«Светские манеры»

Доминик де Ру Светские манеры

1

Мари-Анж медленно шла по кладбищу. После смерти Поля прошло уже три месяца, и вот теперь, придя первый раз на его могилу, она была удивлена тому состоянию, которое овладело ею в эти минуты. Перекрестившись, она наклонилась и положила цветы на холодную плиту из белого мрамора. Светло-желтые нарциссы переливались под яркими солнечными лучами, и какое-то мгновение Мари-Анж невольно любовалась их красотой. Нет, ничто здесь не могло вызвать у нее воспоминаний о муже, и она решила вернуться домой.

Сочувственное отношение родственников и знакомых очень утомляло ее. Она вовсе не желала смириться с положением тридцатилетней вдовы после двенадцати лет благополучной супружеской жизни. Шагая по дорожке кладбища, Мари-Анж рисовала в своем воображении драматическую картину: она сидит за рулем своей автомашины, которая на полной скорости врезается в какое-нибудь дерево на обочине дороги. Да, тогда уже через десять минут после печального известия каждый не кривя душой мог бы сказать про нее: «Ах, эта бедная и несчастная Мари-Анж!»

Такси остановилось у подъезда ее дома на проспекте Анри-Мартен в начале одиннадцатого. Поднимаясь на лифте, она думала о том, что после того, как ее матери за завтраком деликатно сообщили бы о случившейся трагедии, та больше не стала бы относиться к ней как к безответственной и легкомысленной девчонке.

Тяжелый серебряный поднос на маленьком столике у входа был завален письмами с соболезнованиями. Снимая перчатки и отдавая их своей горничной Эмильен, Мари-Анж попросила ту проветрить рабочий кабинет мужа и отнести туда всю корреспонденцию. Задумавшись, она прошла в большую гостиную, где все было убрано и аккуратно лежало на своих местах, так что у матери не было повода упрекнуть ее в неряшливости. Иногда Мари-Анж специально оставляла вещи валяющимися в беспорядке, чтобы позлить мать. Ее нудные проповеди докучали ей.

Рабочий кабинет мужа был единственной комнатой в этой огромной квартире, где еще чувствовалось его присутствие, и она могла объективно осмыслить происшедшее. Мари-Анж впервые столкнулась со смертью близкого человека, и эта ужасная действительность вызывала у нее беспокойство и страх. В то же время она с горечью признавалась себе, что никогда не испытывала настоящей любви к мужу. Ей даже казалось, что скучная пустота, поселившаяся в ее душе, является естественным состоянием каждого, кто оказывается в таком же положении. Может быть, смерть не столь ужасна?

Я старалась любить его так, думала она, что он не мог заподозрить неискренность моих чувств, но, хотя это и странно, он никогда еще не был мне так близок, как после своей смерти. Я постоянно ощущаю его незримое присутствие рядом с собой, и меня все время мучает сознание вины перед ним. Ведь должна же существовать загробная жизнь или нечто подобное, где каждому придется ответить за все на последнем суде. Лично я предпочитаю никогда ни во что не вмешиваться, ничего не видеть и не знать. Но, кажется, я слишком увлеклась своими мыслями. Поль любил повторять, что только бездельники находят время рассуждать о себе. Интересно, чем же теперь занимается мой муж?

Она задумчиво провела пальцем по черному мрамору камина, и на ее бледном лице появилась слабая, едва заметная улыбка. Стены кабинета были отделаны дорогими тканями, а широкие гардины закрывали окна таким образом, что свет почти не проникал внутрь. Гармоничное сочетание старинной мебели со множеством разнообразных комнатных растений, представлявших всю гамму оттенков зеленого цвета, и большой абажур из опалового стекла создавали особый уют. Поль любил предметы старины, давно отслужившие свой срок и вышедшие из употребления. На столе красовался массивный кубок, из которого торчали две курительные трубки и сломанные перьевые ручки, лежали новые книги, стояла фотография в серебряной рамке, на которой весело смеялась восемнадцатилетняя Мари-Анж.

Присутствие мужа сейчас казалось столь ощутимым, что ей уже начинало казаться, будто он вовсе не умер, а сейчас войдет и сядет в свое кресло. Вздрогнув от этой мысли, она решила поскорей избавиться от иллюзии, которая уже начинала мучить ее. Этот кабинет постоянно болезненно напоминал Мари-Анж о Поле. Время не спешило развеять нахлынувшую на нее после его похорон тоску. Вместе с тем она понимала, что только здесь может предаваться воспоминаниям об их прошлой совместной жизни и только в этой комнате ослабевало странное чувство вины, которое она испытывала после смерти мужа.

Если я и не поступала так, как это принято в высшем свете, мысленно сказала она мужу, то теперь незачем заявлять об этом во всеуслышание. Впрочем, моя безупречность — это не вымышленная легенда! У меня никогда не было любовников, да ты и сам это прекрасно знаешь. И какая же это тягостная обязанность скорбеть о твоей смерти на глазах родных и знакомых, которую я сама на себя возложила. Но тебя больше нет здесь, и ты не сможешь упрекнуть меня, как обычно, в какой-нибудь ерунде… Я свободна! Мне рассказывали, что на севере Франции вдовы каждую субботу выносят на улицу вещи, купленные их мужьями и моют их с мылом. Слава Богу, что мне не придется чистить подаренные тобой сувениры, чтобы вновь обрести прежнее душевное спокойствие…

— Мари-Анж, доченька, ты напрасно изводишь себя, думая о Поле. Ты так совсем себя погубишь! Что ты опять делаешь в его кабинете?

— Ах, мама, я пришла сюда подумать… Не беспокойся, я не умру от горя, если только мне постоянно не будут напоминать о случившемся. Кто вам всем внушил, что я несчастна? Ты никогда не задумывалась о том, что теперь я могу чувствовать себя совершенно свободной?

— Мне кажется, ты начинаешь сходить с ума!

— Да вовсе нет! Я просто пытаюсь осмыслить свое положение. Наверное, твои слезы были более искренними, чем мои. Ты ведь очень любила Поля, не правда ли?

— Что ты хочешь сказать? Кто тебе рассказал…

— Никто мне ничего не рассказывал. Почему ты побледнела? Знаешь, ты вошла в тот момент, когда я вспоминала свою свадьбу. Полю тогда исполнилось двадцать девять лет, и его блестящая карьера покорила меня. Не красней, я прекрасно знаю, что он появился в нашем доме благодаря тебе. Только из-за твоей настойчивости он попросил моей руки. Я постоянно спрашивала себя, что ты ему такое внушила, ведь он не сразу обратил на меня внимание! Он был мне абсолютно безразличен, и должна тебе сказать, что если я и приняла его предложение, то лишь потому, что мне захотелось насолить тебе. Неожиданно осознав возможность потерять своего единственного поклонника, ты наконец перестала мучить меня своими нравоучениями. Ты, наверное, утешала себя тем, что если я не влюблена, то буду равнодушно относиться к мужу и не буду мешать тебе.

— Мари-Анж…

— Не перебивай меня. Тебе известно, что я всегда считала его слишком старым? В свои восемнадцать лет я мечтала познакомиться с каким-нибудь молодым человеком. Я сожалела о прошедшем детстве и чувствовала отвращение к мужчинам после тридцати, пока у меня ни появилась мысль о замужестве, однако… Я вспоминаю просторный зал на бульваре Малешерб, залитый ярким светом огней. Поль пригласил меня в театр, а ты отказалась одолжить мне свои жемчужные украшения. С досады в тот вечер я просто кипела от ярости, но именно тогда Поль впервые поцеловал меня. Моя злость перешла в рыдание, а он, бедняжка, решил, что это просто от волнения. Чтобы отомстить за дурацкий отказ, которому не находила причины, я решила уехать от тебя и стать свободной. Я сказала Полю, что люблю его. Ты сделала вид, что умираешь от радости, узнав о предстоящей помолвке. О, ты завидовала мне и пыталась заглушить это чувство беспрестанной суетой во время подготовки к свадьбе. А я лишь развлекалась тем обстоятельством, что внезапно оказалась виновницей всей этой кутерьмы. Правда, на вечере по случаю официального оглашения о нашей будущей свадьбе мне стало страшно. Поль выглядел таким счастливым и влюбленным, что меня охватила паника от того, что мне предстоит обманывать этого человека всю жизнь, ведь он не представлял для меня почти никакого интереса. Да, немаловажным поводом для бракосочетания оказалась возможность заполучить твои роскошные жемчужные украшения, а подаренное Полем обручальное кольцо с большим бриллиантом окончательно превратило меня в его собственность. Меня душили слезы, и я была готова во всем признаться ему… Но пришлось отказаться от признания, чтобы избежать твоих упреков! Ты плачешь…

— Да, от стыда. Нет, не из-за зависти; я ни о чем не жалею. Я плачу из-за твоего эгоизма… Так ты хочешь знать правду? Я скажу тебе… Я надеялась, что ты никогда не узнаешь, какие отношения связывали меня с твоим мужем, но твоя бессердечность избавляет меня от всяких угрызений совести.

— Я прекрасно понимаю, что он пришел в наш дом ради тебя.

— У тебя даже голос дрожит… Так знай же! В то время, когда вы познакомились, он уже несколько лет был моим любовником! Если бы в твоих упреках была хоть капля правды! Надо же было такое придумать, будто я мечтала выдать тебя за него замуж! Да я возненавидела тебя, Мари-Анж, с того самого момента, как поняла, что он тебя любит. Я сделала вид, что одобрила ваше решение вступить в брак, только потому, что боялась потерять Поля. А что касается жемчужных украшений… Так он сам же мне их подарил! В тот вечер, когда вы собрались в театр, я не могла смириться с мыслью, что ты наденешь их, чтобы обольстить Поля. А сейчас ты говоришь мне, что решила стать его женой, только лишь потому что захотела отомстить мне за мою жадность. Эти безделушки слишком много значили для меня. Врунья! Ты все равно бы вышла за него замуж!

— И ты позволила мне в восемнадцать лет выйти замуж за человека, который был твоим любовником? Ты, наверное, считаешь, что поступила как любящая мать, которая, пожертвовала своим счастьем ради счастья дочери?!

— Прекрати разговаривать со мной в таком тоне. Мне казалось, что ты его любишь. Поэтому, видя, что он уходит от меня, я хотела, чтобы хоть ты была счастлива. Я стала беспокоиться лишь о том, что ваша свадьба может не состояться.

— Как ты можешь говорить такое? Поль обожал меня, и пока мы были вместе, я старалась сделать для него все, чтобы он был счастлив. Боже Всемогущий! Да мне в голову не могло прийти, что у меня пятидесятилетняя соперница, которая к тому же является моей матерью!

— Прекрасно. Теперь я не буду больше тебе надоедать. Если ты захочешь меня увидеть, приезжай. До скорой встречи.

2

Моя мать и Поль! Как же это могло случиться? Нет, не может быть, чтобы она его любила! Если бы я могла заплакать… Бедная мама! Мне тяжело думать о ней, как о незнакомой женщине! Обозлившись и растерявшись, я не могла представить, что ты страдаешь из-за любви; я должна была бы обнять тебя и сказать, что все это теперь в прошлом. Поль умер, а причиной ревности стало твое болезненное самолюбие! Помнишь, мама, как однажды за мое хорошее поведение, когда я была маленькая, ты, собираясь на свидание, разрешила мне остаться в своей комнате. Как же ты была красива! Я боялась признаться в своем восхищении и страстно желала быть похожей на тебя. Надев вечернее платье, ты наклонилась и коснулась губами моей щеки, и показалось, что меня целует сказочная принцесса. Ты весело засмеялась, когда я прижалась лицом к мягкому меху твоего манто, и пообещала, что у меня будет такое же, когда я стану взрослой. И я тебе верила. Ложась спать, я думала о том, как ты сейчас танцуешь, и жалела, что детям нельзя попасть на ваш вечер. Но я никогда не представляла тебя в объятиях мужчины. Ты принадлежала только мне, и я тебя очень уважала, абсолютно не думая о том, что ты можешь любить кого-нибудь, кроме меня.

Меня в четырнадцать лет твои знакомые считали восхитительной! Обо мне говорили, что я скромная девушка, умеющая хорошо держать себя в обществе. Твоя система воспитания творила чудеса. Однажды ты обвинила меня в скрытности — какое заблуждение! Я не испытывала подобных чувств. Под предлогом избавить меня от опрометчивых поступков ты постоянно контролировала и подавляла малейшие порывы детской души. Я продолжала восхищаться тобой, но не могла любить по-прежнему. Ты была так далека от меня, мама! Как же я могла понять твои страдания в период предсвадебных приготовлений?

Но Поль! Как же он смог утаить от меня свои отношения с тобой? Может, из-за любви? Или он догадывался о моем равнодушии к нему? Тогда зачем же он женился на мне?

А все-таки, Поль, наша свадьба дает мне все основания думать, что ты любил меня! От всей этой торжественной церемонии у меня осталось лишь воспоминание о сильной усталости. Потом я помню еще собранные чемоданы и твою машину. Я спала почти всю дорогу. Ты был, наверное, немного удивлен моим спокойствием перед предстоявшей нам первой брачной ночью. Или, может, был настолько уверен в моей любви, что считал такое поведение вполне естественным? Приехав в Геннеквиль, ты поцелуем разбудил меня, чтобы я могла полюбоваться нашим домом. «Яблоневый сад» оказался большим каменным строением, затерявшимся в глубине фруктового сада, и стены выглядели белыми в ярком свете автомобильных фар. Шел мелкий дождь. Ты еще пошутил тогда, что по обычаю после свадьбы жену полагается вносить в дом на руках. Нам не нужны свидетели нашего счастья, заявил ты, здесь никто не помешает.

О Господи, для чего мне теперь все эти незначительные детали, которые я так стараюсь восстановить в своей памяти? Но все же, наверное, та первая ночь стала и первым камнем в стене, которую я сама воздвигла между нами?

Ах, Поль, как ты смеялся, когда я призналась тебе, что страшно проголодалась! Вероятно, мое признание произвело на тебя сильное впечатление, потому что ты часто потом вспоминал об этом. После того как я, совершенно на заботясь о приличии, с жадностью почти опустошила холодильник, ты повел меня в спальню. Извини, дорогой, за то, что я не поняла, что твоя искусственная непринужденность была свидетельством твоей деликатности. Ужасно устав после этого длинного дня, я стала медленно раздеваться в твоем присутствии, и привычка, сохранившаяся со времен моей учебы в колледже, заставила меня аккуратно повесить все вещи на спинку кресла. Обернувшись, я увидела твое лицо. Ты не поверишь, если я скажу, что до этого взгляда мне в голову не приходило серьезно задумываться об этой неизбежности супружеской жизни.

Запоздалая застенчивость заставила меня юркнуть в постель. Нет, я не испугалась, скорее, удивилась твоему замешательству, ведь ты еще был одет. Расстегнутая рубашка дала мне возможность разглядеть твою крепкую фигуру. Сидя на краю постели, ты, казалось, находился в затруднительном положении. Дрогнувшей рукой ты нежно коснулся моего лица, а я с любопытством взглянула тебе в глаза. Тогда ты медленно провел ладонью по моей шее, и ласковые пальцы застыли на обнаженной груди. Видимо, от смущения мой взгляд изменился, и ты начал ласково успокаивать меня такими фразами, какими, наверное, пользуются конюхи для приручения молодых кобылиц. Я закрыла глаза, чтобы ты больше не мог видеть моего волнения, а ты, несомненно, расценил это как выражение безграничного наслаждения, так как движения трепетных рук стали более дерзкими.

Внезапно мне показалось, что я одна, но это была лишь вынужденная заминка, чтобы ты мог раздеться, а для меня она стала мгновениями душевного покоя. Вскоре я ощутила тебя рядом. Меня окутало тепло, и в эту минуту я почувствовала непреодолимое влечение, которое заставило страстно прижаться к тебе, а ты, скорее всего, воспринял это как признак безграничной любви… Потерянной девственности, к моему удивлению, ты не заметил. Но и я не пережила ничего подобного тому, что было с Жозефом. Утомившись, я скоро уснула.

На следующий день я проснулась раньше тебя. Я боялась твоего плохого настроения, и наши отношения прошлой ночью показались мне оскорбительными. Твой самодовольный вид вызывал у меня смех, а твоя детская наивность придала мне уверенность в своем превосходстве.

Но сегодняшний разговор с матерью открыл мне глаза. Может быть, именно в этом самом доме она проводила с тобой время на протяжении всей вашей связи? Мой муж, вероятно, поверил в видимость переполнявшей меня любви. Поль, ты понял тогда свою ошибку и был любезен со мной, чтобы только ободрить меня? Или же женился на мне по расчету? Для чего, прожив бок о бок с тобой целых двенадцать лет, окруженная стеной безудержного эгоизма, я теперь, после твоей смерти, мучаю себя ненужными вопросами? Но все-таки, почему человек, с которым я прожила столько лет, вызывает теперь у меня гораздо больший интерес, чем он же в те годы, когда был моим мужем?

3

На следующее утро Мари-Анж проснулась в прекрасном настроении. Расследование, начатое после смерти мужа, вывело ее из оцепенения. Она чувствовала себя профессиональным детективом.

Появление Мари-Анж в доме матери не было для той неожиданностью, но, увидев, как одета ее дочь, та удивилась:

— Ты больше не носишь траур? Я понимаю твое желание насладиться появившейся свободой, но, мне кажется, ты немного поторопилась с нарядами!

— Не будь такой невозможной, мама. Я обязательно носила бы траур, который ты сейчас пытаешься навязать мне ради приличия, если бы это позволило мне по-прежнему любить Поля после всего того, что я о нем узнала. Твои понятия о приличиях заставили меня потерять много времени. Позволь мне теперь все решать самой.

— Если твой новый образ жизни заключается в том, чтобы забыть…

— Я умоляю тебя, мама, перестань читать мне мораль! Я пришла еще разок взглянуть на любовницу моего мужа, а не выслушивать лживые нравоучения светской дамы.

— Ты окончательно сошла с ума!

— Нет. У меня голова идет кругом от всей этой ерунды вокруг моего замужества. Пойми, я никогда не любила Поля, хотя и не изменяла ему. Я лишь добросовестно выполняла свои супружеские обязанности, позволяя ему наслаждаться мной так, как он этого хотел, но оставаясь к нему абсолютно равнодушной. Ты понимаешь, как я одинока? Нет, молчи! Мне тридцать лет, и я хочу знать, почему мне так не везет в жизни. При удобном случае я постараюсь еще раз испытать судьбу с кем-нибудь другим. А сейчас я хочу побольше узнать о покойнике, который преграждает мне дорогу к счастью. Кто виновен во всем, что произошло? Ты? Он? Я?.. Конечно, все мы виноваты, но все же я имею право знать!

— Одним словом, ты требуешь моей исповеди? Поверь, это заставит тебя страдать еще больше!

— При других обстоятельствах я предпочла бы не вдаваться в подробности чужой жизни.

— Ну что же, устраивайся поудобнее, детка, я сейчас расскажу тебе обо всем.

— Не иронизируй.

— Не волнуйся, у меня хватит мужества… Твой отец умер, когда тебе было три года. Мне тогда исполнилось всего двадцать четыре. Я была богата и хороша собой. Моя утрата казалась весьма значительной, но очень скоро у меня опять появился интерес к жизни. Повторное замужество меня не привлекало. Я весело и беззаботно проводила время в кругу друзей и любовников.

Тебе исполнилось четырнадцать лет, когда я познакомилась с Полем. Он был моложе меня, недурен собой, и я расценила его появление как очередную возможность развлечься. В тот год ты проводила летние каникулы у своей подруги по колледжу, поэтому, не беспокоясь о тебе, я решила с головой окунуться в водоворот приключений, которые сулило мне новое знакомство. Я, конечно, скрыла от Поля свой настоящий возраст и стремилась избежать с ним разговоров о тебе. Я даже не предполагала, что могу так сильно привязаться к мужчине спустя всего три недели после нашей встречи!

Он предложил мне отправиться в Геннеквиль, где у него был дом. Ты находилась в Довиле, это рядом, и мне пришлось рассказать ему о тебе и, что еще хуже, сообщить ему твой возраст. Поль заверил меня, что это не имеет для него никакого значения и что мы постараемся не встретиться с тобой по дороге. Таким образом, я оказалась в «Яблоневом саду». Когда мы приехали, шел дождь. Я сказала Полю, что страшно проголодалась, а он почему-то этому обрадовался. Холодильника не было, и я должна была довольствоваться только фруктами из сада. На следующий день он раздобыл целую кучу продуктов.

Я не жалела о своем приезде. Но, поняв, что так долго не может продолжаться, решила просто предаться тому, чего так жаждала моя плоть, стараясь не примешивать к этому эмоций. Этот дом, наша спокойная совместная жизнь и та любовь и забота, которой Поль окружил меня, способствовали моей привязанности и усилению чувства к нему. Не смейся надо мной: я не придавала значения нашей разнице в возрасте и, как молоденькая, опять мечтала о свадьбе.

Мы вместе ездили за продуктами, но еду готовил он сам, все время подшучивая над моей неприспособленностью к домашним делам. Мое постоянное физическое влечение к Полю вызывало у меня сильный голод. Я восхищалась его атлетической фигурой и постоянно желала Поля. Я могла, когда Поль был занят на кухне, прийти к нему в длинном белом платье, расстегнутом почти до самого пояса, и под предлогом того, что мне нравится наблюдать за тем, как мой любимый готовит, сесть на стул, положив ногу на ногу так, чтобы он мог хорошо все разглядеть, а после еды увлечь его в спальню. Не дергайся, я знаю, что ты провела в этой постели свою первую ночь после свадьбы. Успокойся, твои волнения ничто по сравнению с тем, что я пережила в тот день, когда вы уехали в «Яблоневый сад»!

— Так, значит, это твоему чувству голода я обязана появлением там холодильника?.. Извини, мама, за эту глупую и неуместную шутку, я пришла не за этим. Я ревнива, это правда, но не в такой степени, как ты думаешь. Иногда я очень тебе завидую. Ты права, он любил тебя… Но почему же тогда он женился на мне? Мама, помоги мне в этом разобраться. Мне стыдно, что я требую от тебя новых признаний, но… Забудь, что я женщина, постарайся представить, что я маленькая девочка, которая когда-то с восторгом смотрела на прекрасную фею, когда та в великолепном вечернем платье убегала к своим друзьям.

— Мари-Анж, доченька… Может быть, эти тягостные мгновения помогут нам понять друг друга. Конечно же, я не снимаю с себя ответственности за то, что теперь происходит с тобой. Я ошибалась, полагая, что ты похожа на меня. Но мы еще вернемся к этому разговору. Ты требуешь, чтобы я продолжила рассказ о моих любовных отношениях с тем, кто стал твоим мужем? Право, я чувствую себя неловко, но раз ты настаиваешь на том, что этот разговор тебе необходим для восстановления душевного равновесия, я расскажу все до конца.

Я умирала от желания остаться в «Яблоневом саду» навечно, но все же мне пришлось определить день моего возвращения в Париж. Поль согласился с тем, что наш отдых несколько затянулся — его ждала куча неотложных дел. В то утро, когда мы уезжали, у меня было прекрасное настроение. Мне казалось, что, как только я вернусь к обыденной жизни, к любимым друзьям, к тебе, власть Поля надо мной ослабнет.

Я попросила, чтобы он, по возможности, не появлялся в нашем доме, и предложила ему встречаться у него, но он ответил отказом. Так как я изо всех сил стремилась сохранить тайну, он решил снять небольшую квартиру для наших встреч. Таким образом, мы постарались соблюдать приличия и не вызывать лишние толки. Чем больше я привязывалась к нему, тем больше ревновала. Я стала упрекать его, что он чересчур сильно дорожит своей свободой. Мне казалось, что единственным препятствием, мешавшим выйти за него замуж, был мой ребенок, который еще не мог обойтись без меня.

Поль не делал мне предложения, и я решила: пусть жизнь сама разрешит это проблему. В течение следующих двух лет ничто не омрачало наших отношений. Никто не догадывался о нашей связи, а некоторые знакомые даже удивлялись тому, что никогда не видели Поля у меня на вечерах. Я отшучивалась, что считаю его недостаточно образованным. Ты не представляешь, какой бурный смех вызывали в нашем узком кругу подобные разговоры.

Постепенно тайна, которой мы с Полем окружили свою жизнь, стала для нас обоих невыносимой. Нам были нужны свидетели нашего счастья, и мы хотели, чтобы все восхищались нашей необыкновенной, как нам казалось, любовью. Мы решили выйти в свет и вместе побывали на нескольких официальных вечерах, а в конце года, чтобы окончательно избавиться от измучавшей меня таинственности, я уступила его горячей просьбе и пригласила Поля к нам.

Тебе исполнилось в то время семнадцать лет, и по взгляду, каким Поль окинул тебя, входя в гостиную, я поняла, что ты уже не ребенок. Во время этой встречи я испытывала гордость, видя в твоих манерах проявление моего воспитания. Но на следующий день, когда я спросила мнение Поля о тебе, он так рассеянно стал отвечать на мои вопросы, что я сразу заподозрила недоброе и ощутила ужасное беспокойство из-за того, что ты можешь оказаться моей соперницей.

И ты теперь говоришь мне, что я заставила его обратить на тебя внимание! Боже! Как я хотела доказать себе самой, что этот человек не любил и не может любить никого, кроме меня!

В течение трех месяцев я лишь делала вид, что спокойно отношусь к тому, что он стал бывать в нашем доме чуть ли не каждый день. Я старалась не упрекать его во время наших все более и более редких свиданий.

Только всевозможными ласками с чрезмерно притворным весельем мне удалось как-то после длительного перерыва добиться уединения с ним в нашей общей квартире. Поль пришел ужасно недовольный. Я не замолкала ни на минуту и постоянно смеялась, но он был холоден. Подавая бокал с вином, я страстно прижималась к нему. Я готова была вылезти вон из кожи, только бы он приласкал меня как прежде. Но нет! Поль решительным движением отстранил меня. Я поняла, что между нами все кончено. Я знала, что он любит тебя, но не думала, что он тебе так безразличен. Мне пришлось смириться с мыслью о вашей будущей свадьбе, и я просто кипела от злости, понимая, как низко мне пришлось опуститься перед этим недостойным меня человеком. Остальное ты знаешь сама…

— Но как же ты могла согласиться…

— Я умирала от желания убить вас обоих! Я только делала вид, что рада этой свадьбе, а втайне надеялась на вашу неудачу…

Мари-Анж больше не слушала мать. Значит, все это была игра, которая заставила меня выйти замуж за Поля, закусив губу, подумала она. Хорошую же роль сыграла мама в этом деле! Неужели она и в самом деле не хотела нашего брака?

Эта мысль изводила ее. В глубине души ей хотелось, чтобы это было совсем не так.

В моем теперешнем одиночестве я, кажется, совершенно разучилась любить? Эта женщина, сейчас довольная тем, что может во всех своих любовных неудачах обвинить единственную дочь, не только не вызывает сочувствия, но с каждой минутой все больше отдаляется от меня. Я должна была бы ненавидеть ее, но я не могу, она мне просто жалка. Мне надо успокоиться… Хоть бы она замолчала.

Мари-Анж вздохнула.

— Ты плачешь, Мари-Анж… Я же предупреждала тебя.

— Не беспокойся, это просто от переутомления. Я поеду к себе и отдохну.

Эмильен, как обычно, открыла ей дверь, и Мари-Анж заметила, что пожилая дама недовольна сменой туалета. Конечно же, ей не понравилось, что госпожа так быстро перестала носить траур.

Мари-Анж, тоскуя, ходила из одной комнаты в другую и старалась вести себя так, будто ничего не произошло. Она чувствовала себя совершенно одинокой. Что ж, она не любила Поля, но ей, право, очень не хватало его.

Я слишком привыкла постоянно находиться под чьей-нибудь опекой. Мари-Анж прикусила губку. До свадьбы я слушалась маминых советов, потом в течение двенадцати лет все вплоть до мелочей в моей жизни решал Поль. А теперь эта долгожданная свобода причиняет мне только страдания. Одна, совершенно одна; даже эта тишина, которая, кажется столь необходимой сейчас, становится для меня невыносимой. Господи, все это, наверное, выглядит со стороны ужасно смешно… Мари-Анж взяла книгу, но тут же отбросила ее.

Подали обед. Великолепная сервировка, которую так любил ее покойный муж, вызвала у Мари-Анж новые воспоминания.

На белой кружевной скатерти красовался старинный сервиз, блестели хрустальные стаканы в тяжелых серебряных подстаканниках. Интересно, была бы она счастливее, если бы ей самой предоставили возможность готовить? Нет, конечно. Изысканный вкус мужа всегда производил на нее большое впечатление… Лучше отправиться спать. Этот ужасный день, наверное, никогда не кончится. Смешно: в результате предпринятой попытки понять причину того, что с ней происходило все эти годы, она лишь потеряла способность ясно мыслить.

Когда за Мари-Анж закрылась дверь, мадам Агнес облегченно вздохнула. Дочь вызывала у нее неосознанный страх. Благодаря титаническим усилиям ее возраст был абсолютно незаметен. Дорогая косметика, гимнастика, диета позволяли ей выглядеть не старше сорока лет. Высокая брюнетка с надменным взглядом, она вызывала неизменный интерес, появляясь в свете с очаровательной блондинкой дочерью.

Агнес с самого первого дня испытывала отвращение к своему слабохарактерному мужу, происходившему из знатной семьи, которого подыскали для нее родители. Внешне Мари-Анж была копией отца, но вот теперь Агнес неприятно удивили те холодность и упрямство, которые дочь унаследовала от нее самой.

Агнес всегда несколько тревожилась из-за своего неуемного пристрастия к разыгрыванию дешевых комедий, которое и сейчас вынудило ее представить дочери их отношения с Полем как всепоглощающую любовь. Хотя, если подумать, она действительно была сильно привязана к этому негодяю. Неужели она и правда все выдумала? Ей было так приятно изображать страстную любовь, что она на самом деле поверила в свои фантазии. Да разве Поль не оставил за собой комнату, где она виделась с ним после того, как он женился? Это какой же дурой должна была быть Мари-Анж, чтобы за столько лет совместной жизни до конца не узнать своего мужа!

Былое нахлынуло на Агнес, и она вспомнила обстоятельства, при которых Поль первый раз заговорил с ней о любви к ее дочери.

Они лежали в постели и поначалу беззаботно болтали о всяких пустяках. И вдруг Поль, отведя глаза, заявил, что решил жениться на Мари-Анж, потому что для его дальнейшей карьеры необходима любящая жена. Он богат, и Мари-Анж вполне подходит на роль идеальной супруги для того образа жизни, который он обязан вести.

Агнес поняла, что Поль уже устал от нее и не простил бы ей отказа. Что ж, вероятно, это единственный способ не упускать Поля из виду. Впрочем, Мари-Анж и Поль могут оказаться неплохой парой!

Она ни капли не преувеличивала, рассказывая Мари-Анж о своей ревности. Но не любовь была этому причиной. Скорее на это чувство ее толкало стремление не отдавать завоеванного, да к тому же приближался четвертый десяток.

Она всегда считала дочь достаточно красивой и, видя ее равнодушное отношение к жизни, решила, что та совершенно несведуща в житейских вопросах. Не считать же чем-то серьезным те ее три дурацких увлечения. Неожиданное вдовство заставило Мари-Анж задуматься над некоторыми вопросами, но Агнес не могла догадаться о том, что на самом деле происходило в глубине души ее единственной дочери. Должна ли она теперь нести ответственность за то несчастье, о котором той пришлось сегодня узнать?

Агнес всегда любила и заботливо воспитывала дочь, но никогда не вникала в чувства своего ребенка. Сначала она любовалась своей очаровательной малюткой, затем хорошее воспитание девочки принесло ей уважение в светских кругах, и, наконец, серьезность тихой молодой женщины не давала ей повода для беспокойства. Однако ей не приходило в голову, что к безупречному воспитанию и к тому материальному благополучию, которое она обеспечила дочери, было необходимо добавить еще одну очень важную деталь: дать той возможность самой определить свою судьбу.

Агнес чувствовала себя растерянной. В тех кругах, где она постоянно вращалась, настоящим чувствам не придавали особого значения. Для женщины считалось важным удачно выйти замуж, уметь сохранять достоинство при любых обстоятельствах, а любовь вообще не принималась во внимание. Да разве любовники не созданы лишь для того, чтобы при каждом удобном случае удовлетворять сентиментальные и прочие потребности скучающих дам? Агнес постоянно следила за Мари-Анж, с притворной заботой направляя ее по пути своего замысла. В то время их отношениям с Полем шел уже седьмой год, и это не было ни для кого секретом, разве что только для одной бедняжки Мари-Анж.

Поглощенная тревожными мыслями, Агнес не заметила, как уже поздно, и, вспомнив, что сегодня она собиралась отправиться в театр, стала ругать себя за забывчивость. Ну а Мари-Анж… Ее дочь страдает неврозом, и единственное, что пошло бы ей на пользу, так это выйти замуж за доктора, усмехнулась любящая мать.

На протяжении всего спектакля мадам Агнес, казалось, была полностью захвачена действием. На самом же деле она все никак не могла отвлечься от мыслей о дочери, которая настойчиво пыталась понять услышанное и найти какое-то решение.

4

Снотворное не помогло, Мари-Анж никак не могла уснуть. От переутомления у нее заболела голова. Она включила свет и положила влажную руку на пылающий лоб. Ничто не могло остановить мучительный круговорот мыслей, и ее воспаленный мозг никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Поль прозвал ее сурком за то, что она любила поспать, но теперь она утратила эту способность. Мари-Анж села в постели, с болью думая о человеке, с которым прожила бок о бок двенадцать лет.

Что ж, она вынуждена признать, что Поля ей сейчас очень не хватает. Может быть, это мое равнодушие погубило его? — думала она. Кто поможет мне избавиться от этого мучительного одиночества и чувства вины перед ним? Возможно, мама могла бы это сделать? Завтра, после того как я немного приду в себя, я обязательно поговорю с ней и спрошу ее совета.

5

После спектакля Агнес отправилась на ужин к старым знакомым, а затем вернулась усталая домой. Как обычно, когда приезжала поздно ночью, она вошла, не зажигая свет, сняла манто и туфли, повесила сумочку и, раздевшись в своей комнате, прошла в ванную. Избавившись от косметики, она пристально посмотрела на себя в зеркало, а затем не без отвращения приняла холодный душ. Врач из института красоты рекомендовал ей эту процедуру для укрепления мышц, и она строго придерживалась рекомендаций. После этого она с наслаждением легла в постель, но вынуждена была опять встать, так как забыла положить под матрас подушки, чтобы приподнять ноги. Удобно устроившись, она снова уже сквозь дрему подумала о Мари-Анж. Теперь дочь интересовала ее как женщина, отбившая у нее любовника. Все еще красивое лицо Агнес озарилось улыбкой, но она не позволила себе предаться нахлынувшим на нее воспоминаниям и погрузилась в глубокий сон.

6

Привыкшая рано вставать, чтобы позавтракать вместе с мужем, Мари-Анж разбудила Эмильен в восемь часов утра. Всю ночь ее мучила бессонница и сильная головная боль. Поль приучил ее к дисциплине, значение которой она начинала понимать только теперь, и готова была отдать все, чтобы только восстановить прежнее спокойное состояние души. Ей было необходимо правильно организовать дальнейшую жизнь и привести в порядок мысли. Она направилась в рабочий кабинет Поля и уселась в глубокое мягкое кожаное кресло. Через некоторое время Мари-Анж почувствовала, что медленно выходит из оцепенения и что ей становится немного легче.

Я приду сюда еще раз, неспешно думала она, глядя в окно. Моя депрессия начинает проходить в этом кабинете. Мне надо научиться верно проявлять свои чувства, а для этого я должна обрести уверенность в себе. Моя застенчивость, я бы даже сказала, стыдливость, ужасно меня сковывает. Светское воспитание, которым мама так гордится, это всегда, в известной мере, отказ от естественных чувств. Именно оно является, несомненно, главной причиной моих неудач и сегодняшнего смятения. Я хнычу из-за потерянной любви, которой никогда не знала, и мучаюсь из-за смерти человека, к которому всегда была равнодушна. Агнес говорит, что любит меня, но она ведь ничего не знала о моих чувствах. Неужели мне не удастся высвободиться из этой золотой клетки, в которую меня заточило мое малодушие и слабость?

Мари-Анж улыбнулась, вспомнив любимую фразу матери, которую та часто любила повторять: «Будь же проще». Теперь настала пора воспользоваться этим советом. Она решительно взяла трубку телефона.

— Алло, я тебя разбудила?

— Разумеется, но я рада, что ты позвонила. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Я теперь буду называть тебя просто Агнес и хочу пригласить позавтракать вместе со мной. Ты не возражаешь?

— Я давно мечтала о том, чтобы ты именно так обращалась ко мне. Это уничтожит между нами возрастную грань. В котором часу ты хочешь, чтобы я приехала?

— Давай позавтракаем в ресторане. У меня дома ужасно тоскливо… Но, если тебе это не подходит, мама, ты можешь…

— Называй меня Агнес, иначе мне будет трудно принять твое приглашение. Заезжай за мной через час.

Мари-Анж почувствовала запоздалую робость после столь дерзкого разговора с матерью. Она никогда еще так не говорила с ней. Конечно, лучше было бы сейчас же снова позвонить и извиниться за развязный тон, каким было сделано это приглашение.

Извиняться перед Агнес? Агнес и ее многочисленные любовники! Агнес и Поль! Это просто настоящий абсурд… Надо ее как-то заинтересовать, но как? Быть откровенной, сохраняя при этом достоинство, казалось Мари-Анж невозможным. Наверное, стоило сделать вид, будто она еще не знакома с Агнес, как если бы та была ее новой подругой, но ни в коем случае не давая той понять, как сильно она запугана. Воспоминания о прошедшей юности непрерывно мелькали у нее в голове, вызывая сожаление, однако сильная привязанность к матери, которую в светских кругах все уважали, опять начинала сковывать ее. Нет, пора распроститься с прошлым. Она должна подготовить себя к самостоятельной жизни, научиться понимать людей, а не сосредоточиваться на себе, и Агнес прекрасный предмет для упражнений. Кто-нибудь другой наверное гораздо лучше смог бы объяснить ей происходящее, чем ее собственные плачевные попытки добраться до истины.

Почему только после чьей-то смерти начинаешь понимать, какую роль в твоей жизни играл ушедший человек? Но была бы она счастливее, имея сейчас возможность для так называемого физического наслаждения? Мари-Анж усмехнулась: я бесчувственная эгоистка — потрясающий результат моего буржуазного воспитания! Мой муж никогда не мог ни в чем меня упрекнуть, ведь я не доставляла ему ни огорчений, ни радости. Почему я во всем должна оставаться такой пассивной?.. Однако уже пора отправляться к Агнес…

Мари-Анж была вынуждена долгое время идти пешком, пока наконец не поймала свободное такси, и это в очередной раз дало возможность убедиться в том, как ей надоело жить на этом захолустном проспекте Анри-Мартен. Теперь можно было бы уехать отсюда, но она решила этим заняться после того, как окончательно оправится от своего несчастья.

7

Думая о том, скоро ли появится Мари-Анж и в какой ресторан им пойти, Агнес была в отличном настроении. Следуя своим принципам, она мало пила и еще меньше ела, что позволило ей сохранить прекрасное здоровье в пятьдесят лет. Даже недостаток времени для сна, вызванный светским образом жизни, совершенно не сказывался на ее самочувствии. Она была заинтригована странным и неожиданным поведением дочери.

Агнес обвела взглядом комнату. То обстоятельство, что ей не приходится жить с дочерью в одной квартире, интерьер которой наводил на нее тоску, утешало ее. В самом деле, как можно назвать гостиную дочери современной, когда та обставлена без всякого толка старинной дорогой мебелью и Мари-Анж не хочет ничего менять, сходясь во вкусах со своим покойным супругом. Долгое время вкусы Поля казались всем, мягко говоря, консервативными, и лишь совсем недавно такую обстановку стали считать изысканной и утонченной.

За размышлениями Агнес не заметила, как пролетело время. Почувствовав голод, она взглянула на часы и нахмурилась — Мари-Анж как всегда опаздывала. Минут через двадцать в прихожей послышался звонкий голос, терпение Агнес было вознаграждено.

— Ах, ты уже здесь? Куда же мы отправимся?

— Выбирай сама, ты же прекрасно знаешь, что я не способна принимать решение.

— Пожалуйста, не строй из себя дурочку! Сначала ты заставила открыть тебе то, о чем я поклялась никогда никому не рассказывать. Ты все перевернула вверх дном в своем безудержном стремлении докопаться до истины, а теперь принимаешь вид глубоко оскорбленного человека. — Агнес нервно повела плечом.

— Хорошо, не волнуйся так. У меня есть предложение. Давай оставим все эти наскучившие нам рестораны. Пройдемся по бульвару пешком и зайдем в недорогое местечко, первое, которое встретится нам по дороге.

— У тебя богатая фантазия, и, хотя твое предложение несколько неожиданно, оно мне нравится. Пойдем…

Хозяин небольшого кафе оказался веселым и добродушным человеком. Дамы сели за столик с чистой белой скатертью и заказали жареного цыпленка и бутылочку красного вина.

Взяв бокал прохладного вина, первой разговор начала Агнес. Мари-Анж на какое-то время отвлеклась от своих дум и весело смеялась, увлеченно слушая сплетни матери о светской жизни Парижа. Ей очень хотелось научиться говорить с таким же тонким и изящным юмором.

Неожиданно Агнес прервала свой рассказ и внимательно посмотрела в лицо дочери.

— Ты знаешь, а ведь мы неплохо проводим время, ты согласна? Я давно не чувствовала себя так хорошо. Мне кажется, что я тебя немного отвлекла, мне нравится, что ты слушаешь меня с таким интересом. Видишь, я бываю не только злой, но и красивой и привлекательной. Правда, красота ничего не значит по сравнению с привлекательностью. Не смейся надо мной, я давно хотела рассказать тебе одну историю. Когда мне было шестнадцать лет, я считала себя совершенно некрасивой. В то время мне хотелось походить на хрупкую блондинку среднего роста, как ты. Тогда я решила попробовать компенсировать свои физические недостатки гимнастикой, диетой, свежим воздухом. Постепенно эти занятия вошли в привычку. Посмотри, в какой я форме! К сожалению, век, когда одной лишь красоты в сочетании с высокой нравственностью и неплохим социальным положением было достаточно для того, чтобы женщина имела успех, канул в прошлое. Глупые наивные девушки ныне не в моде. Теперь на сцену вышел мужчина с изысканным вкусом, который женится на той, которая сможет ему понравиться, а не на той, которую, как раньше, сосватает ему папочка. Эпоха безвольных и благовоспитанных дурочек, готовых всегда быть покорными судьбе, уже закончилась, дорогая моя. Заметь, я вовсе не думаю, что женщины оказались от этого в выигрыше. Скорее, совсем наоборот. В тех случаях, когда я была не в состоянии коренным образом изменить ситуацию, я продолжала оставаться настойчивой в своем стремлении не упустить шанс, чтобы извлечь для себя хоть какую-нибудь пользу.

— В таком случае, не могла бы ты мне объяснить, почему то воспитание, которое я получила благодаря тебе, противоречит только что изложенной тобой теории?

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты сделала из меня как раз ту самую дурочку: симпатичную, благовоспитанную и… почти покорную, а лучше сказать безропотную.

— Какая же ты безропотная? Почему же тогда ты задаешь мне подобные вопросы? Симпатичная и благовоспитанная, в этом я согласна, а что касается твоей глупости, я думаю, это из-за лени и эгоизма…

— Какая ты все же резкая… Агнес, скажи мне как подруге то, что ты боишься сказать мне как дочери: ты любила меня?

— С твоей точки зрения, конечно, нет… Но, судя по тому, что я обладаю способностью привязываться к кому бы то ни было, да. Тебе, наверное, требовалось больше ласки, чем я могла дать. Ты сейчас слишком строго судишь обо мне, а ведь только недавно ты мной восхищалась… Если бы ты была более чуткой, то сегодня между нами не возникло бы такого непонимания.

Мари-Анж больше не чувствовала в себе сил продолжать разговор на такую тему и решила избежать дальнейших острых ответов матери, предоставив ей возможность возобновить их прежнюю непринужденную беседу.

После завтрака Агнес уехала на такси. Мари-Анж почувствовала себя потерянной. Она могла бы, конечно, отправиться к себе домой и отдохнуть, почитать или послушать музыку, ведь это ей доставляло удовольствие в течение стольких лет. Но почему-то сейчас ей было невыносимо даже думать об этом. Приехав домой, она пошла в кабинет Поля и расплакалась. Разговор с матерью расстроил ее.

Это наваждение совсем сведет меня с ума, говорила она сама себе. Я напрасно мучаюсь, что заставила Поля поверить в мою любовь к нему. Разве он стал бы счастливее от моего признания? Мне должно быть стыдно, что я хнычу из-за своего положения, которое в действительности не такое уж плохое… Я богата, молода, красива, свободна и, однако, не перестаю жаловаться на свою судьбу. Как это неприятно, когда между родителями и детьми возникают подобного рода отношения! Я так надеялась, что мама поможет мне избавиться от моих переживаний, ведь я все время изводилась от мысли, что столько лет прожила с человеком, не любя его. И как мне теперь стряхнуть с себя эту тоску? Может быть, стоит уехать из страны? Завтра я спрошу совета у Агнес. Как же мне надоела моя неспособность самостоятельно принимать решения! Надо бы просто спокойно сообщить ей место и дату моего отъезда.

8

Времени в пути — сначала пешком, а потом в такси — было вполне достаточно для того, чтобы еще раз перебрать в памяти свои претензии к матери. Агнес сказала, что дала Полю согласие на брак с ней, чтобы не потерять возможности хотя бы видеться с горячо любимым человеком. Наверняка это неправда или по крайней мере не вся правда. Но разве история с Полем — единственное, что она может поставить матери в упрек? В памяти Мари-Анж всплыли три других имени. Она давно постаралась их забыть, но, когда они все же вспоминались, она не могла не признать, что это дорогие ей имена.

Его имя ассоциировалось с названием зверя. Ги Парде и был похож на гепарда — самую быструю и длинноногую из больших кошек. Он был креолом с Антильских островов, происходил из зажиточной семьи и изучал в Сорбонне историю французской поэзии и философию. Впрочем, в философии и социологии он, в свои двадцать лет, считал себя сложившимся человеком. Он был марксистом и полагал это учение единственно верным. Поездки в континентальный Китай и на Кубу несколько охладили его революционный пыл, но не смогли изменить его убеждения, что буржуазный мир должен быть разрушен.

Мари-Анж познакомилась с ним на пикнике в одном из парижских пригородов. Он стоял на берегу Сены и смущенно улыбался, не решаясь войти в «ледяную» воду — не более 22–23 °C. Его чуть золотистая, похожая на тонкий шелк кожа покрывала стройное, длинноногое тело с великолепными, но не тяжелыми, как у атлетов, мышцами. Бархатные карие глаза, прямой нос, высокие скулы, чуть полноватые, но очень четкого рисунка губы делали его настоящим красавцем.

Мари-Анж не осталась к нему равнодушной. А он просто без ума влюбился в нее.

Она не сразу решилась пригласить его в свой дом. А когда это произошло, он просто покорил всех ее подружек и приятелей. Низким, бархатным голосом он читал Вийона так, что стихи поэта-школяра как бы пропитывались горячим экваториальным солнцем. А как Ги танцевал!..

В третий его визит, когда Мари-Анж, затаив дыхание, слушала рассказ Ги о нищете китайских крестьян, вошла мадам Агнес. Она отослала Мари-Анж, и та из-за прикрытой двери услышала, как ее мать решительно отказала Ги Парде от дома. Потом мать приехала к ней и заявила не терпящим возражений голосом, что светская девушка не может иметь ничего общего с антильским полукровкой, потомком рабов, да еще к тому же радикальных убеждений.

— Мама, мамочка! Да какой же он полукровка? Добрая половина парижан, я уже не говорю о жителях юга Франции, куда смуглее его.

— Никаких споров! Его ноги больше не будет в нашем доме. А если я узнаю, что ты встречаешься с ним где-нибудь еще, последние два класса ты будешь учиться в монастырской школе.

Они больше ни разу не увиделись. Мари-Анж не смела ослушаться свою ослепительно прекрасную, светскую мать. Ги Парде исчез из Парижа. Потом она случайно узнала, что он бросил Сорбонну и уехал «делать революцию на Сейшельских островах», так как домой вернуться не мог: в богатом родительском доме недоучившегося студента ждал очень холодный прием.

По поводу второго увлечения Мари-Анж мадам Агнес не могла высказать претензий в низком происхождении. Серж дю Тарно был потомком древнейшего бретонского рода, потерявшего, правда, еще в XVI столетии графский титул. Русоволосый и сероглазый гигант поражал удивительным сочетанием чистоты и силы. Да и вообще он был очень красив: высокая, очень пропорционально сложенная фигура, мягкая, чуть темнее волос, бородка, крупная кисть руки с длинными пальцами художника или музыканта. Но он не был ни тем, ни другим. Его увлечением было возрождение большой литературы на сохранившихся кельтских языках — корнуэльском, валлийском, гаэльском и, конечно, родном бретонском.

Серж много и интересно рассказывал Мари-Анж, был с ней очень почтителен и не позволил ничего сверх поцелуев кончиков ее пальцев, когда они расставались после прогулок у подъезда ее дома. А она, уже восемнадцатилетняя, созревшая для любви, жаждала совсем другого. Ей хотелось, чтобы он страстно ее целовал, носил на руках… А когда она видела за распахнутым воротом его рубашек — он не терпел галстуков — поросль вьющихся густых светло-каштановых волос, ей мечталось и о большем.

Однако ни одной ее мечте, связанной с Сержем дю Тарно, даже самой скромной, не было суждено сбыться. Снова вмешалась мадам Агнес. Очень скоро она выяснила, что все наследие, доставшееся Сержу от предков, составляет незапятнанное имя и почти разрушенный временем замок в Ландах, на берегу моря. Там уже несколько лет никто не жил, восстановить его не хватило бы богатств самого барона Ротшильда, да и покупателя на него найти было невозможно. Вокруг замка на многие километры тянулись засоленные неплодородные земли, а море у этих негостеприимных берегов было слишком холодным для устройства здесь курорта.

Со свойственной ей решительностью светской львицы мадам Агнес объяснилась с господином дю Тарно, и тот после холодновато-нежного прощания с Мари-Анж перестал бывать в их доме. На счастье (или несчастье) в Кардиффе, главном городе Уэльса, открылась культурологическая конференция специалистов по кельтским языкам, живым и мертвым, и Серж дю Тарно отбыл в Англию.

Правда, его рыцарственный дух еще не менее года как бы нечувствительно пребывал во Франции, тревожа скромные девичьи грезы, а порой и нескромные девичьи сны Мари-Анж. Окончательно он покинул ее, лишь когда место в сердце Мари-Анж занял новый избранник.

Для Жозефа Торуня в мире не существовало ничего, кроме музыки. А в музыке — ничего, кроме виолончели. Он приехал учиться игре на этом инструменте во Францию только потому, что считал кощунством сразу отправиться в Испанию, родину несравненного Пабло Казальса.

Когда на одном из концертов камерной музыки Жозеф увидел Мари-Анж — она была с двумя подругами, но их он просто не заметил, — юный музыкант впервые понял, что мир населен не только виолончелями.

Во время антракта он своим неотрывным взглядом обратил на себя внимание Мари-Анж, и у той дрогнуло сердечко: это был он! Несмотря на явно не светскую робость и столь же не светский общий облик, его огромные горящие черные глаза в обрамлении по-девичьи длинных и пушистых ресниц настолько пленили Мари-Анж, что она сама нашла способ свести знакомство.

Она долго скрывала от матери своего нового поклонника, тем более что ему, столь занятому, вполне хватало совместных посещений концертов и нечастых прогулок по вечернему Парижу. Но мадам Агнес была не из тех, кого можно долго держать в неведении. В те дни, когда ей не предстояло страстное свидание с Полем или посещение светского раута, она была весьма и весьма проницательна.

— Дорогая, ты вновь удивила меня, — заявила она дочери. — Этот маленький музыкант — совершенно не светское знакомство. К тому же он не Торунь, это название польского города, а его фамилию просто невозможно произнести из-за обилия шипящих звуков. Думаю к тому же, что он и не Жозеф, а Иосиф — ты только вспомни его библейские глаза. Такие глаза уместны на иконе, а не в современной гостиной. Словом, Мари-Анж, я требую прекратить это знакомство!

Бедная Мари-Анж подчинилась матери и на этот раз. Но не так безоговорочно, как прежде. Под предлогом посещения загородного дома близкой подруги она отпросилась у мадам Агнес на два дня. Та в этот час как раз готовилась к встрече с Полем, и ее проницательность дала явный сбой — она разрешила.

…Он был очень нежен и даже не сделал ей больно. И почти сразу же ее захлестнуло такое острое, всепроникающее наслаждение, о каком она не могла и мечтать в самых горячечных девичьих сновидениях.

А потом они до утра попеременно плакали, прощаясь навсегда, и снова занимались любовью, как будто встретились случайно и ненадолго — что, впрочем, так и было. И опять плакали, расставаясь…

Ранним утром, отвезя Мари-Анж на вокзал — к поезду, который должен был доставить ее к той самой подруге-покровительнице, он в том же такси отправился в аэропорт Орли. Его ждала Испания и занятие виолончелью с одним из учеников Пабло Казальса…

Неизвестно, как сложилась бы ее жизнь с Ги, Сержем или с Жозефом. Но это была бы ее собственная, Мари-Анж, жизнь. Вместо этого Агнес подсунула ей чужую и чуждую жизнь с Полем. А теперь к тому же признается — или лжет? — что уступила ей Поля с ревностью и болью в сердце!

9

Агнес была обеспокоена: мучительные мысли об отношениях с Мари-Анж постепенно отстраняли ее от светской жизни. Ей хотелось опять сблизиться с дочерью. Она не могла оставаться безразличной, понимая, как неприятно для дочери все то, о чем она ей рассказала, как замкнулась та в себе, непроизвольно оттолкнув их еще дальше друг от друга.

Агнес не испытывала угрызений совести, но стремилась найти возможность хоть как-то помочь дочери и сохранить с ней дружелюбные отношения. Это банальное непонимание между матерью и дочерью, родителем и ребенком, показалось ей просто абсурдным. Почему всегда так трудно понять психологию своего чада? Может быть, ей мешают разобраться во всем проблемы ее личной жизни? Но более всего Агнес беспокоила мечтательность Мари-Анж, такая черта была присуща ей самой.

Полю не удалось сделать счастливой свою жену, которая теперь узнала горькую правду, но размышления Агнес о своем любовнике не могли объяснить ей причину этой его неудачи. Эта тема для обсуждения с кем-то посторонним была весьма деликатной, и сложности возникали из-за ее личных отношений с зятем. Агнес улыбнулась. О, она, конечно, не думала о том, что все само собой встанет на свои места. Для этого придется потрудиться.

Я постараюсь вновь полюбить Мари-Анж, наберусь терпения и буду ласкова с ней. Агнес вздохнула. Нужно просто делать все возможное, чтобы дочь видела: я с ней и хочу ей помочь. Но способна ли я на такое чувство в течение долгого времени? Правда, Мари-Анж не может больше помешать мне в моей личной жизни, потому что у меня ее уже просто нет. Впрочем, жизнь покажет. Надо попробовать, ведь я ничем не рискую!

10

Совместные завтраки неизменно проходили в приятной обстановке, обе женщины старались не касаться в разговоре серьезных тем. В своих беседах они старались избегать острых углов. Обоюдная сдержанность стала для них спасением, возможностью наконец-то отдохнуть после всех тех переживаний, которые доставляли им их взаимные упреки. Мари-Анж постепенно успокаивалась, забывая о своем несчастье, и Агнес видела, как ее дочь с каждым днем становилась все более очаровательной.

Однажды, когда они после завтрака возвращались из ресторана, Мари-Анж обратила внимание матери на яркую и многообещающую рекламу бюро путешествий и неожиданно сообщила ей о своем намерении уехать на некоторое время из Франции.

Сначала Агнес огорчилась, представив себе, что ей придется расставаться с дочерью, к которой она уже успела опять привязаться, но потом упрекнула себя в эгоизме. Действительно, предстоящее путешествие может оказаться вполне разумной идеей, конечно, при условии, что это не просто очередная фантазия дочери.

— Я советую тебе отправиться в совершенно незнакомое место. Ты не решила еще, куда поехать?

— В свое время Поль обещал поехать со мной в Нью-Йорк, но, как ты знаешь, его работа заставила нас отложить эти планы.

— И ты смогла бы туда отправиться, не думая постоянно о том, что теперь Поля нет рядом с тобой?.. Хорошо, поедем ко мне и обсудим твою затею за чашкой кофе.

— Не сердись на меня, но на этот раз мне хотелось бы обойтись без твоей помощи, чтобы доказать самой себе, что я могу все решить и сделать сама.

Агнес согласилась, радуясь в душе, что ей удалось скрыть от дочери свои мысли о ее ребяческой демонстрации независимости, хотя сама идея путешествия в Америку показалась великолепной. У нее там было много хороших знакомых, с которыми она часто встречалась в Париже, постоянно вращаясь в светском обществе. Она уже мысленно составила список друзей, которые могли бы помочь Мари-Анж приятно провести время за границей.

11

Три недели промелькнули незаметно в хлопотах к предстоящему отлету в Америку, и вот теперь Мари-Анж в сопровождении Агнес прибыла в аэропорт Орли. Агнес сразу же занялась оформлением документов на таможне, багажом, газетами, чтоб не скучать в самолете, и всеми остальными мелочами.

Мари-Анж немного волновалась, думая о том, что ей впервые предстоит оказаться одной в незнакомой стране, но она успокаивала себя мыслью, что совершенное знание английского языка, одно из многих необходимых качеств, сформированных в период ее всестороннего воспитания, теперь позволит ей выйти из затруднительного положения.

Последние объятия, наставления, барьер, трап — и вот уже Мари-Анж удобно устроилась в кресле самолета авиакомпании «Джет», осуществляющей регулярные восьмичасовые рейсы из Парижа в Нью-Йорк.

Внимательное отношение стюардессы позволило Мари-Анж почувствовать себя уютно. Во избежание боли в ушах ей предложили роскошный ассортимент кондитерских изделий и холодный апельсиновый сок, от которого она была не в силах отказаться.

Потом она погрузилась в свои мысли, испытывая некоторую неловкость от перемены обстановки, от смелости принятого ею решения и той неизвестности, которая ожидала ее в незнакомой стране. Она была немного растеряна. Прошлое еще тяготило, Мари-Анж понимала, что не до конца освободилась от горечи пережитого, но чувство безграничной свободы уже переполняло ее. Пассажиры, мирно занимающиеся своими делами, казались привыкшими к таким полетам… Поль, наверное, выглядел так же, когда летал в свои командировки. Мари-Анж была немного разочарована тем, что не испытывает ощущения полета; ей сейчас хотелось иметь собственные крылья, чтобы еще быстрее устремиться в ожидавшую ее неизвестность.

Она улыбнулась глупым мыслям, пришедшим ей в голову, успокоилась, и легкий сон овладел ею…

12

Агнес смахнула рукой неизвестно откуда взявшуюся слезу и направилась к выходу. Болело сердце, кружилась голова; это не помешало ей проститься с дочерью, но теперь, оставшись одна, она почувствовала себя старой и никому не нужной. Агнес понимала, что без ее согласия Мари-Анж никогда бы не решилась совершить такое путешествие. Может быть, она поступила опрометчиво, позволив дочери самостоятельно сделать выбор? Впрочем, теперь уже поздно. Агнес огорчало, что ей пришлось расстаться с дочерью в тот момент, когда та опять как будто начала чувствовать к ней любовь. Но, с другой стороны, Мари-Анж теперь уже не могла бы упрекнуть мать в том, что та не дает ей возможности самостоятельно решать свою судьбу.

Агнес зашла в бар и взяла рюмочку коньяка, стараясь избежать удивленного взгляда бармена, который никак не мог понять, почему эта респектабельная дама оказалась здесь одна. Потом она купила несколько журналов и вернулась домой.

Устало бросив журналы на диван, она позвонила приятельнице и отказалась присутствовать на вечере, на который была приглашена несколько дней назад. Задумавшись, попыталась понять, что с ней происходит.

Необычное поведение Мари-Анж, ее собственные воспоминания, рабочий кабинет Поля, детская комната дочери — все это производило на нее сильное впечатление. Неужели смерть человека может вызвать такой поток неконтролируемых чувств, захлестнувших их обеих? Это наваждение становилось невыносимым… Впрочем, его причиной была не столько смерть Поля, сколько то, что эта смерть как бы выявила бессмысленность образа жизни ее и дочери. Привычное спокойное существование неожиданно оказалось разрушенным, и вот теперь основа основ их жизни, собственный эгоизм, был не в состоянии уберечь их от мучительной тоски…

Как хорошо они жили раньше: много денег, благополучное существование, прекрасное общество друзей и знакомых, но все это в один миг утратило свое значение. Агнес всю свою жизнь проводила в удовольствиях и развлечениях, ей не знакомы были угрызения совести. Все ее устремления были направлены лишь на решение материальных проблем и на постоянные поиски новой чудодейственной косметики, чтобы не утратить свою привлекательность. Но теперь в душе Агнес внезапно проснулась материнская любовь, которая дала ей возможность понять важность духовной жизни.

Я никогда никого по-настоящему не любила, но теперь это уже не важно. Лишь бы только Мари-Анж была счастлива, горько подумала она и откинулась на подушки дивана.

13

Было около семи часов утра, когда самолет совершил посадку в нью-йоркском аэропорту. У Мари-Анж во время полета сильно разболелась голова, она выглядела очень больной и усталой. Огромные небоскребы, непривычная форма полицейских, бдительно стоявших на страже закона и порядка, а также кажущееся отсутствие носильщиков вызвали у нее тоску и неосознанное желание немедленно вернуться в Париж. Полицейский хмуро вернул ей документы, не выразив никакого интереса, когда узнал по визе, что она просто туристка. На таможне Мари-Анж уделили значительно больше внимания, пристально изучая содержимое ее багажа. После окончания этой неприятной процедуры носильщик отнес ее чемоданы в желто-красное такси, и она поехала в отель. День только начинался, и на автостраде пока еще не было большого потока автомашин. Угрюмое молчание шофера, казалось, с самого начала не предвещало ей ничего хорошего в этом путешествии.

В ранний утренний час город показался Мари-Анж невзрачным и пустынным. Через стекло машины она видела лишь окружавшие ее со всех сторон бетонные стены. В конце концов такси доставило ее в район Центрального парка, где и остановилось перед роскошной гостиницей, рекомендованной Агнесс. Солнце уже взошло, день начинался чудесный, и Мари-Анж повеселела.

В гостинице Мари-Анж ожидали очередные формальности: предъявление паспорта, уточнение заказанного номера, запись в книге регистраций, пожелание хорошо провести время. Ей показалось, что жители Нового Света совершенно лишены способности улыбаться. Даже молодой посыльный, принесший ей сигареты и получивший за это несколько монет, не удостоил ее своей улыбкой. Но зато Мари-Анж поразил современный стиль ее номера, который был похож как две капли воды на те, что она уже видела раньше в американских фильмах: цветной телевизор, белый телефон, большие кресла и непременная орхидея. Горничная, оказавшаяся членом профсоюза, сначала отказалась распаковывать ее чемоданы, но Мари-Анж при помощи пяти долларов удалось с ней договориться. Она приняла ванну и позавтракала в номере. Устроившись в большом кресле, Мари-Анж дала по телефону телеграмму Агнес, сообщая ей о своем благополучном прибытии, после чего принялась изучать список знакомых, которым должна была позвонить. Немножко подумав, она решила изменить свои намерения, скорее для того, чтобы почувствовать себя независимой, нежели из-за своей боязливости. Прежде чем окунуться в рекомендованное мамой светское общество Нью-Йорка, ей захотелось одной прогуляться по городу и познакомиться с его достопримечательностями.

Она решила начать осмотр с Пятой авеню и была удивлена пестротой публики, встречавшейся ей на каждом шагу. Многие женщины носили безвкусные шляпки, украшенные искусственными цветами. Она увидела элегантных негритянок и суетливых молодых людей. Удручающее впечатление на нее произвело отсутствие влюбленных или даже просто прогуливающихся людей. Все куда-то спешили. Казалось, что она попала в страну роботов, где каждый был запрограммирован на какое-то дело.

Попав в Рокфеллер-центр, Мари-Анж оказалась перед огромным искусственным катком, открытым для всех круглый год. Она с интересом некоторое время наблюдала за катающимися и даже сама захотела попробовать сделать круг, но потом опять вернулась к своему прежнему равнодушному состоянию, в котором пребывала в последнее время. Именно эта апатия явилась причиной ее путешествия, и, наверное, пройдет немало времени прежде, чем ей удастся избавиться от нее.

Немного устав от новых впечатлений, она решила отказаться от ланча на Бродвее и отправилась обратно в отель. Там она пошла в гриль-бар и попыталась выбрать такое блюдо, к которому привыкла у себя на родине. Шустрый юноша принес ей тарелку с едой, выглядевшей очень аппетитно, но скоро Мари-Анж поняла, что вкус не имел ничего общего с видом. В корзиночке, сплетенной из веточек ивы, была небольшая бутылочка «божоле» с красивой этикеткой, однако после первого же глотка у Мари-Анж появилась ностальгия по дому, в особенности по имевшемуся у нее запасу ее любимого вина…

Поднявшись к себе в номер, она почувствовала, что не может больше одна продолжать дальнейшее знакомство с городом, и решила более внимательно изучить список Агнес. Просматривая длинный список имен и фамилий, она мысленно представляла себе лица людей и никак не решалась выбрать того человека, который мог бы показать ей город в наилучшем виде. Наверное, самое правильное — это познакомиться с респектабельной семьей, а может быть, сначала встретиться с молодыми людьми, про которых Агнес говорила: «Я не знаю, будут ли они тебе симпатичны, но, во всяком случае, они не оставят тебя равнодушной». Мари-Анж с удивлением подумала, что за все то время, что она провела в Америке, она ни разу не вспомнила о Поле…

Не спеша обрабатывая пилочкой ноготки, Мари-Анж решила предоставить выбор случаю и, закрыв глаза, наугад ткнула пальцем в список, определив возможного экскурсовода по городу. Осторожно приоткрыв один глаз, она увидела, что выбор пал на супружескую пару, которая, по определению Агнес, была довольно скучной, но вполне благопристойной. На мгновение у нее появилась мысль повторить опыт, но, привыкшая с детства покоряться судьбе, она и на этот раз решила оставить все без изменения. Вздохнув, Мари-Анж набрала указанный номер, и ласковый тон, которым ее пригласили на обед, придал ей бодрости. После некоторых колебаний перед зеркалом она решила надеть строгое черное платье, которое, несомненно, ясно даст понять, что она вдова.

После двух коктейлей и легкого обеда в мрачной столовой глава семейства решил, что лучше всего посмотреть ночной Нью-Йорк, и из-за боязни обидеть гостеприимную чету Мари-Анж была вынуждена согласиться. Все трое уселись в огромную машину, напоминающую больше катафалк, чем обычный автомобиль. За окном замелькали мосты, широкие улицы, небоскребы, опять мосты, потом они миновали Гарлем, и наконец перед их взором предстала панорама ночного города. К слову сказать, на протяжении всей поездки они ни разу не выходили из машины.

Уставшая и измученная, с сильной мигренью, Мари-Анж наконец оказалась перед своей гостиницей. Она решила, что завтра, как только проснется, ей прежде всего надо будет постараться наладить контакт с каким-нибудь молодым человеком из числа тех, о ком мама отзывалась как о странных и необычных людях. Зарывшись носом в подушку, она неожиданно улыбнулась, представив Поля, осматривающего красоты ночного Парижа с какой-нибудь молодой американкой.

Интересно, неужели она тоже такая же скучная, как ее вчерашние знакомые? Впрочем, это несправедливо — обвинять других в своем собственном пресном и однообразном существовании, причиной которого была ее нерешительность и одиночество. Ей вспомнились советы Агнес быть попроще и посмелее.

Тридцать лет ритуального буржуазного образа жизни постоянно заставляли ее обдумывать даже малейшие детали поведения. Да, стена, которую ей предстояло преодолеть, была высока. Но все же придется доверить какому-нибудь молодому человеку развлечь ее, она не могла не оправдать ожиданий Агнес.

Утром, удобно устроившись перед телевизором и с аппетитом поглощая свой первый завтрак, Мари-Анж, перечитывая список знакомых, случайно обратила внимание на человека по имени Паскаль Ливи. Имя ей понравилось, и она почему-то решила, что именно он должен уделить ей пару часов своего времени.

Взяв лист гостиничной бумаги, Мари-Анж быстро написала короткое послание и отправила его по указанному адресу. Правда, через некоторое время ее охватили сомнения по поводу правильности принятого решения, но она постаралась отбросить эти мысли и занялась своим лицом. Это позволило ей немного отвлечься и хоть как-то скоротать время ожидания. Несколько лет она не одевалась и не готовилась так тщательно, как сейчас, и давно ей не приходилось испытывать такого нетерпения!

14

Приближалось время обеда, а от господина Паскаля Ливи все еще не было никаких известий. Она не испытывала голода, но одиночество становилось настолько тягостным, что бар показался ей спасительным пристанищем. Впрочем, ей всегда нравилось наблюдать за незнакомыми людьми.

Она уверенно направилась к свободному столику и, заказывая значительно более крепкий коктейль, чем тот, к которому давно привыкла, вдруг почувствовала, что ее щеки покраснели, а это могло бы навести бармена на ненужные мысли. К чести того, надо сказать, что, будучи настоящим американцем, он не обращал абсолютно никакого внимания на алкогольные пристрастия своих клиентов.

После двух бокалов Мари-Анж пришла к выводу, что Паскаль Ливи должен быть высоким, сильным, красивым, соблазнительным и что именно он станет мужчиной, коренным образом изменившим все ее нынешнее скучное существование…

В этот момент ей пришлось окинуть ледяным взглядом человека, позволившего осторожно положить руку на ее ладонь. Однако в этом не было ничего удивительного. Получив послание от незнакомой женщины, Паскаль Ливи тотчас же отправился по указанному в нем адресу. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, он узнал, что дама, отправившая это письмо, находится в настоящий момент в гостиничном баре.

Найдя ее там одиноко сидящей за столиком, он представился и с улыбкой отметил неожиданное для себя смятение молодой женщины.

Мари-Анж была разочарована. Эта бестолковая Агнес, рассказывая мимоходом о господине Ливи, совершенно забыла отметить, что, несмотря на высокий рост и некоторую элегантность, он был некрасив и уже никак не соблазнителен; одним словом, полная противоположность тому неотразимому красавцу, которого так жаждала встретить Мари-Анж.

Лишенный всяких комплексов — благодаря своему разуму в сочетании с безграничным терпением, — Паскаль обладал еще и замечательной способностью точно угадать для себя подходящий момент. Впрочем, у него пока еще не было никаких определенных намерений в отношении Мари-Анж, а та поспешность, с которой он отправился на свидание, была вызвана в основном сохранившимися у него приятными воспоминаниями об Агнес и, конечно, любопытством.

Заказав коктейль, Паскаль улыбнулся:

— Я вас разочаровал, не правда ли? Не смущайтесь, я давно убедился, что мало похож на Аполлона. Но не надо огорчаться. Во всяком случае, вы можете рассчитывать на меня, когда у вас появится желание развлечься. Кроме того, у меня полно друзей, которые, несомненно, вам понравится. Прошу прощения за мою некоторую бестактность, просто я немного выпил. Если быть уж до конца откровенным, то сознаюсь: я нашел ваше послание, поздно проснувшись после утомительного вечера накануне, большую часть которого провел в объятиях одной ужасно скучной дамы, и сразу же выпил, чтобы снова не уснуть… Вы не сердитесь? Прекрасно! Это свидетельствует о том, что вы унаследовали от мадам Агнес ее чувство юмора…

— Теперь настала и ваша очередь быть разочарованным! Если бы Агнес сейчас оказалась здесь, она, несомненно, сказала бы вам, что я очень привередливая и эгоистичная женщина.

Они рассмеялись, и, видя, что разговор получается, Паскаль предложил перекусить в другом месте. Он знал недалеко отсюда один ресторанчик, который, он уверен, ей понравится; Мари-Анж сразу же согласилась, и они дружно направились к выходу.

Он привез ее обратно в отель около пяти и обещал к девяти часам снова заехать за ней, чтобы вместе отправиться куда-нибудь поужинать. Мари-Анж, весело напевая популярную мелодию, приняла душ и переоделась. Этот молодой человек произвел на нее неплохое впечатление. У него был проницательный взгляд и очаровательная улыбка. Жаль, что он не соответствовал тому типу мужчин, которые ее привлекали. Впрочем, это и к лучшему. Она даже мысленно поблагодарила Агнес за то, что та помогла ей найти такого милого друга. Паскаль внушал ей доверие и сумел отвлечь от тягостных мыслей. Мари-Анж решила, что ей поездка в Америку удалась, и твердо пообещала себе начать новую, самостоятельную жизнь.

Паскаль был крайне взволнован. Он даже не подозревал, что с ним может такое случиться. Всего несколько часов, проведенных вместе, и он понял, что впервые в жизни страстно влюбился. Его огорчила мысль, что он почти не имеет шансов на успех и все неизбежно должно будет закончиться неудачей. Паскаль не мог даже надеяться на ответное чувство со стороны Мари-Анж. Думал ли он в эти минуты, кто на самом деле был виновником разгоревшейся в нем любви? Нет, он только отдавал себе отчет, что Мари-Анж оказалась именно той женщиной, о которой он мечтал всю свою жизнь. Теперь он был готов ради нее на все.

— Мари-Анж, я люблю вас… Дорогая, я люблю тебя… Любовь моя… — тихо, но страстно произнес он в тишине своей холостяцкой квартиры, потому что не мог молчать. На его глазах появились слезы горечи и отчаяния.

15

Агнес каждый день с нетерпением ожидала известий от дочери, которая уже целую неделю находилась в Нью-Йорке. Наконец она получила долгожданное письмо и, быстро пробегая одну строку за другой, отметила, что оно написано не без чувства юмора. Агнес довольно улыбнулась, радуясь, что Нью-Йорк пришелся Мари-Анж по душе. Агнес интересовали в основном магазины, а не архитектурные достопримечательности и особенно образ жизни американцев. Мари-Анж очень удивила ее, сообщив, что после знакомства с Паскалем она стала относиться к тому, как к брату. Он изо всех сил старался развлекать ее, не давая возможности впадать в уныние. У Агнес же сохранились о Паскале воспоминания как о веселом и обольстительном мужчине, поэтому она никак не могла взять в толк, почему он оказался для Мари-Анж всего лишь экскурсоводом по городу… Постскриптум содержал вопрос: знаком ли матери Ричард Смит и что та могла бы рассказать о нем? Смутное воспоминание подсказало Агнес, что это был красивый и легкомысленный молодой человек… Впрочем, она могла и ошибиться, принимая его за кого-то другого…

Мари-Анж познакомилась с Ричардом Смитом при посещении ночного клуба в Гринвич Виллидж. Разумеется, она была там вместе с Паскалем, который не оставлял ее одну с того момента, как они встретились в отеле, и постоянно придумывал для нее разнообразные развлекательные мероприятия. Она была тронута такой любезностью и с радостью соглашалась проводить время в его компании. Паскаль описал ей местечко Гринвич Виллидж, сильно походившее на Сен-Жермен-де-Пре, и она изъявила желание непременно побывать там.

Это был первый вечер, который они собирались провести вдвоем с глазу на глаз. Наскоро перекусив, Паскаль уговорил Мари-Анж забыть на время свои принципы и отправиться вместе с ним на стриптиз. Они приехали в дорогой ночной клуб и, удобно устроившись за столиком, беззаботно болтали в ожидании спектакля. Вдруг Паскаль прервал разговор: к ним подошел элегантный красивый мужчина высокого роста и учтиво поклонился. Паскаль представил его: «Ричард Смит», — но не предложил тому сесть. Это, однако, сделала сама Мари-Анж.

Наконец свет погас, и занавес стал медленно подниматься. Зазвучала восточная музыка, и на сцене появилась смуглая молодая женщина в платье, состоявшем из отдельных ярких лоскутов, которые она отстегивала и отбрасывала на подмостки, исполняя при этом танец живота. После первого же номера Мари-Анж почувствовала непреодолимое желание немедленно покинуть это заведение, но молодые люди казались настолько увлеченными представлением, что ей стало неловко и, набравшись терпения, она заставила себя остаться.

Музыка изменила свой темп и стала более ритмичной, а на сцене появилась совсем молоденькая блондиночка с короткой мальчишеской прической. На ней было длинное белое платье, она двигалась более энергично, чем предыдущая танцовщица, и через несколько минут все ее одеяние лежало на полу, однако на этом номер не закончился, а плавно перешел к пластической части, на протяжении которой девушка изгибалась и принимала самые невероятные позы. Она была худенькая и очень гибкая, поэтому во время танца ей легко удавалось извиваться подобно змее. Очень сексуальной, чтобы не сказать похотливой, змее…

Мари-Анж потеряла терпение, не чувствуя к подобному зрелищу никакого влечения, она уговорила своих спутников отправиться куда-нибудь в более благопристойное место. Голые женщины наводили на нее тоску и вызывали отвращение. Паскаль оплатил счет, надеясь избавиться от назойливого собеседника, но тот, судя по всему, не собирался с ними так скоро расставаться. Лишь к четырем часам утра все трое оказались возле отеля. Ричард предложил совершить последнюю прогулку по Центральному парку, но Мари-Анж вежливо отказалась, сославшись на крайнюю усталость.

Войдя к себе в номер, она переоделась и решила написать письмо Агнес, в котором не могла удержаться от того, чтобы не упомянуть имя Ричарда Смита. На большее ее не хватило, голова кружилась от вина и усталости. Заклеив конверт, Мари-Анж легла спать и быстро заснула.

На следующий день она проснулась поздно и неожиданно поняла, что Паскаль не пригласил ее как обычно позавтракать вместе с ним в ресторане. В чем тут дело, не обидела ли она его чем накануне?..

Все перепуталось у Мари-Анж в голове, и тупая боль свидетельствовала о том, что она вчера вечером выпила больше обычного. Она вспомнила обнаженных танцовщиц и… Какой же красавец этот Ричард! Да, это мужчина ее мечты! Она вспомнила Поля. Воспоминания о муже вызвали у нее улыбку. Интересно, что бы он сказал, увидев ее в таком сомнительном месте? Скорее всего, рассердился бы.

Мари-Анж попыталась представить себе, какое впечатление ей удалось произвести на Ричарда. Несомненно, она ему понравилась. Заметил ли он ее легкое опьянение или просто решил, что это обычное ее повседневное состояние? Боже мой, что он мог подумать!..

Впрочем, она же в Америке, где никого и ничем нельзя удивить. Тем более пристрастием к алкоголю или каким-то особенным состоянием души. Тот факт, что никто из новых друзей до сих пор еще не позвонил по телефону, чтобы пригласить ее вместе позавтракать, казалось, подтверждал это предположение. Хотя, честно говоря, после той насыщенной развлекательной программы, которую Паскаль каждый день составлял для нее, она теперь была рада остаться одна на некоторое время. Ванна, телевизор, завтрак в номере, домашнее платье и отсутствие всякой необходимости в макияже позволили ей отдохнуть и расслабиться.

Паскаль, грустный и расстроенный тем, что не мог скрыть свою ревность, ожидал телефонного звонка от Мари-Анж, прекрасно понимая, что ожидания напрасны: она сама сейчас ждет от него приглашения. Он решил ей не звонить, надеясь, что через некоторое время его отсутствие заставит Мари-Анж снова обратиться к нему.

Что ж, он стал для нее лишь хорошим другом и теперь вынужден довольствоваться этим. Паскаль понял, что Ричард несомненно станет любовником Мари-Анж, и если он не смирится с этим обстоятельством, то навсегда потеряет возможность видеть ее…

Ричард проснулся только в середине дня, принял холодный душ, чтобы окончательно прийти в себя после вчерашнего турне по клубам и барам, и, самодовольно посмотрев в зеркало, решил отправиться на поиски новой знакомой. Все европейцы представлялись ему одинаково бестолковыми, но Мари-Анж показалась симпатичной, богатой и загадочной. Она была великолепной находкой для веселого времяпрепровождения и казалась легкой добычей.

Забыв об усталости, Мари-Анж наскоро натянула юбку и свитер и, не обращая внимания на окружающих, уже через пять минут разговаривала с Ричардом.

Он непринужденно сообщил, что у него сейчас нет денег, чтобы повести ее в ресторан. Ему, видите ли, было бы крайне неудобно, если ей самой пришлось бы за себя расплачиваться, поэтому он, честно глядя Мари-Анж в глаза, предложил отправиться прямо к нему, обещая продемонстрировать свои незаурядные кулинарные способности.

Чистота его взора и тон, не терпящий возражений, вызвали у Мари-Анж любопытство. Тронутая такой откровенностью и очарованная лучезарной улыбкой, она согласилась почти без уговоров.

В этот день Ричард не произносил имя Паскаля, а Мари-Анж решила окончательно освободиться от тягостных воспоминаний о своем неудачном замужестве. Ей больше не хотелось оставаться бедной вдовой, она представляла себя, как прежде, восемнадцатилетней девушкой.

Правда, проснувшись утром, она должна была признать что ей все-таки тридцать. Однако мамин совет «будь проще и веселей», казалось, принес первые плоды.

16

Мари-Анж, лежа в постели рядом с Ричардом, делала вид, что крепко спит. На самом деле она украдкой следила за его дыханием и ждала, когда сон полностью овладеет им. Наконец убедившись, что он уснул, она открыла глаза. В комнате царил полумрак, и лишь неоновый свет попадал сюда от вывески расположенного напротив кинотеатра. Ее одежда беспорядочно валялась на полу вместе с вещами Ричарда. Они даже забыли выключить магнитофон…

Мари-Анж не испытала желаемого наслаждения. Она очень надеялась, что ее любовник будет сильно отличаться от покойного мужа. Может быть, даже повторится то давнее, полузабытое чудо с Жозефом? Ричард не оправдал ее ожидания. В то же время тепло, исходившее от лежавшего рядом с ней тела, было ей приятно, а легкие касания даже немного возбуждали. При этом она не чувствовала того отвращения, которое ей приходилось подавлять в себе в последние годы супружеской жизни. Одно лишь понимание того, что теперь у нее тоже наконец появился любовник, приводило ее в восторг. Она радовалась, что стала более независимой от Агнес и уже почти достигла таких же успехов в своих любовных похождениях.

Ричард тихо спал, и она могла спокойно рассмотреть смуглое лицо и длинные черные ресницы. Его красота казалась ей божественной. Мысленно поцеловав молодого бога, она повернулась на бок и тоже скоро заснула.

Первые дни молодые люди почти не расставались. Мари-Анж боялась оставлять Ричарда одного. Ей приносили в номер разную корреспонденцию, но она, не читая, складывала ее на столе в кучу, боясь вычитать что-нибудь неприятное, то, что могло разрушить очарование момента. Разумеется, право выбора всегда оставалось за ней, но у нее не было никакой необходимости отказываться от прекрасных мгновений беззаботного существования.

Она уже прекрасно знала вкусы Ричарда и то, что он испытывает затруднения в средствах. Ее инстинкт подсказывал ей неизбежное столкновение в будущем с большим количеством всевозможных проблем, но она не могла предположить по поведению своего любовника, что им движут лишь корыстные интересы. Изысканность его вкуса была очевидна, но всякий раз, прежде чем принять от Мари-Анж подарок, он некоторое время отказывался и лишь только после умоляющих уговоров в конце концов соглашался — с видимой неохотой соглашался, за которой скрывалось явное удовольствие.

Каждый день Мари-Анж откладывала серьезные дела на завтра и скоро почувствовала, что слово «завтра» стало для нее самым любимым.

Паскаль страдал из-за того, что Мари-Анж теперь избегала его. Это было неудивительно, он понимал, что влюбленных без секретов просто не существует. Однако ему было трудно привыкнуть к скромной роли «хорошего знакомого» и только. Куда легче было бы смириться с положением доверенного лица Мари-Анж, но ее поведение не давало ему никаких оснований надеяться на это.

Ричард был вынужден постоянно занимать много денег, так как развлекать такую женщину, как Мари-Анж, было непросто, и Паскаль не мог сдержать улыбку при мысли об этом. Он представил себе, в каком неловком положении пришлось бы оказаться Ричарду, если бы Мари-Анж узнала об истинном положении дела. Но как дать понять это?

Паскаль не испытывал ни гордости, ни смирения. Он прекрасно понимал, что рано или поздно ему придется отказаться от единственной женщины, которую он страстно полюбил. Но он ни в коем случае не мог позволить скомпрометировать себя подобной бестактностью.

Все эти горькие чувства и горькие мысли мешали ему сосредоточиться на работе. А работу свою он любил.

После двух изданных романов, имевших определенный успех, Паскаль почувствовал пристрастие к деньгам и согласился заключить договор на длительный срок с одной крупной издательской фирмой. Работа приносила ему большое удовлетворение, позволяя к тому же жить более чем комфортно.

Сейчас он в который раз с раздражением посмотрел на пишущую машинку, стоявшую на столе, и решил, что раз ему не работается, то лучше всего было отправиться в отель к Мари-Анж. Уже собираясь выходить, он услышал, как зазвонил телефон.

— Алло, это ты, Паскаль? — Это был Ричард Смит.

— Да, я. Как у вас, все в порядке?

— Конечно, ты же знаешь. — Он отметил неуверенность в голосе Ричарда.

Паскаль принял предложение вместе поужинать сегодня вечером и положил трубку, еще не понимая, стоит ли ему радоваться или нет. Очередное свидание… Это же было то, чего он ждал целую неделю! Однако его ревность может оказаться чрезмерной — у Паскаля появилось сомнение, что ему, как обычно, удастся скрыть свои чувства.

Может быть, стоило отказаться, сославшись на отсутствие свободного времени? Но любопытство взглянуть на влюбленных голубков взяло верх… К тому же в его измученной душе еще теплилась слабая надежда, что жадность и глупость Ричарда даже в сочетании с его несомненной внешней привлекательностью должны будут со временем стать невыносимыми для такой женщины, как Мари-Анж. И тогда…

Часы, отделявшие его от предстоявшей встречи, казались Паскалю бесконечно длинными, но вот наконец настало время отправиться по указанному адресу.

17

Паскаль не сомневался, что Ричард пригласил его под давлением Мари-Анж. Значит, еще не все для него потеряно…

Мари-Анж, наконец прочитав всю собранную у нее в номере корреспонденцию, в том числе и письма, которые отправлял ей Паскаль, почувствовала неловкость.

Она упрекнула себя в том, что от избытка счастья совершенно забыла своего друга. Узнав об этом, Ричард рассмеялся, сказав, что считает Паскаля ужасно занудным. Он хотел даже добавить, что было бы замечательно, если Паскаль, рассерженный ее молчанием, совсем оставил бы их в покое. Но все-таки не решился высказать эту мысль.

Мари-Анж не подала виду, что ей крайне неприятно слышать такое мнение о человеке, с которым она так славно проводила время. Но она все же мягко и тактично заметила Ричарду, что Паскаль хороший друг ее матери и в свое время любезно согласился показать ей достопримечательности Нью-Йорка. Поэтому она ни за что не хотела бы его обидеть. Ричард был вынужден уступить, но с условием, что сам пригласит Паскаля. Мари-Анж видела его ревность, и ей это было приятно.

— Ты прав, дорогой. Позвони и пригласи его к нам. Пусть он увидит, что мы любим друг друга и что у нас все хорошо. Вот тебе деньги, чтобы ты мог организовать этот вечер.

Мари-Анж, как всегда, пришлось оплачивать их совместные расходы.

18

Обстановка, бросившаяся Паскалю в глаза, навела его на мысль о приближающемся свадебном путешествии. Цветы на столе, тщательно убранная комната и обожающие взгляды — все было задумано таким образом, чтобы продемонстрировать царившую между любовниками гармонию. Тем не менее, Паскаль почувствовал едва уловимый налет театральности во всем этом. Это его несколько вдохновило.

Еще не зная толком, о чем говорить, он решил выбрать для себя наиболее подходящую в данной обстановке роль друга семьи и вежливо поинтересовался новостями от Агнес. Потом он развлекал свою аудиторию воспоминаниями о пребывании Агнес в Нью-Йорке, стараясь по возможности приукрасить свой рассказ.

Мари-Анж, забыв приличия, сидела у Ричарда на коленях, а он нежно гладил ее волосы. Ревность причиняла Паскалю почти физическую боль — пальцы стали влажными от напряжения, он с большим трудом сдерживал себя. Однако эта пытка лишь усилила его чувство к Мари-Анж, и он внимательно следил за каждым движением любовников, стараясь не упустить ни одной мелочи на протяжении всего этого спектакля, который, как они считали, позволит им открыто заявить о своих отношениях.

Усилием воли Паскаль сумел овладеть собой и скрыть черную зависть, оставаясь крайне спокойным и веселым на протяжении мучительного для него вечера. Лишь оказавшись в лифте наедине со своими впечатлениями, он наконец смог дать выход накопившимся эмоциям. Им овладела такая ярость, что он готов был снова подняться наверх и задать Мари-Анж хорошую трепку. Лишь через несколько минут ему удалось взять себя в руки.

Чтобы немного успокоиться, Паскаль решил пройтись пешком по ночному Нью-Йорку. Однако сейчас разноцветная сверкающая реклама любимого города резала ему глаза и казалась непривлекательной. Он сделал крюк по Бродвею в надежде отвлечься от грустных мыслей, вспоминая первые дни после встречи с Мари-Анж. Какие у них были прекрасные вечера: едва закончив ужинать, ей вдруг захотелось попробовать булочку с горячей сосиской. Потом он купил ей за доллар сувенирную маленькую копию ковбойского револьвера, и она с интересом, как ребенок, рассматривала. А каким неподдельным казалось ее изумление, когда они оказались на дискотеке, где играл огромный оркестр и сотни юношей и девушек в нарядных костюмах исполняли латиноамериканские танцы.

Он с грустью вспоминал те счастливые дни, когда они были вдвоем. Самым обидным казалось, что он сам стал причиной своего несчастья: если бы ему вдруг не пришла в голову глупая мысль отправиться с Мари-Анж на стриптиз, может быть, она никогда не познакомилась бы с Ричардом… Впрочем, если судьба так неблагосклонна к нему, то на его пути все равно рано или поздно оказался бы кто-то другой.

Он усмехнулся, вспомнив, как, стремясь выглядеть равнодушным, он все же воспользовался подходящим моментом, когда Ричард вышел за мороженым, и предложил Мари-Анж провести с ним вдвоем завтрашний день. В тот вечер он вышел победителем, потому что заставил ее согласиться! Если только… Нет, она придет, он был в этом уверен!..

19

Приводя комнату в порядок, Мари-Анж думала о том, как это Ричард, обычно такой ревнивый, вдруг оставил ее наедине с Паскалем…

Когда она была замужем, ей не приходилось никого обманывать, поэтому и теперь, боясь отступать от своих принципов, Мари-Анж сначала собралась отказаться от предложения своего друга. Но все же не смогла ему отказать.

Ричард, лежа на диване и удивленный непривычным молчанием подруги, прервал ее думы, спросив, почему она притихла. Неожиданно ей в голову пришла замечательная мысль.

— Разговор о маме напомнил мне о моих обязанностях. Ты знаешь, с того самого вечера, как мы встретились, я еще ни разу не разговаривала с ней. Я хотела бы переночевать у себя в номере и завтра прямо с утра позвонить ей по телефону. Может быть, мне наконец удастся застать ее дома. Ты не возражаешь?

Он сразу же согласился с ней, и эта легкая победа помешала Мари-Анж заметить его радость, вызванную появившимся у него свободным временем. Мари-Анж была даже тронута его вниманием, ведь он сказал, что если она в первое утро не дозвонится до матери, то может и завтра на ночь остаться у себя в гостинице.

Паскаль не спал и никак не мог отвлечься от мыслей о влюбленной паре.

Мари-Анж быстро уснула, и ею овладел крепкий сон.

Ричард отправился в бар, встретил там своих приятелей, которым с удовольствием стал рассказывать о своей удаче. Ребята смеялись, пили, но не спрашивали Ричарда о том, как зовут его новую подружку. Большинство из них считало, что это, должно быть, какая-нибудь старая и богатая дама, иначе Ричард не стал бы так отзываться о ней. Однако его тщеславие взяло верх, и через несколько минут он не только назвал ее, но и описал во всех подробностях.

— Да что же такого необычного они находят в тебе, все эти девчонки! — воскликнул один из слушателей. — Я тоже красивый, но это почему-то не ценится. Просто обидно в моем возрасте не иметь возможности зарабатывать так же, как ты.

Компания развеселилась, Ричард с самым серьезным видом решил преподать приятелям урок, как завоевывать сердца хорошеньких женщин.

— Дети мои, вы так никогда ничего не поймете! У меня очень трудная профессия, которая требует не только прекрасных внешних данных. Здесь просто необходимы медлительность, недобросовестность или какой-нибудь другой недостаток личности. Кроме того, важно уметь скрывать меркантильность под видом детских капризов, строить из себя избалованного или бестолкового, а лучше всего — одновременно того и другого. Но, конечно, особенно полезно почаще принимать вид страстно влюбленного или ужасно ревнивого.

Эта комедия продолжалась еще долгое время, иногда прерываемая громким смехом или довольно грубыми шутками. Ричард, вдохновленный своим успехом у слушателей, шел все дальше и дальше в своих нравоучениях…

На самом деле он не был таким уж испорченным, просто немного ленивым. Всегда веселый, а порой даже искренний, он любил легкую и красивую жизнь и хотел нравиться всем женщинам. Мари-Анж даже не могла себе представить, как он смеялся над ней в этот вечер. Однако его насмешки не имели к ней прямого отношения — это была лишь своеобразная реакция на определенную категорию богатых женщин, с которыми Ричард был знаком раньше. В глубине души он сам, не зная почему, тянулся к Мари-Анж. В его жизни это была первая действительно искренняя и такая мило доверчивая женщина. Он инстинктивно не хотел ее потерять. Было уже очень поздно, когда Ричард неожиданно спохватился, представив себе, что Мари-Анж может изменить свое решение и приехать к нему. Его охватил страх при мысли, что она увидит своего обожаемого возлюбленного в таком состоянии и, не дай Бог, узнает все, о чем он здесь трепался. Оставив товарищей, Ричард быстро отправился домой.

20

Проснувшись утром, Мари-Анж с удовольствием воспользовалась всеми удобствами своего гостиничного номера. Однако Ричарда ей ужасно не хватало. Несомненно уже наступил момент, когда она должна наконец принять какое-то решение. Постоянные переезды из отеля к Ричарду и обратно утомили ее. Остаться жить у него было бы крайне неприличным, поэтому самым простым выходом из создавшегося положения могла бы стать хорошая квартира со всеми удобствами, которую Мари-Анж и решила снять на некоторое время. Ричард, конечно, будет рад этому, она не сомневалась, но Мари-Анж смущало то обстоятельство, что она собирается пойти на такой важный шаг после столь непродолжительного знакомства.

В очередной раз ей пришлось упрекнуть себя в нерешительности. Она подумала, что Агнес на ее месте поступила бы именно так, как ей хотелось.

Может быть, Паскаль сейчас смог бы что-нибудь посоветовать? Несмотря на его любезность накануне, Мари-Анж чувствовала его напряжение. Неужели и он в нее влюблен? Паскаль стал ей душевно очень близок, и она сожалела, что у него такая непривлекательная внешность. А вот красота Ричарда вполне соответствовала ее представлениям о безумной любви…

Она решила все же поговорить с Паскалем.

21

Как и в первый день своего знакомства, Паскаль встретился с Мари-Анж в баре отеля.

— Добрый день. Я очень рад вас видеть. Ричард не рассердился?

— Я сказала, что собираюсь позвонить маме. Я не решилась говорить с ним о нашей встрече.

— И правильно сделали. Вряд ли можно поверить в нашу дружбу, а он очень ревнив. Это я виноват в том, что не пригласил вас вместе с ним. Вы не сердитесь?

— Нет.

Паскаль отметил, что он рад этому, и пустился в пространный рассказ о своем времяпрепровождении. Мари-Анж смеялась от души, а он, счастливый от того, что еще не потерял ее окончательно, легко и воодушевленно придумывал все новые занимательные истории, используя при этом весь свой писательский талант. Мари-Анж даже начала немного сожалеть о том, что ее страстная любовь не дала ей возможности быть спутницей Паскаля и свидетельницей всех этих увлекательных приключений.

В конце концов она решила, что всякая ложь, чтобы в нее можно было поверить, должна опираться на правду, поэтому лучше всего позавтракать у нее в номере, одновременно дожидаясь телефонной связи с Парижем.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мари-Анж решилась наконец заговорить с Паскалем о том, что ее беспокоило. Он выслушал ее терпеливо и спокойно, но в глубине души, конечно, страшно огорчился. Постоянно мечтая о том, чтобы они с Ричардом разошлись, он не знал, что и думать теперь, когда Мари-Анж сообщила ему о своем желании жить вместе с любовником. И решил как мог помешать осуществлению ее планов.

— Снять квартиру — это замечательная идея. Отель и в самом деле не лучшее место для влюбленных, к тому же дорогое. Жизнь станет более удобной, если у вас появится нечто вроде собственного дома. Это позволило бы вам приглашать и меня к себе всякий раз, когда у вас или Ричарда возникнет желание повидаться со мной. Думаю, правда, что пока не следует официально регистрировать ваши с ним отношения. Просто предложите Ричарду жить в одной квартире. Однако тут есть одно «но». Не надо распространяться об этом, американцы ведь пуритане, и вы рискуете себя сильно скомпрометировать. Ричард, думаю, охотно согласится на все, лишь бы быть рядом с вами. Таким образом, вы могли бы и соблюсти приличия, и оставить неизменными ваши любовные отношения, и приобрести уют и комфорт. Кроме того, вы сможете получше узнать своего дружка.

— Паскаль, как все становится просто после вашего замечательного совета!

— Это потому, что мы с вами очень похожи. В качестве платы за консультацию я прошу у вас только, чтобы вы почаще меня приглашали в свою новую квартирку. А пока для начала позвольте мне помочь найти ее для вас.

— Даже не знаю, как мне благодарить вас! Мне было крайне трудно самой принять решение, а вы стали моим единственным другом, поэтому я и решила с вами посоветоваться.

Их разговор был прерван телефонисткой, которая соединила Мари-Анж с Парижем.

Мари-Анж поболтала с матерью о всяких пустяках, о погоде и прочих неинтересных вещах, обещала чаще писать и в конце разговора передала трубку Паскалю, который тоже обещал написать Агнес и сообщить обо всех интересных событиях. После этого они со спокойной совестью вернулись в бар, чтобы выпить по чашечке кофе, прежде чем вместе отправиться на поиски агентства, занимающегося сдачей квартир внаем.

Пока Паскаль дожидался Мари-Анж в холле, она поднялась к себе в номер, чтобы поговорить по телефону с Ричардом, но его не оказалось дома. Это ее слегка огорчило, но не расстроило. Предвкушая впечатление, которое должен был произвести на Ричарда ее сюрприз, она посмотрела на себя в зеркало и, надев манто, спустилась к Паскалю.

Между тем он размышлял, радоваться или горевать ему при таком повороте событий. Его любовь оказалась более сложной, чем он предполагал… Ему хотелось постоянно быть с Мари-Анж вдвоем, но обстоятельства не давали пока такой возможности. Конечно, это хорошо, что с ней можно будет встречаться в той квартире, которую он для нее найдет, но как при этом не замечать присутствия Ричарда?.. Да, ему оставалось лишь ждать своего часа.

Паскаль тяжело вздохнул, представив себе все, что ему предстоит еще пережить. Я сошел с ума от своей любви, говорил он себе. От этого горя и от надежды на будущее счастье. Но будь, что будет… И он улыбнулся подходившей к нему Мари-Анж.

22

За два часа им удалось подыскать подходящую квартиру, и Мари-Анж, поблагодарив Паскаля еще раз, поспешила к своему любовнику.

Она застала того за едой. Прогуляв всю ночь и проспав все утро, он испытывал сейчас сильный голод. Появление возбужденной и радостной Мари-Анж вызвало у него досаду за свое глупое поведение, и его настроение, и без того не блестящее, окончательно испортилось.

Раздраженным тоном он заметил, что она вернулась слишком поздно, и захотел узнать, чем можно так долго заниматься. Вместо ответа он услышал веселый смех и удивился. Перестав изображать приступ ревности, он стал настаивать уже просто из любопытства.

Мари-Анж села в кресло, вытянула ноги и сказала, что после того, как она заказала разговор с Парижем, ее попросили некоторое время подождать. Решив, что лучше всего это можно сделать в баре, она спустилась туда. Там она неожиданно встретила Паскаля, который и составил ей компанию…

— Ты врешь! Вы договорились об этой встрече вечером!

— Перестань кричать! Что за тон! Ты мне не муж, и я не обязана перед тобой отчитываться! Мне не нравится это слово «договорились». Я собиралась сообщить тебе приятную новость, но ты все портишь своими выходками!

Он испугался, видя, как она побледнела от ярости.

— Я и не думал тебя обижать, клянусь! Не сердись на меня, дорогая, просто я очень ревнив и беспокоюсь за тебя. Паскаль меня не любит, я чувствую это.

— Ты глуп и несправедлив. Я ничего не знаю о твоих отношениях с Паскалем, но, думаю, ты вообще его мало интересуешь. Твои опасения напрасны. Паскаль неплохой парень, но внешне он не слишком красив. Он не в моем вкусе, так что не ревнуй. А вот поблагодарить его тебе придется: без помощи Паскаля мне не удалось бы так быстро подготовить для тебя сюрприз.

Ричард ласково обнял ее, извинился за вспыльчивость и, приняв прежний веселый вид, постарался побыстрее загладить свою вину. Мари-Анж не утерпела и рассказала, что нашла для них обоих новую квартиру. Раскрасневшись, она стала вдохновенно мечтать о том, как они славно заживут вдвоем в своем гнездышке. Конечно, все расходы она берет на себя.

Известие о том, что теперь они станут неразлучны, не совсем пришлось Ричарду по душе. Он не хотел расставаться с Мари-Анж, хотя не испытывал к ней горячей любви. Вот только надо прикинуть, сколько же свободного времени у него останется после таких перемен в жизни…

23

Спустя пять дней Мари-Анж, гордая и довольная собой, разместилась в новой квартире. Ричард старался ей помочь, но, по правде говоря, больше мешал.

Мари-Анж устраивалась так, будто строила семейный дом. Ей очень хотелось верить, что она нашла свою настоящую любовь.

Мари-Анж решила, что наконец-то избавилась от тягостных воспоминаний о муже, и просто купалась в волнах своей новой любви. Желание иметь молодого и красивого любовника исходило из ее интуитивного стремления подражать матери, а также под влиянием многочисленных любовных романов, которые она с упоением читала в девичестве.

В первое время, обживая свое новое пристанище, влюбленные не хотели даже думать о чем-то серьезном. Они не переставали радоваться, смеяться и удивляться каждому пустяку, как маленькие дети…

Ричард сохранял некоторое недоверие к Паскалю, но безбедная и беззаботная жизнь в сочетании с дружелюбным отношением к нему предполагаемого соперника усыпляли его посредственную проницательность.

Дни пролетали незаметно в круговороте развлечений и удовольствий. Мари-Анж так уставала от всех забав и приключений, что у нее не хватало ни сил, ни времени, чтобы осмыслить свое положение. Паскаль оказался прекрасным другом и организатором удовольствий. Теперь они втроем постоянно ходили в гости или принимали знакомых у себя, а также часто посещали ночные клубы и казино.

Все шло нормально, по крайней мере так считала Мари-Анж, но чувство Паскаля к ней росло, а ее близость с Ричардом усиливала в нем ревность. Он скоро понял, что роль, которую он сам себе выбрал, становилась все более тягостной. Однажды он почти что открыл ей свою тайну, старательно скрываемую от нее на протяжении всего их знакомства, но вовремя спохватился.

Мари-Анж начинала понемногу привыкать к алкоголю и стала постепенно втягиваться в образ жизни, который вели завсегдатаи ночных клубов.

В тот вечер в ресторане было особенно много посетителей, и вот один из них, оказавшийся товарищем Ричарда, подсел к ним за столик и начал откровенно ухаживать за Мари-Анж. Это переполнило чашу терпения Паскаля и, теряя над собой контроль, он потребовал, чтобы молодой человек немедленно покинул их компанию. Последний удивленно поднял брови и поинтересовался, кто он такой, чтобы так разговаривать, но видя, как Паскаль побледнел от ярости, быстро встал и ушел, не дожидаясь ответа. Ричард сделал вид, что его это не касается, однако Мари-Анж не могла не обратить на все это внимания.

— Паскаль, я уже не ребенок и могу сама себя защитить…

— Сомневаюсь. Я не хочу, чтобы всякий идиот обращался с тобой, как со своей подружкой…

Она внимательно посмотрела ему в глаза и, ласково улыбнувшись, ничего не сказала, отметив про себя, что Паскаль впервые перешел в разговоре с ней на «ты».

После этого случая Паскаль решил уехать… Он устал разыгрывать беспечного молодого человека и испытывал отвращение к собственной вспыльчивости и той идиллии, которую сам создал для этой пары. Может быть, оставшись вдвоем, они лучше познают друг друга.

Из-за Мари-Анж, ставшей ему еще дороже, он решил отправиться в Европу, чтобы возобновить прежнее знакомство с Агнес. И вот, уладив свои дела в Нью-Йорке. Паскаль вылетел в Париж.

24

Агнес приехала встречать старого друга в аэропорт. В последнее время Паскаль прислал ей сразу несколько писем, и она никак не могла понять, с чем это связано. Кроме того, ее беспокоили бессвязные маловразумительные послания Мари-Анж. Неожиданный прилет Паскаля в Париж стал для Агнес уникальной возможностью проникнуть в загадочную обстановку, в которой жила ее дочь в Соединенных Штатах. Агнес радостно вздохнула, услышав сообщение о посадке самолета из Нью-Йорка. В толпе прибывших она наконец-то различила высокую худощавую фигуру своего друга и побежала ему навстречу. Паскаль вежливо пожал ей руку, и она заметила усталость на его симпатичном лице. За то время, пока они не виделись, он, как ей показалось, весьма возмужал и стал более привлекательным. Паскаль же, напротив, был неприятно удивлен, увидев, как постарела Агнес, однако постарался скрыть свое разочарование и лишь улыбнулся.

Покончив с многочисленными формальностями, он сел за руль машины Агнес, и они отправились в город.

— В каком отеле ты мне заказала номер?

— У себя дома. В моем возрасте в этом уже нет ничего неприличного. Мне кажется, у меня будет лучше, чем в отеле.

— Но я же стесню тебя…

— Ты боишься потерять свободу? Не беспокойся, ты будешь абсолютно независим, а я стану менее одинокой. Знаешь, в последнее время мне просто не с кем поговорить. В пятьдесят не так-то просто переносить одиночество…

Он наклонился, поцеловал ей руку и всю оставшуюся дорогу не произнес ни слова.

Париж был прекрасен. Глядя на очаровательных женщин, мелькавших за окном автомобиля, красивые здания и суету огромного уютного города, Паскаль вдруг почувствовал себя счастливым: это был город Мари-Анж. Он был рад, что прилетел сюда, но эта радость была мимолетной. Взгляд Паскаля стал опять грустным, и это не ускользнуло от внимательного взгляда его спутницы, осторожно следившей за ним в зеркальце пудреницы. Интуиция подсказывала ей, что с ее гостем, несомненно, что-то происходит и его визит не случаен. Не желая любоваться тоской в его глазах, она возобновила разговор:

— Какие удивительные сюрпризы иногда подносит жизнь! Я не надеялась, что ты прилетишь сюда. Так что все же случилось?

— Ты, как всегда, сгораешь от любопытства? Кстати, мы уже приехали, и скоро я обо всем тебе расскажу.

25

Паскаль с тоской осмотрел отведенную ему комнату — уютную, прекрасно обставленную. Зная, что Агнес ожидает его, он быстро принял душ и переоделся.

Причиной плохого настроения была не только мучительная для него разлука с Мари-Анж, но и сознание того, что сейчас он находится в доме ее матери. Разница во времени, незнакомая обстановка в квартире сильно постаревшей подруги и утомительный перелет — все это усиливало неприятное чувство безысходности и неприкаянности.

В последние две недели он так сильно переживал все происходящее, что у него даже появилась изжога. Паскаль достал из чемодана дорожную аптечку и принял лекарство. Через пару минут, когда лекарство подействовало, он почувствовал себя лучше.

Овладев наконец своими чувствами в достаточной мере, он пошел к Агнес. Она не могла скрыть сжигающего ее любопытства, и по сияющим глазам было видно, что ей не терпится поскорее узнать свежие новости.

— Прости, я немного задержался. Ты, наверное, заждалась меня? Мне кажется, Агнес, ты совсем не изменилась, только стала такой грустной…

— Не грустной, а задумчивой. Впрочем, ты мне льстишь, я сильно изменилась. Представляешь, после стольких лет беззаботной жизни я наконец полюбила по-настоящему, но не мужчину, а свою собственную единственную дочь. Ты, кажется, удивлен?

— О нет! Я тоже люблю ее.

— Так в чем же дело? Почему тогда она не с тобой?

— Ты всегда считала меня неотразимым, и это очень любезно с твоей стороны, однако у Мари-Анж сложилось обо мне противоположное мнение.

— Какая идиотка!

После этой фразы между ними воцарилось полное взаимопонимание. Паскаль почувствовал, что настал тот момент, когда он может обо всем рассказать Агнес. Это сняло бы груз с его души.

Паскаль сел в мягкое кожаное кресло, черты его лица отчетливо вырисовывались в ярком свете бра с хрустальными подвесками. Агнес, как следователь, пристально всматривалась в глаза Паскаля, стараясь проникнуть в самую его душу.

Тот рассказывал все очень подробно, стараясь не упустить даже самое незначительное событие в нью-йоркской жизни Мари-Анж. Вскоре Агнес узнала и о его вспыльчивости, и о том неловком положении, в котором он теперь оказался. Следуя здравому смыслу, она несколько раз пыталась прервать несколько сбивчивый рассказ, но скорое поняла, что Паскаль не слышит ее. Он говорил и говорил, и на душе у него становилось легче.

Только к двенадцати часам ночи Паскаль закончил свое повествование. Агнес не стала высказывать свое первое впечатление и решила все как следует обдумать, потому что сейчас очень устала и безумно хотела спать. Они расстались до утра.

Паскаль лег в постель и сразу же уснул. Бессонница покинула его. Теперь он был не одинок в своем горе.

Паскаль разделывался уже с четвертым рогаликом, обильно намазанным маслом и вареньем, когда к нему со стуком вошла приходящая горничная и сообщила, что Агнес проснулась и просит его зайти. Вежливость и миловидность молодой девушки, а также вкусный завтрак в очередной раз заставили Паскаля признать преимущества европейского образа жизни. Торопясь увидеться с Агнес, он порезался во время бритья и потому потратил еще полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Улыбнувшись, кокетливо одетая, Агнес уже давно ждала его. Она предложила ему прогулку в автомобиле, так как стояла чудесная солнечная погода и не было смысла сидеть дома. При виде оживленной и веселой подруги у Паскаля сложилось впечатление, что он был не прав: не так уж плохо она выглядит и наверняка может дать фору любой молодой девчонке.

Первое время они сохраняли сдержанность в разговоре и подобно опытным дипломатам ждали, кто же первым начнет разговор на интересующую обоих тему.

Агнес была суеверна. Тот факт, что первым мужем дочери был один из ее возлюбленных, наводил Агнес на мысль о том, что вторым мужем может оказаться другой любовник. Несколько лет назад Паскаль и Агнес были охвачены любовной страстью, которая потом переросла в спокойную дружбу. Сейчас она видела в этом предзнаменование его будущей женитьбы на Мари-Анж. Физическая любовь уже больше не интересовала ее, и теперь она без всякого смущения вспоминала эпизоды из своей прошлой интимной жизни. Паскаль, по ее мнению, как нельзя лучше подходил для Мари-Анж, однако Агнес испытывала определенную неловкость и не решилась бы высказать той свое мнение по этому поводу.

Она лишь с удивлением отметила про себя, что они, будучи такими противоположными внешне и по характеру, тем не менее привлекают одних и тех же мужчин. Быть может, она и Мари-Анж прекрасно дополняют друг друга, создавая при этом образ идеальной женщины? Она рассмеялась этой мысли, но скоро опять приняла серьезный вид, чем удивила Паскаля, который управлял машиной, с интересом поглядывая на свою спутницу.

На самом деле она была очень озабочена сложившимся положением и хотела, чтобы дочь во что бы то ни стало нашла наконец свое счастье. Что ж, если Ричард окажется именно тем человеком, которого Мари-Анж ждала всю свою жизнь, то Агнес согласилась бы и на этот вариант. Впрочем, предоставляя дочери полную свободу выбора, она в то же время осталась по-прежнему щепетильной в том, что касалось нравственности и репутации ее будущего зятя. Ей было очень жаль, что в Нью-Йорке на это практически не обращают никакого внимания.

Как это странно: Мари-Анж после стольких лет образцового поведения увлеклась каким-то шалопаем, чуть ли не альфонсом. И это вместо того чтобы продемонстрировать все свои лучшие качества, привитые ей матерью с самого раннего детства! Может быть, ей хотелось отыграться за свою неудавшуюся семейную жизнь? Или она просто интуитивно стремилась быть похожей на мать?

Паскаль спрашивал себя, правильно ли он поступил, рассказав Агнес все без утайки? Не обиделась ли она на него, узнав, что только сейчас встретил женщину, которую полюбил по-настоящему? Это обстоятельство поневоле делало их давнюю связь неискренней и банальной. Однако он вынужден был согласиться, что в дружеском расположении к нему Агнес не чувствуется сейчас абсолютно никакого притворства. Наоборот, она, казалось, стремилась избежать воспоминаний о прошлом и вела себя как любящая и заботливая мать и даже, временами, как будущая теща.

Паскаль переживал разлуку с Мари-Анж, но постепенно, видя искреннее участие в нем Агнес, успокоился и с каждым днем ощущал новый прилив сил. К нему медленно возвращалась надежда, что Мари-Анж станет его женой. Да, она создана для него и в конце концов они будут вместе. Эта уверенность делала жизнь Паскаля осмысленной, и он решил терпеливо ждать своего часа.

26

Получив письмо от матери, в котором Агнес сообщила, что Паскаль гостит у нее на бульваре Малешерб, Мари-Анж пришла в неописуемую ярость. Подумать только, мать в очередной раз оказалась на ее пути! Да, она отдала предпочтение Ричарду, став его любовницей, но и Паскаль принадлежит ей не в меньшей степени. Господи, в таком возрасте Агнес все еще позволяет себе выступать в качестве соперницы! Правда, немного остыв, Мари-Анж устыдилась своих чувств.

Письмо Агнес было искренним и проникнуто сочувствием, в нем явно ощущалось скрытое беспокойство. Бедная моя мама, ведь ей уже пятьдесят лет! Конечно, у нее была блестящая жизнь, но испытала ли она счастье? Одиночество, на которое я постоянно жалуюсь, ей тоже, наверное, было отмерено полной мерой!

Мари-Анж отложила письмо и задумалась. Она решила подождать некоторое время с ответом, чтобы прийти в себя, успокоиться и трезво оценить сложившееся положение.

Любовное гнездышко по прошествии некоторого времени занимало ее все меньше. Да и светская жизнь после отъезда Паскаля стала казаться ей довольно скучной и однообразной. Она отказывалась от всяких приглашений.

Ричард тоже приуныл и не переставал жаловаться на несправедливость судьбы. Он взял за правило всякий раз, когда подворачивалась подходящая возможность, повторять о своем страстном желании посетить Европу. Мари-Анж улыбалась и ничего не отвечала.

Но однажды вечером Мари-Анж потеряла терпение — Ричард стал ей почти антипатичен. Она первый раз заскучала в его компании и всем своим видом дала понять, кого она видит виновником своей отчаянной скуки. Он же, делая вид, что не понимает что к чему, развалился в кресле, курил и рассеянно слушал радио. Такое невнимание к ее состоянию вызвало у Мари-Анж уже не просто раздражение — она озлобилась.

Особенно противно ей было, что, как и при жизни с Полем, ей приходится прибегать ко лжи, чтобы заставить Ричарда поверить в ее сильное физическое влечение к нему. Ломать эту комедию день ото дня становилось все труднее. Она уже почти призналась себе в своей неспособности до конца отдаться страсти. Когда Ричард укладывал ее в постель, она была вынуждена имитировать то наслаждение, которое ей так хотелось испытать на самом деле. Это было унизительно…

Что касается Ричарда, то он постепенно начинал понимать, что шарм, которым в свое время наповал сразил Мари-Анж, теперь абсолютно на нее не действовал. Он решил, что все еще может измениться, если они вместе отправятся в путешествие. Вот откуда эта навязчивая идея посетить Европу. Впрочем, это была давняя его мечта.

Мари-Анж уже не могла не понимать, что любовник дорого обходится ей, но все же главной причиной ее раздражения была пассивность Ричарда. Ведь что удивительно — покойный муж окружал ее заботой и вниманием, порой даже чрезмерным, а ее нынешний любовник относился к ней весьма легкомысленно, чуть ли не равнодушно! Прекрасный принц, красавец, предел мечтаний любой женщины, вызвавший у Мари-Анж такой интерес в самом начале их знакомства, оказался чем-то средним между плохо воспитанным подростком и хорошо натренированным альфонсом.

Как-то вечером, скучая, она предложила ему прогулку по городу. Ричард тотчас же воодушевился, а это случалось всякий раз, когда ему предоставлялась возможность развлечься, и предложил отправиться в Гарлем. Он начал увлеченно описывать удивительные джазовые группы, которые там можно было послушать, но Мари-Анж нетерпимо перебила его:

— Об этом не может быть и речи, джаз утомляет меня больше всего. А ты, кажется, рад прервать наше уединение? Скажи честно, моя компания тебя больше не устраивает?

— Ну что ты… Какой вздор!.. Почему?

— Потому что ты вдруг стал необыкновенно веселым!

— Не говори глупостей, дорогая. Ты же знаешь, я всегда с радостью делаю все, что ты пожелаешь.

— Ты вынужден так поступать! Скажи, на что бы ты жил без меня?

— Ах, деньги! Какое большое значение ты им придаешь! Ты просто привыкла на всем экономить. А я всегда считал так: будет день, будет и пища. — И Ричард засмеялся.

— Не вижу ничего смешною. Что касается денег, за которые ты меня презираешь, то они заработаны моим дедом, отцом и мужем. Их труд дает мне сейчас возможность вести такую жизнь, какую я хочу. Чтобы тратить деньги, как ты, не думая, надо, чтобы они были чужими!

— Это все красивые слова. Вне всякого сомнения, ты хочешь заставить меня устроиться на работу, не так ли? Но у каждого человека свои представления о жизни. Для меня, например, богатство должно быть предназначено тем, кто умеет им распорядиться. Не забудь одну деталь: если я и живу с тобой, то только потому, что ты сама этого хотела. Достаточно сказать тебе одно лишь слово, и я оставлю тебя наедине с твоими материальными ценностями…

Вот так начался новый, горький период их отношений. Мари-Анж вскоре пожалела, что упрекнула бедного Ричарда его положением: лучше бы ей во всем упрекнуть себя! Агнес, что бы ты сделала на моем месте? Мне так одиноко, думала она. Вот и в сексуальном плане полная неудача, а живое присутствие Ричарда мне кажется просто необходимым…

Ее расстройство было так велико, что она не замечала, как увеличивается трещина в их отношениях. Они все больше отдалялись друг от друга. Порой им даже не о чем было говорить. Не зная, как выйти из этого тупика, она однажды решила прибегнуть к проверенному женскому средству: заплакала.

Ричард, смущенный обилием слез, постарался найти подходящие слова, чтобы утешить ее, и они на время помирились. Мари-Анж приняла это как должное, потому что еще верила, что все может наладиться и она опять почувствует к Ричарду любовь и влечение.

Но прошлого было не вернуть.

Покладистый и сговорчивый Ричард становился упрямым и настойчивым, когда ему во что бы то ни стало хотелось добиться своего. С самого детства он мечтал побывать в Лондоне, Париже, Риме. Отъезд Паскаля в Париж еще больше усилил это желание. Сейчас Ричарду казалось, с помощью Мари-Анж он сможет наконец осуществить свою заветную мечту.

После нескольких дней передышки, которые он ей предоставил, Ричард начал постоянно переводить разговор в нужное ему русло. Стараясь представить свой каприз как простую просьбу, он не гнушался прибегать и к лицемерию. Предлогом для достижения цели он решил избрать свою любовь к Мари-Анж. Разве он не имеет права узнать все о женщине, которую так любит? Как же ее понять, не зная тех мест, где она жила до встречи с ним, как можно судить о ней, не имея ни малейшего представления о взглядах ее светских знакомых?

Однако Мари-Анж не дала обвести себя вокруг пальца. Она с пониманием выслушивала его речи и не говорила ни да ни нет. Она постоянно следила за собой, чтобы случайно не проговориться и о своем желании вернуться на родину. Сложности, которые непременно возникли бы у нее при возвращении домой вместе с любовником, заставили Мари-Анж колебаться с принятием окончательного решения.

Бросить же Ричарда она пока не находила сил… Остановиться вместе с ним у нее дома в Париже — об этом не могло быть и речи… Оставался отель, но этот вариант ей не очень-то нравился, он так и отдавал двусмысленностью. Она представила себе водопад сплетен и лавины пересудов, которые обрушатся на круг ее друзей и на компанию ее матери!

Не в силах решить эту непосильную задачу, Мари-Анж предоставила Ричарду возможность настаивать на своем, но не обращала на его просьбы ровно никакого внимания. Сама она старалась по возможности не наводить на него тоску отказами и не слишком обнадеживать обещаниями.

Стремление Мари-Анж к самостоятельной и независимой жизни не давало теперь ей возможности обратиться к матери за советом, а отсутствие Паскаля лишило друга, которому можно было бы довериться. В конце концов она все же решилась написать письмо Агнес. В нем Мари-Анж осторожно намекнула о возможных трудностях, связанных с ее возвращением во Францию. Зная мать, она догадалась, что ответное письмо с большей вероятностью будет содержать все необходимые ей советы, о которых она не решилась спрашивать открыто.

Ричард ничего не знал об этом шаге, но был рад хорошему настроению Мари-Анж, вселявшему в него некоторую надежду.

27

Агнес перечитала письмо второй раз. Получив это послание, она обрадовалась от всего сердца: Мари-Анж возвращалась! Агнес так много надо было сказать дочери, так много услышать от нее, что она просто не находила себе места от волнения.

Внезапно вспомнив о Паскале, Агнес направилась к нему, чтобы сообщить приятную новость, но, увидев его недовольное лицо и натянутую улыбку, тут же поняла, что он подумал о Ричарде. Она стояла, не решаясь продолжить разговор на эту тему, но Паскаль сам вывел ее из затруднительного положения, задав прямой вопрос:

— Думаешь, она возвращается не одна? Не красней. На этот раз не ты тащишь в дом своего любовника, а твоя дочь. Прекрасно, мне ничего не остается, как уехать отсюда.

— Но почему? Прошу тебя, не бросай меня одну, а лучше найди средство помешать ей совершить этот идиотский поступок.

— У меня нет ни малейшего желания впутываться в эту историю, даже чтобы избавить Мари-Анж от грядущих неприятностей. А они неизбежны, если она совершит очередную глупость.

— Ты ее больше не любишь! Этого только не хватало…

— Наоборот, я ее слишком люблю, чтобы вытерпеть приезд этого надутого индюка. Я жду не дождусь, когда она наконец оставит его, и вот теперь узнаю, что она тащит его за собой, как козла на веревочке.

Растерянное выражение лица Агнес заставило его улыбнуться. Настойчивое стремление матери спасти репутацию своей беспутной дочери вызывало уважение.

— Не говори глупости, Паскаль. Ведь ты же уверен, что в один прекрасный момент женишься на ней. Не понимаю, почему ты так равнодушно смотришь на то, как она губит себя, компрометируя в глазах всего света и…

— Ах, все эти светские сплетни — такая чепуха! Бедная Агнес, я, наверное, очень тебя расстрою, но для меня такие слова, как «высший свет», «репутация» и прочая ерунда абсолютно ничего не значат. Да и ты ведь имеешь в виду лишь соблюдение определенных правил поведения, а не нравственные принципы. И твоя несчастная дочь восприняла все эти пустые слова точно так же: соблюдая внешние приличия, можно делать любую глупость и даже, извини, пошлость. А мы теперь имеем возможность наблюдать, по какому дурацкому пути она решила пойти в своей дальнейшей жизни.

— Помоги нам избежать этой катастрофы, милый Паскаль! Я понимаю, что из-за ее нынешнего поведения ты дурно думаешь о ней, но, умоляю, помоги, сделай это хотя бы ради меня!..

Молящий тон, очаровательные просящие глаза, которые не сводила с него Агнес, все это делало его душу мягкой как воск. Он еще старался выглядеть непреклонным, но уже решил вмешаться в эту историю, чтобы избавить от лишнего беспокойства свою давнюю подругу.

Желание Мари-Анж вернуться в Париж вместе с Ричардом доказывало, что их отношения оказались гораздо серьезнее, чем думал Паскаль. Он не был готов снова лицезреть этих голубков вместе. Паскалю было необходимо какое-то время, чтобы вновь овладеть собой. Подняв голову, он пристально посмотрел в глаза Агнес, которая впилась в него взглядом так, будто хотела загипнотизировать. Боже, какая же она эгоистка!

Эта женщина ни разу не пыталась повлиять на Мари-Анж, пока та, будучи в Америке, находилась в компании Ричарда. Теперь же вдруг этот американец стал для нее ужасным проходимцем и появилась необходимость срочно спасать опозоренную дочь. И все это лишь для того, чтобы Агнес смогла избежать нескольких неудачных острот, которые придумали бы ее друзья.

А может, все это честно высказать Агнес в лицо? Дать ей понять, что он считает ее весьма легкомысленной и эгоистичной особой? Но поймет ли она? Однажды много лет назад он уже собирался сказать ей примерно такие слова. Но счел это бессмысленным.

Паскаль решил как следует обдумать эту проблему. Он сказал об этом Агнес и пригласил ее завтра или послезавтра позавтракать вместе с ним, не спеша обсудить создавшуюся ситуацию и принять правильное решение. Та согласилась с тем, что ему нужно время подумать, и, в свою очередь, заявила, что сама она ужасно измучена всеми этими волнениями и нуждается в отдыхе.

Выходя из комнаты королевской поступью, Агнес бросила на ходу:

— Господи, дети — это такая забота!

Это восклицание вызвало у него улыбку, в которой было не слишком много доброты.

Сидя у камина в своей комнате, Агнес удовлетворенно улыбалась. Ее хитрость приносила великолепные результаты: Паскаль теперь вынужден помочь Мари-Анж, видя, до какой степени светскость сделала ее глупой, а это было именно то, что требовалось Агнес.

Все ее высказывания о погубленной репутации не имели ровно никакого значения: Мари-Анж достаточно состоятельна, чтобы позволить себе некоторые глупости, ее счет в банке заставил бы замолчать самых рьяных злопыхателей. Единственное, что беспокоило Агнес, это очевидная неспособность Мари-Анж жить пристойно и не вызывать толков. Несомненно, Мари-Анж нуждается в энергичном советчике, а Паскаль как нельзя лучше подходит для этой роли!

Впрочем, небольшая драма была бы неплохим средством, чтобы распутать весь этот клубок событий, в котором они запутались. Какое-то смутное чувство подсказывало Агнес, что приближающейся развязки осталось ждать недолго.

После многочисленных стратегических совещаний с Паскалем и обсуждения дальнейшего плана действий Агнес отправила Мари-Анж письмо с советом: отправиться в путешествие по Италии, прежде чем вернуться обратно в Париж. Это ничего не меняло по сути, но давало выигрыш во времени, которое можно было использовать для принятия кое-каких мер.

Мари-Анж распечатала конверт, обклеенный марками Франции, и с притворным спокойствием, от которого она была, конечно, очень далека, принялась читать письмо:

«Дорогая моя, сообщение о твоем скором приезде вызвало у меня безграничную радость. Я счастлива узнать, что твое настроение улучшилось по сравнению с тем временем, когда ты только отправлялась за границу. Одно лишь обстоятельство омрачает мою радость.

Дело в том, что я не ожидала твоего возвращения в ближайшее время, поэтому дала согласие провести один месяц в гостях у своих знакомых, которые живут в Довиле. Паскаль же вынужден отправиться ненадолго в Лондон. Ты представляешь себе, как он будет огорчен тем, что не сможет встретить тебя. Может, ты могла бы сначала съездить в Италию, ведь ты там никогда не была, и подождать того момента, когда мы все сможем собраться вместе? Ты еще не видела Венецию, и, поверь мне, в мае она просто восхитительна. Твой друг Ричард будет в восторге, я в этом уверена.

Нежно целую тебя, моя доченька, и передаю привет твоему другу.

Агнес».

Какой странный ответ! На мгновение Мари-Анж растерялась, узнав, что мать не хочет отказаться ради нее от поездки к каким-то своим знакомым, но очень скоро действительно великолепная идея путешествия в Италию вытеснила все сомнения. Ей не придется расставаться с Ричардом, это главное. Не менее важно и то, что момент весьма вероятного конфликта с матерью откладывался. О, как не хотелось выслушивать ее и прежде опостылевшие упреки.

В последнее время ее любовник, казалось, загрустил и часто отправлялся на прогулки в одиночестве. Она не сердилась на него и теперь решила вновь привлечь внимание Ричарда к себе сообщением о совместном путешествии в Италию. Ей так нравилось баловать своего красавчика!..

Мари-Анж была так поглощена своими планами, что вздрогнула от неожиданности, когда вышедший из ванной с полотенцем в руках Ричард нежно поцеловал ее в затылок и спросил, о чем она задумалась. Чтобы поддразнить его, она приняла таинственный вид, делая осторожные намеки по поводу их предстоящего путешествия, а затем вроде бы опровергая свои слова. Ричард, поняв ее хитрость, дал ей возможность поиграть: он увидел у нее на коленях распечатанное письмо и понял, что оно от матери.

Ричард решил, что ему готовится очередной приятный сюрприз. Как жаль, что за все то время, что они были вместе, ему так и не удалось заставить ее официально зарегистрировать их брак. Он хотел бы, чтобы Мари-Анж принадлежала ему целиком — вместе, конечно, со счетом в банке. Роль альфонса уже изрядно надоела ему. Пора, пора стать самостоятельным, не зависеть от капризов и настроения своих любовниц.

Мари-Анж наконец надоело разыгрывать его, и она спросила: не желает ли он посетить вместе с ней Венецию? От неожиданности Ричард вскрикнул и, обхватив ее сильными руками, принялся кружиться по комнате, не обращая ни малейшего внимания на истошный визг. В конце концов он повалился вместе с ней на диван, запыхавшись и весело смеясь. Веселая возня перешла в страстные объятия, которые, к сожалению, и на этот раз не доставили Мари-Анж желанного наслаждения.

Потом они долго говорили, перебивая и не слушая друг друга: строили всевозможные планы, прикидывали время, необходимое на сборы, обсуждали всю прелесть путешествия на теплоходе, или, напротив, быстроту и удобство воздушного перелета. Вся эта милая трескотня временами прерывалась нежными поцелуями.

Путешествие на теплоходе казалось Мари-Анж более романтичным, и Ричард охотно уступил этому ее желанию. Им пришлось переделать кучу дел, чтобы отправиться в путешествие как можно скорее. Необходимо было сдать их совместную квартиру, а также квартиру Ричарда. Пришлось искать подходящее бюро путешествий, чтобы заказать комфортабельные каюты, затем собирать багаж и думать над тем, где они будут жить в Италии.

Наконец долгожданный день настал! Ричард был просто ошеломлен красотой корабля. Это было итальянское судно, команда и обслуживающий персонал — исключительно европейцы. Мари-Анж была очень рада вновь почувствовать тот великолепный сервис, к которому привыкла.

Мари-Анж заказала каюту и салон, не желая отказаться от своих светских правил, хотя они теперь значили для нее куда меньше, чем прежде. Кстати, тот факт, что кто-нибудь может узнать, что она путешествует с любовником, абсолютно ее не беспокоил. Ричард как всегда не подумал о том, чтобы купить цветы, так что и эту обязанность Мари-Анж пришлось взять на себя. Ричард без конца обсуждал достоинства роскошной каюты, любезность прислуги, а предложение поужинать в кафе на палубе привело его просто в восторг. В своем детском восхищении он выглядел достаточно глуповато: сама Мари-Анж давно привыкла ко всей этой ослепляющей роскоши.

Наблюдая за тем, как горничная распаковывает ее багаж, Мари-Анж вспомнила свой приезд в Нью-Йорк, когда ей, уставшей после долгого полета, чуть не пришлось проделать эту работу самой. Теперь ей казалось, что это было так давно…

Внезапно в глубине души у нее появилось предчувствие скорых перемен. Любовные отношения с Ричардом возникли совершенно случайно и. хотя расстаться с ним она не желала, в последнее время — чего уж обманывать себя! — все больше ее тяготили. А главное, она не представляла себе, как сможет ввести в светское общество Парижа этого молодого человека с внешностью «кинозвезды» из фильмов на спортивную тематику и… умом пятилетнего ребенка.

Хитрость Агнес стала для нее очевидной. Как она раньше-то не догадалась? Поездка матери в Довиль была лишь предлогом отсрочить неминуемую катастрофу. Мари-Анж, стараясь не показать виду, что потрясена открывшейся ей догадкой, повернулась к Ричарду:

— Ты доволен?

— Дорогая, посмотри, здесь повсюду кондиционеры! Даже подумали о том, где лучше поставить цветы!

— Какой же ты все-таки еще ребенок, Рич!

Ричард смотрел на нее с восхищением, но Мари-Анж понимала, что это вызвано необычной для него обстановкой, а не любовью. В его любовь, как, впрочем и в свою, она больше не верила.

На какое-то время она отвлеклась от грустных мыслей, решив как можно полнее насладиться предстоящим путешествием. Зачем сейчас думать о разлуке? Все равно рано или поздно придется это пережить.

С самого раннего детства Мари-Анж часто слышала фразу: «Все продается и покупается!» По всей видимости это так. Ей удалось купить любовь, однако она получила лишь то, что можно получить при такой сделке, — лишь видимость той любви, о которой она мечтала всем сердцем. Однако как это замечательно иметь возможность ни в чем себе не отказывать. Разве Агнес, на которую Мари-Анж так стремилась походить, не была независимой только благодаря своему состоянию? Ее женская привлекательность, сохранившаяся в пятьдесят лет, роскошно обставленная квартира, элегантность и безупречная репутация в обществе — все это могло стать возможным лишь при наличии больших денег. Если бы матери самой пришлось готовить, мыть посуду, шить, стирать и при этом воспитывать дочь, она уже стала бы старой, измученной жизнью женщиной…

Ну да ладно, все это потом. А пока пусть будет путешествие, прекрасное путешествие через океан.

Ричард теперь постоянно находился в приподнятом настроении и при каждом удобном случае целовал Мари-Анж, которая, отбросив печаль, смеялась и отвечала ему теплой улыбкой.

Они собирались на ужин. Ричард важно прихорашивался перед зеркалом, любуясь новым костюмом, который ему в очередной раз преподнесла Мари-Анж. Его подруга надела дорогое вечернее платье классического европейского стиля и нитку великолепного жемчуга.

— Ты не находишь, что мы с тобой представляем исключительную пару? — Мари-Анж подошла к Ричарду и встала рядом с ним.

— Ты любишь меня? Не отвечай… Поцелуй меня…

Она стерла с его щеки след губной помады и, потянув за руку, повела в бар. Там они стали ждать ужина, заказав по паре коктейлей и слушая музыку.

Перемена обстановки подействовала на Ричарда весьма благоприятно, он просто блаженствовал. Сидя за накрытым на шесть персон столом, она наблюдала за тем, как он развлекает разговором двух своих соседок, сидящих по обе стороны от него.

Соседкой справа была явная американка, а слева — итальянка, вероятно, не простого происхождения; она не спускала с Ричарда пламенных черных глаз. Ричард был в ударе и вовсю ухаживал за знатной синьорой. Мари-Анж успокоилась и позволила себе перейти в разговоре со своей соседкой-француженкой на родной французский язык.

Вечер затянулся, Мари-Анж и Ричард отправились спать глубоко за полночь.

На следующее утро, когда они прогуливались по палубе, к ним подошла та самая итальянка, которую Ричард прошедшим вечером развлекал за ужином. Мари-Анж не ошиблась: она оказалась графиней. У нее был роскошный дворец в Венеции, но она предпочитала больше времени проводить в Париже или Нью-Йорке.

Мари-Анж немного смутило откровенное внимание этой женщины к Ричарду, однако после вчерашнего вечера и ночи любви тот был несколько рассеян и казался слегка усталым. Но, видно, это лишь возбуждало графиню, которая, кстати сказать, была уже немолода.

Разумеется, Мари-Анж не удалось избежать совместного завтрака с итальянкой, а в шесть вечера они опять встретились с назойливой дамой в салоне, где знатная публика собралась, чтобы скрасить вечер игрой.

Флирт между итальянкой и Ричардом продолжался, и Мари-Анж окончательно потеряла спокойствие, к которому так стремилась в последнее время. Она и ревновала Ричарда, и немало раздражалась при виде того, как он беззаботно наслаждается путешествием и обществом людей, ранее для него недоступных. Мари-Анж почувствовала, что она не в силах что-либо изменить, что дальнейшую судьбу их обоих определяет графиня, и уже не пыталась сопротивляться натиску этой настойчивой женщины, чем-то напоминавшей ей Агнес.

Вскоре графиня предложила новым знакомым не брать номера в отеле, а остановиться у нее во дворце. Мари-Анж сразу же отказалась принять это предложение, но не могла не видеть, что Ричард, вдохновленный новыми перспективами, готов был согласиться. И как только они оказались в каюте, Мари-Анж по виду Ричарда поняла: от неприятного разговора не уйти.

— Ты сердишься на меня? Послушай, дорогой, ведь это же нелепо! Ты должен понять, что я не могу принять такое приглашение от женщины, которую почти не знаю… Тебе не о чем сожалеть, ведь мы можем с ней часто видеться и в то же время сохраним нашу независимость от нее…

— Это мне, мужчине, решать — принимать приглашение или отказываться от него! А ты, наверное, по-прежнему держишь меня за мальчишку, а я мужчина… Кстати, ведь именно мне графиня хотела показать свой дворец. Или ты думаешь, она приглашала тебя?

— Да ты просто наглец! Конечно, эта старуха скорее всего богаче меня и сможет содержать тебя лучше, чем я. Молчи, не пытайся возражать мне! Твоя игра понятна, удивляюсь, как это я раньше тебя до конца не раскусила! Сегодня ты будешь спать на диване в салоне. И постарайся до утра сделать выбор — эта мумия или я!

Ричард услышал, как она повернула ключ в двери каюты. На мгновение растерялся: а вдруг графиня изменит свои намерения? Что он тогда будет делать один, без денег и друзей в незнакомой ему Венеции? Впрочем, вытянувшись на диване, Ричард скоро уснул, рассчитывая, как обычно, на свою неизменную удачу и надеясь, что все само определится в его дальнейшей судьбе…

Мари-Анж была вне себя от ярости… Она думала лишь о подлой измене и о своем унижении. С испепеляющей ненавистью она смотрела на запертую дверь.

Проснувшись на следующее утро, Мари-Анж удивилась, что ей удалось уснуть. Приведя себя в порядок самым тщательным образом, она отправилась завтракать. На ее лице появилась презрительная улыбка при виде спящего на диване Ричарда. Пройдя мимо него на цыпочках, она поднялась на палубу.

Первым пассажиром, которого она встретила, оказалась графиня. С приветливой улыбкой та попросила разрешения присоединиться к Мари-Анж и долго пыталась объяснить, почему она любит пить крепкий чай в такое время.

Итальянка замучила ее неиссякаемой болтовней. Казалось, этому пустословию конца не будет. Мари-Анж смотрела на нее и пыталась понять, что же нашел в ней Ричард кроме денег, и не понимала. Увядшая красавица, все еще разыгрывающая из себя восемнадцатилетнюю озорницу. Мари-Анж пересилила себя и попыталась любезно улыбнуться графине, начав разговор о Ричарде. Однако графиня упорно уклонялась от разговора о нем, и это лишь подтверждало худшие предположения Мари-Анж.

Вскоре появился и он сам, с невозмутимым видом приветствуя собравшихся и извиняясь, что сегодня проспал завтрак. Со всех сторон посыпались шутки и веселые предположения. Ричард даже не посмотрел в сторону Мари-Анж.

До самой Венеции они обменивались лишь ничего не значащими фразами. И только на людях.

Наконец капитан объявил, что они прибудут в Венецию завтра утром к одиннадцати часам. С вечера Мари-Анж решила отправиться спать раньше обычного: Ричард, она была уверена, больше не станет тянуть и захочет объясниться. В ожидании его прихода она принялась упаковывать свой багаж.

Все уже было собрано и приведено в порядок, но он все еще не появлялся. Не желая более продолжать этот спектакль, Мари-Анж легла в постель, но дверь, отделявшую ее каюту от салона, на этот раз оставила открытой. Вскоре она задремала.

Вдруг, словно от толчка, Мари-Анж проснулась: около постели стояла графиня и смотрела на нее с притворным дружелюбием.

— Что вам надо? Который час?

— Девять часов утра, скоро мы прибываем. Ну а то, что я сейчас вам скажу, вы и сами прекрасно знаете…

— Да, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Ричард отправляется с вами, мадам. У него не хватило смелости самому сообщить мне эту новость. Что ж, такое — в его духе…

— Да, дорогая, вы правы, он не хотел бы больше с вами видеться. Его слабоволие, впрочем, кажется мне вполне естественным… ведь он так молод! Я вас удивляю? Ваш бывший друг относится к тому типу людей, которые всегда ищут где лучше и всегда находят дурочек вроде меня и вас, готовых ради них на все, не правда ли? Правда, со мной ему не надо будет разыгрывать комедию, мы уже договорились о сумме, которую я буду платить за известные услуги. Да, я циничная женщина, но жизнь такова, что приходится самой заботиться о себе. Знаете, вы вызываете у меня симпатию…

— Одним словом, вы просто из любезности обременили себя визитом, чтобы сообщить, что забираете моего любовника? С вашей стороны это очень мило. Но раз уж вы пришли, потрудитесь помочь мне собрать барахло вашего блестящего приобретения, ведь ему надо что-то носить, пока он не получит в подарок новое.

Инстинктивно Мари-Анж разговаривала тоном Агнес, и чувство собственного достоинства, с которым были сказаны эти слова, произвели на графиню сильное впечатление. Собирая вещи Ричарда, обе женщины ни на минуту не теряли самообладания, были сдержаны и при расставании даже улыбнулись друг другу.

Мари-Анж была в бешенстве, к которому примешивалось чувство растерянности. Это мешало ей полностью осознать то, что с ней произошло.

В указанное время она сошла с корабля, тепло попрощавшись с капитаном. Тот не смог скрыть своего любопытства и поинтересовался, почему она в одиночестве покидает его судно и где же ее попутчик. Мари-Анж ответила какой-то, как ей казалось, вполне удачной шуткой.

Чувствуя себя совершенно опустошенной, она нашла отель, в котором должна была поселиться, записалась в книгу у служащего отеля, поднялась на лифте и наконец оказалась в заказанном для двоих номере. Она чувствовала сильную усталость и апатию, прилегла на диван, приняла успокоительное и заснула, прежде чем лекарство начало оказывать свое действие.

28

Агнес навела справки и узнала день и час прибытия корабля, который должен был доставить ее дочь в Венецию. Паскалю она ничего об этом не сообщила, считая, что не стоит беспокоить его пока разговорами о Мари-Анж. Агнес ожидала известия от дочери из Венеции, но та почему-то не звонила. Правда, Агнес в свое время сообщила дочери, что должна в это время находиться в Нормандии. Да, если бы она вспомнила раньше о своей выдумке, то ей не пришлось бы так грустно провести весь день в ожидании телефонного звонка. Паскаль обещал вернуться из Лондона поздно ночью, поэтому она решила не ждать его возвращения, а, оставив записку с извинениями, что не смогла его дождаться, отправилась спать.

Паскаль был рад снова оказаться в аэропорту Орли. Он был в прекрасном настроении: контракты, которые вынудили его отправиться в Великобританию, были подписаны, у него были все основания считать поездку весьма удачной. Его гордость тешил тот факт, что ему впервые предложили написать три самостоятельных сценария, а не переделывать уже готовые произведения, как это часто приходилось делать прежде. И за хороший, весьма хороший гонорар. Он был полон замыслов и идей и радовался, что уже завтра возьмется за серьезную работу, которая позволит окончательно отвлечься от мыслей о себе или, вернее, о Мари-Анж.

29

Прежде чем окончательно проснуться, еще не вполне сознавая, где она находится, Мари-Анж поняла: ей очень плохо. Нет, не физически — скверно было на душе. Она вновь попыталась уснуть, чтобы избежать тоскливой действительности, однако сон исчез. Мари-Анж обреченно уселась на постели и мрачно оглядела прелестную комнату, которая, казалось, была создана для любви и которую заполняли нераспакованные чемоданы.

Часы-браслет показывали ровно десять, Мари-Анж проспала почти целые сутки.

Ее первым намерением, несмотря на отвратительное настроение, было заказать сытный и вкусный завтрак, что она и сделала. В ожидании, когда подадут еду, она стояла и смотрела в окно: на светло-коричневой воде выстроились ряды гондол. Они лениво раскачивались на волнах, создаваемых быстроходными катерами. На другой стороне Большого канала Мари-Анж увидела прекрасные дворцы, и ей очень захотелось проникнуть в их непостижимые тайны. Но…

Она опять была одна. Одна в этом городе влюбленных и свадебных путешествий… Ей захотелось заплакать. Любовник покинул ее ради старухи-итальянки, и теперь ей больше не хотелось оставаться в этом волшебном городе — Венеция сейчас наводила на нее тоску. Конечно, она была готова к тому, что они с Ричардом расстанутся, но чтобы он ушел от нее вот так, не попрощавшись?..

Часы показывали уже час дня, а она все еще не покидала своей комнаты и не приняла хоть сколь-нибудь вразумительного решения. Мари-Анж заказала в номер и обед и теперь, одетая в домашнее платье, с растрепавшимися волосами и заплаканным лицом, металась, как львица, из одной комнаты в другую.

Ей так хотелось счастливо провести время здесь вместе с Ричардом!.. И некому поплакаться. Как жаль, что Агнес находится сейчас в Довиле! Конечно, рассказать матери о неудачном романе с Ричардом — большое унижение. Но быть может, Агнес все-таки сумеет ее понять?

Внезапно она вспомнила о Паскале. Вот человек, который ей нужен, и как можно скорее! Он не такой, как все остальные, он все поймет. Надо срочно отправить телеграмму на бульвар Малешерб. В конце концов, кто-то же должен был там оставаться, чтобы вести хозяйство.

С неожиданной решимостью Мари-Анж позвонила и передала текст сообщения, умоляя поставить пометку «срочно». Потом, представив себе, что Паскаль может сразу же вылететь к ней, она бросилась разбирать свои чемоданы и с невероятным усердием приводить номер в порядок. Она велела принести цветы и заказала шампанское и фрукты. Одним словом, задействовала весь обслуживающий персонал на своем этаже.

Когда все приготовления были закончены, Мари-Анж отправилась в ванную. Она взглянула в зеркало и была поражена своим видом: на нее смотрела заплаканная и растрепанная женщина с темными кругами под несчастными глазами. Неужели это она? Холодный душ и дорогая косметика позволили ей быстро привести себя в надлежащий вид.

Паскаль получил телеграмму в четыре часа. В шесть он вылетел в Милан, а уже без пяти восемь сделал пересадку на рейс в Венецию. Он так и не повидался с Агнес после своего возвращения из Лондона. Накануне он отправил ей сообщение о своем благополучном перелете из Великобритании в Париж, а позднее дал телеграмму и Мари-Анж: «Вылетаю. Сообщу о себе при первой возможности. Целую. Паскаль».

И вот наконец служащий отеля передал Мари-Анж сообщение: Паскаль уже в Милане, в Венецию прибудет к ужину. Ни на одну минуту она не сомневалась, что он обязательно прилетит к ней сюда, но все-таки почувствовала неожиданную слабость, представив, что Паскаль мог бы и отказаться.

Желая доставить ему приятные минуты, напомнить их первое свидание и заодно стереть из своей памяти Ричарда, Мари-Анж нашла то же самое платье, что было на ней, когда они встретились в Нью-Йорке. Она спустилась в бар, села в глубокое кожаное кресло и стала внимательно следить за входной дверью. Однако задумавшись, она не заметила, как он вошел, и почувствовала его присутствие лишь после того, как он опустился в кресло рядом с ней.

— Жестоко проделывать со мной подобные штучки, дорогая! Я ужасно устал. Лондон, Париж, Милан, Венеция — и все это в один день… Случилось что-нибудь серьезное?

— Ричард бросил меня, Паскаль…

— Надеюсь, ты не побежишь из-за этого вешаться?

— Если бы ты знал, как я расстроена, то не смеялся бы надо мной.

Он почувствовал, что его нервы не выдерживают, и недолго думая потянул Мари-Анж к лифту. Они поднялись в номер. Усевшись в кресло, Мари-Анж монотонным голосом продолжала рассказывать о своих злоключениях. Закончив свою печальную повесть, она попросила принести ей стакан воды. И вдруг бросилась ему на шею, заплакала. Преданность Паскаля и быстрота, с которой он откликнулся на ее телеграмму, успокаивали Мари-Анж лучше, чем длинные фразы. Тягостное ощущение полной бессмыслицы происходящего отступало.

Полгода, что она провела в Соединенных Штатах, не прошли для нее даром — Мари-Анж получила возможность испытать радость жизни, к которой она так стремилась. Однако избавиться от тяготившей ее душевной опустошенности ей все же не удавалось. А теперь еще отвратительная, мерзкая измена Ричарда!

— Мари-Анж, у меня вся рубашка промокла от твоих слез, — прервал ее монолог Паскаль. — Я устал, дорогая, и мне хочется пить. Не могла бы ты на некоторое время прервать свои излияния и сделать мне коктейль?

Она отпрянула и посмотрела ему в глаза:

— Ты находишь меня смешной?

— Нет, конечно. Но, пожалуй, несколько лицемерной. Ты же не любила Ричарда. Ты просто тянулась к нему, потому что он был твоим первым любовником, да к тому же таким красавчиком. Но ведь он глуп как пробка, ты не могла этого не понять. Ты ведешь себя, как настоящая идиотка, изливая на меня потоки горьких слез. Что ты оплакиваешь? Красавца-недоумка? Так знай, рано или поздно вам все равно пришлось бы расстаться.

— Паскаль!.. Я никогда не думала, что у тебя такое черствое сердце и… плохое воспитание!

— Для начала оставь в покое мое воспитание, а потом, скажи: если тебя не интересует мое мнение, зачем ты вызвала меня сюда? И наконец, черт возьми, получу я сегодня коктейль или нет?!

Надувшись, Мари-Анж решительно направилась к окну и повернулась к Паскалю спиной. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и снова захлюпала носом.

Паскаль сам нашел стакан и, налив в него виски, удобно устроился в кресле. Он ждал. Но разве до сих пор он мало ждал?

Мари-Анж наблюдала за бесконечным движением на Большом канале. Молчание Паскаля сначала вызвало у нее раздражение, потом оно стало действовать успокаивающе. Но все же — почему Паскаль так грубо разговаривает с ней, разве она дала повод? Что он мог знать о ее чувствах, если ей самой в этой жизни не все понятно? Она искренне поверила Ричарду, или, вернее, в свободные отношения. И ошиблась. Да, ошиблась, но что же, теперь ей выслушивать нравоучения до конца своих дней?

Любовь!.. Что ей было о ней известно? Единственная встреча с Жозефом могла стать началом большого счастья. Но могла и не стать. А разве можно назвать любовью то, что она испытывала в супружеской жизни с Полем. Об унизительной истории с Ричардом не хотелось и вспоминать.

Так что ей известно о любви? Нет, Паскаль чересчур строг по отношению к ней! Хотя почему она плохо думает о Паскале. Она всегда плохо разбиралась в людях. А Паскаль — настоящий друг.

Мари-Анж не решалась обернуться. Ей стало стыдно. Она вела себя как последняя идиотка, в конце концов, ей же не пятнадцать лет. Наконец, резко тряхнув головой, она взглянула на Паскаля. Он спал, откинувшись в кресле. Мари-Анж тихо засмеялась: ее привычка придавать всему на свете слишком большое значение на этот раз заставила ее полчаса проторчать у окна, уткнувшись носом в стекло.

— Я дура, дура! То плачу, то смеюсь… Паскаль, я идиотка! — крикнула она ему на ухо.

Проснувшись, он сонно улыбнулся и ответил:

— Абсолютно с тобой согласен. Кстати, только что я опрокинул стаканчик виски, а теперь мне захотелось есть. Что ты думаешь насчет ужина?

И они спустились вниз.

30

После вкусного ужина в ресторане отеля Паскаль предложил Мари-Анж прогуляться по площади Святого Марка и выпить где-нибудь по чашечке капуччино. Смеясь, она призналась, что до сих пор еще не выходила из отеля. Мари-Анж быстро переоделась, и они вышли на улицу и вдохнули запах Венеции.

Мари-Анж останавливалась около каждой лавочки, но ничего не покупала исключительно потому, что все они были закрыты в столь поздний час. Ее внимание привлекло небольшое кафе «Флориан». Несмотря на хорошую погоду, она отказалась выбрать столик под открытым небом, а вошла и села около стойки. Она весело засмеялась, наблюдая за тем, с какими трудностями Паскаль поджимает свои длинные ноги, стараясь поудобнее устроиться на сиденье рядом.

— Спасибо, что ты здесь со мной, Паскаль! Благодаря тебе я чувствую себя увереннее! Мне очень дорога твоя дружба.

— Дружба тут ни при чем.

— Что ты хочешь сказать?

— Мы поговорим об этом в другой раз, и перестань считать меня за доброго и преданного пса, меня это раздражает.

Она не решилась возразить. Очень скоро они вернулись в отель, уставшие, но очень довольные друг другом.

Резкий тон, которым Паскаль отозвался об их дружбе, вызвал у Мари-Анж недоумение, и она решила разобраться в этом вопросе. Однако весь следующий день они гуляли, катались на гондолах, съездили на экскурсию, посетили пару музеев. Мари-Анж никак не могла найти подходящий момент, чтобы вернуться к прошлому разговору.

Вечером, возбужденная и кокетливая, она попросила Паскаля снова сводить ее в то же маленькое кафе, где они были накануне. Воссоздать ту же обстановку, чтобы вернуться к столь заинтриговавшему ее разговору, — таков был ее план.

Вскоре Паскаль обратил внимание на ее возбуждение и, улыбнувшись, заговорил первым.

— Дорогая… Нет, не делай удивленных глаз! Позволь мне наконец называть тебя так, как я хочу. Разве ты привела меня сюда не для этого? Я люблю тебя. Поверь мне, прошу тебя! Люблю давно и страшно мучаюсь от этого чувства, понимая, что ты не отвечаешь мне взаимностью. Это так больно, Мари-Анж, находиться с любимой рядом и читать в ее глазах страсть к другому человеку, недостойному ее. Я рад, что вы расстались. Но хочу сказать честно: у меня, видишь ли, не хватит сил пережить еще одного Ричарда. Я прекрасно осознаю, что моя внешность не совсем, мягко говоря, соответствует твоим вкусам, но я прошу тебя о немногом. Ты можешь дать мне шанс?

— О, Паскаль, ты слишком резко судишь о себе.

— Что ты говоришь?

— Ты не можешь пока понять меня до конца, но мне кажется, что я теперь знаю, что надо делать. Ты мне слишком дорог, чтобы повторить с тобой мою прошлую жизнь.

— Дорогая, прости, я совсем запутался, объясни мне, что значат твои слова?

Мари-Анж со спокойствием, которому она сама удивилась, принялась рассказывать о своей жизни с покойным мужем, которого она заставила поверить, что он сделал ее счастливой во всех отношениях. Видя, что Паскаль не спускает с нее внимательных глаз, подробно описала свои желания свободы и самостоятельности, свои поиски любви, разочарования, необычные отношения с матерью, рассказала об опустошающем одиночестве, усталости от бесконечной комедии, которую приходится разыгрывать перед знакомыми. Короче о том, что она загнана в тупик. Ричарду в этом рассказе места не нашлось. О Жозефе Мари-Анж благоразумно не упомянула.

Она пояснила, что может лишь мечтать о том, чтобы предоставить ему тот шанс, о котором он просит! Но вправе ли она?..

Слушая Мари-Анж, Паскаль не произнес ни слова. Она, решившись наконец поднять на него глаза, увидела, что он необыкновенно взволнован и даже растерян.

— Паскаль, что с тобой? Ты не слушал меня? Ты мне не веришь? Не молчи, пожалуйста!

— Я не хочу, чтобы ты вспоминала свою прошлую жизнь… Теперь я знаю, что ты принадлежишь мне. Я больше не буду гоняться за удачей — я ее догнал. Ты моя — и я не позволю тебе больше страдать. Ты можешь забыть свой печальный опыт — мы начнем все сначала. Пойдем прокатимся последний раз в гондоле.

— Почему последний?

— Завтра мы отправляемся во Францию.

31

Мари-Анж оценила решительный тон, которым была сказана последняя фраза. Он подействовал на нее успокаивающе, однако смутное волнение все еще не оставляло ее. Сбивчивая, искренняя исповедь, воспринятая Паскалем с радостным смущением, и, наконец, сам факт, что она не отвергла его предложения, дали Мари-Анж основание предположить, что она, вероятно, выйдет замуж второй раз.

Удобно устроившись в гондоле, Мари-Анж с трепетом ожидала от своего спутника каких-нибудь особенных проявлений внимания, но он вел себя очень корректно. Она удивилась, но, не показав вида, стала любоваться красотами Венеции, стараясь не касаться Паскаля даже рукавом. Ее изумление достигло вершины, когда, проводив ее в отель, Паскаль попросил собрать багаж, сказав, что их самолет вылетает около одиннадцати часов утра, после чего откланялся, даже не поцеловав на прощание.

Войдя к себе в номер, Мари-Анж спохватилась: ей был известен час отлета, но куда они летят? Паскаль ни разу не упомянул Париж. Она уж было собралась позвонить ему, чтобы выяснить этот вопрос, но потом передумала из-за своей обычной нерешительности. Но несмотря на это, заснула спокойным детским сном. Впервые за многие недели.

Паскаль удобно расположился в кресле самолета. Несмотря на то что он битых два часа провел, оформляя билеты, теперь, вместо того чтобы расслабиться и отдохнуть, он страдал от безделья.

Директор компании «Карлтон» в Каннах оказался замечательным человеком и пообещал предоставить Паскалю двухкомнатный номер. Гораздо труднее оказалось достать два билета на самолет, отправлявшийся в Ниццу, но, проявив настойчивость, Паскалю в конце концов удалось сделать и это. Он даже позвонил в свой банк и взял со счета значительную сумму денег, и теперь все дела у него были в порядке. Паскаль планировал провести в Каннах лето, написать пару сценариев, а затем предложить их знакомому продюсеру.

Восторженная, сияющая Мари-Анж лучезарно улыбалась служащим авиакомпании «Эр Франс», она просто упивалась французской речью. В назначенный час, минута в минуту, самолет совершил посадку.

В тот самый момент, когда Мари-Анж вместе с Паскалем выезжала в такси из аэропорта, он нежно поцеловал ее.

Это был их первый поцелуй.

32

Мари-Анж никогда прежде не бывала в Каннах. Ее покойный муж не переносил жаркого климата и обычно проводил отпуск в своем доме в Нормандии. Поль любил повторять, что климат Нормандии наиболее благоприятен для здоровья. Она не хотела ему возражать и соглашалась. Теперь же у нее появился повод отправиться туда, куда она еще в детстве мечтала поехать, и это показалось ей хорошим предзнаменованием.

Паскаль удивлялся тому, что Мари-Анж не привыкла посещать рестораны, потому что с детства она большей частью ела в своей комнате вместе с няней и считала, что пышные вечера в ресторанах предназначены для людей, не знающих, куда девать деньги. Они могли позволить себе шоколадные пирожные, вредные для печени, клубнику со сливками, вызывающую аллергию, и другие неблагоприятные для здоровья продукты. Мари-Анж рассказала Паскалю о своих детских воспоминаниях: о просторном холле и особенно о чудесной швейной машине, которую она с усердием вертела в то время, когда ее мать отдыхала в гостиной.

Паскаль с интересом слушал ее болтовню. Она была очень дорога ему, и он хотел как можно больше узнать о ее детстве.

Он тоже вспоминал свое прошлое, те беззаботные шалости и глупости, которые делают воспоминания детства столь привлекательными в зрелом возрасте. Правда, Паскаль испытывал неприятное чувство к Агнес из-за того, что она вырастила свою дочь чересчур заносчивой, заморочив той голову светскими манерами. Он считал, что нельзя подавлять личность даже под предлогом хорошего воспитания…

33

Когда Паскаль записал Мари-Анж в качестве супруги, она не слишком этому удивилась. Однако управляющий отелем, старый знакомый Паскаля, стал осыпать покрасневшую Мари-Анж поздравлениями и тем привел ее в полное замешательство. Она бы, вероятно, рассердилась на Паскаля за эту неуместную выходку, но он так строго посмотрел на нее, что она не осмелилась возразить. Мари-Анж решила, что потребует от Паскаля объяснений, как только они окажутся вдвоем.

Служащий отеля проводил их в номер, и Мари-Анж удивленно приподняла брови, увидев две смежные комнаты. Она посмотрела на Паскаля, ожидая объяснений, но тот сделал вид, что не понимает ее взгляда. Казалось, ее друг смотрел на такую необычную ситуацию абсолютно спокойно. Мари-Анж была в нерешительности, она не знала, как поступить: подождать, пока Паскаль сам все объяснит, или самой поинтересоваться, что все сие значит. Впрочем, подумала она, это даже интересно…

— Я назвал тебя супругой, потому что ты действительно скоро станешь моей женой. Вторая комната, которую ты здесь видишь, предназначена для того, чтобы ты всегда могла уйти и закрыть за собой дверь, если, конечно, тебе этого захочется. Ничего особенного тут нет, не правда ли? — Он подошел и взял ее за руки.

Тронутая чуткостью и скромностью Паскаля, Мари-Анж не сразу нашлась, что ответить, и, наверное, заплакала бы, но он не дал этого сделать. Крепко обняв ее, он нежно прикоснулся губами к ее лбу и поцеловал сомкнутые длинные ресницы. Она открыла глаза и улыбнулась.

Неожиданно он почувствовал жажду деятельности и самым серьезным тоном предложил пойти за покупками и потратить кучу денег, имевшихся в его распоряжении. Ему захотелось сделать Мари-Анж подарок, увидеть сияющие счастьем любимые глаза. Паскаль хотел, чтобы Мари-Анж носила ту одежду, которую он сам для нее выберет. Вернее — выберут вместе. Мари-Анж радостно рассмеялась, как счастливый ребенок, которому обещали купить приглянувшуюся игрушку.

Они начали с того, что направились по улице Круазет, останавливаясь почти у каждой витрины. Паскаль подшучивал над вкусом Мари-Анж, сильно отличавшимся от его собственного:

— Все женщины — это что-то особенное! Все вы одинаковые — покупаете наряды будто бы для своих подруг и совершенно не думаете о том, как надо одеваться, чтобы понравиться мужчинам, которых решили завоевать. Нельзя же слепо подражать моде! Вот, например, ваши прически! Кстати, мне бы хотелось, чтобы ты распустила волосы… Ну вот ты уже и рассердилась!..

Не в силах оставаться равнодушной к его белозубой улыбке, она рассмеялась и взяла его под руку. Число покупок быстро росло, и, когда они вернулись в отель, Мари-Анж сказала, что ей потребуется как минимум две недели, чтобы разобраться в куче вещей, которые они приобрели в этот день.

34

Паскаль не забывал об Агнес. Ему было неудобно и дальше оставлять ее в неведении, однако он опасался ее приезда сюда, сам не понимая почему. Перед обедом он решил посоветоваться с Мари-Анж.

— Дорогая, ты не считаешь, что твоей маме пора узнать кое-какие новости о нас?

— Уже?

— Мне кажется, ты не в восторге? Но ведь это глупо… Рано или поздно она все равно все узнает. Как бы то ни было, в один прекрасный день нам все равно придется ей все рассказать. Она знает, что я тебя люблю, на ее глазах я мучился от любви к тебе и от обжигающей ревности.

— Ты хочешь ей позвонить?

— Нет… Может быть, лучше написать? Полагаю, сейчас не стоит вдаваться в подробности наших отношений, но пусть она считает, что и ты влюблена в меня. Ведь это так или, надеюсь, будет так? Мы пока не станем доставлять ей радость известием о нашей будущей свадьбе. Что ты думаешь по этому поводу?

Не отвечая на прямо поставленный вопрос, она молча направилась к письменному столу, взяла ручку и бумагу и передала все это Паскалю. Он без колебаний написал:

«Дорогая Агнес, я счастлив и спешу тебе сообщить это. Мари-Анж в настоящее время находится со мной в Каннах, мы любим друг друга и обязательно поженимся. Хозяин отеля считает нас мужем и женой, поэтому, если ты захочешь к нам приехать, то спроси супругов Ливи. Сообщи нам как можно скорее, не сердишься ли ты за наше столь долгое молчание? Любовь такова, что не может быть без секретов. Твое доброжелательное отношение сделает нас еще более счастливыми.

Паскаль».

Он протянул письмо Мари-Анж. Она, прочитав написанное, ничего не сказала. Только наклонилась к Паскалю и нежно чмокнула того в нос.

35

Мари-Анж была счастлива. Она верила, что уж теперь с ней ничего плохого не случится. Паскаль был очень мил. Его ум, галантность, его ласковая ирония создавали у нее постоянное ощущение собственной значимости и внутреннего покоя. А его трепетное отношение к ней вообще переполняло ее радостью. Мари-Анж начинала верить, что она действительно «единственная и неповторимая». Скоро должен был наступить день, а вернее — ночь, когда они займутся любовью, и Мари-Анж даже думать не хотелось о возможной неудаче: на этот раз все будет прекрасно. Как когда-то давно-давно, единственный раз в жизни…

Конечно, она могла бы рассказать Паскалю о своих эротических ощущениях, их явной неполноценности. В этом не было ничего ужасного, потому что Паскаль умница, прекрасный знаток жизни и, наверное, сталкивался с чем-то подобным. И уже, конечно, он не бросит ее из-за этого. Невероятно, но ей казалось, что она полюбила Паскаля и теперь не могла себе представить свое будущее без него. Но нет, не будем забегать вперед — каждому времени свои песни.

Однако когда вечером они вернулись в свой номер, Мари-Анж почувствовала неловкость. Паскаль тоже ощущал себя не в своей тарелке. Он желал Мари-Анж, и тот запрет, который он добровольно возложил на себя, в этот вечер казался ему особенно неуместным. Но что-то останавливало его. Мари-Анж чувствовала себя виноватой и чуть было не решилась сама пойти навстречу его невысказанным желаниям.

Паскаль первым поборол смущение и любезно попросил Мари-Анж сделать ему коктейль. А выпив его, объявил, что устал и идет спать. Он проводил ее в другую комнату, пожелал спокойной ночи и быстро вышел, будто чувствовал, что Мари-Анж мучает себя упреками, и желал оградить ее от этого.

Однако, видно, ему все это давалось совсем нелегко. Вскоре Мари-Анж услышала негромкий стук пишущей машинки; Паскаль сел работать. Мари-Анж успокоилась: пока он был занят делом, ничего плохого не могло произойти.

Мари-Анж уснула поздно и утром с трудом проснулась, разбуженная трелями телефонного звонка. Часы, висевшие на стене, показывали одиннадцать.

Звонила Агнес. Ей, видимо, надо было сказать очень многое, поэтому она затараторила столь быстро, что Мари-Анж поначалу спросонья ничего не поняла. Потом разговор наладился.

Агнес только что получила письмо и теперь радовалась тому, что ее мечта наконец осуществляется. Она счастлива за дочь — Паскаль самый необыкновенный человек из всех, кого она знала. Она решила завтра же приехать к ним в гости, если они любезно согласятся заказать для нее номер в отеле. И пусть они не утруждают себя встречать ее на вокзале в столь ранний и не подходящий для влюбленных час.

Связь по телефону отключилась прежде, чем Мари-Анж успела что-либо сказать, кроме традиционных приветствий. Крайне взволнованная, она стремительно бросилась в комнату Паскаля и затормошила его.

— Что происходит? Отель горит?

— Агнес приезжает завтра в восемь часов!

— О Господи! Я вчера работал до поздней ночи, и мне кажется, приезд твоей мамочки не достаточный повод для того, чтобы будить меня в столь ранний час… Ну да ладно. Присядь, а лучше — приляг. Да не стой ты, как бедная родственница! Мы сейчас закажем завтрак.

Она прыгнула под одеяло, стараясь не прикасаться к его телу. Паскаль по телефону заказал для себя кофе, сыр и круассаны, а для Мари-Анж — чай и булочки с вареньем. Поскольку Паскаль, казалось, не замечал неловкости от близости Мари-Анж, та постепенно расслабилась и успокоилась.

Старый и вышколенный официант принес на подносе завтрак и посмотрел на них с пониманием. С первого взгляда он определил, что это любовники или молодожены. Видя их добродушное настроение, он не смог удержаться от удовольствия немного поболтать об отеле, прекрасной погоде, пляже и прочих пустяках. Заметив ободряющую улыбку Мари-Анж и внимательный взгляд Паскаля, он решился рассказать им о том, как тридцать пять лет назад был влюблен в одну прачку. Они сыграли пышную свадьбу, а потом у них родился сын, которому сейчас уже тридцать лет. Он работает вместе с ним на этом же этаже. Его «содержательная болтовня» дала Мари-Анж время, чтобы окончательно освоиться.

Позавтракав в постели, Паскаль встал и, надев халат, направился в ванную. Мари-Анж была приятно удивлена, разглядев повнимательнее его стройную фигуру. При довольно некрасивом лице телосложение у него было прекрасное. Мари-Анж набросила на себя домашнее платье и подошла к зеркалу, чтобы привести в порядок растрепавшиеся волосы. Дожидаясь Паскаля, она подкрасила ресницы, надела украшения. Он весело мурлыкал какую-то мелодию под аккомпанемент жужжания электрической бритвы. Высунув мокрую голову из ванной комнаты, он крикнул, чтобы Мари-Анж попросила принести в номер свежую корреспонденцию.

Но вот наконец и он — чисто вымытый и гладко выбритый. По всей комнате запахло дорогим мылом и отличным мужским одеколоном.

— Агнес не теряла времени напрасно! Ты видишь, еще до того, как мы с тобой поженились, мы уже начинаем вести почти семейную жизнь. Кстати, нам необходимо отправиться в мэрию и в американское консульство. Дорогая, поспеши, сегодня надо многое успеть сделать.

Большую часть дня Паскаль провел в дискуссиях в мэрии. Он сердился всякий раз, когда перед ним возникали очередные трудности, мешавшие зарегистрировать брак с Мари-Анж, которая, со своей стороны, была потрясена его упорством и настойчивостью.

Когда они вернулись в отель, нервы Мари-Анж не выдержали: она бросилась к Паскалю на шею и заплакала. На мгновение он испугался этих слез; уж не изменила ли она своего решения? Но страхи его тут же рассеялись.

— Паскаль, мне так стыдно! — Мари-Анж плакала навзрыд. — Ты столько сделал для меня. Не торопись, а вдруг ты пожалеешь, что связал свою судьбу с моей? Дорогой мой, я прошу, не оставляй меня, я не могу без тебя…

Он увлек ее на балкон: наступила ночь, и город сиял яркой световой рекламой и другими огнями. Монотонный шум автомобилей, легкий прохладный ветерок и ласковые слова Паскаля успокоили Мари-Анж. Ей было так хорошо сейчас рядом с ним, что она даже забыла о приезде матери. Паскаль предложил ей поужинать в номере и пораньше лечь спать, так как завтра все же надо постараться успеть проснуться и позавтракать до приезда Агнес.

36

Они еще крепко спали, когда Агнес приехала в отель. Паскаль проснулся первым от звонка дежурного и, вскочив с постели, побежал в ванную. Едва он успел побриться и одеться, как Агнес вошла к ним. После краткого и сумбурного приветствия Паскаль постучал к Мари-Анж, чтобы предупредить ее о гостье:

— Дорогая… дорогая, твоя мать уже здесь.

Мари-Анж еще окончательно не проснулась и потому спросила о том, что сейчас интересовало ее больше всего на свете:

— Паскаль, ты любишь меня?

— Солнышко мое, я тебя очень люблю. Но вставай же поскорее — Агнес приехала.

Взглянув на Мари-Анж, Агнес сразу же отметила у той круги под глазами. Ну что ж, новобрачные есть новобрачные. А вот платье дочери показалось ей весьма вульгарным, и настроение у нее тут же испортилось. Тем более, что дочь выглядела пусть не элегантной, но зато явно помолодевшей. Светские манеры помогли Агнес скрыть свои истинные мысли и чувства, но удержаться от своих обычных шуточек она не смогла.

Однако выпады матери не произвели на Мари-Анж сильного впечатления. Она проголодалась и с аппетитом ела круассаны с маслом и джемом, которые ей, один за другим, готовил Паскаль. Видеть их сияющие счастьем лица было для Агнес просто невыносимо. Она и вообще-то сейчас нередко раздражалась, видя чужое счастье — сказывался возраст, — но дочь… Она собиралась жалеть ее, а, оказывается, той надо завидовать!

37

Забыв о всяком приличии, Агнес все никак не решалась оставить молодых людей наедине. Усевшись в мягкое кресло, она продолжала и продолжала свой длинный и бессмысленный рассказ, не видя, впрочем, никакой поддержки этой беседы со стороны своих слушателей. Паскаль часто демонстративно поглядывал на часы. Наконец, извинившись, он все же решился отправиться за свежими газетами, надеясь к тому же, что за время его отсутствия мать и дочь быстрее договорятся между собой.

Мари-Анж, утолив наконец утренний голод, внимательно рассмотрела мать. Нет, изменилась не сильно, но едва уловимые признаки старости все же появились на ее все еще красивом лице. Но главное было в другом. Мари-Анж не чувствовала обычного страха и трепета, мать не вызывала в ней прежней нерешительности и скованности. Может быть, она уже меньше любит свою мать? Нет, просто она становилась самостоятельным человеком. Что ж, лучше поздно, чем никогда…

Мари-Анж не хотелось рассказывать ей о своем счастье, это было бы бестактно. Она предпочла слушать. Рассерженная ее молчанием и сдержанностью, Агнес потребовала от дочери, чтобы та позвонила ей вечером и сообщила о своих дальнейших планах. После этого она с демонстративной гордой независимостью удалилась к себе в номер.

Мари-Анж вышла на балкон. Погода была теплая, и она с удовольствием подставила нос солнцу. Она ожидала возвращения Паскаля. Думать о матери не хотелось.

38

Обед был подан на террасе отеля, стол сервирован великолепно. Все это могло стать началом милого семейного праздника. Но Агнес решила предпринять новое наступление. Она обратилась к будущему зятю со словами:

— Паскаль, милый, ты помнишь…

Внезапно вспыхнувшая ревность почти лишила Мари-Анж рассудка, и она почти прошипела:

— Паскаль теперь мой.

— О, я знаю, дорогая. — Агнес неестественно рассмеялась. — Не будь смешной, у меня уже не тот возраст, чтобы уводить чужих женихов. Впрочем. Поль до конца оставался твоим. Разве я хоть что-нибудь сделала, чтобы отнять его у тебя?

— Однако, надеюсь, ты не думаешь, будто я уже забыла, что моя мать вела себя как женщина легкого поведения!

Паскаль взял Мари-Анж за руку, стараясь успокоить ее:

— Малышка, прошу тебя — будь сдержанной. Нет повода так горячиться.

— Спасибо, Паскаль, что ты встал на мою сторону. — В голосе Агнес органически сочетались ханжество и неискренность. — Не понимаю, откуда у моей дочери такой тон — при ее-то воспитании. Тем более, что я приехала сюда лишь для того, чтобы благословить вас, сказать, что буду рада видеть вас счастливыми.

— Нет. Ты приехала, чтобы понять, почему мужчина, с которым ты была в определенных отношениях, хочет жениться не на тебе, а на твоей дочери, которую ты всегда считала глупой, нерешительной, слабой…

— Ну и что из этого? Да, я приехала из любопытства. Но почему должна терпеть от тебя такие оскорбления?

Мари-Анж неожиданно вскочила, опрокинула фужер и выбежала из ресторана столь стремительно, что Паскаль не успел ее остановить.

— Признайся же, Паскаль, она стала совершенно ненормальной…

— Нет, просто в своих чувствах она забыла, как следует вести себя в общественном месте. Она вообще забыла все то, что ты ей так старательно в свое время пыталась вдолбить в голову. Светские манеры! Спору нет, они важны, но, знаешь, иногда надо показать и свои истинные чувства… Ты ей совершенно задурила голову всей этой великосветской ерундой — ведь она чуть не заболела неврастенией. Скажу и о другом. Ты радовалась, когда она вышла замуж за твоего любовника, человека делового и не без состояния.

— Но ведь Поль был отличным парнем. Зачем мне было мешать такому браку?

— Ты забыла одну деталь! Я тоже его хорошо знал. Редко можно встретить такого скучного педанта. В профессиональном плане у него все великолепно, но в остальном… Зануда и пессимист с отвратительным характером, он был невыносим даже для самого себя. Поэтому и решил покончить жизнь самоубийством!

— Откуда ты это знаешь?

— Это все знают, кроме Мари-Анж. Не беспокойся, я ничего ей не скажу. А теперь послушай: возвращайся к себе и предоставь теперь мне заняться воспитанием твоей дочери. — И он тоже ушел, как и Мари-Анж, не закончив обед.

Агнес проявила выдержку. После десерта она выпила чашку кофе с пирожным, а потом поднялась к себе в номер, чтобы собрать вещи. Но спокойствие было внешним. Униженная гордость переросла в ненависть, вытеснив в ее душе все другие чувства.

Паскаль позвонил Мари-Анж по телефону из холла и бесстрастно сообщил, что ее мамочка собирается в обратный путь. Она в ответ попросила его побыстрей подняться к ним в номер. Об Агнес они больше не говорили.

Неяркий свет уличного фонаря проникал в комнату сквозь неплотно задвинутые шторы, создавая атмосферу уюта и таинственности. Мари-Анж лежала с широко открытыми глазами, вспоминала и улыбалась — Господи, как она счастлива! Рука Паскаля, забытая на ее груди, вселяла в нее спокойствие и уверенность. Это было какое-то безумие, вихрь, ураган…

Он обнимал ее так, что, казалось, она сейчас растворится в его объятиях. Их губы слились в долгом поцелуе, и Мари-Анж поняла, что, если Паскаль не овладеет ею сейчас же, сию минуту, она умрет. Ее губы позволили языку Паскаля протиснуться внутрь, и она таяла от наслаждения. Руки Паскаля все настойчивее скользили по ее спине, талии и бедрам, затем замерли, обхватив ее груди. Мари-Анж не могла больше вынести этого мучительно-сладостного томления. Она опустилась на кровать и потянула Паскаля за собой…

Это было лучше, чем с Жозефом: тогда любила неопытная девчонка, теперь — зрелая женщина. Чудеснейшие минуты ее жизни. Она любила всей душой, всем телом, пылко, самозабвенно. Она бросалась в любовь, как бросаются в реку. Но не для того, чтобы утопиться, а чтобы там, в таинственной глубине, достичь источника свежей, ключевой воды. Она отдавалась течению, и в этой покорности находила упоение, экстаз, беспредельное блаженство…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?