«Арена любви»

Венди Дулиган Арена любви

1

Хорошо бы это повторилось! Не может быть, чтобы испытанное ею накануне потрясение было лишь плодом ее фантазии. И все-таки необычное головокружение, гул в ушах, резь от яркого света в глазах, потрясающую пестроту красок проще простого объяснить слишком легким завтраком и действием антигистаминного препарата, который она принимала, чтобы холодное лето не уложило ее в постель, а вовсе не поразительной энергией, исходившей от небольшого, в позолоченной раме, портрета итальянского аристократа шестнадцатого столетия.

Тридцатитрехлетняя вдова Вера Манчини решила повторить эксперимент и во второй раз пришла в чикагский музей изобразительных искусств. Она сидела на скамейке и не могла отвести взгляд от черных глаз на полотне, напрочь забыв об этюднике, лежавшем у нее на коленях. Это уже переходило границы любопытства и скорее напоминало навязчивую идею.

Портрет ездил по свету со знаменитой международной выставкой искусства эпохи Ренессанса. В первый раз он попался ей на глаза, когда она пришла сюда в поисках новых идей для зимнего показа модной одежды своей фирмы. С тех пор она побывала тут еще три раза и сделала кое-какие дополнительные наброски, по крайней мере именно этим она объяснила свое необычное и не оставшееся незамеченным тяготение к выставке Габриелл Бартон, подруге и партнерше, с которой они вместе (после смерти мужа Веры) открыли салон мод.

Но это была неправда. На самом деле она не могла насмотреться на изображение сорокалетнего на вид мужчины с пристальным взглядом, в черном бархатном камзоле с белыми кружевами вокруг шеи и с парой кожаных перчаток в изящных, но сильных руках. Его имя потерялось в столетиях. На висевшей рядом карточке значилось лишь, что портрет относится примерно к 1520 году и принадлежит кисти малоизвестного художника из Пьемонта. Написан за четыреста сорок лет до ее рождения! А ей казалось, будто она отлично его знает… знает всю свою жизнь, сколько себя помнит.

Естественно, речь идет не об общепринятом представлении о знакомстве, ведь их разделяют века. Единственное, что может хоть как-то их связывать, так это происхождение ее покойного мужа, автогонщика Слая Манчини, семья которого была из тех мест, где писался портрет. Вера усмехнулась, представив, как кому-то рассказывает об этом. По-настоящему Слая звали Сильвестро Пьетро Антонио ди Сфорца Манчини, но к моменту их знакомства он почему-то порвал со своим богатым отцом, занимавшимся производством машин, и Вера ни разу не побывала в его краях, ни разу не взглянула ни на семейные заводы в Турине, ни на семейную виллу в его окрестностях.

К тому же между покойным мужем и заворожившим ее неизвестным аристократом на портрете почти не было сходства. Стройный, светловолосый, веселый Слай ничем не напоминал темноволосого и куда более кряжистого незнакомца, который, судя по выражению лица, знал и приступы отчаяния, и приступы ярости и — она это чувствовала — был способен на сильные чувства.

Однако дело не ограничилось мучительными головокружениями и загадочным ощущением непонятной близости с изображенным мужчиной. Накануне портрет как будто пришел в движение и начал распадаться у нее на глазах, и тогда случилось еще кое-что. Вере показалось, будто она соприкоснулась с другим временем и другим пространством. Ее глазам явились тени из другого мира, ее ушам — незнакомые голоса и шумы. Она словно воочию видела залы с высокими потолками и шелковыми узорчатыми шторами. По коже бежали мурашки от прикосновения бархата к ее плечам.

Несомненно, Вера принадлежала к творческим личностям с тонкой интуицией, обладавшим врожденным даром созидания и наслаждения линией и цветом, но до сих пор у нее не было случая усомниться в своем здравомыслии. Сомневаясь в том, что ей хочется еще раз это пережить, она, однако, будучи по природе авантюристкой, жаждала удостовериться в реальности своих видений.

Экскурсовод из числа музейных энтузиастов привела в зал шесть пожилых супружеских пар, которые на пару минут закрыли портрет, и она испытала болезненное чувство, будто ее оторвали от животворного источника, перерезав связывавший их «лазерный» луч. Потом связь восстановилась. Из-за колдовской игры красок на портрете ей показалось, что взгляд аристократа пронзает ее, словно копьем.

Близился час закрытия музея. Посетители мало-помалу разошлись, и Вера осталась одна в зале. Пора домой, мысленно говорила она себе и не двигалась с места. В конце концов, это всего лишь кусок холста, неодушевленный предмет, который не может властвовать над временем, а Джулио наверняка голодный, да и Бетти, небось, ждет не дождется, когда можно будет убежать к своим сорванцам.

Внезапно, словно в насмешку над ее желанием забыть о вчерашнем, в ушах опять послышался гул голосов. Через несколько мгновений она судорожно вцепилась в скамейку, потому что поверхность портрета как будто подернулась рябью и вместо зала, в котором она оставалась единственной посетительницей, как в тумане ей явился салон с классическими пропорциями и великолепными фресками. Вокруг ходили люди в платьях иной эпохи. Слышались приглушенные голоса. Вера уловила староитальянские слова, летавшие в воздухе, словно конфетти.

Пара секунд — и все пропало, будто ничего и не было. Неподвижная поверхность полотна потрясла Веру не меньше, чем мелькнувшее видение. Все тихо, спокойно, в зале пусто. Ни людей, ни фресок.

Теряя ощущение реальности, Вера постаралась взять себя в руки. Опять воображение разыгралось, посетовала она на себя, дрожа всем телом от охватившей ее слабости. Ты сама этого хотела, вот и придумала… Однако здравый смысл подсказывал ей, что ни зрение, ни слух ее не обманывали. Веру настолько переполняло впечатление от происшедшего, что она испугалась, не заболела ли гриппом, несмотря на все свои предосторожности. Если бы кто-нибудь подошел к ней в эту минуту и заговорил, она бы закричала. Тяжело вздохнув, Вера встала, подняла с пола этюдник, повесила на плечо кожаную сумку и пошла прочь. Через несколько минут она уже миновала контролера, который не обратил на нее ни малейшего внимания, и сидевших по обе стороны от входа львов, направляясь к остановке автобуса. На залитой солнцем Мичиган-авеню ее окружила толпа, но она не видела ни домов, ни машин, ни людей.

Наконец подошел автобус, и Вера, все еще не выходя из транса, поднялась по ступенькам. Она смотрела на проплывавший мимо мост, на здание мэрии, на дорогие бутики, но не видела их.

Она сама удивилась, что не проехала нужную остановку. Несколько домов, дверь, лифт — и она в своей квартире на четвертом этаже.

Стоило открыть дверь, и навстречу ей выбежал зеленоглазый, как она сама, четырехлетний карапуз Джулио.

— Мамочка! Мамочка! — закричал он, когда, сбросив с себя наваждение, Вера наклонилась и поцеловала сына. — Пойдем! Посмотри! Мы с Бетти построили новый трек!

Разведенная, средних лет, когда-то учившаяся в университете, Бетти Донован, которую Вера наняла сидеть с Джулио, с обожанием посмотрела на него.

— Вера, ты уж извини, но он занимает больше половины гостиной, — усмехнулась она. — Да, кстати… А то забуду. Около часа назад к тебе заходил какой-то мужчина.

Вера подумала, что, наверное, еще не совсем пришла в себя после пережитого в музее, потому что в тоне Бетти ей послышалось что-то необычное. Но потом она все-таки решила, что дело вовсе не в ней.

— Он назвался? Сказал, что ему надо? — спросила она, вероятно, немного более нетерпеливо, чем обычно.

Бетти покачала головой.

— Он зайдет еще раз. Может быть, ты его знаешь? Он отлично говорит по-английски, но не без акцента.

Вера напряглась и вопросительно посмотрела на Бетти.

— По-моему, он итальянец.

Вера услышала то, что ожидала услышать.

Дай Бог, чтобы не из эпохи Ренессанса, подумала она. Только этого не хватало. Надо совсем сойти с ума, чтобы предположить связь между незнакомцем на портрете и нежданным гостем.

— Очень привлекательный молодой человек, — продолжала Бетти. — Мимо такого даже в толпе не пройдешь. Непонятно только, что у него на уме.

Так как уже наступила пятница, то Вера выписала Бетти чек и пожелала ей приятно провести уик-энд, после чего отправилась в гостиную любоваться на трек, который Джулио соорудил для своих маленьких гоночных машинок. Потом она потихоньку ушла в кухню и занялась приготовлением ужина.

Раздумывая о том, кем мог быть неизвестный посетитель, и время от времени поглядывая на этюдник, положенный на край обеденного стола, Вера поставила разогревать уже сваренные спагетти, которые Джулио предпочитал всему остальному и к которым собиралась подать зеленую фасоль, домашний сыр и яблочный сок. Почему бы аристократу не быть дальним предком Слая и Джулио, подумала Вера, берясь за салат и призывая на помощь весь свой здравый смысл. Наверное, она бессознательно уловила их связь.

Если они родственники, доказательств все равно не найти. На родственников Слая надежды нет. Если не считать редких писем матери, Слай разорвал отношения с семьей. Вера написала Виоле Манчини о смерти ее сына, но ответа не получила.

Судя по тому, что ей рассказывал Слай, с отцом он поссорился из-за работы. Лоренцо Манчини, один из самых крупных промышленников в сфере автомобилестроения, был уязвлен выбором сына, ибо считал гонки развлечением для плейбоев. Он потребовал, чтобы Слай занял подобающее ему место в руководстве компании, а когда тот отказался, вычеркнул его из списка наследников. Если старик не позволил своей жене ответить на письмо Веры, то вряд ли он захочет ответить на ее вопросы.

Усадив Джулио за стол и поставив рядом с его тарелкой игрушечную гоночную машинку, чтобы ускорить ужин, Вера налила себе бокал вина и стала смешивать салат. Самое лучшее — это выкинуть портрет из головы и держаться подальше от музея, пока там выставка. Зарисовок сделано вполне достаточно, чтобы приняться за работу над новой коллекцией.

Но, как ни старалась, она не могла не думать о портрете, обо всем том, что, вероятно, стояло за ним и приоткрылось ей в последние дни. Но размышления прервал резкий звонок в дверь. Тот самый посетитель? Или почтальон, жаждущий получить месячное жалование? Скорее всего, почтальон…

— Ешь… Макароны не гоночные машинки, — сказала она сынишке, потрепав его по светлым волосам, и отправилась за кошельком.

Через пару минут она едва не упала в обморок, увидев, кто стоит на лестничной площадке. Не может быть, подумала Вера, я схожу с ума. И все-таки это он. Среднего роста, темноволосый мужчина в дорогом неброском костюме — современное, из плоти и крови, воплощение аристократа эпохи Ренессанса.

К счастью, стеклянная дверь была проницаема только с одной стороны и он не мог ее видеть. Однако слышать мог. Естественно, он сообразил, что его разглядывают.

— Вера Манчини?

Не в силах произнести ни звука, Вера молчала.

— Я — брат вашего мужа Нино, — представился посетитель. — Приехал из Италии. Можно войти? Мне пришлось долго добираться, чтобы поговорить с вами.

Вера не очень-то любила пускать незнакомых людей в свой дом, вот и теперь у нее словно ноги приросли к полу. Как он может быть братом Слая? Она не поверила ему, потому что от него исходило нечто, не имеющее никакого отношения к двадцатому веку.

Чтобы подтвердить свои слова и добрые намерения, мужчина показал ей паспорт, а потом фотографию, на которой он был снят вместе со Слаем лет десять назад. Дело явно было летом, и они стояли обнявшись, освещенные ярким солнцем, на фоне автомобиля под какими-то большими цветущими деревьями.

Как ни странно, но именно эту фотографию покойный Слай увез с собой среди немногих вещей, взятых им из дому через два года после этого. Похоже, мужчина, стоявший за дверью, и вправду был тем, кем назвался, — старшим братом Слая и наследником богатств Манчини.

Мурашки побежали у Веры по рукам, когда она открыла дверь и отступила на шаг, давая гостю возможность войти. Он не сводил с нее черных глаз.

— Вы ведь вдова Слая? Вера? Правильно?

Она кивнула.

У него был красивый глубокий голос, и по-английски он говорил слишком правильно для американца. В чертах его лица скорее была законченная твердость рисунка, чем общепринятая в современном мире привлекательность, и это-то хотела, но не смогла выразить Бетти.

Воспользовавшись случаем, Вера постаралась внимательно его рассмотреть и вздохнула с облегчением. Мужчина, представившийся ей братом Слая, не был аристократом с портрета шестнадцатого столетия. Только его глаза и слишком пристальный взгляд напоминали мужчину в бархатном камзоле. Но тогда почему, если они не близнецы, как Вере сначала показалось, она не может успокоиться?

В конце концов, вспомнив о правилах приличия, Вера протянула новоявленному родственнику руку.

— Прошу прощения, синьор Манчини. Просто… Знаете, у вас такое знакомое лицо… А ведь мы никогда не встречались.

Вера показалась Нино гораздо привлекательнее, чем та беременная женщина на фотографии, которую Слай показывал ему, когда они за несколько месяцев до гибели брата встретились на гонках во Флориде. Большие зеленые глаза, вьющиеся каштановые волосы до плеч и губы, которые любому мужчине показались бы соблазнительными. У него тоже появилось ощущение, что они давно знакомы. А может быть, так оно и есть, просто он забыл, когда и где их представили друг другу.

Он улыбнулся.

— Ну и правильно, я ведь все-таки брат моему брату.

Вера имела в виду совсем другое сходство, но не стала возражать, с ужасом поняв, что совершила ошибку, когда подала ему руку. Пусть у нее слишком богатое воображение, но его прикосновение оказало на нее не менее сильное впечатление, чем взгляд аристократа в музее. Успокойся, мысленно приказала она себе. Это же брат Слая. Не делай из себя дуру.

Она с облегчением вздохнула, когда Нино отпустил ее руку и стал смотреть на огромные фотографии на стене, которые Вера увеличила и вставила в рамы уже после гибели мужа и которые показывали звездные моменты его карьеры. Слай выглядел на них великолепным беспечным красавцем… как ни странно, словно предвидевшим свою судьбу.

Нино стиснул зубы, стараясь не выдать своих чувств. Младший брат, мой братик, малыш, думал он, и голова у него шла кругом. Ты никогда не узнаешь, как мне плохо без тебя. Ну почему ты погиб? Почему оставил нас? Для него явилось потрясением, когда Слай за четыре года до своей гибели бросил все и улетел в Штаты, и, наверное, из-за этого Нино гораздо тяжелее, чем можно было бы ожидать, переживал потерю.

Вера заметила, какое впечатление фотографии произвели на Нино, и ее вдруг охватило раздражение. Она ведь помнила, как вела себя семья ее покойного мужа и до и после его гибели. Если Нино так уж любил Слая, почему он ни разу не прилетел в Америку? Почему не постарался смягчить противоречия между Слаем и отцом? Если исходящая от него сила не показная, то он наверняка мог как-то повлиять на ситуацию.

Ее мысли прервал Джулио, которому надоело одному сидеть в кухне.

— Мамочка, — крикнул он, — я тебя жду! Кто к нам пришел? Ты с кем разговариваешь?

Словно по мановению волшебной палочки, страдающее выражение сползло с лица Нино.

— Ваш сын? — неожиданно ласково спросил он.

— Да, — смягчилась Вера. — Его зовут Джулио.

— Слай незадолго до своей гибели писал маме, что он должен родиться. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

Своим присутствием он по меньшей мере нервировал Веру, которая смотрела на него и никак не могла насмотреться. Однако она решила, что время вопросов еще не настало.

— Пожалуйста… Вот сюда, — сказала она и жестом пригласила его следовать за ней.

Джулио смотрел на вошедшего широко открытыми глазами, отчего тому сразу же стало ясно, что Вера обычно не приглашала домой мужчин.

— Кто ты? — спросил малыш, как завороженный глядя на темноволосого гостя.

Для Нино мальчик, несмотря на унаследованные от матери зеленые глаза, казался живым воплощением младшего брата. Испачканные в кетчупе губки малыша лишь усиливали сходство. Почему он никогда не чувствовал ничего подобного к другому своему племяннику, сыну Сильваны? А этот… он с трудом удерживался, чтобы не схватить его в объятия и не прижать к груди.

— Это дядя Нино, брат твоего папы, — сказала Вера, не дождавшись ответа самого Нино.

Джулио знал своего отца только по фотографиям, а у Веры не было братьев, так что четырехлетний Джулио не понял, кем ему приходится незнакомый дядя, и продолжал пристально вглядываться в него.

Нино без тени снисходительной улыбки взял его пухлую ручку в свою и пожал ее, словно познакомился с взрослым мужчиной.

— Счастлив, что встретился с тобой, малыш, — сказал он. — Ты — красивый мальчик, и если нравом пошел в отца, то вырастешь не только красивым, но и смелым, любящим мужчиной.

Взглянув на Веру, он заметил слезы у нее на глазах.

— Вы ужинали… — тихо произнес он, чувствуя странную печаль оттого, что приличия требовали от него немедленно покинуть едва найденных родственников. — Пожалуй, я сейчас уйду и загляну к вам позднее…

Как бы он ни взбаламутил чувства Веры, она совсем не хотела, чтобы он ушел. Кроме Джулио и родителей, которые вечно пропадали на археологических раскопках, у нее не было ни одного родного человека на всей земле. Нино одолел ее недоверчивость своим небезразличным отношением к Слаю и к Джулио.

— Это ни к чему, — возразила Вера, доставая из шкафа второй бокал. — Если вы еще не ели, то, пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

Нино просиял, и даже следа, возможно, воображаемой Верой жесткости не осталось на его лице.

— Вы не против? Я с удовольствием. Надеюсь, вы вправду не возражаете… — Он с удивлением посмотрел на тарелку Джулио. — Ничего, если я предпочту салат вашему спагетти? Такой соус я как будто еще не пробовал…

Вера уже ощущала полную раскованность в его присутствии и не обиделась на его слова.

— Джулио нравится. — Она пожала плечами. — Я совсем не умела готовить, когда вышла замуж за вашего брата. Потом кое-чему научилась. А теперь какая разница?

Взяв тарелки и бокалы, они устроились за столом, и Нино одобрил молодое сухое вино. Пока они ели, Вера рассказывала о своей жизни со Слаем, припоминала случаи, которые были известны Нино от самого брата, потом заговорила о рождении Джулио и о своей карьере, стараясь не подать виду, как ее тяготит многолетнее одиночество. Но он, видимо, почувствовал это. Хотя у нее было твердое убеждение, что он способен на непримиримую ярость, она ощущала в нем нежность и то понимание, которое редко приходит к людям, встретившимся в первый раз.

По Нино было видно, что он человек богатый и привык к другой обстановке, к дорогому серебру, старинному хрусталю, уникальному фарфору, поэтому в прелестной, но скромной кухне Веры он смотрелся не на своем месте, но естественным поведением почти тотчас доказал, что одинаково привык и к дворцам, и к забегаловкам.

Когда в их беседе наступали паузы, Нино внимательно приглядывался к Джулио и осматривал кухню, словно набираясь знаний в преддверии предстоящего серьезного разговора. В какой-то момент его рука легла на ее блокнот с набросками и он как будто случайно принялся листать его; правда, Вера тотчас налила в чашку кофе и предложила ее ему, выхватив блокнот и водрузив его на холодильник. Ей не хотелось обсуждать с ним господина из шестнадцатого столетия.

По взаимному согласию кофе они отправились пить в гостиную, и Джулио получил возможность вернуться к своему бесценному сокровищу — треку, который в миниатюре повторял настоящий трек.

— Машинки — подарок Слая, — сказала Вера, доставая из шкафа альбом с фотографиями.

— А я думал…

— Он начал собирать их для сына, едва узнал о моей беременности.

Они сидели на низком диване под фотографиями, стараясь не касаться друг друга коленями и листая альбом, в котором все снимки были расположены в хронологическом порядке. Сначала почти на всех были она и Слай, пойманные врасплох в компании друзей. Потом пошли свадебные фотографии, гонки, снимки, которые делал сам Слай, запечатлевая едва ли не каждый шаг своей беременной жены.

— Сразу видно, что Слай вас любил, — заметил Нино. — Даже по фотографиям это ясно как день.

Пойманная врасплох, Вера едва не заплакала под напором нахлынувших на нее чувств. Но она не желала раскрываться до конца перед почти незнакомым человеком, поэтому постаралась перевести разговор на другую тему.

— Хотелось бы знать, зачем вы проделали такой долгий путь. Неужели только для того, чтобы повидаться с нами?

Нино отпил ароматный кофе.

— Не совсем, — признался он. — Послезавтра мне надо лететь в Детройт на переговоры с автомобилестроителем, с которым наша компания хочет наладить отношения. Но я надеюсь…

Не сводя с нее глаз, он умолк.

Вера не смогла сдержать горечи и раздражения. Неужели после стольких лет полного безразличия Джулио стал единственной причиной его путешествия в Америку? Не может быть. У нее нет оснований так думать?

— Я хотел повидаться с вами, и мама дала ваш адрес, — добавил он, словно читая ее мысли.

Она не смягчилась от его слов.

— Почему теперь? Слая нет уже четыре года. А вы ведь не в первый раз в Америке?

— Не в первый.

— Ну и что же привело вас к нам?

По обеим сторонам его упрямого, но красиво очерченного рта неожиданно пролегли печальные складки.

— Заболел отец, однако это не единственная причина.

Только этого не хватало, с раздражением подумала Вера. Лоренцо вел себя как безжалостный тиран, а ты хочешь, чтобы я в одну минуту все простила и забыла.

— У него повысилось давление? — спросила она, стараясь сосредоточиться на подробностях, чтобы увести разговор от главного. — Слай рассказывал мне. Нежелание нервировать его — одна из причин, почему он не возвращался в Италию и не пытался связаться с отцом…

Едва проговорив это, Вера пожалела о своих словах. Она словно извинялась за своего мужа и выдавала свое неприятие…

Но Нино все понял верно.

— Боюсь, вы правы, — подтвердил он. — У него уже случилось несколько ударов… Пока они не были особенно сильными… Но так как их было много, то у него повреждена речь и он не может самостоятельно передвигаться. Последние несколько месяцев отец прикован к постели. Мне кажется, он умирает. Понимаете, Вера…

Вера затаила дыхание.

Совсем как на портрете, Нино сверлил ее взглядом, видимо желая прочитать ее мысли. У нее даже появилось ощущение, что он с трудом удерживается, чтобы не положить руки ей на плечи.

— В Италии, — продолжал он, тщательно подбирая слова, — идея семьи, пожалуй, главная. Предположим, я знаю, о чем вы думаете. Если это так, то почему мой отец не протянул своему любимому сыну оливковую ветвь? Могу сказать только, что он очень гордый. И, несмотря на всю свою мудрость, не все понимает. А теперь я хочу спросить вас. Неужели нам надо повторять его ошибки? Неужели мы не вырвемся из семейной паутины, которую он сплел для нас?

Все еще не желая простить ему Слая, она не собиралась с ним соглашаться. И тем не менее Нино удалось включить ее в семью, пока он произносил свой страстный монолог. Получалось, что и она и Джулио тоже принадлежат к семейству Манчини.

— Не понимаю, к чему вы клоните, — прошептала она.

— А мне кажется, понимаете. Я не буду винить вас, если вы пошлете моего отца ко всем чертям, но все же надеюсь, вы этого не сделаете. Вы ведь понимаете, злость не вернет вам Слая. Хотя бы на время забудьте о его разногласиях с Лоренцо. Пусть Джулио познакомится с дедушкой… пока не поздно.

Побежденная его здравым смыслом, Вера все еще пыталась сопротивляться.

— Понимаю, я не имею права ни о чем вас просить, тем более мы почти не знакомы, — произнес Нино. — Но, может быть, вы подумаете и решите навестить его? Естественно, я оплачу все расходы.

У Веры кругом шла голова, однако она не хотела сдаваться.

— Лоренцо хочет видеть моего сына? — спросила она, разрывая самое слабое звено в цепи построений Нино.

— Это не совсем так, — не стал он увиливать от ответа. — Я не говорил ему, что собираюсь повидаться с вами… чтобы не вселять в него ложную надежду. Однако у него нет никого ближе меня, и я управляю «Манчини моторс», так что не сомневаюсь ни одной минуты, что я уже давно научился читать в его душе.

Этого недостаточно, мысленно возразила Вера. Пусть Слай умер, но он заслуживает, чтобы перед ним извинились. Надо что-то сказать…

— Судя по всему, нас там ждет не самый доброжелательный прием, насколько я понимаю…

Вера удивилась, когда Нино промолчал. Больше они не возвращались к этой теме, пока не закончили смотреть фотографии, а к тому времени стихли и восторженные крики Джулио. Он, правда, все еще продолжал двигать машинки, однако то и дело зевал и тер глаза.

— Пора спать, милый, — объявила Вера, откладывая альбом и поднимаясь с дивана.

Нино тоже встал. Потрепав Джулио по волосам, он сказал:

— Пожалуй, мне тоже пора.

Позволив сыну поиграть еще пару минут, Вера проводила Нино до двери.

— Не могу выразить, как много этот вечер значит для меня. — Он повернулся к ней лицом, и теперь они стояли очень близко друг к другу. — Наконец-то я смог повидаться с вами и с Джулио… Это было чудесно.

У Веры потеплело на душе. Все дело в его глазах, мысленно упрекнула она себя. Они такие черные, такие глубокие, такие выразительные, что у меня нет сил им противиться.

— Я тоже рада, что вы пришли, — услыхала она свой голос. — Слаю это понравилось бы.

Они помолчали, предавшись воспоминаниям о покойном муже Веры. Теперь она уже не впадала в истерику каждый раз, когда вспоминала о нем. Не то чтобы она забыла Слая, но ее чувства немного успокоились. В последние четыре года, слишком занятая своим сыном, Вера почти забыла о мужчинах, однако она не осталась равнодушной к вниманию, проявленному к ней Нино.

— Завтра суббота, — проговорил он, прерывая ее размышления. — Вам обязательно надо работать? Может, мы что-нибудь придумаем? Мне бы хотелось угостить вас с Джулио завтраком, а потом устроить экскурсию в зоопарк.

Вере тоже не хотелось расставаться с ним. Не в силах забыть о портрете шестнадцатого столетия и о своей поразительной реакции на него, она смотрела на Нино на фоне белой двери и ее все больше будоражили не имевшие ответов вопросы.

— Наверное, Джулио будет в восторге, — еле слышно прошептала она, делая вид, будто единственная ее цель — угодить маленькому сыну. — Он очень любит львов, тигров и слонов.

Нино улыбнулся, отчего его лицо мгновенно преобразилось.

— Я заеду за вами в девять. Это не рано?

— Отлично.

Он протянул руку. Вера опасливо взяла ее и сама удивилась странному ощущению, словно по ее телу прошел электрический ток… Ощущение было не менее сильное, как если бы он поцеловал ее.

Они довольно долго простояли так, не говоря ни слова, и, хотя Вера мысленно продолжала обвинять себя в сумасшествии, она не могла забыть о тенях, которые окружали ее днем в музее.

Ей показалось, что она не выдержит напряжения, и Нино, словно уловив ее настроение, вернул ее в реальность своим глубоким красивым баритоном.

— Спокойной ночи, Вера, — сказал он и с неохотой отпустил ее руку. — Надеюсь, вы и мой милый племянник будете спать сегодня спокойно.

2

Во сне Вера стояла на балконе третьего этажа, как ей казалось, очень большого дома. Бархатное платье с высокой талией доходило ей до щиколоток, а волосы, которые в обычной жизни она носила распущенными, были зачесаны назад и убраны под нечто кисейное. Однако непослушные кудряшки не желали прятаться под легким головным убором и нимбом окружали ее бледное лицо.

Только-только начало смеркаться, день уступал место ночи, свет — тени, и все дышало печалью и тайной. Где-то голубь позвал голубку. Отлично спланированный парк с фонтаном посередине терял четкие очертания и словно превращался в бездонное море, по которому плыл ярко освещенный дом-корабль.

В гостиной, где находилась Вера, слуги уже зажгли свечи. Кто-то наигрывал на мандолине грустную мелодию. Вера ясно слышала шуршание женских юбок, говор приглушенных мужских голосов.

Жара спала. Уже чувствовалась вечерняя прохлада, и, поеживаясь, Вера осознала, что кого-то ждет. Едва она поняла это, как раздался стук копыт, а спустя несколько мгновений она увидела всадника, правда разобрать, кто это, она не смогла, но сердце в ожидании затрепетало у нее в груди, едва слуга подскочил к нему, чтобы помочь спешиться.

Отдав несколько коротких приказаний конюху, мужчина вошел в дом, и она нетерпеливо повернулась лицом к двери. Впрочем, дверь — это неправильно. Гостиную отделяли от балкона окна во всю стену, через которые Вера видела смеющихся, танцующих, беседующих под звуки мандолины дам и кавалеров.

Появился только что приехавший мужчина и сразу же направился к балкону. Среди пышных нарядов его черный дорожный плащ напоминал вороново крыло, однако под ним Вера уловила настораживающий блеск алой ткани. Мрачное и деспотичное выражение на его лице немедленно напомнило Вере портрет шестнадцатого столетия.

Имя слетело с ее губ, хотя она отлично знала, что оно незнакомо ей, да и вообще как она могла разговаривать во сне? Мужчина стремительно приблизился к ней и схватил ее за руку. Но едва его пальцы впились в ее кожу, как Вера задрожала вся с головы до ног, понимая, что приняла его за другого.

Он заметил ее разочарование и скривил губы в усмешке.

— Не он… Я. Ты разочарована?

Вера проснулась в собственной спальне на собственной кровати, едва справляясь с готовым выскочить из груди сердцем. Одна подушка валялась на полу. Простыни были скомканы, словно она с кем-то дралась.

Солнце весело вливалось в окна, и Вера, усевшись и прикрыв ноги легким одеялом, попыталась извлечь реальное содержание из сотворенного ее подсознанием сценария. Сначала она решила, что мужчина в черном плаще — ее итальянский аристократ, но потом поняла, что ошиблась. И испугалась. Неужели двое мужчин могут быть так похожи друг на друга? Что, черт возьми, происходит?

Еще несколько мгновений, и сна как не бывало.

— О Господи! — воскликнула она, беря в руки часы, которые вечером положила циферблатом вниз на тумбочку.

Половина девятого! Оказывается, она забыла завести будильник. Меньше чем через полчаса приедет новоиспеченный родственник, и теперь надо изо всех сил торопиться, чтобы успеть к его появлению.

Джулио обычно просыпался рано. Вот и теперь, удобно устроившись на ковре в гостиной, он ел из коробки хлопья и не сводил глаз с телевизора, по которому показывали мультфильм.

— Скорее, милый! — попросила Вера, судорожно соображая, что надеть, и надеясь, что брат Слая опоздает. — Мы еще не готовы, а дядя Нино вот-вот будет тут, чтобы повезти нас позавтракать, а потом посмотреть на зверей в зоопарке.

Наверное, только благодаря ее неудержимому волнению, им удалось привести себя в порядок буквально за несколько минут до назначенного часа. Глядя а зеркало, Вера осталась довольна своими шелковыми розовыми брюками и в тон им пуловером, подчеркивавшим красоту ее каштановых волос. Джулио она одела в джинсы и сине-белый пуловер.

Нино приехал ровно в девять часов и ласково улыбнулся открывшей ему дверь Вере. В летних брюках и желтой рубашке, очень шедшей к его черным глазам, он выглядел как будто моложе и раскованнее, чем ей показалось накануне. Ему не больше тридцати восьми лет, подумала Вера, здороваясь с ним. Слаю сейчас было бы тридцать пять, а Нино на три года старше. Но сегодня ему не дашь его лет.

Едва он появился, как она вновь подпала под его очарование. Он лишь поддержал ее под руку, когда она садилась в арендованный им белый «мустанг» с откидным верхом, но этого оказалось достаточно, чтобы по спине у нее побежали мурашки.

Неужели у меня реакция на всех Манчини, с раздражением подумала Вера, когда «мустанг» влился в поток машин и направился к отелю «Нэцкэ», где по субботам готовили роскошные завтраки. Надо держать себя в руках. Так как в Италию они с Джулио не поедут, сегодня это яснее ясного, то своего загадочного шурина она видит во второй и последний раз в жизни.

К счастью для Джулио, который любил все американское, японский отель предлагал блюда на любой вкус. Вера часто проезжала и проходила мимо этого отеля, но ни разу не ела тут. Поначалу у нее с мужем не хватало денег, а теперь не было мужа…

Глядя, как Нино совсем по-японски пользуется палочками, чистит апельсин и пьет кофе, она подумала, что его вполне можно назвать гражданином мира. К тому же, похоже, что и денег у него хватает. Впрочем, Слай рассказывал о богатствах семьи. Золотые часы «Роллекс» у Нино на руке подтверждали слова Слая. Что ж, глава автомобильной компании Манчини должен неплохо зарабатывать.

Вера вспомнила свой сон и предположила, что Нино и был тем мужчиной в черном плаще, хотя все в ней восставало против этого. Не может быть! Однако что-то подсказывало ей — его приезд в Чикаго и ее знакомство с портретом в музее как-то связаны между собой.

После завтрака они опять сели в машину и поехали в зоопарк. Найти стоянку оказалось делом нелегким, но Нино успешно справился с этим и, когда вышел из машины, захватил с собой небольшую картонную коробку.

— Что это? — спросил все подмечавший Джулио.

— Скоро узнаешь, — таинственно ответил Нино и, поглядев на Веру, улыбнулся, словно в предвосхищении чего-то приятного. — Надеюсь, тут есть пруды?

В этот день вход в зоопарк был бесплатным, однако Нино бросил в ящик возле ворот довольно крупную купюру. Бродя по тропинкам, восхищаясь львами, полярными медведями и слонами, Вера не могла не думать о том, что для случайного наблюдателя они наверняка представляют собой счастливое семейство. Она не ошиблась и вскоре получила подтверждение своим мыслям. Решив передохнуть, они купили шоколад в бумажных стаканчиках, и Нино, усадив их на скамейку возле пруда с утками, позволил наконец Джулио открыть подарочную коробку, в которой оказался великолепный синий с золотом игрушечный пароход.

— Ваш мальчик очень похож на моего внука. Он живет в Калифорнии, — сказала сидевшая рядом пожилая женщина. — Такой же беленький.

Нино улыбнулся, однако не стал ничего объяснять.

Вера призналась себе, что ей приятно, когда их принимают за дружную семью. Она поняла, что не знает, каково иметь нормальную семью, ведь никакой другой семьи у нее не было. Слай погиб еще до рождения Джулио.

Насколько она помнила из рассказов Слая, Нино в тридцать четыре года все еще был холостяком. Почему-то ей хотелось думать, что в этом отношении ничего не изменилось. А вдруг нет? Мысль об ожидающей его в Италии жене больно уколола ее.

— Вы женаты? Разведены? У вас есть дети? — неожиданно выпалила она.

Черные глаза на мгновение затуманились печалью.

— Один раз я чуть было не женился, — ответил он, продолжая глядеть на игравшего Джулио. — Увы, ничего не получилось. Но мне очень жаль, что у меня нет детей.

Когда через пару часов они вернулись домой, то Вере совсем не хотелось расставаться с новоявленным родственником.

— Если вы не очень спешите, то я могу предложить вам кофе.

Он принял приглашение и попросил разрешения еще раз посмотреть альбом с семейными фотографиями. Вера не возражала. Она уложила в постель уставшего Джулио и пошла варить кофе.

Поставив чашки на поднос, Вера присоединилась к Нино в гостиной. Они довольно долго молчали, пока он листал страницы альбома.

— У вас бесценные фотографии, Вера, — проговорил он наконец, поворачиваясь к ней. — Не сделаете ли такие же для моей мамы? Я с удовольствием оплачу ваши расходы.

Насколько Вере было известно, пока Слай жил в Америке, только Виола Манчини поддерживала с ним более или менее постоянную связь.

— Почему бы и нет? Но только в том случае, если вы не будете настаивать на плате.

— Спасибо. Вы не представляете, как я вам благодарен.

Нино вынул бумажник и подал Вере визитную карточку, чтобы она прислала фотографии на его рабочий адрес.

Воцарилось молчание, однако Вера не сомневалась, что у Нино к ней куча вопросов.

— Трудно растить ребенка в городе? — спросил он наконец, подтверждая ее подозрения. — А где Джулио будет учиться, когда подрастет?

Вера не ожидала подобных вопросов и на несколько минут задумалась.

— Скорее всего, не в Чикаго…

Он с удивлением поднял брови.

— Мы с Габриелл Бартон решили перебраться в Нью-Йорк. Понимаю, это не луг, не коровы, не цыплята и не свежий воздух, но все же это Нью-Йорк, и думаю, мне удастся найти там для Джулио что-нибудь получше. Ну а когда он вырастет, то я планирую послать его в частную школу.

Нино глядел на нее с одобрением.

— Простите меня, если я излишне настойчив. Но из ваших рассказов я понял, что ваша фирма пока еще делает первые шаги. Откуда же у вас возьмутся деньги на частную школу?

Вера едва удержалась, чтобы не сказать ему, что, мол, ее деньги его не касаются. Четыре года она как-то обходилась без помощи семейства Манчини и обойдется в будущем. Но прикусила язычок.

— Слава Богу, у меня есть кое-какие средства, ведь Слай получил наследство от бабушки, а его компания заплатила нам, когда обнаружилось, что причиной аварии стало рулевое управление. Наследство я использовала как стартовый капитал для нашей фирмы, а деньги компании берегу для Джулио.

Опять наступило молчание, и Вера пожалела, что не может читать мысли своего черноглазого родственника. Интересно, он думает, что она справилась с делами, или недоволен чем-то?

— Наш поход в зоопарк мне очень понравился, и я подумал… Могу я через неделю заехать к вам перед возвращением в Италию? — спросил он, неожиданным вопросом лишив Веру дара речи.

Ее тянуло к нему, но так как она твердо решила, что их отношения ограничатся чисто родственной приязнью, то подавила вспышку радости. Они еще раз встретятся!

— Ну конечно, — ответила она, стараясь не выдать свой восторг. — Мы с Джулио будем очень рады.

В ателье Веры Манчини и Габриелл Бартон кипела работа, а Вера все никак не могла выкинуть из головы мысли о брате своего мужа. Он не настаивал на ее содействии в воссоединении семьи, более того — почти не затрагивал этот вопрос, а Вера не могла придумать, что ответить ему, если он попросит ее поехать с ним в Италию.

Наверное, если ехать, то лучше ехать сейчас, пока Джулио еще маленький, думала она, грызя карандаш и не сводя глаз с чистого листа бумаги. Если Нино действительно намерен оплатить их расходы, то они вообще не потратят ни цента. Надо забыть злую волю Лоренцо. Это было давно. Мой сын имеет право знать своих родственников…

— Не витай в облаках, — прервала ее размышления Габриелл. — Ты сегодня совсем не работаешь.

Вера виновато посмотрела на нее.

— Извини. Кажется, я ни на что не гожусь в последние дни.

— Надеюсь, это не имеет никакого отношения к твоему красавчику-родственнику?

Как всегда партнерша и подруга Веры попала в точку. Вера не могла отрицать, что не в силах забыть Нино. Не могла отрицать, что он красивый. Зачем только она показала ей фотографию, на которой он обнимает Слая за плечи? И все-таки она не рассказала бывшей школьной учительнице, которой уже стукнуло пятьдесят, о странных чувствах, пробуждаемых в ней аристократом на портрете эпохи Ренессанса. И о чувствах, возникших у нее в связи с портретом и неожиданным появлением Нино.

Пробормотав что-то насчет короткого перерыва, Вера предложила сварить кофе и поболтать. Вскоре Габриелл уже все знала о посещавших Веру видениях и о невероятном сходстве Нино с изображением на холсте.

— Дело не в лице. В глазах, — изливала душу Вера. — Они у него черные, как у аристократа из шестнадцатого века. И выражение то же. Представляешь, что со мной было, когда после повторного посещения музея я увидела его на моей лестничной площадке?

Габриелл покачала головой.

— Не знаю, что и сказать. Я ведь не видела твоего родственника и не видела портрет. Что же до твоих ощущений… Может быть, там было душно? Или ты съела что-нибудь не то? Вообще-то мне кажется, ты переутомилась. Знаю-знаю, у нас много работы, тем более если мы хотим перебраться в Нью-Йорк. Но с тех пор как у нас появилась вывеска, дела идут неплохо. Так что отдыхай. Успокойся немного.

Вера подперла подбородок ладонью, подсознательно имитируя рисунок, висевший у нее за спиной.

— Вот и Нино говорит… Он…

Так как она опять завела ту же песенку, то Габриелл не стала ее слушать.

— Если галлюцинации повторятся, тебе стоит обратиться к врачу, — посоветовала она.

Вера же, помня свои видения, сомневалась, что это результат серьезного заболевания.

— Конечно, — пообещала она, желая успокоить подругу. — Но так как галлюцинации были в музее, а я не собираюсь идти туда до закрытия выставки, то, думаю, мне они больше не грозят.

Габриелл внимательно посмотрела на нее.

— Кто знает?..

— Я не к тому, что надо переменить тему, но ты вправду не против, если я отдохну? — спросила Вера. — Нино предложил оплатить нам с Джулио дорогу в Италию, чтобы мальчик познакомился с дедушкой и бабушкой. Правда, его отец ужасно поступил со Слаем, но сейчас он болен. Может, он нам поможет?

— Да это же замечательно, Вера! — Габриелл просияла. — Джулио обязательно должен познакомиться со своими родственниками. Да и у тебя после родов еще не было отпуска. Очень вовремя! Пару недель мы отлично продержимся без тебя, не волнуйся.

В тот же вечер, уложив Джулио спать, Вера достала свою любимую фотографию погибшего мужа. Она сделала ее сама, когда они были в Англии на гонках в Силверстоуне. Йоркширский ветер растрепал Слаю волосы, а он, не обращая на него внимания, своими карими глазами с обожанием смотрел на жену, пока она готовилась к съемке.

— Как ты думаешь, Слай? — спросила она. — Принимать нам предложение Нино или не принимать? Тебе хотелось бы, чтобы мы попробовали подружиться с твоей семьей?

Но Слай как обычно молчал. Придется решать самой.

На другой день, все еще не придя ни к какому решению, она вышла из автобуса и остановилась, чтобы купить букетик маргариток. Неожиданно Вера услыхала знакомый голос, произносивший слова с итальянским акцентом, от которого у нее мгновенно мурашки побежали по спине.

Это был Нино. Судя по помятому костюму, брат Слая только что прилетел, да и волосы у него были растрепаны. Вера заметила в них золотые блики.

— Привет! — воскликнул он, беря ее под руку и широко улыбаясь. — Как тесен мир, правда? Подумать только, случайно встретиться в Чикаго, да еще на улице! Я тут всего лишь на одну ночь, поэтому не взял машину, вот и решил пройтись пешком от отеля.

Вера почувствовала, что растекается патокой от счастья. Она сама не ожидала ничего подобного.

— Сегодня отличный день для прогулки, — пролепетала она. — А как Детройт? Переговоры прошли успешно?

— Пока еще рано говорить, но, кажется, я не ударил лицом в грязь.

Он в своем мятом костюме и она в платье без рукавов собственного дизайна и того же исполнения были похожи на два островка в пешеходном потоке. Слова ничего не значили для них в эту минуту, гораздо важнее было то, что они говорили друг другу без слов.

Он восхищался ее свежим видом, словно она возвращалась не с работы, к тому же ему казалось, будто они познакомились давным-давно, а не всего несколько дней назад, настолько ему было легко и свободно с ней. А ведь фотография, которую когда-то во Флориде показал ему Слай, не произвела на него особенного впечатления.

— Вера, — неожиданно выпалил он, вдохновленный радостью, светившейся в ее зеленых глазах, — извините меня за то, что я сразу беру быка за рога, но я не могу удержаться от вопроса. Вы не переменили свое мнение насчет поездки в Италию? Вы хотите познакомить Джулио с моими родителями? Ваше лицо говорит мне, что…

Пока он произносил эти слова, она окончательно поняла, что приняла правильное решение.

— Переменила, — призналась Вера, не представляя, куда это может ее завести. — Я тоже хочу, чтобы Джулио познакомился с родственниками своего отца. Думаю, две-три недели мне…

— Вот здорово! — вскричал Нино.

Вера не успела опомниться, как он схватил ее за талию и закружил прямо там, на тротуаре, вызвав недовольство полицейского.

В первый раз, с тех пор как Нино и Вера познакомились, ласковая улыбка появилась у него на губах, а глаза засияли, как черные звезды. Вере показалось, будто она получила благословение свыше.

— Вот и прекрасно, — с облегчением вздохнула она. — А то все эти дни я была сама не своя от страха.

От ее сомнения не осталось и следа.

— Вы уже собрали вещи? — спросил он, беря ее под руку и направляя в поток пешеходов. — Я лечу завтра утром. Так как мы отправляемся в путешествие первым классом, то вряд ли возникнут трудности с дополнительными местами.

Только тут Вера поняла, что он собирается увезти их уже завтра. Но ведь он бизнесмен и должен понимать, что она не может вот так взять и бросить свою фирму.

— Подождите! — запротестовала Вера. — Ведь я только что приняла решение. Сомневаюсь, что мы успеем до завтра.

Нино же, заполучив ее согласие, не желал размениваться на мелочи.

— Успеете! Зачем вам много времени? К тому же вам с Джулио будет гораздо удобнее лететь вместе со мной. Я смогу присмотреть за вами.

От мысли, что Нино собирается играть роль ангела-хранителя, у Веры потеплело на душе. Ей отчаянно захотелось ощутить на себе его заботу и ни о чем не думать.

Тем временем Нино понемногу возвращался в реальный мир.

— Как у вас с паспортом? — нахмурившись, спросил он.

Вера едва заметно улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.

— Я получила паспорт, когда ездила со Слаем в Англию шесть лет назад. Он все еще действителен. А Джулио был вписан в него, когда ему исполнился год, потому что мне хотелось поехать с моими родителями в Мексику.

Нино пожал ей руку.

— Отлично!

Когда они подошли к ее подъезду, у Веры даже в мыслях не мелькнуло, что Нино может уйти. Они вместе поднялись наверх, и, хотя голова у нее шла кругом от стремительно развивавшихся событий, она довольно твердо сказала растерявшейся Бетти, что они улетают в Италию, поэтому в их отсутствие ей нужно будет забирать почту и поливать цветы. Нино принялся звонить, чтобы заказать билеты, а Вера усадила Джулио рядом с собой и сказала ему, куда и зачем они собираются ехать.

Он смотрел на нее круглыми глазами, не совсем понимая, о чем она говорит.

— Мамочка, мы не скоро вернемся? Можно мне взять с собой машинки? А пароходик?

Не кладя трубку, Нино сделал Вере знак, что его хлопоты по поводу билетов закончились успешно, и она вспомнила о Габриелл, когда он достал кредитную карточку и продиктовал номер. Вера очень сомневалась, что Габриелл понравится ее стремительный отъезд, тем не менее она не откажется от своих слов и, несомненно, благословит ее на заработанный отдых.

Однако отъезд оказался еще более стремительным, чем она ожидала. Положив трубку, Нино сообщил, что они вылетают в Милан уже сегодня вечером.

— Думаю, это совсем неплохо, — неуверенно проговорил он. — По крайней мере, маршрут гораздо удобнее.

С точки зрения Веры, все происходило слишком быстро. А что делать? Настаивать на отсрочке? Ждать восемь часов? Чего ждать? Потребовать время на сборы? Но ведь это смешно!

И она решила плыть по течению. Правда, у нее было ощущение, что ее жизнью начали управлять куда более мощные силы, чем взаимное влечение, испытываемое ею и Нино. Так или иначе, она позвонила Габриелл и поставила ее в известность о своих планах. Габриелл сначала онемела от неожиданности, потом растерялась, потом обрадовалась.

— Счастливого пути, — пожелала она Вере. — И, ради Бога, не волнуйся. Что такое две с половиной недели? Я справлюсь.

Вера настояла на том, чтобы Нино посмотрел вместе с Джулио телевизор, пока она укладывает вещи. Достав из шкафа одежду на все случаи жизни, она заполнила чемодан, подаренный ей Слаем к двадцативосьмилетию. В последний момент ей пришло в голову захватить с собой альбом с фотографиями и свой дневник.

Надеюсь, я поступаю правильно, мысленно повторяла она.

Примерно в четверть девятого Вера была готова к выходу, и Нино, остановив такси, назвал адрес своего отеля, чтобы забрать из номера вещи. Еще через несколько минут они уже мчались в сторону городского аэропорта.

Кораблик Джулио пришлось оставить дома, зато в аэропорту Нино купил ему самолетик.

— Нельзя так его баловать, — слабо возразила Вера, не в силах противостоять восторгу сына.

Но Нино умел настоять на своем.

— Я балую себя, — заметил он. — Кстати, это очень полезная игрушка. Он займется ею и не будет бояться. Ведь это первый его полет?

Посаженный возле окошка рядом с Верой и напротив Нино, Джулио с восторгом смотрел, как остаются позади дома, и в упоении от настоящего полета даже забыл об игрушечном самолете. Чуть позже его совсем заворожил поднос с едой, принесенный стюардессой, — тарелочки, чашечки, коробочки — все маленькое, пластмассовое и совершенно необычное.

К тому времени, когда они совершили посадку в аэропорту имени Кеннеди, он настолько устал, что позволил Вере взять себя на руки. В зале для особо важных персон Джулио уже не открывал глаз, уютно устроившись на коленях у Веры. Нино отыскал в киоске газету «Стампа» выходившую в его родном городе, и сел рядом с Верой. Читая ее и кое-что цитируя вслух, он время от времени касался ее руки.

Вере все казалось нереальным, словно она видела сон и стоило ей проснуться, как от аэродрома и уютного зала для особо важных персон не осталось бы и следа. В то же время у нее появилось ощущение, что она должна подчиниться судьбе, к чему бы это ни привело. Очевидно, что пассажиры в самолете делали ту же ошибку, что и пожилая женщина в зоопарке, принимая ее и Нино за супружескую пару. По крайней мере, она поймала завистливый взгляд сидевшей напротив нее блондинки.

На следующий самолет они усаживались так же, как на тот, на котором летели из Чикаго, вот только разбуженный Джулио хныкал и никак не желал успокаиваться, требуя внимания матери. К счастью, когда они поднялись в небо над беспредельным черным океаном, он опять уснул.

— Прошу прощения, синьора, — сказала, наклоняясь над ней, стюардесса с волосами цвета воронова крыла, — но у нас мало пассажиров и качки нет, так что, если желаете, вы могли бы пересесть к мужу, а вашего сынишку мы тогда уложим на два кресла. Вот только подлокотник уберем, и я принесу подушку и одеяло.

Вера и Нино переглянулись, когда стюардесса сказала о «муже», ощутив необычное волнение, по крайней мере Вера его ощутила. Судя по тому как он сжал зубы, он тоже не остался безразличным к словам стюардессы, подумала Вера, но тут же усомнилась в своем наблюдении и укорила себя тем, что принимает желаемое за действительное.

— Спасибо. Это было бы чудесно, — ответила она стюардессе, расстегивая ремень и поднимаясь с кресла, чтобы помочь девушке поудобнее устроить Джулио.

Когда, с хлопотами было покончено, Нино встал, пропуская Веру на место возле окна. Неожиданно притушили свет в салоне. Через несколько минут Нино уже рассказывал Вере о своих и Слая детских годах и о том, что он собирается показать им в родных местах.

Убаюканная монотонным гудением мотора, Вера задремала под его негромкий рассказ. А потом и вовсе заснула, положив голову Нино на плечо.

Стюардесса не появлялась. Джулио спал. Другие пассажиры не обращали на них внимания. И Нино осмелился убрать волосы, упавшие Вере на лицо, блестящие, мягкие и в то же время плотные на ощупь, отчего словно электрический ток пробежал по его телу. Моему брату посчастливилось в жизни, подумал Нино и закрыл глаза, боясь прогнать неожиданное везение.

3

Где-то над океаном Вера все же проснулась и, обнаружив, что ее голова лежит на крепком мужском плече, ощутила забытое за прошедшие годы чувство защищенности. Приятно все-таки, когда за тобой ухаживают, подумала она, с удовольствием вдыхая запах мужского одеколона.

Наверное, во сне, подумала Вера, я прижималась к нему, ища покоя и уюта, как делают все спящие жены в постели. Ни о чем не спрашивая, она знала, что он-то не спал ни одной минуты. Медля открыть глаза, Вера чувствовала тепло одеяла, принесенного заботливой стюардессой.

— Прошу прощения, — прошептала она, стараясь не зевать и неохотно отрываясь от мужского плеча. — Наверное, из-за меня вам не пришлось поспать.

У Нино действительно затекла рука, но, будь его воля, он ни за что не отпустил бы Веру от себя. Ему было необыкновенно хорошо и удивительно естественно, словно ничего другого и быть не могло, пока она спала на его плече и он чувствовал прикосновение ее волос к своей щеке.

Он тихо ответил, чтобы не потревожить других пассажиров:

— Все в порядке. Я почти никогда не сплю в самолете.

Извинившись, Вера встала, подоткнула одеяло под Джулио и пошла в туалет. Когда она вернулась, Нино уже достал с полки наверху подушки. В глазах у него Вера подметила усталость, а на щеках отросшую за ночь щетину.

Чувствуя непонятную неловкость, Вера села на свое место рядом с ним и спросила:

— Я храпела?

Несмотря на усталость, Нино не смог сдержать улыбки. Настоящая американка. Даже в растерянности и смущении ей не приходит в голову прикрываться иносказаниями. Он вспомнил Слая и подумал, что это, наверное, не в малой степени привлекало его в его жене.

— Да нет, — успокоил он Веру с истинно европейской галантностью. — Вы немного посапывали, но это было очень трогательно.

Она не ответила, и они оба задремали в тихом полутемном салоне. Казалось, и минуты не прошло, но Джулио уже тянул Веру за рукав и повторял, что солнышко давно встало и стюардесса кормит всех завтраком.

Ровно в десять часов по местному времени самолет сделал посадку в Милане. В аэропорту было много народу, говорившего, как показалось Вере, на всех языках мира, но все же чаще слышалась итальянская речь. Все куда-то бежали, толкали друг друга, быстро что-то говорили и с чувством жестикулировали.

Джулио крепко вцепился Вере в руку, когда Нино привел их в таможню. Вере самой было не по себе среди чужой толпы, к тому же она совершенно не представляла, какой прием им окажут Манчини, и волновалась, стараясь не показывать своих чувств сыну. Несомненно, их появление в доме родителей Слая и Нино будет полной неожиданностью и для отца, и для матери, и для бабушки, до сих пор железной рукой правившей в своем семействе. Правда, Вера настояла, чтобы Нино телеграфировал им из Чикаго. Однако он не дождался ответа.

Когда настанет время предстать перед незнакомыми родственниками, ее единственным союзником будет черноволосый мужчина, которого она едва знает. Сможет ли она довериться ему, если обстоятельства сложатся не самым благоприятным образом? Или он предаст ее, когда семья возненавидит и отвергнет их с сыном? Она чувствовала, что ему тоже не по себе, что он тоже мучается сомнениями, хотя пока он производил впечатление вполне надежного человека.

Самолет на Турин вылетал почти сразу же, и размышления о будущем пришлось оставить на потом. И стюардессы, и почти все пассажиры говорили, естественно, по-итальянски, но Вере потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться и вспомнить уроки Слая.

Слава Богу, на небе не было ни облачка и летели они не очень высоко, так что Вера с удовольствием принялась осматривать землю внизу. На севере и западе высоко тянулись в небо снежные горы, мелькали рощи, белые дома под черепичными крышами, изредка — замки. Солнечные холмы были покрыты виноградниками. Река сверкала как серебряная лента. Пронзительно синие озера, словно в беспорядке разбросанные чьей-то гигантской рукой, поразили ее. Слай говорил, что их называют Божьими зеркалами, в которых, если повезет, можно увидеть райскую красоту.

Едва самолет стал делать круг над Турином, собираясь идти на посадку, как Веру вновь охватил страх, от которого ей удалось отделаться в Милане. Она сидела рядом с Джулио и, когда Нино с нежностью протянул к ней руку, едва не подскочила на месте.

— Мы не сразу поедем домой, — успокоил он Веру. — Я отвезу вас с Джулио к себе. Вы будете приводить себя в порядок, а мне нужно заглянуть на завод. Но, думаю, вам наверняка захочется осмотреть город.

Вере и Джулио пришлось подождать, пока Нино взял со стоянки свою «фальконетту», не рассчитанную на большой багаж. Тем не менее ему удалось все запихнуть в нее, если не считать пары небольших сумок, которые он поставил рядом с Джулио, и пары чемоданов, которые он устроил наверху.

Турин произвел на Веру впечатление современного европейского города с прекрасными улицами и домами, со множеством сверкающих витринами магазинов, с великолепными, словно отполированными, площадями и изумительными дворцами в стиле барокко. По дороге Нино показал им величественный кафедральный собор, где хранится знаменитая плащаница.

— Правда, похоже, что на ней на самом деле отпечаталось лицо? — спросила Вера.

Нино снисходительно посмотрел на нее.

— Прежде чем вы возвратитесь в Чикаго, мы сходим туда и вы все увидите сами, — пообещал он. — Тогда и решите.

Апартаменты Нино располагались на третьем этаже каменного палаццо, служившего городским пристанищем семьи Манчини.

— С тех пор как папа заболел, здесь бываю только я, — пояснил он, когда слуга, взяв вещи, повел их в дом. — У моей сестры Сильваны и ее мужа Винсенто, который, скажем так, второе лицо после меня в компании, свой дом неподалеку. Остальные — мама, бабушка — предпочитают жить подальше от города. Лючия… — Нино пожал плечами, упомянув старшую сестру, которая развелась с мужем и не имела детей. — Когда она не на вилле, то живет или в Риме, или в Сан-Ремо, если, конечно, не считать Парижа, ну и знаменитых курортов…

Огромный холл городского дворца Манчини показался Вере немного холодным, может быть слишком официальным, с его мрамором, зеркалами и позолотой, и ей стало немного легче, когда она увидела потемневшие картины и в приоткрытую дверь — обитый желтым шелком салон.

Пока они в похожем на клетку лифте поднимались на третий этаж, Вера, не преминув бросить взгляд на роскошный второй этаж, все же продолжала раздумывать над тем, почему Нино ни словом не упомянул Микеле, своего — теперь единственного — брата, правда только по отцу.

Неужели потому, что относится к нему с той же неприязнью, снисходительностью и жалостью, что и Слай? Неужели негативные чувства братьев связаны лишь с низким происхождением его матери, любовницы Лоренцо Манчини из туринских трущоб? Или на них так повлияла его изуродованная от рождения нога?

Вера очень любила Слая, но никогда не одобряла его отношения к Микеле, совершенно не виноватому в том, что тот стал сыном Лоренцо. Она даже чувствовала что-то вроде симпатии к этому чужаку в семье Манчини.

В отличие от официального великолепия нижних этажей дворца, комнаты Нино показались ей очаровательными и безупречными на ее артистический вкус. Здесь все было высшего качества. С выкрашенными в кремовую краску стенами и мебельной обивкой отлично гармонировал ковер девятнадцатого века и шелковые подушки.

Двойную скамеечку для ног с гнутыми ножками украшал шерстяной полосатый коврик. Тяжелые бархатные шторы цвета топаза скрывали высокие узкие окна, выходившие на улицу. Особое внимание Веры привлек книжный шкаф орехового дерева со старинными флорентийскими панелями, которым не было цены.

Однако предметы искусства говорили не только о безукоризненном вкусе Нино, но и о богатстве семьи. В первый раз Вера всерьез осознала, от чего отказался Слай, предпочтя самостоятельность. Над диваном висело несколько картин — гуашь Дюбюффе, абстрактная картина Фрэнка Стеллы и пара литографий Пикассо. В одном углу красовалась бронзовая статуэтка Генри Мура, в другом расположились три поблекших от времени деревянных святых, вероятно спасенных из какого-то храма и представлявших собой разнородную, но весьма осмысленную группу.

— Нино, ваша коллекция великолепна! — воскликнула Вера, подсознательно переходя на его родной язык.

Обрадованный этим обстоятельством, Нино отметил, что она смотрится в его гостиной, как у себя дома. Словно эта комната только и ждала, когда она переступит порог и оценит ее.

Мгновением позже, мысленно одернув себя, он приказал своим чувствам не слишком поддаваться искушению, она ведь его невестка, вдова погибшего брата. Если этих доводов, убеждал он себя, недостаточно, то надо придумать другие. По крайней мере, она слишком хороша, чтобы стать жертвой его ночных кошмаров и приступов неуемного нрава.

— Рад, что вам нравится, — ответил он, и довольная улыбка осветила его печальное лицо. — Пойдемте, я покажу вам комнаты для гостей, где вы и Джулио сможете принять ванну и переодеться.

Когда посвежевшие и отдохнувшие Джулио в шортах и спортивной рубашечке и Вера в розовой блузке и юбке из прошлогодней коллекции своей фирмы появились вновь, Нино повел их в свое любимое кафе на площади св. Карло.

— Это самое старое кафе в городе, — сказал Нино, когда официант усадил их за стол, покрытый кружевной скатертью, возле окна, откуда открывался отличный вид на площадь.

Когда они покончили с зеленым салатом и фондю с белыми трюфелями, а Джулио очистил тарелку с тартальей и съел шоколадный крем, Нино повез их на одно из предприятий «Манчини моторс». По сравнению с «Фиатом» их компания не такая уж и большая, сказал он и предупредил, что их ожидает унылый городской пейзаж при подъезде к цели их путешествия.

Одолев массивные железные ворота, Нино и его гости въехали на квадратный двор со стоянкой для машин руководства и посетителей. Наверху развевался на ветру флаг с эмблемой Манчини — на синем фоне лев с короной на голове.

Нино, не раздумывая, подъехал к стеклянно-бетонному входу в новое пятиэтажное здание промышленного комплекса.

— Сначала в музей? — спросил он, с усмешкой глядя на Джулио. — Или посмотрим, как делают гоночные машины?

И спрашивать было нечего. Джулио весь напрягся, словно решалась его судьба.

— Как делают гоночные машины… пожалуйста! — умоляюще пролепетал малыш.

Начали они с дизайнерского отдела, где шесть инженеров в галстуках, не обращая на них внимания, колдовали над своими кульманами.

— Тут начинается новая машина, — сказал Нино своему светловолосому племяннику. — Это дело требует очень большой аккуратности, все должно быть предельно выверено, иначе, когда отдельные части машины будут готовы, они не подойдут друг другу.

— А вы тоже здесь работали? — с любопытством уставился на своего родственника Джулио.

Нино кивнул.

— Тоже. Мой папа хотел, чтобы я изучил все, что тут делается, от начала до конца, и только потом доверил мне руководство фирмой вместо себя.

Они вошли в огромный цех с тяжелыми металлическими балками над головой, где крепили двери, прилаживали моторы и красили машины в разные цвета. Для Веры, хотя большая часть работ здесь была механизирована, все же было удивительно, сколько ручного труда затрачивается на машины Манчини. Везде, куда бы она ни посмотрела, рабочие в синей униформе занимались электропроводкой, сиденьями, рулевым управлением, и все делалось с таким тщанием, как будто Микеланджело в последний раз прикасался к своему Давиду.

Ничего удивительного, что Джулио больше всего понравился литейный цех. Подливая специальные добавки в раскаленные докрасна печи с серебристым металлом, рабочие в перчатках, шлемах и очках длинными палками помешивали колдовское варево, лишь на шаг отступая в сторону, когда оно загоралось, словно адский огонь.

Джулио определенно понравилось сидеть за рулем красной экспериментальной модели с дверцами, как крылья чаек.

— В один прекрасный день, — блестя глазами, сказал он матери, — я поведу такую же машину.

Нино взъерошил ему волосы.

— В один прекрасный день ты придумаешь новую машину.

Добираясь до проверочной линии, Нино рассказывал о цилиндрах, клапанах, моторах, и, хотя Вера совершенно не понимала, о чем он говорит, Джулио слушал его с необыкновенным вниманием, как будто всю свою жизнь только и ждал этого часа. А ведь ему исполнилось всего четыре года, и Вера представить не могла, что он понимает, когда слышит «карбюратор» или «коленчатый вал».

В его крови наследственная тяга к машинам и скорости, тем временем думала Вера. Слай передал ее ему. Если бы у Нино была возможность, он бы им занялся.

Через несколько минут экскурсия закончилась, и они отправились в кабинет Нино, прежде чем идти в музей. Едва завидев их, секретарша выскочила из-за стола.

— Синьор Манчини… Ваша бабушка звонила! — едва не закричала она. — Ваш отец! У него еще один удар.

О, нет! Лишь этого не хватало. Вере оставалось только надеяться, что не они стали причиной ухудшения его состояния. Она прижала к себе сынишку и сказала, чтобы он вел себя потише.

У Нино потемнело лицо, и он схватился за телефон. Разговор с восьмидесятисемилетней матерью его отца — Марией ди Сфорца Манчини — оказался на редкость коротким.

— Думаю, самое страшное ему не грозит, — сказал он, положив трубку и поймав вопросительный взгляд Веры. — Я ведь говорил вам, что время от времени такое с ним случается. Но, к сожалению, с каждым таким мини-ударом он слабеет. Пожалуй, нам лучше ехать без промедления.

Они возвратились в палаццо Манчини за вещами и тотчас отправились в путь. Хотя настроение у всех было мрачное, погода стояла прекрасная и поездка в открытой машине, несмотря ни на что, доставляла им удовольствие. Веселое солнышко одинаково дарит свое тепло и счастливым и несчастным.

Вскоре показались фермы, рощи и небольшие речушки. Покрытые виноградниками холмы по обеим сторонам дороги напомнили Вере те, что она видела с борта самолета. Радости Джулио не было предела, когда они миновали стоявший на возвышении средневековый замок. Хотя его стены пришли в ужасное состояние и в башенках наверняка давно поселились птицы, он все же производил величественное и жутковатое впечатление.

— Мамочка, в нем живут рыцари и драконы? — спросил Джулио.

— Драконы вряд ли, милый, — ответила Вера, и, когда повернулась к сыну, волосы упали ей на лицо. — Они ведь очень большие.

Нино, прячась за солнцезащитными очками, внимательно смотрел на дорогу. То и дело он тер переносицу, словно у него начиналась головная боль. Чем ближе они были к родовому поместью, тем больше портилось у него настроение.

Все правильно, пыталась успокоить себя Вера. Жизнь его отца висит на волоске. И все-таки она не могла отделаться от ощущения, что мучает его не только болезнь Лоренцо. Неужели неминуемая встреча с семьей заставляет его уходить в себя. Вера недоумевала. Или сам дом внушает ему отрицательные чувства?

Ее собственное волнение, связанное со встречей с семьей Манчини, да еще не в самый подходящий момент, усиливалось по мере их продвижения вперед. Вот и аллея, усаженная кипарисами. И наконец сама вилла Воглиа. Тут Вера ахнула от восторга, но постаралась взять себя в руки.

Дом представлял собой жемчужину ренессансной архитектуры. Весь в светло-розовой лепнине, сквозь которую проглядывал розовый камень, он был покрыт терракотовой черепицей. Боковые крылья как бы уравновешивали его, балкон на третьем этаже придавал ему воздушность, а арочная колоннада, возможно, не только украшала его, но и служила для проветривания нижнего этажа.

Две симметричные каменные лестницы вели на просторную террасу, вход в которую тоже был украшен колоннами, а по обе стороны от них сверкали огромные, от пола до потолка, окна.

Была здесь и сторожевая башня, которую Слай называл голубятней. Сколько он ни рассказывал Вере о вилле, все же ему не удалось подготовить ее к этой встрече. Фонтан посреди сада напомнил Вере о ее сне, но как человек уравновешенный она сказала себе, что фонтаны есть почти во всех итальянских загородных домах и этот не имеет никакого отношения ни к ее сну, ни к тому, что Нино привез ее сюда.

Нино остановил машину у подножия одной из лестниц, и тотчас, как в городском дворце Манчини, появился слуга, чтобы забрать багаж. Следом за ним из дома вышла стройная темноволосая и очень красивая женщина, которая, однако, не спустилась вниз, а осталась на террасе и только наклонилась над балюстрадой.

— Ну наконец-то, — воскликнула она по-итальянски, не обращая внимания на Веру и Джулио. — Сейчас у него доктор. Бабушка велела тебе, как только ты приедешь, немедленно идти туда.

Как бы Нино ни был озабочен дурными вестями, он-то помнил о приличиях.

