Кэтрин Харт Огонь желания (Ласковая дикарка) (Коренные американцы – 1)
Харт К. Огонь желания: Роман / Пер. с англ. Т. Мелеховой
М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. – 447 с. – (Купидон-Романс).
IBSN 5-87322-585-0
Этот роман выходил в серии «Волшебный Купидон»
под названием «Ласковая дикарка».
© 1985 by Diane Tidd.
© Издательство «ОЛМА-ПРЕСС», издание на русском языке, 1995.
© Т. Мелехова, перевод, 1995.
© В. Горин, оформление, 1997.
© Fort Ross, Inc.
Оригинал: Catherine Hart, “Silken savage”, 1985
– -
Харт К. "Ласковая дикарка"
Переводчик: Т. Мелехова (скорее всего, это та же, что и Т. Мелихова, что переводила Л. Спенсер "Раздельные постели" – издательство и год издания совпадают)
Издательство: Олма-Пресс
Серия: Волшебный Купидон
ISBN 5-87322-288-6; 1995 г.
Страниц 397 стр.
Аннотация
Юная Таня Мартин спешила к жениху, когда ее захватили в плен индейцы. Больше всего на свете гордая красавица ценила свободу, и ей и присниться не могло, что тот, кому она досталась в качестве трофея, покорит ее сердце…
***
Серия "Native American" = Коренные американцы
1. Silken Savage (1985) = Ласковая дикарка (Огонь желания)
2. Summer Storm (1987) = Летняя гроза
3. Night Flame (1989) = Пламя любви (Ночное пламя)
ГЛАВА 1
Безмолвные и почти невидимые, будто призраки, индейцы наблюдали, как белые женщины купаются в реке. Только ониксовые глаза жили на их лицах, сверкая от вожделения, пока они тайком разглядывали гладкую бледную кожу, находившуюся так близко, что можно было, протянув руки, ее коснуться. Один молодой воин слегка подтолкнул локтем своего товарища и указал на особо красивую девушку. В мокрой, прилипшей к телу и почти прозрачной сорочке и панталонах она являла собой распускающуюся, как цветок, женственность. Ее грудь была высокой, упругой и полной, талия такой тоненькой, что он мог охватить ее ладонями, а бедра слегка округлялись.
Она подняла голову, и они теперь отчетливо видели ее лицо. Над изящно изогнутыми тонкими бровями цвета коричневой норки поднимался высокий лоб. Под маленьким, прямым носом блестели розовые, прекрасной формы соблазнительные губы. Нижняя губа была немного полнее и выдавалась вперед, как будто девушка слегка надулась. Однако именно ее глаза заставили удивленного индейца затаить дыхание. Они были золотистые, слишком светлые, чтобы быть карими, хотя, определенно, не желтые, их оттенок напоминал ему глаза крадущейся львицы. Сравнение усиливалось рыжевато-коричневым цветом длинных, слегка вьющихся волос. Они представляли собой необычное сочетание выгоревших на солнце светло-коричневых, светлых золотистых и среди них совсем немногих рыжеватых прядей.
Воин подал знак своему товарищу, и они отступили назад так же бесшумно, как и приблизились. В целом группа состояла из десяти молодых воинов племени чейин, и они встретились на том месте, где оставили своих низкорослых лошадей. Их глаза блестели от возбуждения, они быстро изложили свои планы. Вождь четко дал понять остальным, что он желает женщину с золотистыми глазами и львиной гривой. Она будет принадлежать ему раньше, чем его сердце сделает тысячу ударов.
Не подозревая о приближающейся опасности, женщины плескались в прохладной воде. Так приятно снова почувствовать себя чистой! Их в ручье было шестеро, все молодые, за исключением одной.
Таня Мартин откинула со своих золотистых глаз назад тяжелые мокрые волосы и протянула руку за душистым мылом, которое ее младшая сестра Джулия передала ей.
– Сейчас я возвращаюсь назад в обоз, – сообщила ей Джулия, поспешно вытираясь и накидывая поверх мокрого белья свободное платье. – Не могу дождаться, когда надену чистую, сухую одежду.
Остальные помахали ей вслед, не готовые еще расстаться с роскошью прохладного ручья. Они проделали долгий путь, и для некоторых был уже почти виден конец путешествию. Сестры Мартин со своими родителями преодолели весь путь из Филадельфии, добираясь оттуда в Сан-Луис по железной дороге, а из Сан-Луиса в Санта-Фе обозом через Канзас, а теперь и направлялись на территорию Колорадо. Было неприятно ехать под апрельскими дождями весной 1866 года, но они выдержали.
И обоз из шестнадцати фургонов состоял из странного смешения людей, которые все ехали на Запад по различным причинам. Среди них были фермеры, отправившиеся в путь в поисках более плодородных земель, бывшие солдаты с обеих сторон Мазонско-Диксонской линии, пытающиеся изменить свою судьбу и забыть ужасы недавно закончившейся войны, осиротевшие в результате войны семьи, надеющиеся возместить свои потери, поселившись на новой земле. Были и молодые люди, жаждущие приключений, и старики, надеющиеся обрести покой. Здесь были девушки, ищущие мужей, и пожилые женщины, следующие за своими мужьями, преодолевая целые мили дикой местности.
Таня огляделась вокруг и посмотрела на других женщин. Самая старшая из них тридцатишестилетняя Розмари Уолтерс стояла на отмели возле берега и стирала голубую рубашку мужа. Рядом лежала куча детской одежды, которую тоже нужно было постирать.
Уолтерсы, их было всего семеро, искали хорошую дешевую фермерскую землю. Самый младший в семье, Гарри, жил в Кентукки и, не желая делиться со своими братьями доходами с крошечной, изнуренной урожаями фермы, решил отделиться и жить самостоятельно. С женой, четырьмя подрастающими сыновьями и маленькой дочерью он рассчитывал на собственный успех.
Хорошенькая Нэнси Оуэн, пятнадцати лет, переезжала с отцом, матерью и младшим братом в Нью-Мехико. Врач порекомендовал миссис Оуэн сменить климат, поскольку у нее были больные легкие.
Рыжеволосая Сьюллен Хэверик была баловнем. По мнению Тани, она была куда более избалованной, чем ее капризная сестра Джулия. Будучи дочерью известного на востоке юриста, она привыкла требовать все, что ей заблагорассудится, и ждать немедленных результатов. Разочаровавшись, она громко и долго выражала свое недовольство голосом, напоминавшим скрежет ногтей о меловую доску. Это была одна из многих причин, почему Таня радовалась, что поездка почти закончилась, и Хэверики продолжат свой путь самостоятельно. И если бы Сьюллен не страдала морской болезнью, ее семья могла бы путешествовать по морю и таким образом избавить всех остальных от присутствия капризного ребенка в последние два месяца.
Наконец, Мелисса Андерсон, четырнадцати лет. Блондинка с голубыми, как васильки, глазами, Мелисса была сиротой. Вместе с семьей Уэллсов, что тоже направлялась в Калифорнию, она ехала к никогда не виданному раньше брату, который остался ее единственным здравствующим родственником.
Таня с семьей следовала в Пуэбло, до которого оставалось всего лишь два дня езды. Брат Эдварда Мартина Джордж и его жена Элизабет приехали на Запад во время золотой лихорадки 1859 года и поселились в Пуэбло. Сейчас дядя Джордж занимался торговлей и управлял небольшим складом пиломатериалов.
Когда тетя Элизабет в прошлом году приезжала к Мартинам на Восток, ее сопровождал симпатичный молодой кавалерист по имени Джеффри Янг. Как только сногсшибательный Джеффри был представлен Тане, он начал усиленно ухаживать за ней и с неисчерпаемой энергией ухаживал до тех пор, пока она, наконец, не пообещала выйти за него замуж. Он возвратился в форт Лион, где размещалась его часть, и теперь ждал ее прибытия в Пуэбло, куда его перевели, произведя в лейтенанты.
Некоторое время после свадьбы семья Тани должна была пожить с тетей Элизабет и дядей Джорджем, отдыхая после тяжелой дороги. Дядя Джордж планировал убедить брата Эдварда остаться и помочь ему в его деле. Эдвард и Сара Мартин намеревались воспользоваться такой возможностью, поскольку их старшая дочь будет теперь здесь жить, но они не хотели связывать себя обязательствами, не узнав прежде города и не осмотрев территорию. Джулия, на два года младше, чем шестнадцатилетняя Таня, не была в восторге от всей этой земли, ей ужасно не хотелось оставлять друзей и удобства дома. Она жаловалась всю дорогу, до тех пор пока Таня не была готова залепить ей пощечину.
Теперь они были почти у цели. Они пережили дожди и палящее солнце, которое высушивало грязь в потрескавшиеся колдобины. Они научились отбиваться от насекомых, змей и всяких других тварей, готовить еду на наспех сооруженных бивачных кострах, спать и ехать в набитых людьми тесных фургонах. Они быстро научились дружно работать, как соседи, ремонтировать колеса и порванную упряжь, пользоваться безопасным ручьем, когда хотели помыться.
Только несколько путешественников не смогли пережить поездку. Со старым Элмером Джоунзом случился сердечный приступ, и он умер, пытаясь вытолкнуть повозку, застрявшую в грязи. Том Трэвис скончался от укуса змеи, а Хэлен Уэллс смогла выжить, хотя ее тоже укусила змея. У Айрис Миллер родился мертвый ребенок, а десятилетнего Джоя Корда унесла лихорадка. Этот факт чуть не стал причиной паники, потому что все в группе думали, что это холера. Но больше никто не заболел, и все считали, что им повезло. Два быка съели какую-то ядовитую траву и сдохли, еще два пали просто от истощения. Больше никаких несчастий не выпало на долю путешественников. К счастью, они не встретили индейцев. На пути им то и дело попадались признаки их присутствия, и один раз они видели вдалеке кочующее племя индейцев, но они не столкнулись ни с какими проблемами, и им не пришлось отражать их нападений.
Последние четыре дня они провели в форте Лион, который являлся одновременно Факторией и фортом. Здесь они встретились с Уильямом Бентом и его индейской женой Желтой Женщиной. Мистер Бент рассказывал им, что индейские отряды всегда воссоединяются со своими племенами весной. Они собираются вместе, чтобы совершить весенние ритуалы, обменяться новостями и объединиться против угрожающих им племен. Солдаты утверждали, что пока все было спокойно. На протяжении месяцев мало что было слышно об Орлином Носе и его отряде чейинцев, хотя он имел склонность совершать наступления вдоль западной границы Канзаса, когда находился в соответствующем расположении духа. Черный Котел, вождь южных чейинцев, был больше склонен вести переговоры, чем воевать, ведь ему было уже за шестьдесят, и он становился слишком стар для войн. Брата Черного Котла убили во время резни в Сэнд-Крике в 1864 году, и некоторое время дела обстояли спокойно. И пока Черному Котлу удавалось держать под своим контролем молодого племянника Гордую Пантеру, никаких проблем не было. Красное Облако и его отряд индейцев сиу были спокойными, а Сидящий Буйвол, вождь племени сиу, на сей раз вел переговоры с правительством.
Обоз покинул форт мистера Бента. Им предстояло преодолеть девяносто миль до Пуэбло всего лишь с шестью сопровождающими их солдатами, которых обменяли на шесть новобранцев из Пуэбло. Все выглядело очень спокойным, и не было причин для волнений, они даже подумать не могли, что надвигается какая-то опасность.
Таня нырнула в кристально-чистую воду, поплыла к тому месту, где стояла Мелисса в своем нижнем белье, и появилась на поверхности воды прямо перед ней.
– Где в Филадельфии ты научилась плавать? – поинтересовалась Мелисса. Ее голубые глаза были большими и искренними, как всегда.
Таня засмеялась и откинула назад волосы, по которым стекала вода.
– Мы находились как раз на реке Делавэр, Мисси. Летом отец снимал особняк за городом на песчаной косе, где мама могла укрыться от несносной городской жары. Отец платил двум мальчишкам из соседнего дома, чтобы они научили меня и Джулию плавать, и маме, таким образом, не пришлось о нас беспокоиться. У меня это хорошо получалось, но Джулия, которая не могла терпеть, когда грязь попадала между ее изящных пальцев, так и не научилась!
Мелисса понимающе кивнула:
– Я надеюсь, что Пуэбло ей понравится. Поездка оказалась тяжелой для нее.
– О нет, – резко возразила Таня. – Джулия не будет счастлива, если ей не на что будет жаловаться.
Мелисса улыбнулась своей на редкость красивой улыбкой:
– А ты совсем не жаловалась. Я поспорю, что ты была слишком занята мечтами о… как его зовут… Джеффри?
Лицо Тани обрело мечтательное выражение.
– Да, Джеффри. Не могу дождаться, когда увижу его. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как мы были с ним вместе, – вздохнула она. – Только подумай, меньше чем через две недели мы поженимся, и я стану миссис Джеффри Янг.
Мелисса бросила на нее задумчивый взгляд:
– Я завидую тебе, Таня. По-настоящему завидую. Жаль, что впереди меня не ожидает такое же.
– О, Мисси! У тебя все впереди! Только подожди, и увидишь! Тебе понравится Калифорния, а ты такая хорошенькая, что все парни, выстроившись в очередь, будут просить у брата твоей руки. Ты будешь разбивать сердца направо и налево, пытаясь решить, кого избрать.
Мелисса звонко рассмеялась. Вдруг ее смех оборвался, а улыбка застыла на лице и теперь походила скорее на гримасу.
Не успела Таня сообразить, что произошло, как услышала за спиной всплеск. Ее взгляд уловил у края воды Розмари, которая открыла рот, чтобы закричать, но так и не произнесла ни звука. Когда же Таня повернулась посмотреть, что происходи, ее схватили и сильно потянули за волосы. Она попятилась назад, но ее крепко сжали под грудью, а потом она поняла, что ее поднимают из воды и сажают на лошадь. Чья-то рука зажала ей рот, останавливая в горле рефлекторный крик.
Через несколько секунд они уже находились на противоположном берегу реки и со стуком проносились между деревьями. Нападение произошло так неожиданно, что никто из женщин не успел закричать и позвать на помощь. До тех пор, пока кто-нибудь не поинтересуется, почему их так долго нет, никто не узнает, что с ними случилась беда. Но к тому времени может оказаться слишком поздно. До, во время и сразу после похищения женщин на реке не было никаких звуков тревоги и сражения. Индейцы подступили быстро, молча схватили свои несчастные жертвы и ускакали. Таня сомневалась, что захватили еще кого-нибудь, помимо их пятерых. Все эти мысли проносились в ее голове, пока она пыталась освободиться из цепких рук своего похитителя. Она отчаянно извивалась и корчилась. Ей казалось, что падение с лошади будет сущим пустяком по сравнению с тем, что ее ожидает, если ей не удастся сбежать. Она высвободила руки и принялась молотить по бронзовому бедру, которое находилось так близко от ее бедра; царапала кисти и руки, прижимающие ее к нему.
Она почувствовала, что его захват слегка ослабел, но когда она решила, что можно сделать движение вперед, в тот же миг он с силой сжал ее ребра под грудью, – пока весь воздух не вышел из ее легких и она больше не могла сделать вдох. У нее начала кружиться голова, а потом перед глазами поплыл серый туман и появились желтые круги. Она боролась, как могла, но туман постепенно поглощал ее, и она почувствовала, как конечности становятся мягкими, ненужными. Ее последней сознательной мыслью было: «Должно быть, это сон, кошмар! О Господи, не позволяй, чтобы это было действительностью!»
Сознание вернулось к ней очень быстро. Первое, что она осознала, это постоянный ритм скачущей лошади. Правой стороной тела она ощущала тепло, а в ушах стоял стук копыт. Таня напряглась, когда вспомнила, что происходит, и поняла, что тепло исходит от тела индейца, потому что она лежит, прислонившись к нему, положив голову ему на грудь и слыша гулкие удары его сердца. Набравшись храбрости, она открыла глаза, чтобы в первый раз взглянуть на своего захватчика.
Она посмотрела прямо ему в глаза. Таких темных глаз ей никогда раньше не доводилось видеть. Они были черные как ночь, и она не смогла бы сказать, где заканчивается радужная оболочка и начинается зрачок. Таня отлично видела в них свое отражение. Она окинула взглядом его высокий лоб под разукрашенной повязкой, черные с синим отливом волосы, спадающие на плечи, и два орлиных пера, покачивающиеся с одной стороны. Она скользила глазами от высоких скул до резко выступающего подбородка и четко очерченных губ. Чувствуя, что он по-прежнему смотрит на нее, Таня резко взглянула на него, и ей показалось, что она уловила в его глазах слабую усмешку, пока они снова не превратились в непроницаемые зеркала.
Она чувствовала его твердое плечо, мускулистую руку, сильные, с длинными пальцами кисти. Его живот был плоским, бедра – насколько она могла предположить – стройными, грудь – широкой. Его гладкая кожа имела бронзово-медный оттенок. Она заметила, что он был чистый, от него пахло кожей, деревом и дымом. Он вовсе не вызывал отвращения, а был, наоборот, очень мужественный. Она подбирала в голове подходящие слова, чтобы описать его, а потом была потрясена, когда на ум приходило одно и то же: красивый, благородный мужчина.
«Должно быть, я спятила!» – подумала она в отчаянии. Отрывая от него взгляд, она попыталась сесть прямо и удивилась, когда он помог ей. При этом она заметила, что он оставался настороженным к каждому ее движению, следя, чтобы она опять не начала вести себя непокорно. Оглядываясь вокруг, она увидела, что они скачут по равнине, направляясь на запад к предгорью. Солнце садилось. Скоро наступит темнота и потом, разумеется, они затеряются, и их уже не смогут спасти. Вытягивая шею, через его плечо она видела других индейцев и их пленниц. Она насчитала десять индейцев и лошадей и только четырех других, помимо нее, женщин-пленниц. За ними она не увидела никаких признаков спасительной погони.
Она снова перевела взгляд на группу индейцев. Розмари ехала на лошади вместе с высоким, строгого вида индейцем, который выглядел чуть старше остальных. У нее был остекленелый взгляд, как будто она и понятия не имела, что происходит вокруг. Нэнси была похожа на съежившуюся кучу, сидя на колене своего похитителя. Ее сорочка была разорвана, и прямые каштановые волосы растрепались по обнаженной груди. Медного цвета рука захватчика по-свойски лежала на ее бедре.
Если бы ситуация не была настолько серьезной, Таня рассмеялась бы над затруднительным положением Сьюллен. Как бы там ни было, на мгновение в уголках ее губ заиграла улыбка. Высокомерный нос Сьюллен теперь не задирался вверх, а как раз наоборот. Она ехала, распластавшись на спине лошади вниз лицом. Ее голова и руки свисали по одну сторону, а ноги – по другую. Каждый раз, когда она пыталась воспротивиться своему положению, ее захватчик больно шлепал ее по ягодицам.
Бедняжка Мелисса вызывала самое глубокое сочувствие Тани. Она сидела в слезах, впереди самого безобразного, даже отталкивающего человеческого существа, которое Тане довелось когда-либо видеть. Она сидела одеревенело, на ее лице застыл ужас. На щеке появился явный, быстро темнеющий кровоподтек. Ее нижняя губа была наполовину порвана. Ее захватчик получал удовольствие от того, что мучил ее, сжимая груди и скручивая между толстыми, похожими на обрубки пальцами уже красные, вздувшиеся соски. По его тройному подбородку струился пот, и Таня почти слышала зловоние, исходившее от его тела. Таню непроизвольно передернуло, и она отвела взгляд.
Изучающе разглядывая остальных индейцев, Таня невольно заметила, что, хотя они все внушали страх, они казались гордыми людьми. Это было видно по тому, как они держались, даже сидя верхом на лошадях. В большинстве своем они были высокими, в хорошей физической форме, с прекрасными мускулами. Тонкое строение лица четко определялось высокими скулами и прямыми носами, и Таня была благодарна за то, что они не разрисовали себя ужасными воинственными узорами.
Один молодой воин поравнялся с ними и что-то сказал ее захватчику глубоким, гортанным голосом. Разговаривая, он бросал на нее взгляд, и она сделала вывод, что его замечание касалось ее. Ее похититель отвечал ему на том же языке.
И хотя молодой мужчина не представлял собой большей угрозы, чем тот, на чьей черной лошади Таня ехала, она инстинктивно плотнее придвинулась к своему захватчику, как бы ища у него защиты. Возможно, это было всего лишь ее воображение, или он действительно крепче обхватил руками ее талию?
Опустилась ночь, и они ехали в темноте. Убаюканная монотонным движением лошади и продолжительной ездой, Таня, наконец, перестала стараться не смыкать веки. Она спала, опять поддерживаемая широкой бронзовой грудью. Она открыла глаза, но вокруг стояла такая темнота, что она тотчас была сбита с толку. Единственной реальностью была твердая стена мускулов сзади нее, железный обруч, сдерживающий ее спереди, тепло, исходившее от черной лошади. Когда ее глаза привыкли к темноте, она смогла различить тени деревьев по обе стороны их пути. Казалось, они поднимались вверх, поэтому она предположила, что они миновали равнину и приблизились к предгорью, которое она раньше видела.
Таня вздохнула и начала крутиться, пытаясь принять более удобное положение. Воин помог ей, пробормотав что-то неразборчивое ей на ухо. Она решила, что он велел ей сидеть спокойно. Неужели они никогда не остановятся, чтобы отдохнуть или поесть? Язык Тани был ватным, а живот давно прилип к позвоночнику. Нападение произошло под вечер, после того как путники разбили лагерь на ночевку, и Таня сожалела, что пропустила ужин. Не стоило беспокоиться о еде при таких обстоятельствах, в которых оказалась Таня, но она устала до мозга костей, ей ужасно хотелось есть и пить. И в довершение ко всему, она явно могла опозориться, если они вскоре не остановятся. Ей просто нужно было отыскать место, чтобы опорожнить мочевой пузырь до того, как он лопнет.
Когда они, наконец, остановились на полянке среди густых деревьев, Таня почувствовала, что ее мускулы не подготовлены. Воин опустил ее на землю, и не успели ее конечности привыкнуть к ее весу, как он грубо толкнул ее вперед к тому месту, куда сваливали других женщин. Он гортанно буркнул что-то немногословное, наверное, это был приказ оставаться на месте, а сам пошел привязать свою лошадь. Другие мужчины сделали то же самое, оставляя женщин в дрожащей от испуга куче в центре поляны. Враждебно настроенная, Таня теперь жалела, что они остановились, потому что пока они ехали, она чувствовала себя более или менее в безопасности. Теперь ее начинал охватывать ужас.
При виде такой трогательной картины Танин страх усилился. Розмари по-прежнему находилась в трансе от испуга и глупо уставилась в никуда. Остальные три, включая Сьюллен, тихонько плакали. Странным образом Таня ощутила свою отстраненность от них, она не плакала, не пряталась от действительности в оцепенении. Нужно признать, что она была напугана и не знала, от страха или усталости дрожат ее конечности, но внешне она выглядела спокойной. Страх перед неизвестной, неизбежной судьбой сделал ее золотистые глаза огромными, но страстное желание выжить, невзирая ни на что, сдерживало слезы.
Наполняемая состраданием, Таня обхватила руками дрожащую Мелиссу. Та прижалась к ней, всхлипывая. Мягким и таким дрожащим голосом, что Таня едва могла понять, она хныкала:
– О Господи, Таня, я так боюсь! Что с нами будет?
Таня легонько погладила ее по белокурой голове.
– Не знаю, Мисса, – ответила она. – Все зависит от них. – Она посмотрела на приближающихся индейцев.
Ее собственный воин с силой обхватил ее предплечье и увел ее по направлению к деревьям. Внутренне дрожа, она спотыкалась, почти бежала, приноравливаясь к его широким шагам. Как только они поравнялись с деревьями, он остановился и несколькими короткими жестами дал ей понять, что она может здесь оправиться.
Она тупо смотрела на него несколько секунд. Скромность превозмогла ее страх, и она показала ему рукой отвернуться. Сложив руки на груди, он продолжал упорно наблюдать за ней, не делая никакого движения, чтобы выполнить ее просьбу.
Обезумев и готовая плеваться, она посмотрела на него неодобрительно.
– О, Бога ради! – жаловалась она. – В этих лесах так темно, что я не разберу, что находится от меня в двух шагах. Я не пройду и ярда, как ты меня услышишь! – Она выдвинула вперед подбородок и попросила: – Если ты разрешишь мне уединиться, я это высоко оценю.
Она знала, что он не понял ни одного слова, но его губы подозрительно задергались, как будто он сдерживал улыбку. «А говорят, что индейцы не улыбаются», – подумала она.
Как бы там ни было, но после ее тирады он бросил на нее невозмутимый взгляд и повернулся к ней спиной. Зная, что ее шансы убежать равны нулю, она быстро и с благодарностью использовала свои несколько секунд уединения, чтобы опорожнить мочевой пузырь.
Он повел ее обратно на поляну, и Таня пожалела, что он это сделал. Открывшаяся перед ней сцена напоминала ад. Она так резко остановилась, что ее вождь наткнулся прямо на ее твердую спину. Он пробурчал, должно быть, проклятья, но она этого не замечала. Загипнотизированная ужасающей сценой, она тотчас почувствовала отвращение, но была не в силах отвернуться.
Один из индейцев развел небольшой костер без дыма. Огонь достаточно хорошо освещал площадь, и Таня не могла не увидеть то, что происходило. И если бы она когда-нибудь стала молить Бога о том, чтобы оглохнуть, так сделала бы это сейчас.
Ни на одной из ее подруг не оставалось теперь и полоски одежды, и каждую насиловал какой-то дикарь. Розмари не издала ни единого звука, когда ворчащий, исходящий потом дикарь набросился на нее, как самец. Нэнси громко всхлипывала и кричала, а Сьюллен пронзительно визжала, выпуская воздух из своих не имеющих границ легких, и выкрикивала проклятья словами, которые доселе были ей неизвестны.
Взгляд Тани уловил Мелиссу, пытавшуюся противостоять своему громадному похитителю. Безобразная тварь проталкивала себя в нежную плоть Мелиссы со злобной силой, щипая ее груди, которые и так были уже в синяках. Дикие, пронзительные вопли Мелиссы разрывали воздух.
– О Господи, – успела пробормотать Таня, перед тем как ее начало сильно рвать.
Ее захватчик дал ей возможность немного прийти в себя, а потом потащил к костру и толкнул на землю. Приготовившись к тому, что ей придется защищаться, Таня удивилась, когда он уселся рядом, полез в кожаный мешок и вытащил оттуда полоску высушенного мяса. Устало наблюдая за ним, она видела, как он достал другую емкость, высыпал на нее несколько засушенных зерен и ягод на ладонь и смешал все с водой. Держа руки перед ней, он высыпал смесь в ее ладони и сделал знак, означавший, что она должна это съесть. Затем он приготовил такую же смесь для себя.
Превозмогая шок и по-прежнему испытывая отвращение, Таня старалась не замечать, что другие воины сменили первоначальных насильников над распростертыми телами ее подруг. Чувствуя вину за то, что все еще оставалась целой и невредимой, она честно призналась себе, что не хочет поменяться местами ни с одной из них и даже пожалеть их. Это было проявлением эгоизма, и от этого она чувствовала себя ужасно, но Таня все равно не могла помочь им, сделав себе плохо. Понимая это, она угрюмо жевала свою еду, желая, чтобы ее желудок принял необходимое питание. Она взяла воду, которую он ей протянул, и начала жадно пить, потом сидела тихо, ожидая, что произойдет дальше.
Спустя некоторое время он поднялся. Приказал ей жестом сидеть на месте и гордо направился к тому месту, где были привязаны лошади. Прошло всего несколько секунд, как Таню грубо схватили сзади. Упав на спину, она увидела страшное, мясистое лицо той твари, что так мстительно насиловала Мелиссу.
Моментально оцепенев, она не могла сделать ничего, кроме как испустить испуганный, пронзительный крик. Инстинкт выживания вдруг прорвался в Тане с полной силой. Если ее изнасилуют, то это не будет это животное, она сможет избежать этого, пусть даже ценой собственной жизни! Из ее горла вырвалось низкое, злобное рычание, заставив вздрогнуть и насильника, и саму Таню. Таня сопротивлялась ему, превратившись в комок молотящих рук и ног. Он набросился на нее, пытаясь подавить ее весом своего тела, направляя удары на ее лицо и туловище. Она успешно отразила самый жестокий удар, царапаясь и кусаясь. Затем удар ее ноги пришелся прямо в пах. Жирный дикарь взревел от боли и сильно ударил ее кулаком в челюсть.
От боли из глаз Тани посыпались искры, а потом все поплыло, как в тумане, Она старалась не потерять сознания. Когда она почувствовала, что его пальцы-обрубки вцепились в ее рубашку, она снова овладела собой. С яростным криком, напоминающим рев горной львицы, охраняющей своих детенышей, она набросилась на него, не подозревая о том, сколько вокруг собралось ротозеев. Она ухватилась зубами за мочку его уха и с силой прикусила. Он судорожно взвыл, пытаясь стряхнуть ее, но она вцепилась в него, словно собака в кусок сырого мяса. Она чувствовала, как под натиском зубов плоть поддалась, и продолжала стискивать зубы до тех пор, пока челюсти не сомкнулись. Насильник отпрянул назад, а она лежала, по-прежнему сжимая мочку уха в зубах. Затем последовал удар, от которого ее голова чуть не раскололась.
В один миг тело безобразного дикаря убрали с нее, и Таня узнала своего первоначального похитителя. Он ухватил рукой за плечо жирного индейца, приподнял и отшвырнул его от Тани. Во рту у нее была кровь и часть индейского уха, она перевернулась на живот, и ее во второй раз за один вечер сильно вырвало. Приподнявшись на локтях и коленях, она старалась не упасть в обморок, все внимание сосредоточив на событиях, происходящих вокруг. Ее высокий, бронзовый захватчик успокоил насильника и говорил что-то, по-видимому, давал отрывистые приказания. По сердитому голосу и жестам, указывающим на нее, она предположила, что он дает понять всем остальным, что она принадлежит только ему одному, по крайней мере, в данное время. Она надеялась, что он именно это говорит, хотя не могла бы сказать, в чем состоит разница, изнасилует ее тот или другой дикарь.
Ее похититель рывком поднял ее и направил к месту, которое выбрал. Бросив несколько одеял, он приказал ей расстелить их прямо на земле. Затем он улегся, жестом показывая ей делать то же самое. Она устало повиновалась.
Он лежал на спине, положив руки под голову и закрыв глаза. Послушав несколько минут, как она фыркала и смущалась, пытаясь поправить разорванную рубашку и освобождая рот от кисловатого привкуса, он вздохнул и сел. Он протянул флягу с водой, чтобы она могла прополоскать рот, вытащил кожаный ремешок из волос и подал ей, чтобы она скрепила лиф рубашки. Затем он взял другой ремень, обвил его вокруг ее запястья я привязал другой конец к своей левой руке. Он снова улегся, собираясь уснуть, оставив ее делать все, что она пожелает, насколько ей это позволит длина ремня. Некоторое время она сидела, взвешивая ситуацию и пересматривая события дня. Однако она чувствовала себя измотанной и вскоре опустилась на одеяло. Стараясь лежать как можно дальше от его тела, она уснула.
Небо еще даже не посветлело, когда ее разбудили, Она подняла тяжелые, полусонные ресницы. Ее голова покоилась на бронзовом плече, а лицо чуть ли не касалось его лица. Должно быть, ночью ее притянула к нему теплота его тела.
Таня была подавлена. Она обнимала своего врага… в буквальном смысле слова! Он посмотрел на нее ровным, оценивающим взглядом, ожидая ее реакцию, которая не заставила себя долго ждать.
Во-первых, она залилась прекрасным розовым румянцем и тотчас попыталась отстраниться от него. Обнимая рукой ее за плечо и обхватив ногами ее ногу, он непринужденно держал ее, наблюдая в течение нескольких секунд, как она с ним боролась. Потом она успокоилась, обдумывая данную проблему; ее белые, ровные зубы покусывали нижнюю губу. Он чуть не рассмеялся, глядя, как она осторожно пытается высвободиться, ее маленькая белая ручка слегка касалась его бедра, когда она пыталась заставить его пошевелить ногой, а сама почти не дотрагивалась до него. Его грудь затряслась от сдавленного смеха, когда она наконец сдалась.
Упершись лбом в его плечо, она вздохнула, признавая свое поражение:
– Пожалуйста, отпусти меня, ты, большое бронзовое животное.
Его улыбка исчезла, он взял ее за подбородок, приподнял, заставляя смотреть в лицо. Его взгляд говорил о том, что она находится в его власти и он может сделать с ней все, что угодно. Потом он ее отпустил. Он отсоединил ремень, связывавший ее с ним, и повел в заросли деревьев. Когда она оправлялась, он повернулся к ней спиной. Затем он бросил ей на завтрак сухую еду и мясо, приказал свернуть одеяла и следовать за ним.
После того как его большую черную лошадь накормили, он дал Тане порцию воды, и они начали подниматься в горы. Остальные тянулись за ними.
Таня быстрым взглядом окинула других женщин и поняла, насколько ей повезло. Сьюллен, Мелисса и Нэнси выглядели полумертвыми. Удивительно, но Розмари начала оживать. Пережив предыдущую ночь, она вышла из своего невменяемого состояния и, казалось, теперь больше понимала, что происходит вокруг.
Они ехали уже около часа. Солнце взошло, и Таня старалась сориентироваться. Теперь местность была открыта, и она увидела, что они находятся в предгорье. Солнце стояло позади них, а впереди были горы. На самой верхней точке подъема Таня обернулась, пытаясь запомнить пейзаж, направление их движения от вероятного места размещения обоза. Сильный удар по бедру возвратил ее к действительности, и она посмотрела в лицо своему похитителю. Он неодобрительно глядел на нее, ясно понимая, о чем она думает. Он резко, отрицательно покачал головой, говоря таким образом о том, чтобы она забыла и думать о побеге.
ГЛАВА 2
Они добрались до места как раз перед сумерками. При тускнеющем свете Таня увидела, что представлял собой индейский лагерь, расположившийся в укромной горной долине.
На краю лагеря Танин захватчик остановил группу воинов. Сделав петлю вокруг шеи девушки из полоски кожи, придав ей вид воротника и привязи одновременно, он столкнул пленницу с лошади. Она упала на землю рядом с копытами. Дернув за конец привязи, он потребовал, чтобы она поднялась на ноги.
От страха и злости ее глаза ярко горели. Он отвернулся от нее и гордо поехал верхом мимо множества вигвамов, таща за собой похожую на львицу пленницу. Он чувствовал, как ее глаза мечут стрелы в его прямую, бронзовую спину.
Таня никогда не забудет унижения, которое испытала во время этой экскурсии между рядами вигвамов к центру индейской деревни. Было трудно держаться с достоинством, когда приходилось чуть ли не бежать, чтобы успевать за шагом его лошади. Они проходили мимо обтянутых кожей конусообразных строений, а вокруг них собиралась толпа, чтобы поприветствовать возвращающихся воинов и помучить их жертвы.
Таня напряглась, когда первая красновато-коричневая рука потянулась к ней, чтобы коснуться ее бледной кожи. Она смутно услышала за своей спиной пронзительный вопль Нэнси и тревожный крик Мелиссы. Другие руки потянулись к ней, стараясь ущипнуть, дергая за руки и спутавшиеся волосы. Ее толкали с разных сторон, и Тане пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить равновесие. Ее хлопали по спине, подставляли ей подножки, отчего она спотыкалась. Море насмешливых лиц приблизилось к ней.
Какая-то внутренняя сила, доселе ей неизвестная, выпрямляла ее спину и сдерживала слезы. Уставившись прямо перед собой, Таня не хотела смотреть по сторонам. Сжав губы, она старалась оставаться спокойной и не показывать свой страх и растущую панику. Она стоически сносила насмешки и удары, не обращая внимания на боль, боясь расплакаться. Один раз она не удержалась на ногах и упала в грязь вниз головой. Кожаная петля врезалась в шею, вырывая волосы. Таня почувствовала, что задыхается. Принимая на себя пинки бронзовых конечностей, она с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, последовала за лошадью своего похитителя. Исцарапанная, истекающая кровью, она хваталась за петлю, пока ей снова не удалось сделать глубокий вдох. Ненависть и гордость поддерживали ее ослабевающее самообладание.
Они остановились на поляне в центре поселка. Пленниц собрали вместе с одной стороны, а возвратившихся храбрецов ссаживали с лошадей и приветствовали их приятели воины. Из самого большого и витиевато украшенного вигвама появился высокий седовласый индеец. Его гордая осанка говорила о том, что он важный человек в своем племени. Он начал разговаривать с захватчиком Тани, его глубокий, повелительный голос доносился до того места, где находились Таня и другие пленницы. Вся толпа замолчала, когда он начал говорить. Похититель Тани ответил ему, и вместе с несколькими мужчинами они вошли в разукрашенный вигвам.
Похоже, это символизировало возвращение воинов в жизнь лагеря. Стоя со своими подругами, Таня наблюдала, как две индианки разожгли огромный костер посреди поляны. Как только языки пламени разогнали темноту, тут же исчезли все надежды на побег. Оглядываясь вокруг, Таня вздрогнула от количества вигвамов, окружавших их. Если им каким-то образом удастся проскользнуть незамеченными на край лагеря, то придется преодолеть открытую часть поля, отделяющего лагерь от опушки леса. На какой-то миг показалось, что индейцы ведут себя спокойно и даже не замечают их, но Таня чувствовала, что каждое их движение берется на заметку.
Большая часть толпы рассеялась. Женщины уводили прочь любопытных детей. Тане было интересно, ужинают ли они сейчас в своих обтянутых кожей домах и беседуют ли, как это делают белые люди. Многие мужчины остались и теперь разговаривали, сидя вокруг костра, постоянно бросая взгляды на пленниц.
Чувствуя страшную усталость и боль, Таня осторожно уселась на покрытую росой землю. Не видя никакой реакции со стороны охраны, остальные женщины сделали то же самое. Слишком уставшие и напуганные, чтобы разговаривать, они молча жались друг к другу, образуя напряженную, жалкую группу. От запаха готовящейся еды их мучили спазмы желудка, особенно когда они наблюдали, как индейские жены разносили своим мужьям, сидящим вокруг костра, чаши с едой. Никто не предложил им ни еды, ни воды, ни одеял, чтобы укрыться от вечерней прохлады.
Каждый из индейцев очень часто куда-то уходил, чтобы потом снова вернуться с разрисованными странными, пугающими символами лицами, грудью, а иногда руками и ногами. Вскоре они все были разукрашены яркими, жирными красками, а пленницы дрожали, размышляя о том, не является ли это предвестием их мучительной смерти. Было понятно, что индейцы готовятся к какому-то празднеству.
Нервы у Тани были на пределе. Прижатая своими трясущимися, перепуганными подругами, она старалась не поддаться панике. Ее сердце застряло где-то в горле и теперь билось с пугающей скоростью. Она непроизвольно вскочила, когда Мелисса упала на нее. Мелисса нашла временный выход из положения, хотя Таня не знала, был ли то сон или случившийся от страха обморок. Она подвинула Мелиссу таким образом, что теперь ее голова лежала у нее на коленях. Таня безразлично гладила ее волосы. Эти размеренные движения в некоторой степени успокоили ее саму.
Таня с трудом узнала своего похитителя, когда он наконец вышел из большого вигвама. Он также разрисовал себе лицо и грудь. Через обе щеки тянулся рисунок, напоминающий огромные черные когти, а вдоль прямого носа красовалась широкая, черная полоска. На его груди была нарисована рычащая пантера. Возможно, при других обстоятельствах эта живопись очаровала бы Таню, но в данный момент она застыла от ужаса, вытаращив глаза.
С появлением старого вождя и его окружения начались вечерние действия. Расположившись у костра, мужчины разговаривали, а женщины заняли места позади них и слушали новости. Пока Таня и остальные пленницы ожидали своей участи, застучали барабаны в такт их бешено стучащим сердцам. Ссутулившийся, высохший старик начал петь, тряся при этом трещоткой. Вскоре остальные подхватили песню, жуткую мелодию которой разносил вечерний легкий ветерок. От всего этого по спине у Тани побежали мурашки. Несколько индейцев из группы захватчиков поднялись и в пантомиме стали изображать, как они захватили в плен белых женщин.
Тане даже без переводчика были понятны некоторые их действия. Она скривилась, когда один воин показал, как она откусила мочку уха толстого захватчика. Будет ли это означать для нее дополнительные муки… дополнительную боль… более долгую смерть? Было похоже, что многим индейцам понравилась эта часть шутки, потому что они гоготали громко над уродством безобразного человека. Несколько пар темных глаз устремились на нее, оценивая белую девушку, которая сделала такое с одним из них. Таня заставляла себя не съеживаться под их взглядами и спокойно смотрела на них своими золотистыми глазами.
Шум продолжался. Между захватчиком Тани и жирным существом произошел спор. Урод кричал и жестами резко показывал на Таню, а потом на свое деформированное ухо, обращаясь к седовласому мужчине, который, по предположению Тани, был вождем. Таня почувствовала, как от страха по позвоночнику пробежала ледяная дрожь. Потом начал говорить ее захватчик. Он четко произносил слова тихим, сердитым голосом. Старый вождь кивнул, сказал несколько кратких слов, и Танин похититель сел, явно удовлетворенный, а другой участник спора сердито вернулся назад и занял свое место в кругу. Таня не могла сказать, что все это значит, но она надеялась, что ее не отдадут безобразному воину.
Вечерние действия приближались к своему кульминационному моменту. Казалось, даже воздух трепетал от возбуждения. Наконец, по приказу вождя, несколько женщин приблизились к пленницам. Белых женщин подвели к их первоначальным захватчикам. Конец Таниной петли передали в руки ее захватчика.
Мелисса готова была снова упасть в обморок, а Нэнси опять разразилась пронзительными криками. Краешком глаза Таня видела, как Сьюллен пыталась противиться своему похитителю. Розмари тихо всхлипывала и бормотала что-то похожее на молитву. Таня чувствовала себя заледенелой, вообще не способной реагировать.
Девушек подвели к костру, и у Тани тут же замерло сердце от уверенности, что их сожгут заживо. Потянули за ее привязь, и она остановилась. Она наблюдала, затаив дыхание, как Розмари подвели поближе к огню. Ее захватчик держал ее у края костра, а индейская женщина протянула руку и вытащила оттуда горящую хворостину. Превратившаяся в лохмотья юбка Розмари чуть было не воспламенилась, когда мерцающий конец палки поднесли к ее бедру. К горлу Тани подкатила горечь, когда она в ужасе смотрела на все это. Вопли Розмари разорвали ночной воздух, когда ей прижгли кожу. Она свалилась на своего похитителя, но он оттащил ее в сторону.
Теперь девушки понимали, что их ожидает. Следующей была Нэнси. Она кричала и умоляла, но бесполезно. Сьюллен снова возобновила свою борьбу, она изворачивалась и цеплялась ногами, стараясь освободиться, ее резкий голос стал еще более пронзительным от страха. На фоне бесцветного лица глаза Мелиссы были похожи на два больших голубых блюдца. Ее рот беззвучно открывался и закрывался.
Запах паленого заполнил ноздри Тани, заставляя их расширяться. Ее сердце билось так сильно, что готово было выскочить. Ее глаза сделались огромными, она с трудом глотала и отчаянно сдерживала тошноту.
Она почувствовала, как твердые, худые пальцы взяли ее за подбородок и подняли вверх так, что она видела лицо своего похитителя. Когда до ее ушей донесся крик Нэнси, она увидела, как предупреждающе прищурились его глаза, его рука тверже сжала ее челюсть, и он отрицательно покачал головой. Он толкнул ее перед собой, заставляя смотреть, как Мелиссу вели выжигать клеймо. Хрупкая блондинка упала в обморок, не успев закричать. Таня почувствовала, как его рука сильно сжала ее предплечье, отводя плечи назад, выпрямляя ее спину. Когда Сьюллен повели вперед, а она пыталась брыкаться и бить ногами, он снова заставил Таню посмотреть ему в лицо и покачал головой.
Таня смотрела в его черные как смоль глаза, понимая, что дикарь велит ей стойко вынести это. Отважно и с гордостью. Странно, но его взгляд наполнил ее силой, как будто его собственная сила перелилась в нее.
Молча она подняла руки и убрала его руки со своих плеч. Он отпустил ее, не сделав никаких замечаний, только пристально глядя ей в глаза. Таня гордо подняла подбородок, распрямила плечи и пошла впереди него к костру. Внешне она была спокойна, внутри же у нее все дрожало от страха. Она наклонилась и трясущимися руками оторвала нижнюю часть панталон. Ей не хотелось, чтобы ткань опаляла ее рану.
Индейцы были удивлены и с одобрением смотрели на нее. Если они что-то и уважали, так это отвагу. Таня увидела, как ее похититель указал рукой на какую-то палку в костре. Когда ее вытащили, то Таня поняла почему. По форме она была похожа на рисунок, который он носил на своей груди, рисунок, напоминающий рычащую пантеру. У нее должно стоять такое же клеймо, с его отличительным знаком.
Судорожно сглатывая слюну, она посмотрела ему в лицо и подставила бедро женщине, державшей в руке раскаленную головешку. Он обхватил ее запястья руками, а она автоматически сжала его запястья, пристально глядя в его черные глаза.
Она никогда не испытывала такой ужасной боли. От запаха собственной горелой плоти Тане стало не по себе. Если бы он вовремя не пришел на помощь и не поддержал ее, ее ноги подкосились бы. Ее руки судорожно сжимались, а ногти впивались в его запястья. Таня закрыла глаза, как если бы она пыталась таким образом закрыться от боли, и только долгое, громкое шипение вырвалось сквозь стиснутые зубы.
Подождав с минуту, давая ей возможность прийти в себя, он отвел ее в ближайший вигвам. Он усадил ее на циновку, снял с шеста сумку и взял чашу, стоявшую рядом с очагом. Он осторожно промыл рану и смазал ее целебной мазью.
В то время как он обрабатывал ей ногу, вошла пожилая женщина. Она стояла молча, наблюдая. Закончив, он сказал ей что-то на том же гортанном языке, к которому Таня уже начала привыкать, и жестом показал Тане, чтобы она ложилась спать. Затем он отвернулся и вышел из вигвама.
Женщина повторила его жест, говоря Тане, чтобы она спала, а сама разместилась у огня. Некоторое время Таня лежала, уставившись в купол хижины, мысленно отгоняя прочь жгучую боль в бедре.
Когда боль немного стихла, она начала осматриваться. Внутри вигвам был больше, чем она его себе представляла. Длинные жерди, образовывавшие скелет строения, у вершины скрещивались и были связаны вместе, образуя конус. Ширина у основания была меньше двадцати футов. На самой вершине оставалось отверстие для того, чтобы дым мог выходить наружу. Шкуры животных, сшитые вместе и висевшие на жердях, служили стенами. Теперь Таня вспомнила, что многие вигвамы снаружи были ярко разукрашены. Интересно, чье это было жилище? Принадлежало ли оно ее захватчику, или старой женщине?
Она лежала на плетеной циновке, точно такой же, как и та, на которой сидела женщина. Рядом находилась куча шкур. Повсюду на шестах висели кожаные сумки и мешки, а также то, что оказалось предметами одежды. На полу рядом с очагом стояло множество чаш и кувшинов, а также треножник, на котором, вероятно, готовили еду. У входа висела целая коллекция кожаных полосок, подобной той, что ее захватчик использовал как уздечку для своей лошади. Внимание Тани привлек топорик, висевший вместе с ними, а также стоявшее рядом копье, украшенное перьями. Имея оружие, она сможет удрать, и ей удастся выжить.
Таня бросила взгляд на старую женщину и расстроилась, потому что та внимательно за ней следила. Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Сейчас было не время.
Ей выпала такая возможность скорее, чем она предполагала. Таня проснулась от боли в ноге, Во сне Таня перевернулась на клейменое бедро, и боль разбудила ее. Она в нерешительности огляделась вокруг. Огонь теперь едва горел, но при свете мерцающих углей она смогла разглядеть, что была одна. Ее захватчик не возвратился, а женщина, должно быть, ушла, удостоверившись, что Таня заснула. Она не ожидала, что утомленная девушка проснется так скоро. Доносившиеся звуки шумного веселья говорили о том, что церемония продолжается.
Таня медленно поднялась на ноги, стараясь не дотрагиваться до свежей раны на бедре. Она сняла ненавистный ремешок и бросила его на землю. Потихоньку она с трудом подошла к развевающейся на ветру шкуре и выглянула в щель. Не более чем в тридцати метрах от нее у огня сидели индейцы, а вокруг все, казалось, утихло.
Тане хотелось поискать кое-что из еды и воду, но она не стала тратить драгоценные минуты, от которых может зависеть, удастся ли ей сбежать или нет. Она схватила топорик и копье и выползла из вигвама. Очень быстро она отошла на темную сторону деревни. Держась в тени, теперь куда более осторожная, она бесшумно ступала босыми ногами, минуя вигвам за вигвамом, используя копье как костыль.
Выйдя из деревни, она устремилась через открытое поле к лесу, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Она быстро и тяжело дышала, а ее сердце так громко стучало, что было удивительно, почему вся деревня не слышит этого. Жаль, что она не украла лошадь, но она не знала, где индейцы их держат, а по пути ей не попалось ни одной.
Поглощенная своим бегством, Таня не слышала и не видела, как за ней следовал человек. Добравшись до деревьев, она остановилась, чтобы перевести дух, и прислонилась к дереву, А когда она выпрямилась, чтобы продолжать свой путь, одна рука закрыла ей рот, а другая выхватила у нее топорик и копье. Она почувствовала, как ее потащили назад на залитое лунным светом поле. Здесь она увидела не кого иного, как своего похитителя. В ее глазах появились слезы разочарования, но она отгоняла их назад.
Еще раз она проходила назад мимо стоящих кругом хижин. Когда они дошли до вигвама, принадлежащего ее захватчику, он с порога швырнул ее вовнутрь на грязный пол. Он снял со стены одну из кожаных уздечек до того, как она успела подняться на ноги. Она с ужасом смотрела, как он приближался к ней, его темные глаза сверкали от гнева.
Инстинктивно она подняла руку, заслоняясь от первого удара. Она перекатилась на живот, пытаясь заставить свои ноги поднять ее, но удары яростно сыпались на нее, и она, сжавшись в комочек, никак не могла подняться. От боли у нее затуманилась голова, и она знала, что плачет. Слезы струились по лицу, ослепляя ее. Она почувствовала вкус крови и поняла, что кусает нижнюю губу для того, чтобы не кричать. К тому времени, как удары прекратились, она уже стонала и умоляла о милости.
Таня почувствовала себя полностью униженной, когда он сорвал с нее рубашку и панталоны. Совсем обнаженная, она уставилась на него широко раскрытыми глазами. По ее плечам струились рыжевато-коричневые волосы. Собрав в себе последние капли храбрости, она выпалила:
– Не прикасайся ко мне!
Ее похититель склонился над ней, разделся, оставив только набедренную повязку на бронзовом теле и мокасины. Он залепил ей увесистую пощечину, потом поднял ее с такой легкостью, будто поднимал ребенка, и швырнул на циновку.
Таня растянулась на циновке в самой недостойной позе и задрожала от его раскаленного взгляда. Его темные глаза оценивали ее обнаженное тело, и она почувствовала себя изнасилованной до того, как он к ней прикоснулся. Потом, к ее великому удивлению, он повернулся, собрал ее разорванную одежду и все, что она могла использовать в качестве оружия или одежды, и неожиданно вышел.
Она облегченно вздохнула. Она долго лежала неподвижно, дрожала и тихо плакала, обдумывая свое положение. Ее захватчик все-таки был мудрым. Нагую, без оружия, ее не нужно было привязывать или охранять. Она не смогла бы снова бежать, оставшись совсем голой.
Ее тело болело и покрылось синяками. Таня повернулась на бок. Теперь она лежала спиной к огню, а ее правое бедро еще больше ныло. Ее охватило чувство беспомощности, из закрытых глаз медленно потекли слезы. Изнеможение, наконец, взяло верх, и она уснула.
Таня спала как убитая, когда Гордая Пантера вернулся в свой дом. Он долго смотрел на нее, потом взял прядь ее медовых волос, и они проскользнули сквозь его огрубевшие пальцы. Ее волосы были такие мягкие и шелковистые. Завтра он позаботится о том, чтобы ее искупали и расчесали ее волосы.
Нежно он провел пальцами по ее спине, довольный тем, что не сильно испугал ее своим гневом. Ее тело покрылось рубцами, но только в одном или двух местах кожа лопнула. За свои двадцать пять зим Гордая Пантера совершал много внезапных нападений, захватывал немало пленников, но ни разу не оставлял их для себя. Он всегда отдавал или продавал их другому воину или женщине. На этот раз он решил захватить женщину для себя, но такую красоту он видел впервые. Ее волосы и глаза околдовали его. Ее лицо было совершенством, несмотря на упрямый подбородок, а ее фигура была соблазнительной.
Внимательно разглядывая ее, Гордая Пантера почувствовал, как начинает возбуждаться, и быстро направил свои мысли в другое русло. Ему придется осторожно обращаться с ней и проявлять мудрость и терпение, чтобы не сломить ее гордый дух. Он был восхищен ее храбростью и не хотел, чтобы она превратилась в сломленного, безмозглого, бесхребетного раба, что происходит со многими.
Следующая неделя или две будут критическими. Так много зависит от способности Тани понимать и учиться образу жизни меднокожих людей. Она должна научиться видеть в нем своего хозяина и подчиняться ему без вопросов и колебаний. Она должна выбросить из головы глупые мысли о своем доме и побеге и принять жизнь здесь, среди его соплеменников. Она должна выучить чейинский язык и уметь справляться со всем, что требуется от женщины чейинского воина.
У него не было сомнений, что ей будет трудно справиться со всем этим, но она умная и сообразительная. Прежде всего, ей придется смириться со своей новой жизнью здесь. А когда она, наконец, примет решение, он уверен, у нее все быстро получится. Единственная сложность состояла в том, как научить ее принимать его и подчиняться, не сломив при этом ее воли.
Он улыбнулся, вспомнив, как она отбивалась от Уродливой Выдры.
«Бедняжка, маленькая дикая кошка, – подумал он. – Тебе подстригут твои коготки. Ты будешь сопротивляться этому, я знаю, но ты мало что можешь сделать, чтобы это изменить. Ты будешь натягивать уздечку, плеваться и рычать, но я укрощу тебя нежной рукой. Не нужно сильно со мной воевать, маленькая дикая кошка, потому что ты причинишь вред только себе. Я намерен овладеть тобой. Ты будешь моей до тех пор, пока я этого хочу, и чем скорее ты с этим смиришься, тем лучше».
Таня проснулась оттого, что окоченела от холода. Она свернулась в клубочек, пытаясь хоть как-нибудь согреться. Сейчас она отдала бы все что угодно за одеяло!
Убедившись, что находится одна, она подползла поближе к очагу. Короткой палкой она разворошила костер, стараясь вернуть его к жизни, хотя понятия не имела, чем будет его разжигать.
Шкура, закрывающая вход в вигвам, была приподнята, и теперь внутрь хижины просачивалось яркое утреннее солнце. Таня отпрянула назад, тщетно стараясь прикрыть свою наготу, когда вошел ее захватчик в сопровождении старой женщины, которая охраняла ее прошлой ночью. Женщина бросила на пол охапку хвороста и кинула неодобрительный взгляд на Таню, без слов говоривший о том, что своей попыткой к бегству Таня очень ее подвела.
Индеец взял Таню рукой за подбородок и, показывая на себя, сказал: «Мешпеша Тси». Он произнес свое имя четко и повторил жест и фразу. Затем он указал на Таню и стал ждать. Он еще раз повторил все сначала, пока до Тани не дошло, что он говорит ей свое имя и спрашивает, как ее зовут.
Таня указала на себя и сказала:
– Таня.
Воин кивнул.
– Таня, – он указал на нее, а затем на себя: – Мешпеша Тси.
Он произносил свое имя четко и медленно, потом потребовал, чтобы она его повторила.
Она делала это с такой нерешительностью, что он заставлял ее повторять его имя до тех пор, пока она не произнесла его правильно.
Потом он указал на Таню еще раз и отрицательно покачал головой.
– Матта Таня, – тыча в нее пальцем, сказал он. – Пешеуа Матчсквоаси.
Таня покачала головой.
– Нет. Таня. Таня, – настаивала она.
Он решительно покачал головой и поправил:
– Пешеуа Матчсквоаси.
В какой-то момент ему показалось, что она заплачет: уж очень жалобно она на него смотрела.
– Я не хочу быть Пешеуа Матчсквоаси, – сказала она, прекрасно произнеся имя. – Я хочу быть Таней!
– Матта, – кивнул он головой в ее сторону. Он снова взял ее за подбородок и стал ждать.
Вздохнув, она сдалась.
– Ладно, я буду Пешеуа Матчсквоаси, что бы это ни означало.
На куске коры он нарисовал притаившуюся пантеру и повторил ее имя. Наконец она поняла, что значит его имя. Мешпеша Тси – это Гордая Пантера. Она вспомнила, как солдаты говорили, что племянника Черного Котла, вождя чейинцев, звали Гордая Пантера. Таким образом, она сделала вывод, что их захватили чейинцы. Позже она узнает значение своего имени – Маленькая Дикая Кошка.
Оставшаяся часть утра превратилась в урок языка для Тани. Гордая Пантера представил ей Утиную Походку. Пока Гордая Пантера чинил уздечку, старая женщина учила Таню разводить огонь и готовить утреннюю еду, старательно вбивая ей в голову слова, обозначавшие все предметы, к которым она прикасалась.
Осознавая свою наготу, Таня не могла сосредоточиться. Однако и Пантера, и Утиная Походка вообще не обращали никакого внимания на ее обнаженное тело. Таня заставляла себя поступать так же, но ее все время заливал румянец. Она никогда в жизни не ценила уединенность так, как сейчас, когда лишилась ее окончательно.
Таня выучила, как говорить по-чейински слова: лицо, руки, ноги, рот, волосы. Позже Пантера научит ее словам, обозначающим более интимные части ее тела. Но теперь, пока не зная об этом, Таня с трудом ворочала языком, произнося странные, гортанные слоги. Она не задавала себе вопроса, почему старается научиться, она просто училась.
Помимо того, что она усвоила несколько основных слов и фраз, она научилась готовить утреннюю еду. Потом она узнала, что первым завтрак должен отведать Пантера. Пока мужчина ест, женщина может заниматься чем-нибудь другим или просто тихонько сидеть, и лишь после того, как он закончит свою трапезу, она и дети могут приступать к еде.
После завтрака Гордая Пантера дал ей одеяло укрыться, он сам завернул ее в одеяло и свободный конец запихнул между грудей. Таня покраснела до корней волос. Надев ненавистную петлю ей на шею, он повел ее к ручью. Там он оставил ее на попечение Утиной Походки и распорядился мыть ее холодной горной водой и песком до тех пор, пока кожа не станет блестящей, а волосы не начнут отражать солнце.
Облачившись в платье из оленьей шкуры, которое доходило до половины икры, Таня почувствовала себя, наконец, прикрытой. Платье было свободным, без рукавов. По вырезу горловины была продета струна, а пояс заменяла полоска кожи. Но Таня была так рада платью, что оно казалось ей вечерним туалетом. Чистая, сытая, одетая, в мягких мокасинах, она чувствовала себя почти нормально, но съежилась, когда Пантера снова набросил ей на шею петлю.
Перед тем как вернуться обратно в вигвам, Пантера повел ее на прогулку по лагерю. Когда несколько молодых парней начали бросать колкости в ее адрес, он произнес несколько резких слов, и у них отпала всякая охота продолжать насмешки. Испытывая стыд и недоумевая, она наклонила голову и всю дорогу смотрела под ноги. Он остановился и твердыми руками отвел ее плечи назад и поднял вверх подбородок. Теперь она шла за ним с гордо поднятой головой, расправив плечи.
Естественное любопытство взяло вверх, и Таня с охотой начала смотреть по сторонам. Хотя все вигвамы были построены одинаково, разукрашены они были по-разному. На жилище Пантеры были нарисованы прекрасные изображения злых пантер. На черном фоне хижины вождя изображалось восходящее над горой солнце. На одних вигвамах были нарисованы луна и звезды, на других – животные, но каждый имел свой рисунок. Самый большой и искусный располагался поближе к центру деревни, другие постепенно расширяющимися кругами тянулись до конца лагеря.
Над входом в некоторые хижины был натянут тент, около многих горели костры. Таня обратила внимание, что все входы обращены на восток, по направлению к восходящему солнцу. Многие женщины были заняты работой рядом со своим жильем. К Тане никто не приблизился и не заговорил с нею, но все воины и женщины приветствовали Пантеру.
В конце их прогулки Пантера повел Таню туда, где содержались лошади. Молодой воин пытался приручить дикую лошадь. Лошадь была привязана к центральному столбу длинной веревкой, и каждый раз, когда храбрец пытался приблизиться к ней, лошадь начинала ржать и бросаться назад. С большим терпением мужчина ждал, пока лошадь успокоится, и начинал попытки снова. Пантера и Таня долго наблюдали, как воин нежно разговаривал с испуганным животным, вполголоса что-то напевал ему до тех пор, пока, наконец, оно не подпустило индейца достаточно близко, чтобы он смог протянуть руку и дать лошади понюхать ее. Лошадь не позволила мужчине прикоснуться к себе, стояла настороженно и дрожала, раздувая ноздри и втягивая в себя запах индейца.
Пантера отвел Таню назад в свой вигвам. Здесь он привязал ее на более длинный поводок и оставил на попечение Утиной Походке. Весь длинный день она училась растирать в ступке высушенные зерна в прекрасную муку. На ее нежных пальчиках образовались и лопнули огромные волдыри. Вернулся Пантера и швырнул к ее ногам двух убитых кроликов. Несмотря на отвращение, она научилась сдирать шкуру с трофеев и готовить их. Пока кролики тушились в котелке, старая индианка показывала ей, как подготовить шкуру кролика к обжигу на солнце.
Невероятно уставшая, Таня смотрела сонными глазами, как Пантера ест блюдо, приготовленное ею и Утиной Походкой. Она так устала, что сама не хотела есть, но потом заставила себя есть через силу. Уходя на ночь, индианка уносила с собой платье Тани, оставляя ее напуганной и голой. Поскольку никто ее не слышал и всем было все равно, Таня плакала, а потом засыпала на соломенном тюфяке и спала до тех пор, пока не возвращался Пантера.
ГЛАВА 3
С первого дня жизнь Тани среди индейцев подчинилась строгому распорядку. Каждое утро она поднималась рано, и, пока Пантера произносил свои молитвы перед входом в жилище, она разводила огонь и готовила еду. Приходила Утиная Походка с ее любимым платьем, а потом они совершали прогулку к ручью, чтобы искупаться и набрать воды. После того, как они приводили жилье в порядок и мыли посуду, день по-настоящему начинался.
В горах наступила весна, и скоро чейинцы покинут свою зимнюю стоянку и последуют за стадами буйволов, минуя просторные равнины. Но прежде нужно сделать некоторое приготовления. Мужчины заостряли свои стрелы, натягивали луки, обучали своих лошадей и проверяли оснащение. Воины, молодые и старые, готовились к войне, тренируясь часами.
Женщины были заняты в такой же степени. Пока солнце не сильно палило, они работали в поле, разрыхляя землю и сажая новые семена. Нужно посадить зерно и оставить его на милость природы, а поскольку чейинцы были кочующим племенем, то, возможно, они вернутся на свою зимнюю стоянку поздней осенью к урожаю, который смогут заготовить на зиму. Они сажали зерно и бобы, тыквы и дыни, выращивали дикую пшеницу и картофель. Осенью они найдут дикий лук, морковь, кабачки и репу, а также поздние ягоды, яблоки, орехи, зерна и мед.
Когда солнце поднималось выше, они уходили в лес и собирали дикую землянику и весенние ягоды. Они выдергивали странные растения, которые Тане никогда раньше не доводилось встречать. Одни из них предназначались для тушения, другие использовались в качестве приправ, а некоторые – в лечебных целях. По дороге они все время собирали хворост. И даже цветы собирались скорее ради какой-то их пользы, чем за их ароматную красоту. Натруженные, они с трудом тащились домой и готовили то, что находили.
Иногда корни, растения и ягоды сначала варили или тушили, а затем разминали, высушивали и растирали в порошок. Другие развешивали и высушивали так, как были. Утиная Походка терпеливо и тщательно посвящала Таню во все сложности приготовлений. В добавление к этому, она научила ее свежевать тушки зверей, которые приносил Пантера, отделять от костей и готовить мясо и рыбу. Казалось, ничто не растрачивалось зря. Часть рыбы они коптили и высушивали, остальную ели. Кости сохраняли и делали из них иглы. Из сальников вытапливали жир и хранили его в водонепроницаемых мешках, так же поступали с гусиным или утиным жиром. Яйца дичи они ели и готовили из них соусы. Черепашье мясо считалось праздничным блюдом, а яйца – деликатесом, как и лангусты.
Каждая полоска мяса животного либо съедалась, либо коптилась, либо высушивалась. Кости и сухожилия находили применение в приготовлении еды, одежды или оружия. Со всем обращались бережно и аккуратно, все пригождалось в хозяйстве. Жир всегда использовался либо как витаминосодержащий продукт, либо в лечебных целях, либо в качестве смазывающего средства. Таня никогда не видела таких бережливых, изобретательных и работящих людей. Они брали у земли лишь то, в чем нуждались, чтобы выжить, а возмещали то, что могли, используя все полностью и разумно. Все остальное, что им могло пригодиться, например кофе, сахар, муку, одеяла, они покупали у правительственного агента майора Эдварда Уинкопа в форте Лион или в форте Ларнд.
Таня постоянно училась чейинскому языку. Пантера, Утиная Походка и другие женщины то и дело показывали ей новые вещи и учили их индейским названиям. Даже дети помогали ей учить и произносить незнакомые слова. Они направляли ее в работе и исправляли ошибки в произношении. С самого первого дня к ней никто не относился плохо, но никто не открывался перед ней и не приветствовал ее. Таня была и белой, и рабыней. Их останавливало только покровительство Пантеры, и они не насмехались над ней и не били ее, как часто поступали с другими пленниками.
Почти каждый день Таня видела своих подруг, но ей не разрешали пообщаться с ними. Поначалу она пыталась, но результат оказался плачевным. Когда она заговорила с одной из них, ее тут же резко дернули за поводок, и слова застряли у нее в горле. Однако это было очень мягкое наказание по сравнению с тем, которым подвергались другие девушки, если они пытались поговорить. Тогда жены их захватчиков или женщины, приставленные для охраны, немедленно избивали их. Они били, пинали ногами, щипали и дергали своих и без того уже измученных жертв. Иногда они били их палками или уздечками до тех пор, пока те не падали на землю, истекая кровью. Девушки быстро научились не замечать друг друга. Это было больно, но куда больнее было не делать этого.
Таня была напугана состоянием других девушек. Мелисса выглядела хуже всех: ее распухшее лицо с трудом можно было узнать под синяками и ссадинами. По-прежнему одетая, если можно так выразиться, в разорванную нижнюю сорочку, она представляла собой комок грязи. Некогда красивые волосы свисали теперь всклокоченными прядями, а голубые глаза лихорадочно блестели от боли и несчастья. Она шла, прихрамывая, больная и измученная, теперь в ней не осталось и капли гордости.
Нэнси жилось немного лучше. Худое тело Розмари прикрывало грязное платье из оленьей шкуры, а на месте одного из передних зубов зияла брешь. На Сьюллен тоже было старое, засаленное платье из оленьей шкуры, ее славные рыжие волосы теперь потускнели и запутались, а ногти обломались и стали грязными, но на ней было меньше синяков, чем на других.
Таня очень смутилась, появившись перед ними в чистом виде и невредимой. Ее золотистые волосы блестели и были ухожены, а платье было чистым и в хорошем состоянии. Ей было стыдно при мысли о том, что она оплакивала свою судьбу, когда другим жилось намного хуже. По сравнению с ними, к ней относились как к избалованной принцессе! И до сих пор Пантера не изнасиловал ее. Он не бил ее с того дня, когда она пыталась убежать. Он вовсе не обращался с ней плохо, если не считать того, что она чувствовала себя униженной, когда он надевал ей на шею поводок и каждый вечер оставлял ее голой. Он даже познакомил ее с прекрасной молодой индианкой по имени Застенчивая Лань. Таня подружилась с девушкой.
Днем, в одно и то же время. Пантера брал ее на прогулку по деревне, всегда надевая ненавистный поводок. Она ненавидела этот поводок и все, что было с ним связано, но ей приходилось смиряться, чтобы у нее не отняли права на драгоценные прогулки. Они всегда завершали прогулки у стойла и наблюдали, как молодой воин приручает дикую пятнистую лошадь. Его прогресс был медленным, но верным. В первый день лошадь, наконец, понюхала его руку. Во второй день чейинец смог погладить ее шею и морду. К концу третьего дня он гладил ее спину и почти все, что хотел.
Если дни Тани проходили в работе, то ночи были напряженными. В конце ее первого дня пребывания в лагере она чувствовала изнеможение и заснула от усталости. Вернувшийся Пантера ее разбудил. Она сразу почувствовала его присутствие, когда он сел на циновку. Он снял мокасины и набедренную повязку и устроился возле нее в обнаженном великолепии. Она попыталась отодвинуться, но он остановил ее, взяв ее за запястье. При этом он ее не трогал. От нее требовалось лишь одно: спокойно лежать рядом.
Следующей ночью он настоял на том, чтобы она разделила с ним его соломенный тюфяк. Он крепко обнимал ее, их тела соприкасались. Его объятие было теплым, а убедившись, что он больше ничего не требует, она отметила, что его руки как-то странно успокаивают. Проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что ее голова лежит на его груди, а их конечности сплетены.
Третья ночь выдалась еще более тревожной. Устраиваясь на тюфяке, он притянул ее к себе. Затем он начал гладить ее волосы и лицо. Его длинные бронзовые пальцы скользили по ее лицу, вычерчивая линии вокруг глаз, вдоль носа, вырисовывая форму губ, которые дрогнули от его прикосновения. Его руки быстро нашли контуры ее тела, на какую-то секунду задержались на бедрах и грудях. Как раз тогда, когда Таня уже было начала паниковать, он прекратил свои исследования, прижался к ней крепче и уснул. В ту ночь Таня еще долго не могла успокоиться, она лежала, анализируя эти новые события. Ей было стыдно признаться в том, что его прикосновения вовсе не вызывали в ней отвращения.
Сейчас, сидя на краю ручья с Застенчивой Ланью и Утиной Походкой, Таня раздумывала над своей реакцией. В ней в равной степени смешались страх и ожидание, когда она принялась стирать одежду Пантеры. Скоро он придет и заберет ее на прогулку. Одна ее половина с нетерпением ожидала его прихода, а другая умоляла время замедлить свой ход.
Успехи воина в приручении своей дикой пятнистой лошади стали еще заметнее. За последние шесть дней он добился того, что она сама подходила к нему и брала с рук лакомство, подходила на его зов, а потом дала себе оседлать. Теперь он мог водить ее на поводке. Вчера лошадь позволила накинуть себе на спину одеяло, а сегодня приняла вес воина, который полулежал поперек ее спины.
Таня сама достигла хороших результатов. Она жила в чейинской деревне уже девять дней. Она многому научилась и усердно работала. Ее мышцы начинали привыкать к труду, ее руки больше не кровоточили. Ее тело больше не болело от побоев уздечкой, а струп на бедре наконец отвалился и на его месте осталось ярко-розовое клеймо. Открытые солнцу и ветру участки кожи загорели и стали светло-золотистого цвета. Она уже настолько владела чейинским языком, что могла сама составлять простые предложения и многое понимала из того, что ей говорили, если говорилось это основными словами и медленно.
Когда время и мысли Тани не были заняты Пантерой, она с беспокойством думала о своей семье и женихе. Узнали ли они, что произошло с ней и остальными девушками? Возможно ли спасение в ближайшие несколько дней или чейинцы слишком хорошо замели свои следы? Бросят ли они женщин умирать, прекратив поиски?
Где сейчас ее семья? – думала Таня. Добрались ли они в Пуэбло или возвратились в форт Лион? Известили ли Джеффри, тетю Элизабет и дядю Джорджа? Есть ли у них подозрение, что за похищением стоит Гордая Пантера? Понимала ли Джулия, что она просто сбежала? Скучают ли по ней все так же сильно, как она скучает по ним? Доведен ли Джеффри до безумия от горя? Как мама и отец справляются с этой бедой?
До того как привыкнуть к своей новой жизни, Таня только и молилась о том, чтобы спасение наступило как можно скорее. Она прекрасно понимала, как быстро приспосабливается, благодаря сильному желанию выжить. Молодая и податливая, она быстро научилась чейинскому языку, а долгими темными ночами ее тело начинало отвечать на ласки Пантеры.
Уже больше недели каждую ночь она разделяла с ним ложе. Теперь Пантера не просто легонько гладил ее, но долго ласкал, целовал и шептал что-то ласковое. Каждую ночь она все больше поддавалась его гипнотическим чарам. Под взглядом его горячих черных глаз ее решимость таяла. Когда его губы прикасались к ее губам, когда его язык исследовал укромные уголки ее рта, она чувствовала, как теряет рассудок. Поначалу она очень боялась и не могла отвечать на его ласки, она решительно не обращала внимания на первые, пробные движения своего тела, но когда его руки творили чудеса с ее телом, она слабела.
Неделю спустя Таня была смущена как никогда. Как раз прошлой ночью она обнаружила, что горячо отвечает на его ласки и дарит ему свои собственные. Сегодня ночью, глядя, как Пантера раздевается, она дрожала. Дрожь вовсе не относилась к страху, что ей причинят боль. Эта дрожь была связана с тем, что она боялась отдаться ему полностью.
Он был прекрасным экземпляром: высокий, смуглый, изящный. В нем звериная сила его тезки – пантеры. Пантера лег и притянул к себе ее дрожащее тело. Глубоко заглядывая в ее золотистые глаза, он чувствовал, как его собственное тело начинает трепетать от страсти. Теперь, прекрасно зная ее шелковистую кожу, его руки действовали сами по себе, помня все изгибы контура. По ее телу пробегала дрожь от его прикосновений.
Таня пообещала себе, что этой ночью не будет отвечать на его ласки, но в тот миг, как их губы встретились, она растерялась. Его губы коснулись ее губ, и они растаяли, как нагретый воск, поддаваясь его требованию. Тонкие, проворные пальцы нашли розовый сосок, ласкали его до тех пор, пока он не стал упругим, вызывая болезненный трепет в пояснице.
Оставив ее губы, он начал целовать ее лицо, нежно целовал брови, нос, глаза, подбородок. Она задрожала, когда он обвел языком контур ее уха. Он спускался вниз по ее шее, пощипывая кожу зубами и успокаивая ее языком, пока не обнаружил чувствительный изгиб плеча. Его распущенные волосы ласкали ее груди и плечи.
Таня невольно изогнулась и сильнее прижалась к нему, когда он одновременно ласкал рукой ее грудь, а языком проводил по линии плеча. Он шептал ей какие-то бессмысленные фразы, побуждая ее к ласкам. Она упиралась руками в его гладкую грудь, как бы отстраняя его, но, казалось, теперь ее руки жили сами по себе. Медленно они начали исследование, измеряя его плечи, чувствуя, как сокращаются мышцы под ее ладонями. Ее ищущие пальцы гладили его руки и плечи, медленно поднимались к его густым черным волосам.
Наконец бархатные губы Пантеры нашли ее грудь, обжигая ее своим жаром. Его зубы теребили ее пульсирующий, раздувшийся сосок, а язык омывал его. Вспышки страсти пронизывали ее, заставляя кричать от тоски – почему, она сама не знала. Она ухватила его за голову и прижалась к нему ближе в своем порыве.
Пока его губы боготворили ее груди, его рука скользнула к ее бедрам и раздвинула их. Таня ловила ртом воздух, а Пантера тотчас накрыл его губами в горячем, страстном поцелуе, отчего ее желание усилилось. Ее руки двигались по его спине, чувствуя упругие мышцы под гладкой, опаленной солнцем кожей.
Пантера застонал, на его коже выступили капельки пота, но он старался контролировать себя. Его рука покоилась между ее ног, а его длинные чуткие пальцы пробуждали наслаждение, о существовании которого Таня раньше не догадывалась. Таня дрожала и металась под ним, ее груди упирались в его грудную клетку, пока он зажигал огонь по всему ее телу. Он слышал, как она, потрясенная, затаила дыхание, когда его пальцы скользнули во внутрь ее теплоты, лаская там влажный бархат, продолжая большим пальцем возбуждать ее чувствительную женскую сердцевину.
Бессвязные возгласы Тани утопали в поцелуях Пантеры. Она, стараясь перевести дыхание, вскрикивала от изумления. Ее тело полностью напряглось в ожидании, и она сжалась и стонала, обессиленная. Пантера прижал ее к себе и продолжал держать до тех пор, пока она не успокоилась и уснула. Его собственное тело по-прежнему болело, но он заставлял себя быть терпеливым. В эту ночь уже не Таня, а Пантера долго не мог уснуть.
На следующее утро Таня чувствовала к себе отвращение. Как могли ее тело и ум предать ее таким образом! Господи, этот человек – дикарь! И все же ее тело трепетало, когда она вспоминала его ласки. Таня заметила, что наблюдает за его руками и губами, когда он ест. Она сильно покраснела и отвернулась, когда он поймал ее взгляд.
Пантера улыбнулся про себя. Да, она готова. Он мог бы овладеть ею прошлой ночью, но ему хотелось показать ей кое-что из того, что можно ожидать перед тем, как они сольются телами. Он хотел, чтобы она была готова и сама страстно желала этого. Сегодня она будет об этом думать, предвкушать и будет готова, когда настанет вечер.
Весь день Таня кипела от злости и волновалась, пытаясь разобраться в своих чувствах. По правде говоря, он не вызывал в ней отвращения, хотя должен бы. Всего несколько дней назад она собиралась выйти замуж за Джеффри. Сейчас она тоскует больше всего о чейинском воине! Она чувствует, как ее тянет к нему с того самого первого дня. Она восхищалась его спокойным достоинством, благородной гордостью. Одна из причин того, почему она так усердно старалась приспособиться и принять жизнь его соплеменников, состояла в том, что она хотела завоевать его одобрение, его похвалу.
Пантера удовлетворял ее вкусы. На него было любо-дорого посмотреть: высокий, гордый, красивый. Ей было приятно слышать его глубокий голос, гладить ночью, лежа рядом с ним, его гладкую кожу, и она начала привыкать к его мускусному запаху. Ее притягивал даже соленый вкус его тела и вкус табака на языке, когда он ее целовал.
И все же Таня колебалась. Она страшилась того времени, когда он сделает ее полностью своей. Ей не хотелось желать его, тосковать по нему. Она была абсолютно уверена в том, что как только этот рубеж будет преодолен, назад пути не будет. Когда она полностью примет Пантеру и жизнь среди его соплеменников, ей не захочется отсюда уходить.
Позже в тот же день Таня знала, что увидит перед тем, как все произойдет. Молодой воин, наконец, ехал верхом на своей пятнистой лошади. Когда он горделиво пустил лошадь легким галопом по лугу, они стояли и смотрели, думая каждый о своем. Потом Пантера повернулся к ней. Удерживая ее взгляд своим собственным взглядом, он снял с нее поводок и молча бросил его на землю к своим ногам. Таня посмотрела на поводок, потом на Пантеру и затем повернулась и посмотрела на храброго воина на своей лошади. Ее мозг пытался разобраться в потоке мыслей, нахлынувших на нее. Каждый день Пантера приводил ее наблюдать, как воин укрощает дикую лошадь. Он делал это терпеливо, и с каждым днем лошадь все больше отвечала на его прикосновения и реагировала на голос. До нее дошло, что Пантера проделывал с ней то же самое, в соответствии с теми успехами, которых добился молодой воин.
Ей также стало ясно, что Пантера хотел, чтобы она поняла это. Подтверждением этому было и то, что он выбросил ненавистный ей поводок. Сегодня воин добился цели и теперь объезжал свою лошадь. Танины глаза сделались огромными, когда она осознала, что сегодня ночью Пантера полностью подчинит ее себе и привяжет к себе куда более крепкими узами, чем любая цепь или оковы.
Пантера внимательно следил за ее реакцией. Он видел на ее лице смущение, сменившееся гневом из-за ее задетой гордости. Он не удивился такой реакции, поскольку не ждал, что она воспримет это спокойно.
Ее глаза метали молнии, когда она, шипя от злости, сказала:
– Если ты рассчитываешь, что я приму это спокойно, как овца, которую ведут на убой, тогда подумай снова!
Она говорила по-английски, слишком расстроенная, чтобы пытаться подобрать нужные слова на его языке. Слезы разочарования наворачивались на ее сверкающие глаза, но она отгоняла их прочь. Она стояла, вызывающе глядя на него, сжав руки в кулаки.
– Я не лошадь, которую можно приручить и оседлать! Я человек, и у меня есть свои собственные чувства! Разве недостаточно того, что ты похитил меня у моей семьи и друзей? Разве недостаточно того, что ты сделал из меня рабыню, которая все время что-то подает, приносит и ждет тебя? Тебе нужно во всем меня унизить?
Пантера не притронулся к ней. Он пристально смотрел на нее сверху вниз своими суровыми, темными глазами, а потом строго произнес:
– Разговаривай со мной на моем языке, Маленькая Дикая Кошка!
– Я не нахожу слов, чтобы сказать все это на твоем языке, – возразила она, а потом продолжила по-английски: – Как мне выразить на любом языке, как я тебя боюсь?
Он сосредоточенно нахмурился, и она повернулась к нему спиной.
– Как мне объяснить, что если меня сейчас не освободят, то потом окажется слишком поздно? Ты украл женщину другого мужчины. Ты знаешь об этом? Сегодня я должна была выйти замуж. Каждую ночь я молилась, чтобы он пришел и вовремя освободил меня. Теперь ты мне просто дал понять, что мое время истекло.
Наконец, когда она ощутила абсолютную беспомощность, слезы брызнули из глаз и покатились по бледным щекам.
– Как он может по-прежнему меня хотеть после того, как ты поимеешь меня? – задыхаясь, спросила она.
Пантера развернул Таню к себе лицом. Его лицо представляло собой жесткую маску злости, готовую вот-вот сорваться.
– Пошли, – приказал он. – Тебе пора приготовить мне ужин. У нас нет времени для твоих женских слез жалости к себе. Они зря проливаются и ничего не изменят.
В тот вечер напряжение в их доме достигло высшей точки. Утиная Походка удалилась, не дождавшись, когда будет готова еда. На этот раз она не унесла с собой платье, хоть за это Таня была благодарна. Она напряженно сидела у костра напротив Пантеры, пока тот ужинал. Она же не могла заставить себя съесть ни куска. После ужина Таня наводила порядок в вигваме, а Пантера переделывал форму нового лука. В воздухе повисла гнетущая тишина.
Наконец Пантера отложил в сторону лук:
– Поправь огонь, Маленькая Дикая Кошка, и ложись.
Его лицо ничего не выражало, и она не могла понять, в каком он находился настроении. Внешне спокойная, Таня прилежно поправила огонь, хотя все это время ее сердце бешено стучало. Пантера сидел между нею и единственным проходом, через который можно улизнуть, но она знала, что все попытки окажутся тщетными.
Она медленно подошла к циновке и села на нее, склонив голову в надежде спрятать слезы от его алчного взгляда. Он, как всегда, бесшумно приблизился и теперь стоял перед ней.
– Сними с моих ног мокасины, – распорядился он.
Голова Тани дернулась вверх, как будто она была привязана к веревке кукольника. Она от изумления открыла рот. Раньше он никогда не просил ее об этом. Не говоря ни слова, она выполнила его просьбу, а он стоял сначала на одной ноге, потом на другой, стараясь удержать равновесие.
– Теперь сними мою набедренную повязку, – приказал он.
Танино лицо вспыхнуло, а руки задрожали, когда она подняла их, чтобы исполнить его приказ. Потом она бессильно уронила их на колени. Ее губы и голос дрожали, когда она прошептала:
– Я не могу. Пожалуйста, не заставляй меня делать это.
– Ты мне подчинишься. Сделай это.
Он был непреклонен. Его тон говорил о том, что он становится нетерпеливым.
Еще раз она протянула ледяные пальцы и теперь выполнила свою задачу, хотя и не смотрела на него. Набедренная повязка упала на пол между ними. Он молча наклонился и стащил с нее платье, потом уселся на тюфяк и посмотрел на нее. Его черные глаза пронизывали ее насквозь.
– Развяжи мои косы, женщина, – мягким, как бархат, голосом сказал он.
Таня сделала то, что он требовал, нежно расплела иссиня-черные пряди и расчесала их своими пальцами. Таня чувствовала на себе его взгляд, но не могла посмотреть ему в лицо. Его волосы струились между ее пальцами, как плотный, гладкий атлас, пробуждая каждое нервное окончание на ее пальцах, они чувственно скользили по ее ладоням.
Ее пальцы все еще были запутаны в его волосах, когда он прижал ее к себе и осторожно уложил на тюфяк. Она взглянула в его черные глаза, наполнившиеся страстью от вида ее наготы, и задрожала в ответ. Его теплые губы опустились к ее губам, белые зубы потянули за ее нижнюю губу, пока она не раскрыла их навстречу его ищущему языку. Теплые, огрубевшие руки нежно держали ее груди, будто это был какой-то бесценный дар. От его прикосновения они увеличились, и его длинные пальцы начали искать чувствительные кончики грудей и ласкать их, пробуждая к жизни.
Таня чувствовала, как улетучиваются ее страх и гнев. Вместо них в ней росло желание, с которым она не в силах была справиться, да и не хотела этого. Ее тело изогнулось и прижималось к нему по своей собственной воле, без слов умоляя его прикоснуться.
Потом он оставил в покое ее губы и теперь целовал лицо, ухо, шею, плечи, постоянно прикасаясь к чувствительным зонам. Из ее горла вырвался вздох, когда его ищущие губы захватили сосок. Ее руки скользили по его волосам, плечам, ее губы искали чувствительные места на его шее, ее зубы пытались раздразнить его.
Руки Пантеры скользили по контурам тела, вниз, по плоскому животу, по изгибу бедра, его пальцы прокладывали путь по внутренним сторонам ее бедер и, наконец, достигли своей цели. Здесь они задержались, лаская и подразнивая ее, Таня безрассудно изогнулась, встречая его прикосновения, без стыда проговаривая его имя, проводя ногтями по его спине.
Он снова прильнул к ее губам, наваливаясь всем телом на нее, раздвигая своими бедрами ее ноги. Она чувствовала, как пульсирует жар его страсти.
– Скажи, что ты хочешь меня, – прошептал он ей в губы.
Она поняла и так же ему ответила:
– Я хочу тебя, Пантера. Пожалуйста, сейчас я хочу тебя.
На мгновение она почувствовала боль, когда он входил в нее, делая ее своей. Но он прервал ее удивленный вздох жарким поцелуем, от которого у нее закружилась голова. Он знакомил ее с миром чувственного удовольствия, и его губы в это же время жадно целовали ее, а руки возбуждали. Когда она полностью поддалась ему, его толчкообразные движения стали быстрее и глубже и продолжались до тех пор, пока ее страсть не вылилась во всепоглощающее желание. Она встречала его толчки своими собственными. Он сжигал, поглощал и питал ее тело своим собственным, а его потребности стали ее собственными потребностями. Они вместе поднимались от одного плато страсти к другому, все выше и выше. Но вот небо прорвалось, и они полетели на крыльях экстаза к звездам. Они прижались друг к другу, и волны восторга пробегали сквозь них, а они смаковали восторг обоюдного освобождения. После он крепко обнимал ее, лаская и бормоча слова, значение которых она не могла понять. Но она знала одно: теперь она принадлежала ему полностью, и телом и душой. После этого не было возврата к прошлому. Теперь она не сможет убежать.
Всю неделю после случившегося Таня не могла с легкостью смотреть в глаза Пантере. Она испытывала непередаваемое смущение в его присутствии, и самое незначительное движение с его стороны могло вызвать на ее лице яркий румянец. В течение дня она работала вместе с другими женщинами, усердно совершенствуя свои языковые навыки.
Теперь Таня полностью была ответственна за дом Пантеры. Утиная Походка почти не приходила к ним, разве что изредка навещала Таню, чтобы дать кое-какие советы и наставления. С чувством долга Таня прибиралась в доме, готовила Пантере еду, шила и чистила одежду. Каждую ночь она делила с ним ложе, и только здесь ее болезненная застенчивость таяла в огне их обоюдной страсти.
Пантера больше никогда не надевал ей на шею ненавистный ошейник. Если она хотела, она могла теперь беспрепятственно выходить из дома. Вновь обретенная свобода подбадривала, но Таня не была настолько глупой, чтобы не думать, что за ней не следят.
Возможность побега откладывалась до лучших времен, хотя Таня в эти дни даже и не пыталась развивать такую мысль. Она работала много и тяжело, но под конец дня испытывала удовлетворение, особенно когда предвкушала длинную ночь в объятиях Пантеры. И она ждала наступления ночи, ждала так же сильно, как и ругала себя за это. Одна половина ее скорбела о потерянной жизни, а другая открыто и охотно принимала новую и приспосабливалась к ней, постепенно вытесняя оставшуюся грусть расцветающей радостью.
Иногда она удивлялась своему приподнятому настроению. Она сама не понимала, нравится ли ей жизнь здесь. Она была рабыней, женщиной Пантеры. Он только приказывал, а она беспрекословно подчинялась. Она готовила еду и стирала, дубила кожу и шила, и удовлетворяла его желания, но он тоже исполнял ее желания.
Проходили дни, и Таня перестала казнить себя. Она призналась себе, что любит Пантеру. Он был совершенством в ее глазах, всем, чем она восхищалась в мужчине, будь он чейинский воин или нет. Он был смелым, мудрым, благородным, ослепительно красивым и достаточно сильным, чтобы быть нежным в нужной ситуации.
Ее разум предупреждал ее, что она была просто его рабыней, что в любое время он мог ее обменять, или продать, или жениться, и тогда ее будут бить всю оставшуюся жизнь. Но ее сердце отказывалось слушать голос разума, и она не теряла присутствия духа. Теперь Таня любила его полностью и бесповоротно и принимала его на любых условиях. Она смиряла свою гордость перед этой сокрушающей любовью.
Первый ключ к разгадке всего этого обнаружился в тот день, когда Пантера вошел в вигвам и застал Таню заплетающей свои волосы, которые она обычно носила распущенными, в две длинные косы на индейский манер. Никто из них ничего не сказал по этому поводу, но он уловил ее застенчивую улыбку, когда она мельком бросила на его взгляд.
«Она больше не борется за свою судьбу», – сделал он вывод. От этой мысли и ее жеста ему стало очень приятно.
В тот же день позже он подарил ей чудесно расписанную повязку на голову. Это был его первый настоящий подарок ей, и на ее лице засияла довольная улыбка. Она выглядела такой обворожительно красивой, что у Пантеры захватило дух.
– Я буду приносить тебе подарки каждый день, если ты будешь мне каждый раз улыбаться так же, как ты это делаешь сейчас. – Поддразнил он ее, получая удовольствие от того, что она зарделась после его слов.
– Я буду улыбаться тебе, даже если ты мне вовсе не будешь приносить подарков, – скромно ответила она.
Анализируя ее слова, он спросил, испытующе глядя на нее:
– Ты счастлива сейчас, Маленькая Дикая Кошка? Ты больше не хочешь убежать и не молишься о спасении?
Его сердце чуть не остановилось, когда он увидел искорки любви в ее глазах.
– У меня нет желания уходить отсюда, Пантера, – нежно призналась она. – Моя жизнь с тобой продлится столько, сколько ты этого будешь хотеть.
Ему нужно было знать еще одну вещь.
– Ты не оплакиваешь свою потерянную любовь?
От его вопроса она моментально вздрогнула. Интересно, как он узнал об этом? Но она задумалась над этим всего лишь на секунду.
– Теперь я принадлежу тебе, Пантера. Ты тот, кого я люблю. Мое сердце в твоих руках, – словно торжественное обещание произнесла она.
– Тогда я должен очень бережно относиться к моему сокровищу, – нежно ответил он, притягивая ее к себе и обнимая.
Таня никогда еще не видела такой великолепной, победоносной улыбки на его лице. Потом их губы слились в поцелуе, означавшем, что она навечно принадлежит ему. Она стала супругой Пантеры, его Дикой Кошкой.
ГЛАВА 4
Два дня спустя племя двинулось в путь. Вигвамы были разобраны, упакованы и навьючены на лошадей. Одежду, тюфяки, циновки, утварь и личные вещи сложили и также нагрузили на лошадей.
Таня удивлялась тому, насколько быстро и легко все было выполнено. Эти люди привыкли к постоянным передвижениям, выработали определенный ритм и экономили время, что позволяло им перемещаться с одного места на другое без лишней суматохи и суеты.
Таня еще раз проверила узлы, чтобы удостовериться перед дальней дорогой, что свертки завязаны надежно. Было раннее утро, дул легкий ветерок, трава была еще в росе, в воздухе чувствовалась весенняя свежесть, и Таня с наслаждением подставила лицо первым лучам солнца.
Она повернулась, услышав, что Пантера приближается к ней верхом на своей черной лошади. Рядом с ним ехал его двоюродный брат Зимний Медведь, ведя за собой еще одну лошадь. Тане нравился Зимний Медведь. Примерно на дюйм ниже своего брата, он был красивым молодым человеком с дружелюбной, открытой улыбкой. Пантера и он были почти ровесники и росли вместе, как родные братья. Они любили и уважали друг друга, и каждый мог отдать за другого жизнь. Плечом к плечу они провели юношеские годы, одновременно стали воинами, вместе отправлялись на военные сражения и совершали набеги, на протяжении многих лет делили радость и горе.
Внешне они были чем-то похожи, но очень часто проявлялось различие их характеров. Тане казалось, что Пантера был более надменным. Зимний Медведь был более постоянным, более тихим и спокойным, с внутренней невозмутимостью, что читалось в его темных глазах. Хотя Таня больше любила Пантеру с его вспышками гнева и страсти, ей доставляло удовольствие находиться в обществе Зимнего Медведя. Ей казалось, что эти двое мужчин дополняют друг друга: спокойствие и рассудительность Зимнего Медведя прекрасно сочетались со смекалкой и энергией Пантеры.
Таня улыбнулась, увидев, как они приближаются.
– Все готово? – спросил Пантера, оглядываясь по сторонам.
– Все упаковано, Пантера, хотя ты кое-что должен для меня сделать, – мягко ответила Таня.
– Хорошо. Теперь пойдем, Маленькая Дикая Кошка, пора садиться на лошадь.
Она обошла его лошадь, готовая к тому, чтобы ехать вместе с ним на его лошади, но он покачал головой и улыбнулся.
– Нет, Маленькая Дикая Кошка, на этот раз ты не поедешь вместе со мной. – Он указал на прекрасную кобылу цвета оленьей кожи, на которой была красивая уздечка. – С этого момента у тебя будет своя собственная лошадь. Тебе она нравится?
Таня переводила восхищенный взгляд с Пантеры на лошадь, потом обратно.
– Пантера! Она правда моя, навсегда?
– До тех пор, пока она тебе не разонравится, – кивнул он.
– О, она мне очень нравится! Она прекрасна! Она уже обучена?
– Маленькая Дикая Кошка, я бы не стал подвергать тебя опасности и не подарил бы тебе необъезженную лошадь, – убеждал ее Пантера, нахмурившись. – Я сам ее приручал.
Ее золотистые глаза светились, как два солнца. Она посмотрела вверх на Пантеру.
– Спасибо тебе, Пантера, за такой прекрасный подарок! Я буду хорошо за ней ухаживать.
Пантера соскочил со своей лошади в один прыжок.
– Пошли, – сказал он, направляясь к кобыле. – Подойди к ней, пусть она тебя понюхает. Пусть ее ноздри наполнятся твоим запахом, пусть она почувствует на себе твою руку. Ты должна научиться управлять ею при помощи своих коленей, так делают чейинцы, чтобы не причинять лошади боль. Ее мягко приручали, и ты должна бережно относиться к ней. Делай это, и она всегда будет отдавать тебе все, что в ее силах.
Таня провела рукой по ее длинной, гладкой шее.
– Я никогда не обижу ее, Пантера. Я знаю, что тебе это не понравится, но я никогда в своей жизни не обидела ни одно животное.
Пантера обхватил Таню руками за талию и подсадил на лошадь.
– Поезжай рядом со мной, и я покажу тебе, как ездят верхом чейинские воины. – Он щелкнул языком, поддразнивая ее и широко улыбаясь.
Зимний Медведь грубо засмеялся:
– Брат, если ты до сих пор не можешь отличить женщину от воина, то тебе уже ничем не поможешь!
Он хитро подмигнул Тане, и она хихикнула.
Пантера сердито на него посмотрел:
– Зимний Медведь, когда мне понадобится твой совет, я попрошу его. Ты бы лучше направлял свою энергию на ухаживание за Застенчивой Ланью. Я заметил, как она следит за тобой своими оленьими глазами.
Зимний Медведь засмеялся:
– У меня все в порядке со зрением, Пантера. Я сам заметил это и еще кое-что.
Они ехали на север восемь дней, каждый вечер останавливаясь, чтобы разбить временный лагерь. Таня узнала, что они направляются к условленному месту встречи, где соединятся с другими отрядами и племенами чейин и арапахов. Там племена будут проводить свой весенний фестиваль и осуществлять ритуалы, самым важным из которых был Танец Солнца.
На восьмой день в полдень они прибыли на место назначения. Здесь уже были воздвигнуты сотни вигвамов. Везде толпились и бегали дети и собаки, и казалось, что воцарился хаос, но Таня знала, что, несмотря на всю происходящую суматоху, женщины все держат под своим контролем.
Быстро и умело Таня с помощью Застенчивой Лани и Утиной Походки поставила вигвам Пантеры, позаботившись о том, чтобы он выходил на восток. Потом она начала распаковывать вещи. Она принесла свежей воды и хвороста и начала варить в котелке мясо.
Наконец у нее появилось время уделить внимание своей лошади. Таня только что накормила и напоила лошадь Пантеры, Тень, а также свою, которую она назвала Пшеницей. Расчесывая гриву Пшеницы, она вздрогнула, услышав свист хлыста, а потом ощутила на спине жгучую, слепящую боль. Она оступилась, прислонившись к лошади, ошеломленная, хватая ртом воздух. Обретя равновесие, она резко развернулась и посмотрела на того, кто на нее напал.
Перед ней стояла красивая индейская девушка. Таня никогда раньше ее не видела. Вероятно, она принадлежала к другому племени. Она была примерно одного с Таней возраста и комплекции. Ее глаза надменно сверкали, она держалась с невыносимой высокомерностью.
– Уйди прочь от этой лошади, рабыня, – приказала она, снова замахиваясь хлыстом. – Куда ты пытаешься убежать?
Голос индианки почти утопал в свисте рассекающего воздух хлыста, который опять направлялся на Таню. Кожа полоснула ее по руке и по спине, врезаясь в нежное тело. Зашипев от боли, Таня схватила плеть и крепко ее держала.
– Перестань! – завизжала она. – Лошадь моя!
– Ха! Ты лжешь! Я знаю эту кобылу. Она принадлежит Гордой Пантере.
Девушка попыталась вырвать из рук Тани хлыст, но Таня продолжала держать его, быстро сокращая дистанцию между ними.
– Лошадь раньше принадлежала Пантере, как и я. Он отдал ее мне, – попыталась объяснить Таня.
Теперь две девушки лицом к лицу смотрели друг на друга. Индианка бросилась на Таню, размахивая руками:
– Ты лжешь! Ты думала украсть лошадь и убежать! Только дурак может отдать лошадь рабыне!
– Пантера не дурак, а ты – определенно дура! – заскрипела зубами Таня, уклоняясь от ударов вправо и влево. Но ее терпение, наконец, лопнуло. – Хватит значит хватит! – завизжала она и бросилась всей тяжестью своего тела на стройную соперницу.
Они обе упали, борясь и катаясь по траве, пока Таня не сумела одержать верх. Усевшись на девушку, она придавила коленом ее грудную клетку, удерживая ее на земле и упираясь руками в голову. Чувствуя усталость от борьбы, Таня продолжала повторять, яростно сверкая глазами: «Лошадь моя!» Индейская девушка пыталась столкнуть ее с себя, но ей это не удалось. Ее черные глаза горели ненавистью.
– Ты лжешь! – выкрикнула она.
– Вряд ли, грязнолицая! – бросила Таня в сердцах.
– Я позабочусь, чтобы тебя за это побили, – последовало в ответ.
– Я принадлежу Пантере, и он мне покровительствует. Никто, кроме него, не смеет меня бить.
– Я расскажу ему об этом, и он мне разрешит, – отрывисто сказала девушка.
– Можешь попробовать, – насмешливо предложила Таня.
Ее соперница немного успокоилась, Таня медленно отпустила ее и встала. Девушка поднялась и снова набросилась на Таню.
– О, Бога ради! – проворчала Таня, швыряя индианку лицом к земле и садясь на нее сверху. – Послушай, я очень занята. Я не могу тратить время на эту ерунду! Мне нужно многое сделать, и Пантера будет ждать свой обед. Я уверена, ты можешь заняться чем-то более полезным, чем просто беспокоить меня!
Вероятно, девушка сказала бы что-нибудь в ответ на это, но обе они замолчали, увидев перед собой пару ног в мокасинах. Испуганный взгляд Тани окинул снизу вверх крепкие, темные ноги, набедренную повязку, широкую грудь, а потом она увидела знакомое лицо.
Пантера с трудом сдержал улыбку, увидев запачканную Таню.
– Что все это значит, Маленькая Дикая Кошка? – спокойно, но требовательно спросил он.
Таня осталась сидеть на спине поверженной.
– Эта девушка отказывается верить мне, когда я ей говорю, что ты дал мне эту кобылу.
– И поэтому ты решила сесть на нее? – Пантера с недоверием смотрел на Таню.
– Нет, – начала было Таня, но теперь ее молчавшая соперница нашлась, что сказать, и сыпала бесконечные обвинения, взывая к Пантере.
Вздохнув, Таня неохотно отпустила ее. Девушка, хныча, немедленно бросилась в объятия Пантеры. Решив, что ей представится возможность ввернуть словечко, Таня повернулась и направилась к своей привязанной лошади.
– Дикая Кошка!
Повелительный тон Пантеры заставил Таню остановиться на полпути. Она обернулась и заметила, что его глаза мерцают злостью. Она тихо ждала.
– Кто ударил тебя хлыстом? – взревел он.
– Твоя маленькая подружка, которая стоит рядом, – кивнула Таня в сторону девушки.
Пантера оттолкнул от себя девушку.
– Горный Цветок, кто дал тебе право хлестать мою женщину? – требовательно спросил он.
Губы индианки задрожали, а глаза расширились от недоверия.
– Она рабыня! Она чуть не украла твою лошадь и не убежала!
Глаза Пантеры сузились:
– Разве она тебе не сказала, что я дал ей эту кобылу?
– Да, но я знала, что она лжет.
– Ты не слушала правду, – настойчиво говорил он. – Лошадь принадлежит ей, и Дикая Кошка – моя женщина. Никто не смеет прикасаться к моей женщине или моей лошади до тех пор, пока я не дам разрешения.
Горный Цветок напряглась:
– Откуда мне было знать, что ты возьмешь белую женщину в свой дом?
Лицо девушки выражало недовольство.
– Теперь ты знаешь. Не позволяй, чтобы такое снова повторилось.
– Твоя женщина очень высокомерна, Пантера. Тебе следует научить ее хорошему поведению, – выпалила она в ответ.
– Это переходит все границы, – пробормотала Таня, наклоняясь, чтобы поднять упавший хлыст.
Гордо подойдя к Горному Цветку, она перетянула полоской кожи горло девушки.
– Я скажу тебе одну вещь, милочка: больше ты никогда не подойдешь ко мне с этим хлыстом, не то я заберу его у тебя и задушу им, не дожидаясь чьего-либо разрешения! – пригрозила ей Таня.
Горный Цветок сплюнула и посмотрела на Пантеру, как бы ища у него поддержки.
– Вот почему я называют ее Дикой Кошкой. Будь осторожна, Горный Цветок, мне кажется, она сделает то, о чем говорит. После того, как ты на нее сегодня напала, она, вероятно, считает, что ты этого заслуживаешь, и я тоже так считаю. Я не остановлю ее, если ты снова причинишь ей вред, – сказал он и повернулся к Тане.
– Если здесь уже все решено, я предлагаю тебе вернуться домой, – произнес он, но, увидев ее обиженное лицо, нежно добавил: – Твои раны нужно полечить, моя маленькая фыркающая кошечка.
– О, – сказала она, покраснев. – Я думаю, ты хочешь есть.
Пантера бросил на нее взгляд, вызывающий явно непристойные мысли.
– Не думаю, что я умру от голода, но это вовсе не то, о чем я подумаю после того, как залечу твои раны.
Таня покраснела еще сильнее и послушно последовала за Пантерой к дому.
К вечеру новости о женщине Пантеры распространились среди других племен. Не важно, чьи версии рассказывались, но заканчивались они одним и тем же: Пантера не потерпит, если кто-нибудь будет докучать этой женщине. Ее статус был неясен, но Дикая Кошка была не простой рабыней.
Если бы не было Застенчивой Лани и Утиной Походки, Таня бы чувствовала себя очень одинокой, не имея женской компании на протяжении следующих недель. Хотя собственное племя Пантеры приняло ее присутствие и ее сомнительный статус по отношению к племяннику вождя, женщины не общались с ней как с равным членом их племени. Таня была человеком без пристанища, не рабыня и не чейинка, поэтому она и была так благодарна Застенчивой Лани и Утиной Походке за их дружбу.
Любопытство разбирало многих женщин из других племен, и они проходили мимо вигвама Пантеры, чтобы взглянуть на отважную Маленькую Дикую Кошку. История ее захвата в плен и рассказы о ее храбрости быстро передавались из уст в уста. Молва о белой женщине подпитывалась еще личными мнениями рассказчиков, поэтому все индианки горели желанием посмотреть на женщину, о которой столько говорили. Никто еще не протягивал ей руку дружбы, но и никто не хотел пробудить гнев Пантеры. Поэтому индейцы не осмеливались насмехаться над женщиной с волосами, глазами и с темпераментом львицы.
К восхищению Тани, дети не вели себя так скованно. Их живое любопытство взяло верх и потихоньку начало выходить наружу. Вскоре Таня почувствовала себя волынщиком в деревне. Убедившись, что она не причинит им зла, они начали ходить за ней повсюду. Поначалу Тане казалось, что они хотят посмеяться и подразнить ее, но вскоре она поняла, что ими движет простое любопытство, тяга к доброму слову и улыбке чудотворца.
Она общалась с ними на их родном языке, и от их бесконечной болтовни ее знание языка ежедневно совершенствовалось. Если раньше ей приходилось долго думать и делать большие паузы, то теперь она быстро отвечала на их многочисленные вопросы. Однажды она удивилась тому, что сама начала думать по-чейински. Теперь ей уже не надо было думать сначала по-английски, а потом переводить свои мысли на язык индейцев.
Пантера не мог не заметить взаимной привязанности Тани и детей. Когда бы он ни приближался к своему дому, он всегда слышал детские голоса и смех. Маленькие девочки садились вокруг нее и наблюдали, как она дубит кожу или шьет. Они выбирали для нее бусинки и резали бахрому, слушали за работой сказки, которые она им рассказывала. Иногда она переводила для них детские песни. Иногда мальчики тоже собирались послушать ее сказки, но чаще они появлялись тогда, когда Таня готовила еду, надеясь, что в этот день Таня испечет для них сладкий пирог или сделает карамель. Они помогали ей собирать хворост в лесу и носили воду с реки, ухаживали за лошадьми. Иногда они вместе ловили рыбу или ходили собирать ягоды и учились чему-нибудь друг у друга.
Как-то случайно Пантера заметил, что несколько мальчиков обучают Таню стрельбе из лука. Он еле сдержал смех, увидев, с каким сосредоточенным лицом она целилась в мишень. Она прикусила ровными, белыми зубами нижнюю губу, а ее глаза сузились, когда она выпустила стрелу. Невидимый, он наблюдал за ней несколько секунд. Благодаря прекрасным инструкциям своих наставников у нее неплохо получалось, особенно если принять во внимание тот факт, что лук и стрелы не подходили ей по весу и размеру.
Через несколько дней Пантера подарил ей лук и колчан со стрелами. Она видела, как он работает над ними, но не догадывалась, что он делает их для нее.
– Они соответствуют тебе по размеру и весу, Дикая Кошка, – сказал он. – Изгиб и натяжение лука и тетивы имеют большое значение, а стрелы должны быть прямыми, перья нужны лишь для большей точности попадания в цель. Лук и стрелы должны быть сбалансированы. Я покажу тебе, как держать лук и правильно натягивать тетиву, как делать зарубки на стреле, как должны располагаться руки и плечи. Потом ты можешь тренироваться, а когда ты станешь достаточно опытной, я возьму тебя с собой на охоту.
– Ты видел, как я училась стрелять с мальчишками, – предположила Таня с грустной улыбкой на лице.
– Да.
– Я буду тренироваться до тех пор, пока не научусь попадать в цель с первого выстрела, – пообещала она, нежно поглаживая лук.
Потом она бросилась в объятия Пантеры, и в ее золотистых глазах появились слезы.
– Ты так добр ко мне, Пантера! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать тебя счастливым!
Пантера погладил ее по светлой голове:
– Ты уже делаешь это, Дикая Кошка. Каждый день ты приносишь мне радость. Твое желание узнать обычаи и порядки чейинцев, радость открытия на твоем лице, восхищение новыми достижениями, твоя готовность и смелость, твое старательное отношение ко всему доставляют мне удовольствие и делают мои дни радостными. Твои страстные поцелуи и ласки, твоя открытость и желание разделить со мной постель каждую ночь приносят мне счастье.
Он приподнял ее пылающее лицо и прильнул к нему губами.
– Ты становишься для меня такой же необходимой, как воздух, которым дышу, и вода, которую пью, – прошептал он.
– А ты пища для моего сердца, – нежно ответила она, и их губы слились в обоюдном желании.
Тане сделалось страшно, когда Застенчивая Лань объяснила ей смысл Танца Солнца.
– Это по-варварски! – воскликнула она.
Застенчивая Лань пожала плечами, улыбнулась и ответила:
– Это наш обычай.
– Но ведь молодые мужчины и мальчики сознательно подвергают свои тела таким мучениям!
Таня все еще не могла поверить. Ее передернуло, когда она вспомнила одинаковые шрамы с обеих сторон на грудной клетке Пантеры. Она никогда не спрашивала, откуда у него эти шрамы, а он сам не горел желанием рассказать, но она часто задумывалась над этим. Теперь она знала: он получил эти шрамы во время Танца Солнца.
Два дня назад мужчины выехали на поиски дерева, подходящего для церемониального шеста Танца Солнца. Они привезли его и установили, а главный шаман освятил его мистическими песнями. К вершине шеста привязали длинные полоски из сыромятной кожи. К ним должны крепиться небольшие вертела, на которые молодые мужчины будут набрасываться грудью.
– Вертела пронзают кожу и мышцы с обеих сторон грудной клетки или иногда в одном месте, по ее середине. Когда это происходит, часто во время танца ломается грудная кость, – спокойно объясняла Застенчивая Лань. – Вертела присоединяются к ремням, которые отходят от церемониального шеста, и мужчинам приходится покачиваться над землей на расстоянии в несколько футов и держаться только за вертела, торчащие в их груди. Вес тела плюс их взволнованные движения приводят к тому, что вертела разрывают их плоть. Когда тело пронизывается насквозь, они падают. Во многих случаях мужчины решают снова проявить себя на вертеле и танцевать, но для большинства одного раза достаточно.
– Как они переносят боль? – поинтересовалась Таня, пораженная ужасным обычаем.
– Они готовятся задолго до начала церемонии. Молодые люди, которых выбирают для участия, а также, зачастую, их семьи соблюдают пост. Они остаются в церемониальной комнате и не имеют контактов с женщинами, пока идут приготовления. Они молча молятся сами или с шаманом, выгоняют нечистые силы из своих тел вместе с потом, курят специальные трубки.
Здесь Застенчивая Лань по-дружески подмигнула Тане:
– Слава Богу, большинство мужчин участвуют в этой церемонии лишь один раз в жизни. Обычно это происходит в молодости, когда они собираются стать воинами. Однако они могут изъявить желание участвовать еще раз, если они ищут себя, или хотят отомстить, или по каким-то другим причинам. Все мужчины обычно принимают участие в церемонии, каждый по-своему. Это не значит, что все абсолютно будут танцевать в воздухе, общаясь с духами. Они постятся, молятся, курят и потеют вместе. Они пересматривают свои запасы медикаментов, очищают свои тела, поют и проходят через все фазы церемоний по-братски с избранными молодыми мужчинами. Для всех них это время пересмотра взглядов и обновления, время благодарения и поиска храбрости и побед в боях и на охоте. Вся церемония длится несколько дней, но только в последний день происходит настоящий Танец Солнца. Вся деревня выходит посмотреть. После этого раны мужчин лечат и перевязывают, а через два дня племена разбиваются на группы, и мы отправимся по равнинам и будем выслеживать стада буйволов.
Таня внимательно слушала все, что ей рассказывала Застенчивая Лань. Она нерешительно спросила:
– А у женщин есть церемонии, где бы они могли доказать свою храбрость?
Застенчивая Лань засмеялась:
– Нет. Они ждут от нас лишь того, чтобы мы хорошо ухаживали за их лошадьми, их домами, детьми и были хорошими женами. Если кто-то из нас проявляет храбрость, то это считается дополнительным благом. Мы должны быть преданными во время вражеского нападения или в трудные времена, но, поскольку мы женщины, они не ждут, что мы будем такими же храбрыми и отважными, как это требуется от воина.
– Это хорошо! – облегченно вздохнула Таня, и обе женщины засмеялись.
Потом Застенчивая Лань сказала серьезно:
– У тебя есть смелость, Маленькая Дикая Кошка. Я думаю, это то, что делает тебя такой особенной.
– Я не особенная, – начала отрицать Таня.
Застенчивая Лань не согласилась с ней:
– Пантера долго не выбирал себе женщину. Я думаю, он ждал, чтобы найти кого-нибудь вроде тебя. Такой мужчина, как он, нуждается в храброй женщине. Как может такой великий воин, как Пантера, довольствоваться меньшим?
Пантера думал о том же самом. Дело в том, что в настоящий момент он разговаривал на личную тему со своим дядей, вождем Черным Котлом.
– Я хочу сделать Маленькую Дикую Кошку своей женой, – сообщил он дяде.
Черный Котел в тревоге покачал головой:
– Тебе известно, что случилось с твоим отцом, мой брат. Однажды он взял в жены твою мать. Она околдовала его своими чарами, а когда больше не смогла выносить жизнь в племени чейин, ему пришлось отпустить ее. Он отвез ее к ее белой семье, и ты уехал с ней. Она также увезла с собой жизнерадостную часть души Белой Антилопы.
– Семья моей матери была испанской, дядя, из Мексики, – поправил его Пантера, – а не гринго.
Черный Котел, не обратив внимания на замечание Пантеры, продолжал:
– Тогда ты был совсем маленьким, и Белая Антилопа посчитал, что твое место – с матерью. Его сердце разрывалось на части оттого, что он должен расстаться с вами обоими. Прошло много лет, пока он снова женился, но его сердце по-прежнему оставалось с вами. Он сделал это ради нашего отца, чтобы тот остался доволен и чтобы у него были еще дети. Белая Антилопа прожил много лет, пока твоя мать снова вернула нам тебя. Но каждой осенью он переживал новую смерть, когда ты возвращался в мир белых людей, чтобы получить свое образование. Он был великим вождем нашего народа, всегда работал и старался, чтобы мы жили в мире с белыми, как сейчас это делаю я. Это страшная ирония судьбы, что он встретил смерть от их рук, ведь его сердце жило с ними с того самого дня, как твоя мать уехала.
Пантера наклонился вперед, его лицо было сама искренность.
– Моя мать любила его, Черный Котел. Она больше никогда не выходила замуж. Она всегда сохраняла верность моему отцу и ужасно скорбела по поводу его кончины. Она просто не смогла приспособиться к жизни чейинцев.
– Этот вопрос касается меня, Пантера. Теперь ты просишь меня разрешить тебе следовать тропой своего отца. Разве ты ничему не научился на его ошибках?
– Маленькая Дикая Кошка не такая. Она уже разговаривает на нашем языке. Она никогда не оплакивает свою утраченную жизнь и не горюет по семье, с которой больше никогда не увидится. Она не умоляет о том, чтобы ей дали свободу. Я подарил ей лошадь и разрешил самостоятельно ездить по деревне, она не собирается убегать. Она следует нашим законам и обычаям по своей воле, она усердно работает и не жалуется. Она всегда задает вопросы, испытывая жажду к знаниям. Ее мозг, язык и руки быстры и ловки, и у нее есть сила воли и большое терпение.
Черный Котел вздохнул:
– Если бы ты был простым воином, возможно, это не имело бы большого значения, но ты мой племянник и скоро станешь вождем, а поэтому у тебя есть обязанности перед нашим народом. Ты – великий воин. Пантера. Смелость твоя не имеет границ. Ты уже лидер. Мужчины следуют за тобой, не рассуждая. Они доверяют тебе.
– Да, но они также следуют за Зимним Медведем. Он тоже твой племянник и однажды станет вождем, – подчеркнул Пантера.
– Верно, – согласился Черный Котел, – но я не решаюсь благословить твой союз с Маленькой Дикой Кошкой. Тебя тянет к ней, наверное, потому, что в твоих жилах течет кровь белых? Почему бы тебе не оставить ее у себя как свою женщину, а жениться на какой-нибудь девушке из племени? Женись на чейинке.
– Не могу, дядя… Я не знаю, почему меня тянет к ней. Как сами духи привели меня к реке в тот день, когда она там купалась. Я никогда раньше не видел такой красивой женщины. Одного взгляда на ее роскошные волосы и золотистые глаза было достаточно, чтобы я увидел в ней дикую кошку, львицу. Я должен был ее взять. Она – зеркало моей души, она подруга моей души. Мое сердце узнало ее сразу же.
– Это прекрасно, Пантера, но должна ли она быть твоей единственной женой? Прежде возьми себе чейинскую невесту, а потом пусть белая девушка станет твоей второй женой. Твое имя во многом соответствует твоей натуре. Ты быстр и бесшумен при нападении и двигаешься с грацией дикой кошки. Как пантера, ты подкрадываешься к своей добыче, и она редко от тебя ускользает. Ты выходишь победителем из сражения, и у многих неприятелей одно только твое имя вызывает страх. Пантера сочетается браком со многими кошками. Он не останавливается на одной.
– В этом большая кошка и я отличаемся. Я уже выбрал себе супругу, и мне другой не надо. Именно Маленькую Дикую Кошку я хочу сделать матерью своих детей, и мне не нужны внебрачные дети. Даже сейчас она бы могла носить моего ребенка.
– Как бы она чувствовала себя, если бы все-таки носила твоего ребенка, Пантера? Ты рассказал мне, как она приспосабливается к нашей жизни, но ничего не сказал о том, что она чувствует. Она рассказывала тебе о своих мыслях и эмоциях?
– Мы разговаривали об этом, дядя. Она хочет остаться со мной и среди наших людей. Она говорила мне о своей любви ко мне. Я привез ее в свой дом, и раньше к ней никто не прикасался. Она не знала мужчины до меня. Она не блудница. Я видел ее с детьми из племени. Она хорошо обращается с ними, и они ее обожают. Она будет хорошей матерью моим детям и будет любить их, ведь они станут плодом нашей любви.
– А ей не захочется воспитать их в духе белых людей, как это сделала твоя мать? – задал вопрос Черный Котел.
Пантера покачал головой:
– Она воспитает их так, чтобы они стали хорошими чейинцами, потому что я попрошу ее об этом. Ее гордость велика, но она подчиняется любому моему желанию. Она обладает выдающимися достоинствами и смелостью, и эти особенности закрепятся в наших детях.
Черный Котел размышлял над словами Пантеры. Наконец он заговорил:
– Я могу дать разрешение на женитьбу только при одном условии: Маленькая Дикая Кошка должна доказать, что она достойна называться чейинкой. Тогда я смогу принять ее как свою собственную дочь, но сначала она должна пройти несколько испытаний, показав свою преданность, мастерство, храбрость, как многие наши воины. Лишь тогда я благословлю ваш брак. Когда она подтвердит твое мнение о себе, и я останусь доволен, она станет дочерью племени, и ты можешь взять ее как чейинскую невесту. Это единственный способ добиться того, чтобы наше племя приняло ее.
Пантера кивнул, соглашаясь:
– Я принимаю это условие как указ вождя. Маленькая Дикая Кошка не подведет тебя.
– И еще одно, – добавил старый вождь. – В качестве первого испытания она должна быть рядом со мной во время последнего дня Танца Солнца. Мне будет интересно увидеть ее реакцию. Многие бледнолицые, когда-либо бывшие свидетелями этой церемонии, включая твою мать, считали ее жестокой и бесчеловечной.
Пантера стиснул зубы, раскусив хитрость своего дяди.
– Ей правильно объяснили, и я уверен, она поймет суть этой церемонии. Возможно, она ей не понравится, но она не станет высказывать никому из нас свое недовольство и искажать своими словами значение Танца Солнца, – заверил он Черного Котла. – Она также не сбежит, потому что моя женщина сильна духом. В ней нет трусости, и она не упадет в обморок.
– Ты слишком уверен, – прокомментировал Черный Котел.
– Я знаю ее так же хорошо, как линии на своей ладони.
– Ради нашего обоюдного блага я хотел бы, чтобы ты был прав, – смягчился Черный Котел. – Я знаю, что буду строг с вами обоими, но я должен быть уверен. Мне не хотелось бы, чтобы история повторилась. Я только хочу спасти тебя от боли, которую пришлось вытерпеть твоему отцу. Если она на самом деле такая женщина, как ты утверждаешь, это будет доказано, и я с гордостью назову ее своей дочерью.
Немного позже Пантера вернулся домой. Таня ждала его. Он не сказал ей ничего о том, что разговаривал с Черным Котлом по поводу женитьбы. Он не был уверен в своем дяде и поэтому не хотел, чтобы Таня строила планы, а потом они жестоко разрушились.
Испытания, которые предлагал дядя, были трудными. Но женщина, обладающая смелостью и решительностью Дикой Кошки, имела достаточно оснований пройти их успешно. По крайней мере, Пантера должен изложить план Тане и убедить ее в том, что у нее хватит смелости и сил с его помощью пройти через все это.
ГЛАВА 5
– Это невозможно! – воскликнула Таня. – Пантера, перечень испытаний, о которых ты мне рассказал, такой же длинный, как твоя рука! Я не смогу пройти через все испытания!
Пантера спокойно посмотрел на нее:
– Ты хочешь стать моей женой или нет?
– Конечно хочу! – Таня расхаживала по хижине. – Я люблю тебя больше, чем саму жизнь!
Пантера уселся на циновку, наблюдая за ней:
– Тогда сосредоточься на задаче, которая стоит перед тобой; Дикая Кошка, ты сильная, упрямая женщина. Ты можешь принять вызов. Я помогу тебе, тебе будут также помогать Застенчивая Лань, Утиная Походка и Зимний Медведь. Мы найдем одного из старейшин, чтобы он посвятил тебя в нашу религию, историю, привычки и церемонии. Старая знахарка научит тебя разбираться в целебных травах и лечить. Ты уже знаешь наш язык и выполняешь почти всю женскую работу.
Таня грустно улыбнулась:
– Вовсе не это меня беспокоит. Со временем я, возможно, смогу убить зверя и сама снять с него шкуру. Я могу дубить кожу и шить одежду из нее. Соорудить и разобрать вигвам – это легкое задание, нетрудно будет приготовить и еду для вождя. Но как я смогу выучить историю, привычки и ритуалы, когда вам самим понадобились многие годы, чтобы впитать все это в себя? Я состарюсь раньше, чем выйду замуж!
– Ты недооцениваешь свой ум, – сказал Пантера. – Самым трудным было научиться нашему языку, а ты легко справилась с этим. Чейинский язык – один из самых трудных индейских языков, а ты овладела им всего за несколько недель.
– Прекрасно, – допустила она, – а что ты скажешь по поводу всего остального? По словам Черного Котла, я должна научиться ездить верхом, стрелять и охотиться так же хорошо, как это делает воин. Как насчет того, что я должна уметь преследовать человека или животное и при этом оставаться незамеченной ими? Да для этого понадобится, по меньшей мере, несколько месяцев!
– Я покажу тебе тропы в лесах и на равнинах, Дикая Кошка, тебе не придется искать лучшего учителя, – сказал он ей.
– Я не сомневаюсь в твоих способностях, Пантера, – призналась она. – Речь идет о моих. Если мне удастся научиться всему этому, мне все равно придется научиться бороться как воин. Как может женщина бороться с мужчиной и при этом победить?
– Я позабочусь о том, чтобы ты сражалась с молодым воином, примерно твоего телосложения, поэтому поединок будет равным, – заверил он, – и я научу тебя, как одержать победу над ним. Мы будем тренироваться до тех пор, пока ты не сможешь уложить меня на спину и удерживать меня в таком положении. Тогда ты сможешь легко одержать победу над своим соперником. Вопрос не столько в силе и мощи, сколько в умении пользоваться весом своего тела для своего блага, а также в движениях, которых твой противник не ожидает.
– Это просто великолепно, – ворчала она, – но мне также нужно считаться с удачными выпадами моего соперника и при этом стараться сделать удачный ход самой. Не кажется ли тебе, что это уж слишком для простой женщины?
– Ты не простая женщина, – напомнил он ей. Его глаза мерцали, когда он следил за ее стройной фигурой. – Ты – моя женщина, и ты будешь моей женой.
Таня перестала расхаживать, подошла к нему и опустилась на колени. Она взяла его лицо своими маленькими ручками и сказала честно:
– Ты слишком веришь в меня, Пантера. Разве я могу справиться со всем, что вы с дядей ждете от меня?
Пантера обнял ее. Ее голова прижалась к нему под подбородком.
– Ты тоже должна верить в себя, Маленькая Дикая Кошка. Мы будем усердно работать, и ты сама удивишься своим успехам. Разве награда не стоит усилий?
Она подняла к нему лицо:
– Ты прав, как всегда, любовь моя. Я смогу преуспеть, если даже это будет стоить мне жизни, потому что ничего я так сильно не хочу, кроме как называть тебя своим мужем.
Таня чинно сидела рядом со старым вождем в последний и самый важный день Танца Солнца. По этому случаю она сшила себе новый наряд, потому что не хотела сидеть возле гордого вождя в обычном платье из оленьей кожи и мокасинах. На плечи ниспадали две длинные, рыжевато-коричневые косы, а на голове красовалась прекрасная повязка, подаренная Пантерой.
Она стоически наблюдала, как вертела пронизывали тела молодых мужчин и отбрасывались обратно к центральному шесту. Она изо всех сил старалась не вздрогнуть, когда они повисли в воздухе и болтались, как ужасные тряпичные куклы. Чувствуя на себе взгляд Черного Котла, она намеренно сохраняла спокойствие на лице.
– Итак, что ты думаешь обо всем этом? – спросил у нее вождь.
– Все необычно и впечатляет, – ровным голосом ответила она.
Она была рада, что ее голос не дрожал. Пантера и Застенчивая Лань в мелких подробностях объяснили ей всю церемонию, и хотя по-прежнему Тане не нравилось все это, она, по крайней мере, понимала значение этого ритуала для чейинского народа.
– Тебе не кажется это жестоким и бесчеловечным? – продолжал настойчиво задавать вопросы Черный Котел.
– Многое в этой жизни кажется грубым и жестоким, но мы должны все терпеть, – сказала она. – Я не могу критически относиться к тому, чего полностью не понимаю. Я знаю, что это важная часть чейинской традиции, и отношусь к ней как к таковой.
Черный Котел кивнул и не стал делать больше никаких замечаний.
Четыре часа Таня сидела рядом с ним под палящим солнцем и ждала, когда закончится церемония. От солнца и пения у нее разболелась голова, а спина болела оттого, что она старалась держать ее прямо. Наблюдая, как танцоры мучаются в агонии, она сочувствовала их боли и опасалась, что все это вызовет у нее тошноту.
Один за одним танцоры падали, при падении некоторые ломали себе кости. Наконец все закончилось.
– Ты держалась хорошо, Маленькая Дикая Кошка, – сделал ей комплимент Черный Котел.
– Ваше одобрение имеет большое значение для меня, – ответила она. – Я постараюсь заслужить ваше уважение.
– Впереди трудный путь. Убедись прежде, что ты выбрала верную тропу, – посоветовал он.
Она сказала просто и искренне:
– Все мои тропы ведут к Пантере.
Равнины были знакомы Тане, но она их не любила. Она вспомнила длинный, трудный путь в обозе. Ей больше нравились прохладные, зеленые горы, но куда бы ни решил поехать Пантера, она последует за ним. Как бы там ни было, по высокой, густой траве легче ехать верхом на лошади, чем в повозках.
Они отправлялись в путь каждые несколько дней, выслеживая стада буйволов. Когда бы разведчики ни сообщили, что напали на след стада, тут же формировались охотничьи отряды и шли на специально натренированных низкорослых лошадях по его следам.
Женщины двигались за мужчинами на каком-то расстоянии и рядом разбивали лагерь. Они брали свои топоры, ножи, скребки и начинали разделывать убитых животных. Как и во всем остальном, ни кусочка буйвола не растрачивалось зря, все пускалось в дело. Это была изнурительная работа, и Таня стала испытывать еще большее уважение к индейским женщинам.
Таня была изумлена, увидев животных огромных размеров. Но ей становилось приятно от мысли, что из их шкуры можно сшить теплую одежду, тем более что надвигалась зима. Она была поражена, узнав, какое количество животных требуется, чтобы обеспечить племя мясом и шкурами на всю зиму. Но она слышала от индейцев, что к концу долгой, холодной зимы почти ничего из еды не остается. Февраль считали месяцем, когда «дети плачут оттого, что хотят есть».
На протяжении долгих часов под безжалостным солнцем Таня усердно трудилась вместе с другими женщинами. После того как буйвола убивали и сдирали с туши шкуру, женщины целыми днями резали на полоски мясо и высушивали его. Происходила обработка сухожилий, костей и жира. Кожу солили, скребли, увлажняли и растягивали сушить на солнце, а затем протирали маслом и мозгами и снова скребли. Так повторяли еще и еще до тех пор, пока ее можно будет использовать. А потом выслеживали местоположение другого стада буйволов, и все повторялось заново.
Большую часть времени Таня выполняла свою работу, слушая старейшину, которого Пантера попросил обучить Таню чейинской теологии. Это был единственный способ совмещать учебу с работой. Когда она не брала уроки у старейшины, она старалась впитывать в себя информацию от знахарки, учившей ее искусству врачевания.
«Если учение путем впитывания в себя возможно, – устало думала она, – тогда это может сработать».
Когда у нее появлялась возможность, она тренировалась в стрельбе из лука. В этих вопросах Пантера был неумолим, и ей удавалось добиваться каких-то сдвигов только благодаря постоянным упражнениям. Ему удалось даже несколько раз взять ее с собой на охоту. Предметом ее гордости стал впервые убитый кролик. Неделю спустя она убила самку оленя. Зимний Медведь в это время находился рядом и подтвердил, что это сделала она сама. Из светлой, мягкой оленьей шкуры она начала шить себе новое платье, которое собиралась надеть, когда ее примут в племя. Через несколько недель у нее уже было достаточно кожи, чтобы полностью закончить платье и сшить мягкие мокасины.
Когда дело коснулось ее навыков верховой езды, Пантера также проявил себя как требовательный учитель.
– Этого недостаточно, если ты будешь просто сидеть верхом и понукать лошадь коленями, – сказал он ей.
К своему отчаянию, она поняла, что он прав. Ей, как и любому воину, надо было стать живым продолжением своей лошади. Она чуть не сломала себе хребет в первый раз, когда попыталась сползти на бок лошади, держась только ногами и ступнями и одной рукой обхватив шею лошади.
– В таком положении, – объяснял Пантера, – ты можешь расположить все свое тело так, что его будет не видно, и из-под шеи лошади ты можешь стрелять в своего врага.
– Тебе легко говорить, – пожаловалась Таня, потирая ушибленное место.
Пантера настоял на том, чтобы она научилась взбираться на спину лошади и стоять, в то время как сильное животное мчалось галопом по неровной местности.
– Тебе нужно это уметь для того, чтобы ты могла прыгнуть на спину врага или на другую лошадь или схватиться за сук дерева над головой и, раскачиваясь на этом суку, запрыгнуть на дерево.
– Это, конечно, мне понадобится каждый день, – проворчала Таня, бросая на него уничтожающий взгляд.
Пантера слегка улыбнулся и заставил ее все повторить снова.
Если Тане и казалось, что от этого у нее останутся синяки и ссадины, то все это был ерундой по сравнению с тем, что она испытала, когда Пантера начал учить ее искусству борьбы.
– Ты меня разыгрываешь! – застонала она, сверкнув на него глазами, в тысячный раз поднимаясь с земли и отряхиваясь от грязи.
– Это общая идея, – резко возразил он. – Если борешься за свою жизнь, то не останавливаешься подумать, что справедливо, а что – нет. Ты любым способом должна победить своего противника, причем как можно быстрее. Ты не раскрываешь ему своих намерений и не рассказываешь ему о своей тактике.
– Продолжай, смейся надо мной, ты, большой грубиян! Только помни: любовь и борьба – несовместимы! Синяки и боль в мышцах не благоприятны для занятий любовью, – Подбоченясь, Таня смотрела на него.
Пантера громко засмеялся:
– Я ручаюсь, что с тобой все будет в порядке.
– Не рассчитывай на это, – предупредила она.
Не обращая абсолютно никакого внимания на ее измученное тело, Пантера учил Таню, как бросать вес тела на своего противника и использовать систему рычагов для достижения своей цели. Он научил ее делать маневры для отвлечения внимания противника и вводить врага в замешательство своими неожиданными выпадами. Вместе с тем он заставил ее понять, насколько важно сохранять на лице спокойствие и безмятежность.
– Очень легко прочитать по лицу человека или в его глазах, какой следующий ход он предпримет. Не предоставляй своим врагам такой возможности.
Прошло еще очень много времени, и Тане наконец удалось повалить Пантеру на землю и удержать его в таком положении. С сияющим лицом она уселась сверху.
– А теперь, мой храбрый воин, что ты мне пообещаешь, чтобы я позволила тебе встать? – торжествовала она.
– Чего бы ты хотела? – усмехнулся он.
– Три поцелуя в обмен на твое освобождение, – провозгласила она.
– Ты получишь их, как только мы доберемся до дома.
Таня покачала головой:
– О нет! Сейчас, Пантера, или я буду сидеть вот так всю ночь.
– Дикая Кошка, ты же знаешь, чейинцам не присуще проявление личных эмоций на людях.
– Это мне известно, Пантера, но победа за мной, и я назвала свою цену, – настаивала она, упираясь коленом ему в ребра.
– Дикая Кошка, это нечестная сделка, – улыбался он.
– В любви и войне все честно, – самодовольно сказала она и нагнулась, чтобы получить выкуп.
* * *
Все это время Пантера постоянно учил Таню выслеживать дичь. Время от времени он выезжал вместе с ней за пределы деревни для того, чтобы она могла определить следы зверей и птиц и идти по ним. Это были самые интересные уроки, хотя зачастую оканчивались разочарованием для Тани. Она могла потерять след, и тогда ей приходилось возвращаться обратно, а порой след терялся на скалистой земле, а потом снова появлялся где-то еще.
Таня научилась по внешнему виду различать следы животных. Иногда это был буйвол, лось или медведь, в других случаях она шла за кроликом, куропаткой или пумой. Пантера научил ее исследовать отпечатки лап, или тропы, которые они оставляют в высокой траве, или отметины на деревьях. Она могла определить, свежий или старый это след. Он научил ее определять количество животных в стаде или группе. Теперь она могла сказать, вели ли лошадь, или на ней ехали верхом.
В добавление к этому, Пантера учил Таню пользоваться всеми своими органами чувств одновременно. Временами он завязывал ей глаза и заставлял ее рассказывать, что она ощущает под кончиками своих пальцев или на коже, что слышит, какой ощущает запах или вкус, что подсказывают ей по этому поводу ее внутреннее чутье, ее инстинкты.
Он научил ее двигаться быстро и бесшумно, так, чтобы она могла пройти, ничего не задев. Он научил ее заметать следы, прятаться и сидеть тихо, часами не двигаясь. Он постоянно натаскивал ее в этом.
Он дважды брал ее на короткие прогулки по лесу. Здесь она на практике закрепляла все, что выучила, идя по следам не только за животными, но и за самим Пантерой. Он уходил и оставлял ее, а она находила его по его следам. Когда у нее это получалось все лучше и лучше, он усложнял задания.
В свою очередь, она тоже уходила, путая свои следы, с тем чтобы Пантера не смог ее найти. Поначалу у него это получалось легко, но по мере того, как Таня совершенствовалась, ему требовалось все больше и больше времени для этого. Наконец наступил день, которого они так ждали. Таня ускользнула от Пантеры на целый день и потом сама искала его, потому что, казалось, он так и не вычислил ее местонахождения.
В ту ночь, у костра, они праздновали ее достижения. Уткнувшись носом в его грудь, она удовлетворенно вздыхала, и он в ответ еще крепче прижимал ее к себе.
– Лето заканчивается, и ты уже почти готова к испытаниям, Маленькая Дикая Кошка. Вскоре ты станешь настоящей дочерью чейинцев, и я смогу объявить тебя своей невестой, – с гордостью говорил Пантера.
– Скорей бы, – тихо вздохнула Таня.
– Я знаю, моя радость, и не хочу, чтобы испытания причинили какой-нибудь вред нашему ребенку. Но я также не хочу твоих переживаний из-за того, что ты носишь под сердцем ребенка, не будучи замужем.
– Как ты узнал? Я никому не рассказывала, а мой живот все еще плоский! – воскликнула от изумления Таня.
– Ты думаешь, за все это время я не узнал каждый сантиметр твоего тела? Я знаю его лучше, чем ты сама. Даже будучи слепым, я бы узнал его, каждый изгиб, каждое ребро, каждую отметину, твой запах. В эти дни твои груди налились и стали более чувствительными, на твоей коже появился особенный блеск, а твои волосы и глаза горят новой жизнью, которую ты носишь в себе.
– Мне не хотелось пока тебе рассказывать и заставлять тебя волноваться, – объяснила Таня. – Мне приходилось тщательно скрывать недомогание по утрам и в те моменты, когда некоторые запахи вызывали у меня приступы тошноты.
Пантера нежно улыбнулся ей.
– Я замечал, но, думаю, больше никто не догадался. Я люблю тебя, Дикая Кошка, и не допущу, чтобы твоя жизнь или жизнь ребенка подвергались опасности. Ты молода и здорова, и испытания не станут проблемой, если они состоятся поскорее. Ожидание может увеличить риск.
– Ради тебя, Пантера, я готова пройти сквозь огонь. Я так сильно тебя люблю! – В ее золотистых глазах заблестели слезы.
– Мне выпала честь иметь тебя своей женщиной, – твердо объявил он и притянул ее к себе.
Он ласкал ее губами и руками и любил еще нежнее, чем раньше. Одну за другой он раскрывал чувствительные зоны ее тела. Не оставалось ни одной клеточки ее тела, которая не жаждала бы его.
Запутавшись в сети желаний, Таня всем телом прильнула к нему.
– Пантера, Пантера, – со вздохом повторяла она его имя. – Ты воспламенил мою душу!
– Тогда я должен своей любовью затушить огонь. – Прошептал он в ответ, продолжая заниматься любовью, нежной, утонченной, до тех пор, пока их обоих не поглотило пламя страсти.
Позже они спокойно разговаривали.
– Ты счастлива, что у нас будет ребенок, Дикая Кошка? – спросил он.
– Я не могу передать тебе ту радость, которая возникает при мысли, что во мне растет твой ребенок, – вздохнула она, светясь лицом. – Я представляю себе мальчика, маленькую копию своего красивого отца, или маленькую девочку с твоими огромными, черными глазами. Ты тоже рад ребенку?
– Я больше чем рад. Я горжусь и сильно взволнован. Ведь это плод нашей любви.
– Ты будешь разочарован, если родится девочка? Я знаю, какое большое значение имеет для мужчины сын.
– Если это будет девочка, она будет такой же прекрасной и отважной, как ее мама. Как я могу сожалеть об этом? Будь то сын или дочь, я надеюсь, что у него будут твои золотистые глаза, глаза, что сразу же притянули меня к тебе. У нас будут очень красивые дети, Дикая Кошка. Храбрые, умные, гордые.
– А если первой родится дочь, мы попытаемся снова, чтобы получился мальчик. Попытка так прекрасна, Пантера, – нежно прошептала ему на ухо Таня.
На следующий день после их возвращения в деревню Черный Котел предложил Тане испытания. Все утро она будет сидеть в доме вождя, и он устно будет экзаменовать ее по вопросам истории, веры, привычек и медицины. После обеда она будет показывать свое умение в верховой езде, стрельбе и борьбе.
Обычно уравновешенный Пантера расхаживал возле вигвама своего дяди, не в силах скрывать волнение. Спустя три часа оттуда появилась Таня. Ее лицо сохраняло спокойствие, и только глаза сверкали от удовольствия. Проходя мимо, она живо подмигнула Пантере и Зимнему Медведю.
Пантере так хотелось пойти вслед за Таней, но он не мог этого сделать, потому что вышел Черный Котел и сразу направился к нему и Зимнему Медведю.
– Твоя женщина поражает меня, Пантера, – сказал он. – Она настойчива, как паук, плетущий паутину, и достигает своей цели благодаря силе воли.
– Так же, как паук, она нежно заворачивает тебя в свои сети и держит пленником, – с отсутствующим видом заметил Пантера, провожая глазами уходящую Таню.
– Она очаровательна, – неохотно признал Черный Котел.
– Как у нее получилось? – спросил Зимний Медведь.
– Очень хорошо, – сказал им Черный Котел. – Я начинаю думать, что она достойна тебя, Пантера. Она преуспела в освоении нашей веры и изучении языка. – Черный Котел насупил брови и задумчиво посмотрел на Пантеру. – За все то время, что она живет с нами, я почти не слышал, чтобы она разговаривала на английском. И я никогда не слышал, чтобы вы с Зимнем Медведем разговаривали на ее языке, хотя оба знаете его. Вы не рассказывали ей о том, что можете говорить по-английски? Пантера, она разве не знает о твоей матери испанке и твоем воспитании?
– Нет, дядя. Я ей не рассказывал. Если бы она узнала, что я понимаю ее язык, она бы не чувствовала необходимость выучить наш язык и ее успех не был бы таким быстрым.
– Теперь ты ей расскажешь?
– Сейчас не время. Я хочу, чтобы она принимала меня таким, какой я есть, чейинским воином. Я не хочу, чтобы она видела во мне связь со своим белым миром, потому что я в него снова никогда не вернусь. Я выбрал себе жизнь среди людей моего отца. Дикая Кошка тоже избрала эту жизнь, свободно и полностью, без сомнений и оговорок. Я расскажу ей, когда почувствую, что наступило подходящее время. А до этого момента лучше ей не знать об этом.
– У тебя возникают сомнения насчет нее? – задал вопрос Черный Котел.
– Нет, – отрицательно ответил Пантера. – Но если Дикая Кошка узнает, что я могу свободно попасть в ее белый мир, она, возможно, захочет, чтобы я свозил ее в гости к родителям. Она все еще скучает по ним, хотя и не подает вида. Она беспокоится, вдруг они думают, что она мертва или с ней плохо обращаются, особенно сейчас, когда она ждет ребенка.
– Она носит ребенка? – воскликнул Зимний Медведь. – Тогда как же она сможет справиться со всеми испытаниями?
Лицо Черного Котла напряглось.
– Я отменю оставшиеся испытания.
– Нет! – Голос Пантеры звучал громко и четко. – Она хочет продолжать испытания. Мы обсуждали с ней это и пришли к выводу, что Дикая Кошка сильная и здоровая, и испытания не причинят вреда ребенку. Никто из нас не хочет, чтобы ребенок страдал, будучи незаконнорожденным.
Зимний Медведь озабоченно посмотрел на Черного Котла:
– Дядя, а нет никакого другого выхода?
Черный Котел вздохнул:
– Нет, Зимний Медведь. Как только я установил правила, все племя узнало о них. Теперь я не могу ничего изменить.
– В этом нет необходимости, – заверил обоих Пантера. – Дикая Кошка усердно тренировалась и многому научилась. Она готова и может показать себя не только нашему вождю, но и всему нашему народу. Важно, чтобы они приняли ее без упрека. Это будет возможно, если она станет дочерью вождя и моей женой. На меньшее нам не позволит согласиться ни моя гордость, ни ее.
Таня никогда так не нервничала, как в тот день. Ее будущее зависело от результатов всех ее интенсивных подготовок. В первый раз от Пантеры не было никакого толку, потому что он был так же раздражителен, как она сама. Усилием воли она заставляла себя забыть о будущем ребенке. Если она будет беспокоиться о его безопасности, то станет не такой смелой и будет двигаться осторожно, а это может стоить ей жизни с Пантерой. В последний раз взывая к Богу, Таня взяла свой нож, лук и стрелы и направилась к окраине деревни.
Мишени располагались на разных расстояниях. Заняв место, на которое ей указал Черный Котел, Таня продемонстрировала свое умение метать нож. И каждый раз оружие попадало в центр мишени.
Черный Котел остался доволен. Таня стала стрелять из лука. И снова она уверенно попадала в цель, и дважды ее стрелы разрезали насквозь древко предыдущей стрелы.
Потом она показывала свою удаль на лошади. Посылая Пшеницу галопом по полю, она направляла свои выстрелы со спины, причем делала все отлично. Разыграли ситуацию, в которой Таня спасла якобы раненого воина, прыгнув на него на всем скаку и столкнув его на землю.
Наконец наступило последнее испытание. Вокруг ее рта пролегли твердые линии. Она готовилась к сражению с молодым воином, которого звали Сломанное Перо. Чтобы избежать увечий с чьей-либо стороны, они будут бороться врукопашную, без оружия.
Воспоминая все, чему учил ее Пантера, Таня взглянула в лицо своему противнику. Они медленно двигались по кругу, оценивая друг друга, прикидывая силы соперника, стараясь по лицу понять его намерения. Каждый из них ждал, когда другой сделает движение первым.
Сломанное Перо сделал первый шаг. Устремившись вперед, он схватил ее руку и повалил Таню на землю. Таня покатилась, как учил ее Пантера, и подпрыгнула на ноги, глядя в лицо своему сопернику. Когда он предпринял очередную атаку, она ловко развернулась на одной ноге и одновременно схватила его за ногу и за руку, опрокидывая на спину. Вспоминая инструкции Пантеры, она пронзительно закричала, набрасываясь на своего соперника. Этот боевой клич придавал стремительность и силу атаке, но ни в коем случае заранее не предупреждал о ее намерениях.
Они снова осторожно приближались друг к другу. Сломанное Перо поймал ее за руку и хотел бросить, но Пантера научил Таню пользоваться силой рычагов, получая преимущество. Ему не удалась попытка, и он решил силой повалить Таню на колени, но не смог. Когда он попытался поставить подножку, она воспротивилась его движению и ударила головой в его незащищенный живот.
Они разошлись. Несколько раз он бросал ее, но не смог удержать на земле. Несколько раз она ставила ему подножки, но он снова оказывался на ногах раньше, чем она успевала сделать следующее движение. Один раз она упала на спину, а когда он навалился на нее, она уперлась обеими ногами ему в живот и перебросила его через голову прямо в грязь.
Поединок продолжался уже несколько минут, они оба были перепачканы грязью, устали и тяжело дышали. Ни у кого не было преимущества. Странным движением Сломанное Перо бросился на Таню, схватил ее за талию, и они оба упали. Падая назад, она воспользовалась инерцией, и когда они, наконец, приземлились, Сломанное Перо лежал на спине, а Таня сидела на нем сверху. Падая на спину, он отпустил ее, и Таня прижала его руки к земле, причем одна рука находилась под его собственным телом. Ее длинные ноги лежали на его ногах и не давали ему сбросить ее с себя. Сила падения выбила весь воздух из его легких, а ее острый локоть теперь упирался в его грудь, и он не мог сделать вдох. Ребром свободной руки она слегка ударила Сломанное Перо в дыхательное горло. Имей она нож, его бы жизнь на этом закончилась.
Все было позади. Таня победила. Она сидела на противнике до тех пор, пока Черный Котел не подтвердил ее победу. Потом она поднялась и охотно протянула руку помощи Сломанному Перу. В какой-то момент она боялась, что он проигнорирует ее жест. Затем, криво улыбнувшись, он схватил ее руку и встал на ноги.
Во время всех состязаний лицо Тани оставалось бесстрастным, лишенным каких бы то ни было эмоций. Наконец в уголках ее губ появилось что-то, напоминающее усмешку.
– Это был хороший поединок, – сказала она Сломанному Перу.
Он согласно кивнул:
– Это был хороший поединок.
Черный Котел откашлялся, но его голос все равно был хриплым, когда он заговорил.
– Я, кому не посчастливилось иметь собственных детей, возможно, скоро буду иметь дочь. – Его глаза светились гордостью, когда он смотрел на Таню. – Завтра ты будешь выслеживать одного из лучших наших воинов, и если ты его найдешь, тебе придется уйти незамеченной от троих самых лучших преследователей. А потом останется последнее испытание. Ты отправишься в горы на семь солнц и будешь жить сама. С тобой будут только твой нож, топорик, лук, фляга с водой и лошадь.
– Я готова, – согласилась Таня.
Черный Котел посмотрел на нее серьезно:
– Я желаю тебе всего хорошего, Маленькая Дикая Кошка. Пока у тебя все получалось хорошо, и если ты дальше сможешь продолжать в таком же духе, для меня будет честью назвать тебя своей дочерью.
На ее розовых губах заиграла улыбка, она не сдержалась и сказала:
– Тогда готовьте праздник, поскольку я не собираюсь проигрывать.
Черный Котел громко засмеялся:
– В тебе много гордости, Маленькая Дикая Кошка. Из тебя выйдет хорошая чейинка, если ты подтвердишь свои слова делом.
Таня спокойно посмотрела на него и кивнула. Потом, расправив плечи, она пошла в свой вигвам, усталая, но довольная.
ГЛАВА 6
Нападение произошло следующим утром, когда начало светать. Таня проснулась, оделась и хотела уже начинать приготовление утренней еды, вынашивая в голове стратегию дня. Пантера как раз натягивал мокасины, собираясь читать утренние молитвы, когда послышались первые пронзительные крики.
У Тани волосы встали дыбом, и она изумленно уставилась на Пантеру.
– Военные приветствия ютов, – кратко ответил он на немой вопрос. Он схватил свой колчан, лук и копье и прыгнул к выходу. – Мне нужно добраться до лошадей.
Забыв о завтраке, Таня схватила свой лук и повесила на плечо колчан со стрелами.
– Я иду с тобой, – сказала она, следуя за ним.
Он прокричал через плечо:
– Нет, Дикая Кошка. Останься и найди Застенчивую Лань. Если мы проиграем сражение, бегите на юг вдоль реки и спрячьтесь там. Я вас найду. – Его голос уже был еле слышен, когда он бежал к своему жеребцу.
Проверяя, находится ли нож за поясом, Таня побежала к Застенчивой Лани. Несколько хижин на северном краю деревни было охвачено пламенем. Воздух наполнился звуками сражения и пронзительными криками женщин и детей. В воздухе висел густой дым, а собаки и люди беспорядочно бегали. Таню грубо оттолкнули в сторону, когда мимо нее проехали три воина на лошадях. Стрела ютов пролетела у нее над головой, но ей удалось уклониться и укрыться рядом с хижиной Застенчивой Лани. Обойдя хижину, она неожиданно наткнулась на воина, направлявшего стрелу в спину Застенчивой Лани, которая отбивалась от другого воина ютов. Не мешкая, Таня выпустила стрелу. Стрела вонзилась как раз между лопатками воина, он упал с лошади, продолжая сжимать в кулаке свое копье. Воин, напавший на Застенчивую Лань, так и не узнал, что поразило его, поскольку нож Тани разрубил позвонок у основания шеи. Он лежал подергиваясь на земле, в то время как Таня пыталась увести Застенчивую Лань.
– Подожди! – закричала Застенчивая Лань. – Ты убила его. Ты должна снять с него скальп!
Таня в изумлении посмотрела на нее широко раскрытыми глазами:
– Он же еще не умер!
Глаза Застенчивой Лани странно блестели.
– Ты должна, – настаивала она. – Так принято.
Таня почувствовала, как мышцы у горла начали сокращаться. Она посмотрела на свою подругу. Наконец она кивнула, понимая, что та права. Она сможет потерять все шансы стать женой Пантеры, если сейчас проявит нерешительность.
Она быстро опустилась на колени и острым как бритва ножом легко сняла скальп. Поскольку воин был еще жив, его кровь текла между пальцами Тани и капала на землю. Она закрыла глаза и старалась не думать о том, что делает. Закончив, она подошла к воину, которого сразила стрелой, и сделала то же самое. На этот раз крови было меньше, так как воин был мертв. Но когда его скальп отделился от головы, послышался громкий, отрывистый звук, от которого Тане сделалось плохо, и она была рада, что не успела позавтракать.
Нападение закончилось почти так же стремительно, как и началось. Юты не застали их врасплох, хотя и надеялись, что деревня еще спит. Чейинские воины действовали быстро и мстительно. Многие чейинцы держали своих лошадей рядом с жильем, поэтому быстро разгромили ютов и обратили их в бегство.
Пока часть воинов преследовала ютов по равнинам, другая часть осталась в деревне и залечивала раны, а также оценивала нанесенный ущерб.
Убитых было только двое. Молодому парню, охранявшему лошадей, перерезали горло, прежде чем он успел поднять тревогу. Старая женщина, бежавшая от ютского воина, была растоптана его лошадью. Еще восемь человек были ранены, двое из них серьезно. У одного воина застряла пуля в груди, а другому копье пронзило плечо. Все остальные ранения были легкими, вылечить их не представляло труда.
Пять вигвамов были сожжены. Многие женщины выносили свою утварь и предметы одежды, чтобы как-то помочь погорельцам. Несколько семей будут сегодня ночевать у соседей, но завтра женщины найдут подпорки для пяти новых вигвамов и сошьют новые шкуры для их покрытия. Каждый внесет свой вклад, пусть то будет время, труд или готовые предметы.
Сегодня поздно вечером состоится траурная церемония по убитым. Противник потерял убитыми восемь человек. Одного юта захватили в плен. Возможно, еще нескольких позже приведут чейинские воины. А этот пленник сейчас лежит без сознания, хотя рана его не опасна. Завтра на рассвете он станет молить о смерти, потому что чейинцы будут жестоко мстить, подвергая его медленным мукам.
Утро наполовину прошло, когда Черный Котел приблизился к Тане. Она перебирала одежду, стараясь решить, что можно отдать семьям, чьи хижины сгорели.
– Кукурузная Ворона ждет тебя, Маленькая Дикая Кошка, – сообщил он.
Она смущенно посмотрела на него:
– Мой вождь, я не понимаю.
– Сегодня ты должна выследить его. Я уверен, что ты не забыла, – ответил вождь.
– Я не забыла. Я думала, что испытание отложили на другой день из-за того, что произошло, – объяснила Таня и встала, готовая идти за вождем.
– Нет, мы продолжим, пока мы ждем возвращения наших воинов. Кукурузная Ворона – это не тот воин, которого я поначалу выбрал, но сейчас он свободен и сгодится. Когда ты обнаружишь его, продолжай идти в предгорье, а я пошлю других, чтобы тебя нашли. Если они не обнаружат тебя до захода солнца, возвращайся в лагерь.
Черный Котел обвел взглядом деревню, оценивая нанесенный ущерб.
– Сегодня состоится церемония по нашим убитым и раненым, а потом будет Танец Войны. Мы будем готовиться к мести ютам. Завтра наши воины сформируют отряд нападения на лагерь ютов. А пока отряд воздает месть, остальная часть племени продолжит свой путь к зимней стоянке. Пока все будут заняты этой работой, ты, Маленькая Дикая Кошка, закончишь свои испытания. Время летит быстро, и нужно сделать многое, чтобы как следует встретить зиму. Пока ты еще можешь, ты должна завершить начатое. Пантера рассказал мне, что ты ждешь ребенка. Невзирая на то, что ты лично думаешь, я тоже хотел бы, чтобы мой первый внук родился у родителей-супругов. Следует как можно быстрее оставить позади любой риск для ребенка, чтобы мы все могли успокоиться и ждать рождения здорового малыша, желательно мальчика.
Вопреки себе Таня засмеялась:
– Естественно, я сделаю все, что в моих силах, но часто природа преподносит нам сюрпризы. Моему отцу тоже хотелось иметь сыновей, но вместо них у него родились две дочери.
Черный Котел улыбнулся ей:
– Сын – это бессмертие мужчины, но не будет никакого стыда, если у тебя будет такая же отважная дочка, как ты, Маленькая Дикая Кошка.
Он бросил взгляд на ее ремень:
– А где скальпы, которые ты сняла сегодня утром?
– Они в хижине, – неохотно ответила она.
Черный Котел резко посмотрел на нее:
– Ты должна правильно их обработать, чтобы они не испортились. Сегодня на твоем счету два наших врага, ты спасла жизнь Застенчивой Лани, и теперь она тебя боготворит. Ты завоевала нашу благодарность, иди же и завоюй свое место в нашем племени.
Пусть даже у Кукурузной Вороны было хорошее начало, все равно у него не было шансов обвести Таню при ее отличной подготовке. Она загнала его в угол чуть больше чем через час. Когда он вернулся на заранее условленное место, где его ждали три преследователя, Таня направилась к скалистым предгорьям, как указал ей Черный Котел.
Некоторое время она шла по знакомым тропам, путая следы своей лошади со следами оленя. Дойдя до реки, она заставила Пшеницу войти в холодную воду и подняться по течению вверх на несколько миль. Когда она вышла из воды на противоположном берегу, то слезла с лошади и тщательно замела следы.
Через некоторое время она преодолела скалистый шельф. Здесь она спрыгнула с лошади, привязала ее и исследовала расщелину. Спрятавшись за огромным валуном и густым, колючим кустарником, Таня случайно наткнулась на маленькую, неглубокую пещеру. Даже для нее пещера была слишком тесной, но Тане все же удалось протиснуться в нее и внимательно осмотреть, нет ли там обитателей. К счастью, никаких признаков жизни в ней не было обнаружено.
Таня выкарабкалась из пещеры и направилась верхом в глубь кустарника. Она решила не ехать по скалам, потому что на них могли бы остаться отпечатки копыт Пшеницы. Вскоре она нашла густые заросли, ввела в них свою лошадь и привязала ее. Из полоски кожи она соорудила намордник. Она надеялась, что в наморднике лошадь не сможет заржать, если появятся преследователи.
Сделав это, она обезопасила себя и отправилась обратно той же дорогой, которой пришла, тщательно стирая за собой следы. Добравшись до шельфа, она втиснулась в крошечную пещеру и стала ждать. Пещера располагалась так, что если она будет поглядывать налево, ей будет видно подножие горы, а если она будет смотреть вниз направо, то сможет прекрасно обозревать широкое пространство в том направлении, откуда она добралась сюда.
Таня прикинула, что находится в тесной пещере около двух часов, а, может, и того больше, когда ей показалось, что она услышала голоса. С трудом осмеливаясь пошевелиться, она повернула голову направо и посмотрела вниз. Там, вдалеке, она заметила двух преследователей. Она узнала их. Это были Высокая Сосна и Улитка, воины из ее племени.
Они смотрели почти прямо на нее и размахивали руками. На мгновение ей показалось, что они заметили ее, но она тотчас сообразила, что они подавали знак кому-то, кто стоял над ней.
«Пропади ты пропадом! – подумала она. – Еще час, и я выиграю! Но если они будут продолжать в таком духе, то они, разумеется, быстро меня найдут».
Недалеко от нее сверху послышался стук копыт, и она увидела третьего всадника. Он смотрел в ее сторону, и Таня не осмеливалась ни дышать, ни моргать. От напряжения ее глаза слезились, а легкие разрывались от недостатка кислорода. Наконец он повернулся и вскоре исчез из виду. Она осторожно сделала вдох и порадовалась тому, что предусмотрительно сняла с головы яркую повязку.
Улитка и Высокая Сосна теперь разделились и медленно ехали в противоположных направлениях. Вероятно, они искали какие-нибудь приметы. Таня поняла, что они потеряли ее след, и ей теперь оставалось надеяться на то, что они не найдут его снова.
Таня беспокойно отсчитывала оставшееся ей время, хотя ее зрение и слух постоянно были начеку. Еще раз ей показалось, что она слышит их где-то далеко внизу, но она их не видела. Прошло еще немало времени, прежде чем солнце коснулось вершины предгорья. Зажатая в крошечной пещере, Таня заставляла себя еще подождать и убедиться, что преследователи действительно ушли. Потом она спокойно вылезла из своего укрытия.
Она потерла свои затекшие мышцы и потянулась. Болезненные колики в спине и конечностях исчезли, и она могла теперь свободно двигаться.
Быстрыми, бесшумными шагами Таня возвратилась к своей лошади.
Когда она въехала в лагерь, на небе уже появились звезды, а само небо из пурпурного становилось черным. Она вернулась сразу же за своими преследователями. Таня верхом на лошади направилась прямо к Черному Котлу. Рядом с его домом трое преследователей беседовали с Пантерой и вождем.
Она подъехала как раз в тот момент, когда Улитка говорил:
– Через некоторое время вообще не стало видно ее признаков. Возможно, она не вернется, а попытается отыскать свою старую семью.
– Думаю, что нет, – объявил Пантера, заметив ее, и его лицо расплылось улыбке: – Маленькая Дикая Кошка вернулась!
Пять пар черных глаз уставились на нее, но она смотрела только в глаза Пантере.
– Хорошо, что ты так мастерски обучил меня, а то бы они меня нашли, – сказала она.
– Где? – поинтересовался Высокая Сосна.
Таня одарила его улыбкой:
– Среди скал возле длинного шельфа есть маленькая пещера. Когда я увидела под собой тебя и Улитку, я была уверена, что вы напали на мой след, особенно когда Умная Лисица проехал прямо над моей головой. Вы подошли так близко, что я не могла поверить, будто вы так и не обнаружили меня.
Таня устало слезла с лошади. Пантера сию же минуту оказался рядом.
– Ты устала. Иди в дом и отдыхай. Я найду кого-нибудь, кто позаботится о твоей лошади. Утиная Походка принесет тебе поесть. Поспи, пока я не пришлю за тобой.
Таня направилась к своему вигваму, но Черный Котел остановил ее:
– Маленькая Дикая Кошка, с тобой все в порядке?
Она обернулась и увидела его обеспокоенный взгляд.
– Да, мой вождь, я вполне нормально себя чувствую, – ответила она. – Просто я устала, сильно устала.
И, в подтверждение сказанному, она пошла, еле волоча ноги, ее плечи опустились. Впервые за все время она отказывалась держаться прямо.
Тане показалось, что она всего лишь несколько минут назад закрыла глаза, как кто-то разбудил ее. Она подняла отяжелевшие от сна веки и увидела перед собой Утиную Походку.
– Пантера сказал, что ты должна сейчас присоединиться к церемонии.
Таня села и зевнула:
– Я бы лучше еще поспала.
Она нехотя стала одеваться. Утиная Походка наблюдала, как Таня аккуратно переплела волосы и надела на голову повязку. Потом она протянула руку к поясу Тани. Она держала в руке два ужасных скальпа, о которых Таня успела забыть. Таня непроизвольно отвернулась.
Утиная Походка нетерпеливо протянула скальпы:
– Сегодня вечером они должны быть на твоем ремне, Маленькая Дикая Кошка. Пока тебя не было, я почистила их и высушила.
Молча скривив лицо, Таня быстро взяла скальпы и прицепила их к своему ремню, бормоча слова благодарности Утиной Походке.
«Господи, что я только не делаю ради этого мужчины!» – подумала она про себя.
Она последовала на улицу за Утиной Походкой, готовя себя к серьезным испытаниям. Ночное небо было обманчиво тихим, ярким и чистым, как будто оно приготовилось к тому, что под ним будут происходить страшные события. Луна стояла высоко, и Таня предположила, что было около полуночи. Она спала больше трех часов.
Все племя собралось вокруг центрального костpa. Эта картина напомнила Тане ее первую ночь пребывания в деревне чейинцев. С минуту она стояла в нерешительности, присматриваясь и прислушиваясь. И снова все мужчины ярко разукрасили себя. Казалось, что сегодня ночью и женщины примут активное участие в церемонии. Они скорбели по убитым, и их вопли и завывания разрывали сердце. У Тани на глаза навернулись слезы, когда она увидела, как они, посыпанные золой, плача и причитая, рвали на себе одежду, царапали ногтями кожу и вырывали волосы. Родственники погибших отрезали пряди своих волос и глубоко ранили себе тело, показывая тем свое горе.
С одной стороны центрального костра двух воинов ютов привязали к шестам. Их голые, покрытые испариной тела блестели при свете пламени. Чейинские воины захватили второго юта в плен, когда его лошадь споткнулась и упала. Сегодня ночью чейинские мужчины сядут и будут наблюдать, как их женщины отомстят несчастным жертвам.
Таня переводила взгляд с ютов на убитых горем женщин и чувствовала глубокое отвращение к тому, что должно произойти, и понимала, что все будет оправданным. Ощущая на своем ремне тяжесть скальпов, она только надеялась, что ей не придется участвовать в ритуале.
Ее глаза скользили по кругу. Она увидела, что Пантера устроился рядом с Черным Котлом, а справа от вождя сидит Зимний Медведь. Пантера подал знак рукой, чтобы она присоединилась к нему. Когда она подошла, он усадил ее рядом с собой.
– Вождь потребовал, чтобы ты присутствовала при церемонии.
Таня устало кивнула:
– Я понимаю.
– Участвовать ты будешь позже, когда ютов отдадут на милость наших женщин, – продолжал он.
Его лицо было похоже на маску, когда он протянул руку к висевшим на ремне скальпам.
– Я знаю, – тихо ответила она.
– Застенчивая Лань рассказала, как ты спасла ей жизнь сегодня утром. Ты проявила большую отвагу.
По-прежнему его лицо ничего не выражало.
– Мне пригодилось то, чему ты меня научил, – сказала Таня, спокойно глядя ему в глаза.
Он продолжал держать в руках скальпы.
– Ты ведь это ненавидишь, да?
– Да, – просто ответила она.
– После сегодняшней церемонии ты повесишь их на шесте в вигваме.
Таня натянуто кивнула, переключая внимание на происходящее вокруг.
Ритм барабанной дроби сменился, возвестив, что скорбь сменилась местью. Мужчины исполнили длинный военный ганец, и, к тому времени как наступила очередь женщин. Тане показалось, что непрекращающийся бой барабанов глубоко проникает в ее кости, наполняет ее и она сливается воедино со своей душой. Не осознавая, что делает, она встала и присоединилась к визжащим женщинам. В ее руке блестел нож. Ее голос слился с потоком других насмешек и дикого бешенства.
Находясь в состоянии транса, она приблизилась к ютам. Глаза ее сверкали. Казалось, что она стояла в стороне и наблюдала, как, подбадриваемая всеобщим настроением, ее рука взметнулась и острый нож оставил на бедре одного из пленников маленький, ровный порез. Ее губы изогнулись, пытаясь изобразить улыбку.
В дальнем углу ее сознания слабый голос задавал ей вопрос: «Почему ты совершаешь эти дикие поступки? Ты что, спятила? Стала одержимой?» Ее пульс бился в такт барабанной дроби, а кровь бежала по жилам, смывая усталость. Она чувствовала себя дикой, свободной и раскованной.
Солнце взошло над горизонтом, и Таня стерла с лезвия ножа кровь пленника. Барабаны смолкли, когда из ютов вырвался последний, судорожный вздох. Их обезображенные, бесформенные тела, свисавшие с шестов, были покрыты тысячами маленьких ран, а у основания шестов застыли лужи крови. Уши, носы, губы, пальцы на руках и на ногах, половые органы были отделены от их тел. На месте глаз зияли пустоты.
Таня в последний раз окинула взглядом неприятное зрелище, резко передернула плечами и устало поковыляла домой.
Она крепко спала до наступления вечера и вообще не слышала, как Пантера стащил с нее одежду и укрыл одеялом. Проснувшись, она ощутила вялость, будто ее напичкали наркотиками. Она потерла свой загорелый лоб, вспоминая, что она делала ночью. Она действовала как дикарка! Но когда она попыталась осмыслить все происшедшее, чувство вины тут же растворилось. Ей хотелось вызвать в себе угрызения совести, но у нее это не получилось.
Передернув плечами, она пробормотала:
– Что сделано, то сделано, и все делается к лучшему. Они были нашими врагами и поступили бы с нами так же, а может быть, еще хуже.
Однако она скривилась, увидев на руках следы крови. Она расплела волосы и пошла к ручью.
Казалось, что все женщины деревни думали так же. Обессилев от деятельности прошлой ночью, они все необычно долго спали и только сейчас начинали день.
Ни капли не стесняясь, Таня сбросила одежду и мокасины и вошла в чистую, прохладную воду. Все ее мысли были заняты купанием, и она даже не подозревала, что за спиной находится Сьюллен, пока не услышала ее резкий, громкий голос.
– Как ты думаешь, что сказали бы твои родители и твой жених, если бы увидели тебя прошлой ночью?
Таня повернулась и посмотрела на нее. За Сьюллен, нахмурившись, стояла Нэнси. Переполняемая злостью, Сьюллен упрямо продолжала:
– Ты прирожденная шлюха, Таня! Ты такая же, как тот высокий, бронзовый жеребец между твоих ног. В отличие от всех нас ты преуспеваешь в этой ужасной жизни.
Таня быстро подошла к ней, ее глаза сверкали золотым пламенем.
– Ты – завистливая сука!
Сказав это, Таня размахнулась и залепила Сьюллен хорошую пощечину. Девушка потеряла равновесие и упала плашмя в воду.
Нэнси испуганно ахнула:
– Ах, Таня, я уверена, она не хотела этого! Это просто оттого, что к тебе относятся намного лучше, чем ко всем нам.
Сьюллен удалось подняться на ноги, теперь она убирала мокрые волосы с лица.
– О, именно это я хотела сказать! Слово в слово! Мисс Величество, стоящая здесь, хочет присоединиться к племени. Конечно, она отлично смотрится рядом с кучей дикарей! Мне кажется, воспитание говорит само за себя!
Таня старалась держаться с достоинством. Она сказала убийственно спокойным голосом:
– Ты перешагнула грань, Сьюллен. Мне придется позаботиться, чтобы тебя наказали должным образом.
Тут вмешалась Мелисса, которая подошла вскоре после того, как началась ссора.
– О нет, Таня, пожалуйста! – попросила она, легонько коснувшись Таниной руки.
– Если бы мы находились в президентском кабинете, я бы не позволила, чтобы наглость осталась безнаказанной, и я не могу позволить этого здесь.
Вокруг собралась толпа индейских женщин. Таня быстро вычислила среди них хозяйку Сьюллен, Лесной Папоротник, и рассказала ей об оскорблениях Сьюллен.
– Я понимаю, что пока еще не являюсь членом племени, но скоро стану. Будь у меня право, я бы сняла с нее шкуру, но она мне не принадлежит. Я оставляю ее вам. Вам судить, наказывать ее или нет, и в какой степени.
С этими словами Таня продолжила купание. Мелисса робко подошла к ней:
– Сьюллен говорила, что ты хочешь присоединиться к племени. Это правда?
– Правда, – коротко ответила Таня.
– Не сердись, Таня, – умоляла Мелисса. – Я просто не понимаю почему?
– Я хочу выйти замуж за Пантеру.
Мелисса печально кивнула:
– Конечно, он очень красив и так хорошо к тебе относится. Ты его любишь?
Гнев Тани растаял.
– Да, очень сильно. Весной у нас должен родиться ребенок.
– А как же Джеффри? – слабо запротестовала Мелисса.
– Это совсем другое, чем то, что я чувствовала к Джеффри. Если бы он завтра пришел за мной, я бы предпочла остаться с Пантерой.
Мелисса вздохнула:
– Ну, я рада, что из всего этого хоть что-нибудь выйдет приятное. Я еще не уверена, но подозреваю, что у меня тоже будет ребенок, хотя я вовсе не счастлива от этого.
Таня сочувственно посмотрела на свою маленькую подругу:
– Мне жаль, Мисси. Если мне представится случай облегчить твою участь, я это сделаю. Но Уродливая Выдра меня ненавидит. Будет лучше, если его жена не заметит, что мы с тобой разговариваем.
Огромные голубе глаза Мелиссы заблестели от слез.
– Я знаю. Ты даже не можешь представить, какое зло может доставить эта женщина!
Позже, в тот же день, когда Таня, Застенчивая Лань и несколько других женщин сшивали шкуры буйволов, чтобы накрыть ими вигвам, к Тане подошла Лесной Папоротник.
– Мне хотелось бы, чтобы ты засвидетельствовала наказание нашей рабыни за оскорбления, которые она тебе нанесла, – сказала ей женщина.
Подойдя к жилищу Лесного Папоротника, Таня увидела Сьюллен. Ее раздели до пояса и привязали к столбу перед домом.
Лесной Папоротник обратилась к Тане:
– Пожалуйста, скажи ей на своем языке, почему ее бьют хлыстом. Мне хотелось бы, чтобы она знала и больше не повторяла своих оскорблений.
Таня обошла вокруг и посмотрела в лицо девушке.
– Твоя хозяйка пожелала, чтобы я сообщила тебе, что тебя должны высечь за оскорбления, которые ты нанесла этим утром. Сьюллен, тебе следует быть умнее в будущем и держать язык за зубами.
Сьюллен пристально смотрела на нее, но ничего не сказала.
Лесной Папоротник не стала сама брать хлыст в руки и не оказала такой чести Тане. Для этого выбрали мальчика лет четырнадцати, который не стал мешкать. Он наносил хлыстом сильные, быстрые, ровные удары. Мальчику было все равно, лопнет у нее кожа или нет. Среди других рубцов на теле Сьюллен появилось несколько кровавых следов от хлыста.
После нескольких ударов Сьюллен потеряла сознание и перестала кричать. Таня не тратила времени на сожаление. Выразив свое одобрение Лесному Папоротнику, Таня вернулась к своей работе. Но вскоре ее снова оторвали от дела. На этот раз за ней послал Черный Котел.
Он сказал ей, чтобы она была готова утром покинуть деревню.
– Наш военный отряд выезжает на рассвете. Пантера будет среди других воинов. Ты поедешь вместе с ними в предгорье, а потом вы разойдетесь, и ты продолжишь свой путь сама. Через семь солнц от завтрашнего утра ты встретишь одного из наших воинов на месте, где вы завтра расстанетесь.
Последняя ночь в объятиях Пантеры, а потом неделя, а может быть и больше, вдали от него. Еще одно последнее испытание, а потом всю жизнь она будет окружена любовью. Эти мысли не давали Тане покоя, когда она лежала, прижавшись к нему, в тот вечер.
– За эту неделю ты могла бы отыскать своих родителей и найти нити своей прежней жизни, – отдаленно звучал голос Пантеры, хотя его губы находились у ее уха.
– Ты считаешь меня дурой, Пантера? Я знаю, что Черный Котел пошлет кого-нибудь следить за мной.
– Мы можем легко обмануть его, используя приемы, которым я тебя обучил, – нажимал он.
Таня повернулась так, чтобы было видно его лицо.
– Ты не веришь мне, Пантера? Ты сомневаешься в моей любви к тебе и нашему ребенку?
– Существуют способы, позволяющие отделаться от моего ребенка и освободиться от всяких уз со мной.
У Тани застрял комок в горле.
– Я никогда этого не сделаю, Пантера! Даже если я потеряю твоего ребенка, ты навсегда останешься в моем сердце, потому что мое сердце теперь с тобой.
Он держал ее лицо в своих ладонях, а его пальцы гладили ее закрытые глаза.
– Будь уверена, острые глазки, – прошептал он, – с того первого дня, как мы соединились как мужа и жена, только смерть разлучит нас.
– Я уверена, Пантера, уверена. Я ужасно буду по тебе скучать даже в то короткое время, на которое мы должны разлучиться.
– Это не продлится долго, Маленькая Дикая Кошка.
Все разговоры прекратились сразу же, как только их губы слились в поцелуе. Он крепко прижал ее к себе. Под натиском его губ Таня раскрыла свои, и его язык глубоко проник в ее рот, исследуя его сладость, сплетаясь с ее языком.
Его руки скользили по изгибам ее тела, ласкали груди, пока ее соски не затвердели и встали прямо над налившимися грудями. Его губы нашли ее ухо, ласкали шею, на которой бешено бился пульс. Он провел языком вниз по линии шеи к плечу, а она отвечала ему своими ласками. Ее маленькие белые зубы нежно покусывали его плечо и грудь. Они были похожи на танцоров, движущихся абсолютно синхронно.
Его губы нашли ее грудь, а рука нашла ее холмик, лаская и доставляя ей удовольствие. Ее руки тоже были заняты, они двигались по линиям его тела, потом она нашла его и ласкала до тех пор, пока он не стал твердым и готовым взорваться.
Она понимала, что Пантера должен овладеть ею, и охотно поддалась. Она совсем не сопротивлялась, когда он заложил ее руки за голову и держал так, а потом широко раздвинул ее ноги и приковал их тяжестью своих ног. Она чувствовала кончик его мужской силы у своего входа. Но он не спешил. Он касался губами и зубами ее плеча, груди до тех пор, пока она не раскалилась от желания, ее тело извивалось и прижималось к нему. Потом она поняла, почему он ждет и молчит.
– Пожалуйста, Пантера, – умоляла она. – Пожалуйста, ты мне так нужен. Ты мне нужен сейчас. Пожалуйста, люби меня!
Наконец он слился с ней. Его тело проникало в нее с таким сильным желанием, что она почувствовала, что при первом его толчке она взорвется. В ее голове расцвела радуга цветов. Затем ее страсть снова поднялась к высочайшим вершинам и опять взорвалась, а потом снова и снова до тех пор, пока она не оказалась в полусознательном состоянии.
Зная, что они скоро расстанутся, он время от времени будил ее в ту ночь, каждый раз унося ее в страну света, огня и любви, туда, где страсть не знает границ. Они в последний раз занялись любовью, а потом она тихо лежала, полностью насытившаяся любовью. Приближался рассвет.
– Я буду думать о тебе каждую минуту и мечтать о тебе каждую ночь, – поклялась она.
– Я буду надеяться, что время пролетит быстро и я смогу объявить тебя своей невестой.
– Возвращайся невредимым из похода, Пантера. Нашему ребенку нужен отец.
– Я вернусь, Дикая Кошка. Не волнуйся. Хорошо заботься о себе и о нашем ребенке. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее. – Я люблю тебя, Маленькая Дикая Кошка, женщина моего сердца.
– И я тебя, мой возлюбленный Пантера.
ГЛАВА 7
Тане не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что за ней следят. Она в буквальном смысле слова чувствовала на себе глаза своей тени, хотя знала, что если поддастся искушению и обернется, ничего не увидит. Он шел за ней следом весь день, с того самого момента, как она рассталась с Пантерой и военным отрядом. Она не знала, кто это был. Пантера ничего не сказал ей об этом, заверив только, что это не будет Уродливая Выдра, поскольку этот безобразный воин включен в военный отряд, отправившийся на территорию ютов.
Теперь они поднялись высоко в горы. Теплое сентябрьское солнце пробивалось сквозь деревья, но чем выше они поднимались, тем воздух становился холоднее. Дул свежий, легкий ветерок, и Таня наполняла легкие острым запахом сосны и влажной земли. Ей нравилось идти по девственной территории, куда почти не ступала нога человека. Как будто весь мир был перед ней, и она осталась наедине с природой во всем ее великолепии.
Уже стемнело, когда Таня остановила Пшеницу на крошечной прогалине, где она решила переночевать. Чтобы согреться самой и держать на расстоянии хищников, Таня развела небольшой костер без дыма. Она помыла и вытерла свою кобылу, а потом поела сама. Завтра она подыщет место для постоянного лагеря и поохотится. Таня закуталась в одеяло и уснула, предварительно оставив нож за поясом и положив лук так, чтобы можно было дотянуться до него рукой.
Она проснулась рано утром, поела и с рассветом отправилась в путь. К середине утра она нашла чудесный горный ручей, освежилась сама и искупала лошадь, а потом продолжила путь.
Вечерело, когда она выехала на окруженную деревьями поляну. Это было тихое, приятное место на берегу реки, защищенное с трех сторон горным лесом. За рекой земля круто падала вниз, откуда открывался величественный вид на долину далеко внизу и маленькое горное пастбище. По всем признакам в последнее время здесь никто не бывал, а может, здесь вообще никто не бывал. Таня подумала, что это безопасное, хорошо защищенное место будет надежным укрытием.
Она внимательно огляделась по сторонам и заметила сочную траву для своей лошади. Таня привязала Пшеницу, вырыла яму и развела небольшой костер, обложив его камнями из реки. Она срезала зеленые прутья и сделала вертел, а потом решила подготовить стеллаж для сушки мяса. Она наткнулась на огромных размеров камень. От времени его поверхность отшлифовалась, а в центре образовалось углубление, напоминавшее чашу. Она радостно перекатила его к своему костру. Из него выйдет прекрасная кастрюля для приготовления пищи.
Солнце уже садилось, когда Таня взяла лук и стрелы и направилась в лес. Наконец она напала на свежий след оленя и притаилась. Через некоторое время мимо прошли две самки оленя, но Таня не стала их трогать. Она заметила глубокие следы самца. Буквально через четверть часа появился крупный олень. Это был красавец! Он грациозно удерживал на голове высокие, с четырнадцатью ответвлениями рога.
Осторожно оттягивая назад тетиву, Таня вставила стрелу и стала терпеливо ждать, пока олень отойдет вправо, чтобы сделать более удачный выстрел. Когда он это сделал, Таня отпустила стрелу. Олень остановился, испуганный, сделал еще два прыжка вперед, потом его ноги подкосились и он упал.
Таня быстро перерезала ему горло. Она удалила внутренности и закопала их в мелкую яму. Обмотав его ноги своей одеждой, она наполовину несла, наполовину тащила его к своему лагерю. Здесь она подняла его на сук дерева на краю поляны и оставила так, чтобы из туши вытекла кровь. Она отрезала только две маленькие полоски, чтобы приготовить себе ужин.
В тот вечер она долго лежала на своей постели из сосновых веток, смотрела на яркие звезды и думала о Пантере. Жаль, что его нет сейчас рядом и он не может разделить с ней это замечательное ложе. С мыслями о нем Таня уснула.
Проснувшись, Таня увидела хмурое небо. За ночь наплыли облака, а ветер стал холоднее. К концу дня пойдет дождь. А это значило, что впереди у Тани будет много работы. Прежде всего нужно позаботиться о крыше над головой. Осматривая поляну, она обнаружила в западной части подходящее место. Здесь росли молодые деревья. Они отлично ей подойдут. С помощью лошади и нескольких полосок сырой оленьей шкуры она связала несколько деревьев между собой, так что получилась беседка, покрытая листьями. Беседка была закрыта с трех сторон, а восточную сторону Таня специально оставила открытой, как диктовала индейская традиция. Ее укрытие было неказистым, но оно позволяло ей оставаться сухой и давало возможность развести огонь и согреться.
Сделав это, она соорудила поблизости такую же беседку. А потом занялась оленем. Она сняла с него шкуру, разрезала мясо на полоски и положила их на стеллаж сушиться. Одновременно она поставила мясо тушиться к обеду. Подперев колом шкуру, она хорошо ее поскребла, потом перенесла ее во вторую беседку и расстелила сушиться, спрягав ее от надвигающегося дождя. Она перенесла стеллаж с мясом в свой маленький домик, чтобы досушить его над огнем. Она привязала Пшеницу под крышей своего укрытия, а сама устроилась, свернувшись калачиком. Как раз в это время упали первые крупные капли дождя.
Прошло немало времени, прежде чем Таня осмелилась выйти из своего домика и отправилась на берег реки собирать дикий чеснок. Ей хотелось добавить чеснока к мясу оленя. Позже она аккуратно поправила маленький огонь в укрытии, где сушилась шкура, и стала втирать в кожу жир и мозг. Потом она ее свернула, чтобы кожа лучше пропиталась.
Дождь шел почти всю ночь, но к рассвету небо прояснилось. Мир, принадлежащий лично Тане, лежал, сверкая, перед ней. Мокрая трава и листья блестели при солнечном свете как драгоценные украшения. Она опять вынесла оленью шкуру на солнце. Она намочила ее и потерла песком, пока кожа не стала мягкой, и оставила ее сохнуть.
Решив подкрепиться ягодами или орехами, Таня взяла свое оружие и направилась в лес. Она прихватила с собой кожаный мешочек и одеяло, чтобы было в чем нести ягоды и орехи.
Она шла, все больше углубляясь в лес. Наконец, когда мешочек наполнился ягодами, а в одеяле было прилично орехов, она повернулась, чтобы идти обратно. Она не была уверена, послышался ли ей звук или ей это показалось, но она замерла и прислушалась. Она ничего не услышала. Нахмурившись, она подумала про себя: «Это просто воин».
Сделав несколько шагов, она снова остановилась. Теперь она не сомневалась, что шорох был за спиной. Бросая на землю свою поклажу, она повернулась, доставая из-за плеча лук и вытаскивая стрелу из колчана. Она пробежала глазами по кустам и деревьям, но ничего не заметила.
Вдруг краем глаза она уловила стремительное движение. Она подняла лук и натянула тетиву. Ей хватило времени понять, что пантера собиралась прыгнуть на нее. Она выпустила стрелу, а сама бросилась в сторону. Стрела попала в цель, и темно-желтая пантера заревела, вытянула огромную лапу и зацепила Танино плечо, раздирая оленью шкуру и оставляя четыре длинных кровавых следа от когтей. Таня свалилась на землю.
С невероятным усилием раненая пантера поднялась на ноги и бросилась на лежащую ничком Таню. На солнце блеснуло лезвие ножа. Таня подняла нож и направила его прямо в сердце пантеры. Долго величественный зверь смотрел своими горящими глазами на Таню, а потом содрогнулся и рухнул наземь.
Некоторое время Таня лежала, не смея пошевелиться. Она была потрясена и испытывала угрызения совести. Ее глаза застилали слезы. Пантере понадобились долгие годы, чтобы найти себя, и он выбрал имя пантеры и принял сходство с ней. Делая это, он брал на себя ответственность бережно относиться к животному, чье имя носил и с кем имел сходство. Он объяснил, почему назвал ее Дикой Кошкой. Это произошло потому, что он связывал ее не с маленькой кошкой в пятнах, а с маленькой, дикой пантерой.
Сейчас Таня была вынуждена убить одну из любимых им пантер. В глубине души она понимала, что у нее не было другого выхода. Она молила Бога, чтобы Пантера понял это и не презирал ее.
Она опустилась на колени перед мертвым зверем, погладила его золотисто-рыжий мех, который так напоминал цвет ее волос. Ярко светящиеся глаза почти отражали цвет ее глаз. Она расстроилась еще больше. Это была пантера, и было похоже, что несколько недель назад она родила, потому что ее соски еще не высохли.
Таня покачала головой и вздохнула. Поднявшись на ноги, она внимательно рассмотрела вздувшиеся, кровяные следы от когтей пантеры. Слава Богу, они не были глубокими.
Она собрала нож, лук и стрелы и отправилась на поиски брошенных детенышей. Видимо, она подошла к логову зверя слишком близко, проникла на его территорию, и именно это напугало пантеру-мать. Таня старательно искала почти весь день, но безрезультатно. Наконец она нашла себе оправдание и подумала, что, если она надеется попасть обратно в свой лагерь до наступления темноты, ей придется возвращаться сейчас же. Завтра она снова придет сюда и попытается отыскать детенышей.
Вытряхивая орехи, Таня попыталась просунуть одеяло под громадное туловище зверя и обвязать его. Пантера весила примерно столько же, сколько и сама Таня, и была приблизительно пяти футов в длину, а если считать вместе с хвостом, то добрых восемь футов. Пыхтя и фыркая всю дорогу, она все же дотащила ее в свой лагерь.
Обработав раны, Таня решила поесть, чтобы придать сил себе и своему не родившемуся ребенку. Потом при свете огня она сняла шкуру с огромной кошки. Взяв факел, она отошла на приличное расстояние от своего лагеря, с помощью томагавка вырыла яму и закопала пантеру. Ничто не могло заставить Таню съесть ее мясо.
Она вернулась в лагерь и работала до поздней ночи, вычищая шкуру пантеры. Потом она расстелила ее рядом с оленьей шкурой и устало поползла спать.
Утром она продолжила обработку обеих шкур. Зачем она завернула немного высушенного мяса, оседлала Пшеницу и поскакала на то место, где повстречалась с кошкой. Она старалась, как могла, но ей не удалось вычислить, где находятся детеныши.
Поздно вечером она, наконец, оставила эту затею. Вернувшись на свою стоянку, она еще раз пропитала кожу маслом, потерла ее и размягчила. Шкура оленя, мягкая и эластичная, почти была готова. Потом она принялась за шкуру пантеры. Она решила, что оставит на ней мех и сошьет из нее зимнюю куртку с капюшоном для Пантеры. Она надеялась, что Пантера примет шубу вместе с ее извинениями за то, что убила этого чудесного зверя.
На закате солнца Таня спустилась к реке и копьем убила форель себе на ужин. Почистив рыбу, она положила ее на решетку над низким, дымящимся костром и пошла обратно к воде. Помня о воине-шпионе, она спряталась за огромным валуном и сняла с себя одежду. Она вступила в прохладную, чистую воду, помылась сама и вымыла волосы, потом почистила свое платье и удалила пятна, появившиеся на нем в последние два дня. Тщательно завернувшись в чистое одеяло, она вернулась к своему костру и ужину.
На пятый, последний полный день ее пребывания здесь, Таня окуривала оленью кожу в маленькой беседке, а потом закончила приводить в порядок шкуру пантеры. Она подержала шкуру над огнем, чтобы удалить из нее паразитов, потом пропитала ее топленым салом и потерла песком, тщательно вымыла и укрепила на стойке для просушки.
Когда оленья кожа была готова, она сделала из нее водонепроницаемые мешки и сложила в них высушенное мясо.
В тот вечер она подстрелила кролика и приготовила рагу с чесноком и орехами. Завтра она начнет спускаться с гор. Довольная едой и приятными мыслями, Таня быстро уснула.
Среди ночи Таня вдруг проснулась. Ее чутье постоянно было начеку, и ее разбудило тихое ржание Пшеницы. Она быстро оделась в темноте. Ее глаза привыкли к мраку, а движения были уверенными. Она сразу взяла в руки лук.
– Привет! Есть здесь кто-нибудь? – послышалось приветствие на английском.
Ее острый слух уловил стук лошадиных копыт. Прихватив с собой колчан, она вышла из укрытия. Не было смысла прятаться, чтобы потом оказаться в ловушке, как птица в клетке.
Два всадника выехали на ее поляну. Они вели за собой нагруженного мула. Похоже, это были торговцы или шахтеры. Кем бы они ни были, у них была грубая внешность и хитрый вид. Их волосы были взъерошенными, а бороды неухоженными. Их одежда была настолько грязной и изношенной, что после первой же стирки она разлезлась бы на куски. Они оба держали в руках ружья, хотя пока ни на что не нацеливали их.
Они не сразу заметили ее, и Таня могла бы воспользоваться этим и ускакать прочь на Пшенице, но она вышла на открытую поляну. Они уставились на нее.
– Ого! Что мы здесь имеем! – воскликнул один из них, рыжеволосый.
– Что вам нужно? – спросила Таня по-английски.
– Ну, это белая индианка, Зик! Как тебе это нравится? – лениво прокомментировал рыжий. – Где твой муж, дорогая?
– Он ушел с моим братом на охоту сегодня утром, – нашлась Таня. – Сначала я подумала, что это они. Я жду их с минуты на минуту.
Она собиралась было сказать, что он находится в беседке, но они скоро обнаружили бы ее ложь. И Таня решила, что будет лучше, если они поверят, будто она кого-то ждет и этот кто-то скоро вернется.
– Так ты здесь совсем одна, красотка? – допытывался рыжий.
– Совсем ненадолго, – ответила Таня. – На вашем месте я бы не слезала с лошади, – предупредила она и подняла лук, заметив, что рыжий собирался спрыгнуть на землю.
– Это совсем не по-дружески, надо сказать, – посетовал рыжий. – Мы с Зиком не собираемся причинить тебе зло. Правда, Зик?
– Черт, нет! – Это были первые слова, произнесенные Зиком. – Слушай, если бы у нас были недобрые намерения, мы бы тебя уже пристрелили.
– Нас здесь двое. – Он кивнул своей лоснящейся светлой головой в сторону своего попутчика.
– Тогда ступайте своей дорогой, – посоветовала Таня.
– Мы долго ехали, – сказал рыжий. – И давно ничего не ели. Ты не могла бы поделиться с нами чем-нибудь? – Он скосил глаза на закипающее рагу над костром.
– Возьмите и ступайте, – предложила Таня, – но не спускайтесь с лошадей.
– Ладно, не разрешила бы ты нам немного погреться у костра. Ты ведь не боишься нас, правда?
– Нет, но я все же не дура, – ответила Таня.
– Слушай, мне бы хотелось, чтобы ты перестала целиться в нас этой штукой, – Зик показал на лук и стрелы. – А то я начинаю нервничать.
– Я тебе вот что скажу, – перебил его рыжий. – Я попробую немного этого рагу, а Зик помоет лошадей в реке. О'кей?
Таня неохотно кивнула. Может, после этого они уедут с миром. Ей не нравилась сама мысль встретиться лицом к лицу с двумя вооруженными мужчинами. Преимущество явно было не у нее.
– Хорошо, но поторопитесь. И держите свои руки на виду.
Рыжий слез с лошади. Сделав это, он с силой ударил лошадь в бок. Животное рванулось прямо на Таню, закрыв своим корпусом обоих мужчин. Когда лошадь промчалась мимо, мужчины были уже рядом с ней. Таня потянулась к ножу, но поняла, что оставила его в своем укрытии. Она захватила с собой только лук.
С одним мужчиной Таня бы справилась, но двое громил – это уж чересчур. Они быстро ее успокоили. Один держал ее руки за спиной, другой, Зик, стоял перед ней с блестящими от вожделения глазами.
– Похоже, мы заполучили маленькую белую индианку, рыжий. Черт возьми, в такой одежде она явно не принадлежит белому мужчине!
Рыжий согласился.
– Я слышал, что индейцы обучают своих белых женщин всяким приемам, хотелось бы мне посмотреть! Законы! Я так давно не имел женщину, что у меня сейчас лопнут штаны!
Зик протянул руку к Таниной груди, но она издала пронзительный вопль-протест.
«Господи, где тот воин, который послан меня охранять? – думала Таня. – На кой черт он нужен, если я не могу надеяться на него? Здесь столько шума, что можно разбудить и мертвого! Очевидно, его послали наблюдать, а не вмешиваться, в противном случае он бы помог мне, когда на меня набросилась пантера».
Тане приходилось рассчитывать только на себя. Она изменила тактику, когда рыжий силой повалил ее на землю.
– Пожалуйста, не делай этого, – умоляла она, глядя на него огромными глазами. – Ты не знаешь, что это будет!
Рыжий нахмурился.
– Тогда почему ты не убежала, когда твой индеец оставил тебя одну? – спросил он.
– А куда бы я убежала? – возразила она, а по ее щекам текли крокодиловы слезы. – Я не знаю, как выбраться из этих гор. Кроме того, мою семью убили, и если бы я нашла город, я все равно там никого не знаю. Кто бы мне помог?
Она видела, что лицо рыжего смягчилось.
– Мы с Зиком могли бы взять тебя с собой, если бы ты к нам хорошо отнеслась. Будь умницей, и мы отвезем тебя в город и все устроим. Правда, Зик?
Таня перевела взгляд на Зика, и тот по-львиному улыбнулся ей.
– Понятное дело, приятель. Послушай, мы самые лучшие парни, которых ты вообще можешь встретить.
– Да, – согласился рыжий. – Давай окончательно договоримся о сделке.
Таня напряглась, увидев, что его рука потянулась к пряжке на ремне, а потом заставила себя успокоиться.
– Джентльмены, – сказала она, вздохнув, – меня воспитывали в порядочной семье до тех пор, пока так жестоко не похитили. Не покажется ли это слишком много, если я попрошу уединиться?
Тотчас лицо рыжего стало подозрительным.
– Что ты задумала, женщина? Я еще не готов упускать тебя.
– Ничего я не задумала. Я имею в виду сделку, но было бы лучше, чтобы все происходило по очереди, когда никто не смотрит, разумеется, если вы не возражаете. Может, теперь я не такая невинная, как некогда, но скромность просто так не исчезает.
Рыжий и Зик робко усмехнулись друг другу, а потом первый сказал:
– Хорошо, мне кажется, я понял. Считается, что некоторыми вещами нельзя делиться и, по-моему, нет причины торопиться.
Таня кивнула:
– Именно так.
Рыжий помог ей подняться и повел ее по направлению к беседке.
– Займись-ка лошадьми, Зик, и смой с них грязь. По тому, как я себя чувствую, это продлится долго.
Таня первой вошла в беседку и быстро наклонилась, поднимая свой нож, ее рука вцепилась в рукоятку. Она так резко остановилась, что рыжий натолкнулся на нее и плашмя упал на землю. В тот же миг Таня вонзила ему нож в спину. Он умер раньше, чем смог позвать на помощь.
Зик снимал седла с лошадей, когда она тихонько подкралась к нему. Он держался обеими руками за седло и как раз начал его снимать со спины лошади, когда почувствовал, как острое лезвие ножа полоснуло его горло. Он немедленно застыл.
– Это за моего нерожденного ребенка, которого ты и твой приятель убили бы, если бы меня изнасиловали, – прошипела она ему на ухо.
Седло выскользнуло из его безжизненных рук, а из перерезанной трахеи потекла кровь. Он медленно опустился на землю.
Таня не могла заснуть, поэтому она привязала двух убитых мужчин к столбу, на котором раньше висел олень. Она сидела возле своей палатки, наблюдая, как наступает рассвет. Когда взошло солнце, она пошла на речку и смыла с себя запах и прикосновения этих мужчин.
В последний раз она размягчила и растянула шкуру пантеры. Наконец она улеглась на сочную, прогретую солнцем траву и заснула.
В полдень она упаковала свои вещи и рассмотрела пожитки мужчин. Их было немного. У каждого были ружье, нож, седло и лошадь. И всего несколько долларов на двоих. В сумках лежали смена белья, кисет, вяленое мясо и несколько коробок с патронами. На муле был привязан мешок с патронами, солью, мукой и кофе, а также видавший виды кофейник, старая кастрюля с длинной ручкой, чайник и всякая утварь. Таня также нашла топор, лопату, кирку, два одеяла, два тяжелых зимних пальто, небольшую связку шкурок бобров, которую они или купили, или украли.
Таня оседлала лошадей. Она разрезала веревки, которыми привязала тела мужчин к столбу, взвалила их на спины лошадей и привязала. Она заберет с собой тела убитых, их лошадей и поклажу в чейинскую деревню.
Таня ехала весь день и почти весь вечер. На следующее утро она добралась до места, где должна была встретиться с воином. Она подождала часа два и уже начала было думать, что он не придет, как он наконец появился. Это был воин по имени Танцующая Лошадь. Он поинтересовался, откуда взялись эти тела и лошади.
Они вместе ехали целый день, а потом почти весь следующий день, пока не добрались до старой зимней стоянки, где Таня впервые познала жизнь чейинцев. Под вечер они въехали в деревню.
Военный отряд уже вернулся, и Пантера вместе с Черным Котлом вышли ее встречать. Сначала Черный Котел обратился к Танцующей Лошади:
– Она справилась с испытанием?
– Да, мой вождь, – ответил воин и серьезно добавил: – Были моменты, когда я думал, что она не справится. Несколько раз я чувствовал, что ей нужна моя помощь, так как ей грозила опасность, но этого не произошло. Ей самой удалось пройти испытания, которых мы не могли предусмотреть.
Пантера не мог больше оставаться равнодушным.
– Что все это значит? – указал он на мертвых мужчин и их лошадей.
Таня просто ответила:
– Эти люди вторглись в мой лагерь на пятую ночь. Они хотели причинить вред мне и нашему ребенку. Я их убила.
Старый вождь кивнул. Он смотрел на нее пронизывающим насквозь взглядом.
– Они причинили тебе вред? Поэтому твое платье разорвано?
– Я убила их прежде, чем они смогли причинить мне какой-нибудь вред. Платье это другое дело, – ответила она и, обращаясь к Пантере, сначала: – Пантера, я должна попросить у тебя прощения. Я убила одну из священных горных пантер. Должно быть, я слишком близко подошла к ее логову, и она набросилась на меня. Я искала ее детенышей, но не смогла найти их. – Ее глаза вопросительно смотрели в его темное лицо. – Ты охладел ко мне из-за этого? Ты теперь не захочешь жениться на мне?
Пантера заговорил тихо, но четко:
– Эта новость омрачила мое сердце, Маленькая Дикая Кошка, но ничего не поделаешь. Не сделай ты этого, ты могла бы поплатиться жизнью, а значит, и жизнью нашего ребенка. Я по-прежнему очень хочу, чтобы ты была моей невестой, и жду, когда Черный Котел даст на это согласие.
Таня улыбнулась, и Черный Котел повелительно произнес:
– Завтра мы отметим праздник, и Маленькая Дикая Кошка станет моей дочерью. Потом мы обсудим приданое и выкуп за невесту. Как только договоримся, устроим свадьбу.
Обращаясь к Тане, он сказал:
– А теперь ступай, поешь и отдохни. Мой внук должен быть здоровым. О твоей лошади и вещах позаботятся.
Таня повернулась, чтобы идти.
– Сегодня ночью ты останешься в доме Утиной Походки. Она принесет от Пантеры все, что тебе нужно, – добавил вождь и, увидев ее отчаянный взгляд, твердо завершил свою речь: – Я все сказал.
Таня окинула Пантеру горестным, полным тоски взглядом. Она знала, что спорить бесполезно.
Таня проспала до утра. Утиная Походка принесла ей вещи из дома Пантеры, и Таня поспешила к ручью, чтобы искупаться и надеть чистую одежду. Часть дня она провела вместе с другими женщинами, помогая им собирать созревшие плоды. Она была довольна, что вернулась. После полудня она кроила меховую куртку для Пантеры.
Таня успела пришить две полочки к спинке, а потом отложила работу и начала готовиться к вечерним мероприятиям. Благодаря тому, что Таня все тщательно вымерила и шкура оказалась длинной, ей удалось из этого материала выкроить полушубок с капюшоном для Пантеры, а хвост она использовала для пояса. У нее еще осталось достаточно кожи, и она решила сделать себе сумочку, которую можно будет носить на поясе. А когти она нанижет на нитку и сделает ожерелье для себя и для Пантеры. Она попросит старика из племени, который выделывает чучела зверей, и тот обработает голову, а потом они укрепят ее на шесте перед вигвамом Пантеры.
Таня надела разукрашенное платье, сшитое специально к этому случаю, и уложила волосы. Она как раз собиралась присоединиться к остальным, когда к ней приблизилась Утиная Походка и протянула два знакомых скальпа, только теперь один был красного цвета, а второй мышино-белого. На сей раз не мешкая, Таня взяла скальпы и прицепила их к поясу. Она гордо прошагала через лагерь и заняла место возле Черного Котла.
Чувствовались волнение и приподнятое настроение чейинцев. Не каждый день вождь называл кого-либо дочерью, тем более белую женщину. В этот вечер Черный Котел был облачен в самый нарядный костюм, а его голову украшал пышный убор.
Когда все собрались, он встал, величественный и гордый, и все замолчали, обратив на него взоры. Зазвучал его глубокий, повелительный голос:
– Сегодня вечером мы принимаем нового члена в наше племя. Сегодня вечером я обретаю дочь, которая будет радовать мое сердце.
Он указал на Таню, сидевшую рядом:
– Маленькая Дикая Кошка пришла к нам совсем недавно, но успела показать свою смелость и силу воли. Теперь мы не будем смотреть на нее как на бледнолицую, потому что у нее душа чейинки. Она завоевала право называться чейинкой и обрела титул дочери вождя. Начиная с сегодняшнего дня все должны чтить и уважать ее положение.
Он сделал ей знак встать, а своей жене, Женщине Будущего, выйти вперед. Черный Котел взял богато украшенное ожерелье с подвеской, по форме напоминающей большой серебряный диск, и надел Тане на шею. Он как-то необычно выразил свои чувства, прислонившись щекой к ее щеке.
– Добро пожаловать, дочка, – сказал он и обратился к своей жене: – Женщина, я дарю тебе дочь.
Пожилая, но все еще величественная женщина подошла к Тане. Очень торжественно она надела на предплечья Тани два браслета, украшенных так же, как и ожерелье. Потом она тоже прислонилась щекой к щеке Тани. Ее глаза блестели от слез, когда она произнесла:
– Мое сердце сегодня переполняется радостью. Наконец у меня появилась дочь.
Таня поцеловала ее в обветренную щеку:
– Мне доставляет честь быть дочерью таких прекрасных родителей.
На этом церемония закончилась, и начался сам праздник. Игры, состязания, танцы и шумное веселье продолжались до поздней ночи.
Таня радовалась, что достигла своей цели. Потом она станет женой Пантеры и матерью его ребенка, но пока должна жить вместе со своими новыми родителями. Она надеялась, что приготовления к свадьбе закончатся быстро, потому что видеть Пантеру и находиться рядом с ним, при этом не смея к нему прикоснуться, было невыносимо.
ГЛАВА 8
На следующий день с утра Пантера пришел к Черному Котлу, чтобы обсудить выкуп за невесту. Вождь согласился принять от Пантеры тридцать лошадей.
Сейчас шли приготовления к свадебной церемонии. Женщина Будущего наносила последние штрихи к отделанному искусной бахромой платью из оленьей кожи кремового цвета. Было трогательно смотреть на замысловатые бусинки, украшавшие его. Женщина Будущего работала над платьем для Тани несколько недель.
– На всякий случай лучше быть готовым заранее, – говорила она Тане. – А если бы я его не начала? У моей дочери не оказалось бы достойного платья к свадьбе.
– А если бы я не выдержала испытания? – спросила Таня.
– Но ты этого не сделала.
Черный котел подарил ей в качестве украшения на голову серебряные обручи. Пантера прислал ей прекрасные медные серьги, а Женщина Будущего проколола ей уши, чтобы она могла их носить. Застенчивая Лань подарила ей причудливо украшенную повязку на голову, которую сделала сама, а Утиная Походка сделала ей новые мокасины и украсила их бусинками. Таня сшила себе сумочку из меха.
У Пантеры тоже должен был быть новый наряд к свадьбе. Застенчивая Лань и Утиная Походка шили для него костюм, который предстояло отделать густой бахромой, а рубашку и мокасины обшили бусинками. Его набедренная повязка будет мастерски разрисована. Ее будут подчеркивать прекрасная повязка на голову и перья. В его волосы вплетут серебряные диски. На нем будут любимое ожерелье, браслеты на предплечья и запястья.
Таня закончила ожерелье из когтей пантеры и послала его Пантере с предложением надеть его на свадьбу. Она тоже наденет свое. Она также закончила шить полушубок. Ей хотелось подарить его Пантере на свадьбу.
Таня отдала пожитки и продукты, которые забрала у напавших на нее белых мужчин, Женщине Будущего. Инструменты, седла, сумки и ножи она отдала Черному Котлу. Себе она оставила мула, лошадей, шкурки бобра, ружья и патроны. Черный Котел и Женщина Будущего добавили к этому кое-что из предметов для дома. Таня пойдет к Пантере богатой невестой.
Когда Черный Котел спросил Таню, что еще она хотела бы получить от него и от ее матери в качестве свадебного подарка, она спросила, может ли он выкупить Мелиссу у Уродливой Выдры.
– Он так плохо обращается с ней, что я боюсь за ее жизнь, – сказала она ему.
Черный Котел нахмурился:
– Теперь ты чейинка. Белые рабыни больше не являются тебе сестрами. Нехорошо, что ты им сочувствуешь.
– Мне стало бы жаль любого, кто попадет ему в руки, – ответила Таня. – Он жестокий человек. Его жена и дети испытали на себе силу его хлыста и отвечают на его гнев. Мелисса слабый, прекрасный ребенок. А сейчас, возможно, она сама носит в себе дитя.
– Если она носит ребенка Уродливой Выдры, то он может не захотеть продать ее, – сделал вывод Черный Котел.
– Это неизвестно. А разве необходимо говорить ему об этом? – предложила Таня. – Я представляю, что сделает с Мелиссой его жена, если обо всем узнает. И я не знаю, как Мелисса и ее ребенок смогут снести дальнейшие побои.
– А как насчет других белых пленников? – спросил Черный Котел.
– Не поймите меня неправильно, отец, – начала объяснять Таня. – Они не просили, чтобы их сюда привозили, но я не могу ничего для них сделать. Я прошу за Мелиссу только потому, что действительно боюсь за ее жизнь. Если бы она принадлежала другому воину, который бы относился к ней не так плохо, то я бы не стала просить. Но Уродливая Выдра – настоящее животное, жестокий зверь.
– Это правда. Но что ты будешь делать с девушкой?
– Она будет мне прислуживать. Она может помогать мне по хозяйству.
– От нее будет мало помощи, когда у нее вырастет живот и она станет неповоротливой и неуклюжей.
Таня засмеялась:
– Наверное, да. Но это не продлится долго. Четыре руки в любом случае лучше, чем две.
Черный Котел задумчиво посмотрел на нее:
– А как ты будешь чувствовать себя, дочка, когда по деревне поползут слухи, что эта девушка ждет ребенка от Пантеры? А именно так люди подумают.
– Я буду знать правду, и Пантера тоже. Вот что важно.
Черный Котел кивнул:
– Я уверен, что ты не сочувствуешь ей только потому, что она белая. Многие говорят о том, как плохо Уродливая Выдра обращается даже со своими сыновьями и лошадьми. Я подумаю, что можно сделать.
– Спасибо, отец. Я бы не просила об этом, но я знаю, что Уродливая Выдра не продаст Мелиссу ни мне, ни Пантере. Вы – вождь, и если он не узнает, что вы собираетесь отдать ее мне, вероятно, он вам ее уступит.
– Я знаю Уродливую Выдру. Он захочет кого-нибудь взамен. Трава Буйвола недавно подарил мне молодую девушку из племени ютов, которую он захватил в плен. Возможно, он обменяет Мелиссу на нее.
– Я не завидую той девушке, но, может быть, она сможет лучше перенести жестокость Уродливой Выдры, чем это получилось у Мелиссы. Если Мелисса останется с ним, он ее убьет.
Понадобилось три дня, чтобы закончить все приготовления к свадьбе. Все это время Таня была занята на поле и заготавливала продукты на зиму.
В день свадьбы женщины из племени взяли на себя заботу о Тане. Они отвели ее на речку и до боли терли ее, все время смеясь и хихикая. Они высушили ее волосы, а потом расчесали их расческой, сделанной из игл дикобраза. Теперь ее волосы блестели как полированное золото. Они потерли пемзой огрубевшие места на ее ладонях, ступнях, коленях и локтях. Потом они умащивали ее кожу душистым маслом. Несколько капель того же душистого цветочного масла сделали ее волосы шелковистыми и очаровательно пышными. На свадьбе ее волосы останутся распущенными, и только по бокам заплетут по одной тонкой косичке. В косички вплетут серебряные диски.
Волосы Пантеры также не будут заплетены, кроме тех прядей, в которые будут вставлены перья и диски. Воины забрали его на охоту. Он не должен находиться в деревне до тех пор, пока не придет время готовиться к церемонии.
Наконец наступил торжественный момент. Пантера вместе с Черным Котлом стоял и ждал, когда женщины подведут к нему Таню. Он был великолепен в своем нарядном свадебном костюме. Его иссиня-черные блестящие волосы струились по плечам, его глаза светились от восхищения, когда он смотрел на Таню.
Таня выглядела чудесно. Ее платье кремового цвета доставало до икр. Его искусно украшали бусинки и высушенные иглы дикобраза. Когда она шла, длинная, густая бахрома раскачивалась. Ее распущенные волосы спадали ниже талии и блестели, как золото при свете огня. Ее глаза были похожи на две светящиеся звезды на лучезарном лице.
Несмотря на ошеломляющее впечатление, Таня заметила на шее жениха ожерелье из когтей пантеры. На ней было такое же ожерелье. Теперь она стояла перед шаманом племени.
Старик поинтересовался, договорились ли обе стороны о цене невесты. Черный Котел, выступая в роли отца невесты, громко, чтобы все слышали, назвал цену в тридцать лошадей и подтвердил оплату.
Затем шаман определил, что приданое Тани удовлетворительное. Зимний Медведь, представитель от Пантеры, согласился, а потом вслух зачитали перечень приданого Тани. Все это время она смотрела только на Пантеру.
Таня и Пантера очутились на коленях перед шаманом. Шаман запел молитву, прося для них счастья, плодородия и долгой жизни. Во время молитвы он тряс своей трещоткой и размахивал над их головами чашей с дымящейся золой.
Затем шаман перечислил все, что Таня должна обещать Пантере в их супружеской жизни:
– Ты будешь следовать за ним, куда бы он ни шел, твой долг быть всегда с ним, заботиться о его еде, его уюте, его детях, уважать его, всегда быть верной и беспрекословно подчиняться ему.
Таня согласилась.
В свою очередь, Пантера подтвердил свои обязанности по отношению к ней. Он должен обеспечивать ее, защищать ее и их детей и оказывать честь ее званию жены и титулу дочери вождя.
Глаза Пантеры блестели, когда он надевал на ее запястья два мерцающих медных браслета с причудливой гравировкой, такой же, как и у него. Эти браслеты символизировали его власть над ней как ее мужа. Это были изящные кандалы, что связывали ее с ним на всю оставшуюся жизнь.
По окончании церемонии новобрачные публично обменялись подарками. По знаку Пантеры вперед вышел Зимний Медведь с корзиной в руках. Держа накрытую покрывалом корзину перед Таней, он наблюдал, как Пантера приподнял покрывало.
Таня была поражена. Перед ней были два детеныша пантеры. Она автоматически протянула руку и погладила рыжую шерстку. Ее глаза блестели от слез восхищения, она спросила дрожащим голосом, почти шепотом:
– О, Пантера, они чудесны! Где? Когда? Как? – Ее язык не успевал задавать вопросы, которые рождались в голове.
Он улыбнулся, видя ее смущение:
– Это те детеныши, которых ты так упорно искала. Танцующая Лошадь нашел и взял их, а когда я в тот последний день вышел тебя встречать, он отдал их мне и обо всем рассказал. Мне пришло в голову, что это будет неплохим свадебным подарком, поэтому я принес их прямо в лагерь, спрятал, а потом вышел тебя встречать.
– Это самый удивительный и прекрасный подарок, Пантера, спасибо. У меня тоже есть для тебя подарок.
Утиная Походка передала Тане полушубок, и она вручила его Пантере. Он медленно развернул его и держал перед собой.
– У меня никогда еще не было такой чудесной куртки. Я с гордостью буду ее носить, Дикая Кошка.
Таня кивнула и неожиданно залилась румянцем, смущенная его комплиментом.
– Мужчина Трава сделает чучело из головы пантеры, и ее можно будет укрепить на шесте перед твоим домом.
– Для меня это большая честь, – торжественно сказал Пантера.
– Для меня честь стать твоей женой.
Праздник по случаю свадьбы продолжался до глубокой ночи. Когда гости разошлись, Черный Котел сказал:
– Мне удалось получить Мелиссу у Уродливой Выдры. С завтрашнего дня она будет служить в вашем доме.
Накануне он обсудил этот вопрос с Пантерой и получил его одобрение.
– Вам пришлось обменять ее на пленницу из племени ютов? – спросила Таня.
– Да. Уродливая Выдра отпустил ее при условии, что ее место займет кто-либо другой.
Пантера кивнул и пообещал:
– Дядя, я постараюсь привезти тебе другую рабыню из одного из наших походов. Прекрасно, что тебе удалось договориться.
Наконец к Тане подошла группа женщин. Они провели ее к дому Пантеры, помогли снять одежду и удалились. После всего, что было, казалось странным, что Таня нервничала, как девственница в свою брачную ночь, ожидая Пантеру.
Вдруг он появился перед ней, великолепный, глядя вниз на ее ждущее тело. Он молча разделся и стоял над ней обнаженный и еще более прекрасный. Она вся дрожала в ожидании, скользя взглядом по его бронзовому, мускулистому телу.
Пантера сел рядом с ней, взял прядь ее пышных рыжих волос, а потом отпустил их, и они заструились сквозь его длинные пальцы, как мерцающий водопад.
– Ты такая красивая, – тихо сказал он.
– Ты тоже, – она протянула руки и ласково провела по его плечам. – У тебя есть все, что должно быть в мужчине, о котором я мечтала. Я так счастлива, что нашла тебя, что все трудности уже позади и я могу называть тебя мужем, знать, что ты – мой, а я твоя.
– Никто не разлучит нас, Дикая Кошка. Я никогда не смог бы этого пережить. А если это вдруг и произойдет, я переверну землю, чтобы снова вернуть тебя. Ты – часть моего сердца и моей души. Ты принадлежишь только мне, и так будет всегда.
– Это все, чего я хочу в жизни, Пантера: принадлежать тебе и постоянно быть рядом с тобой. Ты – моя радость, без тебя моя жизнь утратит смысл.
Он крепко и нежно ее обнял, как бы защищая, а потом начал заниматься любовью, медленно, восхитительно. Их губы слились в долгом, сладостном поцелуе, его руки подчиняли ее тело своей воле. Их языки танцевали и сливались воедино, их губы впивались друг в друга, будто пили живительный нектар.
У Тани кружилась голова, дыхание останавливалось, когда она полностью отдалась власти его рук и губ.
Его волшебные руки так же играли на ее теле, как профессиональный музыкант играет на лютне. Ее тело, подобно сухому дереву, мгновенно воспламенилось от его жара. Она никогда не чувствовала себя такой прекрасной, такой любимой, такой желанной, а Пантера подкреплял это ощущение ласками и словами, которые постоянно шептал ей.
Ее руки тоже тянулись к нему. Она ласкала и гладила своего нежного дикаря, и ему также становилось приятно от ее прикосновений. Губы Пантеры разожгли огонь в ее теле, в ее налитых от желания грудях, дрожащем животе и тоскующей женственности.
Они больше не могли терпеть мучительное напряжение. Он плавно вошел в нее, в ее желанную пещеру влаги, теплый бархат. Она крепко прижалась к нему. Ритм его движений постепенно усиливался, а она двигалась в такт ему, поднимаясь все выше. Очень быстро они достигли вершины, а потом вместе высоко парили в ярких лучах своей любви и страсти и, наконец, медленно спускались вниз в прохладную долину. Это была радость, настоящая и вечная.
Всю ночь они любили друг друга, упиваясь общей страстью, потребностью обнимать, ласкать и любить, пока оба не почувствовали себя насыщенными и полностью изнуренными.
Следующим утром Мелисса неуверенно появилась перед Таней и Пантерой. Ее утонченные скулы потеряли цвет и раздулись, трещина на губе еще не зажила, на руках были видны синяки и царапины. Ее грязная, вся в пятнах одежда клочьями висела на ее тощем, детском теле, а под слоем грязи ее некогда светлые волосы теперь были неопределенного цвета.
Пантера посмотрел на нее и приказал выйти из хижины. В ее широко раскрытых от страха глазах заблестели слезы, и она выскочила наружу и неуверенно остановилась в ожидании.
Пантера повернулся к Тане. Только по раздувающимся ноздрям можно было понять, что он сердится и испытывает отвращение.
– Отведи ее на реку и проследи, чтобы ее тщательно помыли, а потом найди для нее что-нибудь приличное из одежды. Собаки в лагере чище, чем она.
У Мелиссы затрясся подбородок, когда она увидела, что Пантера прошагал мимо нее. Таня взяла ее за руку и повела к реке.
– Он не сердится на тебя, Мисси, – заверила она напуганную девушку.
Таня помогала Мелиссе отмыть въевшуюся в ее тело грязь, а сама тем временем рассказывала о ее обязанностях. Многие из них Мелиссе уже приходилось выполнять для жены Уродливой Выдры.
– Необходимо также, чтобы ты разговаривала со мной на чейинском языке, а не на английском, и называла меня Маленькой Дикой Кошкой. Теперь я чейинка, дочь вождя и жена Пантеры, и мне не пристало говорить по-английски.
– Я не знаю язык достаточно хорошо, Маленькая Дикая Кошка, – запинаясь, произнесла Мелисса по-чейински.
– Со временем научишься. Для тебя жизнь будет легче с нами, Мелисса. Тебя будут прилично одевать и кормить, но я должна тебя предупредить, что ты должна подчиняться и Пантере, и мне и уважать наше положение в племени. Если ты этого не будешь делать, ты расстроишь меня и прогневишь Пантеру.
Мелисса кивнула, а потом сказала, снова запинаясь:
– Пантера думает… Я хочу сказать… Мне придется…
– Придется что? – спросила Таня.
– Ты знаешь, – вспыхнула Мелисса.
Таня недоверчиво предположила:
– Ты спрашиваешь о том, должна ли спать с Пантерой, да?
Мелисса жалобно посмотрела на нее и кивнула.
Тане даже в голову не приходила подобная мысль, но такое имело место в племени и считалось естественным. Чейинские жены по-другому смотрели на это и ничего не говорили, когда их мужья спали с пленницами или брали себе вторую и даже третью жену. Это считалось в порядке вещей. Сейчас Таня вдруг поняла, что это действительно возможно, несмотря на то что Пантера ее так сильно любил. Но она сомневалась, что это произойдет так уж скоро после их свадьбы, тем более Мелисса была действительно беременна и очень слаба от побоев. Таня успокоила девушку как могла:
– Пантера – не животное, как Уродливая Выдра. Я не знаю его планов, но если он станет с тобой спать, он не будет жестоким с тобой и не причинит тебе боль.
Теперь Мелисса казалась сбитой с толку.
– Разве тебе все равно, Таня? Что с тобой случилось?
– Я – чейинка. Не важно, все равно мне или нет. Пантера мой муж. Я подчиняюсь его воле и создаю уют в нашем доме. Твоя помощь мне будет кстати, особенно сейчас, когда я становлюсь такой неуклюжей. Мы сможем облегчить жизнь друг другу.
Кроткая улыбка задрожала в уголках губ Мелиссы. Это была ее первая улыбка с того рокового дня, когда их похитили.
– Я у тебя в долгу, Таня. Что бы в дальнейшем ни произошло, ничего не может быть хуже, чем жить вместе с Уродливой Выдрой и его женой!
Мелисса стала частью их жизни. Ее синяки понемногу исчезали, ее кожа и волосы были чистыми и приобрели более живой вид, опухоли на лице начали спадать. Сдерживая свое слово, Таня заботилась о ее питании, приличной одежде. Со своей стороны Мелисса неутомимо трудилась, стараясь освободить Таню от работы. Но она была постоянно настороженной с Пантерой, всегда держалась подозрительно.
– Меня угнетает, что она съеживается каждый раз, когда я вхожу в свой собственный дом, – жаловался Пантера. – Она – настоящий клубок нервов.
– Должно пройти время, – давала совет Таня. – Она успокоится, когда поймет раз и навсегда, что ты не собираешься ее насиловать и избивать до потери сознания.
– Я не потащу ее в свою постель, – сказал Пантера, усмехнувшись, – потому что она чересчур костлявая, а я слишком занят своей молодой женой. Можешь заверить ее в этом.
– Когда-то Мелисса была очень симпатичной. Она снова станет такой, если о ней заботиться и хорошо ее кормить. Возможно, тогда ты найдешь ее привлекательной, – подначивала его Таня.
– Возможно, – без энтузиазма предположил Пантера. – Но я же видел ее в тот первый день. Мы долго смотрели, как вы купались в реке, и из всех я выбрал тебя. Если бы она мне понравилась, я бы еще тогда выбрал ее.
– Извини, что я была такой глупой, – объяснила Таня. – Просто мне не нравится мысль, что ты можешь спать с кем-то другим.
– До тех пор пока ты сама не дашь повода к этому, можешь не волноваться.
– А что ты скажешь, когда я стану толстой и неуклюжей? Не будешь ли ты считать меня уродливой?
– Бедная моя Маленькая Дикая Кошка. Когда ты станешь тяжелой, ты для меня по-прежнему останешься прекрасной и единственной, потому что именно ты вынашиваешь моего ребенка. Ты считаешь меня настолько слабым и неспособным контролировать свои желания в течение нескольких недель?
– Прости меня, Пантера. Я не хотела обидеть тебя. Я глупая женщина.
– В твоем положении волнение вполне естественно. – Шагнув к ней, он притянул ее к себе. – Запомни одно: ты – женщина моего сердца, всей моей жизни.
Ситуация достигла кульминации спустя несколько дней. Пантера готовился к охоте и попросил Мелиссу принести его колчан. В спешке Мелисса споткнулась. Колчан упал на пол, и стрелы разлетелись в разные стороны. Ожидая наказания, Мелисса затряслась. Она бросилась в ноги Пантере, обхватив голову обеими руками, как бы защищаясь, и запричитала:
– Извините меня! Я не хотела этого! Это больше не повторится! Пожалуйста, не бейте меня! Пожалуйста, не бейте меня! Пожалуйста! Не надо!
Таня и Пантера обменялись встревоженными взглядами над ее сжавшейся фигурой. Нежно, будто ребенка, Пантера поднял ее на ноги. Ее глаза от страха казались дикими.
– Мелисса! Мелисса! – Ему потребовалось несколько секунд, чтобы привлечь ее внимание. – Это произошло случайно. Никто тебя не винит. Никто не собирается тебя бить.
Мелисса перевела взгляд с Пантеры на Таню в поисках подтверждения его словам.
– Если бы это было специально или назло, я бы тебя побил. Не сомневайся в этом. Но ты же хотела сделать мне приятное. До тех пор пока ты будешь быстро и охотно выполнять мои требования и распоряжения своей хозяйки, к тебе не будут относиться плохо. Тебя не будут понапрасну наказывать, – тихо и спокойно говорил Пантера. – А теперь ступай и собери мои стрелы и постарайся не сломать ни одного пера.
По-прежнему испытывая страх, Мелисса на глазах успокоилась и, набравшись смелости, обратилась к нему:
– Вы действительно не сердитесь?
Пантера печально улыбнулся.
– Меня не переполняет радость оттого, что мои стрелы рассылали, но я не сержусь, Мелисса, – сказал он и, заметив ее любопытный взгляд, добавил: – Поскольку вы с Дикой Кошкой с каждым днем становитесь все более неуклюжими, мне кажется, через несколько месяцев моему терпению настанет конец. С одной беременной женщиной моего терпения еще могло бы хватить, а с двумя? – Он смотрел на обеих женщин и широко улыбался. – По сравнению с этим война и набеги кажутся детской забавой.
На лице Мелиссы засияла улыбка. Это была награда Тане и Пантере за их терпение.
– Твой муж настоящий мужчина, – сказала она Тане, собирая разбросанные стрелы. – Ты счастливая женщина.
– Так оно и есть, – с готовностью согласилась Таня.
Другое соглашение между двумя женщинами состояло в том, что Мелисса должна стать слушающим свидетелем занятий Тани и Пантеры любовью. Таня знала, что у индейцев это вовсе не считалось чем-то необычным. Наконец-то, согласившись с таким порядком вещей и преодолев свое смущение, она сможет расслабиться и забыть о присутствии Мелиссы. «Видимо, все зависит от того, как тебя воспитывали и к чему ты привык», – подумала она.
Мелисса тоже поначалу чувствовала смущение. После жестокого обращения с ней Уродливой Выдры ей хотелось съежиться от сострадания к своей подруге, но потом она поняла, что долетающие до нее стоны и вздохи вызваны не болью, а страстью. Она старалась понять, какое удовольствие можно получить во всем этом. Она сама была бы счастлива, если бы ни один мужчина никогда больше не дотронулся до нее. Но если Тане нравится, то это только их с Пантерой дело.
Детеныши пантеры тоже вносили разнообразие в их жизнь. Не сидя спокойно ни минуты, они постоянно бедокурили. Они игриво нападали на все, что двигалось, но особенно любили хватать за босые ноги и обожали перья и бахрому. Таня и Мелисса тщательно закрывали от них всю одежду, но молодые котята уже успели сгрызть Танину юбку с бахромой и испортили перья на одной из повязок на голову у Пантеры.
Их любимым лакомством был мед, поэтому бочонок с медом надежно охраняли от маленьких сладкоежек. Они также отдавали предпочтение табаку Пантеры и пристрастились к кофе. Неоднократно Таня протягивала руку к чашке с кофе и обнаруживала, что ее опередили. Кроме того, женщинам приходилось следить, чтобы котелки с тушеным мясом были тщательно закрыты.
А когда во второй раз посреди ночи Пантеру разбудил истерический смех Тани, оттого что один из детенышей лизал ее босую ступню, он решил, что котят нужно как следует обучить. После этого Пантера с Таней выходили вместе, каждый ведя детеныша на поводке, и Пантера упорно учил Таню, как заставить зверят подчиняться.
Настало время, когда они наконец научились правильно вести себя на территории лагеря. Теперь их спускали с поводка, и они могли бродить, где хотели. Они были прекрасными маленькими дьяволятами, и Пантера предположил, что не пройдет слишком много времени, как они выучат, что приемлемо, а что нет.
Таня решила назвать их Кит и Кэт, объявив Пантере значение английского выражения «кити кэт». Кэт, котенок, безоговорочно отдавал предпочтение Пантере, в то время как Кит, маленькая кошечка, явно больше любила Таню. Оба зверька слушались как своего хозяина, так и хозяйку, но каждый отдавал предпочтение лишь одному из них.
Таня любила их, и хотя Пантера не говорил об этом открыто, он тоже их любил. И Мелиссе они нравились, она смеялась над их шалостями, но, признаться честно, она не сходила с ума по ним. Конечно, они были изумительны, мягкие и пушистые, с коричневыми пятнами на рыжей шерстке, с хвостами в черную полоску. Пантера говорил, что они сбросят свои пятна и полоски к шести месяцам, но Тане хотелось, чтобы они всегда оставались такими же миловидными. Миловидные или нет, но временами они были несносны, и Таня начинала сомневаться, выйдут ли они вообще из детского возраста.
В целом жизнь Тани радикально изменилась, и она сейчас была ею довольна как никогда. Жизнь с Пантерой превратилась в постоянную радость, она все время чему-то училась у него. Здесь, в горах, далеко от дома и родителей, она обрела новых отца и мать, уважение племени, хороших друзей. Ей помогала Мелисса, скоро родится ребенок, у нее был Пантера, прежде всего Пантера.
ГЛАВА 9
Зима уже вступила в свои права, но до ее прихода чейинские воины успели совершить несколько успешных походов против ютов и два набега на поселения белых. Таня вместе с другими женами с волнением ожидала возвращения своего мужа из каждого такого похода. Октябрь перешел в ноябрь, потом наступил декабрь, и ее тревога росла в соответствии с тем, как расплывалась ее фигура.
Всякий раз, когда Пантера собирался в поход, она как исполнительная жена приводила его жеребца. Она собирала еду и одеяла, а он седлал своего коня. Потом она спокойно вручала ему оружие и стояла до тех пор, пока он не исчезал из виду.
Перед каждым отъездом в уединении их хижины Пантера прощался с ней, целовал ее и прижимал к своему сердцу. На людях они гордо прощались, а оставшись одна, Таня грустно плакала и молилась за него.
Возвращение воинов для всех было огромной радостью. За все походы только один воин был убит и четверо получили легкие ранения. Это было время триумфа чейинцев.
И у Тани всегда поднималось настроение, когда воины возвращались. Но однажды они задержались на неделю, и Танины нервы расшатались от ожидания и беспокойства. Как только разведчики доложили, что видят возвращающийся отряд, Таня поспешила к тому месту, где собрались остальные встречающие.
Пантера на своем огромном черном жеребце вместе с Зимним Медведем возглавляли группу. Радуясь тому, что ее муж невредим, она сразу ничего не заметила. Но когда он подъехал ближе, радушная улыбка застыла на ее лице. Ее золотистые глаза вспыхнули при виде двух бледных, тоненьких рук, что обнимали Пантеру за талию.
Когда они поравнялись с деревней, Пантера спихнул с лошади свою пленницу и повел ее на поводке к центру лагеря, куда и остальные воины сводили своих пленниц. Пока они шли, вокруг них собирались жители деревни и насмехались над пленницами точно так же, как когда-то над Таней.
Таня стояла как пригвожденная возле вигвама Черного Котла. Ее мозг отказывался верить тому, что она видела, а сердце бешено колотилось в груди. Когда они приблизились, Танин взгляд устремился на пленницу, которую вел Пантера. Несмотря на то, что девушка устала и одежда ее была грязной, а ее волосы спутались на плечах, она была красивой. Девушка подняла голову, и Таня отметила печаль в ее светло-карих глазах и чистоту кожи цвета слоновой кости. Она была среднего роста, но тоненькая, с хорошей фигурой, отчего Таня почувствовала себя толстой и в явном проигрыше.
Только гордость сдерживала Таню от желания убежать, когда Пантера подъехал прямо к ней и бросил ей в руки поводок. Ноздри Тани раздувались от негодования, ей казалось, что она просто не осмеливается посмотреть в глаза Пантере, хотя и была уверена, что лицо не выдает ее эмоций. Она молча отвела девушку на то место, где уже стояли другие пленницы, юты и белые. Потом она занялась лошадью Пантеры, а пока он и другие воины отчитывались перед Черным Котлом, Таня готовила мужу еду.
На душе у нее лежал камень. Слезы жгли ей глаза, когда она надевала юбку и куртку из мягкой оленьей кожи, ожерелья и браслеты, готовясь к предстоящему празднику. Ее пальцы не слушались, когда она заново заплетала косы, а руки дрожали, когда она прижимала свой выросший живот, стараясь остановить внутреннюю дрожь.
Таня была близка к тому, чтобы злиться на своего неродившегося ребенка. Даже когда она пыталась успокоить шевеление малыша, она думала, неужели ее отяжелевшая фигура ненавистна Пантере. Поэтому он вернулся с другой женщиной?
Мелисса смотрела на нее своими огромными, вопрошающими глазами, стараясь успокоить свою подругу. Таня уловила печальный взгляд Мелиссы и сжалась, увидев в нем сочувствие. Затронутая гордость не позволила ей наполниться жалостью к самой себе, и Таня решительно выпрямила плечи, ее лицо приняло спокойное выражение, и она приготовила краски и одежду для Пантеры.
Таня спиной ощутила, что он вошел в хижину. Она чувствовала, что он смотрит на нее, когда ставила еду возле огня. Стиснув зубы, она села и уставилась на пламя, отказываясь взглянуть на него.
Несколько минут он стоял молча, а потом заговорил. Его голос был мягким, но в нем чувствовались звенящие металлические нотки.
– Ты не поприветствовала меня, Дикая Кошка.
Сделав усилие, она холодно ответила:
– Добро пожаловать, муж. Твоя еда готова, если ты хочешь есть.
Она так и не смотрела на него. Вместо этого она взяла в руки недошитое детское одеяло и начала над ним работать.
Пантера сел и взял чашу с едой.
– Ты накормила Тень?
– О ней позаботились, Пантера. Твои краски и одежда готовы и лежат перед тобой. – Таня тупо уставилась на материал в руках. После затянувшейся паузы она спросила: – Ты еще чего-нибудь хочешь?
– Да, – немедленно последовал ответ. – Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда со мной разговариваешь.
Это был приказ, и она знала, что должна подчиниться, но когда их взгляды встретились, она не смогла скрыть своего гнева и обиды.
Пантера пристально смотрел на нее. Его взгляд был холодным.
– Почему твои глаза посылают в меня огненные стрелы? Ты держишься холодно и спокойно, но твои глаза горят от гнева. Объясни мне, Дикая Кошка.
Она вздернула подбородок, как бы бросая ему вызов:
– Прежде всего объясни мне следующее, Пантера. Мои налившиеся груди и раздувшийся живот отталкивают тебя? Я стала такой толстой и уродливой, что тебя больше не влечет ко мне? Ты поэтому притащил другую женщину домой?
Ее голос источал яд.
Пантера совсем не был готов к такому ответу, и его лицо претерпело ряд изменений: сначала на нем появилось смущение, потом удивление и наконец гнев.
– Ты осмелилась задать мне вопрос, жена?
От его тона по спине Тани пробежали мурашки, но она решила не сдаваться. Она наблюдала, как он отодвинул в сторону свой обед. Они долго молча смотрели друг на друга. Потом он заговорил, в его голосе сквозила насмешка:
– Она очень красива, ты не находишь?
Таня не могла больше выдерживать его взгляд. Она опустила голову и прошептала:
– Да.
– Я, кажется, велел тебе смотреть на меня, – процедил он сквозь зубы.
Таня резко подняла голову, но теперь ее глаза блестели от слез.
– Я глава в доме? Я устанавливаю правила, а ты подчиняешься им, без вопросов, без споров, без возражений? – сердито вопрошал он.
Таня сглотнула, но не могла говорить, потому что у нее в горле застрял комок. Она просто кивнула.
– А если я в дом привел женщину, ты должна принять ее, потому что я этого хочу.
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Таня опять кивнула, и слезы, которые она так долго сдерживала, покатились по ее щекам.
Пантера тяжело вздохнул. Его длинные, тонкие пальцы потянулись и вытерли слезы с ее щек.
– О, Дикая Кошка! Ты зря причиняешь себе боль. Если бы ты не причинила мне такую же боль своим гневом, я бы не отплатил тебе тем же. А где твоя вера в нашу любовь? Ты так низко ценишь меня, считая, что можешь стать нежеланной для меня, когда носишь нашего ребенка? Я ведь говорил совсем другое. Я уже говорил тебе, мне не нужна никакая женщина, кроме тебя.
Он заключил в объятия сотрясающуюся от рыданий Таню.
– Пленницу я привез для Черного Котла вместо той, которую он выменял на Мелиссу.
Все эмоции, которые она сдерживала в себе, вылились наружу. Таня прижалась к Пантере и дала волю слезам. Потом она начала икать и тихо лежала в его объятиях.
– Я так виновата, Пантера. Все эти дни мои нервы были на пределе, – объяснила она. – Ты опоздал, и я так волновалась. Потом я увидела ее, а она была такая тоненькая и красивая, что меня охватила ревность, и я не могла трезво рассуждать и отличить белое от черного.
Пантера слегка отстранился от нее, чтобы можно было видеть ее лицо.
– Больше ты во мне не сомневайся, Дикая Кошка, – серьезно сказал он. – Это оскорбляет мою честь.
– Больше никогда, – пообещала она.
– А теперь умойся. Сейчас я оденусь, и мы пойдем и подарим Черному Котлу новую рабыню.
Она одарила его улыбкой, согревшей его сердце до самых глубин.
* * *
Если воины не совершали набеги, то уходили на охоту, заготавливая мясо на зиму. Зима установилась быстро и была суровой. За ночь замерзла речка, валил сильный снег и дул такой страшный ветер, что трудно было что-нибудь разобрать на расстоянии двух шагов. Деревня была окружена со всех сторон горами, поэтому здесь не бушевала буря, но все равно Таня не могла припомнить такой зимы в Пенсильвании. Несколько сантиметров снега заставляли жизнь города замедлить свой ход, ползти, если не сказать остановиться совсем. Здесь же снег лежал не просто слоем в несколько сантиметров. Его высота измерялась метрами, и если вдруг тебя занесло снегом, тебе придется ждать до весны, пока можно будет снова свободно двигаться.
Дни становились короче, а походка замедлялась. Однажды Таня ходила проведать своих родителей. Она осторожно шла по льду и снегу к дому Черного Котла. Как обычно, детеныши пантеры бежали рядом с ней. Теперь они подросли, но не стали менее игривыми. Пантера много с ними занимался и достиг кое-каких результатов, однако они по-прежнему был очень шумными плутами.
Таня и Мелисса коротали время, занимаясь шитьем одежды для своих будущих малышей. В отличие от Тани, Мелисса чувствовала себя плохо как эмоционально, так и физически. Казалось, что ее беременность протекает вовсе не хорошо. Очень часто она не могла нормально есть, и у нее постоянно болела спина. Ее кожа приобрела желтоватый болезненный цвет, она не набирала должного веса. Таня сильно волновалась за нее.
Когда Пантера не присутствовал на собрании вместе с другими воинами, то находился в основном дома. Мелисса больше не нервничала в его присутствии, и они втроем спокойно проводили время.
Пантера начал мастерить люльку для своего малыша. Час за часом он с любовью подбирал дерево и искусно вырезал на нем различные фигурки. Он также соорудил рамку для люльки, чтобы Таня могла привязывать ее к своей спине или спине лошади. Таня покрыла люльку кожей и обтянула ее мягкой шкурой, а потом украсила творение рук Пантеры бусинками. Пока она шила крошечные мокасины и одеяла, Пантера вырезал из дерева маленькие игрушки и погремушки. Он даже сделал крошечные фигурки, нанизал их на нитку и привязал к люльке, чтобы они могли развлечь его малыша. Игрушки, в своем красочном наряде, будут танцевать и греметь на легком ветерке, и пока малыш будет слишком маленьким, чтобы держать в руках погремушку, он будет наблюдать за ними и слушать их звон.
Дни были короткие, и обычно стояла мрачная, погода или было слишком холодно, чтобы что-то делать на воздухе. За стенами хижины завывал ветер. После наполненных делами лета и осени размеренный шаг зимы не устраивал Таню. Единственное, что ей по-настоящему нравилось, это длинные зимние ночи, когда она лежала в объятиях Пантеры, крепко прижавшись к нему, а он ночь за ночью доказывал ей свою любовь.
Декабрь близился к концу. Впервые Таня с Мелиссой проведут Рождество не со своими семьями. Здесь не отмечали этого праздника, не пели рождественские гимны, не ели яичный крем и не жгли полено в сочельник. Здесь не было подарков в ярких обертках и не совершали праздничных покупок. Здесь не прятали до поры и не заворачивали подарки, не было нарядной елки и зажженных свеч. Никто не посещал церковных служб, не устраивал праздничных обедов, когда столы ломились под тяжестью индейки, приправ, сладких тыквенных пирогов с изюмом и миндалем.
Таня так вошла в роль жены Пантеры, что абсолютно не представляла, когда наступит Рождество. Однако для Мелиссы все было по-другому. Она понимала, что приближается время праздников, но она, как все индейцы, теперь отсчитывала время по луне и временам года, а не по дням.
Мелисса, с другой стороны, постоянно делала надсечки на куске коры и таким образом отсчитывала дни с момента их появления в индейском лагере.
– До Рождества остается всего лишь семь дней, – однажды днем между делом заметила она.
– Что ты сказала? – переспросила ее Таня.
– Только неделя до Рождества, – повторила Мелисса, тяжело вздохнув. – Интересно, Рождество отмечают без нас? Наверное, да.
Таня подняла брови от удивления, а потом задумчиво сказала:
– Да, я тоже так думаю. Ты поэтому такая хмурая в последнее время? Я думаю, это потому, что тебе нездоровится.
– Мне кажется, и потому, и по-другому. А ты не скучаешь по Рождеству, Таня? – Глаза Мелиссы наполнились слезами.
Таня с трудом сглотнула.
– Я скучаю по своей семье. Я даже скучаю по Джулии, как бы ни раздражала она временами. – Она засмеялась, содрогаясь.
– Жаль, что индейцы не отмечают Рождество, жаловалась Мелисса. – Мне бы хотелось хотя бы украсить маленькую елку, съесть чашку яичного крема, пообщаться с приятелями…
Голос Мелиссы умолк в отчаянии. Таня резко затрясла головой, отгоняя печальные мысли и чувства.
– Лучше об этом не думать, Мелисса, – посоветовала она. – Хотя я сейчас отдала бы мешок золота в обмен на ножку индейки. Беременность определенно улучшает аппетит.
Поздно ночью Таня думала о своем разговоре с Мелиссой. Как бы ей хотелось сделать что-нибудь для ободрения своей маленькой подруги. Наконец она разработала план.
На следующее утро она поведала свои мысли Пантере. Он слушал из чувства вежливости рассказ о том, как отмечают Рождество и о его традициях. Когда она попросила разрешения срубить маленькую сосну и принести ее в дом, он ей отказал. Все живое нужно почитать и не лишать жизни без надобности, тем более сосновое дерево. Сосна считается у индейцев священным деревом, они верят, что в ней находятся определенные добрые духи. Он позволил украсить живую елку где-то рядом, но не рубить ее. К тому же он пообещал ей индейку.
Несколько дней Таня тайком делала маленькие кожаные украшения и красила их в яркие цвета. В канун Рождества Таня отправила Мелиссу на несколько часов к Застенчивой Лани, как бы помогать. Из скромного запаса муки и соли она испекла тыквенный пирог и приготовила сливочный пудинг. Она сделала из меда леденец, пожарила кукурузные хлопья и запекла тыкву. Принесенную Пантерой индейку она выпотрошила и поставила жарить.
Когда Мелисса вернулась, Таня потащила ее на край деревни, где они выбрали маленькую сосну как раз для их цели. Несколько любопытных чейинцев наблюдали, как они украшали деревце. Потом они немного отошли и любовались своей работой.
Голубые глаза Мелиссы наполнились слезами, она крепко обняла подругу.
– Спасибо тебе, Таня! Ты замечательная подруга. Это самый лучший подарок, который ты мне смогла сделать к празднику. Теперь чувствуется, что наступает Рождество.
Таня тоже обняла Мелиссу и улыбнулась:
– С Рождеством, Мисси.
Она оставила свою подругу на несколько минут одну возле елки. Позже вечером она, Пантера и Мелисса наслаждались настоящим праздничным обедом. Таня призналась, что никогда раньше не чувствовала себя такой счастливой.
Два дня спустя после Рождества сбылось еще одно горячее желание Мелиссы. У нее произошел выкидыш. Она носила ребенка чуть больше половины срока, но это ей далось слишком тяжело.
Девушки только что закончили мыть посуду после завтрака, когда она резко вскрикнула и согнулась пополам от боли, хватаясь за живот. Таня поспешила к ней и поддержала как раз в тот момент, когда ноги девушки подкосились и она чуть не упала. С помощью Пантеры она перенесла ее на соломенный тюфяк. Как только они это сделали, Мелисса почувствовала новый приступ боли, поджала ноги к груди и застонала.
– Что-то происходит, Пантера. Мне кажется, это ребенок, – Таня взволнованно посмотрела на него. – Может, я схожу за Женщиной Корень?
Пантера покачал головой:
– Нет, ты останешься с ней. Я пойду за Женщиной Корень.
Через несколько минут он возвратился вместе со знахаркой. Пожилая женщина опустилась на колени и осмотрела Мелиссу. Потом она села и направила свою речь Пантере:
– Твоя рабыня теряет ребенка. Ей придется трудно. У нее уже поднимается температура. Она может умереть, потому что она худая и ослабла за время беременности.
Пантера кивнул:
– Ты можешь ей помочь?
– Я могу спасти ее жизнь, но ребенок потерян. – Женщина Корень искоса посмотрела на Таню. – Нехорошо, что твоя жена присутствует здесь. Я заберу девушку и там позабочусь о ней.
Весь день Таня ждала новостей о Мелиссе. Наконец с наступлением сумерек Женщина Корень прислала сообщение, что из тела девушки изъяли мертвого ребенка. Пантера не рассказал Тане, что ребенок был уродцем. Это был огромных размеров маленький мальчик, у которого вместо ног были обрубки. Это уродство явилось результатом постоянных насилий, побоев и жестокого отношения Уродливой Выдры к Мелиссе. Если Мелисса выживет, она будет благодарна, что избавилась от него.
Всю ночь, следующий день и ночь в Мелиссе еле теплилась жизнь. Она горела и большую часть времени металась в бреду, силы ее были на исходе. Женщине Корень понадобилось все ее мастерство, чтобы вывести ее из кризисного состояния. Неоднократно Тане казалось, что будет лучше, если Мелисса умрет и избавится от страданий. Она никогда не будет здесь счастливой, находясь на положении рабыни, хотя Таня сделала все возможное, чтобы как-то облегчить жизнь девушки. Она не могла попросить Пантеру отпустить Мелиссу.
На третий день жар спал и Женщина Корень послала сообщение, что она будет жить. Следующие три дня девушка проспала спокойным, здоровым сном. Она проснулась только тогда, когда Женщина Корень заставила ее выпить мясной бульон. Понадобилось три недели, чтобы Мелисса полностью поправилась и возвратилась в дом Пантеры.
К январю Таня почувствовала, что задыхается от своего собственного веса. Ребенок должен родиться в марте, но Таня была уверена, что к тому времени ее живот лопнет, настолько огромным он уже был.
Стояла морозная погода, деревня была занесена снегом, постоянно дул колючий ветер. Пантера решил, что Тане будет безопаснее выходить из дома в снегоступах, которые он соорудил специально для нее.
Таня была в восторге. Казалось, прошли годы, тех пор, как она могла свободно двигаться или хотя бы немного поупражняться в этом. Гуляя, она спросила:
– Ты уверен, что я не провалюсь? Знаешь, я довольно-таки тяжелая. Вот застряну в сугробе и останусь там до весенней оттепели.
Пантера засмеялся:
– Снегоступы выдержат лошадиный вес, Дикая Кошка.
– Большое спасибо! – поблагодарила она, хитро посмотрев на него из-под ресниц.
Они гуляли больше двух часов, наблюдая, как Кит и Кэт играли в снегу. Таня не удержалась, слепила снежок и бросила им в Пантеру. Потом они вместе сделали снеговика. Это был день веселья и смеха, и Таня, нагулявшись, в ту ночь спала крепче, чем в течение последних нескольких недель. Принимая во внимание ее положение, Пантера меньше предъявлял свои права по ночам. Тане понадобилось немало усилий, чтобы убедить его, что он не причинит вреда ни ей, ни малышу. А один раз, когда он все-таки поддался убеждениям, он был очень нежен с ней. Он долго ее возбуждал, а сам никогда не забывал сдерживать свою силу даже на вершине страсти. Это лучше всяких слов говорило ей о его огромной любви к ней и их ребенку.
Зимой в их жизни произошли изменения в лучшую сторону. На собрании воинов Пантере присвоили статус вождя чейинского племени. Долго перечисляли его достижения как воина, подсчитали внушительное количество удачных походов, приняли во внимание его смелость и природные способности лидера и единодушно избрали его вождем.
Таня была горда и счастлива. Вождь Черный Котел был не менее доволен, он знал, что однажды его племянник станет одним из вождей. Пантера заслуженно удостоился такой чести и будет хорошо выполнять свои обязанности.
В свою очередь, когда ее муж стал вождем, у Тани тоже прибавилось обязанностей, с которыми она должна была справляться. К Пантере и раньше часто обращались за советом, но теперь его авторитет вырос. Число посетителей их дома удвоилось, и Таня должна была позаботиться, чтобы им предложили что-нибудь выпить и поесть. Если происходили какие-либо празднества, Тане приходилось помогать в их организации и раздаче блюд. Когда приезжали посетители из других племен, Таня должна была позаботиться о размещении гостей и их удобстве, а когда воины готовились к походам или уходили на охоту, она следила за тем, чтобы для них была готова еда. Нужно было заботиться о благосостоянии и уюте менее обеспеченных членов племени и, если нужно, предлагать им помощь.
Таня вдруг поняла, что у нее настолько прибавилось обязанностей, что в ее положении ей стало трудно справляться с ними. Поэтому она очень обрадовалась, когда Мелисса вернулась в их дом, здоровая и готовая помочь.
Мелисса, несмотря на все осложнения, выглядела сейчас лучше и здоровее, чем в последние месяцы. Она почувствовала облегчение, освободившись от ребенка Уродливой Выдры.
– Если у меня когда-нибудь будут дети, то я хочу, чтобы это произошло по любви и моей воле, – говорила она Тане.
Проходили недели, Мелисса казалась более довольной, если не сказать счастливой. Она наслаждалась компанией Тани и уютом, который царил в ее доме. Она не знала, будет ли снова по-настоящему счастлива после всего, что с ней сделал Уродливый Выдра, но она опять начала улыбаться.
Может, оттого, что они не были слишком заняты и могли проводить больше времени вместе благодаря морозной зиме, между Застенчивой Ланью и Зимним Медведем расцвела любовь. Было смешно смотреть, как он важничал и ходил с напыщенным видом, когда она оказывалась рядом. Застенчивая Лань своими тихими манерами полностью увлекала его. Ее огромные оленьи глаза открыто обожали его, и он благословлял землю, по которой она ходила. У каждого из них появилось множество причин очутиться в доме Пантеры, когда там находился другой.
Не в силах больше ждать, Зимний Медведь пошел к отцу Застенчивой Лани. Свадьбу планировали сыграть весной. Зимний Медведь сиял от гордости, что Застенчивая Лань приняла его предложение. Таня подумала, что они были похожи на двух детей, которые стояли, прислонившись носами к витрине магазина игрушек, и ждали, пока придет владелец и откроет дверь.
В начале марта, как раз когда Таня молилась, чтобы зима поскорее прошла, ужасно разбушевалась стихия. Все началось с холодного дождя, после которого все покрылось толстым слоем пыли. Пришлось сооружать навесы для лошадей, и Таня чувствовала себя бесполезной, наблюдая, как Пантера и Зимний Медведь работают под холодным дождем.
Даже Мелисса предложила свою помощь. Закутавшись в толстые меха, она осмелилась выйти наружу. Таня была уже на сносях, и единственное, что она могла сделать, это приготовить для них горячий бульон, поддерживать огонь в очаге, высушить и нагреть их одежду.
За дождем повалил снег, сопровождаемый такими сильными ветрами, каких Таня не могла припомнить раньше. Видимость сократилась до сантиметров, и теперь вокруг поднимались сугробы высотой в двадцать футов, а то и больше. Под тяжестью льда деревянные каркасы вигвамов скрипели и трещали, а два даже развалились, потому что рухнули шесты.
Развалился также родильный дом, хижина, где все чейинские женщины рожали детей, находясь вдали от своих мужей. Пожилые женщины племени ухаживали за ними, а молодые мамы оставались там до тех пор, пока полностью не оправлялись после родов. И только потом они вместе с новорожденными возвращались к своим мужьям.
Таня сожалела о том, что произошло с родильным домом. Она чувствовала, что это вмешалось провидение. Она ничего не сказала по этому поводу, потому что все спешили соорудить навес для лошадей и укрепить остальные вигвамы. Она приготовила постель себе и ребенку. Она выложила одежду для себя и для ребенка, поставила кипятиться в чайнике воду, простерилизовала острый нож. Проверив, чтобы все, что ей сможет понадобиться, находилось под рукой, она села и начала ждать, успокаивающе поглаживая свой живот и тихонько улыбаясь сама себе.
Буря по-прежнему бушевала, хотя уже наступил вечер. Чейинцы сделали все возможное, чтобы защитить животных и укрепить постройки. Теперь они устало тащились обратно в свои хижины, чтобы снова набраться сил и переждать непогоду.
Пантеру и Мелиссу ожидали теплая еда и сухая одежда. К тому времени, как они вернулись, у Тани начались роды. Она лежала на соломенном тюфяке, покрытом шкурами, круговыми успокаивающими движениями потирая свой живот и ожидая схваток.
– Мисси, мне неприятно тебя просить, но ты не могла бы сегодня подать еду Пантере? – спросила она из угла.
Мелисса тяжело вздохнула, но с готовностью выполнила просьбу.
Пантера подошел к кровати и протянул руку за сухой одеждой.
– Твоя мать спрашивала о тебе. Она сказала, чтобы ты не выходила на улицу. Она не хочет, чтобы ты поскользнулась на льду, упала и ушиблась.
– Все сейчас в порядке? Никто не поранился, когда упали дома? – спросила Таня.
Пантера сел радом с ней, взял чашу с едой, принесенную Мелиссой.
– Те, что упали, нельзя отремонтировать, пока не утихнет буря. Скворцу прокололо ногу шестом упавшего вигвама, но Женщина Корень все уладила, и скоро нога заживет. Больше никто не поранился, но несколько человек поскользнулись на льду. Женщина Корень сегодня была очень занята, она вправляла кости, снимала опухоли, обрабатывала порезы и царапины. Ты бы видела шишку на голове Высокой Сосны. Она похожа на отросток оленьего рога!
Чувствуя очередную схватку, Таня только буркнула что-то в ответ.
Пантера резко повернулся и испуганно посмотрел в ее сторону.
– Дикая Кошка! Сколько у тебя уже продолжаются роды?
Таня тяжело дышала. Она попыталась перевести дух. Когда боль отступила, она сказала на выдохе:
– Большую часть дня.
– И ты ничего не сказала? – не мог он поверить.
– Ты и другие были заняты весь день, в вас везде нуждались, Пантера. Испокон века женщины рожали своих детей. Не беспокойся.
– Ты сейчас говоришь о моем ребенке, и это для меня очень важно! Мой ребенок появляется на свет, и ты даже не считаешь необходимым сообщить мне? – буйствовал он.
– Не ругай меня сейчас, Пантера, – процедила она сквозь зубы, потому что у нее опять начались схватки. – Не… сейчас.
На ее лице выступили капли пота, она сжала зубы и кулаки от боли. Когда боль утихла, она сказала:
– Пантера, найди, чем заняться, пожалуйста. Из-за тебя я не могу сосредоточиться. Я пытаюсь ввести твоего сына в этот мир, а это не простая работа!
Негодование Пантеры тотчас растаяло, когда он наблюдал за ней во время схваток.
– Тебе должен кто-то помочь. Если бы ты находилась в родильном доме, тебе кто-нибудь бы помогал. Я схожу за Женщиной Корень.
Таня покачала головой.
– Нет! – выпалила она в ответ. – Слишком поздно. Останься, иначе ты можешь пропустить рождение своего первенца. Пока ты будешь ходить, дело будет сделано.
Мелисса, которая стояла молча все это время, заговорила:
– Я помогу тебе, Таня. – Она намочила кусок ткани и вытерла лицо и шею Тани. – Говори мне, что делать. Ты же получила инструкции от Женщины Корень.
Таня сквозь стиснутые зубы процедила:
– Вытащи меня из этого платья. Оно промокло от пота, и мне становится холодно.
Мелисса вместе с Пантерой сняли с Тани платье и вытерли ее сухой тканью. По Таниной инструкции они насовали ей за спину одежды и таким образом создали для нее своего рода подпорку. Пантера завязал узлы на двух полосках оленьей кожи и вложил их в сжатые руки Таня. Другие концы он передал Мелиссе и велел Тане тянуть за них, когда она, больше не сможет терпеть боль.
– Кричи, если хочешь, малышка, – сказал он ей, – если от этого тебе станет легче.
Видя ее мучения, его глаза наполнились любовью и состраданием к ней.
– Чейинские женщины не кричат, когда у них рождаются дети, Пантера, – проворчала она.
– Я уверен, что некоторые кричат, – уверял он. – Кроме того, тебя никто не услышит из-за завывающего ветра. А я никому не расскажу, и Мелисса тоже.
Таню захлестнула боль, и она уже не расслышала и не поняла последних слов. Вдруг боль изменилась, она стала постоянной. Тане казалось, что она ни за что не вытерпит. Она с трудом дышала.
– Мои ноги соскальзывают, – пожаловалась она. – Свяжи мои ноги.
Подпертая сзади, Таня тянула за две полоски сыромятной кожи, изо всех сил стараясь справиться с родами. Пантера держал ее колени и обнимал ноги. Ее живот сокращался в агонии, а она испытывала такую боль, будто тысячи раскаленных добела ножей вонзились в нее.
Пантера стоял на коленях перед ней и сопереживал ей. Он легонько поглаживал ее живот, стараясь облегчить ей боль. Он тихо нашептывал подбадривающие слова, надеясь, что если не слова, то хотя бы ласковый тон поможет ей.
Таня уже начала думать, что разорвется на части от давления и боли, как услышала голос Пантеры:
– Я вижу головку! Поднатужься со следующей схваткой!
Делая глубокий вдох, Таня поднатужилась, и Пантера помог ребенку выйти наружу.
– Еще один толчок, – давал ей распоряжения Пантера снизу.
Она еще раз подчинилась требованиям природы и услышала, как Пантера воскликнул:
– Мальчик! У нас сын!
Таня перевела дыхание, а Пантера прочистил дыхательные пути ребенка, и младенец громко закричал.
Широко улыбаясь, Пантера нежно положил ребенка на живот Тани. Испытывая благоговейный трепет, она протянула руку вниз и коснулась мокрой, пушистой головы. Глазами, полными любопытства, она посмотрела на Пантеру:
– О, Пантера! Он такой красивый!
– Симпатичный, – поправил он, улыбнувшись.
– Может, лучше сначала его покупать, чтобы он смог подкрепиться? – предложила Мелисса. Ее глаза были подозрительно влажные.
Пантера перерезал и завязал пуповину, как будто всю свою жизнь он только этим и занимался. Потом он обмыл ребенка теплой водой и запеленал его. Мелисса в это время помогала Тане. Таня прислонила ребенка к груди, а Пантера вышел, вынося послед.
Когда он возвратился, малыш не спал. Он свернулся калачиком в Таниных руках. Пантера сел рядом с ними так, чтобы можно было видеть их лица.
– Разве не все дети рождаются с голубыми глазами? – задала вопрос Таня. – Мне казалось, я где-то об этом слышала.
– Ну и что? – спросил он.
– Потому что у него золотистые глаза, – ответила она. – Посмотри и убедись сам.
Пантера наклонился и заглянул сыну в глаза. Они действительно были золотистыми.
– У него глаза его матери, и именно этого мне хотелось, – сказал он.
– И иссиня-черные волосы отца, – добавила Таня. – У него окрас пантеры, – усмехнулась она, – даже более четкий, чем у тебя. С такими волосами и такими глазами сын Пантеры действительно должен стать лесным охотником.
Поглаживая ее разрумянившуюся щеку, Пантера нежно сказал:
– Ты только что дала имя нашему сыну.
Таня вопросительно посмотрела на него.
– Мы назовем его Лесной Охотник, – сказал он ей.
Таня улыбнулась и устало вздохнула:
– Мне нравится это имя. Это хорошее, сильное имя. Он вырастет высоким и сильным, как его отец, которого я очень люблю.
Пантера быстро ее поцеловал:
– Спасибо тебе за нашего сына, Дикая Кошка. Сейчас ты должна отдохнуть, сегодня вы работали усерднее, чем любой из нас.
Таня уже закрыла глаза, когда услышала, как он добавил:
– Я люблю тебя, Маленькая Дикая Кошка, и тебя тоже, Лесной Охотник.
ГЛАВА 10
Лесной Охотник был красивым, здоровым ребенком. Помимо густой копны черных волос, необычных золотистых глаз, ангельского лица, он обладал бодрым характером. Он почти никогда не капризничал, и его редко приходилось успокаивать. Как и всех чейинских детей, его быстро научили не плакать громко. Когда он пытался это сделать, Таня закрывала ему рот и нос, моментально перекрывая воздух. Этот метод может показаться жестоким, но это был необходимый урок, потому что плач младенца слышен за несколько миль и может привлечь врагов.
На следующий день пораньше Пантера отправился к Черному Котлу и Женщине Будущего, чтобы сообщить им о рождении ребенка. У Черного Котла поднялось настроение, когда он услышал, что у него родился первый внук. Праздник решили отложить на месяц, пока не установится более приемлемая погода. Нарушая все традиции, он навестил новорожденного внука в тот же день и от всего сердца одобри имя, данное сыну Пантерой.
Таня тоже нарушила традицию, родив ребенка в собственном доме, а не в родильном. При сложившихся обстоятельствах у нее не было другого выхода. Как бы там ни было, но в их хижину пригласили шамана, и он исполнил обряд очищения над Пантерой и его домом. Это было необходимо сделать, особенно после того, как Пантера собственноручно помогал при родах. Только после того, как шаман закончил ритуал, люди осмелились проходить мимо их вигвама. Существовали табу, которых индейцы придерживались на протяжении многих столетий, и им было не просто за такой короткий срок отказаться от своих традиций.
Не так много лет назад женщин, у которых были месячные или кровотечение после родов, изолировали в специальную хижину. В это время ни один воин не мог вступать с ней в контакт или есть пищу, приготовленную ею. Только после того как у нее прекращалось кровотечение, она могла возвращаться к своей нормальной жизни. Это было связано не с тем, что в этот период женщина считалась нечистой. Думали, что женщина в это время обладает мощью, которая неблагодарно влияет на защитную силу воина и может быть причиной его ранения или смерти в бою.
Из-за того что племени приходилось часто кочевать, стало почти невозможным строго придерживаться данной традиции, поэтому правила были упрошены. Если у женщины начиналось кровотечение, ее больше не избегали, но она все же не могла готовить еду, чистить оружие и спать со своим мужем. Женщины рожали детей в специальной хижине, но через несколько дней могли вернуться домой.
Хотя Таня чувствовала усталость, она быстро поправлялась. Несмотря на то, что у нее были первые роды, они прошли легко и быстро. У нее быстро прибывало молоко, и Лесной Охотник с жадностью сосал ее грудь. К тому времени, когда деревня оправилась после бури, Таня вернулась к своим обязанностям по дому.
Они с Пантерой были очень рады, что он присутствовал при рождении сына. Это было самое фантастическое ощущение в его жизни. Наблюдать, как его сын входит в этот мир и к тому же помогать ему в этом, видеть, как лицо Дикой Кошки осветилось любовью, когда он положил Охотника на ее живот – все это было бесценным для души Пантеры, и он не променял бы этого ни на какое золото.
После бури погода резко изменилась. В воздухе запахло весной. Провели праздник по случаю рождения Охотника. Барабанная дробь оповестила всех: у Черного Котла родился внук.
В лагере снова закипела жизнь, ведь с тех пор как установилась зима, чейинцы не предпринимали никаких действий. Очень быстро воины организовали охоту, потому что зимние запасы подходили к концу. Пока мужчины были на охоте, женщины отправились на поиски сухого хвороста и убирали мусор из жилищ и со своего лагеря. Они выкапывали из еще мерзлой земли съедобные корни и ловили рыбу в холодном ручье.
Таня тоже занималась своей работой. Она была рада, что может выйти на улицу, походить. Она опять стала стройной. Она иногда оставляла Охотника с Мелиссой или с Утиной Походкой, но чаще завертывала малыша в меха, укладывала его в люльку и носила его на спине.
Кит и Кэт всегда были рядом. Поначалу Таня боялась, что подросшие зверята могут причинить вред Охотнику, и она постоянно за ними следила. На их хвостах уже исчезли пятна и полосы, и они сменили пушистую детскую шерстку на блестящее пальто из рыжего меха.
Котята сразу же стали покровительствовать Охотнику, как если бы он был их братом. Они толкались, отвоевывая друг у друга место рядом с его люлькой. Так они спали, охраняя его всю ночь.
Когда Таня брала Охотника с собой на прогулку, они следовали за ними. Если она оставляла сына с Мелиссой или Утиной Походкой, то один оставался с Охотником, а другой котенок увязывался за Таней. Было забавно наблюдать, как они вместе шли по деревне. При виде такой картины у многих гордых чейинцев на лицах появлялась улыбка.
Не успели воины возвратиться с охоты, как к Черному Котлу прибыл курьер. Таня удивилась, впервые увидев в лагере белого мужчину. Она оставалась в своем доме до тех пор, пока не пришел Пантера и не объяснил ей этот визит.
Курьер привез послание Черному Котлу от майора Уинкопа из форта Ларнд, Канзас, с сообщением о том, что встреча состоится на реке Пони Форк в апреле следующей луны. Вновь прибывший с Востока генерал Хэнкок изъявил желание встретиться с Орлиным Носом – лидером изменников, северо-чейинских Собачьих Солдат, – а также со всеми вождями чейинцев. Хэнкок со своей компанией, включая молодого Джорджа Кастера, решили обсудить новый договор. Переговоры организовывает майор Уинкоп, агент индейских племен чейин и арапахо.
Джордж Бент, сын Уильяма Бента, прибыл вместе со своей чейинской женой Женщиной Сорокой в качестве курьера. Уильям Бент имел факторию в форте Бента, а потом продал ее американскому правительству. Позднее форт Бента преобразовали в военный форт Лион. Таня вспомнила, что встречалась с Уильямом Бентом и его второй женой Желтой Женщиной, когда их фургон останавливался в форте Лион.
Джордж Бент, будучи сам метисом, женился на племяннице Черного Котла – Сороке, единокровной сестре Пантеры. Она приехала вместе с ним, и Таня вскоре поняла, почему ее назвали Сорокой. Эта женщина все время болтала, не закрывая рта.
Сорока вышла замуж за Джорджа Бента, когда ей исполнилось четырнадцать лет. Теперь ей было двадцать два года. У них было два сына, старшему, Голубой Лошади, только что исполнилось восемь лет, а младшему было четыре года.
Тане эта женщина показалась невзрачной, хотя очень дружелюбной. Она не могла представить, как у отца Пантеры, Белой Антилопы, могли родиться такой красивый сын и такая простая дочь, и она как можно деликатнее поделилась своими размышлениями с Пантерой.
Смеясь, он сказал ей:
– Ты бы видела ее мать! Я пошел в своего отца, которого все считали очень красивым. Сорока напоминает свою мать, вторую жену моего отца.
– Где ее мать? – спросила Таня.
– Она умерла несколько лет назад.
– А что случилось с твоей матерью? – допытывалась она.
До тех пор пока в лагере не появилась Сорока, Пантера не рассказывал многого о своей семье, а Таня даже не подозревала, что у него есть сестра по отцу.
– Моя мать тоже ушла, – просто сказал он, и Таня поняла, что его мать тоже умерла.
– Ты никогда раньше не упоминал о Сороке. У тебя есть другие братья или сестры?
Пантера усмехнулся:
– Я таких не знаю, по крайней мере нет таких, которых бы мой отец признал своими детьми.
– Пантера! – Таня сделала вид, что его слова шокировали ее, и покачала головой, но не могла скрыть улыбку.
– Я думаю, после того как мой отец увидел, на что похожа Сорока, он завязал с детьми, – пошутил он.
Таня засмеялась:
– Пантера, ты несносен, но я тебя люблю.
Пони Форк находилась приблизительно в трехстах милях от того места, где сейчас размещался лагерь Черного Котла. При быстрой езде понадобилось бы, по крайней мере, полмесяца, чтобы туда добраться. Поэтому было решено свернуть лагерь и сразу же отправиться в путь. Женщины сетовали на то, что лишались возможности посадить овощи, но майор Уинкоп пообещал, что в назначенном месте им выдадут еду и одеяла. Таня с нетерпением ожидала, когда получит новые запасы соли, кофе и муки. В пути воины охотились, а женщины, остановившись на ночлег, собирали ягоды и корни.
Преодолев третью часть пути, племя разбило лагерь возле форта Лион. Пантера, Джордж Бет, Зимний Медведь и некоторые другие воины отправились в форт, чтобы обменять звериные шкуры на продукты. Затаив дыхание, Таня ждала, когда они вернутся невредимыми с товарами. Она не могла не думать о том, находится ли здесь снова Джеффри. Но даже если он и Пантера встретятся лицом к лицу, все равно они не знают друг друга.
Таню захлестнула тоска по дому, ей ужасно захотелось снова увидеться со своей семьей, но она никогда не станет ради этого рисковать жизнью Пантеры и своего сына. Она гнала тоску по семье и с еще большим усердием занималась своими обязанностями, напоминая себе время от времени, что теперь принадлежит племени чейинцев. Ее семья этого не поймет. Она никогда не примет Пантеру и Охотника, а Таня никогда их не бросит. Им принадлежали ее сердце, ее душа, ее жизнь, и она скорее умрет, чем разлучится с ними.
Когда они наконец добрались до Пони Форк, притока реки Арканзас, майор Уинкоп выехал им навстречу на лошади из форта Ларнд. Несколько других племен прибыли раньше их, включая группу Орлиного Носа из северных Собачьих Солдат. Вновь прибывший генерал Хэнкок по ошибке принял Орлиного Носа за главного вождя и не хотел слышать возражений. Майор Уинкоп пытался объяснить ему, что Орлиный Нос был просто воином, лидером группы отступников – Собачьих Солдат, которая, нарушая договоренности, предпринимала набеги вдоль границы Колорадо с Канзасом. Он подчеркнул, что вождем южных чейинцев является Черный Котел, миролюбивый человек. Скучный Нож был вождем Собачьих Солдат, а Пантера, Маленький Халат и Маленький Волк также являлись важными вождями племени чейинцев. Также должен прибыть вождь племени арапахо Маленький Ворон со своей группой индейцев.
Хэнкоп не обращал внимания на сообщение Уинкопа. Он предпочел придерживаться своего мнения и включил в список участников переговоров своих разведчиков и советников. Он с нетерпением ожидал, когда прибудут племена. Он надеялся, что они проявят покорность и будут благодарны за то, что американское правительство признает их и готовит с ними переговоры. Он полностью игнорировал тот факт, что американское правительство преследует цель забрать у индейцев их земли, вторгнуться в их охотничьи владения и отдать их территорию поселенцам. Правительство все время надеялось, что индейцы спокойно воспримут все это, подпишут документ о передаче белым земли и при этом останутся миролюбивыми.
Черный Котел расположил свое племя против течения реки, подальше от группы Орлиною Носа и основного лагеря чейинцев. Его оскорбило пренебрежительное отношение генерала Хэнкока. Вскоре прибыл вождь Маленький Ворон и разбил лагерь рядом с племенем Черного Котла.
Пока ожидали прибытия других племен, майор Уинкоп часто приходил к Черному Котлу, чтобы утешить его задетую гордость. Он приносил с собой подарки, но многие из них были возвращены, поскольку переговоры были направлены не в то русло.
Черный Котел и майор Уинкоп понимали и уважали друг друга. Их сотрудничество началось в то время, когда майор Уинкоп, впервые приехавший на Запад, занимал пост командующего фортом Лион. В 1864 году его освободили от занимаемой должности, и его место занял майор Энтони. Уникоп вместе с Черным Котлом переживал по поводу резни в Сэнд-Крик и оплакивал смерть Белой Антилопы. Он ругался с правительством и защищал чейинцев и арапахо.
Уинкоп шел своей дорогой и решил понять стиль жизни индейцев. Он по-настоящему любил и уважал их. Скорее всего, он был единственным настоящим другом индейцев среди белых людей, потому что постоянно заступался за них. Он посетил Вашингтон и от имени индейцев встречался с правительственным комитетом, защищая их права.
Уинкоп осуждал придирчивое отношение правительства к индейцам. Одной рукой правительство присваивало себе индейские земли, а другой – скупо выдавало им пригоршню безделушек. Оно являлось инициатором мошеннических переговоров, а потом ожидало, что индейцы будут выполнять решения этих переговоров, хотя само правительство то и дело нарушало свои обещания. Уинкоп всегда мрачнел, видя, как миролюбивые люди, подобные Черному Котлу, идут на переговоры только для того, чтобы выйти оттуда обманутыми. Он вовсе не обвинял некоторых молодых вождей или воинов за то, что они сердились, когда белые нарушали свое слово. Он сочувствовал их положению, и, хотя он не мог смотреть сквозь пальцы на военные вылазки и набеги индейцев, он понимал, что ими движет.
В один из своих визитов Уинкоп узнал, что Черный Котел принял дочь, которая вышла замуж за Пантеру и родила ему сына. Он заинтересовался женщиной по имени Дикая Кошка, поскольку не припоминал, что видел ее или слышал о ней раньше. Любопытство майора зашло настолько далеко, что Пантера решил, что нужно что-то предпринять по этому поводу. Постоянные извинения перед Уинкопом за ее отсутствие могли вызвать у майора подозрения.
Других белых рабынь всегда прятали, когда майор или его люди находились рядом. Если бы он так не интересовался ею, Таня могла бы просто не показываться ему на глаза во время его посещений.
Таня и Пантера разработали план. Используя краски Пантеры и смолу, они покрасили рыжие волосы Тани. В прошлом году ее кожа настолько загорела, что была почти одного цвела с кожей Застенчивой Лани, но они для уверенности натерли ее корнем так, что она стала еще более смуглой. Ее маскировка была закончена полностью, когда они расплели ее волосы, чтобы закрыть ими лицо и глаза.
В следующий раз, когда Уинкоп пришел с визитом, он застал Пантеру, Дикую Кошку и Лесного Охотника в доме Черного Котла. Таня сидела в дальнем углу вигвама вместе с Утиной Походкой и кормила своего сына. Он поздоровался с ней на языке чейинцев и она мягко ответила ему тем же. Позже, когда ее мать подавала еду Уинкопу и Черному Котлу, Таня подавала обед Пантере, внимательно следя за тем, чтобы ее лицо оставалось закрытым. С темными волосами и кожей она походила на других индейских женщин.
Майор Уинкоп заговорил с ней, и она чуть не выронила блюдо из рук.
– Тебя зовут Дикая Кошка?
Опустив глаза, Таня ответила:
– Меня зовут Дикая Кошка.
– А как тебя удочерил Черный Котел?
Таня с трудом сглотнула и экспромтом ответила:
– Ему стало жаль девушку, которая потеряла свою семью.
Здесь в разговор вмешался Черный Котел:
– Правда, мне хотелось удочерить самую красивую девушку нашего племени, и я воспользовался случаем.
Уинкоп хихикнул и пошутил:
– А почему ты не взял ее себе в жены, вместо того чтобы удочерять?
Не сдаваясь, Черный Котел ответил:
– Она уже положила глаз на Пантеру, а я стал слишком старым и морщинистым, чтобы состязаться с таким красивым, мужественным молодым парнем.
– Возможно, ты стар годами, мой друг, но у тебя молодое сердце.
Во время своего визита Уинкоп всех удивил, попросив подержать сына Пантеры и внука Черного Котла. У Тани сердце в пятки ушло, но когда Пантера кивнул, она вынесла ребенка и положила его на руки Уинкопа. К счастью, Охотник спал, поэтому его глаза оставались закрыты. С темной кожей и волосами цвета ночи он явно был индейским младенцем. Он не проснулся за все время, пока майор держал его.
Майор приходил к ним так часто и неожиданно, что Таня решила не смывать краску с тела и волос до тех пор, пока не закончатся переговоры и чейинцы двинутся в путь. Как оказалось, это произошло раньше, чем кто-либо мог ожидать.
Хэикок был готов приступить к переговорам сразу же, как только собрались все племена. Он был намерен подписать договор как можно быстрее и сразу же отправить его в Вашингтон. Он начал волноваться, когда индейцы собрались исполнять свои ритуалы. Ритуалы занимали много времени и сил, а племена соблюдали их, прежде чем обсуждать и решать важные дела.
Хэнкок в нетерпении на третий день приостановил все ритуалы. Он отослал вождей к своим племенам, давая совет уговорить индейцев подписать договор на предложенных условиях. Хэнкок дал два дня на размышление и приказал раньше установленного времени не возвращаться в форт Ларнд. Затем он приедет к ним в лагерь и встретится с ними в их доме.
Услышав такое заявление, вожди заволновались. Они вернулись к своим людям и поставили вопрос на голосование. Племя Черного Котла решило проигнорировать предложенный им договор. У чейинцев вызывало беспокойство, что Хэнкок со своими войсками прибудет в их лагерь. Боясь очередного обмана и помня резню в Сэнд-Крик, они единогласно решили упаковать вещи и двинуться на юг, пока не истек двухдневный срок. В полночь, под прикрытием темноты они тронулись в путь, забирая все с собой. На рассвете от их лагеря остались только тлеющие костры.
Другие племена, очевидно, тоже решили последовать их примеру, хотя некоторые из них не так быстро. В спешке многие племена оставили свои дома и тяжелые вещи. Когда Хэнкок приехал, от чейинцев и арапахо не осталось и следа. Он пришел в ярость от такой выходки индейцев и приказал сжечь дотла оставшиеся деревни. Он отправил разведчиков и небольшие отряды с целью попытаться обнаружить местоположение индейцев и догнать их. Уинкоп пришел в отчаяние. Отряд генерала Кастера обнаружил, по его мнению, группу Орлиного Носа, что направлялась на северо-запад, но ему не удалось поймать индейцев. Не было обнаружено никаких признаков племени Черного Котла или других племен, за исключением нескольких разбросанных бивачных костров и немногих запутанных следов, которые, как оказалось, возвращались к своему началу и исчезали. За ночь индейцы испарились в воздухе.
* * *
Весной 1867 года северные и южные чейинцы собрались вместе, чтобы предпринять военный поход против белых. По пути они совершали набеги на их поселения, разрушая дома и терроризируя жителей.
Когда по следам индейцев из фортов пустили конницу, племена разделились на две группы. В июне северные чейинцы пошли на север от Арканзаса, чтобы совершить набеги и произвести разрушения. Черный Котел и Пантера повели своих людей на юг. Они направлялись на территорию Техаса, к тому месту, которое белые называют Сладкой Водой, но индейцы называют его Горькой Водой. Они разбили лагерь у северного притока Красной реки. Здесь они основали свою базу и совершали набеги на Северный Техас, Колорадо и Канзас, неистовствуя вдоль реки Арканзас с юга. Сговорившись между собой, северные и южные чейинцы все лето держали территорию в страхе, нагоняя ужас на местных жителей.
Солдаты не беспокоили дальние южные районы, поэтому здесь чейинские женщины племени Черного Котла спокойно занимались выращиванием зерновых. Все лето они лелеяли свои насаждения и детей под жарким техасским солнцем.
В начале июля сыграли свадьбу Зимнего Медведя и Застенчивой Лани, которую все откладывали до более подходящего момента. В перерывах между набегами молодожены каждую свободную минуту старались побыть вместе. К концу лета Застенчивая Лань уже ждала первого ребенка.
Племена находились на Горькой Воде до октября, и у женщин было достаточно времени, чтобы собрать урожай. Время от времени между набегами мужчины охотились, но их трофеи и в сравнение не шли с той добычей, что они имели прошлым летом. Хотя погода стояла хорошая, зиму ждали суровую и голодную.
Лесной Охотник рос не по дням, а по часам. Это был спокойный, уравновешенный ребенок. Он постоянно улыбался и угукал. В то лето, несмотря на то, что он был еще совсем маленьким, Таня научала его плавать в мелких водах реки. Казалось, что его развитие было очень ранним. Он начал сидеть в пять месяцев, и в это же время у него порезались два жемчужных передних зуба. В шесть месяцев он начал лепетать первые слова. Он не звал ни мать, ни отца, он звал Кит и Кэта. К середине сентября он уже во все влезал. Таня следила за тем, чтобы все острые предметы были убраны с шестов и со стен и чтобы он ни до чего опасного не смог дотянуться.
Все, что хватали его маленькие, пухленькие ручки, тут же оказывалось у него во рту. Хвосты детенышей пантеры не были исключением. Он был спокойным только тогда, когда спал, и Таня часами стояла на коленях и смотрела на его ангельское личико с пухленькими, розовыми щечками и маленьким, красиво изогнутым ртом. Проснувшись, он часами играл своими деревянными игрушками, его золотые глазки сверкали от восхищения.
В то лето Пантера очень часто уходил, и Охотник был для Тани самым большим утешением. Его никогда не обделяли вниманием, но это его совсем не портило. Черный Котел и Женщина Будущего обожали внука. Застенчивая Лань и Утиная Походка всегда изъявляли желание на несколько часов забрать его из рук Тани. Мелисса была для него второй мамой. Чувствуя огромную любовь со стороны окружающих, он отвечал им такой же любовью, но когда Пантера возвращался домой, он предпочитал отца всем остальным.
Было беспокойное лето. Мужчины постоянно отсутствовали, и Таня обожала то время, когда Пантера находился дома. Его всегда упругие, хорошей формы мышцы стали сейчас еще сильнее. Он похудел оттого, что зачастую не имел возможности поесть как следует, и всегда находился в движении. На солнце его кожа еще больше потемнела.
Ночами, лежа между его упругих бедер, Таня восполняла украденное у них время. Теперь у них была потребность друг в друге, но их жизнь постоянно была под угрозой. Каждый раз, когда он от нее уезжал, она боялась, что он не вернется.
– Я знаю, что ты должен идти, – говорила она ему. – Но я не могу не беспокоиться о тебе.
– Я не могу обещать, что вернусь к тебе, если духи пожелают обратного, – отвечал он, нежно поглаживая ее волосы, – но мое сердце всегда с тобой.
Если Пантера был дома, то он с удовольствием проводил время с женой и сыном. Каждый раз, когда он возвращался, он находил Охотника еще больше подросшим и научившимся чему-то новому. Пантера, как любой другой отец, очень гордился достижениями сына.
Уходя из дому, Пантера видел одно и то же: Дикая Кошка кормит грудью его сына. Эту мысленную картину он уносил с собой. Каждый раз, когда он представлял себе маленькую черную голову, нежно устроившуюся возле Тани, розовые губки, жадно ищущие ее сосок, его сердце переполнялось любовью.
Фигура Тани изменилась после рождения сына. Она опять стала стройной как прежде, но ее груди теперь стали полнее, а бедра более округлыми. Исчезли девичьи формы, они сменились формами зрелой женщины.
После рождения Охотника Пантера никогда не сосал ее груди, как это делал раньше, хотя по-прежнему гладил и ласкал их. Теперь это было удовольствие его сына, источник питания Охотника. Лежа рядом с ним на соломенном тюфяке, Таня направила голову Пантеры к своей груди, ей так хотелось, чтобы он прикоснулся к ней губами. Он поцеловал ее груди, высунул язык и провел им по соску. От его прикосновения сосок сморщился и из него просочились мелкие капельки молока. Ощутив вкус молока, он хотел отстраниться, но Таня прижала его губы к своей груди.
– Пожалуйста, Пантера, – застонала она.
– Я не могу отнимать у сына его еду, – прошептал Пантера.
– От этого молоко только быстрее начнет прибывать. Ты не лишишь его еды, – объяснила она. – Пожалуйста, мне нужно чувствовать прикосновение твоих губ. Ты так долго не делал этого, а я изголодалась по тебе!
Довольный тем, что его сын не останется голодным, Пантера уступил. Он обхватил сосок губами, придавил и почувствовал, как теплое молоко потекло ему в рот. Он чувствовал, как под ним напряглось тело Тани.
– Я делаю тебе больно? – пробормотал он в ее разгоряченную грудь.
– О нет, Пантера, это так приятно, не останавливайся!
Через несколько минут она извивалась под ним.
– Люби меня, Пантера. Ты заставил меня так сильно тебя захотеть! Люби меня!
Пантера вошел в нее, продолжая сосать губами ее грудь. Он потянул губами за ее сосок, и она напряглась, ощущая его мужскую силу.
Через несколько минут она была на вершине блаженства, а его собственная страсть разразилась с неистовой силой.
Теперь, когда он уезжал на войну вместе с другими воинами, он увозил с собой не только портрет кормящей Тани, но и привкус сладкого нектара на языке.
В конце сентября прибыл еще один курьер из форта Ларнд. Мужчина чуть ли не до смерти загнал свою лошадь, преодолев за семь дней почти триста миль. Он привез поразительную и печальную весть: Орлиный Нос убит. Несколько дней назад он со своей группой северных чейинцев напал на специализированную армию скаутов на острове Бичер. Чейинцы выиграли сражение, но Орлиный Нос был смертельно ранен, когда вел своих воинов в бой.
Сейчас армия хотела еще раз мирно поговорить с чейинцами. Майор Уинкоп послал за Черным Котлом, зная, что, если тот согласится приехать, другие тоже последуют за ним. Он знал, что Черный Котел пойдет на все ради мира для своих людей.
Чейинцы снова направились в форт Ларнд, штат Канзас. Они прибыли в середине октября на предварительное собрание, На сей раз все переговоры прошли гладко, и через несколько дней был подписан договор. Все южные чейинцы благодаря мольбам Черного Котла о мире согласились отправиться на юг вдоль реки Арканзас и остановиться там.
Пантера понимал, чем руководствовался дядя, но не мог согласиться с его решением. Черный Котел хотел мира с белыми солдатами. Его воины не могли охотиться, пока вели военные действия. На зиму племенам нужно запастись едой и теплой одеждой. Пантера знал это. Но если они остановятся на юге Арканзаса, то лишатся богатых охотничьих угодий. Стада буйволов не заходят в эти места, а сейчас, после подписания договора, чейинцы не смогут преследовать буйволов. Пантера не мог спокойно смотреть на то, что индейцев все дальше и дальше выталкивают с их земель, а взамен дают несколько одеял и совсем немного еды. Это было несправедливо, и Пантера сердился.
Оценивая всю ситуацию, Пантера знал, что индейцы не смогут победить белых. В конечном счете одержат победу белые люди. Он вырос и получил образование в их мире. В белом обществе его принимали, там были его друзья и родственники. Белые люди жадные и корыстные, и таких слишком много. Индейцы могут сражаться до последнего человека, но все равно белых столько, что их не сосчитать, и они всегда будут метить на индейские земли. Заранее можно сказать, что это будет проигранный бой. Но это был также его народ, и он до конца будет бороться вместе с ним.
ГЛАВА 11
Установился мир, и вместе с ним у воинов появилось время для охоты. Казалось, впервые и природа с ними заодно. Зима задерживалась с холодом и снегом, и повсюду был много буйволов и оленей. Возможно, племени не придется голодать.
В этом году они не возвратились на старую зимнюю стоянку, а пошли дальше на юг и разбили лагерь вдоль гор в укрытой долине возле реки Симаррон. После безумно трудного года Таня с нетерпением ждала спокойной зимы. Ей хотелось одного: устроиться уютно в своем вигваме в компании Пантеры и Охотника.
Было замечательно видеть Пантеру дома после полного опасностей лета. Он приносил ей туши убитых животных, она разделывала их и обрабатывала шкуры, и ей казалось, что эта работа была легче, чем тот тяжелый груз волнений, который она вынесла в предыдущие месяцы. Таня куда охотнее наблюдала, как Пантера готовится к охоте, чем его подготовку к войне.
Октябрь передал свои теплые, солнечные дни ноябрю. Был отпразднован День благодарения за успешную охоту и богатый урожай, а позже состоялась традиционная церемония чествования вождей и воинов за их подвиги. По этому случаю Черного Котла наградили за его миротворческие усилия, нескольких воинов и вождей, включая Пантеру, – за их доблесть в летней войне, а Зимнего Медведя произвели в вожди.
Наступил декабрь, а вместе с ним пошел первый снег, который только слегка припорошил землю. Наступило следующее Рождество. Оно прошло почти незаметно, хотя Таня с Мелиссой украсили маленькую сосну, что росла на краю деревни.
Январь и февраль принесли с собой обильный снег и полярные ветры, сопровождающиеся сильными морозами. Но за все это время было всего лишь две бури. Запасы продуктов истощались, но каждый делился всем, что у него было, и никто по-настоящему не голодал.
Жителям дома Пантеры было спокойно и уютно в своей хижине. Мелисса, теперь скорее член семьи, чем служанка, приняла роль любимой тети Охотника. Как никогда Таня оценила, что значит дополнительная пара рук, когда Охотник начал учиться ходить. Поднимаясь на пухленькие ножки, он неуверенно пошатывался из стороны в сторону, и Таня постоянно боялась, как бы он не упал в костер.
Маленький непослушный шалун развлекал их всех своими бесконечными проделками. Он постоянно находился в движении. Счастливый, здоровый, чрезвычайно любопытный обладатель живого характера доставлял много хлопот матери. Набедокурив, он улыбался, показывая ей свои первые зубки, смотрел на нее своими золотистыми смеющимися глазами и делал все возможное, чтобы мама смягчилась. В большинстве случаев у него это хорошо получалось, но иногда он получал-таки шлепки.
Когда Пантера видел, что терпению Тани приходит конец, он привязывал Охотника к своей спине и выходил с ним на улицу. Они шли на прогулку и брали с собой Кит и Кэта, наблюдали за лошадьми, ходили в гости к Зимнему Медведю и дедушке Черному Котлу. К тому времени, когда они возвращались домой, Таня уже находилась в самом прекрасном расположении духа.
Охотник не был плохим мальчиком – он был просто нормальным, активным ребенком. Он не был ребенком настроения или характера.
Ему было легко доставить удовольствие, и большую часть времени он был покладистым и жизнерадостным. Таня и Пантера уже преподавали ему уроки этикета и уважения к старшим. Такие правила внушалась чейинским детям с раннего возраста, одним из них было абсолютное подчинение родителям. Повиноваться моментально, без вопросов надо было обязательно, потому что однажды это могло спасти жизнь ребенка, а непослушание могло привести к смерти в этой дикой стране.
Каждое утро, когда Пантера произносил свои молитвы, он сажал рядом с собой Охотника. И хотя ребенок в этом ничего не понимал, смысл такого ритуала приходил с годами. Таня и Пантера оба рассказывали ему истории и пели песни о природе и знаниях индейцев, что передавалось чейинским детям на протяжении столетий. Он и это тоже не понимал, но сидел на коленях Пантеры и внимательно прислушивался к глубокому голосу отца. Он устремлял свой золотистый взгляд на лицо Пантеры и казался зачарованным каждым его словом. Он улыбался матери, когда она пела ему свои мелодичные песни.
В этом возрасте Кит и Кэт были его товарищами по играм. Теперь детенышам уже исполнился год и они достигли трех четвертей своего нормального взрослого роста. Они никогда не рычали и не бросались на ребенка, а сносили его шалости с завидным терпением. За это Таня их обожала. Охотник тискал их, дергал за шерсть, садился им на спины, а они даже усами не шевелили, хотя Таня однажды видела, как они закатывали глаза и вздыхали, слабо защищаясь.
Несчастный случай испортил всю великолепную зиму. Как раз после Рождества Таня, собирая хворост, поскользнулась на льду. Она упала и ушибла голову о камень. Она пролежала около часа без сознания на холоде, пока Пантера не нашел ее. Она провалялась неделю с очень высокой температурой и переполненной кровью грудной клеткой, редко приходя в себя. Женщина Корень, Женщина Будущего, Мелисса и Пантера ухаживали за ней. Все боялись за ее жизнь, хотя никто не произносил эти мысли вслух.
Пантера чуть не сошел с ума от волнения. В самые тяжелые моменты он даже проклинал себя за то, что тогда ее похитил. Если бы она сейчас находилась со своей семьей, у нее был бы врач и все современные лекарства. Он даже подумывал отвезти ее в город или в форт за помощью, но Зимний Медведь отговорил.
– Она ни за что не вынесет пути верхом на лошади, – говорил ему Зимний Медведь. – Кроме того, тебе известно, что многие ученые врачи лечили бы ее теми же травами, что дает сейчас Женщина Корень. Даже если она выдержит поездку, неужели ты думаешь, что ее семья не узнает? Найдется кто-нибудь, кто обязательно ее узнает, и тогда где ты окажешься?
Посмотрев на задумавшегося Пантеру, он продолжал:
– Ты кончишь в тюрьме, и скорее всего тебя повесят. Дикую Кошку возвратят в ее семью, а Охотник останется сиротой. Нет, брат, это не самый лучший выход. Дикая Кошка победит болезнь. У нее сильная воля к жизни, и ей есть для чего жить.
Зимний Медведь оказался прав. Спустя неделю после несчастного случая Таня проснулась на рассвете. Она была слаба и вся мокрая от пота, ей хотелось пить и есть. У нее ужасно болели голова, горло и грудь, она проснулась и была в сознании, она снова вернулась в мир Пантеры.
Пантера спал рядом с ней, измотанный бессонницей. Таня легонько толкнула его в ребро.
– Пантера, – попыталась сказать она.
Он застонал и слегка пошевелился.
– Пантера.
На сей раз он быстро открыл свои темные глаза и посмотрел на нее.
– Я хочу пить, – попросила она.
Это были самые приятные слова в его жизни.
– Дикая Кошка, – прошептал он. – Ты проснулась.
Таня попыталась кивнуть и сморщилась от боли, что пронизывала ее голову.
– Похоже, что так, – застонала она.
Пантера поднес чашку с водой к запекшимся губам.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно! Я должна жить, потому что чувствую сильную боль для того, чтобы умереть, – неубедительно пошутила она.
– Не шути с такими вещами, Дикая Кошка, – сделал легкое замечание Пантера, и его глаза стали подозрительно влажными. – Ты семь солнц не приходила в сознание, и порой я думал, что ты уйдешь от нас.
Таня устало прищурилась:
– Никогда, Пантера. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы покинуть тебя. Тебе пора бы об этом знать.
Всю следующую неделю Таня много спала, но это был естественный сон выздоравливающего человека. Она похудела за то время, пока находилась без сознания и не могла есть, и теперь должна была приступать к еде осторожно, начиная с бульона. Она медленно поправлялась, набирая силы. Наконец ее легкие очистились, а горло и голова перестали болеть. Во время болезни и периода выздоравливания она не могла кормить Охотника, поэтому у нее пропало молоко. Больше не будет кормления грудью.
– Что будем делать? – спросила у Пантеры Таня.
– Уже сделано, – ответил он. – Охотник достаточно взрослый и уже может пить из чашки. Ему пришлось научиться этому, пока ты болела. У него это неплохо получается.
– Да, но ему по-прежнему нужно молоко, – спорила она.
Пантера усмехнулся.
– Он получает молоко, – сказал он. – Я слишком беспокоился о тебе, чтобы думать об этом, но Мелисса поговорила с твоей матерью. Когда в деревне не нашли никого, кто мог бы кормить его грудью. Черный Котел отправил Высокую Сосну, и тот украл козу.
Пантере доставляло удовольствие рассказывать Тане эту историю.
– Высокая Сосна вернулся невредимым и с победой.
Таня довольно хихикнула:
– Но, Пантера, коза!
– Черный Котел решил, что пришла пора завести козу в лагере. Это будет нашим отличительным признаком. – Он широко улыбнулся и подмигнул ей: – Но ни в коем случае не говори ему об этом.
Таня заговорщически улыбнулась:
– Даже не подумаю.
С приходом марта почувствовалось приближение весны. Сразу произошло несколько событий. Застенчивая Лань родила сына, и Зимний Медведь был гордым, как павлин. Охотнику исполнился год, и у него уже прорезалось двенадцать ослепительно белых зубов. Восемнадцатилетняя Таня теперь ждала второго ребенка Пантеры. Она жила с племенем уже два года и полтора года была женой Пантеры. Ей порой казалось, что она всегда жила здесь, была частью этой жизни, а первые шестнадцать лет ее жизни были похожи на полузабытый сон.
Как только стало возможным передвигаться, племя отправилось к Горбатой речке, чтобы провести церемонию Танца Солнца. В этом году Таня больше не чувствовала себя посторонним человеком. Она возобновила знакомство с детьми, с которыми встречалась два года назад, и теперь их матери принимали ее. У Тани теперь было свое место в племени, и она имела право голоса на заседаниях. Она получала такое же наслаждение от своих обязанностей, как и от дружбы.
В то время как все племена собрались на празднование церемоний, Розмари продали, вернее, хозяин обменял ее на лошадь. Когда племена разъединились для летней охоты, Розмари отправилась в другом направлении со своим новым хозяином и племенем.
Из пяти девушек, захваченных в плен два года назад, Розмари была первой, кто покинул племя Черного Котла. Таня и Мелисса взгрустнули, видя, как она уходит. Интересно, увидятся ли они с ней когда-нибудь снова? Они надеялись, что к ней будут прилично относиться.
Их четырех оставшихся женщин Тане и Мелиссе теперь жилось лучше всех, но остальные смирились со своими судьбами, даже Сьюллен бросила все надежды на спасение. После последней ссоры с Таней Сьюллен не скрещивала с ней шпаги, хотя ее взгляд говорил о том, что Таня стала для нее врагом на всю жизнь. К Нэнси относились довольно хорошо, и теперь она была беременна, а ее ребенок должен родиться зимой.
С приходом лета племя Черного Котла двинулось на юг и охотилось вдоль рек Симаррон и Бивер, следуя за стадами буйволов по территории Северной Оклахомы и Техаса. Мир был непрочным, потому что северные чейинцы и Собачьи Солдаты раздували ссору с белыми, и наоборот. Война была неминуема, и не имело значения, кто начнет ее первым, индейцы или белые. Единственная проблема состояла в том, что большинство белых не могли отличить одного индейца от другого, и зачастую совсем невинные племена должны были отвечать за поступки других племен. После обвинений в нападениях, к которым они не были причастны, некоторые южные чейинцы вступали в конфликты. Даже Черный Котел со своими мирными намерениями и влиянием не смог отговорить Пантеру и Зимнего Медведя с их воинами от набегов на поселения белых в тот сезон.
А в целом лето выдалось довольно-таки спокойное. У воинов на счету было несколько стычек и успешных вылазок, но большую часть времени они проводили на охоте. Война с белыми не разыгралась в полной мере, но обе стороны определенно чувствовали напряжение. Страсти постепенно накалялись, и Таня только молилась, чтобы установилась зима и остудила накал, пока все еще не зашло слишком далеко.
Тане было плохо, потому что последние месяцы беременности пришлись на лето. Жара, вонь шкур и мяса, тяжелый физический труд, постоянные переезды с места на место истощали ее энергию. К концу сентября она почувствовала себя огромной. Она представляла собой исключение среди чейинских женщин, поскольку они не беременели так часто. Возможно, это зависело от их диеты или от того, что они дольше кормили своих детей грудью, но у большинства чейинских женщин было по два или три ребенка, и разница в возрасте между ними составляла обычно четыре года, а то и больше. От этого Таня чувствовала себя местным символом плодородия, мужская гордость Пантеры чрезвычайно возрастала.
С приближением осени племя отправилось обратно к тем местам, где женщины посеяли зерновые. После того как закончились сбор урожая и сезон охоты, они пошли к новой зимней стоянке. В этом году Черный Котел решил разбить зимний лагерь в сорока милях южнее Антилопа-хилз, что на реке Вошита.
Они находились в пути пять дней, и с каждым днем Таня чувствовала себя все хуже. Теперь, на пятый день, ей становилось хуже с каждой милей. С раннего утра у нее отвратительно ныла спина, и с каждым шагом лошадь сотрясала ее позвоночник. Сейчас боль распространялась по ее животу, который казался твердым, как скала, и в любую минуту был готов взорваться. Приступ тошноты и головокружения чуть не свалил ее с лошади, на лбу у нее выступил пот. Жаль, что она не может сейчас лечь, но с таким животом она даже не могла наклониться вперед.
– Сколько еще нам ехать, Мисси? – хватая ртом воздух, спросила она.
Мелисса, которая вот уже несколько миль подряд с тревогой наблюдала за Таней, ответила:
– Я не знаю, Дикая Кошка. Спросить у Пантеры?
Таня закусила губу:
– Лучше приведи его ко мне.
Они с Мелиссой ехали далеко позади от остальных воинов.
Через несколько минут Мелисса вернулась вместе с Пантерой. Одного взгляда на ее бледное, вытянутое лицо было достаточно.
– Твое время пришло.
Таня кивнула:
– Еще далеко?
– Еще всего несколько миль. Ты сможешь потерпеть?
Таня жалко засмеялась:
– Не знаю. А можно родить ребенка верхом на лошади? Слегка неудобно рожать, когда сидишь на голове ребенка.
Пантера потянул за уздечку и остановил кобылу Тани.
– Пошли, – сказал он. – Ты поедешь со мной оставшуюся часть пути. Я буду держать тебя перед собой на руках, а ты сможешь расслабиться и почувствуешь себя удобнее.
Остальной путь Таня ехала на руках Пантеры. Казалось, прошла уже целая вечность, как ее боли стали сильнее и чаще. Пантера сказал:
– Мы уже почти приехали. Скоро ты сможешь лечь.
Стиснув зубы, Таня попыталась пошутить:
– Скорее бы они соорудили родильную хижину, а то мне придется рожать на открытом воздухе. У меня уже становится ужасной привычкой избегать ее, разве не так?
Пантера хмыкнул:
– Интересно, может, у тебя было так запланировано.
Первой установили родильную хижину и поспешно поместили туда Таню.
– Это не продлится долго, Пантера, – отозвалась она. – Пусть Мелисса согреет мне еду.
Через десять минут Таня родила прекрасного, здорового, ревущего ребенка – мальчика. У Пантеры родился второй сын. Через два часа, показывая безграничное упрямство, она несла новорожденного сына в свой собственный дом.
Она объяснила ошеломленному Пантере:
– Женщина Корень сказала, что я достаточно сильная и смогу пройти через весь лагерь к нашему вигваму. Она разрешила уйти домой и не оставаться в этой дурацкой хижине.
– Ты упрямая женщина, Дикая Кошка, – сказал он ей. Его огромные черные глаза блестели. – И за это я тебя люблю. Добро пожаловать домой.
В этот же вечер Черный Котел и Женщина Будущего пришли навестить своего второго внука.
– С тех пор как я тебя удочерил, Дикая Кошка, моя семья растет с потрясающей скоростью, – подшутил над ней Черный Котел.
Он взял ребенка на руки и развернул одеяло.
– Что это? – спросил он, указывая на маленькое красное пятнышко на бедре.
– Это родимое пятно, – объяснила Таня.
– Посмотрите. – Черный Котел держал малыша так, чтобы пятно было видно всем. – По форме оно напоминает лук и стрелу. Это знак Стрельца, – предположил он.
Пантера согласился:
– Да, дядя. Это явно похоже на лук и на вставленную в него стрелу. Как ты сказал, знак стрельца.
– Так мы и назовем ребенка, – решил Черный Котел. – Его именем будет Знак Стрельца.
Лесной Охотник уступил маму своему новому брату. Малыш явно занимал большую часть ее времени и внимания. А поэтому Пантера прилагал дополнительные усилия, чтобы уделять особое внимание Охотнику в это время.
Они жили здесь уже около двух недель, когда из форта Ларнд пришло сообщение, что американское правительство в лице генерала Шеридана объявило войну племенам чейинцев и арапахо из-за всех беспокойств, которые они причиняли этим летом. Они считались нарушителями порядка, и правительство решило преподать им урок. Кавалерийские войска наблюдали за ними и за всеми повстанческими индейскими племенами. Все предыдущие договоры о мире считались теперь бесполезными и недействительными. А если племена желали сохранить свои земли или получить какую-нибудь помощь от правительства, они должны были прежде всего обратиться к американской армии и дать клятву на верность. Любое племя, которое этого не сделает, будет считаться врагом Соединенных Штатов.
Услышав такое, Черный Котел тотчас приготовился отправиться в ближайший форт и уточнить все на месте. Его племя причинило сравнительно мало беспокойства, а сам Черный Котел был известен своим желанием установить мир между своими людьми и белыми. Он взял с собой нескольких воинов и направился в форт Кобб, расположенный ближе всех к их лагерю.
Прибыв в форт, он попытался добиться соглашения о мире для своего племени, но генерал Хаген, не получив заранее никаких указаний сверху на этот счет, отказался вести переговоры. Он отправил Черного Котла назад к своим людям на Вошиту и велел ожидать известий там.
Черный Котел вернулся в лагерь поздно вечером и сообщил своему племени об опасном развитии событий. Некоторые вожди встревожились, потому что армии известно место расположения лагеря. Они хотели тотчас сменить стоянку, но Черный Котел отказался от этого. Вождь сказал, что пообещал армии находиться на месте и сдержит свое слово. После проведенного собрания Пантера, Зимний Медведь и несколько других воинов отправились в остальные три деревни, расположенные в нескольких десятках миль ниже по реке, чтобы сообщить их лидерам о результатах поездки Черного Котла и посоветоваться с ними. Они выехали в тот же вечер, хотя уже начался снежный буран. Они ехали по глубокому, взметаемому ветром снегу.
Поскольку лагерь Черного Котла с одной стороны был защищен крутым утесом, курьерам приходилось дважды переходить замерзающую реку, добираясь до соседних деревень. Прошло некоторое время, пока они добрались до места, а когда они объяснили цель своего приезда, стало совсем темно. Они решили отправиться в обратный путь на следующее утро.
На следующее утро Таня поднялась рано, чтобы покормить Стрельца. Был спокойный, серый зимний рассвет. Над крышами хижин нависал тяжелый дым. Под ворохом меховых шкур спокойно спали Мелисса и Охотник. Иногда доносился лай деревенской собаки. Лежал глубокий снег, и Таня думала о том, когда вернется Пантера.
Перед нападением не было никакого предупреждения. С минуту было так тихо, что Таня слышала нежное дыхание Стрельца. В следующий миг воздух наполнился звуками ружейных залпов, свистящих пуль, лязгом металлических доспехов и мечей, стонами раненых. Резко отложив в сторону Стрельца, Таня откинула полог, служивший входной дверью. Она увидела море голубой армейской униформы, и ее сердце оборвалось от ужаса. Ее мозг снова и снова кричал: «Нет! Нет! Нет! Нет!»
ГЛАВА 12
Секунды тянулись бесконечно, когда Таня сидела, не смея пошевелиться. Мозг отказывался принимать то, что видели ее глаза. Чейинцы выскакивали из своих хижин, наспех одеваясь, некоторые из них пытались добраться до своих лошадей, другие пытались скрыться от огненного вала, проникающего в их дома, остальные спасались, выбегая из уже горящих вигвамов.
Таня вздрогнула, вернувшись к действительности от вопля Мелиссы. Она подозвала к себе Кэта.
– Приведи Пантеру, Кэт, – сказала она ему, выпроваживая наружу. – Приведи Пантеру! – Она наблюдала, как маленький звереныш выскочил и быстро скрылся.
На четвереньках Таня поползла обратно и стащила детей на пол. Она схватила первую попавшуюся под руки одежду, быстро оделась, засунула нож за пояс и сорвала со стены лук и стрелы. Они принесут ей мало пользы – солдаты превосходили численностью.
Мозг ее работал с бешеной скоростью! Она приказала Мелиссе оставаться и успокоить детей, а сама снова подползла к выходу из хижины и выглянула наружу. За эти несколько минут весь ее мир превратился в настоящий ад. Потрясенная, она видела, как солдаты стреляют в мужчин, женщин и детей. Они мчались на лошадях между хижинами и растаптывали любого на своем пути. Таня мысленно в ужасе закричала, когда увидела маленького ребенка, который упал на живот; а потом его накололи на штык и подбросили в воздух. Старый, дряхлый шаман вышел из своего жилища, и его тут же раздавили. Солдат натянул поводья и специально проехал на лошади назад и вперед по истекающему кровью телу, а Таня смотрела и не могла остановить все это. Она быстро вытащила две стрелы, но обе они не достигли своей цели.
Потом через дорогу она увидела двух солдат, ехавших верхом бок о бок и державших в руках младенцев за вытянутую руку. У Тани чуть не разорвалось сердце, когда они бросили детей на землю и засмеялись, увидев, как крошечные головки раскололись, словно спелые дыни.
Ее пораженный взгляд уловил фигуру Лесного Папоротника, которая была сейчас беременна. Она в ужасе наблюдала, как к ней подъехал всадник и распорол своим мечом ее выступающий живот. Она упала на землю, корчась от боли, а из живота вывалился ее неродившийся ребенок. Таня закрыла рот рукой и отвернулась.
Кошмарное зрелище было только одним из целого множества ужасов, мозг Тани не мог все их сосчитать. Солдаты валом хлынули в деревню, оставляя за собой горы изуродованных трупов. У некоторых чейинцев не было головы, у других были распороты животы, многие лежали с разбитыми головами.
От шума в ушах стучало, увиденное вызывало у Тани тошноту, но в то же время в ней кипела ярость. Стоны раненых и умирающих друзей, непрерывный оружейный огонь, кричащие и смеющиеся солдаты, лошади, седла, лязг металла. Нападение произошло так неожиданно! Большинство чейинцев еще спали, никто не был готов к отражению атаки.
Некоторые воины, такие как Пантера и Зимний Медведь, находились в соседних лагерях. Многие еще не вернулись с последней охоты. Таня наблюдала, не в силах отвести глаз от резни. Она видела, как группа чейинских воинов удирает верхом на лошадях. Они приведут помощь, если останется хоть кто-нибудь, кого будет еще нужно спасать. Таня не осуждала воинов за то, что они отказались начать сражение. На настоящий момент их было очень мало, их воины-друзья лежали убитые по всему лагерю. Они бы никогда по своей воле не предали свой народ, но теперь у них оставался единственный выход: привести сюда помощь.
В Тане затеплилась надежда на спасенье, когда она увидела, как убегает Застенчивая Лань вместе со своим младенцем. Вероятно, еще есть шанс ей с сыновьями сделать то же самое. Она обернулась, чтобы позвать Мелиссу, но обнаружила, что девушка стоит у нее за спиной и, оцепенев, смотрит на происходящую резню.
– Господи, Таня! – в страхе прошептала Мелисса. – Я никогда в жизни не видела такого ужаса!
По щекам Тани потекли слезы.
– И они называют нас дикарями! – прошипела Таня. – А ну-ка пошли, забирай мальчиков. Посмотрим, может, нам удастся убежать от этого безумия. Если Застенчивой Лани удалось, может, нам тоже повезет.
Не успела она произнести эти слова, как услышала крики и стрельбу рядом с хижиной Черного Котла. Она увидела, что Черный Котел и Женщина Будущего бежали к реке, преследуемые несколькими всадниками. Они уже почти достигли воды. Как только они вошли в ледяную воду, их тела почти одновременно вздрогнули, и они упали лицом вниз. Всадники проехали по их телам, и спустя несколько минут Таня знала, что они мертвы. Повернув голову, она увидела Джорджа Бента, который стоял, тупо уставившись на окровавленное тело Голубой Лошади у своих ног.
– Ну, нам никогда отсюда не выбраться, – усомнилась Мелисса.
– Я попытаюсь, – ответила ей Таня, стараясь справиться с приступом тошноты.
– Посмотри! – взволнованно сказала Мелисса.
Таня перевела взгляд в том направлении, куда указывала Мелисса. На краю деревни стояли Нэнси и Сьюллен, окруженные солдатами. Сьюллен покачала головой, а затем Нэнси указала прямо на хижину Тани.
– О, черт! – вырвалось у Тани по-английски. Это были первые английские слова за последние два года, которые Мелисса слышала от нее.
Мелисса разрывалась между чувством преданности Тане и отчаянным стремлением к свободе.
– Что будем делать? – спросила она.
– Делай все, что хочешь, Мисси. Это твой шанс на спасение. А я постараюсь сделать так, чтобы моим детям не причинили никакого вреда… или я умру.
Она прижала маленького к груди, а Охотника к себе, затем гордо вытащила нож и вытянула его перед собой.
Прошло несколько напряженных секунд, когда полог откинулся. Испачканные кровью двое мужчин вломились в дом, держа наготове свои ружья. Они огляделись и, увидев только двух белых женщин и детей, опустили оружие.
– Девушки, вы можете выходить. Ваши друзья сказали нам, чтобы мы отыскали здесь еще двух белых пленниц. Вам повезло, что нас предупредили, а то мы бы подожгли хижину.
На лице Тани не дрогнул ни один мускул. Она просто стояла, пристально глядя на мужчин.
Один из мужчин, офицер, шагнул ей навстречу, протягивая вымазанную в крови руку. Кит, что молча охраняла Таню, поднялась на ноги, закричала, ударив хвостом.
– Черт побери! – выругался мужчина и отпрянул назад. – Я думал, это рогожка! Отзовите эту кошку, леди.
Таня кратко начала говорить по-чейински, а Мелисса переводить.
– Она сказала, если вы подойдете ближе, она прикажет кошке вас убить.
Пришельцы в недоумении уставились на Таню.
– Мы здесь, чтобы помочь вам. Разве не понимаете? – попытался объяснить офицер.
Первый солдат указал на Таню и сказал:
– Она не уйдет.
Офицер повернулся и впервые пристально посмотрел на Таню. На его прекрасном лице отразилось потрясение.
– Мой Бог! Таня! – Он было направился к ней, но Кит снова зарычала. Он остановился в нерешительности, не зная, что делать дальше, а Таня своим взглядом пронизывала его насквозь.
– Вы знаете эту женщину, лейтенант? – Лейтенант кивнул. – Тогда, может, вы попытаетесь уговорить ее отозвать кошку. Вторая девушка говорит, что она натравит ее на кого угодно, кто к ней подойдет.
Лейтенант перевел взгляд на Мелиссу:
– Кто вы?
Мелисса ответила резким тоном:
– Мне думается, лучше спросить, кто вы и откуда знаете Таню.
– Я – Джеффри Янг. Я жених Тани.
– Я – Мелисса Андерсон, ее подруга.
Таня заговорила в первый раз с того времени, как Джеффри вошел в хижину.
– Скажи им, чтобы они ушли. Они оскверняют мой дом, – распорядилась Таня по-чейински.
– Она хочет, чтобы вы покинули порог ее дома.
Джеффри был ошеломлен.
– Что они сделали с ней? – прошептал он, его взгляд скользил от Тани к Мелиссе и обратно. – Разве она меня не узнает? Скажите ей, пусть говорит по-английски.
Таня проворчала что-то на своем гортанном языке, и Мелисса сразу неловко засуетилась.
– Что она сказала? – требовательно спросил Джеффри.
Мелисса покраснела.
– Похоже, что по-английски это означает «идите ко всем чертям».
– Это смешно. – Джеффри прошелся пальцами по своим светлым волосам. Он выглядел смущенным. – Разве она не понимает, что мы пришли сюда, чтобы спасти ее?
Мелиссу начало трясти при воспоминании всех событий, что происходили утром. Она сформулировала ответ:
– Возможно, она не хочет, чтобы ее спасали. Возможно, ей стало плохо от вашей тактики, как и мне. Мы видели, как вы разъезжали по деревне, убивая беззащитных женщин, распарывая людей на части своими штыками, ударяя со всего маху детей, как тряпичных кукол, разбрызгивая повсюду кишки, мозги и кровь! – Ее голос становился все более напряженным по мере приближения истерики. – Вы даже не знали, что мы будем здесь, когда вы совершили нападение на деревню. Это просто счастье, что ваши пули не убили нас, когда они пролетали через хижину. Если бы Таня не приказала мне лечь на пол и защищать детей, я бы сейчас была мертва. – Мелиссу душили слезы и она не могла больше ничего сказать.
Было похоже, что Джеффри только сейчас заметил детей. Он уставился на них, как будто они были прокаженными.
– Скажи, чтобы она отдала их Гейнсу или Билхарту. Они позаботятся о них.
Таня поднесла к своей груди нож. Ее глаза метали золотые искры.
– Она убьет себя прежде, чем позволит вам причинить вред своим сыновьям, – предупредила Мелисса.
Джеффри побледнел так, словно был ранен и потерял много крови.
– Что ты сказала? – задыхаясь, спросил он.
– Она убьет себя и своих сыновей, прежде чем отдаст их вам, – ответила она. – И я помогу ей. Мы уже видели, как прекрасно вы заботитесь о детях!
– Что за чертовщина! – пробормотал солдат. – Да просто пристрелите эту чертову кошку, забирайте отродье и давайте уходить! – Он вытащил свой пистолет.
Джеффри пристально смотрел на Таню. Наконец он заговорил:
– Мелисса, объясни ей, если сможешь, что она должна идти с нами. Капрал пристрелит кошку, если ему придется. Ей нет необходимости причинять себе вред. Если она хочет взять с собой детей, – он не мог заставить себя признать вслух, что они были ее сыновьями, – она может это сделать. Никто не отнимет их у нее.
Обращаясь к Тане, он сказал:
– Слишком много людей борются за тебя, Таня. Ты меня понимаешь? Я не знаю, через что тебе пришлось пройти и почему ты стала такой, но, должно быть, это было ужасно. Никто не причинит тебе зла. Теперь ты в безопасности. Мы доставим тебя в Пуэбло, к твоей семье. Все будет хорошо, я обещаю. Они ждут тебя, Таня. Никто из нас не оставлял надежды, что мы тебя отыщем. – Его слова звучали мягко и проникновенно. Он хотел задеть ее душу и вывести из шокового состояния.
Таня тяжело вздохнула. Он был прав в одном. Их действительно было слишком много, тех, кто боролся за нее. И Пантера должен увидеть всех живыми и здоровыми, когда придет за ними. В том, что Пантера придет за ними, она не сомневалась.
– Скажи им, что я пойду, но прежде всего мне нужно собрать кое-какие вещи в дорогу. – Таня отказывалась говорить по-английски.
Мелисса перевела Танину просьбу, и все явно почувствовали облегчение.
– Мы подождем на улице. У вас есть пять минут.
Мужчины вышли.
Таня упаковала кожаную сумку, сложив в нее свои вещи и вещи детей. Она уложила Знака Стрельца в люльку и привязала его, потеплее укутала Охотника. Она захватила с собой ожерелье и браслеты, подаренные ей Черным Котлом и Женщиной Будущего. Также она взяла ожерелье из когтей пантеры для себя и для Пантеры. Она знала, что их дом сожгут, поэтому все необходимое нужно брать сейчас. Она упаковала повязки на голову, которые подарили ей Пантера и Застенчивая Лань, а также маленькую сумочку из меха пантеры. Она также сложила сменную одежду для Пантеры и его любимые повязки на голову. Когда он спасет ее, ему захочется все это надеть. С ним сейчас его оружие и полушубок. Свою шубу она тоже сняла с крючка.
Сердце Тани разрывалось на части, а глаза застилали слезы, когда она окинула взглядом хижину, что за два с половиной года стала для нее родным домом. Здесь находились шкуры, которые она выделывала прошлым летом, меха и мешки с едой. Здесь были колыбель, над которой с любовью трудился Пантера, и соломенный тюфяк, где они провели столько страстных ночей. Она научилась любить Пантеру здесь, в этом вигваме. Именно здесь он сделал ее женщиной, здесь она зачала своих сыновей, здесь она родила Охотника. Бросив в последний раз долгий взгляд на свой дом, она повернулась и вслед за Мелиссой вышла наружу.
Головы поворачивались и следили за Таней, когда она шла по деревне. На спине висела люлька, в которой спал Знак Стрельца, рядом шел Охотник, а с другой стороны Кит. С высоко поднятой головой она следовала за Джеффри через разрушенную деревню. Она не пыталась скрыть свой гнев, который был заметен в ее пылающем взоре и раздувающихся ноздрях.
Джеффри нашел для нее и для Мелиссы место отдельно от других и приставил к ним охрану.
– Он хочет нас защитить или боится, что мы убежим? – спросила Таня, искоса глядя на охрану.
Мелисса утомленно покачала головой:
– Не знаю, Таня. Может, и то и другое.
Солдаты грабили перед тем, как сжечь хижины. Упрощенный стиль жизни индейцев не предполагал больших денег или дорогих украшений, но каждый солдат хотел увезти с собой трофей. Некоторые довольствовались тем, что увозили домой кое-какие предметы одежды. Тане хотелось закричать, видя, как один сержант гордо показывает всем свадебное платье Застенчивой Лани.
Очень скоро она почувствовала новый прилив страха и гнева. К своему ужасу и к ужасу Мелиссы они увидели, как один спятивший, похотливый мужчина отрезал груди от тел убитых чейинских женщин и половые органы у мужчин. Смеясь и размахивая ими, солдат рассказывал, что они сошьют из всего этого сумочки и кисеты.
Мелисса отвернулась, и ее вырвало. Она в истерике кричала:
– О Господи! Останови все это! Останови!
Таня завидовала тому, что у Мелиссы произошел взрыв эмоций. Как ей тоже хотелось неистовствовать и громко причитать от горя и гнева, но в тот момент ее тело застыло и лишилось способности двигаться и чувствовать. Каждый раз, когда она моргала, ее тело будто разрывалось на острые, кровоточащие куски. Мускулы на ее лице были натянуты, как тетива, а челюсти сжаты до боли в зубах.
Мозг Тани работал как бы отдельно от ее тела. Она видела и понимала все, что происходит вокруг. Ее мозг рисовал острую, подробную картину тех ужасов, которые наблюдали ее глаза. И хотя она испытывала ко всему отвращение, клапан безопасности в ее голове постоянно выдавал информацию: «Это все сон! Ничего этого нет на самом деле! Не может быть! Я сойду с ума, если узнаю, что это правда!»
Даже неожиданное появление Джеффри казалось ей нереальным. Если когда-то она молила Бога, чтобы он пришел и спас ее, то теперь она хотела одного: чтобы он ушел прочь и увел с собой остальных людей. Все нежные чувства, которые она испытывала по отношению к нему, вдруг растворились после этой ужасной резни. Она смутно пыталась прикинуть, сколько ее друзей убито им. Он пришел вместе с другими, чтобы убить, разграбить, ввергнуть ее мир в кошмар. В этот момент она его ненавидела и знала, что никогда не забудет того, что он принимал участие в этом убийственном акте, и не простит его за то, что он разлучил ее с Пантерой.
Казалось, что каждая минута длится целую вечность. Закончив грабеж, солдаты теперь начали собирать все, что им попадалось, в огромную кучу в центре разрушенной деревни. В нее сбрасывалось все: вигвамы, меха, шкуры, продукты питания, посуда и даже тела. Таня молча наблюдала, как туда же небрежно бросили люльку, которую сделал Пантера.
Когда уже больше ничего не осталось, все это подожгли. Языки пламени устремились ввысь, и черный дым закрыл утреннее небо.
– Еще даже не полдень, – бесстрастно пробормотала Таня. – Мир полностью сошел с ума за каких-то несколько часов.
– Два, – поправила ее Мелисса. – И мы единственные, кто об этом знает.
И как бы морозно ни было в то утро, от огромного пламени поднялась такая жара, будто стояло лето. От костра распространялось невыносимое зловоние.
Вскоре после того, как разожгли костер, Таня почувствовала в воздухе новое напряжение. Несколько мужчин, возбужденно жестикулируя, указывали на вершину утеса, поднимавшегося с одной стороны лагеря. Таня поднялась и пошла к тому месту, откуда ей было лучше видно. Охранник последовал за ней. Таня прижимала к себе детей, как бы защищая их. Кит и Мелисса шли последними.
То, что она увидела, заставило ее сердце бешено застучать. Пантера!
Там, высоко на вершине отвесной скалы, выстроились в линию воины верхом на лошадях. Зоркий глаз Тани различил среди них Улитку, Высокую Сосну и Зимнего Медведя. Ее взор задержался на Пантере. Сидя верхом на своем черном жеребце, он даже на расстоянии производил сильное впечатление.
Тане отчаянно захотелось броситься к нему, однако невозможно преодолеть отвесную скалу. Она почувствовала сразу же, когда он ее заметил, хотя было невозможно на таком расстоянии рассмотреть черты его лица. Держа Стрельца на руках, она выдвинула вперед перед собой Охотника. Она хотела, чтобы Пантера знал, что его сыновья живы.
Все ее движения были преднамеренными, хотя обманчиво невинными для любого, кто за ней наблюдал. Она медленно опустила капюшон, показывая золотистые пряди волос и повязку на голове. Скрестив руки на груди, она коснулась браслетов, символизировавших супружество.
Наблюдая сверху, Пантера почти сразу же заметил Таню. Он с облегчением вздохнул. Всю дорогу он поддерживал в себе призрачную надежду, что она выжила.
Когда они с Зимним Медведем уже приготовились уезжать из соседней деревни, к ним ворвался Кэт. Взволнованный зверь визжал и завывал. Пантера никогда раньше его таким не видел. По его спине пробежал холодок беды, и он последовал за кошкой домой.
На полпути они встретили Застенчивую Лань и воинов. Им рассказали, что происходит в деревне. И все же они не ожидали увидеть ее полностью уничтоженной. Сразу стало очевидно, что солдат было подавляющее большинство. Глаза Пантеры сузились, когда он увидел их главного офицера. Даже издалека он узнал самоуверенную выправку генерала с волосами цвета соломы. Он встречался с генералом Кастером. Пантера столкнулся с ним на конференции у Пони Форк. Он пообещал себе, что однажды Кастер заплатит за эту резню.
Пантера увидел, что Таня поднялась и сделала шаг вперед. Он чувствовал, как ее любовь тянется к нему через расстояние. Наблюдая, он заметил, как она переложила ребенка на руках и поставила перед собой Охотника. Он понял, этим она дает ему знать, что с ними все в порядке. Он не сомневался, что она постарается сохранить их до того, как он сможет их спасти. Его сердце наполнилось гордостью, когда она выставила напоказ волосы и повязку на голове и коснулась браслетов. Этим она говорила ему, что будет преданно ждать, пока он не придет за ней. Он читал ее жесты так же отчетливо, как если бы она ему это говорила.
С торжественным видом он ответил ей тем же, дотрагиваясь до таких же браслетов на своих запястьях. Он говорил ей: «Ты – моя жена. Я приду за тобой».
Таня увидела, что Пантера коснулся своих браслетов. Он сделал то же, что и она. Таня успокоилась. Это было обещание прийти за ней, которое придало ей сил. Ее упрямый подбородок слегка подался вперед, она гордо подняла голову и распрямила плечи. В ее глазах вновь появилась смелость. Казалось, что Пантера вселил в нее свою отвагу так же, как и в тот вечер, когда ей ставили клеймо. В тот вечер он гордился ею, и сейчас она его не подведет. Она была Маленькой Дикой Кошкой, женщиной Пантеры, и им не удастся так просто сломить ее.
Подогреваемая новой решимостью, Таня резко повернулась и гордо пошла по развалинам деревни. Она вела Охотника за руку и простыми словами объясняла ребенку, какая жестокость здесь произошла. Глаза мальчика были похожи на огромные золотые сферы на гордом лице, когда он слушал спокойную речь матери. Его маленькая рука дрожала в ее руке, но его шаги были твердыми. Казалось, он понимал наказ матери быть смелым и вести себя так, чтобы отец гордился им.
По дороге они случайно наткнулись на обезображенный труп Уродливой Выдры. Таня и Мелисса обменялись спокойными удовлетворенными взглядами. Они уже заметили, что жену Уродливой Выдры вместе с другими захватили в плен солдаты. Смерть Уродливой Выдры не вызвала у Тани сожаления.
У края реки Таня остановилась возле тел Черного Котла и Женщины Будущего. Здесь она повернулась и отыскала фигуру Пантеры на вершине утеса.
Теперь индейцы издевались над солдатами, выкрикивая всяческие оскорбления и показывая грубые жесты. Таня поняла, что они просто заманивали врагов. Чейинцы хотели, чтобы солдаты поднялись к ним на утес, и там они могли бы легко с ними справиться.
Когда Таня убедилась, что Пантера смотрит на нее, она вытащила свой нож. Прежде чем ее успели остановить, она сильно полоснула ножом по своим длинным, золотистым волосам, а потом положила их на тела своих родителей, закрепляя пряди своих волос в их повязках на голове.
Охранник Тани сделал шаг вперед, пытаясь ее остановить, но Кит, предупреждая, зарычала на него, и он отступил. Она отрезала по локону волос с головы каждого ее сына и также положила их на тела дедушки и бабушки. Делая все это, она тихо объясняла Охотнику свой поступок. Таким образом она сообщала Пантере о смерти Черного Котла и Женщины Будущего. Затем, к огромному удивлению своей охраны, она закатала рукава и сделала длинные, неглубокие надрезы на своих запястьях. Ее кровь капала и смешивалась с кровью ее родителей. Когда она взяла руку Охотника, мужчина снова выступил вперед, что-то воскликнув. На сей раз Мелисса остановила его.
– Пусть она делает, – твердо сказала она.
Таня не обращала на них внимания. Она кончиком ножа слегка расцарапала руку Охотника только для того, чтобы выступила кровь, а потом сделала то же со Стрельцом. Охотник один раз вздрогнул, а личико Стрельца сморщилось, но никто из них не заплакал.
Таня тихо начала песнь смерти. У себя за спиной она услышала другие голоса, подхватившие песнь. Это пленники-чейинцы скорбели вместе с ней.
– Что, черт возьми, здесь происходит?
Краешком глаза Таня увидела, что к ним приближаются Джеффри и долговязый генерал. Лицо генерала было похоже на маску злости, Джеффри тоже не казался довольным. Не обращая на них внимания, Таня продолжала ритуал.
– Скажите этой женщине, чтобы прекратила кошачий концерт! – приказал генерал. – Ее вопли могут разбудить мертвого!
Мелисса выпрямилась и встала перед ними.
– Так нужно, – твердо сказала она, держа руки на бедрах. – Это что-то вроде похоронной церемонии, когда отпевают покойников, провожая их души на небеса. Вы убили чуть ли не все население деревни, включая ее родителей. А теперь вы хотите оборвать ее скорбь и прекратить традиционные церемонии. – Она ткнула тонким пальцем прямо в грудь генералу и повысила голос: – Я здесь для того, чтобы сказать вам: пусть продолжает! Когда нужно будет, она сама прекратит.
Генерал оторопел и захлопал глазами, видя гнев Мелиссы.
– Послушайте, юная леди! – заревел он. – Кто вы такая, чтобы отдавать мне приказы?
Мелисса не отступала.
– Я ее подруга, а не одна из ваших солдат-марионеток, поэтому не пытайтесь давать мне распоряжения! – закричала она в ответ.
Лицо генерала покрылось красными пятнами. Бросив долгий взгляд на Таню, которая продолжала заниматься своим делом, как будто никого не было поблизости, он начал спорить:
– Вы не можете говорить, что эти двое были ее родителями, девушка. Я не слепой! Эта женщина такая же белая, как и я!
– Я не буду этого оспаривать, ставя на карту свою жизнь! – задыхаясь, пробормотала Мелисса.
Джеффри воспользовался возможностью и заговорил:
– Я знаю эту женщину, генерал Кастер. Ее зовут Таня Мартин. Ее родители ждут ее в Пуэбло. Ее и четырех других женщин захватили в плен два с половиной года назад возле форта Лион. Одному Богу известно, что им пришлось пережить, но Таня сейчас не в себе.
Генерал бросил взгляд на молодого лейтенанта.
– А чьи это дети? – требовательно спросил он.
Джеффри чуть не задохнулся от своих слов, но ответил:
– Мне говорили, что это ее дети.
– Это правда? – обратился к Мелиссе генерал Кастер.
Мелисса решительно встретила его взгляд:
– Да, это ее дети.
– Какой-то молодой самец взял ее силой, я полагаю, – насмешливо улыбнулся Кастер.
– Уточняю, – противоречила Мелисса, буравя его своими глазами. – Один молодой вождь взял ее в жены, а эти двое прекрасных людей удочерили ее. – Мелисса показала рукой на Черного Котла и его жену.
Кастер посмотрел на нее сверху вниз и бросил ей:
– Кажется, вы высоко цените этих красных дьяволов.
– Не всех, – поправила его Мелисса, вспоминая Уродливую Выдру и его жену, – но за все время, которое мне пришлось жить среди них, я не видела такой жестокости, какую учинили сегодня вы и ваши люди. Таня была права, сказав, что вы больший дикарь, чем любой чейинец. Цивилизация – это не прекрасный фарфор и дорогая одежда, ее основной признак – высоконравственное поведение.
Закончив свой обряд, Таня повернулась и посмотрела в лицо генералу. Ее золотистые глаза были полны презрения. Она окинула его взглядом с головы до ног, не пытаясь скрывать отвращения к тому, что видела. Она плюнула, специально попав ему на ботинки, а потом, гордо подняв голову, прошла мимо него, стараясь не прикасаться к его порочному телу. За ней последовала Кит, размахивая хвостом, ее очевидное презрение соответствовало презрению ее хозяйки.
– Сукины дети! – сердито выругался Кастер.
Смущенный до предела Джеффри вмешался:
– Сэр, пожалуйста, постарайтесь понять, что им пришлось пережить. Должно быть, эти дикари промыли им мозги. Раньше Таня была очень милым существом. Я не могу поверить такой перемене в ней! Как только она благополучно вернется под родительский кров, я уверен, она выйдет из этого состояния. – На его лице отразилось что-то похожее на сомнение. – По крайней мере, я на это надеюсь.
– Хорошо, лейтенант, вы убедили меня, – сердито согласился Кастер. – Только держите подальше от меня этих двух мегер, пока я не послал их к черту. Мне совсем не нравится, когда на меня плюют.
Он прошел мимо, слыша, как Джеффри облегченно сказал ему вслед:
– Да, сэр.
Как раз сейчас у генерала Кастера появилось еще больше проблем, чем с Таней. Индейские воины по-прежнему стояли высоко на утесе, и теперь этот идиот майор Эллиот и семнадцать человек под его командованием пустились в погоню за кучкой женщин и детей, пытавшихся добраться к воинам. Эти несколько чейинцев спрятались за излучиной реки и теперь медленно, но уверенно пробирались через ледяную воду и вокруг обрывистых берегов к тому месту, где находился отряд индейцев. Несколько чейинских воинов отправились им навстречу, и майор Эллиот решил перерезать им путь.
– Послать вслед за ними несколько человек, генерал? – спросил другой майор. – Они могут попасть в ловушку.
– Черт побери, сами будут виноваты, если попадутся, – рявкнул Кастер. – Эти дураки начали преследование, строя из себя героев. Я не отдавал им приказа. Я хочу, чтобы все было как можно быстрее закончено и мы смогли выбраться отсюда до наступления темноты. Мы не можем позволить, чтобы наш обоз с провиантом остался здесь. Мы и так зашли далеко, и краснокожие не догадываются о его существовании. Им было бы на руку обнаружить почти никем не охраняемый обоз и завладеть нашей едой и амуницией.
Таня и другие наблюдали, как трое воинов встретились с маленькой группкой женщин и детей и вытащили их из ледяной воды. Трудно было сказать наверняка, но издалека одна из женщин напоминала Утиную Походку, а другая была похожа на Сороку со своим младшим сыном на руках. Таня не видела тел этих женщин и надеялась, что обе они благополучно добрались к своим. Их спасатели помогали им подниматься по крутым выступам. Они поднимались все выше, пока совсем не скрылись из виду за скалами.
Прошло немного времени и оттуда послышались отдаленные ружейные выстрелы. Таня быстро осмотрела скалы и поняла, что Пантеры там не было. Высокая Сосна и несколько других воинов тоже ушли. Таня предположила, что они отправились навстречу майору Эллиоту, чтобы завязать сражение.
Некоторое время звучали ружейные выстрелы, а потом все стихло. Таня понимающе наблюдала и ждала, но Пантера и его воины так и не появились из-за скал. Через несколько минут Зимний Медведь и остальные тоже ушли. Майор Эллиот не вернулся, как не вернулся никто из семнадцати солдат.
Таня расположилась сама и устроила своих сыновей. Молодой солдат принес им поесть. Как Тане хотелось швырнуть еду ему в лицо! Но она не сделала этого, понимая, что ей нужно поддерживать свои силы, сохранить молоко для Стрельца.
Мелисса накормила Охотника, пока Таня кормила грудью младшего сына.
Джеффри остановился возле них, и Таня увидела на его лице отвращение, когда он увидел ребенка у ее груди. Она упрямо смотрела ему в глаза, желая, чтобы он что-нибудь сказал, но он удалился, не произнеся ни слова.
Таня съела, сколько смогла, а остальное отдала Кит. Пантера не отходила от нее ни на минуту и не могла поохотиться для себя.
Таня наблюдала с болью в сердце, как разобрали и унесли единственный уцелевший вигвам. Генерал присвоил себе вигвам Черного Котла в качестве личного трофея. Он бросил на Таню полный ненависти взгляд и, казалось, тайно злорадствовал.
В свою очередь, она так посмотрела на него, словно обещала свести с ним счеты. Ее взгляд говорил: «Я терпелива. Я могу подождать. Моя месть наступит, и тогда я позабочусь, чтобы ты заплатил за все это!»
Вероятно, Кастер был ею слегка напуган, потому что позже, приказав убить всех индейских лошадей, он разрешил вывести из стойла Пшеницу. Таня не удосужилась его поблагодарить за свою собственную лошадь. В течение двух часов она еле сдерживала свой гнев, видя, как солдаты Кастера уничтожали чейинских лошадей, приручить которых стоило немалых усилий. Ее сердце покрылось жесткой коркой ненависти, и только возвращение Пантеры сможет разбить этот панцирь.
ГЛАВА 13
Был поздний вечер, когда войска двинулись в путь. Майор Эллиот со своим отрядом так и не вернулся, и никто не отправился разузнать, что с ними случилось. Если Эллиот и его люди были убиты, то армия потеряла всего двадцать два человека. По предварительным подсчетам было убито сто три чейинца, среди них шестьдесят воинов, а остальные женщины и дети. Пятьдесят три пленника, в большинстве женщины и дети, а также несколько пожилых чейинцев. теперь ехали вместе с солдатами обратно в форт. К тому же еще ехали четыре белые женщины и Танины сыновья. Белая рабыня Черного Котла тоже была убита во время нападения. Пуля попала ей в голову и сразила наповал. О ней, понятно, не говорили, поскольку никто из солдат не хотел брать на себя ответственность за ее смерть. Хотя это мог быть просто несчастный случай.
До временного военного лагеря они с трудом добирались четыре дня. Помимо того, что сама дорога была ухабистой, движение становилось почти невозможным из-за резкого ветра, низкой температуры и глубокого снега. Через двенадцать миль они встретились с продовольственным обозом, а проехав еще две мили, разбили лагерь.
Здесь, в маленькой палатке, поставленной для четырех женщин, Таня заставляла себя поддерживать компанию с Нэнси и Сьюллен. У нее забрали ее лошадь, а без нее Таня не могла даже надеяться вернуться со своими мальчиками обратно на Вошиту.
Находящаяся на седьмом месяце беременности Нэнси чувствовала себя отвратительно, но Сьюллен, наконец, вернулась к своей прежней стервозности. Когда она узнала, что Джеффри был женихом Тани, она отнеслась к этому скептически.
– Итак, я все же должна заметить! Некоторые люди, упав лицом в кучу лошадиного навоза, умудряются выйти оттуда и при этом пахнуть, как роза! Похоже, тебе всегда удается выйти сухой из воды. Как у тебя это получается? – с фальшью в голосе спросила она.
Таня улыбнулась и ответила что-то по-чейински, от чего Мелисса зарделась, а Сьюллен вскрикнула от злости. И только громкое рычание Кит удерживало Сьюллен от того, чтобы наброситься на Таню.
– Если бы не эта чертова кошка, я бы выцарапала тебе глаза!
Таня спокойно предложила:
– Я всегда могу отправить Кит на улицу.
Уклоняясь от вызова, Сьюллен обиженно ответила:
– Не беспокойся. Зачем мне опускаться до твоего уровня?
Они ужинали возле костра, и Таня четко представила себе свою первую ночь с Пантерой. Теперь она снова наблюдает, как солдаты один за другим насилуют ее подруг, только теперь это были чейинские женщины.
Даже Мелисса вздрагивала сейчас. Теперь она сама стала свидетельницей плохого обращения белых мужчин с индейскими женщинами.
– Не знаю почему, но мне все же жаль жену Уродливой Выдры. Уродливая Выдра плохо относился к ней, а теперь ей приходится терпеть все это. Мне казалось, что я буду испытывать сострадание к кому угодно, только не к ней.
Сьюллен украдкой прокомментировала то, что происходило:
– Торжество справедливости, разве не так?
– Какой же у тебя плоский ум, Сьюллен, – заметила Таня. – Тебе должно быть в три раза больше стыдно, если ты получаешь от этого удовольствие.
Джеффри подходил к ним как раз в то время, когда Сьюллен резко отвечала Тане:
– Ты заслуживаешь того, чтобы находиться сейчас вместе с ними! С самого начала к тебе относились не так, как к нам. Пока мы ходили грязными, в разорванной одежде, забитыми до полусмерти, ты была чисто и хорошо одета и с тобой носились, как с принцессой! Мне всегда было интересно знать почему? Что такого ты сделала для этого бронзового самца, что он так хорошо к тебе относился? – Ее голос стал скрипучим. – Какую особую любезность ты оказывала ему? Вероятно, ты что-то ему хорошо делала или, может, ты просто наслаждалась тем, что он находился между твоих ног? В этом была разница?
Лицо Джеффри побелело и исказилось, на нем заходили желваки.
Глаза Тани превратились в две золотистые щели, но она спокойно заговорила:
– Твоя зависть, Сьюллен, придает твоему лицу отвратительный зеленый оттенок.
– Что она сказала? – спросил Джеффри.
На него не обратили никакого внимания, а Мелисса вступила в спор:
– Таня права, Сьюллен, ты ей просто завидуешь. Ты такая святая и чистая! Никому из нас не хотелось, чтобы нас похитили в тот день. Не считая бедняжки Розмари, Тане, больше чем кому-либо из нас, было что терять. Просто Таня оказалась удачливее, чем все мы, а Пантера был красивее и добрее других, и это не дает тебе никакого права завидовать ей. В том, что мне попался Уродливая Выдра, а тебе кто-то другой, нет ее вины. Она тут ни при чем.
Сьюллен ненавистно засмеялась.
– О, правда? Хорошо, а как случилось, что Черный Котел ее удочерил и она стала членом племени? Почему Пантера женился на ней? Она жила, как королева, в то время как ко всем нам относились, как к рабам!
– Ты – полная ненависти сука! – резко бросила ей в лицо Мелисса. – Может, все произошло так потому, что Таня старалась вдвое усерднее всех остальных учить их язык и стиль жизни. Тебя раздражает то, что Таня нашла способ усовершенствовать себя и воспользовалась им. Это называется борьба за выживание, Сьюллен. Иногда, для того чтобы выжить, нужно приспосабливаться, и Таня как раз это сделала! – Мелисса остановилась, чтобы перевести дыхание, а потом задала недвусмысленный вопрос: – Больше всего тебя, Сьюллен, волнует то, что Таня воспользовалась возможностью улучшить свое положение, или то, что Пантера предпочел ее тебе?
Реакция Сьюллен была быстрой и резкой. Она размахнулась, чтобы залепить Мелиссе пощечину. Таня выхватила свой нож.
– Нет, Таня. – Мелисса покачала головой и торжествующе улыбнулась: – Мне кажется, только что Сьюллен подтвердила мое предположение, и я довольна.
На следующий день во время ленча Тане выпала возможность поговорить со своим деверем, Джорджем Бентом. Возможно, оттого, что он был наполовину белым, его, как и еще нескольких мужчин, взяли в плен, а не убили.
– Мне очень жаль Голубую Лошадь, – сказала она ему.
Джордж безмолвно кивнул.
– Мне казалось, что Сороке удалось бежать вместе с младшим сыном и Утиной Походкой.
Джордж поднял голову и в его глазах появились искорки надежды. Таня продолжала:
– Они были в последней группе, что бежали вниз по реке как раз перед тем, как майор Эллиот отправился в погоню. Я почти уверена, что это была она.
Джордж в отчаянии покачал головой и сказал:
– После этого была сильная перестрелка.
– Да, – согласилась Таня, – но я думаю, что Пантера устроил засаду, пока другим помогали перейти в безопасное место. Это была великолепная возможность. После этого ни майор Эллиот, ни его солдаты не возвратились.
Джордж снова кивнул:
– Ты права, Маленькая Дикая Кошка. Есть надежда.
– Я надеюсь, Пантера нас скоро спасет. Решено, что лейтенант Янг вернет меня в мою семью, которая находится сейчас в Пуэбло.
– Пантера и там тебя найдет, – заверил он ее.
– Давай договоримся, – предложила Таня, – если нас с тобой разлучат, первый, кому удастся бежать и отыскать племя, расскажет о другом. Если я вернусь первая, я расскажу Сороке, что с тобой случилось. Если же ты вернешься первым, ты должен рассказать Пантере, где меня нужно искать.
– Договорились.
Постоянные издевки Сьюллен действовали на и так уже расшатанные нервы Тани. Вдобавок ко всем ее горестям, Таня теперь беспокоилась о Нэнси. Трудный путь не прошел для нее бесследно. Таня вспоминала, как ей самой было трудно в тот день, когда родился Стрелец.
Кастер подгонял их, и Нэнси приходилось терпеть, хотя ее перевели в один из обозов с провиантом, и теперь ей было удобнее. Нэнси чувствовала себя совсем неважно: ее живот был твердым, как тыква, в спине была постоянная боль. Когда ко всем жалобам добавились тошнота и спазмы в животе, Таня поняла, что Нэнси грозит опасность.
Мало того, что Сьюллен была для Тани занозой, а Нэнси – постоянным источником беспокойства, так еще и с Джеффри возникли проблемы. Его убедили аргументы Мелиссы против мстительных замечаний Сьюллен, и теперь он был полностью уверен, что Таню угрозами заставили принять стиль жизни чейинцев. Невозможно было предположить, что она по своей воле захотела стать женой Пантеры. Абсолютно невозможно то, что она любит его. Джеффри скорее хотелось верить тому, что она храбро сносила внимание и ухаживания Пантеры и родила его детей только потому, что ее силой заставили это сделать. Он прощал Тане ее сильное стремление защитить своих сыновей и относил это к ее высокому чувству материнства, что в его воображении при сложившихся обстоятельствах стало действительно изумительным.
В любой подходящий момент Джеффри оказывался рядом с Таней. Он избегал ее детей, как чуму, но постоянно докучал ей. Поначалу он просто болтал, рассказывая о Пуэбло, о том, как туда приехали ее родители и сестра и теперь живут вместе с дядей Джорджем и тетей Элизабет. Он пытался сыграть на ее чувствах, рассказывая, насколько расстроены ее мать и отец и как они тоскуют и молят о ее спасении, как сильно они по ней скучают. Потом он попытался смягчить ее отношение к себе и начал рассказывать, каким опустошенным он себя почувствовал, когда узнал ее похищении, как он нервничал, как было разбито его сердце.
Таня выслушивала все его речи в ледяном молчании. Изредка она окидывала его презрительным взглядом. Она говорила Мелиссе по-чейински:
– Жаль, что он не может замолчать или хотя бы сопровождать свою речь печальной, заунывной скрипкой.
Когда Джеффри попросил перевести сказанное, Мелисса сказала:
– От вашей постоянной болтовни у нее разболелась голова.
Он удалился на некоторое время, но потом опять появился. Он повторял снова и снова, как всем ее не хватало и как не оставляли надежды, что она к ним вернется живой и невредимой.
Вскоре его разговор перешел в другое русло, и он стал одолевать ее заверениями о неумирающей любви. Он превозносил ее, называя ее своей маленькой, отчаянной, дорогой. В итоге Тане захотелось его задушить. Каждый раз, когда он сокрушался по поводу трудностей, которые ей пришлось испытать, она давала ему понять, что ей удалось все пережить. Его уверения в понимании ситуации действовали Тане на нервы, поскольку звучали фальшиво. Он постоянно напоминал ей, что для него не имеет значения то, что Пантера имел с ней интимные отношения, он по-прежнему хочет на ней жениться.
– Снисходительный ублюдок! – бормотала Таня. – Если он так хочет забыть и простить, почему же тогда он смотрит на Охотника и Стрельца так, будто хочет их убить?
Мелисса перевела это по-своему:
– Пойдите и найдите снежный сугроб, Джеффри, и закопайтесь в нем.
Однажды маска понимания на лице Джеффри лопнула и сквозь нее просочились злоба и разочарование.
– Черт побери, Таня, – кричал он, – я знаю, ты понимаешь каждое слово! Перестань разговаривать на этом непонятном языке, говори по-английски! Хватит игнорировать меня и пялить на меня глаза так, как будто хочешь перерезать мне горло и больше ничего! И, ради Бога, скажи этой кошке, пусть перестанет рычать и облизываться, когда я прохожу рядом!
По правде говоря, единственным наслаждением для Тани в эти дни стало наблюдать, как Джеффри бледнеет, когда Кит подергивает усами.
Постепенно успокоившись, он снова отступал и прибегал к другой тактике.
– Поговори со мной, Таня. Ты почувствуешь себя гораздо лучше, если откроешь душу. Тебе нужно все рассказать кому-нибудь, кто тебя поймет. Я твой друг так же, как и твой жених. Дорогая, я не буду тебя осуждать, поверь мне. Сбрось камень с души. У меня широкие плечи. Плачь, кричи, делай, что угодно, только не держи в себе. Я помогу тебе, любовь моя.
– Конечно, отец Янг, я забыла, что признание облегчает душу. Я могу поспорить, что вам просто не терпится послушать все с кровавыми подробностями, – ответила она презрительно по-чейински. – Интересно, как вы воспримете все, если я начну описывать чувства славными, интимными словами. Вероятно, с вами случится удар.
Мелисса закатила глаза и перевела:
– Она думает, что вам не вытерпеть все, что она будет говорить, лейтенант.
На третью ночь у Нэнси открылось кровотечение. Поскольку Таня была единственной женщиной, у которой были дети, ее позвали, чтобы посидеть с Нэнси. Если бы у Тани оказался с собой ее запас трав, вероятно, она смогла бы помочь Нэнси. Сейчас же она могла сделать только одно: это положить на нее живот холодную, мокрую одежду, чтобы приостановить кровотечение, и обтирать ее холодной, водой, чтобы хоть как-то справиться с повышающейся температурой.
К утру Нэнси ослабла от сильной потери крови. Она находилась в бессознательном состоянии из-за высокой температуры. Таня ехала вместе с ней в обозе, а Мелиссу оставила присматривать за детьми. Она молила Бога, чтобы они успели доехать до форта, и там врач мог бы ее осмотреть и спасти.
Они добрались в форт под вечер. Генерал Кастер изображал из себя героя-завоевателя. Он ходил важный, как павлин, или разъезжал верхом, старательно привлекая внимание к своей особе. Он с гордостью показывал окоченевших пленников и собирал бесконечные благодарности за спасение четырех белых женщин, однако смерть рабыни Черного Котла умалчивалась при этом.
Кастеру понадобилось немало времени, чтобы закончить повествование о своей славной победе, и только потом к Нэнси пригласили врачей. Но помощь пришла слишком поздно. Через два часа она умерла. Врачи подтвердили то, что Таня уже подозревала. Нападение, ужас, который она пережила, поспешная поездка, – все это вызвало преждевременные роды. Если бы дело ограничилось лишь одним, возможно, она бы выжила. Но было еще осложнение: ее ребенок перевернулся, и матка не могла его вытолкнуть. Ребенок задохнулся, а у Нэнси открылось кровотечение. На самом пороге свободы она истекла кровью и умерла.
Целую неделю они провели во временном военном лагере. Оставшихся трех белых женщин разместили в большой, удобной палатке, но даже особняк из сорока комнат показался бы тесным для того, чтобы в нем находились одновременно Таня и Сьюллен. Нападки Сьюллен были бесконечными, хотя Таня изо всех сил старалась не обращать на нее внимания. Наконец Таня временно закрыла ей рот, пригрозив, что зашьет ей губы, пока та будет спать. Невзирая на это, Мелисса умоляла Таню так и поступить.
Генерал Кастер продолжал заниматься самовосхвалением. Он кичился победой, не забывая подчеркнуть свой собственный вклад в нее, и каждый раз это видела Таня. Она стала для него самым большим раздражителем. Как только он осмеливался заговорить о том, что вырвал четырех белых несчастных девушек из когтей тех дикарей, Таня проходила мимо. Как раз когда он начинал говорить о том, как девушки были благодарны за то, что их освободили от диких захватчиков, Таня тихо появлялась и одним долгим, убийственным взглядом развеивала все его утверждения и попытки предстать доблестным рыцарем. Он бы с радостью ее задушил, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что бы она с ним сделала, выпади ей такая возможность.
Вскоре в их отношениях возникло еще одно осложнение. У генерала Кастера была пара любимых волкодавов. Он никогда не выезжал без них далеко, а когда возвращался в военный лагерь, они всегда его ждали.
Волкодавы и Кит сразу же почувствовали неприязнь друг к другу, и Таня должна была согласиться с предвзятостью пантеры. Собаки были непокорными, шумными, плохо обученными и очень нервными. Они постоянно ходили по пятам за Кит, нюхая ее следы, тявкая, кусаясь, постоянно ей досаждая. Когда они вертелись поблизости, Тане было трудно сдерживать Кит.
Она долго терпела, но в конце концов ее терпение лопнуло. Через Мелиссу она передала Кастеру, что он должен отозвать своих собак, если вообще о них заботится.
– В следующий раз, когда они станут докучать и надоедать Кит, мне придется ее спустить на них, – предупредила она, – и тогда мало не покажется!
Джеффри прилагал сейчас вдвое больше усилий, чтобы разбить ее панцирь, но Таня упорно отказывалась признавать его и разговаривать по-английски. В конце недели они отправились в форт Лион, и Таня чувствовала облегчение. Возможно, теперь некоторую часть времени он будет заниматься своими обязанностями.
Больше всего Таню беспокоило отсутствие Пантеры. Но она понимала, что он не сможет атаковать форт, ведь у него осталось совсем мало воинов. Она набралась терпения и нашла утешение в своих сыновьях.
Путешествие в форт Лион оказалось почти таким же длинным, как и предыдущее. Прошло две недели, прежде чем на горизонте появились стены форта. Как только они достигли цели, Джеффри, не относившийся к седьмой кавалерии генерала Кастера, попросил его разрешения тотчас вернуться к своим обязанностям в Пуэбло.
Он мотивировал свое поспешное возвращение тем, что должен доставить Таню ее родителям к Рождеству, до которого оставалось всего четыре дня. Довольный, что отделывается от нее, Кастер с радостью согласился. Он приставил нескольких солдат сопровождать их, скорее стараясь обезопасить себя от очередного похищения женщины, чем проявляя беспокойство о них.
Поскольку родители Сьюллен оставили всякие надежды отыскать ее и уехали в Калифорнию, у нее не было необходимости спешить в Пуэбло. Она решила провести Рождество в форте, а потом не спеша отправиться в Пуэбло. Когда девушки распрощались, ни одна из них не испытывала сожаления от расставания.
Как только были восполнены запасы, они снова отправились в путь. Таня наслаждалась тем, что стерла с физиономии Кастера самодовольное выражение, уезжая от него с лукавой победной улыбкой на лице. Он казался сбитым с толку и пытался расстроить ее намерения.
После трудной дороги верхом Таня будет встречать Рождество вместе со своими родителями. Она начала тревожиться по этому поводу. Часть ее с радостью предвкушала воссоединение с семьей, другая же часть страшилась этого. После двух с половиной лет не покажутся ли они ей незнакомыми людьми? Изменились ли они? Таня не сомневалась, что сама очень сильно изменилась.
Как они воспримут Охотника и Стрельца? Таня знала, если они не примут ее сыновей, она не захочет оставаться с ними ни часа и будет одна до тех пор, пока не придет Пантера.
Все последние годы Таня часто скучала по дому и хотела увидеться с родителями. Она даже скучала по Джулии, ей не хватало их обычных перепалок. Интересно, что они ждут от нее? Будут ли они, как и Джеффри, болезненно допытываться о ее жизни в племени чейинцев? Станут ли они изливать на нее свою жалость и душить ее своей любовью? Смогут ли они принять ее такой, какая она есть, или они надеются, что она сразу же вернется к своей прежней жизни, как будто и не уходила на два с половиной года? Будут ли чувствовать смущение? А самое главное, смогут ли понять, что она по-прежнему их любит, но ее жизнь теперь связана с Пантерой, и если ей придется выбирать, она, не колеблясь, вернется к нему?
Таня то и дело прокручивала в себе эти мысли. Прошли годы с тех пор, как она жила в доме, сидела за столом или в кресле, ела вилкой и носила одежду из ткани. Сейчас все это казалось ей странным и незнакомым. Джеффри впадал в истерику, видя, как Таня ест руками.
– Ради Бога, Таня! – взывал он к ней, – возьми вилку! Ты поступаешь как они, ты одеваешься как они, ты отказываешься говорить по-английски и говоришь только на их языке! Ты просто упрямишься!
Мелисса с радостью вернулась к привычке есть вилкой и с нетерпением ждала, когда ей удастся сбросить свои шкуры и надеть платье. Сейчас она прокомментировала:
– Таня, ты перестанешь волновать беднягу? У него начинается нервный тик, а это может взбесить меня.
Но Таня так вошла во вкус своих чейинских привычек, что теперь сомневалась, сможет ли снова вернуться к прежней жизни. А будет ли она вообще пытаться это делать? Если у нее осталось право выбора, то скоро она снова уедет. Ей больше по душе были одежды из шкур, и она не желала опять влезать в тесные корсеты, даже под угрозой смерти! Ее мокасины были такими удобными, что она съеживалась при мысли, что должна будет втискивать ноги в тесные туфли. Теперь ни она, ни ее родители ничего не смогут сделать с ее остриженными волосами. Мелисса подравняла их, и они обрамляли ее лицо, завиваясь вокруг головы, едва касаясь ушей и затылка. Издалека их можно было принять за мягкую, рыжеватую шапку.
Хотя ее рот наполнялся слюной при мысли о блюдах, которые готовила ее мать, вилка сейчас казалась для нее таким же странным предметом, как и отбивная котлета. Интересно, что она будет чувствовать, когда сядет в кресло и будет спать на мягкой кровати, а не на земле? Кровать покажется ей слишком высокой, а без Пантеры, разумеется, она будет пустой.
Ее тоска по Пантере превратилась в непрекращающуюся боль. Она томилась оттого, что не может обнять его, прикоснуться к нему, услышать его глубокий, мелодичный голос. Ее тело жаждало его прикосновений, она хотела ощущать на себе тяжесть его тела, чувствовать, как его ласкающие руки пробуждают в ней страсть, а его глаза пылают любовью.
Где он теперь? Как скоро он придет за ней? Сколько времени ему понадобится, чтобы найти ее?
Таня и Мелисса обсуждали вопрос, что будет с Мелиссой, когда они приедут в город. Мелисса и поначалу не испытывала особой радости от того, что едет в Калифорнию. Она никогда раньше не встречалась со своим дальним братом и теперь гадала, что ее ждет по приезде. После того как она провела два с половиной года среди индейцев, Мелисса стала еще больше сомневаться в хорошем отношении к себе. Она боялась, что к ней будут относиться как к испорченной, и, вероятно, обращаться с ней так же плохо, как и чейинцы. Чувствовать себя изгоем в обществе было так же невыносимо, как и бедным родственником.
Таня предложила ей свой дом. Они вместе прошли через все испытания, и теперь Таня нуждалась в Мелиссе так же сильно, как и та в ней. Что бы ни случилось, вместе они смогут выдержать. Мелисса предположила, что, скорей всего, родители Тани, или ее тетя, или дядя, в доме которых они собирались остановиться, будут против, но Таня твердо стояла на своем.
– Они примут тебя, Мелисса, и полюбят, – пообещала Таня. – Вряд ли кто-нибудь из них осмелится указать тебе на дверь. Мой дом всегда будет твоим домом, где бы я ни была. Это я тебе обещаю.
На полпути к месту назначения они миновали тот участок, где расположился на ночлег обоз в ту ночь, когда девушки исчезли. Не обращая внимания на то, что могут о ней подумать другие, Таня направила Пшеницу вниз к реке. Она остановилась точно в том месте, где они тогда купались.
Джеффри последовал за ней, приказав своим людям подождать. Мелисса, явно растревоженная грустными воспоминаниями, осталась с солдатами.
Таня долго смотрела на воду, вспоминая тот весенний день, когда ее жизнь в корне изменилась. На ее губах застыла улыбка, когда она вспомнила, как обсуждала приближающуюся свадьбу с Джеффри, а потом вдруг на нее налетел Пантера и умчал на своей лошади. Как будто сама судьба вмешалась и вырвала ее из рук Джеффри, передав Пантере. Слава Богу, а то бы она никогда, быть может, не испытала такой чистой, страстной любви.
Сидящий перед ней на лошади Охотник зашевелился, и Таня погладила его шелковистые черные волосы. Как же она его любила! Таня показала ребенку на памятное место в реке.
– На том самом месте я в первый раз встретилась с твоим отцом, – нежно сказала она ему. – Я как раз купалась в реке, когда, откуда ни возьмись, появился он и умчал меня на спине Тени. Я считала его очень сильным, гордым и красивым, а он говорил, что я напоминаю ему кошку с такими же золотистыми глазами, как у Кит.
Охотник показал на свои собственные глаза. Они были так похожи на глаза его матери.
– Да, – согласилась она, улыбаясь, – твои глаза тоже похожи на глаза Кит.
Она снова посмотрела на воду и почувствовала такой прилив сил, что ей показалось, будто рядом стоит Пантера, но когда она обернулась, то никого, кроме Джеффри, не увидела.
Печально вздохнув, она прошептала своим сыновьям:
– Мы должны молиться, чтобы духи как можно скорее привели к нам вашего отца.
Джеффри увидел грусть на ее лице, но понял это по-своему. Он нежно сказал:
– Воспоминания приносят тебе боль, Таня?
Не говоря ни слова, она кивнула, ей было все равно, что он неправильно ее понял. Воспоминания действительно были болезненными, но вовсе не по той причине, о которой подумал Джеффри. Они мучили, проникали в самое сердце живой тоской по Пантере и их совместной жизни.
– Попытайся сейчас ни о чем не думать. Скоро мы будем дома, и все воспоминания исчезнут. Мы тебе поможем, если ты позволишь.
Поворачивая лошадь назад, она размышляла над словами Джеффри. Вероятно, он и ее семья постараются сделать все возможное, чтобы она забыла, и, если Пантера скоро не появится, она может ответить их мольбам и поддаться их сочувствию и любви. Если она будет неосторожна, она может привыкнуть к удобствам цивилизации. Ей нужно следить, чтобы этого не случилось. Любой ценой нельзя терять надежду, что Пантера найдет их, а если для этого ему понадобится некоторое время, она должна сохранять в себе живые воспоминания о нем. Надо помогать Охотнику помнить отца, и даже маленькому Стрельцу рассказывать о нем, хотя он еще ни слова не понимает. Таким образом она будет хранить Пантеру в своем сердце и в его отсутствие будет чувствовать себя спокойной.
ГЛАВА 14
Они прибыли в Пуэбло после полудня в день Рождества. Джеффри распустил отряд и сам с женщинами направился прямо к дому Мартинов. Он хотел сделать семье сюрприз, поэтому ничего не сообщил заранее.
Семья как раз села за праздничный рождественский стол, когда раздался звонок. Служанка, открывшая дверь, не знала, что и думать о перепачканных людях, стоявших на пороге вместе с Джеффри. Она впустила их и сказала, что позовет мистера Мартина.
Но тут в дверь вошла Кит, обнюхивая все вокруг. Глаза несчастной женщины округлились, она отчаянно открывала рот, не произнося ни звука. Через несколько секунд она издала дикий вопль, от которого содрогнулись стены. Она, как подкошенная, упала в обморок, когда из холла вышел дядя Джордж.
Джордж Мартин окинул всех скептическим взглядом. Он только успел задать вопрос: «Что, черт возьми, здесь происходит?» – как тут же появился отец Тани. Его реакция на происходящее была абсолютно такой же.
Глядя на Джеффри, Эдвард Мартин спросил:
– Ради Бога, что все это значит?
Джеффри поколебался, а потом выпалил:
– Мистер Мартин, я привез вашу дочь.
На сей раз всю семью охватило смятение. Сара, мать Тани, находилась прямо за спиной мужа, когда Джеффри выпалил свое заявление. Она смотрела, ничего не понимая, на пантеру, пока его слова не заставили ее удивленно поднять голову. Ее взгляд скользнул по одетой в меха женщине, державшей одну руку на голове пантеры.
Лишь копна золотистых волос, выбившихся из-под капюшона, и большие золотистые глаза отличали эту женщину от индианки. Через смуглый от загара лоб тянулась полоска, поддерживающая волосы. К ее ноге жался маленький индейский мальчик с волосами цвета воронова крыла. С одной стороны от нее стояла большая кошка, а с другой молоденькая белая женщина. Женщина держалась отчужденно и сдержанно.
– О, мой Бог! – в полуобморочном состоянии воскликнула побледневшая Сара, хватаясь за руку мужа.
– Таня? – Эдвард по-прежнему никак не мог понять, что стоявшая перед ним женщина была его дочерью.
Таня не ответила. Несколько секунд все молчали, не смея вымолвить ни слова.
– Гм. – Джеффри откашлялся. – Как вы думаете, может, мы продолжим наше воссоединение там, где женщины могли бы присесть? Таня и Мелисса проделали длинный путь за короткое время, чтобы успеть приехать сегодня, а миссис Мартин выглядит так, будто готова упасть в обморок.
Тетя Элизабет первой пришла в себя:
– Конечно, пойдемте в гостиную. Джордж, возьми их одежду, а я пойду поищу Салли и приготовлю чай.
Дядя Джордж с опаской посмотрел на Кит.
– Ах, почему бы лейтенанту не позаботиться об их пальто? Я разожгу камин в гостиной. – Обращаясь к Джеффри, он сказал: – Просто брось их вещи прямо сейчас через перила.
Атмосфера не разрядилась и когда они перешли в гостиную. Джулия, которая еще не произнесла ни слова, таращила глаза на Таню, на Кит и на детей.
Таня неуверенно окидывала взглядом чудесную обстановку, она не знала, стоять ей или садиться. Внешне она держалась спокойно, но внутри она дрожала от страха, неуверенности и сильного желания убежать.
Осторожно ступая, как бы боясь разрушить долгожданный, такой хрупкий сон, Сара похлопала по кушетке:
– Иди сюда, Таня. Сядь рядом со мной. Дай мне посмотреть на тебя.
Таня пересекла комнату и присела на краешек кушетки, но сразу же поднялась и заговорила с Мелиссой по-чейински. Та помогла ей снять со спины укутанную в меха люльку.
Она снова опустилась на кушетку, развернула ребенка. Все в шоке смотрели на нее, пока она вынимала малыша из укромного гнезда.
– Ты хочешь, чтобы я его взяла? – предложила свою помощь Мелисса, говоря по-английски ради остальных.
Таня покачала головой и в первый раз слабо улыбнулась:
– Нет, он хочет есть.
– Что она сказала, Мелисса? – задала вопрос Сара. Затем, как будто вспомнив о хороших манерах, она сказала: – О Мелисса, извини. Я с тобой не поздоровалась. Я очень рада снова видеть тебя.
– Здравствуйте, миссис Мартин. Так приятно вернуться назад, – ответила Мелисса.
– Почему она не разговаривает по-английски и что она делает с этим, этим зверем? – Любопытство Джулии, наконец, развязало ей язык.
– Пантера, кажется, ее любимый зверь, а по-английски она не произнесла ни единого слова с тех пор, как я ее нашел, – ответил Джеффри.
– О, дорогая! – пробормотала Элизабет, ставя чай на маленький столик.
– Она заговорит, когда будет готова, – объяснила им Мелисса.
На этот счет Таня ответила самым лучшим образом, что было сверх ожиданий. Ослабив завязки своей туники и нежно наклоняясь над малышом, она приложила его к груди. Из-под опущенных ресниц она наблюдала за реакцией каждого.
В застывшей комнате эхом пронеслось громкое восклицание Сары: «О Боже милостивый». Она поднесла руки к груди, как бы удерживая сердце от того, чтобы оно не выскочило. На ее глаза навернулись слезы, когда она, не моргая, смотрела на маленькую черную головку у груди дочери.
Тетя Элизабет чуть не выронила чайник, который звякнул о поднос. По ее лицу пробежали, сменяя одна другую, самые разные эмоции: сначала это было потрясение, потом жалость и, наконец, смирение.
Эдвард также, не отрываясь, смотрел на нее. Сначала его лицо побледнело, потом покрылось пятнами и в конце концов стало свекольно-красным. Таня даже забеспокоилась, вдруг у него случится сердечный приступ. В итоге он разразился проклятьями: «Черт побери! Черт побери все это! Пусть будут прокляты эти краснокожие дикари!» Он сжал кулаки и ударял ими друг об друга, подчеркивая тем самым значение каждого произнесенного слова.
Таня, услышав это, резко вскинула голову и, словно защищая, прижала к себе крепче детей.
– Эдвард, успокойся, – посоветовал Джордж. Его лицо выражало озабоченность и было хмурым. – Это следовало ожидать. Она прожила с ними два с половиной года.
– Они оба ее? – задыхаясь, спросил Эдвард.
Джеффри кивнул с несчастным видом:
– Боюсь, что так.
– Значит ли это, что свадьба отменяется?
Глупый вопрос Джулии привел всех в замешательство.
– Я думаю, мы обсудим это позже, Джулия, – слабым голосом посоветовала ее мать.
– Нет, – вмешался Джеффри. – Я уже четко дал ей понять и теперь хочу заверить вас, что по-прежнему собираюсь жениться на Тане.
Отец Тани вскочил со стула и теперь сердито расхаживал по комнате.
– Это мило с твоей стороны, сын, но как насчет… Что ты собираешься делать с… Черт побери! – Он не мог признаться, что два черноволосых ребенка были сыновьями его дочери.
Вдруг он перестал ходить, остановился и посмотрел вниз на детей и на Таню.
– Я этого не потерплю! – заревел он. – Отдай их, отошли обратно к индейцам, продай их мексиканским торговцам, вышвырни их на улицу, пусть умирают с голода, – все, что угодно! Только отделайтесь от них! Я не хочу, чтобы под ногами все время путались эти индейские ублюдки, постоянное напоминание о том времени, которое мы все так хотим забыть.
– Эдвард!
Сара была поражена силой его гнева. Она никогда не видела своего мужа таким. Спокойный, уравновешенный Эдвард почти никогда не повышал своего голоса, никогда не выходил из себя.
Кит сердито зарычала, готовая защитить свою хозяйку и ее сыновей, и Эдвард слегка попятился назад. Его лицо оставалось сердитым и напряженным.
Таня ничего не сказала, хотя ее лицо напряглось, а глаза стали похожи на две узкие щели. Она молча запеленала малыша. Потом она поправила свою тунику, взяла на руки младшего, а Охотника взяла за руку и собралась выходить из комнаты.
Устало вздохнув, Мелисса поднялась и последовала за ней.
– Ну, родственники, – сказала она, – было приятно навестить вас.
– Тпру! – Джеффри встал на пути Тани. – Подожди, дорогая, пожалуйста! Постарайся понять, какое потрясение их постигло сегодня. Еще час назад они даже не знали, жива ты или нет, а теперь еще вот это!
– Мы решим эту проблему, Таня, – пообещал ей дядя Джордж. – Возвращайся и садись. Твой отец расстроен.
– Черт побери, ты прав, я расстроен! – закричал Эдвард. – Спустя три года моя дочь возвращается и выглядит как настоящая индейская женщина, притащив за собой двух малых детей, и вы думали, я буду спокоен?
– Успокойся, Эдвард, – приказала ему Элизабет, видя, как от его слов Таня опять нахмурилась. Она приблизилась к Тане, осторожно следя за Кит. – Ты дома, Таня, и что бы твой отец сейчас ни говорил, это мой дом, а не его. За мной остается право решать, кому здесь оставаться, а кому нет. Я говорю тебе: оставайтесь, ты и твои дети, и Мелисса тоже.
Когда она подошла ближе. Кит зарычала. Элизабет бросила на нее сердитый взгляд.
– А что касается этой штуки, – она указала на Кит, – она может остаться, если ты ее будешь обуздывать. Но если она будет смотреть на меня так, будто хочет укусить, я сделаю из нее коврик для камина до того, как ты успеешь моргнуть!
На губах Тани появилась неохотная улыбка. Элизабет протянула руки к ребенку и стала ждать. Наконец Таня кивнула и отдала ей Стрельца.
– Хорошо! – произнесла Элизабет. – Теперь, когда все выяснено, давайте вас разместим. – Поворачиваясь к Джулии, она сказала: – Пойди и найди моего племянника-правонарушителя и скажи ему, что пора обедать. – Видя вопросительный взгляд Тани, она объяснила: – Сейчас с нами живет Джереми, сын моей самой младшей сестры. Этот двенадцатилетний бездельник никогда не посидит спокойно. Вся проблема в том, что он умный мальчик, и он это знает.
– Он настоящее отродье! – ворчала Джулия, отправляясь на поиски Джереми. – Они с Таней прекрасно поладят!
Мелисса с Таней переглянулись, и Мелисса прокомментировала:
– А Джулия мало изменилась, не так ли?
Элизабет засмеялась и покачала головой:
– Иногда вы можете доставить удовольствие некоторым людям, но Джулия – вряд ли. А теперь давайте оставим все проблемы и в хорошем настроении отметим Рождество. Поблагодарим Бога за возвращение этих двух девочек, – торжественно добавила она.
– Аминь, – ответил хор голосов.
Следующие несколько недель стали напряженным периодом привыкания. Обе стороны допускали немало ошибок. У Тани за это время появился преданный обожатель, молодой Джереми. Он по-настоящему был увлечен Таней, а еще больше – пантерой.
Когда у него в первый раз выпала возможность остаться с ней наедине, он спросил:
– Ты правда жила с индейцами?
Таня кивнула.
– Ты теперь тоже индианка?
Снова Таня согласилась.
– Вот здорово! – воскликнул он, его глаза засветились. – О, мальчик, – мечтательно вздохнул он. – Жаль, что я не он. – Потом его лицо просветлело. – Ладно, у нас обоих одна тетя Элизабет, и это кое-что значит, верно? Это в некоторой степени роднит меня с индейцами, да?
Таня молча пожала плечами и улыбнулась.
– Видно, что ты не разговорчива, – отметил он, – но это хорошо. Я не люблю болтливых девчонок. Хотя мне нравится твоя пантера. Как ее зовут?
Таня удивила его своим ответом:
– Кит.
– Я моту его потрогать?
Желание в глазах Джереми взяло верх над Таней.
– Ее, – сказала она по-английски. – Кит – это женское имя.
Таня подозвала к себе Кит. Потом она сказала Джереми, чтобы тот дал ей понюхать свои руки. Он сел на пол, протянув руки. Скоро Кит лизнула ему руку, а потом лицо. Мальчик и пантера кувыркались по полу, играя. У Тани и у Кит появился друг.
Перед тем как расстаться с ней в тот день, Джереми торжественно пообещал:
– Я никому не скажу, что ты не забыла английский.
– Не сейчас, – согласилась она с ним.
Джереми подумал минуту, потом с глубоким пониманием спросил:
– Это из-за лейтенанта Янга?
– В большей степени.
Джереми кивнул:
– Я тоже ему не доверяю.
Никто не был таким терпимым, как Джереми, но Таня и не старалась делать это легче для них. В отличие от Мелиссы, которая с радостью возвратилась в мир белых людей, Таня постоянно упрямилась. Она отказывалась надевать туфли или платья, непреклонно носила свои мокасины и одежды из шкур. Хотя она сидела на стуле и ела соответствующими столовыми приборами, она не спала в кровати. Вместо этого она спала на полу, расстелив одеяло. Она все так же отказывалась говорить по-английски и проводила большую часть времени, играя со своими сыновьями и с тоской поглядывая в окно.
На следующий день после Рождества Эдвард и Джеффри долго беседовали. Джеффри рассказывал то, что, по его мнению, он узнал о Тане.
После того как Джеффри ушел, Эдвард поговорил с Мелиссой.
– Лейтенант Янг говорит, что Таня вышла замуж за одного из воинов, – сказал он. – Этого не может быть, правда? – Он с надеждой смотрел на Мелиссу, и она действительно начала испытывать к нему жалость.
– Нет, мистер Мартин, – ответила она как можно мягче. – Состоялась настоящая церемония, и она стала его женой. По ее убеждению и по его, они женаты.
– Это абсурд! – вскипел он. – Потом ты начнешь еще говорить, что она любит дикаря!
Мелисса понимала, как ему сейчас должно быть тяжело, и старалась щадить его.
– Таня действительно его любит, а ее муж вовсе не дикарь. Он – чейинский вождь и очень честен и справедлив по отношению к тем, о ком заботится.
– Он индеец! – возразил Эдвард без всякой логики.
– Да, индеец, но это не имеет значения для Тани. Он гордый, сильный и красивый. Вот что видит в нем ваша дочь.
Лицо Эдварда покрылось пятнами, он старался сдерживать свой гнев.
– Таня помолвлена с Джеффри. Ей повезло, что он все еще хочет на ней жениться. Она скоро забудет своего индейца.
Мелисса больше не могла молчать.
– Я действительно не вижу, как это возможно, мистер Мартин. Ваша дочь считает, что она жена Пантеры. От него у нее сыновья. Вы обманываетесь, если думаете, что лейтенант Янг сможет заставить Таню забыть Пантеру. Как может женщина обручиться или выйти замуж за мужчину, если она уже замужем и ее сердце принадлежит другому? Посмотрите правде в глаза, мистер Мартин, не нужно упорствовать, иначе между вами и вашей дочерью никогда ничего не будет, кроме ненависти и недоверия.
– Говорите, что хотите, Мелисса. Таня забудет этого индейца, – настаивал он.
Мелисса покачала головой, видя его упрямство.
– Посмотрим.
Другим камнем преткновения между Таней и ее отцом были ее сыновья. Эдвард по-прежнему считал, что будет лучше, если она бросит их.
– Она бы забыла этого индейца намного быстрее, если бы у нее не было постоянного напоминания о нем, – однажды вечером сказал он своей жене.
– Знаю, – вздохнула Сара. – Но она любит этих детей. Я не думаю, что она когда-нибудь расстанется с ними, не важно как.
– А что, если они неожиданно исчезнут? – предложил он.
– Это ужасная, мерзкая мысль, Эдвард! – Сара пристально посмотрела на него. – Что на тебя нашло?
Обхватив голову руками, он пробормотал:
– Не знаю, Сара. Я просто не могу смириться с тем, что наша любимая дочь находится в таком положении.
– Дай ей время, Эдвард. Позволь мне сказать тебе одну вещь. Если с детьми случится что-нибудь по твоей вине, Таня тебе этого никогда не простит. И я тоже. Ты всегда был добрым, рассудительным и нежным, и все эти годы я восхищалась этими качествами в тебе. Я не смогла бы жить с тобой, зная, что ты излил свою боль и злость на двух беззащитных детей.
– Что ты собираешься делать? – судорожно выкрикнул он.
Сара села рядом с ним на кровать и обняла.
– Я не знаю, Эдвард. Наверное, мы должны благодарить Бога, что она вернулась к нам. Она жива, чувствует себя хорошо и теперь дома, а это именно то, о чем мы молились в последние несколько месяцев.
– Я постараюсь, – пообещал он. – Если Джеффри Янг по-прежнему думает на ней жениться, зная, что Таня не расстанется со своими детьми, полагаю, я смогу с этим смириться.
– А пока постарайся принять эту мысль, а не просто мирись с ней, – мягко предложила Сара. – Таня знает, что ты не одобряешь ее, и чувствует мое разочарование. Вероятно, если мы будем стараться понять, кем она стала и что ей пришлось пережить, она тоже постарается приспособиться к нам.
Эдвард притянул жену к себе.
– Где это ты набралась столько мудрости? – спросил он и поцеловал ее.
– Живя с тобой, – ответила она, и ее глаза засветились.
Но у Сары были свои проблемы, с которыми ей приходилось считаться. Она чувствовала облегчение и благодарила Бога за то, что Таня снова дома, невредимая и относительно здоровая. Но ее сердце обливалось кровью каждый раз, когда она смотрела на свою дочь. Раньше это была прекрасная молодая девушка, интеллигентная, живая, помолвленная с красивым лейтенантом. Будущее Тани представлялось светлым до тех пор, пока она не исчезла.
А сейчас будто незнакомый человек занял ее место. Это было молчаливое, гордое привидение. Оно ходило, ело в одном с ней доме, но существовало абсолютно в другом измерении. Она редко разговаривала, а если и начинала говорить, то только по-чейински. И если раньше она быстро заражалась смехом, сполна получала удовольствие от жизни, то теперь ее лицо вовсе не выражало ее чувств. Было похоже, что она носила маску, все ее черты застыли. Она улыбалась только в одном случае: когда играла со своими детьми.
Дети были совсем другое дело. Хотя Сара не возмущалась их существованием, как это делал ее муж, ей все равно было трудно принять их. В душе она считала их несчастными жертвами судьбы. Это были невинные малыши, их нельзя было винить за то, что случилось. С другой стороны, они стояли между Таней и ее настоящим счастьем.
Саре было жаль этих детей, она не сомневалась в том, что общество никогда не примет их до конца. Она чувствовала сострадание к Тане, зная, что придется пережить ее дочери, защищая их от предвзятого отношения и клеветы. Ее дочери придется испытать эту боль ради любви к своим сыновьям.
В том, что Таня любила своих сыновей, Сара не сомневалась и в какой-то степени понимала ее. Они были Таниной плотью и кровью. Здесь была особенная связь, которую нельзя разорвать.
Сара не могла понять, как Таня действительно могла полюбить своего чейинского мужа, но Мелисса настаивала на этом. Естественно, девушка неправа. Она ошибается. Конечно, Таня подчинилась его требованиям из-за необходимости, но она была чересчур гордой, чтобы в этом признаться. Стараясь понять Таню, Сара допускала, что ее дочь даже чувствовала себя в некоторой степени обязанной ему, поскольку он был отцом ее детей.
Не поэтому ли она так придерживается индейских устоев? Джеффри зашел так далеко, что предположил, будто она может попытаться вернуться к Пантере. Пока она еще не пришла в себя, пока она еще не вышла из этого состояния смущения, он предложил спрятать ее лошадь и заверил, что она не сможет воспользоваться ни одной из их лошадей. Как только она снова станет сама собой, с нее снимут охрану.
В своих отношениях с Таней Сара старалась проявлять понимание и сочувствие, но они, казалось, еще больше отталкивали от нее дочь. Таня обижалась, видя отношение матери к себе и своим детям, и уходила в непроницаемую, невидимую оболочку молчаливой неприступности.
Через неделю Таня ощутила, как на нее давят стены. Не привыкшая чувствовать себя настолько стесненной, Таня начала совершать ежедневные прогулки с Кит. Иногда Джереми следовал за ними по пятам, и зачастую Таня брала с собой одного из своих сыновей.
Поначалу, когда она начала выходить из дому, ее мать или тетя Элизабет находили всякие предлоги для того, чтобы она оставляла одного из мальчиков дома. В редких случаях, когда ей хотелось взять обоих мальчиков, Джеффри или кто-нибудь другой настаивал на том, чтобы пойти вместе с ней. Таня быстро поняла, почему они это делают. До тех пор, пока хотя один из ее сыновей будет оставаться дома, они будут уверены, что она вернется. С другой стороны, они чувствовали необходимость сопровождать ее. Таня знала, что они делают это, беспокоясь за нее. Не потому, что они ей не доверяли, а потому, что они просто не были уверены в ее душевном состоянии и чувствовали себя обязанными защищать ее от самой себя до тех пор, пока она полностью не вернется в свое нормальное состояние. Она с сочувствием улыбалась про себя, глядя на их откровенные усилия, но ничего не говорила. Однако, узнав обо всем этом, она по своей воле стала оставлять одного из сыновей дома, поскольку считала, что не стоит понапрасну накалять обстановку.
Когда наступала очередь Джулии ходить на прогулку с Таней, она презирала это занятие, а Таня чувствовала враждебность сестры. Это была сильная враждебность, и Таня никак не могла понять, за что Джулия так ее ненавидит. Нужно признать, что они с детства ссорились, как часто это происходит между сестрами. Всегда присутствовали соперничество, споры, драки и зависть, но Таня понимала, что за всем этим стоит кое-что еще.
Таня скучала по Джулии и думала, что та тоже по ней скучает. Джеффри заставил ее поверить в это. Но теперь, когда Таня вернулась домой, Джулия вела себя совсем по-другому. Хотя они часто ссорились, Таня всегда любила свою младшую сестру, и раньше ей казалось, что Джулия испытывает к ней те же чувства.
Теперь ее сестра начинала становиться такой же ненавистной, как и Сьюллен. Она всячески старалась избегать встреч с Таней и ее детьми. Джулия смотрела свысока на Таню, поднимая свой вздернутый носик, а когда их оставляли наедине, она постоянно высмеивала индейский наряд Тани. Она делала гадкие комментарии и задавала оскорбительные личные вопросы о жизни Тани с индейцами. Саре приходилось постоянно наказывать ее чрезмерное любопытство и враждебное отношение.
Все это время Таня могла терпеть, но отношение сестры к детям было совсем другое дело. Джулия не упускала случая пройтись насчет их темной кожи и прямых черных волос. Джулия сразу же отметила, что Стрелец, со своими черными глазами, ничего не унаследовал от Тани. Она даже не скрывала своего отвращения к детям. Она съеживалась, когда Охотник проходил мимо нее, как будто он осквернит ее, если коснется ее белоснежной кожи. Если рядом находился Эдвард, Джулия злорадствовала еще больше, намеренно подогревая неприязнь к ним.
Таня молча кипела от злости, но с каждым днем ее возмущение росло. Причина такого отношения Джулии оставалось загадкой, но Таня была сыта им по горло. И если так будет продолжаться дальше, неминуем грандиозный скандал. Таня не беспокоилась за себя, но материнский инстинкт был обострен настолько, что была готова ринуться в бой за своих детей.
Казалось, что на ее стороне были тетя Лиз, Мелисса и Джереми. Дядя Джордж и мать старались находиться по обе стороны баррикад одновременно. Что касается Джулии, отца и Джеффри, то Тане постоянно приходилось прикрывать своих сыновей от их очевидной неприязни. Это было тяжело, особенно когда ее тоска по Пантере достигла наивысшей точки.
Мелиссе же жизнь в доме Мартинов приносила пользу. Она была такой милой, приятной малышкой, что все хотели ее защитить, даже Джулия. Ее застенчивость, а также ее естественное желание помочь каждому, притягивали к ней людей. Даже Эдварду, несмотря на состоявшийся между ними разговор, нравилась эта изящная блондинка. Он восхищался ее преданностью и честностью.
А для тети Элизабет она стала дочерью, о которой та так долго мечтала. На протяжении многих лет они с Джорджем горевали о том, что у них не может быть детей. До настоящего времени их дом качался таким пустым. Теперь у них был Джереми, чьи родители погибли в автомобильной катастрофе год назад. Но как сильно Элизабет ни любила сына своей сестры, она всегда мечтала иметь дочь. Мелисса прекрасно подходила на эту роль.
Дом Мартинов держался на Элизабет. Она обладала редким даром принимать людей такими, какие они есть, без всякой мишуры и внешнего лоска. И сама была очень естественной. Она всегда могла прямо подойти к сути дела. Нельзя сказать, что она видела все только в черных и белых тонах, она обычно замечала все промежуточные оттенки cepoго цвета, чего остальные не могли разглядеть. Как правило, интуиция ее не подводила, и она действовала соответствующим образом.
Так же она поступала с Таней. Она почти сразу оценила ситуацию и приняла решение. Она единственная среди всех Таниных родственников почувствовала настоящую любовь Тани к ее чейинскому мужу. Она знала, что это сильное и глубокое чувство, что их связывают не только дети. Элизабет было интересно знать, кто этот мужчина, что пленил ее племянницу. Без предрассудков она представляла его выдающейся личностью, с сильным характером, мужчиной, которым можно восхищаться. В уме она рисовала его портрет. Он должен быть красивым и гордым, она не могла представить, что Таня любит слабовольного человека.
Как бы Элизабет ни нравился Джеффри, она имела несколько оговорок насчет его женитьбы на Тане. Зная его недостатки, она сомневалась в том, что Таня будет по-настоящему счастлива, выйдя за него замуж. Хотя он был интересным честолюбивым молодым человеком, Элизабет чувствовала, что он может быть также эгоистичным, деспотичным. Она подозревала, что он может быть даже жестоким, когда рассердится. Пока все было так, как его устраивало, с ним можно было легко ужиться, но Элизабет представляла себе, каким он может стать, если Таня осмелится ему перечить.
Дела сейчас обстояли таким образом, что Таня застала Джеффри врасплох. При сложившихся обстоятельствах у него не было другого выхода, кроме как ждать, пока Таня придет в себя от пережитой травмы. Элизабет задумывалась над тем, насколько хватит терпения Джеффри и что случится, если в итоге оно лопнет. Элизабет знала, что это произойдет. Она была рада, что Таня еще не успела выйти за него замуж, и надеялась, что она не сломается под давлением своих родителей. Это была Танина жизнь, и ей принимать решения, но каким-то образом Элизабет чувствовала, что Таня будет всячески противиться попыткам снова подтолкнуть ее к Джеффри. Таня прошла через множество испытаний, и в них она явно закалилась. Любовь к Пантере и сыновьям поможет ей оставаться сильной и честной.
Элизабет не настаивала на том, чтобы Таня изменилась. Она не надоедала ей разговорами о ее одежде и не пыталась склонить ее говорить по-английски. Она не требовала, чтобы Таня спала в кровати. Она относилась ко всему спокойно и считала естественным, само собой разумеющимся, что напротив нее за столом сидит женщина в одежде из шкур и с повязкой на голове. Она с готовностью приняла в свой дом ее детей. В отличие от всех остальных, она не имела никаких предрассудков. Она помогала Тане и Мелиссе смотреть за малышами, кормила и одевала их, часто играла с ними.
К Кит она привыкала гораздо дольше, но даже с ней нашла общий язык. Пантера не решалась входить на кухню тети Элизабет, поскольку не хотела получить деревянной ложкой по голове. Она ела на дальней веранде и спала на полу в Таниной комнате. А чтобы ее шкуру не содрали и не обили ею дверь, она не приближалась к дорогой мебели тети Элизабет. К скотному двору ей тоже не разрешали приближаться, поскольку это не нравилось лошадям и коровам Джорджа. За ее хорошее поведение ей позволяли бродить по дому и давали остатки со стола, так как, не отходя от Тани, она не имела возможности поохотиться для себя.
Элизабет проявляла большое терпение по отношению к Тане. Ее жалость была не такой сильной, чтобы душить Таню, как это было с Сарой. Она спокойно принимала Таню, и это было утешением для ее измученной души. Таня заметила, что все больше и больше ищет встречи с Элизабет. Она могла часами сидеть и слушать рассказы Элизабет об обычных делах. Они с Мелиссой помогали ей на кухне готовить еду, и пока Таня сама не вступала в разговор, она охотно слушала их двоих. Их ненавязчивое присутствие сглаживало ее досаду. Она радовалась, что между ними устанавливаются прекрасные отношения и растет привязанность друг к другу.
Таня надеялась, что Мелиссу примут здесь, но никогда не думала, что тетя Лиз и дядя Джордж так увлекутся девушкой. Тетя Лиз прямо трепетала перед ней, а дядя Джордж относился к ней по-отцовски. Он обожал свою жену, и все, что делало ее счастливой, тотчас заслуживало его уважения.
Они оба полюбили застенчивую девушку. Ее большие голубые глаза согревали их сердца, и они таяли, как масло. И после того, как она прочно вошла в их жизнь, они уже не могли представить свой дом без Мелиссы. И хотя Джереми тоже чувствовал себя своим в их доме, никто не удивился, когда они попросили Мелиссу остаться с ними навсегда.
Мелисса отреагировала такой бурной радостью, что на глаза Тани навернулись слезы. Будет ли она когда-нибудь так счастлива?
День за днем она в одиночестве ждала Пантеру. Прогуливаясь с Кит, она уходила на окраину города и с тоской смотрела вдаль, посылая свои мысли к нему.
Дни переходили в недели, а Пантеры все не было. Беспокойство Тани росло. Она не сомневалась в том, что он любит ее и их сыновей, она была уверена, что он придет, если сможет. Неужели он не смог ее отыскать? Или не смог вновь собрать племя после резни? Она знала, что у него как вождя есть обязанности перед племенем, и эти обязанности важнее его личных проблем. Сколько времени пройдет, прежде чем он сможет уйти из племени и прийти за ней? Может, его задерживают снег и зимний холод?
В середине января она услышала от Джеффри, что индейских пленников отпустили и позволили им вернуться к своему народу. Среди них был Джордж Бент. Как Тане хотелось пойти вместе с ними! Она утешала себя тем, что Джордж Бент скажет Пантере, где ее найти.
С болью в сердце Таня говорила себе быть терпеливой. Пантера придет. Пантера придет, Пантера придет! Долгими, одинокими ночами Таня, как молитву, повторяла в надежде эти слова.
ГЛАВА 15
Прошло почти два месяца с тех пор, как Таня рассталась с Пантерой. Она ела, потому что должна кормить грудью малыша, но она худела. Скулы у нее резко обозначились, и одежда висела на ней. Теперь ее золотистые глаза казались чересчур большими для ее лица, под ними появились синие круги, но взгляд оставался по-прежнему гордым. Ее подстриженные волосы теперь отросли и падали мягкими волнами на плечи. Таня расстраивалась из-за того, что еще не могла заплести приличные косы.
Самым странным было то, что Таня пристрастилась к апельсинам. Она все эти годы не ела апельсинов и теперь никак не могла насытиться ими. Тетя Элизабет купила целый ящик к Рождеству, и видя, как сильно Тане их хочется, заказала еще. Она могла обойтись без груш, яблок и слив, но ей постоянно хотелось апельсинов. Казалось, что ее тело слишком долго обходилось без них и теперь наверстывало упущенное.
Чего ее существо не могло терпеть, так это постоянного присутствия Джеффри. Таня изо всех сил старалась избегать его, даже убегала и пряталась в своей комнате, если чувствовала, что он приближается. Когда он оставался ужинать, она просила принести поднос в комнату или вообще пропускала ужин. После нескольких таких случаев даже тетя Элизабет вмешалась.
– Таня, дорогая, ты очень худенькая, – говорила она ей. – Я должна в этом согласиться с твоими родителями. Ты не садишься за стол, будь причиной тому Джеффри или не Джеффри, но ты не ешь. Пройдет еще немного времени, и молоко у тебя исчезнет, ты заболеешь и не сможешь ухаживать за своими сыновьями. Это твое право, но больше ты не получишь подносов в своей комнате. Ты не можешь постоянно прятаться.
С того времени она ела вместе с семьей, но продолжала игнорировать присутствие Джеффри.
Однако это не остановило его намерений по отношению к ней. При каждой возможности он появлялся на пороге дома Мартинов. Он припирал ее к стенке в гостиной и засыпал вопросами, пытаясь вызвать ее на откровенность и заставить заговорить с ним. Он ходил с ней на прогулки и осыпал признаниями в неугасающей любви. В такие времена Тане хотелось кричать. Под маской нежной настойчивости и терпеливого понимания она чувствовала фальшь. Определенно он хорошо вел игру, но интуиция подсказывала Тане не верить ему. По сравнению с Пантерой, Джеффри был пустым и мелочным. Он не проявлял ни силы Пантеры, ни достоинства, ни любящей нежности. Джеффри был раздражительным, напыщенным, временами завистливым, вспыльчивым, он был занят только собой, но что самое главное, он был настойчив. Он следовал за Таней как тень, не обращая внимания на ее молчание и холодность.
Она с трудом выносила его. Все больше его отношение выводило ее из себя, особенно это касалось детей. Даже в то время как он заявлял ей о своих чувствах, было видно его пренебрежительное отношение к мальчикам. Поначалу он пытался скрывать свои чувства, но когда начал часто сталкиваться с двумя темноволосыми малышами, был не в силах скрывать свое презрение.
В итоге он перестал пытаться делать это и сказал Тане:
– Конечно, ты понимаешь, дорогая. Если мы поженимся, как планировали, у нас будут свои дети, прекрасные, светлые мальчики, и я с гордостью буду говорить, что они мои.
Таня посмотрела на него так, словно собиралась изжарить его, как утренний бекон.
Не обращая внимания на ее хмурый взгляд, он продолжал:
– Когда мы поженимся, у нас появятся дети, Таня, у тебя и у меня. Дюжина общих детей, и ты скоро забудешь об этих ужасных последних годах. Тогда ты увидишь разницу. Ты будешь любить наших детей сильнее, я знаю, и они будут законные. Тебе не придется стыдиться их. Ты не будешь чувствовать себя связанной с ними только из-за чувства долга.
Он потянулся, чтобы взять руку Тани, но она отпрянула назад, будто он предлагал ей гремучую змею.
Его лицо потемнело от гнева.
– Таня, будь благоразумной, – натянуто сказал он. – Мы будем заниматься с тобой куда более интимными делами, не то что дотрагивание до рук, как только поженимся.
Дыхание Тани вырвалось наружу в бессловесном шипении, в котором соединились злость и отвращение. От одной мысли, что она будет заниматься любовью с Джеффри, Таня почувствовала тошноту. Она поднялась и направилась к выходу из гостиной.
Сердитый и уверенный в том, что поблизости нигде нет Кит, Джеффри последовал за ней. Он схватил Таню за запястье и дернул к себе. Его лицо дергалось от гнева и решимости, когда он говорил:
– Я пытался быть терпеливым с тобой, Таня, но, видимо, это неправильная тактика. Настало время показать тебе, кто здесь командует и что тебя ждет, когда мы поженимся. На сей раз тут нет твоей чертовой кошки, и она не защитит тебя.
Таня была в ярости. Она уставилась на руку, что лежала на ее браслете, на том, который Пантера надел ей на руку в день их свадьбы. Прикосновение Джеффри оскверняло ее замужество. Она вся кипела. А когда Джеффри притянул ее к себе, намереваясь заключить в объятия, ее терпение лопнуло. Она схватила Джеффри за предплечья, и, точно рассчитав силу, перебросила его через голову.
Ошеломленный, он лежал на спине и не мог поверить в случившееся. Она поставила ему на грудь ногу в мокасине и смотрела на него сверху таким полным ненависти и превосходства взглядом, что, казалось, могла плюнуть в него. Убрав ногу и направляясь к выходу из комнаты, она начала смеяться. От ее злого смеха он почувствовал в спине холод.
– Ты за это заплатишь, Таня, – проговорил он ей вслед. – Настанет и моя очередь!
Сьюллен Хэверик сейчас находилась в Пуэбло, ожидая приезда родителей из Калифорнии. Она жила в доме проповедника и его жены и успела уже рассказать много сказок и завистливых сплетен о Тане. Добрая жена пастора, чей единственный грех состоял в слабости к слухам, приукрасила рассказы Сьюллен и распространила их среди прихожан.
Многие горожане знали о возвращении Тани, некоторые встречались с ней во время ее прогулок. Понимая, что она провела много времени с индейцами и продолжает одеваться и вести себя странно, они упорно не приближались ни к кому из семьи Мартинов, но их любопытство все больше росло. Многих людей связывали деловые отношения с Джорджем и Эдвардом, Мартины были уважаемой в обществе семьей. Женщины делали покупки в магазине Мартинов и встречались с Сарой и Элизабет в швейных мастерских и благотворительных комитетах. Их все любили, но это не останавливало сплетен.
Некоторые люди старались не принимать в расчет рассказы такими, какими они представлялись, то есть завистливыми слухами. Другим было интересно, сколько доли правды было в этих рассказах, особенно потому, что Таня вела себя как отшельница. Она уже целый месяц жила дома, но немногие видели ее на улице, разве что на прогулках, и то ее всегда сопровождал огромный, страшный зверь. Она никогда не делала покупок и не посещала церковных служб вместе с семьей, как это делала Мелисса. Она никогда не ходила на вечеринки или общественные сборища со своей сестрой и матерью.
Женщины из семьи Мартинов рассказывали о ней мало, и то только когда им задавали вопросы.
Поскольку все оставалось необъяснимым, не было ничего удивительного в том, что любопытство резко росло, к тому же усугублялось россказнями Сьюллен. Любопытство и слухи навели жителей города на мысль: «Это мог бы быть один из членов нашей семьи, но, слава Богу, обошлось. А что, если бы на ее месте оказалась наша дочь… сестра… я?»
Разговоры дошли до Тани, главным образом через тирады Джулии, и, хотя она чувствовала свою вину за потрясение, которое испытала ее семья, у нее были собственные проблемы. Все ее существование ограничивалось ожиданием Пантеры. Она молчала и была отчужденной со своей семьей, но, оставаясь одна в своей комнате, она расслаблялась и заливалась горькими слезами.
«Почему? Почему ты так долго не приходишь, любовь моя? Где ты думаешь обо мне, тоскуешь?» – с болью кричало ему ее сердце.
Проходили недели, и она начинала все больше и больше волноваться. Пантера всегда был в ее мыслях, даже во сне. Она порой просыпалась в ночной тишине, потому что ей казалось, что она слышит его голос, и дрожала от тоски. Много раз она просыпалась от своих горьких слез, когда ей снилось, что с ним случилось нечто ужасное и он никогда за ней не придет. Ее сердце стучало в груди, ее ладони сжимались от страха, а слезы катились по щекам.
В такие минуты она не могла уснуть и часами смотрела в окно. Она обхватывала себя руками и с ноющим сердцем молча ходила туда-сюда.
«О, Пантера, любовь моя, что я буду делать без тебя? Что случилось? Что держит тебя?» Теперь Таня определенно была уверена, что произошло что-то серьезное, в противном случае Пантера появился бы и увез ее с собой.
Глядя на яркие звезды, она дала клятву: «Если ты не можешь прийти за мной, тогда я разыщу тебя, сердце мое. Я найду способ убежать отсюда вместе с нашими сыновьями, я приду к тебе».
Мысленно она обращалась к Пантере: «Почувствуй, мое сердце стремится к тебе, оно плачет по тебе, мои руки болят от желания прикоснуться к тебе. Я скучаю по твоим рукам, твоему голосу, вкусу твоих губ. То, что тебя нет рядом со мной, медленно убивает меня. Душевные муки могут быть так жестоки! Мое сердце рвется из груди и разбивается на куски. Без тебя я умру!»
Во время одиноких бодрствований бывали очень редкие моменты, когда Таня вдруг чувствовала, что он рядом. Будто его дух находился с ней в комнате, успокаивая ее. Таня почти ощущала его присутствие, его теплоту.
Временами она слышала в уме слова, как если бы он ей шептал на ухо: «Верь, еще немного, и мы снова будем вместе. Я люблю тебя, Дикая Кошка. Я люблю тебя, моя жена, мое сердце, моя жизнь».
И тогда ее тело наполнялось теплом, а соленые слезы, застилавшие глаза, высыхали. Когда же наваждение исчезало, ей становилось грустно, но она чувствовала прилив сил и снова на некоторое время наполнялась верой.
На расстоянии сотен миль к югу Пантера лежал на соломенном тюфяке, борясь за свою жизнь. Зияющая рана в плече заживала медленно, в любой момент могло начаться нагноение. И только старательный уход Застенчивой Лани и Утиной Походки не допускал этого. Дважды в день они промывали рану, прикладывали болеутоляющую мазь, меняли повязку и все время молились. Все это и твердая воля поддерживала жизнь Пантеры, которая висела на волоске.
Большую часть времени он находился почти без сознания. Он смутно помнил бой с отрядом майора Эллиота и пулю, что врезалась в его плечо. Она обожгла его, как раскаленное клеймо, и образовала дыру, откуда струей вытекала жизнь.
Пантера из последних сил прильнул к своей лошади, и Высокая Сосна осторожно вел ее. Он не знал, что женщины и дети, навстречу которым они вышли, были спасены, а все люди майора погибли.
Зимний Медведь взял на себя обязанности вождя и повел людей в другой индейский лагерь. Это было спешное передвижение по снегу и холоду, но они проделали его без осложнений. Благодаря длительным тренировкам, Пантера прижимался к спине Тени даже в бессознательном состоянии.
Как только они очутились в стенах приютившей их хижины, Утиная Походка извлекла из глубокой раны на плече пулю, прижгла тело вокруг раны и туго перевязала. Пантера потерял много крови, и его пульс почти не прощупывался.
На протяжении двух недель Пантера был на пороге смерти, ни разу не приходил в сознание. Он почти не шевелился, когда меняли повязку на ране или насильно поили бульоном. Он лежал, не подозревая, что его брат Зимний Медведь старается раздобыть еду и кров для своего разоренного племени.
Цепляясь за жизнь, он старался превозмочь боль и не думал о жене и детях, которые уезжали сейчас все дальше и дальше.
Через три недели после ранения Пантера пришел в себя. Он ослаб и значительно потерял в весе. Одежда висела на нем, темные глаза провалились. Он с трудом мог поднять голову.
Наконец племя двинулось в более безопасные районы. Находясь в обозе, Пантера чувствовал себя отвратительно. Каждый толчок отдавался в его плече, а затем боль распространялась по всему телу, но он молча терпел боль и только стискивал зубы, пока у него не сводило челюсти.
Не успело племя поселиться на новом месте, как Пантере стало хуже. От тяжелого путешествия у него открылась и начала гноиться рана. Он снова потерял много крови.
На протяжении многих дней Утиная Походка и Застенчивая Лань боролись за его жизнь. Без устали они отбирали холодной водой его пылающее тело, обрабатывали рану и заставляли его пить бульон и лечебные отвары трав. Он все время бредил, метался и в бреду снова и снова звал Дикую Кошку, даже ласковый голос Застенчивой Лани не успокаивал его.
От высокой температуры он видел странные сны. Он представлял себе резню так, будто смотрел на нее глазами Дикой Кошки, наблюдая, как убивают друзей и семью, но не имея возможности им помочь. Он видел, как молодой светловолосый лейтенант захватил в плен Дикую Кошку и его сыновей, и поспешил на помощь, но вдруг он очутился по колено в снегу. Они мчались от него прочь на лошадях, а он бежал за ними, выбиваясь из сил. Его сердце было готово разорваться на части, но он не мог их догнать. Его ноги подкосились, и он услышал осуждающий голос жены: «Ты говорил, Пантера, что никогда не отпустишь меня, что нас ничто не разлучит…»
В другом сне он был настоящей пантерой и по следам искал свою подругу. Он видел, как она кормит детенышей своим молоком, а они лежат возле ее живота. Он видел, как она растянулась перед ним на земле, гладкая и рыжая, игривая, с блестящими золотистыми глазами. Они вместе находились в горах на лугу, как вдруг их окружила стая волков. Он отчаянно сражался с многочисленными волками, пытаясь спасти свою семью, но несколько волков в одно и тоже время набросились на него, обнажив клыки. Один волк вгрызся в его плечо. Он лежал на траве, истекая кровью, и смотрел, как волки тащили его семью в лес, до тех пор пока они не исчезли из виду…
Однажды ему привиделась многолюдная улица в городе. Он наблюдал издалека, как тот самый светловолосый лейтенант вел Охотника и Стрельца за собой на длинных поводках. Сцена сменилась, и теперь он видел мужчину и рядом с ним Дикую Кошку. Они шли по улице. Ее волосы были распущены. На ней было голубое платье в цветах, на руках она держала младенца. Пара улыбалась друг другу, мужчина протянул руку и убрал покрывало с лица ребенка. К отчаянию Пантеры, это был не его сын Стрелец, а светловолосый малыш с чертами лейтенанта…
Сон сменился, и он увидел Дикую Кошку, которая выглядывала из окна дома. Ее лицо сделалось худым, а под грустными и золотистыми глазами появились синие круги. Она тяжело прислонилась лбом к оконной раме, а по щекам катились слезы. Всхлипывая, она умоляла:
– Пожалуйста, приди. Пантера. Спаси нас, любовь моя!
– Я иду. Дикая Кошка, – отвечал он, но она его не слышала и продолжала плакать…
Он снова и снова видел Дикую Кошку, которая в отчаянии звала его. Он всегда обещал ей прийти к ней, говорил о своей любви, просил подождать. Порой сон был таким явственным, что он мог почти дотронуться до ее волос и чувствовал ее слезы как капли дождя на своей горячей коже.
Наконец пришел день, когда температура спала, и Пантера в первый раз за лунный месяц мог ясно думать. Вокруг хижины лежал глубокий снег, за стенами завывал ледяной ветер. Ослабевший, пропитанный потом, он огляделся вокруг, надеясь все же увидеть Дикую Кошку и сыновей. Вместо этого он увидел Утиную Походку. Она поправляла поленья в очаге.
Он попытался подняться, но острая боль пронизала его плечо. На лбу выступили капельки пота, и он, вздохнув, снова лег.
«Значит, это правда, – с отчаянием подумал он, вспоминая резню. – Вождь Черный Котел и Женщина Будущего мертвы, как и многие другие люди нашего племени. Мои люди испытывают лишения, мою жену и сыновей забрали солдаты, а я лежу здесь раненый и слабый, не в силах помочь самому себе, не говоря уже о других».
Когда он попытался заговорить, язык не слушался его, но, наконец, он пробурчал, обращаясь к Утиной Походке:
– Сколько времени прошло после резни?
Он был потрясен, услышав, что пять недель провел в забвении. Утиная Походка поведала ему, что случилось потом. Другие племена делились с ними всем, чем могли, но еды и жилья не хватало. Под одной кровлей собирались несколько семей. Она, Пантера, Сорока и семья вождя Зимнего Медведя находились все в одном вигваме. Племя сейчас располагалось на севере Техаса. Стояла суровая, снежная зима. Нет, они ничего не слышали о местонахождении Дикой Кошки или о ком-нибудь из взятых в плен. Потом она рассказала ему, насколько серьезно он был ранен и как он чуть было не умер. Она предупредила, чтобы он сохранял оставшиеся в нем силы и следил за тем, чтобы снова не открылась заживающая рана. Лежа ровно на спине, зная, какие могут быть последствия, если рано начать двигаться, Пантера имел достаточно времени, чтобы все обдумать. Часть времени он проводил с Зимним Медведем, обсуждая проблемы, стоящие перед племенем. Он не переставал думать о Дикой Кошке и сыновьях. Если даже поиски займут несколько месяцев, он все равно их найдет. Он также поклялся отомстить бледнолицым за то, что они уничтожили его племя. Наступит день, когда они заплатят за это своими жизнями. Он отправится на поиски жены и сыновей, но сначала он должен сосредоточить всю свою энергию на том, чтобы поправить свое здоровье и восстановить силы.
«Наберись терпения и веры, – молча обращался он к Дикой Кошке. – Я приду за тобой, и мы снова будем вместе. Жди меня и помни, что я тебя люблю».
Единственно приятным для Тани за все время было то, что ее родители смягчили свое отношение к Охотнику и Стрельцу. Мать теперь могла смотреть на внуков и не ежиться. Мальчики себя хорошо вели и проявляли сообразительность, и это помогло.
Стрелец мог часами лежать, улыбаясь и воркуя. Он был милый, спокойный малыш. А Охотнику стоило лишь обратить на Сару свои огромные золотистые глаза, и она сразу же начинала таять. Он был прекрасной маленькой копией своего отца и мог очаровать одним своим взглядом, и он знал об этом. По своей природе он не был застенчивым ребенком. Как только он освоился, то сразу же всех в доме расположил к себе.
Прошло немного времени, и они с Сарой садились на пол и вместе играли, в большинстве случаев это происходило, когда никто не видел. Постепенно она перестала обращать внимание на то, что кто-то видит ее вместе с ними. Она пела им колыбельные песни и рассказывала всякие истории. Ей очень нравилось, когда глаза Охотника загорались от восторга.
Тане было интересно знать, каким образом Охотник набрался так много английских слов, причем так быстро. Однажды совершенно случайно она это выяснила. Тихонько проходя мимо библиотеки, она услышала голос матери и восхищенный смех Охотника. Заглянув вовнутрь, она увидела свою мать и на ее коленях Охотника.
Сара показывала пальцем на Охотника и говорила по-английски:
– Охотник.
Мелисса перевела Саре на английский язык имена мальчиков.
Охотник засмеялся и по-детски повторил это слов.
– Охо-ник.
Улыбаясь, Сара показала на себя. Ее голос от волнения дрогнул, и она нежно произнесла:
– Бабушка.
– Бабу-ка, – повторил Охотник.
Улыбаясь сквозь слезы, Сара прижала его к себе:
– Да, дорогой, бабука.
Таня тихонько пошла прочь. Она стала свидетельницей сцены, тронувшей ее до глубины души; ей не хотелось беспокоить их двоих. Ее губы изогнулись в горькой улыбке, и одинокая слеза скатилась по щеке.
Эдвард был более упрям. Его перебороть оказалось тяжелее. Сначала он придерживался своей линии и избегал детей. Он сильно хмурился, видя, как воркует над ними Сара. Однако Охотник проявлял любознательность к строгим манерам деда. Он ковылял за непреклонной фигурой, следуя за ним подобно покачивающейся маленькой тени. Когда бы Эдвард ни повернулся и ни посмотрел на него, Охотник всегда улыбался и показывал ему свой новый белый зуб и ямочки на пухлых детских щечках. Он был по-настоящему неотразимым маленьким бесенком.
Эдвард сдавался не сразу и неохотно, с ворчаньем. Но наступил день, когда он взял маленькую смуглую руку Охотника в свою и с того времени принял внука в свою компанию. Стало привычным видеть, как они идут вместе, и Эдвард замедляет шаг, чтобы Охотник мог поспевать за ним.
Таня прятала улыбку, слыша, как отец хриплым голосом объяснял что-то, а ребенок зачарованно слушал. Она была рада тому, что родители наконец-то приняли внуков, что начали понимать их. Однако это не уменьшило ее желания вернуться к Пантере. Кроме того, Джулия по-прежнему была полна ненависти, часто досаждала детям Тани, зная, что ничто другое не заставит сестру страдать.
На удивление всем началась февральская оттепель, и этот каприз природы продолжался уже четыре дня. Первые два дня Таня сидела и наблюдала, как медленно тает снег. Интересно, осмелится ли она предпринять то, что ее сердце требует от нее? Она знала, что в горах и на открытых равнинах снег по-прежнему держится глубокий, но, вероятно, по нему можно двигаться. Имеет ли она право рисковать своей жизнью и жизнью своих детей, попытавшись убежать?
На третий день оттепели Таня решила попробовать. Но она понимала, что ей понадобится помощь. Джереми помог решению проблемы, обмолвившись, что знает, где находится лошадь Тани.
Мальчик был полностью очарован Таней. Он был единственным человеком, с кем она разговаривала по-английски. В отличие от Джулии, Таня была добра и искренне интересовалась двенадцатилетним мальчиком. Во время прогулок она понемногу учила его распознавать следы и выслеживать по ним зверей и птиц. Она показывала ему, как можно замести свои следы, и научила стрелять из лука. Джереми считал ее самым интересным человеком в своей жизни. Он был заслуживающим доверия учеником и преданным другом. Он обожал ее и сделал бы все, что бы она ни пожелала. Он подтвердил это, когда она объяснила, в чем будем заключаться его помощь.
– Ты бы мог взять мою лошадь так, чтобы никто не заметил? – спросила она однажды.
– Ты уезжаешь, – торжественно заявил он, проглатывая комок в горле.
– Да, я должна вернуться к своему мужу и народу, – честно ответила Таня. – Ты ведь меня понимаешь? Ты мне поможешь?
Джереми кивнул:
– Что я должен сделать? Когда ты едешь?
– Возможно, сегодня ночью, после того как все уснут. Мне нужно, чтобы ты вывел для меня Пшеницу и спрятал ее в лесу недалеко от дома. Никто не должен догадаться, что я задумала.
– И даже Мисси? – поинтересовался он.
– Да, до тех пор пока я не уйду. Я не хочу, чтобы тетя Элизабет и дядя Джордж чувствовали, что она предала их как раз тогда, когда они начали любить ее. Мисси нуждается в любви и заслуживает хорошего дома.
– А как же я? – с грустью спросил он.
– Тебя, мой друг, они всегда любили! Кроме того, ты младше и тебе проще совершать проступки. Ты возьмешься за это? Если нет, мне придется все делать самой.
– Я помогу, – заверил он.
Джереми выполнил свою задачу как нельзя лучше. В тот вечер он потихоньку улизнул из дома и украл для Тани ее лошадь, уздечку, седло и все, что нужно. Он спрятал Пшеницу в зарослях деревьев недалеко от дома. Потом он покопался на кухне и захватил кое-что из еды и воду и привязал все это к спине лошади. Он вынес из дома запасные одеяла и расположил их тоже на спине лошади.
Поздно вечером Таня на цыпочках спустилась вниз по темным комнатам спящего дома. На спине она закрепила люльку со Стрельцом, а Охотника держала за руку. «Слава Богу, что чейинских детей приучают не плакать», – подумала она про себя.
За поясом торчал нож, на плече висели лук и колчан со стрелами. Она проследовала за Джереми к тому месту, где он спрятал лошадь.
Сидя верхом и готовая тронуться в путь, она наклонилась, чтобы пожать руку Джереми на прощанье.
– Спасибо тебе, Джереми. Ты – настоящий друг, и я расскажу о твоей преданности Пантере. Мы оба безгранично благодарны тебе.
– Я буду по тебе скучать, – глотая слезы, сказал он.
– Возможно, когда-нибудь мы снова встретимся, – пообещала она, и добавила: – Не забудь замести наши следы. Я должна воспользоваться всеми преимуществами, которые только возможны.
– До свиданья, – пробормотал он.
– До свиданья, Джереми. Пожалуйста, постарайся объяснить всем, что, если я ушла, это не значит, что я их не люблю.
– Даже Джеффри? – дерзко улыбнулся Джереми.
– Ах ты, бесенок! – фыркнула Таня. – Нет. Джеффри можешь передать, чтобы убирался к черту!
– Будь уверена, я передам ему.
– Но не скорее чем меня начнут искать. Молчи обо мне как можно дольше.
– Обещаю. Удачи!
– Я уверена, мне она понадобится. До свидания, Джереми.
С этими словами она ускакала, растворившись в ночной темноте, а Джереми начал усиленно стирать ее следы.
Проснувшись следующим утром, он осторожно следил, чтобы никто не приближался к Таниной комнате. Когда представился подходящий случай, он заявил, что Таня не хочет завтракать и сейчас занимается мальчиками в своей комнате. Он даже отнес завтрак Охотника наверх, сказав, что поможет его покормить и поиграет с ним. Никто не задавал ему вопросов, поскольку он делал это не в первый раз.
На ленч к ним явился Джеффри. Вот тогда уловки Джереми начали терпеть крах. Его объяснения по поводу того, что Таня не хочет есть, были встречены в штыки. Ему велели сходить за ней, но он вернулся и сообщил, что она отказывается спуститься.
Терпение Эдварда лопнуло. Он поспешил наверх, чтобы переговорить с дочерью, оставив трясущегося Джереми внизу. Джереми еще никогда в жизни не хотелось стать невидимым так, как сейчас, но он стойко ожидал взрыва, который, как он знал, был не за горами.
Эдвард вернулся очень быстро. Его лицо стало белым и напряженным.
– Она ушла! Все ее вещи исчезли! Она забрала с собой детей.
Он обратил страдающий, возмущенный взгляд на Джереми:
– Ты помог ей, разве не так?
На сей раз он не бушевал, но Джереми показалось, что это еще хуже. Он с трудом сглотнул и кивнул. У него не было возможности объяснить, поскольку Сара тотчас заплакала, Мелисса тоже уже вовсю рыдала, и Элизабет стоило немалых усилий, чтобы ее успокоить. Джордж сидел молча и курил трубку, насупив брови. Казалось, только Джулию обрадовала новость, на ее лице мелькнула довольная, торжествующая улыбка, но она тут же ее спрятала. Лишь Джереми успел заметить ее улыбку.
Джеффри был вне себя от ярости. Он грубо схватил Джереми за руку и начал трясти до тех пор, пока зубы мальчика не застучали.
– Черт тебя побери! – кричал он. – Как ты осмелился вмешиваться! Тебе следовало сломать шею! Ты знаешь, что ты натворил?
Его сердитая тирада обратила на себя внимание всех присутствующих.
– Немедленно отпусти мальчика! Отпусти его, говорю! – Сара встала на защиту Джереми.
Когда она говорила, Эдвард с трудом отцеплял пальцы Джеффри от руки мальчика.
– Довольно! Отпусти его, – приказал он властным тоном.
Джереми стоял, пригвожденный к полу, трясущийся и напуганный, но полный решимости защищать право Тани на побег.
Сара опустилась перед ним на колени и взяла его руки в свои. Она посмотрела на него глазами, полными слез. Ее спокойный, приятный голос дрожал, когда она спросила:
– Почему, Джереми, почему?
Закусив губу, Джереми собирался с духом.
– Ей нужно было уйти, – просто заявил он. – Она просила меня сказать вам, что она уходит не потому, что она вас не любит. Ей просто нужно было уйти.
Из горла Сары вырвался всхлип, и слезы потекли по ее лицу.
Враждебно глядя снизу вверх на Джеффри, ненавидя его еще больше, Джереми сказал:
– Она просила меня передать тебе, чтобы ты убирался к черту!
– Заткнись, щенок, а то я сниму с твоей задницы кожу своим ремнем, – пригрозил ему Джеффри.
– Никто никого не собирается бить, – осадил его Эдвард. – В любом случае, Джеффри, ты не имеешь права угрожать наказанием. Это сделают Джордж и Элизабет, если посчитают нужным.
Осознавая свою ошибку, Джеффри с трудом взял себя в руки. Сейчас ему совсем не хотелось отделяться от семьи Мартинов.
– Ты прав, Эдвард. Сейчас мы должны подумать, как вернуть Таню назад. Я соберу несколько человек, и мы немедленно отправимся на поиски. Вероятно, она направилась обратно на Вошиту. Она надеется отыскать там племя, хотя нам не известно, где оно разместилось. Мы знаем только то, что его там больше нет. По сообщению одного из наших отрядов, все люди майора Эллиота погибли, а племя вернулось проводить своих умерших, но потом снова двинулось в путь.
Джеффри посмотрел на Джереми:
– Полагаю, ты не скажешь нам, когда она ушла. Мы бы хотели знать, какое расстояние нас разделяет.
Джереми продолжал упорно молчать. Эдвард вздохнул:
– Оставь мальчика в покое. Должно быть, Таня ушла ночью. Это все, что мы можем предположить.
– Если мы предположим, что она отправилась а полночь, то у нее было в распоряжении четырнадцать часов. Это при условии, что мы выедем в течение часа, – сделал вывод Джеффри.
– Я еду с тобой, – твердо заявил Эдвард.
Джеффри казался ошеломленным. Если кого ему и не хотелось иметь рядом, когда он догонит Таню, так это ее отца. Ему нужно свести кое-какие счеты с этой маленькой ведьмой!
– В этом нет нужды, Эдвард, – начал спорить он. – Путешествие будет тяжелым, а нам нужно двигаться быстро.
Эдвард, видя агрессивное настроение Джеффри, боялся оставить дочь и внуков на попечение одного лейтенанта, но промолчал.
Как только Джеффри покинул дом Мартинов, Эдвард и его брат Джордж обменялись озабоченными взглядами.
– Я ему не доверяю. Если хочешь, я поеду с тобой.
Слова Джорджа подтвердили опасения Эдварда.
– Его высочеству лейтенанту это не понравится, – предположил Эдвард. – Если мы будем ехать за ними на некотором расстоянии, он не будет знать. У меня предчувствие, что Тане понадобится наша помощь.
Джордж кивнул, соглашаясь с ним:
– Тогда давай попытаемся. Не нужно попусту терять время.
Абсолютно не подозревая о планах братьев Мартин, Джеффри поспешил в штаб собирать людей. Его переполняло чувство мести.
«На сей раз ты мне заплатишь за унижение, Таня, – молча пообещал он. – Я сделаю тебя своей женой, даже если это будет самым последним шагом в моей жизни, и все будут уверены, что, без сомнения, я глава в доме. Перчатка брошена, моя дорогая, я преподам тебе хороший урок!»
Он улыбнулся, умозрительно представляя картину.
«Может, тебе даже понравится мой способ добиваться власти, поскольку я определенно решил подчинить тебя себе, моя дорогая!»
ГЛАВА 16
Таня не ожидала, что на равнинах лежит такой глубокий снег, затруднявший передвижение. С гор дул резкий холодный ветер.
Охотник и Стрелец были укутаны в меха, и им было сравнительно тепло. В настоящий момент Таня беспокоилась о Пшенице. Она проваливалась в снег до колен, а то и до живота, с трудом прокладывая путь через сугробы, стараясь изо всех сил ради Тани и ее сыновей. Но им приходилось много раз останавливаться, когда смелая маленькая лошадка уставала.
За три дня пути они преодолели небольшое расстояние. Таня постоянно оглядывалась и смотрела, нет ли признаков погони. Поистине было невозможно в таком глубоком снегу уничтожить все свои следы, хотя на протяжении нескольких миль от Пуэбло Таня старательно это делала. Таня знала, что для большей безопасности надо бы оставить следы в обратном направлении, но отказалась от этой идеи, поскольку это заняло бы много драгоценного времени. К счастью, она сэкономила время и замела следы на начальном этапе своего пути, а потом срезала путь, вместо того чтобы следовать по дороге, ведущей в форт Лион.
Оттепель закончилась в тот день, когда она покинула Пуэбло, и теперь, когда она приближалась к реке Арканзас, началась сильная снежная буря. Таня с трудом различала, куда они направляются.
Дойдя до берега, Таня в отчаянии увидела, что река разлилась и бушевала после недавней оттепели. Она не знала, как перейти ледяной поток. Ей придется поискать более узкое, мелкое место.
Вырвавшийся у Тани вздох утонул в порыве ветра. Теперь еще одна задержка. Она и так потеряла много времени, заметая следы, останавливаясь, чтобы покормить и согреть Стрельца и Охотника. А сейчас вот это вдобавок к тому, что движение замедляется из-за снега и резкого ветра. Казалось, сама природа препятствует воссоединению ее с Пантерой.
Таня обвела взглядом бурлящую реку, замечая огромные льдины, плывущие по течению. Она вела Пшеницу вдоль берега и понимала, каким опасным будет переход. Один неверный шаг, одна льдина, ударившая лошадь по ноге, и все они окажутся в ледяной воде. В своем отчаянном желании добраться до Пантеры Таня на каждом шагу рисковала не только своей жизнью, но и жизнью детей. Было так много всего против нее, что, будь у нее время и силы, она бы заплакала.
Сейчас приближался вечер. Солнце скоро сядет, а Таня все еще не нашла места, где можно было бы перейти реку. Затем ее слух уловил на ветру слабый звук. Резко оборачиваясь назад, она напряженно прислушивалась, ее сердце билось в груди.
О Господи! И снова послышался звук и ржание лошадей, скрип уздечек, звуки погони! Кит тоже почуяла лошадей и зарычала. Лошадь тихо заржала, и Таня закрыла ноздри Пшеницы, чтобы та не смогла ответить на зов преследовавших их лошадей.
Видимость была плохая, но Таня знала, что тем, кто ее нагоняет, надо только идти по ее следам, чтобы найти ее. Ее единственной надеждой оставалось ввести их в заблуждение до наступления темноты или найти место, где можно перейти реку и оторваться от них на противоположном берегу.
Решимость сняла ее усталость. Таня ударила коленом и перевела Пшеницу на более быстрый шаг, заставляя усталую кобылу двигаться из последних сил. За спиной она уже слышала победные крики. Холодный пот выступил у нее на лбу. Она рискнула и, быстро оглянувшись назад, заметила голубую униформу. Ее дыхание прервалось всхлипыванием, когда она поняла, что ее тоже заметили.
Таня развернула лошадь. Пшеница тяжело дышала. Таня молча призналась себе, что все попытки скрыться от погони тщетны. Она остановила лошадь, и через несколько минут ее окружили. Теперь она враждебно осмотрела в пылающее лицо Джеффри.
– Ты совершила ошибку, Таня, большую ошибку. Я собираюсь посмотреть, как ты будешь пожинать плоды своих бурный усилий, дорогая, – насмехался Джеффри. Слезай с лошади, – резко приказал он.
Таня обвела взглядом мужчин, окруживших ее. Некоторые из них с нескрываемым вожделением смотрели на нее, но большинство выглядели усталыми и угрюмыми.
– Не надейся на их помощь, – посоветовал Джеффри. – Они подчиняются мне и сделают так, как я скажу. Кроме того, никто из них не в восторге от увеселительной прогулки по такой непогоде, предпринятой для того, чтобы вернуть тебя. Сейчас же слезай с лошади, Таня!
Она все еще медлила, и Джеффри взорвался:
– Делай, что тебе говорят! Или я продырявлю твое отродье прежде, чем эта кошка успеет пошевелить усами!
Таня побледнела и устало слезла с лошади.
– Мы устроимся здесь на ночлег, – сообщил Джеффри своим людям. – Разведите костер и не спускайте глаз с детей, а если пантера причинит вам беспокойство, пристрелите ее.
Мужчинам понадобилось около часа, чтобы разбить, лагерь. После этого Джеффри грубо схватил Таню за руку и повел на край лагеря.
Кит испустила предупредительный рев и приготовилась к прыжку.
– Прикажи ей оставаться на месте, Таня, если не хочешь, чтобы из нее сделали коврик.
Не видя другого выхода, Таня приказала Кит по-чейински оставаться на месте, и та улеглась и стала охранять детей.
– Мудро, моя дорогая, – насмехался Джеффри. – А теперь, пошли. Нам нужно кое-что решить для себя.
Он резко дернул ее за руку и повел.
Когда они отошли на несколько ярдов, так что их не могли услышать, он остановил ее и развернул к себе лицом:
– В последнее время ты дурачила меня, Таня. Я выглядел посмешищем перед солдатами и всеми жителями Пуэбло, а сейчас ты мне заплатишь за это!
Окоченевшая от холода, укутанная в шкуры, Таня не смогла быстро отреагировать, когда он толкнул ее, и упала на спину в глубокий снег. Он последовал за ней, вцепился в ее запястья и пригвоздил ее своим телом к земле. У Тани не было возможности вытащить свой нож. Она пыталась, как могла, но ей не удалось сбросить с себя Джеффри. Она не могла пошевелиться из-за снега, толстой одежды и тяжести тела Джеффри.
Несколько секунд она продолжала отбиваться от Джеффри, а потом поняла, что ее яростная борьба только еще больше распаляет его. Она напрасно растрачивала почти иссякшую энергию. Она застыла под ним.
Когда он наклонился к ней, намереваясь поцеловать, она повернула голову в сторону, и его губы коснулись ее щеки. Раздраженный тем, что она его отвергает, Джеффри взял оба ее запястья в одну руку, а другой зажал ее голову. На сей раз его губы попали в цель; его зубы терлись о плотно сжатые губы. Сердитая и побежденная, Таня не могла лежать без действия. Ее острые зубы смыкались на его нижней губе до тех пор, пока она не почувствовала на языке его кровь.
Обезумевший Джеффри начал ругаться, отстраняясь от нее. Она смотрела снизу вверх на него, ее золотистые глаза горели ненавистью. Он резко ударил ее по лицу.
– Даже не пытайся сделать это снова! – взревел он. – Как только мы поженимся, тебе придется исправляться, Таня. В противном случае ты и твое отродье горько пожалеете. Ты явно не отвечаешь взаимностью на вежливое обхождение, и теперь мое терпение закончилось. Я полагаю, ты привыкла, чтобы с тобой грубо обращались. Ну что же, если это единственный способ добиться от тебя реакции, тогда пусть будет так.
Он сунул руку ей под пальто, чтобы грубо погладить через платье ее грудь. Таня, сопротивляясь, начала извиваться под ним и почувствовала на бедре выпуклость в его штанах. Ее выразительные глаза в тревоге расширились.
Джеффри безжалостно усмехнулся.
– Да, милочка. Я хочу тебя, и поскольку тебя уже использовал тот дикарь, у меня нет причины, чтобы ждать, не так ли?
Он до боли сжал ей грудь:
– Я покажу тебе, как надо заниматься любовью, и ты скоро позабудешь своего индейского любовника. Когда я закончу с тобой, ты будешь просить еще.
Он отпустил ее грудь и теперь срывал юбки. Он тяжело дышал, пытаясь коленом раздвинуть ее сопротивляющиеся ноги. Его голос был неровным, когда он продолжал:
– Не сопротивляйся, любимая. Я по-прежнему собираюсь жениться на тебе, только мне нужна уверенность в том, что ты принадлежишь только мне. Ты можешь иметь подмоченную репутацию, но все равно будешь моей!
Джеффри возился с пуговицами на брюках. Его колени больно прижимали к земле ее разбросанные ноги. Таня снова попыталась освободиться. Ей становилось плохо при мысли, что Джеффри овладеет ею после нежной любви к ней Пантеры. Ее паника росла по мере того, как он начал опускаться на нее. Она с яростным криком попыталась оттолкнуть Джеффри.
Тот снова ударил ее по лицу.
– Заткнись! – зарычал он. – И лежи спокойно. Ты получишь такое же удовольствие, как и я.
– Я в этом сильно сомневаюсь.
Они оба вздрогнули, услышав в заснеженном воздухе голос.
– Отпустите мою дочь, лейтенант, – приказал Эдвард Мартин.
– Делайте это, Янг, – строго посоветовал Джордж Мартин, когда Джеффри не выполнил сразу же то, что ему приказали. – Если бы Таня была вашей женой, вы бы, вероятно, имели здесь какие-то права. Но поскольку это не так, Эдвард имеет полное право защитить достоинство дочери. Его гнев оправдан, а если вы причините вред ей или ее детям, он также имеет право пристрелить вас не сходя с места.
Джеффри отстранился от Тани и отвернулся, застегивая брюки. Напоследок он бросил на Таню злобный взгляд и пошел в лагерь, который разбили его солдаты. Джордж едва за ним поспевал.
Таня поднялась на ноги, ухватившись за протянутую отцом руку. Эдвард прижал ее к себе.
– Он обидел тебя? – с тревогой спросил он.
Вместо ответа Таня отрицательно покачала головой и снова прильнула к отцу.
– Господи, Таня, если бы только он это сделал, я убил бы его. Если бы мы опоздали на несколько минут…
Эдвард передернул плечами, подумав, что могло бы произойти. Он отстранил ее назад, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Он провел пальцами по ярким отметинам на лице:
– Он ударил тебя! Паршивый ублюдок ударил тебя!
Таня с несчастным лицом кивнула и поцеловала пальцы, что гладили ее по щеке.
Эдвард обхватил ладонями ее лицо и открыто посмотрел на свою дочь.
– Таня, дорогая, мы любим тебя. Мы всегда будем любить тебя, что бы ни случилось. Как я мог так вести себя по отношению к тебе, когда ты вернулась? Я вел себя как осел. Но поставь себя на мое место. Как я могу позволить моей принцессе, моей дочери, уйти, когда она только что вернулись к нам? Как ты можешь думать, что мы с твоей матерью отпустим тебя, когда мы так долго по тебе горевали? Пошли домой, Таня. Ты пойдешь домой и останешься, хотя бы еще ненадолго?
Видя в глазах отца мольбу, Таня неохотно вновь кивнула.
Эдвард поцеловал ее в лоб и с облегчением вздохнул:
– Спасибо, Таня. Ты не пожалеешь, я тебе обещаю. Не волнуйся о том, как я буду относиться к Охотнику и Стрельцу. Я с гордостью объявлю их своими внуками, потому что они твои, они – часть тебя. Они умные, здоровые ребята, а я был глупцом, когда отвергал их. Ты можешь простить упрямого старика?
Она еще раз кивнула, устало положив голову ему на грудь.
– Пойдем, – сказал он. – Посмотрим, как там Джордж. Джеффри Янг сейчас в отвратительном настроении, а я тоже совсем им не доволен. Хорошо, что мы решили последовать за ним. В последнее время он вел себя так странно, что я чувствовал: ему нельзя доверять. И еще одна вещь, Таня. После того что произошло, тебя не будут заставлять выходить за него замуж. Твоя мать и я не станем этого делать. Право решать остается за тобой.
Они провели ночь в лагере вместе с солдатами. Таню и ее сыновей надежно защищали отец, дядя и Кит. На следующий день они отправились назад в Пуэбло.
По дороге Джеффри отчаянно старался помириться с Таней и ее родственниками. С покрасневшим лицом он признался, что чересчур увлекся. Он старался оправдаться, выставляя причиной гнев и напряженность момента, поскольку только что возвратил чуть не сбежавшую от него невесту. Он усиленно извинялся и обещал, что больше такое не повторится. Потом он повторял, как сильно любит Таню и хочет, чтобы она стала его женой.
Никто из семьи Мартинов не принимал извинения Джеффри за его раскаяние, но ради спокойствия путешествия они не спорили с ним. У них будет возможность решить эту проблему, как только они вернутся в Пуэбло. А пока они относились к нему с холодной вежливостью и держались на расстоянии.
Вернувшись в Пуэбло, Таня возобновила жизнь, которая мало чем отличалась от предыдущей. Исключение состояло лишь в том, что ее семья объединилась в усилиях защитить Таню от настойчивого внимания Джеффри.
Джереми чувствовал себя ужасно, когда Таню привезли назад.
– Мне жаль, Таня, – говорил он, грустно вздыхая. – Если бы мне удалось подержать их немного дольше в неведении, вероятно, ты могла бы от них скрыться.
– Нет, Джереми, это не твоя вина, – уверяла она его, улыбаясь. – Ты очень сильно мне помог.
Он посмотрел с надеждой, так что у Тани защемило сердце, и спросил:
– Значат, ты на меня не сердишься?
Таня покачала головой:
– Как я могу на тебя сердиться, мой маленький друг? Мы старались, но у нас не получилось. Ты же не виноват, что нас подвели погода и мое нетерпение.
– Ты собираешься попытаться снова?
– Нет, по крайней мере, не сейчас. Джеффри будет очень пристально следить, и к тому же я пообещала отцу, что на некоторое время останусь. Мне нужно научиться быть более терпеливой.
– Ты по-прежнему будешь учить меня, как стать индейцем?
Джереми с мольбой смотрел на Таню.
– Будьте уверены! – улыбнулась ему Таня, используя одно из самых любимых выражений Джереми.
Джереми засиял:
– Вот так-так! Таня, ты кошачий ус!
Таня разразилась смехом:
– Я принимаю это как комплимент, но если я кошачий ус, то ты, должно быть, ее улыбка!
В эти дни у Тани наладились прекрасные отношения с родителями, но Джулия, как всегда, была невыносима, постоянно разжигая костер в душе Тани. А вспыхнул он на третий день после ее возвращения в Пуэбло. Неожиданно Таня вошла в гостиную и увидела, что Джулия изо всех сил трясет Охотника. Его ноги болтались над полом, а голова раскачивалась вперед и назад. Не успев подумать, Таня набросилась на сестру, схватив и дергая ее за волосы до тех пор, пока та не отпустила мальчика. Быстро взглянув на ребенка и убедившись, что с ним все в порядке, Таня грубо оттолкнула от него свою сестру.
Джулия немедленно набросилась на Таню, и завязалась шумная ссора. Они царапались, издавая шипящие звуки, толкали друг друга, хватали за волосы. Они понятия не имели, какой создавали оглушительный шум. Таня что было сил кричала по-чейински.
– Отпусти меня! – закричала, Джулия, когда Таня дернула ее за волосы. – Это твой отпрыск заслуживает наказания, а не я! Ты бы посмотрела, что он сделал с моими нитками для вышивания! Ой!
Через несколько минут она кричала:
– Перестань, Таня! Ой! Я тебя ненавижу! Почему ты вернулась? Все было так чудесно, когда ты ушла!
Джулия нанесла ботинком сильный удар по голени Тани. Таня застонала от боли.
– Ага! – злорадствовала Джулия. – Это ерунда по сравнению с тем, что бы я с тобой сделала! Как бы мне хотелось, чтобы индейцы убили тебя или клеймили до тех пор, пока не изуродовали. Тогда Джеффри не хотел бы тебя снова. Но нет, ты вернулась домой, красивая как всегда, бедная принцесса, к которой так плохо относились и которую теперь нужно лелеять, угождать ей и баловать ее, а Джеффри опять опьянен.
Таня потянула за рукав Джулии, послышался звук рвущейся ткани. Таня в это время осыпала сестру проклятиями по-чейински.
– Как бы мне хотелось выйти и сказать то, что ты сейчас говоришь на этом языке! – отвечала на обиду Джулия. – Жаль, что Джеффри не видит, как ты ведешь себя сейчас. Может, тогда бы он понял, что я лучше, к тому же у меня нет малолетних детей и я не повешу их ему на шею. Он уже начал сюда заходить, начал видеть во мне женщину, как ты опять появилась! – Джулия залепила Тане звонкую пощечину.
– Черт возьми, Джулия! Я бы выбила твои зубы! – завизжала Таня, машинально переходя на английский.
Ей хотелось поговорить с сестрой. Несколько минут она старалась объяснить Джулии, что ей безразличен Джеффри, но она не могла втолковать ей это, если бы говорила по-чейински.
– Попробуй! – с издевкой говорила Джулия. Она сильно злилась и не поняла, что ей сказала сестра.
Таня выдернула клок волос из головы Джулии.
– Ой-ей-ей! – От боли глаза Джулии наполнились слезами.
– Ты послушаешь меня наконец, или мне придется сделать тебя сначала лысой? – усмехаясь, спросила Таня.
– Зачем мне это?
– Затем, что я пытаюсь тебе сказать, что мне абсолютно безразличен Джеффри Янг. Если он тебе так нужен, возьми его вместе с моим благословением. Я буду крайне признательна, если ты избавишь меня от этого идиота! – пронзительно выкрикивала Таня.
– Ты шутишь! – Джулия замерла от удивления.
– Хороши шутки! – кричала Таня. – У меня есть муж! У меня двое чудесных сыновей! Я никогда не хотела сюда возвращаться! Что еще нужно сказать, чтобы убедить тебя в том, что я говорю серьезно?
– Правда? – Джулия выглядела так, будто ей подарили золотоносную шахту, а она не верила в свою удачу. – А я думала, что ты просто разыгрываешь всех, чтобы все жалели тебя.
– Джулия! – сердито вздохнула Таня. Она плюхнулась на диван и посадила себе на колени Охотника. – Я не виновата в том, что Джеффри по-прежнему хочет меня. Я делала все от меня зависящее, чтобы охладить его пыл.
– Ты честно больше его не любишь?
Взгляд Джулии был полон такой надежды, что Тане стало ее жаль.
– Сомневаюсь, что я вообще его любила. Я не думаю, что по-настоящему знала, что такое любовь до тех пор, пока не встретила Пантеру, – призналась Таня.
Джулия явно сомневалась.
– Это твой индейский муж? Но как ты могла полюбить дикаря, Таня?
При воспоминании о Пантере на лице Тани появилась нежная улыбка.
– Ты бы видела его, тогда бы не задавала вопросов. Я не знаю более прекрасного мужчины. Он высокий, гордый, благородный и необыкновенно красивый. В Пантере заключены сила и нежность. Я люблю его всем сердцем и не проживу больше дня, если нас разъединят.
Джулия каялась.
– Извини меня, Таня. Я не имела в виду то, когда говорила, что лучше бы ты умерла. Я тоже скучала по тебе и волновалась. Но я полюбила Джеффри и начала надеяться, что он будет за мной ухаживать. Потом нашлась ты, и все мои надежды и мечты развеялись как дым. Вот почему я стала такой вредной. Я ужасно тебе завидую, Таня, – призналась Джулия.
– И ты начала выливать свою злобу на моих детей, на двух маленьких мальчиков, которые не могут себя защитить, – нахмурившись, корила ее Таня.
– Да, – прошептала униженно Джулия, и ее белоснежная кожа тут же покрылась красными пятнами. – Извини, Таня, но я пыталась любым способом заставить Джеффри отвернуться от тебя. Стрелец и Охотник всегда были под рукой, а я отчаялась. Я использовала их для того, чтобы заставить его понять, что женитьба на тебе сделает его несчастливым. Конечно, я несправедливо изливала на них свою досаду и злость. Это не потому, что я их не люблю, Таня. По правде говоря, я считаю их вполне приятными, а Охотник даже красив.
– Он очень похож на своего отца, – говорила Таня, с трудом сдерживая слезы.
– Ты меня простила? – неуверенно спросила Джулия. – Мы можем снова стать сестрами и друзьями?
Слезы застилали Тане глаза.
– Всегда, – ответила Таня.
Она протянула руку и коснулась вытянутой ей навстречу руки Джулии. Усадив Охотника на пол, она обняла сестру. Несколько секунд они сидели, обнявшись, и плакали на плече друг у друга.
– Я так по тебе скучала! – сквозь слезы призналась Джулия.
– Я тоже по тебе скучала! Я люблю тебя, Джулия!
– Не затопите коврик, девочки, – прервала их тетя Элизабет с улыбкой на лице.
Они обернулись и увидели на пороге Элизабет, Сару и Мелиссу. Сара, не скрывая удивления, смотрела на Таню.
– Джулия, – продолжила Элизабет, – хоть в последнее время ты мне докучала, сегодня ты превзошла все ожидания. Не знаю, как это у тебя получилось, и, честно сказать, это меня не волнует, но сегодня ты заставила свою сестру заговорить по-английски. За это я говорю тебе «спасибо».
Таня и Джулия посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Я все же не верю, что мама в первый раз рада нашей ссоре, – засмеялась Джулия.
– И в последний раз, – добавила Таня.
В тот же вечер за ужином Эдвард был приятно удивлен. До этого момента женщины держали в секрете решение Тани говорить по-английски.
Неожиданно Таня попросила:
– Передай мне масло, пожалуйста, папа.
Эдвард в изумлении открыл рот и уставился на дочь. Он протянул руку к тарелке с маслом и заикаясь спросил:
– Что… что ты сказала?
– Папа, – дерзко улыбнувшись, повторила Таня, – передай мне масло.
– Я не верю, – нежно сказал Эдвард. – Как? Когда? Почему?
– Зачем тебе это знать? – довольно улыбнулся Джордж. – Просто благодари Бога, Эдвард, и, ради Бога, передай бедной девушке масло!
С того дня мало-помалу Таня начала идти на уступки своей семье. Несколькими днями позже она спала утром дольше обычного, и Сара поднялась посмотреть, что случилось. Заглянув в ее комнату, она увидела, что ее дочь лежит не на коврике на полу, как обычно, а спит в мягкой постели. Ее голова покоилась на пуховой подушке. Она спала под стеганым одеялом.
Улыбнувшись, Сара на цыпочках пошла в соседнюю комнату. Здесь Стрелец лежал в своей люльке и издавал булькающие звуки, а Охотник спокойно сидел в детской кроватке и играл со своими игрушками. Сара взяла на руки малыша, а Охотника за руку тихонько провела мимо спящей мамы и закрыла за собой дверь.
– Пойдемте, мальчики, давайте приготовим маме завтрак, – прошептала она. – Пусть мама поспит, ладно?
Другая радикальная перемена произошла в конце недели, когда Сара подарила Тане маленькие матерчатые брючки и шотландскую фланелевую рубашку для Охотника.
– Дорогая, я понимаю, что ты хочешь воспитывать сыновей по-своему, но ты не можешь одевать их в шкуры, поскольку у тебя нет в данный момент достаточно шкур, а он давно вырос из своей одежды, – объяснила она.
Таня согласилась:
– Да, я заметила, его штаны уже тесны ему и неудобны, а рукава рубашки стали слишком коротки.
– Тогда ты не будешь возражать против вещей, которые я для него сшила? Я подумала, что ему понравится носить такую одежду, как у Джереми, поскольку, по моим наблюдениям, он его обожает.
– Прекрасно, мама. Спасибо, что ты так заботишься. Я бы сама могла это сделать давным-давно, но мои мысли были заняты другим.
Сара вздохнула:
– Таня, дорогая, сколько ты будешь его ждать? Прошли месяцы. Если твой… э… муж собирался прийти за тобой, разве он это уже не сделал бы?
На глазах у Тани навернулись непрошеные слезы, но она гордо подняла голову.
– Он придет, мама, – настаивала она. – Он не бросит свою жену и детей. Что-то его задерживает, но я не оставлю надежды. Пантера придет за нами. Мне просто нужно набраться терпения.
– Хорошо, а пока ты его ждешь, не могла бы ты уступить и купить себе несколько платьев? – мягко предложила Сара. – Твои два платья из шкур износились и не подлежат починке, а у дяди в магазине нет платьев из шкур, и мы не можем такие приобрести.
Таня улыбнулась:
– Полагаю, от этого никому не станет хуже. Если мой сын будет одет, как белый человек, думаю, я тоже смогу так одеваться.
– Это было бы разумно, – подчеркнула Сара. – Кроме того, неизвестно, сколько еще тебе придется ждать… э-э… Пантеру. Хоть мы и уважаем твое право жить своей собственной жизнью, будет несправедливо, если Стрелец и Охотник станут предметами пересудов в городе только потому, что ты настойчиво хочешь воспитывать их в духе чейинцев. Они должны войти в общество и не выделяться среди других детей. Я не хочу тебя обидеть, но ты понимаешь, о чем я говорю?
Таня кивнула:
– Да. Понимаю. Мне приятно знать, что ты нас не стыдишься, а я обещаю еще больше идти навстречу.
Вышло так, что Таню нарядили в прекрасное новое платье и мягкие туфли, но она решительно отказалась облачиться в тесный корсет. Дома она продолжала носить повязки на голове. Хотя ее волосы отросли до плеч, они все равно были короткими, чтобы можно было заплести их в приличные косы. Когда она совершала прогулки одна, то по-прежнему надевала мокасины, но в общественных местах она одевалась, как другие женщины, отличаясь от них в одном. Она отказывалась снимать выгравированные браслеты, подаренные ей Пантерой в день свадьбы. Эти браслеты, как обручальное кольцо, говорили о том, что она замужем. Она при любых обстоятельствах будет носить их и не снимет до тех пор, пока Пантера сам не попросит ее об этом.
Охотник гордился своей новой одеждой. А Таня особенно оценила тот факт, что он приучен к туалету. Из всех домочадцев дедушка Эдвард больше всех следил за этим делом. Таня каждый раз прятала улыбку, видя, как они вдвоем, держась за руки, направляются в туалет, расположенный во дворе.
Эдвард также подарил Охотнику пару мокасин, которые сделал сам. Хотя они были сшиты не так хорошо, как их могла бы сделать Таня, зато они соответствовали ножке мальчика и были прочными. Такой заботливостью Таня была тронута до слез.
– Именно к этому он привык, – объяснил Эдвард. – Я не могу смотреть, как мой внук всовывает ногу в грубые кожаные туфли или неуклюжие ботинки. От них появляются волдыри и сводит пальцы.
Февраль подошел к концу, и наступил март. С гор дул холодный ветер, заставляя дребезжать стекла в окнах и принося запоздалый снег. Охотнику исполнилось два года. Его день рождения отметили с большим энтузиазмом, но Тане было горько, потому что в этот день с ней не было Пантеры.
Погода не останавливала Джеффри, и он постоянно приходил к ним с визитами. Мартины не могли понять, как он не замечает, что ему не рады.
Таня не испытывала угрызений совести оттого, что он обеспокоен. Теперь, когда она снова говорила по-английски, она с готовностью объясняла ему довольно-таки прямолинейно, что она чувствует по отношению к нему. После того, как он ее чуть не изнасиловал, она никогда не оставалась наедине с ним, а зачастую во время его визитов Джулия находилась рядом с ней.
– Я рад видеть, что, наконец, ты поступаешь правильно. Таня, – сказал он, заметив на ней новое голубое платье. – Станет еще проще, если мы объявим день нашей свадьбы.
Танин голос стал резким, когда она ему ответила:
– Что я должна сделать, чтобы убедить тебя, что я не собираюсь выходить за тебя замуж, Джеффри, ни сейчас, ни когда-либо? У меня уже есть муж, и я, естественно, не испытываю потребности в другом!
– Я вижу, ты опять пользуешься этим предлогом, но это незаконно! В Соединенных Штатах индейские церемонии не считаются законными, дорогая. Кроме того, если твой так называемый муж должен был прийти за тобой, почему же он до сих пор этого не сделал? Посмотри правде в глаза, Таня. Этот ублюдок покинул тебя или сделал тебя вдовой.
Таня поднялась и, залепив пощечину, стерла с лица Джеффри презрительную усмешку.
– Даже если такое случится, ты будешь последним человеком на земле, которого я выберу себе в мужья, – раздраженно сказала она.
– А когда-то ты этого хотела, – заметил он.
– Это было до того, как я узнала, какой ты человек на самом деле, – давала ему отпор Таня, – и до того, как я узнала, что значит настоящая любовь.
– Скоро ты сменишь свой тон, когда увидишь, как мал у тебя выбор. Как ты полагаешь, сколько мужчин тебя сейчас хотят? Дорогая, у тебя испорченная репутация.
– Если мне придется выбирать между тобой и одиночеством, я выберу последнее.
– Продолжай, Таня. Разве ты честно это говоришь, если знаешь, что значит делить постель с мужчиной? – Голос Джеффри звучал вкрадчиво, слащаво. – Пройдет еще несколько месяцев, и ты станешь умолять меня взять тебя, с женитьбой или без.
– Пожалуйста, Джеффри, придержи свой пыл до того времени, а мы позаботимся о похоронной процессии. Ты мне сделаешь большое одолжение!
– Ты бы лучше не говорила мне таких вещей, моя любовь. Я могу разозлиться и заставить тебя заплатить! – нежно предупредил он.
– Прекрасно, – огрызнулась она. – Тогда внеси в свой список следующее. Лейтенант Янг, вы можете прямо отправляться к черту и прихватите с собой свой похотливый, извращенный ум.
Прошло время, и он снова появился, чтобы выслушать оскорбления. Иногда он был спокоен, иногда сердился, но он всегда уходил, чувствуя досаду. И хотя его собственное «я» было растоптано, он опять возвращался. Что бы Таня ни говорила, что бы она ни делала, это не уменьшало его решимости овладеть ею в конце концов.
Джулия не могла понять, почему он так настаивал, когда Таня его открыто отвергала?
– Я вижу, Таня, что ты делаешь все возможное, чтобы отделаться от него. Почему он так настаивает на том, что хочет кого-то, если в нем не нуждаются? Где же его гордость?
– В том же месте, где и его мозги, – холодно ответила Таня. – Явно, они находятся не на месте!
Джулия неохотно улыбнулась:
– Естественно, ему все это скоро надоест и, возможно, ища утешения, он обратится ко мне.
Таня нахмурилась.
– Джулия, я не уверена, что он надежный и подходит тебе, – добавила она. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я думаю, Джеффри не способен доставлять тебе радость или нежность, которых ты заслуживаешь. Я беспокоюсь, что он будет плохо к тебе относиться.
– О, я не думаю, что он будет таким, если влюбится в меня, – не соглашалась с ней Джулия. – Должно быть, ты рассердила его своим острым языком и постоянными отказами.
– Я сомневаюсь, что Джеффри способен любить кого-нибудь, кроме себя самого, – предположила Таня. – Он ужасно эгоистичный, у него тяжелый характер, временами мне кажется, что он сходит с ума. Только сумасшедший попытается изнасиловать женщину, которую, как он утверждает, любит. Подумай об этом хорошо, перед тем как отдавать ему свое сердце, Джулия. Мне бы очень не хотелось видеть тебя несчастной.
В марте потеплело, и в воздухе запахло весной. Уменьшились снежные шквалы, они были уже не такие сильные, и снег быстрее таял. Весна вступила полностью в свои права, когда пришел апрель и вместе с ним Пасха.
С наступлением теплой погоды город ожил. После долгой, суровой зимы теперь стало возможным выходить на улицу и подолгу гулять. Женщины были похожи на узников, которых отпустили на волю. Они хвастались новыми платьями и шляпками и использовали любые предлоги, чтобы выставить их напоказ. Они делали покупки и ходили в гости, устраивали чаепития и ленчи. После зимнего перерыва общественные и церковные комитеты развили бурную деятельность.
По требованию матери. Таня приняла приглашение на несколько мероприятий, главным образом для того, чтобы опровергнуть слухи, вызванные злым языком Сьюллен. Она по-прежнему посещала дома близких друзей матери и тети, но только в компании своих родственниц. Она редко брала с собой своих сыновей, не желая выставлять их под любопытные взгляды.
Если бы даже она не посещала общественных сборищ, то все равно доказала бы любопытным горожанам, что не является неотесанной язычницей. Ее манеры и одежда были безупречны. Ее речь была мягкой и благородной. Она не задавала неделикатных вопросов и всегда сдерживала свое любопытство. Вскоре люди знали: хотя Таня была обходительной и дружелюбной, она не позволяла смотреть на себя свысока и не разглашала тайны своей жизни среди чейинцев.
Единственным местом, куда она не ходила, как бы ее ни убеждали, была церковь. Таня приняла религию чейинцев и сдерживала свою клятву учить своих детей их ритуалам. Это она выполняла преданно, хотя сейчас помогала Охотнику в изучении английского языка. Она не видела вреда в том, что ее дети будут знать два языка. В действительности, она считала, что знание двух языков пригодится им во многих ситуациях.
Весна все больше вступала в свои права, и Таня вспоминала весны, проведенные с Пантерой. От тоски и волнения на душе у нее становилось тяжело. Она с нежностью думала о первой весне, когда Пантера пленил ее сердце. По ее щекам текли слезы, когда она вспомнила вторую весну и рождение Охотника; и гордость и удивление на лице Пантеры, когда он помогал своему первенцу входить в этот мир. Прошлой весной они вместе отмечали день рождения Охотника, и Таня сообщила ему, что ждет второго ребенка.
Болезненные воспоминания разрывали ее сердце. Будет ли она когда-нибудь опять лежать рядом с ним и чувствовать, как бьются их сердца? Услышит ли она когда-либо снова его голос и увидит ли его улыбку? Он поклялся, что только смерть разлучит их. Она была уверена, что если бы он был убит, то сердце бы сказало ей об этом. Каждая клеточка ее души кричала: «Пантера, любовь моя, где ты?»
ГЛАВА 17
Был теплый апрельский день. Послеобеденное солнце прогрело крошечную прогалину. Таня натянула мокасины и отправилась в лес искать целебные травы и коренья. Она взяла с собой Кит. Ее волосы лежали на плечах. Они искрились на солнце, и легкий ветерок играл с ее рыжеватыми локонами. Скоро ее волосы отрастут настолько, что она опять сможет заплетать их в косы.
Таня копалась во влажной земле и была настолько занята работой, что сначала не обратила внимания на легкий звук! Потом она напряглась, почувствовав, что за ней следят. Она продолжала стоять, нагнувшись, потом резко обернулась. В ее руках был нож, она осматривала окружавшие ее деревья. Кит тоже услышала еле заметные движения, напряженно смотрела вперед. Она подняла уши и слушала, а ее тело приготовилось к прыжку.
В течение нескольких напряженных секунд ничто не шелохнулось, а потом из-за деревьев показалась высокая фигура мужчины. Он стоял в тени, наблюдая за Таней и ничего не говоря. На нем были темные брюки и рубашка, прогулочные туфли, а через плечо висела куртка. Его лицо закрывала шляпа с широкими полями.
Кит предупреждающе зарычала. Мужчина, что-то сказал так тихо, что Таня не расслышала, но Кит явно услышала его. И прежде чем Таня смогла вымолвить слово, пантера прыжками ринулась к нему. К огромному удивлению Тани, вместо того чтобы наброситься на мужчину, кошка встала на задние лапы, потерлась головой о его грудь и с любовью лизнула подбородок влажным языком.
И тогда Танино сердце бешено забилось. Ее ноги ослабли. Ее взгляд скользнул по лицу и фигуре, и, хотя она почти ничего не видела, внутри нее вспыхнула надежда. Ее голос сорвался, когда она попыталась сквозь ком в горле спросить:
– Пантера?
Мужчина сделал шаг вперед, и теперь при свете солнца Таня узнала эту куртку. Это была меховая куртка, которую она с любовью шила для него. Ее истосковавшийся взгляд скользил по его лицу, которое все еще было скрыто под полями шляпы, но теперь она была уверена.
– О, Пантера!
Голос, вырвавшийся из самого сердца, разнесся по ветерку. А потом она не помнила, как бежала к нему, как очутилась в его крепких объятиях.
– Дикая Кошка, – прошептал он, а потом почти сразу его губы нашли губы Тани. В этом поцелуе слились напряжение и тоска, накопившиеся за месяцы разлуки.
Танины руки скользили по его плечам к чистым подстриженным волосам. Она изгибала свое тело, стараясь быть еще ближе к нему, хотя даже воздуху не оставалось места между ними. Слезы радости текли по ее лицу. От них сделались мокрыми не только ее щеки, но и его, и к нектару поцелуя добавился привкус соли.
Ее глаза, не отрываясь, разглядывали любимые черты.
– Ты похудел, – затаив дыхание, сказала она, – и обрезал свои волосы.
– Ты тоже, – напомнил он ей.
Он подвел ее к упавшему бревну и сел рядом. Она положила голову ему на грудь.
– Прошло столько времени, Пантера. Я так волновалась!
– Ты думала, я не приду? – спросил он.
– Нет, я знала, что ты придешь за нами, но я беспокоилась, почему тебя так долго нет. Ты говорил, что только смерть разлучит нас. Я боялась, вдруг с тобой что-то случилось.
Пантера кивнул:
– Я был ранен. Я пришел сразу, как только смог.
Услышав это, Таня подняла голову и посмотрела ему в лицо глазами, полными тревоги.
– С тобой все в порядке сейчас? Тебя сильно ранили? Когда это случилось? Кто заботился о тебе вместо меня?
Пантера усмехнулся.
– Да, Женщина, Задающая Много Вопросов, – поддразнивал он. – Со мной все в порядке. Хотя только Застенчивая Лань была свидетельницей тому, как сильно я хотел быть с тобой. Она спасла мне жизнь. Много недель она и Утиная Походка ухаживали за мной. Пуля застряла у меня в плече в последней перестрелке на Вошите. Это – единственное, что мешало мне вернуть тебя скорее.
– О, Пантера! А ты уверен, что с тобой все в порядке сейчас? Должно быть, это была серьезная рана, раз она так долго тебя задерживала.
– Я потерял много крови и до сих пор не набрал своего веса, но я сильный и чувствую себя хорошо, и теперь я здесь, пришел за тобой.
Он притянул ее к себе:
– Как наши сыновья, Дикая Кошка?
– Они в порядке, – заверяла она. – С тех пор, как ты видел их в последний раз, они сильно выросли.
– Я очень хочу быть с ними, но прежде всего нужно решить много дел, – сказал он. – Расскажи, как у тебя дела. Ты живешь сейчас со своими родителями?
Таня вздохнула:
– Да, сейчас все хорошо, но поначалу это было странное воссоединение. Они не знали, что и думать, когда я прибыла с двумя сыновьями и Кит! Моя сестра Джулия ненавидела меня, а мать жалела. Отец сердился и сначала отказывался признавать Охотника и Стрельца. Они все не могли понять, как я могу тебя любить.
Она сделала паузу, а он спросил:
– Теперь они признают своих внуков как законных сыновей чейинцев?
– Они все обожают мальчиков. Я не знаю, что они подумают о тебе. Кажется, они все верят, что когда-нибудь я тебя забуду, но они ошибаются! Моя любовь слишком глубока для этого, Пантера!
– Мое сердце жаждало услышать это из твоих уст, – сказал он, награждая ее коротким крепким поцелуем, а потом спросил: – А что сталось с Мелиссой?
– Она живет в доме моих тети и дяди. Они удочерили ее. Тебе понравится тетя Элизабет. Она одна поняла мою любовь к тебе. С самого начала, как только я приехала, она не осуждала меня за мои поступки. Она приняла меня такой, какая я есть, и спокойно отдавала мне свою любовь.
Пантера задумчиво посмотрел на нее:
– Что еще в твоем поведении так расстроило их, кроме того, что ты привела моих сыновей в их дом?
Таня гордо подняла подбородок.
– Когда я увидела их реакцию на меня и детей, я отказалась вообще разговаривать по-английски, говорила только по-чейински. Исключение составлял лишь Джереми, это племянник моей тети. Ему двенадцать лет от роду, он обожает меня и Кит, – рассказывала Таня, а потом покачала головой: – Бедной Мелиссе пришлось переводить и все объяснять. Я продолжала одеваться в шкуры, носила повязки на голове, настояла на том, чтобы Кит жила в доме и защищала нас. Я даже отказалась спать в кровати. А больше всего я отвергала заявления Джеффри о любви. Потом я плохо поступила, попытавшись убежать. Я хотела вернуться к тебе.
Темные глаза Пантеры расширились:
– Что? Когда это было?
– Это было два месяца назад, но Джеффри поймал меня с отрядом солдат. Мне удалось дойти только до реки Арканзас.
– Этот Джеффри, – нахмурился Пантера, – и есть тот мужчина, за которого ты обещала выйти замуж до того, как я тебя похитил?
Таня кивнула:
– Да. Он лейтенант кавалерии. Он был на Вошите с генералом Кастером и нашел меня. Сначала моя семья надеялась, что мы поженимся. Джеффри все еще хочет жениться на мне, но этого не будет. Я сказала им, что у меня уже есть муж.
– Они по-прежнему хотят принять этого мужчину? – хмуро спросил Пантера.
– Джеффри непреклонен, но моя семья увидела, каким он может быть ненормальным, и теперь они оберегают меня от него. Мой отец спас меня, когда он пытался меня изнасиловать после того, как я убежала из дома.
Пантера схватил Таню за плечи. Его лицо стало тревожным.
– Он изнасиловал тебя?
– Нет, Пантера. – Таня обхватила руками его лицо. – Он пытался, но у него не получилось. Потом он извинялся, но никто из нас не слушал, за исключением Джулии. Он вскружил ей голову, и она мучается оттого, что он преследует меня. Я надеюсь, что ее страстное увлечение скоро пройдет. Порой мне кажется, что Джеффри не совсем в своем уме.
– Пока я жив, он никогда не получит тебя, – страстно поклялся Пантера, ласково гладя ее волосы.
– Ни при каких обстоятельствах, – мягко поправила его Таня. Ее золотистые глаза блестели. – О, Пантера, это такое блаженство снова оказаться в твоих объятиях! Я так по тебе скучала!
Таня провела руками по его волосам, сбивая его шляпу. Мысль, которую она до сих пор отгоняла, снова пришла ей в голову. Она задумчиво нахмурила брови, рассматривая его одежду:
– Пантера, почему ты так одет? Где ты взял эту одежду?
Казалось, тень скользнула по его лицу, когда он пристально смотрел на нее.
– Таня, существуют вещи, о которых ты не знаешь, и я должен тебе объяснить.
Он замолчал, ожидая, стараясь оценить ее реакцию. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить его слова, а потом она воскликнула:
– Пантера, ты разговариваешь со мной по-английски! – Ее лицо выражало потрясение, ее глаза расширились от удивления. – Сколько времени ты говоришь по-английски? Я вообще не улавливаю акцента.
– С детства. Я вырос, разговаривая на английском, испанском и чейинском.
Он крепче удерживал ее, когда она попыталась отстраниться. Чувствуя боль и злость, Таня уставилась на него.
– Ты понимал каждое слово, когда я говорила тебе! – обвиняла его Таня. – Ты делал из меня дуру! Ты видел, как мне трудно приходилось увязать мысли со словами, и не сдавался! Ты заставил меня все делать самой до тех пор, пока я не выучила чейинский!
Пантера спокойно кивнул:
– Ты должна была выучить чейинский. И ты выучила его быстро, потому что у тебя была потребность в общении.
– Но ты бы мог сказать мне после, – настаивала Таня.
– Я не видел в этом необходимости до настоящего момента.
Что-то в его лице заставило ее спросить:
– Почему сейчас?
– Ты должна кое-что еще услышать, – серьезно продолжал он. – Мой отец был вождем Белой Антилопой, это тебе известно. Он был братом Черного Котла. Но я тебе никогда не говорил о том, что моя мать была белой женщиной.
От удивления Таня чуть не задохнулась, а Пантера приложил палец к ее губам, заставляя замолчать.
– В действительности она мексиканская испанка. Отец захватил ее в плен возле Санта-Фе. Она ненавидела образ жизни чейинцев. Хотя она стала женой моего отца и они любили друг друга, после моего рождения она пожелала вернуться к своему народу. Мой отец отпустил ее. Она уехала вместе со мной. Теперь ты понимаешь, почему Черный Котел подвергал тебя таким жестким испытаниям. Ты должна была подтвердить свои намерения. Он видел, как страдал мой отец, когда разлучился со своей женой и сыном.
Ракель и ее отец, Мигель Валера, переселились в Пуэбло. Здесь они купили ранчо в северной части города. Никто не знает о моем происхождении, поскольку мой дедушка предложил матери играть роль вдовы. Чувствуя обиду от такого предложения, моя мать выбрала фамилию Сэведж. Так ее называли чейинцы, что в переводе означало «дикарка». В Пуэбло ее знают как Ракель Сэведж.
Всю мою жизнь меня знали здесь как Адама Сэведжа. Ни одному человеку не известно, что каждое лето я проводил вместе с отцом в чейинской деревне. Все думали, что я отправился в Санта-Фе или Мексику к родственникам, были уверены, что мой отец англичанин, а цвет волос и кожи я унаследовал от своих испанских предков.
Меня воспитали как белого человека и дали образование. У меня есть старые друзья в городе, каждый здесь знает и уважает фамилию Сэведж. В мое отсутствие мать управляет ранчо, с годами у нас появились богатство и престиж. Несколько лет я учился в колледже на Востоке. За два года до смерти отца я решил, что буду постоянно жить с чейинцами. Их стиль жизни мне нравится больше. Чтобы объяснить мое отсутствие, моя мать придумала легенду, что я живу в Европе.
Я знаю, ты обижена, потому что я тебе не рассказывал этого. Сначала я не видел для этого причины. Затем, когда ты стала моей женой и носила моего ребенка, я чувствовал, что если расскажу, ты захочешь, чтобы я отвез тебя к твоим родителям. Я не мог этого сделать, Таня. Я выбрал жизнь среди народа своего отца. Тебе тоже пришлось выбрать такую жизнь, свободно и полностью, без сожаления и каких-либо связей с прошлым. Позже казалось, что рассказывать тебе все это не обязательно. Я не мог предположить, что однажды нас разлучат и что мы встретимся вот таким образом.
– Ты обманул меня, – осуждала его Таня дрожащим от неприкрытых слез голосом.
– Нет, – быстро возразил он. – Я был таким, каким ты меня видела. Было очень важно, чтобы ты приняла меня таким, каков я есть, чтобы у тебя не оставалось надежды вернуться когда-нибудь в мир белых людей. Я – Гордая Пантера, вождь чейинского племени, а ты – моя жена и мать моих сыновей. Ничто не может этого изменить: ни твоя боль, ни твои гнев. Я знаю, что ты потрясена, но это ничего не меняет. Моя любовь к тебе по-прежнему такая же сильная, твое сердце все так же зовет мое сердце. Если ты отрицаешь это, значит, ты лгунья.
Борясь с обидой и смущением, Таня ничего не сказала.
– Ты давала мне клятву, Таня, клятву с обязательствами, – серьезно напомнил он ей. – Ты обещала подчиняться мне, следить за моим уютом, воспитывать детей и следовать за мной, куда бы я ни шел. Я придерживаюсь только твоих слов, ты моя жена в любом смысле этого слова, и я тебя никогда не отпущу. Мы оба страдали от этой длительной разлуки, но она произошла не по нашей вине. Сейчас мы вместе, как и должны быть, и будет глупо, если гордость встанет на пути счастья. Ты будешь себя сейчас вести как любящая жена или собираешься показывать свое упрямство и тем самым сделать больно и мне, и себе?
Он нежно ей улыбнулся, пока она обдумывала сказанное.
– Моя настойчивость сильнее твоего упрямства, малышка. Ты знаешь, что в конце я выиграю, почему бы не поберечь силы для других целей?
Он закончил говорить. Потом наклонился над ней, и их губы слились в поцелуе. Она капитулировала. Вздохнув в знак покорности, она обняла его за шею, полностью поддаваясь его сладкому убеждению.
– Пантера, я так тебя люблю, – шепотом призналась она. – И всегда буду тебя любить.
– Покажи мне это, – нежно скомандовал он.
Здесь, под сенью деревьев, она отдалась ему после долгих месяцев мучительной разлуки. Пантера раздел ее, медленно обнажая каждый сантиметр ее нежной кожи.
– Я знал, что есть смысл одевать тебя в шкуры. У этого платья тысяча пуговиц. – Он сердито хмыкнул.
Видя выражение его лица, Таня рассмеялась:
– Я сбросила шкуры только два месяца назад, после попытки вернуться к тебе. Они больше были непригодны для носки. Кроме того, мои родители на тот момент полностью признали Стрельца и Охотника, и я также начала разговаривать по-английски.
– Сейчас я имею дело с белой женщиной? – неуверенно спросил Пантера.
Таня покачала головой:
– Я такая, какой ты меня сделал, какой ты хотел меня видеть: твоя жена и твоя любовь.
Ее ответ развеял все сомнения. Его губы требовали ее. Этот поцелуй означал его власть над ней, говорил о том, что она принадлежит только ему.
Она охотно подчинилась, осознавая его потребность восстановить свое господство над ней. Она получала наслаждение, чувствуя вокруг себя его руки, губы, руки, которые раздевали и ласкали ее.
Следуя его примеру, она помогла ему сбросить одежду, потом стояла как пьяная при виде его славного бронзового тела. Ее пальцы коснулись еще розовых шрамов от недавней раны на плече. Ее глаза застилали слезы, когда она подалась вперед, чтобы нежно поцеловать рану, словно хотела своими губами залечить ее, впитать в себя часть боли, которую ему довелось испытать.
– Не думай об этом, дорогая, – сказал он ей. – Просто дай мне любить тебя, я так соскучился за эти месяцы.
Он ласкал ее глазами, губами, руками, вновь открывая для себя линии ее тела. Кончики пальцев нежно задерживались, сознание затуманивалось. Ее кожа трепетала от его прикосновения и воспламенялась, когда он прикасался губами и языком к чувствительным местам, которые на долгое время были забыты. Ее груди поднимались, чтобы чувствовать его ладони, а боль в животе стала ощутимее, когда он ласкал ее соски. Вскоре она прижимала его к себе, умоляя еще раз сделать ее своей полностью.
Когда их тела слились в одно, Таня растворилась в сладостном наслаждении. Они поднимались вместе к вершинам экстаза до тех пор, пока на самом пике каждую клеточку не сразила молния, обжигая их тела и сердца. Они снова были удовлетворены, и вздох Тани был эхом его вздоха…
Удлиняющиеся тени говорили о том, как быстро прошел день.
– Становится поздно, Пантера. Мы должны идти: меня могут начать искать.
Выражение сожаления пробежало по его лицу.
– Давай оденемся и составим план, – сказал он ей.
Когда они снова были одеты, он притянул ее к себе:
– Мне нужно многое обдумать. Я не могу появиться на пороге твоего дома как муж. Личность Гордой Пантеры нельзя раскрывать, особенно теперь, хотя молодой лейтенант меня никогда не видел близко, чтобы узнать.
Таня согласилась:
– Да, и нужно принимать во внимание Сьюллен. Она все еще находится в Пуэбло и ждет своих родителей из Калифорнии. Насчет Мелиссы можно не беспокоиться. Она не станет разглашать тайну твоей личности. Я уверена.
– А что случилось с остальными пленницами? – поинтересовался Пантера.
– Нас осталось только трое, Мелисса, я и Сьюллен. Розмари продали другому племени весной, рабыню Черного Котла убили во время нападения на деревню, Нэнси умерла на обратном пути в военном лагере от преждевременных родов.
Пантера обдумывал все это.
– Будет лучше всего, если ты познакомишься со мной как с Адамом Сэведжем. Но это нужно тщательно спланировать. Твои родители не должны ничего заподозрить.
Таня кивнула:
– Что ты предлагаешь?
– Ты знаешь судью Керра и его семью? Они одни из наших самых близких друзей. Я вырос вместе с их сыном Джастином, а моя мать и Эмили близки, как сестры.
– Я встречаюсь с ними, – улыбнулась Таня и добавила: – Кажется Джастин проявляет интерес к Мелиссе. Вероятно, он будет увиваться в надежде повысить свои шансы и завтра, когда мы придем к ним на чай.
Пантера крепко поцеловал ее в губы, улыбаясь как подросток.
– Ты только что решила нашу проблему, моя восхитительная жена, – ликовал он. – Завтра, пока ты будешь пить чай с семьей Керров, Адам Сэведж придет навестить своего старого друга Джастина. Естественно, он заметит прекрасную Таню Мартин с ее неповторимыми золотистыми глазами и потребует, чтобы его познакомили с ней. Как ты думаешь?
– Прекрасно! – Таня согласилась, довольно усмехнувшись, но потом она опомнилась и сказала серьезно: – За исключением одного. Мы по-прежнему будем отдельно друг от друга. Я хочу снова быть твоей женой.
– Тогда я добьюсь твоей руки, – заявил Пантера. Его темные глаза блестели. – На сей раз мы добьемся благосклонности твоих родителей!
– Но для этого понадобится так много времени – застонала она, – а я хочу быть с тобой постоянно, хоть это поможет мне отделаться от Джеффри Янга. Если ты станешь моим новым женихом, он должен будет признать поражение. Но я сомневаюсь, что он сделает это благородно.
– Не отчаивайся, дорогая. Период ухаживания пролетит с молниеносной скоростью, я смогу уладить все проблемы с лейтенантом Янгом. Тем временем мы будем устраивать тайные свидания, чтобы удовлетворять наши горячие желания и мою похотливую натуру, – поддразнил он и одарил ее долгим поцелуем. – Сейчас ты должна идти, чтобы нас не застали вместе.
– Подожди! Tы мне ничего не рассказал о наших друзьях. Где сейчас чейинцы? Где Кэт?
– Кэт находится в деревне с Утиной Походкой. В мое отсутствие Зимний Медведь исполняет обязанности вождя. Для чейинцев зима выдалась суровая. Мы теснились вместе в одолженных нам хижинах, было мало еды. Теперь, с приходом весны, станет лучше. Воины уже выезжают на охоту, чтобы снова пополнить запасы еды и шкур.
Таня закусила губу от отчаяния:
– Интересно, как вам удалось пережить зиму, не имея крова и продуктов питания. Даже лошадей уничтожили.
Ее голос задрожал, когда она вспомнила резню, свидетельницей которой стала. Нежданные слезы покатились по ее щекам.
– Мне никогда не забыть того дня, даже если мне суждено будет прожить до ста лет! Везде были тела и кровь! И крики. О, Господи, пронзительные крики!
Таня даже не почувствовала его руки на себе, живо представляя тот день.
– Головы детей разбивались, как дыни, обезглавленные, без конечностей трупы, пронзенные штыками младенцы! Они застрелили Черного Котла и Женщину Будущего и втоптали их в речную грязь, их кровь окрасила воду! Они разрубили живот Лесного Папоротника, и ее неродившийся ребенок выпал из него на землю!
Она была близка к истерике, когда рассказывала ему, что происходило рядом. Ее голос искажался прерывистыми всхлипами.
– Солдаты отрезали части мертвых тел, ужасно уродуя их. Они смеялись, рассказывая, как сделают кисеты из интимных мест мужчин и женщин. Потом они насиловали женщин, которых захватывали в плен, и я не могла предотвратить это. Это был кошмар! Даже сейчас все кажется слишком страшным, чтобы быть настоящим, – плакала Таня.
– Ш-ш-ш, моя дорогая, – успокаивал ее Пантера, держа ее в своих объятиях и лаская. – Теперь все позади. Наши люди вернулись назад и похоронили мертвых, хотя я мало что помню. Многие из наших друзей погибли в тот день, но приличное число выжило. Как раз в прошлом месяце Джордж Бет и другие пленники присоединились к нам. Они привели свежих лошадей с ранчо его отца. Именно от него я узнал, где ты находишься. Я думал, что, возможно, тебя продержат с отрядом Кастера до весны.
– Нет, Джеффри привез меня и Мелиссу прямо домой как раз к Рождеству. Генерал Кастер и я встречались лицом к лицу. Мне кажется, он почувствовал большое облегчение, когда отделался от меня.
Таня втянула носом воздух и высморкалась в платок, который протянул ей Пантера, и спросила:
– Скажи, с Сорокой и ее младшим сыном все в порядке?
– Да. Они с Джорджем снова вместе, теперь у них есть дочь. Зимний Медведь, Улитка и Высокая Сосна хорошо ведут дела в лагере. У Застенчивой Лани и у ее ребенка все хорошо. Она просила меня поскорей привезти тебя. Она скучает по тебе. Утиная Походка сильно горюет, что тебя нет, и страшно тоскует по Стрельцу и Охотнику. Я думаю, она даже по Кит скучает.
Таня в последний раз вздрогнула, устало вздохнула и прислонилась к широкой груди Пантеры. Он погладил ее блестящие волосы:
– Жизнь продолжается, Таня, и мы должны как можно полнее пользоваться ею. Мы должны продолжать нашу жизнь, оставаться верными своей клятве, с любовью вспоминать того, кого уже нет в живых, и строить будущее для тех, кто придет после нас. Мы снова нашли друг друга и скоро будем жить одной семьей. Я ужасно хочу увидеть своих сыновей. Ты приведешь их с собой завтра к Керрам?
– Если ты этого желаешь, Пантера. Вряд ли ты узнаешь их, они так выросли.
– Сомневаюсь что Охотник даже помнит меня. – Лицо Пантеры моментально стало удрученным. – А если узнает, он не должен показывать этого.
Последовал последний, затяжной поцелуй, а потом он отстранил ее от себя:
– Сейчас ты должна идти. Увидимся завтра.
– Теперь, когда ты так близко, ожидание завтрашнего дня покажется вечностью, – с тоской сказала она. – До завтра, мой муж.
– До завтра, – мягко повторил он и смотрел ей вслед, пока она не исчезла среди деревьев.
* * *
Таня была так возбуждена в тот вечер, что почти не могла есть. Она удивилась, когда никто из семьи не заметил ее волнения.
Как только представилась возможность, она затащила Мелиссу в угол и подготовила к завтрашней встрече. Не хватало только, чтобы Мелисса выдала их своим удивлением. Таня заверила Мелиссу в том, что Пантера не собирается тащить ее обратно к чейинцам, когда заберет с собой Таню и сыновей. Как Таня и надеялась, Мелисса пообещала сотрудничать и поклялась, что будет вечно молчать и будет преданной.
Тот вечер был омрачен лишь приходом Джеффри, но даже он не смог полностью разрушить ее счастья. В ожидании завтрашнего дня она игнорировала его присутствие. Только когда он начал настаивать на ее внимании, она потеряла самообладание.
– Сегодня ты выглядишь особенно прекрасной, Таня. Твои щеки пылают, а глаза блестят. Ты похожа на женщину, которая готова к любви, – предположил он.
– Это весна, Джеффри, – спокойно ответила она. – Солнце и ветер освежают бледное после зимы лицо.
– Весной фантазии молодых людей превращаются в любовь, – процитировал он, удовлетворенно усмехаясь.
– А их ум превращается в чепуху, – резко отпарировала она. – Попытайтесь половить рыбу, лейтенант. Это успокаивает нервную систему.
– Я бы лучше поймал на крючок твое сердце, – горячо ответил он.
– У тебя нет подходящей приманки, – выпалила она в ответ. – В тебе нет абсолютно ничего, что бы меня ввергло в искушение.
Джеффри снисходительно улыбнулся:
– Это можно изменить.
– У свиней тоже могут вырасти крылья, – издевалась она.
– Со временем я заставлю тебя захотеть меня, дорогая, – решительно сказал он.
– Катись к черту, Джеффри! – устало сказала она. – Пойди и окунись в озеро. Может, это остудит твой пыл. Может, это даже уменьшит твой непомерный эгоизм!
В ту ночь Таня спала беспокойно. В мыслях и мечтах был только Пантера. Наконец, почти на рассвете, она погрузилась в легкий сон. Она предвкушала завтрашний день, а ее губы тронула довольная улыбка.
ГЛАВА 18
Таня молча сидела, попивая чай в гостиной Эмили Керр, и чуть не тряслась, ожидая встречу с Пантерой. Каждый раз, поднимая изящную фарфоровую чашку, она боялась, что или уронит ее, или расплескает чай на свое платье.
В этот день она с особенным вниманием отнеслась к своей внешности. На ней было платье кремового цвета с кружевной отделкой на лифе и свободными кружевными манжетами. Как всегда, на запястьях красовались медные браслеты. Волосы были зачесаны назад и свободно спадали на плечи. В ушах она носила медные серьги, подаренные Пантерой накануне их свадьбы.
Охотник спокойно сидел на коленях бабушки Сары, а Стрелец что-то счастливо лопотал из своей люльки, стоящей рядом с Таней.
Таня пила уже вторую чашку чая, когда услышала глубокий голос Пантеры в прихожей. Ее сердце замерло. Через несколько секунд в комнату вошел Джастин Керр, а за ним следовал Пантера.
Пантера выглядел чудесно. На нем были нарядные желтовато-коричневые брюки, кремовая шелковая рубашка и цвета табака пиджак. Его безупречная жилетка была такого же цвета, что пиджак. Дорогие кожаные коричневые туфли были начищены до блеска.
Джастин представил Пантеру, и тот наклонился, чтобы поцеловать руку Эмили.
– Неужели Адам Сэведж! – польщенным голосом пропела она. – Где ты был так долго и когда приехал домой?
– Он путешествовал по Европе, мама, – ответил за него Джастин.
– Я вернулся только вчера и поспешил прямо к вам, чтобы увидеть ваше милое лицо, – заигрывающе сказал Адам. – А теперь я оказался в обществе таких красивых женщин, каких мне еще не доводилось видеть. Знать бы, что Пуэбло привлекает таких чудесных женщин, я бы вернулся раньше. – Его сияющая улыбка предназначалась всем присутствующим в комнате женщинам.
– О Боже! Простите мне мою бестактность, – начала извиняться Эмили, ужасно волнуясь. – Дамы, позвольте мне представить вам Адама Сэведжа, сына Ракель Сэведж. Адам, это Элизабет Мартин и ее невестка Сара Мартин. Их мужья занимаются в городе торговлей пиломатериалами. Это, – она указала на Мелиссу, сидевшую рядом с Элизабет, – мисс Мелисса Андерсон. Она живет с Мартинами, а эти две молодые дамы – дочери Сары – Джулия и Таня.
Адам поприветствовал всех легким поклоном.
– А здесь у вас кто? – спросил он, наклоняясь к Охотнику.
– Это мой сын, Охотник, – нежно ответила Таня. Ее глаза задержались на отце сына. Охотник одарил Адама широкой улыбкой, демонстрирующей все имевшиеся в наличии зубы.
– Он красивый мальчик, – прокомментировал Адам. – Это тоже ваш ребенок?
Таня кивнула, и Адам наклонился и потрепал Стрельца под подбородком.
– Мой сын, Стрелец, мистер Сэведж.
– Вас и вашего мужа нужно поздравить с такими прекрасными детьми, – сделал комплимент Адам.
Казалось, только Таня заметила дьявольский блеск его темных глаз.
– Спасибо, – безмятежно ответила она.
У Эмили вырвался легкий, надломленный вздох. Адам сразу же перевел на нее взгляд и задумчиво насупил брови:
– Я сказал что-то не так, Эм?
– Нет, нет, – поспешно заверила она.
– Гм, – вступил в разговор Джастин. – Адам, мой старый друг, мисс Мартин, видишь ли, провела несколько лет среди чейинцев не по своей воле. Ее сыновья – от индейца, который захватил ее в плен.
Джастин чувствовал себя крайне неловко, потому что ему пришлось все объяснять смутившейся компании.
– Он был моим мужем, – тотчас поправила его Таня. Ее голос звучал четко и ясно.
– Да, Таня, ты говорила об этом раньше, – неохотно сделала замечание Эмили.
– Вы любили его? – настойчиво спрашивал Адам. Его глаза были прикованы к лицу Тани.
– Очень сильно, мистер Сэведж.
– Ну, девочки, вам не кажется, что нам пора возвращаться домой? – предложила Сара в надежде прекратить дальнейшие вопросы, которые могли привести к замешательству.
Адам не обратил на нее внимания, полностью заинтересовавшись Таней.
– Мисс Мартин, эти медные браслеты на ваших запястьях – память о времени, проведенном с чейинцами?
– Мои супружеские узы, – призналась Таня. Интересно, зачем Пантера задает ей эти вопросы в присутствии всех? Что он делает?
– Вы вдова? – продолжал настойчиво спрашивать он.
– Я этого не знаю, мистер Сэведж. Меня спасли, причем я этого не хотела. Я надеюсь, что однажды снова буду со своим мужем. – Ее подбородок начал дрожать. – Мне кажется, вы задаете вопросы личного характера, сэр.
– Прошу прошения, мэм, я потрясен вашей прямотой. Не многие женщины захотели бы открыто рассказывать о таком прошлом, как ваше, не говоря уже о том, чтобы брать с собой детей в общественные места. Я просто восхищаюсь вами. Я бы никогда раньше не напрашивался в гости к замужней женщине, но могу ли я навестить вас завтра?
Таня мешкала. Она не знала, как правильно сформулировать ответ.
– До настоящего времени моя дочь не принимала гостей, если они мужчины, – объяснила затянувшуюся паузу Сара.
– Мне кажется, моя мать пытается защитить меня от вашего настойчивого внимания, сэр, – ответила Таня. – Должна признаться, я сама слегка смущена.
– Снова приношу свои извинения. Обычно умение держать себя не подводило меня. Единственным моим оправданием служит то, что я поражен вашей красотой и очарованием. Если у вас возникли сомнения, Джастин может поручиться, что у меня хороший характер. Керры знают меня с детства и подтвердят мою честность и прямоту.
– О, конечно, да! – поспешно согласилась Эмили. – Ракель и Адам поселились здесь очень давно, тогда, когда Пуэбло представлял собой не что иное, как горстку мормонских ферм. Их ранчо – одно из самых прекрасных в штате, и вы не найдете более порядочной семьи. Они завоевали уважение всего города. Джастин и Адам выросли вместе и оставались лучшими друзьями до тех пор, пока Адам не уехал. Ну, я считаю Адама чуть ли не своим вторым сыном.
Танины глаза заблестели. Она подавила в себе смех.
– Я не спрашиваю о порядочности мистера Сэведжа, миссис Керр, я просто говорю о его отношении и намерениях.
– Позвольте мне убедить вас, что они благородные и честные, миссис Мартин.
Адаму было трудно оставаться спокойным, но жизнь среди чейинцев научила его сохранять невозмутимость в любой ситуации, и это помогало ему сейчас. Таня решила помочь ему избежать опасности.
– В таком случае, можете приходить завтра на ленч. Это удобно, мама, тетя Элизабет?
– У-у, да, полагаю, что так, – заикаясь, произнесла Сара.
– Может, вы тоже придете, Джастин? – предложила Таня, зная, что он не упустит возможности побыть с Мелиссой. – Мистер Сэведж будет чувствовать себя одиноким среди множества женщин.
– С удовольствием, – быстро согласился Джастин, бросив взгляд на Мелиссу.
Джулия, которая все это время сидела молча, радовалась, что кто-то расстроит планы Джеффри относительно Тани.
– А я всегда считала чаепития несколько скучными. Это только доказывает, как люди могут иногда ошибаться! – заметила она.
– Боже! Какой красивый мужчина! – ответила Элизабет по дороге домой.
– И обеспеченный, если Эмили не преувеличивает, – задумчиво добавила Сара. – Кажется, признание Тани не вызвало в нем отвращения, да?
– Я бы сказала, совсем наоборот, – добавила Мелисса и хитро подмигнула Тане. – Мне кажется, он тобой очарован, Таня.
– Это должно охладить пыл Джеффри. Я думаю, что мистер Сэведж появился как раз в подходящий момент, – сказала Джулия.
– Перестань, Джулия! – предостерегла ее Саpa. – Этот мужчина придет на ленч. Это не дает права расценивать его как поклонника, хотя он подошел бы для этой роли очень даже хорошо, – призналась она.
– Да, кстати, кажется, Джастин очень интересуется нашей маленькой Мелиссой. Это для того, кто не заметил.
Таня была рада, что ей удалось перенести внимание женщин со своей личности. Мелисса вспыхнула.
– Я заметила, – призвалась она застенчиво. – Он довольно приятный молодой человек, ты со мной согласна?
Таня улыбнулась:
– Да, Мелисса, он очень хороший.
– Было очень благородно с твоей стороны пригласить на ленч Джастина, Таня, – заметила Элизабет. – Ты это сделала ради Мелиссы?
Теперь Таня покрылась румянцем.
– Признаюсь, – засмеялась Таня. – Я виновна в сватовстве. Надеюсь, вы не возражаете, тетя Элизабет.
Элизабет довольно хихикнула:
– Почему я буду возражать? Вы избавили меня от необходимости приглашать этого молодого человека самой. Кроме того, я не чувствую себя вовсе невинной по части сватовства. Я должна признать свою ошибку в том, что хотела свести тебя с Джеффри. Но Адам Сэведж – рыбка что надо, если ты спросишь мое мнение. Я не позволю ему выскочить из сети, прежде чем не осмотрю и не изучу его.
– Что ты о нем думаешь? – настойчиво спрашивала Джулия. – Только не нужно опять выдвигать аргумент, что у тебя уже есть муж и двое детей. Знаешь, лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– Джулия, я только что познакомилась с этим человеком. И у меня все же есть муж и сыновья, о которых нужно помнить, – противилась Таня.
– Думается, ему понравились мальчики, чего нельзя сказать о Джеффри, – возмущенно фыркнула Элизабет.
Сара согласилась с ней:
– Это нужно принять во внимание, Таня.
– Прекрасно. Я признаюсь, что этот человек произвел на меня впечатление. А теперь, может, отложим этот разговор? Похоже, весь дом полон сводниц, и это может надоесть.
Тане пришлось выслушать вереницу объяснений и пышных похвал относительно Адама Сэведжа, когда ее отец и дядя пришли на ужин.
– На протяжении многих лет я продавал товары и пиломатериалы Сэведжам. Эмили Керр не преувеличивает. Это достаточно зажиточная семья, – согласился Джордж. – Конечно, я встречался с сыном Ракель всего несколько раз, много лет назад. Вскоре после того, как мы приехали сюда, он отправился учиться в колледж. Насколько я припоминаю, приятной внешности молодой человек.
– Должна вам сказать! – открыто призналась Джулия.
Эдвард задумчиво посмотрел на свою старшую дочь:
– Вероятно, он произвел на Таню сильное впечатление, раз она пригласила его на ленч.
– О, ради Бога! – вспыхнула Таня. – Просто я считаю, что это хороший способ убедить Джеффри в том, что я не питаю к нему ни малейшего интереса, – выдумала она.
– Это, естественно, приведет его в бешенство, – прокомментировала Мелисса, выразительно закатывая вверх глаза. – Не могу дождаться, чтобы посмотреть на его реакцию!
– Как ты думаешь, к чему клонил Пантера… э-э… Адам, задавая вчера все эти вопросы, Таня? – спросила на следующий день Мелисса, когда они вместе полировали кухонную мебель.
Поскольку это была суббота, Элизабет приобщила всех, включая Джереми, к уборке дома.
– Понятия не имею, – ответила Таня, – но его вопросы явно застали и меня врасплох. Позже я спрошу его об этом. Ну вот, теперь все чисто. Пыль вытерта. Господи, Мелисса! Создается впечатление, что сам президент едет к нам на обед! Что нашло на тетю Элизабет? Она заставила Джереми выбивать ковры, маму – чистить посуду, Джулия убирает гостиную, а она с самого утра возится на кухне и готовит ароматные деликатесы!
Мелисса хихикнула.
– Два самых подходящих холостяка в Пуэбло придут к нам на ленч. Она собирается выдать нас замуж, не иначе. Вероятно, она решила превратить этот дом в пансионат и сдавать наши комнаты! – пошутила она.
Таня подхватила шутку:
– Если дело в этом, тогда ей лучше подыскать щеголя для Джулии или уговорить отца построить свой собственный дом.
Неожиданно Мелисса стала серьезной.
– Таня, мне очень нравится Джастин. Я даже могла бы в него влюбиться, но я боюсь. Я думаю, что не смогу никогда быть настоящей женой ни ему, ни кому-либо другому.
Таня подошла к своей подруге и обняла ее.
– Из-за Уродливой Выдры?
Мелисса кивнула.
– И преждевременных родов. Эта часть супружеской жизни меня просто страшит!
– Но, Мисси, ты же слышала, как мы занимались любовью. Ты не могла этого не слышать, если мы спали в одной хижине. Это может быть так прекрасно, так замечательно, если рядом любимый человек. Джастин не животное, как Уродливая Выдра. Он джентльмен. Я уверена, он будет любить тебя и лелеять всю жизнь.
– А дети? – упорно продолжала Мелисса.
– Женщина Корень заверила нас, что преждевременные роды не причинили вреда твоему здоровью. Ты снова можешь забеременеть.
Мелисса закусила губу, вспоминая страдания:
– Мне кажется, я не выдержу боли. Эти роды чуть не погубили меня, а Нэнси все же умерла.
– О Мисси! – В голосе Тани чувствовалось все сострадание, которое она испытывала к девушке. – При хороших условиях и правильном образе жизни у тебя больше не будет выкидыша. Ты будешь вынашивать замечательных детей, и они заполнят твою жизнь. Роды стоят боли, если ты держишь в руках крошечную жизнь и видишь гордость на лице своего мужа. Ты присутствовала при рождении Охотника. Ты все видела. Не беспокойся. Мелисса, это самое прекрасное ощущение, которое может испытать женщина.
Мелисса с трудом сглотнула и кивнула:
– Я подумаю над этим.
Таня высказала еще одну мысль:
– Джастин знает, что ты находилась вместе со мной все эти годы среди индейцев. Я уверена, что он догадывается, как трудно тебе пришлось. Если он действительно тот человек, который тебе нужен, он поймет и будет нежно относиться к тебе. Если между вами завяжутся серьезные отношения, поговори с ним об этом: объясни ему, чего ты боишься, и пусть он тебе поможет.
– Многое зависит от Джастина, – сказала Мелисса.
Таня согласилась:
– Многое зависит еще от того, насколько сильно ты хочешь с ним жить и как сильно ты его любишь.
За большим обеденным столом разместились дядя Джордж, тетя Элизабет, Сара, Эдвард, Мелисса, Джереми. Джулия, Таня. Охотник на высоком стульчике. Адам и Джастин. Двое братьев Мартин решили остаться сегодня дома, чтобы познакомиться с Адамом Сэведжем. Интересно, чувствует ли он себя так, как будто его рассматривают? Таня явно чувствовала себя выставленной напоказ, словно рабыня на аукционе. Каждый раз она ожидала, что отец с неуместным рвением откроет ее рот и покажет остальным, какие у нее прекрасные зубы! Интересно, чувствует ли Мелисса то же самое?
– Я знаю, ваша семья держит птицеводческую ферму в северной части города, – сказал Эдвард, глядя на Адама.
– Да, сэр, в двадцати милях отсюда.
– Я знаю, что ваша мать вдова. Кто управляет ранчо в ваше отсутствие? – поинтересовалась Сара.
– Мама, – усмехнулся Адам. – Она правит этим местом железной рукой в бархатной перчатке, и у нее есть очень надежный помощник. Наш старый работник живет с нами уже много лет, на ранчо есть много рабочих рук, к тому же повар и прислуга. Еще до смерти деда ранчо само прекрасно обслуживало себя, это и теперь продолжается.
– Это ранчо построил ваш отец? – спросила Элизабет.
– Нет, мой дед и моя мать поселились на этом месте, когда я был еще младенцем. Отец никогда не жил здесь.
– К тому времени его уже не было в живых?
Адам кивнул.
– Я слышал, он был англичанин, – прокомментировал Джордж. – У вас есть родственники в Европе?
– Не много, в большинстве очень дальние. Мои близкие родственники живут здесь и в Мексике.
– Вы собираетесь сейчас остаться в Пуэбло? – поинтересовалась Джулия.
– По крайней мере, на некоторое время, – ответил он. – Есть кое-какие вещи, которые могут задержать меня здесь на неопределенный срок.
Говоря это, он не спускал с Тани глаз.
– Вы также выращиваете лошадей, мистер Сэведж? – безобидно спросил Джереми, нарушая паузу, которая, казалось, сдерживала всех остальных.
– Нескольких, Джереми, но в основном на ранчо птица. Ты бы мог когда-нибудь прийти и покататься верхом, если твои домашние не против.
– Действительно можно?
– Да, но я был бы рад, если бы ты захватил с собой мисс Таню, чтобы она составила мне компанию, – Адам усмехнулся.
– Тот самый старина Адам, – в шутку жаловался Джастин. – Дайте ему сантиметр, и он попытается стащить километр.
Улыбка Тани переросла в смех.
– Остроумие – вот что изумляет меня в нем! – согласилась она.
После этого все расслабились и принялись за угощение. Смех и непринужденная атмосфера царили в гостиной. Адам, не без помощи Джастина, очаровывал всех рассказами о своей юности.
Когда обед закончился, все удалились в гостиную пить кофе. Пошатываясь, Охотник подошел к Адаму и потянул за нижнюю часть брюк. Адам автоматически поднял сына и посадил его себе на колени. Охотник начал играть с блестящими пуговицами его рубашки.
– О, мистер Сэведж, он испортит вашу рубашку, – воскликнула Сара. – Давайте я отведу его наверх.
– Он вовсе не мешает, – заверил ее Адам. – Я привык к детям.
– С каких это пор? – удивился Джастин.
Адам усмехнулся, обнажив зубы.
– С того времени, как я в последний раз видел тебя, старина.
Таня умилялась, снова видя сына на коленях отца. Она удивилась тому, что Охотник с такой готовностью подошел к нему. Она не переставала думать о том, что, может, в памяти малыша осталось воспоминание об Адаме как Пантере, пусть даже неосознанное.
Критический момент наступил тогда, вопя Джереми неожиданно впустил в комнату Кит. В этот день Кит запретили входить в дом. Теперь она с напыщенным видом подошла к Адаму, игриво лизнула его, потерлась головой о его бедро и спокойно улеглась возле его ног.
– Вот это да! – объявил Джордж. – Я никогда раньше не видел, чтобы она обращалась таким образом с незнакомыми людьми. Обычно она шипит и рычит, а уж когда Джеффри проходит мимо мальчиков, то ведет себя так, будто скорее его съест, чем подпустит к ним.
– Животные чувствуют, к кому следует относиться с опаской, – заявил Адам. – Думаю, она знает, что я – друг.
– Он прав, – важно заявил Джереми. – Я всегда нравился Кит, потому что мне с самого начала понравились Таня и мальчики. Должно быть, она вам доверяет, мистер Сэведж.
– Если бы я мог так легко убедить мисс Таню, – полушутя сказал Адам, приподнимая бровь в Танином направлении.
– Сомневаюсь, что вы добьетесь того, чтобы я лежала у ваших ног, – поддразнила она, сверкнув золотистыми глазами.
Она ответила ему взглядом, который говорил, что, возможно, сможет лежать у его ног, но никогда спокойно.
Немногим позже две молодые пары в сопровождении Джулии вышли на прогулку.
– О Эдвард, – вздохнула Сара, подглядывая сквозь кружевные занавески в окно, – ты думаешь, Таня, наконец, оставила свои мечты об индейском муже? Сегодня в первый раз она проявляет интерес к другому мужчине!
Эдвард, куривший трубку, затянулся и выпустил дым, который неохотно стал подниматься к потолку.
– Я думаю, Адам Сэведж уже начал ухаживать за Таней, дорогая Сара. Теперь все зависит от времени и от упрямства Тани. Адам производит впечатление мужчины, который знает, чего хочет и как этого добиться.
– Поскольку наш дом сейчас такой чистый, каким никогда больше не будет, я пригласила Адама на воскресный обед, – заявила Таня, когда они возвратились с прогулки.
– Уже Адам? – лукаво заметила Элизабет. – А где «мистер Сэведж» и «сэр»?
Таня засмеялась:
– Я согласилась называть его Адамом, если он перестанет обращаться ко мне «мисс Таня». От этого я чувствую себя старой незамужней школьной учительницей.
– Это не все, – доложила Джулия. – Таня даже позволила ему взять ее за руку!
– Ты всегда была мастерицей болтать! – оборвала ее Таня, хотя даже не пыталась напустить на себя хмурый вид.
Джулия показала язык.
– Зато я не рассказала им, как он вел тебя по тропинке и обнимал за талию! – прошептала она.
– Болтунья!
– О, иди и покорми своего младенца и не расстраивайся по пустякам, а то потом у Стрельца из-за тебя начнутся колики, – предостерегла ее Сара.
– Значит, поэтому Джулия стала такой? – отпарировала Таня и побежала наверх.
– Девчонки! – пробурчал себе под нос Эдвард.
На следующий день, как только они сели за обеденный стол, раздался звонок в дверь.
– Кто же это может быть? – сделала колкое замечание Мелисса.
Таня скривила лицо.
– Джеффри, – застонала она. – О Боже.
– Открой дверь, Джулия, – отдал распоряжение Эдвард. – Нам следует покончить с этим.
Обращаясь к Адаму, он спросил:
– Вам Таня говорила о Джеффри Янге?
Адам криво усмехнулся:
– Ее бывшем женихе? Да.
– Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы вы оставались в неведении. Ему придется признать поражение, если он подумает, что вы интересуетесь Таней.
– Что я и делаю, – прямо ответил Адам.
Джулия ввела Джеффри в столовую.
– Посмотрите, кто к нам пришел, – объявила она между прочим, подводя Джеффри к стулу, что находился рядом с ней и как раз напротив Тани и Адама. – Я принесу еще один прибор.
Джеффри окинул взглядом Адама, сидевшего по правую руку от Тани.
– Я не думал, что у вас гости. Мне кажется, мы с вами раньше не встречались.
– Адам Сэведж, Джеффри Янг, – кратко, без лишних слов, представил их друг другу Эдвард.
– Что же вы не предупредили нас перед тем, как удостоить нас своим визитом? – с издевкой спросила Таня.
– Я всегда прихожу в воскресенье, – защищаясь, ответил Джеффри.
– Мы старались не замечать этого, лейтенант, – вступила в разговор Мелисса.
Джеффри пропустил ее слова мимо ушей. Он поблагодарил Джулию, которая поставила перед ним тарелку.
– Что привело вас в Пуэбло, мистер Сэведж? – властным тоном спросил Джеффри.
Адам презрительно сжал губы, пряча улыбку:
– Я здесь живу.
Джеффри нахмурился:
– Я вас здесь никогда не видел.
– Я не думал, что перепись населения входит в ваши армейские обязанности, – сухо заметил Джордж.
Джеффри миролюбиво посмотрел на него:
– Это просто предположение, мистер Мартин. Я только сказал, что никогда не встречался в городе с мистером Сэведжем.
– Не удивительно, поскольку он только что вернулся из длительного путешествия по Европе, – смягчала обстановку Джулия.
Не погрешив против истины, Мелисса пояснила:
– Он провел два последних года с народом своего отца.
Адам, Таня и Мелисса обменялись быстрыми взглядами.
– Я уверен, вы знаете о ранчо Сэвиджей, Джеффри, – решила просветить его Сара. – Ракель Сэведж довольно часто появляется в городе. Адам – это ее сын.
– Понятно. – Джеффри понадобилось некоторое время, чтобы переварить информацию.
Таня намеренно наклонилась к Адаму, слегка прикасаясь грудью к его руке. Она была уверена, что Джеффри это заметил.
– Адам, пожалуйста, передай печенье, – мягко попросила она.
– С удовольствием, – улыбнулся он.
В этот момент Охотник потребовал свой обед, стуча ложкой по спинке своего стула.
Джеффри раздраженно посмотрел на него:
– Почему ты не кормишь ребенка перед тем, как все сядут за стол, Таня? Он так мешает сейчас.
– Чейинские дети всегда едят вместе со своими матерями, – резко ответила Таня, – после того как закончат есть их отцы.
Она потянулась к сыну, но Адам твердо сказал ей:
– Дай мне его, Таня, а сама заканчивай обед.
К всеобщему удивлению, Таня незамедлительно подчинилась, усаживая Охотника на колени Адама. Только Мелисса оставалась невозмутимой.
Таня продолжала трапезу, а Адам стал кормить мальчика из своей тарелки.
– Меня поражает, мистер Сэведж, как спокойно вы обращаетесь с маленькими детьми, – заметила Сара в наступившей тишине.
– Мой народ обожает детей, – ответил Адам, оставаясь невозмутимым под взглядом Джеффри.
– Хоть вы единственный ребенок в семье, – прокомментировала Элизабет. – Как это грустно должно быть для вашей матери. Я удивлена тем, что она никогда не выходила замуж. Должно быть, она очень сильно любила вашего отца.
Адам согласился:
– Всем сердцем.
– Как восхитительно, – насмешливо улыбнулся Джеффри. – Есть много других женщин, например, сидящая здесь моя дорогая Таня, которые временами бывают так непостоянны. – Его голубые глаза были прикованы к Тане. – Но это скоро закончится, не правда ли, дорогая?
– Ты зря беспокоишься, Джеффри. По-моему, не стоит рисковать. – Таня одарила его фальшиво-нежной улыбкой.
Адаму удалось сделать несколько смущенный вид.
– Я чего-то не услышал здесь?
Джеффри не обращал на него внимания. Он сосредоточился на Тане.
– Когда мы поженимся, ты переменишь свой тон, дорогая.
– Если такой день когда-нибудь наступит, прости Господи, я скорее послушаю похоронный марш, чем звон свадебных литавров!
Прежде чем Джеффри нашелся с ответом, в разговор вступил Эдвард.
– Хватит спорить! Мы пытаемся получить удовольствие от еды. Считается, что воскресенье – день отдыха, хотя здесь на это не похоже, – со вздохом сказал он.
Позже, когда все пили кофе в гостиной, Джеффри злился, потому что его опять опередили: Адам расположился рядом с Таней на маленьком диванчике.
Еще немногим позже Кит спустилась вниз и вошла в гостиную. Она остановилась, зарычала на Джеффри, потом направилась к Тане, слегка толкнула головой ее ногу и поскребла лапой по ее руке.
– Хорошо, Кит, я иду, – засмеялась Таня и, обращаясь к Адаму, объяснила: – Вот так она сообщает мне, что наверху проснулся Стрелец и требует моего внимания. Извините, я удалюсь ненадолго, чтобы покормить его.
Джеффри нетерпеливо встал:
– Таня, я хочу поговорить с тобой.
Выходя из комнаты, Таня резко повернулась и, посмотрев ему в лицо, сказала ледяным тоном:
– Вряд ли сейчас подходящий момент. Я должна покормить сына.
Чувствуя неудачу, Джеффри поджал губы:
– Ребенку полгода, Таня. Если бы ты послушалась моего совета и перевела его на искусственное питание, любой смог бы покормить его из бутылочки. Ты бы меньше была связана, у тебя освободилось бы время для себя.
Таня пристально смотрела на него. Ее золотистые глаза пылали.
– Если бы твоя забота не основывалась на эгоизме, я была бы тронута, – холодно заявила она.
Переводя взгляд на Адама, она мило улыбнулась:
– Если вы извините, я покормлю своего сына.
– Я подожду здесь, а когда ты вернешься, мы можем выйти прогуляться, – предложил Адам.
Джулия состроила гримасу:
– Значит, мне придется вас сопровождать?
– Вовсе нет, – Таня откинула золотистые волосы назад. – Ты можешь остаться и составить компанию лейтенанту Янгу. Я уверена, если понадобится сопровождающий, Мелисса согласится выступить в этой роли.
Сказав это, она развернулась и покинула комнату. Джеффри поймал ее в холле, когда она спускалась вниз.
Схватив ее за руку, он сердито посмотрел ей в лицо:
– Я запрещаю тебе идти с этим человеком, Таня!
Ее глаза предупреждающе вспыхнули, но он не обратил на это внимания.
– Вы мне никем не приходитесь, лейтенант, чтобы отдавать приказы. Вы не являетесь ни моим отцом, ни моим мужем. А теперь, будьте любезны, отпустите мою руку.
– Я твой жених, – продолжал настаивать он.
– Бывший жених, – подчеркнула Таня, с шипением произнося эти слова. – Бывший, значит в прошлом, прошедший, оконченный, ушедший. Я не хочу тебя, ты мне не нужен, ты мне ужасно надоел.
Джеффри до боли сжал ее руку.
– Ты моя, Таня! – заорал он. – Я не позволю, чтобы индейский муж встал на моем пути, и будь я проклят, если отойду в сторону, уступая место Адаму Сэведжу!
Таня кинула на него взгляд, в котором было не меньше ярости, чем во взгляде Джеффри.
– Несомненно, ты в любом случае будешь проклят, как бы ты ни старался, но я сама распоряжаюсь своей жизнью. В моих планах на будущее тебя нет. А сейчас, будь любезен, убери свою руку с моей.
– Я убедительно советую вам сделать то, что просит дама, лейтенант.
Джеффри повернул голову и увидел в дверях Адама. Он стоял, лениво опершись о косяк двери, скрестив на груди руки. Каким бы спокойным он ни казался, Таня чувствовала, как он сдерживает ярость. Его мускулы напряглись и в любой момент могли взорваться. Рядом с ним стояла Кит, готовая к атаке, если прикажут.
Чертыхаясь про себя, Джеффри отпустил Танину руку.
Адам сказал твердо:
– Иди сюда, Таня.
Она тотчас подошла к нему и встала под укрытием его объятия. Он положил руку ей на плечо.
– Видите ли, Янг, – Адам специально выделял каждое слово, – эта дама со мной.
Его темные глаза рекомендовали Джеффри убираться.
Бормоча под нос ругательства, Джеффри выскочил из дома, сильно хлопнув дверью.
– Я бы могла сама с ним справиться, – нежно пробормотала Таня, уткнувшись в рубашку Адама.
– Не следует, – ровным голосом ответил Адам. – Я должен тебя защищать, и мне доставляет большое удовольствие делать это сейчас. Я должен свести кое-какие счеты с лейтенантом Янгом, но пока еще для этого не наступило время. Когда-нибудь, когда-нибудь.
Джулия, искренне расстроенная неожиданным уходом Джеффри, нашла убежище в своей комнате. И Мелиссе пришлось сопровождать их во время прогулки.
– Мелисса, ты не обидишься, если мы попросим тебя исчезнуть на некоторое время? – спросил Адам по пути. – Прогуляйся с Кит, поищи цветы, поговори с птицами, только не возвращайся в ближайшие полчаса.
– Или больше, – добавила Таня, весело сверкая глазами.
Мелисса сделала вид, что обижена.
– Ладно! – согласилась она и вздернула свой носик. – Я знаю, когда я не нужна. Вам не стоит говорить загадками. Я все поняла.
– Чего не скажешь о некоторых других людях, в частности о лейтенанте Джеффри Янге, – раздраженно проворчала Таня.
– Мне вас охранять? – предложила, усмехнувшись, Мелисса. – Наверное, вы не очень хотите удивить гостей вашим занятием.
Адам засмеялся:
– Для такой застенчивой девушки, Мелисса, какой ты бываешь временами, ты очень проницательна. Свистни, если кто-то появится. Мы будем неподалеку.
Мелисса покраснела и призналась:
– Я думала, вы знаете, что я никогда не умела свистеть.
Таня закатила глаза;
– Тогда просто пришли к нам Кит. Мы не хотели ранить твою чувствительность.
Таня растянулась в полный рост на влажной траве, глядя, как Адам снимает одежду. Солнечный свет пробивался через молодую листву и ласкал ее кожу, ее золотистые глаза блестели в ожидании.
– Поспеши, Пантера, – умоляла она, протягивая к нему свои руки. – Я так сильно тебя хочу!
Он пришел в ее объятия, накрывая ее своим телом.
– Ты должна помнить, что меня зовут Адам, любовь моя, хотя бы временно, – напомнил он, лаская губами ее шею.
– М-м-м.
Ее ответ не прозвучал, так как его прикосновение увело ее в мир чувственного удовольствия. Время потеряло для них смысл, когда они, разгоряченные ласками, возбуждали друг друга. Ее руки сжимались на его плечах, спине и бедрах, когда он водил ее по тропам любви. Его губы не пропускали ни одного сантиметра ее пылающей кожи.
– Люби меня, мой дорогой, – стонала она, сгорая от желания.
– Терпение, моя жадная крошечка, – прошептал он, нежно усмехнувшись. Он проводил руками и губами по чувствительным зонам ее тела, и она с радостью отвечала ему тем же.
Наконец он глубоко вошел в нее, заглушая губами ее крики наслаждения. Каждая клеточка жила в унисон с его клеточками, она встречала движением каждое его движение, следуя за ним все выше и выше по спирали экстаза. Не осознавая, что делает, она оставляла глубокие следы своих ногтей на его спине. Ее страсть бушевала бешеным потоком, и это вызвало заключительный взрыв его собственного экстаза.
Пресыщенная любовью, она спокойно лежала в его объятиях.
– Я могла бы обойти весь мир и никогда бы не нашла такой любви, как наша, – мурлыкала она, положив голову ему на грудь. – Без тебя я растерялась, Пантера.
– Адам, – мягко поправил он, потом ответил на ее мысли. – Это потому, что когда мы вместе, мы представляем одно целое. Наши души соединены навечно, а наша любовь будет жить еще долго после того, как наши тела превратятся в прах.
ГЛАВА 19
Всю следующую неделю, куда бы Таня ни шла, Адам всегда появлялся там же. Когда она ходила к кому-нибудь на чай, Адам находил подходящий предлог, чтобы в это же время тоже навестить хозяев, а если он не мог подыскать повод для визита, то возникал на ее обратном пути и провожал Таню домой.
Однажды Таня с Джулией помогали Джорджу оформлять витрину в магазине для женщин, когда к ним заглянул Адам. Решив, что ему больше нечем заняться, он остался им помогать. Не то, чтобы он был очень полезен, но девушкам было весело наблюдать, как он в течение нескольких часов перекладывает женские шляпки и нижнее белье.
Таня открыла для себя другую сторону Пантеры, о которой раньше не подозревала. Он обладал фантастическим чувством юмора, и зачастую Таня не могла удержать смех. У него была светлая голова, и он быстро вник в суть дела, в сообразительности он мог потягаться с юристами и бизнесменами с Востока. Так же он удивил их знанием женщин и их пристрастий и поразил способностью отгонять пчел от меда.
Однажды он встретился с Таней и ее матерью, когда они ходили за покупками. На протяжении нескольких часов он терпеливо сопровождал их по магазину, ожидал, пока они примеряли шляпки, платья и туфли. Он давал им дельные советы относительно цвета и ткани, галантно предложил нести их свертки, а потом угостил их чаем в маленьком ресторанчике. Сара была сражена наповал. Он казался ей непогрешимым и напоминал сэра Галахада. Она решительно заявила Тане, что та будет дурой, если отвергнет его, когда он сделает ей предложение.
Дважды в неделю Таня пригашала Адама к себе домой на чай. На сердце у нее теплело, когда она видела, как он играет с детьми. Даже с грудным младенцем Адам мгновенно установил взаимопонимание. Когда бы Адам ни вынимал его и люльки, он всегда смеялся и гугукал, его темные глаза искрились. Именно Адам обнаружил, что у него прорезался первый зуб. Вся семья восхищалась его ласковым отношением к детям.
Всем было видно, что Адам ухаживает за Таней. Он не делал из этого секрета и использовал любую возможность, чтобы при всех взять ее за руку или обнять. Он засыпал ее комплиментами, все чаще заставлял смеяться и все свое внимание отдавал только ей. Он был обходительным, галантным, рассудительным и, более того, относился с уважением.
Он дарил ей цветы и заставлял ее покрываться румянцем, когда говорил, что своей красотой она затмевает их. Он приносил ей шоколад и, развеивая все сомнения, сожалел, что не был на Пасху в Пуэбло, поэтому не мог приносить ей сласти тогда.
Хотя ей очень хотелось ускорить ухаживания, она понимала, что со стороны могут показаться странным ее излишняя готовность и желание стать его женой. После долгих месяцев ожидания своего чейинского мужа и заверений в немеркнущей любви к нему теперь она не должна спешить.
Что касается Адама, то он намеренно проводил свои действия в обычном темпе, он был уверен, что продвигается и при этом ведет себя прилично. Он не хотел обижать родителей Тани и тем самым расстроить свои планы. По-прежнему он часто устраивал тайные свидания с Таней, в большинстве случаев это происходило с помощью Мелиссы.
Джастин Керр становился также частым посетителем в доме Мартинов. Он жил на одной улице с ними и был мастером придумывать предлоги, чтобы заглянуть к ним. Когда случалось, что куры матери несли слишком много яиц, Джастин, естественно, прежде всего приносил их Элизабет Мартин, а потом задерживался, чтобы поболтать с Мелиссой. Поскольку он был молодым, подающим надежды юристом, он всегда давал Джорджу и Эдварду юридические консультации, способствующие расцвету их дела. Конечно же, это предполагало несколько визитов в дом Мартинов. А если ему предлагали остаться на обед, он принимал приглашение.
Джастин и Адам встречались друг с другом чаще всего у Мартинов, несмотря на то что Адам останавливался в доме Керров, наезжая в город. Хотя Адам признался Джастину, что имеет серьезные намерения относительно Тани, он не рассказал своему другу всей правды. У Джастина не возникало даже малейшего подозрения, что Адам живет двойной жизнью и ведет в настоящее время игру. Он знал только одно: Адам решил жениться на Тане Мартин, а Джеффри Янг по-прежнему ей надоедает.
– В чем проблема лейтенанта Янга? – спросил Джастин однажды у Мелиссы. – Разве он не видит, что Тане он неинтересен?
– Он видит только себя, – объяснила Мелисса. – Он такой самодовольный, что отказывается верить, что какой-то женщине он не нравится.
– Ради Бога, почему бы и нет? – спросил Джастин, в недоумении качая головой.
– Все довольно сложно, Джастин. Видишь ли, Джеффри был женихом Тани до того времени, как ее захватили индейцы. Она ехала сюда, чтобы выйти за него замуж.
Джастин кивнул.
– Джеффри входил в состав отряда Кастера, напавшего на чейинскую деревню. Он первый заметил Таню и меня. Он был рад, что нашел ее живую. Но он не переполнился радостью оттого, что у Тани есть муж индеец и два сына. Он также не может понять, почему она не считает его своим ангелом-спасителем и не бросается к нему в объятия.
– Она, конечно, не делает этого из-за любви к своему мужу, – предположил Джастин.
– Частично, – продолжала Мелисса. – Два с половиной года – это большой срок, Джастин, многое может случиться, жизнь есть жизнь. Таня не только полюбила Пантеру, но и поняла, что чувство, которое она испытывала к Джеффри, было вовсе не любовью, а лишь девичьи грезы. Кроме того, с чейинцами она познала другую, лучшую жизнь, которая ее вполне устраивала. Это – основная причина, почему Тане жилось среди индейцев лучше, чем всем нам. Она с такой готовностью приобщалась к стилю их жизни, отдаваясь этому целиком и полностью. Конечно, и Пантера очень хорошо относился к ней.
– Да? – Джастину было трудно в это поверить.
– Он ее обожал, – горячо подтвердила Мелисса. – Он любил ее так же сильно, как она любила его. На них было приятно смотреть.
Джастину нужно было знать все, что могло бы помочь его другу Адаму завоевать сердце Тани, его также интересовало, почему потерпел неудачу Джеффри.
– Это и есть главная причина того, что Таня отвергла Джеффри?
Мелисса покачала головой:
– Не полностью. Таня видела, как Джеффри относится к детям. Он презирает и терпеть не может их, потому что они полукровки. Таня знает об этом. Она не может позволить, чтобы ее детей презирали или относились к ним как к людям второго сорта. Она гордится ими и их отцом.
– Я понимаю это.
– Кроме того, Таня стала членом племени за долго до того, как произошло нападение на деревню. Перед тем как она вышла замуж за Пантеру, вождь Черный Котел и его жена удочерили ее.
– Ого! – свистнул Джастин. – Я этого не знал.
– Не многие знают. В тот день, когда произошло нападение, Таня видела, как ее родителей застрелили в спину, а потом их тела растоптали лошадьми. – Мелисса передернула плечами. – Этот кошмар происходил на наших глазах. За время пребывания у чейинцев я не видела таких отвратительных поступков, какие совершали солдаты в тот день. Пленниц насиловали, все живое – собак, людей, лошадей, – сначала убивали, а потом сжигали. Совсем немногим удалось выжить или убежать, деревню сожгли. Нападение произошло на рассвете, когда все спали, а к вечеру от деревни ничего не осталось.
Джастин был ошеломлен:
– Господи! Я никогда раньше не слышал подобных вещей! Это в корне отличается от того, что рассказывают военные.
Мелисса нахмурилась:
– Не удивительно! Таню это тоже не удивит. Она презирает их поступки, а я не могу ее винить за это. Как бы я ни ненавидела жизнь в племени, как бы я ни благодарила судьбу за то, что снова вернулась в общество белых людей, я никогда не смогу оправдать то, что видела в тот день. Таня тоже не сможет. Она знает, что Джеффри не безгрешен. Он был там и, несомненно, принял участие в резне. Сомневаюсь, что когда-нибудь Таня сможет простить ему это. В ее глазах он убийца.
– Не могу сказать, что я ее осуждаю, – задумчиво произнес Джастин. – Скажи мне одну вещь. Мелисса. Ты сказала, что Таня любила своего мужа, и я слышал, что она говорила то же самое. Как ты думаешь, а у Адама есть шансы? Он – хороший друг, и мне ужасно не хотелось бы, чтобы его обидели отказом.
– У него есть шансы, – мягко заверила его Мелисса. – Таня нуждается в любви. Со времени нападения на деревню прошло несколько месяцев.
– Да, но что, если ее муж каким-то образом сможет прийти за ней? Разве она не уйдет с ним?
Мелисса слегка улыбнулась:
– Ты зря волнуешься, поверь мне. Если он до сих пор не пришел за ней, значит, никогда не придет.
Это была абсолютная правда.
Последняя неделя апреля порадовала солнечными днями, наполненными ароматом цветущих растений. У многих начались приступы весенней лихорадки. Тане ужасно хотелось проехать верхом по открытым равнинам, но, когда Адам предложил ей это, она пожаловалась:
– Мне ничего так не хочется, Адам, как прокатиться верхом на Пшенице, однако, после моего неудачного побега, Джеффри забрал ее у меня.
В темных глаза Адама вспыхнул огонь:
– Ты получишь обратно свою лошадь, Таня. Я обещаю.
В тот же день Адам разговаривал с глазу на глаз с отцом Тани.
– Эдвард, я понял, что лейтенант Янг конфисковал Танину лошадь.
Эдвард удивленно моргнул:
– Да, думаю, что так. Знаешь, я совсем об этом забыл. Тогда я ничего не сказал, поскольку считал, что без лошади Таня не сможет попытаться сбежать снова.
– Теперь она хочет, чтобы ей вернули лошадь, – заявил Адам.
Эдвард нахмурил брови:
– Не знаю, хорошая ли это затея, Адам.
– Вы говорите так, словно не уверены в Тане и боитесь, что она снова попытается убежать, – объяснил его реакцию Адам.
Эдвард почувствовал неловкость и покраснел, но продолжил спор:
– Думаю, вы согласитесь с тем, что я вам скажу. Я вижу, вы заинтересовались моей дочерью. Поэтому и в ваших интересах сделать так, чтобы она не предприняла попыток возвратиться к своему чейинскому мужу.
Адам улыбнулся:
– Не думаю, что сейчас существует такая опасность. В любом случае, если нам придется силой держать здесь Таню, это мало поможет, вы со мной согласны? Я бы хотел взять Таню с собой покататься верхом, а поскольку вы ее отец, вы можете потребовать, чтобы Джеффри вернул ее лошадь.
– Вы абсолютно правы, – высказал свое мнение Эдвард, задумчиво глядя на Адама. – Но будет ужасно обидно, если Таня сбежит как раз тогда, когда она начала привыкать к нашему образу жизни.
– Поверьте мне, Эдвард, и доверьтесь Тане.
Эдвард вздохнул:
– Хорошо, Адам. Я поговорю сегодня с Джеффри. Хотелось бы мне быть таким же уверенным, как вы.
Эдвард сдержал свое слово и поговорил с Джеффри. Вечером за ужином он сообщил Тане и Адаму, что у него ничего не вышло.
– Этот самонадеянный молодой человек отказывается отдать мне лошадь! – бушевал он. – Он сказал, что лошадь теперь принадлежит американской армии как трофей, захваченный во время вылазки на Вошиту.
– Это ложь! – воскликнула Таня. – Перед тем как расстрелять остальных лошадей, генерал Кастер предложил мне выбрать одну из них. Когда Мелисса сказала, что Пшеница является моей лошадью, никто не стал возражать. Все знали, что лошадь моя!
– Успокойся, Таня, – посоветовал ей Адам. – Я верну твою лошадь. Я займусь этим сразу же после обеда. Джеффри Янга пора встряхнуть.
По его спокойному, но решительному тону Таня поняла, что он злится.
– Я иду с тобой, Адам, – заявила она.
Адам усмехнулся:
– Ты боишься, что я его покалечу?
– Нет, дорогой сэр, – заверила Таня, глядя на него невинными, широко раскрытыми глазами, которые не могли его обмануть. – Я боюсь, что ты его убьешь! Какой мне от тебя будет толк, если ты станешь болтаться на веревке?
Адам направлял небольшую коляску с откидным верхом к огражденному обозными повозками лагерю, который раскинула кавалерия неподалеку от главного штаба Пуэбло. В городе не было настоящего форта, но армия держала здесь пост на случай, если придется защищать его жителей. Рядом с лагерем были расположены конюшня и маленький офис. Именно к этому офису направлялся Адам. Его ониксовые глаза сверкали решимостью. Таня едва поспевала за ним.
Прямо за дверью за столом сидел солдат. К своему отчаянию, Таня узнала его. Это был один из мужчин, которые сопровождали Джеффри в погоне за Таней в феврале.
Он явно удивился ее неожиданному появлению, потому что вскочил на ноги, чуть не опрокинув в спешке стул.
– О, мисс Мартин! Вы ищете лейтенанта?
– Не совсем. Я пришла, чтобы потребовать назад свою лошадь, – решительным голосом сказала Таня. – Не будете вы так любезны привести ее ко мне? Я заметила, что она находится как раз внутри лагеря.
Лицо солдата покрылось багровыми пятнами.
– Нет, мэм, я не могу сделать этого. Лейтенант Янг отдает приказы.
Теперь в разговор вступил Адам.
– Эта кобыла является собственностью мисс Мартин. Ее отец в курсе дела. Нет причины отказывать даме.
– Мне жаль, сэр, – не соглашался солдат, – но лейтенант Янг снимет с меня шкуру, если я отдам лошадь вопреки его приказу.
Не успел он произнести это, как дверь распахнулась и на пороге появился Джеффри.
– Какие здесь проблемы? – спросил он, как будто сам не знал.
Его холодный взгляд быстро, не задерживаясь, скользнул по Адаму, а потом Джеффри уставился на Таню.
– Я хочу получить свою лошадь, Джеффри, – выпалила она решительным тоном.
Джеффри натянуто улыбнулся и покачал головой:
– Нет, дорогая, это невозможно. Я уже сообщил твоему отцу, что лошадь теперь является собственностью армии.
Его голос звучал так, словно он разговаривал с непослушным ребенком или слабоумным. Таня пристально смотрела на него.
– Это чепуха, Джеффри, ты сам это знаешь. Пшеница принадлежит мне уже несколько лет, а генерал Кастер разрешил мне ее забрать. Кроме того, поскольку было отдано распоряжение уничтожить всех чейинских лошадей, обученная индейцами лошадь явно не пригодится в кавалерии.
Джеффри резко, противно засмеялся:
– Нет, Таня, свидетелей этому нет.
– Не совсем, – неожиданно вступил в разговор Адам. – Видите ли, Янг, – продолжал он, буравя темными глазами Джеффри, – Мелисса присутствовала, когда Пантера подарил Тане кобылу. Она была рядом, когда генерал Кастер позволил Тане сохранить ее лошадь. Я только что переговорил с Джастином Керром. Он согласен выступить в роли адвоката Тани в этом деле. Если понадобится, мы можем пригласить шерифа. – Он слегка приподнял черную бровь, заканчивая свою речь. – Конокрадство наказуемо здесь, Янг. Конокрадов, как правило, вешают, не дожидаясь судебного разбирательства.
Джеффри покрылся красными пятнами, но попытался стоять на своем.
– Шериф не имеет права голоса в армейских делах, мистер Сэведж, – рявкнул он.
Адам пожал плечами:
– Объясните это святому Петру, после того как молва, что вы – конокрад, обойдет город.
– Вы мне угрожаете? – воскликнул Джеффри.
Не обращая на него внимания, Адам обратился к Тане:
– Забирай свою лошадь, Таня.
Когда она направилась к двери, Джеффри шагнул, чтобы остановить ее. Адам встал между ним и дверью, загораживая ему дорогу. Молодой солдат стоял, неуверенно ерзая на месте.
– Не забудь взять уздечку, – напомнил Адам Тане, когда она скрылась в вечерних сумерках, и, не спуская глаз с пылающего лица Джеффри, спросил: – Какие-нибудь еще возражения, лейтенант?
Джеффри смотрел на своего соперника, и в его глазах мерцали злые огоньки.
– В последнее время вы много на себя берете, Сэведж, и суете свой нос в дела, которые вас не касаются, – прорычал он.
Адам, в свою очередь, посмотрел на него предупреждающе:
– Все, что касается Тани Мартин – это мое дело, Янг.
С улицы раздался голос Тани:
– Я готова, Адам.
– Моя дама зовет меня, – плутовски усмехнулся Адам на злое выражение Джеффри.
Повернувшись к двери, Адам услышал, как Джеффри прошипел:
– Погоди же, Сэведж.
– В любое время, какое вы пожелаете, – бросил через плечо Адам.
Через несколько секунд послышался стук колес удаляющейся коляски и цокот лошадиных копыт.
– Однажды я разорву тебя на части, Адам Сэведж, – пробормотал Джеффри. – Обещаю это!
Он сжал руки в кулаки и вышел из маленького офиса. Оставшийся один, солдат облегченно вздохнул.
* * *
Теперь у Тани в распоряжении была своя лошадь, и они с Адамом обходились без коляски, предпочитая ездить верхом по полям и лесным тропам. Несмотря на возмущенные возражения матери, Таня отказывалась пользоваться дамским седлом. Вместо этого она натягивала на себя юбку с разрезом, предназначенную для верховой езды, и каталась, сидя верхом на лошади, как совсем недавно начали это делать некоторые дочери владельцев ранчо, хотя она вместе с Мелиссой и Джулией могла ехать и в коляске, будучи разодетой в рюши и бантики с изяществом настоящей дамы.
Как только Таня вернула свою лошадь, она сразу же почувствовала напряженность в своих родителях, ожидавших, что она воспользуется ситуацией и попытается бежать. Вдобавок к этому она заметила дополнительный надзор за собой со стороны Джеффри и домочадцев. Таня высказала свои предположения Адаму.
– Я тоже заметил, – признался он, криво улыбнувшись.
Таня вздохнула в отчаянии.
– Я словно букашка в банке! – пожаловалась она. – Выходя из дома, я чувствую на спине взгляды! Как-то вечером я вышла и там чуть не столкнулась лбом с одним из подчиненных Джеффри. – Она окинула Адама долгим, испытующим взглядом. – Знаешь, это может серьезно осложнить наши тайные встречи.
Адам улыбнулся, его глаза понимающе блестели.
– Я уверен, мы найдем выход их положения. Любая чейинская женщина не ударит лицом в грязь и легко сможет ввести в заблуждение глупых солдат.
– Должна признать, что у меня хороший учитель, но меня раздражает твоя абсолютная уверенность в своей неотразимости, Адам. – Она мило надула губы.
Адам восхищенно засмеялся, глядя на ее обиженное лицо.
– Я слишком хорошо тебя знаю, любовь моя. Ты очень мило надуваешь губки, дорогая, – сказал он, ущипнув ее за нижнюю губу, и она задрожала от его прикосновения.
Это приглашение, перед которым не может устоять ни один мужчина.
Тане часто удавалось ускользнуть незамеченной на свидание с Адамом. Однако возникшее опасение быть разоблаченными сказывалось на их занятиях любовью. Хотя это и внесло элемент забытого возбуждения, от которого усиливалась их страсть, они чувствовали, что торопятся, часто приступая сразу к основной части без предварительных ласк. Таня с тоской вспоминала те времена, когда они проводили вместе все ночи напролет, время от времени пробуждая и зажигая желанием друг друга.
Таня жаловалась по этому поводу Адаму, предлагая ему альтернативу.
– Если я могу незамеченной выскользнуть из дома, то, я уверена, ты тоже можешь с легкостью это сделать. По правде говоря, не слишком комфортабельно заниматься любовью на влажной, холодной траве и в спешке. Было бы намного лучше воспользоваться мягкой периной и одеялами на моей кровати.
При лунном свете она подняла на него свои мерцающие золотистые глаза. На его бронзовом лице появилось озорное выражение.
– Ты предлагаешь мне проникнуть в твою комнату и под носом у твоего отца заняться с тобой любовью?
– Да! А почему бы нет? – поинтересовалась Таня. – Как бы там ни было, ты – мой муж.
Раздался довольный смех Адама.
– Одна весомая причина, почему нет, состоит в том, что ты поднимаешь слишком много шума, когда возбуждаешься, Дикая Кошка. Ты завываешь, словно филин в жару, фыркаешь громче своей лошади, кричишь, как сова!
Таня начала тяжело дышать, смеясь и негодуя, а потом ткнула указательным пальцем ему в грудь.
– Можно мне отметить, что я не одна такая, мистер Сэведж? Мои звуки не идут ни в какое сравнение с вашими. Вы храпите, как запряженный вол, стонете, словно падающее дерево, а порой, могу поклясться, что слышу, как вы завываете, будто койот!
– Женщина, хватит! – произнес сквозь смех Адам. – Кроме того, я уверен, что пружины твоей кровати безжалостно скрипят. Как в таком шуме мы сможем избежать того, чтобы нас не поймали? Твой отец ворвется к тебе в комнату с ружьем до того, как мы об этом узнаем.
Глаза Тани светились от удовольствия, Адам мог почти видеть, как усиленно работает ее ум.
– Что происходит в твоей голове? – поинтересовался он.
– Ладно, – сказала она с дьявольской улыбкой. – Ты говорил, что хочешь, чтобы период ухаживания продлился недолго. Это ускорит события и в то же время поможет отделаться от Джеффри.
– Я сказал, что хочу, чтобы помолвка продлилась недолго, но не хочу ее расторжения, – поправил ее Адам, качая головой. – Я не хочу подвергать опасности ни свою, ни твою репутацию. В мои планы не входит обижать этим твою семью, не говоря уже о моей матери. Мне бы хотелось, по крайней мере, познакомить вас до того, как люди узнают о нашей помолвке.
– Полагаю, что ты прав, – неохотно согласилась Таня, а потом вздохнула: – Хотя это была великолепная идея.
Адам усмехнулся, обнажив белоснежные зубы.
– О, конечно! – сказал он. – Мы бы увидели на страницах «Геральда» заголовок: «Свадьба с оружейными выстрелами состоялась в ночной темноте». А потом последовало бы содержание: «Удивительная история произошла вчера ночью в доме Мартинов. Семье невесты пришлось применять силу своего самого прекрасного огнестрельного оружия. Стремительная церемония развернулась сразу после того, как обнаружили в интимном смятении мистера Сэведжа (жениха) и мисс Таню Мартин (невесту) среди смятых простыней кровати последней».
Таня тщетно пыталась подавить смех, а Адам продолжал:
– «Церемония, хотя и поспешная, была торжественной. Мистер Сэведж, плененный не только красотой невесты, но также ее дядей, мистером Джорджем Мартином, стоял, нервничая, слева от судьи Керра. Облаченная в халат и тапочки сестра мисс Мартин, Джулия, спускалась вниз по лестнице. Мать невесты величественно зевала в ночной рубашке и бигудях. В это же самое время Элизабет Мартин, тетя невесты, играла свадебный марш, а ее лицо блестело от крема доктора Даниеля (крем гарантировал предотвращение старения кожи и появления морщин)».
Сейчас Таня уже заливалась смехом. Она спрягала лицо на груди Адама, чтобы заглушить свой смех.
Адам усмехнулся вместе с ней и продолжил:
– «Эдвард Мартин сопровождал свою дочь. Наручники были едва заметны под широкими рукавами ночной рубашки. Как и у всех невест, лицо мисс Мартин пылало – оно было ярко-розового цвета и прекрасно сочеталось с ее прозрачным пеньюаром. Вместо свадебного букета она держала в руках веник из перьев для смахивания пыли.
Мисс Мелиссу Андерсон, выступающую в роли свидетельницы невесты, пришлось несколько раз будить, поскольку без нее не начинали церемонию, но она, кажется, не сильно была против. Заметим, что молодой Джереми, которому доверили нести обручальные кольца, натягивал нижнее белье. На судье Керре по-прежнему был ночной колпак: его только что оторвали от крепкого сна. Он медленно приступил к церемонии. Либо виной тому были его очки, либо перевернутая вверх ногами книга, с которой он зачитывал ритуальный текст, но начало звучало как-то невнятно, как тарабарщина, до тех пор пока он не приловчился. Нужно отметить, что на женихе не было лишь нижнего белья, туфель и носков!»
– Хватит, Адам… пожалуйста! – умоляла Таня, икая от смеха и держась за бока.
– О, ты не хочешь выслушать, как это все закончится? – поддразнивал он. – «А вместо обручального кольца жених надел на палец невесты сверкающее медное кольцо, и теперь на шторах в гостиной не хватает одного кольца. В конце обряда невеста (с помощью своего отца) вдела такое же кольцо в нос мистера Сэведжа. Тем, кто все еще бодрствовал, принесли кофе и какао. Сыновья мисс Мартин спали все это время, а проснувшись утром, приятно удивились. Свадебное путешествие отменили, поскольку его успели провести в период ожидания настоящей свадьбы. Наилучшие пожелания молодоженам и их маленьким сверткам, которые могут слегка устыдиться, появившись на свет раньше положенных девяти месяцев после свадьбы».
Ослабев от смеха, Таня прижалась к плечу Адама. По ее щекам скатывались слезы.
– Ты хочешь, чтобы я умерла от смеха? Я никогда в жизни так не смеялась! Ты, обезумевший глупышка! – икая, воскликнула она.
– Тебе будет не до смеха, если это действительно случится, моя дорогая, и мне тоже, – серьезно сказал Адам.
Таня кивнула и вытерла со щек слезы.
– Другими словами, сэр рыцарь, вы отклоняете мое предложение присоединиться ко мне в моей постели.
Адам наклонился и поцеловал застрявшую в ресницах слезинку.
– В настоящее время да, – нежно ответил он. – Скоро, Таня. Я надеюсь, что скоро ты поедешь на ранчо и познакомишься с моей матерью. Может, там у нас будет больше времени, покоя и уединения.
Таня закусила губу, неожиданно встревожившись.
– Твоя мама знает о нас, все знает о нас? – догадалась она.
– Да, – признался Адам. – Она еще один человек, кроме Мелиссы, который знает правду. Кто бы понял лучше, чем она, прожившая несколько лет с чейинцами? Которая тоже любила чейинского вождя и носила его сына. Она знает, через что ты прошла, что ты сейчас чувствуешь.
Таня испытующе на него смотрела:
– Она правда понимает?
– Несомненно. Ей очень интересно встретиться с женщиной, которая наконец завладела сердцем ее сына. Она уже любит тебя и хочет прижать к себе внуков.
На следующий день Адам сопровождал Таню, Джулию и их мать в походе по магазинам. День выдался довольно удачным, и на обратном пути они заглянули в магазин Эдварда и сообщили ему, насколько похудел его кошелек.
Выходя из магазина, Таня подняла глаза и увидела прямо напротив на другой стороне улицы Сьюллен и миссис Райт, жену проповедника.
На какое-то мгновение Таня застыла, чувствуя, как душа уходит в пятки. Но она моментально овладела собой, увидев, что Сьюллен намеревается к ним подойти.
Толкнув Адама в бок локтем, она потянулась за пакетами, которые тот уже собирался ставить в коляску.
Он вздрогнул и его возглас: «Ох!» растворился в бурном потоке речи:
– О, Адам, ты не забыл, что у тебя встреча с Джастином? Поскольку мы находимся рядом, почему бы тебе сейчас не повидаться с ним? Мы можем сами справиться. Увидимся за ужином, – затараторила она.
Одного взгляда на ее побледневшее лицо и чересчур блестящие глаза было достаточно. Адам насторожился. Он окинул взглядом окружающую территорию и быстро заметил источник волнения Тани.
– Ты права, дорогая, – сразу же согласился он. – Спасибо, что напомнила.
Он слегка поцеловал ее в щеку и поспешно удалился в направлении офиса Джастина. Его длинные ноги стремительно уносили его от зорких глаз Сьюллен.
– Ты кстати напомнила ему, – произнесла сбитая с толку Сара, забирая покупки из протянутых рук Тани. – А зачем ему нужно увидеться с Джастином?
– Какие-то дела, связанные с ранчо, мне кажется, – затаив дыхание, наобум ответила Таня.
– Господи, мама! – изумленно воскликнула Джулия. – Ты думаешь, Адам просто так называет Таню «дорогая»?
Сара удивленно подняла голову – на ее лице засветилась довольная улыбка.
– Не просто так, да?
Как раз в этот момент рядом с коляской появились Сьюллен и мисс Райт.
– Привет, Сара, дорогая, – нараспев поздоровалась миссис Райт своим высоким голосом. – Как хорошо, что мы тебя встретили! А это твоя дочь, о которой мы так много наслышаны?
Сара слегка нахмурилась, но спокойно ответила:
– Конечно. Таня, позволь представить тебе Руфь, жену преподобного отца Райта.
Таня почтительно кивнула, но ничего не сказала.
– Мы не видели тебя в церкви, Таня, – как бы между прочим сказала Сьюллен, но в ее голосе был разлит яд.
– Какая же ты внимательная, Сьюллен. У тебя находится время слушать проповедь и тут же считать головы присутствующих?
В словах Тани звучала ирония, но ее голос был елейным.
Джулия хихикнула, но тут в разговор вступила миссис Райт.
– Перестаньте, девочки, – оборвала она их и, обращаясь к Саре, спросила: – Кто тот сногсшибательный мужчина, которого мы только что видели с вами и который так поспешно ушел? Мне бы очень хотелось с ним встретиться!
Ее маленькое пухлое тело прямо-таки дрожало от любопытства.
– А, – махнула рукой Сара, а Таня в это время молча аплодировала ей. – Это просто Адам.
– Адам? – переспросила Сьюллен.
– Адам Сэведж. Танин новый воздыхатель, – добавила Джулия как о чем-то совсем несущественном.
– Сын Ракель Сэведж? – поинтересовалась миссис Райт.
– Совершенно верно, – подтвердила Джулия.
– О Боже! – воскликнула Руфь и запричитала: – Жаль, что я с ним не встретилась, хотя он такой же католик, как и его мать, полагаю.
– Совершенно верно, Руфь, но это ни на йоту не меняет дела, – заверила ее Сара, начиная сердиться.
– Конечно, для некоторых, особенно, для таких богатых, как Сэведжи, – сказала миссис Райт.
Таня заметила, что Сьюллен вдруг позеленела от зависти: ведь она не только успешно пережила ее сплетни, но теперь за ней еще ухаживает молодой, красивый, богатый владелец ранчо.
– Ты больше не тоскуешь по своему дорогому, пропавшему мужу? – ехидно спросила Сьюллен.
Таня прямо посмотрела ей в лицо:
– По правде говоря, нет, Сьюллен. Спасибо тебе за заботу.
– С твоей стороны это так непостоянно, не так ли? Интересно, что обо всем этом подумает твой чейинский любовник, если когда-нибудь придет за тобой?
– Давай-ка лучше я буду волноваться об этом, а ты направь свои скудные мозги в другое русло, – предложила Таня милым голосом, который вовсе не выдавал ее желания перерезать Сьюллен горло.
– Раз мы начали разговор о том, что кто-то кого-то ждет, – включилась в беседу Сара, – тогда я задам тебе вопрос, Сьюллен: когда твои родители собираются приехать за тобой?
– Не раньше чем через два месяца. Никто не может им сообщить до тех пор, пока с горных дорог не сойдет снег. Им известно, что я нахожусь в хороших руках преподобного отца и миссис Райт. Я уверена, они приедут сразу же, как только представится возможность. Не могу дождаться, когда, наконец, навсегда смою пыль Колорадо со своих ног! – заявила она.
– Мы тоже! – вполголоса пробормотала Таня.
Сьюллен нахмурилась:
– Кстати, как лейтенант Янг переносит свое поражение, узнав, что твои интересы сейчас направлены в другую сторону?
– Он выживет, – заверила ее Джулия, окинув ледяным взглядом.
Сьюллен продолжала допытываться:
– А как твоему новому ухажеру нравятся твои дети? Или, может, ты ему не говорила о них?
– Мне жаль тебя огорчать, Сьюллен, – воркующим голосом произнесла Таня, – но Адам обожает моих сыновей.
Расстроенная полностью, Сьюллен выглядела так, будто у нее над головой повисла грозовая туча.
– Я не перестаю удивляться тому, как некоторые люди постоянно получают награды, которых они не заслуживают! – проворчала она.
– Действительно, – согласилась Таня, упорно глядя в сердитое лицо Сьюллен. – Некоторые находятся рядом и не могут схватить даже то, что само плывет к ним в руки, да?
– Аминь! – провозгласила миссис Райт, абсолютно не понимая, что Таня хотела этим сказать. – Ладно, с вами так приятно было поболтать, но нам со Сьюллен нужно еще заняться кое-какими благотворительными делами.
– Для тебя, Сьюллен, это будет интересным занятием, – сказала Таня, садясь в коляску и беря в руки поводья, помахала рукой на прощанье и поехала.
ГЛАВА 20
«Таня в дальней гостиной», – донесся голос Мелиссы, когда Таня сидела и кормила грудью Стрельца. На какой-то момент она напряглась, готовая схватить маленькое покрывало, что лежало рядом и набросить его на оголенное плечо и грудь. Но, услышав глубокий голос Адама в холле, она расслабилась.
Адам остановился в дверях, наблюдая открывшуюся перед ним сцену. Таня гордо сидела, подняв голову и глядя на него блестящими золотистыми глазами, при этом держа голову малыша у своей груди. Ее губы приоткрылись в легкой улыбке, обнажив жемчужные зубы. В первый раз за шесть месяцев они с Адамом делили такой бесценный, интимный момент. Им не нужно было ничего говорить, поскольку их глаза куда красноречивее слов выражали чувства каждого из них.
Глаза Адама ласкали ее лицо, грудь, маленького сына, который умиротворенно сосал, а потом опять встречались с нежным взглядом Тани. Без ложной скромности Таня принимала его жадный взгляд, его невысказанную похвалу, молчаливое выражение гордости и любви. Ее глаза говорили ему о том, как она горда быть его женой, его женщиной, матерью его детей.
Адам пересек комнату и сел рядом с ней на диване. Его рука слегка дрожала, выдавая глубину его чувств, когда он протянул ее и погладил золотистую прядь волос. Потом его длинные пальцы скользнули по ее плечу, слегка коснулись ее груди и задержались на пушистых черных волосах сына.
Они долго сидели так, купаясь в свете своей любви, позволяя своим сердцам вместе переживать такой редкий момент. Их взгляды соединились на голове Стрельца, а потом Адам медленно наклонился к Тане, чтобы ее поцеловать. Их губы сначала слегка коснулись друг друга, будто боялись разрушить околдовавшие их чары. Потом, когда Таня наклонилась к нему, раскрывая под напором его губ свои, поцелуй стал глубже, начал наполняться страстью. Адам проявлял магическую власть над губами Тани, а его язык раскрывал неизвестные ей тайны.
Наконец он отпрянул от нее и посмотрел в ее затуманившиеся глаза.
– На земле не было еще такой женщины, как ты, – прошептал он. – Ты мое солнце, моя луна, все звезды. Ты весь мой мир, все существование.
Таня затаила дыхание.
– О, Адам, если все это и так, то лишь потому, что ты меня сделал такой! Я была создана для тебя, и я существую только для того, чтобы любить тебя и быть любимой тобой.
До них донеслись голоса из другой части дома. Адам неохотно отодвинулся от нее на более приличное расстояние, но остался сидеть на диване.
– Ты не рассказала, как прошла в тот день встреча со Сьюллен.
– Она была в своем репертуаре, такая же ехидная. Но я еще никогда не встречала такой любопытной, сующей нос в чужие дела женщины, как жена преподобного отца Райта.
– Я слышал. Удачно, что ты заметила их и мне удалось вежливо удалиться. Но мне было ужасно неловко оставлять тебя в беде.
– Наоборот, ситуация стала намного легче, – ответила Таня, вздрогнув. – Когда подумаю, что могла бы сделать Сьюллен, если бы тебя узнала!
– Она скоро уедет, – утешил ее Адам. – Тогда мы не будем бояться неожиданно столкнуться с ней.
– Она будет здесь, по крайней мере, еще два месяца, – сообщила Таня, нахмурившись. – Хорошо еще, что преподобный отец и его жена не вращаются в тех кругах, где бываем мы. Они общаются с самыми преданными религии представителями своей паствы. А те, кто пьет, курит, посещает пышные торжества в роскошных нарядах, не пользуются у них большим уважением, не говоря уж о тех, кто любит танцы или играет в карты!
Черные глаза Адама сверкнули.
– К счастью для нас, – хмыкнул он, – это значит, что у нас мало шансов встретиться со Сьюллен на любом из сборищ, которые мы посещаем.
– Да, но я уверена, что Сьюллен ужасно это не нравится. На Востоке она привыкла быть в курсе всех событий. Ее отец – известный юрист. Клянусь, ей хотелось бы остановиться у кого угодно, только не у слишком строгого проповедника. Я слышала, что он держит в руках всех домочадцев.
Адам приподнял брови от изумления.
– Тебе жаль Сьюллен, да? – поддразнил он.
– Ни капельки! – возразила Таня и улыбнулась.
Как раз в этот момент в комнату плавно вошла Сара, рассеянно оглядываясь по сторонам.
– Таня, ты не знаешь, где я оставила ножницы для шитья? Я нигде не могу их найти! О Боже!
Глаза Сары округлились, ее челюсть моментально отвисла, когда она поняла, что ее дочь в присутствии Адама кормит грудью ребенка.
Элизабет, проходя мимо, с любопытством просунула в дверь голову:
– По поводу чего здесь столько шума, Сара?
Онемев от возмущения, Сара не могла ничего сказать и только в отчаянии показывала пальцем на Таню.
Взгляд Элизабет скользил с Сары на Таню, продолжающую спокойно кормить своего сына, потом на Адама, которого, казалось, вовсе не смущало то, что происходит.
С явным усилием Сара вновь обрела дар речи:
– Таня Мартин! У тебя есть вообще чувство приличия? Как ты можешь вот так спокойно сидеть, выставляя все напоказ? Если тебе самой безразлично, подумай хотя бы об Адаме! Вероятно, он слишком вежлив и не может сказать, что ты его ставишь в неловкое положение!
– О, превосходно! – Элизабет разразилась приступом смеха, но, видя скептический взгляд Сары, сказала: – Сара, Адам вырос на ранчо. Всю свою жизнь он находился среди животных и наблюдал, как они совокупляются, рожают, кормят своих детенышей. Для него здесь нет ничего нового. Я уверена.
– Да, но… – начала было Сара.
– Но ничего, – перебила ее Элизабет, доставляя этим удовольствие Тане и Адаму. – Это вполне естественно, и нечего из-за этого расстраиваться. Я сомневаюсь, что для Адама это большое потрясение. Кроме того, я могу поспорить, что в его возрасте он видел не только эту часть женского тела. Если же нет, тогда у него не все в порядке!
Грубый хохот Адама слился со звонким смехом Тани.
– Я все равно буду говорить, что это бестактно! – порицающе глядя на них троих, настаивала Сара.
– Я говорю, что это их дело, и тебя оно не касается, – многозначительно сказала Элизабет. – Они оба взрослые.
Сара с сомнением посмотрела на Адама, а потом на Таню.
– Все в порядке, миссис Мартин, – спокойным, тихим голосом убеждал ее Адам. – Я вовсе не смущен. Как сказала Элизабет, это – естественно и прекрасно: мать, кормящая своего младенца.
– Вы уверены в этом? – спросила Сара, ее волнение чуть поубавилось.
– Мы в этом вполне уверены, мама, – нежно добавила Таня. – Мы оба чувствуем себя очень спокойно.
Что бы еще она ни попыталась сказать, ее все равно бы прервал сердитый голос Джеффри, доносившийся из-за двери: «Тогда я сам ее найду, мисс Андерсон!» Буквально через несколько секунд он вломился в комнату, а за ним вошла взволнованная Мелисса.
– Извини меня, Таня, – задыхаясь, произнесла Мелисса и покраснела, увидев, что другие тоже собрались в комнате.
Спокойная, домашняя обстановка, в которой находились Таня, Адам и Стрелец, возмутила Джеффри.
– Господи, Таня! – воскликнул он, ловя ртом воздух. – Что здесь происходит?
Адам протянул ей маленькое покрывало, Таня взяла его и набросила на плечо, закрывая от взгляда Джеффри обнаженную грудь. Сердито вздохнув, Таня уставилась на Джеффри.
– Это выставка, Джеффри! Разве ты не купил у двери билета?
– Это не смешно, Таня, – резко возразил он.
– Разумеется, нет, – согласилась она. – Как и не смешно то, что кто-то без предупреждения и без приглашения врывается в твой дом!
– Я хотел тебя увидеть, – грубо сказал он.
– Мне кажется, вы увидели даже больше, – холодно заметил Адам.
Джеффри уставился на Адама, его голубые глаза пылали неприкрытой ненавистью. Он перевел взгляд на Таню, потом на Сару:
– Миссис Мартин, вы явно не станете мириться с этим позором в присутствии незнакомого человека!
Сара вздернула подбородок.
– Адам не незнакомый человек, лейтенант, – сухо ответила она. – Тем более, нет ничего позорного в том, что мать кормит грудью своего ребенка.
– Браво! – мягко прошептала Элизабет.
Джеффри пристально посмотрел на нее.
– Все равно, это лучше делать наедине, – настаивал он.
– Это и происходило наедине до тех пор, пока ты не вломился сюда, – подчеркнула Таня.
Он процедил сквозь зубы:
– Таня, мне нужно с тобой поговорить.
– Тогда говори, – приказала она.
– Наедине.
– Думаю, что так не пойдет.
Джеффри сделал угрожающий шаг в ее направлении, но Адам поднялся и встал перед Таней.
– Янг, вы злоупотребляете гостеприимством. Дама не желает с вами разговаривать.
От злости вся светлая кожа Джеффри покрылась красными пятнами. Стиснув кулаки, он начал размахивать ими перед Адамом.
– В последнее время, Сэведж, вы слишком часто встаете у меня на пути, и я могу забыть, что я офицер и джентльмен.
– Хорошо, но сейчас помните об этом и уходите, – строго посоветовала ему Элизабет. – В следующий раз перед тем как врываться в мой дом, подождите, пока вас не пригласят. Это мой дом, а не армейская казарма, Джеффри Янг!
Элизабет сделала шаг к нему и посмотрела сверху вниз, как встревоженная наседка.
Бормоча себе под нос проклятья, Джеффри широким шагом вышел из комнаты. С силой захлопнувшаяся входная дверь сообщила о том, что он ушел, сильно рассердившись.
– Этот человек может наделать много хлопот, – сурово предсказала Сара.
Никто даже не пытался с ней спорить.
Адам поговорил с родителями Тани и получил от них разрешение повезти ее на ранчо и познакомить с матерью. Конечно, Джулия едет тоже вместе с ними и не только ради знакомства. Всех беспокоило ее затянувшееся увлечение лейтенантом, поэтому решили, что прогулка ей пойдет на пользу. Мелисса также изъявила желание поехать вместе с ними и приглядывать за детьми, и, естественно, Джастин тоже напросился на поездку.
– Ты уверен, что твоя мама не будет против? – спросила Таня, когда, наконец, последний чемодан поставили в коляску. – Мы похожи на армию захватчиков!
– Маме так не терпится увидеть тебя и мальчиков, что можно привезти с собой самого черта, и она не станет возражать, – успокоил ее Адам.
Джастин и Джереми сопровождали в коляске Мелиссу и Джулию. Таня предпочла ехать верхом на Пшенице. На ней была юбка с разрезом для верховой езды. Стрелец лежал в люльке, которую привязали к передней луке. Таня ехала рядом с Адамом. Это было похоже на старые времена: она со Стрельцом, Адам, державший перед собой Охотника. Глаза Тани восхищенно искрились, видя, как Пшеница подходит бочком к Тени и заигрывающе ржет. То и дело смех Адама смешивался с хохотом Тани.
Солнце садилось за окрашенные в пурпурный цвет горы, когда они подъехали к дому, выстроенному в испанском стиле. По удлиняющимся теням Танин взгляд уловил расположившиеся за домом амбары, конюшню, хозяйственные пристройки. Затем Адам провел гостей через широкую, закрытую арку во внутренний двор, а потом к парадному входу в дом.
Не успели колеса коляски остановиться, как открылась тяжелая дубовая дверь. На пороге появилась высокая, стройная женщина с волосами цвета воронова крыла. Всего лишь на мгновение она остановилась в тени дверного проема. Потом ноги быстро понесли ее к Адаму. Приятная улыбка осветила ее спокойное лицо. Приподнявшись на носки, она поцеловала сына в щеку и протянула руки к Охотнику со словами «Мы ждали вас».
Она говорила с легким акцентом, обращаясь ко всем, но ее темные глаза поглощали мальчика, которого она держала на руках. Она крепко прижала к себе Охотника, и на ее глазах моментально выступили слезы. Она нежно прижалась щекой к его темным волосам.
Через минуту она пришла в себя и обратилась к гостям.
– Добро пожаловать, – сказала она, широко улыбнувшись. – Mi casa es su casa, как говорит мой народ. Мой дом – ваш дом. Входите и чувствуйте себя как дома. Должно быть, вы устали. Ужин скоро будет готов.
Она первой вошла в дом со словами:
– Хосе позаботится о вашем багаже и лошадях.
Они вошли в широкий темный коридор, а из него почти сразу же попали в большую, удобную комнату, что находилась слева.
– Это la sala, главная гостиная, – объяснила она. – Пожалуйста, располагайтесь. Я скажу Хуаните принести прохладительные напитки и закуску. Адам, выбери, что ты и Джастин будете пить.
Адам улыбнулся своей всегда изысканно современной матери, которая сейчас явно была возбуждена.
– Si, mamacita, но сначала давайте познакомимся. Этого молодого человека, которого ты так быстро украла у меня, зовут Охотник, а вот этого младенца – Стрелец. – Он указал на ребенка, которого Таня держала на руках. – Эта прекрасная молодая женщина и есть та леди, о которой я тебе так много рассказывал. Ее зовут Таня Мартин. Таня, позволь мне представить тебе мою мать, Ракель Адаму Марию де Валера Сэведж, или просто Ракель, как ее обычно называют в этих местах.
Таня вежливо кивнула своей свекрови:
– Senora, для меня честь познакомиться с вами.
Большие черные глаза улыбнулись ей в ответ.
– Для меня честь видеть вас в своем доме, – сказала Ракель, хотя ее глаза говорили намного больше, чем ее слова, когда она с теплотой изучала Таню и Стрельца.
– Эта симпатичная девушка – сестра Тани, Джулия, – продолжал Адам, – а другая – мисс Мелисса Андерсон, лучшая подруга Тани.
Ракель поприветствовала каждого, радушно поклонившись.
– Джастина ты знаешь, а вот Джереми живет в Пуэбло сравнительно недавно. Он – племянник Элизабет Мартин, сын ее сестры. Сейчас он живет с Мартинами, и я пообещал научить его ездить верхом, пока он будет здесь.
– Привет, Джереми, – поздоровалась с ним Ракель. – Значит, ты хочешь научиться ездить верхом? Тебе не выбрать лучшего инструктора, чем мой сын.
– Да, мэм, – вежливо ответил Джереми.
Ракель засмеялась, глядя на его торжественный вид.
– Для всех вас я – Ракель, потому что мы с вами будем большими друзьями, я в этом просто уверена. Только незнакомые обращаются ко мне «мэм», а слуги и рабочие на ранчо называют меня сеньорой.
Она решительно хлопнула в ладоши:
– А сейчас вы все пойдете устраиваться, как вам удобно, а я посмотрю, как там Хуанита справляется с закусками. Если захотите принять душ или переодеться, Адам проводит вас в ваши комнаты.
В сторону Адаму она сказала:
– Я разместила Таню и детей в комнате, которая находится по соседству с твоей, поскольку в ней много места. Мелисса и Джулия будут жить в одной комнате рядом с моей. Джастин будет жить рядом в комнате поменьше, а Джереми может выбирать, где ему захочется спать: либо в доме, либо в бараке с рабочими.
Джереми просиял от восхищения:
– О, я действительно могу спать вместе с рабочими?
Адам усмехнулся:
– Конечно, если хочешь.
– О, хочу! Хочу! – Джереми чуть не подпрыгнул от радости.
Таня сама приятно удивилась, увидев свою комнату. Это была не просто просторная и прекрасно обставленная комната. В ней находились детская кроватка для Охотника и кроватка с сеткой для Стрельца, а самое главное, эта комната была смежной с комнатой Адама.
– Вот видишь, любовь моя, – подчеркнуто говорил Адам, и его темные глаза вспыхнули. – Моя мать предоставила тебе эту комнату и тем самым намекнула, что одобряет нас.
Таня изумленно посмотрела на него:
– При сложившихся обстоятельствах, кажется, она все отлично понимает.
Адам кивнул и сразу сделался серьезным.
– Моя мать считает, что мы женаты. Она всегда считала, что ее замужество имеет силу и связывает ее с моим отцом. Вот почему она никогда не выходила больше замуж, хотя у нее была возможность. Теперь, будучи свободной, она может однажды выйти замуж.
– Она и сейчас красивая женщина, – заметила Таня. – Не удивительно, что твой отец так сильно домогался ее.
Адам усмехнулся, глядя на нее сверху вниз.
– Мы, чейинцы, присматриваемся к красивым пленницам. Мы обожаем укрощать их и заставлять подчиняться нашим похотливым желаниям.
Золотистые глаза Тани озорно мигнули.
– Ты все-таки слишком самоуверенный, – согласилась она, и ее улыбка говорила о том, что дальнейшие удовольствия они получат позже. – Потом ты сможешь освежить мою память, но сейчас нам лучше присоединиться к остальным, пока нас не потеряли…
Вечером за ужином присутствовал еще один человек: высокий, приятной внешности молодой мужчина. Он поздоровался с Адамом, крепко, по-братски обнявшись с ним, ослепительно улыбнулся и быстро заговорил по-испански.
– Como esta, Roberto? – спросил Адам, усмехнувшись.
Когда все познакомились с Роберто, то узнали, что он был одним из кузенов Адама. Несколько месяцев назад он приехал в гости из Санта-Фе и остался на ранчо помогать Ракель. Когда Адам вернулся, Роберто на ранчо не было. Сегодня в первый раз за много лет братья встретились.
У Роберто горели глаза, он открыто восхищался женским обществом.
– Ах, Адам! Ты совсем недавно вернулся домой, но уже успел пригласить весь цвет Пуэбло!
Он низко поклонился и по очереди поцеловал дамам руки.
– Такие красотки! Ты, конечно, поделишься со мной одной из них, братец!
Адам засмеялся:
– Это зависит от леди, Роберто, но твой выбор значительно меньше, чем кажется. Джастин может обидеться, если ты начнешь ухлестывать за Мелиссой, а я убью тебя и при этом не буду чувствовать раскаяния, если ты больше двух раз посмотришь на Таню. А пока тебе придется направить свои чары на Джулию и посмотреть, как пойдут дела.
Не собираясь сдаваться, Роберто спокойно повернулся к Джулии. Дьявольская улыбка осветила его лицо и обнажила белые зубы.
– Но, кузен, ты только что предложил мне самый лакомый кусочек, а я умираю с голоду!
Джулия изогнула бровь, нахмурившись. Резко выдергивая руку из его руки, она огрызнулась:
– Никто вам ничего не предлагал, сэр! Не нужно меня подбирать, как… какой-то предмет на благотворительном базаре!
Глаза Роберта и его улыбка сделались шире.
– Ах, сеньорита, я так люблю, когда мне бросают вызов! Будет интересно посоревноваться в остроумии с такой норовистой женщиной и посмотреть, сколько пройдет времени до того момента, как вы упадете в мои руки как спелый летний персик!
– Боже мой! – воскликнула Джулия, в то время как другие старались подавить смех. – Вам придется ждать целую вечность, прежде чем я брошусь к такому человеку, как вы! – Раздраженная, она топнула ногой.
Совсем не расстроившись, Роберто закинул назад голову и от чистого сердца рассмеялся:
– Это мы еще посмотрим, моя маленькая злючка! Посмотрим!
В целом этот визит обещал быть интересным для всех. В тот вечер все поздно легли спать. Таня заглянула к детям и проверила, как они спят. Лунный свет просачивался сквозь шторы на окне. Таня тихонько пошла в спальню Адама.
Адам услышал, что она идет, еще до того, как она успела коснуться дверной ручки. Он не спал и прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате.
Он с нетерпением ждал ее прихода. Сейчас он наблюдал, как она приближается к кровати. При свете луны ее тонкая, как паутина, белая ночная рубашка казалась серебряной, а сама Таня был похожа на видение. Ее распущенные волосы мягкими волнами ложились на плечи.
– Ты похожа на ангела, – тихо сказал он и, поймав ее руку, притянул к себе. Его пальцы теребили кромку ее рубашки, а потом его рука успокоилась на ее оголенном бедре. Здесь он провел рукой по шраму, напоминавшему по форме пантеру. Прошло три года после того, как появился этот шрам, но он по-прежнему был виден. – Но на тебе дьявольское клеймо.
– Тогда, должно быть, я падший ангел, потому что я – рабыня по собственной воле и обожаю своего хозяина, – прошептала Таня, а потом ее губы нашли его губы и слились в поцелуе.
Только на одно мгновение Адам позволил ей контролировать поцелуй. Потом его губы потребовали своего превосходства над ней. Они заявили о своем праве, и под его натиском Таня раскрыла губы. Он провел языком по контурам ее губ, потом его язык почувствовал острые, ровные зубы и скользнул во влажную пещеру ее рта. Ее собственный язык метался, как бы в поединке с его языком, а Адам легонько зажал его своими зубами и чувственно начал сосать, от чего ее дыхание участилось.
Ее рука ласкала мускулистую стену его груди, а ищущие пальцы исследовали каждый шрам, каждое ребро. Наконец он отпустил ее губы, но лишь затем, чтобы целовать тропинку, что тянулась от подбородка к уху. По ее телу пробежала дрожь, вызывая мурашки по коже, распаляя внутренний огонь.
Его губы ласкали нежную кожу ее шеи, а рука скользила по изгибу ее бедра. Он провел большим пальцем по бедру и впадине на животе.
Таня застонала, когда его губы оставили в покое плечо, но нашли сквозь тонкую паутину ее рубашки грудь. От его прикосновения ее грудь сделалась упругой, и Таня изогнулась, будто подчиняясь не высказанной словами команде. Он нашел зубами сосок, и его язык начал ласкать его чувственную ткань. Таня чувствовала, как внутри нее разгорается огонь, как ее мышцы напрягаются. Она погрузила пальцы в его волосы и упивалась его ласками.
– Пантера! Адам! – стонала она.
Приподнимая ее, Адам стащил с нее ночную рубашку и прошептал:
– В хижине у нас никогда не возникало такой проблемы.
Потом его губы снова обрели свой обнаженный приз. Он опять обхватил зубами ее сосок, и язык начал безжалостно его дразнить. Ее пронизывало пламя желания, и она затрудненно дышала от удовольствия. Она затаила дыхание и крепко прижалась к нему, когда он провел рукой по внутренней части бедра и ощутил влажную теплоту. Здесь его пальцы задерживались, лаская самые чувствительные точки до тех пор, пока она не начала извиваться и стонать.
Ее пальцы не слушались ее. Она ласкала и гладила его, требуя, чтобы его тело слилось вместе с ее телом в старом, как мир, танце любви.
Ее тело дрожало, мускулы продолжали сокращаться под его ищущими пальцами до тех пор, пока он не привел ее к чудесным высотам. Его собственное тело тоже кричало и просило освобождения. Он вошел в ее гостеприимную теплоту, чувствуя, как его обволакивает бархатная оболочка. Стиснув зубы, он заставлял свое тело двигаться медленно, смакуя великолепное ощущение. Медленными легкими движениями он ласкал ее и поднимался вместе с ней по холмам страсти до тех пор, пока мог контролировать свое тело. Ее ногти впивались в его спину, а он обхватил руками ее бедра и держал. Он все быстрее и быстрее углублялся в ее податливое тело и вел ее за собой, а потом они оба унеслись в заоблачные высоты. Пытаясь подавить крики экстаза, она вцепилась ему в плечо, его же глубокие стоны заглушались в ее волосах. Вспотевшие и пресыщенные, они спокойно уснули. Танина голова уютно устроилась на его плече, а нога Адама покоилась на ее ногах.
Таня проснулась оттого, что услышала чейинские слова любви, а потом почувствовала на спине поцелуи. Она открыла глаза: за окном было еще темно, ее внутренние часы говорили ей, что она спала не более двух часов.
– М-м-м, – вздохнула она, сворачиваясь в клубочек и прижимаясь к его телу, от которого исходило тепло. – Хорошо.
– Тебе пора просыпаться, лентяйка, – поддразнил ее Адам. – Я уже думал, что мне придется щекотать тебе пятки, как маленькому ребенку, чтобы ты проснулась.
– Что ты хочешь? – зевнув, спросила Таня.
– Догадайся.
– Перекусить? Стакан молока? – ехидно улыбаясь, задавала она вопросы.
– Я перекушу, если сегодня в меню – ты.
– Ты ненасытный дьявол, вот кто ты.
– Умирающий с голоду! – И, чтобы доказать свои слова, он ущипнул ее за шею, а потом снова занялся с ней любовью, доводя ее до помешательства, пока не удовлетворил ее желания.
Он несколько раз в течение ночи будил ее, иногда овладевая ею нежно, а порой настойчиво, но каждый раз с любовью.
– Я так долго не был с тобой вот так, чтобы держать тебя, любить и ласкать всю ночь, – прошептал он.
– Слишком долго, – согласилась Таня, а потом подшутила: – Похоже, ты хочешь возместить все за одну ночь. Завтра я просто не смогу ходить. Что я скажу, если кто-нибудь заметит?
Адам засмеялся:
– В конце концов, у тебя есть оправдание! Ты можешь свалить все на долгую езду верхом. А какое объяснение я предоставлю, я себе даже не представляю!
– Слишком долгая ночная скачка? – дерзко предложила она.
– Возмутительно, Таня Мартин! – Он удачно передразнил Руфь Райт, и Таня начала хихикать.
За завтраком на следующее утро темные круги под глазами Тани и Адама вызвали интерес у присутствующих.
– Таня, тебе нездоровится? – заботливо поинтересовалась Джулия. – Ты выглядишь так, будто не смыкала глаз всю ночь.
Таня чуть не подавилась тостом.
– Незнакомая кровать, – быстро пробормотала она.
Роберто криво усмехнулся:
– Это понятно, но почему Адам тоже выглядит таким усталым?
– Все из-за шороха и ерзаний в соседней комнате, – ответил он на колкость.
– Я уверена, что скоро привыкну, Адам, – пообещала Таня. – Я чувствую себя виноватой в том, что помешала твоему драгоценному сну.
Она улыбнулась, изображая застенчивость.
* * *
Ракель показала гостям дом. Это был просторный, изящный, но в то же время практичный и уютный дом, в котором чувствовался испанский дух занятого работой ранчо. В отличие от дома Мартинов, здесь были просторные комнаты с добротной мебелью. Смелые, яркие цвета отражали индейскую культуру, здесь почти не было той напыщенности, утонченности, которую так любила тетя Элизабет.
Тане все это нравилось, она сразу же почувствовала себя как дома. Ей также было уютно с Ракель. В отличие от других свекровей, Ракель не проявляла никакого неодобрения по отношению к женщине, которая полонила сердце ее сына. Более того, казалось, что она испытывает облегчение и благодарность за то, что Адам нашел женщину, согласившуюся разделить с ним все стороны его необычной жизни. По своему горькому опыту Ракель знала, что для этого нужна особенная женщина, сильная и способная привыкать к новым условиям, готовая к трудностям чейинской жизни. Сама она не смогла справиться, и этим навлекла горе на себя и на Белую Антилопу, которого сильно любила. Кажется, Таня сможет процветать в любой обстановке. Ракель восхищалась этой ее способностью, поскольку в будущей совместной с Адамом жизни эта способность очень пригодится.
Ракель обожала своих внуков. С самого начала она стала заботиться о них, помогая одевать и кормить их, гуляла с ними. Она водила их в конюшню и показывала лошадей. Они вместе исследовали коровник, кормили кур и уток.
Поначалу Таня боялась, что слишком добрая бабушка избалует детей, но потом она поняла, что, если было нужно, Ракель могла быть с ними строгой. Она решительно запрещала любознательному Охотнику самому посещать стойла, амбары, загоны для птиц.
На ранчо у Охотника появились первые обязанности. Ракель начала обучать его испанскому языку, тем самым расширяя его растущий словарный запас. Ему представлялась определенная свобода, и он должен был выполнять свои первые поручения. В его обязанности входило следить, чтобы Кит не съела цыплят и уток Ракель и даже не приближалась к птице. Он должен был предупредить взрослых, если Кит позволяла себе лишнее. Хотя Ракель снисходительно относилась к присутствию Кит, она все-таки не доверяла ей. Она не могла не считаться с естественной потребностью пантеры в охоте, тем более что кругом было столько соблазнительной птицы. Она четко дала понять каждому, что нужно внимательно следить за хитрой кошкой и что она без зазрения совести задаст Кит по заслугам, если та решит испробовать говядины или птичьего мяса. Только благодаря усердной дрессировке Адама и добровольному послушанию Кит их не постигла такая неприятность. Как только Таня или Адам отдавали ей команду, она тут же с готовностью ее выполняла. Казалось, кошка понимала, что должна вести себя прилично, что здесь не потерпят некоторых вещей, которые разрешаются в природе. Она довольствовалась тем, что ходила хвостом за Таней и Адамом или охраняла мальчиков.
Однажды, наблюдая за ней, Таня сказала:
– Мне кажется, она скучает по Кэту.
– Возможно, – согласился Адам, – но если все сложится удачно, она снова увидится с ним через несколько месяцев.
– Мы вернемся туда вскоре после того, как поженимся? – поинтересовалась Таня.
Ее глаза были полны надежды. Адам внимательно наблюдал за ней, а потом спросил:
– Ты действительно хочешь вернуться? Будешь ли ты довольна той жизнью, после того как вернулась к цивилизации и вновь обрела свою семью; сейчас, когда ты понимаешь, что у меня есть выбор: либо остаться здесь и управлять ранчо, либо снова приобрести свой чейинский облик?
Таня нежно взглянула на него.
– Адам, я люблю тебя. Все, что делает тебя счастливым, также делает счастливой меня. Я знаю, что твое сердце принадлежит чейинскому народу, и я это понимаю. Куда бы ты ни шел, я буду следовать за тобой и останусь довольна. Я была счастлива с чейинцами и с радостью вернусь к ним вместе с тобой. Да, это трудная жизнь, но вместе с тем это честная, хорошая жизнь, и с каждым днем я все с большей тоской о ней вспоминаю. Я скучаю по своим друзьям. Я хочу делать что-то полезное, чтобы занять свои руки и голову. – Она прижалась к нему. – Меня больше не устраивает та жизнь, где дамы проводят большую часть времени в магазинах, плетут никому не нужные кружева, устраивают чаепития. В жизни существуют более важные вещи, чем просто решать, какое платье или туфли надеть, как уложить волосы и следить за каждым словом, движением во избежание кривотолков. Я задыхаюсь в Пуэбло после свободы равнин, чувствуя себя птицей с перебитым крылом, которая может только вспоминать с грустью в сердце, как прекрасно парить в вышине.
Адам удивленно покачал головой:
– Ты изумляешь меня, Таня. Черный Котел был прав, когда говорил, что у тебя сердце чейинки. Даже сейчас твои мысли и твои слова больше похожи на мысли и слова чейинца, нежели белого человека. Я боюсь забыть о наших планах, отнестись неуважительно к чувствам твоей семьи и прямо сейчас увезти тебя и наших сыновей отсюда. Мое сердце поет от радости, потому что ты чувствуешь то же, что и я, а твои желания так похожи на мои желания. Мы созданы друг для друга, Маленькая Дикая Кошка.
– Было неизбежно, что я принадлежу тебе, Пантера, – нежно ответила она, и ее глаза светились любовью. – То, что мы встретимся и полюбим друг друга, было предопределено небесами. А сейчас скажи мне, когда мы вернемся к нашему народу и будем жить так, как оба этого хотим?
– Как только мы поженимся, нам, вероятно, удастся это устроить, – пообещал он. – Я не представляю себе, как рассказать твоей семье правду, поэтому мы должны сделать вид, что хотим поселиться где-нибудь в другом месте на время. Может быть, они не слишком расстроятся, если мы пообещаем, что будем иногда приезжать к ним в гости, и, таким образом, они смогут видеться с внуками.
Таня кивнула:
– Да, может, на Рождество или другие праздники.
– Все-таки они расстроятся, – вздохнул Адам.
– Они смирятся с этим, – утешала его Таня. – По крайней мере, это будет совсем по-другому, чем раньше. Теперь они не будут волноваться за меня. Тогда они не знали, увидят ли вообще меня когда-нибудь. Теперь они знают, что я вернусь.
– Это не совсем так, Таня, – не согласился с ней Адам. – Наша жизнь полна риска день ото дня, в ней нет никаких гарантий. В любой момент нас может подстерегать опасность. Тебе известно это так же хорошо, как и мне.
– Ты прав, но наши дни на земле сочтены на небесах, и когда придет время, нас позовут. Этот день может наступить завтра для каждого из нас. И случиться это может где угодно: здесь, в Пуэбло, или на равнинах, и ничто не сможет этого предотвратить. Можно попасть под экипаж на шумной улице или спокойно умереть в своей мягкой постели. Не важно, где мы будем находиться, когда это произойдет. Если мы останемся, неизбежное может случиться и здесь. Мы не можем надеяться, что нам удастся избежать своей судьбы, преградить ей путь.
Адам улыбнулся:
– Какой же умудренной в вопросах жизни ты стала, моя женщина.
– Я научилась этому у твоего народа, у нашего народа, – поправила она себя. – Они научили меня терпению и тайнам, я поняла, что тщетно пытаться бороться с тем, над чем не имеешь власти.
– У тебя много власти надо мной, – сказал он, прикоснувшись губами к ее губам, – хотя ты не борешься со мной.
– Это потому, что твоя власть надо мной сильнее, – ответила она шепотом. – Ты навсегда пленил мое сердце.
ГЛАВА 21
Таня жила на ранчо уже десять дней и в полной мере наслаждалась каждой минутой, хотя и здесь было несколько грустных моментов. Было блаженством проводить целый день с Адамом, а ночью находиться в его жарких объятиях. Здесь не было никого, кто подглядывал бы за ней и следил, чтобы она достойно себя вела. Она чувствовала здесь облегчение оттого, что Джеффри не надоедал ей своим присутствием и неожиданным появлением.
У Джулии совсем не оставалось времени следить за поведением сестры, поскольку она сама была полностью занята, отбиваясь от ухаживаний решительно настроенного Роберто. Он не страшился отказов и острого языка Джулии, а наоборот, подшучивал над ней и получал удовольствие и сердечно смеялся, когда она выходила из себя.
– Ах, мой милый колючий кактус, – посмеивался он. – Когда ты спрячешь свои острые иголки?
– Никогда! – непреклонно заявляла она, надувшись.
– Моя милая, ты знаешь, какой соблазнительной ты бываешь, когда сердишься? – спросил он, показывая в широкой улыбке свои белые зубы. – Твои губки просят, чтобы их поцеловали, особенно нижняя, которую ты все время выпячиваешь. Я думаю, ты специально дразнишь меня, еще больше распаляя во мне желание.
Джулия сердито топнула ногой:
– Какой же ты самонадеянный! Сколько раз мне нужно еще повторить, что меня интересует другой мужчина? У тебя совсем нет гордости?
Темные глаза Роберта блестели.
– Гордость тут ни при чем. Этот другой мужчина твой любовник?
– Конечно нет! За кого ты меня принимаешь? – возмущенно воскликнула Джулия.
Улыбка Роберто сделалась шире.
– Ты помолвлена с ним? – продолжал допытываться Роберто.
Джулия сделала слишком длинную паузу перед тем, как ответить:
– Нет, еще нет.
– Тогда почему я должен перестать за тобой ухаживать, моя голубка?
Не успела Джулия понять, что он собирается делать, как Роберто заключил ее в свои объятия. Какую-то секунду его глаза пожирали ее, потом он заглушил губами ее возгласы. Конечно, это не был нежный, ищущий поцелуй, о котором она часто мечтала, как все девушки мечтают о своем первом поцелуе, но он не был и грубым. Роберто просто заявлял о своих правах на нее, делая это твердо и решительно.
Она упиралась в руку, что поддерживала ее голову, и чувствовала себя жертвой удивительного момента. Его теплые, решительные губы вызывали в ней ощущения, о которых она раньше никогда не подозревала. Хотя мозг Джулии кричал и сопротивлялся его превосходящей силе, ее тело начало таять от его опытных прикосновений.
Наконец она перестала сопротивляться, ее руки начали теребить его рубашку, чувствуя быстрые удары его сердца. Она крепче прижалась к нему, позволяя поддерживать свое тело на ослабевших ногах. Он проводил рукой по ее спине, и по ней пробегала дрожь.
К тому времени как он ее отпустил, она была полна страстного, доселе неизвестного желания. Он внимательно изучал нежные черты ее лица, серо-зеленые глаза и распухшие от поцелуя губы.
– Теперь я имею представление о том, как ты будешь выглядеть после того, как я пересплю с тобой: вся такая нежная и мечтательная, а твои волосы разбросаны на моей груди, – тихо прошептал он.
Сознание того, что она натворила, что он сделал с ней, спицей пронзило Джулию. Ее лицо пылало, когда она вспомнила, как ему отвечала. Гордость ее была уязвлена, она вся напряглась и поспешно вырвалась из его объятий, досадуя на себя и на него одновременно.
– Ты никогда не переспишь со мной, Роберто! С моей стороны это было просто затмение. Ты захватил меня врасплох. Больше этого не повторится, – заявила она ему через плечо и гордо удалилась.
– Беги, маленький кролик, беги! – услышала она вслед смех, потому что к нему вернулось веселое настроение. – Только помни: нельзя бегать по кругу, потому что лиса тебя поймает, а ты для нее такой лакомый кусочек!
– Я отравлю себя раньше, чем ты снова прикоснешься ко мне, – выпалила в ответ Джулия.
Он рассмеялся еще громче.
На возвышенностях Колорадо стояла середина мая. Сельская местность сбросила белое зимнее одеяло и поменяла его на новое, ярко-зеленое. Холмы были усеяны пышными цветами всевозможных оттенков. Покрытые молодыми листьями ивы изящно протягивали к земле свои длинные ветви, создавая вдоль берега реки тенистые беседки.
Весна пробудила к жизни все новое. Насекомые метались вокруг с новой энергией, а пчелы летали и собирали нектар на пышных цветах. Новая жизнь проявлялась в рождении молодняка. Цыплята и утята неуклюже, вперевалку ходили за своими гордыми мамашами, крякали и пищали, стараясь удержаться на не крепких еще ножках.
Джереми больше всего нравились жеребята. Они стремительно проносились мимо на тонких, длинных ногах.
– Они не отходят от своих матерей, – сказал он Адаму. – Они боятся потеряться?
Адам засмеялся и положил руку на плечо мальчика:
– Это маловероятно. Мамаши их быстро найдут. Просто жеребята не хотят пропустить своей следующей еды.
– Они выглядят смешными с пушистой шерстью и короткими тонкими хвостами, – довольно усмехнулся Джереми. – Как будто вместо хвоста у них кусок веника!
Однажды вечером, перед тем как ложиться спать, Джереми ворвался в дом и возбужденно воскликнул:
– Таня! Адам! Пойдемте быстрее! В конюшне кобыла скоро начнет жеребиться. Хосе послал за вами. – Быстро развернувшись, вприпрыжку побежал к двери. – Он сказал, что я могу посмотреть, если буду тихо вести себя!
Дверь за ним захлопнулась. Таня, Адам и Ракель обменялись довольными взглядами.
– Que torbellino! – воскликнула Ракель, усмехнувшись. – Настоящий ураган!
– Он самый обычный мальчик, – соглашаясь, улыбнулся Адам. – Ты ведь не забыла, какими мы с Джастином были в его возрасте.
– Dios Mio! Как я могу забыть? И если один из вас не мог придумать, куда бы влезть, второй обязательно это делал. Вы были настоящими чертенятами!
Джастин прикинулся обиженным:
– Разве, Ракель! Адам и я были ангелами!
Ракель пронзила его скептически взглядом:
– Да! Только маленькие рожки дьяволят не давали упасть вашим накренившимся венчикам.
Мелисса заразительно засмеялась.
– Пожалуйста, расскажите нам еще что-нибудь, Ракель, – умоляла ее Таня, искоса поглядывая на Адама.
– Не волнуйся, – сказала он ей, протягивая руку и помогая встать. – Джереми ждет. Ты сможешь позже выслушать порочащие меня рассказы.
Джереми испытывал благоговейный трепет, видя, как рождается жеребенок. Он никогда раньше не был свидетелем ничего подобного. Он сидел тихо, зачарованный отяжелевшими боками кобылы, наблюдая, как Хосе и Адам помогают ей. Ее затрудненное дыхание вызывало на глазах Тани слезы, а потом появился на свет мокрый жеребенок. Джереми подавлял в себе смех, видя, как малыш пытается в первый раз встать на свои тоненькие длинные ножки. Все тоже заулыбались, когда жеребенок посмотрел на них своими прекрасными большими глазами.
Поверх головы Джереми Адам смотрел на Таню. Она знала, что сейчас он вспоминает ночь, когда родился Охотник. Они оба молча вспоминали тот волшебный момент, когда Адам помог своему первенцу появиться на свет, а потом держал его в своих руках.
– Я люблю тебя, – беззвучно, одними губами произнес Адам.
– Я знаю, – показала она в ответ, и ее глаза снова увлажнились.
Они не касались друг друга, но обоих окутывало тепло их любви.
Как было обещано, Адам начал терпеливо обучать Джереми верховой езде. Он выбрал для этого спокойную лошадь. Таня наблюдала, вспоминая, как так же терпеливо, но совсем по-другому, Адам учил ее ездить верхом. Здесь Адам обучал Джереми азам обычной верховой езды. В чейинской деревне он обучал Таню, уже умевшую ездить верхом, тому, как должен управлять лошадью чейинский вождь.
Временами, когда Адам занимался с Джереми, Таня беседовала с глазу на глаз с Ракель. Чем лучше эти женщины узнавали друг друга, тем больше сближались.
– Жаль, что тебе не представилось случая познакомиться с отцом Адама, – говорила ей Ракель. – Он был прекрасным человеком.
– Если Адам похож на Белую Антилопу, тогда мне жаль, что я не встретилась с таким чудесным человеком.
Ракель болезненно улыбнулась:
– Становится легче и в то же время больнее от того, что видишь, как Адам похож на Белую Антилопу не только внешне, но и внутренне. Я любила Белую Антилопу даже после того, как мы расстались, я очень тосковала даже после его смерти. – Ее лицо приобрело тоскующее выражение… – Я всегда думала, что могло бы быть, если бы я осталась среди чейинцев? Мне кажется, со временем Белая Антилопа начал бы ненавидеть меня за то, что я не смогла привыкнуть к их жизни. Как бы там ни было, это был лучший выход из положения. По крайней мере, мой сын получил образование, у него есть выбор, и, если он захочет, он может вернуться и жить среди белых людей и как белый человек. – Она тяжело вздохнула.
Таня слегка коснулась руки Ракель:
– Мне рассказывали, что Белая Антилопа любил вас до конца своих дней. Когда вы расстались, он горевал так же сильно, как вы, но он очень радовался, когда сын приезжал к нему. Он не обижался на вас из-за того, что вы не смогли приспособиться к образу его жизни.
– Спасибо, – прошептала Ракель, ее взгляд стал мягче, когда она погрузилась в воспоминания. – Очень мило с твоей стороны. Адам рассказывал мне, как тебе пришлось расплачиваться за мои ошибки.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. – Нахмурившись, Таня задумалась.
Ракель объяснила:
– Адам рассказывал мне, каким суровым испытаниям подвергал тебя Черный Котел перед тем, как ты стала женой Адама. Я думала, ты станешь обижаться на меня из-за того, что Черный Котел был против женитьбы Адама на белой пленнице. Мне страшно подумать, что тебе пришлось пережить, но ты справилась с требованиями Черного Котла. Зная, насколько это было тяжело, я восхищаюсь твоей смелостью и выдержкой.
Таня пожала плечами:
– Эту цель было крайне трудно достичь, и мне приходилось работать так усердно, как никогда еще в жизни, но эти испытания закалили меня, и я почувствовала себя гордой. Это также помогло мне понять, что я смогу выдержать что угодно, но только не потерю Адама и его любви!
– Мой сын рассказывал мне, что тебе нравится стиль жизни индейцев. – Ракель удивленно покачала головой. – Я ненавидела эту жизнь настолько, что не могу представить, как она тебе может нравиться.
Таня улыбнулась:
– Я люблю простоту и свободу чейинской жизни. В ней есть природная, изначальная честность. В этой жизни все основано на необходимых потребностях: еде, крыше над головой, одежде и семье. Каждый здесь старается на благо всего племени. Люди заботятся друг о друге и делятся последним, отбрасывая в сторону личные интересы. Ссоры из-за пустяков и драки здесь встречаются намного реже, чем в любом цивилизованном обществе. На это здесь не остается времени, нужно решать куда более важные веши.
– Но, Таня, дорогая, это так примитивно! – вздрогнула Ракель. – Я никогда не забуду, как я была потрясена. Ни уютных домов с веселыми каминами, ни сервизов, ни посуды, ни утвари. Я поражалась, как люди могут есть руками, а дети бегать голышом. Я тосковала по мягкой постели, удобному креслу, настоящему душу с душистым мылом! Мои пальцы кровоточили, когда я скребла шкуры и протыкала грубую кожу иголкой из кости. От одного вида оленьей или бычьей шкуры меня тошнило, и я мечтала надеть шелковое, или атласное, или хотя бы муслиновое платье! А когда я узнала, что беременна Адамом, я ужасно испугалась, потому что на сотни миль вокруг не было ни одного врача или человека, который бы меня успокоил. А больше всего я скучала по своей семье. Для меня там все было незнакомым: язык, сам стиль жизни. Когда я вышла замуж за Белую Антилопу, они меня с трудом терпели. Я молилась, чтобы меня вытащили оттуда, хотя очень любила своего мужа. Белая Антилопа и Адам были единственными светлыми пятнами в моем существовании среди индейцев. – Она вздохнула. – Я ненавидела жестокость и кровопролитие. Моя кровь застывала при виде воинов, размалеванных красками; я закрывала уши, слыша их ужасные завывания. Я питала отвращение к еде, одежде, людям, буквально ко всему, что было связано с деревней.
Таня горестно улыбнулась;
– Кажется, ничего не изменилось за последние четверть века. Жизнь среди чейинцев сейчас точно такая же, как вы описываете. Как только мои мышцы привыкли к тяжелой работе, мне она стала нравиться. Утренние молитвы Пантеры… э-э… Адама казались мне музыкой. А день, когда я узнала, что беременна, был самым счастливым днем для меня.
Глаза Тани задержались на лице Ракель. Она хотела, чтобы женщина поняла. Она вытянула руки и показала ей медные браслеты.
– Эти свадебные браслеты – единственное, что мне нужно, – и если к другим драгоценностям я бережно отношусь, то они тоже чейинские драгоценности. Как и вас, меня чейинцы тоже поначалу не любили. Но потом я завоевала их уважение и доказала себе, что стою их дружбы. Сейчас я по многим из них скорблю и по многим скучаю, и хочу увидеться с ними. Как только я доказала, что могу быть такой же смелой, как любой воин, они сразу приняли меня в свое племя; Черный Котел удочерил меня, невесту Гордой Пантеры.
Ракель внимательно смотрела на нее, а потом спросила:
– А как же твои дети, Таня? Именно такой жизни ты хочешь для них?
Таня ответила не задумываясь:
– Да. Это то, чего Адам тоже желает. Наши сыновья вырастут сильными и смелыми, гордыми и честными, благородными людьми. В них будет развиваться религиозная вера, которая в основе своей естественна и чиста. Они будут познавать природу не в классной комнате. Когда Адам решит, что наступило время, мы позаботимся, чтобы они обучались в хорошей школе для белых детей. А тем временем с самого детства они будут изучать три языка и все остальное, что Адам и я сможем вложить в них, взяв из двух культур.
– Разве ты не скучала по своей семье?
Таня кивнула:
– Да. И я буду опять скучать по ним, когда мы вернемся в деревню. Адам предложил, чтобы мы сказали, что хотим пожить где-нибудь или совершить путешествие. Мы станем приезжать в гости, как только сможем выбраться, поэтому вы все будете периодически видеть своих внуков.
– Я надеюсь, – вздохнула Ракель, а потом слегка улыбнулась Тане: – А теперь, Таня, назови мне хоть одну вещь, которая тебе все-таки не нравится в жизни индейцев. Это для того, чтобы я не чувствовала себя неловко.
Таня подумала с минуту, потом скривилась:
– Мне не нравятся скальпы, особенно те, которые меня заставили снять самой. Они такие нелепые! Спасибо Адаму, он понимает это. Обычно они висят на шесте внутри вигвама, за исключением тех редких случаев, когда мне приходится надевать их на пояс.
Ракель передернула плечами:
– Я не осуждаю тебя. Б-р-р!
– Я стараюсь об этом не думать, – призналась Таня, – как о резне, которая произошла на Вошите.
– Лучше вспоминать хорошие времена, – посоветовала Ракель.
Таня улыбнулась.
– У меня бесценные воспоминания о любви и радости с Адамом. Когда он в первый раз узнал, что я люблю его, он выглядел таким победителем и был таким гордым и красивым в вечер нашей свадьбы. Я до сих пор жалею о его волосах, – откровенно призналась она. – Какое прекрасное выражение появилось на его лице, когда мы в первый раз говорили о нашем будущем ребенке. А в ту ночь, когда родился Охотник, глаза Адама светились, потому что он стал свидетелем чуда. Он замечательный человек, прекрасный муж, чудесный отец. Вы должны гордиться своим сыном, Ракель.
– Я горжусь, – мягко призналась женщина. – Я также горжусь тем, что он выбрал тебя в жены. Ты уникальная, особенная женщина.
Таня покачала головой:
– Нет, Ракель. Я просто женщина, которая по уши влюблена в своего мужа.
* * *
Таня проводила много времени вместе с Адамом, объезжая верхом ранчо. Когда они отправлялись не слишком далеко, они брали с собой Джереми. Того, к чему у Джереми не было способностей, он добивался своей решительностью. Он так гордился своими новыми успехами, что избыток чувств выплескивал на остальных.
Но чаще Таня и Адам ездили одни. Благодаря Адаму она начала изучать основы правильного ведения птицеводческого ранчо. Вся система управления хозяйством была намного сложнее, чем Тане казалось, и она еще больше стала восхищаться Ракелью, понимая, какую ответственность взвалила на свои плечи ее свекровь. Было совсем нелегко поддерживать в отличном состоянии ранчо в отсутствие Адама.
Они остановили лошадей на холме и смотрели, как под ними спокойно щиплют траву куры и утки. Адам посмотрел на Таню.
– Тебе здесь нравится. – Это было скорее утверждение, чем вопрос.
– Да, – согласилась Таня. – Здесь чудесно. Твоя мать проделывает эффективную работу.
Он указал рукой в том направлении, куда был устремлен ее взгляд, и тяжело вздохнул:
– Это тоже мое наследство. Было нелегко решиться остаться с народом моего отца. Всю жизнь я разрывался на две части.
– Должно быть, твоя чейинская кровь оказалась сильнее, – предположила Таня.
Адам улыбнулся:
– Да, но наступит день, когда мне придется вернуться и заняться своими обязанностями здесь, когда я отложу в сторону свои личные желания и сделаю то, что должен, поскольку я – единственный сын у матери.
– Зачем раньше времени создавать себе трудности? – сказала Таня. – Я понимаю, ответственность лежит на тебе. Ты можешь делать все, что считаешь нужным, Адам, а я буду помогать тебе, чем только смогу.
– Расскажи мне о Мелиссе, – попросил Джастин Таню.
Они стояли рядом с конюшней и смотрели, как Адам обучает Джереми основам верховой езды. Таня искоса посмотрела на него:
– Что именно ты хочешь узнать, Джастин?
Он вздохнул и провел рукой по волосам:
– Все, что поможет мне сломать барьер, который она выстроила вокруг себя. Я люблю ее. Мне кажется, она тоже меня любит, но каждый раз, когда я начинаю отдаленно намекать ей на свадьбу, она шарахается от меня, как будто я ее ударил. Я просто не знаю, что мне делать.
Таня уперлась руками в поручень забора и с минуту молчала, прежде чем ответить.
– Джастин, Мисси трудно пришлось, когда она жила среди индейцев.
– Я знаю, что ей было нелегко, – согласился он.
– Нет, – продолжала Таня. – Я не думаю, что ты по-настоящему понимаешь, насколько ей было тяжело. Я не уверена, что мне следует все, что было, рассказывать тебе, не знаю, захочет ли Мелисса, чтобы ты услышал все.
– Но ты ведь знаешь, почему она сторонится меня. Ты знаешь, чего она боится, – с надеждой в голосе предположил Джастин.
Таня кивнула:
– Прежде всего, ты должен понять, что из нас пятерых, кого украли, мне повезло больше всех. Мне просто улыбнулась удача, что меня взял к себе самый добрый, самый тактичный мужчина.
Здесь она сделала паузу, собираясь с мыслями.
– Пожалуйста, продолжай, – умолял ее Джастин.
– Мы все испугались до смерти, поначалу не зная, что нас ожидает, – вспоминала Таня. – Мелиссе тогда было четырнадцать лет, она была самая молодая из нас. Она досталась самому уродливому, самому жестокому чейинцу. Уродливая Выдра был самым настоящим животным! Когда он насладился Мелиссой, он хотел изнасиловать меня. – Вспоминая тот эпизод, Таня от отвращения передернула плечами. – Я отбивалась от него, и Пантера пришел мне на помощь до того, как он смог меня заполучить, но прежде я откусила мочку его уха. Из нас пятерых Мелиссе жилось хуже всех. Жена Уродливой Выдры была такой же жестокой, как он, и всегда пользовалась возможностью, чтобы излить на нее свою злобу. Каждый раз после тяжелой, непрерывной работы днем Мелисса встречалась с дикими требованиями Уродливой Выдры ночью. Казалось, что ему этого было мало, и он получал дополнительное удовольствие в том, что одалживал ее другим воинам племени.
– Достаточно, – задыхаясь, сказал Джастин, его лицо исказилось от злости и боли.
– Нет! – ответила Таня. Ее глаза горели. – Ты настаивал на том, чтобы я рассказала, так теперь слушай все до конца! Если тебе кажется, что это трудно выслушать, тогда попробуй пережить все это, как Мелисса! Она была такая юная и тоненькая, что я боялась за ее жизнь. Я попросила Черного Котла в качестве свадебного подарка выкупить для меня Мелиссу, пока жестокость Уродливой Выдры не погубила ее до конца. Она начала нам прислуживать, Пантера и я заботились о том, чтобы она была накормлена, одета, вымыта. Потребовалось много времени, чтобы убедить ее, что Пантера не собирается ее бить или насиловать. Наконец она перестала съеживаться, когда Пантера входил в вигвам.
Джастин перебил ее:
– Твой муж тоже с ней спал?
Таня покачала головой:
– Нет. Он мог сделать это, но он этого не делал. Он был страшно возмущен состоянием Мисси, когда она к нам пришла, а потом выяснилось, что она беременна, скорее всего от Уродливой Выдры.
Джастин застонал, но взял себя в руки, чтобы выслушать конец этой истории.
– Она была очень слаба, поэтому не доносила ребенка полсрока. Это была милостивая развязка ужасной ситуации. Она чуть не лишилась тогда жизни. После родов она очень долго болела, и только постоянная забота знахарки вернула ее к жизни.
Теперь кровь отхлынула от лица Джастина. Он стал бледным как полотно.
– Когда-нибудь, – мягко предположила Таня, – она сможет полностью оправиться для того, чтобы выйти замуж и рожать детей, но она никогда полностью не забудет ужасов, через которые ей пришлось пройти. Физически ей не грозит опасность в будущем, но морально и эмоционально Мелиссе до сих пор тяжело. Ей пришлось пережить унижение и насилие, которые могли бы убить ее или лишить рассудка, но она выстояла. Я молю Бога, чтобы однажды она полностью выздоровела и начала жить нормальной жизнью.
– Бедный ребенок, – пробормотал потрясенный Джастин.
– Ей не нужно твое сочувствие, Джастин, – сказала ему Таня. – Ей нужны твоя помощь и понимание. Ей нужен человек, который бы относился к ней с нежным терпением, который смог бы защитить ее от любопытных сплетников, проявляющих ненужную заботу и тем самым открывающих старые раны. Ей нужно время, чтобы вновь обрести гордость и самоуважение, которых она лишилась вместе с уверенностью в себе. Она нуждается в твоей любви.
– У нее она есть, – заверил он Таню. Его глаза были спокойными. – Я помогу ей в любом случае, если она мне позволит, но я не знаю, с чего начать.
– Я искренне надеюсь, что именно это ты имеешь в виду. У многих людей в Пуэбло вызвало бы отвращение то, о чем я тебе рассказала. Многие стали бы ее избегать и считать в какой-то мере виноватой в том, что она была не в силах изменить.
Он понимающе кивнул.
– Я знаю. Я с радостью буду защищать ее от тех, кто сможет ее обидеть. Если она выйдет за меня замуж, я буду обожать ее всю жизнь.
Таня, убежденная в его искренности, мягко коснулась его руки:
– Умом Мелисса понимает, что ты не такой, как Уродливая Выдра, но она боится физической стороны замужества и боли, которую придется испытать при рождении ребенка, хотя она помогала мне в ту ночь, когда родился Охотник, и знала, как мы с Пантерой были счастливы. Со временем, если ты будешь терпелив, ты сможешь переубедить ее, Джастин. Она любит тебя, я уверена. Если только ей удастся преодолеть свои страхи, вы будете счастливы.
Он снова кивнул:
– Спасибо, Таня, что ты мне все объяснила. По крайней мере, теперь я знаю, чего она боится и почему. Я буду обращаться с ней нежно и не стану торопиться. Я заставлю ее понять, что она может положиться на меня.
– Я надеюсь на это, – ответила Таня, – ради вашего благополучия. Она может дать столько любви и сама заслуживает намного больше, чем жизнь до сих пор дала ей. Наполни ее мир радостью и любовью, Джастин, и я навсегда останусь перед тобой в долгу.
– Если она попросит, я достану для нее звезды с неба, – серьезно сказал он.
ГЛАВА 22
Они находились на ранчо больше недели, когда однажды утром к ним подъехала верхом на лошади темноволосая девушка. Таня с Адамом были в конюшне, показывая Охотнику нового жеребенка. Они слышали, как девушка спрашивала у одного из рабочих, где найти Адама.
Несколькими минутами позже она вбежала, очертя голову, прямо в конюшню, резко остановилась только для того, чтобы привыкнуть к тусклому свету. Заметив Адама, она бросилась прямо к нему в объятия.
– О, Адам! Ты дома! – пронзительно закричала она. – Мне кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я видела тебя в последний раз.
Она слегка отпрянула от него и с укором посмотрела на Адама своими карими чувственными глазами.
– Тебя не было больше трех лет, – бранилась она. – Мне туго пришлось, сдерживая ухаживания Стюарта Хэммонда, но я ждала тебя, как обещала.
Таня стояла в стороне и не знала, то ли ей возмущаться этой напористой красавицей, то ли забавляться ее расстроенным видом. Было видно, что Адам удивился неожиданному появлению своей приятельницы.
– Что… – начал он, потом его глаза расширились, с изумлением он узнал ее. – Пру? Маленькая Пруденс Варне? – спросил он. – Господи, Сверчок! Как ты выросла!
Лицо девушки залилось румянцем.
– Конечно, глупый! Мне уже шестнадцать лет, и мы можем пожениться. Когда я спрашивала тебя об этом раньше, ты говорил, что мне нужно еще немного подрасти.
Таня еле сдерживала смех, глядя на сбитого с толку Адама.
Адам не успел ничего ответить, как Пруденс отскочила и начала кружиться вокруг него, показывая свою безупречную фигуру.
– Вот так! – дерзко заявила она. – Сам можешь посмотреть, что я уже выросла!
– Конечно, выросла, – согласился Адам, и на его губах заиграла улыбка. – Но, Сверчок…
– Вот теперь другое дело, – перебила его Пруденс. – Как только мы поженимся, ты перестанешь называть меня Сверчком, разве что когда никто не слышит. Такое обращение подходит для малолетних, но не для меня. Почему ты всегда так меня называешь?
– Вероятно, потому, что ты всегда стрекочешь, перебиваешь, когда кто-либо хочет с тобой поговорить, и постоянно суетишься, – сухо объяснил он.
На минуту сбитая с толку Пруденс нахмурилась.
– О, – пробормотала она. – Ну да, полагаю, мне придется научиться этого не делать.
Таня подняла бровь и посмотрела в сторону Адама. Он изумленно поднял брови и улыбнулся. Он молча умолял ее помочь, но Танин взгляд говорил о том, что это его дело.
Пруденс перехватила его взгляд, последовала за ним и, наконец, заметила Таню и Охотника.
– О, привет! – сказала она, ни капли не смутившись, что кто-то стал свидетелем ее дерзкого поведения. – Кто ты? Это твой маленький сын? Он симпатичный.
Таня улыбнулась, не зная, на какой вопрос прежде отвечать:
– Спасибо. Да, он мой сын. Я – Таня Мартин.
Глаза Пруденс расширились.
– Мне кажется, я о тебе слышала. Разве ты не одна из тех женщин, что некоторое время жили среди индейцев? – спросила она в лоб.
– Слухи быстро распространяются, – заметила Таня.
Пруденс пожала плечами:
– Это маленький город. С тех пор как мы выползли из-под снега и смогли добраться в город, я искала тебя в церкви.
– Я не ходила в церковь.
– Мне хотелось знать, как ты выглядишь. Все очень интересовались тобой, – простодушно призналась Пруденс. – Ты действительно была замужем за индейцем?
– Да.
– А я представляла тебя совсем другой.
Пруденс оценивающе смотрела на Таню. Та не знала, обижаться ли ей, или веселиться.
– А какой ты меня представляла? – проявила любопытство Таня.
– Полагаю, какой-то дикой. Тощей, запачканной, избитой.
– Униженной? Несчастной? – Предлагала дальше вместо ответа Таня, стараясь не выдавать своего веселья.
Пруденс кивнула:
– Там действительно было ужасно? Он бил тебя?
– Один раз, – призналась Таня и украдкой перевела взгляд на Адама, который тоже посмотрел на нее.
С минуту Пруденс обдумывала ее ответ.
– Один раз? Что ты сделала?
– Пыталась убежать.
– Потом ты снова пыталась?
– Нет.
– Наверное, ты скоро научилась делать так, как он хочет, – решила Пруденс.
Громкий хохот Адама разлетелся по всей конюшне.
– В основном, – ответила Таня, быстро взглянув на Адама.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Пруденс.
– Я в гостях у Адама.
– Я хотел, чтобы она познакомилась с мамой, – вставил слово Адам.
– Зачем? – Пруденс сморщила лоб, теряясь в догадках.
Адам вздохнул:
– Ну, Сверчок, понимаешь, я не думал, что ты говорила серьезно насчет того, что будешь меня ждать. Мне казалось, что ты уже давно подвела какого-нибудь молодого обожателя к алтарю. Когда я познакомился с Таней, я решил, что она именно та женщина, которая мне нужна.
Наступила тишина. Наконец Пруденс вздохнула жизнерадостно, так, как это бывает у молодых:
– Пропади все пропадом! Ладно, я полагаю, это обрадует Стью. Он уже почти восемь месяцев не дает мне прохода и просит выйти за него замуж, и мама все время толкает меня к нему. Она даже перестала выслеживать нас, когда мы сидим на веранде по вечерам, она постоянно готовит свои любимые блюда и приглашает его на обед.
– Понятно, что чувствует мама к нему и что чувствует он к тебе. А какие у тебя к нему чувства? – осторожно спросила Таня. Ей не хотелось как-то обидеть брюнетку.
– О, Стью замечательный! Он симпатичный, трудолюбивый и меня обожает. Понимаешь, в нем нет ничего плохого. Все дело во мне. Я еще с пеленок положила глаз на Адама. – Пруденс лукаво улыбнулась. – Стью даже не догадывается, с кем будет иметь дело, если я наконец соглашусь выйти за него.
– Он очень счастливый молодой человек, – признал Адам.
– Конечно, счастливый, – согласилась, усмехнувшись, Пруденс, – а я позабочусь, чтобы он никогда об этом не забывал!
– Как всегда говорит мама: «Что толку плакать, когда молоко сбежало?» – жизнерадостно продолжила Пруденс. – У меня своя жизнь, а у тебя есть Таня, она тебя утешит. Надеюсь, что вы будете счастливы.
– Спасибо. Только одна просьба, Сверчок, – попросил Адам. – Мы еще не сообщили о своем намерении родителям Тани, поэтому держи новость в секрете до тех пор, пока мы сами ее не сообщим, договорились?
– Ну, разумеется! – довольно улыбнулась Пруденс. – Для чего тогда друзья? Кроме того, таким образом Стью будет думать, что я выхожу за него, потому что он завоевал мое сердце, а не потому, что меня ему просто отдали. Теперь он будет важным, как петух!
– Поскольку Адам впервые за много лет находится дома в день своего рождения, я решила в его честь устроить праздник, – размышляла однажды вечером Ракель. – Как ты думаешь, твои родители захотят приехать, Таня?
Они находились вдвоем на кухне. Таня удивленно посмотрела на Ракель:
– Господи! Я только сейчас поняла, что даже не знаю, когда у него день рождения!
Ракель грустно улыбнулась и понимающе покачала головой:
– Да, живя среди чейинцев, забываешь о таких мелочах. Там нужно из года в год думать о том, как выжить.
– Когда у Адама день рождения?
– Вообще-то в следующий понедельник, но я считаю, лучше бы отметить его вечером в субботу. Как ты думаешь? Было бы чудесно, если бы мы смогли организовать праздник.
– Это замечательная идея. Я уверена, если мама и отец смогут, они обязательно приедут.
– А я пошлю завтра утром посыльного в город, и он отвезет приглашения, – решила Ракель.
– Это будет сюрприз? – спросила Таня.
Ракель засмеялась:
– О нет! Я не стану этим рисковать снова! Когда Адаму было девять лет, я устроила ему праздник и хотела, чтобы это был для него сюрприз. Все пришли, кроме него. Он отправился на рыбалку и не возвращался до тех пор, пока гости не начали расходиться.
– Объясни мне одну вещь, Таня, – сказала Ракель, полностью поменяв тему разговора. – Что это за проблема с лейтенантом Янгом, о которой мне рассказывал Адам? Почему твои родители до сих пор не запретили ему появляться на пороге дома? Они боятся его?
– Это очень сложно, Ракель. Видите ли, я была помолвлена с Джеффри до того, как Адам меня похитил. Я как раз ехала в Пуэбло, чтобы выйти за него замуж. Он ждал меня два с половиной года. Он успокаивал мою семью и скорбел вместе с ними по поводу моего исчезновения. Он организовал поисковую группу, чтобы найти меня. Наконец, когда меня нашли, он был вместе с генералом Кастером. Мои родители чувствуют себя в долгу перед ним. Не только потому, что он вернул меня домой, но также за поддержку во время моего отсутствия. Когда они поняли, что я не собираюсь возобновлять прежних отношений, им стало его жаль. Поначалу они считали, что я должна быть благодарна ему за то, что он по-прежнему хочет жениться на мне.
– А сейчас? – спросила Ракель.
– А сейчас они понимают, какую ошибку я совершу, если выйду замуж за Джеффри. Он показал свое истинное лицо за то время, что я живу дома. Его преследует идея овладеть мной, и мне кажется порой, что это уже мания и он сумасшедший. Его настойчивость не только поражает, но она раздражает. Я обращалась с ним отвратительно. Я вела себя с ним грубо, чересчур грубо, не скрывала своей ненависти, но он все равно лелеет мечту, что я стану его. Он зашел так далеко, что даже хотел меня изнасиловать, когда в феврале я попыталась бежать из дома.
Ракель открыла от изумления рот:
– Адам знает об этом?
– Да, и он также знает, что мой отец приехал как раз вовремя и предотвратил беду, слава Богу! С того момента моя семья защищает меня от Джеффри. Они все пришли в восторг, когда я стала проявлять к Адаму повышенный интерес. Я думаю, проблема состоит в том, что мои родители по-прежнему чувствуют себя обязанными Джеффри. И не только в этом. Он является начальником кавалерийского отряда, в обязанности которого входит защита Пуэбло. Для такого молодого человека, как он, это большая власть, и он стремится во всей полноте использовать ее. Когда он рассержен, он становится ужасным. Он может доставить кучу хлопот, если зайдет слишком далеко.
– Понятно, – задумчиво сказала Ракель. – Они стараются как-то угодить ему, хотят они этого или нет.
– Если бы только в этом состояла сложность, – продолжала развивать свою мысль Тан. – Пока меня не было, Джулия влюбилась в него, и надеется, что он обратит на нее свое внимание. Когда я вернулась, она в полном смысле слова мучилась. Это продолжалось до тех пор, пока я не убедила ее, что мне ничего не нужно от Джеффри, что мы с ней опять можем стать друзьями. Она трепещет от мысли, что Джеффри сейчас свободен. Моих родителей тревожит ее увлеченность Джеффри. Это одна из причин, почему ее отправили вместе со мной на ранчо. Они думают, что смена обстановки поможет ей забыть Джеффри.
Ракель выглядела смущенной.
– Но ведь лейтенант не отвечает ей такими же чувствами. Тогда в чем состоит проблема?
– Мне кажется, они боятся, что Джеффри, махнув на меня рукой, решит ухаживать за Джулией. А Джулия почти такая же упрямая, как я, если чего-то захочет.
– Роберто тоже, – усмехнулась Ракель. – Интересно, кто из них двоих окажется упрямее? Кто победит, как ты думаешь?
Таня засмеялась:
– Я ставлю на Роберто!
Роберто оказался неотступным в своих намерениях относительно Джулии.
– Поехали со мной кататься верхом, моя голубка, – приглашал Роберто.
– Тебе известно, что я предпочитаю кататься в коляске, – резко отвечала Джулия.
– Если ты боишься лошадей, я посажу тебя перед собой на мою лошадь, и мы покатаемся вместе, – предложил он, широко улыбнувшись. – Недалеко отсюда есть замечательная излучина реки. Там очень красиво и тихо.
– Я не боюсь лошадей, а вот твое предложение крайне неуместно, – выходя из себя, ответила она.
– Можно подумать, ты мне не доверяешь. Я отношусь к тебе с уважением, querida.
Джулия, уставившись на него, отчеканила:
– Я доверяю тебе лишь настолько, чтобы взять и вышвырнуть.
Роберто схватился за грудь, притворяясь, что ему больно.
– Ты ранила меня своими словами! – заявил он. – Разве ты не видишь, как я тебя обожаю.
Джулия фыркнула:
– Ври больше! Ты хочешь меня только потому, что не можешь добиться своего! Ты прирожденная кокетка, Роберто!
Ничуть не обидевшись, он беспечно ответил:
– Я говорил тебе раньше, что своего добьюсь. Тебе придется смириться с этим фактом, chica. Как ты можешь продолжать пренебрегать мною, когда у меня столько достоинств и я могу тебе так много предложить?
Джулия сердито закатила глаза.
– О да, сейчас посмотрим! Где мы будем жить, мистер Пастух? В коровнике? В лачуге? Маме будет так приятно, когда она приедет к нам на обед! – издевалась Джулия.
Роберто изумленно посмотрел на нее и разразился смехом.
– Понятно! Ты думаешь, раз я работаю у Tia Raquela, значит, я бедный родственник. Нет, моя дорогая, ты ошибаешься. Я просто помогаю ей ради собственного удовольствия.
Он помолчал, дав Джулии время переварить информацию, а потом добавил:
– Если ты решишься выйти за меня замуж ради денег, то я рискну сказать, что я богатый человек. У моего отца прекрасный дом и много земли в Санта-Фе. Поскольку я старший сын в семье, то все это перейдет мне в наследство. – Тут он изящно поклонился. – А теперь я оставлю тебя, чтобы ты хорошенько над этим подумала. Взвесь все тщательно. Джулия, ты можешь лишиться всего этого, если будешь и дальше отвергать меня. Я молод, богат, очарователен, здоров, и я дам тебе таких прекрасных детей!
– Ты не дашь мне детей! – наконец придя в себя, выкрикнула она.
– Дюжину! – отпарировал он, засмеялся и пошел прочь.
В соседней комнате хлопнула дверь, и Таня проснулась. Она изменила положение, ища теплое тело Адама. Рука осторожно закрыла ей рот, и она услышала, что Джулия ее зовет.
Таня мгновенно открыла глаза и увидела, что Адам смотрит на нее. Он сделал ей знак лежать спокойно, а когда убедился, что Таня полностью проснулась и теперь может соображать, тихонько соскользнул с кровати. Только он успел запереть на задвижку дверь в своей комнате, как повернули ручку.
Таня нахмурилась, понимая, что сестра чуть было не застала их в одной постели. Обычно она закрывала на замок дверь в свою спальню, но в этот раз забыла.
Через секунду дверь закрылась, и в холле послышался голос Джулии. Потом он смолк, видимо, она ушла на кухню.
– Какого черта она поднялась так рано? – прошептал Адам.
Таня покачала головой и, пошатываясь, встала с кровати.
– Не знаю, но мне лучше одеться.
– Сначала закрой дверь, – посоветовал он. – Мы чуть было не попались.
Таня так и сделала. Одевшись, она снова открыла дверь, тихонько подошла к Охотнику и сказала ему, что скоро вернется. Она обогнула угол кухни и встретилась с Джулией.
– Доброе утро, Джулия, – спокойно поздоровалась Таня. – Ты явно встала раньше обычного. По какому случаю?
– Я искала тебя. Где ты была? – обиженно спросила Джулия.
– Прекрасно, спасибо, очень мило с твоей стороны допытываться, – подшутила Таня над Джулией, которая даже с ней не поздоровалась. – Я немного прогулялась.
– Извини, – проворчала Джулия. – Просто я не могла уснуть и подумала, что могу с тобой поговорить.
– Что-то случилось?
– О, Таня! Я просто сбита с толку! Роберто сводит меня с ума!
Тане пришлось улыбнуться:
– Он очень настойчив, да?
– Это трудно передать! Он настойчиво продолжает говорить о том, что завоюет меня, а теперь, когда я знаю, что он не без средств, это меня пугает.
– Почему это должно тебя пугать? Ты же не выйдешь за него замуж только потому, что он богат, да?
– Нет, но его состояние тоже влияет на решение. Я хочу сказать, что его состояние делает его приемлемым женихом. Он вовсе не нищий попрошайка.
– Я отказываюсь понимать, как его богатство или отсутствие такового может повлиять на твое решение. Конечно, если тебе он нравится…
– Вот именно, – сокрушалась Джулия. – Я несколько лет любила Джеффри, а теперь я чувствую безрассудное влечение к Роберто. Он очень симпатичный и просто источает очарование! Он мне не нужен, мне нужен Джеффри! Но Роберто разрушает мое сопротивление, а я этого не желаю! Все это заводит меня в тупик! Я думала, что знаю, чего хочу, но теперь я в этом не уверена. Что я делаю, Таня?
– Ты говорила Роберто о своих чувствах?
– Господи, конечно нет! – воскликнула Джулия. – Он и так слишком уверен в себе!
– Джулия, боюсь, что не смогу тебе помочь. Только дам совет, дорогая. Действуй так, как подсказывает твое сердце. Не имеет значения, что говорит тебе рассудок, прислушивайся только к тому, что говорит сердце. Только тогда ты можешь быть уверена, что поступаешь правильно.
Джулия начала покусывать нижнюю губу.
– Наверное, ты права. Теперь мне нужно одно: понять, что пытается подсказать мне мое сердце. Кажется, в последнее время оно говорит на иностранном языке.
В эти дни Таня пользовалась любым предлогом, чтобы не проводить с Адамом целый день, и принялась готовить ему подарок ко дню рождения. От Ракель она получила длинный кусок выдубленной коровьей кожи и решила сделать из нее ремень. Она также сшила новый чехол для его ножа и разукрасила его яркими чейинскими знаками.
Дни пролетали быстро, наполненные любовью, миром и теплотой семейного единства. Весеннее солнце целовало землю и пробуждало ее от долгой зимней спячки. И только редкий мягкий весенний дождь или гроза удерживали их дома.
В четверг утром их разбудила гроза. По мрачному серому небу плыли тучи, подгоняемые ветром. Время от времени сверкала молния, ярко освещая небеса, и гром сотрясал оконные рамы.
Таня беспокойно ходила от одного окна к другому и не могла ни на чем сосредоточиться более нескольких минут.
Адам подошел и встал рядом с ней, наблюдая, как дождь хлестал по стеклам. Наклонясь к ней, он прошептал:
– Встретимся в амбаре через пятнадцать минут. Рядом с кухонной дверью на крючке висит плащ.
Таня кивнула.
Через полчаса она стремительно вбежала в амбар, сбрасывая с себя мокрый плащ. Сразу же теплые руки обняли ее и прижали к широкой, мускулистой груди.
– Твое лицо светится от дождя, – прошептал Адам, целуя ее и слизывая языком капли дождя.
Поднявшись на носки, она провела рукой по его черным, как ночь, волосам.
– Твои волосы промокли.
Его губы оставили ее щеки и слились с ее губами в долгом, пьянящем поцелуе, от которого ее душа переселилась в тело Адама.
– Пойдем, – сказал он, подводя ее к лестнице на чердак.
Они взобрались наверх. Здесь было сухо и пахло душистым сеном. Под дробь дождя, барабанящего по крыше, и грохот грома они вступали в свой уютный мир.
Адам развязал тюк сена и расстелил его на полу. Получился удобный, хоть и колючий матрац.
Таня засмеялась, когда он увлек ее за собой вниз:
– Мы никогда еще не занимались любовью на сеновале.
Адам широко улыбнулся, обнажая белые зубы:
– Что? Ты хочешь сказать, что такая похотливая девка, как ты, никогда не качалась в сене?
Таня бросила на него застенчивый взгляд и улыбнулась.
– Ну, сэр, вы, наверное, шутите! – Потом она уютно улеглась рядом с ним. – Вы знаете, что вы – мой единственный любовник. Теперь вы можете научить меня прекрасному искусству любви на сеновале.
– С удовольствием.
Его проворные пальцы принялись за работу и начали быстро расстегивать пуговицы на ее платье. Он стащил лиф платья к талии и провел губами по линии шеи и плеча и хотел двинуться ниже, но здесь произошла задержка, поскольку холмики ее грудей охраняло кружево сорочки.
– Слишком много одежды, – заплетающимся языком пробормотал он.
Под нетерпеливыми пальцами сорочка соскользнула вниз. Танины руки ничто не сдерживало, и она помогла Адаму отделаться от одежды. Ровными поглаживаниями рук она ласкала его тело.
Сено кололо и царапало ее нежное тело, но Таня не замечала: ее мозг и тело сгорали от нарастающего огня, который разжигал в ней Адам. Его губы исследовали ее тело, а руки ласкали и в то же время разрушали ее. В полутемном помещении хриплый голос шептал ей слова любви, ласкающие жаждущую душу.
Она протягивала к нему руки, прикасаясь к чувствительным зонам, лаская и целуя его, зная, что пробуждает его желание. Он вошел в нее, а Таня окружила его своим телом, крепко заключила его в объятия, обжигая своей теплотой и сама тая под ним.
Его опытные движения уносили ее в другой мир, к звездам, а она поднимала его вместе с собой на вершину счастья. Он держал ее дрожащее тело, покуда их обоюдная страсть не прорвалась наружу тысячами сверкающих звезд.
Она снова и снова шептала его имя, и их сладостные возгласы заглушались раскатами грома над головой.
Ослабевшая от любви, она открыла глаза и увидела над собой его лицо, освещаемое молнией. Его темные глаза сделались мягкими от переполняющей его любви.
– Моя Дикая Кошка, – прошептал он и нежно коснулся губами ее припухших губ.
Ее губы задрожали, и, вздохнув, она промолвила:
– Мой Пантера, моя любовь.
В тот вечер за ужином Таня выглядела как горячо любимая мужчиной женщина: ее губы по-прежнему оставались слегка припухшими от требовательных поцелуев, лицо пылало, а золотистые глаза блестели.
Мелисса и Ракель мало обращали на это внимания, отлично понимая, чем вызван этот блеск; Джулия даже не думала об этом, поскольку никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Роберто, однако, сразу заметил и весь ужин только тем и занимался, что переводил свой любопытный взгляд с Тани на Адама. Один раз он наклонился к Джастину и что-то тихо спросил. Джастин безразлично пожал плечами, ничего не сказав, но вскоре после этого его задумчивый взгляд стал задерживаться на лицах Тани и Адама.
Позже Джастин отозвал Мелиссу в сторону:
– Разве Таня тебе ничего не рассказывала, что происходит между ней и Адамом?
– Нет, а что? – спросила Мелисса.
– У Роберто появилась сумасшедшая мысль о том… ну… что они занимаются любовью, – несмело сказал он, – а я думаю, что, может быть, он прав.
– Это не наше дело, чем они занимаются, – спокойно ответила Мелисса.
Джастин удивленно посмотрел на нее:
– Конечно, нет, но мне казалось, что Адам – джентльмен и не воспользуется женщиной, несмотря на то, что Тане пришлось пережить. Я считаю Таню настоящей леди.
– Это нас не касается, – повторила Мелисса.
Джастин выглядел озадаченным.
– Мелисса, ты занимаешь странную позицию, если учитывать тот факт, что меня ты держишь на расстоянии. Ты меня удивляешь.
Мелисса пожала плечами:
– Я не настолько глупа, что опущусь до того, что стану осуждать своих друзей, тем более если они считают, что правы. Мое мнение может отличаться от их мнения, но это вовсе не значит, что кто-то из нас прав, а кто-то – нет. В этом мире, Джастин, нет ничего, что может быть белым и одновременно черным. Если бы даже так было, я бы научилась относиться терпимее к другим за последние несколько лет.
Джастин посмотрел на изящную блондинку, которую он полюбил, и пожал плечами.
– Я когда-нибудь смогу тебя понять?
Мелисса загадочно улыбнулась:
– Кто знает.
День праздника был насыщен лихорадочными последними приготовлениями. Уже несколько часов на улице медленно подрумянивалось на вертелах мясо, дом наполнился пряным ароматом приготовляемых блюд. Горы пирогов, пирожных, всяких сладостей выстроились на столах в кухне и гостиной.
В честь вечернего празднества на улице установили столы и развесили фонари. Для гостей, которые пожелают остаться на ночь, приготовили дополнительные комнаты, поскольку сам праздник, без сомнения, продлится до раннего утра.
Ближе к вечеру приехала семья Мартинов. Стараясь показать все свои достижения, Джереми первым бросился встречать их, как только коляска остановилась.
Таня еще раз оценивающе посмотрела на букет цветов и, довольная, кивнула: «Пойдет» и вышла встречать родителей. Она подхватила с пола Стрельца. «Пошли, маленький паучок, – сказала она ему. – Пойдем встречать бабушку и дедушку». Джулия и Мелисса уже были во дворе, а Ракель здоровалась с гостями. В тот момент, как Таня собралась сделать шаг вперед, из-за угла дома появился Адам. На его плечах гордо восседал Охотник. Размашистой походкой он быстро подошел к Тане. Стрелец увидел его. Он довольно угукнул, широко улыбнулся, показывая новые четыре зуба, и протянул навстречу отцу руки.
– Па-апа! Па!
Таня стояла как вкопанная, пораженная первыми словами сына. Она чувствовала, как кровь хлынула к ее лицу. Не выразив несвоевременного удивления, Адам уверенно направлялся к ним. Подойдя к Тане, обнял ее за талию, взъерошил волосы Стрельцу и спокойно сказал:
– Чудесный ребенок! Он заговорил раньше, чем многие другие дети, да?
Таня сглотнула и кивнула, заметив потрясенные лица своих родителей. И вдруг разразилась смехом.
– Никогда не думала, что первые слова он скажет по-английски! – воскликнула она. – Удивительно!
Ракель засмеялась;
– Он – picaro, маленький шалун! На прошлой неделе он прорезал свой зуб о спинку моего самого любимого кресла-качалки, а потом залез в кладовую и там спрятался. Что будет потом, я вас спрашиваю?
Наконец отец Тани обрел дар речи.
– Ну, вам, по крайней мере, придется восхищаться его вкусом, если не поступками, – усмехнулся он. – Он сразу чувствует хорошего человека.
– Не могу с вами не согласиться, сэр, – призналась Ракель, и все засмеялись.
– Теперь нам остается одно: выяснить, его мама такая же чудесная, как ее сын? – предложил Роберто и хитро подмигнул Тане, отчего она снова покраснела.
– Да, она чудесная, – таинственно улыбнулся Адам и повел гостей в дом, уютно пристроив руку на талии Тани.
Со всей округи съехались соседи и друзья, чтобы отметить день рождения Адама. Дом и двор наполнились смехом и весельем. Каждый присутствующий, начиная с судьи Керра и заканчивая самым мелким рабочим на ранчо, наслаждались праздником. Горы еды, как по мановению волшебной палочки, исчезали, и на их месте появлялись новые блюда, принесенные из кухни. Напитки текли рекой. Самые талантливые из гостей решили украсить праздник музыкой. В ночном воздухе раздались нежные звуки гитары, и их подхватили привычные аккорды гармоники. Окунаясь в праздничную атмосферу вечера, гости присоединились к песням и танцам.
Адам вел себя очень естественно и спокойно в роли хозяина, а в разгар праздника Ракель удалось как-то незаметно передать свою роль хозяйки Тане. Весь вечер Таня находилась возле Адама, а он непринужденно обнимал ее за плечи или талию, тем самым давая всем понять, что Таня принадлежит ему.
Таня знакомилась с новыми людьми, а также встречалась с некоторыми уже знакомыми ей раньше. Конечно, она знала судью Керра и его жену Эмили. Здесь же была Пруденс Варне со своей семьей и Стюартом Хэммондом. Молодая пара казалась очень счастливой, и Таня решила, что Пруденс уже сообщила новость Стюарту.
Доктор Эммет Джоунз, уважаемый джентльмен пятидесяти лет, был здесь, а также городской шериф, Том Миддлтон. Понаслышке Таня знала, что шериф не очень-то обрадовался, когда военные вторглись в город. Казалось, что своим стремлением защитить население Пуэбло армейцы наступили на большую мозоль доброго шерифа, а заодно на его права в вопросах юрисдикции. В частности, оскорбительно вел себя лейтенант Янг. Очевидно, он считает, что его власть идет от самого Бога и намного превышает авторитет шерифа.
От родителей Таня узнала, что с тех пор, как она уехала с Адамом на ранчо, Джеффри ходит как разъяренный раненый медведь. Он бы сам сюда приехал, но не смог, поскольку был постоянно занят отправкой обозов из Пуэбло на запад.
– Теперь обозы с востока приходят сюда, и весь город в буквальном смысле слова гудит, – заявил Эдвард. – Вот почему Элизабет и Джордж не приехали. Кому-то нужно быть в магазине.
В ходе праздника Таня заметила, что Джастин преданно проводил время с Мелиссой, Роберто же в корне изменил свою тактику. Он заигрывал и танцевал с каждой присутствующей на празднике девушкой. Похоже, его стратегия начала действовать. Джулия не спускала с него глаз и с каждой следующей женщиной, на которой лежала его рука, все больше мрачнела. Таня достаточно хорошо знала свою сестру, чтобы понять, что яркий блеск голубовато-серых глаз Джулии говорил скорее о переполнявшей ее зависти, чем о волнении.
Таня и Адам посвящали друг другу большинство танцев, и только несколько раз меняли партнеров, потому что так было надо.
Она вежливо, но решительно отказывала другим мужчинам, и вскоре они перестали к ней подходить. Даже женщины заметили, что Адам с Таней слишком часто кружатся вместе, и он держит ее очень близко к себе.
Прислонившись щекой к его плечу и мечтательно скользя в такт музыке, Таня прошептала:
– Адам, дорогой, ты чересчур прижимаешь меня к себе. Так не положено. Люди начали на нас смотреть.
– Они просто завидуют, – успокоил ее Адам, ее волосы шевелились от его дыхания.
– Завидуют мне или тебе?
– Я полагаю, обоим!
Позже, усевшись за одним столиком вместе с Ракель и родителями, они вступили в разговор на эту же тему.
– Таня, дорогая, – начала Сара. – Рискуя выглядеть критичной, я должна заметить, что твое поведение на празднике вызывает разговоры. Слухи мигом разлетятся по городу!
Таня криво усмехнулась:
– Мама, это вовсе не ново, и этим меня не удивишь. Я уверена, что половина людей, присутствующих здесь, ожидала увидеть меня в шкурах, с томагавком в руке!
– Не шути, дочка, – резко сказал Эдвард. – Твоя мать права. Наш долг заботиться о том, чтобы твоя репутация больше не подверглась оскорблениям.
– Не надолго, – сделав глоток напитка, спокойно сказал Адам.
Эдвард резко поднял голову:
– О чем вы?
– Не надолго она остается вашим долгом, Эдвард, – развивал мысль Адам. – С вашего разрешения, я бы хотел просить руки вашей дочери.
Даже сама Таня не была готова к такому прямому заявлению Адама. Тане доставили удовольствие ошеломленные лица родителей. Она никогда раньше не видела, чтобы мать подобным образом открывала рот, а отец лишился дара речи.
– Таня уже согласилась стать моей невестой, а я, конечно, собираюсь усыновить мальчиков, – продолжал Адам так спокойно, будто речь шла о погоде.
Таня размышляла, навсегда ли лишился отец дара речи? Наконец он прокашлялся и начал говорить заикаясь:
– Я… да… конечно. – Он потряс головой, как бы освежая ее. – Вы явно застали меня врасплох!
Сара неуверенно поднесла руку к горлу.
– Довольно быстро, не кажется ли вам? – Ее голос подозрительно дрожал.
Глаза Тани дьявольски засветились:
– Значит, ты не одобряешь, мама?
– Господи, нет! – ответила Сара чересчур поспешно и покраснела до корней волос. – Мне просто хотелось бы, чтобы вы были уверены в своем решении, – поправила она себя.
– Я никогда не тяну время, чтобы решить, чего хочу, – объяснил Адам. – А я хочу видеть Таню своей женой. Так мы получили ваше благословение?
Сара и Эдвард быстро переглянулись и ответили хором:
– Да.
Ракель сияла.
– Вы так подходите друг другу. Я счастлива за вас, я очень волнуюсь! Пожалуйста, позволь мне помочь тебе в подготовке к свадьбе, Таня. – Ее темные глаза отыскали глаза сына и задержались на них, полные любви. – Адам – мой единственный ребенок, у меня нет дочери, чтобы я могла похлопотать на ее свадьбе.
– Конечно, вы должны помочь, – вставила свое слово Сара, явно довольная желанием Ракель. – Разумеется, мы с Элизабет будем по горло заняты работой. – В ее голове уже мелькали всякие мысли. – Мы должны будем организовать торжественную церемонию бракосочетания…
Адам наклонился вперед:
– Простите меня, миссис Мартин, но вам бы лучше планировать побыстрее, поскольку Таня становится моей женой, я сам волнуюсь. Всего через несколько секунд я собираюсь развеять всякие слухи и сплетни и объявить о нашей помолвке.
Ракель, привыкшая к молниеносным решениям сына, снисходительно улыбнулась, когда Сара начала заикаться:
– Но… но…
Ракель похлопала легонько по руке женщины, стараясь ее успокоить:
– Теперь, Сара, все будет хорошо. Мы можем провести бракосочетание через несколько недель.
– Тогда лучше сократить недели, мама, – твердо сказал Адам. – Таня и я хотим пожениться не позднее первого июля.
Сара начала учащенно дышать.
– Мой мальчик! Мы не сможем все приготовить к этому времени! Остается всего лишь четыре-пять недель!
– Зачем откладывать? – спросила Таня, весело сверкая глазами. – Нужно скорее подвести его к алтарю, пока он не передумал.
– Таня! – возмутилась Сара.
Таня, Адам и Ракель разразились смехом, Эдвард тоже присоединился к ним.
– Таня права, Сара, – усмехнулся он. – Одному Богу известно, когда нам еще представится такая возможность!
ГЛАВА 23
Праздник закончился ранним утром, и все, кто остались, пошли спать. Мелисса легла спать в Таниной комнате, уступая свою комнату гостям.
Как только они заперли дверь и выключили свет, Таня на цыпочках направилась к комнате Адама.
– Стрелец должен спать всю ночь, но если он проснется и захочет есть, позовешь меня, – прошептала Таня Мелиссе.
– Хорошо, – пробормотала в ответ Мелисса, зарываясь головой в подушку. – Спокойной ночи.
Думая, что Мелисса уже спит, Таня решила оставить дверь в соседнюю комнату открытой, чтобы лучше слышать сыновей, если Мелисса будет спать крепко.
Адам ждал ее. Как только она ступила в полоску лунного света и направилась к нему, он нежно сказал:
– Я разрешу тебе лечь ко мне в постель в обмен на твою ночную рубашку.
Таня засмеялась:
– Ты начал распоряжаться после того, как объявили во всеуслышание о нашей помолвке?
Она сняла через голову рубашку и улеглась под простыню рядом с ним.
– Я думаю, что заслуживаю особого внимания, поскольку сегодня у нас последняя возможность в течение предстоящих недель побыть наедине, – предположил он. – Теперь твоя мама будет держать тебя в городе, ты будешь заниматься примерками и пригласительными открытками, и, возможно, нам не удастся до свадьбы вырваться на ранчо.
– Верно, – пробормотала она, найдя губами впадину на шее Адама.
Он прижал ее к себе, наслаждаясь ее шелковистой кожей, зарываясь лицом и руками в ее пышные волосы. Он вдохнул глубоко воздух:
– Мне весь вечер хотелось этого. Ты пахнешь сиренью. Ты теплая, как атлас. Я был весь вечер в отчаянии: я держал тебя так близко, хотел потрогать или поцеловать, но не мог этого сделать.
Его губы коснулись ее лба, виска, щеки.
– Ты такая красивая, Таня! Ты великолепная чародейка! Ты околдовала меня в тот самый момент, как я в первый раз тебя увидел.
Она пыталась губами коснуться его губ, но не смогла.
– Свет луны освещает твою голову, – нежно сказала она в ответ.
И снова она попыталась поймать его губы, но они исследовали тропинку от ее шеи до плеча, слегка щипля ее нежную кожу. Она застонала от удовольствия и закинула голову назад, предоставляя ему большую свободу. Ее пронизывала дрожь чувственного удовольствия. Ее изящные тонкие пальцы теребили черные как смоль волосы Адама.
Адам усмехнулся:
– Нравится, да?
– Ммм-ггг, – томно произнесла она, а когда он провел руками по ее бокам, Таня затаила дыхание.
Она держала руками его голову, стараясь направить его губы к своим губам, сгорая от желания поцеловать его. Но вместо страстного поцелуя он отстранился от нее, провел носом по контурам ее губ, дразнил их языком, зубами, своим дыханием до тех пор, пока ее губы не начали дрожать, страстно желая почувствовать на себе всю сладость его губ.
– Поцелуй меня, Адам. Поцелуй меня, – умоляла Таня.
Когда он уступил, это было все, о чем она могла просить, и даже больше. Его губы властно обхватили ее губы, сжимая и сжигая их, вызывая знакомые наслаждения. Его язык искал вход, и ее губы с радостью расступились. Их дыхание слилось, когда их языки начали исполнять брачный танец, извиваясь, сплетаясь, пробуя на вкус.
Таня чувствовала, как пламя страсти лижет ей вены, разжигает кровь. Ее тело напряглось и прижалось к нему, а руки ласкали плечи, требуя его близости.
Проворные руки Адама дразнили ее, лаская бока, поднимаясь к испытывающим боль грудям. И вот они почти достигли своей цели, и он слегка обвел пальцами вокруг них, а потом она почувствовала, как его огрубевшие от работы ладони касаются торчащих сосков.
Из ее губ вырвался стон разочарования, когда его руки отказались завладеть наградой. Глубокий смех говорил Тане о том, что он намеренно дразнит ее.
– Перестань дразнить меня!
– Скажи, чего ты хочешь, моя крошка, – охрипшим голосом спросил Адам.
– Прикасайся ко мне. – Она направила его руки к своим пульсирующим грудям. – Ласкай меня. Я хочу почувствовать твои руки и губы на своих грудях.
– Расскажи мне, любовь моя, что ты чувствуешь, когда я ласкаю твои груди и дразню соски языком? Что в это время происходит у тебя внутри?
Находясь в соседней комнате, Мелисса как раз закрывала дверь, чтобы заглушить любовные стоны. Услышав слова Адама, она остановилась, держась за дверную ручку, проявляя любопытство. Ее щеки вспыхнули, оттого что она стала непрошенной свидетельницей интимной сцены. Она знала, что нужно уйти, но ее ноги приросли к полу.
Уже несколько месяцев она терзается, не зная, как отвечать Джастину. Она всего лишь несколько раз позволила ему поцеловать себя и испытала доселе незнакомый трепет. Один раз он нежно положил руку ей на грудь, и ее сосок тотчас выпрямился, а когда он провел по нему большим пальцем, Мелисса почувствовала, как волнение разливается внутри нее, пугая ее своей силой. Застыдившись и смутившись, она отпрянула от Джастина, не в силах понять предательство своего тела.
Из-за Уродливой Выдры она познала боль и унижение от физической близости с мужчиной.
Живя с Таней и Адамом в одном вигваме, она узнала, что они находят в этом удовольствие, хотя не могла понять почему. С Джастином она впервые начала познавать эмоциональную сторону любви между мужчиной и женщиной. Ее сердце было открыто и готово отвечать ему, но ее мозг посылал сигналы опасности. Она не ожидала, что ее тело станет отвечать на его прикосновения, она предчувствовала отвращение. Ее мозг и умозаключения говорили о том, что она будет испытывать стыд и унижение даже тогда, когда ее губы трепещут и жаждут его губ.
Она никогда не связывала воедино эмоциональную и физическую сторону любви. Ей казалось, что это полярно разные ощущения: одно отвратительное, другое – неземное. Теперь она стояла в темноте, прислушиваясь к шепоту в соседней комнате, стараясь понять. Эти две стороны любви, однако, неразрывно связаны между собой.
Слушая идущие от самого сердца ответы Тани и такие же слова любви и обожания Адама, она, наконец, поняла, что, когда вовлечено сердце, нет ничего постыдного в половом акте. Там, где существует нежность, нет места боли. Без любви акт совокупления похож на спаривание животных, где нет места человеческим эмоциям. Но, если есть любовь, он представляет собой безграничное слияние души и сердца.
По щекам Мелиссы потекли непрошеные слезы. Она никогда не понимала, что Таня пыталась сказать ей раньше, потому что тогда она не знала Джастина или еще не любила его. Теперь она четко видела, что любовь, которую она и Джастин испытывают друг к другу, не будет запятнана, если их тела сольются. Джастин был добрым и нежным, а любовь, которую они разделят, только подтвердит его чувства.
Мелисса тихонько закрыла дверь и на цыпочках подошла к кровати. Она глубоко вздохнула, освобождаясь, наконец, от тяжести, гнетущей ее душу все последнее время. Она погрузилась в спокойный сон. Хоть она и стыдилась того, что подслушивала, как Таня с Адамом занимаются любовью, она была благодарна своему любопытству, которое помогло решить ее проблемы. Наконец она была свободна и могла любить Джастина так, как он того заслуживает.
– Мне нравится, когда ты касаешься моей груди, – прошептала Таня, едва Адам обхватил губами ее сосок. Его зубы нежно покусывали его, а язык обволакивал. – От этого я чувствую, как внутри у меня собирается раскаленная лава, а потом извергает наружу свой жар; и я ощущаю напряжение и боль между ног.
От ее слов он переполнился любовью и гордостью и с удвоенным старанием продолжил свое служение, решив доставить ей как можно больше удовольствия.
Испытывая благодарность, Таня с желанием ласкала его тело. Ее пальцы скользили по каждой косточке, по каждому мускулу, которые могли достать, по каждой мышце груди, спины и рук. Ее ладони ласкали, ее пальцы массировали. Ее губы и язык искали чувствительные зоны его уха, ее зубы слегка покусывали мочку его уха и вызывали в нем дрожь страсти.
Длинные ногти скользили вдоль ребер и дразнили каждый позвонок, вызывая стоны возбуждения. Ее руки вяло вычерчивали рисунки на его обнаженной плоти, и Таня упивалась ощущением его кожи под своими пальцами. Она чувствовала солоноватый привкус, когда проводила крошечные круги языком по его плечу, а потом успокаивала его поцелуями.
– Своими волшебными губами ты разрушаешь мое самообладание, дорогая, – предупредил Адам.
Он начал отплачивать ей тем же. Таня чувствовала, что задыхается. Он прильнул губами к ее губам, а одна рука продолжала ласкать ей грудь. Другая рука продолжила свой путь вдоль плоского живота, остановилась, чтобы исследовать ее пупок, и продолжила свое путешествие по изгибу ее бедра. Когда его пальцы маленькими круговыми движениями продвигались во внутреннюю часть бедра, Таня напряглась в ожидании, ее тело изогнулось в поисках его прикосновений.
А когда его пальцы, наконец, нашли и начали исследовать самую секретную, самую чувствительную и самую желанную область, Таня испытывала сущее блаженство. Она уже не могла ясно соображать, когда его пальцы доставляли ей сладкое мучение.
Теперь свои руки он заменил губами. Она чувствовала, как тает каждая клеточка ее тела.
– Ты – дьявол, Адам Сэведж, – дрожа застонала она. – Ты прекрасный, сладкий дьявол!
Он коснулся языком внутренней части ее бедра и усмехнулся:
– Ты сама не ангел, моя дорогая. Твое тело доставляет райское блаженство, но твои ответы на ласки горячи, как смола в аду.
Теперь не пальцы, а язык принялся мучить ее. Ее охватила дрожь восторга от его прикосновений.
– Адам! Адам! – задыхаясь, шептала она. – Пожалуйста, Адам!
– Пока нет, моя жадная Дикая Кошка, – зарычал он, покусывая и лаская ее разгоряченное тело.
Ее руки скользнули вниз по его спине и обхватили ягодицы, молча требуя удовлетворить ее потребность в нем. А когда он не обратил внимания на ее просьбу и продолжил игру с ее телом, лаская его языком, покусывая, ее руки скользнули вниз и обхватили его пульсирующий ствол. Шелковистыми ласками она дразнила и мучила его так же, как это делал он, зная, что приближает его к последней фазе.
– Ты – прекрасная ведьма! Колдунья! – громко стонал он, наполненный страстью.
– Возьми меня, – шептала она. – Я сгораю от желания!
Забросив ее ноги себе на плечи, он обхватил руками ее ягодицы, приподнял ее. Ее тело, влажное и ждущее, радушно встретило его толчкообразные движения. Она вся содрогнулась, вздохнув, почувствовав его глубокое проникновение в себя.
– Ты похожа на теплый мед, гладкая, как атлас, – шептал он, наслаждаясь.
Вскоре его уверенные предварительные ласки сменились лаской нарастающего ликования. С каждым толчком росла жажда, перерастающая в адский огонь, что поглощал их обоих в бурном экстазе.
Таня извивалась под ним, с силой напрягалась, стремясь соединить их тела и души. Их союз был диким и прекрасным; их тела были горячими и блестящими, они работали в унисон в поисках сладкого, чистого наслаждения. Потом они погружались в кружащуюся бездну ярких красок и искрящегося света, вращаясь в вихре, чувствуя себя свободно парящими в невесомости.
Прошло немало времени, пока Таня пришла в себя и могла говорить. Ее голос дрожал от волнения… она прошептала:
– Мой дорогой, волшебство твоей любви заставляет меня терять сознание. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
Адам поцеловал слезы, что выступили в уголках ее светящихся глаз:
– Достаточно, чтобы выкрасть из моего тела сердце, а потом снова его возвращать, но уже более сильным и мощным, чем раньше. Силой своей любви ты делаешь меня непобедимым.
Через два дня Таня вернулась в Пуэбло и тут же с головой окунулась в приготовления к свадьбе. Ей пришлось много разговаривать с матерью, пока, наконец, та не доказала, что было бы смешно праздновать помолвку и саму свадьбу почти в одно и то же время.
– Я отказываюсь понимать, к чему такая спешка, – сетовала Сара. – Ты выходить замуж только один раз в жизни, поэтому все нужно организовать как можно лучше. А для этого потребуются целые недели, чтобы все спланировать и сделать таким образом, чтобы этот день остался в памяти на всю жизнь.
– Мама, первое июля, – снова и снова повторяла Таня.
Она вышла из комнаты, думая про себя: «Замужем только один раз? Но не в этом случае! Интересно, какую годовщину свадьбы мы будем отмечать с Адамом?»
Не обижая протестантского прошлого матери Тани и католической веры матери Адама, они решили, что их должен поженить судья Керр. Мелиссе отводилась роль дружки на свадьбе, а Джулия была единственной подругой невесты. Джастин, будучи самым лучшим другом Адама, был приглашен свидетелем, а Роберт должен был ему помогать. Судья Керр предложил провести церемонию в своем доме, а Эмили согласилась играть на органе. Уладив таким образом все детали, Таня не могла понять, почему в доме Мартинов царит такая суматоха.
– Жаль, что я вообще дала согласие на все это, – жаловалась Таня Адаму. – Свадьба с оружейными выстрелами, которую ты мне описывал, выглядит с каждым днем все лучше и лучше. Мама постоянно находится в состоянии сильного возбуждения. Она договаривается, чтобы на свадьбе присутствовал фотограф из Денвера, и уже четыре раза за последние три дня поменяла меню! И если она не суетится по поводу примерок, то волнуется, что свадьба пройдет скучно, а цветы завянут до того, как начнется церемония!
Заметив, что он старается задушить в себе смех, она сердито посмотрела на Адама:
– Давай! Смейся, неотесанный чурбан! Подожди, пока она примется за тебя! Мы, три девушки, чувствуем себя, как подушечки для булавок! Мы покрываемся синяками после того, как в нас тыкают иголками, снимают мерки с головы до ног! Кроме того, мама настаивает на приличном приданом, но мы с тобой знаем, что меня не будет здесь и я не смогу его носить. А как я могу сказать ей, что все ее старания ни к чему?
По убеждениям Сары, их помолвка стала законной, когда Адам подарил Тане обручальное кольцо с огромным бриллиантом. Камень принадлежал его бабушке, и он вставил его в золотую оправу у местного ювелира. По просьбе Адама, этот самый искусник теперь старательно трудился над уникальным свадебным обручем для Тани. Обруч будет сюрпризом, и Адам тщательно хранил это в тайне.
Как ни была занята Таня, но ей пришлось еще раз столкнуться с Джеффри Янгом. К счастью, он не сразу узнал, что она вернулась с ранчо. Но тут настал день, когда до него донеслась весть о помолвке Тани с Адамом, и он решил не откладывать встречу с ней со всеми вытекающими из нее последствиями. Через неделю после ее возвращения он вбежал к ней в дом. Промчавшись мимо Сары и Мелиссы, он ворвался в столовую, где Таня накрывала на стол. Он с важным видом подошел к ней и грубо схватил за руки.
– Это правда? – закричал он.
Таня спокойно смотрела на него.
– Правда что, лейтенант Янг? – холодно спросила она.
Он сильнее стиснул ее руки, глядя на нее обезумевшими голубыми глазами.
– Весь город гудит по поводу твоей помолвки с Адамом Сэведжем. Это правда?
– Совершенная правда.
Она спокойно смотрела ему в глаза. От злости и боли у него задергалось лицо, он взревел, тряся ее.
– Нет! Я тебе не позволю!
Хотя Таня знала, каким жестоким и эгоистичным он может быть, на какое-то мгновение она почувствовала к нему жалость. Джеффри был надоедлив и чудовищен, но сейчас он был ранен, а Таня нанесла удар по его ране.
Сострадание смягчило интонацию ее голоса, когда она пыталась образумить его:
– Джеффри, я несколько месяцев подряд твердила тебе, что между нами все кончено. Тебе следовало бы меня слушать. Сейчас я выхожу замуж за Адама, и тебе пора с этим смириться.
Выражение его лица пугало своей жестокостью.
– Никогда! – закричал он. – Ты – моя! Ты никому больше не будешь принадлежать!
Понимая, что Джеффри не в себе и она ничего не добьется своими уговорами, Таня решила изменить тактику. Прильнув к нему и расслабляя его тело, она ждала, когда он ослабит свою хватку и отпустит ее. Потом она вырвалась от него. Отступая назад, Таня вытащила из ножен свой нож, что висел на поясе, и позвала Кит.
Джулия и Сара, остолбенев, стояли в дверном проеме. Мелисса молча кусала губу и ждала, что Таня будет делать дальше.
Держа Джеффри на расстоянии с помощью своего оружия, она смотрела на него немигающим взглядом.
– Уходи! – прорычала она. – Убирайся, пока я не распорола тебя и не скормила Кит!
Как по команде, огромная кошка плавно вошла в комнату, крадучись подошла к хозяйке и оскалила зубы на Джеффри.
Он пришел в себя, моргнул и отступил назад, с мольбой протягивая к Тане руки.
– Таня, милая, извини, если я был груб с тобой, но ты должна выслушать меня. Я не могу позволить, чтобы ты отдалась этому мужчине. Подумай о том, что мы значим друг для друга. Мы пережили столько страданий, чтобы быть вместе!
Джулия, которая в последнее время сама находилась в напряженном состоянии, подбежала к Джеффри. Дергая его за руку, она закричала:
– Прекрати, Джеффри! Разве ты не можешь понять, что она не любит тебя? Почему ты так унижаешься? Посмотри, что творится с тобой?
Обезумев, Джеффри ударил ее по щеке и отшвырнул.
– Отвяжись от меня, сука! – в ярости закричал он.
С воплем Джулия свалилась у ног матери, напуганная и побитая.
Кит предупреждающе зарычала, но Джеффри не обращал на нее внимания. Он презрительно улыбался, глядя сверху вниз на Джулию.
– Сейчас ты не выглядишь такой гордой, да? Но начнем с того, что у тебя самой не хватало гордости. Ты думаешь, я не заметил, что все это время ты ходила за мной по пятам? – Он затряс головой; его глаза как-то странно блестели. – Я должен был быть слепым, чтобы не заметить, как ты вешаешься на меня! – Его лицо сильно дергалось. – В любое время я мог поиметь тебя, – грубо заявил он, – но зачем ты мне нужна, когда я ухаживаю за Таней? Пусть даже ею попользовались, она все равно представляет собой лакомый кусок.
– Джеффри, довольно! – резко оборвала его Таня. – Я не позволю, чтобы ты оскорбил мою сестру ни физически, ни грязными словами!
– Но она напрашивалась уже несколько месяцев, – подчеркнул он. – Она представляет себя моей женой, хотя в ней нет тех качеств, которыми должна обладать жена офицера кавалерии. Ей не хватит стойкости, чтобы вынести суровые условия жизни военного, а у тебя, Таня, такие качества есть. – Его глаза сверкали, когда он смотрел на Таню. – В тебе есть сила, ты не станешь визжать, падать в обморок, сдаваться, если придется трудно. С тобой я мог бы стать генералом!
Таня цинично засмеялась:
– Ты тоже безукоризненный, Джеффри! Настоящий сумасшедший! – Его глаза расширились, Таня сверкнула ножом. – А теперь убирайся, пока я не расковыряла твои ребра и не добралась до твоего поганого сердца, если у тебя вообще оно есть!
Кит снова зарычала, придавая больший смысл сказанным словам.
В последний раз посмотрев на Таню глазами, полными ненависти, Джеффри сказал:
– Ты пожалеешь, Таня. Все ваше семейство Мартинов пожалеет об этом! Настанет день, когда ты приползешь ко мне.
Тут ему в голову пришла запоздавшая мысль, он обратился с резким замечанием к девушке, что плакала на полу:
– Взбодрись, Джулия. Может, не все потеряно. Если твоя сестра действительно выбросит на ветер мои предупреждения и выйдет замуж за этого глупого владельца ранчо, я, может, возьму тебя в свои любовницы. Бог свидетель, ты часто предлагала мне себя! Тебя невозможно взять в жены, но, вероятно, ты будешь приличной любовницей.
Элизабет была крайне возмущена, когда вернулась домой из магазина и увидела, что щека Джулии покраснела и распухла. Ее реакция была слабой, по сравнению с реакцией мужчин, которые не скрывали своей обиды.
– Его следует повесить, – говорил напыщенно Эдвард. – Сначала он пытается изнасиловать Таню, а теперь он бьет Джулию. Этот человек сумасшедший!
– Повесить – это слишком мягко для него, – настаивал Джордж.
– Мне так хотелось его убить, – тихо призналась Таня, ее глаза искали взгляд Адама. – Вы не представляете, как я была близка к тому, чтобы всадить нож в его черное сердце!
– Если бы ты это сделала, тебя бы посадили в тюрьму за убийство, – подчеркнул Адам.
Таня кивнула:
– Знаю. Это единственное, что меня остановило!
Элизабет негодующе фыркнула:
– Ну и дела! Его величество лейтенант Янг врывается сюда и ведет себя с нами так, как ему хочется, а мы ничего не можем сделать только потому, что за его спиной целая армия?!
– Разве шериф Миддлтон не может его арестовать? – спросила Сара.
Адам нахмурился и покачал головой:
– Но не за этот случай. Янг заявит, что он нечаянно ударил Джулию.
– Я чуть было не пристрелил его в тот момент, когда он пытался силой овладеть Таней, – вспомнил разгоряченный Эдвард.
– И нас тоже за это убили бы, – добавил Джордж. – Его люди не стали бы слушать объяснений.
– Что нам делать? – спросила Мелисса. – Джулия до смерти боится выходить из дому, и кто знает, когда Джеффри взбредет в голову прийти, чтобы опять завязать свой приятный «светский разговор»!
Почти весь день Джулия находилась в шоковом состоянии. Сначала ее всю трясло от ужаса, а потом шок сменился усталостью, и девушка успокоилась. Она тихо сидела рядом с матерью и почти ничего не говорила. Адам с сочувствием посмотрел на нее:
– Если Джулия согласится, то у меня есть предложение.
Джулия вопросительно взглянула на него.
– Моя мать приезжает на уик-энд в город. Джулия может поехать с ней обратно на ранчо. Она позаботится о тебе, Джулия, – пообещал он. – И там будет Роберто, он тебя защитит. Это тебя устроит?
Джулия серьезно кивнула и надломленным голосом произнесла:
– Да. Но как же Таня?
– Я присмотрю за Таней. Мы будем заняты подготовкой к нашей свадьбе. Практически я не буду покидать порога вашего дома. А когда меня не будет рядом, Таня останется со своим отцом или дядей. Когда же они уйдут на работу, я или Джастин будем здесь.
Оставшись на минуту с Адамом наедине, Таня призналась:
– Ты не представляешь себе, каким мукам я предала бы Джеффри. Я целый день представляю себе, как он страдает.
Адам посмотрел на нее своими горящими глазами:
– Очень даже представляю. У меня тоже возникают такие мысли, – мрачно признался он, – но ты забываешь один из самых важных уроков чейинцев: терпение. Когда яблоко созревает, оно падает с дерева. Наступит время, и мы сведем счеты с молодым лейтенантом. Обстоятельства должны сыграть в нашу пользу. Не нужно, чтобы закон ударил нас по шее. Мы подождем, а время придет.
Как и планировалось, после выходных Джулия отправилась вместе с Ракель на ранчо. По крайней мере, эта поездка даст ей возможность провести больше времени с Роберто, и Таня была этому очень рада. Теперь, когда Джулия увидела Джеффри в истинном свете, вероятно, она поймет, каким чудесным человеком был Роберто.
Остальные члены семьи Мартинов продолжали подготовку к Таниной свадьбе. Уже был составлен список гостей, написаны и разосланы приглашения. Ракель взяла на себя задачу проконтролировать, чтобы платье Джулии было закончено к сроку, а Элизабет и Сара трудились над своими нарядами и над платьем для Мелиссы.
Свадебное платье Тани, как и порядочное количество других, составлявших ее приданое, шили у местной портнихи. А это требовало множества примерок, а также посещений модистки и сапожника, где подбирались подходящие шляпки, аксессуары и туфли. Образцы ткани постоянно менялись, обсуждались, мерялись до тех пор, пока Таня не почувствовала, что все это сводит ее с ума.
– Все скоро закончится, – успокаивал ее Адам.
– Слава Господу! – резко отвечала Таня, потирая пульсирующие виски. – Если мама еще разрешит поменять цвет ткани, клянусь, я буду выходить замуж в мешковине!
И как раз в этом водовороте Мелисса преподнесла несколько своих собственных сюрпризов. Однажды вечером, вскоре после отъезда Джулии на ранчо, Мелисса и Джастин очутились одни на веранде.
– Оказывается, подготовка к свадьбе требует больше усилий, чем я думал, – сказал Джастин, чтобы как-то завязать разговор.
Мелисса кивнула:
– Мне кажется, если я буду выходить замуж, я не захочу, чтобы из-за этого возникло столько суеты. Я очень уединенный человек.
Она следила за реакцией Джастина, пока он переваривал информацию. Наконец он решил продолжить ее мысль:
– А как бы ты справила свадьбу, Мисси?
Мелисса спрятала улыбку. Джастин был так осторожен, он старался избегать разговоров об их собственных отношениях в последнее время.
– После всего, что со мной произошло, я бы хотела, чтобы это была тихая церемония, чтобы на ней присутствовали только члены семьи и близкие друзья. Мне кажется, у меня будет все не так официально. Тебе такое нравится?
Джастин внимательно смотрел на нее. Его лицо было полно надежды, но оно не потеряло выражения осторожности.
– Ты сейчас говоришь о нас, Мисси? О себе и обо мне?
Она застенчиво взглянула на него из-под опущенных ресниц, но ее ответ показался далеко не скромным.
– Джастин, – вздохнула она, – ужасно стыдно, когда девушке приходится упрашивать любимого мужчину жениться на ней! Ты понимаешь или нет?
Джастин долго смотрел на нее, не веря своим ушам, пытаясь понять, правильно ли он услышал.
– Да! – выпалил он прежде, чем осознал, что вообще открывал рот.
Мелисса засмеялась, довольная как его ошеломленным видом, так и ответом.
– Прекрасно! Тогда решено!
Наконец Джастин пришел в себя. С бурным смехом радости он спрыгнул с перил и заключил ее в объятия.
– О Мисси! Мисси! – Он крепко обнимал ее, целуя в макушку.
Потом он слегка отстранился от нее, нахмурившись, как бы в тревоге:
– Ты уверена? Ты не передумаешь?
Его глаза следили за ее лицом. Мелисса обхватила ладонями его лицо и притянула к себе.
– Я уверена, – прошептала она, касаясь губами его губ. – Разве ты не собираешься сейчас меня целовать? Или я должна целовать тебя, раз я сделала тебе предложение?
А вообще-то это не имело значения, поскольку как только их губы соприкоснулись, уже было трудно определить, кто кого целовал.
Не желая мешать Таниной свадьбе, Мелисса не спешила сообщать свою новость. Но у Джастина не хватило терпения. С присущей ему прямотой он взял инициативу в свои руки. После того, как он сообщил своим родителям и Мартинам об их намерениях, родственники созвали семейный совет и начали строить планы. Прислушавшись к пожеланиям Мелиссы, решили провести простенькие приготовления. Свадьба должна состояться через неделю после свадьбы Адама и Тани, а судью Керра пригласят опять проводить церемонию. Таня и Адам будут свидетелями на их свадьбе. Скромные запросы Мелиссы сводились к небольшому количеству цветов, букету для невесты, свадебному платью. После церемонии было решено устроить семейный обед в честь такого события.
Джеффри снова предпринял несколько попыток увидеться с Таней, и каждый раз он уходил ни с чем. Когда Джеффри звонил в дверь, Мартины просто не открывали дверь. Он оставлял Тане записки, но она сразу же их уничтожала. Когда бы он ни встречался с ней в городе, она постоянно находилась в компании Адама. Наконец он отступил, или, поначалу, им так показалось.
Когда до свадьбы оставалось всего две недели, стали происходить странные вещи. Первая была драматической, почти фатальной. Однажды Таня и Адам вышли прогуляться после ужина. Они шли по тропинке, тянувшейся от дома к лесу, влюбленно болтали и часто останавливались, чтобы поцеловаться. Они были так поглощены друг другом, что абсолютно не подозревали, что происходит вокруг.
В порыве чувств Адам наклонился, чтобы сорвать цветок и приколоть его к Таниным волосам. В этот самый момент над его головой просвистела пуля и в нескольких шагах от них застряла в дереве. Действуя молниеносно, Адам дернул Таню вниз и, перекатываясь, они вдвоем спрятались за дерево.
Вытащив оружие, Адам ждал. Через некоторое время он выглянул из-за дерева. Никого не было видно. Обследовав землю в том месте, откуда был сделай выстрел, они обнаружили свежие следы, но сам неизвестный противник исчез.
– Джеффри, – уверенно заявила Таня.
– Или один из его преданных прихвостней, – согласился с ней Адам. – Но у нас нет доказательства.
– Он изменил тактику, – процедила сквозь зубы встревоженная Таня. – Сейчас он ведет подлую игру. Это как раз в его стиле!
– Выходит, он определенно хочет, чтобы ты овдовела раньше, чем вышла замуж. Нам следует быть настороже. Я бы услышал его, но мои мысли были заняты другим.
– И мои тоже, – признала Таня. – Я думала, он от нас отстал. Мне следовало бы лучше его знать.
Когда они рассказали дома, что с ними произошло, Мелисса заметила:
– Знаете, может, на это не стоит обращать внимания, но в последнее время до меня доносилось много слухов, касающихся Джеффри и Сьюллен.
– Что о них говорят? – спросила Таня.
– Ничего особенного: только то, что в последнее время они проводят много времени вместе.
– Они стоят друг друга, – скривившись, заявила Таня. – Они – два сапога пара.
Мелисса стояла на своем:
– Да, но я слышала, что они похожи даже больше, чем две капли воды. Разве вам не кажется это странным?
Адам покачал головой.
– Что в этом странного? У них много общего. Они оба обладают характером вероломного человека. Каждый из них хочет видеть меня уничтоженным; Джеффри хочет этого потому, что домогается Тани, а Сьюллен так ненавидит Таню, что любое ее горе доставит ей радость.
Глядя на родителей, Таня сказала:
– До тех пор пока Сьюллен не увидела Адама вблизи, она ничего о нем не знает, и это хорошо. Я буду безгранично счастлива, когда за ней приедут родители.
– Да, – вступила в разговор Элизабет, – жена пастора говорила Эмили Керр, что они ожидают приезда ее родителей со дня на день; самое позднее, через несколько недель.
– А я слышала, – добавила Сара, – что Руфь будет рада избавиться от нее. Теперь, когда новость уже устарела, даже Руфь устала от бесконечных разговоров Сьюллен об одном и том же.
На выходные Ракель, Джулия и Роберто приехали в город. Они привезли с собой тревожную новость: несколько дней назад кто-то пытался ночью поджечь амбар и конюшни.
– К счастью, Хосе ухаживал за больным жеребенком, когда услышал, как кто-то крадется, – объяснял Роберто. – Он схватил ружье, что лежало возле двери, и выстрелил. Выстрел разбудил всех нас, и мы бросились в погоню.
Преступники скрылись, не успев наделать беды. На углу конюшни Хосе нашел горящий факел и затушил его. В одном месте загорелась крыша амбара, но ее тут же погасили.
– Вы видели, кто это был? – спросил Адам.
– Нет, – ответила Ракель. – Было слишком темно. Мы знаем, что их было с полдюжины. – Она сморщила лоб, вспоминая что-то. – Странно, но Педро сказал, будто… показалось, что люди были одеты точно так же, как кавалеристы.
Шериф неожиданно получил приглашение на обед. Когда обед закончился, мужчины удалились в библиотеку и там, попивая бренди, вкратце объяснили шерифу, что происходит. В центр внимания была выдвинута история отношений Джеффри с Таней. К тому же попытка изнасилования, безумное увлечение Джеффри Таней, самая последняя проблема с Джулией придали весомости их повествованию. И, наконец, они рассказали шерифу о покушении на жизнь Адама и пожаре на ранчо.
– Я не сомневаюсь в правдивости вашего рассказа, но без доказательств я мало что могу сделать, – с сожалением в голосе объяснял им Том Миддлтон. – Он хитер, тот малый, и находится под прикрытием закона.
– Мы знаем об этом, Том, – уверял его Адам. – Мы просто хотим, чтобы ты был в курсе дела. Этот человек ненормальный. Никто не знает, на что он способен и что предпримет в следующий раз.
Том покачал в отчаянии головой. Он все понимал.
– Я не буду спускать с него глаз и вам советую делать то же самое.
– Роберто выставил на ранчо охрану, и она будет стоять до тех пор, пока я не попрошу ее снять.
Миддлтон глубоко затянулся сигаретой и выпустил облако дыма.
– С этим лейтенантом только одни проблемы с того самого момента, как он ступил на территорию Пуэбло, – жаловался шериф. – У него большие амбиции. Возомнил, что военная форма делает его важной шишкой! – прерывисто засмеялся он. – Кто-то должен напомнить ему, что золотые погоны на плечах не защищают даже важных шишек от летящих пуль и горящих стрел. Я не смогу смотреть сквозь пальцы на убийство и прямо не говорил об этом, но парень, который навсегда покончит с лейтенантом Янгом, принесет городу большую пользу.
До свадьбы оставалось всего два дня. Все было спокойно. Были закончены все приготовления, Было готово свадебное платье, а также платья для подружек и матерей. Цветы не увяли; все были здоровы, правда, нервничали; а все угощения, которые можно было приготовить заранее, были приготовлены.
Девушки наверху еще раз примеряли свои платья. Адам и Джастин просматривали кое-какие бумаги в библиотеке. Джордж и Эдвард сбежали на работу, а Элизабет без цели слонялась по кухне. Джереми вышел на улицу погулять, а Сара, Кит и мальчики находились на заднем дворе, пока Сара проверяла, высохло ли выстиранное белье.
Вдруг через открытые окна все услышали пронзительный крик Сары.
Во все стороны разлетелись бумаги, когда Адам и Джастин бросились из кабинета. Они чуть не сбили с ног Элизабет, подлетая к задней двери. Мелисса подпрыгнула, Джулия завизжала, а Таня расстегнула чехол, вытащила свое ружье и в три прыжка слетела с лестницы во двор.
Она остановилась как вкопанная рядом со своей матерью и в смятении наблюдала, как Адам и Джастин выбегают со двора.
– Что происходит? Куда бегут Адам и Джастин? – задавала вопросы Мелисса.
Сара, прижав к себе маленького Стрельца, приклонилась к Тане, ища в ней поддержку. Охотник надежно спрятался в многочисленных юбках Элизабет.
– Я думаю, кто-то пытался похитить мальчиков, – всхлипывая, сказала Сара. – Я оставила их всего лишь на минуту, я хотела внести в дом корзину с сухим бельем. Когда я подошла к двери, Кит подняла такой шум! – Она на секунду замолчала, чтобы перевести дыхание. – Выбежав посмотреть, что происходит, я увидела, что кто-то прячется за деревьями в конце двора. Тогда я закричала. Человек кинулся бежать, и затем я увидела другого человека, который побежал с ним.
– Адам и Джастин пытаются поймать их, – закончила вместо нее Элизабет.
– О Господи! – тяжело дыша, сказала ошеломленная Таня. – Кто? – Она буравила глазами лицо матери.
Сара кивнула и, сглотнув, подтвердила:
– Голубые униформы.
Адам и Джастин вернулись ни с чем.
– Им удалось скрыться.
– Черт бы его побрал! – ругалась Таня, готовая заплакать. – Будь он проклят! Я теперь могу понять, почему он пытался тебя застрелить, Адам. Я даже теперь понимаю, как с этим связать пожар на ранчо. В его ненормальной голове родилась идея, что если у тебя иссякнут средства к существованию, то настанет конец твоей карьере, и я не выйду за тебя замуж. Но это уж слишком! Похитить моих сыновей! Что это ему даст? Что он от этого выиграет?
Адам держал в руках трясущуюся Таню.
– Шантаж, любовь моя, – объяснил Адам. – Скорее всего, он использовал бы их в качестве приманки, чтобы ты согласилась выйти за него замуж.
Таня, выдохшись, из последних сил спросила:
– Когда это закончится? Когда, наконец, он остановится?
– Вероятно, после того как мы поженимся, Таня. Еще два дня, дорогая. Продержись еще немного. Мы сделаем это.
– И через две недели вы отсюда уедете, – утешала ее Мелисса.
Таня и Адам сообщили всем, что как только Джастин и Мелисса поженятся, они уедут. Адам изъявил желание показать Тане и мальчикам Европу. Только Ракель и Мелиссе было известно, что на самом деле они возвращаются к чейинцам.
– Я не могу сказать, что буду жалеть, – заявила Таня и, увидев обиженный взгляд матери, она добавила: – Извини, мима, но Джеффри превратил мою жизнь в кошмар. Я молюсь каждую ночь, чтобы его перевели в Африку, или чтобы он умер от лихорадки, или случайно отравился!
– Возможно, он будет патрулировать, и у него снимут скальп, – спокойно предложил свою версию Адам, обменявшись с Таней улыбкой. – Мы всегда можем надеяться на это.
ГЛАВА 24
Первый день июля обещал быть жарким. На фоне голубого безоблачного неба вдалеке виднелись горы. И только легкий летний ветерок остужал чересчур горячее солнце. И если бы Тане пришлось специально заказывать погоду, она не могла бы пожелать лучшей.
Поскольку день выдался чудесный, церемонию назначили на одиннадцать часов и решили провести ее в саду судьи. После церемонии состоится праздничный обед, а молодожены отправятся на ранчо и проведут там два дня наедине. Когда они возвратятся в город, то в ожидании свадьбы Мелиссы и Джастина, которая состоится несколькими днями позже, смогут готовиться к своему путешествию.
В это утро в доме Мартинов был сплошной хаос, но Таня чувствовала себя странно спокойной. Она решила для себя, что, вероятно, это происходит оттого, что она уже почти три года практически замужем за Адамом. Она не видела причины для обычного предсвадебного волнения и размышления о том, не совершается ли ошибка.
Сара порхала по дому, как сошедшая с ума бабочка. Она столько раз посылала Джереми к Керрам проверить последние детали, что, по мнению Тани, между дворами соседей навсегда останется протоптанная дорожка.
Наконец за добрых полчаса они все были готовы. Таня думала, что Охотник так прекрасно смотрится в своем миниатюрном костюме, маленькая копия своего отца. Он гордо стоял рядом со своим дедушкой, а его безукоризненно зачесанные черные волосы блестели. Элизабет взяла на себя обязанность смотреть за Стрельцом, который в свои восемь месяцев был чересчур подвижен и не мог сидеть долго на одном месте. Одетый в свои первые брючки до колен, он будет наблюдать церемонию, сидя на коленях Элизабет. Слезы гордости застилали глаза Тани, когда она смотрела на двух сыновей, которых подарил ей Адам.
Таня в последний раз взглянула на свое отражение в зеркале. Ее платье цвета слоновой кости с длинными кружевными рукавами и вышитым кружевным лифом было само совершенство. Таня отказалась снять свои медные браслеты даже в этот день, и теперь они едва заметно выглядывали из-под плотных манжетов. Ее золотистые волосы были зачесаны назад и с обеих сторон скреплены заколками, которые ей одолжила тетя Элизабет. Ее волосы блестящими волнами спадали на плечи, и их частично прикрывала свадебная фата.
В лиф платья она спрятала старый кружевной носовой платок, который ей достался от бабушки, на бедрах у нее были новые голубые подвязки. Сара настояла на том, чтобы Таня положила в туфлю новую монетку, которая, по старой примете, должна принести счастье. Само собой разумеется, Адаму запретили даже мельком взглянуть на свою невесту до свадьбы.
Услышав первые аккорды, что были сигналом начала церемонии, Таня подхватила букет изящных желтых и белых роз, вышла и остановилась перед лестницей рядом со своим отцом. Они наблюдали, как Джулия, держа под руку Роберто, спускается по усеянному лепестками саду. Затем Мелисса и Джастин пересекли тропинку, по которой они тоже пройдут на следующей неделе. Таня, опираясь на руку отца, величественно и гордо направилась к Адаму, который ждал ее, стоя перед судьей Керром.
Много мыслей проносилось в голове Тани, когда отец вел ее по коридору. Там стоял Адам, чтобы еще раз объявить ее своей невестой. Он был необычайно красив в своем костюме и парчовом жилете, но Таня не могла не сравнить его с высоким, загорелым воином, одетым в расписной, украшенный бахромой костюм из шкуры, который объявил ее своей невестой во время чейинской церемонии. Она призналась себе, что предпочитает его Пантере, однако племенные ритуалы ей были больше по душе.
На сей раз Эдвард отдавал ее мужу. А совсем недавно эту роль исполнял вождь Черный Котел. Раньше шаман племени оглашал клятву, которую сегодня будет произносить судья Керр. Слезы моментально навернулись на глазах, когда Таня подумала о тех замечательных людях, которые были так жестоко убиты во время резни, и она молча помолилась за них.
Таня вышла из состояния мечтательности, когда отец положил ее руку на руку Адама. Они вместе смотрели на судью, который начал церемонию.
– Любящие всем сердцем, мы собрались здесь сегодня перед Богом и в присутствии этих свидетелей, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину узами Святого Супружества…
Частично Таня слушала торжественную речь, частично она остро ощущала присутствие Адама рядом с собой. Она чувствовала спокойную и уверенную, теплую и нежную руку Адама. Запах его одеколона смешивался со сладким ароматом ее цветов и духов. Его безмолвная сила и гордость поддерживали ее.
Она настроилась на ритуальные слова службы и услышала, как судья говорил:
– Если здесь есть человек, который может сейчас назвать причину, по которой эти двое не могут быть связаны брачными узами, пусть скажет или навсегда замолчит.
Несмотря на то что Джеффри не был приглашен, и Таня была уверена, что он не пришел, на какой-то момент ее охватил страх. Адам сильнее сжал ее руку, когда он понял ее состояние, но от присутствующих не последовало никаких возражений.
Сейчас судья Керр обращался к Адаму:
– Адам Сэведж, вы берете эту женщину своей законной женой, чтобы жить с ней до конца своих дней; будете любить, оберегать, уважать и заботиться о ней в недуге и здравии так долго, как долго суждено вам обоим жить?
Адам четко поклялся своим чистым, глубоким голосом:
– Да.
Обращаясь к Тане, судья повторил:
– А вы, Таня Мартин, согласны взять в законные мужья этого мужчину, чтобы с этого дня жить вместе; будете ли любить, создавать уют, чтить и слушаться его в болезни и здравии, оставаться только с ним столько, сколько вам двоим суждено прожить?
– Да, – тихо, нараспев произнесла Таня.
Потом Адам смотрел на нее и говорил: «Я, Адам, беру тебя, Таню, своей законной женой», за ним Таня тоже дала клятву: «Я, Таня, беру тебя, Адам, своим законным мужем», и затем они вместе торжественно повторили: «Чтобы жить и держаться друг друга с этого дня и до конца своей жизни в радости и в горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии; любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас, согласно Божьим законам, даю тебе мое слово».
Адам отпустил руку Тани, когда Джастин вручил ему обручальное кольцо. Вспоминая такой же момент из предыдущей церемонии, Таня, словно со стороны, видела, как Адам надевал ей на палец кольцо. Его пальцы скользнули вверх и обхватили спрятанные под манжетом медные браслеты. Таня знала, что сейчас он тоже вспоминает предыдущую церемонию и повторяет свой обет, говоря:
– В подтверждение обещания и в знак нашей глубокой любви прими это свадебное кольцо.
И Адам и Таня не слышали судью, пока предались личным воспоминаниям. Они снова возвращались к действительности, когда судья провозгласил:
– …А сейчас я объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать свою невесту.
Глаза Адама пылали, он наклонился и прильнул к ее губам. Церемония закончилась, гости окружили их, чтобы поздравить, чтобы поцеловать невесту и пожелать счастливою будущего.
Чтобы не тратить зря времени, подарки отправили на ранчо. Там их откроют и оценят попозже. Нарушая правила, Таня решила подбросить вверх свой букет и подвязку до начала обеда, с тем чтобы они с Адамом могли улизнуть незамеченными как можно раньше.
Как только утих первоначальный шум, Таня и Адам вошли в дом и поднялись по лестнице. Группы незамужних девушек в ожидании собрались внизу. Таня повернулась к ним спиной и бросила через плечо букет цветов. Оглушительные крики и визги заполнили дом, когда все ринулись посмотреть, кому же достанется желанный приз. Зная, что свадьба Мелиссы должна состояться на следующей неделе, все думали, что она поймает букет. Ведь, согласно примете, девушка, которая поймает букет невесты, следующей выйдет замуж. К всеобщему удивлению этой девушкой оказалась Джулия. Она стояла с букетом роз в руках, а на ее миленьком личике появилось странное выражение.
А потом Адам, подбадриваемый веселыми криками стоящих внизу юношей и хихиканьем смутившихся девушек, сорвал подвязку с ноги невесты. Держа ее высоко над головой и смеясь, он выкрикнул:
– Какую цену я возьму за это сокровище?
Комната наполнилась смехом.
– Один доллар! – предложил один энергичный молодой человек.
Его друг, стоящий рядом, резко толкнул его локтем в бок:
– Один несчастный доллар? Я даю два доллара!
– Три!
Краснея и в то же время смеясь, Таня схватилась за подвязку, но не смогла вырвать ее из рук Адама.
– Т-с, т-с, дорогая, – смеялся Адам, размахивая подвязкой так, чтобы она не могла ее достать. – Ты посягаешь на мои права жениха.
– Предполагалось, что ты ее бросишь, а не станешь продавать с аукциона, – сказала она, изображая обиду.
– Это слишком старомодно. Нам нужно немножко оживить игру, – сказал он и, поворачиваясь к своим жадным зрителям, объявил: – Ставки продолжаются. У меня три доллара!
– Четыре!
– Пять!
– Тебе остается подвязка, а я забираю невесту! – пошутил один смельчак.
Адам засмеялся и покачал головой:
– Но не для твоей жизни, Гарри! Я уже вложил в нее больше, чем пять долларов!
Ставка выросла до двенадцати долларов.
– У меня есть двенадцать долларов. Кто предложит больше? – кричал Адам, вращая на пальце подвязку. – Двенадцать раз… двенадцать два…
В последний момент Роберто сделал шаг вперед.
– Я даю больше, – заявил он.
Взмахнув рукой, он подбросил Адаму золотую монету. Когда Адам наклонился, чтобы поймать монету, Роберто взлетел вверх по лестнице и выхватил у него подвязку.
Адам усмехнулся, глядя на монету в ладони:
– Продано! Человеку с монетой в двадцать пять долларов!
Все зашумели, когда Адам похлопал Роберто по спине и сказал:
– Носи ее на здоровье, кузен.
Роберто покраснел до корней волос. Он глупо улыбнулся Адаму, но ничего не сказал.
Посмотрев вниз, Таня заметила, что Джулия сильно побледнела.
Немногим позже, когда Таня с Адамом общались с гостями и готовились сесть за обеденный стол, судья Керр подозвал их к себе.
– Мне нужно поговорить с вами, – предложил он, первым направляясь в кабинет.
Он провел их в кабинет, где стояли покрасневший Роберто и очень бледная Джулия. Ракель расхаживала по комнате.
– Что происходит? – поинтересовался Адам.
Судья Керр откашлялся:
– Джулия и Роберто попросили меня оформить их брак.
У Тани засветилось лицо.
– Фантастика! – воскликнула она. – Когда? Папа и мама знают?
Джулия подняла глаза, полные мольбы, ее подбородок дрожал.
– О, Таня! – запричитала она. – Я не знаю, как им сказать!
Таня нахмурилась:
– Я не понимаю.
– Зато я начинаю понимать, – сказал Адам. – Дайте-ка я предположу. Вы хотите оформить брак чем скорее, тем лучше. Правильно?
– Да, – признался Роберто, с вызовом выдвигая вперед подбородок.
Рот Тани, произнеся букву «о», так и остался в форме этой буквы.
– Да, «о»! – заметила Ракель, наблюдая эту сцену. – Я просто схожу с ума! Что я скажу твоим родителям? Они доверили Джулию мне, а этот подлец, – она сердито показала на Роберто, – должен был защищать ее. И конечно, защищал ее так, как мы все и представить себе не могли; он оберегал все, кроме ее целомудрия, он очень быстро покончил с ним!
Теперь Джулия была вся в слезах, а Роберто стоял рядом с ней, в напряжении сжав руки в кулаки.
– О Джулия! – Таня тихо засмеялась, быстро подошла и обняла девушку. – Это не конец света! Вы не первая пара, не дождавшаяся свадебной церемонии, и, разумеется, не последняя!
– Прости меня, Таня, – ревела Джулия. – Я испортила твой свадебный день!
– Вряд ли! – сказала Таня. – А сейчас давайте посмотрим, что мы имеем. Тебе только семнадцать, но нашим родителям придется согласиться, особенно при сложившихся обстоятельствах.
Она окинула взглядом всех присутствующих в комнате:
– Судья здесь, цветы свежие, фотограф ждет, и мы все в прекрасном настроении и праздничной одежде. Гости и шампанское ждут. Нам нужно сделать только одно: поставить в известность папу и маму.
– Ты явно сразу решила проблему, – сухо заметил Адам, с усмешкой глядя на ошеломленного Роберто.
– О, мы не можем вторгаться в твой особенный день! – сетовала Джулия. – Кроме того, как мы объясним всем остальным такое неожиданное решение?
Таня фыркнула:
– Нет разницы в том, выйдешь ли ты замуж сегодня или через четыре дня. Мы можем сказать, что неожиданно решили провести двойную церемонию, потому что мы с Адамом уезжаем, а я не хотела бы пропустить свадьбу моей единственной сестры. Это избавит маму от дополнительных хлопот, а папе сэкономит столько денег. Многие сестры именно так и поступают. И мы сможем отмечать годовщины наших свадеб в один день.
– Таня, очень великодушно с твоей стороны, что ты предлагаешь разделить этот день вместе с нами, – осмелился сказать Роберто. – Я надеюсь, Адам разделяет твои чувства.
Он задумчиво посмотрел на своего кузена, а тот развел руками и пожал плечами:
– Если Таня этого хочет, значит, я тоже.
– И еще одно. – Серьезность тона Тани заставила всех внимательно слушать. – Вы действительно оба хотите? Вы будете оба счастливы вместе?
– О да! – поклялась Джулия.
Роберто более четко выразил свои мысли:
– Я полюбил твою сестру как только увидел. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она была счастлива.
– Судья, – обратилась Таня к Керру. – Нам бы лучше подготовить бумаги.
Когда судья вышел из комнаты, Таня отвела Джулию в сторону и протянула ей носовой платок, чтобы та утерла слезы.
– Как это все случилось? Я думала, ты не уверена в своих чувствах к Роберто.
Джулия высморкалась. Она казалась смущенной.
– Это не совсем так. Просто порой Роберто так выводил меня из себя, что я злилась и не понимала, насколько он мне не безразличен. Потом, когда Джеффри наговорил мне столько ужасных слов, я полностью изменила свое мнение о нем. Он был так разъярен, что мне сделалось страшно, а Роберто был нежным и добрым. Он только держал меня и успокаивал. И я почувствовала себя счастливой, что меня так сильно любят. Ну, а потом произошло это… из ряда вон выходящее.
– Все нормально, – заверила ее Таня. – Но что, по твоему мнению, из всего этого следует сообщить маме и папе?
Джулия съежилась от страха.
– Как можно меньше, – прошептала она.
Таня все взяла на себя. Спокойно, рассудительно она довела до сведения обескураженных родителей новость, стараясь избегать любых намеков, которые могли бы вызвать их подозрение по поводу истинной причины такого поспешного решения. Тане не хотелось расстраивать их и заставлять страдать.
Пока Таня и Джулия беседовали с родителями, Адам с глазу на глаз объяснялся с судьей. Потребовалось много усилий для того, чтобы убедить родителей, но мольбы девушек и сердечные признания в немеркнущей любви Роберто в сочетании с неразберихой всего дня наконец взяли верх.
Минут через пятнадцать гостей снова собрали в саду, где судья Керр сделал неожиданное сообщение. С букетом цветов предыдущей невесты, с рубином в золотом перстне, точь-в-точь похожем на обручальное кольцо, брак Джулии и Роберто должным образом оформили.
После длительной задержки наконец подали обед. Позже произнесли несколько тостов в честь счастливых молодых пар, и никто даже не заметил, что невесты подбрасывали один и тот же букет, а цыпленок слегка жестковат из-за того, что его передержали. Все эта задержка вызвала легкое недовольство лишь у фотографа и нанятых музыкантов, но им пообещали заплатить дополнительно, и они успокоились.
После первого танца Адам и Таня удалились, чтобы переодеться в костюмы для верховой езды. Их сыновья должны были оставаться с Мартинами, а Таня уже отослала на ранчо одежду, так что они были готовы и сгорали от нетерпения поскорей отравиться в дорогу.
– Интересно, может, нам придется и медовый месяц проводить вместе с Джулией и Роберто? – ухмыляясь, предположил Адам.
– Да, первый медовый месяц мы провели в одной хижине с Мелиссой, – подчеркнула Таня. – Но они, по крайней мере, не будут жить в нашей спальне!
– Прежде пусть поспят в амбаре! – пообещал Адам. – Я собираюсь в ближайшие несколько дней всю тебя подчинить себе.
– Эта комната мне кажется удивительно знакомой, – пошутила Таня в первую брачную ночь, ложась в кровать Адама.
– Как и леди в моей постели, – продолжил ее мысль Адам.
Таня посмотрела на него, делая вид, что возмущена:
– Я надеюсь на это, сэр.
Шутливым тоном Адам продолжал иронизировать:
– Если бы ты перестала постоянно менять свой облик, это, возможно, помогло бы. Ты понимаешь, что до сегодняшнего дня я занимался с тобой любовью как со своей рабыней, женщиной, мисс Таней Мартин, моей невестой, а сейчас, наконец, миссис Адам Сэведж?
Таня улыбнулась.
– Миссис Адам Сэведж, Таня Сэведж, – смаковала она эти слова, а потом кивнула: – Да, мне нравится. Так красиво звучит. Как звон кольца. Как ты думаешь?
– Абсолютно, – согласился он. – Кстати, ты ничего не сказала о том, понравилось ли тебе обручальное кольцо.
Лицо Тани засветилось, когда она посмотрела на золотое обручальное кольцо на своем пальце. Обрамленные в оправу из чистого золота медные и серебряные полоски перекрещивались, образуя индейский орнамент.
– О, Адам! Оно великолепно! Я никогда не ожидала, что вещь может быть такой уникальной!
– Я хотел нечто такое, что символизировало бы два стиля жизни. Оно было сделано специально для тебя.
Таня наклонилась, чтобы поцеловать его.
– Спасибо. Мне оно нравится. Я люблю тебя!
Поцелуй благодарности в ночь пылкой и нежной любви. Адам легко превращался из белого владельца ранчо в чейинского вождя, а Таня следовала его тропой. Сегодня он по традиции взял ее своей невестой, на глазах у всего мира сделал ее своей по закону. Но в их сердцах и мыслях они оставались мужем и женой почти три года, с того момента, как состоялась чейинская брачная церемония.
Сегодня ночью он был и женихом, и мужем, белым и индейцем, порой нежным, а порой требовательным. Таня подхватывала это настроение, довольная тем, что ей не приходится в брачную ночь трястись от страха, как девственнице. Ее руки с готовностью и со знанием дела искали его тело, и она упивалась его пылкой любовью.
Сейчас они заново открывали друг друга для себя, повторяли уже данные клятвы и вверяли друг другу свои жизни. В уединенности тускло освещенной комнаты Таня снова подчинялась его превосходству, искусному дикарю, в роли которого она привыкла представлять Пантеру.
Зная, что их отношения теперь будут уважаемы всеми, они позволили себе расслабиться и предаться старым знакомым приемам. Опять Таня дрожала, слыша, как он шепчет ей на ухо слова любви по-чейински. Она так же легко вернулась к своему образу Дикой Кошки, как и Адам стал Пантерой. Он вел ее за собой, а она следовала за ним, он командовал, а она игриво подчинялась, предвкушая награду за свое послушание.
Всю ночь они посещали чудесную страну экстаза, куда можно попасть только любящим. Руки и губы Адама безошибочно находили самые чувствительные уголки ее тела, и Таня отзывалась на его эротические прикосновения, возвращая удовольствие собственными интенсивными набегами. Она гладила кончиками пальцев его разгоряченную кожу, лаская, двигаясь на ощупь. За каждый стон наслаждения, который Адам вызывал в ней, она платила ласками, от которых Адам тоже стонал.
Слабая и дрожащая, Таня лежала в его объятиях, а Адам крепко прижимал ее к своему стучащему сердцу. Поднявшись на вершину страсти, она вскрикнула, но ее крик слился с его голосом. Спускаясь с облаков на залитую солнцем землю, где воздух был так чист, они чувствовали боль в легких. Потом, лишившись дара речи, они лежали, прижимаясь друг к другу, пресыщенные любовью; их дыхание смешалось, конечности сплелись, сердца навсегда слились в неразрывное целое.
На два дня они отстранились от всего мира.
Джулия и Роберто тоже появились на ранчо, но и они, как и Таня с Адамом, не попадались на глаза. Ракель даже не знала, находятся ли они в доме. Она больше общалась с привидениями: еда исчезала за закрытыми дверями, а грязная посуда появлялась в холле, и ее относили на кухню.
После того как раздражение, связанное с поступком Роберто, поостыло и все закончилось хорошо, Ракель не могла больше сердиться на него. Она вызвалась объяснить причину его скоропалительной женитьбы его родителям, живущим в Санта-Фе.
В те редкие минуты, когда Таня и Адам не занимались любовью, не ели и не спали, они строили планы возвращения в чейинскую деревню. Они составили список необходимых продуктов и всего остального и решили, что нужно сделать до того, как они уедут.
Именно тогда Адам подарил Тане свадебный подарок. У Тани захватило дух, когда Адам развернул сверток и извлек оттуда прекрасно сшитое и разукрашенное платье из кожи. Ее золотистые глаза сделались огромными и блестели от слез.
– О, Пантера, – вздохнула она и провела рукой по мягкому материалу.
Вытаскивая пару подходящих к платью мокасин, он улыбнулся, видя, как она от восхищения чуть не лишилась дара речи.
– Застенчивая Лань и Утиная Походка сделали все это к твоему возвращению. Они настояли на этом, сказав, что те вещи, которые ты захватила с собой, уже превратились в лохмотья, и они уверены, что ты не захочешь возвращаться в деревню в одежде белой женщины.
Прижимая к себе платье, Таня потерлась щекой о мягкую кожу и кивнула:
– Они правы, но я этого никак не ожидала. Я поражаюсь, что, несмотря на тяжелый труд, связанный с восстановлением деревни, несмотря на голод, им хватило времени и сил приготовить для меня одежду. Их забота трогает меня до слез.
– Ты – их сестра, – просто ответил Адам.
– У меня тоже кое-что есть для тебя, – сказала она ему, роясь в маленькой сумке, которую она уже упаковала. – До настоящего момента я забыла об этом.
Она протянула ему тонкий чехол длиной примерно в один фут. Внутри он обнаружил блестящий новый охотничий нож. Его глаза засветились, когда он вытащил нож из футляра и рассмотрел прекрасную работу мастера. Лезвие ножа было сделано из отличной закаленной стали и заточено до остроты бритвы. Ручка была вырезана из настоящего дуба и отполирована до блеска, что говорило о долгой работе и искусстве мастера. Нож прекрасно лежал на кончиках его пальцев, а когда он обхватил пальцами рукоятку, она отлично ему подошла.
Выражение его лица было наградой для Тани, а его слова благодарности – лучшей премией.
– Спасибо тебе, Маленькая Дикая Кошка, – прошептал он и посмотрел на нее светящимися глазами. – Это прекрасный нож.
В эти слова он вложил огромный смысл и гордость за то, что его женщина преподнесла ему такой уникальный подарок.
Вечером третьего дня Таня и Адам наконец-то вышли из добровольного заключения и взялись за последние приготовления к путешествию. Они планировали выехать сразу после свадьбы Мелиссы и Джастина. Они решили говорить всем, что возвращаются на ранчо, чтобы захватить тяжелый багаж, и оттуда тронуться в путь. В действительности они только на несколько миль отъедут от города, а потом продолжат путь в сторону чейинской деревни.
На рассвете четвертого июля они все покинули ранчо с тем, чтобы засветло добраться до Пуэбло. Таня мало думала о празднике, что состоится в городе, ей не терпелось увидеть сыновей и провести несколько последних дней в кругу семьи.
Она ощутила приступ вины, когда ее родители вышли их встречать после короткого отсутствия, будто ее не было очень долго. Так же они встретили Джулию и Роберто, и Таня вдвойне обрадовалась тому, что сестра с мужем на некоторое время задержатся в Пуэбло.
Весь дом снова охватило волнение, на этот раз связанное с приготовлением к свадьбе Мелиссы.
– Я просто не могу поверить, что обе мои девочки вышли замуж, – простонала Сара. Она окинула Таню грустным взглядом и продолжила: – И я не понимаю, почему Адам так быстро тебя увозит. Жаль, мы только начали привыкать к нашим внукам. К тому времени, как нам будет суждено снова увидеться, они могут даже не вспомнить нас.
Таня вздохнула:
– Мама, мы очень часто будем приезжать к вам в гости.
– Да, но это совсем не то, что жить рядом с тобой. Особенно в этом мало смысла, если подумаешь, что у Адама есть ранчо всего в нескольких часах езды от города, что он может там найти себе занятие вместо того, чтобы ехать в Европу.
– У тебя будет Джулия, – успокаивала ее Таня.
Сара надула губы:
– Интересно, как долго? Пока Роберто не решит вернуться домой в Санта-Фе и увезет ее с собой?
Таня пожала плечами:
– Ну, тогда Мелисса и Джастин будут рядом, а также тетя Элизабет, дядя Джордж и Джереми. А если этого не достаточно, может, вы с папой решите переехать в Санта-Фе, чтобы быть поближе к Джулии. В конце концов, Санта-Фе не так далеко отсюда.
– О, конечно, недалеко, – согласилась Сара, – но мне все же хочется, чтобы вы с Адамом поселились здесь побыстрее.
– Когда-нибудь мы это сделаем, я в этом уверена. Это только вопрос времени, – пообещала Таня.
Вскоре после обеда весь город превратился в сумасшедший дом. С веранды дома Мартины, Сэведжи и Джастин наблюдали парад. После этого они вышли на улицу и присоединились к толпам гуляющих людей. В то время как Сара и Элизабет устремились к стеганым одеялам и соленьям, пары помоложе искали другие развлечения. Во время своих похождений они нашли художника, который рисовал портреты углем. Адам предложил, чтобы он, Таня и сыновья позировали для отдельных зарисовок.
– Когда-нибудь мы сделаем наши портреты, выполненные маслом, повесим их в библиотеке на ранчо вместе с портретом моей матери, – пообещал он. – Но пока пусть сделают такие портреты, а мама вставит их в рамки.
Наброски получились прекрасные. Джулия, Роберто, Мелисса и Джастин решили сделать такие же портреты.
После такой беглой экскурсии они все собрались на тенистой полянке рядом с церковью, чтобы принять участие в конкурсе пирожных и всеобщем пикнике. Рядом протекал маленький ручей, и Джереми с радостью присоединился к соревнующимся рыболовам. Он поймал столько рыбы, что едва мог удержать ее в руках.
Весь день, а особенно во время пикника Таня чувствовала себя очень неспокойно оттого, что Сьюллен тоже где-то здесь на гулянии, и в любой момент они могут с ней столкнуться. По мере того как шло время, это ощущение тревоги нарастало.
Адам пытался ее разубедить, говоря, что ее волнение напрасно, но что бы он ни говорил, Тане не становилось легче: ее не покидало предчувствие неминуемой беды.
Таня умоляла Адама стараться не привлекать к себе внимания, но это было почти невозможно, потому что вокруг было столько друзей и все они приглашали приять участие в разных соревнованиях. В скачках по улицам города он пришел вторым на Тени. Потом он участвовал в охоте на индеек.
Когда Таня пожаловалась, что все эти состязания предназначены для детей или мужчин, Адам попросил участников соревнования по метанию ножа дать ей возможность попробовать свою руку. Сначала они встретили это предложение в штыки, но Адам пристыдил их, сказав, что они просто боятся проиграть женщине. С большой неохотой они согласились, продолжая издеваться и гоготать. Но их ирония сменилась удивлением, тогда Таня выиграла первый приз, бросая почти такой же нож, какой она подарила Адаму. Проводилось и родео. Адам и Роберто участвовали в состязании по набрасыванию лассо, где Роберто победил. В укрощении полудиких лошадей, в скачках, где наездники должны были проявить свои таланты и способность держаться на спине лошади, всех победил Адам.
Время приближалось к ужину, и они решили отыскать Джереми и старших Мартинов. От такого насыщенного и бурного дня Охотник и Стрелец совсем устали.
Они уже направлялись домой, как вдруг перед ними появился шериф Миддлтон со зловещей улыбкой на лице. Не говоря ни слова, шериф забрал Охотника из рук Адама и отдал его Мелиссе. Потом, до того как кто-то успел сообразить, что он собирается делать, шериф отклонился назад и со всего маху ударил Адама прямо в челюсть.
Адам пошатнулся от неожиданного удара, а шериф прошипел:
– Ударь меня, черт возьми! Ударь меня в ответ!
Адам на минуту оглох и тряс головой, пытаясь прийти в себя, и в этот раз шериф снова ударил его, теперь уже в живот. Сработал рефлекс, Адам автоматически отскочил назад, посылая удар в диафрагму шерифа.
– Вы арестованы, Сэведж, – проворчал шериф.
ГЛАВА 25
Почти в тот же миг Таня увидела, как Джеффри и Сьюллен поспешно пробираются к ним сквозь толпу.
Миддлтон вытащил свое оружие, нацеливая его на Адама.
– Не спорьте, делайте только то, что я вам скажу, я объясню позже, – прорычал он, слегка подталкивая Адама. – Вы знаете дорогу в тюрьму. А сейчас пошли!
На лице Адама появилось выражение полного смущения, он попытался спорить, как и Джастин с Роберто, но Таня бросила взгляд на шерифа и уловила, что он быстро посмотрел через плечо на приближающегося лейтенанта. Хватая Адама за руку, она потащила его к тюрьме. Она была уверена, что шериф делает все возможное, чтобы помочь им. Джеффри и Сьюллен, по-видимому, что-то затевали. Увлекая за собой Адама с Миддлтоном за спиной в роли конвоира, Таня вошла в тюрьму, а ровно через десять секунд там появились Джеффри и Сьюллен. Адам никогда не видел, чтобы шериф Миддлтон действовал с такой скоростью. В мгновение ока тот втолкнул его в камеру, захлопнул дверь и закрыл ее. Шериф быстро сунул ключи в карман и направился к своему столу, на ходу что-то записывая в свой блокнот.
– Этот человек под арестом! – закричал Джеффри, врываясь в офис.
За ним следом вошла Сьюллен.
– Да, я знаю, – нарочито медленно произнес Миддлтон.
Такое резкое заявление расстроило планы Джеффри. Он был в нерешительности какое-то время, а потом громко заявил:
– Именем армии Соединенных Штатов я арестую Адама Сэведжа!
– Подожди, сынок, тебе придется дождаться очереди. Сейчас этот человек – мой пленник, и девять против десяти: я действую по закону.
– В чем вы его обвиняете? – требовательно спросил Джеффри.
– Я могу задать вам такой же вопрос, – уклонился от ответа шериф. – Каковы ваши обвинения против этого человека?
– Я… у… я не уверен, каковы будут точные обвинения, – Джеффри казался смущенным, – но у меня есть свидетель, который поклянется под присягой, что Адам Сэведж и чейинский воин, известный как Гордая Пантера – одно и то же лицо!
Шериф Миддлтон уставился на Джеффри так, будто у того только что выросли три головы. Потом, когда его потрясение начало проходить, он залился таким смехом, который сотрясал все его тело и, казалось, исходил из самых пяток.
Через несколько минут с большим усилием ему удалось сдержать себя.
– Здорово, лейтенант! – произнес шериф, живот которого все еще колыхался. – Я уже много лет так не смеялся!
Джеффри посмотрел на него, его лицо покраснело от сдерживаемой злости.
– Я не шучу, – процедил он сквозь зубы.
– Я знаю, и от этого вдвойне становится смешнее!
Сьюллен решила, что ей пора вступить в разговор.
– Сэр! – колко сказала она, пронизывая шерифа своим прямым взглядом. – Все те месяцы я находилась с Таней Мартин и тем человеком в чейинской деревне. – Она указала на Адама, который лениво стоял, прислонившись к решетке. – Это ее муж.
Шериф Миддлтон мило ей улыбнулся, словно успокаивал ребенка.
– Конечно, муж, – согласился он. – Как раз в прошлую субботу я был на их свадьбе.
Сьюллен от возмущения топнула ногой.
– Нет, ты, дурак! – раздраженно воскликнула она. – Он – ее индейский муж, Пантера!
Миддлтон удивленно приподнял бровь и посмотрел на нее:
– Конечно, индейский, мисс! А я – Джордж Вашингтон. А кто вы такая?
Готовая вцепиться в него ногтями, Сьюллен взвизгнула, потом попыталась успокоиться.
– Я – Сьюллен Хэверик. Меня похитили одновременно с Таней, и я знаю, о чем говорю! Адам Сэведж и есть Пантера!
– Ну, даже если он Пантера, это не преступление, – твердо сказал Миддлтон.
Услышав это, в разговор вмешался Джеффри:
– Но преступлением является похищение женщин и использование их как рабов и проституток. И, кроме того, это племя считается нарушителем спокойствия, так как часто, не соблюдая закона, нападало на поселенцев и американских военных.
Таня не могла больше молчать.
– А как можно назвать резню на Вошите? Не иначе как неправомочным нападением! – выпалила она. – Те люди спокойно занимались своим делом, а всего через несколько часов деревня превратилась в кровавые, горящие руины.
Джеффри буравил Таню своими голубыми глазами.
– Это была удачная военная операция.
Таня возмущенно фыркнула:
– Ты называешь военной тактикой убийство женщин, детей и стариков? Это было настоящее кровопролитие, тебе и мне это известно!
– Гм-гм. – Том Миддлтон громко откашлялся. – Вопрос сейчас не в этом, миссис Сэведж. Мисс Хэверик и лейтенант заявляют, что Адам – ваш чейинский муж. Что вы можете сказать по этому поводу?
Таня убийственно посмотрела на Джеффри и Сьюллен.
– Я бы сказала, что Сьюллен сегодня перегрелась на солнце! – резко отпарировала она. – Конечно, бедняжке туго пришлось у чейинцев. Никто не станет ее винить, если у нее не все в порядке с головой!
Ярость исказила лицо Сьюллен, а Джеффри выглядел обезумевшим, но Таня знала, что он таковым и является.
– Это ложь! – взвизгнула Сьюллен и указала пальцем на Мелиссу: – Мелисса знает! Она тоже там была!
Шериф вздохнул и поднял вверх глаза.
– Что все это значит? Встреча друзей? – спросил он и обратился к Мелиссе: – О'кей, мисс Андерсон, вы можете пролить свет на эту ситуацию?
Мелисса обратила на шерифа взгляд своих васильковых глаз, являя собой саму невинность:
– Должно быть, Таня права, сэр. Наверное, у Сьюллен что-то с головой. Мне точно известно, что она ненавидит Таню и сделает все, что угодно, чтобы отомстить ей.
Сьюллен чуть не задохнулась от злости, не в силах произнести ни слова в тот момент. Шериф понимающе кивнул, принимая заявление Мелиссы.
Джеффри, однако, нашел что сказать:
– Я знаю, что вы пытаетесь сейчас сделать, но это не пройдет. Мисс Хэверик полностью контролирует себя. В ее умственных способностях я не сомневаюсь и намерен доказать, что она говорит правду!
– Адам, что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Миддлтон. – Мы еще не услышали от вас ни одного слова.
Адам облокотился на решетку и, нехотя улыбаясь, окинул всех взглядом:
– Честно сказать, Том, я так поражен, что лишился всяческих слов. Ты и Джастин знаете меня с пеленок. Если кто-то меня и знает, так это вы.
– Я никогда в своей жизни не слыхал ничего более смешного! – добавил Джастин. – Адам и я выросли вместе! Все знают Ракель Сэведж, многие жители помнят, как она со своим отцом приехала из Санта-Фе. Адам тогда был еще грудным ребенком. Нам всем известно, что его отец – англичанин, а родственники матери – испанцы. Я отказываюсь понимать, как можно утверждать, что он чейинец! Не говоря уже о том, что он якобы вождь!
Роберто тоже решил вступиться за Адама:
– Адам – мой кузен, и я тоже знаю его всю свою жизнь. То, о чем вы говорите, слишком нелепо, чтобы принимать это в счет! Это абсурд!
Миддлтон выпустил облако дыма:
– Вот так, лейтенант. Джастин прав. Адам вырос на глазах у жителей Пуэбло. Я бы сказал, что у вас нет ни малейшего шанса выдвинуть против него такое притянутое за уши обвинение, тем более его доказать.
Джеффри окинул их всех злорадным взглядом, из его глаз сыпались огненные стрелы.
– Мы еще посмотрим! – пригрозил он. – Я уже послал курьера за разрешением предать его военному суду, поскольку вы не имеете таких полномочий. Это чисто военное дело, и вам известно, как относятся к индейцам генерал Кастер и генерал Хэнкок.
– Прежде тебе придется доказать, что я индеец, – подчеркнул Адам.
Джеффри презрительно посмотрел на него, его глаза были полны ненависти.
– Это будет нетрудно сделать в суде военных кавалеристов, которые испытывают непреодолимое желание вздернуть «грязного индейца». Кроме того, помимо Сьюллен, есть другие, которые знают, как выглядит Пантера. Я уверен, что майор Уинкоп, агент чейинцев, легко сможет установить личность Пантеры.
Только благодаря огромной силе воли Таня смогла скрыть то потрясение, которое ее охватило после такого заявления. Она еще никогда не была так благодарна непреклонным требованиям Пантеры во время подготовки ее к испытаниям. Она также была довольна, что Мелисса в этот момент не смотрела ни на Джеффри, ни на Сьюллен, и ей как-то удалось скрыть свое удивление. Лицо Адама ничего не выражало.
Миддлтон нахмурился и потер щеку.
– Я думал, Уинкоп отправился в Вашингтон, чтобы повозмущаться по поводу резни на Вошите.
– Да, глупец, хотя какой ему от этого толк, – ответил Джеффри. – Но сейчас мы ждем с минуты на минуту его возвращения. А тем временем я собираюсь не спускать глаз с мистера Сэведжа и собрать все улики против него.
– Как я уже говорил, вы стоите за мной в очереди. Даже если вы получите сегодня разрешение на его арест, вам придется подождать до тех пор, пока я не разберусь с ним.
Джеффри натянуто кивнул:
– Пока я знаю, где его найти, поверьте мне, шериф, я буду внимательно за ним следить. Я собираюсь выставить свою собственную охрану вокруг тюрьмы, чтобы быть уверенным, что он неожиданно не сбежит.
– Тогда расставьте своих людей так, чтобы они ни путались под ногами. Я не потерплю, чтобы офис был напичкан неопытными всезнайками, а мой распорядок дня нарушен, – огрызнулся Миддлтон. – А сейчас выйдите из моего офиса. У меня есть дела поважнее, чем выслушивание всякой ерунды в течение целого дня.
– Я вернусь! – рявкнул через плечо Джеффри и удалился, уводя с собой возмущенную Сьюллен.
После того как он ушел, долго никто не нарушал молчания. Все смотрели на дверь и друг на друга. И только когда Мелисса тяжело вздохнула, к ним снова вернулся дар речи.
– Адам, – начала Таня, повернув к нему обеспокоенное лицо.
Он просунул через решетку руку и погладил ее по щеке. Его темные глаза горели, глядя в ее глаза.
– Позже, – мягко сказал он.
Более громким голосом он обратился к шерифу Миддлтону:
– Мне кажется, вам следует кое-что объяснить мне, Том.
Лицо Миддлтона расплылось в широкой улыбке.
– Интересно, что ты подумал обо всем. Я должен извиниться, но дело в том, что я делал это ради вас.
Адам застонал:
– Том, если ты думаешь, что оказываешь услугу тем, что сильно бьешь, когда человек этого совсем не ожидает, то в будущем прибереги свою идею для кого-нибудь другого.
– Ну, ты тоже принес мало пользы моей утробе. – Том потер рукой по своему животу и скривился. – У тебя крепкий удар.
– О чем это вы? – спросила Джулия, сбитая с толку.
– Очень здорово, что я подошел к вам в самый подходящий момент, – начал объяснять шериф. – Я случайно наткнулся на эту парочку как раз тогда, когда мисс Хэверик болтала о том, что Адам – чейинский индеец. Лейтенант проглатывал каждое ее слово, как кот сливки. Я вас уверяю, он вынашивает опасные для Адама планы, его полные ненависти голубые глаза возбужденно блестят, как у полоумного. Достаточно на него взглянуть, и станет ясно, что у него не все дома и он может причинить много хлопот. Потом я услышал, как он сказал, что у него теперь есть отличное основание для твоего ареста. Он долго искал предлог для того, чтобы вздернуть тебя на виселице. Он спросил, где тебя можно сейчас найти. Когда она ответила, что видела тебя на родео, я поспешил, чтобы опередить их.
– Но зачем вам понадобилось арестовывать Адама? – спросила Мелисса. – Разве вы не могли просто предупредить его или порекомендовать Джеффри бросить эту затею? Ведь все это безумие!
– Все это действительно показалось крайне поспешным, Том, – вмешался в разговор Джастин.
Миддлтон окинул Джастина взглядом, в котором смешались недоверчивость и легкое раздражение.
– Сынок, для юриста ты несколько туповат! Раскинь здраво мозгами. Если бы лейтенант первым поймал Адама, его права превышали бы мои, и никто бы из нас не смог тогда ничего сделать, даже судья. Тогда бы это рассматривалось как военное дело с ложными обвинениями, несколькими свидетелями, пристрастными судьями, с военным судебным процессом. Решение суда привели бы в исполнение раньше, чем началось бы разбирательство. Не важно, что лейтенант и эта девушка глупы, как пробки. Их слово сыграло бы против Адама, а ему самому, может, даже не позволили бы высказаться в свою защиту. И никому из нас не разрешили бы свидетельствовать в его пользу, если бы я даже показал, что лейтенант прав.
Здесь многое происходит не так, как на Востоке, где судебное разбирательство может затянуться на неопределенный срок. Здесь мы имеем дело с кучкой ищущих славы вояк, которые доказывают свое умение воевать, гоняясь за собственными тенями. Некоторым из командующих офицеров, недавно прибывшим с Востока, все одно, что копье, что зубочистка. Они не отличают индейца племени сиу от каманчи и не переживают из-за этого. Они стараются получить повышение в чине и уехать отсюда со скальпами индейцев, но для них не важно, какими способами они этого достигнут. Я видел некоторых таких болванов, которые хвалятся своей смелостью и выставляют напоказ скальпы. Но, черт побери, я-то знаю, что это скальпы ребенка или женщины, а не воина!
Миддлтон вздохнул и негодующе покачал головой.
– Я не говорю, что мне ужасно нравятся индейцы, но сама кавалерия кишит тщеславными, но неопытными солдатами и офицерами, которые ничуть не лучше индейцев. Бывалых офицеров, которые действительно что-то знают об индейцах, здесь днем с огнем не сыщешь, а подобные лейтенанту Янгу только создают шум.
Я хочу вам сказать следующее. Сейчас снова возникли проблемы с индейскими племенами. Лейтенант Янг выдает желаемое за действительное, заявляя, что у него в руках чейинский вождь. Страсти быстро накаляются, а солдатам для стрельбы нужна мишень, но я ужасно не хочу, чтобы ею послужил ты, Адам. Не важно, что обвинение сфабриковано. Не имеет значения и тот факт, что полгорода знают тебя на протяжении всей твоей жизни и с готовностью встанут на твою защиту. Только одного намека на возможность прославиться было бы достаточно, чтобы без суда и следствия военные казнили самого президента Гранта! Они с удовольствием арестуют тебя, предадут суду и повесят еще до того, как ты сможешь что-либо предпринять.
Роберто подошел к окну.
– Лейтенант Янг не тратит времени зря, он уже выставил охрану, – сообщил Роберто. – Они уже здесь. Что нам теперь делать?
– Нам нужно придумать, как вытащить из города Адама, прежде чем лейтенант получит от вышестоящего командования разрешение на его арест, – сказал Миддлтон. – В любом случае вы собирались в путешествие, поэтому ваши планы ненамного расстроены. А пока вы остаетесь моим «заключенным».
– О Господи, – прошептала отчаявшаяся Таня. – Пока Джеффри поднимает вокруг панику, Адам должен сидеть здесь, как птица в клетке. Это несправедливо!
– Не волнуйтесь, миссис Сэведж! – взывал к ней Миддлтон. – Мы что-нибудь придумаем.
– Я прямо сейчас убила бы их своими собственными руками и не почувствовала бы даже угрызений совести, – мстительно продолжала она.
– Таня, отведи мальчиков домой. Они устали и хотят есть.
Командный тон Адама заставил Таню взять себя в руки. Она молча кивнула.
– Джастин, объясни все, что произошло, Mapтинам и моей матери, а также своему отцу. Может, у него будут какие-нибудь предложения.
– Конечно, Адам.
– Роберто, я вверю тебе Таню и мальчиков, если ты согласен. Основная цель Джеффри – это сделать Таню своей. Он ведет себя как бешеная собака, он просто непредсказуем, поэтому будь внимателен.
– Я буду защищать их своей жизнью, – пообещал Роберто.
– Хорошо, а теперь… – начал говорить Миддлтон, но закашлялся. -…Все уходите отсюда, чтобы мы с Адамом могли все обдумать. Сегодня было столько событий, что мне трудно сразу их переварить.
Таня сделала два шага, потом повернулась к Адаму. Слезы застилали ее золотистые глаза.
– Я вытащу тебя отсюда, Адам! Клянусь! Джеффри поплатится за это предательство!
С этими словами она ушла, гордо и высоко подняв голову.
Таня совсем не удивилась, когда обнаружила охрану не только возле тюрьмы, но и вокруг дома Мартинов. Несмотря на то что Адам находился в тюрьме, Джеффри хотел быть уверенным, что Таня не сбежит.
Джастин вкратце объяснил все семье Тани, затем отправился домой, чтобы поговорить с Ракель и со своим отцом.
Эдвард пришел в бешенство. Другие были потрясены. Пока Таня вся кипела, проклиная Джеффри, Эдвард злился и открыто выражал свой гнев.
После ужина, за которым ни у кого не было аппетита, Таня уложила сыновей спать. Вскоре после этого явился судья Керр вместе с Ракель и Джастином, и все собрались в гостиной, чтобы обсудить неожиданный поворот событий.
– Шериф предлагает найти способ вытащить из города Адама, чтобы Джеффри об этом не знал, – заявил Роберто. – Это нужно сделать раньше, чем Янг сможет получить из форта Лион разрешение на арест.
– А что, если нам это не удастся? – спросила Ракель, от волнения ее карие глаза сделались огромными. – Что, если они арестуют Адама? Том не сможет держать его под стражей долго.
– Против нас показания лейтенанта Янга и Сьюллен, – сказал Джордж. – И как бы военным ни хотелось отомстить племенам, они, несомненно, увидят, насколько нелепым кажется этот инцидент. Кроме того, мы можем доказать, что Джеффри мучит навязчивая идея о Тане, а Сьюллен ее ненавидит.
– Имеем ли мы вообще право голоса, если речь идет о военном процессе? – неуверенно задал вопрос Джастин. – Похоже, Том думает, что как только Адам попадет к ним в руки, они устроят закрытый военный процесс.
Судья Клерр нахмурился:
– Боюсь, что он прав. Это может оказаться гибельным. Я также слышал, что генерал Кастер вернулся в форт Лион для перегруппировки войск.
Таня застонала.
– Джеффри входил в состав его отряда, когда они напали на деревню на Вошите. Кажется, оба они одинаково относятся к индейцам. По мнению Кастера, хорош только тот индеец, который мертв.
Мелисса кивнула, теряя надежду.
– Да, Джеффри еще сказал, что они попытаются разыскать майора Уинкопа, чтобы тот установил личность Пантеры.
Мелисса, Таня, Ракель, единственные люди, кому была известна вся правда, обменялись взволнованными взглядами.
Судья Керр заметил волнение женщин и еще сильнее нахмурился.
– Но это не вызовет осложнений, не так ли? – спросил он. – Насколько мне известно, Уинкоп всегда выступал в защиту интересов индейцев. Кроме того, он сможет подтвердить, что Адам – не чейинец. Он будет свидетельствовать в нашу пользу.
Его взгляд скользил от одного белого как мел лица к другому. На каждом из этих лиц судья прочитал отчаяние.
– Ну, не так ли? – еще раз спросил он.
Когда никто не ответил па его вопрос, судья все понял.
– Ракель, Таня и Мелисса, – сердито обратился он к женщинам, – можем ли мы пройти в библиотеку и обсудить там нечто жизненно важное, что мне только что пришло в голову? – Когда они неохотно кивнули, он добавил: – Джастин, вероятно, тебе тоже следует присутствовать.
В библиотеке он окинул их всех взглядом и сказал:
– Хорошо! У меня сложилось впечатление, что о чем-то важном вы не хотите мне рассказать. Какой-то секрет, о котором известно только вам троим, и я начинаю верить, что во всех этих обвинениях есть доля правды. Я прав?
Его прямой взгляд остановился на Ракель. Он ждал. Наконец она кивнула:
– Да, Гарфильд. Это правда.
Ее голос прервался всхлипами, она закрыла лицо руками и заплакала. Джастин не мог прийти в себя:
– Как это может быть? Адам и я выросли вместе. Я знаю его всю свою жизнь.
– Не совсем, – не замедлил подчеркнуть судья Керр. – Ракель вместе со своим отцом и ребенком приехала в Пуэбло, когда Адам был еще младенцем. Мы без вопросов приняли объяснение о том, что муж Ракель был англичанином. Значит, это была ложь, Ракель?
Он говорил вежливо, но настойчиво. Ракель тяжело вздохнула и подняла голову, глядя ему в лицо.
– Да, это была ложь. Отец Адама был индейским вождем. Его звали Белая Антилопа. После того как он вернул меня семье, отец, чтобы избежать слухов, привез меня и Адама в Пуэбло. Каждое лето, когда вы думали, что Адам уезжал в гости к моим родственникам в Санта-Фе, он отправлялся к отцу и жил в деревне среди чейинцев. Он вырос и научился двум стилям жизни, а пять лет назад он решил жить среди чейинцев всегда или, по крайней мере, до тех пор, пока я стану не в состоянии управлять ранчо, Я пыталась его понять, хотя мне не нравилось его решение. Это – его судьба, в нем течет кровь чейинца.
– Боже мой! – тихо воскликнул Джастин. – Значит, Сьюллен права? Он и есть чейинский вождь и муж Тани Пантера?
Он перевел осуждающий взгляд с Тани на свою милую невесту-предательницу. Мелисса молча кивнула. Ее большие голубые глаза умоляли простить ее.
Таня была не такой подавленной, в ней вдруг заговорила гордость:
– Да, Адам и Пантера – одно лицо. Охотник и Стрелец – наши сыновья. А вы действительно поверили, что я могла говорить всем о любви к своему мужу, а потом броситься в объятия незнакомого человека?
– Кто еще знает об этом? – спросил судья Керр.
– Больше никто. Сьюллен, Мелисса и я – единственные оставшиеся в живых пленницы. И майор Уинкоп узнает Адама, если увидит его.
– А как насчет Роберто и других родственников? – спросил он Ракель.
Она покачала головой.
– Знает только мой отец. Мы больше никому не говорили.
– Вероятно, нам следует сейчас рассказать об этом Роберто. Как вы думаете, он нам поможет или будет против нас?
– Он поможет, – не сомневаясь ни минуты, сказал Джастин, подтвердив тем самым верность своему другу.
– Вероятно, нам следует также рассказать твоей семье, – обратился судья к Тане. – Они имеют право знать. Как они отреагируют, Таня? Они выдадут Адама?
Было видно, что судья Керр также старался внести лепту, чтобы помочь своему давнему другу.
– Я не знаю, – ответила Таня. – Полагаю, надо попробовать, я надеюсь, что они поймут. Они уже узнали и полюбили Адама. Они его уважают. Тот факт, что в нем течет чейинская кровь, мало что меняет.
– Может, нет, а может, да, – сухо предупредил судья. – Мы с Джастином знали Адама намного больше, и то потрясены, но мы уверены, что он – хороший человек, в нем много достоинств, которые заслуживают уважения. То, что он чейинец, не портит человека порядочного, такого, каким мы считаем Адама.
– Может, вы сами расскажете все моим родителям, – предложила Таня. – Трудно объяснить, когда тобой движет сердце. Они подумают, что я защищаю Адама только потому, что его люблю. Вы же сделаете это ради человека, которого знаете много лет, уважаете его и доверяете ему.
Как и следовало ожидать, сначала у Эдварда случился приступ, Сара чуть не упала в обморок, а Джулия разрывалась между двумя чувствами: она была возмущена и в то же время она была предана своему мужу и Тане. Роберто с готовностью принял новость о своем кузене и предложил помочь. Джордж только кивал и курил трубку, а Элизабет улыбалась, как бы говоря, что этого следовало ожидать. Джереми находился в приподнятом настроении. Ему пришлось поклясться, что он будет хранить тайну, хотя больше всего на свете ему хотелось похвастаться перед своими друзьями родственником-индейцем.
Сара быстро уступила, даже обрадовалась, что Охотника и Стрельца будет воспитывать их родной отец и что Таня вновь обрела свою настоящую любовь. Эдвард, не без помощи судьи Керра и Ракель, наконец успокоился, понимая, что Адам, которого он начал уважать, будь он белым, индейцем или смешанной крови, прежде всего был богатым человеком.
Объединившись в усилиях спасти Адама, они теперь разрабатывали план действий. Вконец измучившись, они бросили эту затею, решив, что смогут думать лучше, когда отдохнут.
На следующее утро у Тани в голове, которая работала сейчас лучше, так и не было разработанного плана. Она решила сделать другое. Теперь, когда ее родители знают, что Таня и Адам возвращаются в чейинскую деревню, отпала необходимость делать вид, что они готовятся к путешествию по Европе.
Таня подготовила соответствующую одежду для себя, Адама и сыновей. Она упаковала высушенные фрукты и мясо, наполнила фляги, сложила необходимые инструменты и другие принадлежности, которые им пригодятся в дороге.
Таня думала, как им похитить лошадей из конюшни дяди Джорджа и перевести их в более удобное место, чтобы не заметила охрана. Когда она обнаружила банку белой краски, что предназначалась для задней веранды, ей в голову пришла неплохая мысль. Взяв в помощники Джереми, она принялась за работу. Чтобы самой не задерживаться в конюшне и не привлекать к себе внимания охранников, она послала туда Джереми, якобы навести порядок. По заданию Тани он нарисовал три белые полоски и звездочку на морде черного как ночь жеребца Адама. Потом краской «под орех» он покрасил шерсть Пшеницы, которая до этого была гладко-коричневого цвета.
Последняя часть Таниного плана была самой хитрой. Когда стемнело, Ракель и Джастин оставили своих лошадей в стойлах, а выехали оттуда верхом на замаскированных Пшенице и Тени. К счастью, охранники не заметили ничего подозрительною при тусклом свете, они сосредоточили свое внимание на всадниках. Ракель и Джастин оставили лошадей в конюшне Керров и через некоторое время вернулись незамеченными.
Лошади и поклажа были готовы и ждали. Теперь оставалось одно: каким-то образом Тане, Охотнику и Стрельцу улизнуть от усердных охранников и вытащить из-под их носа Адама. Это было нелегко, особенно если учитывать, что Джеффри следил за каждым Таниным шагом. В то утро Роберто сопровождал ее в тюрьму, чтобы поговорить с Адамом. После того как она объяснила ему, что задумала, они обсудили возможные способы побега из тюрьмы, но ни один из них не был приемлемым. Тем временем судья Керр старался повлиять на местное начальство, но результатов не достиг. Ни у кого не оказалось необходимой власти, чтобы можно было изменить сложившуюся ситуацию или хотя бы ходатайствовать перед военными.
Когда они выходили из тюрьмы, к ним подошел Джеффри. Таня почувствовала, как Роберто, который шел рядом, весь напрягся, готовясь ее защищать. Она испытывала к Роберто чувство благодарности и не хотела, чтобы у Джеффри возник предлог арестовать и его тоже. Она решила, что лучше всего вообще не обращать никакого внимания на Джеффри.
Высоко подняв голову и расправив плечи, она смотрела на него, проходя мимо. Она шла домой медленно, но уверенно, Джеффри нерешительно шел следом за ними. Краешком глаза Таня видела, как отвратительно похотливо он смотрит на нее, поддразнивая:
– Думаешь, у тебя получится? Да, Таня, дорогая? Благодаря Сьюллен мы поменялись ролями.
– Убирайся, – прошипела Таня.
– Таня, дорогая, тебе следует быть со мной ласковой. Скоро жизнь твоего любимого будет в моих руках. А то, что случится с ним, будет полностью зависеть от тебя.
Услышав это, она резко остановилась, развернулась и посмотрела ему в лицо:
– Может быть, ты лучше мне объяснишь, что значит твоя реплика?
Он с невинным видом развел руками.
– Это так просто, Таня. Если тебе удастся аннулировать свое замужество и выйти замуж за меня до того, как кончится судебное разбирательство над Сэведжем, я тебе обещаю, что смогу его отпустить. В противном случае его, без сомнения, повесят, и ты останешься вдовой. Так или иначе, скоро ты все равно станешь моей. Конечно, я не приму твоих сыновей. Тебе придется отделаться от них.
Она бросила на него гневный взгляд:
– Я никогда не буду тебе принадлежать, Джеффри! Никогда! Если бы ты не был сумасшедшим, ты бы это уже давно понял. Знаешь, ты действительно спятил. Не будь у меня такой ненависти к тебе, я бы удостоила тебя своей жалостью.
– Ты, сука! – взорвался он, грубо хватая ее за руки. – Ты пожалеешь о своих словах! Я позабочусь о том, чтобы ты заплатила за каждое слово, за каждое оскорбление в мой адрес!
Произнося эту речь, он тряс ее, как тряпичную куклу, и остановился только тогда, когда почувствовал в боку дуло пистолета Роберто.
– Убери свои грязные руки с жены моего кузена! – приказал Роберто.
Он отпустил Таню, а потом посмотрел на Роберто взглядом, полным презрения.
– Если ты меня застрелишь, ты не сделаешь и пяти шагов, как тебя арестуют.
Роберто зло улыбнулся, показывая белые зубы на смуглом лице. Его глаза метали молнии.
– Это может случиться, но ты уже будешь мертв, и твоя кровь будет медленно стекать прямо в ад.
Его тихий, спокойный, размеренный голос придавал весомость клятве. Джеффри отпрянул:
– Подумай над тем, что я тебе сказал, Таня. Твое время истекает. И ничего не пытайся предпринимать. Вы все у меня под надзором, даже твои ублюдки. Если я что-нибудь заподозрю, мне не составит труда сделать так, что впоследствии ты пожалеешь. Первыми заплатят твои сыновья, а потом твой индейский любовник.
Он развернулся на каблуках и быстро пошел прочь.
Роберто и Таня обменялись взволнованными взглядами.
– Мне кажется, прежде всего нам нужно подумать, как обезопасить детей, – сказал Роберто. – Я чувствую себя неспокойно, даже если Кит охраняет их.
– Я тоже, – согласилась Таня. – У него так расстроен рассудок, что невозможно проследить за ходом его мыслей.
Ракель придумала, как защитить своих внуков. В тот же день она отправила Роберто на ранчо, а к полуночи он снова вернулся в город.
На следующее утро солнце искрилось в волосах Тани, вышедшей на крыльцо. В руках она держала огромную корзину.
– Извините, мэм, но я должен узнать, что находится в корзине, которую вы держите, – сказал один из охранников, останавливая ее.
Она пристально посмотрела на него, но остановилась.
– Если вы не в курсе, знайте, что через два дня у нас запланирована свадьба, – натянуто сказала она. – Для того, чтобы к ней подготовиться, я несу эти пироги к Эмилии Керр.
Солдат приподнял клетчатое покрывало и сразу почувствовал аромат свежеиспеченных пирогов, который исходил оттуда.
– Яблочные и брусничные, – вздохнул он. – Пахнет вкусно.
С этими словами он пропустил ее и смотрел ей вслед, чтобы убедиться, что она действительно вошла в дом Керров.
Немногим позже, когда она возвращалась обратно, он заметил, что из-под покрывала выглядывает пара яиц.
– Осторожно поднимайтесь по ступенькам, мэм, – предостерег он. – Яйца могут разбиться.
Она кивнула, ничего не сказав. В дверях она прошла мимо Джастина и Роберто. Они тащили за собой огромный сундук.
– Что вы собираетесь с ним делать? – спросила она.
Джастин криво улыбнулся.
– Это только маленькая порция приданого Мелиссы, – пошутил он. – После такой прогулочки я не смогу разогнуться!
Охранник засмеялся вместе с ним.
– Женитьба – трудное дело, – подмигнув, сказал один из солдат.
В то утро в дом Мартинов доставили еще один груз. Элизабет остановила фургон у переднего крыльца. Рядом с ней на сиденье стояла огромная коробка. Мелисса и Джулия выскочили из дома и побежали к ней навстречу. Мелисса первая оказалась возле фургона, снимая крышку с коробки. Взвизгнув от восхищения, она засунула туда руку и вытащила чудесное желтое платье. Держа перед собой платье, она весело закружилась:
– О, оно замечательное, Элизабет! Остальное приданое тоже здесь? Она все сделала в срок?
Элизабет снисходительно улыбнулась, но ее острый взгляд заметил глупое выражение на лицах охранников.
– Каждый стежок, – пообещала она. – Но, сердце мое, мне кажется, тебе бы лучше рассмотреть содержимое этой коробки в более укромном месте. Помоги внести вещи в дом.
Элизабет отправила фургон обратно, а Мелисса и Джулия потащили в дом коробку.
Находясь уже внутри дома, несколько любопытных людей облегченно вздохнули, извлекая из коробки маленького, темноволосого мальчика.
– Привет, hola Pepito, – сказал Роберто, встречая малыша. – Ты вел себя тихо, как ratoncito, мышонок.
Мальчик улыбнулся, его маленькие белые зубы сверкнули на лице оливкового цвета.
– Фелипе здесь?
– Да, он приехал в корзине с яйцами сегодня утром. Сейчас он лег вздремнуть.
Пепито кивнул.
– Он тихий мальчик. А я больше не ложусь спать днем, – важно заявил он.
Ракель пробилась сквозь толпу в комнату.
– О, хорошо! Я надеялась, что он доедет благополучно! – сказала она, глядя на Пепито. – Очень великодушно со стороны Анны и Селены, что они одолжили нам на несколько дней своих детей.
Обращаясь к Тане, она сказала:
– Охотник и Стрелец сейчас проводят чудесные каникулы с Эмили Керр. Она уже начала их безмерно баловать. – Потом она добавила мягко: – Не волнуйся, Таня. Там они будут в безопасности, это ненадолго.
– Так будет лучше всего, – предложила Сара. – Сейчас, когда вы будете готовиться к отъезду, мальчики подождут. А тем временем Пепито и Фелипе издалека сойдут за Охотника и Стрельца, Джеффри даже не догадается.
– Я знаю, – согласилась Таня. – Но Джеффри был прав в одном: время истекает быстро. Мы должны разработать план, как спасти Адама!
ГЛАВА 26
Мелисса неожиданно предложила свой план. Нельзя сказать, что в нем не было риска, но он имел шанс на успех. Кроме того, это была их единственная надежда.
Восьмого июля, под вечер, группа людей, состоящая из двенадцати взрослых и троих детей, облаченных в самые прекрасные наряды, какие надевают на свадьбу, прошла мимо охраны и направилась в тюрьму шерифа Миддлтона.
Несколькими минутами позже за ними ворвался Джеффри, сгорая от злости.
– Что здесь происходит? – потребовал он объяснений.
Том Миддлтон рассвирепел:
– Послушайте, вы, вояка, я не отвечаю никому в своей тюрьме! Выметайтесь отсюда! Это личный праздник.
– Да! – пропищала Джулия. – Если бы Мелисса хотела видеть тебя на своей свадьбе, она бы тебя пригласила!
– Свадьба! – воскликнул Джеффри. – Вы проводите свадьбу в тюрьме?
– Именно так, – сказал судья Керр. – Мелисса и Джастин настаивали на том, чтобы на их свадьбе присутствовали Таня и Адам, и это был единственный способ удовлетворить желание молодоженов.
– У вас с этим возникли какие-нибудь проблемы? – подчеркнуто медленно спросил Миддлтон. – Если да, то это очень плохо, потому что это моя тюрьма, и я говорю, что все идет прекрасно.
Джеффри окинул всех презрительным взглядом.
– Продолжайте свою дурацкую свадьбу. Только помните, мои люди следят за вами. Они позаботятся о том, чтобы ни один человек, не имеющий на то права, не вышел отсюда.
Он устремил свой взгляд на Адама, который по-прежнему надежно сидел за решеткой.
Через открытые окна до охранников доносились слова торжественной церемонии. Также они слышали поздравления и тосты в честь невесты и жениха.
Внимание охранников привлек фотограф, что направлялся к тюрьме, таща за собой объемный фотоаппарат. В растерянности они наблюдали, как гости по очереди выходили на улицу и становились перед камерой фотоаппарата. Они приняли состояние боевой готовности, когда Миддлтон вывел из здания на веревке Адама.
– Стоять! – приказал толстый сержант.
– О, успокойтесь, – сердито сказал шериф. – И не тревожьте всех остальных. Этот человек пока что мой заключенный, и я позабочусь, чтобы он не улизнул прямо сейчас.
– Что он здесь делает? – требовательно спросил сержант.
– А как вы думаете? – задал ему встречный вопрос шериф. – Даже вам должно быть известно, что внутри нельзя сделать фото, родители и друзья пожелали, чтобы на свадебной фотографии присутствовали свидетель и дружка. – Он подвел Адама к Джастину. – А теперь мило улыбайся и не делай неверных движений, – предупредил он Адама, – потому что я держу тебя под приделом, и эти солдаты тоже. – Для большей убедительности он вытащил ружье и нацелился на него.
Фотограф выстроил всех в линию и приготовился снимать, постоянно брюзжа насчет плохого дневного света.
– Не будете ли вы так добры немного отойти в сторону? – обратился он к охранникам. – Я уверен, что свадебная процессия будет возражать, если в конечном счете вы получитесь на фотографии.
Охранники нахмурились, крепче ухватились за свои ружья и неохотно подчинились. Ни на одну секунду они не спускали глаз с Адама, были начеку. И только когда Адама обратно отвели в тюрьму и опять заперли за решеткой, они облегченно вздохнули.
Свадебная вечеринка продолжалась в тюрьме, превратившись в шумное веселье. Со временем охранники ослабили бдительность. Раз заключенный не предпринял попытку к бегству, когда делались снимки, значит, он упустил единственную возможность сделать это. Они несколько расслабились, проверяя только тех, кто приближался к тюрьме.
Казалось, празднество будет продолжаться вечно. Уже было абсолютно темно, когда из дверей тюрьмы вывалились жених с невестой, окруженные смеющимися родственниками, которые осыпали их рисовыми зернами.
Усталые охранники моментально приняли состояние боевой готовности и, стоя вместе с гостями, наблюдали, как новобрачные поспешно направляются к резиденции судьи. Их острый взгляд заметил светлое платье и кружевную фату невесты и темный костюм жениха. Заглянув вовнутрь тюрьмы, они удостоверились, что узник по-прежнему находится там.
Адам стоял к ним спиной, произнося тост в честь невесты и жениха. К нему снова присоединились остальные гости, и его высокая фигура в белом рубашке и темных брюках вскоре затерялась среди заполнивших камеру гостей. Иногда в центре этой суматохи охранники улавливали персикового цвета юбки и успокаивались, поскольку Таня была все еще здесь, как и ее два темноволосых сына.
Прошло около двух часов, прежде чем у дверей тюрьмы появился лейтенант Янг в сопровождении майора.
– Это майор Уинкоп, – сказал он. – У меня с собой разрешение на арест, подписанное генералом Кастером. А сейчас посмотрим, что мне ответит шериф. – Он повернулся к своему сержанту: – Все в порядке? Я вижу, праздник продолжается. Кто-нибудь ушел?
– Только жених с невестой, – доложил сержант. – Остальные все еще здесь.
Джеффри вошел в тюрьму с победоносным, сияющим видом. Он направился прямиком к шерифу Миддлтону и швырнул ему в руки бумаги.
– У меня есть приказ на арест Адама Сэведжа, подписанный генералом Кастером от имени армии Соединенных Штатов. Я также привез с собой майора Уинкопа, чтобы он подтвердил его личность как чейинского вождя Гордой Пантеры.
Шериф хитро улыбнулся ему в ответ:
– Ну, лейтенант, это имело бы какое-то значение, если бы вы прибыли немного раньше. Дело в том, что здесь нет человека, которого вы собрались арестовать, а до тех пор пока вы не арестуете его, вы не можете предъявить ему никаких официальных обвинений. Разве я не прав, судья?
– Совершенно верно, шериф, – произнес нараспев судья.
У Джеффри чуть не случился удар.
– Что вы имеете в виду? – заревел он, пробираясь мимо других в тюремную камеру.
Его глаза скользили по маленькой группе людей, но он так и не увидел ни Адама, ни Таню. Вместо этого он увидел искренне улыбающуюся Мелиссу, облаченную в Танино платье персикового цвета.
– Где он? Где Таня? – спросил он.
– Ушли.
– Ушли? – Его пылающий взгляд искал в толпе двух маленьких мальчиков. – Они не могут уйти далеко без своих детей. – Он быстро подошел к мальчикам. – Они вернутся, чтобы забрать этих двоих, а когда они придут, я их заполучу!
Роберто преградил ему путь:
– Посмотрите получше, лейтенант Янг. Эти дети – не сыновья Тани. За этими двумя малышами вместо родителей присматривает моя тетя.
На лице Джеффри отразилось второе потрясение, когда он понял, что Роберто говорит правду. Он повернулся к шерифу, выкрикивая:
– Вы заплатите за это! Вы позволили моему заключенному бежать!
Рука Тома Миддлтона покоилась на кобуре его пистолета.
– Он не был вашим заключенным, Янг. Он был моим, – напомнил ему шериф.
– Какие обвинения вы выдвинули против него? – Джеффри пытался собраться с мыслями. – Я их аннулировал.
– Какие это были обвинения? – впервые за все время тихо спросил Уинкоп.
– Обвинение в оскорблении должностного лица при исполнении служебных обязанностей, – ответил Миддлтон, – но нападение было спровоцировано, поэтому я снял с него обвинение и выпустил его.
– Boт здорово! И как раз тогда, когда я чуть было не отдал его под суд! – сказал напыщенно Джеффри.
– Я не должен вместо вас ловить ваших заключенных и задерживать их в своей тюрьме, – быстро сказал Миддлтон. – Сами делайте свою грязную работу! Он вам нужен? Идите и ловите его! Но не ждите от меня никакой помощи. Всем известно, что вы полоумный и стремитесь захватить своими грязными руками жену Адама. Если бы этого не было, вы бы не стали выдумывать такие нелепые обвинения и не рассказывали небылицы о человеке, которого мы знаем и уважаем уже более двадцати лет.
Уинкоп удивленно приподнял брови:
– Вы говорите, что Адам Сэведж прожил здесь более двадцати лет?
– Да, и весь город знает, что никакой он не индеец.
– Сьюллен Хэверик говорит обратное, и я тоже, – продолжал настаивать разъяренный Джеффри.
– Сьюллен Хэверик такая же сумасшедшая, как и вы, – вставила свое слово Мелисса.
– Я отправляюсь за ними! Я собираюсь поймать их и доказать, что вы неправы. Вы, майор Уинкоп, едете со мной! – бушевал Джеффри.
Рассвет просачивался сквозь деревья, как сизый туман, когда Дикая Кошка и Пантера пробирались в глубь предгорья. Было так хорошо снова очутиться в горах и дышать свежим воздухом, пахнущим соснами.
Стрелец крепко спал в своей люльке, которая была подвешена к передней луке седла Тани, а Охотник ехал верхом впереди своего отца.
Им предстояла долгая дорога, хотя они старались двигаться как можно быстрее в темноте. Пантера уверенно вел их ночью, и Таня подумала, что зрение ему досталось от его имени. Довольная Кит бежала вприпрыжку рядом.
Они ненадолго остановились, чтобы съесть холодный завтрак и переодеться в более удобную одежду, а потом быстро снова отправились в путь. Теперь на Тане было ее любимое платье из оленьей кожи, мокасины, а на голове – повязка. На Пантере и мальчиках были только бриджи и мокасины. Танины волосы отросли уже до нужной длины, и она смогла заплести их в приличные косы. И хотя с повязкой из перьев на голове Пантера казался более привычным, Таня скучала по его длинным темным прядям. И если бы не Джеффри, шедший со своим отрядом за ними по пятам, Таня была бы полностью счастлива.
Они ехали целый день, останавливаясь только, чтобы напоить лошадей, а потом опять упрямо направлялись в горы. Вскоре после того, как стемнело, им пришлось сделать привал. Лошади уже валились с ног, Стрелец ерзал в тесной люльке, а Охотник устало дремал на руках Пантеры. Таня, проведя несколько месяцев спокойной жизни в Пуэбло, отвыкла от суровых испытаний, и теперь ее мышцы болели, особенно поясница.
Пантера засмеялся, заметив, как она неуклюже соскользнула со спины Пшеницы.
– Завтра ты будешь чувствовать себя больной и не сможешь пошевелиться, – предсказал он.
– Я уже так себя и чувствую, – скривившись, ответила она.
Ночной сон пролетел слишком быстро, и задолго до рассвета они снова двинулись в путь.
– Почему мы направляемся в горы, муж? – спросила Таня, легко переходя на чейинский язык. – Разве племя сейчас не охотится на буйволов на равнинах?
– Да. – Его темные глаза оценивающе спокойно посмотрели на нее. Пантера был рад, что она снова стала Маленькой Дикой Кошкой. – Но мы же не можем привести в нашу деревню тех, кто нас преследует. Когда мы оторвемся от них и затеряемся в горах, мы направимся на равнины.
Чейинские слова легко слетали с его уст, и Таня радовалась, слыша, какую красоту придает им его глубокий, богатый голос.
Несмотря на то, что они ужасно устали, Таня не хотела разбивать лагерь на вторую ночь. Что-то подсказывало ей, что Джеффри к ним приближается. Она практически слышала, как он горячо дышит ей в шею. Должно быть, Пантера тоже это чувствовал, потому что он снова приказал не разжигать костер для того, чтобы приготовить еду. Если бы Таня с Пантерой были одни, им бы не составило труда оторваться от своих преследователей. Но поскольку с ними были их сыновья, ехать приходилось медленно. Лошади шли легким аллюром, а многочисленные остановки отнимали уйму драгоценного времени.
На третье утро они готовились покинуть свой лагерь. Таня прикрепляла к седлу лошади последние свои пожитки, когда ее слух вдруг уловил звуки быстро приближающихся лошадей. Она испуганно взглянула на Пантеру.
Его глаза исследовали скалистую местность, ища укрытие для своей семьи. Заметив на краю лагеря груду огромных валунов, он скомандовал:
– Туда! Это самое лучшее место.
Как только он произнес эти слова, Таня тут же взяла на руки Стрельца и, захватив оружие, направилась к указанному месту. Пантера тоже взял ружье. Подхватывая Охотника на руки, он шлепнул каждую лошадь по крестцу, отсылая их в заросли деревьев, и последовал за Таней.
Раздались выстрелы, и пули рикошетом отскакивали от скал, когда Пантера сделал последний прыжок и спрятался в укрытии. Он вытащил свой револьвер и выстрелил, давая понять врагу, что он тоже вооружен и готов защищать свою семью. По крайней мере, они не решатся подойти слишком близко прямо сейчас.
До них донесся безумный, триумфальный смех Джеффри.
– Ты в ловушке, Сэведж! Сдавайся!
Пантера посчитал унизительным отвечать на его издевку. Он только посмотрел на Таню, которая прошептала:
– Майор Уинкоп с ними.
Краешком глаза он видел, как она вставила в лук стрелу. Поглядывая из-за края валуна, он насчитал восемь человек, включая Джеффри и майора Уинкопа. Все они находились на краю маленькой поляны, прячась за скалами и деревьями.
– Пришли ко мне Таню, и мы разрешим тебе и твоим сыновьям уйти, – выкрикнул Джеффри.
– Он на самом деле думает, что мы ему поверим? – прошептала Таня.
– Я сам убью ее прежде, чем отдам ее тебе, – закричал в ответ по-английски Пантера.
Он едва услышал скептическое фырканье Джеффри. Но майор Уинкоп предупредил:
– Если он настоящий чейинец, он на самом деле прежде ее убьет. Это в их стиле.
– Иди ко мне, Таня, – закричал Джеффри. – Я защищу тебя.
– Пошел к черту! – завопила она в ответ.
Пантера окинул ее веселым взглядом, который казался неуместным в такой опасной ситуации. Она улыбнулась ему и дерзко подмигнула.
Озадаченный и взбешенный тем, что она издевается над ним в присутствии его подчиненных, Джеффри полностью потерял над собой контроль, а вместе с ним и здравый смысл. Он послал своего мерина галопом, выезжая на поляну и направляясь к скалам, где прятались Пантера и Таня.
Он достиг края нижнего валуна, и пальцы Пантеры крепче сжали ствол револьвера, как вдруг лошадь Джеффри бросилась в сторону. Она прижала уши и от страха поднялась на дыбы. Абсолютно не готовый к этому Джеффри попытался схватиться за переднюю луку, но у него это не получилось. Его ноги выскочили из стремян и теперь не могли их отыскать. Сдавленно вскрикнув, он рухнул наземь.
Со своего места Таня услышала хруст ломающейся кости. Выглянув из-за валуна, она увидела изогнутый угол застрявшей между скалами ноги. От удивления Таня открыла рот и почти тут же услышала шипение и шорох нескольких гремучих змей. Лошадь Джеффри не зря всполошилась. Испугавшись, она бросила его прямо в змеиное гнездо!
Сломанная нога Джеффри не шла ни в какое сравнение с его криками ужаса и агонии. Между воплями от боли доносилась мольба о помощи:
– Помогите! Помогите! О Господи! Кто-нибудь, вытащите меня отсюда!
Если бы на его месте оказался кто-то другой, Таня бы почувствовала жалость, но видя, как Джеффри корчится под извивающимися змеями, она пришла к выводу, что это будет самый подходящий для него конец. Он сам был скользким, как змея, на протяжении месяцев она терпела его яд, который был подобен змеиному. Казалось справедливым возмездием, что он входит во врата ада со смертельными укусами гремучих змей, яд которых смешивался с его кровью.
Через несколько секунд Джеффри потерял сознание. Даже когда майор Уинкоп, вышестоящий по званию, появился на поляне с белым флагом парламентера, было уже поздно.
– Давайте ему поможем! – выкрикнул он, выходя вперед.
– Ему уже не нужна помощь, но вы можете подойти к его телу, – ответил Пантера.
Когда стало ясно, что Пантера не собирается стрелять, несколько солдат вышли вперед. Для того чтобы убрать тело Джеффри, нужно было сначала уничтожить змей. Прогремели выстрелы, эхом отражаясь от скал и тем самым удваивая силу оглушительного грохота.
Когда они отнесли тело Джеффри, Пантера вышел на вершину большого валуна, показывая себя. Таня тоже влезла наверх и встала рядом. Так они вместе стояли, гордо глядя в лицо врагу.
Солдаты пристально смотрели на них, удивляясь высокомерному воину и его дерзкой рыжеволосой жене со странными золотистыми глазами. Майор Уинкоп нарушил тишину.
– Мы оставляем вас с миром, идите своей дорогой, – спокойно сказал он, открыто встречаясь со взглядом Пантеры.
Пантера молча кивнул, а майор продолжил:
– Мы вернемся в город и засвидетельствуем, что лейтенант Янг был не в своем уме и что вы никоим образом не причастны к его смерти. Я лично дам показания, что видел человека по имени Адам Сэведж и что он не может быть Гордой Пантерой.
– Но, майор, – перебил его один солдат, – как вы можете говорить такое, если перед вами стоит человек, одетый как индеец?
Пронзительный взгляд Уинкопа обжег говорящего.
– Я встречался с Гордой Пантерой, – громко заявил он. – Я сидел в его хижине и ел его угощения. Я видел его жену, у нее были темные волосы. Я держал на руках его сына, он не был белым. Даже если бы этот человек был Гордой Пантерой, к нему нельзя предъявить никаких претензий, и у нас нет права брать его под арест. У лейтенанта Янга не было настоящей причины, чтобы преследовать его, разве что безумное желание овладеть его женой. Он руководствовался только обвинениями мстительной женщины, которая, очевидно, лгала, чтобы заставить страдать другую женщину. Шериф и судья Керр заверили меня, что Адам Сэведж – уважаемый человек в Пуэбло и прожил там всю свою жизнь. Должны ли мы принимать на веру слова презренной женщины и спятившего мужчины, если против говорит весь город?
– Нет, но… – начал солдат.
Уинкоп сердито перебил его, указывая на Адама и Таню:
– Нет никакого преступления в том, что они одеты в шкуры, черт побери! Также не преступление жить как индеец. Я говорю вам: это не Пантера, уж кому, как не мне, его знать! А сейчас я повторяю: мы оставляем эту семью и пусть они идут с миром.
– Да, сэр.
– Есть возражения? – настойчиво спросил Уинкоп.
Мужчины переглянулись между собой.
– Нет, – ответили все.
Тогда другой офицер развил мысль майора дальше.
– Мы все знаем, что лейтенант Янг был сумасшедшим. Мы все видели, как он преследовал эту женщину. Некоторые из нас принимали участие в погоне в прошлом феврале, когда эта женщина пыталась вернуться к индейцам. Он пытался… э-э… разрушить ее личность. – Он застенчиво посмотрел на Таню. – Мне действительно стыдно, мэм, за все трудности, что вам пришлось пережить, за то, что мы принимали в этом участие. Все мы просим у вас прощения, – он обвел рукой своих приятелей, – мы только выполняли приказ.
Другие кивнули, соглашаясь с ним. Таня приняла извинение. Когда она пошла к своей лошади, Пантера и Уинкоп остались одни и поговорили с глазу на глаз.
– Почему вы сказали, что я не могу быть Гордой Пантерой? – спросил Пантера по-чейински.
Уинкоп усмехнулся, его глаза весело сверкали.
– Ну, каждый, кто с ним встречался, знает, что у него длинные волосы. Я не могу честно сказать, что узнал бы его без его прядей.
Пантера улыбнулся ему в ответ и пожал руку:
– Прощай, друг.
– Прощай.
Солдаты отправились в обратный путь, увозя с собой тело Джеффри, а Пантера и Таня со своими сыновьями сели на лошадей.
Лицо Тани светилось любовью, в ее золотистых глазах блестели слезы радости. Она смотрела в темные глаза своего мужа.
– Поехали домой, Пантера, муж мой, – нежно сказала она.
– Да. – Черты его темного лица отражали такое же волнение, каким была охвачена она, его выражение говорило лучше всяких слов. – Поехали домой, туда, где свободно бегает дикая кошка, а пантера гордо ходит по земле.
Комментарии к книге «Огонь желания (Ласковая дикарка)», Кэтрин Харт
Всего 0 комментариев