«Преступная связь»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В пристальном взгляде смуглого незнакомца было нечто, вызывающее непривычную растерянность. Случались минуты, когда Бесс становилось так неловко, что она не знала, куда деваться.

Эти неотступно следящие за Бесс глаза цвета потемневшего серебра временами светились непонятной задумчивостью, иногда смотрели оценивающе, вызывая смущение, наполняя ее странной смесью раздражения и нетерпения, пробуждая мучительное чувство неуверенности, как у черепахи, лишившейся панциря.

Черепахи без панциря, с расстроенным желудком, поправила себя Бесс, прислушиваясь к усиливающейся тошноте.

Бесс следовало чувствовать себя совсем иначе — ни к чему было с такой ненавистью и упорством следить за незнакомцем, особенно на вечеринке в честь ее собственной помолвки. Об этом она со всей твердостью заявила самой себе, добавив, что больше не позволит этому человеку изводить ее, и как раз попыталась взять себя в руки и обрести более подобающее настроение, когда Том прошептал ей на ухо:

— Пора пройтись, детка. Мы еще не успели поприветствовать с десяток опоздавших гостей.

Том убрал с ее талии руку, и Бесс, придя в состояние тихой паники, вцепилась ему в плечи. Кольцо, которое он недавно надел ей на палец, поблескивало в ярко освещенной, заполненной людьми комнате.

— А это обязательно?

Бесс понимала, что вопрос прозвучал по-детски, да и внутренний голос подсказывал ей, что нежелание прекращать танец, бродить среди гостей и неизбежно быть официально представленной смуглому незнакомцу — кажется, приглашенному ее сестрой — ничем не оправдано и неразумно.

Но осознание бессмысленности опасений не помогало избавиться от них.

— Ну конечно. — С кривоватой улыбкой Том убрал ее руки со своих плеч. — Сегодня мы — достояние общественности. Незачем робеть. — Однако его голос звучал терпеливо. С ней Том никогда не выходил из себя.

Бесс знала Тома добрую половину своих двадцати четырех лет, и все это время он оберегал ее, ласково поддразнивая за то, что считал робостью. Иногда Бесс казалось, что даже если бы она была самым раскованным существом о двух ногах, то и тогда Том сумел бы убедить ее, что в душе она — олицетворение скромности.

Но все не так-то просто: врожденная скромность и застенчивость были тут ни при чем. С самого детства Бесс привыкла стушевываться и научилась никогда не переступать границу яркого пятна света, который всю жизнь освещал ее сестру. Подобный поступок просто не имел бы смысла.

Двумя годами старше Бесс и ровесница Тома, Хэлен пользовалась репутацией красивой, остроумной, обаятельной особы, способной силой своих чар выпутаться из любых затруднений и каждую неприятность обратить на пользу себе, в то время как Бесс слыла заурядной девушкой, незаметной в тени Хэлен, ведущей тихую, небогатую событиями жизнь.

Бесс невольно вздохнула, и Том снова обвил рукой ее тонкую талию.

— Я уже говорил, что сегодня ты чудесно выглядишь?

Бесс улыбнулась этим словам: Том произнес их скорее из чувства долга, нежели в неподдельном восхищении. Впрочем, Бесс решила, что заслуживает этого комплимента, поскольку сегодня оделась особенно тщательно, надеясь угодить жениху.

Выбрав для вечеринки в; честь помолвки скромное бежевое шелковое платье, она знала наверняка, что Том одобрит его. Ему нравилось видеть ее изящно и со вкусом одетой, с вьющимися волосами медного оттенка, элегантно заплетенными в косу, обвивающую голову, с чисто символическим макияжем и без броских драгоценностей, кроме подаренной Томом на Рождество простой золотой цепочки вокруг стройной шеи.

Том терпеть не мог чрезмерную пышность и яркость в любом их проявлении. Видимо, именно потому он и не одобрял ни саму Хэлен, ни образ ее жизни.

В свою очередь именно поэтому спутник Хэлен неотрывно смотрел на Бесс почти с самого прибытия на вечеринку. Должно быть, незнакомцу не верится, что она приходится родственницей сногсшибательно эффектному белокурому созданию, которое он держит под руку, с досадой решила Бесс.

Но это не имеет никакого значения, да и не может иметь. Разве она; не привыкла к подобной реакции? Том любит ее такой, какая она есть, а остальное неважно, уверяла себя Бесс, двигаясь по комнате с приклеенной улыбкой на лице и принимая поздравления от гостей, прибывших после того, как они с Томом вышли на танцевальную площадку в элегантном номере люкс самого престижного отеля в окрестности.

— … да, не пройдет и года, а может быть, и на следующий год в это же время. Пока мы решили устроить свадьбу на Пасху. Разумеется, прежде надо подыскать подходящее жилье…

Бесс по-прежнему улыбалась, пока Том отвечал на неизбежные вопросы о дате свадьбы, но ее лицо медленно застывало по мере приближения к Хэлен. Золотистый наряд Хэлен выглядел так, словно был нарисован прямо на теле, а ослепительная улыбка пристыдила бы даже праздничный фейерверк.

— Я рада, что ты сумела приехать, — из чувства долга произнесла Бесс, вовсе не уверенная, правду ли она говорит.

Она старалась не смотреть на высокую, властную фигуру рядом с сестрой, потому что по какой-то невероятной причине при виде спутника

Хэлен кровь закипала в ее венах, вызывая такой выброс адреналина, что Бесс овладело желание отвесить незнакомцу пощечину!

А ведь подобные выходки были ей совершенно не свойственны.

Пару недель назад, в бессодержательном телефонном разговоре Хэлен упомянула, что вряд ли сможет найти время, чтобы приехать домой к традиционной семейной встрече, проходящей каждый год на Пасху. Ремесло фотомодели заставляло ее колесить по всему миру. Жаль, конечно, что я так и не побываю на твоей помолвке, сказала она Бесс, но тут уж ничего не поделаешь. Судя по голосу, предстоящее мероприятие казалось Хэлен невыносимо скучным.

— Да я бы не согласилась пропустить такое событие даже за королевское вознаграждение! — воскликнула она сейчас. — Подумать только, первый выход в свет моей младшей сестренки!

Теперь ей уже не скучно, подумала Бесс, стоически отказываясь обращать внимание на неприкрытую шпильку. Хэлен сияла, в ее голосе звучало почти лихорадочное возбуждение, заставляя Бесс задуматься о том, не выпила ли сестра целую бутылку.

Но Хэлен не брала в рот ни капли спиртного: она питалась исключительно минеральной водой, салатами и фруктами. О собственном великолепном теле она пеклась с фанатичным рвением. Тело и классически правильное лицо были ее единственными ценностями, и потому неудивительно, что Хэлен берегла их.

Бесс изумилась своей вспышке зависти, но быстро пришла в себя, когда Хэлен придвинулась ближе к своему молчаливому спутнику, соблазнительно изогнулась под золотистой тканью и проворковала:

— Мы думали, придется ждать целую вечность, пока старина Том наконец-то решится превратить ее в замужнюю даму. Ведь они знакомы уже много лет, представляешь. Родители считали, что это невинное увлечение, а я содрогалась при мысли о том, что, должно быть, творилось на задворках школы! Наверное, это было забавно, дорогая?

— Там никогда не происходило ничего непристойного… — сдержанно начал Том, а Бесс почувствовала, как краснеет в редком для нее приступе раздражения. По какой-то сомнительной причине ей хотелось, чтобы смуглый незнакомец поверил: они с Томом вовсе не так добропорядочны и занудны, какими кажутся на первый взгляд.

Но Том всегда недолюбливал Хэлен, а поскольку чувство юмора у него отсутствовало, он не собирался оставлять ее замечание без внимания. Бесс знала, что Том уже готов воспеть хвалу их целомудрию со свойственной ему удручающей напыщенностью, когда незнакомец уверенно вступил в разговор:

— Пожалуй, мне следует представиться. Льюк Ваккари. — У него оказался низкий протяжный голос, от которого по спине Бесс пробежали мурашки. Пытаясь подавить головокружение, она подумала об этом странном ощущении — будто по затылку прошелся валик из толстого бархата. — Поздравляю вас с помолвкой, Клейтон.

Невольно загипнотизированная сочным голосом собеседника, Бесс наблюдала, как сильная загорелая рука пожимает белые и гладкие пальцы Тома. Застыв на месте, Бесс боролась с непреодолимым желанием убежать и спрятаться. Что такого, если незнакомец с итальянской фамилией обратил на нее внимание? Она терпела его пронзительный взгляд весь вечер — значит, сможет вытерпеть и еще несколько бессодержательных пожеланий благополучия, не рискуя упасть в обморок.

— Хэлен говорила мне, что вы юрист… Он продолжал беседовать с Томом, а Бесс не могла удержаться, чтобы не рассмотреть его повнимательнее. Ей совсем не хотелось любопытствовать, но взгляд словно приклеился к его лицу. Вблизи он выглядел намного эффектней, чем казался издали. Изысканно подстриженные шелковистые темные волосы создавали идеальное обрамление для черт лица, излучающего уверенность и властность. Вместе с тем его лицо было интеллигентным, но вполне приземленным, что избавляло его от банальной нереальности полного совершенства.

А его тело, как сообщил Бесс ее жадно и беспорядочно блуждающий взгляд, было иным: высоким, стройным, гибким и переполненным силой. Потрясенная Бесс поняла, что он выглядит как любовник из тайных фантазий каждой из присутствующих здесь женщин. Всем своим существом он наносил ощутимую атаку по самым потаенным чувствам.

— Отец Тома — папин партнер, а фирма существует с незапамятных времен. — Хэлен не умела подолгу молчать. — Так что это скорее удобное слияние предприятий, нежели романтический брак. Посуди сам: к тому времени, как старики удалятся на покой, наша милая Бесс исполнит свой долг и произведет на свет следующее поколение юристов из Брейлингтона. Я пыталась убедить ее, что было бы неплохо перестать прятать голову в песок и наконец узнать, что же такое жизнь, но она просто не желает меня слушать.

А вот это уже полнейшая ложь, подумала Бесс, слегка сжимая губы. Хэлен никогда не проявляла ни малейшего интереса к судьбе своей ничем не примечательной младшей сестры. Уже собираясь извиниться и утащить Тома обратно на танцевальную площадку, Бесс была парализована бархатистой теплотой голоса Ваккари, пригвождена к месту заинтересованным блеском глаз цвета потемневшего серебра.

— Значит, Бесс — домоседка. В этом нет ничего плохого. — Странная улыбка приподняла уголки его широкого чувственного рта, а затем он обратился прямо к ней, и ненавистное смущение усилилось. Бесс почувствовала, что вся ее спина покрылась гусиной кожей. — Судя по моему первому впечатлению, Брейлингтон — типичный английский торговый город, и потому меня не удивляет, что вы предпочитаете привычный стиль жизни. Мне не терпится поподробнее осмотреть городок.

— В сущности, я живу и работаю в Лондоне, — сумела выдавить из себя Бесс.

Она терпеть не могла покровительственного отношения — ни от этого человека, ни от кого-нибудь другого. Но она не собиралась выкладывать все начистоту и признаваться, что ее работа в качестве помощника менеджера филиала сети туристических агентств в южном Кенсингтоне ни в коей мере не считалась завидной или богатой перспективами и возможностями. И потому, прежде чем Хэлен успела вмешаться и договорить то, о чем она хотела умолчать, Бесс буквально силой потащила Тома прочь.

Впрочем, прилагать слишком много усилий ей и не потребовалось. Том просунул палец под тугой воротник рубашки и пробормотал:

— Где это она его подцепила? Ума не приложу, что они в ней находят. Он выглядит довольно проницательным, чтобы не купиться на внешний блеск.

— Какая разница?

Чтобы удостоиться внимания супермодели Хэлен Райленд, мужчине следовало быть по меньшей мере миллионером. Внешность для нее мало что значила — по крайней мере прежде. Хэлен стремилась к общению с людьми, имеющими большое состояние — предпочтительно сколоченное достаточно давно, — и чем крупнее было состояние, тем лучше. Но, несомненно, вдобавок к обладанию обязательными миллионами, этот новый приятель выглядел весьма импозантно, чтобы привлечь внимание любой женщины, — потому неудивительно, что Хэлен унизилась до присутствия на помолвке младшей сестры. Вероятно, решила, что будет производить особенно выгодное впечатление на фоне Бесс.

Льюк Ваккари был первым приятелем Хэлен, которого она представила своим родственникам.

И отметила несвойственный сестре поступок не только Бесс: это выяснилось, когда их мать, поразительно красивая женщина, несмотря на возраст в пятьдесят с лишним лет, подошла к ним, преследуемая по пятам Барбарой Клейтон.

— Вам двоим пора перекусить. Барб заняла столик, а мужчины уже наполняют тарелки. Я бы пригласила и Хэлен с Льюком, но они, похоже, так увлечены друг другом, что жаль им мешать.

Обняв Бесс, мать повлекла ее в сторону комнаты, где был сервирован стол и имелся небольшой бар. Барбара Клейтон удержала сына, чтобы смахнуть воображаемую пылинку с его смокинга, а затем отправила его помогать старшим мужчинам.

Понизив голос, Джессика Райленд сообщила дочери:

— Если бы вы с Томом согласились ненадолго отложить торжество, мы могли бы справить сразу две помолвки.

— Значит, это серьезно?

Взгляд бледно-голубых глаз Барбары, совсем как у ее сына, устремился с пристальным вниманием на самодовольное лицо давней подруги, и Джессика кивнула.

— Матери в таких делах не ошибаются. Он — блестящая партия. Чрезвычайно респектабельный финансист, и хотя его отец был итальянцем, мать — из семьи глочестерширских Дермотов. — Джессика склонилась над застеленным белой скатертью столиком. — Даже если отбросить в сторону материнское чутье, стоит только спросить себя: разве Хэлен когда-нибудь привозила домой своих знакомых, а тем более приглашала их провести у нас праздники?

Вероятно, это и имел в виду Ваккари, заметив, что не дождется возможности как следует осмотреть городок. Сердце Бесс затрепыхалось где-то на уровне пяток. Этот человек уже доставил ей немало неприятностей одним своим присутствием, а пасхальные каникулы бок о бок с ним наверняка окажутся невыносимыми! Мысль о его женитьбе на Хэлен наполнила Бесс внезапной и необъяснимой паникой.

— Хэлен так прелестна… Она может позволить себе выбирать, — произнесла Барбара с задумчивой ноткой в голосе, напоминающей о том, что некогда она сама подумывала о женитьбе на ней своего единственного сына.

Гадая, не сожалеет ли по-прежнему ее будущая свекровь о выборе Тома, Бесс услышала голос матери, произносящей с оттенком хвастовства:

— Хэлен унаследовала внешность от меня, а вот Бесс — точная копия своего отца.

— А я-то удивлялась, почему мне приходится бриться по два раза в день, — сухо вставила Бесс. В принципе она не обиделась, поскольку уже привыкла к подобным заявлениям и знала, что мать вовсе не желает оскорбить ее — просто не задумывается о чувствах дочери. А вот с Хэлен дело обстояло совсем иначе…

К счастью, прибыли мужчины, нагруженные тарелками; один из официантов в белом следовал за ними с обязательным в данном случае шампанским. Бесс казалось, что она не сможет проглотить ни крошки. По какой-то нелепой причине весь праздник был для нее безнадежно испорчен.

Уловив беспокойство в ее зеленых глазах, Арнольд Райленд спросил:

— Ты довольна, Бесси?

Она кивнула — а что еще ей оставалось? и принужденно улыбнулась. Когда Том уселся рядом с ней, она солгала;

— Очень, папа. Все получилось как нельзя лучше.

Она бы предпочла тихое семейное торжество дома, а еще лучше — уютное празднование помолвки вдвоем с Томом, где-нибудь в ресторане, за простым ужином. Но все ее возражения против пышного праздника были решительно отвергнуты. Бесс давно поняла: если ее мать поставила перед собой какую-нибудь цель, никто не заставит ее отступить от намеченного курса. Джессика Райленд шла по жизни, заставляя окружающих плясать под ее дудку.

— Не найдется ли здесь местечка еще для двоих?

Самоуверенный, высокий голос Хэлен заставил Бесс поморщиться. Она не понимала, что с ней сегодня стряслось. Бесс давно привыкла, что ее очаровательной сестре требуется постоянно быть в центре внимания. Так продолжалось всю жизнь, и прежде это никогда не тревожило Бесс.

Но сегодня все вдруг изменилось, и она не знала, что явилось тому причиной.

— Льюк принесет мне что-нибудь. Он знает мои вкусы.

Сестра прищурила глаза, оглядев сидящих за столом, никого не замечая и просто впитывая реакцию на ее ошеломляющее присутствие. Том пробормотал:

— Надеюсь, от двух листиков салата и дюймового кусочка сельдерея он не надорвется.

Неимоверно длинные ресницы опустились, глаза, блестящие, как скальпели, налились холодом, и Том покраснел до корней волос.

Бесс торопливо прошептала:

— Пойдем потанцуем.

Требовалось любой ценой избежать ссоры, которая неизбежно возникала, едва эти двое проводили рядом чуть больше пары секунд.

Внезапно из-за спины Бесс прозвучал изысканно-любезный бархатистый голос:

— С удовольствием.

Бесс застыла, слыша, как грохочет ее сердце. Не шевелясь, она следила, как сильная элегантная рука Ваккари ставит тарелку китайского фарфора с золотым ободком и горсточкой салата на ней перед Хэлен, как недоверчиво взлетают брови сестры, и понимала: если Том не придет ей на помощь, отказаться от неожиданного приглашения будет невозможно.

Но Том сидел опустив голову. Его лицо горело, он рассеянно гонял вилкой по тарелке кусочки курятины с лимоном. Нет, с этой стороны помощи ждать не стоит, мелькнуло в голове у Бесс, когда Ваккари взял ее под локоть, помогая подняться.

Во всем происходящем чувствуется пугающая неизбежность, в оцепенении думала Бесс, а сердце ее колотилось так стремительно, что она испытывала легкое головокружение. Лицо Хэлен закаменело; Барбара Клейтон что-то шепнула сыну, но тот лишь хмыкнул в ответ и продолжал есть; старшие мужчины обсуждали гольф, а Ваккари увлекал Бесс к танцевальной площадке, и она ничего не могла поделать.

Заиграла медленная и томная музыка, свет погас. На танцплощадке было пусто, если не считать крепко обнявшейся, точно склеенной, парочки. Большинство гостей уже отдали должное обильным закускам, и лишь немногие еще сидели вокруг площадки за столиками, окруженными буйством парниковых цветов, свидетельствующих о том, что, когда Джессика Райленд за что-нибудь берется, у нее обнаруживается бездна вкуса.

Гибкая рука Ваккари обвила талию Бесс, и сразу же, как по мановению волшебной палочки, безвольная покорность сменилась в ней на гнев.

Ни в одном законе не сказано, что она обязана делать то, чего не желает! Бесс не хотела этого показного празднества и только ради матери согласилась на него. Но никто не имеет права заставлять ее танцевать с этим мужчиной. Пусть это покажется полным абсурдом, но мысль о его прикосновениях, объятиях и близость к этой элегантно одетой, невыразимо мужественной фигуре приводили Бесс в бешенство.

— Я не хочу танцевать, — выпалила она и в мятежной гримасе сжала губы.

Ваккари слегка склонил голову, не спеша и внимательно вглядываясь своими серебристыми глазами в ее лицо. Едва шевеля чувственно изогнутыми губами, он отозвался:

— Ошибаешься, — и тут же обнял ее сильными руками. От такой самоуверенности Бесс закаменела. — Расслабься. Незачем так пугаться.

Пугаться? Это слово поразило ее, словно удар грома.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — жестко отозвалась Бесс. — И уверена, что вы и сами не понимаете. — Она инстинктивно сжала кулаки и беспомощно уперлась ими в грудь Ваккари, чувствуя, как зарождается в ней паника, поскольку теперь тепло его тела обволакивало ее, вызывая слабость в ногах. Дрогнувшим голосом Бесс осведомилась: — С какой стати я должна пугаться?

— Об этом надо спросить у тебя.

Ваккари плавно закружил ее под медленные соблазнительные ритмы музыки, и каждое движение мышц его сильного тела обжигало Бесс.

Ощущения были невыносимыми. Ошеломляющими.

Она попыталась отстраниться, но властная рука спустилась ниже по ее спине, заставляя придвинуться ближе. Склонив голову, Ваккари пробормотал ей на ухо:

— Когда женщина выказывает враждебность, смешанную со страхом, по отношению к одинокому мужчине, этому может быть только одна причина. Догадайся сама — какая.

Бесс невольно вздрогнула. Догадаться? Как это все унизительно, в отчаянии подумала она. Он легко уловил вспышки страха и явную враждебность и сделал вывод, до которого сама она никогда бы не додумалась.

И потом, Ваккари вовсе не одинокий мужчина: он появился здесь с Хэлен. У Бесс путались мысли. Она словно плыла в тумане, тело невольно таяло. Они находились так близко друг от друга, что казались единым целым.

Его рука дотронулась до затылка Бесс. Она в истоме закрыла глаза, чувствуя тяжесть падающих на плечи шелковистых волос, из которых длинные и умелые пальцы быстро вынимали шпильки. Затем он пробормотал:

— Вот так будет лучше. У тебя роскошные волосы, не надо прятать их.

И на короткий миг Бесс ощутила прилив неподдельной женственности, почувствовала себя бесшабашной, свободной…

Но тут жар его губ опалил пульсирующую жилку на горле. Задохнувшись, Бесс отпрянула, открыла затуманенные глаза, обнаружила, что находится в полутемном уединенном уголке, огороженном пальмами в горшках, — и тут к ней вернулся страх.

Страх перед тем, что он поймет ее чувства. Нечто безрассудное, почти животное взывало из глубин ее существа, тянулось к нему — к человеку, который был недосягаем по двум чрезвычайно веским причинам. В приступе паники Бесс открыла рот, чтобы потребовать немедленно вернуться к остальным.

Но вместо этого обнаружила, что принимает сокрушительное прикосновение его губ, разбудившее в ней неведомые чувства, увлекающее ее в водоворот порочных желаний, где не существовало ничего, кроме первобытного жара в крови, пронизывающей греховности, сжигающей ее мозг, лишающей ее остатков воли, воспламеняющей и заставляющей забыть о пристойном поведении.

Бесс и не снилось, что такие ощущения существуют. Но откуда ей было знать о них? Поцелуи Тома ничем не походили на…

Всхлипнув от отвращения к себе, она наконец нашла силы отдернуть голову.

— Не смейте! О, как вы могли? — От паники и стыда ее голос прозвучал ожесточенно; она яростно уставилась в серебристые глаза Ваккари, ненавидя его всей душой.

Несомненно, в его возмутительном поведении повинны итальянские гены, убеждала она себя. Наверняка он способен на подобные выходки с любой подходящей женщиной до сорока лет — даже оказавшись гостем на вечеринке в честь ее помолвки.

Но почему так поступила она сама? Бесс не могла ответить на этот вопрос. Одна мысль о случившемся минуту назад переполняла ее нестерпимым стыдом.

Она пребывала в агонии, когда вдруг Ваккари прошептал в ответ:

— Запросто смог. С величайшим удовольствием. — Греховная улыбка играла в уголках его чувственных губ. — А твой ответ был… — черная бровь задумчиво приподнялась, пока он старательно подыскивал верное слово, — многообещающим. — Он осторожно прикоснулся кончиком пальца к дрожащим губам Бесс. — Подумай об этом и еще о том, что я сказал раньше. Может быть, ты что-нибудь поймешь.

Бесс так глубоко вздохнула, что даже закололо в груди. Она не понимала, о чем он говорит. И не желала понимать.

Приглаживая трясущимися пальцами разметавшиеся волосы и безнадежней пытаясь привести их в хоть какое-нибудь подобие порядка, она пошла прочь.

Она никогда не простит его. Никогда!

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Так ты уверена, что не пожалеешь о пропущенной службе в церкви? — допытывалась Джессика Райленд, натягивая перчатки.

— Нет, я не прочь заняться ленчем, — отозвалась Бесс, поскольку так оно и было. — Том вернется сюда сразу после службы, а вы с папой можете выпить с викарием шерри и со спокойной совестью обсудить работу комитета.

— Как это любезно с твоей стороны, милая! — Джессика поправила шляпку перед зеркалом в холле. С улицы раздался гудок. — Только будь добра, разбуди Хэлен вовремя. Когда она спит слишком долго, у нее отекают веки. Она не поблагодарит тебя, если ты ее не разбудишь, — особенно теперь, когда в доме гостит ее очаровательный приятель.

Бесс не нуждалась в подобных напоминаниях. Она по-прежнему негодовала и терзалась угрызениями совести, вспоминая о том, что случилось вчера вечером.

По словам матери, Ваккари отправился прогуляться. Бесс всей душой надеялась, что он угодит в какую-нибудь придорожную канаву.

Как только за Джессикой закрылась тяжелая входная дверь, Бесс отмахнулась от всех мыслей о приятеле Хэлен, направилась в просторную гостиную и затопила камин: этот весенний день выдался прохладным, и одного центрального отопления было явно недостаточно да к тому же от живого огня в доме становилось уютнее. Когда вернется Том, они выпьют кофе у камина и мирно обсудят предложенную Бесс новую работу.

Об этой работе она собиралась рассказать Тому еще накануне. Но, вернувшись к столу после неудачного танца с несносным итальянцем, обнаружила, что между Томом и Хэлен разгорелась одна из обычных язвительных„перепалок. Оба выглядели так, словно были готовы убить друг друга, не сходя с места.

Вид Бесс с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами, очевидно, стал последней каплей, поскольку Том обменялся с ней всего десятком слов за весь оставшийся вечер, а все сидящие за столом хранили недовольное молчание.

Глядя, как разгорается огонь в камине, Бесс тяжело вздохнула. Они с Томом никогда не ссорились, все считали их идеальной парой. Но Том видел, как итальянец почти силой увел ее танцевать, заметил, как она выглядела, когда вернулась.

Неужели он догадался о том, что произошло? И если бы он увидел, как Бесс ответила на поцелуй этого негодяя, то испытал бы отвращение к ней. И стыд — за нее. Бесс было бы не в чем винить его.

Не понимая, как это могло произойти, Бесс отправилась на кухню. Ленч на шестерых. Ростбиф со всевозможным гарниром и яблочный пирог. Удобный случай загладить свою вину, размышляла Бесс, надевая поверх простой, но удобной серой юбки и опрятной кремовой блузки один из передников Джессики. Бесс всегда нравилось готовить еду.

Полчаса спустя, возясь с пирогом, Бесс поняла, что с радостью запустила бы скалкой в голову Льюку Ваккари, едва он шагнул через порог. Но вместо этого взяла себя в руки и произнесла обманчиво-миролюбивым тоном:

— Хэлен еще не встала. Почему бы вам не разбудить ее?

Она не собиралась снисходить до уровня сестры и упоминать о припухших глазах. Выполнив ее просьбу, Ваккари сделал бы одолжение не только Хэлен. Сегодня утром он выглядел сногсшибательно мужественным в мягком черном свитере и туго облегающих темно-серых джинсах. Хэлен наверняка примет его в спальне с распростертыми объятиями. А продолжительное отсутствие Ваккари будет означать, что Бесс с Томом успеют не только помириться, но и обсудить ее будущую работу.

— Пусть выспится. Она много работает и сильно устает. — Жаль, но Ваккари не клюнул на приманку. Подхватив со стола ломтик яблока, он захрустел, перемалывая его безукоризненно белыми зубами. — Чем это здесь так вкусно пахнет? Мясом? Значит, вот в чем твой секрет — ты нашла свой путь к сердцу мужчины через его желудок? На этот крючок ты и подцепила Тома?

Он произнес эти слова таким тоном, словно Бесс была не в состоянии увлечь мужчину другим способом. А насмешливый блеск в его глазах, взгляд которых блуждал по ее хрупкой, аккуратной фигурке, только подтверждал услышанный Бесс намек.

Она накрыла лепешкой из теста яблочную начинку и обрезала неровные края резкими взмахами ножа. Ее щеки предательски вспыхнули, и она выпалила:

— Неужели вас никогда не учили хорошим манерам? Если вы так же грубы с Хэлен, как со мной, странно, что она вообще подпустила вас к себе!

— А мне любезность всегда казалась притворством. — Его улыбка выдавала надменное удовлетворение. — Значит, враждебность еще не иссякла. — Он придвинулся ближе. — А как насчет страха? — И шагнул еще ближе, так что Бесс прижалась к столу, возмущенно сверкая глазами. Лицо Ваккари казалось ей зловещим, пока он вдруг не улыбнулся. — И страх на месте. Незачем повторять вчерашний урок. — Его тон изменился, стал вежливее и мягче. — Рядом с Хэлен я веду себя безупречно. Незачем подкладывать ей бомбу — в отличие от тебя.

Бесс не поняла, что он имеет в виду. Ваккари говорил загадками, а ей не хотелось доставлять ему удовольствие — спрашивать ответы.

Она желала только одного: чтобы он ушел. Его присутствие в одном с ней помещении казалось ей невыносимым, а тем более — когда он приближался к ней слишком близко.

Она не знала, откуда эта несвойственная ей бурная реакция на этого человека, но чувствовала, что он лишал ее самообладания, оказывал на нее разрушительное действие. И, прежде чем Бесс поняла, что делает, она заколотила перепачканными мукой кулаками по груди Ваккари, яростно мотая головой и выкрикивая:

— Немедленно оставьте меня в покое! Вы несносны!

— Да, я знаю. — Без малейших усилий Ваккари поймал обе руки Бесс, и в его глазах замелькали насмешливые искры. Он прислонился к краю стола, притяну)! Бесс к себе и поставил ее между раздвинутых ног. — Забавно, не правда ли?

Забавно?! Развлекаться, стоя против собственной воли в возмутительно интимной позе было не в ее стиле. Глаза Бесс метали молнии, но Ваккари не обращал внимания на ее отчаянные попытки высвободиться. Изогнув губы, он произнес со вкрадчивой насмешкой:

— Признайся: давно ты так не распалялась, если вообще когда-нибудь с тобой такое бывало. Будь откровенной, заяви о своих чувствах, а не о том, чего, по твоему мнению, ждут от тебя другие.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — отозвалась Бесс, сожалея о том, что ей не удалось прогнать дрожь из голоса. — Почему бы вам не убраться и не оставить меня в покое? Вы — гость Хэлен, а не мой. Не знаю, чего вы добиваетесь, чего хотите… — в отчаянии закончила она.

— Ничего такого, что я не имел бы права получить, — загадочно сообщил он, напирая бедрами на ее напряженное стройное тело. — Тебе же будет лучше, если я забуду об изящных манерах и возьму прежде, чем дождусь, когда мне предложат.

Изнутри Бесс охватил жар. Она ничего не могла поделать с этим. И с Ваккари — тоже. Если сейчас войдет Том или Хэлен… что они подумают, увидев их в такой позе?

Паника и чувство вины заставили ее сердце забиться с новой силой, из горла вырвался сдавленный стон. Ваккари провел ладонями по спине Бесс, а потом привлек ее к себе.

— Расслабься, Бесс. — Его голос прозвучал мягко, а тепло рук и сексуальное притяжение бедер невольно заставили Бесс подчиниться его приказу, как будто он коснулся нужной кнопки. — Я не причиню тебе вреда, не брошусь на тебя прямо здесь, на полу в кухне. Я просто хочу, чтобы у тебя кое на что открылись глаза, вот и все. Потому что, как известно каждому, жизнь у нас всего одна. Я терпеть не могу напрасных трат, и мне больно видеть, как ты зря тратишь свою жизнь.

— Вы ничего не знаете обо мне, — пролепетала Бесс и удивилась, почему ее голос стал таким

послушным, почему голова кружится от опьяняющего тепла его внушительных плеч, почему мысли о скором возвращении Тома уже не пугают ее…

Она почувствовала, что лишилась всякой способности сопротивляться, когда гибкая рука Ваккари подхватила ее затылок и он негромко возразил:

— Я успел узнать о тебе все, прежде чем увидел. Причем гораздо больше понял по тому, о чем Хэлен умолчала, чем по ее словам. Она — красивая, энергичная женщина, и, по ее мнению, ты не просто ее бледная тень, тебя почти не существует. Она позаботилась, чтобы так к тебе относились все окружающие. Я прав?

Бесс не ответила: просто не смогла. Этот человек отнял у нее способность мыслить. Чудесная, ошеломляющая близость затуманила рассудок, оставив только чувства.

— Это преступна трата, — продолжал он тем же хрипловатым, завораживающим голосом, словно не ожидал ни ответа, ни даже малейшей попытки защититься. — У тебя гораздо больше возможностей, чем ты осознаешь или позволяешь себе осознать. Том славный малый, но он не для тебя. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем благополучная предсказуемость жизни с Томом. Рискни, найди то, чего у тебя никогда не было. Вырвись из плена, отыщи страсть и силу жизни, обрети себя!

Внезапный прилив эмоций, захлестнувший Бесс, был так силен, так невыносим, что она дернулась в кольце его рук. Они оба сошли с ума!

Он — потому что болтал чепуху, а она — потому что слушала его, пусть даже несколько минут. У них не может быть ничего общего, зачем же ему понадобилось говорить такие вещи?

— Пустите меня! — решительно скомандовала Бесс, и ее лицо побелело при виде насмешливой улыбки Ваккари.

Но постыдный, предательский румянец вновь затопил ее щеки, когда Ваккари ответил:

— Ты сама этого хотела. Если женщина пытается воздействовать на мужчину с материальной, физической точки зрения, она обычно ждет такого же ответа. — Он снова притянул Бесс к себе. — Чего ты просила, то и получила. Так что не жалуйся. — Темные ресницы чуть опустились и скрыли коварный блеск глаз. — Или этого мало? Ты просишь большего? Это и пытаешься мне объяснить? Не бойся признаться в своих чувствах.

— Нет! — ужаснувшись, выкрикнула она и со стыдом почувствовала, как на глазах выступили слезы унижения.

Неужели он прав? Сама мысль об этом была невыносима, но Бесс и вправду никогда и ни на кого не бросалась с кулаками. Неужели она подсознательно искала физического контакта и воспользовалась ничтожным поводом к насилию, чтобы спровоцировать ответ, принимая как само собой разумеющееся, что он не оттолкнет ее, а прибегнет к более сокрушительному и эффективному методу защиты?

Бесс потрясла головой, пытаясь избавиться от отвратительных последствий познания самой себя. Из глаз брызнули слезы. Вероятно, это Бесс и спасло, потому что Ваккари мягко отстранил ее, смахнул муку со свитера и бесстрастно произнес:

— Я приготовлю кофе. Нам обоим не помешает выпить по чашечке.

Бесс вытерла влажные глаза передником и, пребывая в слишком смятенном состоянии, чтобы хоть что-нибудь ответить, отвернулась к раковине, пытаясь отгородиться от него звоном фарфора и чайных ложек, приглушить все чувства, не оборачиваться, потому что не хотела думать о том, что делает Ваккари. Она вообще не желала знать о его существовании.

Когда он направился к ней, чтобы наполнить чайник, она метнулась в сторону, отбежала в противоположный угол кухни, и как раз в это время в дверь шагнул Том, потирая руки и одобрительно принюхиваясь.

— Джессика сказала, что ты вызвалась приготовить ленч. Пахнет вкусно.

Его улыбка была; такой надежной, такой бесхитростной! Бесс чуть было не обняла Тома, но воздержалась от проявления каких-либо эмоций в присутствии Ваккари. Она и без того зашла слишком далеко — к своему вящему смущению и стыду. Вместо этого она поспешно проговорила:

— Ты успел вовремя: мы как раз собирались передохнуть и выпить кофе.

Очевидно, тон выбран неудачно, тут же решила Бесс, потому что лицо Тома помрачнело, а глаза, наблюдающие за элегантно-небрежными движениями, с которыми итальянец доставал третью чашку из шкафа, подозрительно сощурились.

— Передохнуть — от чего?

Бесс подавила вздох. Том не забыл ее появления вчера вечером, после танца с Ваккари. Можно было бы заявить: «Он вновь распускал руки. Сделай же что-нибудь!», но она воздержалась. Как бы несправедливо это ни было, она понимала: любые проявления ярости Тома вызовут у Ваккари не больше беспокойства, чем жужжание мухи в перевернутой банке.

И потому Бесс принужденно улыбнулась, сняла передник и направилась к шкафу.

— От приготовления ленча. Льюк только что вернулся с прогулки. — Она чувствовала себя трусихой и мучалась угрызениями совести. Теперь Ваккари поймет, что она способна лгать жениху — пусть даже не лгать, а просто скрывать истину. Она вынула из шкафа еще одну чашку. — Вы не отнесете кофе Хэлен? — спросила она у загадочно улыбающегося негодяя. — А мы с Томом выпьем кофе в гостиной.

Слава Богу, голос прозвучал достаточно спокойно. А лицо вполне могло раскраснеться от кухонного жара.

Но попытка умиротворения не удалась. Бесс поняла это, когда Том последовал за ней в гостиную с подносом, брюзжа:

— Этот Ваккари испортил нам весь уик-энд. Не понимаю, зачем твоя мать пригласила его.

Том уселся на диван, взял из рук Бесс чашку кофе и принялся раздраженно орудовать ложкой.

— Она его и не приглашала. Это Хэлен привезла его, разве ты не помнишь? Ваккари — ее последнее увлечение, — подчеркнула Бесс. — Все считают, что это серьезно, потому что Хэлен еще

никогда не приглашала к нам своих приятелей. — Румянец проступил на щеках Бесс. Она точно знала, зачем произнесла последнюю фразу — чтобы напомнить себе: Ваккари принадлежит Хэлен. Впрочем, зачем ей понадобилось напоминать об этом? Она помолвлена с Томом, и ей никто больше не нужен.

Бесс изобразила энергичный жест: все, с этой темой покончено. Очень хотелось провести время до ленча, обсуждая предложенную ей работу, но для этого требовалось хорошее настроение Тома и возможность подробно разобраться во всех за и против.

Однако напоминание о том, что именно Хэлен повинна в присутствии итальянца в доме, лишь усилило недовольство Тома. И это было странно. Внешне поведение Ваккари было безукоризненным. Откуда Тому знать, что он говорил и как себя вел, оставаясь наедине с Бесс? И потом, какое ему дело до увлечений Хэлен? Ведь он ее не выносил.

— О чем только вы думала, отправляя его разбудить Хэлен? — продолжал ворчать Том, лицо которого залил румянец. — Это выглядело словно приглашение в… Едва ли это прилично.

Он покраснел еще гуще. Потом глотнул кофе, поднеся чашку ко рту таким жестом, словно желал спрятаться за ней. Бесс подавила улыбку.

Прилично! Том не знал, каким забавным бывает иной раз. Он пришел бы в ярость, узнав, что Бесс подсмеивается над ним, но именно его старомодные взгляды и каменная непоколебимость

привлекали Бесс. С ним было удобно, безопасно и абсолютно надежно.

— Ну и что? — Бесс устроилась на диване поближе к Тому. — Хэлен может позаботиться о себе сама.

Мысль о том, что идея позаботиться о себе возникнет в голове у сестры в последнюю очередь, заставила Бесс затаить дыхание; в груди болезненно закололо.

Презирая себя за нелепую реакцию, Бесс переплела пальцы и сложила руки на коленях. Удивляясь происходящему с ней, она покачала головой, когда Том мрачно пробормотал:

— Ручаюсь, на это она способна.

— Жаль, что ты не видишь в ней никаких достоинств, — вздохнула Бесс. Конечно, у Хэлен были и недостатки, но не только они. Однако Том твердо верил во все пороки, которые подозревал у Хэлен. — В конце концов, она моя сестра. Близкая родственница. И если вы будете готовы вцепиться друг другу В глотку при каждой встрече, все мы станем чувствовать себя неловко.

Она уже думала, что Том не ответит ей, но он вдруг взял ее за руку и пожал ее так, что кольцо больно врезалось в палец. Бесс догадалась, что этот жест означает извинение, и предложила:

— Пойдем прогуляться после ленча? Вдвоем, только мы с тобой. Нам надо кое-что обсудить. — Сейчас времени уже не хватит, поняла Бесс, иначе она не успеет приготовить ленч к приходу родителей.

— Что обсудить?

Том приподнялся, чтобы наполнить чашку из кофейника, стоящего на подносе. Интересно, почему он держится от нее на расстоянии? Том предпочитал не афишировать отношения, но в тех редких случаях, когда они оставались вдвоем, пользовался любым шансом, чтобы обнять ее, а его нежные поцелуи пробуждали в Бесс то, что она считала чувством защищенности.

Неужели теперь, когда они официально помолвлены, Том решил, что необходимость в физических подтверждениях его любви отпала? Он, конечно, не отличается пылким темпераментом, но все же…

Подавив невольную вспышку гнева, она спокойно объяснила:

— Мне предлагают другую работу — интересную и перспективную, но в ней есть свои недостатки. Сейчас мы не успеем все обсудить: надо позаботиться о ленче. Потому я и предложила прогуляться. Завтрашнем я возвращаюсь в город, а окончательный ответ должна дать во вторник.

— У тебя же есть работа, — зачем-то напомнил Том. Потом взял чашку и поднялся, встав спиной к камину. — Карьеру как таковую ты не делаешь, а как только мы поженимся, ты вообще сможешь бросить работу. Зачем же менять ее, особенно если новая не лишена недостатков? Зачем приспосабливаться к капризам нового начальства?

— Мне не придется приспосабливаться…

Бесс оборвала возражение и встала. Все ясно: придется обсуждать каждую подробность, бесконечно повторять одни и те же доводы, прежде

чем Том сумеет высказать обдуманное мнение. Но он явно отмахивался от разговора, не желал выслушивать объяснения, а Бесс и не подозревала, что он способен на такое.

Более того, Том посматривал на нее с явным недовольством. Что, черт возьми, происходит? Уик-энд, который обещал быть таким счастливым, полетел кувырком, как дурной сон.

Бесс направилась к двери. Что толку продолжать разговор? Ей вообще не хотелось разговаривать с Томом — и это ужаснуло ее настолько, что она замерла на пороге и предложила:

— Давай поговорим об этом днем. Ты еще не слышал всех подробностей.

Ей не хотелось проявлять враждебность, но и не удалось прогнать резкую нотку в голосе.

— Это ни к чему! — выпалил Том. — Ты уже освоилась на прежнем месте, так зачем его менять? Ты же все равно…

— Я не лишена честолюбия, — с досадой перебила она. С одной стороны, она кипела оттого, с какой легкостью Том отмахнулся от разговора, будто заранее не считал его заслуживающим внимания. С другой — Бесс изумлялась их первой ссоре.

— Одной карьеристки в семье более чем достаточно. Слава Богу, хоть ты не честолюбива! Довольствуйся тем, что имеешь, и будь сама собой — этого мне вполне достаточно.

Бесс задохнулась, как от боли: она чувствовала себя так, словно Том отвесил ей пощечину. Но ей стало еще хуже, когда в накаленную атмосферу комнаты ворвался невозмутимый голос Ваккари:

— Милые бранятся? Нет, этого мы не допустим. — С насмешкой, светящейся в серебристых глазах, он пересек комнату, с плавной грацией опустился на диван, вытянул перед собой длинные ноги и промурлыкал, с ошеломляющей пристальностью глядя в широко распахнутые зеленые глаза Бесс. — Может, я сумею чем-нибудь помочь?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— По-моему, — он считает, что удачно пошутил, — бормотал Том, выходя вслед за Бесс на кухню.

— Пожалуй, да, — подтвердила она, поджав губы. Она не удостоила замечание Ваккари ответом — ей бы жилось гораздо лучше, если бы никогда в жизни больше не пришлось его видеть.

В приступе раскаяния она обернулась и обняла Тома за талию.

— Прости меня за резкость.

— И ты меня. — На миг он тоже обнял ее. — Странный получился уик-энд — мы оба словно не в себе.

Он поцеловал ее в макушку — коротко, словно клюнул, — и Бесс подумалось: мы с тобой точно знаем, кто в этом виноват. В безмолвном отчаянии она приникла к нему, но Том разжал ее руки и примирительно предложил:

— Расскажи мне о новой работе после ленча. Но предупреждаю: по-моему, не следует придавать предложению такое значение…

— Прекрасно, мы просто его обсудим. — Обидевшись, Бесс поспешно отошла, чем пресекла попытку Тома повторить, что она отнюдь не честолюбива и никогда не была такой.

Вероятно, он прав, и ей не следует обижаться только потому, что он высказал свое мнение. Еще вчера Бесс согласилась бы с Томом и, вероятно, даже загордилась бы собой — здравомыслящей женщиной, знающей пределы своих возможностей и способной довольствоваться тем, что она имеет.

Так почему же теперь она чувствует себя оскорбленной и неоцененной — притом безо всяких на то причин? И сразу в голове всплыли слова Ваккари. Она не понимала, что с ней происходит. И даже не пыталась понять.

С несвойственным ей цинизмом Бесс восприняла заявление Хэлен, сделанное медовым голоском за ленчем:

— Бесподобно вкусно! Хорошо сработано, сестричка. Напрасно ты не разбудила меня — я бы тебе помогла. Это же твой уик-энд — твой и Тома, разумеется.

Хэлен ковыряла крошечный ломтик говядины и выглядела неотразимо в своем золотисто-желтом свитере, а запоздалое предложение помощи наверняка адресовала прежде всего итальянцу. Но Джессика опередила дочь, отозвавшись:

— Бесс нужна практика: через двенадцать месяцев ей придется трижды в день готовить еду Тому. А ты должна отдохнуть. Ты же сама говорила, какой утомительной выдалась поездка на Багамы! Тебе надо позаботиться о себе. Вы согласны, Льюк?

— Ужасно! Тебе можно только посочувствовать, сестричка, — быстро вставила Бесс. Ей вовсе не хотелось выслушивать приторно-сладкие и полные заботы сантименты из уст Ваккари, обращенные к ее и без того избалованной сестре. Подложив себе еще жареного картофеля, она добавила: — Лично я была бы только рада возможности хоть чуть-чуть утомиться на Багамах.

Этим заявлением она надежно заткнула рты всем сидящим за столом.

* * *

Дневная прогулка с Томом тоже вышла неудачной, размышляла Бесс, возвращаясь в Лондон в праздничный понедельник.

Как только они вышли из дома, Бесс изложила суть дела: Марк Джексон, бывший начальник Бесс в агентстве, полгода назад начал собственное дело, снял элегантный офис в Найтсбридже и теперь упорно работал, создавая туристическое агентство, специализирующееся на организации отдыха для разборчивых и богатых путешественников.

— Он предлагает неизбитую, экзотическую и неподдельную роскошь людям, которые готовы переплачивать, лишь бы их носили на руках, — объясняла Бесс. — Это действительно прибыльный бизнес, и теперь Марку нужен помощник, чтобы обследовать новые маршруты в самых экзотических странах мира, убеждаясь, что все удовлетворяет самым высоким требованиям. И знаешь что? Он выбрал меня! Если я захочу, это место достанется мне, но я должна дать ответ не позже вторника.

Лицо Бесс просияло. Душа наполнилась приятным трепетом и возбуждением — как всегда, когда она вспоминала о предложении Джексона.

Потом Бесс честно призналась:

— Единственный недостаток — фирма совсем молодая. К Марку обратилось столько перспективных клиентов, что он не может обеспечить всем подходящие маршруты, потому ему и понадобилось исследование новых мест для отдыха и больше сотрудников. Но для этого необходим дополнительный капитал, и, если Марку не удастся его получить, дела агентства пойдут под гору и оно быстро разорится. — Бесс взяла Тома под руку и радостно заверила его: — Но Марк умеет добиваться своего. Он обязательно раздобудет денег.

— Должно быть, ты спятила. — Том двигался ровным шагом, глядя прямо перед собой. — У тебя же есть надежное место. Где ты окажешься, если перейдешь работать к нему, а агентство разорится? А оно обязательно разорится. Подыскать надежное место нелегко. Мы же решили: после свадьбы ты поработаешь еще два года. Или ты забыла? Мы договорились, что деньги нам понадобятся, чтобы свить собственное гнездо, прежде чем у нас появятся дети. — Окинув Бесс уничтожающим взглядом, он стряхнул с локтя ее руку и повернул к дому. — И ты всерьез решила рисковать шансом внести свой вклад в наш будущий комфорт и обеспеченность? К тому же, судя по описанию этой работы, тебе придется надолго уезжать, подыскивая места для отдыха людей, которые, вероятно, все равно не захотят отправиться туда. Мы будем видеться еще реже, чем сейчас.

У Бесс создалось впечатление, что последняя мысль пришла в голову Тома только что: для него гораздо важнее ее личный вклад в строительство семейного гнезда…

По-прежнему обиженная, она припарковала машину возле дома с террасой в Бетгерси, принадлежащего Бренде Мэйхью, достала багаж с заднего сиденья и принялась рыться в сумочке, отыскивая ключ.

Если бы Том заявил: Попробуй, детка, возьмись за эту работу, если хочешь проверить свои силы, но мне больно думать, что при этом мы будем видеться еще реже, чем теперь, Бесс ни за что не согласилась бы на предложение Марка. Но дело приняло такой оборот, что у нее возникло неудержимое желание немедленно позвонить Марку и спросить, когда она может приниматься за работу!

Укоряя себя за своенравие, Бесс открыла дверь и вошла в дом. Бренда вылетела из гостиной, пылая всем недовольством, на которое только способна особа средних лет, и затараторила:

— А, это ты! Я не ждала тебя так рано. Тебе придется сходить куда-нибудь поужинать. Я не думала, что ты вернешься, и ничего не приготовила.

— Не беспокойтесь, — сказала Бесс. Каждый понедельник ужин составляли рыбные палочки с пюре. Бесс не особенно горевала, лишившись его. Уже не раз она пожалела о том, что согласилась поселиться здесь.

Когда она впервые объявила о своем намерении подыскать жилье где-нибудь в обширных пригородах столицы, чтобы избежать ежедневных поездок на работу и обратно, Барбара Клейтон нашла идеальное решение.

Жительница Брейлингтона Бренда Браун помогала Барбаре по хозяйству, пока не вышла замуж и не переехала в Беттерси. Женщины продолжали поддерживать связь — обменивались краткими письмами, которые отправляли вместе с открытками на каждое Рождество. Это наилучший вариант, объявила Барбара: с тех пор как Бренда овдовела, ей время от времени приходится пускать в дом жильцов, чтобы свести концы с концами. Такое жилье подойдет Бесс как нельзя лучше — своего рода второй дом, где за ней будут присматривать, заботиться…

Вторым домом для Бесс временное жилье так и не стало, но было неловко перебираться в другое место. Найти более дешевое жилье было невозможно, и хоть ужины Бренды наводили на Бесс тоску, но они избавляли ее от необходимости готовить.

Подняв чемодан, Бесс побрела в свою мрачную комнату наверху, но Бренда окликнула ее таким тоном, словно обвиняла в преступлении:

— Звонила какая-то Никола или что-то в этом роде. Если решишь перезвонить ей, посчитай стоимость разговора и оставь деньги на столе. Но не затягивай со звонком допоздна — ты же знаешь, я не люблю, когда меня беспокоят, как только я сажусь смотреть телевизор.

Бесс знала, что ее хозяйка терпеть не может упускать хотя бы минуту вечерних передач. Бренда исправно платила за электроэнергию и не собиралась бросать деньги на ветер. А когда Бесс говорила по телефону, Бренда не могла удержаться, чтобы не убавить звук, оторвать глаза от экрана и приложить ухо к щели в приоткрытой двери…

Криво улыбаясь, Бесс продолжала подниматься по лестнице, предвкушая разговор с Никки. Они вместе учились в школе, пока отец Никки не заработал свои миллионы и не перевел обожаемое единственное чадо в пансион для избранных. Но подруги поддерживали связь — особенно с тех пор, как Никки стала помощницей продюсера одной из весьма популярных телевизионных мыльных опер, а отец в честь этого знаменательного события снял Никки роскошные апартаменты неподалеку от Белгрейв-сквер. В настоящее время Никки делила квартиру с хронически безработной актрисой с невероятным именем Милочка.

Приятная и продолжительная болтовня с подругой поможет взбодриться, решила Бесс, бросая чемодан на узкую кровать. Ей было ненавистно это новое и неожиданное ощущение разлада с самой собой и Томом. Похоже, официальная помолвка разбудила неизвестно откуда взявшуюся в каждом из них стаю демонов, таившихся где-то в глубине души и поджидавших удобного момента, чтобы начать строить козни.

На обратном пути вниз по лестнице Бесс задумалась о том, находятся ли еще Хэлен и Ваккари в Брейлингтоне. Все утро они провели в кабинете

отца, куда то и дело влетала и снова выпархивала мать, а когда вышли к ленчу, Хэлен буквально сияла. Бесс понятия не имела, каким было выражение на лице итальянца: она на него не смотрела.

Досадуя на саму себя, она отмахнулась от этих мыслей, попытавшись как можно надежнее прикрыть их слоем повседневных забот. Этому человеку не место в ее голове. Набрав номер подруги, Бесс услышала, как скрипнула дверь гостиной. Стиснув зубы, она повернулась и невозмутимо произнесла:

— Я слежу за временем, Бренда. Незачем перепроверять меня — я не стану мошенничать, — и тут же прикусила нижнюю губу, когда дверь с грохотом захлопнулась.

Прежде Бесс никогда не выказывала раздражения, сталкиваясь с подобными выходками хозяйки. Она молча и мрачно сносила их, поскольку ее телефонные разговоры всегда были безобидными. Сейчас она не понимала, что на нее нашло, но обо всем забыла, услышав голос Никки:

— Ну как? Вечеринка в честь помолвки прошла чудесно? Как ты была одета? Каким оказалось кольцо?

Бесс мгновенно воспрянула духом. С Никки всегда было приятно поболтать. И поскольку Бесс не хотелось плакаться, она не стала упоминать о том, что уик-энд вышел далеко не чудесным, что ее платье выглядело безвкусным по сравнению с великолепием наряда Хэлен, что ее сестра подцепила потрясающего мужчину, который вызвал у нее, Бесс, совершенно чуждые мысли и чувства. Потому она сосредоточилась на кольце.

— С бриллиантами, — сообщила она, машинально поднося к глазам левую руку.

Кольца на пальце не оказалось. Бесс похолодела. Неужели она потеряла его? О, как она могла? Том будет вне себя! Но тут Бесс с облегчением вспомнила, что положила кольцо на сушилку, когда мыла посуду после ленча. Джессика найдет его и спрячет в надежном месте. Надо бы позвонить ей попозже и убедиться, что кольцо нашлось.

— И это все? — допытывалась Никки. — А камень в середине?

— На нем нет никакого камня, — быстро ответила Бесс, оправившись от шока при мысли о потери кольца и отогнав недостойное воспоминание о том, что бриллианты были совсем немногочисленными и крошечными. Том вовсе не скуп, напомнила она себе. Просто ему не нравится показная роскошь во всех ее проявлениях, и свидетельство тому — его неодобрительное отношение к Хэлен. Как часто он язвительно повторял, что Хэлен похожа на — рождественскую елку, увешанную гирляндами лампочек!

— Вот как? — фыркнула Никки. — На месте Тома я бы подарила тебе кольцо с большущим изумрудом — под цвет твоих глаз! Некоторые мужчины ничего не смыслят в украшениях, верно? Послушай, хватит прятать Тома, привези его как-нибудь в город на уик-энд. Мы могли бы развлечься. Все равно мне когда-нибудь придется познакомиться с ним, правда?

Кстати, о развлечениях — я звонила тебе вот почему: Милочка переезжает. Она познакомилась со сногсшибательным парнем: представляешь, полный рот зубов, сплошные мускулы и длинные светлые волосы! Но, похоже, думает он не головой, а тем, что у него в штанах. Я уверяла Милочку, что для нее все кончится слезами, но ее словно околдовали — ничего не слушает. Главный вопрос вот в чем: не хочешь ли перебраться ко мне?

Пальцы Бесс сжались на трубке. Предложение оказалось невероятно заманчивым. Огромные апартаменты Никки были великолепны и по-домашнему уютны, там царила удивительно умиротворяющая атмосфера. Но…

— Спасибо за предложение, но я не могу позволить себе такую роскошь. Не забывай — я экономлю, чтобы выйти замуж. Жаль, конечно…

Она и вправду сожалела. Не говоря уже о том, что полам Бренды Мэйхью, покрытым линолеумом, и ее безобразной мебели было далеко до обстановки Никки, от квартиры возле Белгрейв-сквер добираться до работы было гораздо ближе и, что еще важнее, общаться с Никки гораздо приятнее, чем с нынешней хозяйкой.

— Еще как сможешь! — беспечно возразила подруга. — Это же чепуховые расходы! Подумаешь, оплата половины счетов! Я люблю компанию, и папа знает об этом, потому и не ждет, что я буду требовать с подруг половину арендной платы. Если даже Милочка умудрялась оплачивать счета из своих скудных доходов, то ты и подавно сможешь! Подумай об этом хорошенько. Обещаешь?

— Да, обещаю.

Единственное, что мешало Бесс принять предложение немедленно, — это твердая уверенность, что Том ее осудит. Ему нравилось думать, что Бренда присматривает за Бесс, и однажды он заметил — хотя и полушутя, как подозревала теперь Бесс, — что ее хозяйка непременно доложила бы его матери, если бы узнала, что Бесс ведет двойную жизнь вдали от глаз Тома.

Подруги еще немного поболтали, и спустя несколько минут Бесс отправилась за кошельком, чтобы заплатить сразу за два звонка — Никки и домой. Однако, забыв о кольце, она вскоре обнаружила, что сидит на жесткой кровати, обдумывая предложение Никки.

В конце концов она — не собственность Тома. Он не имеет права указывать, как она должна жить всю неделю. Пока она находилась под бдительным присмотром Бренды, Том был счастлив, но Бесс знала: он встревожится, если она переедет к болтливой, веселой Никки, потому что в этом случае Бесс и самой удастся время от времени развлечься. Без Тома.

Так как же быть? Стоит ли переезд к подруге на следующие двенадцать месяцев размолвки с Томом? Странно, думала Бесс, терзая зубами нижнюю губу, и Том, и Ваккари советовали ей быть самой собой. Но подразумевали они совсем разные вещи.

Просто будь самой собой — этого мне достаточно, — сказал Том. Самой собой — то есть осторожной и благоразумной Бесс, радующейся тому, что имеет, живущей ниже травы, никогда не мечтающей о невозможном и уж тем более не пытающейся осуществить свои мечты. Самой собой — то есть податливым материалом, из которого с легкостью можно лепить жену — превосходную, послушную, нетребовательную, образцовую жену.

Ваккари же вкладывал в эти слова совсем иной смысл: он побуждал ее сорвать путы, найти себя, реализовать свои возможности. Иными словами — забыть про Тома.

Бесс испустила печальный вздох, чувствуя себя глубоко несчастной. До минувшего уик-энда она была вполне довольна своей жизнью — надежной работой, жильем, которое не стоило лишних хлопот, предстоящим браком с Томом. Она задалась вопросом, почему вдруг все изменилось, и гневно отмахнулась от мысли, что к этому в немалой степени причастен Ваккари.

Полнейшая чепуха! Почему-то этот негодяй получал удовольствие, мучая заурядных, но приличных людей. Очевидно, считал забавным вставлять другим палки в колеса. Бесс вполне могла бы просто забыть о нем и выбросить из головы его советы и насмешки. Могла бы сделать вид, что такого человека не существует в природе. А если он когда-нибудь женится на Хэлен… ну что же, она как-нибудь справится с таким родственником.

Необходимо лишь пересмотреть свои взаимоотношения с Томом, постоянно помнить о них, сосредоточиться на его достоинствах, забыть глупую обиду, вызванную замечанием Тома о том, что в ней нет честолюбия, и попытаться вновь стать рассудительной и благоразумной.

И больше никогда не позволять Ваккари занимать место в ее мыслях.

Но это будет нелегко.

Раздраженный стук в дверь спальни возвестил о прибытии хозяйки дома.

— К тебе пришли. Этот человек ждет внизу. Узнай, что ему надо, и постарайся поскорее спровадить его. Ты же знаешь: о визитах надо договариваться заранее. Терпеть не могу, когда мирный вечер портят звонки и беготня по лестницам.

Но нежданный гость не стал дожидаться внизу. Едва Бесс заметила возвышающуюся за спиной Бренды фигуру итальянца, некое почти животное чувство шевельнулось в глубине ее души, а сердце затрепетало и камнем рухнуло в пятки. Одетый в безукоризненно сшитый деловой костюм, Ваккари был достаточно внушителен, чтобы произвести впечатление на кого угодно, и Бесс с открытым ртом наблюдала, как он слегка поклонился и заявил Бренде:

— Прошу прощения, синьора. Мое дело займет всего несколько минут.

Этого вкрадчивого, слегка гортанного голоса было бы достаточно, чтобы растопить лед. От него по коже Бесс побежали мурашки. Очевидно, голос Ваккари произвел подобное воздействие и на Бренду, поскольку ее заявление: Обычно я не пускаю гостей наверх — прозвучало без должной дозы яда.

— Поздравляю: вы поразительно благоразумны. Его белозубая улыбка сверкнула в полутьме

лестничной площадки, и Бесс показалось, что ее хозяйка жеманно улыбнулась в ответ. Бесс сочла бы происходящее забавным, если бы не отчаянные размышления, зачем он явился сюда. Какой бы ни была причина, вряд ли она окажется весомой. Особенно с точки зрения Бесс.

Ваккари продолжал так, словно был уверен, что ему никто не станет возражать:

— Как уже сказал, я не задержусь. Прошу вас, не утруждайте себя ожиданием. Я спущусь самостоятельно. — Плавным движением проскользнув мимо Бренды в комнату, он вежливо, но твердо закрыл за собой дверь.

Бесс вскочила, а он долгим взглядом оценил неуклюжую мебель и узкую кровать.

— Подходящая норка для мышки, — заключил он после минутного осмотра и посмотрел на Бесс глазами цвета потемневшего серебра, с мелькающим в глубине блеском холодной насмешки. — Плюс страж-дракон, чтобы мышка не сбилась с праведного пути.

Бесс заставила себя пропустить это замечание мимо ушей.

— Зачем вы приехали? — У нее перехватило горло. — Хэлен с вами?

Вероятно, Хэлен ждет в машине. Эффектная сестра Бесс ни за что на свете не переступила бы порог такого убогого жилища.

— Она еще в Брейлингтоне. — Белые зубы Ваккари вновь сверкнули на смуглом лице. — Вместе со своей матерью она погрузилась в тайны свадебных туалетов. Вряд ли хоть одна из них вынырнет из этих глубин раньше чем через пару недель.

— Ясно.

Больше Бесс не удалось выговорить ни слова. Она чувствовала опустошенность — внезапную и полную. Причем безо всяких причин. Если не считать одной: сбылись ее худшие опасения.

Этому человеку предстоит стать ее родственником. Теперь утренний разговор с отцом обрел смысл. Очевидно, Хэлен и Ваккари официально объявили о своем намерении пожениться и теперь строили планы и назначали даты.

С оттенком ехидства Бесс задумалась, будет ли Ваккари верен Хэлен. Или же он и после свадьбы станет целоваться налево и направо, покорять всех и вся, потакая своим прихотям?

Вполне возможно. Брак редко меняет характер.

— Поздравляю, — с трудом выдавила она, чувствуя, что язык стал неповоротливым и тяжелым. — Надеюсь, это устроит вас обоих. — Она не сумела заставить себя сказать: Надеюсь, вы будете совершенно счастливы. Эти слова застряли у нее в горле.

Окинув Бесс странным взглядом, Ваккари пожал плечами, словно счел ее поздравление нелепым. Втайне Бесс не сомневалась, что так оно и было.

— Я не согласился бы подписывать контракт, если бы не был уверен в успехе предприятия, — сухо отозвался Ваккари. — В отличие от большинства женщин Хэлен понятлива, полностью заслуживает доверия и преданна цели добиться успеха в грядущих переменах своей жизни. Так что сделка действительно устроит нас обоих.

Внезапно впервые в жизни Бесс посочувствовала Хэлен. В этого человека очень легко влюбиться до безумия — при условии, если не заглядывать слишком глубоко, поспешно добавила она. Знает ли сестра, что он считает их брак выгодной сделкой? Что решил связать себя брачными узами только потому, что мог с уверенностью утверждать: Хэлен посвятит себя целиком задаче стать идеальной женой — преданной и целеустремленной в своем желании?

— По-видимому, вы весьма цинично относитесь к женщинам, за исключением Хэлен, — резко высказалась Бесс, попутно гадая: неужели он и ее причисляет к остальным представительницам прекрасного пола — глупым, лживым и нерешительным? Неизвестно почему, но эта мысль показалась ей оскорбительной.

Бесс заметила, каким пристальным и пронизывающим вдруг стал его взгляд.

— И не без причины, можете мне поверить. — Он слегка пожал плечами, словно предмет разговора — или сама Бесс — наскучил ему. Сунув руку в карман пиджака, он извлек пропавшее кольцо. — Джессика нашла его среди грязной посуды. — Повернув руку Бесс, Ваккари уронил кольцо ей на ладонь. — Я бы назвал это фрейдистской ошибкой, согласны? Подумайте об этом. И еще о том, что я говорил вам раньше. Впрочем, не надо. В конце концов, это ваша жизнь.

Легко повернувшись на каблуках, он вышел; и неизвестно отчего — то ли оттого, что он вел себя так, будто она наскучила ему, то ли потому, что ей хотелось окликнуть его и влепить пощечину за то, что он назвал ее мышкой, — только

Бесс внезапно испытала желание дать волю своим чувствам и разрыдаться на весь дом.

Но вместо этого, досчитав до пятидесяти и дождавшись, пока волнение спадет, Бесс решительно спустилась вниз и сделала два телефонных звонка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Ты уверена, что потом не пожалеешь? — спросила Никки. — Если хочешь, я подожду, пока ты будешь Переодеваться.

Никки нарядилась для вечеринки: ее тонкая, как тростинка, фигурка выглядела блестяще в алых шелковых леггинсах и черной сверкающей тунике. Бесс оглядела ее, усмехнулась, проведя пятерней по своим взъерошенным волосам, и устроилась поудобнее на пухлом диване, обитом парчой.

— Спасибо, но я уже говорила тебе: утром мне необходима свежая голова. — Кроме того, переодеваться Бесс было не во что.

— Ну, как знаешь, — задумчиво проговорила Никки. — Но незачем так волноваться — это всего-навсего новая работа.

— Я ничуть не волнуюсь! — Бесс подкрепила свои слова широкой улыбкой. — Но на завтра у нас назначен ленч с важной птицей — с финансистом. Марк на девяносто процентов уверен, что сумеет убедить его поддержать нас. И я бы не хотела снижать его шансы, ухитрившись проспать!

Зазвонил телефон, и Никки взяла трубку.

— Спрашивают тебя. Ну, если ты не передумала, я ухожу. Не жди меня, ложись.

Почему-то Бесс сразу поняла, что звонит Том, и ее лицо слегка вспыхнуло, когда догадка подтвердилась. Она предчувствовала недоброе. Том пришел в ярость, когда Бесс позвонила, чтобы сообщить ему о двух кардинальных решениях: принять предложение Марка и поселиться у Никки.

— Мне казалось, мы все обсудили и пришли к выводу, что ты откажешься от этой никудышной работы. Скажи ему, что передумала. Пусть поищет другую идиотку, согласную, чтобы через пару месяцев ее уволили. А что касается переезда от Бренды — никогда еще не слышал подобной чепухи! Соседство расточительных подруг не способствует экономии.

Бесс пренебрегла мнением Тома. Пока они не женаты, она имеет право жить, где пожелает. И Бесс напомнила Тому, удивившись холодной уверенности собственного голоса:

— Это ты пришел к выводу, что я должна отказаться от работы. А я подумала и решила, что возьмусь за нее. — Но правдой это было лишь отчасти. Бесс вовсе не обдумывала предложение, она приняла решение, повинуясь порыву, возмутившись, когда высокомерный итальянец оглядел ее комнату и назвал ее подходящей норкой для мышки. — Я уже согласилась и не могу отказаться от своего слова. Не понимаю, почему ты настроен против этой работы.

— Значит, у тебя меньше здравого смысла, чем я думал, — парировал Том. — Кстати, не трудись

приезжать домой ради меня на этот уик-энд. Я буду слишком занят, чтобы увидеться с тобой.

Тем лучше, решила Бесс, гнев которой напоминал медленно разгорающееся пламя. Ей надо уволиться с прежней работы, собрать вещи, подготовиться к переезду, да еще Марк снабдил ее горами печатной информации о недвижимости — маленьких отелях, перестроенных фермерских домах, и парочке особняков, которые он намеревался арендовать, если финансовые дела агентства пойдут в гору.

Чтение проспектов, подготовка заметок и изучение карт должны были занять Бесс на весь уик-энд и избавить от поездки домой и выслушивания нотаций.

Но теперь, вероятно, Том уже успел перекипеть и остыть. Он давно привык, что Бесс всегда соглашалась с его мнением, придерживалась стиля поведения, которого ждал от нее Том. Должно быть, открытый протест стал для него потрясением. Бесс могла понять его и простить. Но Тому потребуется время, чтобы примириться с ее решением, и, возможно, сейчас он звонит, чтобы пожелать ей успехов на новом поприще.

— Мама просила узнать, будешь ли ты дома на следующий уик-энд, — натянуто произнес он. — Приезжает тетя Фей. Она хотела повидаться с тобой. Помнишь, как ты понравилась ей, едва вы познакомились? Мама хочет пригласить тебя поужинать с нами в субботу вечером.

— А ты? Ты хочешь, чтобы я приехала? — спокойно осведомилась Бесс.

Все семейство Клейтон обращалось с раздражительной престарелой дамой как с особой королевской крови, лебезило и угождало ей, поскольку тетя Фей была богата. И к тому же бездетна. Поэтому Клейтоны надеялись, что ее огромное состояние перейдет к Тому, и, когда Бесс произвела на богатую родственницу такое благоприятное впечатление, все были в восторге.

Значит, на этот уик-энд семейство решило заручиться поддержкой Бесс. Только что помолвленная с Томом, который, несмотря на все усилия, так и не стал любимцем тетушки, Бесс сумела бы содержать в полном порядке вечно нахохленные перышки тети Фей. Но, судя по голосу, Том по-прежнему сердился на нее, и Бесс ничего не могла поделать, не спровоцировав очередную ссору. А ей вовсе не хотелось ссориться с Томом.

— Конечно, — мрачно отозвался он. — Я думал, ты в этом не сомневаешься. В конце концов, мы помолвлены.

Вероятно, Том хотел сказать, что он сожалеет о том, что вспылил, услышав о новой работе Бесс, и она смягчилась, поспешив заверить его:

— Я приеду.

