«Оковы счастья»

Сандра Мартон Оковы счастья

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Нью-Йорк

Суббота, 4 мая

Карин Брустер крепко сжала руку своей сестры, удивляясь тому, как человечество еще не вымерло, если каждой женщине, рожающей ребенка, приходится терпеть такие муки.

Она застонала, когда очередная схватка скрутила ее.

– Так, так… – Аманда Брустер аль Рашид помогала, как могла. – Тужься, Карин. Тужься!

– Я… тужусь, – простонала Карин.

– Мама уже в пути. Она скоро будет здесь.

– Отлично. – Карин закусила губу. – Она сможет что-нибудь подсказать мне. Мама должна знать, как… О боже!

– Дорогая! – Аманда склонилась к сестре. – Ты не думаешь, что настало время сказать мне, кто…

– Нет!

– Я не понимаю тебя, Карин. Он же отец твоего ребенка.

– Он… нам… не нужен…

– Но он имеет право знать о ребенке.

– Он… не имеет… никаких… прав.

Лицо Карин исказилось от боли. Какие права могут быть у практически незнакомого мужчины? Никаких. Совсем никаких. В последние месяцы ей пришлось принять немало трудных решений. Оставлять ли ребенка? Обращаться ли за помощью к семье? Но решение не сообщать Рэйфу Альваресу о своей беременности далось ей очень легко. Ему нет до нее никакого дела, так зачем же ему знать тогда о ребенке? Разве мужчина, проведший в ее постели один час и с тех пор ни разу не попытавшийся связаться с ней, обрадуется тому, что станет отцом?

Схватка ослабела, и Карин в изнеможении откинулась на подушку.

– Он для нас – никто. Ребенок только мой. Я буду для него всем… – Карин застонала и выгнулась дугой. – Только я.

– Это безумие. – Аманда промокнула лоб сестры влажной салфеткой. – Пожалуйста, дорогая, назови мне его имя. Разреши мне позвонить ему. Это Фрэнк?

– Нет! – Карин крепче сжала руку сестры. – Это не Фрэнк. И больше я тебе ничего не скажу. Мэнди, ты же говорила, что не будешь настаивать. Ты обещала. Ты говорила…

– Миссис аль Рашид? Извините, но мне нужно поговорить с вашей сестрой.

Карин повернула голову. Пот застилал ее глаза, делая все вокруг расплывчатым и неясным, но все же она смогла увидеть, как Аманда отступила, пропуская доктора Роналда.

Доктор присел на краешек кровати и взял ее за руку.

– Ну, как дела, Карин?

– Мне… – Карин заколебалась. – Отлично. Доктор улыбнулся.

– Ты, конечно, крепкий орешек, но мы думаем, что уже пора.

Карин выдавила слабую улыбку.

– Доктор, скажите это ребенку.

– Именно это я и собираюсь сделать. Мы решили перевезти тебя в родильную палату, и там помочь малышу появиться на свет. Согласна?

– А это не повредит моему…

Очередная схватка скрутила Карин, и доктор сжал ее руку.

– Наоборот, это сохранит силы и твои, и малыша. Сейчас это лучшее, что мы можем сделать.

Доктор поднялся и отошел в сторону, а к кровати Карин подошли два санитара в белых халатах.

– Не волнуйтесь, миссис, – сказал один из них. – Оглянуться не успеете, как уже будете обнимать своего ребеночка.

Я не миссис, едва успела подумать Карин, как все закрутилось с невероятной быстротой. Ее осторожно подняли, переложили на каталку и повезли по длинному коридору. Рядом торопливо шла Аманда. Но единственное, что видела Карин, был бесконечный ряд белых лампочек на потолке. У бесшумно раздвинувшихся дверей Аманда наклонилась и поцеловала сестру во влажный лоб.

– Эй, – прошептала она.

– Эй, – тихо ответила Карин.

– Я люблю тебя, сестренка.

– Я тоже люблю тебя, – сказала Карин и спустя мгновение очутилась в комнате, выложенной белым кафелем, с лампой под потолком, яркой как солнце.

– Теперь расслабьтесь, мисс Брустер, – услышала Карин, и вдруг ее руку словно обожгло, когда игла вошла в вену.

– Начинаем, – произнес доктор Роналд, и она погрузилась в забытье.

Прошли минуты или часы, Карин не знала. Она с трудом заставила себя открыть глаза. Ее ослепил яркий свет. Над ней склонилась медсестра. Карин попыталась заговорить с ней, потому что ей вдруг захотелось рассказать кому-то о том, как все произошло, о том, что у ее ребенка есть отец, которого она не может забыть, как и тот час, который провела в его объятиях…

И вдруг все померкло. Карин очутилась в длинном темном тоннеле, из которого вышла прямо в жаркую августовскую ночь. Она была в «Эспаде», и ее жизнь должна вот-вот измениться навсегда…

Он был высоким и весьма привлекательным, и наблюдал за ней с того момента, как она вошла в комнату.

Наверняка это и есть Рафаэль Альварес, решила Карин.

На все попытки Аманды убедить ее познакомиться с ним, она отшучивалась.

– Он – друг Ника и приехал купить лошадей у Джонаса, – рассказывала Аманда, наблюдая, как сестра расчесывает свои длинные темные волосы. – И, конечно, мама пригласила его остаться на уикенд.

– Прекрати! – Карин обреченно вздохнула. Она должна была догадаться, что мать не откажется от намерения выдать замуж двух оставшихся дочерей. Поскольку Саманта оказалась вне пределов досягаемости, путешествуя где-то по Европе, мать решила сосредоточить все свои усилия на Карин. Она не знала, что та поклялась больше никогда не связываться с мужчинами, впрочем, это вряд ли бы ее остановило.

– Он великолепен, – не унималась Аманда, – богатый и невероятно привлекательный. Не настолько, конечно, как мой Николас, но он действительно нечто особенное.

– Тем лучше для него, – равнодушно заметила Карин.

– Зовут его Рафаэль Альварес. Не правда ли, звучит сексуально?

– Правда, – так же равнодушно согласилась Карин. – Полагаю, он испанец.

Аманда хихикнула.

– Бразилец.

Карин поднесла к губам бокал с вином и сделала несколько глотков. От вина в горле и желудке Карин потеплело, может быть, потому, что это уже был ее второй… или третий бокал. Обычно она не пила красное вино, даже такое изысканное, как это – наверняка принесенное из подвалов «Эспады» и стоившее столько же, сколько она платила за месячную аренду своей первой квартиры в Нью-Йорке шесть лет назад. Но первый официант, попавшийся ей на пути, нес на подносе бокалы именно с красным вином.

– Беднякам не приходится выбирать, – пробормотала Карин себе под нос и схватила один из бокалов.

Не стоит так храбриться, промелькнуло у нее в голове, но в этот день ей только и оставалось, что напиться. Ее мать думает, что она приехала отпраздновать в кругу семьи годовщину свадьбы Кэтлин и Тайлера, и Карин не стала лишать ее иллюзий.

– Я не смогу приехать, мама, – с искренним огорчением сказала она, когда Марта позвонила, чтобы пригласить ее.

Ей действительно было очень жаль. Сбор клана – все Бэроны, Кинсайды и аль Рашиды – всегда было шумным и вместе с тем замечательным событием, где в центре внимания находились многочисленные прелестные малыши – дети ее сводных братьев и сестры.

– Я бы очень хотела, – добавила она, – но в этот уикенд буду на свадьбе.

Кто же знал, что так все обернется? Рафаэль Альварес буквально прожигал ее взглядом.

– Подними волосы наверх, – уговаривала ее Аманда. Карин, к сожалению, послушалась, и теперь чувствовала себя крайне некомфортно. Она уже была готова обернуться и так же пристально посмотреть на него, но потом решила, что это глупо и, что хуже, может быть неправильно понято.

Вместо этого она сделала еще пару глотков вина. Нелюбимое красное вино уже не казалось таким невкусным и даже начинало нравиться. Может быть, именно благодаря красному вину собственного производства их клан так быстро увеличивается?

Эта мысль показалась Карин смешной, и она хихикнула. Стоявшая неподалеку женщина обернулась.

– Ничего, – сказала Карин в ответ на улыбку и вопросительный взгляд. – Я просто кое о чем подумала…

Женщина кивнула и отвернулась, а Карин поспешно сделала еще несколько глотков вина. Все-таки правильно, что она приехала, пусть даже по такой унизительной для нее причине.

Выяснилось, что мужчина, с которым она встречалась почти шесть месяцев, одновременно встречался с ее лучшей подругой. Какая банальная ситуация. Впрочем, в ней было одно существенное отличие – он не просто встречался с Ирис, он с ней обручился. Была назначена дата свадьбы, закончены все приготовления… А Карин отводилась роль одной из подружек невесты.

– Странно, я так и не видела твоего жениха, – заметила однажды Карин в разговоре с подругой. Ирис, не знавшая правды, как и Карин, объяснила это тем, что тому приходится много разъезжать.

Фрэнк действительно много разъезжал, но только между их с Ирис квартирами. Вспоминая, какой наивной – нет, какой глупой – она была, Карин рассмеялась.

Все выяснилось месяц назад. Очевидно, Фрэнк понял, что дальше тянуть некуда – не за горами была репетиция свадебной церемонии и праздничного приема. Однажды вечером он позвонил Карин, голос его звучал нервно. Фрэнк сказал, что должен увидеть ее немедленно и сказать нечто важное.

Карин поспешила в винный магазин на углу улицы, купила бутылку шампанского и положила ее в холодильник. Он собирается сделать предложение, думала она с головокружительным восторгом…

Вместо этого Фрэнк сообщил ей, что сам загнал себя в ловушку и обручился с другой женщиной. И пока она в ужасе молча взирала на него, пытаясь осознать услышанное, он назвал имя своей невесты.

– Ты шутишь, – сказала Карин, обретя способность говорить.

Фрэнк пожал плечами и улыбнулся. Улыбнулся! И в этот момент она потеряла над собой контроль. Перестав задыхаться, как рыба на суше, Карин стала визжать и выкрикивать проклятия. Когда она бросила в него сначала вазу, а потом ведерко со льдом, так и не дождавшееся шампанского, Фрэнк выскочил за дверь и больше не вернулся…

Карин глубоко вздохнула, поднесла к губам стакан и допила вино.

Она выжила и даже смогла убедить себя в том, что Фрэнк – не такая уж большая потеря. Мужчина, не способный хранить верность, не годится в мужья. Во всяком случае, ей. Все, что ей требовалось, это пережить день свадьбы – свадьбы женщины, которая была ее лучшей подругой, и мужчины, который был ее любовником. После этого она сможет жить дальше. Конечно, она не пойдет на свадьбу, но и хандрить больше не станет.

Никакой хандры, решительно сказала себе Карин. Никакой слезливой жалости к себе. Она заказала пиццу, выпила бутылку шампанского и мысленно послала Фрэнка к… Ирис.

Она держалась стойко вплоть до того дня, как по почте получила приглашение на свадьбу с очень вежливой припиской Ирис, в которой та просила вернуть платье подружки невесты, чтобы его могла надеть другая девушка.

Карин изорвала приглашение на мелкие клочки, сложила их в конверт и отправила обратно счастливой парочке. Отдавая себе отчет в том, что не сможет в одиночестве пережить день этой свадьбы – в лучшем случае проплачет, а в худшем… отправится в церковь и в тот момент, когда священник спросит, не знает ли кто-либо из присутствующих причины, по которой этот брак не может состояться, закатит публичный скандал, она позвонила Марте и радостным голосом сообщила, что планы поменялись, и она прилетит на торжество.

– С Фрэнком? – спросила мать, и когда Карин ответила отрицательно, ее «А-а…» было красноречивее всяких слов.

– Мне он никогда не нравился, – сказала Аманда, когда Карин прилетела, и крепко обняла сестру.

Карин тяжело вздохнула. Как выяснилось, Фрэнк никому не нравился. Ни ее секретарше, выразившей готовность убить Фрэнка. Ни Аманде, ни Николасу, никому другому – одной только Карин. Какой же глупой она была…

– Мизз?

Голос был мужским, с сильным акцентом. Тяжело вздохнув и растянув губы в улыбке, Карин обернулась. Она не ошиблась – за спиной стоял ее бразильский красавец.

Вблизи он оказался не таким уж и привлекательным. Безвольный подбородок, слишком длинный нос… И очень походил на Фрэнка.

– Мизз, – произнес он снова и взял Карин за руку. Склонившись, он запечатлел на ней влажный поцелуй. Карин резко отдернула свою руку и еле сдержалась, чтобы не вытереть ее о платье.

– Привет, – сказала она как можно любезнее.

– Привет, – ответил он и улыбнулся так широко, что Карин увидела пломбу в его коренном зубе. – Я спросить, кто есть эта красивая леди с черными волосами и зелеными глазами, и я сказать… мне сказать, что это Карин Брустер. Правильно?

– Правильно, – сказала Карин. – Я имела в виду… спасибо за комплимент.

Она втянулась в бессмысленный и ненужный разговор – Рафаэль Альварес говорил по-английски очень плохо, а она совсем не знала португальский. Кроме того, ей вообще не хотелось разговаривать ни с ним, ни с каким другим мужчиной.

Незнакомец слишком напоминал ей Фрэнка – эту мерзкую крысу, это грязное пресмыкающееся. Этого лжеца. Впрочем, все мужчины лжецы. Она знала это с детских лет. Ее отец лгал ее матери. И ей он тоже лгал каждый раз, когда она взбиралась к нему на колени и умоляла больше не уходить.

– Это в последний раз, ангелочек, – говорил он и лгал.

Вопрос: Когда мужчина лжет?

Ответ: Всякий раз, когда открывает рот.

Фрэнк кормил ее ложью о своей любви, а сейчас он в Нью-Йорке, стоя у алтаря, говорит «да» другой женщине.

Хватит, подумала Карин и, прервав бразильца на полуслове, схватила его за руку, пожала ее и заверила, что ей было очень приятно познакомиться с ним. Затем, стараясь не замечать растерянного и обиженного выражения его лица, развернулась, быстро вышла из гостиной, пересекла холл и направилась в библиотеку.

На пути ей попался официант в белой униформе с подносом, полным напитков, который он мастерски удерживал пальцами одной руки.

– Эй! – окликнула она его в спину.

Конечно, это был не самый вежливый способ привлечения внимания, но он сработал. Официант остановился и повернулся к ней, и Карин поспешно схватила бокал с подноса. На этот раз он был коротким и широким, наполовину заполненным янтарной жидкостью, в которой плавали ломтики фруктов. Карин поднесла бокал к носу, понюхала и фыркнула, но глоток все-таки сделала.

– Фу, – сказала она и сделала еще два больших глотка.

Мимо нее в танце проплыла Аманда.

– Осторожнее, – пропела она негромко, – или опьянеешь.

– Спасибо за сестринскую заботу, – поблагодарила она вдогонку.

Аманда права: если не быть осторожной, можно и опьянеть. Из трех сестер Брустер только Сэм пила ликер не пьянея, но она была сейчас то ли в Ирландии, то ли во Франции, то ли в Англии.

Да, ей действительно надо быть осторожнее. В конце концов, это светское мероприятие, семейное торжество, и ей совсем не хочется испортить праздник Тайлеру Кинсайду и его жене Кэтлин, ее сестре. Ну, не совсем сестре… Кэти была ее сводной сестрой. Впрочем, Тайлер тоже оказался ее сводным братом, но это отдельная история.

Карин допила остатки янтарной жидкости из своего бокала и со стуком поставила его на стол.

Геонс… геоло…генеалогическое дерево Бэронов, Брустеров, Кинсайдов, а теперь еще и аль Рашидов было необычайно ветвистым. Карин икнула, хихикнула и двинулась в сторону библиотеки, чувствуя, что ее ноги стали словно поролоновыми.

– Следи за собой, детка, – пробормотала Карин себе под нос. Если она уже с трудом выговаривает слова, пора перестать пить.

Впрочем, пошли все к черту! Она хочет выпить, и она уже взрослая девочка. Значит, она будет пить, сколько хочет.

Карин снова икнула. Громко. Захихикала, прикрыла рот ладошкой и сказала: «Пардон», ни к кому конкретно не обращаясь.

Послышался смех. Вряд ли смеются именно над ней, ведь на вечеринках принято смеяться. А иначе зачем ходить на вечеринки?

Все, что ей нужно сейчас, это свежий воздух. Прохладный ветерок остудит ее пылающие щеки. Карин направилась к двери, ведущей наружу.

Фрэнк не раз говорил, что не хочет жениться. А Карин говорила, что понимает его и поддерживает. Зачем двум людям жениться и давать обеты, которые они не намерены сдерживать? Карин раздвинула двери и вышла прямо к искусственному водопаду, вдыхая мягкий ночной воздух. Что касается секса, то разве может брак улучшить то, что с самого начала не было таким уж потрясающим. Просто секс, ничего особенного, даже странно, что люди слагают о нем небылицы.

Впрочем, спустя несколько месяцев Карин стала подумывать о том, что брак, наверное, не такая уж и плохая вещь. Когда кто-то ждет тебя дома после долгого дня в офисе на Уолл-Стрит и есть, с кем обсудить воскресную газету за завтраком.

Они встретились с Фрэнком на одном из благотворительных мероприятий, и он выгодно отличался от присутствующих мужчин, половина которых «подкатывались» к ней тем вечером, используя самые банальные приемы – от «Извините, мы раньше не встречались?» до «Я должен сказать вам, что вы самая красивая женщина в этом зале».

Фрэнк же подошел прямо к ней, пожал руку и протянул визитную карточку, а затем сказал, что слышал о ней самые лестные отзывы от одного из своих клиентов.

– Он сказал, что вы один из лучших в Нью-Йорке консультантов по инвестициям.

Карин улыбнулась.

– Не «один из», – заметила она, – а лучший. Так начался их роман. Они часто встречались, но каждый продолжал жить своей жизнью, что устраивало обоих. Раздельное проживание, никакой зависимости друг от друга – они обсуждали все проблемы честно и прагматично. Никакого обмена ключами, никаких зубных щеток в ванных комнатах друг друга.

Интересно, оставлял ли он зубную щетку в ванной комнате Ирис?

– Дьявол, – пробормотала Карин и стукнула сжатыми кулачками по перилам из тикового дерева.

Ей снова захотелось пить. Наверняка снаружи тоже есть бар, ведь Джонас что-то говорил о барбекю у водопада. Карин принюхалась и, уловив запах дыма, направилась в нужном направлении. Ей предстояло спуститься по лестнице, прямой и широкой. У нее никогда не возникало проблем с преодолением нескольких ступеней, но этим вечером ей пришлось буквально повиснуть на перилах, поскольку ноги не хотели ее слушаться.

– Бокал белого совиньона, пожалуйста, – сказала она бармену, добравшись до бара.

Язык, похоже, тоже взбунтовался, То, что она произнесла, походило скорее на «Бо-ал бе-го со-нь-на». Карин захихикала, но, поймав насмешливый взгляд бармена, выпрямилась, вскинула подбородок и подняла брови.

– Я жду.

Наконец, он налил ей вина и пододвинул бокал. По какой-то причине ее рука оказалась нетвердой, и немного золотистой жидкости выплеснулось на стойку бара. Карин нахмурилась, слизнула несколько капель с руки, одним глотком выпила оставшееся вино и отодвинула пустой бокал в сторону.

– Еще, – скомандовала она бармену. Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Извините, мэм.

– Тогда красного, если нет белого. – Карин улыбнулась, но бармен не улыбнулся в ответ.

– Прошу прощения, мэм, мне кажется, вам уже достаточно.

Глаза Карин сузились, она резко подалась вперед, едва удержавшись на ногах.

– Что значит, достаточно? Это бар, правильно? И вы здесь бармен, правильно? Вы здесь для того, чтобы наливать людям алкогольные напитки, а не следить, насколько они пьяны или трезвы.

– Позвольте все-таки предложить вам кофе. Бармен говорил вежливо и очень тихо, но при этих его словах все разговоры вокруг смолкли. Карин вспыхнула.

– Вы хотите сказать, что я пьяна?

– Нет, мэм, но…

– Тогда налейте мне выпить!

– Мэм. – Бармен нагнулся к ней. – Давайте лучше кофе?

– Вы знаете, кто я!? – услышала Карин свои слова. Она мысленно поморщилась, но ее язык, казалось, зажил отдельной жизнью. – Вы знаете…

– Он знает. И если вы сейчас же не закроете свой милый ротик, об этом узнают все остальные.

Голос звучал прямо за ее спиной. Он был мужской, низкий, с едва уловимым акцентом. Бразильский соблазнитель, решила Карин и обернулась.

– Если вы думаете, что это ваш шанс… – сказала она, вернее начала говорить, но не закончила предложение.

Это был совсем другой мужчина. Раньше она его не видела. Пьяная или трезвая, такого мужчину она бы не забыла.

Он был высоким и широкоплечим, намного крупнее того парня, который пытался с ней познакомиться. У него были волосы цвета воронова крыла, глаза цвета штормовых облаков, а лицо было красиво не приторной, а настоящей мужской красотой, с тяжелой челюстью и ртом, который, казалось, мог быть и чувственным, и жестоким.

У Карин перехватило дыхание. Трезвая, она никогда не призналась бы себе, но подвыпившая с легкостью признала, что это был герой ее женских грез. Воплощение мужественности…

Но то, что она делает или говорит, не должно его касаться.

– Прошу прощения, – сказала Карин, умудрившись выпрямиться. Впрочем, это было ошибкой. Затраченные усилия и глубокий вдох заставили ее почувствовать, что голова как будто перестала принадлежать остальному телу.

– Я сказал…

– Я слышала, что вы сказали. – Она ткнула пальцем в его грудь. Твердую грудь под мягкой тканью белоснежной рубашки. – А теперь позвольте мне сказать вам кое-что, мистер. Я не нуждаюсь в ответах… приветах… советах. И мне не требуется ваш позор… дозор… надзор. Понятно?

Он посмотрел на нее таким взглядом, что в нормальном состоянии ей наверняка захотелось бы провалиться сквозь землю, но только не в нынешнем.

– Вы пьяны, мисс.

– Я не замужем. Ни за что и никогда!

Он крепко взял ее под локоть. Карин пристально посмотрела ему в глаза, пару раз дернула рукой, но он лишь усилил хватку.

Она сказала себе, что он прав, и ей следует потихоньку уйти отсюда, но, черт побери, сегодня она не намерена подчиняться ничьим приказам, особенно приказам мужчины.

– Отпустите меня и дайте мне пройти.

– Послушайте…

– Дайте. Пройти. – И когда он не подчинился, Карин сильно наступила ему на ногу.

Ему было больно, просто не могло не быть. Она была обута в черные лакированные туфли на трехдюймовых шпильках. На курсах самообороны, которые она однажды посещала, инструктор учил вкладывать в этот прием всю силу и весь свой вес.

Незнакомец не дрогнул и не отступил. Вместо этого он подхватил Карин на руки и под смех и редкие аплодисменты зрителей понес ее в глубь сада, подальше от ярко освещенного дома.

– Ты – ублюдок! – пронзительно закричала Карин, молотя кулаками по его широким плечам. – Что ты о себе возомнил?

– Я Рафаэль Эдуардо Альварес, – холодно ответил он.

– Рэйф? – Глаза Карин широко распахнулись. Она слепо смотрела прямо на яркую лампу над головой. – Рэйф, где ты?

– Мы теряем ее, – услышала она встревоженный голос, а дальше была тишина.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рио-де-Оро, Бразилия

Суббота, 4 мая

Рафаэль Эдуардо Альварес резко сел на кровати. Сердце его гулко колотилось, тело было покрыто потом. Ему приснился сон, только о чем? Ответа не требовалось. Ему снова снилась женщина, с которой он встречался лишь однажды.

Рэйф отбросил одеяло.

Почему? Она и та сумасшедшая ночь давно стали для него лишь воспоминанием девятимесячной давности.

Но сон был слишком реальным и не таким, как обычно. В сегодняшнем сне ей было больно. Может быть, она попала в аварию? И она звала его…

Впрочем, все это неважно. Эта женщина ничего не значит для него. Кроме того, он не верит в сны. Рэйф встал с постели и подошел к окну. Рассвет еще только занимался; бескрайняя саванна простиралась под бледно-розовым небом до чернеющих вдалеке невысоких холмов.

Рэйф не жалел о раннем пробуждении. Сегодня ему предстояло лететь в Сан-Паулу на деловую встречу, а затем обедать с Клаудией. Он велел своему пилоту подготовить самолет к восьми, и теперь у него в запасе была пара часов, чтобы поработать.

Приняв душ, побрившись и одевшись, Рэйф спустился вниз, поздоровался со своей экономкой, принял из ее рук большую кружку черного кофе и направился к себе в кабинет.

Двадцать минут спустя он признал свое поражение и выключил компьютер. Он не мог сосредоточиться, потому что проклятый сон не шел из головы. Сможет ли он, наконец, когда-нибудь забыть об этой женщине?

Может быть, стоит ускорить вылет? Рэйф снял телефонную трубку. Но, услышав на другом конце провода голос своего пилота, неожиданно отменил полет вообще.

После этого он позвонил в Сан-Паулу, оставил сообщения с извинениями на автоответчиках человека, с которым намеревался встретиться, и Клаудии. Она всегда просыпалась очень поздно, он не забыл об этом. Вряд ли она изменила своим привычкам, даже спустя пять лет после разрыва их помолвки.

Рэйф понимал, что ведет себя непривычно. Дело не столько в отмененном обеде с Клаудией – она будет недовольна, но это его мало беспокоило, сколько в отмене деловой встречи, что было из ряда вон выходящим. Он не построил бы свою империю, включающую банки, бизнес по разведению и продаже крупного рогатого скота и лошадей, если бы действовал поспешно и необдуманно. Но как можно сконцентрироваться на работе, когда мысли его далеки от Бразилии и заняты проклятым сном, который не имеет никакого смысла?

Даже если Карин в беде, он – последний человек на свете, которого она хотела бы видеть рядом.

Рэйф переоделся в черную футболку, поношенные джинсы и стоптанные ботинки, которые носил с тех пор, как впервые приехал в Рио-де-Оро десять лет назад. Может быть, верховая прогулка прочистит его мозги? Спустившись в конюшню, он взмахом руки поприветствовал работников, вывел из стойла своего жеребца и оседлал его.

Он выбросил мисс Брустер из головы много месяцев назад, и тому была причина. Она ясно дала понять, что случившееся между ними ничего для нее не значит. Один час головокружительного секса – это все, что она хотела от него… один час, когда он заменил в ее постели другого мужчину.

Он тоже не хотел от нее чего-то большего. Жена его близкого друга выразила желание, чтобы он познакомился с ее сестрой.

– Оставайся, Рэйф, пожалуйста! – Аманда аль Рашид крепко держала под руку своего мужа. – Посмотришь, будет весело. Моя сестра Карин прилетит из Нью-Йорка. Я говорила об этом?

Тревожные звоночки зазвенели в голове Рэйфа.

– Нет, не говорила, – все так же вежливо ответил он.

– Да? Так вот Карин обещала прилететь, и я уверена, вы понравитесь друг другу.

– Не сомневаюсь. – Голос Рэйфа достиг пика любезности.

Это была ложь. Все это он уже проходил – матери, тети, жены его деловых партнеров и просто знакомых. Иногда ему казалось, что каждая женщина на планете имеет дочь, сестру или племянницу, с которой он непременно должен познакомиться и которая ему обязательно понравится.

Впрочем, все это вполне объяснимо. Ему тридцать четыре, он холост, богат и, если верить тому, что женщины говорили ему в постели, привлекательный внешне и великолепный любовник. Единственно, чего у него не было, это жены. Но зачем она ему?

Но он не хотел обижать хозяина и хозяйку, своего друга и его жену, поэтому остался. Рэйф намеревался пробыть совсем недолго и, вежливо извинившись, покинуть вечеринку, но все пошло не так, как он предполагал.

Сидя на своем жеребце, Рэйф устремил вдаль невидящий взгляд. Вместо обещанной милой женщины он повстречал шипящую дикую кошку.

И он занимался с ней сексом.

В его жизни было много женщин. Кое-кто мог бы даже сказать, что чересчур, но ни одной, похожей на нее. Укрощенная дикая кошка пала в его объятия так, как будто он был для нее единственным мужчиной на земле. Дикая страстность ее поцелуев. Отзыв ее тела на прикосновения его рук и губ. Бог мой! Ее страсть воспламенила и едва не испепелила его. Но когда после того, как все закончилось, он попытался привлечь ее к себе, она попросила оставить ее таким тоном, что ему сразу стало понятно, что его беззастенчиво использовали, представляя на его месте совсем другого мужчину.

Когда она ушла в ванную и заперла за собою дверь, на одно мгновение Рэйфу захотелось выбить ногой дверь, схватить ее на руки, бросить на кровать и показать, что она не может использовать мужчину, а затем отбросить его в сторону, как мусор…

Губы Рэйфа сжались.

Тот парень, каким он был когда-то, так бы и поступил, мужчина же, каким он стал – никогда. Вместо этого он оделся в темноте и вышел из комнаты в тишину спящего особняка.

Жеребец захрапел и затанцевал под всадником. Рэйф похлопал его по горделиво изогнутой шее. Карин Брустер была не просто отдаленным, она была неприятным воспоминанием.

Тогда почему он никак не может выбросить ее из головы?

Взгляд Рэйфа затуманился, когда он вспомнил ту ночь. Люди смеялись, когда он спрашивал, где Карин Брустер, и показывали на женщину, которая выставляла себя на посмешище, устроив из разговора с барменом целое представление. Гости ухмылялись и переглядывались, а Рэйф лихорадочно решал, стоит ли быть джентльменом и увести девушку со сцены или оставить все как есть.

Впрочем, Джонас Бэрон был гостеприимным хозяином, а Ник аль Рашид и его жена – его друзьями, и поскольку женщина, бывшая в центре этого неприглядного зрелища, была сестрой Аманды аль Рашид…

Отбросив все сомнения, Рэйф решительно подошел к Карин, подхватил ее на руки и понес ее вниз по ступеням в глубину темного сада. Зрители засмеялись и заулюлюкали, но никто не попытался остановить его. Никто, кроме дикой кошки в его руках, которая ругалась, брыкалась и весьма ощутимо молотила кулаками по его плечам.

Неужели жена Ника и ее мать могли подумать, что его заинтересует это брыкающееся и ругающееся существо, которое он нес на руках в спасительную темноту сада?

Карин Брустер являла собой полную противоположность тому образу женщины, на которой Рэйф предполагал когда-нибудь жениться. Да, рано или поздно ему придется это сделать. Мужчине нужны наследники, чтобы было кому передать созданное потом и кровью, но женщина, которую он выберет себе в жены, обязательно будет скромной, послушной и верной. Она должна будет всецело посвятить себя заботе о нем и о детях, которых он ей подарит. Только на таких условиях и стоит жениться.

– Вы сумасшедший?! – вопила Карин, когда он нес ее подальше от дома. – Сейчас же поставьте меня!

Теперь понятно, почему семья обеспокоена тем, как бы поскорее выдать ее замуж. Она была красива. Да. Но она была также несдержанна на язык, эгоистична и имела дурной характер. Рэйф никак не мог дождаться, когда сможет избавиться от своей ноши.

– Идиот! – Два сжатых кулака ударили его в грудь. – Придурок! Да вы знаете, кто я?

– Да, – холодно ответил Рэйф. – Я точно знаю, кто вы.

– Вы не можете хватать женщину и тащить ее вот так.

– Да? – хладнокровно спросил Рэйф, едва успев уклониться от кулака, нацеленного ему прямо в лицо. – Если бы вы сказали об этом раньше, я бы, безусловно, не стал бы этого делать.

– Вы… вы… вы…

Грязные ругательства так и сыпались из нее. В ответ он только смеялся, что приводило ее в еще большую ярость. Карин снова пустила в ход кулаки. На этот раз ей даже удалось попасть ему в челюсть.

И что прикажите ему делать с тигрицей по имени Карин Брустер?

– Ну, погодите! Дайте только добраться до дома, и вы вылетите из «Эспады», не успев оглянуться.

– Я дрожу от страха.

– И правильно делаете. – Карин снова ударила его кулаком в грудь. – Говорю в последний раз – поставьте меня!

– Если я поставлю, обещаете, что пойдете в свою комнату, попросите экономку принести вам большой кофейник крепкого черного кофе и выпьете все до капли?

– С какой стати?

– Потому что вы пьяны.

– Ничего подобного.

– Вы пьяны, – твердо сказал Рэйф, – и уже успели выставить себя на посмешище перед гостями.

– Даже если так, это мое дело, а не ваше. Вы не имели права вмешиваться.

– Я вмешался ради вашей семьи и ради несчастного парня-бармена, которого вы третировали на потеху публики.

– Как трогательно. И вы думаете, я поверю вам?

– Конечно. Я сделал это ради вашей сестры, которая очень беспокоится о вас.

– Ни о чем таком я не знаю.

– И напрасно. У нее о вас совершенно ложное представление. Она даже мысли не допускает, что вы можете мне не понравиться.

– Ха! Такие же иллюзии у нее были и на ваш счет, Южно-американский Неандерталец. И уж если вы вспомнили о моей семье, подумайте, как они отреагируют, когда я расскажу им о том, что вы сделали.

– Николас и Джонас наверняка скажут, что я забыл засунуть вам кляп в рот. – Рэйф поудобнее перехватил свою ношу. Карин была хрупкой и легкой, но извивалась, как змея. Удерживать ее, одновременно увертываясь от града ударов, было нелегко. Он подумал было перекинуть ее через плечо, но вовремя вспомнил о количестве выпитого ею алкоголя и отказался от этой мысли. – Что касается ваших сводных братьев… – он посмотрел на нее суровым взглядом. – Я встречался с ними. И из того, что я узнал о Тайлере, Гейдже, Тревисе и Слейде, они бы… Рэйф остановился. Они вышли к слабо освещенному фонтану, вокруг которого стояли скамейки из тикового дерева. Из медного кувшина, который держала в руках каменная нимфа, лилась бесконечная струя воды.

– Они бы что? – требовательно спросила девушка.

– Они бы зааплодировали тому, что я собираюсь сейчас сделать.

С этими словами он подошел к фонтану и бросил Карин в воду.

Она плюхнулась прямо «пятой точкой», неуклюже вывернув ноги, отчего ее платье задралось до самых бедер. Ну, вот теперь она чистая и трезвая, со злорадным удовлетворением подумал Рэйф, наблюдая за тем, как вода из кувшина нимфы льется на голову Карин Брустер.

Наступившая тишина была зловещей. Казалось, стихло даже журчание воды. Как в замедленной съемке рот Карин открылся, округлился и леденящее кровь «А-а-а…» разрезало тишину.

Какая жалость – испортить такое чудесное платье, бесстрастно подумал Рэйф. Черный шелк, вырез достаточно глубокий, чтобы увидеть соблазнительные округлости груди, и длина, позволяющая оценить совершенство ног. Впрочем, в мокром шелке были свои преимущества – плотно облегая тело Карин, он позволял увидеть пики сосков, напрягшихся от холодной воды.

Красавица… но не более того. Она никогда не заинтересует мужчину, пребывающего в здравом уме. Однако провести с ней не всю жизнь, а одну ночь было бы любопытно.

Тело Рэйфа с удивительной быстротой отреагировало на эту мысль. Это был вызов – превратить эту ярость в ее темных глазах в страсть, направить этот бешеный темперамент совсем в другое русло. Рэйф ни минуты не сомневался в успехе. Он укротит эту дикую кошку в постели так же, как укротил только что.

Он мысленно увидел, как стягивает с плеч тонкие бретельки черного платья, затем медленно снимает кружевные черные трусики, как длинные стройные ноги обвиваются вокруг его талии, а он берет в ладони это прелестное лицо и пробует на вкус эти полные мягкие губы…

Спятил он что ли? Да, Карин Брустер красива, но дом Бэрона, как Джонас и обещал, был полон очаровательных женщин, тихих, мягких, покладистых и трезвых. Впрочем, он подозревал, что Карин тоже трезвая… уже. Злость, адреналин и холодная вода наверняка развеяли алкогольный туман.

Да, развеяли, решил он, наблюдая сверху, как она барахтается в воде. Крики уже давно превратились в стоны. Рэйф испытал приступ жалости. Поколебавшись, он подошел ближе и протянул руку.

– Хватайтесь за руку, – велел он, – я помогу вам выбраться.

– Я вполне в состоянии помочь себе сама.

Решив продемонстрировать это, Карин попыталась встать на ноги, но поскользнулась на мраморном дне, судорожно взмахнула руками… и снова оказалась в объятиях Рэйфа.

– Больше никогда не делайте этого, – яростно прошипела Карин. – Немедленно…

– … отпустите меня, – закончил Рэйф. – Поверьте, именно это я и собираюсь сделать. – Он поставил Карин на ноги, снял пиджак и набросил ей на плечи. Она хотела сбросить его, но он взял пиджак за лацканы и плотно запахнул.

– Мне не нужен ваш пиджак, мне от вас вообще ничего не нужно.

– Вы замерзли.

– Я промокла, – едко ответила Карин, – и если вы очень постараетесь, то сможете догадаться каким образом.

– Вы были пьяны.

– И?

– А теперь нет.

– Отлично. Это что, специальный бразильский метод борьбы с пьянством? Вы, что, никогда не слышали о черном кофе?

– Я предлагал кофе, но вы отказались.

– И т-т-тогда вы р-р-решили…

Рэйф нахмурился.

– У вас стучат зубы.

– У в-в-вас бы тоже застучали, если бы кто-нибудь бросил вас в фонтан.

– Пойдемте. – Он протянул руку, она отпрянула.

– Я н-н-никуда с вами не п-п-пойду.

Карин вскинула подбородок и надменно посмотрела на Рэйфа. Он решил поспорить, но подумав, вздохнул и снова подхватил ее на руки.

– Эй! – закричала она, увидев, что он снова несет ее в темноту сада. – С-с-смерти своей желаете? Я же говорила, моя семья будет…

– …проведывать вас в больнице, – насмешливо сказал он, – если вы не примите горячий душ и не переоденетесь.

– Это в-в-вы виноваты в том, что я промокла до н-н-нитки!

– Зато вы протрезвели.

Я не могла протрезветь. Я хочу сказать, что даже если допустить, что я была пьяна, а я не была пьяна, как я могла протрезветь за пять минут?

– Холодная вода. Это помогает.

– Откуда вы знаете?

– Мужчина знает такие вещи. Обнимите меня за шею, пожалуйста.

– И не подумаю.

Рэйф вздохнул, снова подумал, не перекинуть ли ее через плечо, и снова решил не делать этого.

– Можем ли мы как-нибудь войти в дом, минуя любопытных гостей? Если вы, конечно, не хотите второй части представления. Учитывая, каким драматическим был первый акт, второй может привлечь еще больше зрителей.

– Это ваша версия. Мне же кажется, что представление устроили вы.

– Бармен не согласился бы с вами.

– Какой бар… – начала говорить Карин и вдруг осеклась. Рэйф услышал, как у нее перехватило дыхание, и понял, что она вспомнила. – Ах, этот бармен. – Она откашлялась. – Я… Я вспоминаю теперь.

– Неужели?

– Да. По крайней мере, я помню… Скажите мне правду! Я выставила себя полной дурой, да?

Рэйф заколебался. Конечно, она выставила себя дурой, но какой смысл говорить ей об этом.

– Вы были – как бы это сказать? – слегка навеселе.

– Другими словами, – слабым голосом сказала Карин, – ваш ответ «да».

– Люди забудут, – успокоил ее Рэйф.

– Вряд ли они скоро забудут женщину, которую унесли с вечеринки, как… мешок с картошкой.

Рэйф решил пожалеть ее.

– А может, они решат, что некий мужчина был так потрясен вашей красотой, что не захотел делить вас ни с кем.

– Очень великодушно с вашей стороны. Если бы я не знала правду, то почти поверила бы вам.

– Именно эту историю я расскажу завтра, если меня спросят.

– Это не просто великодушно. Это очень галантно. Кстати, задняя дверь вон там, за этим кустарником.

Дверь оказалась открытой, и они очутились в огромной кухне, к счастью, пустой.

– Теперь вы можете поставить меня, – сказала Карин.

Рэйф уже подумывал об этом, но во время вспомнил, что по его вине она мокрая и продрогшая.

– Я отнесу вас в вашу комнату. Не спорьте. Просто скажите, где она находится.

Услышав ответ, Рэйф стремительно поднялся по служебной лестнице на второй этаж.

– Вот эта дверь, – сказала Карин, – слева.

Она вытянула руку и толкнула дверь; Рэйф внес ее в комнату и локтем закрыл дверь за собой. В комнате стоял едва уловимый запах духов Карин.

– Теперь вы действительно можете поставить меня.

Рэйф кивнул.

– Конечно, – ответил он, но не поставил. Он стоял в темноте, продолжая держать ее на руках и размышляя, как она может пахнуть жасмином и розами после купания в фонтане. Еще он думал о том, почему его собственные руки вышли из повиновения и сжимают девушку все крепче, если он собирался отпустить ее.

– Думаю, я должна извиниться перед вами, – выдохнула Карин.

– Я приму ваши извинения, – улыбнулся Рэйф, – только если вы будете называть меня Рэйфом.

Карин рассмеялась.

– По закону жанра вы должны были сказать, что извинения не требуются.

– Но они требуются. Вы наградили меня столькими эпитетами, хотя признаю, некоторые из них я заслужил.

Карин снова засмеялась и откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Извините. На самом деле, простите меня, пожалуйста.

Она была очаровательна, но ей необходимо было срочно переодеться, иначе она простудится. Он, конечно, мог бы ей помочь, подумал Рэйф, и его тело немедленно отреагировало приливом жаркой крови к низу живота.

Очень осторожно он поставил ее на ноги.

– Вы должны снять мокрую одежду, Карин, и побыстрее принять горячий душ.

– Я знаю. – Она заколебалась. – Рэйф? Мне бы не хотелось, чтобы вы думали… Я имею ввиду, что очень благодарна вам за помощь, но… – Она нервным жестом заправила за ухо выбившуюся прядь волос. – Я просто хотела, чтобы вы знали: обычно я не веду себя подобным образом.

Он кивнул. Он уже и сам пришел к такому выводу.

– Я так и понял, что это был особый случай.

– Честно говоря, никогда раньше я не делала ничего подобного. Просто сегодня… – Карин замолчала. Она не должна была давать никаких объяснений этому незнакомцу, но почему-то очень хотела сделать это. Впрочем, скажи она правду, будет выглядеть в его глазах еще более жалкой. – Неважно. – Она улыбнулась и протянула руку для рукопожатия. – Еще раз спасибо вам за все.

Рэйф кивнул и сжал ее ладонь. Карин уже была готова рассказать ему, что же заставило ее искать забвения в алкоголе. Ведь именно ради того, чтобы забыть о своих невзгодах, люди пьют. Несмотря на улыбку, Рэйф видел боль в ее глазах. Кто обидел ее? Мужчина? Если да, то он заслуживает, чтобы его поколотили. Эта женщина слишком хрупка, слишком красива…

Рэйф отдернул руку и сделал шаг назад.

– Рад, что смог помочь, – вежливо сказал он. – А теперь вы должны согреться. Попросить кого-нибудь из слуг принести вам горячий кофе?

– Нет, спасибо. Со мной все будет в порядке. – Карин сняла пиджак с плеч. – Вы сейчас заберете пиджак или его следует просушить и отгладить?

Ответом была тишина, потому что Рэйф не мог вымолвить ни слова. Его взгляд был прикован к ее груди с дерзко выступающими под мокрым шелком сосками.

– Карин. – Их глаза встретились, и Рэйф увидел, что из ее глаз исчезли боль и отчаяние, и появилось нечто, отчего его кровь ускорила свое течение. Рэйф протянул руку, Карин отступила, но он крепко схватил ее за запястье. – Почему вы сделали это? – его тон был резким и требовательным. – Почему вели себя подобным образом?

– Этот уикенд очень… трудный для меня. – Она облизнула губы. – Поэтому я и приехала в «Эспаду». Я не собиралась, но сестра настояла. Видимо, зря.

Рэйф улыбнулся.

– Интересная женщина – ваша сестра.

– В каком смысле?

– Она настаивала на нашем знакомстве. Она говорила, что вы красивы и очаровательны, и я непременно найду вас обворожительной.

Карин вспыхнула.

– О, нет!

– Ну, может быть, не в таких словах, но Аманда ясно дала понять, что мы идеально подходим друг другу с ее точки зрения.

– Это ужасно! Впрочем, вас она мне тоже нахваливала. Она говорила, что вы потрясающе красивый и потрясающе мужественный. Еще она сказала, что я обязательно должна познакомиться с вами, потому что вы…

– …потрясающий, – закончил Рэйф, и они оба рассмеялись.

– Да уж. Из слов Мэнди я поняла, что вы этакий образец мужчины …

– … и вы заранее настроились против меня. – Он все еще крепко сжимал ее запястья. Неожиданно он поднес ее руки к губам и по очереди поцеловал их. – Примерно то же самое я чувствовал по отношению к вам. – Рэйф улыбнулся, но улыбка тотчас сошла с его лица. Так вы расскажете, что случилось? Что заставило вас искать забвения в алкоголе?

Он наблюдал за быстрой сменой выражений на ее лице, понимая, что она перебирает в уме дюжину различных ответов. Он мог поклясться, что точно уловил момент, когда она решила сказать ему правду.

– Мужчина, который некогда много значил для меня… – Она заколебалась. – Сегодня он женится.

Понятно… – Прядь мокрых волос упала на лицо Карин. Рэйф отвел ее за ухо, не отказав себе в удовольствии задержать пальцы на ее щеке. Кожа была мягкой и шелковистой. Интересно, какой глупец мог возжелать другую женщину, обладая этой? – Мне жаль, что вам причинили боль.

– Не стоит. Кроме того, это не извиняет меня. В любом случае я не должна была вести себя подобным образом.

Он взял в ладони ее лицо, поднял так, чтобы видеть ее глаза, и нежно погладил большими пальцами скулы.

– Печалиться следует этому глупцу, оставившему вас, а не вам.

– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны пытаться утешить меня, но, право…

– Неужели вы думаете, что я стал бы так говорить, если бы на самом деле так не считал? – Он положил руки ей на плечи, сжал их и притянул Карин к себе. – Разве мужчина может хотеть другую женщину, если у него есть вы?

Рэйф наклонил голову и приник к ее губам. Поначалу поцелуй был легким – просто трепетное прикосновение губ. Рэйф убеждал себя, что этот поцелуй – просто подтверждение его слов, но тут он ощутил, как губы Карин приоткрылись, и заметил, как бешено бьется ее пульс в ямке на шее. Он понял, что лжет самому себе. Он поцеловал эту женщину потому, что хотел ощутить ее вкус на губах и языке.

– Карин. – Он снова взял ее лицо в ладони и поцеловал, на этот раз более требовательно. И когда он уже решил, что неправильно прочел то, что увидел в ее глазах, она застонала, теснее прижалась к нему и вернула поцелуй.

Он чувствовал, как грохочет сердце в его груди. Он безумно хотел эту женщину. Он не мог припомнить, кого и когда желал с такой неистовостью. Остатки здравого смысла взывали к нему, моля остановиться, потому что обладать ею, когда она тоскует по другому, – ошибка, но пальцы Карин уже запутались в его волосах, а языки соединились.

И здравый смысл отступил.

– Посмотри на меня, Карин, – хрипло сказал Рэйф. – Посмотри на меня и пойми, что я не тот мужчина, по которому ты страдаешь.

– Я знаю это. – Она прижала ладони к его груди. – Ты – мужчина, которого я сейчас хочу.

Рэйф рывком подхватил ее на руки и понес к постели. Он поверил ей, чувствуя, что она, как и он, сгорает от желания. Ее кожа была восхитительным шелком под его руками, под его губами…

– Сеньор Рафаэль!

Этот крик вернул его к действительности. Он на миг прикрыл глаза, отгоняя воспоминания о той ночи, а когда открыл, то увидел, что его слуга во весь опор несется к нему верхом на взмыленной кобыле. Сердце Рэйфа похолодело – его слуга панически боялся лошадей, что было постоянным предметом насмешек со стороны работников. Они говорили, что Жуан сядет на лошадь только в случае грядущего конца света.

Рэйф натянул поводья и поскакал навстречу.

– Что случилось?

– Вам позвонила женщина, назвавшаяся Амандой Брустер аль Рашид. Она сказала, что это срочно и касается ее сестры…

– Карин, – выдохнул Рэйф.

Он пришпорил жеребца, и, пригнувшись к его шее, стрелой понесся к дому.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Рэйф, где ты?

Карин казалось, что она громко кричит, но голос звучал только в ее голове.

Это сон, говорила она себе, только сон. Проснись и открой глаза.

Но ей никак не удавалось это сделать. Чем сильнее она старалась выбраться из омута сна, тем крепче он удерживал ее. Но Карин продолжала бороться, потому что голосок в мозгу предупреждал ее, что она может навсегда остаться в этом мраке.

И темнота стала отступать, сменившись туманными сумерками. Сквозь ватную тишину Карин стала различать голоса. Они становились все громче и призывали ее проснуться.

Карин узнавала голоса: доктор, сестра, мать и отчим. Но что они здесь делают? Она снова почувствовала, как омут затягивает ее, и родные голоса – единственное, что удерживало ее на поверхности.

– Карин, – узнала она голос доктора. – Пора просыпаться, Карин.

– Дорогая, – это был голос Марты, – посмотри на нас, пожалуйста. Сделай это, девочка.

Затем кто-то крепко сжал ее руку. Теплые сильные пальцы переплелись с ее пальцами и сжали ладонь.

– Карин, – прошептал голос возле самого уха. – Ты слышишь меня? Ты должна открыть глаза и посмотреть на меня.

Рэйф? Неужели он здесь, рядом, сжимает ее руку и предлагает помощь, как уже было однажды? Конечно, нет. Просто он живет в ее мыслях все эти долгие месяцы, а рядом находиться никак не может, потому что ясно дал понять, что никогда больше не захочет ее видеть.

– Рэйф, – прошептала Карин. – Рэйф!

Не услышав ответа, она снова оказалась в мире мучительных воспоминаний. Та ночь. О Господи! Та ужасная ночь. Она занималась любовью с Рэйфом. Впрочем, это не было любовью. Это был секс. Случайный секс с незнакомцем. Он дал ей то, в чем она нуждалась – неистовую страсть, вытеснившую все остальное из ее головы и сердца. Но когда все закончилось, она преисполнилась к себе такого отвращения, что вырвалась из его объятий, убежала в ванную комнату, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, дрожа от страха, что он пойдет за ней…

Молясь, чтобы он пошел.

Она могла не волноваться.

Никто не постучал в дверь ванной комнаты. Никто не дергал ручку. Никто не сказал: «Карин, вернись в мои объятия». Когда она, наконец, осмелилась выйти из ванной, Рэйфа в комнате не было. Его не было и внизу среди гостей. Ни письма. Ни записки. Ни сообщения на автоответчике в ее квартире в Нью-Йорке в течение девяти месяцев.

Один час. Один невероятный, незабываемый, безумный час – вот и все, что было. Хотя нет, неправда. Рафаэль Альварес подарил ей больше, чем ту ночь.

Он подарил ей ребенка.

Долгие часы родовых мук. Аманду, сжимающую ее руку. Доктора, сказавшего, что ребенку нужно помочь появиться на свет…

– Ребенок, – в отчаянии прошептала она.

Карин положила руку на живот – он был плоским. Значит, ее ребенок родился – дочка, она знала об этом заранее, но где же она?

Карин оторвала голову от подушки.

– Где моя девочка?

– С ней все хорошо. – Аманда присела на краешек кровати и сжала руку сестры. – Удивительно красивая малышка.

Карин откинулась на подушки. Слезы градом покатились из ее глаз, она смеялась и смахивала их руками.

– Я должна знать все. Она большая? Какого цвета у нее волосики? Сколько она весит?

– Она весит три килограмма триста грамм, рост – пятьдесят два сантиметра, волосики черные. Сестричка, она просто изумительная.

Карин стиснула руку сестры.

– Я должна увидеть ее.

– Конечно, увидишь, дорогая. – Марта снова обняла Карин. – Только немного погодя, потому что тебя сейчас должен осмотреть доктор.

– Мне не нужен доктор.

– Может быть и так, но лучше пусть он тебя осмотрит. – Марта вытащила из сумочки кружевной платочек и приложила его к глазам. – Он сказал, что кризис миновал, но мы…

Голос Марты сорвался. Джонас положил руку на плечо жены, неуклюже погладил его и улыбнулся Карин.

– Но мы пережили несколько очень волнительных часов.

– Правда? – Карин покачала головой. – Я почти ничего не помню.

– И слава Богу. Главное, что ты снова с нами.

– Спасибо.

– Мы тоже очень волновались, – Слейд подошел к кровати и взял Карин за руку. – Тревис, Тайлер и Гейдж шлют тебе привет и свою любовь.

– Передай, что я тоже их люблю.

– А мой Николас, – добавила Аманда, – будет здесь с минуты на минуту. – По ее щекам текли слезы. – Ты здорово нас напугала, сестричка.

– Я не хотела, – сказала Карин и улыбнулась. Затем улыбка сошла с ее лица, оно стало серьезным. – Мне жаль, что я заставила вас волноваться.

– Не о чем жалеть, – решительно сказала Марта. – Только напрасно ты еще месяц назад не приехала в «Эспаду», чтобы быть под нашим присмотром. Впрочем, что было, то прошло. Главное, что ты снова с нами, и у тебя родился здоровый ребенок.

Карин кивнула. Аманда обняла Карин.

– Врач нам велел долго не беспокоить тебя. Так что придется уйти. А ты пока закрой глаза и отдохни немного.

– Хорошо, – согласилась Карин и зевнула. Оставшись одна, Карин снова зевнула, закрыла глаза и принялась размышлять. Ее ребенок. Ее маленькая девочка. Только ее. Она не могла дождаться, когда увидит дочку. Похожа ли она на отца?

Рэйф очень красивый мужчина. У него глубокие темные глаза, черные шелковистые волосы, и чувственный крепкий рот, но как нежно он прикасался к ее губам…

Он потрясающий любовник.

Сильный. Мужественный. Его тело было жарким и мускулистым, а умные и всезнающие руки ласкали ее так, что она кричала, выгибалась, моля овладеть ею. С Фрэнком она не испытывала ничего подобного, никогда не мечтала, чтобы ночь длилась вечно, чтобы объятия сильных рук не разжимались…

Ее глаза раскрылись. О чем она только думает?

Ведь она только что родила. Секс – последнее, о чем она должна думать сейчас. Кроме того, почему она все время романтизирует случившееся? Рэйф даже не стал притворяться, что придает случившемуся хоть какое-то значение. Он ушел, не оглядываясь, разве что денег не оставил, как какой-нибудь дешевой проститутке, каковой она и выставила себя перед ним.

Почему она вообще обо всем этом думает сейчас? Потому что устала и измучилась. Она только что прошла через самое тяжелое испытание в своей жизни. А Рэйф… Рэйф ничего не значил и не значит для нее. Он подарил ей забвение, и это все, что ей было нужно в тот момент. А воспоминания о той ночи, преследующие ее вот уже долгие месяцы, говорят лишь о том, насколько она впечатлительна и сентиментальна.

– Как себя чувствуете, дорогая моя? Карин открыла глаза и увидела врача.

– Доктор. – Она села, глаза ее горели от нетерпения. – Я хочу увидеть мою дочку.

– Конечно, – ответил он и усмехнулся. – Дай мне только пять минут, чтобы осмотреть тебя, и я скажу, чтобы они принесли малышку.

– Пять минут и ни секунды больше.

– Даю слово. Так, посмотрим… Ну, что ж, ты вышла из борьбы победителем, Карин. Сделай глубокий вдох, теперь медленно выдыхай. Хорошо. Надеюсь, ты понимаешь, что когда я тебя выпишу, тебе потребуется некоторое время на восстановление здоровья.

– У меня будет пара недель.

– Пожалуй, пары недель будет маловато. Какое-то время ты будешь чувствовать слабость и быстро утомляться. Тебе потребуется кто-нибудь, чтобы присматривать за ребенком.

– Да я здорова, как бык, доктор. Я очень быстро встану на ноги.

– Встать-то ты встанешь, но как бы потом не пришлось пожалеть об этом. Теперь ты должна думать, прежде всего, о ребенке. Хорошо, теперь проверим твой живот…

– Я придумаю что-нибудь, доктор, – согласилась Карин, пока доктор ощупывал ее непривычно пустой и плоский живот.

– Не больно, когда я надавливаю здесь?

– Нет. – Карин поморщилась. – Ну, немного.

– Это нормально. Пока все неплохо. – Доктор выпрямился и спрятал стетоскоп в карман. – Помнишь, в какой панике ты была, когда пришла ко мне в первый раз? Я пообещал тебе, что будет все в порядке? Так и вышло. Ты убедилась, что семья рада появлению твоей малышки, а ее отец хочет стать частью вашей жизни. Полагаю, все разрешилось ко всеобщей радости. Уверен, все будет замечательно.

– Надеюсь на это… – Карин застыла. – Что вы сказали?!

– Я сказал, что уверен…

– Доктор, вы меня, наверное, перепутали с другой пациенткой. Отец моей дочери не знает о ребенке. И никогда не узнает.

Доктор закашлялся.

– Это, конечно, твое дело… Пока же подготовься к визиту одной маленькой девочки.

– Жду, не дождусь.

– Отлично. – Доктор взял ее за руку. – Я хотел бы сказать тебе одну вещь…

– Да?

– Все меняется, Карин. Может быть, сейчас ты уверена, что выбрала правильный путь, но однажды вдруг ты поймешь, что ошибалась.

– Со мной это уже было, доктор, – мягко ответила Карин.

– Что ж, иногда одного урока бывает мало. – Доктор повернулся на звук открываемой двери. – А вот и твоя малышка.

Карин села. Доктор погладил ее по плечу и направился к двери. Его большая фигура заслонила вход и Карин вытянула шею, стремясь поскорее увидеть своего ребенка.

– Моя маленькая девочка, – нежно прошептала она.

– И моя, – раздался холодный голос. – Во всяком случае, так мне сказали.

Глаза Карин метнулись от маленького свертка к лицу человека, державшего на руках ее ребенка. Это был Рафаэль Альварес.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Он был здесь.

Ее сон стал явью. Рэйф здесь ради нее… Впрочем, нет. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что здесь он не ради нее.

Видимо, один из ее сводных братьев все-таки совершил эту невероятную глупость.

– Ты выглядишь удивленной, Карин.

– Да, я… я удивлена. Зачем ты здесь?

Он криво усмехнулся и подошел к кровати.

– Я здесь, чтобы увидеть тебя. – Он бросил выразительный взгляд на спящую девочку в его руках. – И нашу дочь.

Взгляд Карин перебегал с него на ребенка и снова на него.

– Почему у тебя на руках мой ребенок?

– По-моему, ты должна говорить наш ребенок. Похоже, все единодушно решили, что этот ребенок мой. – Он криво усмехнулся. – Медсестра подумала, что отцу пора познакомиться со своим отпрыском и сунула мне этот сверток. Я решил не разочаровывать ее.

Карин залилась краской.

– Дай мне мою дочь.

– Обязательно, – с иезуитской вежливостью произнес Рэйф. – Но сначала не будешь ли ты так добра объяснить, почему все считают, что я ее отец.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – резко сказала Карин. – Дай ее мне, Рэйф.

Он сделал так, как она сказала. Карин прижала маленький сверток к груди, заворковала и коснулась губами головы ребенка. Рэйф бесстрастно наблюдал, как она осторожно разворачивает розовое одеяльце, трогает маленькие пальчики на ножках, затем на ручках. На ее длинных ресницах заблестели слезы, которые, не удержавшись, покатились по щекам.

– Моя маленькая девочка, – нежно прошептала Карин и снова поцеловала ребенка.

Ну просто Мадонна с младенцем, неприязненно подумал Рэйф, продолжая наблюдать за Карин, заворачивающей малышку в одеяльце. А что на самом деле? Ей ничего не стоило улечься в постель с незнакомцем, получить удовольствие и тут же забыть об этом, как будто они просто выпили по чашке кофе.

Рэйф взял стул, повернул его задом наперед, оседлал и положил руки на спинку.

Малышка проснулась и подала голос.

– Тихо-тихо, моя сладкая, – забормотала Карин, прижимаясь губами к шелковистым кудряшкам.

Если… если – он отец этого ребенка, его не может не волновать моральный облик его матери. Конечно, глядя на нее, любой человек может сказать, что у нее нормальные материнские инстинкты. Но только не он. Рэйф не сомневался, что это спектакль, разыгрываемый исключительно для него.

Он богат. Подавляющее большинство женщин считают этот фактор решающим. Тогда почему бы Карин Брустер не быть в их числе? Да, у нее есть богатый отчим, но скорее всего старик не оказывает ей финансовой поддержки, иначе зачем бы она работала? Насколько он понял из слов ее сестры, Карин – консультант по инвестициям.

Ребенок, его ребенок, если он будет настолько глуп, чтобы поверить в эту сказку, полностью изменит ее жизнь.

Но если она планировала захомутать его, почему молчала о своей беременности?

Потому что знала наверняка, что он рассмеется ей в лицо, попытайся она заманить его в эту примитивную ловушку. Но судьба была на ее стороне – трудно не поверить в искренность человека, только что находившегося на пороге смерти.

Черт, как же он устал! Злость, смущение и переизбыток кофеина доконали его. В комнате ожидания больницы ему удалось немного вздремнуть, но в основном он мерил шагами больничные коридоры. Тысячу раз он говорил себе, что должен выйти за дверь, захлопнуть ее и обо всем забыть.

Что он здесь делает? – не переставал спрашивать себя Рэйф. Почему так поспешно откликнулся на панический звонок Аманды, сообщившей, что ее сестра рожает и может умереть.

– Простите, но меня это не интересует, – ответил он тогда ледяным тоном. – Скажите об этом тому мужчине, который сделал ей ребенка.

– Этот мужчина – ты.

– Это… – Невозможно, хотел сказать он, но понял, что это не так. В ту ночь он не воспользовался презервативом и не спросил Карин, принимает ли она контрацептивы. Вспышка желания, непреодолимое стремление обладать ею затмили его разум…

– Моя сестра все это время отказывалась назвать имя отца ребенка, – прерывающимся голосом сказала Аманда.

– А теперь вдруг решила поделиться этим секретом, не так ли? – Рэйф не скрывал своего сарказма.

Аманда начала плакать. Он хотел бы, чтобы ее всхлипы не трогали его сердце, но не выдержал.

– Рассказывай, – резко велел он.

Она рассказала ему о многочасовых схватках и о том, как потом что-то пошло не так.

– У нее началось сильное кровотечение, – продолжая всхлипывать, говорила Аманда. – И… мне кажется, когда она звала тебя, то не очень понимала, что делает… Потому что когда мне разрешили ее увидеть, она была в полубессознательном состоянии … Она не понимала, где она и кто я, но сжимала мою руку и повторяла твое имя.

Тогда Рэйф бросил трубку и немедленно отправился в путь, чувствуя, что вся его жизнь может круто измениться. Что ему делать, если появившийся на свет ребенок действительно его? Он едет только ради ребенка, повторял он. До Карин же ему нет никакого дела.

Во время долгого перелета до Нью-Йорка он решил, что не позволит одурачить себя и потребует проведения теста на подтверждение своего отцовства. И если тест окажется положительным…

Что тогда?

Рэйф вскочил на ноги, засунул руки в карманы и посмотрел на женщину, с которой провел самый незабываемый час в своей жизни. Сейчас она совсем не походила на ту, дорого и изысканно одетую женщину, которую он повстречал той ночью. Лицо ее было бледным, безо всякой косметики. Под глазами лежали глубокие тени, подчеркивающие ее хрупкость.

Но все это не имело значения. Карин была из тех женщин, которые в любом виде способны свести мужчину с ума, лишить его здравого смысла. Что с ним и случилось. Секс без предохранения – он никогда не допускал подобной глупости, и вот теперь расплачивается… Этот ребенок вполне может быть его.

Рэйф взглянул на малышку. Она была прелестна. Как и у матери, у нее были черные волосы, огромные глаза, маленький прямой носик, хотя, скорее всего, все младенцы так выглядят. Он мало знал о детях.

Дверь палаты открылась. Незнакомая медсестра одарила его профессиональной улыбкой, предназначавшейся, как он предполагал, специально для молодых папаш.

– Привет! – пропела она. – И как мы себя чувствуем?

– Отлично, – солгала Карин. Но дрожащий голос и пылающее лицо заставили медсестру усомниться.

– Так-так… – Она взяла ребенка из рук Карин и повернулась к Рэйфу. – Не подержите свою дочку, сэр?

– Нет, – быстро сказала Карин. – Я лучше… – Но малышка уже была в руках Рэйфа, а медсестра считала пульс на запястье Карин.

– Хорошо. Теперь посмотрим, какая температура…

– Что-нибудь не так? – отрывисто спросил Рэйф.

– Нет-нет, я уверена, с вашей женой все в порядке.

– Она не… – Рэйф откашлялся. Зачем посвящать кого-то в сложности их взаимоотношений? – Похоже, она слегка не рассчитала свои силы.

Сестра посмотрела на показание термометра, одарила Рэйфа еще одной деланной улыбкой и укрыла Карин одеялом до самого подбородка.

– Мы должны побольше отдыхать, если хотим, чтобы доктор выписал нас через несколько дней.

– Несколько дней? – Карин нервно облизала языком нижнюю губу. – Я должна оставаться здесь так долго? Я хотела бы попасть домой как можно скорее.

– Наслаждайтесь последними спокойными деньками, дорогая. Как только попадете домой, половину ночи вам придется проводить рядом с младенцем.

Карин улыбнулась.

– Почему только половину? – спросила она и зевнула.

– Потому что, – она повернулась к Рэйфу и взяла ребенка из его рук, – этот красивый молодой человек будет рад провести со своей дочкой вторую половину. Правда, папочка?

– Вне всяких сомнений, – сквозь стиснутые зубы выдавил Рэйф, размышляя о том, как много времени займут анализы на установление отцовства.

* * *

Оказалось, очень немного.

– Результаты будут готовы через пару дней, – равнодушно бросил доктор, как будто все новоявленные отцы задают ему подобный вопрос. – А если вы заплатите чуть большую сумму, то и раньше. Подозреваю, вы хотите получить результаты как можно скорее.

Рэйф хотел. А лаборатория была заинтересована в дополнительных деньгах. Оставалось получить согласие Карин. Он дождался, пока ее семья отправится обедать, и постучался в дверь ее палаты.

– Да? – послышался из-за двери нежный голос. Рэйф решительно открыл дверь и быстро подошел прямо к кровати.

– Мы должны поговорить, – начал он… и слова застряли у него в горле. Карин кормила ребенка грудью. В одно мгновение Рэйф заметил молочную белизну этой груди, густой румянец на щеках Карин и, резко отвернувшись, отошел от кровати.

– Извините. – Его голос походил на скрежет ржавого железа. Откашлявшись, он продолжил, глядя в стену. – Я вернусь, когда ты… Одним словом, я зайду позже.

В коридоре он прислонился спиной к стене, заставляя себя думать о чем-нибудь постороннем, но это было невозможно. Он запустил пальцы в волосы, отчаянно мечтая о сигарете. Он не курил уже много лет, но сейчас прямо-таки чувствовал вкус табака.

Наконец, мимо него торопливым шагом прошла медсестра, вошла в палату Карин и через минуту вышла оттуда с ребенком на руках. Рэйф отлепился от стены, расправил плечи и вошел.

Решив не терять времени, он начал прямо с порога:

– Я договорился об анализе. Его сделают утром.

– Анализе?

– Да. Тест на установление отцовства. Глаза Карин вспыхнули.

– Не нужно никакого теста.

– Нужно. Неужели ты полагала, что я приму твои слова на веру и возьму на себя ответственность за этого ребенка без всяких доказательств?

Почему его слова так ранят? Ей ничего от него не нужно, она ничего от него не ждет.

– Ты прав, – спокойно ответила она. – Я вовсе не рассчитывала, что ты возьмешь на себя какие-либо обязательства.

– Если ты боишься, то это не больно. Просто несколько капель крови и все.

– Черт тебя возьми! Неужели ты думаешь, я поэтому..? – Карин взяла себя в руки и уже спокойнее сказала: – Я не боюсь анализов.

– Хорошо. Тогда я скажу в лаборатории…

– Но я не собираюсь его делать. Нет никаких причин для проведения теста на отцовство.

– Они есть. Если ты хочешь, чтобы я признал этого ребенка…

– Но я не хочу. Неужели ты еще не понял этого?

– Но ты сама послала за мной, Карин.

– Нет. Это сделала Аманда, услышав, как я назвала твое имя, когда я была… Что бы я ни сказала, я не посылала за тобой.

Черт, она великолепно владеет собой. Но если все так, как она говорит, неужели она не послала бы за ним – если он отец этого ребенка, – не будь она в полубессознательном состоянии?

Что ж, если она владеет собой, то и он не потеряет самоконтроль.

– Как бы то ни было, – сказал Рэйф, – я здесь. Меня объявили отцом этого ребенка, и я намерен узнать правду.

– Я никем тебя не объявляла.

– То есть ты хочешь сказать, что ребенок не мой?

Карин смотрела на Рэйфа. Солгать так легко, но однажды ее дочь спросит о своем отце и будет иметь право знать правду.

– Это моя дочь, – с достоинством сказала она. – Я выносила и родила ее.

– Как высокопарно! К сожалению, ты не ответила на мой вопрос.

– А разве ты поверишь моим словам? – Карин устало откинулась на подушки. – Уходи, Рэйф. Мне ничего от тебя не нужно.

Он скрестил руки на груди, глаза его подозрительно сузились.

– Даже ежемесячный чек на содержание ребенка?

– Разве я просила хоть что-нибудь?

– Разве ты могла? Ты даже не сообщила мне, что беременна. – Его губы искривились. – Или ты полагала, что вид женщины с младенцем впечатлит меня больше, чем огромный живот?

Карин резко отбросила одеяло. Рэйф протянул руку, чтобы удержать ее, но она отпрянула.

– Не прикасайся ко мне! – Она схватила лежащий рядом на стуле белый халат, надела его и встала на ноги. – Мне не нужна твоя помощь. Ни в чем. Я прекрасно справлюсь со всем сама. Я могу встать с постели, могу ходить, могу делать все, что хочу. И я хочу, чтобы ты убрался с глаз моих долой.

– Можешь хотеть все, что угодно. Я же буду делать, что должен, если только подтвердится, что ребенок мой.

– Если подтвердится? – Карин засмеялась, скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на него. – Почему бы нам ни решить эту проблему прямо сейчас, Рэйф? Ты считаешь, это не твой ребенок? Отлично. Он – не твой.

Он ждал этих слов, но ему не понравилось, что она бросала их в него, как камни. Он тоже скрестил руки на груди.

– Я проделал долгий путь не для того, чтобы играть в подобные игры, Карин. Я настаиваю на проведении теста.

Господи, подумала Карин, сколько мне еще терпеть все это? Она презирала Рафаэля Альвареса. Его высокомерие. Его невыносимую уверенность в том, что мир вращается вокруг него. Неужели она мечтала об этом мужчине? Нет, подумала она холодно. Главным в ее мечтах был секс, и единственная причина, по которой воспоминания о той ночи преследовали ее, состояла в том, что в объятиях Рэйфа она впервые почувствовала себя желанной с тех пор, как Фрэнк бросил ее.

Кого она обманывает? Конечно, она мечтала о Рафаэле Альваресе, но теперь с этим покончено. Встретив его лицом к лицу, услышав, как он обвиняет ее во лжи, Карин убедилась, что была права, решив ничего ему не говорить. Чем скорее она избавится от него, тем лучше.

– Ты слышала, что я сказал? – Рэйф сжал ее плечи. – Я настаиваю на тесте на отцовство. Это мое право.

– Твое право? – Она засмеялась и вырвалась из его рук. – У тебя нет никаких прав. Пойми это, наконец.

– Твоя семья с этим не согласится.

– Моя семья не принимает за меня решений.

– А что ты скажешь дочери, когда она вырастет? Что мужчина, которого ты назвала ее отцом, пришел к тебе и попросил провести тест на отцовство, а ты отказалась?

– Я ей скажу, что для нее было лучше не знать тебя.

Глаза Рэйфа предостерегающе сузились.

– Я не должен просить тебя об этом. Я хотел сделать все по-человечески, но если ты отказываешь мне…

– Я уже отказала тебе. Просто ты не привык слышать «нет».

– Что ж, суд подтвердит мое право на тест. – Он кивнул на телефон. – Если не веришь мне, позвони своему сводному брату, тому, который адвокат. Я уверен, он подтвердит это.

Одну долгую минуту она неотрывно смотрела на Рэйфа. Затем устало опустилась на краешек кровати.

– Зачем ты делаешь это? – прошептала она.

– Я хочу сделать все, как полагается. Если окажется, что ребенок мой, я должен быть уверен, что он воспитывается должным образом. Ты хочешь отказать дочери в этом?

– Я ни в чем не буду отказывать ей. Я отказываю тебе.

На виске Рэйфа забилась жилка.

– Обсуждение окончено. Я больше не прошу тебя сделать анализ, я велю тебе его сделать.

– Может такой подход и срабатывает там, откуда ты приехал, но здесь твои слова – пустой звук. – Карин снова встала на ноги и шагнула к Рэйфу. От ярости щеки ее пылали, глаза сверкали. – Убирайся, – прошипела она. Поскольку Рэйф не двинулся, она ткнула его пальцем в грудь и закричала: – Убирайся!

Рэйф поймал ее руку за запястье и крепко прижал к своей груди.

– Не смей тыкать в меня пальцем. Я не люблю этого.

– А я не люблю, когда мне отдают приказания.

– В моей стране, – сказал Рэйф, – женщины знают свое место.

– О, я в этом даже не сомневаюсь. Открывать рот можно только тогда, когда к тебе обращаются. Идти следует на два шага позади своего хозяина и господина. А ночью, в постели следует быть покорной и угодливой… – Остаток тирады застрял у нее в горле, когда она увидела, каким взглядом он смотрит на ее рот.

– Да, покорной быть следует, – сказал Рэйф низким и хриплым голосом, – но только не в постели.

Внезапно те несколько дюймов, разделяющие их, будто заискрили электрическими разрядами. Рэйф отпустил ее руку и отступил.

– Я приехал сюда потому, что, как я думал, ты позвала меня, – холодно произнес он.

– А если так? – сердце Карин гулко колотилось из-за того, каким взглядом он смотрел на нее. Понимая это, Карин разозлилась еще больше. – Что ты станешь тогда делать?

Действительно, что? Он вспомнил, как бросил телефонную трубку после разговора с Амандой и бегом побежал сказать своему пилоту, чтобы тот немедленно готовил самолет…

– Я бы делал все то же самое, – ответил он. – Я бы потребовал ответов.

– Все ответы я тебе уже дала. И не моя проблема, что они не пришлись тебе по вкусу.

– Почему ты не сообщила мне о своей беременности, как только узнала о ней?

– Зачем? Разве ты поверил бы мне больше, чем сейчас? – В ее глазах сверкнул вызов. – Я для тебя никто, Рэйф, как и ты для меня. И давай оставим все, как есть.

– Если это наш общий ребенок, это все меняет.

– Скажу честно, я подумывала о том, чтобы связаться с тобой, но…

– Но что?

– Но… – Карин заколебалась, вспомнив шок, испытанный ею, когда она узнала о своей беременности. В какой-то момент ее рука действительно потянулась к телефону, но она вовремя осознала невозможность сказать мужчине, которого практически не знает, который живет за тысячу миль от нее, который ни разу не проявил желания увидеть ее, что она ждет от него ребенка. – Но, – сказала она и слегка пожала плечами, – я решила не делать этого, потому что мы с тобой абсолютно чужие люди.

– Но эти чужие люди однажды занимались сексом, – холодно возразил Рэйф, – и зачали ребенка. Ведь именно в это я должен поверить, не так ли?

– Но это правда!

– Вот пусть анализы и подтвердят это.

Карин снова опустилась на кровать. Зачем только он приехал? Зачем Аманда позвонила ему? Его присутствие вносит смуту в ее с трудом налаженную жизнь. Поначалу известие о беременности привело ее в ужас, но затем она смирилась, а когда ребенок первый раз толкнулся в ее животе, обрадовалась. Она уже любила это маленькое существо внутри нее, и строила планы, предавалась мечтам…

А теперь появился Рафаэль Альварес, и все перевернул с ног на голову. Но в одном он был, безусловно, прав – ее дочка, как и Рэйф, имеет право знать правду. Укорив себя за эгоизм, Карин тихо произнесла: – Хорошо, я согласна на тест.

Рэйф кивнул, выражение его лица не изменилось.

– Я соглашаюсь, потому что моя дочь имеет право знать имя своего отца и потому, что ты подозреваешь меня во лжи. А я не способна солгать в таком серьезном вопросе.

– Еще как способна. Ты привыкла к свободе, а тут в твоей жизни появляется незапланированный ребенок. Теперь тебе придется дни проводить на работе, а ночи качать колыбель. – Его губы растянулись в хищной ухмылке. – Мы оба знаем, что я в силах изменить эту ситуацию.

Карин откинулась на подушки. Больничный халат распахнулся, и она увидела, как взгляд Рэйфа впился в ее полную грудь, налитую молоком. Первым ее побуждением было запахнуть халат, но она решила не доставлять ему удовольствия своим смущением. Вместо этого она медленно, как будто была одна в палате, привела свою одежду в порядок.

– Ты ошибаешься. Во всем.

– Неужели? – засунув руки в карманы, Рэйф медленно приблизился к ней. – В чем же, например?

– Моя жизнь совсем не такая, какой ты ее представляешь. У меня есть работа. Карьера. Я хорошо зарабатываю.

– Ты хотела сказать, у тебя была карьера.

– Извини?

– Ты теперь мать.

– И что?

– А то, что твоя карьера закончилась.

Карин рассмеялась. Впервые за долгое время она смеялась от всей души.

– Извините, но мне кажется, тебе никто не сообщил, что на дворе двадцать первый век. Многие женщины работают и растят детей одновременно.

– Женщины, которые вынуждены работать, работают. Женщины, у которых есть выбор, нет.

Карин вздернула подбородок.

– Что ж, у меня есть выбор и я собираюсь работать.

– Твоя уверенность потрясает. – Он остановился у самой кровати. – Похоже, ты так уверена во всем. Даже в том, кто является отцом ребенка.

– Хватит, Рэйф, – устало сказала она. – Не надо к этому возвращаться. Я же сказала, что согласна на тест…

– Мы были вместе лишь один раз. Разве возможно забеременеть после одного раза? – на его щеке заходил желвак. – Кроме того, ты пришла ко мне из постели другого мужчины. Обещаю тебе, что ты горько пожалеешь, если этот ребенок окажется не моим.

– Я ненавижу тебя, – прошептала Карин. В ее глазах вскипели слезы, и она сердито смахнула их рукой. – Черт тебя подери, Рэйф. Как же я тебя ненавижу!

– Совсем другое ты говорила мне той ночью, – холодно заметил он, – когда мы занимались любовью.

– Ты… Ты ублюдок!

Он хотел было сказать ей, что она даже представить себе не может, насколько права. Он есть именно тот, кем она его назвала, и единственная причина, по которой он здесь, заключается в том, что его ребенок – если только он его – будет носить его имя и не повторит его судьбы. Но потом подумал, что это очень личное, и Карин необязательно знать об этом.

– Я носила ее девять месяцев, – голос Карин дрожал от переизбытка эмоций, – Я дала ей жизнь чуть ли не ценой собственной. И только я буду принимать решение, определяющее жизнь моего ребенка. Тебе лучше согласиться с этим…

– Мы принадлежим к разным мирам. В твоем – мораль не больше, чем притворство, в моем – женщины знают свое место. Мужчины правят всем – домом, своей жизнью и жизнью своих женщин.

– Бедные ваши женщины.

Он засмеялся. Но этот смех был резким и, как показалось Карин, зловещим.

– Думай, как хочешь. Но если результаты теста подтвердят, что я на самом деле прихожусь отцом твоему ребенку, ты сама сможешь убедиться, что в такой жизни есть преимущества.

– Такое чувство, что ты рассказываешь о соседской кошке. Но ни одна нормальная женщина не захочет поменяться с ней местами.

– Ты привела замечательное сравнение. Кошка знает свое место, выполняет простые команды и держится поближе к дому, и за это ее вознаграждают – ее гладят и ласкают, дают лакомства и игрушки, а иногда даже разрешают провести ночь в кровати хозяина.

От ярости кровь прилила к голове Карин, а в глазах потемнело.

– О чем ты говоришь? Какое отношение имеет этот бред ко мне или моей дочери? И вообще, оставь меня, пожалуйста, Рэйф. Я очень устала.

Он видел, что это так. Ее кожа была бледна до прозрачности, губы мелко дрожали. Он почувствовал желание обнять ее, но не для того, чтобы заняться любовью… Впрочем, это лишь подтверждает, что рядом с такой женщиной мужчина становится слеп и глух к реальности и здравому смыслу.

Он решил, что остальное скажет ей, когда будут готовы результаты теста, и, конечно, только в том случае, если они будут положительными.

– Конечно. Отдыхай, как можно больше, потому что скоро ты покинешь больницу, и твоя жизнь изменится. Тебе лучше подготовиться к этому.

– Конечно, моя жизнь изменится, – быстро ответила Карин. – Я знаю это и готова к переменам.

Рэйф, рука которого уже легла на дверную ручку, остановился, медленно повернулся и посмотрел на нее.

– Надеюсь, что так, – с пугающей мягкостью сказал он. – Но почему-то мне кажется, что ты пока даже не представляешь, что тебя ждет.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Не успел Нью-Йорк насладиться теплой солнечной весенней погодой, как она резко изменилась.

В тот день, когда Карин должны были выписать из больницы, шел проливной дождь. Он как нельзя лучше соответствовал ее настроению, когда она сидела напротив представителя биотехнической лаборатории. Женщина принесла результаты анализов, взятых у нее, Рэйфа и ребенка.

Рэйф был признан отцом ее дочери.

И хотя Карин не сомневалась в этом, сжатый текст на официальном бланке, который, она знала это, изменит целых три жизни, поверг ее в ступор. Видимо, женщина заметила неладное и остановилась на полуслове.

– С вами все в порядке, мисс Брустер? Может, следует послать за медсестрой?

Карин отрицательно покачала головой.

– Нет. Спасибо. Я в порядке. Это просто… дождь. Сегодня немного прохладно, не находите?

– Да, немного, – удивленно ответила женщина. Карин вложила документ в конверт и протянула его женщине. Та покачала головой.

– Нет, мисс Брустер, это ваша копия. У вас есть ко мне вопросы?

– Нет, спасибо. Заключение написано предельно ясно.

– Спасибо. – Женщина поднялась и протянула руку. – Позвольте пожелать вам всего доброго.

– Благодарю. – Карин пожала протянутую руку. – Вообще-то, я хотела узнать…

– Да?

– Сеньор Альварес уже получил копию заключения?

– Да, еще вчера. Было уже слишком поздно доставлять ее вам, но сеньор Альварес настаивал на получении информации, как только…

– Спасибо, я все поняла.

На самом деле она ничего не понимала.

Карин смотрела на конверт, лежащий на ее коленях. Если Рэйф получил подтверждение своего отцовства, почему до сих пор не связался с ней? Ведь он столько разглагольствовал об ответственности и обязательствах. Неужели реальность показалась ему столь невыносимой, что он пошел на попятную? Карин представила себе, как он был разочарован, узнав, что не Фрэнк является отцом ее дочери.

Высокомерие Рэйфа разозлило ее, неверие в собственное отцовство – глубоко оскорбило, а взгляд, которым он смотрел на нее вчера вечером, когда говорил о грядущих переменах в ее жизни, испугал.

Что он имел в виду? Он настаивал на тесте и получил подтверждение. Его имя записано в свидетельстве о рождении. Ей не надо было дожидаться результата, поэтому его сразу же записали в графу «отец», как и имя, которое она дала дочери. Ее дочь зовут Эми.

– Эми, – нежно прошептала Карин и взяла девочку из колыбельки. В этот момент в палату стремительно вошла Марта Бэрон.

– Как чудесно! – сказала Марта, радостно глядя на дочку и внучку. – Эми. Какое прелестное старомодное имя. Рэйфу нравится?

– Не имею представления, – голос Карин был ледяным. – Я не советовалась с ним. Это его не касается.

– Я понимаю, дорогая, ты сердишься на него, но…

– Сержусь? На мужчину, который потребовал доказательств, чтобы признать моего ребенка? – Карин зло засмеялась и поднялась на ноги. – Это мягко сказано, мама. – Она показала конверт. – Рэйф получил доказательство, которое требовал. Он – отец Эми.

– Конечно, он. – Марта склонилась над малышкой и заворковала. – Здравствуй, солнышко. Как поживает моя маленькая девочка?

– Она поживает очень хорошо и хочет домой. Как и я.

– Мы должны немножко подождать… медсестру. – Марта лучезарно улыбнулась. Слишком лучезарно. – Ты не можешь сама идти, потребуется коляска.

– Не нужна мне никакая коляска, – сказала Карин, чувствуя себя капризной двенадцатилетней девчонкой. – Я прекрасно могу идти.

– Не будь такой нетерпеливой. Кроме того, я обещала Рэйфу… – Марта прикусила губу. – Я пойду поищу медсестру.

– Подожди минутку! – Карин схватила мать за руку. – Что ты обещала Рэйфу? И когда это ты с ним разговаривала?

– Ну… – Марта неопределенно взмахнула рукой. – Не так давно.

– Он здесь? В больнице?

– Нет. Еще нет… – Марта залилась румянцем. – Ох, дорогая! Я и так слишком много сказала.

– Но недостаточно, чтобы я поняла, что происходит. Итак, мама, что происходит?

– Ничего.

Это была такая явная ложь, что Карин могла бы рассмеяться, если бы мать так старательно не отводила взгляд.

– Мам, – мягко сказала она. – Что ты скрываешь? О чем ты могла говорить с Рэйфом?

– Ради бога, Карин. Не будь такой. Этот мужчина – отец твоего ребенка.

– Вследствие кратковременного помешательства, – холодно добавила Карин.

– Он намерен поступить, как полагается, в интересах ребенка и тебя.

– Ну, конечно. Именно поэтому он даже не позвонил, чтобы извиниться за то, что заподозрил меня во лжи. – У Карин перехватило дыхание. – Впрочем, все это глупо. Меня не волнует, что думает и чему верит Рафаэль Альварес. Пожалуйста, поедем домой.

– Все, о чем я тебя прошу, быть честной, дорогая, по отношению к себе самой, к ребенку… и к Рэйфу.

– Не могу поверить. Ты что, защищаешь его?

– Для начала, Карин, ты могла бы быть с нами более откровенной. Почему ты убеждала нас, что вы встречались только однажды?

Карин во все глаза смотрела на мать. С ума все посходили что ли?

– О чем ты говоришь, мама? Мы действительно выделись всего лишь однажды. Зачем бы я стала лгать вам? Я не знаю, какую сказку рассказал тебе Рэйф и зачем, но…

– Я рассказал Марте все, что и следовало сделать с самого начала. Так было бы лучше для всех нас.

Карин резко обернулась. В дверях стоял Рэйф, одетый в простую черную футболку, вылинявшие джинсы и поношенные кожаные ботинки. В руках он держал огромный букет желтых роз.

Он выглядел неправдоподобно привлекательным. Глядя на его улыбку, Карин на миг представила, как бы это было, если бы он знал об Эми с самого начала, если бы вместе с ней ждал этого дня и пришел забрать их обеих домой…

– Здравствуйте, Марта.

– Доброе утро, Рэйф.

Марта улыбнулась, когда он взял ее руку и поднес к губам. Карин поймала взгляд, которым они обменялись. Она почувствовала, что вокруг нее что-то затевается.

– Здравствуй, Карин. – Он повернулся к ней, и под оценивающим взглядом его темных глаз Карин почувствовала себя неуютно. Она была без макияжа, платье не скрывало все еще выступающий живот и налившуюся грудь. – Сегодня для нас с тобой особенный день.

– Конечно, я отправляюсь домой. А твою фамилию вписали в свидетельство о рождении Эми.

– Эми?

– Да. Что тебя так удивляет? Ты же не думал, что я всю жизнь буду обращаться к ней «мой ребенок»? – спросила Карин с натянутой улыбкой.

– Наш ребенок, – тихо поправил Рэйф. – А тебе не пришло в голову, что стоило бы посоветоваться со мной?

– С какой стати? Ты хотел, чтобы твое имя было записано в графе «отец»? Оно записано. Все остальные решения я буду принимать сама.

– Что ж. Пусть будет Эми. – Он улыбнулся, но глаза его отливали сталью. – Мне нравится это имя, так что нет проблем.

Карин подумывала о том, чтобы сказать, что основная проблема состоит в его невероятном высокомерии, но потом решила не связываться. Ведь очень скоро Рэйф Альварес исчезнет из ее жизни.

– Кроме того, Эми можно считать сокращенным от Амалии, а это мое любимое женское имя.

Карин неестественно улыбнулась.

– Что ж, может, для кого-то из твоих женщин эта информация и бесценна, но мне абсолютно безразличны твои вкусы.

– Карин. – Марта откашлялась. – Дорогая, Рафаэль сказал только…

– Он слишком много говорит. Не ему, а мне предстоит растить Эми. Только мне.

– Ну, я не знаю… Может… Рэйф, ты не хочешь кое-что сказать Карин? Я думаю, уже пора.

Карин настороженно наблюдала за происходящим. Марта волновалась и покусывала верхнюю губу. Это было странно, потому что ее не так легко было вывести из равновесия.

– О чем? – как можно равнодушнее спросила Карин.

Рэйф добился своего – Эми будет носить его имя. Что же ему еще нужно? Право посещения? Наверняка, он уже проконсультировался с юристом, и в случае отказа ей грозило оказаться вовлеченной в судебную тяжбу с человеком, чьи возможности безграничны.

– Марта, – произнес Рэйф, не отрывая при этом взгляда от Карин, – вы не оставите нас одних?

– Да. Да, конечно. Я только… Карин, детка. Я знаю, – ты все еще сердита на Рэйфа, но, пожалуйста, подумай о ребенке и о том, как у вас было все хорошо с Рэйфом, пока вы не поссорились.

– О чем ты говоришь? Мы никогда…

– Марта.

Рэйф произнес это тихо и мягко, но все поняли, что это приказ. Тревога Карин усилилась, когда Марта с Эми на руках поспешила к двери, нервно улыбнувшись дочери.

Рэйф закрыл дверь, прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди. Карин почувствовала, что сейчас произойдет нечто ужасное.

– Что за чушь? – спросила она дрожащим голосом. – Откуда моя мать взяла, что у нас с тобой была… история?

– Она была несколько разочарована краткосрочностью наших отношений. – Он улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз. – Поэтому я, как мог, смягчил ситуацию.

– У нас не было с тобой никаких отношений.

– Как же не было, если мы зачали ребенка? Я знаю, что ты предпочла бы не признавать моей роли в этом, но теперь это уже подтвержденный факт.

– Давай лучше не спорить о том, кто чего не хотел признавать. Лучше скажи, какую историю ты сочинил для моей матери.

Он пожал плечами, засунул руки в карманы и медленно двинулся к ней. Сердце Карин подскочило и затрепыхалось где-то в горле. Первым ее побуждением было отступить, но потом она решила, что не доставит ему этого удовольствия.

– Я сказал ей, что мы действительно впервые встретились в «Эспаде» той ночью. – Он протянул руку и погладил ее по щеке. Она попыталась увернуться от этого прикосновения, но его рука скользнула в ее волосы и удержала. – Затем я добавил несколько красочных деталей, чтобы вся эта история выглядела более… ну, что ли… приемлемой.

– Каких деталей?

Его пальцы нежно перебирали ее волосы, и на Карин нахлынули воспоминания. Той ночью его прикосновения были так же нежны поначалу, становясь все более требовательными и настойчивыми…

– Каких деталей? – резко повторила она и все-таки сделала шаг назад. – Перестань.

Он улыбнулся и снова сократил расстояние между ними. Карин почувствовала, что уперлась в кровать, оказавшись в ловушке.

– Мне нравится касаться тебя, – мягко сказал Рэйф. Он наклонил голову и втянул воздух, вдыхая ее аромат. – Все эти месяцы я вспоминал, какой нежной была твоя кожа под моими руками и губами.

Руки Карин, вытянутые вдоль тела, сжались в кулаки. Она тоже помнила, но никогда не признается ему в этом. Никогда.

– Отвечай, Рэйф, что ты сказал Марте? Рэйф взял в ладони ее лицо.

– Я сказал, что той ночью в «Эспаде» мы встретились впервые. – Он выразительно посмотрел на ее губы. – Я не сказал прямо, но дал понять, что тогда же мы стали близки.

– Дал понять… – Карин издала резкий смешок. – Любой, кто умеет считать, понял бы это. С августа по май прошло ровно девять месяцев.

– Еще я сказал, что после этого мы много раз встречались в Нью-Йорке.

– Что?!

– Я сказал…

– Я слышала, что ты сказал, но это ложь. – Она схватила его за запястья, удерживая от дальнейших ласк. – Ты больше ни разу не встречался со мной, Рэйф. Даже наутро после той ночи в «Эспаде». Ты уехал без единого слова.

Его взгляд стал холодным. Он отступил и снова засунул руки в карманы.

– Полагаю, ты заметила мое отсутствие раньше, чем наступило утро, когда ты, наконец, соизволила отпереть дверь ванной комнаты, – ровным голосом сказал он. – Ты так ведешь себя со всеми своими любовниками? – его улыбка была быстрой и неприятной. – Но надеюсь, хотя бы не с «любовью всей своей жизни»?

– С кем?

– С Фрэнком. Не могу представить себе, что после ночи, проведенной в его объятиях, ты вскакивала и запиралась в ванной.

Фрэнк никогда не заставлял ее чувствовать себя настолько уязвимой, чтобы запираться в ванной, чуть не призналась Карин, но во время остановилась.

– Я не думаю, что ты настолько глуп, чтобы сравнивать мое поведение с Фрэнком и с тобой. – Рэйф не сделал ни единого движения, но Карин заметила, как напряглось его лицо. Ей таки удалось задеть Рэйфа Альвареса. – Кроме того, мы говорим сейчас не о Фрэнке, а о той чепухе, которую ты наплел моей матери. Ты думаешь, что ей станет легче, если она будет считать, что мы продолжали видеться в Нью-Йорке? Ситуация такова, что я родила ребенка вне брака, Рэйф. Для большинства людей в современном мире это не имеет значения, но…

– Это имеет значение для меня. Это имеет значение для твоей семьи. Поэтому я и придумал эту историю.

– Большое спасибо. – Слова Карин были полны холодного сарказма. – Приятно узнать, какой ты заботливый и предусмотрительный.

– Послушай меня, – наконец, взорвался Рэйф, – и запомни: в наших историях не должно быть расхождений. – Его взгляд потемнел и скрестился с ее взглядом. – Я сказал Марте, что мы встречались много раз, испытывая взаимную привязанность, но потом поссорились и разошлись еще до того, как ты узнала о своей беременности.

– Не знаю, зачем ты так изощрялся. Хотя, безусловно, Марте больше пришлась по вкусу твоя история, чем моя.

– И, похоже, не только ей. – Губы Рэйфа искривила улыбка. – Мы получили поздравления и пожелания от твоих сводных братьев и от Николаса с Амандой. Ты знаешь, что вчера они улетели в Париж?

– Да, знаю. Аманда была у меня… Поздравления? – Карин потрясла головой. – С чем? Неужели моя мать всем рассказала твою безумную историю? Не могу поверить, что кто-то еще мог на нее клюнуть.

– Тем не менее, это так. – Улыбка Рэйфа была ленивой и интимной, как и его прикосновение, когда он сжал ее плечи. – По-видимому, ты происходишь из семьи романтиков, и они предпочитают думать, что ты выходишь замуж по любви, а не по необходимости. – Увидев шок в ее глазах, Рэйф улыбнулся еще шире. – Да. Я сказал Марте, что ты выходишь за меня замуж.

Его слова повергли Карин в шок. Замуж? За Рафаэля Альвареса? Она знала, что на самом деле он не имел этого в виду, придумав историю, чтобы как-то смягчить ситуацию. Но даже мысль о том, что она может быть женой Рэйфа…

– Ты не должен был говорить это. – Карин облизнула губы. – Этим ты только осложнил ситуацию.

– Не согласен.

– Она теперь изведет меня вопросом, когда же мы поженимся.

– Не изведет, – уверенно сказал Рэйф.

Медленно и осторожно он расстегнул две верхние пуговицы ее платья. Его руки скользнули внутрь и легли на обнаженные плечи. У Карин перехватило дыхание, а сердце, казалось, грохотало, как африканский барабан.

– Ты не знаешь мою мать. Она будет спрашивать, спрашивать и спрашивать…

– Не будет, потому что я уже ответил на этот вопрос. Мы поженимся сегодня.

Карин почувствовала, как кровь отлила от ее головы. Она покачнулась, но сильные руки Рэйфа удержали ее.

– Если ты думаешь, что это смешно, ты ошибаешься. Как ты смел солгать моей матери в таком серьезном вопросе? Когда она узнает правду…

– Это и есть правда. Ты выходишь за меня замуж.

– Это действительно не смешно, это просто безумие какое-то. – Она вырвалась из его рук, отступила на шаг и дрожащими пальцами застегнула пуговицы.

– Я уже сделал все необходимые приготовления.

– Ты уже сделал все… – Карин засмеялась. – Вы точно спятили! – Она пошарила за спиной и схватила свитер с кровати. – Похоже, тебе следует остаться в этом заведении. Психиатрическое отделение – на верхнем этаже…

Рэйф схватил ее за руку, когда она попыталась обойти его.

– Ты думаешь, я шучу, Карин? – его губы сжались в тонкую полоску, в глазах полыхала ярость. – Отнюдь.

Она выдернула свой локоть из капкана его руки.

– Но требуется мое согласие. Ты не можешь жениться на женщине, которая отказывается выходить за тебя замуж. Во всяком случае, таков закон в Соединенных Штатах. У нас женщина не является собственностью мужчины. Моей матери стоило бы сказать тебе об этом.

– Твоя мать, – холодно сказал Рэйф, – считает, что это замечательно. Она и мысли не допускает, что эта новость может не обрадовать тебя. – Он сверкнул белозубой улыбкой. – Уверен, ты не разочаруешь ее.

– Ну уж нет, я скажу ей всю правду…

– У меня есть все документы для того, чтобы забрать мою дочь домой, в Бразилию.

Карин, взявшаяся уже за ручку двери, застыла, потом резко повернулась и посмотрела на Рэйфа.

– Я тебе не верю. Для получения таких документов требуется много времени – месяцы, иногда годы…

Рэйф молча протянул ей пачку бумаг.

– Можешь взглянуть. Здесь ее паспорт и постановление об опеке. И, пожалуйста, не трать напрасно время, рассказывая мне, что можно и что нельзя делать в США. – Он поймал ее взгляд и в течение нескольких секунд удерживал его. – У меня есть друзья. Могущественные друзья. И прежде чем ты раздобудешь необходимые документы, чтобы помешать мне, мой ребенок и я будем уже на бразильской земле.

– Ребенок мой, – произнесла Карин дрожащим голосом.

– Наш ребенок, если уж на то пошло.

Одно долгое мгновение Карин пристально смотрела Рэйфу в глаза, проклиная его, проклиная себя, проклиная ту ночь, когда необузданная страсть бросила ее в его объятия. Вот теперь она в его власти.

– Ты не имеешь права поступать так со мной, – прошептала она.

– Я имею право видеть, что моя дочь воспитывается должным образом.

– Ты хотел, чтобы она носила твое имя, я его дала ей.

– Но это не делает ее моей дочерью в настоящем смысле этого слова.

Карин истерично засмеялась.

– Мой Бог, ты только послушай себя! Это же шантаж чистейшей воды.

Рэйф выразительно посмотрел на свои часы.

– Прими решение, пожалуйста. Официальное лицо, которое поженит нас, уже ждет в отеле.

– Рэйф. – Карин почувствовала, что дрожит. Наверное, ее кровь превратилась в лед. – Рэйф, послушай меня. Ты хочешь встречаться с моей дочерью? Пожалуйста. У тебя будет право посещения. Ты сможешь видеть моего ребенка…

– Нашего ребенка. Неужели тебе так трудно это произнести?

– Нашего ребенка, – послушно повторила она, сглотнув. – Твоего и моего. Мы что-нибудь придумаем, выработаем план…

– Время идет, Карин. – Рэйф говорил резко, его лицо казалось высеченным из камня. – Я велел пилоту приготовить мой самолет к полудню.

– Твой самолет?

– Перелет предстоит долгий, но я заранее поговорил с твоим доктором и выполнил все его рекомендации относительно твоего комфорта.

– Моего чего?! – Карин подошла к кровати и буквально упала на нее. – Рэйф, дай мне хотя бы немного времени, чтобы подумать. Хотя бы до завтра…

Карин подняла к нему лицо, и Рэйф поразился, каким бледным оно было. Какими бездонными колодцами были ее измученные глаза. На него нахлынули воспоминания, непрошенные и нежеланные, каким было это лицо, обращенное к нему в ту ночь, какой страстью горели ее глаза…

Но тут же на смену этим воспоминаниям пришла мысль о том, что она использовала его, а затем отвергла, хотела скрыть от него его ребенка, и его сердце снова окаменело.

Его дочь – единственное, что имеет значение.

– Мы теряем время, – без всякого выражения произнес он. – Если ты едешь со мной, следует сообщить эту радостную весть твоей матери.

– Но мой дом здесь. Здесь вся моя жизнь.

– А теперь ты будешь жить со мной, в моей стране. – Он усмехнулся, как показалось Карин, несколько зловеще. – Ты будешь матерью Эми и моей женой. Послушной, почтительной женой, которая делит со мной постель и даже не смотрит на других мужчин.

– Я не стану делить с тобой постель, сукин ты сын! Ты слышишь меня? Никогда. Ник…

Рэйф рывком поднял ее на ноги, притянул к себе и поцеловал. Он прижимался к ее губам до тех пор, пока они не стали мягче и не ответили, помимо ее воли, на поцелуй.

– Ты видишь, как это может быть между нами? – прошептал он.

Карин отпрянула, тяжело дыша.

– Все, что я вижу, – дрожащим от негодования и еще больше от собственной лжи голосом сказала она, – так это то, что я смогу представлять на твоем месте Фрэнка. Ты этого хочешь? Чтобы я легла с тобой в постель, закрыла глаза и представляла, что это другой мужчина движется глубоко внутри меня?

Рэйф среагировал, не раздумывая. Его рука взметнулась… и опустилась, когда он увидел страх в ее глазах.

Нет. Господи, нет! Его рука безвольно повисла вдоль тела. Он в жизни не ударил ни одну женщину. И Карин, какую бы боль она ни причинила ему, не заставит его сделать это.

– Ребенок – единственное, что имеет значение. Запомни это, моя будущая жена. Я сделаю для Эми все. И будь у тебя хоть толика здравого смысла, ты не станешь мешать мне в этом. – Без предупреждения он снова притянул ее к себе. – Твоя мать сказала, что персонал больницы хотел проводить тебя, Карин. Но с этого момента я – твой единственный сопровождающий. Отныне и навсегда.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Шесть недель спустя Рэйф стоял у края своей частной взлетной полосы на юго-востоке Бразилии и наблюдал, как его самолет уносит в Нью-Йорк доктора и медсестру, которых он вызывал для осмотра Карин. Карин категорически отказалась пройти осмотр у специалиста, которого порекомендовал личный доктор Рэйфа. Она заявила, что предпочитает полететь в Штаты к своему собственному гинекологу, но Рэйф не поддался на уловку. Он подозревал, что она найдет множество причин, чтобы остаться в Нью-Йорке, поэтому он организовал приезд доктора Рональда сюда, в Рио-де-Оро.

– Ваша жена в полном порядке, – сказал доктор на прощание. – Она полностью восстановилась после родов. Жизнь может вернуться в нормальное русло.

Он улыбнулся Рэйфу быстрой и многозначительной улыбкой. Рэйф знал, что означает такая улыбка, но он не собирался никому рассказывать, что намеревается быть мужем Карин только на бумаге.

Самолет быстро набрал высоту и устремился в сторону гор Сьерра-Гауча, отделявших бесконечную прерию от океана. Рэйф смотрел в небо до тех пор, пока самолет не скрылся из виду, затем легонько коснулся боков лошади стременами, направляя ее в сторону дома. Спешившись, он отдал поводья одному из своих людей, кивком поблагодарил, отряхнул джинсы от пыли и прошел через патио прямо в свой офис.

В доме было прохладно благодаря высоким потолкам и медленно вращающимся вентиляторам, отбрасывающим размытые тени на стены. Рэйф выдвинул стул, сел, включил компьютер и начал изучать отчеты за последние шесть недель.

Дела в Рио-де-Оро шли хорошо, как впрочем, и всегда с тех пор, как он купил это ранчо десяток лет назад. Его бизнес в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро также продолжал приносить прибыль.

– Все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала однажды Клаудия.

Рэйф нахмурился. Это было так, когда дело касалось его бизнеса и банковского счета, но что касалось его отношений с женой…

Впрочем, какая разница? У него есть ребенок, которого он любит и который растет, имея обоих родителей. Это было его целью, и он ее достиг. В один прекрасный день Эми будет скакать на лошади рядом с ним и будет любить эту землю так же сильно, как и он. Морщина на лбу Рэйфа разгладилась, на губах заиграла улыбка. Мысль об этом всегда делала его счастливым.

Через час Рэйф, подписав бумаги, выключил компьютер, встал со стула и подошел к дверям, ведущим в патио.

Он знал, что Карин ненавидит это место. Она не говорила этого, но ненависть была в ее глазах, когда она смотрела вдаль на бесконечную прерию, в развороте ее плеч и посадке головы, когда она шла по дому… Она ненавидела ранчо, дом… Она ненавидела и презирала его самого.

Впрочем, это не имеет никакого значения. Он сделал, что должно, ради своей дочери. Что касается ранчо, какая разница, что думает Карин? Важно, что он любит это место. Эта земля стала его частью, его осуществившейся мечтой.

Рассказы матери о прекрасном ранчо, лучшем месте на земле, были его единственной сказкой на ночь. Это были ее выдумки, поскольку она никогда не видела это место наяву. Его мать была танцовщицей в ночном клубе в Рио, когда встретила его отца. И хотя Эдуардо да Сильва так ни разу и не удосужился привезти свою любовницу домой, он много рассказывал ей о своем ранчо.

Она еще долго пересказывала его рассказы своему сыну, даже после того, как да Сильва оставил ее, став лишь далеким воспоминанием. Она в подробностях описывала Рэйфу большой дом, надворные строения, бесконечную прерию и скалистые горы.

Так Амалия Альварес подарила своему сыну мечту.

Рэйфу исполнилось двенадцать, когда Амалия умерла. От бедности, от отчаяния, оттого, что потеряла молодость и красоту, не приобретя ничего взамен. До четырнадцати лет Рэйф жил на улице. Однажды утром, разбуженный пинком полицейского, замерзший и голодный, но еще больше злой – на мать, которая умерла и оставила его, и на отца, так никогда и не признавшего его, он решил взять судьбу в свои собственные руки.

Господи, каким же наивным он был! Тощий, грязный, скрывающий свой страх под наносной уличной бесшабашностью, он отправился искать рай на земле, столько раз описанный его матерью, и отца, которого никогда не видел.

Он шел много дней, стерев ноги в кровь. Иногда его жалели, и часть дороги он ехал на телеге или в старом чихающем грузовике. Иногда просил поесть, иногда воровал еду, когда голод становился нестерпимым, спал, где придется.

Продвигаясь миля за милей, Рэйф не раз спрашивал себя, зачем он это делает. И был уверен, что знает ответ. Он хотел встретиться с человеком, который был его отцом.

Рэйф не помнил, был ли у него план. Выкрикнуть в лицо Эдуардо да Сильва проклятия? Сказать, что женщина, которой он обещал любовь, умерла? Бить его до тех пор, пока он не запросил бы пощады?

В конце концов, он не сделал ничего из того, что представлял себе. Его долгое путешествие окончилось возле ранчо, напоминавшего руины. Иссушенная земля, горстка костлявых измученных коров и лошадей. Почти все постройки были разрушены, в крыше дома зияли дыры, а на пороге сидел больной и жалкий старик.

Рэйф, не оглядываясь, покинул это место и вернулся сюда спустя восемь лет. За эти годы он прожил несколько жизней: научился читать и писать, думать головой, а не сердцем и кулаками, а главное, он стал богатым. Его карманы были полны золота, намытого в маленькой речушке, спрятанной в самом сердце джунглей.

Рио-де-Оро, выглядевшее еще более запущенным, было выставлено на продажу.

Рэйф продал золото и вложил половину денег в проекты, в успех которых не верил никто, кроме него, а на остальные – купил ранчо. В маленьких городках, разбросанных у подножья Сьерра-Гауча, он нашел людей, не боявшихся тяжелой работы. Вместе они до основания разрушили то, что осталось от дома да Сильва, и построили новый. Это больше не была мрачная крепость, каким был дом его отца, а светлый дом из стекла и плитки, открытый солнцу, ветру и красоте этой земли.

Они построили конюшни, коровники и ограду, выкорчевали и сожгли засохшие кустарники. Рэйф работал наравне со своими людьми, даже тогда, когда деньги, вложенные в безнадежные, по мнению многих, проекты, принесли первый миллион. Видимо, мужчина так создан, что, строя свой собственный мир, он должен вложить в него свой пот и свою кровь, свою боль и свою радость, чтобы стать его частью.

Прошли годы. Теперь Рэйф вращался в кругах могущественных и богатых людей, но все чаще задумывался о том, кому оставит все то, что он создал. Встретив Клаудию, он решил, будто нашел то, что ему необходимо. Она происходила из старинной бразильской семьи, была красива и очаровательна. Он полагал, что она понимает важность таких вещей, как продолжение рода, но единственное, что волновало Клаудию, была она сама, веселые вечеринки, да дорогие украшения.

Осознав, что они не подходят друг другу, Рэйф разорвал помолвку, поклявшись себе впредь быть осторожным и выбрать женщину, которая бы любила и почитала мир, созданный его руками.

Вместо этого он совершил еще большую ошибку, и теперь имеет в женах женщину, подходящую на эту роль еще меньше Клаудии и ненавидящую его самого и его мир.

Но у него есть ребенок. Вот что имеет значение! Когда-нибудь все, что он построил, будет принадлежать Амалии. Именно так он думал об Эми – как об Амалии.

Странно, какие сюрпризы преподносит иногда судьба. Эта женщина родила ему дочь, назвав ее Эми, даже не предполагая, что это имя – сокращенное от Амалии, имени его матери, его любимого женского имени.

Да, у него есть дочь, которую он обожает… и жена, которая и сегодня такая же чужая и незнакомая, какой она была той ночью, почти год назад, когда безумная страсть толкнула его к ней. После шести недель брака он знал о Карин только то, что она любит лошадей и часто приходит на конюшню, и еще то, что она не выносит даже его вида. Она не демонстрировала это явно, просто обходила его стороной или сворачивала, когда он попадался ей навстречу. Если же их пути пересекались, она коротко кивала и проходила мимо, как будто он был невидимкой или слугой. Впрочем, нет. Со слугами она не обращалась подобным образом. Однажды, зайдя на кухню ранним утром, он застал ее разговаривающей с поваром, вернее пытающейся разговаривать. Она произносила португальские слова вперемешку с английскими и смеялась, пока не увидела его. Смех оборвался, она царственно кивнула ему и выплыла из кухни.

Еще она разговаривала с няней ребенка. По-настоящему разговаривала, потому что он сам нанял няню, говорящую по-английски и по-португальски. Несколько раз его комнат достигали их оживленные голоса и смех. Но она никогда не улыбалась, когда разговаривала с ним.

– Ты в порядке? – спрашивал он.

– Да, – звучал короткий ответ.

– Тебе понравились вещи, которые я заказал для ребенка?

– Да.

– Тебе нужно что-нибудь? Тебе не хотелось бы, чтобы я свозил тебя в Сан-Паулу или Рио? Ты смогла бы сделать покупки.

Нет, нет и нет.

В ту ночь, когда он привез Карин сюда, в свой дом, он подумал, не отвести ли ее наверх, в свою комнату, в свою кровать… не для того, чтобы заниматься любовью, ведь не чудовище же он в самом деле, хотя его жена и была убеждена в обратном. Рэйф знал: ей нужно время, чтобы прийти в себя после тяжелых родов, но жена должна спать в одной кровати с мужем.

Он женился только ради ребенка, но какой нормальный мужчина может жить с женщиной – очень красивой женщиной – и не желать ее?

А затем он вгляделся в лицо Карин. Она смотрела на него именно как на чудовище – бездонными темными колодцами глаз на бледном до прозрачности лице. Чувство глубокого отвращения к себе нахлынуло на Рэйфа, как бурные воды Амазонки во время наводнения.

Он ничего не сказал, только отвел ее в одну из гостевых комнат и оставил там. В ней она и прожила все последние недели, в ней и в детской. Она вообще старалась ходить туда, где их пути не могли пересечься. Не важно. Он бразилец и живет в стране, где мужчины не извиняются за свои потребности. Наличие любовницы – повсеместное явление, особенно среди людей того класса, к которому он теперь принадлежит. У него всегда были женщины, и скоро он найдет себе кого-нибудь. Правда заключается в том, что он больше не хочет Карин, и отныне ее единственная роль – мать его ребенка.

Может быть, ему вернуться к Клаудии, чтобы удовлетворять свои мужские потребности? Она была в шоке, когда узнала о его женитьбе. Клаудия позвонила неделю назад, и он сообщил ей новость, конечно, не вдаваясь в подробности.

– Я очень скучаю по тебе, дорогой, – проворковала она, как будто их по-прежнему связывали близкие отношения. Впрочем, все возможно. При всех ее недостатках Клаудия никогда не разочаровывала его в постели. Кроме того, она никогда не скрывала, что готова оказаться там снова, стоит ему попросить. Он не просил, но теперь…

Совсем неподалеку от него раздался стук конских копыт. Не веря глазам, он наблюдал, как его жена скачет на огромном жеребце. Темные волосы Карин развевались на ветру; она громко смеялась, пригнувшись к шее лошади, направляя ее в узкий проход, ведущий в конюшню. Огромное животное фыркало, но подчинялось. Карин натянула поводья и остановилась, хотя жеребец продолжал нетерпеливо перебирать ногами.

– Ты совсем спятила? – закричал Рэйф, подбегая и хватая лошадь под уздцы. – Ты хоть представляешь себе, насколько огромен и силен этот жеребец?

В ответ конь нервно заржал и замотал головой.

– Немедленно слезай!

Улыбка сошла с лица Карин, и она с ненавистью посмотрела на Рэйфа.

– Не смей говорить со мной подобным образом!

– Я буду говорить так, как хочу, черт побери! Немедленно слезь с этого коня!

К ним уже спешил один из конюхов. Рэйф передал ему поводья и протянул руки к жене. Карин попыталась оттолкнуть их, но он буквально сдернул ее с седла. Она намеренно стукнула его ботинком чуть ниже колена так, что он не удержался и пробормотал проклятие, но из рук ее не выпустил. Наоборот, его пальцы стальными наручниками стиснули ее запястья.

– Кто седлал для тебя этого зверя?

– Это не твое дело, будь ты проклят!

– Рикардо! – Рэйф посмотрел на конюха, съежившегося возле коня. – Ты?

В гневе Рэйф говорил по-английски, но парень все понял. Он кивнул и опустил голову.

– Собери свои вещи и скажи Жуану, чтобы дал тебе расчет. Ты уволен!

– Мальчик ни в чем не виноват! – гневно воскликнула Карин, пытаясь высвободиться из цепких рук Рэйфа. – Я выбрала эту лошадь и попросила оседлать ее.

– Он должен был знать, что не имеет права выполнять твои распоряжения. Он обязан подчиняться только мне.

– Какая же ты жестокая скотина, Рафаэль Альварес! Я ненавижу тебя!

Рэйф улыбнулся сквозь стиснутые зубы.

– Меня это мало волнует. Как бы ты ни ненавидела меня, тебе не изменить того факта, что я – твой муж. Если ты хочешь покататься верхом, ты должна спросить моего разрешения.

Он понимал, что говорит, как чудовище, но ему было наплевать. Карин – его жена, и он слишком долго позволял ей игнорировать себя и делать из себя дурака. Ведь она могла расшибиться и даже погибнуть. И сейчас лежала бы у него на руках бездыханная и окровавленная…

Рэйф сделал глубокий вдох.

– Рикардо!

Молодой конюх поднял на него глаза. – Да?

– Ты не уволен. Отведи это животное в конюшню и остуди его. И помни, что здесь только я отдаю приказы.

– Ты… ты ублюдок, – прошипела Карин. – Ты не просто сукин сын, ты…

С Рэйфа было достаточно. Пробормотав ругательства, он подхватил жену и перекинул ее через плечо.

– Поставь меня! – ее кулачки весьма ощутимо забарабанили по его спине. – Черт тебя побери, Рэйф! Немедленно поставь меня на землю!

Он двинулся в направлении дома, дыша тяжело и с присвистом, скорее от злости, чем от тяжести своей ноши. Карин была очень легкой. Слишком легкой. Может быть, она плохо ест? Доктор сказал, что она в порядке, но что он может знать?

– Ты еще недостаточно окрепла, чтобы ездить верхом, – заявил он, с грохотом распахивая массивную парадную дверь и направляясь к лестнице, ведущей наверх. – Разве доктор не сказал тебе этого?

– Я специально спросила его, могу ли я ездить верхом, – выкрикнула Карин, тяжело дыша. – И он сказал, что могу.

Рэйф ударом ноги распахнул дверь в ее спальню.

– Твой доктор – идиот. И ты – идиотка.

– Ради всего свя… У-уфф! – воздух с шумом вырвался из ее легких, когда Рэйф бросил ее на кровать. – Ты делаешь из мухи слона. Я умею ездить верхом. Я езжу с раннего детства. Доктор сказал, что я абсолютно здорова. Я… – Глаза Карин расширились. – Что ты делаешь?!

– А ты как думаешь? – холодно спросил он, вываливая на пол ее одежду из шкафа – Елена! Жуан! Куда, к черту, все подевались?

Его рык эхом отразился от стен комнаты. В комнату поспешно влетела экономка. Она испуганно посмотрела на Карин, которая сидела, прислонившись к передней спинке кровати, затем в страхе перевела взгляд на хозяина.

– Найди Жуана! Пусть он поможет тебе перенести вещи моей жены в мои комнаты. Ты меня поняла?

– Да.

– Нет! – поспешно воскликнула Карин. – Елена, вы не будете трогать мои вещи.

– Ты что, не поняла, что я сказал перед этим, Карин? – Рэйф стремительно подошел к изголовью кровати и посмотрел ей в лицо. – Я здесь хозяин. – Он ткнул большим пальцем себя в грудь. – Я устанавливаю здесь правила и отдаю приказы. Ты – моя жена, и мне осточертели твои игры. Сегодня вечером у нас будет небольшая вечеринка. Слушай меня внимательно, потому что повторять я не буду. – Он коротко улыбнулся. – Ты примешь ванну и воспользуешься косметикой и духами. Ты наденешь что-нибудь длинное и женственное. За несколько минут до восьми ты присоединишься ко мне, и мы вместе встретим наших гостей. На этот раз я представлю тебя своим друзьям как полагается.

– Не имею ни малейшего желания знакомиться с твоими друзьями.

– В течение вечера, – продолжал Рэйф, как будто не слыша ее, – ты будешь улыбаться мне и произносить слова, с которыми жена обычно обращается к своему мужу. И прикуси свой острый американский язычок, общаясь с моими друзьями.

Карин с вызовом вскинула подбородок, и у Рэйфа перехватило дыхание оттого, насколько прекрасна она была в ярости.

– Ты слышишь меня? Я не собираюсь общаться с твоими друзьями.

– Ты сделаешь так, как я велел.

– Никогда! Ты мог заставить меня согласиться на этот брак, мог притащить меня в это забытое Богом место, где ты изображаешь из себя императора, но ты не можешь заставить меня притворяться, что мне все это нравится. – Она встала на ноги. – Я не твоя собственность. Я не… Что, черт возьми, смешного я говорю?

Рэйф с улыбкой приближался к ней. Положив руки ей на плечи, он притянул к себе ее неподатливое тело.

– Прекрасное выступление. Я бы даже сказал, блестящее. Но ты не права. Я могу делать с тобой все, что пожелаю. Ты – моя жена, моя собственность.

– Просто средневековый бред какой-то…

Карин говорила резко, но голос ее дрожал. Отлично, пусть боится. Это расплата за все эти недели, когда она ходила по его дому, как по отелю, как будто она царствующая особа, почтившая его своим визитом, а он – последний из слуг…

– Ты пытаешься напугать меня, Рэйф, но я же не дура. Это цивилизованная страна, и в ней есть законы.

– Законы есть, но они очень отличаются от законов твоей страны. – Его взгляд опустился к ее губам, затем вновь поднялся, чтобы встретиться с ее взглядом. – Поначалу я был готов оставить все как есть, чтобы мы продолжали жить в этом доме, как чужие.

– Мы и есть чужие. У нас нет ничего об…

Он поцеловал ее прежде, чем она успела закончить предложение. Его губы были удивительно нежными, несмотря на злость. Когда она попыталась отвернуть голову, он сжал ее ладонями и усилил поцелуй, пока она со вздохом не сдалась.

– О, я бы мог взять тебя силой, но я не стану.

– Тогда… зачем…

– Мужья и жены не должны спать раздельно.

– Я не собираюсь спать с тобой, Рэйф.

– Сегодня ты будешь спать в моей кровати, просто спать. Но я обещаю тебе, что любовью мы обязательно займемся, но только тогда, когда ты сама попросишь меня об этом.

Карин издала нервный смешок.

– Ты находишь это смешным?

– Я нахожу смешным то, что ты мог подумать…

Он наклонил голову и целовал ее с медлительной нежностью до тех пор, пока не почувствовал первый робкий отклик ее тела, не услышал тихий стон. Языком он раздвинул ее губы, прося впустить его в сладостное тепло ее рта, и он уже почти достиг заветной цели, когда почувствовал, что Карин схватила его за руки, пытаясь высвободить свое лицо.

И пусть это стоило ему невероятных усилий, Рэйф отпустил ее и сделал шаг назад.

– Ты говорила, что у нас нет ничего общего, но сама видишь, как ошибалась. Может быть, это и не то, что каждый из нас ожидал, но у многих пар нет даже этого. – Не отрывая взгляда от ее лица, он провел тыльной стороной руки по ее щеке, горлу и задержался на груди. У Карин перехватило дыхание, что не укрылось от него. – Ты еще будешь умолять взять тебя, Карин. Я обещаю тебе это.

– Никогда, – прошептала потрясенная Карин. – Клянусь тебе, Рафаэль Альварес, что тебе этого не дождаться.

Он ухмыльнулся и, наклонив темноволосую голову, приник к пульсирующей жилке на шее Карин.

– До вечера, – нежно пробормотал он.

Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы оставить жену и выйти за дверь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Карин стояла посреди своей спальни и наблюдала за тем, как Елена и Жуан выносили последние из ее вещей.

Поначалу она пыталась остановить их.

– Не делайте этого, – говорила она. – Вы не должны подчиняться приказам этого варвара.

Она говорила на английском, который, как она подозревала, Жуан прекрасно понимал, хотя и притворялся, что нет. Но в любом случае, это не имело значения, потому что для него и для Елены вся ситуация была очевидной.

С лица Елены не сходил румянец. Она бросила на Карин несколько извиняющихся взглядов, как будто сожалея о той роли, которую вынуждена играть. Но что она могла сделать, если не подчиниться?

– Ну, конечно, ведь это приказ хозяина, – горько заметила Карин и замолчала. Она уселась в кресло и скрестила руки на груди, чувствуя себя беспомощной, злой и намного более униженной, чем тогда, когда осознала, что была для мужчины, ставшем теперь ее мужем, всего лишь коротким развлечением на одну ночь. Елена и Жуан сновали туда-сюда, пока, наконец, все ее вещи не были вынесены. В раскрытом шкафу сиротливо висели пустые вешалки, выдвинутые ящики комода тоже были пусты, в ванной больше не стояли ее туалетные принадлежности и косметика. Не осталось ни единого признака того, что эта комната служила ей убежищем в течение нескольких недель.

Карин подняла взгляд на Жуана, стоявшего в дверях – руки по швам, лицо лишено всякого выражения. Чего он ждет? Новых приказаний? Благодарности за хорошо выполненную работу?

Карин встала на ноги, заправила волосы за уши, распрямила плечи и вскинула подбородок. Внутри у нее все дрожало от гнева и унижения.

– Идите, – сказала она. – Просто… идите, пожалуйста, отсюда.

Жуан еще раз коротко кивнул и сделал так, как она сказала. Елена чуть задержалась, нервно стискивая руки. Она как будто хотела что-то сказать. Но что можно сказать после того, как высказался сам Господь Бог Альварес.

– Все в порядке, – устало произнесла Карин. – Можете идти.

– Он хороший человек, – тихо сказала Елена. – Он добрый… – Она замолчала, подыскивая слово, а затем постучала себя по груди. – Он добрый вот здесь, понимаете?

Экономка одарила ее печальной улыбкой и поспешила из комнаты.

Рэйф – хороший человек с добрым сердцем? Да уж, некоторые вещи необъяснимы. Это все равно, как если бы то же самое сказать о римском императоре Калигуле. Карин была готова разразиться смехом, но поняла, что стоит ей поддаться эмоциям и она уже не сможет взять себя в руки.

Какой смысл терять время, смеясь, или плача, или жалея себя? Ничего не изменится – это она осознала еще несколько недель назад, во время бесконечного перелета из Нью-Йорка, когда смотрела сквозь иллюминатор, как мир, в котором она жила, ускользает в прошлое. Ее мысли метались, как крысы в лабиринте, пока, наконец, от страха и усталости она не провалилась в беспокойный сон.

И вдруг ее сон стал спокойным и мирным, когда она почувствовала себя в кольце теплого и надежного объятия Рэйфа…

Карин подошла к окну и стала смотреть вдаль на простирающуюся прерию и горы вдалеке. Почему он держал ее в объятиях в течение всего долгого перелета? И почему она позволила ему это? Ведь она все прекрасно чувствовала и осознавала. Карин отвернулась от окна и решительно покинула комнату.

Может, она замужем за безумцем? Иначе, как объяснить, что он может быть таким нежным, а спустя мгновение – таким бесчувственным чурбаном? А может быть, безумна она, пытаясь отыскать смысл в происходящем? Но даже будучи пленницей этого дома и этого брака, она не теряла надежды убедить Рэйфа, что спланированная им жизнь невозможна, что нельзя создать счастливую семью, приковав ее членов друг к другу цепями.

Часы пробили шесть. Кажется, Рэйф сказал, что аперитив в восемь? Да, аперитив в восемь, а обед в девять. Она должна принять ванну, надеть что-нибудь длинное и женственное, спуститься вниз, чтобы вместе с ним приветствовать его гостей и вести себя, как подобает примерной жене. А когда вечеринка закончится, он милостиво позволит ей спать в его постели. А однажды, он в этом не сомневается, она приползет к нему на брюхе, моля приласкать ее, как любимую домашнюю кошку.

Апартаменты Рэйфа находились в другом крыле дома. Ее сердце колотилось все сильнее по мере приближения к двери. Карин подняла руку, чтобы постучать, но потом решила не делать этого. Уж если ей предстоит делить с ним спальню, она не будет входить в нее, как просительница. Карин сделала глубокий вдох и распахнула дверь. Гостиная была пуста. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. На этом ее бравада иссякла. Колени Карин дрожали, когда она стала медленно обходить владения Рэйфа. На пороге спальни у нее снова перехватило дыхание. Все, что угодно, только не смотри на кровать, приказывала она себе. Наверняка, она огромна, застелена черным шелком, на потолке зеркала…

Воровато скосив глаза, Карин рассмеялась Кровать, как кровать. Большая, да. Но ни черного шелка, ни зеркал. Просто красивая деревянная кровать, покрытая белым покрывалом с разбросанными по нему подушками. Раздвижные стеклянные двери вели на террасу, уставленную растениями в горшках. Одна из стен была зеркальной, за ней наверняка была гардеробная и вход в ванную комнату. В «Эспаде» несколько гостевых комнат тоже были обустроены подобным образом.

Да, она не ошиблась. Отодвинув стеклянную дверь, Карин увидела висящую на вешалках одежду Рэйфа, а рядом аккуратно развешанную ее собственную одежду.

Была в этом какая-то тревожащая интимность – видеть их одежду, висящую в одном шкафу. Карин понимала, что это глупо. Ведь одежда – это всего лишь одежда, и не стоит искать в этом скрытый смысл. Хотя… и одежда, и гардеробная были Рэйфа, а он был ее мужем.

Карин резко закрыла дверь. Синяя борода тоже был чьим-то мужем. Быть «мужем» еще не означает быть хорошим человеком. Рэйф явно им не был. Он жестокосердый диктатор, уверенный, что отныне Карин – его собственность.

Что ж, сегодня она покажет ему, насколько он заблуждается. Затаив дыхание, Карин снова открыла зеркальную дверь. Холодный командный голос Рэйфа звучал в ее голове. Он велел принять ванну, как будто без его команды она бы этого не сделала. Нанести косметику, надеть что-нибудь длинное и женственное. Сегодня он собирается выставить ее на обозрение. Жена Рэйфа должна быть этакой кошечкой, которая живет ради того, чтобы быть допущенной в хозяйскую постель и обласканной.

Но у кошечек есть коготки. Похоже, он забыл об этом. Значит, длинное и женственное, думала Карин, перебирая висящую перед ней одежду. Нет, черный шелк не подойдет. Красный – тоже. Карин все быстрее перебирала вешалки. Наряды, как один, соответствовали вкусу хозяина, а значит, ни один из них ей не подходит. А что это? У нее никогда не было этого розового шелкового платья, слегка отливающего серебром.

У Карин перехватило дыхание.

Это были вещи, которые Рэйф купил для нее. Она и забыла об этом, вернее старательно игнорировала этот факт. В первые пару недель после того, как он привез ее в Рио-де-Оро, коробки и пакеты прибывали с завидной регулярностью. На всех стояло ее имя, но как только она поняла, что в них находится, перестала их открывать.

– Мне не нужно ничего из того, что покупает мой муж, – говорила она Елене. – Уберите это барахло, сожгите его. Делайте с ним все, что угодно. Понятно?

Теперь стало очевидным, куда Елена уносила все подарки Рэйфа. Сюда, в его гардеробную. И сейчас Карин впервые получила возможность рассмотреть, что же он покупал для нее.

Вещи были красивыми и дорогими. Нежный шелк, переливчатый атлас, мягкий кашемир. Руки Карин помимо воли коснулись розово-серебристого платья. И цвет, и покрой были безупречны. Если бы она была Золушкой, собирающейся на бал, она бы выбрала именно его.

Не удержавшись от искушения, Карин сняла наряд с вешалки, приложила к себе, посмотрелась в зеркало и замерла в восхищении. Это был простое и в то же время изысканное платье с глубоким вырезом, на тонких бретелях, с длинной узкой юбкой.

Высвободив одну руку, Карин собрала волосы и подняла их высоко на затылок. Да, именно такую прическу она сделала бы к такому платью, выпустив несколько локонов, чтобы они ниспадали на шею и щеки.

Прикрыв глаза, Карин представила, как выходит из спальни, спускается по лестнице, у подножия которой ее ждет Рэйф. Его глаза темнеют от восхищения и желания, когда он видит ее, он подает ей руку, она протягивает свою, и пальцы их переплетаются.

– Нет!

Этот вскрик вырвался из самого сердца Карин. Она бросила платье на пол, сорвала с вешалок все наряды, купленные Рэйфом для нее…

И нашла то, что нужно. Ярко-зеленый кошмар, который она должна была надеть на свадьбу Фрэнка и Ирис в качестве подружки невесты. Карин прислушалась к себе, ожидая почувствовать боль или злость, но не почувствовала ничего. Как будто все это случилось не с ней, а с кем-то другим.

Ирис прислала ей записку с просьбой вернуть платье, но она не сделала этого. Карин вспомнила, как стояла посреди спальни, читала записку и смотрела на платье.

– Я его купила, – с мрачной решимостью сказала она себе. – Я заплатила за него. И я не откажу себе в удовольствии разрезать этот переливающийся полиэстер на миллион мелких кусочков…

Но тогда она так и не сделала этого, и теперь платье, заботливо упакованное и пересланное ей матерью, пригодилось. Это было не платье, это была воплощенная, кричащая безвкусица. Ей не подходил ни цвет, ни фасон. Эта была самая ужасная вещь, когда-либо принадлежавшая ей.

Сняв платье с вешалки, Карин приложила его к себе и посмотрелась в зеркало. Цвет был отвратительным, золотистые оборки на вороте и подоле прекрасно «сочетались» с золотистыми наконечниками длинноносых зеленых туфель на изогнутом каблуке.

Ирис была в восторге от этого наряда. Она привела Карин в бутик «Прекрасная невеста» в большом торговом комплексе, чтобы та могла повосторгаться изысканным нарядом, выбранным невестой для своих подружек.

– Потрясающе, правда? – без устали спрашивала Ирис с такой искренностью, что Карин сдалась и согласилась, что наряд необычный…

Итак, каков приказ Рэйфа? Что-нибудь длинное и женственное, чтобы он мог продемонстрировать свою собственность во всей красе.

Карин улыбнулась. Платье длинное, а Ирис не сомневалась, что оно очень женственное.

Для мужчины, чье самомнение безгранично, это будет долгий вечер, полный сюрпризов.

* * *

Без пяти восемь Карин стояла перед зеркалом. Она выглядела чудовищно. Некоторые платья украшают женщину, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки. Но только не это. Оно было ужасно, чтобы не сказать хуже. С тех пор, как Рэйф привез ее на ранчо, она немного загорела, но блестящая ярко-зеленая ткань превратила ее загар в болезненную желтизну.

Кроме того, этот цвет был просто-таки противопоказан ее волосам. Она намеренно не стала их сушить феном и укладывать, и они свисали вдоль лица тонкими жидкими прядями, что само по себе было некрасиво, а на фоне платья казалось, что она окунула голову в ведро с темно-коричневой краской.

Карин закусила губу и медленно повернулась.

После рождения Эми она поправилась. Она старалась не думать об этом, но несколько раз, одеваясь, не могла не задаться вопросом, как бы воспринял это Рэйф, помнит ли он, какой она была той ночью… Ее бедра стали заметно шире, грудь более полной. Вряд ли, конечно, он когда-нибудь это увидит, но такие мысли приходили ей в голову.

Но в этом платье она выглядела не просто немного полнее, она была похожа на сардельку. И ты хочешь, чтобы Рэйф увидел тебя такой! Ее муж был бесспорно красивым мужчиной. Он мог иметь любую женщину, но выбрал ее…

Карин стиснула зубы.

Неправда! Он не выбирал ее! Просто ситуация вынудила его сделать это. Если бы она не забеременела, если бы не его своеобразное латиноамериканское чувство долга и чести, она бы больше никогда его не увидела.

И понимание этого причиняло Карин боль. Долгими душными ночами, лежа в своей постели, она представляла, что бы было, если бы Рэйф пришел к ней. Пришел, потому что хотел ее, любил ее…

Стон отчаяния сорвался с губ Карин, и она прижала руку ко рту. О чем, черт побери, она только думает? Рэйф не хочет и не любит ее. Он считает ее своей собственностью, но после сегодняшнего вечера он еще хорошо подумает, нужно ли ему и это. Карин направилась в ванную. Елена, или может Жуан, аккуратно расставили ее косметику с одной стороны огромного мраморного туалетного столика. Она открыла все имеющиеся тюбики и баночки, и нанесла на лицо содержимое каждого из них. Намазав побольше туши на ресницы, чтобы те слиплись в несколько острых пик, Карин взяла самую яркую красную помаду.

Отступив на шаг, она оценила дело рук своих. – Прекрасно, – прошептала она, и прежде, чем храбрость покинула ее, решительно выключила свет, открыла дверь и вышла в холл. До нее сразу долетел звук голосов, смех и мягкая музыка. Гости Рэйфа уже приехали. Сердце Карин сжалось от дурного предчувствия. Столь ли удачен ее план опозорить и унизить Рэйфа?

Было еще не поздно смыть косметику, причесать волосы и переодеться во что-нибудь действительно красивое и женственное, что вызовет на его лице улыбку удовольствия, а в глазах желание, как это было в ту далекую ночь…

Карин сглотнула и сделала несколько вдохов-выдохов. Та ночь в далеком прошлом. Она забеременела от Рэйфа, родила его дочь, и только по этой причине он сейчас с ней, шантажом вынудив ее выйти за него замуж, но она не позволит превратить себя в рабыню.

Глаза Карин сузились. Она поправила оборки на вороте платья, одернула юбку и стала спускаться по лестнице.

Ей не нужен Рэйф, она не любит его, она не хочет оставаться замужем за ним. Если повезет, сегодня вечером он тоже не захочет, чтобы она оставалась его женой.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Где же Карин?

Рэйф сделал глоток вина и посмотрел на часы. Уже была почти половина девятого, и гости давно прибыли – его ближайшие соседи и Клаудия со своим очередным любовником, которые, как оказалось, как раз приехали на уикенд к Изабелле и Луису да Соуза.

Не было только его жены.

– Где она, дорогой? – сразу же спросила Клаудия, войдя в дом.

– Наводит красоту для молодого мужа, – подал голос ее сопровождающий.

– Я уверена, что она красива и без ухищрений. Такой мужчина, как Рэйф, не согласился бы на меньшее, – пошутила Изабелла, и все рассмеялись.

Все говорили по-английски из уважения к Карин, но где же она сама, черт возьми? Рэйф понимал, что глупо так нервничать, и все-таки нервничал. Да, он принял решение относительно этой вечеринки в порыве гнева, но его друзья впервые должны были встретиться с его женой.

Его жена. Он испытывал странное чувство, думая так о Карин.

Рэйф снова поднес бокал ко рту. Клаудия пошутила, и все засмеялись. Он тоже улыбнулся, хотя не слышал ни слова. Он ни о чем не мог думать, кроме как о Карин, как она возьмет его под руку и он представит друзьям свою жену.

Это моя жена, скажет он, и Клаудия со своим любовником, и Изабелла с Луисом увидят, что женщина, на которой он женился во сто раз прекраснее, чем они думали.

Красивая, страстная и очень сердитая на него. Но сегодня вечером все изменится. Как только гости уйдут, он станет целовать Карин и будет целовать до тех пор, пока злость не сменится страстью, а потом он сделает ее своей женой по-настоящему…

– … не могу привыкнуть, что ты женат, дорогой, – проворковала рядом Клаудия, беря его под руку. – Мой Рэйф и маленькая послушная женушка…

Послушная? Рэйф чуть не расхохотался. Колючая, непокорная, взрывная Карин… Черт, что же ее так задерживает? Клаудия театрально вздохнула.

– Что ж, я подожду, пока она тебе надоест, и ты вернешься в мои объятия.

Это была старая шутка, которую он слышал с тех пор, как они расстались. Он всегда воспринимал ее слова только как шутку и улыбался, но сегодня они показались ему неуместными и раздосадовали. И почему она продолжает называть его «дорогой»? Раньше он особо не обращал на это внимание, а сегодня готов был одернуть.

– Вряд ли я устану от такой женщины, – с улыбкой парировал он. – Кроме того, мы с Карин женаты. Не забывай об этом, Клаудия.

Клаудия улыбнулась и стряхнула невидимую пылинку с лацкана его смокинга.

– Ты женат, и у тебя есть ребенок. Какой же ты быстрый, дорогой Рафаэль.

Рэйф нахмурился и поспешно опустил глаза в свой бокал. Похоже, это была не самая удачная идея – пригласить бывшую невесту, но он организовывал вечеринку в такой спешке, что было не до раздумий. Он был поглощен единственным желанием – дать понять Карин, что больше не позволит ей делать вид, что их брак – пустой звук. Она должна войти в его жизнь и начать играть свою роль – роль его жены. И в его постели тоже.

Стоило ему представить обнаженную Карин в его объятиях, изнемогающую от страсти под тяжестью его тела, как Рэйфа охватило просто-таки неприличное желание. Он поспешно отвернулся от Клаудии, продолжавшей ему что-то говорить.

– …слушаешь меня, дорогой? Рэйф, ты оскорбляешь меня в лучших чувствах.

Он поморгал, непонимающе глядя на Клаудию, которая кокетливо взирала на него снизу вверх. Она просто неприлично флиртовала с ним. Она всегда вела себя так, такова была ее натура, и ее вовсе не заботило, что рядом стоит ее новый любовник, и что сейчас спустится жена Рэйфа…

Господи, какой же он идиот! Он рассказал Клаудии о своей жене, но не рассказал Карин о своей бывшей невесте. А должен был. Какой молодой жене приятно лицом к лицу, в собственном доме, без предупреждения столкнуться с женщиной, на которой ее муж собирался жениться когда-то?

Рэйф поднес бокал ко рту и залпом выпил содержимое.

Как только Карин займет положенное ей место в его постели, все станет на свои места. После сегодняшней ночи она не сможет думать ни об одном мужчине, кроме него. Он будет обладать ею снова и снова, пока она не взмолится о пощаде, пока не изгонит призрак мужчины, которого она любила и, может быть, все еще любит, из ее тела, сердца, души…

– Рэйф? – снова окликнула его Клаудия. – О, мой Бог… – С ее губ сорвался смешок.

– Прекрати! – шепотом одернула ее Изабелла. Рэйф почувствовал, как волосы на его затылке встают дыбом.

– В чем дело? – спросил он и обернулся.

В дверях гостиной он увидел свою жену, разряженную как пугало, как оживший кошмар.

Сначала он решил, что она больна, такой желтой и нездоровой казалась ее кожа. Потом он понял, что дело в платье. Оно было такого пронзительного зеленого цвета, что резало глаза. Казалось, ткань излучает радиацию.

Платье отвратительно сидело на Карин. Оно было обтягивающим, но подчеркивало не достоинства ее фигуры, а перетягивало ее тело уродливыми жировыми валиками. А что за золотистый кошмар украшал ворот и подол платья? Оборки? Рэйф в ужасе смотрел на женщину, бывшую его женой. Он никогда не мог представить ее в рюшах. Она всегда была такая изящная, такая элегантная… во всяком случае, до этого вечера.

А ее волосы? Что она сделала, чтобы превратить струящийся шелк в гнилую солому? Придать грязно-коричневый цвет тому, что еще утром было цвета горького шоколада?

Рэйф потряс головой. Наверняка эта какая-то мерзкая американская шутка.

– Рэйф, – тоненьким голоском мяукнула Карин и глупо улыбнулась. Ее рот был неаккуратно намазан яркой помадой, абсолютно ей не шедшей. Передние зубы были испачканы красным. – Рэйф, пожалуйста, извини меня. Я опоздала.

Говорила она с придыханием, голосом Мэрилин Монро. И почему она извиняется? Та Карин, которую он знает, никогда не стала бы этого делать.

Боже, что с ней случилось? Похоже, он напрасно отправил доктора так скоро – его жене нужна помощь. Он слышал о послеродовой депрессии, и это наверняка одно из ее проявлений. Неужели он настолько давил на нее, настолько запугал, что она сорвалась?

Клаудия снова захихикала, и Рэйф бросил на нее яростный взгляд. Изабелла что-то прошептала своему мужу. Хорошо, что она здесь. У нее дети, и она наверняка понимает, что происходит…

– Рэйф, – снова голосом Мэрилин промяукала Карин, но что-то в ее голосе заставило его заледенеть. Он оторвал взгляд от жуткого платья, уродливых туфель, яркого рта и посмотрел ей в глаза…

Ослепляющая ярость затопила все его существо, на миг он потерял контроль над собой. В глазах его жены не было и следа раскаяния или депрессии. В них полыхал холодный злой триумф. Она сделала это намеренно!

Рэйфу захотелось убить ее. Нет, это было бы слишком легко. Ему хотелось вышвырнуть гостей за порог, схватить Карин и трясти ее, пока не застучат ее измазанные помадой зубы, пока она действительно не взмолится о прощении и пощаде. Тогда он сорвет с нее это отвратительное одеяние с оборками, сорвет свою одежду и овладеет ею прямо здесь, на полу гостиной. Он будет брать ее снова и снова, пока она не поймет, что он – ее хозяин и не потерпит такого поведения.

Рэйф глубоко вздохнул и оглядел комнату. Изабелла смотрела в стену, Луис цедил остатки своего виски, любовник Клаудии – как там его имя? – озирался вокруг непонимающим взглядом, а сама Клаудия стояла рядом с Рэйфом и с нетерпением ожидала продолжения шоу.

Что ж, придется ее разочаровать.

Рэйф изобразил на лице улыбку, подошел к Карин и взял ее за руку.

– Я уже начал волноваться, что ты так задержалась, но теперь вижу, что ты решила сделать себя еще красивее, чем ты есть на самом деле, – проворковал он и прижался губами к ее пальцам. – Он увидел, как расширились зрачки Карин; она попыталась выдернуть руку, но он усилил хватку. – Я рассказывал нашим гостям о тебе.

Теперь ее глаза сузились. Она ожидала чего угодно, но только не такой реакции. Ничего, их поединок еще только начинается.

Рэйф положил ее руку на сгиб своего локтя и увел подальше от Клаудии.

– Изабелла, это моя жена Карин. Изабелла откашлялась.

– Приятно познакомиться, дорогая.

– А это муж Изабеллы, Луис.

Луис да Соуза взял руку Карин и поцеловал.

– Очень рад.

Карин вспыхнула. Изабелла выглядела так, как будто только что покинула салон французской моды, а ее муж выглядел точной копией Пола Ньюмена.

– Друзья Рэйфа – мои друзья, – ответила она писклявым шепотом, еще десять минут назад считая это удачной находкой.

Неужели она просчиталась? Да, ее внешний облик произвел желаемый эффект – ошеломленные лица друзей Рэйфа тому подтверждение, да и покрасневшее от стыда и гнева лицо самого Рэйфа…

Но Карин не ожидала того, что он так быстро возьмет себя в руки, как и того, что в столь утонченной компании она будет выглядеть посмешищем. А кто эта женщина, которую Рэйф держал за руку, когда она вошла? Кто эта потрясающая блондинка с великолепными ногами?

Теперь Рэйф обнял ее за талию, положив руку ей на бедро. Его гости должны были расценить этот жест, как нежный и любящий. На самом деле его пальцы просто впились в ее плоть.

– А теперь, дорогая жена, я хочу познакомить тебя с особой гостьей. Это мой старый и очень дорогой друг. – Он подвел Карин к блондинке. – Это, – промурлыкал он, – Клаудия Суарес.

Клаудия была высокой и одета отнюдь не во что-то длинное и женственное. Ее платье едва прикрывало бедра, а улыбка позволяла рекламировать зубную пасту. Она была из той категории женщин, которых другие женщины ненавидели с первого взгляда, как сказала бы Аманда. И была бы права.

Карин с трудом сглотнула ком в горле.

– Здравствуйте, – с трудом выдавила она из себя.

– Очень приятно познакомиться, – произнесла Клаудия голоском нежным, как пух, и сладким, как сахарная вата. – Дорогой, ты просто несносный мальчишка, сведя за одним столом женщину, на которой женился, и женщину, на которой собирался жениться. Похоже, обед обещает быть веселым.

* * *

Карин было не до веселья.

Ее такой замечательный план с треском провалился. Она поняла эту в ту же секунду, как появилась на пороге гостиной, но заявление Клаудии добило ее окончательно. Все рассмеялись ее шутке, а Рэйф даже потрудился объяснить, что когда-то они с Клаудией были помолвлены.

– Но тогда у нас ничего не получилось, – добавила Клаудия, пылко глядя на Рэйфа.

– Да, не получилось, – подтвердил Рэйф. – Но мы поддерживаем дружеские отношения.

– Именно так, – многозначительно прошептала Клаудия.

– Как интересно, – заметила Карин с улыбкой, прилагая все усилия, чтобы эта улыбка не сползла с ее лица. Что значит когда-то? Шесть месяцев назад? Шесть лет? Или шесть недель? Что значит «не получилось» и что такое «дружеские отношения»?

Карин впервые задумалась о том, как жил ее муж до того, как был вынужден жениться на ней. Может быть, именно из-за этого они с Клаудией и не поженились?

Ведь очевидно же, что они с Клаудией очень близки. Их взгляды, улыбки, рука Клаудии на рукаве его смокинга, на плече…

Вокруг нее разговаривали, шутили, смеялись. Похоже, никто не ожидал, что она примет участие во всеобщем веселье, и Карин молчала. К счастью, обед скоро завершился, и она очень надеялась, что с ним завершился и этот ужасный вечер. Но она ошиблась.

– Вечер только начинается, – с улыбкой заметил Рэйф, как клещами сжав ее руку. – Выпьем кофе и бренди в патио.

– Рэйф, я думаю мне лучше подняться наверх. Пожалуйста, скажи своим гостям…

– Нашим гостям. – Он наклонился к ее уху, и можно было подумать, что он нашептывает ей нежности. – Ты останешься до тех пор, пока я не отпущу тебя, или, клянусь, ты горько пожалеешь.

И Карин поверила ему.

Она позволила проводить себя в патио и усадить на стул, как будто он был заботливейшим из мужей. Елена принесла кофе. Карин разлила его по прозрачным чашкам, тончайшим, как яичная скорлупа, а Рэйф разлил бренди по пузатым стеклянным бокалам. Интересно, думала Карин, понимает ли кто-нибудь, что она медленно умирает внутри? Что вечер, спланированный, как акт мести, бумерангом ударил по ней самой, превратившись в вечер ее собственного унижения? Особенно, когда она наблюдает за молчаливой игрой между Рэйфом и женщиной, которую он хотел видеть своей женой?

Кто-то пошутил. Кто-то засмеялся. Изабелла, которая оказалась доброй и милой женщиной, заговорила с Карин. Карин же только молча улыбалась и кивала, как китайский болванчик. Она ничего не слышала. Она только видела, как темноволосая голова Рэйфа то и дело склоняется к светловолосой головке Клаудии.

Она видела, как женщина, с которой ее муж был обручен, заботливо положила ложку сахара в его чашку, слышала, как она заканчивает начатую им фразу, вслушивалась в низкий интимный смех Клаудии и с замиранием сердца следила, как Рэйф шепчет ей что-то на ухо. Любовники видели и слышали только друг друга, и Карин поняла, почему ее муж не требовал от нее близости.

У него была Клаудия. Его любовница. Карин резко поднялась. Ее платье, этот «зеленый кошмар модельера», задело кофейную чашку, и та со звоном упала на плиточный пол.

Разговор разом смолк, все посмотрели на осколки фарфора, затем на Карин. Она понимала, что должна извиниться или попытаться свести все к шутке по поводу собственной неуклюжести, но ее язык словно прирос к небу.

– Ой! – воскликнула Клаудия. – Какая жалость! Ты пролила кофе на свое замечательное платье. – Пухлые розовые губы дрогнули в улыбке. – Надеюсь, ты не окончательно испортила его, Карин. Представляю, как было бы обидно испортить столь… необыкновенный наряд.

– Клаудия, – резко одернула ее Изабелла, и даже безликий мужчина, бывший якобы ее любовником, бросил на нее укоризненный взгляд. Но Рэйф, который попал в ловушку вынужденного брака вместо того, чтобы жениться на любимой женщине, не сказал ничего.

На глазах Карин вскипели слезы. Придерживая юбку злополучного платья, она быстро покинула патио. Зайдя в дом, она бросилась бежать.

– Карин! – крикнул Рэйф.

Она услышала его шаги за спиной и побежала еще быстрее, но споткнулась о ступеньку.

– Карин! – снова крикнул он. – Подожди! Подождать? Она чуть не расхохоталась. Рэйф Альварес больше не вправе приказывать ей. Она покончила и с ним, и с этой пародией на брак. Она не хочет ни разговаривать с ним, ни видеть, ни слышать его.

Он не сможет удержать ее здесь, к каким бы угрозам он не прибег. Она заберет Эми и сегодня же уедет отсюда.

Тяжело дыша, Карин достигла спальни и распахнула дверь. Пусть нанимает адвоката, целую армию адвокатов. Именно так ей надо было заявить ему с самого начала, но она была измучена, напугана, пристыжена родными…

Она закричала, когда руки Рэйфа крепко схватили ее сзади.

– Нет! – Она яростно вырывалась, но он легко оторвал ее от пола, внес в спальню и ногой захлопнул дверь.

– Будь ты проклят! – снова закричала она. – Будь ты проклят, Рафаэль Альварес!

– Ты с ума сошла? – Он резко развернул ее к себе, ловко увертываясь от кулаков, нацеленных в его лицо. – Карин! – Одной рукой он захватил оба ее запястья, другой приподнял ее лицо за подбородок. – Прекрати!

– Ненавижу тебя! – рыдала Карин. – Слышишь? Я презираю тебя!

– Именно поэтому ты решила опозорить меня перед друзьями? – Он напомнил себе, что она совсем недавно оправилась от родов, поэтому он не сможет, как мечтал, трясти ее как тряпичную куклу, вытрясая извинения. – Ну что, насладилась моим позором?

– Я? Твоим позором? – Карин тщетно пыталась вырваться из его крепких рук. – А как насчет меня? Ты флиртовал со своей любовницей у меня перед носом, пригласив друзей полюбоваться на мое унижение…

– Не говори глупостей!

– Ладно, неважно. Я ухожу от тебя, Рэйф.

Он отпустил ее, отступил на шаг, скрестил руки на груди и уставился на нее прищуренным взглядом.

– Нет, ты не уйдешь.

– Уйду. Мало того, что ты принудил меня выйти за тебя замуж…

– Ты должна учитывать интересы ребенка, или ты по-прежнему настолько эгоистична, что думаешь только о себе?

– Не смей говорить мне подобные вещи! Это я-то эгоистична? Это я-то думаю только о себе? Уж не я ли той ночью покинула спальню, не оглядываясь? Не я ли заставила тебя жениться и следовать глупым, эгоцентричным правилам?

– Да, ты эгоистична, если не хочешь признать необходимость того, чтобы у ребенка были и отец, и мать.

– А ты, – сказала Карин, ткнув пальцем в его грудь, – настолько добр, что готов дать ребенку не только мать, но и собственную любовницу, о которой всем известно.

Рэйф поймал ее руку за запястье.

– У меня нет любовницы.

– Я тебя умоляю! Твоя любовница находится в этом доме, наслаждаясь веселой вечеринкой.

На щеках Рэйфа заалели два пятна.

– Пожалуй, я не должен был приглашать Клаудию сегодня, – сквозь стиснутые зубы процедил он.

– Ты думаешь, что таким образом сохранил бы свою связь с ней в секрете? – Карин вырвала руку. – Меня это не волнует, имей ты хоть сто любовниц. Тысячу! Ты можешь иметь столько женщин, сколько тебе заблагорассудится!

– Если это так, – с самодовольной улыбкой спросил Рэйф, – почему ты так беснуешься?

– Потому что мне не нравится, когда из меня делают дуру!

– Карин. – Рэйф откашлялся. – Я уже признал, что не должен был приглашать Клаудию. Кроме того, я должен был рассказать тебе о ней.

Карин рассмеялась.

– Зачем? Чтобы я дала тебе свое благословение перед тем, как ты в очередной раз уложишь ее в постель?

– Ты – моя жена, – строго сказал Рэйф. – И отныне ты – единственная женщина, которая будет делить со мной постель.

– Час от часу не легче! – Карин сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони. – По твоему извращенному кодексу чести, я призвана заменить твою любовницу в твоей постели, раз уж так получилось?

– Как я заменил твоего любовника?

– Провались ты пропадом, Рэйф! – Карин чуть было снова не кинулась на него с кулаками. – Я легла с тобой в постель, потому что захотела этого, потому что с тобой я почувствовала… ты дал мне почувствовать…

Она прикусила язык, во все глаза глядя на Рэйфа и проклиная свою несдержанность. Повисла тишина, время, казалось, остановилось. Карин отступила на один шаг, другой…

– Просто отпусти меня домой, – срывающимся шепотом попросила она. – Отдай мне ребенка и…

Руки Рэйфа легли ей на плечи и сжали их.

– И что же я дал тебе почувствовать?

Карин покачала головой.

– Ничего. Я не знаю, почему так сказала. – Она действительно не знала. Она никогда не позволяла себе задумываться о причинах, толкнувших ее в объятия Рэйфа той ночью. Тем более она не хотела думать об этом сейчас, когда он стоял так близко от нее. – Рэйф, давай положим конец этому фарсу. Это не брак, а какая-то… мыльная опера. Ты женился на мне из-за Эми, но стоит ей стать постарше, и она все поймет. Она почувствует, что мы…

Рэйф притянул ее к себе. Карин уперлась в его грудь ладонями, но он все-таки прижал ее одеревенелое тело к себе.

– Ответь мне, что я дал тебе почувствовать в ту ночь, когда ты отдалась мне?

Его глаза были темны и бездонны, как тогда, той ночью. Дрожа, Карин отвернула лицо, зная, как небезопасно смотреть в эти глаза, когда нельзя ни солгать, ни сказать правду.

– Я почувствовала… Я ничего не почувствовала той ночью.

– Ах, ничего. Как же это я сразу не догадался. – Он нежно взял ее за подбородок, повернул лицо и заставил смотреть в глаза. – Именно поэтому ты дрожала тогда точно так же, как дрожишь сейчас, поэтому вырываешься из моих объятий. – Он улыбнулся и достал из кармана носовой платок. – Интересно, как бы все повернулось, если бы той ночью ты выглядела так же, как сегодня. – Очень осторожно он стер остатки отвратительной красной помады с ее губ. – Я полагаю, что еще смог бы распознать, что скрыто под уродливым платьем, но вот помада…

Карин не могла не рассмеяться.

– Кошмар! Представляю, что подумали твои друзья.

– Я скажу им, что это старая американская традиция, – серьезно сказал Рэйф. – Я скажу, что невеста должна предстать пред очи жениха в самом непривлекательном виде, чтобы убедиться, что он любит ее любую, какое бы платье она не надела… – Он подергал оборки вокруг ее шеи. – Есть ли название у этого цвета?

– Мерзко-зеленый. Но ты ушел от главной темы. Клаудия – твоя любовница?

– Нет. – Улыбка Рэйфа погасла.

– Тогда кто она тебе? Есть в твоем языке слово, определяющее, какое место она занимает в твоей жизни?

– Такое же, как и в твоей. Она просто друг.

– Чрезвычайно дружелюбный друг, насколько я заметила.

– Я должен извиниться. Я как-то раньше не обращал внимания, как часто она… хм-м… прикасается ко мне. Кроме того, как я уже говорил, я должен был рассказать тебе о ней.

– Вы были помолвлены…

– Это было давно. Пять лет назад, даже больше. Помолвку расторг я. – Ладони Рэйфа скользнули по ее предплечьям, рукам, пока пальцы не сомкнулись на запястьях. – Она избалованная богатая девочка. Не женщина, а именно девочка, которая ничуть не повзрослела за эти годы. Она по-прежнему не имеет представления о верности и преданности. – Рэйф глубоко вздохнул. – Я считаю, что когда мужчина и женщина женятся, они берут на себя определенные обязательства и должны выполнять свои клятвы. Один мужчина, одна женщина – никого больше.

– Она все еще хочет тебя.

– Она флиртует с каждым мужчиной. Для нее это так же естественно, как дышать. Впрочем… ты права. Я до сих пор консультирую ее по некоторым деловым вопросом, но думаю, ей пора подыскать себе другого консультанта.

– Ради Бога, ты не должен расставаться с ней из-за меня.

– Я давно расстался с ней. Много лет назад. – Он улыбнулся и по очереди поцеловал ее руки. – Кроме того, ты намного красивее ее.

– Если ты думаешь, что меня волнует… – Карин заколебалась. – Правда? Ты считаешь меня красивее Клаудии?

Рэйф усмехнулся.

– Разумеется, хотя остальным трудно было это увидеть сегодня вечером.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится это платье? – Карин заносчиво вскинула подбородок. – Но это твоя вина. Ты не имел права насильно переселять меня в эту комнату.

– Я имею на тебя все права. – Он смягчил свои слова нежным объятием. – Ведь ты – моя жена.

Не расслабляйся, не плавься в его руках, взывала к себе Карин…

– Мы женаты. И не стану лгать ни тебе, ни себе самому – я хочу тебя. А ты, я уверен, хочешь меня. – Он приник к ее губам.

Она посмотрела в его бездонные глаза и задала вопрос, который мучил ее все эти месяцы.

– Почему ты без единого слова покинул меня той ночью?

– Ты закрылась в ванной, – его голос стал жестким, – дав таким образом понять, что я тебе больше не нужен.

Карин глубоко вздохнула и прижала ладони к его груди.

– Я сделала это только потому… потому, что мне было стыдно за свое поведение.

– Ну да, переспала с незнакомцем, – быстро уточнил Рэйф.

– Да, и вела себя при этом… прямо-таки необузданно.

Рэйф застонал и засмеялся одновременно, потом прижал ее к себе и крепко поцеловал. Она отпрянула, но только на миг. Все встало на свои места – он был ее мужем, и не было ничего зазорного в том, что она хотела его, была готова отдать себя, пусть даже их брак и не был основан на любви. Впервые с той единственной ночи, когда они зачали Эми, Карин снова была в его объятиях.

– Я никогда не забывал той ночи, – прошептал Рэйф у самых ее губ. Его голос был низким и хриплым, а руки, ласкающие ее спину, удивительно нежными. – То, что случилось… Я никогда не испытывал ничего подобного.

– Я тоже.

Рэйф взял ее лицо в ладони и стал поглаживать большими пальцами скулы.

– Ты так красива, – шептал он. – Красива и хрупка. Пусть твой доктор и сказал, что ты здорова, но что он понимает! А я еще и гостей пригласил полон дом…

Карин улыбнулась.

– Ну, допустим, не полон…

– Мы должны были провести этот вечер только вдвоем. Я должен был уложить тебя в постель еще несколько часов назад.

– Уложить меня… Рэйф? Что ты делаешь?

– То, что должен был сделать уже давно, а не терзать тебя с помощью Клаудии. – Он повернул ее спиной к себе и расстегнул молнию на платье. – Укладываю тебя в постель.

– Нет! Я хочу сказать, что могу раздеться сама…

– Тс-с-с.

Он наклонил голову и прижался губами к ее обнажившейся шее. Мягкий стон исторгся из ее груди, и этот звук, это молчаливое признание в том, что она хочет его и больше не отвергает, немедленно возбудило его до предела.

Но нет, он не станет заниматься с ней любовью этой ночью. Она утомлена, измучена, и это его вина. Он обидел ее, сильно обидел. Он шантажом заставил ее выйти за него замуж вместо того, чтобы уговорить, убедить, очаровать. Он попросту с корнем вырвал ее из привычной жизни.

Теперь он все начнет заново. Он не станет заниматься с ней любовью сегодня, ведь впереди еще много ночей. Рэйф улыбнулся, представив сколько этих ночей ждет их впереди. Он наладит нормальную семейную жизнь с этой женщиной, в которой будет и страсть, и уважение, и любовь к их дочери.

Он уже давно не верил в любовь между мужчиной и женщиной, потому что грустные, сентиментальные рассказы его матери не могли быть любовью, существующей в реальной жизни. А прочный брак должен основываться совсем на других принципах.

Рэйф медленно снял с Карин безобразное платье – оно соскользнуло с плеч, бедер и упало к ногам. Она сняла туфли и отбросила их в сторону. Он уже с трудом справлялся с собой, чувствуя, как подрагивает ее тело под его руками. Рэйф провел ладонями по ее спине, поцеловал одно, затем второе плечо. У ее кожи был вкус меда и лунного света, цветов и страсти.

Страсти к нему.

Рэйф глубоко вздохнул и задержал дыхание.

Она была даже прекраснее, чем в его воспоминаниях. Кремовые груди мерцали в белом кружеве бюстгальтера, на ней были маленькие кружевные трусики и пояс, поддерживающий чулки.

Он расстегнул бюстгальтер, и полные груди оказались в его ладонях.

– Бог мой, – простонал он, лаская большими пальцами напрягшиеся бутоны ее сосков. – Как же ты красива, жена моя. От твоей красоты захватывает дух.

– Я… я потолстела, – прошептала Карин, засмущавшись. – Я все думала, что бы ты сказал, если бы увидел меня раздетой. Я не была уверена…

Рэйф наклонил голову и стал осыпать поцелуями ее груди. Он вдыхал ее запах и сгорал от желания, но нашел в себе силы остановиться. Выпрямившись, он сбросил туфли, пиджак и все остальное, оставшись только в черных шелковых боксерских трусах.

Карин не могла оторвать от него глаз. Той ночью она не имела возможности как следует рассмотреть его, все случилось так быстро. Теперь же она смогла увидеть, насколько великолепен мужчина, за которого она вышла замуж. Широкие мускулистые плечи, черные шелковистые волосы на груди, плоский живот, узкие бедра, длинные ноги…

У Карин подогнулись колени; жар охватил все тело.

– Рэйф, – прошептала она, бросаясь в его объятия. Он подхватил ее на руки и отнес на кровать.

Он заботливо уложил ее и накрыл одеялом. Сам же лег рядом и обнял обеими руками. Как же ему хотелось сбросить последнюю полоску кружев, отделяющую ее от него, раздвинуть ее ноги и войти глубоко-глубоко в ее жаркие недра. Не сегодня, не этой ночью.

– Карин. – Он отвел волосы с ее пылающего лица. – Ты понимаешь, что мы никогда раньше не спали вместе?

– А как же… как же та ночь?

– Я же сказал «спали». Тогда же ты поспешно покинула и мои объятия, и постель. – Он улыбнулся и легко поцеловал ее в губы. – А теперь мы будем спать. Действительно спать. Клади голову мне на плечо и закрывай глаза.

Карин прижала ладони к горящим щекам.

– Рэйф, ты очень любезен, – дрожащим голосом произнесла она. – Но я же знаю… я чувствую, чего ты хочешь на самом деле. Да, я устала, но ты – мой муж и…

Он снова поцеловал ее и крепче прижал к себе.

– Да, я твой муж, Карин. И я могу подождать. Мой муж, думала Карин, чувствуя на себе его ласковые руки, легкие поцелуи на висках и волосах. О, мой муж…

Она вздохнула, закрыла глаза и провалилась в глубокий, целительный сон.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Карин крепко проспала всю ночь. Рэйф – нет. Разве может мужчина спать, когда в его объятиях лежит теплая благоухающая женщина?

Женщина, являющаяся его женой. Ее голова покоилась на его плече, ее лицо – в нескольких сантиметрах от его лица, одна ее рука лежала на его груди. Когда забрезжил робкий розовый рассвет, он осторожно передвинулся на свою половину кровати, не выпуская Карин из объятий.

Это было прекрасное начало дня, и Рэйф улыбнулся. Она была так красива. Ночной отдых пошел ей на пользу. Она проснулась лишь однажды, разбуженная, скорее, инстинктом, потому что он не слышал, чтобы Эми плакала.

– Малышка голодна, – пробормотала Карин. Рэйф поднял ее на руки, отнес в детскую и с замирающим от нежности сердцем наблюдал, как она кормит дочь грудью.

Да, сегодня синяки под ее глазами не такие темные. И хотя она по-прежнему выглядит истощенной, он знает, как справиться с этим. С этого дня завтракать, обедать и ужинать они будут вместе. Он познакомит ее с настоящей бразильской едой, острыми и пряными блюдами его детства, которые так отличаются от изысканных деликатесов, которые он вынужден есть для поддержания имиджа.

Очень осторожно Рэйф убрал руку Карин со своей груди и вытащил свою руку из-под ее головы. Она протестующее забормотала, обняла его за шею, и снова уютно устроилась у него под боком. Время, казалось, остановило свой бег. Карин вздохнула во сне, придвинулась к нему еще ближе и задышала в шею. Сердце Рэйфа сжалось. Ему хотелось стиснуть ее в объятиях, разбудить поцелуем… Что это, если не страсть, не вожделение? В его жизни было много женщин, и он знал, что значит просыпаться, испытывая жаркую пульсацию крови и напряжение во всем теле. Но на этот раз помимо знакомых ощущений было еще что-то. Он чувствовал…

Рэйф застонал, отогнал все мысли прочь и стиснул Карин в объятиях. Он прижался губами к ее виску, щеке; когда она вздохнула, он осторожно уложил ее на спину, нежным жестом убрал с лица спутавшиеся волосы и поцеловал в губы.

В полусне-полуяви Карин прошептала имя, и это потрясло его до глубины души и наполнило триумфом. Это его имя сорвалось с ее губ, когда она еще не совсем проснулась; это его губы она искала, инстинктивно обвивая его шею руками и прижимаясь к нему всем телом; это его поцелуев она жаждала, не стыдясь и не скрывая своего желания.

Ее тело горело огнем, кожа была горячей и шелковистой. На этот раз поцелуй Рэйфа не был трепетным и легким, он был страстным, голодным, требовательным. Кончиком своего языка он настойчиво искал вход во влажные таинственные глубины ее рта, и с тихим стоном Карин раскрыла губы и поприветствовала захватчика легким прикосновением своего языка.

У нее был вкус солнца, меда и сливок. Он помнил его все эти долгие месяцы.

– Карин, – прошептал он ее имя, такое же сладкое, как и ее вкус. – Карин, милая. Я хочу тебя до боли.

Ее глаза мгновенно потемнели. Она обхватила его голову руками, прижалась к его губам своими, и это был ответ, которого он так долго ждал. Рэйф отпрянул и, не спуская глаз с ее лица, сбросил на пол одеяло, открывая взору ее тело. Он увидел, как приоткрылись ее губы и участилось дыхание, совсем как в ту ночь, много месяцев назад. Еще он увидел, как быстро-быстро запульсировала жилка у нее на шее, как расширились зрачки, сделав глаза таинственными и бездонными.

– Как ты красива, дорогая, – нежно произнес Рэйф, медленно скользя взглядом по ее телу: груди с темно-розовыми напрягшимися сосками, узкой талии, чуть выпуклому животу и прикрытому тонким кружевом треугольнику темных волос там, где соединялись ее бедра.

– Карин, – прошептал он и приник к ее губам в то время, как его рука пустилась в путешествие по ее телу – погладила грудь, округлое бедро, прогулялась вдоль изящной ноги. Ее нежные вздохи вторили его хрипловатым стонам, ее тело будто вплавлялось в его, и все мысли покинули Рэйфа, потому что невозможно было думать, когда в его объятиях находилась эта женщина.

Он осыпал поцелуями ее шею, плечи, нежные полушария грудей. Его имя со стоном вырвалось из ее горла, когда его голова опустилась ниже, и Рэйф почувствовал, что вот-вот утратит над собой контроль.

– Рэйф, – выдохнула она, когда его губы прижались к ее животу.

– Ты стала еще прекраснее, чем раньше, – прошептал он.

Жажда обладать ею, сделать ее, наконец, своей стала почти невыносимой. Он стал на колени меж ее раздвинутых бедер, стянул кружевные трусики и положил руку на темный шелковистый треугольник.

Когда все закончилось, Рэйф осознал, что своим весом буквально расплющил на кровати Карин, которая лишь недавно оправилась от родов.

Пробормотав проклятие, он хотел освободить ее от своей тяжести, но она лишь крепче прижала его к себе.

– Пожалуйста, – дрожащим голосом прошептала она, – не покидай меня.

Он вспомнил, что случилось той ночью, стоило им разомкнуть объятия, поэтому вернулся на место и поцеловал Карин.

– Я никогда больше не покину тебя, – тоже шепотом, с хрипотцой, сказал Рэйф. – Я просто боюсь, что раздавлю тебя.

Он почувствовал, как зашевелились ее губы, прижатые к его горлу. – Нет.

– Не нет, а да. Ты такая хрупкая… – он снова поцеловал ее в чуть припухшие губы.

– Хрупкая? – Карин легко рассмеялась, подняла руку к его лицу и убрала со лба прядь влажных взъерошенных волос. – Вовсе нет.

Как же чудесно было лежать вот так, в объятиях Рэйфа!

– Рэйф, – прошептала она, погружаясь в сладкую дрему, – милый мой муженек.

Когда Карин проснулась, комнату заливал золотистый солнечный свет.

Она была одна, но это одиночество не имело ничего общего с тем чувством покинутости, которое она испытала той ночью много месяцев назад. Присутствие Рэйфа ощущалось во всем: во вмятине на подушке, в запахе, исходившим от нее… Карин вздохнула, перекатилась на живот, обняла подушку и закрыла глаза.

Какая невероятная ночь! Они были так сердиты друг на друга накануне… Разве могла она представить себе, что на смену ярости может прийти нежность, а затем и страсть?

Ее муж – удивительный мужчина. И не просто удивительный. Еще он…

Карин зарылась лицом в подушку Рэйфа. Глупо краснеть с ног до головы только при мысли о том, какой Рэйф восхитительный любовник. Насколько же мал и убог оказался ее сексуальный опыт. Карин томно улыбнулась, чувствуя себя до неприличия счастливой.

И еще она чувствовала себя… любимой. Улыбка сошла с ее лица. Она быстро перевернулась на спину, натянула одеяло до самого подбородка и слепо уставилась в потолок.

Да, они занимались любовью, но это не значит, что она любима. Она и не ожидала, что Рэйф полюбит ее. Зачем? Они прекрасно смогут жить в браке и без любви.

Карин вскочила с кровати, схватила халат, лежащий в изножье, надела его и направилась в ванную. Что ж, пусть будет так! Страсть и желание привели Рэйфа в ее жизнь. Страсть и желание бросили их в объятия друг друга вчера ночью. Если им повезет, страсть и желание, а также привязанность к их маленькой дочери надолго удержат их вместе, потому что Рэйф прав – Эми заслуживает настоящего дома и настоящей семьи.

Каждодневная утренняя процедура приведения себя в порядок немного уравновесила душевное состояние Карин, но когда она взяла щетку с черного мраморного туалетного столика и принялась расчесывать волосы, она невольно снова вернулась к своим мыслям.

Когда-то она была уверена, что то чувство, которое она испытывает к Фрэнку, и есть любовь.

Я люблю тебя, Карин, часто повторял он. Сама она, никогда не произнося слов любви вслух, часто повторяла их мысленно. И что из этого получилось? Фрэнк оказался в объятиях другой женщины, оставив ее с разбитым сердцем…

Рука Карин замерла в воздухе. Положив щетку, она открыла дверь ванной и вернулась в спальню.

Неожиданно к ней пришло осознание, что ее сердце вовсе не было разбито. Она была унижена, зла, но не более того. Потому что она никогда не любила Фрэнка по-настоящему. Если бы любила, то мечтала бы проводить ночи в его объятиях, испытывала бы жгучую радость только при виде его, мечтала бы о нем, тосковала, злилась…

Она никогда не мечтала о его поцелуях, как мечтала о поцелуях Рэйфа, не тосковала по нему, как тосковала по Рэйфу. Она никогда не впитывала его запах, уткнувшись носом в воротник его халата, как вдыхала сейчас запах Рэйфа, страстно мечтая снова очутиться в его объятиях.

Но она не любит его. Не хочет любить. Любовь опасна. Она делает человека уязвимым, причиняет боль.

– Доброе утро, дорогая.

Она резко обернулась и увидела Рэйфа, стоящего в дверях с серебряным подносом в руках.

– Я напугал тебя? – улыбаясь, он ногой закрыл дверь и подошел к ней. – Я подумал, вдруг ты по утрам такая же, как и я. Меня, например, лучше не трогать, пока я не выпью первую чашку кофе. – Он поставил поднос на маленький столик у окна и сел в кресло. Карин села напротив него. Он разлил кофе в две чашки, гибким движением встал на ноги, подошел к ней и подал ей чашку. – Не волнуйся, я не сам его делал, – пошутил он, усаживаясь на подлокотник ее кресла, – его сварила Елена.

– А-а… – последовал неопределенный ответ.

Карин поспешно поднесла чашку к губам, чтобы скрыть растерянность. Она никак не могла решить, как ей теперь вести себя с мужем. Чашка в ее руке дрогнула. Она поставила ее на блюдце и вместе с блюдцем на стол, затем, подняла глаза на Рэйфа и лучезарно улыбнулась.

– Хороший кофе.

– Хороший, – согласился Рэйф. Несмотря на улыбку, взгляд его стал испытующим.

– Я, пожалуй, должна проверить, как там Эми.

– Я уже сделал это. Няня дала ей бутылочку, и она вот-вот уснет.

– А-а…

– Я сказал, что мы наведаемся ближе к обеду.

– А что мы будем делать до этого…

Их взгляды встретились. Карин понимала, что утро неизбежно принесет смущение и неуверенность, ведь она никогда еще не просыпалась в одной постели с мужчиной, не пила с ним утренний кофе, одетая в халат.

Реальность оказалась еще более пугающей. Карин боялась, но не столько его, сколько себя. Ведь он не знает и никогда не узнает, что она, кажется, полюбила его. Знание таких вещей дает мужчине власть над женщиной, а женщину делает очень уязвимой.

– Карин? – он взял ее руку и переплел ее пальцы со своими. – В чем дело?

Карин нервно облизнула пересохшие губы.

– Ни в чем. Я просто… Я просто не знаю, как себя вести.

– Как подсказывает тебе сердце. – Он поднес ее руку к губам, перевернул и поцеловал в ладонь. – Ты так красива. Я даже хотел разбудить тебя утром, чтобы сказать об этом.

Карин неуверенно улыбнулась, осторожно высвободила свою руку и положила ее на колено.

– Спасибо.

– Я вижу, что что-то не так. – Лицо Рэйфа стало серьезным. – Ты плохо себя чувствуешь? – встревожено спросил он, глаза его потемнели.

– Нет! Нет, что ты! Со мной все в порядке. Я не очень опытна в том, как следует себя вести наутро… ну, после…

– Что значит, не очень опытна?

– Это значит, что я никогда раньше не просыпалась ни в чьей постели.

Несколько долгих мгновений Рэйф молчал, затем кивнул с непроницаемым выражением лица и спросил:

– Правда?

– Правда. – Карин отвела взгляд, внезапно поняв: он должен знать, что она хочет, чтобы он знал правду. – Фрэнк был единственным мужчиной, с которым я была близка.

Выражение лица Рэйфа оставалось непроницаемым.

– Понятно.

Карин вскочила на ноги.

– Тебе скучно со мной, Рэйф? Я тебе уже надоела?

– Карин. – Он схватил ее за руку и тоже поднялся. Его глаза перестали быть непроницаемыми, в них вспыхивали отблески какого-то света. – Зачем ты мне говоришь все это?

– Сейчас я уже и сама не знаю. – Характерным жестом она вскинула подбородок. – Мне в голову вдруг пришла глупая мысль, что тебе это могло быть интересно, даже важно. Ведь ты мой муж. И должен знать, что я не распущенная, не доступная… Потому что, когда дело доходило до секса…

– Пожалуйста, не останавливайся, – сказал Рэйф с улыбкой, значение которой Карин не могла понять. – Не сейчас, когда ты дошла до самого интересного.

Яркий румянец окрасил щеки Карин.

– Ничего интересного. Я просто пытаюсь сказать тебе, что никогда не проводила с Фрэнком целую ночь, чтобы вместе проснуться наутро. И секс с ним никогда не был таким…

Карин не договорила и опустила голову. Рэйф привлек ее к себе и пальцем приподнял подбородок так, чтобы видеть ее глаза.

– Прошлой ночью мы занимались с тобой не сексом, а любовью. Вот в чем разница. – Рэйф перевел дыхание. – Господи, минуту назад я боялся, что ты скажешь, что Фрэнк – тот мужчина, которого ты никогда не забудешь.

– Что?! О, нет! Ты не мог так думать. Я хотела сказать, что этой ночью ты был… ты был… – Она не договорила и улыбнулась Рэйфу. – Садись и позволь мне налить тебе кофе.

Рэйф задумчиво кивнул, потом сел. Карин наполнила чашку и подала ему. Он уже больше не мог сделать ни глотка кофе, но послушно отпил, решив, что это единственный способ задержаться здесь и выяснить, черт побери, что происходит. Карин только что зачем-то сообщила ему, что кроме него в ее жизни был только один мужчина – Фрэнк, и что с Фрэнком ей никогда не было так хорошо в постели, как с ним, Рэйфом.

Зачем она сказала ему это? Почему именно сейчас? Не то, чтобы ему было неприятно это слышать, наоборот. Она ясно дала понять, что призрака другого мужчины, изводившего его долгие месяцы, больше не существует. Но если это так, почему она выглядит такой несчастной?

Чашка звякнула о блюдце. Осторожно поставив чашку с блюдцем на стол, Рэйф поднялся на ноги.

– Что ж, – отрывисто бросил он, – пожалуй, я приму душ.

– Рэйф, – тихо позвала Карин, и в этом призыве он услышал все, что хотел знать.

– Дорогая, – простонал он и раскрыл объятия. Карин упала в них, Рэйф прижал ее к сердцу и в этот момент понял, что его жизнь изменилась, навсегда.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Скрестив ноги, Карин сидела на одеяле, расстеленном на траве. Рядом с ней лежала Эми, болтая ручками и ножками и глядя в голубое небо.

– Видишь? – раздался неожиданно голос Рэйфа. – Она наблюдает за облаками. Интересно, о чем она при этом так сосредоточенно думает?

Карин подняла голову, и ее сердце как всегда забилось сильнее при виде мужа. В поношенных джинсах, пропотевшей рубахе и рабочих ботинках он выглядел мужественным, немного грубоватым и… неотразимым.

– Привет, – поздоровалась она и улыбнулась. Рэйф улыбнулся в ответ.

– Привет, дорогая. – Он наклонился и коснулся ее губ своими. Карин протянула руки, схватила его за рубашку и притянула к себе для более долгого поцелуя. – Мне нужен душ, – прошептал он у самых ее губ. – Я весь пропотел.

– М-м-м… – пробормотала Карин, не отпуская его. – Мне кажется это очень сексуальным. – Она провокационно провела языком по губам. – Я соскучилась.

Рэйф усмехнулся и опустился на одеяло рядом с ней. Взяв руку жены, он поцеловал ладонь, затем каждый пальчик.

– Еще бы ты не соскучилось, ведь мы не виделись целых два часа.

– Какая самонадеянность!

Рэйф хмыкнул, взял ее за подбородок и снова поцеловал нежным томительным поцелуем.

– Я просто предположил, поскольку сам очень соскучился по тебе.

– Неужели?

– Ты же знаешь, что да, дорогая. – Рэйф снова поцеловал ее и повернулся к дочери. – Как наша маленькая принцесса? – Он взял Эми на руки. На лице малышки появилась широкая, вполне осмысленная улыбка. – Видишь? Она уже узнает своего папу. Посмотри, как улыбается.

Она не стала разочаровывать его словами, что широкая улыбка вызвана не его появлением, а незадолго до этого выпитым молоком. С другой стороны, может быть, он не так уж не прав? Рэйф умеет очаровать любую женщину.

Иногда Карин с содроганием думала о том, как близка была к тому, чтобы разлучить их – свою дочь и мужа, изгнать его из своей жизни и жизни Эми. Невероятно, как изменилась ее жизнь всего за пару месяцев!

Ее дни были долгими и наполненными счастьем. По утрам Рэйф работал в своем офисе, она занималась малышкой или проводила время на кухне, осваивая под руководством Елены премудрости бразильской кухни.

После обеда Рэйф приглашал ее на верховую прогулку и показывал свои любимые места: маленькую, окруженную лесом поляну, узкую долину, где он однажды, как ему показалось, видел ягуара, озеро с изумрудно-зеленой водой, в котором они купались обнаженные, а потом предавалась любви на заросшем травой берегу.

Иногда, с извинением, он говорил ей, что будет занят целый день.

– Но ведь ты и так каждое утро работаешь в своем офисе, – в первый раз возразила Карин.

Да, согласился он тогда, но у него много и другой работы. Нужно отремонтировать насосы, проверить лошадей, поменять крышу на нескольких хозяйственных постройках.

Карин была уверена, что он хочет отдать распоряжения и проследить за их выполнением, но, зайдя на конюшню, увидела Рэйфа в самом маленьком загоне, чистящим лошадь. На следующий день она застала его за ремонтом насоса. В ответ на ее недоуменный вопрос, он пожал плечами и сказал:

– Физический труд полезен для мужчины. Он прочищает его мозги, поднимает настроение и облагораживает душу.

Кроме того, позволяет сохранить великолепную физическую форму, мысленно добавила Карин, наблюдая за раздевающимся перед сном Рэйфом. Его атлетическая фигура дала бы фору многим профессиональным спортсменам и кинозвездам. Много позже, когда уставшая и пресыщенная любовью, Карин привычным жестом клала голову ему на плечо, а руку – на грудь, она не могла представить, что можно засыпать как-то иначе.

Наблюдая за тем, как он обращается с Эми, ловя на себе его взгляд и видя быструю улыбку, она думала: «Я счастлива!»

И это было так. Она никогда в жизни не была так полно, так глубоко счастлива. И влюблена.

Она больше не могла притворяться перед самой собой, что это не так. Она любила Рэйфа, любила с той самой ночи, когда он спас ее от самой себя. Впрочем, неважно, когда это произошло. Жизнь, грозившая стать тюрьмой, невыносимым существованием рядом с жестоким высокомерным незнакомцем, стала счастьем, раем на земле.

* * *

Час спустя они снова лежали в постели. Рэйф обнял ее и притянул поближе.

– С каждым днем ты становишься все красивее. Карин лениво улыбнулась.

– Это наша дочка с каждым днем становится все прекраснее.

Рэйф прижался губами к ее макушке.

– Это точно. Наша малышка вырастет такой же красавицей, как и ее мама. – Он театрально вздохнул. – Это сулит мне большие проблемы.

– Проблемы?

– Конечно. – Он поднял голову и поцеловал Карин в губы быстрым поцелуем. Она почувствовала, что он улыбается. – Я буду из тех сумасшедших отцов, которые мучают кавалеров дочери своими подозрениями. Каковы его намерения? Какую машину он водит? Не штрафовали ли его за превышение скорости? Пьет ли он? Куда он везет мою ненаглядную дочь? Во сколько он возвратит ее домой?..

Карин от души рассмеялась.

– Я слыхала о таких безумных папашах.

– Твой отец вел себя именно так, когда ты начала ходить на свидания?

– Он уже не жил с нами, – со вздохом сказала Карин, кладя голову Рэйфу на грудь. – К тому времени мои родители развелись.

– Я не знал этого.

– Откуда ты мог знать? Ведь мы никогда не рассказывали друг другу о своем детстве.

– Да, – согласился он после паузы, – не рассказывали. Знаешь, Карин, я удивлен. Твои родители развелись, ты росла без отца… Это должно было сделать тебя более…

– Более какой, Рэйф? – Карин подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Более сговорчивой, когда я уговаривал тебя выйти за меня замуж.

– Когда ты приказал выйти за тебя замуж.

Она произнесла это легко, потому что в последнее время так же легко вспоминала об этом. Теперь для нее не имело значения, как она вышла замуж за Рэйфа, но он напрягся.

– У меня не было выбора.

Ощущение счастья стало медленно покидать Карин, уступая место тревоге.

– Я знаю, что ты думал в то время…

– Я продолжаю думать так же. – Рэйф вытащил руку из-под ее плеч и головы. Он резко сел, спустив ноги с кровати. – Как женщина, выросшая без отца, могла желать такой же судьбы своей дочери?

Карин тоже села. Одеяло соскользнуло с ее груди, и она почувствовала неловкость. Каким, оказывается, уязвимым бывает обнаженный человек, подумала Карин, натягивая одеяло до самого подбородка.

– Для моих родителей было бы ошибкой продолжать жить вместе.

– Очень современный и удобный подход у вас, американцев…

– Что ты хочешь этим сказать?

– А разве требуются разъяснения? – Рэйф поднялся и, достав из ящика белые шелковые боксерские трусы, надел их. – Если двое зачали ребенка, эти же двое должны вырастить его.

– Не обязательно. Если родители не любят друг друга…

– Для брака не требуется любовь, – перебил ее Рэйф холодным тоном. – Двое взрослых людей всегда могут договориться.

Значит, он продолжает считать, что для брака не нужна любовь. Эта мысль набатом гудела в голове Карин. Глубоко внутри нее зародилась нервная дрожь.

– Как мы, ты хочешь сказать.

Ее голос был ровным, но Рэйф чувствовал ее взгляд на своем затылке. Она злилась, но почему? Это ему следует злиться. Она росла без отца, как и он, и должна понимать всю аморальность своей попытки вычеркнуть его из жизни дочери. Она же, наоборот, превращает в злодея его, который как раз и заставил поступить ее правильно.

Впрочем, все это осталось в прошлом. Они женаты, и – как это ни странно – счастливы вместе. Им нравятся одни и те же вещи, нравится общество друг друга в постели и вне ее. Что еще нужно, если только забыть о сентиментальных сказках его матери, что нужна любовь?

Любовь – химера, и судьба его матери тому подтверждением. Разве плох брак без любви? Их с Карин брак, например? Разве Карин не понимает этого?

Сделав вздох, Рэйф обернулся и посмотрел на Карин. Она была очень бледна, но глаза ее горели опасным огнем. Он вдруг понял, что она не злится, а испытывает боль. Но разве он мог причинить ей боль, сказав то, что она и без него знает?

– Да, как мы. Чем плох наш брак?

Карин не ответила. Рэйф, откашлявшись, заговорил снова:

– Не помню, говорил ли я тебе, что тоже вырос без отца?

– Да. – Голос был ровным, лишенным каких-либо эмоций.

Немного растерявшись, Рэйф замолчал и решил надеть джинсы и футболку.

– Думаю, нам следует обсудить это.

– Что?

– Наше детство.

Карин скрестила руки на груди.

Господи, что он делает? Рэйф чувствовал, что ступил на зыбкую почву, но уже не мог остановиться.

– Надеюсь, это поможет тебе понять, почему для меня так важно, чтобы у Амалии… у Эми был отец. – Рэйф раздвинул стеклянные двери и вышел на террасу. Карин, поколебавшись, последовала за ним. – Я просто думаю о ней как об Амалии.

– Ты уже говорил, но я не давала своей дочери бразильского имени.

– Оно не бразильское. – Он посмотрел на нее, затем на простирающиеся перед ним просторы. – Оно итальянское.

– Как бы то ни было, мою дочь зовут Эми.

– Нашу дочь. И это был удачный выбор, поскольку Амалией звали мою мать.

Этого Карин не ожидала услышать. Она опустилась на один из плетеных стульев и посмотрела на мужа.

– А вот об этом ты никогда не говорил.

– А ты никогда не говорила о своем отце. – Рэйф прислонился к стене и посмотрел на нее. – Моя мать была танцовщицей.

– В Италии?

Он отрицательно покачал головой.

– Ее родители переехали в Бразилию еще до ее рождения, так что она была бразильянкой. Она мечтала о большой сцене… Не получилось. Она работала в клубах Рио-де-Жанейро. – Рэйф нахмурился и засунул в карманы сжатые в кулаки руки. – Там она и встретила моего отца.

– Каким он был?

– Эгоистичным, высокомерным ублюдком. – Губы Рэйфа искривила горькая усмешка. – Узнав о беременности, он бросил мать.

– Ох… – вздохнула Карин сочувственно.

– Именно что «ох». – Рэйф вытащил из карманов руки, скрестил их на груди и снова прислонился к стене. – Она пыталась с ним связаться… Она любила его, понимаешь? Но ему не была нужна ни она, ни ее ребенок.

– Мать одна растила тебя?

– Да. И все эти годы рассказывала мне о том, как любит мужчину, бывшего моим отцом, пока я не возненавидел его всем сердцем за то, что он отвернулся от нас. – Рэйф кивком указал куда-то вдаль. – Все это принадлежало ему.

– Он передумал? Он оставил это тебе в наследство?

Рэйф горько рассмеялся.

– Он ничего мне не оставил. Он разорился и умер в нищете, а ранчо превратилось в руины. – Он выпрямился, взгляд его пылал. – Я купил эту землю и собственными руками построил все, что ты видишь. Его поражение стало моим успехом…

– Рэйф… – Карин поднялась со стула, подошла к нему и положила ладонь на его руку, почувствовав, как напряжены все его мускулы. – Мне так жаль…

– Напрасно. – Он отпрянул от нее. – Я презираю хныкающих мужчин и ненавижу жалость. Я рассказал тебе это, потому что, глядя иногда на Амалию… Эми, думаю, какой бы стала ее жизнь и твоя жизнь…

– Не надо сравнивать! У меня была карьера, семья. У нас с Эми все было бы нормально.

– Разве что у нее не было бы отца, а у тебя – мужа.

Она хотела ответить резкостью, сбить с него спесь, но вовремя вспомнила, сколько боли довелось ему испытать в жизни.

– В этом ты прав. Мне повезло больше, чем твоей маме. Отец моего ребенка оказался хорошим и порядочным человеком. Он не отвернулся от нас, а женился на мне.

– Это звучит так, как будто я принес себя в жертву.

Карин подняла на него глаза и спросила, страшась услышать ответ:

– А разве не так?

– Нет. Я рад, что мы поженились.

Сердце Карин сделало перебой. Может, она ошиблась?

– Ты правда так думаешь? – На ее лице появилась робкая улыбка.

– Правда. Это было самым правильным выходом из положения.

Улыбка погасла. «Правильный выход из положения» и больше ничего. На глаза Карин навернулись слезы.

– А Клаудия знает о твоих родителях?

– Клаудия? А какая разница?

– Просто ответь. Знает? Рэйф кивнул.

– Да. Я рассказал ей, когда сделал предложение. Я решил, что моя невеста должна знать правду обо мне.

– Для невесты это действительно важно, но, как оказалось, не для меня. Не для твоей жены.

– Карин… – Он попытался взять ее за руку, но Карин резко выдернула ее.

– Полагаю, она знает также, что ты был вынужден жениться на мне, поскольку это был «правильный выход из положения»?

– Не понимаю, к чему ты клонишь? Карин задержала дыхание.

– Знает ли Клаудия все обстоятельства нашего брака?

– С какой стати я должен был посвящать ее в это?

– Но она знает, что ты женился на мне уже после рождения Эми.

– Полагаю, любой, кто умеет считать…

– Ты прав. Любой, умеющий считать… Странно, ты говоришь точно, как Фрэнк…

– Фрэнк? – Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Впрочем, похоже, она действительно сошла с ума. Все, не только Клаудия, знают, почему он женился.

– Да, Фрэнк, – с быстрой улыбкой подтвердила она. – Помнишь его?

– Да. – На скулах Рэйфа заходили желваки. – Я хорошо помню. И что же Фрэнк?

– Да ничего… Я просто вспомнила, как однажды лежали с ним в постели и болтали… ну, знаешь, как иногда болтают после секса… Так вот, я упомянула общих знакомых, которые неожиданно решили пожениться, Фрэнк быстро отсчитал назад девять ме… – Карин вскрикнула, когда пальцы Рэйфа больно сжали ее плечи. – Ты делаешь мне больно!

– Как ты осмелилась рассказывать мне, о чем ты говорила в постели с другим мужчиной? – Он тряс ее как тряпичную куклу. – Ты считаешь, что я хочу слышать это? У тебя есть стыд? Или уважение ко мне?

– А что тебя так задело? Ведь Фрэнк уже давно в прошлом. – Она сделала паузу. – В отличие от твоей дорогой невесты.

– Клаудии?

– Клаудии. Которая считает себя вправе являться без приглашения, часами просиживать в твоем офисе, пить кофе, звонить по сто раз в день… Вы даже дверь офиса запираете…

Рэйф что-то пробормотал по-португальски, убрал руки с плеч Карин и отошел.

– Не понимаю, в чем дело? Клаудия больше не играет моей жизни никакой роли.

– Так же, как и Фрэнк в моей.

Скрестив руки на груди, Рэйф холодно и настороженно посмотрел ей в лицо.

– Тем не менее, его имя сорвалось с твоих губ.

– Это естественно. Он… он много значил для меня. Например, когда ты говоришь, что любишь футбол, я сразу вспоминаю Фрэнка. Он тоже любил футбол…

Бедняга Фрэнк не отличал футбольный мяч от теннисного, да и в постели они не обсуждали ничего подобного, но Карин уже «закусила удила». Она любила своего мужа, а он – свой кодекс чести и, скорее всего, женщину, на которой по воле обстоятельств не смог жениться.

– Надо понимать, ты жалеешь, что вышла замуж за меня, а не за своего бывшего любовника.

– К чему этот разговор? Ведь ты не оставил мне выбора.

Губы Рэйфа сжались в тонкую полоску.

– Это был единственный правильный вы…

– Если ты еще раз, – дрожащим голосом воскликнула Карин, – скажешь о «единственно правильном выходе», я… я в тебя что-нибудь брошу!

Лицо Рэйфа потемнело.

– По-моему, мы сегодня сказали много лишнего, – осторожно произнес он.

Тем не менее, Карин знала, что он в ярости, но изо всех сил старается держать себя в руках. И ему это пока удается в отличие от нее.

– А по-моему, нам следовало сделать это намного раньше.

– Карин, я понимаю, все это для тебя нелегко. Ты оказалась вырвана из привычной жизни… – Он замолчал, надеясь, что она опровергнет его слова, но она не сделала этого.

– Ты прав. Жить непонятно где, вдали от дома, от друзей… – Она всхлипнула. Ложь давалась ей все труднее, ведь она любила это место, этот дом и этого мужчину. – Но тебя никогда не волновало это.

– У меня не было выбора!

– Не кричи на меня!

– Я и не кричу! – прорычал Рэйф. – И не забывай, по чьей вине мы оказались в такой ситуации. По вине твоего любовника, который бросил тебя!

– Это почему?

– Потому что, обезумев от горя, ты легла в постель с первым встречным. И им оказался я!

– Нет!

– Ах, извините, если я ошибся в мелких деталях. Ты можешь освежить мою память. Ты слыхом обо мне не слыхивала, но, решив повеселиться на всю катушку и немало выпив, была готова переспать с любым мужиком…

– Неправда!

– Нет? Давай по-другому: ты выпила, немало выпила, а когда ты пьяна, переспать с любым для тебя не проблема…

Карин с размаху ударила его по щеке. Он схватил ее за запястье, вывернул руку ей за спину и резко притянул к себе. Она слышала, как неистово колотится его сердце, чувствовала исходившую от него ярость.

– Я была несчастлива. – Голос Карин прерывался. – Ты сам знаешь, как все было…

– Я и говорю, что тебе было все равно, с кем лечь в постель.

– Нет! Зачем ты все извращаешь? То, что случилось между нами, было особенным…

– Да неужели?

– Да, – опустошенно сказала Карин. – Было. – Рэйф пристально смотрел на нее, ожидая еще каких-то слов, но Карин больше ничего не сказала.

Он почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота.

Почему она сказала, что произошедшее между ними было особенным? Что она хотела этим сказать? Что любит его? Или что он любит ее? Нет, потому что чувства под названием «любовь» в природе не существует. И если она скажет, что любит его, что то, что произошло и происходит между ними, есть любовь, он скажет ей… скажет ей…

– И почему же ты считаешь это чем-то особенным? – иронично спросил он, ненавидя себя за эту иронию, за этот холодный тон. Сердце его колотилось где-то в горле, потому что он вдруг почувствовал, как много значат для него ее ответ. – Ну же, – грубо поторопил он, – скажи мне, чем же отличалось занятие сексом со мной?

Карин стояла перед ним, расправив плечи и гордо вскинув голову. У ее ног корчились в агонии ее мечты и надежды. Оставалась только гордость.

– Тем, что ты сделал меня беременной.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Бледные лучи осеннего солнца едва пробивались сквозь зашторенные окна гостевой комнаты пентхауса Аманды в Нью-Йорке, выходящие на Центральный Парк. Обычно солнечная комната была погружена в полумрак.

Аманда, стоя в дверях, наблюдала за сестрой. Карин с Эми на руках сидела в кресле и кормила ее грудью, вернее, пыталась накормить и, похоже, безуспешно. Аманда ласково прикоснулась к своему округлившемуся животу и с деланной улыбкой решительно вошла в комнату, включив свет.

– Ты сидишь, как в темнице, – весело произнесла она. Подойдя к окну, она раздвинула голубые бархатные портьеры. – Если так пойдет и дальше, придется здесь установить лампы дневного освещения.

Она подошла к Карин, но та была всецело поглощена Эми. Малышка нервничала, то и дело выплевывая сосок материнской груди, и Карин с отчаянием думала, что матерью она тоже оказалась никудышней. Аманда еще с минуту понаблюдала, затем не выдержала.

– Карин!

– Что?

– Дорогая, не лучше ли дать малышке бутылочку?

– Она уже пила из бутылочки утром.

– Ничего страшного. Сама видишь, что у тебя возникли… затруднения.

– Никаких затруднений. Сейчас все получится.

– Ты уже вполне можешь кормить Эми из бутылочки все время. В книге говорится…

– Я знаю, что говорится в книге. Это моя книга, помнишь?

– Да, но…

Карин посмотрела на сестру пустым взглядом. Спокойно, велела себе Аманда, надо быть дипломатом. Нужно быть терпеливой и все время улыбаться.

– Я верю, что ты лучше меня знаешь, что написано в книге. Но вдруг ты что-то забыла или не так поняла…

– Ради Бога, Аманда! Ты прочитала одну книгу по воспитанию детей, твой малыш еще не родился, а ты возомнила себя экспертом?

– Я – твоя сестра, – Аманда с трудом сдерживалась, – и я люблю тебя. И племянницу свою я тоже люблю.

Карин застегнула блузку и поднялась с кресла.

– Ладно, пошли на кухню и подогреем бутылочку.

Увидев, что сестра ее всерьез расстроена, Аманда помрачнела.

– Прости меня.

– За что? – Но улыбка Карин была слишком широкой, чтобы быть искренней. – Не стоит так меня щадить только из-за того, что я ушла от Рэйфа. Любовь не имела к нашему браку никакого отношения. Он женился на мне только из-за Эми.

– Ублюдок, – сказала Аманда и взяла Эми из рук сестры. – Ну вот, малышка, сейчас тетя накормит тебя ужином, вкусным и теплым.

– Не называй его так! – резко вспылила Карин.

– Как? Ублюдком? Ради всего святого, как я еще должна называть мужчину…

– Это ужасное слово.

– Это он ужасный человек…

– Разве я говорила, что он плохой человек?

– Если он такой святой, почему тогда ты решила развестись с ним?

– Я никогда не говорила, что он святой. Он… просто мужчина. Он такой, какой есть.

В комнату вошла няня.

– Извините. Я не помешала вам? Может быть, я отнесу девочку наверх?

Карин кивнула. Эми так и уснула с соской во рту. Осторожно взяв дочь из рук сестры, Карин поцеловала ее в макушку и передала няне.

– Она немного капризничала. Если она…

– Если она проснется, – вежливо перебила няня, – я немедленно вас позову.

– Спасибо, Тереса.

Дождавшись пока няня унесет ребенка, Аманда улыбнулась сестре.

– У тебя хорошая няня.

– Да.

– И очень ответственная.

– Да.

– Хочешь кофе?

– Да.

Аманда занялась приготовлением кофе, а Карин достала из холодильника кувшин со сливками, а из шкафчика – сахар. Спустя минуту сестры уже сидели за столом друг напротив друга и пили кофе.

– Отличный кофе.

– Это мой единственный кулинарный талант, – усмехнулась Аманда. – Наша кухарка спокойна, уходя на выходной, потому что знает, что я не сунусь в ее владения.

– У вас та же самая кухарка?

– Конечно. Она уже очень давно работает у Ника.

– Помнишь те печенья, которые ты пыталась испечь, когда мы были детьми?

– Помню. Как и то, что ты всегда мастерски увиливала от разговора. Особенно, если была огорчена или расстроена.

Карин отставила свою чашу и сложила руки на столе.

– Я не расстроена.

– Ты ушла от мужа.

– Я ушла от человека, за которого не должна была выходить замуж.

– Да?

– Да.

Аманда вздохнула.

– А я помню, – заметила Карин, – что ты всегда так выразительно вздыхала, когда совала свой нос в чужие дела.

– Но ведь мой вопрос вполне естественен!

– Я не считаю его таковым. Впрочем, можешь задавать любые вопросы, но вот отвечу ли я?

Аманда откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Ты говоришь, что не должна была выходить за Рэйфа…

– Не должна.

– Тогда почему вышла?

Карин засмеялась. Она встала, подошла к плите и налила себе еще кофе. Затем обернулась и посмотрела на сестру, но Аманда отрицательно покачала головой.

– Маленькому принцу вредно много кофеина. Карин улыбнулась.

– А вдруг там принцесса? – Она знала, что сестра решила не выяснять заранее пол ребенка.

– Точно принц. Только мальчишка может вести себя так, будто он играет в моем животе в футбол. Но я хотела сказать, что ты не выглядела, как женщина, вступающая в нежеланный брак.

– Просто я хорошо сыграла свою роль, но в конце концов поняла, что не могу позволить Рэйфу окончательно разрушить мою жизнь.

– Ты плачешь?

– Нет. – Слезы градом катились по лицу Карин. – С чего мне плакать? – Она уронила лицо в ладони и зарыдала.

– Кэрри. – Аманда обошла стол и обняла сестру за плечи. – Расскажи мне, что случилось, пожалуйста. Как скоро после свадьбы ты поняла, что совершила ошибку?

– В тот момент, когда сказала «да».

– Но я же много раз говорила с тобой по телефону. Поначалу твой голос звучал подавленно, но я решила, что у тебя послеродовая депрессия. Я даже хотела приехать, но спустя месяц…

– Шесть недель, – прорыдала Карин и выдернула несколько бумажных салфеток из коробки. – Шесть недель и одну ночь…

Она покраснела, Аманда, глядя на нее, покраснела тоже.

– Ладно, – сказала она и откашлялась. – Через шесть недель и одну ночь твой голос зазвучал… Может я, конечно, спятила, но он был очень счастливым.

– Я хорошая актриса.

– Ты отвратительная актриса, как и я. Поэтому в школьных спектаклях именно Сэм всегда доставалась роль Золушки, а нам – роли злобных сестер.

– Да, – сказала Карин с улыбкой. – Там мы могли меньше напортить.

– Именно. – Аманда выразительно посмотрела на мокрый комок бумаги в руках сестры, в который превратились бумажные салфетки. Взяв его двумя пальцами и бросив в мусорное ведро, она отмотала большой кусок бумажного полотенца и протянула Карин. – Сморкайся.

Карин послушно выполнила указание, затем промокнула глаза и вздохнула.

– Ладно. Я и была счастлива в то время.

– И?

– А потом перестала и уехала.

Аманда снова села на стул и взяла руку сестры.

– Значит, ты была счастлива, потом перестала, собрала вещи и уехала, так?

– Примерно. – Карин снова стала всхлипывать. – Он не любит меня. – И зарыдала так горько, как будто ее сердце разрывалось на части.

– А когда просил выйти за него замуж, любил? – осторожно спросила Аманда.

– Он не просил, он шантажировал меня. Иначе я бы никогда не согласилась.

– Ага…

– Что «ага»?

– Я была права. Я еще тогда сказала Нику, что вся эта история кажется мне подозрительной. Мама представила вашу историю как мелодраму со счастливым концом – страстный бразилец и прекрасная американка встретились в «Эспаде», провели ночь любви, затем их роман продолжился в Нью-Йорке…

– Все не так. Ночь любви в «Эспаде» была, а все остальное Рэйф придумал специально для мамы.

Аманда протянула руку и заботливо заправила выбившуюся у Карин прядь за ухо.

– Нечто подобное я предполагала, но думала, что это ты сочинила сценарий, чтобы успокоить маму. Мы же с тобой перезванивались, встречались, обедали вместе, и ты никогда не упоминала ни одного мужчины, тем более Рэйфа Альвареса.

– Он пригрозил, что отберет у меня Эми, если я не выйду за него.

– Что? Как бы, интересно, ему это удалось?

– Он оформил все бумаги. Он сказал о своих связях…

– Вот крыса.

– У меня не было выбора. Шесть недель после свадьбы мы прожили в состоянии хрупкого перемирия – отдельные спальни, у каждого своя жизнь. Но потом… одним словом, кое-что произошло, и все изменилось. Мне вдруг открылось, что он вовсе не холодный бессовестный негодяй, каким я его считала, а… а… Я полюбила его. Вернее, думала, что люблю. Разве женщина может полюбить мужчину, который не любит ее?

– Не знаю, – мягко сказала Аманда. – Это ты теперь знаешь, вот и скажи мне.

– Это был секс, – дрожащим голосом сказала Крин. – Секс, и больше ничего.

– Когда двое счастливы и любят друг друга, секс является чудесным дополнением.

– А у нас все было не так. – Карин до крови закусила губу. – Хорошо, хорошо, я влюбилась в него. Никогда не думала, что смогу когда-нибудь полюбить мужчину так сильно. Но он не любит меня, и женился на мне только из-за Эми… только ради нее.

– Но ты вышла за него по той же самой причине – ради Эми.

Карин стукнула ладонями по столу и вскочила на ноги.

– Ты что, не слушала меня? Я вышла за него потому, что он не оставил мне выбора. И вообще, я его больше не люблю. Я его ненавижу. Презираю. И всегда буду презирать! – Карин бросилась вон из кухни.

– Кэрри, подожди!

– Пусть идет, – раздался голос Ника. – Видимо, ей требуется побыть одной.

Аманда резко развернулась. В дверях, ведущих в столовую, стоял ее муж. Она бросилась в его объятия, поцеловала, успев подумать, что все женщины из семейства Брустер обречены идти к своему счастью через тернии.

* * *

Карин снова сидела в глубоком кресле, поджав ноги и обхватив колени руками.

На Нью-Йорк опустилась ночь. Дома тоже ночь, подумала она. Но там ночи совсем другие – без автомобильных гудков и ярких уличных огней. Дома небо черное, усыпанное мириадами звезд, единственные звуки – шорохи и тихое ржание лошадей в конюшне… Как же ей хочется домой… Домой? О чем она только думает? Ее дом здесь, в Нью-Йорке. А необозримые пастбища, горные цепи… эти места принадлежат Рэйфу.

Карин откинула голову назад. Все дело в том, что она устала. Вымоталась физически и эмоционально. Она вернулась только неделю назад.

– Я дома, – проговорила она в пустоту. Даже Рэйф наконец понял, что она принадлежит этому миру, а не его. Иначе почему бы он ее отпустил?

После их ссоры она больше не могла оставаться на ранчо. Вся ее любовь к Рэйфу превратилась в ненависть, такую горькую, что Карин вся дрожала, укладывая вещи Эми. Она уже почти все сложила, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Сердце ее неистово колотилось, пока она прислушивалась к шагам Рэйфа, поднимающегося по лестнице.

Мне надо было запереть дверь, подумала Карин, но было уже слишком поздно. Рэйф уже стоял на пороге – огромный разъяренный мужчина.

– Что это ты делаешь? – прогремел он. Сердце Карин продолжало колотиться, но голос был спокойным.

– А как ты думаешь? – спросила она, бросая в чемодан очередную порцию одежды. – Ухожу от тебя.

Рэйф лягнул дверь, и та с треском захлопнулась.

– Ты не уйдешь, – прорычал он.

– Уйду. – Карин повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Лицо его исказилось от ярости, но он держал себя в руках. – И лучше не пытайся остановить меня.

Он подошел к ней – воплощенная угроза и опасность. Карин хотелось убежать и спрятаться, но она заставила себя остаться на месте. Рэйф захлопнул крышку чемодана.

– Ты моя жена.

– Больше нет. – Обойдя его, она подошла к комоду. – Как только я приеду домой…

– Ты уже дома.

– Как только я приеду в Нью-Йорк, я подам на развод.

– Я не позволю!

Карин посмотрела на него и рассмеялась.

– Не позволишь? Мне не требуется твоего разрешения, чтобы подать на развод.

– Я не дам тебе развод.

– Посмотрим.

– Кроме того, этот разговор не имеет смысла. Я запрещаю тебе покидать этот дом.

– Иначе что? – Карин сделала шаг к нему, дрожа от гнева. – Что ты сделаешь, Рэйф? Запрешь меня в комнате? Прикуешь к стене? Я ухожу от тебя. И чем раньше ты поймешь это, тем лучше.

Скрестив руки на груди, он наблюдал за ней взглядом, способным заморозить.

– Отлично, уезжай. Ты мне больше не нужна.

– Я никогда и не была тебе нужна. Его глаза сузились.

– Не говори за меня, Карин.

– Я просто сказала правду. Впрочем, ты прав, это уже неважно. Я уезжаю и забираю с собой своего ребенка.

– Нет! Амалия моя.

– Ее имя – Эми. И это я родила ее. Эми поедет со мной. – Схватив в охапку ворох одежды, она раскрыла чемодан и стала пихать ее туда. – Я – гражданка Соединенных Штатов, как и Эми.

– Эми также и гражданка Бразилии.

– Я не собираюсь спорить с тобой. Я сказала, Эми едет со мной. А если ты попытаешься воспрепятствовать мне, я позвоню в посольство. – Еще порция вещей запихнута в чемодан.

– Звони, куда хочешь. Это Бразилия, и ты – моя жена.

– Между прочим, на дворе двадцать первый век, и если ты считаешь, что я оставлю свою дочь с человеком, у которого нет сердца, ты просто сумасшедший.

– У меня есть сердце.

Что-то в его голосе заставило Карин взглянуть на Рэйфа, но лицо его было бесстрастным, словно высеченным из гранита.

– Значит, оно у тебя в неисправности и не работает. – Карин застегнула оба чемодана. – Уйди с дороги. Тереса уже собрала Эми, и самолет скоро прилетит.

– Какой самолет?

– Ника. Я звонила ему – твоему другу Николасу аль Рашиду. – Губы Карин искривились в улыбке. – Или лучше сказать, моему зятю? И почему я сразу не сообразила, что его связи могут быть посерьезнее твоих?

– Ты вовлекла в это чужих людей?

– Он не чужой. Он – член моей семьи. Я сказала Нику, что хочу уехать домой, и он послал за мной самолет. Я его предупредила, что если я не прилечу, значит, ты силой удерживаешь нас с Эми здесь.

Она не добавила, что Ник обозвал ее сумасшедшей и призвал одуматься.

– Позови к телефону Рэйфа, – убеждал он ее, а она утверждала, что это не имеет смысла. Наконец, с тяжелым вздохом Ник пообещал прислать самолет.

– Ты правда этого хочешь? – спросил Рэйф, сдерживаясь из последних сил. – Публичной битвы? Скандала, в который окажутся втянутыми многие люди? Войны, в которой не будет победителя?

– Я на все пойду, лишь бы забрать свою дочь отсюда. – Карин с высоко поднятой головой подошла к нему вплотную. – Ты всегда ратовал за то, чтобы поступать честно и правильно, говорил об ответственности и обязательствах, но ты никогда не говорил о том, что действительно важно. О любви.

– Любовь, ха-ха… – Он презрительно скривился. – Ее не существует.

– Да, в твоем сердце ее нет. – Глаза Карин наполнились слезами. – Вот поэтому я и уезжаю и увожу своего ребенка.

Одно долгое мгновение они смотрели в глаза друг другу. Затем Карин резко отвернулась и, обхватив себя за плечи, невидяще уставилась в окно.

– Я была бы благодарна, если бы ты позволил няне Эми полететь с нами.

Рэйф не ответил. Карин обернулась и то, что она всего миг видела в его глазах, чуть не заставило ее броситься к нему на грудь. Но она поняла, что увидела то, что мечтала увидеть, но чего на самом деле не было и быть не могло.

– Я хочу видеть свою дочь, когда захочу.

У Карин на миг остановилось сердце – он отпускает ее.

– Мы обговорим детали.

– Когда захочу, – угрожающе повторил он. – Ты поняла, Карин? Если ты попытаешься воспрепятствовать…

– Я не собираюсь вычеркивать тебя из жизни Эми, – спокойно сказала она, – и не из-за того, что боюсь твоих угроз, а потому что ты ее отец и имеешь право. У ребенка должны быть оба родителя – и мать, и отец. И я знаю, что по-своему ты любишь Эми. – Карин перевела дыхание. – Я сообщу тебе мой адрес, как только устроюсь. Пока же я буду жить у Ника с Амандой. Звони в любое время, когда пожелаешь увидеть Эми, и я все организую.

– Что организуешь?

– Встречу. Все должно происходить таким образом, чтобы мы с тобой не виделись. – Тут самообладание покинуло Карин. – Я больше никогда не хочу тебя видеть, Рэйф. Ни-ког-да, ты понял?

Он молчал и только смотрел на нее так, как будто видел впервые. Карин быстро отвернулась, чтобы он не заметил слез, струящихся по ее щекам, ожидая пока за ним захлопнется дверь.

Вместо этого у самого ее уха прозвучал его голос.

– Карин, ответь мне на один вопрос. Ты когда-нибудь представляла себе, что можешь… полюбить меня?

Карин не смогла ничего ответить. Через мгновение дверь за ее спиной открылась и закрылась, и Рэйф навсегда ушел из ее жизни.

Карин встала с кресла, подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу.

– О, Рэйф, – прошептала она. – Разве ты сам не понял? Я люблю тебя, всегда любила.

Она снова заплакала, а когда слез уже не осталось, легла, не раздеваясь, на кровать и свернулась калачиком. Она провалилась в глубокий, как колодец сон, а когда проснулась – бросилась искать Ника.

Она хотела попросить его о последней любезности. Попросить помочь ей сделать то, о чем Рэйф никогда не узнает. Она сделает это ради того мальчика, каким он был когда-то…

И ради мужчины, которого ей суждено любить всю жизнь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Николас аль Рашид через стол смотрел на своего друга и жалел, что не умеет читать мысли. Может быть, тогда бы он мог узнать, что кроется за сердитым молчанием мрачного Рэйфа Альвареса. Час назад Рэйф прилетел в аэропорт Кеннеди, и Ник привез его сюда, в свой клуб. За этот час они обменялись всего дюжиной слов. Из этой дюжины десять произнес Ник, а Рэйф всего два – «да» и «нет».

О, черт, подумал Ник. Если Рэйф намерен молча напиваться, то как ему, Нику, справиться с возложенной на него миссией? А миссия была очень непростой – разобраться в ситуации. Впрочем, он и сам хотел получить ответы на некоторые вопросы.

– Ну и как полет?

Рэйф взглянул на него, как на безумца.

– Погода была хорошая, никаких отклонений от расписания, полет проходил на высоте двадцать восемь тысяч футов. Хочешь узнать что-нибудь еще?

Ник вздохнул, покачал головой и сделал глоток виски. Впрочем, он ожидал нечто подобное. Ведь мужчины в отличие от женщин серьезные проблемы держат при себе. Женщинам же, как правило, требуются уши, чтобы выслушать, и жилетка, чтобы выплакаться. Он наблюдал это в течение целой недели – бесконечные разговоры со слезами между Карин и Амандой.

Они разговаривали в гостевой комнате. На кухне. В гостиной. На террасе, если было не слишком прохладно, а по ночам – в библиотеке. Замолкали они только тогда, когда он входил в комнату. Они на полуслове захлопывали рты и в нетерпеливом ожидании смотрели на него. Ник нервно улыбался, бормотал извинения и быстренько ретировался.

– О чем вы с Карин все время говорите? – почему-то шепотом спросил он однажды ночью у своей жены.

Аманда неопределенно пожала плечами.

– О том, о сем.

– Карин несчастлива?

– Да.

– Мы можем что-нибудь сделать для нее?

– Нет.

– Но ведь можно же, наверное, как-нибудь помочь?

– Карин сказала, что нет.

– Тогда о чем вы бесконечно говорите? Что вы можете сказать друг другу, если она несчастлива, но не хочет от нас никакой помощи?

– Я же сказала, – прошипела в ответ Аманда, – о том, о сем.

– О чем это «о том, о сем»? – И тут Аманда горячо прошептала прямо ему в ухо, что кое-что они могут сделать. Вообще-то не они, а он. Карин была бы очень благодарна ему за это.

Ник допил виски и подал знак официанту повторить, увидев, что Рэйф прикончил и вторую порцию. Может быть, чуть захмелев, он отважится, наконец, приступить к выполнению своей миссии.

На следующее утро Карин высказала ему свою просьбу. Он внимательно выслушал, затем попросил повторить и так же внимательно выслушал ее во второй раз. Но и тогда смысл ее просьбы не дошел до него. Вернее, он не мог поверить, что правильно понял услышанное.

– Погоди, погоди. Ты хочешь, чтобы я узнал, можно ли поменять имя твоей дочери?

– Да.

– Я правильно тебя понял – имя, а не фамилию? – Он переводил беспомощный взгляд с Карин на жену и обратно. – Чем тебе не нравится имя Эми? Мне кажется, это красивое…

Карин всхлипнула, а Ник съежился под зловещим взглядом своей жены.

– Конечно, – быстро сказал он, – я узнаю, можно ли это сделать. – Но затем он все-таки не удержался и снова повторил, что Эми – очень красивое имя, и что он не понимает…

Карин разрыдалась. От взгляда жены Ник превратился в соляной столп и молча наблюдал, как Аманда, обняв сестру за плечи, выводит ее из комнаты.

Ник яростно воткнул вилку в свой салат.

Наконец, он понял, чего хочет сестра его жены. Это было печально, поскольку она решила не просто развестись с Рэйфом, но и стереть из памяти всякое воспоминание о нем. Господи, за что же можно так возненавидеть мужчину, чтобы решить переименовать их общего ребенка?

Ник посмотрел на Рэйфа, который отодвинул в сторону свой салат ради еще одной порции выпивки. Решив, что с подвыпившим Рэйфом будет легче иметь дело, Ник тоже отодвинул свой салат, поднял стакан, который пустел вдвое медленнее, чем стакан Рэйфа, и улыбнулся старому другу. Рэйф не улыбнулся в ответ, но поднял свой стакан и коснулся им стакана Ника.

– Ты можешь напиться, если хочешь, – пошутил Ник, – но только не надо убивать официанта. Моей дипломатической неприкосновенности будет недостаточно, чтобы спасти тебя от тюрьмы.

Рэйф нахмурился.

– Я не в настроении шутить, – его губы растянулись в то, что должно было обозначать улыбку. – Знаю, что сейчас я – плохая компания.

– Эй, парень, ты думаешь мне легче? Аманда смотрит на меня, как на врага, лишь только потому, что я ношу штаны. А Карин ведет себя так, как будто… Все лучше и лучше. Впрочем, неважно. Должно быть, это погода действует. Ранняя осень, понимаешь…

– Что с Карин? – Рэйф приподнялся со стула и через стол перегнулся к Нику. – Она больна?

– Нет.

– Ребенок?

– Нет! Они обе в порядке. Я просто не хотел упоминать Карин, понимаешь?

Рэйф опустился на свой стул.

– Она – моя жена, – холодно бросил он. – Невозможно не упоминать ее.

– Ну, я просто не хотел…

– Если она больна, я должен знать об этом. – Он поднял свой стакан, сделал глоток, поставил стакан на стол и посмотрел на Ника. – Даже если мы больше не живем вместе, я хотел бы…

Рэйф замолчал.

– Рэйф! – осторожно окликнул его Ник. Когда друг поднял на него взгляд, Ник едва не застонал. С лица Рэйфа исчезли злость и холодность. Осталась лишь боль.

– Ох, парень, – растерянно пробормотал Ник. Он оглянулся в поисках официанта, жестом привлекая его внимание. – Давай уйдем отсюда, – предложил он Рэйфу. Но Рэйф уже и сам устремился к выходу, бросив на стол несколько купюр.

– Я не понимаю, почему она бросила меня. Рэйф и Ник сидели на скамейке в Центральном Парке. Единственную компанию им составляла пара голубей, поскольку день был ветреный и не по сезону холодный. Ник замерз, но поскольку Рэйф, наконец, разговорился, решил, что даже пневмония – не слишком высокая цена за подобную откровенность.

– Мы так хорошо поладили, – говорил Рэйф. – Не сразу, конечно, но этого следовало ожидать.

– Вполне понятно, ведь вы знали друг друга всего несколько месяцев…

– Мы знали друг друга всего одну ночь. – Голос Рэйфа сорвался, и он откашлялся. – А история о наших встречах в Нью-Йорке – ложь. Кроме того, я вынудил Карин выйти за меня замуж.

– Вынудил? – Ник подумал о сестрах Брустер. Если бы в свое время он не сделал то же самое, он бы не поверил, что это возможно. – И как же?

– Я угрожал. Я сказал, что отберу у нее ребенка… Не смотри на меня так, Николас! Я делал то, что считал единственно правильным.

– Да-а… Сделать Эми законнорожденной и дать ей свою фамилию, это одно. Но если Карин не хотела выходить за тебя замуж…

Рэйф встал со скамейки, и Ник последовал за ним. Они стали прогуливаться по аллеям парка.

– В конце концов, Карин согласилась со мной и стала смотреть на вещи с моей точки зрения.

– И как же тебе удалось добиться этого? – Ник улыбнулся. – Я обожаю свою жену, но редко когда могу заставить ее взглянуть на вещи с моей точки зрения.

Рэйф вспомнил вечеринку и ночь, когда он впервые спал, держа в объятиях свою жену, и как утром они предались любви.

– Значит, удалось, – натянуто произнес Рэйф. – А потом… потом я был счастлив. И думал, что Карин счастлива тоже. – Его голос смягчился, в нем послышались нотки нежности. – Она выглядела счастливой, клянусь. Мы много смеялись. Мы сидели по вечерам у камина. Мы ездили кататься верхом и наблюдали, как растет наша маленькая девочка… Ник кивнул.

– Похоже, все и впрямь было хорошо.

– Я тоже так думал. Но потом…

– Что потом?

Рэйф тяжело вздохнул и засунул руки в карманы.

– А потом мы поссорились.

– Послушай, Рэйф, это происходит сплошь и рядом. Мы с Амандой тоже ссоримся. Как раз в прошлом месяце она пыталась убедить меня, что цвет, в который она собирается выкрасить детскую, это цвет меда, а по мне он больше походил на цвет топленого масла. Я хочу сказать…

– Мы поссорились, Ник. Это была плохая ссора, и к ее концу я знал правду.

– Какую правду?

– Моя жена все еще любит мужчину, который ее бросил.

Ник резко остановился.

– Фрэнка? – Он рассмеялся. – Ни в коем случае.

– Это правда. Она любит его.

– Рэйф, она не любит его. Меня тоже волновал этот вопрос, и я спросил Аманду.

– Любит. – Рэйф повернулся к Нику. – Она сама сказала мне.

Ник вздохнул.

– Рэйф, дружище. – С этими словами он положил руки на плечи друга. – Можешь поверить женатому человеку – женщина не всегда говорит то, что она имеет в виду на самом деле.

Глаза Рэйфа угрожающе потемнели.

– Ты называешь мою жену лгуньей?

– О боже! – вздохнул Ник и начал снова, осторожно подбирая слова. – Это не она лгунья, а ты наивный, если считаешь, что женщина не станет вводить нас в заблуждение, если этого требуют обстоятельства.

– Может быть. Но, понимаешь, мне показалось, что Карин испытывает ко мне… – Рэйф прерывисто вздохнул. – Ладно, ни к чему все это. Просто поверь мне на слово, она любит его.

– То есть вы поссорились из-за Фрэнка?

– Нет.

– Тогда из-за чего?

– Из-за ничего. Из-за всего. – Рэйф заколебался. – Разговор был таким запутанным. Сначала я решил, что Карин все еще любит того мужчину, но позже, снова и снова прокручивая в памяти тот разговор… – Взгляды мужчин встретились. – Понимаешь, мне показалось, Карин ждала, хотела, чтобы я сказал, что люблю ее.

– Погоди, погоди… Ты хочешь сказать, что она оставила тебя из-за того, что ты не признался ей в любви?

Щеки Рэйфа окрасились румянцем, не имевшим ничего общего с прохладой и ветром. Наклонив голову, он снова пошел по дорожке.

– Именно. Я же говорю, разговор был таким запутанным.

– А мне кажется все просто и понятно. А почему ты не сказал, что любишь ее?

Рэйф остановился, как вкопанный и резко обернулся к другу. От злости его глаза стали почти черными.

– Потому, что я не люблю ее. Карин – чудесная женщина, она красива и умна. Она подарила мне такое счастье, о котором я даже не мечтал. Я просыпался по утрам, держа ее в своих объятиях, и засыпал, прижимая ее, свернувшуюся калачиком, к своему боку. Просто быть с ней… – Он тяжело сглотнул. – Но любовь? Любовь – чепуха, выдумка людей, верящих в сказки. Для тех, кто имел неосторожность поверить в нее, она оборачивается обманом и болью. Я точно знаю это, Ник, и поэтому не захотел лгать своей жене. Ты думаешь, если бы я сказал ей: «Я люблю тебя, дорогая», она бы не уехала?

Ник помолчал, прежде чем ответить.

– Вот теперь и я запутался. Ты сказал, что Карин все еще любит Фрэнка. Тогда почему она хотела, чтобы ты признался в любви?

– Не знаю.

– С другой стороны, как ты можешь утверждать, что она любит Фрэнка, если ты не веришь в любовь?

Лицо Рэйфа окаменело.

– Зато Карин верит в нее. – Ник тихонько присвистнул.

– Интересная головоломка. И я думаю…

– Думаешь о чем?

– Если бы ты сказал, что любишь ее, просто ради того, чтобы сделать ее счастливой… – Он поднял руку, видя, что Рэйф готов перебить его. – Просто послушай меня, ладно? Если бы ты сказал, что любишь ее, а в ответ она бы сказала, что любит тебя тоже, что бы ты сделал тогда? Сказал бы, что она не знает, о чем говорит, да?

– Да. Именно так бы я и сказал.

– Или может быть, ты бы сказал, что она лжет? Молниеносным движением Рэйф схватил Ника за лацканы пиджака.

– Я тебе уже сказал, – прорычал он, – что моя жена никогда не лжет.

На скулах Ника перекатились желваки.

– Успокойся, приятель. Рэйф убрал руки и отступил.

– Прости меня, друг. Не знаю, что на меня нашло. Я как с ума сошел. Ору на мою экономку, на мою секретаршу. Мои работники обходят меня стороной.

– Ты действительно не понимаешь, что с тобой происходит? – Ник улыбнулся. – Ты влюблен, дружище.

– Нет! Я же сказал, что не верю в…

– Как и большинство из нас, пока не встретят ту единственную.

Мужчины долго смотрели в глаза друг другу, пока Рэйф не издал агонизирующий стон.

– Черт, – сказал он, – похоже, ты прав. Я не знаю, как это случилось, но я – помоги мне, Бог, – люблю Карин. В ней вся моя жизнь, она – мое сердце, моя душа. – Он схватил Ника за руку, но на этот раз жестом отчаяния. – Но это ничего не меняет. Она любит не меня, а этого мужчину.

– Забудь о Фрэнке.

– Ты думаешь, у меня есть шанс? Думаешь, я могу пойти к ней, обнять и сказать, что был слепым дураком… – Он с надеждой посмотрел на Ника. – В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?

– Мне очень жаль…

– Говори, Николас!

– Я думаю, что уже слишком поздно. Понимаешь, Карин попросила меня об услуге. Я должен выяснить возможность… Вы вместе выбирали имя ребенку?

– Ради Бога, при чем здесь имя Эми?

– Она больше не Эми. Именно об этом попросила меня Карин – помочь официально изменить имя ребенка.

Рэйф заледенел.

– Это невозможно! Оно записано в свидетельстве о рождении. Она – Эми Альварес.

– Альварес, но не Эми. Теперь она Амалия. Рэйф? Рэйф, что ты делаешь?

Но Рэйф уже мчался через Пятую Авеню, чтобы поскорее увидеть свою жену и сказать, как он любит ее.

* * *

Рэйф мерил шагами гостиную в пентхаусе аль Рашидов, с волнением ожидая появления Карин.

Ник догнал его уже у самого дома, вместе с Рэйфом поднялся в квартиру и сказал Карин, что приехал ее муж. Затем он надел пальто на протестующую Аманду и потащил ее к выходу.

– Но… но… – сопротивлялась та, бросая на Рэйфа отнюдь не дружелюбные взгляды. Чтобы заставить ее замолчать, Ник прибегнул к испытанному способу – поцелую.

– Она сейчас спустится, – шепнул он Рэйфу, прежде чем захлопнуть дверь.

Рэйфу ничего не оставалось делать, только ждать, надеяться и молиться.

– Привет, Рэйф.

Он резко повернулся. Его жена стояла на ступеньках, одной рукой держась за перила. На ней были вылинявшие джинсы и свитер, волосы взлохмачены, на лице – полное отсутствие макияжа. Она была необыкновенно и трогательно красива, но взгляд ее прекрасных глаз был мрачен.

Рэйф сделал несколько шагов ей навстречу.

– Привет, Карин.

– Ник сказал, ты хочешь меня видеть.

– Я… Да. Да, хочу.

Она спустилась вниз и остановилась у подножия лестницы.

– Полагаю, ты хочешь видеть дочь, но она спит. Если ты придешь завтра утром, часам, скажем, к девяти…

– Конечно, я хочу ее видеть. Но я пришел, чтобы поговорить с тобой.

Засунув руки в карманы, Карин сделала несколько шагов, и до Рэйфа донесся легкий аромат духов, который он часто пытался почувствовать по ночам, зарываясь лицом в ее подушку.

– Мы же договорились, Рэйф. Ты должен сначала позвонить…

– Ты дала нашей дочери другое имя.

Карин обернулась и посмотрела ему в лицо. Густой румянец залил ее щеки, губы задрожали, и в этот момент Рэйф поверил, что она любит только его.

– Ник – предатель, – резко сказала она. – Ну зачем он сказал тебе об этом?

Рэйф с улыбкой стал приближаться к ней.

– Он придал этому факту полностью противоположное значение. Он хотел предупредить меня, чтобы я не питал ложной надежды…

– И он прав. Я никогда не…

– Почему ты поменяла имя?

– Почему? Из традиции, из уважения, из… – У нее перехватило дыхание, когда Рэйф нежно погладил ее по щеке. – Пожалуйста, не делай этого.

– Не делать чего? Не касаться тебя? – Он запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы, второй рукой нежно взял ее за подбородок и поднял лицо, чтобы видеть ее глаза. – Раньше тебе нравилось, когда я касался тебя, обнимал тебя. Помнишь, любимая?

– Я помню, что говорила тебе не являться без предупреждения. – Ее голос дрожал; она пыталась вырваться из его рук, но тщетно. – А еще я помню, что просила тебя не называть меня словами, которые для тебя – пустой звук.

– Какими словами? – прошептал он и приник к ее губам.

– Ты знаешь, какими. «Дорогая», а теперь еще «любимая». Они ничего для тебя не значат.

– Они значат, что ты завладела моим сердцем, Карин. – Его губы тронула нежная улыбка. – Жаль только, что ты никогда не называла меня ни «дорогой», ни «любимый».

– С какой стати я стала бы называть тебя так? Я не лю…

– Любишь, – мягко, но уверенно сказал Рэйф. – Ты любишь меня. – Он сделал глубокий вдох, словно готовился броситься в омут с головой. – А я люблю тебя.

– Неправда! Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я вернулась, чтобы наша дочь росла в твоем доме.

– Да, я очень этого хочу. Но еще больше я хочу, любимая, прожить свою жизнь, ежеминутно доказывая тебе свою любовь. – Он замолчал, понимая, что произносит сейчас самые главные слова в своей жизни. – Карин, я никогда не понимал, что такое любовь. Я считал, что это выдумка, игра. Но теперь я точно знаю значение этого слова. Я люблю тебя всем своим существом, и если ты действительно покинешь меня, в моем сердце навсегда поселится пустота.

Рыдание вырвалось из груди Карин.

– Рэйф, – со всхлипом прошептала она. – О, Рэйф, любовь моя…

Он крепко сжал ее в объятиях, снова и снова целуя свою жену.

– Давай разбудим Эми.

– Амалию, – поправила она и улыбнулась. Рэйф снова поцеловал ее.

– Мы едем домой, любимая.

Уткнувшись лицом ему в грудь, Карин прошептала:

– Да, любимый. Пожалуйста, отвези нас с дочерью домой.

ЭПИЛОГ

Теплым осенним воскресеньем в «Эспаде» состоялась повторная свадьба Карин и Рэйфа. Таково было его желание. По его словам, он хотел разделить свою радость с родными и друзьями.

Невеста была вся в белом, а жених – в строгом черном смокинге и белой рубашке. Все гости не смогли сдержать вздоха, увидев взгляд, каким Рэйф смотрел на свою невесту, стоя у алтаря, украшенного голубыми и белыми цветками глицинии.

Марта, сидевшая в первом ряду с Эми на руках, схватила мужа за руку.

– Правда, она прелестна? – шепотом спросила она.

– Все мои девочки – красавицы, – ответил Джонас и поцеловал жену в щеку.

– Сначала Аманда, – мечтательно сказала Марта, – теперь Карин… – Она посмотрела на хрупкую подружку невесты с золотисто-каштановыми волосами, свою третью дочь, и вздохнула. – Как было бы хорошо, если бы и Саманта встретила и полюбила достойного мужчину.

– Вы, женщины, не успокоитесь, пока не захомутаете последнего мужчину на этой планете, – с присущей ему грубоватостью пошутил Джонас.

Марта улыбнулась.

– А почему бы и нет? – прошептала она, вместе со всеми поднимаясь на ноги, чтобы поприветствовать молодоженов. Слезы радости засверкали в ее глазах, когда она увидела, как Рафаэль Эдуардо Альварес подхватывает на руки прекрасную Карин Альварес и страстно целует ее с любовью, соединившей их сердца на всю жизнь.

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте