«Деньги, магия и свадьба»

Барбара Картленд Деньги, магия и свадьба

От автора

Женевский вариант английской Библии, опубликованный Кристофером Баркером в 1576 году, сейчас находится в библиотеке Чикагского университета. Первое издание пьес Шекспира, вышедшее в 1623 году, хранится в Фолджерской Шекспировской библиотеке.

В каждом состоятельном английском доме XVII и XVIII веков имелась большая библиотека, и на полках до сих пор находят первоиздания, позабытые или утерянные за прошедшие века.

В Лонглите, симпатичном особняке маркиза де Бата, мне показали два судовых журнала, заполненные собственноручно сэром Френсисом Дрейком.

Конечно, многие библиотеки были распроданы и, например, известнейшее Харлейское собрание, так же как и библиотека сэра Ганса Слоана, стали частью коллекций Британского музея, открытого в 1750 году.

В XVIII веке богатые англичане впервые начали целенаправленно собирать старинные книги. Прежде всего это были первый и второй графы Оксфордские, третий граф Сазерлендский, первый герцог Роксбургский, восьмой граф Пемброкский и второй герцог Девонширский.

Самым знаменитым коллекционером этого поколения являлся второй граф Спенсорский; среди его книг были пятьдесят семь Какстонов, а также первоиздания греческих и латинских классиков.

Моя дочь сейчас замужем за восьмым графом, но хотя в Алторпе, в Норсхемптоне, и остались кое-какие красивые и ценные книги, наиболее ценные экземпляры из коллекции второго графа в 1892 году послужили основой для библиотеки Джона Райлендса в Манчестере.

Глава 1

1898 год

Полковник Эшерст с торжествующей улыбкой отложил письмо, которое только что прочитал.

— Я победил! — воскликнул он.

Его дочь Олетта поглядела на отца через стол.

— Я не знала, батюшка, что на этой неделе были скачки, — сказала она.

— Лошади ни при чем, — отозвался полковник. — Дело гораздо более важное.

Олетта ждала.

Она знала, что отец не любит, когда его торопят; но, судя по выражению его лица, он получил весьма радостное известие.

Полковник Эшерст до сих пор выглядел великолепно, а в юности был таким красавцем, что, по словам матушки, в него влюблялись все девушки подряд.

— Когда я приехала из Америки в Англию, — рассказывала она Олетте мягким музыкальным голосом, в котором лишь изредка проскальзывал легкий акцент, — я не сомневалась, что все англичане — приятные люди, но, увидев твоего отца, буквально была сражена.

— А когда это было? — спросила Олетта. — На моем первом балу в Англии, — ответила миссис Эшерст.

— На самом деле это был охотничий бал. Я помню, как меня очаровали розовые фраки с разноцветными лацканами: их цвет символизировал угодья, которыми владеет тот или иной джентльмен. Но я была отчасти шокирована тем, как буйно вели себя гости.

Олетта рассмеялась.

Сама она никогда не бывала на охотничьем балу, но часто слышала, что рано утром лансье, польку или галоп на них танцуют слегка не в такт.

— Но вам ведь понравилось там, матушка?»

— Чрезвычайно! А увидев твоего отца, сразу почувствовала, что со мной произошло что-то невероятное. Никогда не думала, что полюблю англичанина!

— Разве это настолько ужасно?

— Мои родители считали именно так. Они привезли меня в Англию потому, что им хотелось увидеть родину своих предков, но оставлять меня здесь они ни в коем случае не собирались и приложили немало усилий, чтобы убедить меня вернуться в Америку.

— Но поскольку вы отчаянно влюбились в папеньку, это было уже невозможно, — подхватила Олетта, которая не в первый раз слышала эту историю.

— Он всегда клялся, что не позволил бы мне уехать, а если бы я попыталась это сделать, похитил бы меня и заставил стать его женой, как бы я ни сопротивлялась».

Олетта тогда еще подумала, что это как раз в духе отца: зачастую именно такими пиратскими методами он добивался всего, что хотел.

Он всегда выходил победителем, и эта особенность его натуры помогла ему, во-первых, сделать блестящую военную карьеру, а во-вторых, стать удачливым владельцем скаковых лошадей.

Когда отец назвал себя победителем, Олетта решила, что какая-то из его лошадей победила на скачках, но, услышав о том, что дело гораздо более важное, теперь терялась в догадках, какое же.

После долгой паузы отец заговорил:

— Ты знаешь, что я всегда возлагал на тебя большие надежды, Олетта.

— Какие же? — вежливо спросила она, думая, что речь пойдет о ее образовании. Отец Олетты в отличие от большинства англичан желал видеть свою дочь умной. Сама Олетта подозревала, что причина отчасти заключается в том, что она — единственный ребенок в семье.

Хотя полковник редко позволял себе в этом признаться, он был сильно разочарован тем, что жена не родила ему сына, который унаследовал бы имя Эшерстов и жил доме, четыре столетия принадлежавшем этому роду.

Тем не менее, оставаясь верным себе, он не признал поражения и решил добиться от Олетты совершенства в таких вещах, которые больше под стать мужчине. Под его руководством она выучилась не только отлично ездить верхом, но и стрелять без промаха.

На вечеринках, которые устраивал отец, гости любили развлечься стрельбой в цель. Разумеется, если бы дочь хозяина дома вдруг взяла бы в руки ружье, это было бы скандальное происшествие, поэтому полковник устраивал стрельбы и охоты специально для Олетты. В них участвовал он сам, управляющий и иногда кто-нибудь из его старых друзей, кому он мог доверять.

У Олетты был верный глаз и твердая рука. Она легко могла сбить влет фазана или подстрелить куропатку на сотне шагов. Отец сам учил ее стрелять, но, видя порой, что ученица его перещеголяла, слегка раздражался и отчасти даже завидовал. Олетта это всегда замечала, и каждый раз ей стоило больших трудов удержаться от улыбки.

Безусловно, помимо этого, у нее были самые лучшие наставники по всем тем предметам, которым стал бы учить своего сына образованный человек. Олетта знала латынь и древнегреческий, и полковник порой едва ли не с сожалением говорил, что она не может поступить в Оксфорд, где, без сомнения, была бы в числе первых.

Когда же Олетта узнала, что в этом священном для мужчин университете есть женское отделение и сказала об этом отцу, полковник Эшерст без обиняков заявил, что желает видеть свою дочь по-настоящему женственной.

Суть своих столь противоречивых требований полковник изложил дочери сразу же, как только она стала достаточно взрослой, чтобы понимать серьезные вещи — и, как ни странно, Олетта достигла невозможного. Полковник сам был изумлен несказанно, когда в конце концов она стала именно такой, какой он хотел ее видеть.

В данный момент Олетта сидела за столом напротив отца и, бесспорно, выглядела весьма женственно.

Стройная, грациозная и в то же время с сильным послушным телом, закаленным упражнениями, она была чрезвычайно очаровательна.

Большие глаза Олетты в минуты гнева или, наоборот, радости становились похожими на незабудки.

Они отлично гармонировали с ее волосами цвета спелой ржи, которые она унаследовала от своего дальнего шведского предка, приехавшего в Америку много столетий назад.

От него же достался ей и маленький твердый подбородок, который временами делал Олетту такой же непреклонной, как ее отец.

Впрочем, люди, как правило, замечали в ней только красивые глазки да небольшой носик классической формы между ними.

Когда Олетта задала свой вопрос, отец взглянул на нее испытующе — так, во всяком случае, ей показалось.

— Эти надежды, моя дорогая, касаются твоего брака.

Глаза Олетты расширились. Пожалуй, если бы отец уронил на стол гранату, она была бы потрясена меньше.

— Моего… брака?

— Я не говорил тебе раньше, — ответил полковник. — Ты еще так молода, и мне хотелось, чтобы в следующем году ты провела сезон в Лондоне и была представлена ко двору. Но некоторые обстоятельства заставили меня изменить планы.

— Какие обстоятельства? — спросила Олетта, зная, что отец ждет от нее этого вопроса.

У нее было такое чувство, словно отец внезапно ее ударил. Мысли разбегались, и она не могла привести их в порядок.

Разумеется, Олетта предполагала, что отец будет стараться как можно тщательнее распланировать ее жизнь, особенно после смерти матери. Но замужество казалось ей таким далеким, что она вообще редко о нем задумывалась.

Олетта припомнила, что в начале прошлого лондонского сезона отец решил, что она еще слишком юна для первого выезда в свет. Он хотел подождать до следующего апреля, когда ей исполнится почти восемнадцать с половиной. А в ворчестерширском поместье было так много дел и лошади требовали к себе внимания… Одним словом, и сама Олетта не слишком торопилась окунуться в бурную атмосферу балов и приемов. Конечно, она надеялась, что станет ездить на них вместе с отцом. И это будет весело, но, как видно, он принял другое решение.

— Помнишь, Олетта, — сказал тем временем полковник, — я рассказывал тебе о герцоге Горлетонском?

— Да, конечно, я помню. Вы говорили, что встретили его несколько лет назад в Эпсоме и посоветовали поставить на вашу лошадь. Он был вам весьма благодарен, потому что она выиграла.

— Именно так все и было, — кивнул полковник. — С тех пор, если герцог бывает на скачках, он всегда подходит ко мне и говорит: «Не дадите ли мне снова совет, Эшерст? Хотелось бы вернуться домой с парой гиней в кармане».

— Уверена, что вы его никогда не подводите.

— Нечасто, — согласился полковник. — Так вот, поскольку я в состоянии помочь герцогу, когда он в этом нуждается, между нами завязалась дружба, которую я очень ценю.

В глубине души Олетта была удивлена: это вступление показалось ей странноватым. Полковник, так как они с дочерью всегда понимали друг друга с полуслова, догадался о ее чувствах и пояснил:

— Герцоги, девочка моя, — люди особого рода, но я, признаться, всегда считал, что в спорте все равны. И на сей раз мое мнение оказалось верным.

— Боюсь, что не совсем понимаю вас, батюшка. Полковник Эшерст сделал глоток кофе из стоящей рядом с ним чашки.

— Я все тебе объясню, и поверь: то, что я говорю сейчас, теснейшим образом связано с тем, что я собираюсь сказать после.

— Я вся внимание.

— Эшерсты, дочь, как тебе известно, — весьма древний ворчестерский род. В этом доме жили многие поколения наших предков. Мой отец, а до него — мой дед служили в добровольческих войсках Ворчестершира, а кроме того, занимали немало важных должностей в графстве, за исключением должности лейтенанта ополчения.

— Я никогда не могла понять, почему она не была предложена вам, батюшка.

— Все очень просто, — ответил полковник. — Я недостаточно знатен. Лейтенант добровольческих войск — представитель ее величества в графстве, и хотя Эшерсты по праву гордятся своей родословной, все же мы не аристократы в полном смысле этого слова.

Олетта улыбнулась:

— Неужели это обстоятельство вас волнует?

— Ни в малейшей степени, ибо для моих замыслов оно не помеха.

Отец умолк, и по тому, каким взглядом он посмотрел на Олетту, она поняла, что он в эту минуту подумал о ней.

— Когда я женился на твоей матери, — продолжал полковник, — я, как и мой отец, не мог похвалиться богатством. Лишь по прошествии немалого времени после свадьбы я обнаружил, что, по английским понятиям твоя мать — богатая наследница.

— Мама не раз рассказывала мне, как вы были удивлены, — улыбнулась Олетта. — По ее словам, было весьма нелегко победить вашу гордость и убедить вас в том, что разница в величине ее и вашего состояний не имеет никакого значения.

— Разумеется, мне было неловко, — согласился полковник. — Впрочем, будь твоя мать бедна или, наоборот, богата, как Крез, это не помешало бы свадьбе: ведь мы любили друг друга.

Олетта сложила вместе ладони:

— О, как это романтично! Я всегда мечтала встретить человека, похожего на вас, и полюбить его точно так же, как мама.

Полковник бросил взгляд на письмо, лежащее на столе.

— Боюсь, ты хочешь от жизни слишком много, моя дорогая. Любовь с первого взгляда случается один раз из миллиона, и я всегда был благодарен судьбе за то, что мне выпало счастье ее испытать.

На мгновение его взгляд стал отсутствующим — словно он вспоминал прошлое и вновь был счастлив со своей американской невестой.

— Продолжайте же, батюшка, — поторопила Олетта. — Что вы хотели мне сказать?

Полковник внимательно посмотрел на дочь:

— Мне нет нужды напоминать тебе, что хотя мы с твоей матерью были обеспеченными людьми, когда поженились, но по-настоящему богаты мы стали только пять лет назад, когда на землях твоего деда в Америке была найдена нефть.

— Я помню восторг, с которым вы встретили письмо с сообщением о том, что мама стала мультимиллионершей, — кивнула Олетта. — Но когда восторг этот схлынул, в нашей семье ничего не изменилось.

— Неудивительно, — промолвил полковник. — Видишь ли, Олетта, у нас и так было все, что мы хотели: любовь и ты, наша обожаемая дочь. Так что на деньги твоей матери мы лишь добавили к дому несколько ванных комнат да купили лошадей.

— И теперь конный завод Эшерстов знаменит на всю Англию, — заметила Олетта с едва уловимой иронией в голосе.

— Иначе и быть не могло! — воскликнул полковник. — Я изучал это дело, покупал только лучших лошадей, сам их растил и тренировал, не доверяя никаким «специалистам», — и, как видишь, мои усилия не пропали даром.

Зная, что лошади — предмет его неиссякаемой гордости, Олетта быстро сказала:

— Разве мог быть кто-то удачливее вас? Все признают, что вы знаете о лошадях гораздо больше, чем любой другой коннозаводчик из жокей-клуба.

— Откуда ты знаешь? — удивился полковник.

— Я прочла это в «Спортинг тайме».

— Непременно покажи мне эту газету, — сказал отец. — О таких вещах мужчине всегда приятно слышать.

Затем, заметив, что они отклонились от темы, добавил уже совсем другим голосом:

— Однако сейчас мы говорим о тебе. После того как твоя мать умерла, я понял, что мой долг — позаботиться о тебе, и начал серьезно размышлять о твоем будущем.

— Так серьезно, как если бы я была одной из ваших лошадей, — с хитринкой в глазах заметила Олетта, но отец не обратил внимания на ее слова.

— Любая девушка хочет выйти замуж, и любой отец, если он любит свою дочь, хочет, чтобы она стала женой человека, который не только сделает ее счастливой, но и обеспечит ей высокое положение в обществе.

Олетта промолчала, но слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. А отец продолжал:

— Так вот, дорогая моя, раз уж я занимаюсь скачками, то хотел бы видеть, как ты займешь первое место в матримониальных состязаниях и получишь лучший из возможных призов.

— К. примеру, золотой кубок Аскота!

Тон у Олетты был беззаботный, но в душе она ощущала волнение. Ей не нравилось, как отец говорит о ее замужестве — казалось, он уже все устроил, а ее даже не спросил. Олетта крайне редко возражала отцу, но давно решила, что вопрос о том, за кого выйти замуж, будет решать только она сама, и никто другой.

— Вы так осторожно подбираетесь к цели… — сказала Олетта. — Не хотите ли вы сказать, что уже выбрали мне мужа?

Она побаивалась ответа и говорила несколько громче обычного. Ее голос эхом разнесся по Утренней комнате.

Их взгляды встретились, и Олетта поняла, что сейчас получит прямой, без околичностей, ответ.

— Да, — ответил полковник. — Я решил, что ты выйдешь замуж за нового герцога Горлстонского.

Олетта задохнулась от неожиданности. Справившись с собой, она спросила:

— Новый герцог? Не знала, что вы с ним знакомы.

— Он приехал из Индии как раз перед Гудвудскими скачками, — пояснил полковник. — Вероятно, кто-то уже успел рассказать ему о том, что я дружен с его отцом, потому что он приветствовал меня в высшей степени радушно.

Полковник Эшерст удовлетворенно улыбнулся и продолжал:

— С тех пор мы встречались по различным поводам, но только после нашего разговора в Донкастере мне стало ясно положение, в котором он оказался, унаследовав титул.

— Ив чем же оно заключается? — спросила Олетта, заранее зная ответ.

— Ему крайне необходимы деньги.

Можно было понять, что разговор к этому шел, но только сейчас, когда все слова были сказаны, Олетта испытала настоящее потрясение.

Олетта называла себя гандикапкой, имея в виду, что она с рождения получила от судьбы определенные преимущества. Но эти самые преимущества отделили ее от ровесниц, и барьер, воздвигнутый ими, было трудно перешагнуть. На каждом празднике она слышала шепоток престарелых дам: «Разумеется, она же невероятно богата!», — а ее подруги высказывали свое мнение по этому поводу прямо и откровенно.

— Это нечестно, Олетта! — заявила ей одна из них всего недели две назад. — Нечестно быть не только гораздо красивее, но и гораздо богаче всех нас!

— Боюсь, с этим я ничего не могу поделать, — заметила Олетта.

— Я знаю, — вздохнула подруга, — и это всех дразнит еще сильнее!

После этих слов они обе рассмеялись, но от Олетты не укрылась ненавистная ей легкая зависть, проскользнувшая в тоне подруги. Но зависть — это еще что! В мыслях окружающих Олетта частенько читала и откровенную злобу.

«Никогда не думай о деньгах, моя дорогая, — наставляла в свое время Олетту мать. — Помни только, что ты должна быть добрее, щедрее и внимательнее по отношению к тем, у кого их нет.

— Я не совсем понимаю… — призналась Олетта.

— Я объясню, — сказала мать. — Из-за твоего богатства люди всегда будут немного тебе завидовать и, возможно, захотят извлечь из знакомства с тобой какую-то выгоду. Но от этого ты не должна становиться циничной или говорить, что разочаровалась в людях, даже если они будут тебя обманывать.

— Конечно, мамочка, — пробормотала Олетта.

— Ты должна понять, что возможность помогать другим — это особая привилегия, — продолжала мать. — Важно не то, что у тебя есть деньги, а то, обладаешь ли ты добротой, пониманием, любовью. Только это и имеет значение в нашей жизни. Твой дед много трудился, и если он оказался удачлив и нажил состояние, это вовсе не твоя заслуга, а, напротив, налагает на тебя ответственность, которой нельзя пренебрегать.

— Теперь я поняла, — серьезно произнесла Олетта.

— Быть богатым не всегда легко, хотя многим и кажется, что лучшей судьбы не бывает, — добавила мать. — Но ты, Олетта, верь своему сердцу.

— Своему сердцу? — переспросила Олетта.

— Да, — ответила мать. — Сердце подскажет тебе, что за люди тебя окружают — добрые и искренние или фальшивые и злые. Запомни: самое дорогое на свете не деньги, а любовь».

И сейчас, вспомнив эти слова, Олетта сказала негромко и ровно:

— Батюшка, неужели вы всерьез хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого никогда в жизни не видела? И не могу поверить, чтобы вы предложили такую дерзость самому герцогу.

— На самом деле все происходило немного по-другому, — несколько смущенно признал полковник. — Позволь, я расскажу тебе, как это было.

— Сгораю от нетерпения услышать, — сказала Олетта.

— Мы встретились на трибунах жокей-клуба, и мне показалось, что герцог рад меня видеть. В Англии у него мало знакомств, потому что он провел за границей семь лет или около того, как мне говорили.

— Ты упомянул, что он вернулся из Индии.

— Да-да! По-моему, он отличился на северо-западной границе, и имя его упоминалось в сводках.

Без сомнения, в голосе полковника прозвучали триумфальные нотки: все, что имело отношение к армии, он принимал близко к сердцу.

— Я спросил герцога о его лошадях, а он ответил: «На самом деле, полковник Эшерст, именно об этом я и хотел поговорить с вами. Мне необходим ваш совет». «Готов помочь вам всем, чем смогу», — ответил я. «В таком случае разрешите мне говорить напрямик, — сказал герцог. — Я не могу позволить себе содержать отцовских скаковых лошадей и хотел бы, чтобы вы посоветовали, как лучше ими распорядиться». Можешь себе представить? — воскликнул полковник, глядя через стол на Олетту. — Я просто остолбенел! Сама мысль о том, что горлстонские лошади больше не будут участвовать в скачках, потрясла меня до глубины души! Он вздохнул и добавил:

— Последний герцог Горлстонский очень гордился своими конюшнями и когда его лошади побеждали, был счастлив как ребенок. В эти минуты он преображался.

— А когда он был жив, вы знали, что ему нужны деньги? — спросила Олетта и, увидев, как смутился отец, воскликнула: — Вы знали и помогали ему!

— Мне было легче одолжить герцогу деньги, чем ему пойти к ростовщику, — виноватым тоном сказал полковник.

— Я знаю вашу доброту, батюшка, и уверена, что вы с радостью помогли бы любому, кого считаете своим другом.

Полковник действительно был всегда щедр с друзьями, но Олетта не сомневалась, что на сей раз ему было вдвойне приятно помочь одному из них — потому что он помогал герцогу.

Словно наяву она услышала донесшийся из прошлого голос матери:

«Все англичане — снобы, моя дорогая, ты поймешь это, когда вырастешь. Нет такого англичанина, который не обожал бы своего господина».

— Продолжайте же, батюшка, — снова попросила она.

— Мы нашли спокойное местечко, где можно было бы поговорить, — сказал полковник, — и герцог поведал мне о том, что обнаружил, вернувшись домой. Отец оставил ему немало долгов и, что хуже всего, совершенно не заботился о поместье. Поэтому его дому уже много лет необходим ремонт.

— Вы всегда говорили, что это — одно из красивейших зданий в Англии, — вставила Олетта.

— Так оно и есть, — согласился отец. — Впрочем, должен признаться, что я останавливался там всего однажды и был так потрясен убранством дома, что не заметил бы протекающей крыши или осыпавшегося потолка.

— Но если там есть очень ценные картины и мебель, почему же новый герцог их не продаст?

— Это неотчуждаемое имущество, — пояснил полковник. — Старинное здание, да и само поместье передаются от поколения к поколению вот уже многие столетия, и особые доверенные следят, чтобы поместье переходило от отца к сыну в целости и сохранности.

Он сделал паузу. Олетта молчала. Она начинала понимать, что задумал ее отец. Полковник оценивающе взглянул на дочь и продолжал:

— Наша беседа с герцогом затянулась, и поскольку ему явно хотелось продолжить ее, он пригласил меня встретиться с ним в Лондоне после скачек.

— Итак, вы виделись с ним прошлым вечером.

— Герцог обедал у нас, поскольку, по его собственному признанию, он не может открыть свой дом на Парк-лейн и даже собирается закрывать часть других. — Полковник вновь помолчал, словно искал нужные слова. — Напоследок, окончив рассказ о состоянии своих дел, герцог сказал мне следующее: «Вы были хорошим другом моему отцу, и я надеюсь, что поможете мне продать все, что нужно, без шумихи в газетах и сплетен о расточительности моего отца».

Олетта улыбнулась, а полковник добавил:

— Это вызвало у меня уважение. Мне хотелось бы, чтобы мой сын в подобной ситуации вел себя именно так.

Олетта знала, что с отцом такого случиться просто не может, но промолчала. Полковник продолжил рассказ:

— Тогда я сказал герцогу: «У меня есть предложение лучше, чем распродажа фамильного имущества — ведь оно, не сомневаюсь, много значит для вас. Вы должны поступить так, как поступали в таких случаях все знатные люди: жениться на богатой наследнице, чьи деньги помогут вам не уронить престиж Горлстонов и сохранить в целости все, что столетиями собирали ваши предки». Олетта затаила дыхание.

— И что же сказал герцог?

— Вид у него был ошарашенный, — признался полковник. — Уверен, что такой выход еще не приходил ему в голову.

— А потом?

— Потом он возмутился: «Боюсь, что это несовместимо с моими принципами!» «Могу вас понять, — отвечал я. — Но в то же время это разумный и проверенный временем способ избавиться от долгов и обязательств». Он ничего не ответил, и я продолжал: «Подумайте не только о себе и о своих чувствах, но и о тех, кому ваш отец выплачивал пенсию в Горе да и других поместьях, — ведь они пострадают тоже».

Герцог вздрогнул, и я понял, что он не забыл об этом, когда пытался сам отыскать решение. «Подумайте о сиротских приютах и и тех людях, которые служили вашей семье в течение поколений», — настаивал я. «Обо всем этом я уже думал! — прервал меня герцог. — Но сама мысль жениться на женщине из-за денег и, по сути, продать свой титул глубоко отвратительна мне! Это унизительно, непристойно!»

— Он говорил весьма темпераментно, — заметил полковник Эшерст. — Герцог — привлекательный мужчина, и в его жизни, наверное, было немало женщин, которые любили его самого, а не его титул. — Он помолчал и добавил: — В конце концов, вопрос о наследовании встал лишь год назад.

— Почему же? — поинтересовалась Олетта.

— Потому что у него был старший брат.

— Не помню, чтобы вы мне о нем говорили.

— Видишь ли, я никогда не встречался с ним. У него было слабое здоровье, и почти круглый год он проводил в Европе, переезжая с одних вод на другие.

— А чем именно он болел?

— Этого я не знаю. Старый герцог очень редко говорил о своем старшем сыне, и я не встречал никого, кто лично знал последнего маркиза.

— И он умер? Отец кивнул:

— Да. И встретившись со старым герцогом после того, как это случилось, я понял: он рад тому, что наследником стал его младший сын Сэндор.

— Интересно, был ли этому рад сам Сэндор? — пробормотала Олетта себе под нос.

— Новый герцог сказал, что не собирался становиться наследником, — услышав ее, пояснил полковник, — и даже не имел никаких привилегий, как обычно потомок герцога. — Полковник слегка скривил губы. — Я догадываюсь, в чем тут дело. В аристократических семьях все вертится вокруг наследника, а остальным детям достается совсем немного внимания и денег.

— По-моему, это бессовестно, — заметила Олетта.

— Точно так же говорила и твоя мать, — отозвался полковник. — Но это английская традиция, и, что бы мы о ней ни думали, нам ее не изменить.

— Разумеется, нет, — согласилась Олетта, тут же решив про себя, что если у нее будет много детей, она все деньги поделит поровну между ними. Впрочем, потом она вспомнила, что по той же английской традиции полновластным хозяином ее состояния будет муж, у нее же после свадьбы не останется никаких прав. Она всерьез задумалась, как отнесется к подобной женитьбе привлекательный молодой человек, такой, как герцог, которому деньги нужны не столько для себя, сколько для других людей.

— А что вы сказали герцогу обо мне? — спросила Олетта, и эти слова прозвучали, как брошенный через стол вызов.

— Я сказал так: не предлагаю вам начать охоту за богатыми невестами, ибо прекрасно понимаю, как отвратительна вам сама мысль об этом. Я просто хотел бы познакомить вас с моей дочерью.

— И что он ответил?

— Он посмотрел на меня весьма удивленно — видимо, не знал, что у меня есть дочь. Ему было известно, что моя жена умерла: я говорил ему, что я вдовец, когда он спросил, как я живу в Гудвуде.

— Что вы сказали герцогу обо мне? — настойчиво повторила Олетта.

— Ничего! — к вящему ее удивлению ответил полковник. — Я сказал только, что моя дочь еще не выезжала в Лондон и воспитывалась в провинции. Сказал, что она очень богатая наследница. Сказал, что ее деда до самой смерти называли нефтяным королем Техаса. «Я этого не знал», — коротко бросил герцог. «Я хочу сделать вам одно предложение, — ответил на это я. — Когда вы обдумаете то, что я вам сегодня сказал, позвольте нам с дочерью погостить у вас в Горе. Мы могли бы приехать в числе обычных гостей на какую-нибудь вечеринку, и тогда вы сами решите, в состоянии вы воспользоваться моей идеей или же нет».

— И что ответил герцог? — спросила Олетта.

— Он помолчал, а потом произнес: «Я все обдумаю и напишу вам, полковник, когда приму решение». «Вы уезжаете из Лондона?» — поинтересовался я. «Я хотел бы получше вникнуть в состояние дел у себя в поместье. Могу ли я просить вас сохранить содержание нашего разговора в тайне?» «Разумеется», — ответил я.

Олетта взглянула на отца:

— Итак, письмо, которое вы держите в руке, пришло от герцога?

— Именно так, — кивнул Эшерст. — В нем содержится приглашение на праздник по случаю открытия охотничьего сезона, который состоится через две недели.

— Охота? — воскликнула Олетта.

— Охота в Горе великолепная, — пояснил ее отец. — Сам принц Уэльский частенько навещал старого герцога. Не удивлюсь, если и новому герцогу пришлось пригласить его высочество на открытие сезона фазаньей охоты.

— Но ведь герцог не в состоянии устроить большой прием! — удивилась Олетта.

— Охота — это не торжественный бал, — возразил полковник. — Тех фазанов, на которых мы будем охотиться, все лето выращивали егеря. Два месяца назад их выпустили в леса. — Он помолчал. — После таких стараний не поохотиться на них — просто грех, не говоря уже о потере денег: вывести фазанов — занятие не из дешевых.

— Теперь мне понятно, — сказала Олетта.

— Ты будешь рада увидеть Гор, это одно из лучших охотничьих угодий в Англии. Должен признаться, я и сам с нетерпением жду этого дня. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже могла пострелять и показала герцогу, что умеешь держать в руках ружье.

— Ты думаешь, он одобрит мои достижения в этой области? — саркастически поинтересовалась Олетта.

Отец строго посмотрел на нее:

— Ты не одобряешь мой выбор или отвергаешь саму мысль о том, чтобы выйти замуж за человека, которого я избрал для тебя?

— И то и другое! — быстро ответила Олетта. — По совести говоря, я чувствую себя так, словно вы выставили меня на продажу, а это весьма унизительно.

Полковник Эшерст махнул рукой.

— Ты прекрасно понимаешь, что я вовсе не собирался подвергать тебя унижению! — сказал он почти рассерженно. — Я знаю, ты хотела сама выбрать себе мужа и при этом еще сначала влюбиться без памяти, как твоя мать. Но ты же умная девушка, Олетта. Ты когда-нибудь задумывалась, возможно ли такое вообще?

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что ты настолько богата, — пояснил отец, — что ни один порядочный англичанин среднего достатка не осмелится попросить твоей руки.

Он хотел испугать свою дочь, и это ему удалось.

— Но если я его полюблю… — начала Олетта.

— Он скорее убежит от тебя на сто миль, чем позволит себе ответить на твою любовь, — не дал ей договорить полковник. Олетта ошарашенно замолчала, и он добавил: — Англичане испокон веку стараются не зависеть от жен — да и любой настоящий мужчина этого не захочет. Если женщина богата, то не важно, насколько она хороша собой: он примет все меры предосторожности, чтобы не попасться в ее сети.

— Но вы же… женились на маме, — возразила Олетта.

— Я никогда не сделал бы этого, будь она так же богата, как ты сейчас. Когда мы встретились с ней, я думал, что она обыкновенная, неплохо обеспеченная американка, которая смогла позволить себе путешествие в Англию.

Олетта встала из-за стола и подошла к окну. Несмотря на присобранную на одном бедре амазонку, она двигалась с удивительной для такой молодой девушки, почти подростка, грацией; ее волосы, поблескивающие в солнечных лучах, выгодно контрастировали с темным платьем.

С болью в душе полковник смотрел на нее. Он знал, что она очень ранима, и не забывал о том, как тяжела бывает жизнь богатой женщины. На своем веку он сталкивался с охотниками за приданым, которые не обращали внимания на возраст женщины — лишь бы у нее было состояние, и еще много лет назад поклялся, что всеми способами постарается спасти свою дочь от людей подобного сорта. Но теперь он видел, что это будет непросто.

Даже если бы молодой герцог не обладал титулом, он все равно был бы желанным зятем для полковника — если бы только ему удалось уговорить сначала его, а потом Олетту. Полковник не сомневался, что план, придуманный им, избавит от грядущих неприятностей их обоих.

Но Олетта молчала, и, не дождавшись ответа, отец заговорил сам:

— Когда ты увидишь герцога, то поймешь, почему я считаю его наиболее подходящим для тебя человеком. Он многое повидал, встречался с опасностями и умеет властвовать не только над другими людьми, но и над собой. — Олетта по-прежнему молчала, и полковник продолжал: — Дорогая моя, я прошу лишь, чтобы ты встретилась с ним, а дальше — решай сама. Но я честно — и, может быть, это прозвучит грубо — предупреждаю, что выбор у тебя невелик. Я скорее предпочел бы, чтобы ты умерла, нежели досталась человеку, который опутает тебя льстивыми речами, стремясь на самом деле только добраться до твоих денег!

Полковник говорил так пламенно, что Олетта в изумлении обернулась, а увидев выражение его лица, подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Вы только зря расстраиваете себя, папенька, — сказала она. — Пусть вас не заботит мой брак. Я счастлива здесь, с вами, и пока вы рядом, мне не о чем тосковать.

Олетта говорила ласково, в надежде убедить его, и когда он не ответил, наклонилась и прижалась щекой к его щеке.

— Вы не забыли, что мы собирались поохотиться вместе в этом году? — мягко спросила она. — А кто без меня присмотрит за гончими? Не вы ли всегда говорили, что я стою двух доезжачих?

Полковник улыбнулся и накрыл ладонью ее руку, лежащую у него на плече.

— Конечно, мне будет тебя не хватать, дорогая моя, и дом без тебя будет казаться пустым. Но, милая, я не могу вечно быть рядом с тобой. Что станет с тобой, когда я умру?

— Вы еще не старик, папенька, и долгие годы будете наслаждаться жизнью.

— Женщине нужен собственный дом, муж и, разумеется, дети, — сказал полковник.

Олетта едва заметно вздрогнула, словно мысль о детях пугала ее, и ее отец быстро проговорил:

— Верь мне, и пусть все будет так, как я задумал. Если я буду побежден, то приму поражение с достоинством — хотя и надеюсь стать победителем. — Олетта негромко засмеялась, но это был невеселый смех. — Верь мне, — повторил полковник.

Олетта выпрямилась и убрала руку.

— Хорошо, — сказала она. — Я поеду с вами в Гор и взгляну на вашего герцога. Но вы должны поклясться всем, что для вас свято, что не станете заставлять меня выйти замуж за кого бы то ни было, если я сама этого не пожелаю.

Наступило молчание. Олетта уже не сомневалась, что отец ей откажет, когда он внезапно сказал:

— Интуиция ни разу не подводила меня. Я обещаю тебе это, Олетта, окончательно и бесповоротно.

— Благодарю вас, батюшка.

Голос Олетты звучал нетвердо; внезапно она осознала, что не только не одержала небольшую победу, как ей представлялось, а, наоборот, сама вовлекла себя в неизвестное и пугающее предприятие. Ей отчаянно захотелось взять назад свое обещание, сказать отцу, что она не желает видеть герцога и внушать ему пустые надежды…

Но она не успела. Полковник поднялся из-за стола и сказал:

— Поторопись! Мы теряем время, а лошади уже ждут!

Слова, которые Олетта собиралась произнести, умерли у нее на губах.

— Да-да, разумеется, — сказала она. — Я задержу вас не более чем на минуту, только надену перчатки и шляпку.

Олетта выбежала из комнаты, а полковник, потирая лоб, медленно пошел за ней. Он думал о том, что похож в эту минуту на игрока, который поставил на последний номер, и лошадь вдруг рванулась вперед куда резвее, чем ожидалось. В то же время решиться на это было нелегко, и, идя по коридору, он признался себе, что боялся этого разговора.

Глава 2

Олетта провела бессонную ночь.

Лежа в уютной кровати в спальне, которую сама обставила по собственному вкусу, она размышляла о том, что попала в ловушку, вырваться из которой вряд ли удастся.

Олетта была достаточно умна, чтобы понять: ее визит к герцогу будет, по сути, обещанием свадьбы, от которого она уже не сможет отказаться.

Кроме того, она сознавала, что отец всегда жаждал более высокого положения, чем то, которое он занимал в графстве Ворчестер. На самом деле оно его раздражало. Его раздражало, что он сам и его жена, люди известные и уважаемые, все же не могли соперничать с благородными фамилиями графства. Граф Ковентрийский, например, был известен по всей Англии, и весь Ворчестершир уважал его как спортсмена и истинного джентльмена.

Были и другие представители дворянства — например, лорд Кэвендиш Бентик, брат герцога Портландского, гордящийся своими гончими, натасканными на лис; или лорд Дадли, который владел одним из самых больших домов в Англии, и граф Бошамп, которому принадлежало одно из самых старинных зданий.

Мать Олетты была американкой, и потому не видела разницы в том, сажают ее слева или справа от хозяина на званом обеде, но отца, например, оскорбляло, что он не имеет права вести к столу хозяйку дома или какую-нибудь именитую гостью. Конечно, по сравнению с их счастьем это выглядело мелко, но Олетта знала, что после того как мать умерла, а сама она стала богатой наследницей, амбиции отца росли день ото дня.

Теперь она начинала понимать, почему он так тщательно занимался ее образованием и больше двух лет готовил фурор, который она должна была произвести своим первым выездом в свет. Поскольку считалось, что девушке не приличествует показываться на людях до тех пор, пока она не дебютирует в свете, полковник Эшерст никогда не позволял дочери посещать достаточно крупные состязания или появляться на праздниках, где бывали не только девушки ее возраста. По этой причине Олетта довольно смутно представляла себе светскую жизнь. Если родители устраивали прием, Олетта пряталась за резной ширмой старинной Галереи менестрелей и подсматривала за гостями оттуда.

Тем не менее она понимала, что прием, на который пригласил их герцог, несмотря на уверения отца, будет вполне официальным. За исключением их двоих, его почтят присутствием весьма высокие гости, с которыми был знаком еще старый герцог; может быть, даже принц и принцесса Уэльские. Нет сомнения, что появление на нем полковника Эшерста с дочерью вызовет немало вопросов, и догадаться об истинной подоплеке этого визита никому не составит труда.

Олетта могла представить себе, как оскорблен будет герцог, если она откажет ему, а уж отец наверняка придет в ярость.

«Я не могу ехать в Гор, — твердила она себе. — Нужно найти повод отказаться, пока еще не слишком поздно».

Первое, что ей пришло на ум, — сказаться больной. Но она чувствовала, что отец оставит ее дома только в том случае, если она будет при смерти. Другого выхода она не видела — разве что сломать ногу или упасть с лошади и получить сотрясение мозга.

«Что мне делать? Что мне делать?» — вопрошала темноту Олетта. Под утро она забылась тревожным сном, а проснувшись, обнаружила, что вопрос все еще звучит у нее в ушах.

За завтраком отец был в прекрасном настроении. «Он принял приглашение герцога, — подумала Олетта, — и теперь с надеждой глядит в будущее». Накануне вечером у них были гости, и дочь с отцом не могли поговорить о текущих делах. Поэтому сейчас после нескольких фраз о погоде полковник Эшерст спросил:

— Олетта, ты не забыла, что сегодня вечером я уезжаю?

— Я помню об этом.

— Я обещал лорду Ладлоу навестить его и дать совет насчет лошадей, которых он недавно купил.

— Для вас это удовольствие, — машинально произнесла Олетта.

— Лошади — моя слабость, — признал полковник. — Поэтому от Ладлоу я поеду в Лондон. В Таттерсталле должен состояться аукцион.

— Большой?

— Не очень, — ответил полковник, — но там будет выставлен один жеребец, за которого я готов заплатить любые деньги.

— Позвольте мне поехать с вами. Полковник Эшерст покачал головой.

— На этот раз ничего не выйдет, — отозвался он. — Я приглашен на полковой обед, а значит, тебе придется побыть в одиночестве. Да, потом еще прием у моих старых друзей, Каннигемов.

Олетта вздохнула:

— И я должна сидеть дома, как Золушка.

— Боюсь, что так, дорогая моя. Но у тебя не будет времени скучать: ты начнешь изучать итальянский. Я нашел тебе нового преподавателя.

— Да, конечно, — согласилась Олетта. — Только мне начинает казаться, что меня набивают знаниями, словно ливерную колбасу — фаршем. Вместо настоящего опыта одна лишь книжная премудрость!

Полковник рассмеялся:

— У тебя еще будет время приобрести, как ты выражаешься, настоящий опыт. Этот процесс начнется, как только ты встретишься с герцогом. И помни, что я беру с собой юную леди, а не девочку со школьной скамьи.

— Значит, мне нужны новые платья.

— Говорит вечная женщина, — улыбнулся отец. — Я уже обо всем позаботился.

— Вы?

— Разумеется, кто же еще? Я написал в магазин на Ганновер-сквер— тот, которому покровительствовала твоя мать, и попросил, чтобы к моему отъезду из Лондона мне доставили по меньшей мере дюжину самых красивых и элегантных творений нынешней моды.

— Как замечательно! — воскликнула Олетта. — Только мне хотелось бы самой выбрать себе наряды…

— До сих пор ты вполне одобряла мой вкус, — быстро отозвался отец.

— Который абсолютно безупречен, — согласилась Олетта. — Но раз уж я должна быть взрослой, то хотела бы сама отвечать за себя и уж по крайней мере самостоятельно решать, что мне носить.

— Конечно, конечно! — согласился полковник Эшерст. — Но у нас мало времени, и придется оставить это до следующего раза. Правда, можно поступить вот как: если ты уже решила, какие цвета и фасоны тебе нужны, напиши в магазин. Можешь даже сделать наброски — ты ведь прекрасно рисуешь.

— Весьма практичный совет, — сказала Олетта. — Именно так я и сделаю.

Бросив взгляд на дочь, полковник понял, что она немного уязвлена его властностью, и произнес извиняющимся тоном:

— Прости меня, Олетта, если я поторопился, но времени действительно очень мало, а я бы хотел, чтобы ты имела невероятный, оглушающий успех!

— Если вы ждете, чтобы я воссияла, словно звезда, — заметила Олетта, — вам придется направить на меня прожектор и заставить барабанщиков выбивать дробь при моем появлении.

В ее словах звучала насмешка, а про себя она цинично подумала, что деньги осветят ее ярче любых прожекторов и у каждого, кто на нее взглянет, в голове будет только одна мысль: деньги, деньги, деньги! Даже представить себе это было вульгарно; но не представлять после вчерашнего разговора невозможно.

После завтрака отец с дочерью по обыкновению совершили верховую прогулку по парку, а потом заставили лошадей брать препятствия, специально устроенные в паддоке.

Наблюдая за дочерью, полковник думал о том, что ни один мужчина не сможет остаться равнодушным, увидев ее на лошади, — разве что только тот, у кого слишком строгие правила.

«Если герцог не влюбится в нее с первого взгляда, значит, в нем нет ничего человеческого», — сказал сам себе полковник и неожиданно понял, что все еще сомневается в Олетте, как бы уверенно она ни выглядела. Ему известна была глубина ее чувств, обычно несвойственная юности; кроме того, он знал, что она встревожена его предложением, хотя тщательно это скрывает. Полковник так желал успеха своему плану, что на мгновение подумал: не остаться ли дома? В конце концов, лорд Ладлоу потерпит, да и на обеде без него обойдутся… Опасно уезжать и оставлять ее одну именно в этот момент. Но, поразмыслив, полковник решил, что так оно, может, и лучше.

Он старался поменьше говорить с дочерью о герцоге и вообще о том, что ждет ее в Горе. Полковник хотел, чтобы она сама осознала красоту поместья и, как он надеялся, привлекательность его владельца. Ему самому молодой герцог был симпатичен, но женщины, как известно, непредсказуемы, а Олетта была женщиной во всех отношениях, пусть и не слишком опытной.

Лошадь взяла последний барьер, и Олетта, улыбаясь, подъехала к отцу.

— С каждым днем Юпитер становится все лучше, — сказала она. — Надеюсь, ты доволен тем, как я его тренирую?

— Безусловно! — ответил полковник. — А сейчас нам, наверное, пора возвращаться: я велел подать второй завтрак пораньше.

Полковник уехал сразу после завтрака, и Олетта, чувствуя себя непривычно одинокой, удалилась в библиотеку.

Она не стала говорить отцу, что учитель итальянского, который должен был не оставить ей времени скучать, прислал записку с сообщением, что жестоко простужен и, следовательно, вынужден отменить уроки.

«Чем же заняться?» — думала Олетта; ей необходимо было отвлечься от непрестанных размышлений о том, что должно произойти через две недели.

Заботясь об образовании дочери, полковник увеличил и улучшил библиотеку. Олетте нравилась эта комната, и ей всегда было приятно здесь заниматься.

Вдоль одной стены стояли новые книги, а вдоль другой — старинные, хранившиеся в поместье на протяжении веков фолианты. В большинстве своем Эшерсты были спортсменами и военными, но вместе с тем любили и уважали литературу. Не так давно Олетта предложила отцу починить совсем дряхлые книги и каталогизировать библиотеку.

— Насколько я понимаю, — говорила она, — некоторые из наших книг очень редкие, а значит, и ценные. Не кажется ли вам, что нужно точно узнать, чем мы владеем?

Отец заинтересовался.

— Разумеется, каталог необходим, — согласился он. — Не понимаю, почему мне самому не пришла в голову эта мысль.

Он написал в Британский музей, и оттуда ему прислали список рекомендуемых экспертов. Два месяца назад один из них, мистер Бэрон, начал работу, и Олетта с радостью убедилась в том, что была права: в библиотеке нашлись труды, высоко ценимые средневековыми учеными, и другие издания, представляющие немалый интерес для историков. Многие книги были в очень плохом состоянии, и мистер Бэрон отослал их в переплетную мастерскую, заметив с досадой, что это давно надо было сделать.

— Не горячитесь, мистер Бэрон, — смеялась Олетта. — Они бы еще сто лет так простояли, не скажи я отцу, что с ними нужно что-то делать.

— Следующие поколения Эшерстов будут благодарить вас, — со всей серьезностью ответил мистер Бэрон.

Оценив порядок, в котором теперь стояли тома, Олетта сняла с полки учебник XV века с великолепными иллюстрациями и начала рассеянно перелистывать страницы. Внезапно открылась дверь, и вошел мистер Бэрон. Олетта улыбнулась ему и сказала:

— Я как раз восхищалась тем, как аккуратно вы все здесь расставили.

— Благодарю вас, мисс Эшерст, — отозвался мистер Бэрон. — Я только что узнал, что ваш отец уехал.

— Да, его не будет несколько дней.

— В таком случае мне придется попросить вас передать ему мои извинения.

— За что? — спросила Олетта.

— Поскольку никто не поставил меня в известность о его отъезде, я не успел сообщить ему, что завтра покидаю ваш дом.

— Завтра? — удивилась Олетта.

— Моя работа завершена, — пояснил мистер Бэрон. — Вот, прошу взглянуть: это полный каталог, который я сегодня намеревался представить вашему отцу.

С этими словами он протянул Олетте конторскую книгу. Раскрыв ее, она увидела, что эксперт расположил все имеющиеся в библиотеке тома в алфавитном порядке, указав рядом с названием не только автора, но еще год издания, а часто и краткое содержание книги.

— Значит, вы в самом деле закончили? — переспросила девушка. — Как замечательно у вас получилось! Я уверена, что отец будет очень доволен.

— Надеюсь, он не разочаруется. Жаль только, что я не успел увидеться с ним до его отъезда, чтобы сказать ему, какое удовольствие доставила мне эта работа, и поблагодарить за проявленную ко мне доброту.

— Я передам отцу ваши слова, — сказала Олетта. — И не сомневаюсь, что, увидев каталог, он напишет вам, чтобы лично поблагодарить вас.

— Это будет весьма высокая оценка моих скромных трудов. — Мистер Бэрон слегка поклонился. — Мне кажется, что каталог заинтересует и вас, мисс Эшерст. Я знаю, что именно вы обратили внимание на то, сколь редки и ценны многие из ваших книг.

— Теперь я знаю о них гораздо больше, — улыбнулась Олетта, — и очень благодарна вам за все, чему вы меня научили.

— Это было удовольствие для меня, — галантно ответил мистер Бэрон.

— Почему вы так спешите уехать? — спросила Олетта, листая каталог. — Мой отец вернется не позже чем через неделю, и я знаю, что он тоже хотел бы поговорить с вами.

— Видите ли, мисс Эшерст, — объяснил мистер Бэрон, — сегодня я получил письмо, в котором меня приглашают поработать с библиотекой, где, как я подозреваю, таится еще больше неизвестных сокровищ, чем в вашей.

Это было сказано таким тоном, что Олетта подняла голову от каталога и с любопытством поглядела на эксперта:

— Я вижу, вы сгораете от нетерпения. Мистер Бэрон рассмеялся:

— Так оно и есть, мисс Эшерст! Ведь я в основном занимаюсь каталогизацией публичных библиотек, а там книги частью разворованы, а частью — в ужасном состоянии. Мне крайне редко выпадает удача работать в частных библиотеках, где порой хранятся целые книжные состояния, о которых сами хозяева и не подозревают.

— Наверное, это очень увлекательно, — сказала Олетта. — Ив какую же библиотеку вас пригласили?

— В библиотеку Гора, мисс Эшерст. Как я понял из письма, там тысячи и тысячи книг, которыми никто никогда не занимался всерьез.

— Гор! — прошептала Олетта.

— Один из лучших домов Англии, — пояснил мистер Бэрон. — Я много слышал о его библиотеке, но не имел случая ознакомиться с ней. Быть может, поскольку род герцогов Горлстонских сыграл немаловажную роль в истории Англии, там отыщутся поистине бесценные манускрипты, которые считаются безвозвратно утраченными.

Энтузиазм эксперта был заразителен, но Олетта думала не о книгах, а о себе самой. Ей представлялось невероятным совпадением, едва ли не знаком судьбы то обстоятельство, что мистер Бэрон собрался в Гор как раз в тот момент, когда хозяин этого поместья так неожиданно вошел в ее жизнь.

Олетта машинально поставила книгу, которую просматривала, назад на полку. Мысли ее были далеко. Мистер Бэрон произнес:

— Не сомневаюсь, что этот учебник понравится вам, мисс Эшерст. Я не забыл, как вы привлекли мое внимание к «Vitae Illustrum Vironium» Плутарха, о которой я непременно позабыл бы, если бы не вы. — Он рассмеялся. — Если вам когда-нибудь придется самой зарабатывать на жизнь, уверен, вас будет ждать карьера эксперта…

Он замолчал, видя, что девушка смотрит на него с таким выражением лица, словно ей пришла на ум какая-то идея. Но еще больше мистер Бэрон удивился, когда Олетта сказала:

— Я хотела бы поговорить с вами, мистер Бэрон. Не могли бы вы присесть со мной у окна? Мне нужна ваша… помощь.

На следующее утро Олетта ехала к железнодорожной станции в отцовской карете, думая по пути, что ввязалась в приключение под стать тем, что описаны в книгах из ее библиотеки.

После разговора с мистером Бэроном она обдумала все детали и целую ночь не спала, снова и снова просчитывая каждый шаг, чтобы не упустить ни одной мелочи, которой могла бы себя выдать. Это было похоже на головоломку, и, как ни странно, с каждым фрагментом, вставшим на место, собственный план казался Олетте все более простым и ясным, а вовсе не трудновыполнимым, как она предполагала.

Первой сложностью было доказать мистеру Бэ-рону, что план этот не только вполне осуществим, но и совместим с моральными принципами эксперта. В первую минуту мистер Бэрон был просто шокирован и сухо сказал, что не намерен принимать участия в обмане полковника Эшерста или герцога. Но Олетта убеждала, подталкивала, упрашивала его, и в конце концов мистер Бэрон сдался. Олетта не отдавала себе отчета в том, что, доказывая свою правоту, она выглядела такой очаровательной и в то же время такой трогательной, что любой мужчина независимо от возраста поддался бы на ее уговоры.

— И все же мне кажется, я поступаю дурно, мисс Эшерст, — продолжал сомневаться мистер Бэрон. — Риск, на который вы меня толкаете, вероятнее всего, уничтожит мою репутацию — а она до сих пор была безупречна.

— Обещаю вам, что вы не пострадаете, — уверяла Олетта. — Я всего лишь прошу вас задержаться с отъездом в Гор на четыре дня. Вы пошлете герцогу телеграмму, а потом… — Она на мгновение замялась. — Я приеду и объясню, что вас задержало важное дело, и представлюсь вашим помощником. Я скажу, что всегда работаю вместе с вами, и до вашего приезда буду временно вас замещать.

— Не покажется ли герцогу странным, что у меня такая юная ассистентка? — возразил мистер Бэрон. Он чувствовал себя крайне неуютно.

— Тогда я скажу, что я ваша дочь. Никто меня не заподозрит.

— Разумеется, мисс Эшерст, но вы должны понимать, что моя дочь вряд ли могла бы обладать вашей внешностью.

Олетта улыбнулась.

— В Горе об этом никто не подумает, потому что вас там не знают. К тому же, мистер Бэрон, вы слишком скромничаете. Уверена, что если у вас есть дочь, то она весьма привлекательна и, без сомнения, очень умна.

На уговоры ушло почти два часа, но наконец мистер Бэрон сдался и согласился еще на четыре дня остаться в поместье и лишь потом отправиться в Гор.

— Я уеду оттуда сразу, как только приедете вы, — пообещала Олетта. — Я успею вернуться домой до приезда отца и к тому времени буду знать о герцоге все, что мне нужно.

— Представляю себе, что он мне скажет, когда узнает, кто вы на самом деле, мисс Эшерст!

— О, вам не о чем беспокоиться, — заверила его Олетта. — Я объясню герцогу, что вы ничего не знали. А вы можете сказать, что, поскольку первым пригласил вас мой отец, вы сочли себя обязанным закончить работу здесь, прежде чем приступать к другой.

Замысел казался неплох даже самой Олетте, и мистер Бэрон, как ни старался, не смог найти в нем ни малейшего изъяна.

Вторая трудность заключалась в том, чтобы убедить секретаря отца отпустить Олетту.

— Полковник ничего не говорил о вашем отъезде, мисс Эшерст, — возразил мистер Аллен, как только речь зашла о том, что она уедет.

— Да, но я только что вскрыла письмо, в котором моя подруга приглашает меня к себе, — ответила Олетта. — Отцу не хотелось оставлять меня одну, поэтому он был бы только рад, если бы я поехала к Элизабет Грейсон.

Услышав это имя, мистер Аллен сразу успокоился:

— Если вы хотите погостить у леди Грейсон, то все в порядке, мисс Олетта. Просто вам следовало бы объяснить это раньше.

— Я сяду на поезд, а в Паддингтоне меня встретят.

У мистера Аллена больше не было возражений, и только старая горничная ворчала, что собираться приходится второпях.

Марта всегда была такой. Если у нее было время, она совершала походы, невероятные для человека ее возраста, но терпеть не могла спешки.

— Мне нужно совсем немного, — сказала ей Олетта. — Отец купит новые платья, а старые мне уже надоели.

— Неслыханное сумасбродство! — заявила Марта с бесцеремонностью старой служанки. — Вы же еще их и месяца не носили!

— Знаю, — отозвалась Олетта, — но я в них выгляжу как девочка, а поскольку отец сказал, что я уже взрослая, мне они не подходят.

Марта не слушала и продолжала ворчать, укладывая дорожный сундук. Олетта же прикидывала, как от нее избавиться, понимая, что это весьма нелегко. Дочь эксперта вряд ли может приехать с горничной — и в то же время Марта ни за что не позволит ей ехать одной даже к подруге.

Поразмыслив, Олетта пришла к выводу, что торопиться не стоит. Увидев, что она уезжает без Марты, мистер Аллен непременно заподозрит неладное и немедленно телеграфирует отцу. Олетта вновь терзалась раздумьями до рассвета, но подходящего решения так и не нашла.

Можно было, конечно, посвятить Марту в свои планы — но, помимо всего прочего, старая служанка была никуда не годной притворщицей и, конечно, выдала бы ее в Горе. И только когда Олетта, которую проводил на вокзал заботливый мистер Аллен, уже сидела в купе, на нее снизошло вдохновение. Она пересела так, чтобы оказаться напротив Марты.

— Кажется, я уже говорила тебе, Марта, — начала она, — что с месяц назад я получила письмо от моей няни.

— Говорили, мисс Олетта, — ответила Марта.

— Помнишь, она писала, что хотела бы повидать нас, если мы будем в Лондоне?

— Помню, мисс Олетта.

— Вот я и хочу тебя попросить съездить к ней на четыре дня.

— Зачем это, мисс Олетта? — удивилась Марта.

— Я не хотела тебе говорить, пока мы не уехали, но леди Грейсон особо просила меня не привозить служанку.

— Почему это? — возмутилась Марта. — Я ведь часто у них бывала.

— Ну да, конечно, — согласилась Олетта, — но ты же знаешь, дом у них небольшой, а мисс Элизабет затеяла пышный праздник. Сэр Роберт и леди Грейсон тоже пригласили своих друзей, и теперь у них нет ни одной свободной комнаты.

— Почему вы мне раньше-то не сказали, мисс Олетта? — по-прежнему сердито поинтересовалась Марта.

— Послушай, Марта, дорогая, ты же знаешь, каким ворчуном становится мистер Аллен, когда мой отец в отъезде. Он никогда бы не разрешил мне ехать в Лондон одной, взялся бы меня сопровождать, и я бы с ним умерла от скуки. — Олетта накрыла ладонью руку старушки. — Я люблю ездить с тобой, Марта. Три часа туда и еще три обратно в обществе мистера Аллена просто свели бы меня с ума!

Марта была польщена, и, заметив это, Олетта воодушевилась.

— И потом, я хотела дать тебе еще одно важное поручение, — сочиняла она на ходу. — Есть уйма вещей, которые нужно купить в Лондоне до того, как мы отправимся к герцогу.

Олетта знала, что от слуг ничего не утаишь, и потому в доме всем уже известно, что полковник с дочерью приглашены в Гор. И без сомнения, камердинер отца шепнул Марте, что Олетта должна выглядеть сногсшибательно — особенно если учесть, что на приеме почти наверное будет принц Уэльский.

— Отец обещал купить мне новые платья, — продолжала Олетта, — но мы с тобой хорошо понимаем, что он, конечно, забудет про всякие мелочи. Мужчины все такие.

— Это уж верно, — закивала Марта. — Но эти мелочи девушка должна выбирать сама.

— Ты отлично знаешь, что мне нравится, и я тебе доверяю, — ответила Олетта. — Мне очень хочется побывать на празднике у Элизабет. Там будет так весело!

Олетта видела, что Марта уже почти убеждена. Еще немного — и она согласится.

— Марта, помоги мне составить список всего, что необходимо, чтобы, как хочет отец, блеснуть на приеме у герцога.

В этом деле Марта была докой и в мгновение ока перечислила огромное количество наименований, а Олетта их тщательно записала. Заполнив мелким почерком несколько последних страниц, вырванных из своего дневника, она с удовлетворением подумала, что Марта будет слишком занята беготней по магазинам, чтобы зайти в лондонский дом Эшерстов посплетничать с прислугой. И все же Олетта, считая, что лишняя предосторожность не помешает, сказала:

— Знаешь, Марта, по-моему, тебе будет лучше не заходить на Парк-лейн. Если отец узнает, что я уехала одна, он непременно рассердится.

— Тогда вам вообще не надо бы никуда ездить, мисс Олетта. Не могу понять, почему леди Грэйсон проявила по отношению к вам такую беспечность.

— Она рассыпалась в извинениях, — ответила Олетта. — Но ты только представь, что тебя втиснут в одну комнату с еще какой-нибудь служанкой.

Это был ловкий ход: такое уже случалось, и Олетта помнила, что Марта воспринимала это как личное оскорбление. Она не ошиблась: Марта с минуту молчала, а потом проворчала:

— Ладно, вы, мисс Олетта, и впрямь уже не маленькая девочка. Надеюсь, с вами ничего не случится, а все эти вещи, конечно же, будут нужны вам в Горе.

— Вот и привези их, — подвела итог Олетта. — И если увидишь еще что-нибудь подходящее, покупай не раздумывая.

Марта убрала список в большую кожаную сумку, и Олетта с ощущением победы вернулась на свое место.

Без сомнения, она поступила умно, но понимала, что в Паддингтоне ей придется быть еще умнее, чтобы уговорить Марту уехать сразу. Когда они сошли, с поезда, Олетта подозвала первый попавшийся кеб.

— Я должна видеть, как вы садитесь в карету леди Грэйсон, мисс Олетта, — возразила Марта. Но она, как всегда, была слегка растеряна, оказавшись на шумном вокзале, и Олетте не составило труда этим воспользоваться.

— Я вижу ее карету, она вон там, — сказала она, неопределенно махнув рукой. — Езжай, Марта, иначе тебе придется сто лет дожидаться следующего кеба.

— Но мисс Олетта… — запротестовала Марта.

— Не волнуйся за меня, я пошла к мисс Элизабет. — И Олетта решительно отвернулась и велела носильщику, везущему багаж, двигаться вперед.

Когда кеб с Мартой скрылся из виду, Олетта остановила носильщика:

— Мне нужен поезд, идущий в Биконсфилд. Кажется, он должен прибыть через полчаса?

— Верно, мисс, в двенадцать двадцать три.

— Благодарю вас, — произнесла Олетта. — Не могли бы вы отвезти мои вещи на нужную платформу?

Носильщик нашел ей место в вагоне первого класса и изумленно уставился на огромные чаевые, которые Олетта ему дала. Когда он ушел, радостно приплясывая, она с чувством глубокого удовлетворения откинулась на спинку сиденья.

Это было ее первое путешествие, если не считать нескольких поездок в зарезервированном вагоне под присмотром бдительного мистера Аллена или дворецкого. Ей никогда не приходилось совершать столь предосудительного поступка и лгать так, как на протяжении суток лгала она всем, кто обязан был отвечать за нее.

— Я сбежала, и теперь никто не знает, где я, — прошептала Олетта, понимая, что и подруги, и отец были бы шокированы тем, что она задумала; но когда речь идет о твоей собственной жизни, нельзя бояться решительных мер.

«Узнаю, что за человек этот герцог, а он и не догадается», — думала Олетта.

Она отдавала себе отчет, что ей, быть может, не удастся перекинуться с герцогом даже словом — зато можно будет увидеть его в повседневной обстановке и послушать, что говорит о нем прислуга. А если он все же соблаговолит удостоить ее беседой, то вряд ли станет притворяться приятным человеком ради столь незначительной персоны, как дочь эксперта. Кстати, Олетта с трудом могла себе представить, какую ступень она займет на общественной лесенке благодаря своему новому положению. Разумеется, она понимала, что никто не пригласит ее отобедать с герцогом, но если он будет относиться к ней так же, как отец к мистеру Бэрону, то и с прислугой ей есть не придется. Она будет ни то ни се, что-то вроде гувернантки, компаньонки или секретаря. Олетта вспомнила секретарей своего отца. Оба они — и лондонский, и тот, что постоянно находился в поместье, — жили отдельно и держались в стороне от прочей прислуги, что обеспечивало им в глазах слуг определенный авторитет.

Олетта задумалась о том, как ей следует обращаться к герцогу, и решила, что «вашей милости» будет достаточно. Еще она велела себе не забыть, что при первом знакомстве ей надлежит сделать реверанс.

Внезапно ей пришло в голову, что знакомства может и вовсе не произойти. Вряд ли герцога интересуют его книги настолько, что он станет обсуждать их с экспертом. Впрочем, сказала себе Олетта, если уж он послал за мистером Бэроном, значит, в какой-то степени они его все-таки интересуют.

И тут ее неожиданно озарило — деньги!

Раньше ей это не приходило в голову, но теперь стало совершенно ясно, что герцог решил продать часть своей библиотеки, чтобы получить деньги, в которых он так нуждался. Это было наиболее подходящее объяснение, но возникал другой вопрос: принесет ли ему продажа книг достаточно средств, чтобы отказаться от поисков богатой невесты?

Олетта принялась перебирать варианты. Конечно, существовала вероятность, что библиотека, как и прочее наследство, — имущество неотчуждаемое. В таком случае мистер Бэрон нужен герцогу только для того, чтобы определить ценность книг и в будущем быть уверенным, что ничего не пропало.

«Узнать истину я смогу только на месте», — сказала себе Олетта. Расстояние между ней и герцогом неумолимо сокращалось, и в душе девушки рос страх. Больше всего ее пугало, что, едва увидев ее, герцог скажет: «А я знаю, кто вы такая! Вы дочь полковника Эшерста!» Большего унижения трудно представить.

Понимая, что дает слишком много воли воображению, Олетта постаралась взять себя в руки.

Разумеется, ничего подобного не произойдет. Герцог ни разу не видел ее и не имеет ни малейшего понятия о том, как она выглядит. Более того, судя по словам отца, он даже не слишком интересовался ее внешностью.

«Наверное, он слишком вежлив, чтобы спросить напрямую: „Ваша дочь симпатична или не слишком?“ Но в душе скорее всего подозревает второе», — решила Олетта.

Вспомнив о своих подругах, которые завидовали ее красоте и богатству, она подумала, что герцог может считать себя счастливчиком, если она согласится выйти за него замуж, как того желает ее отец.

Потом Олетта сообразила, что у мужчин бывают разные вкусы. К примеру, ее отец всегда говорил, что его пугают крупные женщины.

— Брунгильды — это ужасно! — заявлял он. — Женщина должна быть невелика ростом, изящна и грациозна, как ты или твоя мать.

— У вас устаревшие взгляды, — неизменно возражала на это миссис Эшерст. — Вам не хуже, чем мне, известно, что в наши дни отдают предпочтение высоким и пышнотелым.

— Только не в моем доме! — в ужасе восклицал полковник, и его жена весело хохотала. Муж всегда подразнивал ее и дочь за то, что у них маленькие ножки. — Привлекательно, конечно, но, честное слово, трудно поверить, что можно на них ходить, — говаривал он.

— Мы справляемся, — отвечала на это миссис Эшерст. — У англичанок, как правило, ноги такие, словно они всю жизнь бродят по полям и холмам. Не хотела бы, чтобы у меня были такие.

— А ты словно всю жизнь танцевала на розовых лепестках, — отзывался полковник, — и даже их не помяла».

Они с матерью не обращали внимания на эти насмешки, но сейчас, поглядев на свои крошечные черные ботинки, выглядывающие из-под дорожного платья, Олетта подумала, что ножки могут выдать ее. Она не сомневалась, что дочь мистера Бэрона носила бы шестой размер, ее же ножка едва дотягивала до третьего.

Проводник объявил название станции, и Олетта на какое-то мгновение замерла. Подсознательно она ждала, что Марта соберет ее вещи, а лакей поспешит к багажному вагону.

«Я путешествую самостоятельно, — сурово напомнила она себе, — и чем скорее я это запомню, тем лучше!»

Едва поезд остановился, она быстро выскочила из вагона, опасаясь, что ее увидят. В последнюю минуту она сообразила, что дочь мистера Бэрона ехала бы вторым классом. Когда Олетта — впервые в жизни — сама покупала билет, кассир, едва взглянув на нее, спросил:

— Первый класс, мэм?

И она машинально кивнула.

Но на платформе ее никто не ждал, и Олетта, посматривая по сторонам, пошла к багажному вагону. Наконец она заметила лакея в шляпе с кокардой и в ливрее с тщательно вышитым гербом.

— Вы, вероятно, ждете мистера Бэрона? — спросила она, подходя к нему.

— Да, мэм, — почтительно ответил лакей.

— Значит, вы из Гора, — сказала Олетта. — Я приехала вместо мистера Бэрона. К сожалению, дела задержали его в Лондоне. Я его дочь.

Лакей удивился, но после недолгой заминки произнес:

— Экипаж ждет вас снаружи, мэм. Если у вас есть багаж, я распоряжусь, чтобы носильщик его принес.

— Три сундука и шляпная коробка, — ответила Олетта.

Она понимала, что для дочери эксперта это многовато, но ей едва удалось заставить Марту ограничиться этим количеством. В любом случае, решила она, слуг такие дела не касаются, и вряд ли лакей будет докладывать герцогу о том, сколько у нее багажа.

Лакей проводил ее к небольшой изящной карете, запряженной двумя лошадьми. Олетта забралась внутрь, носильщик принес багаж, лакей вскочил на козлы, и карета тронулась.

Олетта вздохнула с облегчением:

«Чем дальше, тем лучше!»

Кто бы что ни говорил, она очень ловко путешествовала в одиночку и сумела добраться туда, куда собиралась.

«Любой, кого бы так лелеяли и опекали, понял бы, какое это для меня достижение, — с улыбкой подумала она. — Все равно что достичь Северного полюса или подняться на Эверест».

Но настоящие трудности были еще впереди. Олетта откинулась на спинку мягкого удобного сиденья, думая о том, что сейчас она собрана как никогда, но, как это ни печально признать, слегка напугана.

«Худшее, что может случиться, — меня разоблачат, — сказала она себе. — Тогда герцог с позором отошлет меня домой и заявит, что я — последняя женщина, на которой он хотел бы жениться».

С другой стороны, это было бы ей на руку. Олетта поймала себя на том, что уже в сотый раз гадает, был ли прав отец, говоря, что ни один порядочный англичанин со средним достатком не осмелится просить ее руки. И в сотый раз она подумала, что это довольно мрачная перспектива.

«Не знаю, хочу ли я выйти замуж, — произнесла она про себя, — но я… я хочу быть… любимой».

Глава 3

Герцог Горлстонский закончил подписывать письма, и когда он отложил последнее, секретарь, служивший еще у его отца, произнес:

— Получено письмо, которое, боюсь, смутит вашу светлость.

Герцог приподнял брови.

С момента получения наследства его смущали многие вещи, и он подумал, что еще одна ничего не добавит к общему счету.

— Оно почти дословно повторяет другое письмо, которое ваша светлость получили на прошлой неделе, — продолжал мистер Хэнзард. — Я не осмелился беспокоить вас сообщением о нем.

— И о чем же там речь? — спросил герцог.

— О вашей библиотеке, ваша светлость. Пишет некий американец, который коллекционирует старинные книги. Как ни странно, оно пришло сразу же после того, как вы сказали мне, что пригласили эксперта.

— Что ему нужно?

— Он утверждает, что слышал, хотя и считает это лишь слухами, что в Горлстонской библиотеке есть одно из первоизданий Шекспира. И если вы собираетесь в частном порядке ее распродать, он хотел бы первым узнать об этом.

Герцог в изумлении уставился на секретаря.

— Шекспир! — воскликнул он. — По-вашему, это возможно?

— Лично мне представляется, что это маловероятно, ваша светлость, но поскольку каталога не существует, не могу отвергать такого предположения.

— Такая книга была бы обязательно упомянута в бумагах моего отца или деда.

— Совершенно согласен с вами, ваша светлость, — отозвался мистер Хэнзард. — Но хотел бы выразить сожаление по поводу того, что этот слух достиг даже Америки.

— Другими словами, в Англии давно говорят об этом?

— Весь последний месяц, — скорбно кивнул мистер Хэнзард.

Герцог нахмурился:

— А что было в предыдущем письме, о котором вы упомянули?

— Владелец одного из самых известных в Лондоне антикварных магазинов, который торгует старинными книгами, пишет, что до него тоже дошел слух насчет некоторых ценных книг из вашей коллекции, и просит, если вы соберетесь выставить их на продажу, сообщить об этом ему в первую очередь.

— Согласен, что два подобных письма за такое короткое время — весьма необычное совпадение, — произнес герцог. — Как вы считаете, слухи распространяет кто-то, кто знает мою библиотеку, или это просто проделки спекулянтов по обе стороны Атлантики?

— Не знаю, ваша светлость, но я чувствую большое облегчение при мысли о том, что мистер Бэрон, рекомендованный Британским музеем, прибывает сегодня.

— Вы думаете, нас могут ограбить? — скептически спросил герцог.

— Вряд ли, — невозмутимо отозвался мистер Хэнзард. — Разумеется, я позаботился о том, чтобы за библиотекой следили так же тщательно, как за всеми остальными помещениями. И в то же время я в некоторой тревоге.

— Тревоге? — переспросил герцог, чувствуя, что мистер Хэнзард хотел что-то добавить, но не решается. Он выжидательно посмотрел на секретаря, и тот, поколебавшись, сказал:

— Видите ли, сегодня днем капитан Гарри просил меня дать ему ключ от библиотеки.

— Ключ?

— Ваша светлость, учитывая те два письма, о которых я говорил, я решил запереть библиотеку до прибытия мистера Бэрона. Разумеется, если вы пожелаете ею воспользоваться, я ее открою, но всем остальным — нет.

— А капитан Гарри хотел туда попасть?

— Да, ваша светлость.

Мистер Хэнзард собрал подписанные герцогом бумаги и поспешно покинул кабинет. Герцог не стал его задерживать, но сказанное секретарем встревожило и его. Он прекрасно понимал, что мистер Хэнзард, двадцать пять лет служивший его отцу, не стал бы упоминать о случившемся, если бы считал просьбу Гарри пустяковым происшествием. Впрочем, герцог не особенно удивлялся. С тех пор как он вернулся из Индии, Гарри Горинг, его кузен и возможный наследник, не переставая требовал у него в долг, а то и просто в подарок суммы, которые герцог был не в состоянии ему выдать. Поначалу эти просьбы носили веселый характер.

— Вы, конечно, понимаете, старина, что пока ваш отец был болен, я не хотел волновать его перед смертью.

Однако, не получая желаемого, Гарри становился настойчивее.

Герцог хорошо разбирался в людях и, увидев своего кузена после семилетней разлуки, убедился, что тот нравится ему не больше, если не меньше, чем в те годы, когда они были детьми. Гарри Горинг был прирожденным прихлебателем, человеком, который ни разу в жизни не ударил палец о палец и жил только ради собственного удовольствия. Его отец записал сына в ополчение графства, и Гарри на короткое время получил чин капитана. Выйдя из ополчения, он продолжал использовать это звание, что в обществе считалось дурным тоном и отрицательно сказалось на его репутации. Впрочем, среди женщин определенного сорта он по-прежнему пользовался популярностью. Они считали его симпатичным и занятным человеком и находили удовольствие в его излишне цветистых комплиментах.

Едва разобравшись в финансовом состоянии Гора, герцог со всей прямотой заявил кузену, что у него нет свободных денег, которые он мог бы отдать или одолжить нуждающимся родственникам.

— К черту всю эту болтовню! — воскликнул тогда Гарри. — Вы теперь глава семьи и, значит, должны заботиться о нас.

— Я знаю свои обязанности, — холодно ответил герцог. — Только выжать из камня кровь не удавалось еще никому, и должен заметить, Гарри, что ты еще молод и здоров, в то время как у меня есть множество родственников, которые гораздо старше и нуждаются больше тебя.

— Но я же ваш потенциальный наследник! — агрессивно возразил Гарри.

Герцог неприязненно усмехнулся:

— Я еще не старик и вполне могу жениться. Так что не советую тебе чересчур рассчитывать на возможность занять мое место.

Судя по выражению лица, Гарри именно на это и рассчитывал. Герцог резко добавил:

— Я был абсолютно откровенен с тобой, Гарри, говоря, что не могу заплатить твои долги ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Если у меня появятся лишние деньги, то прежде всего помощь получат те, кому отец назначил пенсию, а также слуги, ушедшие на покой. Родственникам придется ждать и, боюсь, довольно долго, пока я буду в состоянии помогать и им.

— Почему бы вам, черт побери, не продать какое-нибудь барахло?

Герцог засмеялся смехом, в котором не слышалось веселости:

— Я уже думал об этом, но все имущество, которым я владею, является неотчуждаемым.

В ту минуту он действительно был в этом уверен, и только через месяц, разбираясь в страховках, узнал, что библиотека была оценена в тысячу фунтов.

— Разве это не слишком мало? — спросил он у мистера Хэнзарда.

— Мне тоже так кажется, ваша светлость, — отвечал секретарь. — Но, решая дела о страховке, ваш отец всегда упирал на то, что раз библиотека не каталогизирована, то нет возможности определить, имеется ли там что-нибудь ценное.

— Не каталогизирована? — воскликнул герцог. — Как это может быть?

— Если каталог и существовал когда-то, теперь он утерян, — отозвался мистер Хэнзард. — Так что, честно говоря, ваша светлость, истинная стоимость библиотеки действительно неизвестна. Возможно, среди книг найдутся первоиздания, которые с годами приобрели ценность. Но я не эксперт, а ваш отец интересовался только биографиями современников и книгами о спорте.

— Я помню, он сильно им увлекался, — заметил герцог и добавил уже серьезнее: — То есть вы хотите сказать, что содержимое библиотеки не является неотчуждаемым имуществом?

— Именно так, ваша светлость.

Герцог надолго задумался. Это известие оказалось чересчур неожиданным.

— Мне представляется, первым делом следует составить подробнейший каталог, — наконец сказал он. — Только надо найти достойного доверия эксперта.

— Я напишу в Британский музей, ваша светлость. Узнав, что речь идет о библиотеке Гора, они, я уверен, пришлют нам надежного специалиста.

Герцог согласился, присовокупив, что письмо должно быть отправлено без промедления. Чем больше он думал над этим, тем более невероятным казалось ему, что великолепная, богатейшая библиотека Гора никогда не была каталогизирована, как полагается. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что на самом деле библиотека известна прежде всего тем, что ее проектировал Роберт Адам в те годы, когда дом, построенный еще во времена королевы Елизаветы, полностью обновлялся. И библиотека Гора, по праву считающаяся лучшим из его творений, была позже скопирована во многих других зданиях и практически ни одна книга, посвященная архитектурным шедеврам Великобритании, не обходилась без ее изображения. О содержимом библиотеки были осведомлены лишь очень немногие, и герцогу начинало казаться, что он нашел выход из своих затруднений: надо было только продать некоторые самые ценные книги. В то же время ему не хотелось этого делать, поскольку он понимал, что его долг — сохранить сокровища Гора для будущих поколений.

И все же положение было безвыходным. Не считая себя наследником, Сэндор никогда не интересовался, сколько отец тратит на лошадей, во что ему обходится содержание обширных поместий с обслугой, которые кто-то однажды метко назвал «штат в штате». Теперь же, вступив во владение, герцог обнаружил, что один только господский дом пожирает деньги подобно дракону а ведь еще существовали хозяйственные пристройки: молочная, прачечная, мастерские для плотников и каменщиков. Все это требовало огромных затрат, не говоря уже о бесчисленных егерях, лесниках, садовниках и обширного штата домашней прислуги.

Прикинув, сколько людей работает на него, герцог подумал, что из них вполне можно бы сколотить собственную армию, но, к несчастью, ни один сборщик налогов не позволил бы ему этого. Другим ошеломляющим открытием явилось для него то обстоятельство, что большинство работников в Горе привыкли считать себя членами одной семьи; уволив их, он бы не только нанес им оскорбление, но и вверг в истинную пучину безнадежности, ибо они никогда не смогли бы найти места, похожего на прежнее.

— Что же делать? Что же, черт возьми, делать? — спрашивал себя герцог. Ночь за ночью он просиживал в кабинете, выкраивая суммы, необходимые не только на уплату старых долгов, но и на повседневные расходы по содержанию поместья. Он не привык действовать второпях и имел обыкновение сначала тщательно изучить вопрос, а уж потом приниматься за дело; но теперь он был вынужден пустить все на самотек, а пока заняться изучением своих владений.

В раннем возрасте Сэндор был отправлен в Итон, где благодаря своим способностям и уму быстро перепрыгнул через несколько ступеней. В результате он оказался в одном классе со старшими мальчиками и потому вырос человеком замкнутым. Он приучил себя всегда сохранять спокойствие и держаться в тени; и эта привычка, которую слуги называли «держать свое при себе», после того как он получил наследство, оказала ему хорошую услугу. Пожилые люди считали его скромным молодым человеком, лишенным надменности, а ровесники, видя, что сын герцога прост и приветлив, ценили в нем его личные качества. Он был самым молодым майором британской армии в Индии, а за год до смерти отца стал самым молодым полковником, но к поздравлениям, которые он получал отовсюду, не примешивалось и капли зависти.

«Чертовски хороший солдат!» — говорили о Сэндоре ветераны, а офицеры уважали его и доверяли ему.

«На Горинга можно рассчитывать, — говорили они друг другу. — Он никогда не подведет. Если случится попасть в заварушку, я бы хотел, чтобы со мной был Горинг».

А заварушек на северо-западной границе в то время хватало. Именно из-за них его имя дважды упоминалось в сводках. И вот, просматривая газеты в надежде увидеть сообщение о том, что ему присвоено звание полковника, Сэндор узнал о смерти отца. Разумеется, он срочно вернулся домой. Год назад умер его брат, который должен был унаследовать герцогский титул. Тогда для Сэндора это стало тяжелым ударом. К смерти отца он отнесся легче, хотя и был уверен, что старик проживет еще лет десять или пятнадцать. Видимо, его подкосила смерть старшего сына.

Получив наследство, Сэндор Горинг оказался лицом к лицу с трудностями, не уступающими тем, с которыми он справлялся в Индии, — только на сей раз врагом, причем куда более неуловимым, были не дикие племена, а деньги. И в этом вопросе герцог не мог довериться никому. Он говорил с поверенными отца, во многих вещах рассчитывал на мистера Хэнзарда, но даже им он не говорил всего, и единственным человеком, к которому он обратился за помощью, был друг его отца, лучший знаток лошадей во всей Англии — полковник Эшерст.

Предложение полковника осуществить выгодную женитьбу шокировало нового герцога. Он не был бы потрясен более, даже если бы в него выстрелили из пушки в упор. Женщины в жизни герцога не играли заметной роли. Он был обаятелен и хорош собой. Его влекло к ним, а их — к нему. В кратких романах, случавшихся во время отпуска где-нибудь в Симле или на другой станции, он находил такое же удовольствие, какое нашел бы в ароматном красивом цветке, о котором забывают, едва он увянет. Получая потом исполненные высоких чувств письма на надушенной бумаге, Сэндор Горинг с трудом мог припомнить эпизоды, о которых упоминали его корреспондентки. Он терпеть не мог молодых лейтенантов, которые возвращались в полк с тоской в очах и спустя рукава выполняли свои обязанности, поскольку голова у них была занята возвышенными мыслями о разлуке с любимой — каждый раз, разумеется, новой.

Все, что касалось женщин, Сэндор Горинг, подобно Наполеону, запирал в подвалах своей памяти — в военной жизни и без того хватает опасностей и поводов для тревоги.

При этом он давно дал себе слово жениться и завести семью, когда появится время. Сэндор гордился своими предками. Род Горингов оказал заметное влияние на историю Англии; на протяжении веков они служили стране, и среди них были государственные деятели, военные или моряки. В каждой великой битве, в каждом большом сражении принимали участие Го-ринги. Герцог знал, что его долг — воспитать сына, который стал бы шестым герцогом Горлстонским.

Герцогский титул Горинги получили не так уж давно, но графами и баронетами они были со времен самого первого Горинга, которому сама королева Елизавета пожаловала дворянство за отвагу, проявленную в боях с испанцами.

Но мысль о том, чтобы обрести семью, женившись на женщине, единственным достоинством которой является богатство, была для герцога унизительна, хотя, без сомнения, в словах полковника Эшерста был смысл. Один из Горингов, например, был женат на богатой наследнице с Севера, собственность которой находилась по преимуществу в Ливерпуле. Безусловно, она была отнюдь не голубых кровей, и на портрете ее курносое личико с маленькими глазками выглядело простоватым. Еще через сто лет один из Горингов женился на наследнице с Запада — ее отец сколотил состояние, торгуя рабами. Несомненно, ей очень хотелось стать герцогиней, и в доме было не меньше четырех портретов, с которых глядело симпатичное глуповатое личико с выражением явно преувеличенного представления о собственной привлекательности.

Были и другие, толстые и худые, с тяжелыми челюстями и низкими лбами, женщины, которые вливали новое золото в старые сундуки, добавляли новые акры к обширным владениям Горингов и рожали сыновей, продолжавших их род. И все же славой дети этих матрон были обязаны скорее отцовской, нежели материнской крови.

Герцог шел по комнатам огромного дома, разглядывая портреты предков, и думал о том, что сумей они заговорить, то сказали бы, что он обязан пренебречь щепетильностью и последовать их примеру ради спасения поместья и рода. Но мысль о женитьбе на деньгах по-прежнему казалась ему отвратительной, она унижала его в собственных глазах. Он всегда верил, что отец и мать любили друг друга — теперь же, вспоминая, что мать была пусть не состоятельной дамой, зато дочерью герцога Халлского, он заподозрил, что свадьба состоялась исключительно оттого, что родители отца посчитали ее наиболее подходящей парой своему отпрыску.

«Я всегда говорил, что голубая кровь должна смешиваться только с голубой кровью, — такова была одна из любимых сентенций старого герцога. — Идет ли речь о лошадях или о женщинах, выбирать следует лучшее».

Наверное, Сэндор с детства был немного сентиментален. Думая о свадьбе, он всегда представлял свою жену такой же красивой и доброй, какой была его мать.

Четвертая герцогиня была провозглашена красавицей, особенно после того как ее муж стал наследником. Но кроме красоты, у нее был мягкий характер, и за это ее любили все, кто ее знал. Она всегда была приветлива и сострадательна, но при этом никогда не теряла достоинства и никому не позволяла воспользоваться своей мягкостью. Когда она умерла, все поместье скорбело, не говоря уже о друзьях, которые съехались со всей Англии. Сэндор не забыл, как люди повторяли снова и снова: «Это была настоящая леди!» Такой он хотел видеть свою жену и сомневался, что полуамериканка может хотя бы к чем-то стать вровень с его матерью.

Разумеется, зная Эшерстов, он понимал, что полковник — джентльмен в полном смысле этого слова, но не имел никаких сведений о его жене, за исключением того, что она была невероятно богата и родилась в Америке.

«Никогда во главе моего стола не сядет женщина, не умеющая себя держать, — поклялся сам себе герцог, подходя к концу галереи фамильных портретов. — А какова же тогда альтернатива?»

Безусловно, мисс Эшерст — не единственная богатая наследница в Англии. Герцог прекрасно понимал, что любой дом распахнет двери перед герцогской короной и Лондон, несомненно, встретит его с распростертыми объятиями. Но на это требовалось время, причем немалое, а чем чаще он смотрел на счета, тем яснее видел, что деньги уплывают и принимать решение надо как можно быстрее.

Первой его мыслью, как он признался полковнику Эшерсту, было продать отцовские конюшни. Старый герцог знал толк в скаковых лошадях и по праву мог ими гордиться, но содержание их требовало поистине астрономических расходов. Хотя молодой герцог и согласился выставить своих лошадей на скачках в Гудвуде и Донкастере, но при этом он знал, что не сможет протянуть еще сезон, и единственный выход — не просто сократить расходы, а вообще избавиться от конюшен.

То же самое относилось и к охоте, которую он еще до смерти отца назначил на следующую неделю. Уже были разосланы приглашения — в основном тем же людям, что и в прошлые годы, — и герцог ожидал сообщения о том, что его почтит присутствием принц Уэльский.

— Его королевское высочество неизменно принимал участие в первой охоте в Горе, — сказал мистер Хэнзард, — но его гофмейстер в разговоре со мной заметил, что прочие дела могли помешать принцу узнать о смерти вашего батюшки.

— Другими словами, принц не уверен, стану ли я продолжать отцовские традиции, но при этом не хочет пропускать охоту?

В голосе герцога явственно прозвучала насмешка, и мистер Хэнзард несколько обескураженно ответил:

— Разумеется, всякий, кто устраивает большую охоту, рад принять у себя его высочество…

— Ну конечно, конечно, — согласился герцог. — И я думаю, не стоит его разочаровывать.

— На самом деле, — приободрился мистер Хэнзард, — мне кажется, ваша светлость, что его королевское высочество обязательно приедет в Гор, а гофмейстер просто хотел, если так можно выразиться, помучить меня неизвестностью. Герцог рассмеялся:

— Представляю себя на вашем месте! Мистер Хэнзард открыл рот, чтобы что-то сказать, но герцог его перебил:

— Надеюсь, он и в самом деле приедет. Ведь это, быть может, последняя охота в Горе.

Мистер Хэнзард был потрясен.

— Вы хотите сказать, ваша светлость, в следующем году… охоты не будет?

— Не утверждаю этого, — ответил герцог, — ибо я люблю охоту и всегда любил. Но я сомневаюсь, Хэнзард, что с учетом финансовой стороны дела мы сумеем вырастить фазанов и провести все на том же уровне, что всегда.

Мистер Хэнзард вздохнул.

— Приглашение в Гор на охоту — заветная мечта любого хорошего стрелка.

— Знаю, — сухо отозвался герцог, — но сомневаюсь, чтобы эти хорошие стрелки представляли себе, сколько это стоит.

Сейчас герцог спрашивал себя, от чего же еще ему предстоит отказаться. Мысли его неизбежно возвращались к прислуге, и он чувствовал, что уволить их — все равно что выгнать из полка человека, который шел за тобой на смерть и гордился этим.

Остановившись перед портретом того из своих предков, который был придворным короля Чарльза Второго, герцог вспомнил знаменитые слова Генриха Наваррского: «Париж стоит толпы». Применительно к нынешнему положению дел они звучали бы так: «Гор стоит свадьбы», — и личные чувства герцога не играли в этом никакой роли.

«Это мое королевство», — подумал он, подходя к окну.

Герцог стоял, глядя на озеро, окруженное вековыми деревьями.

«Мое королевство, — повторил он про себя, — и если так вышло, я буду его защищать и принесу ему в жертву свою жизнь».

Потом он вернулся в кабинет, чтобы написать полковнику Эшерсту и пригласить его вместе с дочерью на недельную охоту. И в то же время герцог не переставал думать о том, как еще можно было бы спасти Гор.

Незадолго до этого герцог интересовался содержимым недр своего поместья, вспомнив, что многие из тех, кто сидел с ним в палате лордов, нашли на своих лугах залежи угля. Но Букингемшир, где находился Гор, стоял на плодородных меловых почвах, и не было никакого свидетельства, что где-то в этом районе могут быть обнаружены ценные минералы.

Мысль о ценности заставила герцога вновь вспомнить о библиотеке. Зачем Гарри просил ключ? Герцог был твердо уверен, что его кузен берет в руки книгу только в том случае, если это какая-нибудь новая биография, а точнее — сборник великосветских сплетен. Быть может, этот проныра прослышал о том, что в библиотеке есть что-то ценное, о чем не знает никто в доме. Герцог надеялся, что после очередного отказа в деньгах его кузен отправится восвояси, но тот, похоже, не торопился покинуть Гор, а герцог не мог прямо заявить ему, что предпочел бы избавиться от его общества. Трудно быть таким жестоким и невеликодушным по отношению к человеку, который унаследовал бы поместье в том случае, если бы герцог умер, не оставив после себя сына. Понимая, что кузен ему завидует и чувствует себя оскорбленным, герцог не решался усугубить положение вещей еще и грубостью. Прочие же члены семьи, что не было секретом для Сэндора, приезжали в Гор не потому, что очень любили его, а для того, чтобы взглянуть на нового владельца и выяснить, что изменилось в нем после стольких лет, проведенных вдали от Англии. Гости съезжались в неимоверном количестве; когда прибыл Гарри, Сэндор уже наслаждался обществом двух пожилых тетушек и древней, скрюченной артритом, кузины. Появление кузена стало для него почти что спасением. Как специалист по приему гостей, Гарри смешил родственниц шутками и отпускал им довольно прозрачные комплименты в своей обычной очаровательной манере, благодаря которой окружающие начинали думать, что на самом деле он гораздо лучше, чем о нем говорят.

Когда родственницы разъехались, Гарри откровенно сказал герцогу:

— Боже, Сэндор, ну у нас и родня! Предупреждаю, если вы позволите им переселиться в Гор, то избавиться от них будет уже невозможно!

Довольно цинично и как раз в духе Гарри, подумал тогда герцог. С тех пор он терялся в догадках, почему кузен сам не уезжает, несмотря на то что в поместье царит скука, а денег, которых Гарри просит и, разумеется, никогда не вернет, ему не получить.

И теперь, кажется, ответ ясен.

«Осмотрю-ка я сам библиотеку», — решил герцог. Впрочем, он прекрасно понимал, что, несмотря на неплохое образование, он вряд ли сумеет прикинуть стоимость книги или разобраться, действительно ли она настолько стара, как выглядит. А сколько подделок ходит по свету! Оставалось только надеяться, что эксперт из Британского музея не станет будить в нем надежду лишь для того, чтобы потом сказать, что ошибся.

— У тебя мало времени! — Герцог почти услышал голос, произнесший у него над ухом эти слова.

Он понимал, что, когда начнется прием, где к тому же будет полковник Эшерст с дочерью, ему вряд ли удастся выкроить время, чтобы осмотреть библиотеку. Все-таки, пригласив эту даму, он принял на себя определенные обязательства.

«И все же, если она окажется уродиной или простушкой, не сделаю ей предложения», — думал герцог, направляясь в библиотеку.

В длинном коридоре замаячила какая-то тень. Это оказался мистер Хэнзард.

— Я искал вас, ваша светлость, — сказал секретарь, подходя ближе. — Я хотел сообщить вам, что мистера Бэрона задержали важные дела и сегодня он не приедет.

Герцог нахмурился:

— И надолго он задерживается?

— По словам его дочери, он будет здесь через три-четыре дня.

— Его дочери?

— Да, ваша светлость. Я как раз собирался сказать вам, что, поскольку мистер Бэрон не смог приехать в назначенный день, он прислал свою дочь, чтобы она начала работу. Девушка утверждает, что всегда работает с отцом и имеет большой опыт.

— Довольно необычное занятие для женщины, — заметил герцог, — Но по крайней мере она начнет разбирать книги, а это, я думаю, дело долгое.

— Разумеется, ваша светлость. Мисс Бэрон была поражена размерами вашей библиотеки и количеством книг.

— Ничего удивительного, — проворчал герцог. — Обеспечьте ее всем необходимым, и пусть приступает.

— Я уже сделал все, что нужно, ваша светлость. Жаль только, что ее отец не смог приехать сегодня, как ожидалось.

— Да, это неприятно. Пожалуй, я сам поговорю с мисс Бэрон. И попрошу ее поторопиться, — резко произнес герцог и, не дожидаясь ответа мистера Хэнзарда, пошел дальше по коридору.

В первое мгновение, открыв дверь в длинную комнату с балконом вдоль одной стены и книгами от пола до потолка, герцог решил, что библиотека пуста. Потом он заметил легкое движение у третьего слева окна и шагнул вперед.

Окна выходили на зеленые луга, спускавшиеся к озеру. Над озером изогнулся причудливый резной китайский мостик, привезенный одним из Горингов из Пекина. Его силуэт на фоне воды оттенял английский пейзаж, добавляя в него странной экзотической красоты.

Подойдя ближе, герцог заметил женщину, которая стояла к нему спиной и любовалась видом из окна. Он не видел ее лица, но обратил внимание, что она очень стройна, а талию ее можно, выражаясь поэтически, охватить ладонями. Девушка была без шляпки, и ее волосы бледно-золотого цвета — таких герцог никогда раньше не встречал — ловили последние лучи заходящего солнца. День был хмурый, но к вечеру на западе разлилось золотое сияние, оно охватило весь горизонт, и от деревьев в парке протянулись длинные тени.

Герцог хотел незаметно встать рядом с девушкой, но она либо услышала звук шагов по толстому персидскому ковру, либо почувствовала чье-то присутствие. Она обернулась, и герцог увидел большие глаза цвета незабудки, в глубине которых, к его изумлению, таился испуг.

В первое мгновение герцог был так поражен ее красотой, которую не ожидал встретить у женщины ее происхождения, что не мог вымолвить слова. Он молча глядел на нее, а девушка так же точно стояла и смотрела на него до тех пор, пока ее лицо не начало розоветь. Тут герцог вспомнил о вежливости и произнес:

— Вы, должно быть, мисс Бэрон.

— Да, ваша светлость, — ответила Олетта и с трудом заставила себя сделать реверанс.

Герцог протянул ей руку:

— Добро пожаловать в Гор. Очень жаль, что вашему отцу пришлось задержаться.

— Ему тоже… очень жаль, — с усилием ответила Олетта. — Он велел мне… начать работу в вашей библиотеке. Должна признаться, я не думала, что она окажется такой… великолепной и… такой большой.

Герцог улыбнулся:

— Надеюсь, ваш отец не растеряется, узнав, сколько работы ему предстоит. Вы, вероятно, приметесь разбирать книги прямо сейчас?

— Да, конечно, ваша светлость, — согласилась Олетта. — С трудом верится, что до сих пор не было составлено каталога…

Упрек, проскользнувший в ее голосе, не укрылся от герцога, и, словно извиняясь, он произнес:

— Как вы, надеюсь, понимаете, я лишь недавно вступил во владение Гором, но первым делом решил воспользоваться услугами опытного человека для каталогизации библиотеки.

— Я понимаю ваше желание! — воскликнула Олетта. — Можно только гадать, какие бесценные сокровища лежат забытыми на этих полках!

Она очень грациозно, по мнению герцога, указала на книги рукой с длинными тонкими пальцами, более подходящими балерине.

— С чего вы собираетесь начать? — спросил герцог и, не удержавшись, добавил: — Вы еще очень молоды. Достаточно ли у вас знаний для столь непростой работы?

— Надеюсь, ваша светлость, вы будете удовлетворены, если я найду несколько книг, которые вас обрадуют.

— То есть вы хотите сказать, мисс Бэрон, что надеетесь подтвердить свои слова делом, — заметил герцог. — Что ж, очень хорошо, я готов поверить в вашу компетентность. Однако у нас мало времени.

— Почему? — спросила Олетта и тут же подумала, что дочери эксперта не пристало задавать герцогу такие прямые вопросы. Он на мгновение задумался, и она попробовала угадать, признается ли он, что хочет продать все ценное, что найдется в библиотеке, или же нет.

После затянувшейся паузы герцог произнес:

— Вероятно, мистер Хэнзард уже сообщил вам, что мы получили довольно тревожное письмо из Америки.

Он был уверен, что без его разрешения мистер Хэнзард никому этого не сообщит, но решил пробудить в девушке интерес, чтобы у нее появился дополнительный стимул побыстрее закончить работу.

— Мистер Хэнзард ничего не говорил об Америке, — сказала Олетта.

— Среди книготорговцев ходят слухи, что в нашей библиотеке находится первоиздание Шекспира.

— Но если это в самом деле так, неужели вы бы не знали об этом?! — воскликнула Олетта.

— Как ни странно, нет, — ответил герцог. — Мой отец не слишком интересовался книгами, а сам я был за границей.

— Это бесценное сокровище, — тихо произнесла Олетта.

— Я понимаю, — ответил герцог.

— Американцы наверняка заплатят огромные деньги за такую редкость, — продолжала она. — Но мне кажется, что, поскольку Шекспир был англичанином, книга должна остаться на его родине.

— Я не говорил, что собираюсь ее продавать, — резко произнес герцог.

Олетта посмотрела на него, и ему показалось, что эти необычные, не похожие ни на одни виденные им прежде глаза спрашивают, сказал ли он правду.

Герцог отвел взгляд и, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, произнес:

— Честно говоря, мисс Бэрон, мне ненавистна сама мысль о том, что какая-то часть имущества Гора может быть продана. Однако мне очень нужны деньги, и находка первоиздания Шекспира могла бы избавить меня от многих трудностей.

Олетта поймала себя на том, что рада тому, что он не солгал ей. Она не могла бы объяснить природу этого чувства, но оно, несомненно, было.

Герцог же, глядя на девушку, говорил себе, что она прекрасна настолько, что любому мужчине трудно было бы говорить с ней только о работе.

Вслух он спросил:

— Наверное, вы нечасто остаетесь без отцовской опеки? Я хочу сказать, что для вас было довольно непривычно приехать в незнакомый дом одной, без компаньонки.

— Я ехала из Лондона, ваша светлость. Отец решил, что я спокойно смогу провести несколько дней в Горе, пока он не приедет сам.

Герцог подумал, что такую красавицу опасно отправлять одну в любой дом, кроме разве того, где живут только слепые; но потом сказал себе, что это просто глупо и мисс Бэрон вполне в состоянии о себе позаботиться. Все-таки это не светская особа, которую всю жизнь оберегали и никогда не позволяли выйти из дому в одиночку.

— Нам пора приниматься за работу, — сухо произнес герцог, чувствуя, что говорит это больше себе, нежели ей. — Меня очень интересует, отыщется ли причина этого слуха, который добрался до Америки. Как ни странно, мой секретарь получил еще одно письмо почти такого же содержания. Оно от известного книготорговца в Лондоне, который просит права первым увидеть все, что я захочу выставить на продажу.

— Вы еще ни с кем не говорили об этом? — спросила Олетта.

— Вне этого дома — ни с кем, — ответил герцог, и тут же вспомнил, как совсем недавно его тетушка за обедом сказала:

— Надеюсь, этой ночью я смогу выспаться. Вчера ветер никак не давал мне уснуть.

— Лучше всего почитать, — откликнулась страдающая артритом кузина. — Я всегда так делаю, когда не могу уснуть из-за болей в ноге.

— Хорошая мысль! — оживилась тетушка. — Только нужно найти подходящий хороший роман. Вот, например, Мари Корелли — ее книги неизменно меня успокаивают.

— Библиотека у нас хоть куда, — вмешался Гарри. — Кстати, Сэндор, эти ветхие книжицы, которые валяются там уже сотни лет — ведь это почти что деньги, а?

— Почему ты так думаешь? — спросил герцог. На мгновение ему показалось, что Гарри хочет ответить, но тот вдруг словно бы передумал и заговорил о последнем романе Элинор Глин, который, по его словам, потряс всех, кто его читал».

«Выходит, Гарри знал, что в библиотеке есть ценные книги, — подумал герцог, — знал и попросил ключ от нее!»

Вслух герцог сказал:

— Мисс Бэрон, когда вы или ваш отец будете заканчивать работу, я прошу вас каждый вечер запирать библиотеку. Мы с мистером Хэнзардом считаем, что это разумная мера предосторожности. Вас не затруднит возвращать ключ в кабинет мистера Хэнзарда, когда вы будете подниматься наверх? Лакей покажет вам, где это.

— Не беспокойтесь, ваша светлость. Действительно, это весьма разумно. Книги — такая же ценность, как картины или ювелирные украшения, но люди часто забывают об этом.

— А что бы вы предпочли — книги, драгоценности или картины? — спросил герцог.

Лицо девушки озарилось изумительной красоты улыбкой.

— Будучи женщиной, я позволю себе пожадничать и пожелаю владеть и тем, и другим, и третьим!

— Жадность присуща не только женщинам, — заметил герцог.

— Да, но в отличие от мужчин им не приходится притворяться возвышенными существами.

— Вот как? Я всегда считал, что именно женщины обожают высокие материи и должны вдохновлять мужчин на великие подвиги.

По тону, с которым это было произнесено, Олет-та поняла, что сам он не верит ни единому своему слову. Слегка усмехнувшись, она ответила:

— Я вижу, ваша светлость, что вы не прочли ни одной книги из своей обширной библиотеки. Среди них я заметила немало историй о безрассудной отваге и героических жертвах, которые дошли до нас из глубины веков — они до сих пор встречаются, стоит только поискать.

Олетта сказала это, вспомнив слова отца о том, что герцог был храбрым солдатом и сражался на северо-западной границе. Индия и англичане, живущие в этой стране, всегда восхищали девушку. Она прочла все книги о них, какие только ей попадались, и даже вырезала из «Иллюстрейтед Лондон ньюс» статьи и описания схваток с местными племенами.

Но ей не пришлось объяснять этого вслух — герцог, словно прочитав ее мысли, спросил:

— Вы имеете в виду, что славные деяния по-прежнему случаются в нашей империи, мисс Бэрон, в Индии, например?

— Откуда вы знаете, что я подумала именно это? — удивилась она и, прежде чем герцог успел ответить, добавила: — Вы все еще выглядите так, словно на вас мундир, а за спиной — бесплодная каменистая равнина северо-запада.

На лице герцога выразилось удивление, и Олетта поняла, что невольно произнесла вслух те мысли, которые сами собой возникли у нее в голове.

— Вы интересуетесь Индией? — спросил герцог.

— Мне всегда представлялось, что это невероятно интересная страна, и я бы очень хотела съездить туда, — ответила Олетта. — Я прочла об Индии все, что смогла найти, включая историю буддизма и, конечно же, «Веды» в английском переводе.

— И вы все поняли?

Олетта застенчиво взглянула на него:

— Если я скажу «да», вы сочтете меня самонадеянной, так как наверняка знаете, что «Веды» озадачивают многих ученых. Но я старалась читать их скорее сердцем, а не умом, и, думаю, иногда у меня получалось.

Она говорила негромко, словно сама с собой, и не сразу заметила, что герцог недоверчиво смотрит на нее.

— Я провел в Индии семь лет, — после недолгого молчания сказал он, — и за это время мне ни разу не встретилась женщина, которая дала себе труд хотя бы заглянуть в переводы старинных книг. А я вижу в них особую красоту, которую невозможно найти нигде больше.

— Согласна с вами. Что-то во мне отзывается на каждое слово из этих книг. Возможно, я неточно поняла многие места «Вед», но зато почувствовала их красоту.

Говоря так, она подняла глаза на герцога — и больше им не было нужды говорить друг с другом словами.

Последовало долгое молчание. Затем резко, словно сердясь на самого себя, герцог сказал:

— Боюсь, что отвлекаю вас от работы, мисс Бэрон. Прошу вас, займитесь прежде всего наиболее старыми книгами. Я крайне заинтересован в результатах ваших поисков.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и стремительно вышел, словно желая быть от нее как можно дальше. Олетта смотрела, как он уходит, и только когда дверь библиотеки закрылась, сумела перевести дыхание. Так вот он каков, этот герцог! Человек, который собирался жениться на ней из-за денег!

На первый взгляд он показался ей холодным, внушающим трепет, суровым и пугающим.

И в то же время она думала, что герцог красив странной, непохожей на обычную красотой. Быть может, так казалось из-за его обожженной горячим солнцем кожи, из-за серых, необыкновенно проницательных глаз, которые без труда могли распознать любое притворство. Без сомнения, герцог оказался совсем иным, не таким, как она ожидала. Но в чем заключается эта разница, Олетта не могла объяснить даже самой себе. Казалось, какая-то исходящая от него сила заставила ее без утайки рассказать о своих чувствах, которых до сих пор она никому не поверяла.

Олетта чувствовала себя так, словно бы заболела: сердце билось быстрее обычного, и дыхание было затруднено.

Но отчего?

Она задавала себе этот вопрос — и страшилась ответа.

Глава 4

Олетта обнаружила, что не может уснуть, несмотря на то что спальня, которую ей отвели, была очень удобной, хотя и запущенной. Она понимала, что ее, как дочь эксперта, поместили на втором этаже, где располагались не самые лучшие комнаты. Впрочем, они были большие и красивые, а спальня Олетты соединялась с гостиной, где, как Олетта надеялась, можно будет спокойно обедать и завтракать, не утруждая себя ничьим обществом.

Верная своему плану — разузнать о герцоге все, что только можно, — она первым делом поговорила с экономкой, которая показала ей спальню.

— Вы давно служите здесь, миссис Феллоуз? — спросила Олетта.

— Да уж давненько, мисс. В этом месяце будет ровнехонько сорок лет. За это время тут много чего изменилось, да не могу сказать, что к лучшему.

Олетта слушала, понимая, что за этим последует подробное изложение биографии миссис Феллоуз. Так оно и случилось.

Она узнала, что миссис Феллоуз поступила сюда еще совсем юной девушкой, сменив свою мать.

— При третьем герцоге народу тут было куда больше, — поведала экономка. — В доме всегда дежурила дюжина лакеев, все в белых париках и перчатках, которые приходилось стирать каждый день, а праздник на сорок— пятьдесят гостей был делом обычным.

— Как это, наверное, интересно! — воскликнула Олетта.

— Честно говоря, мисс, работы было невпроворот, но с гостями приезжало столько лакеев и горничных, что у нас внизу бывали вечеринки не хуже, чем у господ.

— А что, новый герцог так же щедр? — спросила Олетта, заранее зная ответ.

— Нет, совсем нет, мисс, — погрустнела миссис Феллоуз. — Теперь тут все по-другому. Я слышала, его высочество оставил сыну кучу долгов, да и дом давно пора бы чинить.

— То есть о поместье никто не заботился? — удивленно переспросила Олетта. — А оно так впечатляюще выглядит…

— Это потому, что вы только приехали, мисс. Мы-то все по-другому видим, — мрачно пояснила миссис Феллоуз. — Крыша течет, стены в трещинах, за занавесками обои клочьями висят, а ковры до того протерлись, что в них того и гляди застрянешь. Олетта была поражена ее тоном, но, понимая, что высказывать излишний интерес — как, впрочем, и излишнюю осведомленность — опасно, заметила как можно равнодушнее:

— Вот странно, а я думала, что герцог богат.

— Был когда-то, мисс, но теперь многие джентльмены остались без гроша. Я так понимаю, в газетах потому и пишут, что они то и дело женятся на американках.

— Да, — согласилась Олетта. — Я слышала, что герцог Марльборский женился на американке, и герцог Лейнстерский — тоже.

— Пожелаем им счастья, мисс, да только вряд ли оно у них будет.

— Почему? — спросила Олетта.

— Да потому, что американцы совсем не такие, как мы, — с пренебрежительной ноткой в голосе произнесла миссис Феллоуз. — Нет, его высочество никогда с такой не свяжется, будь она хоть бог знает какая богачка.

— А какую же жену он себе выберет? — поинтересовалась Олетта.

Миссис Феллоуз рассмеялась:

— Если только он не слишком изменился за те годы, что провел за границей, мисс, так ему будет из чего выбирать. Девчонки бегали за ним, когда он совсем еще мальчиком был, очень уж он был симпатичный.

— Так почему же он до сих пор не женился?

— Наверное, не мог позволить себе, мисс, на свое-то военное жалованье. Старый герцог был не слишком щедр даже к мастеру Джорджу, молодому маркизу.

— Значит, до того как умер его отец, теперешний герцог жил небогато, — заметила Олетта.

— Точно так, мисс. Я даже слышала, как он говорил мистеру Бейтсону, дворецкому: «Одолжите мне пару фунтов, Бейтсон. У меня нет ни пенни, а надо съездить в Лондон».

Олетта не поверила своим ушам, но отец рассказывал ей почти то же самое.

— А вы довольны, что наследником стал нынешний герцог? — спросила она. Этот вопрос интересовал ее более всего, и миссис Феллоуз охотно ответила:

— Честно говоря, мисс, я всегда надеялась, что наследником станет мастер Сэндор. Его брат, бедняга, все хворал. Он и родился-то слабеньким. А мастер Сэндор — настоящий Геркулес, его и в поместье все любят. Мы очень рады, что он вернулся домой.

Оставшись одна, Олетта подумала, что миссис Феллоуз в любом случае не сказала бы ничего плохого про своего хозяина.

А ей надо узнать побольше о человеке, до того как выйти за него замуж, особенно если этот человек интересовался только ее состоянием.

Олетта подумала, как рассердился бы отец, узнав, где она находится, а потом попыталась припомнить, что нового она выяснила о герцоге и что почувствовала, увидев его.

Вновь ее охватило странное чувство, что он оказался совсем не таким, как она ожидала, и в то же время ей трудно объяснить даже самой себе, в чем эта разница состоит.

«Наверное, все это я просто выдумала», — думала Олетта утром, вставая с постели и одеваясь. Не было еще семи часов, когда она вышла из комнаты и спустилась по лестнице вниз.

Горничные в чепцах смотрели на нее с удивлением. Не меньше изумлялись и лакеи в форменных полосатых ливреях с серебряными гербами на пуговицах. Олетта пожелала всем доброго утра и через парадную дверь вышла во двор. Утро было морозное. Она поплотнее завернулась в подбитое мехом пальто с небольшим собольим воротником, прикрывающим шею. Быть может, оно и чересчур дорогое для дочери эксперта, подумала Олетта, но под зорким взглядом Марты просто невозможно было бы взять с собой что-нибудь попроще или постарее, собираясь в гости к леди Грейсон.

«Герцог, если я его и встречу, не обратит внимания на мою одежду», — сказала себе Олетта.

Она поискала взглядом конюшни и направилась прямо туда. Пройдя под высокой аркой, Олетта вышла к стойлам, которые стояли двумя длинными рядами по обе стороны мощенного булыжником двора. Конюшни по сравнению с домом ничуть не казались ветхими и явно были недавно выкрашены. Верхние части дверей были открыты, и оттуда выглядывали лошадиные морды.

Олетта пошла вдоль дверей, разглядывая лошадей. Они были великолепны; Олетта жалела только, что нет рядом отца, который смог бы точнее определить породу лучших из них.

— Доброе утро, мэм!

Это оказался один из грумов. Олетта не слышала, как он подошел. Она улыбнулась ему, и грум добавил:

— Я смотрю, вам понравился Рыжий Дастер. Великолепная лошадь! Так всегда говорит его светлость, и вы уж извините, мэм, но мне нужно его оседлать, потому как хозяин хочет на нем прокатиться.

Олетта отступила в сторону и, глядя, как грум входит в стойло, подумала, что столь ранняя встреча с герцогом не входит в ее планы. Нужно было выбрать для прогулки другое место! Но она не смогла удержаться от того, чтобы не шагнуть в стойло и полюбоваться еще раз на Рыжего Дастера, а потом было уже слишком поздно.

— Доброе утро, мисс Бэрон! — произнес у нее за спиной знакомый голос. — Вы разбираетесь в лошадях так же хорошо, как и в книгах?

Герцог! Повернувшись к нему, Олетта подумала, что в бриджах и высоких начищенных сапогах он выглядит еще более впечатляюще, чем вчера.

— Я люблю лошадей! — просто ответила она. — А ваши лошади поистине великолепны!

— Мне почему-то кажется, что вы были бы рады прокатиться на какой-нибудь, — сказал герцог.

У Олетты заблестели глаза, но, вспомнив, какая у нее роль, она сказала:

— Вероятно, вы подумаете, что я… пренебрегаю своей работой, которая… ждет меня… в библиотеке.

— Еще слишком рано, — ответил герцог, — а насколько я понял, англичане в отличие от индийских солдат не встают с петухами.

— Значит, мне можно поехать с вами? — спросила Олетта.

— Я буду ждать десять минут, — ответил герцог. — Если вы задержитесь дольше, вам придется самой искать дорогу.

Не отвечая, Олетта улыбнулась ему и, приподняв юбку, помчалась по мощеному двору к дому.

Ее отец тоже не любил долго ждать, поэтому она давно привыкла переодеваться быстро, хотя и с помощью Марты. К счастью, в спальне она столкнулась с горничной, которая принесла утренний чай и очень удивилась, не найдя гостьи.

— Помогите мне, пожалуйста, — попросила Олетта, снимая пальто и платье. Марта положила в сундук не одну, а две амазонки. Олетта выбрала облегающую, скопированную с той, в которой произвела фурор императрица Австрии на охоте в Ширах. Амазонка подчеркивала стройную фигуру Олетты и не только делала талию необыкновенно тонкой, но и очерчивала мягкую форму девичьей груди.

Олетта быстро воткнула несколько шпилек в уже готовую прическу, а поверх натянула небольшую шапочку.

У нее еще оставалось две минуты, когда она сбежала по лестнице к главному входу. Грум уже держал в поводу предназначенную ей лошадь, а герцог на своем скакуне ездил по кругу, выложенному из гравия.

Олетта поставила ногу в стремя и буквально взлетела в седло. Грум поправил ей юбку, подал поводья, и Олетта подъехала к герцогу.

— Девять минут и примерно пятьдесят одна секунда, — сказала она.

— Видимо, я должен похвалить вас за пунктуальность.

— Вы словно хотите добавить: «Если больше хвалить не за что», — обвиняющим тоном произнесла Олетта. — Что ж, теперь я более чем когда-либо намерена потрясти вас сокровищами, которые найду в библиотеке.

— Надеюсь, так оно и случится, — ответил герцог. — Но прошлым вечером я подумал, что не стоит надеяться на щедрость богов после всего, что они мне уже дали.

Говоря так, он обвел взглядом парк, и Олетта поняла, что он имеет в виду удачу, сделавшую его герцогом Горлстонским.

— Не сомневаюсь, что вы с детства мечтали владеть этим поместьем, — негромко произнесла она.

Герцог удивленно посмотрел на нее:

— Почему вы так решили?

— Потому что любой человек, а особенно человек по фамилии Горинг, захотел бы владеть Гором. Это самый великолепный дом из всех, что я видела.

— И я хочу, чтобы он оставался таким.

— Если мне повезет и я отыщу сокровище, Гор будет спасен.

— Скажем так: нужно многое сделать и притом заплатить за это.

Еще не окончив фразы, герцог подумал, что это самый странный разговор, какой только мог состояться между ним и этой необычной девушкой, и тут же резко, как накануне, сменил тему беседы.

— Мне представляется, нам пора ехать, если мы хотим получить хоть немного удовольствия от поездки, — заметил он. Действительно, лошади уже начали волноваться и покусывать мундштуки. Впрочем, не слишком сильно, и Олетта догадалась, что герцог просто ищет предлог, чтобы прекратить беседу.

Впрочем, ее копилка сведений о герцоге пополнилась: она выяснила, что Гор для него дороже всего на свете, даже дороже свободы.

Позже, когда она скакала рядом с герцогом и копыта лошадей выворачивали из земли комья торфа, Олетта поймала себя на том, что ее все еще терзают сомнения. Герцог много говорил о том, что не в состоянии жить так же богато, как его отец, но что это значит на деле? Без сомнения, его интересы отличаются от интересов старого герцога. Быть может, ему и нравятся лошади, но он совсем не думает о скачках. Возможно, деньги ему нужны, чтобы проводить больше времени в Лондоне. В конце концов, герцог семь лет провел вдали от Англии, так что это предположение имело под собой основания.

Правда, Олетте трудно было представить его в роли дамского угодника, приглашающего на ужин к Романо веселых девочек с незавидной репутацией — но кто знает!

Будучи единственным ребенком, Олетта много времени проводила с отцом или с его друзьями. Хотя ей запрещалось показываться на балах или спускаться вниз, когда полковник давал званый обед, но он разрешал дочери обедать с ним, если за столом было всего два или три человека из его близких товарищей. После обеда полковник обычно отсылал ее спать, но поскольку гости по-прежнему считали ее ребенком, за обедом Олетта успевала наслушаться таких вещей, каких они никогда бы не позволили себе произнести в присутствии взрослой девушки.

«— Вы слышали, Реджи связался с хористкой, которая вытягивает из него каждый пенни, который он получает? — спросил как-то один из друзей полковника.

— Я ее видел. Она стоит всего, что можно вытянуть из Реджи, — рассмеялся другой товарищу отца.

— И все-таки он глупец! — твердо заявил полковник. — Будь у его жены хоть капля мозгов, она бы давно его приструнила.

— На это не стоит надеяться, даже если Инид и держит завязки от мешка с деньгами.

— Рано или поздно ей надоест смотреть, как Реджи тратит ее деньги на женщин, — резко произнес полковник.

— На самом деле он ей давным-давно надоел, но он ни за что не бросит жену, потому что не проживет без ее денег, а ей слишком нравится быть графиней».

Припомнив этот разговор, Олетта сказала себе, что если то же самое ждет ее после свадьбы с герцогом, то она никогда, несмотря ни на чьи уговоры, не согласится стать его женой.

Лошади перешли на рысь. Олетта из-под ресниц взглянула на герцога и подумала, что он совсем не похож на человека, который волочится за хористками. Впрочем, откуда ей знать, что нравится мужчинам?

Но как можно осуждать его после вчерашнего разговора в библиотеке, после всего, что говорили о нем слуги?

«Вскоре он станет самодовольным», — подумала Олетта и внезапно, по какой-то непонятной причине, ей захотелось причинить ему боль. Она сказала:

— Не могу понять, ваша светлость, почему вы так спешите распродать сокровища, которые ваши предки копили веками? Неужели нельзя по-другому заработать необходимые вам деньги?

Ей хотелось разговорить герцога, и в этом она преуспела. Он повернулся к ней и с заметным удивлением в серых глазах переспросил:

— Заработать? Что вы имеете в виду?

— Мне прекрасно известно, что джентльмены считают любую работу ниже своего достоинства, — ответила Олетта. — Но мне всегда говорили, что благодаря тяжелому труду американцы сколачивали огромные состояния, и, по-моему, многие из уехавших в Индию англичан вернулись оттуда куда более богатыми, нежели прежде.

— Те, кто служил в «Ист-Индия компани», — да; — согласился герцог. — Но обрести богатство честным путем весьма и весьма нелегко.

По тону, которым он произнес это, Олетта поняла, что до нечестных путей герцог не унизится ни при каких обстоятельствах. А он продолжал, говоря уже как бы не для Олетты, а для себя:

— Американцы совсем не такие, как мы. Пионеры пришли на неисследованные, но богатейшие земли. Такие умные люди, как Асторы, скупали участки, которые позже подорожали, а другим посчастливилось найти сокровища и разбогатеть в мгновение ока.

— Вы говорите о тех, кто нашел на своей земле нефть, — догадалась Олетта, подумав о своем деде.

— Именно! — согласился герцог. — Но у меня нет, точнее, не было денег, чтобы вложить их в землю или в облигации. Ничего не поделаешь.

— У вас еще остаются здоровье и сила, — заметила Олетта. — И что гораздо важнее — голова.

Герцог снова взглянул на нее. В глазах у него плясал огонек.

— По-моему, мисс Бэрон, вам хочется меня пристрелить, хотя я никак не пойму, за что, — разве только по какой-то не вполне ясной причине вы меня не одобряете.

— Я никогда бы не осмелилась на такое, — быстро ответила Олетта, но в голосе ее почти против воли прозвучала насмешливая нотка. Она не укрылась от герцога. Он произнес:

— Значит, не одобряете. Интересно, почему?

— Ваша светлость придает случайно брошенной фразе слишком серьезный смысл, о чем я и не помышляла, — уклончиво ответила Олетта.

Понимая, что ведет себя невежливо, и желая прекратить разговор, она тронула лошадь каблуком и вырвалась вперед. Чтобы догнать ее, герцогу тоже пришлось пришпорить своего скакуна.

Позже, когда они уже повернули назад, герцог неожиданно произнес:

— Я думал о ваших словах, мисс Бэрон. Мне кажется, что вы, поскольку ваш отец старательно трудится на выбранном им поприще, ожидаете того же и от остальных мужчин. Но честно говоря, единственное, чему я научился, — это военное дело, а мне всегда говорили, что старых солдат развелось слишком много, и потому им остается только одно — забвение.

— Вот уж этого вам никогда не снискать, ваша светлость.

В этот момент перед ними открылся чудесный вид: величественное здание, чуть тронутое бледными лучами солнца, пробивающимися сквозь облака. Оно золотом отражалось в окнах и заставляло гореть даже высокие трубы, а крыша дома четко выделялась на фоне неба. Это было до того прекрасно, что Олетта невольно произнесла:

— Вам нельзя… потерять это.

— Вот об этом-то я и думаю, — согласился герцог. — И как вы верно сказали, должен сделать все возможное, чтобы сохранить этот дом.

Он произнес эти слова так, словно давал клятву.

Внезапно Олетта поняла, что, сама того не желая, укрепила его в мысли жениться на ней ради того, чтобы сохранить Гор. Она чуть не крикнула, что вовсе не это хотела сказать, что, предлагая ему заработать деньги, она имела в виду именно работу — руками и головой, работу, которая помогла бы достичь чего-то независимо от благородного происхождения. А вместо этого, как подсказывала ей интуиция, герцог теперь воспринимал свадьбу как способ спасти свое поместье, и еще не оформившееся до приезда Олетты решение уже зрело в его голове.

«Дура! Дура!» — корила себя Олетта.

Впрочем, немного остыв, она сообразила, что право решающего голоса по-прежнему остается за ней. Если через три дня она решит не выходить за герцога, то, как бы это ни было невозможно, найдет способ не ехать на праздник, куда приглашены полковник Эшерст и его «богатая дочка»!

Они возвращались в молчании. Герцог был погружен в свои мысли. Только у самого дома он вежливо произнес:

— Надеюсь, прогулка доставила вам удовольствие.

— Конечно, ваша светлость! Очень вам благодарна, — ответила Олетта.

— И надеюсь, вы не постесняетесь попросить лошадь, если вам снова захочется прокатиться, — церемонно добавил герцог.

Два конюха выбежали навстречу. Пока герцог спешивался, Олетта гадала, поможет ли он спуститься на землю ей. Но он предоставил Олетте самой соскочить с лошади и был уже на середине лестницы, когда она его догнала.

— Если вам понадобится что-нибудь мне показать, мисс Бэрон, — сказал он совсем другим голосом, — мистер Хэнзард всегда скажет, где меня найти.

— Благодарю вас, ваша светлость, — тихо произнесла Олетта.

Поднимаясь по лестнице, она думала, что раз уж герцог идет завтракать, то хорошо бы ему пригласить и ее. Но этого не случилось. Он отдал лакею шляпу, перчатки и хлыст и направился через холл, не оглядываясь на Олетту.

Входя в свою спальню, она чувствовала себя необъяснимо несчастной, словно прочла книгу, которая плохо кончается.

Олетта перебирала тома, высматривая если не Шекспира, то хоть что-нибудь редкое или ценное. Ей хотелось найти сокровище побыстрее и обрадовать герцога, а потому она не начала сразу же составлять каталог, как сделал бы на ее месте мистер Бэрон. Вместо этого она просматривала полку за полкой, на которых, как выяснилось, царил полнейший беспорядок. Изредка ей попадалась книга, изданная два-три года назад, которая стояла бок о бок с томом, напечатанным в семнадцатом столетии, или выцветший потрепанный манускрипт, который на поверку, впрочем, оказывался куда менее древним, чем казался.

Олетта все больше склонялась к мысли, что неизвестный раритет, якобы хранящийся в библиотеке, не более, чем миф.

Услышав звук отворяющейся двери, она почувствовала радость, думая, что это, может быть, герцог. Ей был необходим разговор с ним, хотя она и сожалела о том, как закончилась их утренняя беседа.

Повернувшись, она увидела, что через комнату к ней идет человек, которого она здесь еще не видела.

Он был высок, темноволос и, как показалось Олетте, немного похож на герцога. Однако он был далеко не так красив, и в его внешности проглядывало что-то грубоватое, чего нельзя было сказать о герцоге.

Когда незнакомец подошел ближе, она заметила в его глазах удивление и поняла, что причина тому ее внешность.

— Я слышал, что в Гор приезжает эксперт, но никак не думал, что это будет женщина, да еще такая хорошенькая! — воскликнул он.

Его удивление и манера речи насмешили Олетту, но вслух она сдержанно произнесла:

— Доброе утро, сэр. Дело в том, что эксперт — мой отец, но он задержался, и я приехала раньше его.

Не отрывая глаз от ее лица, мужчина протянул ей руку.

— Позвольте представиться, — сказал он. — Я — Гарри Горинг, кузен герцога, а вы, как я уже знаю, мисс Бэрон. Очень рад познакомиться с вами.

Олетта подала ему руку, и когда он задержал ее немного дольше, чем требовалось, пришла к выводу, что кузен герцога ей не нравится. Было в нем что-то неясное, но, без сомнения, неприятное. Впрочем, отец всегда упрекал ее за то, что она слишком быстро составляет мнение о людях.

«— Как ты можешь говорить, что тебе не нравится племянник генерала Бернса? — спросил он всего несколько недель назад, когда они возвращались из гостей. — Вы с ним едва успели перекинуться парой слов!

— Мне этого хватило, чтобы понять, что больше я его знать не желаю. На месте генерала я бы заперла столовое серебро до тех пор, пока этот племянник не уедет!

Олетта говорила шутливым тоном, но отец рассердился:

— Столь поспешные суждения, во-первых, глупы, а во вторых, совершенно не к лицу молодой девушке!

— Раньше ты часто спрашивал меня, что я думаю о людях, и признавал, что, несмотря на твое недоверие, я всегда оказывалась права.

Полковник промолчал, потому что так оно и было на самом деле. Он давно заметил, что Олетта обладает какой-то сверхъестественной способностью проникать в людские души с первого же взгляда. В то же время он считал, что такая способность — прерогатива более старшего возраста, и потому назидательно произнес:

— Думаю, тебе не стоит вырабатывать у себя привычку судить о людях таким образом. Привыкай встречать по одежке.

— Уверяю тебя, этого мне хотелось бы больше всего, — отозвалась Олетта, — но иногда я вдруг понимаю, что под этой самой одежкой — совсем другой человек».

Желая быть примерной дочерью, Олетта приложила немало усилий, чтобы отказаться от привычки оценивать людей с помощью «восприятия», как сама она это называла. Но сейчас, совсем не задумываясь об этом, она ясно увидела, что Гарри Горинг не таков, каким кажется.

— Разве мог я представить такого эксперта, как вы?Честное слово, теперь я обшарю все библиотеки и музеи — интересно, что еще там найдется?

— Вы мне льстите, — ответила Олетта, — но, боюсь, капитан Горинг, что я не могу поговорить с вами. У меня еще много работы, которую я должна сделать до приезда отца.

— Вам понадобятся годы, чтобы составить каталог всех этих книг, — отозвался Гарри, — а значит, у нас будет много времени, чтобы еще не раз поговорить и получше узнать друг друга. Позвольте добавить, мисс Бэрон, что я бы очень этого хотел.

Олетта поняла, что он решил пофлиртовать с ней, но решила самой его не поощрять.

Она сняла книгу с одной из полок. Это был сборник стихов Байрона — в красивом переплете, но не из числа редких изданий.

— Вы еще не нашли Шекспира? — спросил Гарри Горинг.

— Нет, — кратко отозвалась Олетта.

— Ах, какая это будет неожиданность, когда вы найдете!

— Сомневаюсь, что здесь есть эта книга.

— Почему?

— Потому что в таком случае за последние сто с лишним лет кто-нибудь да узнал бы о ней.

— Разве мой кузен не говорил вам, что, по слухам, она находится в Горе, и американские коллекционеры хотят ее приобрести?

Олетту очень удивили его осведомленность и алчная нотка в голосе.

Капитан Горинг подошел ближе.

— Я хочу кое-что предложить вам, мисс Бэрон, — сказал он. — Вы хорошая девушка и, конечно, не откажетесь помочь мне сделать кузену сюрприз.

Олетта не отвечала, но капитан понимал, что, перелистывая страницы, она его слушает.

— Через неделю у герцога день рождения, — продолжал Гарри. — Не могу представить для него лучшего подарка, чем эта книга. Я уверен, что она где-то здесь, и мы с вами преподнесем ему в качестве сюрприза.

Олетта словно наяву видела, что на самом деле собирается сделать капитан Горинг, но все же спросила:

— Что же вы предлагаете?

Она подняла на капитана глаза и попыталась изобразить простодушное доверие.

— Вы и в самом деле отличная девушка! — воскликнул Гарри Горинг. — Вот как мы сделаем, мисс Бэрон. Когда вы найдете книгу, не говорите о ней никому, кроме меня. Я ее оберну, и мы вместе подарим ее герцогу в день его рождения, сразу же после завтрака.

Олетта молчала, и Гарри Горинг продолжал:

— Представляете, как будет здорово? Не знаю, сколько сейчас стоит такая книга, но уверен, что в Нью-Йорке добрая дюжина покупателей будет торговаться за такой раритет.

— Наверное, это будет… неправильно, — с легким сомнением произнесла Олетта. — Ведь если я найду книгу и не скажу герцогу… который нанял моего… отца и меня… сразу же…

— Вы же испортите праздник! Я вижу, что вы не только очень красивая, но и очень умная девушка. Вы прекрасно понимаете, что ни один подарок не доставит моему кузену большего удовольствия. А книга позволит ему отремонтировать дом, который в этом, несомненно, нуждается.

— Да… понимаю… — немного неуверенно согласилась Олетта.

— Мы с вами будем компаньонами, — настойчиво произнес Гарри Горинг, — и я обещаю, что, если вы сделаете, как я прошу, и позволите мне обрадовать кузена, я подарю вам кое-что ценное, — говоря это, он подходил ближе. — Думаю, бирюза, счастливый камень, будет прекрасно смотреться на вашей белоснежной шейке.

Олетта повернулась, поставила Байрона обратно на полку и ухитрилась отойти на шаг.

— Договорились? — спросил Гарри, и Олетта поняла, что он не сомневается в ответе.

— Я подумаю, капитан Горинг. Я понимаю, что вы хотите обрадовать кузена, но мой отец не одобрил бы, если бы я делала что-нибудь тайно.

— Ну прошу вас! — вновь пустился в уговоры Гарри. — Не могу поверить, что вы испортите мой сюрприз.

— Но ведь вполне может случиться, что я ничего не найду и слух окажется ложным, — сказала Олетта.

На лице Гарри отразилось сильнейшее разочарование, и Олетта укрепилась в подозрении, что его интерес к книге носит сугубо личный характер.

— Ну, вы просто разгребайте все эти фолианты побыстрее, — произнес он, — и тогда обязательно на что-нибудь наткнетесь. Вы слишком красивы для неудачницы.

— Я постараюсь.

— И если ваши старания приведут к успеху, уверен, что вы не забудете своего компаньона.

— Я уже сказала, что об этом подумаю.

— Подумайте заодно и о бирюзе, которую я вам подарю. Такая красавица, как вы, просто обязана иметь драгоценности, и я хочу первым заставить вас блистать.

— Вы… очень добры, — пробормотала Олетта.

— Стараюсь, — ответил Гарри.

Он оглянулся и, понизив голос, добавил:

— Давайте встретимся сегодня вечером до ужина в саду. В конце луга за кустами есть невысокое дерево.

Если вы придете до темноты, то легко найдете дорогу, а обратно я приведу вас в целости и сохранности.

Не поднимая глаз, чтобы капитан не заметил их выражения, Олетта произнесла: i — Мне не хотелось бы думать об этом, капитан Горинг.

— Я буду ждать вас, — сказал он, — и обещаю, что вы не будете разочарованы.

Он вновь оглянулся, словно боялся, что кто-то войдет и застанет его в библиотеке. Когда же он опять посмотрел на Олетту, ее охватило чувство опасности.

Она понимала, что он решает, поцеловать ли ее сейчас или подождать до вечера. Олетта отступила еще на шаг, и Гарри слегка разочарованно сказал:

— Не забудьте, я буду ждать у дерева в полшестого. Постарайтесь закончить к тому времени.

Не дожидаясь ответа, он. беспечной походкой вышел из библиотеки и захлопнул за собой дверь.

Только после его ухода Олетта смогла вздохнуть полной грудью, понимая, что едва избежала безобразной ссоры с человеком, которого не одобряла и презирала. Она чувствовала, что капитан представляет опасность не только для нее, но и для герцога.

Олетта не сомневалась, что, отдай она ему книгу, если бы таковая нашлась, Гарри Горинг исчез бы вместе с ней. Она размышляла, стоит ли говорить герцогу о его предложении. Она понимала, что ей вряд ли поверят, а капитан Горинг будет стоять на том, что хотел всего лишь доставить удовольствие герцогу, сделав ему прекрасный подарок на день рождения.

«Никому ничего не скажу, но буду настороже», — решила Олетта.

Она пообедала в безрадостном одиночестве, представляя, как было бы приятно сидеть за одним столом с герцогом, даже если бы вместе с ним был Гарри Горинг.

Потом Олетта вернулась в библиотеку и продолжила поиски. Она нашла одну-две книги, которые заинтересовали бы ученых, но по сравнению с Шекспиром они ничего не стоили.

Через несколько часов она начала подозревать, что сказала Гарри Горингу правду. Слух о первоиздании Шекспира был только слухом, который, быть может, сам Гарри Горинг и пустил.

Олетта со злостью поставила на место очередную книгу, которая не имела ни малейшего отношения к предмету поисков, и услышала, как открывается дверь. Она обернулась и увидела герцога.

Глядя, как он идет к ней, Олетта поняла, что все эти долгие часы, показавшиеся ей столетиями, она ждала, чтобы он пришел посмотреть на ее работу. Сердце ее забилось сильнее, и она с удивлением осознала, что невыразимо счастлива его видеть. Герцог остановился рядом, его серые глаза встретились с глазами Олетты — и она поняла, что он пришел, потому что не мог не увидеть ее еще раз.

Глава 5

Олетта вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Вечер был великолепным, самым лучшим из всех, что у нее были. Когда герцог предложил ей пообедать в его обществе и в обществе капитана Горинга, Олетта почувствовала неудержимую радость при мысли, что нужна ему. В то же время она понимала, что если бы ее признали равной, то не пригласили бы на обед без дуэньи. Однако Олетта сказала себе, что, начав хитрить, нечего жаловаться, если герцог уверен, что она может одна оставаться в незнакомом доме, не поинтересовавшись даже, есть ли здесь взрослая женщина, которая о ней позаботится.

В результате Олетта отбросила все ненужные мысли и целиком отдалась предвкушению ужина с герцогом, понимая, что, как и любой запретный плод, он сулит ей только удовольствие.

Трудно было лишь подобрать платье. Все наряды Олетты были довольно скромными, так как она еще не выезжала в свет, но вместе с тем и весьма дорогими; простота их заключалась не в покрое, а в менее богатой, чем принято, отделке. Впрочем, длинная юбка, зауженная талия, облегающий лиф и наброшенный на плечи тюлевый шарф очень ей шли. Обнаженные плечи подчеркивали белизну ее кожи, а высокая шея делала Олетту столь грациозной, что рядом с ней любая женщина показалась бы неуклюжей.

Наконец Олетта остановила свой выбор на платье, которое больше всего нравилось ее отцу: белом с нежно-голубыми оборками. Ленту того же цвета она завязала на тяжелом шиньоне, который тщательно заколола. Теперь Олетта выглядела невинной и юной, но в то же время в ней появился шик, обычно несвойственный девушкам ее возраста.

Спускаясь по лестнице, Олетта думала о том, что с общепринятой точки зрения совершает нечто непозволительное. Она ощущала себя актрисой, и занавес уже поднимался перед вторым актом. Она не осмеливалась представить, чем закончится представление, но чувствовала себя так, словно за плечами у нее раскрываются крылья, а вместо глаз начинают сиять звезды.

«Если мне придется понести наказание за это, я не стану жаловаться!» — сказала она самой себе.

Герцог в одиночестве сидел в Голубой комнате, где, как сказал Олетте дворецкий, он хотел бы встретиться с ней перед ужином. У нее мелькнула мысль, не выбрал ли он именно эту комнату оттого, что голубые обои на стенах и голубые занавеси превосходно оттеняли бы золото ее волос.

Она одернула себя, решив что преувеличивает свою значимость. Герцог был добр к ней лишь постольку поскольку хотел получить книгу, которая могла бы повлиять на его будущность, и, значит, в его приглашении не было ничего более глубокого или более личного. Так говорил Олетте разум, но сердце ее как-то странно билось, доказывая обратное.

Олетта шла по изысканному ковру, и ее золотые волосы поблескивали в свете свечей. От служанки она узнала, что по вечерам герцог больше любил зажигать свечи, чем электричество, на которое его отец потратил уйму денег.

— Свечи! — воскликнула Олетта. — Женщине они подходят лучше любого освещения!

— А вам-то особенно, мисс, с вашими-то волосами, — заметила служанка. — В этом своем платье вы словно сказочная принцесса!

В ответ Олетта радостно улыбнулась. Спускаясь в Голубую комнату, она пыталась понять, не считает ли ее герцог просто наемной служащей, которую нужно поощрять, чтобы лучше трудилась.

Герцог не отрываясь смотрел на Олетту, пока она спускалась по лестнице, и она это заметила. Остановившись в нескольких шагах от него и взглянув ему в лицо, Олетта замерла.

Комната словно исчезла, и они с герцогом остались одни: два человека, таинственным и необъяснимым образом дотянувшиеся друг до друга сквозь пространство и время.

Казалось, герцог тоже не может найти слов. Он стоял, глядя на Олетту, и темно-серые глаза его на загорелом лице проникали ей в самую душу.

И в тот момент, когда они коснулись бесконечности, открылась дверь и вошел Гарри Горинг.

— Я, конечно, не опоздал! — воскликнул он. — Не хотелось бы пропустить бокал шампанского, Сэндор!

— Ну разумеется, — машинально отозвался герцог таким голосом, словно только что вернулся из дальней дали.

При этих словах из дверей появился дворецкий с бутылкой шампанского в ведерке со льдом. За ним шел лакей с хрустальными бокалами на серебряном подносе.

На миг Олетте показалось, что они — три актера, которые безупречно играют свои роли в пьесе.

Небольшую столовую, которую еще Адам велел убрать в бледно-зеленых тонах, освещали два огромных канделябра на столе и еще четыре таких же на угловых столиках. Свет выхватывал из темноты развешанные по стенам фамильные портреты Горингов, но в мягких лучах черты изображенных на них людей казались не надменными или укоряющими, а, наоборот, ласковыми и дружелюбными.

Герцог сел во главе стола в огромное кресло с высокой спинкой, украшенной фамильным гербом. Олетте показалось, что ожил один из портретов, ибо в герцоге соединились прошлое и настоящее. Только будущее оставалось неясным.

Впрочем, в обществе Гарри Горинга трудно было думать о чем-либо важном или вообще оставаться серьезным. Он был весьма остроумен и умело развлекал окружающих. Он рассказывал смешные истории о семье Горингов, об их причудах, и еще смешнее — о своих лондонских знакомых.

Поскольку герцог долгое время жил за границей, эти истории были ему внове, так же как и Олетте. Гарри был прекрасным рассказчиком, люди в его рассказах оживали и становились до того потешными, что слушатели смеялись не переставая.

Только когда обед закончился и слуги вышли из комнаты, Гарри поднял бокал и произнес:

— Думаю, Сэндор, мы должны выпить за нашу очаровательную гостью и пожелать ей успеха в поисках доселе мифических сокровищ.

— Разумеется, — ответил герцог. — Я сам собирался предложить то же самое. — При этом он поднял бокал. — В таких обстоятельствах тост за «мисс Бэрон» будет выглядеть достаточно сухо, но вы до сих пор не сказали мне своего имени.

При этих словах герцог посмотрел на Олетту, и та, захваченная его взглядом и восхищением, отразившимся в нем, ответила не раздумывая:

— Мое имя — Олетта.

Едва сказав это, она с ужасом поняла, что выдала свою тайну, и теперь герцог наверняка вспомнит, у кого такое необычное имя. Но выражение его лица не изменилось, и Олетта с облегчением догадалась, что он не знал имени девушки, которую пригласил погостить вместе со старым другом своего отца.

— Необычное имя, — небрежно заметил герцог, — но очень красивое.

— Такое же красивое, как его обладательница, — игриво добавил Гарри Горинг.

Однако Олетта смотрела только на герцога и думала, что допустила большую промашку, сказав свое настоящее имя.

Ей было так хорошо и весело, что она совсем забыла, что выдает себя за другую девушку, весьма напоминающую героиню тех книг, которые она сегодня разбирала.

— За Олетту! — провозгласил герцог. — Пусть она принесет этому дому богатство и, конечно же, счастье!

— За Олетту! — с чувством воскликнул Гарри, сделав ударение на имени. Он сделал глоток, пытаясь поймать взгляд девушки, но она упорно отводила глаза.

— Благодарю… вас, — немного застенчиво сказала она. — Могу лишь надеяться, что не… не разочарую вас.

После обеда, когда они перешли в гостиную и Гарри вновь принялся за свои рассказы, Олетте вдруг страстно захотелось остаться с герцогом наедине. Но капитан уходить не собирался, и такой возможности не представилось. И все же Олетта безошибочно чувствовала, что герцог желает того же, что и она.

«Это просто воображение, — уныло подумала Олетта, — Если бы он хотел поговорить со мной наедине, то сделал бы это в библиотеке».

Герцог же просто спросил, будет ли она обедать с ними, и, расспросив о находках, ушел, хотя Олетта желала бы, чтобы он остался.

Сейчас она смотрела на герцога, сидящего у другого края каминного коврика, и думала, как интересно было бы, если бы он рассказал ей не только о своем прошлом, но и о будущем. Во время утренней поездки между ними возникла некая доверительность, которой герцог теперь избегал. У Олетты складывалось такое впечатление, что он ее немного побаивается.

Вечер был превосходным, но когда Олетта без особой охоты предположила, что ей пора удалиться, герцог не стал убеждать ее остаться.

«Он нравится мне, — думала Олетта в тишине своей спальни. — Он мне очень нравится».

А в голове ее все время бился вопрос, на который ей не хотелось отвечать.

Она позвонила. Пришла горничная, помогла ей раздеться, вытащила из ее волос шпильки, и тяжелый золотой водопад рассыпался по плечам Олетты.

— Никогда не видела волос такого цвета, мисс, — сказала горничная.

— Говорят, я унаследовала их от шведских предков, — ответила Олетта.

— А, тогда понятно! — воскликнула горничная. — То-то я смотрю, не похожи вы на англичанку, мисс!

Олетта улыбнулась.

Видя себя в зеркале с распущенными волосами, ниспадающими до пояса, она часто воображала себя сиреной, спасаясь от которой Улисс приказал привязать себя к мачте корабля.

«Интересно, а герцогу кажется, что я похожа на сирену? — подумала Олетта, но тут же велела себе не обольщаться. — Он надеется, что я буду ему полезна, и поэтому так обходителен. В отличие от капитана Го-ринга он вовсе не собирается со мной флиртовать».

Капитан же весь вечер был в ударе, но Олетта понимала, что это лишь напускное.

«Он алчный, жадный человек, — сказала себе Олетта. — Если бы он мог надуть герцога с этим Шекспиром, то не упустил бы такой возможности. Но книги ему не видать!»

Она рассмеялась, вспомнив, что ищет это сокровище в чисто личных целях, но все же спросила себя, единственная ли это причина. Допустим, она нашла книгу и отдала герцогу. Какие последствия это сулит для нее самой? Решит ли он не приглашать их с отцом на субботнюю охоту в Гор?

«У меня остался только один день», — с внезапной тревогой подумала Олетта.

Когда горничная вышла, она улеглась в постель, но уснуть не смогла. Она ворочалась с боку на бок, пытаясь представить, что почувствовал бы герцог, найди она Шекспира, и что сказал бы, если бы книга осталась ненайденной, а Олетта с отцом заявились бы к нему в гости.

Главный же вопрос заключался в том, захочет ли она сама, познакомившись с герцогом, принять его приглашение и приехать к нему как богатая наследница, спасительница Гора? Или она скажет «нет» и никогда больше его не увидит? Ответа Олетта не знала сама и только перебирала в голове разные варианты.

Внезапно в ее мысли вторглась еще одна, совсем о другом — словно подсказка каких-то потусторонних сил. За обедом, пока Гарри был занят едой, а не рассказами, Олетта все же успела поговорить с герцогом.

— Эта комната так красива, — заметила она, — а цвет стен прекрасно сочетается с красками ваших фамильных портретов.

— Мне тоже так кажется, — отозвался герцог. — Во всех комнатах этого дома мы сохранили цвета, выбранные Адамом, и результат, по-моему, получился превосходный.

— Я тоже считаю, что цветовая гамма имеет огромное значение, — согласилась Олетта. — Но в библиотеке… Я думаю, там нет украшения лучше, чем расставленные по порядку книжные переплеты.

Герцог с улыбкой кивнул и сказал:

— Я помню, как рассердился отец много лет назад, когда к нам приехал его старый приятель, профессор Оксфордского университета. Он на старости лет увлекся переплетным делом.

— Профессионально? — спросила Олетта.

— Уверяю вас, на работу его не взял бы никто, — отозвался герцог. — Результаты его трудов являли собой прискорбное зрелище; он переплел часть наших книг оранжевой кожей. Представляете? Помню, отец тогда чуть их не повыбрасывал.

Олетта рассмеялась. Гарри тут же вспомнил историю о человеке, который отделал свой дом в светло-зеленых тонах, и при одном взгляде на стены у гостей начиналась морская болезнь. Больше Олетта о рассказе герцога не вспоминала.

Но сейчас ей внезапно пришло в голову, что, поскольку друг старого герцога был ученым, он взялся бы переплетать только те книги, которые ему нравились!

Эта мысль была словно вспышка во тьме. Олетта неожиданно для себя села в постели. Минутой позже она зажгла свет и накинула пеньюар. Она понимала, что не заснет, пока не убедится в правильности своей догадки. До сих пор она просматривала только те книги, которые выглядели древними, а те, чьи переплеты были новее, размещались совсем в другой части библиотеки. Кроме того, Олетта вспомнила, как герцог сказал, что его отец интересовался книгами куда меньше деда. Все правильно. Ученый испытывает свои переплетные таланты на самых дорогих книгах из библиотеки Гора, а ее хозяин, которого интересует не столько содержание, сколько внешний вид книг, убирает их в какой-нибудь дальний угол и благополучно о них забывает.

«Я должна узнать наверняка, должна!» — сказала себе Олетта.

Она застегнула пеньюар — простенький, но очень красивый, из белого шелка, отделанного валансьенскими кружевами, с бархатными лентами и жемчужными пуговицами. В этом наряде и с распущенными волосами Олетта казалась юным ангелом, сошедшим с небес на радость простым смертным.

Впрочем, сейчас Олетта не думала о своей внешности. Она хотела лишь одного: узнать, не подвела ли ее интуиция, или «чутье», как она выражалась, и действительно ли книга, которую она разыскивала, стоит совсем в другом месте.

Олетта открыла дверь спальни. В коридоре горела пара светильников, при свете которых было нетрудно найти дорогу. Спускаясь на первый этаж, она заметила, что в холле тоже зажжены лампы. И только тут она увидела ночного сторожа, сидевшего у главного входа в мягком кожаном кресле.

Вместо того чтобы спуститься по главной лестнице, Олетта прошла еще немного по широкому коридору, в конце которого, как она знала, была еще одна лесенка, ведущая к библиотеке. Сторожа больше не попадались, и, спустившись по лестнице, она направилась в кабинет мистера Хэнзарда, надеясь взять там ключ от библиотеки.

Перед тем как переодеться к обеду, она заходила вернуть ключ и бессознательно заметила, что секретарь положил его не в ящик стола, а в гравированный серебряный ларец.

В кабинете было темно; но Олетта не стала закрывать дверь, и света из коридора ей хватило, чтобы разглядеть поблескивающий серебром ящичек. Она подняла его, открыла, сунула внутрь руку и нащупала ключ. Потом торопливо, спеша подтвердить свою догадку, пошла к библиотеке, открыла дверь и, оказавшись внутри, зажгла несколько ламп.

Вдруг ей пришло в голову, что библиотека огромна и ей понадобятся целые часы, чтобы среди тысяч книг найти несколько штук в переплете из оранжевой кожи. Потом Олетта сообразила, что раз старому герцогу так не нравился их переплет, он наверняка убрал их подальше, скорее всего на верхнюю полку, добраться до которой можно было только через балкон.

На балкон вела маленькая винтовая лестница. Олетта поднялась по ней и огляделась.

До сих пор у нее не нашлось времени осмотреть балкон, и только теперь она поняла, с каким знанием дела он устроен и сколько здесь интереснейших книг, которые, будь у нее время, она бы обязательно прочла. Но сейчас она торопилась найти то, за чем пришла, и какой-то внутренний голос подсказал ей, где нужно искать. Откинув голову, Олетта пошла вдоль стены, не отрывая глаз от верхней полки, и сердце ее подпрыгнуло, когда она увидела то, что высматривала.

Под самым потолком, там, где заканчивался балкон и начиналось длинное окно, сверкнуло оранжевое пятно. Дрожащими руками Олетта поспешно вытащила одну из книг. Неаккуратный переплет, сделанный не слишком умелым любителем, и впрямь оказался на редкость мерзкого цвета, но это было уже не важно. С неистово бьющимся сердцем Олетта открыла книгу, не зная еще, что внутри…

Какое-то мгновение она от волнения не могла разобрать ни строчки, буквы плясали у нее перед глазами. Потом в глазах прояснилось, и она поняла, что видит текст Библии.

Олетта поспешно пролистала книгу до первой страницы и с замиранием сердца обнаружила, что это женевский вариант Евангелия от Матфея, изданный Кристофером Бейкером в 1576 году. Несомненно, это был подлинный раритет, который не только взволновал бы весь ученый мир, но и принес бы герцогу огромные деньги, если бы он пожелал продать эту книгу.

Зажав Библию под мышкой, Олетта потянулась за другой книгой. Едва открыв ее, она поняла, что цель ее поисков достигнута. На титульном листе сборника шекспировских пьес стоял год их первого издания — 1623!

«Нашла! Нашла!» — Олетте хотелось крикнуть это во весь голос. Слухи подтвердились, и она держала в руках сокровище, которое искал герцог.

Разглядывая на гравюре лысого Шекспира в замысловатом жабо, Олетта услышала какой-то звук — шаги!

Войдя, она не заперла за собой дверь, и только теперь поняла, как это было глупо.

Охваченная необъяснимым страхом, Олетта торопливо сняла с нижней полки одну из книг и спрятала за ней сначала Шекспира, а потом и Библию. Там как раз хватило места, и, уже ставя книгу обратно, Олетта, не оборачиваясь, услышала, что в библиотеку вошли, и это не герцог. Каким-то шестым чувством она поняла, что пришелец опасен.

Олетта быстро скользнула на балкон и едва успела добраться до лестницы, когда неподвижно стоявший у двери человек заметил ее.

На какое-то мгновение Гарри Горинг замер, а затем повернулся и проворно запер за собой дверь библиотеки. Олетта начала спускаться, но у последней ступеньки капитан Горинг преградил ей дорогу.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, не дав ему сказать ни слова.

— Я так и знал, что вы тут, — ответил он. — Я подумал, что вряд ли вы не заметите подсказку, которую дал вам кузен за обедом, — где спрятана книга, которую мы ищем.

— Я… не знаю… о чем вы говорите.

— Лгунья! — отозвался Гарри Горинг. — Что вы нашли?

— Ничего… ничего не нашла.

Вопреки ее воле голос Олетты дрожал.

— Вы лжете! — со злобой произнес Гарри Горинг. — Мы же с вами компаньоны!

— Вы мне не компаньон! — отрезала Олетта. — Я ничего не нашла и теперь собираюсь лечь спать и продолжить поиски завтра.

Она хотела обойти его, но капитан сделал шаг и вновь встал прямо перед ней.

— Вы думаете, я вам поверю? — спросил он. — Вы пришли сюда не так уж давно, и поскольку так спешите уйти, то совершенно ясно, что вы нашли те оранжевые книги, о которых говорил герцог.

— Боюсь, что ваше воображение переходит всякие границы, капитан Горинг, — произнесла Олетта, пытаясь изобразить презрение.

— Если вы нашли книгу, что вы с ней сделали? — спросил Гарри Горинг.

— Поскольку вы не верите ни единому моему слову, мне не стоит здесь оставаться, — ответила Олетта. — Доброй ночи, капитан Горинг!

Она вновь попыталась обойти капитана, но он опять встал у нее на пути и улыбнулся неприятной улыбкой.

— Вы полагаете, что можете меня провести? — спросил он. — Я предложил вам подарок, но вы, кажется, предпочитаете деньги. Хорошо, я обещаю вам пять процентов от вырученного за книгу.

— А я-то думала, что вы хотите сделать сюрприз своему кузену! — с презрением произнесла Олетта.

— Я сразу понял, что вы мне не верите, так что давайте кончать эти игры, — ответил Гарри Го-ринг. — Покажите мне, куда вы ее сунули, и я, как и обещал, возьму вас в долю. Вам ведь нужно именно это, верно?

— Если бы я и нашла что-нибудь ценное, то отдала бы эту вещь законному хозяину, — произнесла Олетта, — которым, как вы знаете, является герцог.

Она говорила вызывающе, но выражение лица Гарри Горинга ее напугало. Он был высок, и внезапно она осознала, что совершенно беззащитна перед ним. И все же гордость не позволяла ей показать свой страх. Ее подбородок сам собой поднялся, а дерзко глядящие глаза приобрели синеву незабудки.

— Мне кажется, капитан Горинг, что вы ведете себя недостойно, — уничтожающе произнесла она. — Если вы немедленно не откроете дверь, я закричу, и сюда прибежит сторож.

Она не поняла, что Горинг собирается сделать, даже когда он поднял руку.

От пощечины она пошатнулась и сдавленно вскрикнула, но крик застрял у нее в горле.

— Так вы скажете, куда дели книгу, или мне придется выбить из вас ответ? — зло спросил Гарри.

Пока Олетта пыталась восстановить равновесие, он снова ударил ее, на этот раз по голове, и девушка упала на пол. Она снова вскрикнула, с отчаянием понимая, что крик слишком тих и его никто не услышит.

Гарри Горинг навис над ней и угрожающе произнес:

— Вы все равно отдадите мне книгу, но чем дольше будете упорствовать, тем хуже вам придется.

Его тон лучше любых слов сказал Олетте, что он без колебаний ударит ее и будет бить до тех пор, пока у нее не останется сил на сопротивление. Она обзывала себя трусихой, а боль стала уже почти непереносимой, когда дверь распахнулась и чей-то голос произнес:

— Чем вы тут, черт возьми, занимаетесь?

На мгновение Гарри Горинг застыл, а когда опомнился, то сделал попытку вывернуться:

— Хорошо, что вы пришли, Сэндор! Я застал эту женщину, когда она хотела украсть том Шекспира, который нашла и спрятала.

— Интересное объяснение, — произнес герцог, словно хлыстом ударил. — Только я тебе не верю и не позволю, чтобы с гостями в моем доме обращались подобным образом. Ради собственного блага, Гарри, убирайся. Немедленно.

После мгновенной паузы Гарри как можно равнодушнее сказал:

— Что ж, если вы настаиваете… Но предупреждаю: не верьте ей и не слушайте ее лживых измышлений.

Герцог не стал отвечать. Он просто стоял, глядя на кузена. Гарри Горинг, как побитый пес, выбрался из библиотеки и захлопнул за собой дверь.

Герцог дождался, пока он уйдет, а потом опустился на одно колено и поднял Олетту. Она же была так потрясена и в то же время так рада спасению, что пробормотала что-то невнятное и уткнулась лицом ему в плечо.

Не отпуская Олетту, герцог медленно выпрямился во весь рост.

— Что тут произошло? — спросил он. — Впрочем, не надо, не говорите, я и сам уже догадался.

Он чувствовал, как она дрожит, и понимал, что она не сможет заговорить. Очень осторожно он коснулся ее подбородка и приподнял его, чтобы заглянуть ей в лицо. Он заметил красное пятно на щеке — след от пощечины. Герцог недоверчиво поглядел на него и увидел радость, проступившую в глазах девушки еще до того, как хлынули слезы.

— С вами все в порядке, — мягко произнес герцог. — Он больше не посмеет ударить вас.

И вдруг словно против его воли губы герцога коснулись ее губ.

Какое-то мгновение Олетта не могла поверить в происходящее, а потом почувствовала, что из ада страха она вознеслась в рай блаженства, равного которому никогда не испытывала.

Когда герцог завладел ее губами, она поняла, что именно этого ждала и желала с того самого момента, когда приехала в Гор, и что она влюбилась в герцога, едва увидев его.

Всякий раз, как он говорил с ней или приближался к ней, она всем существом ощущала его присутствие и тянулась к нему, побуждаемая, как она только теперь поняла, любовью. Да, это была любовь, которая проснулась в ней в миг поцелуя, и теперь Олетта знала, что всецело принадлежит герцогу, а он заменяет для нее весь мир.

Она ни о чем не думала и ничего не пыталась понять. Она знала только, что всем существом тянется к чему-то прекрасному, великолепному, звучащему в ушах божественной музыкой.

Олетта почувствовала, как руки герцога сжали ее еще крепче, а его губы, до этого мягкие, стали требовательными и настойчивыми. Она подумала, что теперь он всецело завладел ею и ей остается только дать ему все, что он пожелает.

— Дорогая моя, ненаглядная! — прошептал герцог. — Я пытался перебороть себя с первой минуты, как только увидел тебя.

— Это правда… ты чувствовал себя… так? — едва слышно спросила Олетта.

— Когда я вошел сюда и впервые увидел тебя, — сказал герцог, — я понял, что в жизни не видел никого красивее.

— А… потом?

— Я знал, что нашел то, что так долго искал, но не надеялся обрести. И тут появилась ты, такая же, как сейчас, прекрасная, ни на кого не похожая…

— И я… думала то же самое о тебе…

— Я и в самом деле не такой, как другие! — с неожиданной твердостью произнес герцог. — Я отличаюсь от них тем, что у меня есть ты. Ты моя! Я знаю это, как знаю, что я дышу и живу!

Он вновь начал целовать ее, страстно и властно, и Олетта дрожала всем телом — но не от страха, а от наслаждения, огнем бежавшего по ее жилам. Ей казалось, что она только сейчас ожила и увидела, что мир совсем не похож на тот, к которому она привыкла.

— Я… люблю… тебя! — произнесла она много позже, когда почувствовала, как сердце герцога бьется у ее сердца.

Герцог не ответил. Он поднял ее на руки и отнес на диван, стоящий у гаснущего камина. Он сел и, качая Олетту, словно ребенка, провел губами по ее мягкой коже, по оцарапанной щеке, целуя глаза, маленький прямой нос и снова губы.

— Я люблю тебя! — низким голосом произнес он. — Я тебя обожаю. Только теперь я понял, что никогда и ничего не желал так сильно, как желаю тебя.

— Этого не может быть, — прошептала Олетта.

— Почему? — удивился герцог. — Должно быть, мы знали, что судьба сведет нас, и ничего нельзя с этим поделать.

— А ты хотел бы… хотел бы этого избежать? — тихо спросила Олетта.

— Во всем мире, кроме тебя, для меня никто не существует, — ответил он и снова начал ее целовать. Он целовал ее до тех пор, пока она не почувствовала пламени, разгорающегося в нем, и не ощутила в себе ответную огненную волну.

Поцелуи герцога участились, и Олетта, немного испугавшись, протестующе вытянула руки. Герцог поднял голову.

— Я напугал тебя, дорогая? — виновато спросил он. — Прости, но я не могу словами выразить, что ты для меня значишь. Это какая-то странная и необъяснимая магия.

— Я рада, так счастлива! — прошептала Олетта. — Я не знала, что поцелуи могут быть такими приятными… и великолепными!

— Тебя никогда никто не целовал? Олетта улыбнулась и покачала головой.

— Дорогая моя, судьба велела мне быть первым мужчиной в твоей жизни, точно так же, как и первым, кому ты будешь принадлежать.

Он помедлил и добавил:

— Я прожил на Востоке слишком долго, чтобыне понять, что это не первая наша встреча. Я не в первый раз вижу твое прекрасное лицо и необычные глаза. Они захватили меня, и я понял, что никогда больше не буду свободен.

От этих слов у Олетты перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, — сказала он, — но, наверное, мне… мне пора спать.

— Да, конечно, — согласился герцог, — но знала бы ты, как мне тяжело расставаться с тобой даже на миг!

Он отпустил ее и, когда Олетта села, произнес:

— Завтра мы снова поговорим, но у нас впереди все равно целая жизнь.

Взволнованная, Олетта с неосознанной нежностью опустила голову герцогу на плечо и почувствовала, как его губы касаются ее лба. Герцог встал.

— Не хочу утомлять тебя, моя драгоценная, — сказал он. — Я должен отправить тебя в постель и проследить, чтобы мой незадачливый кузен уехал сегодня же утром, до того как ты проснешься.

Герцог умолк, а потом, словно только что вспомнив об этом, спросил:

— Ты нашла что-нибудь? Ты действительно что-то прятала от него?

— Я прятала это для… тебя, — ответила Олетта. — Я нашла первое издание Шекспира и женевскую Библию. Это очень ценные книги!

— Ты не шутишь? — воскликнул герцог. — Дорогая моя, как это все упрощает!

Олетта слишком хорошо понимала, что он имеет в виду, но все же переспросила:

— Ты хочешь сказать, что… что потратишь эти деньги на Гор?

— Я хочу сказать, что теперь я могу на тебе жениться и при этом не выглядеть эгоистом, — ответил герцог и, улыбнувшись, добавил: — Я собирался сделать это в любом случае, но раз ты нашла такие ценности, это, как я уже сказал, многое упрощает.

— Эти книги стоят огромных денег, — уверенно произнесла Олетта. — А ведь здесь могут найтись и другие…

Но герцог, казалось, не слушал ее. Он смотрел на нее с таким выражением лица, что Олетта смутилась.

— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей! — сказал он. — Когда мы поженимся? Ведь нужно спросить согласия твоего отца?

Только тут Олетта вспомнила, сколько всего придется ей объяснять. В полной растерянности она предложила:

— Давай я покажу тебе… книги. Наверное, тебе лучше взять их… взять их к себе в спальню.

— Конечно! — согласился герцог. Однако вид у него по-прежнему был отсутствующий, а глаза не отрывались от ее губ.

Внезапно он притянул Олетту к себе и начал целовать, яростно, чувственно, требовательно, так, словно боялся ее потерять.

Глава 6

Сидя в Лондонском поезде, Олетта думала, что вела себя очень умно.

Никогда еще ей не приходилось делать что-то самостоятельно, и теперь она чувствовала, что в ней просыпается американская кровь, которая придавала сил во всех неприятностях.

Покинув герцога и отправившись спать, она потеряла всякую способность рассуждать; ей казалось, что она попала в волшебную сказку, окружившую ее тысячью радуг, от блеска которых слепли не только глаза, но и сердце.

Она знала, что герцог чувствует то же самое, потому что, даже получив найденные ею книги, он взглянул на них не слишком внимательно. В основном его глаза были прикованы к ее губам, словно в мыслях он продолжал ее целовать.

— Мы обсудим все завтра, — почти механически проговорил он, и Олетта поняла, что отпустить ее ему было так же трудно, как ей самой трудно было уйти.

Рука об руку они подошли к двери библиотеки, и только тут Олетта вспомнила, что на ней один пеньюар, и лакей в холле не должен ее увидеть.

Они с герцогом так хорошо понимали друг друга, что он прочитал ее мысли прежде, чем Олетта заговорила. Герцог улыбнулся и произнес:

— Ты выглядишь прекрасно, моя дорогая. Твои волосы — словно заклятие, околдовавшее меня навеки. И все-таки мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь, кроме меня, видел тебя одетой в этот наряд.

В его голосе прозвучала такая страсть, что Олетта затрепетала. Подняв голову, она увидела глаза герцога и долго не могла оторваться от них.

— Я должна… покинуть тебя, — пробормотала она наконец.

— Но ненадолго, — ответил он. — Завтра мы договоримся о свадьбе, а уж потом ты никогда не покинешь меня, моя дорогая.

Чувство, которое Олетта ощутила при этих словах, было почти пугающим. Она с трудом нашла в себе силы произнести еле слышно:

— Я должна идти… и пожалуйста… пожалуйста, будь осторожнее с книгами.

Не оглядываясь, она, словно привидение в белом саване, побежала по коридору к лестнице. Только когда тени поглотили ее, герцог смог глубоко вздохнуть; потом он вернулся в библиотеку, чтобы погасить свет и запереть дверь.

В спальне Олетта, не раздеваясь, бросилась на кровать и долго лежала так, чувствуя, как ее захлестывает необъятное счастье.

С большим усилием она заставила себя вспомнить, что скоро придется рассказать герцогу всю правду, и начала прикидывать, как' это сделать получше.

В конце концов Олетта сняла пеньюар и забралась в постель. Она решила, что в первую очередь необходимо съездить домой и предупредить мистера Бэрона, чтобы он не приезжал в Гор раньше, чем они с отцом нанесут визит герцогу.

«Убедить его будет непросто», — подумала она.

Сознание того, что это будет очень, очень сложно, омрачало ее настроение до самого Лондона.

Проглядев лежавшее на столике железнодорожное расписание, Олетта узнала, какой поезд идет через ближайшую к Гору станцию. Она понимала, что, если не хочет объясняться с герцогом — а это было совершенно невозможно, — ей надо уехать до того, как он проснется.

Еще не было четырех утра, когда Олетта позвонила, и через несколько минут в комнату вбежала горничная.

— Вы заболели, мисс? — взволнованно спросила она с порога и замерла с открытым ртом, глядя, как полуодетая Олетта запихивает в сундук свои платья.

— Нет, я не заболела, — ответила Олетта, — но мне нужно немедленно уехать в Лондон. Я собираюсь сесть на поезд в четыре десять.

К счастью, спешка спасла ее от лишних вопросов, а горничная не смогла предупредить экономку или, что было бы гораздо хуже, мистера Хэнзарда.

На станцию ее отвез крошечный экипаж. Кучер сидел на ящике с сундуками. Это ясно показывало, что слуги считают Олетту не слишком важной персоной.

По дороге Олетта думала, что доехать от Лондона до дома будет для нее настоящим подвигом.

В Паддингтоне она велела носильщику забрать сундуки из багажного вагона и проводить ее к наемному экипажу. Кеб довез ее до маленького домика, где жила нянюшка и гостила Марта.

Две пожилые женщины как раз заканчивали завтракать, когда появилась Олетта. Марта была поражена.

— Мисс Олетта! — воскликнула она. — Откуда вы взялись в такую рань? И почему, скажите на милость, вы приехали в кэбе?

— Я объясню это по дороге домой, — ответила Олетта. — А сейчас я хочу поздороваться с нянюшкой и сказать ей, как я рада ее видеть.

Она поцеловала старую няню, та сразу заахала и, не уставая повторять, какой красавицей стала Олетта, налила ей чаю.

Пока Олетта пила чай, Марта собрала вещи. Времени на разговоры не было, но как только они сели в поезд, Марта потребовала, чтобы ей объяснили происходящее.

— Мне нужна твоя помощь, Марта, — сказала Олетта. — 1 ы же всегда была готова помочь мне.

— Не сделаю ничего, чего не одобрил бы ваш отец, мисс Олетта, и вы это прекрасно знаете! — решительно заявила Марта, но любопытство пересилило, и она попросила: — Расскажите-ка, что вам нужно.

— Во-первых, я хочу, чтобы ты пообещала не говорить отцу, что я была в Лондоне, — сказала Олетта. — А если он все же узнает об этом от мистера Аллена, скажи, что мы с тобой ездили к няне.

— Да что же это такое делается? — возмутилась Марта. — Мне все это не нравится, вот так-то, юная леди! Я поняла, что тут что-то нечисто, еще когда вы не взяли меня к леди Грейсон.

— Только, пожалуйста, Марта, не задавай слишком много вопросов! — взмолилась Олетта. — Я устала, я волнуюсь, и, честно говоря, у меня ужасно болит голова.

Олетта закрыла глаза и откинулась на сиденье, зная, что Марта так любит ее, что не станет приставать с расспросами.

Вернувшись домой, Олетта почувствовала себя так, словно сон внезапно сменился реальностью. В самом ли деле она ездила в Гор? Была ли она достаточно хорошей актрисой, чтобы сыграть роль дочери эксперта? И ведь несмотря ни на что, их любовь оказалась так сильна, что он попросил ее руки…

Олетта подумала, что ни за что не поверила бы в эту историю, если бы прочла о ней в какой-нибудь книге. В отличие от простых смертных герцоги не женятся по любви, да еще так стремительно. Как говорил отец, для аристократа женитьба — сугубо деловой акт, причем обе стороны стараются извлечь из него максимальную финансовую выгоду.

Но герцог оказался совсем другим.

Он любил ее, хотя в подобных обстоятельствах любой другой мужчина предложил бы ей нечто иное, нежели герцог, который хотел, чтобы Олетта вышла за него замуж.

«Я люблю его! Я люблю его! — в тысячный раз повторяла Олетта. — Разве может кто-нибудь с ним сравниться?»

Знать, что она, как и ее мать, нашла человека, который с первой же минуты завладел ее сердцем и полюбил ее ради нее самой, было подлинным счастьем.

А отец оказался не прав: любовь с первого взгляда случается не в одном случае из миллиона, а куда чаще — вот уже два поколения подряд в однойсемье.

Олетте казалось, что рядом с ней стоит ее мать.

— Я нашла его, маменька, я нашла его! — говорила Олетта. — Он любит меня, меня саму! Для него совсем не важны мои деньги!

Ее сердце пело, и это была та же самая музыка, которую она слышала, когда герцог ее целовал, — музыка сфер. Она думала о герцоге ежесекундно; не в силах ничем заняться, она бродила по дому и вспоминала его сильные руки и его губы на своих губах.

Олетта поговорила с мистером Бэроном и уговорила его отложить отъезд в Гор до понедельника, когда охота уже закончится.

— Я начинаю беспокоиться по поводу того, как меня там примут, мисс Эшерст, — с тревогой проговорил мистер Бэрон.

— Вам совершенно не о чем волноваться, — доверительным тоном сказала Олетта. — Когда вы приедете, все объяснения уже будут позади, а увидев библиотеку, вы позабудете обо всем на свете.

Она сообщила ему, что нашла первое издание Шекспира и женевскую Библию. Мистер Бэрон был поражен.

— Вы уверены в их подлинности, мисс Эшерст?

— Абсолютно! — ответила Олетта и в доказательство привела рассказ герцога об оксфордском профессоре, любителе переплетного дела.

Мистер Бэрон согласился, что вряд ли тот стал бы уделять такое внимание подделкам.

— Как вы думаете, сколько герцог получит за них, если продаст? — спросила Олетта.

— Продаст! — воскликнул мистер Бэрон. — Неужели его светлость собирается лишить библиотеку Гора ее главнейших сокровищ?

Олетте стало стыдно.

Она говорила не подумав и с опозданием поняла, что не должна была обсуждать личные дела герцога даже с мистером Бэроном.

— Прошу вас, не упоминайте об этом при его светлости, — смущенно попросила она. — Видите ли, он сейчас в стесненных обстоятельствах и должен оплатить долги старого герцога да еще ремонт дома.

— Разорить такую коллекцию — настоящее преступление! — возразил мистер Бэрон.

Олетта не знала, что сказать. Она лишь взяла с мистера Бэрона обещание сохранить в тайне этот разговор. Оставалось только гадать, будет ли кто-нибудь еще убеждать герцога отказаться от продажи раритетов, которые она нашла.

Затем Олетта подумала, что, если он все же решится продать их, ее поверенным будет несложно их приобрести. Только тогда, разумеется, придется все рассказать отцу.

С самого приезда домой Олетту не оставляла мысль о том, что герцог — самый последний человек, которого можно было бы заподозрить в охоте за богатой невестой.

Когда, внезапно пришло ей в голову, он обнаружит, что предложил руку не дочери эксперта, а богатой наследнице, то может отказаться жениться на ней. Олетте показалось, что на нее вылили ведро холодной воды. Она вспомнила слова отца о том, что ни один приличный англичанин никогда на ней не женится. Она словно наяву слышала его голос, говорящий мрачно, но искренне:

— Ни один приличный англичанин…

Разделяет ли это мнение герцог?

Страх болью пронзил сердце Олетты.

Предположим… предположим, что, получив деньги на самые неотложные нужды, герцог откажется жениться на ней. Это казалось Олетте невероятным, совершенно невозможным, но страх все же рос в ней, подобно тучам на горизонте, и подступал все ближе.

«Что он скажет?» — подумала она, понимая, что это будет испытание не ее, а его любви.

«Все будет хорошо», — снова и снова убеждала себя Олетта — и опять вспоминала слова отца о том, что он никогда не женился бы на ее матери, если бы у нее уже тогда было состояние. Наверное, он все же преувеличивал. Отец и мать так любили друг друга… Невозможно представить, чтобы они не поженились. Но отец очень горд; Олетта помнила, к каким дипломатическим уверткам прибегала мать, когда хотела уговорить мужа купить что-либо на ее деньги.

Олетта не могла усидеть на месте. Обуреваемая тревожными мыслями, она беспокойно расхаживала по комнате, а вечером, уже улегшись в постель, долго не могла уснуть.

Только перед самым приездом отца она приняла решение. Правда, Олетта не могла его четко сформулировать, но суть была ей ясна: раз герцог любит ее, а она — герцога, надо во всем признаться отцу. Он очень рассердится, очень, но, Олетта не сомневалась, она докажет ему, что результат оправдал средства. Они любят друг друга, а значит, будут счастливы.

С другой стороны, она хорошо знала отца и понимала, что он может решить, будто Олетта пренебрегает его мнением, и тогда откажется ехать в Гор, а то и вообще запретит ей выходить замуж за герцога.

Полковник Эшерст всегда ревностно следил, чтобы все было именно так, как он задумал, и любое отступление от его планов воспринимал как личное оскорбление. Насколько все было бы проще, если бы она не только хотела выйти замуж за герцога, но ей некуда было бы деться от этого!

«Любовь важнее всего на свете», — утешала она себя, и надеялась, что герцог думает так же.

Все же у Олетты оставались сомнения, и когда отец вышел из кареты, поцеловал ее и произнес:

— У тебя взволнованный вид, дорогая моя. Что случилось?

Олетта вдруг поняла, что отвечать нельзя.

— Н-ничего, батюшка, — пробормотала она. — Я просто очень скучала по вам.

Приговор был подписан. Она солгала, и теперь оставалось лишь утверждать, что за время его отлучки ничего не произошло, а объяснения отложить до приезда в Гор.

К счастью, все мысли отца были только о предстоящем визите, и он не хотел говорить ни о чем другом.

— Наверное, ни один человек в мире не смог бы за такое короткое время купить столько платьев, как я, — похвастался он. — И еще я подумал, Олетта, что тебе захочется надеть украшения твоей матери, так что я забрал их из банка.

Олетта промолчала, а он продолжал:

— Конечно, тебе не следует надевать самые большие и дорогие из них, но бриллиантовое колье на твоей шее будет смотреться великолепно. И еще я захватил бирюзовый комплект, который прекрасно подходит к твоим глазам.

Слово «бирюзовый» заставило Олетту вспомнить о том, как Гарри Горинг пьггался ее подкупить. Она ничуть не сомневалась, что, поддавшись на эту приманку, никогда не увидела бы никаких украшений. Гарри Горинг в корне изменил ее отношение к драгоценностям, и поэтому Олетта быстро сказала:

— По-моему, батюшка, мне не стоит надевать украшения, которые не могут позволить себе другие девушки моего возраста. Я не хотела бы… чтобы герцог или его гости подумали, что я выставляю напоказ свое богатство.

При упоминании о герцоге ее голос дрогнул, но отец ничего не заметил.

— Возможно, ты и права, — отозвался полковник. — Ты, как твоя мать, всегда беспокоишься о чувствах других людей. Что ж, надень свой жемчуг, а остальные украшения мы возьмем с собой просто на всякий случай.

— Да, конечно, — послушно согласилась Олетта. Чтобы доставить отцу удовольствие, она осмотрела все платья, которые он купил. Шляпки показались ей чересчур вычурными; раньше она таких не носила. Та, в которой ей предстояло ехать, была отделана страусовыми перьями, другая, охотничья, — павлиньими. По словам отца, это был последний крик парижской моды.

— Я так и знала, — сказала Марта, верная своей привычке во всем находить недостатки. — Ваш отец не подумал о тех мелочах, которые вам понадобятся, но я купила несколько пар перчаток, вечерних туфелек и еще ботики для охоты.

— Я не сомневалась, Марта, что ты обо всем позаботишься, — улыбнулась Олетта. — Только не упоминай при отце, что ты была в Лондоне. Он огорчится, узнав, что забыл что-то важное.

Они выехали рано утром и добрались до Лондона с обычным комфортом, который обеспечил им мистер Аллен. Впрочем, это было ничто по сравнению с тем, что ожидало их в Паддингтоне.

Олетта не знала, что четвертый герцог Горлстонский, подобно прочим дворянам, принимал гостей с тем же размахом, что и его высочество в Сандрингеме. Поэтому она была потрясена, обнаружив, что на станции их ждет личный поезд герцога. Отец же ничуть не удивился.

Одетые в ливреи Гора слуги приветствовали их, едва они вышли из кареты, а прочая челядь подхватила багаж. Олетта бросила взгляд на вещи, которые отправлялись в Гор, и подумала, что они похожи на небольшую гору. Она еще не знала, что в присутствии принца ни одна леди не позволит себе надеть одно и то же платье дважды, а значит, даже для короткого двух-или трехдневного визита необходимо было везти с собой невероятное количество одежды.

К поезду подошли несколько весьма элегантно одетых мужчин; полковник, похоже, знал их всех.

— Нет нужды гадать, зачем вы едете, Эшерст, — услышала Олетта слова одного из джентльменов. — Прошел неприятный слушок, что новый герцог собирается избавиться от отцовских конюшен. Вы должны предотвратить это любой ценой.

Полковник Эшерст загадочно улыбнулся, но его собеседник настаивал:

— Надеюсь, что это всего лишь слух. Мы не можем позволить себе сменить старых и уважаемых коннозаводчиков на дельцов, которые приберут этот королевский вид спорта к своим нечистым рукам.

В его словах слышался явный намек, и Ъгоящие рядом люди засмеялись.

— Я уверен, что полковник Эшерст, который разбирается в лошадях лучше всех в Англии, напомнит герцогу о его обязанностях, — сказала очень красивая дама. — А они заключаются в том, чтобы поддержать традиции Горингов, не так ли, полковник?

Олетта заметила, что она поощрительно улыбнулась отцу, но не удивилась — полковник, несмотря на годы, по-прежнему был привлекателен для женщин.

Когда полковник представил собравшимся свою дочь, выражение их лиц заметно изменилось. Они знали о ее богатстве и догадывались, зачем она приглашена на охоту. От стыда Олетта была готова провалиться сквозь землю.

«Герцог женится на мне не из-за денег!» — хотелось закричать ей. Однако она уже чувствовала, как прекрасное волшебство начинает исчезать; так золото фей исчезает от прикосновения человеческих рук.

Уже в поезде дама спросила:

— Почему мы задерживаемся? Разносивший шампанское стюард объяснил:

— Мы ждем его высочество, миледи.

— Он едет с нами?

— В этом же поезде, миледи, но у его высочества отдельный вагон.

Джентльмены рассмеялись.

— Конечно же, он не пропустит первой охоты в Горе.

— Да и кто пропустил бы, учитывая, сколько мы настреляли в прошлый раз?

Они начали обсуждать прошлогоднюю охоту и вспоминать удачные выстрелы. Поскольку Олетта не просто интересовалась стрельбой, но и отмечала результаты всех охот, на которых бывал ее отец, она помнила, что тогда было убито более двух тысяч фазанов за один день — необычайно высокий результат.

— Я искренне надеюсь, что в Горлстоне не будут экономить на охотах! — воскликнул кто-то. — Принц всегда говорил, что предпочитает охоту в Горе любой другой.

— Возможно, герцогу придется выбирать между лошадьми и фазанами, — заметил пожилой мужчина.

— Господи! Вы хотите сказать, что ему придется выбирать одно из двух?

— Предыдущий герцог оставил слишком много долгов…

На мгновение воцарилась тишина. Затем одна из дам воскликнула:

— Не могу пережить даже мысли о том, что мы лишены наших поездок в Гор! Мы так хорошо проводили время в этом старинном доме. А Чарли утверждает, что хотя мебель там и разваливается, но с винными погребами все в порядке!

Все рассмеялись. Потом мужчина, сидевший в другом конце вагона заметил:

— Что ж, новый герцог молод и здоров, а по словам моей супруги, еще и красив. Ему нужна только жена с деньгами, а такую найти нетрудно.

Ответом на эту бестактность была тишина. Затем все заговорили разом.

Олетта глядела в окно и заметила, как принц Уэльский в сопровождении слуг сел в вагон, и поезд тотчас же тронулся.

Прошлым утром Олетта уехала из Гора в темноте. Теперь же на платформу ковром ложились багряные лучи. Принц первым покинул поезд и уехал в запряженной четверкой карете.

Гор показался Олетте еще более величественным и впечатляющим. Она словно начала уменьшаться, пока, подобно Алисе в Стране чудес, не стала совсем крошечной и едва заметной по сравнению с окружающими предметами.

Она подумала, догадывается ли отец о ее чувствах, и пожалела, что все-таки не решилась рассказать ему правду. Он понял бы, что Олетту волнует не само поместье и не великолепные гости, а перспектива новой встречи с герцогом. Посмотрит ли он на нее с огоньком в глазах, осветит ли радость его лицо, заставив сердце Олетты забиться сильнее?

«Он любит меня, а я люблю его, и значит, все будет хорошо», — подумала она. Во всяком случае, утешала себя Олетта, сейчас она выглядит красивее, чем тогда. Ее новое дорожное платье подчеркивало стройную фигуру, а отороченный соболем плащ довершал наряд, стоивший дороже, чем наряды других дам. И все же, когда карета въехала под арку ворот, Олетта испугалась, представив себе, что герцог, увидев ее, воскликнет: «Мисс Бэрон? Я вас не ждал!» Уезжая, Олетта оставила на туалетном столике записку, в которой сообщала о своем отъезде. Она попросила горничную передать ее герцогу за завтраком. В записке Олетта писала:

Я должна уехать. Все объясню при новой встрече, которой недолго ждать. Прости, что не рассказала всего прошлым вечером, но я вернусь к тебе очень скоро. Я люблю тебя.

Она подписалась «Олетта» и дала себе клятву в будущем никогда не лгать герцогу. Он поймет, что она пробралась в Гор под чужим именем только для того, чтобы выяснить, что собой представляет герцог.

«Я узнала, что он прекрасен!» — подумала Олетта.

Она была уверена, что никогда не испытала бы подобного чувства, если бы ей не хватило храбрости на поступок, который ее отец строжайше бы осудил.

«Герцог поймет. Он узнает, что я искала правду потому, что хотела любви — настоящей любви, которую наконец отыскала», — сказала себе Олетта. И все же она дрожала, поднимаясь по ступенькам в огромный мраморный холл.

Отец говорил ей, что герцог встретит гостей сразу же, еще до того, как все разойдутся по комнатам. Но герцога не было видно; мистер Хэнзард выступил вперед со словами:

— Его светлость приносит свои извинения, но его королевское высочество пожелал переговорить с ним наедине. Он выражает уверенность, что вы поймете его.

— Разумеется, — отозвались дамы.

Гости отправились наверх, и Олетта обнаружила, что ее нынешняя спальня куда больше, чем та, которую она занимала на втором этаже. Горничная принялась помогать Марте распаковывать багаж, и Олетта с облегчением подумала, что страшное мгновение отодвинулось еще на час, а то и больше.

Отец расположился в соседней комнате и, после того как Олетта приняла ванну и переоделась в новое платье, пришел, чтобы сопровождать ее на обед.

— Что ты надела? — спросил он, входя в комнату. — Я же говорил тебе, что первое впечатление — самое важное.

Олетта слегка улыбнулась, вспомнив их первую встречу с герцогом.

— По-моему, это самое красивое из всех платьев, что вы мне купили, батюшка, — ответила она.

Платье действительно было очаровательное — с длинной юбкой белого газа, оно, впрочем, разительно отличалось от обычного белого платья девушки, впервые выезжающей в свет. От пояса до подола поблескивали бриллиантовые огоньки; на плечах и маленьких пышных рукавах лежали бриллиантовые капли. Такое платье ясно говорило о том, что его хозяйка богата. Полковник с одобрением отметил, что Олетта надела бриллиантовое колье. Она носила бриллианты словно броню, но на сей раз ничто не могло обеспечить ей желанной уверенности в себе.

— Ты готова? — спросил отец. — Не следует опаздывать на первый вечер, обычно на нем досконально соблюдается этикет, и мы должны спуститься вниз раньше принца Уэльского.

— А принцесса Александра тоже приехала с ним? — спросила Олетта.

— Нет, зато приехала миссис Кеппел. Это значит, что принц будет в хорошем настроении, — ответил отец и, улыбнувшись, добавил: — Так оно и должно было быть. Приехали почти все ближайшие друзья его высочества — все-таки в Горе лучшая в Англии охота. Надеюсь, герцог постарается обеспечить нам соответствующее количество птиц.

Олетта промолчала, но подумала, что герцог, вероятно, считает эту охоту своей лебединой песней. Если он не сможет больше устраивать охоты в Горе, то постарается, чтобы последняя надолго запомнилась. Денег, вырученных за найденные Олеттой книги, могло хватить на срочный ремонт дома и выплату пенсий, но герцогу наверняка придется отказаться от скачек и охот, на которые его отец каждый год тратил тысячи фунтов.

«Через несколько минут он узнает, что может получить все, чего пожелает… и любовь в придачу!» — подумала Олетта.

От одной этой мысли она задрожала и пожалела, что у нее не хватило храбрости спуститься вниз сразу после приезда и попробовать встретиться с герцогом наедине. Впрочем, если бы он. был занят с принцем, Олетту бы просто попросили уйти.

Спускаясь с отцом по главной лестнице, Олетта не могла отделаться от чувства, что идет навстречу весьма и весьма неприятной ситуации. А что, если герцог так удивится ее появлению, что обвинит Олетту в обмане прямо при всех? Что, если он открыто назовет ее самозванкой и расскажет всем, как она пробралась в Гор под чужим именем? Олетта понимала, что герцог никогда так не поступит, но ничего не могла поделать со своими мыслями.

Перед ними оказалась еще одна пара, и Олетте с отцом пришлось остановиться у огромных двойных дверей, возле которых стояли два лакея в напудренных париках.

Олетта услышала, как мажордом объявил:

— Маркиз и маркиза Рипонские, ваша светлость! Олетта задумалась, вспоминая, где она слышала это имя, а потом вспомнила, как отец рассказывал, что маркиз — один из лучших стрелков Англии.

Герцог все еще приветствовал маркиза и его красивую супругу, когда Олетта с отцом появились в дверях. Мажордом помедлил.

Олетта посмотрела на герцога и почувствовала, что сердце рвется у нее из груди. Он был великолепен, когда обедал вместе с ней и Гарри Горингом, но теперь, при всех регалиях, надетых в честь принца Уэльского, он казался совсем другим человеком, не имевшим ничего общего с тем, которого знала Олетта.

Ее охватила внезапная паника. Она поняла, что упустила единственно важную вещь в жизни. Перед ней был совсем не тот человек, который обнимал ее и говорил, что она принадлежит ему и он не может жить без нее. Не тот, что целовал ее так, что она воспарила к небесам и дотронулась до звезд.

Это был другой человек, такой же холодный и равнодушный, как принц Уэльский.

— Полковник Эшерст, ваша светлость, и мисс Эшерст! — объявил мажордом.

Олетта с отцом шли к герцогу, и сердце девушки билось так сильно, что, казалось, все вокруг слышат его стук. Лицо герцога качнулось перед глазами Олетты, а потом она услышала его голос:

— Как поживаете, полковник? Рад приветствовать вас в Горе. Надеюсь, нас ждет удачная охота.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил полковник. — Иначе зачем было бы приглашать нас сюда?

— Думаю, вы сами себя пригласили, — со смехом произнес герцог. — Вы знаете об охоте гораздо больше меня, потому что я не бывал на ней целых семь лет.

— Вы быстро догоните нас, — пошутил полковник Эшерст и, словно внезапно вспомнив об Олетте, произнес: — Позвольте представить вам мою дочь. Это ее первый большой етрием, и я надеюсь, что он произведет на нее незабываемое впечатление.

Олетта затаила дыхание. Словно марионетка, которой управлял полковник, она слегка присела.

— Я рад, что ваш первый большой прием состоится здесь, в Горе, — сказал герцог. — И надеюсь, что вы не будете разочарованы.

При этих словах Олетта подняла глаза и взглянула на него. Она протянула ему руку как утопающий, в надежде, что он не даст ей утонуть в собственных страхах.

И тут она с изумлением осознала, что на лице герцога нет ни проблеска узнавания. Ничего — кроме печальной замкнутости, прогнавшей улыбку с его губ.

Глава 7

«Я потеряла его! — повторяла про себя Олетта. — Я его потеряла!»

Она смотрела, как герцог говорит, как смеется с друзьями, и думала о том, что он ни разу не взглянул в ее сторону с того момента, как они с отцом вошли в зал.

Ее до глубины души потрясло то, что он ее не узнал; Олетта несколько минут была не в состоянии дать себе отчет, что она говорит или делает. Как могло случиться, что после всех жарких слов, после признания в любви, после уверений в том, что их соединила вечность, он не узнал ее? Значит, он сознательно вел себя так, словно никогда в жизни с ней не встречался?

Идя по зале рука об руку с отцом, Олетта увидела среди гостей знакомого человека.

— Как я рада видеть тебя, дорогая Олетта! — воскликнула леди Грейсон. — Я только что рассказывала нашему хозяину о том, что знаю тебя с самого твоего рождения.

Вот, значит, кто подготовил герцога к ее появлению.

Весь вечер он так и не сделал попытки с ней заговорить. Он вообще не смотрел на нее. Он даже ухитрился не пожелать Олетте спокойной ночи, и, беспомощно плача в темноте своей спальни, она понимала, что все ее мечты лопнули как мыльный пузырь.

Теперь ему нет нужды жениться на ней из-за денег. Она его больше не интересует — ни как любимая женщина, ни как богатая наследница.

И все же Олетта, спускаясь к завтраку, надеялась, что с утра настроение герцога изменится и он хотя бы потребует от нее объяснений по поводу ее предыдущего визита в Гор. Но герцога в столовой не оказалось, хотя там собрались абсолютно все гости, даже пожилые леди, которые могли только наблюдать за охотой.

День выдался великолепный. Небо было чистое; воздух переливался от легкого морозца. Впрочем, Олетта подумала, что скоро может упасть туман.

Теперь она видела герцога в его другой ипостаси — отличным хозяином. Она знала, что он приказал егерям организовать все в точности, как было при отце, но внес от себя кое-какие поправки, заботясь в основном о том, чтобы создать для принца наиболее выгодные условия.

Было очевидно, что его королевское высочество наслаждается происходящим. Накануне за ужином Олетта заметила, что он смеялся в ответ на все, что говорили ему две сидевшие рядом красивые леди, а на верный признак скуки — барабанящие по столу пальцы — не было и намека. Утром он уже подстрелил фазана и был полон надежды подстрелить еще по меньшей мере трех после обеда.

На первых двух поездках птиц было множество, но последняя, как объяснил Олетте отец, стала бы настоящим испытанием для самого опытного стрелка.

— Никогда не видел, чтобы фазаны летали так высоко, — с удовольствием говорил полковник, — а у меня ведь очень хорошая позиция.

Еще до рассвета охотники заняли свои места, и принц, как всегда, самое выгодное.

Полковник Эшерст и Олетта вышли на опушку, срезав угол, и заметили неподалеку помост.

— Здесь расположится наш хозяин, — пояснил полковник. — В этом месте птицы поднимаются очень высоко, так что сегодня будет известно, такой ли герцог хороший стрелок, каким был его отец.

Они прошли еще немного, и полковник указал на шест, обозначающий их позицию. Заряжающий зарядил первое ружье, вручил полковнику, потом зарядил второе. Мелькнула птица, но полковник хоть и поднял ружье, стрелять не стал, так как она пролетела слишком далеко.

Заряжающий сказал:

— Прошу прощения, сэр, но у нас маловато патронов. Я только сейчас это заметил.

Полковник нахмурился.

— Как вы невнимательны! — заметил он. — А я-то надеялся пострелять вволю!

— Еще раз прошу простить меня, сэр, — сказал заряжающий. — Если хотите, я могу попросить у его светлости еще патронов.

Поколебавшись, полковник произнес:

— Олетта, сходи к герцогу и объясни, что случилось. Я не хочу остаться с одним-единственным ружьем, когда появится дичь.

— Конечно, батюшка.

Олетта пошла назад и увидела на центральной позиции герцога. С ружьем в руке он стоял спиной к деревьям, а заряжающий расположился чуть сзади. Герцог не видел Олетты, но когда она подошла ближе, повернул голову на звук шагов, взглянул на нее и сразу же отвернулся.

На какое-то мгновение Олетта потеряла дар речи. Только невероятным усилием воли она справилась с собой и пробормотала:

— Батюшка спрашивает… не могли бы вы… дать ему немного патронов? Он… у него их недостаточно.

— Разумеется, — холодно ответил герцог и повернулся к заряжающему: — Отнесите полковнику Эшерсту мою вторую сумку, Бартон.

Заряжающий аккуратно прислонил второе ружье герцога к дереву, поднял сумку с патронами и поспешно ушел.

Олетта не двигалась. Она понимала, что настал тот самый момент, которого она ждала, чтобы поговорить с герцогом наедине. Вот только начать оказалось очень трудно.

— Позвольте… мне объяснить… — еле слышно проговорила она.

В это время высоко над деревьями пролетел фазан. Герцог вскинул ружье и выстрелил. Птица летела очень быстро, и Олетта решила, что герцог промахнулся. Но тут ей почудился какой-то хруст за спиной, и она обернулась посмотреть, не упала ли птица в лес.

К своему удивлению, она увидела торчащее из кустов ружье. Сначала она не поверила собственным глазам, но, когда герцог прицелился в другого фазана, летевшего еще выше первого, Олетта вдруг поняла, что ствол ружья направлен прямо на него!

Без раздумий и колебаний она встала у него за спиной. Герцог отступил, чтобы выстрелить, споткнулся и едва не упал.

В то же мгновение раздался выстрел, громом прогремевший в ушах Олетты. Она почувствовала, как по шляпке и плотной накидке забарабанили дробинки, а потом в шею впилась боль, от которой она закричала.

— А вы везучая девушка! — сказал доктор, прикладывая к шее Олетты корпию. — Ваша служанка сказала, что в вашей накидке и шляпке застряло дюжины три дробинок, которые, к счастью, не смогли пробить ткань.

— Мне хватило и трех! — с отвращением произнесла Олетта.

— Не сомневаюсь, — заметил доктор. — Но я не понимаю, зачем использовать такую крупную дробь на фазаньей охоте.

Он посмотрел на дробинку, извлеченную из ранки и добавил совсем другим голосом:

— Если бы полный заряд такой дроби угодил в незащищенную голову, последствия могли бы быть самые серьезные.

— Вы хотите сказать, — с легкой дрожью в голосе произнесла Олетта, — что они… могли бы… убить человека?

— Ранение в голову всегда опасно, — ответил доктор, — потому что, как правило, бывает затронут мозг.

Олетта затаила дыхание.

Она поняла, кто прятался в кустах с ружьем и от кого ей удалось спасти герцога.

— В Горе уже много лет не помнят несчастных случаев на охоте, — говорил доктор. — Как жаль, что такое случилось на первой же охоте его светлости. Но слава Богу, все обошлось.

Он улыбнулся Олетте, словно извиняясь за то, что преуменьшает ту боль, которую она вытерпела, и продолжал:

— Плотная ткань, несомненно, спасла вас от куда более серьезного ранения. Как правило, подобные случаи имеют летальный исход.

Со слов доктора Олетта уже знала, что было после того, как она упала.

Герцог подхватил ее на руки и понес к повозке, которая должна была отвезти ружья назад в Гор. Олетта была слишком потрясена, и боль была слишком сильной, чтобы она могла говорить. И все же ей было невыразимо приятно вновь чувствовать себя рядом с ним и знать, что теперь он спасен.

«Спасен, — думала она сейчас, — спасен от своего дьявольски испорченного кузена, который, потерпев неудачу с книгами, попытался его убить».

— А теперь отдыхайте, — сказал доктор. — Если вы прислушаетесь к моим словам, мисс Эшерст, я посоветовал бы вам пропустить танцы, которые, как я понимаю, намечаются сегодня вечером. Пообедайте спокойно в гостиной или, еще лучше, прямо в постели.

Он взглянул на нее добрыми глазами и добавил:

— Я знаю, как нелегко в вашем возрасте не быть царицей бала, но шея у вас будет болеть еще по меньшей мере сутки. К тому же я опасаюсь за ваши нервы.

Он поднял сумку и уже от двери добавил:

— Если же вы, как я подозреваю, пренебрежете моим советом, постарайтесь получше отдохнуть завтра. Я зайду утром, чтобы удостовериться, что ранки не воспалились.

— Благодарю вас, — произнесла Олетта. Доктор вышел, и Олетта услышала, как он отдает распоряжения Марте, которая восприняла случившееся с излишним, по мнению Олетты, драматизмом.

Олетта откинулась на подушки. Танцевать ей не хотелось. Ей хотелось только увидеть герцога, поговорить с ним, хотелось, чтобы он понял все и перестал на нее злиться. Она вспомнила слова доктора о летальном исходе; он наверняка повторит их и герцогу. Герцог обязательно поймет, что, не будь рядом Олетты, Гарри Горинг убил бы его. План был дьявольски хитрым, потому что на такой крупной охоте трудно было бы установить, чей именно выстрел был роковым. Более того, из-за того что на охоте присутствовал принц Уэльский, было бы сделано все, чтобы замять случившееся.

«Капитан Горинг поступил очень, очень разумно! — подумала Олетта. — И, потерпев неудачу, он, наверное, попытается снова».

Она испытала мучительную боль, которую всегда испытывает любой человек, зная, что тот, кого он любит, в опасности. Олетта понимала, что в следующий раз рядом не будет ее, чтобы спасти герцога.

В комнату вошла Марта.

— В жизни такого не видела! — сердито воскликнула она. — Доктор говорит, вас могло убить, и что тогда?

— Тогда ты… ничего… не смогла бы поделать, — слабо ответила Олетта.

— Всегда терпеть не могла ружья и все такое! — продолжала бушевать Марта. — Давайте-ка я уложу вас в постель, и чтобы вы не смели вставать до завтрашнего утра!

— Нет, я останусь здесь, — ответила Олетта. — Доктор вынул дробинки, и теперь все в порядке, только шея побаливает.

— Это все шок, — со знанием дела сказала Марта, — и вам бы лучше сейчас лечь в кровать.

Убедившись, что Олетта не собирается подчиняться, Марта укрыла ее плащом, отороченным горностаем, и вышла за чашечкой чая.

— От этого вам сразу же полегчает, — строго сказала она, и Олетта согласилась с ней, зная, что Марта считает чай чудодейственным лекарством от всех болезней.

Вскоре после ухода доктора к Олетте зашел отец.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая моя? — спросил он.

— Хорошо, папа. В меня попало всего три дробинки, но, честное слово, больно было так, словно меня кусали осы!

— Не могу понять, как это произошло.

— А что сказал герцог?

— Я еще не видел его, — ответил полковник. — Но слышал разговоры о том, что егеря поймали в лесу человека, которого там не должно было быть.

У Олетты вертелась на языке тысяча вопросов, но она понимала, что отец не может ответить на них. Полковник посидел с ней еще немного, а потом сказал, что пойдет переодеваться к ужину.

— Тебе, наверное, лучше остаться здесь, — заметил он, перед тем как уйти. — Жаль только, что ты пропустишь танцы.

— Может быть, я присоединюсь к вам попозже, — ответила Олетта. — Погляжу, как буду себя чувствовать.

— Разумно, — одобрил отец. — Я еще зайду к тебе, когда буду спускаться на ужин.

Он ушел, и Олетта принялась ждать.

Она надеялась, что герцог захочет ее увидеть. Но он все не приходил — а может, считал, что у Олетты хватит храбрости присоединиться к гостям за ужином?

Горничная принесла Олетте снизу еды. Еда была очень вкусной, но Олетта почти не притронулась к ней. Она чувствовала себя разочарованной и подавленной.

Она прождала до вечера, и только узнав, что все гости соберутся в огромной столовой, исполнила пожелание Марты и легла в кровать.

Есть ли смысл, спрашивала себя Олетта, надевать новое платье и спускаться в бальную залу, если герцог все равно не станет с ней танцевать и даже не поглядит на нее, несмотря на то что она спасла ему жизнь.

«Ни один порядочный англичанин не попросит твоей руки!»

У Олетты в ушах звучал голос отца, произносящий эти слова. Они повторялись снова и снова, пока она не упала, словно дробь из ружья Гарри Горинга попала ей не в шею, а в сердце.

— Я иду ужинать, мисс Олетта. Вам что-нибудь нужно? — спросила Марта.

Олетте хотелось ответить, что ей нужно только одно: увидеть герцога, но вслух она произнесла:

— Ничего, Марта, спасибо. Я постараюсь уснуть.

— Это вам будет на пользу, — одобрительно заметила Марта.

Она выключила весь свет, кроме ночника у изголовья кровати, и Олетта осталась одна. Она легла на спину, потому что так меньше болела шея.

Олетта гадала, заметит ли герцог ее отсутствие за обеденным столом, и, отчаявшись, решила, что он слишком занят, чтобы подумать о ней хотя бы мимоходом.

— Я люблю его и буду любить всю свою жизнь! — прошептала Олетта. — Никто другой не заставит меня почувствовать, что мы с ним единое целое, что мы принадлежали друг другу с начала времен.

Она вспомнила все, что они говорили друг другу, и вновь испытала непередаваемое наслаждение, охватившее ее, когда герцог ее целовал. Да, их любовь была, как сказал герцог, величайшей на свете магией.

Олетта услышала, как открылась дверь, и подумала, что Марта вернулась на удивление рано. Потом раздался легкоузнаваемый звук поворачивающегося в замке ключа, и, скосив глаза, Олетта с изумлением увидела герцога.

Он выглядел так же блистательно, как и накануне, но Олетта смотрела только в его глаза, стараясь понять, что же он чувствует.

Герцог подошел ближе и встал у кровати. Олетта протянула к нему руки и негромко, с мольбой, дрожащим голосом произнесла:

— Простите меня… пожалуйста… простите! Я знаю, что вы… сердитесь… но я попытаюсь… попытаюсь, чтобы вы поняли…

Какое-то мгновение герцог не двигался, а потом взял ее руки в свои:

— Все, что я сейчас способен понять, — это то, что ты спасла мне жизнь. Но как тебе это удалось?

— У меня… не было времени подумать… — ответила Олетта. — Я знала… он хочет убить тебя… и я должна помешать ему… хоть как-нибудь.

— Ты так и сделала.

Не выпуская ее рук, герцог сел на кровать.

— Как ты так быстро во всем разобралась? — спросил он. — И в то же время как ты могла рисковать своей жизнью?

В его голосе и взгляде было нечто, отчего отчаяние Олетты начало таять. Крепко, словно боясь, что он уйдет, она вцепилась в его руки. Будто прочитав ее мысли, герцог сказал:

— Я не решился прийти к тебе, пока мужчины не начали пить портвейн.

— Ты хочешь сказать… что оставил их в столовой?

— Я велел одному из слуг сообщить мне, если кому-то понадобится срочно меня увидеть, и сбежал.

— Я… хотела видеть тебя… ужасно хотела!

— Я это знал, — просто ответил герцог, — и тебе, моя дорогая, придется многое объяснить.

Глаза Олетты расширились, и она неуверенно спросила:

— Ты… не будешь сердиться?

— Как я могу сердиться после того, что случилось утром?

— Но ты ведь был очень сердит… когда узнал, кто я такая?

— Невероятно сердит! — согласился он.

— Я поняла, что леди Грейсон рассказала тебе все еще до… до того, как я приехала.

— Я и раньше не мог до конца поверить, что ты всего лишь дочь эксперта. Вряд ли на свете могут существовать две девушки с таким необычным именем, одного возраста и, как мне говорили, необычайно красивые.

Олетта глубоко вздохнула.

— Я хотела посмотреть… что ты за человек. Отец сказал, что… ни один приличный англичанин никогда не женится на мне… а я не хотела, чтобы на мне женились из-за денег.

Герцог промолчал, и пальцы Олетты сжались крепче. Со сдавленным рыданием она произнесла:

— Ты… женишься на мне? Пожалуйста, женись! Если ты откажешься, я… я просто умру… потому что не могу жить без тебя!

— Это правда? — спросил герцог.

— Ты же сам знаешь, что да, — сказала Олетта. — Я люблю тебя, и… я никогда не страдала так… не чувствовала себя такой несчастной, как вчера, когда я приехала, а ты не захотел даже взглянуть на меня или заговорить со мной.

— Я был жесток, — признал герцог. — Но я невероятно, отчаянно влюбился в прекрасную девушку, которая нашла для меня книги, а стало быть, деньги, столь необходимые мне. Я думал, что позже она поможет мне вернуть Гору былое великолепие.

Наступило молчание. Наконец Олетта произнесла:

— Она все еще хочет тебе помочь… если она тебе нужна.

Ей показалось, что герцог колеблется, и тогда она с отчаянием прошептала:

— Прошу тебя… забудь, что у меня есть что-то еще, кроме сердца. Оно ведь важнее всего, правда?

— Чистая правда, — подтвердил герцог. — Сердце важнее всего, моя красавица, сердце, да еще то, что ты — моя неотделимая часть и без тебя я уже не человек.

Сказав это, он склонился к ее губам и поцеловал Олетту очень легко и нежно, словно боялся сделать ей больно.

От этого поцелуя Олетта вновь вознеслась к небесам и пережила наслаждение, уже знакомое ей. Но на этот раз оно было сильнее и гораздо прекраснее, потому что пришло тогда, когда уже казалось навеки потерянным.

Когда герцог поднял голову, Олетта спросила для пущей уверенности:

— Ты женишься на мне? Скажи, что женишься!

— Я всегда считал, что мужчины должны задавать подобный вопрос, — с улыбкой заметил герцог. — Но, дорогая моя, я думаю, мы оба понимаем, что свадьба неизбежна, потому что любовь наша слишком сильна, чтобы с нею бороться. Мы были побеждены, едва увидев друг друга.

— У окна библиотеки! — воскликнула Олетта.

— Когда ты провела меня, притворившись совсем другим человеком. Как ты могла так поступить?

— Я хотела узнать… узнать, что ты за человек, перед тем как приехать с отцом в Гор.

Герцог слегка вздохнул:

— Просто не верится, что я пытался найти способ избавиться от богатой жены.

Олетта обвила руками его шею и притянула к себе.

— Разве мы не можем… забыть о моих деньгах? — попросила она. — Мне никогда не нравилось быть богаче других, и я знаю, что мама… была такая же.

— Надеюсь, твои деньги помогут другим людям и прославят Гор по всей Англии, а тогда уж нам не придется ни о чем беспокоиться, — ответил герцог.

— Ты… уверен? — спросила Олетта, глядя ему в лицо.

Герцог ответил ей взглядом, полным любви. Он никогда еще ни на кого не смотрел таким взглядом. Прочитав его мысли, Олетта произнесла:

— Это будут не мои или твои деньги, а наши общие, потому что я — часть тебя, а ты часть меня. Ведь правда же?

— Ну конечно, драгоценная моя, — согласился герцог, — и раз мы думаем и чувствуем одно и то же, то постараемся забыть обо всем, кроме друг друга и нашего счастья.

Он усмехнулся и добавил:

— Я прослыву охотником за приданым, а о тебе скажут, что ты ловко поменяла свои миллионы на мой титул. Но мы не станем обращать внимания на людские сплетни, потому что для нас важна только наша любовь.

— Именно это я и хотела сказать! — воскликнула Олетта. — Дорогой, любимый Сэндор! Но ты должен быть осторожен. Вдруг капитан Горинг снова попытается… убить тебя?

— Так ты знала, что это был Гарри? — спросил герцог.

— Конечно, знала, — ответила Олетта. — Я его не видела, разумеется, но кто, кроме него, выиграл бы от твоей смерти?

Герцог хотел что-то сказать, но Олетта ему не дала:

— Возможно, в следующий раз меня не будет рядом… чтобы спасти тебя.

— Чтобы ты не волновалась, я сделаю так, чтобы Гарри никогда больше не повторил этой попытки.

— Как можно быть в этом уверенным?

— Егеря поймали его в лесу, и хотя он утверждал, что просто гуляет, они привели его в дом. Там я с ним поговорил.

— И что он сказал? — спросила Олетта.

— Он попытался отделаться ложью, и я предложил ему выбор.

— Какой?

— Либо он уедет в Париж или еще куда-нибудь за границу, а я буду выплачивать ему щедрое содержание, пока он там пребывает. Либо он остается в Англии, и я всем, включая принца, рассказываю, что мой кузен стрелял в меня в надежде убить.

— И он согласился уехать.

— Он знал, что в противном случае его отвергнет высшее общество, да и деньги ему тоже нужны.

Герцог невесело улыбнулся:

— Боюсь, что я предлагал ему твои деньги, дорогая.

— Да пусть заберет все до последнего пенни, лишь бы ты был в безопасности! — воскликнула Олетта.

Герцог засмеялся счастливым смехом:

— Ты думаешь обо мне, драгоценная моя?

— Ты знаешь, что да, — ответила Олетта. —

Я так боялась, что он… снова захочет тебя убить.

— Я в безопасности, потому что ты будешь приглядывать за мной. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, днем и ночью, дорогая моя. Тогда со мной точно ничего не случится.

— Этого мне и нужно, — хихикнула Олетта. — Я хочу быть с тобой… рядом с тобой… и пожалуйста, поцелуй меня.

Она подставила губы, и герцог поцеловал ее, страстно, властно, яростно — так же, как в ту ночь в библиотеке.

В какой-то момент он чуть сильнее прижал Олетту к себе, и она негромко вскрикнула от боли в шее. Герцог сразу же отстранился и виновато сказал:

— Прости меня, моя дорогая. Я был груб и причинил тебе боль. Но это лишь потому, что ты буквально сводишь меня с ума.

— Я… хочу всегда сводить тебя с ума, — прошептала Олетта. — Научи меня, как это делается.

— Думаю, тебе не понадобится много времени, чтобы научиться, — улыбнулся герцог. — Но теперь, драгоценнейшая моя, я должен уйти, и не только потому, что ты сводишь меня с ума, но еще потому, что я скомпрометирую тебя в глазах света, если останусь.

Олетта рассмеялась:

— Представь, как все были бы шокированы, узнав, что оба раза, когда ты меня целовал, я была только в ночной рубашке! И что я приехала в Гор без компаньонки!

— Никто не должен об этом узнать, — твердо сказал герцог. — Надеюсь, эксперту можно доверять — если он, конечно, вообще существует?

— Мистер Бэрон приедет в понедельник, — ответила Олетта. — Обещаю тебе, что он нас не выдаст. Кроме того, его не интересует ничто, кроме книг.

Она помедлила и добавила:

— Я думала, что… Если ты все же продашь Шекспира и Библию, я хотела бы их купить. Понимаешь, эти книги… соединили нас и для меня они просто бесценны.

— Позже мы вместе решим, что с ними делать, а заодно и обсудим много других вопросов, — сказал герцог. — Но мне пора, любовь моя. Бог свидетель, уходить от тебя — это мучение! Я хотел бы остаться с тобой на много часов, а лучше на ночь, рассказывая тебе, как ты красива, и целуя тебя от золотоволосой головы до крошечных ножек.

В голосе герцога зазвучала страсть, и, увидев в его глазах огонь, Олетта вновь обняла своего возлюбленного.

— Я люблю тебя! Я тебя обожаю! — воскликнула она. — Прошу тебя, женись на мне поскорее!

— Как только твой отец даст согласие, — негромко сказал герцог.

Его губы отыскали ее губы, он вновь начал ее целовать и целовал до тех пор, пока она не почувствовала, что мир вокруг кружится, а сами они улетают в небо. Внезапно, когда Олетте уже казалось, что герцог отдал ей луну и звезды и она держит их у груди, он поднялся.

— Мне надо идти, — сказал он, словно пытался уговорить себя, и опять наклонился поцеловать Олетту. Она почувствовала огонь его губ.

— Думай обо мне, мечтай обо мне, — велел он. — А завтра мы останемся наедине, и я опять обниму тебя.

Олетта не успела ответить, а герцог уже пересек комнату, открыл дверь и вышел. Она слушала его шаги, затихающие на лестнице, и, чувствуя, что переполнена счастьем его поцелуев и величием его любви, шептала снова и снова:

— Благодарю тебя, Господи, благодарю тебя… благодарю тебя!

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Реклама на сайте