулась Лилибэт. – Из них с Маркусом вышла бы отличная пара.

Он почувствовал, как Либерти до боли сжимает ему руку.

– Нет! – прорычал он. – Я пришел сюда с Либерти.

– С секретаршей? – уточнила Лилибэт.

– С кем? – Мариса снова сосредоточилась на его спутнице.

Глубоко вдохнув, он обнял Либерти за талию:

– Мам, ты знакома с Либерти.

– Что за игру ты затеял? Мы же договорились, что ты придешь с подходящей спутницей.

– Либерти отлично подходит. – Лилибэт презрительно фыркнула, но он не обратил на нее внимания. – Она моя гостья. Мам, я уже давно взрослый мужчина и могу встречаться с кем захочу.

– Но, дорогой, что ты надеешься на этом выиграть? – Мариса разглядывала Либерти с таким видом, словно перед ней стояла не живая женщина, а вещь. К тому же совершенно бесполезная.

– Счастье. По-твоему, этого мало?

Лицо Марисы так и исказилось от ярости.

– Хочешь опозорить семью Уоррен? – выдохнула она, словно ему до сих пор восемнадцать и он мечтает убежать в Европу.

Вот только он уже давно вырос.

– Ты и без меня с этим отлично справляешься, – улыбнулся он, разглядывая зажатый в ее руке бокал.

– Дорогой, я всего лишь пытаюсь тебя защитить.

И вот ему снова шесть, он цепляется за руку няни и в слезах рассказывает родителям, как плохие дяди в масках попытались затолкать его в машину, но няня закричала и их спугнула. Тогда он спросил, станут ли они вызывать полицию, потому что там работают хорошие дяди, которые ловят плохих.

Тогда родители лишь коротко переглянулись.

– Дорогой, мы не можем рисковать именем Уорренов. Мы сами тебя защитим.

На следующий же день они уволили мисс Джуди, с которой Маркус провел большую часть своих шести лет, оставив его в полном одиночестве.

И все ради того, чтобы защитить имя Уорренов.

Краешком сознания он уловил, как отпустил талию Либерти и шагнул к матери, но та торопливо попятилась.

– Защитить меня? – Маркус хрипло рассмеялся. – Вот что ты себе говоришь, чтобы лучше спалось по ночам? Да тебе на меня просто наплевать. Всегда было наплевать.

– Неправда!

– Да неужели? Защищая меня, ты избавилась от моей няни, а отец распугал всех тренеров, мечтавших заполучить меня в команду. Даже немецких. Как это должно было меня защитить?

– Немецких тренеров? – удивленно спросила Лилибэт.

Но они от нее лишь отмахнулись.

– Не забывай, что кругом люди.

– И это единственное, что имеет значение? Общественное мнение? Какой же я все-таки дурак! Верил, что, если во всем с вами соглашаться, рано или поздно что-то изменится к лучшему. Учился там, где хотели вы, основал компанию, которую хотели вы, даже спал с выбранными вами женщинами.

– Маркус!

– Но ведь все это не важно? Не важно, как сильно я старался стать идеальным Уорреном, этого всегда было мало. Я устал притворяться, изображая счастливую семью, которой у нас никогда не было и не будет. Вы хотели, чтобы я на ней женился? – Он дернул подбородком в сторону Лилибэт. – А для чего? Чтобы до конца жизни мы изводили друг друга, как вы с отцом друг друга изводите? Ну уж нет.

– Ну что ты говоришь? Веди себя разумно.

– Разумно? – Он снова рассмеялся. На них уже оборачивались, но ему было наплевать. – Точнее, веди себя так, как тебе сказано, верно?

– Я этого не говорила. Пожалуйста, Маркус, перестань. Об этом станут говорить.

– Как когда Лилибэт сдала меня журналистам? Она причинила мне невыносимую боль, но вы все равно настаивали, чтобы я с ней помирился. И сюда я пришел лишь потому, что этого хотели вы. Пусть говорят. Хуже, чем сделала она, да и вы с отцом, мне уже никто не сделает.

– Эй! – возмутилась Лилибэт где-то у него за спиной.

– Замолчи, – одернула ее Либерти. – Ты и так уже достаточно сказала.

– Да кто ты вообще такая? Вздумавшая возвыситься через постель секретарша? Ты ничтожество и ничего больше.

– Как я уже сказала, я личная помощница, и значу для него гораздо больше, чем когда-либо значила ты.

Маркус почувствовал прилив гордости. Так же как и он сам, она больше никому не позволит собой помыкать. Но она не просто себя отстаивает, она за него борется! Как же он любит эту женщину!

– Маркус, ты ничего не понимаешь. Все, что мы делали, мы делали для твоего же блага. Ради твоей безопасности.

– Нет, вы просто хотели мной управлять. Для вас я всего лишь пешка, и сюда я пришел не для нее, – он качнул головой в сторону Лилибэт, – не ради тебя или отца и уж точно не ради семейного имя Уорренов. Я пришел сюда с Либерти и никому не позволю лезть в мою жизнь. – Он повернулся к Либерти: – Ты была права, пойдем отсюда.

– Маркус, никуда ты не пойдешь! – возмутилась Мариса. – Ты проделал весь этот путь… Это же будет настоящий скандал.

Маркус посмотрел Либерти в глаза.

– Чего ты хочешь? – тихо спросила Либерти.

Честно? Неприятно признавать, но в одном мать права: если он убежит всего через десять минут после появления, разговоры точно начнутся.

– Ладно, мы ненадолго останемся.

Взяв Либерти за руку, он повернулся к Лилибэт:

– Поздравляю со свадьбой.

Не оглядываясь, он потянул Либерти к океану.

Едва успев сбросить сандалии и шаль, она последовала за Маркусом в воду, но, когда вода дошла до груди, она не на шутку испугалась.

– Я не умею плавать.

– Не страшно.

Подхватив ее на руки, он двинулся дальше, словно она ничего не весила. Обняв Маркуса за шею, она устало положила голову ему на плечо, а он повернулся и пошел вдоль берега, оставляя пляж и гостей далеко позади.

Убедившись, что их никто уже не видит, она пристально вгляделась в напряженное мужское лицо.

Что он такого говорил про няню? Но что бы это ни значило, эти слова действительно достигли цели. Либерти не думала, что Мариса Уоррен сумеет пробудить в ней какие-либо теплые чувства, но в ту секунду она не просто выглядела на свой возраст, но и казалась уставшей матерью, искренне переживающей за сына.

Что ж, похоже, секреты есть не только у нее.

– Прошлое в прошлом, – шепнул Маркус, пристально вглядываясь куда-то в даль. – Что ж, не так уж и плохо все прошло.

– Проплыло.

Взглянув на нее, Маркус улыбнулся:

– Ты же не умеешь плавать.

– Но это не помешало мне оказаться посреди океана. Кажется, мне там какую-то доску обещали.

– Потом. Главное, что ты за меня вступилась.

– А разве у меня был выбор? Ты открылся с фланга.

– Спасибо тебе. Спасибо за все. Вот поэтому я и хотел, чтобы со мной пошла именно ты. Потому что где-то в глубине души с самого начала понимал, что только так все и может закончиться. – Громко вздохнув, он посмотрел на океан. – Потому что так всегда все и заканчивается, но пришла пора это изменить, и…

– Привет! – Голос за спиной оборвал Маркуса.

Черт, а она так хотела услышать продолжение!

Обернувшись, она увидела, как к ним на доске подгребает Эрик Дженнер.

Дженнер помахал рукой, и она невольно отметила, как по его лицу скользнуло облегчение.

– Вы тут ото всех прячетесь?

Почему им должен был встретиться именно тот, кто знает, что она помощница Маркуса?

– Дженнер. – Маркус разом превратился в миллиардера Уоррена. – Как волны?

– Не очень, да и вообще меня пляж совсем не впечатлил. – Маркус все еще держал ее на руках и явно не собирался отпускать. – А я думал, что она церемонию на Гавайях устроит, там куда приятнее. – Маркус не отвечал, и тогда Дженнер кивнул Либерти: – Эрик Дженнер, мы же уже встречались, верно?

– Верно. Либерти Риз. – Она пожала протянутую руку.

– Без костюма я вас и не узнал. – Он быстро взглянул на Маркуса: – Теперь все понятно.

Маркус опасно прищурился:

– Еще что-нибудь добавишь?

– Нет. Кто я такой, чтобы судить? Но твоя мать…

– Даже знать не хочу. Наверняка устроила там какую-нибудь сцену. Вот поэтому мы и здесь.

Несколько секунд никто ничего не говорил, а потом Маркус вдруг спросил:

– Дженнер, тебе все еще нужна помощница?

– Возможно, а что?

– Что? – встрепенулась Либерти.

Маркус посмотрел на нее с необычайной нежностью во взгляде.

– Все изменилось.

– Маркус, что ты делаешь?

– Хочу убедиться, что твой начальник не воспользуется своим преимуществом.

– Кажется, ты говорил, что не сможешь без нее выжить, – осторожно заметил Дженнер.

– Я и не могу.

И тогда она поняла. И полюбила еще больше. Другой на его месте постарался бы держать ее к себе поближе, и в офисе, и в постели, или просто объявил, что готов за все платить и ей больше не нужно работать.

Вот только тогда бы она превратилась в содержанку, купающуюся в деньгах лишь до тех пор, пока ему не надоест ее баловать. И тогда бы она лишилась всего, за что боролась, променяв свою жизнь на призрак брака.

И тогда бы она оказалась ничем не лучше матери, упорно отказывавшейся саму себя спасать в надежде, что рано или поздно ее спасет принц на белом коне.

Но она не такая, и, слава богу, даже не зная о ее прошлом, Маркус и так это понял. Ей всегда будет нужна работа. Работа и безопасность.

– У меня есть свободная вакансия, правда не помощницы, на это место я человека уже нашел, а офис-менеджера. Больше ответственности, больше обязанностей.

– Могу кое-кого тебе порекомендовать, – улыбнулся Маркус. – Отлично работает с людьми, умеет все организовать и быстро учится. А еще у нее замечательные рекомендации. Она работала только на лучших.

– С тобой все ясно, – усмехнулся Дженнер.

Вдали раздался звон гонга, и они, как по команде, повернули головы к берегу.

– Вечеринка продолжается, – заметил Дженнер, – думаю, нам нужно вернуться и отведать поросенка.

Либерти удивленно посмотрела на Эрика, ничем не напоминавшего пытавшегося переманить ее к себе магната. Почему ей кажется, что он не больше их самих стремится туда вернуться?

– Можно у тебя доску одолжить? Я обещал Либерти, она не умеет плавать.

– Берите.

– Готова?

К чему? Вернуться во враждебную толпу, считающую ее продажной секретаршей, мечтающей добиться повышения через постель?

Нет, не так. Готова ли она встать рядом с Маркусом, прикрывая ему тылы, пока он отстаивает ее право на существование? Готова ли она за него бороться? За них обоих? Даже если для этого придется работать на Дженнера?

– Да. – Она изо всех сил пыталась сохранить равновесие на доске. – Готова.

Глава 14

Вернувшись к костру, они поели свинины, не обращая внимания на старательно избегавшую их Лилибэт, а потом взяли доски и пошли к океану. Когда же они, уставшие и довольные, все-таки выбрались на берег и шли мимо гостей, его окликнула мать. Он уже готов был молча пройти мимо, но Либерти остановилась и повернулась. А раз они держались за руки, выбора у него не осталось.

– Да?

– Маркус, мне нужно кое-что тебе сказать.

– Возможно, но это еще не значит, что мне нужно это слушать. Пойдем, Либерти.

Он уже повернулся, чтобы уйти, но мать схватила его за руку.

– Не поворачивайтесь ко мне спиной, молодой человек. Я все еще твоя мать. И… и я должна перед тобой извиниться.

От неожиданности Маркус даже споткнулся: – Что?

Мариса легонько прикоснулась к его лицу. Почти нежно. Но нежности в ней и грамма не было.

– Ты не понимаешь, на что мы с отцом пошли, чтобы тебя защитить.

Он разом напрягся.

– И мы сами в этом виноваты. Наверное, немного перестарались.

– Точно. А так вполне сошли бы за родителей года. – Он снова попытался уйти, но мать не отпускала.

– Я надеялась, что ты уже давно забыл ту няню.

– Забыл? Меня едва не похитили, а она единственная, кто меня спасла. Не ты, не отец, а именно она. А что вы сделали? Вы не стали звонить в полицию и узнавать, кто за этим стоял. Вы просто от нее избавились. Оставив меня в полном одиночестве.

Он услышал удивленный вскрик Либерти.

– Но, дорогой, все было совсем не так, – вздохнула Мариса. – Именно она и устроила то похищение.

Маркус недоверчиво отшатнулся. Мисс Джуди? Та самая мисс Джуди, что его купала, водила в парк, а на ночь читала сказки? Та, что готовила миску попкорна, когда они садились смотреть «Семейку Бренди»? Та, что так его любила?

– Я не… Что?

– А зачем нам иначе было ее увольнять? Она все и устроила.

– Но… – От удивления он едва мог говорить, но до сих пор помнил седеющую женщину с теплой улыбкой. – Но она бы ни за что этого не сделала! Она меня любила.

– Возможно, но отчаяние порой толкает на самые странные вещи. Мы наняли частного детектива. Как ты объяснишь, что похитители испугались ее криков? Это бессмысленно.

Стоило ему почувствовать руку Либерти в своей руке, как паника отступила, и он смог мыслить разумно.

– А с чего мне сейчас тебе верить? Вы постоянно мне врали, лишь бы заставить вести себя так, как нужно вам. Почему на этот раз что-то должно быть иначе?

Мать пристально на него посмотрела:

– Потому что это правда. Да и зачем иначе мне это говорить? В чем выгода? Я отлично понимаю, что ты на меня злишься, но… Я никогда не думала, что ты нас ненавидишь. Мы же прямо говорили, что делаем все, чтобы тебя защитить.

– Да, я помню, но это не мешало кошмарам будить меня посреди ночи.

Мать виновато на него посмотрела:

– У нее были проблемы и ей нужны были деньги. На следующий день после того случая мы получили записку, где с нас требовали миллион и предупреждали, что в следующий раз мы так легко не отделаемся. Она считала, что все продумала, и надеялась одновременно стать героем и получить деньги. Мне жаль, что она использовала тебя, чтобы добиться своей цели.

Злость, смятение…

Он всю жизнь подсознательно выглядывал подозрительные машины, но никакой угрозы никогда и не было.

– Почему ты только сейчас об этом говоришь? Почему ее сразу не арестовали? Почему позволяли всю жизнь думать, что где-то там есть люди, мечтающие до меня добраться?