— Вера, это моя сестра Сильвана, — едва они стали подниматься по лестнице, сказал он по-английски, со всей очевидностью делая замечание своей сестре. — Сильвана, я привез к нам из Америки вдову твоего брата Веру и ее сынишку Джулио. Не будешь ли ты так любезна, пока я занят, принять их? Попроси Джину показать им их комнаты.

Сильвана не осталась безразличной к выговору брата.

— Здравствуйте, — буквально прошипела она на английском языке с явным итальянским акцентом и изобразила учтивую улыбку. — Вы не голодны? Или, может быть, после долгого путешествия предпочитаете отдохнуть?

После великолепного завтрака в кафе «Турино» есть Вере не хотелось, к тому же Джулио явно нуждался в отдыхе. Да и ей самой хотелось остаться одной хотя бы на несколько минут, чтобы обдумать события последних нескольких дней. Пожалуй, лучше будет, если я познакомлюсь со всем семейством позднее, когда Нино освободится и сможет помочь в случае чего, решила Вера.

— Счастлива наконец-то познакомиться с вами, Сильвана, — ответила Вера с едва заметной улыбкой. — Думаю, нам надо сначала отдохнуть. Надеюсь, наш приезд в такое неподходящее время не очень помешает вам.

Сильвана кивнула, но ничего не сказала, и все четверо — Нино, Сильвана, Вера и Джулио — вместе вошли через лоджию в дом. Зал, в котором они оказались, выглядел несколько чопорно, что немного смягчалось блеклыми росписями стен, украшенных картинами девятнадцатого столетия. Черно-белый мраморный пол и сводчатый потолок с лепными ангелочками в разных позах дополняли картину.

Точно такие, как внизу, лестницы по обе стороны зала вели с первого на второй этаж. Нино помедлил перед одной из них и, положив руку на позолоченный шар на перилах, извинился перед Верой.

— Прошу прощения, что вынужден вас покинуть. Мы встретимся вечером за обедом, и тогда я представлю вас всем членам нашей семьи.

Напряженное выражение на его лице напомнило Вере портрет аристократа в музее, на которого Нино сейчас был похож как две капли воды.

— Отлично, — ответила Вера, показывая явно больше уверенности в себе, чем она ощущала на самом деле. — Пожалуйста, не беспокойтесь о нас. Сейчас вы должны быть с вашим отцом.

Поблагодарив ее взглядом, Нино буквально взбежал по лестнице. Сильвана позвонила в колокольчик, и в это мгновение Вера заметила толстого и малоприятного на вид мальчугана лет восьми, который в упор разглядывал ее в полуоткрытую дверь.

— Мой сын Лучано, — коротко проговорила Сильвана, избегая реального знакомства. — А вот и Джина… Полагаю, вы не обидитесь, если в сложившихся обстоятельствах я оставлю вас на ее попечение и вернусь к отцу.

Вера едва сумела скрыть радость, услышав ее слова. Она взяла Джулио за руку и пошла следом за юной и как будто доброжелательной горничной по лестнице. С каждым шагом, пока Вера поднималась на третий этаж, отданный под спальни и гостиные, ощущение дежа-вю усиливалось, внося смятение в чувства Веры.

Чтобы успокоить себя, она стала вспоминать, что Слай рассказывал ей о доме, в котором прошли его детство и юность.

Когда они остановились в гостиной с высоким потолком, разделявшей ее комнату и комнату Джулио, Вера окончательно поняла, что не стоит себя обманывать. И тотчас ей послышался шум, у нее закружилась голова, яркий солнечный свет сменился сумерками, и к ней вернулось ощущение, которое она испытала перед портретом мужчины из эпохи Возрождения.

Нет! Вера ухватилась за обитую бархатом спинку кресла. Так нельзя. Надо найти реальное объяснение тому, что со мной происходит, подумала она, не подозревая, что пошатнулась и сильно побледнела.

Джулио с испугом смотрел на нее.

— Мамочка, — дрожащим голоском прошептал он.

— Что с вами, синьора? — спросила Джина, озабоченно вглядываясь в ее лицо.

Усилием воли Вере удалось прогнать наваждение, которое уже неделю досаждало ей, то и дело вырывая ее из двадцатого века и ввергая в пучину прошлого.

— Ничего страшного. Мне просто надо поспать, — ответила она, выпрямляясь. — Слишком долго мы добирались сюда из Чикаго. Может быть, вещами займемся попозже? Мне бы хотелось уложить Джулио в постель… и самой тоже прилечь…

Хотя горничная не выразила желания оставить американскую синьору в одиночестве, она все же кивнула и удалилась. Мне надо было показаться врачу, подумала Вера, вспомнив совет Габриелл, пока помогала Джулио снимать ботинки и залезать под одеяло в вышитом пододеяльнике. Если нет никаких органических изменений, значит, у меня просто разыгралось воображение.

Упрямый внутренний голос нашептывал ей, что врач тут ни при чем. Он не в силах ей помочь, потому что происходящее с ней вне сферы его компетенции.

Оно связано с портретом шестнадцатого столетия, случайно увиденным ею в музее на выставке, продолжал шептать внутренний голос… и с Нино, если уж посмотреть правде в глаза. Следовательно, перед ней альтернатива. Или она как можно быстрее бежит отсюда и возвращается в свою спокойную жизнь, которую не посмеют тревожить призраки прошлых эпох, или остается, но тогда, возможно, галлюцинации будут преследовать ее и дальше.

4

Нино стоял возле массивной кровати своего отца и со страхом вглядывался в его посеревшее лицо. Туринский кардиолог, который в настоящий момент исполнял обязанности личного врача Лоренцо Манчини, только что ушел, и старик погрузился в дремоту. Дышал он шумно, иногда даже хрипел, и, глядя на него, Нино с трудом мог представить, что он был когда-то молодым здоровым энергичным мужчиной, легко управлявшимся с могущественными промышленниками и имевшим множество любовниц.

Нино очень хотелось услышать от врача, что последний удар, случившийся с Лоренцо, не особенно опасен, и тот неохотно подтвердил это. Однако Нино сам видел, как устал его отец, как у него сильнее обычного дергается рот и совсем не двигается левая рука. Удар действительно не был смертельным, более того — Лоренцо не нуждался в больнице, однако Нино отчетливо видел, что дни его отца сочтены… После недельного перерыва это стало для него яснее ясного.

Слава Богу, что я уговорил Веру прилететь со мной в Италию и привезти Джулио. Нет, слава Богу, она сама себя уговорила, что это необходимо. Если все пойдет хорошо, размышлял он, то разрыв со Слаем, который мучительно переживал старик, останется в прошлом… насколько это возможно. По крайней мере, он успеет познакомиться со своим внуком.

Бабушка словно прочитала его мысли.

— Малыш тут? — сухо спросила она, как будто забыв о существовании Веры.

Несмотря на аккуратно уложенные седые волосы и величественную осанку, делавшую ее гораздо моложе ее восьмидесяти семи лет, она так же, как и медленно умиравший сын, понемногу слабела и сдавала позиции, хотя не желала в этом признаваться. Нино было страшно подумать, что он может потерять их обоих.

— Твой правнук и твоя невестка отдыхают, — тихо подтвердил он.

Синьора Манчини удовлетворенно кивнула.

Как всегда, стараясь держаться в тени и ни слова не добавив к беседе свекрови и сына, младшая синьора Манчини улыбнулась своим мыслям. Вот уж кто заласкает Джулио, пока он будет тут, подумал Нино. К ней он побежит, если Вера будет недосягаема, за защитой и поддержкой. А бабушка, возможно, постарается сделать из него своего наследника, чтобы он в свое время взял на себя бремя ее правления. Если мы позволим ей, она будет воспитывать его по своему усмотрению.

Неохотно исполнив просьбу Нино и проводив врача до машины, Сильвана вернулась в комнату больного. Нино спросил, не случилось ли в его отсутствие чего-то такого, что могло ухудшить состояние отца.

Сильвана приняла его слова на свой счет.

— Пьетро ничем не побеспокоил его, я тоже, если ты это имеешь в виду, — с осуждением проговорила она. — Виноват ты. Незачем было привозить сюда эту женщину и ее сына! Как ты не понимаешь, что только бередишь старые раны, которые не зажили за восемь лет?

Понимая, что враждебность сестры связана со страхом потерять часть наследства, если Лоренцо примет Джулио в семейный круг, Нино взглядом заставил ее замолчать.

— Отец не возражал против их приезда? — спросил он, обращаясь к Марии, которая лучше других знала мысли своего сына.

— Наоборот, он был доволен, — ответила она, награждая Сильвану недовольным взглядом.

Комната показалась Вере розовой в свете заходящего солнца, когда Джина разбудила ее. Горничная уже умыла и причесала Джулио, а заодно одела его во все чистое.

— Синьора, не нужно ли что-нибудь погладить? — спросила она.

Вера не успела ответить, как в комнату ворвался Джулио, которому не терпелось сообщить последние новости (известные ему, вне всякого сомнения, от Джины): семейство уже собралось в столовой и ждет их.

Только торжественного выхода мне не хватало, подумала Вера. Все как-то не так получается.

— Нет, гладить пока ничего не надо, — торопливо ответила она, с радостью вспоминая придуманные ею самой специально для таких случаев шелковые одеяния. — Джулио, поиграй с самолетом, пока мама переоденется в ванной.

Через несколько минут Вера и Джулио уже входили в столовый зал с росписями на стенах и шелковыми шторами на окнах. Хотя, видимо от непривычки спать днем, Вера все еще чувствовала себя немного сонной, она сразу ощутила напряжение людей, сидевших за очень длинным столом, похожим на монастырский. Нино встал, подошел к Вере и подвел ее к креслу рядом с собой.

— Спасибо, — прошептала она, стараясь избежать его чересчур пытливого взгляда и предпочитая рассматривать скатерть из венецианских кружев.

— Смелей, — сказал он и ободряюще улыбнулся Вере. — Бабушка, мама, Лючия, Винсенто, позвольте мне представить вам вдову нашего Слая Веру и их сына Джулио. Надеюсь, подобно мне, вы рады наконец-то видеть их среди нас.

Словно по команде все взгляды устремились на Марию, ибо за ней сохранялась привилегия первой высказывать свое мнение.

— Bene accetto, Вера, Джулио, — проговорила она с хрипотцой в голосе и продолжала на великолепном английском языке, хотя и не без акцента, — добро пожаловать к нам на виллу Воглиа. Надеюсь, это будет ваш первый из многих будущих счастливых визитов.

Винсенто — муж Сильваны, лысый, с резкими чертами лица — одновременно с Нино поднялся из-за стола.

— Рад познакомиться с вами, — проговорил он с улыбкой, которая увяла у него на губах под гневным взглядом жены.

При взгляде на старшую сестру Нино, полнеющую Лючию с небрежно подобранными светлыми волосами, почему-то вспоминалась уютная неприбранная постель. Она не любила детей и, едва взглянув на Джулио, довольно безразлично заговорила с Верой, словно исполняя долг примерной хозяйки:

— Привет. Нино сказал, что ты моделируешь одежду. Воспользуйся случаем, пока ты тут, и посмотри миланские коллекции.

Насколько Вера поняла, мать Нино, увядшая красавица с нежным лицом, уже давно свыклась с необходимостью жить в тени Марии. И все же именно Виола с ее ласковой улыбкой и таким же голосом выразила куда больше чувства, чем все остальные вместе взятые. В отличие от свекрови, от проницательного взгляда которой хотелось куда-нибудь спрятаться, она излучала беспредельную любовь и нежность.

Не успели члены семейства Манчини высказаться, как кухарка внесла главное блюдо (наверняка, ей пришлось держать его подогретым, пока Вера и Джулио не вышли к столу) — жареного барашка с золотистыми луковицами и ореганом. Потом на столе появились зеленый горошек, помидоры, фаршированные специями, великолепное ризотто и нежнейшее фрикассе из грибов. Не был забыт и салат, который оставалось лишь заправить маслом и уксусом из специальных кувшинчиков, стоявших на серебряном подносе.

Несмотря на то что все были озабочены здоровьем человека, лежавшего в своей спальне наверху, стол украшал большой букет из белых астр и желтых ноготков, придававший праздничный вид обеденному столу. Посуда не обманула Вериных ожиданий — английский фарфор, французский хрусталь, тяжелые серебряные вилки, вероятно переходившие в семье из поколения в поколение.

Нино председательствовал за столом. Он открыл несколько бутылок вина с виноградников виллы и разрезал барашка. Постепенно напряжение за столом спало, и все почувствовали себя свободнее и раскованнее. Отсутствовали лишь Лоренцо Манчини, прикованный к постели, и вечно занятый Микеле, который управлял делами виллы, как говорил Слай.

Впрочем, Микеле, едва заметно прихрамывая, благодаря искусной операции, которой он подвергся в восемнадцатилетнем возрасте, вскоре присоединился к остальным. Улыбаясь и виновато (притворно, как показалось Вере) кланяясь бабушке, он занял свое место за столом.

— Готовимся к сбору урожая, — сказал он, словно объясняя причину своего опоздания.

Повернувшись к Вере, он спросил:

— А вы, верно, моя новая невестка?

Немного скованно, словно ожидая от Микеле всяких неприятностей, Нино должным образом познакомил родственников.

Испытывал или не испытывал незаконный сын Лоренцо неприязнь к Вере и Джулио, без усилий занявших более высокое место в семейной иерархии, но он был учтив и непроницаем.

— Рад познакомиться, — сказал он, кривя губы в двусмысленной усмешке.

Когда Микеле вошел в зал, Вере показалось, что они с Нино просто-напросто на одно лицо, но, приглядевшись повнимательней, она поняла свою ошибку. Если Нино был сильным и собранным, то Микеле можно было почти с уверенностью назвать почтительным и даже льстивым. Ей сразу стало ясно, что Нино и Микеле ладить не могут. Их вражда куда более глубокая, чем она когда-то поняла из слов Слая.

По мере того как шло время, все переключили внимание на Веру и с большим интересом стали расспрашивать ее о жизни в Соединенных Штатах, о ее родителях, о школе и колледже, в которых она училась, о ее фирме. Естественно, тон задавала Мария. А у бедняжки Веры не оставалось времени утолить голод. Еще более бесцеремонно Мария допросила Джулио. Она даже попыталась справиться с его смущением и рассказала ему несколько историй о его отце, когда тот был маленьким. Однако Вере показалось, что он все равно ее боится, может быть немножко меньше, но боится.

Ни слова не было сказано о карьере Слая в качестве гонщика и о его разрыве с отцом. Нино принимал участие в разговоре наравне с Виолой и Лючией, зато Сильвана и Винсенто большей частью молчали. Микеле с аппетитом ел, видимо проголодавшись на воздухе, но он внимательно следил за Верой и наверняка подметил необычное расположение к ней Нино.

После того как съели особый десерт, приготовленный в честь Веры, Мария извинилась и вернулась в спальню Лоренцо, махнув Виоле, чтобы она оставалась с гостями.

Спокойно отреагировав на безмолвное указание свекрови, Виола предложила пить кофе на воздухе.

— Сегодня замечательный вечер, — тихо проговорила она, — и очень теплый, правда немного дует ветер.

Устроившись на террасе в плетеных креслах, они смотрели вдаль на виноградники и полную луну, сверкавшую серебром над дворовыми постройками, холмами и рощами.

— Такую луну в Англии называют урожайной, — неожиданно проговорил Нино.

Едва Кончитта, домоправительница и кухарка Манчини, накрыла стол для кофе, Микеле вынул губную гармошку и наиграл несколько веселых мелодий. Вновь Вере почудилось, что, хотя семья, исполняя волю Лоренцо, приняла Микеле, она все-таки держит его на расстоянии. Ей даже показалось, что она читает антипатию на нахмуренном челе Нино, смотревшем в его сторону, и в подчеркнутом безразличии Сильваны и Винсенто к его попыткам повеселить аудиторию. Лишь Виола (у которой было меньше всего оснований любить навязанное ей дитя, как думала Вера) относилась к нему по-доброму. Вера тоже, хотя ее чувства к нему не могли сравниться с чувствами к Нино, постаралась отнестись к нему с симпатией.

Через полчаса Джулио уже практически спал. Несмотря на дневной отдых, на нем начал сказываться трансатлантический перелет. Левая щека у него раскраснелась, так как он прижимался ею к Вериному колену, сидя на стуле рядом с ней. Густые темные ресницы то и дело закрывали зеленые глаза, унаследованные им от матери.

Поблагодарив всех за теплый прием и пожелав спокойной ночи, Вера повела сына наверх. Чтобы облегчить мальчику привыкание к чужому месту, она посидела с ним несколько минут уже после того, как он надел пижаму и выключил свет.

Как же мы далеко от дома, думала Вера. Хотя ничего не стоит при наличии обратных билетов, лежащих у нее в портмоне, в любой момент сесть в самолет и улететь обратно, Верой владело странное и непонятное предчувствие, что она сожгла мосты и отныне для нее и для Джулио начинается новая жизнь.

Еще у нее появилось ощущение подстерегающей их опасности.

Где твой здравый смысл? — спрашивала она себя. Вот вернешься домой, и тогда Италия покажется тебе почти недосягаемо далекой. Не надо торопить события. И не надо прощаться с Нино, пока еще не настал срок, шепнул ей внутренний голос.

На террасе мужчина, о котором постоянно думала Вера, после ухода Марии несколько расслабился и почувствовал себя вольнее, чем за обеденным столом. Она знала, с каждым мгновением связь между ними крепнет, и, когда Вера поднялась с кресла, он на мгновение обнял ее и напомнил, что утром они снова увидятся. Очевидно, он хочет показать им здешние места…

Наверное, если бы повезло, у нас что-нибудь могло бы получиться, призналась самой себе Вера, убирая волосы со лба Джулио и целуя его на сон грядущий. Она шла к себе в спальню и думала о Микеле, который все подмечает и, видно, не прочь получить выгоду из своих наблюдений.

Несколько мгновений спустя все мысли напрочь вылетели у Веры из головы. Едва она направилась к кровати под балдахином, застеленной очень дорогим кремово-розовым бельем, как в ушах у нее вновь послышался уже знакомый шум и яркий электрический свет сменился сумерками.

На сей раз все закончилось, практически не начавшись. Потрясенная и выбитая из колеи Вера готова была поклясться, что слышала шаги у себя за спиной. Нино? Неужели он?

Обернувшись, она ничего и никого не увидела и решила, что это все игра ее воображения. Не удивительно, если учесть, как у меня кружится голова. Нет! Вот вернусь в Чикаго и сразу пойду к врачу. Не хватало мне галлюцинаций.

Все же, надев ночную рубашку и нырнув в постель, она не сомневалась, что в самом деле что-то слышала.

К утру Лоренцо почти оправился, по крайней мере ему стало намного лучше. О таком никто и не мечтал. Более того, за завтраком, сервированным в залитой солнцем комнате, в приоткрытые окна которой вливался колокольный звон, Нино объявил приятную новость, вероятно намеренно дождавшись, когда подадут ароматный кофе.

— Папа просил вас и Джулио подняться к нему, — сказал он Вере, вытирая рот салфеткой. — Думаю, нам следует пойти к нему сейчас, а то он плохо спит и устает задолго до полудня.

Несмотря на то что Вера прилетела в Италию исключительно ради знакомства Джулио с его дедушкой, она не смогла скрыть охватившей ее растерянности. Ей и в голову не приходило, что патриарх настолько плох. Или что Сильвана невесть почему возненавидит их. Она не сомневалась, что Сильвана винит ее с сыном в последнем ударе, случившемся с отцом.

Мне совсем не хочется травмировать ребенка, подумала Вера.

— Не волнуйтесь, cara, — шепнул Нино, словно услышав ее мысли, и погладил ей руку. — Джулио уже большой мальчик, и он выдержит. Отец, честное слово, не кусается.

От его прикосновения у Веры по коже побежали мурашки, к тому же он назвал ее «дорогая», и у нее стало одновременно тепло и беспокойно на душе. Нино вышел к завтраку в белой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и без галстука, и у Веры дух захватило, едва она увидела его, — таким он показался ей красивым и недостижимым. От вчерашней скованности не осталось и следа. Микеле, похоже, ушел довольно рано, ведь вскоре предстояла уборка винограда, и, вероятно, хорошее настроение Нино было связано с его отсутствием. Не исключено, что на него повлияло и улучшение в здоровье Лоренцо.

Мария уже сидела в одном из старинных кресел с высокой спинкой в комнате Лоренцо, когда несколько минут спустя они постучали в дверь. Поднявшись с заметным усилием, она поздоровалась с ними и пригласила войти. Виола тоже была здесь (а где еще быть жене больного?) и, сидя со своей вышивкой возле окна, приветливо им улыбнулась.

Утонув в огромной кровати, занимавшей большую часть комнаты, Лоренцо спал. Посеревший, изможденный, он с трудом и шумно дышал, словно его легкие никак не желали ему подчиняться.

Джулио крепче сжал руку Веры.

— Мамочка, — прошептал он.

Мария не могла не услышать страха в его голосе. Наклонившись к Лоренцо, она тихонько потрясла его за плечо.

— Проснись… Они тут… Жена Слая и его сын.

У Веры перехватило дыхание, когда ее свекор открыл карие с золотыми пятнышками глаза — глаза Слая — юные и живые на старческом лице. Он произнес несколько гортанных слов, с мольбой протягивая к ней здоровую руку.

— Папа, говори по-английски, — тихо попросил его Нино. — Вера немножко понимает по-итальянски, а Джулио еще ребенок. У него не было времени выучиться итальянскому языку.

— Ну конечно. Конечно. Он американец. Я забыл.

Хотя Лоренцо говорил не совсем внятно, вслушавшись в его речь, Вера поняла, что она совершенно осмысленна и достойна внимания. Неожиданно она заметила слезы на глазах Лоренцо. Но он как будто улыбался, правда едва заметно и не очень уверенно.

В комнату проскользнула Сильвана и с ненавистью посмотрела на американскую родственницу.

Нино, обнимая Веру за плечи, подтолкнул ее и Джулио к кровати.

— Все в порядке, — едва ли не радостно проговорил он. — Вы ничем ему не повредили. Наоборот. Для него это очень важно.

Испуганный Джулио, округлив от страха глаза, неохотно подчинился, но едва Лоренцо протянул к нему руку, как отскочил назад и спрятался за мать.

Лоренцо тяжело вздохнул, и его рука упала на одеяло.

— Сколько вы тут пробудете? — спросил он, встретившись взглядом с Верой.

Этот человек выгнал Слая из родного дома. Это он оставил своего сына без гроша и превратил в эмигранта только потому, что ему хотелось следовать зову своего сердца. Злой и могущественный, он поклялся, что Слай не будет работать в Италии, даже если ему придется подкупить всех нанимателей или скупить все треки в стране.

А теперь он такой жалкий…

Вера попыталась улыбнуться ему.

— Около двух с половиной недель.

— Это недолго. Твой мальчик… Надо же ему познакомиться с его итальянским дедушкой, правда? Он должен познакомиться со своей семьей и увидеть все, что нам принадлежит.

Улетая из Чикаго, Вера дала Габриелл слово, что не задержится в Италии. К тому же ей было противно смотреть, как алчность руководит жизнью семьи, особенно сказываясь на Сильване, больше всего на свете боявшейся, как бы появление Джулио не потеснило ее сына в завещании отца.

Единственное, что держит ее здесь, — это Нино. Тебе не хочется расставаться с ним, шептал внутренний голос. Пусть вы родственники, но вас уже связывают не только родственные узы. Вот лишь бы знать, к добру ли это.

Вере не хотелось еще раз увидеть слезы Лоренцо, по крайней мере вызванные ею…

— Посмотрим, — успокаивающе проговорила она. — Мне тоже кажется, что Джулио должен получше познакомиться с вами. Поэтому я согласилась приехать сюда.

На несколько мгновений в комнате воцарилась полная тишина.

— Ты прощаешь?

Когда-то гордый и могущественный, он произнес эти два слова так, словно они мучили его долгие годы.

Наверное, так оно и было.

— Синьор Манчини, пожалуйста, — запротестовала Вера, не в силах вот так сразу забыть то плохое, что было связано с ним в жизни ее мужа. — Я еще не была знакома со Слаем, когда случилось то, что случилось. Когда вы и Слай поссорились…

— Ты была его женой. Теперь его нет, а ты есть… Одна только ты можешь простить меня или не простить. Я был не прав… Не прав… Ты понимаешь? Я не должен был так поступать с ним!

У Марии дрогнули губы, словно она в первый раз слышала признание своего сына и сожалела, что для него потребовалось так много времени. Однако она молчала. Молчал Нино. И Виола тоже молчала. За их спинами притаилась пылавшая злобой Сильвана.

Не желая смотреть на Нино, чтобы не подпасть под его влияние, и не желая поддаваться злобе Сильваны, Вера решила положиться на свое сердце. Что оно ей подскажет, то она и сделает. Отец Слая просит об отпущении греха. Пусть он был деспотом, пусть даже был жестоким деспотом, какое право имеет она отказать ему в милосердии?

— Я прощаю… как простил бы вас Слай, если бы был сейчас на моем месте, — наконец проговорила Вера, вспомнив покойного мужа и придя к мысли, что вражда не может быть вечной. — Синьор Манчини, ваш сын любил вас. Если бы сегодня он стоял тут рядом со мной, я уверена, он сказал бы то же самое.

Слезы заблестели в глазах Лоренцо Манчини. Еще раз подняв здоровую руку, он потрепал Джулио по светлым волосам.

— Мы еще поговорим с тобой, правда, bambino?

Джулио с младенчества чутко реагировал на все, что его окружало, и теперь, почувствовав изменение в настроении матери и больного старика в постели, не отшатнулся от него.

— Хорошо, дедушка Манчини, — сказал он, словно пробуя на вкус незнакомое имя, которое Вера назвала ему по дороге из Милана в Турин.

В тот же день — к величайшему удовольствию Джулио — Нино запряг пони и взял их на экскурсию по владениям семейства Манчини. Даже Вера не представляла, что такое богатство может быть в руках одной семьи. Несмотря на воскресенье, заслуженный день отдыха, на южном склоне холма крестьяне в соломенных шляпах, прикрывавших их лица от солнца, обрывали сухие листья с виноградных лоз и располагали зеленые так, чтобы они не закрывали сверкавший, наподобие драгоценных камней, зреющий виноград от солнечных лучей. То тут, то там они срывали несколько ягод и клали их в брезентовые мешки, которые носили при себе.

Джулио сидел между Верой и Нино на деревянной скамейке.

— Зачем они это делают? — спросил он. — Почему не срывают всю гроздь сразу?

— Потому что виноград еще не совсем созрел, племянник. — Потянув за вожжи и придержав пони, Нино с одобрением посмотрел на мальчика. — Ягоды в маленьких мешочках отдадут Микеле, и он проверит, сколько в них сахара и кислоты, — объяснил Нино. — А когда сахара будет достаточно, мы все пойдем собирать урожай… даже твоя прабабушка. Чтобы получилось хорошее вино, виноград надо собрать как можно быстрее.

Стараясь не поддаваться ощущению, будто она уже когда-то была на вилле Воглиа и все тут отлично знает, особенно пятисотлетнюю каменную конюшню, Вера всем телом повернулась к Нино.

— А нам тоже разрешат помочь?

Нино улыбнулся.

— Ну конечно. Вы же члены семьи. Иначе и быть не может.

Если иметь в виду Сильвану и Марию, то лучше не надо, мысленно ответила ему Вера. А вот с тобой… с Виолой… может быть, с Лоренцо, если он проживет достаточно долго, чтобы…

Когда их взгляды встретились, обоим показалось, будто они думают об одном и том же… Мы можем быть одной семьей, но, кажется, мне хочется большего, размышляла Вера, когда они, греясь на сентябрьском солнышке, поехали дальше между рядами виноградника. Мы всегда знали друг друга. И пусть все считают это безумием, я уверена, так оно и есть.

Вера не была убеждена, что готова поверить другому Нино, которого сумела увидеть в нем. Она даже в общем-то не хотела видеть того, другого. У нее появилось неприятное чувство — чем больше она приближалась к Нино, тем глубже погружалась в тайну, которую навязывали ей галлюцинации и пугающее ощущение, будто вилла издавна знакома ей, и не понаслышке. Каким-то образом все связано…

Повернув пони на широкую дорогу, которая вела к давильне, и время от времени приглядывая за ним, Нино смотрел на Веру поверх головы ее сына, а она, чувствуя на себе его взгляд, терялась и слабела, понимая, что у нее нет сил воспрепятствовать тому, что с неизбежностью надвигалось на нее.

— Мне придется уехать в город на несколько дней. Завтра, — сказал он, как будто извиняясь за то, что откладывает разговор об их непонятной и не нуждающейся в словах близости. — Я вернусь, когда поспеет виноград… Самое позднее, в четверг. Если я вам понадоблюсь, немедленно звоните.

В общем-то он не сказал ничего особенного, как ничего особенного не было в его прикосновении, когда они желали друг другу «доброй ночи» накануне, однако у Веры было ощущение, будто он страстно и долго целовал ее… Ничего не поделаешь, решила она. Мы соединимся… нравится мне это или нет, думала она, трепеща от страха. Лучше сказать, мы вновь соединимся.

5

В те дни, что Нино провел в Турине, Вера постоянно испытывала раздражение, растерянность, тоску. Понемногу она привыкла к своей роли невестки в семье Манчини. Слуги полюбили ее, наиболее могущественные члены семьи приняли как свою, и она все дни напролет бродила по великолепному дому и по саду, где родился и провел детство ее покойный муж.

Однако она не позволяла себе расслабиться. Внутренний голос нашептывал ей, что если она слишком отпустит вожжи, то падет жертвой опасности, которая пока ей неизвестна.

Каждое утро после завтрака она и Джулио наносили визит Лоренцо в его спальне. Стараясь держаться в тени, насколько это было возможно, она подбадривала сына, если он запинался или боялся задать какой-нибудь вопрос. Старик рассказывал ему много интересного и временами не мог удержаться от взрывов обожания, которые поначалу пугали мальчика. Правда, он постепенно привыкал к ним и чувствовал себя раз от раза все свободнее.

С точки зрения Веры, которая как бы совмещала в себе наблюдателя и судью, чувства Лоренцо было нетрудно понять. Он явно полюбил малыша, увидев в нем свое бессмертие. Может быть, мальчик даже заменил ему сына, которого он безжалостно выгнал из дому. Как бы то ни было, их визиты оказались для него лучшим лекарством. К среде старый магнат окреп настолько, что целый час провел на балконе, беседуя со своим внуком.

Днем, когда Джулио спал, Вера бродила вокруг дома, делая зарисовки. Она постоянно ловила себя на том, что ее влечет к себе конюшня, и вспоминала рисунок, который сделала еще в Чикаго после посещения музея. Мужчина на портрете, несомненно, был из этих мест. Он жил на этой вилле… Теперь я тоже живу тут, думала Вера, не зная, как связать вместе эти два факта. С тех пор как она ступила на землю Италии, ее жизнь в Чикаго словно ушла на задний план, перестала быть важной для нее и в какой-то момент она обнаружила, что живет как будто в другом измерении и даже стала как будто совсем другим человеком.

Микеле она видела очень редко, ибо он от зари до зари был занят на виноградниках и не являлся даже к обеду. Едва Нино уехал, как Сильвана и Лючия тоже куда-то исчезли. Пробормотав что-то насчет неведомых обязанностей, Сильвана вместе с Пьетро вернулась в Турин, чтобы провести несколько дней с мужем перед уборкой винограда. Лючия же, едва попрощавшись с отцом, укатила к морю.

Отъезд Лючии никак не затрагивал Веру, но она с облегчением вздохнула, когда уехали Сильвана и Пьетро. С самого начала младшая дочь Лоренцо Манчини не делала тайны из своего отношения к «американцам». Что же до Микеле, то, хотя она и жалела его, его изучающий, всепроникающий взгляд выводил ее из равновесия.

Солнечные осенние дни шли один за другим, и Вера смогла получше узнать Виолу. Они вместе ходили в кухню к Кончитте делать заготовки для спагетти, чем никогда не занимались собственные дочери Виолы, и вместе ездили в музей в Альбе, в котором сохранилось много вещей древнеримской культуры. К удивлению Веры, Мария тоже предприняла попытку приручить ее. Пригласив ее в собственную гостиную на чашку кофе, она незаметно, но настойчиво уговаривала Веру продлить визит.

Вера с нетерпением и в то же время со страхом ждала возвращения Нино, постоянно думая о нем. Как раз накануне его приезда она взяла корзинку и отправилась в огород при кухне, чтобы нарвать цветов для обеденного стола, не сразу поняв, что на нее неминуемо надвигается один из загадочных приступов. Через несколько мгновений у нее подогнулись колени, а сад распался на миллионы сверкающих точек.

В точности так же, как это было в музее, она заметила неподалеку людей из другой эпохи и почувствовала — но не увидела — присутствие мужчины в бархатном камзоле, который страстно прошептал ей на ухо:

— Марселла, выходи за меня замуж.

Голос был в точности такой же, как у Нино. И все-таки немножко не такой. А имя принадлежало ей, хотя она могла бы поклясться на Библии, что никогда прежде не слышала его. Все вмиг исчезло, когда Виола коснулась ее руки.

— С тобой все в порядке? — встревоженно спросила она. — Я была на террасе и видела, как ты пошатнулась и уронила цветы. Еще не хватало, чтобы ты упала и поранилась.

— Нет-нет. Со мной все в порядке. Правда. — Стараясь взять себя в руки, Вера повернулась к Виоле и даже попыталась улыбнуться. — Наверное, виновата жара. К тому же я голодна. Когда Мария сказала, что сбор винограда завтра, я вдруг разволновалась и даже не смогла нормально поесть. Мы с Джулио никогда прежде не принимали участие ни в чем подобном…

Болтая без умолку, Вера достигла цели. Хотя Виола и не совсем ей поверила, все же она больше не задавала вопросов.

Нино приехал, когда на землю уже спустились сумерки, и его белая «фальконетта» была сверху донизу покрыта пылью. Вера сидела на террасе, куда пришла подумать о том, что с ней произошло в огороде, и сразу же вскочила, едва заслышала шум мотора. Увы, она запуталась в длинной шелковой юбке, разрисованной вьюнками. Собственно, не очень-то она и запуталась, потому что, с одной стороны, ей хотелось убежать в свою спальню и не видеть его, а с другой — броситься в его объятия.