— Вот теперь я слышу мою хорошую девочку! Понимая, что прежние размолвки забыты,

Бесс с чувством облегчения выслушала рассказ о том, как он был занят и что делал. Она терпеть не могла ссориться с Томом, прежде у них никогда не было повода для резкости. Бесс слушала с неподдельным интересом, пока Том не упомянул:

— Полагаю, тебе известно, что Хэлен большую часть времени теперь проводит здесь, дома? Время от времени она выезжает в Лондон, но в основном живет с родителями — со времени нашей помолвки. Может, у нее нет работы — карьера топ модели не удалась?..

Неужели эти слова были произнесены с оттенком злорадства? Бесс на секунду закрыла глаза. Должно быть, свои планы насчет свадьбы Хэлен держит в тайне. Пожалуй, стоило бы намекнуть об этом Тому. В конце концов, вскоре он станет членом их семьи… Но Бесс не могла заставить себя открыть тайну.

Вопреки всем доводам мысль о Ваккари в качестве зятя внушала Бесс отвращение. Ей не хотелось думать о предстоящей свадьбе Хэлен, а тем более обсуждать ее. Звоня домой, она старалась сохранить деловитый тон, не давая матери ни единого шанса углубиться в подробности приготовлений к свадьбе любимой дочери. Потому Бесс просто спросила: Ну и что? — и перевела разговор на другую тему. И, только повесив трубку, понемногу начала избавляться от непрошеного, назойливого напряжения, вернувшись к мыслям о том, что надеть на завтрашнюю, чрезвычайно важную деловую встречу.

* * *

Когда такси притормозило у перекрестка, Бесс вынула из сумочки зеркало — проверить свой внешний вид. Блестящие волосы аккуратно причесаны, макияж почти незаметен, а воротник кремовой шелковой блузки заправлен под лацканы темно-серого шерстяного пиджака.

Пока Бесс убирала зеркало в сумочку, такси рванулось вперед, и ее взгляд упал на тонкий кожаный дипломат, вмещающий деловые бумаги Дженсона. Незачем так нервничать, уговаривала себя Бесс, понимая, что чувствовала бы себя спокойнее, если бы прибыла в ресторан вместе с Марком. Но встреча с управляющим банком заняла у него все утро, и Марк надеялся, что Бесс появится в ресторане вовремя и будет поддерживать оборону, если непредвиденные обстоятельства задержат его самого.

И Бесс была бы счастлива выполнить это поручение, если бы не забыла спросить имя финансиста! Впрочем, она сумеет незаметно уклониться от обращения по фамилии, успокаивала она себя, расплачиваясь с таксистом, который остановил машину возле одного из самых дорогих ресторанов города.

Бесс выполнила домашнее задание и имела все основания надеяться на то, что сумеет внести полезный вклад в предстоящую встречу, и потому не слишком смутилась, когда ей сообщили, что мистер Джексон еще не появлялся, а гость уже ждет в зале.

Быстро взглянув на часы, Бесс поняла, что опоздала точно на три минуты. Она была уверена, что у нее впереди уйма времени, но пробки на улицах истощили этот запас. Мысленно составляя извинение, с улыбкой на лице она шла за мэтром и была ошеломлена невыносимым ощущением жестокой неизбежности, когда из-за стола, приветствуя ее, поднялся Льюк Ваккари.

— Я… простите, я опоздала, — по-детски промямлила она, рухнув на пододвинутый официантом стул. Желудок судорожно сжался. Ну почему

из всех возможных инвесторов Марк выбрал именно Ваккари?

— Всего на несколько минут, — любезно возразил он, поблескивая серебристыми глазами под густыми черными ресницами. — Джексон связался со мной, сообщил, что задерживается, и заверил, что его помощница, Бесс Райленд, позаботится обо мне.

Он откинулся на спинку стула, слегка склонив темноволосую голову на бок, и чуть насмешливо улыбнулся.

— Вполне возможно, в сфере туризма работают две Бесс Райленд, но я решил, что совпадение слишком невероятно. Потому уверение Джексона наполнило мое ожидание приятным предвкушением. Итак, мы встретились, Бесс. — В его улыбке засветилось неприкрытое коварство. — Я готов и пребываю в нетерпении — смотри же как следует позаботься обо мне.

С отвращением выслушав это двусмысленное заявление, Бесс попыталась пропустить его мимо ушей. Она взглянула на Ваккари в упор, стараясь сохранять на лице невозмутимое и сдержанное выражение. Будь у нее возможность, она позаботилась бы об этом человеке, выпалив в него из двустволки, язвительно подумала она. Но эта встреча имела слишком большое значение для Марка, чтобы каким-нибудь неосторожным поступком или словом уничтожить его шансы на финансовую поддержку, необходимую для роста новой фирмы.

— Разумеется, — безучастно отозвалась она, всем видом показывая, что не слышит в его словах подтекста. — С заказом мы подождем до прибытия Марка, а пока, наверное, вы не откажетесь выпить.

— Я уже пью. — Взгляд прищуренных глаз переместился на нетронутый бокал вина, и, несмотря на то что лицо Ваккари оставалось совершенно серьезным, Бесс не покидало ощущение, что он смеется над ней.

— Я… не заметила.

У нее возникла мысль, что Ваккари подверг ее испытанию. И выдержать его не удалось. В волнении Бесс не замечала ничего, кроме нежелательного присутствия Ваккари. Как легко он выставил ее на посмешище!

С трудом разжав стиснутые пальцы, она взялась за дипломат.

— Я привезла наше предложение. Если хотите, можете взглянуть на него, пока мы ждем. — Вынужденный уделять внимание цифрам и фактам, он на время забудет о ней, и она сумеет перевести дух.

Но Ваккари сокрушенно вздохнул:

— Я уже успел подробно изучить ваше предложение. — Его широкие плечи приподнялись элегантно небрежно. — Согласие на встречу без предварительной подготовки было бы напрасной тратой моего времени. А я не трачу времени зря, Бесс.

Об этом Бесс знала: убедилась на собственном опыте. Не успели они познакомиться, как он намеренно вызвал у нее смущение и беспокойство. Вспомнив ехидно-вкрадчивые насмешки, его прикосновения, поцелуй, от которого закружилась голова, Бесс ощутила, как ее мышцы судорожно сжались.

И все это время Ваккари собирался жениться на ее сестре!

Она предприняла попытку отмахнуться от тревожных мыслей, но выяснила, что это невозможно, и, когда Ваккари негромко произнес: Успокойся, Бесс, она вскинула зеленые глаза в невольной мольбе оставить ее в покое.

Но даже если Ваккари прочел эту отчаянную просьбу, он явно не имел ни малейшего желания проявлять сговорчивость. Насмешливо изогнув твердые чувственные губы, он взглянул на нее в упор, заметив:

— Хэлен уверяла, что ты скромный и незаметный секретарь в одном из филиалов сети туристических агентств. А теперь выясняется, что ты помощница предпринимателя, быстро завоевывающего успех. Скажи, она всегда умаляет твои достижения?

— Конечно, нет, — солгала Бесс.

С возрастом она привыкла к постоянным унижениям, к неблагоприятным для нее сравнениям с блестящей, энергичной Хэлен. В сущности, это не тревожило ее — особенно с тех пор, как она начала понимать, что никто сознательно не желает оскорбить ее.

Кроме того, Хэлен сообщила Ваккари о должности, которую Бесс действительно занимала, прежде чем начать работать с Марком. И потом, Хэлен — ее сестра. Помня об этом, Бесс не собиралась ни единым словом принижать ее в глазах мужчины, за которого Хэлен вскоре должна была выйти замуж. Бесс не настолько мелочна.

— Сегодня — первый день моей работы с Марком, — нехотя призналась она, но тут же рассердилась на себя, понимая, что дала ему повод позлорадствовать: Ваккари промурлыкал нечто, напоминающее краткое поздравление самому себе.

— Значит, ты приняла мой совет к сведению. Решила попробовать свои силы. Умница, Бесс.

От самомнения Ваккари Бесс возмущенно задохнулась, лишившись дара речи. Она пожалела лишь, что не сумела быстро придумать ответ, осадить его и поставить на место.

Но в каком-то смысле он был прав. Ведь то, как он вошел в комнату Бесс, мышиную норку в доме Бренды, подтолкнуло ее к решению поселиться у Никки. Бесс нехотя была вынуждена признать это. Но ни в коем случае ее решение работать с Марком не было связано с Ваккари! Правда, столь неожиданно встретившись с ним, Бесс начала сомневаться в своей правоте.

Она чуть не испустила стон облегчения, когда к ним наконец присоединился Марк. Теперь она была в безопасности — от всего, что бы ни замышлял против нее Ваккари.

Дрожь прошла по спине Бесс. Она становилась противна самой себе, едва рядом оказывался итальянец, и с этим чувством было трудно справиться. Но справляться приходилось, в особенности сейчас. Ради Марка.

Начать оказалось гораздо проще, чем она смела надеяться. Вопросы и замечания Ваккари были точными и краткими, ясно свидетельствующими, что, каким бы легковесным ни казалось его отношение к личной жизни, в делах он становился целеустремленным и непреклонным. Марк убедительно излагал свои доводы; его узкое, интеллигентное лицо пылало энтузиазмом, заставляя Бесс забыть о враждебности и высказать свое мнение по нескольким вопросам, так что она почти пожалела, когда Ваккари отозвали к телефону.

С галантным извинением он поднялся из-за стола, а Марк склонился к Бесс, возбужденно блестя глазами.

— Похоже, дело идет на лад. Мы ничего не забыли?

— По-моему, нет. — Не удержавшись, Бесс улыбнулась, тоже ощущая прилив бодрящей уверенности. Учитывая то, что именно Ваккари оказался инвестором, на помощь которого так надеялся Марк, встреча прошла гораздо легче, чем можно было ожидать. И вместе с тем Бесс чувствовала странное головокружение. Итальянец подготовился к разговору, Бесс не могла это не признать, а они в свою очередь достаточно убедительно изложили суть дела. — Он объявит о своем решении немедленно или нам придется ждать и грызть ногти от нетерпения?

— Надеюсь, он обо всем скажет сразу. Во всяком случае, я попытаюсь добиться от него ответа. — Быстро оглянувшись через плечо, Марк снова повернулся к Бесс. — Может быть, я ошибаюсь, но на минуту у меня создалось впечатление, что вы с Ваккари знаете друг друга.

Вздохнув, Бесс почувствовала, как ее приподнятое настроение начинает стремительно падать. Она поняла, о каком случае говорит Марк. Во время краткого затишья в обсуждении требований по притоку инвестиций, пока со стола убирали тарелки с рыбным блюдом, глаза цвета потемневшего серебра устремились на тонкие пальцы левой руки Бесс.

— Значит, вы так и не сумели по-настоящему потерять это кольцо. Если бы я составлял отчет о прогрессе, я написал бы: Попытайтесь еще раз.

Как будто она нарочно оставила кольцо среди грязной посуды! У нее не было ни малейшего желания рвать помолвку с Томом, как советовал Ваккари, и ему следовало бы понять это! Он просто не мог удержаться от язвительных замечаний, неприятных реплик, и Бесс так и подмывало посоветовать Ваккари заниматься собственными делами, но от этой глупой выходки ее спасло прибытие очередного блюда. А потом Марк возобновил разговор, и, к облегчению Бесс, итальянец вновь сосредоточился на деловых вопросах.

— Он женится на моей сестре, — сдержанно отозвалась она. — Но я почти не знакома с ним.

— Льюк Ваккари снова женится? — Марк вытаращил глаза. — Вот это удар по его репутации!

— Репутации? — как попугай повторила Бесс, будто слово имело неприятный привкус, и Марк приподнял плечо.

— Ты же знаешь, как это обычно бывает у богатых трудоголиков: даже к развлечениям они предъявляют высочайшие требования. Им с избытком хватает прелестных спутниц, чтобы развлекаться и выбирать, они требуют самого лучшего, но никаких обязательств — решительно никаких. Вспоминая прошлое Ваккари, я бы сказал, что он способен общаться с любой женщиной моложе пятидесяти лет только до тех пор, пока уверен, что ее можно бросить. — Заметив отвращение в огромных изумрудных глазах Бесс, Марк покраснел. — Забудь о том, что я сказал. Должно быть, твоя сестра — замечательная женщина. И помни: из укрощенных повес получаются самые верные мужья… Надеюсь, проблем нет? — Заметив, что повеса, неважно — укрощенный или нет, вернулся к столику, Марк вздохнул с явным облегчением. — Еще кофе?

Льюк покачал головой, отрицательно отвечая на оба вопроса, и откинулся на спинку стула с видом чрезвычайно занятого человека, переводя взгляд с Бесс на Марка и снова на Бесс.

По коже Бесс пошли мурашки от вполне объяснимого напряжения, в желудке подпрыгнул горячий ком, пока эти затуманенные серебристые глаза внимательно изучали ее лицо — черту за чертой. А затем, словно очнувшись от задумчивости, Ваккари с расстановкой произнес:

— Ваши условия меня вполне устраивают, Дженсон. Жду вас завтра в своем офисе на Ломбард-стрит. Финансовый и юридический отделы составят контракт. Но у меня есть одно условие. — Его голос понизился, стал мурлыкающим, взгляд вновь устремился на Бесс. Она поежилась, предчувствуя, что надвигается катастрофа. Выражение лица Ваккари стало почти мрачным, но Бесс не

могла заставить себя отвернуться. — Точнее, просьба об одном одолжении…

— Разумеется, все что угодно!

Бесс только сейчас поняла, что ее шеф с трудом сдерживает волнение. Если бы они не находились в общественном месте, он бы вскочил и принялся размахивать руками.

Бесс нестерпимо хотелось предупредить его, посоветовать быть настороже, но она понимала, что это невозможно, да и вряд ли Марк прислушается к ее совету. Но он не знал Ваккари так, как знала его Бесс. Одолжение, о котором просил Ваккари, могло оказаться бомбой замедленного действия, а Марк, от радости готовый на все, мог этого не заметить.

— Согласно вашим планам, первоочередной задачей мисс Райленд должна стать поездка в Тоскану в среду на этой неделе с целью заключить договор аренды и уточнить маршруты к двум местам для отдыха, которые вы лично выбрали во время предварительной поездки прошлой осенью.

— Правильно, — подхватил Марк, подавшись вперед. — Это перестроенный монастырь в пригородах Флоренции и…

— Я хотел бы предложить вам третье место, — ловко прервал его Ваккари. — У меня есть кузина — к сожалению, вдова. Муж оставил ей небольшой замок и уйму долгов. Я предлагал расплатиться с ними, — он пожал плечами, и его выразительное лицо смягчилось, — но Эмилия очень независимая женщина.

Однако, когда кузина объявила о своем намерении найти удачное применение наследству, она

позволила мне помочь ей в финансовом отношении. Замок предстоит превратить в небольшой дорогой отель. Разрешение уже получено, приглашены архитекторы. Если бы после завершения дел в Тоскане мисс Райленд встретилась там со мной — скажем, в субботу — и сообщила, будет ли, по ее мнению, отель Эмилии после завершения реконструкции удовлетворять требованиям вашего агентства, мы были бы чрезвычайно вам благодарны.

Глаза Ваккари из-под тяжелых век насмешливо проследили, как щеки Бесс заливает румянец. Казалось, он знал, что причиной тому стала инстинктивная вспышка страха, от которой у Бесс перехватило дыхание. Страх был достаточно реален, но вызвавшая его причина осталась для Бесс непостижимой. Но почему глаза Ваккари недвусмысленно заявили, что он прекрасно понимает ее?

Почему-то Бесс почувствовала себя беспомощной перед ним, униженной, лишившейся всякого самообладания.

Марк согласился — в чем Бесс не сомневалась ни минуты.

— Решено! Если дело выгорит, это пойдет на пользу всем нам. Чем больше соблазнительных мест для отдыха мы сможем предложить, тем лучше. Конечно, трудно загадывать заранее, но, если вашей кузине удастся привести замок в порядок вовремя, мы могли бы включить его в наши проспекты на следующий год.

Он говорил так, словно заранее не сомневался, что предлагаемый отель будет отвечать всем требованиям, с раздражением подумала Бесс. Впрочем, это неудивительно: Марк, разумеется, готов снизить мерки, лишь бы угодить новому инвестору. Он и понятия не имеет, что меньше всего ей хочется встречаться с Ваккари в субботу.

В субботу!

Бесс заерзала на стуле. Том рассчитывал, что этот уик-энд она проведет дома. Наследство тети Фей тут ни при чем: престарелая дама вполне способна завещать все свое имущество казначейству, чтобы помочь сократить национальный долг. Но Том сказал, что хочет увидеться с Бесс, восстановить привычные отношения, загладить размолвку по поводу ее новой работы. Бесс не хотелось разочаровывать его, и потому она твердо заявила:

— Прошу прощения, но на этот уик-энд у меня назначены другие встречи. Боюсь, их будет трудно отменить.

— Трудно — это еще не значит невозможно. Услышав уверенность в голосе Ваккари, Бесс возненавидела его. А Марк тут же напустился на нее:

— Ничего невозможного не существует! — Всем своим видом он красноречиво делал предупреждение, которым мог пренебречь только идиот, — предупреждение о том, как быстро теряют работу новые служащие, отказывающиеся отменить какую-то личную встречу и удовлетворить прихоть человека, в руках у которого находится кошелек. — Передайте мне по факсу подробности расположения отеля и время предполагаемой встречи, и Бесс будет в вашем распоряжении.

Оказавшись меж двух огней, Бесс оставалось только сдаться. У нее не было выбора, если она хотела избежать очередей за пособием по безработице и неизбежных а я что говорил? от Тома.

— Так что же, мисс Райленд? — Крохотные язычки торжествующего пламени взметнулись в глубине глаз итальянца. Выбор, который он предлагал, на самом деле был вовсе не выбором. И Ваккари знал об этом.

— Как сказал Марк, я в вашем распоряжении, — сдалась она с застывшим лицом.

Ваккари добился своего, в чем был уверен с самого начала, и это не радовало Бесс.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Взобравшись на холмы к северо-востоку от Флоренции, Бесс сбавила скорость и взглянула на карту, разложенную на сиденье машины, взятой ею напрокат.

Убедившись, что ей предстоит свернуть налево, на извилистую незаасфальтированную дорогу, она съехала на узкую обочину и дала себе несколько минут отдыха, чтобы мысленно настроиться на предстоящую встречу с Льюком Ваккари и его кузиной.

Два с половиной дня Бесс провела, подробно обследуя два отеля, которые намеревался арендовать Марк, — от порядка на кухне до надежности водопровода, — и это занятие оказалось весьма утомительным. А по вечерам, вернувшись к себе в номер, она до тех пор занималась составлением отчетов, пока буквы не начинали мельтешить перед глазами.

Но даже после этого ей не удавалось заснуть. Бесс мучилась угрызениями совести, оттого что подвела Тома. На новость о том, что она не сумеет повидаться с тетей Фей, Том отреагировал так, что Бесс не хотелось об этом вспоминать. Ее переполняли отнюдь не лестные подозрения: казалось, Том скорее заинтересован в поддержании хороших отношений с богатой престарелой дамой, чем во встрече с собственной невестой.

В довершение всех бед странное чувство наполняло душу Бесс, едва она вспоминала о предстоящей встрече с Ваккари. Желая быть полностью откровенной с самой собой, Бесс была вынуждена признаться: это ощущение сродни скорее нетерпению, нежели тревоге.

Бесс не понимала, что с ней творится. Тихо застонав, она закрыла глаза и прикусила губу.

Она ненавидела чувства, которые вызывал в ней Ваккари. Она не хотела испытывать их. С ней происходило нечто неподвластное рассудку. Без подобного опыта она вполне смогла бы обойтись, решительно заявила она себе, заводя машину.

Ей предстоит позаботиться, чтобы они не оставались наедине. Рядом наверняка будет кузина Ваккари, и Бесс надеялась, что ее присутствие удержит Ваккари от коварных, тревожащих насмешек и, уж конечно, заставит его вести себя прилично, поскольку Эмилии известно о планах кузена. Вряд ли Ваккари захочет, чтобы весть о его непристойных выходках дошла до его будущей жены, поглощенной выбором свадебного платья!

Если эта дорога — единственная, ведущая к будущему отелю, тогда ее следует отремонтировать, заметила Бесс, переключаясь на мысли о делах, и тут же ударила по тормозам: из-за первого поворота вышел Ваккари, засунув руки в карманы элегантного белого пиджака.

Бесс мгновенно прошиб пот. Прошло всего несколько дней с тех пор, как они виделись в последний раз, но появление Ваккари вновь вызвало в ней бурю чувств. Во рту пересохло, сердце заколотилось, как паровой молот. Она ненавидела Ваккари за поразительную способность ввергать ее в подобное состояние, а себя презирала за то, что реагирует на его мужскую привлекательность, как глупенькая девочка-подросток.

Это всего лишь временное помрачение рассудка, старательно убеждала себя Бесс, пока Ваккари обходил машину и устраивал свое длинное гибкое тело на пассажирском сиденье. Скоро это помрачение пройдет — Иначе и быть не может. В голове Бесс царил хаос с тех пор, как они познакомились, а теперь этот хаос захватил и тело, жаждущее прикосновений, крепких объятий, повторения поцелуя, который поколебал краеугольный камень ее существа, запретных, недозволенных поступков…

— Я решил встретить тебя, — беспечно объяснил Ваккари, поворачиваясь лицом к Бесс. — Через несколько сотен ярдов ты могла решить, что ошиблась поворотом, и вернуться обратно. И заблудиться. А мне не хотелось терять тебя — такую маленькую на таком огромном ландшафте.

Вновь насмехается, с тоской подумала Бесс, и ее сердце болезненно сжалось. Он заставлял ее поверить в ее собственную значимость, ценность, убеждал ее, что…

Она решительно отвергла эту мысль. Ваккари не улыбался, его глаза прятались за темными очками, черная рубашка подчеркивала оливковый оттенок кожи. Мягким тоном он распорядился:

— Поезжай, Бесс.

Бесс неловко выполнила его приказ, остро ощущая на себе взгляд из-за темных стекол. Казалось, она стала отчетливее воспринимать все вокруг: изгибы холмов, синие, зеленые и тускло-лиловые оттенки, блестящую петлю речушки далеко внизу, жар солнца, жар собственного тела, пламя внутри ее, внезапное отвращение к простым хлопчатобумажным юбке и блузке, которые она выбрала для поездки.

Пламя плясало в глубине ее тела, и Бесс преодолела поворот так стремительно, что машину слегка занесло на обочину, прежде чем она сбавила скорость, слушая грохот сердца, и попыталась отвлечься, сделать вид, что Ваккари от нее отделяют миллионы миль.

Она вспоминала о Томе — по крайней мере пыталась, но никак не могла вызвать в памяти лицо жениха и потому просто задумалась о том, будет ли ее жених по-прежнему сердиться, когда ей наконец удастся побывать дома. Бесс с изумлением обнаружила, что эти мысли не вызывают у нее подобающего волнения.

— Далеко еще? — спросила она сдавленным голосом. Чем раньше закончится этот визит, тем лучше она будет чувствовать себя.

— Мы уже на месте. — Легкий оттенок насмешки в голосе Ваккари заставил Бесс крепче вцепиться в руль. Ваккари добавил: — Спешить незачем. Такой, я бы сказал, отчаянный способ вождения машины наводит меня на мысль, не истек ли срок моего полиса по страхованию жизни.

Ответить Ваккари, что обычно она водит машину осторожно и внимательно и что только его присутствие превращает ее в новичка, подражающего Дэймону Хиллу на скоростной трассе Формулы, значило бы выдать слишком многое. Узнав, какое влияние он оказывает на нее, Ваккари наверняка воспользуется своим преимуществом. И кроме того, обогнув последний поворот дороги, усыпанный камнями, Бесс на миг лишилась дара речи.

Маленький замок оказался вовсе не таким, как она представляла. Вместо беспорядочных руин перед ней на плато, где был разбит сад, возвышалось изумительно прекрасное древнее строение, которое, казалось, плыло на зеленом облаке. Замок имел четыре квадратные башни и огромные ворота, и от простоты и очарования этой картины у Бесс перехватило дыхание.

— Какая прелесть! — Завороженная, она на миг забыла о том, почему оказалась здесь и кто сидит с ней рядом. — Небывалая красота!

— Значит, на клиентов Джексона он произведет достойное впечатление, — заключил Ваккари, не сводя глаз с ее восхищенного лица.

Торопливо прогнав с лица улыбку, она двинулась вперед — гораздо осторожнее, стараясь держать себя в руках, следуя изгибам дороги, которая постепенно поднималась к плато, пока не закончилась перед вымощенным камнем двором у ворот замка. Выключив двигатель, Бесс заметила:

— Подъездную дорогу следует заасфальтировать. Джексон предоставляет автомобиль с водителем в распоряжение наших клиентов на весь период отдыха, но некоторые из них предпочитают сами время от времени водить машину.

Отстегнув ремень безопасности, она вышла из машины, почти восстановив самообладание. Дождавшись, когда Ваккари выберется с пассажирского места и подойдет к ней, она сказала более холодным тоном:

— Дорога не отвечает нашим стандартам.

Эти слова прозвучали решительно, давая Ваккари понять — разумеется, вежливо, — что ему предстоит удовлетворить высокие требования, несмотря на то что он осуществляет финансирование.

Бесс преуспела в своих намерениях, доказав Ваккари профессиональность своего подхода. Она оправданно загордилась собой и вознамерилась сохранить эту гордость в течение нескольких часов пребывания здесь. Но внезапно прикрытые очками глаза Ваккари оглядели ее с ног до головы, не упустив ни измятой скромной одежды, ни удобных, но непривлекательных туфель на плоской подошве, ни пропитанных потом, растрепавшихся волос.

Изогнув губы в непростительной усмешке, он пробормотал:

— Стало быть, у мышки выросли острые коготки. Неплохо, сага[1], неплохо!

Румянец, заливший щеки Бесс, заставил ее почувствовать себя еще более неряшливой и жалкой, и внезапное желание отплатить за оскорбление, ударить его по привлекательному самодовольному лицу чуть не стало слишком острым, чтобы пренебречь им. Но Бесс вовремя вспомнила, как Ваккари ответил на первую, несвойственную ей вспышку гнева, и взяла себя в руки. Она отвернулась и достала сумочку с заднего сиденья. Тут прозвучал вопрос Ваккари:

— А твой чемодан? Открой багажник, и я достану его.

Ровным тоном ответив: «Благодарю, не стоит», она вдруг задохнулась, вспомнив, что по взаимной договоренности ей предстояло переночевать в замке. Эмилия напрасно хлопотала, чтобы приготовить ей комнату. Придется извиниться перед ней.

— Все, что мне необходимо на этом этапе, — произвести осмотр и обсудить перспективы. Остальное — отдаленность от достопримечательностей и так далее — можно выяснить в офисе.

Если повезет, прикидывала Бесс, вешая сумочку на плечо, она отправится обратно во Флоренцию задолго до наступления сумерек. Быстро и вежливо завершит дела, внесет несколько предложений и сдержанных обещаний от имени Марка, а затем с достоинством удалится.

* * *

— В сущности, — продолжала она, доставая из сумки блокнот, — сегодня вечером я намерена попасть в аэропорт Пизы.

Она рассчитывала вернуться в Брейлингтон завтра к ленчу и смягчить гнев Тома, но последняя причина казалась ей сейчас не столь важной. Главное — избавиться от общества Ваккари. Молчаливый, испытующий взгляд Ваккари не облегчал ее задачу, и потому она спросила:

— Начнем?

Увидев, как Ваккари улыбнулся и задумчиво склонил голову набок, Бесс внутренне содрогнулась.

— Зачем так спешить, сага? У нас уйма времени. К чему торопиться в Англию, где наверняка идут дожди? Моя родина прекрасна, так почему бы не отдохнуть здесь, не расслабиться и не насладиться покоем? Сбрось маску деловитости — в конце концов, она еще совсем новая. Наверняка трет — хоть немного.

Его улыбка была слишком искушающей; при виде ее Бесс пронзила тянущая боль. Хотелось сорвать с Ваккари темные очки и всмотреться в его глаза. Должно быть, в них играет насмешка. Наверняка он смеется над ее попыткой проявить профессионализм, по-прежнему считая ее тихим, как мышка, существом, которое послушно следует приказаниям.

В эту минуту он казался более похожим на итальянца. И более опасным. А может, опасность гнездилась в ней самой, порожденная тем, как ее чувства отзывались на присутствие Ваккари: словно туго скрученный бутон распускался под лучами солнца?

— Вы забыли, что я не распоряжаюсь своим временем? — отозвалась она, проглотив внезапно выросший в горле ком. — Фирма разрастается, нам с Марком предстоит осмотреть маршруты по всей Европе. Мы не можем позволить себе тратить слишком много времени на отель, который еще не перестроен и не функционирует. Надеюсь, вы это понимаете.

Зеленые глаза Бесс едва ли не умоляли его отступить и подарить ей маленькую победу. Бесс понимала, что ее попытка скрыть подлинные чувства провалилась, и внезапно впала в слишком острое отчаяние, чтобы не обращать на это внимания.

Собственная гордость больше не тревожила Бесс — если уж на то пошло, пусть Ваккари поймет, как она чувствует себя в его присутствии. Нет, гордость не и мела значения — в отличие от чувства собственного достоинства. Разве сможет она оставаться самой собой, если не сведет до минимума время, проведенное в обществе Ваккари? Если даст ему возможность вызвать у нее ощущения, которые ей не следует испытывать, заставить мечтать о том, что она не имеет права желать? А он с легкостью добьется этого, просто находясь с ней рядом.

С загадочной улыбкой Ваккари склонил голову и зашагал по двору, приглашая Бесс следовать за ним. Она не поняла, готов ли он помочь ей — то есть быстро разделаться с делами и отпустить

ее — или нет. Что бы он ни решил, одно было ясно — он знал: она влюблена…

Грубым всплеском ментальной энергии она отвергла эту мысль. Чувства, вызванные у нее Ваккари, были из области простейшей химии. Естественная реакция невинной дурочки на силу примитивного, животного, бесстыдного сексуального влечения. Она влюблена в Тома — разве не так? А ее чувства к Ваккари — нечто иное, как похоть, желание вкусить от запретного плода…

На миг она закрыла глаза и словно приросла к месту, охваченная внезапной апатией. Искушение поступить так, как он предлагал, — расслабиться и наслаждаться покоем — было непреодолимым. Солнечное тепло ласкало тело, жару умерял нежный, напоенный ароматами трав ветерок. Затуманенными глазами Бесс смотрела вслед удаляющемуся Ваккари, поглощала взглядом сильные элегантные очертания его фигуры, и понимала: было бы слишком просто остаться, поддаться минутному искушению, смириться с неизбежным…

Но она справилась с чувствами. Опомнившись, зашагала вслед за Ваккари, пытаясь выбросить из головы все мысли, кроме необходимости переставлять по очереди ноги и догнать Ваккари как раз в то время, когда он открыл узкую дверцу в огромных, тяжелых дубовых воротах.

Толстые, сложенные из камня медового оттенка стены образовывали сумрачный туннель, ведущий к залитому солнцем центральному двору с каменными башнями по углам, соединенными арками прохладных крытых галерей.

Это было все равно что шагнуть в мир фантазий… опасный, как и человек, идущий рядом, поскольку чувства, которые он умудрялся вызвать у Бесс, тоже казались фантазией. Бесс испустила вздох, который подозрительно напоминал всхлип облегчения, когда пышнотелая особа в черном вышла из галереи: иначе Бесс оказалась бы наедине с Ваккари в этом зачарованном месте, притянутая к нему колдовскими силами, от которых она так стремилась освободиться.

Но облегчение было недолгим. Ваккари обратился к женщине на беглом итальянском, и она ответила ему движением, напоминающим книксен, а затем удалилась. Значит, это была вовсе не кузина Эмилия, как вначале решила Бесс.

— Кьяра принесет нам чего-нибудь прохладительного, — объяснил Ваккари. — Идем.

Небрежным взмахом руки он указал направление, и Бесс нехотя зашагала за ним, остро осознавая его присутствие. Пройдя по тенистой галерее, они очутились в зале со сводчатым потолком и прохладными мраморными плитами пола, эхом отзывающимися на шаги.

Здесь же были лестница, взмывающая к потолку, два массивных каменных камина и каменная арка двери, ведущей на озаренную светом террасу, откуда открывался вид на окрестности и сад, над которым, как показалось Бесс издали, парил замок.

Ваккари провел ее по мраморным плитам к плетеным креслам, окружающим длинный низкий стол, на котором уже высились кувшин лимонада со льдом и блюдо с фруктами.

— Надеюсь, шеф не будет против, если ты отдохнешь десять минут и освежишься? — Гибкая рука взмахом указала на одно из кресел, и Бесс поняла, что Ваккари опять насмехается над ней, вспоминая ее недавние слова и с удивительной элегантностью затыкая ими рот Бесс.

Возразить было нечего. Отказавшись, Бесс попала бы в нелепое положение. Кроме того, ее мучила жажда. Помня о спокойствии и сдержанности, она опустилась в кресло и заметила:

— Здесь чудесно. Словно в открытой комнате. Вдоль террасы возвышались статуи, а буйная масса глициний и каскады нежно-розовых роз переливались через перила, низвергаясь в сад.

Но все вокруг исчезло, едва Бесс подняла глаза и увидела, что Ваккари наблюдает за ней. Он был слишком красив. Хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, обвести пальцем чувственные контуры рта, закрыть горячими поцелуями глаза цвета потемневшего серебра…

Она впилась ногтями в ладони и затаила дыхание, поскольку ее чувства были явным безумием. Он принадлежал Хэлен, а она — Тому.

Но она не хотела Тома…

— Я рад, что ты нашла хоть что-то заслуживающее одобрения, — сухо заметил он, и Бесс заставила себя забыть о безумных мыслях, сосредоточив взгляд на великолепном виде, пока Ваккари усаживался напротив, вытягивая длинные ноги. — Но не спеши браться за блокнот. Времени уйма, — добавил он, и Бесс возобновила борьбу с паникой.

Достаточно времени, чтобы сделать глупость, мрачно размышляла она. С каждой секундой, проведенной в обществе Ваккари, его физическое притяжение становилось сильнее, увлекая ее в бездну.

Она должна бежать, и как можно скорее. Трепет и паника усиливались. Бесс глотнула лимонаду, слыша позвякивание льдинки о край стакана — неопровержимое свидетельство ее дрожи, — и произнесла: — Я бы хотела сразу познакомиться с вашей кузиной и приступить к делу.

С ленивой, ошеломляющей улыбкой, которая стала для Бесс подобна удару, Ваккари отозвался:

— А разве я не говорил? Эмилия уехала в Швейцарию, поправить здоровье. Смерть мужа, упрямая решимость быть независимой и борьба с властями изнурили ее. И потому она уехала отдыхать, предоставив мне оказывать гостье почести. — Ваккари томным движением поднялся, и Бесс крепко обхватала себя руками, словно боясь разлететься на куски.

Невинный взгляд этих серебристых глаз не обманул ее. Разумеется, он намеренно не предупредил ее заранее, что в замке они будут вдвоем.

Впрочем, Бесс надеялась справиться с ним. Иначе и быть не может. Бояться следует только самой себя, а реальная опасность со стороны Ваккари ей не угрожает. Только благодаря поцелую он допускает большую фамильярность, чем следовало бы; он не может удержаться от флирта — у итальянцев подобные склонности в крови. Но это еще ничего не значит. Разве он способен

хотя бы на йоту заинтересоваться ею, если вскоре ему предстоит жениться на эффектной Хэлен?

С тревогой в глазах Бесс смотрела на Ваккари, пока он наконец не произнес:

— Scusi[2]. Прежде чем мы начнем осмотр, необходимо уладить еще одно дело.

Он ушел, а Бесс закрыла глаза, чтобы помешать им впитывать гибкие сдержанные движения его тела, а затем снова огляделась и поднялась, желая приготовиться к возвращению Ваккари.

После безуспешной попытки расправить смятые складки юбки она нехотя сдалась и принялась приглаживать волосы, подбирая непокорные локоны и надежно закрепляя их шпильками. Бесс загордилась собой, когда выяснилось, что она способна взять в руку блокнот и зашагать навстречу Ваккари, едва он появился в конце террасы.

— Не могли бы вы показать мне планы? — осведомилась она невозмутимым тоном, не позволяя себе такой роскоши, как взгляд на Ваккари в упор, и вместо этого рассматривая одну из статуй. — Планы — вот все, что мне нужно на данном этапе. Подробный осмотр можно произвести, когда отель начнет функционировать.

Удачный ход, похвалила она себя. На редкость удачный. Разумный способ объяснить, что она не желает задерживаться здесь ни на минуту.

Но ответ Ваккари оказался совершенно неожиданным:

— Марк ждет тебя на проводе. Телефон в маленькой гостиной. Пойдем, я покажу дорогу.

* * *

Маленькая гостиная оказалась просторной комнатой с расписным потолком резного дерева. Бесс взяла трубку, уверенная, что Марк просто желает убедиться, что она добралась благополучно и все успела, или же сообщить, какими делами ей предстоит заняться в понедельник в офисе, особенно если сам он будет в отъезде.

Но двух секунд беседы хватило, чтобы кровь отхлынула от лица Бесс, а суставы пальцев руки, судорожно вцепившейся в трубку, побелели под кожей.

— Послушай, по-моему, ты считаешь, что можешь позволить себе потратить на Ваккари всего пару часов. Так вот, об этом можешь забыть, Бесс. — Судя по тону, Марк был недоволен, и Бесс уловила в его голосе явную угрозу, когда он добавил: — Не говоря уже о том, что этот замок станет ценным добавлением к нашему списку, благожелательность этого человека жизненно важна для нас на данном этапе работы. Надо сделать так, чтобы он был полностью готов к сотрудничеству, понятно? Если он пожелает, чтобы ты провела там неделю, рассматривая каждую стену сквозь увеличительное стекло, — немедленно соглашайся. Это приказ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Бесс была зла. Убийственно зла. Неужели Ваккари получает удовольствие, заставляя ее плясать под его дудку? Догадывается ли он, что с ней

происходит? Может, считает происходящее забавным?

Но кроме того, Бесс злилась на себя — за то, что влипла в такую дурацкую историю.

Она развернулась на плоских каблуках своих благоразумно выбранных для поездки туфель, но в ее словах и тоне не было ничего благоразумного, когда она выпалила:

— Что вы ему наговорили? Неужели вы ни перед чем не останавливаетесь, чтобы добиться своего? А вы понимаете, что ваша выходка может стоить мне работы?

Но едва эти слова вылетели у нее изо рта, как Бесс поняла, что переборщила, и небрежное движение плечами Ваккари и красноречиво разведенные руки стати молчаливым и унизительным подтверждением этому.

— Ты несправедлива ко мне, сага. — Эти слова пролились подобно теплому меду, заставив Бесс передернуться. Глаза Ваккари смеялись. — Я хотел только, чтобы ты отдохнула и собралась с мыслями, вот и все. По-моему, ты была уверена, что должна справляться с делами молниеносно, а мне известно, что Марк желает, чтобы ты не спешила и провела тщательный осмотр. — Ваккари сверкнул неожиданной улыбкой — коварной и неотразимой. — Считай проведенное здесь время рабочим отпуском. И попытайся расслабиться. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Когда выяснилось, что ты помощница Джексона, мне захотелось дать тебе медаль. Наша первая деловая встреча подтвердила мои надежды — ты на редкость исполнительна и не боишься работы. Марк пригласил тебя на работу не для того, чтобы ты готовила чай, и потому не станет увольнять за единственное ошибочное мнение.

Но кто виноват в том, что она допустила ошибку? Бесс внутренне кипела. Не кто иной, как он сам!

Он разглядел ее в толпе, мучил, насмехался, льстил и флиртовал, сбивал с толку, вызывал в ней чувства, которые она не желала и не имела права испытывать.

Значит, во всем виноват только он!

А покровительственное мне захотелось дать тебе медаль так ударило по обнаженным нервам, что Бесс выпалила, не задумываясь:

— Я согласилась работать с Марком вовсе не из-за вас, так что не гордитесь! А если вы намерены повторять ваш так называемый совет, — в последнее слово она вложила испепеляющее презрение, — чтобы я порвала с Томом, то поберегите силы, поскольку это не ваше дело, ясно?

Слишком поздно она пожалела о том, что не придержала вовремя язык, потому что Ваккари усмехнулся и скрестил руки на внушительной груди, гортанно пробормотав:

— Заметь, я не упоминал о твоем туповатом женихе. Ты сама упомянула его имя. Над этим нам и предстоит поработать. Вместе. Нам хватит времени, верно? — Его дьявольская улыбка стала шире. — Времени у нас сколько угодно. Но не все сразу. Я не тороплюсь. Ни в чем — понимаешь?

Пока он говорил, его глаза лениво путешествовали по фигуре Бесс, мысленно срывая измятую, непривлекательную одежду. Значение этого взгляда не понял бы разве что мертвец.

Итак, он вознамерился продолжать флирт. Неужели развлекается, видя, как скромная мышка, его будущая родственница, чуть не плачет и слабеет в коленках? Или же собирается сделать еще одну зарубку на память об очередной победе, пока у него еще есть законное, если не моральное право так поступать?

Одной такой мысли хватило, чтобы глубоко внутри Бесс вспыхнул пожар. Она ненавидела Ваккари за власть над ней, которой он обладал, и лихорадочно размышляла: неужели в предстоящие годы он будет улыбаться ей на семейных сборищах, пробуждая воспоминания?..

— Сага, что случилось?

Бесс вынырнула из пучины яростных размышлений только для того, чтобы утонуть в его серебристых глазах. Эти глаза переполняло сочувствие. А может, и сожаление? Как бы там ни было, этого Бесс вынести не могла. Ваккари протянул руку, чтобы коснуться ее лица; но она поспешно отдернула голову и сухо произнесла:

— Я недовольна способом, который вы избрали, чтобы вынудить меня провести здесь больше времени, чем я могу себе позволить. Но не беспокойтесь, это я как-нибудь переживу.

— Рад слышать, — отозвался он и без паузы добавил: — Эти дела, которые были назначены у тебя на уик-энд и которые пришлось отменить, — они связаны с Томом?

— Да.

— И это тревожит тебя? Мешает расслабиться?

— Нет. Это меня не тревожит. — Бесс пришлось признать, что она сказала правду.

Вначале мысли об испорченном уик-энде и вправду волновали ее, мешали спать по ночам. Необходимость объяснять, что она не сможет приехать домой после того, как Том настоятельно просил об этом, отдавалась болью в сердце. Но внезапно Бесс пришло в голову, что Том ни за что не отменил бы встречу с клиентом ради нее, каким бы неприятным ни был клиент или каким бы неудобным ни было время встречи. Бизнес есть бизнес, как любил повторять Том. По крайней мере Бесс избавилась от угрызений совести.

Но совесть начинала снова грызть ее, едва она испытывала чувства, которые вызывал в ней этот мужчина.

Отмахнувшись от этой ни к чему не приводящей мысли, Бесс выудила из сумочки ключи от машины, бросила их Ваккари, поджала губы и раздраженно заявила:

— Итак, я остаюсь. Ничего особенного. Принесите чемодан, из багажника и покажите мне мою комнату. Я не прочь освежиться, поскольку, очевидно, спешить с работой не обязательно.

Впервые за все время, пока продолжались их странные взаимоотношения, ей удалось одержать верх, злорадствовала Бесс, наблюдая, как Ваккари уходит прочь, небрежными движениями перебрасывая ключи из одной ладони в другую.

Если бы только ей удалось сохранить это преимущество! Чтобы уберечься от ошеломляющей власти Ваккари над ее чувствами, сохранить свою целостность, ей придется поставить Ваккари на место и решительно удерживать там.

Но, глядя вслед Ваккари, Бесс заметила нечто подозрительное в его ленивой, несколько вальяжной походке. Это нечто было подобно предупреждающему сигналу, от которого между бровями Бесс возникла недоуменная складка.

Все стало ясно, когда несколько минут спустя человек со сморщенным лицом подсеменил к Бесс с ее чемоданом в одной руке и дипломатом — в другой. Кьяра представила его как Альфредр, своего мужа, и доложила на ломаном английском:

— Синьор Ваккари сказал, вы должны отдохнуть. Ждать его к la cena… piu tardicapire?

Кьяра склонила голову набок при виде озадаченного выражения Бесс, прежде чем широкая сияющая улыбка озарила ее приветливое лицо.

— Еда. L’hora nove. — И она показала девять пальцев, усердно кивая и ожидая, что Бесс поймет ее.

Бесс поняла и мрачно кивнула в ответ. Для победы это было уж слишком. Ей придется ждать, пока Ваккари не соизволит вновь встретиться с ней — за ужином, в девять часов!

Он нашел действенный способ отучить ее приказывать и ожидать, что он будет подчиняться.

Он контролировал ситуацию, и это ни в коей мере не помогало Бесс успокоиться. Но комната, в которую ее провели, оказалась чудесной, и она заставила себя забыть о Ваккари и его коварных махинациях.

Пол под ее ногами был отполирован до зеркального блеска, солнечные лучи плясали на белых стенах, деревянный потолок затейливо расписан причудливыми птицами и цветами, а изголовье огромной кровати отделано позолотой и украшено херувимами, розами и поразительно пышнотелыми обнаженными дамами.

Если бы эта кровать не была бесценным антиквариатом, Бесс, вероятно, покраснела бы до корней волос, увидев ее.

Безмолвная мысленная битва, которую она вела с запретным влечением, отчаянно-опасным спуском в страстную влюбленность в Льюка Ваккари, почти полностью лишила Бесс сил, а кровать выглядела такой манящей, по-декадентски пышной, к тому же ей требовалось убить время…

Напоминаний о том, что она должна закончить отчет о поездке во Флоренцию, оказалось недостаточно, чтобы помешать Бесс вытянуться на белом покрывале всего на пару минут, закрыть глаза на несколько секунд… Когда она с трудом открыла их, то обнаружила, что комнату окутали синие сумерки, а рассеянный свет единственного источника — лампы у кровати — очерчивает контуры, при виде которых у Бесс остановилось сердце: контуры высокого, мощного тела, пробуждающего почти животное желание глубоко внутри ее.

Льюк. Бесс не знала, произнесла ли это имя вслух; она понимала только, что сражение состоялось и она проиграла.

Она влюблена в человека, которому предстоит жениться на ее сестре.

Она совершила невообразимую глупость. Чувства захлестнули ее. Боль была острой, физической, неотвратимой, и она уткнулась головой в подушку, чтобы приглушить всхлип гневного отвращения к самой себе, но Льюк нагнулся и удержал ее гибкими пальцами за подбородок, отчего Бесс словно прошил электрический ток. Его голос обдал ее теплом, вызвал отчаянное желание прикоснуться к нему.

— Кьяра занята ужином. Я пришел проводить тебя вниз. Должно быть, ты очень устала, сага, если заснула так крепко.

Почти лениво он провел по гладкому изгибу ее щеки тыльной стороной пальцев, и долгая мелкая дрожь зародилась в глубине ее тела. Она стиснула зубы, едва сдерживая нарастающую по спирали боль желания. А когда кончики его пальцев коснулись угла рта Бесс, она порывисто отвернулась и вжалась в подушки. Ваккари неверно истолковал причину ее паники, поскольку выпрямился и заверил:

— С ужином можно подождать минут десять. Не беспокойся. Прими душ, а я пока поищу тебе свежую одежду — так мы сэкономим время.

Испытывая неловкость из-за своего растрепанного вида, Бесс соскользнула с кровати. Сберечь время было сейчас не самой главной из задач. И хотя теперь Ваккари вел себя словно старший брат, Бесс не доверяла ни ему, ни себе и решительно не желала, чтобы он рылся в ее вещах. Столь интимный жест показался ей невыносимым.

— Это ни к чему, — заявила она, не подозревая о том, какой неприкрытый испуг светится в ее огромных зеленых глазах. Но Льюк сразу заметил его, покачал головой и сухо произнес, делая все возможное, чтобы успокоить Бесс:

— Я не считаю фетишем женское белье. А теперь беги, ты теряешь время.

Бесс послушалась, потому что просто не могла оставаться на месте. Находясь в той же комнате, дыша одним и тем же воздухом, она чувствовала, как сжимаются ее сосуды и бешено колотится сердце.

Как она могла позволить своим эмоциям настолько выйти из повиновения? Закрыв за собой дверь ванной, Бесс в изнеможении прислонилась к ней. На двери не оказалось замка, и она свела брови над переносицей, ощущая новый прилив паники, пронизывающей ее до кончиков пальцев, заставляющей поджимать их на холодном мраморном полу.

Как может человеческое сердце вести себя так губительно? Как оно может так поступать? Влюбленность в будущего мужа сестры — самый нелепый поступок в жизни Бесс. Он вызывал у нее глубокое, постыдное ощущение вины и заставлял почувствовать себя полной идиоткой!

И кроме того, это означало, что она не может выйти замуж за Тома.

И вправду, разве это возможно? Даже если произойдет чудо и Бесс немедленно разлюбит Льюка, она навсегда запомнит об этом чувстве. Запомнит и будет сравнивать.

Будет вспоминать то, о чем предпочла бы забыть, помнить, какую внутреннюю дрожь она испытывала, когда Льюк смотрел на нее и улыбался, как ей пришлось выдержать сражение с самой собой, чтобы не позволить собственным рукам потянуться к нему. Помнить ужасающе мучительную потребность быть рядом с ним — всегда, вечно… Подобных чувств к Тому она никогда не испытывала. Его присутствия не было достаточно, чтобы ее жизнь стала более яркой, насыщенной, богатой, достойной того, чтобы прожить ее.

Содрогнувшись, Бесс изо всех сил попыталась подавить эмоции, грозящие разорвать ее на куски, и принялась непослушными руками стаскивать одежду, бросая опасливые взгляды на дверь.

Принимая душ, она установила личный рекорд по времени. Вряд ли Льюк отважился бы лишить ее уединения в такую минуту, да и матовое стекло душевой кабинки обеспечивало некоторую защиту, но близость любого рода — даже совершенно естественная, как в тот момент, когда он пришел будить ее, — была бы слишком сильным потрясением для несчастного, обезумевшего сердца Бесс. Она вышла из душевой кабинки через три минуты, закутанная в банное полотенце, и как раз стаскивала прозрачную шапочку с головы, когда Льюк вошел в ванную с таким видом, словно имел на это все права. Не глядя на нее, он разложил вытащенную из чемодана Бесс одежду на табурете и направился обратно к двери, небрежно бросив:

— Пять минут, ладно?

Пяти минут ей бы вполне хватило, хотя ужин с Ваккари представлялся событием, которое почти невозможно пережить. Ее лицо раскраснелось, каждая жилка трепетала, пока она протягивала руку к вороху черной ткани, кружевным трусикам и совершенно прозрачным колготкам.

Со стоном беспомощного отчаяния она закрыла глаза. Что, черт возьми, с ней происходит? Что заставило ее подчиниться внезапному порыву и броситься за покупками, как только она узнала, что на уик-энде встречается с Льюком? Зачем она раскошелилась на топ и брюки огненного цвета, твердо зная, что у нее никогда не хватит смелости надеть их, или на это сексуальное черное шифоновое платье-рубашку с вышивкой серебристыми бусинками по подолу и вокруг низко вырезанной горловины?

Да еще доверила Льюку выбрать его среди удобных и неброских вещей, привезенных в Италию, — практичных хлопчатобумажных юбок и блузок, скромного бежевого платья!

Шлепать босыми ногами в спальню закутанной в полотенце и доставать платье было немыслимо. Льюк вновь обвинит ее в напрасной трате времени, начнет спорить, осведомится, неужели она опасается надеть черное платье, и все это время она будет остро осознавать его присутствие, свою наготу, постыдное, запретное желание, чтобы он снял с нее полотенце, обласкал ее тело взглядом, привлек ее в свои объятия…

Бесс безжалостно отогнала безумные мысли, быстро оделась и причесалась, не глядя ни в одно из многочисленных зеркал.

Волосы пришлось оставить распущенными, свободно падающими на плечи. Уложить их и заколоть шпильками ей так и не удалось.

Бесс не без усилий вошла в спальню и сунула ноги в новенькие туфли на шпильках, которые он подобрал к платью.

Если бы Бесс взглянула на Льюка, он прочел бы неприкрытые и ужасающие чувства в ее глазах. Они были слишком непривычными, пугающими, чтобы скрывать их, особенно потому, что Бесс знала: у нее совершенно нет опыта в подобных делах.

Что же будет дальше? Примет ли он эту открытую страсть, предъявит ли на нее права — по той причине, что благодаря своей секретной алхимии пробудил ее к жизни?

Или же он посмеется над контрастом ее банальной ординарности с тем, что уже принадлежит ему, — неотразимой сексуальности Хэлен, любовью Хэлен? Кому придет в голову пить воду из-под крана, если рядом есть искрящееся шампанское?

Не в силах представить себе дальнейшие последствия ни того, ни другого Бесс сделала вид, что ищет сумочку, хотя знала, где она лежит. Сумочка ей не требовалась, но Бесс так явственно осознавала присутствие Льюка, что боялась упасть в обморок.

Наблюдая, как она движется по комнате, Льюк почувствовал жар запретного желания, охвативший его чресла. С первой же минуты, увидев Бесс на вечеринке в честь ее помолвки, он испытывал отчаянную, болезненную жалость к ней — к маленькому существу, похожему на мышку, полностью оттесненному в тень прекрасной, ослепительной, неотразимой сестрой.

Но Бесс, по-видимому, была вполне довольна вторыми ролями, поскольку, как выяснил Льюк, она привыкла к этому: родилась второй и считалась второсортной сестрой, от которой не ждут особых успехов. Она собиралась выйти замуж за чванливое ничтожество, человека, который будет помыкать ею, втискивать ее в удобные ему рамки, не оставляя ей ни времени, ни места выяснить, кто она на самом деле и чего хочет от жизни.

Льюк сразу вознамерился приложить все усилия, лишь бы открыть глаза Бесс на ее собственные возможности. Он поддразнивал ее, насмехался, подталкивал к необдуманным поступкам и в то же время флиртовал с ней, показывал, что такое настоящие поцелуи, поскольку, несмотря на помолвку Бесс с напыщенным болваном, Льюк инстинктивно чувствовал, что сексуальность в ней еще не пробудилась.

Льюк сунул ладони в карманы черных узких брюк, кремовый смокинг приоткрыл шелковую рубашку цвета кофе с молоком. Его глаза стали задумчивыми.

Итак, он выполнил почти все, что наметил. Бесс бросила никчемную работу ради такой, которая позволит ей раскрыться; поддалась искушению примерить выбранную одежду, которая покажет, что она может быть по-своему так же привлекательна, как ее неотразимая сестра.

Льюк с трудом поверил своим глазам, увидев, как черное шифоновое платье, выуженное им из чемодана Бесс, заманчиво подчеркнуло великолепные изгибы, скрытые прежде безнадежно безвкусными тряпками. Низкий вырез обнажил нежную кожу шеи и верхней части груди, изумительную ложбинку, при виде которой его пальцы зачесались от желания исследовать прелестные подробности. Его губы заныли от желания прикоснуться к упругим полушариям, так соблазнительно покоящимся под прозрачной тканью. Короткий подол не прятал ноги, оказавшиеся на редкость стройными…

На минуту он отдался раздражающе неотступному, запретному желанию прикоснуться к ней, сорвать с нее платье и покрыть поцелуями ее тело. План преобразить Бесс начинал мстить ему. Пора было положить этому конец.

— Мы заставили Кьяру ждать слишком долго, — резко произнес он, разорвав тишину. — Идем?

Раздражающая притягательность низкого голоса Льюка заставила Бесс вскинуть голову и уставиться на него. Воздух застрял в ее легких. Она не могла дышать, сила чувств вызвала у нее дрожь.

На переносице над великолепными задумчивыми глазами Льюка залегла легкая морщинка, углы его чувственных губ приподнялись. Значит, беспорядочно суетясь, она вызвала у него досаду. Почему-то Бесс это больно ранило, хотя должно было оставить равнодушной.

— Разумеется, — сухо отозвалась она. — Идемте. Я проголодалась.

Распрямив плечи, Бесс вышла из комнаты, чувствуя, как каждая мышца, каждая кость в ее теле затвердела. Ей тяжело далась борьба с ошеломляющим сознанием близости Ваккари; она отчаянно старалась сохранить самообладание, поскольку знала: лишившись его, она погибнет.

Но каким-то чудом ей удавалось сдерживаться, пока они не вышли на террасу.

— Потрясающе! — воскликнула Бесс неожиданно высоким и срывающимся голосом.

Террасу освещали золотистые фонари. Здесь стоял стол, накрытый на двоих, а розы, каскадами падающие с перил, при лунном свете обрели призрачный вид и наполняли воздух ароматом.

— Гости смогут ужинать здесь, если пожелают, — продолжала Бесс более холодным и решительным тоном, сдобренным щедрой дозой сарказма. — Разумеется, я не знаю, близко ли отсюда до кухни, поскольку мне еще не представилось возможности увидеть планы, но…

— Что ты за колючее маленькое создание! — Льюк устроился напротив Бесс за столом, его взгляд оставался отчужденным. — Любому замечанию ты ухитришься придать оттенок обвинения. Почему бы тебе не утихомириться?

Бесс с трудом сглотнула. Возможно, ее замечание и тон и вправду казались чересчур запальчивыми. Но Ваккари не обратил бы на это внимания, если бы питал к ней неприязнь! Почувствовав, как самообладание начинает ускользать, Бесс сделала попытку вернуть его и с вызовом ответила:

— Неужели все мужчины-итальянцы так чертовски надменны?

Хмурясь, она посмотрела на бокал кьянти, наполненный для нее Ваккари, но взгляд неотразимых серебристых глаз заставил ее поднять голову.

Колеблющийся золотистый язычок свечи в шаре из янтарного стекла отражался в пламенных глубинах. Он имел дьявольский вид, казался магнитом для темных сил всего возбуждающего, в корне неверного, учитывая их обстоятельства, всего, что греховно подкрепляло ее глубинные и запретные чувства к нему. Слезы влечения и опустошающего сожаления жгли глаза Бесс, и твердость голоса Ваккари почти принесла облегчение, когда он ответил на ее вопрос:

— Не забывай, я ведь полукровка. Возможно, я унаследовал надменность, присущую чистокровным итальянцам, но мне недостает врожденного такта. — Его мускулистые, широкие плечи приподнялись в беспечном пожатии. — Я — помесь, дворняжка. Помни об этом. Если дворняжкам приходится драться, они не брезгуют грязными приемами.

Ваккари уставился в лицо Бесс, на котором отражались скованность и тревога. Он боролся бы любыми средствами, чтобы не замечать эту опасную притягательность, вдруг подумалось ему, даже подменил бы растущее влечение открытой враждой, если бы потребовалось.

— Ешь, — холодно скомандовал он. — Кьяре пришлось долго хлопотать, а ты сказала, что проголодалась.

В сущности, Бесс была не голодна. Она солгала. Ей следовало бы возрадоваться, поскольку Ваккари внезапно проникся к ней неприязнью, перестал флиртовать и дразнить. А если ее присутствие наскучило ему и стало раздражать, он

будет рад отпустить ее, как только Бесс выполнит работу, ради которой приехала сюда.

Подобным мыслям полагалось успокоить ее, но этого не произошло. Сердце Бесс разрывалось от невыносимой обиды, желудок судорожно сжимался, пока она невидящими глазами смотрела на аппетитную, тонко нарезанную ветчину, оливки, колбаски и анчоусы, которые Ваккари поставил перед ней.

Бесс сумела проглотить несколько кусков, запивая их большими глотками рубинового вина, а затем принялась ковырять следующее блюдо — крохотные, на один укус, кусочки нежной баранины с ароматом розмарина, — которое с гордым видом принесла Кьяра. В конце концов натянутое молчание стало невыносимым. Поразмыслив, Бесс пришла к выводу, что любой разговор будет лучше этой гнетущей тишины, и осведомилась:

— Кроме кузины, у вас много родственников в Италии?

— Масса, — коротко ответил Льюк, — нетерпеливым жестом отставляя тарелку с недоеденным ужином.

Но Бесс упорствовала: что-то заставляло ее узнать о Льюке как можно больше.

— Вы часто видитесь с ними? Вы родились в Италии или в Англии? Может, здесь у вас есть свой дом?

Бесс понимала, что тараторит слишком быстро, но слова, вдруг начавшие срываться с ее языка, были порождены последней отчаянной потребностью расшевелить его.

* * *

Она никогда не сможет обсуждать его личность с сестрой, грустно поняла Бесс: подобный разговор будет слишком мучительным. Она постарается всеми силами избегать встреч с этой парой после свадьбы — по крайней мере до тех пор, пока не научится справляться с болью в сердце.

— Сколько вопросов! — Но голос Ваккари прозвучал спокойнее, словно он считал безопасным разговор о своем происхождении. Слегка пожав плечами, он указал в сторону расстилающейся внизу долины, россыпь огоньков на которой указывала на существование крохотных деревушек. — Я родился здесь, в Тоскане. Иногда меня тянет сюда. В глубине души я испытываю сожаление и чувство потери.

— Вы хотели бы снова иметь здесь свой дом? — догадалась Бесс, тронутая тоскливой ноткой в тягучем, как мед, голосе Льюка.

— Когда придет время — да, — ответил он. Когда они с Хэлен будут женаты год или два

и соберутся завести детей. Это соображение имело смысл. И ранило. Но Льюк продолжал беспечным тоном:

— Я родился на вилле на берегах Арно, в предместьях Пизы. К тому времени моя семья проделала долгий путь от своих крестьянских корней. Отец возглавлял торговый банк моего деда и был женат на англичанке из знатного рода.

Льюк рассказывал, отвернувшись, избегая взгляда огромных внимательных глаз. Он полагал, что разговор о прошлом будет уместнее прежнего натянутого молчания, а высказанная информация окажется достаточно безвредной.

— Моя мать была несчастна в Италии, и после смерти отца мы жили в Лондоне. Она так и не вернулась сюда.

— Сколько лет вам было, когда умер ваш отец?

Хорошо, что Ваккари не смотрит на нее. В этом случае она стала бы потворствовать своему желанию поглощать его взглядом, изучать худое смуглое лицо, мягкие, шелковистые пряди волос, твердую мужскую челюсть, жесткий, но чувственно-прекрасный рот и втайне запоминать его образ, потому что больше ей ничего не остается. Вскоре он окажется вне досягаемости.

Бесс поспешно отвела взгляд, когда Льюк на миг повернулся к ней и ответил:

— Тринадцать. В Англии меня отправили в закрытую школу для мальчиков, и единственной уступкой, сделанной моему итальянскому наследию в то время, было обещание, что в отношении карьеры я пойду по стопам отца.

Льюк понял, что совершил непростительную ошибку, взглянув на нее. Напряжение вновь начало быстро нарастать. Оно пронизывало воздух. Но, посмотрев на Бесс, он уже не мог оторвать взгляда от нежного овала ее лица, обрамленного густыми блестящими волосами. Золотистый свет фонарей придавал таинственность ее пухлым губам, гладким матовым плечам, подчеркивал заманчивую ложбинку между ее грудей, превращал глаза в восхитительные бездонные озера.

Восхитительные… Он мысленно застонал, проклиная себя за то, что натворил. Он пробудил в Бесс чувственность, не подозревая, что прежде дремавшее желание сосредоточится на нем.

И, Бог свидетель, это желание было взаимным!

Совершить бесчестный поступок было бы на удивление легко. Он должен победить влюбленность, ибо так будет лучше для них обоих. Мускул задергался на челюсти Льюка.

— Хочешь узнать что-нибудь еще? — грубовато осведомился он. — Например, обувь какого размера я носил в десять лет? Когда вырос из пеленок? Когда меня отняли от груди? — Осушив свой бокал, он со стуком опустил его на стол. — А если нет, может, закончим разговор? Он мне надоел.

Минуту Бесс не могла поверить своим ушам. Никогда прежде она не испытывала такой боли в сердце. Ее бдительность притупил мягкий и товарищеский тон Ваккари, она растаяла в атмосфере уютной интимности, почувствовала, что приблизилась к нему, стала его частью, пусть на несколько волшебных минут…

— Прошу прощения за то, что я наскучила вам, — выдавила Бесс похолодевшими, непослушными губами. В горле возник огромный ком, во рту пересохло.

Она поднялась, намереваясь с достоинством удалиться, но ноги отказывались повиноваться. Чтобы не заплакать от отчаяния, она известила Ваккари:

— Незачем винить меня, если вы привыкли к более блистательному обществу. Вы сами настояли, чтобы я осталась здесь, так что приготовьтесь к смертной скуке.

Она должна немедленно уйти. Какой бы ответный укол ни нанес ей Ваккари, она не выдержит его. Бесс заставила себя сдвинуться с места, но ватные ноги предали ее. Она больно ударилась о край стола, пока пыталась обойти его, и это незначительное унижение стало последней каплей. Слезы, с которыми Бесс так храбро боролась, потоком хлынули из ее глаз, долго сдерживаемый в груди всхлип вырвался наружу.

Она закрыла руками лицо, пряча окончательный позор, и сквозь прерывистое дыхание и нервное биение собственного сердца услышала звон фарфора, бесцеремонно отодвинутого в сторону.

— Сага, не надо! — Он вскочил на ноги, оказавшись совсем близко. — Этого я не вынесу. Прости меня, прости! Не плачь. Прошу тебя, не плачь!

Его голос звучал резко, но не так, как прежде; чувством, сквозившим в нем, была не досада, а нечто другое, отчего у Бесс закружилась голова, а слезы вновь полились ручьем. Вдруг она ощутила на плечах его руки и, не в силах противиться, пылко прижалась к Ваккари.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вспышка желания была чересчур остра и неумолима, чтобы бороться с нею, и Бесс обвила руками его шею, чувствуя, как ее начинает бить дрожь.

Льюк застонал в отчаянии, когда глубокое ответное содрогание пронзило его тело, нашел губами ее рот, и Бесс с бездумной готовностью покорилась сокрушительному натиску.

Вторжение его языка вызвало бурные взрывы ощущений во всем ее теле, затуманило мысли, а когда Бесс инстинктивно обвела его кончиком своего языка, пожар необузданной реакции Льюка затопил ее сексуальным возбуждением — таким явным и бурным, о существовании которого Бесс даже не подозревала.

Перенесенная в мир стремительного экстаза, она безвольно прильнула к нему. В этом мире не существовало больше ничего, кроме ее любви к нему и их взаимного желания.

— Бесс! — хрипло пробормотал Льюк. От этого страстного возгласа у него перехватило горло; взяв Бесс на руки и жадно прижавшись к ее губам, он понес ее по тихим коридорам в комнату.

Дрожащими руками Льюк расстегнул молнию на ее платье и медленно спустил его с плеч вниз по телу. Мелкие содрогания, усиливающие чувство непреходящей спешки, заставили ее легко переступить через ворох ткани и коснуться розовыми кончиками грудей его тела, расстегнуть на нем рубашку, попробовать его кожу на ощупь.

Задыхаясь, он запрокинул голову, зажмурился и приоткрыл рот, пока набухшие соски Бесс терлись о его пылающую кожу. На мгновение он напрягся всем телом, прежде чем судорожно прижать ее к себе. Его губы лихорадочно скользили по ее лицу, прикрытым векам, уголкам рта, впадинкам под ушами и всей длине шеи, прежде чем спуститься ниже и пылко прильнуть к отяжелевшей груди, коснуться которой он до боли желал с тех пор, как впервые увидел Бесс в этом соблазнительном черном платье.

Вновь подхватив Бесс на руки, Льюк понес ее к постели. Дрожь пронизывала их тела, словно они уже были единым целым. Взрыв глубинных, почти животных ощущений внизу живота опалил Бесс, едва Льюк сорвал с себя одежду и она увидела атласный блеск его кожи, отчаянное желание в глазах, когда он медленно, почти благоговейно Заключил ее в объятия.

В первый же момент пробуждения Бесс мгновенно окатила волна таких глубоких и острых чувств, что она удивилась, как ее хрупкое тело способно вместить их, не распавшись на миллионы крохотных, трепещущих в экстазе осколков.

Не открывая глаз, она поняла, что Льюк еще крепко спит. Его дыхание было ровным и глубоким, нагое тело — теплым и полным жизни под ее изогнутой рукой.

Бесс поборола искушение разбудить его. Медленно и осторожно она убрала руку и приподнялась на локте, глядя на него сверху вниз и чувствуя, что ее сердце переполняется невыносимой, мучительной любовью.

Как он прекрасен! Темные ресницы отбрасывают расплывчатые тени выше скул, губы соблазнительно приоткрылись во сне. Искушение было непреодолимым…

Более того — его страсть умеряла нежная забота, словно он интуитивно понял, что она — девственница. Когда он наконец вошел в нее полностью, она пробормотала его имя, а он глухо поправил:

— Лука — так меня назвали при рождении. Для тебя я Лука.

И вот теперь Бесс задала себе вопрос: позволил ли он и Хэлен называть его итальянским именем, тем, которое он носил, прежде чем его переиначили на английский лад? Этот вопрос стал для Бесс подобен физическому удару, заставившему ее обхватить себя руками в тщетной попытке сдержать потрясение.

Ужасное, неотвратимое и неудержимое потрясение, вызванное чувством вины.

Она провела ночь с будущим мужем своей сестры, предавалась с ним любви — с каждым разом все более страстно, пылко, бурно, забыв о робости.

Это было явное предательство, и Бесс не знала, сумеет ли загладить свою вину. Единственное оправдание — он тоже не смог ничего поделать с собой и влюбился в нее так же катастрофически стремительно, как она — в него.

Но катастрофы не случится, если он поймет, что любит ее, а не Хэлен.

Бесс больно прикусила нижнюю губу, ее глаза наполнились слезами, едва она поняла, как будет уязвлена Хэлен. А мама больше никогда не заговорит с ней. В семье считалось само собой разумеющимся, что Хэлен сделает блестящую партию, а она, Бесс, совершит благоразумный выбор.

Мать обвинит ее в воровстве, заявит, что она похитила славу, по праву принадлежащую ее неотразимой старшей дочери. Бесс давно уже усвоила: нечего и пытаться отвоевать себе хоть толику внимания, которым пользовалась сестра, незачем ждать от жизни самого лучшего, чего требовала и получала Хэлен.

Закрыв глаза и еле сдерживая слезы, Бесс поняла, что к случившемуся должна отнестись здраво. Это не так уж трудно. Ведь здравомыслие — одно из ее достоинств.

У нее перехватило горло. Как только Лука проснется, они обо всем поговорят. Спокойно, как подобает взрослым людям. Но тут он негромко позвал ее по имени, и возможность разумного, сдержанного разговора улетучилась.

— Лука, я люблю тебя так, что мне больно! — выпалила Бесс.

Она доверчиво повернулась к нему, зная, что вместе они как-нибудь разберутся в случившемся. Зеленые глаза Бесс казались огромными на бледном лице.

Но он не шевельнулся, его тело, повернутое к Бесс, замерло в пугающей неподвижности, лицо застыло.

— Лука?

Услышав горестную нотку в дрогнувшем голосе Бесс, он возненавидел себя. Его веки затрепетали, маскируя отвращение к самому себе. События прошедшей ночи ему предстояло запомнить навсегда: любовь Бесс была бесценной, нежной и щедрой. Но ему следовало лучше помнить о сдержанности. Бесс заслуживала не просто одной ночи или краткой и тайной связи.

Она заслуживала верности, привязанности одного мужчины на всю жизнь, любви и заботы, а не… Он отмахнулся от размышлений и понял, что надо заставить ее разобраться в собственных чувствах. Убедить, что это всего-навсего влюбленность, которая не должна вызывать страдания. Другого пути у него не было.

Протянув руку, он уложил ее на подушки и негромким голосом с принужденной насмешливой ноткой в нем произнес:

— Забудем о том, что ты сказала, ладно? Одной рукой удерживая запястья Бесс за ее головой, он впился задумчивым взглядом в глубину ее глаз, и только улыбка, изогнувшая его чувственный рот, стала утешением.

Но улыбка исчезла, едва он заговорил:

— Ты не знаешь, что такое любовь, поверь мне. Тебя держали на диете зануды Тома. Чувство, которое ты испытываешь ко мне, — влюбленность, только и всего. Ты так говоришь лишь потому, что прежде не знала ничего подобного. — И он по очереди прикоснулся к ее соскам, втягивая их в рот, мешая Бесс возразить, заверить его, что она полюбила его гораздо раньше, чем он отнес ее в постель, что секс, вызванный мимолетным увлечением, не имеет ничего общего с ее чувствами. — Тебе нравятся мои ласки. Вот эти, — беспощадно продолжал он, проводя ладонями по бедрам Бесс и вызывая у нее дрожь желания, потребность ощутить его внутри, — и эти… — он скользнул рукой по плавной округлости ее живота, а затем ниже, медленным и чувственным движением коснувшись спутанных медных завитков и приводя ее в возбуждение, — вот что тебе нравится. Незачем стыдиться — это совершенно естественно. Но не путай эти ощущения с чем-нибудь другим.

Запечатлев мимолетный поцелуй на ее губах, он выбрался из-под одеяла и подхватил с пола свою разбросанную в беспорядке одежду. — Увидимся за завтраком через полчаса. Широко раскрытыми от изумления глазами Бесс уставилась на пустое место на кровати. В медленной муке ее сердце сжалось от унижения. Он использовал ее — равнодушно и жестоко. Ворвался в ее жизнь и перевернул ее, изменил навсегда, вытащил ее из привычного мирка, в котором она обитала, — милого, уютного, полного довольства мирка, порожденного ее предполагаемыми недостатками и обнесенного стеной ее неуверенности, — только затем, чтобы ввергнуть в ад любви к нему и предательства по отношению к родной сестре.

Но спустя минуту ее затопил жаркий гнев, заставив вскочить § кровати. Надо немедленно высказать ему все, что она чувствует, что думает о нем — мерзавец! — объяснить, как легко любовь превращается в слепую ненависть, выполнить работу, ради которой она приехала сюда, и как можно скорее вернуться в Англию, что следовало сделать еще вчера.

С вызовом, желая подкрепить свою уверенность и воинственный настрой, она оделась в огненно-алую блузку и такие же брюки, собрала медные кудри в свободный узел на макушке, выпустив несколько прядей, обрамляющих лицо, и решительными шагами направилась вниз по лестнице, чувствуя, как колотится сердце.

Кьяра встретила ее в огромном холле и провела в маленькую комнату с обшитыми панелями стенами. Бесс сумела лишь бегло ответить на приветливую улыбку итальянки. Мысли ее были заняты другим, ей было не до вежливости.

На мебели не виднелось ни пылинки, все вокруг сверкало чистотой, круглый стол в глубоком оконном проеме был накрыт к завтраку. Но Бесс не могла проглотить ни крошки.

Лука уже ждал за столом, склонившись над бумагами, и, несмотря на ненависть, Бесс была вынуждена признать, что он выглядит неотразимо в потертых джинсах и свободной бледно-серой шелковой рубашке с открытым воротом, обнажающим несколько дюймов сексуальной, поросшей редкими волосками оливковой кожи.

Услышав шаги Бесс, он вскинул голову и обвел неторопливым взглядом ее облегающие брюки и блузку без рукавов с соблазнительным глубоким вырезом. Но его лицо тут же затвердело.

— Сначала позавтракаем, а йотом возьмемся за работу, — заявил он с холодной вежливостью, которая подлила масла в огонь ненависти Бесс.

Она отмахнулась от упоминания о завтраке: от одной мысли о еде ей становилось тошно. Как он может вести себя как ни в чем не бывало, словно она и не говорила ему о любви? Как может разговаривать с ней точно с незнакомым человеком?

— Меня вполне устроит работа. — Ее голос прозвучал сдавленно от сдерживаемой ярости. — Я хочу уехать отсюда до темноты. Но прежде, чем

мы приступим к делу, предупреждаю вас: больше я не намерена терпеть оскорбления.

— Оскорбления? — Его темные брови сошлись на переносице. — Когда это я оскорблял тебя, сага?

— Не смейте так называть меня! — Слышать беспечное ласковое обращение было невыносимо. — Это бессмысленно! — Ее ноздри затрепетали. — Вы оскорбляете меня каждый раз, когда смотрите на меня так, как сейчас…

Бесс отвернулась и уставилась невидящими глазами в высокое окно. Она не договорила, не в силах вынести пристальный взгляд удивительных серебристых глаз.

— Я призналась вам в своих чувствах, а вы швырнули их мне в лицо, дали понять, что считаете меня изголодавшейся по сексу дурой. — Дрожь в ее голосе была вызвана яростью — острой, жгучей яростью. Бесс заставила себя продолжить: — Вы Обошлись со мной как с дешевой шлюхой. И если это не оскорбление, тогда я — ананас!

— Сага…

Бесс не слышала, как он приблизился, но, едва ощутив легкое прикосновение его ладоней к плечам, зло отбросила их, круто повернулась и попятилась, пока не оказалась прижатой к окну.

— Ладно. — Он развел руками, не делая попыток шагнуть вслед за ней. — Нет, я не считаю тебя дурой — совсем напротив. А что касается остального… — его глаза блеснули, — я не откажусь от своих слов.

— О том, что мне нужен только мужчина? Что любой мужчина подойдет, учитывая состояние моих гормонов? — ровным тоном спросила она. В ее глазах невольно появилось беспомощное выражение, она передернулась и обхватила руками свои плечи, словно пытаясь защититься. — Только не надейтесь убедить меня, что я у вас в ловушке. Это неправда. Я осталась самой собой.

Но не настолько, как прежде, опустошенно думала Бесс. Она предала Хэлен с такой же готовностью, как Лука.

Бесс услышала его тяжелый вздох, но не разглядела выражение лица сквозь непрошеную дымку унизительных слез и потому невольно содрогнулась, когда он хрипло выпалил:

— Когда же ты наконец повзрослеешь? Я показал тебе, что ты способна быть такой, какой хочешь, — в сущности, я открыл красоту твоей чувственности. Признаюсь, я хочу тебя. Ты возбуждаешь меня сильнее, чем хотелось бы, но это еще не означает, что ты имеешь право надеяться пройти со мной жизнь рука об руку!

Сейчас ему надо уйти — он сказал все, что мог, — но боль в прекрасных глазах Бесс обезоружила его. Он порывисто добавил:

— Хорошо, я выложу свои карты.

С ней нужно быть откровенным, понял Лука. После того что случилось ночью, он просто обязан объяснить, почему не в силах принять дар ее любви.

Этот дар вызвал искушение, но принять его значило использовать Бесс. Тайная связь, краткая или продолжительная, совсем не то, чего он хотел для нее. Она заслуживала гораздо большего. Когда Бесс поймет, что ничто на свете не заставит его изменить свои планы и жениться на ней, она не захочет иметь с ним ничего общего. Она достаточно благоразумна, чтобы пережить эту потерю, извлечь опыт из своей ошибки, стать сильнее и умнее.

Слыша мрачное отчаяние в собственном голосе, но не сумев изменить его, Лука предложил:

— Почему бы нам не присесть и не поговорить? Потом, когда у тебя появится время спокойно переварить, разговор, ты скажешь мне о своих чувствах, если они не изменятся.

Он повернулся к столу, сдвинул в сторону бумаги, которые просматривал раньше, — теперь Бесс увидела, что это планы будущего отеля, — и разлил кофе по двум чашкам. Несмотря на прежнее решение убраться отсюда как можно скорее и выбросить Луку и весь унизительный эпизод из памяти, сердце Бесс дрогнуло в нелепой надежде.

Возможно, он хочет признаться, как неприятно ему было предавать Хэлен, как он казнится, каким виноватым чувствует себя. Бедный Лука! Он собирался жениться на ее сестре, а вместо этого влюбился в нее, Бесс. Ведь он не смог бы предаваться с ней любви с такой страстью и нежностью, если бы не любил ее, наивно рассуждала Бесс.

Он будет терзаться угрызениями совести так же, как она, но, поразмыслив, поймет: было бы несправедливо жениться на Хэлен, если любишь другую женщину. Решение будет нелегким, но вместе они разберутся с затруднениями и как-нибудь преодолеют их.

Как только Бесс села за стол, Лука последовал ее примеру, медленно помешивая кофе. Ее любовь вернулась, окрепнув после краткого превращения в ненависть. Ей хотелось потянуться и дотронуться до руки Луки, но мрачно сжатые губы и подергивание мускула на челюсти предупредили ее: об этом лучше забыть.

Он вскинул глаза. Они потемнели — возможно, от боли, но Бесс не могла утверждать наверняка. Испустив тяжкий, сдавленный вздох, он заговорил:

— Я не стану делать вид, что сожалею о случившемся вчера ночью. Разве можно сожалеть о таком? Ты была бесподобна. — Слабый румянец появился на его высоких скулах. — Я жаждал тебя. И до сих пор жажду. Тем не менее так не должно продолжаться. Ты понимаешь почему?

Потому, что приближалась его свадьба с Хэлен. Разумеется, Бесс знала об этом и могла понять его чувства. Под мрачным пристальным взглядом глаз Луки она молча кивнула и обвела языком пересохшие губы, не в силах произнести ни звука. Выражение, его лица и упоминание о жажде вызвали в ней трепет.

Теперь она понимала, что значит жаждать.

— Нам придется продолжить этот разговор… — Лука оборвал себя и нахмурился, прислушиваясь к звуку шагов, разорвавшему утреннюю тишину.

Может, это Кьяра идет убирать нетронутый завтрак? — подумала Бесс. Но вряд ли экономка итальянка надевает шпильки во время исполнения служебных обязанностей — если вообще носит их.

Высокие каблуки выстукивали по мраморному полу коридора быструю, почти возбужденную дробь. Застыв в ожидании, Лука повернул голову в сторону двери.

Бесс затаила дыхание, одержимая нелепыми опасениями, и выдохнула воздух в отчаянии и пронизывающем чувству вины, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Хэлен — воплощение сияющей, ослепительной чувственности и великолепия.

Последующий краткий миг молчания был пропитан мрачным, жалящим напряжением, пока Хэлен не разорвала его, устремившись вперед:

— Сюрприз, сюрприз!

Лука поднял свое длинное гибкое тело со стула, показывая, что рад видеть Хэлен. Она бросилась к нему в объятия, прижавшись всем телом, словно это было ее законное место, и проворковала:

— Ты рад видеть меня, дорогой? Мне пришлось побывать в Риме, повидать кое-кого, и разве я могла удержаться, чтобы не заехать к тебе?

Она прильнула ближе, лимонно-желтый шелк ее платья соблазнительно поблескивал на таинственно прикрытых чувственных изгибах тела.

— А еще нам надо обсудить дела — мы с мамой никак не можем договориться. Как ты думаешь, двенадцати подружек невесты будет достаточно или чересчур много?

— Я согласен с любым твоим решением, ты же знаешь. В конце концов, это твой праздник.

Его голос утратил всякое выражение, и Бесс приписала это угрызениям совести. Или же дразнящей близости пухлых алых губ и невозможности сопротивляться поцелую, которого так явно ждала его невеста, в то время как женщина, в постели с которой он провел прошедшую ночь, отступила на второй план.

Как бы там ни было, свадьба приближалась. Бесс пошатнулась, ощутив острый приступ тошноты.

Ее движение привлекло внимание двух других людей, присутствующих в комнате. Прежде они были слишком поглощены друг другом, чтобы уделить ей хоть сколько-нибудь времени.

Хэлен повернула прелестную головку и уставилась на Бесс с таким видом, словно они были незнакомы.

Затем ее изящные тонкие брови приподнялись.

— О Господи, тебя и не узнать! Что ты с собой сделала?

Вопрос явно относился к ярким брюкам, блузке и босоножкам из переплетенных ремешков на высоких каблуках, которые Бесс купила к костюму. Жаркий румянец вспыхнул на ее лице и тут же пропал. Под красноречивым взглядом Хэлен, слыша ее наполовину язвительный, наполовину раздраженный голос, Бесс почувствовала себя пятилетней девочкой, нарядившейся в материнскую одежду.

Бесс собиралась незаметно уйти из комнаты, сделав вид, что ее сердце вовсе не разрывается от боли. Пытаясь собраться с силами для выполнения этой почти немыслимой задачи, она услышала небрежный голос Хэлен:

— Том говорил мне, что ты выполняешь здесь какую-то работу для Льюка. Том был в ярости — он хотел, чтобы ты приехала домой, навестила какую-то старую тетушку или что-то в этом роде. — Хэлен высвободилась из кольца рук Льюка, соблазнительно извиваясь и расправляя на бедрах тяжелый шелк. — Господи, что за поездка! Сначала самолетом из Рима в Пизу, потом на такси сюда! Я думала, мы никогда не найдем этот замок. Шофер впервые слышал о нем и долго искал на какой-то засаленной старой карте. — Прищурившись, она перевела взгляд на Бесс: — Маленький совет, сестричка, — насчет Тома. Если ты и дальше будешь изображать карьеристку, то потеряешь его. Он не настолько влюблен, чтобы не смотреть по сторонам. Твоя сила — в твоей зависимости и послушании. — Она обвела взглядом откровенный алый костюм. — Сказать по правде, больше тебе почти что нечем удерживать его, верно?

Затем ее губи изогнулись в безудержной улыбке. Она подошла вплотную к Бесс и хихикнула.

— Кстати, он вовсе не так вял, каким кажется. Между нами состоялся разговор, который многое прояснил, — после того, как я успокоила Тома насчет тетушки. А теперь… — она повернулась к молчащему итальянцу, склонив голову набок, — накорми меня завтраком, дорогой, а потом мы поболтаем, обсудим приготовления к торжеству.

— Я оставлю вас. — Каким-то образом Бесс набралась сил, чтобы сдвинуться с места, но ее

пальцы тряслись, пока она собирала планы со стола. — Это я возьму с собой, — объяснила она, ни на кого не глядя. Она слышала, как Лука позвал ее по имени хриплым натянутым голосом, но не остановилась, не обернулась, чтобы ответить: она не могла, просто не могла. Тихо закрыла за собой дверь и направилась к себе в комнату.

Очутившись там, она заставила себя обдумать предстоящие действия. Она должна изучить планы, сделать записи для Марка, изложить свое мнение, которое, как она надеялась, будет разумным, уложить багаж, нацарапать краткую записку Луке — о том, что она осмотрела замок и должна уехать, — и оставить ее вместе с планами на чистом столе.

* * *

Когда Бесс уезжала, замок казался пустынным. Она была не прочь попрощаться с Кьярой и поблагодарить ее, но не собиралась отправляться на поиски, рискуя при этом наткнуться на остальных. Бесс не хотелось знать, где они и чем занимаются. Ей не хотелось вспоминать о ком-нибудь из них. Никогда в жизни.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Привет, мама. Как дела? Что нового? Бесс вернулась в Лондон три недели назад, но только теперь впервые позвонила домой. Разумеется, она отправила родителям пару открыток, сообщив о возвращении и о том, что она слишком занята новой работой, чтобы приехать в гости. Подобное краткое послание получил и Том.

Ей давно следовало объяснить Тому, что она не может выйти за него замуж. Но пока она не выдержала бы встречи с кем-нибудь из близких. К счастью, Том тоже не стремился увидеться с ней. Вероятно, он по-прежнему сердился на то, что она предпочла работу встрече с богатой старой тетушкой.

Она выслушивала неутомимый щебет матери — о церковном празднестве, о комитете гольф-клуба, больной спине жены помощника почтмейстера, — пока наконец не задала вопрос, ради которого звонила домой:

— Хэлен еще не вернулась из Италии?

— Вернулась давным-давно. — Джессика Райленд издала серебристый смешок, по которому Бесс поняла: мать сочла вопрос глупым. — Разумеется, вернулась! Мы так заняты, ты себе представить не можешь. Надо много обдумать, еще больше сделать!

— И когда же ожидается знаменательный день? Бесс требовалось узнать об этом заранее. Она

позаботится, чтобы Марк отослал ее из страны с каким-нибудь поручением, а она сумеет притвориться, что отказаться от поручения невозможно. Бесс была готова сделать что угодно, унизиться до любой лжи, лишь бы не видеть, как мужчина, которого она любит, женится на ее сестре.

— Значит, она сказала тебе? — Судя по голосу, Джессика была неприятно удивлена. — Предполагалось, что все приготовления будут вестись в строжайшем секрете до последней минуты. Хэлен угрожает нам всем страшными последствиями, если мы хоть кому-нибудь проболтаемся. — Раздражение Джессики угасло. — Впрочем, она сама говорила, что ты должна обо всем узнать заранее. Как-никак ты ее сестра.

Добро пожаловать в семью! — иронично подумала Бесс. Неужели Хэлен хотела сохранить свои свадебные планы в таком строгом секрете только потому, что не была уверена в обещаниях Луки? Прислушиваясь к судорогам в животе, Бесс терпела болтовню матери:

— Осталось еще четыре недели. Ты не представляешь, сколько дел приходится улаживать, а затем отменять, потому что наша дорогая девочка передумала! Но ее нельзя винить: в конце концов, это ее праздник и, само собой, она хочет, чтобы все прошло идеально.

Прежде всего — список приглашенных. Он становится все длиннее и длиннее, но вскоре мы собираемся закончить его и заказать приглашения. А потом — цветы, фотографы… Твой отец поступил благоразумно и отстранился от дел, кроме оплаты счетов. По его мнению, этого вполне достаточно!

У Бесс хватило сил лишь на невразумительные восклицания, но даже они выматывали ее. Как ни нелепо это было, она еще надеялась, что свадьбу отменят, а Лука скажет Хэлен, что он влюблен в другую. Надеялась с глупым отчаянием, зная в глубине души, что этого не произойдет.

Но, как выяснилось, приготовления к свадьбе идут полным ходом, и Бесс поняла: если прямо сейчас скажет матери, что раздумала выходить за

Тома, Джессика, вероятно, пробормочет что-нибудь вроде как мило! и продолжит тараторить о приеме гостей, платье Хэлен и медовом месяце.

Никто из семьи и глазом не моргнет, услышав о расторжении ее помолвки. Все родные слишком поглощены предвкушением великолепной свадьбы неотразимой Хэлен с одним из самых достойных мужчин десятилетия, чтобы уделить хоть одну минуту младшей дочери.

За свою жизнь Бесс часто страдала от одиночества, чувствовала себя изгоем в семье, но впервые эта изолированность приобрела реальное значение. Побледнев, она перебила:

— Извини, мама, кто-то звонит в дверь. — Любой наспех придуманный предлог годился, чтобы оборвать этот мучительный односторонний диалог. Бесс повесила трубку и вцепилась в край стола, ее лицо исказила безысходность.

— Вот ты где! А я решила сделать себе массаж лица. Не хочешь помочь?

Жизнерадостный голос Никки с трудом пробился сквозь туман отчаяния. Бесс медленно повернулась и невидящими глазами уставилась на подругу.

Сегодня вечером Никки собиралась на свидание с новым приятелем. Они были знакомы уже несколько месяцев, но вдруг он проявил к ней явный интерес, и Никки не замедлила ответить на него. По подсчетам Бесс, Никки провела в ванной несколько часов кряду, наводя красоту.

— Прости, что ты сказала? — Бесс не поняла смысла слов подруги. Она прислушивалась к тревоге, терзающей ее сердце.

Улыбка сползла с лица Никки. Посерьезневшим голосом она спросила:

— Бесс, в чем дело? — Никки подошла ближе. — Ты звонила домой? Плохие новости?

— Нет.

Бесс прикусила губу. Новости были не просто плохими, а наихудшими, но этого и следовало ожидать. Она попыталась улыбнуться, но ее лицо слишком затвердело.

— Расскажи, что случилось? — настаивала Никки. — Только не говори: «Ничего». С тех пор как вернулась из Италии, ты выглядишь так, словно жизнь для тебя потеряла всякий смысл, если не считать работы. Ты погрязла в делах. И потом, ты похудела, что неудивительно, — строго заметила Никки, — поскольку почти ничего не ешь. Расскажи мне все — может, тебе станет легче.

Она порывисто обняла Бесс тонкими руками, утешая ее, и Бесс не выдержала. Слезы полились из ее глаз.

— Какой же глупой я была! Нет, хуже! Я ненавижу себя!

Пока Никки вела ее в гостиную и усаживала на диван, Бесс успела рассказать обо всем. Она ничего не утаила, наказывая себя, и, как ни странно, испытала некоторое облегчение, словно справиться со своими истинными чувствами проще, как только скажешь о них вслух.

Никки щедро плеснула из бутылки отличного старого бренди и вложила стакан в ладонь Бесс.

— Выпей.

— По-моему, на самом деле я ненавижу его, — продолжала Бесс. — Я должна его ненавидеть, правда?

Она уставилась на янтарную жидкость. Начинался вечер, а Бесс за весь день не съела ни крошки, и бренди должен был сразу ударить ей в голову. Бесс знала наверняка, что так и произойдет.

— Это меня не удивляет, — живо подхватила Никки. — Он поступив как последний негодяй!

Плечи Бесс поникли.

— Полагаю, он просто один из мужчин с чрезмерно активным либидо. Возможно, он ничего не мог с собой поделать — иначе зачем ему понадобилась я, если впереди женитьба на Хэлен? Она так прелестна. Однако он — чувственное животное, а я была доступна и более чем согласна. Вот он и использовал меня. — Бесс глотнула крепкой жидкости. — А когда я призналась, что люблю его, он счел это признание шуткой. И весьма доходчиво объяснил, в чем дело, — это было циничное — объяснение. Он считал, что всему виной только секс. Нет, ему было не на что пожаловаться, но…

Она повертела стакан в руках так, что бренди заплескался, и сделала большой глоток, с радостью ощущая, как горячий поток проникает в нее. Она не чувствовала внутри тепла с тех пор, как…

— Вероятно, он затаскивал бы меня в постель каждую ночь, если бы я там осталась, и я не сопротивлялась бы, потому что была влюблена в него, ослеплена любовью, — с мучительной честностью призналась она. — Но появилась Хэлен. Именно ее приезд вызывает у меня кошмары…

— Ты чувствуешь себя виноватой? — догадалась Никки. — О, бедняжка! А как насчет Тома? Ты скажешь ему?

Бесс устремила на подругу бессмысленный взгляд, а затем медленно покачала головой.

— О случившемся? Нет. Конечно, я не могу выйти за него, но я не скажу ему про Луку… про Льюка, — поправилась она, поклявшись никогда даже не вспоминать имя, которым он попросил называть его. Это имя принадлежало фантазии, страстному роману под бархатным небом Тосканы. А теперь в права вступала унылая реальность. — Том непременно сообщит обо всем Хэлен, — объяснила Бесс. — Он терпеть ее не может, и известие о том, что будущий муж Хэлен не способен хранить ей верность хотя бы несколько минут, будет оправданным, по мнению Тома. Он не упустит случая дать ей пару щелчков по носу — он всегда считал, что Хэлен этого заслуживает. И я никак не могу решить, стоит ли признаваться ей.

С болью взглянув на подругу, Бесс спросила:

— А ты как думаешь? Если у него хватает совести поддаться cbqch ненасытной похоти, заниматься любовью с сестрой невесты за несколько недель до свадьбы, подумай только, какой станет жизнь Хэлен! Скандал будет ужасным, но…

— Ничего не говори, — сочувственно посоветовала Никки. — Это бессмысленно. Хэлен возненавидит тебя на всю жизнь, но свадьбе, по-моему, это не помешает. С точки зрения финансов,

положения в обществе и внешности Льюк Ваккари — чертовски заманчивая добыча. Хэлен не выпустит его из своих цепких пальцев из-за выходки, которая, как она убедит себя, ничего не значит. Она заставит себя поверить, что во всем была виновата только ты.

Мой совет — оставь их в покое, пусть себе живут. И ты займись своей жизнью. Ты не первая и не последняя девушка на свете, которая влюбилась в подлеца. — Голос Никки смягчился. — Но уверена ли ты, что хочешь порвать с Томом? Мне казалось, ты убеждена, что он самый подходящий муж для тебя. Возможно, когда забудешь об этом эпизоде с Ваккари, ты пожалеешь о разорванной помолвке. Можешь объяснить ему, попросить дать тебе время…

— Нет, — решительно перебила Бесс. Ей понадобится слишком много времени, чтобы оправиться от влюбленности — нет, первой страстной любви. Никки заблуждалась: о таком невозможно забыть через пару месяцев. — Только за одно я благодарна ему, — негромко призналась она, — он помог мне измениться, заставил меня увидеть, что жизнь полна бесконечных возможностей. Он открыл мне глаза — настолько, что теперь я не смогла бы выйти за Тома, даже если бы не влюбилась в Льюка. Я не могу до конца жизни быть такой, какой хотят видеть меня Том и мои родители, особенно мать: исполнительной, скромной, безропотной… Ну хватит. — Бесс поднялась, покачнулась, выругала бренди и пробормотала: — Ты опоздаешь на свидание, если не начнешь собираться немедленно. Спасибо за то, что выслушала меня, заставила разговориться. Это мне помогло, честное слово.

* * *

Разговор с Никки помог ей только понять, что жизнь продолжается, размышляла Бесс на следующее утро. Она заставила себя плотно позавтракать перед уходом на работу и с вниманием отнестись к собственной внешности. Поэтому она выбрала свой любимый костюм — ладно сидящую темно-синюю юбку с белым жакетом, подчеркивающим яркий медный оттенок непокорных кудрей, изумрудный цвет глаз и страстный изгиб коралловых губ.

Пока все шло хорошо. Но она никогда не забудет его, думала Бесс, загружая текстовый редактор. Никогда. Краткая интерлюдия запретной страсти навсегда заняла лучшее место в ее сердце. Сжав губы, она принялась за работу и, к тому времени как Марк вошел в кабинет, успела так углубиться в подсчет запланированных расходов, что даже не взглянула на него. Наконец Марк произнес:

— С полудня ты свободна. Вчера вечером Льюк Ваккари звонил мне домой. Он сказал, что разговор с тобой займет некоторое время. — Подойдя поближе, он уставился на экран. — Разговор имеет отношение к отелю его кузины, так что позаботься захватить с собой свои записи. — Он спохватился и добавил, уже уходя: — А если возникнут какие-нибудь финансовые вопросы, пусть обращается ко мне.

На минуту ею овладели паника и искушение броситься вслед за Марком и умолять заменить ее на встрече. Бесс даже вскочила, но здравый смысл убедил ее сесть на место.

Босс сочтет подобную просьбу дерзостью, и, хотя мысль о встрече с Льюком пронзила ее как электрический разряд, благоразумная часть мозга убеждала: это единственная возможность предупредить его, заставить отказаться от беспорядочных связей, которые будут ранить сестру и погубят их брак.

Несмотря на то что Бесс всегда с благоговейным трепетом относилась к своей блистательной сестре и побаивалась ее острого язычка, она любила Хэлен и желала ей счастья.

С трудом сосредоточившись, Бесс мрачно принялась заканчивать работу, но, по мере того как стрелка на часах приближалась к часу дня, трепет в ней усиливался. Справится ли она? Совладает ли со своими чувствами к нему?

Дрожащими пальцами она подкрасила губы и вышла в приемную. Льюк уже ждал, и Бесс мгновенно поняла: ничто и никогда не сделает ее неуязвимой перед мощным влиянием этого человека.

Рослый и сильный, он обладал гибкостью и грацией, от которых холодок пробегал по спине Бесс, усиливая взрыв острых ощущений в глубине тела. А ради такого лица под безукоризненно подстриженными мягкими темными волосами, словно возникшего из тайных женских фантазий, стоило умереть.

Бесс судорожно сглотнула, вцепившись обеими руками в дипломат. Не улыбаясь, он с пугающей пристальностью впился серебристыми глазами в ее лицо, и Бесс глухо произнесла немеющим языком:

— Я собралась, если вы готовы.

— Разумеется.

Он по-прежнему не сводил с нее глаз, и Бесс быстро отвернулась — такой внимательный взгляд заставлял ее нервничать. Она направилась к двери. На улице ждало такси, и, чтобы встреча с самого начала стала исключительно деловой, Бесс холодно произнесла:

— Я перечислила в письменном виде свои замечания по поводу планов отеля вашей кузины, а после беседы с Марком добавила еще несколько предложений. Все они здесь. — Она похлопала ладонью по дипломату, не глядя на Льюка. — Бумаги можно переслать по почте, так что встречаться было вовсе не обязательно. Но вы можете передать кузине, что, с точки зрения Джексона, проект выглядит многообещающим.

— Встреча была совершенно необходима, — сдержанно возразил Льюк. — И она не имеет никакого отношения к планам Эмилии.

Нечего гадать о том, что он задумал. Льюк явно собирался попросить ее молчать о той памятной ночи. Он повел себя неразумно и не желал, чтобы об этом узнала Хэлен.

Интересно, к какому стимулу он прибегнет, чтобы заставить ее принять предложение. Или, может быть, станет угрожать ей?

Как бы там ни было, она пожелала оказаться на расстоянии целой галактики от места, где находилась сейчас. Человек, которого она так и не перестала любить, сидел совсем рядом с ней, но был невероятно далек. Бесс окатила волна облегчения, когда краткая поездка наконец завершилась, но она тут же вновь напряглась, пока Льюк сопровождал ее в зал выбранного им ресторана.

Очевидно, ресторан был из самых дорогих: со вкусом накрытые столы располагались далеко друг от друга, обеспечивая уединение, тишина была торжественной, почти благоговейной. Словом, это был храм наслаждения вкусной едой, винами и утонченными беседами.

— Сделать заказ за тебя? — Серебристые глаза оторвались от меню в кожаной папке. Льюк заметил, что меню, поданное Бесс, лежит закрытым на скатерти из дамаста.

Бесс кивнула. Ей хотелось поскорее убраться отсюда. Она не знала, сумеет ли выдержать встречу до конца. Возможно, ей следует высказаться, подняться и уйти.

Но она не сдвинулась с места, и не прошло и нескольких мину, как Льюк сделал заказ, а ее бокал наполнили вином. Невидящим взглядом Бесс уставилась На бокал, не осмеливаясь поднять глаза на Льюка, rte желая слышать, как он потребует ее молчания, отмахнется от всего, что случилось между ними, как от незначительной глупости, недостойной скандала между ним и будущей женой.

— Бесс. Посмотри на меня, Бесс. Она не могла. Она остро ощущала его раздражение, и оно резало ее как ножом, потому что Бесс знала, чем оно вызвано. Но спустя минуту она заставила себя взглянуть на него, гордо вскинув голову и сверкая зелеными глазами, при виде которых серебристые потускнели, стали темно-серыми.

— Не беспокойтесь. Я никому не скажу ни слова о случившемся. — Никки ни за что не проболтается. Бесс всецело доверяла ей. Когда перед ней ловко поставили тарелку, она опустила глаза.

Искусно украшенные устрицы. Должно быть, восхитительные, но она не станет есть. Просто отдаст ему бумаги, предупредит о том, что не стоит обманывать Хэлен после свадьбы, — это предупреждение она то и дело мысленно повторяла, готовясь высказать его вслух, — и уйдет.

Она вновь посмотрела на него, и он глухо произнес:

— Бесс, не надо!

Внезапная вспышка боли в глазах под нахмуренными бровями повергла ее в ужас; Бесс была парализована силой неожиданно открывшихся чувств Льюка. Он взял ее за руку, лежащую на столе, и с силой собственника сомкнул вокруг нее пальцы.

— Ты не представляешь, как я скучал по тебе!

Его голос срывался. Он боролся с собой — боролся изо всех сил. Тысячу раз повторял себе, что безумие кончено. Завершено. Прекращено. Но он заблуждался. Вероятно, конца безумию не предвиделось.

Прежде чем в комнату вошла Хэлен, он собирался изложить Бесс холодные, краткие факты, открыть сердце, позволить ей сделать выбор. Именно она должна была решать, что произойдет или не произойдет между ними в будущем.

Сначала он проклял непредвиденную помеху, но позднее, обнаружив, что Бесс сбежала в Англию, вспомнил о своих приоритетах и счел неожиданный приезд Хэлен удачей. Сама того не зная, Хэлен удержала его от страшной ошибки.

Но теперь, после нескольких недель, проведенных в спорах с самим собой, уверенный, что он поступил справедливо и что Бесс вовсе не нужна связь с ним, Льюк выяснил, что ничего не может с собой поделать.

Неважно, ошибкой это будет или нет, он должен объяснить ей, чего хочет. И хотя Бесс держалась настороженно и отчужденно, выпустив шипы, теперь, прикоснувшись к ней, Льюк понял: для нее тоже ничто не кончилось.

Он понял это, почувствовав, что Бесс ответила на пожатие его пальцев, увидев, как быстро поднимается и опадает ее великолепная грудь под простым белым жакетом, как внезапный легкий розовый румянец выступает на щеках, как приоткрываются мягкие губы, а веки опускаются, чтобы скрыть дымку желания, промелькнувшего в этих мерцающих темно-зеленых глубинах.

Забыв о еде, Льюк поднес ее руку к губам, осыпал тонкие пальцы легкими, как перышко поцелуями и увидел, как лицо Бесс побелело, а губы изогнулись от боли, словно ей был нанесен смертельный удар.

Бесс вырвала руку, чтобы избавиться от опьяняющего наслаждения, которое доставляли его губы. Реальность повергла ее в холодное отчаяние. Стоило Льюку прикоснуться к ней, и она забыла

обо всех правилах приличия, стала беспомощной жертвой его жестоких потребностей.

— Не надо так, — слабо взмолилась она, сидя очень прямо и неподвижно и стараясь удержать себя в руках, поскольку отчаянно боялась утратить рассудок. — Я ненавижу саму себя.

— Почему? — Казалось, его терпение на исходе и сдерживается он только благодаря невероятным усилиям воли. — Неужели надо стыдиться чувств, которые мы испытываем друг к другу?

Бесс резко вздохнула.

— Такой логикой меня не сломить, — с вызовом заявила она. — Вы презираете меня почти так же, как я — себя. Я не смогу помешать вам обманывать Хэлен в будущем, но знаю только одно: обманывать ее вы будете не со мной. — Она уставилась в потемневшие глаза Льюка, заметив вопрос в серебристых глубинах. — Ни за что! Женитесь на ней, если вы этого хотите. А я больше не желаю вас видеть — никогда!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Это невыносимо!

Несмотря на попытку Бесс уйти, Льюк поднялся первым. Официант немедленно подлетел к столу, словно на сверхзвуковых роликах, и Бесс пришлось подождать несколько минут, которые понадобились Льюку, чтобы заверить встревоженного официанта, что с едой и сервировкой все в порядке, извиниться, оплатить счет и повести ее прочь. Только неумолимые руки-клещи Льюка мешали ей упасть.

К счастью, только что подъехало такси, высадив элегантно одетых пассажиров, скрывшихся в ресторане. Бесс колебалась между откровенной старомодной истерикой и напоминающим пытку отчаянием.

Высвободившись из руки Льюка, она метнулась вперед и назвала водителю адрес офиса.

— Мы передумали, — язвительно заявил Льюк за ее спиной, втолкнул ее в машину и назвал улицу в Малой Венеции.

— Но я не желаю!.. — выпалила Бесс, однако Льюк повернулся к ней, пока машина выруливала в поток транспорта, и отрезал, поблескивая глазами:

— В данную минуту мне наплевать на то, что ты желаешь — или думаешь, что желаешь. Нам обоим нужно только немного времени и уединения. — Он откинулся на спинку сиденья и бросил в сторону Бесс взгляд, заставивший ее воздержаться от возражений. — Очевидно, у тебя в голове все перепуталось, и нам предстоит выяснить, что к чему. — Он развернулся, пригвоздив Бесс к месту взглядом. — Начнем по порядку: с чего ты взяла, что я собираюсь жениться на Хэлен? У меня нет ни малейшего намерения совершать подобные поступки, поверь мне.

— А Хэлен знает об этом?

Кого он надеялся обмануть? Только вчера вечером мать рассказывала о перипетиях приготовлений к пышной свадьбе!

— По-моему, подобная мысль никогда не приходила ей в голову, — почти беспечно отозвался Льюк. — А когда мы приедем ко мне домой, ты объяснишь, почему так решила. Пока мы едем, попытайся расслабиться — дыши глубже. Я не занимаюсь любовью с женщинами, потерявшими сознание, а ты выглядишь так, словно близка к обмороку.

Бесс хотелось ответить, что не видит в этом ничего забавного, что занятия любовью — Боже упаси! — вовсе не повод для шуток. Однако ею овладели странные чувства: она ощутила, что бледность выступает на ее лице. Закрыв глаза ладонями, она задрожала. Неужели он сказал правду или просто проявил немыслимую жестокость?

Как только они добрались до места назначения и вышли из машины, ветер со стороны канала освежил ее, взлохматил волосы, защекотал кожу.

— Значит, здесь вы и живете? — спросила Бесс, лишь бы что-нибудь сказать. Она так и не сумела заставить себя понять намек в словах Льюка, произнесенных во время поездки. Ей требовалось время, чтобы мозг заработал.

Льюк огляделся, словно удивленный ее вопросом, охватывая взглядом тихую, обсаженную деревьями улицу, величественный белый особняк, выходящий фасадом на канал Регента, магнолии в цвету, ивы, грациозно склонившиеся над водой, черных лебедей и пестрые лодки. Он пожал плечами.

— Малая Венеция. Да, приезжая в Лондон, я живу здесь. — Он взял Бесс за руку и взглянул на нее сверху вниз. — Это подобающее место. Вполне благопристойное. По крайней мере мать одобряет мой лондонский адрес, — его губы слегка скривились, — но лично я предпочел бы…

Он позволил недоконченной фразе повиснуть в воздухе, словно на мгновение его вкусы утратили всякое значение. Пока он вел Бесс к входу с портиком, она мысленно завершила фразу словом Тоскана — словом, которое немедленно вызвало в ее воображении деревушки на поросших кипарисами холмах, оливковые рощи, спускающиеся террасами, исчезающие в раскаленной, дрожащей голубой дымке, скалистые горные вершины, откуда теплый ветер приносил ароматы тысячи трав.

Неожиданно Бесс захотелось плакать. Она так много знала об этом непростом человеке — и вместе с тем знала слишком мало. Почти ничего. — К счастью, у моей экономки сегодня выходной. Нашему уединению никто не помешает, — сообщил он, открывая парадную дверь. Без слов он провел Бесс через внушительных размеров холл, толкнул дверь и отступил, пропуская Бесс вперед.

Бесс вздрогнула. Когда речь шла об уединении с этим человеком, у нее перехватывало горло. Она с трепетом оглядела комнату. Обставленная со сдержанной элегантностью, она имела массивные балконные двери, выходящие на террасу, откуда открывался вид на тщательно ухоженную лужайку, которую в свою очередь окружали высокие деревья.

Тихое, уединенное место. Бесс еще раз непроизвольно содрогнулась, наблюдая, как Льюк беспокойно прошагал по блестящему паркету, задел ногой бесценный на вид ковер, ослабил темно-синий шелковый галстук одной рукой и открыл балкон другой.

— Выходи на солнце, — кратко скомандовал он, стряхнул с плеч пиджак, небрежно бросил его вместе с галстуком на спинку стула, а затем протянул руку Бесс.

Бесс не обратила на нее внимания. С болезненно бьющимся сердцем она настойчиво спросила:

— Вы сказали правду? Вы действительно не женитесь на моей сестре?

— Выходи, — повторил он, но на этот раз в его глазах мелькнула улыбка. — Странные мысли приходят тебе в голову.

Он вышел на террасу. Бесс последовала за ним как на незримой привязи. Неужели он солгал? А может, нет? Но какой смысл лгать, если истина станет общеизвестной через несколько недель?

— Почему я должен жениться на Хэлен? Следует признать, она — красивое существо, блестящая компания, но такой путь я уже однажды выбирал и не имею ни малейшего намерения следовать по нему вновь. Сядем?

Несколько шезлонгов с мягкой обивкой окружили низкий стол в дальнем конце веранды. Направляясь туда, Бесс заметила пышно цветущие герани в белых каменных вазонах. Вероятно, сильный, пряный запах цветов вызвал головокружение, или же это просто растерянность, внезапное избавление от чувства вины, неожиданная надежда…

Бесс отогнала непрошеные мысли.

— Все знают, что вы с Хэлен через месяц поженитесь, — глухо произнесла она, желая вновь услышать возражение Льюка, поскольку то, что он сказал ей, не имело смысла.

— Назови хоть одного человека, — потребовал он, усаживаясь рядом с Бесс. Легкая улыбка играла на его губах, блеск в глазах становился убийственным.

Нет, никто не говорил Бесс об этом, не упоминал ни единым словом — впрочем, Джессика сказала, что приготовления ведутся в строжайшем секрете.

— Хэлен никогда еще не привозила домой своих приятелей и не знакомила их с родными, — попыталась оправдаться Бесс. — А тем более не приглашала их погостить на весь уик-энд. — Именно поэтому в голове Джессики возник звон свадебных колоколов. — И потом, она не работает. Если не считать пару поездок в Лондон и короткого путешествия в Италию, Хэлен живет дома после того, как вы провели с ней уик-энд. А это неслыханно! С тех пор как Хэлен подписала первый контракт, свою карьеру она ценила превыше всего. Заставить ее отдохнуть, сделать передышку было невозможно. Но прошло уже несколько недель…

— И благодаря этому неубедительному доказательству ты решила, что ей предстоит стать второй миссис Льюк Ваккари? — насмешливо осведомился он с таким видом, словно подобное предложение звучало донельзя нелепо. Но Бесс оказалась на высоте:

— Вы же сами говорили, что она занята выбором свадебного платья. Я слышала, как она спрашивала у вас, не будет ли слишком много двенадцати подружек невесты. Вы ответили, что не возражаете — в конце концов, это праздник Хэлен. Только вчера вечером я разговаривала с мамой — она рассказала мне, как заняты они с Хэлен заказом цветов, составлением списка приглашенных и тому подобными делами.

Как он может отрицать факты? Бесс закрыла лицо ладонями. Что с ней стряслось? Как ее угораздило влюбиться в человека, который оказался не только неразборчивым, но и беспринципным лгуном? Бесс думала, что она знает саму себя, но, как выяснилось, она ошиблась.

— Бедняжка! — Бесс почувствовала, как Льюк взял ее за руки и поднял с шезлонга. — Теперь я понимаю, почему возникло это недоразумение. Должно быть, тебя мучают угрызения совести, ведь ты занималась любовью с человеком, который, как ты была убеждена, женится на твоей сестре! Каким негодяем, наверное, я выглядел в твоих глазах!

В голосе Льюка Бесс услышала мягкое сожаление. Оно казалось таким искренним, что Бесс изумилась и не сопротивлялась, когда Льюк посадил ее обратно. Он присел перед ней на стол, и Бесс с трудом отвела взгляд от теплых глаз, начиная таять изнутри, желая поверить каждому его слову, но не в силах допустить такую глупость.

— Надо разобраться с этой ошибкой до конца, чтобы ты успокоилась, прежде чем мы двинемся дальше, — заявил Льюк, и Бесс не хватило времени понять, что он хотел сказать этими словами, поскольку он начал объяснять: — Что касается моих отношений с Хэлен, это самое обычное дело. Мы познакомились на презентации. Моя компания финансировала разработку проекта, а Хэлен присутствовала там как лицо, играющее важную роль в рекламной кампании. И, поскольку ей предстояло находиться на переднем плане, она была совершенно очаровательной и неотразимой, какой может казаться, если захочет. Не надо… — Он поднял руку, чтобы прогнать морщинку резкого недовольства, — появившуюся на переносице Бесс. В тягучем, как мед, голосе Льюка прорезалось раздражение: — Господи, как ты невинна! Настолько, что твоя невинность ранит.

Бесс отвернулась и вновь нахмурилась. Она утратила свою невинность по вине Льюка, и он это знал.

— Это мне ни о чем не говорит, — тонким голосом возразила она. — Просто объясняет, как между вами возникли отношения. — Но были ли Льюк и Хэлен любовниками? Вполне вероятно. Хэлен относится к нему как к собственности…

Льюк пренебрег ее язвительным возражением и непреклонно продолжал:

— Ей требовалась финансовая поддержка с моей стороны, и она приложила все усилия, чтобы убедить меня в том, что ее проект жизнеспособен. У нее были свои сбережения, твой отец согласился помочь ей. Но для собственного дела требовалась гораздо большая сумма.

Хэлен поступила мудро, сменив карьеру прежде, чем удача отвернулась от нее: она грациозно раскланялась и исчезла, пока была еще на гребне волны. Она решила открыть бутик для новобрачных в Мэйфейре, продавать изделия молодых талантов Европы. Не только свадебные платья, но и аксессуары, платья для подружек и матери невесты.

Открытие бутика состоится через четыре недели; предполагается, что это будет шумное событие. Намечается устроить демонстрацию моделей — потому Хэлен и спрашивала о числе платьев для подружек невесты — плюс прием с шампанским для приглашенных, фотографов, журналистов и тому подобное. Вероятно, всем этим и поглощены сейчас Хэлен и твоя мать.

Я принял приглашение Хэлен провести уик-энд в вашем доме потому, что это была удачная возможность поговорить о деле не только с Хэлен, но и с твоим отцом, а когда я уезжал, женщины с головой ушли в изучение модных журналов.

Льюк увидел внезапную вспышку радости в глазах Бесс, но он еще не закончил рассказ — слишком много предстояло объяснить. Но сначала…

— Ты не носишь кольцо. — Губы Льюка слегка изогнулись, но глаза оставались серьезными. — Снова потеряла его?

— Я… — Бесс обвела языком сухие губы. Эта улыбка вызвала у нее ощущение, словно она попала под автобус, желудок вел себя как при морской болезни, нервы трепетали, сердце колотилось, в голове все смешалось, поскольку теперь она знала правду и помнила: Льюк сказал, что скучал по ней. Теперь они были вольны проверить, получится ли у них что-нибудь. — Я не могу выйти замуж за Тома.

— А как отнесся к этому Том? По-видимому, сама Бесс была не слишком уверена в собственном решении — об этом свидетельствовало ее замешательство.

Подозрения Льюка подтвердились, когда она быстро ответила:

— Об этом я с ним еще не говорила. — Внезапно она решительно добавила: — Мы должны встретиться с ним в воскресенье. Я отдам ему кольцо.

— Вот и хорошо, — хрипло выговорил Льюк.

Его лицо помрачнело, и Бесс, озадаченная такой сменой настроения, торопливо спросила:

— В чем дело?

— Я хочу любить тебя, вот в чем дело. — Он поднялся; его лицо стало непроницаемым. — Настолько хочу, что не знаю, сумею ли справиться с этим желанием.

— Но ведь раньше вы справлялись с ним, — неуверенно напомнила Бесс и увидела, как глаза его на миг закрылись, а губы плотно сжались, прежде чем он мрачно уставился на нее.

— Мне нечем гордиться. Но похоже, — сухо добавил он, — когда речь заходит о тебе, вся моя сдержанность куда-то улетучивается. Жизнь, которую ты вела, твоя уязвимость и наивность делают тебя недосягаемой. В том, что случилось тогда ночью, виноват только я.

— Ничего не понимаю, — решительно заявила Бесс. Она должна сохранять твердость, иначе все пропало. Сумеет ли она когда-нибудь понять этого человека?

— Сейчас поймешь. — Льюк пристально уставился ей в глаза. — Когда я объясню тебе, что решил, ты все поймешь. Именно этого я и боюсь, — глухо добавил он и отвернулся. — Мы так и не успели перекусить. Я поищу какой-нибудь еды и вина.

Ему не хотелось есть, но он пытался хоть как-нибудь разрядить напряженную обстановку. Атмосфера грозила взрывом. Его неудержимо тянуло к Бесс. Воспоминания о близости с ней сводили его с ума несколько недель подряд.

— Я не голодна. — Разве что изголодалась по нему, мысленно добавила Бесс, отчаянно стараясь избавиться от растерянности. Кратким объяснением Льюк развеял ее убежденность в том, что он собирается жениться на Хэлен, уничтожил чувство вины, которое мучило ее так долго, и одного этого было достаточно, чтобы привести в беспорядок ее мысли.

Но то, как Льюк вел себя, словно испытывал к ней неприязнь, намекало на нечто невообразимое, указывало, что он презирает себя за случившееся той ночью. Это было невыносимо.

Терпение Бесс иссякало, она не понимала, зачем Льюк привез ее сюда.

— Если вы хотите сказать что-нибудь еще — говорите. А потом я уйду. Должно быть, вы сожалеете о том, что привезли меня сюда.

— Уйдешь? — Жесткие ладони обхватили ее лицо, пристальный, пылающий взгляд заставил потупиться. — Мысли о тебе не дают мне покоя, мучают меня! — выпалил он. — Теперь я никогда и никуда тебя не отпущу!

Но затем так же быстро он отстранился, взял себя в руки и пригласил, словно насмехаясь над самим собой:

— Располагайся. Это займет некоторое время.

Бесс была так прекрасна, что у Льюка перехватило дыхание. Природа наделила ее не бросающейся в глаза, ослепительной красотой своей сестры, а прелестью, проникающей в глубину души.

А ему предстояло сказать ей жестокие слова, от которых он не мог отказаться. В эту минуту Льюк ненавидел себя.

— Бесс… Я хочу тебя и знаю, что ты хочешь меня. Очень краткое время мы были любовниками. Нам обоим пришлось нелегко по разным причинам, к этой связи нас подтолкнула страсть, потребность, которую никто из нас не в силах отрицать.

— Любовниками… — Она повторила это слово, тревожно вслушиваясь в него. Любовь познала и продолжала чувствовать только она одна. Льюк низводил случившееся между ними до уровня похоти.

Он сидел на низком столе, слегка подавшись вперед и свесив руки между коленями.

— Да, любовниками. И я бы хотел, чтобы так продолжалось впредь. Возражения с твоей стороны бессмысленны. Ты уже не желаешь выходить замуж за Тома — по крайней мере ты сама так сказала — и знаешь, что мои отношения с Хэлен являются чисто деловыми. Но мои возражения… — он развел руками и вновь уронил их — по-прежнему существуют. Тебе судить, обоснованны ли они. Словом, решай сама.

Внезапно Бесс испугалась. Испугалась глубины своей страсти к этому человеку, в которой с легкостью могла утонуть. Испугалась, услышав, как холодно и взвешенно он говорит о своих желаниях.

— Какие возражения?

Льюк не ответил на вопрос, заговорив о другом:

— Я сочувствовал тебе прежде, чем мы успели познакомиться. Хэлен была слишком поглощена собой, чтобы рассказывать о своих родных, но если и заговаривала, то только о ваших родителях, которых она, несомненно, любит. О тебе она просто умалчивала. Я задумался: неужели она понимает, что ты более притягательна, чем она? Знает, что, едва в тебе пробудятся истинные возможности, ты затмишь ее? Неужели она веселилась на вечеринке в честь твоей помолвки потому, что понимала: как только ты благополучно выйдешь замуж за Тома, то уже никогда не пробудишься и не станешь угрозой для нее? Как бы там ни было, — Льюк криво улыбнулся, — увидев тебя, я сразу понял, что твои возможности пропадают зря. И решил что-нибудь предпринять. Я вмешался в твою жизнь — веришь ты мне или нет, такой необходимости прежде я никогда не ощущал. Мой план удался. Я наблюдал за тобой, видел преображение и отчаянно желал тебя. И, несмотря на собственное убеждение, что ты заслуживаешь не просто связи, именно ее я тебе и предлагаю.

Он услышал, как Бесс ахнула, и уставился на нее в мрачной решимости заставить ее понять.

— Я хочу тебя. Но не стану унижать нашу страсть тайной связью. — Ноздри Льюка с отвращением дрогнули. — Не хочу, чтобы ты звонила мне, когда твоя соседка уйдет, или пробиралась сюда в выходной день моей экономки, не хочу украдкой отправляться на уик-энд в какой-нибудь безымянный отель.

Серебристые глаза яростно впились в зеленые глубины глаз Бесс.

— Ты понимаешь? Я не могу предложить тебе никаких длительных обязательств, никаких гарантий, но хочу, чтобы ты перебралась сюда, жила со мной не таясь. Я не стану вести себя так, словно мы должны стыдиться наших желаний.

И еще одно. Я не предлагаю тебе брак — ни сейчас, ни в будущем. Знаю, это звучит жестоко, — холодно добавил он, глядя, как румянец проступает под нежной кожей Бесс, и ненавидя себя за поступок, на который толкнуло его влечение к ней. — Но будет лучше сразу знать все. Если я женюсь — а мне в конце концов придется жениться когда-нибудь в отдаленном будущем, — целью этого брака будет появление наследника. Единственной целью. Я был предельно откровенен с тобой. Теперь решать тебе.

Его лицо стало суровым. Он поднялся, а Бесс, чувствуя, как что-то угасает в ней, вянет от только что услышанных слов, язвительно произнесла:

— Значит, я достаточно хороша, чтобы спать со мной, но не гожусь в матери вашим детям? Ведь именно это вы хотели сказать? — Она повысила голос: — Я вполне способна подарить вам наследника — целый выводок наследников, если вы этого хотите. Так в чем же дело?

— Бесс, сага… — Его глаза потемнели от боли, на миг выдавая бурю старательно сдерживаемых чувств. — Я не сомневаюсь в твоей способности произвести на свет потомство. Но ты нуждаешься в большем — и заслуживаешь этого. Неужели ты согласна провести жизнь, зная, что на тебе женились только ради детей, уподобив тебя племенной кобыле? Подумай сама.

Его слова причиняли невероятную боль, но голос был мучительно-мягким.

— А теперь я поищу что-нибудь поесть, пока ты как следует подумаешь. И еще, Бесс… — Он помедлил, уже собираясь уйти в дом. — Не торопись. Разберись в своих желаниях до конца.

Она бессильно откинулась на мягкие подушки, ощущая пульсирующую боль в висках.

Бесс знала свои желания. Она хотела его. Его любви. Навсегда. Но оказалось, что не стоит надеяться заслужить эту любовь. Он был откровенен и прям с ней — но представлял ли он, как ранит эта откровенность?

Бесс лихорадочно размышляла, сумеет ли она сбежать — немедленно, пока она еще в здравом рассудке, — или все-таки ей надо остаться, примириться с неизбежным, подчиниться его мучительной власти?

Она беспокойно ерзала в шезлонге, солнце обжигало кожу сквозь тонкую ткань костюма. Она словно шла по минному полю; неважно, примет она предложение Льюка или нет, — последствия будут катастрофическими.

Можно перебраться к нему, любить его — и каждое утро просыпаться, опасаясь, что именно сегодня он заявит, что между ними все кончено. Что он счел время подходящим для брака с какой-нибудь аристократкой, не видящей ничего неприемлемого в супружестве исключительно ради сохранения династии и рождения наследников.

Если же она сейчас уйдет, то до конца жизни будет с сожалением вспоминать о нем…

Беда в том, что рядом с Льюком Бесс становилась беззащитной. Ей приходилось бороться с ним и с собой, а сил для борьбы не оставалось.

Бесс сжала губы. Она должна найти оружие, чтобы продолжать борьбу. Она просто обязана сделать это.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— И сколько же будет продолжаться наша связь?

Резкость Бесс проявилась не только в тоне, но и в том, как она распрямила спину, надеясь, что этого оружия хватит для борьбы с непреодолимым искушением. Она проследила, как Льюк ставит на стол тяжелый поднос, и холодно продолжала:

— Будет гораздо удобнее, если я заранее узнаю, на какое время могу рассчитывать. На месяц? На год?

Бесс не сдерживала саркастическую нотку, не собиралась осторожничать. Она не привыкла к подобным предложениям. А сознание того, что Льюк завязывает отношения между ними так расчетливо, уже заранее приняв решение разорвать их, когда сочтет нужным, вызвало у нее отвращение.

Она жаждала любви Льюка, но это было невозможно. Неужели он вообще не способен любить? Или же считает ее достойной только увлечения?

Лишь слегка приподняв бровь на невозмутимом и привлекательном лице, Льюк устроился на другом шезлонге, ясно давая Бесс понять, что считает ее вопрос бестактным.

Это плохо, решила Бесс, наблюдая за движениями холеных рук Льюка и чувствуя, что у нее путаются мысли. Он молча придвинулся к столу и принялся перекладывать тонкие, как бумага, ломтики холодного жареного фазана и острый салат на тарелку китайского фарфора.

Больше всего Бесс тревожило то, как бесповоротно изменила ее любовь к этому человеку. Если бы кто-нибудь прежде сделал ей подобное предложение, Бесс покраснела бы до корней благопристойно зачесанных назад волос и отвесила бы негодяю пощечину со всей силой возмущенной девственности и твердых принципов.

А теперь она, по сути дела, обсуждала его предложение — по крайней мере пыталась, поскольку Льюк пока не произнес ни слова.

По-прежнему молча он протянул Бесс тарелку и большую льняную салфетку, чтобы расстелить на коленях. Внезапно помрачнев, он наконец произнес:

— К чему такие сложности, Бесс? Почему бы тебе не успокоиться? Сначала поешь, а затем мы обсудим наше будущее — если, конечно, для нас оно станет общим.

Только теперь. Бесс заметила, что он принес шампанское во льду. Со сжавшимся сердцем она наблюдала, как Льюк аккуратно сдирает фольгу с горлышка бутылки.

Сложности? Разве она не имеет на них права? Не каждый день мужчина, которого она любит, предлагает ей стать сожительницей! Одной рукой открывает перед ней врата рая, заявляя, что другой она будет изгнана оттуда!

Мужчина, которого она любит… Вот в чем истинная сложность. Бесс поставила тарелку на стол, понимая, что не сумеет проглотить ни крошки. Стальные клещи, охватившие сердце, сжимались с каждой секундой, грозя задушить ее.

Если она любит его до безумия, тогда почему не хватается за первую же возможность жить с ним вместе? Ей вполне по силам сделать все, чтобы стать ему необходимой, разве не так? Она способна незаметно завладеть его сердцем, научить любить ее — словом, добиться, чтобы он не смог без нее жить.

Следовательно, можно принять это предложение как чудесный шанс, один из тех, что представляются раз в жизни. Как вызов. Почему бы и нет?..

Бесс заметила опасность как раз вовремя и обуздала суматоху своего воображения, помешав себе погрузиться в фантазии, которые мысленно сама создавала.

— Будущее? Каким же будет наше будущее? Об этом я и спрашиваю. — Она скомкала салфетку и швырнула ее на стол. Салфетка приземлилась на тарелку с нетронутой едой. — Обсудим это сейчас же. Какой смысл медлить?

Зачем затягивать агонию, не зная, что он задумал? Предвидит ли он, что плотское влечение к ней затянется дольше чем на несколько месяцев? Бесс не могла предсказать это даже с помощью записи ходов, о которой рассказывал ей Марк. Как давно это было! И вместе с тем прошло всего несколько недель. Как быстро совершились в ней изменения! С

Льюк молча протянул ей бокал шампанского и откинулся на спинку шезлонга, поставив на стол свою тарелку, которая также осталась нетронутой. Значит, он тоже потерял аппетит. Может, потому, что она предпочла усложнить дело? Потому, что не сразу сорвалась с места, не побежала укладывать вещи, чтобы немедленно перебраться к нему?

— К чему такая враждебность, Бесс? — Стальные глаза Льюка прищурились, пристально вглядываясь в ее лицо и ожидая ответа. — Нервничаешь?

Нет, она не нервничала — она пребывала в агонии. Речь шла о ее будущем счастье, которое Льюк держал в своих холодных, небрежных руках. Внезапно на лбу Бесс выступил пот. Не задумываясь, она одним глотком выпила шампанское и зажала между пальцами тонкую ножку бокала.

— Нет, просто любопытствую. И вполне имею на это право.

Льюк иронично улыбнулся, поставил свой полный бокал на стол и подался вперед, вглядываясь в бледное лицо Бесс.

— Тебе же известно, что любопытство сгубило кошку. Мы можем убить одним ударом даже двух кошек, но все-таки рискнем.

Каким усталым он выглядит, вдруг подумалось Бесс. Только сейчас она заметила, что лицо Льюка стало изможденным. Бесс уже пожалела о том, что проявила враждебность. Она не могла видеть

Льюка таким.

— Итак, ты желаешь знать, как долго, по моему мнению, будут продолжаться наши отношения? — осведомился Льюк. Он говорил медленно, словно взвешивая каждое слово, и не спускал с Бесс пристального взгляда. — Как же я могу дать тебе ответ, которого не существует? Однажды я уже совершил ошибку — и не намерен повторять ее. Я принес клятву в церкви, вручил свою судьбу Элейн и надеялся, что наш брак продлится всю жизнь. — Он быстро и красноречиво развел руками. — Если прошлое и дало мне ценный урок, то только в том плане, что ничто не может продолжаться вечно. — Голос Льюка прозвучал цинично и опустошенно. Должно быть, он уязвлен до глубины души.

— Хочешь рассказать мне, что случилось? — спросила Бесс, разорвав тягучее, неловкое молчание, повисшее в жарком полуденном воздухе.

Внезапно сочувствие овладело ею, заставило преодолеть барьер ревности и режущую боль от сознания, что когда-то некой женщине удалось воспламенить в нем любовь и страсть, добиться его преданности. Эту женщину он любил так крепко, что, потеряв ее, вообще утратил способность любить.

Льюк пожал плечами, его глаза потемнели.

— Полагаю, ты имеешь право знать об этом — хотя бы для того, чтобы понять меня. Видишь ли, Бесс, меня одурачили, обвели вокруг пальца. Ладно, не со мной первым стряслось такое, и, подобно всем остальным, я смог примириться со случившимся.

Мы были женаты всего два года, когда в компании начались неприятности. Крупные неприятности. Мой дядя Карло потерял деньги инвесторов, играя на фондовой бирже, и потерпел колоссальные убытки. Одно время нам казалось, что дело уже ничем не поправить.

Очевидно, Элейн восприняла панику в прессе серьезнее, чем мои заверения, что мы выкарабкаемся. Она обчистила меня, опустошила все общие счета, какие у нас были, и исчезла. — Он метнул в сторону Бесс мрачный взгляд, и сила горечи в его голосе потрясла ее. — В то время она была беременна. Позднее я узнал, что она избавилась от ребенка. Это был тяжкий удар — не бегство жены, не сознание, что ей нужен был не я, а мои деньги, а потеря ребенка.

К тому времени, как она исчезла, наш брак уже начинал распадаться, но я никогда бы не бросил ее, не причинил бы ей боль умышленно. Я дал клятву, вверил себя ей и считал, что обратного пути нет. И еще… Господи, Бесс, как я мечтал об этом ребенке!

Острая боль в его t голосе тронула Бесс, как ничто другое. В эту минуту она знала только, что Льюк страдает, что она любит его и должна помочь, утешить его, если сумеет. Порывистым движением поднявшись с места, она встала на колени перед Льюком и взяла его за руки.

— О, Лука! Какой негодяйкой оказалась эта женщина! Как она могла так поступить?

Неудивительно, что он так боялся вновь брать на себя ответственность, думала Бесс. Если когда-нибудь он и решится на брак — в отдаленном будущем, — то просто ради того, чтобы заменить потерянного ребенка.

Но теперь это не имело значения. Бесс все поняла. Ее сердце изнывало от любви и сочувствия, возмущалось поступком бывшей жены Льюка, причиненным ему горем, душевными ранами, которые она так бездумно нанесла ему.

Огромные глаза Бесс наполнились слезами. Одна из них скатилась по щеке, упала на руку Льюка, и это заставило его очнуться от размышлений, поднять голову и приглушить горечь в глазах.

Он мягко произнес:

— Не плачь обо мне, сага. Все это случилось очень давно. Тогда я был гораздо моложе, менее циничным, неспособным защититься от такой боли. Но я выдержал, поверь мне.

Протянув руки, он обхватил ладонями талию Бесс и посадил ее к себе на колени, глухо пробормотав:

— Я никогда не говорил о прошлом, редко вспоминал о том, как безжалостно она убила нашего ребенка, но ты хотела знать, почему я не желаю загадывать на будущее. Теперь, должно быть, ты все поняла.

Он вгляделся в глаза Бесс, и она молча кивнула, затаив дыхание. Он решительно продолжал:

— Ты нужна мне — и знаешь об этом. Когда ты покинула Италию, я убеждал себя, что это к лучшему. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу предложить. Ты — пылкая, любящая, великодушная женщина, тебе чуждо коварство. Ты должна иметь все: любовь, преданность, брак, детей, — все, что полагается. У меня нет ни малейшего права лишать тебя этих радостей, однако именно так я и поступаю. — В его глазах медленно разгоралось пламя, чувственные губы смягчились. — Обними меня, сага. Какое бы решение ты ни приняла, я хочу, чтобы сейчас ты была рядом.

В вихре чувств Бесс обвила его руками, склонила голову к нему на плечо, становясь беспомощной и слабой, когда его ладонь нежно пригладила ее волосы, а другая скользнула по телу, дразнящим движением приблизившись к груди.

Дыхание Бесс стало прерывистым и торопливым, а он пробормотал:

— Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной: в моей жизни, в моем доме, в моей постели. И я знаю, ты тоже этого хочешь.

Передвинувшись выше, его ладонь мягко обхватила ее грудь, и Бесс закрыла глаза, судорожно вздохнув, едва ее плоть отозвалась на ласку. Она чувствовала, как нарастает в нем напряжение, как мелкая дрожь дает ей понять, что сдерживаться он сможет совсем недолго.

Как она могла отвергать его? Как могла отрицать свои желания? Он был воплощением всего, о чем она мечтала, и если ее любовь достаточно сильна и глубока, то разве не пробудит она ответного чувства? Но…

— Я боюсь, — честно прошептала Бесс, обнимая его. Она боялась, что ей никогда не удастся тронуть его сердце, боялась, что наступит время, когда она обнаружит, что стала для него привычкой.

Привычки надоедают, а он должен двигаться вперед. И настанет день, когда он наконец примет решение жениться на какой-нибудь утонченной красавице, которая не моргнув глазом согласится на брак без любви и будет готова подарить ему наследников.

Если Льюк наконец предложит расстаться, сердце Бесс разорвется на мелкие части!

— Не бойся, — тихо пробормотал он ей на ухо, касаясь языком мочки. Нечестная игра, решила Бесс, но тут же поняла, что она не возражает. Она подставила Льюку губы, и он принялся

покрывать их быстрыми, легкими поцелуями. — Все будет хорошо, все будет прекрасно, я обещаю. Я ни в коем случае не стану мешать тебе в делах. Ты только что обнаружила, что способна сделать карьеру, и это очень важно.

Не прекращая целовать ее, он спустился губами по шее Бесс, и она прижалась к нему так крепко, как только смогла. Из ее груди вырвался едва слышный стон. Льюк продолжал низким и страстным голосом, удовлетворенный реакцией Бесс на его поцелуи:

— Временами нам придется расставаться. Работа, твоя и моя, ненадолго будет разлучать нас. Мне досадно думать об этом, но мы всегда будем помнить, что вскоре вернемся домой, друг к другу.

Всегда! Он сказал всегда! Возможно, это случайность, но какая разница? Значит, надежда еще не потеряна!

Одно-единственное, чудесное слово, произнесенное в связи с будущими отношениями, открыло Бесс больше, чем понимал сам Льюк!

Его губы переместились к основанию ее горла, ладонями распахнули белый жакет. Бесс томно пошевелилась на коленях Льюка и услышала, как его сердце ускорило бег, а дыхание участилось, когда ее полные груди появились под греховно тонкой дымкой белых кружев.

— Любимая… — У него перехватило горло, глаза закрылись как от боли. Сжав руки на талии Бесс, он мягко отстранил ее, заставляя выпрямиться. Старательно запахнув жакет, он спрятал ее тело. — Было бы слишком легко взять тебя,

заставить признать, что мы принадлежим друг другу как любовники. Твое тело уже знает это, — глухим, подрагивающим голосом объяснил он, — но с рассудком труднее справиться. Обещаю: больше я не прикоснусь к тебе, пока ты сама не решишься отдаться мне.

— Я уже приняла решение, — хрипло прошептала она, обхватив нежными ладонями его любимое лицо и вглядываясь в суровые и прекрасные черты.

— И что же? — Он затих, пронизывая ее взглядом. — Что ты решила, сага?

Она опустила голову, ее глаза затуманились от любви.

— Я буду с тобой. — Бесс чуть не добавила всегда, но сдержалась: время еще не пришло. Но оно непременно придет. Когда-нибудь ей представится случай договорить — в это Бесс верила твердо.

Долю секунды ей показалось, что Льюк не расслышал, но затем его глаза потемнели от страсти, а хищная улыбка приподняла уголки губ.

— Ну, в таком случае… — Он завел руку за спину, и, словно по волшебству, спинка шезлонга опустилась. — Я слишком жажду тебя, чтобы отнести в постель, которую нам предстоит делить в будущем. Мы займемся любовью прямо здесь, на солнце. — Он ловко снял с нее жакет и принялся за пояс юбки. — Нас никто не увидит, нам не помешают.

С незначительной помощью Бесс он расстегнул юбку и спустил ее по бедрам, то же он проделал и с колготками.

Потом со стоном зарылся лицом в ее тонкое кружевное белье, спазмы желания сотрясали его сильное тело.

— Помоги мне, Бесс… помоги мне. Господи, как я хочу тебя!

Нежно, томительно, любя его все сильнее с каждой минутой, наполненной страстью, любя за мужскую беспомощность, Бесс помогала ему, как могла. Она расстегнула его рубашку и спустила ее с мощных плеч, провела пальцами по широкой груди, прежде чем медленно передвинуться ниже, проникнуть под пояс его брюк, продолжая соблазнительное исследование, пока он сбрасывал их, не прекращая яростных поцелуев.

Низким голосом он воскликнул: «Ведьма!» — и обратил пытку на нее, срывая оставшуюся одежду, пока она не осталась совершенно нагой под солнцем, ласкающим гибкое тело.

* * *

Сгустились сумерки; они наконец дремотно улыбнулись, глядя друг другу в глаза, и Лука отвел с лица Бесс спутанные волосы.

— Ты прекрасна! Я никак не могу насытиться тобой! Но нам пора одеваться, — с сожалением добавил он, а затем расплылся в медленной ослепительной улыбке. — Мы поможем друг другу. — Он провел гибким пальцем по ложбинке между ее грудей. — Это займет больше времени, гораздо больше, но будет восхитительно. А потом мы вместе съездим за твоими вещами. Скажем твоей подруге, что ей придется подыскать себе другую соседку.

Бесс медленно выпрямилась и посерьезнела.

— Нет, Лука. Я не могу. Его губы сжались.

— Ты передумала? — воскликнул он и схватил ее за предплечья, впиваясь пальцами в кожу. — Нет, ты не можешь так поступить со мной! Ты не сделаешь такое с нами! Я не отпущу тебя!

— Нет, — едва дыша, отозвалась она. Мерцающие зеленые глаза умоляли его понять. — Я не передумала, но всему свое время. После уик-энда я переберусь к тебе, обещаю. — Ее голос дрогнул. Бесс цеплялась за немногие оставшиеся у нее принципы. Она нервничала и ничего не могла с собой поделать. Открытое сожительство с любовником было серьезным шагом для женщины, прежде следующей безупречным правилам.

Но нельзя забывать еще об одном, утешала она себя: о верности человеку, которого любишь. А она любила Луку. Больше жизни.

Глаза Луки стали ледяными, и Бесс содрогнулась, не в силах вынести это. Она начала торопливо разбирать свою одежду. Вероятно, Лука считал, что ее охватил запоздалый приступ стыдливости, но, если объяснить ему, в чем дело, он наверняка все поймет.

— Промедление, Бесс? — холодно спросил он, натягивая рубашку. — К чему откладывать то, что мы оба считаем неизбежным?

— Ничего я не откладываю! — возразила Бесс, запихивая колготки в сумочку и сунув босые ступни в туфли. — Но я не могу переехать к тебе, пока не повидаюсь с Томом и не объявлю, что расторгаю помолвку. Он будет в ужасе, если узнает о нас прежде, чем я поговорю с ним. Постарайся это понять.

Лука поднялся, возвышаясь над ней, его взгляд переместился на безымянный палец Бесс.

— У тебя была уйма времени, чтобы поговорить с Томом. Так почему ты медлила? — Он уставился в лицо Бесс, глаза вспыхнули мрачным подозрением. — Не знала, кого выбрать? Он готов жениться на тебе, а я — нет, в этом все дело? Потому ты и не смогла заставить себя поговорить с ним? И теперь хочешь выиграть время, чтобы решить, кто из нас будет лучшей добычей? Отвечай, Бесс! — резко потребовал он. — Неужели кольцо и клочок бумаги так много значат для тебя? Больше, чем есть у нас? Такие ловушки могут быть совершенно бесполезными, это известно мне по собственному опыту.

— Ничего подобного, — в отчаянии прошептала она и потупилась. Тяжесть подозрений Луки гнула ее к земле. — Я не хочу ссориться с тобой по этому поводу, попытайся меня понять: я должна поговорить с ним при встрече, а не по телефону.

— Ладно! — мрачно заявил Лука и, нахмурившись, посмотрел на часы. — Я отвезу тебя туда сейчас же. Ты увидишься с ним и все объяснишь сегодня. Мы вернемся обратно еще до полуночи.

Едва договорив, Лука направился в дом, подобрав сброшенные пиджак и галстук. Бесс в ужасе побежала за ним.

Она безумно любила его — гораздо сильнее, чем он когда-либо полюбит ее, в этом Бесс не сомневалась, — но он не имеет права распоряжаться ее жизнью. Так поступали слишком многие с тех пор, как она родилась. Теперь Бесс была охвачена стремлением самостоятельно принимать решения.

— Нет, Лука. — Бесс обогнала его и остановилась, повернувшись к нему лицом. — Я съезжу туда в воскресенье утром. Одна. Я справлюсь с этой задачей сама — или вообще не стану браться за нее, — предупредила она, ненавидя себя за эту ссору, но понимая, что избежать ее невозможно.

Она вздрогнула и побледнела, услыхав холодный вопрос Луки:

— Это ультиматум, Бесс? Или шантаж? Я не приемлю ни того, ни другого.

— Это просто факт.

Бесс не собиралась послушно сдаваться, сколько бы Лука ни значил для нее. Вопрос был слишком важным. Его решению предстояло задать тон их будущим взаимоотношениям — конечно, если Лука еще не отказался от них. Судя по тому, как он смотрел на нее сейчас, меньше всего он думал о продолжении связи.

Она понимала, что многим рискует, но, несмотря на хаос в душе, заявила спокойным тоном:

— Я приняла решение. Оно касается не только нас двоих, Лука. Надо подумать и о других людях. После встречи с Томом я намерена сообщить новость моим родителям. В конце концов, отец Тома — папин партнер. Наши семьи дружны между собой. А сегодня уже слишком поздно делать и то, и другое. Надеюсь, ты это понимаешь? Я должна всеми силами попытаться смягчить удар.

Зеленые глаза столкнулись с ледяным взглядом Луки, и что-то умерло в душе Бесс, когда он резко кивнул. Его лицо помрачнело, и он произнес мучительно-вежливым и нестерпимо-холодным голосом:

— Как хочешь. Если ты готова, я отвезу тебя домой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Лука по-прежнему дуется, огорченно размышляла Бесс, сворачивая на улицу Брейлингтона, ведущую к старой церкви. По крайней мере она искренне надеялась, что его молчание — не что иное, как проявление мужского самолюбия. С тех пор как Бесс отказалась поехать с ним к родителям в тот вечер, от Луки не было слышно ни слова.

Раз или два во время возвращения домой она испытывала искушение капитулировать, заявить: Едем! Пусть все будет по-твоему. Я сегодня же поговорю с Томом, если это необходимо, чтобы ты перестал хмуриться. Но что-то удерживало ее, и Бесс понимала, что поступает правильно.

Вместо этого она вновь попыталась убедить Луку в своей правоте:

— Если я переберусь к тебе прежде, чем поговорю с Томом с глазу на глаз, мои родители будут в ужасе. Особенно мама. Она заявит, что это и называется жить во грехе, начнет драматизировать, назовет меня падшей женщиной и так далее.

Она старалась говорить небрежным тоном, но ответ Луки оказался вовсе не таким, на который она надеялась. Он холодно заявил:

— И ты этого не вынесешь. Несмотря ни на что, их мнение — единственное, что имеет для тебя значение.

— Но это справедливо — разве не так? — с жаром отозвалась Бесс, желая, чтобы поездка поскорее закончилась, и вместе с тем мечтая, чтобы она продолжалась бесконечно, а у нее появилось время поговорить с Лукой. Она не могла попрощаться с ним, не разрешив спора.

— Жизнь несправедлива, — отрезал он.

Бесс стиснула зубы, досчитала до десяти, а затем более или менее спокойно возразила:

— Ты ошибаешься: мнение родителей для меня вовсе не самое важное. Но оно имеет значение. Зачем пренебрегать им, если я этого не хочу? Я всегда была, что называется, примерной дочерью — старалась угодить, отступала на задний план, никогда не совершала неожиданных поступков и не доставляла родителям ни малейшего беспокойства. — Бесс искоса взглянула на Луку, но его лицо по-прежнему оставалось мрачным и застывшим: должно быть, потому, что он просто не привык считаться с чужими желаниями. Она поняла, что вряд ли чего-нибудь добьется, но продолжала: — Мои родители любят Тома, а нашу помолвку считают совершенно естественным поступком. Узнав, что я отдала ему кольцо и вознамерилась переехать к тебе, они…

— Не будем об этом, ладно? — прервал ее Лука, сжав руки на руле так, словно хотел выдернуть его с корнем. — Я понял абсолютно все. Ты довольна? Так давай забудем об этом.

Он и вправду не хотел больше слушать ее, размышляла Бесс, не желал знать, что она всего лишь стремится следовать правилам приличия: сначала сообщить новость Тому, затем — родителям, дать им время переварить услышанное, а потом объяснить, что она влюбилась в Луку и переезжает к нему.

Предстоящий разговор вовсе не радовал Бесс. В сущности, она испытала физическую тошноту, когда под шинами захрустел гравий на дорожке у родительского дома. Освещенный теплым утренним солнцем, дом выглядел мирно, а ей предстояло уничтожить эту безмятежность. Выключив двигатель, Бесс некоторое время сидела, вслушиваясь в тишину, и гадала, простит ли ее когда-нибудь Лука за отказ подчиниться его требованиям, понадобится ли ей переезжать к нему, или он просто прикажет забыть об этом.

Родители не ждали ее приезда. Бесс звонила домой дважды, и оба раза безуспешно, и отказалась от дальнейших попыток. Наверняка они будут настолько потрясены ее сообщением, что неожиданный приезд покажется по сравнению с ним пустяком.

В приливе внезапной тревоги Бесс пожалела о том, что Луки нет с ней. Она нуждалась в его поддержке, и он ее предлагал — разумеется, на своих условиях, — но она отказалась от нее и теперь должна понести наказание.

Она тяжело вздохнула. С этой задачей ей предстоит справиться самостоятельно.

Через минуту из дома вышла Хэлен, и Бесс наблюдала за ней сквозь окно машины.

В легком кремовом платье, с золотистыми волосами, спадающими по спине, Хэлен выглядела прелестно, как всегда, а простой покрой платья с пышной юбкой и бесхитростная прическа смягчали ее облик.

Что она подумает, узнав, что Бесс и Лука были близки? Совсем недавно — и, как подозревала Бесс, весьма краткое время — Хэлен и Лука были любовниками.

Почувствует ли Хэлен себя отвергнутой? Бесс искренне надеялась, что этого не произойдет. Или же сестра просто забудет об этом эпизоде? Ведь в ее мире богатые и прославленные люди не отличаются постоянством, когда речь заходит о любовных связях.

Бесс мрачно поежилась. Хватит ли ее любви, чтобы удержать Луку? Или же он уже списал ее? Бесс понимала, одно: что бы ни случилось между ней и Лукой Ваккари, она не сможет выйти замуж за Тома. Кроме того, Хэлен уже узнала автомобиль и теперь медленно, почти нехотя направлялась в его сторону.

Бесс вышла из машины и взглянула на сестру. Хэлен редко обращала на нее внимание, и потому Бесс заранее приготовилась увидеть обычную пренебрежительную гримаску. Но прелестное лицо выражало тревогу, хотя слишком поспешное мы не ждали тебя на этот уик-энд ничего не объясняло.

— Я знаю: мама предпочитает, чтобы о визитах ее извещали заранее — даже родная дочь, — и желательно в письменной форме, — сухо произнесла Бесс. — Но все вышло неожиданно. — Она не могла признаться, зачем приехала сюда. Тому будет неприятно узнать, что Хэлен, его заклятый враг, услышала о решении Бесс раньше, чем он сам.

Хэлен окинула сестру настороженным и несколько озадаченным взглядом.

— Ты изменилась. — Ее глаза прошлись по белым узким джинсам и свободной шелковой блузке цвета корицы, которые Бесс выбрала для поездки. — Должно быть, потому, что перестала зачесывать волосы назад. По крайней мере ты отказалась от алого костюма. И правильно сделала — этот цвет тебе не идет.

Хэлен пожала плечами, словно обсуждение внешности сестры наскучило ей.

— Кстати, ты приехала зря: папа играет в гольф, а мама в центре садоводства вместе с Барбарой Клейтон. Вероятно, вернутся они только к ленчу. И я тоже занята. Я уже собралась уходить, когда услышала шум машины. — Она снова оглянулась на дом, словно не могла дождаться, когда закончится разговор. — Полагаю, мама рассказала тебе о моей затее? Мы хотели хранить тайну до тех пор, пока все не будет готово, но ты же знаешь: мама не может удержать язык за зубами и пять минут.

Не мать, а Лука рассказал Бесс про бутик для новобрачных, но Бесс не собиралась вдаваться в подробности. Материнское самолюбие будет подкреплено позднее — после того, как худшая часть дня завершится. Бесс пояснила:

— По правде говоря, я приехала повидаться с Томом.

Хрупкие плечи Хэлен застыли.

— А он знает об этом? — произнесла она

сдавленным голосом.

— Нет. Я отправлюсь к Клейтонам сразу же, как только перехвачу чашку кофе.

— Я… нет, не надо. — Лицо Хэлен вспыхнуло. — Я хотела сказать… по-моему, он работает. Мне известно, что теперь у него масса дел, и сейчас он, вероятно, у себя в офисе. На твоем месте я позвонила бы заранее и предупредила о приезде, чтобы не тратить время зря. Почему бы нам не… — Но что бы ни собиралась предложить Хэлен, ее слова потонули в реве двигателя, разорвавшего тишину солнечного пригорода.

Лука! Сердце Бесс беспорядочно затрепыхалось в груди, а Лука тем временем вышел из своего автомобиля, который лихо припарковал рядом с ее скромной машиной. Но сердце перешло на тупые, тяжелые удары, едва Хэлен бросилась к гостю с распростертыми объятиями.

— Льюк, дорогой! Как приятно видеть тебя! — Положив ладони на плечи Луки, Хэлен приподнялась, чтобы запечатлеть продолжительный поцелуй на его губах, принявших этот поцелуй весьма благосклонно, уныло отметила Бесс. Лука обнял великолепное тело, а Хэлен откинула голову, чтобы заглянуть в его лениво смеющиеся глаза. — Но какой же ты скверный мальчишка! — продолжала щебетать бывшая модель. — Я думала, мы будем созваниваться каждый день с тех пор, как расстались в Италии. Мне необходимо обсудить с тобой нечто чрезвычайно важное. Но разве это не чудесный сюрприз?

Бесс охватило жгучее чувство ревности. Очевидно, Хэлен по-прежнему считала Луку своей собственностью. Сердце Бесс облилось кровью. Не предпочтет ли Лука вернуться к бывшей прелестной модели, увидев, как она увлечена им?

Хэлен знает правила игры, она не станет досаждать ему принципами. В этом она вне конкуренции, с приступом тошноты подумала Бесс. Хэлен продолжала ворковать:

— Я тысячу раз звонила тебе, но мне отвечали, что ты распорядился ни с кем не соединять тебя, даже со мной! Чем ты занимался?

Лука промолчал. Ответ занимался любовью с твоей младшей сестрой оказался бы не слишком удачным, решила Бесс. Подняв голову, Лука уставился на нее поверх золота волос Хэлен. Серебристые глаза блестели холодно и твердо, и Бесс поняла: он все еще злится на то, что она отказалась выполнить его требования.

Неужели этот взгляд означал, что между ними все кончено? Или же Лука просто наказывал ее? Должно быть, она издала звук, схожий с отчаянием, потому что Хэлен вдруг обернулась с побледневшим лицом и неожиданно слишком оживленно произнесла:

— Она собирается навестить Тома, но, по-моему, он работает. Я позвоню ему от ее имени. Возможно, он еще дома. Будет жаль, если окажется, что ей придется возвращаться в город ни с чем. Побудь с ней и поговори, дорогой. А когда

Бесс уедет, мы останемся вдвоем. Мне надо рассказать тебе так много важных вещей!

Она упорхнула в вихре кремовых юбок, а Бесс тупо подумала, что Хэлен незачем было беспокоиться и что ее предупредительность выглядит весьма странно, поскольку, судя по всему, в поисках Тома она, Бесс, может провести целый день. Все равно ей больше некуда спешить.

Лука не сдвинулся с места. Бесс медленно шагнула к нему по гравию.

— Зачем ты приехал? — нетвердым голосом спросила она.

Они не виделись несколько дней, а теперь он стоит перед ней и смотрит с таким выражением, будто не испытывает никакого удовольствия от неожиданной встречи. Бесс вспомнила, какая нежность отобразилась на его лице, когда он ответил на объятия Хэлен, и поняла: глупо надеяться, что Лука приехал поддержать ее, пока она будет сообщать родителем о разорванной помолвке с Томом.

Но слабый проблеск надежды не угасал в ней, и потому, когда Лука холодно сообщил: Чтобы позаботиться о своих инвестициях — зачем же еще? Бесс едва не умерла на месте от причиненной боли.

Конечно, его компания оказала делу Хэлен финансовую поддержку, необходимую, чтобы расправить крылья. Но неужели все банкиры наносят неожиданные визиты своим малозначительным клиентам, да еще безмятежным воскресным утром?

Должно быть, этим не исчерпывалась цель его визита. Бесс не сомневалась, что Хэлен будет только счастлива возобновить былые интимные взаимоотношения.

Невыносимо страдая, Бесс обернулась навстречу вышедшей из дома сестре.

— Я все выяснила. Том уже в офисе, так что поезжай к нему сейчас же! Тебе незачем задерживаться здесь, кофе выпьешь у Тома.

Хэлен вела себя так, словно ей не терпелось отделаться от сестры. Ее глаза лихорадочно блестели, она казалась взвинченной до взрывоопасного состояния. Ну ясно, решила Бесс, бывший любовник вернулся к ней под предлогом деловой встречи…

Бесс молча повернулась к Луке, но тот промолчал: его глаза загадочно и беспощадно впились в ее лицо, словно он не мог дождаться, когда она скроется из виду. Прежде чем Лука успел заметить внезапные слезы на ее глазах, Бесс села в машину и завела двигатель, стремясь оказаться как можно дальше от его холодных глаз, от сияющей красоты Хэлен, от бурных подводных течений и атмосферы, пронизанной напряжением.

Наверное, она просто спятила, раздраженно размышляла Бесс, проезжая по сонному воскресному городку. Лука не из тех мужчин, которые способны отшить одну сестру ради другой, увлечь женщину и тут же бросить ее только потому, что она отказалась выполнить его требования. Или она ошибается в нем?

Нет, в подобного человека она ни за что не смогла бы так влюбиться — наверняка какое-то шестое чувство предостерегло бы ее, подсказало, что Луке нельзя доверять.

Но, увидев его сегодня утром, Бесс не заметила в нем ни малейшего сходства с человеком, которого она любила. Казалось, любовник и друг исчез, уступив место неприязненно настроенному незнакомцу.

Спохватившись, Бесс обнаружила, что проехала мимо офиса Клейтона и Райленда. С раздраженным вздохом выругав себя за нелепую задумчивость, она сделала рискованный разворот на стоянке как раз в тот момент, когда рядом остановился автомобиль Тома.

Бесс сразу заметила, как раскраснелось лицо Тома — словно он ужасно спешил или пребывал в глубоком смущении, чего попросту не могло быть. Увидев, как Том суетливо возится с кнопками и ручками, какими неловкими, дергаными движениями выбирается из машины, Бесс на время избавилась от собственной нервозности. Перетрудился, сочувственно решила она.

— Хэлен сказала, что ты уже давно в офисе.

— Да, да… Мне пришлось отъехать… по делу. — Он теребил воротник рубашки. — Больше она ничего не говорила?

О чем? Бесс задумалась. Хэлен сообщила ей, что все разъехались и слишком заняты, чтобы уделить ей время. Видимо, намекала, что Бесс следует отправиться туда, откуда она явилась. Бесс покачала головой.

— Тогда давай войдем, — с запинкой произнес Том, выуживая ключи из кармана. Бесс последовала за ним, стараясь взять себя в руки, поскольку робость вновь вернулась к ней.

Ей предстояло причинить Тому боль, и эта мысль была ненавистна Бесс. По правде говоря, он не был страстно влюблен в нее — впрочем, как и она в него, что выяснилось совсем недавно. Но Том считал ее достойной спутницей жизни и терпеть не мог, когда его тщательно продуманные планы менялись хотя бы на йоту. Бесс испустила глубокий вздох.

Услышав его, Том встревоженно уставился на Бесс.

— Располагайся, только смотри под ноги. Предостережение было нелишним, поскольку

пол в кабинете, как всегда, покрывали кипы нудных юридических документов с загнутыми и обтрепанными уголками. Бесс осторожно пробралась между ними, а к тому времени, как она успела сесть, Том уже стоял по другую сторону огромного стола.

Он выглядит будто на похоронах, решила Бесс и приписала несчастное, жалкое выражение лица Тома его желанию сосредоточиться на работе. Значит, следует высказать задуманное и уехать.

Непослушными, безжизненными пальцами Бесс порылась в сумочке и извлекла кольцо, подаренное Томом. Осторожно положив его на стол, она негромко произнесла:

— Том, я… не могу выйти за тебя замуж. Я искренне сожалею об этом. — Она сделала неловкую паузу, ожидая взрыва, и, так и не дождавшись, быстро добавила: — Мы с тобой всегда были друзьями, и эта дружба много для меня значит. Мы оба считали брак естественным продолжением отношений, но ошиблись. Том, это решение далось мне с трудом, но я уверена: ты согласишься со мной, когда у тебя будет время поразмыслить. — Умоляюще взглянув в глаза Тому, желая, чтобы он понял ее, Бесс мягко добавила: — Я всегда была привязана к тебе, но ведь этого недостаточно, правда?

— Полагаю, да, — быстро ответил Том, отводя взгляд, но тут же вскинул голову, словно заставляя себя смотреть на нее. — Я понимаю, — хрипло подтвердил он, хотел что-то добавить, но передумал, и его приподнятые плечи вдруг опустились и расслабились. Странно, подумала Бесс. Том выглядит так, словно камень упал с его души.

И это совсем не так нелепо, как показалось ей вначале, убеждала себя Бесс, возвращаясь к дому родителей. Он не вскипел и не стал бушевать, обрушивая на нее обвинения, поскольку помнил о правилах приличия, возможно, Том тоже питал сомнения насчет их совместного будущего, даже гадал, сумеет ли привыкнуть к их упорядоченным взаимоотношениям и неожиданной вспышке независимости Бесс.

Но, будучи порядочным и благородным, Том не позволил себе сделать первый шаг.

Итак, все кончено, причем без скандала, которого она так боялась. Теперь только осталось убедить родителей, что разрыв был неизбежен, и заняться собственной жизнью.

Но будет ли в этой жизни ее сопровождать

Лука?

Бесс не могла представить себе, что его не будет рядом. Эта мысль была невыносима, и Бесс отмахнулась от нее. Кроме того, несмотря на молчание в течение последних нескольких дней и бесстрастный взгляд сегодня утром, Лука не мог вычеркнуть ее из своей жизни. На это он просто неспособен.

Он был таким открытым и честным с ней. И никогда не давал обещаний, которых не мог выполнить.

А если он сердится на нее, то этого следовало ожидать, верно? Он привык получать все, чего желал.

Теперь, когда Бесс обрела способность рассуждать здраво, на сердце у нее стало значительно легче. Вскоре она остановилась у дома.

Машина Луки еще стояла на подъездной дорожке. Скоро она сможет сказать ему, что обрела свободу, что теперь предоставлена самой себе и будет счастлива перебраться к нему, посвятить будущее тому, чтобы Лука влюбился в нее, по-настоящему влюбился, сделать их отношения постоянными, закрепить их навсегда. Бесс отчаянно желала любовной связи длиной в целую жизнь.

Разумеется, о последнем она не скажет, просто втихомолку примется действовать!

Дом был тихим, наполненным запахом летних цветов, принесенных матерью из сада. Разыскивая Луку, Бесс прошла в гостиную и обнаружила его вышагивающим по комнате.

Когда она вошла, он круто обернулся с застывшим и суровым выражением на лице. Затаив дыхание, Бесс подумала, что он выглядит словно

придавленный тяжестью, изо всех сил стараясь обуздать мрачные мысли.

Оживление и уверенность покинули ее, придуманные слова улетучились. Он казался слишком неприступным и отчужденным. Неужели он уже потерян для нее? Но узнать об этом можно, только задав вопрос.

— А где Хэлен? — растерянно спросила Бесс. Ей вовсе не хотелось знать, где находится ее сестра, и она мысленно выругала себя за досадную трусость.

— Готовит кофе, — ровным и каким-то усталым голосом отозвался он.

Бесс прикусила нижнюю губу. Что здесь произошло? Неужели Луку не интересует, чем кончилась ее встреча с Томом? Почему он так резко изменился?

Бесс хотелось провалиться сквозь землю, скрыться с глаз долой, но она вспомнила, как жизнерадостно и пылко Хэлен бросилась в объятия Луки, и твердо решила: больше никогда не отступит на второй план.

На что способна Хэлен, то под силу и ей!

Храбро преодолев несколько шагов, отделяющих ее от Луки, Бесс подняла голову, обняла его за шею и притянула к себе.

Несколько отвратительных, повергающих в уныние минут его губы оставались ледяными, но потом… Бесс вздохнула с неудержимым облегчением, почувствовав, как он глубоко и прерывисто втянул ртом воздух, прежде чем обнять ее, прижать к себе и поцеловать крепко, почти отчаянно, словно поцелуй был последним.

Значит, все в порядке! Он не смог бы целовать ее с такой жаждой, если бы не хотел ее, думала Бесс, прильнув к нему. И вынырнула из вихря экстаза только при звоне фарфора, возвестившего о появлении Хэлен.

Должно быть, Лука тоже услышал этот звук, поскольку его тело вдруг застыло, голова поднялась и руки торопливо разжались.

— Льюк, дорогой, папа только что вернулся. — Голос Хэлен прозвучал чересчур возбужденно даже по ее меркам. — Он ушел в кабинет готовить напитки. Ты поговоришь с ним, дорогой? — Она поставила поднос с кофейными принадлежностями на приставной столик и отвела золотистый локон от вспыхнувшего лица. — Растолкуй ему тот пункт контракта. Ума не приложу, что он означает!

Казалось, она не дождется, когда Лука уйдет. Сдержанно кивнув темноволосой головой, он вышел из комнаты. Бесс только теперь поняла, что ее сестра не могла не стать свидетельницей страстного объятия, поскольку лицо Хэлен стало пепельно-бледным, когда она повернулась к ней.

— Ты виделась с Томом? Говорила с ним? — приглушенно и прерывисто спросила Хэлен. — С тобой все в порядке?

Значит, Хэлен догадалась, что происходит, мрачно заключила Бесс. Неожиданно войдя в комнату и застав их целующимися, Хэлен быстро смекнула, что к чему, и поняла: Бесс и Лука не просто едва знакомые люди. По крайней мере это облегчало задачу Бесс.

— Я отдала Тому кольцо, — резко отозвалась она. — Но ты, наверное, уже все поняла?

— Я… — Хэлен густо покраснела. Быстро повернувшись спиной к Бесс, она принялась разливать кофе. Непривычно сдавленным голосом она пробормотала: — Дорогая, признаюсь честно: я не знаю, что сказать. Послушай, если это тебя утешит — ты непременно найдешь кого-нибудь другого. В последнее время ты выглядишь так, что тебе это не составит труда.

Хэлен повернулась с чашкой в руке, но ее пальцы так дрожали, что ей пришлось поспешно поставить чашку на поднос. Бесс озадаченно уставилась на сестру.

Увидев их минуту назад, каждый безошибочно узнал бы страстный, безумно жадный поцелуй любовников. Значит, и Хэлен поняла, что Бесс уже нашла замену Тому.

Наверное, она сочувствует Тому, и это вполне естественно. Впрочем, Хэлен всегда недолюбливала Тома, а он — ее. Иногда Бесс казалось, что они ненавидят друг друга. Вероятно, в душе ее сестра порадовалась, узнав, что этот человек не станет ее родственником.

Мысли стремительно роились в голове Бесс, растерянность нарастала с каждой секундой, а встревоженное лицо Хэлен не помогало избавиться от нее. Но едва Хэлен горячо произнесла: Моя беременность стала незапланированной, дорогая, клянусь тебе. Я не подстроила ее, лишь бы увести его у тебя из-под носа, все вдруг прояснилось.

Нащупав подлокотник ближайшего кресла, Бесс тяжело осела в него, внезапно ощутив, что ноги утратили всю силу. Она тупо уставилась в

лицо сестры, не в силах избежать убийственной истины.

После того что случилось сегодня, Хэлен догадалась: Бесс вернулась домой, чтобы разорвать помолвку, и причиной этого разрыва явно был Лука. Ты непременно найдешь кого-нибудь другого, — пообещала она. Или предостерегала? С таким же успехом Хэлен могла сказать: Тебе разонравился зануда Том, и я не могу винить тебя. Но Льюка ты не получишь. Он мой. Я ношу его ребенка.

Удивительно, но теперь Хэлен выглядела гораздо спокойнее; она опустилась перед Бесс на колени и взяла в руки ее ледяные пальцы. Тихим голосом Хэлен пробормотала:

— Он всегда хотел иметь детей, чтобы они продолжили семейное дело. Должно быть, тебе уже все известно из разговоров с ним. Об этом он должен был предупредить в первую очередь.

О, разумеется, такой разговор состоялся, мысленно подтвердила Бесс, и ее окатила волна тошнотворной горечи. Лука заранее предупредил ее: если он когда-нибудь женится вновь, то только чтобы обзавестись наследником, которому сможет передать дела в финансовой империи Ваккари. Хэлен подтвердила догадку Бесс, сжимая ее пальцы в ладонях.

— Правда, все произошло гораздо раньше, чем он ожидал, только и всего. Мы не собирались… Во всяком случае… — Хэлен вздохнула, не в силах скрыть торжествующую улыбку, — если это что-нибудь значит для тебя, в чём я сильно сомневаюсь, могу признаться: я люблю его, люблю безумно. Я стану для него идеальной женой, обещаю тебе.

Как будто это могло что-нибудь поправить, с горечью подумала Бесс. Как будто признание избавит ее от боли — такой невыносимой, словно ржавый нож вонзили ей в сердце и безжалостно повернули.

Бесс высвободила руки и обняла дрожащую Хэлен.

Происходящее стало до отвращения ясным. У Луки была связь с Хэлен. Это несомненно. Беременность для обоих стала случайностью.

Но Луке уже пришлось испытать на себе, что значит гибель нерожденного ребенка. Допустить такое вновь он не собирался.

Неужели Хэлен написала ему, сообщила новость? Она же сама сказала, что не смогла дозвониться до него. Может, Лука получил письмо сразу же после того, как предложил связь ей, Бесс? Предположение имело смысл. Оно объясняло молчание Луки в последние несколько дней, его отчужденный вид, возбуждение Хэлен при встрече.

Пока Бесс беседовала с Томом, они наверняка успели обсудить планы на будущее и предстоящую свадьбу. Лука заявил Бесс, что у него не было ни малейшего намерения жениться на Хэлен, и выясненное недоразумение позволило ей согласиться на его предложение. А теперь он вынужден взять Хэлен в жены.

Разве не заметила Бесс, в каком угнетенном состоянии пребывал Лука, когда вошла в комнату и обнаружила его вышагивающим из угла в угол?

То, как Лука ответил на ее поцелуй, когда Бесс буквально загнала его в угол, свидетельствовало: он по-прежнему хочет ее. Но Хэлен носит его ребенка, и Лука не бросит ее.

Стараясь собраться с силами, Бесс с трудом поднялась на ноги и побрела к двери. Хэлен тревожно окликнула ее:

— Куда ты?

Бесс хотелось ответить: Не беспокойся. Я не стану искать его и устраивать отвратительную сцену. Но ей не хватило духа.

— Домой, — опустошенно пробормотала она.

— Но… я не думала… — Хэлен стиснула руки. Бесс пришло в голову, что ее сестра впервые проявила хоть какое-то подобие беспокойства за нее. — Знаю, для тебя это страшное потрясение, но вы с Льюком…

— Нет! — яростно оборвала ее Бесс. Она не собиралась обсуждать свои отношения с Лукой. Разве Хэлен не добилась своего — как обычно? Она просто вмешалась и получила все, чего хотела.

Торопливо шагая к двери, Бесс поняла: она должна прекратить называть его Лукой — даже мысленно.

В приливе триумфа, который длился один краткий миг, она подумала, что он, очевидно, никогда не просил Хэлен называть его настоящим именем.

Но это абсолютно ничего не значило. Ни в коей мере.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Было уже поздно, когда Льюк протиснулся мимо нее в квартиру Никки.

Порадовавшись, что подруга отправилась развлекаться — судя по записке, оставленной на кухонном столе, — Бесс тем не менее отдала бы что угодно, лишь бы избежать финальной сцены.

Бесс казалось, что Льюк смирился с ее тайным исчезновением из его жизни и был только благодарен ей. Она не ожидала увидеть его вновь — во всяком случае, так скоро, не собиралась присутствовать на свадьбе и была не в силах даже подумать о предстоящих крестинах.

Неужели он явился, чтобы разобраться в том, что уже давно ясно? Неужели у него хватило на это совести? Или же он приехал, чтобы извиниться и пожалеть о том, как все обернулось? Разве он до сих пор не понял, что от этого Бесс станет в тысячу раз тяжелее?

— Где, черт возьми, ты была? — хрипло выпалил он, впившись в нее взглядом. — Я звонил сюда каждые полчаса с тех пор, как вернулся в город. Наконец я наткнулся на твою соседку, которая сообщила, что ты так и не появлялась. В конце концов я отчаялся и был готов торчать здесь, у порога, всю ночь, если бы понадобилось.

— Нигде я не была, — робко отозвалась она, мысленно взмолившись, чтобы Льюк не попытался прикоснуться к ней. Подобный поступок убил бы ее, она и так сдерживалась с величайшим трудом.

Целыми часами она бесцельно колесила по городу, стараясь ни о чем не думать, пока наконец не оказалась в парке и не заставила себя посмотреть будущему в глаза и поразмыслить, как ей быть дальше.

Бесс решила, что больше не позволит Льюку портить ей жизнь. Но откровенное, безумное влечение, с которым он смотрел на нее сейчас, насторожило ее.

— Я беспокоился о тебе, — произнес Льюк, объясняя вспышку гнева. — Когда ты исчезла, не сказав ни слова, я понял: тебе необходимо немного побыть одной, освоиться с новостью Хэлен. Должно быть, она стала для тебя потрясением, но между нами, разумеется, ничего не изменилось. Я понимаю тебя. Но по мере того, как проходили часы, а ты так и не появлялась дома, мне представлялось самое худшее. — Его губы скривились в сдержанной, ироничной улыбке. — Я даже позвонил в полицию и в больницы, чтобы выяснить, не попала ли ты в аварию.

Неужели он и вправду тревожился? Может, она действительно небезразлична ему? От внезапно охватившей ее слабости Бесс отвела глаза, собираясь с силами.

Наверное, он хочет сказать, что беременность Хэлен была ошибкой. Ну и что? Об этом ей уже известно. Может, собирается сказать, что такую ошибку можно исправить только одним способом — женившись на ее сестре, дав ее ребенку имя и защиту, но при этом он по-прежнему мечтает о ней, Бесс?

Неужели он предложит ей остаться жить здесь, пообещает украдкой навещать ее в свободные часы?

В конце концов, с точки зрения Льюка, ничего не изменилось, как он только что заявил. Он ясно дал понять, что не желает жениться на ее сестре: ведь он планировал брак в отдаленном будущем с единственной целью — обзавестись наследником. Теперь появление наследника ожидалось раньше, чем он предполагал. Но, кроме этого, ничто не изменилось.

