«Лики любви»

Шэрон Уэттерли Лики любви

Глава 1

Задорное летнее солнышко, выглянув из-за облаков, весело пробежалось по крышам домов на улице Сен-Дени, заиграло в витринах уличных магазинчиков, подсветило высокие окна и спрыгнуло с козырька небольшого уличного кафе. Солнечный зайчик на несколько секунд запутался в темно-рыжих волосах молодой женщины, сидевшей за дальним столиком, соскользнул по ее спине и ярким пятном приземлился у ног, робко касаясь изящных замшевых туфель. Констанс Лакомб с улыбкой взглянула на неожиданного «поклонника» и подняла руку, заказывая еще одну чашку кофе по-восточному.

Это был первый солнечный день в Париже с момента ее приезда. Сегодняшнее утро обещало замечательный полдень, и Констанс долго гуляла по улицам родного города, переполняясь счастьем. Многое изменилось здесь за те десять лет, что она провела в Америке, но все же ей казалось, будто она вернулась домой из ссылки. Только сейчас мадемуазель Лакомб вдруг поняла, как ей не хватало вечно гудящего, не умолкающего ни на минуту Парижа. Она кормила голубей на площади Согласия, гуляла по центру, бегала по магазинам Елисейских Полей и улицы Риволи, останавливалась в традиционно предлагающих великолепный кофе boulangeries-patisseries[1] и наслаждалась каждым мгновением в любимом городе.

Констанс отставила чашку и посмотрела на часы. Они с Брижит условились встретиться в своем любимом кафешантане[2] на пересечении улиц Сен-Дени и Этьена Марселя, но кузина, как обычно, опаздывала. Впрочем, в такой дивный денек даже это не раздражало Констанс Лакомб, привыкшую приходить на место любой встречи немного загодя. Брижит Фонтеро, ее двоюродная сестра, такой привычкой не отличалась. Когда кузины учились в школе, дед часто бранил Бри и ставил ей в пример Конни, но это не оказывало на строптивую внучку никакого воздействия. Юная мадемуазель Фонтеро, хохоча, заявляла, что никогда не сможет уподобиться сверхправильной сестренке.

Они были очень разными, но это не мешало им относиться друг к другу с большой нежностью. Констанс полагала, что причина тому – в невероятной близости их родителей. Точнее, ее мамы – урожденной Фонтеро и отца Брижит – ее дяди. Даже заведя собственные семьи, брат и сестра Фонтеро старались как можно больше времени проводить вместе. «Вместе в жизни и смерти» – такая надпись была на широком могильном камне, под которым нашли последнее упокоение родители Констанс и Брижит. Они возвращались с какой-то веселой вечеринки, когда на загородной трассе шофер огромного грузовика, летевшего им навстречу, не справился с управлением. Водитель и трое пассажиров легковушки от удара погибли сразу же… Констанс и Брижит было тогда всего лишь по шесть лет.

С того мгновения в их жизнь ворвался Гийом Фонтеро – единственный оставшийся в живых родственник обеих осиротевших кузин. Дед был человеком неординарным и удивительным. Когда-то он практически отказался от семьи, посвятив свою жизнь Монмартру. Гийом Фонтеро был художником, точнее, считал себя им. Однажды попав в квартал бродяг и студентов, он принял решение навсегда остаться там. Вся его жизнь прошла в непосредственной близости к богемному Монмартру. Из-за пристрастия к легкой и «художественной» жизни его покинула супруга с двумя детьми, которые не пожелали наладить отношения с отцом даже после ее смерти, а потому они совсем не общались. И до момента гибели своих родителей ни Констанс, ни Брижит даже не подозревали, что их дед жив.

Гийом же оказался не только жив, но и весьма деятелен. Узнав о трагедии, произошедшей в одночасье с обоими своими детьми, он в считаные дни оформил опекунство над внучками и перевез их к себе. Констанс помнила, как буквально остолбенела, впервые попав в двухэтажную квартиру деда, увешанную картинами и набросками. Они с Брижит мгновенно очутились в центре незнакомой жизни. Гийом Фонтеро – он с самого начала потребовал, чтобы внучки называли его по имени, как и все представители generation montante[3], приходившие к нему, – не уставал поражать девочек. У него в доме постоянно собирались какие-то богемные компании, периодически жили художники. Гийом обожал окружать себя молодежью и то и дело «прикармливал» кого-нибудь из небогатых, но талантливых рисовальщиков.

С той поры, когда от него, взяв детей, ушла супруга, в жизни Гийома изменилось многое. Он наконец понял, что собственными творениями заработать не может, но открыл в себе замечательный талант. Взглянув на полотна, Фонтеро моментально определял, насколько они «продаваемы». Он сделал несколько очень удачных вложений, потом устроил выставки-продажи ближайшим друзьям – и неожиданно для самого себя сталобитателем «богемного квартала». Потом весьма состоятельным научился меценатствовать – и делал это со вкусом и удовольствием, никогда не навязываясь друзьям и знакомым, но всегда пребывая в готовности прийти на помощь по первому зову.

За воспитание Констанс и Брижит он взялся неожиданно легко и весело – казалось, за многие годы он истосковался по семье. Поэтому внучки нежились в его любви, как в лучах парижского солнца. Гийом баловал своих малышек, старательно ограждал их от любых неприятностей, удовлетворял любые прихоти. Соответственно и многочисленные его друзья и протеже, приходя к нему в гости, обязаны были уделять внимание очаровательным девчушкам.

Такая веселая и захватывающая жизнь, однако, подействовала на девочек по-разному. Констанс, и так довольно замкнутая, боялась разочаровать дедушку и его замечательных друзей и старалась быть послушной и «правильной». А хохотушка Бри, напротив, регулярно испытывала терпение мсье Фонтеро.

Впрочем, сейчас Констанс не собиралась вспоминать детские проделки сестры. Ее гораздо больше интересовало настоящее. Два года назад Гийома не стало – он ушел из их жизни так же вольно и внезапно, как и появился в ней. Уже после похорон семейный доктор поведал им, что последние несколько лет мсье Фонтеро пытался вылечиться от рака, но категорически запретил рассказывать об этом членам семьи. «Нечего отравлять девочкам жизнь беспокойством за чокнутого старикана! – весело объявил он врачу. – Я вовсе не хочу, чтобы они оказались прикованными к моей постели и заодно приковали к ней и меня!» Он и в самом деле до последнего момента не оставлял своих вечных пирушек и организовывал какието вечеринки, ни взглядом, ни жестом, ни выражением лица не выдавая, что мучается от страшных болей. Лишь за несколько дней до смерти Гийом слег и уже не смог подняться. Ошарашенной Брижит как раз хватило времени, чтобы написать кузине в Америку, а бросившая все свои дела Констанс успела только на похороны. Ей даже не удалось поплакать над могилой деда – Гийом завещал, чтобы на его похоронах была музыка и танцы, а кто-то из его молодых друзей-скульпторов по еще прижизненной просьбе почившего вырезал на его надгробии: «Салют! Не смейте рыдать обо мне – это испортит мне настроение там, где я сейчас!»

После смерти Гийома Констанс почти сразу вернулась в Америку. Ей была невыносима мысль о том, что надо разбираться с бумагами и счетами деда. Все эти обязанности как-то сами собой легли на плечи Брижит, которая проявила прекрасную деловую хватку. С тех пор она часто писала кузине что-то про ее долю наследства, но Констанс не нуждалась в деньгах. За десять лет она сделала успешную карьеру, еще в студенческие годы выбрав профессию художника-декоратора. Теперь картины невероятно модной художницы мадемуазель Лакомб украшали многие дома Лос-Анджелеса.

Однако при всем внешнем благополучии Констанс гораздо чаще чувствовала себя несчастной, чем счастливой. Она была уважаема, принимаема, любима поклонниками своего таланта, но при этом глубоко одинока. Ее постоянно окружали друзья, но девушке остро не хватало той сердечности, к которой она привыкла в доме у Гийома, и той близости, которая была у них с кузиной. Да и отношения с мужчинами не складывались. Констанс как-то с тоской написала Брижит, что самый длинный в ее жизни роман продолжался всего два месяца. Она остро переживала внутреннее одиночество, мечтая найти наконец человека, который поймет ее и согреет. Но раз за разом ее ожидало тяжкое расставание.

Последний разрыв дался Констанс особенно тяжело. Успешный голливудский продюсер, с которым она познакомилась на отдыхе в Майами, пригласил ее переехать к себе и уже заговаривал о свадьбе, когда все вдруг пошло прахом. Женщина чувствовала, что постепенно они отдаляются друг от друга. Их связывала только страсть – в постели они становились единым целым, но, едва покинув ложе любви, снова расходились в разные стороны. Она не понимала, что происходит, но ощущала, что и новый кавалер не в силах заполнить пустоту под сердцем. Он, видимо, тоже это почувствовал – и неизбежное расставание было особенно горьким, потому что очередной возлюбленный обвинил Конни в черствости и неспособности его понять.

Прорыдав целую ночь, утром Констанс позвонила кузине. Бри даже не дослушала ее слезливые откровения. «Немедленно бросай все и приезжай! – потребовала она. – Я точно знаю, что тебе нужно!» Рецепт был прост: магазины, картинные галереи и улицы родного города. Приехавшая Констанс с удивлением обнаружила, что кузина практически постоянно чем-то занята и у нее совершенно нет времени на подругу детства. Брижит шутливо возмущалась, что она и не нужна Конни – ей нужен Париж. И уже через несколько дней прогулок по улицам, площадям, магазинам, кафе и посещений небольших музеев и картинных галерей на Монмартре мадемуазель Лакомб поняла, что кузина абсолютно права – все эти годы ей очень не хватало любимого города! Искрящийся, переливающийся весенний Париж радовал ее, словно забытая, но любимая игрушка. Ей вдруг показалось, что она стоит на пороге счастья – безграничного, как океан. И если кому под силу было исцелить ее от душевных терзаний, то только солнечному Парижу!..

Констанс снова посмотрела на часы. Ну что ж, Бри придется извиняться. Если к получасовым опозданиям кузины она привыкла с детства, то час – это уже слишком! Хорошо еще, что в любимом кафе подают такой дивный кофе, а певец мурлычет что-то из репертуара Джо Дассена – любимца Гийома Фонтеро и двух его внучек. Констанс чувствовала, что может просидеть здесь хоть день, хоть год, нежась на солнышке, провожая взглядом прохожих и слушая нежные мелодии из детства. Однако опоздание Бри было плохим знаком…

Еще до отъезда из Парижа Констанс знала, что Гийом является организатором и владельцем какого-то таинственного клуба. Бывавшие у них в гостях люди часто оговаривались, что они познакомились именно там. Но юную Конни это никак не волновало, а после смерти деда она не желала разбираться с его делами. Брижит взяла на себя управление всеми активами, в том числе и клубом, а мадемуазель Лакомб в далекой Америке особо не задумывалась о том, какого рода бизнесом занимается кузина. Но стоило ей, вернувшись в Париж, увидеть, что Брижит чуть ли не сутками занята, как Конни ощутила укор совести. Ничего удивительного, что Бри ни разу не смогла вырваться на ее выставки в Америке! Фактически после смерти Гийома ей пришлось стать главой их небольшой семьи, а заокеанская кузина ей ничем не помогала.

В приступе раскаяния Констанс решительно взялась за дело. Для начала она твердо пообещала, что освободит Бри от половины ее забот, вызвав у той приступ веселья. Отсмеявшись, кузина согласилась подумать, чем ей могла бы помочь Конни, но явно не отнеслась к этому предложению всерьез. «Чтобы только ввести тебя в курс дела, понадобится не меньше полугода! – подмигнула она. – Если ты на такое долгое время задержишься в Париже, то милости прошу в семейный бизнес!» В ответ художница заявила, что готова учиться, сколько потребуется, но пока ей нужно хотя бы какое-то задание. И Брижит предложила встретиться на следующий день в том самом кафе, в которое теперь безбожно опаздывала… Похоже, она совсем не воспринимала Констанс как потенциального делового партнера.

Конни успела заказать еще чашечку кофе и десерт из творожного крема, прежде чем увидела торопящуюся на встречу кузину. Та быстро пересекла оживленную улицу Сен-Дени и подбежала к столику Конни.

– Привет! – Она чмокнула ее в щечку. – Даже не надейся, что я буду извиняться, – это было бы совсем на меня не похоже!

– Да, и это изрядно удивило бы меня, – засмеялась в ответ Констанс, чувствуя, что просто не может сердиться на Бри.

После того как Брижит заказала себе кофе и пару пирожных и кузины обменялись ритуальными вопросами о самочувствии и замечательной погоде, Конни сочла возможным приступить к делу:

– Ты обещала подумать, каким образом я могу пригодиться в семейном бизнесе.

– Да, и я поняла, что мне и в самом деле нужна твоя помощь. – Брижит осторожно поднесла фарфоровую чашечку к губам и поверх нее стрельнула глазами в кузину. – На первое время мне понадобится как раз художник, а обращаться к кому-то постороннему не хочется. Сама понимаешь, раз бизнес семейный, то мы обе заинтересованы экономить деньги на том, что можем сделать сами.

– Готова написать все, что угодно, кроме денежных знаков, – пошутила Констанс. – Что от меня требуется?

– Я давно подумывала о том, чтобы сменить стиль в помещении клуба, украсить его по возможности новыми полотнами. Помнишь, в юности ты увлекалась готикой? Если бы ты написала пару картин в такой стилистике, было бы здорово. Кстати, не мешало бы заодно разработать и новый стиль визиток, ручек и прочих атрибутов. Уверена, что с этим никто не справится лучше тебя.

– Но я думала, что ты намерена поручить мне какую-то другую работу. Конечно, нельзя сказать, что я хорошо разбираюсь во всяких экономических тонкостях, но обучаюсь быстро, так что ты можешь на меня рассчитывать!

– Для другой работы ты должна хотя бы четко представлять, во что ввязываешься. – Бри многозначительно приподняла бровь. – Видишь ли, дорогая, это не совсем обычный клуб. Там особая атмосфера и особые люди, и запросы у них тоже особые.

– Звучит интригующе. И в чем заключается его «особенность»?

– Это сложно объяснить – лучше увидеть своими глазами. – Брижит отставила чашку и пристально посмотрела на кузину, будто на что-то решаясь. – В следующую пятницу состоится очередной прием, и тебе, дорогая моя, оказана огромная честь – ты приглашена в элитный Клуб Фонтеро…

Глава 2

Партер театрального зала окутал Констанс знакомыми и любимыми запахами. Устраиваясь поудобнее в кресле, она с наслаждением вдыхала воздух театра. Как все-таки хорошо, что она решила выкроить время и прийти на спектакль! Когда они с Бри были девочками, Гийом водил их сюда каждую неделю. Это был его любимый театр – небольшое заведение во дворах улицы Четырех Сыновей недалеко от музея Пикассо. Гийом обожал полотна Пикассо и считал его величайшим из художников-французов. Они часто приходили в музей, а оттуда пешком шли в театр – это было своеобразной семейной традицией.

Констанс еще раз огляделась. Забавно, но за те десять лет, что она не была здесь, похоже, ничего не изменилось. Те же обитые черным бархатом сиденья, те же затянутые полупрозрачными тканями низкие ложи по бокам зрительного зала, тот же тяжелый занавес. Театру было около двухсот лет, и Гийом утверждал, что здесь все осталось ровно в том же виде, в каком было при постройке. Он много рассказывал внучкам о старинном здании, о том, какие спектакли играли в нем раньше, кто из великих актеров выступал в труппе. Конни улыбнулась. С этим театром были связаны самые счастливые воспоминания ее детства и юности… Впрочем, и самые несчастные тоже.

Когда в зале погас свет, а на сцене началось действо, Констанс с удовольствием стала следить за перипетиями сложных отношений шекспировских героев. Если в живописи Гийом превыше всех ценил Пикассо, то в драматургии его сердце было отдано английскому Великому Барду. Внучкам в полной мере передались его пристрастия. Будучи подростком, Конни могла цитировать любую драму или комедию Шекспира. Спектакли по нему она обожала, но в Нью-Йорке была лишена подобной радости – американцы всегда относились к «Эйвонскому Лебедю» слишком… собственнически. Наверное, потому, что он говорил по-английски, они полагали, что могут переиначивать пьесы, как им вздумается!..

Но надо признать, что этот театр юная Констанс любила не только из-за настоящего Шекспира. Когда-то на его сцене играл мужчина, к которому ее навсегда привязало неискушенное девичье сердце. Впервые она увидела его, когда ей было четырнадцать.

Высокий, стройный, гибкий светловолосый молодой мужчина двигался по сцене так, словно был рожден специально для нее. Когда он произносил один из монологов, его серые глаза на секунду остановились на сидевшей во втором ряду партера Конни, и она поняла, что пропала. Перед ней был не просто молодой парень, а принц из ее грез. К ее удивлению, после спектакля Гийом сам завел разговор о светловолосом актере.

– Обратили внимание на этого паренька? – поинтересовался он у внучек и после утвердительного ответа добавил: – У Тьери д'Ортуа огромное будущее. Уже сейчас, в свои восемнадцать, он великолепно играет, а со временем талант только расцветет – я уверен…

Гийом оказался совершенно прав – с каждым годом молодой актер все быстрее поднимался к вершинам искусства. Констанс с замиранием сердца следила за всеми спектаклями с его участием. Тьери был настоящим мастером перевоплощения – он мог сыграть и юношу, и старика, и короля, и шута, и француза, и иностранца. Казалось, ему подвластно все. Под взглядом его серо-стальных глаз зрительный зал замирал, а после каждого монолога буквально взрывался аплодисментами. Молодой актер был любимцем публики и баловнем судьбы. Казалось, перед ним открыты все двери.

Конни обожала его с молчаливым благоговением фанатки и даже не мечтала о том, чтобы познакомиться с ним. Он казался ей небожителем – сильным, мощным, красивым и… совершенно недосягаемым. Она и помыслить не могла, что когда-то может оказаться рядом с ним. Ее кратковременные романчики с одноклассниками заканчивались довольно быстро: парни скоро понимали, что в ее сердце есть место только для одного мужчины – Тьери д'Ортуа.

Нежная влюбленность жила в ней четыре года, а потом… Это случилось на какой-то вечеринке, устроенной Гийомом. Он покровительствовал не только художникам, но и актерам, и попасть в дом Фонтеро считалось большой честью. Несмотря на то что актерская братия, как правило, не отличалась высокой нравственностью, Гийом не препятствовал знакомству внучек с богемой, полагая, что их приобщение к жизни должно происходить по крайней мере у него на глазах. Брижит решила стать писательницей-сценаристкой, а Конни унаследовала от деда любовь к рисунку, поэтому так или иначе этот мир должен был стать их миром – так он считал. Брижит, правда, быстро надоели эти сборища, но Констанс всегда с удовольствием их посещала. Как раз на одной из таких богемных вечеринок ей и представили Тьери.

Конни не помнила, о чем они говорили и что танцевали в тот вечер. Каждый раз, когда их руки встречались, она чувствовала, как ее буквально прошивает электрический разряд. Констанс наконец-то была рядом с мужчиной своей мечты. Весь вечер они не отходили друг от друга, и она пребывала на вершине блаженства.

– Тебя следовало бы назвать Солнцем или Огнем, – прошептал ей Тьери во время одного из танцев. – Когда в твоих волосах играет свет, они становятся темным пламенем.

– Гийом зовет меня Рыжик, – смущенно призналась Констанс.

– Подходяще, – улыбнулся он. – Я тоже буду звать тебя так, если ты не против…

Вспыхнув, Конни подняла на него взгляд и прочла в его серых глазах отражение собственных безумных желаний. Когда он предложил ей продолжить вечер в его квартире, Констанс согласилась без колебаний. Они вдвоем покинули вечеринку и уже через несколько минут ехали в такси по ночному Парижу.

– …Хочешь шампанского, Рыжик? – Он, не дожидаясь ответа, откупорил бутылку и разлил пенистый напиток.

Констанс приняла высокий хрустальный бокал, не в силах оторвать глаз от одной из стен в комнате. Над широкой кроватью висело множество масок – красивых и уродливых, печальных и радостных, европейских, азиатских, африканских, индейских. Неяркий рассеянный свет играл на них, заставляя рисованные или вырезанные губы то складываться в подобие усмешки, то грустно опускать уголки. Таинственное мерцание в черных прорезях для глаз наводило на мысль, что даже сейчас за этими пустыми «оболочками» кто-то или что-то скрывается.

– Маски… – зачарованно прошептала Конни.

– Маски, – откликнулся Тьери. – Другие лица. Они помогают учиться перевоплощению – в каждой из них можно почувствовать себя другим человеком.

Его голос накрыл Констанс, как теплая волна. Она и не заметила, как он подошел к ней сзади. Тьери стоял совсем близко, и Конни чувствовала жар его тела. Он мог прикоснуться к ней, обнять, но почему-то не торопился. Девушка чувствовала, как ее постепенно наполняет горячее желание. Ей хотелось поскорее оказаться в кольце его рук, но в то же время было страшно. Констанс казалось, что она как будто впервые наедине с мужчиной и прошлое осталось за стенами этой комнаты.

Они стояли молча, прислушиваясь друг к другу или к самим себе. Конни вдруг поняла, что сейчас продолжение вечера зависит от нее. Еще несколько секунд промедления – и Тьери сделает шаг назад, предложит еще шампанского, поставит какую-нибудь ненавязчивую музыку, они станцуют пару танцев, а потом он спросит, не пора ли проводить ее домой… Или она сейчас обернется, и по ее глазам он тут же поймет, что за огонь сжигает ее изнутри. Конни осторожно поставила бокал шампанского на тумбочку рядом с кроватью, на секунду зажмурилась и повернулась лицом к Тьери…

Констанс мечтала об этом поцелуе, ждала его, готовилась к нему, но все же оказалась не готова. Он вторгся в ее девичьи грезы, наполняя их новыми оттенками. Обжигающе страстный, нетерпеливый, резкий и напористый, он постепенно становился все нежнее. Тьери пил его по глоткам и словно не мог утолить жажду. Этот поцелуй грозил лишить Конни не только воздуха, но и рассудка. Казалось, он длился целую вечность, и она мечтала, чтобы это не кончалась никогда. Очутившись в плотном кольце мужских рук, захвативших ее в плен, она знала, что не в силах сопротивляться, и полностью отдалась на их волю.

Ее ладони жили какой-то своей жизнью, не подчиняясь разуму. Разомкнувшись на спине Тьери, они скользнули по его ягодицам, бедрам и снова поднялись, увлекая вверх его джемпер. Ему пришлось на секунду оторваться от ее губ, но, оказавшись на свободе, он снова приник к ней, словно умирающий в пустыне – к драгоценному источнику. Расстегнутая торопливыми, дрожащими пальцами Конни рубашка вскоре присоединилась к джемперу на полу, а следом спланировала ее собственная шелковая блузка.

Губы Тьери проложили влажную дорожку по ее шее к груди. Небольшие упругие полукружия по очереди подвергались страстным атакам его языка, темневшие на молочно-белой коже соски превратились в два источника бесконечного наслаждения, заставлявшие Констанс стонать и извиваться. Его руки тем временем опускались все ниже. Молния юбки подалась под напором, и горячие ладони легли на бедра Конни. Когда чуткие пальцы Тьери скользнули под тонкую преграду трусиков, она прильнула к нему всем телом. Набухший от желания бутон внизу живота, казалось, впитывал каждую каплю ласки этих умелых рук. Конни всхлипнула от наслаждения. Ей казалось, что вместо крови по ее венам течет расплавленная лава. Пальцы путались в волосах Тьери, тело изгибалось в каком-то подобии диковинной пляски, с губ срывались невнятные стоны.