Потеряв на размышления несколько минут, Вера вынуждена была остаться. Нино легко взбежал по лестнице и сплел свои пальцы с ее пальцами, отчего она сразу ощутила себя красивой и желанной. К добру или не к добру, но связь, которую она чувствовала между ними в воскресный день, мгновенно восстановилась.

— Как дела? — тихо спросил Нино.

От его простых слов ничего не изменилось. Связь осталась, даже как будто окрепла. И это в реальной жизни. А в ее фантазиях он уже давно был возлюбленным и защитником, хотя противный внутренний голос предупреждал ее об опасности, которая как-то связана с портретом и с галлюцинациями. Если ты поддашься Нино, то тебя уведет еще дальше в глубь веков, а ты ведь этого не хочешь, правда?

— Прекрасно, — ответила она, не желая слушать внутренний голос.

Она чувствовала тепло его рук и была счастлива. Неожиданно ей показалось, что от его ласки у нее затвердели соски, и она поняла, что хочет его, хочет, чтобы он погладил ее груди, обнял…

— Вашему отцу лучше, — сказала она, лишь бы что-то сказать и разрядить атмосферу. — Они с Джулио отлично ладят. А я много гуляла и делала зарисовки… нет, работала я мало.

Не сводя с нее глаз, Нино с трудом удерживался, чтобы не прижать ее к себе. Он знал, что наверняка последует за этим. Слишком давно у него не было женщины.

Нет, я не пороховая бочка, непригодная для женского общества, как Микеле старается мне внушить, думал Нино. У меня столько же прав иметь то, что я хочу, сколько у любого другого мужчины. Но я не умею сдержать свой нрав, по крайней мере там, где замешан Микеле. Никогда мне не забыть ссору с моей невестой, которая едва не закончилась трагедией. Вера не должна испытать ничего подобного.

Нино вновь заговорил, желая подавить вспыхнувшую страсть:

— Завтра собираем виноград.

Вера не могла уследить за ходом его мыслей, однако она видела, как меняется выражение его лица. Она почувствовала, как он потянулся к ней и как сразу отпрянул, во всяком случае мысленно.

— Знаю, — отозвалась она. — Мария сказала нам за обедом. Наверное, вам это кажется смешным, вы ведь не в первый раз будете там, а я просто дрожу от нетерпения.

— Нет, не кажется. Я тоже каждый год волнуюсь, хотя не помню, чтобы не участвовал в этом. — Позволив себе обнять Веру за плечи, Нино повел ее в лоджию. — Пойдем, — хрипло попросил он. — Посмотрим, как там отец. А потом посиди со мной, пока я поем.

Мы родственники, мы даже можем стать друзьями, уговаривала себя Вера, когда час спустя желала ему спокойной ночи в холле на третьем этаже. Но при этом она отлично понимала, что ее тянет к нему совсем не по-дружески.

— Не думай о завтра. Спи, — сказал ей Нино, ласково улыбаясь и легко касаясь талии. — Ты ведь знаешь: мы начинаем еще до рассвета и завтракать будем в саду, а не на террасе. Не забудь, нам предстоит не развлечение, а тяжелый труд.

Всю ночь Вере снились разные сны, однако она не могла ничего вспомнить, когда Джина разбудила ее, постучав в дверь, и сказала, что пора одеваться. Небо еще было черное и напомнило Вере рыхлый бархат. В открытые окна, которые вели на балкон, она слышала, как шумят моторы, хлопают двери, смеются и перекликаются люди. До нее долетел голос Сильваны, дававшей указания Пьетро.

— Синьора, я уже все сделала и могу позаботиться о малыше, если вы не против, — предложила горничная, когда Вера потянулась и откинула одеяло.

Ее мысли были устремлены к Нино, она думала лишь о том, что целый день они будут рядом, и с благодарностью приняла предложение горничной. Умывшись и почистив зубы, Вера натянула на себя выгоревшие джинсы, блузку, свитер, повязала голову сине-белой косынкой и надела грубые и чуть великоватые ей ботинки, которые ей принесла Джина. Трава и земля еще мокрые, и, пока солнце не прогреет их, будет сыро и прохладно.

Когда Вера вышла из своей комнаты, длинный стол и множество складных стульев уже стояли под платанами, а небо начало едва заметно светлеть.

Вилла отлично освещалась, к тому же Микеле распорядился зажечь несколько факелов, так что Вера видела всех собравшихся. За исключением Лоренцо, который оставался наверху под присмотром сестры Джины из Альбы, здесь были все члены семьи Манчини и все слуги. И не только они. Работники с соседних ферм, владельцы соседних вилл и ферм, даже почтальон и священник явились на помощь.

Стол был заставлен сыром, ветчиной, вареными яйцами, ароматными соусами и блюдами с полентой,[1] от которых поднимался пар. Вера удивилась, когда обнаружила на столе красное столовое вино, помимо кофе и соков. Очевидно сбор урожая — настоящий дионисийский праздник в здешних местах, с удовольствием подумала она.

Тотчас к ней подошел Нино и взял на руки сонного Джулио.

— Пойдем… Сядь со мной… вместе с Джулио, — попросил возбужденный и такой радостный Нино, словно его никогда не мучили приступы отчаяния. — Потом поедем вместе, и я научу тебя, как и что делать.

Пока работники насыщались по-раблезиански, разговор крутился в основном вокруг вина и сахаристости винограда, хотя то и дело слышались шутки и целые истории, связанные с прошлыми годами. Наконец, от пира, устроенного Кончиттой, осталась лишь грязная посуда. Солнце уже поднялось высоко. Несколько арендованных грузовиков и тележка Манчини, привязанная к трактору, которым управлял садовник Паоло, стояли неподалеку в ожидании сборщиков урожая.

Посадив Джулио на один из грузовиков, Нино залез в него сам и подал руку Вере. Не успела она сесть, как Джулио устроился у нее на коленях, не в силах побороть сонливость, усилившуюся из-за обильного завтрака. Наконец-то все тронулись в путь. Проезжая по дороге, по которой они уже ехали несколько дней назад, Вера заглянула в глаза Нино и вновь увидела в них многовековую бездну, в которой их жизни были каким-то странным образом соединены. Она подтянула колени, чтобы освободить побольше места для юной супружеской пары фермеров, и, так как Нино все еще обнимал ее за плечи, смело положила голову ему на плечо.

Добравшись до вершины холма, откуда предполагалось начать сбор урожая, Вера огляделась и увидела вдали крышу виллы и «голубятню». Вскоре она получила корзину особой формы, которая вешалась на плечо и не мешала движениям.

Джулио и еще нескольким ребятишкам, приехавшим вместе со взрослыми, вручили корзинки поменьше и с ручками. Взрослые должны были срезать большие гроздья острыми ножами, а малыши — пальчиками ломать гроздья поменьше.

— Их берут сюда, чтобы учить, как собирать урожай и как работать вместе со всеми, а результат не имеет значения, — сказал Нино.

Как Вера ожидала, земля в междурядьях еще не высохла, да и на листьях висели капельки росы, напоминая драгоценные камни. Приступив к работе в нескольких шагах от Нино, Вера глубоко вдохнула кружащий голову аромат. Неизвестно, что сильнее кружит мне голову, подумала она, здешний запах или близость Нино. Ее внутренний голос молчал, и Вера поняла, что время для подобных вопросов уже ушло в прошлое.

В десять часов стало совсем тепло, и Вера, сняв свитер, завязала его вокруг талии. Мальчишки, похожие на веселых жеребят, не столько собирали виноград, сколько играли.

— Тяжелая работа, — выпрямляясь и вытирая пот со лба, повторила она слова Нино.

— Зато какая! — И он одарил ее такой счастливой улыбкой, какой она ни разу не видела у него с момента их знакомства. — Тут работаешь руками, а не головой и участвуешь в процессе, в результате которого мы будем пить вкусное вино… Меня это устраивает как нельзя лучше.

Вера почувствовала зверский голод, когда около полудня грузовики, которые отвезли первый виноград на давильню, вернулись с вином, фруктами и самыми разными сандвичами — с сыром, помидорами и всякой всячиной. Кончитта и Джина, стоя на разных грузовиках, резали хлеб и раздавали его всем, кто к ним подходил.

Между рядами виноградника уже были расстелены одеяла и старые циновки. Только Виола, священник и Мария сидели в креслах. Мария уговаривала Джулио перекусить. Долго уговаривать его не пришлось, но он быстро насытился и убежал к другим детям.

Вера и Нино уселись на одну рваную, но когда-то очень красивую циновку. Пока они ели и пили вино из бумажных стаканчиков, их колени соприкасались. Отчаянно жестикулируя, Нино рассказывал, что примерно две трети урожая уже куплено неким промышленником, а остальное пойдет на вино для домашнего стола.

Беря то сандвич, то вино, они сплетали пальцы, и оба тотчас вспыхивали. Да и сидели они так близко друг к другу, что Вера с удовольствием вдыхала запах его горячей кожи, смешанный с виноградным ароматом и ароматом дорогого одеколона, который у нее уже ассоциировался с его сшитыми на заказ костюмами. В какой-то момент все разделявшие их барьеры рухнули, и она поняла это, заглянув в его красноречивые карие глаза, напомнившие ей об аристократе с портрета. Нино не чужой, уговаривала она себя. И наконец-то честно призналась, что не может думать о нем как о родственнике, потому что видит в нем мужчину, которого могла бы полюбить.

Незадолго до этого Вера постаралась освободиться от всех возможных предубеждений в отношении виллы Воглиа и позволила себе полную свободу чувств. Точно так же она поступила теперь, пытаясь убедить себя, что ничего более разумного она не могла придумать. В конце концов, она пробудет тут совсем недолго. А когда вернется в Америку, вряд ли они будут часто видеться.

Тем не менее она знала, что есть еще одна причина для опасений. Сейчас Нино был весел и дружелюбен, но Вера догадывалась о темной стороне его природы. Инстинкт подсказывал ей, что она сама лезет в капкан.

В конце концов наступило время возвращаться к работе, потому что весь виноград должен был быть собран за определенное и довольно короткое время. Поднявшись, Нино предложил Вере руку. Их пальцы опять сплелись, как раз когда появился Микеле и остановился рядом с ними взять сандвич… Ага… вот значит как тут у вас, словно говорил его взгляд, который Вера легко выдержала. Однако она почти тотчас поймала взгляд Марии, говоривший примерно то же самое.

Во второй половине дня работали не хуже. Около шести часов виноград в основном был собран. Уставшие и довольные, с ноющими руками и ногами они возвращались на виллу на телеге, которую вез трактор Паоло. По просьбе Нино старый садовник высадил их возле давильни, где работа была в самом разгаре. Работники готовили проданный виноград к отправке.

— А где делают вино Манчини? — спросила Вера.

Нино поставил Джулио на ноги.

— Пошли, — сказал он и махнул рукой в сторону входа, похожего на пещеру, в старое каменное здание.

Вера сразу поняла, что густой аромат, так поразивший ее на винограднике, ничто по сравнению со здешним запахом. Внутри старинной давильни, построенной в 1720 году, лет через двести после строительства конюшен, которые особенно влекли Веру к себе, находилось всего несколько работников. Здесь ягоды отделялись от веток и по прозрачной трубе попадали в огромный металлический чан, где должны были пройти первую обработку.

— Сам сок почти прозрачный, — пояснил Нино, — поэтому мы оставляем кожуру. Она дает цвет. Всего несколько гроздей и нужно-то. Но это важно. Иначе вино будет плохо созревать и не получится своеобразного вкуса, за который его ценят.

Еще он рассказал о том, что чан скоро накроют от мух, а утром в него добавят дрожжи. Тогда же будет точно выверено содержание сахара.

— Надо отдать дьяволу должное, — произнес он, бессознательно выдавая свою неприязнь к единокровному брату, — Микеле все тут знает в совершенстве.

Не имея возможности поспать днем и проведя весь день на воздухе, Джулио клевал носом. К тому же он был весь в земле и виноградном соке и от усталости ныл и канючил, прижимаясь к Вере, как избалованный двухлетний малыш.

— Пожалуй, надо его искупать перед ужином, если он будет в состоянии ужинать. По-моему, он сыт и уснет, едва его голова окажется на подушке.

Нино ласково взъерошил ему волосы.

— Значит, увидимся за ужином. Кстати, стол будет накрыт там же, где утром. Наверное, я должен тебя предупредить… Сейчас не полагается принимать душ. Можно только вымыть лицо и руки. У наших добровольных помощников здесь нет особых удобств, и мы считаем неприличным показывать свое превосходство.

Попрощавшись с Нино, Вера с сыном пошли в дом. Когда они поднимались по лестнице, то увидели лысого мужчину в очках, в деловом костюме и с портфелем под мышкой, который выходил из комнаты Лоренцо. С очевидным интересом поглядев на Джулио, он поздоровался и прошел мимо.

Вера ни разу не встречала его прежде, и ей пришло в голову, что Лоренцо стало хуже. Неужели сестре Джины пришлось вызывать врача?

— Ему хуже? — спросила она, когда кудрявая сестричка Джины вышла в коридор с подносом, на котором стояли пустые чашки из-под кофе.

Девушка отрицательно покачала головой, но Вера на этом не успокоилась.

— Кто этот человек? Dottore?

Сестра Джины опять покачала головой, явно не желая отвечать на вопросы.

— Это деловой знакомый синьора Манчини, синьора, — недовольно ответила она по-итальянски.

Умываясь, пока Джулио плескался в большой старинной ванне с медными ручками, она выкинула из головы случайную встречу. После целого дня на солнце вид у нее был неважный, и Вера решила, что если нельзя принять душ, то можно хотя бы причесаться и накрасить губы, что она и сделала.

День уступал место вечеру, и к тому времени, когда она и Джулио спустились вниз, повсюду зажгли факелы. Вино текло рекой. То и дело произносились задушевные тосты.

Молодой фермер лет двадцати пяти, с огрубевшими руками, который вместе с ними ехал утром на виноградник, настраивал гитару. Мужчина постарше с вислыми усами присоединился к нему со своим аккордеоном, едва Нино, Вера и Джулио успели сесть. Тотчас появились Кончитта и Джина, которые несли тяжелые блюда с едой. Застучали ножи и вилки. Но разговоры и смех не стихали.

Нино сказал, что предстоят еще пляски и веселые истории.

— С вином и музыкой мы до утра будем чувствовать себя, как заново родившиеся.

Вера улучила минуту и увела Джулио в дом. Она уложила его в постель, и он против обыкновения не стал просить, чтобы она рассказала ему сказку или посидела с ним. Не произнеся ни слова, он повернулся к ней спиной и заснул.

Когда Вера вернулась к столу, было уже совсем темно. Под легкими порывами ветра огонь покачивался, клонился то в одну, то в другую сторону, а то пускался в пляс. Несколько пар уже танцевали, и среди них довольно пожилые, вероятно уже бабушки и дедушки не по одному разу. Стул Нино был пуст. Вера поискала его глазами и не нашла. Наверняка, он танцует с двадцатилетней красоткой, которая сегодня глаз с него не сводила, недовольно подумала Вера. А почему бы и нет? Он здесь хозяин, ведь его отец не может распоряжаться празднеством.

Надо быть реалисткой. И до нее в жизни Нино были женщины, и после того, как она уедет домой, тоже будут. Наверняка в Турине он спал в постели своей любовницы. Слишком в нем много жизни, чтобы он вел себя по-монашески. Пора ей избавляться от романтических представлений о людях.

Надежда, которую он подал ей, — всего лишь часть проблемы, подсказывал ей внутренний голос, подталкивая ее в том направлении, в каком она совсем не хотела идти. Как бы он ни был ласков и заботлив, как бы ни был весел и легкомыслен на вид, его что-то заботит. Любить его — значит потерять опору в реальной жизни.

Уже собираясь отыскать Виолу, чтобы вместе с ней полюбоваться на танцующих, Вера вздрогнула, когда Нино обнял ее за талию.

— Вот ты где, — шепнул он ей на ухо. — А я уже собирался организовывать поисковую команду. Пойдем, я хочу потанцевать с тобой.

Не в силах отказать ему, хотя бы это и грозило им обоим бедой в будущем, она позволила ему увлечь себя в круг. В эту минуту музыканты начали играть довольно сложную и печальную балладу. Вере показалось, что она где-то уже слышала ее, и почти тотчас вспомнила, как ее наигрывал на губной гармошке Микеле. Как давно это было, подумала Вера, а ведь прошло всего несколько дней. Ей казалось, будто эта вилла знакома ей много столетий и ровно столько же столетий она искала любви и покоя в объятиях Нино.

Они танцевали, и, хотя Вера была в грязных джинсах, а не в вечернем платье, и под ногами у них топорщилась трава, а не блестел полированный паркет, она еще никогда не испытывала подобного наслаждения.

Ну как тут сохранять осторожность, когда я слышу биение его сердца… когда он обнимает меня… когда его бедра касаются моих бедер, словно он уже не в силах сдерживать охватившую его страсть? Едва ли не с первой минуты, как они увиделись, Вере очень хотелось узнать, каково ей будет двигаться в такт с ним. Теперь она знала. Это было так же естественно, как дождь, как небо.

Он прижимал ее к себе все крепче и крепче, и она чувствовала, как поднимается в ней желание. От каждого его прикосновения ее бросало в дрожь. В постели, мечтала она, мы бы слились в одно, стали лавой, светом, сгорали бы и растворялись друг в друге, разыгрывая симфонию восторга и познания.

Нино тоже забыл о самоконтроле, и в его голове были те же мысли. Об этом я мечтал, когда мне не спалось во дворце Манчини. Пусть весь мир катится в тартарары, а Вера должна быть моей. Мысленно он уже видел, как они голые лежат в его огромной постели, которую он слишком долго ни с кем не делил.

Нино скорее почувствовал, чем услышал, как она застонала от желания, когда он крепче, чем прежде, прижал ее к себе. Внутри него вспыхнул огонь, словно в сухую траву бросили спичку. В доме нельзя… Нельзя! Вино пело в его крови… А конюшня? Вдвоем, на сене…

Словно молния, которая освещает ночное небо, не предвещая дождя, перед его мысленным взором промелькнул издавна мучивший его ночной кошмар и тотчас исчез. Музыка стихла. Кто-то решил, что музыкантам пора выпить, и они устроили перерыв. Со смехом и радостными возгласами танцевавшие пары, не разнимая рук, двинулись к столу.

Нино не последовал за ними. Вместо этого он увлек Веру в тень деревьев, и она покорно пошла за ним. Там, где их никто не мог видеть, он обнял ее, и она лишь вздохнула, когда его губы прижались к ее губам.

6

Забыв об узах родства, мешавших ей все это время, Вера дала волю своим желаниям. Она прижималась к Нино, не отрывавшегося от ее рта, и мысленно кричала: «Да! Да! Я хочу тебя. Возьми меня».

Она гладила его плечи, руки, чувствовала, как страстно он хочет ее, и сгорала от желания ответить на его страсть. Она ощущала в нем силу, которая могла защитить ее от всего света, и жаждала познать ее. Не разнимая губ, забыв о том, где они и что происходит вокруг, они помнили только одно — они вместе и их соединению никто и ничто не может помешать.

Нино подхватил и приподнял Веру, мысленно прося у нее прощение за свой крутой нрав и черные приступы отчаяния, ввергавшие его в ночные кошмары. Но как же ему жить дальше, если они не будут вместе?

Всем своим существом он молил ее о близости, о любви, о том, чтобы она соединила свою страсть с его страстью. И она отвечала ему «да» каждым вздохом, каждым стоном, пока он не понял, что еще никогда не желал так сильно ни одну женщину. Пора было уйти от людей… И тут он наступил на стекло, и они сразу отодвинулись друг от друга. Почти тотчас кто-то чиркнул спичкой, и укрывавшая их тьма рассеялась.

— А, это вы, — безразлично произнес Микеле. — Прошу прощения. Я думал, кто-то чужой залез к нам в сад.

Вера видела его всего несколько мгновений, пока не погасла спичка и он не повернулся на каблуках, чтобы уйти, но она сразу ощутила себя загнанной охотниками оленихой. Он знает. В этом у нее не было сомнений. Он весь вечер следил за ними. Сама не понимая почему, она подумала, что он отправился к Марии доложить о происшедшем.

Нино пришел в ярость.

— Черт бы его побрал! — воскликнул он с такой горечью, что она едва узнала его голос. — Конца нет его провокациям!

Как дым рассеялось у Веры ощущение, будто они двое составляют единое целое, и она растерялась, даже испугалась. Еще две недели назад ее подсознание предостерегало ее против сближения с этим человеком, как бы ей этого ни хотелось.

— В том, что произошло, столько же моей вины, сколько твоей, — сказала она. — Давай забудем, ладно? Мы сегодня много работали, и я ужасно устала. Если ты не возражаешь, я не вернусь к столу. Пойду-ка лучше к себе и лягу спать.

Мы могли бы провести эту ночь вместе, если бы не Микеле, с отчаянием думал Нино, стараясь взять себя в руки. И все-таки, сколько бы он ни возмущался, он не мог не признать, что появление Микеле было очень кстати. Вера — его невестка. Она — вдова Слая. Он не мог так просто затащить ее на часок в конюшню. Не мог увезти с собой в Турин, не поставив в известность семью. Ей нужно думать о своей репутации и о будущем своего сына.

Короткая связь не устраивала обоих. Если он хочет большего, то должен поговорить с ней. Пусть, узнав правду, она прогонит его, но он должен рассказать ей о своих кошмарах… и об обстоятельствах, вследствие которых пришел конец его помолвке с Лилианой Торелли. К тому же он и Вера жили и зарабатывали себе на хлеб в разных частях света. Да и неделя из предполагаемых двух недель ее пребывания в Италии осталась уже позади.

Проклятье! Может быть, для всех будет лучше, если он станет держаться от нее на расстоянии?

— По крайней мере, позволь мне проводить тебя до дому, — попросил он хрипло, не желая разрывать с ней связь.

Вера понимала, что если она согласится, то он опять поцелует ее. И тогда — пиши пропало.

— Нино, не надо, — прошептала Вера. — После того что тут случилось несколько минут назад, мне нужно хорошенько обо всем подумать. Увидимся за завтраком.

Несмотря на усталость, заснула Вера не сразу. Она никак не могла забыть о происшествии в саду, о внезапном появлении Микеле, об охватившей потом ее и Нино растерянности. В результате все кончилось тем, что она стала вспоминать слова и жесты Нино. Прижавшись щекой к подушке, но представляя, будто это плечо Нино, она думала о том, что было бы, если бы не Микеле.

Наконец, измученная физически и душевно, она провалилась в тяжелый сон без сновидений. Когда утром, вскоре после рассвета, ей послышались в коридоре чьи-то голоса, поначалу она даже не пошевелилась. Но голоса становились все громче и раздраженнее. Сна как не бывало. Около ее двери спорили Нино и Сильвана.

— Это ты виноват! — со злостью говорила Сильвана, словно выстреливая из пулемета итальянские слова. — Ты привез их сюда. Отец тебя ни о чем не просил. Теперь же он в них души не чает. А Пьетро должен страдать!

Нино говорил тише, и понять его было труднее. Напрягая слух и все свои познания в итальянском языке, она все-таки разобрала, что Лоренцо, действительно, прежде не выражал желания уладить семейный скандал, но в последнее время не раз с благодарностью говорил о приезде невестки и особенно внука.

— Они тоже часть нашей семьи… не в меньшей степени, чем Винсенто и Пьетро, — повысил голос Нино. — Джулио ему точно такой же внук, как твой сын. Пожалуй, пора тебе к этому привыкать.

Неужели Лоренцо изменил завещание в пользу Джулио? У Веры не было времени подумать об этом.

— Никогда! — прошипела Сильвана. — Это ты улестил его, чтобы он узаконил сына твоей искательницы приключений, потому что тебе хочется залезть к ней в постель!

Вера едва не закричала от обиды. Кровь бросилась ей в голову. Но и ярость Нино уже не знала предела.

— Говори обо мне что хочешь, — с угрозой произнес он. — Но, предупреждаю, не трогай Веру. Я не посмотрю, что ты моя сестра.

Сильвана не унималась.

— А если я не послушаю тебя? Что ты сделаешь?

Нино не ответил, по крайней мере Вера не услышала его слов. Притаившись на своей роскошной кровати под балдахином, Вера, несмотря на отделявшие ее от отпрысков Лоренцо бесценный венецианский ковер и позолоченную дверь, будто наяву видела, как Нино схватил сестру за руку и крепко ее сжал. Она страшилась его гнева, но не могла винить Нино за жестокость, потому что сама, будь на то ее воля, с удовольствием свернула бы Сильване шею.

— Отец уже стар. Он болен и не может здраво рассуждать, — продолжала кричать Сильвана. — После его смерти я гарантирую тебе… Мы с Винсенто оспорим завещание!

Она опять не разобрала слов Нино. Тишина в коридоре давила ей на уши, мешала дышать… Через несколько мгновений она услыхала шаги Нино, сбегавшего по лестнице, и стук каблучков Сильваны, которая стала подниматься вверх, видимо направляясь в комнату отца.

Вера вся дрожала, хотя в комнате было тепло. Случилось худшее. Всем в семье Манчини стало известно об их отношениях, если это можно назвать отношениями, и начались скандалы.

Теперь понятно, что за незнакомец с портфелем побывал в комнате Лоренцо, который специально выбрал время, когда в доме никого не было, чтобы отложить на потом скандалы своих наследников, когда им официально сообщат об увеличении их числа на одного маленького мальчика.

Вера думала о том, что собиралась до самой своей смерти защищать права сына в качестве члена семьи Манчини, как она защищала права Слая, но ей и в голову не приходила финансовая сторона дела. Только этого не доставало. Благодаря деньгам, которые она получила после смерти Слая, а также его наследству от бабушки и ее собственным заработкам Джулио никогда и ни в чем не будет нуждаться.

Будет Сильвана оспаривать завещание своего отца или не будет, Вера решила ни во что не вмешиваться. Лучше всего ей немедленно собрать вещи и уехать. Надо узнать насчет билетов. Если повезет, то они с Джулио вернутся домой уже сегодня. Эта мысль согрела Веру, и она отбросила одеяло.

Немедленное возвращение в Америку положит конец также ее отношениям с Нино. И все же надо поговорить с ним насчет машины до аэропорта в Турине, подумала Вера. Она живо представила себе его реакцию на ее слова. Он будет просить меня остаться… ради отца. Придется быть твердой… в конце концов, скажу, что слышала, как они с Сильваной скандалили. Он не откажет в помощи.

Уже несколько дней Джина будила Джулио по утрам, присматривала за ним, пока он чистил зубы, и помогала ему завязывать шнурки на теннисных туфлях… вероятно, малыш ей нравился. По крайней мере, Вера воспринимала это именно так. Сегодня услужливость горничной была ей особенно на руку. Если поспешить, то можно успеть многое сделать, не вызывая расспросов сына. Наверняка он воспримет их неожиданный отъезд как данность, если его преподнести соответствующим образом.

Через несколько минут, спускаясь по лестнице, Вера услыхала шум отъезжающей машины, взявшей такую скорость, словно за ней гнался дьявол. Нино? Не может быть, чтобы он уехал в Турин, не сказав ей ни слова, даже не попрощавшись с ней. Вера бегом бросилась через зал на террасу и увидела вдали в облаке пыли серебристый седан, принадлежавший Сильване.

Какое счастье, подумала Вера, что не придется сидеть с ней сегодня за одним столом. Достаточно Нино и Марии. Вот только, не дай Бог, Сильвана успела наговорить лишнего своему отцу.

Комната, в которой обычно завтракали, накануне из-за большого наплыва народа была отдана в распоряжение Кончитты и еще не освободилась, так что семейство Манчини собралось утром в столовой. Микеле не было, и Вера быстро сообразила, что его работа еще не закончилась, зато Нино, Виола и Мария как будто ждали ее. Бабушка Манчини, как всегда аккуратно причесанная, но с черными кругами под глазами, выглядела уставшей и постаревшей, словно не спала всю ночь.

Взглянув на входящую Веру, Нино сразу понял, что она на что-то решилась. Не простила мне вчерашний вечер, подумал он, не сводя глаз с ее нежных губ и вспоминая, как сладостно было их целовать. А сегодня она не желает иметь со мной ничего общего.

Он встал из-за стола и подвинул ей стул. Усевшись, Вера по очереди поздоровалась с обеими женщинами.

Воцарилось неловкое молчание, которое не нарушилось, даже когда Кончитта налила ей в чашку кофе, а Виола — подала тарелку с тостами.

Вера думала о том, что ей необходимо поговорить с Нино наедине. Надо сначала заручиться его поддержкой, а уж потом ставить Марию и Виолу в известность о своем преждевременном отъезде.

Однако спустя несколько минут Нино разрушил ее планы, когда вытер рот салфеткой и объявил, что, несмотря на субботу, ему необходимо вернуться в Турин. К великому сожалению, дела вынуждают его уехать сразу же после завтрака.

— Неужели это так важно? — спросила Мария, ставя тонкую чашку на блюдце.

Прежде чем ответить, Нино взглянул на Веру. Тяжело переживая свои трудности и не желая взваливать их на Веру, он думал о разлуке как о возможности еще раз все обдумать. Хорошо бы она не слышала, как они с Сильваной ссорились утром.

— Новый контракт, — сказал он. — Мне надо было еще вчера закончить с ним, но ничего не получилось. Сбор винограда слишком большое искушение, а контракт надо подготовить к понедельнику.

Вера сразу поняла, что это неловкая импровизация. Если Нино в самом деле не успевал подготовить контракт, то ничто не мешало ему привезти его сюда и заняться им тут на досуге. Нет, он не желает участвовать в споре из-за наследства Лоренцо, догадалась Вера. Кроме того, видимо, хочет быть подальше от меня из-за вчерашнего поцелуя. Что ж, он выбрал самый простой способ избавиться от искушения.

— Мне очень жаль, но ты вынуждаешь меня испортить всем завтрак, — сказала Вера, ощущая себя прямолинейной американкой среди элегантно интригующих европейцев. — У меня не было никакого желания подслушивать, но твой разговор с Сильваной сегодня утром я слышала… Я все поняла, и мне кажется, что из-за отношения к нам некоторых членов семьи, мне лучше вернуться в Штаты, и как можно скорее. Если ты подождешь полчаса, то я сложу вещи, а с билетами на самолет улажу в отеле в Турине.

Вере показалось, что он застонал. Виола тяжело вздохнула.

Мария ни в чем не могла упрекнуть свою американскую родственницу, однако Вера знала, что она не промолчит.

— Мы совсем не хотим, внучка, чтобы ты покинула нас, — проговорила она, нарочито подчеркивая слово «внучка», ибо впервые назвала так Веру. — Но позволь мне поблагодарить тебя за твою откровенность. Мне кажется, ты имела в виду завещание, которое мой сын вчера переписал? И Сильвану? Правильно?

Вера покраснела, и другого ответа не потребовалось. Нино хотелось встать, извиниться за сестру и уверить Веру, что она может остаться на любых условиях, на каких только пожелает. Если ей хочется, он может жить в Турине и не показываться ей на глаза до самого ее отъезда. Однако он видел, что бабушка еще не все сказала, и из почтения к ней отложил свой монолог на потом.

— Я хочу, чтобы ты и все остальные члены моей семьи знали: я одобряю поведение моего сына, — твердо заявила старшая синьора Манчини. — Собственно, это я предложила ему внести изменения в завещание. Лоренцо совершил великую несправедливость, когда лишил Слая наследства, и теперь он всего лишь исправил ошибку. Если ты покинешь нас из-за этого, да еще увезешь Джулио, мой сын может этого не выдержать.

Нино обуревали противоречивые чувства, что было видно по его лицу, но он только кивнул, соглашаясь со своей бабушкой. Виола не произнесла ни слова, но подалась к Вере, словно ожидая ее решения.

Вера же чувствовала себя бабочкой, приколотой булавкой к альбомной странице. Что делать? Если с Лоренцо случится удар после их отъезда и если он, не дай Бог, окажется последним, Вера никогда себе этого не простит. А ей не хотелось быть виноватой в смерти старика… Все же, если учесть ненависть Сильваны и чувства Нино, жить ей на вилле будет нелегко…

По-видимому, Мария умела читать не только невысказанные мысли, но и то, что пряталось за ними, потому что совершенно необычным для нее образом погладила Веру по руке и сказала:

— Оставь мне Сильвану и ее мужа. Даю тебе слово, больше они тебя не потревожат.

— Хорошо, я остаюсь, — неохотно проговорила Вера.

Тонкие губы старшей синьоры Манчини раздвинулись в довольной улыбке.

— Ну вот, теперь тебе незачем дожидаться Веру и Джулио, — заявила она Нино. — В пятницу ты приедешь? Или тебя не ждать?

Вера видела, как Нино вздохнул с облегчением, когда она сказала, что остается, но он все же остался недоволен тем, как все обернулось. Из упрямства она отвела взгляд, когда он встал из-за стола.

Если бы я на несколько недель задержался в Америке… если бы у меня было время поухаживать за ней… если бы мы с ней сошлись там… Нино не мог отделаться от мысли, как все могло бы быть хорошо, если бы… если бы… Когда океан отделяет меня от родовой виллы, я не думаю о крови на моих руках… Я не просыпаюсь в холодном поту, вспоминая, как из-за нашей ссоры Лилиана не справилась с управлением…

— Я не совсем уверен, — начал он, глядя на немного загоревшее накануне лицо Веры и на ее черные ресницы, которыми она прикрыла глаза, чтобы он не мог прочитать ее мысли. — Если с контрактом возникают проблемы, имеет смысл подождать. Сама знаешь. Так даже лучше. К тому же, новая «фальконетта» не дает нам покоя…

Если не считать день отъезда, то восемь дней уже позади. Вряд ли я увижу его до самого последнего дня… А вдруг он не захочет везти нас в аэропорт, думала тем временем Вера. Была бы у нас возможность поговорить спокойно… Я бы рассказала ему о терзающих меня страхах и о странных галлюцинациях, которые вот уже несколько недель мучают меня. Или не рассказывать? Еще решит, что мне надо пойти к психоаналитику.

Джулио пулей влетел в столовую, требуя к себе внимания матери. Мария тем временем допила кофе.

— Пойдем со мной, Нино, — позвала она внука, как всегда в виде приказа. — Поговорим в моей гостиной. Потом поедешь. Мне надо кое-что обсудить с тобой.

Нино не вернулся в столовую и не попрощался с Верой перед тем, как сесть в свою белую красавицу и умчаться в Турин. И хотя вилла оставалась все такой же прекрасной, Вере показалось, что она лишилась души. Но хотя бы галлюцинации оставили ее в покое. Джулио загорал на южном солнышке и уже немного лепетал по-итальянски, а от Нино, занимавшего мысли Веры, все не было весточки. Пришлось признать, что его отсутствие хоть и неприятно, однако вернуло ей привычную свободу.

К тому же ей было чему радоваться. Во-первых, Сильвана ни разу не появилась на вилле. Во-вторых, Микеле как будто вовсе не печалился по поводу измененного завещания. После отъезда Нино он, похоже, почувствовал себя вольнее и вел себя с Верой по-приятельски естественно. Неужели он хочет убедить меня, что в его слежке в тот вечер не было ничего личного, думала она как-то вечером, сидя в саду. Она уже не сомневалась в том, что Нино — и только один Нино! — занимал его мысли.

По-прежнему они с Джулио навещали Лоренцо. Несмотря на ее неодобрительное отношение к тому, как он вел себя со Слаем, старый автомобильный магнат вызывал у нее симпатию. С каждый днем она относилась к нему все лучше и лучше, несмотря на его очевидный деспотизм. Он и Нино были очень похожи в своих плохих и хороших проявлениях — оба вспыльчивые и жизнелюбивые, знают чего хотят и умеют добиваться своего, даже если приходится жертвовать другими людьми.

Нет, после долгого размышления пришла к выводу Вера, Нино не такой. Она сидела на подоконнике и рисовала, пока Лоренцо и Джулио играли в шашки. У него гораздо более сложная натура, чем у его отца. И он, несомненно, щедрее его.

Она чувствовала, что его мучают сомнения… то ли настроения, то ли кошмары, которыми он не решается поделиться с ней. И хотя вскоре она навсегда уедет в Америку и избежит беды, которую могла навлечь на нее их близость, она хотела дознаться, что не дает ему покоя. Вера боялась, что из-за него, хотя между ними не случилось ничего, кроме поцелуя, она не сможет встречаться с другими мужчинами.

Вере и Джулио предстояло провести в Италии еще четыре дня, когда из Турина вновь приехал Гвидо Трезини, стряпчий Лоренцо, и привез на подпись автомобильному магнату его последнее и окончательное завещание. Он приехал сразу после завтрака и пробыл в комнате Лоренцо не больше двадцати минут. После этого Вера и Джулио, как всегда, навестили дедушку, и Вере показалось, что Лоренцо печальнее обычного. Он выглядел усталым, и у него не было сил играть с непоседливым малышом.

— Синьор Манчини, не пора ли вам отдохнуть? — спросила его Вера, придержав своего слишком энергичного сына.

К ее удивлению, Лоренцо, который всегда старался делать вид, что он еще «ого-го», не стал возражать.

— Зови меня папой, — настойчиво попросил он, когда они подошли к двери, а его голова вновь упала на подушку. — Ты мне теперь как дочь… Слай послал тебя ко мне, чтобы я мог спокойно умереть.

Ночью Веру разбудил шум за дверью.

— Что случилось? — спросила она, выглядывая в коридор, как раз когда Кончитта выходила из комнаты Лоренцо. — Что с синьором Манчини?

Кончитта дрожала всем телом.

— Ему стало хуже, — прорыдала она, вытирая глаза уголком фартука, который надела поверх ночной рубашки. — Синьора Мария послала за доктором и синьором Нино. Она, синьора Виола и синьор Микеле с ним. Ох, синьора Вера… он так борется за жизнь. У меня душа разрывается. Но на этот раз ему, боюсь, не выкарабкаться.

Несмотря на все усилия врача, человек, который десятилетиями управлял империей Манчини и в последний день своей жизни сделал Джулио, сына Веры, равноправным наследником семейных миллионов, умер в четыре часа двадцать семь минут утра, ровно через час после приезда своего сына Нино.

Вера бездумно шагала по залу несколько часов, пока Нино не спустился к ней.

— Он умер? Да?

Видя и не видя ее, Нино кивнул.

— Ему отчаянно надоело лежать в постели и ждать очередного удара. Так лучше…

— Мне очень жаль…

Небритый Нино в вытертых джинсах, старой рубашке и грязных туфлях стоял на роскошном мраморном полу зала и не сводил с Веры глаз.

— Знаю.

Мгновением позже она уже была в его объятиях, и его слезы лились ей на плечо. Плачь, плачь… Так надо, мысленно убеждала она его.

Наконец наверху хлопнула дверь, и послышались шаги. Нино оторвался от Веры, но, не отворачивая залитого слезами лица, крепко сжал ей руки.

— У тебя билет на пятницу, — торопливо сказал он, ломая ей пальцы. — Обещай, что ты не уедешь.

Он не сказал, на сколько дней или недель просит ее задержаться на вилле. Но она не могла ему отказать, ведь он нуждался в ней. В это мгновение этого было для нее достаточно.

— Обещаю, — ответила Вера, понимая, даже когда произносила это, что многовековая связь, которой она так отчаянно боялась и от которой всеми силами старалась убежать, словно железными цепями, приковывает их друг к другу.

Шаги принадлежали Марии, и, хотя старшая синьора Манчини вот-вот должна была появиться в зале, Нино не отпустил от себя Веру.

7

Верино предчувствие беды, поджидавшей ее и Нино, вернулось к ней с новой силой в предвидении похорон Лоренцо. Уже тогда, когда она открыла Нино свои объятия в ночь смерти его отца, Вера отлично понимала, что приблизила эту беду. И все же она не могла оттолкнуть его от себя. Он черпал силы в их близости и не скрывал этого. И он не сомневался, что она пробудет на вилле, пока тело Лоренцо не успокоится в земле. Хотя для всех ее отъезд был отложен, а не отменен, V Веры появилась твердая уверенность в неком событии, которое задержит ее в Италии и после похорон.

Совсем того не желая, она поставила Габриелл в известность о своих сомнениях в тот день, когда позвонила ей, чтобы сообщить о смерти Лоренцо и о своей задержке еще на неделю.

— Что случилось? — тотчас переспросила ее Габриелл. — У тебя странный голос. Неужели на тебя так подействовала смерть Лоренцо? Ты ведь его почти не знала.

Прижимая трубку к уху в кабинете Нино, где стены были уставлены книжными шкафами, Вера изо всех сил старалась сформулировать свои мысли так, чтобы они имели хоть какой-то смысл для обычного, рационально мыслящего человека. Однако у нее ничего не получалось. Не могла же она сказать, что знает Нино несколько веков и беда, которая преследует их, случилась в стародавние времена. Габриелл приняла бы ее за сумасшедшую, а ей не хотелось зря волновать подругу.

— Ты совершенно права, — сказала Вера, — но все же Лоренцо успел мне понравиться за это время. Извини, я не могу объяснить.

Несмотря на весь своей рационализм, Габриелл не могла пожаловаться на отсутствие интуиции.

— Твое состояние как-то связано с черноглазым родственником? — спросила она. — А галлюцинации у тебя продолжаются?

Вера довольно долго молчала, прежде чем ответить.

— Отчасти.

Она сама не знала, на какой вопрос ответила, но Габриели проявила упорство.

— Они опять случались? Твои галлюцинации, я имею в виду?

Вере не хотелось говорить об этом, но, с другой стороны, утаивать правду было глупо, да и Габриелл все равно уже догадалась.

— Два раза были, — неохотно проговорила Вера. — Последняя — больше недели назад. Надеюсь, она последняя.

Габриелл выразила ту же надежду.

— Как только вернешься, сразу пойдешь к врачу, — твердо сказала она. — Впрочем, ты можешь обратиться к врачу и в Италии, если собираешься пробыть там долго. Ладно, не принимай близко к сердцу. Ешь побольше. И отдыхай.

— Обязательно, — пообещала Вера.

Международные телефонные переговоры стоят довольно дорого, так что Вера не стала возвращаться к Нино и своему отношению к нему. Да и к чему? Едва она положила трубку, как в комнату вошел Нино и обнял ее.

— Какое счастье, что Бог послал тебя мне, cara. Ты как тихая гавань в бурном море.

Вера подумала, что она и Джулио, скорее, центр скандалов, вспыхивающих между членами семьи Манчини. Но она знала, что ее и Нино с каждым часом связывают все более крепкие узы.

Официальная похоронная церемония Лоренцо Амадео Манчини, автомобильного магната, знаменитого спортивными машинами и богатством и вечно привлекавшего папарацци своей необычной личностью и бесчисленными любовными приключениями (в частности, со звездами кино), имела место в кафедральном соборе в Турине, известном как Собор Святой Плащаницы.

Все утро шел дождь, и небо заволокли свинцовые тучи. Когда процессия подошла к собору, дождь зарядил снова, и повсюду открылись черные зонтики, словно цветы, запечатленные на пленке замедленной съемкой.

Тяжелый запах пыли, елея, выращенных в теплицах цветов и соответствующий ему мрачный интерьер собора усугубляли ощущение трагедии. Вера ждала мощного потока желающих попрощаться с ее покойным свекром, однако такого она и представить не могла. Политики, бизнесмены, чиновники всех рангов как будто потеснили рабочих с заводов Манчини и владельцев вилл, соседствовавших с виллой Воглиа. Чтобы предотвратить возможные неприятности, все входы в собор охраняли полицейские. Тем не менее членам семьи пришлось пройти сквозь строй репортеров, фотографов и телевизионщиков, когда они покинули свои лимузины.

Сильвана, Винсенто и их сын Пьетро с очевидным возмущением заняли место во втором ряду. Сидя рядом с Виолой впереди всех, Вера чувствовала на своей спине острый как бритва, ревнивый взгляд Сильваны. Нино и Мария попросили меня сесть тут, мысленно оправдывалась Вера. Не могла же я ради тебя обидеть их.

Опираясь на Нино, старшая синьора Манчини смотрела прямо перед собой, но ее глаза были словно окна с закрытыми ставнями. Она как будто набиралась сил от Нино и от Джулио, которого усадила по правую руку от себя. В черном костюмчике с крохотным галстуком, срочно заказанном портному Нино в Милане, маленький сын Веры был молчалив, печален и послушен. Его светлые волосы блестели как ангельский нимб в лучах солнца, проникавших в узкие окна собора.

Сразу после смерти Лоренцо ей пришлось ответить на множество вопросов мальчика.

— Он с твоим папой в раю, — сказала она. — Пока они жили на земле, то очень ссорились, а теперь дружат. В раю очень хорошо.

Джулио, нахмурившись, обдумал ее слова.

— Мамочка, здесь тоже хорошо, — сказал он тем скептическим тоном, которым говорил всегда, когда ее объяснения его не удовлетворяли. — Лучше бы они подольше побыли тут. А они когда-нибудь придут повидаться с нами?

— Нет, милый. — Вера покачала головой. — По крайней мере, не так, как ты думаешь.

Не самый удачный ответ, думала Вера, глядя на гроб Лоренцо, полузакрытый белыми лилиями. Но другого у меня нет. Если рассказать ему, что мне иногда приходит в голову, он все равно пока не поймет.

В последние дни жизни самой большой радостью Лоренцо были их визиты. Несмотря на слабость, он рассказывал Джулио о своей юности и даже учил его маленьким хитростям, когда они играли в шашки. Представляя, какой он сейчас в своем дорогом гробу, Вера убеждала себя в окончании земной жизни с последним вздохом. И все-таки не могла убедить. С того времени, как она лицом к лицу столкнулась с портретом аристократа эпохи Ренессанса и ей стали являться смутные образы ушедших времен, она стала думать, что человек, возможно, проживает не одну земную жизнь.

Мне кажется, я заглянула в окно между настоящим и прошлым, хотя, наверное, не все поняла правильно, думала она, прислушиваясь к великолепному пению хора. Если эти люди существуют, то и их полная реинкарнация возможна. Не исключено, что рай, о котором я говорила Джулио, вовсе не нечто постоянное, а, скажем, плывущий корабль и мы можем иногда возвращаться, заново проживать свою жизнь, вступая в новые отношения с нашими прежними врагами и нашими любимыми.

От этих мыслей ее страхи не рассеялись. Наоборот, как будто усилились. Если страсть и влечение могут перекинуть мост через бездну лет, то почему этого не может сделать ревность? Или ненависть? Что, если беда одолела время и теперь только ждет, когда сойдутся вместе участники давних событий? В предутренние часы бессонных ночей ей приходило в голову, что она и Нино как раз связаны подобной бедой.

Настала очередь Нино говорить речь. Хриплый от горя голос волнами закрывал Веру, приручая недоверчивого пса, сторожившего ворота ее сердца. Я принадлежу ему, призналась она себе, и по спине у нее побежали мурашки. Так было и так есть. Чему быть, того не миновать.

Служба подошла к концу. Гроб Лоренцо погрузили на черный блестящий катафалк, чтобы везти обратно на виллу Воглиа, где его предполагали предать земле возле личной церкви Манчини в глубине сада. В черных дорогих платьях, со спрятанными под черными вуалями лицами, не украшенные ни золотом, ни драгоценными камнями, женщины из семьи Манчини первыми сели в лимузины. За ними последовали мужчины. Рядом с Верой сидела Лючия, которая громко проплакала весь путь по городским улицам и по предместью, сморкаясь в отделанный кружевом платочек.

С точки зрения Веры, церемония над могилой возле каменной часовни была бесконечной. Узурпировав роль главной страдалицы, Мария ни на шаг не отпускала от себя Нино и Джулио, предоставив Вере утешать Виолу. Бог знает почему, но Сильвана не пожелала быть рядом с матерью. Может, Виола защищала право Джулио на наследство и тем заслужила злобу дочери?

Наконец была произнесена последняя молитва и последний комок земли брошен на гроб Лоренцо. Все направились к дому, оставив позади Микеле и одного из работников, чтобы они довели работу до конца. После короткого перерыва семья спустилась в зал встречать родственников и друзей, которые были приглашены на виллу, и принимать соболезнования. Представленной всем в качестве вдовы Слая, Вере пришлось не раз и не два обсуждать его трагическую гибель с абсолютно чужими людьми, которым были любопытны не только обстоятельства смерти Лоренцо. Хотя воспоминания о Слае больше не выводили ее из состояния душевного равновесия, все же лишнее упоминание о катастрофе причиняло ей боль. В итоге у нее разболелась голова. А Сильвана все еще продолжала метать огненные взгляды в ее сторону.

В конце концов Вера решила, что с нее хватит.

— Я плохо себя чувствую, — шепнула она Джине, разливавшей в чашки кофе из серебряного кофейника. — Скажи синьоре Марии, что я пошла наверх. Полежу немного. И, пожалуйста, пригляди за Джулио.

Через несколько минут, когда Вера вошла в комнату с высокими потолками, которую уже привычно называла своей, свет померк и началось было очередное видение, но Вере удалось взять себя в руки и сохранить контроль над собой, пока полупрозрачная картинка не исчезла, как истончившаяся паутинка.

Продолжая тереть виски, Вера сбросила туфли на высоких каблуках, потом сняла платье, придуманное ею самою и присланное Габриелл из Чикаго. Оставшись в одном белье, она залезла под одеяло на своей старомодной кровати под балдахином. Сон поможет мне восстановить силы, подумала она. Вот отдохну, а потом решу насчет отъезда.

Утром, во время завтрака на скорую руку, когда они подкреплялись кофе с тостами в предвидении долгого голодного дня, Нино, теперь глава дома Манчини, попросил ее остаться в Италии, пока не будет вскрыто завещание. По его словам, это должно было случиться через две недели в Турине в конторе Гвидо Трезини.

— Гвидо уверил меня, что Сильвана и Винсенто не смогут опровергнуть завещание, — сказал он. — И все же неплохо бы тебе быть там, чтобы представлять интересы Джулио.

Пожалуй, в интересах Джулио, да и моих тоже, немедленно вернуться в Америку, думала Вера, отказываясь сразу же дать ответ. Я приехала сюда не ради денег. Хотя ее чувство к Нино крепло, внутренний голос убеждал бежать от него подальше, пока у нее еще есть на это силы.

Вера забыла запереть дверь и, открыв глаза, увидела перед собой Нино.

— Джина сказала, что ты плохо себя чувствуешь, — сказал он, не сводя взгляда с ее вырисовывавшегося под простыней тела.

В своем черном костюме он очень походил на аристократа в музее. Ему было нужно ее участие. И ей захотелось отвести от него печаль и самой успокоить в его объятиях разошедшиеся нервы.

— У меня болит голова.

Уж кто-кто, а Нино знал, что такое головная боль. Стоило ему приехать на виллу, и его мигрени усиливались. Ночные кошмары тоже.

— Что-нибудь принести?

— Нет. Спасибо.

Еще несколько мгновений, и они, словно притянутые магнитом, крепко сжимали друг друга в объятиях. Как она хороша, как полна жизни, думал Нино. С ней он мог бы забыть о приступах отчаяния и о своем одиночестве.

— Ты хочешь уехать? Несмотря на наш утренний разговор? — спрашивал он, наконец-то осмелясь погладить ей спину, бедра…

Хотя в день похорон полагается быть хмурой и печальной, Вера мгновенно вспыхнула и словно хор сирен запел у нее в крови. Боясь выдать себя, она едва заметно кивнула.

— Останься, — попросил он. — Если не ради Джулио, то ради меня. Честное слово, я все время буду тут… По крайней мере, сколько смогу.

Опять он поманил ее, и опять ей не удастся сбежать. Прежде она такой не была, но с тех пор как увидела портрет и у нее начались галлюцинации, Вера стала фаталисткой. Она знала, что будет танцевать предназначенную ей партию в их до боли знакомом па-де-де столько, сколько потребуется.

— Хорошо.

С облегчением вздохнув, он покрепче прижал ее к себе.

— Несмотря ни на что, завтра мне придется лететь в Рим, — с сожалением проговорил Нино. — Я вернусь в среду. Наверное, это звучит нехорошо, но мне необходимо забыть о моем горе… сбежать из этой атмосферы утраты. Послушай, почему бы тебе не оставить Джулио на маму и не поехать со мной в Турин? Если хочешь, мы можем осмотреть ткацкие мастерские. Ты установишь контакты, и они, возможно, пригодятся тебе в будущем.

Несмотря на то, что Вере самой хотелось познакомиться с итальянским производством, она восприняла это предложение как форму взятки. Что еще он мог придумать, чтобы увезти ее с виллы Воглиа? Ехать с ним опасно, особенно если ты уже наполовину сдалась… А что потом? Может быть, и ничего, но уж коли ты решила уехать, то, верно, пройдут годы, прежде чем вы встретитесь вновь.

Виола вряд ли будет возражать. Вере нравилась ее молчаливая, спокойная свекровь, которая уже давно успела оплакать своего мужа. Наверное, она даже обрадуется, заполучив внука в свое полное распоряжение.

— Мне бы хотелось посмотреть на работу итальянских ткачей, как они выбирают рисунки и накладывают краску, — ответила она. — Как только выберу момент, сразу попрошу твою маму приглядеть за Джулио.

Нино поцеловал ее в губы и ушел, и Вера на какое-то время забыла о своих сомнениях.

К тому времени как она проснулась, многие гости уже разъехались и Вера легко отыскала свекровь.

— Наверное, нехорошо так говорить в день похорон мужа, — с хитрой улыбкой призналась Виола, — но мы с Джулио замечательно проведем время. Ты же понимаешь, Вера, какое утешение для нас твой сын.

Только не для Сильваны, мысленно отметила Вера. И не для ее покорного мужа. Поблагодарив Виолу и по родственному обняв ее, Вера бросилась к телефону в кабинете Нино. Если учесть шестичасовую разницу между Турином и Чикаго, Габриелл должна быть на работе. Вряд ли ей понравится то, что Вера собиралась ей сообщить. Чем дольше я в Италии, тем это опаснее.

Габриелл на удивление спокойно восприняла сообщение Веры. Предвидя ее задержку, она наняла студентку из Института искусств, чтобы та подчистила Верины зарисовки, сделанные ею перед отъездом. Работа продолжалась. Предусмотрительность Габриелл вызвала у Веры поток виноватых слов.

— Я буду не позже двадцатого, что бы ни случилось, — пообещала Вера. — Короче говоря, сразу после вскрытия завещания еду домой. Мне ужасно стыдно, что я навалила на тебя столько работы. И все же я не могу не согласиться с Нино… мне надо защитить интересы Джулио.

На другое утро Сильвана явилась к завтраку мрачная, с поджатыми губами, но, несмотря на отсутствие Марии, все же не позволила себе ни единого выпада. Только когда Джина сообщила Вере о звонке из авиакомпании, подтверждающем дату вылета, она потеряла над собой контроль.

— Как интересно! — воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она, видите ли, улетает, заполучив то, за чем явилась… А ведь ей и надо был только лакомый кусок из наследства Пьетро. Воспользовалась болезнью отца, обещала остаться со своим сыночком в Италии… А теперь что? Теперь его нет. Он не может удержать ее. Ничего, мы с Винсенто так это не оставим…

Вера вспыхнула. Еще не хватало, чтобы Сильвана подслушивала ее телефонные разговоры.

— Я никому и ничего не обещала! И твой отец никогда не просил меня остаться в Италии! — возмутилась она. — Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я ничего не вымогала у Лоренцо! Я приехала, чтобы залечить семейные раны, и драгоценные денежки Манчини тут ни при чем! У меня своя жизнь и своя работа… ты ведь не знаешь, что это такое!

Вера бросила салфетку на стол и выбежала вон из комнаты. Ей хотелось немедленно позвонить в авиакомпанию и переоформить билет на ближайший рейс, но Нино удержал ее от этого, сказав, что не стоит играть во вред себе и на благо сестры.

— Джулио имеет законное право быть включенным в завещание своего дедушки, — твердил он. — Разве он не сын Слая? Кроме того, ты нужна мне. Я не хочу, чтобы ты улетела прежде, чем мы проведем немного времени вместе.

Сильвана уехала в Турин за несколько минут до того, как Нино отправился в аэропорт. Безразличная к скандалам по поводу завещания отца (и ко всему остальному, что происходило на вилле Воглиа), Лючия спустилась к завтраку, когда все уже разошлись, и в одиночестве выпила чашку черного кофе. Примерно через час, коротко попрощавшись со всеми, она села в свой седан (такой же, как у Сильваны) и отправилась в Сан-Ремо.

На вилле остались Вера, Джулио, Виола, Микеле и Мария. У Веры появилось ощущение пустоты, словно прекрасная старая вилла превратилась в пустыню после смерти Лоренцо. Вот и Мария потребовала, чтобы ее не беспокоили. Не теряя твердости даже в горе, она, похоронив шестидесятисемилетнего сына, который до сих пор оставался для нее ребенком, заперлась в своих комнатах, чтобы побыть наедине со старыми фотографиями Лоренцо и вырезками из газет, прославлявшими его победы.

Вновь выглянуло солнце, которое словно смеялось над своим недавним унынием. К среде Вера уже ждала и не могла дождаться, когда у нее снова появится возможность всерьез поработать над своими моделями. Поглощенная мыслями о Нино, она взяла Джулио и отправилась с ним вместе на прогулку. Пройдя сотню-другую ярдов до ближайшей рощи, они встретили Паоло с дворняжкой. Одетый в старые штаны и такой же старый свитер, садовник держал в руках палку, а на плече у него висел как будто пустой, но видавший виды мешок. Он тоже направлялся в рощу.

— На прогулку? — спросила его Вера.

Паоло широко улыбнулся беззубым ртом.

— Нет, синьора. Мы ищем трюфели. Пищу богов. В наших рощах их много. Мой Чезаре отлично их ищет. Не хотите пойти с нами?

Вера ела трюфели в свой первый день пребывания в Италии. Они были восхитительны. И она согласилась. Взяв Джулио за руку, Вера пошла следом за старым садовником по вьющейся между деревьями тропинке. Где-то запела птица. Сквозь ветви виднелось солнышко. Земля была мягкая, так как ночью лил дождь, и на ней толстым ковром лежали листья.

— Попробуем тут. Пусть Чезаре поищет, — сказал наконец Паоло и отпустил пса.

Белый, с коричневыми пятнами, с изъеденными мошкарой ушами неопределенного возраста пес точно знал, чего от него ждут, и под пристальными взглядами Веры и Джулио побежал зигзагами, низко наклонив голову, поскуливая и с шумом к чему-то принюхиваясь. Очень скоро он, однако, остановился, видимо отыскав нужное место, и принялся рыть землю.

Паоло не позволил ему довести работу до конца. Достав из кармана совок и лакомство для Чезаре, он несколько раз копнул землю и торжественно вытащил беловатый, с пятнами земли гриб. Вера никогда прежде не нюхала свежий трюфель, и от его запаха — земляного, отдающего чесноком — у нее сразу побежали слюнки.

— Белый трюфель Пьемонте, — с улыбкой объявил Паоло. — На рынке в Альбе на нем можно заработать много денег.

Мешок старика постепенно заполнился, да и Джулио успел наиграться опавшими листьями, когда послышался глухой стук копыт. Через несколько минут показался темноволосый всадник.

Нино! Вернулся раньше! Вера просияла от удовольствия, удивившись, однако, зачем ему разыскивать их на лошади. Все то время, что она прожила на вилле Воглиа, Нино ни разу близко не подошел к конюшне. Она и не подозревала, что он любит верховую езду.

Увы, ее постигло разочарование, потому что это оказался не Нино. Всадник в сером свитере, остановивший лошадь рядом с ними, был не Нино, а Микеле, его единокровный брат, которого он терпеть не мог.

Вблизи их сходство не было таким уж разительным, но, глядя издалека, любой мог бы ошибиться, ибо оба были высокие и с темными волосами. Если смотреть на них под определенным углом, то их лица и фигуры, безусловно, несли на себе печать фамильного сходства. Вера подняла голову и тотчас вспомнила сцену и слова из своего сна, которые прежде были ей совершенно непонятны.

«Не он… Я», — пронеслось у нее в голове.

— Я еду на виллу, — сказал со своей обычной кривой усмешкой Микеле. — Если вам туда же, буду счастлив подвезти.

Вера не поняла, шутит он или говорит серьезно.

— Не знаю…

Джулио бросился к ней.

— Мамочка, пожалуйста! Соглашайся. Мне тоже хочется на лошадку.

Вера подумала, что ребенок еще слишком мал, а лошадь слишком большая и неизвестно, какой у нее нрав, поэтому она не может отпустить его одного. А вдруг он упадет или сломает ногу?

— Я спешусь… Джулио сядет в седло, и мы вместе поведем ее, — предложил Микеле, словно прочитав ее мысли.

У Веры не возникло приемлемых возражений. Поблагодарив Паоло за приятную прогулку, Вера разрешила Микеле усадить мальчика и повести лошадь под уздцы, но медленно, чтобы он не потерял равновесие и не упал.

Едва они вышли из рощи и направились к конюшне, как на дороге появилась машина Нино. Заметив их, он повернул.

— Что здесь происходит? Урок верховой езды? — спросил он с очевидным неудовольствием.

Не так Вера представляла их встречу, но подавила в себе желание попросить у него прощения. Разрешив Микеле покатать сына, она не совершила ничего дурного, по крайней мере так она считала.

— Сначала мы с Паоло искали в лесу трюфели, а потом Микеле предложил Джулио покататься, — ответила она, не скрывая обиды.

Нино внимательно поглядел на своего единокровного брата, видимо чтобы понять его намерения, но Вера ничего не могла прочитать в его глазах, ибо он был в черных очках.

— Не буду вам мешать, — с раздражением в голосе сказал он и перевел взгляд на Веру. — Увидимся позже.

Вера не могла ничего понять, но почувствовала, что Микеле доволен случайной встречей. Он только пожал плечами, когда Нино повернул и поехал к дому.

Глубоко задумавшись, Вера сидела на сене в старинной конюшне, дожидаясь, когда Джулио вместе с Микеле распрягут лошадь и напоят ее.

Тем временем Нино поднялся к бабушке, чтобы поздороваться и сообщить о своем возвращении. Он постучал в дверь, и она позволила ему войти. Черное платье подчеркивало худобу старой женщины, которая сидела в своем любимом кресле с высокой прямой спинкой. Перед ней на столе лежали фотографии ее сына Лоренцо.

— Бабушка, ты хорошо себя чувствуешь?

Она кивнула.

— Подвинь себе кресло, Нино. Я хочу с тобой поговорить.

Начав с того, что без Джулио вилла Воглиа потеряет свою привлекательность, она повторила свою мысль о том, что он должен жениться на Вере, чтобы мальчик остался в Италии.

— Он — все, что у нас осталось от Слая, — сказала она, и ее темные глаза заблестели слезами. — Если у тебя не будет сына, он — единственный надежный наследник, которому в свое время можно будет доверить управление семейными владениями.

Нино отлично знал, что Мария думает о Пьетро. И она была права. Мальчик рос прожорливым, завистливым, лживым. Но хуже всего было то, что врачи больше не разрешали Сильване рожать. Желание бабушки видеть Веру его женой отозвалось в его душе бурей эмоций.

— Бабушка, это невозможно, — сказал он, едва она замолчала. — Таким бракам был положен конец еще в прошлом веке.

Однако Мария отлично знала своего внука и читала его мысли, словно открытую книгу.

— Ты не сказал «нет», — заметила она. — Наверное, это будет не такой уж большой жертвой с твоей стороны. Подумай, caro. Вера — деловая женщина, к тому же американка, и она любит свою страну. Но ее место здесь. Она принадлежит вилле. Я почувствовала это в первую же минуту, как увидела ее.

За ужином в основном молчали, наверное потому, что Мария в первый раз присоединилась к членам своей семьи. Склонившись над тарелкой и искоса поглядывая, как Нино ест салат, Вера думала о том, сердится или не сердится он из-за того, что застал ее в обществе Микеле, когда вернулся из Рима. Похоже, не сердится. И все-таки он почти все время молчал. Неужели он раздумал ехать с ней в Турин? Неужели раздумал?

Когда ужин закончился, Джина вызвалась почитать Джулио сказку, искупать его и уложить в постель. Ее великодушие пришлось как нельзя кстати. Если Нино не заговорит со мной… если он уйдет в свой кабинет… я сама поднимусь к нему, думала Вера. Надо же выяснить…

Но он не ушел. Наоборот. Он пригласил ее подышать вечерним воздухом. Предложив ей руку, он повел ее в сад, мимо фонтана к кипарисам, укрывавшим каменную скамейку.

— Посидим? — спросил он.

Вера отрицательно покачала головой.

— Я предпочитаю пройтись.

Он внимательно смотрел на нее своими черными глазами.

— Вера, что случилось?

— Ничего. — Она помолчала. — Мы не едем в Турин?

Уголки его губ поднялись вверх. Она хочет ехать с ним. Недобрые чувства покинули его, по крайней мере на какое-то время, рассеялись как дым, как туман.

— Предлагаю ехать завтра утром, — ответил он, — если тебя это устраивает.

Она нежно улыбнулась ему, и этого было достаточно. Не в силах сдержаться, он наклонился и поцеловал ее.

И тотчас они оба потеряли власть над собой. Нино раздвинул языком ей губы, и Веру обожгло как огнем. Я хочу его, с отчаянием думала она. Боже, как я хочу его! Хочу, чтобы он взял меня. Никогда, даже в самые счастливые минуты со Слаем, она не чувствовала такого беспредельного желания близости.

В это время Микеле смотрел на них, стоя у окна на третьем этаже виллы. Примерно через час, после того как Нино и Вера расстались, он тихонько постучал в ее дверь.

— Микеле? Что случилось? — с изумлением спросила она, увидав его на пороге.

— Могу я поговорить с тобой?

Как раз этого Вере не хотелось. Не хотелось портить себе настроение. Не хотелось, чтобы, не дай Бог, Нино застал их наедине. И все же он — дядя Джулио, единокровный брат Нино и Слая. К тому же он был добр к Джулио и покатал его на лошади. Подавляя раздражение, она отступила на шаг, оставив дверь открытой.

— О чем?

Микеле сразу взял быка за рога.

— Я видел, как ты в саду целовалась с Нино… Нет… Позволь мне договорить. Вера, я хорошо отношусь к тебе, поэтому должен тебя предупредить. У моего единокровного брата любовница в Сан-Джованни-Бьянко. Уже много лет. Ты совершаешь ошибку.

Усилием воли Вера заставила себя не перемениться в лице.

— То, что было между мной и Нино в саду, тебя не касается, — холодно ответила она. — Скоро я возвращаюсь в Штаты, и это положит конец твоим страхам.

Микеле не сводил с нее оценивающего взгляда. И неожиданно она поняла, что он с удовольствием сам поухаживал бы за ней хотя бы для того, чтобы досадить Нино.

— И все же, будь я на твоем месте, я вел бы себя осторожнее. У него взрывной характер… он может натворить что угодно, особенно пока он на вилле. Если учесть стресс, который он пережил в связи со смертью отца, я не понимаю, как он до сих пор не сорвался.

Не зная, что сказать, Вера в ужасе смотрела на него.

Пожав плечами и как будто собираясь уходить, Микеле сделал прощальный выстрел.

— У нас тут был несчастный случай, — медленно проговорил он. — Нино и его невеста… Они о чем-то спорили в машине, а скорость была большая, и он вырвал у нее руль. Оба были серьезно ранены. Погляди на его лицо… на лоб и виски. Там еще остались шрамы.

Теперь Верой владело уже не раздражение. Ее охватила ярость. Ей был отвратителен этот разговор, отвратителен Микеле, отвратительны семена сомнения, которые он посеял в ней.

— А у тебя что за шрам на щеке? — спросила она. — Ты заработал его в драке?

— Странно, что ты спросила, — спокойно ответил Микеле, и сердце замерло у нее в груди. — Нино ударил меня хлыстом, когда нам было по семнадцать лет… Я тогда поселился на вилле Воглиа.

8

Волосы у Веры развевались на ветру, когда Нино на другое утро вез ее в своей открытой спортивной машине в Турин. Она изо всех сил старалась не думать о том, что ей сказал накануне Микеле. Она напоминала себе, что пока еще слышала только одну версию, а этого недостаточно. Понятно, что Микеле не на равных со своими сестрами и братом, поэтому не может не ревновать. И в то же время совсем забыть, что он ей говорил, она тоже была не в силах. Конечно, ей не нравились разговоры о нраве Нино, но она уже сама неплохо знала Нино и могла довериться собственным впечатлениям. Другое дело — любовница в Сан-Джованни-Бьянко, мысли о которой никак не выходили у Веры из головы.

Когда они приехали в Турин, Нино первым дело отправился на ткацкие фабрики, где, благодаря его связям, их принимали как почетных гостей. Больше всего ей понравилась фабрика «Арахна», дочернее предприятие знаменитой фабрики в Комо. Забыв обо всем на свете, словно завороженная, Вера смотрела, как сплетаются шелковые нити, как печатается рисунок. Станки, которые могут выпускать до восьмидесяти метров ткани в день. Так называемая «cucina colori» (кухня красок), в которой краски смешивались с точностью до одной десятой грамма, привела ее в восторг.

Пообедать Вера предпочла бы вдвоем с Нино в каком-нибудь маленьком бистро, но было бы неучтиво отклонить приглашение Антонио Пазолини, директора фабрики, который непременно желал видеть их своими гостями. Запивая салат великолепным вином, Вера, Нино и синьора Пазолини говорили о шелковом производстве — о договоре с профсоюзом, о соперничестве с Кореей, об уменьшающемся рынке высококлассных тканей.

— Пока мы первые, что касается рисунка, — рассказывала синьора Пазолини, когда подали кофе. — Корейцы еще не могут наносить до пятидесяти цветов сразу, но они наступают нам на пятки. Если желаете, синьора Манчини, мы будем посылать вам образцы. Мы можем заказать… сделать специальные шаблоны для вашей коллекции. И можем работать на поток.

Во время обеда Нино был само очарование. Едва они с Верой покинули палаццо, как он будто преобразился. Он даже ни разу не потер переносицу, значит, его не мучила головная боль. Наверное, потому что его отец очень долго болел, ему было нетрудно на некоторое время забыть о своем горе и полностью отдаться беседе.

Ее охватило мрачное предчувствие, когда она увидела, как он изменился, едва они оказались на выставке картин шестнадцатого столетия в одной из галерей города. Вера задержалась, рассматривая пейзаж на миниатюре, когда Нино как вкопанный остановился перед портретом в позолоченной раме. Вера подошла к нему и помрачнела. Будто заколдованная, она смотрела на знакомое лицо темноволосого мужчины в алых одеждах кардинала.

То же самое лицо она видела на выставке в Чикаго. Или это другое лицо? Может быть, его просто-напросто написали двадцатью годами позже? Если так, то этот сильный чувственный аристократ отверг богатство и удовольствия плоти, посвятив свою жизнь церкви. Эта мысль опечалила Веру, хотя ее охватила дрожь, когда она вгляделась в его изменившееся лицо. Оно явно не стало привлекательнее. Годы, отданные церкви, оказались тяжелыми для него.

Мужчина, смотревший на них с портрета, и аристократ с выставки в Чикаго по меньшей мере были близнецами. В этом Вера не сомневалась. Если же на обоих портретах один человек, то Вере оставалось только удивляться своим чувствам. В Чикаго ей показалось, что она целую вечность знает человека, изображенного на портрете, и ее тянуло к нему. Зато теперь она не ощущала ничего, кроме страха.

Боже мой, только не хватает галлюцинаций в присутствии Нино, с ужасом думала Вера, царапая ногтями ладони и не позволяя себе расслабиться. Она молила Бога отвести от нее и Нино беду, в реальности которой она окончательно убедилась, глядя в нарисованные на портрете глаза.

— Кто он? — спросила она, все еще не решаясь взглянуть на табличку, висевшую на стене рядом с портретом.

— Стефано, кардинал Учелли.

Голос Нино был едва слышен.

Тогда Вера прочитала то, что было написано о нем.

— У меня такое впечатление, что ты немало знаешь о нем. Святости в нем не чувствуется. Он что, разбойник?

Нино пошевелился, однако хмурое выражение его лица не изменилось.

— Понятия не имею, — ответил он. — Правда, вид у него и в самом деле не из приятных. Манчини и Учелли — дальние родственники. И, кстати, Учелли построили виллу Воглиа в начале шестнадцатого века. Потом, в том же веке, они продали ее, когда последний наследник по мужской линии умер. Вероятно, из-за нашего родства мой прадед в конце девятнадцатого века купил поместье, чтобы использовать его в качестве загородного дома.

Комментарий Нино не успокоил разбушевавшиеся чувства Веры, у которой от страха мурашки бежали по спине.

— Не знаешь, у него не было брата?

Услышав этот простой вопрос, Нино не смог скрыть изумления.

— Точно знаю, что был, — ответил он. — Бабушка мне рассказывала, что старший брат кардинала, который унаследовал виллу, был последним Учелли. Кардинал тоже… как будто… не имел детей. Мы, Манчини, связаны с ними через их сестру, которая вышла замуж за миланского аристократа.

Едва они покинули галерею, как лицо Нино прояснилось, но Вера еще долго помнила о кардинале и о своем аристократе из шестнадцатого века. Не может быть, чтобы художник писал одного человека, размышляла она, если один привлекателен, а другой вызывает неприязнь.

Время летело с невообразимой скоростью. Не так уж много его было отпущено Вере и Нино, и Вере не хотелось, чтобы оно проходило зря. Теперь ей было ясно, что между ней, кардиналом и аристократом с портрета существует связь, но поскольку она не имела возможности ее разгадать, то и не желала о ней думать.

Погуляв по городским улицам и бульварам, Вера и Нино приехали в палаццо Манчини, чтобы умыться и переодеться перед ужином. В комнате для гостей, где Вера уже была, когда они с Джулио только прилетели в Италию, она приняла душ и надела черное платье, присланное ей с оказией Габриелл для дня похорон, но без жакета, так что оно совсем не выглядело траурным. Глубоко декольтированное, с серебряными цветами на бретельках и вокруг выреза, с узкой юбкой, подчеркивавшей округлость ее бедер, оно было несколько экстравагантным и приковывало к себе взгляды.

О правильности ее выбора свидетельствовал взгляд Нино, когда они полчаса спустя встретились в его гостиной.

— Cara… Ты такая… Так и хочется тебя съесть, — сказал он, взяв ее за руки и оглядывая с головы до ног. — Может быть, останемся тут? Ну, скажем, начнем с десерта?

Его слова мгновенно вернули их обоих в то состояние, в котором они находились, когда целовались в саду. В эту минуту их тяга друг к другу была даже сильнее прежнего. Вера вся трепетала от его прикосновений и, будь ее воля, предпочла бы спальню ресторану. Условия были как нельзя более подходящие. Палаццо к их услугам. Микеле далеко. Даже близкая разлука лишь подталкивала их друг к другу. Когда они еще встретятся? Теперь или никогда…

Разве это жизнь, если не позволять себе никакого риска?

— Я люблю десерт, — сказала она, останавливая на нем свой взгляд. — Но стоит ли менять традицию? Не испортится ли от этого аппетит?

Он согласился, и они отправились в один из самых знаменитых в Турине ресторанов. С точки зрения официанта, они выглядели влюбленными друг в друга и не замечавшими никого вокруг. Думая лишь о том, что ждет ее, когда они вернутся в палаццо, Вера слишком волновалась, чтобы прочувствовать вкус подаваемых ей деликатесов.

Она ни секунды не сомневалась, что Нино не оставит ее без «десерта».

— Сегодня все должно быть идеально, — заметил он, когда улыбающаяся девушка остановила рядом с их столиком тележку со сладостями. — Значит, надо съесть знаменитый шоколадный торт.

Вера была готова на все и предложила взять один кусок на двоих. Когда они с Нино ели с одной тарелки, она испытывала наслаждение, с которым мало что могло сравниться. Ее сын был в заботливых руках Виолы, а любовь к Слаю осталась в прошлом, и она легко воображала себя и Нино обнаженными и вкушающими в постели другие сладости. От подобных мыслей у нее мгновенно затвердели соски, и платье натянулось на груди.

После ужина Нино предложил прогуляться по знаменитой набережной Турина, куда приходят обычно все влюбленные. Заметив, что он давно уже не танцевал, если не считать вечера на вилле Воглиа после сбора винограда, Нино повел ее в Африканский клуб, и тамошняя зажигательная музыка кружила им головы, а медленные танцы позволяли тесно прижиматься друг к другу и чувствовать себя единым существом… Словно мы уже когда-то танцевали вместе, думала Вера, радуясь близости Нино и с удовольствием вдыхая его мужской запах, смешанный с лимонным запахом лосьона.

Уже наступила полночь, когда они поставили машину в гараж и на старомодном лифте поднялись в комнаты Нино.

— Как насчет стаканчика вина? — спросил он.

— Хорошо, — согласилась Вера.

Она смотрела, как он достает бренди, бутылку «Бенедиктина» и два красивых стакана, наполняет стаканы и подает ей один из них.

— За нас, — сказал он, чокнувшись с нею.

Они выпили, не сводя друг с друга глаз. Я люблю его, думала она, не желая больше скрывать от себя правду. И хочу, чтобы он был счастлив. Хочу, чтобы его миновали все на свете беды. Неважно, что нас разъединяет целый океан. Вера не забыла о своих галлюцинациях, тем более о двух странных портретах, но сознательно не допускала их в свои мысли.

Я на все пойду, лишь бы спать с ним сегодня, призналась она себе. Это наш единственный шанс. Когда мы завтра вернемся на виллу, с нас там не спустят глаз. Он будет только братом моего мужа, а я — матерью Джулио и вдовой Слая.

Нино словно читал ее мысли.

— Ах, Вера… — прошептал он и покачал головой.

Забрав у нее стакан и поставив его на стол рядом со своим, он крепко обнял ее. Бретелька упала с плеча Веры, и, не в силах вынести искушения, Нино стал целовать ее лицо, шею, руки. Вера тихонько застонала, когда одна его рука скользнула вниз на обтянутое шелком бедро.

— Да… да…

Она сама не замечала, как произносит это вслух, не в состоянии больше сносить муку ожидания. Я хочу быть с тобой. Хочу обнимать тебя. Мне все равно, что будет завтра. Сомнения прочь. Завтра пусть будут печали.

Лаская ее, Нино позволил ей запылать огнем… и вдруг, отодвинувшись, поправил бретельку у нее на платье.

— Что? Что случилось? — бормотала, ничего не понимая, Вера.

Нино убрал руки. Она не поймет, если он не расскажет ей все до конца, ведь, даже обнимая ее, он думал о портрете, который они сегодня видели, и чувствовал приближение жестокой головной боли.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — сказал он, стараясь скрыть от нее свою муку.

Вера пожала плечами, делая вид, будто ничего не боится.

— Так расскажи. Я умею слушать.

Боль поднималась от шеи к затылку, и он понимал, что должен немедленно что-то предпринять. Зачем он пил?

— Не знаю, как сказать. Да и не стоит мучить тебя моими проблемами… хотя бы сегодня.

Если не сегодня, то когда? Если не меня, то кого? Неужели ты не понимаешь, как много значишь для меня?

А Нино винил себя за то, что дал себе волю. Если бы я не привез ее сюда, ничего не было бы. Несмотря на боль, он желал ее так сильно, что едва мог это скрыть. Но он не имеет права принять то, что она с готовностью давала ему. Она заслуживает лучшего… Во всяком случае, ей не годится любовник, которому по ночам не дают спать кошмары, у которого дурной нрав и жуткие мигрени. Ей нужен здоровый, веселый, жизнерадостный возлюбленный.

— Мне не хотелось бы напоминать тебе, что из-за нашего родства мы не можем позволить себе легкий флирт, — проговорил он наконец. — Кроме того… ты сама сказала Сильване, что у тебя своя карьера и своя жизнь в Америке.

Сегодня мне плевать на это, мысленно вопила Вера. И мне ни к чему твои нотации.

— Сильвана вывела меня из себя. Но я совсем не имела в виду…

— Возможно, ты вышла из себя, но ты сказала правильно.

Вера ни в чем не собиралась упрекать Нино, но она не могла молчать.

— Микеле говорит, что ты вспыльчивый и едва не погиб вместе со своей невестой, потому что выхватил у нее руль, когда вы из-за чего-то поссорились. Ты об этом боишься мне рассказать?

Нино поморщился от выдумки Микеле, однако не дал воли гневу. Лилиана убила бы нас, если бы я не взялся за руль, напомнил он себе. К счастью, мне удалось спасти нас от смерти. Но он прав… мой характер оставляет желать лучшего.

Боль в голове стала почти невыносимой.

— Микеле не врет, — признал он, проклиная своего брата на чем свет стоит. — Но он и половины не знает. Прошу тебя, Вера, не дави на меня. Один Бог знает, как бы мне хотелось переложить на тебя свои проблемы. Не говоря уж о том, как бы мне хотелось любить тебя. Но сегодня об этом не может быть и речи.

У Веры задрожали губы, но она постаралась принять гордый вид. Если он решил отказаться от меня… выкинуть меня из своей жизни, думала она, то мне остается только принять это и уйти. Побуду в Италии, пока не станет известно завещание, а потом вернусь в Чикаго. Вряд ли мы увидимся в ближайшие годы.

— Поступай как знаешь, — сказала она. — Думаю, ты не будешь возражать, если я пожелаю тебе спокойной ночи.

Нино настоял на том, чтобы проводить Веру до комнаты, и едва коснулся губами ее лба. Изо всех сил стараясь заснуть на своей широченной кровати, Вера поливала слезами подушку. Не хочу, чтобы так все кончилось, мысленно повторяла она. Но у нее нет выбора. То, что она избегает неведомой беды, оставаясь в стороне от Нино, не успокаивало ее.

Часы показывали без двух минут три, когда Вера проснулась. Из комнаты Нино доносились приглушенные стоны. Вера села и, включив свет, прислушалась. Через несколько минут он застонал опять, и Вера откинула одеяло. Не надев ни халата, ни тапочек, она бросилась в коридор.

Как она и ожидала, его дверь была закрыта.

— Нино! — позвала она. — Что с тобой?

И постучала в позолоченное дерево.

Он не ответил. А через секунду застонал вновь. Неужели заболел? Не желая нарушать его уединение, Вера все же нажала на дверь. Та поддалась. Свет в комнате не горел, и только лунный свет серебрил изножье кровати. Постояв немного, чтобы привыкнуть к темноте, Вера слышала невнятное бормотание человека, которого с каждым днем любила все сильнее и который теперь был во власти неведомого ей кошмара.

Боясь, как бы он, сам того не понимая, не набросился на нее, Вера подошла к кровати и положила руку ему на плечо.

— Нино! — позвала она. — Проснись!

Вздрогнув, словно она ударила его, он открыл глаза.

— Вера? Любимая… ты зачем тут?

Услышав то, что она хотела услышать, Вера сказала:

— Видно, тебе приснилось что-то плохое.

Нино тотчас все вспомнил, и его опять охватила тоска. Всегда одно и то же. Драка, по-видимому в конюшне на вилле Воглиа. Он кого-то убивает. Вытягивает перед собой руки и видит, что они в крови. Потрясенный до глубины души, Нино вдруг понял, что у него не болит голова.

Вера сама не помнила, как оказалась рядом с ним в постели. К счастью, хотя он спал нагишом, он не выгнал ее. И ничего не сказал, когда она обняла его. Несколько минут они пролежали молча, крепко прижимаясь друг к другу. Вера гладила его по спине и успокаивала, будто ребенка.

Наконец она решила, что пора поговорить с ним.

— Расскажи, что тебя испугало, — попросила она.

— Тебе это ни к чему.

— Я прошу тебя.

Он долго молчал, не в силах ни на что решиться. Тело его напряглось.

— Всегда одно и то же, — неохотно произнес он. — Уже много лет.

— Может быть, если ты расскажешь, этого больше не будет.

Она чувствовала, как он борется с собой, боясь предстать перед ней не в самом лучшем свете. Наконец он решился.

— Сначала драка, — сказал он таким тоном, словно говорил о погоде. — У меня на руках кровь. Я понимаю, что убил кого-то.

— Ох, Нино, это ужасно! — Она покрепче прижала его к себе. — Но ты же знаешь, что мы не несем ответственности за наши сны… Я читала… Их посылает нам подсознание, призывая о чем-то подумать.

— Поверь мне, Вера, я уже столько думал. Если это послание, то оно яснее ясного. Мне нельзя доверять. Один Бог знает, что я могу натворить.

Не верю, хотела крикнуть Вера, но она уже поняла, как он глубоко травмирован своим кошмаром. Желая, чтобы он выговорился до конца, она промолчала.

— Этот сон обо мне, о моем характере, — продолжал он. — Я воспринимаю его как предостережение. Когда мне было семнадцать, я легко выходил из себя. Один раз Микеле полез к нашей горничной, и я ударил его хлыстом. У него до сих пор на щеке шрам. Ты, верно, заметила.

Вера едва не заплакала.

— Заметила, — отозвалась она. — Микеле его заслужил. А что с несчастным случаем, когда твоя невеста…

— Она рехнулась… Хотела убить нас обоих. Но мне удалось удержать машину. Я никогда по-настоящему не любил ее. Нашу помолвку устроил отец из деловых соображений. Но я безумно ревновал ее. А когда узнал, что Микеле спал с ней уже после объявления помолвки… Слава Богу, это произошло до того, как нас обвенчали. Как только я не называл ее! Угрожал обесчестить ее перед священником и всеми родственниками…

Вера не увидела ничего из ряда вон выходящего в приступах его ярости. К тому же он был тогда моложе. С ее точки зрения, в свои тридцать восемь лет Нино остепенился. Наверное, на него повлияла ответственность, которую он взял на себя, когда стал управлять компанией вместо отца. Вряд ли теперь он способен на такие вспышки ярости, на какие был способен в семнадцать и даже в тридцать лет.

— Прошлое осталось в прошлом. Минуло много лет. Ты изменился. Не думаю, что…

Вздохнув, он не принял ее утешения.

— Мой нрав сидит во мне как зверь и ждет своего часа. Гнев, тоска никогда не покидают меня совсем. Я чувствую, как они стерегут меня. И всегда они связаны с Микеле. Но я не уверен, что мне под руку не попадется кто-нибудь другой. Вот почему я не женился и даже ни разу не позволил себе заинтересоваться кем-нибудь всерьез. Только не думай, что меня не терзают обычные человеческие желания…

Вероятно, он имеет в виду свою любовницу, о которой говорил Микеле, подумала Вера и поцеловала его в щеку.

— Ничего подобного, caro…

И он прижался губами к ее губам так, словно хотел напиться из живого источника. Но Вера знала, что в эту ночь он не позволит себе соединиться с ней.

Через несколько минут он прижал ее голову к своему плечу, убеждая в том, что она не ошиблась.

— Никому не говори о моем кошмаре, иначе Микеле замучит меня. А я не хочу терять уважения бабушки.

Как бы там ни было, остаток ночи они провели в постели Нино. У Веры голова шла кругом от его откровений и от его уязвимости, и заснула она лишь часа в четыре утра. Когда через три часа она открыла глаза, то Нино рядом не было, зато из ванной комнаты доносился шум льющейся воды. Вера подумала, что будет лучше, если она тоже займется собой, хотя ей очень не хотелось покидать его спальню. Но если Нино еще не готов к близости с ней, то не стоит его торопить, решила Вера. Нам обоим есть о чем подумать.

Завтрак в его столовой был воистину спартанским — тосты, фрукты и кофе, сваренный Клаудио Чином, домоправителем Нино итальянско-китайского происхождения. Впрочем, Вере тоже было не до изысков. Ни она, ни Нино, не разговаривавшие между собой, к еде почти не притронулись. В машине по дороге на виллу Воглиа они тоже в основном молчали.

Но, как ни странно, это молчание не было признаком отчуждения; наоборот, Вера ощущала, что еще больше сблизилась со своим странным родственником. Он открыл ей то, что считал самым дурным в себе, и она не отвернулась от него. Более того, предложила ему утешение и понимание.

Единственное, чего она не сделала, — не рассказала ему о собственных галлюцинациях. Не поделилась с ним своей догадкой о том, что их соединяет что-то из очень давней жизни. Она боялась, как бы, услышав об этом, он не постарался удрать от нее подальше. Слишком многое уже разделяет их.

Когда они подъезжали к вилле, Нино попросил:

— Дай мне немного времени подумать о происшедшем. — Он положил руку ей на колено. — А потом мы поговорим. Но сначала мне нужно кое-что уладить в собственной голове.

Это звучало как обещание, но, с другой стороны, он ведь мог и передумать. Вера мысленно сказала ему, что этого ей мало, что она любит его так, как никого и никогда не любила, хотя тоже не знает, как ей быть с ее любовью. Мысли у нее путались.

Виола и Джулио рвали цветы в саду, когда машина остановилась у входа в дом. Завидев мать, Джулио кинулся к ней, не в силах дождаться, когда она откроет дверь, чтобы броситься ей на шею.

— Мамочка, мамочка, — пожаловался он, — Пьетро был тут, когда ты уехала. Он меня обидел.

Вера перевела взгляд на Виолу.

— Что случилось?

Мать Нино печально покачала головой.

— Сильвана заезжала вчера на несколько часов. Пока они были тут, Пьетро поймал в роще змею и подбросил ее в кровать Джулио. К счастью, она оказалась неядовитая.

Вера побледнела от страха.

— Я не позволю ему издеваться над моим малышом!

Виола положила руку ей на плечо.

— Не волнуйся. Ему запрещено до конца зимы кататься на лошадях. И я заставила его извиниться перед Джулио. Не думаю, что он придумает еще что-нибудь.

Вера злилась на Сильвану, которая наверняка втайне одобряла поведение своего сына, и крепко прижала Джулио к себе. Тем временем Нино не сводил с Джулио задумчивого взгляда.

— А когда Пьетро подложил тебе змею, ты к кому побежал? — спросил он.

Джулио перевел испуганный взгляд на своего дядю.

— К Виоле, — прошептал он.

Нино, довольный, кивнул.

— Ты хочешь сказать, к бабушке?

9

Они стали законными членами семьи. Именно это Нино имел в виду, когда поправил Джулио, назвавшего свою бабушку Виолой. Об этом же думала Вера несколько дней спустя за завтраком, делая свежий апельсиновый сок для своего сына, пока он ел тост с яйцом. Мы теперь не чужие тут. Вилла Воглиа и наш дом тоже.

Помимо Веры и Джулио за круглым столом, покрытым кружевной скатертью, сидела Виола и читала утренний выпуск «Стампы». Нино уехал в город, и его ждали на другой день. Мария спустилась на несколько минут, выпила кофе и вновь ушла к себе. Микеле, как всегда, работал где-то в имении. Не считая Кончитты и Джины, которые занимались домашним хозяйством, второй этаж был полностью в распоряжении Виолы, Веры и Джулио.

Интересно, подумала Вера, что бы Виола сказала, если бы узнала о моих галлюцинациях? Что было бы, если бы я поделилась с ней, как мгновенно узнала виллу, едва приехала сюда вместе с Нино? Наверное, она сочла бы меня сумасшедшей, заговори я с ней о реинкарнации?

Виола отложила газету, словно угадав мысли Веры.

— О чем ты думаешь, деточка? — спросила она. — Когда ты только спустилась к завтраку, я заметила, что ты какая-то не такая.

Теперь, когда Вере представилась реальная возможность поговорить, она вдруг испугалась.

— Скажи мне, — стояла на своем Виола. — Я, правда, не имею особого влияния на остальных, зато умею хранить секреты.

Как Вера ни старалась уловить иронию в голосе Виолы, ничего такого в нем не было. Виола сказала ей только то, что сказала, причем со всей возможной доброжелательностью.

К этому времени Джулио покончил с завтраком.

— Мамочка, можно мне поиграть с самолетиком около фонтана?

— Да, милый. Только смотри, не упади в воду. — Вера подождала, пока он уйдет, а потом повернулась к свекрови. — Дело в том, что вы, наверное, не верите в существование прошлой жизни. Я тоже не верила до самого последнего времени. И теперь не знаю, верить или не верить. Со мной случаются совершенно непонятные вещи. И мне кажется, я сойду с ума, если не поделюсь ими с кем-нибудь.

Серые глаза Виолы зажглись неподдельным любопытством.

— Какие вещи? — спросила она.

Медленно, удостоверясь, что ни Кончитта, ни Джина ее не слышат, Вера рассказала Виоле сначала о том, что случилось с нею в музее в Чикаго, а потом о показавшихся ей знакомыми саде и о комнате для гостей, где ее поселила Мария.

Виола не выразила недоверия и ни разу не перебила Веру, наоборот, она слушала ее с самым искренним вниманием. Особенно она насторожилась, когда Вера стала говорить о том, что вилла Воглиа была ей знакома еще до того, как она в первый раз приехала сюда, и особенно ее притягивает к себе конюшня. Однако ей ничего не известно ни о конюшне, ни о роде Учелли, кроме того, что рассказал Нино.

— Что… что вы думаете? — закончив свой рассказ, спросила Вера. — Может быть, мы вправду живем несколько раз? Или я слишком даю волю воображению? Если это так, то мне непонятно, с чего бы я вдруг переменилась, ведь прежде со мной ничего подобного не случалось. Наверное, когда я придумываю рисунок или модель платья, у меня должно работать воображение, но в остальное время я была совершенно здравомыслящим человеком.

Виола на мгновение задумалась, не сводя с нее внимательного взгляда.

— Боюсь, у меня нет четких и быстрых ответов на твои вопросы. Но признаюсь тебе, со мной тоже такое бывало. Я об этом думала и не считаю, что ты городишь чепуху. На самом деле… — Она помолчала. — Нино и Мария, скорее всего, меня не одобрили бы, но я несколько раз была у одной замечательной женщины. Она что-то вроде психотерапевта. Мне не пришлось испытать это на себе, но она помогает совершать визиты в прошлое.

Женщины не сводили друг с друга глаз. Они как бы мысленно переговаривались, не произнося при этом ни слова.

— Мелисса Кэмпбелл, — прервала наконец молчание Виола. — Англичанка… Сейчас она живет в Сан-Ремо. Если хочешь, можем поехать к ней сегодня.

Идея посоветоваться со специалистом, какова бы ни была его квалификация, была слишком привлекательной, чтобы от нее отказаться.

— Не уверена, что захочу попасть в прошлое, — с опаской проговорила Вера. — Наверное, это похоже на мои галлюцинации. Но я не прочь побеседовать с ней и выслушать ее мнение.

Виола кивнула.

— Разумно. Сначала тебе надо посмотреть на нее, а уж потом будешь решать, как тебе поступить.

— А Джулио? Мне бы не хотелось оставлять его без присмотра.

— Попросим Джину.

Вера помолчала.

— Хорошо.

У Виолы заблестели глаза в предвкушении приключения.

— У моей приятельницы немного клиентов. Я позвоню ей, чтобы она назначила нам время.

Удача улыбнулась Вере, так как у Мелиссы Кэмпбелл нашелся свободный час в тот же день.

— Поговорю-ка я с Джиной, — вызвалась Виола. — А ты пойди наверх и принеси рисунок, который сделала с портрета в Чикаго. Мне бы хотелось взглянуть на него.

Путешествие в «фиате» Виолы — единственной в семье машине, выпущенной не семейной компанией, — оказалось на редкость приятным. Хотя уже стояла осень, они ехали в направлении Средиземного моря и не могли пожаловаться на погоду. Дорога шла в горах и по побережью, и у Веры дух захватывало от открывшейся ей красоты.

Сделав очередной поворот, они увидели Сан-Ремо. Дом Мелиссы Кэмпбелл находился на обсаженной пальмами центральной улице, по обеим сторонам которой расположились дома с дорогими квартирами, виллы и средней величины отели. Однако на Мелиссу Кэмпбелл это окружение никак не повлияло, поэтому ее квартира на пятом этаже, уставленная бесчисленными безделушками, была на удивление английской в этом итальянском раю.

Миссис Кэмпбелл не заставила себя ждать.

— Здравствуйте, синьора Манчини, рада вас снова видеть, — входя, воскликнула веселая толстушка лет пятидесяти и уселась напротив за небольшой квадратный стол. — А вы — Вера, правильно? Рада познакомиться с вами, дорогая. Чем могу помочь?

Вера и Виола переглянулись.

— Не возражаете, если я подожду в другой комнате? — предложила Виола. — Мне кажется, вдвоем вам будет свободнее.

Вера схватила ее за руку.

— Нет. Останьтесь. Прошу вас.

Несколько путаясь вначале, Вера рассказала Мелиссе Кэмпбелл все то, о чем Виола уже знала, и показала ей портрет аристократа эпохи Ренессанса. Когда она в первый раз повествовала о своих эмоциях, то совсем забыла упомянуть портрет кардинала Учелли. С осторожностью относясь к чувствам окружающих ее людей, Виола не стала перебивать Веру и напоминать ей об упущении.

— Едва я появилась здесь, как мне всюду мерещится что-то знакомое, — заключила она свой рассказ. — Я хочу знать, возможны ли контакты с прошлым… и имеет ли под собой основание теория реинкарнации.

Мелисса не сводила с нее глаз.

— Да и да. По крайней мере, я так считаю. У меня сложилось впечатление, будто в далеком прошлом произошло событие, которое теперь не дает вам покоя. Вы не думали о том, чтобы перенестись в прошлое?

По дороге в Сан-Ремо Вера решила, что ни в коем случае не позволит экспериментировать со своим сознанием. Ей совсем не хотелось отдавать себя во власть другого человека. А сейчас… Искушение было слишком велико. Если ей удастся установить причину своих галлюцинаций и непонятного, неодолимого влечения к Нино, дело того стоит.

— Не могу сказать, что меня очень привлекает эта идея, — призналась она. — Но все-таки, наверное, надо попробовать. Чего мне ждать?

Миссис Кэмпбелл похлопала ее по руке.

— Ничего страшного, ведь вы не переселитесь в прошлое физически, а мысленно побываете в нем, вернее оживите его в своей памяти. Начнем с того, что вы должны расслабиться… Потом будет легкий сон. Когда я вас подготовлю, то попрошу назвать год, любой год. Вы сами должны его выбрать. Лучше всего, назовите тот, который первым придет вам на ум.

А потом я попрошу вас оглядеться. Когда кто-нибудь появится, вы наверняка идентифицируете его с кем-нибудь из сегодняшних людей. Ну, а сами будете ощущать себя, словно вы тоже жительница того времени и участница тех событий. Возможно, вы увидите обычный дом. Возможно, там даже не будет ничего особенного. Так или иначе, пусть все идет само собой. Не исключено, что, ощущая себя персонажем своего сна, вы будете думать, будто все происходит на самом деле. Если так, то вы узнаете его или ее мысли и восстановите забытые чувства…

Вера непонимающе уставилась на нее.

— Его? Вы хотите сказать?..

Мелисса улыбнулась Вере.

— Многие женщины обнаруживают, что в прошлом были мужчинами, и наоборот. Так что не пугайтесь и не расстраивайтесь, узнав в себе мужчину. Принимайте вещи такими, какими они будут. И не вмешивайтесь в происходящее. Не пытайтесь его изменить. Запоминайте подробности, какими бы они ни показались вам пустячными.

Вера помолчала.

— А если эмоции захлестнут меня?

— Я верну вас. Тотчас же. Гарантирую. В моих руках вы будете в полной безопасности.

Взглянув на Виолу, которая не сводила с нее глаз, но не произносила ни слова, Вера вновь задумалась. Ей все еще не хотелось пускаться в авантюры, но, с дугой стороны, соблазн был слишком велик.

— Ладно, — проговорила она наконец. — Почему бы не попробовать?

Миссис Кэмпбелл кивнула.

— Отлично! — весело проговорила она и рукой показала Вере на кушетку. — Будьте так любезны, снимите туфли… Теперь ложитесь и закройте глаза… Начинаем.

Вере было удобно лежать на кушетке миссис Кэмпбелл, словно та заранее знала, как получше угодить ей, но она удивилась, когда англичанка начала делать пассы над ее ступнями, лодыжками, коленями и так далее, пока Вера не ощутила дивный покой, какого не испытывала уже давно. Расслабившись, она стала ждать. И вот тут, когда она ощутила себя легкой как перышко, Мелисса спросила, в какой год ей хочется попасть.

Цифры мгновенно вспыхнули у нее в голове.

— В тысяча пятьсот двадцатый, — прошептала она.

— Что там?

— Не знаю…

Вера увидела юную девушку лет шестнадцати, в длинном платье, которая шла по направлению к открытой двери в комнату с высокими потолками и вдруг остановилась, будто в испуге. Внутри спорили двое мужчин. Они были похожи, словно смотрели в зеркало друг на друга. Но на одном было алое одеяние, а на другом — черное.

— В последний раз говорю тебе… Ты слишком много тратишь. Я не могу давать тебе столько денег, — сказал господин в черном бархатном камзоле.

— Продай земли, которые тебе оставил дед, — возразил другой.

— Об этом не может быть и речи. У меня жена. Надеюсь, будут дети. Ты же Божий слуга, разве не так? Пей меньше вина. Трать меньше на женщин. Живи в пределах наших возможностей.

Господин в алом произнес нечто отвратительное. Увы, его слова достигли ушей девушки. Она едва не закричала, услышав, как ее называют прелестной кобылкой, и вспыхнула, когда господин в алом сказал:

— Жаль, ведь с тобой она станет жирной и ленивой племенной кобылой. Надо будет покататься на ней, пока этого не случилось.

Сверля его огненным взглядом, господин в черном камзоле схватил его за горло, и они начали драться, тогда как девушка, прижав руки к губам, стояла ни жива ни мертва.

— Что случилось? — спросила миссис Кэмпбелл.

Вера покачала головой. Видение рассеялось, и она увидела совсем другое. Скорее всего, это был другой день.

Уже наступил вечер, по крайней мере на землю опустились сумерки. Где-то недалеко каркала ворона. Потом все стихло. Юная девушка шла по тропинке к… конюшне.

Ее любимая кобыла недавно ожеребилась.

— Нет! — крикнула Вера. — Там опасно! Ты погибнешь! Он поджидает тебя там!

Миссис Кэмпбелл выполнила свое обещание и вернула Веру из гипнотического сна при первых же признаках беспокойства. Через несколько секунд Вера уже сидела в кресле и терла пальцы. Они были холодные, словно кровь не бежала по ним, пока Вера спала. А вообще, у нее лишь немножко шумело в голове, и больше никаких неудобств она не испытывала. Из ее сознания очень быстро улетучивались подробности увиденной ею прошлой жизни.

Наверное, чтобы зафиксировать их, миссис Кэмпбелл принялась задавать Вере вопросы. Она описала споривших братьев, свои чувства, когда шла по тропинке к конюшне на вилле Воглиа. В том, что это была вилла Воглиа, Вера не сомневалась ни минуты. Но назвать человека, который, как ей казалось, поджидал ее там, она не смогла.

Остальное время миссис Кэмпбелл комментировала видения, которые мучили Веру. По ее мнению, все эпизоды были связаны с неким особенно важным событием в ее прежней жизни или с кризисной ситуацией в истории виллы. Но она не исключала и связь этих событий между собой.

Вера возразила против второго предположения.

— Но ведь первые галлюцинации, или видения, были у меня еще в Чикаго.

Миссис Кэмпбелл пожала плечами.

— Ну и что? Были вы или не были на вилле Воглиа в вашей прежней жизни, неважно, потому что вы очень легко поддаетесь внушению. Да, знаю… прежде такого не случалось. Возможно, прежде ваши способности не были нужны.

Вскоре они распрощались, и англичанка на всякий случай предупредила Веру:

— Будьте осторожны, дорогая. Особенно следующие несколько недель.

Когда Нино вернулся, Вера ничего ему не рассказала, отчасти потому что новый поворот событий опять привлек всеобщее внимание к наследству Лоренцо. Неотложные дела потребовали присутствия Гвидо Трезини в Лондоне как раз в тот день, когда он назначил членам семейства Манчини, и нотариус попросил их прибыть к нему в контору в другой день, лучше до своего отъезда. Короче говоря, уже на следующее утро он ждал их в Турине.

Вера не была уверена, что сможет оказать сопротивление Сильване, однако ничего не сказала ни Нино, ни Марии, когда они обсуждали согласие Лючии прибыть из Сан-Ремо к назначенному часу.

— Если все согласны, то не вижу причин откладывать чтение завещания до возвращения Гвидо, — сказал Нино. — В случае чьего-то недовольства мы сможем побыстрее все уладить, только и всего.

Микеле уехал рано утром. На вопрос Марии, куда он спешит, он невнятно пробормотал, что его ждут дела. Сильвана и Винсенто уже несколько дней жили в Турине. Следовательно, только Вера, Виола, Мария и Нино ехали вместе в роскошном черном седане, принадлежавшем старшей синьоре Манчини.

Прежде чем сесть за руль, Нино отвел Веру в сторону и шепотом предупредил ее, что хочет с ней поговорить после возвращения.

— О чем? — спросила она, и шелковая юбка в розах билась о ее ноги, пока они стояли, отвернувшись от остальных.

— О том, о чем мы говорили в Турине, и о многом другом. — Он легко погладил ей запястье, отчего у Веры кровь быстрее побежала по жилам. Виола и Мария тем временем ждали их, сидя в машине. — Я не спал прошлую ночь и, естественно, много думал. Мне очень нужно поговорить с тобой.

Пока они ехали в город, Вера только об этом и думала. Неужели он скажет, что хочет любить ее, несмотря на все свои сомнения? Или он решился на более серьезный шаг, к которому она еще не готова?

К конторе Гвидо они подъехали одновременно с Сильваной и Винсенто. Нежное лицо сестры Нино застыло в злобной гримасе. И она все время отворачивалась.

— После тебя, — сказал Нино, уступая ей дорогу.

По правилам, так как Нино вел под руку Марию, первым должен был войти он. Сильвана даже растерялась от такого нарушения семейного обычая. А в кабинете Гвидо Трезини, когда секретарша привела туда членов семейства Манчини, казалось, дышать было нечем, в таком напряжении пребывали все собравшиеся.

Микеле приехал следом. Пора было начинать. Чтобы несколько разрядить атмосферу, Гвидо с каждым поздоровался за руку. Кресла были заранее поставлены полукругом, чтобы посетители сидели лицом к рабочему столу Гвидо. Вера выбрала себе место между Виолой и Нино. Когда все более или менее устроились, Гвидо открыл папку, лежавшую перед ним, и откашлялся.

Завещание было составлено на итальянском языке, однако Вере почти не составило труда понимать торжественное и довольно медленное чтение Гвидо. Это было то самое последнее завещание, которое подписал Лоренцо, когда ничего не подозревавшее семейство трудилось на винограднике. Нино получал по нему сорок процентов акций компании Манчини, а остальные акции делились поровну между Лючией, Сильваной и Джулио, заменившим в завещании, как подчеркнул Гвидо, своего умершего отца. Оба внука получали некие суммы наличными, которые помещались в банк как трастовые фонды до достижения ими двадцати одного года, а также деньги на образование.

Сильвана не скрывала своего возмущения, хотя, к ее чести, ни разу не прервала Гвидо, пока он перечислял остальные пункты, касавшиеся Виолы и Марии. Микеле получил крупную сумму наличными, собственность в Турине и небольшую ферму неподалеку от виллы Воглиа с великолепными виноградниками. Он также имел право пожизненного проживания на вилле Воглиа, хотя управление ею переходило в руки Нино. Вероятно, чтобы подчеркнуть его принадлежность к семье, хотя ему и не был выделен пай в семейной компании, ему больше не вменялось в обязанность работать управляющим, чтобы оправдывать свои привилегии.

Гвидо дочитал все до конца, включая пожертвования благотворительным фондам и подарки слугам.

— Вот и все, — сказал он, оглядывая своих посетителей. — У меня есть копии. Прочитайте их, сформулируйте в течение тридцати дней возражения, если они появятся. Если не появятся, то завещание вступит в законную силу в положенное время. У вас есть ко мне вопросы?

Никто не удивился, когда Сильвана подняла тонкую руку в кольцах.

— Как вам должно быть известно, синьор Трезини, есть два возражения, — проговорила она тонким от волнения голосом. — Мой муж, Винсенто Минелли, и я собираемся опротестовать включение в завещание Джулио, сына моего покойного брата Слая. До самого последнего времени отец не видел его и не поддерживал с ним отношения. А потом Нино привез его сюда. Мы уверены, что его мать, Вера Манчини, оказала давление на моего отца, требуя, чтобы он изменил завещание в пользу Джулио, когда его рассудок уже потерял ясность из-за тяжелой болезни.

Вера не выдержала.

— Это неправда! — воскликнула она. — Ничего подобного я не делала.

Мария и Виола неодобрительно посмотрели на Сильвану, а Нино крепко сжал руку Веры.

— Не сейчас, — прошептал он.

Сильвана продолжала говорить, словно не заметила возмущения Веры.

— Мой единокровный брат Микеле изложит второе возражение, поскольку оно касается его лично.

Тут уж удивились все, включая Марию, и устремили взгляды на Микеле, который, словно подчеркивая свой статус, сидел в стороне от остальных, возле окна.

— Я не собирался ничего говорить сегодня, но поскольку Сильвана сделала заявление, то и я последую ее примеру, — пожав плечами, сказал он. — Я уже говорил ей сегодня утром, что, по моему мнению, имею столько же прав на семейную компанию, сколько остальные дети Лоренцо, и вдвое больше прав, чем Джулио, так как являюсь прямым наследником. Поскольку мои права не подтверждены, то я собираюсь оспорить завещание.

В ужасе глядя на Микеле, Нино крепко стиснул зубы. Сильвана целится в Джулио, а Микеле — в меня, мгновенно сообразил он. Он хочет отомстить мне за все наши драки в детстве, за все реальные и воображаемые обиды, которые он накопил с тех пор.

Быстро просчитав в голове варианты, Нино понял, что если обе сестры поддержат Микеле после того, как тот выиграет дело, то он приобретет большее влияние в компании, нежели Нино, а ведь отец хотел, чтобы именно он, его старший и законный сын, возглавил ее. Наверное, Микеле уже предпринял что-то в этом направлении, а ведь Нино даже не предполагал ничего подобного. Сильвана никогда не любила Микеле, думал он, и все же они договорились. Из злости чего не сделаешь!

Если Микеле выиграет, а Сильвана проиграет, то у Нино есть шанс сохранить контроль над компанией. Тогда он привлечет долю Джулио. Но для этого нужно согласие Веры. Не страшно. Она человек разумный. Сейчас его волновало другое. Как она отнесется к тому, что он собирается ей сказать? Неужели не поверит в его искренность? Сочтет его прагматиком? Как бы там ни было, а через несколько дней она должна улететь в Америку. Нельзя терять время.

Лючия вела себя совершенно безразлично. Она получила приличную сумму от бывшего мужа, и для нее отцовское наследство не представляло особой ценности. Нино совсем не удивился, когда, сославшись на свое желание сделать покупки в Милане, Лючия первой покинула семейное собрание.

Несколькими минутами позже Виола, извинившись, отправилась отдыхать.

Чувствуя себя неловко из-за неудовольствия Марии, хотя та ни звуком не выразила своего отношения к делу, Сильвана вовлекла бабушку в приглушенный, откровенный разговор. Рядом с ней стоял Винсенто, смущенно потиравший длинные бледные пальцы. Виновато глянув на Веру, Нино присоединился к ним.

Чувствуя себя не в своей тарелке, ведь, в сущности, она была чужой семейству Манчини, к тому же у нее никак не выходило из головы чудовищное обвинение, брошенное ей Сильваной, Вера вышла в холл. Не сдержавшись, она поморщилась, когда увидела, что Микеле устремился следом за нею.

Он как будто хотел пройти мимо и вдруг остановился.

— Что бы ты ни думала о моем желании потягаться с Нино за контроль над компанией, — сказал он, — к тебе я отношусь хорошо и не хочу, чтобы тебя обижали. А это непременно случится, если сработает план Марии…

Он замолчал, словно ожидая, что она попросит его объясниться.

— Не понимаю, о чем ты.

— Наверное, не понимаешь… Я так и думал. — Наклонившись к ней поближе, хотя в холле не было ни одного человека и никто не мог их подслушать, Микеле с нежностью посмотрел на нее. — Моя бабушка очень практична, и она хочет, чтобы Нино женился на тебе, а Джулио таким образом остался в Италии. Я случайно слышал их разговор пару дней назад. Теперь, когда завещание известно и мои планы тоже, он наверняка серьезно отнесется к ее желанию. А мне кажется, ты заслуживаешь лучшего… мужчину, который будет любить тебя ради тебя самой.

Понятно, что когда все собрались в столовой в городском палаццо Манчини, куда приехали Нино, Вера, Виола и Мария, то легкой беседы не получалось. Ни у кого не выходило из головы намерение Сильваны и Микеле оспорить завещание, однако этой темы предпочли не касаться. Да и Мария не позволила бы. Аристократка старой закваски, она ясно дала понять, что не потерпит никакого обсуждения происшедшего.

Без всякого аппетита тыкая вилкой в тарелку, Вера думала о том, что ей сказал Микеле. Наверняка он врал, и Мария хотела, чтобы Нино женился на мне не только ради Джулио, думала она. Семья для нее все. Но ей далеко до Макиавелли.

После ланча все сели в седан старшей синьоры Манчини и двинулись в обратный путь. Пока ехали на виллу Воглиа, Вера была погружена в глубокое раздумье.

Джулио спал, уложенный Джиной. Мария и Виола заявили, что они тоже нуждаются в отдыхе, и удалились в свои комнаты. Расстроенная скандалом и тем, что ее пребывание в Италии подходит к концу, Вера было двинулась следом за ними. Она решила, пока у нее есть время, разобрать вещи. Романтический поток надежд и ожиданий в связи с просьбой Нино уделить ему время для важного разговора, почти полностью иссяк, уступив место растерянности и дурным предчувствиям.

Нино как раз вовремя вышел из своего кабинета и перехватил Веру на лестничной площадке.

— Пойдем погуляем в саду, — предложил он, беря ее под руку. — Нам надо поговорить. Помнишь?

Вера вздрогнула. Вот он, прошептал ей внутренний голос. Момент истины. Сейчас придется решать, как жить дальше.

Микеле врал, уговаривала она себя, когда Нино вел ее вниз по лестнице. Использовать меня, чтобы ублажить Марию или сохранить свое положение в компании? Нет, он на это не пойдет.

И все же, шагая рядом с ним по тропинке мимо работавшего фонтана, поднимаясь на холм, с которого открывался великолепный вид на виноградники, Вера чувствовала, что готова сдаться на любых условиях. Еще в Чикаго, когда они в первый раз прощались и он пожал ей руку, она согласна была на все, чего бы он ни попросил, и это не доставляло ей никаких неприятных ощущений.

Он — твоя судьба, говорила себе Вера, сплетая свои пальцы с его пальцами. Правда, она все еще предчувствовала беду. И Микеле тут ни при чем. Какими бы ни были их отношения, законными или не законными, беда подстерегала их в любом случае. Конечно, можно спастись. Сесть в самолет — и прощай Италия! Но как раз этого Вере не хотелось.

Остановившись под раскидистым деревом, крона которого словно служила естественной рамкой для великолепной панорамы, Нино оглянулся. Еще когда они приехали, он заметил машину Микеле возле конюшни, так что его вечный противник притаился где-то поблизости. В окнах Нино как будто никого не заметил, однако он чувствовал, что за ним и Верой следят. Ну что ж! Если Вера относится ко мне, как я к ней, то ты нам не помеха, со злостью подумал Нино.

Его взгляд смягчился, стоило ему перевести его на ее запрокинутое лицо. Я-то думал, что в моей жизни будет только работа и одиночество, мысленно говорил он, обнимая ее за талию. Но пришла ты, и я стал мечтать о невозможном. Один взгляд на тебя заставляет меня воображать, как мы лежим на кровати и дарим друг другу такое наслаждение, после которого нас уже ничто не сможет разлучить.

— Когда мы в ту ночь, после танцев в Африканском клубе, разговаривали в моей комнате, я хотел сказать, что чувствую к тебе, — признался он, легко касаясь губами кончика ее носа. — Но я не позволил себе. Я думал, что из-за моего характера и моих кошмаров, из-за моей ужасной вспыльчивости, о которой Микеле твердит всем и всякому, я не имею на это права. Но если я потеряю тебя…

Неужели он говорит это, потому что так хочет Мария, не могла поверить Вера. Проклятый Микеле. Если бы не он, ей бы в голову не пришло подобное. Вера хотела верить Нино. И в то же время она понимала, что он сделает все, лишь бы не дать своему единокровному брату обойти его.

Неожиданно, хотя не было никаких галлюцинаций, она вдруг почувствовала, будто прошлое рядом. Она даже услышала слова, которые произнес невидимый ей мужчина, когда она рвала цветы для стола.

«Марселла, выходи за меня замуж».

Неужели это уже когда-то было? Давно или недавно? Или это все та же трагедия из шестнадцатого столетия, которая до сих пор не дает покоя двум совершенно разным людям?

— Не думаю, Нино…

Но он продолжал, не обращая внимания на ее слова:

— Вера, выходи за меня замуж. Да, если не считать материальной выгоды, я не представляю особой ценности в качестве мужа, и все же… Пожалуйста… Я буду беречь тебя. Я все сделаю, чтобы ты и Джулио были счастливы.

Ноги у Веры подкашивались, сердце едва не выскакивало из груди, но она изо всех сил старалась держать себя в руках. Он не говорит о любви. Почему он не говорит о любви? Неужели Микеле прав? Вера твердо знала, что, если она и Нино посмеют захотеть общего счастья, их ждет беда.

Глаза у него сверкали в ожидании ее приговора.

— Не могу поверить, что ты серьезно, — произнесла она наконец, отметая все мучившие ее возражения. — Мы так мало знаем друг друга, и живем в совершенно разных мирах…

Однажды преодолев свои колебания, Нино не собирался легко сдаваться.

— Слай тоже отсюда, — напомнил он Вере. — И все же ты вышла за него замуж. Насколько я понимаю, вы были счастливы. Неужели он и я… такие разные?

Как Нино ни старался избавиться от своих кошмаров и дурных настроений, в которых его обвинял Микеле, он отличался от Слая, как ночь отличается от дня и как тьма — от солнечного света. Слай был на удивление беззаботен в отношении всего, что не было связано с Верой, зато Нино очень серьезно относился к своим обязанностям главы дома Манчини. Он мучился, если совершал ошибки… и тяжелым грузом нес на своих плечах ответственность за семейный бизнес.

Но Вера видела его и другим. И к тому, другому, ее неодолимо влекло. Стоило ему уехать с виллы и оказаться вдали от ревнивого единокровного брата, как Нино преображался, становился веселым и неотразимо привлекательным.

В своих снах он видит себя с окровавленными руками, напомнила себе Вера. Об этом тоже нельзя забывать.

— Ты дашь мне ответ? — спросил он, касаясь губами ее губ. — Я очень тебя люблю.

Эти слова, которые она жаждала услышать, перевернули ей сердце. Верить или не верить? На самом ли деле Нино такой, каким она хотела его видеть, — сильный и надежный, но в то же время умеющий смеяться и любить? Или он прагматик и сейчас лишь обольщает ее красивыми словами? Корыстный бизнесмен с неуправляемым характером, каким его представил ей Микеле?

Его близость мешала ей думать.

— А как насчет моего бизнеса? — спросила Вера. — Если мы поженимся, мне не придется жить в Америке.

— Ну и практичность! В такой момент! — улыбнулся Нино, прижимаясь лбом к ее лбу. — Разве нельзя вести дело сразу в двух странах, cara? Другим это удается. Все, что тебе нужно для вдохновения и реализации твоих замыслов, есть и тут. Ты сама видела. А ведь мы не были еще ни в Комо, ни в Милане. Ты будешь работать тут, а твои партнеры — в Америке. Ты ведь собиралась переехать в Нью-Йорк? А в случае нужды никто не помешает тебе летать туда столько, сколько потребуется.

Вера поняла, что он всерьез обдумал все, касающееся ее профессиональных занятий. В целом он прав. Если она постарается, то сможет наладить работу в новых условиях. В конце концов, почему бы их с Габриелл фирме не стать международной?

И Вера вспомнила слова Слая. Жизнь пробует нас на излом, говорил он, а мы все равно должны быть счастливыми.

Отбросив страхи и подозрения, которые Микеле все-таки посеял в ее душе, Вера словно шагнула в пропасть. Она согласится остаться в Италии и бывать в Америке лишь наездами. Ведь именно этого она жаждала всем сердцем. Она любит Нино. Все это время, что она в Италии, разлука с ним кажется ей беспросветной зимней стужей, какая бывает только на озере Мичиган.

Вера вздохнула, делая последний шаг навстречу неведомому. Чему быть, того не миновать. Но все же надо принять меры предосторожности.

— Да, Нино, — капитулируя, печально прошептала она. — Я тоже тебя люблю. И я выйду за тебя замуж, если ты действительно этого хочешь.

10

На другое утро за завтраком они объявили о своей помолвке. Отчаянно счастливая и в то же время напуганная массой оставшихся без ответа вопросов, Вера дрожала как натянутая струна, когда Нино, держа ее за руку, посвящал Виолу и Марию в их планы. Какие бы ни были причины, заставившие его сделать ей предложение, желал он Веру не меньше, чем она его. Накануне вечером, когда он сжал ее в объятиях и поцеловал в губы, она получила реальное доказательство его страстного влечения к ней. И мгновенно откликнулась на него. Всем своим женским естеством она жаждала соединиться с ним до конца.

То же самое она почувствовала позже, когда он поцеловал ее, желая ей спокойной ночи. Если бы не Джулио, который спал в соседней комнате, и не Мария, все еще не выключившая у себя свет, он наверняка напросился бы к ней. И она не отказала бы ему. Слава Богу, мы скоро поженимся, а то так можно сойти с ума, подумала Вера. Вот и теперь, стоя рядом с Нино, она представляла, как будет лежать с ним в постели…

Наклонившись над второй чашкой кофе, Микеле, который всегда довольствовался лишь одной чашкой, не сводил с них глаз, и Вере оставалось лишь надеяться, что он не умеет читать чужие мысли.

— Бабушка, если у тебя нет возражений, — сказал Нино, — то мы назначим свадьбу на послезавтра и пригласим только самых близких родственников. Все-таки у нас траур.

Обычно по черным глазам Марии трудно было что-нибудь прочитать, но сейчас они явно загорелись радостью. Однако она сохраняла патрицианское спокойствие, ничем больше не выдав своих чувств.

— Не могу отрицать, что мне приятно слышать о вашем решении связать себя узами брака, — проговорила она не без некоторой резкости. — Однако я не понимаю вашей поспешности. Разве по церковному обычаю не положено выждать какое-то время?

— Отец Бернардо согласился на послабление. Я уже говорил с ним об этом. Знаю, знаю. Обычно на свадебной церемонии присутствует твой брат, кардинал Сфорца, но он, увы, в Брюсселе. А мы не можем ждать.

— Все просто замечательно. По-моему, вам незачем ждать ни одного лишнего дня, — вмешалась, вставая из-за стола и обнимая обоих, Виола. — Благословляю тебя, сын мой. А я уж было потеряла надежду видеть тебя женатым. Ну а ты, Вера, теперь будешь дважды моей дочерью. Лучше не придумаешь!

Наконец-то Мария раздвинула губы в довольной усмешке.

— А ты что скажешь, Микеле? — с явной иронией обратилась она к своему другому внуку. — Ты не хочешь поздравить своего брата?

— Конечно, бабушка. — Микеле покорно, однако неловко, не в силах скрыть свои чувства, поднялся из-за стола. — Желаю вам обоим всего наилучшего, — проговорил он с натужной улыбкой, скривившей его губы.

Вскоре все разошлись. Микеле отправился присмотреть за какими-то работами в поместье, а Нино — звонить престарелой двоюродной бабушке со стороны отца, которая большую часть года проводила в Риме. Графиня, как он называл ее, владела очаровательной виллой в Сан-Джованни-Бьянко и, хотя ему пришлось едва ли не кричать, чтобы она поняла намек, с готовностью разрешила воспользоваться ею на время медового месяца.

Вера же ждала, когда можно будет позвонить в Чикаго и сообщить Габриелл о кардинальных изменениях в ее планах. Кроме того, ей нужно было дать телеграмму своим родителям.

Она с трудом представляла, что они подумают, когда прочитают ее. Они с Нино ни разу не виделись до того, как ее родители отправились в путь. А теперь она вдруг выходит замуж! Ее отец, который ко многим вещам относится без предубеждений, но готов следовать духу и букве закона там, где дело касается его единственной дочери, наверное, очень обидится, что она не посоветовалась с ним.

Ну же, папочка… что мне делать? — мысленно спрашивала она его. Как мне искать тебя, если вы уже покинули единственный отель, в котором есть телефон? Он все равно не поймет. Однако она не изменит своего решения. Наверняка отец постарался бы уговорить ее подождать, не торопить события, но его усилия были бы напрасными. Отчасти это связано с ее галлюцинациями. Чем быстрее они обвенчаются, тем быстрее наступит развязка.

Тщательно рассчитав разницу во времени, Вера перехватила Габриелл как раз перед тем, как та собиралась выходить из дому.

— Что на сей раз? — спросила она со смехом. — Ты собираешься навсегда остаться в Италии?

Вера смущенно усмехнулась.

— Ты правильно поняла, — призналась она. — Мы с Нино венчаемся в пятницу. Я не рассчитываю, что ты все бросишь и явишься сюда.

На несколько секунд в трубке воцарилось молчание.

— Ты серьезно? — переспросила Габриелл. — Не разыгрываешь меня?

— Серьезно.

— Тогда принимай поздравления! Я очень рада за вас обоих. У меня было чувство, что этим кончится, но я и помыслить не могла о такой стремительности!

— Ты права, — смущенно признала она. — Прилетишь? Если не считать родителей, которые бродят где-то в Непале, у меня больше никого нет.

— Извини, дорогая, но я, наверное, не смогу. Надо же кому-то приглядывать за нашим делом.

Вера почувствовала себя виноватой.

— Нино считает, что мы сможем работать еще лучше, если я буду в Италии, а ты в Нью-Йорке. Как ты думаешь? Если ты считаешь иначе…

— То ты изменишь свои планы?

Нет, подумала Вера и затаила дыхание.

— Думаю, в этом что-то есть, — наконец услышала она голос Габриелл. — Италия даст нам новые возможности. Воображение заработает лучше. Кстати, присланные тобой из Турина образцы просто великолепны. И твои ренессансные мотивы тоже. Наверное, изменения в твоей жизни помогут нам завоевать место под солнцем.

Тут в кабинет в поисках очков вошел Нино, и Вера дала ему трубку, чтобы познакомить его с Габриелл. Когда он уселся за свой стол в белой рубашке с закатанными рукавами, открывавшими сильные мускулистые руки, то показался Вере не менее красивым и раскованным, чем какой-нибудь знаменитый секс-символ. Несомненно, Габриелл он понравится, думала Вера, слушая, как он непринужденно болтает с ее подругой и партнершей.

И Габриелл он действительно понравился.

— Разговаривать с ним удивительно приятно! — воскликнула она, когда Нино вышел из кабинета и Вера вновь взяла трубку. — И ты по-настоящему влюблена в него? А почему мне кажется, будто вы там не все уладили между собой? Кажется или не кажется?

Хотя Габриелл находилась на расстоянии почти в пятнадцать тысяч миль, она легко читала мысли Веры.

— Ты угадала, — призналась Вера. — К сожалению, я не все могу сейчас сказать. Но, знаешь, младшая сестра Нино затевает войну против Джулио как наследника Лоренцо. А его единокровный брат Микеле оспаривает его права на семейную компанию. Чтобы не потерять власть, Нино нуждается в доле Джулио…

— Ты думаешь, его мотивы не совсем чисты?

— Нет-нет! — пылко возразила Вера и тотчас испугалась, как бы Габриелл не приняла ее пылкость за неуверенность в себе или в Нино. — По крайней мере, на сознательном уровне. Нино говорит, что любит меня. И я ему верю. Просто Микеле заранее предупредил меня, что Нино будет просить моей руки из-за компании.

Вере совсем не хотелось обсуждать свои страхи, основанные на галлюцинациях и ночных кошмарах.

Габриелл долго молчала, словно обдумывая сказанное Верой.

— Какие бы у него ни были намерения, его единокровный брат — лицо заинтересованное, — заметила она. — Будь я на твоем месте, то доверилась бы только своему чутью. Подожди, если у тебя есть сомнения. Однако не думаю, что ты воспользуешься моим советом.

Накануне свадьбы, когда Вера ложилась в постель, она была, словно комок нервов. Она не знала, что ее ждет в ближайшем будущем. Наконец она заснула. Поначалу Вера видела одни только приятные сны, и лишь под утро ей явился кардинал Учелли. В алом одеянии он скакал на лошади, очень похожей на ту, на которой Микеле катал Джулио. Джулио сидел в седле впереди кардинала.

— Скоро наш сын сам научится управлять лошадью, Марселла, — сказал он, похотливо заглядывая ей в глаза. — Не пора ли нам сделать еще одного ребенка?

— Нет, — крикнула Вера, беспокойно ворочаясь в постели.

Джулио не его сын, мысленно добавила она, отчаянно стараясь вырваться из его власти. И я не его жена! Кардиналы не имеют право жениться.

Однако плохой сон быстро покинул ее мысли, когда она заставила себя проснуться и села в постели, глядя на первые розовые лучи солнца. В самом деле, утро оказалось на удивление солнечным и теплым для поздней осени, по крайней мере на взгляд жительницы Чикаго.

Глядя на причудливую игру теней, Вера вместе с Нино, Джулио и Марией поджидала священника возле семейной часовни, спрятавшейся под раскидистыми деревьями, и изо всех сил старалась забыть о своих страхах. Все логично и справедливо, думала она. Я люблю Нино, поэтому выбираю счастливую жизнь с ним вместо полного посвящения себя профессии и трудностей одинокого материнства.

Странное чувство не давало Вере покоя. Ей казалось, будто она венчается во второй раз, и где-то в самой глубине ее памяти сохранилось даже не воспоминание, но отзвук воспоминания, о котором до сих пор она не имела ни малейшего понятия.

Этого не могло быть… если только предположение миссис Кэмпбелл о проживаемых нами нескольких жизнях не имеет под собой реальной основы. Поеживаясь, несмотря на теплое солнышко, Вера приказала себе не думать о неприятном, когда Нино обнял ее за плечи.

— Ты как, cara? — заботливо спросил он, морща лоб. — Что-то ты бледненькая.

— Я в порядке, — откликнулась Вера, сжав его руку.

— Ты уверена?

Вера поняла, что он имеет в виду венчание. Еще бы ей не понять.

— Конечно. Я очень счастлива, — прошептала она.

К ее удивлению, из Турина приехали Сильвана и Винсенто, хотя держались они напряженно и не очень-то дружелюбно. Оглянувшись на дом, Вера увидела шедшего к часовне Микеле. Он не пожал руку Нино, даже не пожелал счастья жениху и невесте, однако пусть с безразличным видом, но поклонился всем. Похоже, кровные узы в семействе Манчини крепки и, несмотря на раздоры, не позволяют его членам забыть о своем долге перед родственниками.

Пришла Виола. Она расцеловала Веру в обе щеки и вручила ей букет фрезий.

— У невесты должны быть цветы, — с сияющей улыбкой проговорила она. — Даже если она одета в черное из-за траура. Мой совет вам обоим — забудьте о трауре и постарайтесь быть счастливыми. Тогда вам ничто не грозит.

Наконец приехал отец Бернардо. Все вошли в крошечную, изъеденную плесенью часовню с жесткими неудобными сиденьями и хрупкими витражами. В качестве жениха и невесты Нино и Вера встали лицом к священнику перед алтарем шестнадцатого столетия.

Едва священник заговорил, как на Веру вновь обрушились призраки далекого прошлого. Мы уже стояли перед этим алтарем и давали свадебные обеты, думала она, но предполагали, что впереди нас ждет непоправимая беда.

Вера постаралась выкинуть эту мысль из головы. Сегодня счастливейший день в моей жизни, страстно убеждала она себя, и нельзя думать ни о каких бедах. И никаких призраков. Они не должны испортить мне праздник. Вот кончится медовый месяц, тогда и будем разбираться что к чему. Если понадобится, обратимся к врачу. Может быть, даже к психиатру.

Служба шла на итальянском языке, однако Вера легко все понимала. Когда были произнесены обеты, отец Бернардо сказал, что теперь они стали единой плотью и, пока смерть не разлучит их, должны любить и почитать друг друга. Кого Бог соединил, того земные силы да не разлучат!

Держа Нино за руки и глядя ему в глаза, Вера чувствовала, как прошлое, которое вот уже несколько недель буквально преследовало ее по пятам, вновь стало наступать на нее. На сей раз у нее не было сил сражаться с ним. Мы уже были один раз обвенчаны, сказала она себе. В другой жизни. Но в этом месте. И что-то ужасное разлучило нас. Теперь мы пытаемся залатать дыры в нашей любви.

Как бы то ни было, свои обеты Вера произнесла ясным чистым голосом. То же сделал Нино. И все же она видела, что он нервничает. Неужели его пугают те же мысли? Или он с нетерпением ждет конца церемонии? Когда настало время поцеловать невесту, Нино так крепко сжал ее в своих объятиях, что едва не переломал ей ребра.

Мысли о прошлом оставили Веру, когда она вышла из часовни и стала принимать поздравления. По обычаю, открыли шампанское. А уж когда они сели в «фальконетту» Нино и поехали не в сторону Турина, а к озерам, окруженным горами, которые ее новоиспеченный муж описывал как рай на земле, она и вовсе забыла обо всем на свете.

Что бы ни мучило Нино во время венчания, едва сев в машину, он совершенно изменился. Теперь он вновь обрел легкость и свободу, покорившие Веру, когда они впервые встретились в Чикаго. И Вера решила ничего не говорить ему о своей догадке, будто они венчаются во второй раз. Сейчас я хочу любить его. Стать ему настоящей женой. Дать ему счастье. Дать ему все.

Прежде чем уехать, они переоделись — по приказу Марии — в легкую удобную одежду, больше соответствующую началу медового месяца. В шелковом костюме, придуманном ею самой, с букетом фрезий на коленях, Вера ехала в машине с любимым мужем. Не удержавшись, она повернулась к нему и поцеловала его в щеку.

— Нино, я тебя люблю, — прошептала она.

— Я тебя тоже люблю.

Хотя она не видела его глаз за большими солнцезащитными очками, она почувствовала его нежность по тому, как он убрал упавшую ей на лицо прядь волос и поцеловал ее в губы. Ему пришлось отвести взгляд с дороги. Поцелуй затягивался. Послышалось шуршание гравия, когда «фальконетта» съехала с асфальта.

— Нино! Осторожнее! — воскликнула Вера.

Рассмеявшись, он отпустил ее и вернулся на дорогу.

— Не волнуйся, cara, — с улыбкой произнес он. — Я рассчитываю добраться до цели в отличной форме.

Северо-западнее Милана они повернули на шоссе А9 в сторону Комо, и через полчаса озеро с таким же названием приковало к себе их взгляды. Окруженное со всех сторон пышной растительностью, оно было похоже на голубой бриллиант в обрамлении изумрудов. В его отбеленной солнцем и словно отполированной поверхности как в зеркале отражалось небо. Неожиданно показался катер, и за ним потянулся белый пенистый шлейф. Опадая, он сверкал серебром. Где-то зазвонили церковные колокола.

Въехав в город Комо, они потеряли из вида озеро, заслоненное тесно стоявшими домами, зато появилось великое множество машин, спешивших на уик-энд подальше от городской суеты. Дорогие кафе на побережье уже понемногу заполнялись туристами.

Выехав из города, они вскоре оказались на дороге, петлявшей между холмами. Над головой плыли белые облака, похожие на овец с ягнятами, жующих невидимую траву на небесах. Воздух был чист и свеж, и ветерок с озера ласкал кожу бархатными прикосновениями. Несмотря на ноябрь, вовсю цвели камелии.

— Ну, вот мы и приехали, — наконец объявил Нино, сворачивая на посыпанную гравием дорогу и выходя из машины, чтобы открыть тяжелые железные ворота.

Подобно вилле Воглиа, дворец графини был построен в эпоху Возрождения. Вера восхищенно смотрела на его симметричную красоту.

— Неужели мы будем тут вдвоем?

Нино окинул ее снисходительным взглядом.

— Ну да… если не считать слуги, кухарки и садовника, но их уже предупредили, чтобы они не очень-то попадались нам на глаза.

На берегу довольно большого пруда в окружении аккуратных кипарисов стояло великолепное здание, разрезанное пополам галереей, откуда открывался вид на голубое озеро и такое же голубое небо.

Слуга появился неожиданно, словно материализовался из воздуха, и подхватил чемоданы, едва Нино остановил машину.

— Пожалуйста, оставьте вещи внизу, — попросил Нино. — Мы позвоним, когда они нам понадобятся.

Первое, что увидела Вера внутри, была мраморная лестница с перилами, украшенными коваными птицами и переплетенными листьями. Она была очень красива, но Вера сразу поняла, что птицы и листья были добавлены к ней в начале двадцатого столетия.

— Позвольте, синьора Манчини, — проговорил Нино, заключая ее в объятия. — Мой долг в качестве вашего мужа — отнести вас на руках наверх.

Прижавшись к нему и положив голову ему на плечо, Вера окончательно убедилась в том, что он принадлежит ей со всей страстью и отчаянием и она имеет право искать у него отклик на свои радости и утешение в случае неприятностей. Теперь у них одна жизнь на двоих. И каждую ночь они будут засыпать в объятиях друг друга.

Боже, как же сильно она любит его!

Нино поставил ее на ноги, по-видимому, в хозяйской спальне, просторной светлой комнате с огромной венецианской кроватью и приоткрытыми окнами от пола до потолка, на которых висели раздувавшиеся ветерком с озера кружевные шторы. В старинной серебряной корзинке их ждали бутылка шампанского и два бокала. А сама комната была украшена большими букетами лилий и гортензий.

— Нино, я никак не могу поверить, что это на самом деле…

— На самом деле, дорогая. Я хочу смотреть на тебя. Ласкать тебя. Наслаждаться тобой.

Нежно, словно он раздевал ребенка, Нино расстегнул на Вере шелковую блузку. Потом наступила очередь юбки.

— Ах, cara… Ты такая красивая, — прошептал он, сняв с нее кружевной лифчик и ласково коснувшись ее груди.

Под его легкими пальцами у нее мгновенно затвердели соски, подтверждая охватившее ее страстное желание, и ей опять показалось, сколь бы странно и невероятно это ни было, что они исполняют обеты, данные много веков назад. Теперь она твердо знала, что когда-то они любили друг друга, а потом с их любовью что-то случилось и вот теперь она возродилась вновь. Иначе она никак не могла объяснить себе того всепоглощающего желания, которое каждый раз испытывала, приближаясь к нему, и которое ощущала едва ли не с первой их встречи.

Когда на Вере осталось лишь одно массивное кольцо, подаренное ей на свадьбу и специально для нее заказанное у миланского ювелира, она не стала прятаться от взглядов своего мужа. Я — хлеб для твоего насыщения, я — мед для твоего наслаждения, думала она, повторяя слова, которые услышала в одном из видений, пришедшем к ней из глубины веков.

Но сейчас ей было не до видений. Она не хотела больше ждать.

— Нино, пожалуйста… разденься, — попросила она.

Мужчина, которого она любила, с удовольствием принялся исполнять ее просьбу. Он сбросил туфли, а потом в ближайшее кресло полетели спортивный пиджак, рубашка, брюки. Вера с радостью подметила, что на нем не было белья. Сильный, загорелый, он предстал ее глазам в расцвете своей мужественной красоты. Более того, он желал ее не меньше, чем она его, и теперь она могла окончательно убедиться в этом и забыть о смущавших ее сомнениях.

Она прильнула к нему, обвила его бедра руками и принялась со страстью ласкать каждую клеточку его тела, отданную ей во власть. А потом посмотрела ему в глаза и, увидев, как они сверкают счастьем, прошептала:

— Ты очень красивый. Люби меня…

Застонав, он стремительно поднял ее, так что ее волосы упали ему на лицо, и, когда она обхватила его ногами, с жадностью принялся целовать окаменевшие груди. Она чувствовала, что с каждым его прикосновением льнет к нему все сильнее и самозабвеннее. Я буду колодцем, мысленно обещала она ему, глубоким и полноводным. Бездонным как вселенная.

Он уже соединился с ней, когда нес ее к кровати, но ему пришлось оторваться от нее, когда он положил ее на кровать. Они вновь загляделись друг на друга, словно смотрели и не могли насмотреться на явившуюся их глазам наготу. Наконец он решительно раздвинул ей ноги, и в какой-то момент, когда он все глубже и глубже проникал в ее податливое тело, волосы на его груди коснулись ее лица.

Вера понятия не имела, сколько прошло времени. Собственно, время в нормальном, общепринятом смысле перестало для нее существовать. Она знала только одно. Нино и она неразделимы. Они соединились и теперь навечно пребудут частью друг друга. Ей хотелось, чтобы он заполнил ее всю, и она активно помогала ему в этом.

О да, мысленно говорила она, еще, еще, я хочу тебя, будь во мне, будь моим, я никогда не смогу пресытиться тобой.

Как ни жаждали они дойти до конца, до того предела наслаждения, к которому стремились, они не торопили мгновения, познавая друг друга, растворяясь друг в друге, приближаясь к той черте, за которой уже нет отдельно физической близости, а есть соединение двух человеческих половинок в одно неделимое целое.

Вера закрыла глаза и отдалась на волю своих чувств, уносивших ее в волшебное царство наслаждения, в котором нет ничего, кроме ласк любимого мужчины.

Наконец рухнули последние преграды, и Вера потеряла над собой контроль. Выгибаясь в пароксизме страсти, отдаваясь и беря, она шептала:

— Да… да… да!

Шепот перешел в крик, и сердце готово было выскочить у нее из груди, когда он присоединился к ней в последних конвульсиях наслаждения. О большем нельзя было и мечтать.

Потом их потянуло в сон, и, накрывшись искусно вышитой простыней графини, они проспали час или два, пока их не разбудил тихий стук в дверь.

— Прошу прощения, синьор Манчини, прошу прощения, синьора Манчини, — услыхали они извиняющийся голос слуги. — Уже пять часов, и мне пора уходить. Семейные обязанности… Как быть с чемоданами?

Несомненно, его ждала подружка, с которой он хотел провести уик-энд, и Нино не стал его мучить, приказав принести вещи наверх, но предварительно проверил, хорошо ли они с Верой укрыты.

Ясно было, что слуга смутился и растерялся, когда вошел в комнату, где лежали Нино и Вера, но как настоящий итальянец он не смог удержаться и одобрительно поглядел на них. После его ухода Нино потянулся и поцеловал Веру в щеку.

— Что скажешь, если мы выпьем немножко шампанского и попросим принести нам ужин? А потом я опять буду тебя любить.

Однако он не сдержал своего слова и посреди ужина вновь увлек Веру в постель. Правда, они опять вернулись к столу, но ненадолго. Довольная, счастливая Вера спала всю ночь без снов и проснулась утром, когда солнце уже залило золотым светом спальню, отчего смятые простыни как будто еще ярче сверкали белизной.

Она протянула руку, но Нино рядом не оказалось. Вера огляделась, но Нино нигде не было. Из ванной комнаты тоже не доносилось ни звука. Надев халат, Вера отправилась на поиски своего мужа и нашла его в бальном зале дворца. Голый и босой, он стоял возле окна на фоне голубого озера.

Вера испугалась. О чем он думает?

Окна в зале чередовались с такими же высокими зеркалами в золоченых рамах, и, заметив ее в одном из них, Нино быстро повернулся и протянул к ней руки.

— Иди сюда, — позвал он, улыбаясь. — И сними халат. Я как раз думал, как хорошо было бы потанцевать тут с тобой.

Когда Нино и Вера покидали роскошную графскую кровать, они садились в машину и осматривали окрестности или загорали на берегу голубого озера, отдавая себя во власть осеннему солнцу. Ловя на себе восхищенные взгляды мужа, Вера понимала, что никогда еще не испытывала подобного счастья. И только в последний день их пребывания на графской вилле в ее душу закралось сомнение, когда они поехали на знаменитую ярмарку, раскидывавшуюся по средам в одном из ближайших городков.

Бродя среди американских туристов и местных торговцев, они каким-то непонятным образом разлучились, и вскоре Вера увидела, как ее муж разговаривает с женщиной своих лет, довольно привлекательной, самоуверенной, с ярко-рыжими волосами и в обтягивающих, по американской моде, брюках. Ей сразу стало ясно, что они давно и близко знают друг друга.

Нахмуренный Нино как будто не очень обрадовался встрече. Проговорив несколько фраз, которые сопровождались оживленной жестикуляцией, Нино умолк, и женщина, что-то коротко ему ответив, пошла прочь. Тотчас Вера вспомнила, как Микеле предупреждал ее о любовнице Нино, которая жила где-то поблизости.

Она приказала себе забыть о Микеле и не ревновать Нино понапрасну. Прав Микеле или не прав, прошлое осталось в прошлом и не стоит его ворошить. Когда они встретились вновь, Нино ни словом не упомянул о женщине, а она ни о чем его не спросила. Крепко обняв ее за талию и нежно поцеловав в губы, он все сказал ей без слов.

Когда они возвратились на виллу Воглиа, то выяснили, что Джулио почти не скучал без своей мамы. Виола рассказала, что Микеле учил его играть в поло и ездить на Джерри, пожилом спокойном пони, которого он взял у кого-то из соседей. Мария тоже вложила свою лепту, обучая малыша итальянскому языку.

Однако, несмотря на всю любовь и баловство, получаемые Джулио в своем новом семействе, он с радостью встретил Веру, а Вера была рада узнать, что Сильвана и Винсенто накануне уехали в Турин. Как бы дело ни повернулось, нам все равно придется встречаться, подумала Вера, но было бы хорошо, если бы это происходило не очень часто.

За обеденным столом все чувствовали себя свободнее и веселее, чем в тот день, когда Вера впервые перешагнула порог столовой. Виола как будто даже выглядела счастливее, несмотря на смерть Лоренцо. Даже Мария в черном траурном одеянии, сидевшая за столом так прямо, словно проглотила аршин, казалась вполне довольной жизнью. Она с любовью смотрела на Джулио и едва заметно, но добродушно усмехнулась, когда Нино, не удержавшись, коснулся за разговором руки Веры. И только опоздавший к обеду Микеле не разделял общего настроения.

После обеда Вера увела Джулио на прогулку, а Нино отправился в кабинет, чтобы просмотреть накопившиеся бумаги. Оставшись наедине с сыном, Вера спросила его, не скучает ли он по их чикагской жизни, и мальчик как настоящий итальянец выразительно пожал плечами.

— Здесь хорошо, мамочка. С Бетти тоже было хорошо, но с бабушкой Виолой мне лучше. Мы ведь не полетим обратно, нет? Бабушка Мария говорит, что мы будем всегда жить тут.

Вера улыбнулась. Пожалуй, старшая синьора Манчини начинала ей нравиться.

— Бабушка Мария правильно говорит, — подтвердила она. — Но мы будем довольно часто летать в Чикаго и, наверное, в Нью-Йорк. Ты ведь знаешь, что я работаю вместе с Габриелл. Кроме того, твои американские дедушка с бабушкой тоже захотят повидаться с тобой.

Уложив Джулио, Вера направлялась в кабинет Нино, когда путь ей преградил Микеле.

— Не уделишь мне несколько минут?

Не желая ничего слушать, Вера отшатнулась от него.

— Ты должна это знать, — стоял он на своем. — Наверное, ты не поверишь. Но мне дороги твои интересы.

Вера понимала, что ничего хорошего от Микеле ждать не приходится, но все же ей лучше выслушать его. Лучше знать, чем не знать. Да и Нино имеет право получить информацию о том, какую ложь возводит на него его единокровный брат.

— Ладно, — устало произнесла она, стараясь не особенно демонстрировать свое раздражение.

Микеле не стал напрасно терять время.

— Помнишь женщину, с которой Нино говорил на ярмарке? — спросил он. — Это и есть его любовница.

Влюбленная в Нино гораздо сильнее, чем несколько недель назад, Вера обнаружила, что ей неприятно упоминание о любовнице Нино, но в не меньшей степени ей неприятен Микеле. Даже если эта женщина и была когда-то любовницей Нино, то теперь это уже в прошлом. И, в конце концов, если он с кем-то коротко переговорил, то это еще не повод для огорчения. Нино ничего не сделал такого, чтобы потерять ее доверие.

— Микеле, мне не хочется огорчать тебя, но я не ревнива, — сказала она, чувствуя, что он чего-то недоговаривает.

Семейный возмутитель спокойствия вопросительно поднял брови.

— Даже если они условились о свидании?

От неожиданности у Веры закружилась голова, однако она постаралась взять себя в руки.

— Я не верю. Откуда тебе знать? Кстати, кто рассказал тебе об их встрече? Я не рассказывала. Нино тоже, думаю, этого не делал.

Вопреки ожиданиям, Микеле не смутился.

— Она звонила мне. Мы поддерживаем отношения, а ее разбирало любопытство, что за брак заключил мой братец, если все еще интересуется ею.

11

Неужели Микеле говорит правду? Но он знает о встрече, следовательно, эта женщина действительно звонила ему, ведь он не уезжал из поместья. Едва эта мысль запала ей в голову, как она уже не могла избавиться от нее. И тотчас, словно по команде, вспыхнули прежние вопросы. Неужели Нино женился на ней из-за наследства Джулио? Или чтобы ублажить Марию? Или он вправду любит ее? Если любит, то он не может желать другую женщину. А если желает?

Конечно, можно нанять детектива и все выяснить по-тихому, однако Вера изберет другой путь. Она спросит у самого Нино. Не говоря ни слова, она повернулась к Микеле спиной и решительным шагом направилась в кабинет.

По радио звучала опера, а Нино писал что-то под музыку и пение в старомодном блокноте.

— Что случилось, cara? — спросил он, с беспокойством глядя на нее поверх очков.

Оперевшись на стол, Вера выложила ему все, что ей сказал Микеле. Не в ее характере было копить обиды.

— Он говорит, что эта женщина звонила ему, — заключила она. — Она хотела узнать, что за брак ты заключил, если назначаешь ей свидание, когда еще не успели высохнуть чернила на нашем брачном контракте!

С каждым ее словом лицо Нино темнело от ярости. Ну вот, опять, думал он, теряя над собой контроль от гнева и разочарования. Ревность. Злоба. Восемь лет назад он спал с моей невестой и мне пришлось разорвать помолвку. Теперь, когда я нашел жену, о какой можно только мечтать, он отравляет ее ядом ревности.

К счастью, как теперь оказалось, он не женился тогда на богатой миланке, но Нино не забыл ни унижения, ни отчаяния, ни обиды, которые пережил тогда. И он не простил своего единокровного брата. С Верой все иначе. Она не станет его обманывать. Но она думает, будто он способен на обман. И это после их медового месяца, не запятнанного ни единой ссорой! Ее готовность поверить Микеле больно ранила его.

А Вера ждет ответа. Ей требуются его объяснения. Будь он проклят, если пойдет у нее на поводу.

— Это все? — спросил Нино, стараясь не выдать себя голосом.

Вера кивнула, раздираемая противоречивыми чувствами. Неужели она совершила ошибку?

Не произнеся больше ни слова, Нино вернулся к своим записям.

— Ты ничего не скажешь?

Ее вопрос поколебал его уверенность в себе.

— А что ты хочешь услышать? — в гневе выскакивая из-за стола и хватая ее за руки, крикнул он. — Что это не так? Черт подери, думай что хочешь!

Его пальцы впивались ей в руки, причиняли боль, и, морщась, она вырвалась и бросилась вон из кабинета.

Нино был не в силах пошевелиться и все стоял, словно приросший к полу, пока в открытой двери в соседнюю комнату не показалась Виола.

— Прошу прощения, сын, — проговорила она неожиданно твердым голосом. — Я случайно слышала ваш разговор с Верой. Мне известно, что ты не веришь в интуицию, но прошу тебя, сделай, как я тебе говорю. Если ты ее не догонишь, случится что-то ужасное…

Нино не верил ни во что этакое и не считал свою мать способной к предвидению, однако сейчас ему было не до споров. С трудом отрывая взгляд от ее расстроенного лица, он побежал следом за взбешенной и слишком независимой американкой, в которую его угораздило влюбиться.

Когда Вера немного пришла в себя, то обнаружила, что бежит по посыпанной гравием тропинке к конюшне, темным пятном выделявшейся впереди на фоне деревьев. Ее тянуло к ней словно магнитом. Неожиданно она вспомнила видение, испугавшее ее в кабинете Мелиссы Кэмпбелл. Нет! Нельзя! Это опасно, подумала она. Я не должна.

Однако пути назад не было. Слишком поздно. Прежде чем она поняла, что происходит, в ушах у нее зашумело, точно как в музее, когда она впервые увидела портрет шестнадцатого столетия. Современные постройки, даже деревья как будто растаяли в воздухе.

Когда головокружение унялось, Вера увидела, что каменная конюшня стоит на месте. Однако ее внешний вид изменился. Она казалась только что построенной, и вьюнки не закрывали фасада.

В ужасе Вера взглянула на свои руки, потом перевела взгляд на подол платья. Вместо шелковой юбки в цветах и розового свитера на ней было бархатное платье с высоким воротником. Юбка едва не волочилась по земле.

Вера не только была одета по-другому, она стала как будто другой женщиной, которая была моложе ее и звалась иначе — Марселлой. Всю жизнь она прожила в Италии и о новых заморских землях слыхала лишь от случайных гостей. А о полетах в космос и вовсе не подозревала. Теперь она спешила в конюшню взглянуть… на жеребенка, которого родила ее любимая кобыла.

Едва переступив порог, Вера-Марселла ощутила терпкий запах конюшни и услыхала, как кобыла тихо дует на своего малыша. И вот тут… Сердце чуть не выскочило у нее из груди, когда сильные мужские руки схватили ее и чья-то ладонь закрыла ей рот.

Она не могла понять, кто это. Разбойник, случайно забредший на виллу? Или Витторио Учелли, ее сильный темноглазый кузен, за которого она несколько месяцев назад вышла замуж? Он как раз должен был вернуться из поездки по своим владениям.

Боже, пусть это будет он!

— Витторио, пожалуйста… Мне больно!

Свою ошибку она поняла сразу же, как заметила алый плащ, и не поверила своим глазам. Не может быть! Брат ее мужа! Кардинал! Стефано Учелли! Недаром он всегда пугал ее.

— Не он… Я, — проговорил кардинал Учелли с насмешкой, в которой она почувствовала угрозу. — Ты разочарована?

Уже несколько недель он следил за ней, приезжая на виллу в отсутствие своего брата, и каждый раз, появляясь тут, оказывал ей знаки внимания. Она стала опасаться его. В последний раз, когда они были одни в саду, он даже спросил, не беременна ли она.

Из почтения к его сану, хотя к нему самому она не питала ничего, кроме страха, Марселла призналась, что пока еще нет. Отлично зная, что Витторио последний в роду и отчаянно хочет наследника, она мечтала в один прекрасный день порадовать мужа.

— Ваше… преосвященство, — пролепетала она, едва Стефано ослабил хватку. — Я не понимаю… Чего вы хотите от меня?

— А я думаю, Марселла, ты отлично все понимаешь.

Он легко повернул ее лицом к себе, и она пришла в ужас — хотя всегда подозревала его в грехе сладострастия, — когда увидала откровенно похотливое выражение на его лице.

— Пожалуйста, — попросила она, и кровь от страха застыла у нее в жилах. — Отпустите меня. Вы же принесли обет Богу. Я — жена вашего брата. Вы не можете… не должны желать меня.

Он ответил ей улыбкой… кривой улыбкой из-за шрама на левой щеке, полученного в детстве.

— Почему же один Витторио должен познать твою прелесть… твою страсть? Почему ему принадлежит право зачать будущего владельца виллы Воглиа, тогда как я обречен на жизнь в молитвах и постах? Он и я — одно, две стороны одной монеты. И имеет ли значение, что он родился на несколько минут раньше меня?

Выбежав из дому, Нино огляделся. Куда же она делась? Пошла в гараж? В лес, где они с Микеле искали трюфели?

Нино понимал, что она ушла не навсегда. Куда она пойдет без своего малыша, без денег и документов? Просто ей хотелось успокоиться и взять себя в руки. Не зная, в какую сторону податься, он вдруг заметил Паоло, который вывел пса на вечернюю прогулку.

— Паоло, ты не видел мою жену?

Старик кивнул.

— Видел. Она шла в конюшню, синьор Нино.

Неожиданно его охватил страх, и он бросился бежать. Едва он приблизился к конюшне и у него под ногами зашуршал гравий, как он вновь почувствовал приближение приступа головной боли. По одним ему ведомым приметам Нино понял, что на сей раз ему легко не отделаться. Подавляя искушение вернуться домой и принять лекарство, он вспомнил испуганное лицо матери. Сначала надо найти Веру.

В висках у него стучало так, словно били кузнечные молоты, когда он заметил полуоткрытую дверь и вошел внутрь. Тотчас зашумело в ушах. Закружилась голова. Нет, сказал он себе, сейчас не время. Только бы не потерять сознания.

Все было как всегда. Лошади мирно жевали сено в новых стойлах, которые Микеле приказал перестроить всего несколько месяцев назад… Неожиданно они исчезли. Когда Нино вновь удалось сфокусировать зрение, он пришел в ужас. Его брат Микеле… Нет, Стефано… Стефано пытался изнасиловать его жену.

Нино не обратил внимания ни на изменившуюся конюшню, ни на одежды шестнадцатого столетия, ни на архаичные фразы, теснившиеся у него в голове. Он бросился на брата, стараясь оттащить его от юной женщины, которая всеми силами защищала свою честь и уже успела в кровь расцарапать лицо прелата.

Сверкнул стальной клинок. И тотчас он почувствовал жгучую боль в животе.

— Нет! — закричала женщина. — Пожалуйста, Господи, не дай ему умереть!

Дыхание у него стало тяжелым. Прижав руку к животу, он ощутил, как она стала мокрой. Кровь. Стефано убил его! Сделал его пленником дрожащей немощной плоти. Скоро он умрет! Скрючившись на сене, покрывавшем пол конюшни, умом Нино стал потихоньку возвращаться к современной жизни, несмотря на разворачивавшийся перед ним кошмар. Он узнал его. Вопреки своему многолетнему убеждению, он не совершал убийства и кровь на его руках была его собственной.

Теперь он точно знал, что произошло много столетий назад. Он не смог остановить Стефано, и отчаянно бившаяся в его руках женщина все-таки потерпела поражение и понесла от него. Потом, в монастыре, она умерла в родах. Витторио же не умер от раны и дожил до старости. И, хотя он видел крушение Стефано, все было непросто. Стефано предстал перед церковным, а не герцогским судом. Пытаясь выйти сухим из воды, он объявил, что защищал Марселлу от зверского нападения на нее ее мужа.

Беременная ребенком Стефано и запертая в монастыре, молодая женщина, которую звали Марселла, не была вызвана в суд и не давала показаний. Некоторые из приятелей Стефано свидетельствовали в его пользу. Не желая пятнать честь церкви, судьи его оправдали.

Нечеловеческим усилием хватаясь за нож, Нино-Витторио вновь бросился на своего врага. Еще несколько мгновений — и он вновь вернулся в двадцатый век. Он стоял на коленях в конюшне виллы Воглиа, и Вера прижималась к его груди.

— Нино… милый… Слава Богу, ты жив, — плача и покрывая его лицо поцелуями, повторяла она.

— На самом деле он не тронул меня.

Едва эти слова слетели с его губ, Нино понял, что они относятся к современной жизни, а не к тому страшному событию, участниками которого они оба стали. Третьего участника в конюшне не было.

— Ты была… там? — спросил он Веру, еще не вполне понимая, в каком он времени и какие надо употреблять в связи с этим слова. — Ты видела?

Она кивнула.

— Я все видела. Микеле ранил тебя. Он хотел меня изнасиловать. Только это был не Микеле. Это был…

— Стефано, кардинал Учелли. Прелат…

— С портрета в Турине.

— Да.

— А ты в перчатках и черном камзоле.

— Ничего не понимаю.

И тогда Вера рассказала ему о портрете, который видела в чикагском музее, и о том, какое впечатление он произвел на нее. Чувствуя себя в полной безопасности в его объятиях, она не скрыла от него даже свои галлюцинации.

Нино не сводил с нее изумленных глаз.

— А со мной то же самое происходило тут.

Вера теснее прижалась к нему.

— Надо было все рассказать тебе в самом начале.

— Да уж, дорогая. Возможно, нам удалось бы кое-чего избежать, по крайней мере сегодняшней драки.

— Возможно. Хотя нет… сомневаюсь. Тебе это, наверное, покажется странным, но я убеждена, что нам надо было пройти весь путь до конца, чтобы положить конец затянувшейся вражде.

Им было о чем поговорить. Напуганная тем, что ее вспышка едва не закончилась бедой, Вера объявила о своем полном безразличии к красотке на ярмарке.

— Я вела себя как дура, заглотав наживку, которую мне предложил Микеле, — признала она. — Пожалуйста, поверь, мне в самом деле наплевать на эту женщину, о чем бы вы с ней ни говорили. Не будем терять на нее время. Лучше спросим у твоей бабушки, что она знает о прошлом.

Едва Вера упомянула о Марии, Нино вспомнил озабоченное лицо Виолы. Она, верно, места себе не находит от страха. Разговор о Лилиане и неожиданной встрече с ней на ярмарке может подождать.

— Пошли, — скомандовал он, поднимая Веру. — Мама слышала, как ты убежала. Она очень испугалась. Первым делом надо успокоить ее.

Когда они подошли к вилле по гравиевой дорожке, то увидели в освещенном окне Виолу.

— Слава Богу, вы целы и невредимы! — воскликнула она, выбегая им навстречу. — Сейчас позвоню, чтобы принесли кофе. Если вы не против, я хочу знать, не произошло ли чего-нибудь необычного.

Нино поглядел на Веру.

— Произошло, — подтвердила Вера. — Я с удовольствием все расскажу, если Нино не возражает.

Мария, которая всегда нюхом чуяла, если на вилле что-то случалось, пришла в зал, не дожидаясь, пока ее позовут.

— Пойдемте в мою гостиную, — предложила она, внимательно оглядывая всех троих. — Я уже попросила, чтобы кофе принесли туда.

— А где Микеле? — спросил Нино, когда Джина принесла дымящийся кофейник и принялась наливать кофе в чашки.

Виола не знала. Мария тоже, но была уверена, что его нет на вилле.

— Уехал добрых полчаса назад. Я видела его в машине на дороге в Асти, ответила Джина.

Вера и Нино переглянулись. Им стало очевидно, что Микеле не было с ними в конюшне и он ничего не знает об узах, соединявших их троих в прошлом.

— Прошлое, видно, мешает ему жить спокойно, — предположил Нино.

И будет мешать, подумала Вера, ощущая неведомую ей прежде близость к Нино.

— Но ему не пришлось пережить его, как нам.

С любопытством переводя взгляд со своего внука на Веру и опять на внука, Мария потребовала, чтобы они не говорили загадками. И они, иногда перебивая друг друга, подробно поведали всю историю, частично уже известную Виоле. Умолчали они лишь о поездке Веры и Виолы к Мелиссе Кэмпбелл.

Мария и Виола затаили дыхание, когда Нино упомянул о сходстве человека, напавшего на Веру, с портретом священника в туринской галерее. Вера не забыла рассказать о своих странных взаимоотношениях с портретом в чикагском музее.

— Когда мне в Турине попался на глаза портрет Стефано, я подумала, что это тот же человек, что в Чикаго, только постаревший, — сказала она мужу. — А теперь я понимаю, что ошиблась. Скорее всего, дома я видела тебя в облике Витторио. Иначе непонятно, почему он так влек меня к себе.

Пока они пили кофе, Нино в первый раз осмелился в присутствии бабушки упомянуть о своих кошмарах и головных болях. Как он и предполагал, это пришлось ей не по вкусу. Вера тоже рассказала о своих видениях, которые докучали ей с тех пор, как она прилетела в Италию. Теперь все должно пройти, уверенно убеждала она себя.

— Прежде я никогда не думал о том, что мы проживаем несколько жизней, — признался Нино, дав жене выговориться. — Но другого, рационального объяснения у меня нет. Бабушка, ты не знаешь, что там было у нас в прошлом?

Как ни странно, она поведала им немножко больше, чем он ожидал.

— И кардинал Учелли, и Витторио — реальные люди. Они родились близнецами, как две капли воды похожими друг на друга. Это последнее поколение Учелли, жившее на вилле Воглиа.

— Витторио родился первым, — продолжала она, — поэтому унаследовал виллу. Стефано досталось немного. Считается, что их отец заставил Стефано посвятить свою жизнь Богу. Произошел какой-то скандал, в котором были замешаны Стефано, Витторио и его молодая жена. Очень похоже на то, что вы рассказываете. Стефано оправдали, но пятно на нем осталось. Его карьера не состоялась. Жена Витторио, имени которой я сейчас не припомню, забеременела… то ли от кого-то другого, пока муж был в отъезде, то ли от изнасиловавшего ее Стефано, как утверждал Витторио. Ее отправили в монастырь, и там она умерла в родах. Ребенок тоже умер.

Вера и Нино вновь обменялись взглядами. Теперь понятно, какая беда мне чудилась, подумала Вера, вот только я считала, что мне надо держаться подальше от Нино, а это, оказывается, Микеле… В нем сидит Стефано… где-то в глубине его души. Но теперь ей стало ясно, и почему она не очень рассчитывала на поддержку Нино. Не в силах пережить удар, нанесенный его чести, он оттолкнул ее.

— А что было с Витторио после суда и смерти его жены? — спросила Вера.

Мария ответила, поднимая к губам тонкую чашку:

— Он больше не женился. Жил здесь до своей смерти. А наследники продали виллу. Дед моего покойного мужа купил ее в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году. Нино, тебе ведь известно, хотя ты вряд ли говорил об этом Вере, что Манчини ведут свой род от сестры этих самых братьев, которая вышла замуж за богатого миланского землевладельца.

— Не понимаю, почему нам непременно надо было оказаться в прошлом, — заявил Нино. — Ведь мы не собирались ничего в нем менять.

— Жаль, что я раньше не расспросила вас об Учелли, — вмешалась Вера. — Наверное, мы могли бы избежать ненужных огорчений.

Молчавшая до сих пор Виола подалась вперед.

— Если вы позволите…

Не скрывая удивления, все повернулись к ней.

— Я верю, что если вернуться в прошлое, то можно там кое-что изменить, — сказала она. — Хотя бы память о нем. А этого достаточно, чтобы успокоить демонов, которые не дают нам покоя, несмотря на прошедшие столетия. Не исключено, что пережитая вами эмоциональная травма была необходима для успокоения этих демонов. Разумного знания тут было бы недостаточно.

В комнате воцарилась тишина, и Нино подумал, что, пожалуй, он согласен с матерью. Он даже готов был поклясться, что отныне никакие кошмары не потревожат его сна. Время покажет…

Мария встала.

— Дети, мне пора спать, — сказала она, обращаясь и к Виоле тоже. — Не продолжить ли нам нашу увлекательную беседу за завтраком?

Верная чувству долга, Виола предложила проводить Марию в ее спальню, и Вера с Нино последовали за ней. Им предстояла первая ночь в качестве мужа и жены под крышей виллы Воглиа. Понимая, что Вера пережила, Нино решил не оказывать лишнего давления на жену. Однако ему не хотелось, чтобы сплетни Микеле отравляли ей душу.

— Что касается свидания, о котором я договорился с женщиной, встреченной нами на ярмарке… — начал было он.

— Пожалуйста, не надо, — прервала его Вера. — Мне жаль, что я заговорила с тобой об этом.

Нино привлек ее к себе.

— Хотя мы знаем друг друга уже много веков, но все же неплохо было бы познакомиться получше в нашем столетии.

Вера уткнулась ему в рубашку и произнесла что-то нечленораздельное.

— Давай ляжем и поговорим, — предложил он.

Чувствуя себя как нельзя лучше в объятиях Нино, наслаждаясь красотой лунного света на простынях и ароматом поздних лилий из сада Микеле, Вера узнала, что рыжая женщина была бывшей невестой Нино, той самой, которая изменила ему с его единокровным братом.

— Меня не удивляет, что она позвонила ему и рассказала о нашей случайной встрече, — признался Нино. — В конце концов, она спала с ним, хотя он потерял к ней интерес, как только мы расстались. Наша помолвка была ошибкой с самого начала, но я слишком поздно принялся ее исправлять. Должен сознаться, она время от времени мне звонит, правда от этого ничего не меняется. А теперь у меня и вовсе есть ты.

Вера поверила ему. В свои тридцать три года, не считая нескольких веков, она наконец была там, где должна была быть.

— Люби меня, — прошептала она.

Нино был счастлив услышать это. Прежде чем лечь в кровать, они разделись, так что теперь им не мешали ни молнии, ни пуговицы. Всего несколько мгновений — и Вера уже пылала под его поцелуями.

Когда она изогнулась, чтобы принять его, и он был не в силах сдержать крик восторга, казалось, их души соединились в едином порыве. Они словно ставили точку на несчастливом прошлом. С этой секунды — только любовь, понимание и доверие.

Потом они еще немного поговорили о своих удивительных приключениях. Вера считала, что она больше не услышит шум в ушах, так досаждавший ей, и не увидит ничего такого из прошлого, чего ей не хотелось бы видеть. Дверь в прежнюю жизнь, которую она разделяла с Нино, закрылась. Отчасти она даже жалела об этом.

— Мы никогда не узнаем, что чувствовал Витторио после смерти своей жены, — сказала она.

— Не представляю, как он мог, если любил, как я люблю тебя, отправить ее в монастырь. Подумаешь, ребенок его брата! Она же не хотела иметь его от брата. Она хотела его ребенка! Не понимаю. Какое счастье, что ты вновь вышла за меня замуж… и дала нам еще один шанс.

Счастливые, они были готовы простить всех и вся и сошлись во мнении, что ревность Микеле — результат его особого положения в семье. Они дали себе слово постараться, чтобы он по-настоящему ощутил себя членом семьи. Может быть, тогда он не будет упорствовать в своем дурацком нежелании принять завещание.

— Это трудно… особенно для меня, если учесть все обстоятельства, — признался Нино. — Но я постараюсь.

— То же самое с Сильваной. Я постараюсь не обижаться на нее, — сказала Вера, — даже если она пойдет до конца. С твоей любовью я могу позволить себе быть щедрой.

О Слае они тоже не забыли.

— Как ты думаешь, — спросил Нино, — почему ты полюбила его? Может быть, тут тоже играло роль наше прошлое?

— Не знаю, — решив не кривить душой, сказала она. — Я знаю только, что очень любила Слая и всегда буду помнить о нем и о нашей с ним жизни как о счастливом времени.

Он понял ее.

Так они довольно долго разговаривали, ничего не скрывая друг от друга, пока не почувствовали, что плоть вновь требует своего. Казалось, с каждой минутой их любовь становится все крепче и крепче. Они словно поставили вторую печать на своем брачном контракте, по-настоящему начиная новую жизнь, которую им отныне предстояло пройти рука об руку в печали и в радости.

Примечания

1

Полента — кушанье из кукурузной муки (прим. ред.).

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?