«Избранница Фортуны»

Глава 1

– Думаю, я влюбился.

Погруженная в утреннюю газету, Мэгги Коул и бровью не повела на заявление мужа.

– Очень мило, – пробормотала она рассеянно и невнятно, поскольку рот был занят тостом из обдирного хлеба, а мысли – проблемой, удастся ли заглянуть на рекламируемую распродажу обуви между временем, назначенным у парикмахера, и обедом с Джуди Прентис. Обувь была слабым местом Мэгги, и, хоть ей никогда в жизни не приходилось думать об экономии, комбинация ОБУВЬ и РАСПРОДАЖА в броской рекламе обладала неотразимой притягательностью.

– Мэгги! Ты меня слушаешь? – Финн потянулся через стол, вырвал газету и швырнул на черную плитку, которой был выстлан пол их обеденного алькова. – Я сказал, что влюбился.

– Ты сказал: «Думаю, что влюбился», – поправила Мэгги, переводя взгляд со своего скудного завтрака на остатки обильной трапезы мужа. Нечестно, что Финн может есть как ломовая лошадь и сохранять самую изысканную фигуру, а Мэгги достаточно взгляда на шоколадку, чтобы набрать десять фунтов веса.

– Думаю – следовательно, люблю, – сказал Финн с непринужденной улыбкой, которая сражала женщин, как кегли. Шести футов ростом, с голубыми глазами, волосами цвета старого золота, лицом и фигурой бросавший вызов греческим богам, Финиан Коул мог получить – и, вероятно, получал – любую женщину, какую только хотел. У него были все основания стать закоренелым распутником.

Но он им не был. Он был… просто Финн. Распутник, конечно, но очень милый.

– Я серьезно, Мэгги. Я наконец влюбился.

– Поздравляю. Кто на этот раз? Спасибо, Сэм. – Мэгги улыбнулась сухощавому, темноволосому лакею приятной наружности, поднявшему газету и положившему возле ее тарелки, попутно третий раз налив ей кофе. – Как насчет второго тоста?

– Я сожалею… – Судя по виду, Сэм Ист не испытывал ни малейшего сожаления, и скорбный взгляд ее темно-карих глаз на слугу не действовал. Слишком много калорий.

– Но я же всегда съедаю два!

– Когда я знаю, что вы не станете жульничать за обедом, – да.

– А с чего ты взял, что я стану жульничать? – возмутилась Мэгги.

– Вы, кажется, просили меня заказать столик? Русская чайная… блины со сметаной и икрой?

Если бы Мэгги была способна краснеть, она бы покраснела. А так она только нахмурилась.

– Я собиралась съесть только один.

– Разумеется. А я собираюсь объявить себя принцем Уэльским.

– Если позволите, ваше высочество, – вмешался в перепалку Финн, – я хотел бы поговорить с женой наедине.

– Конечно, сэр. – Сэм попятился, кланяясь, в белизну своей кухни, сопровождаемый хихиканьем Мэгги. Сэм и Финн были ровесники и, несмотря на разницу в социальном положении, достаточно расположены друг к другу, чтобы не стесняться во взаимных колкостях.

– Мэгги, ты можешь быть серьезной? Дело нешуточное.

– Извини, дорогой. – Мэгги сделала серьезное лицо и смиренно сложила руки на коленях. – Ты собирался рассказать о новом свете в туннеле твоей жизни.

– Единственном свете. Теперь уже все по-настоящему. Я не просто влюбился – я люблю ее.

На этот раз в голосе мужа не было триумфа – только спокойная уверенность, мгновенно отбившая у Мэгги желание шутить. Она озадаченно всматривалась в безупречно красивого мужчину, с которым вот уже пять лет садилась за стол каждое утро. Финн, чьи манеры и внешность всегда были вне возраста, вдруг обрел в ее глазах ореол зрелой мужественности. В свои двадцать четыре года он не обзавелся ни одной складкой на лице, украшенном патрицианским носом, ни одной морщиной на чистом лбу, которому бесстыдно льстила небрежно спадавшая прядь густых светлых волос. Только циничные голубые глаза выдавали определенного рода опыт, однако этим утром в них не плясали издевательские огоньки. Они были прозрачными, почти безмятежными, и на мгновение Мэгги пронзила острая зависть.

– Ты уверен? – медленно спросила она, хотя уже знала ответ.

Финн очнулся от задумчивости и отвечал почти покаянно:

– Да. Абсолютно. Я не могу жить без нее, Мэгги. Я не хочу жить без нее. Я хочу, чтобы она стала моей женой, матерью моих детей.

Вот он и, наступил, момент истины. Смешно, но Мэгги всегда казалось, что первой влюбится она, а не Финн. Да и он думал так же. В конце концов, именно Мэгги в их тандеме была романтичной натурой, импульсивной оптимисткой. Финн был циник, закаленный заботами о построенной его дедом торговой империи и суровой необходимостью соответствовать образу Блистательного Плейбоя, созданному светскими колонками финансовых газет.

– О, Финн, я так рада! – Мэгги потянулась через стол, чтобы с чувством потрепать ему руку. При этом ее густые черные волосы, свободно падающие до плеч, прошлись по тарелке, собирая хлебные крошки. – Кто она? Я с ней знакома? Что-то не замечала, чтобы ты встречался с кем-то чаще, чем с другими… на прошлой неделе ты обедал с тремя разными женщинами…

– Маскировка, – ухмыльнулся Финн. – Все три свидания – деловые.

Мэгги выпрямилась и нетерпеливо отбросила волосы за спину, отчего крошки посыпались на темно-красный шелковый халат, подчеркивающий ее латинскую красоту – наследство матери-итальянки, которую она едва помнила.

– Маскировка? С чего это тебе понадобилась маскировка? – поморщилась она, и густая прямая челка легла на тонкие дуги бровей. – Финн, она ведь не замужем? Ты же не влюбился в чью-то жену?

– Разве это так страшно? У меня тоже есть жена – ты.

– Мы – другое дело, – отмахнулась Мэгги. – Она замужем? – У нее упало сердце при мысли о всяких сложностях… как будто их и так мало. – Я ее знаю?

– Не думаю, что вы знакомы. – Финн положил ложку сахара в кофе, и Мэгги начала подозревать самое худшее – он никогда не пил кофе с сахаром.

– Кто она, Финн?

– Она тебе понравится, Мэгги…

– Конечно, – солгала Мэгги. Она начала перебирать в уме наихудшие кандидатуры. У них с Финном отношения строились на абсолютной искренности.

При той семейной жизни, которую они вели, это было совершенно необходимо.

Неожиданная уклончивость мужа пугала. Мэгги любила Финна и не могла допустить, чтобы он связался с кем попало. Отхлебнув своего кофе, она скривилась. Не отважиться ли и ей на ложечку сахара? Судя по всему, такая защита от стресса может оказаться полезной. Но, лишь только рука воровато потянулась к сахарнице, Сэм с грохотом уронил кастрюлю и разразился у себя на кухне, за стеной из стеклянных кирпичей, ругательствами. Мэгги отдернула пальцы. Нет, она не может позволить себе и фунта лишнего веса… тем более что Сэм держит под наблюдением ее электронные весы. Этот приверженец здорового образа жизни почитает своим священным долгом заботиться о ее форме. Можно попытаться сжульничать, но не дома. При Сэме чувство вины у нее обостряется. Приятного мало. Плюс еще самолюбие и ловушка наследственности.

Помимо ирландских генов, переданных сухопарым отцом, в ней сидят итальянские клетки матери, только и ждущие, как бы превратить ее пять с половиной футов в мечту драпировщика.

– Ну же? Кто она? – Мэгги добродетельно пригубила горького черного пойла.

Финн буркнул что-то невразумительное и ослабил узел розового галстука, дивно сочетающегося с белой рубашкой и серым костюмом индивидуального пошива.

Что он сказал? Лора? Лорел? У Мэгги глаза полезли на лоб, открывая золотые ободки вокруг темно-карих радужек.

– Господи, Финн, неужели ты влюбился в Лору Хардинг? Да ей же вот-вот сорок стукнет, если, конечно, доживет!

– Не Лора – Лори.

– Ну, это уже легче! – Мэгги сделала еще глоток, чтобы смыть железный привкус, оставшийся во рту, но туг же поперхнулась и забрызгала стеклянный, в хромированной окантовке стол, когда Финн, откашлявшись, уточнил:

– Лори Фортуна.

– Лори Фортуна? – задохнулась Мэгги. – Лори Фортуна? Та самая Лори Фортуна?

Финн коротко кивнул, и жена поняла по этому движению, что он готов к обороне. И все же невозможно поверить.

– Лори Фортуна? Этот ребенок?

– Она не ребенок, Мэгги. Ей восемнадцать лет.

Брови Мэгти исчезли под челкой.

– В самом деле? Выходит, ее оставляли на второй год. Она ведь еще учится в школе?

У Финна сквозь загар проступил легкий розовый оттенок, что было новым потрясением для Мэгги. Финн краснеет? Бесстыдник Финн краснеет?

– Заканчивает школу, – поправил он. – В этом году. И ей еще нет восемнадцати… но через пару месяцев будет!

– Вот-вот, я и говорю – ребенок. Финн, просто не верится… она надоест тебе через месяц…

– Нет! – отрубил Финн. Румянец на его лице сменился той самой, способной вызывать зависть, безмятежностью. – Я знал многих женщин, Мэгги, но ни одна из них не рождала во мне такого чувства… такой беспомощности и вместе с тем всемогущества. Она – Единственная, Мэгги. Я понял это с первого взгляда. Здесь ни при чем возраст и опыт… или его отсутствие. Просто мы созданы друг для друга.

– Просто? – Хотела бы Мэгги, чтобы все было так просто. Ради Финна хотела бы. – Ты уверен, что она чувствует то же, что и ты?

Финн улыбнулся так нежно и чувственно, что у Мэгги екнуло сердце. Ох, Финн, не пришлось бы…

– Совершенно уверен.

– Лори Фортуна? – Ей еще раз захотелось убедиться, что это не чудовищное недоразумение.

– Лори Фортуна.

Мэгги, переведя дух, приступила к самой взрывоопасной проблеме.

– На свете есть миллионы женщин, но тебе понадобилось влюбиться именно в малолетнюю дочь Николаса Фортуны.

Финн болезненно поморщился, хоть и готовился к этому удару.

– Я уже говорил, что Лори не настолько юна…

– По сравнению с тобой – да, – мрачно настаивала Мэгги. – Я так понимаю, что он еще не знает?..

Финн чуть вздрогнул и на этот раз даже побледнел.

– Нет. Конечно, нет. Мы были очень осторожны…

– И сколько это продолжается?

– Пару месяцев.

– Ох, Финн… – Она понимала необходимость конспирации, но все-таки больно быть обманутой.

– Я не мог сказать тебе, Мэгги. Я… все это раскрутилось настолько необычно, настолько невероятно… Я просто не мог поверить в свою фортуну… – оба невесело улыбнулись каламбуру, – и… ну… естественно, мы не могли идти к ее отцу, пока я не поговорю с тобой. Видишь ли, она еще не знает о том, что мы с тобой…

Удар был ниже пояса. Во всех предыдущих своих романах Финн играл строго по правилам, и Мэгги не могла поверить, что эта любовь настолько изменила его. Несмотря на свою репутацию неисправимого повесы, Финн старался никому не причинять боли.

– Она не знает, что ты женат? Финн, как ты мог?

– Знает, конечно. – Голубые глаза оскорбленно вспыхнули. – Но не знает почему. То есть я сказал ей, что мы с тобой живем каждый своей жизнью, и она мне верит, но… больше я ничего не мог сказать без твоего разрешения, ты не согласна?

Мэгги уловила виноватую нотку и прищурилась.

– Не мог или не хотел? Если ты по-настоящему любишь ее и захотел бы полной откровенности, я бы поняла и простила – ты это знаешь. Или ты, не открывая тайну нашего брака, таким образом проверял глубину ее любви? – Финн опустил глаза, и Мэгги догадалась, что права. Все ее симпатии были на стороне Лори. – Значит, теперь, убедившись, что можешь на нее положиться, ты решил в награду выдать остальную правду. Это гадко, Финн!

Он пожал плечами и спокойно ответил:

– Может быть, но ей, так же как мне, нужно было узнать, достаточно ли она верит в меня. Нам предстоит еще столько трудностей, что без взаимного доверия не стоит и начинать. Когда все выйдет наружу, поднимется такой шум… наши семьи и ее отец ринутся в бой. Иногда единственное, на что можно положиться, так это на любовь и доверие…

– И на мои тоже, – мягко добавила Мэгги, и Финн облегченно улыбнулся.

– Она действительно очень юная, Мэгги, из-за этого я и сомневался сначала. Но сердце и голова у нее женские. Она не хочет никому делать больно, но хочет стать моей женой. Я знаю, что не заслуживаю ее после той жизни, которую вел; но у меня не хватит благородства отказаться от нее. И не откажусь, что бы ни сделал Ник Фортуна.

– А сделать он может много, – вздохнула Мэгги. Биографические сведения о Никласе Фортуне, безжалостном пирате бизнеса, были очень скудными. Он избегал славы как чумы, но известность беспощадно преследовала его благодаря вкладу Фортуны в «рационализацию» новозеландской экономики, который он внес, захватив контрольные пакеты акций множества убыточных компаний. Часть этих компаний была впоследствии обчищена и перестроена, а остальные – только обчищены и сброшены со счетов. Так или иначе, Мэгги знала, что он англичанин, что некогда занимался боксом и был женат, что лет двенадцать назад эмигрировал в Новую Зеландию и быстро сделал себе состояние на фондовой бирже, которое с тех пор превратил в несколько состояний, включая фигурально и буквально выражаясь – бриллиант его короны: эксклюзивное дело по производству и продаже бриллиантов, названное просто «Фортуна». Все свободное от делания денег время он посвящал ревностному пестованию дочери.

Мало кому удавалось сфотографировать Лори Фортуну, а из того немногого, что Мэгги приходилось слышать, складывался образ милой, послушной папиной дочки, которую готовили для брака с какой-нибудь общественной и финансовой знаменитостью, дабы будущий муж продолжал лелеять ее в такой же уютной роскоши, которую сейчас обеспечивает отец. Вовсе не такого сорта девушку или женщину ожидала Мэгги увидеть возлюбленной Финна. Ей вдруг очень захотелось увидеть его избранницу собственными глазами.

– Через пару месяцев ей будет восемнадцать, – рассуждал Финн, – и тогда нам не понадобится разрешение Фортуны.

– А его благословение? Будет ли Лори счастлива без него? Из того, что я слышала, создается впечатление, что они очень близки…

– Я знаю. – Самоуверенности Финна как не бывало. – Она говорит, что ей это не важно, что она любит меня, но хватит ли одной любви? – Он тихо простонал. – Должно хватить! – Порывисто вскочив, Финн обогнул стол. – Ты поможешь мне, Мэгги? – Это было скорее требование, чем просьба – все давно между ними решено, и Финн знал, что Мэгги не откажет, коли надежда на счастье улыбнулась ему. – Я помню наш договор, но развестись сейчас – значит раскрыть все карты. Черт, почему я должен был встретить ее именно сейчас?

– Можно придерживаться первоначального плана…

– Аннулирование брака? – Финн покачал головой. – Чтобы снова разгорелась вендетта? Думаю, мы можем…

– Финн, почему бы не продолжить этот разговор вместе с Лори? Так будет честнее – ведь это касается и ее будущего. Когда я могу познакомиться с ней?

– Что, если этим вечером?

– У вас свидание сегодня? – Неужели им в самом деле удается так легко видеться? – Я думала, что ее всюду сопровождает телохранитель, дуэнья или кто-нибудь в этом роде.

– Почти всюду, – усмехнулся Финн, и его глаза осветились нежностью, что заставило Мэгги почувствовать странную пустоту внутри. Финн был ее лучшим другом. За пять лет брака она успела познакомиться со многими его любовницами, некоторые ей даже нравились, и никогда еще у нее не было такого чувства, что на этом пиру она совсем чужая. – Но как раз сегодня вечером мы можем провернуть знакомство совершенно невинным образом, – продолжал Финн. Фортуна устраивает показ драгоценностей с коктейлем «У Саши», и Лори будет там…

Мэгги знала этот ресторан с ночным клубом, они оба были его завсегдатаями.

– И ее отец, конечно, тоже, – скептически добавила она.

– Ну, от него-то все равно никуда не деться. В конце концов, он тоже знает, кто я такой. По крайней мере не примет меня за искателя фортуны…

Мэгги хихикнула, и Финн нахмурился.

– Дорогой, я не виновата, что эта фамилия так чревата каламбурами.

– Только не пытайся каламбурить при Нике Фортуне: не думаю, что у него есть чувство юмора.

– Особенно когда дело касается дочери, – согласилась Мэгги.

– Черт возьми, Мэгги, почему я должен смотреть на него снизу вверх? Я происхожу из хорошей семьи, молод, не менее богат, чем Лори, да и старине Нику по этой части вряд ли уступлю; я здоров, меня уважают как бизнесмена…

– И еще ты женат. Теперь характеристика полная, не правда ли? У Ника Фортуны консервативные взгляды. Он пуританин. Финн.

– Черта с два. Он встречается с женщинами…

– Но тайком. И всегда с одинокими. Он презирает людей вроде нас… людей, у которых больше денег, чем принципов, меняющих партнеров как перчатки и не придающих значения брачным клятвам…

Финн на минуту задумался над этой очевидной несправедливостью.

– Ник не похож на пуританина. Как раз наоборот. Бьюсь об заклад, что в свое время он был порядочным шалопаем, и вряд ли это высокая мораль помогла ему так быстро сколотить состояние.

– Нет отца строже, чем остепенившийся повеса, – заметила Мэгги, – и мужа ревнивее. – Она не сомневалась, что, полюбив, Финн окружит свою жену точно такой же ревностной и ревнивой заботой, как Фортуна – дочь. – И его время еще не кончилось – вот в чем проблема, Финн. Ему еще нет сорока, он легче на подъем, чем многие юнцы. У него уйма денег и власти, и он не колеблясь воспользуется тем и другим, чтобы стереть в порошок любого, кто встанет на его пути…

– Чертов ханжа, – поморщился Финн; сам-то он, даже превратившись в ловкого бизнесмена, оставался жертвой «джентльменского» воспитания.

– Почему бы тебе не попытаться найти в этом человеке что-нибудь хорошее? – предложила Мэгги. – В конце концов, он станет твоим тестем. Неужели ты будешь вынуждать Лори разрываться между дочерней и супружеской любовью?

Финн ухмыльнулся. Он никогда не предавался унынию надолго.

– Дочь у него хорошая; думаю, начать можно с этого. Человек, произведший на свет такое дитя, как Лори, не может быть безнадежно плох…

На распродажу обуви Мэгги так и не попала. Она была слишком занята стратегическими планами. Стратегия была ее сильным местом. Друзья давно убедились, что Мэгги неистощима на оригинальные идеи, правда до тех пор, пока не нужно осуществлять их на практике. За это те, кто завидовал ее богатой и беззаботной жизни, называли ее прожектеркой. Зато имевшие счастье знать Мэгги поближе хорошо понимали, что к ее творческим способностям обывательские мерки неприменимы. Просто широта и многообразие ее интересов не стеснены необходимостью зарабатывать на жизнь. Мэгги – веселая забавница.

На Мэгги всегда можно положиться в вопросе вечеринки, или сбора средств, или свежего взгляда на неразрешимую проблему. Сузи Прентис, подружка по блинам и сплетням, принадлежала к числу таких счастливцев. Владелица рекламной фирмы, она одна знала, что потрясающий успех новой марки колготок в значительной степени был заслугой Мэгги, предложившей натянуть эту обыденную деталь женского туалета на разработавших ее дизайнеров-мужчин. Так было положено начало смешной и эротической серии рекламных роликов с актерами и пресыщенными гольфом и прозаической одеждой бизнесменами, а также серии веселых обедов с шампанским. Беспечные заявления Мэгги о том, что никакой пользы от нее нет, требовали существенных поправок.

К несчастью, на этот раз изобретательность, казалось, покинула Мэгги.

Отправляясь с Финном в ночной клуб, она все еще бесплодно раздумывала над тем, как выбраться из тупика, в который они оба завели свои жизни. Едва войдя, супруги тут же попали под прицел объектива. Клубный фотограф ловко отшутился – мол, не упускать же такую удачу. Это был прозрачный намек на то, что Финна и Мэгги чаще видят в компании с другими партнерами, но они, как обычно, оставили колкость без внимания. Благодаря их положению в обществе толки о внутреннем устройстве их замысловатого брака, нечувствительного к многочисленным изменам, были неиссякаемы. Им же самим довольно было того, что их брачный союз не увял под беспощадным светом прожекторов.

Сейчас Мэгги нежилась в этом свете, чувствуя себя абсолютно в своей стихии и зная, что выглядит наилучшим образом. Парикмахер создал для этого вечера новую прическу, совершенно не похожую на ее обычный, вызывающе зализанный стиль, а она соответствующим образом оделась. Андре туго завил ее волнистые волосы и создал из эбеновых локонов высокое сооружение, скрадывающее чуть широковатые рот и подбородок и выгодно подчеркивающее оливковый оттенок кожи и миндалевидные глаза, обведенные тускло-золотистыми тенями и ее собственными густыми ресницами. По моде короткое, свободного покроя платье из атласа тигровой расцветки в наилучшем виде представляло чуть великоватые груди и (в данный момент) похвально тонкую, благодаря неусыпной бдительности Сэма, талию. Теплый весенний вечер позволил надеть узконосые босоножки, делающие ее рост именно таким, какой она считала для себя наиболее подходящим. Вместо приличествующих случаю драгоценностей на ней были только недорогое деревянное ожерелье и подходящий к нему браслет рабыни, купленный во время путешествия по Африке. Последним штрихом был фирменный знак Мэгги Коул – перчатки. Она никогда не показывалась на публике без них. Во всяком случае что были черные кожаные с кружевом перчатки до запястий, и Мэгги не сомневалась, что изготовившая их мастерица скоро будет завалена заказами. То, что надевает сегодня Мэгги, все рабы моды будут искать завтра…

В полумраке помещения светились стеклянные кубы, в которых была развернута весенняя коллекция Фортуны. Довольно банальная идея, подумала Мэгги, но должна была признать, что этого никак нельзя сказать о самих драгоценностях. Мысленно она отметила пару превосходных вещиц, которые стоит приобрести для себя. Она как раз рассматривала брошь из золота, платины и желтых бриллиантов, когда Финн толкнул ее в бок и тихо произнес:

– Вон Лори.

Девушка стояла у входа. Мэгги видела ее и раньше, но не обращала на нее внимания и теперь разглядывала с немалым удивлением. «Да ведь ее даже особо хорошенькой не назовешь! – мысленно воскликнула она. – Разве что волосы».

Шелковистые светлые волосы свободно падали едва не до пояса. Тонкая фигурка в простом голубом платье выглядела почти мальчишеской. «Господь милосердный! – в отчаянии думала Мэгги. – Что случилось с Финном?» Обычно ему нравились женщины «в теле». Заметив краем глаза выражение его лица, она с удовольствием ответила ему таким же тычком в бок.

– Убери с лица эту блаженную улыбку, милый, или мы проиграли, – посоветовала она, едва разжимая губы. – Лучше подумай о том, как избавиться от ее сопровождающего.

Человек, властно державший затянутый в голубое локоток, был Никлас Фортуна, и Мэгги, едва увидев его, испытала знакомое ощущение сосущей пустоты внутри, из-за чего всегда старалась держаться подальше от этого субъекта. Несколько случайных разговоров с ним оставили неприятное впечатление: сквозь глянец светского безразличия проглядывало плохо скрываемое презрение.

Никлас составлял разительный контраст с дочерью – не только фигурой и колоритом, но и манерами. Не такой рослый, как Финн, он был все же высок, футов шести, крепко скроен и мускулист. Примерно такое же впечатление производил его ум. В черных, коротко подстриженных волосах сквозили седые нити. Лицо состояло из жестких линий и углов, чуть деформированных, будто из-за старых переломов, что было очень похоже на правду, если вспомнить его прошлое. Ощущение жесткости усиливалось темно-зелеными глазами… или серыми… или карими? Мэгги не могла бы сказать точно. Вероятно, это зависело от его настроения, которое всякий раз, когда ей случалось находиться рядом с ним, оказывалось непредсказуемым. Единственное, что противоречило впечатлению затаившегося внутри зверя, – это рот и ресницы: первый – неожиданно полный и чувственный; вторые – такие же длинные и мягкие, как ее собственные. Одет он был официальное всех присутствующих мужчин – строго черное и белое. «Наверно, для того, чтобы не приняли за одного из вышибал, – позлорадствовала Мэгги. – Только по одежде отличить и можно». Вероятно, именно первобытная грубость, граничащая с жестокостью, привлекала к нему женщин, среди которых всегда находилось немало кандидаток в героини его романов, довольно, впрочем, редких.

Мэгги вздрогнула от беспричинного страха. Черт возьми, он всего лишь мужчина, а она – в свое время – управлялась со многими. Вот только все они были одного сорта: поверхностные, падкие на лесть, и любого из них было так же легко заполучить, как и отвадить. Безопасная свита поклонников, слишком умудренная или слишком испорченная, чтобы поддаваться настоящим чувствам, вроде серьезной любви, способной возмутить спокойное течение благополучной жизни. Никлас Фортуна был другой – пробившийся в миллионеры из низов и живущий по собственным правилам. Не из тех, с кем захочешь иметь дело без крайней необходимости… не из тех, с кем следует иметь дело. И куда же они с Финном попали? Как раз между молотом и наковальней – то и другое в лице человека напротив.

Финн, которому всю жизнь сопутствовало дьявольское везение, похоже, не разделял тревог жены… или вправду Бог бережет влюбленных, потому что не прошло и получаса, как он уже знакомил обеих женщин, заведя за первую попавшуюся колонну.

Спустя несколько минут настороженного диалога, мало удовлетворившего любопытство Мэгги, она решила, что пора переходить к прямому разговору.

– Не принесешь ли ты нам еще шампанского, Финн? – Мэгги залпом допила остаток своего и протянула пустой бокал. Финн неуверенно посмотрел на бледное лицо Лори, ожидая увидеть мольбу о поддержке, но та, ничуть не робея, тоже протянула свой бокал, из которого не выпила и половины.

– А мне апельсинового сока, пожалуйста.

– Мм… гм, хорошо. – Ему не хотелось уходить, но нетерпеливые взгляды двух женщин не оставляли иного выбора. Лори посмотрела вслед, потом тревожно выглянула из-за колонны.

– Все в порядке, я держу твоего отца в поле зрения. Он сейчас в другом конце зала, пытается игнорировать какую-то стриженную наголо девицу, сказала Мэгги, пускаясь на разведку. – Он разрешает тебе пить?

– Он не против, если я иногда выпью бокал, – ответила Лори с заметной теплотой и впервые посмотрела Мэгги в глаза. – А вообще он предоставляет мне свободу выбора. Я решаю сама.

– Тем лучше для тебя. – Мэгги не стала делать вид, что не поняла вызов. Но решения, которые мы принимаем, неизбежно зависят от наших знаний и опыта.

До сих пор ты вела довольно затворническую жизнь. Представляю, как очаровывает Финн, если смотреть на него сквозь окошко башни из слоновой кости. Только он ведь не сказочный принц, явившийся спасти тебя от скуки, он мужчина из плоти и крови, которому нужен равный партнер, а не девочка, пробующая крылышки.

Ответом было молчание, и в Мэгги шевельнулась жалость. Похоже, характер у Лори Фортуны столь же холодно-невинный, как и ее внешность. Бедный Финн.

– Мне очень жаль, Мэгги, – тоненько пискнула девушка. – Но если ты решила, что хочешь сохранить его для себя, то тебе не повезло. Финн предложил мне руку, и я не позволю ему нарушить слово.

Мэгги подумала, что ослышалась. Широко раскрыв глаза, она смотрела на тонкое, бескровное личико… как оно не соответствует милой решимости этих слов!

– Ты хочешь бороться со мной за него?

Острый подбородочек задрался вверх.

– Я собираюсь бороться с ним за него. Финну кажется, что я нуждаюсь в защите. Вовсе нет. Я люблю его. Он любит меня. Он может быть женат на тебе, но он – мой!

– Не сомневаюсь, что другие женщины думали так же. У него ведь их было, знаешь ли…

– Все они ничего не значили. Это было просто времяпрепровождение. Отныне у него есть дом в моем сердце, и там он найдет все, в чем нуждается.

Какая самоуверенность! Мэгги вдруг заметила проблеск стали в младенческих голубых глазах. Она на мгновение даже опустила взгляд.

– Извини, я просто проверяла тебя, как и Финн.

Разве у меня есть право голоса? Наш брак никогда не был настоящим. – (В пустой, со стальным отливом голубизне забрезжила радость.) – Но, по-моему, тебе нужно знать все, прежде чем вы с Финном пойдете дальше. Не потому, – поспешила добавить она, когда Лори раскрыла рот, – что я думаю, будто ты можешь разлюбить его, – поверь, я скорее ожидаю, что ты полюбишь его еще больше, – а потому… ну, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Не спорю, он твой, но я взяла его попользоваться и еще не вернула…

Вместо того чтобы возмутиться, Лори рассмеялась, отчего уголки ее аккуратного ротика поползли вверх, повторяя линию чуть раскосых глаз.

Превращение бесцветного ангела в хулигана-мальчишку говорило о многом. Она действительно милая девочка, но еще и с доброй толикой перца. Все страхи Мэгги мгновенно испарились. «Да, Финн, – с облегчением подумала она. Теперь я вижу…»

– Ладно, пообедаем вместе и проведем военный совет, – объявила она. – Или лучше отправимся все вместе к нашему адвокату, потому что, кроме нас двоих, только он знает все тонкости нашего бумажного брака. Ох, Лори, если бы ты знала, как я рада, что Финн нашел такую, как ты. Ты права, остальные женщины ничего не значили. Финн просто проводил время, как холостяк, каким он и был на самом деле. Только я боялась, как бы он не влюбился случайно в женщину из тех, кто щекочет себе нервы, заводя роман с женатым мужчиной!.. – Мэгги испуганно зажала рот рукой, но Лори не обиделась.

– Я не щекотала себе нервы, поверь. Я была совершенно убита, узнав, что он женат… Потом много недель отказывалась встречаться с ним, но от этого не переставала его любить. Именно тогда, когда пришлось пожертвовать мечтой о счастливой любви, я поняла, что люблю по-настоящему. Наверное, я стала взрослой. Когда он написал мне… сказал, что ваш брак – фиктивный, что ты обещала дать ему свободу по первому требованию, что он не подойдет ко мне, пока не уладит все с разводом… – она беспомощно развела тонкими руками, даже и тогда у меня оставались сомнения. У отца очень твердые представления о святости брака, а я получала образование в монастыре… очень сильная комбинация.

– Ты католичка? Тебя беспокоит проблема брака с разведенным протестантом?

Лори помотала головой.

– Выбор школы определялся ее привилегированностью, а не верой. В конце концов, когда все перекипело, на дне остался простой вопрос: люблю ли я Финна настолько, чтобы пройти через ад? Ответ был: «Да!»

– А твой отец?

Лори отвела взгляд, надеясь скрыть тоску в глазах.

– Я не знаю, сколько займет ваш развод, но какое-то время с женитьбой придется подождать. А когда мне исполнится восемнадцать, что папа сможет сделать? – Печальная улыбка. – Разве что уволить.

– Ты работаешь на него? – поразилась Мэгги. Эта девушка полна сюрпризов.

– На «Фортуну» – компанию. Я работаю учеником ювелира.

– В самом деле? – В восхищенном восклицании Мэгги была доля скепсиса.

– И намерена доучиться. Если не в «Фортуне», то в другой компании. Меня всегда интересовали живопись и дизайн. Папа подарил мне оборудованную мастерскую. До сих пор я работала только с полудрагоценными камнями, но предпочитаю золото и серебро. Вот некоторые из моих работ. – Она продемонстрировала четыре изумительно варварских кольца на своих пальцах.

Мэгги была покорена.

– Сама я не ношу кольца, но могу отличить хорошую вещь. Эти великолепны!

Если потеряешь работу в «Фортуне», Финн выставит твои работы на продажу в «Маркхаме». – Престижный магазин, основанный Маркхамом Коулом пятьдесят лет назад, был краеугольным камнем многостороннего дела «Коул и K°», которым Финн управлял при немалом вмешательстве деда-основателя, упорно не желающего уходить на покой в свои семьдесят с лишним лет.

– Я еще не настолько уверена в себе, чтобы что-то продавать. Но хотела бы сделать браслет для тебя.

– О, спасибо, я…

– Лори?

Мэгги настолько увлеклась разговором, что забыла следить за Никласом Фортуной. Он стоял у колонны, щурясь на двух виновато застывших женщин.

Мэгги молилась про себя, чтобы Финн не вздумал броситься на помощь. Она откашлялась, но Ник Фортуна заговорил первым:

– Лори? Майкл Стивене хотел представить тебя своей матери.

Лори чуть заметно напряглась, и Мэгги, поверхностно знакомая со Стивенсами, поняла причину. Майкл был ровесником Лори. Милый, вполне подходящий мальчик.

– Я… да, конечно… Я как раз возвращалась из дамской комнаты. – Лори взяла себя в руки и снова приобрела вид полнейшей невинности. – Рада была познакомиться с вами, миссис Коул.

Лори бросилась прочь. Счастливица! Мэгги не позволили исчезнуть с такой легкостью. Как только Никлас Фортуна убедился, что дочь не может услышать его слов, он заговорил снова, и на этот раз голос, только что бывший довольно благозвучным, звучал со своей исконной угрюмостью.

– Держитесь подальше от моей дочери, миссис Коул. И если не хотите, чтобы вашему красавчику мужу пришлось заказывать новое лицо, не спускайте его с поводка!

Глава 2

– Прошу прощения? – Внешне Мэгги воплощала холодное презрение, но внутри воцарилась паника. Что он знает?

– Можете просить что угодно, миссис Коул, но вряд ли я смогу, выразиться яснее. Я хочу, чтобы вы держались подальше от Лори. Она молода и впечатлительна; в ней слишком мало изощренности для той компании, в которой вы вращаетесь. Я предпочитаю, чтобы она такой и осталась.

– Вы не можете уберечь ее от взросления, – высокомерно ответила Мэгги, чувствуя, что паника начинает утихать. Не может он ничего знать точно, если предупреждает Мэгги, а не Финна. – И между прочим, у нас был совершенно невинный разговор. Просто я восхищалась ее ювелирными работами…

– Судя по тому, что я слышал о вас, миссис Коул, ничто, сделанное вами, не может быть «совершенно невинным».

У Мэгги полыхнули глаза от его сардонической ухмылки. Обиднее всего, что в данном случае этот высокомерный тип прав!

– А судя по тому, что слышала я, не вам бросать камень. Вас тоже невинным не назовешь.

– Верно. Но я никому не пудрю мозги. Свои личные дела я веду там, где их следует вести. Я несу ответственность за дочь и намерен выполнить все свои отцовские обязанности… а это включает и защиту от нее самой. Вы красивая женщина, вы очень обаятельны, а Лори еще только предстоит узнать, какой обманчивой бывает внешность.

– О, так вы собираетесь учить ее цинизму и недоверию к людям? – усмехнулась Мэгги, позабавленная комизмом ситуации. Не она ли несколько минут назад говорила Лори очень похожие слова… о Финне?

– Нет, но пускай узнает, что законы, управляющие нашим обществом, существуют не зря. Без моральных принципов анархия, алчность и распущенность уничтожили бы род человеческий. Самоконтроль и самоуважение идут рука об руку, создавая стабильную и счастливую жизнь. Два понятия, для которых, я уверен, в вашем серванте никогда не находилось места.

Да, что касается ханжества остепенившихся повес, она определенно была права, подумала Мэгги. Но Никлас Фортуна сильно недооценивает наследие, уже переданное дочери. Лори действительно молода, но далеко не так беззащитна, как ему кажется. Она может не походить на него физически, но в ней есть та же несгибаемая целеустремленность. Похоже, при случае Лори может оказаться точно такой же безжалостной в достижении цели, как и ее отец. Понимает ли это Финн? Остается надеяться, что это так, – в противном случае он, возможно, будет удивлен не меньше Никласа Фортуны.

– Ваша дочь уже почти совершеннолетняя. Если она до сих пор не научена верить собственным суждениям о людях, значит, вы оказались плохим воспитателем.

– Знаете, миссис Коул, уж кто бы и читал лекции о воспитании, да только не вы…

– Каждый имеет право на собственное мнение, включая падших ангелов, перебила Мэгги Ей совсем не нравился холодный сарказм, с которым он произносил «миссис Коул». Будто ее замужество – дурная шутка. До сих пор это была очень хорошая шутка!

– Падшая – согласен, но сомневаюсь, что вы когда-то были ангелом! – проскрежетал он.

– Пожалуй, нет, ангелы должны быть ужасно скучными, – согласилась Мэгги с самым томным видом, какой могла изобразить. Он так уверен в ее испорченности – стоит ли разуверять? Вот только отошел бы он на безопасное расстояние.

Внутренняя неловкость, которую он в ней порождал, становилась чересчур ощутимой при такой малой дистанции. Он весь состоял из опасных углов и зазубрин, о которые можно пораниться до крови. – Равно как и пуритане.

Густая, черная с проседью бровь поползла вверх. Глаза из серых стали голубыми, сменив по пути чуть ли не все цвета спектра.

– Так теперь я пуританин? Вы уж выберите что-то одно, миссис Коул. Если, конечно, есть чем выбирать.

Мэгги давно привыкла, что ее прихотливый ум не признают из-за отсутствия логики, – почему же ее так обидели слова Никласа Фортуны?

– Пожалуй, вы выпадаете где-то посередине между грешником и пуританином, – мило сообщила она. – Лицемер… вот, пожалуй, слово, которое может подсказать мне мой ограниченный ум.

– Я могу быть кем угодно, но только не лицемером, – отрезал он, и глаза снова стали серебристо-стальными. – Я живу в соответствии с кодексом чести, которому учу дочь. Я уважаю клятвы и обязательства других людей, даже если они не уважают их сами.

– И что же, черт возьми, это должно значить? – Мэгги рассердилась чуть ли не до потери рассудка.

– Это значит: если вам нужен я, не пользуйтесь моей дочерью как дымовой завесой. Я предпочитаю прямые, честные ходы.

– Что? – Мэгги была ошарашена его предположением – Хотя в любом случае ничего бы не вышло. В такой ситуации самоограничение, безусловно, полезнее для души.

– Господи, да что вы о себе воображаете? – удалось наконец выдохнуть Мэгги – Ну-ну, миссис Коул, откуда такая скромность? Вы прекрасно знаете, что между нами существует потенциальное влечение, хотим мы того или нет. Иначе с чего бы мы так старательно избегали друг друга?

У Мэгги задрожали ресницы. Она с трудом заставила себя не отвести взгляд, хотя и боялась, что он прочтет в ее глазах то, что сама она до сих пор не хотела признавать. И он таки прочел, отчего на жестком, почти грубом лице появилась улыбка. Но странно: проблеск юмора придал Никласу Фортуне еще более угрожающий вид. Улыбка на тигриной морде, промелькнуло в голове у Мэгги… а на ней самой – шкура, которую надо спасать. Она вызывающе вскинула голову. К несчастью, от этого движения прикрытые атласом груди выглянули в декольте, и Никлас Фортуна одарил их взглядом циничного восхищения, что привело Мэгги в полное бешенство.

– Придержите глаза! – прошипела она, не успев сообразить, насколько комично это должно прозвучать.

– Не так это просто, учитывая, какое добро выставляется. – Однако он послушно перевел прищуренный взгляд на лицо. – Вы любите играть в игры, миссис Коул. Я – нет. Я реалист. У меня могут возникать эротические фантазии на ваш счет, как они возникли бы у любого мужчины с живой кровью, но, в отличие от вас, я привык контролировать свои аппетиты. Если вы вышли на рынок за новым любовником, советую посмотреть на других прилавках. Может быть, ваша доступность не задевает мужа, может быть, еще и нравится, но мне она не кажется привлекательной. Даже не будь вы замужем, вряд ли я связался бы с вами. Предпочитаю женщин со старомодными взглядами на честь и целомудрие. Не судьба, миссис Коул. Так что повторяю еще раз: оставьте мою дочь в покое. Знакомство с ней ничего вам не даст.

– Вам, наверное, трудно будет осознать, мистер Фортуна, – едко сказала Мэгги, жестоко оскорбленная его предположением и пренебрежительностью, с какой оно было высказано, – но я ищу в мужчине большего, чем просто физическая привлекательность. Вы и близко не подходите к списку моих требований. Так что можете держать свою параноическую фантазию при себе. И я была бы вам очень благодарна, если бы вы отказались от идиотских выпадов против Финна…

Густые брови снова поднялись.

– Несколько запоздалое проявление супружеской заботы, вам не кажется? И, к сожалению, неуместное. Знаете ли вы, что ваш муж сейчас скачет по залу, как племенной жеребец, высматривая, какую бы бесхозную кобылку отбить от табуна?

Бедняга Финн, где же и забыться, как не в толпе. Но отсутствие реакции сыграло против нее.

Улыбка Никласа Фортуны стала еще саркастичней.

– Конечно, знаете. Это ведь укладывается в понятие «открытого» брака, как вы оба называете свое распутство. Только учтите, что там не все бесхозные. Не удивлюсь, если вашего смазливого муженька найдут как-нибудь вечером на темной аллее в луже крови после встречи с рассерженным мужем, братом или любовником…

Отцов он не упоминал. Слава Богу… Значит, совет держать Финна на поводке был просто выпадом в ее сторону, а не подозрением. Несколько успокоившись, Мэгги осмелела.

– Какой бы у нас ни был брак, он оправдывает себя, чего не скажешь о большинстве обычных. На самом-то деле вас и всех грязных сплетников бесит то, что мы счастливы!

– Серьезно? – Его внимательные глаза потемнели, и Мэгги снова ощутила дрожь беспокойства. – А вас как женщину не унижает то, что вы не можете удовлетворить все потребности своего партнера?

Люби она Финна, это могло бы сработать.

– Отнюдь нет! Мы с Финном слишком хорошо понимаем друг друга.

– А себя вы понимаете? – пророкотал он. – Что заставляет вас постоянно искать новых ощущений? Не внутренняя ли опустошенность? Не любви ли вы ищете? – Она различила новую ноту в смягчившемся голосе. Боже правый… неужели это… сочувствие? Он приблизился на шаг, и Мэгги отступила, чувствуя, что задыхается. Только его неуместного сочувствия и не хватало.

Откуда-то возникло ощущение собственной слабости и беззащитности совершенно безосновательное. – Бедная богатенькая девочка, – издевательски сопроводил он ее отступление, неверно его истолковав. – У вас всегда было все, что можно купить за деньги… но теперь вы начинаете понимать, что любовь нельзя купить. Не это ли вас мучит? Мечта о романтической любви? И неужели вы думаете найти ее, прыгая из постели в постель? Неужели вы не понимаете, что каждая такая попытка только отдаляет желанное? И неужели вас действительно удивляет, что я не хочу пускать Лори на эту карусель? У нее великий талант любви. Горе, если она растратит его, получив взамен оболочку изощренности.

Желание согласиться было почти непреодолимым. Под внешней грубостью угадывалась способность тонко чувствовать, а искренность отцовской тревоги внушала симпатию. Родители Мэгги погибли под обвалом в Швейцарии, когда ей было пять лет, но и до этого она не особо ощущала их присутствие. Ее отец был большим разочарованием для деда. Патрик Донован ожидал, что единственный наследник возьмет на себя руководство фирмой «Донован и компания», торговой империей, построенной в жестокой конкуренции с Маркхамом Коулом, старым партнером и соперником. Но Майклу Доновану больше нравилось тратить деньги, чем делать их, и в этом он находил полную поддержку у своей итальянки-жены.

Поэтому старый Патрик бессменно оставался у кормила компании, несмотря на быстро ухудшавшееся здоровье. Многие годы бизнес отнимал у него почти все время, но из того, что оставалось, он обязательно выкраивал минуты для любимой внучки, чтобы убедиться, что она ни в чем не нуждается. Однако она нуждалась. Экономки, гувернантки и компаньонки, хоть и были всегда самыми лучшими, не могли дать чувства семьи. Мэгги обожала деда при всем его упрямстве и властности и была в высшей степени уверена в его любви и нежности, но чего старик совершенно был лишен, так это чуткости. Никлас Фортуна за несколько минут угадал в ней больше, чем дедушка Патрик за последние пять лет. Это делало взаимное тяготение, которое она не могла не ощущать, почти духовной близостью, что уже по-настоящему пугало.

Мэгги решила, что лучше всего будет надерзить.

– Вы обращаетесь к моим лучшим чувствам? – издевательски поинтересовалась она и с облегчением заметила, что следы сочувствия в серо-голубых глазах рассеялись как дым.

– А они у вас есть? – проскрежетал он.

– Как вы считаете? – игриво поинтересовалась Мэгги.

– Я считаю… – Что бы ни собирался сказать Никлас Фортуна, он явно передумал и утробно прорычал:

– Я считаю, что вы безнадежно испорчены, черт вас возьми за это!

В этом яростном рыке прозвучала досада, пробившая брешь в обороне Мэгги.

Мгновение они молча смотрели друг на друга. Сейчас – когда досада вытеснила голодный мужской интерес в его глазах, взгляд их стал намного человечнее.

– Держитесь подальше от Лори, миссис Коул. Не говоря уж о всяких моральных соображениях, ни к чему нам знакомиться ближе…

У Мэгги вдруг пересохло во рту, а выпитое шампанское запоздало ударило в голову, прогнав все мысли. Остались только чувства, совсем ненужные чувства, включая тот самый голодный интерес, который она заметила в нем. На какое-то мгновение ею завладело ощущение беспомощности, прерванное самым неожиданным образом.

– Мэгги? Что происходит? – Это был Финн, ощетинившийся и готовый к мужской стычке.

– Ничего. – К сожалению, ответ прозвучал вовсе не так непринужденно, как следовало бы. Голос у нее дрогнул. В глазах Никласа Фортуны успело промелькнуть удовлетворение, прежде чем он перевел взгляд с предательски выразительных глаз Мэгги на ее мужа. Финн не воспользовался своим обаянием, на что надеялась Мэгги. Вероятно, он понимал, что обаяние не расколет ледяной панцирь этого человека. В глазах Финна был вызов.

– Мы с вашей женой просто… болтали.

Пауза была столь же многозначительной, как тигриная улыбка. К своему ужасу, Мэгги почувствовала, что лицо у нее горит, как минуту назад горело тело. Финн заметил небывалую для Мэгги краску на щеках и напрягся.

– Что ж, поищите кого-нибудь другого… поболтать. Мы с Мэгги уходим, сказал он с оскорбительной резкостью, беря жену под руку и притягивая к себе.

Мэгги отметила, что этот властный жест удивил не только ее, но и всех троих, включая самого Финна. Что за игру он затеял, изображая бдительного мужа?

– Жаль, – обронил Никлас Фортуна. Он взял свободную руку Мэгги, склонил свое боксерское лицо к черной коже перчатки и прильнул приоткрытыми губами к кружевным вставкам на костяшках пальцев. – До встречи… Мэгги, – хрипло сказал он с такой фамильярностью, что Мэгги передернуло.

– Слишком долго придется ждать, – бросил Финн и так резко потянул Мэгги, что ее рука выскользнула из жесткой ладони Ника Фортуны. – Держись подальше от моей жены. Фортуна. Если нужно что-то сказать, скажи лучше мне.

Ответом была та же темная, угрожающая улыбка.

– У тебя красивая жена, Коул, – тихо сказал Фортуна. – И очень неугомонная. Будь начеку. Глядишь, в один прекрасный день кто-то захочет увести ее.

Издевательски поклонившись, он ретировался, оставив Финна в подозрительном недоумении.

– Что он нес?

– Не обращай внимания. Просто хотел сказать тебе гадость, – поспешила ответить Мэгги. – Он застал меня за разговором с Лори и отчитал.

– Надутая свинья, – выругался Финн. – Видишь, с кем приходится жить Лори?

– Потом он снова вспомнил о Мэгги. – Ты уверена, что это все? Вы оба выглядели такими взбудораженными…

– Это допрос? – огрызнулась Мэгги, чувствуя себя виноватой. – И с чего тебе вздумалось налетать на нас? Этой петушиной выходкой ты только восстановил Фортуну против себя. Я-то думала, что ты собираешься соблюдать максимум деликатности…

– Мне не понравилось, как он смотрел на тебя. Держись от него подальше, Мэгги. Мы с. Лори управимся сами. Это наша драка, и не думаю, что тебе следует чересчур вмешиваться.

– Ты сейчас говоришь его языком, – сухо заметила Мэгги, отметив про себя, что еще не встречала столь непохожих друг на друга людей. Финну крайне редко приходилось за что-то драться, тогда как Никлас Фортуна брал с боем все, что имел. – Ты хоть понимаешь, что, изображая ревнивого мужа, только усложнил ситуацию? Как он может поверить, что ты искренне любишь его дочь, если при этом стремишься сохранить права на меня?

Финн неохотно пожал плечами.

– Проклятье!.. Но, черт возьми, Мэгги, он так вел себя с тобой только для того, чтобы оскорбить меня… у него на лице было написано, что он без зазрения совести использует людей. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня…

– Финн… – У Мэгги вдруг появилось неприятное подозрение. – Это же была просто игра, правда? Ты же не ревнуешь на самом деле? – Не хватало еще, чтобы Финн превратился в собаку на сене.

Финн нахмурился, но тут же его лицо осветилось обычной улыбкой.

– Может быть. Только не к Фортуне, а к его успеху. И так одна из женщин, которых я люблю, находится под его влиянием – не хватало, чтобы он и тебя подмял.

Мэгги с облегчением рассмеялась.

– Не беспокойся. Я уже большая девочка и, ты же знаешь, предпочитаю изысканных мужчин…

– Угу, именно это меня и беспокоит, – расстроенно признался Финн. Изысканным мужчинам ни разу еще не удавалось вогнать тебя в краску, как школьницу… даже в школьные годы. Флирт, которым ты занималась столько лет, не развил в тебе чувство самосохранения. Что, если ты нарвешься на мужчину, который не захочет легких отношений? И который примет твою репутацию за чистую монету? Ты понимаешь, какую репутацию приобрела в результате нашего брака? Сейчас ты защищена хотя бы моим именем, и я просто обязан сказать тебе, что после развода, потеряв мое имя, ты не потеряешь моей защиты.

– Спасибо, Финн, но я ведь могу и сохранить имя, – пригрозила Мэгги. – Ты ни разу не вмешивался в мою жизнь с тех пор, как мы поженились, и я была бы очень признательна, если бы ты продолжал в том же духе и после развода. В противном случае весь этот сброд решит, что ты занимаешься tenase a lrorl.

Это было бы нечестно по отношению к Лори и ко мне, хотя, несомненно, твоя репутация только укрепится…

Финн рассмеялся, и они сменили тему, но Мэгги прекрасно понимала, каким обоюдоострым мечом был их брак-пустышка. Она искренне радовалась за Финна, но, честно говоря, побаивалась предстоящей свободы и себя в роли одинокой женщины на современной либеральной сцене, особенно среди ее суетных сверстников и друзей. Во всяком случае, никто не должен узнать, каким блестящим фарсом был их брак… по крайней мере до тех пор, пока их великие деды не отойдут с миром.

Томас Ричи, адвокат Коулов, сказал один столько же, сколько все трое, сидевшие напротив. Разговор происходил на следующий день в обитом плюшем офисе с видом на Оклендский порт. Лори, якобы ушедшая за покупками на время обеденного перерыва в ювелирных мастерских «Фортуны», в священном ужасе слушала запуганную историю брака Коулов, а Финн с Мэгти мрачно взирали на кипу документов, извлеченных Томасом из папки. Предыдущим вечером Финн вынужден был смущенно признать, что совершенно запутался, пытаясь объяснить суть дела.

– В действительности все очень просто, – заметил Томас в краткой и выразительной манере, отточенной двадцатипятилетней практикой. В свое время он был удивлен, когда Финн и Мэгги обратились со своим делом к нему, поскольку, как известно, Коулы и Донованы не только в бизнесе, но и в юридической практике всегда обращались к конкурирующим фирмам. Потом он выслушал немало посулов и угроз от Патрика Донована и Маркхама Коула, настоятельно желавших получить информацию о внучке и внуке, но остался непреклонен. Вообще-то Мэгги подозревала, что ему доставляло большое удовольствие задирать нос перед двумя самыми могущественными людьми города… и перед их влиятельными юридическими конторами. Томас занимался своей практикой вместе с сыном и зятем на старомодный манер, и Мэгги подозревала также, что их необычный брак внес разнообразие в рутинные дела скромной конторы – Неплохой способ прекратить фамильную вражду, – согласилась Лори. – Но Финн не рассказывал мне, с чего все началось – Потому что этого на самом деле никто не знает, – ответил Томас. Считается, что замешана Жозефина, жена Патрика Донована, но это только слухи. Достоверно известно лишь то, что, проработав некоторое время совместно, Маркхам Коул и Патрик вдруг сильно повздорили. Они затеяли тяжбу о праве на владение магазином, который к тому времени уже стал весьма преуспевающим, и дед Финна выиграл дело. Магазин «Патрик и Маркхам» был немедленно переименован в «Магазин Маркхама». Донован обанкротился, но через несколько лет ему удалось открыть рядом с «Магазином Маркхама» «Магазин Донована», и их отчаянная конкуренция продолжается до сих пор.

Сегодня старики ненавидят друг друга не меньше, чем в день ссоры.

Соперничество сделало обоих богатыми, но со временем оно же стало подрывать доходность обеих компаний. Пока отец Финна работал в «Коул и K°», ему удавалось внедрять толику здравого смысла в Маркхама, но, когда он, вскоре после сорока, умер от сердечного приступа – вызванного, как утверждал Маркхам, каким-то мерзким подвохом Патрика, – старик снова откопал топор войны. Он не доверяет никому – даже Финну нелегко убедить деда, что он знает свое дело. Что до Патрика Донована, он всегда управлял компанией сам… Отец Мэгги смыслил в делах не больше, чем сама Мэгги.

Мэгги, ничуть не обидевшись, добавила:

– Беда в том, что у обоих патриархов вместо династий, которые они хотели основать, было только по одному сыну. Моя бабушка умерла при родах, а Финнова – во время эпидемии гриппа, когда его отцу было всего пять лет. А деды, одержимые идеей разорить врага, и не подумали жениться второй раз.

Может быть, при женщинах они бы немного смягчились… да и дети отняли бы какую-то часть этой губительной энергии. Знаешь, моему деду уже семьдесят шесть, а он по-прежнему работает полный день! Несмотря на то, что легкие у него никуда не годятся. – Мэгги вздохнула. – «Не сворачивай с пути» – вот его девиз… даже если путь ведет в могилу, не сворачивай с пути! – Пять лет назад чуть было этим не кончилось, – перехватил нить рассказа Томас. – Могила чуть было не поглотила обоих стариков вместе с их компаниями. Маркхам Коул начал осуществлять программу расширения дела, и Патрик Донован, разумеется, не отставал. Пошли слухи, что один соперник проявляет интерес к покупке какой-нибудь компании только для того, чтобы другой, перехватывая, завысил цену. У Маркхама начались проблемы с сердцем, а Патрик уже не расставался с кислородной подушкой; и, может быть, уколы совести делали вражду еще более ожесточенной. А поскольку к тому времени все акции были уже в руках семей и, следовательно, не требовалось ни перед кем отчитываться, старики дрались своими фирмами, как зонтиками. Оба были на грани самоуничтожения, и ничто не могло остановить их.

– Кроме нас, – усмехнулась Мэгги. – На сцену выходят герои-спасители, единственные наследники династий Коулов и Донованов!

– Вот только если бы ваши деды продолжали в том же духе, наследовать было бы нечего, – подсказала Лори с уже известной Мэгги озорной улыбкой. Эту часть истории девушка поняла.

– Точно. А я была испорчена с пеленок. Я не хотела бедности. Всю жизнь меня готовили к вступлению в наследство, и я не собиралась его терять из-за тупоголового упрямства Патрика. – Мэгги вспомнила холодок неуверенности, пронзивший ее после телефонного разговора с личным помощником деда, только что уволенным после пятнадцатилетней работы за отказ совершить очередное приобретение, которое приблизило бы «Донован и K°» еще на шаг к банкротству.

Он позвонил беззаботной студентке-выпускнице, чтобы предупредить о глупости, которую намерен совершить его босс. Все знали, что единственный, кто имеет влияние на упрямого ирландца, – это его любимая внучка. Однако на этот раз и она была бессильна и потому обратилась к своему единственному другу – Финну.

Он заканчивал Оксфордский университет, и Мэгги полетела в Англию, где выяснила, что и до него дошли слухи о пошатнувшемся финансовом положении семьи.

– Я был настроен так же, – сказал Финн. – Я давно собирался взять «Коул и K°» в свои руки и был по горло сыт тем, как дед последовательно разрушает фирму ради удовлетворения своей гордыни. Мы с Мэгги так разозлились, что готовы были разорвать обоих стариков и свалить клочки в одну корзину!

– Но вместо этого ты предложил Мэгги выйти за тебя. Не слишком романтично, – сказала Лори.

– Романтика здесь ни при чем. Это был единственный здравый путь прекращения вендетты, какой мы только могли придумать, – объяснила Мэгги. И на самом деле предложил не Финн, а я.

– Ты не предложила, а решила, – ухмыльнувшись, уточнил Финн. – Это была ее идея – полететь в Штаты и прожить несколько дней в Неваде. По местному закону этого вполне достаточно, чтобы оформить брак.

– Рено… Мировая столица браков и разводов, – рассмеялась воспоминанию Мэгги. Это было похоже на классическую авантюру, предпринимаемую двумя юными аристократами для спасения упрямых патриархов от них же самих.

– Конечно, когда мы вернулись, был ужасный скандал…

– Но я притворилась беременной, а поскольку оба ужасно старомодны, им пришлось заткнуться на время…

– … достаточное для того, чтобы Маркхам обнаружил в «дьяволовом отродье» милую девочку…

– … а мой дед открыл у «избалованного пащенка старого мула» трезвый ум и хорошо подвешенный язык, – подхватила Мэгги. – Первый год был довольно бурным, особенно после моего «выкидыша», но, когда они увидели, что мы с Финном крепко держимся друг за друга, придирки пошли на убыль. На самом деле мне кажется, что эти старые ворчуны гораздо большие романтики, чем мы, и рады были поверить в нашу любовь с первого взгляда, в то, что мы якобы встретились в Париже и невольно повторили историю Ромео и Джульетты.

– Боюсь, если бы мы признались, что знаем друг друга с детства, ничего бы не вышло. Безумную любовь они могли понять, но, узнай, что мы годами нарушали законы вендетты, нас бы придушили, – прокомментировал Финн.

На самом деле они познакомились в шестилетнем возрасте. Встретились в парке по недосмотру нянь, подружились и при сочувственной помощи челяди сумели уберечь свою дружбу от витавшей над головами вражды взрослых. Даже, став подростками, они продолжали дружить, не допуская вмешательства в свои отношения никаких сексуальных проблем. Несмотря на то что оба были очень привлекательны, они никогда не испытывали физического влечения друг к другу, что и сделало их брачную аферу такой благополучной.

– Но… что же будет, когда вы разведетесь? – спросила Лори, обнаружив изъян в до сих пор безупречном плане.

– Гм… да… в том-то и загвоздка, – развела руками Мэгги. – Мы-то думали, что старики долго не протянут… здоровье у обоих никуда не годилось. Мы рассчитывали прожить вместе несколько лет, а потом, когда дедушки помрут, тихонько аннулировать брак.

– Ввиду неосуществления брачных отношений, – пояснил Томас. – У меня где-то здесь соответствующий контракт. Конечно, Мэгги и Финн собирались ограничиться устным уговором – не хотели никаких компрометирующих бумаг, но… в общем, когда в дело замешаны такие доходы, лучше строго следовать правилам. Предполагалось оформить раздельную собственность на все имущество, чтобы избежать проблем раздела, но от этой идеи в ряде случаев пришлось отступить. Например, достигнув двадцати одного года, оба получили в наследство акции – и тут же обменялись ими.

– Что едва не стоило дедам апоплексических ударов, но шаг себя оправдал.

С тех пор они стали гораздо осторожнее, зная, что определенный процент акций находится в полувражеских руках, – сказал Финн. – И с тех пор они постепенно приближаются к идее сотрудничества. Да и обстоятельства подпирают. Сразу после нашей свадьбы они продали часть акций, чтобы выбраться из финансового тупика, в который загнали себя, и теперь обе компании стали соблазнительными мишенями для биржевых спекуляций.

– Так почему же вы собираетесь разводиться? – недоуменно хмурясь, обратилась к Финну Лори. – Почему не аннулировать брак, если он не настоящий? Ведь так, кажется, планировалось? Или… – Она запнулась и окаменела. Свежая и невинная девочка в белом платье вдруг стала серой и изможденной.

– Нет, прежнее условие остается в силе, – мягко сказала Мэгги. – Но если мы аннулируем брак, Маркхам и Патрик поймут, что их надули. Мы не можем так оскорблять их гордость. Это было бы предательством наихудшего пошиба. Видишь ли, они так и не помирились и по-прежнему готовы вцепиться друг другу в горло при встречах… правда, нечастых. Иногда у меня возникает ощущение, что они были бы рады поводу снова развязать войну.

– А не будет ли развод таким поводом? – нерешительно спросила Лори.

– Нет, если мы постараемся внушить всем, что расстаемся друзьями, сказала Мэгги, задумчиво покусывая губу.

– Эге, точно такой же вид у нее был тогда, когда она подкатила ко мне со своим предложением. – Голубые глаза Финна блеснули весельем. – Замрите все:

У Мэгги Есть Идея!

– Нет, – с сожалением призналась Мэгги. Пока, во всяком случае. Но точно будет. Тем временем Томас может начать подготовку документов.

– Сколько это займет? – Финн встал и подошел к Лори, умоляюще взглянув на Мэгги. – Я не хочу гнать лошадей, но не уверен, выдержит ли Лори бесконечные отсрочки.

– Вы же знаете, что развод не совершается в один день – по крайней мере в этой стране, – нахмурился Томас. – Хотя вы и поженились не в этой стране; так что, если вам нужен мгновенный развод, можете вернуться в Рено.

– Старый добрый Рено, – рассмеялась Мэгги. – Лори может поехать с нами, и мы одним махом устроим и развод и свадьбу.

Глаза Лори затуманились на мгновение, а потом она расцвела улыбкой.

– Не вижу, что могло бы этому помешать.

– А я вижу, – вмешался Финн. – Я хочу, чтобы у Лори была настоящая свадьба… подружки в белых платьях и флердоранж на фате. Она этого заслуживает. Я не хочу, чтобы она прошла через ту же пародию на брак, которая была у нас. Слишком я горд тем, что женюсь на ней.

– Это была шутка, – сказала Мэгги, взглядом прося у Лори прощения. Она-то знала, каково это – слышать остроты по поводу своей свадьбы, и не следовало испытывать девочку таким образом. Вот только найдется ли мужчина, который с такой же, как у Финна, нежностью будет настаивать на подружках, флердоранже и фате для Мэгги?

– Я знаю, – улыбнулась Лори, и на мгновение две женщины почувствовали полное взаимопонимание.

Финн вздохнул с явным облегчением, и Мэгги поняла, перед какой болезненной дилеммой он встал бы, возникни настоящие трения. Для внутреннего комфорта ему требовалось, чтобы сестра, жена и возлюбленная нравились друг другу. И Мэгги порадовалась, что не нужно притворяться.

Остаток часа они провели, уточняя с Томасом детали раздела имущества.

Сразу же было решено, что квартира останется за Мэгги, но возник спор из-за Сэма Иста. Финн заявил, что она не может жить одна со слугой-мужчиной. Мэгги мило сообщила, что, если пожелает, может жить с чертом и дьяволом. Тогда в спор вмешалась Лори и предложила оставить решение за Сэмом. Финн и Мэгги мрачно согласились на этот компромисс, но немедленно вернули себе прекрасное расположение духа, когда Томас перешел к вопросу об акциях и предложил не возвращать подарки. Это не только придержит пыл дедов в случае новой вспышки вражды, но и будет для публики залогом мира, сведя к минимуму опасения мелких держателей акций на этот счет.

Мэгги оставила Финна и Лори прощаться в ветхом лифте старого офисного здания и умчалась на своем черном «БМВ» в клуб здоровья. Конечно, влюбленной парочке не позавидуешь, утомительное это дело – скрывать свои чувства от чужих глаз. Но в ближайший уик-энд оба отправятся на вечеринку на остров Вайкики, приглашенные независимо друг от друга случайными знакомыми. Там они случайно познакомятся между собой, правда, и тогда придется вести себя с предельной осмотрительностью. Но по крайней мере они будут вместе, хоть и в толпе. Мэгги, у которой были другие планы на уик-энд, всем сердцем желала им хорошего вечера. Если Финн и Лори так и не найдут счастья вдвоем, вина ляжет на нее. Великий План, который должен был укротить вражду дедов, изобрела она, и она же уговорила не столь бесшабашного Финна.

Сейчас ей нужно немного тишины и спокойствия, чтобы придумать нечто новое. Она надеялась, что к возвращению Финна с Вайкики будет готов Новый Гениальный План, который осуществит его мечту.

Глава 3

– Жаль, что вы не так охотно принимаете советы, как даете их, миссис Коул.

Мэгги, только закончившая расписывать достоинства своего парикмахера женщине в выгоревших кудряшках, напряглась при звуке низкого, угрожающего голоса. Оборачивалась она медленно, чтобы справиться с растерянностью.

– Я принимаю советы, мистер Фортуна, но только от людей, которым доверяю, – вежливо ответила Мэгги, радуясь, что пол-лица закрыто большими солнечными очками. Взгляд Никласа Фортуны был таким же слепящим, как солнце.

– Это, вероятно, относится почти ко всем присутствующим. У вас, кажется, очень широкий круг друзей. – В его устах это звучало обвинением. – Есть тут кто-нибудь, кого вы не знаете?

– Только вы, – сладко произнесла она. – Вы похожи на рыбу, вытащенную из воды. Не верится, чтобы вы здесь развлекались. – Похоже было на то, что он рыщет вокруг нее, высматривает, вслушивается, выжидает, заставляет ее готовиться к стычке, которую она предвидела с того самого момента, как вчера вечером по зову мужа помчалась на вертолете через пролив Тамаки.

– Такие изыски не по мне. – Он презрительно пожал плечами, равнодушно обводя взглядом тела отдыхающих, расположившихся вокруг большого фасолевидного озера, выдолбленного на вершине утеса. Мэгги подумала, что только так, с презрительным недоумением, ее антипод может отнестись к такой экстравагантности, как сооружение искусственного водоема в нескольких десятках метров над прекрасным, чистым уединенным пляжем.

– Зачем же было приезжать? – (Зачем портить Финну и Лори уик-энд?) – Мне не понравилась идея Лори отправиться сюда одной. – Голубые глаза повторили попытку просверлить темные линзы.

Черные брови Мэгги взлетели над очками.

– Хантеры – вполне респектабельная семья… Может быть, немного претенциозная, но их вечеринки никогда не превращаются в тайные оргии, которые так любит часть молодежи их круга.

– Они – да. Мне приходилось вести дела с Марком. Однако я не могу сказать того же о некоторых из гостей.

В этот момент его внимание привлекла блондинка в самом скудном бикини из всех, до сих пор виденных Мэгги, что несколько смягчило критичность его тона. Сама Мэгги, одетая в более скромный цветастый купальник, накинутый поверх него саронг и белые кружевные перчатки без пальцев, почувствовала некое раздражение.

– Зато они привлекательны кое-чем другим.

Он усмехнулся ее досаде, блондинка же утратила для него интерес, как только начала заигрывать с одним из бронзово-загорелых парней, торчащих у бара. Хотя не было еще и одиннадцати утра, спиртное лилось рекой. Может быть, Никлас Фортуна прав, беспокоясь о дочери. Правда, у нее уже есть защитник. Финн не для того проводит многие часы в спортивных залах, развивая свое прекрасное тело, чтобы портить его излишествами. Душа любой компании, он благодаря своей жизнерадостной натуре не испытывал необходимости в искусственной стимуляции настроения, хотя обмануться на его счет было нетрудно. На вечеринках его редко видели без стакана в руке, и только Мэгги да бармен знали, что стакан гораздо чаще наполнялся содовой, чем водкой или джином.

– Вряд ли. И не нужно ревновать, Мэгги. Тело, конечно, эффектное, но твои очки интригуют гораздо сильнее.

То, что Никлас назвал ее по имени, и сладкая хрипотца голоса напомнили Мэгги, как он целовал ей руку на выставке драгоценностей, и она машинально оглянулась в поисках Финна, решив, что только он может быть причиной этой неожиданной фамильярности. Но Финна в обозримых пределах не было. Очевидно, они с Лори воспользовались возможностью уединиться, полагаясь на ее обещание – Господи, сохрани – сбить с толку отца Лори. Но вышло совсем наоборот. Пока она соображала, как отреагировать на его слова, Никлас еще больше усилил ее смятение, нагнувшись и сняв с нее очки.

– Я не ревную, – заморгала она. – А очки ношу, потому что мне в них удобно. И я пришла сюда искупаться в бассейне, а не в море мужской пошлости.

Могу я получить свои очки обратно?

– Предпочитаю видеть глаза собеседника, особенно если это женщина. – Он сложил очки и небрежно опустил в нагрудный карман своей белой рубашки.

Рубашка была с короткими рукавами и выставляла на обозрение волосатые мускулистые предплечья. По контрасту с ними бицепсы рук были гладкими и девственно чистыми, покрытыми тем же оливковым загаром, что лицо и шея. На фоне белых брюк и туфель резко выделялся толстый ремень черной тисненой кожи. Воображение подсовывало еще пару пистолетов в кобурах. Темное изуродованное лицо с резкими морщинами как нельзя более подходило бесшабашному герою вестерна.

– Почему же? – Мэгги взбесилась от такого мужского шовинизма. – Вы полагаете, что женщина не сумеет убедительно солгать, если смотреть ей в глаза? Мне как раз кажется, что глаза мужчин гораздо более красноречивы…

– А кто говорит о лжи? Я только хотел сказать, что женщина обычно пользуется глазами более выразительно, чем мужчина, взглядом добавляя нежные оттенки в свою речь, – сказал Никлас с неожиданной мягкостью. – Твой проказливый язык более неискренен, чем глаза. Так что же ты собиралась солгать мне?

В ее вспыхнувших глазах не было ничего нежного, и он рассмеялся, отчего грубые линии лица приятно смягчились.

– А очки-то дорогие – авторская работа. Не хотелось бы потерять их или повредить.

Он сунул руки в карманы и прислонился к низкому каменному парапету, за которым открывался волшебный вид на залив Хаураки. Субботнее утро было прекрасным, дул легкий бриз, и море белело от парусов рыбачьих лодок и спортивных яхт. В далекой дымке виднелись очертания Малого Барьерного острова, примерно третьего по величине птичьего заповедника в архипелаге Вайкики.

– Знаете, существуют товары без фирменного знака, качеством не хуже, а стоят вполовину меньше…

– Благодарю вас, но, когда мне понадобится лекция по экономному ведению хозяйства, я обращусь к своему счетоводу. Это такие очки, какие мне хотелось купить. А теперь не могу ли я получить их обратно?

– Но куда же вы их положите? – Серебристые глаза окинули ее хлопчатобумажный саронг. – Пускай побудут у меня в кармане. Получите их обратно, когда мы расстанемся.

– У вас это звучит как бракоразводный контракт, – пожаловалась Мэгги, инстинктивно затягивая потуже узел над левой грудью, удерживающий саронг.

– Я не верю в разводы. Что до контракта, то лучше считайте это просто формой вымогательства.

– Следует ли мне сделать вывод, что вы вдовец? – осмелилась поинтересоваться Мэгги. Последние дни Финн очень много говорил о Лори, но о настоящем и их общем будущем; ее прошлое оставалось в тумане. Впрочем, как-то он упомянул, что Лори не любит говорить о матери. Для Мэгги это было знаком какого-то неблагополучия.

– Моя жена умерла, да.

Хриплый ответ заставил ее поколебаться, но недолго.

– Ваша жена… ваша бывшая жена?

Мышцы на его торсе вздулись от напряжения.

– Занимайтесь своими делами, черт возьми… миссис Коул.

– Пытаюсь. Но вы же мне не даете, – сообщила она. Босиком Мэгги доставала ему только до середины груди, но упрямство добавило столько росту, что взгляды скрестились на равных. – Вы преследуете меня своими домыслами и нападками, Никлас. – Теперь уж она пустила в ход фамильярность, которую он позволил себе первым. – Ну что ж, если хотите, поиграем в «холодно, тепло, горячо»… Или вы не любите, когда «горячо»? А глаза у вас, наверно, от матери. Для мужчины они слишком выразительные. Похоже, вы не сохранили нежных воспоминаний о жене. Если бы она была жива, вы жили бы в браке?

Какое-то мгновение казалось, что сейчас он развернется и уйдет, но, должно быть, ей не удалось сдержать триумфальный блеск в глазах, потому что он остался стоять.

– Нет, вероятно, нет. Она подала на развод, но, накачавшись наркотиками по уши, попала в автомобильную катастрофу и погибла. Она была еще красивее, еще испорченнее, чем вы, – в своих желаниях ее алчное сердечко не знало удержу. Я был боксером, когда она женила меня на себе, – грубый, крутой, жестокий головорез, которого можно было демонстрировать ее элегантным друзьям, как медведя на цепи. Они завели моду приходить на мои бои и заключать между собой пари: деньги, машины, наркотики… секс – все служило разменной монетой. А когда Дейле надоело куражиться, она вернулась в свой круг.

Мэгги была потрясена не столько мрачным рассказом, сколько тем, что это рассказывалось… ей.

– А Лори?

Жесткие складки на лице прорезались еще глубже, и у Мэгги перехватило дыхание от боли. Дети… они всегда страдают больше взрослых из-за взрослой вражды.

– Лори никогда по-настоящему не знала ее. Дейла оставила ее слишком… ей было тогда два месяца. Она бы и не родилась, не пригрози я Дейле смертью, если она убьет моего ребенка, И все-таки она потребовала от меня плату: ребенок в обмен на безусловный развод… и все, что я имел, до последнего пенни. – Холодная, леденящая улыбка. – Деньги ее не волновали, это была богатая сучка – позолоченный булыжник. Просто хотела наказать меня за наглость, за то, что заставил сделать нечто ей неугодное.

– Мне так жаль… – Реплика прозвучала совершенно неуместно, а в устах другой «богатой сучки» – так даже оскорбительно, но Мэгги под страхом смерти не смогла бы удержаться от этой искренней реакции.

– А мне – нет. Это было для меня полезным уроком. Я узнал, что ничего так не портит человеческую натуру, как наследование богатства и привилегий.

Дейла была моделью, но она просто играла в свою профессию, как играла в жену и – очень недолго – в мать. Она знала, что откупится от любых утомительных обязательств, которые может на себя случайно взять. С Лори этого не будет. Я дал ей лучшее образование, какое можно купить за деньги, но она знает, что остальное будет добывать сама. Если ей захочется глазури на свой пирог, придется заняться стряпней. Никакого страхового фонда, никакой соломки, подстеленной на случай жизненных неудач, никаких ожиданий наследства – все пойдет на благотворительность.

– Не слишком ли круто? – Мэгги метнула неодобрительный взгляд на властное лицо. И она еще называла Патрика и Маркхама деспотами – куда им до этого человека! – Сдается мне, что вы наказываете Лори за ошибки ее матери…

– Да ни черта! – В хриплом голосе прорезался акцент. – Мне нужно, чтобы Лори стала человеком сама по себе и научилась себя ценить. И не выглядела лакомым кусочком для каждого грошового проныры…

– Это вас так Дейлин отец называл? – (Его окаменевшая челюсть подсказала Мэгги, что догадка верна.) – Значит, вы заботитесь о том, чтобы история не повторилась… благородно отказывая Лори в наследстве и заодно утверждаясь в своей мужской власти. Если она хочет продолжать жить на том уровне, к которому вы ее приучили, пусть держится милого папочки…

– Не переворачивайте с ног на голову! – Его английский акцент становился все сильнее. – Лори увлечена карьерой…

– … обеспеченная семейным бизнесом – ее бизнесом, который вы не собираетесь ей передавать. Если она хочет достичь высот в ювелирном деле, пробиваться придется самой. Будете ли вы снабжать ее, папочка, если она захочет выбраться из-под вашего крыла? Если бы она была мальчиком, все было бы иначе! – Давно скрываемое раздражение прорвалось наружу. Ладно, у нее нет деловых способностей, и все же какая-то ее частичка была жестоко обижена тем, что Патрику никогда и в голову не приходило дать ей место в «Донован и K°». Еще бы – девочкам незачем забивать свои хорошенькие головки бизнесом.

– С сыном я обращался бы точно так же!

– Да? – поддразнила Мэгги Такой мужчина не может считать женщину равной себе подобным.

– Да! – по-детски огрызнулся он.

От скрестившихся взглядов посыпались голубые искры.

– Тогда откуда же у меня ощущение, что вы подталкиваете свою независимую, увлеченную любимой профессией дочь в яму выгодного замужества, испокон веков выкопанную для нас мужчинами?

Он прищурился.

– Кто вам это сказал?

Неужели он подумал, что Лори? Мэгги вскинула голову.

– Вспомните, я была свидетелем, как вы подталкивали к ней Майкла Стивенса… или наоборот? Вы должны испытывать большое облегчение оттого, что его отец не разделяет ваших допотопных пуританских взглядов и не заставит сына пробиваться своим трудом – Майкл получит в наследство несколько миллионов, насколько я знаю.

– Стивенсы наши друзья. А Лори пренебрегла своими обязанностями хозяйки дома. Для человека, едва знакомого с моей дочерью, вы что-то слишком горячо выступаете в ее защиту, миссис Коул. Или просто разозлились, выяснив, что новообращенная не располагает возможностями вести тот образ жизни, в который вы надеялись ее втянуть.

– Да ради Бога! – Мэгги надоела эта старая песня, и она отвернулась, но он поймал ее за руку. Кисть у него большая, и даже на деформированных костяшках пальцев виднелись черные волоски.

– И кто же теперь не любит, когда «горячо»? – поинтересовался он уже без акцента.

Урок красноречия, усмехнулась про себя Мэгги. Он пробился к богатству, но откуда ему уметь с этим богатством обращаться! К несчастью, Мэгги действительно было горячо. Жар его прикосновения охватывал все тело. Глаза невольно метнулись к его губам. О черт…

– Уберите руку! – приказала она, окатив его отработанным взглядом (что-ты-о-себе-возомнил?), от которого самонадеянные мужчины сразу пасовали.

Но не этот. Этот улыбнулся.

– А ты заставь меня, – предложил он, и в этом вызове уже не было ничего детского. Произнесенный тихо, он дышал мужской уверенностью в себе.

Заставить его она не могла, и оба это прекрасно знали. По крайней мере Ник.

Глаза у Мэгги расширились. Даже не подкрашенные тушью, ее ресницы трагически темной каймой обрамляли наполненные болью зрачки. Она мигнула, и жемчужная капля выкатилась из влажных янтарных глубин. Никлас Фортуна отдернул руку, как ужаленный, и уставился на белые следы своих пальцев на ее загорелой коже. Возвращающаяся кровь уже делала их красными.

– Я… миссис Коул… Мэгги… я не хотел… Я иногда забываю о собственной силе… – На скулах у него проступили темные пятна.

Мэгги быстро отступила назад, слезы исчезли как по волшебству, и она рассмеялась.

– А я о своей – никогда. Я принимаю ваши неуклюжие извинения, мистер Фортуна. Вы бы окунулись в бассейн, а? Похоже, охладиться вам не помешает!

И Мэгги легко сбежала вниз по мраморной лестнице, оставив своего противника сотрясать воздух проклятиями.

Обогнув последний поворот, все еще полная бодрящим теплом схватки, она чуть не налетела на Финна и Лори. С ужасом уставилась она на их сплетенные пальцы.

– Что вы делаете? Твой отец там, наверху. Он может появиться в любую секунду. – Хотя опыт общения с ранимым мужским самолюбием заставлял ее усомниться в такой возможности. Ник Фортуна потерпел поражение и вряд ли станет преследовать победительницу, чтобы полюбоваться ее триумфом.

– Что-нибудь случилось? Ты вся пылаешь, и вид у тебя взволнованный, сказал Финн, неохотно отпуская руку любимой.

– Нормальная реакция на соблазнителя, – весело отозвалась Мэгги.

– Ты это о папе? – Лори выглядела удивленной и немного испуганной.

– Нет, конечно, мы просто поболтали, – поспешила сказать Мэгги, видя, как грозно сошлись брови Финна. – Наверно, он опять заметил, что мы с тобой разговаривали.

– Он что-то подозревает, я знаю. Раньше я никогда не врала ему, а теперь – постоянно – Жизнерадостное настроение Лори готово уже было смениться паникой. – Ведь он до последней минуты не собирался ехать. У него на этот уик-энд была назначена какая-то деловая встреча. А потом он позвонил Хантерам и, наверно, спросил, кто приглашен Я не успела предупредить Финна – Если он кого-то и подозревает в кознях, то меня, – успокоила девушку Мэгги. – Раз Элис сказала ему, что будет Финн, он, естественно, подумал, что буду и я. Но ради Бога, соблюдайте осторожность.

Нервно обостренный слух Мэгги различил спускающиеся шаги, и она торопливо толкнула Финна в грудь, заставив его попятиться на несколько ступенек вниз; одетый в белый теннисный костюм, он походил при этом на обиженного Аполлона.

На Лори тоже были белые шорты и футболка, но Мэгги сомневалась, что румянец на лице девушки следовало приписать игре в теннис. О, молодость и любовь…

– Давай, давай… – прошипела она, знаком приказывая Финну исчезнуть, и тут же принялась громко обсуждать спортивную доблесть Лори. Спустя две секунды появился Ник Фортуна собственной персоной, и у Мэгги по спине пробежала капелька пота. Он задержался, окинул женщин проницательным взглядом серых глаз и заговорил довольно мирным голосом:

– Хочешь поплавать со мной, Лори? Похоже, нам обоим не мешает охладиться.

Лори пришла в замешательство, чувствуя намек, но не понимая его, и Мэгги бросилась на помощь.

– А мы как раз собрались сыграть в теннис, правда. Лори?

– Отличная идея, – с убийственной учтивостью протянул Ник. – Я очень люблю теннис. Почему бы вам не отыскать своего мужа, миссис Коул, и мы бы сыграли парами?

– Э-э… Финн не играет… – растерянно начала Мэгги, и в этот момент появился Финн с двумя ракетками под мышкой. Пойманной на бессмысленной лжи, Мэгги оставалось только замолчать и предоставить мужчинам договориться к взаимному враждебному удовлетворению.

Час спустя враждебные чувства Финна усилились еще больше после сокрушительного разгрома, которому не смогли помешать все старания Лори, проигрывавшей одну подачу за другой.

– Боже правый, можно было подумать, что мы попали на Уимблдон, – прорычал Финн, когда они с Мэгги, обливаясь потом, шли принимать душ и переодеваться к ленчу. – Этот человек твердо решил уничтожить нас. Это не теннис – это война! Он должен был победить любой ценой. – И затем добавил, неохотно воздавая своему противнику должное:

– Кто бы мог подумать, что этот грузовик такой вертлявый? Ему и Лори-то не нужна была – он мог закрыть весь корт без чьей-либо помощи…

– Скорей уж надо говорить о помехе. Интересно, Лори всегда играет так плохо? – вяло поинтересовалась Мэгги. Она чувствовала себя так, будто упомянутый грузовик проехал по ней. Она не вспотела – она взмокла, и Ник Фортуна получил огромное удовольствие, наблюдая это. Он заставил ее выкладываться за каждое очко. Учтивой светской игрой там и не пахло. Это был предметный урок: когда играет Ник Фортуна – во что бы то ни было, – он играет на победу и плюет на всякие условности. К концу игры у них уже были зрители, и Мэгги с неудовольствием отметила, что не может с обычным спокойствием принять поражение. Черт возьми, в этой игре победа что-то значила…

– Может быть, если я проиграю еще несколько партий, он немного подобреет? – продолжал Финн. В последние дни все его мысли были направлены на одно, и Мэгги начинала чувствовать себя забытой. Дело не в том, что она ревновала Финна, но оказаться лежачим камнем на пути к браку – немалое испытание для добрых чувств.

– Скорее запрезирает еще больше, – фыркнула она. – Он любит победы, но победы трудные. Ты должен признать. Финн, что на корте ты ему не противник.

Если бы я не прикрывала тыл, он победил бы всухую.

– На корте – может быть, но за его пределами справиться со мной будет не так легко, – петушился Финн, но Мэгги видела, что больно задела его, и ей стало гадко. Мало Финну страданий по поводу Лори. Под покровом светской изощренности он испытывал те же сомнения и муки, что и любой, впервые полюбивший. Стоит ли он своего идеала? Любит ли она его так же, как он? Как он выглядит в любимых глазах?

– Конечно! Лори любит тебя, а это уже победа. Даже если поначалу он будет против брака, отношение изменится, когда начнут появляться внуки.

Представив Никласа Фортуну дедом, Мэгги слегка развеселилась. Слишком уж не соответствовал этому супермену образ седовласого дедушки, качающего на колене внуков! Финн тоже заметно повеселел. Лицо его, когда он входил в комнату, было до отвращения блаженным. По всей видимости, у него мысль о голубоглазых младенцах не пробудила чувства юмора. Мэгги ухмылялась, идя дальше по черно-белой плитке холла. Из-за позднего и неожиданного ее приезда – только наивный Никлас Фортуна мог полагать, что Коулы непременно появляются в подобных компаниях вместе, – она получила комнату в противоположном конце дома. А может быть, Элис Хантер просто повела себя как хорошая хозяйка и обеспечила гостям максимальную свободу, какая им может понадобиться.

Впрочем, чувство юмора у Мэгги тоже притупилось, когда за ленчем она оказалась как раз напротив Никласа Фортуны. Стол был широкий, и в центре стояли большие – цветочные композиции, тем не менее она была в пределах досягаемости. Ситуация осложнялась еще и тем, что с боков ее, как сыр в сэндвиче, сжали два молодых бездельника, с каждым из которых она то встречалась, то расставалась на протяжении нескольких лет. Теперь они не преминули вступить в веселое соперничество за ее благосклонность. Обычно Мэгги получала удовольствие от такого безопасного флирта, но сегодня чувствовала, что каждая улыбка будет вменена ей в вину. И все-таки она улыбалась и флиртовала – все что угодно, лишь бы Ник Фортуна не заметил, как его дочь обменивается теплыми взглядами с необычайно смирным Финном.

Масла в огонь подлило случайное замечание одного из гостей, выразившего удивление по поводу присутствия Мэгги. Ник отреагировал мгновенно:

– Так ты не собиралась приезжать? Из-за чего же передумала?

«Из-за тебя», – хотела огрызнуться Мэгги, вспомнив минеральную ванну, из которой ее вытащил звонок Финна, умолявшего о ее маскировочном присутствии на острове. Мэгги не сомневалась, что беспомощность в жалобном голосе была несколько педалирована для большего эффекта, но она знала, что действительно нужна им, и пообещала сделать все, что сможет.

Мэгги томно затрепетала ресницами и сказала правду, всего лишь прикрыв ее игрой, да и то, собственно говоря, навязанной самим Ником.

– Из-за тебя, милый, – манерно проворковала она, рассмешив соседей. Услышала, что ты будешь, и не смогла удержаться.

Вместо того чтобы смутиться или разозлиться, Ник Фортуна улыбнулся.

– Хорошо сказано, милая. – Он даже еще более утрировал предложенный ею тон.

– Ого, намечается состязание, – пошутил идиот слева, когда Мэгги не нашлась что ответить.

– Мэгги великодушна, – отозвался недоумок справа. – Она не убивает сразу, но парень еще получит.

– И немало, судя по калориям, – поддел Ник, показав глазами на ее тарелку.

Мэгги уронила вилку и побледнела. Сама того не замечая, она увлеклась самыми питательными кушаньями и теперь с ужасом смотрела на жалкие остатки.

– Боже, Сэм меня убьет!

– Кто такой Сэм? – спросил Ник, заинтригованный ноткой неподдельного ужаса в ее голосе.

– Моя совесть, – простонала она. – Если он узнает, сидеть мне неделю на хлебе и воде. Хотя… – рука в изящной перчатке облегченно расслабилась, разве меня сейчас не измотали на корте? На круг все сходится.

– На круг ты никак не походишь! – попытался скаламбурить недоумок, любовно оглядывая ее изящную фигуру, подчеркнутую ярким весенним платьем.

– Кто такой Сэм? – повторил вопрос Ник, и идиот поспешил ответить:

– А ты не слышал о знаменитом коуловском tena а lrok? Счастливчик Сэм живет с Мэгги и Финном.

– Сэм – наш домоправитель, – пояснила Мэгги.

– И многое другое! – вмешалась в разговор сестра идиота, которая давно завидовала Мэгги и постоянно подкапывалась под ее имидж. Сейчас она улеглась на стол, чтобы доверительно позлословить с Ником. – Мэгги как-то призналась, что Сэм цементирует их семью. Он такой классный – секси-Сэм, как говорит Мэгги! Ты просто счастливица, Мэгги, что имеешь под рукой двух таких шикарных мужчин. Не понимаю, как они до сих пор не подрались из-за тебя.

Хотя ты всегда умела играть с мужчинами.

Подчеркнутое множественное число не ускользнуло от внимания всех, кто находился в пределах слышимости, и Мэгги оказалась под обстрелом выжидательных взглядов. У нее ведь всегда найдется остроумный ответ. Не в правилах Мэгги относиться к чему-то серьезно, включая и оскорбления.

Она не обманула ожиданий.

– С детства привыкла, – серьезно пояснила она Нику. – Когда мне было пять лет, дедушка купил фабрику игрушек и использовал меня как оценщика рыночной стоимости. У меня были дюжины кукол, причем большей частью оловянные солдатики, на которых специализировалась фабрика. С тех пор у меня как-то отложилось, что мужчин приятнее считать на дюжины.

Ник и не пытался изобразить улыбку.

– Понимаю. Ты просто перешла от игрушек для мальчиков к мальчикам-игрушкам.

За столом грохнули от смеха, но Мэгги на какое-то мгновение удалось подыграть неулыбчивости Ника. Потом ее большой рот задрожал в последних попытках сохранить такую же вежливую невозмутимость. У него-то проблем не было. Он смотрел и ждал, пока она наконец не поддалась безудержному смеху.

Веселье стерло всякую утонченность, розовая перчатка, на тон темнее платья, прикрывала хохочущий рот, а в глазах плясало одобрение его каламбуру, хоть и направленному против нее.

Только тогда он позволил себе отозваться на всеобщее веселье. Но улыбка была адресована одной Мэгги, тайное уведомление о победе. Будто он знал, что Мэгги не ожидала и не хотела обнаружить в нем остроумного собеседника, способного посоперничать с ней, признанным мастером острот. Она предпочла бы видеть неловкого, чувствующего себя не в своей тарелке, почти нелепого пуританина – это давало бы больше надежд одурачить его. Вместо этого Ник развлек все застолье, обратив против нее же попытку смутить его. Безусловно, он не был своим в этой атмосфере намеренной фривольности, но не потому, что не мог ей соответствовать, а потому, что не пытался. Он здесь ради дочери, и ради нее готов мириться со скукой и пустой болтовней. Каков же он в свободное время? – задумалась Мэгги. Или у него, как у дедушки, свободного времени не бывает? А женщины, которые удовлетворяют его пуританские запросы, – для них он время находит? Выкраивает, наверно, между деловыми встречами.

Завел подходящий диванчик у себя в офисе.

Мэгги осознала, что все еще смотрит на него, и вспыхнула от таких мыслей.

Серо-голубые глаза тут же потемнели до морской зелени… о чем думает он? И вовсе она не хочет этого знать. Мэгги решительно отодвинула тарелку, кишащую калориями, – фрейдистский отказ, не ускользнувший от внимания мужчины напротив. Мэгги отвела глаза. Она может быть испорченной, привыкшей получать все, что хочет, но уж недогадливой ее никто не назовет! Есть несколько причин, по которым ей не следует вникать в мысли Ника Фортуны, и каждой из этих причин в отдельности вполне достаточно.

Она решительно окунулась в общую беседу, совершенно игнорируя невозмутимое и неотступное внимание Ника Фортуны. Чего он хочет? Чтобы она почувствовала себя неуклюжим голенастым подростком? Сроду за ней этого не водилось. Черт возьми, почему бы ему не повернуть свое боксерское сексуальное лицо к соседке-блондинке, которая до неприличия старается привлечь его внимание? Она-то ему вполне подходит, а Мэгги, как было сказано им с таким холодом, – нет.

После ленча Мэгги захотелось вздремнуть, а потом, пока послеполуденное солнце еще припекало, она спустилась на пустынный пляж и растянулась на шелковистом теплом песке с последним бестселлером в руках. Вода была еще по-весеннему холодной – в бассейне она в угоду сибаритам подогревалась до температуры тела, – но Мэгги время от времени окунала ноги, получая удовольствие от уколов освежающей соленой прохлады.

Сверху ветерок доносил отзвуки веселья, но Мэгги не тянуло в компанию.

Вовсе она не прячется – просто наслаждается честно заработанным покоем? Рано или поздно Финн найдет ее и снова заставит нести караульную службу – хотя в данный момент, благодаря заметным успехам блондинки, и Финн, и Лори, и Мэгги имеют возможность наслаждаться уик-эндом, не страшась грозного отеческого ока. Лори говорит о своей жизни совершенно непринужденно, и чем больше Мэгги ее слушает, тем больше девочка ей нравится. То, что с ней сейчас происходит, – не бегство из родительского плена. Она не ожидает, что жизнь с Финном будет ложем из роз без шипов. Вообще она не смотрит на все через розовые очки, как Финн.

За обедом Мэгги с облегчением обнаружила, что все места перемешались и она сидит далеко и от Лори, и от Ника. Теперь ее соседкой была неугомонная активистка благотворительности, не раз уже обращавшаяся к Мэгги за идеями для своих празднеств, и женщины углубились в оживленную беседу о способах вовлечения утомленных капитанов индустрии в добрые дела. Мэгги, чтобы отвязаться, напомнила ей несколько своих с треском провалившихся идей, и к разговору туг же подключились случайные соседи, перечисляя ее триумфы и провалы. Кто-то заявил, что в любом случае участие Мэгги обеспечивает шумную рекламу, потому что даже проваливаются ее идеи волшебно! Обед предопределил остаток дня: кто-то попросил совета относительно приближающейся ярмарки, и Мэгги, окруженная внимательными слушателями, попивая кофе с ликерами и домашним шоколадом, долго еще разбрасывала направо и налево свои безумные идеи. Истощившись наконец, она с удивлением обнаружила, что на часах уже начало первого, и, зевая, отправилась спать, отмахиваясь от неумеренных выражений благодарности со стороны захмелевшей леди, чья надушенная записная книжка была теперь полна головокружительных прожектов.

Приняв душ и надев голубую ночную рубашку, настолько эффектную, что могла бы при случае сойти и за бальное платье, Мэгги почувствовала угрызения совести. Удалось ли Финну и Лори уединиться хоть на минутку, пока она приятно проводила время? Порывисто набросив пеньюар, она вышла в полутемный коридор. На стук в дверь Финновой комнаты никто не ответил, и, просунув голову внутрь, она убедилась, что там никого нет. Ее это вовсе не удивило вне всяких сомнений, этой ночью не все лягут в постель, – и все-таки Мэгги решила немного подождать. Надо поговорить с Финном и убедить его уехать, что вообще-то следовало сделать, едва узнав, что Лори здесь с отцом. Этот уик-энд не даст им ничего, разве только усугубит в глазах Ника их дурную репутацию.

Первоначальная идея разыграть скандал, чтобы создать почву для расторжения их «образцового современного брака», была отметена при первой же стычке с Ником. Публичная стирка грязного белья еще больше отвратит его от Финна.

Мэгги нахмурилась, вспомнив, что он так и не вернул ей солнечные очки. Чем просить обратно, лучше обойдется без них. У нее не было никакого желания просить Ника Фортуну о чем бы то ни было…

Когда она проснулась и посмотрела на часы, было четыре утра. Она села, потирая шею. Черт тебя возьми. Финн, где ты? Если окажется, что он в комнате Лори, она свернет ему шею! Обоим!.. Не могут же они совершить такую глупость, рискуя быть обнаруженными при самых компрометирующих обстоятельствах? Не может же любовь быть настолько слепа, чтобы не видеть всех последствий?

Ну да что толку ждать здесь и беспокоиться? С тем же успехом можно вернуться и провести остаток ночи в собственной постели. Пусть Финн и Лори волнуются за себя сами. Плитка холодила босые пятки, и Мэгги, вся дрожа, торопливо зашлепала по коридору. Завернув за угол, она наткнулась спросонья на кого-то, идущего навстречу. Сильные пальцы обхватили ее за плечи и удержали от падения. Мэгги не нужно было задирать голову, чтобы удостовериться, кто перед нею; она узнала это по первому прикосновению.

– Только не говори, что тебе не спится и идешь ты на кухню за стаканом горячего молока, – пророкотал Ник фортуна, отодвигая ее и окидывая взглядом шелковый наряд, всклокоченную черную гриву и томные, расширенные со сна глаза.

– Разумеется, нет, – прошипела она, взбесившись от почти неприкрытой насмешки. Он не поверил бы, даже будь это правдой. – К твоему сведению, я возвращаюсь в свою комнату…

Дура! Иронические складки у его рта сделались еще глубже.

– Из душа, конечно… – предложил он еще одну избитую уловку, прекрасно зная, что ванная есть при каждой комнате.

Мэгги вспыхнула от ярости. Будь он также не одет, она смогла бы вернуть с лихвой эти грязные намеки; к сожалению, на нем все еще был смокинг – обед в этом доме всегда рассматривался как официальное событие, – хотя узел черного галстука расслаблен и верхняя перламутровая пуговица белой рубашки расстегнута.

– Из комнаты моего мужа, если тебе так интересно.

Его скептический вид мог взбесить кого угодно.

– Тебе приходится тайком пробираться к собственному мужу?

– Я не пробираюсь, – яростно огрызнулась она, стараясь не повышать голоса в гулком коридоре. – Нам дали отдельные комнаты…

– Понимаю, для вашего гибкого брака это нормально. Стало быть… ты провела почти всю ночь с собственным мужем. Для вас обоих это, наверно, рекорд…

Что-то в его глазах заставило Мэгги поколебаться, прежде чем соврать.

Кажется ей или он подстрекает? Что он такое знает, чего не знает она? Может быть, видел Финна… в другом месте?

– Да, я была в его комнате, – осторожно сказала она, надеясь, что он не заметит уклончивости ответа. Тщетная надежна!

– И, похоже, не застала? Иначе почему ты бродишь по коридорам? – Его глаза ничего не выражали, а вот хриплый голос был необычайно нежным, и он поднял руку, чтобы коснуться пальцами горделивой линии ее подбородка.

Мэгги хотела ударить его по руке, но вовремя вспомнила, что длинные кружева манжет лишь символически прикрывают тело и лучше ими не размахивать, чтобы не нарваться на еще одну вспышку интереса к своей персоне; пришлось перенести прикосновение в надменном бездействии.

– Почему ты позволяешь ему так обращаться с собой? Ты что, мазохистка?

Ищешь унижений? Ты ведь приехала сюда, подозревая, что твой муж затевает новую интрижку? Надеялась, что твое присутствие разбудит его совесть? А есть ли она у него?

– Ты… ты же ничего не знаешь, – пролепетала она, все глубже погружаясь в черную безысходность. Ясно, что он презирает Финна гораздо больше, чем ее.

Как же изменить баланс?

– Я знаю одно: если прекрасная женщина жертвует своей гордостью, значит, что-то не так. – Рука опустилась к ее шее и нашла бешено бьющийся пульс. Он погладил жилку большим пальцем, и Мэгги закрыла глаза. – Что-то не так, Мэгги?.. Ты можешь сказать мне…

Было мгновение в полумраке коридора, под магией его гипнотического прикосновения, когда Мэгги уже почти открыла рот. Но успела вспомнить: это враг. И отпрянула. Перестав чувствовать ласку его руки, она подняла веки.

Темное желание в его глазах потрясло и испугало ее. Мэгги почти физически ощутила волну его ярости. Оттого ли он зол, что она не пала легкой жертвой его нежности? Или потому, что возмущен собственным желанием?

– У меня все в порядке. – Она прогнала минутную слабость. Ник повел мощными плечами, и что-то блеснуло на темной ткани. На лацкане лежал длинный светлый волос. Так вот где он был до четырех утра! И у него хватает наглости делать оскорбительные предположения на ее счет!

Мэгги брезгливо сняла волосок с пиджака.

– Вероятно, подобрал в душевой?

– Я танцевал с этой леди, – спокойно пояснил он. – Она ушла несколько часов назад.

– Ожидая, разумеется, что ты последуешь за ней, – язвительно предположила Мэгги. – Впрочем, ты, вероятно, предпочитаешь женщине бутылку!

Она проскользнула мимо него, но оставить за собой последнее слово не удалось.

– Сука, – сказал он тихо, почти с восхищением, и у Мэгги дрожали колени, когда она захлопывала за собой дверь. Почему у него грязное ругательство звучит комплиментом? Он смеялся над ней. Она знала, что не заслуживает этого, но не могла обвинять его. Для всего мира она была оплеванной женой.

Глава 4

Совершенно выдохшись, Мэгги слезла с водного мотоцикла и передала его молодому человеку, нетерпеливо ожидавшему на причале. Он тут же умчался в фонтане брызг, направляясь к остальным пяти мотоциклам, бороздящим бухту.

Спустившись по ступенькам причала на пляж, Мэгги улыбнулась Элис Хантер, царственно восседавшей в шезлонге.

– Соседи, наверно, тебя ненавидят, – сказала Мэгги, показывая на трещащие моторами водные мотоциклы. – Это, да еще вертолет.

Элис пожала пухлыми веснушчатыми плечами.

– Время от времени они сами пользуются вертолетом и потому не жалуются. А один держит катер, от которого шума гораздо больше.

Мэгги прошла к своему полотенцу, оставленному на одном из стульев, которые были предусмотрительно принесены с утеса, чтобы гостям не докучал песок на одежде или в прическе… или в напитке. Черные с желтым нейлоновые перчатки под цвет купальника скользили на молнии гидрокостюма, когда она попыталась снять его. У Хантеров был большой выбор гидрокостюмов для гостей, но, когда Мэгги собралась покататься, остался только один, который оказался ей тесноват. Залезть в него было чертовски трудно, и Мэгги показалось, что в результате она уменьшилась в размерах. С нетерпеливым восклицанием она стала стаскивать перчатку зубами, когда на нее вдруг упала чья-то тень.

– Дай-ка помогу…

– Все нормально, я справлюсь. – Протест Мэгги был приглушен перчаткой. Она ухватилась за шнурок, привязанный к язычку молнии, и дернула – ничего не произошло. Несколько минут она безуспешно боролась с застежкой, все больше приходя в отчаяние, пока Никлас фортуна не отвел ее руки с недовольным ворчанием. – Я же сказала, что справлюсь сама, – резко произнесла она, стараясь не задрожать, когда его пальцы скользнули под тугой ворот костюма, чтобы подпереть молнию снизу.

– Да, я слышал, – пробормотал он, поглощенный своим занятием.

Прищурившись, он глядел на непослушный язычок, и Мэгги невольно восхитилась длинными тонкими ресницами… такими же густыми и шелковистыми, как волосы на его руках и впечатляюще широкой груди. Этим утром на пляже было несколько очень красивых мужчин, но Ник затмевал их всех. Может быть, загар его был не таким ровным, а мышцы – не такими симметричными, как у атлетов помоложе, но в нем ощущалась чисто мужская жизненная сила. Одетый в пару синих боксерских трусов, он умудрялся выглядеть более обнаженным, чем те, кто щеголял в самых скудных плавках. Мэгги замечала сопровождавшие его взгляды (которые он игнорировал) и знала, что не одинока в своей оценке, но скорее умерла бы, чем призналась в ней. Она попыталась вывернуться:

– Послушайте, не стоит беспокоиться, я могу просто просунутые под гидрокостюм пальцы задержали ее без труда.

– Не суетитесь, ради Бога. – Мускулы на груди и плечах взбугрились, преодолевая ее немощное сопротивление. И Мэгги безвольно подчинилась, говоря себе, что причина подскочившей температуры – гидрокостюм, а не близость мощного мужского тела. – Ага… – С довольным ворчанием Ник нашел и устранил помеху. Он начал расстегивать молнию медленно и осторожно, во избежание новых поломок. Чувство освобождения из тесного, душного плена было таким сладостным, что Мэгги блаженно вздохнула. Ник помедлил, и она вдруг осознала интимность ситуации. Он расстегнул молнию еще на несколько дюймов, и Мэгги быстро положила руку себе на талию, останавливая движение.

– Спасибо. Дальше я сама.

Ник поиграл шнурком, прежде чем отпустить его, будто раздумывал, послушаться или нет, но если она ожидала исчезновения ауры интимности, оттого что доделает работу сама, то ошиблась. Ник стоял и наблюдал за продвижением язычка до крайней нижней точки. Потом он так же стоял, не удосуживаясь скрывать интерес, пока она пыталась высвободить руки. Ее купальник был скроен вполне пристойно, но из такой тонкой и эластичной ткани, что, выбравшись наконец из цепкого гидрокостюма, она вся пылала от сознания того, что темно-зеленые глаза Ника изучили каждый дюйм ее тела.

Особенно его занимало движение грудей, и Мэгги знала, почему. Она нагнулась, взяла свою пляжную юбку и поспешила натянуть, небрежно накинув шлейки на предательски затвердевшие соски. Оглянувшись, обнаружила, что он стоит на том же месте, невозмутимо улыбаясь и издевательским движением бровей давая понять, что попытка скрыть ответ тела на его соседство не удалась.

– Жаль, – сказал он, и Мэгги не попросила уточнить, о чем это он, ярко представив себе, как его руки стаскивают гидрокостюм, под которым обнаруживается ее обнаженное тело. Решительно отогнав неуместный образ, Мэгги села в шезлонг и занялась надеванием перчатки, всецело на этом сосредоточившись. – Даже плавать в этих штуках… Не слишком ли манерно? – изрек Ник, усаживаясь в соседний шезлонг.

– Перчатки – мой фирменный знак. Я ношу их всегда, – сказала Мэгги, поправляя шляпу, чтобы тень падала на глаза. Очки он ей так и не вернул. Она презирала всякого, кто считал ее перчатки обычным пижонством.

– Всегда? – В хриплом голосе звучал преувеличенный интерес. – Даже в постели?

Высокомерный взгляд Мэгги должен был сказать, что скорее в аду похолодает, чем ему удастся выяснить это на практике. На самом деле она сама задавалась вопросом… Мало кто, кроме членов семьи, видел шрамы на ее левой руке, а видевшие их, за исключением врачей, обычно не могли скрыть жалость или отвращение. Когда она найдет наконец человека, которого сможет полюбить, покажет ли ему шрамы, прежде чем… или после?.. Ему может не понравиться, как затвердевшие рубцы царапают кожу, цепляются за темные волоски…

Остановись! Мэгги с усилием отвела взгляд от мощно дышащей мускулистой груди.

– Наверно, мама учила тебя, что ни одна пылинка не должна коснуться безупречных ручек настоящей леди. Скорее это не фирменный знак, а какая-то мания.

Безупречных. Если бы он знал! Мэгги рассмеялась, удивив его.

– Пожалуй, действительно мания, но в смысле стиля. На самом деле это дурной тон – носить перчатки с купальником, и совсем уж вульгарно – есть в них, но в наше время прощается все, что удается выдать за экстравагантность.

Что же до моей матери, то ее никак нельзя было назвать леди. Она наслаждалась жизнью под завязку. И умерла так же, как жила. Мне было пять лет, когда ее не стало… и отца тоже.

– Ты помнишь ее?

Мэгги пожала плечами.

– Мои родители очень любили путешествовать. Если бы не фотографии, я, наверно, не знала бы даже, как они выглядели. Мать была итальянкой и предпочитала европейский климат и образ жизни. Младенец явно не гармонировал с образом международных гуляк, и меня оставили деду.

– Ты жалеешь об этом? – Боковым зрением она заметила, что Ник напрягся, взбугрив свои впечатляющие мышцы, но продолжала упорно смотреть на море.

– Пожалуй, нет. Патти, мой дедушка, был весь поглощен своим бизнесом, но никогда не видел во мне обузу. Он всегда оказывался рядом, когда был нужен.

– Она улыбнулась воспоминаниям. – Детство у меня было привольное. Я носилась как угорелая, сводя с ума бесчисленных нянек, пока… – Она бессознательно потерла левую руку. Ник насторожился, но его любопытство осталось неудовлетворенным. Мэгги очнулась от воспоминаний и изобразила свою обычную беззаботность. – Пока в один прекрасный день Патги не решил, что пора познакомить меня с дисциплиной, а когда Патги что-то решает, это серьезно!

Поначалу я ненавидела школу, но потом нашла в ней приятные стороны. Хорошо было оказаться в обществе сверстниц – раньше-то я общалась в основном со взрослыми. Несчастные учителя – в результате всех их стараний я только научилась вести себя как леди, но думать соответствующим образом не желала.

Я – живое доказательство торжества генов над воспитанием. Я гораздо больше похожа на мать, чем на Патги. По мне, жизнь слишком хороша, чтобы тратить ее на бесплодные сожаления и размышления о прошлом. Ни за что не дам своему прошлому отразиться на будущем!

– Означает ли это, что в твоей жизни нет места детям? – мгновенно отреагировал Ник.

– В данный момент – пожалуй. Но я ни за что не лишу себя и этой радости.

– И это все, что значит для тебя материнство? – скривил губы Ник. – Еще одна радость жизни?

– В том смысле, что, не испытав материнства, я не познаю всего, что дано женщине, – да, – холодно ответила Мэгги, игнорируя насмешку. – С другой стороны, я не стану заводить ребенка только потому, что так принято. Это не такие обязательства, чтобы принимать их на себя между делом или когда…

– Или когда супруги могут разбежаться, едва успев стать родителями? – договорил он, не дождавшись окончания фразы. – Мой собственный опыт вынуждает согласиться с этим.

Мэгги, поняв намек, хотела уже вспылить, но вспомнила, что, защищая свой брак, усложнит положение Финна, и предпочла съязвить:

– При таком подходе рождаемость упала бы катастрофически. Ты что, предпочел бы, чтобы Лори не рождалась?

– Конечно, нет. – Он нашел глазами фигурку дочери на водном мотоцикле. Иногда самые большие ошибки оборачиваются лучшими приобретениями.

– И это все, что значит для тебя Лори? Ценное приобретение? – возмутилась за девушку Мэгги.

– Господи, да что с тобой сегодня? – пробормотал он. – Не с той ноги встала? Или – если учесть твое отсутствие за завтраком – с той ноги, да не с той постели?..

На мгновение Мэгги онемела и поспешно осмотрелась: не слышал ли кто?

– Как ты можешь? Мы, кажется, выяснили ночью, что…

– Что ты не так уж неуязвима, как обычно показываешь. А женщина, которая чувствует себя обманутой, способна искать облегчения в мести.

– Если ты думаешь, что я могу переспать с кем попало только в отместку Финну…

– Ну, может быть, хотела доказать себе, что еще не утратила привлекательности.

– Я отлично знаю себе цену, – процедила Мэгги. – И не нуждаюсь в твоих или чьих бы то ни было подтверждениях. И я не чувствовала себя обманутой это все плоды твоего больного воображения…

– При чем тут воображение, когда я видел, уходя спать, как твой муж направляется с кем-то на пляж? – спокойно сказал Ник, и Мэгги побледнела, услышав, как близок был Финн к разоблачению… Беспечный дурак! Теперь понятно, почему Ник так уверен, что этой ночью Финн изменил ей! Мэгги поискала взглядом мужа среди водных мотоциклов и вздрогнула, заметив радом с ним Лори.

– Извини, Мэгги, – сказал Ник мягче, неверно расценив ее реакцию, – но не думаю, что это для тебя неожиданность. Ведь не в первый же раз. Чем же этот случай отличается от других?

– Я что-то не понимаю, ты биржевой воротила или брачный консультант? Для последнего у тебя не блестящие рекомендации. Если не сумел справиться с собственным браком, нечего бросать камни в мой!

Намек попал в цель, но Ник сохранил невозмутимый вид, и лишь голос стал чуть напряженным.

– Именно это и позволяет мне выражать свое мнение. Я близко знаком с опасными играми, в которые могут играть семейные пары, и с болью, которую это может причинять невиновным. – Потемневшими глазами он обвел ее фигуру. Трудно назвать тебя совершенно невиновной, но ты вовсе не так холодна, как изображаешь. Я думаю, все это последствия того, что родители исключили тебя из своего магического круга. Ты решила застраховаться от слишком сильных привязанностей и потому выбрала мужа-попрыгунчика, который не может ни дать, ни потребовать многого. Только оказалось, что этого недостаточно, и теперь ты задаешься вопросом, сможет ли Коул когда-нибудь заполнить пустоту у тебя внутри. Ты напряжена, ты нервничаешь, и есть в тебе какая-то отчаянность… будто в любой момент можешь сотворить что-то безрассудное… что угодно… лишь бы вырваться из устланной соболями ямы, которую себе выкопала.

Мэгги побледнела, потрясенная его проницательностью. И этого человека они надеялись одурачить? Он же читает душу как раскрытую книгу! Слава Богу, у его умозаключений слишком неверные посылки, но как глубоко сумел он проникнуть в ее душу!

– Финн не попрыгунчик! – заставила она себя прервать мучительную паузу. Если он позволяет себе повеселиться, это потому, что ему приходится много работать. Из того, что его деловые успехи выглядят легкими, не следует, что они легко даются. Особенно при деде, который ставит под сомнение каждый его шаг. И нечего фыркать на Финна только оттого, что у него были преимущества, которых не было у тебя. Это снобизм наоборот, и он ничуть не лучше обычного.

Мы с Финном не судим людей по происхождению! – С каждым словом она злилась все больше, забывая о своей холодной надменности.

– Какие широкие взгляды! – иронизировал Ник, провоцируя новый выпад.

Годы, проведенные в жестоком мире профессионального бокса, научили его понимать, как важно заставить противника проявить слабые места. Мэгги Коул поднесла свои на блюдечке: отсутствие в детстве самодисциплины оставило следы. Приходя в возбуждение, она говорит и действует, задумываясь о последствиях только тогда, когда уже ничего нельзя изменить.

Такому опытному бойцу, как он, давно бы следовало разгадать все ее загадки, однако оставалось еще слишком много несообразностей, чтобы просто довериться инстинкту. Смутное подозрение, заставившее его приехать с дочерью на остров, перешло в твердую уверенность. Между Лори и Мэгги Коул есть какая-то ускользающая от него связь, что-то, что ему еще предстоит разгадать. Если бы его прелестная оппонентка была курильщицей, сейчас бы она дымила как паровоз. Он заставил ее нервничать – дело здесь не только во взаимном влечении, – и она нервничает все сильнее с каждой минутой. В чем, черт возьми, дело? Наркотики? Накачалась? Глаза у нее странно расширены и смотрят куда-то мимо него. Если она наркоманка, это объясняет резкие скачки настроения. Ник бессознательно сжал губы в суровую линию. Если Мэгги Коул пытается пристрастить его дочь к наркотикам, у нее есть все основания нервничать. Все богатство мира и все влиятельные друзья не спасут ее тогда от его мести. Ник почувствовал привычный перед боем всплеск адреналина в крови. За этот уик-энд он узнает Мэгги Коул как свои пять пальцев. И что бы она ни замышляла, он ее остановит.

– Ты была очень молода, когда сбежала с Коулом, правда? Если ты уже тогда была так же красива и упряма, как сейчас, я полагаю, что противодействие обеих семей скорее пришпоривало тебя, чем сдерживало…

Мэгги удивилась не тому, что он слышал сплетни о ее замужестве. Удивило пьянящее ощущение, которое оставил его косвенный комплимент. «Красивая» и «упрямая»… Это гораздо лучше, чем «испорченная» и «доступная»!

– Если ты имеешь в виду, что я была слишком молода, чтобы отвечать за свои поступки, то ошибаешься. Что бы ни случилось, я никогда не пожалею, что вышла за Финна, – сказала она, но думала совсем о другом. Она не заметила даже, как помрачнел от усилившихся подозрений Ник, поймав ее взгляд, – все ее внимание занимали Лори и Финн, спрыгнувшие на причал и теперь направлявшиеся сюда олицетворением самой непринужденности. Если Мэгги останется сидеть, предстоит светская беседа вчетвером, а она не уверена, что сможет это выдержать. Она вскочила на ноги, лепеча что-то о слишком сильном солнце.

Лори пыталась задержать ее – вероятно, по той же причине, по которой она хотела уйти, – но ее отец, молча развалясь в шезлонге, с видом саркастического триумфа наблюдал, как Мэгги возбужденно тащит мужа прочь.

Как бы ей хотелось окатить его сейчас ведром холодной воды!

Толку из уик-энда не вышло. На самом деле, по мнению Мэгги, одна беда следовала за другой. Ник Фортуна, темная, мрачная, почти скучная фигура тот самый тип замкнутого гостя, который страшит любую хозяйку, – вдруг превратился в своего парня. Его первоначальная замкнутость породила ответно-отчужденное отношение компании, но стоило Нику доказать, что он умеет радоваться жизни точно так же, как другие, и его встретили с распростертыми объятиями: никто не хотел плохих отношений с Ником Фортуной.

Кроме Мэгги Коул. Она с мрачным недоверием наблюдала, как Ник непринужденно входит в узкий круг верхушки оклевдского общества, очаровывая всех своим острым циничным умом. Он проявлял такт и искусство общественного карьериста, но Мэгги знала, что положение в обществе его не интересует.

Зачем же? Информация? Она содрогнулась, представив, к каким привилегированным сплетням он мог теперь получить доступ. Стоит войти в узкий круг, и тебе доверяют секреты, недоступные толпе; пока остальные гадают, кто, что, с кем, почему и как делал, немногим привилегированным, благодаря близости к источникам информации, не так-то уж сложно отделить факты от легенд. Они с Финном немало потрудились над своей легендой, не открывая правды даже лучшим друзьям, но это не остановило случайных темных слухов.

Мэгги выкладывалась до предела, отслеживая каждый разговор, каждое движение Ника и в то же время стараясь держать в поле зрения Финна и Лори, совершая чудеса изворотливости в тщетных попытках разделить всех троих. К сожалению, все были против нее. Ник явно не желал выпускать из виду дочь, а Финн вовсе не был намерен отказываться от исключительного права на ее общество. Все было бы не так плохо, если бы мужчины по крайней мере создавали видимость нормальных отношений, однако они не упускали случая под прикрытием общей беседы обмениваться колкостями, почти явно выказывая взаимную враждебность. Черт возьми, неужели Финн не видит, что его провоцируют? Пытаясь ослабить напряжение в их слишком уж неразлучной компании, Мэгги опустилась до отчаянного флирта с первым попавшимся под руку мужчиной, но и это обернулось против нее же.

– Что ты творишь с Чарльзом? – прошипел ей на ухо Финн. – Парень почти решил, что у вас с ним любовь. Или ты хочешь выставить его на посмешище?

Зная, в каком состоянии ее муж, Мэгги почти простила его; честно говоря, она толком даже не заметила, с кем обменивается остроумными двусмысленностями. Чарльз был милым мальчиком, но слишком уж незрелым.

– Я хочу отвлечь внимание на себя, чтобы не так заметно было, какого дурака валяешь ты! – сердито прошептала она в ответ. – Рано или поздно кто-нибудь задастся вопросом, с чего это ты стал таким вспыльчивым… и сумеет подсчитать, сколько будет дважды два. Почему бы тебе не уняться?

Финн хмыкнул.

– Я уймусь, если он уймется.

– Господи, ты говоришь, как восьмилетний мальчишка. И ведешь себя так же.

Ты что, не видишь, как страдает от всего этого Лори?

Это был сильный удар. Финн нахмурился и отвернулся, и тут у Мэгги перехватило дыхание: за спиной у мужа стоял Ник.

– Семейная ссора? – поинтересовался он с невинным видом браконьера, захваченного с заряженным карабином в руках.

– Одарили бы вы своим вниманием кого-нибудь другого, мистер Фортуна. Я начинаю находить его чересчур докучливым, – высокомерно заявила Мэгги, прикинув, что терять уже нечего.

– Вот незадача, – изобразил огорчение Ник. – А я-то думал, что вписался в вашу экзальтированную группу… в которой я вроде бы единственный мужчина, не одаривающий тебя чрезмерным вниманием. Немудрено, что твой муж так нервничает. Ты специально стараешься вызвать у него ревность?

Значит, он не слышал разговора. Испытывая огромное облегчение, Мэгги устало обронила «Заткнись» и вцепилась в какой-то проплывавший мимо мужской локоть, лишь мгновение спустя заметив, что попала из огня да в полымя:

Чарльз Стивенсон с разгоревшимися глазами поволок ее в уединенную беседку, где немедленно принялся объясняться в возвышенной любви. В другое время Мэгги мягко осадила бы его, не раня мужского самолюбия и сохранив дружеские отношения, но сейчас, доведенная почти до предела, готовая возненавидеть весь мужской пол, она только посоветовала Чарльзу не быть дураком, в результате чего он решил немедленно доказать обратное. Отбиваться от объятий этого здоровенного детины было непросто, а когда она начала сердиться по-настоящему, Чарльз воскликнул с искренним негодованием:

– Черт тебя возьми, Мэгги, здесь же никого нет, зачем притворяться? До сих нор ты не беспокоилась о муже. Никто не узнает… Ты же сама хочешь этого, ведь хочешь!..

Вот вам и возвышенная любовь. Всю жизнь ее преследовали такие торопливые предложения в темных уголках, хота Чарльз даже не дал себе труда дождаться темноты – до заката оставалось не меньше часа! И не сомневался, что она сдастся только потому, что он декорировал свою похоть несколькими романтическими пассажами…

– Нет, Чарльз… ты меня неправильно понял.

Чарльз! – Мэгги вертела головой, стараясь избежать его жадного рта. Он сжимал ее, так, что Мэгги боялась за свои ребра.

– Черта с два не понял, – рычал он, слишком возбужденный, чтобы заметить сопротивление, и твердо решивший не упустить возможность. – Ты весь день посылала мне призывные взгляды…

– Ради Бога, Чарльз, это же была обычная игра! – Мэгги пожалела, что не вняла советам Сэма, предлагавшего обучить нескольким приемам самозащиты.

– Ты хочешь сказать, что дурачила меня? – В голосе Чарльза звенела обида.

– Почему же ты делаешь исключение только для меня? Другим мужчинам ты не говорила «нет».

Иными словами: почему бы и нам не развлечься?

– А тебе никогда не приходило в голову, что другие мужчины могли врать? – ядовито поинтересовалась она. – Я не такая потаскуха, как они изображают.

– Все не могут врать…

– Почему нет? Ты же соврешь, – горько констатировала Мэгги. – Независимо от того, скажу я «да» или «нет», если кто-нибудь спросит, как далеко мы зашли с тобой, ты самодовольно ухмыльнешься и предоставишь молчанию солгать за тебя.

Ей показалось, что эти слова подействовали, но стоило сделать попытку освободиться, как он снова притянул ее к себе. Мэгги подумала, не закричать ли, но решила воздержаться. Чарли успел изрядно выпить, однако не настолько, чтобы изнасиловать ее прямо здесь и сейчас. Только помучает немного, чтобы удовлетворить самолюбие. Она пнула его, напоминая о своем отказе; в ответ он выругался и впился в ее губы.

И вдруг она оказалась свободна, а Чарли корчился от боли, схваченный за руку стальными пальцами Ника Фортуны.

– Она сама напрашивалась… – яростно выпалил молодой человек, видя мрачное презрение на лице Ника.

– Все так говорят, – сухо заметил Ник, но, к своей досаде, Мэгги различила в голосе ноту сочувствия, которая, очевидно, не ускользнула и от Чарльза. Его агрессивность немедленно поумерилась, равно как и страх, а Ник мягко продолжал:

– Правда, в данном случае тебе можно и поверить. И все-таки джентльмен всегда принимает отказ, даже запоздалый. А если нет, он может нажить крупные неприятности.

Чарльз отступил на шаг, как только Ник выпустил его локоть, и отряхнул смятый рукав модельной рубашки. В жесте, на вид вполне дружелюбном, сквозила неприкрытая угроза.

– Прими мой совет, старина. Не связывайся с замужними женщинами. Хлопот больше, чем они того стоят. Да, и еще, Чарльз, – мило добавил Ник вдогонку отступающему собеседнику, – джентльмен не распространяется о своих поцелуях…

– Что ты можешь знать о поведении джентльмена? – уколола своего спасителя все еще дрожавшая Мэгги, когда Чарльз удалился, и холодный серый взгляд обратился к ней.

– Больше, чем ты знаешь о поведении леди, очевидно. Ты не собираешься поблагодарить меня?

– Я справилась бы с ним и без твоего вмешательства!

– Ой ли? Получалось у тебя не очень хорошо.

Или это нарочно? Тебе нравится, когда это делают силой, Мэгги?

– Это мне вообще не нравится.

– Значит, просто дразнишь?

– Думай, что говоришь… черт из табакерки! Мэгги чувствовала, что пылает от перенесенного при нем унижения. Сначала подслушиваешь, потом рыщешь в поисках грязного белья…

– К счастью, я его нашел. Успокойся, Мэгги.

Ничего не случилось.

Снова мужская солидарность!

– По-твоему, подвергнуться насилию – это «ничего»? Ах да, я забыла, что когда-то ты занимался этим профессионально, не так ли? Однако то, что для тебя «ничего», для меня значит очень много, мистер Золотая Перчатка!

Он поднял брови.

– Ты хочешь подать в суд? Буду счастлив выступить свидетелем.

– Не сомневаюсь! Только защиты или обвинения?

– По-твоему, тут есть сомнения?

Она озадаченно уставилась на него.

– Я только флиртовала. Это не обязывает меня спать с ним, черт возьми! В компании все флиртуют.

– Вот как! – Он смотрел, как она чуть дрожащими руками приглаживает волосы. – И часто вас насилуют мужчины, которых вы ведете путями наслаждений, миссис Коул?

– Нет, конечно. Я редко имею дело с дикарями.

– Чарльз произвел на меня впечатление очень цивилизованного молодого человека. Гораздо более цивилизованного, чем я, например…

Мэгги захлопала ресницами. Его глаза из серых стали голубыми. Не подошел ли он ближе? Она облизнула все еще побаливающие губы.

– Пожалуй, этот разговор ни к чему не приведет, правда? – пролепетала она в слабой и запоздалой попытке установить чисто дипломатические отношения. Я вовсе не хотела ругаться с тобой, просто перенервничала. Конечно, я очень благодарна тебе за помощь… – Она изобразила льстивую улыбку.

– Очень мило. – На Ника ее уступка не произвела впечатления. – Жаль только, что это всего лишь пустые слова.

Он что, телепат? Улыбка погасла, и Мэгги надулась, что тронуло его еще меньше.

– Прекрати, Мэгги.

– Прекратить что?

– Флиртовать со мной. Неужели ты никогда не учишься на своих ошибках?

Ее улыбка исчезла окончательно.

– Я не сошла с ума, чтобы флиртовать с надутым ублюдком вроде тебя.

– Безумная, – подтвердил он. – И грубая. Не люблю, когда женщины сквернословят.

– Похоже, ты вообще не любишь женщин, которые делают хоть что-то, сердито фыркнула она, окидывая глазами его агрессивно-мужественную фигуру.

– Ты снова флиртуешь, – предупредил он, взглядом останавливая готовый сорваться с ее губ протест. – Хотя, наверное, это твоя вторая натура. Ты сама не замечаешь… отчего еще больше накликаешь на себя опасность. В один прекрасный день ты нарвешься на мужчину, который не пожелает быть обведенным вокруг твоего милого пальчика, который воспримет тебя всерьез и не удовлетворится парой украденных поцелуев. А если еще и оттащить его будет некому? На будущее советую либо доводить свои игры до конца, либо прикусить язык. Слишком много сейчас мужчин, обозленных женскими претензиями. Если не хочешь попасть какому-нибудь из них в руки, прекрати эти игры. Перестань спекулировать своим полом…

– Чего ты от меня требуешь – уйти в монастырь?

– Сомневаюсь, что там найдется для тебя вакансия. – На его лице чуть обозначилась усмешка. – Хотя, может быть, именно она тебе и нужна. Может быть, источник всех твоих проблем – скука.

– Да, скоро начну зевать. Если ты читаешь такие же нотации своей дочери, ничего удивительного, что она…

– Она – что?

– … такая послушная дочь, – сымпровизировала Мэгги, проклиная свой язык.

– Но рано или поздно ей придется делать собственные ошибки, и ты не сможешь ей в этом помешать.

– Если это будут ее собственные ошибки, а не подражание чужим. Вот только меня удивляет, как это ты, при своем эгоцентризме, проявляешь столько интереса к Лори. Напрашивается нелепое предположение, что для тебя это прикрытие. Очередной раз пораженная его проницательностью, Мэгги машинально обратилась к женским хитростям, забыв о только что полученных предупреждениях.

– Боже правый… догадался. А я-то думала произвести на тебя впечатление, показав, какой хорошей мачехой могу быть. – Она прикрыла застенчивую улыбку затянутой в перчатку ладонью – детский жест, обычно вызывающий у мужчин смех.

Вместо того чтобы рассмеяться или ядовито напомнить, что она уже замужем.

Ник уставился на нее. В прищуренных голубых глазах видна была напряженная работа мозга, но столь чужд ей был образ его мыслей, что даже предположить их содержание Мэгги не могла, и затянувшееся молчание начинало ее тревожить.

– Ник… – Она запнулась, пытаясь привести в порядок сумятицу собственных мыслей.

– Мэгги?

Все, что она собиралась сказать, мгновенно вылетело из головы после того, как он произнес ее имя с такой грубой нежностью.

Она попыталась еще раз:

– Ник… – Он рассвирепеет, узнав правду, но еще ему будет больно, и эта мысль вдруг показалась невыносимой.

– Мэгги, – повторил он, и это был почти вздох покорности.

Он протянул руку и сбросил лепесток, упавший на ее обнаженное плечо.

Скользнув по золотистой коже, кремовый лепесток застрял в глубоком вырезе цыганской блузы. Мэгги хотела вытащить сама, но не могла шевельнуть рукой.

Спустя долгую, напряженную секунду тень Ника упала на нее и его палец проник под эластик, доставая дерзкий лепесток. Это была мелкая любезность, но не небрежная. Мэгги закрыла глаза, когда костяшки его пальцев царапнули кожу, оставив ощущение пульсирующего тепла в мягкой ложбинке меж грудей.

– Мэгги. – На этот раз ее имя прозвучало нежным выдохом, сломившим последнее сопротивление. Она открыла глаза. – Слишком поздно. Слишком поздно для нас обоих. Ты стоишь по свою сторону ограды, а я – по свою… – Но он смотрел на ее большой алый рот, и она инстинктивно подалась вперед.

Когда губы их встретились, Мэгги ощутила жаркую вспышку, сладкое потрясение, повергшее ее в безвольный трепет. Ни один мужчина не целовал ее, не прикасался к ней… только Ник. Его губы были смелыми и пьянящими, как старое красное вино, обволакивающее небо. Его язык пробовал острую сладость ее рта, ласкал ее язык и приглашал в свой рот, который с умелой властностью наконец овладел им и подчинил эротическому ритму, потрясшему неискушенные чувства Мэгги. Он касался ее только ртом, и Мэгги не решалась разжать притиснутые к бокам кулаки, боясь, что если коснется его, то уже, не отпустит никогда… или хотя бы до тех пор, пока их тела не сплетутся обнаженными…

Когда поцелуй прервался, что-то оборвалось в самой Мэгги. Ее расширенные глаза потемнели от нового и пугающего знания. Ник тяжело дышал, и на его окаменевшем лице выделялись только свежие, припухшие губы.

– Нет, – ответил он на ее невысказанный вопрос, содрогнувшись от ненависти к самому себе. – Это был первый и последний, Мэгги. Другого не будет. Я не хочу участвовать в разрушении еще одного брака.

– Ты не можешь разрушить то, чего не существует, – в отчаянии возразила Мэгги, чувствуя, что утратила жизненно необходимую часть себя – навсегда.

Его колебание было слишком кратким, чтобы проявиться. Он развернулся на каблуках.

– Прощай, Мэгги… – И замер. Сквозь решетчатую стенку беседки он увидел другую пару, обменявшуюся веселым поцелуем привычной близости, так не похожим на их жаркие объятия, но не менее красноречивым. Он издал сдавленный горловой звук, и Мэгги почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

– Нет, Ник… – Она вцепилась в него, ощущая мышцы, вздувшиеся так, будто он уже проламывался сквозь кусты и живые изгороди, отделявшие его от дочери.

Он бросил на Мэгги взгляд, в котором клокотало бешенство и не оставалось уже ни следа нежности.

– Почему нет? Если я убью его, ты получишь свободу и станешь веселой вдовушкой – чего же лучше?

Циничный магнат исчез – перед ней был кулачный боец, объятый первобытным гневом.

– Ник, ты не станешь устраивать сцену. – Она изо всех сил цеплялась за рукав его рубашки. – Что это даст?

– Огромное личное удовлетворение. Господи, когда-то я сказал, что его найдут в луже крови на темной аллее… – Он стряхнул Мэгги как пушинку, но она успела встать на его пути.

– Ник, ради Бога, остановись на секунду и подумай!

Он поразил ее, повиновавшись. Руки медленно опустились, и он потряс головой, будто приходя в себя после пропущенного удара.

– Ты знала, – понял он. – Ты знала, что твой муж интересуется моей Лори.

Боже мой, ты знала. – Не стоило надеяться, что он не установит и следующую связь. Его голос сел от ненависти и явственно зазвучал северный акцент. – Ты знала и прикрывала их. Да? Да?!

Мэгги мечтала о его прикосновении, но не о таком. Железные руки сдавили ее и трясли, как тряпичную куклу.

– Ник, пожалуйста…

– Да?

– Я… Да. Да. Да!

Ник отшвырнул ее так, что Мэгги едва не упала.

– А я-то думал – наркотики. Я думал, что дело в наркотиках, а ты работала сводней для своего мужа. – Он рассмеялся над собственной наивностью.

– Но подожди минуту…

– Прочь с дороги, Мэгги, или я переступлю через тебя…

– Не сомневаюсь. Грубая сила всегда проложит дорогу! – в отчаянии выкрикнула Мэгги. – Но ты перепугаешь до смерти Лори, когда свалишься с неба, рассыпая удары. Разве профессиональным бойцам не запрещено драться вне ринга? Ты приготовил потрясающее переживание для дочери, не правда ли?

Превратить в кровавое месиво невинного человека и сесть в тюрьму!

– Невинного?..

– Ладно, не вполне невинного, – признала Мэгги. Если говорить достаточно быстро, она сможет умерить его ярость. – Но вместо того, чтобы бросаться, как петух…

– Я бы сказал, что это больше свойственно Коулам! – прорычал Ник, все еще натягивая поводок, но теперь уже метафорически. И все же казалось, он может убить одним взглядом. Слава Богу, Финн и Лори перестали валять дурака и просто разговаривали, сидя на каменной скамье.

– Ник, твоя дочь – совершеннолетняя молодая леди, она не станет делать глупости, тем более в твоем присутствии. Финн, между прочим, тоже.

Единственный, кто может сейчас сделать глупость, – это ты. Если тебе не нравится происходящее, поговори с Лори. Но и выслушай ее, а не только приказывай.

– С чего это ты стала таким знатоком моей дочери?

– С того же, с чего ты сделался знатоком неудачных браков. Мой дед очень любил отдавать приказы, да и сейчас любит. Если бы он не был так решительно настроен сформировать меня по своему образцу, я, может быть, не сбежала бы с Финном. – Это ложь во спасение, мысленно оправдывалась она. Так вполне могло бы выйти, если бы все не было решено финансовыми обстоятельствами. Мэгги знала нескольких женщин, которые крайне неудачно выскочили замуж, спеша избавиться от слишком строгой родительской опеки.

Довод подействовал. Ник остыл на несколько градусов – от слепой ярости до холодной злобы.

– Ты предлагаешь мне сделать вид, что я ничего не заметил? – хищно поинтересовался он. – Сидеть и молча наблюдать, как самодовольный хряк портит мою девочку? Черта с два! Вели своему муженьку поискать удовольствий в другом месте, Мэгги, или я разделю его на дольки и отправлю в ад каждую в отдельности.

Искренность его угрозы заставила Мэгги содрогнуться. В голосе было почти вожделение, будто он предвкушал удовольствие, с каким обратит свою ярость в физическое насилие при первом же поводе. А повода от Финна долго ждать не придется.

Ник заметил выражение ее лица и ответил улыбкой, такой же убийственной, как его ярость.

– Нет, Мэгги, я его пальцем не трону. Но он пожалеет, что ты не дала мне просто искалечить его сейчас. То, что я сделаю, будет гораздо хуже физической расправы. Передай ему, Мэгги. Если любишь его хоть немного, убеди, потому что, если тебе не удастся это сделать, если он соблазнит мою дочь, я отниму у него все. Медленно, чтобы он почувствовал, как жизнь вытекает капля за каплей. Так что или предупреди его, или оставь все как есть. Я не хочу причинять тебе боль, но придется, если возьмусь за Коула, а когда начну, меня не остановит ничто и никто.

Глава 5

Мэгги осторожно заглянула в пустую прихожую своей квартиры. Довольно ухмыльнувшись, вошла, тихо притворила дверь и, следя, чтобы металлические кончики каблуков не касались плиток пола, на цыпочках направилась к лестнице, ведущей в святая святых – спальню.

– Ездили за покупками, мадам?

Она вскрикнула и, обернувшись, послала Сэму довольно слабую улыбку, пряча от него за спину гроздь пакетов.

– Только самое необходимое.

Сэм понимающе поднял брови.

– До конца жизни.

Мэгги нахмурилась.

– Ну уж запасов я не создаю! – Туфли делаются для того, чтобы поносить их и бросить, а не собирать пыль в гардеробе. Когда пара обуви ей надоедала или уже не надевалась больше трех раз в месяц, Мэгги собирала узел и без сожаления отправляла в местный магазин Армий Спасения.

– Туфли для каждого дня месяца – вы так сказали. В прошлый раз, занимаясь уборкой, я насчитал пятьдесят две пары, – педантично доложил Сэм.

– Но я надеваю в день больше одной пары, – возразила Мэгги. – Иногда три или четыре. Значит, могу, не нарушая слова, держать здесь до ста двадцати пар.

– Не нарушая слова в букве, но не в духе, – сказал Сэм. – Надеюсь, вы сохранили чеки?

– Какие-то две-три пары туфель. Сэм, не будь занудой!

– Они что же, запаковали каждую туфельку отдельно? – сухо поинтересовался Сэм, подсчитав пакеты.

– Очень смешно, Сэм, – огрызнулась Мэгги и мстительно прищурилась. Пожалуй, приготовь мне сегодня чили. Сделай поострее, и побольше специй.

Может быть, я приглашу кого-нибудь на вечер, так что приготовь большой горшок.

Сэм как-то признался, что неудачный кулинарный опыт в Южной Америке на всю жизнь отвратил его от перца-чили. Его тошнило даже от запаха. Сейчас он слегка побледнел от одного упоминания адского зелья, но отвечал очень любезно:

– А гости уже пришли, – и мотнул головой на закрытую дверь библиотеки.

– Что же ты не сказал? – воскликнула Мэгги, обрадованная сменой темы. Она не собиралась покупать обувь, но, уж коль проезжала мимо магазина, зашла посмотреть и… ну, одно за другим… – Будь лапочкой, отнеси это. – Она сунула Сэму пакеты. – Кто там?

– Ваш дедушка.

Мэгги нахмурилась.

– Что ему могло понадобиться? Мы собирались пообедать вместе завтра…

Может быть, пришел сказать, что изменились планы? – Не ожидая ответа, она ринулась через холл, но застыла, когда Сэм добавил:

– И Маркхам…

Мэгги обернулась с отвисшей челюстью.

– Они пришли вместе?

– Нет. Ваш дедушка здесь уже с полчаса. Маркхам появился десять минут назад.

– И ты направил их в одну комнату? – в ужасе воскликнула Мэгги. – Они, наверно, уже поубивали друг друга.

Сэм пожал плечами.

– Маркхам прошествовал, не дожидаясь приглашения. Но выстрелов я не слышал.

Мэгги бросилась к двери и прислушалась.

Внутри стояла пугающая тишина. Она поманила Сэма, но тот показал пакеты:

– Извините. Мне нужно это отнести. А потом я должен буду сходить за противогазом.

– Сэм! – яростно зашипела она, но он уже удалялся, предоставляя ей справляться самой. – Сэм, я пошутила насчет чили. – Слушать было уже некому.

Набрав побольше воздуха, она приоткрыла дверь и заглянула было внутрь, но дверь распахнулась, и перед Мэгги предстал Маркхам Коул, стройный, щеголеватый, с густыми, неправдоподобно яркими каштановыми волосами и холеными усами, которые сейчас торчали очень сердито.

– Что ты там притаилась, девочка? Подслушиваешь? Вполне по-доновански!

– Привет, Маркхам. – Мэгги чмокнула его в удивительно гладкую щеку, понимая, что ядовитое замечание адресовано не ей, а мужчине, бросающему огненные взгляды с другого конца комнаты. – Какой сюрприз! Я не ожидала увидеть тебя сегодня.

Ее дедушка сардонически расхохотался.

– Да уж конечно! Маркхам всегда полон сюрпризов. И всегда – неприятных.

Вечно лезет, куда не нужно, сует свой нос в чужие дела, вынюхивает, как мусорная крыса.

– Тебя я тоже не ждала, Патги, – сказала Мэгги невозмутимо, одаривая и его поцелуем, который он тут же принялся соскребать со щеки. Невысокий и приземистый, почти лысый, ее дедушка выглядел прожженным ирландцем, что вполне соответствовало действительности. – Э-э… хотите выпить?

– Я уж похозяйничал. – Патги ткнул в сторону пустого стакана из-под виски, стоявшего на мраморном столике, набалдашником трости, которой вынужден был пользоваться со времен своей болезни, повлекшей за собой замужество Мэгги.

– Как обычно, – презрительно фыркнул Маркхам, что не очень-то шло к его щеголеватой самоуверенности. – Неудивительно, что у тебя не осталось друзей, старик. Слишком долго ты хозяйничал у них.

Патрик Донован весь ощетинился от этих слов.

– Некоторых друзей не стоило и иметь… А если ты не расстаешься с греческим бальзамом и каждый месяц заказываешь себе новое лицо, это не значит, что ты моложе меня. Впрочем, ты никогда не стремился показать людям свое настоящее лицо, не правда ли, Маркхам, старичок? Ты всегда прятался за маску так называемой респектабельности.

– Почему бы тебе не выпить еще, Патти? – вклинилась Мэгги, наливая изрядную дозу лучшего ирландского виски в его стакан, и поспешила подсунуть такую же Маркхаму, пока тот не вскипел.

Наступила напряженная тишина. Мужчины пили и с ненавистью глядели друг на друга, не замечая нервной болтовни Мэгги. В конце концов она поняла, что ни один не желает первым заговорить о цели визита.

– Ради всего святого! – взорвалась она, тоже успев опрокинуть пару стаканчиков в попытках найти дипломатические пути. Обычно она не выносила крепких напитков, но сейчас пожар в желудке, похоже, придал ей необходимую храбрость. – Если вам нечего сказать, не понимаю, зачем было приходить… уж конечно, не для того, чтобы повидать меня. Я, пожалуй, пойду, а вы уж тут разбирайтесь между собой.

Это прозвучало как выстрел из стартового пистолета. Оба ринулись в бой, обмениваясь тумаками – к счастью, фигурально. Мэгги с растущим ужасом слушала поток взаимных обвинений и контробвинений. Из них она смутно поняла, что некто, прикрываясь несколькими марионеточными компаниями, скупает акции «Коул и K°» и «Донован». Он уже выбрал все, что было на рынке, и теперь соблазнял нескольких старых держателей пакетов. До сих пор процент скупленных акций был еще незначителен, но его постоянный рост начал порождать слухи. И вот теперь Маркхам обвиняет Патрика в том, что тот скупает акции «Коул», чтобы обеспечить себе преимущество в слиянии, о котором уже стали поговаривать. Патрик же уверен, что Маркхам пытается сорвать слияние и захватить контрольный пакет его компании. Когда Мэгги удалось выяснить, что таинственный покупатель проявился на прошлой неделе, у нее упало сердце.

Никлас Фортуна! Точно он: не может быть, чтобы совпадение во времени оказалось случайностью… И это при том, что Лори и Финн договорились не встречаться хотя бы неделю после того злосчастного уик-энда, чтобы дать отцу Лори остыть. Впрочем, они теперь просиживали часами у телефона, и, очевидно, для Ника Фортуны даже это явилось достаточным поводом для начала боевых действий. Теперь ничто и никто не остановит его!

– Послушайте, вы оба! – завопила Мэгги, когда старики уже готовы были наброситься друг на друга с кулаками. – Мы с Финном сыты по горло вашей сварой. Честно говоря, она уже ставит под вопрос наш брак. Под большой вопрос.

Это заставило их замолчать. Оба смотрели на нее, раскрыв рты.

– Под очень большой вопрос, – еще раз подчеркнула Мэгги. Если Ник Фортуна объявил войну, нужно ускорить дело… как будто все и так не несется с головокружительной скоростью! – Честно говоря… мы думаем о разводе…

– О разводе? – Казалось, Маркхам поседеет у нее на глазах.

Патрик сделался таким пунцовым, будто находился на грани апоплексического удара.

– Ни один Донован не нарушал уз брака.

– Но Патги…

– Я уже семьдесят лет Патти! Я вовсе не хотел, чтобы ты выходила за внука двуличной змеи, но, коль уж вышла, дело сделано! То, как вы поженились, мне тоже никогда не нравилось, но это ничего не меняет. Ты уже не маленькая девочка, чтобы заплакать и прибежать домой, когда выходит не по-твоему…

– Если бы вы завели ребятишек, сейчас не было бы этих дурацких разговоров о разводе. Надеюсь, ты не увлеклась этими безумными феминистскими идеями поисков себя… – сунулся было Маркхам, но тут же был отбрит:

– Почему ты решил, что дело в Мэгги, Маркхам Коул? Может быть, твой умник не сумел сделать ей ребенка…

– Она забеременела от него еще тогда. Забыл? – взвился Маркхам, почувствовав, что задета мужская честь семьи, и они завелись снова.

Мэгги готова была расплакаться от отчаяния, когда в дверях со значительным видом появился Сэм.

– У вас сегодня аншлаг, Мэгги. Еще один гость.

Все что угодно, лишь бы прекратить эту грызню. Мэгги изнеможенно закатила глаза.

– Гони всех сюда, Сэм.

– Вы уверены?

У него был излишне невинный вид, но Мэгги в этот момент было не до нюансов.

– Ради Бога, Сэм, не надо церемоний. Хоть сам папа римский. – В этот момент старики уже пошли грудью друг на друга, и она, пытаясь растащить их, не заметила ухмылки Сэма.

– Да, мэм! – Слуга послушно попятился. – Входите, мистер Фортуна.

Маркхам и Патрик внезапно утихомирились, а Мэгги, все еще неловко зажатая между ними, обратила панически расширившиеся глаза на гостя.

– Новая игра? – светским тоном поинтересовался Ник Фортуна.

– Нет, старая. Называется «Фамильная вражда», – услужливо пояснил Сэм, и Мэгги послала ему злобный взгляд.

– Спасибо, Самюэль, ты можешь идти. – Голос ее соединял в себе холод льда и едкость щелочи.

– Да, ваша милость. – Он подмигнул. – Удачи, перчик в меду!

Мэгги почувствовала, что краснеет, когда Никлас Фортуна отследил сопровождавшую слова жестикуляцию. Бог весть что он подумал, но непринужденная фамильярность Сэма заставила его помрачнеть, и он смерил его красивое лицо взглядом, в котором скрывалось неудовольствие.

– Да, да, да… – Патрик высвободился из свалки и протянул руку вошедшему. – Патрик Донован. Кажется, мы не были представлены, но я много слышал о вас. Вы друг Финна? Что ж ты мне не говорила, Мэгги? – Он воткнул во внучку острый, как игла, взгляд.

– Мистер Фортуна скорее наш знакомый, чем друг, Патги, – благодушно ответила Мэгги, зло сверля глазами человека, который преспокойно пожимал руку ее деду, будто не приступил уже к разорению невинного старика. Впрочем, от последнего определения она отказалась, заметив охотничий блеск в глазах деда. Он учуял выгодное знакомство и готовился к обольщению. Ник улыбнулся ей глазами серыми, как шиферная плитка, и такими же непроницаемыми.

– Маркхам Коул. – Аккуратно оттеснив соперника, Маркхам принялся яростно трясти руку гостя. – Мы встречались во французском посольстве пару месяцев назад, помните? Я обдумываю одну взаимовыгодную для нас возможность… возможно, вас заинтересует мое предложение. Если бы нам пообедать вместе как-нибудь на этой неделе…

– Нет! – возопила Мэгги и тут же оказалась в центре внимания трех пар глаз: двух озадаченных и возмущенных и одной – цинически насмешливой. – Я хотела сказать, что не слишком это вежливо – заводить разговор о делах, едва познакомившись с человеком…

– Что до меня, я предпочитаю говорить без обиняков, – сладким голосом сообщил Ник, и Мэгги почувствовала, что, как ни мало ее влияние на ситуацию, сейчас и оно будет утрачено. Боже, нет… он собирается выдать Финна.

Старикам, в их теперешнем настроении, только этого и не хватает, чтобы вцепиться друг другу в глотки; и прощайте надежды Финна на блестящее будущее компании «Донован и Коул»!

– Прекрасно, но из этого не следует, что нужно пренебрегать светской любезностью, – напрягшись, изрекла она и сама внутренне застонала от этого кислого тона вдовствующей матроны.

– Что с тобой, девочка? До сих пор я не слышал от тебя таких претензий на условности. – Даже ее бесчувственный дед ощутил, что она напряглась как кочерга. – В детстве ее никакими силами нельзя было приучить к светскому обхождению. Однажды она укусила гувернантку, когда та пыталась заставить ее надеть платье. Чуть не отхватила палец. Мне пришлось успокаивать ее мятным леденцом.

– Патги!

– Но это же правда. Ты тогда здорова была кусаться. И царапаться тоже. Он сентиментально вздохнул – совершенно неуместно, подумала Мэгги, в особенности учитывая, что, как она теперь понимала, немалая толика «царапанья» объяснялась стараниями утешить Патги, огорчавшегося, что она не родилась мальчиком. – Послушайте моего совета. Фортуна, не подходите слишком близко к этим белым жемчугам. – Он хихикнул. У Патги это называлось шутками.

Ник загадочно улыбнулся.

– Единожды укушенный осторожен вдвойне.

Только Мэгги поняла всю глубину недоверия, заключенного в этих словах.

Она сглотнула и решила, что пора брать быка за рога. Что толку стоять и терпеть его издевательства?

– Чему обязана вашим визитом, мистер Фортуна?

– Кажется, было решено, что «Ник» и «ты».

– Уж лучше «старый Ник», – пробормотала она, накаляясь.

– Да уж достаточно старый, чтобы многое знать.

Туг Мэгги не выдержала.

– Ты явился, чтобы изрекать загадочные глупости, или имеется более серьезная причина?

– Более чем серьезная. Увидеться с тобой.

– Ник! – Этот яростный вопль был настолько интимным, что Мэгги тут же прокляла свою несдержанность.

В перепалку вмешался Патги:

– Ну-ка, вы, парочка, вы ничего не задумали?

– Патги!

– А что?.. Этот твой разговор о разводе – как гром с ясного неба.

Промышляешь в чужом курятнике, мальчик?

Мэгги побледнела: такого вызова Ник не потерпит. И назвать его мальчиком!

Ника, который может стереть и деда и Маркхама в порошок одной левой! Она обреченно ждала яростного отпора. Взглянув в его потемневшие глаза, лишь устало пожала плечами. Пусть кто хочет продолжает игру, она же не желает больше ни бороться, ни служить опорой кому бы то ни было.

– Вы сомневаетесь в моей чести?

– Э-э… – Стальное спокойствие вопроса выбило из колеи Патрика, привыкшего к шуму и ярости стычек.

– Или ваша инсинуация адресована леди?

Инсинуация. Мэгги почти физически ощущала, как ворочается в мозгу у Патти незнакомое слово.

– Это в твоем духе, Донован. Назвать собственную внучку потаскухой! – не преминул воспользоваться преимуществом Маркхам. – Не, обижайся, Мэгги. Я не верю ни слову из сказанного. Если бы твой дед не выжил из ума, это не пришло бы в голову даже ему.

– «Потаскуха» сказал ты, Коул. Ты всегда брызгал ядом из-под своей сладенькой маски. Я только спросил, Мэгги. Может человек спросить? Я беспокоился за тебя. Ты так похудела. – (Ты слышишь, Сэм? – истерически подумала Мэгги.) – И стала такая нервная. Ты же не психопатка, Мэгги, – у тебя доновановские нервы. А сейчас тебя явно что-то беспокоит. – Вдруг его осенило. – Может быть, это гормоны? Ты беременна, Мэгги?

– Беременна? – Услышав такое предположение, Маркхам заулыбался, забыв на время о вражде – Мэгги, правда?..

– Нет! Нет, конечно! – И она поспешила добавить, пока никто не спросил, почему «конечно»:

– Это все моя диета. Много кофе – отсюда и нервы. Мы еще долго будем перебирать семейное белье перед посторонним?

– Ник не посторонний. – Патти, заглаживая свои неудачные подозрения, похлопал Фортуну по спине. – У Ника тоже есть дочь – он знает, что это такое. Между прочим, ведя дела, хорошо знать о семейном положении партнера, верно. Ник? А что, если поужинать завтра, а? У Маркхама бывают неплохие идеи, признаю, но они несколько устарели. Он вообще старомоден. Сейчас всем заправляет его сын, а с Финном мы славно сработались…

К ужасу и возмущению Мэгги, вся троица принялась обсуждать дела, причем Маркхам с Патриком наперегонки старались завладеть вниманием гостя. Скоро они уже попивали виски, уютно устроившись за столом и предоставив Мэгги кипеть от бессильной ярости. Неужели они не видят, старые маразматики, что Ник нарочно подзуживает их, предоставляя им кусать и пинать друг друга? Не будь все это так страшно, можно было бы посмеяться над тем, как два смертельных врага, толкаясь локтями, стремятся завоевать расположение третьего – общего. Она должна предупредить старичье, но сначала нужно избавиться от Ника. А он явно не собирался удаляться, наслаждаясь схваткой.

Думай, Мэгги, думай, как избежать ловушки.

Тем временем разговор принял еще более скользкий оборот, когда был упомянут успех нового ювелирного предприятия Фортуны и Ник заговорил о мастере экстра-класса, только что закончившем несколько произведений, предназначенных для международного рынка, но еще не поступавших в продажу.

– Как тебе, Мэгги? У тебя ведь день рождения через несколько недель. Как насчет пары безделушек? Когда мы сможем купить что-нибудь из этих вещей, Ник? – выскочил Патти. Мэгги понимала, что он собирается убить сразу двух зайцев: улестить ее и завоевать расположение Ника.

Разумеется, Маркхам тоже не хотел упускать такой возможности, и ни один из соперников не собирался отказываться от вещей, которые не предназначались для обычной продажи. Оба рыли землю копытами, устроив неофициальный аукцион.

– Это же просто смешно, – вмешалась Мэгги, когда цена начала расти бешеными скачками. – Мне не нужны новые драгоценности. И между прочим, вы не можете покупать кота в мешке.

– Брильянты есть брильянты, – упрямо возразил Патти. – А Ник не станет подрывать свою репутацию, продавая мне липу.

– Финн намекал, что ты не отказалась бы от пары сережек, – сказал Маркхам. – А если есть подходящий браслет, ты не станешь разбивать комплект.

Только не бриллианты: они слишком холодны для тебя. Тебе нужны рубины… и изумруды.

– Но я не люблю изумруды. И между прочим, дорог не подарок, а внимание.

– Что ж, ты видишь, сколько внимания мы к тебе проявляем, а ведь день рождения еще и не наступил! – хитро заметил ее дед. Эта парочка была достаточно страшной в своей вражде, но на Мэгги вдруг навалилось неприятное предчувствие, что, если два старых греховодника сговорятся, они установят настоящий террор. Тяжелые по отдельности, вдвоем они были бы просто невыносимы.

– И между прочим, перед нами человек, который может показать, что за кот у него в мешке. Правда, Ник? – спросил Маркхам. – Мэгги сможет выбрать, что ей понравится, а ты пришлешь мне счет.

– Мне! Покупаю я! – яростно заявил Патти.

Новому препирательству положило конец предложение Ника: пусть соперники уплатят по половине стоимости. Решение было неохотно принято, но Мэгги видела, что каждый втихомолку замышляет подвох. У нее было ощущение, что в результате ей будет подарена вся партия.

– Послушайте, я очень ценю ваше внимание, – запротестовала она, прекрасно понимая, что щедрость питается не любовью, а враждой, – но мне в самом деле хотелось бы что-нибудь простое… – Ей не понравился скептический взгляд Ника.

– Тогда ты оценишь работы Санчеса. Он специализируется на стилистике примитива. Вообще-то… – густые темные ресницы опустились, скрывая выражение глаз, когда он поднес к глазам часы – не элегантную рекламу собственной фирмы, а простые, изрядно поношенные, как нельзя более соответствующие облику своего владельца, – вообще-то посмотреть можно будет сегодня вечером… может быть, ты захочешь увидеть прежде, чем коллекция будет выставлена. Я ожидаю, что все эти изделия разойдутся частным образом… Так вот, почему бы вам с мужем не прийти ко мне на ужин сегодня? Мы сможем сходить в хранилище, и ты сделаешь выбор.

– Финна нет, – неохотно призналась Мэгги. – Он в Веллингтоне. Вернется только завтра.

– Правда?

У Мэгги возникли сильные подозрения, что, судя по тону реплики, Ник точно знал об отъезде Финна. Вероятно, он установил слежку.

– Какая жалость… Дело в том, что часть коллекции завтра будет отправлена за море… – огорченно протянул он.

– Да, не получилось, – сказала Мэгги, но недостаточно быстро, потому что Патти, как всегда, ринулся преодолевать препятствия:

– Не вижу причины, почему бы Мэгги не сходить одной. Финн не обидится. Ты можешь выбрать что-нибудь и от его имени. Нельзя огорчать человека, Мэгги, особенно если он с такой готовностью идет навстречу.

Этого она и боялась.

– Я не хотел бы компрометировать вашу внучку, ужиная наедине с ней… Тончайшей искорки иронии хватило, чтобы поджечь новый заряд.

– Прекрати!.. – взорвался Патги. – Я настаиваю. Ты друг семьи – что плохого, если вы поужинаете вместе? По-моему, мысль прекрасная. Оставь сомнения, Мэгги. И между прочим, почему бы мне не пригласить вас на обед? В качестве извинения за обиду, которую невольно нанес.

Маркхам тяжело задышал, видя, что остался в стороне, но Ник до обидного просто рассеял напряженность:

– И думать не смейте. В конце-концов, выгоду-то собираюсь извлечь я, и немалую…

Мэгги вздрогнула. У нее было ощущение, что он имеет в виду не деньги. Она попыталась было поднять со дна вымышленную еще для Сэма договоренность о встрече, но объединенный флот трех упрямых мужчин одним залпом потопил ее хлипкий ботик. Оставалось надеяться только на то, что, избавившись от стариков, она сможет отказать змию-искусителю уже не церемонясь.

– Думаю, ты понимаешь, почему они не против, чтобы я показалась с тобой? – прошипела она, когда дедушки, огрызаясь друг на друга, удалились, прошептав ей каждый по отдельности, что еще возобновят разговор, ради которого приходили. – Хотят подмазать тебя, и к тому же надеются использовать тот факт, что ты публично продемонстрировал связь с их семьей.

– Которой семьей? Монтекки или Капулетти? – Ник не взял наживку. – Они всегда такие?

– Сегодня они были в ударе. Я не ужинаю с тобой, Ник, так что можешь убрать с лица эту довольную мину.

– Трусиха.

Она взорвалась от этой детской дразнилки.

– Не думай, будто я не знаю, что у тебя на уме.

– Да? И что же у меня на уме? – спросил Ник, совершая экскурсию по комнате. Он брал в руки украшения, с интересом рассматривал замысловатую звуковоспроизводящую аппаратуру, превращавшую библиотеку в развлекательный центр.

Это был вызов. Она приняла бой:

– Ты начал скупать акции. Акции Коула и Донована. Почему?

– Ты и скажи, почему. Кажется, ты знаешь ответы на все вопросы.

Как бы она хотела не знать!

– Это уже заметили, да будет тебе известно. Ты не долго сможешь прятаться за подставными фирмами. Неужели ты хоть на минуту можешь представить, что тебе удастся захватить…

– Допустим, я не собираюсь ничего захватывать. Допустим… в нужное время я выброшу акции на биржу и устранюсь.

Спровоцировав катастрофу.

– Но это противозаконно!

– А разве есть свидетели? Я их не знаю, – веселился Ник, театрально оглядываясь. – А кстати, почему ты решила, что за этим стою я?

– Потому что ты сейчас злорадствуешь, вот почему. Послушай, Ник, ты же видел, что Маркхам и Патрик… они уже старики, они положили всю свою жизнь на эти компании. Ты не можешь разрушить построенное ими только ради какой-то чудовищной мести… Подумай обо всех людях, работающих на обе компании.

Множество невинных людей пострадают только из-за твоей гордыни…

– Это больше чем гордыня, Мэгги, ты прекрасно понимаешь. Вы получили честное предупреждение.

– Неделя…

– За которую твой муж не сделал ничего, чтобы избавить Лори от наваждения. Если ты в самом деле хочешь узнать, что я планирую… – Он выдержал мучительную паузу, так что в конце концов она нетерпеливо топнула по толстому ковру, и с деланной надменностью закончил:

– Я скажу за обедом.

– Я же сказала, что не приду.

– Ладно. – Он повернулся, удивив ее легкостью, с которой принял отказ. И только у самых дверей бросил через плечо:

– Надеюсь, ты любишь сюрпризы, Мэгги!

– Подожди! Ник, подожди! – Он заставил ее бежать за собой. Простучав каблучками по плитке пола, она догнала его у входной двери. – Черт возьми, Ник, это же шантаж!

– Какой ужас!

Она прикусила губу.

– Почему ты на самом деле хочешь, чтобы я поужинала с тобой?

– Допустим, хочу публично продемонстрировать связь с семьей…

– Ты говоришь так, будто мы – мафия, – нахмурилась она.

– Те двое вели себя именно в таком духе. Похоже, фамильная честь значит для них очень много… Хотел бы я посмотреть, что они сделают с тем, кто осмелится покуситься на нее.

Это угроза? Она решилась.

– Хорошо, я поужинаю с тобой, если ты сдержишь слово и объяснишь мне причины…

– Я всегда держу слово.

Мэгги фыркнула. В этот момент из кухни показался Сэм с красными, слезящимися глазами. Мэгги немедленно забыла о самодовольном дьяволе, стоящем перед ней.

– Сэм, извини, вообще-то я не хотела заставлять тебя готовить это чили. И все равно я не обедаю дома. Сэм… ты в порядке?

Он вытирал глаза, позволяя хлопотать над собой.

– Я такая стерва… Почувствовала себя виноватой и решила отыграться. Но я же не всерьез. Ты простишь меня, Сэм?

– Конечно. – Голос прозвучал глухо, но не от слез. Сэм вытер мокрые щеки фартуком в оборочках, только подчеркивавшим его мужественную красоту. – К счастью, я еще не брался за чили… Это лук для испанского омлета, который я готовлю для себя.

– Лук? – Мэгги вдруг заметила едкий аромат. – Как, ты… ты развлекался, пугая меня?

– Вот и на моей улице праздник, – ухмыльнулся Сэм и мигнул красными глазами на человека у дверей. – Вы уходите? Что сказать Финну, если позвонит?

Финн никогда не давал себе труда звонить, когда уезжал, – по крайней мере звонить Мэгги. Значит, это было предостережение. Не будучи посвящен в тайну их брака, Сэм, наверное, о многом догадывался, и, кроме того, разговоры о разводе и необходимости соблюдать в связи с этим предельную осторожность велись при нем.

Чувствуя, как забилось сердце, Мэгги рассмеялась.

– Скажи ему, что я ушла искать свою фортуну.

Глава 6

Два часа спустя Мэгги, доставленная Ником в ресторан, уже сожалела о своем легкомысленном отношении к предстоявшему испытанию. Ресторан оказался итальянским семейным заведением, крошечной забегаловкой для местного люда, где немногие посетители располагались за столиками у бугристых стен. Другие – ожидали заказанных на дом обедов у входа. На мгновение Мэгги почувствовала себя не в своей тарелке, понимая, что одета с неподобающей случаю роскошью на нее глазели со всех сторон. Настолько неуместной она не чувствовала себя… пожалуй, никогда.

В результате она довольно ошарашенно улыбнулась подошедшему черноглазому официанту. Проклятый Ник Фортуна… он еще и галстук оставил в машине и теперь, в своем сером костюме и шелковой рубашке с распахнутым воротом, чувствовал себя совершенно как дома. Это, разумеется, была месть за полуторачасовое ожидание, пока Мэгги «бегала наверх ополоснуться и причесаться». Она понежилась в горячей ванне, не спеша помыла волосы, сделала маникюр и макияж, прежде чем облачиться в изящное черное вечернее платье от Оскара де ла Рента. К нему были подобраны босоножки мягкой кожи на высоком каблуке и высокие розовые, с микроскопическими черными муравьишками, перчатки от Изабель Канова. Одетая таким образом, она чувствовала себя подготовленной к чему угодно Но недооценила Ника.

Когда Мэгги вернулась в библиотеку, он разговаривал по телефону, покачивая в руке стакан виски, – занимался делами. О задержке не было сказано ни слова; он с самым искренним видом сделал комплимент ее наряду.

Сразу надо было догадаться, что он устроит нечто подобное. Ник Фортуна – не из тех, кто подставляет правую щеку после удара по левой. И вот, вместо того чтобы привезти в элегантное заведение, к каким она привыкла, он препроводил ее сюда.

– Полагаю, я должна поблагодарить за то, что ты не привез меня на стоянку грузовиков, – язвительно заметила она.

– Не мешало бы, – холодно согласился он. – Просто я не стал жертвовать своим вкусом ради того лишь, чтобы проучить тебя. Еда здесь превосходная, хотя обстановка и оставляет желать лучшего.

Она пожала плечами.

– Я не страдаю снобизмом.

– Страдаешь. Ты пыталась поставить меня на место за то, что я осмелился поступить не по-твоему. И тебе не пришло в голову спросить, где я собираюсь ужинать. Ты облачилась в боевые доспехи, чтобы не оставить мне выбора. Ты хотела, чтобы я играл на твоем поле, в элегантном окружении, где я чувствовал бы себя человеком низшего сорта.

– Вовсе нет. – Она была искренне поражена глубиной проникновения в ее подсознание, толкающего к самозащите.

– Нет? – Он не поверил, и улыбка его была отвратительно самодовольной.

– Нет! Я никуда не хотела идти с тобой, если ты дашь себе труд вспомнить.

Ты вынудил меня. Не нравится – сам виноват. Скажи спасибо, что я не приказала Сэму вышвырнуть тебя из дома.

– В этом случае тебе пришлось бы искать нового красавчика на его место. Под бархатистостью голоса почувствовалась сталь.

– У Сэма черный пояс по карате.

Он пренебрежительно промолчал. Мэгги смотрела на черную с проседью голову, склоненную над меню. Он поднял глаза и перехватил ее взгляд.

– Тебе уже не смешно, а, Мэгги? – Он не собирался показывать свое восхищение тем, как быстро она преодолела неловкость – с естественной грацией человека, способного чувствовать себя как дома в любой ситуации. Это лишний раз подтверждало крепнувшее в нем ощущение, что под маской фривольной светской дамочки скрывается гораздо более сложная женщина… здоровое ядро, может быть, несколько покрывшееся ржавчиной от долгого бездействия в той комфортной жизни, которую она вела, но не испортившееся. И вдруг она снова удивила его – она рассмеялась.

– Я тебя достала, Ник, признайся! Сначала я не была в этом уверена – ты вел себя так холодно и учтиво. Но я тебя действительно достала!

Он легким кивком головы признал ее победу.

– Не люблю, когда меня заставляют ждать. Запомни это.

– Только я бы все-таки предпочла стоянку грузовиков, – сообщила она. Обожаю хот-доги, гамбургеры и тому подобные непотребности. Сэм не допускает их в дом, и могу поклясться, что он учуял бы за двадцать метров, если бы я съела гамбургер.

– Сэм с его… способностями и вкусами… похоже, занимает большое место в твоей жизни. Похоже, у тебя очень… близкие отношения с прислугой.

– Так кто же теперь сноб? – веселилась Мэгги, игнорируя скрытый вопрос.

Если Ник Фортуна желает что-то узнать, он может снизойти до прямого вопроса.

– Он твой любовник?

Все-таки спросил. Люди, с которыми она до сих пор общалась, обычно исподволь приближались к интересующей их теме.

– Не потому ли твоему мужу приходится публично доказывать свои мужские способности? Потому, что дома его кастрировали?

Искушение дать ему пощечину было очень сильным. Она стиснула руки на коленях. Он нарочно поддевает, чтобы получить преимущество. Беда в том, что ей не приходит в голову ничего достаточно отрезвляющего, чтобы поставить его на место. Застывшее в бледной надменной маске лицо скрывало ее внутреннюю растерянность.

Ник подался вперед и продолжал в оскорбительно любопытствующем тоне:

– Думаю, женщине твоего типа нужен кто-то очень искусный и изобретательный в постели. Сэм так же хорош на деле, как на вид?

– Ник! – Она оглянулась на соседние столики и со свистом выпустила воздух сквозь обнаженные в улыбке зубы. – Ты отвратителен.

– Я это слышал. – Прорезавшая лицо улыбка придавала словам двойной смысл.

– Ты краснеешь? Неужели я смутил тебя, легендарную кокетку? Мне казалось, что подобного рода шуточки – хлеб и вино для твоего окружения…

– Мое окружение более склонно к легкой игре словами, чем…

– Чем к прямоте?

Мэгги открыла большое пластиковое меню и принялась сосредоточенно просматривать его невидящими глазами.

– Что касается хлеба и вина…

– Уходишь от ответа, Мэгги?

– Хочу есть, Ник. – Она спародировала его ядовитый тон, но глаза поднять не решалась. Периферийным зрением она видела, как краснота спускается на грудь, щедро открытую глубоким вырезом платья.

– Вини себя саму. – Удовлетворенный полной победой, он занялся изучением своего меню, чуть кривя рот от волн враждебности, пронизывающих атмосферу.

Он был страшно доволен собой. После каждой новой встряски она все дольше приходила в себя. У него было ощущение, что Мэгги Коул привыкла легко укрощать строптивых мужчин. Тем более интригующим оказался факт, что он способен привести ее в смятение. Не говоря уже о том, насколько этот факт льстил его самолюбию. – Если я накормлю тебя, ты перестанешь злиться?

– Я никогда не злюсь… по крайней мере не злилась до знакомства с тобой.

– Ты хочешь сказать, что до сих пор злиться не приходилось. Все всегда выходило по-твоему – И я намерена сохранить такой порядок вещей, – храбро заявила Мэгги и захлопнула меню, уверенная, что непривычный румянец сошел. – Сначала selsh, а потом osxo buco, – сказала она молодому официанту, неуверенно топчущемуся у столика и пытающемуся делать вид, что его не интересует разговор.

Юноша записал ее заказ, затем Ника и начал наполнять их стаканы водой из кувшина со льдом. За этим занятием он искоса взглянул на Мэгги и пробормотал что-то по-итальянски. К счастью, замечание было очень лестным, и Мэгги не удержалась от того, чтобы поблагодарить его на безупречном итальянском, мягко блеснув глазами. Молодой человек, как и следовало ожидать, смутился до дрожи в руках, и Мэгги была вознаграждена брызгами ледяной воды. Несчастный мальчик, чуть не плача, разразился потоком извинений, пытаясь промокнуть результаты своей неловкости. Только заверения смеющейся Мэгги, что платье выдержит эту небольшую стирку, слегка успокоили его.

Еще немного итальянского и шаловливые намеки глазами на то, что она счастлива принимать услуги от такого милого представителя мужского племени, вскружили ему голову и с лихвой вернули самоуважение.

– Есть на земле человек, которого ты не можешь обвести вокруг пальца? – холодно поинтересовался Ник, когда порядок был восстановлен.

– До сих пор не встречала, – непринужденно ответила она, ободренная забавной сценой.

– Платье ведь шелковое? От воды останутся пятна?

Мэгги пожала плечами.

– Если останутся, тебе придется дать мне возможность переодеться. – Ей в голову не приходило, что об этом можно беспокоиться всерьез. – Платье, между прочим, уникальное. Как и ты. – Никто из ее знакомых не стал бы волноваться из-за испорченного платья. Платья, как и любовники, считались легкозаменимыми, независимо от стоимости.

– Этого не случилось бы, не приведи я тебя сюда.

Хорошо. Он чувствует себя виноватым.

– Ты прав. Ты мой должник. – Она с удовольствием отметила, что Ник удивился. Наверняка ожидал, что она вежливо отмахнется.

– На какую сумму? Она мысленно видела, как раскрывается чековая книжка.

– Крупную. Но я не стану тебя разорять.

– Правда? – Игривый огонек зажегся в глубине его глаз, и Мэгги поспешила освободить его от иллюзий:

– Я возьму акциями. Донована и Коула.

Он откинулся на стуле.

– Умно.

– Намерен отказать?

– Да.

Разумеется.

– Ты не джентльмен.

– Я думал, ты давно пришла к такому выводу.

– У меня не было уверенности.

– Теперь есть.

Наступила небольшая пауза, во время которой они оценивающе рассматривали друг друга. Мэгги не ожидала легкой победы, но не могла избавиться от смутного чувства разочарования.

– Значит, акции все-таки у тебя, верно? – настаивала она.

– Я вкладываю во многие предприятия. Деталями занимается менеджер по инвестициям.

– Так кто же теперь уходит от ответа?

– У каждого есть что скрывать. В чем твоя тайна?

Их было так много, что она не знала бы, с какой начать!

– Ты собирался рассказать о своих планах…

– И сделаю это. Но не на пустой желудок.

– Предупреждаю, Ник, тебе не удастся вечно водить меня за нос. Я не намерена удовлетвориться ответом «нет».

Изумив ее, Ник смутился, как девушка.

– Мэгги, я… я думаю, мы по крайней мере должны сначала понять друг друга…

Появилось ее блюдо вместе с молчаливым признанием вины в глазах официанта. Мэгги почувствовала, что снова краснеет, сообразив, какие выводы тот должен был сделать из разговора. Она молча ругала себя, пока мальчик не ушел. На ухмылку Ника она не обращала внимания.

– Мне нужно выйти…

– Тогда ты упустишь возможность выудить какую-то информацию, воспользовавшись моей неожиданной невинностью, – перевел он в шутку свое смущение, уплетая selsh.

– Твоя невинность! – рассмеялась Мэгги. – Бьюсь об заклад, ты потерял ее в тот же день, когда родился!

– Ну, я был упрямый мальчуган, в моем случае процесс занял несколько больше времени. Невинность пришлось выбивать из меня кулаками.

– Ты имеешь в виду боксерский ринг?

Мгновение он смотрел на нее, будто решал, стоит ли продолжать словесную игру.

– Нет. Школу. До двенадцати лет я был заморышем и, кроме того, незаконнорожденным… то и другое наказуемо на улочках, где я рос. Очень скоро я узнал, что, игнорируя оскорбления, напрашиваешься на побои. Тогда я и научился управляться с собой… и с другими. А потом пришлось научиться, как управляться со своей репутацией, потому что всегда находились горячие головы, желавшие попытать счастья. – В улыбке не было ничего мальчишеского, и Мэгги вдруг стало больно за мальчика, которым он никогда не был. Она опустила глаза, чтобы он не прочитал там бессильный порыв утешить. Он встретил бы ее сочувствие презрением. Стремясь избавиться от комка в горле, она поспешила замаскировать сочувствие наигранным бездушием.

– И битый стал победителем. Ты был грозой школы?

Его лицо стало жестким.

– Я никогда не начинал драку, но всегда заканчивал. И никогда не связывался с теми, кто меньше меня. Закон джунглей: выживает сильнейший.

Он выжил, еще как выжил. Но какой ценой?

– Что же чувствовала твоя мать… бинтуя боевые раны? – Смесь гордости и сострадания… которые чувствует сейчас Мэгги? А еще Мэгги испытала облегчение, узнав, что даже в джунглях он сохранил честь, был способен на милосердие к тем, кто не мог противостоять его грубой силе. Как Мэгги…

– Моя мать едва ли знала о половине из них. Ей хватало забот и без моих проблем… заработать на хлеб для начала.

– А отец совсем не помогал?

Ник улыбнулся ее наивности.

– Парни, бросающие беременных девчонок, как правило, не оставляют свой адрес.

– О!

– Мать никогда не говорила о нем, а я не спрашивал. Довольно того, что он оставил ее, когда был нужен – когда ее родители отказались от опозоренной дочери. Моя мать всю жизнь сохраняла достоинство, тяжело работала и не могла выбиться из отвратительной бедности. Она сделала одну ошибку – и ох как дорого за нее платила! Она умерла, когда мне было шестнадцать лет и я только начал зарабатывать на ринге достаточно, чтобы освободить ее от мытья чужих сортиров.

Он бросил эту грубость как перчатку, и Мэгги поразилась, но не тем, чем ожидал Ник.

– Шестнадцать лет? И тебе позволяли выступать?

– Я врал о своем возрасте и происхождении. А дрался достаточно хорошо, чтобы выступать в подпольном боксе, где делались настоящие деньги. Там не заботились о правилах, придуманных для трусов в перчатках.

Изломанное лицо обрело смысл. У Мэгги потемнели глаза.

– Тебя могли убить.

Он пожал плечами, отыскивая в ее глазах знаки странного влечения, которые замечал у многих женщин из общества, узнававших о его грубом прошлом.

Казалось, насилие затрагивало что-то чревное в них. Именно оно привлекло к нему Делию. Но, удовлетворив свое любопытство, она заявила, что ее отталкивает «менталитет гориллы». На лице Мэгги была только ярость.

– Такое случалось. Но мне повезло. Довольно быстро меня заметил агент, не гнавшийся за легкими деньгами. Он тренировал меня, пока возраст не позволил выступать на легальном профессиональном ринге. Он направил мою злость в более конструктивное русло – амбицию. И был достаточно великодушен, чтобы показать, что за канатами ринга тоже есть жизнь, от которой я могу кое-что себе урвать, если захочу как следует. Я обнаружил, что деньги и успех могут купить то, в чем мне было отказано обстоятельствами рождения.

– Респектабельность? – предположила она, думая о его планах относительно Лори.

Он рассмеялся.

– Власть.

– И теперь, когда она у тебя есть… ты удовлетворен приобретением? – заинтересованно спросила она.

Ник смотрел на нее. Красивая женщина, делящая с ним ужин; женщина, которой он навязал свое общество и которую собирается напугать так, что свет померкнет в глазах. Он улыбнулся.

– Более чем… – Он откинулся, наблюдая, как она в рассеянности подбирает вокруг телячьих ножек костный мозг, придающий selsh сочный вкус. Сколько же в ней всего намешано! Заставила его разоткровенничаться, выложить такое, чем он не делился и с друзьями, а он почему-то уверен – хоть они и противники, что эти признания никогда не будут использованы против него. И эта уверенность выбивала его из колеи. Как ей удается? Она отлита по той же форме, что и Делия, – в чем же разница? Что мешает ему сокрушить ее?

Она облизнула губы, и невинный эротизм этого движения отозвался мощным импульсом в его чреслах. Он выпрямился, чувствуя еще большую неловкость.

Чтобы направить мысли к первоочередной задаче, он начал задавать ей провокационные вопросы, заставляя ее собраться. Но результатом было только дальнейшее его замешательство. Мэгги Коул доверчиво раскрылась вместо того, чтобы приготовиться к бою. Она весело поведала о вражде между Коулами и Донованами. С довольным видом созналась, что была именно таким сорванцом, как описывал дед, незаметно для себя нарисовав трогательную картину одиночества, которая начала особенно интриговать Ника, когда в рассказах о самых отчаянных выходках стало мелькать слово «мы».

– Кто «мы»? – спросил он после описания случая, на всю жизнь отвратившего ее от курения.

– Ну, К… моя компания, – запнулась она с виноватым видом.

– Мальчик, конечно, – угадал он причину ее смущения.

– Д-да…

– Друг семьи?

Она промокнула губы салфеткой, выигрывая время, не понимая, почему не может соврать с обычной непринужденностью.

– Не то чтобы друг… – пробормотала она, пряча глаза.

Непостижимо, но он сумел, оттолкнувшись от бессознательно выделенного слова друг, совершить прыжок к догадке.

– Значит, враг. – Еще скачок. – Коул? Вы с Финном дружили в детстве? Как?

Если ваши дедушки были такими непримиримыми врагами.

Мэгги пожала плечами, выравнивая нож и вилку на подчищенной тарелке и гадая, о чем еще она проговорилась в порыве доказать ему, что не была картонной куколкой. Неужели ей мало прежних уроков, чтобы понять, какой по-звериному проницательный ум скрывается за изломанной маской лица?

– Они не знали, – нехотя призналась она. – Финн и я… мы встретились однажды в парке, когда сбежали от нянек. – И не удержалась от улыбки, вспомнив. – Он украл мой хлеб и столкнул меня в пруд с утками. Хулиган был почище меня. Потом обозвал меня плаксой, и тогда я стукнула его под коленку и тоже столкнула в пруд. – Ей до сих пор приятно было вспомнить, какое удивление появилось на обманчиво ангельском личике. – Тут пришел сторож и начал кричать на нас, и нам пришлось убежать и спрятаться. Мы поклялись кровью никому не рассказывать. Тогда мы не знали имен друг друга, а к тому времени, когда узнали, это уже не имело значения… даже придавало дополнительную прелесть нашим встречам в парке.

– Сколько это продолжалось? – Увлеченный игрой чувств на ее лице, он постарался не спугнуть течение воспоминаний.

– А это никогда и не прекращалось. – Мэгги пожала плечами. После всего сказанного нет смысла останавливаться. Может быть. Ник начнет воспринимать Финна как личность, а не как карикатуру из «Плейбоя». – Мы всегда находили способы увидеться. Мы стали друг для друга братом и сестрой… настоящих-то у нас не было.

– И за все эти годы никто не узнал?

Мэгги ухмыльнулась, став на мгновение давнишней озорной девчонкой.

– Мы не забывали одаривать друг друга враждебными взглядами на людях и соревновались в снобизме… а когда хотели поговорить, делали это только наедине. Ты видел дедушек, как они ведут себя, – они всегда были такими. Их ни в чем нельзя убедить, и если бы они узнали обо мне и Финне, то нашли бы способ разлучить нас, хоть все было совершенно невинно.

Ник погладил свой бокал, опустив глаза, чтобы скрыть вспыхнувшую в них радость. Почему-то – абсурд, если учесть, что речь идет о семейной паре, невинность тогдашних отношений между девочкой и мальчиком имела значение.

– Все эти годы они нянчились со своей ненавистью, доводя ее до смешного.

Не могу поверить, что причина первой ссоры могла быть настолько незабываемой.

– Скорее всего, и не была.

– Что ты хочешь сказать? – недоуменно взглянула она.

– Может быть, они слишком дорожат своей враждой, чтобы оставить ее.

– Дорожат?

– Они старики. Оба пережили потерю почти всех, кого любили, – что еще осталось у них, чтобы заполнить пустоту?

– Это смешно.

– Разве? Ни один из них не женился снова, хотя я не сомневаюсь, что возможностей было достаточно, стоило только захотеть. Они не захотели – они предпочли посвятить свои жизни строительству империй; а империи нужен враг, чтобы стимулировать рост. То, что началось, без сомнения, как фамильная вражда, превратилось с годами в основополагающий ритуал… если хочешь, любимую игрушку, нечто, поддерживающее гармонию чувств. Сегодня они получали искреннее наслаждение, пререкаясь из-за тебя.

– Ты ничего не понимаешь, – возразила Мэгги, потом поколебалась, не желая давать ему в руки опасное оружие, но вынуждена была сказать:

– Они все еще думают, что мы с Финном познакомились за морем, и я предпочла бы, чтобы так оно и осталось.

Он некоторое время всматривался в ее напряженное лицо, но не произнес напрашивавшегося «почему?».

– Хочешь десерт или ликер?

Она виновато подумала о лишнем фунте, который набрала утром, и пошла на компромисс:

– Я бы не отказалась от кофе по-ирландски. Для Патти еда не еда, если не закончить чем-нибудь крепким, и я почувствовала себя очень взрослой, когда он начал давать мне «ирландский особый» лет в двенадцать. Вкус мне совершенно не нравился, но я сохранила этот обычай как фамильную ценность.

– Значит, кофе по-ирландски. А потом… я думаю, пора заняться делом, назначенным на этот вечер, не правда ли?

Глава 7

Ник Фортуна кивнул двум мужчинам в зеленой униформе с бледными лицами, и те, пропустив их, снова закрыли тяжелую стальную дверь. У Мэгги натянулись нервы, когда массивная плита с лязгом отгородила их от внешнего мира.

Довольно большая и хорошо освещенная комнатка-сейф вдруг показалась тесной и пугающе интимной.

Ник, похоже, почувствовал ее испуг, но неверно определил его причину.

– Необходимая предосторожность, – он указал на герметичную дверь. – Но сейф снабжен вентиляцией, так что удушье нам не грозит… даже если останемся на всю ночь.

Мэгги вздрогнула, когда он повернулся к стене с пронумерованными ящичками, выбирая ключ из тяжелой связки. Его успокоительное заверение имело противоположный эффект. Всю ночь… многозначительное словосочетание устроило сумбур в ее голове. Каково это было бы – провести долгие ночные часы в вынужденной близости с Ником Фортуной? Она стиснула розовую шелковую вечернюю сумочку. Как будто мало она наделала глупостей этим вечером со своими неосторожными откровениями!

Когда он напомнил в ресторане о деле, она была так насторожена, что могла предположить все что угодно, кроме самого дела. Потрясение от мысли о запретном удовольствии было настолько сильным, что предательски отразилось на лице. Ник мрачно улыбнулся.

– Камушки, Мэгги. Я имел в виду ювелирное дело.

Она мгновенно воспользовалась своим знаменитым апломбом:

– Вот черт! Я-то думала, ты наконец разболтаешь свои планы. Ведь это дело тоже было назначено на вечер.

– Ты в самом деле подумала об этом? – скептически улыбнулся он. Оба знали, что она врет.

– Конечно, – заявила Мэгги, изображая полнейшую невинность. – О чем же, по-твоему, я могла подумать?

Она искусно отняла у него инициативу, и восхищенный блеск в глазах Ника свидетельствовал о том, что он оценил этот ход. Ответь он напрямик, вышло бы, что он приписал ей свои тайные мысли, и тогда он оказался бы самонадеянным глупцом.

Вот только она забыла, что говорит с человеком, которому плевать на условности, если он победил.

– Значит ли это, что тебя не интересует разговор о том, чтобы стать моей возлюбленной?

– Я… я… прошу прощения… – она задохнулась, не в силах поверить своим ушам.

– Конечно, прощаю, Мэгги, – сказал он, шутовски прикидываясь, что понимает ее слова буквально. – Я, конечно, польщен твоим интересом, и вышло так, что как раз сейчас у меня нет любовницы, но, как я уже говорил раньше, замужние женщины не подлежат рассмотрению. Ты очень красива, и я не сомневаюсь, что найдется немало мужчин, которые будут счастливы стать мишенями твоего… энтузиазма. – Все это было сказано мягким тоном человека, желающего отказать, не обижая. Мэгги разрывалась между оскорбленной гордостью и восхищением, между яростью и смехом. Он сделал из нее самонадеянного подростка!

Зная, что протест приведет только к дальнейшим провокациям, она замкнулась в том, что должно было изображать холодное, надменное молчание, но в глазах бурлил кипяток, черный, как поданный им кофе. Мэгги молча перебирала запоздалые сокрушительные отповеди.

Вскоре после этого они отправились на фабрику и склад Фортуны. Мэгги одновременно и спешила закончить необычный вечер, и жалела о его скором завершении.

Ник вытащил несколько неглубоких ящичков и поставил их на полированную полку, тянувшуюся вдоль стены сейфа.

– Ну же! – Он поднял брови, и Мэгги, доказывая, что вполне владеет собой, подошла, касаясь шелковым рукавом темной ткани его костюма. Едва опустив глаза, Мэгги забыла об электрических разрядах, пробегающих по руке.

– Какая прелесть! – Как ни привыкла Мэгги иметь дело с драгоценностями, она была очарована. Санчес поместил свои камни в дивные изгибы золота, серебра и платины. Чистые, скупые линии были идеальным обрамлением богатого блеска роскошных камней.

– Я же говорил, что тебе понравится. – Ник направил на нее одно из прямоугольных зеркал, стоявших на полке. – Что примеришь сначала? Может быть, это?

У него был хороший вкус, но Мэгги все еще сердилась. Вместо предложенного она указала на ожерелье из квадратных изумрудов в очень простой золотой оправе.

– К нему нужна женщина с менее выступающими ключицами, – знающе заметил Ник – Мне нравится, – твердо заявила Мэгги, борясь с желанием прикрыть ключицы. Все у нее в порядке, и нечего ему подкапываться под ее самообладание. Но как же обидно было убедиться, отказавшись от помощи и самостоятельно надев ожерелье, что он оказался прав! Молча она положила ожерелье обратно в ящик и выбрала другое.

– Для этого нужна более длинная шея.

Мэгги нахмурилась своему отражению. При глубоком вырезе короткое ожерелье утрировало объем обнаженного тела. Дело тут не в шее, сказала она себе.

Каждый раз, как она выбирала что-то. Ник отпускал критический комментарий, но она упрямо держалась, пока не кончилось терпение.

– Знаешь, ты ужасный продавец. Неужели ты не хочешь, чтобы я выбрала то, что мне нравится?

– Похоже, тебе нравится все, – сделал он широкий жест рукой. – Что не позволяет сузить диапазон. При такой скорости мы действительно останемся здесь на всю ночь… или, может быть, ты этого и хочешь? Не пытаетесь ли вы скомпрометировать меня, миссис Коул?

– Эта шутка затаскана до дыр, мистер Фортуна.

Ник ухмыльнулся, и Мэгги вдруг представила его молодым боксером: пританцовывая, ныряет он под удары и наносит ответные.

– Но звучит очень свежо, когда она связана с тобой.

– Я покупаю камни, а не любовника. А если бы мне нужно было последнее, я бы выбрала кого-нибудь классом повыше. Класс – это такая штука, мистер Фортуна, которую нельзя купить за деньги. С этим нужно родиться. У вас есть костюм, но он не вполне подходит. Иногда он морщится, демонстрируя потертости.

Его глаза впервые оскорбление сузились.

– Я предпочитаю чистую совесть любому классу…

– Неверно расставлены акценты, – издевалась она. – К сожалению, у тебя нет ни класса, ни чистой совести. Шантаж, угрозы насилием не вполне к лицу достойному гражданину. И разве может быть чиста совесть у человека, который пытается продать дочь, чтобы приобрести респектабельность?..

– Я не продаю Лори! – Его гневный вопль резко отразился от стальных стен сейфа.

– Принудить ее выйти за одного из тщательно отобранных тобой кандидатов это и значит продать.

– Я ни к чему ее не принуждаю. Она слишком молода, чтобы вообще думать о браке. Ей нужно больше опыта, чтобы выбрать достойного спутника жизни.

– А, ты хочешь, чтобы она сначала поспала немного на пробу?

– Нет! – У него потемнело от прилива крови лицо. – Я говорил не о сексуальном опыте. Я имел в виду опыт жизненный. До сих пор она вела очень замкнутый образ жизни…

– По чьей же вине?

– Я сказал – замкнутый, но не изолированный, – проскрежетал он, с трудом усмиряя ярость. – У нее впереди вся жизнь, и нет нужды торопить события.

– Понимаю. Ты хочешь, чтобы она в семнадцать лет поступала как тридцатипятилетняя. Очень логично. Ник. Очень здраво. Стоит ли плакать по луне, когда под рукой столько звезд?

Ее сарказм оказал смягчающее действие. Ник лишь издал сердитое междометие и скрестил руки на груди.

– Если собираешься дуться. Ник, сильнее задействуй нижнюю губу, посоветовала Мэгги, снимая чуть дрожащими пальцами сережки, которые примеряла перед этим.

– Господи, как я ввязался в этот спор? – вслух спросил себя Ник.

– Природный талант, – пояснила она. – Ты боец.

– Я был бойцом.

– И остался им. – Не дождавшись ответа, она взглянула на него и успела заметить неуверенность в обращенном внутрь взгляде. – Стыдишься своего прошлого, Ник? – спросила она с намеренным высокомерием.

Он вскинулся было, но сдержал себя.

– Нет, два раза я не ловлюсь. – Во взгляде появилась угроза. – Ты знаешь, на каких струнах играть, да, Мэгги? Хотел бы я знать, что из сказанного тобой было искренним.

– Очень трудно не заметить, как ты стесняешься своих грязных ногтей.

– Ты хочешь сказать, что примеряешь к себе любовника из низшего класса? – съязвил он.

– Для любви существуют только те барьеры, которые люди сами хотят видеть.

– Но мы говорим не о любви. Возбуждает ли тебя мысль о том, чтобы лечь в постель с неутонченным, полным здоровой грубости мужчиной?

– Ты имеешь в виду – с любым, полным здоровой грубости мужчиной… или с тобой?

Мэгги ожидала отпора, но Ник рассмеялся.

– Кажется, мы снова вступаем на опасную территорию. Признаю, что на меня произвело впечатление замечание о классе, но и ты должна признать, что я прав.

– В чем? – осторожно спросила она.

– В этом, – он указал на футляр, который предлагал с самого начала.

– Ты уверен, что я не слишком низкорослая? Или толстая? Или коленки чересчур выпирают? – Она прекрасно понимала, что голос выдает раздражение.

– Это будет выглядеть на тебе превосходно. – Он достал тонкое, как бумажная аппликация, ажурное золотое ожерелье с тремя каплевидными рубинами.

– Это подчеркнет твои хорошие черты и отвлечет от плохих.

– Хорошие черты? Неужели ты заметил хоть одну? – пробормотала Мэгги, стараясь не обращать внимания на прикосновение его пальцев к шее под тяжелым водопадом волос Действительно он не справляется с застежкой или медлит нарочно? Он стоял очень близко. Она чувствовала его тепло всем своим телом от головы до пят. В зеркале ее фигура отражалась в обрамлении широких мужских плеч.

– Годится, Мэгти? – Он наконец справился, но вместо того, чтобы отойти, легонько положил руки на ее обнаженные плечи. Тонкие бретельки платья вдруг обожгли спину. Что, если он шевельнет своими большими ладонями, если спустит бретельки и?.. Она моргнула, встретив его взгляд в зеркале, чувствуя, как пересохло во рту от очевидности его мыслей. Мэгги не могла произнести ни слова.

Не отрываясь от ее затуманенного взгляда, он провел рукой вдоль золотой дорожки на ее кремовой коже, ниже… ниже, туда, где капли рубинов уютно лежали над самым краем декольте.

– Видишь? – пророкотал он в ее волосы. – Идеально. У тебя красивые груди, мягкие, полные, округлые и теплые. Камни как раз на своем месте – позволяют мужчине любоваться твоей женственностью, не оскорбляя.

Его палец коснулся ложбинки, в которой лежал самый большой камень. Мэгги задержала дыхание. Вдохнуть необходимый кислород значило бы податься навстречу его теплу А от отсутствия воздуха мутилось в голове. Глаза полуприкрылись трепещущими ресницами, когда она ощутила, как его пальцы поправляют две меньшие капли по обеим сторонам большого рубина, чтобы они лежали ровно, каждая над своим холмиком шелковистой плоти.

– Один камень извиняет мужчине первый взгляд… три позволяют взгляду задержаться.

– Ч-что, если я не хочу этого взгляда? – непослушными губами прошептала Мэгги, утратив всю свою хваленую бойкость.

– Тогда не носи такие платья. Женские груди сохраняют свою возбуждающую силу, несмотря на ослабление прежних запретов. Мужчина может восхищаться… и не прикасаться. Здесь все дело в самоконтроле.

Тогда почему же он прикасается? Он все ласкал изысканно ограненные рубины, и жесткие неровные костяшки пальцев скользили по ее вздрагивающей коже. В ушах у нее появился странный звон, колени ослабли так, что пришлось прислониться спиной к его груди. Мэгги закрыла глаза, и краска жарко залила шею и лицо, когда она поняла, что оказалось между ее мягкими ягодицами. Его бедра прижали ее к жесткому краю полки, и он начал ритмично покачиваться.

Распахнув глаза, она резко втянула воздух.

– Ник…

Его взгляд неохотно оторвался от эротического контраста между своей рукой и ее грудью. При виде ее пылающего лица он замер, весь напрягшись. Мэгги поняла, что движения совершались бессознательно. Он забылся в эротической грезе, похожей на ее собственную. Мэгги ожидала, что он помрачнеет, ожидала презрения к ней и к самому себе, но вместо этого Ник спросил с легчайшей улыбкой:

– Так что я говорил о самоконтроле?

– Не знаю, – хрипло пробормотала Мэгги, справляясь и со смущением, и с румянцем. Он не собирался акцентировать ее возбуждение, которое было таким же явным, как и его собственное. Под тонким черным платьем не было лифчика, и соски грудей, которыми он так внимательно любовался, заметно напряглись. К… к этому не полагаются сережки?

– Полагаются. – Прошло ощутимое мгновение, прежде чем Ник потянулся за ними.

Получив сережки, Мэгги выяснила, что трясущиеся пальцы не способны найти даже дырочки в ушах и уж тем более не справятся с застежками.

– Дай-ка мне.

Руки Ника сохранили каменную твердость и при этом оказались удивительно для своего размера чуткими. Мэгги повернулась лицом к нему и послушно погрузила руки в волосы, приподнимая их, чтобы открыть уши. И чуть не взвилась до потолка, когда он нежно сжал мочку большим и указательным пальцами.

– Спокойнее! – попросил он, когда она вскрикнула от боли, причиненной, своим рывком. – Мне нужно сначала найти дырочку.

– Просто вставь, – поторопила Мэгги и поперхнулась, краснея. – Я имею в виду сережки.

– Конечно, Мэгги, что же еще ты могла иметь в виду? Я не думаю, что ты так же спешишь, когда… э-э… занимаешься другими вещами, – примирительно согласился он, вставив наконец золотой стерженек в ухо и застегнув сережку.

Вторая заняла столько же времени. Теперь она знала, что он дразнит, и всеми силами постаралась изобразить скучающее безразличие принцессы, терпящей утомительную, но неизбежную церемонию. – Вот так Несколько долгих секунд Мэгги видела только чувственное удовольствие на его лице.

– О да, они прекрасны! – Отпустив волосы, Мэгги покачала головой, любуясь кроваво-красными сполохами в качающихся сережках.

– Ну, значит, с одним подарком покончено.

– С двумя. Маркхам может подарить мне сережки, а Патги – ожерелье.

Ник заметил, что она не поинтересовалась ценой. Мэгги Коул никогда не приходилось спрашивать цену, шла ли речь о подарке или о покупке. Любая прихоть могла быть и бывала удовлетворена. Ник знал, каково быть игрушкой богатой женщины, женщины, которой никогда не говорили «нет». Однако, хотя Мэгги принимала свое богатство и привилегии как должное, она, похоже, не спекулировала ими. Может быть, она играла перед ним, но ни разу он не видел, чтобы Мэгги была пренебрежительна или хотя бы невнимательна к кому бы то ни было, независимо от положения… скажем, со своим слугой даже чересчур мила.

Она легко расточала время и деньги – смотря что требовалось, – если желаемое казалось ей стоящим того. Ее любовь к жизни – посвященной, насколько он мог понять, преимущественно удовольствиям – все труднее было презирать. Почему бы ей не жить по своему усмотрению, если это не причиняет никому вреда и если она повсюду привносит свет и тепло? В этом отношении Мэгги была противоположностью Делии, чья жизненная миссия состояла, казалось, в том, чтобы делать всех такими же циничными и неудовлетворенными, как она сама. По сравнению с Делией Мэгги была просто наивный младенец. Он нахмурился. Если не считать небывало аморального отношения к собственному браку… как будто уважение и верность никак не связаны между собой. Ее сексуальность тоже поражала Ника – не закрепощенная, но при этом какая-то… эфемерная.

– Есть еще кольцо, – непринужденно заметил он. – Оно не входит в гарнитур, но будет смотреться хорошо. Возможно, муж захочет купить его для тебя.

Она и глазом не моргнула.

– Нет, Финн никогда не покупает мне кольца.

Он знает, что я не ношу их.

– Даже обручальное?

Тут она все-таки запнулась.

– Ну да, одно он, конечно, купил.

Он посмотрел на гладкие линии под левой перчаткой.

– Но ты его не носишь.

Она потерла пальцы тем же бессознательным нервным движением, которое он уже замечал прежде.

– Какой смысл – под перчатками? Все равно никто не увидит.

– С глаз долой – из сердца вон? Очень в стиле вашего брака. – Он повернулся и нашел кольцо, не дав ей времени ответить. – Все-таки примерь. Я думаю, что это лучшее творение Санчеса.

Оно было прекрасно. Почти античная в своей массивности оправа не отвлекала, однако, от центральных камней – двух рубинов в обрамлении алмазов. Мэгги не знала, какое сожаление отразилось у нее на лице, когда она покачала головой.

– Примерь. – Рука Ника скользнула с ее правого локтя к запястью и начала стягивать перчатку.

– Ты когда-нибудь слышишь «нет»?

Его это почему-то рассмешило.

– Не чаще, чем ты. В чем дело? Это твой дивный и прекрасный брак одарил тебя психозом относительно колец? Уверяю тебя, примерив кольцо, ты не будешь обречена на вечную верность.

Она сдалась. Снять перчатку под его взглядом выглядело раздеванием. И заняло некоторое время, потому что перчатка была тугая. Не успела рука освободиться, как оказалась в его ладони. Мэгги удивленно осознала, что впервые за очень долгое время кто-то, не принадлежащий к близким, касается ее обнаженной руки. За годы защиты от прямых прикосновений кожа стала необычайно чувствительной; странно и непривычно было ощущать ею грубую мужскую ладонь.

– У тебя прелестные руки; грех скрывать их от людей, – проговорил он, медленно надевая кольцо на тонкий бледный палец.

Непривычная тяжесть якорем притянула руку к его ладони, и Мэгги, не отрываясь, смотрела на странную гармонию двух таких разных рук. Кольцо подошло так, будто было сделано по мерке, и она постаралась подавить острый приступ сожаления. А уж казалось, что все это давно позади. Да, Ник Фортуна умеет причинить ей боль самыми непредвиденными способами, заставить желать вещей, которые она не может, не должна желать…

– Такое кольцо делает твою руку еще более изящной, изнеженной и женственной. Зачем тебе перчатки? Почему ты прячешься под этим смехотворным фетишем? – Он перевернул ладонь и нежно провел по ней большим пальцем. – Это что, кокон, который должен оберегать их от грубой реальности, как те коконы, что оберегают твое сознание от грубой реальности неудавшегося брака?

Он снова поддевал ее со все той же скрытой нотой отвращения. В данных обстоятельствах нельзя было винить его за смешные выводы, но она винила. Он такой… самодовольный. Так уверен, что монополизировал рынок страданий.

Думает, что только у него могут найтись силы, чтобы спорить с судьбой и заставлять ее напасти работать на себя. Мэгги вдруг захотелось сбросить его с каменного пьедестала надменности. Заставить его признать, что и она умеет справляться с жестокими ударами судьбы. И, что менее достойно, заставить его испытать стыд, увидеть, как пошатнется его самоуверенность.

Она спокойно высвободила руку и быстро стянула вторую перчатку. Потом, не спуская с него глаз, с утрированным смущением протянула обнаженные ладони.

Пусть он теперь сделает комплимент изнеженному совершенству. Боль и вызов смешались в ее надменном взгляде.

Предупрежденный темным отчаянным смятением в этих говорящих глазах, Ник даже не взглянул вниз. Он ответил обычным мужским жестом – взял ее руки в свои. Ничто не изменилось в его взгляде, когда он поднял руку с кольцом и прижал губы к ее гладкой коже. У Мэгги перехватило дыхание, когда он проделал то же с другой рукой, проводя губами по беспорядочной сетке рубцов, уродовавшей костяшки ее пальцев почти до сходства с его собственными.

– Пусти! – Ощутив пронзительную боль на дне зрачков, она попыталась запоздало – отказаться от нерасчетливого вызова.

В ответ он перевернул бедную изуродованную кисть и поцеловал нечувствительную ладонь, не переставая наблюдать, как она пытается овладеть собой.

– Я разочаровал тебя, Мэгги? – Его дыхание сквозило меж судорожно сведенных пальцев.

Теперь вызов исходил от него, и ей нечего было ответить.

– Отпусти меня.

– После того, как ты доверилась мне? Это было бы слишком жестоко. Чего ты ожидала от меня? Обморока? Отвращения? Надеялась, что я распишусь в бесчувственной тупости? Это же глупо!

– Да… да… да!.. – Как она хотела бы не испытывать к нему ничего, кроме легкого презрения! В глазах у нее защипало. Ник поднял ее руку и, не выпуская из бережного плена, медленно, один за другим, перецеловал скрюченные пальцы. И лишь после этого взглянул на них. Не было ни потрясения, ни жалости, ни лихорадочных поисков уместной реплики.

– Как это случилось?

– Кипящий жир… огонь, – услышала свой голос Мэгги. – Мне было одиннадцать лет.

– До сих пор болит?

Мэгги покачала головой.

– Немного снижена чувствительность, но я почти полностью владею пальцами.

Врачам пришлось восстанавливать некоторые нервы и сухожилия, ну и пересадка кожи. Теперь, можно сказать, остался только косметический ущерб.

– Пластическая операция?

Она вяло, без горечи улыбнулась.

– Ты видишь ее результат.

Темными потеплевшими глазами он изучал ее лицо.

– Тебе врачи рекомендовали носить перчатку, или это стиль Мэгги: щеголять изъяном как тонкой эксцентричностью?

– О, разумеется, последнее. – Она уже восстановила самообладание. Что сделано, то сделано. Что толку жалеть? – Это щадит общественную чувствительность и избавляет меня от взглядов украдкой и неприятных вопросов.

– Надоедливых – да. Но… неприятных? – Он вдруг сообразил, что получил только косвенный ответ на свой вопрос. – Так чем же ты занималась, когда это случилось, Мэгги?

– Мы готовили чипсы в кастрюле на костре. Подрались из-за распределения обязанностей; я толкнула его, он меня стукнул… – Она пожала плечами. – А все мой дурной норов: привыкла, что всегда будет по-моему.

По знакомому выражению нескрываемой нежности Ник догадался, кто был ее компаньоном. У него напряглись плечи от подавляемого прилива ярости, как всегда при упоминании Финна Коула.

– Коул толкнул тебя в костер? – хрипло спросил он.

– Нет! Я же сказала, что мы оба толкались. Я решила доказать, что могу сделать все без его помощи, и плеснула на себя из канистры. Воды у нас не было, и Финну пришлось сбивать пламя руками. У него до сих пор остались небольшие рубцы.

– Господи, ты хочешь сказать, что руки загорелись? – Впервые Ник не сдержал гримасы, но Мэгги инстинктивно поняла, что это реакция на мысленный образ, а не на теперешнюю физическую реальность. Он прижал почти утонувшую в его кулаке руку к груди, и Мэгги почувствовала прилив нежности, услышав, как яростно и неровно колотится у него сердце.

– Я не разрешила ему бежать за помощью, – продолжала она, все стараясь обелить Финна. – Не хотела, чтобы знали о его участии. Видимо, я была в шоке и особой боли не чувствовала, поэтому мы оба не догадывались, насколько все серьезно. У нас были с собой велосипеды, и я позволила Финну только довезти меня до ворот. – Она сделала гримаску. – Если бы Патги узнал, что единственным свидетелем был Коул, он бы возжаждал крови. Он не стал бы выяснять, кто виноват и что сделал Финн, чтобы помочь мне, а просто постарался бы упечь его в тюрьму для несовершеннолетних. Или хотя бы позаботился, чтобы мы никогда больше не увиделись. А так, когда я почувствовала себя лучше, Патти устроил ад кромешный за такую глупость мне одной.

– И я его не виню! – В Нике проснулся отец. – Значит, в беду попала ты, а Финн отделался легким испугом.

– Не совсем так. На самом деле Финн, по-моему, переживал все это еще дольше, чем я… благодаря своей мужской этике, по которой парень всегда в ответе. Он думал, что должен был лучше позаботиться о своей подруге.

– И должен был!

Праведный гнев Ника развеселил ее.

– Ему было только одиннадцать лет. Ник. И никто, даже лучший друг, не мог справиться с Мэгги Донован в те времена.

– Равно как и в эти, я подозреваю, – сухо заметил он, теряя воинственность.

– О, с тех пор я почти угомонилась. Это был поворотный пункт в моей жизни, потому что Патти решил поместить меня в строгий пансион, который, по его мнению, был единственным местом, где я находилась бы в относительной безопасности. Я была отправлена за море для превращения в маленькую леди.

– Что не вполне удалось, – отметил Ник. – Коул до сих пор переживает?

Мэгги напряглась.

– Если вас интересует, не женился ли он на мне из чувства вины, доктор Фрейд, ответ будет отрицательный!

– Тогда почему он женился на тебе? – мягко спросил он.

– Потому что это был единственный способ… – Она остановилась, перепуганная тем, как близко он подошел к раскрытию еще одной ее тайны.

– Единственный способ чего? Затащить тебя в постель?

Грубость возымела неожиданное действие. Мэгги расхохоталась. Это не удалось Финну и через пять лет супружеской жизни. Ник со смешанными чувствами наблюдал за ее весельем, но изломанные черты лица позволяли лишь догадываться, что творится в его душе. Мэгги прикусила губу, сняла кольцо и с сожалением положила на место.

– Пожалуй, я предоставлю Финну самому выбрать подарок, – торопливо сказала она. – У него прекрасный вкус. – Легче не стало. Никто еще не всматривался в нее так, как Ник. Будто он мог проникнуть в работу ее мозга.

Слава Богу, что это не так – какой бедлам он бы там обнаружил! – Гм… это я, пожалуй, тоже сниму…

– Считай, что это твое. Иди в них домой.

– Откуда ты знаешь, что банк примет чеки от дедушек?

– Я знаю их возможности до последнего цента.

И потом, они ведь принадлежат к старой школе, где слово мужчины было словом чести.

Последний комментарий замкнул круг. Мэгги, оказывается, совсем забыла, зачем согласилась провести вечер с Ником. Она задрала подбородок характерным жестом надменной решимости.

– Что ты собираешься делать с акциями, Ник?

– А как ты думаешь?

Она свирепо пожирала его глазами.

– Не искушай меня.

В его глазах что-то блеснуло.

– Сколько ты можешь заплатить за эту информацию, Мэгги?

– Я уже заплатила более чем достаточно – длинным и утомительным вечером с самодовольной свиньей.

– Не следует задирать подбородок, Мэгги, особенно если оказываешься на ринге с таким старым бойцом, как я. – Он провел разбитым кулаком по чистой линии ее скулы. – Можешь остаться со сломанной челюстью.

Мэгги отдернула голову.

– Я справлюсь, старик.

– Теперь ты искушаешь меня. – Голос был мягок, но в нем слышалась угроза.

– Я не слюнявый дурак, готовый упасть к твоим ногам, как любой мужчина до восьмидесяти лет. У меня есть определенные стандарты…

– Да, я знаю, ты уже достаточно говорил об этом – я под них не подхожу.

Но и, ты не подходишь под мои, приятель.

– Тогда зачем влага в темных глазах, глубокое декольте и игра в бедную-богатенькую девочку?

– Это не игра!

В ставшем вдруг снова тесным и жарким сейфе воцарилась тишина.

– Нет? Какое открытие! – проговорил он. – Ты хочешь информации… но еще больше ты хочешь меня…

Да. Да! Мэгги замотала головой так, что рубины заколотились по щеке, горящей от его прикосновения.

– Я заставляю тебя злиться, но еще больше заставляю ощутить себя женщиной, на что неспособен твой муж. Он воришка, он умыкает все, что плохо лежит. Но не мою дочь. Я не разделяю твоей детской веры в его благородство.

Я намерен скупить все акции, до которых смогу добраться; и если сам факт моего обладания ими не окажется достаточно убедительным доводом, чтобы оставить мою дочь в покое, я уничтожу его. Я устрою так, что его репутация будет испорчена навсегда. Собственный дед не доверит ему больше ни цента.

Если ты намерена и дальше потакать ему, Мэгги, трижды подумай, стоит ли. На этот раз обожжется, играя с огнем, он сам.

– Ты хочешь, чтобы я отступилась от него? – догадалась Мэгги. – Боже правый, при твоих-то пуританских взглядах на брак! Ты хочешь разделить нас…

– Я хочу, чтобы ты знала, во что ввязываешься.

– Что ж, большое спасибо за предупреждение!

Ты не боишься, что я передам твои слова Финну?

– Я рассчитываю на это. Если ты сможешь сохранить брак, основанный на духе и букве закона, мне не придется ничего предпринимать. Если ты оставишь Коула… – Ник пожал плечами, – тем проще мне будет уничтожить его.

– Оставить его и идти куда… к тебе? Ты этого хочешь, не правда ли? Это сделало бы твою месть полной, – обвиняла она напряженным от боли голосом.

Отрицательное покачивание его головы было как пощечина.

– Я хочу встать между мужчиной и его женщиной…

Она расхохоталась, не дав ему договорить.

– Но ты же пытаешься разрушить наш брак…

– Не так, как ты думаешь. – Он придвинулся ближе. – Хотя не могу отрицать, что если бы ты была свободна… – Сделав это неосторожное допущение, он заглянул в огромные темно-серые глаза и потерял ход мысли.

Рубины мерцали на ее груди, женский запах обволакивал его, смешиваясь с запахом собственного возбуждения. Ник Фортуна, никогда не знавший нокаута, зашатался как пьяный. Голова кружилась, ноги не держали, и он ухватился за хрупкие женские плечи, чтобы сохранить равновесие. Интересно, так ли ее вкус пьянит, как ему чудится?.. – Мэгги…

Так. Но одного вкуса недостаточно. Он нашептывал соблазны, щекоча ей кожу, это была эротическая литания, зовущая ее разделить опьянение.

– Если бы ты была моей, я осыпал бы тебя драгоценностями, ты не носила бы ничего, кроме них. Я уложил бы тебя на красный шелк и нежил твое дивное тело. Как прекрасна ты была бы… ослепительно нагая с красными рубинами в ушах… – Грубые ладони обхватили ее шею, и большие пальцы качнули тяжелые серьги. – Рубины меж грудей… – Теплые жесткие руки скользнули вниз, чтобы приподнять наполнившиеся томительной болью округлости. – И я положил бы драгоценные камни сюда… – мечтательно бормотал он, обхватывая ее талию, обводя большими пальцами пупок сквозь тонкую ткань платья. Она тихо застонала, когда одна его рука скользнула ниже, прижалась к холмику между бедер, вызвав взрыв горячей дрожи. – Но здесь тебе не понадобились бы украшения, Мэгги, – шептал он. – Здесь, в сердце твоей женственности, драгоценность более прекрасная, чем любой камень… живая драгоценность, та, что может дать бесценное, несравненное наслаждение. О Мэгги…

Он пил тихий стон из ее губ и приникал все крепче, сжимая руками ее выгнувшуюся спину, притягивая к себе, обхватывая бедрами, целуя ее, целуя… целуя… целуя ртом таким же жестким и властным, как все его тело.

Сейф усиливал каждый звук, каждый шорох и вздох, каждый стон, и громкий зуммер прозвучал как сирена, заставив их отпрянуть друг от друга.

Мэгги должна была опереться о полку, дрожа всем телом, а Ник, очнувшись, уставился в мигающий красный сигнал на панели у стальной двери.

– Это сигнал тревоги, – сипло проговорил он. – Датчик тепла регистрирует присутствие человека и подает сигнал через каждые полчаса. Если не набрать код в течение тридцати секунд, подается сигнал тревоги в полицейское управление.

– Так, ради Бога, отключи его! – дрожа, взмолилась Мэгги. Трудно представить, какой скандал разразился бы, если бы полиция, ворвавшись, обнаружила их с Ником, практически занимающихся любовью среди сокровищ! Она разгладила платье, чувствуя, как тело отзывается дрожью на каждое прикосновение. Господи, что он должен теперь думать о ней?..

Ей стало чуть легче, когда она увидела, что палец, набирающий код, неверен настолько, что с трудом попадает на нужные клавиши. Очередная ошибка вызвала яростное ругательство, но, обернувшись к ней. Ник выглядел уже почти спокойным.

– Извини…

Он не смотрел в глаза, и это удивило ее так же, как извинение.

– За то, что заставил меня почувствовать себя женщиной?

Вскинулись густые ресницы, и, увидев огромные зрачки, она поняла, почему он отводил взгляд. Он был так же беспомощен, как и она сама.

– Ник…

– Не надо, Мэгги. Не усугубляй. Я потерял голову. Такое больше не повторится.

Это признание слабости заставило ее еще больше восхититься им.

– Ты суров с собой так же, как с другими, – печально проговорила Мэгги, жалея о потерянной невинности… если не тела, то сердца уж точно. Всю жизнь она ждала человека, которого могла бы полюбить со всей страстью своей богатой натуры. Но этот человек не хочет ее любви и отказывается принять ее страсть. Есть ли путь к нему в запуганном лабиринте, который они построили?

– Отвезу-ка я тебя лучше домой.

– Я могу взять такси, – предложила она.

– Не будь смешной, – прорычал он, рассовывая ящики по местам. – Полагаю, ты можешь доверять моей способности контролировать свою похоть, когда я за рулем.

– Жаль.

– Мэгги! – У него, оказывается, очень острый слух – она-то думала, что прошептала одними губами.

– Ладно, ладно. Я буду вести себя хорошо. Только не забывай, что все это была твоя идея. Я не оказалась бы здесь, если бы ты не захотел.

– Точно. – Краткий ответ выдавал, что голос ему не подчиняется, и это несколько успокоило Мэгги. Ник говорил, что выигрывал все бои на профессиональном ринге… но ведь до сих пор ему не приходилось сражаться с самим собой. Кто же победит: человек строгих принципов или человек сильных страстей?

– Ответь мне только еще на один вопрос.

– Какой? – Он нетерпеливо задержал руку, потянувшуюся к интеркому, чтобы приказать охране открыть дверь. Судя по воинственному виду, он ожидал нового захода относительно Финна.

– Ты действительно спишь на красных шелковых простынях?

Ответом послужило нечленораздельное бормотание, но краска, залившая шею, пока он разговаривал с охраной, была достаточно красноречива. Ник Фортуна создавал свою чувственную фантазию, вплетая в нее реальные детали, лежа на тех самих шелковых простынях. Тот факт, что он открылся ей, предмету своих фантазий, в некотором роде переводит их в реальный план. Неплохо! Если он не захочет выбросить дорогое постельное белье, ему нелегко будет теперь забыть Мэгги. Надо надеяться.

Глава 8

– Ты – что? – Мэгги поперхнулась, забрызгав белоснежную скатерть, и со звоном опустила чашку с кофе на блюдечко.

– Она сказала, что беременна, – пояснил Сэм, промокая пятно. – Еще стакан молока, Лори?

Девочка, слабо улыбнувшись, покачала головой.

И ведь она действительно девочка, сурово подумала Мэгги. Достаточно большая, чтобы влюбиться, но определенно слишком юная, чтобы связать себя ребенком, чей отец еще женат на другой!

– Но… – Мэгги не могла поверить, что Финн оказался настолько безответственным, а Лори пошла на это, – Лори, как же так?

Лори чуть побледнела.

– Ты объяснишь? – иронически поинтересовался Сэм. – Или лучше я? Это получается, Мэгги, когда мужчина и женщина…

– Сэм, поди прочь. Если тебе позволены некоторые вольности, это еще не значит, что ты можешь совать свой нос во все наши дела! Тебе нечем заняться?

– Я занят. На самом деле я работаю на воскресные газеты.

– Сэм!

Он, смеясь, ретировался. Газеты! Мэгги содрогнулась, представив, что бы они устроили, получив такую информацию.

Она посмотрела на Лори и, встретив взгляд по-детски голубых глаз, которые вдруг стали совершенно женскими, почувствовала, что краснеет.

– Я понятия не имела, что ты с Финном… что вы…

Лори, нервно улыбаясь, пришла ей на помощь:

– Мы очень любим друг друга. Мне очень жаль… я… мы… ну, я не хочу сказать, что мы не могли сдержаться, но вся эта игра была очень тяжела для нас обоих, и мне кажется, что нам нужно было решительное подтверждение своей любви…

– Ребенок – куда уж решительней, – сухо согласилась Мэгги.

– О, это вышло по несчастной случайности…

Мэгги закатила глаза.

– Где-то я это уже слышала.

– Нет, это действительно была случайность, – серьезно возразила Лори. Ты же знаешь Финна. У него параноическое чувство ответственности. Он настоял на том, чтобы самому выбирать контрацептивы, и каждый раз предохранялся сам.

– Она пожала плечами. – Очевидно, мы попали в тот самый ничтожный процент ненадежности. Бедный Финн, он будет уничтожен, когда узнает.

– Ты хочешь сказать, что он еще не знает? – Кофе чуть было не забрызгало злосчастную скатерть еще раз.

– Я сама выяснила только этим утром.

Мэгги сделала приблизительные вычисления в уме.

– Выходит, вы спали вместе почти все это время?

Лори опустила голову, и светлые волосы упали на лицо.

– Да.

Мэгги испытала боль предательства – не потому, что ее муж нашел любовницу, а потому, что старый друг… самый близкий друг… не доверился ей. Она с горечью поняла, что больше не может безоглядно полагаться на Финна. Теперь он принадлежит Лори. С прежними отношениями покончено. Да, они останутся друзьями – все трое, но отныне Мэгги придется самой управляться со своими проблемами. Будет нечестно, если она попытается сохранить прежнюю близость с Финном. Ради всех троих она должна отойти на второй план и не оспаривать, даже подсознательно, права Лори на Финна.

– Я, наверно, веду себя как обманутая жена? – спросила она у склоненной головы. – Извини, но я так потрясена! Понимаешь, вот я, уже немолодая леди, сижу перед ребенком, и вдруг оказывается, что ты более женщина, чем я.

Ее признание заставило Лори вскинуть голову и широко раскрыть голубые глаза.

– Ты хочешь сказать, что ты никогда?..

– Никогда. – Мэгги не дала дрожащим уголкам рта расплыться в неверной усмешке. – Как тебе это?

Лори рассмеялась и вспыхнула одновременно.

– Потрясающе. Обязательно попробуй… только не с Финном.

– Обещаю, честное благородное слово, – улыбнулась Мэгги. – Но почему ты призналась сначала мне?

– Чтобы придать себе смелости, наверно, – поморщилась Лори. – Финн не обрадуется.

Обе понимали, что здесь есть недомолвка. Мэгги передала Финну угрозу Ника и знала, что он, вместе со множеством вкладчиков, обеспокоенно следит за угрожающим ростом коуловских акций. Покупки производились как будто случайно, поскольку небольшие пакеты приобретались, по-видимому, совершенно независимыми компаниями. Но Мэгги знала, что независимостью здесь и не пахнет, что за сложной системой директоратов стоит один человек – Ник Фортуна.

К сожалению, картина осложнялась неприкрытой суетой Патги и Маркхама, которые тоже рыскали по рынку, как акулы-людоеды, заглатывая небольшие проценты акций друг у друга, заостряя умы и ножи в предвкушении предательского удара. Финн пускал в ход весь свой дипломатический талант, работая громоотводом, и в то же время лихорадочно пытался укрепить свои позиции. Единственное, чего ему не хватало, – это такой вот бомбы.

– Он переживет, – твердо заявила Мэгги. – А когда свыкнется с этой мыслью, будет очень рад. Рассказывая о тебе в первый раз, он сказал, что хочет, чтобы ты стала матерью его детей.

– Правда? – Личико Лори расплылось в радостной улыбке, тут же, впрочем, померкшей. – Он, наверно, имел в виду более отдаленные сроки.

– А ты – что ты сама чувствуешь? Ты так молода и хотела сделать карьеру…

– Ребенок здесь ничего не меняет. Конечно, я представляла себе это иначе, но я люблю детей и всегда хотела иметь нескольких… и не кажется ли тебе, что это как-то поможет их деду примириться с их отцом?

Ник… дед! Уже второй раз этот забавный образ вызвал у Мэгги неудержимое веселье, и скоро обе женщины залились смехом, довольно, впрочем, истерическим.

– Я хочу сказать, что это должно подействовать на всякого, верно? – сказала Лори, вытирая слезы. – А такой пуританин, как мой папочка, захочет, чтобы у ребенка был отец.

Человек, с которым Мэгги провела полчаса в ювелирном сейфе, не был очень строгим пуританином. Прошло десять дней, а она все еще плохо спит по ночам с того самого дня, как тайком приобрела красные шелковые простыни для своей широкой кровати. Она знала, что покупает пытку для себя, но не могла противиться импульсу. Если ей недоступен Ник Фортуна живой, она может владеть им в мечтах. Она даже позволяла себе фантазировать о замысловатых путах ко всеобщему примирению, но теперь эти мечты обратились в пыль.

– Как ты собираешься сказать ему?

– Кому? Финну… или папе?

– Обоим.

– Не знаю. Потому и пришла к тебе. Я понимаю, что ты не очень хорошо знаешь папу, но по крайней мере можешь посоветовать, как начать с Финном.

Мэгги поспешила согласиться, надеясь, что Лори не заметила ее жаркого румянца. Ей самой впору спрашивать у Лори совета: «Как бы мне соблазнить твоего отца? Как заставить влюбиться в меня, пожертвовав своими принципами?»

Она понимала, что, участвуя в заговоре Финна и Лори, теряет всякие шансы на счастье с этим человеком, которого, кажется, полюбила роковой любовью, но что оставалось делать? Слишком далеко все зашло, чтобы правда могла помочь.

Они вместе ждали прихода Финна. Как показывал опыт Мэгги, смелые поступки лучше совершать с ходу, не оставляя времени на взвешивание опасных последствий.

Вопреки ожиданиям Финн принял новость спокойно… мертвецки спокойно.

Загорелая кожа приобрела цвет снятого молока, и он грациозно опустился в поспешно подставленный стул от Василия (хром и натуральная кожа). Сэму пришлось влить в него изрядную дозу бренди, чтобы вернуть к жизни.

– В обморок положено падать беременной женщине, а не будущему отцу, Финн, – сказала Мэгги, когда он пришел в себя настолько, чтобы сесть прямо и уставиться на Лори так, будто видел ее впервые.

– Финн? – Лори смотрела на него с тревогой и любовью.

– Боже мой. Лори, – произнес он дрожащим шепотом, лаская взглядом ее плоский живот. – Ребенок? Наш? Как это так?

Мэгги заметила, что Сэм ухмыльнулся и уже открыл было рот для объяснений, и поспешила вытолкать его из комнаты, пока он не испортил своими шуточками торжественный момент.

Вернувшись, Мэгги застала Финна и Лори в полнейшей эйфории и не смогла отыскать ни капли пессимизма. Причин для волнения нет, сказали ей, – впереди еще масса времени. Лори только на третьем месяце, и по крайней мере еще четыре недели ничего не будет заметно. А уж потом можно будет паниковать.

Пока же нужно довериться Томасу Ричи, отыскивающему кратчайший путь к разводу. Финну и Лори нужно только пережить период ожидания и надеяться, что они успеют пожениться до рождения ребенка. Мэгги показалось, что они просто не видят всей серьезности ситуации, и она высказала свою мысль.

– Отношение к незаконнорожденным давным-давно изменилось, – успокоил ее Финн, – и, что бы ни случилось, я буду записан отцом в свидетельстве о рождении. Сложности могут возникнуть только при наследовании, но, если Фортуна выполнит свою угрозу, на этот счет можно будет не беспокоиться.

Малышу просто нечего будет наследовать!

– Я как-то не могу представить ваш рай в шалаше, – едко заметила Мэгги. Вы оба всю жизнь провели в роскоши. Как же вы справитесь?

– Но ведь можно переехать к деду, пока я не смогу снова встать на ноги, ответил Финн.

Беременность Лори, по-видимому, сильно повлияла на его мыслительные способности.

– При том условии, что и он не откажется от тебя, – фыркнула Мэгги. Может быть, он поддастся уговорам и проглотит развод, но еще одна беременная невеста… при нерасторгнутом браке со мной? Не говоря уж о том, что, уничтожая тебя, Ник растопчет и всех нас, включая и Маркхама. Нам всем придется цепляться за жизнь. Ты должен подумать хотя бы о нас, если не о себе. – Нехорошо было так говорить, но она должна встряхнуть его и заставить посмотреть на вещи трезво.

– Я знаю, что папа бывает круг, но я также знаю почему. – Лори положила руку на свой живот. – Не сомневаюсь, что Финн и я… мы будем так же стараться защитить нашего ребенка. Папа не хочет, чтобы я повторяла его ошибки. Возможно, потребуется время, но, когда родится ребенок, я уверена, он примет неизбежность нашего с Финном союза.

– Став отцом, смотришь на вещи под другим углом, – согласился Финн. Делаешься более терпимым к безумствам, совершаемым другими отцами.

Мэгги смотрела на них обоих и не верила своим глазам. Финн еще и получаса не провел в своем будущем отцовстве, его ребенок представляет собой крошечный зародыш, а он уже говорит так, будто сбежал из семейного телесериала!

И тут ей стало ясно, что она – единственный достаточно здравомыслящий участник этого фарса, чтобы как-то направлять ситуацию. Пусть Финн и Лори купаются в предвкушении своего родительского счастья. Она, Мэгги, постарается создать основу для их оптимизма.

Первым делом она позвонила Томасу Ричи, чтобы выяснить состояние дел. Его новости были неутешительными.

– Я проверил все известные мне варианты, – сказал он, – но, если вы по-прежнему не хотите аннулирования брака, двухгодичный срок обойти невозможно.

– Для простого развода, которого мы оба хотим?

– Сегодня нет понятия «простой развод», Мэгги. Это даже не называется больше разводом. Это называется «расторжение брака», и единственное основание для него – раздельная жизнь. То есть вы и Финн должны разъехаться и прожить отдельно два года. Мне очень жаль, Мэгги, но я проверил все самым дотошным образом, но не нашел никакой лазейки. Никакой при тихом разводе, которого вы хотите.

– Два года, – убито повторила Мэгги.

– Я говорил все это Финну на прошлой неделе. Он не обсуждал с вами? Он наказал мне приготовить документы. Сейчас осталось только поставить ваши подписи.

– У него было столько проблем! – Она на самом деле почти не видела Финна последние недели. А он, бедный милый Финн, готов был принести эту жертву, потому что она не желала расстраивать Патти и Маркхама. Они с Лори готовы были еще два года жить в грехе только для того, чтобы удовлетворить эгоистичное желание Мэгги сохранить благопристойность. Неудивительно, что Финн потерял сознание, услышав о своем грядущем отцовстве. Вот почему оба храбро и самоотверженно лепечут о современных взглядах на незаконнорожденных! Решимость Мэгги окрепла.

– Что, если мы изменим мнение относительно аннулирования брака?

– Но Финн сказал…

– Томас, вы и мой юрист тоже, – жестко напомнила она.

– Если намечается конфликт интересов…

– Лори беременна, – прямо заявила Мэгги, после чего на другом конце провода наступила короткая, красноречивая пауза.

– Гм… понимаю… Что ж, решение об аннулировании ввиду отсутствия брачных отношений можно получить практически немедленно.

У Мэгги отлегло от сердца.

– Насколько немедленно означает «практически»?

– Только время, необходимое для подачи документов и их прохождения в палате. Скажем, два или три месяца.

Мэгги прикусила губу.

– Не годится. – К тому времени беременность Лори станет уже заметной. Надо дать хоть немного забыть первый скандал, чтобы представлять миру второй… под миром она понимала Ника. – А в Штатах быстрее?

– В некоторых южных штатах все, что от вас обоих требуется, – это заявление о желании жить врозь и раздельно. Стоит вам объявить перед гражданским судьей о совместном решении прекратить семейную жизнь – и получите развод. Таким образом… да, это может быть делом одного-двух дней.

– Финн знает об этом?

Казалось, она видит, как Томас пожимает плечами.

– Мы не обсуждали такой вариант, потому что я допускал только академический интерес. Вы говорили, что хотите оркестровать все как естественный развод, исключив кривотолки о фиктивности брака. Вы наложили вето на идею быстрого развода еще в первый раз, в моем офисе, помните?

Мэгги вспомнила свою шутку о совмещении развода и свадьбы и поморщилась.

Она поняла, что никогда на самом деле не оставляла Финну выбора. Она делала все по-своему, и, движимый верностью, любовью и, может быть, совершенно ненужным чувством вины. Финн позволял ей обставлять развод по собственному усмотрению – так же, как позволил обставить псевдоромантическую свадьбу.

Впервые она признала неприятный факт: она немного ревнует к Лори. У девочки есть все: характер, ум, профессиональный талант, большая любовь, на которую ей отвечают взаимностью, а теперь еще и ребенок – залог этой любви.

Все вместе слилось в чувство вины. Она мерзкая ревнивая сука. Говорила, что рада за них, делала вид, что помогает, а подсознательно держала Финна заложником старой привязанности. Ее пугал быстрый, чистый разрыв, потому что страшила пустота, ожидающая впереди. Прежде рядом с ней всегда был Финн, на которого можно было положиться, но теперь полагаться нужно на себя. Нужно создавать собственную жизнь, уверенность в себе, искать свое счастье. Она выпрямилась. И начинать с этой секунды. Раз в жизни она должна довести идею до результата, позаботившись обо всех утомительных деталях. Раз в жизни ей придется проявить организованность.

– Томас… вы когда-нибудь были в Диснейленде?..

Три дня спустя Мэгги самодовольно предвкушала легкий успех. Она заказала билеты на самолет и номера в гостинице для себя и Томаса (через Диснейленд, который посещала всякий раз, когда бывала в Штатах, – это стало чем-то вроде ритуала), получила подписи на аффидевитах двух наблюдающих гинекологов и одного бывшего мужа. И самое очаровательное во всем этом было то, что Финн, в непрекращающейся эйфории мешками покупавший мягкие игрушки, не имел ни малейшего представления о том, какой свадебный подарок его ждет. Он подписал свой аффидевит не читая, вместе с пачкой других подсунупых ему документов, связанных – как он думал – с расторжением брака. Томас, повинуясь чувству долга, возражал против этой маленькой хитрости, но Мэгги смела возражения, как бульдозер, благо Томас втайне был не прочь хоть раз в жизни натянуть нос юриспруденции.

Когда она сказала Финну, что решила провести несколько дней в Диснейленде, он, усугубив ее стыд и отвращение к самой себе, устало пожелал приятно провести время. Похоже, его не удивил отъезд Мэгги в разгар кризиса.

Мэгги – это Мэгги, импульсивное существо, не связанное рутинными дрязгами, обременяющими других. Лори, правда, не смогла скрыть замешательства, но девочка была слишком хорошо воспитана и слишком верна Финну, чтобы явно выражать недовольство. Только Сэм позволил себе поднять шум – такой шум, что Мэгги пришлось посвятить его в тайну, заодно посулив удвоить жалованье, если он будет работать у нее после того, как они с Финном разъедутся. Что ж, Мэгги не была готова к полному самопожертвованию!

День перед отъездом был днем рождения Мэгги, и, как требовала традиция, им предстояло обедать с Маркхамом и ужинать с Патти. Старики воспользовались случаем, чтобы поразглагольствовать с Финном о предполагаемом слиянии, находя множество причин, по которым его нельзя осуществить сейчас, предсказывая жуткие последствия, если Финн будет пренебрегать все заметнее проявляющейся угрозой захвата. На золотом терпении Финна начали появляться трещины, и обе трапезы закончились несварением желудка, под предлогом которого Мэгги утаскивала мужа прочь, пока он не сказал чего-нибудь, что повлекло бы за собой взрыв. Когда они вернулись домой, раздраженный Финн только фыркнул на предложение Мэгги сходить куда-нибудь с Лори, поскольку время еще не позднее.

– Куда, например? Мы еще не можем показываться вместе, – горько заметил он, наливая себе очередной стакан, что послужило для Мэгги, благо у нее наконец открылись глаза, еще одним подтверждением того, насколько болезненно Финн воспринимает сложившуюся ситуацию. – К тому же Лори лежит в постели с гриппом.

– Грипп? В разгар лета?

Он ответил кислым взглядом.

– Другого способа объяснить ее недомогание не нашлось.

– Что, так плохо? В последний раз она показалась мне довольно бледной.

– Да, неважно. Черт возьми, Мэгги, мне бы следовало быть там, рядом с ней! – Он одним глотком осушил стакан.

– А дальше будет еще хуже, – тихо пробормотала Мэгги, утешаясь только тем, что занята помощью.) Финн наградил ее еще одним кислым взглядом и опрокинул бутылку, выцеживая в стакан последние капли.

– Послушай, чем сидеть здесь и напиваться, почему бы тебе не сходить с Сэмом в клуб или еще куда-нибудь? Отвлекись.

– Пока вы с Лори будете сидеть дома? – мрачно проворчал Финн.

– Твой гарем обойдется без тебя один вечер, – сухо сказала Мэгги, чтобы встряхнуть его. Она была уверена, что Сэм присмотрит за Финном, который уже сто лет не отдыхал в мужской компании. А она навестит Лори сама. Девочкам надо поболтать… точнее, девочке надо поговорить с женщиной, мысленно усмехнулась она.

Загрузившись спиртным, Финн сопротивлялся недолго, и Мэгги отправилась в постель с чистой совестью.

В три часа утра от постели остались только воспоминания. Мэгги обольщала в полицейском участке офицера, применяя все очарование, на какое ее хватило при клокотавшей внутри ярости. Она пыталась убедить полицейского не давать делу ход.

– Они искренне раскаиваются, офицер. Они не хотели никому причинять вреда, и я уже выписала чек владельцам, а больше никто не пострадал. Не могли бы вы расценить этот случай просто как неудачную пирушку?

– Да уж, попировали они изрядно, – проворчал медвежьего вида констебль, окидывая опытным взглядом три покачивающиеся фигуры, подпирающие стену полицейского участка.

– Ну да, офицер, я же говорю, что они очень-очень раскаиваются, настаивала Мэгги и добавила многообещающим тоном, от которого в видавших виды глазах появилась улыбка:

– А если еще нет, то раскаются очень скоро!

Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем вся троица была отпущена на свободу, и Мэгги погнала своих подопечных к «БМВ».

– Мне очень жаль, Мэгги…

Мэгги уставилась в единственный открывающийся глаз Сэма.

– Залезай, Сэм.

– Спасибо, Мэг. – Финн умудрялся выглядеть невинной жертвой в своей изорванной рубашке и белевших в свете фонарей полосках пластыря, поддерживавших треснувшую ключицу.

– Заткнись и садись в машину. – Она обернулась к последней фигуре.

– Моя машина осталась в городе…

– И будет оставаться там, – спокойно пообещала она Нику Фортуне. Полисмен отпустил тебя под мое клятвенное обещание доставить дебошира домой собственноручно.

– Я могу взять такси.

– Никакой таксист в здравом уме тебя не посадит. У тебя хоть бумажник есть?

Ник неуверенно поморщился.

– Где-то в пиджаке. – Он оглянулся, будто надеясь обнаружить пиджак аккуратно висящим у автостоянки на крючке.

– Который остался в ночном клубе. Я полагаю, ты снял его, собираясь драться. Залезай.

Ник посмотрел на открытую дверцу, потом смерил взглядом двух мужчин на заднем сиденье. Те ответили такими же хмурыми взглядами.

– Честное слово! – Мэгги захлопнула заднюю дверцу и открыла переднюю пассажирскую. – Если ты не сядешь сейчас же, я позову того копа, и ты сможешь провести приятную ночь в камере.

– Ты не обязана заботиться обо мне.

– Я знаю. А все мое доброе сердце. – Чтобы не сказать – любящее! Кроткий Ник – это что-то новое, довольно забавное. У него была рассечена правая бровь и надорвана губа. Забинтованная правая рука покоилась в повязке. Врач, передавая ей бутылочку с болеутоляющим, которое могло понадобиться всем троим, сказал, что у Ника сломан палец.

– Только подождите, пока они немного не протрезвятся, потому что алкоголь усиливает реакцию, и не давайте больше ничего мистеру Фортуне – я сделал ему инъекцию перед тем, как бинтовать палец… два других сильно растянуты и тоже будут побаливать.

Судя по серому с прозеленью лицу, сказано чересчур слабо, подумала Мэгги, включая зажигание. Черт их возьми, они могли поубивать друг друга! Она сердитым рывком переключила скорость, и машина дернулась, вызвав стоны на заднем сиденье и сдержанное рычание рядом с ней.

– Поделом вам! – огрызнулась она. – Что вы себе думали? Устроить такое, да еще в Круглом доме! Нельзя было найти более людное место? – Ее сарказм наткнулся на стену молчания. – Как это все началось? – (Стена стала еще массивнее. Великая мужская солидарность.) – Ладно, можете не говорить. У меня нет никакого желания вникать в подробности, – соврала она, – а если и захочется, смогу прочитать в газетах. Конечно, кулаками решать проще всего.

Но не кажется ли вам, что трое интеллигентных на вид людей могли бы решить свои разногласия, не прибегая к насилию? Впрочем, алкоголь быстро стирает все поверхностное. Несколько стаканов – и вы все возвращаетесь на уровень пещерных людей. Я хоть могу надеяться на то, что вы не трепали мое имя, как… будто я девочка на подхвате у рокеров?

С заднего сиденья донеслось приглушенное хихиканье, после чего Финн успокоил ее:

– Нет, мы дрались не из-за тебя. Все вышло из-за Лори, а не из-за тебя.

Конечно, из-за Лори! Кому придет в голову драться за честь Мэгги? Она покраснела, стыдясь своего идиотского предположения. Оставалось надеяться, что все они еще слишком пьяны, чтобы обратить внимание на ее оплошность.

– Если бы ты одарила меня своим вниманием, я дрался бы за тебя, Мэгги, наклонившись, проворчал Ник, как будто мог читать ее мысли, даже когда путался в собственных. – Я побил бы всех и забрал приз себе. Тебе бы это понравилось, правда, милочка?..

– Что он говорит? – Финн вцепился в спинку сиденья. – Он снова раскрыл свою пасть?

– Это кто же любит поговорить? – обернулся Ник. – Это ты много разговариваешь, когда имеешь своего Брюса Ли в тылу…

– Вы что, напали вдвоем на одного? – побледнела Мэгги.

– Я только пытался разнять их, – оправдывался Сэм. – Все, что сверх того, было чистой самозащитой. Они оба били меня!

– Ты должен был поднять Финну настроение, а не напиваться с ним, как два скунса, чтобы попасть в каталажку, – заявила Мэгги без тени сочувствия и чуть не съехала с дороги, когда тяжелая ладонь опустилась ей на колено. Она попыталась локтем столкнуть руку, но сдалась, увидев довольную ухмылку.

Бросив боязливый взгляд в зеркало, она убедилась, что Финн, к счастью, слишком занят своими печальными мыслями, чтобы заметить маневры на переднем сиденье. К огромному своему облегчению, Мэгги подъехала к дому как раз тогда, когда рука пустилась в странствие вверх по бедру. Она собиралась оставить своих пьяниц и отвезти Ника, но, к ее отчаянию, те оказались напрочь озадачены загадочным поведением вращающейся входной двери. А уж чтобы вставить ключ в замочную скважину, им потребовалось бы не меньше тысячи лет.

– Подожди здесь, – сурово сказала она Нику, выбираясь из машины.

– Конечно, красавица, – с трудом выговорил Ник, одаривая ее кротким взглядом.

– Я вернусь через минуту и отвезу тебя домой, – сказала она с расстановкой, чтобы до него дошли ее слова.

– Домой, – покорно повторил он и огорченно нахмурился. – Поцелуешь меня на прощание?

Мэгги подавила искушение и пошла загонять своих овечек через вращающуюся дверь в холл. Даже упившись, Ник Фортуна был сексуален как черт. Открыв дверь лифта, она обнаружила, что Ник плетется следом.

Пришлось отвести его обратно к машине, но он снова увязался за ней, как потерявшийся щенок. Вылитая дворняжка – с этим своим разбитым лицом, всклокоченными волосами и рубашкой без пуговиц, распахнутой на волосатой груди. Его темные брюки, как и Финновы, были ужасно грязными. Славная же была драка!

– Кажется, я велела тебе оставаться в машине.

Он нахмурился.

– Правда? Когда? – И тут же утратил интерес к данному вопросу, прислонившись головой к стене лифта и закрыв глаза, пока она решала, настаивать ли на своем. Мэгги посмотрела на растерзанную троицу и вздохнула.

Так ей придется ходить туда и обратно всю ночь. Может быть, попробовать протрезвить Ника, прежде чем везти его?

Легко сказать! Финн страшно расстроился, задев разбитым плечом о дверь лифта, и, добравшись до квартиры, был способен только на то, чтобы, стеная, завалиться в постель. Сэм, с одним неоткрывающимся и другим налитым кровью глазом, глупо улыбаясь, предложил Мэгги сварить кофе, но, поскольку он никак не мог вспомнить, где находится кухня, Мэгги милостиво сообщила, что он уволен. Выразив неподдельную признательность, Сэм поплелся вслед за Финном.

Ник стоял, покачиваясь, посреди кухни и смотрел, как Мэгги достает кофе.

Его сентиментальное настроение сменилось мучительными стонами, когда Мэгги злорадно нажала на кнопку кофемолки.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она с удовлетворением. – Может быть, сядешь, пока не упал? – Она подтолкнула ему стул, и он рухнул на него, едва не промахнувшись.

Редко наведываясь на кухню, Мэгги плохо представляла, где что лежит, и неуверенным поискам вовсе не помогала пара темно-серых глаз, неотступно следивших за каждым ее движением. К тому времени, когда чашка черного кофе стояла перед гостем, Мэгги уже превратилась в комок обнаженных нервов.

– Пей же, – бросила она, увидев, что он продолжает сидеть неподвижно.

– Я не хочу никакого кофе.

Мэгги рассвирепела.

– Так почему же ты сидел тут, пока я с ним возилась?

Он весело улыбнулся. Она вдруг поняла, что его глаза далеко не такие бессмысленные, как казалось.

– Ник, чего ты хочешь? Ты же сам настоял на том, чтобы войти в дом. Ник?

– Чего я хочу? – Он медленно покачал головой. – Ты знаешь, чего я хочу, Мэгги.

– Если бы знала, не спрашивала.

В его глазах появился алчный блеск.

– Тебя.

– Меня? – Мэгги уставилась на него, чувствуя, как екнуло в груди сердце.

Он пьян. Гмм… что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Разговорить его? Нет-нет, гадко было бы выведывать у него что-нибудь, когда он находится в таком беспомощном состоянии. Кто знает, какие тайны могут открыться! Ее сердце забилось еще сильнее. – Ты хочешь меня? Почему?

– Потому что… – Он неопределенно помахал здоровой рукой.

– Потому что – что? – вкрадчиво спросила она, придвигаясь ближе и наклоняясь к нему. Плевать, гадко это или хорошо – она должна знать…

– Потому что я… – Он запнулся, и на лице его отразилось смятение. Потому что ты ведьма, Мэгги Коул, – невнятно объяснил он. – Потому что я… я…

– Ты – что? – Она старалась говорить мягко и ласково, хотя на самом деле готова была силком выжать из него тайну. Не хочет ли он признаться, что влюбился в нее? – Говори смелей, я никому не скажу.

– Я… я… я хочу лечь…

И он сполз со стула на голубую плитку пола.

Ник Фортуна вышел из строя.

Глава 9

Снова заложило уши, и Мэгги сглотнула. На соседнем сиденье тихо похрапывал Томас. Он проспал почти все одиннадцать часов полета из Лос-Анджелеса, утомленный впечатлениями от Диснейленда.

Мэгги покосилась на него с завистливой улыбкой. Ощущение неуверенности, не покидавшее ее в новом, незамужнем состоянии, заставляло бодрствовать на протяжении двух плохих фильмов и безразлично поглощать очередные порции еды.

Казалось, она носила свой Диснейленд в себе – то возносясь в небо, то низвергаясь в пропасть.

Не числя терпеливость среди своих достоинств, Мэгги решила, не дожидаясь возвращения, выложить перед Финном свой сюрприз. Исполненная самодовольства, она позвонила из офиса судьи, едва получив в руки плотный листок бумаги, свидетельствующий о том, что их семьи больше не существует.

Сначала ей показалось, что Финн снова упал в обморок. Обретя наконец дар речи, он обрушился на нее с упреками за безвкусную шутку. Только Томас, взяв трубку, смог убедить его, но и это не сняло гнев без остатка. С ним могли бы по крайней мере посоветоваться. Он мог бы по крайней мере приготовиться. Но Мэгги различала нотки облегчения Все наконец завершилось, и тяжкая ноша ответственности свалилась с его плеч. По телефонному проводу носились бешеные импульсы печали и радости. Закончилась эра потрясающей игры, которую они вели с молодым энтузиазмом. Пришло время зрелости.

В данный момент Мэгги не чувствовала себя зрелой. Она чувствовала себя очень юной и неуверенной. Правда и ее последствия… она избегала их так долго, что почти уверилась, будто день разоблачения не настанет никогда.

Огласка будет болезненной, и Марюсам с Патти станут рвать и метать, но почему-то эта двойная угроза утратила свою силу над ней. Боялась Мэгги – и очень боялась – Ника. Это Ник имел для нее значение. При всем своем богатстве и власти он был очень одинок и только с дочерью связан какой-то эмоциональной близостью. Кто поможет ему пережить чувство потери, ярости и боль предательства? Кто умерит страдания от поступка дочери, который он неизбежно воспримет как отвергнутую – вслед за матерью – любовь? Сердце Мэгги болело за него… и за себя, потому что она последний человек, к которому он обратится.

Пять ночей назад, когда он заснул, свернувшись на полу ее кухни, Мэгги потребовались все ее физические силы, чтобы оттащить его в гостиную и уложить на белом кожаном диване, стараясь при этом не повредить повязку на правой руке. Диван был длинный, но узкий, и Мэгги боялась, что он свалится, попытавшись повернуться, поэтому затолкала под него побольше подушек и туго подоткнула мягкое кашемировое одеяло после того, как стянула туфли и носки.

Потом какое-то время постояла на коленях, глядя, как медленно и ровно поднимается и опускается широкая грудь, и откровенно любуясь, благо он не мог ее на этом поймать, смягчившимися линиями грубого лица. Неохотно поднявшись, чтобы идти спать, она позволила себе один долгий поцелуй в чувственно приоткрывшиеся во сне губы. Он пошевелился, и Мэгги затаила дыхание, но, к ее разочарованию и облегчению, снова утих, чуть улыбаясь во сне.

Проснулась она с таким ощущением, будто и не засыпала. За окном было уже светло, но час – ранний, гораздо более ранний, чем те, в которые Мэгги обычно открывала глаза, особенно после бессонной ночи. Она перевернулась и сонно вгляделась в темный силуэт, раздвигающий шторы. Из окна открылся прекрасный вид на городской залив и хлынули потоки теплого летнего света.

Она зажмурилась.

– Ради всего святого, Сэм, это что же, вроде извинения за вчерашние излишества? – простонала она, зарываясь лицом в груду подушек. – Считай, что ты прощен, и дай мне поспать.

– Сэм? Так ты обычно просыпаешься с этим мужчиной, Мэгги?

Мэгги резко села в кровати, отбросив с глаз тяжелые пряди волос и подтягивая простыни к груди.

– Ник! Ч-что ты здесь делаешь?

– Я подумал, что было бы крайне невежливо с моей стороны уйти, не поблагодарив хозяйку… особенно после той нежной заботы, которую она проявила, когда я был в ее власти. Я сварил кофе. – Он поставил чашку на тумбочку.

– На кухне? Сэм терпеть не может, когда кто-то хозяйничает у него на кухне, – пролепетала Мэгги. Что он помнит о прошлой ночи?

– Я ему не скажу, если ты не скажешь. Сомневаюсь, что Сэм или твой муж смогут встать в ближайшее время, а когда встанут, у них будет жуткое похмелье.

Твой муж. Он никогда не называет Финна по имени. Будто испытывает потребность постоянно напоминать им обоим о ее обязательствах.

– А у тебя нет? – огрызнулась она, игнорируя кофе. Поскорей бы он ушел…

Ник успел снять повязку и грязную, разорванную рубаху. Обнаженный до пояса, он слишком сильно действовал на чувства… и воображение. Тогда, на пляже, он демонстрировал больше обнаженной плоти, но здесь, в бело-розовой спальне, его голая грудь выглядела более неприличной, агрессивно чувственной. Жесткие мышцы перекатывались на широкой груди при каждом вздохе. Что будет, если он нагнется и обнимет ее? Закричит она или вздохнет с наслаждением?

– Я был не так пьян.

Мэгги недоверчиво фыркнула.

– Ты едва понимал, что говоришь. И улегся спать на полу.

– Это из-за болеутоляющего, а не от выпивки.

Я не набрался так, как твой муж и его нянька.

Его презрительный тон рассердил Мэгги.

– Если ты не был пьян, почему полез в драку?

– Твой муж никак не хотел униматься.

– Ты мог просто уйти, если понимал, что он не отвечает за свои слова.

– Я не сказал, что он не отвечал за свои слова.

Я только сказал, что он был пьян. А я принял достаточно, чтобы снизилась сопротивляемость к оскорблениям. Я потерял терпение, но контроль над собой не потерял. Мне нельзя, потому что при моих навыках я могу запросто убить человека. Поэтому и не пью слишком много – Я не дрался с тех пор, как стал профессиональным боксером.

– О, Финн будет польщен, узнав, что ты сделал для него исключение, саркастически заметила Мэгги.

– Поскольку пил я из-за него, все как раз и сходится. Не буду отрицать, что получил большое удовольствие, задав ему трепку.

– Судя по последствиям, счет примерно равный, – фыркнула Мэгги, глядя на его перевязанную руку.

– Я сломал палец о его челюсть. – Ник блаженно улыбнулся, взбодренный приятным воспоминанием.

Мэгги поспешила сменить тему, вспомнив кстати его слова.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что пил из-за него? Я думала… То есть ты разве был в клубе один? – Этот вопрос преследовал ее со вчерашней ночи.

– Ты имеешь в виду, не было ли у меня там свидания?

Он неожиданно сел на край кровати, и Мэгги пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не податься к нему, не дотронуться до теплой, блестящей кожи. Она не отводила от него широко раскрытых глаз. Разбитый рот иронически искривился.

– Нет, я был там не с женщиной. Я однолюб, Мэгги. Когда я хочу женщину, я хочу только одну. А на этот раз… ты знаешь, какую женщину я хочу. Поэтому, когда вышла встреча с этим болтуном, который нарывался на драку, с чего бы мне отказываться от случая дать выход своей досаде? Я могу выиграть бой, но перевес в войне все равно на его стороне. У него есть ты.

Мэгги сглотнула, отводя взгляд от его затуманенных желанием глаз.

– Но… Финн сказал, что вы дрались из-за Лори.

– Верно. В конце концов, он не знает о нас с тобой, так? Я стукнул его разок за Лори… но все остальные тумаки были за тебя.

Мэгги побледнела.

– Ты мог убить его.

И снова эта ироническая улыбка.

– Решив тем самым свою проблему, не правда ли? Но нет. Я знаю свою силу.

Покидая ринг, я поклялся никогда больше не пускать в ход кулаки. Ты заставляешь меня хотеть многое из того, что я поклялся никогда больше не делать, Мэгги… – Его поврежденная рука коснулась ее подбородка, и она потянулась, чтобы оттолкнуть ее, но каким-то образом руки их соединились.

Ник уставился на этот мимолетный союз, и Мэгги вспомнила, что потянулась изуродованной рукой. Ник уже видел ее, и, может быть, поэтому привычный рефлекс не сработал. – Хорошая пара, не правда ли? – проговорил он.

Она покачала головой, не зная, что сказать, чтобы не выдать своих чувств.

– Ты не должен находиться здесь.

– В твоей спальне? На твоей постели? Ведь это же все твое, правда, Мэгги?

У вас с мужем отдельные комнаты, отдельные гардеробы, отдельные ванные.

Нигде ни следа встреч, ни забытого носка, ни расчески. Даже дверь между вашими комнатами заперта.

– Ты высматривал? – возмутилась Мэгги, отдергивая руку.

– Я был заинтригован вашим домашним устройством. – Он пожал плечами, отчего под кожей заходили мощные мышцы.

– Финн и я уважаем личную жизнь друг друга, чего, очевидно, нельзя сказать о тебе. Не будешь ли любезен встать с моей кровати?

– Что ты делаешь, когда хочется близости, – просовываешь письменное приглашение под дверь?

– Не твое дело. Тебе не надо в офис или куда-нибудь еще?

– Сегодня воскресенье, – напомнил он. – Не могу поверить, что такая страстная, чувственная женщина, как ты, может быть счастлива, ведя столь стерильный образ жизни.

– Я… я очень чутко сплю, а Финн храпит, – придумала на ходу Мэгги.

– Тебе не кажется, что простыни могут влиять на… на твой расстроенный сон?

– Что ты хочешь сказать? – растерянно спросила Мэгги, не сразу сообразив, на что он намекает.

– Цвет. Он немного… э-э… нарушает цветовое решение. Все остальное так красиво подобрано…

Она совсем забыла об этом. Теперь ее лицо почти сравнялось цветом с простынями. Оставалось только делать хорошую мину при плохой игре.

– Мои старые простыни? – переспросила она, глядя прямо в его насмешливые глаза. – Они у меня уже столько лет!

Подняв бровь, он пощупал совершенно новый шелк.

– Я слишком хорошо воспитан, чтобы назвать тебя лгуньей.

– Ты только что сделал это! Если не намерен уходить, надень хотя бы рубашку, – сказала она, пытаясь увести разговор в сторону от спальных принадлежностей.

– Она в отвратительном состоянии. Подумай, какие разговоры пойдут, если я выйду из твоей квартиры, выглядя так, будто с меня сдирали одежду. Я думал, у тебя найдется что-нибудь подходящее…

– Сомневаюсь, что моя одежда будет хорошо сидеть на тебе, – сказала Мэгги, кокетничая вместо того, чтобы ухватиться за возможность выставить его.

– Ну, не знаю. – Бесстыдные глаза ощупали туго подоткнутую простыню. Насколько я помню, ты очень хорошо сложена.

– Финновы вещи будут тебе малы, – поспешно сказала она. – Придется добыть что-нибудь у Сэма. Подожди внизу. Я как-нибудь обойдусь без еще одного боя.

– Думаю, прошлой ночью я избавился от желающих почесать об меня кулаки, сказал он, не двигаясь с места. – Если бы мне еще удалось избавиться от тебя, я снова стал бы самим собой… – Он наклонился над ней, опираясь уже обеими руками о края кровати. Мэгги вжалась спиной в подушки и уперлась ладонями в его обнаженную грудь. Это была ошибка. Она чувствовала его сердцебиение, электрические разряды, пронзавшие кожу, несущие желание, которое отражалось в его темнеющих глазах. Ее руки невольно задвигались, пощипывая жесткие соски, отчего тело Ника содрогнулось, а с губ сорвался нечленораздельный стон. Эти губы наполнили все ее зрение, все чувства: все ее существо сосредоточилось на медленном, чувственном приближении пьянящего томного рта. Лицо ее сказало ему все. – Мэгги! – Хриплый оклик вернул ее к реальности. Финн, одетый в богатый парчовый халат и выглядящий в таком наряде еще хуже, пораженный, стоял в проеме двери. – Что, черт возьми, здесь происходит?

Ник не подчинился яростному толчку ладоней Мэгги, – ладоней, мгновением раньше блаженно скользнувших в густые темные волосы у него на затылке. Он сидел как ни в чем не бывало, не убирая рук.

Мэгги выглядывала из-за него, видела потрясенного мужа и мечтала, подобно хамелеону, раствориться со своим румянцем на фоне проклятых простыней.

– Как это смотрится? – с вызовом спросил Ник.

– Мэгги? – ошеломленный взгляд Финна перебегал с одной на другого.

– Я должна была оставить его. Финн, – попыталась оправдаться Мэгги. – Не могла же я выставить ничего не соображающего человека. А от вас с Сэмом не было никакой помощи – вы тоже были мертвецки пьяны! Что мне оставалось делать? Звонить Лори и вытаскивать ее из дому среди ночи?

– Нет, конечно, нет, – заикаясь, произнес Финн, белый, как бинт на его повязке. Он никак не решался оторваться от дверного косяка. – Но, уж конечно, ты не должна была спать с ним!

– Я и не спала! – Мэгги попыталась сесть, но твердая мужская рука вернула ее на место. – Ради Бога, Финн, не теряй голову. Если после вчерашнего у тебя там что-нибудь осталось!

Голос у нее окреп, и Финн заметно взбодрился, хотя все еще подпирал косяк.

– Ладно, Мэгги, успокойся. Извини, но когда я вошел и увидел такое… Он пожал плечами и поморщился от боли.

Мэгги не решалась взглянуть на Ника, но чувствовала напряжение, исходящее от его мощного тела.

– Ты хочешь сказать, что действительно поверил ей? – Грубый акцент объяснил ей намерения Ника. Он изображал мужлана купчика перед томным аристократом Финном. Нужно было признать, что, в своем узорном халате, с бледным, Изнуренным лицом, измученный похмельем. Финн как нельзя более подходил для предложенной роли. Никогда еще разница между этими двумя мужчинами не была такой явной. Финн обладал немалой силой, но красота скрывала ее, тогда как одного взгляда на Ника было достаточно, чтобы понять: это скала, за которой можно укрыться, но о которую можно и расшибиться насмерть. Под грубой внешностью таилась глубокая натура.

– Конечно, я верю ей. – Финн изогнул брови в высокомерном презрении, подчеркнутом раздраженным тоном. Он тоже понял, что предполагается насмешка.

– Ты находишь мужчину с твоей женой полуобнаженными в ее постели – и проглатываешь ее заявление о совершенной невинности?

– Конечно. Мэгги никогда не стала бы лгать мне, – ровно ответил Финн, но бросил косой взгляд на Мэгги, и она, вспомнив свою ложь умолчания относительно поездки в Америку, потупилась. – До сих пор она этого никогда не делала, – твердо добавил Финн, заставляя ее еще сильнее почувствовать вину.

– Все когда-то бывает в первый раз, – цинично бросил Ник, и в этом замечании прозвучало жестокое эхо опыта.

– Я знаю Мэгги. И знаю, что она никогда не позволила бы себе случайного секса с незнакомцем, не говоря уж о тебе.

– Но мы с Мэгги знакомы… – Здоровая рука Ника потянулась к лежащим на подушке темным прядям и принялась гладить их, накручивая на палец, тогда как взгляд его не отрывался от мужчины в проеме дверей. – Мы знакомы лучше, чем ты можешь себе представить, правда, милочка?

– Ник… – Она замолчала. Бесполезно взывать к этому жесткому профилю. Он намерен закончить словами физическую расправу, которую начал прошлой ночью… расправу над очень личным врагом. – Финн… ты ужасно выглядишь, ты бы лучше вернулся в постель. Я все объясню тебе позже, когда мы будем одни…

– Кажется, она хочет избавиться от тебя? – предположил Ник, мягкостью интонации еще больше подчеркивая вызов. По-прежнему глядя на Финна, он оставил ее волосы в покое и положил руку на изуродованную ладонь, вцепившуюся в простыни.

Финн застыл от этого небрежного напоминания об изъяне, который был второй из двух самых оберегаемых Мэгги тайн.

– Мэгги…

– Он провоцирует тебя, Финн. Конечно, я не спала с ним, – с отчаянием простонала она. – Я знаю, что поставлено на карту, и не стала бы рисковать этим! Ты же знаешь, что его инсинуации не могут быть правдой!

– Буквальной правдой. Но спроси ее, Коул, хочется ли ей, чтобы это было правдой. Спроси жену, любит ли она тебя так, как женщина любит мужчину. А потом спроси о ее чувствах ко мне!

С какой уничтожающей надменностью и точностью он обнажил сердце и душу Мэгги.

– Ник… – Это был стон боли. Он все предусмотрел. Он влюбил ее в себя именно для этого. Чтобы окончательно добить Финна.

– Официально она твоя, Коул… но на самом деле она моя! – Он перебил неясный возглас, сорвавшийся с губ Финна. – О, она может по-прежнему говорить о любви и преданности к тебе, но все это… пустые слова привычки, нежные воспоминания детства. Мальчиком ты мог удовлетворять потребность Мэгги в товарище, но как мужчина ты ей не годишься. Если бы у нее была настоящая физическая и эмоциональная любовь к тебе как к мужчине, она не отвечала бы мне так… как женщина, изголодавшаяся по любви, женщина, которая хочет, чтобы ее желали, чтобы ее ласкали…

Мэгги закрыла глаза от унижения. Он говорит о ней как о сексуальной побирушке, вымаливающей крохи его нежности. Господи, неужели она вела себя так очевидно?..

– И ты думаешь, что нужный ей мужчина – ты? – презрительно осведомился Финн, но, в его голосе прозвучала странная нота, заставившая Мэгги поднять на него глаза. Лицо Финна выглядело бесстрастным. Это было его «дипломатическое лицо».

– Соль в том, Коул, что не ты. И когда Мэгги признается в этом самой себе, она уйдет. Точно так же, как моя дочь найдет тебя менее чем привлекательным без твоих шикарных тряпок, богатства, положения…

– Думаю, ты несправедлив к Лори…

– Выбор за тобой, Коул. Ты можешь получить Лори или оставить за собой все остальное – свою компанию, пижонский образ жизни, привилегированное положение… – Издевательский ультиматум Ника не предполагал компромисса.

– А Мэгги… сохраню ли я и Мэгги, если оставлю Лори? – холодно спросил Финн.

– Захочешь ли, зная, что она любит меня? – глумился Ник с яростным торжеством победителя. Это было уже слишком. Мэгги вскочила с кровати. Как небрежно он заявил о ее любви, будто это уличная находка, которую он подобрал на всякий случай, а не редкий дар, достойный гордости и преклонения!

– Убирайтесь, вы оба! – завизжала она, отбегая в дальний угол комнаты. Вон из моей комнаты! Вон из моей жизни! – Она схватила туфельку.

– Мэгги, успокойся, я только хотел заставить его… – Финн нырнул под туфельку, ударившуюся о притолоку в считанных сантиметрах от его головы. За ней последовала другая. У Мэгги было достаточно боеприпасов. – Мэгги…

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – Три туфельки, запущенные в безупречном ритме, заставили Финна отступить в коридор. – Меня тошнит от твоих уверений, что все будет хорошо. Нет! Уйди и оставь меня одну!

Финн по опыту знал, что это мудрый совет. Ник не обладал таким преимуществом. Ошеломленное выражение его лица сменилось ликующим, подсыпав соли на открытую рану.

– Кажется, ты сделала выбор, Мэгги. – На его лице было написано самодовольство победителя. Он приближался к ней безбоязненно, улыбаясь, злорадствуя, как гордый захватчик. Да, он хочет ее сейчас… но что будет потом, если она сдастся? Ее любовь останется при ней, а его удовлетворенная гордость превратится в ненависть, желание – в презрение. И она останется ни с чем. Меньше, чем ни с чем, ибо в полной мере узнает, что потеряла.

– Да, я решила послать к черту вас обоих, – прошипела она, снова вооружаясь. Он продолжал приближаться, и она яростно метнула Один за другим свои снаряды; но не туфельки, попавшие в цель, а бешенство в ее голосе остановило Ника.

– Ты был маленьким развлечением, Ник, но теперь вечеринка закончена и пора расходиться по домам.

– Славный ход, Мэгги, – спокойно сказал он. – Но я не так доверчив, как твой муж. И от меня не так легко избавиться…

Но она все-таки избавилась от него. Не благодаря лихорадочному потоку лжи, а потому, что заперлась в ванной и отказалась выходить. Она могла вызвать полицию, и Ник это понял.

– Я вернусь, Мэгги, – пригрозил он через дверь. – Не думай, что это конец. Ты можешь ненавидеть свои чувства ко мне, но не можешь избавиться от них. И я тебе не позволю. Можешь убегать, можешь прятаться, можешь строить из себя бессердечную, высокомерную суку, как будто я не знаю, что это только игра, – все равно ты никуда не уберешься от меня. Ты слышишь, Мэгги? Я вернусь за тобой, даже если придется пройти сквозь стену!

Громкое заверение. Она все-таки убралась от него… в Америку, страну свободы!

Когда самолет начал снижаться, Мэгги разбудила Томаса и попыталась занять голову вместо страданий насущными заботами путешествия. Как пассажиры первого класса, они быстро прошли таможенный и эмиграционный контроль, и вдовец Томас оказался в объятиях своей дочери и двоих внучат, устроивших оглушительный визг при виде сувениров от Диснея. Мэгги помахала им из толпы и стала высматривать Сэма. Не найдя его, она уже подумала, не вернуться ли на терминал, чтобы обменять оставшиеся американские доллары на новозеландские деньги, когда у кромки тротуара рядом с ней со скрежетом затормозила машина. Чемоданы перелетели из тележки в багажник прежде, чем Мэгги пришла в себя от охватившего ее ужаса.

– Как ты смеешь? Кто дал тебе право? Вытаскивай немедленно!

Ник сунул ее в машину с той же сдерживаемой свирепостью, с какой управился с чемоданами.

– Милочка, в нынешнем своем настроении я могу делать все, что захочу!

Мэгги поверила. Они вылетели с временной парковки на такой скорости, что ее вжало в сиденье. Еще несколько резких переключений передач, и ее легкие пришли в порядок настолько, что можно было пробормотать:

– Сэм должен заехать за мной. Он будет беспокоиться.

– Ты хочешь сказать, что не имеешь привычки исчезать, когда взбредет в голову? – тихо прорычал он.

– Я… я не исчезала.

– А мне показалось – да. Я же сказал, что вернусь. Ты думала, это была шутка?

– Я… – Знает ли он? Лори разболтала? Поэтому у него такое жуткое настроение? Мэгги облизнула губы и решила осторожно выяснить:

– Я не была уверена… но мне нужно было уехать – это уже было запланировано;

– Кем? Престарелым Ромео? – проскрежетал он, отчаянно бросая машину из ряда в ряд.

Мэгги недоумевающе уставилась на него, потом вспомнила прощально-благодарственный поцелуй с Томасом.

– Это мой адвокат.

Он вскинул брови, резко тормозя на красный свет.

– Ты путешествуешь со своим адвокатом? Впрочем, меня это не удивляет. У тебя такой талант создавать неприятности, что адвокат тебе, наверное, необходим так же, как другим женщинам – компаньонка.

– Я не скандалистка.

– Мою жизнь ты превратила в сплошной скандал. За короткое время нашего знакомства ты создала мне неограниченное количество проблем. Я не люблю, когда у меня перед носом захлопывают дверь, будто я бездомная собака, выпрашивающая кость.

Мэгги струсила.

– Я ушла в ванную, потому что мне надоело подвергаться хулиганским выходкам…

– Я не об этом. Это было несколько дней назад. Ни твой муж, ни ваш Пятница не сказали мне, что ты уехала. Я думал, что ты забилась в свою нору, трясясь, как трусливая…

– Я не трусиха! – Возмущение пересилило страх.

– Нет? Тогда почему ты улетела?

– Я не улетела, а полетела… – Момент откровенности был испорчен гудком сзади. Сигнал светофора сменился на зеленый, видимо, уже несколько секунд назад. Ник резко развернулся на сиденье и свирепо уставился на нетерпеливого водителя, который ответил грубым жестом. Какое-то мгновение Мэгги казалось, что Ник сейчас выскочит из машины и учинит расправу. Он был на точке кипения. К счастью, он ограничился живописным ругательством, переключил скорость и бросил машину вперед. – Ник?.. Ник, это дорога не к моему дому… куда мы едем? Ник, ты не слишком быстро едешь?..

– Не учи меня водить машину, Мэгги. Я могу поддаться искушению, остановиться и показать, до чего ты довела меня.

Мэгги не поняла, было это обещание или угроза; в его голосе слились темные оттенки того и другого. Она решила, что осторожность – достойная замена смелости, и воздержалась от классического «Я же тебе говорила», даже когда их остановил молоденький полицейский и обоснованно прошелся по трюкачеству бесшабашных водителей на дорогих машинах, в частности водителей, гарцующих с перебинтованными руками.

Ник был мрачен и немногословен, когда доставал права, и даже очаровательная сокрушенность Мэгги не сгладила его раздраженную гримасу. Она могла бы сказать, что Ник даже однорукий более ловок, чем большинство мужчин с двумя руками, но предпочла не злить полицейского сильнее, чем это уже сделано. Вручению аккуратно выписанной квитанции предшествовала еще одна короткая проповедь, которую Ник выслушал, не шевельнув ни одним мускулом на каменном лице.

Вскоре после этого Ник, теперь ехавший с демонстративно преувеличенной осторожностью, завернул во двор большого представительного дома, укрытого за высокой кирпичной стеной. Мэгги узнала характерный стиль модного архитектора-авангардиста: кирпич, кедр и стекло, скупая простота линий снаружи и замысловатая красота интерьеров. Совсем как у домовладельца, нервно подумала Мэгги, догадавшись теперь, куда он ее привез.

– Ник, я не думаю…

Он открыл дверцу.

– И правильно делаешь. Потому что выбора тебе не предлагается. Я по горло сыт твоими выборами, Мэгги. Вылезай.

Он не дал ей возможности полюбоваться интерьерами. Вихрем протащенная по многочисленным горизонтальным и наклонным переходам, она очнулась только в подчеркнуто мужского вида спальне.

Ник немедленно принялся стаскивать пиджак и галстук, чертыхаясь из-за поврежденной руки.

Мэгги откашлялась.

– Как твои пальцы?

– Буду жить, – огрызнулся он, свирепо сражаясь с пуговицами рубашки.

– Ч-что ты делаешь?

– Хочу тебе кое-что доказать.

Что он мужчина? Мэгги была убеждена в этом, но ее загипнотизировал лихорадочный стриптиз.

– Я не понимаю… Лори?.. – неуверенно заикнулась она, боясь сказать лишнее.

– Нету дома. А слуги не входят в спальню без приглашения. И вообще никто.

На этот раз нам не помешают. Ты же прекрасно знаешь, что, если бы твой муж не ворвался к нам, мы бы уже давно были любовниками.

– Нет… Ник… – Она отступила на несколько шагов. Твой муж. Он все еще не знает – ничего не знает. – Нам нужно поговорить… Я должна сказать тебе…

Он помотал головой, рывком расстегивая очередную пуговицу и надвигаясь на нее.

– Нет. Я все знаю. Ты в замешательстве, неуверенности, боишься довериться мне. Учитывая то, что произошло, и то, что я говорил о своем отношении к семье, неудивительно, что ты сбежала. Но ты не должна бояться любить меня, Мэгги, – больше нет. Я намерен доказать, что ты для меня важнее, чем принципы и гордость. Я хочу, чтобы мы стали любовниками. Я хочу, чтобы ты знала, что такое забота и любовь, когда будешь просить развода у своего мужа… Чтобы ты ощутила себя связанной со мной. Чтобы ты знала, каких наслаждений лишишься, если позволишь, чтобы верность этому неблагодарному ублюдку победила любовь ко мне. Мы принадлежим друг другу, Мэгги. Я по-прежнему верю в святость брачных клятв, но Коул был горькой ошибкой, и никто не может быть осужден на пожизненные муки из-за юношеской глупости.

Я… – Он запнулся от полноты чувств, и Мэгги ощутила, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Его выношенные убеждения, жесткие законы, которые он установил для себя, – все это он пустил по ветру ради нее.

Ник снял рубашку и потянулся к ней.

– Я люблю тебя, Мэгги. Я хочу жениться на тебе. Мы принадлежим друг другу. Я больше не могу с этим бороться. Не хочу знать того, что ты чужая жена… – прорычал он, находя ее рот, – если ты любишь меня, я перенесу что угодно. Скажи мне, Мэгги. Скажи, что я не ошибаюсь.

– Нет…

Он неправильно понял ее отрицание. Эта откинутая назад голова… эта пылающая в глазах мука… Если бы Мэгги сомневалась в страсти его слов и тела, страх в его взгляде не оставил бы в ней сомнений. Ник Фортуна принадлежит ей.

– Нет, ты не ошибаешься. Я люблю тебя. Ник, люблю больше, чем могла себе вообразить… – Она захлебнулась в его поцелуе.

Изящные черные кожаные перчатки обхватили бугристые плечи, чтобы удержать тело, запрокинувшееся под яростным напором мужских губ. Прикосновение было спичкой, внесенной в бензиновые пары. Вся его фигура содрогнулась, твердое бедро раздвинуло ее ноги, задирая короткую юбку белого в черный горошек костюма, летнего кусочка эфемерной ткани, позволявшей ей чувствовать каждый его мускул. Но даже в порыве страсти Мэгги понимала, что задолжала ему право на принципы. Они важны для него, они – составная часть его натуры. Ему нужно знать, что и Мэгги уважает их.

– Ник… он мне не муж…

– Кто? – Его руки были уже на бедрах под тонкой юбкой, и пластырь на пальцах составлял резкий контраст с шелком его прикосновений.

– Финн. Мы больше не женаты. Я для этого летала в Америку с Томасом. Я… у меня в сумочке документы.

Забытая сумочка лежала на полу с первого мгновения их объятий. Рот Ника застыл на ее шее. Он медленно отвел голову.

– Вы разведены? – хрипло спросил он.

Точность терминов не имела большого значения в эту минуту. Мэгги кивнула, всматриваясь в его застывшие глаза.

– Мы никогда не были женаты по-настоящему.

Понимаешь, Финн и я…

Он не дал ей закончить. Сознание того, что теперь она всецело принадлежит ему, унесло остатки самообладания… и она с радостью подчинилась ему.

Первый раз оказался не совсем таким, как представлялось Мэгги. Не было долгой, томной любовной игры, не было робко просыпающейся женской силы, не было боли первого вторжения в ее тело. Не было ничего, кроме гула крови в венах, всесокрушающего напора мужского желания, жадной страсти, которая росла, и росла, и росла, пока упоительное ощущение тугой полноты не взорвалось в неописуемо сладостной разрядке любовного напряжения, самозабвенных мужских стонах и волшебном содрогании двух слившихся тел, когда его наслаждение достигло своего пика. А после они оба лежали обессиленные.

– Извини, – прошептал он, дрожащей рукой гладя ей влажный лоб. – Я сделал тебе больно? Я не мог остановиться. Твой вкус был как виски для алкоголика.

– Он попытался освободить ее от давящей массы своего тела.

– Нет… не уходи от меня! – вскрикнула она, обвивая руками его литой, мускулистый торс.

– Никогда, – пообещал он, целуя крошечное красное пятнышко на ее груди, щекоча носом бархатистую нижнюю сторону кремового холмика. Заметив краем глаза одежду, разбросанную вокруг на полу, он покаянно улыбнулся. – Не так я хотел. Я мечтал нежными поцелуями и словами любви завлечь тебя в постель. А вместо этого сорвал одежду, как маньяк, и взял тебя на полу.

– Это не ты, а я.

– Я заметил, – хрипло сказал он, и глаза Мэгги расширились, когда она почувствовала, как плоть его, все еще покоящаяся в ней, набухает и твердеет.

Дрожь возбуждения, ушедшая вместе со сладкой болью, снова родилась в ее теле. Она вскрикнула, когда он вдруг отпрянул, и Ник рассмеялся ее огорчению. – Ну уж нет. На этот раз мы сделаем это как следует, – сказал он, легко поднимая ее и кладя на широкую кровать, где она тут же раскапризничалась, наслаждаясь новой властью. Она могла заставить этого большого, сильного мужчину дрожать, как котенка, в ожидании милостивого прикосновения ее руки.

– Белые простыни? Какое разочарование, – поддразнила она, проводя рукой по белоснежному хрустящему льну под винного цвета пуховым одеялом.

– Не под тобой. – Он присоединился к ее игре, наслаждаясь тем, как она радуется, встречая его мужскую силу. – Это не единственная моя фантазия.

Есть и другие. И у нас будет время, чтобы испробовать их все. – Он по-хозяйски обхватил ладонью ее грудь. – Жаль, что у меня только одна рука.

Некоторые из моих фантазий требуют чуть большей тонкости, чем я могу позволить себе сейчас.

– Ты хочешь сказать… бывает и по-другому? – вырвалось у нее, и Мэгги покраснела. Ник не сказал ничего напрямик относительно ее девственности, лишь попросил прощения за то, что так яростно овладел ею. Сознание собственной неопытности смущало Мэгги. Он был очень деликатен, не забрасывал вопросами на щекотливую тему, и она оценила эту чуткость. Смущенно избегая его взгляда, она посмотрела на свои руки. – Мои перчатки! Я забыла снять их!

Он взглянул на нее как-то странно и взял левую руку, остановив торопливое движение.

– Мне понравилось… ощущение кожи, гладящей меня, держащей меня…

Она покраснела еще гуще. Наверное, ему была бы неприятна уродливая кожа в рубцах. Будто прочитав ее мысли, Ник снял перчатку, игнорируя слабую попытку помешать ему. Забинтованной рукой он повернул ее голову к себе и очень осторожно начал гладить ее кожу кончиками пальцев перчатки. Он провел линию от ключицы до бедра, описывая шаловливые круги у грудей, пока они не набухли до боли, не пропустил ни одного дюйма трепещущего живота и завершил легчайшим прикосновением к живой драгоценности, которую так воспел когда-то.

Мэгги ахнула, изогнувшись всем телом.

– И тебе это тоже нравится, – сказал он, ловя ее взгляд потемневшими глазами. – Тебе нравится все, что я с тобой делаю. Не стесняйся меня, Мэгги, не прячься, совсем ничего не прячь. – Перчатка снова пустилась в путь, но теперь тверже, ощутимей, гладя и возбуждая ее тело, пока оно не забилось в его руках, и Ник прижал его к себе и держал крепко, пока не унялась дрожь, а потом взял ее израненную руку и обвил ею впечатляющее доказательство своего желания. – Мне нужно знать все: каждое ощущение, каждый страх… чтобы и я мог разделить их. Ничто в тебе не может вызвать у меня отвращения. Я люблю тебя такой, какая ты есть…

Мэгги поняла. Ник решил, что она из стеснительности оставила перчатки, и пытался переубедить ее самым наглядным способом. Она чуть не заплакала от открывшейся глубины его любви и чуткости, но вместо этого ответила ему тем же и столь же наглядно, с благодарностью приняв в себя его дар и откровенно выразив свое блаженство.

Упоительный день продолжался. Солнечное утро превратилось в золотой день и матовых тонов вечер. Их диалог был преимущественно безмолвным, потому что в словах не было надобности, а окружающий мир перестал существовать. Звонил телефон, но они не обращали внимания. Они занимались любовью, принимали душ и снова занимались любовью; засыпали лишь для того, чтобы проснуться с общей жаждой нового праздника страсти.

Солнце уже близилось к горизонту, когда они очнулись от своего долгого забытья. Они лежали, нежно сплетясь телами, на давно уже не девственных простынях, когда телефон у кровати зазвонил снова, и Ник со стоном лениво потянулся к трубке.

По крайней мере был звук телефонного звонка. Откуда было знать Мэгги, что это колокол, звонящий по их прекрасному дню?

Говорил детектив из частного агентства. И пока Мэгги сворачивалась в клубочек под жестким изгибом его спины. Ник Фортуна узнал, что его дочь только что сбежала с бывшим мужем его любовницы.

Глава 10

Мэгги уставилась в тарелку, не веря своим глазам. Совершенно непривычная картина. Яичница с беконом и жаренный соломкой картофель. Запретные лакомства.

– Что это? – в ужасе спросила она.

– Еда, – пояснил Сэм. – Помните? Та штука, что мы едим для поддержания жизни – если хотим жить, конечно. Вы сказали, что ничего не ели после самолета. Значит, больше тридцати шести часов.

Если это станет лекарством от ее несчастья – она пропала. Мэгги взглянула еще раз на красующееся перед носом искушение, прижала руку ко рту и побежала в ванную.

– Это не то, что я подумал? – осторожно спросил Сэм, когда она вернулась.

– Нет, я не беременна, – уверенно сказала Мэгги. И не буду, добавила она про себя. Даже в тот первый лихорадочный раз Ник нашел мгновение, чтобы предохранить ее… или себя? Мало ли что можно подцепить у доступной шлюхи!

Он не знал… и даже после этого не понял! Кем надо быть, чтобы не заметить, что лишил невинности девственницу?

– Я просто спросил, – сказал Сэм, заботливо глядя на ее понурую фигуру. Расскажете или мне и дальше строить догадки?

– Почему, Сэм?.. Почему они вот так сбежали, не сказав мне? – ответила она усталым вопросом на его вопрос. – Думаешь, потому, что знали о детективе? Но они же должны понимать, что, как только обратятся за брачным свидетельством, шило вылезет из мешка! И как они его получили? Ведь Лори еще несовершеннолетняя!

Сэм кашлянул.

– Все решил мгновенный импульс, и на самом деле, мне кажется, идея принадлежала Лори. Она добилась свидетельства. Думаю, она чувствовала… то есть мы все понимали, что что-то происходит между вами и Фортуной… Думаю, она хотела отблагодарить вас за самоотверженность, развязав вам руки.

Мэгги застонала.

– Точнее было бы сказать: связав меня по рукам и ногам.

– Вы любите его, Мэгги? А он?

– Господи, я не знаю, – мрачно сказала она. – Все так запуталось. Как может он после всего этого любить меня! А когда узнает, что Лори беременна!.. – Она снова остро ощутила, как рушатся ее мечты. Слезы, которые она безуспешно призывала всю ночь, вдруг брызнули из глаз, и она упала в надежные руки Сэма.

Она видела Ника в ярости, но не готова была увидеть высеченного из камня человека, в которого он превратился после проклятого телефонного звонка. Он был совершенно бесстрастен, передавая сообщение детектива. Потом задал один-единственный вопрос. Она устроила «скоропостижный» развод ради себя или затем, чтобы Финн поскорей женился на Лори?

Слишком простой вопрос, чтобы сразу ответить на него, и колебание было ей приговором.

– А это маленькое приключение – тоже часть плана? Ты решила подержать меня в постели, чтобы облегчить им бегство? Какое же удовольствие ты должна была получить, так ловко управившись со мной! – Глаза, прежде светившиеся теплом, теперь отливали сталью.

– Нет, Ник… поверь мне, я понятия не имела, что они хотят сделать это.

Они хотели пожениться по-настоящему…

Этот протест только подлил масла в огонь.

– То есть ты собиралась водить меня за нос подольше? Дескать, я настолько растаю от любви, что прощу тебе все? Господи, подумать только – я готов был всем пожертвовать ради этого безумия! – Заострившиеся черты бескровного лица показывали, насколько бесповоротно он решил распроститься с «этим безумием».

Настоящий Ник Фортуна, человек, любовник, облачался в стальной панцирь опыта. А если буквально, то он натягивал на себя одежду, все меньше напоминая того страстного любовника, которому отдала свое сердце Мэгги.

– Ник, пожалуйста, ты должен выслушать…

– Зачем? Тебе нужно выиграть для них еще немного времени?

– Но… что ты собираешься делать?

– Преследовать их.

– Но… ты знаешь, где они?

– Нет. Но найду, – мрачно сказал он с уверенностью, напомнившей Мэгги о его непреклонной целеустремленности. Когда-то он хотел ее, верно? Теперь он ее получил и может обратиться к чему-то иному. – Думаю, бесполезно просить тебя сказать, где они.

– Да. – В данной ситуации она знала меньше, чем он, но Ник не дал времени на объяснения.

– Я так и думал. Одевайся. – Он швырнул ей платье и жакет, торопясь в дорогу.

– Ник, пожалуйста…

Он посмотрел на нее, на дикую цыганку, которую любил так всепоглощающе и нежно, с полным безразличием.

– Ты получила свое удовольствие. Хватит с тебя.

– Ник, я тебя люблю, – молила она в отчаянии. – Ты тоже говорил…

Его улыбка была такой же холодной и убийственной, как и тон.

– Может быть, я был не более честен, чем ты. Я знаю, какая ложь легче всего приводит женщину в постель…

Мэгги не могла отпустить его вот так.

– Я никого не любила так, как тебя…

– Это комплимент? Мухе нужно польстить, чтобы завлечь в паупшу? Другие были не настолько глупы, чтобы пожертвовать самоуважением ради…

Он произнес грязное выражение, от которого Мэгги вздрогнула.

– Здесь было больше, чем это. Ник… – И запнулась, как пораженная громом. – Другие? К-какие другие?

– Даже сейчас не можешь быть честной, Мэгги? – сказал он с усталым презрением. – У тебя хорошее тело, но ты слишком жадно и умело пользуешься им, чтобы делать вид, будто у тебя не было достаточного количества учителей.

И пока она осмысляла приобретший теперь убийственное значение факт, что он даже не попросил прощения, так грубо отняв у нее невинность, Ник снял трубку, набрал номер и повел разговор, слишком безумный, чтобы к нему прислушиваться. Конечно, не было никаких физических свидетельств ее девственности, но разве мужчины не чувствуют, когда они первые? Разве это не часть мужского инстинкта? Как могут мужчины столетиями придавать девственности такое значение, если не способны заметить ее? Мэгги чувствовала себя совершенно беспомощной, обманом лишившись драгоценной части своей женственности, чего-то, чем она не дорожила, пока не утратила навсегда. Она ощущала боль и злость на Ника, на его бестолковый и поспешный суд. Он сделал из ее сексуального пробуждения грязное похождение закоренелой нимфоманки. И только ради того, чтобы не упасть в собственных глазах!

Он положил трубку.

– Одевайся же. Если не хочешь быть выброшенной на улицу нагишом. Пожалуй, этот трюк ты еще не пробовала.

Она подчинилась, но только потому, что не могла голой спорить с совершенно одетым. Она застегивала блузку, подыскивая слова, которые дошли бы до него, когда раздался короткий стук в дверь. Даже не посмотрев, достаточно ли она одета, Ник отозвался, и в комнату вошел мужчина. Худой и строгий, одетый в темный костюм, он никак не отреагировал на смущение Мэгги.

– Да, сэр?

– Проводи миссис Коул. И, Дженсон…

– Да, сэр?

– Никогда не впускай ее в дом. Ни при каких обстоятельствах.

– Понятно, сэр. – Лицо Дженсона не изменилось, так что Мэгги, наверно, просто почудилось, что он обдал ее презрением.

– Ник, ты не можешь этого сделать…

– Делаю же.

– По крайней мере дай мне вызвать такси… – Она не хотела просить, но готова была на все, чтобы задержаться и завоевать шанс достучаться до него…

– Думаю, не стоит.

Наверно, он подозревает, что она хочет предупредить беглецов…

– Ник, пожалуйста… – Она хотела воспользоваться хоть той каплей достоинства, которую оставляло ей присутствие другого мужчины.

– А, ты хочешь чего-то за труды? – Он подошел к маленькому бюро и взял что-то с его полированной поверхности. Мэгги машинально поймала ювелирный футляр из черного бархата – Вот твои побрякушки, дорогая. Ты их отработала.

Он обращался с ней как с дешевой проституткой. Мэгги наконец поняла, что он ничего не услышит. В его презрении не осталось даже злости. Один ее вид вызывал в нем полнейшее отвращение, и он намеревался сознательно уничтожить остатки всех прежних чувств. Вызванный для этой сцены зритель свидетельствовал о том, что впредь она не может рассчитывать на пощаду.

Осуществились ее самые страшные опасения. Она потеряла все.

– Мне нужна сумочка. – Оставались еще перчатки, но в своем нынешнем состоянии она не подумала о них – в отличие от Ника, но он мгновенно подавил свое движение. Довольно. Скорее он убьет ее, чем проявит хоть каплю сочувствия. Рука – символ этого существа. Шедевр с изъяном, потерявшее цену сокровище. Горькое знание. Он одурачен вдвойне.

Повернувшись к мужчинам спиной, Мэгги открыла сумочку. Слишком много лжи накопилось между ними, но хотя бы с этой надо покончить. Она не решилась дать ему в руки конверт с документами по аннулированию брака. Сейчас он способен разорвать его, не открывая. Лучше оставить здесь, в надежде, что позже он прочитает хотя бы из любопытства. Пусть попробует назвать ложью заверенное под присягой свидетельство ведущего гинеколога Окленда. Она тихо положила конверт рядом с телефоном и с высоко поднятой головой направилась к двери. Поравнявшись с Ником, задержалась.

– До свидания. Ник!

Спокойное достоинство сделало то, что не удалось отчаянным протестам. Его взгляд, скользнув от Мэгги к скомканной постели, свидетельству их долгого, блаженного дня любви, на какое-то мгновение застыл.

– Ты забыла свои камешки, Мэгги. Должна же ты унести с собой хоть что-то, чтобы утешиться в поражении. Кроме… опыта.

Пропитанный ядом бич коснулся обоих, заставив внутренне содрогнуться.

– Я ничего не забыла, – произнесла она сдержанно, с глазами, исполненными любви и твердости. – И ты тоже. И надеюсь, никогда не забудешь.

Она говорила о его любви к ней. Не важно, насколько яростно он отрицает это сейчас, пройдет час-другой, и он поймет всю силу своего чувства. Как бы там ни было, он никогда не сможет отнять это у нее и не заставит жалеть о случившемся.

– О Сэм, – шептала она теперь, пытаясь вытереть бессильные слезы, рожденные воспоминанием о последнем взгляде на Ника, его посеревшем лице, колючих, злых глазах. Едва добравшись домой, спеша, пока не превратилась в груду обломков, она связалась с отелем «Роторуа», где, по сведениям Сэма, должны были остановиться Финн и Лори. Портье подтвердил, что они зарегистрировались, но из комнаты не отвечали. Так, в довершение всего, страдая от бесславного конца ее первого и единственного любовного приключения, она вынуждена была мучиться еще и мыслями о том, что натворит Ник, когда найдет свою дочь.

– Что нам делать? Что мне делать? – Она имела в виду остаток своей жизни, который ей теперь суждено скоротать без Ника.

Сэм предпочел не понять.

– Ждать. Это все, что нам остается. Смотрите на вещи так: если мы не можем найти их, не сможет и он. Вероятно, они выехали из этой гостиницы, решив, что там их легко найти. Или их спугнули наши звонки.

Мэгги была несчастна настолько, что даже ее живое воображение ничего ей не подсказало. У нее не было никаких идей. Идеи кончились, доведя ее до нынешнего краха.

– Мэгги… – Сэм опустился на колени у ее стула и положил ее голову на свое широкое плечо. – Не ваша вина, что они полюбили друг друга, и не казните себя за это. Если Ник достоин вашей любви, он простит вам ложь, особенно когда увидит, как счастлива Лори, насколько эти двое созданы друг для друга…

Мэгги замотала головой, всхлипывая.

– Он никогда не простит меня. Никогда! Ты не видел его лица! Даже если он еще любит меня, помешает его проклятая гордость. – Она всхлипнула, икнув, и тут зазвонил телефон на стене. Оба замерли, потом Сэм одним прыжком очутился у аппарата и снял трубку на втором звонке.

– Это он! – прошипел Сэм, крепко прижимая трубку к своей футболке.

У Мэгги все поплыло в глазах.

– Ник? – в ее голосе трепетала надежда.

– Они в оклендской больнице. Пункт «Скорой помощи». – Напряженный голос Ника звучал обвиняюще. – Твой муж… твой бывший муж попал в автомобильную катастрофу – Боже! Они… Что с ними?

– Не знаю. Мне только что позвонили из полиции. Лори была в сознании, но это все, что они могли сообщить.

– А… Финн?

– Я не спрашивал. – По тону было понятно, что он и не желал знать. Выходи через пять минут. Я заеду за тобой.

Сэм спустился с ней и бродил взад-вперед под моросящим доящем, терпеливо слушая ее лепет:

– Ник не обязан был меня подвозить… мог бы предоставить полиции известить меня. Наверное, он сходит с ума от волнения, но все-таки нашел время позвонить. Он добрался бы гораздо быстрее, если бы поехал прямо через парк в больницу, но делает такой крюк для того, чтобы забрать меня…

Дождь был теплый, но у нее зуб на зуб не попадал к тому времени, когда подъехал голубой «ягуар», тот, что похитил ее из аэропорта. Ник не дал себе труда выйти из машины. Он наклонился и распахнул пассажирскую дверцу, свирепо зарычав от нетерпения, когда Мэгги отпрянула, вдруг испугавшись. Сэм поддержал ее и подтолкнул к машине.

– Присмотрите за ней, – сказал он Нику, сжимавшему побелевшими пальцами руль. – Я приеду следом. Я только позвоню Финнову деду.

Ник лишь коротко кивнул, будто боялся, что голос его подведет. Мэгги тоже безмолвствовала, но, когда машина помчалась по блестящей дороге, все-таки спросила прерывающимся шепотом:

– Где они были? Как это случилось?

После мучительного молчания, когда она уже думала, что вопрос останется без ответа. Ник кратко произнес:

– Спускались по этому склону Бомбейских холмов. – (По этому склону?

Значит, они возвращались в Окленд!) – Столкнулось восемь машин. Все всмятку.

Пришлось вызывать вертолет, чтобы доставить в больницу тяжелораненых.

Оставался еще один вопрос.

– Ф-финн виноват?

– Да, он виноват, – заставил себя разжать зубы Ник. – Если бы он не увез Лори, она не лежала бы сейчас там… на больничной койке…

Перед глазами Мэгги встала ужасная картина. Не время говорить, что Лори была инициатором побега. Наверное, Мэгги все же издала какой-то звук, стискивая руки да коленях, потому что Ник процедил сквозь зубы:

– Нет, он не был виноват. Он оказался в плохом месте в плохое время.

Какие-то другие идиоты, превысив скорость на скользкой дороге, вылетели на встречную полосу.

Мэгги прижала руку ко рту, кусая кружево перчатки, машинально натянутой вместе с остальной одеждой. Она знала, что бывает с человеческим телом при лобовых столкновениях. Господи, что, если Финн… или Лори…

Ник бросил машину перед входом, на запрещенном для парковки месте, и Мэгги пришлось бежать, чтобы не отстать от него, когда он сквозь двойную дверь бросился в отделение «Скорой помощи». Медсестра в регистратуре одним опытным взглядом оценила их яростно-паническое состояние и твердо взяла инициативу в свои руки, сообразив, что Ник способен проломить дверь, если не получит ответ – немедленно. Она направила Мэгги в рентгеновский кабинет, куда отвезли Финна, и повела Ника через несколько других дверей туда, где врачи еще работали с Лори.

Мэгги чуть не упала без сил, когда нашла Финна спорящим с лаборантом.

Судя по виду, у него не было тяжелых увечий.

– Они делают снимок челюсти – той, в которую меня ударило, – обрадованно ухватился он за Мэгги. Его рубашка была в крови, но длинная царапина над глазом казалась не очень глубокой. Правда, синяк выглядел ужасно. – Как Лори? Ты ее видела? Никто не знает… или не хотят мне говорить. Фортуна здесь? Он знает? Скажи, пусть он добьется ответа – выяснит, что они скрывают. Мэгги, пожалуйста, я должен знать…

– Я был бы вам очень благодарен, если бы вы успокоили его, – обратился к Мэгги лаборант. – Он с самого начала буйствует, но мы не можем дать успокоительного, так как возможно сотрясение мозга.

– Хорошо, Финн. Я пойду и выясню, – сказала Мэгги, мягко прижимая его за плечи к каталке.

– И сразу назад. Обещаешь?

– Конечно. Ложись, Финн. Я скоро вернусь.

В приемной, на момент их приезда пустой, стали собираться люди, но Ник не появлялся. Мэгги решала, спросить ли сестру или попробовать проскользнуть внутрь и выяснить самой, когда дверь, за которой скрылся Ник, распахнулась, выпустив его. Он был бледен, по щекам текли слезы. Мгновение Мэтти стояла как изваяние, прежде чем броситься к нему. Он не отвечал на вопросы и, когда она повернула к себе его голову, продолжал смотреть сквозь нее, будто не замечая. Она трясла его в отчаянии, и можно было понять, в каком он состоянии, если позволял встряхивать себя, как тряпичную куклу. Его холод пронизывал Мэгги до костей.

– Ник… – Она была без каблуков и, чтобы обнять его, должна была встать на цыпочки. Руки у него безжизненно висели, когда она пыталась согреть его теплом своего тела. Мэгги крепко держала его, боясь, что за этим оцепенением может последовать потеря чувств. Он услышал, что надежды нет, или увидел ужасные увечья? – Ник, милый, пожалуйста, не замыкайся. Скажи мне… Скажи, что случилось…

Он вздрогнул. Его руки поднялись, как показалось Мэгги, чтобы оторвать ее, но вместо этого прижали за талию с такой силой, что она чуть не вскрикнула от боли.

– Ребенок, – глухо произнес он. – Она потеряла ребенка.

– О Ник… – Слезы хлынули из ее глаз. – Ник, какое горе!

– Мой внук. Моя девочка должна была стать матерью… Моя маленькая Лори…

– Как она себя чувствует. Ник? Как Лори? – допытывалась Мэгги, стараясь вывести его из транса.

Он покачал головой.

– Она… Ей делают переливание. Она потеряла много крови. Но говорят, что опасности нет. У нее сломана рука… несколько порезов осколками ветрового стекла, но ничего серьезного… кроме ребенка… ребенка не будет. Боже, Мэгги, она такая маленькая и бледная… и она знает… Я не мог прикоснуться к ней. Боже, как она должна ненавидеть меня… она не хотела видеть меня… она хотела ребенка… хотела Коула – я не мог дать ей ничего, что она хотела…

Ник ухватился за Мэгги и оперся на нее всем своим мощным телом, которое начала бить неудержимая дрожь. И Мэгги вбирала в себя эту дрожь, впитывала слезы, которые он ронял, уткнувшись искаженным мукой лицом в ее шею.

– Ты дал ей любовь и силу, – шептала Мэгги, уводя его за поворот коридора, чтобы как-то оградить от посторонних глаз. – Она знает, что ты любишь ее, но естественно, что сейчас она хочет видеть Финна, чтобы разделить с ним горе. Потому что это и его потеря. Они нужны друг другу сейчас.

– Я убью его. Если он еще жив. Я убью его, – скрежетал он, но в словах уже не было прежней силы.

– Нет, ты не сделаешь этого, – уверенно сказала Мэгги. – Ты дашь им оплакать ребенка и позволишь соединить свои жизни, чтобы были другие…

Он напрягся, и Мэгги чувствовала, как просыпается в нем ярость, но не отпускала его. Он провел лицом по ее мокрому платью и поднял голову. Лицо было изможденным, но никогда оно не казалось Мэгги таким прекрасным.

Всесильный Ник, попав в беду, укрывался в ее объятиях.

– Ты все еще на его стороне, Мэгги? Даже сейчас? – горько спросил он.

– Речь идет не о сторонах, а о любви. Она любит вас обоих. Ник; и не разрывай ее на части, принуждая к выбору. Они не хотели причинить боль тебе…

– А тебе?

Мэгги покачала головой.

– Об этом речь не шла. Финна я не люблю.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

– Ты знала о ребенке?

– Лори сказала мне на прошлой неделе. – Она закрыла глаза. – Ник, она не могла сказать тебе…

– Нет, я сделал это невозможным, – с трудом признал он. – Отказываясь слушать, всерьез принимать ее как женщину. – Он сглотнул. – Я совсем не знаю свою дочь, верно?

– Ты узнаешь. Только дай ей шанс. Дай им обоим шанс. Ты не пожалеешь.

Его руки впились Мэгги в спину, и он впервые посмотрел ей в глаза.

– Лори сказала, что побег был ее рук делом, – озадаченно произнес он. Ты знаешь, что она просто подделала мое согласие на брак? Она сказала, что ей безразлично, законно это или нет, но она хочет быть его женой…

У Мэгги расширились глаза, и Ник вздохнул.

– Господи, ты восхищаешься ею, – покачал он головой. – Конечно, ты должна восхищаться этим, правда, Мэгги? Тебе нравятся сумасбродства. А я-то считал себя умником. Ты одурачила нас всех. Не только меня – всех.

Мэгги кашлянула и попыталась высвободиться, но раненый тигр забил хвостом, возвращаясь к жизни.

– В свете того, что я узнал, я не могу ставить под сомнение мужские способности Коула, – едко выговорил он, – и в свете твоего вчерашнего сластолюбия я не могу подозревать тебя во фригидности. Так не будешь ли ты любезна просветить меня? Как тебе удалось оставаться женой-девственницей в течение пяти лет? Или врач, подписавший поразительный документ, который ты мне оставила, просто был одним из твоих любовников?

Мэгги сделалась пунцовой. Следовало ожидать, что он найдет способ поставить под сомнение все что угодно!

– Как ты смеешь! Ты… ты, извращенная свинья! Ты не различил бы девственность, даже…

– Даже оказавшись в девственнице? – цинично закончил он. – Я не единорог, Мэгги. Я только мужчина. И никогда еще не занимался любовью с девственницами. Я знаю только то, что ты была страстной и сладкой, как в моих мечтах. Возможно, я оказался по-идиотски недогадлив, но туг уж одно к другому. Я думал, что моя дочь девственница, и смотри, как ошибся… – Он запнулся, и Мэгги поняла, что он думает о ребенке.

– У тебя будут другие внуки, Ник…

Тень улыбки коснулась жесткого рта.

– Я надеюсь, у меня будут еще и другие дети Я пока не вышел из возраста отцовства, Мэгги.

– Да, я заметила, – процедила она.

– Это не повредило очередному из твоих планов? – Он бередил раны в ее истерзанном сердце. – Ты, может быть, надеялась, что я забуду предохраняться и ты сможешь шантажировать меня своей беременностью?

Она стала бешено вырываться, но его руки были железными.

– Ты параноик…

– Есть с чего, – заговорил он шелковым голосом, зная теперь, на чем она сломалась. – Ты злишься на меня, что я лишил тебя невинности без должных церемоний? А кто виноват? Кто демонстрировал мне полчища предполагаемых любовников? И ты, конечно, бесишься из-за того, что я позаботился о твоей безопасности. Ты что же, хотела забеременеть, в первый же раз занявшись любовью? Дурочка, ты еще не готова к материнству.

– Уж тебе-то известно, кто к чему готов! – зло бросила она.

– Я знаю, что я не готов стать отцом твоего ребенка, – игнорировал ее вспышку Ник. – И не буду готов, пока не получу долгожданные ответы на некоторые очень важные вопросы. – Мэгги строптиво сжала губы, и он остерегающе прищурился – Не испытывай меня, Мэгги. Мне немало досталось из-за тебя – теперь твоя очередь.

– Мэгги? – Изможденный стон дал ей временную отсрочку. Финн припал к стене рядом с ними, отбиваясь от женщины в белом халате.

– Мистер Коул, я же сказала, что мы должны отвезти вас…

– Мэгги, ты обещала узнать, что с Лори.

Ник развернулся вместе с Мэгги. Он уперся взглядом в окровавленного противника и, казалось, рыкнул. Финн прямо выдержал взгляд.

– Она потеряла ребенка, – кратко сообщил Ник.

За одно мгновение Финн постарел на десять лет.

– Нет! О нет… Лори! Где она? – Он метнулся к двери, но Ник ухватил его за рубашку на груди. – Мы не поженились, – простонал Финн в агонии раскаяния. – Мы ехали обратно. Мы решили, что так нельзя… это нечестно по отношению ко всем. Мы собирались прийти к тебе… рассказать… Боже, я вообще не имел права поддаваться ее уговорам. Следовало быть сильнее… – В его глазах стояла боль, и, к ужасу Мэгги, Ник повернул нож в ране:

– Да, следовало. Ей это нужно было. Лори тихая девочка, но у нее сильная воля. Она подомнет тебя, если ты ей позволишь, и будет презирать за это.

Если ты не сумеешь поставить себя на одну доску с ней, она станет помыкать тобой, сама того не сознавая…

Финн смотрел, не веря своим ушам. Это было еще не примирение, но уже и не вражда. Это был отеческий совет. Ник повернулся спиной к молодевшему на глазах человеку, уже не глядя, как Финн прошел мимо них.

– Ну, так на чем же мы остановились?

– Спасибо, – хрипло сказала Мэгги.

– За что? Уверяю, я сделал это исключительно в своих интересах, проворчал Ник. – Мне надоели постоянные вмешательства твоего мужа в наши разговоры.

– Бывшего мужа.

– А, да – на этом мы остановились. Твой несчастливый брак, твой первый брак.

От этого намека ее бросило в дрожь. Мысли смешались.

– Ты вышвырнул меня прочь, – ожесточенно выпалила она. – Ты никогда не верил ни одному моему слову…

– Я верю, что ты любишь меня, согласись – немало для начала.

– Ты вышвырнул меня на глазах у этого ужасного человека, – уже слабее возмущалась она.

– Этот ужасный человек ведет мой дом, но, если ты не хочешь видеть его, он будет уволен. Правда, он хорошо делает свое дело, а память у него никуда не годится…

– Ты обращался со мной как… как со шлюхой…

– При твоем природном таланте, проявленном в постели, легко было ошибиться. У тебя, безусловно, большие способности, – воздал он должное, возвращая сердитый румянец на щеки и огонь в пронизывающий его взгляд. Он рассмеялся, когда Мэгги ударила его, а потом рассмеялся еще громче. На них оглядывались, а Мэгги пьянела от счастья. Выбегая, она напялила на себя Бог знает что и даже не успела причесаться. Она выглядела ужасно, а этот большой, сильный мужчина заставлял ее чувствовать себя желанной и в то же время смешной. Он никогда не говорил слов, которые она ожидала услышать… только когда она совсем уж их не ожидала!

– Ник…

– Шшш, – остановил он ее. – Я люблю тебя. Ты сделала мне больно. Чего же ты от меня ждала – мне следовало улыбнуться и позволить растоптать себя этой милой пяточкой? Я не из таких мужчин и никогда таким не буду. Так что, если ты ищешь ласкового, послушного мужа, который отдает, ничего не требуя, лучше сразу попрощайся со мной. – Он говорил уверенно, зная, что она этого не сделает, впервые убежденный в том, что она всецело в его власти. – А мне нужна жена, которая не боится случайной стычки, которая не позволит взять верх над собой. Ты же никогда не боялась меня, правда, любимая?

Мэгги покачала головой.

– Ты скотина, но не подлая скотина, – серьезно сообщила она. – И потом, я знаю, что голова сильнее кулаков.

У него дернулись губы.

– Мы могли бы сцепиться, но я никогда не смог бы ударить тебя.

– Я знаю. Я… я сожалею, что обманывала тебя, Ник, но я не могла рассказать… не знала, что тебе можно довериться, а когда узнала, было много других сложностей. Я… я не всегда лгала тебе, а только когда иначе нельзя было.

– То есть почти всегда, – мило уточнил он, так мило, что она задрожала в его руках. – Скажи мне правду теперь, Мэгги. Теперь, когда все мое внимание безраздельно принадлежит тебе.

Мэгги раскрыла рот и захлопнула его, когда в приемном покое раздался взрыв криков.

– Нет! – простонала она, прячась за Ника от Патги и Маркхама, атакующих медсестру и отмахивающихся при этом от Сэма.

– Не обращай на них внимания, Мэгги, – посоветовал Ник, чувствуя, что момент хрупкого согласия утекает сквозь пальцы.

– Господи, они же устроят драку, – простонала Мэгги, когда Маркхам небрежно оттолкнул юнца, похваляющегося бандитской повязкой на глазу. – Мы должны остановить их.

– Мэгги…

Патти и Маркхам уже наскакивали грудью друг на друга, каждый отстаивая право первым увидеть Финна. Сестра благоразумно не оказывала предпочтения ни одному.

– Они же покалечат друг друга… и они все еще думают, что мы с Финном женаты! Ник, сделай что-нибудь. Я знаю! Почему бы не сказать им, что у Финна частичная потеря памяти из-за сотрясения мозга и он не помнит, что мы женаты. Считает меня чем-то вроде сестры. А потом, через несколько недель, можно будет… Что ты на меня так смотришь?

– Моя голова. Она наконец побила мои дурацкие кулаки! Господи, Мэгги! Эти два старых козла! Они причина всего фантастического фарса, точно? Ты делала все это ради них…

Одно верное предположение влекло за собой другое, и до Ника стали доходить детали. Он разрывался между яростью, смехом и восхищением.

– Мэгги, ты не можешь защищать их вечно, даже если предположить, что им нужна эта защита! Посмотри на них: ведь они заняты любимым делом. Я же Говорил, что старички наслаждаются своими стычками. Честное слово, даже если пять лет назад они немного перебрали, неужели ты думаешь, что они в таком возрасте согласятся рискнуть старой доброй фамильной враждой ради никому не нужной победы? Черт тебя возьми, Мэгги, это называется перемудрить. Ты так была занята своей окольной игрой, что не заметила, как изменились правила.

Больше всего тебе сейчас нужно обеспечить их хорошим беспристрастным рефери!

Он потащил ее, невзирая на отчаянное сопротивление, к старикам, соревнующимся в оскорблениях Системы Общественного Здравоохранения. Сэм тем временем болтал с хорошенькой сестричкой, успешно выуживая из нее информацию.

– Мэгги! Где Финн? – закричал Патги, увидев ее. – Почему ты не с ним? Где его врач?

– К черту врача! Я вызвал своего специалиста, перед тем как выехать из дому, – пролаял Маркхам, топорща усы от волнения. – О, Фортуна, может быть, вы знаете, что происходит?

– Конечно, – невозмутимо заявил Ник и, успокоив их относительно Финна, пустился в дальнейшие объяснения. Даже изложенная в стиле газетных заголовков, информация была оглушительной. Впервые в жизни Патги и Маркхам одновременно утратили дар речи. Потом, пока они все еще молча цеплялись за обломки прошлого, Ник перешел к изложению перспектив на будущее: в ближайшее время слияние их двух компаний самым спокойным образом и свадьба – его с Мэгги. На следующем этапе, после респектабельного обручения, возможный брак Финна и Лори, причем все дети обеих семей получают акции объединенной компании, разделив между собой контрольный пакет.

Даже на Мэгги произвела впечатление такая способность мгновенно связывать концы с концами.

– Ты хочешь сказать… не было никакого выкидыша! – укорил Мэгги Маркхам после того, как с огромным трудом, но и облегчением переварил ультиматум Ника и осознал, что это не старый экс-партнер возглавлял опустошительный набег на его акции.

– Все эти годы!.. – скорбно возопил Патти. – Пять лет ожидания правнука, которого ты не собиралась рожать. Ты могла бы уже нарожать их дюжину от кого-нибудь другого!

– Патти… Маркхам… – Мэгги искала слова, которые могли бы облегчить им потрясение.

– Мэгги?

Она уставилась на властно протянутую ладонь и запротестовала:

– Мы не можем оставить их так…

– Я и не собираюсь. Но я думаю, что нам надо найти здесь какую-нибудь кладовку. – (Она непонимающе посмотрела на него.) – Или чулан… или пустой кабинет, – объяснял он, досадуя на ее непонятливость. – Любое место, где мы можем уединиться на несколько минут… – Его глаза вспыхнули, и у нее сладко заныло сердце.

– Ах да, – она скромно потупила глаза, – какое-нибудь место, где ты сможешь смиренно попросить у меня прощения, руки и сердца…

Его хриплый смех обещал это и многое другое, и она покорно поспешила за ним по коридору. Но вдруг остановилась, вырвала руку и пошла обратно.

Патги и Маркхам встретили ее скорбными взглядами, из которых исчез прежний огонь. Они выглядели теми, кем были: двумя стариками, приближающимися к концу бурной, полной превратностей жизни.

– Я только хотела, чтобы вы знали, что я очень люблю вас обоих. Я по-прежнему считаю, что у меня два деда. – Она нахмурилась. – Я хотела бы назвать своего первого сына в честь одного из вас, но боюсь, что это обидит другого. Не знаю, хорошо ли будет попросить вас обоих выбрать имя, даже если мне не удастся получить на него согласие Ника…

Она услышала шум свары еще до того, как Ник нашел уютный бельевой чуланчик.

– Интриганка, – ухмыльнулся Ник, засовывая ее на подходящую полку. – Что мне с тобой делать?

Ее глаза сияли в тусклом свете голой лампочки под потолком.

– Люби меня… просто люби меня.

– Просто? – Он выключил свет, и Мэгги задохнулась в его объятиях. Ну-ка, попробуй остановить меня…

Она не стала.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10