Все плыло перед глазами, и Констанс даже не помнила, как они обнаженными очутились на кровати. Она с неутолимостью куртизанки принимала его ласки и в ответ ласкала его сильное мускулистое тело бесстыдно и страстно. Ее кожа горела от поцелуев, а он вздрагивал, когда к нему прикасались губы Констанс. Ее ладони скользнули вниз по его обнаженной спине, задержались на тугих ягодицах и осторожно нашли главное свидетельство его страсти. Она начала неторопливо поглаживать мощный мужской ствол, упиравшийся в ее бедро. Конни нравилось чувствовать, как он становится напряженней и тверже. Ей было приятно удерживать в руках его мощь, силу, трепетать от мысли, что этот меч пронзит ее чуткое лоно и вознесет на вершину блаженства. Изогнувшись, она провела языком по его груди и животу – его кожа была солоновато-сладкой от пота и страсти, но долго наслаждаться этим вкусом Тьери ей не позволил – он слегка отстранился и тут же снова прильнул к Конни, перехватывая инициативу. Его поцелуи и нежность сводили ее с ума…

Кульминация их любовной игры стала для Конни столь же неожиданной, как и их первый поцелуй. Она знала, что это должно случиться, но не подозревала, что будет так. Тьери покрывал поцелуями все ее тело – от шеи до кончиков пальцев на изящных ножках, а потом оказался между ее бедер. Он подхватил ее под спину и усадил верхом, лицом к себе. Его движения были томительными и плавными, и Конни невольно подавалась ему навстречу, моля поскорее войти в нее. Сжав ладонями ее упругую попку, он одним движением вторгся в ее разгоряченное лоно, заставив девушку застонать. Она подалась навстречу этому порыву – нет, не приглашая, а требуя, чтобы он погрузился в нее весь, без остатка! Его лицо, искаженное страстью, зарылось в ложбинку между ее грудей, и она словно плавилась от его обжигающего дыхания.

Конни не была невинной девочкой, но ничего подобного до сих пор не испытывала. Казалось, она вдруг стала… целой. То, что она искала, то, чего ей недоставало, то, без чего она не могла жить и дышать, было теперь так близко, так доступно, так великолепно! И она обхватила Тьери руками и ногами, мысленно растворилась в нем, исчезла без остатка. Поймав ритм движений любимого, Конни подавалась ему навстречу в такт его колебаниям и чувствовала, как раз за разом он наполняет ее. Каждый его рывок она встречала всем телом, словно изголодавшаяся по любви тигрица. Сомкнув ноги за его спиной, Констанс требовала все большего, а когда ее захлестнула волна беспощадного удовольствия, из горла вырвался неистовый звериный крик, слившийся со сладостным стоном Тьери…

Утомленные, они лежали, обнявшись, и Конни боялась открыть глаза. Ей казалось, что это что-то испортит, разрушит только-только наладившуюся между ними тонкую связь. Лишь когда Тьери, потянувшись через нее, погасил свет, она решилась приподнять ресницы. Ее любимый спал. Лунный свет, падавший из окна, играл на масках, украшавших стену. Улыбающиеся и грустные, они стали свидетелями их недавних ласк. Даже те из них, которые сначала показались Конни пугающими, теперь виделись ей этакими добродушными дядюшками, сквозь пальцы смотревшими на проказы молодежи. Она умиротворенно улыбнулась и нежно прикоснулась губами к губам Тьери. Он что-то забормотал во сне и крепче прижал ее к себе. Уютно устроившись на его груди, Констанс снова закрыла глаза. Она уже точно знала, что переполнявшая ее радость никуда не денется до утра, а значит, со спокойной душой могла спать в объятиях любимого мужчины под присмотром его «других лиц»…

Утром они проспали… Их обоих разбудил громкий стук в дверь и проклятия.

– О нет! – сквозь сон простонал Тьери. – Это Теодор, и он сейчас будет меня убивать!..

Судя по голосу неведомого Конни Теодора, ее любимый не преувеличивал. Пока они торопливо одевались, Тьери объяснил, что должен был сегодня в девять утра явиться на пробы. Судя по будильнику, он безнадежно опаздывал, и только поистине волшебное искусство его агента могло хоть как-то смягчить суровые сердца работодателей, мечтавших увидеть актера спозаранку. И неудивительно, что этот самый агент бесновался сейчас за запертой дверью! Схватив с вешалки куртку, Тьери шагнул к Констанс и нежно поцеловал ее.

– Оставь свой номер телефона на столике – я позвоню. И захлопни за собой дверь, хорошо? – Последние слова он выговаривал, уже поворачивая ключ в замке.

Констанс старательно, перепроверяя каждую цифру, записала телефон, съела найденный в холодильнике одинокий йогурт и оставила любимому записку, полную всяких нежных глупостей. Уходя, она кокетливо помахала рукой висящим на стене «лицам» и пообещала, что скоро они снова встретятся…

Она ждала его звонка в тот же день, но он так и не позвонил. Не случилось этого ни через день, ни через неделю. Конни казалось, что каждое наступающее утро становилось мрачнее предыдущего. Ей вовсе не хотелось, чтобы он думал, будто только им и заняты ее мысли, поэтому Констанс занималась обычными своими делами, ходила на учебу, по магазинам, встречалась с подругами, но каждую секунду ждала заветного звонка. Возвращаясь домой, она тут же бросалась к автоответчику или спрашивала у Гийома и Брижит, не звонил ли ей кто-нибудь. Каждое их «нет» ранило ее сердце.

Этот месяц стал, наверное, самым тяжелым в ее жизни. Конни то впадала в черное отчаяние, то неожиданно обретала новую надежду. Может быть, случилось что-то непредвиденное? Может, он просто уехал? Сорвался на гастроли так быстро, что не успел ее предупредить? Или заболел? Конни вдруг ощутила себя страшной эгоисткой. Наверняка в театре знают, где он и что с ним…

В тот же вечер Констанс отправилась на вечерний спектакль. Нет, Тьери не был болен и никуда не уехал – он по-прежнему играл свою роль в представлении. Значит, он не звонил по какой-то другой причине… Конни намеревалась зайти к нему после спектакля, но вдруг поняла, что не сможет этого сделать. Он не захотел ее, отказался от нее, она просто была для него развлечением на одну ночь… Возможно, Констанс еще передумала бы, но после поклона, когда артисты уже уходили, на руке Тьери буквально повисла его симпатичная партнерша. Конни почувствовала укол ревности и боли: значит, сегодня эта девица будет лежать в объятиях ее любимого, пить шампанское и рассматривать маски! Нет, она не пойдет к нему и не станет унижаться, спрашивая, почему он забыл о ней!

Конни шла из театра домой, глаза ей застилали слезы. Но именно в тот день она приняла решение. Она уедет как можно дальше от Парижа и вернется, только когда будет уверена в том, что сможет с ледяным спокойствием и безразличием смотреть на предавшего ее Тьери. Очень кстати ей вспомнилось, что несколько недель назад, когда ее работа выставлялась в одной художественной галерее, заезжий американец посоветовал ей отшлифовать свое мастерство в нью-йоркской Школе изобразительного искусства и даже дал свою визитную карточку, обещая помочь с поступлением…

Услышав о том, что старшая внучка намерена переехать в Нью-Йорк, Гийом Фонтеро буквально потерял дар речи. А как только обрел его вновь, принялся отговаривать Конни от этого безумного поступка. Но она твердо стояла на своем: ей необходимо пожить немного в Америке, а если Гийом откажет ей в денежной помощи, Констанс все равно туда поедет, рассчитывая лишь на свои силы. Дед и кузина пытались узнать причины этого решения, но юная мадемуазель Лакомб была непреклонна. В конце концов Гийом вынужден был сдаться – и через два месяца Констанс села в самолет, летевший в Нью-Йорк. Тогда она еще не знала, что проведет в Америке долгие десять лет…

– …Мадемуазель! Мадемуазель! – Голос служащего театра раздался над ухом Констанс, и она чуть не подскочила от неожиданности.

– Что вам угодно? – дрогнувшим голосом спросила она.

Невысокий пожилой мужчина в форменной одежде смотрел на нее терпеливо и жалостливо.

– Спектакль окончен, мадемуазель, – понизив тон, произнес он. – Кажется, вы задремали или задумались?..

Констанс неуверенно огляделась. Действительно, в небольшом зале она сидела одна. Видимо, погрузившись в воспоминания, она как-то умудрилась пропустить не только большую часть спектакля, но и тот момент, когда зрители стали покидать помещение. Свет уже погасили, лишь сцену освещали два софита, образуя светлое пятно точно в ее середине.

– Прошу прощения, – смущенно произнесла она, поднимаясь. – Я уже ухожу.

Служащий удовлетворенно кивнул и заботливо осведомился, не вызвать ли ей такси.

– Возможно, мадемуазель нехорошо чувствует себя?

На этот вопрос Конни ответить не успела – со стороны сцены вдруг раздались громкие голоса. Из-за кулис выбежал мужчина, и Констанс почувствовала, как сердце подскочило куда-то к горлу и забилось в нем отчаянным комком. Тьери д'Ортуа в два шага оказался на краю сцены.

– Бертран! – От его глубокого голоса по спине Конни побежали мурашки. – Мне сказали, что это ты убирал в моей гримерной! Прах побери, у меня завтра утренняя репетиция, а там какой-то бардак!.. О, кто это с тобой?.. – Он сощурился, пытаясь разглядеть девушку в темноте зрительного зала.

Но она уже торопилась к выходу и буквально через несколько секунд вылетела из театра. Париж моментально укутал ее влажным одеялом жаркого вечера, но Констанс дрожала. Она выпрямилась и глубоко вздохнула, взяв себя в руки. Итак, Тьери д'Ортуа по-прежнему здесь, играет в этом театре, как и десять лет назад. Конни нервно усмехнулась. Возможно, он даже играл в том спектакле, который она благополучно пропустила, погрузившись в воспоминания. Но она уже не может реагировать на какого-то актера, словно восемнадцатилетняя дурочка! Тогда он был ее кумиром и возлюбленным, но теперь-то все иначе! Сейчас она, Констанс Лакомб, – уверенная в себе женщина, преуспевающая художница, владелица половины бизнеса своего деда… Нет, она больше не поддастся чарам этого мужчины, каким бы великолепным актером и любовником он ни был!

Конни поймала такси и назвала адрес старой квартиры Гийома, где сейчас жила. Она подавила в себе желание оглянуться на здание театра. Теперь у нее совсем другая жизнь, и она не позволит призракам из прошлого разрушить ее…

Глава 3

– И все же почему на такси? – Констанс неуверенно поерзала на широком сиденье комфортабельного автомобиля.

В наемных экипажах она чувствовала себя неуютно. Привычка быть за рулем и диктовать дороге и окружающим собственные условия заставляла ее нервничать. Но Брижит настояла на том, что в клуб они поедут именно на такси.

– Это правило, общее для всех, – устало произнесла Бри, отвечающая на этот вопрос уже в пятый раз за их недолгую поездку. – В клуб не приезжают на личных автомобилях.

Констанс повернулась к окну. Интересно, к чему такие сложности? Наверняка это Гийом придумал правила, хотя сам никогда не проявлял особого рвения их соблюдать. Вполне возможно, он искренне радовался тому, что может запретить всем приезжать так, как им удобно, а сам по-прежнему пользоваться любимым «Пежо». Порой ему нравилось играть роль этакого тирана и самодура, хотя он стремительно выходил из этого образа, как только понимал, что кому-то по-настоящему неудобно или неприятно.

Она покосилась на точеный профиль Бри, но решила пока повременить с расспросами. В последние несколько дней кузина была очень занята и отмахивалась от любопытства Конни. Кроме того, она частенько ловила на себе испытующий взгляд Бри – словно та прикидывала, насколько ее двоюродная сестра готова к загадочной вечеринке. В назначенный день Констанс уже буквально изнывала от нетерпения – так ей хотелось поскорее попасть в это таинственное место.

Казалось, клуб имени их деда и в самом деле окутан мистикой. Решив серьезно подготовиться к предстоящей вечеринке, мадемуазель Лакомб обнаружила, что официально клуба… не существует! Его адреса не было ни в одном справочнике, о нем не писали в газетах и Интернете, о нем не слышали исполнительные служащие справочного бюро «Les rues de Paris»[4], которые знали буквально обо всем на свете. О Гийоме Фонтеро было множество сообщений – его вспоминали добрым словом десятки художников, актеров, бизнесменов. Но о том, что он основал элитный клуб, – ни слова, будто вокруг этого факта существовал некий «заговор молчания». В конце концов, после нескольких дней бесплодных поисков, Конни стало казаться, что кузина ее нарочно мистифицирует, правда, она не могла понять, с какой целью. Она была готова к тому, что Бри под каким-то предлогом отменит приглашение на вечеринку, поэтому немало удивилась, когда кузина заехала за ней…

Но что такого таинственного может быть в клубе – пусть даже закрытом и элитном? Это ведь то место, где теоретически должен собираться круг единомышленников, подобранный по определенным критериям. Ну, например, любители литературы, танцев, кино или рыбалки. Или люди, когда-то окончившие один университет, или те, кто ездит ежегодно на один и тот же курорт… Таких клубов полным-полно в каждом европейском и американском городе – и Париж не исключение. На их вечеринках или «заседаниях» собираются посплетничать, обменяться впечатлениями, поругать новые постановления правительства, обсудить очередное платье Первой Леди и скандальный роман, сведения о котором недавно появились в газетах, выпить в теплой компании – в общем, приятно провести время. Конни приходилось бывать на подобных «заседаниях», посвященных ее картинам. Как правило, там все проходило чинно и мирно: небольшая лекция, ряд вопросов, а потом традиционный фуршет с так называемым «неформальным общением», которое она ценила лишь постольку, поскольку оно помогало наладить нужные связи.

Но все, что Констанс Лакомб знала об этих «элитных клубах», настолько не вязалось с характером ее покойного деда, что она попросту терялась в догадках. Гийом ни за что на свете не связался бы с кучкой скучных любителей еженедельных застолий – разве что для того, чтобы в конце концов их высмеять! Нет, его собственный элитный клуб должен быть совершенно оригинальным, неповторимым – и туда должны быть вхожи те, кого сам он считал «элитой». Интересно, что же на этот раз придумал неугомонный Фонтеро?..

– Мы приехали. – Такси затормозило у невысокого особнячка, и Брижит оторвала кузину от размышлений. – Добро пожаловать в Клуб Фонтеро! Идем, времени не так уж много…

Спускаясь за ней по высоким неудобным ступенькам в полуподвал здания, Констанс украдкой бросила взгляд на его фасад. Ни вывески, ни заботливо нарисованных стрелочек, куда надо направляться членам элитного клуба… Да и сам он расположен, оказывается, где-то на окраине Парижа. И это при том, что Гийом обожал пускать пыль в глаза – даже обычные вечеринки обставлял с восточной роскошью. Странно, очень странно! Может, дела у Брижит идут не так хорошо, как она старается показать кузине? Неужели обстоятельства вынудили ее после смерти деда переместить куда-то его клуб?

Металлическая дверь закрылась за спиной Конни с мягким щелчком, и их с Брижит окутал мягкий свет многочисленных бра, создававших в помещении уютный полумрак. Буквально в нескольких шагах от входа обнаружилась еще одна дверь, лукаво поблескивавшая глазком видеокамеры.

– Дамы, пожалуйста, проходите по одной, – произнес «металлический» голос из-за двери.

– Не валяй дурака, Патрик. – Брижит строго сдвинула брови, приближаясь к глазку видеокамеры. – Со мной моя сестра, совладелица заведения.

Еще один едва уловимый щелчок – и дверь гостеприимно открылась. Констанс шагнула следом за кузиной, уверенно прошествовавшей в следующее помещение. Пока Брижит вполголоса отчитывала сотрудника – невысокого, но мощного молодого мужчину, исполнявшего, похоже, роль охранника, Конни с удивлением осматривалась. Она попала в настоящее царство роскоши. Бархатные обои, утопленные в стенах позолоченные светильники, с изысканным вкусом подобранные репродукции импрессионистов, густой ворсистый ковер – все здесь говорило о том, что организатор не поскупился и решил произвести впечатление на любого, кто минует дверь и незадачливого Патрика. Констанс тут же поняла, что клуб, видимо, никогда и никуда не переезжал – настолько здесь все соответствовало вкусу деда. Она не удивилась бы, если бы и сам Гийом неожиданно вышел к ним навстречу, сияя гостеприимной улыбкой.

– Ну как, нравится? – Брижит подхватила кузину под руку и повлекла за собой – сквозь многослойные, но легкие шелковые занавеси, отделявшие первую комнату от длинного коридора. – Это только начало. Пойдем скорее!

– Госпожа Фонтеро, какую маску приготовить вашей сестре? – поинтересовался охранник.

Брижит на секунду остановилась и посмотрела на Констанс.

– Она еще не решила. За масками мы придем позже.

– Я ничего не понимаю. Какие маски? – бормотала Конни, едва успевая за сестрой. – Может, ты остановишься на минуту и объяснишь, что происходит?

– Сейчас у меня в кабинете сядем и обо всем поговорим, – пообещала Бри, снимая оригинальный ключик с длинной деревянной панели, укрепленной на стене и украшенной восточным орнаментом и изысканной росписью.

В кабинете у кузины обстановка оказалась намного строже, чем в богато украшенной «прихожей» и коридоре, в котором почему-то царила темень – единственным хорошо освещенным пятном там была деревянная панель с ключами. Конни по пути ощупывала драпировки на стенах – шелковые и более тяжелые бархатные – и думала о том, зачем они здесь и что прикрывают. Однако через несколько секунд шестое чувство подсказало ей, что с противоположной от кабинета стороны находится большое пространство, отделенное от коридора мутной пеленой, и Констанс предположила, что это матовое стекло, а за ним – комната или зал. И когда в этом зале горят огни, то рассеянного света достаточно, чтобы не заблудиться здесь.

Широкий письменный стол с компьютером, два кожаных кресла и диван составляли все убранство кабинета кузины, громко заявляя о том, что новая распорядительница клуба готова терпеть восточную роскошь, но только до тех пор, пока она не врывается в ее налаженный и обустроенный быт. Ее личный уголок был воплощением рациональности, расчетливости и современности.

– Хочешь кофе? – предложила Брижит, усаживаясь за столом и указывая Конни на кресло напротив.

– Хочу объяснений, – улыбнулась та. – Кофе может и подождать.

Бри несколько секунд помолчала, а потом, словно решившись, начала говорить – уверенно и быстро…

Несколько лет назад Гийом Фонтеро организовал элитный клуб, куда сначала был вхож лишь очень узкий круг людей. Началось все с того, что некоторые из его друзей не желали быть узнанными даже друг другом, общаясь по каким-то деловым вопросам. И тогда Фонтеро придумал гениальный ход – в его клубе все без исключения посетители должны были надевать маски. Бархатные полумаски выдавались гостям на входе охранником, который получил четкие инструкции – в отведенном ему помещении не должно находиться больше одного посетителя. Черная маска, как установил Гийом, означала, что гость ищет новых знакомств, а красная – что он здесь для встречи с определенным человеком. Как правило, красные маски дополнялись и другими «опознавательными знаками», по которым былые собеседники, пришедшие ради продолжения разговора, должны были узнать друг друга.

Замаскированные гости проходили в основной зал, где их ждал фуршет и ненавязчивое представление. Желающие более приватных разговоров устремлялись к деревянной панели в коридоре, на которой висели ключи от так называемых «кабинетов». Все ключи были в единственном экземпляре, так что посетители могли не опасаться быть подслушанными. Но маски не снимали даже в кабинетах – если гости решались открыть друг другу свои настоящие имена, они предпочитали не «светиться» в кругу остальных «замаскированных».

Первое время клуб Фонтеро помогал налаживать в основном деловые контакты. Но поскольку Гийом вращался в богемном мире, вскоре все его знакомые стали посещать клуб. Идея с масками чрезвычайно понравилась большинству гостей, но их как раз влекли не деловые и партнерские начинания. Под маской можно было флиртовать с любым понравившимся незнакомцем или незнакомкой, а потом уединиться с ним в одном из «кабинетов», не опасаясь быть разоблаченным «второй половиной». Ведь никто и никогда не знал, кто именно скрывается под масками. Если, допустим, на вечеринку приходили муж и жена, то вполне возможно, что вечер они завершали вместе, не будучи уверенными в том, что их партнер – законный супруг. Но, с другой стороны, не было уверенности и в обратном, поэтому такие измены и изменами не называли. Это была лишь пикантная игра, в которую с удовольствием включилась богема. Вскоре по широкой тусовке даже стал гулять особый термин – «клубный адюльтер».

Первое время Гийом пытался еще как-то предотвратить стремительное превращение делового клуба в эротический, но ситуация уже вырвалась из-под контроля, и он махнул рукой. Членство в клубе Фонтеро стало престижным и начало приносить весьма немалый доход организатору. Плюнув на мораль, Гийом распорядился оборудовать «кабинеты» широкими кроватями и прочими «аксессуарами» домов свиданий, а на прикроватные тумбочки в обязательном порядке класть упаковки презервативов.

Брижит риала о клубе Фонтеро совершенно случайно – один из ее новых приятелей неожиданно для молодой девушки назначил ей там свидание и очень удивился, поняв, что она впервые слышит об этом месте. «Не может быть, чтобы ты не была членом клуба твоего собственного имени!» – заявил молодой человек. В тот же вечер Брижит приступила к расспросам, и отмолчаться Гийому не удалось. Более того, строптивая внучка заявила, что намерена стать членом клуба. Во второй раз Гийому снова пришлось уступить – и через некоторое время Брижит уже была завсегдатаем клубных вечеринок.

Когда же после смерти Гийома Бри оказалась полновластной хозяйкой «клуба собственного имени», она принялась за дело с размахом. «Кабинеты» были немного переделаны – в них появилась различная тематика. Кроме того, Брижит стала сама писать сценарии для представлений, которые показывали гостям. Она сознательно добавила в них мистики и эротизма. Актеры и актрисы в светло-зеленых масках (такие носил в клубе обслуживающий персонал, а маска хозяйки была украшена еще и перьями, чтобы ее можно было сразу узнать) все чаще оказывались на публике полуобнаженными, стараясь максимально «завести» гостей.

Пестрая толпа приглашенных после этих представлений моментально расходилась по «кабинетам», которых через некоторое время стало уже не хватать. В клубе Фонтеро прибавилось завсегдатаев, искавших партнера на одну или несколько ночей. Постепенно Брижит выкупила все полуподвальное помещение одного из особняков на востоке Парижа – и элитный клуб превратился в некое подобие «дома свиданий» с той лишь разницей, что здесь не работали «девочки по вызову». Нет, все случалось по обоюдному согласию и совершенно бесплатно. Порой знакомства, заведенные в клубе Фонтеро, приводили к длительным романам и даже бракам, но и после свадьбы супруги бывали гостями этих роскошных «вечеринок».

Несмотря на весьма высокий ежегодный взнос и недешевую кухню (Брижит похвасталась, что ей удалось переманить шеф-повара одного из ведущих парижских ресторанов), количество желающих стать членами клуба Фонтеро постоянно росло. Он не нуждался в широкой рекламе и громких словах и приносил ощутимую прибыль. И хотя адреса его не было ни в справочниках, ни в путеводителях, каждую неделю на вечеринки приходило множество гостей…

– Я даже не предполагала, что… Гийом может заняться чем-то подобным, – слабым голосом произнесла Констанс, когда Брижит на минуту замолчала.

Только чувство врожденного такта в последнюю секунду удержало ее от возгласа: «Как этим можешь заниматься ты?!» Но невысказанная фраза повисла в воздухе, и кузина тут же ощетинилась, будто ожидала такой реакции:

– Не надо делать из меня притоносодержательницу! Я всего лишь помогаю людям знакомиться, общаться более свободно, чем они это делают в жизни. Человек под маской играет чужую роль и может позволить себе даже то, чего смертельно боится, когда снимает ее! Здесь не просто развлекаются, а порой находят партнера на всю жизнь. Каждый раз в зале полным-полно не только черных, но и красных масок! – Бри несколько секунд помолчала. – Ты предлагала свою помощь, верно? Но заставлять тебя никто не собирается. Давай договоримся: ты сегодня посидишь на вечеринке в любой маске по твоему выбору. Если поймешь, что тебе совсем неприятен наш «приют разврата», – она фыркнула, демонстрируя свое отношение к подобной точке зрения на клуб Фонтеро, – то просто откажешь мне и не станешь читать нотации. А если убедишься в том, что все не так уж страшно, я с удовольствием приму твою помощь.

– Хорошо. – Констанс поднялась с кресла, жалея и о том, что позволила кузине прочесть написанные на ее лице мысли, и о том, что этот разговор вообще состоялся. – Для чистоты эксперимента я, пожалуй, предпочту черную маску.

В ответ Бри неожиданно лукаво улыбнулась:

– Конечно, ты хочешь проверить, насколько чисто здесь играют и не бывает ли наглых приставаний, которым подвергаются несчастные дамы в «черных масках». – Она откинулась на спинку кресла. – Но может статься, что ты просто соскучилась по приключениям…

Чувствуя, как лицо ее заливает румянец смущения, Констанс выбежала из кабинета кузины. Да, надо признаться, что ей было… любопытно. Разумеется, она не собиралась долго участвовать в этих развлечениях, но надо же узнать, чем занимается сестра. Клуб Фонтеро – надо же! Конни фыркнула. Какое счастье, что сама она не Фонтеро, а Лакомб! Хорошо, она посетит сегодня эту «вечеринку», но больше ее сюда заманить не удастся! Это будет для нее всего лишь небольшим экспериментом – Конни просто надо убедиться, что здесь не происходит ничего предосудительного.

Она решительно прошествовала по коридору обратно и вскоре оказалась напротив стола охранника.

– Черную, пожалуйста! – потребовала Констанс и через секунду получила небольшую бархатную полумаску, скрывшую ее лицо ото лба до середины щек…

Не прошло и двух часов после начала вечеринки, как все намерения Конни уйти пораньше и не участвовать в «приключении» до конца были забыты. В полумраке основного зала, называемого «гостевым», неторопливо прогуливалось около пятидесяти человек в красных и черных масках. Порой некоторые из них останавливались, чтобы посмотреть представление. Глаза же Констанс были прикованы к сцене. Нежная и бесконечно чувственная сценка, словно сошедшая со страниц «Тысячи и одной ночи», буквально заворожила ее. Каждое движение исполнителей было пронизано эротизмом, от которого у Конни захватывало дух. Брижит оказалась по-настоящему талантливым сценаристом, и ее представление удостоилось искренних аплодисментов гостей.

– Великолепно сыграно. – Мужской голос прозвучал из-за спины столь неожиданно, что Констанс даже подпрыгнула. – О, прошу прощения, не хотел напугать вас!

– Н-ничего, – с запинкой ответила она, поворачиваясь лицом к собеседнику.

Высокий мужчина, заговоривший с ней, был в черной маске. Его светлые волосы казались тусклыми в полумраке зала, и на секунду Констанс даже посетила безумная мысль, что перед ней Тьери – ее давно забытая и потерянная любовь. Но темно-карие глаза, резко контрастировавшие с цветом волос, тут же вернули ее с небес на землю. Нет, конечно же это не он…

– Как вас называть, мадемуазель? – Незнакомец мгновенно завладел ладонью Конни и поднес ее к губам.

Она в последнюю секунду удержала на языке настоящее имя, которым чуть было не представилась от неожиданности. От поцелуя женщина почувствовала, как по спине побежали мурашки. Завораживающее желание вдруг окатило ее буквально с головы до пят. В его карих глазах пылал огонь – прошедшее представление явно произвело на мужчину такой же эффект, как и на саму Констанс. Судорожно сглотнув, она назвала первое попавшееся имя…

– Разрешите пригласить на танец? – И как только Конни поднялась с удобного дивана, обитого бархатом, таинственный кавалер тут же закружил ее в вальсе под мягкую музыку, струившуюся, казалось, откуда-то сверху.

После представления, по словам Брижит, всегда включали музыку, чтобы гости могли немного прийти в себя и определиться с партнерами. Млея от наслаждения в сильных руках неожиданного партнера, Констанс поняла, что это правильно. После того безумного всплеска, который последовал сразу за представлением, в ней рождались желание и нежность. Хотелось всю ночь провести в объятиях этого незнакомого мужчины, буквально излучавшего силу и страсть. Впрочем, почему бы и нет? Почему Констанс должна отказывать себе в маленьких радостях? Чертик искушения шептал ей, что она может насладиться сегодняшней ночью сполна и никто, кроме нее, никогда об этом не узнает. Да и человека, который сейчас так нежно кружит ее в вальсе, вряд ли еще встретит.

Констанс посмотрела в глаза незнакомцу и увидела в них отражение собственной страсти. Ни слова не говоря, он обхватил пальцами ее запястье и повел за собой – прочь с танцевальной площадки, в коридор, к деревянной панели, на которой еще висело несколько ключей. Сняв один из них, мужчина повлек ее дальше по коридору…

Дверь «кабинета» закрылась за ними, оставив их в подобии восточного шатра. Видимо, спектакль на тему «Тысячи и одной ночи» диктовал свои условия и здесь. Мягкий аромат чего-то невыносимо чувственного наполнял комнату. Из встроенных в стену динамиков лилась негромкая романтическая музыка. Под широкими складками прозрачного балдахина маняще белела широкая кровать с резными деревянными столбиками по углам. Напротив нее загадочно мерцала зеркальная поверхность…

Сильные руки повернули Констанс, и она оказалась стоящей лицом к случайному партнеру. Она не успела и вздохнуть, как его рот властно накрыл ее губы, подавляя, подчиняя себе. В первую секунду она хотела было воспротивиться напору, но тут же обмякла, крепко прижавшись к мощному телу. Сегодня вокруг нее был Восток – и она, восточная женщина, обязана подчиниться мужчине безоговорочно. От собственной податливости ее обдало жаркой волной. Уже ни о чем не думая, Конни отдалась ощущениям.

Язык таинственного незнакомца властно исследовал ее рот, юркой змеей обвивался вокруг ее язычка, скользил по губам, заставлял, задыхаясь, молить о пощаде. Оставив разгоряченные губы Констанс, мужчина спустился по шее к ключицам, одновременно расстегивая ее платье. Через секунду изысканный наряд растекся вокруг ее щиколоток нежно-сиреневой шелковой лужицей. Партнер подхватил Конни на руки и осторожно, как хрупкую драгоценность, уложил на широкое ложе. Она изогнулась в его объятиях, чтобы как можно плотнее прижаться к нему. Ее пальцы торопливо пробежались по пуговкам его черной рубашки, сброшенные покровы обнажили мускулистый торс, и ладони Констанс заскользили по груди и спине незнакомого любовника, тихо застонавшего от удовольствия.

Несколько секунд спустя он приник к ее груди, и его чуткий язык принялся описывать круги вокруг затвердевших от страсти сосков Конни. Она потеряла ощущение времени и пространства – мир сжался до крохотной точки, до уютной комнаты в восточном стиле, до шикарного ложа и мужчины, ласкавшего каждую клеточку ее тела. Его губы неторопливо проложили дорожку поцелуев от ямочки между ключицами к животу. Сильные руки скользнули по бедрам снизу вверх, осторожно пробрались под трусики и нежно освободили Констанс от последней преграды, отделявшей от бесконечного наслаждения. А через секунду его язык уже ласкал влажный бутон внизу ее живота. Конни изогнулась ему навстречу, судорожно ловя ртом воздух.

От накатившего острого удовольствия мутилось в глазах. Констанс буквально плавилась в нем, казалось, ее переполнял жидкий огонь. Жадный и дерзкий язык ее случайного мужчины то нежно касался ее лона, то бесстрашно вторгался в его глубину, заставляя Конни вскрикивать и метаться на постели. Ладонями он поддерживал ее под ягодицы, по очереди ритмично сжимая то одну, то другую. Ее ноги оказались на его плечах, и иногда незнакомец дразняще проводил языком по внутренней стороне бедер, заставляя Констанс замирать в ожидании нового витка наслаждения. Наконец для нее наступила кульминация, и очередная волна удовольствия подняла ее на самый пик…

Отдышаться он ей не дал, а неожиданно, подхватив, поставил на колени лицом к одному из столбиков в изножье кровати. Стена напротив и в самом деле оказалась зеркальной, и разомлевшая от ласк Конни видела не только себя, но и мужчину за своей спиной. Он подошел к тумбочке и что-то взял с нее, потом повернулся к зеркалу лицом, быстро снял брюки. Констанс завороженно смотрела на размеренные движения его рук, облачавшие мощное естество в то, что она в юности называла «защитным костюмом». Пришла его очередь получать удовольствие…

Конни, опершись о деревянный столбик, подалась к нему упругой попкой, бесстыдно приглашая к продолжению. Его не понадобилось просить дважды – через несколько секунд он уже стоял на коленях за ее спиной. Она видела в зеркале, как его руки по-хозяйски проходятся по ее груди и животу, а когда в ее разгоряченную пещерку ворвался тугой мужской жезл, Констанс снова не удержалась от стона. Он положил руки ей на бедра и входил в нее глубоко и властно, словно утверждая свою власть над «восточной женщиной». Его движения были размеренными и спокойными, хотя порой он убыстрял темп, и Конни чувствовала, что снова возносится на вершину блаженства. Мужчина за ее спиной, судя по участившемуся дыханию, тоже приближался к кульминации. В последний момент он вдруг притянул ее к себе, подхватив рукой под живот, и зарылся лицом в ее волосы. Еще несколько толчков – и мир вокруг взорвался фейерверком безумных ощущений. Ее партнер зарычал от наслаждения и расслабился…

Некоторое время он не выпускал ее из объятий, прерывисто дыша в ее волосы, и Констанс, закрыв глаза, вдруг на секунду представила, что за ее спиной… Тьери. Этот образ явился настолько неожиданно и непрошено, что она, вздрогнув, открыла глаза и тут же попыталась отстраниться от мужчины. Он опустил руки, давая ей возможность выскользнуть, и Конни, извернувшись, вздохнула, ощутив одновременно и радость, и разочарование. Конечно, это был не Тьери, а совсем другой человек, с которым до сегодняшнего вечера она даже не была знакома…

Они расстались почти молча, только напоследок незнакомец сказал, что с удовольствием встретился бы с Конни снова. Она улыбнулась, радуясь, что за маской невозможно разглядеть ее испуганных глаз. Нет, она вовсе не планировала найти здесь постоянного любовника! Подарив ему еще один нежный поцелуй, Констанс мысленно попрощалась с мужчиной навсегда.

Когда дверь за ним закрылась (в клубе Фонтеро мужчины считали хорошим тоном покидать «кабинет» первыми, оставив дам поправлять туалеты), она откинулась на широкую постель. Ну что ж, по крайней мере, Брижит, похоже, удалась ее маленькая эскапада! Конни понравился сегодняшний вечер, который немного избавил ее от тягостных мыслей и воспоминаний. И, разумеется, она уже мысленно прикидывала, какими картинами декорирует коридор. Перед самым началом вечеринки там включали лампы, и, хотя их свет не давал гостям возможности разглядеть хоть что-то под масками, он позволял увидеть до сих пор прятавшиеся под драпировками кар тины, содержание которых Констанс назвала бы, по меньшей мере, фривольным. Впрочем, после такого прекрасного вечера она уже не собиралась идти на попятный. Как бы то ни было, такие встречи многим могли пойти только на пользу!

Глава 4

– Я так и знал, что под предлогом хорошего кофе тебя можно заманить куда угодно! – весело приветствовал Констанс высокий молодой шатен, поднявшийся ей навстречу. – Удивительно, что ты знаешь еще не все кофейни Парижа!

– Рада тебя видеть, Даниэль, – улыбнулась Конни, присаживаясь за его столик. – А где Бри?

– Скоро придет, она позвонила, что задержится. Что ты будешь?

Пока Даниэль делал заказ, Констанс изучала его, подперев ладонью подбородок. За десять лет он здорово изменился. Впрочем, тут же мысленно осеклась Конни, она и сама уже не та девочка, которая когда-то сбежала из Парижа. Так почему же Дан, как называла его Брижит, должен был остаться прежним?

Они с Даниэлем Дару были знакомы с детства. Когда Брижит и Констанс только переехали к Гийому, Дану исполнилось двенадцать. Поначалу он смотрел на двух соседских внучек свысока, как и полагалось «практически взрослому». Через несколько лет Бри, которой не нравилось, когда к ней относились как к ребенку, придумала и воплотила в жизнь страшную месть симпатичному соседскому мальчишке. В отсутствие родителей Дана она принесла в их дом пирог с ежевикой, прекрасно зная, что у подростка аллергия на эту ягоду, а поскольку весной у него еще и аллергический насморк, то по запаху он ее тоже не распознал. Когда Даниэль, поблагодарив, пригласил девочку к столу, она с удовольствием смотрела, как он режет пирог, откусывает от своего куска… Дальнейшее стало для Бри чудовищным потрясением. Она рассчитывала, что юному Дару станет нехорошо, но не думала, что это будет так страшно. Он неожиданно покраснел и стал задыхаться. Перепуганная Брижит понеслась к деду, который, не дожидаясь медиков, отвез парня в ближайшую больницу. К счастью, все закончилось благополучно – Дана удалось быстро откачать, и к приезду родителей он уже вернулся домой.

Брижит приготовилась к страшному наказанию, но его, как ни странно, не последовало. Ее, конечно, отчитал Гийом, шокированный поведением внучки, но ни Даниэль, ни мсье и мадам Дару не пришли к соседям с претензиями. Тогда Брижит преисполнилась самых черных подозрений. Мадам Дару дрожала над единственным отпрыском, словно наседка, поэтому выходка соседской девчонки никак не могла остаться безнаказанной. Вероятнее всего, она отправилась прямиком в полицию, и со дня на день за «преступницей» Брижит придут, чтобы арестовать ее, осудить и сослать в какое-нибудь страшное место! Иного просто и быть не могло – мадам Дару никогда не простила бы того, что ее сын оказался на грани гибели!

Жизнь Брижит превратилась в сплошной кошмар. Она вздрагивала от каждого стука в дверь, шарахалась на улицах даже от знакомых gendarmes[5], стала плохо спать и поминутно порывалась собирать вещи – ведь ей грозила ссылка… Через неделю, измучившись от ожидания, Брижит сама постучала в соседскую дверь. Открывший ей Дан подозрительно осмотрел незваную гостью, убедился, что на этот раз она без «подарков», и пригласил в дом. Она плакала и извинялась, а он, пожертвовав девочке свой носовой платок, объяснил, что не выдал ее. Он, разумеется, не скрывал свой визит в больницу, но сказал родителям, что угощение, едва не ставшее для него роковым, купил сам. Мол, в магазине перепутали выпечку, или же он сам по недосмотру указал не на тот пирог. Мадам Дару поохала и потребовала от сына утроить осторожность, зато Брижит оказалась вне подозрений.

Узнав о том, что ее не заберут на набережную Орфевр[6], осчастливленная Бри тысячу раз извинилась и навсегда зареклась угощать друзей тем, что может им как-то повредить. Сам же инцидент, как ни странно, стал первым шагом к потеплению соседских отношений.

Дан начал уделять своим юным соседкам больше времени, с удовольствием болтал с Конни и Брижит, приходил в гости. Вскоре обе девочки уже не представляли себе жизнь без Даниэля. Гийом порой шутил, что кроме деда они обрели еще и старшего брата. Дан и в самом деле с удовольствием опекал Констанс и Брижит. Он встречал их из школы или из гостей, когда кузины поздно возвращались, помогал готовить уроки, водил в кафе и кормил мороженым, учил кататься на роликах. Когда же за девочками стали ухаживать молодые люди, Даниэль тщательнейшим образом «тестировал» кандидатов в кавалеры. В свое время это сильно раздражало независимую Брижит, которая злилась, что сосед лезет уже откровенно не в свое дело. Однако чаще всего получалось, что Дан прав в своих оценках – с теми парнями, с которыми Бри встречалась ему «назло», у нее не выходило длительных отношений.

С тех пор как Даниэль попробовал роковой ежевичный пирог, прошло больше двадцати лет, и теперь положение коренным образом изменилось. Недавно Брижит, смущаясь, поведала кузине, что они с Даном собираются пожениться. Оказалось, что они встречаются уже несколько лет, и Конни искренне радовалась за них.

Когда Констанс вернулась из Лос-Анджелеса, Даниэля не бьшо в Париже – он унаследовал от своего отца бизнес и уезжал по делам. Однако сразу же по приезде он созвонился с Конни. Она поначалу тактично уклонялась от его приглашений на обед или ужин, поскольку знала, как сильно соскучилась по жениху Бри. Но когда Дан заявил, что она, видимо, нарочно избегает его и лично он намерен угостить ее кофе, даже если придется притащить ее в кондитерскую силком, пришлось со смехом согласиться.

– Ну что, как там поживает американское захолустье под гордым названием «город ангелов»? – подмигнул Дан, когда официант наконец удалился.

– Хорошенькое захолустье! – возмутилась Констанс, но тут же заулыбалась. – Это один из центров жизни Америки!

– Центр жизни неандертальцев, – шутливо скривился Даниэль. – И вообще, он слишком далеко от цивилизованного мира, чтобы быть приличным местом. Впрочем, я слышал, что ты недурно там устроилась. Стала модным придворным живописцем голливудских звезд, а?

Как и сама Констанс, Дан полагал, что единственное место на земле, где можно жить приличному человеку, – это Париж. Еще когда она уезжала в Нью-Йоркскую академию искусств, Дару мрачно предрекал, что она и недели там не выдержит. Когда же пришло известие о том, что Конни после обучения перебралась в Лос-Анджелес, Дан веселился – мол, она все-таки перебралась в «самое богемное место». «Ну и как там? – спрашивал он в первом же своем письме. – Готов поспорить на миллион, что это местечко и в подметки не годится Монмартру!» Мысленно молодая художница с ним соглашалась.

Конни рассказывала ему о своей жизни в Лос-Анджелесе, и Дан слушал ее с явным удовольствием. Но она, выкладывая подробности, немного нервничала. Друг вполне мог поинтересоваться тем, как Констанс проводит время в Париже, а она не знала, можно ли рассказать ему о клубе, переоформлением которого сейчас занималась. Ведь вполне вероятно, что Брижит пока не посвящала жениха в семейные дела – а вдруг ему не понравится, что невеста владеет столь оригинальным бизнесом?

С момента посещения Конни первой вечеринки прошел уже почти месяц. Она сама побаивалась воспоминаний, то и дело накатывавших на нее. Надо было честно признаться: клубный вечер ей… запомнился. Констанс на следующий же день известила кузину, что готова приступить к работе. Нетерпеливая Брижит буквально через несколько часов ворвалась в ее квартиру, влетела в студию и потребовала показать ей наброски. Рассмотрев их, она довольно усмехнулась и вслух констатировала, что Конни понравилась вечеринка. В ответ Констанс только фыркнула, но отрицать ничего не стала. Однако вновь посетить клуб не торопилась.

Эскизы и в самом деле удались. Делая их, Констанс вспоминала чувственную атмосферу, как будто заново переживала все, что произошло с ней тем восхитительным вечером. Кисть словно сама порхала по холсту, зарисовывая не столько образы, сколько ощущения – тонкие, едва уловимые, как запах рассеивающегося заката над Сеной. Констанс писала как одержимая – прерывалась только на еду и сон. Ей хотелось запечатлеть как можно больше воспоминаний, прежде чем они выветрятся из ее памяти, как предутренний туман.

Она уходила от полотна лишь по вечерам. Гуляла по улицам, наслаждалась летом в Париже. И каждый раз невольно оказывалась на улице Четырех Сыновей. Ноги как будто сами несли ее к небольшому театру, где почти ежевечерне давали Шекспира. За месяц Конни посетила десять спектаклей. Когда она впервые после возвращения увидела на сцене Тьери д'Ортуа, сердце ее дало сбой, но она тут же убедила себя в том, что это ничего не значит – просто память на секунду вернула ее в тот мир, когда она была еще безоглядно влюблена в своего кумира. Подумаешь, пропустило один удар, это ведь всего лишь глупое женское сердце…

Он играл по-прежнему великолепно, полностью погружаясь в мир своих персонажей. Тьери любого мог заколдовать и увести с собой в выдуманную реальность. Зал завороженно следил за каждым его движением, после его монологов взрывались оглушительные аплодисменты, во время les complementes[7] он тонул в море цветов. Смотреть на него было мучительно сладко и одновременно больно, но Констанс заставляла себя делать это снова и снова. В третий раз придя на спектакль, она стала убеждать себя, что ходит сюда ради своеобразных «прививок» от былого чувства. Надо было полностью пережить потерю, «переболеть» Тьери, как тяжелой хворью, после которой слабый, изможденный, но выживший человек возвращается к привычному образу жизни. Она собиралась выжить и после этих мучительных спектаклей забыть его навсегда. Нет, Констанс хотела по-прежнему преклоняться перед его актерским талантом, но изгнать наконец призрак д'Ортуа из своей жизни.

Это было нелегко. Порой ночью после спектакля она понимала, что даже во сне видела его – то на сцене, то в собственной постели. Иногда Конни просыпалась в слезах – ей снились объяснения, которые каждый раз заканчивались окончательным разрывом с Тьери. Но постепенно, как казалось Констанс, наступало выздоровление: она все чаще смотрела на этого человека только как на великолепного актера… А по утрам вновь возвращалась к незаконченным полотнам.

Если бы не Даниэль, она и сегодня не оторвалась бы от работы. А вот теперь он сидел напротив – спокойный, улыбающийся – и задавал вопросы, а Констанс все боялась, что беседа вот-вот коснется ее теперешних занятий. Она никогда не умела хорошо обманывать, а Дан мог с одного взгляда определить, что его младшая подруга говорит неправду. Констанс забыла поинтересоваться у Бри, насколько Дару осведомлен об их семейных делах, а ведь Брижит была частой посетительницей вечеринок в клубе Фонтеро и, судя по ее рассказам, раньше нередко меняла зеленую «хозяйскую» маску на черную или красную, позволявшую ей свободно перемещаться в толпе, знакомиться и весело проводить время в уютных «кабинетах»…

– А над чем ты сейчас работаешь? – вежливо осведомился Дан, когда им принесли заказанные десерты.

– Да так, над разным, – уклончиво произнесла Констанс, почувствовав, как к лицу приливает краска.

Ну вот, началось! Сейчас Даниэль начнет выспрашивать, а там недалеко и до такой информации, за которую любящая кузина, должно быть, выразит ей немало благодарностей! Но, к счастью, разговор потек совсем по иному руслу. Дан неожиданно вспомнил о картине, которую Конни написала незадолго до своего отъезда в Нью-Йоркскую академию искусств. Это было сразу после знакомства с Тье-ри – в те дни, когда девушка еще питала безумную надежду, что они смогут быть вместе…

– «Лицедеи» – кажется, ты так назвала то полотно? Удивительная картина… Надеюсь, ты ее не потеряла, не продала и никому не подарила?

– Нет, «Лицедеи» по-прежнему у меня, – вздохнула Констанс.

Она редко доставала эту вещь, но помнила каждый мазок и каждый штрих на ней – с этим полотном были связаны не только юношеские надежды, но и их крушение. Тогда Конни решила посвятить эту работу Тьери, но он так и не узнал о ней. В тягостный момент юная художница едва не раскроила драгоценный холст, но вовремя одумалась. Нет, он должен был служить вечным напоминанием о кратком миге ее счастья и о том, что никогда не следует доверять мимолетным радостям – они уходят, оставив за собой лишь горечь утраты и разочарования.

Это была даже не картина, а скорее набросок. Конни будто видела ее сейчас наяву. На фоне сине-голубого моря, переходящего в небо, ярко-рыжего закатного солнца и молочно-белого пляжного песка сплелись в объятиях две обнаженные фигуры – мужчины и женщины. Их лиц не было видно, поскольку губы их слились в поцелуе. Но у ног влюбленных лежали две маски. И с неба на них смотрели облака, принявшие ясные очертания масок – центральное было прорисовано очень четко, а дальше к горизонту они становились все более расплывчатыми. Двое лицедеев целовались под главными образами своей жизни, но их собственные маски были сброшены, обнажая истинную сущность каждого. В тот момент, когда Конни писала ее, картина виделась ей воплощением жизненной мудрости и отражением собственного счастья. К сожалению, оно оказалось таким хрупким!..

– Конни, ты меня слышишь? – Похоже, Даниэль уже не в первый раз задавал этот вопрос, поскольку его лицо успело приобрести озабоченное выражение.

– Да, конечно, я просто немного отвлеклась. – Констанс сморгнула, и наваждение пропало так же внезапно, как и накатило на нее.

– Тогда почему не высказываешь восторгов по поводу моей идеи? – кисло поинтересовался Дан. – Или тебе что-то не нравится? В принципе, если ты хочешь оговорить какие-то особые условия, то это можно устроить. Или ты просто не готова к этому?..

Конни замялась. Она понятия не имела, что за идею только что высказал Даниэль. Что делать? Признаться, что слушала рассеянно и попросить повторить вопрос?..

– Салют! – На соседний с Констанс стул уселась Брижит и тут же потянулась через столик поцеловать Дана. – Прошу прощения за опоздание, но у меня, как оказалось, накопилась куча дел. Ничего, что я в ваш разговор вклинилась? О чем речь?

– Дан объяснит, – поспешно сказала Конни, радуясь, что шумное вторжение кузины заставит ее жениха повторить свою мысль.

– Я предлагал Констанс связаться с одним моим знакомым владельцем парижской выставочной галереи, – охотно пояснил Даниэль, щелчком пальцев поманив официанта. – Раз уж даже заокеанские неандертальцы по достоинству оценили ее талант, то парижане и подавно должны видеть ее полотна, чтобы удивляться и рукоплескать. Правда, похоже, наша гостья не в восторге от моей идеи.

– С чего ты взял?! – подскочила Констанс. – Это замечательная идея, и я была бы очень рада, если бы выставка состоялась!

– Значит, ты меня просто невнимательно слушала, – подмигнул Даниэль.

– А когда будет готово что-нибудь из той серии, над которой ты сейчас работаешь? – Брижит повернулась к кузине, на минуту отвлекшись от меню. – Выставка выставкой, но мне уже не терпится повесить твои полотна в клубе!

– О, значит, она все же согласилась участвовать в семейном бизнесе? – обрадовался Дан и тут же пояснил Констанс: – Брижит ужасно боялась, что врожденная порядочность помешает тебе правильно оценить клуб Фонтеро.

– Так ты знаешь о клубе? – с облегчением переспросила Конни, почти физически чувствуя, как с плеч свалился огромный камень.

– А как же! – удивился Дан.

– Держу пари, ты полагала, будто я коварно скрыла от жениха факт наличия семейного дела со столь сомнительной репутацией! – захихикала Брижит. – Но Даниэль прекрасно знает о нем, более того – несколько лет был постоянным членом клуба Фонтеро.

– Так вот почему ты все время сидела как на иголках? – лукаво поинтересовался Дару. – А я то уж подумал, что ты хочешь признаться мне в любви.

– Вот болтун! – присоединилась к веселью Констанс.

– Собственно, мы и начали встречаться в клубе, – доверительно поведала Брижит. – Оба в черных масках, после вечера вдвоем назначили друг другу свидание через неделю… Потом долго так общались, пока не решили, что пора сбросить маски. Ты не представляешь, как я удивилась, узнав, что моим таинственным возлюбленным был Дан!

– Действительно, мы столько лет знакомы, но даже не предполагали, что так идеально подходим друг другу, – улыбнулся он. – Если бы не клуб, наверное, в нашей жизни многое сложилось бы иначе.

Они смотрели друг на друга с такой нежностью и теплотой, что Констанс невольно ощутила укол зависти. Может быть, ей тоже следовало бы поискать свою судьбу в клубе, наплевав на его сомнительность? В конце концов, чем она хуже кузины – неужели той самой «врожденной порядочностью», которая порой нешуточно осложняет жизнь?

– А когда следующая вечеринка? – неожиданно для себя спросила она.

– Послезавтра. – Брижит бросила на нее понимающий взгляд. – Придешь?

– Посмотрим…

На этот раз представление было построено, как венецианский карнавал. Пышные наряды, бесстыдные позы, страстные объятия сменялись чопорными речами дожа, во время которых пары все же ласкали друг друга, но украдкой, как будто скрывая от посторонних обуревавшие их чувства. Казалось, дай им волю – и они немедленно сольются в экстазе. Все действо было пронизано запретностью и грехом, и Конни чувствовала, как ее переполняет желание.

Она стояла, наблюдая за шоу, и ее пылающее от страсти лицо скрывала маска. Когда охранник на входе спросил, какой цвет она предпочитает, Констанс на несколько секунд замешкалась. Конечно, ей назначил следующее свидание таинственный блондин с карими глазами, но, во-первых, она сама пропустила почти месяц вечеринок, а во-вторых, нет никакой гарантии, что он будет сегодня в зале. Если она вдруг увидит, что он свободен и в красной маске, то в любом случае сможет подойти к нему. Ну а если нет – что ж, вполне возможно, что еще до полуночи она утешится в объятиях другого.

– Черную! – решительно произнесла Констанс.

Брижит прекрасно подготовила представление. Герои не только вели себя соответственно своим ролям, но и полностью демонстрировали нравы средневекового маскарада. Яркий красочный карнавал завораживал, манил своим томительным бесстыдством, заставлял невольно ставить себя на место персонажей, составлявших самые немыслимые пары. Казалось, в ночь карнавала возможно все. Вот невысокий мужчина в костюме горбуна взял под локоток красотку, полная грудь которой едва не вываливалась из глубокого декольте. Вот юноша в скромном наряде школяра по-хозяйски закружил в танце даму в полупрозрачном многослойном кружевном платье, почти не скрывавшем, что, кроме чулок, на ней нет нижнего белья. Вот слезливый Пьеро подхватил на руки роскошную Коломбину, которая принялась шутливо отбиваться веером от его шаловливых губ.

Разнузданность персонажей на сцене провоцировала на подобное поведение и людей в черных и красных масках. Когда кто-то легонько положил ладонь ей на бедро, Констанс возмущенно повернулась, но тут же наткнулась на широкую улыбку на смуглом лице.

– По праву первого мадемуазель принадлежит мне! – шутливо заметил кавалер.

– По праву первой мадемуазель принадлежит себе – и никому более! – довольно резко ответила Конни.

– Прошу, не заблуждайтесь! – рассмеялся он. – Правила есть правила, прекрасная синьорита! В Венеции во время карнавала женщина принадлежала тому, кто первым подходил к ней и объявлял своей на сегодняшний вечер. А зачем бы иначе в эту буйную ночь итальянских красоток столь пристально охраняли отцы и братья? – И он неожиданно порывисто притянул ее к себе.

Ее губы обжег страстный поцелуй, и Констанс, не успевшая отстраниться, почувствовала, как в ней буквально взорвалось желание. Она даже испугалась самой себя – ей хотелось немедленно оказаться в постели с этим невоспитанным, но обворожительным мужчиной, видимо игравшим сегодня роль «классического мерзавца».

По стилю он очень подходил венецианскому балу – по-итальянски смуглый, яркий, с тонкими чертами лица, фиалковыми глазами и карминовыми губами, широкоплечий, порывистый и страстный. Не спрашивая у Констанс разрешения, он вытащил ее в круг танцующих, а потом столь же властно повел за собой в коридор. Когда он снял с деревянной панели ключ, у Конни и мысли не возникло воспротивиться грядущему свиданию.

На этот раз их ждал «кабинет» в итальянском стиле. В углу журчал музыкальный фонтан с подсветкой, по постели было разбросано многоцветное конфетти. Не успела Констанс опомниться, как случайный партнер опрокинул ее на постель. Бесстыдно задравшееся платье, открыло взорам резинки ее чулок, и она попыталась опустить подол, но сильная ладонь остановила ее. «Беллисима!» – прошептал незнакомец и приложился губами к ее бедру между чулком и трусиками.

Его пальцы пробежались вверх по ноге, еще больше приподнимая подол платья, и остановились на упругих ягодицах. Он принялся ритмично массировать их, постепенно опускаясь все ниже и ниже, забираясь под трусики. Констанс застонала от еле сдерживаемого наслаждения. Ее партнер решительно отодвинул в сторону тонкую шелковую преграду и ладонью накрыл ее увлажненное лоно. Его пальцы попеременно проникали в тугую пещерку, заставляя Конни вскрикивать.

Эти грубые и одновременно чувственные ласки довели ее почти до экстаза, когда партнер неожиданно отстранился от нее, встал, обошел постель и потянулся к «защите», заботливо приготовленной на тумбочке. Пока он, небрежно расстегнув брюки, облачал свое готовое к бою орудие в панцирь, Констанс буквально плавилась от захлестывающего желания под его страстным взглядом. Он наклонился к ней через широкую постель, неожиданно обхватил ее за щиколотки и подтянул к себе. Ее платье задралось почти до груди, ягодицы оказались на краю кровати, а ноги – на его плечах.

В следующую секунду его рука снова сдвинула перемычку ее трусиков, и он вторгся в нее – неистово и яростно, словно получивший волю дикий зверь. В первое мгновение Констанс, взвизгнув, попыталась отстраниться, испугавшись напора, но крепкие руки решительно удержали ее на месте. Его движения были размеренными и глубокими, и ей оставалось только подстраиваться под него. Она вдруг почувствовала, что и ее захлестывает какой-то животный инстинкт. Конни впервые занималась любовью так – не раздевшись, торопливо, с кошачьей похотью принимая в себя возбужденного мужчину.

Смуглые ладони темными пятнами выделялись на молочной коже ее бедер, он властно, на грани грубости погружался в нее все глубже и глубже, буквально насаживал распростертую под ним женщину на копье своей страсти. От его движений у Констанс захватывало дух, она чувствовала, что буквально уплывает на волнах удовольствия. Внутри нее все сплелось в тугой комок страсти и боли, который в кульминационный момент неожиданно разжался, выпустив на свободу цветок наслаждения. Вскрикнув, она забилась в руках партнера, а через несколько мгновений и он зарычал от нахлынувших на него ощущений.

Утолив свою страсть, он тут же вышел из нее и отстранился. Казалось, в мужчине неожиданно проснулась брезгливость к переполненному им сосуду – грешной женщине, лежавшей перед ним в постели, коварно соблазнившей его предаться слиянию, да еще и получившей от этого удовольствие. В его глубоких глазах отразилась сложная гамма этих чувств, и Конни вдруг поняла, что ее сегодняшний темпераментный кавалер – великолепный актер. Он не просто пришел на представление, а стал частью его. Он не проявлял нежности, потому что представил себя истинным венецианцем, плотью разнузданного и бесконечного веселья – и строго соблюдал его правила, даже наедине с ней. Правила торопливого соития средневекового венецианского карнавала предполагали грубые ласки, а также и то, что партнеры не раздевались и не баловали друг друга долгими прелюдиями. «Отлюбить» как можно больше партнеров за краткий миг карнавала было целью и мужчин, и женщин в эту безумную ночь…

– Грацио, беллисима. – Смуглый красавец по-хозяйски хлопнул ее по бесстыдно белевшему в полумраке комнаты обнаженному бедру. – Я еще увижу тебя! – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно, и выскользнул из кабинета – Конни не сомневалась, что этот темпераментный мужчина в полном соответствии с традициями венецианского карнавала ушел искать новую красотку для своих утех.

Она со стоном присела на постели, стараясь привести в порядок свой туалет. И с трудом узнала себя: в мерцавшем напротив зеркале отразилась полуобнаженная женщина с дышащим страстью лицом и похотью, отраженной в глазах. Возможно, что широкоплечий красавец и встретится ей еще раз в Клубе. Может быть, да, а может, и нет… Кто предскажет, будет ли он здесь во время следующей вечеринки? И решится ли прийти сюда снова она сама? Впрочем, этот вечер еще не закончился. После страстного совокупления Констанс тоже почувствовала себя частью венецианского карнавала. У нее впереди – целая ночь, чтобы принадлежать как можно большему числу мужчин, если она захочет!..

Глава 5

«Быстрее, быстрее, пожалуйста, быстрее», – мысленно поторапливала Констанс медленно плетущуюся по улице Парижа пробку. Ее пальцы выбивали на руле замысловатую дробь, выдавая растущее напряжение. Когда ехавший перед ней «Рено» резко притормозил, Конни едва не врезалась в его задний бампер и только чудом удержала себя от желания вылететь из машины и закатить водителю грандиозный скандал. Вместо этого она крутанула руль, и ее юркий автомобильчик, поменяв ряд, продвинулся чуть дальше по узкой парижской улочке.

Время поджимало, и Констанс нервничала все больше. Надо же именно сегодня, когда ей очень нужно прибыть на место вовремя, всему Парижу встать в одной грандиозной пробке! Она выехала за полтора часа до назначенного времени и уже через несколько минут пожалела, что не воспользовалась метрополитеном. Но бросить машину в центре было немыслимо – все стоянки давно забиты более удачливыми автомобилистами. Поэтому Конни и плелась в потоке таких же бедолаг, умоляя пробку поторопиться…

Обычно она спокойно относилась к дорожным заторам, но сегодня ее с самого утра раздражало все. И все валилось из рук, буквально выбивая из равновесия. Как будто какие-то высшие силы сговорились, чтобы Конни не добралась вовремя до галереи «La Decoration de Paris»[8], где сегодня открывалась ее первая во Франции персональная выставка. И прибыть на нее следовало не просто вовремя, а заранее, чтобы успеть в последний раз оглядеть экспозицию и убедиться, что все в порядке.

Констанс отнюдь не была новичком в персональных выставках. У нее их состоялось уже не менее десятка, но не в парижских галереях. В Америке она уже – признанная художница, но в Европе имя Констанс Лакомб ни о чем не говорит широкой публике. Покорить Париж – огромный соблазн, но получится ли это у нее? К неудачникам столица Франции безжалостна. Ничего удивительного, что она так нервничала сейчас.

На самом деле приятель Даниэля Юбер Карнаре оказался настоящим волшебником. Он не только с восторгом воспринял идею сделать персональную выставку мадемуазель Лакомб, но и на удивление энергично взялся за ее воплощение. Она еще никогда не видела, чтобы полноценный вернисаж подготовили буквально за полтора месяца. Условия контракта были очень выгодны для Конни, правда, ей пришлось дать разрешение на отчисление части дохода от всех проданных картин.

Благодаря Дану и Юберу Констанс пришлось пересмотреть множество собственных полотен, а за многими и послать в Америку. Персональная выставка стоила того, чтобы на ней было все самое лучшее, и художница постаралась представить на суд парижской публики картины, которые сама ценила превыше всего.

Эти полтора месяца она практически безостановочно курсировала из дома в аэропорт и обратно и потратила целое состояние на телефонные переговоры. Под ее чутким руководством американская соседка находила в запасниках картины, упаковывала их и отсылала международной «быстрой доставкой». Кроме того, скучающая американская домохозяйка была не прочь поболтать с уехавшей за океан подружкой и самозабвенно сплетничала на любые темы, заставляя Конни чуть ли не засыпать над трубкой. Правда, в потоке сознания, обрушившемся на Констанс, было и то, что пролилось бальзамом на ее душу. Оказалось, что тот самый продюсер – недавний возлюбленный Констанс – несколько раз приходил к ее дому и весьма активно интересовался, куда она подевалась. Но даже от этого приятного известия молодая женщина не получила особого удовольствия. Лишь промелькнула мысль, что инициатор их разрыва и должен был рано или поздно пожалеть о расставании. Впрочем, Конни это уже не слишком интересовало: во-первых, за три месяца ее пребывания во Франции у продюсера успело вырасти несколько пар рогов, а во-вторых, она поймала себя на том, что он ее уже ни в малейшей степени не волнует…

Жизнь и в самом деле вдруг сделалась такой насыщенной, что у Констанс не было времени сожалеть о прошлом. Суетливая подготовка к выставке перемежалась работой для клуба. Правда, Конни по-прежнему была там нечастой гостьей – нанесла всего три визита. Но каждый раз атмосфера царящего там безмятежного веселья захватывала ее целиком, и она стала даже побаиваться самой себя. Казалось, еще немного – и внутреннее «экстренное торможение» откажет. Она приходила с твердым намерением всего лишь посмотреть представление и вдохновиться на создание очередного полотна. Но каждый раз к ней рано или поздно подходил мужчина, перед которым она не могла устоять. Что-то неуловимое влекло ее к новым партнерам, хотя они были очень разными. А может, просто в самой атмосфере заведения было разлито ожидание страстных и ни к чему не обязывающих отношений…

Впрочем, сейчас ей было не до клуба Фонтеро. Юбер постарался пригласить на открытие выставки максимальное число представителей прессы, и опоздание «виновницы» произвело бы чрезвычайно неприятное впечатление. На ее сотовый телефон пришло уже пятое сообщение от Брижит, которая требовала немедленно сообщить, где носит дорогую кузину. Они с Даном давно были на месте и за результат выставки переживали едва ли не больше, чем сама художница.

Машины поехали немного быстрее, и Конни вздохнула с облегчением. Кажется, она все-таки успевает. Свернув на узкую улочку, она прибавила газу, и юркий «Рено» бодро проскочил несколько перекрестков. У галереи Констанс Лакомб оказалась за десять минут до назначенного часа. Времени на проверку не оставалось, тем более что на ступеньках уже толпились репортеры и посетители. С трудом втиснув машину на парковке между двумя джипами, героиня дня торопливо поправила прическу, глянув в зеркальце заднего вида, убедилась в сохранности макияжа и вышла из автомобиля.

Быстрая пробежка к дверям галереи – и художница уже взялась за ручку, когда вдруг к ней подскочил кто-то из репортеров.

– Это вы Констанс Лакомб? – восхищенно воскликнула девушка с диктофоном. – Я видела ваш портрет, когда в прошлом году была на вашей выставке в Майами! Позвольте взять интервью! – Не дожидаясь ответа, она на секунду отвернулась и махнула рукой своему спутнику с фотоаппаратом. – Эй, Патрик, быстро фото!

– Да, разумеется, но только после открытия выставки. – Констанс потянула было на себя ручку двери, но ее ослепила мощная вспышка.

Все произошло так быстро, что она даже не успела испугаться. Потом, после открытия, она сто раз прокручивала в голове этот момент и с ужасом думала, что могла бы не только позорно скатиться по лестнице прямо под ноги ожидающей публике, но и переломать ребра. Она, конечно, знала, что фоторепортеры на выставках пользуются специальными вспышками, которые называют demode[9], – иначе невозможно качественно фотографировать картины. Но яркая вспышка на ступенях галереи на секунду ослепила Конни, она зацепилась каблуком за коврик у двери, потеряла равновесие и почувствовала, что падает назад…

От путешествия вниз по ступеням на собственной спине ее уберег человек, поднимавшийся прямо за ней. Констанс почти рухнула на него, а в следующую секунду ее подхватила под локоть крепкая рука.

– Осторожней, – заботливо произнес кто-то сзади.

От звука этого голоса Констанс могла бы упасть снова, если бы ее не держали. Ей даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за ее спиной. От его прикосновения в висках застучала кровь, а лицо, должно быть, стало пунцовым…

Секундная заминка завершилась тем, что дверь галереи распахнулась навстречу Конни, и оттуда выскочил Даниэль Дару, втащивший живописную группу со ступеней в холл, успев увести ее прямо из-под носа пронырливых репортеров.

– Наконец-то! – Брижит картинно закатила глаза, увидев запыхавшуюся кузину. – Бегом ты, что ли, бежала?

– Нет, я чуть не упала на ступеньках. – В нескольких шагах от Тьери д'Ортуа, подхватившего ее на лестнице, Констанс почувствовала себя немного более свободно, во всяком случае, шум в голове слегка утих. – Спасибо… вам.

Узнает он ее или нет? На секунду ей показалось, что он удивился такому формальному обращению, но это выражение тут же исчезло с его лица. Нет, не узнал, да и могла ли сохраниться в его памяти девчонка, с которой он провел одну-единственную ночь десять лет назад?..

– Констанс Лакомб – Тьери д'Ортуа, – церемонно представил их друг другу Даниэль.

– Приятно познакомиться, – вежливо улыбнулась Конни.

– Enchante[10]. – Актер мимолетно прикоснулся губами к ее руке…

Констанс плохо запомнила, что и как происходило на выставке. Правда, судя по сияющему лицу Брижит, которая периодически оказывалась рядом, и очень довольным Дану и Юберу, открытие удалось на славу. Кажется, она что-то кому-то объясняла, позировала для телекамер и фотоаппаратов, отвечала на какие-то вопросы. Но не могла отделаться от ощущения, что на нее все время смотрит он… Каждый раз, когда она краем глаза видела Тьери, он был занят – то задумчиво разглядывал картины, то светски беседовал с каким-то пожилым мужчиной, то улыбался в телекамеру. Но все время оказывался поблизости. «Не будь глупой, не обманывай себя!» – мысленно твердила Конни.

Только к концу дня ей удалось немного успокоиться и даже убедить себя в том, что Тьери и в самом деле ничуть ею не интересуется. Эта мысль одновременно и радовала, и огорчала. Похоже, ей удалось скрыть внутреннее смятение, но горечь этой маленькой «победы» была слишком большой.

Первый день благополучно завершился, и Констанс, вежливо проводив последних посетителей, погасила в большом зале свет, оставив только легкую подсветку у картин. Все ее добровольные помощники и хозяин галереи отправились решать вопросы с такси для запоздавших гостей, чего Конни как виновнице торжества делать не полагалось. Она немного постояла и подошла к тускло освещенным «Лицедеям». Сплетенная в объятиях пара под облаками-масками казалась сейчас особенно нереальной, как будто полотно открывало дверь в другой мир. Не в силах справиться с наваждением, Констанс протянула руку, чтобы прикоснуться к картине…

– Не следует этого делать. В галерее прекрасная сигнализация, я уверен, что и эта вещь окружена сенсорными датчиками.

Констанс едва не подпрыгнула на месте от неожиданности – она была уверена, что одна в зале. Повернувшись, она увидела неслышно приближающегося к ней Тьери. Он шел так спокойно и уверенно, что Конни вдруг подумала: наверное, он все же узнал ее и сейчас поинтересуется, не забыла ли она все то, что было между ними десять лет назад… Он остановился в шаге от Констанс, и от взгляда серо-стальных глаз по ее спине побежали мурашки. Через мгновение он перевел взгляд на полотно, к которому она только что едва не прикоснулась.

– Потрясающая картина! – В его голосе прозвучало искреннее восхищение. – Она так завораживает, что перед ней можно простоять целую вечность. Настоящая сказка – красивая и нереальная…

– Почему? – удивленно переспросила Констанс.

Тьери грустно улыбнулся, и ей опять показалось, что в его взгляде мелькнули воспоминания об их прошлом.

– Потому что люди неспособны сбросить маски, – произнес он тихо, – даже во время поцелуя. А пока мы носим чужие лица, мы обречены на разобщенность и одиночество…

– Возможно. – Конни неуверенно склонила голову. – Но маски, которые люди носят в жизни, необходимы. Они – броня, защищающая от внешнего мира.

– Так ли она нужна, эта броня? – Тьери приподнял брови. – Она ведь не только защищает от невзгод, но и ограждает от радостей.

– Многим такая цена не кажется высокой. В детстве мы открыты всем и всему, но по мере взросления каждый начинает понимать, что ему необходима защита. Когда жизнь или близкие люди наносят удары, маски становятся крепче. И – вы правы – снять их все труднее и труднее.

– А вы, мадемуазель Лакомб, тоже прячетесь под маской? – Он повернулся к ней, и Констанс вдруг поняла, что он стоит слишком близко, чтобы она могла оставаться спокойной. – Кто заставил вас надеть ее?

«Ты!» – мысленно закричала она, чувствуя, как лихорадочно бьется сердце. Внешне же ей, к счастью, удалось сохранить лицо, и она лишь улыбнулась. Впрочем, Тьери и не настаивал на ответе. Они прошли вдоль затемненных картин, неторопливо беседуя на отвлеченные темы, и Конни почувствовала, как первоначальное напряжение отпускает ее. Даже хорошо, что он ее не узнал, иначе, наверное, оба чувствовали бы себя неудобно.

– Светило мирового искусства, ты тут? – В зал заглянула Брижит и осеклась, увидев, что кузина говорит с Тьери. – О, прошу прощения, я не хотела помешать! Но галерея закрывается, и Юбер вежливо ожидает, когда мы покинем это гостеприимное место.

– Да, конечно. – Констанс смущенно улыбнулась собеседнику и развела руками: мол, ничего нельзя поделать, вечер был великолепен, но настало время расходиться.

– Могу ли я увидеть вас еще раз? – вместо прощальных слов поинтересовался Тьери. – Скажем, завтра в семь вечера на перекрестке улицы Дантона и бульвара Сен-Жермен? Там недавно открылся очень симпатичный и уютный ресторанчик…

– Не знаю, получится ли у меня… – начала Констанс.

– Я буду вас ждать. – Он не дослушал возражений, снова вежливо прикоснулся губами к ее руке и вышел из зала, напоследок пожелав Брижит доброй ночи.

Обе кузины смотрели ему вслед, пока он не прошествовал через несколько залов и не скрылся из виду.

– За десять лет он ничуть не изменился, ты не находишь? – встряхнулась Бри. – Во всяком случае, такие ультимативные встречи он назначал и раньше. И вот что забавно: женщины просто не в силах отказать ему…

Она пришла, хоть и опоздала. Констанс долго уговаривала себя не поддаваться во второй раз обаянию Тьери, но ее тянуло к нему, словно магнитом. Весь день ее разрывали противоречия. Сначала ей было обидно, что он не узнал ее, не вспомнил. Потом она вознамерилась все же прийти на встречу и признаться, что когда-то была счастлива рядом с ним, но теперь он не интересует ее ни в малейшей степени. Через полчаса Конни решила не идти на свидание – в конце концов, она не сказала «да», а он не имел права диктовать ей свои условия. Но ближе к назначенному часу она поняла, что Брижит совершенно права: женщины никогда не отказывают Тьери д'Ортуа…

Он ждал ее с огромным букетом бордовых роз. Не прошло и получаса с начала их свидания, как Констанс подумала: он и в самом деле ничуть не изменился. Его ухаживания были столь же стремительны, хотя и ненавязчивы. Чуть ли не каждое его движение напоминало ей о том вечере, который завершился в его постели. Однако теперь она смотрела на ситуацию несколько отстраненно. Нет, Тьери по-прежнему волновал ее, и Констанс готова была на многое, чтобы завоевать его любовь. Но очевидно, что женщины для него – лишь объект охоты и соблазнения. Пока Конни не принадлежит ему полностью, она волнует его. А потом ее ждет та же участь, что и десять лет назад, – разочарование и слезы. Но во второй раз она не позволит так обойтись с собой.

Они посидели в дивном небольшом ресторанчике, потом он повел ее на прогулку по набережным, и Констанс от души наслаждалась теплым вечером. Как только она приняла решение, ей вдруг стало удивительно легко. Она не будет продолжать отношения с Тьери – нет, ей хватило урока, преподанного восемнадцатилетней девочке. Теперь Конни старше и мудрее. Ей не нужны отношения без перспективы, а очередная встреча с ним – это всего лишь часть необходимой «прививки», после которой она навсегда отправит его в далекое прошлое и начнет новую жизнь.

– Кажется, вы решили надеть другую маску, Констанс, – произнес он, когда они проходили по набережной Монтебелло.

– Почему вы так считаете? – удивилась она.

– Сначала вы немного опасались меня, а теперь вдруг сделались открыты и веселы. Не думаю, что я внезапно стал достойным доверия в ваших глазах. Это просто другая форма защиты, не так ли?

Конни пожала плечами и бросила на него кокетливый взгляд.

– Почему вас так пугают маски, Тьери? – вместо ответа поинтересовалась она. – Ведь вы актер, причем очень неплохой, и должны были за много лет к ним привыкнуть.

– Я стараюсь примерять маски только на сцене, – совершенно серьезно пояснил он. – В жизни же я такой, какой есть. А почему вы считаете меня неплохим актером?

– Видела вас на сцене, причем неоднократно, – призналась Констанс. – С детства обожаю театр, в котором вы играете. Пожалуй, я слукавила – вы не просто неплохой актер, вы великолепный лицедей!

– Почему-то это не кажется мне комплиментом! – засмеялся Тьери. – Но я польщен тем, что вам нравится наш скромный театр. Он ведь рассчитан фактически на весьма узкий круг публики.

– Видимо, я тоже вхожу в этот узкий круг. – Конни опять пожала плечами. – Но мне с трудом верится в то, что человек, столь блистательно выступающий на сцене, может не играть никаких ролей в жизни.

– Ну почему же никаких? – Тьери задумчиво облокотился о парапет набережной. – Я часто играю успешного актера или, например, героя-любовника. Но никогда не забываю о том, что это жизнь, а с ней играть небезопасно. Ведь сценарий неизвестен, реплики не отрепетированы, да и на сцене ты оказываешься порой в самый неподходящий момент…

Они разговаривали, перескакивая с темы на тему, и Констанс чувствовала, что уже почти не играет. Его присутствие по-прежнему волновало ее и не давало полностью расслабиться, но теперь она знала, что делать. Он дал понять, что заинтересован в ее расположении, и Конни собиралась воспользоваться этим своим преимуществом по полной программе. Она чувствовала себя выпускницей, гуляющей со старшим мальчиком, – юной, но отнюдь не наивной, хорошо представляющей, куда может завести эта прогулка, и в то же время ощущающей в себе достаточно смелости и силы, чтобы в случае необходимости охладить пыл кавалера. И Констанс была уверена, что он не посмеет настаивать на своих притязаниях – слишком уж хорошо воспитан для этого.

Тьери мягко подталкивал ее к удобным для себя решениям, но это даже слегка забавляло Конни. Он завел разговор о детских привычках, от них они перешли к воспоминаниям о печеных каштанах, а напоследок он похвастался, что умеет готовить их по особому рецепту, передаваемому в семействе д'Ортуа из поколения в поколение. Через некоторое время Тьери отыскал на набережной какого-то старичка, торговавшего каштанами, купил несколько кульков и посулил Конни сказочно вкусное блюдо. Она постаралась максимально глупо похлопать ресницами, якобы не понимая, к чему он клонит. Ведь готовить он собирался на собственной кухне, а значит, рассчитывал, что художница сегодня зайдет к нему в гости.

Когда они спускались по ступенькам, актер шутил, что для Конни это опасное место, и под этим предлогом подхватывал ее за талию. Это получалось у него настолько легко и ненавязчиво, что и придраться было бы не к чему, если бы каждое прикосновение не било Констанс словно током. Казалось, он хотел постепенно «приручить» ее, приучить к своим прикосновениям, к запаху своего парфюма, близкому лицу. От неожиданной близости кружилась голова, и женщина старалась как можно скорее отстраниться, чтобы не поддаться соблазну. Коварный внутренний голос нашептывал ей, что она уже давно стала взрослой и не случится ничего плохого, если она и в самом деле зайдет в гости к Тьери. Да даже если и заночует в его постели, это тоже будет не самый страшный поступок в ее жизни! Но Конни старательно блокировала крамольные мысли, через некоторое время приходила в себя и снова примеряла маску приятной, но несколько отстраненной дамы.

Она с удовольствием рассказывала ему о жизни в Америке и своих успехах. На сегодняшний вечер Констанс решила избегать всех опасных тем, которые могли бы навести ее кавалера на воспоминания. Она была в маске успешной художницы Констанс Лакомб, теоретически не имеющей никакого отношения к семейству Гийома Фонтеро. В расспросах ей удавалось лавировать так, чтобы не выдать себя. Откуда она знает Брижит? О, они знакомы с детства, практически росли вместе. И Даниэля она тоже знает очень давно и надеется, что они с Бри составят прекрасную пару. Разумеется, она помнит и Гийома – замечательный был человек, очень добрый и отзывчивый. И, между прочим, это именно он впервые привел ее на спектакль в театр, где играет Тьери! О, какие это были славные времена!

– Странно, что мы с вами не встречались. В свое время я очень много общался с семейством Фонтеро, – признался Тьери. – Правда, после смерти Гийома мы практически не поддерживаем отношений…

– Но мы с вами вращались в совершенно разных плоскостях, единственной точкой соприкосновения которых был Гийом. – Конни внутренне похолодела от выбора темы, но решила стоять на своем до конца. – Я была всего лишь школьной подругой Брижит, а вы – знаменитый актер!

Кажется, она все-таки переборщила со своим восхищением: Тьери бросил на нее странный, как будто недоверчивый взгляд. Впрочем, разговор уже перескочил на другую тему, и она стала задавать вопросы ему. Он охотно рассказывал о своем детстве, о том, как впервые вышел на сцену и понял, что принадлежит театру, о радостях и неудачах, подстерегавших его на творческом пути. Он рассказывал так, словно излагал пьесу из собственной жизни, но Констанс почти не слушала его, машинально задавая вопросы и вставляя в нужных местах удивленные и недоверчивые междометия. Она была слишком занята – точно рассчитывала момент, когда ей пора будет исчезнуть…

Отвлекшись все же на разговор, Констанс почти не заметила, как они перешли по мосту Сюлли на левый берег Сены и вышли на бульвар Анри IV. Они приближались к дому Тьери, адрес которого Конни помнила так хорошо, словно побывала там вчера. Она решила, что пора действовать. Тем более что навстречу им по бульвару, словно по заказу, двигалось такси.

– Ой! – Взглянув на часы, Конни демонстративно удивилась. – Не может быть, чтобы уже было так поздно! Мы гуляем почти четыре часа! Уже одиннадцать!

– А в полночь ваш элегантный костюм превратится в лохмотья, а машина – в тыкву? – пошутил Тьери. – Что такого в том, что уже одиннадцать?

– Мне нужно срочно ехать домой, – безапелляционно заявила Констанс и взмахнула рукой. – Такси!

И прежде чем ее спутник успел запротестовать, она уже нагнулась к окну машины и стала договариваться о маршруте. Краем глаза Конни видела в одном из зеркал заднего вида, как изменилось лицо Тьери – он явно не ожидал, что дама покинет его с такой неприличной поспешностью. Когда она выпрямилась, он предпринял попытку как-то исправить ситуацию.

– Милая Синдерелла, неужели я успел настолько вам надоесть?

– Сожалею, – томно протянула Констанс, с нарочитой неуверенностью теребя сумочку, – но я совершенно позабыла о времени, а мне необходимо к определенному часу быть дома. Благодарю за великолепный вечер!

Она решительно распахнула заднюю дверцу автомобиля и сыграла то, к чему подспудно готовилась целый день. После картинного секундного колебания Констанс шагнула к Тьери и прильнула к его губам поцелуем. Его руки были заняты свертками с каштанами, и она точно рассчитала, что он не сможет обнять ее и снова лишить воли. Ей удалось застать его врасплох, прикоснуться к его губам мимолетно, но пьяняще, и он не успел отреагировать, а она отпрянула так же быстро, как и приблизилась к нему.

– Прости, что не могу остаться, – прошептала она и ускользнула от ошарашенного кавалера в открытый салон машины. Потом захлопнула за собой дверь и скомандовала шоферу: – Я опаздываю! Поскорее!

Такси резво рвануло с места, оставив позади пришедшего в себя, но катастрофически опоздавшего задержать прыткую даму Тьери.

– Когда я снова смогу увидеть тебя? – донес порыв ветра. – Констанс!

«Никогда», – мысленно ответила она и вдруг почувствовала, что готова разрыдаться. Она обязана была произнести это тяжелое слово, хотя и оказалась слишком малодушной, чтобы сказать его вслух. Подступавшие слезы душили ее, а она не понимала почему. Все случилось именно так, как Констанс и спланировала, и ей полагалось радоваться, а не горевать. Она раздразнила его, привлекла его внимание, а потом бросила! Откуда же ей было знать, что это расставание будет таким мучительным?..

– С вами все в порядке, мадемуазель? – осведомился таксист, бросая на Конни озабоченные взгляды в зеркало заднего вида.

К лицу прилила краска – не хватало только разрыдаться в такси! Констанс постаралась принять максимально спокойный и беззаботный вид, глубоко вздохнула и ободряюще улыбнулась:

– Все хорошо, не волнуйтесь.

Глава 6

Телефон разбудил Констанс около семи утра. Сначала она решила, что не станет отвечать на назойливые звонки, но после двадцатого сигнала поняла, что звонящий так просто не отступится. Она лениво поплелась в кухню, надеясь, что, пока будет идти, у настойчивого абонента кончится терпение, но тщетно…

– Слушай, что ты с ним сделала? – простонала в трубку Брижит. – Он разбудил меня в половине седьмого и понес какую-то ахинею!

– Кто? – сонно поинтересовалась Конни.

– Наш главный парижский герой-любовник – Тьери д'Ортуа, – огрызнулась кузина. – Полночи разыскивал Дана, а через него вышел и на меня. Почему ты сама не дала ему свой телефон?

– Не успела, – попыталась оправдаться Констанс. – Я слишком быстро уехала.

В трубке на несколько секунд повисло молчание.

– Ты что, сбежала? – поинтересовалась Бри.

– Нет, что ты! Просто…

– Сбежала! – припечатала кузина с каким-то особым чувством и вдруг расхохоталась: – Потрясающе! Ты просто молодец, честное слово! Так я вот о чем звоню спросить: мне давать ему твой телефон или нет? Я сказала, что поищу его в своих записях, но скоро Тьери будет мне перезванивать.

– Если перезвонит, можешь продиктовать ему мой номер…

Брижит хмыкнула и положила трубку. Конни еще несколько секунд бездумно стояла с телефоном в руках, пытаясь унять судорожно колотящееся сердце. Значит, он все-таки решил ее найти! Она была уверена, что Тьери больше не пожелает видеть даму, оставившую его столь экстравагантным образом. Но он не постеснялся разбудить сначала Дана, а потом и Бри – и все это для того, чтобы разыскать ее!.. Только добравшись до кровати, Констанс поняла, что блаженно улыбается…

Он позвонил в десять утра – видимо, решил, что время уже позволяет побеспокоить ее.

– Доброе утро! Милая Синдерелла, вы вчера так быстро ускользнули, что даже забыли потерять туфельку! – шутливо, но напряженно прозвучало в трубке. – Боюсь, вы сочтете меня слишком назойливым, но хотелось бы узнать, неужели я столь дурно проявил себя на вчерашнем soiree[11], что вы так поспешно скрылись?

– Напротив, вы были так великолепны, что я потеряла счет времени, а когда обнаружила, который час, мне пришлось быть невежливой, – с сожалением произнесла Конни, чувствуя, как в ней поднимается ликование. – Я совсем позабыла, что мне должны были позвонить из-за границы. Приношу свои извинения за исчезновение.

– О, это, наверное, вам по поводу картин звонили? Правильно говорил мой отец: нельзя приглашать на свидания деловых женщин, – пошутил Тьери. – Я принимаю извинения при условии, что вы согласитесь встретиться со мной еще раз.

– А как же правота вашего отца?

– Она никуда не денется, но я надеюсь, что вам не каждый день звонят из-за границы…

– А как вы узнали мой номер телефона?

– Вы даже не представляете, каких усилий мне это стоило! Не может быть, чтобы я не заслужил никакой награды за это!

Еще немного пококетничав, Констанс позволила уговорить себя. Однако она решила, что на этот раз не будет никаких намеков на быстрое сближение. В конце концов, может же она позволить себе маленькую месть за случившееся десять лет назад!

Они встретились, и Конни опять почти позабыла о том, что дала себе зарок просто «переболеть» Тьери. Он казался воплощением шарма и тактичности и ни словом не выдал своего недовольства ее вчерашней выходкой. Причем, видимо, ее маневр не прошел бесследно – на этот раз актер решил ограничиться приглашением в ресторан, а не предлагать даме отведать жареных каштанов собственного приготовления. На прощание он церемонно поцеловал Констанс руку, как в первый день их знакомства в галерее, и поинтересовался, может ли рассчитывать увидеть ее снова…

Тьери ухаживал за ней канонически-старомодно: приглашал в кино, в театр, водил по ресторанам и не заикался о постели. Как будто усвоив первый урок, он теперь не хотел торопить события. Казалось, он получал удовольствие, примеряя на себя маску джентльмена позапрошлого века. Констанс это нравилось, хотя иногда всколыхнувшееся от мимолетного взгляда или прикосновения желание не давало ей заснуть после их расставания. А для утоления страстей к ее услугам был клуб Фонтеро…

Констанс часто появлялась в клубе, хотя и не каждый раз обзаводилась новым кавалером. Ей нравилось ощущение неузнанности, которое приходило там: оно все еще было необходимо ей для работы. Конни действительно много писала, порой с трудом выкраивая время и на решение деловых вопросов с галереей, и на свидания с Тьери. Зато ее полотна – мистические, загадочные, полные таинственных намеков и полутонов – были настоящими маленькими шедеврами.

Она с удовольствием разрабатывала и новый стиль визиток и членских карточек клуба Фонтеро. Конни еще никогда не пробовала себя в роли дизайнера, поэтому в новое дело кинулась с головой. Ей хотелось наполнить атрибуты клуба как можно большим содержанием, чтобы в них были и отголоски удивительных представлений, и иностранный колорит, и волшебство искрящихся весельем вечеров, каждый из которых являлся очередной ступенькой в ее собственной жизни.

– Потрясающе! – Брижит разглядывала картину на мольберте с искренним восхищением. – Слушай, я всегда знала, что ты талантлива, но это же просто гениально!

– Рада, что тебе нравится, – улыбнулась комплименту Констанс. – После той вечеринки в индийском стиле на меня нашло вдохновение…

Она мечтательно вздохнула. В день индийской вечеринки Конни прибежала в клуб с небольшим опозданием – после очередного свидания с Тьери. Она по-прежнему держала кавалера «на коротком поводке», но лишнего не позволяла, хотя порой в его глазах вспыхивала такая страсть, что ей и самой было трудно удержаться и не ответить на столь откровенный призыв. От рокового шага уберегало только то, что у Констанс был «запасной аэродром» – клуб Фонтеро.

В тот вечер она с удовольствием смотрела представление, поставленное на этот раз по «Махабхарате». Брижит выбрала для чувственного шоу ту часть индийского эпоса, в которой повествовалось о том, как дочь царя пандалов Драупади стала женой сразу пяти братьям-Пандавам. В соревновании за ее руку выиграл один из братьев – Арджуна, а «пятимужней» она стала благодаря новоявленной свекрови. Когда один из братьев сообщил матери, что они пришли с соревнования с богатой добычей, родительница, еще не зная, что имеется в виду девушка, а не имущество, повелела им пользоваться наградой совместно, чтобы никому не было обидно. Так Драупади стала супругой сразу пяти мужьям, которые, по той же легенде, до конца жизни хранили ей верность. Девушка, представлявшая Панчами[12], изумительно танцевала между своими партнерами, отдавая дань каждому из них. Ритм индийской музыки сменялся томными напевами-мантрами, в такт которым двигались полуобнаженные танцоры. Представление завораживало, и Констанс чувствовала, что, если бы сейчас рядом с ней оказался Тьери, она сполна вознаградила бы его за долгое ожидание.

Но вместо него к ней подошел мужчина в маске и индийском тюрбане. Несмотря на смуглую кожу, в нем легко угадывался европеец, но Конни было все равно – после шоу она готова была утолить жажду плоти с любым незнакомцем. Каждый раз оказываясь в объятиях нового кавалера, она считала, что «возвращает долг» Тьери – ведь десять лет назад, пока она страдала из-за него, в его постели, должно быть, перебывало множество женщин…

О, этот загадочный европеец в костюме индуса был просто великолепен! Он полностью принял правила игры вечера, и у Констанс создалось полное ощущение, что она попала куда-нибудь в Дели. После этой ночи она готова была поверить в то, что индийские мужчины и в самом деле самые искусные любовники в мире. Основным для них было не собственное удовольствие, а наслаждение женщины. По сравнению с ритуалами, которые проводил над ее телом замаскированный «индус», большинство «европейских» ласк показались бы… бесчувственными. Он умел «настраиваться» на партнершу, слушал буквально каждый ее вздох, подстраивался под каждое движение ее тела. Раньше Констанс лишь слышала о тантрическом сексе, основанном в первую очередь на душевном единении партнеров. Но физические ощущения при этом были потрясающими. Этот мужчина вел себя… по-женски. Нет, не так – он, казалось, врастал в тело женщины так, что она и не замечала, как он становился ее частью. Даже когда он проник в нее – глубоко и чувственно, у Конни было ощущение, что это дождь мягко наполняет текущую реку, ничуть не тревожа ее покоя, но даруя удовольствие…

– Вот как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. – Голос Брижит оторвал Конни от сладостных воспоминаний.

– Что такое?

Брижит неуверенно покосилась на кузину, прошлась вдоль выставленных на подрамниках полотен, провела рукой по подоконнику, как бы проверяя его на наличие невидимой пыли. Казалось, она подыскивает подходящие слова, что было совершенно непохоже на Брижит Фонтеро, привыкшую в глаза говорить всем то, что думает.

– Я понимаю, что лезу не в свое дело, но не кажется ли тебе, что ты заигралась? – Брижит метнула в кузину взгляд и тут же отвела глаза. – Каждый раз ты приходишь в черной маске…

– А что, разве это запрещено?

– Нет, но это странно. Похоже, что ты никак не можешь найти себе достойного мужчину. Или, что более вероятно, сама не знаешь, чего хочешь.

– А разве ты не бывала в черной маске? – раздраженно поинтересовалась Конни, которой этот разговор очень не нравился.

– Бывала, – согласилась Брижит. – Но с тех пор как мы с Даном, я ни разу не надевала ее.

– Наслышана про вашу романтическую историю, – скривилась Конни. – Но я своего Дана еще не нашла.

– А как же Тьери? – Брижит удивленно распахнула глаза. – Он ведь ухаживает за тобой, и ты его ухаживания, насколько я знаю, не отвергаешь. Даниэль говорит, что еще никогда не видел его таким воодушевленным и… окрыленным. Может быть, тебе пора как-то… приблизить его?

– Как только он приблизится на критическое расстояние, то скоро снова уйдет на охоту, выбрав другую подружку, – отрезала Конни. – Можно сказать, что это стандартная мужская практика.

– Тьери вовсе не такой! – запротестовала Брижит. – Ты его совсем не знаешь!

– Знаю уж получше, чем ты. – Констанс вскинула брови, и кузина осеклась на полуслове, тревожно глядя на нее.

Подобные разговоры не нравились Конни, хотя Бри уже несколько раз пыталась побеседовать с ней по душам. Но Констанс отнюдь не собиралась останавливаться. Она была уверена, что, как только станет доступной Тьери, он тут же бросит ее. Поэтому ему принадлежала роль поклонника-«пажа», а сама она развлекалась с другими мужчинами.

– Что будет в эту пятницу? – спросила она с вызовом: мол, попробуй-ка запретить мне прийти!

– Американско-мексиканский колорит. Нечто из жизни Дикого Запада, каким его себе представляют европейцы. – Брижит невесело усмехнулась. – Тебе понравится…

– Не сомневаюсь.

Констанс и правда не сомневалась в том, что ей понравится любой сценарий, написанный кузиной. Гийом Фонтеро недаром считал обеих своих внучек весьма талантливыми и многообещающими девочками. Порой, глядя на представления, Конни просто поражалась эрудиции и обширным знаниям Бри. Казалось, что кузина знает буквально все на свете – от индийского эпоса до китайских традиций. А несколько раз, приезжая в гости, Констанс заставала ее за горами справочников, в которых та находила нужные для очередного сценария сведения.

И Дикий Запад удался ей на славу, в чем Конни убедилась, как только началось представление. Это был этакий коктейль из ковбоев, индейцев, мексиканских сомбреро, остро приправленный девицами весьма вольного поведения. Барышни исправно визжали, когда мужчины начинали стрелять, а потом жеманно хихикали, когда те же «герои» подходили к ним ближе. Зажигательный канкан сменялся томными вальсами, в которых девицы кружились, как правило, в одиночестве, а сопящие от сдерживаемой страсти кавалеры издалека наблюдали за ними. На смену медленным танцам снова приходил канкан, и вдоль сцены летали кружева панталон, изящные «сетчатые» чулочки, подвязки и другие пикантные детали туалета, призванные служить знаками внимания…

– Эй, крошка, не хочешь прогуляться со мной? – Констанс обернулась к обладателю развязного голоса.

Этот красавчик в джинсах и куртке из дубленой кожи сегодня прекрасно вписывался в «американско-мексиканский» интерьер. Он приближался к ней вихляющей походкой ковбоя, больше привыкшего к седлу, чем к земле.

– Прогуляться, конечно, можно. – Конни приняла правила игры и приосанилась, сме-ряя кавалера изучающим взглядом. – Да только я девушка порядочная, а не какая-нибудь там!

– О чем разговор! – хохотнул «ковбой», по-хозяйски обхватывая ее рукой за талию. – Пойдем поболтаем, а если поладим, то завтра же поедем в магистрат!

Констанс смеялась, пока новоявленный кавалер тащил ее по коридору. Парень явно прекрасно вошел в роль. Магистрат, ну надо же! На самом деле бедненькую наивную простушку, попавшую в постель к такому вот самодовольному нахалу, на следующее утро ожидали в лучшем случае несколько пенни, а о регистрации брака невозможно было даже и мечтать. Впрочем, девицы, отправлявшиеся «прогуляться» с этими «настоящими мужчинами», чаще всего не были ни бедны, ни наивны, а прекрасно знали, на что идут и что с этого будут иметь.

На этот раз кабинет был выдержан в мексиканском стиле – на стенах висела пара сомбреро, на высоком дубовом секретере валялся прекрасно сымитированный «кольт», интерьер украшали индейские головные уборы и лассо. Широкая кровать выглядела по-спартански – ковбоям была чужда любого рода патетика в постельных отношениях, они предпочитали простоту и скорость.

– А ну-ка, крошка, покажи, что у тебя для меня есть! – «Ковбой» подтолкнул ее в середину комнаты, а сам уселся в кресло, широко расставив ноги, словно оседлал своего верного скакуна.

Конни на секунду замешкалась, но потом поняла, что надо делать. Раз сегодня она девушка из салуна, то и поступать нужно соответственно. Она завлекательно расстегнула пару пуговиц на блузке, подошла к секретеру, взяла «кольт» и медленно провела им по обнажившейся в разрезе груди. Констанс раздевалась неторопливо, чувствуя, как постепенно нарастает напряжение ее сегодняшнего случайного кавалера. Он нетерпеливо ерзал, глядя, как медленно сползает с ее бедер юбка. Когда она расстегнула бюстгальтер и тут же псевдостыдливо прикрыла обнажившиеся груди скрещенными руками, он недовольно заворчал. Его пальцы играли с широким ремнем, удерживавшим джинсы. Под ширинкой угадывался мощный бугор, готовый вырваться из плена тесных брюк.

Оставшись в одних трусиках, Конни снова взялась за «кольт». Она осторожно провела по стволу языком, а потом обхватила его губами, отчего ее кавалер коротко охнул.

Она водила оружием по своему телу, сама возбуждаясь все больше и больше. Констанс выгибалась кошкой, ловя каждую «ласку» от сурового черного «аксессуара». Ей уже хотелось сжимать не холодный вороненый ствол, а другое оружие, горячее, готовое пронзить ее в высшей точке наслаждения.

Наконец мужчина расстегнул брюки, и его возбужденная плоть вырвалась на свободу. Он показал Конни рукой, что надо делать. Включившись в игру, она опустилась на четвереньки и медленно приблизилась к партнеру, остановившись у кресла так, чтобы свидетельство его возбуждения было прямо напротив ее лица. Она начала гладить его руками – сперва медленно и нежно, потом убыстряя темп. Ладони плотно держали тугое мужское естество, играли с ним, словно с продолжением собственного тела. Затем Конни склонилась над ним и осторожно обхватила губами головку. Ее партнер стонал от удовольствия, пока язычок Констанс порхал по его могучему стволу. Одной рукой женщина расшнуровывала его куртку, а другой забралась под брюки, лаская мужские ягодицы. Он мычал и метался, откидывая голову на спинку кресла. Почувствовав, что он уже на грани, она немного отстранилась, и через секунду он буквально взорвался фонтаном удовольствия.

Не успев отойти от первого наслаждения, «ковбой» подхватил Констанс и усадил себе на колени. Он целовал ее жарко и умело, а его ладони вольно и по-хозяйски исследовали ее тело. Бедром она чувствовала, как снова растет его выплеснувшееся было возбуждение. Он потянулся к тумбочке рядом с креслом и вручил ей коробочку с презервативами: мол, действуй сама, девочка, раз ты такая умница. Констанс неторопливо «облачила» своего героя в прозрачный «камуфляж», и мужчина тут же усадил ее на себя верхом – так, чтобы она обхватила коленями его бедра. Но когда Конни начала двигаться в обычном ритме «скачки», он вдруг оттолкнул ее, заставив почти лечь на спину, локтями опираясь о его колени. Он обхватил руками ее бедра и мощным движением придвинул ближе, а затем слегка отстранил. Он повторял это снова и снова, и Констанс чувствовала, как он заполнял ее целиком, без остатка. Его упругое естество терлось о стенки разгоряченного женского лона все сильнее и сильнее. Ощущая, как приближается вершина блаженства, она застонала, и ее любовник ускорил движения. Когда Конни вскрикнула и поплыла в мир грез на волнах удовольствия, он на мгновение замер, а затем несколькими сильными ударами сам поднялся на пик наслаждения…

Ее партнер уже минут десять как удалился, когда в сумочке Констанс запиликал мобильник. Она лениво вытащила его из специального кармашка и посмотрела на определитель. Что ж, наверное, забавно будет поговорить с ним сейчас, остывая после объятий другого мужчины…

– Привет! – произнесла она в трубку.

– Привет, Рыжик! – Голос Тьери звучал глухо, как будто он находился в каком-то полуподвальном помещении. – Я соскучился…

Он что-то еще говорил, но Констанс уже почти не слышала его. Неожиданно ее затопила волна нежности и острого сожаления. «Рыжик»… Тьери называл ее так в их единственную ночь, проведенную вместе, – такую далекую и такую незабываемую для Конни. Казалось, они вернулись на десять лет назад и Констанс еще не знала того будущего, которое сулило ей увлечение актером. Он вернулся к ней, но другой – такой, каким она мечтала его видеть: влюбленный, нежный, пылкий, трогательно старомодный и бесконечно любимый! Остальное было уже неважно. Ей никогда никто не был нужен, кроме него, единственного.

– Я тоже соскучилась, – прошептала Констанс, чувствуя, как по щекам текут слезы.

Глава 7

– Ты уверена, что хочешь забрать «Лицедеев»? – в тысячный, казалось, раз переспросил Даниэль. – Картина привлекает внимание многих покупателей. Юбер уже подумывает о том, чтобы сделать из нее открытку.

– Открытку он может сделать и так – для этого всего лишь надо сфотографировать полотно, – ответила Констанс.

Они поднимались к галерее, где по-прежнему продолжалась ее выставка. За время своего пребывания в Париже она уже трижды продлевала контракт с Юбером Карнаре. Ее картины пользовались немалой популярностью, и Конни уже шутила, что раз она в родном городе может «купаться в деньгах», то о возвращении в Америку не может быть и речи. Наконец-то она дома! Париж встретил молодую художницу с распростертыми объятиями, все четыре месяца выставки ее буквально осаждали репортеры и поклонники, регулярно поступали и заказы от местных ценителей искусства. Констанс была счастлива, как никогда.

Причина ее счастья была, впрочем, не только в успешной карьере. Несмотря на то что дела шли на удивление хорошо, мысли Конни были заняты совсем другим. Ими целиком и полностью завладел один-единственный мужчина – Тьери д'Ортуа. Не проходило и дня, чтобы они не встретились или не созвонились. Когда они не могли увидеться, он присылал Констанс цветы, записки и забавные подарки. Первое время она изо всех сил старалась держать его на расстоянии, но вскоре сдалась. Он как-то умудрился вытеснить из ее жизни все другие важные аспекты и остался в одиночестве.

Поняв, что она не в силах противостоять своей влюбленности, Конни бросилась в новый роман, словно в омут. Он не торопил ее, и женщина уже сама изнывала от желания, когда они наконец оказались вместе. Самым забавным было то, что за прошедшее время они так ни разу и не добрались до квартиры Тьери. В первый раз это случилось, когда они возвращались с премьерного показа спектакля, на который актера пригласили в качестве «стороннего наблюдателя». Пока на сцене шло действо (надо признаться, Констанс оно показалось малоинтересным и довольно утомительным), Тьери тихо шутил – мол, он и не представлял себе, что спектакль – это так скучно. Слушая его нелестную, но очень меткую остроумную критику, Конни то и дело неприлично хихикала, вызывая возмущение окружающих.

В итоге они сбежали, не дождавшись завершения нудного действа. И… начали целоваться, еще не дойдя до машины. Заднее сиденье шикарного «Бентли», на котором Тьери привез даму на премьеру, оказалось на удивление удобным для небольшого, но страстного свидания. В считаные мгновения Констанс потеряла голову. Окружающий мир растворился в круговороте рук, губ, разгоряченных тел. В тесноте заднего сиденья Конни чувствовала себя школьницей, уединившейся на переменке с приятелем. Руки Тьери обжигали даже сквозь одежду. Он ласкал ее с такой нежной страстью, что ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Расстегнутая блузка обнажила полукружия ее грудей, молочно белеющих в наступивших сумерках, и его рот попеременно жадно захватывал ее напрягшиеся от удовольствия соски. Констанс не отставала от него, пальцы ее забрались под мужской джемпер грубой вязки и опускались все ниже и ниже. На поясе его брюк она на секунду задержалась, а затем, решившись, расстегнула ширинку. Когда ее ладонь скользнула под белье и накрыла его возбужденное естество, с губ Тьери сорвался прерывистый вздох. Наконец Конни оказалась сидящей на бедрах любимого. Отодвинув тонкую перемычку своих шелковых трусиков, она оседлала мощно восставший из его брюк ствол и отправилась в краткое, но упоительное «верховое» путешествие. Подстраиваясь под его ритм, она двигалась то медленней, то быстрей, иногда замирала и покачивалась. Когда кульминация была уже близка, Тьери вдруг привлек ее к себе и поцеловал – нежно, истово, благодарно. А через мгновение она закричала от наслаждения и услышала, как одновременно с ней застонал любимый…

Произошедшее в машине потом виделось ей каким-то сюрреализмом. Когда Конни поправляла одежду, в какую-то секунду ей показалось, что на нее нашло помутнение – она вдруг почувствовала себя так, будто пришла в клуб Фонтеро, и ей даже почудилось, что на любимом маска. Но наваждение быстро исчезло – все ее партнеры в масках были совершенно другими…

Когда они, приведя в порядок одежду, переместились на передние сиденья, Тьери расхохотался. Под дворник на стекло была прикреплена квитанция для оплаты штрафа, на которой значилось: «За нарушение нравственности в общественном месте». Конни тоже невольно засмеялась. Только парижская полиция могла выписать забывшейся влюбленной парочке штраф за непристойное поведение, но при этом проявить достаточно такта, чтобы не вмешаться и не прервать процесс!

Через несколько дней Тьери пригласил Констанс на загородный пикник. Нетрудно догадаться, что и выезд на природу завершился достаточно бурно – с той лишь разницей, что на этот раз любовный жар настиг их прямо на расстеленной на земле циновке для пикника. И Тьери заранее позаботился о том, чтобы оказаться в уединенном месте и не получить очередной штраф. Утомленная любовью Конни заснула и открыла глаза, только когда краснеющий шар солнца уже спускался к горизонту. На секунду она застыла, потрясенная величественным зрелищем последних солнечных лучей на лесистых холмах.

– Никогда не думала, что буду любоваться закатом с тобой, – невольно сорвалось с ее губ.

Тьери посмотрел на нее как-то странно, словно ожидал продолжения фразы, но смущенная Констанс молчала.

– А я всегда знал, что это однажды случится, – наконец шутливо произнес он. – Считай, что это был лучший закат в моей жизни!..

После лучшего заката они не виделись почти две недели – Тьери пришлось уехать по делам. За это время Констанс безумно соскучилась по любимому. И когда он позвонил ей с сообщением, что остановился заночевать в небольшой гостинице на трассе в нескольких десятках километров от Парижа, она, недолго думая, села в машину и поехала к нему. Лишь когда ее автомобиль остановился на стоянке перед гостиницей, она вдруг сообразила, что непредупрежденный Тьери может ей не обрадоваться. Вдруг он слишком устал, чтобы оценить ее поступок? А может, это покажется ему излишним давлением с ее стороны? В конце концов Констанс почувствовала, как в сердце кольнула иголка сомнения – вдруг он сейчас не один в номере?..

Она почти полчаса колебалась, пойти ли ей к Тьери или развернуть «Рено» и малодушно вернуться в Париж, а назавтра сделать вид, что она никуда и не выезжала. Но в итоге Конни решила, что раз уж она так накрутила себя, то не сможет спокойно спать, мучаясь от ревности. Она вышла из машины и решительно направилась к гостинице. Один раз она уже потеряла его, без боя отдав другим женщинам, но теперь все должно быть иначе! Прошествовав к стойке портье, Констанс соврала, что мсье д'Ортуа ее ждет.

Конечно, он ее не ждал. Он открыл дверь в банном халате, накинутом явно второпях, – сонный и недовольный. Но его лицо тут же изменилось, осветившись теплой улыбкой.

– Рыжик! – Тьери шагнул к ней, крепко обнял ее и зарылся лицом в ее волосы. – Ты приехала!

– Я ужасно соскучилась, – жалобно прошептала Констанс, крепче прижимаясь к нему. – Ты меня не выгонишь? Я могу заночевать в каком-нибудь кресле или на кушетке, если они есть в номере…

– Ну, конечно! – фыркнул он, увлекая ее в комнату и закрывая дверь. – Или на полу, если он входит в оплату? Если бы я знал, что меня ждет такой горячий прием, то как-нибудь поднапрягся бы и доехал до Парижа сегодня…

Он что-то еще говорил, объяснял, что очень устал от поездки и не чувствовал себя в силах продолжить путь, но Конни его уже не слушала. Ее губы уткнулись в ложбинку между его ключиц, а пальцы развязали пояс халата. Нижним бельем для сна он не пользовался никогда… Тьери прерывисто вздохнул, когда она прижалась к нему всем телом, лаская обнаженный торс, постепенно опускаясь. Ее язык по-хозяйски прошелся от груди к впадинке его пупка, затем скользнул вниз. Навстречу жадным ласкам Конни уже восставало мощное орудие, и она тут же пленила его ртом. Тьери застонал, когда ее язычок шаловливо прошелся вверх-вниз по тугому стволу. Одна ее ладонь оказалась на его бедрах, а другой она ритмично задвигала вдоль упругого мужского естества, повторяя движения губ. Пальцы Тьери запутались в ее волосах, он стонал от удовольствия, откинув голову. Конни ласкала его губами и ртом, как будто играла на флейте, извлекая из нее ноты тончайшего наслаждения.

Когда она на секунду отстранилась, Тьери тут же подхватил ее на руки и бережно уложил на разобранную постель. Он бесцеремонно срывал с нее одежду, почти не заботясь о ее сохранности, дрожа от нетерпения. Констанс чувствовала, как в ней даже без предварительных ласк буквально кипит желание. Но кокетство брало свое – оказавшись перед ним обнаженной, Конни неожиданно перевернулась на бок и свернулась в клубочек, в притворном смущении прикрывая грудь и бедра руками. Тьери усмехнулся и… осторожно лег рядом, повторяя все изгибы ее тела. Его могучий стержень вошел в нее нежно и мягко, словно и не было нетерпения и безумного горения в них обоих. Не в силах сдерживаться, Констанс подалась к нему, раскрываясь, буквально насаживаясь на копье страсти. Она оказалась вполоборота к Тьери, и он, перекинув ее бедро через свою поясницу, задвигался мерно и мощно, подчиняя ее выбранному ритму. Констанс продолжала «хулиганить», то отклоняясь от него, то прижимаясь вплотную, и от перемены угла наклона, под которым в нее входил любимый, ее каждый раз обдавало жаром. Ее кульминация наступила за несколько секунд до его разрядки, и уже на волне безудержного наслаждения Конни почувствовала, как содрогнулся Тьери…

– Юбер, этого просто не может быть! – Голос Дана вернул замечтавшуюся Констанс к реальности. – Картина не выставлялась на продажу – как твои служащие умудрились продать ее?

– Просто рядом с ней висело другое полотно, и одна из моих сотрудниц перепутала их номера… – беспомощно разводил руками Юбер Карнаре. – О, мне так жаль, мадемуазель! Если вы решите вернуть полотно себе, галерея готова выкупить его назад за свой счет – полностью!

– О какой картине идет речь? – осведомилась Констанс, упустившая начало разговора.

Мысленно она была совсем не в галерее. Сегодня она решила забрать «Лицедеев» и вечером подарить ее Тьери. Несколько дней назад он сделал ей предложение, и она согласилась. Теперь уже не имело смысла скрывать, что когда-то они были знакомы и близки. «Лицедеи» понравились Тьери – она помнила первый вечер в галерее. Пора было рассказать о том, что именно он стал идейным вдохновителем этой картины. А над старыми обидами они смогут посмеяться вместе.

– «Лицедеи» проданы! – рявкнул раздраженный Даниэль. – Кто-то из гениальных служащих Юбера умудрился сбыть его с рук!

Констанс не поверила своим ушам. Нет, этого просто не могло быть! Такие ошибки просто не имеют права случаться – только не с ней! Впрочем, она тут же взяла себя в руки.

– Покупатель оставил какие-то координаты? – поинтересовалась Конни.

Она решила, что если в галерее имеется адрес посетителя, купившего «Лицедеев», то ему можно будет объяснить, что картина продана по ошибке. Констанс готова была даже предложить ему написать взамен другое полотно – возможно, схожее по тематике.

– Адреса нет, но вам оставили записку. – Юбер протянул сложенный вдвое листок.

Развернув его, Констанс похолодела. Несколько слов, написанных четким округлым почерком, буквально повергли ее в ужас: «Эта картина будет напоминать мне о том великолепном вечере в клубе, который мы с вами провели в масках». Она с ужасом отбросила листок, словно у нее в руке неожиданно оказалась ядовитая змея.

– Что там? – Даниэль подобрал с пола записку. – Какое-то непристойное предложение?

– Нет! – Констанс вырвала бумагу у него из рук. – Не смей читать, это слишком личное!..

– И неприятное, – со вздохом констатировал Дан. – Ну, по крайней мере, если это личное, то ты знаешь, где искать «Лицедеев», да?

Констанс передернуло. Да, она знала, где нужно искать купленную картину. Ее приобрел один из тех мужчин, с которыми она была мимолетно близка в клубе Фонтеро. С тех пор как она впервые оказалась в объятиях Тьери, Конни не ходила на вечеринки клуба, однако до этого у нее было пять или шесть случайных партнеров. Но не это пугало, а то, что один из них, видимо, узнал ее. Каким образом – Констанс терялась в догадках. Но записка явно свидетельствовала о том, что ее инкогнито для кого-то таковым не осталось.

Машинально спустившись вслед за Даниэлем на улицу, Конни почти не слушала, что он говорит. В висках билась одна-единственная мысль: если чужой для нее человек купил эту картину, то рано или поздно он кому-нибудь расскажет о том, что имел мимолетный роман с художницей – автором полотна. Мир искусства чрезвычайно тесен – и более чем вероятно, что эта информация со скоростью света разойдется по самому широкому кругу. Но Констанс беспокоила ее репутация в глазах лишь одного человека – Тьери.

Что будет, если он узнает? Конни уже немного изучила его привычки. Он был жутким собственником, хотя и не ревнивым. Его женщина должна была принадлежать только ему, и вряд ли он станет разбираться, случился ли ее мимолетный роман до или после знакомства с ним. А что, если этот покупатель из тех мужчин, с которыми Конни была на вечеринке уже после второго «знакомства» с Тьери, но до того, как оказалась в его постели? Он никогда не простит, если узнает, что после свиданий с ним она порой летела на вечеринку в клуб. И как объяснить ему, что все эти мужчины были всего лишь жалкими суррогатами, попытками заменить его – единственного, любимого?.. Констанс чуть не заплакала от разочарования и бессилия. Ситуация выглядела катастрофически плохо.

Или еще не все потеряно? Она вдруг подумала, что, судя по оставленной записке, случайный кавалер ею доволен и достаточно благовоспитан, чтобы не выражаться прямо. Возможно, получится уговорить его вернуть картину и не распространяться о связи с художницей? Только как его найти? Как определить, кто именно из ее мимолетных увлечений узнал в женщине под маской Констанс Лакомб? Через несколько секунд к ней пришло прозрение. Ответ был прост. Надо еще раз посетить клуб Фонтеро, только теперь в красной маске. Наверняка мужчина, купивший «Лицедеев», поймет этот знак. В конце концов, он же сам оставил почти приглашение к продолжению знакомства – записку. Вполне вероятно, что он рассчитывает снова быть вместе с Констанс. Но заходить так далеко она не собиралась. Ей всего лишь нужно объяснить ему, что она любит другого и выходит за него замуж, а картина нужна ей в качестве… свадебного подарка! Да, именно так! Ни один истинный француз не откажет женщине в том, чтобы у нее был достойный свадебный подарок для будущего мужа!

Едва оказавшись дома, Констанс бросилась к телефону. Отыскать кузину удалось только с четвертой попытки – после трех атак разнообразных номеров телефонов, включая домашний, Конни изловила ее по одному из мобильников.

– Незачем так настырно трезвонить! – возмутилась Брижит. – Между прочим, я только что закончила важные деловые переговоры и наслаждаюсь законным обедом! И ты могла бы…

– Когда назначена следующая вечеринка в клубе? – бесцеремонно перебила ее Констанс.

– В пятницу, – удивленно ответила Брижит. – Ты собираешься пойти? Но я думала, что ты совсем перестала играть в эти игры – нашла своего постоянного «мужчину в красной маске». Или нужно что-то еще посмотреть для работы?

– Да, именно для работы. – Констанс об-радованно ухватилась за подсказку. – Я хочу написать еще пару полотен для клуба, поэтому мне надо на вечеринку. Не волнуйся, на этот раз никаких неожиданностей – я буду в красной маске.

– Вот это и есть главная неожиданность, – недовольно пробурчала Брижит. – На самом деле полотен уже более чем достаточно – некоторые даже на подмену есть. На твоем месте я бы так не рисковала. С тех пор как я с Даном, на вечеринках меня видят только в зеленой «хозяйской» маске. Могу оставить тебе одну на охране.

– Нет, спасибо. Я буду в красной.

– Как хочешь, – вздохнула Бри, попрощалась и отключилась.

Констанс понимала, что зеленая маска «хозяйки» обезопасила бы ее от мужчин, но при этом боялась, что таинственный покупатель может не подойти к ней, если она будет в зеленом. Нет, лучше не рисковать – она придет в красной маске, даст ему понять, что ожидает именно его, а потом попросит об одолжении. Пусть они были близки всего лишь раз, но Конни была уверена: случайный мужчина не откажет ей.

Она посмотрела на календарь. Пятница этой недели почему-то уже была обведена красным цветом. Что же такое она запланировала на этот день? Через минуту Констанс вспомнила и похолодела. Ну конечно! Тьери собирался везти ее знакомить со своими родителями. Чета д'Ортуа проживала в небольшом поселке довольно далеко от Парижа, поэтому была запланирована трехдневная поездка. Они заранее выбрали дату и уже купили подарки. Конни нервничала по этому поводу, а любимый подшучивал над ней и говорил, что в отличие от нее ему повезло выбрать «второй половинкой» сироту.

Отменить визит к родителям немыслимо! Но и не пойти на вечеринку Конни попросту не может. Чем раньше она вызовет на откровенность покупателя «Лицедеев», тем лучше. Если же художница сделает вид, что не поняла «намека» в записке, то это может кончиться обидой. Мужчина, которым пренебрегли безо всяких объяснений, способен буквально на все. В том числе и на то, чтобы рассказать всему миру, насколько его вероломная дама хороша в постели. Тогда Тьери молниеносно расторгнет помолвку!

Констанс долго колебалась, разрываясь от безвыходного положения. Но в конце концов она решила, что Тьери должен будет ее понять. Она деловая женщина, у нее совместный с кузиной бизнес, и ей просто необходимо присутствовать на… деловой встрече. К сожалению, встреча эта пришлась на день, запланированный ими для визита к его родителям, и перенести ее нет никакой возможности. Конни верила, что ей удастся убедить возлюбленного в том, что ничего страшного не произойдет, если они приедут в гости к супругам д'Ортуа на следующей неделе.

Тем же вечером они с Тьери встретились в кафе. До десерта Констанс позволяла себе беззаботно болтать, но, когда принесли кофе, решила, что пора заговорить о самом важном на нынешний момент.

– Боюсь, милый, нам придется перенести визит к твоим родителям, – печально начала она.

– Почему? – Тьери напрягся. – У тебя изменились планы? Ты совсем не хочешь с ними знакомиться?

– Конечно, хочу! – возмутилась Констанс. – Просто оказалось, что именно в этот день мне надо присутствовать на одной важной встрече, которую никак нельзя перенести…

– Ты уверена, что нельзя? Что это за встреча?

– Вообще-то предполагалось, что на ней будет Брижит, но у нее случилась накладка, а пребывать в двух местах одновременно она пока не научилась, – напряженно пошутила Констанс, чувствуя, как к лицу приливает краска стыда.

– И ты не можешь отказаться?

– Встреча касается бизнеса, и я не могу подвести кузину.

– Если хочешь, я сам ей позвоню и объясню, что у нас другие планы. – Не дожидаясь ответа, Тьери достал мобильник и принялся набирать номер Брижит.

– Не надо! – лихорадочно вскрикнула Констанс и тут же понизила голос, увидев, что на них оглядываются посетители кафе.

Она забыла предупредить Брижит о своей неловкой «легенде», поэтому на звонок Тьери кузина должна была ответить удивлением. Тьери молча нажал на кнопку отмены вызова, лицо его окаменело.

– Она что, понятия не имеет, что у нее должна быть деловая встреча, на которую она собирается послать тебя вместо себя? – с холодной издевкой произнес он.

– Да, ты прав – это не по вопросу семейного бизнеса, – призналась Констанс. – Но это очень важная встреча по поводу одного из моих полотен.

– И что случилось с этим твоим полотном?

– Его купили, а я не собиралась его продавать. Картину продали по ошибке, и теперь я хочу вернуть ее.

– Так назначь покупателю другое время, – невозмутимо предложил Тьери. – С полотном ведь ничего не случится, если ты выкупишь его не на этой, а на следующей неделе?

– Он может встретиться со мной только в эту пятницу, – упрямо покачала головой Констанс.

– Ладно, давай встретимся с ним, быстро договоримся о картине, а потом уедем из города. – От его внимательного взгляда у Констанс внутри все переворачивалось. – Придется, конечно, немного скорректировать наши планы, но это мне кажется вполне приемлемым.

– Я должна пойти на эту встречу одна, – почти шепотом проговорила Конни, пряча глаза.

– Почему? – В его голосе звенел лед.

– Сейчас это сложно объяснить, – попыталась выкрутиться она. – Так сложились обстоятельства, что он ждет меня одну. Понимаешь…

– Понимаю. – Тьери усмехнулся уголками губ, но глаза его оставались серьезны и подозрительны. – Этот тип пригласил тебя на свидание, и тебе неловко явиться со мной?

– Нет! Это вовсе не свидание, для меня это просто деловая встреча.

– Тогда почему я не могу отвезти тебя на эту деловую встречу? – упрямо переспросил Тьери. – Не волнуйся, я даже не выйду из машины, просто подожду тебя на улице.

– Лучше будет, если я поеду туда одна.

– Ясно.

Над столом на несколько секунд повисло неловкое молчание. Констанс не поднимала глаз от своей чашки, чувствуя на себе насмешливо-острый взгляд Тьери. Он молчал, как будто давая ей возможность объясниться немедленно. Но Конни понимала, что если сейчас начнет лгать, то ее слишком легко можно будет разоблачить. А сказать правду она не могла.

– Рыжик, послушай меня, – тихо произнес Тьери, и она подняла на него глаза. – Иногда приходится делать выбор между важным и еще более важным. Думаю, что сейчас именно такой момент. Неужели для тебя полотно – пусть даже самое гениальное твое творение – дороже, чем наше будущее?

– Но это действительно очень важно для меня. – Констанс судорожно сглотнула. – Я не понимаю, почему так сложно перенести визит к твоим родителям… Пойми, это не каприз, не блажь, это…

– Это другой мужчина, – небрежно произнес Тьери, и на его скулах заходили желваки. – Ты ведь идешь на встречу с мужчиной, не так ли?

– Да, с мужчиной, но это совсем не то, что ты вообразил! – возмутилась Конни. – Просто обстоятельства таковы, что…

– Не думай, что я позволю так откровенно лгать себе! Выбирай прямо сейчас – или ты едешь со мной, или остаешься с ним! – неожиданно зло рявкнул он, снова умудрившись привлечь к их столику внимание всего кафе.

– Я поеду с тобой, но не на этой неделе, а позже…

– Тогда отправляйся к своему мужику. – Тьери презрительно скривил губы, поднялся и бросил на столик несколько купюр в оплату их ужина. – Надеюсь, ты не пожалеешь, что выбрала его, а не меня!

– Подожди!

Он выбежал из кафе, прежде чем она успела его остановить. Когда Конни выскочила следом, его «Бентли» уже сорвался с места, скрипя шинами. Она смотрела ему вслед, пытаясь проглотить комок в горле. С трудом сдерживая слезы, Конни побрела к своему автомобилю и разрыдалась уже за рулем. Опустив голову, она горько оплакивала рухнувшую жизнь. За те несколько месяцев, что она встречалась с Тьери, Констанс влюбилась в него гораздо сильнее, чем когда-то любила актера восемнадцатилетняя девушка. Как ни избегала она этой ловушки, женщина снова оказалась в ней…

Последние слова Тьери звучали в голове хлестко, как пощечина. Она вдруг почувствовала, что на смену слезам поднимается злость. Он не имел права так говорить! Как раз тогда, когда Констанс лелеяла исключительно благородные помыслы, он заподозрил ее в измене! Между ними все кончено – это очевидно. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала – Тьери будет убежден в том, что у нее другой мужчина, ради которого она отказалась от него.

Констанс стиснула зубы и завела машину. Ну что ж, очень хорошо! В конце концов произошло именно то, чего она и опасалась – любимый мужчина снова бросил ее, как и десять лет назад. Но на этот раз она знает хороший способ залечить сердечные раны. В пятницу Конни будет в клубе Фонтеро, и вполне возможно, что покупатель «Лицедеев» и в самом деле окажется более подходящим ей мужчиной, чем Тьери д'Ортуа. И вероятно, что их сделка подкрепится не только деньгами и Констанс не пожалеет о сделанном выборе. А если это будет не так, она никогда не признается в этом никому – даже самой себе…

Глава 8

Констанс помешивала серебряной ложечкой кофе в своей чашке. На этот раз Брижит опаздывала не одна, а в компании с Даном. Впрочем, Конни было все равно. Это было не благодушное всепрощающее равнодушие, когда наслаждающийся жизнью человек готов оправдать любые промахи ближнего своего, а скорее апатия, накатившая на нее несколько дней назад…

После расставания с Тьери Констанс чувствовала себя так, словно внезапно очутилась в пустоте и темноте. Красочный Париж поблек, будто на акварельный холст плеснули водой. Конни казалось, что из нее внезапно вышел весь воздух, как из сдувшегося шарика. Она заперлась в квартире Гийома и два дня никуда не выходила. Пыталась писать, но и это у нее не получалось – казалось, что вдохновение покинуло ее вместе с любовью. Констанс почти не спала – сил не было даже на это.

Ей звонили из галереи, что-то спрашивали, просили приехать, но женщина отговаривалась усталостью. Несколько раз пришлось отвечать на звонки каких-то редакторов художественных журналов, но она отказалась и от интервью. Брижит и Дан по очереди интересовались, не заболела ли она и что планирует на ближайшее время. Но Конни бездумно лежала на широкой кровати в своей бывшей детской и смотрела в потолок. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя.

В таком состоянии ее и нашла Брижит, которая, несмотря на заверения кузины, будто у нее все в порядке, решила навестить Констанс. После долгих расспросов художнице пришлось признаться, что они расстались с Тьери, и Бри в ультимативной форме добилась от нее согласия составить компанию им с Даном на обеде в пятницу. Конни было совершенно все равно, с кем обедать в четверг, пятницу, субботу или любой другой день недели. Хотя, пожалуй, нет – с одним человеком Она могла бы провести все эти дни, но сейчас это представлялось ей совершенно невозможным.

Конни не хотелось ничего: ни выходить из дома, ни писать, ни вообще шевелиться. Наверное, если бы не регулярные телефонные звонки Брижит, она даже к холодильнику не вставала бы. Но, зная упрямство кузины, она понимала, что проще подчиниться стихии по имени Бри. На пресловутый обед Констанс согласилась после того, как ей пригрозили, что в противном случае Брижит с Даном приедут в гости прямо к ней в квартиру. Раз встречи и «сеанса душелечения» в любом случае не избежать, то увидеться Конни предпочла на нейтральной территории.

И вот теперь Даниэль и Брижит опаздывали. Молодая женщина допивала уже третью чашку кофе и лениво размышляла, каким образом они собираются ее «лечить». Наверное, Дан будет рассказывать анекдоты и всякие забавные истории, над которыми придется вежливо смеяться, а у нее совершенно нет на это сил… А Брижит примется строить разнообразные бизнес-планы и заманчивые прожекты, каким образом они еще смогут воспользоваться художественными талантами Констанс Лакомб, и с этим ей тоже придется соглашаться. Потом они все вместе поедут в клуб Фонтеро…

Констанс вздохнула. Брижит заявила, что ей обязательно надо приехать в клуб именно этим вечером – якобы она приготовила специальное представление, посвященное любимой кузине. Самой же Конни ехать в клуб теперь практически не имело смысла. Она собиралась встретиться там с таинственным покупателем «Лицедеев», но зачем теперь ей это полотно? Если она не может подарить его Тьери, то и у себя ни к чему хранить роковую картину. Может, тому человеку она действительно понравилась… Почти все ее работы были куплены, и это хорошо – не придется заказывать много контейнеров, возвращаясь в Америку… Наверное, трудно будет сказать об этом Брижит. Кузина так радовалась, когда узнала о планах Конни остаться в Париже! Но с этим городом снова оказалось связано слишком много надежд и разочарований, чтобы Констанс могла спокойно залечивать здесь свои раны. Возможно, когда-нибудь она и вернется…

– Привет! – Брижит вспорхнула на соседний стул и широко улыбнулась.

– Извини, пожалуйста, за безобразное опоздание, – одновременно произнес вместо приветствия Даниэль Дару, занимая оставшееся свободное место за столиком на троих. – Твоя кузина чудовищно долго собирается, а если ее поторопить, то процесс от этого только замедляется.

– Охотно верю, я сама собираюсь чудовищно долго, – без улыбки заметила Констанс. – Просто, зная за собой такие особенности, начинаю делать это раньше.

Брижит скорчила уморительную гримаску и схватилась за меню.

– Пока вы меня обсуждаете, я успею съесть большую порцию салата, – пригрозила она. – А кто-то болтливый останется без обеда!

Констанс молча потягивала кофе, пока Дан и Бри заказывали обед. Самой есть не хотелось, но кузина в конце концов все-таки потребовала, чтобы и ей принесли блюдо салата с морепродуктами.

– У нас к тебе серьезный разговор, – многозначительно подвигала бровями Брижит. – А я не могу вести деловые беседы с человеком, который только пьет кофе! Деловой кодекс Фонтеро – сама знаешь…

На это невозможно было не улыбнуться. Действительно, у Гийома был свой особый «деловой кодекс». Он заключался в том, что каждого человека перед разговором надо обязательно накормить – и чем основательнее, тем лучше.

Некоторое время беседа за столом шла на отвлеченные темы, и Констанс с облегчением вздохнула: кажется, никто не собирался «срочно спасать» ее и читать ей длительные лекции о бесполезности уныния. Судя по тому, как беззаботно развлекал обеих девушек Даниэль, Брижит не сообщила ему о плачевном душевном состоянии Конни, и та была ей за это благодарна. Почему-то ей казалось, что повышенное внимание сейчас скорее раздражало бы ее.

За поданным десертом и сыром Брижит решительно приступила к главному вопросу дня:

– Естественно, я пригласила тебя с корыстными целями. – Она кокетливо взмахнула ресницами и отрезала кусочек камамбера.

– Как всегда. – Констанс удалось улыбнуться почти без усилий. – И что же от меня потребуется на этот раз?

– Мы с Даном назначили дату свадьбы через полтора месяца… – Брижит сделала паузу, ожидая реакции кузины.

– Рада буду вас поздравить с таким достойным развитием отношений. Надеюсь, я приглашена?

Дан чуть не поперхнулся кофе, а Бри картинно закатила глаза.

– Представь себе, приглашена. Понимаю, что для тебя это полная неожиданность, но придется приобрести в подарок какие-нибудь столовые приборы и явиться на свадьбу в качестве ближайшей родственницы невесты. – Брижит заулыбалась. – Но, собственно, не это суть беседы.

– Что-то еще? – Конни приподняла брови. – Неужели у меня скоро появятся маленькие двоюродные племянники?

– Девочки, от ваших шуток у меня голова кругом, – вмешался в разговор покрасневший Даниэль. – Маленькие двоюродные племянники у тебя обязательно появятся, но пока речь и не об этом. Вообще-то мы должны поговорить о более приземленных материях.

– Свадьбу придется оплатить мне? – снова пошутила неожиданно развеселившаяся Конни.

– Непременно, тебе пришлют счет, – парировала Брижит. – Но и это не главное. После свадьбы мы с Даном поедем на две недели на Бали, вот тут-то ты нам и понадобишься!

– Я понадоблюсь вам в ваш медовый месяц?!

– Именно. Только не на райском острове, а здесь, в Париже. Надо, чтобы кто-то на время подменил меня с клубом и всеми остальными делами.

Констанс неверяще уставилась на кузину.

– Не может быть, чтобы ты говорила серьезно! Я ничего не смыслю в бизнесе, – попыталась возразить она.

– До свадьбы еще полтора месяца, и я успею ввести тебя в курс всех дел, – решительно отрезала Бри.

– Но у тебя же есть управляющие, директора! Они гораздо лучше меня разбираются в этих вопросах.

– Я никому из них не доверяю так, как тебе. – Брижит покачала головой. – И вообще, я уже убедилась, что ты тоже прекрасно справишься.

– Конечно, – поддержал ее Даниэль. – Нам обоим будет спокойнее, если ты останешься здесь за хозяйку от Фонтеро.

– А если у меня другие планы? – сердито поинтересовалась Конни.

Брижит вздохнула и отставила чашку. Она сурово посмотрела на кузину, но сказать ничего не успела – первым лекцию начал Дан.

– Никогда не поверю, что ты способна испортить нам медовый месяц! – грустно проговорил он. – Сама же знаешь, если тут не останется надежного человека, Бри будет целыми сутками размышлять о том, что происходит без нее… И это получится не отдых на Бали, а кошмар из кошмаров! Пожалуйста, соглашайся!

Констанс сцепила пальцы под подбородком. Конечно, ей следовало согласиться.

В конце концов, кузина два года управляла бизнесом без нее, и теперь наконец настал момент, когда Бри пора отдохнуть. Но так разлетались вдребезги все ее планы по отъезду в Америку. Ей придется остаться в Париже еще, по крайней мере, на два месяца, а она-то планировала уехать уже через неделю…

Почувствовав, что она колеблется, Даниэль решил прибегнуть к последнему аргументу:

– Кстати, несколько лет назад я помогал Тьери размещать вклады и убедился, что он прекрасно разбирается в разных хитросплетениях бизнеса. Если у тебя чтото не получится, ты сможешь обратиться за советом и к нему.

Конни почувствовала себя так, словно ее окатили ледяной волной. Нет, она не может остаться – Брижит придется как-то справиться без нее.

– К нему я в любом случае обращаться не стану, – ровным голосом произнесла Констанс и судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. – Мы с Тьери расстались.

– Не может быть! – Дан от неожиданности уронил ложку, но даже не заметил этого, во все глаза глядя на Конни.

– Из всего многообразия аргументов ты мастерски подыскал именно тот, который сработал с обратным эффектом! – проворчала Брижит и повернулась к кузине. – Что ты решила? Опять сбежать в солнечную Калифорнию?

Прежде чем Констанс успела ответить, в разговор вмешался Даниэль. Бесцеремонность друга несомненно свидетельствовала о его потрясении – в спокойном состоянии он ни в коем случае не позволил бы себе такую вопиющую бестактность.

– Как вы могли расстаться, если буквально созданы друг для друга? – возмущенно воскликнул он. – Я просто не верю, что ты опять бросила его!

– Вовсе не обязательно кричать об этом на весь Париж, – шикнула Конни и тут же осеклась. – Я опять… что?

– Опять бросила Тьери, – послушно повторил Дан. – У меня такое ощущение, будто мы вернулись на десять лет назад! Мне казалось, что на этот раз у вас все хорошо и это не повторится.

– Что не повторится?! – возмутилась Констанс. – Я никогда не бросала его! Десять лет назад я любила его больше всех на свете!

– Ну да, конечно, а теперь даже не узнала! Или не захотела узнать! Когда я вас представлял друг другу на выставке, сделала вид, что впервые его видишь!

– Я сделала вид? – задохнулась Конни. – Да это он сам не узнал меня!

– Ошибаешься, – уже более спокойно произнес Даниэль. – Тьери увидел тебя на каком-то спектакле в театре, где он играет, и тут же узнал. А услышав, что я занимаюсь твоей выставкой, попросил меня оставить на его имя приглашение. Думаешь, он случайно оказался за тобой на лестнице? Как бы не так! Приехал вместе со мной почти за час до открытия и остался на улице ждать тебя…

– Этого просто не может быть! – прошептала Констанс, пораженно глядя на него. – Как он мог меня запомнить?

– Ничего себе! – Дан закатил глаза. – Как он мог тебя не запомнить, если был влюблен по уши?!

– Когда?

– Десять лет назад, когда познакомился с тобой на какой-то вечеринке у Гийома! На следующий день он мне все уши прожужжал о том, что встретил девушку своей мечты. А когда ты его бросила, на него страшно было смотреть!

– Это какой-то абсурд! – простонала Конни, хватаясь за голову. – Я его не бросала! Десять лет назад Тьери меня бросил, поэтому я и уехала в Нью-Йорк…

– Да когда ты его оставила, он беспробудно пил почти неделю! – рявкнул Дан. – А потом принялся кидаться из одного бессмысленного романа в другой. Даже с Бри одно время встречался, кажется…

– Ладно, что теперь разбираться, кто кого тогда бросил? – попыталась вмешаться в разговор Брижит. – В конце концов, это было десять лет назад! Может, пора вернуться в настоящее?

– Нет уж, – ледяным голосом произнесла Констанс. – Мне неприятно, что мой будущий родственник такого плохого мнения обо мне. И поверить не могу, что Тьери, бросив меня, мог попытаться еще и переложить ответственность за наш разрыв на мои плечи! Выясним вопрос до конца.

– Договорились, – сердито бросил Дан, тоже не обратив внимания на реплику невесты. – Как, по-твоему, это все происходило?

Конни глубоко вздохнула:

– Десять лет назад мы познакомились на вечеринке у Гийома, а потом отправились к Тьери. Наутро, естественно, проспали и прощались в некотором сумбуре. Я оставила свой номер телефона и, как последняя дура, чуть ли не месяц ждала звонка! Потом устала изводиться и отправилась на очередной спектакль в театр, где играет Тьери. Он был там с какой-то красоткой, причем ни у кого не возникло сомнений, что она для него больше, чем просто партнерша по пьесе. Поэтому не надо мне говорить, что это якобы я его бросила!

Даниэль задумчиво смотрел на нее, потом неожиданно покосился на Брижит, словно не мог на что-то решиться. Мадемуазель Фонтеро сидела с мрачным видом.

– Я слышал другую версию, – осторожно, взвешивая каждое слово, начал Дан. – Познакомились на вечеринке, провели вместе прекрасную ночь, потом девушка с рыжими волосами оставила свой телефон. И он позвонил… Звонил несколько раз, но ее не оказывалось на месте. В конце концов он узнал, что эта девушка встречается с другим парнем.

– С каким парнем? – отчаянно всплеснула руками Констанс. – Я влюбилась в Тьери еще четырнадцатилетней девчонкой. Неужели ты думаешь, что я могла бы добровольно ртказаться от отношений с ним? Не понимаю, зачем он это выдумал, но ничего подобного и быть не могло!

– Уверен, что он не выдумал. – Дан покачал головой. – Ты просто не видела, что с ним тогда творилось. Нет, он был совершенно убежден, что встретил девушку своей мечты, а она, подарив ему одну ночь, тут же ушла к другому. От такого кто угодно запьет!

– Но кто мог сказать ему это?.. – Констанс осеклась.

Их с Даном взгляды скрестились на Брижит, которая недовольно ерзала на своем стуле. Она попыталась принять отсутствующий вид, но через несколько секунд сдалась.

– Ну ладно, это я ему сказала! Довольны? – проворчала она. – Что теперь меня ждет – гильотина?

– Ты сказала Тьери, что я встречаюсь с другим?! – пораженно вымолвила Констанс.

– Я же не знала, что у вас все так серьезно! – Защищаясь, Брижит подняла руки. – У него была не самая лучшая репутация… Ой, ну ладно, кого я пытаюсь обмануть… Конечно, я тогда заботилась вовсе не о тебе, а о себе. Когда он позвонил и представился, я чуть от счастья не умерла. А когда поняла, что ему нужна ты, жутко приревновала! В то время мне казалось, что Тьери д'Ортуа – мужчина моей мечты. И так сложилось, что он несколько раз звонил, пока тебя не было дома. А потом я неоднократно даже отключала звонок телефона и подходила, когда загоралась красная лампочка. В общем, когда он несколько дней не мог тебя застать, я сказала ему, что ты со своим парнем… Откуда же мне было знать, что все случится так, как случилось? Я думала, он с легкостью переключится с тебя на меня…

– И как, переключился? – слабым голосом поинтересовалась Констанс.

– У нас было два свидания, когда ты уже уехала в Америку, – призналась Бри. – И каждый раз мне казалось, что он видит на моем месте тебя… Дан прав – Тьери так и не смог забыть вашего краткого романа. Естественно, у меня ничего с ним не получилось, как и у других женщин.

– Но почему ты не сказала мне об этом?! – чуть не заплакала Конни.

– А как ты себе это представляешь? – вздрогнула Бри. – «Дорогая сестричка, я тут отбила у тебя парня, а теперь вот хочу вернуть его обратно, если он тебе все еще нужен»? Конечно, я молчала. И надеялась, что у вас все пройдет как-то само собой… У него были романы здесь, у тебя – в Америке. Я думала, что не сделала ничего фатального, если каждый из вас продолжает спокойно жить своей жизнью.

– Я должна была повеситься, чтобы ты поняла, что это не так? – едко поинтересовалась Констанс. – Ничего не прошло. Во всяком случае, у меня…

– И у него тоже, – подал голос Дан. – Когда он узнал, что ты вернулась в Париж, то тут же стал искать поводов для встречи и возобновления знакомства. Он так надеялся, что ты помнишь его!

– Я помню, – всхлипнула Конни. – Но думала, что он-то меня точно забыл…

Очень многое теперь стало для нее таким простым и очевидным, что она даже поразилась, как не замечала всего этого раньше. И ожидающие взгляды Тьери, которые она порой ловила на себе, и его паузы, и то, как легко он снова стал называть ее Рыжиком. Значит, все эти годы он помнил о ней так же, как она помнила о нем! Эта мысль бальзамом пролилась на израненное сердце. Он не только узнал ее во время поспешного бегства из театра, но и начал искать с ней встречи. А потом, пока она прикидывалась, что они незнакомы, терпеливо ждал, когда же можно будет сделать следующий шаг…

И неожиданная мысль вдруг кольнула, словно иголка. Если Тьери убежден, что десять лет назад она бросила его ради какогото другого парня, то и нынешние его подозрения выглядели более обоснованными. Наверное, ему тоже показалось, что они вдруг вернулись в прошлое и у Констанс снова какие-то таинственные встречи с другим мужчиной. Даже требование: «Выбирай – или он, или я» – обрело те перь совсем иной смысл. Уже не глупая прихоть ревнивого мужчины, а душевная боль того, кого уже однажды бросила любимая.

Констанс решительно вскочила из-за стола и подхватила сумочку. Нет, она не могла потерять его сейчас! Надо немедленно ехать к Тьери и объясниться с ним, по крайней мере по событиям десятилетней давности. Возможно, узнав, что тогда его ввели в заблуждение, он иначе отнесется к нынешней необходимости Конни встретиться с кем-то в его отсутствие.

– У меня нет времени дожидаться счета – включите его в тот, который придет мне за свадебный обед! – совершенно серьезно заявила она кузине. – Мне пора, увидимся позже.

– Эй, мы же не договорили! – Брижит сделала попытку встать следом за Констанс, но Даниэль удержал ее, поймав за руку. – Что насчет нашего свадебного путешествия?

– Отправляйтесь хоть сейчас – меня это не волнует ни в малейшей степени, – выпалила Конни и выбежала из кафе.

Ее «Рено» с молниеносной скоростью миновал центр города и вырвался на простор бульвара Анри IV, где находился дом Тьери. Кружа вокруг нужного многоквартирного здания в поисках свободного парковочного места, Констанс мысленно репетировала, что именно и как скажет любимому. Возможно, даже имело смысл посвятить его в тонкости сегодняшней встречи в клубе. В конце концов, у него тоже были увлечения, и он должен с пониманием отнестись к тому, что один из ее amants[13] купил картину, которую сама Конни предназначала ему. И теперь ей хочется вызволить полотно, чтобы все-таки подарить любимому. Естественно, если ей придется прийти на встречу вместе с ним, то «отставной» влюбленный может заартачиться и из принципиальных соображений не пожелать расставаться с «Лицедеями».

Наконец ей удалось втиснуть автомобиль в небольшой просвет между плотно стоящими машинами, и Конни, перескакивая через две ступеньки, взбежала по крыльцу. На одной из табличек, означавших номера квартир, по-прежнему значилось имя Тьери – значит, она была права, он так и не переехал с тех пор, как они расстались десять лет назад. Скрипучий лифт поднял ее на нужный этаж, и Констанс прошла по коридору к двери. Звонок отозвался на давление ее пальцев длинным мелодичным сигналом.

Она подождала несколько минут, а затем снова нажала на кнопку. По ее расчетам, Тьери должен был находиться дома – ведь сегодня у него не было спектакля, а отъезд к родителям они планировали позже. За несколько месяцев встреч с ним Конни хорошо усвоила, что ее любимый терпеть не может менять планы. И вряд ли он поехал к родителям раньше назначенного часа – значит, должен сидеть дома. Она еще раз позвонила в дверь, огласив коридор длинной трелью.

– Мадемуазель кого-то ищет? – Вежливая реплика за ее спиной заставила Констанс вздрогнуть от неожиданности.

Повернувшись, она увидела выглядывающего из квартиры напротив пожилого сухопарого мужчину, который с любопытством рассматривал ее.

– Мне нужен мсье д'Ортуа, – запинаясь, проговорила она.

– Боюсь, что он уехал вчера днем, – развел руками сосед Тьери.

– Уехал и не возвращался? – переспросила Конни.

– Видимо, он решил попутешествовать или просто уехал в отпуск. – Любознательный старичок активно помогал словам жестами. – Он вышел из квартиры с несколькими чемоданами и сумками и предупредил, что его долго не будет. Прошу прощения, он оставил ключи, но не предупреждал о визите мадемуазель. Поэтому даже если вы забыли что-то в квартире мсье, я не могу впустить вас внутрь…

– Спасибо, я ничего не забыла, – вежливо проговорила Констанс. – Вы мне очень помогли, благодарю вас. Всего наилучшего!

Она пошла по коридору к лифту и нажала на кнопку вызова.

– Если хотите, я могу передать мсье д'Ортуа, что вы приходили! Или оставьте у меня для него записку!

– Нет, спасибо, – еще раз поблагодарила Конни, с нетерпением ожидая лифта, чтобы убраться подальше от любопытных глаз. – Я постараюсь сама найти мсье.

Она с облегчением вошла в открывшуюся перед ней кабину лифта и прижалась лбом к полированной стенке. Тьери уехал! Куда он мог отправиться и почему так спонтанно? К родителям? Если Даниэль знает координаты его родни, то Конни найдет его там. А если он решил уехать куда-то еще? Она почувствовала, как в горле защипало. Сама она, когда считала себя обманутой, уехала так далеко, как только могла. В этом они с Тьери были похожи. Он мог бы отправиться в какую-нибудь дальнюю поездку и не возвращаться даже несколько лет. Что будет, если за время новой разлуки его чувства к ней остынут? Констанс даже вздрогнула от этой мысли. Нет, такого допустить нельзя!

Она вышла из подъезда с четко оформившимся решением. Куда бы ни поехал Тьери, Конни сможет отыскать его там и наконец объясниться – в первый раз за эти роковые десять лет. Если понадобится, она перетряхнет всю Европу, чтобы найти любимого. Констанс села в машину и тут же достала телефон, чтобы позвонить Даниэлю. Вероятнее всего, он в курсе, где прячется и зализывает раны его приятель. Но, уже набрав несколько цифр, она вдруг остановилась. Сегодня вечером у нее есть более срочное дело, которое надо завершить. И вместо одного телефонного номера набрала другой.

– Служба заказа такси? Пожалуйста, мне нужна машина немедленно, – строго проговорила Констанс в трубку.

В свое последнее посещение клуба Фонтеро в качестве «замаскированной» посетительницы не следовало нарушать традиций. Она приедет туда на такси, встретится с загадочным мужчиной, приобретшим «Лицедеев», и постарается уговорить его вернуть полотно. А с завтрашнего дня начнет активные поиски Тьери.

Когда за ее машиной припарковался желтый силуэт такси, Констанс поспешила к нему, уселась на мягкое сиденье и назвала адрес. Пока автомобиль вез ее по Парижу, на который стремительно спускался мягкий вечер, она не чувствовала ни предвкушения, ни ожидания представления, приготовленного специально для нее. Ее мысли целиком и полностью занимал любимый, и она не могла себе позволить снова проститься с ним навсегда.

Глава 9

Вечеринка была в самом разгаре, но Констанс почти не смотрела на сцену, где происходило действо. Ее глаза растерянно шарили по стоящим в полумраке зала мужчинам. Красная маска на ее лице ясно говорила, что она хочет встречи с конкретным человеком. Вот только поймет ли он, что сигнал предназначен именно ему? Может быть, этот мужчина, как и она сама, каждый раз надевает черную маску, ища новых встреч и развлечений? Ее кольнуло неприятное чувство – ведь она никогда не обращала внимания, не пришел ли кто-нибудь из ее былых кавалеров в красной маске. Возможно, кто-то из них подавал такие сигналы ей самой, а она даже не обратила внимания на эти попытки…

Однако сейчас в зале Конни не видела ни одного из своих случайных партнеров. Ни один из стоящих здесь мужчин не походил на них телосложением. Все ее кавалеры были высоки и широкоплечи, как Тьери. Констанс зажмурилась. Ну что ж, это единственное, чем она могла себя оправдывать: каждый из ее любовников был немного похож на любимого. Впрочем, в его глазах это вряд ли будет достойным оправданием. Эту историю надо похоронить в зародыше, чтобы даже мимолетные слухи не дошли до Тьери, когда они помирятся. А в том, что это случится, Констанс уже не сомневалась.

– Прекрасное представление, не правда ли? – Глубокий бархатный голос оторвал Конни от раздумий, и она повернулась к его обладателю, чувствуя, как сильно забилось сердце.

Напротив нее стоял мужчина, с которым она познакомилась в первый свой вечер в клубе. Темно-карие глаза пытливо смотрели из-под красной бархатной маски.

– Да, сыграно чудесно, – согласилась Кон-ни, покривив душой: она не видела ничего из спектакля. – Мы уже встречались с вами, не правда ли?

Он молча склонил голову в знак согласия.

– Кого вы ищете здесь? – Констанс с надеждой сделала шаг к нему, и мужчина ее не разочаровал.

– Вас. – Он подхватил ее под руку и увлек в танце. – Хотя мне пришлось искать вас довольно долго. Впрочем, я не каждый раз бываю здесь. Но у меня есть прекрасная память о том, как вы однажды подарили мне свою благосклонность, la peintre belle'…[14]

Констанс обмякла в его руках. У нее не осталось сомнений – перед ней именно тот, кто ей нужен. Он все-таки понял, что знак предназначен ему, и, к счастью, тоже оказался в красной маске.

– Я хотела бы, чтобы вы пользовались лишь нематериальной памятью о том вечере, – с легкой прохладой в голосе произнесла она. – Картина продана вам по ошибке, и мне хотелось бы вернуть ее.

– Мне очень жаль, но полотно просто великолепно, и у меня нет ни малейшего желания расставаться с ним, – дерзко парировал ее кавалер, невозмутимо продолжая танец. – Я даже склонен предположить, что оно бесценно. Признаюсь, я был поражен, когда услышал от служащих галереи, что могу приобрести его.

– Говорю вам: это была ошибка! – расстроенно прошептала Констанс. – Пожалуйста, позвольте мне выкупить «Лицедеев»!

– «Лицедеев»? Вот как, оказывается, называется эта дивная картина! – Он попробовал слово на вкус, словно изысканное лакомство. – Отчего она так нужна вам? С ней связано что-то особенное?

– Да. – Конни отвечала неохотно, но не видела другого способа уговорить своего визави. – Я написала его, когда любила одного человека – это было десять лет назад. Оно очень много значит для меня. Пожалуйста, продайте мне его!

Он остановил их кружение и несколько секунд смотрел на Констанс своими странно блеснувшими глазами.

– О, теперь я понимаю, что оно действительно бесценно. – Его бархатный голос ласкал слух, и в любых других обстоятельствах Конни готова была бы остаться в его объятиях навсегда, но только не сегодня. – А разве можно купить то, что не имеет цены?

– Что вы хотите сказать?

– Я готов вернуть вам полотно, не требуя возмещения уплаченной за него суммы, – пояснил мужчина. – Наша единственная встреча была столь упоительной, что еще за одну такую ночь я отдам вам эту бесценную картину…

Констанс задохнулась от возмущения и моментально вырвалась из его объятий.

– Мсье, – звенящим от напряжения голосом произнесла она, – я полагала вас человеком чести, иначе не пришла бы говорить с вами. Однако теперь вижу, насколько глубоко было мое заблуждение. Оставьте «Лицедеев» себе – в память о том, как сильно вы унизили женщину, обратившуюся к вам с просьбой!

Она собиралась демонстративно покинуть его, но в последний момент мужская рука вежливо придержала ее за локоть.

– Мадемуазель Лакомб, не понимаю, почему мое предложение вызвало у вас столь странную реакцию, – тихо сказал он, и Констанс внутренне съежилась – он с такой легкостью назвал ее имя! – В прошлый раз вы показались мне более сговорчивой. Неужели я чем-то обидел вас тогда?

Она снова глубоко вздохнула и повернулась к нему.

– Вы правы: мне не в чем упрекнуть вас. Но я больше не распоряжаюсь собой, потому что люблю одного мужчину – и он для меня дороже всех на свете полотен, которые я написала или еще напишу. «Лицедеи» были предназначены ему в подарок… Кроме того, я хотела просить вас о том, чтобы вы не разглашали, где и при каких обстоятельствах мы познакомились. Впрочем, я до сих пор в недоумении, как вы смогли узнать меня под маской?

– Не недооценивайте себя, мадемуазель. Однажды увидев вас, я способен узнать вас под любой маской. – На этот раз в его голосе прозвучала грусть. – Я хотел бы, чтобы вы сбросили ее для меня, но, раз ваше сердце уже занято другим, мне ничего не остается, кроме как вернуть вам «Лицедеев». Если хотите, мы можем поехать за картиной немедленно…

Она согласилась, и через несколько минут они уже сидели в такси. Видимо, шоферу бьшо не в новинку везти двух людей в бархатных полумасках, потому что никаких комментариев по этому поводу не последовало. Констанс постаралась сесть как можно дальше от своего визави, чтобы он больше не имел оснований настаивать еще на одной ночи с ней. Однако он не делал никаких попыток сблизиться – молча смотрел в окно. Через некоторое время Конни расслабилась и тоже повернулась к окну – со своей стороны.

– Приехали. – Голос ее спутника прозвучал спокойно и равнодушно, словно он внезапно утратил интерес к происходящему.

Такси остановилось у высокого дома, и, выйдя на тротуар, Констанс вздрогнула – она уже была здесь сегодня. Ночное такси привезло их к многоквартирному зданию на бульваре Анри IV. Первым ее порывом было уйти немедленно, прежде чем актер успеет увидеть ее с другим мужчиной. Но, подняв глаза на темные окна его квартиры, Конни вспомнила, что он уехал. Ей нужно всего лишь забрать у спутника картину – и ничего более.

Лифт открылся со знакомым скрипом, и Констанс вошла в него первой. Она не видела, на какую кнопку нажал ее кавалер, только поняла, что ехали они недолго – примерно столько же она сегодня поднималась на этом лифте до этажа, на котором расположена квартира Тьери. Внутренне она сжалась: неужели ее случайный любовник – сосед д'Ортуа? В таком случае сразу после примирения она настоит, чтобы Тьери сменил квартиру…

Конни шла за мужчиной по тускло освещенному коридору и мысленно отмечала, что квартира, звонок которой она сегодня терзала, расположена точно так же. Возможно, она находится прямо под или над той квартирой, которую сейчас отпирал ее случайный кавалер.

– Прошу. – Он гостеприимно распахнул дверь.

Констанс вошла, сделала два шага и остановилась, боясь наткнуться на что-нибудь в темноте. Дверь за ними закрылась, и сердце Конни тревожно сжалось. Щелкнул рычажок выключателя, и под потолком вспыхнули светильники. Женщина повернулась и вскрикнула от неожиданности: на стене над широкой кроватью висело ее полотно – любимые «Лицедеи», а вокруг них на той же стене царили… маски. Каждая из них была хорошо знакома ее глазам, и все словно здоровались с Конни после десятилетней разлуки. Она оказалась в квартире Тьери!

– Полагаю, что дальше нет смысла продолжать этот фарс, – устало произнес мужчина и снял полумаску.

На этот раз Констанс удалось сдержать крик. Она уже предположила, что в эту квартиру ее мог привести только ее хозяин. Тьери молча прошел к зеркалу и, достав коробочку, осторожно вынул из глаз цветные контактные линзы. Он с силой провел руками по скулам, снимая гримерные накладки, делавшие овал лица более широким. Достав из пакета ватный тампон, сосредоточенно вытер лицо, убирая остатки грима. Констанс смотрела на него, как завороженная. Он не произносил ни слова, смывая грим с какой-то яростью и болью, и она не могла нарушить повисшее между ними молчание.

– Ты купил «Лицедеев»… – утвердительно прошептала она.

Тьери повернулся к ней и одарил тяжелым взглядом.

– Да. – В знакомом голосе лишь угадывались бархатные интонации, которыми он соблазнял ее весь вечер. – Как только я увидел ее, то подумал, что картина написана будто про меня… Ты можешь ее забрать.

– Она и написана про тебя. – Констанс бессильно опустилась на пол и закрыла лицо руками. – И всегда была предназначена тебе…

По ее щекам потекли слезы, плечи задрожали. Через секунду Тьери оказался рядом с ней.

– Если ты не хочешь забирать картину, то почему плачешь? – с неожиданной заботой спросил он, обнимая ее за плечи.

– Я никогда не бросала тебя, – всхлипывая, проговорила Констанс.

– Я знаю. – Он прижал ее к себе, баюкая, как ребенка. – Даниэль звонил мне и все рассказал. Поэтому я вернулся, хотя уже почти уехал…

– Как хорошо, что это ты! – Поняв, что он не сердится, Конни прижалась к нему теснее.

– Почему же ты не захотела узнать меня сразу?

– Потому что думала, что это ты бросил меня.

– А почему убежала, не позволив мне даже поговорить с тобой?

– Я боялась, что снова могу полюбить тебя…

– Трусишка. – Тьери заботливо отвел волосы с ее лица и прикоснулся губами ко лбу. – Если бы ты тогда осталась в театре, мы давно были бы вместе. И мне не пришлось бы играть столько разных ролей…

– Сколько ролей? – Конни недоуменно отстранилась. – Я не понимаю.

– Когда я увидел тебя в театре, – он прикрыл глаза, словно вспоминая этот момент, – то понял, что должен быть рядом с тобой. Но ты, видимо, этого не хотела – ведь иначе не покинула бы зал с такой поспешностью. И я решил, что как внучка Гийома ты обязательно появишься в клубе Фонтеро. Я должен был снова завоевать твое расположение! Поэтому и сам там оказался, хотя вообще-то давно отошел от этих вечеринок. Но мне становилось плохо от мысли, что ты найдешь там другого мужчину, который уже навсегда заберет тебя у меня. Поэтому я решил всех опередить. До определенного момента мне казалось, что это получилось… Но потом ты снова надела черную маску. Значит, первый мужчина, встреченный тобой в клубе, не стал твоим избранником. Мне пришлось импровизировать на ходу – хорошо, что с собой был минимальный набор грима. Я выскользнул из зала, слегка изменил внешность и вернулся под черной маской. Я стал говорить другим голосом и вести себя иначе, зато ты ничего не заподозрила. На следующей вечеринке я надеялся увидеть тебя уже в красной маске, но ты снова была в черной! Однако в тот раз я был готов лучше, поэтому и лучше сыграл.

– И сколько же ролей тебе пришлось играть? – Неожиданное прозрение заставило Констанс широко распахнуть глаза.

– Столько, сколько мужчин уводили тебя из зала. – Тьери улыбнулся. – Я не мог позволить никому другому даже прикоснуться к тебе – и мне удавалось всегда быть первым.

– Индус, американец-ковбой, итальянец – это все был ты? Но как это возможно?

– Даниэль рассказывал мне со слов Брижит, что будет в очередном представлении, и я стал преображаться заранее. Правда, каждый раз я брал сначала красную маску. Но, видя, что ты не желаешь встретиться с предыдущим кавалером, тут же выходил из зала, гримировался и менял свою маску на черную. Я предлагал тебе разных мужчин, чтобы ты могла выбрать из них кого-то одного – и я стал бы таким, каким ты хотела меня видеть. Но ты каждый раз приходила в черной маске! С ума можно сойти: тебе не понравился ни один из них! Может быть, я бездарно исполнял свои роли? Или просто ни один любовник не оказался в твоем вкусе, потому что я просто не подхожу на эту роль? Мне уже стало казаться, что ты давно догадалась о моей игре и специально водишь меня за нос. – Он вскочил и возбужденно прошелся по комнате. – Ты можешь хоть сейчас мне честно сказать, который из этих образов тебе больше понравился?..

Наверное, Конни могла бы ответить честно, если бы не расхохоталась. Она сидела на полу, раскачивалась и смеялась, чувствуя, как ее отпускает напряжение, жившее в ней уже несколько месяцев. Вот что неуловимо общее было во всех этих мужчинах – каждый из них воплощал частичку ее Тьери. Она не сошла с ума, высматривая в каждом из них любимого, – он и в самом деле был в каждом из них. И только одно она могла сейчас сказать ему: что не позволяла себе отношений больше, чем на ночь, так как боялась стереть из памяти его драгоценный образ.

– Думаешь, это забавно? – с сомнением произнес Тьери. – Когда мы стали встречаться уже без масок, я не понимал, почему все те мужчины, которых я играю, тебе дороже меня настоящего. Правда, когда мы стали близки, ты, к счастью, перестала ходить в клуб – иначе я попросту свихнулся бы от ревности к самому себе! И был момент, когда мне стало казаться, что ты уже совсем принадлежишь мне – причем не иллюзорному человеку под маской, а именно мне… Но тут ты отменила поездку к моим родителям. В пятницу! Что я должен был подумать? Ты собиралась отправиться на очередную вечеринку в клуб Фонтеро и поэтому бросила меня!

– Я собиралась на вечеринку в клуб, чтобы выкупить картину у того, кто ее купил! – возмутилась Конни. – И подарить ее тебе, потому что я написала «Лицедеев» после той нашей ночи, десять лет назад…

И тут же снова тихо захихикала.

– Почему ты смеешься? – Он снова сел рядом с ней.

– Потому что до меня только что дошло, как глупо было бы выкупать картину у тебя, чтобы подарить тебе же. И как ты только осмелился предложить мне переспать с тобой за полотно? Неужели не догадывался, что я не просто откажусь от подобного предложения, но и теоретически могу ударить за это по лицу? – сердито спросила она.

– Я должен был проверить, согласишься ты на это или нет. Но самое главное – я до сих пор не знаю, что чувствовал бы, если бы ты сказала «да», – уныло заметил Тьери. – Наверное, это была бы измена мне… Но со мной же!

– И что бы ты сделал?

– Не знаю… Но этого, к счастью, не случилось. Ты сказала мне, что любишь другого.

– Да, сказала. Потому что я люблю тебя, а под маской был не ты… Нет, там был ты, но я не могла изменить тому тебе, которого видела без маски… Мы с тобой оба лицедеи, – пробормотала, запутавшись, Констанс.

– Я сбросил маску. – Он показал рукой на лежащий рядом с ними кусок алеющего бархата. – Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить за то, что играл в эту нелепую игру…

– Только если ты простишь меня за то, что я… была не с тобой, а каждый раз с новым мужчиной. – Она придвинулась к нему ближе и с нежностью коснулась губами его рта.

Вихрь от этого мимолетного прикосновения захватил их обоих, сплетя в прочных объятиях. Тьери еще что-то шептал в ее волосы, но Констанс уже не слышала его, отдавшись воле своего жаждущего тела. Ее руки жили как будто отдельной от нее жизнью, торопливо расстегивая пуговицы рубашки Тьери. Губы бесстыдно пробирались по обнажавшемуся в распахнутой одежде телу все ниже и ниже. Она чувствовала, как и он срывает с нее одежду, но не обращала на это внимания. Все, что происходило за границами этой комнаты, потеряло смысл. Мир сосредоточился на крошечном пятачке, где два человека – мужчина и женщина – любили друг друга.

Она ужом вывернулась из его рук и, соскользнув вниз, устроилась между его коленей. Легонько потерлась носом и щекой о выпуклость на брюках, отчего он глухо застонал. Не убирая последней преграды одежды, Констанс гладила его по бедрам, то и дело «задевая» ладонью упругий растущий холмик под его ширинкой. Откинувшись назад на локти, Тьери вздрагивал от этих прикосновений. Наконец Конни выпустила его вздыбленную плоть из тесных брюк и нижнего белья.

Ее язычок легкой бабочкой запорхал по чувствительной коже его естества. Первые прикосновения были почти невесомы, но постепенно она усилила натиск. Констанс старалась приласкать каждую складочку кожи, каждую точку упругого жезла, предоставленного ее стараниям. Слегка задерживаясь на вершине этого пика, ее язык быстро спускался к его подножию и, описав вокруг него плавный полукруг, возвращался снова наверх. Потом она пленила его ртом и двигалась вдоль тугого ствола, переходя от быстрых движений к томительно-медленным. Тьери метался и стонал, находясь на грани блаженства.

Стоило ей ослабить натиск, как он вывернулся из ее объятий и оказался сверху. Его жадные руки нежно и трепетно ласкали полукружия ее груди, губы обхватывали попеременно то правый, то левый сосок. Конни чувствовала, как изнутри ее буквально сжигает жидкое пламя, повинующееся его ладоням и рту. Опускаясь губами от ямочки на ее груди, он задержался на секунду на треугольнике светло-рыжих волос внизу ее живота. Тем временем его нетерпеливые пальцы уже проникли во влажную пещерку под этим треугольником, заставляя Констанс жадно выгибаться навстречу ласкам. Наконец он подхватил ее под ягодицы, и язык его горячим жалом вонзился в ее трепещущее от восторга лоно.

Констанс казалось, что она занимается любовью сразу с множеством мужчин. О, он был многолик – ее единственный и неповторимый Тьери. Каждое его движение принадлежало ему – и не только. В нем были частички всех тех, чьи объятия Конни познала в последние полгода в Париже. С ней был и бесподобный любовник-индус, знающий толк в тантрических ласках, и грубоватый ковбой, заботившийся прежде всего о собственном удовольствии, и порывистый итальянец, вышедший на карнавал, желая изведать как можно больше женской плоти за эту разнузданную ночь, и нежный джентльмен, решившийся подарить девушке бесценную картину только потому, что она просила его об этом.

Он рывком поднял ее и поставил на кровать, повернув лицом к маскам и «Лицедеям». Конни оперлась о стену двумя руками так, что картина оказалась между ее ладонями, и прогнулась. Тьери не надо было приглашать дважды – через несколько секунд она почувствовала, как в нее сзади вошло мощное литое копье мужской страсти. Раскачиваясь взад-вперед, она сама могла регулировать глубину его погружения и с наслаждением «насаживалась» на это прекрасное оружие. Ее ягодицы упирались в тугой пресс Тьери, и она чувствовала, как нежно его пальцы сжимают ее бедра. Констанс казалось, что маски на стене «кивают» в такт их движениям. Покачивающаяся перед лицом картина изображала их двоих – лицедеев, сбросивших маски. Когда пик наслаждения настиг их одновременно, она коротко вскрикнула и обмякла в руках любимого. Он нежно подхватил ее под грудь и вместе с ней медленно опустился на широкое ложе…

– А как ты узнал меня под маской?

– Я узнал бы тебя где угодно, – тихо прошептал Тьери, зарываясь лицом в темно-рыжие волосы Констанс. – Однажды оказавшись рядом с вами, вас уже невозможно забыть, ma artiste belle[15] Ну а ты так и не ответишь на мой вопрос?

– На какой?

– Кто из тех мужчин, что были с тобой рядом, понравился тебе больше других?

Утомленные любовью, они лежали, не размыкая объятий, и Констанс казалось, что тело Тьери – продолжение ее собственного. Она прижалась щекой к его груди и улыбнулась.

– Если бы мне кто-то из них понравился, я пришла бы в красной маске, – лукаво прошептала она. – Но их проблема была в том, что больше других мне всегда нравился ты. И вообще, никаких «других» не было…

Примечания

1

булочные-кондитерские (фр.).

(обратно)

2

Кафешантан – кафе, в котором проходят эстрадные программы, как правило, с живой музыкой.

(обратно)

3

молодое поколение (фр.).

(обратно)

4

«Улицы Парижа», справочно-адресное бюро (фр.).

(обратно)

5

жандармы, полицейские, патрулирующие улицы (фр.).

(обратно)

6

В Париже на набережной Орфевр располагается здание криминальной полиции.

(обратно)

7

момент после завершения спектакля, когда актеры выходят на поклон (фр.).

(обратно)

8

«Украшение Парижа»

(обратно)

9

старомодный (фр.).

(обратно)

10

Очарован – традиционное французское приветствие, обращенное к даме (фр.).

(обратно)

11

вечеринка (фр.).

(обратно)

12

Панчами – имеющая пять мужей.

(обратно)

13

сердечные друзья, любовники (фр.).

(обратно)

14

прекрасная художница (фр.).

(обратно)

15

Ma artiste belle – игра слов: моя прекрасная искусница (художница, артистка) (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Реклама на сайте