– Но ты же был всего лишь ребенком, – взмолилась она. – Что я могла сказать? Что любимая няня решила тебе навредить? Что она уговорила зятя и его друзей надеть маски и с оружием в руках требовать с твоего отца миллион?

– Вы должны были сказать мне всю правду.

– Ты бы все равно ничего не понял, а мы хотели оградить тебя от суда и полиции. Ну и от скандала. Тебе было всего шесть, и ты бы на всю жизнь остался мальчиком, которого пыталась похитить няня. Тебя бы перестали воспринимать как Уоррена. И все бы жалели. Мы поступили правильно.

– Вас волновало лишь имя Уорренов.

Последние тридцать лет он только об этом и думал. Они любили имя и прилагающуюся к нему власть. Но не его. Только не его.

– Разумеется, оно нас тоже волновало. Отец как раз вел переговоры с Саудовской Аравией о нефтяных поставках. Нам нельзя было давать слабину.

– Вы отпустили тех людей ради сделки? – В это он легко мог поверить. Это как раз в духе отца.

– Никого мы не отпускали. Мы их уничтожили за то, что они с тобой сделали. У них и до этого были проблемы с законом, а мы уж потрудились отправить их куда следует. Официально они сели по другим делам, но поверь мне, истинную причину они знали. Никому не позволено безнаказанно трогать Уорренов.

Как же ему сейчас хотелось ей поверить… Вот только он уже давно не был тем наивным богатеньким мальчиком. И эта женщина уже не властна над его жизнью. Выпрямившись во весь рост, Маркус взглянул на мать:

И я должен просто поверить тебе на слово? А как насчет всевозможных стипендий? Они тоже представляли смертельную опасность?

– А ты мечтал все бросить и играть в футбол? Ты хоть представляешь, как бы это отразилось на твоем отце?

– Точно, а я уже и забыл, что всегда был вашей главной неудачей. Ну так вам давно было пора привыкнуть к разочарованиям, да и в любом случае с меня хватит. Я всегда жил по вашей указке – школа, девушки, компания… Но теперь я буду делать лишь то, чего сам хочу, и только попробуйте мне помешать.

– Маркус, пожалуйста, не устраивай лишних драм. Неужели ты не понимаешь, сколько мы всего для тебя сделали? Ты один из самых влиятельных людей Чикаго. Тебе принадлежит весь мир. И все это только благодаря нам. Конечно, тебе не следовало выносить в свет свою интрижку, но ничего еще не потеряно. Это частный остров, и чем ты тут занимался, никого не касается. Все осталось по-прежнему. Ты Уоррен, а это что-то да значит…

Ну конечно. Даже всю эту историю с няней она рассказала лишь для того, чтобы добиться от него желаемого.

– …Эмма замечательно тебе подходит, – продолжала мать, словно Либерти здесь вообще не было. – Она из отличной семьи.

– Нет.

– Нет? Ну хорошо, подыщем другой вариант.

– У меня есть Либерти.

– Да, я помню, просто держи ее в тени, – отмахнулась Мариса, – а…

– Нет. На этот раз я не дам тебе за себя выбирать. Не нужна мне твоя Эмма, бог ты мой, да я вообще сюда идти не хотел. Но я пришел. С Либерти, и не собираюсь ее обманывать или использовать, и уж тем более не собираюсь ее бросать просто потому, что ты считаешь, что я могу подобрать себе что-нибудь получше. Я хочу только ее, и мне чертовски повезло, что она хочет меня.

– Зачем все так усложнять? Неужели ты всерьез думаешь, что она…

– Она единственная в моей взрослой жизни, кому до меня действительно есть дело. Ее интересуют не мои деньги, а я сам. Она всегда честна и никогда не соврет и не обманет. И я хочу того, что не купишь ни за какие деньги. Я хочу ее любви. И если ради этого мне придется забыть о фамильном престиже, что ж, пусть будет так.

Прищурившаяся Мариса больше всего походила на готовую вот-вот укусить змею. Похоже, так просто она его не отпустит.

– Именно поэтому мы и не стали рассказывать тебе про ту дурацкую няню. Ты всегда был дураком, дураком и остался. Ты…

– Я, – он вырвал руку из ее хватки, – отныне всегда буду поступать так, как хочу именно я.

– А сейчас ты именно так и поступаешь? – Сколько же в этих словах ненависти и яда!

– Именно. И только попробуй мне помешать, и я изваляю имя Уорренов в грязи. Думаешь, фамильная репутация пострадала после истории с Лилибэт? Ты даже не представляешь, что я сумею с ней сотворить.

– Ты не посмеешь.

– Хочешь проверить?

Несколько секунд они безмолвно мерили друг друга взглядами.

– Я разочарована, очень разочарована, – наконец выдохнула Мариса.

– Я тоже. Но одно я знаю точно: когда у меня будут дети, я ни за что не стану превращать их в пешки. Прощай, мама, и не жди меня завтра на свадьбу. Я не приду.

– Маркус? – бросила она вслед уходившему сыну. – Маркус, это неприемлемо!

Но он даже не обернулся. Любовь? Даже он знает, что эти крики не имеют к любви ни малейшего отношения.

И он больше никогда не позволит им себя контролировать.

Все действительно изменилось.

И теперь он свободен.

Вдохнув полной грудью, Маркус пустился бежать.

Глава 15

Теперь она просто обязана все ему рассказать. И именно так она и поступит, как только он остановится, позволив остановиться и ей самой. Либерти споткнулась, но все же сумела сохранить равновесие, физическое, а вот что касается эмоционального…

Разве можно сохранить хоть какое-то подобие равновесия после того, что она только что услышала? Разумеется, она и раньше понимала, как Мариса отнесется к их связи, но не захочет выносить сор из избы и любой ценой попытается избежать скандала.

Но похищение… Маркуса пыталась похитить собственная няня? А его родители, те самые родители, что должны были бы его любить всем сердцем и защищать… Здесь она вообще уже ничего не понимала. Злоумышленников они засадили, а о самом Маркусе полностью забыли? Даже хуже того, заперли его дома, словно он сам во всем виноват?

Ее собственная мать тоже была далека от идеала, а наркотики и мужчины волновали ее куда больше родной дочери, но у Либерти по крайней мере всегда оставалась надежда. Бабушка Девлин учила ее читать, и даже в самом паршивом приемном доме ее всегда кормили три раза в день и отправляли в школу. И у нее всегда была надежда, что, если она не станет высовываться и будет упорно трудиться, рано или поздно все же сумеет себя спасти.

Но у Маркуса, несмотря на баснословные деньги и власть, такой надежды вообще никогда не было. Ей безумно захотелось его обнять и сказать, что все будет хорошо.

Но прошлое в прошлом. Теперь он готов за нее драться, даже если для этого придется все поставить на карту. Он обещал и обязательно сдержит это обещание.

Она пыталась объяснить, что недостаточно для него хороша и может причинить боль, но он не стал слушать. А значит, нужно прямо сейчас рассказать о детстве, системе опеки и всей той лжи, что ее окружала… Он поймет, понял же он, как важен для нее Уильям? Он поймет, что все, что она делала, она делала, чтобы выжить.

Не останавливаясь, Маркус втащил ее на холм, бегом ворвался в их коттедж и замер лишь у стоявшей на возвышении кровати.

Несколько секунд они просто стояли, держась за руки и приходя в себя после сумасшедшего бега. Голова Маркуса поникла, и Либерти видела, как ему больно, и знала, что ее слова причинят ему еще больше боли.

Но она больше не могла держать его в неведении. Не могла оставаться одной из без конца обманывающих его женщин. Она лучше их. Должна быть лучше, если действительно хочет его заслужить.

– Маркус, – начала она, пытаясь найти нужные слова. Я черная, но всю жизнь выдавала себя за белую. Моя мать была проституткой и наркоманкой. Я тебя люблю.

– Ничего не говори, – выдохнул он, крепко обнимая и впиваясь губами ей в губы.

Грубый жадный поцелуй. Но вместо того чтобы отстраниться, она запрокинула голову, углубляя поцелуй, полный смятения и отчаяния.

– Маркус, – она слегка отстранилась, – мне нужно…

– Не хочу ни о чем говорить. – Он яростно расстегнул застежку верха купальника, и прохладный воздух скользнул по ее все еще влажной после океана груди. Маркус поцеловал ее в мгновенно напрягшийся сосок. – Позволь мне о тебе позаботиться.

– Маркус… – Но сейчас именно она должна о нем заботиться, должна его защитить. Но он уже приник губами к ее соску, а его руки стягивали низ купальника, и она больше не могла бороться с желанием.

– Все будет хорошо, – выдохнула она, желая хоть как-то показать, что никогда его не бросит и не предаст. Потому что именно этих слов ей так всю жизнь и не хватало. – Все будет хорошо.

– Замолчи. – Повалив ее на кровать, Маркус вытащил презерватив.

И не успела она еще даже до конца стянуть с него шорты, как он раздвинул ей ноги и яростно в нее вонзился, вырвав судорожный всхлип. Вздрогнув всем телом, она постаралась освоиться с ним внутри себя.

Тяжело дыша, Маркус застыл, уткнувшись в нее лбом.

– Все хорошо, – прошептала она, поглаживая его по волосам и пытаясь приподнять лицо, чтобы заглянуть ему в глаза. Они были любовниками всего неделю, и она до сих пор привыкала ощущать его близость. – Все хорошо, – как заклинание, шептала Либерти, сама не понимая, кому это говорит. Ему? Или себе самой?

Она ждала, что он задвигается внутри ее, но он внезапно схватил ее за руки и завел их за голову, жадно поцеловал и лишь затем снова задвигался. Она впервые оказалась полностью в его власти. Всю неделю он тщательно следил, чтобы ей было хорошо и приятно, но сейчас в его яростной атаке не осталось и намека на нежность.

Будь на его месте кто-нибудь другой, и она наверняка бы испугалась, но это был Маркус, и она была его. Целиком и полностью.

И что еще важнее, он был ее. Грубое спаривание, яростное желание? Они лишь в очередной раз подтвердили, как отчаянно он в ней нуждается, и, вместо того чтобы пытаться бороться и сопротивляться, она полностью отдалась в его власть. Раз именно это ему сейчас нужно, она именно это ему и даст.

Сдвинувшись, он схватил ее запястья одной рукой, а второй ущипнул за сосок, заставив резко вдохнуть, и как только она приоткрыла губы, сразу же впился в них.

Опустив свободную руку ниже, он ухватил ее за бедро, приподнимая ногу так, чтобы вонзаться еще глубже. Воздух между ними так и дрожал от напряжения, а внутри ее начал нарастать оргазм.

– Да! – выдохнула она. – О да, Маркус!

– Малышка, – ответил он, легонько кусая ее в шею, а затем резко отстранился и принялся ласкать пальцами там, где она сейчас больше всего и хотела. И под этим умелым натиском внутри ее рождалась целая буря чувств и ощущений, буря, которую она могла контролировать не больше, чем сметающий города ураган. И стоило ей лишь унестись в яростной вспышке вверх, как Маркус еще пару раз в нее вонзился и замер, хрипло дыша.

Повалившись на кровать, он наконец отпустил ее руки и крепко обнял.

А она не стала ничего говорить. Да ей было и не нужно. Достаточно и того, что она рядом с ним.

Тяжело дыша, они несколько минут лежали в объятиях, а потом он приподнялся на локтях и смущенно улыбнулся:

– Все хорошо?

– Хорошо. И даже лучше.

Вот только она все равно должна ему все рассказать.

Но прежде чем она нашла нужные слова, Маркус сам заговорил:

– До тебя, малышка, я и не знал, что могу за себя постоять. Но теперь я буду бороться. Бороться за нас. За тебя, меня и Уильяма.

– За Уильяма?

Маркус прижал ее к себе еще крепче.

– Может, нам взять его под опеку? Вдвоем?

Она резко села:

– Что?

На этот раз он улыбнулся гораздо увереннее. Как и положено улыбаться человеку, который знает, чего хочет, и привык получать желаемое.

– Я отлично понимаю, что родители так просто от меня не отстанут, но мне наплевать. Кто бы что ни говорил, я не собираюсь тебя прятать. Либерти, я буду за тебя бороться. – Он провел кончиками пальцев по ее щеке. – Я дам тебе все, что ты хочешь. А ты хочешь Уильяма.

– Но… А как же работа? Я должна работать. И что ты устроил с Дженнером?

– Я понимаю, что тебя беспокоит связь с начальником, да и мне такое положение не слишком нравится. Отец прославился интрижками с помощницами, а я так не хочу. Я хочу, чтобы мы играли на равных.

– Но ребенок?

Он пожал плечами:

– Можно нанять няню. Или сделай годовой перерыв.

– Но…

– Никаких но. Либерти, я хочу тебя. И уже давно. Я хочу засыпать с тобой в одной кровати, а утром просыпаться, держа тебя в своих руках. Ты единственная, кому я доверяю, и я больше не могу без тебя жить. Переезжай ко мне. – Усевшись на кровати, он прижался лбом к ее лбу. – Давай создадим семью. Ты, я и Уильям.

– Маркус. – Я черная, моя мать сидела в тюрьме. – Ты должен знать, что…

Но он лишь покачал головой.

– Не хочу ничего слышать. Поверь, все это неважно. Я могу изменить твое прошлое не больше, чем свое собственное. Все это уже не важно. Я больше не стану оглядываться назад. Важно лишь, что я люблю тебя и хочу быть с тобой до конца жизни.

Но так нельзя!

– Либерти, позволь мне стать твоей семьей, а сама стань моей.

Ну разве можно отказать в такой просьбе? А раз прошлое его не интересует, она и сама о нем больше думать не станет.

– Я тоже этого хочу.

И они оба рассмеялись от радости.

Потому что хотели.

Глава 16

– Напомни-ка, зачем мы это делаем? – уточнила Либерти, останавливаясь перед офисом продюсерской компании «Неудержимого безумия».

На следующий день после пляжной вечеринки ранним утром, еще до свадебной церемонии, они покинули остров и вот уже целых два дня наслаждались друг другом в отеле «Беверли-Хиллз».

– Затем, что у нас назначена встреча. Не прийти на нее было бы просто невежливо.

Либерти устало вздохнула:

– Я и раньше считала встречу с продюсерами реалити-шоу не лучшей идеей, а теперь, когда мы вместе…

– Я не собираюсь участвовать в шоу. – Маркус улыбнулся. Разве осмелился бы еще кто-нибудь с ним спорить? А она открыто выражает свое мнение. Как же ему все-таки повезло!

– Тогда зачем вообще с ними встречаться?

– Слушай, мои родители и так бесятся.

– И при чем тут это?

– При том, что отчасти они правы. Я действительно должен думать о деловой репутации. Сейчас они мне не нужны, и я просто выслушаю их предложения и вежливо откажусь, но, кто знает, вдруг через пару лет кто-нибудь из них мне позвонит и предложит вложить деньги в стоящий проект? – Поймав ее руку, он легонько ее стиснул, надеясь, что она поймет, что глупо захлопывать дверь перед новыми возможностями. – Например, я мог бы вложиться в кино.

– Ты и так можешь туда вложиться. Ты – Маркус Уоррен. – Либерти изо всех сил боролась с улыбкой. – Ты вообще все можешь.

– Как скажешь. – Он игриво притянул ее к себе. – А чем потом займемся? Достопримечательности осмотрим или… – Поцеловав нежную кожу под ухом, он заставил ее содрогнуться всем телом.

Сейчас он быстро разберется с продюсерами, а следующие два дня будут принадлежать лишь ей одной. А потом они вернутся в Чикаго и начнут оформлять бумаги для опеки над Уильямом.

Но стоило им подняться в офис, пройти в переговорную и со всеми поздороваться, как все пошло совсем не так, как он рассчитывал.

– Давайте сразу перейдем к делу. Вы с мисс Риз пара, верно?

– Да. – Как же сложно говорить ровным тоном, когда он только что пять минут расписывал незаменимость своей помощницы. Откуда они узнали?

– Тогда у нас проблемы. Мистер Уоррен, позвольте мне прямо сказать, что ваша доступность была одним из ваших главных достоинств. Самоуверенный, богатый, но теперь уже не одинокий. В любом случае женщину с таким прошлым плохо воспримет наша целевая аудитория. Особенно представительницы прекрасного пола.

– Что? С каким прошлым? – Посмотрев на Либерти, он вдруг увидел, что она позеленела.

Продюсер, мистер Шабот, тоже повернулся к Либерти.

– Ваша мать неоднократно попадала в тюрьму за наркоторговлю и проституцию и умерла от передозировки? Верно?

– Это фотография Либерти с матерью? – Один из продюсеров протянул мистеру Шаботу планшет. – Но она же… – Маркусу показали снимок, на котором девочка, явно Либерти, стояла рядом с худощавой и достаточно светлокожей афроамериканкой.

В зале повисла полная тишина. Маркус отлично понимал, что ему нужно что-то сказать, что нельзя слепо верить всему сказанному, вот только… Сама Либерти не спешила ничего отрицать. Она вообще ничего не делала, кажется, даже не дышала. Если бы все это было ложью, она бы просто рассмеялась, а не сидела бы с таким убитым видом.

Маркус вдруг понял, что все это действительно правда.

– Откуда вы все это узнали? – наконец выдавила Либерти.

– Из письма. Вы же понимаете, что мы обязаны тщательно проверять всех кандидатов, так что мы провели маленькое расследование. Ничего личного.

– Ну разумеется.

– И вы отдали вашего ребенка на усыновление, верно?

На это она сразу же отреагировала.

– Что? Нет.

Шабот сверился с документами:

– Мальчик по имени Уильям. Верно?

Маркус с ужасом на нее уставился. Не могла же она в самом деле… Или могла?

– У меня никогда не было детей. Ваш источник ошибся.

– Поймите, мы строим определенный образ: власть, богатство – вот наши понятия, – продолжал Шабот, но Маркусу уже было все равно. – Если бы вы двое поженились, тогда другое дело, но если мы хотим выйти на новый уровень…

Шабот продолжал распинаться о продажах и имидже, но Маркус не слушал, все так же разглядывая не осмеливающуюся поднять на него глаза Либерти.

Ее мать негритянка? Наркоманка? Проститутка? Но почему она все это время молчала? Не могла же она считать, что это как-то повлияет на его отношение к ней самой? Или была еще какая-то причина?

И она не просто молчала, она соврала. Но ради чего? Какое ему дело до ее расы? Зачем было выдавать себя за ту, кем она не является?

«Я недостаточно для тебя хороша». Так вот почему она все время это повторяла и не хотела идти на свадьбу? Не хотела, чтобы он участвовал в этом дурацком реалити-шоу?

Именно это она и пыталась ему рассказать? Вот только он сам не стал слушать, заявив, что все это уже не важно.

– …рыночная доля, – продолжал между тем Шабот. – При желании вы вполне можете поучаствовать в качестве продюсера.

Лучше уж глаза ржавой ложкой выковырять.

– Ясно. – Сам еще толком не понимая, что собирается сказать, Маркус встал, но одно он знал точно: просто так все это оставлять нельзя. Но уж выходить на «новый уровень» он явно не собирался. Да и что это вообще значит? Его лицо на коробках с обедами? Да пользуются ли сейчас вообще такими коробками? Он не знал и выяснять не собирался. – Будем на связи, – соврал он и, развернувшись на каблуках, пошел прочь, даже не посмотрев, следует ли за ним Либерти.

Как же он от всего этого устал. Мать, Лилибэт, теперь еще и она. Всем нужно лишь его имя и состояние, но не он. Сам он никому не нужен.

Все они без конца повторяли лишь то, что, по их мнению, ему нужно было слышать. Чтобы «защитить». Наверняка Либерти сейчас именно это и скажет. Она просто пыталась защитить его от правды. Но зачем? Чтобы эту правду можно было против него использовать? Или было что-то еще? Что-то еще хуже?

Дурак. Какой же он все-таки дурак. И почему он решил, что Либерти чем-то отличается от всех остальных? Она не хотела идти ни на свадьбу, ни на эту встречу, но говорила об этом так, словно переживает за него.

Но теперь-то он знает, что защищала она себя. Себя и свои тайны. А много ли еще у нее этих тайн? Вдруг это всего лишь верхушка айсберга?

У всего и всегда есть своя цена. Все и всегда сводится к сделкам. Ты либо приобретаешь, либо теряешь.

И как же он устал без конца терять и проигрывать! Но на этот раз, кроме самого себя, винить ему некого.

Он вдруг понял, что уже вышел из здания.

– Маркус, – тихо окликнула Либерти откуда-то сзади.

Но он даже не обернулся. Где-то здесь его должна ждать машина с водителем.

– Маркус, подожди, пожалуйста.

Он не желал тратить на нее ни секунды, но забыл, где оставил машину, и не знал, куда идти. Стоило ему остановиться, как смятение мгновенно сменилось бешеной яростью. Он сам во всем виноват. Виноват, что попытался быть настоящим.

Он резко обернулся и посмотрел в ее огромные глаза.

– Почему?

– Я… – Сглотнув, она прижала к груди планшет. Раскрасневшиеся щеки, раскрытая сумка на плече… Неужели она за ним бежала? Только ему уже все равно. – Я вызвала машину. Сейчас подъедет.

– И все? Больше тебе нечего сказать?

– Я не… Мы… Можем мы сперва хотя бы машину дождаться? Если мне опять предстоит унижаться, я бы предпочла, чтобы это было наедине.

– А, точно. Публичный скандал может плохо сказаться на нашей репутации, и как я только об этом не подумал?

На секунду она опустила плечи и вся сжалась, но потом снова выпрямилась.

– Пожалуйста, давай дождемся машины. Или тебе приятнее поставить меня на место у всех на виду?

– Нет. Зато совсем неприятно, что ты продолжаешь делать вид, что тебя волнуют подобные мелочи.

– Это не мелочь. И не смей говорить так, словно мне нет до тебя дела.

– А есть? И когда же ты собиралась мне все рассказать? Дождалась бы, когда мы усыновим Уильяма? Когда заведем собственных детей?

– Уильям не мой ребенок. Да и не мог им быть. Ты стал моим первым мужчиной.

– Так ты была девственницей?! – прорычал Маркус.

Она дернулась, словно он ее ударил, а прохожие начали оборачиваться.

– Маркус, машина…

Но он уже не мог остановиться.

– А ты не думаешь, что об этом неплохо было бы упомянуть?

– Я пыталась. Я пыталась все тебе рассказать, но ты сам признался, что прошлое осталось в прошлом, и ни мое, ни твое не имеют никакого значения. Так что да, я много раз думала, что мне стоит это упомянуть, но не стала, потому что ты этого не хотел.

– Потому что считал, что у тебя там обычная история о разбитом сердце или… не знаю, как тебе пришлось работать по ночам во время учебы. Я и представить не мог, что ты скрываешь свою расу, притворяясь белой. Как это может быть не важно? Бог ты мой, я же жениться на тебе хотел! Хотел создать с тобой семью. Я доверял тебе. Доверял целиком и полностью, рассказывал то, что никогда еще никому не говорил. Потому что любил. Вот только ты меня никогда не любила. И совсем не доверяла.

– Маркус, – по ее щекам текли слезы, – я хотела все рассказать, но…

– Нет, если бы действительно хотела, рассказала бы. И знаешь что? Все это действительно не важно. Мне все равно.

– Не важно?

– Честность – вот все, что мне от тебя было нужно. И я думал, что ты со мной честна. То есть неужели вообще все было ложью? Ты хотя бы бегала?

Она вздрогнула:

– Нет. До встречи с тобой я никогда не бегала.

Ложь. Одна сплошная ложь.

Лишь эти пробежки с Либерти вокруг озера помогали ему тогда пережить предательство Лилибэт и справляться с давлением родителей.

Но на этот раз он даже убежать не может.

– И снова ложь. Но зачем? Чтобы выйти за меня? Так хотелось примерить на себя имя Уорренов?

– Ты издеваешься? Я ненавижу твое имя, и мне плохо при одной мысли, как с тобой обошлись родители, лишь бы сохранить семейный престиж.

– Тогда зачем? Хоть сейчас скажи правду.

– Зачем? А ты хоть раз пробовал побыть в этом мире негритянкой? Не все рождаются с целым ворохом рубашек.

Она наконец-то пришла в себя, но даже это его не радовало. Он всегда обожал эти споры, потому что она одна из немногих, кто никогда не боялся говорить ему правду. Вот только это тоже оказалось ложью. Та Либерти, что он любил, была одной сплошной ложью.

– Да, моя мать темнокожая, а отец, скорее всего, белый. Я не знаю. Но знаю, что, выдавая себя за белую, я, чтобы выбраться из ямы, трудилась лишь в два раза больше остальных. В два, а не в четыре. Так что да, я притворялась, выдавая себя за белую девушку из среднего класса. И я не собираюсь извиняться за то, что мне приходилось делать, чтобы выжить.

– А я и не хочу, чтобы ты извинялась за то, что выжила.

– Тогда чего ты от меня хочешь?

– Я хочу тебя настоящую.

Она посмотрела куда-то ему за спину.

– Машина. Я с радостью расскажу тебе, как здорово расти с матерью-наркоманкой и кочевать из одной приемной семьи в другую, но в машине. Пожалуйста, давай сядем в машину.

– Нет. С меня хватит. Ты хоть понимаешь, что ради тебя я все поставил на карту? Выстоял перед матерью, хотел создать с тобой семью. Черт! Да ради тебя я на все был готов. Либерти, я готов был за тебя бороться.

Но стоило ей посмотреть на него полными жалости глазами, как вся его ярость мгновенно испарилась, сменившись тошнотой. Как же он от всего этого устал…

Он хотел, чтобы все изменилось, и все действительно изменилось. К худшему.

Шагнув вперед, Либерти погладила его по щеке: Я не хотела, чтобы ты за меня боролся. Я хотела, чтобы ты боролся за самого себя.

И прежде чем он успел что-то ответить, она повернулась и прошла прочь.

– Ты куда?

– Бери машину, я сама домой доберусь.

– И все?

Почему ему так не хочется смотреть, как она уходит? Он же не хочет, чтобы она оставалась! Но… Он хочет, чтобы последнее слово осталось за ним. Хочет сам уйти.

– Все. И мы оба знали, что именно так все и закончится.

Знали? Возможно.

– Садись в машину, я себе другую вызову.

Вот теперь точно все.

И они оба это знали.

Глава 17

Знай Либерти, где похоронена мать, она отправилась бы к ней на могилу. Потому что впервые в жизни чувствовала себя так, словно та смогла бы ответить на мучившие ее вопросы.

Или хотя бы на один. Что Джеки почувствовала, когда ее принц в полиэстере так и не сумел ее спасти?

Сама она не хотела, чтобы Маркус ее спасал, но на несколько дней он все же сумел стать ее рыцарем в сверкающих доспехах, что готов защищать от всех врагов и обидчиков.

Но Либерти так и не узнала, где покоится ее мать. Так же как и бабушка Девлин. У нее не осталось ни одной ниточки, связывающей ее с детством. Ни родственников, ни друзей, даже тех трущоб, где она выросла, давно уже нет…

Вот только как бы далеко она ни ушла, она навсегда останется дочерью Джеки Риз.

Она никогда не врала Маркусу, но, как оказалось, врала самой себе. Она всю жизнь пыталась убедить себя, что дочери Джеки Риз не существует, а следовательно, она не имеет никакого значения. Потому что именно такой и чувствовала себя в детстве. Не важной и не значимой.

Но та Либерти, какой она стала, имела значение. Потому что сама себя сделала значимой.

И не нужны ей никакие принцы. Да, строго говоря, у нее, собственно, никого и нет.

Два дня спустя после последнего разговора с Маркусом она без звонка постучала в дверь Хейзел. Она отлично понимала, что этот Уильям не имеет ни малейшего отношения к ее умершему братику, но прямо сейчас он – единственное, что хоть как-то связывало ее с прошлым.

– Да? Мисс Риз! Но я не ждала вас сегодня. Ни вас, ни мистера Уоррена.

– А его и нет. – И как ей только удается так спокойно о нем говорить?

– Нет?

– Могу я повидаться с Уильямом?

– Конечно, дорогая. Заходи, только дверь не забудь закрыть.

Поднимаясь по ступенькам, Либерти в очередной раз думала, как ей жить дальше. Завтра вечером, после ухода Маркуса, она заберет из офиса все свои вещи, а послезавтра приступит к поискам новой работы. Про Эрика Дженнера можно сразу забыть. Слишком близко к Маркусу.

Она снова безработная и должна начинать все сначала. И как ни больно это признавать, это значит, что сегодня она увидится с Уильямом последний раз. Нельзя привязываться к нему еще больше. На усыновление не хватит денег, а ради работы, может, еще и переехать придется… Да и в любом случае из Чикаго лучше уехать. Здесь слишком многое напоминает о прошлом. Или даже о нескольких прошлых.

– …мисс Риз?

Покачав головой, Либерти постаралась сосредоточиться на стоящей посреди детской Хейзел.

– Извините?

– Я спросила, все ли в порядке у вас с мистером Уорреном.

– Я не… – Вглядываясь в купленную Маркусом мебель, она просто не смогла договорить. Вся эта комната была одним огромным знаком его заботы об Уильяме и о ней самой. – К сожалению, мы не сможем усыновить Уильяма, – выдохнула она, беря малыша на руки.

Что ж, похоже, будет еще больнее, чем она думала.

Она понимала, что Маркус чувствует себя преданным, но не могла забыть, что он, несмотря на все обещания, от нее отступился. Просто потому, что она не стала приоткрывать болезненную правду.

– Дорогая, мне так жаль, я надеялась, что вы…

Да, они все надеялись.

Либерти уселась в кресло-качалку, пристально разглядывая малыша, чтобы навсегда запомнить его черты. Еще немного, и она сумела бы его удержать. И его, и себя. Но она слишком близко подлетела к солнцу и опалила крылья.

– Я пришла попрощаться. – В первую очередь она обращалась к Уильяму, а лишь затем к Хейзел.

И стоило ей лишь это сказать, как малыш улыбнулся. Неужели он уже научился узнавать ее голос? Запах? Так хочется верить, что он на всю жизнь запомнит, что когда-то была женщина, готовая ради него на все. Готовая рисковать.

А Маркус говорил, что она никогда не станет рисковать.

– Сфотографируете нас? – Либерти протянула Хейзел телефон. Телефон компании, который она завтра же вернет в офис. Так же как и купленные Маркусом наряды.

Где-то в глубине души она понимала, что лучше продать все это богатство и месяцами жить на вырученные деньги, неторопливо подыскивая работу, но так будет нечестно. Нельзя, чтобы он решил, что она была с ним лишь ради денег.

– Дорогая, будет лучше для ребенка, если ты продолжишь его навещать. Столько, сколько сможешь.

– Почему?

– Потому что он тебя узнает. Поверь, малыши чувствуют, когда их любят, а этот еще только приходит в себя после пережитого. Ты же знаешь, что его мать так и не нашли? Я понимаю, что ты не можешь забрать его навсегда, и жизнь меняется. У меня самой дети приходят и уходят, но я хотя бы стараюсь сделать их жизнь как можно лучше. Этот малыш уже потерял мать. Не думаю, что ему будет хорошо, если ты так рано исчезнешь.

– Но я… Мне нужна новая работа, и, возможно, совсем скоро мне придется переехать.

– Я понимаю, но даже если ты будешь приходить хотя бы следующие недели… Малыши чувствуют, когда их любят. Поверь, я знаю, о чем говорю.

А разве ее саму не спасла любовь бабушки Девлин? Старушка не могла забрать Либерти к себе, но в детстве она знала, что всегда может рассчитывать на теплые объятия, печенье и сказки, знала, что ее всегда ждут. И именно это и помогло ей вырасти и сотворить из себя настоящего человека.

– Хорошо. – Она с трудом подавила всхлип. – Как скажете.

Кивнув, Хейзел отправилась за бутылочкой, и Либерти склонилась к малышу:

– Я люблю тебя, Уильям, и всегда буду любить.

Малыш тихо вздохнул, и она наконец-то расплакалась.

Два дня безуспешно дожидаясь ее появления в офисе, Маркус окончательно убедился, что на работу она возвращаться не собирается. Ладно. Теперь ему придется искать новую помощницу, а какое-то время обходиться самому. Не слишком удобно, но не так уж и важно.

Правда, это никак не объясняет, почему он велел охранникам звонить ему, как только она объявится в здании. В конце концов, все ее вещи остались на рабочем месте, значит, рано или поздно она за ними вернется.

И он сразу же об этом узнает.

У него не было ни малейшего желания с ней разговаривать, но стоило охраннику позвонить в девять пятнадцать вечера и сказать, что она пришла, как он сразу же бросился к машине и поехал в офис.

Зачем? Он же и так уже все ей сказал… Наверное, он просто хочет убедиться, что она не возьмет ничего чужого или не сменит все пароли.

Но, когда он приехал, ее уже не было.

Они разминулись.

Пройдя мимо опустевшего стола, он вошел в кабинет, где на своем столе обнаружил принадлежавший ранее Либерти корпоративный телефон и записку.

«Маркус, я никогда не прощу себе той боли, что невольно тебе причинила. Я не хотела ничего менять, потому что думала, что у меня и так уже все есть. Но я ошибалась.

Думаю, мне лучше двинуться дальше. Я не стану работать на Дженнера, так что тебе не придется ничего объяснять. Пожалуйста, не переноси свою злость на Уильяма. Он ни в чем не виноват, просто я хотела, чтобы его жизнь сложилась чуть лучше моей.

Надеюсь, ты найдешь то, что тебе действительно нужно, и будешь за это бороться. Не ради меня, не ради родителей, а только ради себя самого. Если чему жизнь меня и научила, так это тому, что человека может спасти лишь он сам. Никто другой за тебя этого не сделает.

Спасибо за все. Последние три года стали настоящим даром, но я его не заслуживала.

С любовью,

Либерти».

Сам не зная зачем, он взял телефон и набрал непонятно почему запомнившийся пароль. И сразу же увидел последнее используемое приложение.

На него смотрела уставшая, измотанная и явно несколько дней не спавшая Либерти с Уильямом на руках.

Перед ним вновь мелькнули картинки из той жизни, какой у него уже никогда не будет. Совместные пробежки, веселье, дети…

Качнув головой, он в очередной раз постарался убедить себя, что у него и так уже есть все, что ему нужно. В конце концов, он Уоррен, а это что-то да значит. Так говорила мать, и уж в этом-то она точно была права. Она…

Он мгновенно замер. Мать.

Они с отцом наняли частного детектива, который нарыл достаточно грязи, чтобы засадить его няню и всю ее семью за решетку.

А потом вдруг из ниоткуда всплывает прошлое Либерти.

Он схватил телефон.

– Маркус, дорогой, ты в порядке? Я так за тебя волновалась.

Ему даже не пришлось ничего спрашивать, она и так уже ответила. Ведь никто еще не знал об их разрыве.

Глава 18

– Мисс Риз? Это Триш Лангмаер из известного благотворительного центра «Один ребенок, один мир».

– Здравствуйте. – Либерти замерла посреди дороги. Еще два квартала – и она у дома Хейзел. Третий раз за эту неделю. – Чем могу вам помочь? – Она отправила много резюме, но этого названия не помнила.

– Наша организация предоставляет основные школьные принадлежности для детей, живущих за чертой бедности, и гранты на улучшение школ.

– Благородная цель. Но при чем тут я? – Именно образование позволило ей выбраться из нищеты, но сейчас это к делу не относится.

– «Фонд Лангмаер» сделал существенное пожертвование, и теперь нам предстоит закупить крупную партию компьютеров.

«Фонд Лангмаер»? Нат Лангмаер? Это имя ей знакомо.

Бог ты мой!

– Извините, вы сказали – Триш Лангмаер?

Триш рассмеялась:

– Да, мы расширяем нашу деятельность и хотели бы предложить вам должность координатора проектов. У вас отличные рекомендации.

– Но чьи? Я же не отправляла вам резюме!

– Маркуса Уоррена. Нам нужен человек, одинаково привычный и к беднейшим школам, и к организации и участии в благотворительных мероприятиях. Вы же не просто знакомы с обоими мирами, но можете личным примером показать, как образование способно изменить жизнь, а последние три года вы работали в «Уоррен капитале». Вы отлично нам подходите.

– Подхожу? – Она годами скрывала свое детство, а теперь ее пытаются убедить, что оно лишь преимущество? – Конечно подхожу, просто все это немного неожиданно.

– Я понимаю. Если вам интересно, я бы хотела обсудить все подробности на следующей неделе, в Сан-Франциско.

– Конечно интересно. Сан-Франциско? Хорошо.

Обменявшись с Триш адресом электронной почты, она попрощалась и удивленно уставилась на новенький телефон. Что только что произошло? Неужели Маркус позвонил жене очередного миллиардера и дал ей отличные рекомендации? Настоятельно попросил взять на работу? Для которой она «отлично подходит»?

Но они уже полторы недели не виделись. Даже не разговаривали. Конечно, она не оставила нового номера, но…

Ладно. Все это в прошлом. Она скрыла от него правду, а он нарушил обещание и отступился.

На негнущихся ногах она дошла до дома Хейзел и уставилась на припаркованный «астон-мартин» Маркуса.

Бог ты мой. Он здесь, с Уильямом.

Но прежде чем она успела убежать, распахнулась дверь.

– Мисс Риз, – улыбнулась Хейзел, – мистер Уоррен вас ждет.

– Ждет? Как он узнал, когда я приду?

– Он звонил после вашего последнего прихода, – пояснила старушка. – Уильям так обрадовался его появлению.

Либерти лишь молча уставилась в спину поднимавшейся по лестнице женщине. Но разве это возможно? Может, она просто сильно ударилась головой, и у нее начались галлюцинации? Сперва предложение работы, а теперь еще и это.

Но что он затеял?

Как оказалось, затеял он игру с малышом. Застыв на пороге, Либерти смотрела, как Маркус Уоррен, один из самых влиятельных людей Чикаго, усевшись на полу, дергает младенца за ноги, а тот радостно смеется и брыкается.

– Она пришла! – объявила Хейзел.

Маркус поднял глаза.

– Уильям, смотри, кто пришел.

Малыш сразу же протянул к ней пухлые ручки. Что ж, похоже, он действительно ее узнал.

– Маркус? Что ты сделал?

Эта улыбка… Он всегда так улыбался, когда знал что ответить и ничего не боялся.

Подхватив малыша на руки, он поднялся с пола.

– Хейзел? Не могли бы вы нас на минутку оставить?

– Разумеется!

– Маркус, – снова попыталась начать Либерти, когда старушка ушла, – что ты здесь делаешь?

– Пришел Уильяма навестить, а заодно узнать у Хейзел, что нужно, чтобы его усыновить.

Она уставилась на него с открытым ртом.

– Усыновить? Но зачем?

– Затем, что я этого хочу.

– А благотворительный фонд? Я получила предложение работы. Из Сан-Франциско. Что это значит?

Он лишь пожал плечами.

– Тебе нужна работа, я же тебя знаю. Без постоянного занятия ты не сможешь нормально жить.

– Но… Почему? Зачем ты это для меня сделал? Мое прошлое… Ты же сказал, что с тебя хватит. Что между нами все кончено.

– Ах, это… – Поцеловав малыша в макушку, он перехватил его поудобнее. – Я много думал о случившемся и должен перед тобой извиниться.

– Но…

– Никаких но. Выслушай меня. Ты ни на секунду не задумывалась, откуда эти продюсеры столько о тебе узнали? Помнишь, мистер Шабот сказал, что они получили письмо?

– Да, кажется, он что-то такое говорил, но после всего, что было, я даже и не думала о… От кого?

– Оказалось, что мама навела справки, еще когда я только тебя нанял… И хранила эти подробности при себе до тех пор, пока не нашла, как ими воспользоваться с наибольшей выгодой.

– Что?

– Она отвратительно с тобой обошлась, но ни за что не станет извиняться. Так что это придется сделать мне. Либерти, мне так жаль, что все так получилось.

– Ты извиняешься за нее?

– И за нее, и за себя. Ты была права, и я должен был к тебе прислушаться. Вся та поездка оказалась одной сплошной катастрофой, и я… – Он вздохнул. – Я повел себя как самый настоящий Уоррен. А я не такой. Ради тебя я хотел быть лучше. И если ты дашь мне второй шанс, я обязательно стану лучше.

– Тогда я должна еще кое-что тебе рассказать. Когда мать последний раз отправилась в тюрьму, она родила там ребенка. Он с рождения был наркозависим, и мне так ни разу и не удалось его увидеть, я даже не знаю, было ли у него имя, но сама я назвала его Уильямом, так же как и этого малыша. По-моему, это хорошее, сильное имя.

– Это все? Потому что если мы хотим, чтобы что-то сработало, мне нужно, чтобы ты была со мной полностью честна.

А у них еще может что-то сработать?

– Я не люблю бегать, но я все равно бегаю, потому что делаю это вместе с тобой. Сперва все было лишь ради работы, ради того, чтобы сделать себя ценной и незаменимой. А когда мне удалось добиться желаемого, я уже запуталась в бесконечной лжи и не могла так просто от нее избавиться. Я много раз хотела все тебе рассказать, но боялась, что, узнав правду, вместо меня ты увидишь лишь дочь Джеки Риз. А ею я быть не хотела. И я никогда не хотела причинять тебе боль. Я пыталась все рассказать, я просто…

– Делала все, чтобы выжить.

– Да, надеюсь, ты сумеешь меня простить.

– Малышка. – Все еще держа Уильяма на руках, он легонько погладил ее по щеке. – Я прощу тебя, только если ты сама меня простишь. Продюсеры застали меня врасплох, но это не извиняет моих действий. Я обещал за тебя бороться и защищать, но как только что-то пошло не так, я сразу же тебя бросил.

– Бросил. И сказал, что это не важно. Но это очень даже важно.

– Нет, не важно. Разве тебе важно, что в детстве меня пыталась похитить няня?

– Конечно нет. К тебе настоящему это не имеет никакого отношения.

– А твое настоящее не зависит от прошлого твоей матери. Я знаю, что не заслужил твоего доверия, но, прошу тебя, дай мне второй шанс. На этот раз я тебя не подведу. Одна очень умная и добрая знакомая сказала, что я должен делать лишь то, чего сам хочу. И она права.

– Но… Я? – Малыш чихнул, и они оба на него посмотрели. – И Уильям?

– Я хочу вас, вас обоих.

– Но ты сам нашел мне работу в Сан-Франциско.

– Нет, я нашел тебе работу координатора проектов, а проектов у них и в Чикаго хватает. Но даже если тебе и придется переехать, мы можем переехать вместе. С тобой я где угодно буду счастлив.

– Я недостаточно для тебя хороша и всегда останусь дочерью Джеки Риз. Люди станут говорить.

– Мне все равно. Мы с тобой знаем правду, а все остальное не важно. Прошу тебя, выходи за меня. Стань моей семьей на всю жизнь. Позволь доказать, что я никогда тебя больше не брошу и буду за тебя бороться. Бороться за нас. – Он взглянул на малыша: – За всех нас.

– Маркус!

Не в силах найти нужные слова, она просто его поцеловала.

– Это значит да?

– Да. – Забрав у него малыша, она прижалась к груди Маркуса. – Да. Я твоя, всегда была твоей.

– И всегда будешь.

Примечания

1

Ледерхоз – кожаные штаны, национальная одежда баварцев и тирольцев (нем.).

(обратно)

2

Дирндль – женский национальный костюм немецко-говорящих альпийских ретонов (нем.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg