«Золотой дождь»

2740

Описание

Когда-то они были страстно влюблены друг в друга. Но он не позволил их взаимным чувствам зайти слишком далеко — девочке было всего пятнадцать лет. А потом ее заподозрили в покушении на жизнь его родственника — владельца замка, который вскоре после нападения умирает. Он считает ее виноватой и решает мстить. Десять лет спустя она вновь приезжает в тот же замок в качестве архитектора, чтобы провести его реконструкцию перед передачей благотворительной организации. Прошедшее время не изменило их чувств.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Ванесса Фитч Золотой дождь

1

— Как ты могла подумать, что я тебя не узнаю.

Боже мой, Нэш! Фейт окаменела, потрясенная до глубины души, — ни мыслей, ни чувств. Застыла на месте, не в силах отвести от него широко раскрытых, недоверчивых глаз. Нэш! Почему он здесь? Он давно живет в Америке, где заправляет гигантской империей с капиталом в несколько миллиардов фунтов стерлингов. Фейт читала об этом в каких-то финансовых ведомостях. Но нет, он определенно тут — опасность, воплощенная в красавце ростом шесть футов с лишним, мужчине, который последние десять лет преследует ее в ночных кошмарах. Этот человек...

— Фейт, вы еще не знакомы с нашим благодетелем?

О ком шеф говорит? Они вместе осматривали хорошо ей знакомый, даже любимый старый особняк. Это великолепное здание эпохи кого-то из Эдуардов попечители поместья передавали Фонду Ферндауна. Господи, да если бы она хоть на мгновение заподозрила, что Нэш как-то связан с этим, она ни за что не приехала бы сюда.

Фейт постаралась взять себя в руки и унять нервную дрожь — она должна работать.

Фонд Ферндауна — благотворительная организация, основанная покойным дедом ее шефа, Роберта Ферндауна, — предоставлял временное жилье нуждающимся, в основном многодетным семьям, попавшим в тяжелые обстоятельства. Фонд владел недвижимостью в различных районах страны. Увидев в газете объявление, что фонду требуется квалифицированный архитектор, Фейт приложила все силы, чтобы получить эту работу. Помня, что ей пришлось пережить, она всей душой сочувствовала детям, на долю которых выпали лишения.

Услышав слова Нэша, Фейт вздрогнула.

— Мы давно знакомы.

Замирая от страха, она ждала продолжения. Нэш, наверное, испытывает особое удовольствие. Гнев душил Фейт.

Понимая ее тайные чувства и злорадствуя, он, судя по всему, упивается возможностью причинить ей боль, унизить. Но, как утверждает Роберт, перед ней стоит человек, который вместе с другими попечителями передает особняк в дар их благотворительной организации, а это проявление редкой щедрости и великодушия. Фейт никак не могла поверить, что Нэш причастен к такой акции человеколюбия.

Она поймала взгляд Роберта, который, спокойно улыбаясь, ждал ее реакции на признание Нэша. Нервы Фейт были напряжены до предела. Тревога и страх терзали ее. Пытаясь овладеть собой, она обратила мысли к тому, что ей пришлось испытать и пережить, напомнила себе о своих успехах и о том, что она обязана ими чудесным людям, которые были рядом, поддерживая ее.

Среди них покойная мать Фейт и тот человек... Заглянув в прошлое, она увидела мысленным взором знакомое лицо того, кто вдохновлял ее, она почти разглядела... Фейт прикрыла глаза, боль и чувство вины переполняли ее. Она боялась встретить взгляд Нэша. В эту минуту она физически ощущала его враждебность и желание унизить ее.

— Это было давно, — сухо ответила она Роберту, — более десяти лет назад.

Фейт казалось, что страх проник в кровь, он уже в венах — яд, от которого нет спасения. Осталось только ждать первого удара и конец.

Роберт явно разочарован. Ему не понравились ее колебания, когда он предложил контролировать работы по реконструкции особняка.

— Здание идеально подходит нам во всех отношениях, — с энтузиазмом провозгласил он. — Три этажа, большой земельный участок, спортплощадки, а еще прочный дом рядом с главным зданием, который можно перестроить.

Фейт не могла открыть шефу истинную причину охлаждения к работе. Да, пожалуй, в этом и не было необходимости — Нэш скоро объяснит ее.

Резкий звонок телефона прервал размышления Фейт. Нэш подошел к телефону и через мгновение передал трубку Роберту.

— Это вам из города, — сказал он. Роберт взял трубку и тепло улыбнулся Фейт.

Он не делал секрета из своего отношения к ней. По указанию шефа она в качестве его партнера участвовала в нескольких социальных программах, которые он проводил как представитель благотворительной организации. Фейт интересовала его, но до сих пор их отношения не были окрашены сексом. Они даже не приблизились к той стадии, когда мужчина и женщина встречаются наедине. Однако Фейт всегда знала, что это вопрос времени, то есть так ей казалось.

— Прошу прощения, — извинился Роберт, закончив телефонный разговор, — но мне придется вернуться в Лондон. Возникли проблемы с реконструкцией поместья «Смитвик». Я уверен, Фейт, что Нэш покажет вам особняк и позаботится о вас. Сегодня вечером я вряд ли вернусь, но постараюсь приехать завтра.

Он ушел, прежде чем Фейт смогла выразить протест, и оставил ее наедине с Нэшем.

— Ты чем-то недовольна? — Голос Нэша звучал откровенно грубо. — Попробую догадаться. Может быть, грехи не дают тебе спать спокойно? Чувство вины давит, с ним нелегко ужиться, но к тебе, похоже, это не относится. Таким, как ты, все легко, в том числе переспать с этим Феридауном. Вопросы морали тебя никогда особо не волновали. Ведь верно, Фейт?

Падая в пропасть боли и отчаяния, она попыталась спастись — как-то оправдаться, опровергнуть ужасные обвинения Нэша, хотя опыт подсказывал ей, что это бесперспективное занятие. В итоге она смогла выдавить:

— Мне не из-за чего чувствовать себя виноватой.

В тот же момент Фейт стало ясно, что она сделала неверный ход. Он окатил ее взглядом, способным резать сталь.

— Тебе, Фейт, удалось убедить в этом суд по делам несовершеннолетних, но меня тебе не провести. И всем известно, что убийца всегда возвращается на место преступления, верно?

С уст девушки сорвался мучительный вздох. Ей казалось, что бесчисленные иголки терзают кожу на голове под густой копной волос, расцвеченных прядями медового оттенка. Давным-давно, когда она впервые появилась в «Хэттоне», Нэш поддразнивал ее, думая, что золотые отблески в волосах имеют явно искусственное происхождение. За лето, проведенное в поместье, он убедился в своей ошибке. Пеструю окраску волос, так же как и пронзительную синеву глаз, Фейт унаследовала от отца-датчанина, которого никогда не видела. Он утонул, спасая ребенка, и оставил ее мать вдовой. Это случилось во время медового месяца.

Размышляя об этой трагедии, уже будучи взрослой, Фейт поняла, что сердечное заболевание, которое свело в могилу маму, было следствием пережитого тогда потрясения и горя. Признавая, что подтверждения догадки нет, она, тем не менее чувствовала, что иначе не могло быть. Ее собственный горький опыт говорил, что в жизни существуют вещи, не поддающиеся логике и научному анализу.

— Что ты вообще здесь делаешь? — запальчиво спросила она. Для нее уже не имело значения, что он мог поверить в то, что она не была...

Машинально Фейт сделала легкое движение головой, как бы пытаясь остановить карусель опасных мыслей. Несмотря на внешнее несогласие с тем, что предполагал Нэш, она не могла прогнать воспоминаний, причинявших мучительную боль. Именно здесь, в этом помещении, где они сейчас разговаривали, Фейт впервые увидела Филипа Хэттона, крестного отца Нэша. И здесь же она видела его в последний раз, когда он лежал, откинувшись в кресле, — наполовину парализованный после удара, который явился причиной его смерти.

Фейт вздрогнула. Монстры десятилетних ночных кошмаров, казалось, материализовались, и, выплывая из небытия, грозили ей.

— Ты слышала, что говорил твой босс.

Нэш умышленно подчеркнул последнее слово. От его вызывающего тона у нее начался озноб. Хотя остатки самообладания удерживали Фейт от ответа на язвительные насмешки Нэша, со своим телом она не могла справиться, что причиняло ей неудобства. Глаза ее стали почти синими, их окружили тени, вобравшие в себя всю боль воспоминаний.

Если девочке только пятнадцать лет, что она может знать о любви? Может быть, она слишком молода, чтобы понять, что такое истинная любовь. Слишком молода, чтобы испытывать что-то более глубокое, чем увлечение, обычное для подросткового возраста, о котором позднее вспоминают с легкой улыбкой.

— Как попечитель поместья, принадлежавшего покойному крестному, я принял решение о передаче особняка «Хэттон» Фонду Ферндауна. Мне кажется, что пребывание в этой местности детям очень полезно. Со всех точек зрения. — Нэш нахмурил брови, стараясь не встречаться с Фейт взглядом. Когда он отводил глаза в сторону, выражение злости и раздражения уступало место неуверенности.

Считая себя хорошо подготовленным к этой встрече, Нэш был уверен в способности полностью владеть собой и своими реакциями. Но, увидев, что пятнадцатилетняя девочка, которая так живо сохранилась в его памяти, превратилась в восхитительную женщину, привлекательную и желанную, как для Роберта Ферндауна, так и многих других доверчивых ослов, он испытал настоящий шок и понял, что его защитным рубежам, в неприступности которых он до сих пор не сомневался, угрожает опасность.

Нэш вынужден был признаться хотя бы самому себе, что необъяснимые приступы неуверенности вызваны болью старых ран, которые, как он думал, давно зажили. За десять лет Нэш — и ему это было хорошо известно — создал себе определенную репутацию, репутацию не только опасного конкурента на арене бизнеса, но и человека, предпочитающего действовать в одиночку, доверяя только себе.

В нем поднималась волна гнева, грозя затопить здравый смысл и рационализм. Пытаясь справиться с собой, Нэш прикрыл глаза. Как долго он ждал, чтобы судьба пришла ему на помощь и Фейт наконец оказалась в его власти. Он долго ждал, и теперь это свершилось...

Он перевел дыхание и мягко спросил:

— Фейт, ты еще надеешься выпутаться? Думаешь, Немезида забудет о возмездии и не потребует у тебя возвращения долга?

Он раздвинул губы в неком подобии улыбки, в которой Фейт прочла холодное жестокое предупреждение, напоминающее о ее уязвимости. Каким хрупким сооружением оказалась ее жизнь!

— Ты сказала Ферндауну правду — кто ты и что ты совершила? — беспощадно продолжал Нэш.

У Фейт в горле застрял комок. Она судорожно вздохнула.

— Конечно нет, ты не могла, — сам ответил он на свой вопрос. В тоне — жгучее презрение. — Сказав правду, ты не получила бы работу в фонде, даже несмотря на то, что сам Ферндаун, кажется, от тебя без ума. Ты переспала с ним до того, как он предложил тебе это место, или заставила его ждать первого рабочего дня?

С ее губ сорвался слабый звук, напоминающий жалобный плач, но Нэш не обратил внимания на ее переживания.

— Ты ему рассказала? — требовательно переспросил он.

Не в силах ни солгать, ни вообще что-то произнести, Фейт покачала головой. Глаза Нэша вспыхнули торжеством, и страх зашевелился в ней с новой силой.

На его губах снова заиграла неприятная пугающая усмешка, заставляющая Фейт дрожать. Но где-то внутри ее существа уже нарастал протест против того, что ею манипулируют. Она не должна сдаваться и позволять так себя мучить.

Тем временем Нэш продолжил спокойным тоном:

— Естественно, ты промолчала. Из разговора с твоим одураченным шефом я понял, что тебе удалось скрыть некоторые важные факты своей биографии. Ты просто не указала их в анкете, представленной в фонд.

Фейт было хорошо известно, что он имеет в виду. Она испугалась, очень испугалась, но все-таки приложила все силы, чтобы он не заметил ее страха.

— Но это вообще к делу не относится, — попыталась возразить она.

— Не относится? То обстоятельство, что тебе удалось избежать справедливого приговора, после чего ты попала бы в тюрьму? Или то, что ты виновата в смерти человека? Ну, нет! Ты все еще должна за это ответить!

Звук его голоса невыносимо резал ухо. Потеряв самообладание, Фейт повернулась и пошла прочь.

Почувствовав на плече сильную мужскую руку, она тщетно попыталась сбросить ее и истерически вскрикнула:

— Не трогай меня!

— Не трогать тебя? — повторил Нэш. — А раньше ты говорила мне другое, помнишь, Фейт? Обычно ты хотела, чтобы я прикасался к тебе, ты умоляла меня...

Дрожащими губами она тихо произнесла, не узнавая своего голоса:

— Мне было только пятнадцать, я была девчонкой. — Она против воли оправдывалась. — И я не знала тогда, что говорила и что делала...

— Лгунья, — твердо заявил Нэш. Обхватив шею Фейт свободной рукой, он удерживал ее так, чтобы она не могла отвести взгляд...

Ощущение сильных пальцев Нэша на своей шее вызвало у Фейт целую бурю воспоминаний. Она почувствовала дрожь во всем теле. Но уже не от страха. Она с изумлением поняла, что причина этому неожиданно нахлынувшие эротические эмоции. Она просто тонула в океане необъяснимых ярких впечатлений. Проснулось то, что, по ее мнению, было похоронено много лет назад.

Да, летом, когда Фейт впервые увидела Нэша, она мечтала, чтобы он коснулся ее, прижал к себе, поцеловал. Тогда Фейт давала волю фантазии, представляя себя в его власти — покорной и беспомощной, как сейчас. Она ощущала легкое прикосновение его пальцев к своей коже, видела блеск желания в его глазах, чувствовала тяжесть тянувшегося к ней тела.

Всем своим существом Фейт окунулась в прошлое. Наивная девочка-подросток была искренна в своей влюбленности. Она сгорала от любви к Нэшу, хотела принадлежать ему, тосковала, стремилась к нему со всем пылом и неопытностью юности.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — небрежно заметил однажды Нэш, когда Фейт попыталась объяснить ему свои чувства и желания.

— Тогда покажи мне, — смело предложила она и добавила: — Поцелуй меня, Нэш.

Он замер, недоверчиво глядя на Фейт, когда услышал эти слова. Вторя собственным мыслям, она неосознанно прошептала их слишком громко. Поцеловать ее? Что за игру затевает эта авантюристка? Он сделал движение, чтобы убрать руку, но в этот момент Фейт, повернув голову, губами задела его пальцы.

У Фейт перехватило дыхание, когда ее губы скользнули по теплой руке Нэша. Она услышала тихий звук, застрявший в его горле, и вдруг почувствовала, что их почти ничто не разделяет. Оказавшееся совсем рядом мускулистое тело мужчины волновало ее.

Нэш привлек ее к себе, и его холодные губы прижались к ее губам. Внутри у него все запылало, ему казалось, что его больше не существует, его несут куда-то горячие волны. Он ощущал мягкость и хрупкость женского тела, чудесные округлости, теплые зовущие губы и сознавал, что желание, нараставшее в нем, подчиняет его женщине, лишая силы.

Главной целью его приезда в Англию было свершение правосудия. Он хотел, чтобы Фейт понесла наказание за свое прошлое преступление. Ради крестного он должен сделать хотя бы эту малость, однако вместо этого он, чувствуя, как готовно отозвалось ее тело, вступил в борьбу с искушением, напомнив себе, что прежней Фейт, нежной невинной девочки, которой он так глупо доверял, больше не существует, а та женщина, в кого она превратилась, сознает действие своих чар. Но уже ничто не могло удержать его — он ответил на ее страстный поцелуй, на откровенное предложение чуть приоткрытых губ.

Ощутив, как горячий язык Нэша, жадно раздвигая губы, касается ее языка, Фейт почувствовала, что все ее существо захватывают пульсирующие волны желания. Страсть забушевала в ней, увлекая в мир грез и наслаждений, мир опасных жарких игр, где есть только она и Нэш...

Она и Нэш!

Внезапно осознав, что происходит, Фейт быстрым движением высвободилась из объятий Нэша. На ее щеках выступила краска, выдавая смятение, и глаза потемнели от стыда. Она поцеловала Нэша как девочка, которой была когда-то. В то время она любила молодого человека, которым был тогда Нэш. И Фейт понимала, как ей хочется примирить чувства, пережитые только что в его объятиях, с реальностью, отражающей подозрения и враждебность, царящие в их отношениях.

Как только она отпрянула, Нэш тоже отстранился. Фейт заметила, как тяжело он дышит. Встретив его презрительный взгляд, она вздрогнула.

— Испытывая на мне свои методы, ты впустую тратишь время. — В тоне Нэша слышался цинизм. — Возможно, это сработает с другими, но мне известно, кем ты являешься на самом деле.

— Ты не прав. Я вовсе не хотела... — снова горячо оправдывалась Фейт. — Ты не имеешь права...

— О каких правах может идти речь между нами? — Он был зол на себя. Какого черта он только что делал с ней тут? Напомнив себе о том, кто такая Фейт, Нэш еще больше рассердился.

Фейт закусила губу.

— Вот крестный имел право считать, что ты оправдаешь его доверие, — продолжал он неумолимо. — Кроме того, он имел право надеяться, что справедливость восторжествует и возмездие за его смерть когда-нибудь наступит.

— Я не могу отвечать за это, — запротестовала Фейт неуверенно. — А ты не можешь заставить меня... — Не можешь заставить меня признаться в том, чего я не совершала, собиралась сказать она. Но, прежде чем она это произнесла, Нэш ее прервал:

— Я не могу заставить тебя! О чем ты, Фейт? — спросил он вкрадчиво. — Я не смогу заставить тебя заплатить за все? Думаю, ты не права. Ты уже призналась, что солгала, пропустив кое-что в бумагах, которые заполняла при поступлении в Фонд Ферндауна. И если бы они узнали правду, то, учитывая их рекламируемую везде приверженность старомодным нормам морали, не видать тебе этой работы как своих ушей. Я не хочу, конечно, сказать, что сам Ферндаун отказался бы использовать тебя в постели, но, мы оба понимаем, что это другой вид делового соглашения.

— Но меня не признали виновной, — беспомощно защищалась Фейт. Казалось, она заблудилась в ночном кошмаре и не может проснуться. Никакой фантазии не под силу нарисовать то, что с ней происходит. Она предполагала, конечно, что Нэш может проклинать и ненавидеть ее, но внезапное открытие, что он сам намерен наказать ее, считая, что закон с этим не справился, вызвало в ней состояние паники, парализующее волю.

— Да, тебя не осудили, — согласился Нэш, кинув на нее взгляд, не предвещающий ничего хорошего.

Фейт судорожно сглотнула, в горле совсем пересохло. Один человек тогда вступился за нее, прося о снисхождении. Ему удалось привлечь к ней симпатии присяжных, вызвать жалость и сострадание у суда по делам несовершеннолетних. Фейт отделалась условным приговором. Она так и не узнала, кто был ее спасителем. Ни один человек в мире не знал, как тяжело ей носить бремя вины, которую она только что отрицала. Никто не представлял себе этого, включая мужчину, стоящего перед ней сейчас с угрожающим видом.

— Ты знал, что я должна сюда приехать, — с трудом произнесла Фейт. Голос надтреснутый и чужой не слушался ее.

— Да, знал, — подтвердил Нэш холодно. — Ты очень ловко все устроила. Продуманный, хитрый ход. Заявила, что не имеешь ни семьи, ни близких друзей, которые могли бы рассказать что-то о тебе, дать характеристику, рекомендацию; указала только фамилию своего наставника — руководителя университетской группы. А этому человеку известна лишь часть твоей жизни — уже после смерти моего крестного.

— Я поступила так потому, что действительно никого не было, — ответила она резко. — И хитрость здесь ни при чем. Единственным близким мне человеком была мама, а она... она умерла. — Фейт остановилась, не в силах продолжать. Мать проиграла последнюю битву с длительным сердечным недугом через два дня после того, как девочка узнала о смерти Филипа Хэттона. Фейт не смогла поэтому присутствовать на ее похоронах.

— Допустим. Создается впечатление, что этот наставник чрезвычайно высокого мнения о тебе, — продолжал Нэш, презрительно улыбаясь. — Ты, наверное, предложила ему себя, как мне только что?

— Нет! — дрожащим от возмущения голосом выкрикнула она. Напрягая все силы, чтобы скрыть переполнявшие ее чувства, Фейт не заметила, как сверкнули глаза резко отвернувшегося от нее Нэша.

Представляя в общих чертах сущность проекта, Роберт сообщил Фейт, что по решению фонда в период реконструкции в особняке частично сохранится работающий там персонал, чтобы присматривать за домом. И теперь она внутренне напряглась, потому что в кабинет вошла экономка.

Но это была совсем не та женщина, что работала здесь много лет назад. Окинув Фейт холодным взглядом, она обратилась к Нэшу:

— Мистер Нэш, ваша комната, как всегда, готова. А молодая леди может располагаться в той комнате, которую вы указали. Я оставила ужин в холодильнике, но если вы желаете, чтобы вечером я пришла...

— Благодарю вас, миссис Дженсон, — улыбнулся Нэш, — но в этом нет необходимости.

Фейт не сводила глаз с экономки. Она почувствовала враждебное отношение этой женщины, и сердце ее упало. Но у нее имелись гораздо более серьезные причины для беспокойства. Повернувшись к Нэшу, чтобы видеть его лицо, она прошептала:

— Ты не можешь оставаться здесь. — Лицо ее цветом напоминало бумагу.

Его ответная улыбка взбесила ее, а внутри запульсировал страх с новой силой.

— Почему? Я остаюсь в доме, — мягко сказал он. — Условием передачи поместья я поставил свое присутствие здесь, и сотрудники фонда поняли мое желание наблюдать за реконструкцией. Особенно учитывая то обстоятельство, что она осуществляется не слишком квалифицированным молодым архитектором.

Фейт, как слепая уставилась на него.

— Но здесь остаюсь я. Я должна быть тут. Это решено. А ты не можешь так поступить со мной, — запротестовала она. — В конце концов, это возмутительно. — Она уже обвиняла. — Это...

— Справедливо, — поставил точку Нэш, обозначив линию фронта.

2

— Я приказал миссис Дженсон устроить тебя в твоей бывшей комнате.

Ее комната. Обхватив себя руками, Фейт в тщетной попытке унять дрожь вспоминала вызов, брошенный ей Нэшем в этой последней фразе. Он ждал враждебной реакции, но она приняла решение больше не позволять ему манипулировать, ни своими чувствами, ни поступками.

Старая комната. Фейт подошла к небольшому окну и посмотрела вниз на красочную мешанину разноцветных квадратов искусно распланированного парка.

Комната раньше составляла часть детской и помещалась в ложной башне, которая играла важную роль в архитектурном оформлении особняка. Проектируя башенку, архитектор, наверное, решил отдохнуть и дал волю фантазии. Пятнадцатилетняя Фейт часто воображала себя принцессой из волшебной сказки, которая ведет уединенную жизнь в собственном замке, мечтая о принце.

— Я думаю, ты разочарована тем, что твоя башня не возведена на острове посреди озера, — поддразнил ее Нэш, когда она бурно восторгалась необычным жильем.

Для Фейт комната, которую выбрал Филип Хэттон, представлялась настолько чудесной и совершенной, что она не смогла подобрать слов, чтобы объяснить это Нэшу.

Ночью, первой ночью, проведенной на огромной удобной кровати, девочка думала о матери. Закрыв глаза, она мысленно разговаривала с ней, рассказывала, как она счастлива, описывала свою комнату. Фейт знала: мама всегда готова разделить ее радость и восхищение всем, что выпало на ее долю. Ей тогда хотелось, чтобы мама была с ней рядом.

Конечно, это было невозможно. С глазами полными слез Фейт вспоминала, как она молча плакала в подушку. За последние шесть страшных мучительных месяцев она поняла, что мама никогда не увидит «Хэттон».

Фейт отошла от окна и осмотрелась. На душе было беспокойно. Комната почти не изменилась. Кровать, во всяком случае, выглядела точно так, как та, что запомнилась ей. Занавески на окне и покрывало сменили. Зато сильно поблекшие обои — старомодные с мелкими розочками — она узнала. Фейт протянула руку и нежно прикоснулась к нарисованной розе.

В ее спальне, в крошечной квартире, которую они с матерью занимали в муниципальном доме, тоже были симпатичные обои. Они их клеили вместе после переезда. Фейт знала, как тяжело было для мамы уехать из небольшого коттеджа, в котором их семья жила с тех пор, как родилась Фейт, но сад, работа в нем стали ей не под силу. К тому же новый дом был удачно расположен — близко и к больнице, и к школе, где училась Фейт, и квартира располагалась на первом этаже, что удобно для мамы.

Бродя в мыслях по закоулкам прошлого, Фейт размышляла о власти, которой наделено на первый взгляд незначительное событие, — власти, способной в корне изменить жизнь человека. Самый обыкновенный случай привел ее в «Хэттон». Просто случай — и она шагнула в другое измерение...

Вскоре после переезда лечащий врач мамы сообщил, что ей предстоит серьезная операция, после которой придется несколько месяцев провести в специальном доме отдыха для восстановления сил.

Сначала мама наотрез отказалась. Фейт только что исполнилось пятнадцать лет, ее нельзя было оставить одну на все время, которое, по мнению врачей, требовалось для отдыха и укрепления здоровья после операции. Тогда доктор предложил обратиться в Организацию социальной помощи, чтобы устроить девочку в детский дом-интернат временно, пока мама окончательно не поправится.

Мама не хотела даже думать об интернате, но Фейт уже поняла, что болезнь матери быстро прогрессирует, угрожая жизни. Несмотря на свои страхи и опасения, она старалась убедить мать, что будет счастлива провести пару месяцев в детском доме.

— Это же так недолго, — успокаивала ее Фейт, — и совпадает с летними каникулами. Мне будет интересно познакомиться с новыми девочками, гулять и болтать с ними...

Наконец все было улажено. Но в последнюю минуту того дня, когда мама ложилась в больницу, оказалось, что в местном детском доме нет мест, и Фейт отправили почти за пятьдесят миль от дома.

Она помнила, что у нее сразу появились неприятные предчувствия, но из опасения за здоровье матери она не решалась протестовать. Еще настроение тогда ухудшило то обстоятельство, что ее не будут отпускать из заведения. Фейт поняла, что не сможет увидеть мать ни после операции, ни во время периода реабилитации.

Хотя служащие детского дома встретили Фейт доброжелательно, она почувствовала что-то неладное в его атмосфере. Особенно поразило ее враждебное отношение группы девочек, очевидно давно тут живших.

Фейт разрешили поговорить с мамой по телефону после операции, но она ничего не стала рассказывать ей о том, что эти девочки пытались выманивать у нее деньги, запугивая ее. Фейт не хотела, чтобы мама беспокоилась из-за нее, когда ей надо было восстанавливать силы и поправляться.

Спустя неделю после приезда в детский дом Фейт с радостью узнала, что для воспитанниц устраивается экскурсия в расположенный неподалеку особняк, построенный в эпоху короля Эдуарда. Отец девочки был архитектором, и она мечтала пойти по его стопам, но, учитывая ограниченные доходы матери, обучение в университете, конечно, было невозможно.

Удовольствие от предстоящей поездки было немного испорчено, когда Фейт узнала, что открыто демонстрирующие неприязнь к ней девочки тоже собираются на экскурсию. Она была удивлена, так как эти воспитанницы не скрывали своего мнения о том, что им представляется приятным времяпрепровождением.

Фейт понимала, что мама очень расстроилась бы, узнай она правду о ее жизни в интернате. Она как-то слышала, что группа девиц хвасталась своими криминальными подвигами. Однажды при ней был интересный разговор между девочками, не принадлежавшими к лихой группе, из которого стало ясно: крутые девицы промышляют кражей товаров из городских магазинов.

— Почему же вы молчите? — спросила Фейт. — Надо сказать об этом.

— Да они прикончат меня, если узнают, — испугалась проговорившаяся девочка. — И вообще, Чарлена говорит, что, даже когда их застукают, все, что им грозит, — это суд по делам несовершеннолетних.

— И только! — Фейт не могла скрыть удивление, на остальных девочек сообщение не произвело особого впечатления.

— Брат Чарлены арестован и находится в доме предварительного заключения для малолетних преступников. Она говорит, что он сказал, будто там здорово. Они могут делать все, что хотят. Он туда попал за кражу автомобиля. Чарлене здесь не нравится. Ничего стоящего не попадается — только разная ерунда из магазинов.

Фейт была напугана и решила обходить предприимчивых девочек стороной. Им же, казалось, доставляло удовольствие досаждать ей или зло подшучивать над ней. В связи с болезнью матери она чувствовала себя более взрослой, что помогало ей не обращать внимания на эти нападки, оставляя их без ответа.

Однако Фейт очень расстроила кража изящной серебряной брошки, подаренной ей мамой. Крошечную фигурку феи купил матери отец Фейт много лет назад. Девочка была уверена, что знает имя вора, и от этого чувствовала себя еще хуже. Она сообщила о пропаже служащей интерната, хотя считала это потерей времени.

До поместья «Хэттон» можно было дойти пешком, но их доставили туда из детского дома на автобусе. Фейт хорошо помнила чувство восхищения, охватившее ее при виде великолепного здания.

Спроектированный Лютайенсом особняк был не просто красив, девочку заворожила магическая атмосфера поместья. Казалось, она попала в сказку. Но, независимо от настроения, живой ум Фейт быстро подмечал особенности архитектурного стиля прославленного мастера.

Тогда как остальные воспитанницы интерната, подгоняемые скукой и нетерпением, торопились к выходу, Фейт, благодарная случаю, подолгу задерживалась в каждом помещении, наслаждаясь чудесной атмосферой старинного особняка. Когда она вернулась в кабинет, чтобы рассмотреть подробнее интерьер, то встретила там Филипа Хэттона.

В то время он был уже пожилым человеком, старше шестидесяти лет, астенического сложения, с умными добрыми глазами и мягкой улыбкой. Филип сразу понравился Фейт, которая почувствовала притягательность его неординарной личности.

Девочка провела с ним почти весь день. Затаив дыхание, она слушала рассказы о доме и его истории. Потом рассказала немного о себе.

К большому удивлению служащей детского дома, ответственной за экскурсию, Филип настоял, чтобы Фейт осталась в особняке на ужин.

— Как же девочка доберется до интерната? — забеспокоилась воспитательница.

— Я доставлю ее на автомобиле.

Фейт улыбнулась при воспоминании об аристократической обстановке, царившей здесь, неотъемлемой части, условии жизни Филипа, в которой с первых минут чувствовалось благородство, легкая надменность и великодушие лорда.

Весь тот вечер могла с закрытыми глазами представить себе в мельчайших подробностях.

Сначала Филип предложил ей подняться наверх помыть руки, поручив заботам почтенной экономки. Когда же Фейт вернулась в кабинет, Филип там был уже не один.

— Подойдите, Фейт, — светло улыбнулся он, — познакомьтесь с моим крестником. Его зовут Нэш. Он проводит у меня летние каникулы. Нэш, поздоровайся с Фейт. Она, как и я, горячая поклонница Лютайенса.

Так все и началось. Первый же взгляд решил ее судьбу. Нэш был высок и неправдоподобно красив — темные густые волосы, глаза, сверкающие как топазы, прекрасно вылепленное мускулистое тело, а главное, сногсшибательная волна чувственности, исходившая от него. Фейт влюбилась сразу и бесповоротно. Разве можно было не потерять голову?

На стол были поданы любимые блюда Филипа — молодая спаржа, приготовленная на пару лососина, клубника со сливками. Обычное летнее меню, как она выяснила позже. И сейчас вкус лососины и аромат клубники вернули ее в прошлое, за тот стол.

Вечером Фейт с особой силой ощутила магическое действие окружающей обстановки. Казалось, воздух в комнате, отсвечивающий теплым золотом, насыщен волшебными флюидами. Она вдруг почувствовала себя взрослой, и у нее возникло странное чувство, будто какая-то чужая привлекательная девушка, ужиная с двумя мужчинами, поддерживает общий разговор, а они оба внимательно, с интересом выслушивают ее.

Домашние невзгоды, бедность — все куда-то отступило. Фейт переживала то, что испытывает, вероятно, бабочка, когда появляется на свет для радостного свободного парения.

Домой ее доставил Нэш. Фейт помнила, как сильно заколотилось ее сердце, когда он остановил автомобиль у ворот интерната. В этот час на тенистой безлюдной дороге было уже темно. Сидя рядом с Нэшем в салоне, девочка затаила дыхание. Вдруг он прикоснется к ней? Захочет ли он поцеловать ее? Чувствует ли он, то же, что и она?

Грустно улыбаясь, Фейт испытывала острое чувство разочарования, когда Нэш просто поблагодарил ее за доброе отношение к крестному.

— Я получила необыкновенное удовольствие, слушая его, — искренне ответила она.

Неделю спустя девочка уже жила в «Хэттоне». С руководством детского дома Филип договорился после того, как написал ее матери письмо с приглашением Фейт провести оставшееся время летних каникул в его поместье в качестве гостьи.

Услышав об этом, Фейт потеряла дар речи от восторга. Она боялась поверить в свою счастливую судьбу. Если бы только она могла знать тогда, что ее ждет...

Отгоняя прочь воспоминания, Фейт машинально снова подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на парк, распланированный Гертрудой Джекилл. В это время года парк был в своей лучшей форме. Она провела здесь с Филипом много часов в то далекое лето, пропалывая под лучами солнца великолепные, но очень длинные бордюры, окаймлявшие дорожку к летнему домику.

Фейт застыла на месте, когда к особняку подкатил огромный автомобиль и появился Нэш. Куда он ездил? Если бы она знала, что его нет в доме, то спустилась бы вниз, чтобы взять какую-нибудь еду. Ей не хотелось сидеть за столом вместе с Нэшем.

Перед поездкой Роберт говорил ей, что договорился о том, что она будет жить в особняке, но насчет еды ей придется заботиться самой.

— Кухня прекрасно оборудована, ты можешь пользоваться всем необходимым. Кроме того, мы предоставляем тебе возможность заказывать любые блюда на твой вкус. Я надеюсь, ты обязательно закажешь что-нибудь, — Роберт улыбнулся, — например, когда я приеду в «Хэттон» на совещание обсудить результаты работы.

Фейт улыбнулась в ответ. Внимание Роберта, хоть и было ей приятно, создавало некоторые осложнения, даже отвлекало от интересной работы, требующей всех ее сил.

Фейт считала, что не обязана информировать предполагаемых работодателей обо всех обстоятельствах смерти Филипа. Но она вовсе не собиралась скрывать что-то от человека, с которым может быть связана близкими отношениями.

Для Фейт любовь означала, прежде всего доверие. Если бы они с Робертом встретились при других обстоятельствах, то их отношения могли дойти до такой стадии, когда она сама пожелала бы открыться и рассказать все о своем прошлом.

Роберт ей очень нравился. И, естественно, она надеялась, что когда-нибудь выйдет замуж, родит ребенка. Но...

На гладком лбе Фейт появились морщинки.

Почему Нэш снова вторгается в ее жизнь? Она вздрогнула при воспоминании о жестком взгляде, гипнотизировавшем ее, когда она, замирая от страха, слушала, что он намерен добиться справедливости и отомстить за смерть Филипа.

Посмотрев вниз, Фейт увидела шагающего к подъезду Нэша. Наверное, какие-то таинственные силы поклялись соединить их. Не без их вмешательства Нэш, остановившись, поднял голову. Его взгляд безошибочно нашел башенку и ее окно.

Фейт тут же отступила, но была уверена: Нэш ее заметил.

Далеким теперь летом она проводила в этой комнате долгие томительные часы в ожидании. Она неотступно наблюдала за подъездной аллеей, которую было хорошо видно из окна, боясь пропустить спортивный автомобиль алого цвета.

Хотя предполагалось, что юноша, проводя летние каникулы у крестного, помогает ему, он уже тогда много занимался бизнесом. Предприятие, в которое Нэш вложил все силы десять лет назад, стало основой его теперешней огромной империи.

Когда Нэш ловил Фейт на том, что она следит за ним, то, останавливаясь под окном, с улыбкой ее поддразнивал. Он шутил, что ей следует быть осторожнее, иначе он когда-нибудь взберется на стену башни, чтобы похитить ее.

Фейт молила Бога, чтобы это произошло. Она была так влюблена, что Нэш занимал все ее мысли. Он стал ее героем и идеалом.

Тогда Фейт не осмеливалась смотреть на губы Нэша. Ей казалось, что она, сильно покраснев, выдаст свое заветное желание — узнать тайну поцелуя. Но против воли она постоянно думала об этом, представляя прикосновение его губ к своим, и слова, которые она никогда бы не смогла произнести вслух, отразили подавляемое ею желание.

Поцелуй меня.

Что ж, сегодня — через десять лет — он все-таки поцеловал ее, но не тем поцелуем, которого она ждала. Она мечтала о любви и нежности, хотела прочесть в его взгляде обожание и мольбу о любви. Милые детские фантазии. Когда его губы прижались к ее губам, она ощутила только его жестокость, раздражение и враждебность — пульсирующее напряжение эмоций.

Почему в таком случае она ответила на поцелуй со страстью, которой и не подозревала в себе, которой никогда не испытывала с другими мужчинами?

Не желающий молчать внутренний голос раздражал Фейт. Да, она ответила на поцелуй, потому что память сыграла с ней злую шутку. Она думала, что все давно забыто... Но на какое-то мгновение поверила, что перед ней Нэш — такой, каким представлялся ей в мечтах, и она его поцеловала. Что же касается других, все это были случайные встречи, ничего серьезного, она целовала их потому, что таковы правила игры. Так полагается при свиданиях. Поцелуи — это все, что она могла им предложить.

С Робертом правда все было не так. Фейт казалось, что, возможно, — только возможно! — их когда-нибудь свяжет глубокое чувство.

Но в мгновение ока все переменилось. Теперь она старалась держать эмоции под контролем, быть осторожнее и оградить свою жизнь от вмешательства посторонних. Она не позволит ни одному мужчине, даже такому блестящему, как Нэш Коннет, ослепить себя и заставить совершить те же опасные ошибки, какие она сделала в пятнадцать лет.

Теперь Фейт убеждена, что краеугольный камень в отношениях людей — взаимное доверие. Без доверия ничего не может быть, то есть не может быть того, что нужно ей, что представляется ей важным. И у нее был печальный повод проверить свое убеждение.

В самые тяжелые периоды жизни — после смерти Филипа и матери — единственное, что поддерживало ее, — это вера Филипа. Он всегда верил ей и доказал это, включив ее в свое завещание. Это был неожиданный чудесный подарок.

Узнав, что Филип оставил ей деньги специально для получения образования в университете, Фейт была потрясена. Думая о своем будущем до этого, она сознавала, что единственная возможность для воплощения ее мечты — стать архитектором — это найти какую-либо работу, а свободное время посвятить занятиям. Но это означает, что цель практически недостижима.

Однако не известие о том, что ей оставлены деньги по завещанию Филипа, так поразило Фейт. Гораздо больше для нее значило то, что, несмотря на все случившееся, он верил ей по-прежнему. Она получила бесценный дар из тех, что нельзя выразить деньгами. Дар был выше всех благ, самый дорогой для нее подарок. Даже сейчас при одном воспоминании об этом ее глаза увлажнились. Фейт знала, что многие, как и Нэш, никогда не смогут понять ее чувства.

Для Нэша все в мире делится на белое и черное. Он может осудить человека, не позволив ему и слова сказать в свое оправдание... Нэш... В его глазах она воровка и убийца...

Нэш направлялся к дому. Он был раздражен и сердит на себя. При виде стоящей у окна Фейт, его сердце вдруг забилось с бешеной скоростью. Солнце играло в ее волосах, высвечивая поразительную путаницу разных оттенков — от чистого серебра до теплого золота. Всего один взгляд — и его неумолимо кинуло в прошлое.

С того момента, когда крестный сообщил ему, что собирается пригласить девочку провести в «Хэттоне» каникулы, Нэш знал, что спокойствию в доме пришел конец. Ее окружала особая атмосфера — атмосфера грядущей опасности. Тогда он еще не мог себе представить, с какой трагической точностью сбудется его прогноз. Беспокойство, которое он ощущал в те дни, не было связано ни с воровством, ни с убийством.

Нэш плотно сжал губы, и его лицо стало суровым. Как и крестный, он был покорен Фейт. Считая ее наивной девочкой, он даже не мог вообразить... Глаза Нэша потемнели от горьких воспоминаний. Черт, он хотел защищать Фейт, полагая, что ее внимание к нему вполне невинно; она просто не ведала, что соблазняла каждым движением, каждым взглядом. Когда она смотрела на него, на ее лице вспыхивал предательский румянец и он без труда мог прочесть все до одной мысли в прозрачных голубых глазах.

Он находил болезненное удовольствие в том, чтобы наблюдать, как она разглядывает его губы — полусмело, полузастенчиво, но всегда вызывающе. Ему было интересно, что бы она стала делать, отзовись он на ее призыв, тем более, что ему все труднее было сдерживать желание, которое жгло его.

Но ей же всего пятнадцать лет, она еще ребенок. Он строго и яростно напоминал себе об этом бесчисленное число раз во время того короткого лета. Он не должен обращать внимание на реакцию своего тела, которое назойливо и откровенно сообщало ему, что она вполне достойный объект. Зато рассудок понимал, как низко можно пасть, если пойти на поводу чувств.

Он успокаивал себя, напоминая, что не всегда же ей будет пятнадцать. Она когда-нибудь вырастет, станет взрослой и тогда... Он заставит ее расплатиться сполна за каждый брошенный искоса наивный взгляд, который так мучил его; она будет платить поцелуями за все те поцелуи, что ему хотелось сорвать с ее губ, когда он запрещал себе прикоснуться к ней.

Сколько ночей провел он без сна, сжигаемый огнем страсти, не в силах сдержать стон, когда услужливое воображение приводило к нему эту девочку с нежной шелковистой кожей. Она лежала рядом с ним, и он мог медленно целовать изумительно очерченный рот, чувствовать дыхание, благоухающее как розы Гертруды Джекилл под солнцем, и тонуть в глазах, яркой голубизной напоминающих колокольчики в парке. Он хотел, чтобы так было на самом деле! Он желал ее каждый, клеточкой своего тела, тосковал без нее. Черт возьми! Он настолько потерял голову, что поселил ее в своих новых проектах — планах их общего будущего.

Первое время он даже самому себе не осмеливался признаться, с каким нетерпением предвкушает мгновение, когда увидит Фейт, застывшую в обрамлении окна своей башни в привычном ожидании. Она казалась ему средневековой принцессой, перенесенной каким-то магом в наше время. Она томилась в замке не по злой воле сказочного отца, а из-за юного возраста и его принципов, поднявших ее на недосягаемую высоту. Как горько было признать, что ее невинность, которую он с таким рвением защищал от своего желания, — всего лишь завеса, скрывающая реальную Фейт. Но это горькое чувство ничего не стоило по сравнению с болью и гневом, которые он испытывал, вспоминая крестного. Да, боль, гнев и чувство вины. Наверное, он мог бы разобраться в том, что происходит, что представляет собой Фейт, если бы не был так поглощен собственными переживаниями, а также отнимавшими много сил проблемами, связанными с созданием собственной компании, благодаря которой он теперь превратился в очень богатого человека.

Но он не собирается угодить во второй раз в ту же ловушку!

Открытие, что Фейт является сотрудницей благотворительного фонда, в дар которому Нэш решил передать особняк — часть наследства крестного, — явилось для него потрясением. Только из-за этого он в первый раз прилетел из Нью-Йорка в Лондон, нарушив свой график и прервав важные совещания, касающиеся аренды его наиболее дорогостоящей земельной собственности. Сначала он собирался предупредить Роберта Ферндауна относительно Фейт, но, услышав, как Роберт превозносит ее способности и ее саму, передумал.

Охваченный праведным гневом, он принял решение наказать ее за совершенное преступление, но при этом решил, что наказание не должно быть скорым и немедленным, например увольнением. Ему хотелось заставить ее страдать, как когда-то страдал крестный... Он хотел держать над ней дамоклов меч, чтобы, мучаясь неизвестностью и страхом, она ждала последнего удара.

Войдя в дом, Нэш помедлил, прежде чем направился в кабинет. Он все еще чувствовал на губах вкус поцелуя, а тело помнило прикосновение тела Фейт и свою реакцию. Рассердившись на собственную слабость, Нэш резко развернулся на каблуках. Что, черт возьми, он может с собой поделать!

3

Фейт непроизвольно сжала пальцы в кулаки и устало отошла от окна. Пожалуй, еще рано писать предварительный отчет о проделанной в особняке работе. Она вспомнила, что видела в парке не только милый летний домик, но и скульптуры, некоторые из которых, как ей было известно, считались ценными.

Надо обязательно узнать у Роберта все про эти скульптуры и, если окажется, что их не собираются вывозить из парка, проверить, защищены ли они от порчи и воровства. Завтра она непременно свяжется с шефом, чтобы выяснить его мнение.

Фейт встревожилась, услышав стук в дверь. Зная, кто там стоит, она некоторое время колебалась, перед тем как отворить.

— В чем дело? — дерзко спросила она Нэша.

Фейт заметила, что после приезда он успел переодеться. Теперь на нем была белая футболка, плотно облегающая торс и подчеркивающая развитую мускулатуру. От одного взгляда на него у Фейт замерло сердце. Она почувствовала, как загорелось ее лицо, выдавая замешательство и волнение. Когда ей было пятнадцать, она обожала его, тосковала по нему, почти боготворила, но теперь Фейт взрослая женщина, и ей известно, что ее притягивает излучаемая им первобытная сексуальность. Сознавая это, она возмущалась податливостью собственных эмоций.

— Ужин, который приготовила для нас миссис Дженсон, все еще в холодильнике. Она будет очень обижена, если мы его не съедим, — объявил Нэш.

Слова «я не голодна» уже готовы были сорваться с языка Фейт, но несогласный с этим желудок издал довольно громкое урчание.

Не в силах встретиться с Нэшем взглядом, Фейт сказала:

— Я скоро спущусь вниз. Мне нужно кое-что доделать.

Фейт выждала некоторое время, чтобы убедиться, что он ушел, а затем бросилась закрывать дверь. Руки сильно дрожали. У нее разыгралось воображение или она действительно почувствовала опасность? Нет, в воздухе явно веяло опасностью и чем-то еще — она уловила аромат одеколона Нэша и специфический запах мужчины.

В ванной комнате, примыкавшей к спальне, Фейт быстро умылась, чтобы охладить пылающее лицо, причесалась и поправила макияж. После всего сказанного Нэшем она не верила, что его волнует, ужинала она или нет.

Возможно, мелькнула у нее безумная мысль, он хочет, чтобы она ела там, где он будет следить, не посягнет ли она на столовые приборы или старинный фарфор.

Однако, когда Фейт, войдя в кухню, увидела, что Нэша там нет, она почувствовала... Нет, не разочарование, совсем другое. Скорее облегчение, что он дал ей возможность спокойно поесть в одиночестве. Она так устала, его присутствие было ей невыносимо.

Но, открывая холодильник, Фейт убедилась, что ошиблась, так как в дверях появился Нэш.

— Спаржа и лососина, — прошептала она, бросив взгляд на оставленный для них ужин. Глаза ее мгновенно наполнились слезами. Склонив голову, чтобы Нэш ничего не заметил, она часто заморгала, пытаясь унять подступающие рыдания.

Любимые блюда Филипа.

Фейт поняла, что, несмотря на мучивший ее голод, она не в состоянии проглотить ни кусочка.

Дрожащими руками, прикрыв дверцу холодильника, она сказала:

— Я передумала, мне не хочется есть. При других обстоятельствах взгляд Нэша, выражавший откровенное недоумение, мог бы ее позабавить, но не теперь. Когда Фейт направилась к выходу, легким движением скользнув мимо, он перегородил ей дорогу.

— Хотел бы я знать, в какую игру ты собираешься поиграть, — начал он угрожающим тоном, нахмурив брови.

Фейт чувствовала, что теряет самообладание. День оказался слишком длинным и трудным. Сначала ее распирало от гордости и волнения из-за ответственного поручения Роберта, потом — шок при встрече с Нэшем. Мучительные воспоминания, неумолимо возвращавшие ее в прошлое, и потрясение, испытанное ею от поцелуя Нэша, — все смешалось в ней, создавая ощущение нереальности происходящего.

— Я вообще не знаю, кто тут собирается играть и во что, но это не я, — бурно запротестовала Фейт дрожащим от напряжения голосом. — Из нас двоих скорее ты этим занимаешься. Зачем ты сюда приехал? Почему захотел здесь остановиться? Ведь это не предусмотрено соглашением, заключенным Робертом с попечителями.

— Для сотрудницы, относительно недавно приступившей к своим обязанностям, ты прекрасно разбираешься в делах шефа, — парировал Нэш. Она поняла, что вспышка гнева только подчеркнула ее уязвимость. — Как я понимаю, ты не просто служащая, правда, Фейт? И почему, думаешь, я здесь оказался? — Тон его резко изменился. — Неужели ты действительно считаешь, что, зная о твоем присутствии в особняке, я позволю тебе делать все, что тебе заблагорассудится? Особняк отделан и украшен практически бесценными архитектурными элементами. Кроме того, здесь антикварные безделушки, очень дорогие картины, гобелены, камины. Я легко назову несколько из них, за которые не обремененный принципами и совестью строитель выложит не торгуясь тысячи фунтов, стоит их только снять и вытащить из дому.

Фейт сознавала правдивость того, что он говорил. Нэш может считать, что она способна на такое преступление. От волнения у нее начался озноб. Прежде чем растерянная Фейт отважилась на какие-либо объяснения, Нэш снова пошел в атаку, но с другого фланга.

— Интересно, расскажешь ли ты Роберту о том, что вымаливала у меня поцелуй? — осведомился он язвительно.

— Что? Но я... я не делала этого, — возмущенно запротестовала Фейт. Кровь бросилась ей в лицо.

— Ты лгунья, — усмехнулся он. — «Поцелуй меня» — были твои слова. Хотя, конечно, тебе свойственно отрицать все свои прегрешения.

Лицо Фейт стало пунцовым от обиды и унижения, в памяти всплыло вызывающее сейчас отвращение воспоминание. Она действительно думала о том разговоре много лет назад, но чтобы произнести эти слова... Она ведь не сказала, не могла сказать их вслух? Или все-таки сказала? Возможно, Нэш прочел ее мысли, что, говоря откровенно, нельзя сбросить со счетов.

— А теперь ты собираешься обмануть меня, доказывая, что поцелуй не доставил тебе удовольствия, — издевался он.

Это замечание явилось последней каплей в чаше ее терпения.

— Я не намерена больше говорить об этом, но если тебя интересуют мои ощущения, то удовольствия я не получила, — резко заявила Фейт.

— Вот как?! Но существует лишь один способ проверить, правду ли ты говоришь.

Нэш не позволил ей оставить за собой последнее слово. В его взгляде светилось торжество — он загнал свою жертву в ловушку. Когда он следил за Фейт, как голодный лев за добычей, она, вся сжавшись, думала, что ничто на свете не заставит ее больше ввязываться в словесные баталии с этим человеком. Он никогда не позволит ей победить.

— К счастью для меня, в «Хэттоне» не предусмотрена камера пыток, — презрительно бросила Фейт.

— Но мне не нужны камеры пыток, чтобы доказать твою ложь, — мягко возразил Нэш. — Все, что требуется, это...

Сильные руки сжали ее запястья. Глаза Фейт широко раскрылись от удивления, когда, резко притянув к себе и не обращая внимания на сопротивление, он потянулся к ее губам.

Она плотно сжала рот, надеясь, что, хотя губы лишены возможности говорить, глаза смогут выразить ее гнев и презрение. Сверкающие синие глаза бросали мужчине вызов.

— Разожми губы! — Нэш был глух к ярости и враждебности, которые, казалось, исходили от ее напряженного тела. — Не сжимай губы, Фейт! — повторил он и мягко провел кончиком языка по сомкнутому контуру ее рта.

Неожиданные ощущения от чувственных ласк горячего ищущего рта, языка, пытающегося приоткрыть ее губы, настолько взволновали ее, что мысли, выйдя из-под контроля рассудка, с пугающей изменчивостью обратились к изучению умелого натиска Нэша и наслаждению им, вместо того, чтобы питать ее ярость. Когда Фейт прикрыла глаза, магия чувственности сгустилась и тело охватила предательская дрожь, как будто она вновь стала робкой девочкой, впервые познающей сладость поцелуя. Но на самом деле Нэш не целовал ее. Он играл с ней, соблазняя ее, мучил ее. Она чувствовала его дыхание, его знакомый запах, чувствовала... и не понимала, что делает...

Признав свое поражение, Фейт тихо застонала, приоткрыла губы, прильнула к Нэшу и, обвив его шею руками, прижалась губами к его рту.

Нэш, Нэш... Фейт произносила его имя безмолвно, это была мольба женщины, полная сдерживаемой страсти и желания девочки-подростка, она вобрала плач ее бессонных ночей, безнадежность любви и влечения к нему, хотя она не понимала до конца, что ее мучит. Фейт были, конечно, известны технические приемы секса, но близость с мужчиной представлялась ей великим таинством. И Нэш, она верила, тот единственный, кто должен с ней его совершить.

Фейт почувствовала, как он, судорожно вздохнув, замер, будто бурный отклик ее тела и уступчивость, которых он добивался, поразили его.

Теперь они целовались так, как когда-то ей рисовало воображение. Застыв в объятиях, они не могли оторваться друг от друга — вечное олицетворение любви. Легкие стоны, прерывая поцелуи, звучали аккомпанементом в мелодии радости жизни.

Вдруг Нэш, резко разомкнув объятия, отстранился и, тяжело дыша, спросил режущим слух голосом:

— Может, достаточно? Сколько еще я должен доказывать, что ты лгунья? Или пойдем в постель? Ведь ты уступишь мне.

Потрясенная до глубины души, Фейт отказывалась верить собственным ушам. Ей было невыносимо стыдно. Застыв с пустым взглядом, она слушала его обвинения и не могла найти им ни объяснения, ни оправдания. Кровь отхлынула от ее лица, глаза расширились и потемнели от боли унижения. Она не понимала, кого она ненавидит больше: Нэша или себя.

С подкатившей к горлу тошнотой она ожидала последнего удара. Нэш говорил, что намерен разоблачить ее перед Робертом. В его промедлении ей мерещилось что-то зловещее.

Тревога Фейт росла. Голова раскалывалась от боли, в желудке что-то тяжело ворочалось, глаза воспалились от невыплаканных слез. Но плакать Фейт себе не позволила.

— Куда же ты собираешься пойти? — осведомился Нэш, когда, повернувшись, она как слепая побрела к двери.

— В свою комнату. Я устала и хочу спать, — сказала она растерянно. — И вообще это не твое дело, Нэш. Я не обязана отчитываться перед тобой. Ты не имеешь права контролировать меня.

Когда после небольшой паузы он заговорил, в его вкрадчивом голосе так отчетливо прозвучала угроза, что по коже Фейт побежали мурашки.

— Не мое дело? Но, мне кажется, если ты как следует подумаешь, то признаешь свою ответственность передо мной и мое право тебя контролировать. Стоит мне, например, сообщить Роберту, чем ты только что занималась...

— Ты сделаешь это? — В вопросе против воли слышались умоляющие нотки.

— Ты, по-моему, собиралась лечь спать.

Фейт понимала, что Нэш получает удовольствие, говоря ей колкости. Что ж, она лишит его радости выслушивать ее просьбы.

— Да, пойду, пожалуй. — Фейт наконец решительно открыла дверь, сдерживая бушующий в груди гнев.

Следя за удаляющейся стройной фигуркой, Нэш перевел дыхание. Где, черт побери, она научилась так целоваться и с кем?.. Поцелуй ни одной женщины еще не заставлял его почувствовать, что в нем сосредоточена вся ее жизнь, как будто она вложила в поцелуй всю свою душу и страсть. Как будто их души нашли друг друга в этом мире, чтобы быть рядом. Фейт поцеловала его, словно ждала встречи с ним целую вечность, мечтала о нем и любила его, и только его.

В этой женщине таится смертельная опасность для любого, кого ей вздумается поцеловать. Эта женщина...

Нэш запретил себе думать о ней. Разве то, как она поступила с крестным, ничему его не научило? Что же теперь предпримет Фейт? Предложит заняться с ней любовью, чтобы помешать ему рассказать о ней Ферндауну?

Овладевшие им гнев и презрение не смогли погасить огонь дикого неутоленного желания. Нэша удивляло, что он может хотеть ее, несмотря на все, что знает о ней. Ему никогда не нужны были женщины только для секса. И на самом деле он вовсе не нуждается в Фейт. Он — жертва собственного розыгрыша. Ее присутствие в «Хэттоне» странно отозвалось в нем, разбудив память тех далеких лет. Причудливое пересечение временных декораций предательски отправило его в прошлое, где он долго и страстно желал ее.

Интересно, сколько мужчин с тех пор было в ее жизни? Сколько их, испытавших власть ее опасного очарования? Ее поцелуи трудно забыть. Неудивительно, что Ферндаун потерял голову.

Но он приехал сюда не для того, чтобы реанимировать прошлое, а чтобы оно могло успокоиться с миром.

Поднявшись в свою комнату, Фейт скользнула в постель. Обхватив себя руками, как бы желая защититься от грядущей опасности, она принялась раскачиваться взад-вперед. Почему, ну почему она позволила, чтобы это произошло? Почему она предала все, что считала самым дорогим в жизни? Почему позволила себе забыться и — что важнее всего — почему потеряла самообладание, когда Нэш поцеловал ее? Она как будто впала в состояние транса — полное забвение всего, возбуждение, восторг. И она сама дала ему в руки мощное оружие против себя — дала так безрассудно и легкомысленно, как когда-то вручила ему собственное сердце.

Ей нельзя было сюда возвращаться, но она никогда бы и не приехала в особняк, если б только знала, что встретит Нэша.

Десять лет назад он заявил, что никогда не простит ей смерти крестного, но ни в одном страшном сне она не смогла бы увидеть, какой ужасной окажется его месть.

В кухне Нэш мрачно разглядывал почти нетронутую еду на тарелке. Заставив себя подняться, он выбросил остатки в мусорное ведро и сунул тарелку в посудомоечную машину.

Лосось всегда был одним из любимых блюд крестного. К концу жизни ему становилось все труднее есть самостоятельно — последствие перенесенного инсульта. Нэш помнил, как приехал поздравить Филипа с днем рождения и увидел его сидящим перед тарелкой с лососиной с глазами полными слез из-за собственной слабости.

Потом Нэш кормил его сам, заменяя сиделку. Это было самое малое, что он мог сделать. Филипа он любил как дедушку, которого никогда не видел. Его особняк служил пристанищем для молодого человека, когда он учился в школе, а родители уезжали за границу. Отец Нэша работал в разных странах.

Он был зарубежным корреспондентом лондонской газеты, а мама — фотографом. Их давно уже нет с ним, как и крестного. Они погибли во время восстания в одной из тех стран, откуда вели свои репортажи.

Филип обожал Фейт. Однажды он признался Нэшу, что любит ее как внучку, о которой когда-то мечтал. И крестный доказал свою любовь к девочке, упомянув ее в своем завещании как наследницу. Он изменил условия завещания с ведома и одобрения Нэша за несколько дней до нападения на него. В документе Филип предусмотрел отдельным пунктом сумму для финансирования дальнейшего образования девушки. Нэш был убежден, что, будь крестный жив, он обязательно осуществил бы свое намерение — помог Фейт получить диплом архитектора.

Их троих объединял интерес к архитектуре. Увлечение Нэша памятниками архитектуры и интересными архитектурными сооружениями привело его к приобретению первой недвижимости, еще когда он учился в Оксфорде. На унаследованные от родителей деньги он купил ряд окруженных террасами старинных домов. Причем подвигнули его на это выразительность архитектурного рисунка и необычные детали проекта зданий, относящихся к началу эпохи короля Эдуарда, а не возможность хорошо заработать, сдавая их внаем. Последнее пришло гораздо позже.

Фейт, по крайней мере, не солгала крестному, говоря о своем желании стать архитектором. Нэш, нахмурив брови, вспоминал, с каким трудом Филип боролся с последствиями удара, чтобы удостовериться, что его желание понято правильно: крестный хотел, чтобы завещание осталось в силе. Люди считали его богатым, так как он жил в большом особняке.

Морщинка на лбу Нэша стала глубже. Почти полночь — время спать.

Фейт долго не могла заснуть, напряжение не спадало, мысли, перескакивая с одного на другое, не давали покоя. Потом лиса, пробирающаяся через парк, затявкала, завыла на луну. Задремавшая девушка уже проваливалась в темноту, кишащую мрачными видениями. Они пугали ее, но бежать не было сил. Когда лиса разбудила Фейт, ей показалось, что она, перейдя границу времени, попала в прошлое. Она снова пятнадцатилетняя девочка, которая с облегчением увидела, что лежит в своей удобной постели в «Хэттоне», а не в детском доме. Еще не до конца проснувшись, Фейт села, обхватив руками колени, и вгляделась в темноту за окном. Боже, как она ненавидела интернат. Вернее, то, что ей пришлось пережить там.

Выздоровление мамы шло очень медленно. В сентябре, когда начался учебный год, ей пришлось вернуться в детский дом, чтобы ходить в школу вместе с другими воспитанницами. Школа, в которой проводились занятия для ее возрастной группы, располагалась в близлежащем городке, их возили каждый день туда и обратно на автобусе. Фейт скоро поняла, что и учителя, и все в школе считают девочек из детского дома нарушителями спокойствия в школе.

Когда педагоги убедились, что Фейт хочет учиться и серьезно относится к занятиям, они стали уделять ей больше внимания, отмечая ее успехи, хвалили и поддерживали ее. В результате группа девочек, которая пользовалась в интернате влиянием, стала проявлять к Фейт открытую неприязнь.

Несколько недель они приставали к ней, задирая ее по любому поводу, издевались и высмеивали. Поэтому Фейт была крайне удивлена, когда одна из этих задир пригласила ее пройтись вместе с ними по магазинам в субботу. Решив, что ей делают мирное предложение, вручая оливковую ветвь, Фейт простодушно согласилась. Правда, у нее совсем не было денег, но зато она с радостью помогла одной из девочек — донесла до кассы отобранные той вещи и расплатилась за них по чеку.

Только когда они оказались снова на улице, до Фейт дошла истинная цель «дружеского» отношения к ней. Компания падала от хохота, издеваясь над ней, они все чуть животики не надорвали. Выяснилось, что Фейт им понадобилась на роль приманки. Она отвлекала от них внимание, пока они ловко тянули с прилавка всякую ерунду.

Фейт умоляла их вернуть украденную косметику или заплатить за нее, но это вызвало лишь презрительный смех.

— Чего ради, нам выкладывать деньги, если вещи можно взять и так, — сказали ей.

За растерянной несчастной Фейт следила немигающими глазами девица, которая считалась лидером группы. Она была немного старше остальных, и, если верить сплетням, в ее семье к воровству относились как к обычному бизнесу. Решив, что пора вмешаться и предостеречь новичка, она схватила Фейт за волосы и резко потянула, так что девочка застонала от боли.

— Не вздумай ябедничать, Мисс Примерное Поведение, а если донесешь...

Глаза Фейт наполнились слезами, но она, закусив губу, старалась не показать остальным девчонкам, как ей больно, и не разрыдалась.

— Смотри ж, если донесешь, — продолжала ее мучительница, дергая еще сильнее за пучок пышных волос, — мы все тогда скажем, что это была твоя идея. Да, пари держу, чудной старикашка в том доме чертовски богат, как считаешь? Могу поклясться, там все ломится от ценных вещей. Сколько у него телевизоров?

Покачав головой, Фейт честно ответила:

— Не знаю. — Филип предпочитал читать, а не смотреть телевизор.

— А вот интересно, держит ли он деньги в доме? Даю голову на отсечение, они там. И не говори, что ты не подсматривала и не прихватила себе пару фунтов, Мисс Задери Нос. Не пытайся быть лучше всех, — издевалась она.

— Нет, — протестовала Фейт, радуясь появлению их автобуса. Девица вынуждена была отпустить ее.

— Но помни, — прошипела она, когда они сели в автобус, — только скажешь кому, сама за все ответишь по полной программе...

Окончательно проснувшись и вернувшись в настоящее время, Фейт сжала колени руками.

Тогда ее долго мучила совесть, потому что она так и не рассказала никому из администрации интерната о воровстве в магазинах. Ее остановил даже не страх, по крайней мере, не страх физической расправы. Скорее она промолчала из-за боязни переступить принятые у подростков законы чести, запрещающие сплетничать и доносить. Однако был момент, когда она почти решилась довериться одному человеку.

Прикрыв веки, Фейт слышала свое неровное дыхание.

Она была приглашена в «Хэттон» на уик-энд, за ней заехал Нэш.

— Почему грустишь, козявочка? — поддразнил он девочку в своей обычной манере. Когда он так шутил, обращаясь с ней как с ребенком, ей хотелось сказать, что она взрослая, достаточно взрослая, чтобы понять, что любит его.

— Я... — начала Фейт нерешительно, но, пока она подыскивала слова, чтобы рассказать Нэшу о происшедшем, его внимание привлекла сногсшибательная брюнетка на противоположной стороне дороги.

Остановив автомобиль, Нэш опустил стекло и поздоровался с этой дамой. Ее ослепительная улыбка показала Фейт, что не одна она считает его самым блестящим и сексуальным мужчиной на свете. Когда же брюнетка пересекла улицу, чтобы развлечь Нэша беседой, они обменялись довольно замысловатыми шутками. Дамочка при этом отчаянно кокетничала, и Фейт, вжавшись в сиденье, почувствовала себя несчастной и покинутой.

Только после того, как Нэш наконец тронулся с места, она поняла, что, несмотря на откровенные намеки своей знакомой, он не сделал попытки посадить ее на место девочки. Воспарив на волне радости и облегчения, Фейт сунула проблему, по поводу которой хотела просить его совета, в дальний уголок памяти.

В течение десяти лет она часто думала о роли случая в жизни человека. Расскажи она все Нэшу в тот день, и, может, все сложилось бы совсем не так.

И снова предательские слезы сверкнули на ее ресницах. Фейт, сощурив глаза, решительно расправилась с ними. Очень, очень давно она запретила себе реветь из-за Нэша Коннета.

4

«В конце галереи, обвитой золотым дождем, нимфа держит в руках вазу с водой». Составив описание статуи, Фейт печально вздохнула. Утром, приступив к выполнению возложенной ею на себя обязанности, она еще не понимала ни того, как много в парке скульптуры и декоративного убранства, ни того, что некоторые уголки могут взволновать ее, разбудив воспоминания о том, что, как она считала, предано забвению много лет назад.

Интересно, парк и Скульптуры вызвали все эти воспоминания или все-таки Нэш? Нэш и ее безумное необъяснимое чувство к нему? Об этом свидетельствует тот странный отклик, которого ему удалось добиться от нее вчера.

Хватит!— горячо убеждала себя Фейт. Перестань думать о нем!

Когда Филип знакомил ее с необыкновенной красотой парка «Хэттон», Нэш шел навстречу им по галерее из золотого дождя, а лучи солнца, пронзая зеленый навес, рассыпались светлой пятнистой рябью на его футболке, которая отчетливо застряла в ее памяти. Из открытого ворота поднимается загорелая шея, мускулы предплечий налиты силой.

Когда Фейт смотрела на него, в ней все замирало от любви и желания. Ей казалось, она теряет сознание. Она вспомнила еще один случай, — разве можно такое забыть? — как Филип предложил Нэшу пригласить ее в Оксфорд пообедать.

От смущения и волнения девочка лишилась дара речи. Почти не дыша, она молилась про себя, чтобы Нэш согласился.

— Тебе нравится итальянская еда? — спросил он.

Фейт была уверена, что в его компании ей понравится любая еда. Теперь она ясно вспомнила выражение лица Нэша, в котором читалось насмешливое ожидание развлечения, тогда ею не осознанное, при ее горячем восхищении итальянской кухней.

Нэш, конечно, видел ее насквозь, ее влюбленность не являлась для него тайной. К тому же она и не пыталась скрывать свои чувства. Они отправились в Оксфорд в его красном спортивном автомобиле. Если Нэша и возмутило поведение крестного, навязавшего ему девочку, он ничем этого не выдал.

С погодой им повезло, вечер выдался мягкий и спокойный. На улицах старого города гуляли оживленные туристы, здания колледжей безмолвствовали — студенты разъехались на каникулы. Нэш припарковал автомобиль рядом со своим колледжем. По дороге в ресторан Фейт благоговейно рассматривала великолепные здания. История страны связана с людьми, которые провели в стенах этих зданий свою молодость. Здесь учились будущие великие писатели, художники, государственные деятели.

Итальянский ресторан располагался в чудесном внутреннем дворике, куда они свернули из узкого переулка. Хозяин, забавный итальянец средних лет, показал им столик, сидя за которым можно было, оставаясь незамеченными, самим видеть посетителей.

В этот вечер Фейт в первый раз попробовала настоящие итальянские блюда. Собственно, это было ее первое посещение ресторана. Нэш лукаво подсмеивался над ее борьбой с длинными змейками макарон, а потом, придвинувшись ближе, показал, как это едят.

Она внимательно смотрела, как ловко он накручивает макароны на вилку, но, когда попыталась ему подражать, у нее ничего не вышло. И вот тогда...

Фейт беспомощно закрыла глаза. Временные рамки раздвинулись мгновенно и без усилий — ей опять только пятнадцать, она сидит с Нэшем в ресторанчике и ощущает свежий запах его волос, его тела... Ей знаком этот запах, потому что как-то утром в его отсутствие она прокралась в ванную комнату, чтобы надышаться этим особым ароматом, который в ее представлении был связан с Нэшем. Смочив водой вату, девочка налила туда немного геля для душа, которым он обычно пользовался. Она хранила этот клочок ваты под подушкой, и аромат Нэша провожал ее ночью в лабиринты сна и встречал по утрам.

— Нет, совсем не так, — улыбнулся Нэш, наблюдая за ее неумелыми попытками. — Я покажу тебе.

Он положил свою руку на ее руку, судорожно вцепившуюся в вилку, и стал управлять ею.

— Ну как, теперь уловила? — спросил Нэш через несколько головокружительно счастливых мгновений. — Или я должен тебя кормить? — улыбнулся он.

Фейт, слишком юная и наивная, чтобы усмотреть оттенок чувственности в его вопросе, не могла ответить в том же тоне, понимая, что Нэш не ждет просьбы ухаживать за ней. Но она оказалась вполне взрослой, чтобы испытать пронзительное наслаждение этих секунд, чувственное волнение где-то глубоко внутри, пока не отводила от Нэша обожающего взгляда.

Поняв состояние Фейт, он отпустил ее руку и, отодвинув стул, сказал решительно:

— Может быть, стоит заказать что-нибудь такое, с чем ты легче справишься?

Но даже это замечание не уменьшило ее эйфории, вспомнила Фейт.

Неуловимые оттенки отношения Нэша к ней как взрослой, растраченные впустую на девочку, в мучительном напряжении чувств переживавшую первую любовь, выявились с беспощадной ясностью теперь, когда она стала прокручивать в памяти запись прошлого, накладывая на нее сегодняшнее восприятие.

То, что представлялось ей как необыкновенная романтическая атмосфера, окружающая двоих в этот вечер, для Нэша было лишь выполнением долга.

Когда они направились к автомобилю, совсем стемнело. Идя рядом с Нэшем, Фейт старалась быть к нему как можно ближе, но ему удавалось сохранять дистанцию между их телами в несколько дюймов. При переходе через оживленный перекресток, где работал светофор, Нэш взял ее за руку.

Ощущение физической близости с ним второй раз за этот вечер вознесло девочку на недосягаемую эмоциональную высоту. Она не могла вообразить себе большего счастья, разве что осуществились бы самые безумные фантазии: Нэш ее поцеловал бы.

В действительности его поцелуй перенес ее в ночные кошмары, горько думала Фейт по дороге в изысканный итальянский садик с замысловатым ограждением и правильной формы прудом, где плавали рыбки.

Филип говорил, что все декоративное оформление садика доставлено из Италии. По углам пруда сидели мальчики верхом на дельфинах, из пасти которых струей лилась вода. Пруд, довольно большой площади, не переполнялся, даже когда работал центральный фонтан.

Чтобы дети не падали в пруд, необходимо предусмотреть ступени, сделала Фейт короткую запись в блокноте перед составлением перечня декоративных элементов дворика.

Разглядывая пруд, она заметила, что один дельфин немного отличается от прочих. Нахмурившись, она подошла ближе, чтобы внимательнее рассмотреть его. Когда она встала рядом со скульптурой на колени, то увидела, что и цвет, и материал дельфина не такие, как у остальных.

— Если ты сейчас замышляешь то, что я думаю, лучше забудь об этом. Кто-то здесь уже поработал, результат перед тобой. Дельфин, которого он пытался стащить, разбился, а ты рассматриваешь дешевую копию.

Неожиданно появившийся Нэш застал Фейт врасплох. Поднявшись, она обернулась, готовая к бою, так как гнусное предположение больно ранило ее.

Но, не давая ей возможности высказаться, Нэш твердо продолжил:

— Чем ты вообще тут занимаешься? Я полагаю, что твоя задача — составление плана перестройки особняка, а не инспектирование парка!

— Я хотела сделать перечень деталей декоративного оформления парка. — Оставив без ответа ядовитые замечания, Фейт перешла к защите.

Нэш прервал ее насмешливым восклицанием:

— Ну, конечно, ты работала именно над этим. Но, к несчастью для тебя, мне хорошо известны твои способности. И, как я уже сообщил, у кое-кого возникла аналогичная идея раньше, чем у тебя. Он пожелал увести всех четырех. — Нэш указал рукой на дельфинов.

— Но я вовсе... — сердито начала Фейт, но он опять не дал ей закончить фразу.

— Твой босс звонил, — сообщил он. — Кстати, он, как и я, думал застать тебя за работой, которую тебе поручил. Он попросил меня довести до твоего сведения, что приедет сюда позже. Не сомневаюсь, когда он прибудет, захочет получить полный отчет, как ты проводила время в его отсутствие.

Фейт не могла не заметить иронического подтекста сказанного. Но, хотя это и задело ее, она не собиралась доставлять Нэшу удовольствие, обсуждая их дела с Робертом.

— Для твоего сведения... — начала она решительно.

Но, к ее ярости, Нэш снова перехватил инициативу и, пользуясь своим преимуществом, грубо ополчился на нее:

— Что ты можешь мне предложить для моего сведения? У меня уже есть все необходимые сведения, я знаю все, что ты намерена сделать или сказать. И, кстати, миссис Дженсон находится здесь совсем не для того, чтобы готовить тебе еду или убирать за тобой.

Это уж слишком! Фейт не собиралась сдаваться.

— А для чего она прибыла сюда, Нэш? Шпионить за мной? Так вот почему утром я застала ее в своей комнате!

По выражению лица Нэша Фейт поняла, что эти слова ему не понравились. Самонадеянный болван! Неужели он думает, что сможет отделаться несколькими царапинами после всех оскорблений, которые нанес ей? Она выходит на тропу войны и готова мстить!

— Вероятно, миссис Дженсон принесла белье, которое ты оставила внизу для стирки, — заметил Нэш.

— Ты имеешь в виду белье, которое я принесла, чтобы положить в стиральную машину, когда завершится очередной цикл? — уточнила Фейт и добавила, пока он не прервал: — Кажется, в договоре, заключенном моей компанией с попечителями, предусматривалось, что, будучи здесь, я могу пользоваться всем необходимым оборудованием.

— Там не указывались услуги экономки, — парировал Нэш.

— Я говорила о стиральной машине, а не о миссис Дженсон, — ответила Фейт резко. Раздраженным жестом поднеся руку ко лбу, она признала, как свое полное бессилие, так и невозможность вести нормальный диалог с этим человеком.

Однако его замечания напомнили ей кое о чем.

— Я хотела бы получить копию поэтажного плана здания, любого, какой у тебя найдется, — твердо заявила Фейт.

— Хочешь сказать, что не собираешься сидеть, занимаясь скучным черчением, а попытаешься потратить свое время более продуктивно, по крайней мере с твоей точки зрения. Например, проверяя, какие вещи легче сдвинуть с места и вынести. Так вот, для твоего сведения...

— Нет, для твоего сведения, — перебила Фейт поспешно, подражая атакующей манере Нэша, — позволь сказать, что причина, по которой я рассматривала скульптуры в парке, заключается...

Пока она говорила, налетевший ветерок завладел оставленными на земле листами из блокнота, что привлекло внимание Нэша.

Фейт инстинктивно наклонилась, чтобы поймать бумаги, но Нэш двигался быстрее. Выражение презрительного осуждения, возникшее на его лице во время чтения ее перечня, чуть не заставило Фейт разрыдаться.

Не говоря больше ни слова, он спокойно разорвал листок на две части, потом еще раз надвое.

— Сейчас я рад, что Филипа нет, хорошо, что он не видит, кем ты стала. Он ведь доверял тебе, Фейт.

— Я никогда не злоупотребляла его доверием, — начала горячо Фейт, но осеклась, поймав взгляд Нэша. Пытаться что-то объяснить ему бессмысленно. Резко повернувшись, она поспешила к дому.

Фейт чувствовала себя лучше, после того, как съездила в город. Она даже была довольна собой. Настроение у нее повысилось после ланча в кафе. Сандвичи были просто бесподобны, а потом ей попалась книга местного историка, в которой оказались подробные эскизы «Хэттона», относящиеся к периоду строительства.

Раздался телефонный звонок. Взяв трубку, Фейт узнала голос Роберта.

— Выезжаю из Лондона, — сообщил он. — Но транспорт есть транспорт. Быстро добраться вряд ли удастся. Как там дела? Спасибо за сообщение. Кстати, я не совсем уверен, что с декоративным оформлением все ясно. Надо бы поговорить с Нэшем. Если все остается в парке, мы, естественно, должны принять меры для охраны. Не скучаешь без меня? — Последнюю фразу он произнес другим тоном, почти нежно. Он засмеялся, когда Фейт замешкалась с ответом. — Ты вовсе не обязана тут же отвечать, обсудим это позже.

Роберт положил трубку, прежде чем она нашлась с ответом.

Вскоре у Фейт произошла очередная стычка с Нэшем. Она спустилась на кухню, чтобы приготовить чашку кофе, и как раз наливала кипяток в чашку, когда через заднюю дверь вошел Нэш.

— Хочу сразу сказать, — выступила вперед Фейт, — кофе я купила, и у меня есть договор с попечителями на право пользования кухней. Наверное, ты был занят важными делами и пропустил совещание попечительского совета, — насмешливо добавила она. Разговаривая с Нэшем, Фейт ставила молоко, купленное на свои деньги, в холодильник. Раз уж он даже не пытается ввести свою враждебность в какие-то рамки, она не намерена больше с этим мириться. — Вероятно, мне придется сообщить Роберту о проблемах, с которыми связана работа в этом доме. Хотя «Хэттон» передается в дар фонду...

У Фейт не было привычки прибегать к угрозам или отвечать злом на зло, но Нэш не оставил ей другого выхода.

Ее немного утешало то, что Нэш не единственный попечитель поместья Филипа, хотя она не имела понятия, кто остальные. Но, кто бы они ни были, Фейт была им очень благодарна. Без финансовой поддержки, которую они ей предоставили, она не смогла бы получить образование. Как не смогла бы поехать во Флоренцию, чтобы поработать там на каникулах. Работа в Италии была организована для нее одной славной конторой по указанию кого-то из попечителей. Об этом сообщил ей руководитель ее группы в университете.

Тогда Фейт не знала, что Нэш входит в число попечителей. Теперь она хорошо представляла себе его ярость. Как бесила его, должно быть, обязанность помогать ей! Хотя, вероятно, он считал своим долгом неукоснительно выполнить все пункты завещания.

— Фейт, — мрачно прервал ее Нэш, — я хотел только сказать, что оставил план особняка в кабинете. Бумаги на письменном столе Филипа.

Что произошло? Нэш заговорил с ней как с человеком, а не как с отвратительным монстром. Фейт открыла рот, потом закрыла, но хорошие манеры, привитые ей матерью, заставили ее выразить ему благодарность, хотя все в ней протестовало против этого.

Позже, работая с планом в своей комнате, она услышала, что подъехал Роберт, и, отложив бумаги, спустилась встретить его.

— Прости, я так долго сюда добирался, — сказал он, когда они поздоровались в коридоре. — Ужасное движение, всюду пробки.

— Самое главное, ты уже на месте.

— Да, но боюсь, что пробуду здесь недолго. Возникли серьезные проблемы с реконструкцией особняка Смитвик, и я, похоже, должен оставить тебя одну, пока мы с ними не разберемся. Пожалуйста, не волнуйся, — заметив выражение ее лица, добавил Роберт с улыбкой. — Я верю в тебя, ты знаешь.

Да, он всегда верил в нее, а вот Нэш — нет, и встречаться каждый день ей придется с Нэшем... Роберт, как выяснилось позже, заказал для них столик в ресторане на берегу реки.

— За обедом мы и поговорим. Но сначала надо побеседовать с Нэшем. Я очень рад, что он решил пока остаться в доме. Особняк уединенный, далеко от города, я бы очень беспокоился, если бы ты жила здесь совсем одна.

Этот мужчина готов ее защищать, а у Нэша прямо противоположное отношение к ней: он полагает, что надо защищаться от нее.

Условившись встретиться с Робертом через час, Фейт вернулась к работе.

Она проверяла по плану параметры помещений на верхних этажах, отмечая большие площади, которые можно переделать в жилые комнаты для семей, и те, которые подходят для проживания одиночек.

Зал на нижнем этаже, в котором располагалась бильярдная, без сомнения, их фонд пожелал бы оставить в прежнем виде, а вот теннисный корт Фейт отметила знаком вопроса, поскольку его содержание обходится очень дорого.

Углубившись в работу, Фейт забыла о времени и, случайно бросив взгляд на часы, испуганно вскочила: оставалось всего пятнадцать минут до встречи с Робертом.

Быстро приняв душ, она переоделась в черное льняное платье, причесалась и слегка припудрила лицо.

Хотя Фейт была блондинкой, она загорала превосходно. А так как лето выдалось довольно жаркое, ее кожа отливала позолотой. Простое, но очень элегантное летнее платье без рукавов открывало стройные загорелые ноги и руки.

Платье дополняла ярко-малиновая накидка, которую, повинуясь внезапному импульсу, Фейт купила на распродаже. Если вечером будет прохладно, она пригодится. Она нежно провела пальцами по шелковистому материалу, накидывая ее на плечи. Только одно это прикосновение помогло ей почувствовать себя женственной и нарядной. Маме понравилось бы, как она выглядит.

Чуть поколебавшись, Фейт достала из шкатулки золотые сережки с крошечными бриллиантами, подарок на совершеннолетие, правда неизвестно от кого.

Она прекрасно помнила свое удивление и восторг, когда, развернув сверток, прочитала записку на небольшом футляре для ювелирных изделий:

«Примите поздравления с днем Вашего рождения, а также в связи с Вашими успехами в университете».

Вместо подписи было напечатано официальное: «Поместье покойного Филипа Хэттона».

У Фейт навернулись на глаза слезы, когда она надела изящные серьги. Щедрый дар анонимного попечителя очень много значил для нее тогда. Продев первый раз золотые гвоздики в уши, гордая и взволнованная, она отправилась праздновать свое совершеннолетие с университетскими друзьями...

Ожидавший внизу Роберт с улыбкой смотрел на спускающуюся по лестнице Фейт. В его взгляде светилось восхищение.

Хотя Роберт не обладал мужественностью и невероятной сексуальностью Нэша, он был привлекательным мужчиной и очень милым человеком. И, признавая это, она улыбнулась ему в ответ.

— Ты чудесно выглядишь, — сделал он ей комплимент. — Черный цвет тебе необыкновенно идет.

Краешком глаза Фейт заметила стоящего на пороге столовой Нэша, который не мог не услышать замечания Роберта. Судя по всему, он был с ним категорически не согласен. По отношению к ней Роберта Фейт поняла, что Нэш пока ничего не сообщил ему о ее прошлом, вернее о своей интерпретации ее прошлого, но, очевидно, принял решение это сделать. Значит, ей надо самой все рассказать. Фейт почувствовала, как у нее свело желудок. Ужасное ощущение стыда бросало длинную тень на ее жизнь, и она всегда страшилась мысли, что когда-нибудь придется извлечь из шкафа на беспощадный дневной свет этот скелет.

В ресторане, дорогом и пользующемся популярностью среди жителей города, царило оживление. В таком заведении никакие беседы, особенно деловые, невозможны. Когда их провожали к столику, Роберт послал ей чуть грустный взгляд.

— Я не подозревал, что тут такое столпотворение. Я просил Нэша порекомендовать мне что-то приличное, но, похоже, он не совсем понял меня.

Упоминание имени Нэша представило Фейт удобный случай, чтобы кое-что прояснить. С некоторым напряжением она спросила:

— Ты не знаешь, сколько времени Нэш собирается еще пробыть в «Хэттоне»?

— Раз попечители передали особняк нашему Нэшу, у него, кажется, здесь нет никаких дел.

Да, действительно, никаких дел, кроме как мучить ее, подумала Фейт.

— Так Нэш единственный попечитель «Хэттона»? — переспросила она.

— Да. Он по собственной инициативе предложил фонду особняк. Очевидно, Нэш с большим сочувствием относится к тяжелому положению детей из неблагополучных семей, терпящих лишения. Он говорил мне о своем желании удостовериться, что фонд правильно распорядится полученным имуществом, прежде чем осуществится акт передачи. Должен сознаться, мне не хотелось бы лишиться особняка. Если бы можно было объявить правлению фонда, что именно я способствовал приобретению поместья «Хэттон», это бы значительно повысило мои акции. — Роберт улыбнулся своей чуть грустной улыбкой. — Многие из членов правления, зная меня с детских лет, относятся ко мне все еще как к школьнику. Фейт, я всецело рассчитываю на тебя в этом отношении. Я имею в виду, наши планы по реконструкции поместья должны произвести прекрасное впечатление на Нэша. Он хорошо отозвался о твоей работе, и я понимаю почему.

С каждым словом шефа беспокойство Фейт росло. Сколько времени Нэш является единственным попечителем? Наверное, не очень долго.

— Я, кстати, передал Нэшу наш разговор про декоративное убранство парка и твое беспокойство по этому поводу, — продолжал Роберт. — Я упомянул о твоем намерении составить каталог. На настоящий момент особняк и все имущество застрахованы, но, когда «Хэттон» официально перейдет в наши руки, за все будет отвечать фонд. Я предложил Нэшу забрать наиболее ценные произведения искусства, но он отказался, сказав, что хочет, чтобы они остались в доме.

— Вот как? — удивилась Фейт. Такая щедрость Нэша явилась для нее настоящим откровением.

— Надеюсь, Фейт, ты выполнишь в «Хэттоне» возложенную на тебя задачу на самом высоком уровне, не обращая внимания на ее слова, продолжал Роберт. — Сделай это для меня. Тут многое поставлено на карту. От приобретения особняка зависит как моя, так и твоя карьера. Как я уже сказал, это будет главным моим достижением, и, будь уверена, тебя ждет повышение.

— Я должна тебе сказать... — упавшим голосом начала Фейт.

Но Роберт перебил ее:

— Мне кажется, твое знакомство с Нэшем сослужит нам неплохую службу. — Он усмехнулся, не замечая переживаний Фейт и не интересуясь ее мнением.

Падая духом под бременем возложенной на нее ответственности, Фейт уже была близка к истерическому припадку.

— Но, Роберт, я не считаю... — Она тщательно подбирала слова, чтобы объяснить истинное положение, однако он, нежно пожав ей руку, попросил не волноваться.

— Я уверен, лучше тебя никто не справится с этим, — сказал он. — Я когда-то почти единолично принял решение о приеме тебя к нам на работу. Ты сможешь, Фейт, я знаю, у тебя получится. Многие члены правления стояли за то, чтобы взять на это место более опытного специалиста, желательно мужчину, но я уже тогда понимал: ты докажешь, что они ошибаются.

Сердце Фейт сжималось все сильнее и сильнее, с каждым словом Роберта. Как же теперь рассказать ему? Она не может, не имеет права его подвести. Она не знала, что документы о передаче поместья фонду еще не подписаны. И понятия не имела, какую битву пришлось вести шефу, чтобы принять ее на работу.

В этой ситуации ей оставался единственный выход: даже если придется поступиться собственной гордостью, она должна сделать все, что в ее силах. Она будет просить, умолять Нэша выслушать ее ради Роберта, перед которым она в долгу за его поддержку, за его веру в нее, а также ради тех людей, которые ждут помощи от их фонда.

— У тебя нет аппетита? — заботливо спросил Роберт, увидев, как Фейт отодвигает тарелку.

— Просто переела за ланчем, — солгала она. Почему судьба так жестоко обходится с ней?

5

Нэш сердито смотрел на часы. Фейт, видимо, считала, уезжая с Робертом в ресторан, что он непременно дождется ее возвращения, у нее ведь нет ключей от дома. Запереть особняк — его обязанность.

Раздражение усилилось при воспоминании о разговоре с Робертом, когда тот сообщил, что хочет пригласить Фейт пообедать, так как намерен обсудить с ней ряд важных проблем, но блеск в глазах выдал его с головой.

И Нэш хорошо понимал, что желание пообедать с Фейт никак не связано с делами. А та, судя по тому, как оделась, тоже думала не о работе.

Ее красивое черное платье, очевидно, куплено в каком-нибудь дорогом бутике, наброшенная на плечи накидка своим шелковистым блеском подчеркивала мягкую позолоту кожи, в ушах сверкали бриллианты...

При воспоминании о серьгах в потемневших глазах Нэша появилось горькое выражение. Фейт была бы поражена, если бы узнала правду.

Из окна кабинета, где находился Нэш и пытался работать, был хорошо виден подъезд к дому от шоссе. По этой дороге должна вернуться Фейт.

Роберт застал его врасплох, когда, подняв вопрос о декоративном убранстве, упомянул о беспокойстве Фейт относительно его сохранности в парке. Роберт сказал, что она считает необходимым предусмотреть вероятность не только кражи, но и случайной порчи скульптур, как детьми, так и взрослыми.

— Должен сознаться, я не вполне сознавал ценность и уникальность некоторых скульптур, — заявил Роберт. — Фейт, несомненно, права. Если они останутся здесь, мы должны разработать необходимые меры для их охраны. Нам определенно поможет каталог, а потом...

— У меня имеется перечень, — сухо проинформировал его Нэш. — Этого потребовало страховое агентство.

А вдруг я не прав относительно Фейт? — подумал Нэш. Взгляд его омрачился. Вот я снова здесь и опять ищу доказательство ее невиновности, стремлюсь оправдать ее. Как и много лет назад...

Он закрыл глаза, и шлюзы памяти легко открылись. Нэш никому не рассказывал, что пришлось пережить ему в тот страшный день. Он вернулся из Лондона после делового совещания раньше обычного. Что-то беспокоило его. Было ли это смутным предчувствием беды или инстинктом, сигнализирующим об опасности, он не знал, но, поверив предостережению, торопился.

Картина, увиденная им в кабинете, до сих пор стоит у него перед глазами: Филип, лежащий на полу, и рядом — в окружении подруг, — нагнувшись над ним, Фейт с бумажником в руке. На лице девочки застыло странное выражение ярости и вины.

Нэш был потрясен.

Позже в полицейском управлении он долго ждал, пока преступную компанию передавали в руки правосудия. Сначала всех два часа держали в отдельном помещении, потому что девицы еще не достигли совершеннолетия и, следовательно, их разрешалось допрашивать только в присутствии родителей или опекунов. Сержант полиции, сочувствуя Нэшу, завел с ним разговор.

— Девчонки настоящие преступницы, хотя, может, вы думаете, что это обычные милые школьницы, — говорил он. — Но мы-то знаем их с другой стороны, и, поверьте мне, они так же безжалостны и агрессивны, как и парни, если не больше.

— Но крестный любил Фейт, — возразил Нэш, все еще не в силах поверить в случившееся. — Я не могу подумать, что она способна сделать ему что-то плохое.

Он должен был сказать, что тоже очень любил ее, что никогда бы не поверил, что она способна на что-то плохое по отношению к нему, потому что был убежден: через несколько лет они обязательно будут вместе. Навсегда.

— Вас, вероятно, здорово удивит, — гнул свою линию сержант, — но, судя по высказываниям членов этой шайки, именно та девица, которую вы застали с бумажником, была у них заводилой. Как говорится, главарем. Она и повела всех остальных на дело. Вы говорили, она жила у вас летом?

— Да, — еле выговорил Нэш, язык не слушался его. — Она была на экскурсии в «Хэттоне» вместе с другими воспитанницами детского дома, и крестный пригласил ее провести в особняке летние каникулы. Он очень жалел ее, ведь ее мать...

Сержант, тяжело вздохнув, покачал головой.

— У этого заведения плохая репутация. К нам уже поступали жалобы на девчонок из детского дома. Они занимались воровством в местных магазинах. Прямой путь в банду. Он замолчал, так как в приемную вошла директор интерната с сопровождающим ее служащим.

Не выдержав, Нэш бросился к ним.

— Что будет с Фейт? Как она? — спрашивал он умоляющим голосом.

— Она все еще отказывается признать свое участие в совершенном преступлении, — устало ответила директор интерната. — Надо прямо сказать, я никогда бы не подумала, что именно Фейт... Но она очень умная девочка, а развитой интеллект иногда играет плохую шутку... Сообразительные подростки все быстро схватывают. Вы понимаете? Огромный заряд нерастраченной ментальной энергии, которую некуда приложить, к сожалению... Когда она попала в особняк вашего крестного, ее внимание, несомненно, привлекли открывающиеся тут богатые возможности. Я полагаю, соблазн был слишком велик, особенно в ее обстоятельствах — тяжелая болезнь матери, финансовые трудности, нужда, — а это порой порождает у детей обиду на весь мир, что очень опасно. — Женщина отвела глаза и добавила, явно чувствуя себя неловко: — Она просила, чтобы ей разрешили свидание с вами. Фейт говорит... — Она замялась. — Ну... она заявила, будто остальные девочки сговорились, чтобы ее подставить и свалить на нее вину. Она хотела защитить вашего крестного, а не красть у него. Но другие воспитанницы дружно утверждают, что преступление спланировано ею, и мне приходится признать: это похоже на правду.

— Я не хочу ее видеть. — Отказываясь встретиться с Фейт, Нэш сознавал, что отныне до конца своих дней он обречен, носить в себе глубоко запечатлевшуюся в сознании сцену, которая предстала перед его глазами в кабинете Филипа.

Первым делом он закрыл кабинет, спрятав ключ в карман, и таким образом задержал всю группу. У одной из девиц в руках оказался нож, но он быстро с ней справился. Затем вызвал «скорую помощь» и полицию.

Пока девицы вопили во весь голос, осыпая его угрозами и проклятьями, Фейт не произнесла ни одного слова. Только после того, как Филипа унесли в машину «скорой помощи», а подоспевшие полицейские окружили группу, она обратилась к нему. Нэш хорошо помнил мертвенно-белое лицо и застывший в глазах ужас. Фейт просила его выслушать и понять ее, она умоляла поверить ей, поверить, что она невиновна.

— Но ты схватила бумажник Филипа, — мрачно напомнил он ей.

— Я пыталась помочь ему, — сказала Фейт.

— Да не верьте вы ей! — закричала какая-то девчонка. — Это она привела нас сюда, еще уговаривала, обещала, что тут есть чем поживиться. Она нам и сказала, что старик будет дома один.

Нэш не отводил взгляда от Фейт. Несмотря на выдвинутые против нее обвинения, он ждал чуда, ему так хотелось поверить в невиновность Фейт, но выражение вины на лице девочки выдавало ее с головой.

Не обращая больше внимания на взывающие к нему мольбы, на ее слезы, Нэш отвернулся и направился к машине «скорой помощи». Он не видел, как полицейские уводили Фейт.

В госпитале врач сообщил ему, что у Филипа инсульт, вызванный, очевидно, перенесенным шоком. Он заверил Нэша, что крестный будет жить, но, насколько серьезны последствия, на этой стадии сказать не мог.

Если бы он увидел, что Фейт мучается угрызениями совести, если бы вместо этой беззастенчивой лжи она, раскаиваясь в содеянном, попыталась бы как-то объяснить ему происшедшее, он, наверное, согласился бы поговорить с ней. А так...

— Что с ней будет? — спросил он сержанта.

— Отправят вместе с остальными в дом предварительного заключения для малолетних преступников. Их будут содержать там до суда. По делам несовершеннолетних, разумеется. Суд должен рассмотреть все обстоятельства и вынести приговор. Им грозит тюремное заключение сроком до четырех лет.

Противоречивые чувства владели Нэшем. Он должен был быть тогда с крестным, он обязан был его защитить. Если бы...

Ему больше ничего не оставалось, кроме как уйти. Он все еще не мог поверить, что Фейт совершила преступление.

Нэш сознавал, что никто и никогда не заставил бы его поверить в это, если бы он не увидел доказательство ее вины в ее собственных глазах. Крестный верил ей, любил ее, и сам он... Когда Нэш шел к парковке, на душе у него было тяжело.

Фейт всего пятнадцать лет, он слепо верил в ее наивность и непосредственность, в то, что должен защищать ее от детского влечения к нему, которое ей не приходило в голову скрывать, и от своей страсти.

Как он мог быть таким ослом? Фейт сознательно, намеренно вводила его в заблуждение. Она с самого начала обманывала его! Она выглядела вполне сформировавшейся девушкой, хорошо развитой в физическом отношении для своего возраста. В интеллектуальном плане она тоже достигла зрелости — она сообразительна, находчива и явно умнее большинства ее сверстниц.

Какое удовольствие он получал от их разговоров за обеденным столом, как нравилась ему та страстность, которую она вкладывала во все, что делала, как предвкушал он тот день, когда наконец преграда между ними рухнет и он сможет ответить на все эти милые, кажущиеся невинными, но полные скрытой сексуальности и очень провокационные послания ее любви, которые все это лето мучили его!

А ведь для него это было не просто физическим влечением. Его чувство было гораздо глубже, он влюбился в нее без памяти, он любил ее. Именно поэтому для него ее обман стал таким потрясением. Нэш чувствовал себя раздавленным, сломленным.

Перенесенный Филипом удар сильно повлиял на его речевую функцию, которая так до конца и не восстановилась. Когда кто-нибудь делал попытку выяснить у него подробности инцидента, он впадал в беспокойство, повторяя: «Фейт, Фейт...»

Не желая рисковать здоровьем крестного из опасения последующего удара, Нэш настоял, чтобы его больше не допрашивали.

Как сообщил Нэшу представитель мэра, Фейт повезло — заключение в тюрьму ей не грозило. Приговор суда был мягким, потому что она нарушила закон первый раз, а также из-за просьбы о снисхождении, подписанной Нэшем.

Теперь, вспоминая это, он чувствовал отвращение к себе за проявленную тогда слабость. Но он не в силах был представить себе Фейт, отбывающую в каком-то ужасном месте срок наказания, даже мысль об этом была ему невыносима. Поэтому, несмотря на кипящие в нем гнев и презрение, он выступил в ее защиту.

Он оправдывал свой поступок тем, что выполнял желание Филипа, который, с трудом преодолевая последствия болезни, чтобы быть помятым, отказывался признать виновность Фейт. Крестный считал, что ее использовали, подставили...

Нэш хотел бы разделить веру Филипа, но, к сожалению, он располагал большей информацией, а кроме того, видел выражение глаз склонившейся над крестным Фейт, в которых была написана ее вина, и слышал выступления девиц из банды, открыто обвиняющих ее в подготовке операции.

Вскоре за первым последовал второй, более серьезный удар, что в общем не явилось неожиданностью для Нэша, и Филипа не стало. Нэш был убежден, что причиной смерти крестного явилось нападение на него воспитанниц интерната. И ради чего они пошли на ограбление? Какие-то жалкие несколько фунтов — вот и вся добыча! Вопреки мнению окружающих, Филип не располагал большим состоянием. Конечно, поместье «Хэттон» являлось его владением, так же как и земля, на которой оно построено, однако после ухода на пенсию основной капитал в результате неудачных помещений акций превратился в пшик. Последние годы своей жизни Филип жил на средства Нэша.

Нэш вернулся в настоящее, увидев автомобиль Роберта на подъездной аллее.

Как только Роберт припарковал автомобиль на стоянке у подъезда особняка, Фейт приготовилась попрощаться с ним. Они провели в ресторане гораздо больше времени, чем она предполагала. Было поздно, почти полночь.

— Я провожу тебя, — сказал Роберт, открывая ей дверцу автомобиля.

Теперь ей предстоит обдумать все, что она услышала от него за ужином. Когда Фейт шла к дому, на душе у нее было так же сумрачно, как и в парке в этот поздний час.

— Не спеши, — попросил Роберт, догоняя ее. И, прежде чем Фейт разгадала его намерения, он дотронулся до ее руки. — Я понимаю, мы не слишком давно знакомы, Фейт, но внутренний голос подсказывает мне, что ты необыкновенная девушка. — Он помолчал и добавил с нажимом: — Очень необыкновенная девушка.

Фейт уже поняла, что он хочет поцеловать ее, и, когда его теплые губы ласково коснулись ее губ, она закрыла глаза.

Поцелуй Роберта отвечал всем эротическим канонам: в нем была нежность, предложение любви, самоотдача. Так почему же он оставил ее безучастной, почему она ничего не почувствовала, кроме тепла его мягких губ? Почему ей не удалось испытать бешеное сердцебиение, странную пустоту внутри и ощущение полета — ту бурю эмоций и напряжение каждого нерва, которые она переживала, когда ее целовал Нэш?

Чувствуя себя виноватой, Фейт мягко отстранилась от Роберта после нескольких, показавшихся ей очень длинными секунд.

— Ты торопишься? — спросил он грустно. Фейт была рада, что темнота не позволила ему разглядеть выражение ее глаз, когда она, кивнув, повернулась к подъезду.

— Не стоит особенно волноваться из-за того, что я сегодня наговорил тебе, — попытался успокоить ее Роберт на прощание.

Вряд ли это возможно, думала Фейт, закрывая за собой дверь. Однажды она прочла где-то, что человеку суждено сталкиваться с одной и той же проблемой снова и снова до тех пор, пока он не найдет ее решения.

В пятнадцать лет она еще не была зрелым человеком, а возможно, ей просто недоставало внутренней силы, чтобы справиться с реальностью серьезных проблем, которые появились у нее благодаря Нэшу, и вот теперь...

Как ей разобраться в том, что уготовила для нее жизнь, как разгадать ее послания, почему судьба опять сталкивает ее с Нэшем и заставляет умолять его о снисхождении?

Фейт была уверена в своей компетентности. Она сможет выполнить поручение Роберта. В воображении возникли веселые детские личики и фигуры взрослых на фоне парка «Хэттона».

У Филипа, который по рождению относился к привилегированному классу общества, было не очень радостное детство, он чувствовал себя одиноким в этом старом огромном доме. Вероятно, он был бы счастлив узнать, что в этом особняке скоро зазвучит детский смех и топот маленьких ножек. Выполнение воли Филипа — вот что должно быть для нее главным приоритетом.

— Вся в мечтах о любовнике?

Фейт вздрогнула от неожиданности, услышав голос Нэша из темноты коридора.

— Мы не любовники, — непроизвольно вырвалось у нее.

Запирая дверь, Нэш избегал смотреть на нее. Проходя мимо окна в кабинете, он стал невольным свидетелем того, как Роберт поцеловал Фейт, и теперь не сомневался в том, какое место Ферндаун занимает в ее жизни и постели, ведь она и не пыталась сопротивляться.

Фейт напряженно следила за движениями Нэша. Когда он отступил от двери, она затаила дыхание, как перед прыжком. Нет смысла откладывать то, что она намерена сделать. Все равно она не заснет и будет терзать себя полночи из-за предстоящего объяснения с Нэшем. Она должна решиться сейчас, пока он не ушел спать. Больше ждать нельзя, а то ей не хватит мужества.

— Нэш! — позвала она. Вот он — прыжок в неизвестность! — Нэш, я бы хотела поговорить с тобой. У тебя есть время?

Тон, которым она произнесла эту фразу, примирительный, может быть немного взволнованный, возбудил подозрения Нэша. Ведь совсем недавно она держалась враждебно, а в голосе звучала злость.

— Уже поздно. Я не ложился, дожидаясь твоего возвращения, чтобы запереть двери. Это так важно, что ты не можешь подождать до завтра?

Столкнувшись с такой реакцией — от кого бы она ни исходила при нормальных обстоятельствах, — Фейт тут же отступила бы без борьбы. Но она пребывала на грани срыва, была настолько перевозбуждена и измучена внутренними конфликтами, что не позволила себе дрогнуть и твердо заявила:

— Да. Мне действительно необходимо поговорить с тобой немедленно.

Она почувствовала колебания Нэша. Потом, решившись, он с суровым выражением лица направился к кабинету Филипа и рывком распахнул дверь.

— Только не здесь, — возразила Фейт.

— Тогда где? — спросил Нэш. — Как насчет твоей спальни?

Нервы Фейт были напряжены до предела, и она не заметила ни сарказма, ни цинизма в его словах. К тому же она не представляла, что творится с Нэшем, что у него на уме. Единственным желанием Фейт было, как можно быстрее, пока мужество не покинуло ее, воззвать к лучшим чувствам Нэша, просить его...

— Да, — сразу согласилась она, — моя комната подойдет. — И повернулась к лестнице.

Что, черт возьми, с ней произошло? — удивился Нэш и молча последовал за Фейт.

Он немного помедлил, прежде чем перешагнул порог комнаты. Фейт включила свет и смотрела, как Нэш прикрывает дверь. В какую-то минуту она чуть не попросила его оставить дверь открытой, но тут же выругала себя за идиотские мысли.

Можно оставаться девственницей в двадцать пять лет, если на это есть веские причины, но сообщать об этом кому-нибудь и вести себя как трепещущая от страха перед мужчиной кретинка совсем не обязательно.

— В чем же дело? — потребовал разъяснений Нэш. — Я жду. Что у тебя случилось? Неужели это так важно, что нельзя отложить до утра?

— Сегодня вечером Роберт сказал мне, что попечители поместья... то есть ты, — она заставила себя сделать эту поправку, — еще не принял окончательного решения относительно передачи «Хэттона» фонду.

Нэш недоуменно уставился на нее.

— И ты притащила меня сюда ночью, чтобы сообщить об этом?

— Не только. — Фейт опустила голову, чтобы не встретиться с ним взглядом, и тихо произнесла: — Раньше я не знала, что из-за меня положение Роберта стало довольно сложным. Остальные члены правления фонда были против того, чтобы он принял меня на работу. Их это не устраивало по разным причинам.

Она запнулась, прикусив губу, и замолчала. Через какое-то время, взяв себя в руки, продолжила:

— Я не хочу, чтобы у Роберта из-за «Хэттона» появились проблемы, ставящие под угрозу его и без того не простое положение в правлении. Если передача «Хэттона» фонду не пройдет гладко, возникнут препятствия, то в этом буду виновата я.

Страстная вера Фейт в общественную значимость деятельности фонда пересилила ее страх и волнение.

— «Хэттон» может стать идеальным местом для организации помощи людям, как и другие дома, принадлежавшие нашему фонду. Я знаю, Филип одобрил бы нашу работу и не был бы против передачи поместья благотворительной организации. Для меня участие в реконструкции особняка очень важно, и поэтому я бы хотела, чтобы мне разрешили остаться здесь. Я всегда буду благодарна Филипу.

— Благодарна? И ты можешь это говорить? Думаешь, я поверю тебе после всего, что ты совершила? — Голос Нэша не предвещал ничего хорошего.

Лицо Фейт вспыхнуло. Она испытывала большое желание пренебречь возможными последствиями и, отбросив к черту осторожность, гордо заявить Нэшу, что он не прав. И не думать, как он отнесется к ее заявлению. Но она не могла сейчас позволить себе этого.

Взяв себя в руки, Фейт заговорила искренне и прочувствованно:

— Ты никогда не поймешь, как я сожалею о том, что произошло тогда в особняке. Как бы я хотела... — Горло перехватило от волнения, но она справилась с собой. — Но, Нэш, пожалуйста, мы же оба взрослые, и мы оба любили Филипа. Ради его памяти, неужели мы не можем забыть наши разногласия? Ради памяти Филипа и ради того, что он желал бы для «Хэттона»?

— Разногласия? — резко спросил Нэш. — О Господи! По-твоему получается, что у нас была просто небольшая ссора по какому-то идиотскому поводу, а не...

— Я хорошо понимаю, что ты можешь чувствовать ко мне, Нэш, — спокойно продолжила Фейт. — Ты считаешь, я заслуживаю наказания, хотя... — Усилием воли она сконцентрировала внимание на своей задаче. — Я только хочу сказать, что если наказание каким-то образом коснется Роберта, или деятельности фонда, или планов Роберта в отношении этого дома, то тогда...

— И что же тогда? — В тоне Нэша слышался вызов. — Как ты поступишь тогда, Фейт?

— Я сделаю все, чтобы этого не произошло, — ответила она. — Я готова сделать все, что ты захочешь, если только ты не будешь препятствовать передаче «Хэттона» нашему фонду.

Все, что он захочет! Нэш отказывался верить собственным ушам. Фейт предлагает себя в обмен на его молчание.

Слепая ярость — кульминация лет, полных боли и утрат, — увлекала его на опасную орбиту. Вызвавшее ее взрывное устройство, очевидно, приведено в действие поцелуем, который он наблюдал из окна.

Много лет назад Фейт предлагала ему себя со всей невинностью своего возраста, чему он тогда искренне верил. Он думал, это предложение говорит о ее любви. Как же он ошибался! А эти бессонные ночи, когда он безуспешно боролся со своим влечением, не в силах изгнать ее образ из сердца, а ее тень из постели.

Неужели она вообразила, что он согласится, поймав ее на слове? Что клюнет на предложение, которое недвусмысленно говорит о ее продажности? Естественно, даже ради удовольствия преподать ей хороший урок, он не собирается идти у нее на поводу. Хотя вообще он имеет право получать от нее плату в любой форме.

— Интересно, что думает Роберт о твоем... предложении? — вкрадчиво спросил он.

Фейт нахмурилась. Кажется, он невнимательно слушал ее.

— Роберт ничего не знает об этом и не должен знать. — Возможная реакция шефа вызывала у нее тревогу. Если Роберту что-то станет известно, он может ради нее совершить какой-нибудь дурацкий рыцарский поступок и ей не удастся его остановить. В результате его положение в правлении станет более шатким, а этого ей хотелось бы меньше всего.

— Значит, мы заключаем персональное соглашение, так сказать, договор частного порядка? — предложил Нэш.

— Да, — тут же согласилась Фейт, затаив дыхание в ожидании вопроса. Что она будет делать, если он не согласится? Однажды она уже ответила ему, что скорее напишет заявление об уходе, чем нанесет вред репутации фонда и его деятельности. Значит, обратного хода нет.

К ее удивлению, Нэш не задал вопроса, которого она так ждала.

Молчание затянулось. Фейт начала нервно теребить сережку, которая отстегнулась и, упав, покатилась по полу. С легким возгласом досады Фейт опустилась на колени, чтобы поискать украшение.

Видеть ее в такой позе было невыносимо для Нэша, воображение вырвалось на свободу, соблазняя его и заставляя сожалеть о самоотречении. Нэш стиснул зубы. Неужели он когда-то представлял ее невинной девочкой?

Когда Фейт обыскивала пол, ее голова находилась на уровне его паха, а расстояние между ними меньше метра. Намного меньше метра, подумал Нэш, так как она уже придвинулась ближе. Против его желания тело бурно реагировало на ее действия. В ярости на себя Нэш попытался обуздать непроизвольные импульсы и, отвернувшись, скрыл от Фейт свидетельство ее власти.

Он вдруг опять увидел ее обнаженной в своей постели: шелковистая кожа, раскинутые руки...

Десять лет назад он мечтал о том, как нежно и бережно будет обучать ее искусству любви. Теперь он подозревал, что уже тогда она могла бы сама научить его многому. В то время ему было двадцать два года и он считал себя достаточно сведущим в сексуальном отношении, но, после того, как встретил Фейт...

Год, в котором ей исполнялся двадцать один, Нэш провел в Нью-Йорке, время от времени встречаясь с женщиной старше его на несколько лет, которая жила в очень дорогом фешенебельном районе. Она не собиралась обманывать его. Ее интересовал лишь секс, и они занимались им в ее постели, только в ее постели, потому что, сделав очень успешную карьеру, она привыкла, чтобы ее желания исполнялись.

Они планировали вместе провести уик-энд. У ее друзей был дом в Гринвиче, на берегу Лонг-Айленда, в котором они собирались остановиться. За день до их предполагаемого отъезда Нэш получил ежегодный отчет об успехах Фейт. Бумаги прислал посредник, через которого он, во исполнение воли Филипа, переводил деньги на ее образование.

Только Нэш и банк Филипа знали, как мало средств осталось на счете крестного. Этой суммы не хватало, чтобы финансировать обучение Фейт.

Отчет был переполнен восторженными отзывами о Фейт, ее превозносили до небес, и не только за прекрасную успеваемость, но и за деятельность вне стен университета. Она участвовала в сборе средств на благотворительные цели, занималась в свободное время с маленькими детьми, обучая их чтению и пр. Там же упоминалось о предстоящем совершеннолетии Фейт.

Нэш до сих пор не мог понять, почему он, прочтя отчет, купил эти сережки. Сам себе он объяснил свой поступок тем, что крестный хотел бы, чтобы он сделал Фейт подарок. Он выбрал оправленные в белое золото бриллианты, небольшие, но самого высокого качества, какое только мог предложить известный ювелирный салон Тиффани. Перед поездкой на уик-энд он отправил посылку в Англию.

Спутница не скрывала недовольства его неожиданной слабостью, хотя он и старался соответствовать ее аппетитам. В конце концов, они все-таки занимались сексом, но это был голый секс — безрадостная схватка ради удовлетворения физиологических потребностей, которая не принесла им большого удовольствия.

— Слава Богу, вот она, — услышал Нэш возглас Фейт, нашедшей упавшую сережку. Ее лицо озарилось улыбкой.

— Пожалуйста, поднимись, — скомандовал он. — Не стоит больше демонстрировать мне приемы сексуального мастерства.

Какие приемы? Фейт густо покраснела, когда до нее дошло, что он имеет в виду.

— А что касается твоего предложения, что же, давай, условимся: присяжные удалились на совещание.

Господи, как она беспокоилась и мучилась, стараясь достучаться до него. Все впустую! Этот человек собирается и дальше издеваться над ней.

Нэш сердито хмурился. Зачем он это сказал? Ведь не собирается же он рассматривать жалкую сделку, которую предлагает Фейт, всерьез? Возбуждение, охватившее его против воли, мешало ему сосредоточиться. Он сам не смог бы подобрать слова, чтобы объяснить свое состояние.

Когда Нэш, решив быстрее уйти, направился к двери, Фейт поспешила за ним. Она обязательно должна узнать, как давно он является единственным попечителем поместья Филипа.

Но, прежде чем она успела открыть рот, Нэш, резко повернувшись, язвительно спросил:

— Так что же тебе нужно, Фейт? Может быть, это?

И поцеловал ее, сильно прижав губы к ее рту. Легкая ткань иллюзии, созданная ею с таким трудом — заключенное между ними перемирие, — развеялась как дым.

— Нет! — Она попыталась вытолкнуть его из комнаты. Но Нэш прижал ее к двери и, удерживая голову, не позволил уклониться от поцелуя.

— Да! — бросил он это слово ей в рот, разжав языком губы. — Да! — Чувственный глубокий поцелуй вызвал у Фейт дрожь.

Распятая на закрытой двери, придавленная телом мужчины и предаваемая собственным телом, Фейт повела борьбу со своими чувствами. Но если неожиданное нападение Нэша ошеломило ее, то собственная реакция стала еще большим откровением.

Инстинктивно она понимала, что, если даже они проживут тысячу жизней, Роберт не сможет вызвать у нее такую палитру ощущений; его поцелуй не заставит ее таять от любви, чувствовать приливы нежности, восторг, гореть от страсти и дрожать от возбуждения.

Вот какова цена, которую Нэш решил назначить за свое молчание и согласие на передачу «Хэттона» фонду! Он хочет ее. То есть не ее, а ее тело.

Фейт вспыхнула от стыда, гнева и от другого чувства, значительно более сильного. Оно победило в ней гордость и освободило чувственность от сковывающих запретов. Ее неудержимо влекло к Нэшу.

6

Черное платье, упавшее к ногам Фейт, растворилось в темноте, бриллианты в ушах сверкали через кремовое облако волос. Кожа светилась теплым живым блеском. Захваченная новыми ощущениями, она забыла о недавних переживаниях. Обессиленная упорным сражением с собственными эмоциями, она прильнула к Нэшу, страстно возвращая ему поцелуи. Как будто, освободившись от платья, Фейт освободилась от всех запретов. Гнев, овладевший ею, когда Нэш поцеловал ее, испарился, осталась только страсть.

Когда она была девочкой, то часто мечтала о поцелуях Нэша, о том, что они станут любовниками, но в воображении она не могла представить себе что-то даже близкое к тому, что чувствовала сейчас. Это всепоглощающее желание...

Пальцы Фейт нащупали ткань рубашки Нэша — барьер, мешающий прикоснуться к нему, почувствовать его кожу, его торс. Легкий стон разочарования сорвался с ее губ.

Когда она нашла пуговицу у ворота рубашки, по телу Нэша прошла волна дрожи от ее легких прикосновений. Он пытался бороться со своим влечением, напоминая себе о долге перед Филипом, но ловкие пальчики порхали, суетились на его груди, отвлекая его, и против воли он стал им помогать. — Тебе будет очень хорошо... Поглощенная своими чувствами, Фейт выдохнула эти слова ему в рот, легкие трепещущие движения теплых губ принесли ему фантастическое наслаждение.

Господи, как давно он хотел ее, жаждал обладать ею. Он всегда понимал, как хорошо им будет вместе, но и в мечтах не представлял себе, что это может быть так прекрасно. У Фейт кружилась голова. Почему его поцелуи вызывают у нее чувство, что тело готово взорваться, лететь, парить?

Расстегнув с помощью Нэша рубашку, Фейт провела рукой по его обнаженной груди. Ей хотелось гладить, ласкать, целовать, вдыхать его чудный запах.

Нэш внушал себе, что единственный мотив, заставляющий его держать ее в объятиях, подсказан памятью, а сам он просто хочет посмотреть, как далеко она собирается зайти.

В его влечении к Фейт было что-то болезненное, токи страдания пронизывали его желание, усиливая его. Но он не может продолжать ее любить, он совсем не знает эту женщину, ни мыслей ее, ни чувств. Но ее прикосновения сводят его с ума, лишают способности рассуждать...

Фейт опьянили поцелуи Нэша. Они стояли у двери уже давно, слившись в объятиях. Горячее жесткое тело мужчины не позволяло ей пошевелиться, от его ласк она почти теряла сознание.

Когда-то давно она решилась отбросить запреты и, не в силах заснуть от переполнявших ее чувств, пришла в спальню Нэша и в темноте прокралась к его постели.

Она просто хотела быть рядом с ним, хотела ощутить прикосновение его руки и признаться ему в своей любви. Но, присев на кровать, она разглядела в серебристом свете луны, что он лежит обнаженный, и в ней зажглось желание. Она тихо легла рядом.

Когда Нэш, проснувшись, наклонился к ней, ей на одно мгновение показалось, что он поцелует ее. Она затаила дыхание и, закрыв глаза, задрожала с ног до головы, чувствуя, что его руки сомкнулись на ее запястьях. Но слова, которые он произнес, обманули ее ожидания. Вместо нежных признаний она услышала приказ открыть глаза.

Когда она повиновалась, Нэш резко сказал: — Тебе не следует приходить сюда, Фейт, ради нас обоих. Ты слишком молода и еще не понимаешь, о чем просишь меня и что делаешь. Уверен, когда-нибудь ты будешь мне благодарна за то, что я отправил тебя обратно. Благодарна... Фейт в отчаянии выбежала из комнаты Нэша, чтобы выплакаться у себя. Теперь же, вспоминая это, она понимала, что Нэш был тогда прав. В пятнадцать лет она еще не доросла до страсти, владевшей ею сейчас. Чувствуя свою власть над державшим ее в объятиях мужчиной, Фейт понимала, что оба они не смогут остановиться. Эта мысль придала ей смелости, когда она дотронулась до обнаженного торса Нэша. Но ей уже было мало этого. Она хотела видеть его, целовать его, ее эмоции требовали признания, что он тоже хочет ее.

Оторваться от целующих губ было мучительно, но ощущение потери вознаградило восхищение, охватившее ее при виде великолепной мускулистой груди Нэша.

Вряд ли кто-нибудь из известных секс-символов кинематографа может сравниться с ним по излучаемой им сексуальности, подумала Фейт. Нэш казался ей олицетворением мужественности, в нем чувствовалось первозданное мужское начало, от одного взгляда на него у нее сладко замерло сердце, а все существо переполнила нежность и жгучее желание.

Поцеловав кончик пальца, Фейт медленно провела им по четкой линии его шеи, а потом поцелуями повторила этот путь.

Нэшу показалось, что воплощается его самая смелая фантазия: Фейт с любовью осыпает его поцелуями.

Этой фантазии уже десять лет, но он по-прежнему в ее власти, как будто ничто не изменилось за прошедшее время.

— Фейт, — выдохнул он, — а ты хотела бы, чтобы я сделал то же с тобой? Хочешь, чтобы я соблазнял тебя, мучил и, положив вот на эту постель, медленно целовал тебя?

Откинув голову, чтобы встретить его взгляд, Фейт признала капитуляцию. Теперь она сама отдавала ему свое тело.

— Скажи, что хочешь, — потребовал Нэш. — Хочешь, чтобы я целовал твои груди, соски, живот... — Его голос дрогнул, в нем появились новые нотки, возбуждающие ее. — Самые укромные места? Хочешь, Фейт? Чтобы я целовал тебя, пробовал твое тело на вкус, смаковал его, чтобы заставил тебя отдаться мне?

Фейт не могла говорить. Она даже не могла двинуться. По ее телу безостановочно пробегали горячие чувственные волны, вызываемые его словами.

Нэш уже не понимал, что он говорит, делает, хочет. Он весь был во власти поработившего его чувства, подчинившего разум и волю. Во власти любви...

Любви! — подумал Нэш. Нет и еще раз нет. Его сознание отказывалось это принять. То, что происходит сейчас, ничего общего с любовью не имеет. Это справедливое возмездие, это...

Фейт стала целовать его, покрывая легкими жадными поцелуями лицо, шею, рот...

— Сними все, Нэш, — просила она. — Пойдем. Научи меня...

Учить ее! Нэш уже собрался сказать, что сомневается в том, что он действительно может научить чему-то такую женщину, как она, но тут Фейт завладела его ремнем, крутя пряжку, а от ощущения тонких пальчиков, беспомощно порхающих по телу, ожила бы и каменная статуя.

Несмотря на это, Нэш попытался напомнить ей о предохранении, взывая к здравому смыслу. Он хрипло произнес:

— Нам необходимо...

Фейт, покачав головой, перебила его жарким шепотом.

— Я хочу тебя, Нэш. Я так хочу тебя... Она расстегнула его джинсы, и, не уловив самого движения, он почувствовал, что ее рука скользнула внутрь. Когда ее прикосновение стало более смелым, у Нэша вырвался стон.

Фейт вздрогнула, ощутив, как напряглось его тело в ответ на ее ласку.

В отместку Нэш, опустив тонкие бретельки лифчика, выпустил на волю упругие полные груди. Соски мгновенно затвердели, как только он дотронулся до них.

В ушах Нэша шумела кровь, когда он, судорожно втянув в себя воздух, поцеловал ее груди. Господи, они оба ведут себя как два взбесившихся подростка, так торопятся, что могут заняться любовью прямо на полу. Но они уже далеко не дети... Когда губы Нэша сомкнулись вокруг соска, Фейт задрожала в его руках и прижалась к нему с такой страстью, что он уже не мог больше ни о чем думать. Он поднял ее на руки и понес к постели.

Фейт казалось, что она попала в мир грез, где исполняются самые сокровенные желания: она и Нэш вместе. Она смотрела, как Нэш освобождается от одежды, и ее глаза светились любовью.

Будучи девчонкой, она запрещала себе представлять сцены в постели с Нэшем, став же взрослой, закрыла на ключ и глубоко спрятала часть себя, свои сексуальные фантазии. Только теперь, когда в ней рухнули плотины запретов, чувственность поднялась и, не сдерживаемая ничем, затопила все вокруг. Нэш вызвал к жизни этот поток, этот трепет в недрах ее существа.

— Фейт? — нежно спросил Нэш, но она, покачав головой, отвернулась, застенчиво и нерешительно, как будто ей только пятнадцать лет.

Нэш сознавал, что Фейт может обмануть его во всем, кроме своего влечения к нему, которого она никогда не скрывала. Немногие женщины могли бы сравниться с ней — необычайно сексуальная, раскованная, восприимчивая к ласкам... Он наклонился и закрыл ей рот страстным поцелуем. Теплые губы Фейт жадно прижались к его губам, когда он ласкал ее грудь, касаясь шелковистой кожи.

Потом он целовал ее груди и маленькие соски, мягко покусывая их, и старался не давать волю своему желанию, чтобы не причинить ей боли. Он целовал гладкий, плоский живот, а опытные пальцы, спустившись ниже, ласкали бедра, которые она почему-то судорожно сжимала. Но Нэш уже ощущал готовность ее тела, которое призывало его, чтобы принять в свою сладостную теплоту.

Сердце бешено билось о ребра, он не мог ждать больше ни секунды. Тело переполняло неистовое желание.

— Я хочу тебя, — прошептал Нэш, снова целуя ее. — Пусти меня...

Фейт неожиданно почувствовала страх. Она волновалась из-за своей неопытности, боясь, что разочарует его. Первый раз с мужчиной! Ей неизвестна наука любви, она не готова, но в то же время Фейт не хотела останавливать Нэша.

Испытывая тревогу и панический страх, Фейт нерешительно уступила, открываясь ему.

Когда Нэш начал двигаться сначала на ней, а потом в ней, все ее опасения рассеялись. Слившись с ним, она взлетела, свободно парила где-то в небесах, поднималась все выше и выше... Она стала частью мужчины, а он — частью ее. Две половинки одного целого.

Она и Нэш! Она родилась, чтобы любить его, это ее предназначение на земле.

Фейт закрыла глаза. Она чувствовала Нэша каждой клеточкой своего тела, его имя трепетало на кончике ее языка, оно срывалось с ее губ как песня любви.

Не в силах сдерживаться, она, страстно зашептала, обвив его шею:

— Как я счастлива, что дождалась тебя, Нэш. Я бы не пережила, если бы это произошло с кем-то другим... Я...

Но Нэш не дал ей докончить.

— Что ты хочешь сказать? — потребовал он. Она почувствовала его замешательство, и он остановился, что было мучительно для нее. При мысли, что она может потерять его, потерять все, к чему уже была близка, Фейт испугалась. Застонав, она начала двигаться сама, снова и снова, пока Нэш, утратив самообладание, не повел ее к вершине наслаждения, а она, забыв обо всем, отдалась вихрю новых ощущений.

Услышав сдавленный крик Фейт, Нэш вздрогнул, захваченный противоречивыми эмоциями.

Фейт оказалась девственницей! Невозможно, необъяснимо... Но его тело знало, почувствовало правду еще до того, как она ее открыла. Если рассудок понял опасность, заключенную в ее словах, реакция тела была иной. Даже до того, как сама Фейт безрассудно соблазнила его, он знал, что не сможет сдержать безумное желание.

Открыв глаза, Нэш отодвинулся от нее, потом, поднявшись, потянулся к брошенной на пол одежде.

Девственность Фейт ничего не меняла в его отношении к ней и не могла его заставить забыть о том, что она сделала крестному. Он не понимал, почему у нее не было любовников до него. Наверняка не из-за отсутствия предложений. Может быть, она так берегла свою невинность, что ждала встречи с каким-то необыкновенным человеком, которому хотела преподнести ее как подарок. Ждала богатого мужчину, который мог бы обеспечить ей очень высокий уровень жизни? Такого, как Роберт Ферндаун?

Но тогда почему сейчас с ним она выбросила свою главную карту, свой ценный козырь? Неужели только для того, что купить его молчание? По телу Нэша прошла волна дрожи. Если она действительно подумала...

Нет смысла беспокоиться из-за того, что было у нее на уме. Какое теперь это имеет значение? Теперь важно только то, что они сделали.

— Что случилось? Почему ты уходишь? — заволновалась Фейт, когда Нэш потянулся за одеждой. Почему он оставляет ее сейчас, когда она хочет еще побыть в его объятиях?

Она была разбита физически и эмоционально и, чувствуя слабость во всем теле, не могла думать ни о чем, кроме того, что Нэша скоро не будет рядом.

Дойдя до ванной, Нэш остановился.

— Скажи, почему, — спросил он безразличным тоном, — ты в двадцать пять лет все еще была девственницей?

Что он имеет в виду? Что она слишком стара, чтобы трястись над своей невинностью, или что он желал бы, чтобы она не была девственницей?

Фейт показалось, что кто-то вскрыл ей эмоциональные артерии и она, медленно истекая кровью, должна умереть. Ей становилось все холоднее, а внутри образовалась пустота — там, где раньше жила любовь, так быстро сгоревшая в объятиях Нэша. Долгие и пустые десять лет, которые она прожила без него, не могли разрушить это чувство. Даже его ужасным обвинениям, приговаривающим ее к наказанию как преступницу, это было не под силу. Нет, ей было суждено дождаться этой минуты, чтобы осознать: любовь умерла, погибла, может быть из-за того, что он возложил на нее вину за смерть крестного.

Ей удалось найти в себе немного гордости, чтобы ответить:

— Это не было сознательным выбором. — Пожав плечами, она горько улыбнулась. — Я сожалею, если ты не получил того, чего ждал...

Нэш с яростью перебил ее:

— Тебе следовало сказать мне.

— Я так и поступила, — напомнила ему Фейт спокойно.

— Но не тогда. О Господи! Было уже слишком поздно, Фейт, — раздраженно сказал он, подчеркивая слово «поздно», и добавил: — В тот момент, когда ты решилась сказать, меня не остановил бы и пояс целомудрия!

— Но я была не одна, — оправдывалась Фейт, но Нэш остановил ее.

— Ты сама предложила мне секс в обмен на мое... молчание, — жестко выговорил он. — Ты ведешь себя непредсказуемо. Ты это знаешь? О чем только ты думала? Что я остановлюсь и твоя невинность, твой драгоценный приз будущему мужу, останется нетронутой? И поэтому, наверное, притворялась, что тобой движет страстное желание?..

Фейт в растерянности слушала его. Она никогда не предлагала ему секс. О чем он говорит? А что касается всего остального... Яркий румянец залил ее щеки.

— Полагаю, не стоит надеяться, что ты как-то предохранялась? — продолжал устало Нэш. Один взгляд на нее подтвердил его худшие опасения.

У Фейт началась нервная дрожь. Теперь, когда ее тело освободилось от жгучего желания, от влечения к мужчине, она не могла понять, что с ней случилось, почему так глупо вела себя... Она заставила себя встретить сердитый взгляд сверкающих глаз Нэша, но быстро потупилась.

— Но я не могу так сразу забеременеть, — запинаясь пробормотала она. — После первого раза...

Смех Нэша обидел ее сильнее, чем его слова.

— Не верю своим ушам, — заявил он с нажимом. — И это говорит девушка, которую преподаватели превозносили до небес за сообразительность, зрелость, чувство ответственности, сострадание к людям.

— Ты что, читал отчеты моих преподавателей? — Наморщив лоб, Фейт с подозрением взглянула на него.

— Они прилагались к твоей рекомендации, — после небольшой паузы сообщил Нэш. — Какое это имеет значение сейчас, когда у нас появился более серьезный предмет для беспокойства.

Фейт с пылающим лицом отвернулась. Он прав, конечно. Тысячу раз прав! Она не понимает, почему вела себя как последняя идиотка.

Открывая дверь ванной, Нэш заколебался, потом спросил:

— Интересно, Ферндаун знает о... твоей девственности?

— Это не твое дело, — рассердилась Фейт, но, поймав взгляд Нэша, прикусила губу.

— Нет. Он не знал, — неохотно сказала она.

7

Уже пять часов вечера. Почти два дня Фейт не видела Нэша после той ночи, и почему-то пустота огромного дома начала давить на нее.

Но что гнетет ее больше: пустота в особняке или отсутствие Нэша?

Скорее всего, первое, решила Фейт, пытаясь сконцентрироваться на работе.

Когда вчера утром, спустившись в кухню, она обнаружила записку от Нэша, где говорилось, что он уезжает по делам, то сразу почувствовала невыразимое облегчение.

Больше всего на свете ей хотелось запечатать семью печатями все, что произошло между ними в ту сумасшедшую ночь, написать большими буквами: «Опасно, не открывать!» и спрятать подальше от глаз.

Фейт рассеянно чертила что-то в блокноте, но ее глаза округлились от удивления, когда она увидела свое произведение — два сплетенных сердца.

Что с ней? Она не любит Нэша, во всяком случае больше не любит, а он определенно никогда не любил ее. Но что же тогда с ней произошло два дня назад?

Лицо Фейт загорелось румянцем. Поднявшись, она подошла к окну кабинета. Где-то здесь, в особняке, спрятан гордиев узел ее страданий и любви — причина невероятного, необъяснимого влечения к нему. Здесь все началось много лет назад — она и Нэш... Только Нэша теперь нет, а ей следует заняться делами, вместо того чтобы...

Интересно, Нэш правда уехал по делам или решил установить между ними дистанцию, давая ей понять, что не хочет пускать в свою жизнь?

Когда дверь кабинета начала открываться, Фейт насторожилась, сердце ее сжалось, но на пороге появилась миссис Дженсон, экономка.

— Я ухожу, — сообщила она. Хотя миссис Дженсон вежливо улыбалась, Фейт уловила ее холодную враждебность. Она ощутила неприязнь этой женщины еще при первой встрече, но в отсутствие Нэша ее поведение показалось Фейт угрожающим,— если только у нее не разыгралось воображение.

Разве у нее мало сейчас забот, чтобы так волноваться из-за отношения к ней экономки? Наконец миссис Дженсон ушла, а Фейт вернулась к работе.

Она старалась мысленно увидеть поместье «Хэттон» преображенным после реконструкции, но ей никак не удавалось вызвать зрительный образ особняка в новом качестве. Вместо этого перед ее мысленным взором появился Нэш, единственный обитатель «Хэттона». Единственный ли он обитатель? Взволнованная Фейт повернулась к окну. Представляя Нэша, она представила и его семью, ведь так естественно, что он обзавелся женой и детьми.

Разве не удивительно, что она мысленно увидела знакомую семью: двух маленьких девочек и двух мальчиков с решительными подбородками и с ясными глазами Нэша, сияющими как топазы, и своими скандинавскими волосами медового оттенка?

Снова шутки памяти, подумала Фейт грустно. Давно, много лет назад, она была глупой и наивной девочкой и любила фантазировать, что, когда они с Нэшем поженятся, у них будет четверо детей. Теперь это ничего не значит. Ровным счетом ничего.

Глаза ее затуманились, реальность, вторгшись в фантазии, заставила признаться самой себе, что у нее есть серьезное основание для беспокойства, хотя она и пыталась спрятать его в самых дальних уголках сознания.

Захваченная вихрем чувств, потрясенная чудом любви, Фейт не думала, оказавшись в объятиях Нэша, о возможных последствиях. Не имея опыта сексуальной жизни, она не привыкла заботиться о предохранении.

Теперь она пыталась убедить себя, что все должно обойтись, сознавая, что в ее возрасте недопустима случайная беременность. Она уже взрослая женщина, с ответственностью распоряжающаяся собственной жизнью, но вдруг ей придется отвечать за новую жизнь?

Телефонный звонок прервал ее тревожные мысли. Голос Роберта неожиданно заставил ее почувствовать, что ночь, проведенная с Нэшем, может отразиться на жизни других, особенно Роберта.

— Мне пришло в голову, что сегодня нужно обязательно тебе позвонить, узнать, как там дела.

Фейт четко и профессионально отчиталась.

Интересно, связаны ли с передачей особняка фонду дела, заставившие Нэша уехать? Фейт задумалась и не сразу заметила, что, судя по голосу, Роберт утомлен и озабочен. Спохватившись, она запоздало поинтересовалась:

— Как у тебя дела с контрактом на реконструкцию «Смитвика»?

— Не очень хорошо, — признался он. — Завтра за ланчем я встречаюсь с другими членами правления. Подозреваю, меня попросят еще подождать до окончательного решения. А Нэш не говорил с тобой относительно «Хэттона»? — спросил он с надеждой.

Вечером после ужина, убирая со стола, Фейт все еще чувствовала себя виноватой перед Робертом за его пошатнувшееся из-за нее положение в правлении. Тяжело вздохнув, она вернулась в кабинет.

Погода стояла на редкость хорошая, и Фейт захотелось прогуляться вечером по парку, но там она окунулась в море проблем, связанных с реконструкцией особняка.

Дом, если рассматривать его как будущий пансионат для семей с детьми, был слишком большой, и Фейт беспокоили финансовые соображения — затраты на переделку помещений для открытия в «Хэттоне» временного приюта могут оказаться очень высокими.

Чудесный парк — детище Гертруды Джекилл — не годится для детских игр, но пожертвовать им, чтобы построить детские площадки, было бы просто святотатством.

Фейт долго ломала голову в поисках приемлемого решения, но так и не пришла ни к чему. Побродив по парку, она вернулась в кабинет.

Через какое-то время она услышала характерный звук подъехавшего автомобиля, и сердце ее упало. Когда она увидела в окно, как он выходит из автомобиля, ей захотелось убежать в свою комнату и спрятаться. На ее лице выступил яркий румянец. Но присущие Фейт мужество и решительность остановили ее. Жизнь научила ее, что в трудных ситуациях самое главное — выстоять. Почему она должна прятаться? В конце концов, то, что произошло между ними, касается обоих, даже если...

Когда Нэш открывал входную дверь, Фейт затаила дыхание.

Дверь кабинета она оставила приоткрытой, надеясь, что, увидев свет, он догадается, что она здесь работает. Фейт полагала, что ему так же не хочется встречаться с ней, как и ей с ним.

Она отчетливо слышала каждый удар своего сердца, когда, опрокидывая все ее прогнозы, Нэш резко распахнул дверь кабинета. В темном официальном костюме он выглядел неотразимым, но в то же время в нем ощущалась грозная сила.

У Фейт закружилась голова от ярких воспоминаний о недавних объятиях, когда он так искусно властвовал над ее телом, а она старалась уловить его немые приказы.

— Понимаю, что уже поздно, но нам необходимо обсудить кое-что, — отрывисто бросил он.

— Что именно? — неуверенно спросила Фейт, не отрывая глаз от листа бумаги. Она не имела представления, о чем он собирается говорить, но одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы оглушительно зазвенели, предупреждая об опасности, колокола где-то внутри нее.

— Я получил специальное разрешение, — сказал угрюмо Нэш.

— Что? — Фейт непонимающе уставилась на него.

— Специальное разрешение, — повторил Нэш и быстро продолжал, не давая ей возможности прервать его: — Я хорошо знаю епископа, он был близким другом отца. В порядке исключения он согласился на немедленное заключение брака. Я уже сделал необходимые приготовления. Завтра в одиннадцать состоится венчание, я уже договорился с викарием. И он...

— Что ты говоришь? Какой брак? — Фейт была ошеломлена. — Нет! Никогда! Это невозможно! — Сердце, как бешеное заколотилось в груди. Голова кружилась, она отказывалась верить своим ушам. Но, несмотря на потрясение и панику, она могла, как бы со стороны наблюдать за собственными эмоциями и реакцией на происходящее.

Нэш заговорил снова:

— А я думаю, что это не только возможно, но и очень важно. Мы обязаны вступить в брак. У нас просто нет иного выхода.

Фейт почувствовала, что ей не хватает защитных бастионов, которые обеспечил первый шок, через них уже проникали другие эмоции, причиняющие боль и невыносимые страдания. Она не желала ни впускать их, ни признавать.

— Но почему? — В ее дрогнувшем голосе слышались панические нотки. — Мы вовсе не должны...

— Мне не совсем понятна твоя реакция. — Нэш посмотрел на нее с иронией. — Ты же могла забеременеть!

Фейт, закрыв глаза, судорожно вздохнула. Нет, не может этого быть.

— Неужели ты предлагаешь нам вступить в брак из-за ребенка, которого, скорее всего, не будет? — спросила она.

— Существует возможность, что ты будешь носить моего ребенка, — сказал он твердо. — Кроме того... — Он подошел к окну и холодно произнес, повернувшись к ней спиной: — Теперь мое мнение о тебе не имеет значения. Я следую собственному моральному кодексу. Возможно, с точки зрения современных норм это устаревший кодекс, но такими были нравственные принципы Филипа, а во многих отношениях он оказал большее влияние на мое формирование как личности, чем родители.

Сделав паузу, Нэш резко повернулся, застав Фейт врасплох: она не успела поглубже спрятать боль, отразившуюся в ее глазах. Не обращая внимания на это выражение муки на ее лице, Нэш продолжил:

— Вот если бы ты была более опытной...

— Хочешь сказать, что мы обязаны пожениться только потому, что я оказалась девственницей? — Фейт с недоверием уставилась на него. — Но это давно устарело, Нэш.

— Для тебя, полагаю, так и есть. Но в соответствии с моими нравственными нормами это правильно, и я твердо намерен жениться на тебе.

Фейт глубоко вздохнула.

— А если я откажусь? — Упрямо задрав подбородок, она бросила вызов его решению манипулировать ею.

— Я не позволю тебе, Фейт, — объявил Нэш, подкрепляя свое намерение ледяным взглядом.

Фейт показалось, что она катится в пропасть отчаяния.

— Можно и позолотить пилюлю. Напомни себе, что ты замечательно разыграла козырную карту — я имею в виду твою пресловутую девственность — и что мое состояние значительно превосходит состояние Ферндауна, хотя, должен сказать, я гораздо крепче буду держать его в руках и лучше охранять, учитывая твое мастерство по этой части.

Обиженная Фейт хотела высказать ему свое возмущение, но не могла произнести ни слова. Она даже не могла вздохнуть, как после нокаута.

У нее начался озноб, но дрожала она не от страха, а от гнева, ярости, унижения... Как Нэш осмеливается так издеваться над ней? Ей хотелось плакать, кричать, броситься на него, дать выход своим эмоциям. Но, усилием воли взяв себя в руки, она спокойно сказала:

— Но ведь ребенка может и не быть. Нэш с едкой иронией взглянул на нее.

— Потому что ты занималась этим первый раз, да? — с издевкой спросил он, наблюдая, как покрывается краской ее лицо. — Как я уже говорил тебе, это еще не все.

— Я знаю. Ты хочешь сделать это потому, что я была девственницей, — повторила уныло Фейт, сознавая, что в ее голосе звучит недоверие. — Но, Нэш... — Она с трудом подыскивала слова, чтобы передать свои ощущения. — А если бы я уже лишилась невинности? Что, если ты вообще ошибаешься насчет моей девственности?

— У тебя, кажется, начинается истерика, — резко бросил Нэш. — Наверное, это перевозбуждение, ты слишком остро реагируешь...

— Я слишком остро реагирую? — взорвалась Фейт. Почему она всегда волнуется и с трудом подыскивает аргументы, когда спорит с ним? Все очень просто: он принял решение и не собирается уступать.

Но она не обязана соглашаться с его планами и выполнять его приказы. Она — свободный человек. И может, выйдя из этой комнаты, сесть в автомобиль и...

— Даже не думай об этом, — предупредил Нэш, как будто прочитав ее мысли, и загородил дверь. — Завтра утром мы станем мужем и женой, — повторил он. — И я сделаю все необходимое, чтобы наше бракосочетание не сорвалось. — Он слегка пожал плечами. — Вообще меня удивило бы, если бы ты вдруг подняла шум. В конце концов, ты уже дала мне понять, что тебе нужно, твои желания не тайна.

В его словах не было ни капли сочувствия, и сердце Фейт сжалось.

Как же он догадался? Неужели она сама показала?.. Теперь он будет думать, что если десять лет назад она так глупо проявляла свою детскую влюбленность, то и потом, как идиотка продолжала питать к нему те же чувства. Господи, может быть, он решил, что она только из-за него оставалась девственницей? Потому, что ждала его, любила его...

Фейт открыла уже рот, чтобы объяснить Нэшу, как он заблуждается, но не решилась. Она почувствовала огромное облегчение, когда он пояснил:

— Ты всегда хотела выйти замуж из-за денег, Фейт. Ты получишь как раз то, к чему стремилась.

Деньги. Значит, вот о чем он подумал. В плену собственных чувств, загнанная в угол, Фейт и не думала опровергать гнусные обвинения Нэша, хотя они больно ранили ее.

— Да, на тот случай, если ты решишься на какую-нибудь глупость, хочу тебя предупредить, что, пока мы не поженимся, я не выпущу тебя из поля зрения.

— Пока... Но это значит, — начала она, но запнулась.

— В чем дело? — поощрил ее Нэш.

— Мы вступим в брак только завтра, так ведь? Что же ты собираешься делать, Нэш? Всю ночь провести за дверью моей комнаты, чтобы быть уверенным, что я не сбежала?

В следующую секунду Фейт поняла, глядя на него в наступившей тишине, что, бросая вызов, перешла опасную черту.

— За дверью? — От его голоса у нее мороз пошел по коже. — Не будь наивной, Фейт. И поскольку мы уже заранее связали себя брачными узами и остался лишь небольшой завершающий штришок, ничто не препятствует нам делить одну постель. Мне будет легко проследить, чтобы ты не совершила никакой глупости.

— Как же ты собираешься действовать? — Она была в ярости. — Свяжешь меня? Наденешь наручники?

Нэш угрожающе прорычал:

— Не пытайся меня соблазнять, тебя, очевидно, привлекает сама идея рабства? Признайся, любишь пофантазировать на эту тему?

— Конечно нет.

— Неужели нет? Значит, тебе не нравится идея эмоционального порабощения мужчины? Когда его умело принуждают добиваться любви женщины, желать ее... Ведь рабство не только физическое состояние, — добавил он язвительно.

— Я вообще не принимаю такие отношения, когда между двумя людьми нет равенства. — Фейт собрала все свое мужество, чтобы возразить ему. Она не могла поверить в происходящее. В то, что Нэш действительно решил устроить их брак, исходя из идиотских замшелых понятий, которые прочно засели в его голове.

А кроме того, это специальное разрешение, как будто они двое влюбленных, которые и дня не могут прожить друг без друга.

Что ж, ей придется быть невестой, не соответствующей традиционному представлению об этой роли и непохожей на девушек, которые представали перед местным викарием, подумала Фейт, вспомнив свой привезенный в «Хэттон» гардероб.

Если бы кто-нибудь другой предложил ей этот невероятный альянс, она бы обязательно спорила, боролась, чтобы заставить этого человека изменить решение. Но, как уже у нее были случаи убедиться, если Нэш занимает какую-либо позицию или выносит приговор, ничто на свете не может заставить его уклониться от намеченного пути.

— Но ты сам не хочешь этого брака, — протестовала она по инерции в последней попытке убедить его прислушаться к голосу разума.

— При чем здесь мои желания, — немедленно отпарировал он. — Речь идет о том, что я должен сделать.

— Но мы не любим друг друга, и если бы не ребенок, то...

— То что?.. — перебил ее Нэш. — Заведешь любовника? Но будь осторожна, Фейт, сначала убедись, что ты ему нужна и он может доставить себе такое удовольствие, потому что я не потерплю неверности, а учитывая прошлую историю... — Он запнулся.

Их взгляды скрестились как смертоносные лучи, но, к большой досаде Фейт, она первая отвела глаза.

Фейт резким движением натянула простыню до подбородка, повернувшись лицом к входной двери. Она приняла две таблетки легкого снотворного на основе трав, которым иногда пользовалась, и теперь молилась, чтобы ей удалось уснуть до того, как Нэш осуществит свою угрозу и придет к ней в комнату.

Шансов на побег у нее не было — Нэш предусмотрительно заблокировал ее автомобиль, ключи от входной двери тоже у него. Слабенький внутренний голос раздражал Фейт, напоминая, что она пока не предприняла никаких попыток вырваться на свободу, в то время как следовало бы что-нибудь сделать, но она отделалась от него, признав заранее все возможные действия бесполезными.

И что вообще тут можно сделать? Выпрыгнуть из окна?

А вдруг она беременна? Фейт выросла без отца и еще девочкой поняла, как тяжело приходилось матери без любимого человека. Гибель мужа и отца омрачила жизнь обеих.

Таблетки начали действовать, мысли Фейт путались, глаза слипались. Завтра она станет женой Нэша. Она почувствовала легкий трепет, дрожь во всем теле. Нэш... С его именем на губах Фейт скользнула в сон.

Внизу Нэш долго стоял перед окном кабинета, уставившись в темноту невидящими глазами.

Он сознавал, что многие, не только Фейт, восприняли бы его поступок как дань старомодным представлениям, в наше время не имеющим смысла. Но сам Нэш верил в то, что надо всегда отвечать за все свои действия, а что может быть серьезнее, чем ответственность за жизнь ребенка? Его поразило сделанное им открытие — ему льстит то, что он первый мужчина в жизни Фейт. Закрыв глаза, он с легкостью представил себе Фейт пятнадцатилетней. Но она стала женщиной только той ночью.

Красивая женщина, которая почему-то столько лет воздерживалась от сексуальной жизни, а потом вдруг выбрала его.

Почему именно его? Ведь по логике как раз его она не должна была выбрать.

В раздражении он отвернулся от окна. Разве можно найти логическое объяснение поступку Фейт. Долго держалась за свою девственность, как за главный козырь, намереваясь использовать его в игре, а потом вдруг пожертвовала. Ему!

Возможно, что, как и он, Фейт попала в такие обстоятельства, когда не смогла себя контролировать. Вдруг, как и он, она тоже...

Что тоже? Он выругался про себя и хмуро взглянул на портфель. Потом, неохотно открыв его, достал небольшую подшивку бумаг и разложил на письменном столе.

Содержание отчетов, представленных руководителями групп, в которых занималась Фейт, было настолько знакомо ему, что он мог с легкостью цитировать их по памяти. Она трудолюбива, прилежна, отличается хорошими способностями и целеустремленностью. Один из преподавателей написал, что «девушку характеризует цельность, честность и высокий коэффициент интеллектуального развития».