Эта мысль ужаснула Бесс. Заметив, что его глаза вновь напоминают озера потемневшего серебра, она почувствовала, как воздух застрял в ее груди. Господи, с какой легкостью он заставил ее влюбиться! Она была обезоружена им, ошеломлена, затянута в глубину тайны его мужского совершенства, беспечной власти над ее чувствами.

— Ты сказала Тому, что не можешь выйти за него? — Голос Льюка был сокрушительно мягким. Бесс поняла: ей следует быть чрезвычайно осторожной. Он не должен узнать, как легко способен заставить ее изменить всем своим принципам и совершать поступки, которых она будет стыдиться до конца жизни.

Бесс отозвалась тем же самым тонким голосом, что прежде:

— Зачем спрашивать? Ты же сам знаешь.

— Сага? — Он вопросительно приподнял бровь. Настроение Бесс озадачивало его, и она могла это понять — особенно после объятий, к которым она почти принудила его сегодня утром.

Надо заставить его уйти, прежде чем она потеряет остатки достоинства и согласится на все, что он пожелает.

Но, сказав, что она не хочет быть любовницей мужа родной сестры, она ничего не добьется, только заставит его упорно доказывать: такая связь возможна, а он женится только из практических соображений, хотя по-настоящему его влечет именно к ней, Бесс.

Влечет только на время, цинично добавил внутренний голос. Это помогло. Бесс не обратила внимания на протянутые к ней руки Льюка и ответила ему ледяным взглядом.

— Ты не понял намека? Может, объяснить по буквам?

Он вздохнул, и его чувственные губы смягчились.

— Ты слишком взволнованна, чтобы говорить об этом. Я понимаю твои чувства. Тебе было нелегко услышать о беременности Хэлен. Но мы можем все обсудить вместе. Вдвоем мы способны на многое.

Бесс так и не поняла, как ей удалось добраться до двери. У нее подкашивались ноги, все тело закостенело от возмущения. Каков подлец! Хочет уверить ее, что ребенок Хэлен — пустяк, который можно запросто игнорировать!

Страшная боль пробилась сквозь гнев, и Бесс надеялась только, что Льюк не различит эту боль в ее голосе. Схватившись за ручку, она распахнула дверь.

— Вот мой ответ, — холодно сообщила она. — Больше не будет никаких вдвоем. — Господи, надо поскорее отделаться от него, заставить его уйти! Только тогда она начнет зализывать раны и собирать осколки. — Все было великолепно, и какое-то время мне казалось… — Она не закончила фразу, сумев изобразить бессодержательное пожатие плечами. — Учитывая обстоятельства, будет лучше, если мы больше никогда не увидим друг друга.

Изо всех сил она боролась с агонией, сдерживала ее, отчаянно напоминала себе о продуманном плане бегства. Вскоре ей или Марку предстоит отправиться в Штаты, чтобы осмотреть многообещающие места для отдыха в Новой Англии. Она упросит Марка отправить в поездку ее. Если понадобится, она встанет перед ним на колени.

— Но почему? — хрипло потребовал Льюк, приближаясь к многозначительно открытой двери. Взгляд серебристых глаз вонзился в нее как кинжал. — Когда-то ты говорила, что любишь меня. Помнишь?

Бесс закрыла глаза, не выдержав окатившей ее волны горя. Как она могла забыть? Господи, не дай мне заплакать, лихорадочно молилась она. Дай мне силы…

— Разве не так говорят в подобных ситуациях? — Она с трудом выговорила чудовищную ложь. — Во всяком случае, ты назвал мое чувство похотью, и теперь я готова согласиться с тобой: ты был прав. — Услышав яростный и хриплый вздох Льюка, она намеренно пренебрегла им. — Но дело не в этом, по крайней мере сейчас. Я просто делаю все возможное, чтобы ты понял: оставшуюся жизнь я хочу прожить так, как мне заблагорассудится. Тебе придется смириться с этим. В конце концов, в некотором отношении ты повинен в этой метаморфозе.

Она не могла смотреть на него. Не осмеливалась. Но чувствовала, как бурные волны ледяного гнева Льюка окатывают ее, подобно граду остывших метеоритов.

— Разве я хотел, чтобы наши пути разошлись? — выпалил он. — Насколько я припоминаю, я предлагал совсем обратное.

Она устало кивнула. Но, решив предпринять последнюю попытку, в отчаянии подхлестнула себя, не поддаваясь слабости.

— Я не желаю быть твоей любовницей, — ровным тоном заявила она. — Не желаю перебираться из одной норки в другую, превращаться из удобной невесты для Тома в твою игрушку.

Она не видела, как он ушел. Не слышала шагов. Только поняла, что его больше нет рядом, по зияющей пустоте, страшной опустошенности, оставленной им, по мучительному и ужасному чувству потери…

* * *

Бесс распаковала немногочисленные вещи, привезенные в ручном багаже, и решила, что этого достаточно. Незачем беспокоиться о чемоданах, оставленных на хранение швейцару отеля. Кроме того, она слишком устала, чтобы набирать номер и просить принести чемоданы наверх.

После месяца, проведенного в Новой Англии, где она в конце концов арендовала чудесный гостиничный комплекс на побережье, в нескольких милях от Рокпорта, — здесь клиенты агентства, помимо роскоши и неустанной заботы, могли развлекаться выслеживанием китов, поездками по живописной местности и созерцанием природы в ярких осенних красках, причем все эти удовольствия находились в пределах досягаемости от фешенебельного Бостона, — Бесс чувствовала себя странно, оказавшись в Европе.

Особенно в Риме.

Впрочем, Рим — не Тоскана, а Льюк давно и благополучно женат на Хэлен.

Все уже в прошлом, напомнила себе Бесс. Деловая поездка в Штаты помогла ей сосредоточиться. Ей даже не пришлось умолять, чтобы Марк отправил в поездку именно ее. Должно быть, одного вида изнуренного лица Бесс хватило Марку, чтобы отослать ее в другое полушарие, лишь бы избавить офис от ее угнетающего присутствия!

Слегка прикусив губу, Бесс сбросила туфли с гудящих от усталости ног. Она была уверена: никто не догадывается о причинах ее горя. Кроме Никки. И когда Бесс поведала подруге, что произошло, Никки поклялась: Если он появится здесь и посмеет спросить о тебе, я задушу его голыми руками, а потом объясню за что!

Марк и глазом не моргнул, когда накануне поспешного отъезда Бесс попросила его никому — ни одной живой душе! — не говорить о том, где ее можно найти.

Она знала, что выглядит как выжатый лимон, и чувствовала себя примерно так же в тот день в офисе, но Марк просто ответил:

— Нелады с приятелем? Прежде ты никогда не просила меня держать язык за зубами.

Вряд ли Луке — то есть Льюку — придет в голову мысль связаться с ней. Бесс прибегла к всевозможной лжи, лишь бы он оставил ее в покое. Должно быть, он счел ее ненормальной и был только рад отделаться от такой обузы.

Кроме того, Бесс не хотелось, чтобы мать звонила ей по международной связи или писала целые тома, распекая за разорванную помолвку с бедным милым Томом, сыпала соль на незаживающую рану, описывая, какую блестящую партию сделала Хэлен, подцепив самого Льюка Ваккари, — ведь Джессика всегда предсказывала это, ссылаясь на материнское чутье, — и настаивала, чтобы Бесс вернулась домой к свадьбе.

Без всего этого Бесс вполне могла обойтись!

Ей хватило известия о том, когда состоялась свадьба. Во время одного из обычных деловых звонков в офис Марк сообщил ей:

— Мне вновь звонила твоя мать, спрашивая, как связаться с тобой, несмотря на неоднократные уверения, что ты здорова, счастлива, упорно работаешь, постоянно находишься в разъездах и тебя трудно поймать.

Во всяком случае, она попросила меня кое-что передать тебе, когда ты позвонишь в следующий раз. В сокращенном варианте это сообщение звучит так: свадьба Хэлен назначена на двадцатое число этого месяца. Мать, отец и Хэлен ждут тебя, но поймут, если ты не сумеешь приехать. Ясно?

Двадцатое число прошло неделю назад. Хэлен не захотела тянуть со свадьбой, опасаясь появления некрасивой выпуклости на животе. Еще бы! Ведь тогда ее свадебное платье — несомненно, роскошная облегающая вещь — не будет сидеть так, как полагается, и испортит все впечатление!

Позволив себе эту маленькую колкость, Бесс вернулась к работе, а потом, за несколько часов до ее отлета обратно в Англию, Марк прислал по факсу срочное сообщение, в котором просил сделать небольшой крюк и побывать в Риме.

Меньше всего Бесс, хотелось появляться в Италии. Воспоминания о краткой поездке туда были слишком болезненными. Но Марк был занят, и Бесс предстояло разрешить неприятное затруднение. Едва успев ступить на римскую землю, она погрузилась в улаживание многочисленных дел.

Шофер, которого агентство предоставляло своим клиентам, и супружеская чета средних лет и их дочь-подросток, проживающие в выбранном отеле, сбежали, прихватив машину, и это никого не радовало.

К тому времени как Бесс с помощью управляющего отелем, выполняющего роль переводчика, дозвонилась в полицию и узнала, что беглого шофера уже поймали в Неаполе, а машину можно забрать в любое время, она уже успела нанять другого водителя, убедившись в безупречности его рекомендаций, и еще более роскошный автомобиль, успокоить клиентов, заверить их в неустанном внимании Дженсона и с трудом избежать обморока от переутомления.

— Миссия выполнена, — доложила она Марку по телефону. — Усталая, но довольная своими успехами, она без возражений согласилась, когда Марк предложил:

— Побудь там еще пару дней. Я созвонился с управляющим и узнал, что одноместный номер свободен. Ты заслужила краткую передышку. Все расходы оплачены.

Как бы там ни было, передышка ей не повредит. Этот отель подходил для отдыха не меньше, чем любой другой. В конце концов, дома, в Англии, ее ждут мучительные воспоминания, не говоря уже о неизбежном и изобилующем подробностями отчете о свадьбе со стороны матери, да еще ее восторге в предвкушении появления первого внука, пересыпаемом непременными упреками в адрес Бесс, которая, по мнению Джессики, совершила глупость, дав Тому отставку без какой-либо веской причины.

Так что к черту спешку. Она задержится в Риме на пару дней и попытается осмотреть город. Посетит все достопримечательности, знакомые по почтовым открыткам. Будет вести себя как туристка. Только все это будет завтра. А сейчас она слишком утомлена.

Расправив ноющие плечи, Бесс медленно прошлась по роскошному номеру, который ей отвели, и остановилась у высокого окна. Вид был великолепен. Расположенный на холме отель окружали типично итальянские сады. Внезапно глаза Бесс наполнились слезами.

Почему она никак не может забыть о нем? Одного пейзажа, озаренного ярким южным солнцем, достаточно, чтобы оживить воспоминания и пробудить страстное желание, чтобы он появился рядом.

Как бы упорно она ни старалась забыть его, воспоминания возвращались. Те самые, от которых она хотела избавиться навсегда.

Его страсть, тепло, способность заставить ее почувствовать себя единственной женщиной в мире… сдержанная боль в голосе, с которой он говорил о потерянном ребенке, очарование, ошеломляющее и ослепляющее ее, вызывающее единственное желание — быть с ним…

Сердито вытерев глаза, Бесс отвернулась от окна. Она не станет плакать. Она прекратит думать о нем и больше никогда не вспомнит.

Она не сразу поняла, как нелепа эта клятва — теперь, когда он стал ее родственником, когда Хэлен через несколько месяцев предстояло произвести на свет племянницу или племянника Бесс. Даже если она будет жить и работать в другом полушарии, все равно не сумеет полностью избежать встреч с Льюком.

Осторожный стук в дверь заставил Бесс нахмуриться, и она провела ладонью по лицу, смахивая остатки слез.

— Avanti![3] — покорно отозвалась она, ожидая появления горничной и удивившись приходу синьора Веларди.

Управляющий отелем был невысоким и полным, с блестящими черными волосами и ослепительно белыми зубами. Веларди нравился Бесс.

Сегодня днем он оказал ей неоценимую помощь в общении с полицией.

— Синьорина, я зашел проверить, не нужно ли вам чего-нибудь. Вы довольны комнатой?

— Она идеальна. — Бесс с трудом улыбнулась, заметив тревогу в черных глазах итальянца. Неужели он понял, что она плакала? Что он подумает об агентстве Джексона, если его представительница проливает слезы, столкнувшись с незначительным затруднением?

Управляющий заговорил, поблескивая полными сочувствия глазами:

— После всех волнений этого дня вам необходимо отдохнуть. Я лично прослежу, чтобы принесли чай.

Бесс поспешила возразить:

— Это очень любезно с вашей стороны, но я ухожу. Здесь столько интересных мест, а времени у меня слишком мало. Я хочу как можно лучше осмотреть город. — Сверкнув улыбкой, она попыталась изобразить оживление.

Переход прямиком от дел к лихорадочному осмотру достопримечательностей показался Бесс великолепной мыслью. Он помешает ей задумываться…

— Какая выносливость! — восхищенно воскликнул управляющий. — Долгий перелет, несколько часов волнений — и такое рвение! Вы позволите предложить вам осмотреть Сады Боргезе? — ловко вставил он. — Это недалеко отсюда, и там очень тихо.

Он скрылся за дверью, а Бесс выхватила из сумки джинсы и свободную рубашку без рукавов и принялась стаскивать классический темно-синий летний костюм, в который была одета. Выйдя из ванной десять минут спустя, она торопливо оделась, засунула в сумочку путеводитель и выскочила из комнаты, забыв про усталость, поскольку это было лучше, чем болтаться без дела, ожидая, пока внутренние часы приспособятся к новому временному поясу, и позволять голове переполняться нежелательными воспоминаниями и мыслями.

Великолепный коридор второго этажа был отделан в белых и светло-табачных тонах, над головой искрились хрустальные люстры, изысканные букеты наполняли воздух благоуханием.

Профессиональная часть мозга Бесс одобрила эту атмосферу роскоши, но другая часть настойчиво напоминала: ничто не радует и не восхищает ее теперь, когда Льюк навсегда исчез из ее жизни.

Стиснув зубы, Бесс миновала лифты и спустилась по изогнутой мраморной лестнице, намереваясь поскорее выбраться на улицу и найти хоть какой-нибудь предмет внимания для непокорного рассудка.

Помедлив у подножия лестницы, Бесс вытащила путеводитель и уткнулась в него, не обращая внимания на элегантных постояльцев отеля, расслабленно восседающих в креслах, потягивающих напитки со льдом или просто наблюдающих друг за другом.

До Садов Боргезе было и вправду недалеко, убедилась Бесс, а предложение синьора Веларди посетить их вызывало искушение. Но состояние

ее души требовало более людного, оживленного места…

Внезапно путеводитель, который так пристально изучала Бесс, был бесцеремонно выдернут из ее рук, а теплые твердые пальцы обхватили ее локоть.

Ошеломленная и глубоко оскорбленная, Бесс гневно вскинула голову. И задрожала, вдруг задохнувшись.

Льюк!

Неужели они с Хэлен проводят здесь медовый месяц? В этом же отеле? Нет, судьба не может быть такой жестокой!

Или все-таки может?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

— Льюк! — прошептала Бесс с застывшим лицом. Ее сердце забилось так яростно, так беспорядочно, что она боялась — потерять сознание.

— Лука, — мрачно напомнил он. Его пальцы сжались на руке Бесс. — Пойдем, выйдем отсюда.

Бесс беспомощно смотрела на него. Губы Луки сжались, — серебристые глаза поблескивали. Он имел чрезвычайно решительный вид: казалось, он с трудом сдерживает чувства, яростно кипящие под внешне невозмутимой маской.

— Выйдем отсюда, — повторил он угрожающе-мягким тоном. — Если только ты не хочешь устроить сцену, о которой еще неделю будет сплетничать весь Рим.

Бесс не боялась сцены: ей не хватило сил протестовать. Близость Луки и неожиданность встречи ошеломили ее так, что она едва держалась на ногах.

Уверенная, что они привлекают к себе все взгляды — сексуальный красавец мужчина, небрежно одетый в облегающие черные брюки элегантного покроя и ослепительно белую шелковую рубашку, и ничем не примечательная женщина в потертых джинсах, с размытый от слез макияжем. Бесс склонила голову, тщетно пытаясь найти выход из ситуации.

Неужели они и вправду проводят здесь медовый месяц? Что это — невероятное совпадение? Неужели Лука разозлился, наткнувшись на нее? Где же тогда Хэлен? С нетерпением ждет его в спальне?

Или у нее просто начались галлюцинации? Может, Льюк возник из пустоты потому, что был ее потерянной любовью, единственным человеком в мире, рядом с которым ей хотелось очутиться?

— В машину, — кратко скомандовал он, открывая дверцу автомобиля, припаркованного у подножия внушительной лестницы, по которой он стащил Бесс. — Поедем куда-нибудь в тихое место, где можно поговорить.

Машина оказалась низкой, темной, похожей на животное, изготовившееся к прыжку. Даже с выключенным двигателем она, казалось, вибрировала, излучая силу.

Бесс с тревогой смотрела на Луку. Таким она еще никогда не видела его. Он превратился в непреклонного тирана, и одного вида его решительного лица Бесс хватило, чтобы понять: он не примет отказа, даже если она будет настаивать на своем до хрипоты.

Тем не менее она сумела пробормотать:

— Мы можем поговорить прямо здесь. Меня вовсе не тянет выслушивать тебя, но если это необходимо — начинай.

Нет, от Луки ничего не добиться. Она не в состоянии доверять даже самой себе. Она страдала, вынужденная предать Тома, несмотря на то что к тому времени уже поняла, что не сможет выйти за него замуж. Бесс намеревалась бороться до последнего вздоха, но не позволить себе предать родную сестру.

Без борьбы не обойтись, с отвращением поняла Бесс. Лука смотрел на нее так, словно охотно задушил бы ее; значит, опасность исходила не от него, а от самой Бесс, из глубины души, от ужасающего желания прикоснуться к нему, обнять, в последний раз стать его частью…

Бесс сдавленно ахнула, „ощутив собственную неизлечимую слабость, а Лука с непререкаемым видом усадил ее на пассажирское сиденье и пристегнул ремнем. Голова Бесс по-прежнему кружилась, когда он устроился рядом с ней в автомобиле-шедевре, завел двигатель и мягко тронулся с места.

Поняв, что просто обязана взять себя в руки, Бесс ухитрилась пробормотать:

— Куда ты везешь меня? Где Хэлен? Если ты задумал воссоединение сестер, забудь об этом. Она не захочет видеть меня рядом в свой медовый месяц.

— Правильно, не захочет. Полагаю, меньше всего ей хочется встречаться с тобой. Ты вызовешь у них обоих только угрызения совести и все испортишь.

Озадаченная, Бесс метнула в сторону Луки быстрый взгляд из-под ресниц. Он улыбался, черт бы его побрал! Неужели насмехается над ней? Разве она сказала что-то забавное, и если да, то что?

— Не понимаю, о чем ты творишь, — хмуро отозвалась она, вспомнив, что при первой встрече Лука говорил загадками, ставя ее в глупое положение, поскольку она не понимала, чего он добивается.

Он мягко отозвался:

— Помолчи. Я пытаюсь сосредоточиться. Если мы начнем разговор прямо сейчас, ты завладеешь моим вниманием и мы оба окажемся в больнице.

Он прав, признала Бесс с тяжким вздохом. Движение было оживленным, машины мчались чересчур быстро, ныряя в просветы в потоке транспорта с истинно итальянской беспечностью.

Но руки Луки, лежащие на руле, были расслабленны: очевидно, он знал, что делает, куда едет, и легкая улыбка играла в уголках его великолепных губ, каким-то образом побуждая Бесс расслабиться, хотя это было недопустимо.

Бесс вжалась спиной в мягкую кожаную обивку кресла. У нее заболела голова. Было слишком жарко, она устала, а неожиданная встреча с Лукой стала для нее последней каплей.

Несмотря на стремление Бесс оставаться настороже и с негодованием встретить любое упоминание слова любовница, ее веки становились все тяжелее, и наконец она отказалась от безнадежных попыток держать глаза открытыми и погрузилась в сон.

Проснулась она как от толчка. Вокруг было сумеречно. Машина остановилась. Она осталась в одиночестве.

Моргая, Бесс вгляделась в ветровое стекло. Ей удалось различить черные развесистые кроны деревьев и смутные очертания гор на фоне темнеющего неба. Какой-то зверек прошмыгнул мимо машины. Бесс вздрогнула. Где же Лука?

Ее сердце затрепетало, нервы натянулись. Когда дверца с ее стороны открылась, Бесс от неожиданности вскрикнула. К ней наклонился Лука и весело скомандовал:

— Выбирайся оттуда, соня.

— Где мы? — подозрительно спросила она. Нельзя давать Луке понять, какое облегчение она испытала, увидев его. Кроме того, ему понадобилось чертовски много времени, чтобы найти тихое местечко для разговора! Судя по сумеречному пейзажу, они успели заехать на край света.

— Возле нашего пристанища на ночь.

Черт возьми! Бесс содрогнулась, слезы ужаса залили ей глаза. Он вознамерился продолжать то, на чем они остановились, иначе зачем понадобилось привозить ее сюда, за столько миль от отеля? Куда же он спрятал Хэлен? В коробку с надписью вынимать только в случае необходимости?

Прошло меньше двух недель с тех пор, как он женился; его жена ждет ребенка. Очевидно, отставка, которую дала ему Бесс, была недостаточно убедительной. Но что предпринять, чтобы навсегда заставить его отказаться от своих намерений? Неужели его и вправду так влечет к ней, если он пускается на подобные уловки? К стыду Бесс, эта мысль не только ужасала, но и возбуждала ее.

— Отвези меня обратно в Рим, — потребовала она, не вставая с сиденья и скрестив руки на груди с таким видом, словно ничто, кроме землетрясения, не заставит ее сдвинуться с места. Дверца распахнулась, и сильные руки вытащили ее наружу. Cтpах вызванный жарким приливом желания, пронзил Бесс, но вместе с тем подкрепил ее гнев, позволил яростно выпалить: Отпусти меня, негодяй! С этими словами она начала отбиваться руками и ногами, колотить по обтянутой шелком груди.

— Однажды ты уже заставил меня изменить своим принципам, и я убью тебя, прежде чем ты сделаешь это во второй раз!

— Ты имеешь в виду Тома, — беспечно уточнил Лука. Надменно пренебрегая ее лихорадочными попытками высвободиться, он без малейших усилий понес Бесс к строению, издалека напоминающему старый крестьянский дом. — Ты не предавала его. Ты знала, что делаешь. Единственным человеком, которого ты когда-нибудь предала, была ты сама, когда по глупости согласилась выйти за него замуж.

Лука толкнул плечом тяжелую деревянную дверь, которая с жутким скрипом открылась. Бесс прошипела:

— Может быть! Но теперь ты женат на Хэлен, а я больше не желаю тебя видеть! Никогда! — Эти слова выдали всю силу ее чувств, и в мягком свете лампы на столе Бесс увидела, как Лука усмехнулся. — Это заставило ее удвоить усилия, пожелать избить его до полусмерти. — Отпусти меня!

В ответ он прижал ее к своему горячему, упругому телу, приблизил губы к ее уху и вкрадчиво прошептал:

— Для влюбленной женщины ты играешь на редкость правдоподобно.

— Я… — Она растерялась. Какой мерзавец! Очевидно, он не поверил ей, когда она объяснила, что призналась в любви только по одной причине: так полагается говорить людям, которые занимаются сексом и стремятся хоть чем-то замаскировать самую заурядную похоть.

И вот теперь он намеревался играть ее словами, стискивать ее бедное, израненное сердце, пока оно не начнет кровоточить, безжалостно сделать ее преданность своим преимуществом, использовать ее с трудом контролируемые чувства в своих греховных целях. Нет, она просто не могла влюбиться в такого человека!

— Грязная свинья! — бросила она, но звериную жестокость оскорбления свели на нет слезы, затопившие глаза, и боль, стиснувшая сердце так, что Бесс всхлипнула.

— Тише, тише, — мягко проговорил он, смахивая слезы кончиками пальцев. — Постарайся немного успокоиться, пока я разведу огонь. — Лука усадил ее на странный диван, который, похоже, был набит обломками кирпичей и острыми кольями. Как, черт возьми, она могла расслабиться на таком сиденье?

Непроизвольно передернувшись, Бесс обхватила себя руками. В этом каменном доме стоял промозглый холод. Должно быть, они забрались высоко в горы.

— Если ты привез меня сюда, чтобы уговорить стать твоей любовницей, — сообщила она в широкую спину Луки, который присел и поднес спичку к растопке в огромном углубленном очаге, — тогда тебе не мешает кое-чему поучиться. Разве ты не знал, что для этого нужны приглушенный свет, розы, галлоны шампанского и роскошная кровать? А не какая-то лачуга и орудие пытки, внешне отдаленно напоминающее предмет, на котором сидят!

Она вскочила, побагровев от смеси гнева и муки, приправленных оскорбительным разочарованием в собственных суждениях. Как она только могла влюбиться в такого негодяя?

— Я хочу вернуться в Рим. Немедленно. А если ты откажешься отвезти меня, я уйду пешком.

Он промолчал. Просто выпрямился, отряхнул ладони и улыбнулся ей. Растопка вспыхнула, заплясали языки пламени, подчеркивая прекрасные черты его лица игрой света и тени. Горло Бесс неудержимо сжалось, боль и гнев нарастали внутри ее.

— Что это за хибара? — язвительно осведомилась Бесс.

— Ты имеешь в виду наше любовное гнездышко? — подсказал он с усмешкой.

— Да я скорее предпочту заняться любовью в старом автобусе! — выпалила Бесс и увидела, как Лука приподнял широкие плечи красноречивым итальянским жестом.

— Этот дом принадлежит Алессандро, одному из моих многочисленных кузенов. Он собрался сдавать его отдыхающим. Боюсь, шампанского здесь не найдется, зато есть превосходное кьянти. Он достал из-под стола корзину и извлек оттуда вино, бокалы, хрустящий хлеб, сыр и оливки. Все было аккуратно завернуто в салфетки.

— Завтра мы как следует выспимся и отправимся в замок — это недалеко. К тому времени его уже успеют приготовить для нас. Кьяра получила распоряжение оставить все двери и окна широко распахнутыми, чтобы выветрился запах краски. А сегодня мы будем спать наверху, на огромной кровати с тонким бельем, и…

— Ты спятил! — закричала Бесс в порыве негодования. Он ждал, что она разделит с ним постель, а затем они отправятся в замок кузины? — Что подумает бедняжка Хэлен? Или тебе на это наплевать? Где она сейчас? Проводит чудесный медовый месяц в одиночестве? Гадает, когда молодой супруг вернется домой и соизволит проявить к ней интерес? А как же твоя кузина, Эмилия? Неужели она позволила тебе распоряжаться в ее доме, вмешиваться в работу прислуги, маляров и декораторов? Ведь бедная женщина пытается превратить замок в отель! — Не помня себя, готовая разлететься на куски, Бесс добавила: — Или она так привыкла к твоим чудовищным выходкам, что и глазом не моргнула?

— Сага! — Лука потянулся к ней. Пытка продолжалась достаточно долго, но он должен был убедиться. А теперь он был всецело уверен.

Неизвестно, каким образом Бесс оказалась в его объятиях. Прикосновение Луки было таким нежным и любящим, что она разразилась беспомощными слезами. Он обнимал ее, прижимая голову к своей груди, пока буря не отбушевала и Бесс смогла наконец расслышать его шепот:

— Любимая, мне так жаль, но это было необходимо. Я должен был узнать, какие страшные слова ты скажешь мне. Когда мы виделись в последний раз, в тебе говорили боль и желание защититься, а не истина.

Он приподнял пальцем подбородок Бесс и испытующе устремил на ее лицо взгляд серебристых глаз.

— Когда ты сказала, что никогда не любила меня, что хочешь навсегда расстаться со мной, что передумала насчет переезда, я был настолько взбешен, что мог бы обрушить дом на наши головы голыми руками! — Он провел пальцем по ее дрожащим губам. — Дни и ночи я размышлял, предпочтешь ли ты надежность брака с Томом и одобрение родных жизни со мной. Я пообещал себе, что не стану настаивать: решение ты должна принять сама. Но то, что ты до сих пор не дала ему отставку, тревожило меня. И я обнаружил, что не могу оставаться в стороне. Ты сообщила, что встретишься с ним в воскресенье, и я отправился вслед за тобой. Но я так волновался, что не смел заговорить с тобой. Я боялся, что начну убеждать, умолять тебя…

— А потом Хэлен сообщила, что ждет от тебя ребенка, — сдавленным от боли голосом закончила Бесс, уткнувшись лбом в его грудь из желания продлить это последнее объятие. — Я понимаю, почему ты счел своим долгом жениться на ней.

— Хэлен вышла замуж за Тома, — мягко возразил он, приглаживая ее спутанные волосы. — Она ждет ребенка от него. Я никогда не занимался любовью с твоей сестрой.

— За Тома? Она вышла за Тома?! Но ведь они ненавидят друг друга! И потом, это неправда! Ты сам говорил! — бессвязно выпалила Бесс. Она не могла понять ровным счетом ничего. Кроме одного: Лука не женился на Хэлен!

— Что я говорил, сага? Напомни мне. — Он обхватил ее лицо ладонями, вглядываясь в глубину ее огромных зеленых глаз. — Почему ты решила, что мы с Хэлен были любовниками? Я догадываюсь, но все равно объясни.

— По твоим словам. — Бесс нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Это было, когда я считала, что она нацелилась на тебя, а ты заявил, что не имеешь ни малейшего намерения жениться вновь, кроме как для того, чтобы обзавестись детьми. Это ты сказал позднее. Ты объяснил, что вы познакомились на презентации, — Бесс прикусила губу, — что ей требовалась финансовая помощь в новом деле и что… тогда все и случилось.

— Глупышка! — Он коснулся ее приоткрытых губ, и желание затопило Бесс. Она прижалась к нему, но Лука слегка отстранился, и его лицо стало более добрым и сочувственным, чем когда-либо прежде. — Я говорил в общем смысле. Люди прибегают к помощи секса, чтобы получить финансовые преимущества, моя наивная девочка. Только я — не один из них.

Мне бы не хотелось осуждать твою сестру, сага, но ошибиться в ее намерениях было невозможно. Если бы я настоял, она согласилась бы. Но я никогда не поступаю подобным образом. Я рассмотрел ее деловое предложение и счел его превосходным. Мы с Хэлен никогда не были любовниками. 4.

Держа Бесс за руки, он подвел ее к столу и усадил на стул. Слишком озадаченная, чтобы заняться чем-нибудь другим, Бесс наблюдала, как он откупоривает бутылку, режет хлеб и сыр, а глаза ее оставались широко раскрытыми и растерянными, потому что весь мир перевернулся с ног на голову, являя рай, о существовании которого она и не подозревала.

Лука продолжал:

— Когда ты заявила, что больше не желаешь видеть меня, во мне вспыхнуло чувство, которого я еще никогда не испытывал. Я не сразу понял, что это такое. — Он налил в бокал вино и осторожно передал его Бесс. — Оказалось, это любовь. Я в тебя влюбился, и понимание этого произвело впечатление разорвавшейся бомбы. — Он сел рядом, отрезал крохотный кубик сыра и вложил его в рот Бесс. Ее глаза стали огромными от чудесного осознания…

— Ты любишь меня?

— Всем сердцем, — торжественно ответил он. — Теперь, оглядываясь назад, понимаю: я влюбился в тебя в ту минуту, как только увидел в

первый раз. И я понял, что ты любишь меня — по крайней мере на это надеялся. — Лука отвел прядь волос с лица Бесс с такой нежностью, что ей захотелось плакать. — Я не мог поверить, что ты не испытывала ко мне никаких чувств, кроме влечения. Ты была такой пылкой, великодушной, восхитительно нежной…

Итак, за прошедшие несколько недель я все понял, — продолжал Лука с оттенком высокомерия, который Бесс всегда находила неотразимым. — Пока ты беседовала с Томом, Хэлен не выдержала и призналась в том, что произошло. С внезапностью летней грозы они с Томом обнаружили, что любят друг друга, ведь любовь и ненависть — две стороны одной медали, сага. Они ничего не могли с собой поделать. Во время одного из яростных споров вспыхнула страсть. И, по счастливой случайности, Хэлен сразу забеременела.

Бедняга Том не знал, как признаться тебе. Но ему не пришлось ничего объяснять. Ты сама явилась к нему и разорвала „помолвку. Должно быть, от облегчения у него закружилась голова. Он чувствовал себя так, словно был приговорен к смерти, а затем помилован. Ему даже не пришлось рассказывать тебе или кому-нибудь из родителей о своем неблаговидном поступке! Получилось так, что они с Хэлен смогли пожениться, не подвергаясь обвинениям.

Но в то время Хэлен об этом не подозревала. Когда ты приехала домой, она, естественно, решила, что Том все объяснил тебе. Когда она позвонила Тому, чтобы предупредить о твоем приезде и желании встретиться с ним, они вместе решили, что будет лучше, если ты увидишься с ним не в доме, а в офисе и тогда он все объяснит.

Хэлен понятия не имела, что ты встретилась с Томом только затем, чтобы разорвать помолвку. И потому она проболталась о беременности. А может, ее и вправду мучила совесть и она хотела, чтобы ты поняла ее и не слишком винила. А ты, как и следовало ожидать, пришла к выводу, что она ждет ребенка от меня!

Протянув руки, Лука привлек Бесс к себе на колени и провел кончиком пальца по ее щеке и шее.

— Разобравшись во всем, я прибег к запрещенным средствам, чтобы выведать у Марка, где ты, а затем явился проверить, подтвердятся ли мои предположения. Так и вышло. Ты не могла скрыть своих истинных чувств, как ни пыталась.

Кстати, замок принадлежит мне. Я сделал Эмилии предложение, от которого она не сумела отказаться. Замок будет нашим итальянским домом. А чтобы ты не вздумала ускользнуть в свою норку, мы поженимся. Я намерен накрепко привязать тебя к себе всеми мыслимыми способами.

— Лука… — судорожно выдохнула Бесс, проведя ладонью по его худой щеке. — Пожалуй, я слишком растерялась, чтобы сразу все понять.

Его жена. Его любовь. Навсегда. Она слишком мала, чтобы вместить такое счастье. Для него не хватило бы и целого мира!

Но она обязана приложить все усилия!

— Не беспокойся об этом, любимая, — пробормотал Лука, касаясь губами ее губ и лаская ее тело ладонями, обжигающими кожу сквозь тонкую ткань рубашки. — Я помогу тебе. Все, что тебе останется, — любить меня.

— Всю жизнь! — в экстазе выдохнула она.

— А сейчас? — Внезапно его голос стал глухим и неровным. Яркий румянец проступил на угловатых скулах. Бесс нашла его губы, накрыла их страстным поцелуем, и Лука подхватил ее на руки и понес к деревянной лестнице. Прижавшись щекой к его груди, Бесс слышала, как стремительно колотится его сердце.

— И сейчас тоже, — подтвердила Бесс и пообещала: — Сейчас и навсегда.

У нее промелькнула мысль об оставшихся в Риме чемоданах. Она не захватила с собой ровным счетом никаких вещей. Даже расчески.

Но это не тревожило ее.

Восхитительная, незабываемо чудесная любовь — вот все, о чем она мечтала. Любовь — сейчас и на всю жизнь.

Примечания

1

Дорогая (итал.).

(обратно)

2

Извини (итал.).

(обратно)

3

Войдите! (итал.)

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ . . . .