«Герцог»

Кэтрин Коултер Герцог

Моему мужу, самому красивому, обаятельному и веселому мужчине в мире.

Во второй раз пишу тебе, дорогой, первый раз был Благородный Граф.

Спасибо за все!

Глава 1

Леди Фелисити Трэммерли была старшей дочерью графа Брэкорта. С пеленок мать учила ее вести себя должным образом. По мнению леди Фелисити, именно так она и держалась со своим женихом герцогом Портмэйном.

Герцог считал большим достижением то, что сумел добиться ее расположения. Он ценил покорность своей невесты, которая и в самом деле вела себя словно овечка, и гордился ею. Она делала вес, чтобы в будущем стать герцогу хорошей женой.

Леди Фелисити, как и ее родительница, была работящей женщиной. Кроме того, от матери она унаследовала не только шикарные черные волосы, но и убеждение, что терпение есть единственно верный путь для достижения цели.

И действительно, когда герцог пришел свататься к леди Фелисити, ее выдержка сослужила ей неплохую службу. Она решила придержать язычок до тех пор, пока они не поженятся, хотя о помолвке уже неделю назад было сообщено в «Газетт». Ей стоило больших усилий не накричать на герцога, когда он сообщил о цели своего прихода. Эгоистичный болван!

Елейным голосом она говорила жениху:

— Мой дорогой Ян, я очень рада, что ты получил в наследство титул и замок в Шотландии, но не понимаю, к чему такая спешка. Зачем в разгар Сезона ехать так далеко лишь для того, чтобы осмотреть старый, сгнивший, почти разрушенный замок. Небо не упадет на землю, если ты отложишь поездку до лета. Там нет крепостного рва с водой? Твои родственники небогаты, я понимаю, но для всех нас такая неожиданность, что ты все бросаешь ради поездки.

Она забыла сказать о своих собственных интересах, которые в общем совпадали с интересами герцога. Леди Фелисити хотела предстать перед новыми родственниками как его невеста, будущая герцогиня Портмэйн. Где-то до сих пор еще жила полубезумная старуха — мать герцога, еще ничего не знавшая о помолвке сына. Леди Фелисити надеялась поставить ее на место после свадьбы.

Ян Чарлз Кюрли Кармайкл, пятый герцог Портмэйн, питал симпатию к этой очаровательной женщине. Он улыбался, глядя на нее, потому что не улыбнуться было невозможно. Ему доставляло удовольствие просто смотреть на нее. Леди Фелисити была очень красива. Она мягко и неслышно двигалась, как подобает будущей герцогине; разговаривала спокойно и уверенно. Да, сомнений не было, выбор сделан правильно.

— Нет, — твердо сказал, наконец, герцог, — ты права, Фелисити, ни один человек не ожидал от меня такого рвения. Но в этом мире никто не поможет тебе, кроме тебя самого, этому учил меня мой старый дядя Ричард. Нужно самому заботиться о том, что тебе принадлежит. Поэтому, если я не приеду туда сейчас, это сделает какой-нибудь другой родственник, а я останусь в дураках. Надо отправляться. Если мне удастся выехать в течение недели, скорее всего, через месяц я уже вернусь обратно. Не суди меня строго, дорогая. Я не могу просто отказаться от своих обязательств ради других, даже более приятных вещей.

На самом деле герцог готов был использовать любую возможность, лишь бы избавиться от хлопот и забот Сезона. Эти нескончаемые вечеринки и крокет, который уже стоял ему поперек горла, нагоняя страшное уныние.

Однако герцог хорошо понимал, что дамам нравится подобное времяпровождение, а ведь он был, кроме всего прочего, джентльменом. Теперь же он хотел остаться джентльменом, но при этом еще и увильнуть от утомляющей обязанности веселиться.

Леди Фелисити мужественно восприняла его отказ. Он готов был поехать к черту на рога, только бы не оставаться вместе с ней в Лондоне, дьявол его побери! Она проглотила обиду, пытаясь обернуть все в шутку.

— Но, Ян, ты же говорил, что даже не знаешь этих людей. А все эти шотландцы — мерзкие варвары. Я думаю, им не понравится, что ты — англичанин. Почему бы не послать твоего помощника Джеркина разобраться с этим делом?

Герцог посмотрел в ясные, зеленые глаза леди Фелисити, напоминающие ему глаза его первой жены. Нет, сейчас не время думать о Марианне. Ему нужно забыть ее. Без сомнения, он женится на Фелисити, которая займет место Марианны, станет герцогиней Портмэйн и заставит его забыть все.

— Конечно, ты права, дорогая, но все равно я должен хотя бы ненадолго съездить в замок Пендерлинг и решить, как мне поступить с ним в дальнейшем. Кроме того, эти отвратительные варвары, как ты их назвала, мои родственники. А кровь — не водица.

— Я сказала, что они мерзкие, но не отвратительные.

— Извини, я спутал два таких разных по значению слова, однако они оба причиняют мне боль. С тех пор как несколько лет назад в Шотландии появились какие-никакие законы, я могу получить титул своей старой двоюродной бабушки, которая, как я понял, еще живет в Пендерлиге. Мне жаль оставлять тебя в самый разгар светской суеты.

Он не смотрел ей в глаза, когда говорил это.

— Но можешь положиться на Джилза. Он всегда выполнит любое твое желание. Джилз тебе, по-моему, нравится. У него доброе сердце, он неплохо танцует и знает самые свежие лондонские сплетни, ума не приложу, как он умудряется все успевать.

Герцог выглядел расстроенным, но затем кивнул головой и промямлил:

— Представляешь, он надевает жилетку в желтую полоску с серебряными пуговицами и поверх всего этого накидывает зеленый охотничий плащ.

Ян когда-то нарисовал Джилза в таком одеянии и назвал его «павлином» из-за торчащих перьев на шляпе. Но тот отверг рисунок и прошелся по поводу костюма кузена.

Герцога поверг в ужас тот факт, что леди Фелисити искренне считает костюм Джилза очень милым и элегантным, а костюмы ее будущего мужа — банальными. И Ян, наверное, рассмеялся бы от души, узнав, что она находит стройного, худощавого Джилза более застенчивым.

Герцог понятия не имел, что как раз в это время его нареченная вспомнила своего брата, лорда Сэйера, который доводил ее до слез шуточками в адрес Яна, после того как от отца узнал о помолвке сестры. Он потрепал Фелисити по щеке в своей обычной, ненавистной ей манере, бесстыдно разглядывая маленькую фигурку.

— Да, моя киска, герцог — человек-гора. Я вчера набрался смелости выйти с ним на ринг и видел, как он переодевался. Это сплошные мышцы, ни капли жира. Благородные пропорции, если ты понимаешь, о чем я говорю. Ты же у нас девственница, так берегись: после первой брачной ночи, боюсь, тебе потом тяжело будет ходить несколько дней.

Фелисити быстро отвела взгляд от герцога, поняв, что смотрела на него со страхом. Она снова напомнила себе, что Ян, несмотря на все свои недостатки, все-таки герцог. Кое-кто, конечно, не боится герцогов и смотрит на них в упор. Ну, ничего, вот когда станет герцогиней, то отплатит ему за те издевательства, которые ждут ее в постели с ним. Она не позволит ему прикасаться к ней (надо заметить, что этого все ждали, в том числе и дорогая мамочка леди Фелисити, которой страшно было представить свою дочь в постели с мужчиной), и тогда он оставит ее в покое и заведет любовницу.

Леди Фелисити попыталась улыбнуться герцогу. Она решила больше не противоречить ему. Фелисити видела, как с каждым проявленным ею недовольством Ян удаляется все дальше и дальше. И пришла к выводу, что впредь надо молчать. Вот когда станет герцогиней, тогда все будет по-другому.

Она снова попыталась улыбнуться.

— Ты же знаешь, как я ужасно скучаю по тебе, Ян.

Герцог поднялся с места, подошел к невесте и взял ее маленькие руки в свои.

— Я тоже буду скучать по тебе, дорогая. Рад, что ты понимаешь, почему мне нужно уехать. Но я ведь скоро вернусь, правда.

Леди Фелисити совершенно ничего не понимала, но промолчала. Она позволила герцогу поцеловать ее в щеку. Его рот был теплым, однако ее это не тронуло. Если муж будет ограничиваться поцелуями — тогда еще ничего, но мама рассказывала, что Фелисити, как и многих женщин, ждет нечто более ужасное.

Пока слуга помогал герцогу надеть плащ, Фелисити сказала жениху:

— Август еще так не скоро, Ян. Целых шесть месяцев до нашей свадьбы. Это будет самое шикарное венчание из тех, что происходили в нынешнем году у Святого Георгия. Должно быть, придет тысяча человек.

Герцог снова вспомнил свою первую жену. Они тоже венчались у Святого Георгия. Тогда много желающих пришло поздравить молодых. Это был самый счастливый день в его жизни, и Марианна, милая Марианна… Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Ян посмотрел на Фелисити, которая воскресила в нем многие радости его прежней жизни. Он часто тосковал по Марианне и чем больше сближался со своей невестой, тем больше узнавал в ней обаяние, мягкость, деликатность, доброту, присущие его первой жене.

Герцог понял, что пришло время жениться. Ведь ему было уже двадцать восемь лет, он вел беспорядочную жизнь, и все только и ждали, когда какая-нибудь женщина приберет его к рукам.

Ян напомнил себе, что время, проведенное с Марианной и Фелисити, было счастливейшим в его жизни.

Он пристально посмотрел на невесту и вышел.

В этот же день, но некоторое время спустя, в гостиной одного из загородных домов Портмэйна мистер Джилз Брэйдстон, сжимая в чувственных пальцах высокий бокал с бренди, говорил своему кузену, герцогу Портмэйну:

— Фелисити сказала, что ты собираешься в Шотландию. Это довольно опасно, надо заметить, но тебе же нравится рисковать, не так ли? Ты не будешь знать, где тебя поджидает опасность. Конечно, ты понимаешь, что Фелисити взволнована твоими планами. А она очаровательно волнуется: губы сжаты, глаза темнеют, потрясающе! Ее мать очень неплохо научила дочку волноваться.

Ян стоял, опершись о большой дубовый письменный стол, и внимательно изучал карту Шотландии.

— Черт побери, Джилз, путь до Пендерлига займет по меньшей мере пять дней! И, насколько я понял, дороги заросли, по ним, кроме овец, уже давно никто не ходит. Это рядом с Бервиком на Твиде, на западном побережье. Извини, старик, ты что-то мне сказал?

— Твоя нареченная, она волнуется, Ян.

Герцог спокойно ответил:

— Если Фелисити попросила тебя уговорить меня остаться, то ничего не получится. Мне надо идти. Дела ждут. Присмотришь за ней, пока я буду в отъезде?

— Конечно, и с большим удовольствием сделаю это. В твоем доме со мной неплохо обращаются. Все-таки мне нравится быть с тобой в родстве.

Герцог подумал о внушительной пачке счетов Джилза, которые оплатил Паббсон всего лишь месяц назад. Яну нравился симпатяга кузен, и он не осуждал Джилза за то, что тот периодически залезал в кошелек герцога. Слава Богу, молодой повеса не увлекался рулеткой, а только всякой дурацкой одежонкой с серебряными пуговицами.

— Чувствуй себя как дома, Джилз. Только позаботься о том, чтобы Фелисити не скучала. Ты ведь не откажешь мне?

— Конечно, я буду рядом и по мере возможности облегчу ее страдания. Мать учила девочку не хмурить брови, чтобы не покрыться морщинами раньше времени. Тебе не кажется иногда, что Фелисити слишком во многом подражает своей матери?

— Поговаривают, будто бы у вас с Фелисити роман. Она любит жить в городе, так же как и Мари… черт побери.

Герцог отвел глаза и глубоко вздохнул.

— Фелисити любит балы и званые вечера.

Джилз поигрывал карманными часами.

— Мне почему-то кажется, что ты задержишься в Шотландии дольше, чем рассчитываешь. Вообще говоря, это странно: ехать куда-то в самый разгар Сезона, бросить общество, удовольствия.

— Какие удовольствия! Сезон всегда нагоняет на меня смертельную тоску.

— Думаю, ты скажешь об этом своей невесте, но другими словами. Тогда высказывание Фелисити будет совершенно справедливым: «Ты грязный вор, и я заставлю тебя заплатить».

Герцог отмахнулся и сразу же будто бы забыл о словах Джилза. Затем тщательно свернул карту Шотландии и перевязал ее ленточкой.

— Тебе не кажется, Джилз, что ты слишком много знаешь и слишком много говоришь? Если честно, я хочу убежать в Пендерлиг от всей этой светской суеты. Конечно, интересно узнать, кто такие Робертсоны, и так или иначе придется к ним съездить, чтобы осмотреть замок, но, когда я думаю о том, что конец Сезона еще далеко, мне хочется залезть с головой под одеяло и закричать во всю глотку. Я был бы счастливейшим человеком, если бы мне больше не приходилось приезжать в Лондон во время Сезона.

— Хорошо, что ты не сказал все это Фелисити. Я уже говорил: мне иногда кажется, что ты ее недолюбливаешь. Ей тяжело будет сохранять на лице мрачное выражение все время, пока тебя не будет. Она же для тебя надела эту маску. На ней ведь маска, разве ты не видишь?

— Ей бы не понравились твои слова. Фелисити — добрая, отзывчивая женщина, и она меня понимает.

Джилз окинул кузена скептическим взглядом.

— Господи, Ян, я понимаю, конечно, что Фелисити очень похожа на Марианну, но сходство только внешнее. Как-то Фелисити сказала мне, что ты ничего не рассказал ей про свою первую жену. Это правда?

— Джилз, она будет знать обо мне только то, что я ей сообщу сам. Для Фелисити достаточно факта, что я любил девушку, очень похожую на нее.

— Ян, у тебя за последние пять лет любовницами были только брюнетки, и все с зелеными глазами? Если Фелисити об этом узнает, то тебе придется познакомиться с самыми непривлекательными чертами ее «доброй» души.

Лицо Яна потемнело. Джилз протянул ему руку.

— Извини, старина. Обещаю, больше не буду говорить с тобой на эту тему. Если ты хочешь жениться на Фелисити, то кто я, черт побери, такой, чтобы изменить твое решение.

Глава 2

— Спасибо за предостережение. Но скажу о характере Фелисити. Уверяю тебя, она будет такой, какой я хочу ее видеть. Сейчас Фелисити еще не обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать моей женой.

Герцог пожалел о сказанном. Он не хотел оскорбить Фелисити, но все-таки оскорбил ее. А что ему оставалось? Наверное, следовало бы помолчать. Так или иначе, ситуация создалась неприятная, и Ян решил переменить тему.

— Кстати, ты знаешь, Джилз, бедный старый Мэбли до сих пор не прекращает пророчествовать насчет шотландской грязи и тоски. Я сказал ему, если он будет продолжать в том же духе, то я возьму вместо него Джэппера. Этого было достаточно, чтобы заткнуть старика. Он до сих пор уверен: я забуду надеть пиджак и галстук, если он мне не напомнит. Ему, должно быть, нелегко смириться с мыслью, что мне уже двадцать восемь лет.

Мистер Брэйдстон в растерянности потрогал свой аккуратно завязанный галстук. Несмотря на то, что природа не наделила Джилза атлетическим сложением и высоким ростом, он считал себя значительно элегантнее герцога. А также более светским, более утонченным, всегда знал, что нужно сделать, что сказать. С его точки зрения, Ян слишком серьезен, а стиль его одежды доказывал свойственную ему угрюмость.

— Мэбли стар, служил еще твоему отцу, не так ли? Думаю, самое время отправить его на пенсию, — зевнул Джилз.

Как же Джилз любит рассуждать о преимуществах положения в обществе и титула, совершенно забывая о связанной с этим ответственностью.

— Нет, Джилз, кажется, ты не прав. Мне будет недоставать его. Но хватит о моем слуге. Фелисити не рассказывала тебе, почему я так понравился графу Пендерлигу?

— Она сказала только что-то о двоюродной бабушке, англичанке, которая путалась с шотландцами. Мне стыдно говорить, но ее интерес к этому делу моментально иссяк, когда от мадам Флакетт привезли новое платье. Ее больше интересовало мое мнение насчет обновы.

— Да, конечно. Однако у меня нет ни одного пиджака, которые ты мог бы оценить. Ну да ладно, придется тебе все-таки немного послушать.

Мистер Брэйдстон поправил монокль и уселся в кресло, на минуту у него на лице мелькнуло шутливо-страдальческое выражение.

— Мое сердце открыто, а душа трепещет в ожидании поэзии, исходящей из твоих уст.

Но Яну не удалось даже начать рассказ о семье Робертсонов, потому что его дворецкий, бесшумно отворив дверь, произнес:

— Извините, ваша светлость. К вам приехал доктор Эдвард Мулхауз.

— Эдвард! Замечательно. Сколько лет, сколько зим. Впусти его немедленно. Помнишь доктора Мулхауза, Джилз? Вы познакомились с ним во время твоего последнего визита в Кармайкл-Холл. Думаю, число моих слушателей удвоится.

Доктор Эдвард вошел в гостиную с выражением огромного удовольствия на худощавом загорелом лице. Он был огромен, как медведь, с широкими ладонями и большими ступнями. Костюм Мулхауза был не менее элегантен, чем у мистера Брэйдстона, что тот, конечно же, заметил. Доктор и герцог были старыми, добрыми друзьями.

Они пожали друг другу руки, а Ян хлопнул Эдварда по плечу.

— Доктор, неужели ваше ангельское терпение вас подвело и вы уехали из Суффолка раньше времени?

— Когда я уезжал, там во всем селении оставалась только почтовая кляча, поэтому мне нечего было бояться, что кто-то сломает ногу или вывихнет колено. Я почувствовал себя ненужным и решил прогуляться в Лондон. Повидать отца и тебя. И вот я здесь.

— Отлично. Эдвард, ты, наверное, помнишь моего кузена, Джилза Брэйдстона?

— Конечно, помню. Рад вас видеть, мистер Брэйдстон.

Джилз поморщился от боли, когда лапа доктора схватила его руку. Про него говорили, что он без посторонней помощи вправляет суставы, без особых усилий может сломать руку или даже ногу.

Затем Джилз произнес со вздохом:

— Садитесь, Эдвард. Теперь нас двое, и Ян будет надоедать не мне одному.

— Если тебе интересно, Эдвард, я скоро уезжаю в одно шотландское графство и рассказывал Джилзу, как там идут дела.

Он протянул Эдварду бокал с шерри.

— Но сначала скажите мне, друг мой, в Кармайкл-Холле все по-прежнему? У Дэнверса до сих пор артрит?

Эдвард четко и быстро изложил герцогу ситуацию в его деревне Кармайкл-Холл, которая находилась на территории графства Суффолк.

— Да, у Дэнверса артрит, именно так, как ты сказал. Черт побери, Ян, твой дворецкий ведет себя в Кармайкл-Холле как хозяин. Он, по меньшей мере, наглец.

— Ян держит его ради престижа.

— Перестань, Джилз. Ты тоже не прочь пустить пыль людям в глаза.

— А ты, Ян? Ты постоянно это делаешь, но когда тебя обвиняют — отнекиваешься.

Беседа продолжалась подобным образом еще несколько минут, пока Эдвард не повернулся к герцогу и не сказал:

— Хватит разговоров о Кармайкл-Холле и Лондоне, о короле и вообще о делах. Ян, что ты хотел нам поведать о графстве в Шотландии?

— О, — простонал Джилз. — А я-то надеялся, что он уже забыл…

— И не надейся, Джилз. Мне жаль, что я еще очень мало знаю, дабы попросить у вас совета.

Джилз закатил глаза. Герцог сделал вид, что не заметил этого. На минуту он погрузился в размышления, постукивая пальцами по своему аккуратному подбородку.

— Это действительно любопытно, — наконец произнес Ян. — Я получаю наследство от двоюродной бабушки, единственной сестры моей родной бабушки. Она, насколько я понял, вышла замуж за Ангуса Робертсона вскоре после того, как принц Чарлз последний раз пытался взойти на престол. Тогда разразился грандиозный скандал, но… так или иначе, каким-то образом теперь титул и земля переходят ко мне. Других родственников мужчин у двоюродной бабушки нет.

Он на секунду остановился и взглянул в сторону кузена.

— Робертсоны с холмов, разумеется, не имеют ничего общего с Робертсонами с высокогорья?

— Конечно, нет, — кивнул Джилз и посмотрел умудренным взглядом епископа Йоркского. — Я никогда бы не перепутал их, по крайней мере, в этой жизни.

— Вот все, что я знаю от моего адвоката: шотландцев мужчин, способных претендовать на наследство, точно не осталось. У графа был только один сын, который умер в 1795 году и оставил трех дочерей.

Мистер Брэйдстон деликатно зевнул, прикрывая рот белой рукой.

— Древняя история так скучна, не правда ли, мистер Эдвард? Хорошо, что Ян так быстро довел повествование до наших дней. Я думаю, ты не скажешь Фелисити об этих трех женщинах? Это, наверное, расстроит девушку, так же как расстроило бы ее маму.

— Не волнуйся за Фелисити. Все эти «три женщины», как ты их назвал, еще совсем девочки. По крайней мере, так написала моя бабушка.

Эдвард Мулхауз произнес с недоверием:

— Старуха еще жива? Она, должно быть, так стара, что видела живого Иисуса.

— Очень даже жива. Ей около семидесяти, или восьмидесяти, или около ста, черт его знает.

Мистер Брэйдстон поднялся с места. На лице его было написано сострадание.

— Бедный Ян. Ему придется стать сиделкой у старухи, из которой песок сыплется, и нянькой для троих детей. Ладно, мне пора идти, господа. Я бросаю Эдварда на произвол судьбы, выслушивать твои бредни, Ян.

— Что, Джилз, тебя ожидает примерка нового пиджака?

— Да. Я хочу увидеть, как будет смотреться красновато-коричневый с золотыми пуговицами. На этот раз я заказал пуговицы особой формы.

Затем Джилз повернулся к Эдварду.

— Зайдите как-нибудь ко мне на Брук-стрит. Ян ведь уезжает в Шотландию в конце недели. Ян, я думаю, мы еще увидимся до твоего отъезда? Надеюсь, ты неплохо проведешь время в Шотландии.

Как только Джилз вышел за дверь, Эдвард произнес:

— Со времен Куллодена не прошло и пятидесяти лет. Меня не удивляет, что шотландцы с подозрением относятся к своим английским соседям.

Герцог тихо сказал:

— Я думал об этом, Эдвард, и решил взять с собой только Мэбли. Как бы они плохо ни относились к англичанам, я бы не советовал им попадаться у меня на пути. Я еду с десятью хорошо вооруженными слугами и с обозом. Черт бы побрал Джилза! Послушать его, так действительно никто, кроме старой вдовы и троих детей, не ждет меня в этом замке. Ладно, хватит о моих делах. Скажи-ка мне лучше, Эдвард, где собираешься побывать в Лондоне?

Эдвард моментально зачитал список. Он был огромен, потому что доктору редко и недолго приходилось бывать в Лондоне.

— Господи, Эдвард, — удивленно произнес герцог, когда его друг замолчал, — эдак я до самого Пендерлига не оправлюсь от похмелья.

Эдвард понимающе улыбнулся. Суффолк — уютный уголок, но там доктору не хватало вечеринок и дебошей.

— Да, до Шотландии будешь за головушку держаться, — радостно завершил Эдвард и поднял стаканчик шерри в честь своего друга.

— Черт, а это было бы забавно. За это можно будет заплатить похмельем. Ты ведь доктор и, я думаю, поможешь мне перенести предстоящие мучения.

— К сожалению, это не в моих силах, — обрадовался Эдвард. — Сейчас около четырех часов дня. Наверное, уже стоит подумать о вечере?

Ян подумал о своей любовнице, великолепной Черри Брайт (его не покидала надежда, что это псевдоним), и вздохнул.

— Может, поедем к мадам Тревальер?

— О да, прямо сейчас, — воскликнул Эдвард. — Я прозябал на периферии шесть месяцев. Там только дочки зажиточных сквайров и замужние бабы. Девицы строили мне глазки и хихикали, что вызывало тошноту. А замужние смотрели с нескрываемым интересом, но почему-то боялись меня до чертиков. Не оставалось никого, кроме овец, для несчастного одинокого доктора.

— Хорошо, мы будем шляться до тех пор, пока тебе не надоест.

— Послушай еще раз мой список, не забыл ли я чего-нибудь?

— Откуда ты его взял?

— У владельца таверны «Крякающая утка», где я остановился. У него симпатичная дочка, но пуглива, как газель.

Герцог вздохнул.

— Возвращайся к шести и оставайся у меня. Мне неприятно, что ты остановился в «Крякающей утке». Давай поезжай сейчас за вещами, а потом мы поедем гулять.

Герцог не привык оставлять друзей, особенно на охоте или на рыбалке. Тем более что с Эдвардом они дружили с шестилетнего возраста.

Глава 3

Леди Аделла Вайклифф Робертсон, вдова графа Пендерлига, подняв свою эбонитовую трость, указала на внучку.

— Подойди ко мне, дитя мое. Мне не нравится, когда ты сутулишься… Несмотря на то, что тебя считают шотландкой, в твоих жилах течет кровь англичан, поэтому должна вести себя, как подобает леди. А они никогда не сутулятся.

— Да, бабушка, — бодро ответила Брэнди и расправила плечи.

По большой гостиной гуляли холодные сквозняки, и поэтому, сидя в кресле, старушка куталась в плед.

Несмотря на то, что стены были увешаны старинными шерстяными коврами, они давно уже не могли защитить дом от холодных ветров с Северного моря. Брэнди увидела, как колышутся в такт дуновениям ветра занавески на окнах, и придвинулась поближе к огню.

— Бабушка, а это правда, что мне сказал кузен Бертран? Новым графом станет какой-то английский герцог. Он что, будет новым хозяином Пендерлига?

— Совершенно верно, дорогая. Его бабушка была моей родной сестрой, несмотря на то, что мы такие с ней разные…

Леди Аделла замолчала, и Брэнди тихо ждала, пока бабушка вернется из воспоминаний о далеких днях, но затем девочка наклонилась вперед и подергала край ее юбки.

— Бабушка, а он приедет в Пендерлиг, этот английский герцог?

— Он? — Леди Аделла пристально посмотрела на внучку. — Сюда?

Она скривила губы, которых не целовал мужчина уже больше тридцати лет.

— Вряд ли это случится. Скорее всего, он пришлет одного из своих молодцов с лошадиными лицами, чтобы уладить все формальности. У нас, Брэнди, будет вечно отсутствующий хозяин-англичанин, который только повысит плату за землю и будет брать и брать до тех пор, пока все не заберет. Может быть, оставит нам только старую замшелую пушку.

Брэнди покраснела.

— Но мы не обязаны никому платить. У нас же ничего нет. Наши поля зарастут, если не будем их обрабатывать. Бабушка, ты, должно быть, ошибаешься. Я считаю себя леди не из-за английской крови, которая течет в моих жилах. Английская леди никогда бы не поступила подобным образом, так почему же ты думаешь, что английский джентльмен именно так и сделает?

Леди Аделла откинулась в кресле и положила пальцы на крюк своей трости. Она не могла ненавидеть англичан, потому что сама была англичанкой. Однако нельзя было стереть из памяти Куллоден и долгие годы ига англичан, когда опустошались поля, горели деревни и вырезались благороднейшие шотландские кланы. Она сама попыталась спасти ветвь Робертсонов с холмов, когда герцог Кумберлендский собирался уничтожить Робертсонов с гор. Он так и сделал, вырезав всех до единого, даже стариков, женщин и детей. Те немногие, что выжили, до сих пор жаждут кровной мести.

Около десяти лет назад уничтожали даже невинных волынщиков, потому что англичанам казалось, будто бы они своей музыкой собирают шотландцев на войну. Однако леди Аделла считала себя англичанкой, несмотря на все эти ужасы и собственное бедственное положение, продолжающееся уже пятьдесят лет.

Она глубоко вздохнула и медленно произнесла:

— Нет, Брэнди. Я была не права. Английский герцог — моя кровь и твоя тоже. Скоро мы увидим, что это за человек. Может статься, он не так уж и плох.

Леди Аделла с удовольствием посмотрела на типично английские глаза и лоб своей внучки. Ведь никто не учил ее быть гордой. В ней это не от Робертсонов, слабых и вялых, а, несомненно, от англичан.

О, если б она еще и родилась мальчиком, насколько все было бы проще. Не пришлось бы отдавать замок и титул какому-то незнакомому англичанину.

Брэнди неожиданно подняла руки, которые до этого чинно покоились у нее на коленях, закинула их за голову и легла, опершись спиной на подушку, возле ног бабушки.

Леди Аделла внимательно посмотрела на девочку. Она могла ошибаться, ведь глаза уже не те, что раньше, но ей показалось, будто грудь девочки слишком уж выдается вперед и говорит о зрелости гораздо выразительнее, чем глаза. Неожиданно леди Аделла подумала, что не помнит, сколько лет ее внучке. Наверное, у нее давно уже наступили месячные. Леди Аделла вздохнула:

— Сколько тебе лет, девочка?

Брэнди повернулась, и две непокорные белые пряди упали на лоб.

— Скоро девятнадцать. В канун дня Святого Михаила. Разве вы забыли, бабушка?

— Следи за тем, что говоришь, дорогая. Тебе еще семнадцать. Не спорь со мной. На Святого Михаила тебе исполнится только восемнадцать. Я хорошо помню дни рождения всех Робертсонов. Или ты думаешь, что я выжила из ума?

— Да что вы, бабушка. Вы жестоки, сильны — да, может быть, немного властны, но назвать вас выжившей из ума язык не поворачивается.

— Смотри, как бы не пропустить, — сказала леди Аделла, снова возвращаясь к дню рождения внучки, надеясь озадачить девушку. Старушка поудобнее откинулась в кресле, закутываясь в плед. Восемнадцать лет, почти девятнадцать. Ее можно выдавать замуж. В замке жила еще и Констанция, шестнадцати лет от роду, да и Фиона уже не совсем ребенок. Леди Аделла вспомнила, как умирала их мать — малышка Эмили — в своей кровати рядом с Фионой. Все происходило шесть лет назад, когда французы убивали друг друга, всецело поглощенные этим занятием. Болезненный и слабый Клив, второй сын леди Аделлы, остался с тремя дочерьми на руках. Он был безутешен, даже когда тонул в своей лодке во время бури, находясь всего в нескольких сотнях футов от берега.

Брэнди натянула на плечи накидку, которая стала верным спутником девушки еще с конца апреля, когда зацвел вереск, и завязала ее по привычке узлом на груди. Леди Аделла заметила, что так внучке будет слишком жарко.

Девушка улыбнулась. Стояла холодная весенняя погода, с Северного моря дул пронизывающий ветер. Может быть, ей повезет, и она найдет кустик белого вереска. Это сулит удачу и счастье в жизни.

Брэнди засунула ноги в тапочки и села. Внучка никогда не перебивала бабушку, когда та пребывала в ностальгическом настроении. Брэнди думала о дедушке, и ей было жаль, что он умер, однако она помнила, что на самом деле не любила его. Граф Пендерлиг был более раздражителен, вздорен, чем остальные домашние. И бабушка с трудом терпела его грубые выходки. Жаль, что он так и не простил дядю Клода и не завещал замок ему. Тогда не пришлось бы звать какого-то англичанина.

Брэнди посмотрела на часы в углу, стоявшие у стены, как пьяный матрос. Четыре часа. Время пить чай, традиция, которую леди Аделла поддерживала, даже навязывала домашним со времени смерти мужа. Девушка услышала тяжелую поступь Краббс, а затем раздался стук в дверь.

— Ой, уже четыре часа. Время пить чай, — сказала леди Аделла.

Она крикнула так, чтобы ее слышали за дверью:

— Краббс, входи, не топчись на пороге.

Краббс вошел, держа большими руками поднос с чаем, и тихо поставил его на столик. Позади слуги топтался кузен Персиваль.

— К вам пришел господин Персиваль, ваша светлость, — неизвестно зачем сказал Краббс.

Брэнди с замиранием сердца следила, как высохшие щеки и губы леди Аделлы растягиваются в улыбку. Девушка поежилась, медленно поднялась на ноги и встала за креслом, чтобы видеть бабушку. Брэнди не любила Перси, даже не потому, что он бесстыдно обошелся с леди Аделлой, а потому что просто боялась его.

В последний день своего рождения она заметила, как Перси довольно странно на нее смотрит своими зелеными выпученными глазами. Но о чем говорил этот взгляд, девушка поняла только зимой, и страх пробрал ее до костей.

— Не стой здесь столбом, Краббс, — сказала леди Аделла. — Ты принес чай, теперь можешь быть свободен. И передай кухарке, что я сегодня не желаю есть на ужин рисовый суп и чечевицу. Мой желудок протестует против этой пищи. Скажи ей, чтобы приготовила что-нибудь особенное, ведь у нас в гостях мой внук.

Леди Аделла посмотрела на Персиваля и указала ему тростью на зеленое вельветовое кресло напротив себя.

— Так, мой мальчик. Сегодня настал день, когда я должна представить тебя. Сиди, сиди. Брэнди, малышка, разлей чай. Господи, мои пальцы сегодня напоминают мне мою трость.

Брэнди, стесняясь, вышла из-за кресла бабушки. Она потянулась за чайником, и вдруг Персиваль схватил ее за локоть.

— Добрый день, дорогая кузина. Ты великолепно выглядишь.

Его правая рука сильно сжала ее локоть, а левая стала потихоньку гладить пальцы девушки.

Брэнди захотелось ударить его чайником по голове, но тот был такой старый и хрупкий, а может быть, просто порыв прошел. Стараясь не закричать, она вырвала руку.

Персиваль добродушно засмеялся и сказал:

— Дорогая бабушка, ты с каждым годом все хорошеешь и хорошеешь.

Он наклонился и поцеловал руку с синими венами.

— Ты собака, Перси, но моя любимая собака. Почему не пришел, когда я тебя просила? Ты опоздал с соболезнованиями на три месяца. По правде говоря, меня удивляет, что ты так долго задержался в Эдинбурге.

— Я не лицемер, леди. Вы же знаете, что после того как умер господин Ангус, все его родственники должны были хлынуть в эту сырую груду камней, чтобы воздать ему «последние почести». Но кое-кто из нас пробыл здесь дольше остальных.

— Ваш чай, кузен Перси.

— Господи, какой яркий свет, так и бьет в глаза. Спасибо большое, моя милая кузина. Ты становишься все красивее, как цветок, который только и ждет, чтобы его сорвали.

— Не смущай ребенка, — жестко сказала леди Аделла, поняв, что Персиваль раньше нее заметил, как Брэнди расцвела.

— Бабушка, извините меня, но я обещала погулять с Фионой и Констанцией.

— Хорошо, дитя мое. Только не задерживайся, я не люблю, когда суп остывает.

Брэнди, которая неловко чувствовала себя в присутствии кузена, подобрала юбки и вылетела за дверь, услышав вслед сладострастное причмокивание Персиваля.

— Она уже не ребенок, поймите, леди, — сказал Персиваль так громко, что его было слышно за дверью.

— Не трогай ее, Перси. Она слишком молода и неопытна.

Леди Аделла взяла скрюченными пальцами чашку и отхлебнула чай.

Она посмотрела на Персиваля: те же дикие зеленые глаза. Нет, мужчины из рода Робертсонов все одинаковые. Слабые, болезненные, инфантильные. Может быть, Господь сделает женщин Робертсонов лучше? А эти все время ноют, когда не могут достигнуть цели или овладеть женщиной.

— Скажи, ты собираешься жить вечно? — спросил Перси, подняв чашку к губам.

Леди Аделла старчески рассмеялась.

— Да, надеюсь мне удастся задержаться в этом мире подольше, чем Ангусу, который так разозлился, когда доктора сказали, что он умирает. Если бы в доме остались какие-то деньги, клянусь, он бы скорее сжег их, чем отдал мне. Сволочь!

— Представляю, как он злится сейчас в аду, когда видит, что мы с тобой здесь, — сказал Перси, а потом добавил немного тише:

— По крайней мере, сейчас я могу приезжать в Пендерлиг когда захочу.

Леди Аделла посмотрела на свою чашку и на столик, а затем обратилась к Персивалю:

— Как ты посмотришь на то, чтобы я тебя узаконила. Ведь ты незаконнорожденный.

Перси кровь ударила в голову, но он и виду не подал, отвечая таким же спокойным голосом:

— Ты думаешь, что сможешь заставить меня забыть годы, когда ко мне относились как к отребью? Старый Ангус поднимется из могилы и покарает тебя.

— Хорошая идея. Представляю, как долго ему придется откапывать свои старые кости из той ямы, в которую я его закопала. Но не закрывай глаза на те права, которые ты получишь, Перси.

— Права? Может быть, у меня будут знатные невесты, но больше мне это ничего не даст. Ведь скоро приедет английский герцог, не так ли?

— Может быть, ты станешь владельцем собственности Робертсонов. Мне всегда был по душе сын Давонана, хоть он и незаконнорожденный. Перси, не смотри на меня волком. Ты же знаешь, я никогда не мухлюю и не лгу. Кто знает, что может случиться, если тебя узаконить? Только скажи мне, ты этого хочешь или нет?

Перси думал о богатой невесте с большим приданым, дочери одного эдинбургского купца. Инстинкты Робертсона подсказывали (а, по его мнению, они никогда еще не обманывали), что она влюблена в него по уши. Ее отец не сможет отвергнуть такого жениха. И поэтому Персиваль улыбнулся леди Аделле той мальчишеской улыбкой, которая всегда сводила с ума женщин.

— Хорошо, бабушка. Узаконьте меня. Думаю, кредиторы сильно удивятся. Интересно, что будет с моим имуществом в Пендерлиге, когда я окончательно влезу в долги?

— Может быть, ты хочешь узнать, что необходимо сделать, чтобы отвадить отсюда английского герцога?

— А что, если он сляжет и умрет от какой-нибудь болезни?

Леди Аделла посмотрела на внука с хитрецой.

— Мальчик мой, английский герцог молод и здоров. Ему не больше двадцати восьми, и он так силен, что способен перевернуть мир. Что касается наследников, то герцог может жениться и обрести толпу претендующих родственников. Кроме них, всегда отыщется какой-нибудь брат, кузен или двоюродный племянник.

— Вы меня наводите на мысль об убийстве, леди. Я заговорил о герцоге так, из праздного любопытства.

Леди Аделла в гневе воскликнула:

— Однако если бы сын Клода, Бертран, не был таким мягкотелым, он бы обязательно занялся этим. У меня в наличии незаконнорожденный внук и оставшийся без наследства внучатый племянник. Черт бы побрал Ангуса! Он всегда был тупой и упрямый осел. Сказать по правде, Перси, если бы хоть кто-нибудь из вас, либо ты, либо Бертран, имел право на наследство, я бы лично отравила английского герцога, когда тот приедет улаживать дела.

Персиваль стоял, не зная, как реагировать на слова старухи. Она впервые разговаривала таким тоном.

— Вы болтаете чушь, бабушка. Ангус никогда бы не вернул Бертрану наследство. А меня вы сделаете лишь наследником английского герцога.

— Ты хочешь сказать о Клоде и Бертране, не так ли, мальчик? Если ты станешь наследником, то они не смогут тебе помешать.

Она передернула плечами.

— Время покажет, будешь ты наследником или нет. Время и я.

Персиваль уставился на свою бабушку. Она представлялась ему пауком, который плетет сеть, и обходных путей нет, только туда. Неужели бабушка хочет, чтобы мы все перегрызлись? Или мечтает, чтобы я надоел им до смерти? На секунду ему показалось, что леди Аделла все-таки узаконит его права.

Он поднялся и пожал старухе руку.

— Если не возражаете, я останусь в Пендерлиге до тех пор, пока все эти дела не уладятся. Потом вернусь в Эдинбург уже в качестве законного наследника.

— Как хочешь, Перси. Прикажи Краббс, чтобы он завтра привел мне Макферсона, я скажу старому зануде, что надо делать.

— Хорошо, бабушка, — ответил Перси и направился к двери.

— Перси! Он обернулся.

— Не цепляйся к Брэнди. Она еще слишком мала и не знает, зачем нужны мужчины.

Перси взглянул на леди Аделлу, и та успела заметить, как он похож на своего деда, которого так ненавидел.

Оставшись одна, старушка улыбнулась, показав верхние зубы. Леди Аделла немного разбиралась в юриспруденции и теперь, когда умер старый Ангус, могла применить свои знания с пользой.

Старый Макферсон все сделает так, как она скажет, и суд полностью будет на ее стороне. Ничего, есть еще порох в пороховницах у Робертсонов. Она узаконит Перси и вернет право на наследство Клоду и Бертрану. Но что скажет английский герцог по поводу ее махинаций — этого леди Аделла не знала. Но он был далеко, в Лондоне.

Взгляд ее заметил подушку, лежащую у подножия кресла. Леди Аделла в бессилии стукнула палкой по полу. Три внучки, и ни у одной нет перспектив выйти замуж. Глупо думать, что неизвестный английский герцог, являющийся официальным опекуном девочек, уделит свои драгоценные гинеи неизвестно откуда взявшимся шотландским родственникам. Даже если он лично приедет сюда, к ней… Дурацкая идея. Но время покажет, и леди Аделла поможет ему.

В конце концов, Перси сможет сам о себе позаботиться, если его рождение узаконить. Он симпатичный молодой человек. Давонан не сказал матери Перси даже своего имени. Он до конца жизни оставался холостяком. Леди Аделла вспомнила, с каким удовольствием она узнала, что ее сын наконец-то лег в постель с женщиной, но о длительных отношениях не могло быть и речи. Не прошло и года, как он умчался куда-то с каким-то сомнительным ирландцем, оставив на руках леди Аделлы слабого, болезненного ребенка. Старушку всегда волновало, действительно ли Давонан добровольно пошел на гильотину за своим любовником. Слава Богу, Перси не унаследовал от отца тягу к мужчинам.

Леди Аделла взглянула на часы. Время звать старую Марту, чтобы она помогла одеться к ужину. Неожиданно ее разобрал смех. Старая Марта — шлюха, каких свет не видывал. Слава Богу, Ангус не одарил и ее ребенком.

Глава 4

Бертран Робертсон сидел, склонившись над большой конторской книгой. Его единственный слуга, остроглазый Фрэйзер, только что доложил, что Перси вернулся. Чертов дурак! Что ему еще понадобилось? Глупый вопрос — конечно, деньги. Нет, на этот раз он не получит ни монетки, пусть идет к своей леди Аделле и подлизывается к ней. Никто не удивится, если выяснится, что она солгала ему, наобещав с три короба. Ни монетки не дам.

Он заставил себя вернуться к цифрам в конторской книге. Чертовы числа. Суммы заставляли Бертрана нервничать.

Пендерлиг потерял землю в этом году. Ангус, умирая, пообещал, что выплатит все своим кредиторам, и сейчас огромное количество черной шерсти переходило в руки Стерлинга. Английскому герцогу это не понравится.

Бертран пальцами, измазанными в чернилах, откинул с лица прядь рыжих волос. Он мог бы стать очень обеспеченным человеком. Старик знал, на что способен его внучатый племянник, и доверял ему ведение дел.

Глаза Бертрана загорелись, когда он взглянул на столбики цифр, дурацкие, никому не нужные, и почувствовал досаду. Старый Ангус умер, не переписав завещания, поэтому Бертрана вместе с его идиотом отцом могли попросить убраться из Пендерлига. Как же убедить английского герцога, что он делал все, что в его силах, чтобы уплатить налоги за землю? Ведь ему это так и не удалось сделать. Хорошая шутка, но неуплата налогов не единственная проблема.

Он посмотрел на Фрейзера. Тот просунул круглую голову в комнату и деликатно кашлянул. Бертран кивнул.

— Господин Бертран, ваш отец очень разозлился, когда узнал, что Персиваль был в замке.

— Хорошо, Фрейзер, передай отцу, что я зайду к нему попозже. Скажи ему, чтобы он не волновался из-за Перси. Это — наша общая проблема. Хотя… стой, не говори ему ничего, я сам потом все скажу.

— Ох, что бы вы ни говорили, господин, мне не нравится то, что пришел мистер Персиваль.

Фрейзер кивнул и попытался улыбнуться.

— Не волнуйся, Фрейзер, — сказал Бертран. — Персиваль — просто молодой прохвост. Главная проблема — английский герцог, который затянет нам пояса потуже и выдоит, как коров. Возможно, нам придется самим зарабатывать себе на хлеб. Ты умеешь ловить рыбу, Фрейзер?

— Немного. Мне больше нравятся раки, но я так ни одного и не поймал в своей жизни. Наши дела плохи, если все будет так, как вы говорите. Неужели английский герцог похож на Черного Кумберланда?

Бертран поднялся с места и добродушно засмеялся.

— Сейчас не 1746-й, Фрейзер, в то время английский герцог еще не родился. Несомненно, он благородный человек, и, как все англичане, ненавидит шотландцев. Скорее всего, пошлет кого-нибудь из своих людей присмотреть, чтобы мы не разграбили его добро.

Круглые карие глаза Фрейзера округлились еще больше, но он не проронил ни слова. Наконец промолвил:

— Мы ничего не можем изменить, господин. А сейчас, я думаю, вам лучше пойти в комнату к вашему отцу, мне кажется, он стучит палкой по полу, а я приготовлю чай и сейчас же принесу его вам.

Бертран оставил свою книгу и спустился вниз. Поднимаясь по лестнице в комнату отца, он становился все более подавленным.

— Не стой в дверях, Берти, войди. Фрейзер такой нерасторопный. Пока он ходил за тобой, я уже забыл, что хотел сказать. А что ты мне скажешь, мой мальчик? С утра наши доходы увеличились?

— Как себя чувствуете, папа, вы отлично выглядите. Мы не получили ни монетки с утра. День сегодня такой же отвратительный, как и утро.

Бертран пересек комнату и подошел к отцу, который сидел, закутавшись в плед, и грелся около камина. Наверное, в аду было прохладнее, чем в комнате Клода. Бертран пощипал бровь. Через десять минут ему захотелось опустить голову в таз с холодной водой. Спустя двадцать минут у него разыгралась такая головная боль, что оставалось только пойти и прыгнуть в Северное море с ближайшего утеса. Общение с отцом превращалось для Бертрана в тяжелое физическое испытание, хотя так было всегда, сколько он помнит Клода.

— У тебя есть глаза, Берти? Посмотри, во что превратились мои ноги, они похожи на гнилое, протухшее мясо. А в этой комнате так холодно, прикажи Фрейзеру принести еще угля.

— Я скажу ему, папа, — сказал Бертран и уселся на стул, который, как и все в этой комнате, был старым и пропыленным и спокойно ждал, пока его хозяин доживет свой век.

Бертрану оставалось только молиться, чтобы отец вспомнил то, что хотел сказать, пока у его сына окончательно не расколется голова.

— Подвинься немного влево, сын, ты загораживаешь мне солнце. Я не то чтобы люблю солнечный свет, но он согревает мои старые кости, а это именно то, что им сейчас нужно.

Бертран повиновался и подвинул старый скрипящий стул поближе к креслу отца. Пот лил градом с Бертрана, а голова медленно превращалась в сгусток боли, и по мере того как боль усиливалась, он начинал все больше и больше ненавидеть эту чертову комнату.

— Ты, наверное, знаешь, что Перси вернулся. Черт бы побрал старика Ангуса, — проворчал Клод.

Бертран вздохнул:

— Какая разница, чем занимается Перси. Ангус давно умер, и ничего исправить мы уже не можем. Перси — не главная наша проблема.

Клод, кажется, разозлился.

— Не строй из себя дурака. Ты ведь знаешь, что леди Аделла собирается узаконить рождение твоего чертова кузена?

— Вилами по воде писано, папа. Я думаю, это всего лишь дурацкие сплетни. Кто рассказал вам такое? Это полная нелепица, и не стоит слишком волноваться из-за нее.

Бертран от боли стиснул стул так, что тот заскрипел. Силой он заставил себя расслабиться.

Клод подвинулся ближе к огню. Его щеки задергались от болезненного напряжения.

— Краббс сказал мне, ты, Фома неверующий.

Отцу явно понравилось то, как побелело лицо сына.

— Краббс хороший парень, сует нос в чужие дела и потом всем об этом рассказывает. Он служит мне много лет. Ты понимаешь, чем может обернуться для нас то, что Перси станет законнорожденным?

Бертран страстно захотел убить леди Аделлу, но отцу и вида не подал.

— Это означает, что моя дорогая бабушка пребывает в старческом маразме.

— Ха! Старуха натянет нам нос. Эта сучка, леди Аделла, сумасшедшая. И становится все хуже и хуже с каждым днем. Она обладает мужской силой и когда-то была очень хороша собой. На ней много крови, если ты понимаешь, о чем я.

Так вот оно что, подумал Бертран, но вслух произнес только:

— Леди Аделла давно носит титул, и она старше смерти. Кроме того… полностью согласен с твоим мнением. Я никогда не говорил тебе, что незадолго перед смертью Ангус предлагал мне деньги за то, чтобы я убил леди Аделлу? Я сказал, что ему не хватит денег на такое предприятие. Дедушка в ответ заявил, будто разрешает мне сделать это и чтобы я пользовался случаем, пока он добрый. Я рассмеялся ему в лицо, хотя очень испугался, что Ангус попробует отомстить мне, но он скоро сам загнулся.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом, Берти. Сейчас это не имеет никакого значения. Но впредь запомни, сын должен все рассказывать своему отцу. Абсолютно все. Слушай, Ангус действительно предлагал тебе за это деньги? Ладно, не отвечай, я знаю, что ты, к сожалению, не умеешь лгать. Но хватит о прошедшем; в настоящем твой кузен претендует на наследство, если, конечно, английский герцог не перебежит ему дорогу.

Клод достиг желаемого результата. Его спокойный, рассудительный сын вышел из себя. Еле сдерживаясь, он прошипел сквозь зубы:

— Эта сволочь! Ему и так в Пендерлиге дают деньги на шлюх. Черт бы побрал его и леди Аделлу. Мне стоило убить ее раньше. Старый Ангус был прав. Мир вздохнет спокойнее без этой старухи и ее козней.

Клод откинулся в кресле и сцепил пальцы.

— Приятно видеть, что у тебя еще осталось самолюбие. А то я иногда начинаю сомневаться, не родила ли твоя мать тебя от кого-нибудь другого.

Бертран уставился на отца. Фраза болью отозвалась в его сердце.

— А что ты скажешь, если леди Аделла вернет моему отцу право на наследство?

На секунду глаза Бертрана вспыхнули. Пендерлиг. Как он любил этот заплесневелый замок, как обожал каждую щель в старых, сырых камнях, пропитанных тяжелыми ветрами Северного моря. Продал бы душу, лишь бы владеть Пендерлигом. Он уже обладал большей его частью. Но у отца появился реальный шанс получить право на наследство. Тогда в один прекрасный день он, Бертран Дуглас Робертсон, станет графом Пендерлигом, хозяином замка. И не придется играть в грязные игры с чертовой старухой. От таких сладостных мечтаний у Бертрана перехватило дыхание.

С трудом возвратился он к реальности. Отец говорил:

— Нет, леди Аделла — старая ведьма, и она будет играть с нами, как с мячиком, и смеяться. Я не хочу ее смерти. Слава Богу, Ангус не уговорил тебя укокошить ее. Если она умрет раньше, чем мы получим право на наследство, это означает конец нам обоим. Скорее всего, старуха вернет наше имя. Если она помилует одного из Робертсонов, то сделает это и в отношении нас тоже. Леди Аделла нужна нам не меньше, чем этому ничтожеству Перси.

Господи, как трудно иногда быть последовательным, практичным, но Бертран ответил спокойно.

— Нельзя строить планы, основываясь на предположениях. Если даже она и восстановит наши права, это не значит, что мы действительно что-то получим. Английский герцог, не забывай о нем.

— Тебе не хватает оптимизма, Берти. Сначала нужно вернуть нам право на наследство, а дальше — посмотрим.

Старик улыбнулся, показав остатки зубов. У леди Аделлы сохранилось больше зубов, чем у Клода, хотя он был на двадцать лет младше.

— Мы же знаем, что она любит играть в такие игры. Старуха, как леди Макбет, варит колдовские зелья и получает от этого удовольствие. Но я бы на твоем месте не стал надеяться на невозможное, папа.

— Может быть, ты и прав, и доверять ей не стоит. Но на ней лежит тяжелая вина. Я думаю, она захочет искупить ее и воздаст Ангусу должное, нарушит его волю, поможет нам и Перси претендовать на наследство.

Теперь Клод обвинял леди Аделлу в убийстве.

— Ты сказал «ее вина»? Может, наконец, расскажешь, почему мы лишены права на наследство? Почему прадедушка оставил без наследства дедушку?

Бертран понял, что скоро сорвется на крик, и старался говорить как можно медленнее и спокойнее. Этот вопрос не давал ему спать много лет, но отец всегда говорил: «Не твое дело» или «Ты еще маленький».

Клод смотрел на огонь.

— Нет, мальчик мой, я не могу тебе ответить. Может быть, после того как умру, ты узнаешь правду.

— Я уже спрашивал тебя, — сказал Бертран и стиснул пальцами колени.

— Ты меня удивляешь, сын. А что ответила тебе Аделла на этот вопрос?

— Она ткнула в меня палкой и приказала убираться. Я испугался, что меня изобьют, но все обошлось.

— Будем надеяться, — сказал медленно Клод, глядя сыну прямо в глаза, — что ты не унаследовал от своей матери ее мозги. Темперамент ты выказал, Берти. Теперь приведи этого бездельника Фрейзера. Мне кажется, что обедать мы будем сегодня в замке. Там многое предстоит разузнать. Не стоит оставлять Перси наедине с моей тетей. Никогда не предугадаешь, что сделает старая ведьма.

Глава 5

— Ой, Брэнди, наш кузен Перси такой симпатичный! У него очень красивый пиджак и цветочки на нем. А штаны — просто загляденье. И ноги такие стройные. Он — само мужество, я не могла отвести от него взгляд. По-моему, он весьма аппетитный.

Конни заметила, что у Перси красивые ноги? Не могла отвести взгляд? Поразилась его мужественности? Господи! Это уж слишком. Что шестнадцатилетняя Конни понимала в мужских ногах? У Брэнди были ответы на свои вопросы, она также знала, что ее сестра ежедневно упражняется перед зеркалом, изображая смущение, обиду, загадочно улыбаясь, складывая губки в капризную гримаску, учась искусству обольщения, обольщения сластолюбцев вроде Перси.

Брэнди улыбнулась и пожала плечами.

— Нет, не думаю, что Перси очень симпатичный, кроме того, «аппетитной» может быть еда, но никак не продажный мужчина.

— Продажной может быть только женщина, Брэнди.

— Перси — продажный, уверяю тебя. И совсем не так хорош, как тебе кажется. Ему наплевать на нас, он думает только о себе. Перси — плохой человек, поверь мне, Конни.

Брэнди замолчала, неожиданно поняв, что раньше никогда не разговаривала с сестрой так откровенно. Ради всего святого, великий Боже, покажи ей настоящее лицо Перси.

— Конни, обещай мне, что будешь держаться подальше от Перси. Он не стоит тебя. Кроме того, Перси — наш родственник. Ты можешь, если хочешь, здороваться с ним за руку, но, ради Бога, забудь о его мужественности и ногах. Помни, что он продажный человек, эгоист, думающий только о себе.

Констанция взглянула на сестру сквозь ресницы, великолепные пушистые ресницы, которые, бесспорно, украшали лицо шестнадцатилетней девушки. Она знала, как нужно смотреть, чтобы добиться максимального эффекта. Кто научил ее этому?

— Почему, Брэнди? Почему я должна держаться подальше от Перси. Он красивее любого мужчины в округе. Ты, наверное, сама положила на него глаз. Так вот оно что! Мне следовало бы сразу догадаться.

Брэнди подняла руку, чтобы ударить сестру. «Нет, нельзя, надо доказать ей, что она ошибается».

— Конни, — сказала девушка, растягивая слова, — я не выбрала бы Перси, даже если б выбирать пришлось между ним и дьяволом.

По всему было заметно, что Конни не верит сестре, и никакие слова тут не помогут.

— Ты ведь знаешь, Конни, Перси довольно стар. Ему уже около тридцати.

Брэнди попыталась заставить сестру поверить ей.

— Он пьет так много, что скоро, наверное, станет таким же старым козлом, как дядя Клод. У Перси уже появился красный нос, у него нет многих зубов. Я никогда не вышла бы за него замуж.

— Что за чушь ты несешь. Перси стар? Он — само совершенство и останется таким всегда.

У Брэнди опустились руки. Она подошла к поросшему травой краю обрыва и стала смотреть на море, на белые барашки волн и на темнеющий горизонт, откуда надвигалась буря. Девушка вспомнила про свою маленькую лодку.

«А хорошо ли я ее привязала?» — подумала Брэнди.

— Поднимается сильный ветер, — добавила она вслух, пнула ногой камешек и проследила его путь вниз.

Затем повернулась к сестре и опустилась на колени среди цветов, которые в изобилии росли на берегу. Вдохнув их аромат, Брэнди на минуту забыла про Перси и про свою глупую сестру.

— Брэнди, пора идти. Ты испачкаешь юбку, и старая Марта пожалуется бабушке.

Брэнди вздохнула и поднялась на ноги. Ветер усилился и развевал ее юбку. Девушка поплотнее закуталась в накидку.

— Я думаю, пока Перси здесь, нам придется переодеваться к обеду.

Ей не хотелось произносить имя кузена вслух, чтобы Констанция не закатывала свои обольстительные глазки. Боже мой, где она этому научилась?

Брэнди попыталась еще раз.

— Хорошо, ты можешь считать его симпатичным, но тебе только шестнадцать, а ему нравятся женщины его возраста, более опытные, так бабушка говорила. А когда я спросила ее, что значит «более опытные», она запустила в меня подушкой. Повторяю, Перси не такой уж и молодой, да к тому же еще и наш родственник. Он не подходит даже для меня, а я ведь на два года старше тебя. Забудь о нем, Конни. — Брэнди засмеялась. — Кроме того, у него нет ни гроша, а кому нужен мужчина без гроша.

Итак, попытка вразумить Констанцию была сделана. Та силилась понять, о чем толкует сестра.

— Я — ребенок, ты хочешь сказать? Да это ты ребенок. Носишь детские платочки и дурацкую старую накидку. Отвратительно. И я не собираюсь, как ты, оставаться всю жизнь в пустом заплесневелом замке и приходить в восторг от диких цветов. Я хочу стать респектабельной дамой и состоятельной леди. Перси, скорее всего, будет богат. Ведь он такой образованный. Вот увидишь, Перси скоро разбогатеет.

Констанция убрала прядь волос с лица, развернулась и зашагала по направлению к замку. Она даже ходить научилась обольстительно. «Но где, где, — недоумевала Брэнди, — где она научилась этому?»

Брэнди так и не призналась сестре, что тоже хотела бы иметь в будущем семью и мужа и стать настоящей леди.

Она окликнула сестру, но та не обернулась. Снова поругались. Они часто ссорились, но за последние два года их ссоры стали, носить определенный характер. Откуда Конни взяла, что Перси когда-нибудь разбогатеет?

— Конни, подожди меня на дороге, мне нужно отыскать Фиону, — крикнула Брэнди.

Девушка начала торопливо, но осторожно спускаться вниз, стараясь не наступать на «живые» камни.

— Фиона, — позвала она сестру, приложив рупором ладони ко рту, — Фиона!

Брэнди окинула взглядом пустынный пляж, ища глазами красную шляпку. Никаких признаков девочки, только крик эхом отразился от скал, о которые разбивались волны. Ее внимание привлек дельфин — его блестящая спина виднелась сквозь зелень воды.

— Брэнди! Брэнди! Я здесь. Посмотри!

Девушка обернулась. По дорожке навстречу бежала растрепанная рыжая Фиона. Платье ее было мокро и полно песка.

Но Брэнди забыла рассердиться на сестренку за испачканное платье, когда Фиона схватила ее за руку и закричала:

— Ты видела его, Брэнди? Дельфин. Такой красивый. Я позвала его, и он повернул ко мне лицо, честное слово. Разве это не здорово?

— Да, милая, я видела его, но он уплыл за добычей. Нам тоже пора уходить, нас ждут дома, уже поздно.

Брэнди поправила сестричке прическу и повернула девочку к себе лицом.

Констанция стояла неподалеку и теребила в пальцах черный локон. Увидев Фиону, она громко воскликнула:

— Ах, Фиона, ты только посмотри на себя! У меня нет ни малейшего желания вычесывать репейники из твоей шевелюры.

— Я еще помню время, когда мы с тобой бегали по окрестностям в подобном виде, — сказала Брэнди, — а ты уже забыла? Как плавали взапуски, собирали шишки и строили замки на песке. Ведь мы еще поем песни, которые пели тогда.

Констанция посмотрела на сестру как на сумасшедшую.

— Мы были детьми, — солидно заявила Конни. — Теперь мы выросли, по крайней мере я, поэтому не хочу ходить грязной.

Фиона с заговорщицкой улыбкой посмотрела на Брэнди. Они обе знали тайну дельфина.

— Не волнуйся за нее, Конни. Я приведу Фиону в порядок, — сказала Брэнди, — иди, а то становится темно.

Конни повернулась и пошла через поляну, заросшую рододендронами. Замок Пендерлиг в лучах заходящего солнца отливал золотом и стоял, как огромная скала. Констанция сорвала бутон и украсила им прическу.

— Я и тебе предложила бы один, Брэнди, но боюсь, он не удержится в твоих патлах.

Конни попала в больное место, но Брэнди сделала вид, что ничего не произошло. Она посмотрела на старые пушки, которые валялись ненужной кучей неподалеку от замка еще со времени его постройки. Брэнди часто закрывала глаза, ей слышался звук трубы, возвещающий о приближающемся враге, и вспоминала старую балладу о графе Хантли, которую часто пела старая Марта.

Где тебя носило, Хантли? Где ты был? От их руки пал граф О'Морэй. Он спит в сырой земле.

Брэнди погрузилась в воспоминания о далеком прошлом, о том, как разбили войска принца Чарлза и убили его самого. Девушка помнила рассказы стариков о ненавистном герцоге Кумберландском, которому нужно отомстить. Она посмотрела на родной замок, и волна гнева поднялась в ее груди. Как? Теперь Пендерлиг, в котором родилась и выросла, будет принадлежать какому-то англичанину?

— Ты слышишь, Конни, как море бьется о камни? Да, конечно, ни черта ты не слышишь.

— А я видела, как Бертран и дядя Клод идут к замку. Бертран — старый хрыч. Он так злится, когда дядя Клод пристает к молоденьким служанкам.

Брэнди казалось, что дядя Клод и к камню-то пристать не в силах, не говоря о служанках, тем более молоденьких. Наверное, следовало бы одернуть сестру, но девушка знала, что нотация не поможет.

— Ха, Брэнди, почему ты ничего не говоришь? Я знаю, о чем ты думаешь. Ты такая же зануда, как и Бертран. Из вас получилась бы хорошая пара. И однажды зимой вы бы умерли от скуки.

Но всякому терпению есть предел. Брэнди повернулась к сестре и с издевкой заявила:

— Между прочим, Бертран, старый хрыч, как ты его называешь, моложе Перси, по крайней мере, на четыре года.

Повисла непродолжительная пауза.

— Старый хрыч и есть, — ответила Конни и поправила прическу.

— Хорошо, и это, конечно же, приблизит день нашей свадьбы, — сказала Брэнди.

Она наклонила голову вниз, держа руки Фионы в своих. Брэнди пыталась понять причину злости Констанции. Похоже, сестричке не терпится стать женщиной. Однако оставалась в споре с Брэнди вежливой и терпеливой.

В последний раз Констанция отказалась ехать на лодке с Брэнди ловить рыбу, объясняя это тем, что ненавидит рыбный запах и боится, как бы морская вода не испортила платье. Быть женщиной, по мнению Конни, означало флиртовать с людьми вроде Перси и только и думать: «А как он посмотрел?» Брэнди это было отвратительно, и она искренне надеялась, что у сестры просто подростковая болезнь всеотрицания. Ведь она и сама прошла через это, но так давно, что даже не помнила когда.

Брэнди поплотнее закуталась в накидку. Может быть, Констанция предпочтет всю жизнь только и думать о том, как блестят пуговицы на ее платье. Какую злую шутку сыграла природа с Конни. Великолепное тело с дурной головой.

Снова подумала о Перси, о том, как тот смотрел на нее. Дело было не в ее виде и поведении, а в его похотливом взгляде.

Брэнди взглянула на Фиону, которая сидела верхом на пушке и колотила ее крепкими ножками.

— Ну! Ну, мертвая, а то я достану плетку.

Брэнди не заметила, когда Фиона ушла.

Глава 6

— Господи, Фиона, посмотри, что ты сделала с платьем!

На подоле, на ручках и даже щечках девочки сияли пятна от ржавчины. Сняв сестру с пушки, Брэнди строго сказала:

— Если старая Марта узнает, то непременно скажет бабушке. Стой спокойно, попробую тебя отчистить.

— Брэнди, посмотри, что это за повозка поднимается в гору? Похожа на ту, которую мы с тобой видели на картинках.

Констанция прикрыла глаза ладонью от яркого солнца.

Брэнди выпрямилась, держа за руку Фиону, и уставилась на подъезжающую повозку с нескрываемым любопытством. Это была карета, ехавшая быстро, видимо, уже много миль, судя по комьям грязи на колесах.

— Ух, какие лошади, — запрыгала от восторга Фиона.

— Да, лучше, чем старая пушка. Лошади великолепные, а вот правит ими какой-то идиот.

С этими словами Фиона сорвалась с места и понеслась навстречу экипажу.

— Господи, Фиона, вернись сейчас же, а то я тебя отшлепаю.

Брэнди подобрала юбки и бросилась вдогонку за девочкой.

— Фиона, — кричала Брэнди, надрывая горло.

Она увидела великолепных жеребцов с горящими, удивленными глазами, сквозь их ржание еле слышен был голос возницы. Со страшным криком Брэнди бросилась вперед, схватила Фиону за руку и выдернула из-под самых копыт. Испуганный крик. Ржание лошадей. Девочка плюхнулась на спину. Поняв, что произошло, Фиона шумно сглотнула и посмотрела на старшую сестру безумными глазами.

— Как ты, маленькая? — шептала Брэнди, ощупывая сестричку.

— Все нормально, Брэнди, только ты мне руку чуть не сломала. Я просто хотела поиграть с этими большими лошадьми.

Брэнди выругалась про себя. Когда-то леди Аделла велела старой Марте мыть девочкам рот с мылом, если она узнает, что они ругались. Сейчас девушке больше всего хотелось выдрать Фиону за глупую выходку.

Констанция в это время стояла неподалеку и не сводила глаз с джентльмена, который изящно спрыгнул с повозки.

— Одерни юбку, Брэнди, — процедила Констанция, не переставая пялиться на джентльмена.

Брэнди спешно оправила одежду. Джентльмен был вне себя от ярости, однако девушка не могла не заметить его элегантный пиджак. Какого черта он ездит с такой скоростью и еще злится после этого? Он чуть не убил девочку, самодовольный болван.

Брэнди забыла о приличиях, когда в воздухе зазвенел колючий и холодный, как лед, голос джентльмена.

— Какого черта вы позволили ребенку пугать моих лошадей?

Фиона уставилась со страхом и восторгом на огромного человека.

— Лошадки такие большие, мне хотелось рассмотреть их поближе. Я думала, они остановятся и я смогу потрогать их.

— Ты подошла слишком близко и могла переломать себе все кости. Что же касается вас, юная леди, — повернулся он к Брэнди, — я прошу прощения, но не было нужды так безрассудно кидаться под ноги лошадям. Я в состоянии справиться с ними. Вы могли погубить и себя и ребенка.

Конни, бледная, взволнованная, со струящимися по спине и плечам черными волосами, улыбнулась джентльмену одной из своих обольстительных улыбок.

— Сэр, простите мою сестру. Часто ее поступки опережают ее мысли, но, откровенно говоря, я тоже испугалась за Фиону.

Констанция присела в реверансе. «Реверанс? Какого черта! — подумала Брэнди. — Ерунда какая-то. Конечно, этот человек выглядит очень элегантно, но грубит, кроме того, в данном случае он не прав».

Брэнди смело заглянула в холеное, красивое лицо, не замечая его красоты, видя в нем только глупость и бесстыдство.

— Вы, сэр, мчались как сумасшедший. Откуда мне знать, что вы прекрасно управляетесь с лошадьми, а может быть, вы просто умалишенный? По-вашему, надо было стоять и смотреть, как из моей сестры сделают котлету? Убирайтесь отсюда вместе со своими лошадьми. Если бы у меня сейчас было ружье, я бы с удовольствием подстрелила вас. И нечего злиться, это наша земля и подите отсюда вон.

Англичанин спокойно и холодно ответил:

— Я вижу, никто не пострадал, и не собираюсь больше ругаться на дороге с детьми. Уходите, пожалуйста, пока я вас не выдрал.

Очевидно, англичанин принял их за крестьянских детей. Это переполнило чашу терпения Брэнди.

— А я бы посоветовала вам, самодовольный тип, убираться к черту из графства Пендерлиг! Теперь я поняла, что вы — англичанин, лишенный всяких манер и благородства. Убирайтесь к черту, может быть, ему понадобятся хорошие наездники.

Герцог Портмэйн был утомлен от долгого путешествия. Нервы его были на пределе, и он шагнул вперед, чтобы наказать наглую крестьянку. Посмотрел на нее испепеляющим взглядом, но чертовка даже не пошевелилась.

Наконец он испустил глубокий вздох и сказал:

— Простите меня, дети, что напугал вас. Я был не прав. Действительно, откуда вам было знать, что я смогу удержать лошадей?

Он сказал это, обращаясь к двум восторженным мордашкам, игнорируя присутствие старшей девушки. Герцог подумал, что вечером у камелька она потешит свою семейку рассказом о том, как отругала на дороге спесивого англичанина. Портмэйн подкрепил извинения, дав Фионе пару монет.

— Надеюсь, это вас утешит. Приглядывайте за малышкой, а то с ней действительно случится что-нибудь ужасное.

Брэнди опешила. Джентльмен взобрался обратно в повозку, хлестнул лошадей и был таков, прежде чем девушка успела осыпать его ругательствами.

— Ты вела себя как дура, — сказала Конни. — Рот закрой, ворона залетит!

— Что ты сказала?

— Брэнди, смотри, золотые. Мужчина дал нам золото, — сказала Фиона, выставляя монеты напоказ.

— Отдай их мне, — выхватила деньги Брэнди. — Черт побери, неужели мы возьмем деньги этого кретина?

Фиона начала хныкать.

Констанция схватила Брэнди за руки.

— Как ты могла быть такой грубой с ним? Не ожидала от тебя. Он красивый, правда? И молодой, а ты его разозлила. Ну а тебя, Фиона, следовало бы выпороть.

Констанция присовокупила к своим словам шлепок.

— И не думай, дорогая моя, что я буду выгораживать тебя перед бабушкой. Она наверняка все узнает, у нее шпионы по всей Британии. Если бы был жив дедушка Ангус, ты бы получила хорошую взбучку.

Брэнди замахнулась на Констанцию, но опустила руку и повернулась к Фионе.

— Прекрати шмыгать носом, Фиона, лучше вот держи платок. Хватит плакать, воешь, как белый медведь в теплую погоду. Англичанин дал нам денег, потому что принял за крестьян, и мне кажется, не стоит их брать.

Фиона расплакалась еще громче. Брэнди схватила сестру за руку и потащила к черному ходу в замок. Мысли о происшествии больше не волновали ее. Она думала только о том, как бы избежать встречи со старой Мартой.

— Пожалуйста, тише, маленькая, — попросила Брэнди мягко, — я сама тебя отчищу, и никто не узнает. Я бы согласилась, чтобы бабушка поколотила меня вместо тебя.

Только через час, отчищенная и отмытая, поужинав цыпленком и сандвичами, Фиона отправилась спать. Слава Богу, Мораг оставила ей поесть.

— Я не могу больше здесь оставаться, милочка, — сказала Мораг. — Слишком много ртов для одной кухарки.

Она равнодушно посмотрела на Брэнди.

— Пора бы вам самим научиться готовить.

Брэнди не отвечала.

— Ваша бабушка внизу, с родственниками.

Брэнди со свечой в руке пробралась к себе в спальню. Там в это время года не топили, однако в комнате «дорогого кузена Персиваля» наверняка разожгли камин и старая Марта согрела воды, чтобы Перси мог помыться.

Брэнди стянула платье и нижнюю рубашку, а затем, скрипнув зубами, плеснула на себя холодной водой из таза. Мурашки забегали по спине, и девушка покрылась гусиной кожей, не успев даже намылиться.

Вытершись, надела чистое белье. Брэнди не покидала мысль о Перси и о том, как он смотрел на нее. Она взглянула на свои ноги, и они показались ей чужими. Обернувшись к зеркалу, посмотрела на себя с сожалением, затем потянулась за платьем (такие же платья носили здесь почти все девушки) с высоким воротом и оборочками на подоле. Пуговиц не хватало. Расчесывая волосы, единственное, как ей казалось, свое украшение, Брэнди снова подумала о Перси и налегла на расческу сильнее — пряди во многих местах спутались.

Закончив причесываться, она снова посмотрела в зеркало: скучная провинциалка, без малейшего признака вкуса.

Завернувшись в свою любимую накидку, Брэнди выскользнула из комнаты.

В коридоре чадил факел, и дым ел глаза девушки. Она медленно спускалась по дубовым ступеням, многие из которых проваливались под ногами.

Краббс нигде не было видно. Брэнди снова подумала о Персивале и о том, как его присутствие повлияло на прислугу.

Она услышала голоса из гостиной и обрадовалась: «Слава Богу, еще не так поздно».

Проскользнув через залу, Брэнди, стараясь не шуметь, потихонечку вошла в гостиную.

В лицо ей ударил поток теплого воздуха, и голова закружилась. Захотелось кашлять. В высоком кресле напротив камина, с потемневшим от времени юридическим справочником в руках, сидела бабушка. Несколько свечей освещали ее.

Брэнди услышала грудной мужской смех и обомлела. «Англичанин! Тот, с повозки!»

Краска залила лицо девушки.

«О Господи, что же будет?» — в отчаянии подумала Брэнди.

Джентльмен снова вежливо засмеялся над какой-то бабушкиной шуткой. Несмотря на то, что их разделяла комната, Брэнди заметила, какие у него ровные и белые зубы. На улице англичанин показался ей не таким большим, как здесь, а белизна рубашки напоминала свежесть первого снега. В темноте его глаза казались темнее, чем черный пиджак. На вид — очень элегантный человек, гораздо лучше любого из эдинбургских друзей бабушки.

«О Господи!»

— Брэнди, ах вот ты где. Иди сюда и поздоровайся с гостем. Ты забыла все приличия.

Брэнди посмотрела на бабушку и неровной походкой, какой, должно быть, преступники всходят на эшафот, пошла вперед. Ей показалось, что она пересекала комнату целую вечность. В конце концов, девушка все-таки дошла до высокого кресла.

— Вы опоздали, мисс, но — ничего страшного. Его светлость только что рассказал мне о небольшом происшествии на дороге, зато теперь он знает, что ты — моя внучка и что я научила тебя давать отпор незнакомцам.

«О Господи, что здесь происходит?»

Брэнди готовилась к тому, что на нее обрушатся громы и молнии, но, напротив, бабушка будто бы даже хвалила ее. Что-то тут не так. Брэнди посмотрела на бабушку и заметила удивление на ее лице. «Ваша светлость?» Черт побери, это же английский герцог, новый хозяин Пендерлига.

— Мисс Бранделла? — сказал он самодовольным, ленивым голосом.

Не задумываясь, девушка быстро ответила:

— Меня зовут Брэнди, просто Брэнди.

— Хорошо, Брэнди.

— Поприветствуй гостя, дитя мое.

Брэнди неуклюже сделала реверанс. Единственное, чего она хотела, так это провалиться сквозь землю в ад, к дедушке Ангусу. Наверное, он был бы рад увидеть свою внучку и по привычке хорошенько накричал бы на нее.

Леди Аделла посмотрела на Брэнди.

— Никогда не видела тебя такой смущенной, дитя мое. Наверное, герцог ослепил тебя своей красотой. Не бойся. Я же смотрю на него, значит, и ты можешь, ведь ты еще ничего не знаешь о мужчинах. Теперь хватит кокетничать, поздоровайся наконец с нашим новым хозяином, герцогом Портмэйном.

К Брэнди вернулся дар речи, и она прошептала:

— Добрый вечер, сэр, то есть, простите, ваша светлость.

— Ян, зовите меня Ян.

Герцог взял руку Брэнди и слегка коснулся ее губами.

— Рад снова встретиться с вами, кузина. Ваша старшая сестра, Констанция, уже рассказала леди Аделле о происшествии на дороге. Искренне приношу свои извинения. Я был не прав.

Он посмотрел на девушку пристальнее.

— Я несся как сумасшедший, не так ли?

— Нет, не совсем так. Видите ли, когда Фиона побежала вам навстречу, я так испугалась, что мне показалось, будто вы несетесь сломя голову. Мне надо было догадаться, кто вы такой. Вы разговариваете как…

— Как англичанин.

— Совершенно верно.

С кресла, стоящего позади леди Аделлы, поднялся дядя Клод.

— Ваша светлость ошибается, старшая сестра — Брэнди, ей уже почти девятнадцать.

Перси поддакнул:

— Внешность обманчива, не так ли, Брэнди?

Ей захотелось дать ему пинка, но она не могла этого сделать в присутствии бабушки и герцога и ограничилась злобным взглядом.

— Оставь в покое девочку, Перси, — сказала леди Аделла и достала веер.

— Она еще слишком мала и ничего не знает о мужчинах. Я буду постепенно учить ее.

— А я согласна с Перси, — подала голос Констанция. — Многие мужчины думают, что я старше Брэнди.

С этими словами она опустила ресницы и томным взглядом, который часто репетировала перед зеркалом, посмотрела на герцога. Тот не отреагировал. Наверное, Констанции стоило еще прорепетировать.

— Где этот старый осел Краббс? — громко спросила леди Аделла. — Мы все умрем от жажды, прежде чем он доберется сюда. С каждым годом становится все медлительнее и медлительнее. Интересно, что это он пьет на кухне по вечерам?

— Добрый вечер, Брэнди, — приветливо сказал Бертран, — ты как всегда отлично выглядишь.

— Добрый вечер, Бертран. Добрый вечер, дядя Клод. Как вы себя чувствуете?

— А как можно себя чувствовать в одной комнате с этим книжным червем Бертраном? Только и знает, что записывать в столбик цифры.

Он посмотрел на герцога, поглощенного беседой с леди Аделлой.

— Герцог значительно приятнее, — продолжал дядя Клод, — он не скупится на слова и говорит только то, что думает. Бертран слишком застенчив.

— Папа, — процедил Бертран.

— Посмотри на Перси, — продолжал Клод, не обращая внимания на возражение сына, — у него язык без костей, и он болтает без умолку, а ты молчишь, как жующая корова.

— Он бык, дядя Клод, — поправила Брэнди, — если уж вам захотелось сравнить его с крупным рогатым скотом.

Затем она тихо обратилась к Бертрану:

— Зачем приехал герцог? Бабушка утверждала, что ему нет до нас дела. Ведь от него должен был приехать человек. Ничего не понимаю. Наш герцог беден или в опале? Какого черта ему здесь надо?

— Не знаю, Брэнди, даже не могу предположить. Может, он гостил у кого-то из своих в Шотландии и по дороге решил заехать посмотреть на родственников. Увидим.

Брэнди помрачнела, думая о крестьянах. Что будет с ними? Герцог, конечно, очень элегантен, даже красив, но он и жаден, это без сомнения.

В дверь проскользнул Краббс.

— Обед готов.

Брэнди впервые в жизни почувствовала стыд за прислугу. Герцог примет их за варваров. Неужели Краббс не мог сказать «кушать подано», как это делают английские слуги.

— Ты вовремя, старый хрыч, — сказала леди Аделла и поднялась с места. Перси поддерживал ее под руку.

— Брэнди, поухаживай за гостем как старшая. И не вздумай надоедать ему рассказами о том, как ты умеешь ловить медуз.

— Но, бабушка, — вмешалась Констанция, — ведь я выгляжу старше, может, лучше будет, если я поухаживаю за герцогом?

— Нет, милочка, дай руку Бертрану. У него сильные, уверенные руки. А если еще раз позволишь себе спорить со мной, отведаешь палки.

Брэнди молча теребила края накидки. Не поворачиваясь, герцог взял ее под руку. Пальцы девушки почувствовали мягкий рукав сатинового пиджака. Она торопливо взглянула на герцога и отвела глаза.

Глава 7

Он улыбался ей, этот «добренький дядечка», когда они шли в столовую. И вдруг девушка почувствовала, как в ее кармане стукнулись друг о дружку две гинеи. Брэнди хотела отдать их леди Аделле, но не успела.

— Прошлое оживает, — задумчиво сказал герцог, разглядывая висящие на стенах старинные шотландские волынки.

«Словно попал в другой век», — подумал он. Над великолепной работы боевой кольчугой располагался старинный боевой топор.

«Каким, интересно, был герб Робертсонов?» Над камином рядом с красной кольчугой и щитом, словно грязные лохмотья, висели красный, желтый и зеленый ковры.

— Да, — неожиданно произнесла Брэнди, — особенно во время весенних штормовых ветров с моря, когда они пробираются по каминной трубе в комнату, и тогда колчан и накидки шевелятся, будто живые.

Она замолчала. Рассказывать герцогу о том, как два дня назад поймала огромного палтуса в море, было равносильно тому, чтобы петь ему колыбельную.

Ян оглянулся, увидел, что девушка нахмурилась, и сказал с сожалением:

— Если вы вспоминаете о моем безобразном поведении сегодня днем, еще раз прошу, простите меня. Я так устал — два дня провел в дороге без сна и отдыха. Но это не оправдание. Честно говоря, я сам перепугался до чертиков, когда Фиона выбежала прямо перед моими лошадьми. За те десять секунд я постарел на несколько лет. Думал, что поседею. Простите меня еще раз.

Брэнди почувствовала себя ворчуньей, неуклюжей и невежливой. Герцог великолепен, каким и должен быть настоящий джентльмен. Добр, откровенен, учтив, благороден. Но он принял ее за ребенка, какого черта?!

— Я давно вам простила, герцог. Скажите, вы когда-нибудь кричите?

— Кричу ли я?

— Да, сегодня вы были очень злы на нас. Покраснели и вены на лбу у вас вздулись, но вы не закричали, только разговаривали жестко и холодно.

— Да, я кричу, но не на…

Герцог осекся. Он чуть не произнес «на детей». Но это не было бы правдой. Перед ним стояла восемнадцатилетняя девушка, вполне зрелая, чтобы называться женщиной. Ему стало интересно, не болит ли у нее голова от такого тугого пучка на затылке и почему она носит старое платье, более подходящее для пятнадцатилетней девочки. И откуда эта прогрызенная молью накидка. Брэнди выглядела, как леди Аделла, если не старше. Но герцогу стало стыдно. Он понял, что у его шотландских родственников просто нет денег.

Ян спокойно улыбнулся и посмотрел на камин.

— Видите три волчьи головы на кольчуге? Не казалось ли вам в детстве, что они похожи на завоевателей?

— Я даже сейчас об этом думаю. Об этих людях, защищавших замок от врагов, и я горжусь ими. Мне иногда кажется, что они до сих пор живы, просто спали все эти годы. Ох, это так романтично.

Герцог на секунду погрузился в далекое прошлое, посмотрев в глаза девушки. Они были какого-то потрясающего, невиданного цвета, в них чувствовалось что-то настоящее, живое, такое, чего не хватало ему самому.

— А это герб Робертсонов?

— Да, когда-то эти ковры были ярко-малиновым, желтым и зеленым. Но старая Марта сейчас даже пыль из них не выбивает.

— Старая Марта?

— Горничная моей бабушки. Мне иногда кажется, что она стара, как замок, и так же нерушима. Однажды бабушка накричала на нее: «Я оставила тебя в своем доме только потому, что так хотел старый черт Ангус». Ой, мне, наверное, не стоило вам об этом рассказывать.

— Ничего, ничего, — смущенно отреагировал герцог. Неожиданно он понял, что все уже давно вошли в столовую.

— Пойдем, Брэнди, не будем заставлять их ждать.

Однако, по правде говоря, ему не было дела до сидящих в столовой. Он почувствовал реальность происходящего, когда девушка спросила:

— Интересно, почему мне не принесли воды для ванны? Я думала, что в этом виноват Перси. Он всегда начинает командовать слугами, когда приезжает.

Герцог почувствовал, как от девушки исходит тепло. Брэнди теребила край платья.

— О, это не ваша вина. Странно, что Мораг ничего не сказала мне о вашем приезде.

— Та славянка, которая не перестает чесать в голове?

— Она перестает, но ненадолго, так как не может мыть голову.

— Это кое-что объясняет.

Он снова пристально взглянул на девушку; прямой независимый нос и гордый, правильной формы подбородок.

«Аппетитненькая, — подумал герцог. — Не лишена интеллекта и очарования. Когда-нибудь из нее вырастет очаровательная леди. Черт побери, она женщина, конечно, еще довольно неопытная, но, несомненно, девочкой ее уже не назовешь».

Неожиданно он почувствовал себя ее опекуном.

— Скорее же, ваша светлость, — позвала леди Аделла, — мы приготовили для вас кресло графа. Придется, видимо, переименовать его в «кресло герцога». Брэнди, ты садись на свое место.

Герцог оглядел просторную столовую. Ряды дубовых стульев напоминали средневековье. Деревянные панели, которыми были обиты стены, потемнели от времени, так же как и тяжелая мебель, а в углах дрожал свет свечей. На полу из неоструганных досок рядом с камином лежал огромный мастиф, грызущий кость.

Герцог помог Брэнди сесть и посмотрел на стол. Украшенное причудливым орнаментом кресло графа возвышалось во главе стола и было почти по плечи герцогу. Три волка, вырезанные в спинке кресла, больно уперлись в лопатки, когда его светлость сел.

Подумав, герцог выпрямил уставшую спину.

— Старый дурень, давай наливай вино. Надеюсь, ты не разольешь его, — послышался е противоположного конца стола голос леди Аделлы.

«Не слишком хорошо обучены слуги», — подумал герцог, когда Краббс наполнял его бокал. Леди Аделла подняла кубок.

— Предлагаю тост за нового графа Пендерлига… Герцог почувствовал неискренность в ее голосе.

Леди Аделла сначала повернулась с бокалом к Персивалю, затем — к Клоду и Бертрану и только потом — к нему.

Да, теплый прием, ничего не скажешь. Старуха повелевала мужчинами.

— Спасибо всем вам, — сказал герцог и пригубил вино.

Мораг поставила перед ним дымящуюся тарелку. Наверное, там был суп, но герцог никогда не видел подобного. Угадать компоненты сего блюда представлялось трудным, да и особого желания не было.

Клод угрюмо кашлянул.

— Вы в Шотландии, ваша светлость. Это крабовый суп, а не рыбный, какой вы привыкли кушать в Англии.

— Шотландцам повезло, что у них осталось море, — сказал Перси, — это единственное, что англичане не сумели у нас отнять.

— А также даны, викинги, бретонцы или любой другой из шотландских кланов, — парировал Ян и поднял бокал в сторону Перси.

— Перси, язык твой — враг твой, — сказала леди Аделла. — Смотри, как бы Ян его не укоротил. Вы остроумны, ваша светлость, и это мне нравится. Так мало осталось по-настоящему остроумных людей.

Ян опустил голову, чтобы получше разглядеть предлагаемое варево. Перси ему представили как внука леди Аделлы.

«Какого черта парень сам не стал графом? Может быть, потому что слишком несдержан на язык?»

Герцог поднес ложку ко рту и обнаружил, что крабовый суп не так уж и плох, а мясо — сочное и вкусное. Пока жаловаться на шотландскую еду повода не было.

— Кузен Ян, — обратилась к нему Констанция мягким, женственным голосом, — а где ваши слуги? Я всегда думала, что за английским джентльменом следом всегда едут сотни слуг, а вы еще и герцог. Мне казалось, что даже из комнаты в комнату не переходите без посторонней помощи.

— К сожалению, у кареты сломалось колесо, и моему слуге Мэбли пришлось остаться в Галашилзе, чтобы все починить. Надеюсь, он уже едет сюда. Ведь вы знаете, что я приехал сюда один, на повозке.

— Вы взяли с собой только одного слугу?

Он совершенно явно разочаровал Констанцию, но позволил себе резко заметить:

— У меня же нет семьи, я один.

Герцог подумал о своем печальном, вечно вздыхающем слуге: «А как бы у них, интересно, заладились отношения с этой чешущейся Мораг?»

— Вы приехали из Лондона, ваша светлость? — спросила Брэнди.

— Да, я проделал огромное расстояние, почти шесть дней провел в пути, ночуя в отвратительных гостиницах, которые просто кишат ворами.

— Но почему? — спросила Брэнди.

Ян замолчал, склонившись над очередной ложкой крабового супа, а затем повернул голову к девушке.

— Что значит «почему»? Вы хотите спросить, почему я приехал?

Брэнди села прямо и ответила, глядя ему в глаза:

— Да, ваша светлость. Мы и не надеялись, что почтите нас своим присутствием. Ведь вы герцог, а мы — всего лишь бедные потомки графа. Нам казалось, что вы пришлете одного из своих адвокатов уладить дела. Но вы все-таки приехали. Почему?

Брэнди, сама того не замечая, допустила бестактность. Герцог поймал себя на том, что ее непосредственность удивила его.

Леди Аделла сказала:

— Это совершенно не твое дело, детка!

Но Ян заметил, что в глазах старухи и ее родственников поблескивает любопытство.

— Я считаю, вы имеете право знать. Но неужели вы подумали, будто я не уделю внимания своим кровным шотландским родственникам?

Перси, скривив рот, произнес:

— Моя маленькая кузина хочет сказать, что нам совершенно все равно, забыли вы о нас или нет. Думаю, поводом для вашего приезда послужили земля и замок.

— Перси, я совершенно не это хотела сказать. И вообще, попрошу тебя впредь не комментировать мои слова.

Герцог добродушно рассмеялся.

— Не знаю, как обстоят дела на самом деле, но на первый взгляд мне показалось, что замок и графство очень даже нуждаются в моем внимании. Похоже, вас совсем замучили налогами.

Леди Аделла сказала:

— Вы внук моей сестры, кровная родня. Я очень рада, что вы приехали, по крайней мере, пока. Со временем все может измениться.

Наверное, герцог должен был бы обрадоваться словам леди Аделлы, но он заметил, как она с заговорщицкой улыбкой посмотрела на Перси.

Бертран, наклонившись вперед, негромко сказал:

— Я присматриваю за имуществом уже много лет, ваша светлость. И очень обеспокоен его состоянием. Если вам будет угодно, можете посмотреть все выкладки и расчеты. У нас имеется огромное количество сырья, но мы не можем его использовать из-за нехватки капитала.

— Конечно, я ознакомлюсь с документацией. Завтра я к вашим услугам.

Герцог внимательно посмотрел на Мораг. Она забрала у него пустую тарелку из-под супа и поставила на ее место какое-то загадочное кушанье. Ян даже боялся подумать, из чего оно приготовлено.

— Хаггис, — причмокнул губами Клод.

— Хаггис?

Герцог с подозрением смотрел на тарелку, где лежала серая кучка непонятного происхождения. Констанция громко объяснила:

— Это смесь из овса, ливера и бычьей печени. Обычно хаггис подают с картошкой. Это очень вкусно. Только попробуйте, ваша светлость.

Ян осторожно поднес вилку ко рту.

— Все это сварено в желудке овцы, — сказал Перси.

Герцог гулко сглотнул, стараясь не показать отвращения. «В желудке овцы? Господи, что это за люди такие?»

Он снова попробовал кушанье и почувствовал сильный запах черного перца. Ян запил все это большим глотком вина, чтобы немного смягчить жгучий привкус.

Попробовал еще несколько кусочков. Он жевал, глотал, стараясь не думать о желудке овцы. Робертсоны наблюдали за ним с нескрываемым любопытством.

— Очень вкусно, мои комплименты кухарке и овце, — сказал герцог, покашливая от перца.

Брэнди обрадовалась, видя, как разочарован Перси. Он никогда не отличался способностью скрывать свои чувства. Персиваль заткнулся и выглядел совершенно ошарашенным. На секунду Брэнди даже стало жалко его — кузен все-таки.

Ян посмотрел, как все вокруг едят. Леди Аделла, его бабушка, уплетала хаггис за обе щеки, будто ее не кормили целый месяц. «Ей, наверное, уже далеко за семьдесят», — подумал герцог, стараясь вспомнить, как выглядела его бабушка, сестра леди Аделлы. Но в голову приходила лишь софа, на которой пожилая женщина проводила большую часть времени. Конечно, у нее не было такого железного характера, как у леди Аделлы. Старушка приняла его довольно радушно, но все время пыталась стравить с Бертраном или Перси.

Он посмотрел на Клода, который сидел слева от леди Аделлы и шумно пережевывал свой хаггис. Этого человека представили как племянника, а Бертрана, его сына, как внучатого племянника. Почему ни один из этих мужчин не унаследовал графство? Герцог не любил загадок и решил разобраться с ними завтра.

Он посмотрел на Констанцию, такую хорошенькую, всеми способами пытавшуюся обратить на себя внимание. С трудом верилось, что три девочки были сестрами. Брэнди — блондинка с жиденькими волосиками, а Констанция — черноволоса и слегка кудрява. На Брэнди была накидка и бесформенное платье, тогда как на Констанции — платье с глубоким вырезом, оставляющее полуоткрытым пышненький бюст. Рыжеволосая Фиона не была похожа ни на одну из сестер. Еще раз взглянув на компанию вокруг леди Аделлы, герцог понял, что никогда не видел таких не похожих друг на друга родственников.

Леди Аделла встретилась с ним глазами.

— Ваша светлость, после хаггиса принесут трюфели.

— Трюфели, — улыбнулся Ян, — с удовольствием съем тарелочку-другую.

— У нас их готовят немного по-другому, чем у вас в Англии, — сказал Клод и закашлялся, словно кто-то резко ударил его в грудь. Леди Аделла говорила, что старик страдает подагрой.

— Надеюсь, их не варят в желудке овцы? — спросил Ян у Брэнди.

— Никаких овец, — ответила та, радуясь, как мелкий воришка, которому удалось украсть серебряную тарелку.

Отведав трюфели, его светлость понял, о чем толковал ему Клод. Шерри оказалось кислятиной, а кекс непропеченным. Хорошие манеры обязывали герцога прикончить внушительную порцию еды, которую положила ему на тарелку Мораг. Обильно запивая кушанья вином, Ян продолжал есть, поглядывая на леди Аделлу. В Англии он привык, что после ужина женщины дают мужчинам посекретничать за портвейном.

— Мы будем пить портвейн здесь, — сразу же произнесла старуха, будто бы читая его мысли. Затем Ян поднялся с места одновременно с другими присутствующими мужчинами.

Проходя мимо Брэнди, герцог услышал, как она прошептала:

— Сэр, вы ведете себя весьма тактично, я была не права относительно вашего воспитания. Вы благородны и воспитаны, ведь кекс был такой отвратительный, но вы мужественно его доели.

И она рассмеялась, прикрывшись рукавом. Герцог был очарован.

— Ничего особенного я не сделал, просто одиннадцать раз откусил и проглотил. — Понизив голос, он добавил: — Надеюсь, она больше не будет называть несчастного Краббс болваном?

Брэнди закусила нижнюю губку.

— Вы еще не слышали, как бабушка по-настоящему окликает его. Сейчас вы здесь, поэтому она еще держится в рамках приличия.

И обеспокоено продолжила:

— Опасайтесь Перси. Он очень резок и, конечно же, ему обидно, что вы, англичанин, теперь будете здесь хозяином.

Всевидящий глаз леди Аделлы заставил герцога не задавать больше вопросов.

— Брэнди, Констанция! Вы что, хотите, чтобы герцог думал о нас как о дикарях. Его светлость желает развлечься, не так ли?

На самом деле его светлость желал как можно скорее забраться в постель и заснуть.

— Вы увидите, наши девочки не хуже ваших светских английских дам. Констанция, ты как младшая первой будешь выступать.

Несмотря на то, что Констанция очень мило выглядела, сидя за фортепьяно, однако слабый, дрожащий голосок, пытающийся петь старинную французскую балладу, явно оставлял желать лучшего. Герцог заставил себя захлопать в ладоши, когда девушка, наконец, кончила пищать, поднялась из-за фортепьяно и сделала неуклюжий реверанс.

— Ты все еще поешь, словно старая деревянная рассохшаяся труба, девочка моя, — сказала леди Аделла. — Вспомни, как я тебя учила? Позже я сама спою. И увидишь, как надо петь. Ты неплохо выглядишь, но не смей портить слух его светлости.

Герцог соврал, ни минуты не колеблясь:

— Мне очень понравилось, как вы поете, Констанция, хотелось бы послушать еще.

Понурый вид мигом исчез с лица девочки, и она снова пустила в ход одну из своих женских улыбок. Глаза ее были обращены к Перси, но тот смотрел на Брэнди.

— Герцог добр, дитя мое. А теперь тебе пора спать. Скажи всем спокойной ночи и уступи место Брэнди.

Констанция поняла, что ждать ей здесь больше нечего, и удалилась из гостиной, напоследок еще раз сделав реверанс.

— Бабушка, — сказала Брэнди, — уже поздно, герцог, наверное, устал и хочет спать. Может быть, не будем утомлять его…

Но костлявый палец леди Аделлы властно указал ей на фортепьяно.

— С удовольствием послушаю вас, — сказал Ян, и ему захотелось домой, где он может делать все, что вздумается.

— Я буду переворачивать страницы, — предложил Перси и придвинулся поближе к Брэнди.

Та быстро отодвинулась и сказала:

— Не утруждай себя, Перси, мне не нужны ноты.

— Тогда я просто постою рядом, чтобы лучше слышать.

Брэнди скрестила руки на груди, когда Перси похотливо посмотрел на нее. Затем он отошел от фортепьяно и уселся рядом с леди Аделлой.

Ян с интересом наблюдал за этими странными играми. Он услышал, как леди Аделла прошипела на ухо Перси:

— Я сказала тебе, чтобы ты оставил ребенка в покое. Она не понимает, чего ты от нее хочешь.

«Конечно, не понимает», — подумал герцог. Он не успел услышать, что ответил Персиваль бабушке, потому что Брэнди коснулась пальцами клавиш. Зазвучал аккорд, и негромкий грудной голос запел:

Моя любовь, как роза,

Расцветшая по весне,

Моя любовь, как песенка,

Спетая ветром мне.

Пока не высохнет море, любимая,

Пока песком не станут камни,

Я буду любить тебя, любимая,

Пока еще память верна мне.

И если ты позовешь меня,

Лишь только окликнешь негромко,

Я сразу приду, любовь моя,

Как бы я ни был далеко.

Герцог заворожено вслушивался в последние слова, которые в сочетании с минорным аккордом сделали песню еще более красивой. Жаль, что он не все понял — девушка пела с легким шотландским акцентом.

Леди Аделла кашлянула. Наверное, это должно было означать полный восторг. Ян спросил:

— Какая прекрасная баллада. А кто же автор?

Брэнди повернулась на стуле.

— Роберт Берне, Рэбби Берне, как мы его называем. Он умер четыре года назад совсем недалеко отсюда, в Думфриях.

— Не забудь, дорогая, — заметил Перси с издевкой, за которую герцогу хотелось дать ему по физиономии, — что твой любимый Рэбби был не дурак выпить и приударить за юбками.

Леди Аделла сказала, не поворачивая к внуку головы:

— Мне бы хотелось, чтобы Рэбби родился лет на сорок раньше, тогда еще можно было бы с ним поиграть. А тебя, Перси, я прошу заткнуться раз и навсегда. Ты ни черта не знаешь про Рэбби.

Перси не на шутку рассердился. Видимо, старуха сильно задела его самолюбие.

Ян увидел, что Брэнди поднялась из-за пианино.

— Бабушка, если не возражаете, я пойду спать.

Леди Аделла, видимо, была поглощена спором с Перси и поэтому просто махнула рукой. Девушка быстро вышла. «Как бабушка могла так грубо разговаривать в присутствии герцога?» — думала Брэнди. Ян медленно поднялся с места.

— Извините меня, но я очень устал и должен пойти спать. Спокойной ночи.

— Если вам не понравился ужин, ваша светлость, — сказала леди Аделла, — можете поколотить Мораг, эту старую шлюху.

Герцог кивнул и удалился. За спиной закашлял Клод.

Краббс ждал снаружи, чтобы проводить герцога в спальню. Тот совершенно определенно потерялся бы в темных коридорах замка. Тем более спальня бывшего графа находилась в одном из самых темных углов.

Слуга со скрипом отворил двери и пригласил герцога внутрь. Обстановка комнаты была похожа на обстановку гостиной. Средние века да и только. И углы выглядели мрачно и даже страшновато. Герцог подумал, что нужна целая охапка свечей, чтобы сделать это помещение более приветливым.

Краббс посмотрел на слабый огонек в камине.

— Мораг положила торф, он скоро разгорится. Я позабочусь о ваших вещах, спите спокойно.

После того как старик ушел, герцог какое-то время пытался оживить пламя, но торф только дымился. Многие куски были сырыми.

Быстро раздевшись, его светлость забрался в холодную постель. Простыни пахли сыростью. Засыпая, он слышал, как хлещет по крыше дождь и морские волны разбиваются о подножие скалы.

Глава 8

— Расскажи мне еще про нового графа, — попросила Фиона, не успев донести до рта ложку с кашей.

— Аккуратней, малышка, ты же знаешь, как старая Марта терпеть не может отскребать кашу с твоих юбок. Приходится это делать мне, а я это занятие тоже не очень люблю.

Фиона поспешно вытерла подбородочек, не отводя взгляда от сестры, а затем аккуратно повязала салфетку.

— Умница, — улыбнулась Брэнди. — Ну что ж, я расскажу тебе побольше о новом графе. Во-первых, он — герцог, во-вторых, английский герцог, а в-третьих, ему не так уж и нужно это графство.

— Ага, — поняла Фиона, — поэтому он такой красивый, хорошо пахнет и прекрасно одевается. Дедушка Ангус иногда любил меня потискать, и я помню, что на его одежде были пятна супа. И от него так плохо пахло.

— Да, ты права, девочка, — ответила Брэнди. — Теперь ты должна называть его «ваша светлость», а не просто «мой господин».

— Его надо называть женским именем?

Брэнди рассмеялась.

— Нет, к герцогу по правилам приличия нужно обращаться «ваша светлость». В Шотландии мы тоже так делаем.

— Может быть, он позволит мне поиграть с лошадьми.

Брэнди очень в этом сомневалась, но улыбка Фионы была неотразима.

— Пообещай мне, что не будешь донимать его. Герцог, похоже, не знает, как обращаться с детьми. Тем более что он, видимо, скоро уедет. Надо постараться, чтобы он хорошо провел у нас время.

— Но почему он тогда приехал, если скоро уезжает?

— Не знаю, Фиона. Ну-ка, давай быстренько доедай. А то провозишься целый день.

На самом деле было не так уж и поздно, но Брэнди хотела по возможности избежать встречи с Перси. Глядя на ров за окном, девушка слышала, как Фиона тщательно скребет ложкой по дну тарелки. Ночная буря утихла, и по всему было видно, что выдастся великолепный весенний денек с прохладным, свежим ветерком и ярким солнцем.

— О, какая приятная встреча.

Брэнди резко обернулась, ожидая увидеть слащавое лицо Перси.

— А, это вы, ваша светлость.

В ее голосе так явно прозвучал испуг, что герцог удивленно поднял брови.

— Это вы — мужчина, у которого большие лошади? — Фиона слезла со стула и снизу вверх посмотрела на герцога. — А вы, правда «светлость», а не просто «господин», как наш дедушка Ангус?

Ян посмотрел на рыжеволосую девочку. Отличные волосы и глаза голубые, как весеннее небо.

— Да, — сказал он, — я действительно «светлость». Интересно, а я похож на светлость, как вы думаете, моя младшая кузина Фиона?

— Ага, только Брэнди называет меня «малышка». Теперь я должна называть вас вашим женским именем?

Дети часто говорят то, что им приходит в голову.

Герцог тронул ладонью рыжие кудряшки.

— Нет, если тебе так больше нравится, называй меня мужским именем. Как, например, тебе понравится имя Ян?

— Ян, — повторила девочка, — это лучше, чем «светлость». Не хотите каши, Ян? Она сегодня не такая жидкая, как вчера. Я даже подбородок испачкала, но платье чистенькое.

— Ничего, бывает, — заметил Ян. — Наверное, каша сегодня густая и наваристая. Долго эта кастрюля здесь стоит?

— Не больше десяти минут, — сказала Брэнди и, зачерпнув из кастрюли, добавила, — она еще все-таки немного жидкая.

— Каша будет великолепна, если подержать ее еще несколько минут. Возвращайся за стол, Фиона, а то я тебя отвлекаю.

— А вы спали в кровати дедушки Ангуса? Он умер в той постели. Целый месяц перед его смертью ходили по дому на цыпочках и слушали, как дедушка кашляет и ворчит на бабушку.

— Хватит, Фиона. Дедушка Ангус всегда ворчал. И все владельцы Пендерлига умирали в этой постели. Так, теперь надо положить туда масло.

— Привидения меня ночью не беспокоили, — сказал герцог.

Он посмотрел на кашу, потом попробовал ее. Каша была великолепна. А Фиона не сводила с него глаз.

— Надеюсь, эта каша не будет капать мне на пиджак?

— Конечно, нет. Я спрашивала Брэнди, почему вы приехали, если скоро собрались уже уезжать. Она сказала, что вам здесь будет неинтересно.

Брэнди уставилась на кусок хлеба в руках. Масло капало ей на платье. Если бы Фиона увидела, то посмеялась бы над сестрой.

— А что думает Брэнди по поводу моего приезда? — спросил герцог, на секунду взглянув на Брэнди. Великолепная линия бровей и носа. Упрямый подбородок. Волосы заплетены в косы. И та же старая накидка на плечах.

— Она сказала, что не знает. Может, вы мне ответите?

Ну не мог же Ян сказать маленькой девочке, как чуть не умер от скуки при одной только мысли, что еще один Сезон придется провести в Лондоне. Поэтому ему все равно было куда уезжать: в Турцию или в Шотландию. Нет, определенно нельзя было ей этого говорить. И он быстро ответил:

— Я приехал потому, что вы — мои родственники и мне хотелось повидать вас.

Брэнди посмотрела в лицо герцога и поняла, что тот врет.

Ян сложил руки на груди и вздернул брови, стараясь выглядеть невинным, как Фиона, которая в это время делала из своей салфетки куклу.

— Ну что, Фиона, я ответил на твой вопрос?

— Конечно, Ян. Скажи, а можно мне посмотреть на твоих лошадей?

— Только если ты пообещаешь мне, что не будешь подходить к ним сзади. Я еще слишком молод для седых волос.

— О, я обещаю.

«Да, эта девочка солгала не хуже, чем я», — подумал Ян.

— Малышка, — сказала Брэнди по-матерински мягко, и ее голос напомнил герцогу о двоюродной бабушке, у которой было семеро детей, — у его светлости много дел, наверное, нам не стоит отвлекать от них.

«Мама, да и только», — подумал герцог.

Он почувствовал, что Брэнди начинает ему нравиться. А почему бы и нет? Ведь они родственники, и она еще такая молодая.

— Знаете, — сказала Брэнди, — вы же не виноваты, что Пендерлиг достался вам. И не ваша вина, что вы — англичанин. Кому-то надо быть англичанином. И вы совершенно не обязаны были приезжать.

Она налила ему чай.

— Спасибо, — ответил он и поднял чашку, как поднял бы бокал, в сторону Брэнди, — вы правы, не обязан.

Ян снова повернулся к Фионе, и Брэнди обрадовалась, что вновь может смотреть на него, не отрывая взгляда. Герцог был высокий. Выше любого другого мужчины, когда-либо встречавшегося Брэнди, и ей это нравилось. И он так красиво одевался. Наверное, герцог принял их за дикарей. Ведь ее собственному платью уже больше пяти лет. Брюки его светлости были точно по фигуре. А рубашка — белее снега, того, который успевает растаять раньше, чем станет грязным. Пиджак как влитой сидел на нем и был ему к лицу. Все на этом человеке выглядело элегантно, даже ботинки. Взглянув на свою юбку, Брэнди поняла, что про нее можно сказать то же самое, только наоборот. Герцог был лучше их всех и связан с ними только слабыми кровными узами.

Ян увидел, как изменилось выражение ее лица. Его удивило, что девушка сделалась словно бы больной. Но он ничего не сказал, а просто предложил:

— Как только я приехал сюда, мне захотелось погулять. Давайте пойдем на море, и вы покажете мне все что пожелаете.

— Мы именно это и собирались сделать, — обрадовалась Фиона, отвязывая салфетку. — Вы любите строить на песке замки?

Он подумал о своей чертовой привычке носить чистые вещи и о том, что Мэбли вряд ли приедет сегодня со всем багажом.

— Нет, знаешь, Фиона, не обижайся, но я бы предпочел держаться подальше от мокрого песка, иначе мне придется стирать мои вещи, а я понятия не имею, как это делается.

— Я тоже, — обрадовалась Фиона.

«Как же он вежлив», — подумала Брэнди и улыбнулась герцогу.

— Малышка, иди надень накидку, — обратилась Брэнди к сестричке.

Фиона вылетела из гостиной с криками:

— Оглянуться не успеете, как я уже вернусь.

— А вам не жарко ходить в этой накидке? — осторожно спросил герцог.

К его удивлению, девушка ответила таким взглядом, будто бы он сказал ей, что у нее лицо в прыщах.

— Нет, — ответила она, — просто мне все время холодно. — Да-да, и я ношу эту накидку, не снимая, до августа, а иногда и целое лето и до самой зимы. Получается, почти круглый год.

Брэнди наклонилась, одна из длинных кос высвободилась и упала в тарелку с недоеденной кашей.

— Господи, ваши волосы, Брэнди, — почти закричал герцог и схватил косу.

Удивленная, Брэнди отскочила так быстро, что он даже не успел отпустить ее волосы. Коса натянулась, и девушка заскрипела зубами от боли.

Герцог поднес ей стакан воды.

— Вот, возьмите, окуните ее в воду. Простите, ради Бога, я не хотел напугать вас или сделать вам больно.

— Я знаю, — сказала она, вытирая волосы салфеткой. — Вы готовы, Ян?

— Ага, — ответил он на шотландский манер и сам себе удивился.

— Вы дразнитесь, ваша светлость?

— Его светлость никогда не дразнится. Он слишком вежлив для этого. Кроме того, любит свою родню. Ну что, идем?

Втроем они вышли из замка и через полянку и аллею качающихся рододендронов пошли к высокому берегу моря.

Очень скоро дошли до края обрыва, и Ян стал смотреть на спокойное, ровное море. Там, где было мелко, вода казалась изумрудной. И чем дальше в море, тем вода становилась более голубой и темной. Ян посмотрел вверх, почувствовал, как ветер ласкает его лицо, теребит волосы, и глубоко вдохнул.

— Осторожней, маленькая, и не выпачкайся, пожалуйста.

Этот крик вывел герцога из сладостного состояния. Он посмотрел вниз и увидел, как Фиона со всех ног бежит на пляж, поближе к морю.

— Надеюсь, девочка не сломает себе ножки, — обратился он к Брэнди. — Эти камни выглядят опасными.

— Она как маленькая горная козочка, не волнуйтесь.

— У вас великолепный дом, Брэнди.

— Теперь он ваш, не так ли? — Она прикрыла глаза рукой, чтобы разглядеть, добралась ли Фиона до пляжа.

— Вас это беспокоит? — спросил он тихо. Брэнди какое-то время не отвечала, но в конце концов вымолвила:

— Нет, это не моя забота. Прошло слишком много лет, хотя некоторые шотландцы этого не понимают. В ваших силах кое-что изменить здесь. Но никто не смирится с тем, что вы — англичанин, я уже говорила вам это. Правда, я женщина, и не стоит придавать большое значение тому, что сказала. Мое мнение никого не волнует, и я не смогу повлиять на то, примут вас в этом доме или нет.

— Мне очень интересно узнать ваше мнение, Брэнди. И не смейте больше так говорить о себе.

Она рассмеялась и стала теребить края накидки. Слишком серьезно произнесла свою небольшую речь.

— Вы же слышали, как бабушка разговаривает со мной. И если Краббс — старый болван, то почему бы мне не называться слабоумной дурочкой. Она хочет выдать меня замуж и избавиться таким образом.

Брэнди пожала плечами.

— Мне все равно, вы — наследник или кто-то другой. Ведь кому-то надо завещать замок, иначе наш род прервется.

Герцог никогда не слышал, чтобы женщина так просто говорила о подобных вещах. До сих пор Ян считал, что они только и умеют носики пудрить. Но это, по-видимому, не так. А вот обязанность мужчины — защищать женщину, заботиться о ней, создать ей все условия, чтобы она ни в чем не знала нужды. Но как она спокойно говорила о себе такие вещи…

Ветер теребил волосы Брэнди, выбившиеся из тугих кос. Длинные белокурые пряди.

— Я скоро женюсь, и если у меня не будет сына, или если я погибну, то наследником станет мой кузен Джилз, который не состоит с вами в кровном родстве.

— О нет, пожалуйста, не надо так говорить.

— Нет, я не собираюсь умирать, но я же не буду жить вечно. И никто не знает, что случится завтра. А я еще не в том возрасте, чтобы составлять завещание.

— О, а я не знала, что вы еще не женаты. Думаю, и бабушка не в курсе, иначе об этом знал бы уже весь Пендерлиг. Смотрите берегитесь.

— Мне уже двадцать восемь, и для вас я слишком стар.

— Вовсе нет, мне скоро исполнится девятнадцать, так что вы совсем не стары.

Герцог понимал, что она права. Брэнди была лишь немного моложе Фелисити, женщины, на которой он собирался жениться в августе. И его невеста так не похожа на эту девушку в накидке. А Марианна… Герцог почувствовал знакомую боль. Ей сейчас исполнилось бы двадцать шесть лет, и, наверное, у них было бы уже несколько детей. Интересно, на кого они были бы похожи. Конечно, дочки — на нее, такие же красивые и зеленоглазые. А сыновья — гордые и сильные, как он сам. Ян улыбнулся Брэнди и посмотрел на кричащих чаек в голубом небе. Девушка сказала:

— Вы знаете, Фиона все время пытается построить Пендерлиг из песка. Бедный ребенок, ее все время обижают.

Герцог заставил себя не думать о Марианне и взглянул на Фиону. Он подумал, что рыжие волосы наверняка уже полны песка.

— Вы так не похожи друг на друга. Откуда у Фионы эти рыжие волосы?

— Она единственная, кто похож на наших предков. Бабушка говорит, что ее волосы и глаза совершенно такие же, как у сестры моей матери, тети Антонии. Констанция — просто копия мамы. А я… бабушка говорит, что я похожа на нее.

— Может быть, поэтому она не называет вас старым болваном?

— Бедный Краббс. Бабушка так отвратительно с ним обращается, и я не понимаю почему. Слава Богу, он не наш родственник, а то бы она вообще не давала ему прохода.

— Вы хотите сказать, называла бы его слабоумным дурачком?

— Точно.

— Да, кстати, о родственниках. Кто такой Персиваль?

— Он незаконнорожденный.

— Я спрашиваю, кем он вам приходится.

— Он незаконнорожденный.

Герцог увидел, что девушка говорит совершенно серьезно, но в ее глазах затаился смех. Он подыграл ей.

— Судя по всему, этот бастард имеет виды на замок?

— Да, бабушка очень неплохо к нему относится, а он хороший подлиза и умеет угождать.

Ян резко посмотрел на нее, но она этого не заметила. Брэнди опустилась на колени и стала собирать цветы.

Он тоже встал на колени рядом с ней, совершенно позабыв о том, что у него осталась последняя пара брюк, и начал собирать цветы.

— Так все-таки кем он вам приходится?

Брэнди подняла глаза и сказала как бы между прочим:

— Его отец, Давонан, — мой дядя, один из сыновей бабушки. В молодом возрасте он соблазнил дочку богатого торговца в Эдинбурге. А когда та забеременела, отказался на ней жениться. И, судя по тому, что я слышала от старой Марты, дядя Давонан уехал в Париж и умер там десять лет назад вместе со своим любовником.

— Любовником? У него их было много?

— Да, много. Он почему-то предпочитал мужчин. Но надо сказать, — продолжала она с болью в голосе, — что Перси в этом совершенно не похож на своего отца.

— И совершает поступки, которые вас беспокоят, не так ли, Брэнди?

— Да, именно так.

Ян подумал о том, как спокойно она говорила о своем дяде. Многие английские леди не осмелились бы затронуть эту тему, а некоторые даже и не знают, что такое вообще может быть. Наверное, ее открытость связана с тем, что Брэнди еще ребенок. «Конечно, она невинна», — подумал герцог.

— Мне кажется, Перси обращает внимание больше на женщин, чем на детей. Возможно, он тоже ведет себя не совсем сообразно с природой.

Глава 9

Она бросила ему цветы и вскочила на ноги.

— Я говорила вам, ваша светлость, мне уже восемнадцать, почти девятнадцать и я не ребенок. А что, я похожа на девочку, по-вашему?

— Нет, совсем нет. Я оговорился. Хотел сказать, что Персиваль обращает больше внимания на опытных женщин, а не на невинных кузин. Ведь вы невинны, Брэнди?

— Вы хотите спросить, девственница ли я?

— Да, это тоже можно назвать невинностью.

— Конечно же, я девственница. Кто в этой дыре может лишить меня невинности, кроме Перси. Но я избегаю его общества.

— Хорошо. Теперь мы будем вместе его избегать. Он насмехается надо мной, а меня это задевает. Так бы и врезал ему. Что скажете?

— Ему бы не повредила хорошая зуботычина, — сказала она, наклонившись за цветком.

— Это мысль. Скажите, а почему ваш кузен так недоброжелательно ко мне относится? Он, должно быть, ненавидит всех англичан, и ему противно слышать о том, что англичанин будет владеть замком?

Брэнди хранила молчание. Она боялась сказать Яну, что на самом деле считала Перси грязным шотландцем. Ведь герцог англичанин. И он нравился ей.

— Я слышала от Констанции, что бабушка собирается узаконить права Перси на наследство. Она хочет, чтобы он женился и стал хозяином замка.

— Ага.

— Что значит «ага»?

— Это значит то, что он хочет узаконить свое положение и отобрать у меня мое наследство.

Она кивнула.

— Он подлец. Если бабушка действительно узаконит его права, то я не знаю, каких шагов от него ожидать. Ему нельзя доверять.

— Нет, не думаю, что он что-нибудь сможет сделать. А как ко всему этому относятся Клод и Бертран? Вы же знаете, мои родители мало осведомлены о своих шотландских родственниках. И количество моих кузенов, честно говоря, меня удивило.

— Вы разве не знали о Клоде и Бертране, которых лишили наследства?

Он уставился на нее.

— Лишили наследства? Господи, здесь еще интереснее, чем на Друри-лэйн.

— Что это еще за Друрилэйн?

— Это улица в Лондоне, где находятся театры.

Она на секунду задумалась, но затем сказала то, что удивило герцога:

— Честно говоря, я не знаю причины, по которой дедушку Дугласа лишили наследства. Он был старшим братом дедушки Ангуса и законным наследником. Я слышала когда-то от старой Марты, что папа дедушки Ангуса, старый граср, выгнал Дугласа из дома и завещал все имущество Ангусу. После того как Дуглас умер, дедушка разрешил Клоду и Бертрану поселиться неподалеку от замка. Бертран последние лет шесть-семь управлял всем графством. — И добавила, блеснув глазами: — Бертран — хороший человек, как бы вы там ни думали. Было нелегко кормить нас всех и в то же время потакать причудам бабушки. И сейчас ему очень тяжело выкручиваться.

Интересно, она хотела, чтобы он выкинул Бертрана к чертовой матери, или была влюблена в своего лишенного наследства кузена? Герцог даже и не знал, что думать. Брэнди была слишком молода, нет, не молода, но слишком неопытна для нелюдимого Бертрана. Видимо, она очень закомплексована. Брэнди нужен мужчина, который бы понял ее. Ведь, несмотря на невинность, девушка запросто говорит о своем дяде, «предпочитающем мужчин».

— Понимаю, — ответил герцог.

— Я также слышала, что бабушка собирается узаконить права Клода и Бертрана.

— Странная женщина ваша бабушка. Она хочет, чтобы мы все передрались и упали замертво к ее ногам?

— Да, ей бы это понравилось. Я люблю ее, но в ней есть какая-то злоба. Признавая права Перси, Бертрана и Клода, она, думаю, исправляет ошибки прошлого. Что происходило между ними много лет назад, не знаю. Наверное, дядя Дуглас совершил тогда нечто в высшей степени ужасное. И еще, вы, наверное, заметили, что бабушка несколько эксцентрична?

Это было уже интереснее. Герцог спросил:

— А ты-то, Брэнди, какая?

Она одарила его очаровательной улыбкой, пожала плечами и ответила:

— Я, ваша светлость, думаю, что для вас я не больше, чем провинциальная девушка, бедная родственница.

Ее манера говорить обо всем «между прочим» сразила его наповал. Ему захотелось защищать девушку, заботиться о ней, приодеть ее, приласкать. Ян искренне мечтал, чтобы Брэнди переехала в Лондон и вышла замуж за хорошего человека, а по вечерам болтала с Фелисити о том о сем. Он сказал:

— Теперь я буду вас защищать, Брэнди, и вы не просто провинциальная девушка, по крайней мере, для меня. В августе я женюсь на леди, которая, как мне кажется, будет рада научить вас манерам и правилам поведения в обществе. Вы не хотели бы переехать в Лондон?

Переехать в Лондон и сесть на его шею? А новая супруга герцога будет учить, как себя вести в приличном, насквозь лживом английском обществе? Брэнди почувствовала гнев и, снова швырнув ему цветы, закричала:

— Нет, я не хочу ехать в Лондон. Как вы осмелились предложить мне такое. Вы хотите показывать меня, как диковинку, вашим дружкам и шипеть на меня, когда я недостаточно глубоко присяду в реверансе? Нет, ваша светлость, подавитесь вашей благотворительностью, она не нужна мне.

Герцог ничего не ответил. Он был огорчен. Да, она сказала достаточно, чтобы втоптать в грязь влиятельного английского герцога.

— Я пойду посмотрю, где Фиона, а вы можете отправляться обратно в замок.

И Брэнди поскакала к обрыву, вскоре исчезнув из виду.

Герцог хотел было крикнуть, но язык не повиновался его светлости. Как она могла так бесцеремонно отвергнуть столь благородное предложение? Не захотела понять его? У Яна и в мыслях не было держать ее на привязи и показывать «как диковинку». Проклятье! Девчонку стоило выпороть, задать ей хорошую взбучку.

Ладно, черт с ней. Он подошел к краю обрыва и увидел, как Брэнди подбежала к Фионе. Фелисити и Джилз были правы шотландцы — настоящие дикари.

Он закричал, приложив руки ко рту:

— Вас, юная леди, надо как следует выпороть и научить хорошим манерам. А теперь идите сюда, и я объясню, почему я хочу вас выпороть.

К удивлению, Брэнди оставила Фиону и зашагала к нему. Когда она поднялась наверх, гнев герцога еще не успел достаточно остыть. Подойдя к Яну, девушка вытащила что-то из кармана и швырнула прямо ему в лицо.

Он увидел две сверкающие гинеи, те самые, которые вручил Фионе, после того как та чуть не угодила под копыта его лошадей.

— Вы думаете, мне необходимо научиться манерам… Ха!

И снова убежала вниз.

— Черт бы тебя побрал, Брэнди. Это не моя вина, а твоя…

Герцог остановился на полуслове. Брэнди убежала уже далеко, кроме того, глупо кричать ей вдогонку. Пришлось признать, что она умыла его, отправила в нокаут, словно джентльмен Джексон. Проклятье!

Он пнул монеты ногой, затем поднял и стал нервно подкидывать на ладони. Ян не помнил, чтобы в жизни его так прикладывали. Чертова девчонка выставила английского герцога полным дураком. Он увидел, как сестры лепят из песка нечто, напоминающее очертаниями Пендерлиг. Ян отряхнул брюки и отвернулся. «Почему она против отъезда в Лондон?» — думал его светлость. Затем вспомнил все, о чем сегодня говорил с Брэнди, и не обнаружил ничего предосудительного или оскорбительного. Так выпороть ее? Нет, недостойно.

Он пошел к замку. Его первое утро в гостях у родственников закончилось не совсем удачно.

— Ваша светлость?

Герцог увидел Бертрана, его волосы сверкали на солнце и развевались по ветру.

— Доброе утро, Бертран. — Ян скорчил приветственную гримасу и мигом выкинул из головы чертову девчонку.

— Наслаждаетесь весенним утречком? — спросил Бертран.

Мужчины пожали друг другу руки. Герцог взглянул на перемазанные в земле брюки и сказал:

— Мой багаж скоро прибудет, а до этого момента не могли бы вы одолжить мне брюки?

— Может быть, одну из юбок моего отца?

Герцог попытался представить себя в национальной шотландской одежде и не смог.

— Глупо об этом говорить, но у вас ноги просто созданы для юбки. Что касается меня, мне не очень это нравится. Вы знаете, поддувает: снизу у наших юбок нет шва, как у штанов. И надо быть здоровым человеком, чтобы выдержать…

Бертран рассмеялся. Он еще не видел герцога столь напуганным.

— Ладно, не бойтесь вы никаких юбок.

— Я просто отчищу с брюк траву, и черт с ними. Что касается ног, то благодарю за комплимент. Бертран улыбнулся и сказал:

— Думаю, вам небезынтересно будет посмотреть книги учета последних лет и поговорить с кем-нибудь из крестьян, дабы убедиться, что действительно в Пендерлиге, кроме нас, живут и другие люди.

— С большим удовольствием, — ответил герцог и подумал, что Бертран хороший малый, по крайней мере, открытый и неглупый и совершенно не стесняющийся родства с ненавистным англичанином.

— Брэнди сказала мне, что вы уже давно заправляете всем имуществом.

— Да, я здесь за управляющего. Если хотите, пойдемте ко мне, нам никто не помешает, так как мой отец сейчас в замке с леди Аделлой.

«Они небось все сейчас обсуждают нового графа», — подумал герцог.

— Хорошо, Бертран, пойдемте. И, если не трудно, называйте меня просто Ян, ведь мы родственники.

Домик, где жили Бертран и Клод, был очень маленький. Двухэтажный каменный коттеджик, увитый лианами. С восточной его стороны находился миленький садик, совершенно не похожий на запущенный парк замка.

— Вероятно, ваши дела идут хорошо…

— Фрейзер неплохо позаботился о нашем саде. Мы ведем здесь практически натуральное хозяйство, очень многое дает нам земля. Слава Богу, холмы защищают от ветров с моря.

Бертран отворил большую дверь, но, прежде чем войти, подошел вплотную к герцогу и прошептал:

— Постарайтесь, если нетрудно, не упоминать Мораг в присутствии Фрейзера. Они женаты, но терпеть друг друга не могут. По-моему, супруги прожили вместе всего неделю.

— Мораг — это та женщина, которая чешется?

— Да, из-за того, что никогда не моется. Это и разрушило их счастливый союз. Не понимаю, как Фрейзер не замечал этого до свадьбы. Может быть, тогда она и мылась хотя бы иногда, кто знает. Но отец и я стараемся не допускать их друг к другу.

Герцог поднял глаза и увидел лысого человека с ножницами садовника в руках.

— Господин Бертран, ваш отец еще в замке. Ушел около часа назад, когда явился гонец от леди Аделлы и сказал, что она хочет поговорить с ним.

— Да, Фрейзер, я знаю. Это мой кузен, его светлость, герцог Портмэйн, и с недавнего времени граф Пендерлиг.

— Ваша светлость, — поклонился Фрейзер, улыбаясь.

— Фрейзер, подай, пожалуйста, чай. Нам придется поработать.

— Конечно, господин Бертран. — Он отсалютовал герцогу ножницами и зашагал в том направлении, откуда только что пришел.

— Хороший человек, — сказал Бертран, заходя в залитую солнцем комнату, обставленную антикварной мебелью. На большом дубовом письменном столе лежала куча бумаг и конторских книг.

Бертран посмотрел на книги, а затем на свои ноги. Убрал прядь рыжих волос за ухо и с трудом произнес:

— Трудно говорить вам об этом, но Холирод-Хаус не входит в ваше наследство, Ян.

— Ну и ладно, — спокойно сказал герцог, — давайте посмотрим, что у нас там.

Бертран сел напротив герцога и, открыв книгу на какой-то странице, нудным голосом стал читать записи.

После нескольких минут этой тягомотины герцог прервал его с улыбкой:

— Хорошо, Бертран, но слова я понимаю лучше, чем цифры. Итак, Пендерлиг может сам содержать себя?

Бертран захлопнул книгу и ответил:

— Конечно, может, если только убедить крестьян, что наступил новый век. Видите ли, у нас отличная земля, на ней хорошо растет кукуруза. Но у наших крестьян нет ни опыта, ни инструментов, чтобы ее обрабатывать. Чаще всего они ловят рыбу, или пасут немногочисленных черных овец.

Раздался легкий стук в дверь и появился Фрэйзер, держа в руках поднос с чаем.

— Ваш чай, господин Бертран, ваша светлость, извольте. Поклонившись, он вышел из комнаты, насвистывая.

— Сливки, Ян?

— Да, пожалуйста, — сказал герцог, пытаясь придумать выход. — На этой земле можно пасти большее количество овец?

Он выпил глоток чая. Великолепный китайский чай. «Фрейзер не так плох», — подумал герцог.

— Да, конечно, но содержание овец стоит довольно дорого. Кроме того, от черных овец получают грубую шерсть, годную лишь для ковриков и подстилок. Если бы завести шевиотовых[1] овец, чтобы можно было делать одежду…

— А у вас есть хорошие специалисты по стрижке овец?

— Нет, но в сезон мы нанимаем для этого людей. Так делают почти все владельцы овец.

— А шерсть идет в Глазго, на фабрики?

— Да, но не в Глазго. Фабрики появились у нас только недавно. И несколько — здесь поблизости.

Герцог замолчал. Бертран сел прямо, держа руки между колен, и глядел на нового графа, пытаясь понять, не огорчил ли он чем-нибудь его светлость.

Ян поставил чашку и поднялся с места, прошелся по комнате, а затем снова уселся перед Бертраном.

— Я думаю, Бертран, нам стоит наведаться на одну из фабрик в Стирлингшире. Овцы или кукуруза — надо решить, что больше подойдет для Пендерлига.

Бертран удивился.

— Вы знаете про Стирлингшир?

— Да, и про Клэкманшир тоже. Я же не просто так сюда приехал. Однако в Англии я не смог достаточно узнать про индустрию Шотландии. Вам придется помочь мне в этом, Бертран. У себя в Англии я считался хорошим хозяином, и здесь не намерен изменять своим правилам. Я вижу, вы удивлены, думали, что английский герцог не станет утруждать себя заботами об имуществе в Шотландии, не так ли?

— Честно говоря, да.

— Ладно, Бертран, — не без гордости сказал герцог, — я не собираюсь поступать со своей землей так, как это делают некоторые землевладельцы в Англии. С моими капиталами и вашей головой Пендерлиг сможет не только содержать себя, но и дальше развиваться. И если вы считаете, что необходимо встретиться с крестьянами, я готов провести сегодняшний день с ними. Посмотрим и решим, чем можно им помочь. Кроме того, я хочу подлатать замок.

Бертран не верил своим ушам. Ему и в голову не приходило, что герцог заинтересуется Пендерлигом, тем более станет вкладывать в него деньги. Просто в голове не укладывалось, что так может быть.

— Чувствую себя полным дураком, — сказал он наконец. — Но не беспокойтесь, Ян, я не подведу вас. Ведь когда-то Пендерлиг был богатым графством, но алчные люди и бездарные хозяева все извели, в частности мой дядюшка Ангус.

— Все это в прошлом, Бертран, и с этим мы ничего уже не можем поделать. Но нам принадлежит будущее. Брэнди говорила, что вы хороший хозяин. И вас ждет блестящая карьера, поверьте моему слову.

Бертран не знал, что ответить на это.

— Сейчас вы молчите, но время покажет. Однажды вы мне поверите.

Бертран сглотнул.

— Я всегда считал время своим худшим врагом, — наконец сказал он, — время и будущее пугали меня. А теперь я готов делать все что угодно.

Герцог вернулся мысленно к Брэнди и ее сестрам. Их будущее более туманно, чем будущее Бертрана.

— Я говорил сегодня утром с Брэнди. Меня очень беспокоит ее жизнь. Ведь она уже может выходить замуж. Констанция достигнет того же возраста через каких-то пару лет. Пендерлиг довольно изолированное место, мало людей, мало общения. И как опекун девочек, я готов обеспечить их приданым.

— Очень благородно с вашей стороны, Ян. Особенно это важно для Брэнди. Констанция еще слишком молода для замужества. Попробуйте сделать для Брэнди то, что считаете нужным.

Герцог подумал о Констанции, об этой девушке-женщине с длинными черными волосами и томным взглядом, о той, что казалась старше своей сестры Брэнди. Бертрана она зацепила. Ян не мог не улыбнуться.

«Ладно, черт с ней, с Констанцией, следует позаботиться о Брэнди. Забудем о ее беспричинных вспышках гнева», — подумал он про себя.

— Фрейзер отлично готовит, — сказал Бертран, поднимаясь. — Если вы не против, мы могли бы вместе пообедать и продолжить наш разговор.

— Неплохо задумано, ведь на ужин вы придете в замок, не так ли?

— Мне бы очень этого хотелось, — ответил Бертран.

Герцог вернулся в замок во второй половине дня. Они нанесли визит крестьянам, и Ян понял, что еще многому предстоит научиться. Бертран с удовольствием и энтузиазмом помогал ему в этом, и дело спорилось. Брэнди была права. Бертран оказался хорошим человеком, болеющим за Пендерлиг всей душой, кроме того, достаточно дисциплинированным и умным, чтобы как следует управлять делами.

Войдя в прихожую, герцог подумал о том, как бы смотрелся здесь, среди доспехов и знамен, большой подсвечник на потолке. Никого не было видно. В спальне герцог понял, что не отказался бы от горячей ванны. Когда он уже почти поверил в то, что находится в замке один, вдруг увидел женщину, которая возилась с его костюмом. Ее седые волосы были собраны в пучок, шерстяное платье облегало неуклюжую фигуру. Она повернулась на звук его шагов.

— Ваша светлость, — сказала женщина и присела в реверансе.

— Да, а ваше имя…

— Марта, ваша светлость, горничная леди Аделлы. Мне сказали, что вы не хотите подпускать к своим вещам эту чешущуюся шлюху Мораг. Вам что-нибудь еще нужно?

— Да, ванну. Здесь есть мальчик, который мог бы полить меня водой?

— Да, конечно, я сейчас пришлю коротышку Алби из кухни. Он силен, но недостаточно умен, ваша светлость.

— Понимаю, — ответил герцог.

Как только Марта вышла из спальни, он скинул с себя одежду и завернулся в полотенце.

Коротышка Алби оказался туповатым малым, похожим на боксера. У него были большие голубые глаза и широкая улыбка, выдающая недостаток передних зубов.

— Ваша вода, сэр. — По всему было видно, что, кроме опыта обращения с ведром и кувшином, больше в голове коротышки не было ничего.

— Спасибо.

Алби извлек большой кусок мыла и вылил две большие кадушки воды в деревянную бадью. Она перелилась, и вода побежала по полу. Однако Алби даже бровью не повел. Он закончил свое дело и обратился к герцогу:

— Если понадобится помощь, позовите, сэр.

— Отдыхай, если будет нужно, я позову, — сказал герцог, еле сдерживая смех, чтобы не обидеть парня. Он только улыбнулся, после того как дверь за коротышкой закрылась.

Ян залез в бадью и начал намыливаться. Поняв, что мыло ароматизировано, подумал: «Черт, я буду пахнуть, как шотландская проститутка. А, нет, мыло дорогое, значит, буду пахнуть, как парижская проститутка. Наверняка Марта взяла его у леди Аделлы».

Он лежал и грелся в бадье до тех пор, пока вода не остыла. Затем выбрался оттуда и встал перед камином.

Скрипнула дверь. Брэнди! Она стояла в дверях и дышала словно после быстрого бега.

Ян уставился на нее, пытаясь вспомнить, куда дел чертово полотенце.

Она смотрела прямо на него.

— Вы не такой, как я, — произнесла, наконец, девушка, — вы красивый.

Глава 10

Герцог был поражен. Никаких признаков волнения или смущения; не пытается закрыть глаза. Она просто разглядывала его, а он словно остолбенел.

Затем она спокойно заявила:

— Простите, ваша светлость, за беспокойство, но я не знала, что вы уже вернулись. Я ищу Фиону. Мы играем в прятки, у нее это любимое занятие — перед сном играть в прятки.

— Ее нет здесь, — ответил герцог, чувствуя себя совершеннейшим идиотом. «Самое время для светской беседы», — сыронизировал он про себя.

Брэнди кивнула, в последний раз пристально взглянув на Яна и тихонько вышла из комнаты.

К герцогу вернулась наконец способность двигаться, и первое, что он сделал, это схватил полотенце и завернулся в него, только потом поняв, что бояться уже нечего — Брэнди не вернется.

Девушка прошла дальше по коридору, совершенно забыв про Фиону, а затем прислонилась к стене и закрыла глаза. Обнаженное тело герцога еще стояло у нее перед глазами. Он был прекрасен. Брэнди и в мыслях себе представить такого не могла, даже когда девочкой размышляла о том, как выглядит голый мужчина. Герцог был потрясающе красив. Господи, она вломилась к нему в спальню и пялилась на него? Что, интересно, он подумал? Определенно не о ее невинности. Конечно, после того как она глазела на него вовсю, вряд ли он считает ее невинной.

Брэнди прижала ладони к животу, чувствуя тепло, мягкость и легкий зуд, но не такой, как у Мораг, а какой-то странный и приятный. О Господи, что все это значит?

— Брэнди, а вот и я. Ты не нашла меня. Я выиграла. Теперь я могу не ложиться спать еще пятнадцать минут.

Из боковой комнаты, где обычно шила Марта, выскочила Фиона. После того как Брэнди не ответила сестре, та подбежала к ней:

— Я пряталась в старой голубой комнате, где обычно шьет Марта. Брэнди, — девочка подошла ближе, — ты плохо себя чувствуешь, или я тебя напугала?

Надо было взять себя в руки, но это оказалось не так просто. Брэнди хлопала ресницами, пытаясь отогнать прекрасное видение — обнаженный, красивый и мокрый мужчина.

— Нет, малышка, ты не напугала меня. — Ее голос был легкий и тихий. — Пойдем, малышка, тебе время мыться и через пятнадцать минут — в кровать.

Ян быстро оделся и завязал галстук. Силы почти покинули его. Он пытался забыть этот нелепый инцидент. В Англии вторжения молодой леди в спальню к джентльмену просто не могло произойти. Однако Англия далеко. Герцог выругался, сорвал с шеи галстук и отшвырнул его. Да, он в Шотландии, а это значило, что слуги — недисциплинированны, бадья с водой до сих пор не убрана, а еще эта девица с большими глазами, которая пялилась на него и говорила: «Нет, вы не такой, как я… вы красивый». Весьма странная девушка.

Он подумал о Марианне, любимой и застенчивой своей супруге. Интересно, а она считала его красивым? Ерунда полная. Марианна гасила свечу, как только он пересекал порог спальни. Ян всегда был нежен с ней, но она все равно часто плакала у него на плече, после того как они занимались любовью.

Герцог с отвращением посмотрел на свой галстук. Придется надевать его, ведь других нет. Вот скоро приедет Мэбли с багажом…

Выходя из спальни, он прихватил с собой свечи. Их оранжевый отблеск вырисовывал на стенах причудливые тени. «Итак, я красив, Брэнди, не так ли?» — подумал Ян с легкой улыбкой.

Возле гостиной герцог услышал знакомые голоса. Громкий, повелевающий — леди Аделлы и тихий — Клода. Брэнди, скорее всего, тоже здесь, и с ней придется поговорить, дабы убедиться, что ей смертельно стыдно за свое вторжение.

Ян повернул большую железную, в виде головы грифона, ручку двери и вошел в гостиную. Леди Аделла как всегда восседала на своем стуле, и глаза присутствующих были обращены на нее. «Она горда и сильна», — подумал герцог. Ее эксцентричное поведение забавляло его, по крайней мере, именно в тот момент. Седые волосы с пучком на затылке, на лбу специально завитые локоны. Такую прическу следовало бы носить женщине лет на пятьдесят моложе леди Аделлы.

Клод сидел напротив нее с видом старого развратника. Он действительно выглядел старше своих лет, скорее всего из-за здоровья. Боль сильно меняет людей. Бертран и Констанция расположились на длинной скамейке, Перси, с бокалом шерри в руке, наклонился небрежно к камину. Герцог поискал глазами Брэнди и обнаружил ее возле леди Аделлы на небольшом стульчике. На ней было то же платье, что и в предыдущий вечер, и та же старая, поношенная накидка. Девушка подняла глаза и посмотрела на герцога, как кролик на удава. Он вежливо, по-доброму улыбнулся. «По-моему, получилось неплохо», — подумал его светлость.

Леди Аделла обратилась к нему:

— Итак, Ян, мой дорогой, Берти как раз рассказывал нам о ваших приключениях. Осмотр овец и болтовня о кукурузе. Он рассказал, что вы интересуетесь стрижкой овец, не так ли?

«Вот язва старая», — подумал герцог.

Он увидел, как Бертран в смущении глядит на свои большие руки. Герцог захотел посоветовать ему не бояться старухи. Не обратив внимания на ее слова, Ян сказал:

— Добрый вечер, леди. Я думаю, ваш день не был таким интересным, как мой.

И он поцеловал сморщенную руку.

Перси отхлебнул из бокала и поставил его на камин.

— Скажите, ваша светлость, это правда, что вы хотите сделать из нас пастухов и фермеров? Это будет здорово, драить целый день конюшни, а затем принимать гостей.

Герцог мило улыбнулся молодому прохвосту.

— Мы с Бертраном пока ничего не решили. Потерпите, пожалуйста. Придет время, и здесь будет расти кукуруза, но пока я вижу, что целесообразнее разводить овец.

Бертран победоносно улыбнулся, Клод закашлялся и захлопал руками по коленкам.

— Попридержи язык, Перси, — сказала леди Аделла и стукнула по полу палкой.

— Я сделаю это тогда, когда посчитаю нужным, моя леди, — ответил Перси, пожирая глазами герцога.

— Хорошо, — сказала леди Аделла, почти заскрежетав зубами, — люблю мужчин, которые за словом в карман не лезут. Наш новый граф — интересный мужчина.

Это был удар ниже пояса, и герцог увидел, как Перси покраснел от гнева. Но он ни слова не произнес, боясь перечить старухе. На секунду герцог даже пожалел Перси.

— Добрый вечер, ваша светлость, — раздался мягкий женский голос Констанции, которая смотрела на герцога сквозь ресницы. Это было неплохо исполнено. Она вытянула руку вперед точно так же, как это только что сделала леди Аделла.

«Она просто учится», — сказал Ян сам себе.

— Добрый вечер, кузина, вы отлично выглядите сегодня.

Герцог сказал правду. Констанция одевалась не так, как Брэнди. Он взял ее мягкую ручку и поцеловал. Констанция посмотрела на герцога, словно всей душой желая, чтобы Ян сделал это еще раз, и так же мягко улыбнулась, когда он отпустил ее руку. Затем отвернулась и стала смотреть на Перси.

«Проклятье, — подумал герцог, — девчонка не на того смотрит».

Он кивнул Брэнди, прежде чем повернуться к Клоду.

— Надеюсь, вы одобряете наши с Бертраном планы?

— Вы заставляете меня говорить о не очень приличных вещах, дорогой мой, — просвистел Клод, выставляя напоказ ряд почерневших зубов.

Затем повернулся к Перси и сказал:

— Твои разговоры о стадах овец наводят на мысль о мужском достоинстве.

— Ах, дядя, — спокойно и холодно ответил Персиваль, — прошло уже много лет с тех пор, как ваше «мужское достоинство» увяло вместе с вашим мозгом. Вам ли говорить об этом.

Леди Аделла захохотала, Констанция позволила себе захихикать. Яна просто ошеломила неприкрытая грубость. Теперь он понимал, почему Брэнди так легко говорит о некоторых вещах. Герцог должен был что-то сказать, это точно, но что?

Брэнди дрожащим от гнева голосом промолвила:

— Как ты смеешь так говорить, Перси?! Даже от конюха не каждый день услышишь подобное, не говоря уж о потомке древнего рода. Ты не джентльмен и держи язык за зубами.

Ян одобрительно кивнул. Неплохо она его отбрила.

— А, моя маленькая кузина, ты ведь озабочена поисками мужчины, не так ли? Не волнуйся, он скоро придет и тебе понравится.

— Если Брэнди чем-то и озабочена, Персиваль, так это тем, что ты превращаешь гостиную в конюшню, — сказал герцог.

В горле у Перси что-то булькнуло, но его внимание отвлекла леди Аделла:

— Я же говорила тебе, Перси, оставь девочку в покое. Она невинное создание, и не заставляй ее краснеть от твоих шуточек.

— Нет, леди, — сказал спокойно Перси, пропустив мимо ушей замечание герцога, — это Констанция невинное создание, а Брэнди уже почти девятнадцать лет, она женщина.

— Нет, Перси, это я женщина, — возразила Констанция.

— Как скажешь, дорогая, — согласился Перси, — как скажешь, — и стал нюхать табак.

В этот момент ворвался Краббс.

— Ужинать подано, ваша светлость.

Леди Аделла сказала грозно:

— Я готова поспорить, что ты подслушивал под дверью. Ладно, ты ничего не знаешь о… ладно, ничего.

Она не обращала внимания на других, запутавшись в своих накидках. Ян увидел, как Перси двинулся прямо к Брэнди. Герцог чуть не бегом бросился ему наперерез и успел первым предложить ей руку.

— Позвольте?

Она благодарно посмотрела на Яна и взяла его под руку.

Когда они шли в столовую, герцог шепнул на ухо девушке:

— Я поговорю с вами позже.

Словно опасаясь, что сзади идет Перси, Брэнди потянула герцога за собой.

Он уже готов был предложить ей сесть рядом с Констанцией, но леди Аделла простерла руку и сказала:

— Ты сядешь здесь, дитя мое, — и указала на стул рядом с Перси. — Надо получше узнать своего кузена. Он научит тебя жить. Здесь, в присутствии твоих родственников, Перси ничего тебе не сделает.

«Что еще задумала чертова старуха», — встревожился Ян. Ее глаза смотрели прямо, губы вытянулись в линию. Внезапно он понял: она хочет использовать Брэнди, чтобы посеять вражду между ним и Перси. Нет, старуха не только эксцентрична, но еще и балуется интрижками.

Брэнди смущенно смотрела на леди Аделлу, но та быстро перевела взгляд на Перси. Она не спускала с него глаз. Перси смеялся, уверенный в победе, зная, что леди Аделла подарила ему Брэнди, будто цветок. И он самодовольно заявил, когда Брэнди скромно уселась на указанное ей место:

— Не волнуйся, моя маленькая кузина. Леди Аделла права, нам стоит узнать друг друга получше. Мне нужно поучиться хорошим манерам, не так ли?

— У меня нет никакого желания даже видеть тебя, не то что сидеть рядом с тобой. Если не будешь держать свои руки подальше, пырну тебя ножом.

Уязвленный, Перси тихо продолжал:

— Разве ты не хочешь стать женщиной, Брэнди? Я вижу, как, словно водопад, падают на плечи твои волосы и желание светится в чистых глазах.

— Хватит, свинья. Прекрати!

И она ткнула его вилкой в ногу, так как ее руку с ножом он предусмотрительно перехватил. Леди Аделла кашлянула:

— Похоже, ты выбрал не ту тему для разговора. Поговори с ней об Эдинбурге, о разных путешествиях.

— Да, Перси, — вмешался герцог, — думаю, нам всем будет интересно послушать рассказ о твоих приключениях. Кроме того, может быть, ты нам расскажешь что-нибудь о ценах на шевиотовых овец?

— Да, один баран расскажет про других, — засмеялся Клод.

— Папа, пожалуйста, ешь и забудь про обиды, — сказал Бертран, которому больше всего хотелось, чтобы трапеза побыстрее закончилась. Герцог так смотрел на Перси, словно хотел размазать того по стене. Интересно, что его светлость думал об их компании? Наверное, принял новых родственников за банду дикарей. Сначала Бертран готов был невзлюбить нового графа, но, проведя с ним несколько часов, понял, что герцог совсем не такой, каким его ожидали увидеть. На секунду ему даже захотелось застрелить Перси на месте.

— А, наш дорогой Бертран-миротворец, — сказал Перси и съел кусочек рыбы.

Наступила тишина. Затем Ян повернулся к Бертрану и спросил, как обстоят дела у рыбаков. Брэнди хотелось добавить кое-что к словам кузена, но ее сейчас больше волновала собственная лодчонка, привязанная в тихом месте. Девушка собралась было открыть рот, как к ней наклонился Перси, и она отпрянула всем телом, мигом позабыв о лодочке и рыбаках. Брэнди взглянула на Констанцию и опешила: та спокойно смотрела на нее зелеными, холодными глазами.

Брэнди почувствовала, что начинает не на шутку злиться. «Нет, Конни, — захотелось закричать ей, — Перси — грязная свинья и не стоит твоих вздохов».

Когда обед подошел к концу и леди Аделла хотела подняться с места, Брэнди вскочила и встала у нее за спиной, прежде чем старуха успела опереться на свою палку.

— Теперь мы оставляем вас, джентльмены, — сказала она, удаляясь из комнаты в сопровождении Брэнди. Констанция выходила последней, не сводя глаз с Перси.

Ян понял, что старуха оставила их в надежде, что вспыхнет ссора, и решил держать себя в руках во что бы то ни стало.

Брэнди помогла бабушке сесть у камина. Леди Аделла мягко сказала:

— Ты трусишка, Брэнди, и совершенно не умеешь обращаться с джентльменами.

— Я не считаю Перси джентльменом, — спокойно заявила Брэнди, зная, что Констанция рядом.

— Скоро тебе придется называть его так. Макферсон уже подготовил бумаги. Возможно, ты будешь лучше относиться к кузену, когда он станет законным наследником Пендерлига. Он сам начнет смотреть на вещи по-другому, тебе не кажется?

— Нет, — резко ответила Брэнди, — бумага не сделает из него джентльмена.

— Может быть, — продолжала леди Аделла, глядя Брэнди прямо в глаза, — когда он станет настоящим Робертсоном из Пендерлига, герцог обратит на него внимание. А ты не хотела бы заполучить Перси в мужья, Робертсоны слабые мужчины и Перси не исключение, но род все равно надо продолжать.

В этот момент Брэнди поняла, что бабушка не просто дразнит ее, а хочет утереть нос герцогу, показать ему, кто настоящий хозяин в Пендерлиге. Однако леди Аделла никогда не отличалась большим умом. Из общения с герцогом Брэнди поняла, что он добр, вежлив, но чертовски упрям, и вряд ли кому-нибудь удастся переделать его. Ян не позволит заставить себя делать то, чего ему не хочется. Брэнди только сказала:

— Констанция мечтает выйти за Перси, и не надо ей мешать.

Тут она поняла, что герцог не нуждается в ее помощи.

— Сначала должна выйти замуж старшая, — заявила леди Аделла и поскребла сморщенный подбородок. — Констанция станет хорошей женой Бертрану.

Брэнди удивили подобные речи. Она посмотрела на Констанцию, но та наблюдала за солнечными зайчиками в окне. Неужели леди Аделла не понимает, что Констанция относится к Бертрану как к брату? Но девушка предпочла промолчать, чтобы не перечить бабушке.

Леди Аделла сверкнула глазами, когда вошли мужчины.

— Я вижу, вы быстро выпили свой портвейн. Это странно, не так ли? У старого Ангуса много хорошего портвейна в погребе. Или вам не по душе компания?

— Перси рассказывал нам про Эдинбург, — сказал Ян, — очень интересно. Жаль, что он не смог сдержать себя в присутствии Брэнди.

— Да, — воскликнул Бертран, — мне очень понравилась эта история про мясника, пославшего свиное ухо в букете цветов своей жене, которая сильно его разозлила.

— Вовсе не смешно, — заявила леди Аделла и приказала Констанции идти к фортепьяно.

Брэнди увидела, что Перси направляется к ней, и прошептала на ухо леди Аделле:

— Разрешите мне уйти, бабушка. Нужно повидать Фиону, она, по-моему, не очень хорошо себя чувствует.

Леди Аделла недовольно оглянулась.

— Ты трусливая девушка, однако, ты не лжешь. Иди.

Брэнди глубоко вздохнула и сделала реверанс в сторону мужчин.

— Прошу прощения, джентльмены, я вынуждена удалиться. Желаю вам всем спокойной ночи.

Ян обратился к ней:

— Можно вас на пару слов?

Перси рассмеялся:

— Может быть, моя маленькая кузина, после того как ты поговоришь с его светлостью, я тоже смогу перекинуться с тобой парой словечек?

— Во сне, Перси. — Брэнди посмотрела на него так, словно готова была ударить.

Перси пожал плечами и повернулся к Констанции, которая, теребила его за штанину:

— Пойдем Перси, будешь переворачивать мне страницы.

— Я провожу вас, — сказал Ян, — прошу прощения, леди Аделла, я буду через минуту.

Он вышел из гостиной следом за Брэнди. Девушка остановилась возле дверей и спросила:

— Что вам угодно, ваша светлость?

Герцог выпрямился во весь рост и посмотрел на нее нежным добрым взглядом.

— Я просто хочу сказать, что очень сожалею о поведении Перси. Его язык следовало бы укоротить. Я прослежу, чтобы он не беспокоил вас больше.

Герцог не знал, сможет ли он выполнить свое обещание, особенно учитывая, что леди Аделла покровительствует Перси.

— Это как загадка, — сказала Брэнди, думая о странном поведении бабушки.

— Что еще за загадка?

Она слегка улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться.

— Бабушка хочет, чтобы Констанция вышла замуж за Бертрана. Боюсь, сестре это не понравится.

«Наверное, эта женщина все планирует заранее и плетет свои интриги с определенной целью», — подумал Ян. Однако в данном случае мнение леди Аделлы совпадало с его собственным.

— Я понимаю, — сказал он.

Но герцог вернулся к той теме, которую на самом деле хотел затронуть в разговоре.

— Брэнди, я хотел извиниться за то, что утром расстроил вас.

Девушка посмотрела на него и вспомнила о своей выходке. Он хотел только добра, пригласив ее в Лондон, предложил помощь, а она вела себя как последняя дура.

— Нет, ваша светлость. Это я должна извиниться, я вела себя отвратительно.

Тогда Брэнди разозлилась, так как подумала, что он принимает ее за глупую провинциалку, которую нужно научить хорошим манерам. Но потом, уже убежав от него, она поняла: больше всего ей претила мысль, что придется жить с ним и его будущей женой. Именно это разозлило ее, и Брэнди знала почему, совершенно точно знала, но не хотела даже думать об этом. Вряд ли все кончилось бы хорошо.

Откровенно говоря, герцог тоже думал, что ее поведение было отвратительно, но твердо заявил:

— Я немного удивился, вы меня просто неправильно поняли.

Он ожидал увидеть смущение или раскаяние на ее лице и не мог заставить себя заговорить о том, как стоял голым посреди комнаты.

— Мне следовало бы догадаться, что у вас уже есть женщина.

Герцог недоуменно заморгал.

— Моя невеста тоже пожурила бы меня за мою невнимательность.

— Наверное, так, Ян. Она, я думаю, и мое поведение не одобрила бы.

— Я уверяю вас, Брэнди, моя жена ничего не скажет по этому поводу, потому что ничего не узнает.

Она почувствовала нестерпимую боль:

— Я оскорбила вас, и теперь вы меня не захотите.

Он опять удивленно заморгал. Что-то настораживало его в ее речах, но как это было замечательно.

Снова ее чертова невинность. Она просто не понимала, что говорит.

— Думаю, с моей стороны было бы очень неприлично хотеть вас, Брэнди. Я говорю с вами только потому, что не желаю никаких недомолвок.

Она гордо выпрямила спину.

— Если бы не хотели меня, вы бы…

Брэнди отвернулась.

— Я не использую это против вас, Ян. И я никогда больше так не поступлю.

Герцог совершенно растерялся.

— Господи, я хочу, чтобы вы поняли, я не питаю к вам никаких низменных чувств. Кроме того, сам виноват, надо было держать дверь спальни запертой.

Брэнди всегда считала, что английский язык очень сильно отличается от шотландского.

— Что вы имеете в виду, ваша светлость, и при чем здесь дверь вашей спальни?

— Господи, если бы я запер дверь, вы бы не ворвались в мою спальню. Честное слово, Брэнди, я не привык, когда на меня голого глазеют молоденькие девушки.

— Голого?! О Господи!

Он никогда раньше не видел, как люди краснеют от пяток до корней волос.

— О Господи, — повторила она упавшим голосом. — Я думала, вы извиняетесь за утреннее происшествие, когда я разозлилась на вас за ваше приглашение в Лондон.

Герцог громко рассмеялся. Значит, они говорили совершенно о разных вещах.

— Нет, кузина, я имел в виду не сегодняшнее утро, когда вы нанесли тяжелый удар по моему мужскому самолюбию. Вы больше не думали об этом происшествии?

Брэнди почувствовала тяжесть в груди. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и сказала:

— Нет, Ян, вы не правы.

Прежде чем он успел ответить, Брэнди подхватила юбки и унеслась наверх, оставив его на лестнице в полном недоумении.

Глава 11

На следующее утро Ян проснулся и посмотрел на стекающие по стеклу окна капли, а затем на часы. Было пять утра. Он закрыл глаза, уткнулся лицом в подушку и стал думать об овцах. Но заснуть снова не удавалось. Герцог поворчал про себя и откинул одеяла.

По полу гуляли сквозняки, от которых мерзли пятки его светлости, пока он с ругательствами пытался развести в камине огонь. Затем Ян быстро оделся, без особой радости подумав, что надо бы написать письмо Фелисити.

Герцог достал письменные принадлежности, сел поближе к огню и долго грыз перо, придумывая фразы.

«Моя ненаглядная Фелисити!» Он вздохнул, тупо уставившись на бумагу, а потом скомкал ее и начал заново.

«Моя дорогая Фелисити…»

Лист бумаги простирался на столе, как бесконечное белое поле. Герцог поскреб подбородок рукой, потом почесал его пером, а затем решил представить нареченной полный отчет о своем пребывании в Пендерлиге.

«Я прибыл в Оендерлиг три дня назад. К сожалению, мой верный слуга Мэбли, ехавший в карете с багажом, вынужден был остановиться в Галашилзе (городок к юго-западу отсюда) из-за поломки колеса. Молю Бога, чтобы он добрался сюда сегодня, я уже сейчас готов расцеловать этого парня. Если не приедет, мне придется взять смену белья у Бертрана Робертсона, моего кузена. Он и его отец Клод (старый беззубый развратник) в полном согласии и счастье проживают в домике недалеко от замка. До сего дня Бертран заправлял всем хозяйством и, надеюсь, будет заниматься этим в дальнейшем.

Отец Клода, Дуглас, старший брат последнего из Робертсонов, был лишен наследства много лет назад, к большому сожалению, так как Бертран отличный хозяин и великолепно управлял бы Пендерлигом. Леди Аделла, вдова графа Ангуса, старая стерва, может восстановить права Бертрана. Добавлю, что она уже почти узаконила Персиваля Робертсона, задиристого малого, ненавидящего всех англичан и меня в частности. Если и тебе эти внутрисемейные отношения кажутся запутанными, можешь себе представить, как я себя чувствую здесь.

«Банда баб», как назвал их Джилз, оказалась тремя милыми сестричками, каждая из которых великолепна в своем роде. Младшая Фиона — рыжая бестия, ее тщательно опекает старшая сестра Брэнди (полное имя «Бранделла»), уже взрослая девушка, которая, наверное, скоро выйдет замуж.

Средняя из сестер, Констанция, шестнадцати лет, изо всех сил строит из себя взрослую и беззастенчиво флиртует с Перси. Брэнди совсем не похожа на нее».

Он остановился, откинувшись на стуле и разминая пальцы. Ян понял, что о Брэнди ему писать легко и просто.

«У нее внимательный взгляд. Она — необычная девушка, много переживает. Перси преследует ее, но безуспешно. В день святого Михаила ей исполнится девятнадцать, возраст для замужества, но здесь есть некоторые проблемы».

На самом деле герцог считал, что Брэнди — самая красивая в семье. Он улыбнулся и решил не писать ничего о своей неудачной попытке пригласить Брэнди в Лондон.

«Все разговаривают здесь с мягким шотландским акцентом, который в отличие от нашего, английского, более приятен для слуха. Я уже начал замечать за собой, что говорю иногда их языком».

Герцог снова остановился, увидев, что исписал уже целую страницу. Это было совсем не похоже на него. Фелисити сразу заметит. Он собрался написать последние несколько строчек.

«Мы с Бертраном собираемся купить сегодня шевиотовых овец. По его мнению, это самый лучший вид в Шотландии. Затем поездим по близлежащим городкам, чтобы пообщаться с владельцами фабрик. К сожалению, моя дорогая, видимо, мне придется остаться здесь дольше, чем я думал. Многое надо сделать. Думаю, Джилз не дает тебе скучать.

Твой Ян».

Написав отчет для Фелисити, его светлость поднялся, потянулся лениво, глядя на дождь за окном, и решил не предаваться унынию, царящему в природе. Он оделся во вчерашние свои брюки и белую рубашку, насвистывая тихонько балладу Роберта Бернса, которую пела Брэнди.

Было семь часов утра. Похоже, все в замке еще спали, только Краббс встал и пожелал его светлости доброго утра. Герцог открыл дверь в столовую и с удовольствием обнаружил там Брэнди, склонившуюся над тарелкой каши.

— Доброе утро, Брэнди, — сказал он и поймал себя на том, что на сердце стало тепло и легко.

— Ваша светлость, Ян, еще так рано, почему вы встали?

Подойдя к ней, герцог увидел, что щеки девушки неожиданно залил румянец. «Какого черта», — подумал его светлость.

Ах да, она же видела его голым, но не упомянула об этом, что герцогу весьма понравилось. Ян прокашлялся и сказал:

— А вы думаете, что я лентяй и соня? На самом деле меня разбудил дождь, и я понял, что не смогу больше сегодня заснуть.

Брэнди смотрела на белоснежные манжеты и воротничок его рубашки. Она знала, что он носит их второй день, но, несмотря на это, герцог выглядел отлично, и чувствовала себя бедной родственницей в старом, поношенном платье.

«Интересно, почему Брэнди так смотрит на меня?» — подумал Ян.

— Ну как, вам нравится?

— Да, вы и без вашего слуги держитесь молодцом.

— Спасибо, Брэнди, но, боюсь, если Мэбли не приедет завтра, то мне придется одолжить смену белья у Бертрана. А, каша…

Господи, что бы он сейчас отдал за рыбное Филе или яичницу.

— Она сегодня недоваренная. Должно быть, повариха снова влюбилась.

— Влюбилась? Повариха?

— Да, у нее доброе сердце. Каждый мужчина в радиусе пяти миль от замка знает, что может прийти к ней на кухню и она его накормит. Иногда влюбляется, и тогда мы едим недоваренную пищу.

Брэнди положила немного каши в тарелку и поставила ее перед герцогом. Ян сел и добавил в кашу немного сахара и сливок.

— А где ваша сестричка Фиона?

— Она покашливает, и я велела ей остаться в кровати. Фиона терпеть этого не может, так что мне придется держаться поблизости, иначе убежит.

— Если Мэбли приедет сегодня утром, я прикажу ему посмотреть ее. Он всегда возит с собой разные бутылочки и баночки со снадобьями. Если Мэбли приедет после того как я вас покину, можете воспользоваться его услугами.

— Вы уезжаете?

«Почему никто мне не сказал», — проворчала она про себя.

— Вы только приехали и уже так быстро…

— Я еду не в Англию, просто мы с Бертраном отправляемся по делам. Вчера вечером, после того как вы ушли спать, мы решили поехать в Шевиот посмотреть овец, а затем проедемся по здешним фабрикам, думаю, скоро вернемся.

— Когда?

— Возможно, через неделю. Я точно не уверен. Ему стало интересно, что она думает. Вспомнился вчерашний путаный разговор и последняя фраза перед тем как Брэнди убежала. Ян хотел, чтобы она объяснила, в чем именно он не прав.

— Все-таки я надеюсь, что вы передумаете и приедете ко мне в гости в конце года. Не торопитесь с окончательным ответом.

Брэнди пристально смотрела на него. Да, герцог никогда не забудет ту обиду, которую она нанесла ему. Неужели он не понимает, что его слова делают ей больно? Нет, конечно, нет. При одном упоминании о том, что придется жить рядом с ним и его женой, у нее мороз по коже пробегает. Брэнди болезненно съежилась и ответила:

— Шотландия — мой дом, ваша светлость. Я не понимаю, зачем вам в Лондоне, среди ваших благородных друзей, нужна дикая шотландка. — Она понизила голос, надеясь, что он не услышит ее: — Мне бы очень хотелось, ваша светлость, чтобы вы уехали один, без меня.

— Похоже, что как только я вас чем-то расстрою, то сразу же становлюсь «вашей светлостью».

Ее упрямый подбородок вздернулся еще на пару дюймов.

— Но мы поговорим об этом, когда я вернусь, — сказал Ян и перевел разговор на другую тему. — Вам не кажется, что леди Аделла ведет себя с вами довольно нахально. Будьте осторожны, похоже, Перси не собирается в ближайшее время уезжать.

Он все еще волновался. Ему надо было что-нибудь сделать с молодым прохвостом, но что? Может, сломать ему ноги? Это бы его немного остудило.

— Я даю вам честное слово, ваша светлость, что смогу сладить с Перси сама, он не опасен. Ему нравится смущать меня, но не думаю, что он полезет с поцелуями.

Это как раз не пугало герцога. Он видел, что у Перси другая цель. Да, следовало бы сломать ему ноги, но пойдут разговоры, ахи и охи. Неожиданно герцог понял, что хочет защитить ее, даже если она об этом не просит. Нет, все-таки придется сломать Перси ноги и руки. Минуту он обдумывал этот вариант, глядя в тарелку с кашей. Но как защитить девушку и при этом не разозлить? Брэнди действительно думает, что сможет справиться с Перси, если он попытается овладеть ею. Только на этот раз она ошибается. С Перси ей не совладать.

Брэнди отвлекла его от мыслей одним вопросом:

— Ваша будущая жена, какая она? Я думаю, великолепная женщина: благородная, красивая, стройная. И она, наверное, счастлива, что у нее есть вы и можно ласкать и целовать вас все время.

Герцог не хотел говорить о Фелисити, даже упоминать ее имя, поэтому сухо заявил:

— Да, наверное, вы правы.

Ему стало неудобно. Он совсем не хотел говорить о своей будущей жене.

— А какая она?

«Какого черта ей это надо», — подумал герцог, но все-таки ответил:

— У нее темные волосы, зеленые глаза, и она маленькая. Вас это устроит, мадам Любопытство?

— Да, — ответила Брэнди.

Она поковыряла ложкой остатки каши.

— А что вы думаете о Шотландии, Ян, и о шотландцах?

— Мне кажется, люди есть люди, где бы они ни жили. Что касается собственно Шотландии, я бы предпочел ответить на этот вопрос после возвращения.

— Вы не презираете нас?

— Господи, Брэнди, что за глупые вопросы. С чего вы взяли, что я презираю шотландцев?

— Вы очень вежливы, даже, наверное, слишком вежливы. И добры, Бертран боготворит вас. Я думаю, что, как и мы, он ожидал увидеть чопорного англичанина, который будет сосать из нас кровь и смотреть на всех, словно на грязь под ногами.

Тогда герцог спросил прямо:

— А что вы думаете обо мне, Брэнди?

— Я думаю, что вы вежливы, добры, не лицемерны, солидны и интересны, наверное.

Она вскочила со стула и побежала к двери.

— Счастливого вам пути, Ян.

Он позвал ее.

— Мне бы хотелось, чтобы вы еще раз назвали меня красивым, как вчера вечером. Добрый, вежливый — понимаю. Не против солидного и не лицемерного, но что означает «интересный»? Объясните.

Герцог ожидал, что Брэнди убежит, но она ответила:

— Если хотите остаться таким в моих глазах, не давите на меня.

Затем убежала, и дверь потихоньку закрылась за ней.

Мэбли оправдал ожидания своего хозяина и скоро приехал, обрадовавшись герцогу как родному сыну.

— Неплохо выглядите, ваша светлость, — сказал он грустным, ласковым голосом, шествуя за герцогом в его спальню.

— Ворчи сколько хочешь, Мэбли, но сложи-ка мне чемодан, я скоро уезжаю. Ботинки чистить не надо, — добавил его светлость, увидев, как пристально слуга разглядывает хозяйскую обувь.

Герцог подумал, что нехорошо, если Мэбли познакомится с Мораг слишком быстро, так как его маленький нос, весь испещренный венами, наверняка не будет испытывать удовольствия от ее запаха.

Он оставил слугу прибирать комнату, а сам отправился путешествовать по замку. Ян решил поговорить с леди Аделлой прежде, чем погода улучшится и они с Бертраном покинут Пендерлиг. «Теперь я обезоружу тебя, Брэнди», — сказал герцог сам себе.

Вскоре он подошел к комнатам леди Аделлы, расположенным в части замка, обращенной к морю.

«И не собираюсь ломать Перси ноги, однако мысль интересная».

Подойдя ближе, герцог услышал изнутри раздраженные голоса двух женщин. Один из них принадлежал леди Аделле, а второй, похоже, старой Марте.

— Ты холодная и бессердечная старая сука.

— Старой сукой я еще могу себя признать, — ответила леди Аделла громко, — но никогда не была мешком костей. Ты плохо грела господину постель. Ему приходилось спать с тобой, однако делал он это без всякого удовольствия, потому что потом приходил всегда ко мне, а я не пускала его.

— Это неправда, черт побери. Господин пришел ко мне, когда ты предала его и он перестал чувствовать себя мужчиной. И больше никогда не уходил от меня, никогда.

— Ты дура, Марта, не делай ошибки. Я всегда была хозяйкой и хозяином Пендерлига. Каждый раз, залезая тебе под юбку, он думал обо мне.

— Я любила его, — задрожал голос Марты.

Леди Аделла грубо засмеялась.

— Любовь? Ты глупая шлюха. Тебе не хватало его вялого члена. Знаешь, Марта, я никогда никому не говорила об этом. Он был, как животное, желающее удовлетворить только свою страсть, а потом всегда засыпал, воображая себя прекрасным любовником. Только не ври мне и не рассказывай, как тебе было с ним хорошо. Он и козу бы не смог удовлетворить.

— Но больше ты не будешь хозяйкой и хозяином Пендерлига. Новый граф — это тебе не хилый Робертсон. Он сильный и любит, чтобы все было так, как ему хочется. Герцог разговаривает вежливо, потому что благороден, но на самом деле он властен и терпелив, как король, и не позволит делать тебе то, что не понравится его светлости. И твои штучки с ним не пройдут.

Герцог стоял, словно оплеванный, забыв о том, что подслушивать нехорошо. Ему очень польстило, что он не какой-то «хилый Робертсон», но относительно благородного и терпеливого, «как король», не очень-то понравилось, потому что Георг III был просто сумасшедшим и никто не стал бы с этим спорить.

— Какие еще «штучки», ты, старая шлюха, — резко зазвучал голос леди Аделлы. — Я только исправляю ошибки старого козла Ангуса. А что касается твоего любимого герцога, то скоро и следа его не останется в Пендерлиге — он вернется к себе в Лондон. И советую тебе впредь попридержать свой чертов язык или…

— Или что? Ты заставишь меня драить полы на кухне?

Леди Аделла понизила голос, и герцог напряг слух, чтобы расслышать последние слова.

— Ты ведь знаешь, что наследство не нужно Перси. Просто, когда я узаконю его права, он сможет жениться на нашей маленькой Брэнди.

— А, так вот что задумала! Ты — ведьма. Девочка терпеть его не может, и он точно заразит ее сифилисом. Если бы получше присмотрелась, то увидела бы, что Перси не хочет оставаться в Пендерлиге, да и Брэнди он не любит. Ему нравится лишь то, что она девственница и отвергает его.

— Ты романтичная дура, — гневно сказала леди Аделла, — нет у Перси никакого сифилиса, я разговаривала с ним, он всегда предохраняется, и мне не будет врать. Может быть, я уговорю его изнасиловать Брэнди, чтобы она забеременела, и тогда он точно женится на ней. Вот увидишь, Перси будет плясать под мою дудку, думая, что полностью контролирует ситуацию.

— Ты не права. Брэнди терпеть не может Перси. Ты хочешь, чтобы ребенок стал злым, как это случилось с тобой?

— Заткнись, черт бы тебя побрал. Брэнди еще слишком мала, чтобы знать, чего она хочет, и поэтому будет делать то, что я пожелаю. И не говори мне высоких слов про любовь. Ты старая шлюха и любовь для тебя — просто очередной мужик между твоих ног.

— Ты сумасшедшая баба, еще более сумасшедшая, чем думал старый Ангус.

Герцог услышал, как застучали по полу тяжелые деревянные туфли, и отошел от двери. Старуха опростоволосилась. Если Перси тронет девушку хоть пальцем, то вряд ли та останется под каблучком леди Аделлы.

Он подождал еще несколько минут, а затем вошел в кабинет леди Аделлы. Настало время открыто сказать ей, кто хозяин Пендерлига.

Старуха сидела в высоком кресле возле камина. Подушка Брэнди лежала около ее ног. Ян осмотрел кабинет и подумал, что вряд ли видел место более заброшенное и замусоренное.

Он сел напротив нее и начал издалека:

— Я столкнулся здесь с одной проблемой и нуждаюсь в вашем совете, тетя.

Ее голубые глаза заблестели.

— Да.

— Это касается девочек, в частности Брэнди, так как она самая старшая. Поскольку теперь я их официальный опекун, то должен обеспечить приданое, и, скорее всего, им придется переехать в Лондон.

— Что-то я не понимаю, зачем?

— Я подумал, — сказал он спокойно, — что вы захотите, чтобы ваши внучки были невестами с приданым.

— Разумеется, приданое им не помешает, но отправлять девочек в Лондон — не вижу в этом смысла. Мои планы совсем другие, и вообще, не волнуйтесь о будущем девочек, я уже давно о нем позаботилась.

— Прошу прощения, но я не хочу, чтобы мои деньги попали в руки каких-то неизвестных мне женихов. Если я обеспечу девушек приданым, то выходить замуж они будут только с моего согласия.

— Я уже сказала вам: будущее девушек — моя забота. И посоветовала бы вам не соваться куда не следует. Вы можете обеспечить девушек приданым, но выбирать им мужей буду я, а не молодой и спесивый англичанин.

— Я говорю в первый и последний раз, что не позволю вам распоряжаться судьбой девушек, леди Аделла. Теперь я — новый хозяин Пендерлига, и вы не имеете никаких прав на то, чтобы называться его хозяйкой. Короче говоря, у вас будет столько прав, сколько я позволю вам иметь.

Она прикусила язык, поняв, что зашла слишком далеко. Леди Аделла была неглупой женщиной и быстро сориентировалась.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать только то, что как бы вы ни выгораживали Перси и кем бы этот молодой человек ни оказался в результате ваших махинаций, он не женится на Брэнди. Я ее опекун и запрещу ему подходить к ней близко, так как она терпеть его не может.

— Ты боишься, что он отнимет у тебя права на Пендерлиг или на Брэнди?

Герцог не ответил, так как почувствовал нарастающую злость, и молчал до тех пор, пока не обрел контроль над собой. Леди Аделла добавила мирным голосом:

— Ты не даешь ему шансов. Перси неплохой парень, но просто без царя в голове. Ему нужна хорошая жена, чтобы он почувствовал себя мужчиной и проявил то положительное, что сидит глубоко внутри него. Вам не кажется, ваша светлость, что они с Брэнди будут неплохой парой? А ваше приданое останется в Пендерлиге. Девочка еще слишком молода, чтобы иметь собственное мнение, и просто дразнит парня. Я твердо уверена, Перси остепенится, женившись на ней.

Герцог откинулся на стуле. Он заговорил медленно, чтобы скрыть гнев.

— Не морочьте мне голову, леди. Перси не дотронется ни до Брэнди, ни до Констанции. Если вы станете продолжать уговаривать Брэнди быть более покорной, а Перси более смелым, то вот что я сделаю: выселю вас из Пендерлига и не позволю жить во владениях семьи, я понятно выражаюсь?

Она с силой вжалась в стул.

— Ты не посмеешь.

— Вы знаете, что посмею. Так что не раздражайте меня.

Он глядел прямо в ее старческие бесстыжие глаза.

— Не важно, какие чувства вы испытываете к Перси или Клоду, здесь теперь командую я.

Леди Аделла замолчала. Ей захотелось его ударить. Даже вогнать ему нож под ребро.

— Ты смеешь угрожать мне, герцог? Я не потерплю это ни от кого, тем более от англичанина.

— Мне не пришлось бы угрожать вам, леди, если бы вы не строили безумных планов относительно Брэнди. И я сделаю то, что сказал. А куда вас выселить, поверьте мне, я найду. Например, в Глазго, на другой конец Шотландии. Я позволю вам взять с собой Мораг, и с вас хватит. Подумайте об этом, я еще никогда не отступался от своих слов.

Леди Аделла опустила глаза и посмотрела на свои руки. Теперь она верила ему, это точно. Неплохо. Старуха становится благоразумней. Выдержав паузу, он добавил:

— Вам, наверное, известно, что мы с Бертраном сегодня уезжаем. И в мое отсутствие вы будете делать все, чтобы Перси близко не подходил к Брэнди. После этого попросил бы вас, используя все свое влияние на нее, уговорить ее приехать ко мне в Лондон на свадьбу.

Леди Аделла не смогла сдержаться.

— Так, значит, ты уже приглашал ее и она отказалась?

— Да, но я думаю, после моего приезда, под вашим влиянием, конечно, Брэнди изменит свое решение. Теперь, леди, — сказал он, поднимаясь, — надеюсь, вы сделаете все в точности, как я сказал.

Из-под опущенных ресниц она бросила на него взгляд, полный презрения, и махнула рукой.

— Хорошо, мне ничего не остается.

— И не вздумайте плести никаких интриг, только один шаг, который не понравится мне, — и вы сразу же отправитесь в Глазго.

Он учтиво поклонился, повернулся на каблуках и ушел, оставив леди Аделлу с мыслью об убийстве.

После обеда небо расчистилось. Ян и Бертран решили выехать до того, как снова сгустятся тучи. Мэбли отдал хозяину чемоданчик.

— Будьте осторожны, ваша светлость.

— Хорошо, Мэбли. Мой тебе совет, избегай женщины по имени Мораг. Держись от нее подальше, и все будет хорошо.

Он усмехнулся, когда слуга пожал плечами.

Глава 12

— Не промокни, малышка, — громко крикнула Брэнди, зная, что Фиона не прислушается к ее словам.

Девушке оставалось только улыбнуться, глядя, как Фиона со всех ног бежит с горки вниз.

Брэнди вздохнула и отвернулась, хорошо зная причину своей грусти и опасаясь ее. Ян с Бертраном уехали меньше часа назад, и она смотрела им вслед до тех пор, пока не перестала слышать цоканье копыт.

Солнце начинало припекать, Брэнди скинула с себя накидку и закатала рукава платья. Потом опустилась на землю, утонув в море цветов, и начала срывать их и разбрасывать вокруг себя.

Неожиданно Брэнди почувствовала, что кто-то стоит рядом. Обернувшись, она увидела Перси всего в нескольких футах. Он стоял, скрестив ноги, и поднеся руки ко рту.

Перси наклонился, поднял накидку Брэнди и, скомкав ее, отбросил подальше. Девушка холодно посмотрела на него:

— Что, болван, на солнышко вышел погреться? Лучше бы остался в комнате и пил там. Или щупал девок, или гоготал вместе с другими болванами и пьяницами. Ты смешон, Перси. Теперь верни мою накидку и иди к черту.

— Ты обижаешь меня, Брэнди. Не стоит так разговаривать с мужчинами, никогда не знаешь, как они отреагируют. И зачем тебе твоя накидка? Жарко.

Он прищурил свои зеленые глаза и заскользил взглядом по ее лицу, груди, стройной фигуре.

— Не стоит скрывать все эти прелести под платьем. Ты удивлена? Думаешь, надежно спряталась за своей маской? Я из тех мужчин, которые понимают женщин. У тебя под платьем такая шикарная грудь, и я хочу видеть, трогать ее. Тебе это понравится, обещаю.

Брэнди испугалась, но не хотела показывать этого.

— Слушай, убогий, ты мне надоел. Ты груб. и уродлив, и еще раз повторяю: поди к черту. Я не люблю свиней и ублюдков.

Увидев опасный блеск в его глазах, Брэнди инстинктивно отпрянула. Она поняла, что хватила лишку.

— Видимо, ты зазналась после того как наш замечательный герцог пригласил тебя в Лондон. И не делай такие большие глаза, леди Аделла мне все рассказала и назвала это «твоей удачей».

Перси не сказал ей, что эта старая ведьма леди Аделла дала ему более конкретные указания.

— Интересно, а что потребовал от тебя герцог за приданое и поездку в Лондон?

— Он похож на тебя, Перси. Герцог хочет, чтобы я голая танцевала для него, разумеется, я не прочь сделать это за небольшую плату и поездку в чертов Лондон. Ты полный идиот, вали отсюда.

Она поднялась на ноги. Перси все еще стоял в том же положении и глазел на ее грудь. Он был как хищник, готовый броситься на свою добычу. Девушка понимала, что не сможет справиться с Перси, если тот попытается взять ее силой.

Неожиданно Брэнди догадалась, что Ян за ее спиной встречался с леди Аделлой. Черт бы его побрал, но ничего, она разберется с ним, когда он приедет.

Брэнди теперь надеялась только на свое красноречие.

— Ты плохо поступаешь, Перси. Я же твоя родственница, и ты должен защищать меня, а не нападать.

Она не ожидала, что это на него подействует, но все-таки попробовала. Может быть, у него осталась хоть капля совести.

Перси молчал.

— Слушай, Перси. Я не хочу ехать в Лондон. Ты ведь знаешь, бабушка все время что-то придумывает, не спрашивая нас. Что касается приданого, которым герцог собирается нас обеспечить, — я ничего не знаю про это.

Она пожала плечами и попробовала отойти от Перси.

— Странная ты девушка, Брэнди, — наконец произнес Перси, — так чего же ты хочешь?

— Чего я хочу? — Она подняла брови.

Девушка точно знала, чего она хочет, но понимала, что никогда не получит этого.

Брэнди взглянула на берег моря, где рыбаки тащили в лодку сеть, и сказала:

— Я не желаю, чтобы сны становились явью, Перси, я не мечтаю о счастье, а счастье для меня — это бабушка, Фиона и Пендерлиг.

Она повернулась к нему и спросила:

— Ты собираешься уехать в Эдинбург или останешься здесь?

Он вспомнил холодный голос леди Аделлы:

«Убери свои руки от девочки, Перси. Лучше тебе уехать отсюда. Твое наследство будет ждать тебя здесь».

— Эдинбург, — сказал он, — надеюсь, удастся выехать туда завтра. Я поеду добиваться моей возлюбленной, пока ее папа не сообразил что к чему.

— Так вот чего ты хочешь, Перси? — сказала Брэнди, глядя на него более благосклонно. В ее голосе звучала жалость.

Он смотрел, как легкий ветерок развевает ее волосы, спадающие на пышную грудь.

— Нет, милая, я хочу не этого. На самом деле я хочу тебя.

Прежде чем Брэнди сообразила, к чему он клонит, Перси схватил девушку за плечи и притянул к себе. Она закричала от неожиданности, чувствуя, как ее целуют, а язык глубоко проникает в рот. Брэнди были ненавистны его мокрые губы и это насилие. Она начала драться, стараясь достать ногтями лицо.

— Не стоит сопротивляться, Брэнди, — сказал Перси, поцелуем подавляя ее крик. — Ты знаешь, как долго я хотел тебя.

Он схватил ее, приподнял и опрокинул на землю среди желтых цветов.

Она снова попыталась кричать, но Перси закрыл ей рот рукой. Он лег на нее, и ей стало тяжело дышать.

Перси начал срывать пуговицы с ее платья, схватил за грудь. «Господи, — подумала Брэнди, — он собирается меня изнасиловать».

Она вертелась, била его кулаками, рвала волосы.

Потом почувствовала горячее дыхание Перси и нечто твердое, давящее ей на живот. Брэнди видела, как сношаются животные, и догадалась, что он будет делать дальше. Ее испугала собственная беспомощность.

— Брэнди! Кузен Перси!

Перси испуганно замер.

— Фиона, — завопила Брэнди. — Пошел прочь от меня, вонючий пьяница, ты не станешь насиловать меня на глазах Фионы.

Она оттолкнула Перси и встала на ноги. Насильник сел, разгневанный. Брэнди слышала, как он ругается себе под нос.

Подбежала Фиона.

— Интересно, во что вы играли? Ты бросилась на Перси, а он делал вид, будто ему больно, стонал и кричал, словно его подстрелили.

Фиона смотрела то на сестру, то на Перси. «О Господи!» — подумала Брэнди. Она потрясла головой, стараясь привести мысли в порядок.

— Малышка, игра кончилась, и Перси проиграл. Мы больше не будем играть.

Она увидела, как девочка испугалась, и решила обернуть все в шутку.

— Ты видишь, кузен Перси пытался научить меня бороться, но я и так положила его на обе лопатки.

Брэнди хотела ударить Перси, но не сделала этого, хотя понимала, что на глазах у Фионы кузен не нападет на нее снова. Он, казалось, готов был ее убить. Брэнди мечтала обнять сестричку и поблагодарить за спасение, но и этого нельзя было делать. Игра, только глупая игра.

— Ладно, в следующий раз, моя маленькая кузина, — пробормотал Перси и поднялся на ноги, — когда рядом не будет твоей сестрички. Ты хотела меня, Брэнди. Может быть, сейчас не понимаешь, однако я скажу тебе, что почти все девушки ведут себя именно так в первый раз. Но мы еще посмотрим. Брэнди пошла прочь, подавляя в себе желание убить Перси.

— Другого раза не будет, Перси, — сказала она, взяв Фиону за руку, — никогда!

Брэнди оставила Фиону на попечение Марты и прошла прямо в комнату леди Аделлы.

Кое-как приладив оторванные пуговицы, глубоко вдохнув, она предстала пред очи бабушки.

— Ты выглядишь как нищенка, вся ободранная, взъерошенная и растрепанная.

Леди Аделла оглядела девушку с головы до ног и неодобрительно кашлянула.

— Почему бы тебе не уделять себе побольше внимания, как это делает твоя сестра?

Брэнди чувствовала, что чаша ее терпения переполнилась.

— Послушайте, бабушка, я бы выглядела, как королева Мая, если бы Перси только что не попытался изнасиловать меня.

Брови леди Аделлы поползли вверх.

— Перси пытался тебя изнасиловать?!

— Да, — сказала Брэнди, и ее глаза наполнились слезами. — Фиона спасла меня. Она подумала, что мы играем, и Перси не посмел сделать это в ее присутствии. Господи, я готова убить его.

— Ох, Фиона спасла тебя. Да, интересно.

Брэнди увидела, что бабушка улыбается. Ей смешно?

— Что вы теперь сделаете с ним?

— Мне надо было догадаться, что он не отступится от тебя, девочка. Ты долго дразнила его, а он — всего лишь хилый Робертсон и не выдержал этого, я предупреждала тебя. Значит, ты хочешь, чтобы я с ним что-нибудь сделала? Дурочка, надо просто охладить его пыл, пока он действительно не изнасиловал тебя. Думаешь, все так просто? Конечно, ты знаешь, чего мужчина хочет от женщины. Это всего лишь природа, а Перси особенно подвержен ее влиянию. Так что заткнись и не смей убивать его.

Брэнди удивленно посмотрела на бабушку.

— Так если бы он изнасиловал меня, вас бы это не взволновало?

— Конечно, нет. Обычно это меняет мировоззрение, но не причиняет вреда. И умерь свой гнев праведницы, а то ты, как старая монахиня. Завтра Перси уезжает и больше не побеспокоит тебя.

— Прежде чем Перси напал на меня, он сказал, что вы ему сообщили о моей поездке в Лондон. Ян говорил с вами?

Леди Аделла почувствовала, что на этот раз гнев Брэнди обращен против нее. Перси уже не волновал девушку. Леди Аделла решила говорить крайне осторожно, чтобы не наделать ошибок. Жесткость всегда сбивала Брэнди с толку, и старуха сказала тоном, достойным королевы Марии:

— Конечно, герцог разговаривал со мной, глупая девчонка. Если тебе безразлично твое будущее, то ему, как опекуну, нет. Он имеет полное право заботиться о своей подопечной.

— Я не поеду, бабушка, я ему так и сказала. Как он посмел обратиться к вам?

Леди Аделла удивилась, что ей не удалось убедить Брэнди. Старуха умывала руки.

— Хорошо, дитя мое, можешь не ехать в Лондон, тебя не переспорить. Ты становишься похожей на старого Ангуса, и это отвратительно.

Брэнди облегченно вздохнула.

— Спасибо, бабушка. Я не собираюсь покидать Пендерлиг, хочет этого герцог или нет.

— Как угодно, детка. Тебе нужно подыскать жениха, Ян говорил, что у него есть на примете несколько достойных джентльменов. Но, если ты не хочешь…

— О, спасибо, бабушка.

— После того, что Перси попытался с тобой сделать, ты, конечно, не захочешь его, но…

Брэнди отшатнулась, словно ее ударили.

— Перси? О чем вы говорите?! Нет, бабушка, я никогда не выйду за него замуж, я презираю его.

— Но других же женихов здесь нет. Так что выбирай: или в Лондон, или замуж за Перси.

Нет, не может быть все так ужасно. Брэнди пыталась проглотить горький комок в горле. Она потопталась на месте и сказала:

— Бабушка, вы же не хотите мне зла. Почему вы меня ненавидите? Что я такого сделала?

— Разве я ненавижу тебя, дурочка? Проклятье! Девочка, я хочу знать, что ты хорошо устроилась, прежде чем попаду в компанию твоего дедушки Ангуса в аду. Он любил тебя. Если я сейчас не отдам его любимую внучку в хорошие руки, то там вечно буду слушать упреки Ангуса в том, что на земле дурью маялась, вместо того чтобы помочь тебе. А в аду это для меня большое наказание.

Брэнди попыталась успокоиться и говорить тихо.

— Может быть, это и так, но я не поверю, будто дедушка хотел, чтобы я вышла замуж за Перси. Он не любил его, вы же знаете.

Леди Аделла поняла, что привела неудачный аргумент и что близка к полному поражению, так как герцог тоже ненавидит Перси и никогда не отдаст ему девочку. Старуха не любила менять свои планы и тихо скрежетала зубами от злости.

Она решила изобразить гнев и толкнула своей палкой столик. Тот опрокинулся, но леди Аделла увидела, что и Брэнди сжала кулачки.

— Я убегу, бабушка. Вы слышите? Я убегу!

Леди Аделла улыбнулась и одобрительно кивнула.

— Беги, беги, а я отберу у тебя Фиону.

Она не знала, как осуществить это на самом деле, но поняла, что все-таки победила. Бунт подавлен. Брэнди стояла, опустив плечи, потерпев полное поражение.

— Так-то лучше, милая. Теперь я поняла, где твое слабое место. Поэтому, если ты проведешь Сезон в компании герцога и герцогини, а потом выйдешь замуж, обещаю, что не отберу у тебя Фиону.

— Вы с ума сошли.

— Может быть, но это ничего не меняет. Теперь иди к черту, чтобы я могла поговорить с дядей Клодом, он ждет меня в своем домике.

Брэнди выскочила из комнаты. Она вылетела из замка, забыв о том, что Перси где-то рядом, и бежала на дальний пляж, подальше от чужих глаз.

Девушка бросилась к кромке воды, вдохнула соленый воздух и уставилась невидящими глазами на линию горизонта, думая о том, что нет на белом свете человека несчастнее ее. Вода добралась до сандалий, и Брэнди отступила на прибрежный камень.

Она присела и, обернув платьем колени, опустила на них подбородок. Слезы катились из глаз. Нет, она никогда не бросит Фиону. Брэнди готова была даже выйти замуж за Перси, лишь бы не лишиться маленькой сестрички.

Она подумала и о втором варианте: поехать в Лондон и жить там вместе с женой герцога, — но от этой мысли ей стало так плохо, что она прижала ладони к глазам, чтобы удержать слезы. Жить с ними и смотреть, как его безликая жена дарит ему свою любовь. Невольно вспомнились слова, которые она говорила Перси: «Я не желаю, чтобы сны становились явью».

«Я была полной дурой, — сказала Брэнди самой себе. — Я не смогу заполучить герцога и потому — хватит об этом».

Она проглотила слезы и подумала о Лондоне. Девушка понятия не имела, как проходит Сезон в Лондоне. По рассказам бабушки выходило, что это просто когда одинокие джентльмены собираются вместе, чтобы решить, кто на ком будет жениться. Она попыталась представить себе этих джентльменов, но в сознании возникало только лицо Яна.

Брэнди поднялась на ноги и пнула камушек ногой.

«Должно быть, я совершеннейшая дура, но хочу только его и никого больше».

И она стала смотреть на море.

Теперь Брэнди страстно желала, чтобы сны стали явью, и ей наплевать на то, что она говорила Перси. В конце концов, она ведь всегда мечтала.

Леди Аделла, тяжело опираясь на палку, шла за Фрейзером в домик Клода и Бертрана.

— Не вставай, Клод, — мрачно сказала она, входя в маленький кабинет.

Фрейзер помог ей сесть, а затем предложил один из свежевыпеченных тостов.

— Клубничный джем, леди?

— Нет, Фрейзер, я люблю их есть просто так, с маслом.

Она посмотрела на слугу горящими глазами.

— Почему эта старая шлюха Мораг не захотела жить с тобой? Клод, у тебя лучший слуга во всей округе, давай поменяемся, я тебе Мораг, а ты мне — Фрейзера.

Клод закашлялся, показав зубы с кусочками тоста на них.

— Фрейзер останется здесь, леди. Кроме того, если вы заставите его быть с Мораг, он уедет в Эдинбург. Правильно я говорю, Фрейзер?

Слуга поплотнее сомкнул губы, чтобы не отвечать. Леди Аделла ткнула его палкой в ногу.

— У тебя ведь давно не было бабы, не так ли, Фрейзер? А Мораг с каждым днем все больше и больше чешется, потому что нет мужчины, который смог бы заставить ее помыться.

Ноздри Фрейзера стали раздуваться.

— Если вы позволите, леди, Мораг нужен не мужчина. Ей необходимо каждый день мыть голову с большим куском мыла.

Леди Аделла чихнула на свой тост, и Фрейзер вежливо протянул ей другой.

— Мне нравятся мужчины, которые открыто высказывают свое мнение, Фрейзер. А теперь ты можешь быть свободен, а мне еще предстоит долгий и нудный разговор с твоим хозяином.

После того как Фрейзер вышел из комнаты, леди Аделла повернулась к Клоду и смахнула крошки с губ.

— Итак, племянничек, теперь мы можем говорить свободно. Посвяти-ка меня в те события, которые должны произойти завтра.

Клод сел прямо, на секунду забыв о подагре, и глаза его заблестели.

— Ты знаешь, пришло время карать. Надеюсь, Макферсон сделает все быстро. У тебя и твоего сына будет право на Пендерлиг. А что тебе это даст, черт его знает.

Клод злобно сказал:

— Ты доставишь мне немало хлопот, узаконив Перси прежде, чем я получу наследство. И еще есть английский герцог, с ним-то ты что собираешься делать, позволь спросить?

Леди Аделла дернула бровью.

— Что я собираюсь делать? Я отравлю его, так же как это сделали с Боргиасом. Ты ведь знаешь, что для меня не было ничего невозможного, даже когда Ангус был жив. После его смерти я могу еще больше, но не стоит торопиться. Герцог собирается вложить сюда деньги, так зачем останавливать его раньше времени. Поживем — увидим. Ты, Бертран и Перси, посмотрим, как вы будете грызть друг другу глотки, течет ли в ваших жилах кровь старинного шотландского рода.

В горле у Клода что-то булькнуло.

— Вы связываете мне руки, леди. И я так понимаю, что дальше кончика своего носа ты не способна видеть. Как только герцог станет законным владельцем имущества, никого из нас тут и близко не будет. Англичане станут хозяевами Пендерлига, и мы потеряем его. Наверное, ты представляешь себе, каково было мое состояние, когда Берти пел дифирамбы этому герцогу. Почему ты так поступаешь с нами, ведь мы законные наследники. Надо сказать, что теперь ты под пятой герцога, впрочем, так же как и я, так что умерь свой пыл.

Леди Аделла наклонилась вперед и мягко сказала:

— Да, ты прав, Клод. Но помни, что у герцога нет прямого права на наследство. Сейчас он просто наш английский родственник. Ты же понимаешь, что в случае разбирательства вряд ли суд будет на стороне какого-то англичанина, который мало какое отношение имеет к семье Робертсонов.

Она подняла руку, предупреждая возражения Клода.

— Ладно, мальчик мой: я сделаю все, что смогу для тебя, Бертрана, и для Перси тоже, разумеется. Дальше все будет зависеть от вас. И ни слова больше на эту тему.

— Я просто хочу получить то, что принадлежит мне по закону, — воскликнул в гневе Клод, — а ты мне даешь седло без лошади.

Подлый огонек зажегся в его глазах.

— А что, если я поведаю миру о причине, по которой был лишен наследства мой отец? А что, если вы, леди…

Леди Аделла громко, каркающе рассмеялась.

— Дуглас не был таким идиотом, как ты. Я скажу, что все это вранье, и отправлю тебя в Высокогорье. Твой отец держал язык за зубами до смертного одра. Он совершил всего одну ошибку, рассказав все тебе. Если бы у тебя были мозги, ты бы не сказал Бертрану. Он сейчас словно бы потерял хребет и попал под пяту герцога.

— Я бы не стал так говорить о Берти. Мне кажется, тебе просто больше нравятся такие мужчины, как Перси, а не джентльмены, каким является Берти. Леди Аделла подняла руку в примирительном жесте.

— Успокойся, Клод, пока не схлопотал сердечный приступ.

Она глотнула чаю и переменила тему разговора.

— Я еще не говорила тебе, но мне кажется, что Бертран и Констанция будут неплохой парой. Разумеется, надо бы еще подождать несколько лет, но девочка быстро растет, а Бертран, похоже, положил на нее глаз.

Клод повернул голову, словно сомневался в ее словах.

— Конни? Почему, ведь Берти даже никогда и не думал о бабах, к сожалению и к счастью для деревенских шлюх.

— Меня окружают слепые дураки. Раскрой глаза, мальчик. Конни не Брэнди, она воображает себя взрослой женщиной. И если Бертран будет дальше строить из себя джентльмена, то скоро сядет в лужу, и будет сам виноват.

Клод задумчиво поскреб подбородок.

— Берти сказал мне, что герцог собирается дать девочкам приданое.

— Да, но ты можешь не волноваться за Конни. Герцог не приглашал ее в Лондон, как Брэнди. Господи, нам придется ждать еще два года. Я опасаюсь, что она за это время станет женщиной.

Клод с трудом приподнялся на стуле. Чертовы его ноги опять болели сегодня.

— Хорошо, леди, я поговорю с Берти, но не думаю, что он будет охмурять девочку.

Леди Аделла предполагала, что ответ Клода будет именно таким.

— Да, не представляю себе Берти в постели, — сказала она, — скорее Констанция соблазнит его, чем он ее.

Глава 13

За последние две недели Брэнди поняла, что не может больше жить так, как жила раньше. Все чаще и чаще размышляла о герцоге: о чем он думает и какое место она занимает в его жизни. Она представляла себе, как стоит в элегантном платье среди разодетых джентльменов и лопочет по-английски без малейшего акцента, а рядом — сходящий с ума от ревности Ян.

«Нет, — подумала Брэнди, — он никогда бы не стал ревновать. К кому? Ян знает себе цену».

Она как раз думала о том, какой купит себе веер, когда услышала скрип повозки. Скорее всего, это Макферсон. Бабушка говорила, что он должен заехать.

Брэнди пошла к замку через цветочную поляну. Мечты рассеялись. Возле парадного входа стояла повозка герцога.

Неожиданно Брэнди подумала, как жалко она сейчас выглядит. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, платье висит словно на вешалке. Она решила не идти в парадную дверь, а тихонько проскользнуть через черный ход, но тут услышала:

— Брэнди!

Герцог и Бертран стояли перед повозкой и глядели прямо на нее. Девушка сжала зубы и заставила себя помахать им рукой, но решила не подходить близко.

— Она всегда немного похожа на русалку, — услышала Брэнди голос Бертрана.

«Скорее на нищенку», — подумала она и заставила себя пойти к ним, с каждым шагом чувствуя, как ей становится больнее и больнее.

— Да, — с улыбкой сказал герцог и глубоко вдохнул чистый морской воздух. По всему было видно, что он рад возвращению в Пендерлиг. Замок больше не казался герцогу старой развалиной, прогнившей до фундамента. Теперь он больше походил на символ славного прошлого Шотландии.

— Иди к нам, Брэнди, — сказал Бертран, — не топчись. Нам надо много тебе рассказать, просто не терпится поскорее выговориться.

Да, деваться было некуда.

— Добрый день, Бертран, Ян. Надеюсь, ваша поездка была удачной.

Ее реплика прозвучала ненавязчиво и мило. Девушка надеялась, что они не будут разглядывать ее.

— Господи, — воскликнул Бертран, — девочка моя, ты пахнешь морем.

Брэнди после этих слов на секунду возненавидела море. Она посмотрела на герцога и увидела, что в его глазах зажегся лукавый огонек. Ей захотелось закричать на него, но сердце ушло в пятки, девушка почувствовала себя неуклюжим, грязным ребенком. Проклятье! Но вслух она произнесла лишь:

— Извините меня, я должна переодеться.

— Да перестань ты, — хлопнул ее по плечу Бертран, — ничего страшного, если у нас в замке какое-то время поживет русалка.

Да, это было хорошо сказано! Тем временем и герцог обратился к девушке:

— Пойдем, Брэнди, я привез тебе из Эдинбурга подарок и хочу поскорее его вручить.

«Подарок? Интересно, должно быть это кукла», — подумала Брэнди и тряхнула головой, отгоняя прекрасное видение: она — элегантная леди в окружении знатных джентльменов.

Когда Брэнди подошла к герцогу поближе, ему захотелось потрогать ее мокрые от морской воды волосы, но он быстро подавил в себе это желание и задумался о другом.

Ян ломал голову над тем, что еще придумает леди Аделла в борьбе с ним. И с удовольствием подумал: «Я все-таки поставил спесивую старуху на место».

Леди Аделла, Клод и Констанция пили в гостиной чай. Последние были единственными сторонниками леди Аделлы.

— Итак, вы вернулись из своей экспедиции за овцами, — сказала старуха и поставила чашку на блюдце.

— Совершенно верно, леди, — ответил Ян, и понял, что ошибся, не отреагировав на ее шутку, — рад видеть вас в добром здравии.

— Не благодарю вас. Берти, твое присутствие, надеюсь, меня приободрит. Когда тебя нет, Клод становится таким занудой. Нет уж, лучше ты живи с ним.

Она увидела, что Бертран беседует с Констанцией, и сказала:

— Я вижу, ты соскучился по своей маленькой кузине больше, чем по отцу. Зная Клода, не виню тебя.

— Ничего я не соскучился, — ответил Бертран, — просто я рассказывал Конни, как мы с Яном ездили в Эдинбург, как проводили там время, любовались пейзажами, но не забывали и о делах. Посетили банк, разговаривали с бизнесменами.

— Интересно, какими пейзажами вы там любовались?

— Например, видели замок. Да и не только замок, еще многое другое…

— Не думала никогда, Берти, что ты интересуешься публичными домами, — мрачно заметила леди Аделла и постучала пальцами по краю стола.

Ян засмеялся.

— Ничего такого я за ним не замечал, уверяю вас. Эдинбург — красивый город, совсем не похожий на Лондон, кроме того, там отличные магазины.

— И, конечно же, Ян потащил меня туда, — сказал Бертран, не отводя взгляда от Констанции, а затем кивнул на дверь, где стоял Краббс со свертками и коробками в руках.

— Ты привез мне подарок! — закричала Констанция и вскочила с места.

— Мы привезли подарки всем женщинам, — сказал Ян, глядя, как на это отреагирует леди Аделла.

Старуха не разочаровала его.

Она фыркнула, но все-таки подарок взяла.

— Что это, саван, прикрыть мои старые кости? — равнодушно спросила она.

— Нет, леди. Я думал об этом, но Бертран не захотел поехать в магазин, где продают саваны. Он сказал, что вы не примете его. Поэтому пришлось подумать о другом подарке.

— Ты не дурак.

Леди Аделла фыркнула, а затем быстро начала сдирать обертку.

— Ох!

Старуха вытащила отличную шелковую шаль, которая отбрасывала голубые тени, похожие по цвету на чистое небо.

— Это не для такой старухи, как я. Сразу проявятся все морщины на лице, я буду синяя, как покойник.

Но глаза леди Аделлы говорили совершенно обратное.

— Я пытался объяснить это владельцу магазина, — сказал Ян, — просил совершенно черную, без всяких оттенков, но он дал мне такую, — герцог вздохнул, — наверное, придется возвращать.

Леди Аделла грустно посмотрела на герцога и накинула шаль.

Ян вручил подарок Брэнди, а Бертран осчастливил сгорающую от нетерпения Констанцию. Герцог думал о том, как воспримет Брэнди его подарок, более подходящий взрослой женщине.

Брэнди дрожащими руками открыла коробку и долго смотрела и ощупывала платье, лежащее перед ней. Оно было прямое, без пояса, и девушка недоуменно посмотрела на герцога.

— Это императорский стиль, законодателем которого является наполеоновская Жозефина, — объяснил Ян с улыбкой.

Он хотел добавить, что такое платье поддерживает и делает более округлой грудь и все мужчины вокруг падают к ногам женщины, надевшей его, но промолчал. Ян молил Бога, чтобы платье подошло. И ему очень хотелось обнять девушку.

— Оно такое красивое, очень красивое, и мягкое, я никогда раньше не видела таких мягких и дорогих вещей. Но я не понимаю, Ян, а где же пояс? Боюсь, я буду выглядеть в нем смешно.

— И не надо пояса, — сказал герцог, глядя ей в лицо, — так задумано, чтобы платье свободно облегало тело. Этот стиль сейчас моден в Лондоне.

Брэнди посмотрела на складочки на корсете и поняла, что они должны находиться где-то на уровне груди, и побледнела от этой мысли. Ей хотелось закричать и затопать ногами. Почему природа создала ее такой коровой? И почему мода отвела всего два дюйма ткани для того, чтобы прикрыть грудь женщины?

Ян с удивлением наблюдал, как меняется выражение ее лица. Она была ошарашена, платье ей определенно не нравилось. Не нужно было покупать его ей. Черт!

— Брэнди, если вам не нравится покрой платья, мы можем нанять портниху, которая все переделает, это легко сделать.

Она прижала платье к груди.

— О нет, это самое замечательное платье, которое у меня когда-либо было. Спасибо вам огромное, Ян!

— Не стоит. Просто мне хотелось сделать вам приятное.

Он сказал это мрачным голосом, что было необычно для него, затем повернулся к Констанции, которая любовалась своим подарком. Герцог улыбнулся про себя. Бертран сам выбирал ей платье. Зеленый муслин с оборочками из тесьмы, подчеркивающими грудь шестнадцатилетней девушки.

Брэнди аккуратно завернула платье и положила его обратно в коробку:

— Ваша светлость, а Фиона?

— Что вы, разве я мог забыть маленькую дикарку? — сказал герцог и указал пальцем на большой деревянный ящик, стоящий у двери.

Брэнди посмотрела на него глазами, полными любви. Герцога передернуло. «Нет, это она не мне, это ребенку. Сей взгляд предназначен девочке, а вовсе не мне. Черт побери, почему это так меня задевает?» — подумал про себя Ян.

— Позвольте, я приведу ее, — сказала Брэнди и выбежала из комнаты.

Бертран объяснял Констанции:

— Зеленый цвет — это цвет твоих глаз, и никакой другой не может сравниться с ним по яркости и мягкости.

Леди Аделла и Клод посмотрели на него многозначительно.

— О Берти, ты увлекся поэзией? — спросил Клод. — А что ты привез своему отцу?

— Ничего, папа, только для дам, — ответил Бертран и быстро отвел взгляд от Констанции, которая смотрела на Клода, словно он был ее учителем.

Неожиданно в дверях появилась копна рыжих волос. Девочка подошла к огромному ящику и от удивления даже раскрыла ротик.

— Давай, малышка, я помогу тебе, — предложила Брэнди, — может, попробуешь угадать, что там лежит? Благодари Яна, он вез этот ящик из самого Эдинбурга.

— Позвольте мне, — сказал Ян и немного оттеснил девочку от ящика.

Затем герцог отодрал несколько досок, и Брэнди осторожно заглянула внутрь.

— О Господи, о Господи…

— Это лошадь! — завизжала Фиона и стала выплясывать.

— Минуточку, дорогая, — улыбнулся Ян, — позволь, я достану ее. Видишь, у нее есть седло и уздечка, и она качается, видишь?

— О Господи, — снова воскликнула Брэнди и опустилась на колени возле сестры. А затем взглянула на Яна и голосом, настолько теплым, что он мог бы, наверное, растопить лед, сказала:

— Это лучший подарок, Ян. Вам не стоило бы баловать ребенка, но я все равно рада, что вы подарили ей это. Фиона редко получала подарки, ведь у нас так мало денег. Спасибо вам.

Господи, она была так красива, когда глядела на него, этот ласковый голос, льющийся, словно мед. «Фелисити», — подумал он и как ножом отрезал.

— Не за что благодарить меня, — сказал Ян и не узнал своего голоса. Это был голос мужчины, не способного чувствовать к ней ничего, кроме братской любви.

— Ян, — обратился к нему Бертран, — а вам не кажется, что надо рассказать о других покупках?

— Да, это очень большой подарок для Пендерлига. Мы купили овец у одного старика в Шевиоте, возле Форт Давида.

— Его звали Хескет, — продолжил Бертран. — Вы не слышали о нем, леди Аделла? У него огромный дом, такой же большой и древний, как Пендерлиг. У старика длинный нос, и он все время чешет уши.

— Хескет, — повторила старуха и покачала головой. Затем грустно посмотрела на скачущую Фиону и обратилась к Брэнди:

— Убери, пожалуйста, отсюда ребенка, пока у меня голова не раскололась от ее криков.

— Пойдем, малышка, поиграем в троянского коня.

Брэнди отвела Фиону в ее спальню и оставила играть с лошадкой перед камином, а сама снова распаковала платье. Быстро стянув с себя все, она надела его, кожей ощущая мягкие прикосновения ткани. Затем расправила складочки на спине и груди. С волнением подошла к большому зеркалу и посмотрела на себя.

На минуту у нее перехватило дыхание от гнева и стыда. Ее грудь выступала почти до самого подбородка. О Господи, она выглядела совершеннейшей коровой.

— Брэнди, ты на себя не похожа, ты такая белая, похожа на королеву, — сказала Фиона.

Брэнди попыталась прикрыть грудь руками, но — бесполезно.

— Да, будто Елена, из-за которой началась война. Ян скажет, что ты самая красивая леди в мире.

— Не думаю, — угрюмо произнесла Брэнди. — Нет, малышка, это всего лишь я. Просто Ян купил тебе лошадь, а мне платье. Оно тебе нравится?

Фиона подошла поближе, посмотрела на ручки: чистые ли? — а затем дотронулась до платья.

— Такое мягкое, как кролик. Но моя лошадь мне нравится больше.

Тогда Брэнди спросила:

— Как ты думаешь, можно будет надеть его к ужину?

— Если там будет кузен Перси, то ему определенно понравится, — сказала Фиона с искренним восхищением, которое чуть не сбило Брэнди с ног. Девочка говорила правду, но откуда она могла знать? Фиона видела, как Перси лежал на Брэнди, но приняла это за игру. О Боже! Но нет, сестренка еще слишком мала, чтобы знать правду.

Фиона сказала:

— Мне кажется, он все время так глупо на тебя смотрит, а Констанция не может от него глаз оторвать. Да, девочка все расставила по местам. Брэнди прошлась по комнате, чувствуя ласковые прикосновения платья. В окно была видна повозка, в облаке пыли летящая к замку. Из нее вышел Перси. Господи, какого черта ему надо?

Брэнди подошла к зеркалу и посмотрела в него последний раз, а затем стянула с себя платье и положила его обратно в коробку.

Она подумала о Яне и поняла, что надо что-то делать со своей внешностью, а то он так и будет считать ее ребенком. Брэнди поспешно надела свое муслиновое платье, затянула потуже пояс, чтобы подчеркнуть грудь. Затем тщательно расчесала волосы и собрала их на макушке, закрутив пальцами кончики прядей, упавших на лоб. Посмотрела в зеркало и убедилась, что не так уж и плохо выглядит.

Вечером Брэнди вошла в гостиную немного позже обычного, потому что Фиона, увлеченная деревянной лошадкой, никак не хотела ложиться спать. Пришлось даже прикрикнуть на девчонку. Брэнди, подходя к двери гостиной, старалась придать себе как можно более независимый вид, но это ей удавалось с трудом.

Первое, что она увидела, была Констанция, сильно повзрослевшая в своем новом платье. Брэнди испытала приступ ревности.

Леди Аделла, увидев девушку в старом наряде, закричала:

— Глупая девчонка! Я думала, ты наконец будешь одеваться по-человечески. Ты выглядишь младше Констанции. Ладно, хоть причесалась нормально, и то хорошо. Но я хочу большего.

Перси, не отводя взгляд от Брэнди, обратился к леди Аделле:

— Да, вы правильно сказали. Наш гадкий утенок привел в порядок перышки, но не более того. Если вы позволите, я научу ее, как подать себя в лучшем виде.

— Что ты хочешь сказать, Перси? — спросила Констанция.

— Твоя сестра уже женщина, Конни, но не хочет выглядеть таковой. Я могу помочь ей, показать, воодушевить в конце концов.

— Не думаю, Перси.

Ян считал, что ее прическа сногсшибательна, но он также был уверен, что платье очень пойдет ей.

— Вы подарили мне очень красивое платье, Ян, но оно мне не подходит по размеру, придется кое-что изменить, прежде чем я смогу носить его.

Она повернулась к сестре.

— Ты великолепна, Конни. Зеленый цвет очень идет тебе, как и говорил Бертран.

Констанция благодарно кивнула, в глазах ее отражалось счастье. «Ага, — подумала она, — значит Брэнди, по мнению бабушки, выглядит не лучшим образом». Итак, она добьется своего, и Перси будет думать о ней, а не о Брэнди. Констанция сегодня ни за что не согласилась бы быть на месте своей сестры. Она подарила Бертрану ослепительную улыбку, похоже, тот желал ее, кроме того, ведь это он купил ей платье. От ее улыбки его глаза потемнели. Да, не зря она потратила столько времени перед зеркалом. «Может быть, — думала Конни, — если я сегодня буду обращать больше внимания на Бертрана, Перси это может взволновать».

Она повернулась к Бертрану и облизнула губы кончиком языка.

— Скажи, Берти, ты действительно думаешь, что мне идет это платье?

Бертран, смущенный ее вниманием, позволял себя обольщать:

— Да, Конни, — сказал он голосом, в котором сквозило вожделение, — ты самая красивая девушка в Шотландии.

Но Перси продолжал смотреть на Брэнди, черт бы его побрал. Констанция судорожно соображала, что делать дальше. Бертран смотрел на нее, как ошарашенный мул, но ей не было до него дела. Почему Перси так увлекся Брэнди?

Перси негромко говорил Брэнди:

— Что-то я не вижу справедливого негодования, моя маленькая кузина. Может быть, вы изменили свое мнение обо мне? Или, может, завтра погуляем и я научу вас всему, что вам нужно знать?

— Надеюсь, дьявол спустится на землю, как написано в Библии. Тогда он вернется в Эдинбург и будет ухлестывать за юбками. По-моему, ему там самое место.

Перси громко захохотал.

— Обед готов, ваша честь, — заорал Краббс из-за дверей.

— Тебе не нужно было подкрадываться, старый осел, — закричала ему в ответ леди Аделла. И тихонько крякнула, смеясь над собственной шуткой.

— Подойди сюда, Брэнди, и займись делом. Если уж ты не можешь выглядеть как леди, то к черту манеры. Помоги мне, наконец, справиться с шалью.

Перси прошептал:

— Новый хозяин Пендерлига подарил тебе новое платье, не так ли, девочка? Очень интересно, почему ты не надела его к ужину?

Он посмотрел на ее грудь, и она тотчас вспомнила, как барахталась под ним. «Да, девчонка запомнит меня надолго, — подумал Перси. — В следующий раз не будет так сопротивляться». Эти мысли преследовали его с того момента, как он вынужден был отпустить девушку.

Брэнди помогла бабушке справиться с шалью, обернула ее вокруг худых плеч старухи очень аккуратно, а потом спросила холодно:

— А зачем ты вернулся, Перси? Твоя невеста узнала, кто ты такой на самом деле, и дала тебе от ворот поворот?

— Что за остренький у вас язычок, дорогая кузина. Моя невеста умоляла меня остаться с ней.

— К вашему стыду, вы совсем не прислушиваетесь к ее желаниям. Возможно, она это оценит выше, чем мы.

— Она права, Перси, — сказала леди Аделла, — если не умеешь себя как следует вести, то больше и не заикайся о возвращении тебе имени Робертсонов, иначе — пожалеешь.

Старуха посмотрела на него из-под бровей и молодой прохвост сразу же понял, что ей известно о его неудачной попытке соблазнить Брэнди.

Он почувствовал легкий страх — вдруг старуха не узаконит его права. Черт бы побрал эту девчонку, ведь она хотела его. Брэнди капризна и любит дразниться. Перси просто ответил:

— Я буду как та самая овечка из Шевиота, которую купил герцог.

— Перси думает, что он здесь просто необходим, — сказал Бертран, будучи не в силах сдержаться, и заметил удивление на лице Яна.

— Что? Перси необходим? — воскликнула леди Аделла. — Единственные люди на этом свете, кому он необходим, так это констебли из долговой тюрьмы и проститутки из западной части Эдинбурга.

— Это ненадолго, леди, очень ненадолго. Увидите, как все изменится, когда я стану Робертсоном.

Он сказал это с чувством собственной значимости и даже насвистывал себе под нос, проходя через гостиную.

Глава 14

Брэнди спешила к конюшне. Она только что повоевала с Фионой, которая предпочитала сну верховую езду. Любовь к лошадям перешла к ней от матери. Брэнди еле дышала из-за блузки, едва сходящейся на груди.

Чем ближе девушка подходила к конюшне, тем больше в ней росла уверенность, что не стоило убеждать Яна, будто она обожает кататься, а тем более просить его о верховой прогулке. Она ни капли не сомневалась, что Ян — великолепный наездник, кроме того, благородный и внимательный кавалер.

Шансов не свалиться с лошади и не разбить себе голову у нее было мало, но все-таки в душе Брэнди надеялась, что Ян невысокого мнения о ее навыках наездницы. Она поедет на старой Марте, которая всю жизнь провела в конюшне. Пускай эта кляча идет куда хочет и с какой хочет скоростью.

Девушка посмотрела на конюшню глазами Яна. Помещение не мыли уже несколько недель, пока кто-то не накричал на коротышку Алби и тот, наконец, не сделал все что нужно. Неокрашенные, полусгнившие доски болтались туда-сюда от каждого дуновения ветерка. Крыша протекала.

— А, вот и Брэнди. Надо признаться, я уже начал терять надежду, — сказал Ян и посмотрел на ее разгоряченное лицо. Наверное, она бежала от самого замка. — Вы хорошо выглядите. Зеленый цвет вам очень к лицу.

«Да, — думал герцог, — то, что она перестала носить свои старые платья и накидку, — несомненно, хороший признак». Надо сказать, и прическа Брэнди была уже совсем не девичьей. Она собрала косы на макушке и надела шляпку с пером.

Брэнди с трудом дышала, боясь, что вот-вот пуговицы на блузке расстегнутся.

— Спасибо, Ян, — ответила она, посмотрев на лошадей, — вы тоже хорошо выглядите.

Он действительно был хорош в костюме из кожи и высоких, почти до колен, сапогах. Кажется, это ботфорты.

— И вам спасибо. Что, рвешься в бой, Кантор? Ну ладно. Он один из моих любимцев. Его отцом был Мадрас из Кенсингтона. Сегодня эта лошадь ваша. Я осмотрел ту кобылку, что стояла в конюшне. Жалкое зрелище. Она, видимо, решила, что я шучу, когда попытался вывести ее. Я понял, сколько ни корми ее морковкой, лошадка не сдвинется с места. Итак, Брэнди, я даю вам Кантора. Он подойдет, если вы неплохо управляетесь с лошадьми. Жеребец немного вспыльчивый, но все-таки джентльмен. Даже если седок никуда не годен, он ведет себя нормально. В голове Брэнди, словно мухи, зароились мысли. У Кантора были сумасшедшие, дикие глаза и он готов был убить ее, и не только за то, что она хвасталась, но и за то, что солгала. Придется заплатить за это, и в своей смерти нужно будет винить только саму себя. Несмотря на то, что сейчас жеребец стоял смирно, чувствуя сильные руки герцога, Брэнди знала: стоит только ослабить уздечку, и он сорвется с места.

— Похоже, у Кантора плохое настроение, он какой-то буйный. Я очень давно не ездила на такой великолепной лошади, наверное, даже вообще ни разу. Может быть, лучше дать старой Марте еще морковки. Она без ума от морковок и, конечно же, выйдет из стойла ради еще одной.

— Нет, Кантор совсем не буйный. Он неспокойно ведет себя в галопе, как и мой жеребец Геркулес. Но Кантор — джентльмен. Я оседлал его женским седлом.

Девушка колебалась.

— Вы что, сомневаетесь, хорошо ли я его оседлал? Ладно, давайте я помогу вам забраться.

Брэнди снова сглотнула и кивнула головой. «Так, девочка моя, — сказала она себе, — в следующий раз не будешь хвастать, если доживешь». Ян помог Брэнди сесть в седло. Кантор дернулся, но не сошел с места. Однако для Брэнди этого было уже достаточно. Нет, надо держаться. Кантор успокоился.

— Будь повежливей, Кантор. У тебя на спине очень талантливая молодая леди. Покажи себя с лучшей стороны.

Герцог потрепал коня по холке, вручил Брэнди уздечку и повернулся к Геркулесу.

«Господи, защити глупую девчонку», — взмолилась Брэнди. А вслух сказала:

— Пожалуйста, Кантор, не роняй меня в лужу, а если уронишь на траву, то не наступи, пожалуйста. Я обещаю тебе дюжину морковок, если ты поможешь мне сегодня не ударить в грязь лицом.

Ян подвел Геркулеса поближе к ней.

— Куда бы вы хотели поехать, Брэнди?

Неожиданно ее осенило.

— Лучше, если вы будете выбирать путь, а я поеду следом. Я уже все здесь объездила и хочу освоить новый маршрут.

— Как хотите. Поедем потише, но потом я обещаю вам встряску. Когда мы с Бертраном ездили к крестьянам, я заприметил неподалеку отличную полянку.

Ян улыбнулся, и Брэнди залюбовалась им. Ей всегда нравилась его улыбка.

Герцог пустил Геркулеса с места в легкий галоп, а затем перешел на шаг. А Кантор, не почувствовав силы в руках седока, зафыркал, замотал головой, чуть не выдирая поводья из рук девушки. Она схватилась за луку седла, думая только об одном: не упасть. Лошадь стала казаться ей величиной с двухэтажный дом. Ян был впереди, и ей очень хотелось, чтобы он там и оставался.

Брэнди с трудом пыталась улыбнуться. Ян придержал Геркулеса и подождал, пока она подъедет к нему.

— Этот лес вокруг Пендерлига напоминает мне мои владения в Кармайкл-Холле в Суффолке. Я думаю, вам понравится. Там столько птиц, что вы даже представить себе не можете. Есть, правда, один большой недостаток: у нас нет моря на заднем дворе, и вообще поблизости.

Она пробормотала что-то невнятное о том, как это здорово, но все ее внимание было обращено на Кантора, на то, как он вытанцовывает под ней. «Что там Ян говорил про лес? Ты дикий, совершенно дикий, из лесу вышел». По крайней мере, она узнала, что он любит, прежде чем умереть.

— Нет, — продолжал герцог, оглядываясь и вдыхая свежий утренний воздух, — нет ничего величественнее моря, но то озерко посреди нашего леса, оно словно из драгоценного камня.

Глаза Кантора заблестели.

— Мне бы очень хотелось посмотреть на него, — сказала Брэнди, глазея на уши Кантора, пришитые к его огромной голове. «Почему? Почему Кантор так волнуется?» Она не просила его об этом.

— Вы любите плавать, Брэнди?

Это отвлекло ее внимание, и она расплылась в улыбке.

— Конечно, Ян, готова поспорить, что вы не одолеете меня. На море живут хорошие пловцы. Последний раз я опередила Бертрана. Он, бедный, еле дышал и наглотался воды. Я даже подумала, что придется спасать его.

Ян оглянулся на секунду, чтобы увидеть девушку. Она победила Бертрана, мужчину?

— Вы смеетесь надо мной? Я вижу, вы не верите. Но посмотрим, как вы запоете, когда нам представится случай посоревноваться. Вы увидите, я очень сильная. Не хмурьте брови.

Он улыбнулся.

— Бертран назвал вас русалкой, но я никогда бы не подумал, что он имел в виду ваше умение плавать.

— Нет, это потому, что я все время в морской воде и от меня пахнет солью. Ему нравится дразнить меня, он всю жизнь этим занимается. Но вы знаете, — добавила она, вздернув подбородок, — думаю, Берти отдал бы предпочтение Конни.

— Ага, значит, вы знаете, откуда ветер дует, — что Бертран неравнодушен к вашей сестре. За время поездки он успел утомить меня рассказами о ней. Я почти все время ходил сонный, оттого что приходилось выслушивать, какие у нее прекрасные волосы, потрясающие глаза, прямой носик. Господи, он готов был говорить о ней не переставая. Плохо только, что Констанция к нему не благосклонна. Но она молода, может быть, со временем…

— Вы ошибаетесь, ваша светлость. Вряд ли время что-то изменит. Вы же знаете и про Перси, черт бы побрал его похотливые глазки.

Герцог рассмеялся.

— О Господи, опять я забыла, что нельзя ворчать в приличной компании.

— Меня трудно назвать приличной компанией. Ладно, черт с ним, Перси. И вы правы, не очень хорошо с моей стороны. Вы поставили меня на место.

Она вздохнула.

— Если бы только Конни могла увидеть настоящее лицо Перси, хвастливого, похотливого негодяя. Господи, мне жалко его возлюбленную.

— Возможно, — тихо сказал герцог, глядя на нее, — возможно, он со временем получит имя Робертсонов и свою возлюбленную и успокоится.

— Это не важно, абсолютно не важно. Бабушка лишь подзадоривает его своими требованиями держаться от меня подальше. Я бы очень хотела от него избавиться. Странно, что он вернулся сегодня. Перси сказал вам, почему вернулся в Пендерлиг?

Герцог покачал головой.

— Я бы не стал о нем беспокоиться. Пока я здесь, он будет соблюдать субординацию. Помните, Перси не такой, как леди Аделла. Он любит приносить людям беспокойство, любит шутить и насмехаться. Я думаю, таким образом, он защищается от окружающего мира, ведь быть незаконнорожденным не так уж и почетно, мягко говоря. Мне кажется, Перси узнал, что мы с Бертраном в Эдинбурге, и решил вернуться. Но кто знает? Честно говоря, меня сейчас это не волнует.

С этими словами он подхватил Брэнди, которая чуть не упала с лошади. Как она могла забыть, что смерть так близко. Увлеклась разговорами о Перси и плавании. Дура, круглая дура.

Неожиданно Ян приободрился.

— Ага, вот мы и приехали, госпожа Совершенство. Поляна. Вы ведь горите желанием положить меня на обе лопатки? Давайте проведем соревнование. Сначала на земле, а потом, если пожелаете, на море.

— Мужчины болтливы. Когда я одержу победу, вы скажете: «Леди Аделла, мне очень жаль, но меня обставила женщина». А бабушка будет смеяться над вами, хлопать по коленкам и так вас затюкает, что вы спрячетесь в свою спальню и не будете вылезать оттуда по меньшей мере неделю.

— Вы так думаете? По-моему, мы оба задиры. Что касается нашего соревнования, то Кантор бегает не хуже Геркулеса, поэтому форы вам не будет. Кто последний доскачет до деревьев — тот проиграл желание.

Брэнди посмотрела на раскинувшуюся перед ней поляну и почувствовала себя полной дурой, кроме того, уже одной ногой стоящей в могиле. Поляна показалась ей длиной в пять миль. Девушка уже открыла было рот, чтобы признаться, что совсем не умеет ездить верхом, но слова застряли в горле. Она посмотрела на герцога — тот улыбался и ждал — и кивнула головой.

— Не надо мне никакой форы. Я выиграю, ваша светлость. Желание, говорите?

С этими словами она ударила поводьями Кантора и услышала, как герцог засмеялся.

В тот самый момент Брэнди забыла о страхе, и Кантор понесся через поляну. Она почувствовала, что с нее слетела шляпа. Девушка прижалась к шее жеребца и, оглянувшись, увидела, как герцог подобрался к ней совсем близко, и начисто потеряла чувство опасности. Она сжала коленями бока Кантора, мысленно желая, чтобы он несся быстрее ветра.

Деревья приближались. Брэнди думала о том, что если не убьет себя, то по крайней мере одну из лошадей Яна определенно. Надо было что-то предпринять. Словно дьявол вселился в эту лошадь. Девушка услышала смех Яна, когда тот обгонял ее, и увидела, как он первым доехал до деревьев и круто развернул коня навстречу ей.

Брэнди мысленно приказала своей шляпе искать нового хозяина и изо всех сил натянула поводья. Но Кантор даже не поморщился и продолжал бежать с той же скоростью, если не быстрее. Она попыталась еще раз, а затем закрыла глаза и отдалась в руки Господа. А Кантор со всех ног несся к Яну.

Глава 15

Брэнди услышала смех. «Наверное, это последний звук, который я слышу в своей жизни», — подумала она.

Кантор припал на передние ноги. Брэнди бросила поводья и изо всех сил вцепилась в луку седла. Все случилось за какую-то секунду. Кантор остановился, девушка все еще была в седле, а удивленный Ян держал в руках поводья.

Она так старалась удержаться в седле, что с трудом услышала голос герцога:

— Что это, Брэнди? Вы хотели смести меня и таким образом победить? Должно быть, именно так вы поступили с бедным Бертраном. Я испугался до чертиков. А вы, похоже, и глазом не моргнули.

Она закричала:

— Кантор — хорошая лошадь, Ян. А вы наездник не ахти какой. Я хочу еще раз посоревноваться с вами. Нет, не сегодня, но, может быть, завтра или на следующий год, а может, никогда.

Он рассмеялся, не расслышав ее последних слов.

— Вы не умеете проигрывать, Брэнди. Вы же знаете, что я лучше вас езжу на лошади. Смиритесь с этим. Но вы упрямая девушка, не так ли? Хорошо, мы устроим еще одно соревнование, скажите только когда.

«Когда свиньи полетят», — подумала Брэнди.

— На следующей неделе, — произнесла она вслух, — в среду.

— В среду так в среду. Теперь поговорим о моем желании.

Желание. Она совсем забыла о нем. И готова была сделать все, что он захочет, лишь бы только Ян забыл о соревновании, намеченном на следующую среду.

Брэнди высвободила ноги и спрыгнула на землю. О, милая земля, такая большая, такая неподвижная. Она не несется сломя голову и не фыркает.

— Так что же вы хотите, Ян, — спросила Брэнди.

Он уже спешился и привязывал лошадей к ближайшему дереву.

— Что я хочу? — Ян улыбнулся и шагнул к ней. Она посмотрела на него снизу вверх, на его красивый рот.

— Брэнди, — сказал он.

Девушка, приоткрыв ротик, сделала к нему шаг навстречу.

Герцог вытянулся по стойке смирно. Но времени сопротивляться уже не было. Брэнди поднялась на цыпочки, обняла Яна за шею, тесно прижавшись к нему. Она не понимала, что делает, и ей было наплевать на это. Потом Брэнди поцеловала его, стараясь передать все тепло своего сердца, и, почувствовав мужскую силу, теплые губы Яна, тихонько вздохнула. Она хотела, чтобы это мгновение никогда не кончалось, и готова была всю жизнь простоять на цыпочках ради столь сладостного поцелуя.

Ян почти потерял контроль над собой. Это случилось с ним впервые. Нет, он не ответит на ее поцелуй. Она невинна и не понимает, что творит. И Ян не раскрыл своих губ ей навстречу, хотя желал этого больше, чем даже мог себе представить. Он хотел поцеловать Брэнди, прижать к себе, чтобы его руки скользили по ее спине вниз, поднять ее и пальцами почувствовать… Нет, он не имеет права, не сделает этого. Ян ощутил необычайное возбуждение. Нет, нельзя. Это было слишком тяжело, но он взял ее руки и ласково снял со своей шеи.

— Нет, Брэнди, мы не можем, нельзя нам этого делать.

Она отпрянула от него, удивляясь тому, что еще может ходить, а затем упала на траву. Брэнди страстно желала, чтобы он ласкал ее, целовал.

— Ваше желание, Ян, — взволнованно сказала она.

Девушка была чертовски естественна и так невинна. Герцогу приходилось защищаться.

— Я вовсе не желал этого, — вымолвил он и почувствовал себя полным болваном.

— Да, но это то, что я захотела вам подарить, кроме того, я все равно лучший наездник и обязательно обыграю вас в среду.

Да, прямо в лоб. Он захотел обнять ее и поцеловать, прежде чем они поймут, что не нужны друг другу. А если не остановиться сейчас? А если дать волю чувству… и узнать эту прекрасную девушку.

Ян застонал и запустил пятерню в волосы. Необходимо остановиться. Выбора нет.

— Брэнди, послушайте меня. Черт побери. Я ваш опекун. У меня есть другая женщина. Кроме того, вы — невинное дитя, нет — невинная девушка, нет — женщина, и с моей стороны было бы большим свинством… Вы меня понимаете?

— Дитя? Девушка? Да и ваше «женщина» звучит оскорбительно. Черт бы вас побрал, ваша чертова светлость. Я женщина, мне уже почти девятнадцать. Вы называете меня ребенком, девочкой, а значит, считаете, что я не более чем… а, ладно, что там говорить.

Он подошел ближе и посмотрел на нее. Брэнди разозлилась, и что бы он ни сказал, все обернулось бы против него.

— Я прекрасно знала, что делала, и не позволю вам просто так избавиться от меня, объяснив это тем, что я, видите ли, ребенок. Черт бы побрал ту женщину. Я не поеду в Лондон и не буду жить с ней под одной крышей, вам ясно? И не потерплю, чтобы она целовала и ласкала вас в моем присутствии, а потом поворачивалась ко мне и смотрела как на грязь под своими ногами. А она именно так и сделает, вы же знаете. Ваша невеста хорошая женщина, не так ли? Очень вам подходит, знает свое место, правда? И она будет ненавидеть меня, но не так сильно, как я ее. Я не знакома с ней, но уже ненавижу ее. Я не поеду ни за что, и вы не сумеете меня заставить, скорее отдамся Перси!

Девушка, забыв об опасности, подбежала к Кантору, отвязала уздечку и попыталась забраться в седло.

— Брэнди, подождите, я хочу поговорить с вами, объяснить вам…

— Нет, идите к черту, ваша светлость, — закричала она и пятками ударила в бока Кантора.

Жеребец знал, что ездок у него на спине никудышный, с собой-то справиться не может, не говоря уж о лошади, и поэтому, гордо вскинув голову, понесся обратно через поляну.

Ян секунду смотрел вслед, борясь с собственным гневом. Черт бы ее побрал, не дала ему даже слово сказать. Господи, как все было просто до тех пор, пока он не приехал в Шотландию и не встретил ее. Прежде чем понял, какие у нее красивые волосы, прежде чем осознал, что ему нравится быть с ней рядом, видеть мир ее глазами… Проклятье.

Он вскочил на Геркулеса и понесся за ней. Они поравнялись, когда Кантор выбирался через кусты на основную дорогу. Герцог наклонился, чтобы взять поводья из рук Брэнди, но она сопротивлялась. Кантор, почувствовав руку хозяина, уперся передними ногами и так сильно замотал головой, что поводья выскочили из рук девушки. Ян их тут же подхватил.

— Ты, чертова скотина.

Она попыталась отобрать у Яна поводья, но он не позволил ей этого сделать. Затем они молча посмотрели друг на друга. Брэнди, гнев которой успел поутихнуть, мечтала, чтобы Ян простил ее. Они продолжали глядеть друг на друга. А Ян представил себе ее волосы, рассыпавшиеся на подушке, и себя, склонившегося над девушкой…

Наконец он произнес, тщательно подбирая слова, которые были хуже самой страшной ругани.

— Теперь, если вы не против, я бы хотел продолжить нашу прогулку. Только не надо нестись так, будто за вами гонится дьявол. И последнее, я хочу, чтобы ваша семья не знала о том, что произошло.

Она уставилась на герцога, пораженная его спокойствием и размеренной речью, а затем просто кивнула, даже не пытаясь говорить. Ян отдал ей поводья, и они поехали дальше по дороге, удаляясь от замка.

Ян проклинал себя за то, что разговаривал с ней как надменный английский болван.

Он решил поехать по самой оживленной дороге, держась подальше от моря. Небо потемнело, и герцог начал беспокоиться, но продолжал двигаться вперед, повторяя себе, что плевать он хотел на то, как девушка восприняла его слова.

Вскоре они свернули на обочину.

— Может быть, вам лучше спешиться, Брэнди? — спросил герцог и стал слезать с коня. Но не успел он еще коснуться ногами земли, как небо стало совсем темным, сверкнула молния, а за ней последовал оглушительный удар грома.

Кантор захрапел, заржал, начал вертеть головой, ослепленный вспышкой молнии, и, вырвав поводья из рук девушки, бросился бежать. Брэнди сделала инстинктивное движение, пытаясь схватить поводья, но они уже были вне досягаемости.

— Ян, помогите мне. Я не могу остановить его. Поводья, никак не достану их.

Она почувствовала, как ее захлестывает страх. Брэнди была готова умереть от собственной глупости, но не от подобной случайности. Каждую секунду девушка могла оказаться под копытами Кантора.

Затем раздался еще более оглушительный удар грома, яркая вспышка молнии осветила небо, и девушка уловила запах горящего дерева. Кантор ускорил свой бег и понесся сквозь подлесок все быстрее и быстрее. На секунду у Брэнди мелькнула надежда, когда сзади послышался топот копыт Геркулеса. Она попыталась прикинуть, за какое время Ян догонит ее, и тут повод, намотавшись на одно из копыт Кантора, заставил его остановиться.

Ян почти уже дотянулся до нее, но Кантор упал на одно колено, и Брэнди полетела через голову лошади. Ее имя застыло у него на губах, когда он увидел, что она угодила головой в заросли плюща.

Герцог остановил Геркулеса и спешился. Его первым желанием было поднять Брэнди на руки, обнять, но вместо этого Ян опустился перед ней на колени и двумя пальцами нащупал пульс. Он был немного учащенным. Потом Ян тщательно и осторожно ощупал руки и ноги девушки, определяя, нет ли переломов, но ничего не обнаружил.

«Черт, она могла умереть, хотя видимых телесных повреждений нет», — подумал он.

Никогда в жизни Ян еще не был так напуган.

— Брэнди, — позвал он негромко, наклонясь к самому ее лицу. — Брэнди, — повторил Ян и похлопал ее немного по щекам, но она не отвечала.

Герцог поднялся, не понимая, что надо делать. С небес на лицо Брэнди медленно упали две большие капли.

— Ладно, черт побери, — еле промямлил он.

Надо было найти укрытие или что-нибудь в этом роде. Он секунду еще смотрел на ее спокойное, умиротворенное лицо, а затем поднялся и пошел в лес. Вскоре он вышел к хижине. Он принесет Брэнди туда и пошлет одного из хозяйских детей в Пендерлиг за помощью.

Дождь падал с неба большими серыми каплями. Герцог поднял девушку и положил ее на спину Геркулеса.

Придерживая Брэнди и ведя следом Кантора, Ян двинулся к хижине.

Когда он подъехал ближе, то увидел, что она давно заброшена. Соломенная крыша почти осыпалась, стены старые и обшарпанные. Перед хижиной возвышался навес, который, как показалось герцогу, должен был послужить неплохим укрытием для лошадей.

Он спешился и аккуратно поднял девушку на руки. Открыв пинком широкую дверь, шагнул внутрь, молясь, чтобы на него не рухнул потолок.

Когда глаза попривыкли к темноте, герцог разглядел, что здесь только одна комната, пол которой покрыт гнилыми досками. Ян подошел к камину и, подстелив свой жакет, положил Брэнди на пол.

Раздался еще один удар грома, и Кантор заржал, однако не сумел вырваться. Ян нашел в углу несколько кусочков торфа и поблагодарил Бога за то, что здесь нашлось хоть что-нибудь полезное.

Торф хорош тем, что легко загорается, и хотя густой дым заполнил комнату, все-таки это лучше, чем ничего. Герцог вынул платок и вытер лицо Брэнди. Ян посмотрел на ее прямой подбородок, носик и на густые, яркие брови прямо над опущенными ресницами. Господи, каким беспомощным он себя почувствовал. Таким же беспомощным, как тогда, когда умирала Марианна. Под покровом ночи приехав в охваченный революцией Париж, он уже знал, что поздно. Знал это как свои пять пальцев.

Ян понял, что надо торопиться, нельзя дважды так грубо ошибиться.

Глава 16

— Черт возьми, Брэнди, очнитесь же! — закричал он.

— Не нужно кричать на меня, Ян, — прошептала девушка, пытаясь открыть глаза. Герцог услышал, как она вздохнула, увидел, как скривились ее губы в болезненную улыбку.

Брэнди хотела показать ему, что с ней все в порядке, наверное, не меньше, чем он желал, чтобы она очнулась. Герцог попросил:

— Не разговаривайте, если это причиняет вам боль. Вам больно говорить, не так ли? Нет, ну тогда хорошо, отдыхайте. Расскажете мне все потом, если захотите.

Брэнди проглотила комок в горле. Ее тошнило, но она не допускала мысли, чтобы это произошло при герцоге. Девушка попыталась поднять руку.

— Ради Бога, Брэнди, лежите спокойно.

— Я ударилась головой, так больно.

— Да, представляю себе. У вас сейчас голова, наверное, раскалывается на мелкие кусочки.

Брэнди тихонько закричала и отвернулась. Ее тошнило, она хотела умереть, но только так, чтобы он этого не видел.

— Не понимаю, зачем вы так туго затягиваете косы. Мало того, что вы становитесь похожи на маленькую девочку, это же, наверное, еще и чертовски неприятно.

— Мне больно, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами.

— Лежите спокойно, я попытаюсь вам помочь. Постараюсь не делать вам больно.

Одна из кос наполовину расплелась. Герцог аккуратно начал ее распускать. Влажные вьющиеся пряди скользили по его пальцам. И когда он закончил, Брэнди вздохнула немного свободнее.

— Вам лучше? Да, вижу, что лучше. Думаю, больше не стоит так затягивать косы. Мне это не нравится. Вот когда вы закалываете их на макушке — совершенно другое дело.

Ян отвернулся и подкинул несколько кусочков торфа в огонь. Зачем он сказал все это? Ведь это ее волосы — пусть делает с ними что хочет.

Герцог был такой мягкий и добрый, может быть, поэтому Брэнди не протестовала. Тошнота прошла, и девушка смогла рассуждать более здраво. Она лгала ему. Боялась, стыдилась сказать правду и решила сделать это сейчас, прежде чем умрет.

— Я лгала вам, Ян, — и посмотрела на него, ожидая кары.

— Что вы сказали, вы лгали мне? Вы бредите! Скажите-ка, Брэнди, сколько пальцев я вам показываю?

— Не стройте из себя джентльмена. Все моя проклятая гордость, понимаете, я за нее поплатилась. Я, наверное, умру, но хочу умереть с чистой совестью.

Он выдохнул и бессознательно поправил один из выбившихся локонов.

— Внимательно слушаю вас. Я, правда, не знаю, о чем пойдет речь. Но если вы сейчас же все не расскажете мне, я разнесу эту чертову халабуду. Сначала про гордость. Ах, да, я не хочу, чтобы вы умирали, пускай ваш стыд еще подержит вас на этом свете.

— Вы не знаете? Как это вы не знаете?

Ян снова почувствовал: тут что-то не так. А потом понял, о чем она говорила. Он вспомнил, как Брэнди целовала его, обнимала за шею. Сейчас она сожалеет об этом. Ему надо было раньше догадаться, но, странно, герцогу было очень жаль, что между ними ничего не произошло.

Брэнди вздохнула, думая о том, как легко признаться ему во всем.

— Не думайте обо мне плохо. Вы же не считаете меня плохим человеком и сможете простить меня?

Черт побери, почему она так настаивает на этом? Он ответил, не глядя на нее:

— Конечно же, я не считаю вас плохим человеком. И мне не за что вас прощать. — А затем прибавил: — Это была больше моя вина, чем ваша. Потому что я мужчина, я старше вас и более опытен в подобных делах, мне надо было держать себя в руках.

— Нет, Ян, не надо оправдывать меня. Только я во всем виновата, потому что не хотела признаться в собственной трусости. И я заплатила сполна за свою ошибку. Я причинила вам боль, и это непростительно.

Если бы он мог понять, о чем она говорит. Ведь нельзя же кричать на девушку, требуя ответа, как это делала леди Аделла.

Неожиданно герцог обнаружил, что их разговор очень напоминает тот, что произошел однажды вечером в замке. Однако теперь он не стоял голый перед бадьей. Засмеявшись, Ян легонько тронул ее щеку.

— Боюсь, маленькая, мы опять не понимаем, о чем говорим. Давайте-ка начнем сначала. Что вы имеете в виду, говоря о трусости?

— Ох, — сказала она, вспоминая все снова, — это вы о том случае, когда стояли голым, а я пела песню про поездку в Лондон?

Она посмотрела на него так, словно он опять был голым.

— Хватит думать об этом, Брэнди.

— Да, я многому научилась тем вечером. Я никогда раньше не знала, что мужчина может быть таким красивым.

Брэнди вздохнула.

— Ну, а что о трусости?

— Ладно. Вы должны знать, что я чертовски боюсь лошадей. Одна из них очень сильно укусила меня, когда я была маленькой. Кантор — замечательная лошадь. Однако у меня душа уходит в пятки при виде лошади и хочется убежать на край света.

— Вы боитесь лошадей? — спросил герцог и побледнел. — А я-то думал, что вы хорошая наездница. Вы ведь даже виду не показали, что испугались, когда Кантор бежал прямо на меня. Господи, вы мчались через долину быстрее ветра. И все это было пустой бравадой? Вы же чуть не сбили меня. Не могли остановить Кантора.

— Да, но, пожалуйста, не думайте обо мне как о глупой девчонке. Вы настолько совершенны во всем, что делаете, и поэтому я…

— Я совершенен? Что за чепуха. Я наделал за свою жизнь гораздо больше ошибок, чем вы думаете. Что касается вашей так называемой трусости, то могу сказать, что не видел никого столь безрассудной храбрости.

Он замолчал и стал стучать себя по коленке.

— Я никогда не буду думать о вас плохо только потому, что вы не любите лошадей. С другой стороны, вы хотели доказать, что на многое годны.

— Вы прощаете меня? Не лжете мне, чтобы успокоить?

— Нет, не лгу. Мне очень жаль, что вы ударились головой. А об остальном забудьте. Если вы никогда больше не сядете на лошадь — ничего страшного. Кстати, я мог бы вас научить. Лошади — хорошие друзья, с ними можно договориться. Они умеют обижаться, они добрые, симпатичные. Подумайте об этом. Только не говорите мне сейчас, что не сможете проплыть и метра.

— Нет, вот тут уж я уверена, что смогу победить вас. Я действительно обставила Бертрана. Правда, он тогда только оправился от простуды, но потом я победила его еще раз, и абсолютно честно. Вы, наверное, плавали только в своем озере, которое в графстве Суффолк? Так что не знаете ничего о волнах и барашках, которые бывают на море.

— Да, вы правы, но я быстро учусь.

Она задрожала и закрыла глаза. По всему было видно, что ей плохо. Дождь капал сквозь крышу в трех футах от них. «Что делать?» — думал герцог.

— Как ваша голова, Брэнди?

— Болит.

— Я боюсь вас куда-то перемещать сейчас. Полежите спокойно и помолчите. Я больше не хочу слушать ваши откровения.

Она попыталась улыбнуться. Ян обрадовался этому. До сегодняшнего утра он не понимал, что впервые имеет дело с такой сильной женщиной. Герцог привык мягко разговаривать, улыбаться, привык к беспомощности и неуверенности женщин во всем. Он привык поддерживать женщин, быть с ними уверенным в себе. Но сейчас перед ним лежало создание, испытывающее сильную боль, и при этом оно не плакало и не жаловалось, как это обычно бывает у женщин.

— Ладно, единственное, что я сейчас могу сделать, это снять с вас мокрый жакет и подвинуть вас поближе к огню.

Когда он аккуратно приподнял ее и начал стягивать с нее жакет, она вся напряглась.

— Спокойно, — сказал Ян, не понимая, что с ней происходит. — Вы же не боитесь меня, Брэнди? Я не оскорблю вас, не обесчещу.

Она сдерживала дыхание, чтобы не стошнило. «Пожалуйста, Господи, пусть он не трогает мою грудь». Брэнди чуть не расплакалась. Это было уж слишком. «Он никогда не захочет меня, если увидит мое коровье вымя».

Ян стянул с нее жакет и вздохнул, увидев блузку. Она так давила ей грудь — должно быть, у нее вошло в привычку затягивать все на себе.

— Так лучше, Брэнди? Не вырывайтесь. Вот, давайте я поддержу вас, согрею. Я не хочу, чтобы вы простудились.

— Вы тоже мокрый, Ян.

Но она не двигалась. Слава Богу, он ничего не почувствовал. Брэнди снова начала дрожать, но не от холода, а от волнения, и Ян прижал ее к себе еще крепче.

Без задней мысли герцог слегка поцеловал ее волосы. Брэнди подняла руку и коснулась его щеки, он наклонился и поцеловал ее в мягкие, теплые губы, и она забыла о том, что блузка вот-вот расстегнется.

Ян последним усилием освободил ее волосы, сквозь пальцы заструились влажные локоны, и она произнесла его имя. То, как Брэнди это сказала, придало герцогу силы, в крови разгорелся огонь желания. Он стал целовать лоб, упрямый носик и, наконец, Господи, нашел губами ее губы.

Ян ласкал плечи, шею, добираясь до груди. Господи, сколько одежды. Он начал расстегивать одну за другой пуговицы на блузке.

О нет! Брэнди оттолкнула его, пораженная настолько, что забыла о головной боли. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Как сказать ему, что, если он попытается овладеть ею, она будет сопротивляться.

Черт, Ян боялся ее. Она невинна, он все время забывал об этом. Герцог глубоко вдохнул, поняв, что еще немного — и обесчестил бы ее. И отвернулся, злой сам на себя, чувствуя себя похотливым, грязным самцом вроде Перси.

Она почувствовала, как Ян отдаляется от нее. И это все из-за той неизвестной ей женщины, будущей герцогини. Брэнди оттолкнула его и села на колени. Голова болела, но уже не так сильно. Тошнота больше не подступала к горлу. Девушка медленно поднялась на ноги. Герцог не пытался удержать ее.

Затем встал и посмотрел ей в лицо. Он чувствовал себя полным идиотом. Наконец промолвил:

— Простите меня, Брэнди, я потерял голову.

«Потерял голову. Ха!»

— Ведь мы с вами здесь одни, и я так волновался за вас.

Герцог сказал правду, но нет, все равно он хуже Перси.

— Да, — ответила девушка, — разумеется. Надо возвращаться в Пендерлиг, дождь уже не такой сильный.

— Хорошо, я поведу Кантора. Постарайтесь удержаться в седле. Нет, лучше понесу вас, я больше не хочу, чтобы вы упали.

Брэнди была на седьмом небе от счастья. Быть рядом с ним — если бы он только знал, что это значило для нее. Она с удовольствием посмотрела, как Ян наклонился и поднял два мокрых жакета, один накинул ей на плечи.

Девушка не могла даже себе представить, что поездка до Пендерлига будет столь приятной. Он держал ее в своих объятиях, и она чувствовала, как бьется его сердце. Правда, каждый шаг Геркулеса отдавался болью в голове.

Когда они приехали в Пендерлиг, герцог передал Брэнди старой Марте, которая уложила ее в постель, укутала одеялом и принесла чай, добавив туда немного лаванды, несомненно по совету герцога.

Ян — добрый человек и истинный джентльмен. Засыпая, она представляла себе, как он сейчас рассказывает всем про случай в лесу. «Никогда в жизни больше не сяду на лошадь», — подумала Брэнди, прежде чем окончательно заснуть.

Глава 17

Брэнди проснулась на следующее утро с легкой головной болью, звериным аппетитом и страстным до беспокойства желанием поговорить с герцогом. Краббс с удивлением посмотрел на нее, когда она торопливо направлялась в столовую.

— Вам лучше оставаться в постели, мисс, — крикнул он ей вслед, — вы вчера были бледнее полотна.

— А сегодня я как огурчик, Краббс. Герцог там?

— Нет, мисс. Он встал сегодня рано и поехал с мистером Бертраном в Клэкманшир, я думаю. Вы ведь слышали разговоры о покупке овец. О, неужели Пендерлиг снова станет богатым! Овцы — это замечательно, будет шерсть, получим доход, о котором даже и не мечтали. Мы разбогатеем.

Брэнди не помнила время, когда Пендерлиг процветал. Герцог не предупредил ее, что уезжает сегодня. Она попыталась скрыть свое разочарование и последовала за Краббс в столовую. Девушка положила себе огромную тарелку каши, в то время как Краббс будто квочка кудахтал у нее за спиной.

— Господин Перси тоже уехал сегодня, — сказал Краббс, добавив ей каши.

— Может быть, меда? Это вернет румянец вашим щечкам. Да, это хорошо, что уехал господин Перси.

— Еще бы, — ответила она. — Спасибо, здесь уже достаточно меда. Я не понимаю, почему он приезжал. Готова поспорить, только для того, чтобы испортить нам жизнь. Но теперь его нет, и нечего вспоминать о нем.

— Я знаю, почему он уехал, мисс, — сказал Краббс, и было видно, что ему очень хочется поделиться новостью, но он чуть ли руками не зажимал себе рот. Брэнди была единственной в доме, кто еще ничего не знал. Все произошло, пока она валялась в постели.

Брэнди наклонилась к нему.

— Ты можешь сказать мне, Краббс? Все в порядке?

— Конечно, могу. Леди Аделла выгнала его вчера вечером. И сказала, что не хочет видеть его до тех пор, пока он не перестанет быть ублюдком.

Краббс почти ухмылялся, когда говорил это.

— По крайней мере до тех пор, пока не получит законного имени, сказала леди Аделла. Господину Перси это очень не понравилось, но он ничего не мог поделать, и просто удалился. Я сам видел, как он выходил через парадную дверь.

— Так, значит, наша жизнь хотя бы на время станет поспокойнее. Герцог не сказал, сколько будет отсутствовать?

— Недолго, если верить господину Бертрану. Они могут вернуться уже сегодня, если управятся с делами. Господин Бертран сказал, что с удовольствием поедет, даже если поездка окажется бесцельной. Кроме того, нынче такой замечательный денек.

«Он может вернуться сегодня», — подумала Брэнди, и ей захотелось смеяться и петь одновременно, однако сначала она решила доесть кашу.

Краббс минуты три смотрел, как Брэнди ест, затем, успокоенный, поклонился и вышел из комнаты, и девушка спокойно прикончила кашу, мечтая о герцоге.

Они уже наверняка купили овец и едут домой. И ждать совсем недолго, ведь он в конце концов не в Англию уехал. После вчерашнего Брэнди поняла, что Яну нужно выкинуть из головы всю эту чепуху. Конечно, половину своих проблем он выдумал сам. А все мысли Брэнди были только о герцоге — единственном мужчине, которого она хотела всей душой и телом. Мало того, любила его.

Но герцог помолвлен, а джентльмен не имеет права отвергать нареченную, даже если в его жизни появилась другая женщина. Брэнди поняла, что осталась не у дел, никаких шансов у нее нет. Невеста ждет Яна в Лондоне, волнуется за него, верит ему, любит его точно так же, как и она, Брэнди. Сомнений нет; он вернется в Лондон и женится.

Приходилось с этим мириться. Впервые в жизни она полюбила, и напрасно. Да, она всего лишь шотландка из бедной дворянской семьи, некрасивая, без имени и приданого. А он великолепен, у него есть все, чего нет у нее и никогда не будет. Брэнди посмотрела в пустую тарелку, затем, заставив себя улыбнуться, отправилась в детскую к Фионе. Девушка хотела вырваться из замка, убежать от любопытных глаз. Поэтому взяла Фиону и отправилась с ней в маленькую бухточку, где была привязана ее лодка.

Полдень уже давно миновал, Фиона и Брэнди возвращались домой, насквозь пропахшие морской солью и ветром. Перед замком стояли две повозки.

— Наверное, это кто-нибудь из друзей бабушки, — сказала Брэнди Фионе, и они пошли к главному входу.

Неожиданно ноги Брэнди словно бы примерзли к полу при виде самой красивой женщины из тех, с кем ей приходилось встречаться. Она стояла рядом с первой повозкой и смотрела на замок. Женщина была невысокого роста, стройненькая, и один ее вид вызывал у Брэнди такую ревность, что хотелось завыть. На маленькой фигурке с четко очерченной небольшой грудью очень мило сидело дорожное золотистого цвета платье, ниспадающее складками до самых туфель. Оно было похоже на то платье, что герцог привез для Брэнди из Эдинбурга, но грудь не торчала из декольте, поэтому леди выглядела очень элегантно.

Черные завитки волос обрамляли личико женщины. На голове была шляпка с блестящими золотистыми лентами. Глаза потрясающего зеленого цвета, брови — черные и яркие.

Затем, к удивлению Брэнди, с другой стороны повозки к женщине подошел Ян, и она обняла его обеими руками. Герцог взял ее руки в свои и поцеловал.

Потом они стали о чем-то разговаривать, и женщина смеялась, а Ян улыбался. Брэнди поняла, что это и есть нареченная герцога. На самом деле девушка сразу же это почувствовала. Они оба выглядели так, будто были созданы друг для друга: элегантные, спокойные, красивые. Неожиданно леди обернулась и негромко рассмеялась.

Потом она произнесла несколько повышенным тоном:

— Почему это, ваша светлость, вы позволяете слугам ходить через парадную дверь? Ведь это парадная дверь, не так ли? Хотя об этом трудно догадаться, так как она выглядит, словно простая куча серых камней. А та пушка, ни за что бы не согласилась подойти к ней.

«Почему, жалкая сука», — подумала Брэнди. Сразу же в глазах девушки леди потеряла добрую половину своей красоты, и у Брэнди, которая сначала хотела больше всего на свете оказаться на месте этой женщины, возникло огромное желание ударить ее. Затем девушка посмотрела на Яна. Он стоял спокойно и непоколебимо.

— Осторожно, моя дорогая, ты сейчас плывешь в неисследованных водах, — сказал джентльмен, только что вышедший из кареты, мягким, немного смешным голоском.

Он пожал руку герцогу. В другое время Брэнди бы посмеялась над костюмом, в который был одет этот джентльмен, такое было на нем количество золотых пуговиц и застежек. Но сейчас она сохраняла железное молчание и все крепче сжимала пальчики Фионы в своих, желая закричать и понимая, что нельзя ни за что этого делать. Жизнь показалась Брэнди адом.

— Брэнди, мне больно, — закричала Фиона и вырвала руку.

Ян направился к ним, и Фиона, бесстыдно подбежав к нему, радостно закричала. Герцог засмеялся и поднял девочку, подбросил ее, и она рассмеялась.

— Давай теперь я тебя поставлю, Фиона. О Брэнди, хорошо, что вы здесь. Вам уже лучше?

— Да, со мной все хорошо, — коротко отрубила она, не двигаясь с места ни на дюйм.

— Рад представить вам леди Фелисити Трэммерли. Фелисити, это Брэнди, старшая из моих кузин. А эта милая девчушка — Фиона, моя младшая кузина.

— Твоя кузина? — спокойно спросила Фелисити. — Эти люди твои родственники?

— Да, ты не ослышалась, Фелисити, — сказал джентльмен.

— Ладно, хотелось бы в это верить, — заявила леди Фелисити и слегка кивнула головой. «Так, значит, вот какая эта Брэнди», — подумала она.

Герцог так странно написал о ней в письме, что Фелисити сразу же почувствовала опасность. И ошиблась. Девушка оказалась другой. Ян писал, что дочь графа — красавица. Никто и представить себе не мог, что в действительности это странного вида особа, которая одевается как крестьянка и пахнет рыбой. И то, что он схватил на руки ту девчонку, заставило леди Фелисити содрогнуться. Неужели Ян так быстро забыл, кто он и как должен вести себя со своей будущей женой?

Брэнди попыталась оправдаться:

— Мы с Фионой ловили рыбу.

— Ага, — поддакнула Фиона, и Ян поставил ее на ноги, — но мы ничего не поймали, потому что у Брэнди болела голова и она просто сидела в лодке и ничего не делала.

Пренебрежение сквозило в каждой черточке благородного лица леди Фелисити.

— Это странно, моя мама никогда не позволила бы мне целый день болтаться в лодке. От этого человек становится коричневым, некрасивым и часто болеет.

Брэнди сжала кулаки. Она была готова послать к дьяволу приличия, броситься на эту самодовольную дуру и поколотить ее хорошенько. Какого черта! Является, как ясно солнышко, в чужой дом и считает, что люди, живущие здесь, не достойны даже чистить ее ботинки.

Джентльмен, разодетый в пух и прах, вышел вперед и с удивлением промолвил:

— Вы Брэнди? Очень редкое и милое имя, моя дорогая. Меня зовут Джилз, я английский кузен Яна.

Брэнди отвесила реверанс, по-другому и не скажешь, так как этого ей больше всего не хотелось. Джилз выглядел значительно пышнее, чем герцог, но он прибыл вместе с этой Фелисити, и Брэнди не верила ему.

— А эти пуговицы из чистого золота? — спросила Фиона и потянулась к ним грязными ручками. — Вы похожи на одного из тех петушков, которых бабушка приказала забить к обеду за плохое поведение.

— Да, настоящий комплимент. Надеюсь, что все-таки закончу свои дни не на сковородке у повара. Тебе нравятся эти пуговицы? Ты сможешь их потрогать, когда захочешь, но только после того, как вымоешь руки.

— Я сейчас же вымою их.

Фиона побежала к лестнице.

— Я сейчас вернусь, не забудьте, что вы мне обещали.

Он рассмеялся и махнул ей вслед рукой.

— Я никогда ничего не забываю.

— Ты понимаешь, что делаешь? — спросила Фелисити, вздернув бровки. — Скорее всего, она оторвет их и будет жевать, а потом потеряет.

Ян вздохнул. Как можно вести себя так бесцеремонно! Он уже готов был одернуть Фелисити, но вспомнил свои первые впечатления от Шотландии и Пендерлига. Фелисити посмотрела на него, и Ян снова представил себе Марианну и улыбнулся.

Брэнди испытывала огромное желание выкатить пушку и выпалить прямо в лоб чертовой Фелисити.

— Извините, — сказала девушка и пошла в замок, вздернув подбородок и выпрямив спину.

— Итак, это Пендерлиг, да, Ян? — сказал Джилз, прервав затянувшуюся паузу. — Странно, что ты еще не носишь юбку, старик. Все та же мрачная архитектура. Но здесь же как на помойке. Когда построили замок? Должно быть, лет сто назад. Посмотри на эти пушки. Фелисити права. Они уже почти ушли в землю. Жаль, что замок не посреди моря, а то бы их можно было просто столкнуть в воду.

— Нет, Джилз, юбки не для меня, — сказал герцог на шотландский манер, — но Бертран, мой кузен, заявил, что мои ноги просто созданы для того, чтобы носить юбки.

— Сэр! — воскликнула Фелисити голосом, от которого у герцога похолодело в животе. — Боюсь, что если вы не будете разговаривать по-английски, то я скоро перестану вас понимать.

Герцога одолело сразу много желаний. Самым сильным из них было взмахнуть волшебной палочкой и отправить Фелисити и Джилза обратно в Лондон. Но волшебной палочки не было. Подумав про леди Аделлу, герцог ужаснулся. Да, дело плохо.

— Извини, дорогая, я сказал Краббс, местному дворецкому, чтобы он доложил леди Аделле о вашем приезде. Итак, пойдемте в дом. Не против, если мы посидим в гостиной?

Фелисити не ответила. Она последовала за Яном, с брезгливостью и недоверием оглядывая реликвии на стенах. Фелисити также ничего не сказала, когда герцог усадил ее на древний, видавший виды стул, по ее мнению, более годный для прислуги.

— Так, теперь мы все сидим.

— Действительно? — сказала Фелисити и быстро замолчала, потому что Ян даже не обернулся. Он разговаривал с Джилзом.

— Ну, теперь расскажи, как вы себя чувствуете в Шотландии. Наверняка путешествие очень утомило Фелисити, шесть дней в дороге все-таки.

— Твоя нареченная очень скучала по тебе, кузен, — сказал Джилз и закатил глазки. — Да, очень. Ты знаешь, что я имею в виду. Пока, может быть, не понимаешь, но скоро поймешь. Придет твоя очередь, и ты с тоской будешь вспоминать о своей холостой жизни.

— Я отсутствовал в Лондоне дольше, чем рассчитывал, — сказал Ян, пропустив его слова мимо ушей.

Герцог мог по пальцам пересчитать те дни, когда он думал о Лондоне.

— Здесь у меня очень много дел, — продолжал Ян, — мы с Бертраном ездили в Шевиот покупать овец, кроме того, надо было посетить некоторые фабрики…

Он замолчал, увидев, что Фелисити смотрит на него с нескрываемым ужасом.

— Что ты сказал, Ян? Овцы?

— Господи, Ян, — поддакнул Джилз, — что за ерунда. Мой бедный мальчик. Вот видишь, Фелисити, я говорил тебе, что герцог забудет о своих обязанностях, как только ненадолго уедет. Что ты думаешь о шевиотовых овцах, дорогая?

Леди Фелисити покраснела от гнева.

— Ян, неужели ты, герцог, ездил по здешним грязным деревушкам, чтобы поиграть в пастуха? Поверить не могу: покупал овец, имел дела с торговцами, ходил на фабрики…

— Да, и должен сказать, это весьма интересно, — спокойно заметил Ян. — Я очень хочу, чтобы Пендерлиг сам себя содержал. И здесь есть для этого все: сырье, рабочая сила, — но не хватает первоначального капитала.

— Конечно, особенно здесь много сырья, — сказала Фелисити с издевкой, думая о Брэнди. Будущая герцогиня устала от дальней дороги, злилась и хотела высказать все, что она думает по поводу поведения жениха. Но, посмотрев на его светлость и увидев жесткий и уверенный взгляд, Фелисити передумала. Ей не нравилось, когда он так смотрел на нее. Однако после свадьбы все будет иначе, она не позволит ему такие взгляды.

Сейчас же будущей герцогине приходилось говорить мягко и учтиво, несмотря на то, что все внутри кипело.

— Я хотела сказать, дорогой, только то, что очень соскучилась и ненавижу время, проведенное без тебя. Или мне нельзя скучать по мужчине, за которого я собираюсь замуж?

Ян наградил ее улыбкой за эту маленькую прелестную речь.

— Мне тоже было нелегко без тебя, милая.

Он был не глуп и не хотел рыть настолько глубокую яму, чтобы потом не суметь выбраться из нее.

Джилз откашлялся, прикрыв рот рукой. Ян обернулся и увидел, как величественно в гостиную входит леди Аделла.

Герцог быстро вскочил с места.

— Леди Аделла, позвольте представить вам моего кузена, Джилза Брэйдстона, и мою нареченную, леди Фелисити Трэммерли. Они приехали навестить вас.

Леди Аделла одобрительно взглянула на расфуфыренного Джилза. Настоящий джентльмен. А затем перевела взгляд на стройный, благородный стан леди Фелисити и подумала, что Брэнди есть чему поучиться у молодой особы.

Леди Аделла кивнула, и Джилз поцеловал ее испещренную венами руку.

— Очень рад, госпожа, — произнес он слащаво.

Леди Фелисити поздоровалась легкой улыбкой.

«Что за антиквариат, — подумала девушка, опустив глазки. — Это платье вышло из моды уже лет тридцать, как, впрочем, и прическа. Эти сосиски из завитых волос наводят на мысль, что старуха пользуется париком». Фелисити захотела потрогать волосы и убедиться, что это парик.

— Когда у вас свадьба? — сразу же спросила леди Аделла у Фелисити.

— В августе. Мы будем венчаться в церкви Святого Георгия в Ганновер-сквере.

— Ага, очень хорошо. Вы, наверное, поедете в свадебное путешествие, не так ли Ян? Мне кажется, что лучше Брэнди приехать к вам после него. Как насчет октября? Вы уже вернетесь к этому времени?

Фелисити открыла ротик. Она попыталась заговорить, но не находила слов. Просто смотрела на своего жениха, страстно желая накричать на него. Тот теребил свой галстук. Наконец герцог произнес:

— Леди Аделла, моя невеста только что приехала, и я еще не успел обсудить с ней этот вопрос.

Джилз спокойно объяснил:

— А почему бы и не в октябре, Ян? Фелисити не пробыла здесь и пятнадцати минут, однако с Брэнди уже познакомиться успела. Так в чем же дело? У меня есть только одно предположение.

Ян сделал вид, что не услышал, и встал.

— Леди Аделла, какую спальню вы отведете для моей невесты? Она очень устала и, скорее всего, захочет отдохнуть после обеда.

Леди Аделла кивнула и закричала:

— Эй, Краббс, иди сюда, старый болван. У нас гости, и тебе придется поработать.

Фелисити вздрогнула. Ее ноздри раздувались. Раньше это Яну нравилось, но сейчас показалось отвратительным. Его невеста с первого взгляда явно невзлюбила леди Аделлу и Пендерлиг и совершенно не желала этого скрывать.

— Да, госпожа.

Краббс удивленно смотрел на свою хозяйку, но ему очень хотелось хоть глазком взглянуть на ту очаровательную даму, которая, судя по всему, испытывала физическую боль. Что касается джентльмена, то он был так же элегантен, как герцог, но лучше одет. «Кто эти люди, — недоумевал Краббс. — Разумеется, близкие знакомые его светлости».

— Марта уже приготовила гостям комнаты. По вашей просьбе, Ян, я попросила сделать это ее, а не Мораг. Не стоит гостям общаться с этой грязной старой шлюхой. Подождите, а что если мы поселим вашу невесту в соседнюю с вами комнату? По-моему — хорошая идея. Краббс, подыщи комнату, которая подойдет этому милому джентльмену. Что-нибудь веселенькое, чтобы он не скучал.

Ян подавил улыбку, кивнул Краббс и взял Фелисити под руку.

— Краббс присмотрит за тобой, Джилз, — крикнул герцог через плечо и вслед за невестой вышел из гостиной.

Он отвел свою нареченную в комнату для гостей, где еще сохранились едва заметные признаки голубого цвета. Ранее, бродя по замку, герцог успел заметить, что в этой комнате довольно мало мебели, но не предполагал, что она окажется такой загаженной. Со стен облупилась краска, все выглядело старым, видавшим виды, поношенным и в то же время — очаровательным: старое кресло около окна, шкаф с металлическими ручками ящиков. Боже, можно подумать, он был слеп, когда заходил сюда. Представив, что думает Фелисити относительно предложенных ей апартаментов, герцог ужаснулся.

Он проигнорировал глубокий вздох Фелисити и спросил:

— Ты не хотела бы принять ванну, дорогая?

Ян сразу же понял, что вариант с коротышкой Алби и протекающей бадьей не пройдет. Она кивнула, сжав губы.

— Это было бы неплохо, Ян. Мы долго ехали и вымотались.

Затем добавила:

— Не волнуйся, дорогой, мои слуги сделают все сами.

— Тебе следовало бы написать мне, что ты решила приехать. Сколько с тобой слуг?

— Только Мария, Пелхам и еще слуга Джилза. Надеюсь, для них найдется здесь комната, в этом диком замке?

— Разумеется, — ответил он резко и посмотрел на часы.

— Ужин подают в шесть, дорогая. Семья собирается немного раньше в гостиной.

— Это слишком рано, Ян. Ведь дома мы ужинали в восемь, а то и позже. Может быть…

— Ты не дома. Ты в Шотландии, в замке Пендерлиг. Леди Аделла стала хозяйкой замка гораздо раньше, чем твоя мама появилась на свет. И здесь она устанавливает порядки. Иначе быть не может. А теперь я пойду скажу, чтобы тебе приготовили ванну.

Он собрался уходить.

— Ян, а что там эта старуха говорила, будто бы Брэнди собирается в Лондон? Только не говори, что хочешь вытащить этого ребенка в общество.

— Брэнди не ребенок. В этом году ей исполняется девятнадцать. Что касается ее одежды, просто она проводит много времени на улице. Ей нравится гулять, плавать, ловить рыбу и кататься на лодке.

— Ты думаешь, что «это» станет хорошей леди?

Фелисити хамила, и герцогу очень захотелось взять ее за плечи и встряхнуть. Голос Яна стал холодным и жестким, как у его отца, когда тот был в гневе.

— Она леди. Не забывай, Брэнди — внучка графа. Что касается внешности, уверяю тебя, стоит ей только надеть другое платье, и все изменится.

— Я так понимаю, мы обречены смотреть, как она плавает в своей лодке по Темзе или как гоняется на диких лошадях в цирке Астли.

— Я все сказал, — заявил Ян холодно и спокойно. — Теперь, если у тебя прошло настроение критиковать все и вся, то я пойду отдам распоряжение насчет ванны.

Фелисити сжала зубы и подождала, пока он выйдет из спальни. А затем ударила кулаком по спинке кровати. Поднялось облако неприятно пахнущей пыли. «Господи, — подумала Фелисити, — куда же меня занесло».

Она оглядела спальню. Как он мог так поступить с ней? Как посмел разговаривать подобным тоном?

Фелисити стянула шляпку и села, распустив черные как смоль волосы. Снова оглядев комнату, она почувствовала, как ее гнев утихает. Конечно, не было причин расстраиваться. Но что случилось с герцогом? Ничего, она сможет сразиться с ним. Будет улыбаться, смеяться и, в конце концов — победит.

Да, но что делать с чертовой девчонкой? Ведь ей уже почти девятнадцать. По виду и не скажешь.

А Ян тем временем, отдав необходимые распоряжения, вернулся в гостиную. Он открыл массивную дверь и увидел, что Джилз сидит рядом с леди Аделлой, которая, судя по всему, была просто очарована молодым кузеном герцога. Раздался каркающий смех старухи.

— Да, мой мальчик, у старого Чарлза и сейчас такая же репутация. Ты не поверишь, что он сделал с женой министра. Как ее имя, не помнишь? Ах, да, Клоринда. Так вот, он содрал с нее одежду в конюшне и овладел ею прямо возле ее кобылы. Все об этом говорили. Ходили слухи, что, когда она вышла из конюшни, у нее отовсюду торчало сено. Да, старый Чарлз — тот еще сукин сын.

Леди Аделла закашлялась, почти как Клод. Так вот откуда старик взял эту отвратительную привычку.

Ян вышел вперед.

— Извините, леди Аделла, но мне придется пойти с Джилзом наверх. Иначе он не успеет переодеться к ужину.

Старуха разочарованно махнула рукой.

— Ладно, валяй, если хочешь. У нас еще будет время. — Она протянула Джилзу костлявую руку. — Готовься, мой мальчик, я хочу знать лондонские сплетни за последние пятьдесят лет. Чертовски довольна, что ты приехал.

— Я постараюсь, чтобы вам не было скучно, леди, — ответил Джилз сладким голосом, всегда немного смеющимся, и вышел из гостиной в сопровождении Яна.

— Знаешь, что забавно, — сказал Джилз герцогу, когда они взбирались по лестнице, — она знала старого лорда Ковенпорта. Он умер от пьянства и разврата. Его внук, Алдос, пошел по стопам дедушки. Боюсь, его тоже ждет такая же участь. Еще год назад он был хорошим парнем, но сейчас хнычет и пьет, хотя причина его неудач — в нем самом.

Герцог кашлянул и спросил себя, почему Джилзу нравятся такие мужчины.

Кузен вскарабкался на верхнюю площадку и посмотрел вниз.

— Боже мой, Ян. Какое заброшенное место. Ничего похожего на Кармайкл-Холл.

Ян подумал об огромном замке в Суффолке, с сорока спальнями и большим танцевальным залом, и покачал головой.

— Надо заметить, что Пендерлиг более живой. Здесь по-настоящему чувствуешь историю, традиции, а вид на море из окон просто захватывает дух. И тем более тут нет всей этой грязи и пыли Лондона, нет игорных домов, бандитов, воров и ничего такого, что свойственно большим городам.

Джилз поднял удивленно брови, но сказал только:

— Думаю, ты прав. Я не совсем, правда, в этом уверен, но мы всегда видим то, что хотим увидеть. Кроме того, ты в конце концов герцог, и все должно быть так, как ты хочешь.

— Ты говоришь полную ерунду, почти как Мораг.

— Да, загадочно. Пожалуйста, Ян, я сделаю все, что ты захочешь, только пусть она держится от меня подальше.

Герцог засмеялся. Скоро они подошли к спальне Джилза, расположенной напротив его собственной.

— Теперь, Джилз, объясни мне, пожалуйста, зачем ты привез сюда Фелисити? Ты же отлично знал, Что мне она нужна была в Лондоне. Здесь ей все чуждо, странно и непривычно.

— Не суди меня строго, Ян. Все из-за твоего письма. Оно взволновало Фелисити, в нее как будто вселился бес. Я, честное слово, не хотел ехать, но выбора у меня не было.

— Ну и что?

Джилз кивнул, и на губах его заиграла улыбка.

— Твое письмо, Ян. Черт знает почему, но ты слишком много упоминал эту Брэнди. Фелисити приревновала. Конечно же, — он с опаской посмотрел на кузена, — на твоем месте я бы дважды, а то и трижды подумал, прежде чем писать такое. Фелисити совсем не такая скромница, как тебе кажется.

— Я верю тебе, Джилз, что ты не просил Фелисити ехать сюда. И ты отлично знаешь, я никогда не отказываюсь от своих обязательств. Что касается Брэнди, я — ее опекун и поэтому хочу сделать все, что в моих силах, чтобы ей было хорошо. Когда девушка приедет в Лондон, Фелисити придется окружить ее вниманием и заботой. Вот и все, и это мое последнее слово.

— Говорю тебе, я не подбивал Фелисити на эту поездку, однако, пока мы ехали, на меня излилось столько яда.

Джилза передернуло, когда Ян открыл двери спальни.

— Господи, я думал, ты сюда поселишь моего слугу.

— Черт побери, Джилз, я еще не успел переоборудовать замок. Лучшей комнаты здесь нет, к тому же по этому поводу я уже достаточно выслушал от Фелисити. Вы оба снобы. Пока ты здесь, можешь дать пищу своему воображению, можешь даже стать старше, чем леди Аделла.

— Я только не знаю, с чего начать, — сказал Джилз, стирая пыль со стула полами пиджака. — Здесь мало будет моего понимания старины, хотя если приправить ее армией плотников, реставраторов и батальоном…

— Заткнись, Джилз. Мне плевать. Прикажи своему старому слуге привести все в порядок. Надо заметить, что Мэбли чувствует себя здесь очень неплохо, разумеется, после того как прошел шок от первого впечатления.

Джилз тяжело вздохнул и подошел к окну.

— Здесь наверняка чертовски сыро. Замок почти висит над морем. Фелисити уговорила меня, что ей необходимо сюда приехать. Я хотел сказать ей «нет», но ты же знаешь, она не стала бы меня слушать.

Глава 19

— Ну и что она сказала?

— Не уставала повторять, что сгорает от нетерпения увидеть твой новый замок и тебя, что сильно скучает по тебе и что больше всего на свете хочет быть рядом с тобой.

Джилз покачал головой.

— Конечно же, я ничему этому не верил. Говорю тебе, Ян, все дело в том, как ты отзывался о Брэнди. Ведь Фелисити холодна словно лед.

— Лед? Мне казалось, она горячих кровей.

— К сожалению, в ней сочетается и то и другое. Скорее всего ночью с тобой в постели она будет холоднее льда, зато днем горячая кровь даст о себе знать.

Он отряхнул пыль с пиджака.

— Бедный Ян. Я говорю тебе еще раз, Фелисити — далеко не Марианна.

Джилз сделал вид, что не заметил, как герцог сжал губы от боли.

— Конечно, они очень похожи внешне, и если ты хочешь жениться…

— Джилз, хватит, — процедил герцог сквозь зубы и сжал кулаки. — Марианна уже шесть лет как в гробу, и ничего не сделаешь. Что касается поведения Фелисити ночью и днем, я думаю, об этом мне лучше знать.

— Не пренебрегай моими советами, Ян. Скорее всего ты прав, но ты не прожил с ней и недели.

— Еще слово, Джилз, и я попорчу тебе личико. Уверяю тебя, Фелисити нужны сильные, крепкие руки, и она будет плясать под мою дудку, иначе и быть не может.

— Ты хочешь ею заполнить пустое место, которое образовалось после смерти Марианны?

Он хотел что-то добавить, но промолчал.

— Ян, ты хорошо знаешь брата Фелисити, лорда Сэйера?

— Он охоч до женского пола, по-моему, правда, отличный наездник. Неплохой малый, и в отличие от твоего друга Алдоса не хнычет.

Джилз вздрогнул и посмотрел на свои холеные ногти.

— А я думаю, он невоспитанный, грубый тип.

— Почему? Потому что не носит золотые пуговицы величиной с котлету?

— Ты не прав, Ян. Как и ты, он страдает недостатком вкуса, — ответил Джилз, и смех заискрился в его глазах.

Герцог взмахнул руками.

— Черт побери, Джилз, не заводи опять ту же песню. Да, вы с Перси сойдетесь характерами, я чувствую.

— Перси? Кто это? Еще один шотландский родственник?

— Он незаконнорожденный, — сказал Ян и глупо улыбнулся. Джилз, услышав грубость, нахмурился.

— Его отец, ныне покойный, был одним из сыновей леди Аделлы. Но Перси — незаконнорожденный. Леди Аделла вот-вот его узаконит.

— Бог мой, — сказал Джилз и потер ладони, — а я-то надеялся здесь немного поскучать.

— А, а вот и Пелхам. Да, Джилз, тебе, видимо, придется довольствоваться услугами коротышки Алби.

Герцог засмеялся. Джилз ничего смешного не видел и с удивлением посмотрел на уходящего кузена.

А герцог, добравшись наконец до своей спальни и оглядев мрачное помещение, пытался представить себе, что когда-то здесь было весело и радостно. Джилз прав: этот замок совершенно другой, чем сверкающий Кармайкл-Холл, однако в Пендерлиге многое сохранило первоначальный вид и буквально дышало древностью, и Яну это нравилось.

Он вдруг подумал о том, что скажет Брэнди, когда увидит Кармайкл-Холл. Его светлость подошел к деревянному старинному стулу и ногой толкнул к камину.

Сразу же в комнату заглянул Мэбли.

— Ваша светлость, поторопитесь. Леди Аделла терпеть не может, когда опаздывают к ужину. Краббс сказал мне, что один раз, когда кто-то опоздал, леди заставила его взять тарелку и вылить содержимое себе на голову.

— Нет, — ответил Ян, — терпеть не могу хаг-гис, особенно на одежде.

Он посмотрел на лысую голову Мэбли и улыбнулся: забавный родной старик.

— Делай со мной что хочешь, Мэбли, только не держи меня за такого гранда, как Джилз.

— Ни в коем случае, ваша светлость. А что вы сделали со стулом?

Брэнди, проходя мимо спальни Фелисити, потрясла кулаком перед дверью. Как эта англичанка посмела назвать ее служанкой? Двуличная, лживая, как Ян терпит ее? Нет, не стоит думать об этом. А может быть, ее назвать служанкой, интересно, что будет?

Брэнди остановилась перед зеркалом, и гнев ее потихоньку угас. Она выглядела действительно как крестьянка. Волосы торчали во все стороны и были прямыми от соли. Она чувствовала, что от нее пахнет рыбой. О Господи, это уж слишком.

Констанция, танцуя, вошла в комнату и остановилась, удивленная.

— Брэнди, я видела ее. Ух, какая у нее шляпка. Я почувствовала себя неуклюжей гигантшей рядом с этой маленькой женщиной. Ведь она до плеча Яну не достает. А ее волосы, они еще чернее, чем мои, и глаза такие зеленые, будто трава в лесу.

— По-моему, ничего особенного, — буркнула Брэнди.

Даже если бы сейчас Брэнди сказала, что Фелисити похожа на портовую шлюху, это не возымело бы действия.

— Ах, а тот джентльмен, Джилз, он такой элегантный, так хорошо одевается, гораздо лучше, чем наш герцог. Бабушка сказала, что это кузен герцога и назвала его сплетником, надо сказать, она без ума от него. Ух, как пахнет рыбой. Брэнди, ты что, хочешь напугать наших гостей? Ты пахнешь, как жена рыбака. Господи, прими ванну. Слушай, а как ты думаешь, мое новое платье понравится леди Фелисити?

Констанция наклонилась к зеркалу и поправила прическу. Она только сейчас заметила, что Брэнди стоит посреди комнаты с остановившимся взглядом, сжав кулаки, и молчит. Бровки девочки вздернулись.

— Ах, — воскликнула Констанция, — я вижу, как тебе больно от того, что она приехала.

— Нет, мне все равно. Но скажу тебе одно, Конни: она — грубая сучка. Она не будет с тобой вежлива, потому что считает себя выше нас.

— Наверное, ты права, — протянула Конни, глядя в глаза сестре. — Но она уже почти жена герцога. И мне кажется, что даже если назовет тебя прекраснейшей девушкой на земле, вряд ли ты сможешь полюбить ее.

— Это невозможно, и ты это знаешь. Забудь о том, что сейчас сказала. И больше никому не говори этого.

Констанция вздрогнула.

— Как скажешь, мне все равно. Думаю, тебе стоит надеть то платье, которое подарил Ян.

Брэнди не отвечала.

— Пора идти, Марта обещала сделать мне прическу.

Констанция ушла, напевая английскую балладу.

Как только сестра вышла за дверь, Брэнди подумала о бархатном платье, но тут же отказалась от этой мысли, поняв всю ее абсурдность. В нем она будет похожа на корову с огромным выменем. Да, приходилось признать, что она не такая стройная и маленькая очаровашка, как Фелисити, черт бы ее побрал. Оглянувшись на закрытую дверь, Брэнди подумала: «А видела ли их с герцогом Констанция? Наверняка видела. Стоит быть осторожней».

Приняв ванну, Брэнди решила, что сегодня должна выглядеть как нельзя лучше и показать этим англичанам, что она — потомок старинного и благородного шотландского рода. Девушка собрала волосы по-гречески и, выкинув из головы синий бархат, надела свободное муслиновое платье. Потом завернулась в еле заметную накидку своей матери и спустилась вниз.

Фелисити, отдав распоряжения своей служанке, наконец, была полностью удовлетворена и медленно шла по темному коридору в гостиную. Она знала, что опаздывает, но ей было все равно. Пусть Ян теперь знает, как выполняются его команды. Она будет исполнять приказы герцога, если они не идут вразрез с ее собственными желаниями. А обедать в гостиной не хотелось, она бы предпочла трапезничать в спальне, но в этом замке вряд ли найдется хотя бы один сервировочный столик.

Ян слегка кивнул ей, и взгляд его не был доброжелательным. Он коротко представил ее Клоду, Бертрану и Констанции. Фелисити оценила естественную красоту Констанции, которая, по мнению будущей герцогини, кроме всего прочего, умела одеваться в отличие от своей сестры. А что же Брэнди? Она сделала вид, что не заметила Фелисити. А затем возникла ситуация, в которую Фелисити ни разу не попадала за всю свою короткую жизнь.

— Вы опоздали, — сказала леди Аделла бесцеремонно, не стесняясь гостей, — а я, черт побери, не люблю, когда хаггис остывает. Если еще раз опоздаешь, то пожалеешь. Дайте мне руку, молодой человек, — обратилась она к Джилзу и протянула пальцы.

Фелисити захотелось обругать старую, грубую женщину, но поняла, что будет выглядеть в такой ситуации не лучшим образом. Когда герцог взял ее под руку, она взглянула на него из-под ресниц. Разумеется, он знал о причудах старухи и надеялся, что Фелисити все поймет правильно. Но нет, ни улыбки, ни кивка. Черт, похоже он и сам разозлился на нее за то, что она опоздала. Фелисити попыталась улыбнуться ему, ожидая ответной улыбки, но герцог, сохраняя суровое выражение лица, сверкал черными, под цвет костюма, глазами.

Фелисити провела последнюю неделю в обществе общительного модника Джилза и отвыкла от суховатого и спокойного герцога. Она посмотрела на его большие руки с приплюснутыми на концах пальцами и, представив, как они будут ласкать ее, вздрогнула.

Ян мягко сказал:

— Надо понимать, моя милая, что леди Аделла очень болезненно реагирует, когда кто-то опаздывает к обеду. В следующий раз я посоветовал бы вам внимательнее смотреть на часы. А что касается последствий, которыми она грозила, то если на голову вам в следующий раз выльется горячее масло, считайте, что вам повезло.

Он сказал это спокойно, стараясь никого не раздражать. Фелисити даже не посмотрела на него. Наверное, она всю ночь не сможет спать. Герцог вздохнул и стал ждать, но Фелисити не вымолвила ни слова.

По-прежнему на лице герцога не появлялась улыбка. Фелисити стала смотреть на леди Аделлу, сидящую рядом с Джилзом.

— Расскажи мне еще про Дудли, мой друг. Я когда-то была влюблена в его деда, старого развратника. Слышала, что он выступил против Фокса (а ведь никто никогда не осмеливался этого сделать) и вышел сухим из воды, хотя потом скрывался два года в одном из своих отдаленных поместий в Кенте.

Джилз с удовольствием выложил все, что знал про Дудли, но, поскольку упомянутые события произошли до того, как кузен герцога появился на свет, приходилось рассказывать о Дудли-внуке.

— Это самая скучная часть истории, моя леди. Он остался в Кенте и обзавелся там дюжиной детей. В нем нет ни капли того бесстрашия, которое было свойственно его деду. Он любитель спокойной, скучной жизни.

Джилз с опаской посмотрел на Яна и добавил:

— Почти как наш Ян. Он часто забывает о преимуществах своего положения и думает, словно купец, только о новых акрах земли. Признайся, Ян, ведь ты любишь спокойную, тихую жизнь. Мне кажется, будь твоя воля, — он посмотрел внимательно на Фелисити, — жил бы спокойно и растил бы дюжину-другую таких же гигантов, как ты. Нет, скорее одну дюжину, больше твоя жена, боюсь, не выдержит.

— Джилз, сейчас я посажу тебя в хаггис, — сказал герцог, — или лучше скину из окна твоей спальни на ту пушку.

Он улыбнулся, но, взглянув на Фелисити, снова сделал серьезное лицо.

— Да, я, признаться, люблю жить за городом. Мне нравится удить рыбу в озере Кармайкл и отдавать улов на кухню моему повару. Мне нравится носиться на лошадях по полям и стрелять фазанов в лесу. Кроме того, обожаю лазить по развалинам римской эпохи и того, разрушенного Генрихом VIII, аббатства. Там мир, покой и вековая пыль, совершенно отличная от той, что я видел в Лондоне. И если бы к этому всему добавить дюжину маленьких сорванцов вроде Фионы, то вскоре бы весь Суффолк был населен моими отпрысками.

Фелисити уронила вилку в неизвестную ей еду и уставилась на Яна.

— Наверное, вы шутите, мой дорогой Ян. Мне нравится быть за городом на Рождество и я не прочь покататься на лошадях, но кому нужны эти дурацкие развалины? Там пауки, пыль и грязь. Кроме того, терпеть не могу рыжеволосых детей, они кажутся мне вульгарными.

Она откинулась на стуле и улыбнулась.

Глава 20

Брэнди сжала в руках бокал с вином и сказала таким тоном, какого ни разу еще герцог от нее не слышал:

— Моя маленькая сестра не вульгарна, леди Фелисити. Вульгарность, как мне кажется, это черта в людях, которая позволяет им не мучиться совестью, обидев другого. Вульгарность выражается в отсутствии манер и благородства и, кроме всего прочего, недостатке мозгов, для того чтобы скрыть обиду за сладкими словами.

Фелисити заставила себя рассмеяться.

— Мисс Робертсон, я совершенно не хотела никого обидеть. Ведь ваша сестричка помогает вам ловить рыбу, не так ли?

Ян резко ответил:

— Фиона, кроме ловли рыбы, еще много чего умеет делать. А Брэнди относится к девочке как к собственному ребенку, своему малому дитяте.

— Малому дитяте, ваша светлость? Все эти странные шотландские слова: «ага» вместо «да», и «малый» вместо «маленький» — вы заставляете меня думать о том, что я в другой стране. Прошу вас убедительно, говорите по-английски.

— А вы и есть в другой стране, — сказала Брэнди, — и здесь мы разговариваем по-шотландски. Может быть, вам стоит поучиться нашему языку, вместо того чтобы навязывать нам свой английский?

Клод, до этого делавший вид, что не участвует в споре, сказал, кашляя:

— Мне кажется, вы совершенно правы, леди Фелисити. Нам стоит послушать, как вы говорите, и постараться не раздражать ваш слух нашим шотландским говором. Разумеется, вы в Шотландии, но вы наш гость.

Фелисити не могла понять, шутит он или нет, и, решив, что не шутит, подумала, что вот наконец-то попался хоть один приличный человек в этой чертовой Шотландии. Она благодарно кивнула Клоду. Как девчонка могла обвинять ее в недостатке мозгов?

Леди Аделла подлила масла в огонь.

— Так, значит, Ян, вам не нравится жить в городе, тогда, может быть, мне стоит прислать вам Брэнди пораньше?

Леди Фелисити холодно заметила:

— Боюсь, леди Аделла, что мы с его светлостью довольно долго будем в свадебном путешествии. Неужели у вас нет каких-нибудь родственников, скажем, в Эдинбурге? Мне кажется, эдинбургское общество больше подойдет ей, чем лондонское.

Джилз, быстро взглянув на Фелисити и увидев злобу в уголках ее рта, вздрогнул. Конечно же, будущая герцогиня не могла не заметить огромные агатовые глаза Брэнди, внутри которых, без сомнения лучился огонек романтики, и свет в комнате, такой мягкий, придавал старшей внучке леди Аделлы особое очарование.

Фелисити была слишком неопытна, чтобы понять эту девочку. Джилз подумал, что у Брэнди язык — как у змеи, готов излить свой яд на каждого, кто поднимет руку на то, что она любит.

Фелисити, кроме всего прочего, слишком уж не двусмысленно выражалась. В другой ситуации Джилз готов был поклясться, что Фелисити сможет очаровать даже волынку в руках музыканта и заставить ее пойти за собой. Она пыталась сделать и сейчас то же самое, но безуспешно. Ян постоянно попадался на эту удочку, впрочем, не он один.

— Нет, я не хочу, чтобы Брэнди поехала в Эдинбург, — сказала леди Аделла, с удовольствием издеваясь над Фелисити, — ведь Ян обеспечит ее приданым, и она станет английской леди. Поэтому я хочу, чтобы она искала себе мужа в Лондоне. Брэнди — дочь графа и, когда у нее будут деньги, сможет выбраться отсюда и стать счастливой.

— А как же я, бабушка, — подала голос Констанция и наклонилась вперед, готовая принять бой.

Клод ухмыльнулся и толкнул Бертрана в бок.

— У нас насчет тебя другие планы, малышка. Не стоит волноваться о своем будущем. Разве не так, Берти?

— Всему свое время, отец, — сказал Бертран и выпрямился, как доска, — в данном случае ты ошибаешься. И я попросил бы вас с леди Аделлой предоставить мне возможность самому заниматься моими делами.

Он отвел глаза, увидев, что разочаровал Констанцию, и погрузился в хаггис. Конни понятия не имела о том, как Бертран к ней относится. Она ведь молода и неопытна и только учится быть женщиной. Ей нравилось играть с мужчинами, особенно с Перси, этим подлым ублюдком. Никто на свете не знал, что Бертран любил наблюдать за ее взрослением, слушать ее очаровательные глупости, а затем — мудрые вещи, достойные леди Аделлы. Но он понимал, что ей нужно время. И ужасно злился на леди Аделлу и Клода за то, что они торопят девочку.

— Смотри, как бы тебе не поседеть раньше, чем ты примешь решение, — сказала леди Аделла и отсалютовала Бертрану вилкой.

Ян спокойным, примирительным тоном произнес:

— Бертран всегда очень тонко чувствует ситуацию. — И добавил, глядя, как повариха суетится возле стола с жалкими подобиями трюфелей: — Да, великолепный ужин, повариха превзошла себя. Мне кажется, будет лучше, если мы оставим десерт на потом и перейдем в гостиную.

Брэнди послала ему улыбку, от которой герцог смутился.

— Но, Ян, трюфели — это же чисто английская еда. Может быть, хоть попробуете? Или это не вы мне рассказывали о том, как любите кушать трюфели?

Он перестал смущаться и улыбнулся в ответ.

— Конечно же, я говорил вам это. А теперь почему бы вам не помочь леди Аделле пройти в гостиную?

— Есть, сэр, — тихо сказала Брэнди, но все услышали. Неожиданно помощь пришла со стороны Джилза, который взялся сопровождать старуху.

— Почему ты хочешь, чтобы они ушли, Ян? Может, лучше нам удалиться в гостиную, а, старик? Мне кажется, джентльменам не о чем секретничать. Ваша трость, госпожа. Итак, на чем мы остановились… ах, да, Двайер. Помните этого старого прохвоста, Висконта Двайера?

— Двайер, Двайер, — медленно повторяла леди Аделла, — нет, не помню, мой мальчик, — призналась она наконец и загрустила.

— Не важно, госпожа, — мягко сказал Джилз, — он не стоит того, чтобы его упоминали.

На самом деле никакого Висконта Двайера и не существовало. Ян, встретившись глазами с Джилзом, попытался предостеречь его, но тот уже светился свежевыдуманной сплетней. По всему было видно, что его забавляет роль бывалого сплетника.

— А почему, позволь узнать, мой мальчик, — спросила леди Аделла, — ты ничего мне не рассказываешь про свою семью и семью герцога? Я знаю, что дочь моей сестры вышла замуж за слабосильного хиляка, однако Ян такой здоровый, как это вышло?

— Может быть, ваша племянница изменяла слабосильному хиляку?

Леди Аделла закашлялась, хотя во рту у нее не было пищи. Это был кашель в лучших традициях Клода. Старуха повернулась и забрызгала Джилзу пиджак.

Брэнди, которая не могла спокойно смотреть, как Ян ухаживает за леди Фелисити, решила принять участие в разговоре двух сплетников, Джилза и леди Аделлы. Девушка попросила:

— Действительно, Джилз, расскажите нам про свою семью. Ян нем как рыба.

— Что? Он ни слова не сказал о своих родственниках? Что за бестактный тип.

Брэнди увидела искорки смеха в его глазах, особенно когда он смотрел на кузена.

— Наш замечательный глава семьи не удосужился рассказать о своем благородном происхождении? Ведь так, Ян, — обратился он к герцогу, — ты хочешь, чтобы я это сделал? Хорошо, я это сделаю.

— Валяй, Джилз, — отозвался герцог, — только следи, чтобы леди раньше не упали носами в чашки.

Фелисити не понравилось, что герцог так бесстыдно, как ей показалось, шутит по поводу своей семьи. Она сочла это кощунством.

— Как вы можете, ваша светлость, так пренебрежительно отзываться о ваших благородных предках? Их имена записаны на страницах всемирной истории. Они принимали участие в великих битвах, были министрами, политиками, владельцами огромных поместий и…

— Да, и даже небольшие города скупали, — продолжил Ян, — не брезговали и покупать голоса на выборах. Многие из них заседали в палате лордов и утомляли всех до смерти длинными речами.

Брэнди самым мягким и ласковым голосом спросила:

— Да, Ян, быть членом такого клана — вещь нешуточная. Клянусь, я бы сейчас с удовольствием послушала речь одного из ваших великих предков. И мне доставляет огромное удовольствие смотреть, как Джилз произносит речи перед бабушкой.

Фелисити завопила, как молодой сержант на подчиненного:

— Пора бы вам знать, мисс Робертсон, что семья Кармайкл имеет очень знатных и благородных предков. Они чистокровные англичане, без примесей каких-то там чужих кровей.

— Да, быстро ты забыла про графа и графиню де Во, — сказал Джилз ласковым голосом, пронявшим всех до костей.

— Джилз! — закричал герцог в гневе.

Брэнди уставилась на него и не смогла сдержаться:

— Кто они были, эти де Во?

— Нет уж, пускай теперь Ян отвечает на этот вопрос.

Фелисити трагически произнесла:

— Какая разница, Джилз, что они сделали, однако не добавили ни капли французской крови к линии Портмэйнов.

— Почти что, моя дорогая, — согласился Джилз и достал из кармана коробочку с нюхательным табаком.

— Брэнди, — сказал герцог приказным тоном, — поиграйте нам, пожалуйста. Я хочу услышать шотландскую балладу.

Она подняла глаза и увидела, что герцог смотрит на Джилза и явно недоволен. Ей не следовало спрашивать.

Брэнди спела балладу Роберта Бернса и, едва успев допеть, сразу же услышала критику Фелисити:

— Как трудно оценить балладу, когда не понимаешь слов.

Брэнди не терпелось узнать побольше об этих загадочных де Во и о семье Яна, но тут поднялась Фелисити и очаровательно попросила Яна проводить ее до комнаты.

— Коридоры здесь, такие темные, ваша светлость, я боюсь заблудиться. А еще гнилые доски в полу, вдруг я провалюсь в какое-нибудь мрачное подземелье. Здесь, должно быть, повсюду торчат ржавые гвозди. Пожалуйста, проводите меня.

— Хорошо бы она сломала себе лодыжку, — злобно прошептала Констанция на ухо Брэнди.

— Нет, Конни, — прошептала та в ответ, — если она сломает лодыжку, то черт знает сколько еще здесь проторчит, и нам придется прислуживать ей.

Клод неуклюже поднялся на ноги и деликатно поцеловал руку леди Фелисити.

— Перестань, Клод, — сказала неожиданно леди Аделла, да так, что все подпрыгнули, — леди Фелисити не нуждается в твоих артрических знаках внимания.

Однако Фелисити так не считала и улыбкой королевы отблагодарила Клода, который ей, несомненно, понравился. Затем она пожелала всем спокойной ночи и, опираясь тоненькой ручкой на руку Яна, вышла.

Герцог был оскорблен. Оскорблен настолько, что даже не стал, как он это обычно делал, смягчать свой голос, говоря с Фелисити.

— Я рад видеть тебя, дорогая, — сказал он резко, — но сегодня вечером тебе следовало быть повежливее.

Леди Фелисити тоже чувствовала себя оскорбленной до глубины души и сжала зубы, бормоча ругательства, недостойные быть произнесенными женским ротиком. Это было трудно, но она прикусила язык и промолчала. Герцог продолжал:

— Может быть, тебе это и неприятно слышать, но придется заставить себя быть доброжелательной к этим людям. Ты не умрешь от того, что будешь держать свои замечания при себе и мило улыбаться. Мы ведь здесь ненадолго, и я прошу тебя, приложи усилия к тому, чтобы оставаться вежливой.

Это было уже слишком. Фелисити в момент забыла все, чему ее учила мать.

— Вежливой?!

Она повернулась к огромному человеку, который должен был вскоре стать ее мужем, и горькие слова начали капать, будто яд, с языка девушки:

— Ты требуешь, чтобы я оставалась вежливой в этой Богом забытой дыре, после того как вы, ваша светлость, грозите населить Суфсролк такими ужасными детьми, вроде Фионы? Да, и я должна оставаться вежливой после того, как поняла, что меня ждет судьба породистой лошади-производительницы, запертой в золоченой клетке Кармайкл-Холла? Если вы думаете, что я брошу светскую жизнь, то жестоко ошибаетесь, ваша светлость.

— Ты хочешь сказать, Фелисити, что не будешь любить наших детей?

Ее взгляд скользил по нему, и Ян чувствовал, как она ненавидит его. Да, он был много сильнее и крупнее Фелисити, но ни за что бы не ударил ее и не причинил ей боль, особенно в постели. Он был так нежен с Марианной. Может быть, Фелисити стоит знать это? Нет, незачем. Она боится его, как любая девушка, еще не побывавшая в постели с мужчиной.

— Ладно, вы достаточно сказали, — объявил Ян, не зная, чего ему больше хочется — спустить ее с лестницы или обнять и сказать, что все уладится. Нет, она должна ответить.

— Ты не хочешь родить мне детей, Фелисити?

Она не была дурой. Девушка успокоила дыхание и протянула руки вперед.

— Что за дурацкий вопрос, конечно, да. Просто я устала, надо отдохнуть.

— Да, конечно, — согласился Ян и открыл дверь спальни. Он был слишком груб, резок с ней этим вечером и сожалел об этом. И вся та чепуха, которую Фелисити молола за ужином, просто из-за того, что она слишком устала. Да, ему следовало бы раньше догадаться. Он улыбнулся ей, но не взял ее руки.

— Увидимся утром, — сказал Ян и вышел.

Глава 21

Брэнди стояла и наблюдала из окна детской, как герцог и его невеста выезжают на прогулку. Фелисити была одета в зеленый вельветовый костюм для верховой езды и величаво, во весь рост восседала на спине Кантора, будто лучшая наездница в мире, уверенная в себе и элегантная, настоящая английская герцогиня, а не какая-то там дочь захудалого шотландского графа. Брэнди с ума сходила от ревности и страстно хотела сделать что-нибудь, лишь бы прекратить это, ведь чертова англичанка ехала на ее любимом Канторе. Осознав, что устраивать скандал неуместно, Брэнди отвернулась от окна, продолжая учить с Фионой уроки.

Сегодня утром Брэнди достала из шкафа старый том шотландской истории Бранденстона, развернула карту Англии и дала Фионе задание: найти на этой карте Суффолк. Девушке нравилось мучить саму себя.

— Суффолк, — сказала Фиона, совершенно по-шотландски. — Где это, Брэнди?

— Это местность в Англии, малышка, где живет Ян, когда уезжает из Лондона. У него там замок, называется Кармайкл-Холл, и озеро. Ян плавает в этом озере.

Воображение Брэнди сразу же нарисовало картинку: Ян, нагой и прекрасный, выходит из воды и отряхивается, точно так же, как он сделал это тогда, в своей спальне. Такой красивый… нет, стоп, хватит.

— Ох, — воскликнула Фиона, — где же это его герцогская резиденция. — Девочка водила пальчиком по западной части Англии.

— Господи, Фиона, где ты это услышала?

— У бабушки, — ответила та быстро, не отрывая пальчика от карты, — а что значит «герцогская»?

Брэнди подняла голову и засмеялась.

— Как тебе объяснить, малышка, просто ты та смешно произнесла это. Слово «герцогский» обозначает то, что принадлежит Яну, пока он является герцогом. Понимаешь?

Это было не лучшим определением, но Фиону казалось, оно устроило. Она кивнула.

В конце концов, маленький пальчик остановило на карте, где было написано «Суффолк», а затем она подняла глаза на сестру:

— А когда от нас уедет эта противная леди?

Брэнди вздохнула.

— Не знаю, малышка. На этой леди Ян собирается жениться.

— Но почему? Ведь он так много смеется, когда с нами, даже когда Перси здесь. Не думаю, что Ян будет смеяться, когда она станет его женой. Может быть, ты сможешь его отговорить?

— Я? Нет, я не смогу, он не послушает меня. Сейчас ничего уже не изменишь.

— А почему она приехала? Она ведь не любит нас?

— Хороший вопрос. Но я не смогу на него ответить, Фиона.

— Ну и ладно, лишь бы она Яна не увезла с собой. Может, ей подложить жабу в постель…

Брэнди схватила Фиону и подняла со стула.

— Не стоит. Но знаешь что, если ты сделаешь это… Да, хотелось бы увидеть ее лицо. Одну из тех жирных жаб, что прыгают в окрестностях Перран-портского болота. Нет, не стоит. Яну это не понравится. Ведь она его будущая жена. Нужно прилично вести себя, даже если это нам не нравится.

«О чем они сейчас разговаривают?» — подумала Брэнди.

Ян ехал следом за Фелисити по дороге, идущей вдоль крутого берега моря. Герцог не мог понять, что держит его в Пендерлиге. Он купил овец, вложил деньги в производство, и вроде бы не было особых причин оставаться здесь дольше. Ян никак не мог признаться себе, что остался в Шотландии из-за Брэнди. Он вспомнил, как она смотрела на него, долго, пронзительно, так смотрят только на самых близких и дорогих сердцу людей.

Еще раз представил хижину, мягкие, теплые губы девушки, со всем прилежанием, на какое только способна невинность, старающиеся доставить ему удовольствие.

— Ян, давай поедем помедленнее. Не хочу переходить на галоп, особенно на такой ужасной дороге. Здесь почти в пятьдесят футов обрыв. Похоже, в этой проклятой стране нет даже приличных дорог.

Ян придержал коня и повернулся к невесте.

— Прости, дорогая, я задумался.

— Ян, что с тобой происходит? Стал сам на себя не похож. Ты изменился, и, я должна заметить, не в лучшую сторону. Неужели тебе нравится общаться с этими вульгарными людьми? Прости меня, но это правда. Ведь они тебе не по душе. Может быть, нам лучше поскорее вернуться в Англию?

— Фелисити, — ответил Ян, поравнявшись с девушкой, — зачем ты приехала в Пендерлиг? Я же написал тебе, что немного задержусь. Что касается общения «с этими вульгарными людьми», как ты выражаешься, да, мне нравятся мои родственники. Особенно — Клод, кашляющий сквозь оставшиеся зубы, и леди Аделла, старая сплетница. Теперь ответь мне, зачем ты приехала сюда?

Она не собиралась говорить ему, что ее мать настаивала на том, чтобы Фелисити держала герцога под присмотром.

«Он слишком далеко от тебя, моя девочка, — сказала мать, — мужчина, если за ним не присматривать хорошенько, может попасть в беду. Да, моя милая, тебе стоит поехать к нему и попасти его там. Мужчины непостоянны, и за ними нужно приглядывать».

Конечно, Фелисити не скажет ему этого.

Она очаровательно усмехнулась, зардевшись.

— Я ведь уже сказала, Ян, что скучала по тебе. Мне показалось это достаточным основанием для поездки.

Брови герцога поднялись почти на дюйм.

— Через всю Шотландию? Ведь Кармайкл-Холл совсем не близко.

Фелисити разгладила перчатки на руках, этот жест помогал ей успокоиться.

— Мне кажется, — холодно сказала она, потому что не могла сдержаться, — вы испытываете меня. Да, несомненно, вы изменились, ваша светлость.

— Изменился? Просто ты не видела меня раньше вне общества. Кроме того, я немало удивился, узнав, что ты, так любящая светскую жизнь, поехала в Шотландию посреди Сезона. Правда, зря потратила время. Совершенно не обязательно было приезжать.

Неужели он считал ее слепой и глупой? Чаша терпения Фелисити переполнилась.

— Неужели так трудно поверить в то, что мне хотелось тебя видеть? Или, может быть, ваша светлость, я мешаю вам развлекаться? Неужели ты надеялся, что я не сумею разглядеть твое отношение к Брэнди? Эта маленькая сучка заставила тебя позабыть все на свете. Но обмануть меня не удалось. Я видела, как она смотрела на тебя, эти полуулыбки, попытки завлечь, очень мило, не правда ли? Думал, я не замечу, с какой любовью ты писал про нее? Или тебе наплевать на то, что я чувствую?

Ян, удивленный, уставился на нее. Сколько яда могло поместиться в таком очаровательном милом ротике, который на первый взгляд казался мягким и нежным. Он дернул поводья, и Геркулес подался назад. Герцог успокоил его, а затем попытался успокоиться сам. Что Фелисити хотела услышать от него? Подтвердить, что Брэнди — сучка? Она спросила его, наплевать ему или нет. Ян уже сам засомневался. «А может, она права, — подумал его светлость, — может, мне действительно наплевать?»

В конце концов, он вымолвил спокойно и тихо:

— Что ты хочешь сказать, Фелисити?

Впервые герцог понял: кажется, Джилз был прав, и Ян пожалел, что раньше не послушал кузена. Но Фелисити должна была ответить на его вопрос. Герцог снова произнес:

— Так что ты хотела этим сказать, Фелисити?

Девушка отвернулась, пытаясь заставить себя вспомнить, что она все-таки старшая дочь графа Брэкорта, а не какая-то там залетная шотландская пташка.

— Мне кажется, нет ничего противоестественного в том, что ты хочешь поразвлечься, но не здесь же, не в этом гадюшнике. Я понимаю, любовницы и подружки — совершенно нормальное явление для мужчин нашего с тобой положения. Но настаиваю на том, чтобы ты не привозил свою любовницу в Лондон. А если все-таки сделаешь это, то пускай она не вертится перед носом у меня и моих друзей.

— Если мое положение герцога и позволяет мне иметь любовниц, то оно ни в коем случае не освобождает меня ни от выполнения кодекса чести, ни от данных мной обетов и клятв.

— Вы не о том говорите, ваша светлость. Насколько я понимаю, джентльмены не выполняют обещания, данные женщинам. Это в порядке вещей.

— Только не для меня. Если я обещаю что-то, то обязательно выполняю, и мне плевать на последствия. Я уверен, что твой брат, лорд Сэйер, сказал тебе об этом.

— Он говорил мне, что вы, возможно, будете обращаться со мной как с лучшей из своих любовниц, и совсем забудете меня, как только я рожу вам наследника. Объяснил мне это вежливо, как джентльмен, а не как брат. Я не слепа, ваша светлость, и видела супружеские парочки. Возможно, в начале совместной жизни они и любят друг друга, но затем он находит себе любовницу, а она — любовника.

— К сожалению, это правда, — сказал герцог, — но повторяю: я не такой. Многие мужчины моего круга счастливы в браке и верны своим женам. Должен сказать, что и их жены тоже верны мужьям. Но вернемся к нашему разговору. Ты приехала в Пендерлиг только потому, что, прочитав мое письмо, решила, будто Брэнди моя любовница? Я правильно понимаю?

Да, он был прав. Она приехала из ревности, но надеялась изменить все, когда станет герцогиней Портмэйн.

— Ты правильно понял, Ян. Однако все-таки не стоит приглашать ее в Лондон. Ты же не выставишь меня дурой перед моими друзьями? Может быть, подождешь, пока мы поженимся, а потом можно будет не скрываться?

— Брэнди — не моя любовница, и я не хочу делать ее своей любовницей, женюсь я на тебе или нет. Она отказалась ехать в Лондон, несмотря на то, что я на этом настаивал. Мне очень хотелось, чтобы Брэнди провела в Лондоне Сезон, подыскала себе хорошего жениха и немного развлеклась. Но, как я уже сказал, она отказалась ехать.

Не дав ей открыть рот, он продолжал:

— Вчера вечером, если помнишь, я попросил тебя ответить, как ты относишься к детям. Теперь хочу получить ответ.

Глава 22

Она скромно опустила глазки.

— Да, конечно, я сделаю то, что обязана.

— То, что обязана, — повторил герцог упавшим голосом.

Господи, он был слеп и глух и ни малейшего понятия не имел, что представляет из себя его будущая жена на самом деле.

— Тебе нужен наследник. Даже моя мама так думает. У каждого дворянина должен быть наследник, чтобы получить после смерти отца его титул и фамилию. Конечно же, существует Джилз, но он всего на два года тебя младше. Не сомневайтесь, ваша светлость, я выполню то, что должна.

— Ты любишь меня, Фелисити?

Она была так удивлена, что дернула поводья, и ее лошадь, оступившись, едва не полетела с обрыва, но Ян вовремя схватил поводья и отвел Кантора в сторону. Фелисити засмеялась, откинувшись в седле, а затем снова разгладила перчатки.

— Как это мило, ваша светлость. Похоже, ваш ум притупился в этой глуши. Я действительно отношусь с большим уважением к тебе и твоей семье, и буду вести себя, как подобает герцогине Портмэйн. И мне кажется неуместным разговаривать о вещах, которые волнуют ленивых домохозяек, читающих дешевые романы.

— Все люди могут любить. Так почему ты отказываешь в этом герцогу и герцогине?

Она посмотрела на него взглядом, полным сочувствия и снисхождения.

— Герцог и герцогиня должны быть примером для тех, кто стоит ниже их на социальной лестнице. И поэтому наши отношения необходимо освободить от всех этих романтических бредней. Думаю, его светлости не очень понравится, если герцогиня будет закатывать ему сцены, которые более подходят для театральных подмостков. Я не так воспитана и никогда не совершу подобных глупостей.

Ян посмотрел на нее с грустью. Возможно, она права. Он действительно изменился, стал мужчиной, который во всем сомневается, ничего не знает наверняка. Может быть, всегда был таким, просто не понимал этого. Но как мужчина он обязан сдержать свое слово и жениться на Фелисити. Хотя плохо представлял себе, насколько это возможно. Однако — сам виноват. Он видел только то, что хотел видеть, и раз принял решение, отступать уже нельзя. Фелисити есть Фелисити, и вряд ли она изменится.

— Пора возвращаться, — коротко отрезал Ян и развернул Геркулеса.

Фелисити улыбнулась, кивнула ему и последовала за ним.

То, что вечером того же дня прибыл Перси, никак не улучшило настроения герцога. Молодой человек был таким же циником, как и прежде. В веселом расположении духа со своими обычными колкостями Перси выглядел счастливчиком.

Это можно было списать на то, что по приезде он радостно объявил, что теперь является настоящим Робертсоном. Суд в Эдинбурге под давлением Макферсона узаконил права Перси.

Ян увидел, как побледнел Бертран, услышав такие новости, а Клод недовольно фыркнул и уничтожающе посмотрел на леди Аделлу. Та, напротив, обрадовалась и поощрительно хлопнула внука по спине, прежде чем обратиться к Клоду.

— Придет и твоя очередь, не обижайся. Где-нибудь через неделю или через месяц, какая разница. Старый Макферсон не может быть сразу в двух местах одновременно.

Но больше всего Яна удивило то, как леди Фелисити отнеслась к Перси. Герцог ожидал, что она фыркнет, задерет носик и скажет, что не желает находиться с ним в одном помещении, но он сильно ошибся.

Перси аккуратно взял ручку Фелисити и нежно поцеловал, а будущая герцогиня зарделась, как маков цвет, и прерывисто задышала. Ян просто не поверил своим глазам. Ведь всегда был так нежен со своей невестой, внимателен к ней, стараясь ничем не обидеть невинную девушку, но Перси… Казалось, поцелуй он ее в губы, она бы не отказалась.

Джилз, как всегда, принял Перси по старой городской привычке и сказал Яну, что молодой прохвост редко попадает под влияние женщины.

«За исключением одной леди», — подумал Ян и посмотрел на Брэнди.

За ужином Перси рассказывал о том, как разговаривал с отцом Джоанны, Конаном Макдональдом, после того как стал Робертсоном.

— Вы бы видели лицо этого старого козла, когда я сказал ему, что не вернусь до тех пор, пока окончательно не буду утвержден в своих правах. Он знал, что не сможет отвадить меня от его толстушки дочери. Теперь я Робертсон и могу вернуться.

— Но почему, сэр, — спросила Фелисити, — позвольте узнать, почему вы желаете жениться на женщине, которую не любите?

— Я попробую угадать, — вмешался Джилз, — ваша Джоанна является единственной наследницей своего отца.

— Разумеется, — рассмеялся Перси, — кроме того, она думает, что я — центр вселенной и без ума от меня. Конечно же, помня о ее состоянии, я не забыл и о том, что Конан до сих пор еще попахивает магазином. Но, надеюсь, скоро мне удастся смириться с этим запахом.

— А как же?.. — спросил Джилз.

— Разумеется, поначалу придется смотреть ему в рот, — заявил Перси.

«Забавно, что Фелисити великолепно понимает, в какую игру он играет, — думал Ян. — Господи, как же я был слеп».

В гневе герцог подцепил вилкой увесистый кусок хаггиса, к которому его желудок наконец-то привык.

— Итак, ты теперь будешь под пятой у Макдональда? — спросила леди Аделла.

— Не сомневайтесь, леди. В этом отношении меня хорошо воспитал старый Ангус, черт бы его побрал. Вы можете догадаться, что я не собираюсь соперничать с герцогом из-за Пендерлига, но думаю, у старика глаза вылезут на лоб, когда он узнает, кто теперь владеет нашим фамильным замком.

Леди Аделла ткнула в него сухим пальцем.

— Ты ведь не сказал еще Макдональду, что являешься наследником герцога?

«Так вот оно что», — думал Ян, чуть не раздавив свой стакан.

— Наследник герцога еще не родился, — прогремел Ян. — Он родится в следующем году, максимум — через год.

Джилз наклонился к уху Фелисити и пробормотал:

— Так, теперь все, моя милая, вы прочно засели. Хозяин начал действовать, и вам придется поработать кобылой-производительницей.

Брэнди расслышала его слова, и ей захотелось завыть от боли.

— Придержи свой язык, Джилз, — холодно и гневно сказал Ян.

Но тот лишь глупо улыбнулся и поднял бокал.

— Я предлагаю тост, Ян. Чтоб тебе повезло в этот раз.

Брэнди подняла голову, Ян побледнел как полотно. Что значит «в этот раз»?

Констанция, которая до сих пор сидела тихо, неожиданно вскочила, подхватила юбки и выбежала из комнаты.

— Что за черт, — выругалась леди Аделла, — никогда не поймешь этих девчонок. Они то смеются, то плачут, это действует на нервы. Я не вела себя так в ее возрасте.

— Никто не знает об этом, — закашлял Клод, — слишком много лет прошло.

— Я позабочусь о ней, — сказал Бертран и вышел следом.

Он услышал, что из маленькой комнаты недалеко от гостиной раздаются всхлипы. Дверь была приоткрыта. Констанция лежала лицом вниз на софе и плакала. Черные волосы волнами рассыпались по открытым плечам. Бертрану захотелось обнять ее, поцеловать и чтобы она ответила ему поцелуем, вся в слезах, прекрасная. Но он не сделал этого, а сел и сказал спокойно:

— Не надо плакать. Совершенно нет причины.

— Это ты, Бертран?

— Да, это всего лишь я, — ответил Бертран, желая только одного — чтобы она посмотрела на него так, как он смотрит на нее.

— Тебя послали бабушка и дядя Клод? — Констанция всхлипнула, и Бертран улыбнулся.

— Нет, я пришел, потому что волнуюсь за тебя. Он вытащил платок из кармана и протянул ей.

— Вот, Конни, вытри слезы и расскажи мне, что тебя тревожит.

Она вытерла глазки и щечки и начала крутить платок между пальцами.

— Расскажи мне все, Конни. Я ведь всегда был тебе другом.

«Да, черт побери, всегда был только другом». Констанция посмотрела на него и, увидев доброе лицо, снова всхлипнула.

— Перси женится на этой толстой Джоанне, а ведь он не любит ее, просто у нее деньги. Это отвратительно, я так любила его, желала его.

Бертран тихо благословил Перси.

— Но ты должна понять Перси. Ему нравится жить в свое удовольствие в Эдинбурге, а на это нужны деньги. Перси сам сделал выбор, и если для этого ему придется жениться на женщине, которую он не любит, мне просто жаль его.

— Но я думала, он благородный, — воскликнула Конни и всхлипнула снова. — Ты, Бертран, защищаешь его, а раньше никогда этого не делал. Всегда говорил, что он плохой человек и не стоит даже думать о нем.

Она говорила правду. Но сейчас нужно быть справедливым к Перси, проявить хоть какое-нибудь великодушие.

— Нет, малышка, конечно, я никогда не одобрял его действий и не одобряю их и сейчас, просто понимаю причины его поведения. Забудь о нем, Конни, он не стоит твоих слез.

Девушка замолчала. Думала она о Перси или нет, трудно сказать.

— Все равно это несправедливо.

— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы ожидаем. Это прописная истина. Ты прожила здесь шестнадцать лет и большую часть из них провела под одной крышей со старым Ангусом. Поэтому умеешь сносить обиды.

— Но почему Брэнди поедет в Лондон, а я за свою жизнь ни разу не была даже в Эдинбурге?

Он не винил ее за это совершенно справедливое требование.

— Брэнди старше тебя, Конни. Не думаю, что она хочет поехать в Лондон. Скорее, этого хочет герцог. Мне кажется, леди Фелисити не захочет видеть там вас обеих, после того как выйдет замуж за Яна.

— Да, она сущая ведьма, Бертран. Бедняга Ян, зачем он женится на ней? Ведь ему не нужны деньги.

— Не знаю. Может быть, в Лондоне все леди такие и она — лучшая. Я вижу, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, когда говоришь с ней. Но в Эдибурге все по-другому. Это красивый город. Я надеюсь, ты сможешь побыть там вволю. Ян говорил, что в нашей столице магазины не хуже, чем в Лондоне, а пыли и грязи значительно меньше.

Конни не совсем верила в это. Она поднялась с софы и одернула платье.

— Ты такой добрый, Берти, никому не скажешь, что я плакала?

Она подняла на него блестящие глаза. Он взял платок из ее рук и вытер слезы с нежных девичьих щечек.

— Я никому не скажу. Пусть все подумают, что у тебя просто разболелась голова.

— Спасибо, Берти.

Когда они вернулись в столовую, никто не осмелился комментировать поступок Констанции. Только Ян, несмотря на то, что леди Аделла глядела на него в упор, подмигнул Клоду.

Брэнди посмотрела на сестру, зная, что причина переживаний — Перси. И все равно надеялась, что когда-нибудь Констанция увидит настоящее лицо этого подлеца. Она выглядела очень мило и была спокойна. Что Бертран сказал ей?

После обеда Брэнди хотела поговорить с Джилзом. Возможность представилась, когда Фелисити, очарованная Перси, села за фортепьяно и довольно неплохо сыграла сонату Моцарта. Джилз покачал головой и сказал:

— Моя бедная Брэнди, ты же ничего не знала о Марианне?

— Нет.

— Тогда я желаю нашему герцогу удачи. Первая его жена умерла на гильотине. Он не смог спасти ее.

— Марианна была француженкой по фамилии де Во?

— У вас отличная память, моя дорогая. Его первая жена — хрупкое, нежное создание, которой поклонялись все ее родственники и наш драгоценный герцог в их числе. — Ясно.

Джилз слегка улыбнулся, увидев грусть в ее глазах. Черт, похоже, в этой девочке Ян пробудил настоящую страсть. Он философски пожал плечами.

«В конце концов, молодые сердца не разбиваются, а лишь становятся тверже».

Джилз вспомнил время, когда сам впервые испытал это. Господи, он не помнил даже ее имени.

Глава 23

Утро герцог провел в делах, путешествуя с Бертраном по поместью и пересчитывая овец. Ян почувствовал все прелести своего настоящего положения и понял, что с него хватит. Он не мог позволить себе срывать злость на ком-то из домашних, а тем более на Фелисити или Джилзе, и поэтому решил удалиться к морю, чтобы соленой водой смыть все горести.

Герцог посмотрел, не лепит ли Фиона где-нибудь поблизости свои замки, но не увидел ничего, кроме деревьев и огромных валунов. Сняв одежду, он положил ее на теплый сухой камень и вошел в воду.

Ян покрылся мурашками от прикосновения холодной морской воды к ногам, но, преодолев дрожь, вошел глубоко и быстро поплыл прочь от берега.

Рядом плыл дельфин. «Должно быть, дельфин Фионы», — подумал герцог. Но, несмотря на холод, Яну не хотелось вылезать. Он перевернулся на спину и стал смотреть в безоблачное синее небо.

«Что за чудное место, — думал его светлость. — А что, если совсем не возвращаться в Лондон?»

Да, он немного бы потерял, если б не вернулся туда, ко всем этим приемам, светским сплетникам, к Фелисити, которая не любила его, а желала лишь овладеть титулом и деньгами и не хотела от него детей. Черт побери, он сделал ошибку, за которую теперь придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь. И как можно было так торопиться?

Ян вздохнул и закрыл глаза от яркого солнечного света, желая забыть все и не думать вообще.

По берегу шагала Брэнди, не замечая, что платье под ее любимой накидкой прилипло к спине от жары. Девушка думала о маленькой Фионе, которая теперь обязана была проводить еженедельно три часа с леди Аделлой — учиться правилам хорошего тона. Брэнди казалось, что традиции не изменились нисколько за последние пятьдесят лет. Теперь маленькая девочка должна будет сидеть на подушечке в ногах у старухи и слушать ее наставления.

Она осторожно спустилась на пляж и сначала не заметила ворох мужской одежды на камнях. Прикрыв глаза рукой, посмотрела вдаль.

Брэнди узнала Яна прежде, чем он увидел ее. Она глядела на него во все глаза, и ничто не могло заставить ее отвести взгляд. Его волосы намокли, и он стал похож на мальчика. Девушка смотрела на черные вьющиеся волосы на груди, широкий подтянутый живот, середину которого прорезала линия черных волос, тянущаяся ниже, к лобку. Она разглядывала его, как тогда вечером, в спальне. О, как он был красив. Сильные ноги, ступней еще не видно, но Брэнди была готова поклясться своей накидкой, что и они были красивее всего на земле. Наконец-то герцог вышел из воды и остановился, приглаживая волосы на голове.

Она думала, что прокусит себе язык. С Брэнди творилось что-то невообразимое. Господи, неужели все это будет принадлежать другой женщине? Девушка понимала, что скоро прекрасное видение растает, исчезнет самый прекрасный сон из всех, что ей приходилось видеть.

Безусловно, если она поедет в Лондон, то поссорится с Фелисити. И теперь девушка понимала, что Эдинбург не может идти ни в какое сравнение со столицей Англии. Какая разница? Брэнди уже представляла себе, как посмотрит многозначительно на герцогиню Портмэйн, повернется на каблуках и оставит соперницу посреди пустой гостиной.

Брэнди все еще не могла отвести взгляд от герцога и, хотя понимала, что нельзя пялиться на голого мужчину, все равно была не в силах заставить себя повернуться и уйти.

«Нет, — твердо решила она, — я останусь здесь и буду смотреть».

Брэнди словно опьянела от увиденного. И это тепло внизу живота, такое волнующее, такое странное… Она вспомнила, как герцог поцеловал ее в заброшенной хижине и прижал к себе. Ей захотелось оказаться перед ним обнаженной, чтобы плотью почувствовать эти черные вьющиеся волосы, чтобы его большие сильные руки скользили по ее спине и ниже, ниже… Господи, к чему все это.

После того, как увидела Яна обнаженным, ей захотелось узнать о том, как люди занимаются любовью. Она готова была застрелить Перси, если бы он попытался протянуть к ней свои грязные руки, но Ян — совершенно другое дело. Брэнди поняла, что позволила бы ему и больше.

Ян уже застегивал рубашку, отмывшись наконец от запаха овечьей шерсти. Он повесил галстук на руку и собрался уходить, когда заметил в камнях знакомую накидку.

— Брэнди!

Господи, неужели снова. Он заорал:

— Маленькая ведьма, ну-ка выходи. Выходи, выходи. Только не рассказывай мне, что лишь сейчас меня обнаружила, и не убеждай, что солнце било тебе в глаза и ты ничего не видела.

Брэнди не сдвинулась ни на дюйм. Она отклонилась назад, надеясь, что таким образом сможет скрыться от его глаз. Не хотела смутить его, но снова это сделала. Ян вздохнул.

— Ладно, признавайся, давно здесь стоишь?

— По правде говоря, давно. Помните, вы плыли на спине, а впереди вас — дельфин. А затем выходили из воды. Так долго…

Он почувствовал стыд и закричал:

— Черт побери, Брэнди, неужели ты не понимаешь, что нельзя молодой девушке пялиться на голого мужчину? Неужели не ясно, что тебе следовало повернуться и уйти? Ты второй раз ставишь меня в неудобное положение.

Конечно, он прав. Брэнди облизнула нижнюю губу и прикусила ее слегка. Ей так хотелось поцеловать его. Он сердился, но она ничего не могла с собой поделать. Был только один способ избавиться от этого. Она повернулась и побежала по берегу.

— Подождите, черт бы вас побрал, — закричал Ян и побежал следом.

Ему захотелось обнять девушку, и он, догнав Брэнди, положил ладони на ее плечи.

Внезапно Ян услышал хлопок, а затем почувствовал боль, словно бы кто-то ткнул его ножом в бок. Герцог упал лицом в песок, попытался подняться, но забился в судорогах, и темнота сомкнулась перед его взором.

Брэнди замерла от ужаса. Звук выстрела парализовал ее. Она посмотрела на Яна, который лежал недвижим, а кровь окрасила его белую как снег рубашку. Нет, не может быть. Кто-то застрелил его. Господи, только бы он не умер. Брэнди стала звать его по имени и упала на колени, пытаясь понять, куда попали.

Раздался еще один выстрел и пуля просвистела рядом с головой девушки. Она упала на Яна, прикрывая его своим телом. Господи, кто-то пытался убить его. Третья пуля впилась в песок всего лишь в футе от Брэнди.

И тут она закричала. Закричала так, как не кричала ни разу в жизни. Больше ничего не оставалось делать. Конечно же, ее услышат в Пендерлиге. А тот таинственный враг уже, наверное, шел медленно к ним, перезаряжая ружье.

Время словно бы остановилось, и минуты казались Брэнди веками до тех пор, пока не подбежали Бертран и Фрейзер. Слезы брызнули из глаз девушки.

— Берти! Слава Богу, ты здесь, пожалуйста, скорее. Кто-то пытался застрелить его.

Затем, будто бы очнувшись, она вскочила на ноги и принялась разрывать на герцоге рубашку, чтобы перевязать его. Сорвав с себя накидку, скатала ее и приложила к кровоточащей ране Яна.

— Господи, Брэнди. Это ты кричала? Что случилось?

Бертран схватил ее за плечо и потянул назад, чтобы посмотреть, что с Яном:

— Эй, Фрейзер, приведи остальных. Пошли кого-нибудь за коротышкой Робертом. Быстрее! Господи, его ранило в спину.

Он прижал пальцами рану, чтобы остановить кровотечение.

— Мы услышали выстрелы и крики и сразу же прибежали. Ты видела, кто стрелял?

— Ничего я не видела. О Боже, Бертран, что с ним?

— Не знаю, Брэнди. Рана глубокая, и непонятно, затронула ли пуля жизненно важные органы. Коротышка Роберт скажет что-нибудь поконкретнее. Теперь помоги мне, малышка.

По берегу бежали Перси и Джилз. Последний не сказал ни слова, лишь осмотрел тело.

— Ты наверняка видела, кто стрелял, Брэнди, — закричал он ей в лицо.

Она покачала головой в растерянности.

— Ладно, черт с ним. Берти, Перси, надо отнести герцога в замок.

Трое мужчин аккуратно подняли тело.

— Проклятье, он белее полотна. Какая сволочь сделала это?

— Это, должно быть, несчастный случай, — оживился Перси, — конечно, несчастный случай, иначе и быть не может.

— Он без сознания, — констатировал Джилз и приподнял герцога повыше.

— Черт, тяжелый.

В конце концов, они добрались до замка. Брэнди спустила всех собак на ошеломленную Мораг и ахающую Констанцию и старалась держаться к герцогу настолько близко, насколько ей позволяли мужчины.

Бертран вежливо попросил:

— Иди, милая, ты хорошо поработала. Теперь мы разденем его и положим в постель. Когда прибудет коротышка Роберт, приведи его, пожалуйста.

Брэнди, бледная и потрясенная, взглянула на кузена и пожала плечами. Бертран продолжал:

— Слушай, он будет жить, я обещаю тебе. Ты больше ничем ему не поможешь. Иди, поговори с остальными.

Брэнди не хотелось бросать Яна, но надо выполнять. Да, она пойдет вниз и расскажет всем о случившемся, а потом дождется коротышку Роберта и приведет его в спальню герцога.

Девушка посмотрела на Перси, помогавшего укладывать герцога в постель. Он сжал зубы и смотрел на Брэнди немного мягче, чем обычно. Рядом копошился Бертран.

— Обещай, что не оставишь его, Берти. Это не несчастный случай. Кто-то пытался убить герцога. Было три выстрела. Обещай, что не отойдешь от него.

— Обещаю, милая. Теперь уходи.

Брэнди, даже не сменив одежду, запачканную кровью, спустилась в гостиную.

— Возьми-ка, дитя мое, — приказала леди Аделла и протянула ей стакан с бренди.

Девушка не глядя, отхлебнула и закашлялась. Ей показалось, что язык и глотку обожгло огнем, но тепло в животе, появившееся через некоторое время, успокаивало и было приятным.

— Что ты сделала с герцогом? — закричала Фелисити, вбегая в гостиную. — Господи, на тебе кровь, его кровь! Что ты сделала с ним, грязная шлюха?

— Кто-то пытался убить его в бухте. Три выстрела. Одна из пуль поразила его в спину.

Фелисити посмотрела на окровавленное платье Брэнди и с криком грохнулась замертво, подняв облачко пыли с ковра.

— Дура, — фыркнула леди Аделла.

Брэнди и Констанция подхватили Фелисити под руки и положили на софу.

— У тебя все платье в крови, Брэнди, — пролепетала Констанция испуганно.

— Заткнись, Конни. Она не нуждается в твоих замечаниях, — сказала леди Аделла и повернулась к старшей внучке.

— Держись, девочка. Фрейзер уже пошел за следователем Тревором. Скажи мне, ты видела кого-нибудь?

— Нет, бабушка, я все вокруг осмотрела, но никого не видела. Наверное, тот человек прятался в камнях.

Леди Аделла отвела взгляд от ее лица и посмотрела на беспокойные руки девушки.

— Может быть, это браконьер? — предположила Конни.

— Здесь уже давно никто не охотится, — возразила леди Аделла, — зверья не осталось. Нет, совершенно очевидно, кто-то пытался убить герцога.

Однако Констанция повторила свое предположение приехавшему следователю.

— Здесь нет браконьеров в радиусе пятидесяти миль, — холодно и жестко сказала Брэнди. — Бабушка совершенно права, зверья не осталось.

— Однако, — начал мистер Тревор, но тут Брэнди услышала голос коротышки Роберта и побежала к нему.

Он позволил ей все рассказать, понимая состояние девушки. И разрешил поторчать возле дверей спальни герцога, чтобы первой узнать новости. Перед тем как исчезнуть внутри, он похлопал ее по руке.

Брэнди показалось, что время остановилось. Она вернулась в гостиную, где мистер Тревор опрашивал леди Аделлу.

Когда Брэнди вошла, он поднял на нее глаза.

— Если руководствоваться тем, что я слышал, Брэнди, — вздохнул Тревор, — кажется, ты спасла жизнь герцогу.

Он повернулся к леди Аделле.

— Я так понимаю, что теперь мистер Персиваль Робертсон не находится, мягко говоря, в неудобном положении?

— Да, это правда, — протянула она, глядя на него, как лисица на фазана. А затем добавила повелительным тоном:

— Не вздумай свалить вину на кого-нибудь из Робертсонов. Я знаю, никто из членов моей семьи не замешан в этом. Ты, должно быть, хочешь меня спросить, не избавился ли неожиданно Клод Робертсон от своей подагры и не он ли убил герцога? Так вот, не вздумай. Ищи убийцу и перестань обвинять всех подряд. Я помню тебя с пеленок и знала еще твою истеричку мать.

Черты лица мистера Тревора стали более жесткими, но следователь сохранял спокойствие. Затем он объяснил:

— Вы же понимаете, леди Аделла, дело нешуточное, я просто исполняю свои обязанности. Прошу вас, на время забудьте, что существует какой-то злоумышленник, это мне, простите, еще предстоит выяснить, и скажите, кто, по-вашему, мог желать смерти герцога. Только сразу предупреждаю, опустите заранее речь о честности и благородстве Робертсонов. Сейчас под угрозой жизнь вашего родственника.

Имя «Перси» сразу же пришло в голову Брэнди, но она не осмелилась произнести его вслух. Он так быстро прибежал на берег, будто бы только и ждал, что его позовут. Но она все-таки решила хранить молчание. Каждый из Робертсонов мог быть причастным к смерти герцога.

Леди Аделла стукнула палкой по столу и захрипела с презрением:

— Черт бы тебя побрал, Тревор. Ты как собака, которая полезла за лисицей не в ту нору. Повторяю: никто из Робертсонов не мог совершить такой подлый поступок.

Мистер Тревор оставался спокойным. Он хотел сказать, что старый Ангус с удовольствием подстрелил бы любого чужака, который пришелся ему не по душе, но следователь не хотел наносить такой удар, леди Аделле. Было очевидно, что больше всех под подозрение попадает мистер Персиваль, поскольку является официальным наследником. Но как же быть с Клодом и его сыном Бертраном? Может быть, старуха успела узаконить и их права тоже. Что за ерунда. Почему английского герцога убивают, причем именно в этой части страны? Да, дело запутанное.

Тревор неторопливо поднялся и вышел.

— Будем надеяться, леди Аделла, что герцог, очнувшись, предоставит нам побольше информации. Я приеду завтра и поговорю с ним, если он еще, дай Бог конечно, к этому времени будет жив.

Леди Аделла снова фыркнула:

— Дурак, он же моей крови, конечно, будет жив. Или ты думал, что настоящего потомка Робертсонов можно свалить какой-то жалкой пулей?

После того как Краббс проводил Тревора до двери, леди Аделла посмотрела на валяющуюся без сознания Фелисити. Такая беспомощная, такая хрупкая. Леди Аделла обрадовалась выдавшейся возможности.

— Брэнди, позови служанку леди Фелисити. Лучше будет, если девушка побудет пока в своей комнате.

Брэнди с удовольствием кинулась искать служанку, чтобы хоть чем-нибудь занять свою голову и не думать о происшедшем.

Глава 24

Коротышка Роберт до полудня не выходил от герцога.

— То, что ты приложила свою накидку к его ране, не облегчило страдания герцога, — сказала леди Аделла. — Представляю, в каком ты была состоянии, когда прозвучал выстрел и он начал падать, и не виню тебя, что упала на него сверху. По-настоящему, девочка, ты спасла ему жизнь. Только расслабься, не переживай так.

— Конечно, бабушка, — ответила Брэнди, но волноваться не перестала.

Она поняла, что бабушка впервые обращается с ней так ласково. Это даже разозлило бы Брэнди, если бы она могла думать хоть о чем-нибудь, кроме Яна.

Краббс вошел в гостиную, ведя за собой доктора.

— Элджин Роберт, миледи.

— Я еще не ослепла, Краббс. Так, коротышка Роберт, как там герцог?

Элджин Роберт не обиделся, услышав свое старое прозвище. Его никто не называл этим именем уже лет пятнадцать. Действительно, Элджина природа обделила ростом. Он был едва выше пяти футов. Коротышка Роберт стремительно подошел к леди Аделле.

— Я думаю, его светлость скоро поправится, миледи, — сказал он мягко и нежно. — Пуля попала в спину как раз на уровне левого плеча. Должен сказать, герцог стоически перенес операцию и даже не пикнул, когда я вытаскивал пулю. Теперь он устал и спит. Нам остается только молиться, чтобы у него не началась лихорадка и инфекция не попала в рану.

Коротышка Роберт с благодарностью принял из рук Констанции чашку и отпил из нее.

— Ваш новый хозяин молод и силен. Думаю, он скоро выкарабкается. А случай неприятный. У Тревора уже есть кто-то на примете?

— Дело грязное, безусловно, — отозвалась леди Аделла, — но этот идиот Тревор ушел отсюда таким же глупым, каким был до того. Никудышный тип, ему только мальчишек ловить, которые по садам шастают. Он думает, герцога пытался убить кто-то из нас. Брэнди, ты еще не знаешь об этом?

— Его светлость уже пришел в себя?

— Нет, девочка, я дал ему хорошую дозу снотворного, спит, как младенец.

Тут открылась дверь, и в гостиную ввалились Перси, Джилз и Бертран, бледные и измотанные. Коротышка Роберт повернулся к ним.

— Благодарю вас за помощь, джентльмены. — И отвернулся, вспомнив, что один из них мог покушаться на Яна.

Бертран кивнул.

— А Тревор уже приходил, леди Аделла?

— Да, черт побери, и он ничего не понимает в расследовании. Решил, будто герцога убил кто-то из нас, хотя совершенно очевидно, что это какой-то бродяга. Любой из Робертсонов с трех выстрелов точно бы его укокошил. А этот безрукий тип попал только один раз.

Джилз вздернул брови и внимательно посмотрел на Перси и Бертрана.

— А где дядя Клод? — закричала Брэнди.

Бертран уставился на нее.

— Господи, Брэнди, неужели ты думаешь, что мой отец способен на подобное?

— В таком случае, — вмешался Перси, — давайте сейчас припомним, кто из нас где находился, когда раздались выстрелы. По всему выходит, что Брэнди, скорее всего, уложила его светлость.

— Начнем с тебя, Перси, — холодно сказал Бертран, — где ты был, ну-ка?

— Ах, дорогой кузен, неужели ты меня подозреваешь? Надо тебе сказать, что я бегал, как черт от ладана, от запаха ваших драгоценных овец. Он повергает меня в дрожь и, по-моему, уже витает повсюду.

— Думаю, так мы не добьемся правды, — сказал Джилз, — только перессоримся. Кстати, где леди Фелисити?

— С ней случилась истерика и обморок, — радостно ответила Констанция.

— Глупо было спрашивать, — сказал Джилз, — догадаться нетрудно. С ней это бывает.

Коротышка Роберт, заброшенный и позабытый всеми, встал и поклонился леди Аделле. Ему было жаль этих людей.

— Я навещу больного завтра. Брэнди, прошу тебя, не нервничай, он поправится.

— А что, если ночью ему станет хуже? — спросила она.

— Я живу в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Когда Краббс увел коротышку Роберта, Бертран обратился к Брэнди:

— Герцогу повезло, что ты оказалась рядом. Но ты подвергла себя смертельной опасности, должно быть, душа в пятки ушла?

Перси спросил ехидно:

— А что это ты делала на берегу, Брэнди?

— Я тоже бегала от запаха, как и ты, Перси. — Девушка быстро заглянула в лицо каждому из присутствующих, пытаясь увидеть вину или раскаяние, но — тщетно, и, чтобы избежать дальнейшей перепалки, тихонько выскользнула из комнаты и пошла в спальню герцога. Она искала Мэбли и подумала, что, скорее всего, он находится именно там.

Проходя мимо комнаты Фелисити, Брэнди погрозила кулаком. Девушка искренне пожелала невесте герцога провалиться сквозь землю.

Открыв осторожно дверь спальни, Брэнди, не обнаружив Мэбли, тихонько ругнула его за то, что он бросил хозяина в одиночестве. В комнате слышалось ровное, глубокое дыхание раненого. Девушка тихонько подошла к его кровати. Боже, как он был красив во сне.

— Мисс Брэнди, что вы здесь делаете?

Она быстро обернулась и прижала палец к губам.

Мэбли понизил голос и подошел к ней ближе.

— Вам не стоит находиться здесь. Приблизившись, он увидел в глазах Брэнди такую боль и тревогу, что не осмелился выпроводить ее. Руки старика дрожали. Ему пришлось вытирать пот со лба герцога, пока коротышка Роберт извлекал пулю.

Она снова шикнула на него и приложила палец к губам.

— Его светлость отдыхает. Он спит. Доктор сказал вам, что все в порядке? Мы можем не шептаться, в нем снотворного — на батальон солдат.

Она ничего не ответила, лишь приказала жестом следовать за ней. Он повиновался, думая о том, что не отказался бы от кружки доброго эля.

Брэнди сказала прямо в лоб:

— Ты не должен оставлять его ни на минуту.

— Я и не собирался, мисс Брэнди. Не волнуйтесь за него, я присмотрю.

— Нет, ты не понимаешь. Ты же знаешь, что его пытались убить? А сейчас он беззащитнее ребенка и не сможет за себя постоять.

— Все равно я бы оставался здесь.

Брэнди напустила на себя важный вид и тоном леди Аделлы произнесла:

— Сделаем так: ты будешь с ним днем, а я — ночью.

— Я думаю, не стоит. Ведь мистер Бертран, и мистер Перси, и мистер Джилз…

— Обещай мне, что никто из этих людей не подойдет близко к нему. Конечно, это не в твоей власти, но все равно не оставляй его с ними наедине. Мы не можем рисковать, Мэбли. Ведь один из них может оказаться убийцей.

Мэбли поскреб в затылке, пытаясь понять, что от него хотят.

— Вы же сами говорите, что это опасно, а вы — слабая женщина, извините…

Брэнди снова пустила в ход тон леди Аделлы.

— Слушай, Мэбли, у моего деда отличная коллекция оружия. Я возьму оттуда пистолет, а ты запрешь дверь снаружи. Понял?

Мэбли всю свою жизнь считал, что пистолет и девушка вещи мало совместимые, но решил, что Брэнди не переубедить. «В конце концов, она не сможет застрелить герцога, даже если захочет, — подумал старик. — Один из мужчин мог бы это сделать, но только не мисс Брэнди».

— Вы подвергнете себя опасности, и как мне прикажете потом оправдываться перед вашей бабушкой?

— Чепуха. Так, сейчас я принесу тебе поесть, а потом можешь отправляться спать.

Брэнди убежала, прежде чем старик успел что-то возразить. Она улыбнулась, услышав за спиной его смиренный вздох.

Часы на камине пробили десять раз. Брэнди оставила в покое дымящуюся кастрюлю с бульоном и подошла к кровати. Положив руку на лоб герцога, облегченно вздохнула: холодный. Лихорадки не было.

— Я не позволю больше никому причинить тебе боль, — прошептала она, целуя его в губы. — Спи и выздоравливай поскорее, я присмотрю за тобой.

Девушка выпрямилась и пошла обратно к камину. Стянув с себя одежду, она облачилась в ночную рубашку и, завернувшись поплотнее в накидку, вернулась к кровати.

Герцог лежал спокойно, дышал ровно и глубоко. Брэнди уселась в кресло и вытянула ноги. Но прошло много времени, прежде чем ей удалось расслабиться. Она все время смотрела на пистолет, лежащий перед ней на туалетном столике. Мэбли храпел где-то в соседней комнате. Дверь заперта. Ее волновало только одно: комната Мэбли не имела запоров.

Только леди Аделла и Мэбли знали, что она сегодня здесь. К удивлению девушки, старуха фыркнула, услышав ее требование, но возражать не стала.

— Ха, конечно, мы больше никому не скажем об этом. У меня нет никакого желания потом объясняться с милашкой Фелисити.

Ночью никто не пришел. Утром ее разбудил Мэбли.

— О Мэбли, уже утро? Прости, мне стоило бы давно быть одетой и на ногах.

Мэбли пробормотал что-то и повернулся к своему спящему хозяину.

— Теперь вам лучше уйти, мисс Брэнди. Я присмотрю за ним.

Немного позже пришел мистер Тревор, желавший видеть герцога. Коротышка Роберт дал добро, и, выпив по чашечке кофе в компании леди Аделлы, оба джентльмена направились в спальню, где Мэбли уже успел разбудить своего хозяина.

Ян проснулся не в лучшем состоянии. Болело плечо и снотворное все еще действовало на его сознание.

— Ваша светлость, рад, что вы очнулись.

Ян попытался сесть, но боль в плече не позволила. Он выругался и закрыл глаза, пытаясь вернуть ясность мыслям.

— Лежите спокойно, ваша светлость, — нежно сказал Мэбли, — я принесу вам немного бульона, который мисс Брэнди всегда держит горячим, на случай если вы захотите поесть.

— Сколько я спал? — спросил герцог чужим голосом.

— Со вчерашнего дня, ваша светлость. Коротышка Роберт вкатил вам лошадиную дозу снотворного, если помните.

— Коротышка Роберт? Знакомое имя.

— Это доктор. Маленький шотландец, хороший врач. Это он вытащил из вас пулю.

Ян застонал и вспомнил, как метался по кровати от боли, когда кто-то вынимал из него пулю. В голову лезли воспоминания, от которых его светлость побледнел.

— Мэбли, что с Брэнди? Все в порядке? Она была со мной тогда не берегу. Господи, только бы с ней все было хорошо.

— Не волнуйтесь, ваша светлость. Она цела. Эта девушка спасла вам жизнь.

Старик решил пока не говорить, что сегодня ночью Брэнди была личным телохранителем его светлости, герцог бы удивился. Ведь он всегда считал, что женщины могут только кокетничать и строить глазки.

— Мистер Тревор, шотландский следователь, хотел видеть вашу светлость. Вы готовы поговорить с ним?

Ян кивнул. После того как он съел бульон, приготовленный Брэнди, и привел себя в порядок, к его кровати подошел джентльмен с густыми бровями.

— Мне нужно всего несколько минут, ваша светлость.

Ян снова кивнул и попытался забыть про боль в спине. «А не лжет ли Мэбли, — подумал герцог, — действительно ли с Брэнди все в порядке?»

— Похоже, вам везет, ваша светлость.

— Мэбли сказал, что Брэнди спасла мне жизнь, — начал герцог, пытаясь припомнить хоть что-нибудь, что указывало бы на личность убийцы.

— Так и есть, ваша светлость.

Мистер Тревор заметил, что боль в спине у герцога усилилась. «Ладно, — подумал он, — поговорим о Брэнди».

— Когда вы упали, она прикрыла вас своим телом. Остальные два выстрела не попали в цель.

Брэнди закричала и напугала убийцу, а кроме того, привлекла внимание людей.

— Поклянитесь, что она в порядке.

— В полном порядке, но обеспокоена вашим состоянием.

— Ее же могли убить. Господи, куда она смотрела?

— Могли, но не убили. Этот случай взбаламутил всех Робертсонов. Попытайтесь вспомнить, что вы делали на берегу?

— Я купался, — ответил герцог, — эти овцы так воняют. Я хотел смыть с себя запах, прежде чем вернуться в замок. Потом разговаривал с Брэнди, а потом, ах, потом она убежала. Затем я услышал выстрел, а потом — не помню.

Мистер Тревор увидел, как герцог закрыл глаза от боли.

— Я позову коротышку Роберта. Мы поговорим об этом позже.

Ян едва слышал его. Он моргал, перед глазами стоял туман. Ему мерещилась Брэнди, как она покраснела, когда посмотрела на него, каждой клеточкой своего тела желая его.

Потом перед губами возник стакан. Герцог глотнул два или три раза и закрыл глаза, готовый провалиться в темноту.

— Рана заживает. Инфекция не попала, но началась лихорадка, — объявил коротышка Роберт собравшейся в гостиной семье.

Он посмотрел на леди Фелисити, невесту герцога: хрупкая, маленькая женщина. Он с трудом представлял ее в постели с герцогом. Она склонна к обморокам и истерикам и все время то бледнела, то краснела, слушая доктора.

— Сколько может продлиться лихорадка? — спросила Брэнди.

— Трудно сказать, — ответил коротышка Роберт, — есть люди, которые умирают от лихорадки, но, как я уже говорил, герцог молод, силен, и ставлю десять к одному, что он выкарабкается.

— Но он же герцог — завопила Фелисити.

— Разумеется, герцог, — с улыбкой ответил врач, — уверен, титул поможет ему поскорее выздороветь.

— Леди Фелисити имеет в виду, — сказал Джилз с усмешкой, — что герцоги не каждый день оказываются в подобных ситуациях.

— Это уже дело мистера Тревора, — ответил коротышка Роберт, — я больше ничего не могу сделать для его светлости. Я дал Мэбли необходимые рекомендации, а теперь позвольте откланяться.

Бертран проводил его до дверей.

— Плохо дело, — сказал раздраженно Клод, — кажется, никогда в жизни еще моя подагра так меня не беспокоила.

— Я бы предпочел подагру пуле в спине, — заявил Перси с издевкой, так что Клод аж подпрыгнул.

— Нет, не надо, Клод, — возразила леди Аделла. Она сидела перед ними, и, казалось, никто не мог ускользнуть от ее всевидящего ока.

Вернулся Бертран.

— Думаю, Ян не скажет Тревору ничего нового. Не больше, чем Брэнди, во всяком случае.

— А мне кажется, леди Аделла права, — вмешался Клод, — это сделали бродяги.

Брэнди вздохнула и поднялась.

— Простите, бабушка, я должна идти к Фионе. Затем посмотрю, как дела у герцога.

— Не вытягивай так личико, дитя мое, а то напугаешь Фиону до полусмерти, — пошутила леди Аделла, жестом отпустила девушку и обвела взглядом собрание.

— Терпеть не могу загадки и негодяев. То, что мужчина может быть таким подлецом, и, кроме того, в Пендерлиге… меня тошнит от этого.

— Не думаю, леди Аделла, — возразил Перси, — что в числе подозреваемых только мужчины.

— Давай, Перси, — зло отозвался Бертран, — скажи еще, что леди Аделла, приладив ружье к трости, подстрелила герцога.

— Я, конечно, преувеличиваю, дорогой кузен, хотя, если Тревор будет продолжать в том же духе и станет задавать нам умные вопросы, не вижу, почему бы ему не подозревать и женщин тоже.

Фелисити поднялась и обратилась дрожащим голосом к Джилзу.

— Я ужасно себя чувствую. Пришли ко мне Марию, пусть она приготовит мне ванну с лавандой. Господи, черт нас дернул приехать в это проклятое место. Посмотри, что эта страна сделала с несчастным Яном. Лучше бы мы сидели дома.

— Да валите вы, — мило сказала Констанция, — и не надо будет жалеть и ругаться. Действительно, езжайте ко всем чертям.

Фелисити повернулась к ней.

— Ты, жалкий шотландский ребенок. Даже по-английски не можешь нормально говорить. И зачем это твоей идиотке сестре понадобилось увидеть герцога? Ей не стоит ухаживать за ним. Для этого существую я, его невеста. К сожалению, сейчас у меня нет сил. Ненавижу этот замок!

— Я виделся с Яном, — сказал Джилз, — у него лихорадка. Там Мэбли. Он обещал позвать, если будет хуже.

— Мэбли сказал, что у Яна начинается бред, проклятье, — выругался Бертран и стукнул себя кулаком по коленке.

— Что ты проклинаешь, Берти: что герцог бредит или что убийца промахнулся? — поинтересовался Перси.

— Отвратительно, — взвизгнула Констанция и сжала кулачки.

— Мэбли сказал, герцога нельзя оставлять ни на минуту, — прервал перебранку Джилз, — думаю, это охладит пыл возможного убийцы. А теперь, если вы, леди Аделла, не возражаете, мы хотели бы выпить чаю.

Глава 25

— Ты ведь не позволишь, чтобы с Яном что-нибудь случилось? — испуганно спросила малышка Фиона.

Она уже знала, что такое смерть. Ведь дедушка Ангус умер, но тот был старый, вообще было непонятно, как он так долго жил.

Брэнди закутала сестренку в одеяло, наклонилась и поцеловала в лобик.

— Нет, малышка, я не позволю никому причинить ему вред. Не волнуйся. Он сильный и большой, и с ним все будет хорошо, я обещаю.

Она оставила Фиону и пошла в свою комнату. Ей не хотелось участвовать во всей этой суете, которая происходила в гостиной.

В десять часов утра бледная фигурка потихоньку открыла дверь спальни герцога.

— Это я, Мэбли. Как он, лучше?

Старику не хотелось разочаровывать девушку, голос которой был преисполнен надежды.

— Нет, не совсем, мисс Брэнди. Иногда бредит и говорит невпопад. Прошло шесть лет, но он все еще зовет ее.

Мэбли покачал головой. Брэнди уставилась на него.

— Ты говоришь о Марианне?

— Да, мисс Брэнди, я думаю, он никогда не забудет то время.

Мэбли так устал за ночь, что вот-вот готов был упасть. Он плюхнулся на стул и закрыл глаза, вспоминая, каким изможденным вернулся герцог из Франции. Вслух старик произнес:

— Его друзья так беспокоились тогда за него. Даже король прислал свои соболезнования. Грустное было время, да, грустное.

Брэнди взяла себя в руки. «Марианна мертва, — подумала девушка, — а я жива! Если ему хочется увидеть привидение, он его увидит».

— Иди спать, Мэбли, ты на ногах не стоишь. Мэбли скрылся за противоположной дверью.

— Вы позовете меня, мисс, если он уж очень разбуянится?

— Конечно. Запри дверь, пожалуйста. Его светлость и так в опасности, а мне не хочется лишний раз думать о том, что кто-то может застрелить его.

Мэбли ушел, заперев за собой дверь. Он минуту постоял посреди комнаты, где жил уже несколько недель. Подумав о том, что Мораг перестилала ему простыни, старик громко икнул. Он, как и леди Фелисити, больше всего на свете мечтал оказаться дома, в Англии. Молился, чтобы его светлость побыстрее выздоровел, дабы уехать подальше из этой страны, где люди так смешно разговаривают, едят странную пищу и дышат морским, пропитанным солью воздухом.

Старик медленно стянул с себя пиджак и посмотрел на закрытую дверь. Он нахмурился: нет, все-таки плохо, что Брэнди охраняет его светлость в одиночку, лучше бы это делал, к примеру, мистер Джилз. Упрямая все-таки эта мисс Брэнди, и она, несомненно, без ума от герцога.

Мэбли не любил леди Фелисити. Он считал, что его светлость поторопился с помолвкой. И, разумеется, не мог не заметить разницы между прежней герцогиней и будущей. Жаль, да, жаль, но ничего не попишешь.

Брэнди молча стояла возле кровати герцога. Его лицо было красное и горячее. Она вытирала ему лоб мокрой тряпочкой, а когда касалась плечей и шеи, он начинал метаться, бормотать что-то непонятное, прятать лицо в подушку или пытался отвести ее руки в сторону.

— Шшшш, — успокаивала Брэнди.

Она откинула одеяло, чтобы ему легче было дышать, и накрыла простыней, которая прилипала к телу, и сквозь ткань проглядывали черные волосы на груди герцога. Он задышал ровнее, перестал метаться, но лихорадка еще не оставляла его.

Брэнди еле держалась на ногах. Хоть бы он поправился поскорее!

Еще полчаса она провела рядом с ним, а затем развела огонь в очаге, и оранжевые языки пламени стали лизать дрова. Затем снова переоделась в ночную рубашку, набросила на плечи накидку и, забравшись в кресло, заснула.

Проснулась Брэнди от того, что кто-то ругался и бормотал. Моментально девушка подскочила, кинулась к герцогу и увидела, что из его глаз капают слезы. С болью в голосе он бормотал:

— Марианна, Марианна. Если бы ты только поверила мне… сказала мне. Я бы попытался их спасти… Марианна, неужели ты сомневалась во мне… Слишком поздно… я приехал слишком поздно.

— О нет, Ян, ты не виноват. Не стоит винить себя в ее смерти. Тихо, любовь моя, тихо. Я люблю тебя больше, чем она. И никогда не брошу тебя.

Он начал метаться из стороны в сторону, размахивать руками, и Брэнди, боясь, что рана откроется, села рядом и обняла его за плечи, стараясь успокоить.

— Тихо, Ян, лежи спокойно.

Он почти кричал. Ему мерещилась гильотина, огромный топор, который падает на тоненькую шейку Марианны. И Брэнди поняла, герцогиня отправилась во Францию, чтобы спасти своих родителей. Но почему она не сказала ничего мужу? Почему?

— Это не твоя вина, Ян, — повторяла она снова и снова, желая, чтобы он услышал ее. Брэнди коснулась пальцами его губ и щекой прижалась к щеке герцога.

Но он по-прежнему шептал имя Марианны. Желая прогнать прочь видения прошлого, Брэнди поцеловала Яна, и тот ответил ей. Может быть, герцог просто пытался что-то сказать, но так или иначе девушка страстно желала обнять его, крепко прижать к себе, чтобы его руки заскользили по спине, ребрам…

Она сознавала, что не нужно этого делать, ведь он не понимал, что творит. Ян принял Брэнди за свою первую жену. Она попыталась высвободиться, но он только крепче схватил ее.

— Ян, нет, не нужно, — шептала девушка, но на самом деле сгорала от желания и понимала, что лжет себе и ему.

Неожиданно его губы зашевелились, и герцог посмотрел на Брэнди широко открытыми глазами:

— Любовь моя, моя малышка, — шептал он.

Герцог притянул ее к себе и поцеловал, и она, почувствовав его желание, страстно ответила на поцелуй.

«Он подумал, что я Марианна», — решила Брэнди, но ей было уже все равно. Она принимала его таким, какой он есть. «Ян будет моим этой ночью, — подумала Брэнди, — всего одну ночь».

Неожиданно герцог втащил девушку на себя, и она почувствовала нечто твердое на своем животе и уткнулась лицом в его шею, а руки Яна ласкали ее тело, медленно снимая с нее ночную рубашку. Брэнди помогала ему без притворства и страха. Представив любимого обнаженным, она чуть не сошла с ума, сорвала с себя одежду, отдернула простыню и среди черных волос внизу живота увидела его возбужденную плоть. О Господи, эта штука показалась ей такой большой, Брэнди представить себе не могла, как она поместится внутри нее. На секунду стало страшно, но затем страх пропал, и она почувствовала только, что Ян хочет ее.

— Я люблю тебя, — прошептала девушка, — зная, что он не может слышать ее, но даже если бы и мог, эти слова принадлежали Марианне, а не Брэнди.

Его руки ласкали ее тело, и она прижималась к нему ногами и животом все сильнее и сильнее.

И вдруг он лег на нее, лаская пальцами грудь, затем живот и ниже, и она сходила с ума от наслаждения, такое новое и непонятное, но прекрасное ощущение охватило ее. Только бы он не останавливался. Возбуждение нарастало и нарастало, казалось, это никогда не кончится. Брэнди не знала, что должно случиться дальше, но страстно желала этого, как никогда и ничего не желала еще в своей жизни.

Потом она почувствовала внутри себя его пальцы, а затем — и член. Ей казалось, что ничего не получится, он слишком велик для нее. Схватив Яна за шею, Брэнди подалась ему навстречу и ощутила, как он входит в нее, и ей стало страшно от мысли, что она умрет в этой постели.

Тут она почувствовала сильную боль. Кричать нельзя, в соседней комнате — Мэбли.

Неожиданно герцог подался назад, почти вышел из нее, но затем устремился вперед с еще большей силой и теперь уже был полностью внутри нее. Ян тяжело задышал.

И он начал двигаться вперед и назад, говоря какие-то непонятные французские слова, слова любви, и целовал ее подбородок, щеки, шею, но ей было так больно, что она скрипела зубами, лишь бы только не закричать, а потом Ян замер и напрягся. И Брэнди все-таки закричала, но, уткнувшись ему в шею, сумела заглушить крик. Ян застонал и лег на нее всем телом, обняв обеими руками. Дышал он ртом, как рыба, которой не хватает воздуха.

Брэнди вела себя спокойно. Герцог оказался тяжелым, но ей было все равно, потому что заполучила его, он всецело принадлежал ей. Ян стал ровно дышать, и она почувствовала тепло его губ на щеке. Затем он снова тихонько застонал и успокоился.

«Теперь я — часть его», — подумала Брэнди, крепко обняла герцога и лежала так до тех пор, пока не начала задыхаться, а затем как можно аккуратнее выползла из-под него и легла рядом. Лицо Яна было умиротворенным и спокойным.

«Сегодня ночью он был моим, и теперь ни Фелисити, ни призрак Марианны не могут помешать мне», — подумала Брэнди и, укрыв себя и герцога одеялом, мирно устроилась у него на плече, считая секунды до того момента, когда надо будет вставать.

Ян проснулся и посмотрел по сторонам. Солнце било в глаза. Тяжело было приходить в сознание, но он все-таки пересилил себя и приподнялся на локте.

— Ваша светлость?

— Мэбли, Господи, который час и какой сегодня день? Мне показалось, я проспал целую вечность.

— Как вы себя чувствуете?

— Кажется, ко мне наконец вернулся разум.

Герцог пошевелился и застонал.

— Однако спина еще болит.

— Сегодня четверг, ваша светлость, около десяти утра.

— Ты хочешь сказать, что я провалялся без сознания со вчерашнего дня?

Черты лица Мэбли стали более мягкими, когда он улыбнулся хозяину.

— Да, ваша светлость, так и есть, а вчера вы бредили в лихорадке. Заставили нас поволноваться, честно говоря.

— Бредил?

Он закрыл глаза, пытаясь припомнить.

— Да, ваша светлость.

Приблизившись к хозяину, Мэбли добавил:

— Вы снова все это вспоминали. Больше объяснений не требовалось.

К удивлению Мэбли, герцог не стал заострять на этом внимания.

— Похоже, кто-то невзлюбил меня в этой стране, но кто? Преступника поймали?

Мэбли покачал головой.

— Нет, ваша светлость. Этим сейчас занимается мистер Тревор, местный следователь. Если хотите, я приведу мистера Джилза.

— Да, разумеется, я поговорю с ним, но для начала приготовь мне ванну и все для бритья.

Он замолчал, глядя на старика.

— Ты, похоже, сейчас упадешь, Мэбли. Только не говори мне, что был моей единственной сиделкой за все это время.

— Нет, ваша светлость. Ночью за вами присматривала мисс Брэнди. Теперь, я думаю, вы сможете сами о себе позаботиться. Мисс Брэнди такая сильная девушка. Вы лучше лежите, а я сейчас вернусь. К сожалению, колокольчик сломался, я сейчас позову коротышку Алби.

— Кажется, в этой стране много коротышек. Помнится, здесь есть еще кто-то по имени коротышка Роберт.

— Да, это местный доктор. Он, скорее всего, придет сегодня утром.

Как только Мэбли вышел, герцог спустил ноги с кровати и попытался сесть. Ян замер, увидев на простыне пятнышки крови. Он схватился за голову, припоминая события последней ночи. Проведя рукой по шее, обнаружил следы от укусов. Вспомнил слезы девушки на своих щеках, как грубо схватил ее, прижимая к себе, и все глубже и глубже входил в нее, пока не получил удовлетворения. И не дал ей ничего, кроме боли. Неужели она терпела?

Вскоре вернулся Мэбли. Герцог сидел на кровати и глядел прямо перед собой. Слуга подумал, что хозяина мучает боль. Сам он был здоров и принимал болезнь как нечто неприятное, что всегда быстро проходит, стоит только захотеть.

— Лучше не вставайте пока. Вы еще слабы. Может начаться лихорадка. Давайте я помогу вам лечь. Мистер Джилз скоро придет. Может быть, вам бульону принести? Надо восстанавливать силы.

Герцог кивнул.

— Ладно, ванна подождет. Пришлите мне бульон и попросите зайти Джилза.

Через десять минут Джилз вошел в спальню герцога. На секунду он задержался на пороге и посмотрел на кузена сверху вниз.

— Ян, дружище. У тебя появился аппетит, значит, ты поправляешься.

Джилз подошел к кровати и присмотрелся повнимательнее.

— Тебе лучше?

— Да, Джилз, намного лучше. Присядь, пока я поем. Они называют это куриным бульоном, хотя курицей и не пахнет. Он просто безвкусный.

— И, слава Богу. Похоже, ты давно не едал здешних трюфелей.

Джилз улыбнулся, присел в кресло рядом с кроватью и задумчиво застучал костяшками пальцев по подлокотнику.

— Ты хоть что-нибудь помнишь, Ян? Может быть, ты видел какие-нибудь тени или слышал что-нибудь?

— Я слишком хорошо все помню, — промямлил герцог. — К сожалению, ничего такого, что бы могло указать на возможного убийцу. Мне сказали, что какой-то парень, кажется, его зовут Тревор, занимается расследованием.

— Да, и леди Аделла называет его старым дураком. На самом деле он весьма не глуп, но ему не хватает фактов. Как ты понимаешь, сейчас Робертсоны катят друг на друга бочку, подозревая и обвиняя друг друга. Мне хочется уехать отсюда, как только ты сможешь передвигаться.

Герцог промолчал, поглощая бульон.

— Нет, думаю, нам не стоит уезжать, пока не поймали убийцу. Не хочу, чтобы он портил мне жизнь в Англии. Может быть, мы зря потратим время. Во всяком случае, этот ублюдок сам не придет к нам.

— Ты имеешь в виду Перси?

— Да, настоящий ублюдок, как по положению, так и по характеру. А что говорит леди Аделла? Я хочу слышать, наверняка всем уже уши прожужжала.

— Она что-то там болтала про то, что не любит тайны и негодяев. А пока леди Аделла, как и все остальные Робертсоны, под подозрением. Фелисити в шоке.

— Ты знаешь, Джилз, — весело сказал герцог, — что Брэнди дежурила возле меня всю ночь? Это было глупо, я ей так и сказал.

— Не думаю, что это глупо. И не думаю, что это понравится Фелисити. Совершенно точно, она устроит скандал. А Брэнди весьма необычная девушка.

— Вот и я так думаю.

— После того как тебя подстрелили, она набросилась на Клода, где он был в момент выстрела. Но все-таки, Ян, может, лучше уехать? Никто не знает, кому понадобилось убивать тебя, и кроме подозрений, мы ничего не имеем. Опасно оставаться здесь. Ты даешь преступнику шанс отыграться.

— Я буду крайне осторожен, обещаю тебе. И, тем более, если я окружен Робертсонами, шанса у него не будет.

Всем своим видом Джилз выразил неудовольствие, но промолчал. Герцог был упрям, и кузен отлично это знал.

— Знаешь, старик, вряд ли это понравится Фелисити, которая направо и налево рассказывает всем, как ей здесь плохо и как она терпеть не может это место. Я все время жду, что леди Аделла наконец приложит ее палкой по голове, но старуха пока держится. Если бы леди Аделла умела стрелять… я последнее время все больше об этом думаю.

— Мне нужно поговорить с Фелисити. После того как Мэбли меня побреет и вымоет, пришли ее ко мне, Джилз.

Да, он хотел поговорить с Фелисити. Очень хотел.

Глава 26

— Ты очень смелый человек, дорогой мой кузен. — Джилз пожал герцогу руку и удалился.

Ян попытался сосредоточиться, чтобы вычислить своего возможного убийцу, но понял, что ни о чем, кроме Брэнди, он думать не способен.

Джилз тем временем пришел к Фелисити. Девушка сидела одна в гостиной. Нетрудно было догадаться, что она просто всех прогнала прочь.

— Как там его светлость, — скучным голосом спросила Фелисити. — Он спустится к обеду?

Джилз взглянул на упрямый ротик и огромные красивые глаза. И радостно заявил:

— Мне показалось, что Яну сегодня гораздо лучше. Если тебе интересно, сейчас его светлость, с помощью Мэбли, конечно, приводит себя в порядок.

— Да, он так зарос грязью за это время, — сказала она себе под нос.

— Да, есть немного, — подтвердил Джилз. — Кстати, он просил тебя зайти к нему через некоторое время, после того как примет ванну. Только не удивляйся: Ян практически два дня пролежал без сознания и поэтому не совсем адекватно на все реагирует.

— Хотелось бы знать, кто из этих отвратительных варваров причастен к убийству. Ведь никто ничего еще не сказал. Они все заодно. Даже ругая друг друга, на самом деле защищают. А этот доктор, Боже мой, коротышка, каких свет не видывал. Как доктор может быть таким коротышкой, и он меня обидел.

Джилз вспомнил, что коротышка Роберт посоветовал Фелисити лечить нервы.

— Он просто переживал за герцога, дорогая, — сказал Джилз и вынул из кармана любимую табакерку.

Взяв оттуда хорошую щепотку табака, с удовольствием его понюхал, а затем элегантно сдул крошки, упавшие на пиджак.

— Бедный старый Мэбли. Он все это время заботился о герцоге. Слава Богу, что Брэнди…

— Вот уж яркий показатель того, что у нашего герцога начисто отсутствует вкус. И мне скоро предстоит принять ее в моем доме. Что значит «все это время заботился»? А что же Брэнди? У нее ничего нет в голове, она даже слова сказать не может без того, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. Надеюсь, она все-таки не поедет в Лондон. Я не потерплю ее в моем доме и выгоню, как только стану герцогиней Портмэйн.

— Разве я упомянул имя «Брэнди»? Что-то не помню.

Джилз отвел взгляд и посмотрел на древнюю волынку над камином. Рядом с ней висели доспехи Робертсонов с перекрещенными мечами.

Но Фелисити не отступала.

— Не стоит ограждать меня от того, что здесь на самом деле происходит. Она была с ним ночью, не так ли, Джилз?

— Да, но я не понимаю, почему ты так волнуешься. Ведь ты же не предложила свои услуги? Брэнди отлично за ним ухаживала.

— Ха, представляю себе, как она за ним ухаживала, эта маленькая шлюха.

— Если ты помнишь, Фелисити, герцог серьезно ранен. Думаю, он сейчас и есть-то самостоятельно не может, не говоря уж о том, чтобы изменять тебе. Кроме того, боюсь, ему не понравится, что ты называешь его спасительницу шлюхой. Скажу тебе сразу, Ян собирается остаться здесь еще на какое-то время. Я пытался переубедить его, но тщетно. Наш герцог упрям, и ты это знаешь не хуже меня. Он сказал, что многое еще предстоит сделать до отъезда в Англию.

Фелисити аж подпрыгнула.

— Это подозрительно, тебе не кажется? Да он не имеет права принимать такие решения. Я думаю, ты ему об этом сказал?

— Ты отлично знаешь, что Ян не отступает от того, что задумал. Я пытался заговорить ему зубы, но тщетно. А тебе следовало бы принять во внимание упрямство твоего жениха.

— Я все знаю, Джилз, — закричала она и скрипнула зубами. — Знаю, что похожа на его первую безмозглую жену. Он думает, будто я такая же дура, как и Марианна? Что позволю положить себя на пол и использовать в качестве тряпки? Ладно, мы еще посмотрим кто кого.

— О Господи, — сказал Джилз, когда Фелисити подхватила юбки и кинулась прочь из комнаты. Он никогда не видел, чтобы она так быстро бегала.

Через минуту Фелисити уже молотила ручками в дверь спальни герцога.

Когда Мэбли наконец открыл, Фелисити еле дышала от злости и, казалось, готова была на убийство.

— Леди Фелисити?

— Да уж, не леди Аделла, — накинулась она на него. — Скажи герцогу, что я хочу его видеть. В коридоре сквозняк, так что давай быстрее.

— Его светлость уже давно вас ждет, — сказал Мэбли и вежливо пропустил леди в комнату.

— Входи, входи Фелисити, — отозвался Ян с постели. — А ты, Мэбли, пойди выпей кружку эля, а потом возвращайся.

Старик выскользнул из комнаты.

Фелисити, сверкнув глазами, обвела взглядом комнату. Ян лежал на кровати, которая весьма для него подходила: большая, крепкая, как и сам герцог, почти без украшений. Голова его светлости покоилась на белой подушке.

— Джилз сказал мне, что вы чувствуете себя получше, ваша светлость, — сказала она официальным тоном. Ее мать всегда говорила, что в критической ситуации такое обращение больше всего причиняет собеседнику боль.

— Ага, — ответил герцог по-шотландски, зная, что она терпеть этого не может. — Спасибо, что зашла, Фелисити, — добавил он с иронией. — Я подумал, что хорошо было бы нам поговорить.

— Джилз уже сообщил мне, что ты не собираешься уезжать отсюда в ближайшее время. Не представляю себе, что тебя здесь держит. Скажи мне, что Джилз ошибся, прошу тебя, скажи, что уедешь, как только сможешь ходить.

— Я уже объяснял Джилзу, нужно еще ненадолго остаться, потому что не закончены дела. Кроме того, не собираюсь поворачиваться спиной к убийце и бежать сломя голову в Англию. Мне очень жаль, Фелисити, что ты не способна поддержать меня и понять.

Леди опешила. На кого он злится? Она же просто спросила. Фелисити захотелось ударить его, но это неприлично.

— Я разочаровала вас, ваша светлость? А вы когда-нибудь думали, что у меня тоже бывают кое-какие желания? Мне надоело торчать здесь, среди этих отвратительных варваров. Ты ведь знаешь, что они постоянно кричат друг на друга и обвиняют весь белый свет. Кроме того, один из них пытался убить тебя.

После всего случившегося Ян мог посмотреть на нее свежим взглядом. Теперь он понял, что она упряма и эгоистична. Но отступать было некуда.

Герцог улыбнулся и спокойно сказал:

— Однако я еще жив. Кроме того, вы называете Робертсонов грубыми и вульгарными, а я бы вам посоветовал посмотреть в первую очередь на себя, миледи. Вы так горды своим происхождением, все-таки дочь графа, а ведете себя, как самая последняя крестьянка.

— Крестьянка? Как ты можешь так говорить? А, кажется я понимаю: эта шлюха Брэнди ведет себя с его светлостью более раскованно.

— Однако она не стала бы заводить подобные разговоры, — сказал Ян будто бы между прочим.

Его голос стал холодным и презрительным.

— Брэнди шлюха, говорите вы? Как ты могла подумать такое. Хотя представляю себе, что она думает про тебя.

— А мне плевать, что она думает. Брэнди шлюха, и не более того.

Чаша терпения Фелисити переполнилась, девушку начало трясти.

— Джилз сказал мне, что Брэнди ухаживала за тобой ночью. Ну и как? Тебе понравилось?

— Брэнди добра и благородна, — сказал он и почувствовал одновременно приступ вины за происшедшее ночью и боли в спине.

— Ну, и что будем делать? Ты думаешь, я смогу заменить эту шлюху? Или тебе больше понравится, если я лягу на гильотину, как Марианна?

— Вы зашли слишком далеко, миледи.

Герцог, с одной стороны, хотел, чтобы Фелисити прекратила этот неприятный разговор, а с другой, молился, чтобы она продолжала, желая рассмеяться ей в лицо и показать всю бесполезность ее слов.

— Вы это серьезно, ваша светлость? Ах, да, совсем забыла, ты отказался обсуждать со мной твою первую жену. Или думал, что я не догадаюсь, будто похожа на нее? Кроме того, мне известно, что у твоих любовниц, у всех, черные волосы и зеленые глаза. Ты создал себе даже определенную репутацию из-за этого. Послушай, Ян: я не Марианна.

— Хорошо, Фелисити. Что еще?

Его холодность начинала ее бесить.

— Я хочу сказать, ваша светлость, что не собираюсь быть Марианной-два. Однажды поверила вам, решила, что вы сдержите слово, но, к сожалению, ошиблась. Вы ведете себя, как один из этих шотландцев.

— Да, вы тоже, миледи, неплохо себя показали. И совершенно правы. У нас с вами крайне мало общего. С шотландцами я лучше нахожу общий язык.

— Есть люди, которые ценят меня выше, чем вы, мой дорогой герцог. Например, маркиз Хардкастл, благородный человек, настоящий джентльмен. Мой отец отшил его из-за того, что вы почтили меня своим вниманием.

Фелисити потерла лобик. Очень мило у нее это получалось.

— Да и я тоже не обращала на него внимания из-за вас.

— Ему бы это польстило. Готов поспорить, вы считаете его самым лучшим мужчиной на этой земле. Ладно, я устал, леди Фелисити. Я известил вас о своих планах, и менять их не собираюсь. Но если хотите продолжить разговор, что ж, давайте поговорим еще.

— Да, я думаю малышка Брэнди вас утешит. Достаточно лишь кивнуть, чтобы она прибежала. А вам это нравится, ваша светлость, не так ли? Вам нужна слабая, безликая, дрожащая….

Это уже не лезло ни в какие ворота.

— Заткнитесь, миледи. Будете показывать свой характер маркизу Хардкастлу.

— О Господи, как я в вас ошибалась. И позволила вам так унижать себя из-за ваших денег и положения. Какая же я дура.

— Фелисити, — спокойно сказал Ян, — ты мне надоела. Я устал от тебя уже через десять минут после того, как ты вошла в комнату. Может быть, Джилз станет слушать твои отповеди, но только не я.

Она величественно расправила плечи и вытянулась во весь рост.

— Вы обидели меня, — сказала она официально, — а теперь, ваша светлость, я настаиваю на том, чтобы вы сегодня же поехали со мной в Лондон. В противном случае я буду вынуждена расторгнуть нашу помолвку.

Ему хотелось запрыгать от радости и запеть. Ни капли вины, только радость, ни с чем не сравнимое облегчение.

— Я отказываюсь! — почти пропел он. Фелисити удивленно взглянула на него, а затем спокойно, высоко подняв голову, пошла к двери.

Обернувшись на пороге, кинула через плечо:

— Желаю удачи, ваша светлость, в отношениях с шотландскими родственниками. Надеюсь, вы не будете возражать, если я опубликую о расторжении помолвки в «Газетт»?

— Конечно, не буду. Объяснитесь с вашими родителями. Да, и еще, Фелисити, мой вам совет, не отшивайте маркиза, даже такого, как Хардкастл. Он, конечно, нелюдим, но стоит всего лишь на один ранг ниже, чем я.

— Идите к черту, — завизжала она и ушла, хлопнув дверью.

Когда Джилз буквально через минуту зашел в спальню, чтобы узнать об исходе битвы, то обнаружил радостного, улыбающегося герцога.

— Черт бы меня побрал, Ян, ты выглядишь как кот, которому удалось стащить банку со сливками. Чем вы тут занимались?

— Поздравь меня, Джилз. Я теперь свободный человек. Фелисити расторгла нашу помолвку. Мне кажется, маркиз Хардкастл скоро тоже ее выгонит.

Джилз гулко сглотнул.

— Никогда не думал, что она зайдет так далеко. Прости Ян, мне очень жаль. Ага, ты смеешься?

— Дорогой мой, ты всегда говорил, что она совсем не похожа на Марианну, что не так добра и нежна. Теперь я и сам это понял. Мне надо было тебя слушаться. Как здорово, что в конце концов я спасся от долгих лет домашнего террора. Черт, я был слеп. Прошедшего не вернешь, теперь я это знаю, особенно… — Он улыбнулся широкой, доброй улыбкой, не закончив фразу.

— Особенно что?

— Не обращай внимания, я просто размышлял вслух. Окажи мне услугу, отвези Фелисити в Лондон, ко всем чертям.

— Хорошо, — улыбнулся Джилз.

Герцог не понимал, как можно улыбаться, когда тебе предстоит шесть дней провести в компании Фелисити.

— Ваше лекарство, герцог.

— А, Мэбли. Видишь, Джилз, он на моей стороне. С тех пор как я оказался в постели, охранял меня лучше верного пса. Не волнуйся за меня, кузен.

Герцог протянул ему огромную руку, и Джилз с удовольствием пожал ее.

— Спасибо тебе, Джилз. Думаю, скоро мы встретимся в Лондоне.

— Очень хорошо, Ян. Я увезу Фелисити утром.

— Надеюсь, ее не выгонят раньше. Джилз посмотрел на кузена в последний раз.

— Ты неважно выглядишь. Тебе надо отдохнуть. Больше никаких волнений. Позаботься о нем, как следует, Мэбли, — сказал кузен напоследок и вышел.

Герцог улыбнулся слуге.

— Ты знаешь, Мэбли, я сейчас в таком настроении, что мне бы не лекарство, а что-нибудь покрепче выпить. Принеси вина, старик, здесь наверняка его хватает.

Ян заметил радостный блеск в глазах Мэбли, когда тот выходил из комнаты.

Глава 27

Герцог произвел фурор, появившись в гостиной. К нему сразу же бросился Бертран.

— Что вы делаете, Ян! Вам еще рано вставать, надо оставаться в постели, так сказал коротышка Роберт.

— Я проспал целый день, — сказал герцог, улыбаясь Бертрану, хотя несколько натянуто, — и ужасно устал от спальни и общества, состоящего из меня одного.

Ян отвернулся от Бертрана и поприветствовал родственников. Он посмотрел на Брэнди, но она только кивнула ему. У него еще было слишком мало сил, чтобы подойти и поцеловать ее, поэтому тоже кивнул в ответ.

— Так, мальчик мой, — подала голос леди Аделла со своего стула возле камина, — а Берти сегодня утром говорил, что вы еле дышите. Сейчас день, а вы уже скачете по замку, что случилось?

— Леди Фелисити уехала, — объявила Констанция, — ну и скатертью дорога.

Леди Аделла сверкнула глазами, но потом рассмеялась и стукнула палкой об пол. Констанция самодовольно улыбнулась.

— А я знаю, — сказал герцог и снова посмотрел на Брэнди. — Я согласен с Констанцией. Действительно, стало легче дышать после того, как она уехала, не так ли, Брэнди?

— По крайней мере, у меня теперь кулаки не чешутся, — ответила девушка.

— Что-то я вас не понимаю, ваша светлость, — закашлял Клод, — вы тоже рады тому, что она уехала?

— Больше, чем вы думаете, Клод.

— Ян, сядьте, пожалуйста, — подал голос Перси и подвинулся на софе, — я не имею ни малейшего желания поднимать вас еще раз. Вы такой тяжелый.

Появился Краббс и объявил, что ужин готов. Ян повернулся к Брэнди и предложил ей руку. Она ничего не ответила, просто ждала. Герцогу очень хотелось подмигнуть ей, но он решил, что только напугает ее.

Наконец девушка кивнула и взяла его под руку.

Пока леди Аделла с помощью мужчин поднималась с места, Ян наклонился к уху Брэнди и прошептал:

— Вы уже знаете, что я порвал с леди Фелисити?

— Знаю. Она перед отъездом с большим удовольствием высказала нам все, что о нас думает. Констанция — ребенок; Фиона — вульгарно-рыжая. Так постепенно очередь дошла и до меня, и я оказалась всего лишь шлюхой. Видимо, ваша бывшая невеста поняла, что мне ничего не стоит навешать ей оплеух, поэтому продолжать не стала. Все-таки у нее есть какие-то зачатки самообладания, особенно когда она сталкивается с опасностью.

— Фелисити прочитала в твоих глазах угрозу?

— Да, наверное, потому что я хотела убить ее и сжала руки в кулаки.

— Да, она всегда была мудрой женщиной. К сожалению, я ошибся в ней. Фелисити не оправдала моих ожиданий. Господи, я самый счастливый человек на свете, и только потому, что она разорвала нашу помолвку.

Он поднял глаза вверх, как во время молитвы, а потом тихонько шепнул Брэнди:

— Мне надо будет поговорить с тобой.

Она посмотрела на него обеспокоено.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Я устал, но ничего. Плечо болит, правда, не так сильно. Надеюсь, не упаду лицом в суп.

Герцог в течение ужина пытался разглядеть на лицах Робертсонов хоть малейший признак вины, но — тщетно. Все они, за исключением Клода, приходили к нему в комнату обеспокоенные, справлялись о здоровье, и никто ни словом, ни жестом не выдал себя. Кроме того, он ожидал, что ужин будет омрачен подозрениями, но этого не произошло, напротив, Робертсоны бурно обсуждали последние события.

— Я просто уверена, — говорила леди Аделла, — что это сделал какой-то бродяга.

— В таком случае, — спокойно ответил герцог, — надеюсь, он сейчас уже далеко от Пендерлига, и будем молиться, чтобы не прихватил с собой одну из наших овец.

— Да, ваше чувство юмора никогда вам не изменяет, — заключил Клод и начал есть. — Думаю, я не смог бы сохранять такую ясность ума после того, как кто-то в меня стрелял.

— А что бы ты сделал на месте герцога? — спросил Перси со своей обычной издевкой. — Обвинил бы себя в том, что стрелять не умеешь?

Клод подавился, и Бертран тихонько постучал его по спине.

— Придержи язык, Перси, — разозлился Бертран, — ты надоел своими шуточками, от которых все только злятся и переживают. Захлопни пасть, иначе я опущу твое прекрасное личико в тарелку.

— Перестань, Перси, — сказала Констанция, — ты мелешь ерунду. Если не заткнешься, я помогу Бертрану тебя усмирить.

— Что за девушка, а! — причмокнул Клод и посмотрел на сына.

— А то, — отозвался Бертран и посмотрел на покрасневшую от смущения Констанцию.

— Ладно, — отмахнулся Перси, — не хочу расстраивать Констанцию, поэтому — молчу.

Бертран повернулся к Яну.

— Тревор так и не сдвинулся с мертвой точки. Загадка, да и только, и всем нам она не нравится.

— Точно, — сказал леди Аделла, — только он, наоборот, перебрал уже все точки, кроме той, на которой находится убийца. Может быть, это очень маленькая точка и он не замечает ее, а может быть — напротив, такая большая, что он в силах на нее вскарабкаться.

— Возможно, — отозвался герцог.

А что еще можно сказать? Что один из них грязный лжец?

— Ну и что вы теперь собираетесь делать, ваша светлость? — спросил Перси совершенно серьезно, без тени иронии.

— Это зависит от многих вещей. Я подумаю об этом, и завтра уже буду в состоянии вам ответить.

— По крайней мере, вы избавились от милашки Фелисити, — заявила леди Аделла, — эта девушка у нас у всех уже в печенках сидела, замучила жалобами и нытьем. Она была бы вам плохой женой. Хорошо, что от нее избавились.

Помедлив, добавила:

— Не стану скрывать от вас, что буду очень скучать по мистеру Джилзу Брэйдстону. Настоящий денди. Знал все про лорда Брэйнли. Смешно, но, несмотря на то, что Адольфус умер тридцать лет назад, я слышала, будто он до сих пор славится остроумием среди молодежи. Да, хотелось бы познакомиться с ним при жизни.

Леди Аделла замолчала, а Брэнди обрадовалась, что наконец узнала, о чем все-таки думает ее бабушка.

— Лорд Брэйнли был одним из основателей клуба «Адский огонь», — пояснил Ян.

Брэнди склонила голову, ожидая дальнейших объяснений. Герцог сразу же пожалел о сказанном.

— Нет, я больше ничего не скажу, — замотал он головой, но Брэнди не отступала.

— Тебе достаточно знать, что это был клуб для богатых мужчин, которые забавлялись тем, что делали друг другу больно.

К счастью, ужин быстро закончился, потому что Яна уже снова начинала беспокоить рана. Он захотел лечь и забыться до утра.

— Ты плохо выглядишь, Ян, — сказал Бертран, когда семья начала перемещаться в гостиную. Герцог кивнул. Бертран продолжал, наклонившись к его уху.

— Слушай, дело грязное, и я считаю, что тебе не стоит сейчас оставаться одному.

— Все правильно, Мэбли меня не покидает ни на минуту.

— А, это тот усталый старик. Мы не хотим, чтобы тебя убили, поэтому, когда будешь выходить из замка, возле тебя всегда будет кто-нибудь из нас. Это обычная предосторожность.

— Ага. — Ян устало улыбнулся. — Из тебя получился бы великолепный Святой Георгий. Однако мне кажется, что я, как и Тревор, никак не пойму, кто же мой убийца. У меня есть только подозрения, и ничего больше, никаких доказательств.

Ян оглянулся, ища глазами Брэади, но она убежала. Неужели струсила? С другой стороны, ее лишил девственности мужчина, бьющийся в лихорадке. Зачем она сделала это? Озабоченный, он пожелал всей семье спокойной ночи и удалился в спальню.

Герцог поднялся утром. Плечо болело. Однако он поднялся и пошел по коридору, а Мэбли побежал за ним, убеждая вернуться.

— Отстань, Мэбли, — окончательно потерял терпение герцог, когда добрался до парадного. — Если я устану, то вернусь и лягу, а пока пойди и выпей крепкого чаю.

Ян не нашел Брэнди, как и ожидал. Съев завтрак, герцог отправился на ее поиски, но девушка словно испарилась: ни в детской, ни в гостиной, ни на поляне с рододендронами ее не было.

Выйдя из замка, его светлость пошел на берег, надеясь, что Брэнди там, и стараясь не наткнуться на своих нянек, Мэбли и Бертрана.

Девушка стояла на берегу и смотрела на воду. Фиона, судя по всему, куда-то убежала строить Пендерлиг из песка. Бертран и Мэбли стояли на обрыве и наблюдали за герцогом. Ему было наплевать, что они подумают, когда увидят, как он беседует с Брэнди.

Ян тихонько спустился к ней и закричал:

— Только не убегай от меня на этот раз. Я за тобой не поспею. Давай поговорим. Ты получила от меня то, что хотела, даже не спросясь, так что теперь позволь мне… Стой, пожалуйста на месте, просто не двигайся.

Брэнди не двигалась и, хотя не чувствовала смущения, другое чувство, более глубокое, какое-то странное, не давало ей покоя. Она боялась. Брэнди поняла, что обязана выслушать его извинения, увещевания. Он, конечно же, попытается вернуть все на круги своя. Ян шел к ней, был уже в нескольких футах и так загадочно улыбался.

Герцог был бледен. Брэнди обернулась к нему и коснулась пальцами его щеки.

— Вам не нужно было подниматься так рано. Плечо болит? Может, позвать коротышку Роберта? Вам не вскарабкаться обратно.

Господи, как она могла так бесцеремонно дотрагиваться до него, словно бы он принадлежит ей!

— Что-нибудь еще? Нет? Очень хорошо, а к коротышке Роберту зайду днем. Если отступишь хотя бы на шаг, буду считать тебя трусихой.

— Вы уже приказываете мне? С детства этого не терплю, спросите леди Аделлу. Когда я была маленькая, она говорила, что я упряма, как черт.

Да, неплохо они болтали, это была приятная беседа. Но, вспомнив происшедшие события, Брэнди ужаснулась. Она повернулась и попыталась уйти. Но не сделала и трех шагов, как сильная рука схватила ее за талию и подняла в воздух.

Ей стало страшно.

— Не надо, Ян. У тебя откроется рана. Пожалуйста, отпусти меня, обещаю, не буду больше убегать. Отпусти, тебе будет больно.

Но он крепко держал девушку.

— У меня отвратительное настроение, так что выслушайте меня сейчас, и мы покончим на этом.

Герцог бросил ее на землю.

— Хочешь, чтобы я тебя привязал? Сделаю это, если ты не повернешься ко мне. Ведешь себя как девчонка, а не как женщина, теперь я наверняка знаю, что ты уже женщина.

Брэнди посмотрела, как он возвышается над ней, словно гора.

— Ваша светлость, у вас не болит бок?

— Пока нет, но если заболит, знай — это твоя вина.

Он оглядел ее с ног до головы. Брэнди покраснела. От смущения? Или от гнева на него? Он не знал, но собирался выяснить. О, эти белокурые волосы, затянутые в косички. Ян вспомнил прошлую ночь, какое это было наслаждение, но все ушло и осталось только в его памяти.

Герцог подал ей руку и помог подняться на ноги.

— Во-первых, Брэнди, позволь заметить, что Мэбли с коротышкой Робертом поют тебе дифирамбы. Ты напугала меня, так что я постарел лет на десять, но все равно спасибо, спасибо за то, что спасла мне жизнь. Скажи, зачем ты это сделала? Я отлично понимаю, что ты всего лишь закричала, напугала убийцу и привлекла внимание людей, но зачем, зачем ты это сделала?

С этим она могла справиться, но не понимала, почему он спрашивает. Все так очевидно, даже коротышка Алби понял бы ее. Она пожала плечами и пнула камешек.

— Выставляете меня героиней, но на самом деле я не такая. Все произошло очень быстро: ты упал лицом вниз и потерял сознание. Текла кровь. Я не думала ни о чем, честно говоря. Просто не могла поступить иначе.

Она снова пожала плечами.

— Ты знаешь, я тоже никому не позволю причинить тебе боль, Брэнди.

— Наверное, все мужчины такие.

— Что это значит?

— Ты бы спас любого из Робертсонов в подобной ситуации.

— А ты нет?

Она сложила руки перед собой и дьявольски улыбнулась герцогу.

— Я побежала бы в другую сторону, будь Перси на твоем месте.

— Неплохо. Мэбли сказал мне, что ты охраняла меня две ночи подряд. Я был беспомощен, а убийца мог находиться в замке, поэтому ты не отходила от меня ни на минуту. Мэбли даже заявил, будто ты вытащила из коллекции Ангуса пистолет. Это правда?

— Да, и сама его зарядила. И как вам, наверное, уже сказали старая Марта и Мэбли, я держала двери моей спальни открытыми.

— Да? Понимаю. Это был еще один план моего спасения. Тебе не стоило находиться в моей спальне, пока я не пришел в сознание. Ты ведь не хотела, чтобы я затащил тебя в постель?

Брэнди посмотрела ему в глаза. Несколько прядей упали на ее лицо. Она откинула их.

— По правде говоря, тебе не пришлось меня затаскивать.

Глава 28

— Так, понятно. Значит, ты этого хотела, не так ли? — Он заглянул ей в лицо, но не увидел ничего, кроме грусти в глазах. — Спасибо еще раз за то, что защищаешь меня. А теперь давай поговорим, как я затащил тебя в постель.

— Повторяю, никуда ты меня не затаскивал.

— Брэнди, посмотри на меня. Леди Фелисити давно уехала. Джилз оказался полным ослом и уехал вместе с ней. Мне придется купить ему за это новую одежку. Как насчет малинового пиджака? Думаешь, ему это подойдет?

— Я очень рада, что твоя невеста уехала. Она нехорошая женщина. Но ты, должно быть, скучаешь по ней.

Он рассмеялся.

— Скучаю? Нет, ты, наверное, меня с кем-то путаешь. Некоторое время назад я понял свою ошибку. Благодарю Бога за то, что получил наследство. Это позволило к чертовой матери послать Лондон и приехать сюда. Я бесконечно благодарен, что ревнивая Фелисити примчалась в Пендерлиг. Если бы этого всего не произошло, черт его знает, когда бы она показала мне свое истинное лицо. Честно говоря, думаю, и Фелисити вовремя увидела, кто я есть на самом деле. Она наверняка сейчас думает обо мне как об эгоистичном, грубом человеке и радуется, что так легко от меня отделалась. Нет, я совсем не скучаю по ней. Если бы не болело плечо, то бросился бы на колени и поцеловал землю за то, что она спасла меня.

— Ох!

— И это все, что можешь мне сказать? Ладно, хватит, перестань меня допекать, я в любую минуту могу упасть, что тогда будешь делать? Нам действительно необходимо поговорить и избегать разговора больше нет смысла. Мы занимались любовью, и я лишил тебя девственности. Не отрицай, я своими глазами видел на простыне кровь.

Брэнди отвернулась и села на большой камень, закутав ноги в юбку. Ян вспомнил о наслаждении, которое он испытывал, лаская ее тело, пальцами сжимая грудь… Почувствовав приступ желания, герцог даже отвернулся.

— Да, ты была девственницей, и я лишил тебя ее без твоего на то согласия. Но ты не подняла крик, не стала будить весь дом, не ударила меня. Почему?

Она молчала.

— Я никогда не видел тебя раньше такой молчаливой.

Он взял ее руку — холод. Ему страстно захотелось согреть эту ладошку своими руками.

— Брэнди, я о многом жалею. Но я не хотел причинять тебе боль. Если бы был в сознании, ничего бы не произошло. Плохо, когда девушка, впервые переспав с мужчиной, испытывает только боль.

Она смотрела на море.

— Ты не сделал мне больно.

И тут воспоминания накатили и на нее. Да, ей было больно, но это ничего не значило. Он ведь целовал и ласкал ее, поэтому боль — ерунда. Даже не помнила, как потекла кровь. Просто тепло между ногами. При этой мысли она покраснела.

— Нет, — повторила Брэнди, не глядя на Яна. — Ты не сделал мне больно, а если и сделал, то совсем немного.

Он вздохнул и отпустил ее руку. Она обернулась и увидела, что он развязал галстук.

— Ну хорошо, если я не причинил тебе боль, вот это тогда что такое?

Он показал следы укусов на своей шее.

— Ой, а я и не заметила. Я так хотела не закричать, что ткнулась лицом тебе в шею и, наверное, укусила. Больно?

Ян сверкнул глазами.

— Да, чертовски больно. И прощения вам нет. Жаль, что не могу показать тебе твои слезы. Я чувствовал их вкус на своих щеках, когда проснулся. И эти пятнышки крови на простыне. Надеюсь, Мораг догадлива настолько же, насколько чистоплотна.

— Это ничего не изменит. Зачем ты говоришь все это? Ради Бога, повяжи снова галстук. Нет, не надо, я сделаю это. Не хочу, чтобы повредил себе плечо.

Она аккуратно и нежно повязала ему галстук.

— Да, эта ночь многое изменила. Я лишил тебя невинности. Но ты — леди, а не просто какая-то женщина. Брэнди, я хочу понять, почему это произошло.

Она посмотрела на него снизу вверх.

«Я совершила ошибку, — подумала девушка, — но он сам виноват. Зачем надо было родиться таким красивым?»

— И понимать нечего, — сказала она и захотела погладить его по щеке. — То, что случилось, случилось по моей инициативе, потому что хотела тебя. Я желала знать, как это бывает между мужчиной и женщиной, но только чтобы это был ты, только ты. У меня была одна-единственная ночь, и я ею воспользовалась. Теперь, я так понимаю, у меня больше нет шансов. И помни: это мое решение.

— Твое решение? Мало похоже на правду.

— Ты даже не понимал, кто я. Я соблазнила тебя, Ян. Я знала, что ты настоящий джентльмен и, лишив меня девственности, будешь обвинять только себя. Но не стоит этого делать. Повторяю: я получила то, что хотела, и это мое решение.

— Итак, мне не стоит винить себя? Но я не привык соблазнять девственниц.

Он замолчал, припоминая разговор.

— Ты говоришь, что хотела меня?

— Да, хотела.

— Ты меня получила, но, похоже, удовольствия тебе это не принесло.

— Ошибаешься, это было прекрасно. Ты скоро все забудешь, я искренне этого желаю. Я освобождаю тебя от ответственности за содеянное.

— Но я не хочу ничего забывать, маленькая, — ответил он и потянул ее за руку. Брэнди наклонилась к нему и, найдя пальцами его руку, ткнулась в нее лицом. — Ты так красива, ты знаешь это?

Она молча смотрела на его губы. Герцог сглотнул и, наклонившись к ней, слегка поцеловал соленые губы. Он улыбнулся, почувствовав это. Брэнди подскочила и отпрянула. Ян громко сказал:

— Моя помолвка расторгнута. Теперь я могу поступить как честный мужчина. Скажи, ты выйдешь за меня, Брэнди? Хочешь стать моей герцогиней?

Она знала, что Ян спросит об этом. Он был джентльменом. Даже после того как Брэнди взяла всю вину на себя, он хотел загладить ошибку, которую не совершал.

— Нет, ваша светлость.

Герцог удивленно посмотрел на нее, не поверив короткому, всеразрушающему ответу.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не выйду за вас. — Она попыталась отнять у него руку, но он не отпускал ее.

— Да, я не ожидал этого услышать. Брэнди, у вас нет выбора. Мы занимались любовью, и я лишил вас невинности.

— Ну и что с того? Почему это, Ян, у меня нет выбора? Потому что теперь я женщина и это нехорошо? Мне плевать. Я совершенно не хочу замуж.

— Да это самая большая глупость, которую я от тебя когда-либо слышал. За последние полчаса я выслушал столько всего. О, черт.

Ян наклонился и поцеловал ее. Он почувствовал, что ее ротик открылся. Нет, надо остановиться. На пляже — это уж слишком.

Он прошептал сквозь ее поцелуи:

— Мы должны делать то, к чему обязывает наш долг. Я предложил тебе выйти за меня замуж. Теперь скажи мне, что будешь счастлива со мной, и нам не придется больше спорить.

Он поцеловал ее снова.

— Ну, скажи это. Можешь просто кивнуть.

Герцог целовал ее еще и еще, он хотел обнять ее, но не мог себе этого позволить.

Она отклонилась назад и улыбнулась.

— А ты вкусный. Я именно это и ожидала почувствовать.

— Ладно, хватит, по крайней мере, на сегодня. Обещай мне, что выйдешь за меня замуж, и мы будем целоваться, пока губы не распухнут.

Брэнди выскользнула из кольца его рук. Она коснулась щеки герцога и почувствовала себя намного старше его светлости.

— Ян, послушай меня. Ты бы остался с Фелисити, если бы не произошло то, что произошло?

— Еще одна глупость. Ты ведь знаешь, что я ужасно благодарен ей за то, что она расторгла наше соглашение. Фелисити ничего не могла изменить.

Брэнди посмотрела вниз и увидела на песке ржавый гвоздь. Лишь бы только не видеть красивого лица герцога, его рук, губ. А затем медленно протянула:

— А если бы я не пришла к вам в постель, вы бы предложили мне стать вашей женой?

Удар ниже пояса. Все висело на волоске. Спокойно и размеренно он начал говорить.

— Мне всегда казалось, что я постоянен в своих чувствах. Я все еще считаю себя неплохим знатоком людей. И знаю, что мы с тобой — одного поля ягода, до меня это дошло еще тогда, когда ты впервые вломилась ко мне в комнату. Я пытался не обращать внимания, повторяя себе, что ты ребенок, но сам понимал, что обманывал себя. Я смотрел на тебя как на что-то недосягаемое. Помнишь, тогда, в заброшенной хижине? Я поцеловал тебя, и ты мне ответила. Я хотел тебя, страстно хотел, и знал, что найду ответное чувство. Ты говорила, будто мечтала прийти ко мне той ночью. Теперь я предлагаю тебе все ночи моей жизни, мы проведем их вместе. Ты же пришла ко мне сама, и почему бы мне, если я овладел твоим телом, не попытаться овладеть и твоим сердцем тоже? Я хочу тебя, ты красива, умна, мила, и я думаю, мы будем хорошей парой. Прости меня, если я не обладаю этими качествами, но, кажется, последнее, чего ты хочешь, это принять мое предложение.

Герцог пытался заставить ее принять его предложение. Он считал, что она обязана согласиться, но ей так больно было это сознавать, так больно. Брэнди смотрела на герцога, мечтая, чтобы эта неприятная часть жизни поскорее закончилась.

— Я спрашивала не о моих чувствах, Ян.

— А о чем же тогда?

— Ладно, отвечу. Пусть я молода и неопытна, но все-таки не совсем дура. Я никогда не выйду замуж без любви или когда она есть только с одной стороны. Нет, не перебивай меня. Быть английской герцогиней, значит проявлять недюжинное спокойствие и смирение. А ты ведь не любишь меня. Я имею в виду не то, чтобы терпеть, когда кто-то пользуется не той вилкой или путает нож для рыбы с ножом для мяса. Но тебя воспитывали как герцога, как властелина, а меня растила леди Аделла. Я никогда не выезжала из Пендерлига, здесь мой дом, и люди, с которыми мне приходилось общаться, — шотландцы.

— Это ничего не значит. Я расскажу тебе, как себя вести. Здесь нет никаких проблем, только в твоем сознании.

— Ладно, это только прелюдия. Ты заставляешь меня говорить прямо: ты не любишь меня, ты любишь «ее».

Ему захотелось встряхнуть Брэнди, или поцеловать, или закричать.

— Я не люблю Фелисити и никогда не любил. Но почему ты не веришь мне и несешь всякий вздор?

— Я знаю, что ты никогда не любил Фелисити.

— Тогда в чем же дело? — Его голос стал тверже камня. Ян смотрел на девушку и не говорил нислова, он просто не находил слов, их не было ни в голове, ни на языке.

Она попыталась заставить себя улыбнуться, но не смогла.

— Но ты же не будешь отрицать, что любишь Марианну? Разумеется, я понимаю, что Фелисити тебе не нужна, она всего лишь напоминает твою первую жену, но, Ян, я не смогу отвоевать тебя у женщины, которую ты любишь даже шесть лет после ее смерти. Каждый раз, когда ты будешь смотреть на меня, ты будешь вспоминать ее и возненавидишь меня за это. Люби ее, если хочешь, но не заставляй меня соперничать с привидением.

Он подскочил на месте и уставился на нее.

— Какого черта ты играешь со мной в эти игры, — заорал его светлость. — Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя еще большим негодяем, чем я есть на самом деле? Не хочу слушать все это.

Она поднялась во весь рост и гордо произнесла:

— Я сказала, ваша светлость, что освобождаю вас от всякой вины, и нечего вам мучить себя. Никто никогда не узнает, что я переспала с вами. Поверьте, это и в моих интересах тоже.

Герцог махнул кулаком. Он был так измотан, что ему хотелось выть. Но надо было успокоиться.

— Забудь о Марианне, она мертва уже шесть лет, а ты жива, и я жив. Мы поженимся. Будем жить вместе. Я люблю тебя, ты любишь меня, и я хочу тебя больше, чем какую-либо другую женщину в мире.

— Но ты же не любишь меня, Ян?

Он разозлился.

— Брэнди, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж и поехала со мной в Англию. Я больше не могу здесь оставаться, кроме того, тут где-то бродит мой убийца, ничего меня по-настоящему не держит, кроме тебя. Даже овец я накормил, и они счастливы в своих сараях, а теперь я еще раз прошу тебя: давай поженимся и уедем в Англию.

— Я не могу. Прости меня, Ян, но не могу.

Она с трудом заставила себя отвернуться от него.

— Да, негодяй действительно где-то здесь ходит, и поэтому нужно уехать. Я не хочу причинять тебе боль. Возвращайся. Ты спас Пендерлиг. Ты благороден и добр. Ты помог Бертрану, открыл нам дорогу в новый век, теперь благодаря тебе мы выживем. Наши люди счастливы больше, чем цыгане с пригоршней монет в руке. А теперь возвращайся домой.

Ян смотрел на нее и не находил слов.

Брэнди спокойно пошла по берегу к Фионе, которая все еще пыталась сделать из песка пушки для своего замка.

Глава 29

Ян с Бертраном стояли возле парадной двери Пендерлига и негромко разговаривали. Краббс и Мэбли медленно загружали повозку. Карета герцога стояла рядом. Коротышке Алби доверили держать лошадей под уздцы. Было раннее теплое весеннее утро.

Все считали, что герцог уезжает, потому что боится за свою жизнь, но никто не осмеливался прохаживаться по этому поводу. Ян был не в настроении с кем-либо обсуждать это.

— Я не знаю, чего мне больше хочется: чтобы ты остался или чтобы уехал? Не беспокойся, я все сделаю сам. И сообщу тебе, как идут дела с разведением овец.

— Хорошо, Бертран. Ты видишь, крестьяне счастливы. Если не возражаешь, напиши мне, как вы тут будете поживать. Я ведь ваш родственник и хочу быть в курсе событий.

Он попрощался со всеми еще вчера после ужина. Пристально заглядывал каждому в лицо, даже леди Аделле, и одна мысль не давала ему покоя: кто из этих людей хотел его смерти? Брэнди не пришла, черт бы ее побрал.

Она извинилась и убежала поскорее, чтобы у него не было возможности поговорить с ней наедине. Да ему и нечего было сказать ей, они уже все выяснили. Марианна умерла, давно умерла, но зачем снова жениться, когда он все еще видит сны о Марианне. Наверное, ему никогда не удастся избавиться от острой боли при воспоминании о ней. И если у него и будет другая жена, то ей придется смириться с этим. Ян сказал Брэнди, что она очень ему нравится, а девушка ответила, что любит его. Она так молода.

— Я буду подгонять Тревора, он может сделать больше, чем уже сделал.

— Желаю удачи, Бертран.

— Простите, ваша светлость, могу я поговорить с вами, прежде чем вы уедете?

Услышав ее голос, Ян быстро обернулся. Он почувствовал такую грусть, когда увидел Брэнди. Девушка стояла всего в нескольких футах от него, и выглядела неуверенной и нервной. Наверное, так и должно было быть. Может, она передумала? Возможно, станет умолять простить ее и взять в жены? Да, по-видимому, так и будет.

Герцог подошел к ней. О Боже, как ему хотелось распустить эти косички и пальцами потрогать прекрасные волосы, зарыться в них лицом и почувствовать знакомый запах лаванды. Знакомый? Откуда? И он снова вспомнил ту чудесную ночь, но видение быстро исчезло.

— Я посмотрю, чтобы Мэбли и Краббс здесь не напортачили, — сказал Бертран и отошел к карете.

— Я не думала, что вы уедете так скоро. Уделите мне немного времени.

Герцог перестал понимать, что происходит. Брэнди не похожа на женщину, которая часто меняет свои решения. Он кивнул и последовал за ней в гостиную.

Она увидела, что Ян хочет заговорить, и остановила его.

— Мне нужны деньги, — прямо заявила она.

— Что?

— Может быть, сотня-другая фунтов. Ведь для вас это немного.

Он широко раскрыл глаза от удивления. Брэнди схватила его за рукав плаща.

— Вы сказали, что обеспечите меня и Фиону, и теперь мне нужны деньги. Можете вычесть из моего приданого?

— Осмелюсь спросить, зачем вам сто фунтов?

Господи, он разговаривал с ней как холодный, расчетливый торговец, но иначе и быть не могло. Снова запах лаванды.

Брэнди вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в лицо.

— Мне нужна одежда, ваша светлость. «Черт побери, почему она лжет мне», — подумал герцог. Он начал пощипывать свои уши. На ее лице отразилось удивление, даже страх перед всей нелепостью ситуации. Брэнди умоляла, голосом, глазами умоляла его дать ей сотню фунтов. Ее пальцы с короткими ногтями теребили заколку на накидке, а ему хотелось, чтобы она взяла его руку в свою. Ян любил эти прикосновения, такие мягкие, теплые, нежные. Ну что он мог сделать? Герцог сдернул плащ.

— Хорошо, принеси мне бумагу и чернила. Было бы глупо давать тебе наличные, поэтому я напишу распоряжение, и Макферсон переведет на твой счет деньги.

Она вылетела из комнаты. «Словно боится, что я передумаю», — промелькнуло в его голове.

Брэнди вернулась через несколько минут, а он все размышлял, зачем ей нужны деньги и почему именно сто фунтов.

Герцог взял из ее рук бумагу и чернила и стал писать. Он уже готов был поставить подпись, когда сообразил: девушка плохо представляет себе, что такое сто фунтов. «Ладно, — подумал герцог, — давать так давать». Он написал распоряжения Макферсону. Тот должен открыть счет на имя Брэнди и Фионы и перевести двести фунтов.

Она пробежала бумагу глазами и чуть не выронила ее.

— Я подумал, что одежда стоит дороже. Особенно в Эдинбурге. А вам нужно хорошо одеваться.

— Да, вы правы, ваша светлость. Спасибо огромное.

— Брэнди. — Он сделал шаг к ней.

Она вытянула руки вперед, как бы защищаясь.

Черт побери. Его голос снова сделался твердым.

— Хорошо. Я возвращаюсь в Лондон, надеюсь, больше меня никто не побеспокоит. Наверное, вы поступаете правильно, и я ничего не могу сделать, чтобы изменить ваше решение. Всего хорошего, Брэнди. Надеюсь, вы добьетесь того, к чему стремитесь: какой-нибудь белокурый всадник на белом коне увезет вас в загадочную страну. Он не сделает вам больно, и у него не будет прошлого, о котором ему не хотелось бы вспоминать.

Герцог язвительно поклонился и вышел из гостиной не оборачиваясь. В конце концов, есть же у него мужское самолюбие.

Она подошла к окну и посмотрела, как Ян и Бертран жмут друг другу руки. Багаж упакован, дверь кареты открыта, а Мэбли прижался носом к окну, что-то говорит Краббс. Через секунду Ян уже был в карете и, махнув в последний раз Бертрану, приказал кучеру трогать. Скоро они исчезли из виду.

Он уехал. Брэнди подумала, что могла бы поехать вместе с ним, выйти за него замуж. Но нет, цена слишком высока. Она посмотрела на бумагу, которую ей дал герцог. Двести фунтов!

Брэнди заплакала. Она ни разу не плакала с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. Глаза сразу стали красными, а губы солеными от слез. Девушка зажала рот руками: нет, нельзя плакать. Надо идти к Макферсону в Бервик, а это два часа пути.

Брэнди расправила плечи и пошла в свою комнату, чтобы обуться.

Через пять дней карета герцога Портмэйна остановилась перед колоннадой, которой был украшен парадный вход пригородного дома Портмэйнов, самого большого здания в Йорк-сквере. Сияло яркое апрельское солнце, на небе — ни облачка, воздух легкий, но не такой свежий, как в Шотландии. Настроение герцога было не из лучших. Ему сейчас по душе пришелся бы дождь или туман, но только не эта прекрасная погода.

Он ужинал один, пересмотрев кипу приглашений и писем, пришедших в его отсутствие.

Сезон был в самом разгаре. В честь приезда герцога его знакомые собирались устраивать вечеринки и праздники. Ян уже почти дошел до камина, чтобы бросить приглашения в огонь, но понял, что Шотландия осталась позади, а он — английский герцог. Не стоит хоронить себя заживо, нет, надо жить, жить полноценной жизнью: пить, есть вволю и любить всех женщин, которые не будут против.

Следующие несколько недель он мотался по вечеринкам, танцевал со всеми дамами, даже совсем молодыми, и в шутку представлялся шотландским графом.

Все думали, что герцог пытается заглушить боль от потери леди Фелисити, и не заговаривали о ней, поскольку сам он хранил по этому поводу гробовое молчание. Общество быстро назвало бывшую невесту Яна бессердечной, а на него люди бросали взгляды, полные сочувствия и понимания. Кроме того, когда Фелисити впервые появилась в свете вместе с маркизом Хардкастлом, все заметили, насколько тот стал жестче и молчаливее, с тех пор как связался с нею.

О герцоге ходили самые пикантные сплетни, потому что он появлялся то здесь, то там, всегда навеселе, обнимая за талию какую-нибудь очередную дамочку, все они были одна симпатичнее другой.

Ян полюбил оперу и нередко захаживал на спектакли в компании какой-то полногрудой красивой леди, к которой он совершенно беззастенчиво являлся в дом.

Стало ясно, что герцог Портмэйн покатился по наклонной плоскости. И никто не удивился, что в начале июня, когда Сезон уже заканчивался, ни одна молодая особа, которая была ранее удостоена внимания его светлости, не получила предложения выйти за него замуж. Леди Фелисити опубликовала в «Газетт» объявление о расторжении помолвки и собиралась в конце года выйти замуж за маркиза Хардкастла. Герцога никто не осмеливался обвинять. Ян благороден, молод, красив, и казалось нормальным, что он словно с цепи сорвался.

Герцог покачал головой, когда увидел опубликованное Фелисити объявление, а его слуга Джеймс заметил на губах хозяина веселую, беззаботную улыбку.

«Слепая ты задница, — сказал тогда герцог сам себе, — ты все понял, просто слишком поздно».

Однажды утром герцог не вышел из своей спальни, даже после того как часы пробили двенадцать. Когда он спустился к завтраку, то чувствовал себя так же отвратительно, как и во время обучения в Оксфорде, где быть трезвым считалось просто неприличным. Он подумал об оперном певце, на которого собирался посмотреть, и о четырех куртизанках, с которыми забавлялся ночью, и понял, что пришло время остановиться.

Выпил чашку очень крепкого кофе, а затем позвал Джеймса, принесшего почту.

— Черт, неужели эти господа до сих пор не свалили на Брайтон? Еще одна кипа приглашений. Я устал от вечеринок и от себя.

Джеймс ничего не сказал, но был полностью согласен с хозяином. Каждый слуга в доме знал, если герцог говорит — значит, так и есть, и поэтому просто стоял и ждал, пока будут просмотрены все разноцветные конверты.

Глаза герцога на секунду загорелись, когда он нашел в этой кипе письмо из Шотландии. Дрожащими руками Ян вскрыл конверт.

Герцог прочитал письмо два раза.

— Так, Джеймс, похоже, Перси достиг своей цели.

— Да, ваша светлость.

— Один из моих шотландских родственников, Перси, незаконнорожденный, скоро женится на мисс Джоанне Макдональд. Меня приглашают. Скорее всего, папа Джоанны хочет удостовериться, действительно ли замок принадлежит английскому герцогу.

— А, — отреагировал Джеймс.

Герцог минуту посидел молча, колотя пальцами по ручке кресла, а затем поднял глаза на статуэтку, стоящую на шкафу в углу столовой.

— Так, значит, ваша светлость хочет съездить в Шотландию? — спросил наконец Джеймс, сгорая от любопытства.

Слуга чувствовал, что-то случилось с хозяином, с тех пор как тот порвал с леди Фелисити. Наверное, это было и хорошо и плохо. Хорошо, что не женился на этой гарпии, и плохо, что слетел с колес и начал бедокурить. Джеймс ждал, что ответит его светлость.

Ян медленно повернулся в кресле, и слуга увидел, как его хозяин улыбается доброй и веселой улыбкой.

— Я думаю, Джеймс, нет ничего страшнее в этой жизни, чем никудышный мужчина, а я такой и есть. Теперь мне остается только надеяться, что я успею приехать в Шотландию вовремя. Там так красиво летом. Принеси мне чернила и бумагу, я напишу Джилзу, что не смогу быть у него вечером, да, и скажи Мэбли, что мы выезжаем через час. Приготовь карету и повозку к одиннадцати, не позже. Я хочу быть в Пендерлиге через пять дней.

— Сколько ваша светлость будет отсутствовать?

— Там будет свадьба, — сказал герцог и потер ладони, — я напишу тебе.

Через несколько минут он уже был в дорожной одежде и смотрел на часы, стоящие на камине, чтобы проверить свои наручные. Уже совсем было собравшись уходить, оглянулся на свою спальню и увидел миниатюрный портрет Марианны. Ян посмотрел в зеленые любимые глаза, на черные волосы, мягкий и милый ротик. Но сейчас ему уже не было больно.

Он схватил портрет и, сбегая по лестнице, швырнул его Джеймсу.

— Проследи, чтобы поставили в мою коллекцию картин. Нечего ей пылиться здесь.

Схватив перчатки, его светлость бодренько выскочил на улицу и, насвистывая, забрался в карету.

Глава 30

Положив руки под голову, Брэнди лежала на спине посреди поля, поросшего цветами, и смотрела на небо. Громадные облака, наползая друг на друга, создавали причудливые фигуры, которые улетали за море. Ветер трепал косы девушки, и локоны падали ей на лицо.

Брэнди села. Скука и однообразие. Это ощущение не покидало ее уже много дней. Прикрыв ладонью глаза, она посмотрела на замок, величественно возвышающийся на фоне заката.

Поднявшись на ноги, одернула платье. Нужно возвращаться в замок и улыбаться Перси с Джоанной. Макдональд должен был приехать завтра или послезавтра, ей все равно.

Ко всеобщему удивлению, Мораг вымылась по случаю свадьбы Персиваля.

«Как странно, — размышляла Брэнди, меряя шагами берег, — боль не оставляет меня вот уже два месяца. Неужели я смогу забыть его? Интересно, а он помнит обо мне? Злится, наверное. Тогда герцог сильно разозлился, однако деньги дал».

Она услышала звук подъезжающей кареты. Перси и Джоанна уже приехали, кто бы это мог быть? Карета, забрызганная грязью, остановилась у парадного подъезда.

— Ого, мы добрались за пять дней, молодцы, — крикнул Ян и потрепал лошадей за холку. Он посмотрел на замок и в двадцатый раз подумал о том, как ему заговорить с Брэнди, как подойти к ней. Герцог заготовил на этот случай несколько десятков речей, но если она опять посадит его в лужу, придется просто похитить ее. По правде говоря, последняя идея нравилась ему больше всего и вселяла оптимизм.

Может быть, сильный ветер, а может, запах соли заставили Яна повернуться лицом к морю. И он увидел Брэнди, стоявшую неподалеку. Ветер развевал ее юбки.

Она увидела, что его губы произносят ее имя. Он вернулся. Вернулся к ней. Брэнди, подхватив юбки, побежала к нему и кинулась в распростертые объятия, обвила его шею руками и ткнулась носом в щеку.

— Ты вернулся, — прошептала она, — ты вернулся ко мне.

Ян чувствовал, как пушистые ресницы девушки щекочут ему лицо. Она дрожала как осиновый лист. Герцог радостно рассмеялся.

— Ты меня задушишь, маленькая, любовь моя.

Брэнди тоже засмеялась и стала осыпать поцелуями его лицо. Ян отвечал ей, чувствуя тепло ее тела. В нем проснулось желание, но не мог же он овладеть ею прямо перед парадной дверью Пендерлига.

Брэнди заглянула ему в лицо.

— Ты здесь. Я так рада.

Он вздохнул, притянул девушку к себе и еще раз поцеловал.

— А ты такая сладкая. В своих снах я часто видел тебя.

— Ты так всегда будешь меня целовать?

— Пока не умру, — ответил герцог, смеясь и снова целуя ее.

— Дорогой, ты приехал на свадьбу Перси, не так ли?

— Нет, — ответил он, вдыхая запах моря, исходящий от ее волос, — я приехал из-за тебя. Только из-за тебя. Мы будем вместе, правда?

Она колебалась. Ян опять поцеловал ее.

— Я глупец. Слишком долго разбираюсь в своих чувствах. Только теперь, боюсь, я буду единственной любящей стороной в нашей супружеской паре.

— Марианна?

— Она в прошлом, Брэнди. Я больше не хочу Марианну или кого-то, похожего на нее. Сейчас мне нужна вот эта упрямая шотландская девчонка с великолепными белыми волосами и агатовыми глазами, которая ценит чувства, умна как черт и с добрым сердцем. Ответь мне, нужен я тебе или нет? Станешь моей герцогиней?

— Ты очень красивый, Ян, добрый, мне ужасно нравится с тобой целоваться, но ты — домашний тиран, как считает леди Аделла, так она называла старого Ангуса. Бабушка говорила, что он во все вмешивался и на все накладывал свою лапу.

— Если я хоть раз поступлю, как твой дедушка Ангус, можешь выгнать меня из Кармайкл-Холла прямо на скотный двор. Я не хочу командовать тобой, я хочу любить тебя, доставлять тебе радость и удовольствия, такие, каких ты еще не видела в своей жизни.

— Серьезно?

— Да, совершенно. У меня уже на уме столько всего.

— Правда? Ты ведь знаешь, я не умею как следует говорить по-английски, придется меня учить, а это трудно.

— Да, все понимаю, но я не могу жить без тебя. Придется отдать будущую герцогиню на растерзание моей мамочке.

— Мамочке?

Он рассмеялся.

— Нет, попасть в лапы моей мамочки я не пожелаю злейшему врагу, хотя, может быть, врагу и пожелаю, например Перси, но только не моей жене. И слуги будут любить тебя.

— А если не будут, то ты размажешь их по стенке?

— Совершенно верно.

Кантор решил, что сейчас самое время ткнуть хозяина носом в спину.

— Видишь, Брэнди, даже моя лошадь согласна со мной. Ты должна сказать «да» сейчас, пока он не отъел у меня кусок спины.

— Ага, ой, что я говорю, конечно, да.

Ян поцеловал ее еще раз, но ему хотелось большего, он чувствовал, что и она хочет этого.

— Пойдем, Брэнди, я расскажу всем: леди Аделле, Бертрану и даже Мораг.

— Она вымылась специально к свадьбе Перси.

— Господи, небо упало на землю. Что сказал Фрейзер?

— Пожал плечами. А что тут скажешь?

— Мне кажется, я сейчас заберусь вон на те пушки и буду рассказывать о тебе овцам. Возможно, Макферсон в своем Бервике услышит нас и прибежит поздравить.

— О, Господи, — упавшим голосом сказала Брэнди.

Он вздохнул и посмотрел на нее.

— Что такое, ты не хочешь, чтобы я карабкался на пушки или не согласна быть моей женой?

— Нет, нет, я согласна, только давай подождем до завтра, не будем торопить события. Пожалуйста, Ян, прошу тебя.

Он зажал себе рот рукой.

— Нет, я очень тебя прошу, поверь мне, давай скажем моей семье завтра, если ты еще будешь этого хотеть.

— Что это значит? Конечно, буду. Снова в игры играешь? Ты считаешь, что мое мнение может измениться?

— Никаких игр, Ян, клянусь тебе. Пожалуйста. Она умоляла его. Но он не понимал почему. Однако согласился.

— Ладно, — ответил Ян и поцеловал ее, — но если твои причины окажутся несостоятельными, я побью тебя.

Брэнди бросилась к нему на шею.

— Как угодно будет вашей светлости.

Он застонал.

— Да, чувствую, наступают для меня грустные времена. Мне придется выбиваться из сил, чтобы добиться от тебя улыбки и доброго слова.

Поскольку слуги не отреагировали на приезд гостя, им самим пришлось отвести лошадей в конюшню. Ян привязывал лошадей и смотрел на Брэнди. Неожиданно его светлость нахмурился.

— А ты похудела.

— Немного. Но мне не хотелось есть.

— У тебя круги под глазами.

— Я плохо спала, но это все из-за тебя.

— Даю тебе два месяца на то, чтобы отъесться и отоспаться. А иначе придется пойти на крайние меры.

— Какие еще крайние меры, ваша светлость?

— Увидишь, — ответил он и поцеловал ее снова.

Брэнди убежала к себе. Она приказала коротышке Алби подать ей в комнату бадью с водой, а Ян тем временем в сопровождении Краббс вошел в гостиную.

Через два часа Брэнди, чистая, с мокрыми волосами, сидела за обеденным столом напротив Яна и застенчиво улыбалась ему.

— Да, забавно, что ты приехал на свадьбу Перси. Мы все думали, что ты его терпеть не можешь. Кроме того, наверное, понял, что ни один из Робертсонов не сможет убить тебя.

— Придержи свой язык, девочка, — прозвучал голос леди Аделлы, тягучий, как крабовый суп, так и оставшийся нетронутым в тарелке Яна. — Ты ничего не можешь доказать, поэтому вообще нечего упоминать об этом грязном деле. Прошло уже два месяца, ваша светлость, и теперь, я думаю, вы можете не бояться.

Все занялись едой. В Пендерлиге был обычный обед. Неожиданно леди Аделла разразилась смехом.

— О нет, бедная Джоанна Макдональд. Ее ждет тяжелое испытание. Робертсоны женятся только на девственницах, и несчастная Джоанна прольет кровушки в первую брачную ночь.

Брэнди подавилась вином и засмеялась.

Леди Аделла укоризненно посмотрела на внучку.

— Не стоит смеяться, дитя мое. Ты ведь ни черта об этом не знаешь, кроме того, что я рассказала. Перси пытался изнасиловать тебя, но он же не дошел до конца, не так ли?

— Нет, — сказал Ян, — если бы ему это удалось, он был бы уже мертв. Ему повезло, что не закончил свое дело. Надеюсь, ему будет дальше так же везти.

— А теперь, дорогой Бертран, — обратился герцог к кузену, — расскажи, как идут дела у крестьян с разведением овец?

— Крестьяне рады, потому что на их столах стало больше еды. Даже скептики, которые считали, что овцы только и умеют делать, что жрать с утра до вечера, полюбили их всем сердцем. Боюсь, многие из животных стали слишком ручными, как кошки.

— Эти проклятые овцы уже все вокруг пожрали, — сказал Клод, воинственно взмахнув вилкой, — они повсюду.

— И так пахнут, — заметила Констанция, — если ветер со стороны деревни, то дышать невозможно, особенно ночью.

— Она права, Берти, — сказала леди Аделла задиристо, — тебе следует позаботиться об этом, иначе Констанция не захочет тебя и придется довольствоваться Мораг.

— О, бабушка, — пискнула Констанция, глядя на Бертрана.

Она чертовски смутилась.

— Не волнуйтесь, леди Аделла. У Фрейзера отличный нюх, и он не впускает меня в столовую до тех пор, пока не обнюхает по крайней мере дважды. А что касается Констанции, — Бертран улыбнулся ей, — мне кажется, она ни в чем не чувствует нужды с тех пор, как появились овцы.

— Одна овца умерла, — вмешалась Брэнди, — мы попросили Колючего Бена посмотреть ее, боялись эпидемии, но он сказал только, что она съела немного гнилого сена и испортила желудок.

— Я лично перебрал все сено и убрал гнилое, — сказал Бертран, — Констанция здорово помогала мне.

— Да, тогда вы последний раз и виделись, — поддел его Клод, а затем объяснил Яну: — Он все время копается в своих расчетах, у него нет времени ни для отца, ни для других членов семьи.

Брэнди подняла глаза.

— Но мне кажется, ты иногда носишь Бертрану обед, не так ли, Конни?

Констанция заерзала на стуле. Ян улыбнулся. Похоже, Бертран все-таки добился успеха за последние два месяца, но сейчас его светлость волновали больше собственные проблемы. Он посмотрел на Брэнди. Интересно, поняла она или нет, что смутила сестру.

Леди Аделла была необычайно учтива с ним за ужином, но все-таки деньги Пендерлига по-прежнему тратились впустую. Герцог отлично понимал, что старуха держит свой гнев в узде, чтобы он не мешал ее планам.

— Как поживает ваш кузен, мистер Брэйдстон? — спросила леди Аделла безучастно. — Такой милый парень.

— Весьма недурно, леди Аделла. Просто я слишком неожиданно решил приехать к вам и не успел поговорить с ним. Уверен, он помнит вас и обязательно передал бы вам привет.

— Собака с чересчур хорошим нюхом, — сказал Клод, — мне кажется, неприлично столько знать про такое количество людей.

Это было трудно, но приходилось сдерживать себя в разговоре с Брэнди. Господи, как он хотел ее. Его так и подмывало закричать во всю глотку, что он любит Брэнди и собирается на ней жениться. Ну почему она попросила его подождать до завтра? Он думал и думал, но не находил причины отсрочки. Потом мысли переключились на другое. Ян решил, что сожжет ее муслиновое платье вместе с накидкой.

Когда дошла очередь до рыбы, его светлость неожиданно вспомнил, что дал ей две сотни фунтов «на одежду». Нет, Брэнди совершенно не умела врать. Но скоро ей придется рассказать ему, что она сделала с этими деньгами.

Он поднял глаза, когда леди Аделла сказала:

— Вам повезло, мой мальчик. У меня хорошее настроение, из-за того, что ужин сегодня на редкость вкусный, поэтому, девочки, я не буду вас мучить своим пением. Краббс, старый болван, налей его светлости портвейна, а потом наш герцог может отправляться спать.

Так, он уже был «нашим герцогом». «Времена меняются», — подумал Ян.

Сразу же после ужина леди Аделла отослала девочек и приказала Бертрану не утомлять герцога после дальней дороги своей болтовней о поместье.

— Я сказала, что он может идти спать, так что нечего приставать к нему со своими овечьими разговорами. Дай ему день или два, чтобы очухаться.

Клод не стал возражать, но энтузиазм Бертрана унять было сложнее. Прошло добрых минут двадцать, прежде чем Клод, застучав палкой по полу, последовал за дамами, уводя с собой Берти.

Ян извинился перед леди Аделлой и пошел по привычному пути — по лестнице, затем по коридору к своей спальне. На секунду его светлость задержался возле комнаты Брэнди. Ян поднял руку, чтобы постучать, уж очень хотелось увидеть ее снова. Но тут же ему захотелось целовать ее, ласкать, и он бы умер, если бы кто-либо или что-либо его остановило. Нет, черт побери, нельзя. И герцог пошел дальше к себе.

Дул летний теплый ветер. Дождь стучал в ставни. Ян задернул занавески и придвинулся ближе к огню. Добавил дров и торфа. Как и в первый свой приезд, герцог явился сюда раньше Мэбли по меньшей мере на день.

Он вытащил маленький пистолет из портмоне и положил на ночной столик, прежде чем начать раздеваться. Переодевшись и выпив стаканчик кларета, он плюхнулся в кожаное кресло и протянул ноги к огню.

Кларет живительным теплом согревал желудок, и скоро огоньки в камине стали сливаться в одно целое в глазах его светлости.

Стук в дверь разбудил герцога. Он взял со стола пистолет и коротко отозвался:

— Войдите, — и не поверил свои глазам, — Брэнди, что ты здесь делаешь?

Глава 31

Она вошла в спальню и тихо закрыла за собой дверь, чуть не прищемив полы длинной ночной рубашки, в которой была похожа на маленькую девочку. Брэнди была бледна и как будто испугана. Неужели что-то произошло?

Он не дал ей пройти дальше.

— Любимая, ты знаешь, тебе не стоит здесь находиться. Ну ладно, что случилось? Почему ты так расстроена?

Ян взял девушку за руку и хотел обнять, но потом передумал и просто слегка сжал ее пальцы.

— Брэнди, что случилось?

Он не мог сдерживаться и положил руки ей на плечи.

— Господи, ты дрожишь. Не бойся, я здесь, и у меня пистолет. — Он быстро положил оружие на место и снова повернулся к ней.

— Проходи поближе к огню, согрейся, а потом поговорим.

Такая смешная ночная рубашка. Должно быть, она носит ее уже много лет. Брэнди не смотрела на него. Что же все-таки случилось?

— Садись.

Ян пододвинул кресло к камину и заглянул ей в лицо.

Она не стала садиться, чуть подалась вперед, зная, о чем он собирался спросить.

— Ты спрашивал, почему мы не можем объявить о нашей помолвке сегодня, у меня есть на это причина.

— Ладно, что это за причина? — спросил Ян. — Но что бы ты не сказала, я все равно тебе не поверю.

— Очень основательная причина, только прошу тебя, не смейся громко. Марианна была твоей первой любовью?

— Да, первой.

— Не перебивай. Я должна быть уверена, должна убедиться, что ты любишь меня, а не Марианну.

Опять удар ниже пояса. Секунду он просто глядел на нее, а затем произнес:

— Значит, ты хочешь остаться со мной на ночь? Остаться в моей постели? А наутро скажешь, выдержал я экзамен или нет. Да, я всегда поражался твоей изобретательности, но это…

— Может быть, эта часть супружеской жизни очень важна для тебя, Ян, только не смей улыбаться, я говорю с тобой совершенно серьезно. Пожалуйста, Ян, позволь мне остаться с тобой на ночь.

— Надеюсь, я с честью выдержу экзамен. А что, если буду бормотать во сне имя моей мамочки, ничего? Я не смеюсь над тобой и не лгу тебе. Марианна — в прошлом. Остались только воспоминания, хорошие и не очень, но уже достаточно расплывчатые, чтобы уделять им внимание. Я увидел свет в конце туннеля и рванулся к нему всей душой, и этот свет — ты, Брэнди. А что, если ты откажешься выйти за меня, потому что я окажусь плохим любовником?

— Ты ведь знаешь, что этого не случится.

— Ладно, Брэнди, ты меня обнадежила.

Она хотела ударить его за то, что он сомневался в ее доводах. Но герцог подошел к ней и рывком поднял на ноги, так что девушка подпрыгнула.

— Маленькая дурочка, — прошептал он и поцеловал ее в губы.

Он обнимал ее, пропускал пальцы сквозь пышные волосы, ласкал ее тело.

Потом отпустил и улыбнулся.

— А теперь повтори еще раз.

— Ты хочешь сказать, не помнишь, что за этим следует. Да, лучше тебе не помнить, наверняка ощущение было не из приятных. Но в этот раз, обещаю, тебе будет хорошо со мной.

Он стал целовать ее. О, как она любила его поцелуи и раскрыла навстречу ему свои губки. Герцог думал, что сейчас умрет от счастья. Брэнди прижималась к нему всем телом, ощущая его отвердевшую плоть.

Брэнди застонала и сама испугалась.

— Еще, еще, — сказал он, и их губы слились.

Герцог попытался осторожно снять с нее рубашку, но, к его удивлению, она начала вырываться.

— Что еще? Зачем ты сначала соблазняешь меня, а потом не разрешаешь раздеть?

До этого дошло. Обратной дороги нет. А что, если он увидит ее и возненавидит за уродство? Ее слабое место будет обнаружено.

— Брэнди!

Она напряглась.

— Нет, я должна признаться тебе, пожалуйста, Ян. — Брэнди оттолкнула его. И добавила, помедлив: — Сейчас, секундочку.

Вздохнув, она опустила тесемочки, поддерживающие ночную рубашку, и та упала на пол. В напряжении Брэнди застыла на месте.

Герцог чуть язык не проглотил и еле дышал. Он не поверил своим глазам. Ян представлял себе Брэнди стройной и худенькой девочкой, но перед ним стояла женщина с грудью, красивее которой он не видел. С розовыми мягкими сосками, она была словно вылеплена из гипса.

— Господи!

Брэнди ждала, что он побледнеет. Итак, то, чего боялась, произошло. Она отвернулась, желая умереть на месте.

— Брэнди, — промямлил герцог.

Она пыталась закрыть грудь рукой, но тщетно. Ей захотелось убежать.

— Я понимаю, Ян. Нечестно было с моей стороны скрывать свое уродство. Надо было сказать перед тем, как принять твое предложение. Если я тебе отвратительна, то освобождаю от обязательства и никому не скажу.

— Какое уродство? — Он пытался разглядеть хоть какой-нибудь изъян, может, бородавку или родимое пятно, которого бы она стеснялась, но не нашел.

Ян видел только великолепное молодое тело, от одного вида которого у него дух захватывало. Он попросил ее убрать руки от груди.

Она повиновалась.

— Прости, знаю, я выгляжу как корова. Мне надо было хорошенько прятать грудь под одеждой.

Брэнди не могла больше этого выдерживать, она схватила рубашку и прижала ее к груди. Казалось, девушка вот-вот расплачется.

Что она сказала? Ее грудь уродлива? Герцог только покачал головой. Теперь ему надо было вести себя осторожно.

Он медленно произнес:

— Дай мне посмотреть. Ты думаешь, твоя грудь уродлива, деформирована?

Она кивнула, и глаза ее заблестели. Не в силах больше сдерживаться, герцог рассмеялся.

— Никогда не думала, что ты такой жестокий.

Он вздохнул. Господи, неужели она действительно так считает?

— Слушай меня, Брэнди. Я не смеюсь над тобой. Кто тебе сказал, что ты корова, что у тебя деформирована грудь или ты уродлива?

— Мораг. Когда мне было четырнадцать, у меня однажды расстегнулось платье. Старуха рассмеялась и сказала, что, похоже, скоро у девочки вырастет пара дынек и можно будет продавать их на базаре. А мужчины станут смеяться надо мной, и великий позор падет на семью, если кто-то узнает, как на самом деле выглядит внучка графа.

— Проклятье, дайте мне эту женщину. Я убью ее. По крайней мере, если прикончу ее сейчас, она хоть чистой попадет в гроб.

— Но Мораг права. Я пыталась всячески скрывать это, но Перси увидел, даже под накидкой. Он все время пялился на меня. Не понимаю, если я урод, тогда почему он хотел меня?

— Перси не считал, что ты урод, Брэнди. Помнишь, тогда в хижине я так хотел тебя, но ты меня оттолкнула.

— Я думала, это ты меня отпихнул. Я не желала, чтобы ты увидел меня голой, стыдно. Мне не хотелось разочаровать тебя.

— Я выгляжу разочарованным?

— Но ведь я прикрыла грудь.

— Я все еще не разочарован. Ты знаешь, мне кажется, мы слишком много комплексуем друг перед другом. А как же то платье, что привез тебе из Эдинбурга, по-моему, оно с глубоким вырезом?

— Очень красивое платье, и я чувствую себя в нем королевой, но не могу носить его, потому что стесняюсь своей большой груди. Мне кажется, она начинается у меня в районе шеи.

— Брэнди, скажи мне, я когда-нибудь лгал или давал повод не доверять мне?

— Нет.

— Тогда дай мне руки и брось рубашку.

Она не двигалась с места.

— Ну же, давай мне руки.

Девушка протянула ему одну руку, все еще придерживая рубашку.

— Обе руки, пожалуйста.

Она закрыла глаза и протянула ему обе руки. Рубашка упала на пол.

Снова герцог чуть не проглотил язык. Боже мой, Брэнди даже не догадывается, какая она красивая. Он протянул к ней руки, сгорая от нетерпения. Полная грудь, тонкая талия, подтянутый живот, длинные, стройные, крепкие ноги. Да, это была самая красивая женщина, какую он видел в своей жизни. И он любил ее.

А на ее грудь, наверное, можно смотреть не отрываясь.

— Открой глаза, Брэнди, и иди сюда.

Он протянул ей руку и помог дойти до зеркала. Положив ей руки на плечи, приказал:

— Посмотри! Ты красивая женщина. Посмотри и скажи, что я вру.

Ян сильнее сжал ее плечи. Брэнди заставила себя посмотреть в зеркало. И увидела свою большую грудь.

— О Господи, — отвернулась она, — это ужасно.

— Я не хочу, чтобы меня считала лжецом моя будущая жена. Ты великолепна, и одна только мысль о том, что ты принадлежишь мне, так возбуждает.

Она открыла глаза и снова посмотрела в зеркало. Ян стоял позади нее. Их глаза в зеркале встретились, он медленно убрал ее волосы с лица и плеч и дотронулся до подбородка.

— Вы имеете какие-нибудь претензии к своему лицу, мадам? Нет, ну и на том спасибо. Давайте посмотрим ниже.

«Контроль, — думал его светлость, — это трудно, труднее всего, но это необходимо».

Глубоко вздохнув, он дотронулся до ее груди. Она закрыла глазки и открыла ротик. Герцог поцеловал ее в висок. Ян — взрослый мужчина, а отнюдь не мальчик, и мог справиться с собой. Он услышал свой голос, глухой и незнакомый:

— Твоя грудь бесподобна. Мораг уродлива. Увидев, как ты красива, она от ревности сказала тебе такое.

Ян заставил себя оторваться от ее груди и, опустив руки, обхватил талию и, когда дотянулся до живота, почувствовал, как девушка дрожит. Он только не понимал, от желания или от смущения. Да, девушка дышала неровно, скоро она поверит ему, и тогда, только тогда можно будет заняться с ней любовью.

— Помнишь, ты мне сказала когда-то, что я красив? Это было глупо.

Брэнди обернулась и повисла у него на шее.

— Ты это точно помнишь, Ян?

— Абсолютно.

Она расстегнула его рубашку, и руки ее заскользили по его мощному торсу. Герцог больше был не в силах себя контролировать.

— Ведьма, — сказал он и скинул с себя рубашку, затем поднял Брэнди на руки и отнес в постель.

— Обещаю, что в этот раз тебе не будет больно.

Она хотела что-то сказать ему, но он приник губами к ее груди, и наслаждение волной прокатилось по всему телу Брэнди. Герцог запустил руки в ее роскошные волосы, а языком ласкал губы. Он гладил спину, водил ладонью по ребрам и между коленями.

— Ты что, собираешься это сделать, Ян?

— А ты? Ты все еще удерживаешь меня.

Ему захотелось, чтобы она взяла в руки его плоть, но с этим не надо было спешить. У них впереди теперь много ночей, и он молился, чтобы они не кончались.

— Не двигайся, милая, просто получай удовольствие от того, что я делаю.

Он приподнял ее и стал ласкать языком, и она закричала:

— О Господи, я не хотела…

Брэнди чувствовала, как возбуждение нарастает в ней, ей казалось, что если оно исчезнет, то она умрет.

А Ян ласкал ее, ласкал руками, языком, а затем вошел в нее, медленно, осторожно. Она ждала боли, но боль не приходила, а он все глубже и глубже проникал в нее. Брэнди начала двигаться под ним, прижимая его к себе, и, когда он напрягся и навис над ней, подумала, что будет любить его всегда.

Наряду с огромным возбуждением она чувствовала спокойствие и умиротворенность, казалось, мир перестал существовать. Брэнди больше всего на свете не хотела, чтобы это когда-нибудь кончилось. Она желала, чтобы он лежал на ней, тяжело дыша, чувствовать, как стучит его сердце.

— Я люблю тебя, — прошептала Брэнди, — и я не укушу тебя на этот раз.

Он рассмеялся и оперся на локти.

— Ну, что, Брэнди, как ты думаешь, достаточно я хочу тебя или нет? Или тебе кажется, что я представлял себя с другой женщиной, например, с Марианной, когда любил тебя? Гожусь я тебе в любовники и в мужья?

Она посмотрела на него туманным взором и кивнула, не найдя слов, чтобы выразить свой восторг. И просто шептала:

— Я люблю тебя, я всегда буду любить тебя.

— А я тебя, у тебя такая грудь…

Он наклонился и поцеловал ее грудь, и, застонав, поцеловал ее снова.

— Самая красивая грудь из всех, что я видел. Позволь мне убить Мораг.

— Нет, — ответила она серьезно, — я сама это сделаю.

Он рассмеялся.

— Я потратил два месяца непонятно на что, теперь никогда тебя не брошу.

— И в постели?

— Ты даже не представляешь себе, какой будет твоя первая брачная ночь. Доставлять тебе удовольствие — вот цель моей жизни.

Он даже задохнулся, так крепко она обняла его в ответ на последние слова.

— Спасибо, что не стала кусать меня в шею.

— Всегда пожалуйста. Ян, можно спросить тебя?

Она говорила серьезно, и герцог поднялся, чтобы видеть ее лицо.

— Ты действительно хочешь детей? Я помню твою шутку насчет дюжины Фион. Ты, правда, этого хочешь, или просто подзадоривал Джилза?

— Конечно, хочу. Но мне не нужна жена-производитель. Есть способы предотвратить зачатие, и мы будем их использовать, если ты захочешь.

Она вздохнула.

— Я знала, что ты так и скажешь, но не понимаю, как можно предотвратить зачатие.

— Это очень просто. Если хочешь, можем попробовать.

— Не сейчас, потом. Когда будет свадьба, Ян?

— Скоро, очень скоро. Как насчет завтра или послезавтра? Может быть, через полчаса или через пятнадцать минут после того, как мы еще раз займемся любовью?

— Нет, я думаю, стоит подождать.

Он увидел на ее губах улыбку. Что за игру она опять затеяла?

— Почему мы должны ждать?

— Нам надо подождать день или два.

— Мы что, опять говорим на разные темы?

— Просто я хочу быть стройной на свадьбе.

— Что значит стройной? Ты шутишь? Или ты собираешься объесться хаггиса?

— Нет, терпеть его не могу.

— Ладно, Брэнди, хватит. Больше никаких игр. Хватит меня дурачить. О чем ты говоришь?

— Ладно, ваша светлость, я отвечу. Рада сообщить вам, что на Рождество у нас родится ребенок.

Глава 32

Он посмотрел на нее. Неужели она беременна? О Господи!

— Ты беременна, — сказал Ян. — У тебя будет ребенок?

— Да.

— И ты не сказала мне? Даже не написала?

— Я сейчас тебе говорю.

Он весь кипел.

— Скажи-ка мне, а что бы ты делала, если б я не вернулся?

Ему захотелось встряхнуть ее. Переспал с ней всего один раз, лишив девственности, и она забеременела. Ян не знал, плакать ему или смеяться. А если бы она не сказала ему? Он отвернулся от нее и лег на спину.

— Ответь мне, Брэнди.

— Не знаю, я всего несколько дней назад поняла, что беременна, и испугалась. Ладно, теперь ты все знаешь и можешь уже не злиться.

Он застонал. Всего несколько дней. Наверное, она просто не успела написать ему. А что бы он сделал? Галопом бы примчался в Шотландию. Но если бы не узнал? Нет, узнал бы, обязательно узнал. Теперь не имеет значения, что ребенок родится на два месяца раньше, тем более что он собирается увезти Брэнди в Кармайкл-Холл, и чем быстрее, тем лучше.

Ян повернулся и крепко обнял ее.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты упрямей меня? Нет, не тряси головой. Я просто святой по сравнению с тобой. Если ты еще что-нибудь подобное от меня скроешь, клянусь, я тебя поколочу.

— До Рождества — обещаю, ничего не будет.

Неожиданно он решительно заговорил:

— Никаких пышных свадеб в Ганновер-сквере девочка моя. Ты не обидишься?

— Конечно, нет. Не хочу стоять в окружении чужих людей, которые только и ждут, что невеста начнет выпрыгивать из свадебного платья.

— Отлично. Тогда я попрошу Бертрана помочь мне с этим делом. Мы поженимся в субботу, Брэнди.

Она долго молчала. Понятно, что герцог горел от нетерпения.

— Хорошо, я согласна, но только потому, что хочу быть стройной на собственной свадьбе.

Он не поверил своему счастью. Его мысли унеслись далеко в будущее.

— Не волнуйся, милая, у меня в Суффолке есть хороший доктор, Эдвард Мулхауз, который уже много раз принимал роды.

— Он мужчина! — закричала Брэнди с нескрываемым ужасом.

— Все доктора — мужчины, и этот не исключение. Мулхауз молод, но он лучший врач из тех, кого я знаю. Значит, ты стесняешься какого-то доктора, а приходить ко мне в спальню и соблазнять меня не стесняешься?

Брэнди ткнула его под ребро. Он почувствовал, как ее грудь коснулась его плеча.

— Ну это, конечно, было не совсем так, — сказала она и крепко прижалась к нему. Ян нежно гладил ее живот.

— Наш ребенок там, — прошептала Брэнди.

— Потрясающе, — ответил герцог и погладил ниже.

— Черт побери, Ян, не заставляй меня соблазнять тебя снова.

— Отличная идея.

Неожиданно он вспомнил про две сотни фунтов и спросил почти засыпающую у него на плече Брэнди:

— Милая, а зачем тебе тогда понадобились деньги?

Она молча вздохнула, и Ян почувствовал, как поднялась и опустилась ее грудь. Он захотел ее снова. Нет, нельзя, они оба устали.

— Я же сказала тебе: мне нужны были деньги, чтобы купить одежду.

— Не лги мне, Брэнди. Про одежду я уже слышал.

— Почему ты интересуешься, не понимаю, неужели для тебя две сотни фунтов так много?

Она ткнулась носом ему в плечо.

— Пожалуйста, Ян, не спрашивай меня, я не могу ответить.

— Ты отказываешься сказать мне?

— Да, отказываюсь. Только не смотри на меня так. А то я испугаюсь до полусмерти и не смогу родить.

— Мне больше ничего не остается, как только напугать тебя. Ладно, поговорим об этом позже, милая.

Брэнди знала, что он не оставит это просто так. Тогда придется солгать еще раз.

С этой мыслью она положила голову ему на плечо и заснула.

Ян проснулся поздно и понял, что Мэбли хватит удар, если он застанет их тут вдвоем. Затолкать Брэнди обратно в ночную рубашку было нелегко, кроме того, она спала, как младенец, и ему не хотелось будить ее.

Герцог отнес Брэнди в ее спальню на глазах у изумленных слуг. Поцеловал в лоб и вышел, надеясь еще немного поспать.

Брэнди не вышла к завтраку. Ян улыбнулся, представив себе, как она нежится в кровати, вспоминая сегодняшнюю ночь. «Мужик, — подумал Ян, — вечно у тебя такие пошлые мысли».

Бертран скоро явился в столовую в сопровождении Краббс, волоча за собой увесистый том. Ян скривился.

— Доброе утро, Ян, — сказал Бертран радостным голосом, — думаю, вам хорошо спалось этой ночью? Нет, я вижу, вы плохо спали. Жаль, значит, будет меньше сил для того, чтобы взглянуть на расчеты.

— Я нормально себя чувствую, Бертран, — ответил герцог и улыбнулся, заметив за окном ржавую пушку. — Может быть, дашь мне сначала позавтракать?

— Конечно. А где Краббс? Где каша? Пока вы ждете кашу, я расскажу вам вкратце, что мы сделали за последние два месяца. Слушайте внимательно.

— А я думал, ты это сделал еще вчера вечером.

— О нет, вчера я только обозначил.

— Черт бы тебя побрал, Бертран, ладно, давай, может, я поумнею от твоих речей.

Бертран думал, что герцог внимательно его слушает, и так увлекся рассказом, что только через полчаса заметил, как Ян с философским видом смотрит в окно.

— Думаю, Наполеон оценит мои услуги.

— Что еще за Наполеон? Ты о чем?

— Ни о чем. Я просто хотел убедиться, что ты не слушаешь меня.

— Нет, извини, Бертран, если тебе интересно, у меня сейчас столько в голове, — не разберешься.

— Ты боишься, что убийца поджидает тебя?

— Да нет, если бы ты не вспомнил, я бы и не беспокоился.

— Так о чем ты думаешь, Ян?

Герцог добродушно улыбнулся и ответил:

— Вчера, когда я увидел тебя и Констанцию за столом, то подумал, что ты очень многого добился за последние два месяца.

Бертран стал разглядывать свои колени.

— Черт, — сказал он резко, — она еще такая молодая, несмотря на то, что выглядит, на первый взгляд старше Брэнди. Ты же знаешь, леди Аделла и мой отец постоянно нас обоих подначивают, что нам весьма мешает. — Он вздохнул и добавил: — Мне пока нечего ей предложить. Жить в одном доме с моим отцом? Слава Богу, теперь не приходится соперничать с Перси, и на том спасибо. Но Констанция хочет хорошо одеваться, быть красивой, иметь собственных слуг, кареты и побрякушки. Кроме того, вращаться в обществе, красоваться перед кавалерами. Но этого всего она не может получить в Пендерлиге.

— Ты как со сцены говоришь, Бертран. Это не проблема. Можно я скажу тебе, что об этом думаю?

— Валяй, мне все равно, леди Аделла и мой отец говорят об этом, не спрашивая меня.

— Я думаю, — начал герцог, — ты даешь ей слишком много воли. После вчерашнего вечера я увидел, что Констанция неравнодушна к тебе. Ей нужна сильная рука. Ведь она очень романтичная девушка, просто к ней надо подойти с позиции хозяина. Ты, наверное, уже думал об этом?

Бертран провел руками по рыжим волосам. Он помолчал немного, а затем стукнул кулаком по коленке.

— Черт побери, а если ты ошибаешься? Нужно взять ее за жабры и заставить делать то, что тебе хочется?

— Совершенно верно. Я рад, что ты меня понял. Если ты не станешь ее хозяином и повелителем, то, боюсь, у тебя ничего не выйдет.

Бертран поднялся, забыв про свою книгу.

— Ладно, — сказал он себе под нос, — я сделаю это. Не сейчас, мне надо подумать и разработать стратегию. Англичане побили шотландцев в сорок пятом, потому что у наших не было стратегии. А я достаточно хороший стратег, чтобы прибрать к рукам девочку.

— Удачи тебе, — крикнул герцог вслед уходящему Бертрану.

Занимаясь днем каким-нибудь скучным делом, Бертран не раз представлял себя в роли повелителя. Воображал, как будет ворчать, когда что-то не по нему, и улыбаться, если все в порядке.

Он уже собрался идти домой, чтобы посидеть в одиночестве и помечтать, но вдруг увидел, что на встречу ему идет Констанция. Легкий ветерок раздувал ее волосы, и она выглядела просто очаровательно. Бертран расправил плечи и стал ждать девушку.

— Ох, от тебя пахнет овцами, Берти.

Да, начало не лучшее, но ему было все равно. Он получил шанс и начал действовать.

— Да, Конни, но днем тебе придется терпеть это.

Ее зеленые глаза расширились, и брови поднялись.

— Что значит «днем»?

Ей было явно интересно услышать продолжение фразы.

— Это значит, что ночью ты не доставишь мне никаких хлопот.

— Ох. — Она стала смотреть на носки ботинок.

— Пройдемся, — предложил он, поняв, что они оба застыли как статуи друг перед другом. Хозяин и повелитель должен красиво ходить и говорить. Да, чтобы завоевать ее, придется заставить себя быть посмелее.

— Хорошо, — ответила она и протянула ему руку.

— Конни, когда тебе будет семнадцать?

— В августе, Берти.

— Да, мне следовало бы помнить об этом. Прости, но у меня в голове столько цифр. А ведь я всегда знал, когда у тебя день рождения.

Констанция вспомнила, какой она была раньше, и побледнела. Когда ей исполнилось четырнадцать, девушка считала Бертрана стариком.

— Ты был такой высокий и худой. И рыжий. Как солнце перед бурей.

— Думаешь, моя мочалка может сравниться с твоими великолепными черными волосами? Они как шелк.

Конни крепче сжала его пальцы, рассмеялась нервно и засмущалась.

— Что за вопрос, Берти, я думаю, просто ты слишком много был на солнце. — И она посмотрела на него из-под ресниц.

— Нет, это ты мое солнышко. Помнишь, твои детские слезы о Перси? Можешь забыть обо всех мужчинах, кроме меня?

Она поправила волосы.

— А что, если нет, господин Бертран?

«Ага, — подумал он, — я уже господин. Неплохо звучит».

— Тогда я поколочу тебя, малышка.

Бертран обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Ты будешь бить меня? — спросила она, глядя снизу вверх. — Ты правда меня поколотишь?

Ему это понравилось, девушка поверила. Да, он чувствовал, что делает все правильно. Если бы остался один, то обязательно хлопнул себя по затылку за то, что долгое время был таким болваном. Слава Богу, герцог помог ему.

— Да, до синяков, если ты хотя бы посмотришь на другого.

— Да? Думаешь, с синяками я смогу быть красивой?

Бертран заговорил ласковым, тихим голосом.

— Я никогда не сделаю тебе больно, милая, но иногда буду прикладывать руку к твоей очаровательной попке. Да-да, зажму между колен, подниму все твои многочисленные юбки и потом… лучше не испытывай судьбу.

Он увидел, как она облизнула губку.

— А может быть, иногда буду делать это просто так, ради забавы. Потому что хочу видеть, какая ты у меня красивая и белоснежная.

Констанция посмотрела на него. Боже, какой мужчина. Она раскрыла от удивления рот, удивляясь, как это раньше не замечала его.

— Думаю, Конни, что ты выйдешь за меня замуж в августе, как только тебе исполнится семнадцать лет. Дольше ждать я не намерен.

Она посмотрела на него снизу вверх и покорно кивнула. Ему захотелось содрать с нее одежду и овладеть ею прямо на улице. Конни тронула его щеку.

Бертран притянул девушку к себе и поцеловал, и когда она ответила ему, он стал ее господином. И в его жизни это случилось впервые.

Глава 33

Герцог окинул взглядом переполненную гостиную. Брэнди там не было. «Где ее черти носят? — подумал его светлость. — Я не видел ее целый день. Что за игру она опять затеяла?»

Он пытался догадаться, что у нее на уме. Ему нравилось удивляться, а она всегда приятно удивляла его. Ян забыл о своих проблемах, когда в гостиную вошел Бертран с умиротворенным лицом.

— Друг мой, — сказал герцог радушно, — судя по вашему лицу, вы выиграли это маленькое любовное сражение.

— Да, совершенно верно. Но не говори больше ничего. За ужином я объявлю о нашей помолвке.

Вдруг Ян увидел, что Бертран смотрит куда-то мимо него, в сторону двери.

— Господи, — только и произнес Бертран.

У герцога перехватило дыхание, когда он повернулся и увидел Брэнди в синем бархатном платье, которое он купил ей в Эдинбурге. Она, распрямив плечи, величественно шла, высокая, стройная, и ее великолепная грудь выступала из глубокого декольте. Волосы девушка собрала на макушке и повязала синей лентой. Два больших завитка спускались на обнаженные плечи.

Герцог был поражен переменой, которая произошла в ней. Он не верил своим глазам. То, что совсем еще недавно было девочкой, стало красивейшей в этом мире женщиной. И у нее была великолепная грудь. Ян улыбнулся, представив себе, как она отреагирует, если он сегодня ночью скажет об этом.

С удовольствием герцог увидел, что вся семья замолчала в удивлении.

Брэнди, увидев такую реакцию, расправила плечи.

Констанция первая обрела дар речи.

— Брэнди, что ты с собой сделала? Как тебе удалось сделать такую прическу? Я всегда думала, что ты умеешь только косички заплетать. И твоя грудь, я никогда не думала, что у тебя такая красивая грудь. Ты великолепна, гораздо лучше, чем была вчера, — восхитилась Конни.

Леди Аделла громко рассмеялась.

— Заткнитесь все. Придержите языки и перестаньте пялиться. Так, дитя мое, теперь ты не похожа на крестьянку. Подойди, я рассмотрю тебя поближе. Господи, ты совсем как я в твои годы.

— Нет, — возразил герцог, — ей никогда до вас не дотянуть.

Бертран под впечатлением того, что он впервые поцеловал девушку, попытался сказать свое слово.

— Ты отлично выглядишь, Брэнди. Платье просто великолепно.

— Это какое-то превращение, — сказал Клод, — вчера еще была маленькой девочкой, а сейчас выглядит, черт меня подери, как настоящая королева. Даже моя подагра почувствовала разницу и обострилась. Сердце бьется от того, что Брэнди обнажила некоторые части своего тела.

Девушка благодарно кивнула собранию и села, нет, не в ноги леди Аделлы, а рядом с ней. По правде говоря, она испугалась до чертиков. Ей надо было всего лишь войти в гостиную и увидеть там Яна. Она была великолепна, особенно грудь, именно из-за нее у дяди Клода забилось сердце. Брэнди улыбнулась Яну, а тот ответил ей таким любящим взглядом, что девушка забыла все свои страхи.

— Если бы ты еще бросила кусать ногти, мисс, — сказала леди Аделла. — Нет, все-таки в твоем возрасте я была более красивой, потому что не грызла ногти.

Только Краббс не выказал никаких эмоций.

— Пожалуйте ужинать, ваша светлость.

Герцог направился к Брэнди.

— Будьте так благосклонны, мисс Брэнди, разрешите проводить вас за обеденный стол.

— Вы сказали это с таким почтением и уважением, ваша светлость, что было бы нечестно с моей стороны отказать вам.

— Говори по-английски, если тебе не трудно, — шепнул он ей на ухо.

Мудрый, очень мудрый мужчина. Она снова почувствовала, что любит его.

— Неужели я был так плох прошлой ночью, что ты решила наказать меня? От твоего наряда у меня мороз по коже, — сказал герцог задумчиво, пока они шли в столовую. — Могу я надеяться на то, что сегодня ночью увижу вас?

— То же самое можно сказать и про тебя, Ян. Когда я впервые вошла в твою спальню и ты стоял там голый, красивый, я так хотела тебя, но могла лишь смотреть. А затем увидела тебя в вечернем костюме, ты был не менее великолепен. Так что, ваша светлость, могу я надеяться на то, что сегодня ночью увижу вас?

— Вы лишаете меня головы, мисс.

Она хитро улыбнулась ему.

Ян проводил Брэнди на ее место, а затем пошел, чтобы сесть во главе стола. Проходя мимо Краббс, он негромко приказал:

— Если в погребе осталось шампанское, принеси пару бутылок.

Бертран понял, что сможет сосредоточиться только после того, как Краббс и Мораг выйдут из комнаты. Он откашлялся и улыбнулся Констанции.

— Спешу сообщить вам, папа, леди Аделла, что Констанция, несмотря на ваши увещевания и интриги, доказала мне наконец, что я просто обязан жениться на ней. Короче говоря, в августе, сразу же после того как ей исполнится семнадцать, она станет моей женой. Да, я был хорошим сыном, но теперь, я думаю, пришло время и мне потешиться.

— Берти, — сказала Констанция, — может быть, не таким уж и хорошим.

— Пусть говорит, Конни, — заявила Брэнди, — мужчинам надо иногда похвастаться и похвалить себя. Они от этого обретают уверенность в себе. Я так рада за тебя.

— Я же говорила тебе, Клод, — широко улыбнулась леди Аделла, — что скорее Конни соблазнит Берти, чем наоборот. Забавно, ведь это не должно было случиться. Что ты, Бертран, сделал с моей внучкой?

— Что хотел, то и сделал, — сказал Клод и рассмеялся, — судя по его взгляду, Конни еще несколько дней будет трудно переставлять ноги. Надеюсь, Конни сможет отвадить тебя от той шлюхи из деревни.

Бертран застонал и в который раз проклял чертов язык отца. Он посмотрел на Констанцию. К его удивлению, она улыбалась смущенно, теребя свои красивые локоны и, казалось, была довольна замечанием Клода.

— Он никогда даже не посмотрит на другую женщину, дядя Клод, — заявила Констанция, еле шевеля языком от волнения. Господи, им придется ждать августа.

— Итак, вы хотите пожениться в августе, — сказала леди Аделла и вздохнула. — Мне кажется, Клод, Конни еще слишком молода для замужества. Может быть, Бертрану пока стоит поразвлекаться в деревне и подождать с женитьбой еще года два-три.

— Бабушка, ведь мне уже исполнится семнадцать.

— Леди Аделла, — сказал Бертран, удивляясь своей решительности, — матери Констанции было шестнадцать лет, когда она вышла замуж за вашего сына, не так ли?

— Подорвалась на собственной мине, мадам, — съязвил герцог.

Клод смутился. Он выглядел так, будто только что вошел в комнату и не понимает, о чем люди говорят.

— Значит, леди, вы хотите намазать бутерброд с двух сторон?

— Да, и в середине тоже, — поддакнула Брэнди.

— Заткните пасть, моя маленькая леди. В конце концов, Констанция нашла себе мужа, а ты, глупая девчонка, так и будешь возле моей юбки до самых седин.

К ее удивлению, Брэнди лишь бесстыдно улыбнулась ей, и леди Аделла повернулась к Бертрану.

— Ну, мой мальчик, ты уже все решил? Можно мне задать нескромный вопрос: а спросил ли ты разрешение у своего отца, прежде чем приблизиться к моей младшенькой внучке? Она так молода и ничего не знает о мужчинах. По-моему, мой мальчик, ты поторопился.

Герцог, радовавшийся больше остальных, сказал:

— Конечно же, леди Аделла, вы не догадывались, что Бертран способен решить что-то сам? Если вам интересно, то он просил моего разрешения.

— Твоего разрешения, — зарычала леди Аделла, — кому нужно твое разрешения и что в нем толку?

— Я ведь ее опекун, не так ли, мэм?

— Слушай, герцог ты или не герцог, могу я знать, что ты будешь делать дальше? Я не хочу, чтобы моя внучка осталась бесприданницей.

— Нет, — сказал герцог спокойным, как Северное утреннее море, голосом, — я не поступлю с ней так.

Он замолчал и посмотрел на Клода, затем на Бертрана.

— Я хочу, чтобы вы все меня внимательно выслушали. Насколько вы помните, кто-то пытался меня убить. Это было два месяца назад, хотя и сейчас я немного опасаюсь. Я прекрасно понимаю, что ты, Бертран, и вы, Клод, ни в коем случае не причастны к этому делу.

Он замолчал и посмотрел на вопрошающие физиономии вокруг себя.

— Я — англичанин, в жилах которого течет шотландская кровь, владею в Шотландии собственностью, имею титул, я стал лучше понимать шотландцев, их обычаи и нравы. Но в Пендерлиге должен быть хозяин-шотландец, это совершенно закономерно. Поэтому я передаю Клоду и Бертрану право на владение графством, как это должно было случиться по закону, если бы Дуглас не был лишен наследства. Таким образом, леди Аделла, Констанция получает приданое. Когда-нибудь она станет графиней Пендерлиг.

— Так вот о чем ты размышлял утром, когда я пытался рассказать тебе о делах, — сказал Бертран.

— Да, отчасти.

— Черт бы меня побрал, — промолвил Клод, глядя на герцога так, словно бы впервые в жизни его увидел. — От этого сердце бьется еще сильнее, чем от вида гру… от вида девушек. Черт бы меня побрал!

— Объяснитесь, ваша светлость, — потребовала леди Аделла.

На секунду его светлости показалось, что она сейчас запустит в него вилкой. Что ее так разозлило? Он поднял руку, чтобы унять шум.

— Мне больше нечего объяснять, леди. Просто я считаю, что шотландские владения должны быть в руках шотландцев, точно так же, как английские — в руках англичан.

— Англичане — сволочи, жадные и грубые, какими бы титулами и званиями они себя ни величали, — возмутилась леди Аделла.

Герцог широко улыбнулся ей.

— Может быть, я — исключение, потому что все-таки во мне достаточно шотландской крови.

— Но ты же вкладывал английские деньги в Пендерлиг? — возразил Бертран.

— Да, это было необходимо. Теперь Пендерлиг приносит неплохой доход, благодаря, надо заметить, талантам Бертрана.

— Я стану графом Пендерлигом, — заорал Клод, — черт бы меня побрал тысячу раз, я стану графом Пендерлигом!

— А ты, Конни, — сказал Бертран, — очень скоро будешь иметь хорошие вещи, карету и, может быть, дом в Эдинбурге.

— Я буду графиней, — обрадовалась Констанция, — черт бы меня побрал.

— Неплохо, ваша светлость, — позволила себе заметить Брэнди. Ее сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Должно быть, твоя мать изменяла твоему отцу, Ян, — сказала леди Аделла, — тот хиляк, за которого она вышла замуж, никогда бы не сделал то, что совершаешь сейчас ты.

— Хиляк? Четвертый герцог Портмэйн — хиляк? Надо будет поинтересоваться у моей матери. Однако и я помню своего отца достаточно хорошо. Ведь он умер, когда мне было девятнадцать. Нет, мэм, его можно было назвать как угодно, только не хиляком.

— А что, если, — продолжала леди Аделла, — а что, если шотландский суд не вернет Клоду и Бертрану право на наследство?

Герцог снова улыбнулся.

— Я великолепно знаю ваши возможности. Придется приложить усилия, время еще есть.

Отступала ли когда-нибудь леди Аделла? Старуха боялась герцога и восхищалась им. Он спокойно и властно отобрал у нее все ниточки, при помощи которых управляла владениями Ангуса. И она уже готова была отдаться в его руки, но решила нанести последний удар и спросила ядовито.

— А что, милый мой герцог, вы намерены делать с Брэнди и Фионой? Теперь, когда порвали с леди Фелисити, у маленькой Брэнди не осталось шансов, и ей придется до старости быть пришпиленной к моей юбке.

— Да, это хороший вопрос.

— Заткнись, Берти. Итак, герцог, я жду ответа от моего благородного хозяина! — сказала леди Аделла. — Что же будет с остальными внучками? Например, с Брэнди, которая почти сделалась старой девой.

— Я уже давно старая дева, — вмешалась Брэнди.

— Замолчи! Так, ваша светлость, что же будет с девочками?

— Я думаю, — медленно произнес герцог, — что здесь может быть только один вариант.

— Да? Ну и что это? — настаивала леди Аделла и наклонилась вперед так, что ее красивая шелковая шаль, которую подарил Ян, чуть не упала в тарелку.

Герцог вздохнул.

— Я хочу жениться на старой деве и, поскольку я ее опекун, думаю, она мне не откажет. Да, так и сделаю, женюсь на старой деве, это будет нелегко, но что поделаешь. Как вы на это смотрите, леди Аделла?

— Женишься на Брэнди? — заскрежетала старуха, и ее шаль все-таки упала. — Ты не сделаешь этого. Совсем не смешно, Ян. Хочешь жениться на моей внучке?

— Ты это серьезно? — удивился Бертран.

— О Брэнди, ты станешь герцогиней, а я — графиней. Все будут ждать нашего приезда. А леди следить за тем, как мы одеваемся. Ты только представь себе.

— Черт меня побери!!! — произнес торжественно Клод. — Но, может быть, его светлость шутит?

— Вовсе нет, — ответил герцог и продолжил. — Что касается Фионы, мы немного подождем искать ей мужа. А вот и Краббс с шампанским. Ты вовремя.

— Я еще никогда не напивалась, — обрадовалась Констанция, — но, кажется, сегодня это случится со мной впервые.

Несмотря на то, что леди Аделла дважды выпила в честь счастливого события, было видно — ей совсем не радостно. И когда Клод снова заорал: «Я буду графом Пендерлигом, черт бы меня побрал», она чуть не испепелила его взглядом, а затем поставила бокал на стол, так что у него отвалилась ножка. — Заткнись, идиот. Ты, как старый Ангус, будешь всю жизнь считать себя хозяином Пендерлига, хотя это неправда. Ты ведь знаешь, что я всегда была здесь и хозяином и хозяйкой, и так будет, как только герцог уедет. Я стану играть на волынке, а ты начнешь плясать.

«Так и будет», — подумал герцог и посмотрел на Клода. Интересно, что тот ответит. Он искренне надеялся, что Клод не разочарует его.

Старик расправил плечи, а затем с дьявольским спокойствием произнес:

— Ты всегда была ведьмой, и старый Ангус позволял играть за его спиной в игры, заставляя нас плясать или ползать у тебя в ногах, что зависело от твоего настроения. Теперь ты просто вдова графа Пендерлига, и твое место в домике, принадлежащем тебе по наследству.

Он перевел дыхание и продолжал:

— Однако, леди, если вы обуздаете свой язык и будете оказывать мне уважение, которого достоин граф Пендерлиг, я думаю, можно оставить вас в замке.

Леди Аделла покраснела от гнева. Ян зааплодировал.

— Вы сами говорили мне, моя леди, — добавил Клод, — что когда-нибудь настанет час расплаты. Герцог сделал свое дело, и не подведите его теперь. Если вы не будете делать то, что должны делать, мы исправим это.

Бертран откинулся на стуле и посмотрел на леди Аделлу.

— Может быть, теперь вы расскажете нам про моего дедушку Дугласа? Расскажите-ка, почему его лишили наследства?

Глава 34

— Ладно, — сказал Клод, — настало время прояснить и этот вопрос. Терпеть не могу секреты. А они повсюду в этом замке, начиная от стен и кончая сердцами его обитателей. Давай, расскажи нам, а если не расскажешь, то это сделаю я.

— Прекрати, Клод, — промолвила леди Аделла и вжалась в кресло, словно хотела спрятаться в нем, — ты нытик, Клод, и всегда таким был. Я просила Дугласа не говорить тебе. Предупредила, что это плохо кончится, если он скажет тебе. Теперь ты видишь, я оказалась права.

— А мне кажется, все кончится хорошо, — вмешался Бертран, — все пойдет так, как должно было пойти сначала. Так, теперь, папа, расскажи мне, почему нас лишили наследства. Я не хочу узнать об этом у твоего смертного одра.

— Да, — поддакнула Брэнди и положила локти на стол, — расскажите нам, дядя Клод. А то вас может поразить молния и мы так ничего и не узнаем.

Леди Аделла взяла в руки разбитый бокал с шампанским и стала смотреть в него.

— Нет, Клод, я сама расскажу, ты помолчи.

Она выдержала паузу и начала.

— Вы все знаете, что Дуглас, как старший сын, должен был стать хозяином Пендерлига, а ты, Клод, — его наследником. Я была молода, Дуглас — сильный, красивый мужчина, не то, что Ангус. Мы были любовниками с твоим отцом, Клод, и однажды старый граф поймал нас. Он ужасно разозлился, избил Дугласа до бесчувствия и лишил наследства. Ангус так ни о чем и не узнал. Отец решил, что я получила хороший урок, и не сказал сыну об измене жены.

— Дуглас рассказал мне это на смертном одре, — сказал Клод печально, — к тому времени ты была уже старая, и я с трудом ему поверил, плохо представляя, чтобы кто-то мог хотеть тебя. Но это оказалось правдой.

Герцог волновался за леди Аделлу и сказал примирительно:

— Да, было бы забавно разобраться в ваших внутрисемейных отношениях. Все эти секреты, интриги, и, кто знает, может быть, удастся установить истинное родство между вами.

Он достиг желаемого результата. Леди Аделла повернулась к нему и посмотрела на него с огоньком в глазах.

— Очень рада, ваша светлость, что у вас есть желание выяснить это. Может статься, и вы родились от соседа.

— Я бы попросил вас не говорить об этом, — сказал Клод резко, — Дуглас женился, и я был рожден в браке.

— Ваша светлость, — неожиданно предложила Брэнди. — Может, пойдем в гостиную. Констанция нам поиграет. Всем нужно успокоиться и прийти в себя.

— Черт бы меня побрал, — выругался Клод, наверное, в десятый раз за этот вечер.

Леди Аделла успокоилась только тогда, когда пришло время ложиться спать. Она сложила свои старческие руки.

— Итак, графиня и герцогиня. За судьбу девочек я теперь спокойна. Осталось позаботиться только о Фионе.

Брэнди и Ян прощались перед дверями его спальни. Неожиданно герцог схватил Брэнди и втолкнул ее внутрь.

— В субботу, — сказал он с болью в голосе, — я должен дождаться субботы.

— Я тоже, — вздохнула Брэнди.

— А теперь иди к себе. Нет, я не пойду тебя провожать. Поцелуй меня еще раз.

— Могу я поздравить вас? — спросил Фрейзер, орудовавший ножницами в саду, и расплылся в улыбке.

— Спасибо, Фрейзер. Бертран дома? Пребывает в мечтах о своей будущей жене?

— Он обедает, ваша светлость, да и мечтает, конечно. Держит в руках вилку, смотрит в пространство и улыбается, как сумасшедший. Господин Клод почти не спал. Всю ночь напролет просидел у камина и все бормотал, что он, «черт бы его побрал», станет графом Пендерлигом.

Ян рассмеялся и прошел за Фрейзером на веранду, где неподвижно сидел Бертран, перед которым стояла нетронутая еда, и пялился на садик Фрейзера. Подняв глаза, он широко улыбнулся герцогу.

— Входи, Ян, и ты, Фрейзер, тоже входи. Принеси его светлости немного тостов и джем. Как и мне, ему нужно поддерживать свои силы. Наступают трудные времена для нас обоих.

Герцог сел за стол напротив Бертрана и, как только Фрейзер вышел из комнаты, сказал:

— Более трудные, чем ты можешь себе представить, Бертран. И поэтому я здесь. Скажи, где поблизости можно обвенчаться?

Бертран удивленно поднял брови:

— Не думал, что ты будешь так торопиться.

— Я не хочу давать Брэнди времени передумать.

— Ваши тосты, герцог, — сказал Фрейзер и аккуратно поставил их на стол.

Ян кивнул и молчал до тех пор, пока Фрейзер снова не вышел из комнаты.

— Ты ведь знаешь, Перси и Джоанна приезжают сегодня. Может, подойдешь к их священнику? — Он затряс головой. — Ух, не терпится увидеть лицо Перси!

— Надеюсь, он будет вести себя хорошо, особенно перед своей невестой.

— Да? Что случилось, Фрейзер?

— Я не знаю, но пришел коротышка Алби. У него записка для вашей светлости. — И старик протянул герцогу обрывок бумаги.

— Что еще за черт!

Герцог взял бумажку из рук Фрейзера и швырнул перед собой на стол. Там неуклюжими буквами были накарябаны слова, от которых у Яна пробежали по спине мурашки.

«Если хочешь увидеть Брэнди живой, приходи один и без оружия к старому заброшенному амбару, что к западу от прибрежной дороги».

— Фрейзер, приведи коротышку Алби, быстро.

— Да, ваша светлость.

— Господи, Ян, что случилось, что это за письмо?

Ян покачал головой. В этот момент Фрейзер привел коротышку Алби.

— Где ТЫ ВЗЯЛ ЭТО? — Потряс герцог бумажкой перед носом слуги.

— Быстро отвечай, кто дал тебе письмо для герцога?

— Глуховатый мужчина, ваша светлость. Он сказал, что это письмо чрезвычайной важности, и велел доставить его вам как можно быстрее.

— Ян, ради всего святого…

— Прости, Бертран, — ответил герцог, бросаясь к двери веранды, — не говори об этом никому. Надеюсь, мы скоро увидимся.

Герцог захлопнул за собой дверь и бросился к замку бегом. Добравшись до спальни и оттолкнув ошарашенного Мэбли, схватил пистолет и положил его в сапог. Ян попытался успокоиться, но страшные слова не выходили из головы.

«Если хочешь увидеть Брэнди живой…» Это был сумасшедший, причем шотландец. Один из Робертсонов, это точно. Но кто? Не важно. Через десять минут его светлость уже взгромоздился на Геркулеса и пришпорил его так, что он упал на одно колено.

Ян заставил Геркулеса подняться и пустил его в галоп.

Брэнди очнулась от того, что кто-то щекотал ее щеку, и быстро открыла глаза. Она почувствовала сильную боль в макушке и долго не могла понять, где находится. Когда боль отпустила, Брэнди дотронулась до головы и поняла, что ее щеку щекотало сено.

— Я уж думал, что убил тебя, — услышала она спокойный голос. Так мог говорить только англичанин.

Напротив нее сидел Джилз Брэйдстон и держал в руке пистолет.

— Джилз? Что ты здесь делаешь? Что ты сказал?

— Ты умная девушка, Брэнди. Подумай сама. Она уставилась на него, пытаясь собраться с мыслями.

— Я стояла на берегу и смотрела на Фиону. Услышав какой-то странный звук, обернулась, но ничего не увидела, а затем кто-то ударил меня камнем по голове, а потом — ничего не помню.

— Я стукнул тебя по голове рукояткой пистолета.

Она посмотрела на него.

— Господи, как мы все были слепы, — сказала Брэнди и удивилась своему спокойствию, — абсолютно слепы.

— Возможно, но и мой план — тоже ничего себе. Как ты и сказала, в Шотландии никто не стал бы подозревать в убийстве англичанина, тем более кузена нашего дорогого герцога.

— Так это ты был на пляже, ты пытался подстрелить Яна?

— Да, и если бы не ты, моя девочка, я был бы уже герцогом Портмэйном. Ты меня очень подвела, Брэнди, помешав сделать еще один выстрел. А тебя я застрелить не мог, потому что сразу же попал бы под подозрение. Ведь ваши Робертсоны не убивают друг друга.

Она осмотрелась и, наконец, поняла, где находится.

— Итак, Джилз, я твоя заложница.

— Да, и представляю себе, как сейчас наш герцог со всех ног несется сюда, и здесь он найдет свою смерть.

Глава 35

Неожиданно Джилз встал и прислушался.

— А вот и наш герой, скачет на белом коне спасать даму сердца.

Брэнди закричала, что было сил:

— Ян! Уезжай! Не входи, Джилз убьет тебя. Холодный страх захлестнул ее, когда герцог пинком распахнул дверь амбара и ворвался внутрь. Он побежал в самый темный угол амбара и упал на колено. Глаза его светлости еще не привыкли к темноте.

— Я вижу, дорогой герцог, у вас пистолет в руке, только попробуйте выстрелить, и я сразу же пристрелю Брэнди. Видишь, пистолету ее виска. Так, теперь кидай мне свою пушку, быстро!

Герцог понял, как он просчитался. Его почти ослепила темнота внутри амбара.

«Джилз, — подумал его светлость, — Джилз, мой кузен. Не Робертсон, а англичанин, мой кузен, наследник».

— Я сделал, что ты просил, теперь убери пистолет от ее головы.

Джилз опустил оружие.

— Брэнди, ты цела? — спросил Ян в темноту.

Приглядевшись, он увидел, что она лежит на соломе. Рядом, словно тень, — Джилз.

— Все в порядке, Ян. Тебе не стоило приезжать.

— Спокойно, Брэнди. Очень умно с твоей стороны, Джилз, я почти поверил, что найду здесь Перси, который убьет меня, чтобы я не смог передать замок по наследству Клоду и Бертрану.

— Да, — спокойно сказал Джилз и поклонился, — это было неплохо сделано. Честно говоря, ты бы сэкономил мне кучу времени, если бы умер от того ранения в спину.

— Но почему, Джилз?

— Мне так не нравится твоя привычка задавать вопросы, но, кажется, на этот раз ты узнаешь правду. Я довольно жаден, дорогой мой кузен. Думаю, я возненавидел тебя с тех пор, как родился. Мне как ножом по сердцу резали твои удачи и мои ошибки. Теперь ты — герцог Портмэйн, а я — никто.

Ян спокойно ответил, стараясь оттянуть время:

— Между нами всего два года, Джилз. Ты знал, что именно я унаследую титул. Ненавидел меня, но за что? Ведь тебя никто никогда не обижал, ты имеешь неплохой доход, получаешь все, что пожелаешь. Ведешь праздный образ жизни, так чего тебе не хватает?

— Я — отребье, Ян. Не припомню дня, когда бы не находился в глубокой заднице. То, что я твой наследник, всегда успокаивало моих кредиторов и давало им право наседать на меня. Нет, Ян, настоящий герцог Портмэйн — это я. Ходят слухи, что ты отрекся от Пендерлига и от титула шотландского графа, но я верну их. Даже если леди Аделла узаконит права этого дурня Клода, так или иначе, имея твои капиталы, я сумею помешать их махинациям. Герцогу не пристало отдавать то, что ему принадлежит по праву.

Ян заставил себя говорить спокойно, еле сдерживая гнев:

— Ты не пытался убить меня, когда я жил с Марианной. А наследник мог родиться через год, если бы она не умерла.

— Ты, наверное, забыл, мой дорогой кузен, сколько времени я проводил с твоей первой женой. Мы одногодки, и неплохо понимали друг друга. Я знал про нее много такого, чего не знал ты. Она сказала тебе, что едет во Францию, чтобы спасти своих родителей. Ты до сих пор проклинаешь себя за то, что не спас ее от гильотины.

Джилз откашлялся и продолжал:

— Однажды я отправил поддельное письмо, якобы от ее несчастных родителей, в котором они умоляли дочь приехать поскорее во Францию и ходатайствовать о помиловании перед судом Робеспьеpa. Я приехал и уверил твою жену, что ты ни за что не отпустишь ее во Францию в разгар революции. Маленькая Марианна была хорошей дочерью, поэтому «уговорила» меня отвезти ее в Париж. Она со слезами на глазах призналась мне, что оставила тебе записку. В записке мое имя, конечно, не упоминалось, ведь добрая Марианна не хотела, чтобы ты обвинял меня в ее отъезде.

Снова пауза.

— Приехав в Париж, я отправил ее в городской комитет, а сам тем временем собрал вещички и уехал. Только позже узнал, что ее родители умерли на гильотине еще неделю назад. Мне даже показалось это забавным. А затем, как тебе известно, ей отрубили голову.

Герцог не верил своим ушам. Джилз подстроил убийство Марианны. Он убийца. Яну захотелось броситься на Джилза и задушить своими руками. Его светлость не мог больше сдерживать себя.

— Ты грязный ублюдок, я убью тебя.

— Великолепно понимаю ваше желание, дорогой кузен, но стойте, пожалуйста, смирно, иначе мне придется пристрелить Брэнди. Но вы должны понимать, ваша светлость, что еще кое-что надо сделать. Если она родит тебе ребенка, у меня не останется никаких шансов стать герцогом Портмэйном. Мои кредиторы и друзья хорошо это понимают: первые потребуют уплаты долгов, а вторые отрекутся. Короче говоря, ко мне будут обращаться просто «мистер», без титула, а меня это не устраивает.

Брэнди увидела, как у Яна от злости дрожат руки. Она поняла, что надо дать ему время, и обратилась к Джилзу.

— Но ведь он чуть не женился на леди Фелисити, а ее ты не убил? Пытался только убить Яна.

Джилз взглянул на нее, но затем снова перевел взгляд на кузена.

— Как я уже говорил тебе, Брэнди, Шотландия дала мне отличную возможность выйти сухим из воды. Все валили вину на Робертсонов, и никто не вспоминал о милом кузене герцога — Джилзе. Кроме того, Фелисити та еще штучка по сравнению с Марианной, жадная, холодная. Как ты был счастлив избавиться от нее! Должен сказать, она оценила бы мое остроумие.

Герцог сказал:

— Так, значит, твои басни мне про нее, а ей про меня — это просто попытка отпугнуть нас друг от друга. А я-то думал, предостерегаешь меня. Ты довел ее до того, что ее тошнило от разговоров о детях, поэтому она решилась расторгнуть нашу помолвку.

— Да, герцог. Я уже было отчаялся отпугнуть ее от тебя, но тут подвернулась Шотландия, Брэнди, Робертсоны и все такое. Ты сам это устроил и дал мне отличную возможность. Я с удовольствием проводил девочку обратно в Лондон, по дороге тратя твои деньги направо и налево, и волноваться о том, что эта сучка встанет на моем пути, не пришлось.

— Выходит, ты подзадоривал ее, разжигал ее ревность? Заставил ее поехать в Шотландию и поставил под вопрос мою честь и мое слово?

— Совершенно верно. Я даже поговорил с ее мамочкой, та еще сучка. То сообщение, что оставил мне в Лондоне, просто шокировало меня. Ты собирался жениться на Брэнди, а я не догадывался, хотя стоило принять это во внимание. Как тебе, Ян, когда невеста и любовница под одной крышей?

— Ян, не надо, — сказала Брэнди, протянув руку.

Джилз отступил назад, и был всего лишь в футе от нее. Спокойствие овладело ею, когда она поняла, что Джилз убьет их обоих, как только ему надоест болтать. Девушка начала искать глазами то, что можно было бы использовать в качестве оружия, и, наконец, увидела длинные вилы, лежащие в гнилой соломе. Она пододвинулась на дюйм, так, чтобы носком ботинка достать их.

— Ты должен понимать, Ян, я не могу тебе позволить жениться на Брэнди. Очень жаль, что приходится прибегать к таким мерам, но у меня нет выхода. Мой план не совсем удался, потому что я совершенно не собирался убивать ее, но, после того как послал тебе записку, судьба несчастной девушки предрешена.

Ян заметил, как Брэнди медленно пододвигается к Джилзу. О, если бы она догадалась как-нибудь отвлечь его внимание, хотя бы на секунду.

— Думаю, я все объяснил, а теперь мне предстоит долгая дорога. Я буду глубоко скорбеть, когда узнаю в Лондоне о твоей трагической смерти от рук шотландских Робертсонов. О Господи, я устрою такой скандал в палате лордов, буду кричать направо и налево, что моего благородного кузена убили проклятые шотландцы. И кто знает, что с ними станется? Может быть, этот замок сровняют с землей.

Герцог продолжал наблюдать за Брэнди, которая тем временем взяла в руки вилы. Если бы Джилз увидел ее в этот момент, все было бы кончено.

— Теперь я понимаю тебя, Джилз, — сказал герцог. — Ты ненавидишь меня, а я об этом даже не догадывался. Наверное, ты смеялся надо мной, когда я отдавал распоряжение секретарю расплатиться с твоими кредиторами. Или ненавидел меня от этого еще больше?

— Конечно, мне это было неприятно. Представь себя на моем месте.

— Ты составил этот план, когда впервые услышал о том, что у меня есть наследство в Шотландии?

— Нет, не сразу. Но, хватит, Ян. Мне кажется, ты желаешь умереть первым. Жаль, кузен, но я должен попрощаться с тобой.

— Нет! — закричала Брэнди и вонзила вилы в спину Джилза.

Джилз захрипел и повернулся к ней. Дуло пистолета было направлено в землю. Ян бросился на кузена и схватил его руку.

Они дрались молча. Джилз пытался направить пистолет на герцога, но, почувствовав, что не справится с железной хваткой кузена, попытался хотя бы освободить руку и грохнулся на спину, увлекая за собой его светлость. Ян наступил на вилы, и древко больно ударило по рукам. Джилз, пользуясь моментом, со всей силы двинул герцогу в живот, а затем отскочил и направил пистолет ему в голову.

— Стойте, мистер Брэйдстон!

Джилз едва расслышал предупреждение и нажал на курок. Раздался выстрел, и герцог увидел, как кузен оседает на пол.

— Вы целы, ваша светлость?

Ян посмотрел в лицо человека, который наклонился к нему.

— Вы спасли наши жизни. Кто вы такой, черт побери?

— Меня зовут Скроггинс, ваша светлость.

Он бросил дымящийся пистолет к ногам Яна и помог герцогу подняться.

— Одна молодая леди наняла меня два месяца назад, чтобы я охранял вас. Вы доставили мне немало хлопот с вашими поездками туда и обратно, то в Лондон, то из Лондона. Всегда любил поездки в Шотландию. Самое интересное происходит именно здесь. И в этот раз все произошло тут.

«Двести фунтов», — догадался герцог. Брэнди пыталась подняться на ноги. Голова гудела от удара. Она улыбнулась герцогу.

— Я в полном порядке, Ян. Спасибо вам, мистер Скроггинс, вы сделали то, что должны были сделать.

Ян упал перед ней на колени и взял ее за подбородок.

— Челюсть цела. На свадьбу я оденусь в черное и голубое.

Ян посмотрел на Джилза.

— Он мертв:

— Конечно, ваша светлость. Я убил его, чтобы у него не было возможности выстрелить второй раз.

— Примите мою благодарность, Скроггинс.

Скроггинс кивнул.

— Я было начал подумывать, а не зря ли наняла меня молодая леди, но работа все-таки нашлась, как видите, хотя пришлось поездить по всей стране.

Скроггинс взглянул на тело Джилза и вздохнул.

— Да, подлецом оказался ваш кузен, чуть не обманул меня, но все-таки я лучший в своем деле. Когда вы выскочили из дома, я понял, что сейчас что-то произойдет.

Ян в последний раз посмотрел на Джилза. Брэнди положила его светлости руку на плечо.

— Уйдем отсюда.

— Я позабочусь о нем, ваша светлость, а вы присматривайте за вашей леди.

— Вон идет местный следователь, мистер Тревор. Я пришлю кого-нибудь из замка, чтобы вам помогли.

Ян оперся на плечо Брэнди и вышел из амбара. На улице ярко светило солнце и дул легкий ветерок. Его светлость вдохнул полной грудью. Он впервые почувствовал, что жизнь может быть такой хрупкой.

— Я твой должник, Брэнди. Я никогда не делал столь выгодного вложения денег. А с другой стороны, неужели моя жизнь стоила мне так дешево?

— Я даже не знала, кто этот человек. Все устроил мистер Макферсон. Он сказал, что нанял человека, бывшего сыщика с Боу-стрит.

Она на секунду замолчала, глядя на герцога.

— Извини, что пришлось тебе соврать, Ян, но я побоялась, что ты обидишься. Ты гордый мужчина, я это знаю. Ты бы послал его ко всем чертям.

Он понял, что она права. Гордость могла погубить его.

— Возможно, — ответил он. — Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Как будто по моей голове проехала телега. Надеюсь, жизнь в браке будет полегче.

— Я тоже так думаю. Однако, посмотрев на тебя при солнечном свете, скажу, что тебе не стоит надевать голубое и черное на свадьбу. Рядом с тобой я буду плохо смотреться.

— Ян, мне очень жаль, что так получилось с Марианной.

Он замолчал и загрустил. Джилз заплатил за это своей жизнью. Но Яну показалось, слишком легко отделался его кузен. Столько потерь из-за жадности одного человека.

— Спасибо, Брэнди, — сказал он и, подняв ее, усадил на спину Геркулеса. — Поедем скорее домой.

Глава 36

Дэнверс, дворецкий Кармайкл-Холла, прослуживший там уже тридцать пять лет, наблюдал в окно за павлинами. Самец не отходил от самочки и все время распускал хвост, а предмет его обожания то и дело прятался среди деревьев парка.

Дэнверс слышал, что ее светлость хочет назвать петушка Перси, а его светлость сказал, что совершенно не знает, как назвать курочку, но имеет некоторые соображения на этот счет. Ее светлость ударила его светлость по руке. Дэнверс же с удовольствием прикончил бы Перси-павлина собственными руками.

— Ни минуты покоя, — пожаловался старик домоправительнице миссис Осмингтон. — Меня очень удивил доктор Мулхауз. Он подарил молодым на свадьбу этих птичек, поскольку его светлость сказал, что в Англии слишком серо по сравнению с Шотландией. Мне кажется, эти птицы распугают всех в округе.

— Надо бы вам заметить, мистер Дэнверс, — ответила миссис Осмингтон, поигрывая связкой ключей, — ее светлость как-то сказала, что предпочла бы обычных курочек павлинам.

Дэнверс что-то буркнул и отвернулся от окна, а затем достал из кармана большие часы.

— Доктор Мулхауз уже больше часа наверху у ее светлости.

Миссис Осмингтон кивнула.

— По крайней мере, ее светлость ведет себя осторожно в отличие от других. Например, леди Доррингтон скакала на лошади по всей округе, и потом у нее случились осложнения, вызванные…

Неожиданно она замолчала.

— Да, пожалуй, вы правы, мистер Дэнверс, уже пора обедать. Надо сказать поварихе, что сегодня за обедом будет больше на одного человека.

Доктор Эдвард Мулхауз в этот момент припоминал все известные ему способы, чтобы заставить ее светлость расслабиться. Она вся напряглась: глаза зажмурены, кулаки сжаты. Было очевидно, что леди очень смущается, и, если б герцог не настоял на том, чтобы ее осмотрели, не подпустила бы доктора к себе на пушечный выстрел.

Врач сказал самым примирительным тоном:

— Перестаньте, Брэнди, все хорошо. Я уже обследовал более двух сотен рожениц, не переживайте так, расслабьтесь.

Но ничего не помогало. Эдвард смотрел на герцога, тот, глядя на жену, тоже начал смущаться.

— Если ты не расслабишься, то мне придется разжать тебе рот и влить туда стаканчик-другой бренди, — сердито заявил его светлость, — забыла, как ты хихикала ночью в среду?

— Ты не посмеешь, Ян, — сказала Брэнди, внезапно открыв глаза и сжав кулаки еще крепче. Казалось, она готова была вскочить и ударить его.

Герцог улыбнулся.

— Слушай, дай несчастному Эдварду тебя осмотреть. Он не сделает ничего плохого, а если попробует, я его по стенке размажу.

Она рассмеялась.

— Совсем не смешно, Ян. Я смеюсь, потому что… а, ладно. Ты пожалеешь, что говорил об этом при Эдварде.

— Пусть он займется своим делом, — повторил герцог. Ян пододвинул к кровати стул, а затем взял руку жены в свою.

— Эдвард, делай только то, что ты должен делать.

— Брэнди, расслабься, пожалуйста. Так, очень хорошо. О, ребенок бьет меня, — улыбнулся доктор и слегка нажал на ее раздувшийся живот, — забавный парень, похоже, будет наездником.

— Это еще ничего, — сказал Ян, — я сегодня утром только прикоснулся к моей жене, так он мне так врезал! Брэнди говорит — головой, хотя я точно знаю, что это была нога. Ведь все герцоги Портмэйны носят обувь большого размера.

«О, Господи, она очень переживает, и, если не пристрелит меня после того, как все это закончится, я буду немало удивлен», — думал его светлость.

— Да, — добавил Ян вслух, — будет, как и его отец, большеногий и великолепный любовник.

— Не забудьте нарожать дипломатов, — сказал Эдвард.

Ян увидел, как руки доктора исчезли под простынями, ему это не нравилось, да и Брэнди вот-вот готова была взорваться. Надо отдать Эдварду должное, он закончил все быстро.

Уже через минуту доктор поднялся, накрыл Брэнди покрывалом и сказал:

— Все в полном порядке. Все будет хорошо. А теперь, если можешь, скажи мужу, что в следующий раз я обязательно обыграю его в шахматы. Я слышал, ты тоже играешь. Так вот, положи его на обе лопатки.

— Попробую, — отозвалась она, — обещаю.

— Серьезно, Брэнди, — добавил Эдвард, — ты просто пышешь здоровьем, так же как и твой малыш. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Но если Ян еще хоть раз спросит о том, как женщины рожают, то он сам у меня родит.

— Нет уж, спасибо, — испугался герцог.

— Думаю, ты сумеешь победить его в шахматы. Мне кажется, после обеда точно выиграешь.

Герцог улыбнулся.

— Мы пойдем вниз, Брэнди. Я пришлю тебе Люси. Уверен, она спит, как младенец, на другом конце коридора. Ты пообедаешь с нами, Эдвард?

— Конечно.

Ян похлопал Брэнди по руке и вышел из спальни вместе с доктором.

Джентльмены спустились по лестнице в охотничью залу.

— Я думал, она меня даже не подпустит к себе. Ничего бы не получилось, если бы не ты, — признался Эдвард.

— Возможно, но, несмотря на стеснительность, она держит свое слово. Брэнди пообещала, что разрешит себя осмотреть, когда ребенок начнет брыкаться. Теперь-то мы знаем, что все нормально, — сказал Эдвард, приняв из рук Яна стакан шерри. — Ребенок оказался меньше, чем я ожидал, но это и хорошо — роды будут полегче. По крайней мере, так считают лучшие лондонские акушеры.

Эдвард взболтал шерри в хрустальном бокале, которому было уже лет триста.

— Мне кажется, родится мальчик, живот высокий и выдается вперед. Но пари заключать не буду.

Брэнди хочет девочку, такую же маленькую и рыжую, как ее сестричка Фиона, которая приедет к нам жить в следующем месяце.

— Господи, Ян, ты становишься образцовым семьянином. Через год после свадьбы у тебя будет уже двое детей. Брэнди говорила мне вчера, что ты побил рекорд Персефоны?

— Нет, ничего мифологического. Я же не думал, что Брэнди забудет свою Шотландию и станет все время проводить в Лондоне. Но несколько месяцев в году рассчитываем жить в Пендерлиге, обязательно. Тебе надо непременно туда съездить. Это замечательное место: старые пушки, служанка Мораг, которая никогда не моется, кроме одного случая — свадьбы Перси. Ах, Эдвард, я представляю: ты сидишь напротив леди Аделлы, а она рассказывает, как, что и где нужно делать. Я даже думаю, она расскажет тебе о таких болезнях, о которых ты и не слышал. Да, хотелось бы посмотреть, как ты сядешь в лужу. Мы поедем в Шотландию ранней весной.

— Звучит заманчиво. Я никогда не слышал людей, говорящих с шотландским акцентом. Народу нравится, как Брэнди разговаривает. Надеюсь, она никогда не утратит свой замечательный акцент.

— Я не позволю ей. Думаю, что когда мы приедем в Лондон, на нее будут заглядываться, но она герцогиня, поэтому сомневаюсь, что кто-то осмелится подступиться. Ей очень хорошо здесь. Она так боялась, что не сможет быть мне хорошей женой, так боялась, что подведет меня, — он улыбнулся, — но слуги пойдут за нее в огонь и воду. Все, кроме служанки Лизы, которая считает Брэнди узурпаторшей. Кстати, Лиза больше не служит в Кармайкл-Холле.

— После того как ты ее выгнал, она пошла рассказывать направо и налево о том, какая отвратительная у нее хозяйка, но ее никто не слушал.

Эдвард потер ладони.

— Что-то в этом году холодная погода рано нас почтила своим присутствием.

— Очень надеюсь, что павлины простудятся и потеряют все свои перья, — буркнул Ян.

— Какой ты злой, Ян. А что еще бедняк мог подарить герцогу на свадьбу?

Он обвел взглядом стены, покрашенные в темные цвета, коллекцию оружия. Доктор Мулхауз вспомнил восьмилетнего Яна, когда тот командовал игрушечными солдатиками.

— Торговец, продавший мне павлинов, сказал, что они не издают ни единого звука. Ведь они спят ночью, не так ли?

— Да, иногда. А вот и Дэнверс с почтой.

Эдвард увидел потрепанный темный конверт.

Герцог схватился за него.

— Письмо от леди Аделлы. Брэнди обрадуется. Надеюсь, речь пойдет не только о том, как ужасен Клод — новый граф Пендерлига. Бедняга, он носит титул меньше месяца. Представляю себе, что старуха будет говорить о нем, когда мы приедем весной.

Брэнди чуть не билась в конвульсиях, прочитав письмо леди Аделлы, закатывалась от смеха за обеденным столом и даже подавилась. Пришлось Яну постучать ее по спине.

— Бедная бабушка, — сказала Брэнди, — Клод заставил ее отдать Констанции все ключи от замка. Ведь никто так не болеет душой за Пендерлиг, как моя бабушка, однако он называет ее «вдова графа и не более того». Клод доведет ее до инфаркта.

— Либо он доведет ее до инфаркта, либо она его пристрелит.

— Или поколотит палкой, — радостно вставила Брэнди.

— У меня была бабушка Милли, которая писала такие же письма, как леди Аделла, — сказал Эдвард. — Она поставила перед собой на колени даже викария. Братья и сестры боялись ее.

— Как они могут жить вдвоем! — воскликнул герцог. — Должно быть, у них идет непримиримая борьба. О Брэнди, послушай: Джоанна беременна. У них с Перси будет ребенок. Похоже, мистер Персиваль оказался хорошим мужем.

— Надо написать им и поздравить, — сказала Брэнди. — По-моему, единственный человек, способный повлиять на Перси, это Джоанна.

— Да, — согласился герцог, — пока она держит в руках кошелек. Последняя строчка: Фиона почти приручила дели… дельми…

— Дельфина, Ян, дельфина. Ух, как это здорово!

Герцог только кивнул.

— Еще один мой кузен, Бертран, называет Брэнди русалочкой, поскольку она очень любит море. Я иногда смотрю на нее и смеюсь до колик в животе. Ты когда-нибудь видел беременную русалку?

— Вообще не понимаю, как русалка может рожать, — сказал Эдвард, но, увидев, что Брэнди смотрит на него укоризненно, откашлялся, — ладно-ладно, просто праздное любопытство. Нет, не говори ничего, Ян, а то я боюсь, герцогиня запустит в нас кувшином.

— Не волнуйся, Эдвард, я хочу сказать своему мужу, что рожу двойню, растолстею и стану ленивая и некрасивая.

Эдвард рассмеялся.

— Я только что сказал ему, что у тебя будет один ребенок. Придется тебе усмирять его другими методами.

— Она каждый день придумывает что-нибудь новенькое для этой цели, — сказал его светлость, откусил кусок ветчины и посмотрел еще раз на письмо.

— Твоя замечательная бабушка, кажется, излила на мир остаток своей желчи и желает тебе всего хорошего. Наверное, это причиняет ей немалую боль. Теперь, Эдвард, когда ты узнал про самого древнего члена семьи, думаю, время обратиться к мрачным известиям.

— Не хочу ничего слышать до тех пор, пока не обыграю тебя в шахматы.

Доктор посмотрел на часы.

— Мне надо идти, обед прекрасен. Предстоит еще визит в Ригби-Холл. Леди Элеонора снова рожает. У нее уже десятый ребенок. Она несчастлива из-за сына Эгберта.

— Я бы тоже была несчастлива, — заметила Брэнди, — десять детей, подумать только.

Они поднялись из-за стола.

— Я помню твои жалобы на то, что тебе нечего делать, — сказал Ян, — но если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро по уши будешь в детях. Они стояли перед парадной дверью и махали вслед Эдварду. Брэнди повернулась лицом к мужу, и он поцеловал ее, а потом еще и еще и положил ей руку на живот.

— Я люблю тебя, Брэнди, — вымолвил он.

Она тронула пальцами его щеку.

— А я люблю тебя, Ян.

Он снова поцеловал жену и слегка коснулся ее груди.

— Я люблю тебя, — простонал он.

Герцог услышал, что к ним приближается Дэнверс. Его светлость выругался и убрал руки. Посмотрев на ее губы, едва не разрыдался. Когда Дэнверс подошел ближе, герцог и герцогиня мирно разглядывали газон. Брэнди сказала со всей серьезностью, на какую только была способна:

— Все-таки ты прав, Ян, в Англии пахнет по-другому, чем в Шотландии.

— Да, потому что здесь нет овец.

Дэнверс подошел совсем близко, и Брэнди на полшага отошла от Яна, рука которого снова потянулась к ее животу.

— Я не это имела в виду.

Дэнверс выразительно кашлянул за спиной герцога. Ян снова обратился к Брэнди.

— Это правда, но послушай, Брэнди, нам надо разводить павлинов, если только Дэнверс их не перебьет. Что скажешь, Дэнверс? Оставим их жить еще на недельку?

— Неделька быстро кончится, ваша светлость. Брэнди рассмеялась и прижалась к мужу, он обнял ее за плечи.

— Жизнь прекрасна, — сказала она, — я так рада, что вышла за тебя замуж.

— Да, — подтвердил герцог, — если бы ты отказала мне, то пришлось бы тебя похитить…

— Отличная мысль.

И герцог поцеловал свою жену на глазах у изумленного дворецкого, который смущенно отвел глаза и совершенно забыл о том, что хотел сказать его светлости.

Примечания

1

Шевиот — порода полутопкорупных овец, выведенных в Великобритании в XVIII в. — Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36 . .

Реклама на сайте