Поэтому для нее не представляло труда обвести их всех вокруг пальца. Так же легко, как и обмануть крестного... Взгляд Нэша упал на отдельный листок. Он потянулся за ним.

Это было письмо, написанное Фейт попечителям вскоре после того, как ее известили о последней воле Филипа. В нем она выражала свое удивление и благодарность, а также обещала сделать все, что в ее силах, чтобы быть достойной доверия Филипа.

«Вы не представляете, как много для меня значит узнать, что Филип верил мне, верил в мою невиновность».

Ее невиновность! Если бы она была невиновна!

Она знала, как он беспокоился о здоровье крестного. Он говорил с ней об этом за несколько дней до того, как ее маленькая банда вломилась в дом. Это беспокойство и заставило его утратить бдительность и довериться Фейт. Поэтому он невольно разделяет ее вину за то, что произошло в особняке.

Ей было известно, что он собирается уехать по делам, а Филип останется дома один. Он сам сообщил ей это. И она знала, что в последнее время крестный чувствовал себя неуверенно — имелись определенные признаки ухудшения его самочувствия. Филип жаловался несколько раз на слабость в руке — классический симптом, говорящий о том, что он мог перенести на ногах небольшой инсульт, как сказал потом его лечащий врач.

О чем думал Филип, когда увидел Фейт в первый раз... когда пригласил ее сюда? Нэш помнил, какое удовольствие крестному доставила девочка, он был так рад ее неожиданному визиту. Нэш часто представлял, что мог почувствовать Филип, узнав правду о ней, и это всегда мучило его. Если бы он знал, что Фейт руководила не любовь, а алчность? Господи, ради чего? Крестный никогда не держал дома более сотни фунтов наличных. Никогда!

Всего сотня фунтов.

Нэш хорошо помнил недоумение поверенного Филипа, когда он сообщил ему о своем намерении.

— Вы собираетесь платить за обучение девушки в университете, но при этом хотите, чтобы она считала, что деньги поступают из поместья вашего покойного крестного?

Поверенный был сбит с толку, долго сомневался, но упорство Нэша победило — Фейт должна думать, что ее наследство в руках анонимных попечителей.

Первое время эта игра приносила Нэшу удовлетворение. Ему было приятно сознавать, что, осуществляя контроль над жизнью Фейт, ее будущим, он может одним словом все изменить в ее жизни. Он мог лишить ее финансовой поддержки, отнять у нее благоприятные возможности. Пока горечь утраты и чувство вины после смерти Филипа были свежи, Нэш нуждался в этом жестоком удовольствии.

Позднее, когда стали поступать отчеты от руководителя группы Фейт, полные похвал — ее превозносили не только за способности и блестящие успехи, но и за человеческие качества, такие, как честность, трудолюбие, преданность долгу, — чувства Нэша смешались. Он ощущал презрение и гнев при мысли о том, как легко она всех обманула, ярость и горькое чувство утраты, но не мог перестать думать о ней.

Проявленная слабость приводила его в бешенство. Черт возьми, ему ведь давно ясно, что она собой представляет! Почему же он не может обуздать свое желание? Почему влечение к ней заставило его все забыть? Он ничего не может поделать со своей страстью, а теперь она, возможно, носит его ребенка. Как он будет защищать ребенка от разочарования, когда он или она узнает правду о матери?

Он не знал, что делать, надеясь, что найдет выход позже.

Собрав со стола бумаги, Нэш скрепил листы скоросшивателем и сунул в портфель. Потом, выйдя из дому, открыл багажник автомобиля и, положив портфель, достал несколько пакетов. Большую шляпную коробку с карточкой очень известной модистки, пакет с платьем от знаменитого кутюрье, а также коробку с туфлями на таких высоких тонких каблуках, что на них было страшно смотреть, но служащие дорогого обувного салона убедили его, что именно это подойдет невесте.

Внеся свертки в дом, Нэш запер дверь и поднялся на второй этаж. Фейт крепко спала, как невинная девушка накануне венчания.

Положив пакеты на пол, он вышел из комнаты.

Потом в кабинете Филипа налил себе виски, но, поднеся стакан ко рту, отставил, не сделав ни глотка. Виски не поможет разобраться с его проблемами.

Фейт разбудило яркое утреннее солнце. Вечером она забыла задвинуть шторы. Охваченная тревогой, она резко повернулась, но, к ее облегчению, рядом с ней никого не оказалось, подушка на другой половине постели была не смята. И тут она заметила коробки на полу. Что это еще?

Сначала она открыла обувную коробку и, увидев изящные атласные туфли кремового цвета на высоких шпильках, замерла от восхищения. Туфли были точно ее размера, но она никогда не покупала себе такой дорогой и непрактичной обуви. Потом Фейт обратила внимание на шляпную коробку и, затаив дыхание, подняла крышку. Прежде чем вынуть шляпку, ей пришлось снять несколько слоев оберточной бумаги.

Она не могла отвести глаз от этого произведения шляпного искусства. Кремовая, как и туфли, шляпа была сделана из тонкой соломки и шелка-сырца. Шляпа для невесты. Сердце Фейт бешено забилось. Когда она осторожно положила шляпу на место, руки ее немного дрожали. Почувствовав себя глубоко несчастной, Фейт, чтобы удержать подступающие слезы, несколько раз моргнула. Но она не позволит себе расплакаться из-за роскошной шляпы. Нет. Сегодня она может реветь от возмущения и обиды, а не оттого, что Нэшу удалось ее растрогать подарками. Как он мог так поступить с ней? Почему она вела себя как идиотка и позволила ему это?

Фейт несколько минут рассматривала последний пакет, прежде чем открыла молнию. Платье на чехле тоже было нежно-кремового цвета и именно того оттенка, который лучше всего подходил к цвету ее кожи и волос, а фасон должен был подчеркнуть стройность ее фигуры.

На дне пакета она обнаружила небольшую сумочку с бельем и прозрачными чулками. Ничего не было забыто. Ничего не пропущено, чтобы она достойно сыграла роль невесты.

У Фейт возникло искушение собрать в охапку всю эту чудную экипировку и выбросить из окна. Как только Нэш осмелился? Почему захотел устроить эту пародию на свадьбу? Почему вынуждает ее к браку, навязывая бессмысленные брачные узы? Он этим оскорбляет священное чувство любви. Было еще рано, не пробило и семи часов. Быстро приняв душ, Фейт натянула привычную одежду — легкий топ из хлопка, джинсы и сунула ноги в простые туфли без каблука. Она еще покажет им! Шляпка, платье и шпильки вернулись на свои места. Это стоило некоторых усилий, но она справилась с собой.

Нэш спокойно спал в своей комнате. Разъяренная Фейт рывком распахнула дверь и ворвалась к нему. Она сердито бросила пакеты прямо на кровать.

— Ты можешь заставить меня выйти за тебя замуж, но тебе никогда не удастся заставить меня надеть все это.

Нэш сел, его лицо потемнело от гнева.

— А что же ты собираешься надеть? Эти джинсы?

— Я не ребенок и не кукла, чтобы меня одевать... чтобы исполнять твои прихоти, — взорвалась Фейт.

Она почувствовала себя такой несчастной, что едва не расплакалась. Слезы уже подступали, но она не хотела, чтобы Нэш видел, как ей плохо, пусть лучше запомнит ее гнев. Он никогда не поймет ее! Свадебный наряд она должна была выбрать сама, чтобы испытать то, что положено испытывать невесте — радость, возбуждение, гордость, любовь. Если бы Нэш действительно ее любил, ни для кого из них не имело бы значения, что на ней надето, когда они вступают в брак. Единственное, что было бы важно, — их любовь.

Любовь? Но она не любит Нэша...

— Я не надену эти вещи, — повторила она.

— Вот как?! А что ты будешь делать, когда наш сын или дочь попросят нас показать свадебные фотографии?

Свадебные фотографии! Какие еще фотографии? Фейт собиралась ринуться в бой, спорить, доказывать, но этому помешал неожиданно возникший в воображении образ ребенка, который Нэш вызвал из небытия. Их ребенок... Дочь или сын. Нэша и ее.

Фейт пронзило странное чувство, в нем было ожидание счастья, и тоска, и надежда.

— Сэр, я принесла вам чай и письма.

Когда в комнату вошла экономка с постоянной, будто приклеенной улыбкой, Фейт стало не по себе. Что-то в этой женщине внушало ей страх. В ее присутствии Фейт было не просто неловко, она остро ощущала свою уязвимость, и ее пугала неприятная улыбка. Но Нэш, судя по всему, не разделял ее чувств.

— Большое спасибо, миссис Дженсон, — приветствовал он экономку. — Вы можете первой поздравить нас. Мы с Фейт сегодня утром венчаемся, да, дорогая? — добавил он и, взяв Фейт за руку, притянул к себе. Она не могла его оттолкнуть, и его губы нарочито медленно прикоснулись к ее рту.

Спектакль, разыгранный на глазах прислуги, бочком пробирающейся к двери, вывел Фейт из себя.

— Разве ты обязан все рассказывать ей? — возмущенно спросила она, когда экономка ушла.

— А ты бы предпочла, чтобы она решила, что мы тут занимаемся сексом, и растрезвонила об этом по всей округе? Ты не привыкла беспокоиться о своей репутации, но я своей очень дорожу.

— Объявляю вас мужем и женой... Мелкая дрожь сотрясала тело Фейт с ног до головы.

Солнечные лучи, проходя через разноцветную мозаику окон старинной церкви, играли на золотых кольцах — простом обручальном и на другом, которое подарил ей жених, украшенном крупным солитером необыкновенной чистоты, как и бриллианты в серьгах. Все кончилось. Она стала женой Нэша.

Боже мой! Жена Нэша!

Девчонкой, рисуя в своих фантазиях эту свадьбу, она никогда бы не смогла представить, что будет чувствовать на самом деле.

Она надела роскошный свадебный наряд, но не из-за его доводов, а так как подумала, что викарий этой маленькой деревенской церкви будет поражен, а может быть, и оскорблен в своих лучших чувствах, увидев невесту в джинсах и футболке. Она согласилась переодеться в свадебный наряд ради этого викария, из уважения к его чувствам и из уважения к самой церкви.

— Не могу припомнить, когда в последний раз мне доводилось сочетать браком пару по особому разрешению, — сказал викарий, и Фейт поняла по его голосу, что он верит в то, что обвенчал двух безумно влюбленных.

Безумно влюбленные! Когда-то она действительно была безумно влюблена в Нэша. Очень давно!

Некоторые страницы воспоминаний о ее любви — запечатлевшиеся в памяти картинки — оказались необыкновенно яркими, никак не желая угасать.

Но это не доказывает, что она все еще его любит, настойчиво убеждала себя Фейт, стараясь не поддаваться панике. Разве могла бы она любить его после всего, что он сделал?

В церкви все дышало покоем и вечностью. Фейт показалось, что ее коснулась благодать.

Вера многих поколений молившихся здесь людей затронула глубинные струны ее души. Задержавшись у алтаря, она почувствовала, как к ней возвращаются жизненные силы.

Но, наверное, никогда не приходили под эти своды венчающиеся пары с враждебностью и недоверием в душе.

Выходя из церкви, Фейт не смогла заставить себя посмотреть на мужа.

8

— Я скоро ухожу. На втором этаже уже все приведено в порядок. Я всегда убираю там по средам, хотя сегодня потратила больше времени, чем обычно, так как надо было поменять белье на двух постелях.

Заметив ехидные нотки в словах экономки, Фейт нахмурилась, но решила не подавать виду, что это задело ее.

Без сомнения, той кажется странным, что молодые спят не просто в разных кроватях, но и в разных комнатах.

Фейт состроила гримасу себе, вспоминая, как сердито накинулась на Нэша в день свадьбы.

— С сегодняшнего дня я обязана делить твою жизнь, но отсюда не следует, что мы должны делить и постель.

— Но разве я делал тебе какие-либо предложения на этот счет? — после короткой паузы отозвался Нэш.

— Нет. Ты ведь уже сделал все, что хотел. — Фейт, обуреваемая отчаянием, была оскорблена до глубины души.

— Если тебе вздумалось напомнить мне, что, зная о твоей девственности, я намеренно... — Замолчав, он покачал головой. — Мы уже женаты, Фейт, — резко сказал он, — и теперь бессмысленно провоцировать меня, пытаясь что-то изменить.

— Но, надеюсь, у нас будут отдельные спальни? — Затаив дыхание, она ждала возражений.

Но Нэш не стал спорить. Равнодушно пожав плечами, он согласился.

— Если тебе так хочется...

Конечно, она этого хотела... И тогда, и сейчас.

Наверное, заговорившая в ней после намеков экономки ущемленная гордость заставила почувствовать себя женщиной, которой пренебрегает муж, брошенной, забытой. Но Фейт не собиралась портить нервы из-за того, что прислуга думает об их браке.

Еще чего!

Стоял жаркий день, было душно. Фейт проклинала зной и жару, мешавшие ей сосредоточиться на работе. Еще несколько дней, максимум неделя, и она узнает, забеременела она в ту ночь или нет.

Машинально Фейт бросила взгляд на левую руку. Кольца чуть-чуть великоваты. Она рассеянно повертела обручальное кольцо с бриллиантом — такое полагается дарить невесте в день помолвки.

— Почему ты купил еще и это кольцо? — поинтересовалась она у Нэша, когда они возвращались из церкви.

— Они продавались в комплекте, как пара. Пара... Они с Нэшем тоже пара в глазах людей и закона.

Фейт в начале недели пыталась дозвониться до Роберта, чтобы сообщить, что они с Нэшем вступили в брак, но секретарша ответила ей, что Роберт поехал в Шотландию к больной кузине.

— Он просил записывать срочные сообщения, — добавила секретарша.

Фейт беспомощно разглядывала планы особняка. Она так старалась, но результаты объясняются неверным подходом. Составляя предложения относительно переделки дома в соответствии с требованиями фонда, она почему-то представляла себе Филипа, показывающего свой особняк со светящейся в его глазах гордостью.

Отложив работу, Фейт поднялась, чтобы переодеться. Она надела короткий топ, завязывающийся вокруг шеи, и вышла в парк. Нэш уехал по делам, весь дом был в ее полном распоряжении. Она рассеянно наклонилась, чтобы вытащить из бордюра какое-то сорное растение.

Спустя полчаса рядом с ней на дорожке, посыпанной гравием, выросла целая горка сорняков, а она продолжала усердно с ними воевать.

Неожиданно небо потемнело, и стало тяжело дышать. На этой неделе в соответствии с прогнозом ожидалась резкая перемена погоды и долгожданные дожди.

Нэш вошел в пустой кабинет. Фейт в особняке не было, хотя на стоянке он заметил ее автомобиль.

Увидев на столе планы, над которыми она работала, Нэш не мог не заглянуть в них. На листах был представлен первый этаж особняка. Из записей Фейт он понял ее беспокойство относительно того, что оборудование кухни не соответствует нуждам фонда.

Она начертила подробный план, представляющий, как можно перестроить большие помещения для установки необходимого оборудования. Но, перевернув лист, Нэш нашел под ним другие планы, отличающиеся от тех, первых, над которыми она работала.

На них нижний этаж «Хэттона» остался почти без изменений, только пристраивалась оранжерея и предполагались небольшие переделки старой буфетной и помещения для мытья посуды, находящегося рядом с кухней, чтобы создать комфортабельное, просторное, полное солнца жилье для семьи. Нэш понял, чем занималась Фейт, перед тем как положила сверху чертеж, и морщины на его лбу обозначились резче.

Работа, касающаяся заключения крупной сделки, которой он был занят в Нью-Йорке, близилась к завершению. Поднимаясь по лестнице, Нэш обдумывал некоторые детали. Выглянув в выходящее на парк окно, он увидел Фейт, воюющую с сорняками. Короткий топ открывал гладкую позолоченную загаром спину. Волосы она убрала в низкий пучок.

Перелет из Нью-Йорка оказался утомительным. Первоначальным намерением Нэша было лечь спать, быстро приняв душ. Но почему он спускается вниз?

Фейт не знала, что побудило ее прекратить работу и, повернувшись, кинуть взгляд на длинную аллею. Может быть, шестое чувство? Какой-то инстинкт? Чутье? Интуиция женщины, предчувствующей появление предназначенного ей мужчины?

Когда она заметила Нэша, сердце, дав сбой, сжалось. Он шел коротким путем от дома к аллее и остановился перед небольшим бельведером, откуда открывался вид на парк. Фейт медленно поднялась, чувствуя тяжесть в голове и усталость.

Гнетущая атмосфера, казалось, давила ее к земле, солнце скрылось за грядой облаков, медленно ползущих к «Хэттону».

Мрачное темнеющее небо предвещало грозу. Фейт вздрогнула. Она признавала, что ее страх перед грозой не имеет оснований, но ничего не могла с собой поделать.

Нэш наблюдал, как Фейт нерешительно переводила взгляд с него на небо. Однажды она бежала к нему по этой аллее, и ее лицо светилось радостью. Здесь, возле этого самого бельведера, она прильнула к нему, подставляя губы...

— О, Нэш... Я так рада, что ты вернулся. Я скучала по тебе.

Тогда он поцеловал ее, слегка коснувшись губами нежной щеки. Этот поцелуй не имел ничего общего с тем, от которого он удержал себя. Как отчаянно он хотел ощутить мягкую сладость губ, которые она предлагала ему, почувствовать шелковистую нежность ее шеи, снять тонкую маечку и медленно ласкать ее груди, наблюдая, как загорается в ее глазах огонек наслаждения, а потом шептать, что он давно любит и хочет ее...

С трудом прогнав упрямые воспоминания, он пошел навстречу Фейт.

Почему Нэш так странно смотрел на меня? — недоумевала Фейт. Не думает же он, что она должна работать дома, а не здесь? Услышав отдаленный раскат грома, Фейт испуганно посмотрела на небо.

Нэш тоже слышал гром. Помня, что гроза всегда вселяла в нее ужас, что она смертельно боится грозы, он почувствовал облегчение, что вовремя добрался, и рассердился на себя за это. Откуда, черт возьми, у него эта постоянная потребность опекать и защищать ее?

— Мне кажется, надо вернуться в дом, — сказала Фейт, не отрывая глаз от темнеющего горизонта.

Она решила снять ленту, чтобы распустить пучок, так как он растрепался, но при этом случайно развязала бретельки топа. Ее внимание было целиком поглощено приближающейся грозой, и, только когда топ обнажил грудь, она, поняв, что случилось, закрылась руками.

Лента запуталась в пышной гриве, вытащить ее было невозможно, тем более, когда Нэш, стоя рядом, заинтересованно разглядывал ее.

— Аплодирую твоей скромности, но так ли уж необходимы эти меры предосторожности? — сухо заметил он. — Во всем мире женщины уже давно загорают без лифчиков. Вряд ли в наше время найдется мужчина, незнакомый с видом обнаженной женской груди. А кроме того... — Нэш остановился, но Фейт поняла, что он собирался сказать.

Он мог напомнить ей, что близко знаком с ее обнаженным телом, а не просто видел его.

Легко дотронувшись до голого плеча Фейт, он предложил:

— Постой минуту, я постараюсь тебе помочь.

Казалось бы, обычное действие — просто завязать две тесемки. Но прикосновение пальцев Нэша к коже послало опасные чувственные сигналы, на которые тело Фейт сразу отозвалось. Она почувствовала, как с бешеной скоростью забилось сердце, подгоняемое страхом и волнением, как обострилось восприятие и усилилось напряжение, вызванное отдаленными раскатами надвигающейся грозы.

Что, если Нэш, наклонив голову, поцелует ее голое плечо, а потом повернет лицом к себе? Грудь под топом напряглась в ожидании, ей показалось, что вокруг нее сжимается в кольцо жаркий вихрь желания.

Если бы между ними не было непонимания, если бы можно было что-то изменить в их отношениях, она сейчас, повернувшись к нему, улыбнулась бы, соблазняя его полуоткрытыми губами и добиваясь от него ответного желания. Откуда у нее появились эти мысли? Может быть, замечание миссис Дженсон повлияло на ее настроение больше, чем она думала? Может, вызов, брошенный ей как женщине, стал причиной этого желания?

— Спасибо, — голос прозвучал приглушенно, тело сковало напряжение. Почему Нэш все еще не отпускает ее? Она чувствовала его теплое дыхание совсем близко, как будто он покрывал ее плечо нежнейшими поцелуями. Борясь с оцепенением, Фейт напомнила себе о реальности. И если ей нужно что-то себе доказывать, так это, без сомнения, одно: ей опасно поддаваться искушению своего детского влечения к Нэшу.

Глубокая тишина, наступившая в парке, давила голову. Даже пчел не было слышно.

— Ты уже сообщила Ферндауну? — задав вопрос, Нэш отпустил ее, и Фейт повернулась к нему лицом.

— Если ты имеешь в виду, сказала ли я ему о... том, что... о нашем браке, то нет, я еще не говорила.

— Фейт, — начал Нэш, но замолчал, когда она вздрогнула от очередного раската грома. — Нам лучше пойти в дом. Если повезет, гроза пройдет мимо, — сказал он, когда они торопливо шагали по аллее. — Скоро приедет мой адвокат, нам надо поговорить. Иначе же... — Он снова замолчал, плотно сжав губы.

Что иначе? Он презирал себя. Иначе ты останешься с ней в особняке, будешь защищать ее и, держа за руку, успокаивать, раздраженно подумал он.

Когда Фейт, подняв руку, толкнула дверь, бриллиант в ее кольце вспыхнул и засиял яркими лучами. Он специально заказал это кольцо для нее у Тиффани, солгав, что оно входило в свадебный комплект.

Войдя в дом, Фейт почувствовала себя лучше. Теперь она не слышала раскатов грома и меньше боялась грозы, которая, Слава Богу, была еще далеко.

Фейт вскочила со стула, гром загрохотал гораздо ближе. Уже десять вечера, она одна в доме. Она пыталась смотреть телевизор, чтобы отвлечься от того, что происходило за стенами. Последние метеосводки свидетельствовали, что гроза пройдет мимо «Хэттона», но удары грома, заглушавшие телевизор, противоречили оптимистичным прогнозам.

Нэш с адвокатом уехали ужинать в ресторан, Фейт пригласили присоединиться к ним, но она, конечно, отказалась. Она заметила огонек любопытства в глазах юриста, когда Нэш представил ее, как свою жену.

Зачем только Нэш решил их знакомить? Она уловила оттенок лицемерия в поздравлениях этого человека. Он проинформировал Фейт, что его покойный кузен являлся поверенным Филипа.

Конечно, он знает о посмертном даре Филипа, за который ей уже не выплатить долг благодарности.

От грохочущего раската содрогнулось небо. Фейт, бросившись к окну, раздвинула шторы. Из-за грозы в парке рано потемнело, она беспокойно всматривалась в зигзаги молний, разрезающих черное небо.

Пока гроза бушевала в отдалении, Фейт понимала, что ей нечего бояться. К тому же она должна была пройти стороной.

Когда она была совсем маленькой, ее напугала очень сильная гроза. В этом, как она подозревала, кроется причина нынешней фобии. Ее ужас перед грозой не поддавался логическим объяснениям. Желание бежать и спасаться противоречит здравому смыслу, сказала она твердо и, заставив себя отойти от окна, села в удобное кресло.

Включив звук телевизора на полную мощность, чтобы не слышать раскатов грома, она уговаривала себя, что скоро это кончится. Но спустя полчаса Фейт поняла, что гроза никуда не свернет, она приближается все ближе.

В ресторане в Оксфорде Нэш прервал воспоминания адвоката о своем крестном.

— Прошу извинить, но, боюсь, мне придется ехать. Фейт безумно боится грозы, а, мне кажется, грозовой фронт идет прямо к «Хэттону», хотя синоптики обещали, что этого не случится.

В Оксфорд они приехали каждый на своем автомобиле, потому что Дэвид Мейсон жил на другом конце города. Спустя несколько минут, уплатив по счету, Нэш уже возвращался в «Хэттон».

Включив радиоприемник, он услышал, что гроза неожиданно изменила направление. Кроме того, она оказалась значительно сильнее, чем ожидалось.

Нэш резко надавил на акселератор. Нет ничего удивительного, что он беспокоится о ней. Помимо всего прочего, она может быть беременна его ребенком.

Но, как он ни увеличивал скорость, гроза приближалась быстрее. Нэш видел яркие вспышки перед собой, слышал яростный грохот и понял, отметив промежуток времени между появлением молнии и раскатом грома, что эпицентр грозы уже в нескольких милях.

Вновь блестящий разряд разорвал небо.

Когда через несколько минут передние фары автомобиля выхватили из темноты посреди дороги ствол дерева, на который он чуть не наехал, Нэш бессильно выругался. Проезд был закрыт.

Быстро развернувшись, Нэш направил автомобиль к главному шоссе. Теперь он вынужден был выбрать другой маршрут — кружной путь, на который уйдет на полчаса больше времени.

Увеличивая скорость, Нэш взглянул на часы, расположенные на щитке...

Фейт содрогнулась, когда блестящая стрела молнии врезалась в темноту за окном спальни. Она начала считать, с волнением ожидая последующего удара грома: пять... десять секунд... Гроза уже в нескольких милях от нее.

Здесь она в полной безопасности. Для паники нет никаких оснований, за столетия «Хэттон» выдержал много таких гроз и ураганов.

Но особняк построен на самом высоком месте равнины. А его длинные, декоративно оформленные трубы упираются прямо в небо. Ярость бушевавшей неподалеку грозы не оставляла у Фейт сомнений, что она ищет выход для своей энергии, ищет... жертву, чтобы разрядить свой бешеный потенциал. На окне спальни установлена рама с металлической решеткой, как было принято в прошлых веках в детских комнатах. А вдруг молния ударит в решетку, а потом...

И, как будто прочтя ее мысли каким-то магическим образом, яркая вспышка ворвалась в окно спальни.

Страх овладевал Фейт с такой же угрожающей скоростью, с какой гроза стремилась проникнуть в дом.

Тем летом, когда она жила здесь, однажды разразилась ужасная гроза. И Нэш нашел ее на лестничной площадке, скорчившуюся от страха, ладонями она сжимала уши. Он отвел ее в свою комнату, разговаривал с ней, успокаивая до тех пор, пока гроза не кончилась.

Нэш!

Фейт выкрикнула это имя, но прогрохотавший снаружи раскат заглушил ее вопль. Ей казалось, все ее существо, распадаясь на мельчайшие частицы, превратилось во что-то, невосприимчивое к логике, здравому смыслу, ведомое только инстинктом и страхом.

Распахнув дверь, она выбежала на лестничную площадку и кинулась в спальню Нэша. В комнате было темно, но эта безмолвная цитадель покоя и безопасности осталась в неприкосновенности среди бушующей стихии.

Здесь она найдет спасение, интуитивно поняла Фейт. Закрыв дверь, она слышала, как совсем близко свирепствует гроза.

Трясясь от страха, Фейт забралась в постель Нэша и закуталась в покрывало.

— Ну, давай, — подгонял ее Нэш десять лет назад, когда гроза затихла. — Все прошло. Возвращайся в свою постель.

— Я не хочу, — возражала Фейт. — Лучше я останусь здесь, с тобой.

Прижавшись к нему, она молча просила его разрешить ей остаться. Она слышала биение его сердца, учащавшееся при ее движениях. Ее тоскующее сердце замерло в груди, когда она молилась про себя, чтобы он оставил ее, чтобы позволил ей доказать свою любовь, доказать, что она уже взрослая и готова принадлежать ему.

Но, покачав головой, Нэш твердо произнес:

— Ты не можешь здесь остаться, Фейт, тебе известно почему...

А потом, не давая ей сказать ни слова, он поднял ее на руки, понес в комнату, потому что для всех без исключения она была девочкой, а не взрослой женщиной. Но ей так хотелось, чтобы он увидел в ней тогда женщину... Когда мощный раскат грома заполнил дом, заглушая крики Фейт, она в беспамятстве зарылась в подушку Нэша.

Почувствовав себя в безопасности, потому что грохот теперь доносился слабее, она узнала знакомый запах Нэша.

Вдыхая его, она попала в ловушку своих обостренных чувств. Слезы увлажнили глаза. Если бы Нэш тогда поверил ей, любил ее, все могло бы быть по-другому. Память вернула ее в ту страшную ночь, разрушившую ее мечты...

В прошлый уик-энд, когда она гостила в «Хэттоне», Нэш сказал ей, что собирается уехать. Ей никогда бы не пришло в голову, что ей неспроста задают в школе вопросы о Нэше, что в этом был тайный умысел.

— Нет, он уезжает, — ответила она простодушно, не догадываясь об их планах. Правду она узнала случайно от одной девочки, которая слышала обрывок их разговора.

Все три мили, отделявшие интернат от «Хэттона», она бежала бегом в ужасе, что может не успеть предупредить Филипа о готовящемся нападении.

Парадная дверь оказалась распахнутой. Позже это сочли доказательством того, что именно она все организовала, а Филип, ничего не подозревая, впустил ее в дом. Она услышала доносящиеся из кабинета голоса и, ворвавшись в комнату, увидела лежащего на полу Филипа и воровок, обыскивающих его стол. Но — что самое отвратительное — одна девица стояла над Филипом, держа бумажник.

Потрясенная Фейт в ярости от увиденного бросилась защищать Филипа. Встав между ним и напавшей на него девицей, она вырвала у нее бумажник. Когда она склонилась над Филипом, чтобы узнать, что с ним, появился Нэш.

Она испытала страшное облегчение и не сразу поняла, что он подумал при виде этой сцены.

Даже когда девица, руководящая шайкой, солгала ему, заявив, что Фейт была главарем у них и поэтому должна за все отвечать, так как сама и организовала нападение, ей и в голову не пришло, что Нэш может поверить этому.

«Скорая помощь» и полиция прибыли одновременно. Растерянная, ошеломленная Фейт была близка к истерике, когда поняла, что ей не придется ехать с Филипом в машине «скорой помощи», так как вместе с членами банды ее забирают в полицейское управление.

Позднее она обратилась с просьбой к адвокату, чтобы ей позволили поговорить с Нэшем. Она была уверена, что даже тогда сможет убедить его поверить ей, ведь не может же он всерьез думать, что она способна причинить зло Филипу.

Но Нэш отказался встретиться с ней, отказался выслушать ее, он уже не доверял ей. Тогда за одну ночь она выросла, стала взрослой женщиной — к чему так стремилась еще совсем недавно, — и эта женщина дала себе клятву вырвать Нэша из своего сердца. В эту ночь — она была уверена — ее безумной любви к Нэшу пришел конец, ее чувство погибло...

Фейт задохнулась от ужаса, когда дом, казалось, содрогнулся в резонансе с рокочущим громом. Это вернуло ее к реальности. Теперь она была в таком состоянии, что уже не могла кричать, не могла даже думать. Она лежала, скорчившись и замерев от страха, в постели Нэша — своем единственном убежище — и вдыхала знакомый запах.

Открывая парадную дверь особняка, Нэш проклинал стихию. Гроза бесновалась над самой головой и, если верить корреспонденту местной радиостанции, оказалась самой яростной из всех, обрушивавшихся на район за последние тридцать лет.

Нэш заглянул сначала в кабинет Филипа, а потом в кухню, громко выкрикивая ее имя. Он знал, что Фейт дома, так как видел ее автомобиль, и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по лестнице. Наверное, она спряталась от грозы в спальне.

Дверь была открыта, но комната пуста. Смятые простыни валялись на полу, что говорило о том, что сначала Фейт искала спасения на кровати. Но где же она сейчас?

В ванной свет не горел, но Нэш все равно проверил там. Ее безумный страх был сопоставим по силе с этой грозой, завывающей и грохочущей за стенами, что создавало опасную ситуацию. Запаниковав, она могла выбежать из дому и упасть... Вдруг она лежит где-то в парке, напуганная и раненная, ей больно... За дверью была кромешная тьма, начинался дождь.

— Фейт!

На его крик никто не отозвался.

Неужели она дошла до того, чтобы бросить дом — надежное убежище? В автомобиле у него был фонарь, но сначала надо найти плащ.

Когда, примчавшись в свою комнату, Нэш обнаружил открытую дверь, сердце, казалось, остановилось.

Десять лет назад в разгар летней грозы Фейт искала спасения в его комнате. Но с тех пор многое изменилось. Теперь его комната была последним местом, куда она могла бы зайти в поисках безопасного укрытия.

Он стоял на пороге, не шевелясь и едва дыша. Сердце тяжело ворочалось в груди. Разглядев маленький комок в середине кровати, он медленно выдохнул воздух.

Она так туго закрутила вокруг себя простыни и покрывало, что очертаниями напоминала ребенка.

Когда его глаза немного привыкли к темноте, он увидел подушку, которую она судорожно прижимала к себе, закрывая лицо.

В это время гроза достигла своего апогея — яркая молния ослепила глаза, почти одновременно раздался грохот такой силы, что Нэш вздрогнул.

Небольшой ком в центре постели дрожал так сильно, что, казалось, трясется кровать.

Нэша охватила жалость к ней и другое чувство, слишком опасное, чтобы в нем признаться даже себе.

Присев на кровать, он дотронулся до нее. Фейт подумала, что это сон или игра воображения, на самом деле она убита, погибла от удара молнии и попала в мир, где сбываются сны и фантазии. Как еще она могла оказаться в объятиях Нэша, который нежно укутывал ее дрожащее тело в одеяло и убеждал, что она в безопасности, что гроза скоро пройдет!

— Не надо, не смотри, — услышала она слова, произнесенные тоном приказа, когда, взглянув в окно, увидела зигзагообразный росчерк молнии, такой же стремительный и опасный, как жало змеи.

Потом гром оглушительно прокатился по дому, но Нэш, уткнув голову Фейт в свое плечо, обнимал ее, стараясь отвлечь от бушующего за окном хаоса.

— Гроза очень скоро пройдет, — успокаивающе повторял он, а сомкнувшиеся вокруг Фейт руки прижимали ее сильнее, когда она вздрагивала от гулких раскатов.

Через десять минут шум дождя заглушил затихающее ворчание грома, и она попыталась убедить себя, что Нэш прав.

— Я приехал бы быстрее, если бы не дерево, упавшее посреди дороги, — объяснил он.

Значит, он думал о ней... и вернулся из-за нее?

Прижавшись к Нэшу, который своей магической властью заставил ее успокоиться, и вдыхая теплый аромат, ставший сильнее в его присутствии, Фейт больше всего на свете боялась с ним расстаться. Сама мысль о том, чтобы вернуться в свою комнату, где она не сможет всю ночь заснуть, страшась возвращения грозы, заставила Фейт содрогнуться.

Много лет назад, когда гроза затихла, Нэш настоял, чтобы она вернулась к себе. И сейчас она почувствовала, как он отстраняется.

— Нет! — Она ухватилась за его рукав. — Нэш, не заставляй меня идти к себе, — умоляла она его. — Вдруг гроза вернется!

— Ты хочешь остаться здесь?

В темноте она не видела выражения его лица, но слышала в голосе оттенок недоверия.

При нормальных обстоятельствах в ней тут же взыграла бы гордость, которая бы и продиктовала ответ, но сейчас в ней не осталось места для гордости.

— Я хочу тут остаться, — сказала она и, глубоко вздохнув, добавила: — Я хочу остаться с тобой. Я хочу остаться здесь с тобой, Нэш, — повторила она громче, как будто боясь, что он не понял ее желания. — Только пока гроза совсем не утихнет, — прошептала она. — Только на эту ночь.

Осторожно вздохнув в темноте над склоненной головой Фейт и ощущая в руках мягкую теплоту ее тела, Нэш сдался.

— Только на эту ночь, — повторил он хрипло.

9

— Но ты не пойдешь спать и... не оставишь меня одну?

Через разделяющую их темноту Нэш уловил беспокойство в голосе Фейт. Ее детский страх и волнение тронули его до глубины души. Ему удалось убедить ее выпустить из рук его подушку и позволить ему принести из ее комнаты еще две, но по какой-то несчастной случайности, по какому-то причудливому стечению обстоятельств, пока он ходил, гроза, собрав силы для предсмертного всплеска, вновь сотрясла небо. Нэш нашел Фейт скорчившейся на кровати. Она была буквально парализована от ужаса.

Когда он обнаружил, что под простыней, которую она держала мертвой хваткой, на ней ничего нет, то пожалел, что не принес из ее спальни что-либо посущественнее подушек, но стоило ему отодвинуться от нее, чтобы выйти из комнаты, как она судорожно вцепилась ему в руку.

— Фейт, мне надо раздеться, — сказал он неуверенно. — Я должен принять душ и побриться.

Он увидел, как ее голова качнулась в сторону ванной.

— Ты можешь войти туда со мной, если хочешь, — предложил он шутливо, стараясь отвлечь ее от владеющего ею страха.

Она неохотно отпустила его.

— Ты там будешь не очень долго, да? — забеспокоилась она, как только он сделал шаг по направлению к ванной.

— Нет. Я быстро вернусь, — заверил он ее.

Как и она, он предпочитал спать обнаженным. Но в эту ночь... Он решительно повязал вокруг бедер полотенце, прежде чем вернуться в спальню. Фейт была там, где он ее оставил.

Лежа с ней на одной кровати так близко, что он чувствовал ее дыхание, Нэш мрачно раздумывал, как это вообще пришло ей в голову, что он сможет спать. Скорее всего, она просто не думала об этом!

Гроза прошла, оставив прохладу и свежесть в атмосфере. Фейт потянулась, изогнувшись всем телом, блаженствуя в приятном тепле огромной кровати и чувствуя всем существом спасительное присутствие Нэша. Сонная чувственная улыбка изогнула румяные губы, когда расслабленные после напряжения эмоции отозвались на близость мужчины.

Свернувшись калачиком, она прижалась к нему, обвив рукой его плечо. Ее легкое дыхание щекотало Нэшу шею.

В состоянии полудремы Фейт с легкостью обошла все преграды, возведенные ею самой, и выпустила на свободу тайную и чувственную часть своего существа.

С нею рядом был Нэш, о котором она так тосковала все эти годы, и ее тело бессознательно отметило его присутствие, наполняя артерии успокоительным эликсиром, магическим образом преломляющим действительность. Это была смесь чувства, желания и еще одного очень важного компонента, который признала тайная часть ее «эго».

— Ммм...

Когда она провела пальцами по обнаженному предплечью мужчины и ощутила полуоткрытыми губами теплоту его шеи, по ее телу пробежала волна чувственного наслаждения.

— Ммм...

Фейт придвинулась ближе, ее тело коснулось Нэша, а пальцы начали нежно изучать его тело.

Нэш разрешил себе лишь несколько минут отдыха, прежде чем вернуться к ней в случае... Но в случае чего?

Определенно, не в том случае, когда она намерена делать то, чем занимается сейчас. Нет... Он боялся, что может поддаться искушению, уступить соблазну...

После тех обвинений, которые она обрушила на него в день свадьбы, он дал себе слово, что не позволит себе дотронуться до нее, как бы она его ни соблазняла. Его собственное желание не в счет. Он не собирается принуждать ее заниматься с ним любовью, здесь должно быть обоюдное согласие и страсть.

Сжав зубы, он попытался удержать стон наслаждения, вызванного прикосновением ее пальцев.

Не в силах притупить восприимчивость своего тела к нежным исследованиям, которыми она вдохновенно занялась, он поймал ее руки и отвел их от себя. Но при этом теплые упругие груди скользнули по его коже...

Когда тело Нэша медленно и глубоко содрогнулось от пронзившего его острого желания и приглушенный стон нарушил тишину, Фейт открыла глаза.

Она в постели с Нэшем! Глазами, полными нежности, она с изумлением смотрела на него. А ее тело, готово отзываясь на его близость, уже не внимало предостерегающему голосу разума.

Понимает ли она, что делает с ним ее взгляд, сколько в нем таится соблазна? Нэш безнадежно вздохнул, сознавая, как его самообладание растворяется в пылкой чувственности прекрасных голубых глаз.

— Нэш, — прошептала Фейт и наклонила голову.

Мягкие губы, раскрываясь, звали его к поцелую, но он еще колебался, пытаясь устоять. Глаза Фейт потемнели, и она, всем телом прильнув к нему, легко заскользила губами по его шее, подбородку, рту...

Совсем недавно она еще была девственницей, но, возжелав мужчину, оказалась женщиной до мозга костей, которой открыты все тайны обольщения. Обняв Фейт, он закрыл ей рот поцелуем, и она почувствовала жаркий огонь, загорающийся в каждой клеточке своего тела. Во время долгого глубокого поцелуя они оба не закрывали глаз. Не отрывающийся от нее взгляд Нэша, гипнотизируя, пробуждал в ней необыкновенную эмоциональную и телесную отзывчивость.

Полностью проснувшись, Фейт уже вошла сознанием в реальность, но всем своим существом она оставалась в плену чувственного аромата, которым была пропитана эта ночь.

Нэш...

Когда он прервал томительный поцелуй, Фейт нежно коснулась его губ кончиками пальцев. Он страстно прижал ее к себе, и она утонула в топазовой пропасти его глаз.

Он начал целовать ее пальцы, медленно изучая языком их очертания, потом его руки обхватили ее тонкие запястья, а губы, завладев ладонью, двинулись выше, немного задержавшись в уютном местечке под локтем, потом еще выше... Ее охватила дрожь.

Фейт испытывала такое неистовое желание, что, казалось, она умрет, если не утолит его. Ее тело непрерывно пронизывали волны дрожи. Она ощущала, как от проходящих по позвоночнику токов встают дыбом короткие волосики на затылке.

В неясном свете она видела очертания своей груди и темные пики сосков, напряженно застывших в ожидании прикосновения Нэша. Ее живот затвердел под простыней, а бедра вздрогнули, когда, приподнявшись, она прильнула к нему. Почувствовав силу и напряжение его члена, она затрепетала от наслаждения.

Но пока они только целовались... А она жаждала большего — всего его...

Нэш призывал на помощь все доводы рассудка, объясняющие, почему ему не следует уступать, но услужливый ум упрямо прислушивался к другому аргументу: она принадлежит ему, они муж и жена, это его судьба. И ответственность за Фейт и за того, кто мог стать следствием их близости, за ребенка, которого они могли зачать, превысила его долг перед крестным.

Для рассудка не осталось времени, он не был в состоянии внять настойчивому предупреждению, так как тело, сердце, душа уже оказались во власти более притягательной и непреодолимой силы.

Фейт поняла, что значит испытать исступленный восторг, достигнуть высоты экстаза, когда время останавливается и душа обретает бессмертие, а открытие, что она и Нэш наконец-то нашли друг друга, как две половинки одного целого, вызвало у нее благоговейный трепет.

Все барьеры между ними пали. Не обнаженные тела соприкасались друг с другом, но соприкасались их души. Интуитивно Фейт осознала, что произошло, когда, чувствуя в себе последнее яростное содрогание Нэша, она вознеслась к вершине безграничного наслаждения, — они творили новую жизнь...

Нэш не мог заснуть. Гнев, чувство вины, отчаяние и беспомощное желание изменить порядок вещей лишали его покоя, который обрела Фейт.

Он, как и она, ощутил их близость не только как единение тел, но и как тесную духовную связь. Его существо тоже испытало благоговение от прикосновения крыла парящей над ними судьбы. Но потом он снова оказался перед той же дилеммой — запутанным клубком эмоций, с которой сталкивался уже много раз. Он никак не мог примирить свою любовь к Фейт с тем, что он должен испытывать к ней, учитывая все совершенное ею.

Если он позволит себе любить, то может дойти до презрения к себе, а заставить себя ее ненавидеть он не мог.

Он поднялся, чувствуя беспокойство. Всю взрослую жизнь он сам принимал решения и придерживался их. А теперь ему требуется помощь. О Господи, как необходимы ему мудрость и сочувствие Филипа.

Приняв душ, он быстро оделся, торопясь уйти, пока Фейт спит. Ему нужно было побыть одному, чтобы вступить в борьбу со своими демонами. Близость Фейт настолько отвлекала, что он не мог ни о чем думать, кроме своей любви к ней.

Вот так! Наконец-то он признал это, позволил себе признать...

Теперь уже не имеет значения цена — скольких мук, страданий и не прощенной себе самому вины это ему стоило. Он понял, что его желание, влечение, любовь, несмотря ни на что, не претерпели изменений за эти годы.

Совесть, здравый смысл, гордость противились его чувству, убеждая, что ему следует ненавидеть Фейт и презирать себя за поиски оправданий для нее, но все это вместе не могло перевесить чашу весов, на которой была его любовь. Любовь, даже обремененную муками и чувством вины, он не мог отвергнуть.

Держа Фейт в объятиях, ощущая излучаемую ею магическую ауру чувственности, он видел женщину, в какую превратилась та девочка, в которую он был страстно влюблен десять лет назад, и понимал, что он всегда предчувствовал их встречу. Ее изменчивое очарование, притягивающее страстью в сочетании с сохраненной ею невинностью, заставило его потерять голову.

В ней скрывалась тайна, загадка, вопрос, на который он не мог найти ответа. Ему все время казалось, что нападение на крестного не вписывалось в его представление об ее личности, противоречило ее истинной натуре.

Нэш мрачно высмеял себя за эти мысли, садясь в автомобиль и включая зажигание.

Филип был похоронен под Оксфордом. Там, на маленьком кладбище возле церкви, где когда-то венчались его родители, он покоился с миром. Направляясь туда, Нэш вспоминал, как с надеждой и страхом ждал Фейт на похоронах крестного. Позже он узнал, что ее мать скончалась примерно в то же время, что и Филип.

Он вспомнил также, что в первую годовщину смерти Филипа не смог посетить его могилу — он прилетел из Нью-Йорка несколькими днями позже. Придя на кладбище, он увидел, что кто-то уже побывал у Филипа, посадил на могиле его любимые цветы и оставил букет душистых роз, уже начинающих увядать.

Он понял, кто это, еще до того, как прочитал карточку:

«В память о Филипе.

Нежно любила и глубоко скорблю. Ваша вера в меня осветила мне путь. Вы будете всегда вдохновлять меня. Фейт».

Нэш провел рукой по глазам, вспоминая слезы, пролитые тогда. Слезы гнева и самоотречения, они жгли глаза как кислота, а не смягчали боли.

Ее лицемерие привело его тогда в бешенство. Он хотел немедленно найти ее, чтобы высказать все. Чтобы сообщить ей, кто в действительности оплачивает ее драгоценное образование, кому она должна быть благодарна за предоставление ей повторного шанса в жизни. Но, конечно, он не сделал этого.

Око за око, зуб за зуб, а если сердце за сердце? Но есть ли оно у Фейт? Нэшу хотелось бы это знать.

Немного взволнованная Фейт, выйдя из ванной, направилась к лестнице. Она проснулась час назад и чувствовала себя отдохнувшей и свежей. Вспомнив прошедшую ночь, она смущенно покраснела.

Сначала она решила, что Нэш в ванной, и долго собиралась с духом, чтобы это проверить.

Фейт не знала, почему Нэш оставил ее одну. Может быть, чтобы она пришла к душевному равновесию, подумав о том, что между ними произошло. Но она была благодарна ему за это. Фейт не собиралась обманывать себя. Она сама хотела близости с ним. Она несет ответственность за их новые отношения.

Ее лицо теперь полыхало. Она старалась мыслить рационально. Но, что это — причина или следствие, когда расслабленное тело все еще ощущает каждой клеточкой сладостное томление и радость жизни, а сердце до краев переполнено самым сильным чувством на земле?

Они с Нэшем занимались любовью. Именно любовью. А не просто сексом. Они занимались любовью, потому что так было предназначено им судьбой. Поэтому Фейт хотелось немедленно заставить Нэша сесть и выслушать ее объяснения случившегося той роковой ночью. Она должна найти такие слова, чтобы он понял ее, она должна, во что бы то ни стало достучаться до него. Рука ее чуть смущенно коснулась живота, но розовые губы тронула счастливая улыбка. Она уверена...

Мысленно Фейт убеждала себя, что не думала о себе, когда целовала Нэша и потом лежала в его объятиях, потому что понимала, что все еще его любит. Так должно было случиться, она должна была отдать ему себя ради ребенка, которого они зачали, она уверена в этом. Они обязаны были подарить ему или ей не просто каждый свою, а их общую взаимную любовь.

Взаимная любовь? Фейт решительно отвергла подозрение, что Нэш может не разделять ее чувство. Он, несомненно, чувствует то же, что и она, после того, что они вместе испытали.

Инстинктивно Фейт взглянула на безымянный палец и нахмурилась. На месте было только обручальное кольцо. Где же кольцо, символизирующее предполагаемую помолвку? Может быть, прошлой ночью во время той страшной грозы она его машинально сняла, не соображая, что делает?

Она уже поднималась по лестнице, когда услышала звонок в парадную дверь. Увидев стоящего на пороге адвоката Нэша, Фейт пришла в замешательство. Прежде чем пойти на поиски Нэша, она пригласила его в кабинет. И только потом с удивлением увидела, что автомобиля Нэша нет на стоянке.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Это не так важно, — заверил ее Дэвид Мейсон. — Я просто хотел вернуть вашему мужу кое-какие бумаги. Он забыл их вчера вечером. — Мейсон улыбнулся Фейт. — Он так волновался о вас, торопился скорее домой.

Его щеки порозовели.

— Необыкновенно романтическая история и так прекрасно закончилась. Счастливый конец, как в сказке, — как ни в чем не бывало, продолжал Мейсон. — Должен сознаться, когда Нэш первый раз сообщил мне, что собирается делать, — это было много лет назад, — я немного растерялся. Но Нэш есть Нэш, он очень настойчив, и ему удалось убедить меня, что такова была воля крестного. Он утверждал, что Филип всегда хотел, чтобы Фейт получила хорошее образование, и что он намерен выполнить желание крестного, несмотря на то, что поместье «Хэттон» не приносит доходов. У Филипа не было денег, чтобы сделать такое распоряжение в завещании.

Фейт стояла как громом пораженная, не произнося ни слова.

— Вам, конечно, все об этом известно, — сердечным тоном продолжал адвокат. — Признаюсь, никогда не понимал, почему Нэш так настаивал, чтобы его участие держалось в секрете, почему он хотел, чтобы вы думали, что вашей долей наследства распоряжается несколько попечителей, тогда как фактически Нэш был единственным, кто платил за ваше образование из собственного кармана. Потрясенная Фейт рассеянно слушала дифирамбы в адрес Нэша.

Значит, Нэш оплатил ее обучение в университете, а вовсе не Филип! Нэш поддерживал ее все годы учебы. Нэш...

Ужасное ощущение... Ей казалось, что почва уходит из-под ног. Потрясение развеяло теплое чувство радости, с которым она проснулась. Нэш ее хозяин. Он купил ее... Прошлой ночью он, без сомнения, просто предъявил свои законные претензии, потребовал возвращения долга.

Ледяная волна одиночества нахлынула на нее. Фейт почувствовала, что у нее отняли что-то бесконечно дорогое, ощущение утраты было невыносимо. Ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, что она потеряла.

Дар Филипа был особенно ценен, потому что тем самым он доказывал, что признает ее невиновность. А теперь... Хотел ли когда-либо Филип ей помочь или все это тоже ложь, придуманная Нэшем?

Припарковывая автомобиль у парадного входа особняка, Нэш волновался. Сохранится ли у него в душе чувство покоя, обретенное у могилы Филипа? Сможет ли он, наконец похоронить прошлое, подведя черту под тем, что предшествовало гибели крестного?

Он любит Фейт, и теперь уже не имеет значения, кто она и что сделала когда-то? Сегодня он ясно понял то, о чем всегда догадывался интуитивно. Он знал это еще десять лет назад, когда держал ее в объятиях... Чтобы свободно выражать переполняющие его эмоции, он должен забыть свою вину и ожесточение, хотя бы отодвинуть их в самые дальние уголки памяти.

Сегодня, стоя на коленях на могиле крестного, он почувствовал, что Филип дает ему благословение, вдохновляя его на новую жизнь для себя и Фейт. И в первый раз с тех пор, как это случилось, Нэш смог примириться со своим собственным чувством вины за то, что его не оказалось дома, когда Филип так нуждался в нем, — вины, которую он первоначально возлагал на Фейт. Он не знал, удастся ли им изменить свои взаимоотношения, но был убежден, что им нужно поговорить.

Фейт, увидев, что он подъехал к дому, ожидала в холле.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Нам нужно поговорить. Они сказали это одновременно.

— Если ты согласна, можно в кабинете Филипа.

Фейт услышала неожиданный для нее оттенок нежности в тоне Нэша, и на одну секунду ее решимость дрогнула. Вдруг она ошибается?

Пропуская Фейт в кабинет, Нэш легко обнял ее за талию, а закрывая дверь, медлил, не убирая руки, как будто не решаясь прервать физическую связь с ней.

Она начала говорить взволнованно и резко, не дожидаясь, когда он прикроет дверь:

— Верно, что ты финансировал мое образование в университете? Ведь никакого наследства от Филипа не существовало.

Когда она швырнула свои гневные вопросы в Нэша, как снаряды при внезапной атаке, он нахмурился. Ее ярость так же озадачила его, как и сами вопросы.

— Что заставило тебя так думать?.. — начал он. Но Фейт прервала его.

— Здесь был твой адвокат. Он сказал мне. Он, кажется, считает, что это, — подняв левую руку, она показала обручальное кольцо, и ее голос зазвенел от презрения, — счастливая развязка запутанной романтической истории о нашей любви. Если бы он знал правду! Единственной причиной, по которой ты преследуешь меня, является месть. Вот почему ты это делал, Нэш! Ты выбрал нелегкий путь. Из какого-то извращенного желания влиять на меня, манипулировать мною, ты приобрел право распоряжаться моим будущим, чтобы потом, пользуясь своей властью, разрушить мою жизнь и уничтожить меня.

Фейт чувствовала, что ее утверждения звучат совершенно дико, как, впрочем, и голос, но воображение подкидывало все более чудовищные мотивы поступков Нэша.

— Такова была воля Филипа. Он хотел предоставить тебе шанс удовлетворить свои амбиции, — спокойно ответил Нэш, когда через некоторое время понял, что с ней происходит.

— И он сам сказал тебе это, так? — Фейт дрожала от возбуждения. — Он сказал, чтобы ты платил за меня?

— Нет, — признался Нэш. — Он хотел сам помочь тебе. И он записал это в своем завещании... — Запнувшись, он посмотрел в сторону. — К сожалению, под конец он уже не был способен... ни физически, ни материально выполнить то, что наметил.

— И поэтому ты выполнил это за него, — гнула свою линию Фейт. — Но почему? Почему ты это делал? Только из-за того, чтобы показать мне свою власть, чтобы не выпустить меня из-под своего влияния? Ты ведь хотел, заменив судью, наказать меня за смерть Филипа?

Нэша ошеломила точность брошенных ею обвинений. Слыша, как облекаются в слова его собственные эмоции, он опять почувствовал ожесточение, слепую ярость и забыл о милосердии. Пожалуй, поздновато взывать к ней с просьбой о понимании или снисходительности, она не поймет его.

Как часто в эти годы он испытывал раскаяние... сожаление. Но как он сможет сейчас объяснить ей и рассчитывать на понимание, что тогда он отказался встретиться с ней только из боязни собственной слабости, ибо верил: его долг перед крестным запрещает ему видеть ее.

Ожидая ответа, Фейт вертела обручальное кольцо.

Размышляя о том, что их ждет, Нэш машинально обратил внимание на ее движение. Когда Фейт заметила этот взгляд, она замерла на месте. Нэш разглядывает ее кольца. Но она не надела свое кольцо с бриллиантом, потому что не могла его найти. В этом кольце камень потрясающе похож на бриллианты в ее серьгах. Когда так называемые попечители поместья Филипа подарили их ей в день совершеннолетия, она так радовалась и хранила их, как самое любимое сокровище.

Гнев и ощущение, что ее предали, нахлынули на нее.

— Ты купил мне серьги, — сказала она. — Это ты...

Нэш вздрогнул, услышав отвращение, прозвучавшее в ее тоне.

— Филип желал бы, чтобы я поздравил тебя, — ответил он так, как всегда успокаивал себя.

— Как ты мог? — прошептала Фейт. — Как можно было это сделать и в то же время считать, что я виновата в смерти Филипа? Ты представляешь, что я должна теперь чувствовать? Зная, что всем, что у меня есть, я обязана тебе? Мое образование, профессия, поездка во Флоренцию, моя работа, наконец.

— Ты получила эту работу благодаря своим заслугам.

— Нет, — возразила она. — Я получила ее благодаря твоим деньгам. Твоим проклятым деньгам и образованию, которое на них куплено. Ты никогда не сможешь понять, как мне тяжело было узнать об этом. Теперь я должна жить с сознанием, что я в вечном долгу перед тобой за твою щедрую благотворительность. Неужели ты этого добивался? Что ж, можешь торжествовать! Настало время наслаждаться своим могуществом. С какой легкостью ты можешь теперь со мной разделаться! Вот почему ты затащил меня в постель, Нэш! Решил получить долг?

Увидев слезы ярости и стыда, сверкающие в ее глазах, Нэш отвернулся, проклиная свое дьявольское невезение — этот несвоевременный приезд адвоката с его невинными разоблачениями.

Что бы он сейчас ни сказал, Фейт будет интерпретировать его слова по-своему, и она определенно не в том настроении, чтобы выслушать то, что он намеревался с ней обсудить. Что же касается нового этапа, он так хотел просить ее, чтобы...

— Я не тянул тебя в свою постель и не принуждал к сожительству, — попытался он освежить ее память, но, увидев выражение лица Фейт, понял, что ошибся.

— Я ненавижу тебя, Нэш, как же я тебя ненавижу! — крикнула Фейт и, резко повернувшись, выбежала на лестничную площадку.

10

Фейт обеспокоенно ходила взад и вперед по холлу. Скоро должен приехать Роберт. Вчера вечером он позвонил и сказал, что собирается ненадолго заглянуть в «Хэттон», чтобы увидеть ее.

— Я только на полчасика, — сообщил он и добавил грустно: — К сожалению, совершенно нет времени.

— Как поживает твоя кузина?

— Прекрасно, — ответил Роберт. — Ей почти девяносто лет, и я уверен, что мы еще отпразднуем столетний юбилей.

Он вынужден был прервать разговор, чтобы ответить на важный звонок, и Фейт не успела ничего ему рассказать.

Но, что нового она может сообщить ему о проблемах, которые связаны с реконструкцией особняка? Ей, конечно, хотелось бы порадовать шефа хорошими новостями, но в последнее время ее все больше тревожил главный вопрос — подходит ли вообще «Хэттон» для их благотворительной организации?

Успех этого проекта так важен для Роберта, и Фейт всей душой желала, чтобы ради его блага проект был принят. Возможно, другой, более квалифицированный архитектор нашел бы ответ на вопрос — ответ, пока скрытый от нее.

Услышав, что автомобиль подъехал к особняку, Фейт поспешила к парадной двери. Солнечный луч вспыхнул пламенем, отразившись на обручальном кольце, когда она ее открывала.

Она должна обязательно сказать Роберту еще кое-что. Но, что и как ей сказать? Во всяком случае не следует говорить, что она угодила в ловушку, что у них вовсе не брак и никогда им не будет; не надо упоминать о ее страстной мольбе ночью в постели, где спала одна, чтобы она оказалась не права относительно новой жизни, которую почувствовала в себе, когда они занимались с Нэшем любовью. Занимались любовью! Кого она хочет обмануть? Она-то могла считать, что они занимались именно любовью, но Нэш в это время занимался получением процентов с вложенного капитала.

С тех пор, как Фейт разбушевалась, узнав о его тайной роли в своей жизни, они почти не разговаривали друг с другом. Вернее, она так повела себя, что Нэш не мог с ней говорить: она избегала его или просто уходила к себе при попытках к ней приблизиться.

Сегодня утром Нэш вошел в кухню, когда она сидела там, и по выражению его лица Фейт догадалась, что он намерен заставить ее выслушать его. Она же, напротив, была решительно настроена этого не допустить, но, когда она тут же устремилась к двери, он задержал ее, ухватив за руку. Ярость ее вспыхнула с новой силой.

К счастью для Фейт, прежде чем Нэш начал говорить, в кухне появилась миссис Дженсон, что дало ей возможность спокойно уйти. Но, поймав взгляд Нэша, она поняла, что его самообладание приближается к опасной черте.

Почему она должна об этом беспокоиться?

Луч солнца, сверкнувший на обручальном кольце, когда она открывала дверь Роберту, напомнил ей, что она еще не искала пропавшее кольцо.

— Ммм... Как приятно глотнуть свежего воздуха после городского дыма и духоты! — радостно заявил Роберт, проходя вслед за Фейт в кабинет Филипа. Взгляд, которым он окинул ее, был еще более радостным.

Фейт фальшиво улыбнулась в ответ на его открытую улыбку.

— Как продвигаются наши планы? — с интересом спросил Роберт.

Фейт замялась и направилась к письменному столу, вместо того, чтобы закрыть дверь, как собиралась.

— У меня появилось сразу несколько проблем, — призналась она. — Не знаю, что делать с кухней.

Показывая Роберту помещение кухни на своих планах, она замолчала, заметив, что он пристально смотрит на ее обручальное кольцо.

— Нэш и я... мы недавно обвенчались, — сказала она неловко. — Это было... Мы не... Я не... — Голос Фейт упал, когда она увидела, что новость потрясла Роберта.

— Я понял, что вас что-то связывает... что-то в прошлом, — ответил он мужественно. — Но не догадывался...

Он покачал головой, а Фейт смотрела на него со смешанным чувством тревоги и вины. Между ними не было ничего серьезного, и у нее нет оснований чувствовать себя виноватой, но, тем не менее она понимала, что ее сообщение не только поразило, но и очень расстроило его.

К ее большому облегчению, Роберт быстро овладел собой, грустно заметив:

— Когда я просил тебя использовать свое влияние, чтобы убедить Нэша принять окончательное решение о передаче «Хэттона» нашему фонду, я не ожидал, что ты зайдешь так далеко на этом пути!

Фейт переполняла благодарность к Роберту за его попытку сгладить ситуацию и облегчить ее положение. Но эти слова услышал в коридоре Нэш, собирающийся кое-что обсудить с Робертом, и замер на месте.

Усмотрев тайный смысл в комментарии Роберта и немедленно сделав соответствующие выводы, он пришел в ярость: Фейт использовала его, использовала его любовь к ней для своих целей.

Улыбнувшись Роберту, Фейт чуть неуверенно сказала:

— Я бы хотела сделать что-нибудь, чтобы помочь тебе, Роберт. Ты всегда был так добр ко мне. — Тут, к досаде Фейт, на ее глаза вдруг навернулись слезы, которые она не могла скрыть от Роберта.

— Ну вот... Что это с тобой? — мягко спросил он, слегка обнимая ее.

Фейт стояла спиной к двери, уткнувшись лицом в плечо Роберта, и поэтому не заметила входящего в кабинет Нэша. Но Роберт тут же выпустил ее, смущенно проговорив:

— Искренне поздравляю вас. Фейт только что сообщила мне новости.

— Вижу, — сквозь зубы процедил Нэш, не сводя с Фейт взгляда, полного ледяного презрения, после чего резко повернулся к Роберту: — Если вы уже закончили с поздравлениями, может быть, уделите мне пять минут? Я должен кое-что обсудить с вами.

Фейт смотрела из окна своей комнаты, как отъезжает автомобиль Роберта. После внезапного появления Нэша она быстро ушла, оставив мужчин в кабинете обсуждать свои дела.

Лицо ее пылало от гнева и обиды.

У Нэша нет никакого права смотреть на нее с таким убийственным презрением, почти с ненавистью. По реакции Роберта было видно, что он подумал, что перед ним одержимый дикой ревностью муж, но она знает, что это не так.

Сколько же ей еще ждать, прежде чем выяснится, беременна она или нет? Сколько дней у нее в запасе? Может ли она рассчитывать на небольшую передышку? Она знала, что существуют какие-то тесты, которые можно сделать в домашних условиях, но не рано ли еще для этого?

Фейт вздрогнула, когда дверь резко распахнулась и в комнату вошел Нэш.

— Значит, Ферндаун просил тебя использовать свое влияние на меня, да? — без предисловий перешел он к сути дела. — И не пытайся отрицать, Фейт. Я все слышал своими ушами.

— Как это похоже на тебя, Нэш! На основе предвзятого мнения ты делаешь поспешные выводы прямо на ходу, а там уж и приговор готов и подписан! Тебе никогда не приходило в голову, что ты иногда можешь кого-нибудь осудить без вины? — презрительно сказала Фейт, отвечая скорее на свой вопрос. — Роберт только хотел выяснить истинную ситуацию в отношении «Хэттона», чтобы оценить шансы фонда. Он не представлял... Он не знал...

— Чего же он не знал, Фейт? Не знал, на что способна ты и как далеко можешь зайти? Не имел понятия, насколько ты можешь быть предана делу? Не мне, естественно! А ведь я видел все отчеты твоих преподавателей, и все равно попался на удочку! И позволил тебе... — Он вздохнул и отвел от нее взгляд. — Сколько же раз ты была готова лечь со мной, перед тем как сказать, что тебе нужно?

— Как ты можешь разговаривать со мной в таком тоне? — Фейт душил гнев. — Я вовсе не...

— Что ты?.. — требовательно продолжал Нэш. — Ты пошла со мной в постель не из алчности и эгоизма, следуя своим корыстным целям? Но, если это не голый расчет с твоей стороны, тогда что это? — Неожиданная мягкость, прозвучавшая в его голосе, насторожила ее. — Тогда что побудило тебя?

Неуловимым движением он привел в действие сдерживаемую до сих пор силу и энергию мускулов своего тела, как огромный тигр, бросающийся на добычу. Фейт не удалось ускользнуть, он с легкостью поймал ее.

Не трогай меня, хотела она крикнуть, но слова застряли в горле. Она пыталась кулаками наносить ему удары в грудь, чтобы вырваться на свободу, но кулаки после нескольких беспомощных взмахов оказались прижатыми к ее телу.

Только ли овладевшая ею ярость лишила ее сил? Или причина в той власти, которую Нэш обрел над ее телом? У Фейт закружилась голова.

— Ты моя жена, Фейт, — приблизившийся рот алчно захватил ее губы. — Ты моя...

Да, она принадлежит ему — куплено и оплачено. Неожиданно в ней появилась жестокость, это удивило Фейт, но она уже не могла себя контролировать. Изо всех сил сопротивляясь и уклоняясь от его поцелуев, она укусила его за губу.

Но насилие порождает насилие. Так раздуваемое ветром пламя сметает все преграды на своем пути.

Нэш чертыхнулся, когда ее зубы сомкнулись на его губе. Фейт почувствовала вкус крови и поняла, как он разозлился, по жесткости его объятий. Резким движением, притянув Фейт к себе, он так крепко сжал ее, что она едва дышала, а потом его рот требовательно раскрылся над ее губами.

Едва сознавая, что делает, Фейт впилась ногтями в предплечье Нэша. Извиваясь змеей в его руках, она боролась, испытывая дикую ярость и ненависть к нему. В глубине ее существа нарастало возбуждение, в ней проснулся опасный первобытный инстинкт. Ей казалось, что она может превратиться в женщину-волка от переполнявших ее противоречивых желаний. Она задыхалась от страсти, чувствуя горячее тело мужчины, который хотел обладать ею, и в то же время ощущала злость и враждебность к нему.

В Нэше она видела отражение тех же эмоций. Враждебность, скрещенная с желанием, в результате дала гремучую взрывоопасную смесь — стремление каждого из них доказать, кто сильнее в эмоциональном отношении.

В этой схватке не могло быть ни победителей, ни побежденных. Вырываясь, Фейт понимала, что если ей суждено победить и он отпустит ее, то глубоко внутри нее останется горечь неудовлетворенного желания, которое только Нэш мог утолить.

Отталкивая Нэша, она сильно запрокинула голову, ее тело изогнулось в его руках, она с трудом сдерживала переполняющие ее эмоции.

Глядя на нее сверху вниз, Нэш чувствовал, как по-звериному упруго вздуваются его мускулы, как бы готовя тело к прыжку перед убийством жертвы. Он видел пульсирующую на ее шее голубую жилку, и желание прикоснуться к ней губами, взять эту женщину, овладеть ею было настолько неистовым, что он, казалось, слышал его призыв, сливающийся с шумом крови в ушах.

Почему он должен прислушиваться к голосу совести или к мольбам о милосердии? Разве Фейт своим поступком не поставила себя в такое положение, когда она этого не заслуживает? Он мог бы взять ее прямо здесь и обладать ею, наполнив ее тело теплом своего влечения, а затем, раскалив до белого каления, доставить их обоих туда, где вкушают райское блаженство. Но что будет потом, после?.. Как он собирается жить с сознанием того, что позволил себе перейти эту черту?

Он резко отпустил ее.

Фейт покачнулась, но удержалась на ногах. Поняв, что Нэш отодвинулся, она удивленно раскрыла глаза. Когда кроваво-красный туман, застилавший глаза в минуты гнева, рассеялся, сменившись тошнотворным чувством отвращения к себе, Нэш признал, что все время, пока боролся с собой, частью своего существа, он понимал, что истинной причиной служит стремление удержать Фейт любой ценой. Его месть может превратиться в навязчивую идею, ибо он считал своим долгом перед Филипом следить, чтобы она никогда не забывала того, что совершила.

Резко повернувшись, Нэш направился к двери.

Фейт молча смотрела, как он уходит.

На этот раз они слишком близко подошли к краю пропасти, их отделял лишь волосок. Она содрогнулась, осознав, что могло случиться. А вдруг то, что лишь случайно не произошло между ними, повторится. Ей не следует здесь оставаться. Даже, если... Она дотронулась рукой до живота, как будто молча просила прощения у ребенка, которого могла носить, за то, что хочет лишить его отца.

Вернувшись в Лондон, она обязательно встретится с Робертом и все расскажет ему о своем прошлом. Потом начнет подыскивать себе новую работу — лучше за границей, где попробует начать все сначала, где не будет Нэша, чтобы мучить ее и издеваться над ней. Но ей никогда не удастся убежать от собственных мыслей и от своей любви к нему.

Как она может его любить, несмотря ни на что, Фейт не понимала, но твердо знала: она любит Нэша.

Фейт внимательно осмотрела комнату.

Кажется, все сложено, к тому же упаковывать было особенно нечего. Свадебный наряд и все аксессуары к нему она осторожно уложила на место в коробки и оставила Нэшу, чтобы он распорядился ими, как найдет нужным.

Если бы что-либо из свадебного облачения попалось ему на глаза вчера, он наверняка бы все сжег на костре вместе с ее изображением,

Настроение у него, во всяком случае, было соответствующее. Готовую работу она сложила в портфель, чтобы передать Роберту.

Сняв обручальное кольцо, Фейт положила его в коробочку, где хранила сережки.

Нэш рано уехал из дому, она не имела представления куда, но была довольна, что его нет. По крайней мере, она сможет оставить этот особняк, сохраняя хотя бы видимость собственного достоинства, без плача и мольбы, обращенной к нему, как было десять лет назад.

Нахмурившись, Фейт закрыла коробочку с ювелирными украшениями. Она все еще не нашла кольцо с солитером. Возможно, экономка наткнулась на него, когда наводила порядок. Фейт медленно пошла к лестнице.

Нэш мрачно разглядывал здание. Безлюдное и заброшенное, оно считалось ярмом на шее владевшего им муниципального совета. Окна были разбиты, а парк зарос сорняками и одичал. Это место всегда выглядело до убогости унылым, безличным и отталкивающим. Он вдруг почувствовал отчаяние Фейт, вынужденной тут жить. Детский дом! На дом это походило меньше всего.

Он сам не понимал, почему вдруг приехал сюда, какой ответ надеялся здесь отыскать. Как он может любить женщину и презирать себя за эту любовь? У могилы Филипа он говорил крестному, что она была еще очень молода, что ее ввели в заблуждение и у нее были неверные представления о жизни. Он просил у него прощения за то, что хочет отодвинуть прошлое в сторону, простить и начать жизнь сначала ради Фейт, ради себя и, возможно, ради их будущего ребенка.

Но после этого он услышал ее разговор с Ферндауном! И снова Фейт сама вынесла себе приговор.

Окинув холодным взглядом это место, такое же безрадостное, как и его настроение, Нэш повернулся и пошел к автомобилю.

— Миссис Дженсон, я хотела бы поговорить с вами... — От изумления Фейт застыла на месте, уставившись на женщину, стоящую рядом с экономкой.

— Чарлена, ты? Не может быть? — прошептала она.

— Тетя Эми говорила, что ты снова тут объявилась, — ухмыльнулась Чарлена. — Какая неожиданность для полиции, правда? Кто бы мог подумать после всего, что ты тут натворила? У некоторых наглости хоть отбавляй... Вот будет смеху, когда в городе узнают, что сюда прикатила убийца...

Фейт больше не могла терпеть.

— Но это ложь, — возмутилась она. — И тебе лучше, чем кому-либо, известно, что я не имела никакого отношения к тому, что здесь тогда произошло. Ведь это ты со своей бандой сюда вломилась. Вы все лгали обо мне, обвиняли меня, и я оказалась тоже замешанной в этом преступлении, хотя только пыталась защитить от вас Филипа.

В какое-то мгновение ужас прошлого обрушился на нее. Фейт была ошеломлена. Случайно войдя в кухню, она встретила именно того человека, кто виноват в крушении ее жизни, того, кто грубо угрожал Филипу и виноват в его смерти. Она вздрогнула, когда женщина, которую она знала как Чарлену Дженкс, засмеялась.

— Ты сама напросилась на это, Мисс Добродетель, не так ли? Рассказывала нам всякие сказки, пыталась доставить неприятности. Ты заслужила все, что получила, заруби себе это на носу, — злобно добавила она, сверля Фейт маленькими острыми глазками. — Да, я все еще помню твое лицо, когда полицейские потащили тебя вместе с нами. «О, Нэш, не позволяй им забрать меня», — издевалась она, передразнивая нежный голосок Фейт. — «Нэш, как ты можешь поверить, что я способна причинить зло Филипу»... Но он все-таки поверил этому. Почему бы ему не поверить?! Ты сама облегчила ему задачу. Ты ведь стояла там, пойманная на месте преступления, с бумажником старого идиота в руках. А мы только выполняли твои инструкции, так мы все и сказали. Ты и спланировала это дело. Ты единственная знала, что он будет один дома и как туда попасть. Ты просто постучала в дверь и сказала ему, что это ты, разве не так? А он тебя впустил. Вот это мы и сообщили. Естественно, все нам поверили, включая твоего драгоценного Нэша!

— Перестань! Немедленно перестань! — закричала Фейт, зажимая уши ладонями. Ее лицо стало белым как мел. — Как же вы могли решиться на это? Как можно было угрожать ему... причинить ему боль. — Голос Фейт дрожал от напряжения.

За полузакрытой дверью кухни молча стоял Нэш; от потрясения он не мог сдвинуться с места. Приехав, он решил выпить чашку кофе и направился в кухню, но, услышав там женские голоса, остановился. Когда он начал слушать, сердце забилось как бешеное, пульс все ускорялся и ускорялся... Теперь же сердце медленно ворочалось в груди, мучительными ударами аккомпанируя его отчаянию.

Фейт была невиновна! Все было так, как она говорила. Как же теперь она должна его ненавидеть!..

В кухне Чарлена насмехалась над Фейт.

— Это оказалось очень легко... Пока нас не поймали из-за того, что ты ворвалась туда как сумасшедшая и все испортила. Ну, так мы заставили тебя за все заплатить. — Она нахмурилась. — Хотя тебе удалось отвертеться. Само собой, мы-то все знали, кто там приложил руку. Он прямо каштаны из огня таскал, твой драгоценный Нэш, даже ходатайство писал. Мы слышали, как он просил судью обращаться с тобой помягче. Спал с тобой уже тогда, верно? А ты была несовершеннолетняя! Подожди, здесь скоро все узнают об этом!

Фейт вышла из шока, вызванного откровениями Чарлены.

— Не смей даже думать о том, чтобы распространять эту грязную ложь про Нэша, — горячо сказала она.

Нэш ходатайствовал за нее! Нэш был тем единственным человеком, кто выступил в ее защиту, кто просил за нее и спас ее от тюремного заключения.

Нэш решил, что он уже достаточно слышал. Распахнув дверь, он вошел в кухню и, игнорируя экономку, повернулся к Чарлене.

— Еще слово, еще одна угроза, и вы будете объясняться с полицией. А что касается вас, — обратился он к миссис Дженсон, в то время, как Чарлена боком отступала к выходу с мертвенно-бледным от страха лицом, — вы уволены и даже не мечтайте получить у меня рекомендации.

— Но я ничего дурного не сделала, — возразила миссис Дженсон. — Чарлене вздумалось заглянуть сюда. Она сказала, что должна получить старый должок. — Она не отводила от Фейт злобного взгляда.

Нэш сделал угрожающее движение в сторону экономки, но Фейт, покачав головой, поспешно сказала:

— Нет, Нэш, не надо, не обращай внимания.

— И разрешите вас предупредить, — твердо сказал он на прощание обеим дамам, — я намерен пойти в полицейское управление и подать на вас обеих жалобу.

По его тону Фейт поняла, что это не просто угроза, Нэш непременно выполнит задуманное.

Когда все было позади, Фейт начала потихоньку приходить в себя от перенесенного потрясения и даже сделала несколько шагов на непослушных ногах.

Закрыв дверь, Нэш повернулся к ней и голосом, полным горечи, спросил:

— Что мне теперь сказать тебе?

— Но ты же не мог знать, — ответила Фейт бесстрастно. — Все доказательства были против меня. Я стояла там, рядом с Филипом, с его бумажником. А они заявили, что именно я спланировала ограбление, что это моя идея.

— Ты ведь просила меня выслушать... поверить тебе...

Фейт молча смотрела в сторону.

— Я не должен был оставлять Филипа одного в доме той ночью. — Нэш обвинял только себя. — Мне было известно, как плохо он себя чувствовал, но моя проклятая работа... — В его словах было столько вины и презрения к себе, что сердце Фейт дрогнуло.

Она чуть подняла руку, как бы желая успокоить его, но ничего не сказала.

— Настаивая, что ты обязана чувствовать вину за смерть Филипа, я стремился переложить на тебя собственный грех. И мне нужно было обвинить тебя, потому что тогда я имел право считать себя невиновным.

— Почему ты решил ходатайствовать за меня? — спросила тихо Фейт. Она не могла заставить себя взглянуть на него и в ожидании ответа нервно двигала пальцами, чувствуя глухие тяжелые удары собственного сердца.

— Почему? Как ты сама думаешь? — произнес он напряженным тоном. — Ты понимаешь, что я чувствую к тебе, Фейт, и как... — Он запнулся и замолчал.

Фейт, подняв голову, смотрела на него своими огромными, ставшими синими глазами.

— Я знаю, что я чувствую к тебе, — призналась она неуверенно. — Ты был тогда добр ко мне, но... — Она колебалась, осторожно нащупывая безопасную дорогу через минное поле страха и сомнений, отделяющее ее от зажженного маяка — символа спасения и надежды.

— Добр? — Нэш готов был взорваться. — Но доброта совсем не то, что я хотел бы предложить тебе, Фейт. А то, что я хочу подарить тебе, разделить с тобой, это... — Он смотрел на нее сверху вниз, его глаза лихорадочно блестели. — Я хотел обладать тобою, Фейт, — сказал он хрипло. — Я хотел тебя так, как мужчина моего возраста не должен желать несовершеннолетнюю девочку.

— Но я уже не была девочкой, мне тогда исполнилось пятнадцать лет, — не согласилась с ним Фейт.

— Пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать. Это уже не имеет значения, — хмуро объяснил Нэш. — Ты была слишком юная и неопытная для того, что я хотел с тобой делать.

Ошеломленная его признанием, Фейт сердито возразила:

— Сексуальный опыт еще не все. Это же не барометр, показывающий, что человек может чувствовать, если...

— Я и не говорю о сексуальном опыте, — пояснил Нэш. — Я говорю о жизненном опыте, о твоем праве испытать все в жизни самой, праве на выбор. И если бы я тогда, потворствуя влечению, уступил своим чувствам, своему желанию, своей любви к тебе...

При слове «любовь» сердце Фейт дало сбой, а потом забилось в груди с бешеной скоростью.

— Предложив тебе тогда любовь, я бы не просто нарушил закон страны, в которой мы живем, но переступил бы через собственные нравственные принципы, с которыми меня знакомил еще Филип.

— Но, возможно, если бы Филип полностью излечился от перенесенного удара и смог рассказать тебе о случившемся...

— Почему крестный должен был рассказывать мне? — резко заявил Нэш. — Я сам обязан был понять.

— Почему ты все-таки платил за мое обучение? — спокойно спросила Фейт. — Неужели только потому, что хотел осуществлять за мной контроль?

— Потому что так хотел Филип, — коротко ответил Нэш, но Фейт была уверена, что он не сказал ей всего.

— Ты купил мне сережки, — продолжала она, — как подарок к совершеннолетию...

— Твои преподаватели в своих отчетах писали, как много и самозабвенно ты работаешь. Я же знал, что у тебя никого нет, нет семьи. Но, черт побери, Фейт, неужели ты больше ничего не хочешь мне сказать? Неужели это все, что тебя интересует? — спросил он требовательно, когда она не ответила. — Хорошо, я купил их, потому что не было дня, чтобы я не думал о тебе, не тосковал по тебе, и не было ни одной ночи, когда бы я не хотел забыть то, что случилось с Филипом.

— Ты только из-за меня предложил «Хэттон» нашему фонду? — спросила она робко в чреватой непредсказуемой опасностью тишине, последовавшей за этим взрывом эмоций.

Нэш покачал головой.

— Неосознанно. Но...

— Но что? — настаивала Фейт.

— Истина находится где-то посередине, Фейт, Но я никогда не смогу простить себя.

— Мне кажется, это скорее в моей компетенции, — сухо заметила Фейт. — Я имею в виду прощение и кто может его дарить.

Хотя она затаила дыхание и надежда в ее груди замерла в ожидании, Нэш не сделал попытки поднять брошенный ею спасительный трос, чтобы преодолеть пропасть между ними.

— Нам остается надеяться только на то, что ты не беременна, — сказал он строго. — Тогда мы сможем положить конец этому браку.

Фейт в отчаянии спросила:

— А что, если я не хочу?

Нэш вздохнул и сделал шаг по направлению к ней.

— Ты думаешь, я не догадываюсь, чего ты хочешь больше всего на свете? — напряженным тоном поинтересовался он.

Фейт снова затаила дыхание, боясь услышать от него, что, зная все о ее любви к нему, он не может ответить ей тем же. Но, к ее удивлению, он резко закончил:

— Я должен предоставить тебе свободу распоряжаться своей собственной судьбой и жизнью.

Что, черт возьми, он говорит? Ему бы следовало знать, что она только хочет быть рядом с ним, он для нее все на свете и больше ей ничего не надо. Должно быть, проявляя вежливость и такт, он говорит о свободе, чтобы не ущемлять ее гордости. Но ей сейчас совершенно наплевать на гордость. Однако, когда Нэш направился к выходу, Фейт по какой-то причине не задала ему тот единственный вопрос, который, возможно, позволил бы ей его удержать. А что, если она все-таки ждет ребенка? Захочет ли он расторгнуть их брак в этом случае?

Оказавшись в парке, Нэш невидящими глазами уставился в пространство. Хотя было уже слишком поздно сожалеть о своем поведении, Нэш испытывал мучительную боль и стыд. Все эти годы он не верил Фейт, потому что боялся, боялся своей любви к ней, опасался того, куда эта любовь может его завести. Ему гораздо легче было убеждать себя, что она не стоит его любви, в то время, как истина состоит в том, что это он недостоин ее!

Теперь ей уж точно нечего делать в «Хэттоне». Размышляя об этом, Фейт направилась в свою комнату. Она, наверное, должна чувствовать радость, торжество победы, гордость. Нэш признал, наконец ее невиновность. Но ей владело отчаяние. Он не любит и никогда не любил ее.

Машинально она дотронулась до обручального кольца и нахмурилась, вспомнив, как надела на палец кольцо с бриллиантом в ночь, когда разразилась гроза, когда она искала спасение в комнате Нэша, в его постели.

Для человеческого существа нет ничего тяжелее душевных мук и страданий, думал Нэш по пути в свою комнату, представляя пустыню, в которую отныне превратилась его жизнь.

Открыв дверь, он увидел, что Фейт сидит на его постели, чуть отвернувшись. Он заметил блестящую слезу, скатывающуюся по ее щеке, в то время, как она разглядывала на руке кольца.

— Почему ты плачешь? — спросил он строго. Увидев его, Фейт вздрогнула. Она только что разыскала кольцо, закатившееся под кровать Нэша.

— Я думаю о том, что могло бы быть с нами, — сказала она печально, — если бы...

— Если бы что? — поторопил ее Нэш.

— Если бы ты не перестал любить меня, — ответила она искренне.

— Перестал тебя любить? — Нэш судорожно втянул воздух. — Но я никогда не переставал тебя любить, Фейт, — произнес он хрипло. — И не могу. Бог свидетель, сколько раз я молил его об этом!

— Но ты же и ненавидел меня.

— Я ненавидел себя за то, что был не в силах справиться со своей любовью, — поправил он ее. — Ирония судьбы... После многих лет борьбы с собой, когда я наконец пришел к тому, чтобы обрести покой и душевное равновесие, и исповедался Филипу в том, что даже преданность ему и долг перед ним не могут повлиять на мое чувство к тебе, вдруг узнать, что я единственный, кто должен чувствовать вину за содеянное!

— Не понимаю, — начала было Фейт, но Нэш прервал ее.

— В ночь грозы... когда ты... когда мы... я решил, что настало время похоронить прошлое. На следующий день я пришел на могилу Филипа...

Грозовая ночь! Неожиданно Фейт поняла, что делать. Она должна соответствовать своему имени[1], быть его воплощением. Ей нужно мужество и умение убеждать.

Медленно поднявшись, она подошла к Нэшу и мягко сказала, коснувшись его руки.

— Грозовая ночь? Когда я поцеловала тебя вот так? — Обвив руками Нэша, она потянулась к нему губами, лаская его со всем пылом любящей женщины.

— Фейт, — выдохнул Нэш, — ты не должна...

— Но почему? — прошептала она смело, поцелуями сопровождая слова, слетающие с ее губ: — Я твоя жена, а ты мой муж и моя любовь... отец моего ребенка...

Когда он открыл рот, пытаясь протестовать, она закрыла его страстным поцелуем.

Нэш шевельнулся, взяв ее за плечи, и в какое-то мгновение она подумала, что он собирается оттолкнуть ее. Но потом он обнял ее и притянул ближе, потеряв самообладание от ее страстных поцелуев.

— Скажи мне, что любишь меня, — потребовал он между поцелуями.

— Нет, сначала ты скажи, — ответила улыбаясь Фейт.

Нэш вдруг выпустил ее из своих объятий, и ей показалось, что она что-то не то сделала; может быть, переиграла или... Но, переплетая ее пальцы со своими, он попросил:

— Пойдем со мной. Я хочу что-то показать тебе.

К тому моменту, когда они дошли до бельведера, Фейт была ни жива, ни мертва от волнения. Был прекрасный летний вечер, благоуханный теплый воздух напоен ароматами роз и лаванды.

— Я стоял здесь, когда увидел тебя в первый раз, — нежно сказал Нэш. — Я уже знал, что люблю тебя, что полюбил тебя на всю жизнь. И я всегда буду любить тебя, Фейт.

— Скажи мне еще раз, что ты почувствовал, когда первый раз увидел меня, — настаивала Фейт.

— Сказать? — спросил Нэш. — У меня есть идея получше. Почему бы мне не показать тебе, как я люблю тебя?

— Прямо здесь, в парке? — прошептала Фейт, немного удивленная и в то же время возбужденная.

— Прямо здесь, — согласился Нэш, привлекая ее к себе и целуя.

Эпилог

— Филипа. Чудесное имя.

Фейт счастливо улыбалась Люси, невесте Роберта Ферндауна, когда Роберт и Люси ворковали над девчушкой, возлежащей на руках отца.

Филипе исполнилось три месяца, и сегодня ее крестили в той же церкви, где венчались Нэш и Фейт.

Они обратились к Роберту и Люси с просьбой быть крестными родителями. Между двумя парами завязались теплые дружеские отношения, и Фейт уже предвкушала, как через несколько месяцев она будет подружкой невесты на свадьбе Роберта и Люси.

Когда Роберт представил им свою невесту, Люси выразила свое восхищение особняком.

— Я так завидую вам. «Хэттон» просто чудо. Фейт улыбалась.

— Да, это прекрасный дом, — согласилась она безмятежно и, повернувшись, стала искать глазами Нэша.

В то время она еще носила Филипу. Было Рождество, первое Рождество, которое они праздновали вместе. Нэш только что проводил армию строителей, которые занимались домом после того, как он принял решение здесь жить. Он сказал, что это будет их дом.

— Чтобы заполнить такой огромный дом, нам нужно будет изрядно потрудиться, — смеялась Фейт, поглаживая круглый живот, когда Нэш сказал ей о своем решении.

— Неужели? — подняв бровь, поддразнил он жену. — Меня это нисколько не пугает.

— Роберт будет очень разочарован и фонд тоже, — сказала она.

— Я кое-что придумал для твоего Роберта, — сообщил Нэш.

— Как? Неужели тот самый дом? — изумилась Фейт, когда он ей рассказал. — Старый детский дом, где я... Но...

— Я уже навел справки. Совет с радостью продаст его. Здание можно снести и на этом месте построить новое — настоящий дом, а не темное унылое заведение.

— И ты это сделаешь и передашь Роберту? О, Нэш!

— В твоем положении я запрещаю тебе говорить мне «о, Нэш», — предупредил он ее. — Ты просто искусительница...

Филипа зашевелилась на руках Нэша. Они назвали ее в память Филипа, отдавая дань своей любви к нему.

— Если ты собираешься все время смотреть на нее с таким обожанием, то я начну ревновать, — предостерегла Фейт Нэша и, оставив Люси, подхватила дочь, просунув свои руки под руки Нэша.

— Подожди ночи, — прошептал ей Нэш, когда они шли к церкви, — и я докажу тебе, что у тебя нет причин ревновать или думать, что тобой пренебрегают. Ты всегда будешь для меня на первом месте. И в жизни и в моем сердце, моя любимая, моя дорогая Фейт.

КОНЕЦ

1

Faith — вера, верность (англ.)

(обратно)

Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня
  • Регистрация
  • Забыли пароль?

    Комментарии к книге «Золотой дождь», Ванесса Фитч

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!