Жанна Штиль Леди из будущего. Приглашение на казнь
Глава 1
Наташа пришла в себя только в комнате, с содроганием думая о том, что за всем этим последует. Подвал? Пусть. Метнулась в умывальню за полотенцем. Дрожащими руками связала ручки двери.
Чутко прислушиваясь к звукам в коридоре и не услышав погони немного успокоилась. Осознание того, что тело её снова предало, навалилось гранитной глыбой. Господи, она хотела этого мужчину. Она была так близка к тому, чтобы отдаться ему. А он? Почему он позволяет себе вести с ней таким образом? Ведь к нему едет невеста и ей, Наташе, нет места в его жизни. Неужели она своим поведением даёт повод поступать с ней так? Что же это за время такое? Здесь царствует порок, низкие инстинкты и не прекращающаяся борьба за выживание и защиту своей чести.
От раздавшегося стука в дверь, девушка подпрыгнула. Сердце лихорадочно забилось. Голос служанки сбил возникшее напряжение:
— Госпожа, я вам платье принесла и сорочки.
Наташа впустила Кэйти, выглянув в коридор. Стоит ли идти на обед? А поесть необходимо. Неизвестно, когда покормят в следующий раз. Представила, как её встретят в обеденном зале. Прямо оттуда уведут в подвал? Может, спрятаться в тайный ход? Нет. Отмела все сомнения. Чему бывать — того не миновать. А сейчас нужно идти к Юфрозине.
Служанка прошла в умывальню:
— Вам воду греют. Пока будете вечерять, сменят бельё на ложе.
* * *
К облегчению девушки, в обеденном зале женщины ужинали втроём. Никто не собирался нарушить молчание. Свечи, отражаясь в столовом серебре, отбрасывали на стены удлинённые размытые тени. Оставалось только догадываться, где находятся мужчины и чем они заняты.
Наташа очень хотела поинтересоваться у Агны самочувствием Лиутберта, но сдержалась. Неприветливые взгляды баронессы охлаждали лучше ледяного душа.
Девушка ждала, что отворится дверь и войдут стражники, чтобы отвести её в подвал. У неё перехватило дыхание, когда дверь распахнулась. Недожёванный кусочек пирога прилип к нёбу.
Граф прошёл к столу, шумно усаживаясь и окидывая сидящих тяжёлым припечатывающим взглядом. На его левой скуле алел кровоподтёк. Можно было подумать, что Герард спьяну приложился к стене или встретился с земными объятиями.
Наташа поёрзала. Хотелось провалиться под пол. В том, что ей аукнется рукоприкладство — она не сомневалась ни секунды. Но страха не было. Она считала себя правой, защищаясь подобным образом.
Его сиятельство пил квас, по очереди разглядывая женщин. Остановив взор на иноземке, прищурился и, сильнее сжав кубок, обратился к баронессе:
— Агна, как Лиутберт?
— Кашель стал тише, господин граф. Жар к ночи поднимется.
— Вы… — Бригахбург уставился на строптивицу, — схо́дите после вечери к мальчику.
Девушка поёжилась. Это что, он к ней на «вы» обращается? Не к добру… Сначала хочет, чтобы она малыша посмотрела, а уж потом — в подвал. Логично.
— Вы меня слышите? — мужчина голос не повысил, но стальные нотки резанули слух.
Вот и впала в немилость. Впрочем, и не выходила из неё.
— Схожу, ваше сиятельство, — прозвучало спокойно и уверенно. Она же его не боится? Пришёл проверить, пришла ли она на ужин? Рассчитывал на то, что она в страхе и в слезах забилась в один из углов своей комнаты? Не дождётся! Только жаль, что не успела пошить игрушку для малыша.
Взглянула на его сиятельство без робости, встретившись с его тёмным прищуренным взором. Отчаянно вздёрнула подбородок, всем своим видом выражая непокорность и протест.
Мужчина, хорошо понимая язык жестов, ухмыльнулся в ответ, принимая вызов, согласно кивая, словно обещая все муки ада.
* * *
Наташа сидела у постели Лиутберта и три пары глаз с нескрываемым беспокойством следили за каждым её движением.
Агна, сев с обратной стороны ложа, казалась спокойной, но лицо, покрытое розовыми пятнами, выдавало волнение.
Одного мимолётного взгляда на няньку хватило, чтобы понять, что та, как цепной пёс, неотрывно следя за руками девушки, готова впиться в её шею при любом подозрительном движении. Чем была вызвана неприязнь служанки, Наташа недоумевала, но зацикливаться на этом не стала. Есть дела важнее.
Его сиятельство, сев у окна, смотрел на лицо русинки. Только одному ему было ведомо, каких усилий стоило сдерживать себя, глядя на то, как она склоняется к мальчику и отблески пламени свеч играют на её лице, путаются в волосах. Как сверкает короткими вспышками цепочка на шее. Как тепло и нежно она улыбается чужому ребёнку. Как Лиутберт во все глаза смотрит на неё, кашляя, цепляется за её руки, словно в поиске защиты и ласки. И она даёт ему то, что он хочет: гладит по мягким волосам, пожимает пальчики, подбадривая и успокаивая:
— Сейчас тебе станет легче, малыш, — Наташа повернула голову в сторону няньки: — Пожалуйста, подайте воды. Ему нужно дать порошок.
Та, метнув взор на свою хозяйку, процедила сквозь зубы:
— Нет воды. Есть морс.
— Желательно запить водой, — девушка перевела взгляд на баронессу.
— Поди на кухню. Быстро, — кивнула та прислуге.
Бригахбург, скрытый частью опущенного балдахина, оставаясь в тени, продолжал наблюдать за иноземкой. Платье. Всему виной платье. Оно подчёркивает все женские прелести. Хочется сорвать его, чтобы насладиться видом соблазнительного нагого гибкого тела. Со слегка разведёнными ногами, раскинув руки, она бы лежала перед ним, а он бы гладил и целовал её, не пропуская ни одного дюйма, ни одной впадинки и складочки. Он бы ласкал и сжимал нежную девичью грудь, покусывая упругие соски. А она бы стонала от вожделения, изнывая от страсти.
Мужчина почувствовал нарастающую силу своего желания. Жарко. Душно. Откинулся на спинку скамьи, упираясь затылком в стену и закрыл глаза.
Он бы распустил косы русинки, зарылся в шелковистые медные волосы, вдыхая их чудный аромат. Он бы целовал её губы: сладкие и манящие. А она бы трепетала от его прикосновений, постанывая от удовольствия, тёрлась бы лоном, сочащимся соками, о его пышущую огнём напряжённую плоть. Он бы овладел ею сначала стремительно, полностью войдя до самого дна, а затем медленно, смакуя каждое движение, погружался бы и выходил, пока она не забилась бы в его руках, и стоны их обоюдного удовольствия не слились бы воедино.
Герард громко застонал и вздрогнул, очнувшись.
Наташа, привлечённая стоном, повернула к нему голову, чуть наклоняясь, заглядывая за приспущенный полог. Встретившись глазами с графом, перевела взгляд ниже на прикрытый тканью штанов, возбуждённый орган. Вопросительно вздёрнула бровь и поспешно отвернулась.
Его сиятельство машинально накрыл ладонью мужское начало, тяжело судорожно выдыхая, злясь на себя, что девчонка оказывает на него такое действие, и он не в силах с собой совладать. С каждым днём сдерживать себя всё сложнее. И он бы справился, если бы не одно «но»… Он чувствовал её ответную страсть. Она отвечала стоном, и тело её отзывалось на его прикосновения и ласки. Она его хотела тоже. Его не обманешь. Он может отличить бесстыдную греховную похоть от подлинного пылкого трепета женского желания. Что же сдерживает её от предания обоюдному удовольствию? Его не нужно обхаживать и очаровывать с помощью всех этих женских уловок. Он открыто предложил ей своё покровительство ещё до подвала. Она отказалась тогда и упрямится сейчас. Почему? Может быть, она дева? Метнул в неё взор, обласкивая. Нет, не может быть. Ей столько лет и, похоже, у неё был муж, от которого она сбежала. Что тогда? Чего ей не хватает?
Он поднял её в глазах всех домочадцев до своего уровня, полагая, что ей нужно это. Он дал ей возможность выглядеть соответственно и при всех подтвердил статус госпожи. Или его подозрения верны? Она шпионка. Выполнив свою миссию и погубив всю его семью, со спокойной совестью отбудет под покровительство своего хозяина. Попытать её что ли?
Приход няньки прервал его размышления.
«Лекарка», дав мальчику лекарство, встала, оглядываясь на баронессу:
— Если ночью ему станет хуже, придите за мной. Но я думаю, что кризис миновал и ваш сын пойдёт на поправку, — направилась к выходу.
В коридоре её окликнул Бригахбург:
— Эмм… Наталья… — и, быстро нагнав, ухватил за локоть.
Она прервала его, пытаясь вырвать руку:
— Господин граф, если вы намерены закончить начатое в кабинете, то можете сразу отвести меня в подвал.
— Чего тебе не хватает, маленькая ведьма? — раздражение накатывало вместе с неконтролируемым желанием. Стоило к ней всего лишь прикоснуться, и плоть отреагировала мгновенно ноющей болью, желая немедленного удовлетворения. От этого мутился рассудок. — Я не воспользовался своим правом задрать на тебе юбку, как только мне этого захотелось. Я дал тебе всё: кров, пищу, статус, своё покровительство, — цедил он сквозь зубы.
— Я отрабатываю свой хлеб, — вырвать руку никак не получалось. — Если нужно доплачивать за что-то, можете вычесть из моего жалованья.
— Ты должна благодарить меня денно и нощно. Скажи, чего тебе не хватает? — шептал он зловеще, склонившись к её уху.
— Вы ведёте себя со мной, как с блудной девкой, — отклонилась от него Наташа, бледнея. — Я требую к себе уважения. Я исцелила вашего наследника, если вы забыли. Уберите руки, ваше сиятельство, мне больно.
— Я заплатил за исцеление сына. Разве я тебя недостаточно уважаю?
— Вы не уважаете себя, господин граф, не говоря уже об отношении ко мне, — натолкнувшись на его недоуменный взгляд, повысив голос от возбуждения, продолжила: — Ни один уважающий себя мужчина не станет волочиться за женщиной, имея невесту, которая вот-вот появится в его владениях.
Она замерла, отвлекаясь на шум и прислушиваясь. В конце коридора показалась размытая тьмой высокая фигура.
По мере её приближения у Наташи расширялись глаза и теперь она судорожно уцепилась в рукав мужчины, ища его защиты. Ей показалось, что на неё надвигается не́что огромное, бесформенное и лохматое, так напоминающее оборотней из леденящих душу картин её времени.
Бригахбург, намереваясь возразить, замолчал, тоже всматриваясь.
— Герард, госпожа… — Фальгахен, без кафтана, слегка помятый и растрёпанный, выплыл из темноты, обретая чёткие очертания.
Девушка чуть расслабилась, убирая руку с локтя сиятельного.
Он, недовольный прерванным разговором, вспылил:
— Карл, какого чёрта тебе не спится?
Тот фыркнул:
— Герард, какая тварь тебя укусила? Дитрих обещал мне составить компанию в купальне. У меня в замке нет такого удовольствия под боком. Не хочешь пойти с нами? И потом, — он прошёлся по деве масляным взором, — мне нужно переговорить с госпожой Натальей, — молниеносно завладел её рукой, поднося к губам.
— С госпожой? Зачем? — нахмурился Бригахбург, наблюдая, как Фальгахен впечатался губами в руку русинки.
— Я же сказал: у меня к ней разговор, — он не спешил отпускать её. — Вы ведь выслушаете меня?
Наташа пожала плечами, теряясь в догадках, чего от неё хочет заезжий граф.
— Карл, завтра. И при мне, — смирился с неизбежным Герард.
— Как скажешь. Если госпожа не будет против твоего присутствия, — улыбнулся он, откидывая волосы за спину, не отрывая глаз от лица красавицы.
— Простите, мне пора, — девушка поспешно растворилась в темноте.
* * *
Наташа погрузилась в горячую воду. Дрожь приятной волной пробежала по телу. Как давно девушка не испытывала такого блаженства! Намокшие пучки трав плавали на поверхности, издавая чудный цветочный аромат. Поднесла пучок к глазам: мята, ромашка, душица, ещё что-то.
Сальная свеча коптила, наполняя комнату своеобразным запахом, отбрасывая слабые блики на стены, придавая обстановке таинственности и покоя.
— Вот, ещё выпейте для успокоения перед сном. Мама передала, — протянула Кэйти кубок.
Девушка, взболтав жидкость, понюхала. Пахло вкусно. Что-то похожее пила у ведуньи.
— Ну, раз мама передала, надо выпить.
— Госпожа, вы позволите мне помыться после вас? — мечтательно улыбнулась девочка. — А потом я всё приберу.
— После меня? — Наташа озабоченно посмотрела на служанку.
— Ну, да. Я так давно не мылась, — горестно вздохнула она. — И на источник давно не ходила.
— Понимаю так, что бань здесь нет.
— Что?
— Баня, — Наташа видела, что Кэйти не понимает, о чём идёт речь, — это маленький домик из дерева. Там греют воду и моются. — Она с удовольствием сходила бы в баню.
— У нас такого нет. Мы на источник ходим.
— А зимой?
— Голову моем в каморе, когда чешется.
Наташа поёжилась. Она любила баню. Её целебную силу сравнить просто не с чем. А всевозможные веники с добавлением лекарственных трав, отвары и настои? Баня была и остаётся лучшим лекарем во все времена. Получается, что девушка находится в том времени, когда ещё понятия не имеют о лечебной силе бани? Но это в Европе. На Руси баня должна быть. Как же без неё?
Девушка расслабилась, стараясь ни о чём не думать. Положив голову на край бадьи, устало закрыла глаза. Вытянуться бы во весь рост. Вот что мешало господам сделать округлую лохань в виде ванны? Усмехнулась своим мыслям. Откуда им знать, как выглядит ванна?
Рядом на скамье, как птичка на жёрдочке, примостилась Кэйти. Потом, будто очнувшись, вскочила:
— Госпожа Наталья, я сбегаю за чистым платьем?
Прачечная располагалась на первом этаже. Чистое бельё лежало на полках в соседней комнате. Меняли его по мере загрязнения. За порванное платье приходилось отвечать перед Кларой, поэтому небольшой ремонт женщины делали сами.
Наташа задремала. Очнулась от ласкового прикосновения рук служанки.
— Вода стынет, — она нежно натирала тело иноземки кусочком ароматного мыла, постоянно поднося его к своему носу, дивясь и восторгаясь: — Как вкусно пахнет.
Госпожу совсем разморило и она, пошатываясь, приподнялась, послушно подставляя под ласковые руки служанки, то один бок, то другой.
* * *
Завернувшись в тонкую мягкую простыню, Наташа вышла в тёмную комнату и только подойдя к кровати, увидела очертания чёрного силуэта на фоне серого окна. Вздрогнула и замерла, прижимая концы простыни к груди. От мокрых волос ткань намокла, прилипнув к телу. Нервный озноб электрическим разрядом прошил тело.
Бригахбург вполоборота стоял у окна и смотрел на неё.
— Господин граф? — нарастающее беспокойство вытеснило все мысли из головы. — Разве вы не поняли, что я вам сказала?
Он, неслышно ступая, прошёл к умывальне и заглянул туда. Что-то негромко сказал Кэйти и та, сделав реверанс, поспешно вышла.
— Покиньте, пожалуйста, мою комнату, — голос Наташи звучал тихо, но строго, без тени страха.
Она не спускала с него настороженных глаз. Хотела сдвинуться с места, но не смогла. Ноги будто приросли к полу.
Его сиятельство, часто и глубоко дыша, медленно приблизился.
Девушка подняла на него глаза и, встретившись с его горящим взглядом, поняла, что он не отступится.
Как сильный, почуявший запах жертвы зверь, уверенный в себе мужчина решительно сжал запястья Наташи, прижимая её ладони к своей груди.
Намокшая простыня упала к ногам. Прохладный воздух коснулся разгорячённого тела. Девушка задрожала. Близость мужского притягательного тела лишала воли.
— Не упрямься, Птаха. Я устал тебя ждать. Ты хочешь меня. Я вижу это в твоих глазах, — его шёпот прокатился приятной обволакивающей волной по телу. Молящий взгляд проник в самое сердце.
Наташа прижалась к его груди, слыша мощное биение чужого сердца. Рано или поздно этот мужчина добьётся своего. Знакомый запах мёда и вина кружил голову.
Обхватив ладонями её лицо, Герард горячо зашептал:
— Сейчас ты станешь моей, даже если придётся взять тебя силой. Прости.
Он, скользнув взором по обнажённому телу русинки, рывком привлёк её к себе и впился в губы жадным, перехватывающим дыхание поцелуем. Он поднял её на руки и, опустив на кровать, накрыл своим телом, продолжая осыпать лицо и обнажённую грудь горячими жалящими поцелуями.
Наташа нащупала кинжал на его боку и всё поплыло перед глазами. Словно замедленные кадры немого кино перед мысленным взором вспыхнули разрозненные фрагменты видений реки, леса, бандитов. Видений, расколотых отчаяньем, страхом, безысходностью, болью… В голове, пойманной в паутину бабочкой, билась только одна мысль: «Никогда… Никогда я не дам себя изнасиловать…» Главное — не торопиться и рассчитать всё точно. Второго шанса не будет.
Кинжал легко вышел из ножен, как тогда… Отведя руку в сторону, спрятала ледяное лезвие под изгибом локтя.
Бригахбург умело ласкал её тело. Она чувствовала прикосновения его жгущих губ на лице, шее, груди. Кружилась голова.
Граф приподнялся над телом иноземки, сбрасывая с себя поясной ремень, рубаху. Непослушными пальцами торопливо развязал завязки на штанах.
Девушка безмолвно следила за его движениями, не в силах пошевелиться. Она закрыла глаза, облизывая распухшие от поцелуев губы.
Герард осторожно опустился на неё, придерживая на руках вес своего сильного тела. Дыхание, смешавшись с глухими стонами, вырывалось рваными вздохами.
Наташа слышала нежные прикосновения его губ к своему лицу. Его колени протолкнулись между её плотно сведённых ног. Он захватил губами сосок её груди и, втянув в рот, слегка сжал зубами. Она вскрикнула, сдавливая рукоять кинжала, перекидывая его в правую руку.
— Расслабься, — услышала шёпот и почувствовала горячее прикосновение восставшей мужской плоти к своему лону. Ещё немного и он войдёт в неё.
Кинжал легко проник в его бок под рёбра, напомнив ей те же ощущения, что и при убийстве бандита в лесу. Девушка ахнула, стиснув зубы.
Его сиятельство на мгновение замер, отстраняясь. На лице мелькнуло удивление и, выдохнув сорвавшимся низким голосом:
— Ты дева, — он опустил глаза на её руку, крепко сжимающую кинжал, продолжающую проталкивать его в бок до самой гарды.
Вместо крика ужаса из горла Наташи вырвался хрип. Она вздрогнула и открыла глаза. Затылок свела тупая боль. Кровь глухими ударами колотила в виски. Бешеный стук сердца не давал вдохнуть полной грудью.
Кэйти склонилась над чадящей свечой, убирая нагар, держа наготове другую свечу.
Девушка, хватая воздух открытым ртом, приходила в себя.
Служанка, услышав всхлипы госпожи, обеспокоенно оглянулась:
— Вы заснули и привиделось вам, судя по всему, что-то плохое, — она подала кубок с остатками отвара, вздыхая: — Пейте. Вода стынет. Будем мыться.
Сальные свечи нещадно коптили.
* * *
Наташа, укрывшись простынёй, устало села на скамью, разбирая мокрые волосы на пряди, наблюдая, как Кэйти с тихим довольным фырканьем опускается в остывшую воду.
Поблагодарив служанку за помощь, девушка, находясь под тягостным впечатлением сна, выглянула в комнату. Убедившись, что там никого нет, облегчённо выдохнула. На душе было неспокойно. Руки подрагивали, явственно ощущая плавное погружение тонкого лезвия в живую человеческую плоть. Смогла бы она убить Бригахбурга, защищая свою честь? Быть может, сон вещий? Поспешно перекрестилась, целуя крестик: «Спаси и сохрани».
Расчесав влажные волосы, села у открытого окна на подоконник, глядя в ночное августовское небо, густо усыпанное низкими, загадочно мерцающими звёздами. Отыскав созвездие Стрельца в центре Млечного Пути, загрустила. Возможно, сто́ит поговорить с его сиятельством и определить рамки дальнейшего с ним общения? Только бы дождаться его невесты. С её приездом он изменится — успокоится и всё своё внимание переключит на неё.
Кэйти прибирала умывальню, сливая воду в стульчак. Скоро она ушла, пожелав госпоже спокойной ночи.
Наташа уже привычно закрутила ручки двери полотенцем, закрыла окно. Волосы сохли плохо. Сходив в умывальню, принесла другое полотенце и, пройдя к зеркалу, обернула его вокруг головы наподобие чалмы. Простыня соскользнула с плеч, упав к ногам. Девушка смотрела на себя сквозь тусклую муть серебряного зерца́ла. Она похудела. Даже очень.
Свеча ярко вспыхнула, отбросив тень на потолок.
Наташа, прислушавшись, обвела комнату настороженным взглядом. Тихо. Вновь вернулась к своему отражению. Она не помнила, чтобы когда-нибудь была такой стройной. Только грудь осталась прежней. Огладила её, слегка сжимая и, заложив руки за голову, повернулась боком, улыбнувшись своему отражению. О такой фигуре она мечтала всегда. Только что толку от этого сейчас? Кожа после купания не требовала увлажняющего крема. Ладони скользили по ней — шелковистой и приятной. Видимо, сказалось наличие трав в воде и вынужденные процедуры из оливкового масла и мёда. Сняв со спинки стула новенькую сорочку, осталась довольна тонкой тканью и удобным кроем.
Постель приняла в свежие объятия. В этот раз бельё постелили барское. Бригахбург прав: её пребывание здесь было бы комфортным, если бы…
Перебрав в памяти все значимые события в этом времени, буркнула:
— Ненавижу.
А всё ли так плохо? Были и приятные моменты. Женщины из прислуги приветливые: Кэйти, Берта, Кива, другие. Хороших, всё же, больше. Но что они могут? Они полностью зависят от своего хозяина.
* * *
В это время его сиятельство, находясь в узком тайном ходу, направлялся в свои покои. В руке подрагивала плошка с горящей свечой, а перед взором стояла девчонка, глядящая на своё отражение в зерца́ле. Простыня соскользнула с её тела, груди с напряжёнными сосками соблазнительно колыхнулись. Судорожно сжав ручку потайной двери, прижав покрывшееся испариной лицо к смотровому окошку, Бригахбург испытывал жгучее желание ворваться к упрямице, подчинить, овладеть ею.
Теперь он злился на себя, жалел о том, что пришёл к потайной двери, ведущей в её покои. Возвращаясь с обхода, Герард заметил свет в её окне и поддался соблазну посмотреть, чем может быть занята не спящая в полночь русинка.
А она, как назло, вместо того, чтобы лечь и сладко почить, нежно оглаживала себя, ласкала своё тело, любуясь отражением. А он стоял, как примороженный не в силах отступить и прекратить эту адскую муку от созерцания обнажённой желанной женщины. Стоял, снедаемый безответной страстью, тоскуя и пожирая глазами вожделенное тело, пытаясь усмирить бушующее мужское «я». Он знал — ещё немного, и он не выдержит.
Нет, больше он никогда не подойдёт к этой двери.
* * *
Утренничать пришли снова одни женщины.
Юфрозина смотрела на свою компаньонку и думала о том, смогла бы она надеть вот такое платье? Пожалуй, нет. Оно мало чем отличалось от вчерашнего. Приятного тёмно-лилового цвета с короткой шнуровкой на спине, с отворотом на рукаве, украшенным узкой лентой в тон ткани. Отделка тесьмой шла по лифу от ворота до талии. Нет, надо всё же пошить похожее, хотя бы примерить и спрятать в сундук на самое дно.
Графиня вздохнула, косясь на кольца компаньонки, признавшись себе, что сложена не столь изящно и все недостатки её фигуры настоящее одеяние скрывает куда лучше. А вызывать похотливые мужские взоры, ей, как истинной госпоже, не подобает. Она ведь сразу заподозрила ещё тогда, в лесу, что приблудная девка относится к тем женщинам, которые живут за счёт именно таких вызывающих действий, привлекая к себе мужское внимание. Юфрозина досадливо поморщилась, сознавая, что думает совсем другое. Если бы на неё хотя бы один мужчина посмотрел таким взором, как на эту…
Наташа с утра нервничала, ожидая, что за ней придут и отведут в подвал. Ночь прошла спокойно. Она как легла спать на один бок, так на нём же и проснулась. Ощущала себя бодрой и выспавшейся. Было ли это связано с её усталостью и купанием, или подействовало питьё, приготовленное Бертой, неважно. После завтрака нужно заглянуть в кухню. Кэйти сказала, что отец оставил для неё выполненный заказ и сейчас Наташа размышляла, нужно ли заплатить мужу кухарки за оказанную услугу.
Она немного успокоилась, но расслабляться не спешила. Чувствовала, что безнаказанно инцидент с хозяином замка не закончится. Бригахбург не из тех мужчин, кто простит затрещину, да к тому же дощечкой в лицо. Возможно, только болезнь сына барона ненадолго отсрочит её наказание.
Завтрак прошёл в полном молчании. Никто не поперхнулся и не закашлялся. Уже хорошо.
Время в обществе Юфрозины тянулось медленно. Графиня категорически отказалась идти на прогулку. Видимо, всё ещё находилась под впечатлением последней неудачной вылазки. Она предпочла спуститься в молельню, где долго и усердно молилась, затем засела в своей комнате, бесцельно глядя в открытое окно.
Наташа, с утра наведавшись в кабинет, поспешно схватила кем-то аккуратно сложенные на столе лоскуты и лист с выкройкой и теперь, вымучив маникюрными ножницами детали, шила мягкую игрушку для маленького барона. На вопрос, умеет ли венгерка вышивать или заниматься другим видом рукоделия, та отмахнулась, скривив губы.
К Ирмгарду Фрося ходила одна. Он говорил на англосакском и присутствие компаньонки не требовалось. Наташа не могла себе представить, о чём могли беседовать два таких разных человека. Ничего общего между ними она, как ни старалась, не находила.
Глава 2
— Ах, госпожа, какая вы красивая, — Берта с поклоном приглашающим жестом указала на стол.
Наташа увидела свой заказ. Улыбаясь, потирала отшлифованные тонкие палочки. Зафиксировав их пальцами и подхватив с дощечки на столе кусочек сыра, продемонстрировала кухарке, как собирается ими пользоваться.
Берта, ахнув, села:
— А я думала, что это вы такие странные спицы для вязания запросили.
— А что, у вас здесь можно нитки купить? Шерстяные, наверное, — наличие овец наводило именно на это.
— Есть. И женщины вяжут одеяние на холода. Только для господ вяжут бесплатно. Вы что ли вязать умеете? Вам пряжа нужна?
— Я бы посмотрела, что у вас есть, — а мысли побежали дальше. Наташа уже видела себя в тёплых гетрах и длинном свитере с высоким воротом-хомутом. Такой она вязала дома. — Значит, ваш муж изготовит ещё и спицы: пять коротких и две длинных.
— Ну, с маленьким плоским черпачком понятно стало сразу, а вот это… — Берта ткнула пальцем в палочки, — никогда бы не подумала, что можно вот так.
Иноземная леди захватила ломтик ветчины. Есть не хотелось, но то, как женщина забавно озиралась по сторонам, словно в поиске свидетеля такому необычному спектаклю, вдохновляло на демонстрацию «волшебных» палочек.
Девушка вспомнила, когда у неё впервые возникло желание научиться пользоваться необычным прибором. Это была дань очередному всплеску моды. Кстати и шутка есть.
Вопрос: — Когда настанет в мире голод?
Ответ: — Когда китайцы начнут есть ложками.[1]
Ложка… Наташа вертела ею в разные стороны, рассматривая. Тонкая работа. Вот только не помешает её натереть оливковым маслом для пропитки, чтобы она впитывала меньше жидкости.
— У вашего мужа золотые руки, Берта. Мне нравится. За такую работу надо отблагодарить.
— Не вздумайте, госпожа. Вы и так для нас много делаете.
— Я?
— А кто нашего вице-графа исцелил? Кто от моей девочки не отказался, когда пропажа обнаружилась?
— Кэйти не виновата, — вздохнула Наташа, садясь за стол. — Вы не видели, гость хозяина уехал? — она беспокойно поёрзала, рассчитывая на то, что Карл забыл о своём обещании переговорить с ней. Встречаться с ним не хотелось.
— Граф Фальгахен? Он ещё не выходил из покоев. И блудницы этой пока видно не было.
Наташа понимающе кивнула, а Берта принялась её уговаривать:
— Госпожа, съешьте что-нибудь. Супчик есть, каша с мясной подливой. Или вот попейте морса из смородины с мёдом.
Девушка собралась отказаться, как позади кухарки появилась всклокоченная огромная мужская фигура, загораживая собой дверной проём.
Берта оглянулась и, вскрикнув, вскочила, хватаясь за сердце.
Мужчина, уставившись на девицу за столом немигающим взором, застыл.
Она, застигнутая врасплох, озадаченно молчала. Ну что ж, взяла паузу — держи до последнего. Схватив кубок с морсом, пригубила. Не сидеть же истуканом. Да и убегать вот так сразу не стоит. Как только гость поймёт, что она его побаивается, дело может принять другой оборот. Какой? Об этом Наташа старалась не думать.
Не дождавшись от неё даже лёгкого поощрительного кивка, Карл занервничал.
Девушка медленно сканировала его фигуру, соображая, как долго она должна пробыть в его обществе, чтобы не вызвав подозрений можно было уйти.
Кухарка бочком бесшумно просочилась в дверь, ведущую на улицу.
Фальгахен сглотнул, встретившись взором с госпожой:
— Простите мне мой вид, — он подхватил пятернёй края ворота рубашки, стягивая на груди.
Наташа, склонив голову к плечу, успокоившись, смотрела на мужчину. Его неловкость забавляла. Он уже не казался таким страшным, как прошедшим вечером. Хотя, внешность бывает обманчива. Вот и ей показалось… Надо же, оборотень — наслушалась баек Берты. Народ любит трудно объяснимым событиям придавать налёт зловещей таинственности.
Карл сел напротив девицы, где только что сидела кухарка. Ему не терпелось поговорить с ней. Но она, небрежно откинувшись на спинку стула, продолжала пить из кубка, при этом медленно облизывая чувственные губы и, ни капли не смущаясь, в упор его изучала. Он, не сводя с её губ прищуренный взгляд, сглотнул. Хотелось пить. А ещё лучше, опохмелиться. Собственно, за этим он и пришёл в кухню.
— Госпожа, примите мои поздравления.
Его голос звучал не отталкивающе. Девушка вздохнула. С чем её поздравлял верзила, уточнять не стала. Она наклонила голову в другую сторону, меняя ракурс исследования «объекта».
— Вы не спросите, с чем я вас поздравляю? — её изучали тоже, радуясь, что никто не мешает.
Не дождавшись ответного вопроса, Фальгахен подивился выдержке девы. Один только его вид приводил в трепет девиц, а эта… Он никак не мог понять, почему она так спокойна? Женщины в его понимании все были пытливы. Нет, он ошибся. Перед ним та, которая рушит его представления о женщинах. Это пробуждало любопытство. Мужское.
— Нет, не спрошу, — она провела кончиком языка по влажным губам.
Карл вздохнул, оглядываясь в поисках вожделенного кувшина. Сейчас он не отказался бы даже от кваса.
Её голос ему нравился, а нездешний выговор наводил на мысль, что госпожа очень долгое время не общалась на родном языке. В голове крутился вопрос, как она попала к венграм? Помнит ли что-нибудь о своей прежней жизни? Может ли четырёхлетний ребёнок помнить что-либо вообще? Он не знал. Вернулся взором к прелестнице. Красивые маленькие ухоженные ручки с изящными пальчиками, волосы, носик, губки, потрясающего цвета очи. Его глаза беззастенчиво метались по её лицу. Почему она не трепетала от волнения при общении с ним? У неё уже есть влиятельный покровитель? Герард? Вчера он застал их в коридоре наедине. Кажется, они повздорили. Это хорошо.
Фальгахен всё же решил поискать кувшин с питьём, вставая и краем глаза наблюдая за девицей.
— Я знаю, кто вы. Герард должен был рассказать вам, — даже ни тени любопытства на миленьком личике! — Вы позволите мне нанести вам визит, как только вернётесь в поместье вашего отца? — её разрешение ему не требовалось. Но было бы лучше, если бы она сама его пригласила.
Зная о своей неотразимости, он был просто уверен, что приглашение последует. Найдя кувшин с квасом, граф шумно опустился на стул, нетерпеливо хлопнув дном кубка о стол. Стул под ним надсадно скрипнул, а дева чуть прищурилась. Карл, тряхнув волосами, откинул их за спину. Лёгкий шум в голове напомнил о скорейшей необходимости промочить горло.
Девушка вздохнула, уловив стойкий запах перегара. Алкоголик. Таких лучше не провоцировать и поддерживать начатую ими игру. Вон, как нездорово блестят его глаза. Как у маньяка. Ещё долбанёт кувшином между глаз… Может, люди правы и он настоящий душегуб и оборотень?
— Не думаю, что я буду готова к приёму гостей ещё очень долгое время, — решив, что пора сбегать, Наташа решительно встала, направляясь к двери.
Фальгахен неожиданно быстро для его комплекции вскочил, перегораживая ей выход.
Едва доставая до его плеча, Наташа с вызовом посмотрела на алкоголика снизу вверх. Точно, маньяк! Такой двумя пальцами придушит и пикнуть не успеешь. Только нельзя показывать, как ей страшно. И куда все запропастились?
«Всё же мелковата девица будет», — отметил Карл, вздыхая. Он чуть отстранился, давая ей возможность пройти, но… это было возможно проделать только плотно прижавшись к нему. На его лице промелькнула самодовольная усмешка.
Девица остановилась, вскинув бровь, и небрежно произнесла:
— Уйди с дороги, алкаш.
— Что? — промямлил мужчина, заворожено вслушиваясь в незнакомую музыкальную речь иноземки и машинально протягивая руку к её лицу.
Наташа отпрянула, насупившись, и нервно выпалила:
— Руки убрал! — ей показалось, что «маньяк» тянется своими лапищами к её горлу! — И посторонись на почтительное расстояние, когда госпожа идёт! Распустились совсем в этой глухомани! — окатила она его ледяным взглядом, готовая упасть без чувств, представив на миг, как он сейчас трансформируется в оборотня.
Неожиданно Фальгахен отступил, давая ей пройти, и довольно улыбнулся. С таким нравом девица должна быть на ложе непревзойдённой мастерицей. Ниже пояса потяжелело, заныло. Пришлось украдкой поправить рукой.
В кухню быстро вошёл побледневший Бригахбург. Из-за его плеча робко выглядывала Берта. Наткнувшись на сердитый взор иноземки, спешащей к двери и окидывая взглядом довольного чешущегося гостя, Герард громко спросил:
— Что здесь происходит? Карл, кажется, ты собирался уезжать? — намёк был более чем прозрачный.
— Разве? — Фальгахен поднял глаза к закопчённому потолку. — Я собирался переговорить с госпожой Натальей. — Проводив взором девицу, почесал подбородок, заключив: — После обеда отбуду. — Похлопал Герарда по плечу: — Ты ведь позволишь нам поговорить, — прозвучало не как вопрос или просьба.
— О чём ты с ней собираешься говорить? — скрипнул зубами сиятельный. Сосед действовал на нервы.
— Надо же ей рассказать, кто она. Ты ведь этого не сделал. Может быть, она захочет сразу же поехать к отцу, и я ей в этом помогу.
— Карл, ты ошибся. Эта дева не дочь пфальцграфа. Я знаю, кто она и откуда, — Бригахбург уже видел, что сосед закусил удила.
— Я должен сам в этом убедиться. А, впрочем, неважно. У меня к ней есть предложение.
— Предложение? — у Герарда неприятно защипало в груди, словно плеснули ледяной водой по свежей резаной ране. Какое предложение? Только этого не хватало! — Ладно, будь по-твоему. Но разговор будет в моём присутствии.
* * *
Этот вурдалак невыносим! Наташа вышла на крыльцо, подставляя разгорячённое лицо под освежающие порывы ветра. Погода стояла тёплая. Если бы не начинающая блёкнуть зелень деревьев и кустарника, можно было подумать, что лето в самом разгаре. Порхали бабочки, весело щебетали птицы. Захотелось в лес или на реку. Почему бы и нет? Пленникам тоже положено гулять.
Из-за угла вышел Бруно. Увидев иноземку, улыбнулся. В три шага взлетел на крыльцо:
— Рад тебя видеть, — бережно взял её ладони. — Как раз хотел справиться о тебе.
— Добрый день, Бруно, — мелькнула мысль, что именно он может стать для неё тем мужчиной, который решит её проблемы и оградит от посягательств Бригахбурга. — Скажите, пожалуйста, могу ли я рассчитывать на прогулку в лес? Или вашим пленникам не положено покидать стены своей темницы?
— Ты не пленница, Наташа. Так живут во всех крепостях и замках, — он коснулся губами её ладоней. — В лес? Можно и в лес. Если тебя устроит моё общество, то завтра до полудня я буду свободен.
— С удовольствием, — улыбнулась она. С ним ей было спокойно. — Надеюсь, погода не изменится.
— Не думаю, — поднял Бруно глаза к небу. — У меня перед переменой погоды ноет старая рана на ноге. Договорились. Завтра в это же время.
Девушка согласно кивнула. Мысль, что им может кто-то или что-то помешать, даже не пришла в голову.
— Госпожа, — в дверь выглянул Франц, — вас хозяин в кабинет зовут.
Вихрастая голова исчезла, а дверь осталась приоткрытой, приглашая на голгофу.
— Наташа, приходи после заката в беседку, — просительно заглянул в глаза командующий.
— Не думаю, Бруно, что получится, — вздохнула она, пряча глаза и открывая шире дверь.
— Я всё равно буду ждать, — прозвучало вслед.
* * *
Бригахбург стоял у стола. Замшевые тонкой выработки штаны орехового цвета плотно обтягивали его бёдра. Приспущенная тёмная рубаха с широкими рукавами, заправленная под широкий кожаный пояс, делала его похожим на капитана пиратского судна. Образ довершали низкие кожаные сапоги, перетянутые по голени шнурами. Со спинки стула небрежно свисал расшитый кафтан. Остановив на нём взгляд, Наташа подумала, с каким бы удовольствием пошила себе платье с цветной вышивкой.
Его сиятельство и девушка обменялись короткими настороженными взглядами. У Наташи замерло сердце. Она вновь почувствовала твёрдую рукоять кинжала в своей руке. Сон до сих пор бередил душу.
Напротив графа — он явно был не в духе — сидела бледная Юфрозина. Упрямо сжатые тонкие губы и надменно вздёрнутый подбородок подсказали, что она здесь неспроста. Окинув компаньонку недобрым взглядом, монашка сильнее поджала губы.
Бригахбург прошёлся неодобрительным взором по русинке снизу вверх и в обратном направлении, порываясь высказаться по поводу платья, но сдержался. Указав ей на стул, наклонился через стол и холодно сказал:
— Переспроси графиню, чего она хочет?
Наташа выслушала Юфрозину.
— Если я её правильно поняла — она хочет попасть на воскресную проповедь в церковь и после неё исповедаться. У вас ведь есть в деревне церковь?
Герард облегчённо выдохнул. Ему в невнятной словесной тираде венгерки показалось чёрт-те что!
— Сегодня среда… В воскресенье она будет в церкви.
— Я ведь тоже пойду с ней?
Девушка с удовольствием посмотрела бы церковь. Когда они проезжали через деревню, ничего похожего она не приметила. Видно, здание находилось в стороне от дороги.
— Разве тебе недостаточно молельни? — уставился на неё мужчина.
Если бы он знал, что она там ни разу не была!
— Я тоже хочу исповедаться, — прозвучало настолько уверенно, как будто это было главной целью её жизни.
Его сиятельство не стал возражать. Под его пристальным взором Наташа расправила плечи, невозмутимо рассматривая край кафтана на спинке стула. Показалось странным нежелание Бригахбурга выпустить её за пределы крепостных стен. Она чего-то не понимала.
— Ещё что-нибудь? — хозяин обошёл стол, останавливаясь напротив графини.
Не дождавшись больше вопросов, он проводил её до двери и повернулся к Наташе, следовавшей за ними.
— Останься.
Она беспрекословно вернулась к стулу, а граф выглянул в коридор:
— Франц, пусть русича приведут.
У девушки от волнения пересохло в горле. Это тот раб, о котором говорил Бруно? Который бунтует и его за это наказывают? Сейчас она увидит русского былинного богатыря! Загадочный русич ассоциировался с образом Ильи Муромца из народных сказок.
Герард сел на стул напротив иноземки, где только что сидела Юфрозина:
— Ты много сказала шить таких платьев?
— Почему вас это интересует? — насторожилась Наташа.
— Сколько? — недобро прищурился мужчина.
— Два, — подавила она вздох, уже зная к чему клонит хозяин.
— Скажешь портнихе пошить тебе платья из такой же ткани, но, как у всех. А эти распороть.
— Почему? — стало жаль платьев.
— Проверю исполнение, — встал Бригахбург, отходя к окну. — Что тебе говорил Фальгахен в кухне?
Жёсткий недовольный тон сиятельного наводил на мысль, что теперь он будет вязаться к ней по любому поводу.
Девушка повернулась к нему вполоборота, вставая:
— Господин граф, давайте поговорим откровенно.
— Женщина и откровенность — звучит интересно, — ухмыльнулся он, отворачиваясь к окну.
— Не иронизируйте, ваше сиятельство. Если на вашем пути встречались женщины не вызывающие доверия, то это ваши проблемы. Я просто пытаюсь, как могу, быть вам полезной.
Не оборачиваясь, Герард повторил:
— О чём ты говорила с Карлом?
— Он хотел мне о чём-то рассказать, но не успел. Пришли вы. Господин граф, не уходите от разговора и, пожалуйста, повернитесь ко мне. Разве я заслужила такое отношение к себе? Разве я дала вам повод думать обо мне плохо?
Бригахбург молчал и его молчание не давало Наташе подсказок, в каком направлении выстраивать диалог. Вот и поговори с таким! Какие нужно привести доводы, чтобы убедить конкретно этого мужчину в чистоте и искренности её помыслов? Какие моральные принципы и ценности были у мужчин в то время? Чем и кем они дорожили? Где его слабое место? Может быть, это женщина, которую он ждёт и любит?
— Подумайте о своей невесте, — вздохнула девушка. — Если бы вот так кто-то с ней… Я всегда думала о вас, как о благородном человеке. Не заставляйте поменять моё мнение о вас. Иначе… — она замолчала, споткнувшись об это слово. Напрасно она начала этот тяжёлый разговор.
— Иначе… что? — сиятельный повернул голову в её сторону. Уголок его губ дёрнулся и пополз вверх, но на усмешку это походило мало.
Она сама не знала, что «иначе». Выход виделся только один.
— Я рассмотрю предложение Бруно стать его женой.
— Вот как? — развернулся к ней Герард. Недавние слова командующего о женитьбе на русинке он не принял всерьёз и сейчас был очень удивлён. — Он предложил тебе стать его женой? — Подобие ухмылки сползло с его лица.
— А что вас удивляет? — насторожилась Наташа. — Бруно — добрый и честный. — Неужели она ошибается?
— В отличие от меня, да? Это ведь от меня ты хочешь спрятаться за его спиной? — ядовито заметил граф, шагнув к ней, глядя на неё сверху вниз. И неожиданно тихо и миролюбиво добавил: — Он никогда не сможет дать тебе то, что дам я. — С жадным беспокойством всматривался в лицо иноземки.
— Прекратите! — отступила она. — Что вы мне можете дать? Любовную утеху на одну ночь? Чего сто́ите вы сами? Вы уже́ обманываете свою невесту, обесценивая этим свой выбор!
— Замолчи!
Его повелительный тон заглушил стук в дверь. Она распахнулась и в кабинет вошёл мужчина. Остановившись, он опустил голову.
Наташа во все глаза смотрела на него, недоумевая: «Русич?»
Бригахбург, заложив руки за спину, перешёл к столу, глядя на раба:
— Подойди.
По мере приближения грязного заросшего невольника в оборванной одежде, девушка чувствовала нарастающее волнение. Столкнувшись с ней взглядом, он скользнул по её стати бесстрастным равнодушным взором и почтительно склонился в приветствии.
Её эмоции быстро сменяли одна другую: от удивления до брезгливого изгиба красивых губ.
Высокий, атлетически сложенный, несмотря на худобу, он пугал своей мощью. Загорелое вытянутое лицо, заросшее короткой густой бородой, тёмно-русые давно нечёсаные волосы. Светло-зелёные глаза, будто выгоревшие на солнце, смотрели пристально, напряжённо. Рубаха с оторванными рукавами, вздувшиеся мышцы плеч, исполосованные тонкими белёсыми рубцами. Рваный уродливый шрам, тянущийся из-за уха к ключице, ввёл Наташу в ступор. Мочка уха отсутствовала. Сколько лет невольнику, понять было трудно.
Он, перехватив её пренебрежительный взор, мрачно усмехнулся.
Девушка перевела дух. Зачем граф позвал его? Она вопросительно посмотрела на него. Выглядел он очень довольным.
— Ты уже поняла, что я тебе не верю и намерен разобраться во всём сам. Это Яробор. Русич, как и ты, — последние слова мужчины прозвучали, как насмешка. — Чем ты можешь подтвердить своё происхождение? — спросил он.
— Вероятность того, что я русинка существует, пока не доказано обратное.
Герард в очередной раз подивился умению девчонки выкрутиться из непростого положения. А чему дивиться? Женщина.
— Так любой может сказать, что русич да ко всему прочему сиятелен, и потребовать к себе соответствующего отношения, ни на что не опираясь. Я сам тебя поднял до своего уровня.
— Не любой. Назовите ещё хотя бы одного, — она с вызовом смотрела на него, понимая, что он прав. Признаться в этом? Никогда!
Раб, заинтересованный разговором, исподлобья наблюдал за хозяином и его собеседницей. Он выпрямился, пронзая тяжёлым взором красивую женщину, которая смела перечить графу, уличающего её в обмане. Не об этой ли иноземке говорили управляющий и надзиратели на виноградниках? Она убила бандита, исцелила сына хозяина, была отравлена, но чудесным образом исцелилась. Ею восхищались, её обговаривали, её жалели, над ней смеялись, её боялись. На неё спорили, скоро ли она понесёт от хозяина и, судя по тому, что он сейчас видел и слышал, последнее вызывало самый острый интерес у окружающих. Ставки росли.
Герард хмыкнул:
— Многое будет зависеть только от тебя. А теперь спроси раба по-вашему, чей он сын?
И Наташа спросила по-русски:
— Господин граф хочет знать чей ты сын, — остановила взгляд на босых грязных ногах невольника.
— Знаю, выкуп хочет стребовать. Скажи, что не помню ничего, — тронув себя за ухом, он, не поднимая глаз, нагнул голову. В волосах терялся страшный рваный шрам.
Девушка услышала русскую речь, вернее старославянскую. Она слушала раба и почти ничего не понимала. На первый взгляд незнакомые слова, щедро сдобренные непривычными ударениями, произносились с невообразимыми и неподходящими к ним окончаниями. И только благодаря тому, что мужчина говорил медленно, по смыслу можно было догадаться, о чём идёт речь.
— Господин граф, он ничего не помнит, — девушка с вызовом посмотрела на Бригахбурга.[2]
— Помнит, — усмехнулся он. — Это не простой раб. Он обучен грамоте и говорит на трёх языках.
— Вы меня проверяете, — не удивилась Наташа. — Вы общались с ним до этого не раз. Хотите уличить меня во лжи? — горечь разливалась в душе.
— То, что ты знаешь язык раба, ещё не указывает на принадлежность к его народу. Сама говорила, что не помнишь своих родителей. Давай, поговори с ним ещё, — зачем-то настаивал Герард.
— Ну, что, — обратилась девушка к рабу, — твой хозяин хочет послушать, как мы с тобой будем общаться, — усмехнулась она. Никто не мог запретить ему развлекаться от скуки.
— Ты не русинка.
Тихий низкий голос Яробора ударил по оголённым нервам Наташи, прошёлся по ним электрическим током, ядовитой змеёй свиваясь в груди. Тревожное предчувствие кольнуло в области сердца.
— Ты даже не похожа на наших девок: статных да русокосых, светлооких да белотелых, — протяжно вздохнул он, словно описывал свою зазнобу. Его глаза из-под нависших бровей по-молодецки блеснули, впиваясь в лицо незнакомки цепким изучающим взором.
— Русская, — усмехнулась она, — с Менского городища. Знаешь такое?
— Как не знать. Сказал ведь — не наша.
— Ваша-ваша, — захотелось задеть невольника в отместку на его слова, что не русская. — Вот когда смешается русская кровь с монголо-татарской, тогда и получатся такие, как я — смугленькие да зеленоглазые, с медным цветом волос да вредные. — Потянув уголки глаз к вискам, и высунув кончик языка, Наташа скорчила гримасу. Лучше умереть от смеха, чем от страха.
— Моголы? — гыгыкнул раб, вздёрнув бровь. Обнажив в улыбке неожиданно белые ровные зубы, удивился: — Ты кровосмешанная?
Герард насторожился, заинтересованно прислушиваясь к чужой тягучей речи. Кажется, эти двое нашли общий язык.
— Ладно, успокойся, это ещё через двести лет будет. Чингисхана и Батыя даже в проекте нет, — ответила девушка загадкой на вопрос и, разумеется, Яробор ничего не понял. На это и был расчёт. Если она понимала его с трудом, то и он её тоже.
— Я о тебе слыха́л, — расслабился русич. — Если ты русинка, то зачем здесь? На рабыню не похожа.
Долгие два года Яробор не слышал родного языка и теперь жадно вслушивался в странную речь незнакомки, улавливая знакомые слова.
Он — старший сын воеводы войска князя Полоцкого Ярослава, служивший в дружине отца, захваченный раненым печенегами в плен, находясь в беспамятстве, был продан на невольничьем рынке в рабство.
Непокорный, он подбивал других рабов на бунт и многократно сбегал от своих хозяев. Они его ловили, наказывали, перепродавали, желая вернуть за крепкого молодого раба хотя бы часть потраченных на него денег.
Бригахбург, будучи третьим хозяином за время всего рабства, оценил грамотность русича и смог облегчить бремя его рабства, обязав помогать экономке и управляющим на рудниках и виноградниках.
Яробор, не желая вводить отца и семью в непомерные траты по выкупу, решив, что очередной побег — дело его чести, планировал его осуществление весной. Сильные головные боли, обострявшиеся в период осенних затяжных дождей и зимних стуж, заставили отложить бегство до тепла.
— Понятно, к чему весь этот балаган, — поморщилась Наташа, бросив взгляд на Бригахбурга. Он рассчитывает на её откровенный разговор с первым встречным рабом, пусть и соотечественником? Глупо. — Ты грамотный, из знатного рода. Верно? — получив в ответ от Яробора взгляд исподлобья, продолжила: — Вижу, что меня хоть и с трудом, но понимаешь. Хозяину служишь верно. Так? — и, не дав русичу время на осознание услышанного, с горечью заключила: — И вы с ним решили, что я вот так с лёту всё выложу неизвестно кому? — Уже графу, отходя от раба: — Всё, допрос закончен. Ваше сиятельство, я могу быть свободна?
В кабинет вошёл Фальгахен:
— Герард, что за чёрт? У покоев стоит стража, — осёкся он, зацепившись взором за раба, проходя к столу, становясь ближе к иноземке.
Бригахбург, игнорируя вопрос русинки и Карла, подошёл к русичу:
— Что скажешь, раб? Из ваших краёв девица?
Яробор прищурился, окидывая взглядом самозванку.
Сердце Наташи зашлось мелкой барабанной дробью.
— Да, хозяин, с Менского городища. Го́вор та́мошний.
— Так, может, знаешь, чья она?
— Не знаю. Много людей мор унёс. В те земли разве что только бедовые наведывались. Мы не ходили, — а сам подумал, если бы ему повстречалась такая девка, запомнил бы сразу, мимо никак не пройдёшь. Больно уж краса приметная.
— Всё, ступай. А ты — останься, — глянул на шагнувшую за рабом иноземку.
Она, устало вздохнув, села к столу. Ещё один допрос? Пора это прекращать. Завтра же… нет, сегодня вечером она даст согласие Бруно на брак с ним.
Для справки!
Дорогие читатели, желающие могут ознакомиться с отрывком текста на старославянском языке и представить, как он звучал в то время.
«Несторова летопись» или «Повѣсть времѧньныхъ лѣтъ»
В лѣто 6544. Мьстиславъ изыиде на ловы и разболѣся и умре. И положиша ̀и вь церкви святаго Спаса, юже создалъ самъ, бѣ бо вьздано ея при немь вьзвыше, яко и на конѣ стоячи рукою досячи. Бѣ же Мьстиславъ дебелъ тѣломъ, чермьномь лицемь, великома очима, храбръ на рати, и милостивъ, и любяше дружину повелику, и имѣния не щадяще, ни питья, ни ядения не браняше. По семь же прия власть его Ярославъ, и бысть единовластець Руской земли. Иде Ярославъ к Новугороду, посади сына своего Володимира в Новѣгородѣ, епископа постави Жидяту. И в то время родися Ярославу сынъ, и нарекоша имя ему Вячеславъ.
Современный перевод
В год 6544 (1036). Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер. И положили его в церкви святого Спаса, которую сам создал: ведь были при нем выведены стены ее в высоту, сколько можно, стоя на коне, достать рукою. Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей. После того завладел всем его уделом Ярослав и стал единовластием в Русской земле. Пошел Ярослав в Новгород и посадил сына своего Владимира в Новгороде, а епископом поставил Жидяту. В это время родился у Ярослава сын, нарекли имя ему Вячеслав.
Глава 3
— Что за дознание? — Фальгахен всматривался в уставшее лицо тяжело вздохнувшей девы.
— Ты же слышал, — сел Бригахбург за стол. — Раб-русич признал в ней свою.
— Что? Госпожа русинка? — гость опустился на стул напротив Наташи, не спуская с неё удивлённых глаз.
— Да, Карл, ты ошибся.
— Такого не может быть. Одно лицо… Это она двадцать лет прожила на Руси, — оживился он.
Герард, привстал, опираясь на столешницу руками, подался вперёд:
— Карл, тебе просто очень хочется, чтобы она оказалась дочерью пфальцграфа, — под кожей его щёк заходили желваки.
Девушка смотрела в пол. Говорят о ней? Что ещё она успела натворить?
— Таких совпадений не бывает, — не унимался ариец. — Госпожа Наталья, вы что-нибудь помните о своём детстве? Как вы попали в монастырь?
— Что вы имеете в виду? — похоже, он думает, раз она компаньонка венгерской графини, значит, прибыла вместе с ней из монастыря. Пусть так и будет. Лишние вопросы ей не нужны. Подтверждение своим мыслям прочла в спокойном и уверенном взгляде его сиятельства.
— Вы знаете своих родителей? — подался к ней Карл.
— Знаю, а что?
— Вы уверены, что они ваши настоящие родители? — он остановил жестом графа, намеревавшегося что-то сказать. — Подожди, Герард, не мешай.
— Зачем вам знать? — насторожилась девушка.
— Вы очень похожи на пфальцграфа Манфреда фон Россена из Штрассбурха. Я подозреваю, что вы его дочь, пропавшая двадцать лет назад.
Наташа поспешно уткнулась взглядом в шкатулку на краю стола, осмысливая услышанное.
Бригахбург торопливо поднялся с места и, обойдя стол, встал возле иноземки. Положив руку на её плечо, слегка сжал его.
Девушка раздражённо повела плечами:
— Как вы сказали? Манфред фон Россен? — где-то она уже слышала это имя. Возможно, читала в интернете или смотрела фильм. Типичная немецкая фамилия. Качнула головой: — Не слышала никогда. В ваших землях я впервые.
— Вы можете не помнить, — настаивал Фальгахен, — вам тогда было четыре года. Мне кажется, что дети в таком возрасте ничего не запоминают.
— Брось, Карл, где Штрассбурх и где Русь, — упрямо тряхнул головой Герард. — И пропали они из Кельна. Если даже допустить, что её увезли в Русь, она бы не выжила в пути.
— Могли перевезти уже повзрослевшую, а потом отправить в монастырь в Венгрию.
Наташе не нравился разговор. Ещё монастырь этот… Всё запуталось окончательно и виновник неразберихи сидит перед ней — упрямый и настырный алкоголик.
— Меня никто никуда не перевозил, — уверенно сказала она. — Я помню себя лет с пяти. Просто я похожа на кого-то и всё.
— Остаётся только один выход, — многозначительно замолчал гость.
Девушка подавила вздох. Разговор казался бессмысленным.
— Знаю я, куда ты клонишь, — побагровел Герард.
— Госпожа Наталья, — неугомонный сосед был полон решимости, — я намерен сообщить о вас пфальцграфу. Думаю, он заинтересуется.
Наташа задумалась. Разворачивающиеся события напомнили сюжет из комедии испанского драматурга Лопе де Веги «Собака на сене». Только не хватало ей стать дочерью выжившего из ума какого-то пфальцграфа. Хотя, по возрасту она подходит и если он богат… Она нетерпеливо поёрзала, сознавая, чем может обернуться признание её наследницей немалого состояния.
— А какой он — этот фон Россен и что произошло двадцать лет назад?
— Что? — Бригахбург чуть не поперхнулся воздухом, удивлённо приподнимая брови и возвращаясь за стол. Хм, девчонка быстро сориентировалась.
Карл довольно заулыбался, останавливая взор на её глазах:
— Вы очень похожи. Только глаза у вас зелёные, а у него… — цвет глаз мужчины он не помнил или не знал, но не зелёные — это точно, — другие.
Смакуя все известные подробности, Фальгахен рассказал иноземке историю исчезновения жены и дочери пфальцграфа, настойчиво подводя её под окончательный вывод: «Он — ваш отец, а вы — его пропавшая дочь».
Герард, откинувшись на спинку стула, внимательно следил за выражением лица русинки. Ему стало интересно, могла ли маленькая девочка каким-то образом оказаться в столь далёких чужих землях? Нурманы могли её продать, бросить за ненадобностью или оставили не́мочную умирать. А она выжила. Всё может быть. Теперь она здесь. Он сознавал, что подобное может иметь место.
— Значит, — Наташа смотрела на Карла, — фон Россен — обедневший разорившийся аристократ. Я вас правильно поняла? — Фальгахен кивнул. — И у него есть пятнадцатилетняя дочь? — Снова утвердительный кивок. — И я могу оказаться его старшей пропавшей дочерью? Понятно.
Такой расклад её не устраивал. Она в юности читала много любовных романов, хлюпая носом в подушку, сопереживая героиням, выданным насильно замуж за стариков, злодеев, извращенцев, гоняющихся либо за приданым, либо за титулом семьи невесты. Оставалось только уточнить:
— А пфальцграф — это кто? — и сразу же пояснила: — У нас нет таких титулов.
— Это приближённый короля, — начал Бригахбург. — Наш король живёт по очереди в своих многочисленных пфальцах. Пока он находится в одной из них, в другой вместо него остаётся доверенное лицо — пфальцграф. Он следит за порядком, имея полномочия распоряжаться всем и всеми в период отсутствия монарха.
— Манфред фон Россен из древнего рода Виттсбахов, — не утерпел Карл, вмешавшись. Ему не нравилось, как Бригахбург ведёт разговор, принижая титул доверенного лица монарха. — Россен до сих пор пользуется покровительством короля.
Эстафету перехватил Герард:
— После продолжительной болезни он оставил службу, обеднел, но надеется поправить своё положение, отдав дочь выгодно замуж, — натолкнувшись на укоризненный взгляд соседа, он с раздражением повысил голос: — Пусть знает, что её может ожидать.
— Значит, если он признает меня своей дочерью…
— А как вы думали? Это правильно, — Фальгахен барабанил пальцами по столу. — Дочь должна слушаться своего отца. Он плохого не пожелает.
Наташа похолодела. Её мужем может стать кто-то похожий вот на этого заезжего графа? Такой же алкоголик? Да ещё все эти разговоры про оборотня, четырёх его жён и цепь в спальне. Но соображает он неплохо. Вон, радостный какой. И этот два раза был женат. Она скосила глаза на хозяина замка. Что же господа сделали такого страшного со своими жёнами, что они умерли в столь молодом возрасте? Девушка почувствовала лёгкое головокружение. Фигура сидящего напротив Карла подёрнулась косой сероватой рябью.
Сквозь шум в ушах просочился голос Бригахбурга:
— Тебя Россен может не признать, — он видел её состояние. Девчонка испугалась. Её глаза расширились и участилось дыхание. Есть от чего.
Натолкнувшись на взгляд его сиятельства, Наташа пришла в себя. Он словно читал её мысли. В очередной раз удивилась, насколько они понимают друг друга без слов.
— Внешнее сходство ещё ни о чём не говорит, — собрала всю свою волю в кулак. Не внушительным он показался, её кулачок. — Нужны неопровержимые доказательства. Я доказывать никому ничего не собираюсь, — победно глянула на Герарда. Тот вздёрнул бровь. Похоже, не ожидал подобного ответа. Съел? Думал, что схватится за новоявленного папашу?
— Госпожа Наталья, а вы не желаете поехать к пфальцграфу с визитом? — мягкий вкрадчивый голос Карла уговаривал: — Я вас со своими людьми доставлю в целости.
Она отрицательно качнула головой. Ещё этого не хватало! А мысли уже скакали по кочкам и ухабам средневековья к запущенному родовому имению с вороньим гнездом на полуразрушенной крыше. Ну, если Россен дурак, то не признает… Это же так удобно, чужую дочь признать своей, отдать её тому, кто больше заплатит, и поправить своё материальное положение. Её не жалко отдать монстру и затем похоронить через полгода. А свою родную малолетнюю кровиночку осчастливить. Она взглянула на Фальгахена, представив его своим мужем с цепью в руках. Всё поплыло перед глазами, не хватало воздуха, в ушах тонко тоскливо зазвенело.
— Карл, не забывайся! — отчеканил Бригахбург. — Русинка находится под моим покровительством и не выедет отсюда без моего на то позволения.
— Тогда готовьтесь к визиту пфальцграфа, — в голосе арийца послышались угрожающие нотки. — Думаю, он не упустит случая проверить всё лично. И уж он знает, как опознать свою дочь.
Наташа насупилась — как приедет, так и уедет. Вот мало ей неприятностей. Она хорошо знает, что на ней нет ни одной даже самой крошечной родинки или пятнышка. Мама всегда дивилась чистоте её тела. Ага, пусть тест на ДНК-дактилоскопию сделает.
Она пожала плечами, успокаиваясь:
— Поживём — увидим.
— Карл, скоро обед, — Герард помнил, что тот обещал отбыть после трапезы. Кивнул иноземке: — Ступай.
* * *
Жидкий овсяный суп пришёлся кстати. Наташа, не обращая ни на кого внимания, развернула салфетку с ложкой и китайскими палочками. Чувствовала себя неуютно, словно это был первый и самый важный экзамен в её жизни. На госэкзаменах она была, пожалуй, спокойнее. Конечно, предполагала, не́что подобное, но сердечко билось неровно. Предсказать поведение «дикарей» она не могла. И самый главный из них в этот момент со скучающим видом потягивал вино. Ну, что ж, начнём…
Девушка полюбовалась на тёмную от пропитанной маслом древесину ложки.
Дитрих, сидящий напротив неё, остановил на полпути руку с полным кубком вина. Уже приоткрыв рот и готовясь присосаться к содержимому, замер, привлекая этим внимание Юфрозины.
Та, брякнув кинжалом, вывернулась к компаньонке и уставилась на то, как она с невозмутимым видом погружая что-то в глубокую миску бесшумно поглощает суп с помощью этого чего-то.
Агна едва не выронила плошку с варевом, пролив себе на колени, толкнув под руку мужа.
Барон так и не донёс кубок до рта, облившись.
Со стороны Карла по звуку, похожему на хрюканье, нельзя было понять, то ли он подавился, то ли смеётся. Поворачивать голову в его сторону Наташа не стала.
Что уж говорить о Бригахбурге! Глубокая тишина и отсутствие каких-либо телодвижений с его стороны наводили только на одну мысль: «Он в ступоре? Или в ярости?»
Наташе показалось, что она задала тон сегодняшнему обеду. С этого момента всё пошло не так.
Под пристальными взглядами присутствующих девушка доела суп. Почему она до сих пор жива и ещё не подавилась — она не задумывалась. Мысленно сетовала на то, как это угораздило её попасть в такое неудобное средневековье?
По звукам, доносящимся со всех сторон, можно было определить, что внезапно руки у всех ослабели: опрокидывались кубки, проливая содержимое, под стол падали со звонким стуком кинжалы. Дитрих шипел на супругу. Суетящийся прислужник то «нырял» под столешницу, то бегал вокруг господ с тазиком и полотенцем. Под гостем натужно скрипел стул, и слышалось странное пыхтение.
Отставив пустую миску, виновница торжества с преувеличенным интересом осмотрела подносы на столе.
На круглом блюде, свиваясь кольцами, дымясь и благоухая ароматными травами, поджаренная до золотистой корочки, лежала колбаса в окружении отварных стручков зелёной фасоли, кусочков оранжевой моркови и молочного лука. Выглядело всё настолько аппетитно, что Наташа проглотила выделившуюся слюну. Взглянула на его сиятельство, будто намекая на то, что пора разрезать мясное изобилие на порционные куски.
Она, стараясь держать лицо, радуясь, что пальцы не утратили навыки пользования китайским изобретением, ловко подхватила палочками фасоль с морковью, заполняя своё блюдо. С ожиданием посмотрела на Бригахбурга, отпивая из кубка.
— Я на ярмарке видел киданцев, — подал голос Фальгахен. — Так они ели точно такими штуками.
— Верно, это китайские палочки, — одобрительно кивнула Наташа, отметив, что гость пришёл в себя первым.
Он довольно улыбнулся:
— Я предпочитаю кинжал. А где ваше оружие, госпожа Наталья?
Только она собралась сказать, что оставила его в горле бандита — Карл о нападении на обоз не знал, — как хозяин громко кашлянул, завладевая всеобщим вниманием. Подвигая блюдо с колбасой, и собираясь воткнуть в неё кинжал, попутно опрокинул пустой кубок.
Агна вздрогнула, чуть подпрыгнув. Кинжал в её руке громко стукнул о край блюда. Все посмотрели на неё. Женщина густо покраснела, а рука его сиятельства остановилась.
Наташа исподтишка глянула на Дитриха. Он откинулся на спинку стула и, выгнув бровь, не мигая, наблюдал за действиями брата.
Тот, упёршись двумя пальцами в кольцо колбасы, решительно надавил на неё кинжалом. Прозрачная струйка горячего сока брызнула в сторону Юфрозины.
Она отшатнулась, нервно перекрестившись, бубня что-то невнятное, скорее похожее на ругательство, чем на молитву.
Его сиятельство на секунду замер.
Наташа посочувствовала графине и порадовалась, что не сидит рядом с ним. Как-то Фросе не везёт. Вчера Фальгахен напугал, сегодня — будущий тесть.
Вот кому всё было нипочём, так это барону.
— Осторожнее, брат. Здесь… деликатность нужна, — он растянул в улыбке пухлые губы.
Баронесса громко выдохнула.
Герард, нахмурившись, резал колбасу, кося голубыми глазами на грудь русинки.
Девушка, мстительно прищурившись, мысленно чертыхнулась: «Чёрт побери, о чём все они думают?»
Дитрих с интересом наблюдал за обоими. Выглядели они напряжёнными. Синяк на скуле старшего брата наводил на определённые мысли.
— Вижу, ты тоже неудачно в конюшню сходил, — усмехнулся красавчик.
Бригахбург, покосившись на него, предпочёл отмолчаться.
— А что у вас в конюшне? — принял эстафету гость.
— Да так… — пожал плечами шутник. — Двух новых коб… жеребцов недавно пригнал. Буйные оказались.
— Не страшно. Обвыкнутся, станут тише, — качнулся на стуле Фальгахен.
Барон кивнул слуге, чтобы тот наполнил кубки:
— Один из них только раз взбрыкнул и быстро успокоился, а вот второй…
— Второй тоже успокоится, когда хозяйскую руку почувствует, — Карл поглядывал на компаньонку графини, стараясь произвести на неё выгодное впечатление.
Наташа орудовала палочками, радуясь, что теперь не нужно есть руками. Позже она разживётся вилкой.
Присутствующие с нескрываемым интересом наблюдали за ней. Открыто высказаться никто не посмел.
— Да вот не знаю, — не унимался Дитрих, — не хочет руку хозяина признавать.
— Необъезженный, что ли?
— Похоже на то.
— Был у меня такой, так и не признал. Случается.
— И как ты поступил с ним?
— Съел, — смех Карла походил на раскаты весеннего грома.
— А наш чертовски хорош. Жаль будет в расход пускать.
— Заткнись уже, — зашипел на него Герард.
И вот тут до Наташи дошло… Ах, сволочи какие! И барон этот… Она посмотрела на него долгим взглядом, словно обещая скорую расправу. А почему бы и нет? Нужно подумать.
Дитрих усмехнулся. Он не ожидал, что кто-то из присутствующих женщин поймёт его намёки. Агна и графиня не поняли ни черта. Только брат ощетинился. Значит, это девчонка приложила свою ручку к его лицу.
Разговор о лошадях навёл девушку на мысли, что нужно сходить в конюшню и набить сеном игрушку для Лиутберта. Собака получилась симпатичная. С вышитыми глазами, носом и пришитым тканевым «высунувшимся» язычком, она была похожа на смешного мультяшного щенка. Мальчику должно понравиться. Но перед этим не забыть бы зайти в кухню и «покрасить» свёклой язык тряпичного пёсика.
* * *
По пути в конюшню Наташа забежала на склад и поблагодарила мужа Берты за столовые приборы. На просьбу сделать ещё и спицы он кивнул, тепло улыбнувшись. А вот от предложенной серебряной монеты категорически отказался.
Девушка недоумевала:
— Любой труд должен быть вознаграждён.
— Госпожа, мне было совсем не трудно. Я рад, что смог вам угодить, — поклонился он. — Обращайтесь в любое время.
— Вы бы не могли дать воска? Хочу попробовать свечу сделать.
Кладовщик не выказал удивления, беспрекословно дав иноземке требуемое.
* * *
В конюшне царил полумрак. Наташа покосилась на коней в конце постройки. Пусть они нетерпеливо и с любопытством высматривают, кто к ним наведался — туда она не пойдёт.
А вот Зелда её интересовала куда больше. Что ж, пора привыкать к мысли, что без такого «транспорта» здесь никак не обойтись.
Всё оказалось не так уж страшно. Мулица аккуратно приняла лакомство с ладони девушки, позволив себя погладить, что оказалось очень приятно. Наташа тихо смеялась. Она не знала, почему боится лошадей, не помнила, чтобы когда-нибудь с ними сталкивалась.
Накручивая на палец мягкие стебельки сухой травы, девушка заталкивала их в отверстие заготовки игрушки, придавая ей объём. Щенок выходил забавным и упитанным. Упавшая на пол тень отвлекла от занятия. В дверном проёме появились три фигуры. Громкий голос Карла трудно было не узнать. Видимо, перед отъездом он решил взглянуть на купленных бароном коней.
— Госпожа Наталья, как хорошо, что я вас повидал перед отъездом, — он смотрел на игрушку в её руках.
Иноземка так не считала. Вежливо кивнула ему:
— Счастливой дороги, господин граф.
— Госпожа, очень скоро я вернусь, и мы обговорим всё подробнее, — приложился к её ручке, вздыхая, шумно втягивая воздух. От будущей пфальцграфини фон Россен необыкновенно приятно пахло.
Дитрих тянул Фальгахена дальше, а Герард оттеснял его в сторону:
— Карл, ты собирался посмотреть лошадей.
Тот упирался, поглядывая на прекрасную компаньонку венгерской графини.
Девушка поспешила уйти.
* * *
Наташа нехотя открыла глаза. Если бы не Кэйти, она бы проспала дольше.
Юфрозина, так та вообще выглядела вялой и ко всему безразличной. Девушка в душу к ней не лезла, предпочитая такое же отношение к себе.
— Госпожа, портниха просит вас зайти, когда сможете, — прошла в умывальню служанка.
Послышалось её бурчание — увидела выпачканный низ платья. Значит, нужно подумать об одежде, прежде чем снова соваться в пыльный тайный ход. Наташа выспалась, и сегодня поздно вечером собиралась побродить по обнаруженному коридору.
— Кэйти, а няня у детей барона кто такая?
— Это кормилица госпожи Агны. Она приехала вместе с ней.
Значит, эта женщина — самый верный и преданный человек баронессе. И знать она должна много. Вспомнив выражение лица няни, девушка заранее могла сказать, что такая добровольно ничего не скажет. Пока и не требовалось.
Визит к портнихе подтвердил догадку. Шились новые платья. Наташа перечить не стала и, глядя в сочувствующие глаза женщины, попросила сделать карманы.
Порадовала новая вещь в её гардеробе — накидка. Всё так, как она хотела. Придирчиво осмотрела её — Бригахбургу не к чему будет придраться. Не хватало пуговиц. Отмотав ниток, девушка задумалась. Увидев на столе длинный кожаный шнурок, забрала его. Если вспомнить, как вывязывается узел «Китайская пуговица», то вопрос с ними отпадёт. Усмехнулась: «Снова Китай. И здесь без него никак».
Вечер подкрался незаметно.
На ужине горели свечи. Дитриха не было. Граф был молчалив и задумчив. Украдкой поглядывал на компаньонку графини и подавлял вздохи. Настойчивость Карла не удивляла — ему понравилась девчонка и он это не скрывал. А вот во что могло вылиться появление так называемого отца… Скорее всего, во всей этой запутанной истории русинке уготовано стать жертвой.
Фальгахен преследует свою цель: заполучить понравившуюся женщину. Как бы ему, Герарду, ни казалось странным, он считал себя ответственным за её дальнейшую судьбу. Он должен принять участие в устройстве её благополучия. Всё осложнялось тем, что её благополучие он видел только рядом с собой. Ни Бруно, ни тем более Карла, граф рядом с ней не видел. Только себя. Что будет дальше — он не представлял. Впервые в жизни не мог совладать со своими чувствами и от этого злился.
Под обстрелом его глаз Наташа ёжилась, вспоминая сон и те ощущения, какие он в ней вызвал. Она снова задавала себе вопрос: смогла бы убить человека, посягнувшего на её честь? Уверенно отвечала: «Да». А если бы этим мужчиной был Бригахбург? И снова терялась. Этот мужчина действовал на неё опьяняюще. Её тело не просто откликалось на его ласки. Она желала его прикосновений, его поцелуев. Даже страх, негодование, злость, — всё, что он вызывал своими действиями и словами, казалось ей возбуждающим. Можно ли назвать подобное влюблённостью, она не знала. Чего-то не хватало. Хорошо запомнила чувство, когда впервые услышала о его невесте. Досада, смешанная с горечью утраты. Она знала, что не ровня графу. Её называли госпожой, но это всего лишь слова. Она понимала всю сложность ситуации и чем вызвано агрессивное поведение хозяина. Видела, что нравится ему. От этого легче не было. Более того, она не осуждала его за грубость, списывая его поведение на социальную среду воспитания и традиции средневековья. А вот недоверие с его стороны обижало.
То, что Юфрозина была неравнодушна к Бригахбургу, Наташа видела по её быстрым оценивающим взглядам с облизыванием губ, сбивчивому дыханию в моменты, когда он обращался к ней или наклонялся к её руке, излишней бледности или горячечным вспышкам щёк. В отличие от неё графиня не сомневалась в своих чувствах.
Ай, толку-то от всего этого? Девушка была уверена, что всегда сможет держать свои чувства под контролем. Если для Фроси, воспитанной в монастыре — граф был первым мужчиной, к которому она была неравнодушна, то Наташа уже имела опыт общения — пусть даже и скромный — с противоположным полом. Печалило одно: у неё совсем не было времени присмотреться к Бруно. Испытательный срок в три месяца здесь не установить. Принять решение требовалось уже сегодня. Интересно, как его сиятельство воспримет сообщение о женитьбе командующего?
* * *
Бруно ждал её в беседке. Увидев, вскочил и торопливо шагнул навстречу.
— Ты пришла, — улыбнулся довольно.
Вечер был прохладным, и девушка накинула на плечи обновку, сразу оценив её удобство и уютную теплоту. На вывязывание китайских пуговок пока не было времени, но и без них в безветренную погоду в накидке было комфортно.
— Вижу, виноград ещё не сняли, — осматривалась Наташа. В сумерках бельведер выглядел романтично и таинственно.
Командующий сорвал гроздь, вручая иноземке:
— Я слышал, как Дитрих давал указание не трогать здесь ягоды. Ты ещё не передумала насчёт завтрашней прогулки?
— Нет. Хочется развеяться и сменить обстановку, — увидела, как в темноте радостно блеснули его глаза. — Хочу спросить… Вас не смущает, что я бедная сирота? У меня ничего и никого нет.
— Не смущает, — ответил рыцарь серьёзно. — Я дам тебе своё имя и защиту. — Он присел у её ног на корточки, заглядывая в глаза. — Твой вопрос можно принять за согласие?
Девушка покусывала губы. Сказать «да» оказалось не так легко, как представлялось.
— Чего ты боишься, Наташа? — он видел её нерешительность.
Озябшие ладони иноземки подрагивали в его руках. Бруно поднёс их к своим губам, согревая дыханием, целуя.
— Не знаю. Просто страшно и всё, — вздохнула девушка.
— Ты меня боишься?
— Не вас. Неизвестности. А когда мы сможем уехать?
Командующий сел рядом, обнимая её за плечи, привлекая к себе. Она не вырывалась. Робкая надежда, теплившаяся в его душе, уступила место счастливой уверенности — мечты сбываются!
— У меня через четыре месяца заканчивается договор. Уедем сразу же, куда захочешь. Так ты согласна стать моей женой?
— Да, — прошептала едва слышно, словно срываясь с обрыва. Спрятала лицо в его распахнутый на груди кафтан, вдыхая запах дыма и хвои. В вышине, на крепостной стене подрагивали отблески огня из костровых чаш.
Он услышал. Его сердце дрогнуло, по телу разлилось тепло.
— Ты дрожишь. Тебе холодно? — поднял Наташу, усаживая к себе на колени, прижимая, кутая, как дитя, в полы кафтана. Услышав, как она всхлипнула, поднял её лицо, всматриваясь в глаза, полные слёз. — Не плачь, моя красавица. Я всё сделаю, чтобы тебе со мной было хорошо.
Вот напрасно он такое говорит. Наташу разрывало на части от тревоги. Она понимала, что сегодня вынуждена ответить ему согласием. Может быть, всё не так уж плохо и она сможет полюбить Бруно? Обняла его за шею, прижимаясь к колючей мужской щеке, уже не сдерживая горьких рыданий.
Он сцеловывал слёзы с её закрытых глаз, мокрых щёк. Целовал её дрожащие губы. Вдыхал её глухие всхлипы и вздохи.
У неё кружилась голова от волнующей мужской ласки. Её губы искали его, чтобы забыться хотя бы на мгновение, не думать ни о чём и ни о ком. Стало тепло и спокойно. Этот покой дали его руки, его объятия, его слова.
Глава 4
Наташа не думала, зачем идёт в этот ход. Разве теперь, когда решено выйти замуж за Бруно, так ли уж важно найти другой выход из замка?
Она всё ещё чувствовала на губах его поцелуи. Крепла уверенность, что поступает правильно. В воскресенье он всё уточнит у приходского священника, наведывающегося несколько раз в месяц в их деревню, и огласит дату свадебной церемонии. А потом останется подождать нового года и всё… Закончатся её мытарства. У неё будет дом, семья, стабильность.
С улицы донёсся собачий лай. Значит, Бригахбург на обходе.
Подвязав полотенцем подол платья, девушка закрутила вокруг себя старую грубую простыню. Если та будет слишком грязной, то утром Наташа подкинет её в прачечную.
Оставив горящую свечу на каминной полке и уверенно толкнув низкую дверь тайного хода, ступила на неровные камни узкого хода. Ей ведь не страшно? Кого она может встретить в проходе, о котором знают только члены графской семьи? Ирмгард болен. Хозяин на обходе. Дитрих у жены под боком. Или под чужим боком.
Тихо и пыльно. Шагов в мягкой обуви не слышно. Ступеньки вниз. Вверх. Снова коридор. Вот дверь, похожая на ту, что ведёт в её комнату. Кто здесь? Девушка открыла окошко, заглядывая. Темно. Прислушалась к особенной тишине нежилого покоя.
Снова ступеньки вниз, вверх. Коридор. Должна быть дверь, а её нет. Значит, не в каждой комнате есть выход в тайный ход. Ага, лестница на третий этаж. Опять коридор. Кажется, Наташа с той стороны замка, где расположена её комната. Не заметила, как стала разговаривать с собой. Не разговаривать, бубнить… по-русски:
— Вот дверь. Не торопимся. Помним, что можем выскочить на кого-нибудь нежелательного. Смотрим в окошко. Темно. Пусто. Дальше неинтересно. Пустые комнаты. А вот здесь пахнет жилым духом. Нет, ночью в ходе делать нечего, а выход всё же нужно искать из подвала… Лестничка вниз… Снова вниз… Снова… Тьфу! Крыса! Зараза, напугала. И сама, похоже, испугалась. Интересно, у крыс бывает остановка сердца от страха? Сквозняк. Знакомый запах солёных огурцов. Подвал… Теперь вправо под уклон и уже нет ни одной двери. Тьфу! Снова крыса. Фу, гадость! Ненавижу.
Проход стал ниже и у́же. Камень покрыт влажной липкой пылью. Пахнет сыростью и плесенью.
Наташа шла долго, уже собираясь повернуть назад. Остановилась перевести дух, прислоняясь к стене. Похоже, что в конце этого тоннеля будет свет. Иначе куда же ещё может вести ход? К свободе! Под ногами хлюпнуло. Вода?
Луч фонарика дёрнулся в сторону, выхватывая впереди массивную решётку, уходящую под воду. Уклон стал круче. Значит, за решёткой финиш. Хм… И как туда попасть? Замка́ на решётке не видно. Он под водой? Глубоко ли там? Выход затопило грунтовыми водами или нырять нужно под решётку и выплыть в колодец или на поверхность реки? Это не для слабонервных. Девушка опустилась, пробуя воду. Холодная. Какая же ещё? От одного воспоминания о реке бросило в дрожь. Наташа плотнее укуталась в простыню.
Назад дорога оказалась короче. Крысы в подвале чувствовали себя вольготно.
Девушка поднялась на второй этаж и замерла. Куда теперь — направо или налево? Заблудилась? Этого ещё не хватало! Кажется, нужно повернуть налево.
Дверь. В окошке темно. Комната нежилая. А дальше что? Хождения вверх-вниз уже напрягали. Снова дверь. Та ли? Нужно было чем-нибудь пометить свою. О-хо-хо… Вот и горящая свеча. Наташа облегчённо выдохнула, толкая дверцу. Выйдя к зеркалу, остановилась, замирая.
Луч фонарика забегал по обстановке чужих покоев.
Со стороны умывальни услышала хриплый сдавленный вскрик. Направив свет на источник шума, всмотрелась. Обмякшая женская фигура в бесформенной сорочке, неестественно выгнувшись и выронив плошку со свечой, плавно сползала по стене на пол.
Клара? Наташа снова забрела не туда.
Предварительно выглянув в коридор, она рванула к своей двери. Устало опустившись на стул, перевела дух. Почему не догадалась выйти в коридор через любую пустую комнату? М-да, умная мысля́ приходит опосля́.
Домоправительница в глубоком обмороке. Ощущение было непривычное и странное. Будто внутри девушки бесновалась от радости вдруг проснувшаяся хищная сущность. Эта радость казалась несравнима с той, которую она испытывала при удачной сдаче экзамена или получении желаемого. Это было не́что другое: дикое и пьяняще сладкое, с привкусом невыразимого восхитительного торжества.
Простыня оказалась не просто грязной. Наташа спрятала её под матрас — понадобится для следующей вылазки. И она совсем не подумала о свече. А если бы фонарик погас? Долго она выбиралась бы из подвала.
Укладываясь спать, девушка заново переживала только что случившееся. Совесть не мучила. Клара очухается. А если бы в комнате оказался Бригахбург? По голове он её точно бы не погладил и одним обвинением в шпионаже она бы не отделалась. Поняла, как повезло избежать непоправимого. Картинки — одна ужаснее другой — гудящим роем проносились перед глазами. В цвете и в подробностях представали сцены её обезглавливания, сожжения, четвертования. Но и в этот раз обошлось. Господи, спасибо тебе!
* * *
Кот… Ей снился чёрный кот. Тот самый, которого она гладила у купальни. Он тёрся о её щёку, заглядывая в глаза. Конечно, она вчера забыла оставить для него вкусненькое. Это стало уже правилом: при ежедневной прогулке угощать в вольере собак печеньем и оставлять под скамьёй у водоёма еду для кота. Собаки каждый вечер приходили под окно, но она, помня недовольство графа, больше их не прикармливала.
От настойчивого стука в дверь, Наташа села в постели, покачиваясь. Сон не отпускал, и она не могла сообразить, что кричат за дверью.
За окном рассеивающийся туман опадал моросью на стекло. Раннее утро. Кому она понадобилась в такое время? Нехотя поплелась развязывать ручки на двери.
Из тёмного коридора в комнату ступила няня детей барона. Хватило пары брошенных коротких фраз, чтобы понять, что с мальчиком что-то случилось.
Девушка, быстро натянув платье и прихватив сумочку, заплетая на ходу косу, поспешила за женщиной.
В комнате Лиутберта горели свечи. Агна, с распущенными золотистыми волосами, склонившись над сыном, гладила его лицо. Увидев иноземку, молча, уступила ей место.
Маленький барон слегка покашливал, чесался и капризничал. Покрытый яркой красной сыпью, он, похоже, не спал всю ночь, и это явилось причиной беспокойства его матери. «Типичная аллергия», — определила Наташа. Осталось выяснить от чего.
— Давно с ним такое? — она посмотрела на няню.
— С обеда.
— А чем вы его кормили? — видя, что её не понимают, переспросила: — Давали что-нибудь ему из еды необычное?
— Всё, как всегда, — пожала плечами женщина.
Ещё несколько контрольных вопросов о меню ребёнка ничего не прояснили. Взяв кубок со столика, девушка понюхала содержимое — морс из чёрной смородины с мёдом. Пригубила. Сладко. Слишком сладко.
— Обычно он тоже пьёт столько сладкого?
— Пьёт, — няня пожала плечами.
Каждое слово из неё приходилось вытаскивать клещами. Наташа едва сдерживалась.
— Нельзя давать Лиутберту столько сладкого. Я говорила, что поить его нужно тёплой кипячёной водой. Организм ослаблен, а мёд — высокоаллергенный продукт. Исключите его из питания мальчика, — она достала антигистаминную таблетку, деля её пополам. — Дайте воды, пожалуйста.
Баронесса кивнула служанке. Та промямлила:
— Нет воды.
— Так сходи! — Агна, похоже, была раздосадована.
Из соседней комнаты вышел Дитрих. В приспущенных на бёдрах широких холщовых штанах, с рубахой, перекинутой через плечо, он выглядел вполне современно. Мужчин, одетых подобным образом, можно было встретить где-нибудь на отдыхе на пляже. Оглядев русинку, церемонно поклонился, не спеша натягивать рубашку, будто нарочно демонстрируя своё идеальное тело:
— Что с ним? — смотрел на Наташу.
— Сыпь. Думаю, от мёда, — отвела она глаза и обратилась к баронессе: — Не давайте его больше Лиутберту. Вы меня поняли?
Его сиятельство вошёл без стука. Конечно, он же у себя дома.
— Ну, как он?
Барон пожал плечами:
— Лекарка говорит, что мёда переел. Такое может быть? — и, считая вопрос исчерпанным подошёл к брату: — Я хотел к тебе идти. Едем на виноградники?
— За тем и зашёл.
Запыхавшаяся нянька сообщила, что кипячёной воды нет — использовали для приготовления еды — и только что залили в котёл свежую.
— А немного в кастрюльке нельзя было вскипятить? — встала Наташа. — У меня в комнате есть полкувшина. Сейчас принесу.
Заодно решила прихватить игрушку.
* * *
Бригахбург стоял у окна, наблюдая, как солнце выходит из-за гор. Начало ещё одного погожего дня радовало. Дитрих вышел дать указания перед выездом, а Агна шепталась с нянькой. Он обернулся на шум открываемой двери. Иноземка с кубком воды шла к ложу Лиутберта.
Нянька поспешила к выходу и задела русинку. Кубок выпал из её рук, вымочив платье.
Наташа, укоризненно глянув на женщину, тяжело вздохнула, отряхивая подол. Ей показалось, что всё было подстроено намеренно. Брезгуют брать что-либо из её рук? Вот и делай людям добро.
— Второй раз я не пойду, — сказала она, мельком глянув на спину хозяина и остановив взор на баронессе.
Может быть, она предвзято относится к неприятной ей няне? Недоглядела, вот и волнуется. Не только она обеспокоена состоянием маленького барона.
— Это тебе, — села девушка на кровать больного, вручая ему игрушку.
Тот удивлённо вскинул бровки, рассматривая щенка:
— Собачка? — улыбка осветила его личико. — А как его зовут?
— Это теперь твой друг и как ты назовёшь его, так и будет.
— Я назову его Меинард. Сильный и храбрый, — засмеялся Лиутберт, трогая язычок пёсика.
Агна подошла ближе, напряжённо всматриваясь в то, чему так радуется сын. Наташа услышала её отрывистый повелительный голос:
— Заберите. У него есть игрушки, — она протянула руку к сыну: — Дай сюда.
— Нет, — Лиутберт прижал щенка к груди, — это мой друг. Такого у меня нет.
— Ну же… — потребовала она и нетерпеливо тряхнула рукой.
— Агна, — тихий строгий голос вошедшего супруга охладил порыв женщины. Она опустила глаза и отступила в тень свисающего полога.
Принесённая нянькой вода хоть и была тёплой, но это не помешало дать ребёнку таблетку и Наташа поспешила откланяться. Она пришла к неутешительному выводу: первое впечатление о баронессе и её кормилице не было ошибочным. Если что-то в человеке настораживает с первых минут знакомства, то это не случайно.
А вот его сиятельство удивил девушку, неожиданно перехватив её у двери при выходе из покоев.
— Спасибо, — сказал он, заглянув в глаза и поцеловав ей руку.
Наблюдая разыгравшуюся сцену с выбитым из рук иноземки кубком воды, он видел, что Агна подстроила это намеренно. Она его тревожила всё больше. Он присматривался к ней и не мог понять: она всегда была такой или время замужества изменило её характер до неузнаваемости? Её нападки на русинку, нежелание принять её помощь — это ревность или что-то другое?
Ещё больше его удивил Бруно. Встретившись с ним утром на крыльце, он поставил Герарда в известность, что иноземка просила его сопроводить её на прогулку в лес. Увидев его замешательство, упомянул, что она не пленница и коль желает прогуляться, то что ей может помешать? Граф препятствовать не стал, напомнив, чтобы командующий взял сопровождение и в лес не углублялся.
* * *
Наташа упала в постель, ощупывая и отворачивая мокрый край платья. Кожу на ладонях неприятно стянуло. Она прошла в умывальню, опуская их в холодную воду, потирая, избавляясь от ощущения сухости. Вдобавок мучила жажда.
Выйдя в комнату и остановив взгляд на кувшине с водой, вспомнила, что оставила свой кубок в покоях барона. Отойдя к окну, поднесла кувшин к лицу. Горлышко ёмкости хоть и было широким, но облиться не хотелось. Сердце тревожно забилось. Промелькнувшая мысль была настолько неожиданной и нелепой… А почему нелепой? Что мешает проверить? Девушка замерла, ставя сосуд на подоконник. Дрожащими руками достала янтарный брелок. Привязав за колечко нить и опустив в кувшин, заглянула в него и не поверила своим глазам. Янтарная капля радужно мерцала на дне, издавая еле слышное потрескивание. Так лопаются пузырьки воздуха на поверхности газированной воды.
Осторожно, словно гремучую змею, вытащила брелок, опуская снова. Эффект тот же.
— Яд?
Наташа отскочила к кровати, недоумевая. Снова? За что? Мысли работали лихорадочно, вырывая образы баронессы и её кормилицы. Выбитый из рук кубок бешено вращался перед глазами. Складывался пазл. Женщины знали, что в кубке вода с ядом и девушка могла им напоить ребёнка. Она отряхивала воду с платья, поэтому стянуло кожу на ладонях. Посмотрела на руки, понюхала. Что теперь делать? Рассказать Бригахбургу, когда он вернётся с виноградников.
Наташа в последнее время уже успокоилась. Отравление отходило на задний план, вытесняясь новыми событиями и впечатлениями. А отравитель не дремлет. Агна!
Нервная дрожь сотрясала тело. Время идти на завтрак, а сил и желания не было. Чего ждёт отравительница? Когда жертва выпьет воду. А выпить она её может в любое время. Значит, идти в обеденный зал необходимо, даже если не хочется. Делая над собой усилие, показывать всем своим видом, что всё хорошо.
Вошла Кэйти и прошла в умывальню. Девушка спрятала кувшин за выступ в каминной топке, чтобы ненароком никто не выпил его содержимое.
Завтрак прошёл без общества мужчин. Агна вела себя как обычно. Излишняя бледность не портила её. Она изредка поглядывала на компаньонку графини с китайскими палочками в руках, а Наташу снова знобило. Нервная дрожь не унималась. Сейчас бы ей не помешал кубок крепкого вина. А лучше вовсе напиться и забыться. Она вздохнула, надеясь, что прогулка с Бруно отвлечёт её. Не укладывалось в голове, как Агна может вот так спокойно сидеть с ней за одним столом, принимать её помощь в лечении сына, смотреть в её глаза и цинично планировать её же убийство?
Девушка едва дождалась окончания трапезы. Пообещав Юфрозине вернуться к ней для отбывания ежедневной повинности, спустилась в кухню.
Берта, не задавая вопросов, по просьбе госпожи молча налила кубок хорошего вина.
— Ещё? — кухарка сочувственно сложила губы «уточкой» — иноземка выглядела паршиво.
— Нет, спасибо.
Уставившись на кувшин с антистрессом, Наташа подумала, не отложить ли прогулку с командующим до лучших времён? Руки так и тянулись к жбану. Тряхнула головой — это не выход. Предстояло подумать над тем, как всё преподнести его сиятельству и что предпринять дальше.
* * *
Вот на что она никак не рассчитывала, что Бруно выведет из конюшни оседланную мулицу.
— Нет! — замахала руками Наташа. — Только не сегодня!
— А почему не сегодня? — рыцарь обеспокоенно всматривался в побледневшее лицо русинки.
— У меня плохое предчувствие, — опустила она плечи. — Давайте просто пройдёмся. Пешком.
Он рассмеялся, вскидывая девицу в седло, придерживая:
— Седлали специально для тебя. Посмотри, какое седло. С него не соскользнёшь.
Точно, похожее седло она видела на картине Джона Кольера «Леди Годива».
Бруно, вскочив на своего коня, в сопровождении двух воинов, не спеша, повёл Зелду в поводу.
Наташа, уцепившись мёртвой хваткой в луку седла, пригнувшись к шее мулицы, шептала обращение ко всем людям в этом веке. Она искренне желала им хорошо жить и здравствовать. Пожелания разбавляла посылами на гору, за гору, на хутор за чешуекрылыми и, как можно быстрее, не дожидаясь открытия Колумбом Америки, отплыть в Перу за помидорами. Всё чинно-благородно. Сидеть, правда, было не совсем удобно, и хотелось перекинуть ногу. Но для этого требовалась другая одежда.
Командующий довольно оглядывался, направляя мулицу как можно ближе к коню.
Девушка от переживаемого стресса не заметила, как миновали рощицу и, не доезжая деревни, свернули на широкую тропу, ведущую в лес. Зелда вела себя спокойно, и Наташа постепенно успокоилась, выпрямилась. С непривычки кружилась голова.
Рыцарь, заметив неладное, спешился, ссаживая иноземку. Придержал, прислонив к себе:
— Ноги не держат? Сейчас пройдёт. Напугал тебя, моя красавица? — не дождавшись ответа, продолжил, будто оправдываясь: — Если бы я так не поступил, ты бы и дальше боялась сесть в седло. Согласна? — склонился к ней, заглядывая в лицо. — Не сердишься на меня?
Наташа отрицательно качнула головой:
— Сначала страшно было. Теперь — нет, — она натянуто улыбнулась. Бруно прав. Не дал ей запаниковать и настоял на своём.
Она осмотрелась, направляясь в сторону виднеющейся просеки. Недалеко от них спешились сопровождающие, забрав коня командующего и мулицу. Бруно шёл рядом, о чём-то сосредоточенно думая.
Девушка наслаждалась тишиной и покоем, вдыхая свежий, насыщенный лесными запахами воздух. Пахло не так, как на территории замка. Прислонившись спиной к стволу дерева, закрыла глаза, вслушиваясь в звуки леса. В таком состоянии особенно остро ощущалась боль утраты своего прошлого. Оно всё ещё не отпускало. Душа рвалась назад в будущее. Или в прошлое? Туда, где никто её не преследовал и не хотел её смерти. Тяжело вздохнула. На плечо легла рука Бруно.
— Снова плачешь? — услышала шёпот.
— Нет, — она не почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Быстро смахнула её.
— Почему? — он казался растерянным и немного смущённым. Пообещал же ей, что всё будет хорошо и у него хватит средств обеспечить своей любимой безбедную жизнь. Нужно совсем немного потерпеть. Почему в её глазах вместо радости плещутся слёзы, при виде которых сжимается сердце и появляется чувство, что он делает что-то не так?
— Это нервное. Мне хорошо с тобой, — прислонилась к его груди Наташа, пряча лицо в складках накидки.
Хотелось поделиться своими страхами и сомнениями, снять груз с души признанием кто она и откуда. Хотелось услышать слова сочувствия и одобрения, что поступает правильно. Только хорошо понимала, что нельзя. Чем меньше людей будет посвящено в происходящее, тем меньше будет сложностей.
— Наташа, я люблю тебя, — судорожно выдохнул Бруно, не ожидая, что такие простые слова окажется не так-то легко произнести. Первое признание в его жизни. — Очень люблю.
Она отвечать не спешила, не желая лгать. Всматривалась в его серые беспокойные глаза.
— Подождите немного, дайте мне привыкнуть к вам, к мысли, что мы будем вместе.
— Скажи, что ты не передумала.
— Разве с этим можно шутить? — она, желая успокоить его, потянулась к колючей щеке для поцелуя. Только не успела.
Рыцарь подхватил её, прижимая, кружа, тихо смеясь, слыша ответный смех той, которая была для него дороже собственной жизни.
— Глянь, что наш командующий вытворяет, — воин толкнул соседа в бок, оглядываясь. — Вот и бери их тёпленькими. Даже по сторонам не смотрят.
— А мы на что? — отозвался тот. — С такой девкой не только голову потеряешь.
— А хозяин что ж зевает? Так старался для неё, ночи не спал, и отдать другому?
— Кто их разберёт, — отмахнулся собеседник. — Ты видал, что гонец от Фальгахена прибыл поутру и для иноземки ларец передал? Резной такой, ладный.
— Ну…
— Что «ну», — сплюнул в сторону, — смекай. Для неё передал. Подношение. А хозяин уже отбыл с братом на виноградники.
— Ну…
— Заладил, тёха… Кто граф северный и кто наш командующий?
— И что?
Воин выругался и нетерпеливо продолжил:
— Будет что-то. Ты на кого ставил?
— Теперь надо и Фальгахена приобщать, ставки менять.
— Девка их всех троих обставит. Спорим?
— Нет, хозяин всех перешибёт.
— Ничего ты не понимаешь.
— Ты понимаешь…
* * *
— Слышала?
— Ты о чём?
Две девки на площадке за разросшимся густым кустарником снимали высохшее бельё и укладывали его в большой плетёный короб.
— Фрейлейн Клара сегодня сама не своя.
— Хм, она в последнее время постоянно такая. И я знаю почему.
— Ты про хозяина? — тряхнула простыню первая девка, аккуратно её сворачивая. — Не угадала. Я слышала, как она блуднице этой шептала, что к ней сегодня ночью дух госпожи Леовы приходил.
— Ты что… Правда? — отозвалась вторая.
Та кивнула:
— Да-а, и не такой, как обычно, а с сияющей секирой наперевес. И как махнула ей! Представляешь, страх какой? — она округлила глаза, нервно сглатывая слюну, крестясь. — Фрейлейн Клара рыдала в голос.
— Ой, с секирой… — пальцы говорящей летали, осеняя хозяйку крестным знамением. — Значит, скоро нашу экономку того… Засекут.
— Похоже на то. Просто так дух госпожи не появляется. Обязательно приберёт того, к кому пришёл.
— А знаешь, пусть бы её и прибрал. Я плакать не стану, — отошла недовольная за следующей простынёй.
— Эрна, поди-ка, глянь, — первая девка выглядывала в просвет между кустами.
— Что глянуть?
— Твой Бруно и эта…
— Что?
Прачка выглянула из-за кустов. Командующий бережно ссаживал с мулицы иноземку. Удержав её на руках, прикоснулся к щеке, целуя и довольно улыбаясь. У Эрны подкосились ноги. Надо же… Средь бела дня! У всех на виду! Это что у них? Отношения? А как же она? Что будет с ней? Чувствуя, что ей становится плохо, она оперлась о ближайший ствол дерева.
Подруга, не спуская глаз с милующейся парочки, продолжала сыпать соль на рану:
— И она его обнимает. Что же получается, Эрна? Он тебе отставку дал? А как же церковь? Или ты врала?
Прачка, немного придя в себя, не глядя в сторону крыльца, ответила:
— Это мы ещё посмотрим, кто кому отставку дал.
— Да нет, здесь всё ясно. Тебе отставка, — усмехнулась подруга.
— Плохо ты меня знаешь. Я своего мужчину никому не уступлю.
— Ну-ну, — звучало, как насмешка.
Эрна, раскрасневшись, кусала губы. Нет, она Бруно чужачке не отдаст. Он её и только её.
Глава 5
— Ты делаешь успехи, — Наташа, улыбаясь, с сияющими глазами после прогулки, прошла к Ирмгарду, сидящему за столом у окна. — Голова не кружится?
— Уже нет.
С заострившимися чертами лица, заросший негустой щетиной, в рубахе и штанах из светлой ткани, он походил на обычного парня, находящегося в больнице на лечении.
— Значит, можно на улицу выходить. Разумеется, не одному.
— С тобой.
Она рассмеялась:
— Скатимся с лестницы вместе.
Её смех радовал вице-графа и он оживился, улыбнулся, затем сник:
— Почему ты не приходила? Я ждал.
— Я заглянула к тебе вечером, но ты спал. У двери стоит стражник, к тебе приходит Юфрозина и я знаю, что с тобой всё хорошо.
Парень поморщился, а девушка вздохнула:
— Ты должен быть доволен. Твоя невеста — графиня, богатая, с приданым. Вы уедете после свадебного пира в Британь и вам никто не будет мешать строить семейную жизнь.
— Я никуда не поеду, — решительно заявил Ирмгард.
— Ты ослушаешься отца? — не поверила Наташа.
— А что он мне сделает? — усмехнулся вице-граф.
Девушка вздохнула:
— У него будет молодая жена. У тебя… тоже. Представляешь, что это такое — три семьи под одной крышей?
— Здесь места всем хватит.
— Твой отец прав. Тебе нужна самостоятельность, своя семья, дети. От родителей лучше жить отдельно.
— А ты поедешь со мной? — парень коснулся её рук, сложенных на столе, заглянул в глаза.
— Причём здесь я? — такая мысль не приходила Наташе в голову.
— Но ведь ты здесь из-за меня. Ты спасла меня.
В его устах это звучало странно и так походило на правду. Может и в самом деле, она здесь, чтобы спасти Ирмгарда? Ему до сих пор угрожает опасность, и к ней смерть снова подобралась совсем близко.
— Просто я появилась вовремя и знала, что нужно делать. Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь жить в вашем замке и скоро уеду.
— Куда?
К мысли, что станет женой Бруно, девушка ещё не привыкла. Всё происходящее казалось ей не совсем правильным.
— Например, поменяю работу, — наткнувшись на его вопросительный взгляд, пояснила: — Графине не нужна будет компаньонка. Вы и так хорошо понимаете друг друга. Уеду в большой город, найду работу… — Желая сменить тему, пересела к нему на скамью: — Кива смотрела твою рану?
— Нет.
— Кстати, где она? — помогала стянуть рубашку вице-графу.
— Ушла за обедом.
Наташа, сняв повязку, подняла тканевый квадратик, смазанный свежей мазью:
— Смотрела, — грустно улыбнулась она. — Ты сказал неправду, плутишка. Я так устала сегодня, — потупилась она. Пальцы лениво перебирали ткань «бинта». Бессонная ночь, прогулка, события утра всплыли перед глазами.
Ирмгард поймал её руку, поднося к губам:
— Я хочу, чтобы ты всегда была рядом.
— Ты же понимаешь, что это невозможно, — девушка осторожно вытащила ладонь из его рук. — Ты славный, но наши дороги расходятся.
— Если мне придётся уехать, то ты поедешь со мной. Я дам тебе работу.
Его слова насторожили. Ещё один желающий ограничить её свободу?
На лёгкое движение парня привлечь её к себе, Наташа уперлась в его грудь рукой. Под ней гулко билось сердце — живое, трепетное, горячее.
— Пожалуйста, не нужно, — шепнула она — Ты уже здоров и моя помощь тебе не нужна, — она встала, отходя.
— Мне что, нужно умирать, чтобы видеть тебя? — Ирмгард скривил губы, как обиженный ребёнок.
Девушка вздохнула. Вот уж чего не ожидала, так подобного рода откровений.
— Глупости. Набирайся сил. Твоя помощь нужна отцу.
— Он говорил, что ты проверяла расчёты по закупкам, — парень, путаясь в длинных рукавах, натягивал рубашку. — Я не думал, что ты настолько грамотная.
— А где учился ты?
— Меня учили здесь. Было много учителей, — усмехнулся он. — Когда-нибудь я расскажу тебе, как сбегал от них и прятался в кухне. А однажды…
В коридоре послышался шум. Наташа повернула голову к двери:
— Мне пора.
— Придёшь после вечери?
— Не знаю. Постараюсь, — и мысленно добавила: «Если буду жива».
Вошла Кива. За ней шла служанка с тяжёлым подносом.
— Госпожа, — расплылась кормилица в улыбке, приседая. — Рада видеть вас во здравии.
— Я тоже рада видеть вас, — ответно улыбнулась девушка.
* * *
Близилось время обеда. В полукруглом зале сновали кухонные работники. Спускаясь на свой этаж, Наташа встретила женщин с вёдрами и тряпками. Дошла очередь до уборки покоев на втором этаже. Из-за поворота показалась экономка. Очень кстати. Добровольно убрать комнату компаньонки графини никто не спешил:
— Клара, добрый день, — на приветствие девушки женщина опустила глаза, делая книксен. — Пожалуйста, замените в моей комнате по́лог над ложем и в умывальне над бадьёй. Пол и окна тоже не помешает вымыть.
— Окна? — экономка вскинула удивлённые глаза на иноземку. — Хозяин приказал никогда их не трогать.
— Хорошо, окна не трогайте.
Стекло… Если ещё нет зеркал, то можно догадаться, сколько стоило Бригахбургу остеклить окна во всём замке. Да стекло ли это? Наташа задумалась, пытаясь вспомнить, что она знала из истории стекла? Может быть, в окна вставлено вовсе не стекло, а слюда? Оконная решетчатая рама, изготовленная под стёклышки небольшого размера, вполне могла быть заполнена слюдой.[4]
Решив спуститься на первый этаж и заглянуть в кухню, задумавшись, девушка натолкнулась на мужчину, поднимавшегося по лестнице с полными вёдрами воды. Широкие плечи водоноса выглядели внушительно. Желая пропустить его, Наташа прижалась спиной к стене. От него, грязного и нечёсаного, пахло отвратительно. Она сморщила нос.
Яробор посторонился, давая ей возможность пройти. Перехватив брезгливое выражение её лица, не смущаясь, мрачно ухмыльнулся:
— Что, не нравлюсь?
Она помнила, что должна ему за то, что он её не «сдал», но лицемерить не привыкла:
— Не нравишься.
Ни один мускул не дрогнул на лице раба:
— Привыкла ласкать гладких да сытых, — констатировал он, обдав девицу неприязненным взором, кивая ей, чтобы проходила.
Она сузила глаза, думая, правильно ли его поняла? Непривычный го́вор сбивал с толка. Но выражение его лица говорило само за себя.
— Грязных и нечёсаных, точно, не люблю, — шагнула она на ступеньку ниже, задев ведро и вымочив подол платья.
Яробор опустил глаза на мокрое пятно:
— Не взыщи, виноват.
— Боишься наказания? А с виду такой грозный, — усмехнулась Наташа, отряхивая воду.
— Если бы боялся — был бы мытый и сытый.
— Это не оправдание. Колодец во дворе. А сытый… — запнулась она. Похоже, рабов кормили плохо. Или ему не хватало. Такому нужно две порции еды. Или три.
— Вот видишь, ничего ты не знаешь, — наклонился к её уху русич, щурясь. — И не русинка вовсе — самозванка.
— Шантажировать собрался? — он, как видно, её не понял. — Не боюсь тебя. Иди, верный цепной пёс, доложи своему хозяину, что вывел русинку на чистую воду. Награду получишь, по голове погладят и кость дадут, — хотелось причинить ему боль. С горечью в голосе сказала: — Не думала я, что русичи в рабах ходят.
— Знал бы, что дерзкая такая, выручать бы не стал, — его губы заметно подрагивали.
— Ещё не поздно выслужиться. Скажешь, что обознался. Накормят досыта и помоют в бадье, — Наташа хлопнула его ладонью по груди. — Давай, иди, лижи пятки хозяину, захухря, — процедила она сквозь зубы.
Захухря — нечёсаный неряха. Это старорусское, забавное слово она прочла давно, уже и не помнит где. Почувствовала полное удовлетворение от того, как раб изменился в лице. Ага, понял! Вот и отлично. Видела, как напряглись мышцы на его плечах. Если бы не вёдра в руках… летела бы, наверное, с реактивным ускорением с крутой лестницы. Запоздало шевельнулся страх, перехватив дыхание. Похолодело внутри. Не оглядываясь, сдерживаясь от желания побежать, девушка торопливо пошла вниз. Вот и поговорили с соотечественником. Она печально усмехнулась.
Яробор смотрел ей вслед, недоумевая. Кто она? Видно, что не русинка, а слова русские ведает, речь понимает. У них в посаде девки тихие да покладистые. Глаз не подымут, слова наперекор не скажут, руки под подол передника прячут. Смотрел ей вслед, и душа его летела за ней. Мо́рок напустила? Не выйдет, не таких видывали. Ухмыльнулся, продолжив путь, думая, если бы повстречал её в поле или в лесу — безнаказанной за дерзость не осталась бы.
* * *
— Франц, поди сюда, — Бригахбург передал коня слуге, оглядываясь по сторонам. — Всё сделал, как я велел? — На его утвердительный кивок, наклонил голову набок. — Рассказывай.
Мальчишка шмыгнул носом:
— Они свернули в лес сразу же за рощицей, хозяин. Потом спешились, — замолчал, краснея.
Его сиятельство, не спуская с него глаз, вздохнул:
— За язык тебя тянуть?
Пацан облизал губы:
— Ну, потом они пошли. После они говорили, и он её кружил на руках, — вздохнул, почесав затылок.
— Всё?
— Снова говорили.
— Стражники где были?
— Так в кустах, — пожал плечами, дивясь непонятливости хозяина.
— Франц, дальше, — жёсткие требовательные нотки подгоняли говорившего.
— Потом они… Это…
Сердце мужчины, гулко ударив в рёбра, замерло и застучало с новой силой.
— Ну!
— Целовались, — выпалил быстро Франц, будто удирал от деревенских собак.
Герард прищурился. Край губы дёрнулся.
— Дальше.
— Снова говорили, ходили туда-сюда, опять…
— Тебя никто не видел? — перебил его граф.
Пацан самодовольно фыркнул, качнув головой.
— Иди. Далеко не отходи — можешь понадобиться.
* * *
Он вошёл в обеденную залу как раз в тот момент, когда Дитрих, сидя за столом, посмеивался, рассказывая женщинам что-то забавное. Агна сдержанно улыбалась, глядя на супруга. Графиня, приподняв брови, смотрела в рот рассказчику, и, склонив голову к компаньонке, внимательно слушала её, озорно улыбающуюся. Всем было хорошо, только ему было не по себе. Скользнув взором по иноземке, отметил, что на той другое платье, как он и хотел. Только что толку от этого? Перед глазами, как проклятие, в свете горящей свечи стояла обнажённая девчонка. Да ещё прибывшее с гонцом подношение от Фальгахена… Не ожидал он такой прыти от соседа.
Женщины при виде Бригахбурга встали в приветствии, пряча улыбки.
Наташа, словно услышав его мысли, покраснела. Она заметила его мрачный раздевающий взгляд. Гадала, сказал ли Бруно графу об их желании пожениться?
Герарду есть не хотелось. Налив кубок вина, он осушил его залпом и по очереди одарил каждого из присутствующих тяжёлым взором.
Все притихли. Стало слышно, как бьётся в окно залетевший мотылёк.
— Что Лиутберт? Ему лучше? — немигающий взор упёрся в лицо баронессы.
Та, кашлянув, скосила глаза на Дитриха и тихо выдавила из себя:
— Лучше, господин граф. Он спит.
Бригахбург в раздумье кивнул и перевёл глаза на русинку:
— После трапезы придёшь в кабинет.
Так и хотелось вытянуться перед ним по стойке смирно и, отдав честь, гаркнуть: «Будет исполнено, ваше сиятельство!» Но Наташа ограничилась скромным:
— Хорошо.
Выпив залпом ещё кубок вина, граф вздохнул и вышел из обеденной залы.
Все облегчённо выдохнули, расслабляясь.
* * *
Герард сидел за столом, испепеляя взором ларец. Из красного дерева, с резной крышкой, он притягивал взгляд. Откинув крышку, заглянул внутрь, с силой захлопывая и морщась.
Лёгкий стук в дверь и вошла она, та, которую хотелось любить. Та, которую хотелось убить, чтобы прекратить свою муку. Только знал — не поможет. Давно ли он понял, что любит? Это чувство усилием воли загонялось им в самую глубь его существа, не давая поднять голову. И только сегодня после слов Франца он понял, как это больно, когда тебя не любят и отвергают, предпочитая другого. Когда тебя не хотят.
Наташа поёжилась под его взглядом, подходя к столу.
Бригахбург медлил.
— Вот… Подношение… — кивнул он на ларец. — Сегодня утром Фальгахен прислал с гонцом. Извинение за наезд.
— Что? — она не совсем поняла. Слова Карла о подношении не приняла всерьёз и сейчас была удивлена. — Зачем?
— Этим он выражает тебе своё почтение и надеется на дальнейшую благосклонность.
То есть, если она правильно поняла, то Фальгахену нужно не только прощение, но и повод приехать ещё раз. Нет уж, хватит и одного раза.
— Передайте от меня графу спасибо с массой наилучших пожеланий, — отвернулась девушка, направляясь к выходу.
— Ты отказываешься от подношения?
— Да, — бросила взгляд от двери.
— Взгляни хотя бы. Это может изменить твоё решение.
Ответом ему стала закрывшаяся за русинкой дверь.
Наверное, Бруно ничего не сказал графу о своём намерении жениться. Она тоже помолчит. Наташе казалось, что не она должна сообщать его сиятельству об этом.
Она вышла в коридор, останавливаясь. Собиралась ведь поговорить с ним о яде. Открыв дверь в кабинет, заметила его довольную улыбку.
Увидев вернувшуюся иноземку, Бригахбург помрачнел:
— Ты передумала.
— Нет. Мне нужно поговорить с вами о другом. Вы не могли бы пойти со мной в мою комнату?
Он, не говоря ни слова, теряясь в догадках, пошёл за ней. Это не может быть тем, о чём он только что подумал. Усмехнулся своим мыслям.
В воздухе гостевого покоя витал лёгкий цветочный запах. Ни в одном из покоев замка так не пахнет. Его сиятельство вдыхал будоражащий воображение аромат, поглядывая в угол на потайную дверь.
Наташа достала из камина кувшин, устремляясь к окну:
— Идёмте сюда, господин граф, — достала брелок на нити, собираясь опустить его в кувшин. — Смотрите, — склонилась вместе с ним над горлышком, опуская янтарь. — Видите сияние? А потрескивание слышите?
— И что это значит? — он смотрел на её губы, оказавшиеся так близко от его лица.
— В кувшине с водой яд. Сегодня утром я из этого кувшина налила воды в кубок и принесла Лиутберту. Вы видели, что из этого вышло.
— И что?
— Господин граф, блин, не тормозите, — заговорила она горячо, переходя на громкий шёпот: — Соображайте… Кто-то подлил в кувшин с водой яд. В кувшин, стоящий в моей комнате. Яд для меня. Понимаете? А я, не зная этого, когда потребовалась вода для Лиутберта запить порошок, предложила принести её из своей комнаты.
— Тебя снова хотели отравить?
Девушка кивнула:
— Я не успела её выпить. Как видите, янтарь показывает наличие яда.
— Не может быть, — выпрямился Герард. — Здесь обычная вода.
— Уверены? Тогда пейте, — подвинула к нему кувшин Наташа.
Бригахбург снова склонился над ним. Янтарная капля переливалась всеми цветами радуги.
— Откуда ты знаешь про бурштин?
— Читала, — снова склонилась над кувшином девушка. Где она ещё увидит подобное зрелище?
Дверь распахнулась и в комнату вошла Клара в сопровождении двух служанок с вёдрами. За ними возвышался раб-водонос.
Увидев хозяина и иноземку, изучающих что-то на подоконнике, она попятилась:
— Простите.
— Постойте, не уходите, — Наташа заслонила ёмкость с гремучей жидкостью. — Начните уборку с умывальни.
Граф молчал, задумавшись, не обращая внимания на происходящее в покоях. Если всё подтвердится, то отравитель Агна? Русинка права в своих догадках?
— Идём в кабинет.
Девушка, обернув кувшин полотенцем, прижала его к груди:
— Господин граф, — поравнялась с ним в коридоре, — а в оконные рамы у вас стекло вставлено или это слюда?
— И это знаешь, — пробурчал он.
Она так и не поняла, что он имел в виду. Переспрашивать не стала. Позже рассмотрит рамы внимательнее.
— Франц! — его сиятельство, упёршись ладонями в перила ограждения площадки, свесился вниз.
По лестнице вверх бежал мальчишка.
— Принеси в кабинет какую-нибудь живность.
— Какую живность?
— Ловить крысу, пожалуй, долго. Тащи курицу из кухни. Ещё же не всех посекли? Скажи Берте, что для меня нужно. Прикрой её холстиной и не разговаривай ни с кем, кто бы ни остановил.
— Курицу? — вскинул брови Франц.
— Да, курицу, — поддакнула Наташа, зная, что разговоров не миновать. Людское любопытство может всё испортить, — я хозяину про будущее гадать буду. И плошку с горстью зерна прихвати.
— Я мигом.
— Ну что, будете пить воду? — девушку била нервная дрожь при виде издохшей курицы.
Наташа завернула её в полотенце, вздыхая. Красивая цветная кура послужила на благо людям.
— Теперь её можно только на корм крысам.
Бригахбург покосился на иноземку, дивясь её практичности.
Они сидели друг напротив друга у окна. Наташа спрятала дрожащие ладони под подмышки. Зубы выбивали дробь, а колени тряслись. Она была так близка к смерти. Смотрела на мужчину, сидящего перед ней, и думала, а сколько осталось жить ему? Как долог его век в этом времени? Суждено ли графу пережить сорокалетний рубеж или баронесса уже через месяц отправит его на тот свет?
— Ты в самом деле умеешь гадать? — спросил Герард.
Она усмехнулась:
— Гадать? Да сколько угодно! Скажу всё, что только пожелаете. Но вам придётся позолотить мне ручку.
— И чего я желаю? — расплылся в улыбке сиятельный, теребя завязки кошеля на поясе.
Наташа вспомнила про своё увлечение гаданием по руке. Хиромантия. Тогда она училась на втором курсе университета. На книжной полке стоит… стояла книга… Теперь не важно. Все эти линии на ладони, фаланги и бугорки… Также она интересовалась гаданием на картах Таро. Впрочем, как и многие. И вот вдруг вспомнила, как нагадала себе, что проживёт три жизни. Усмехнулась: это уже вторая.
— Сегодня не тот день, чтобы гадать, господин граф, — остановила его руку.
— Я так и подумал, — не спускал глаз с её пальцев на своём запястье.
— Вы что, не понимаете? — Наташа отдёрнула руку, краснея. — Мне сейчас не до гаданий. Лучше скажите, что будем делать дальше? Пу́стите дело на самотёк?
— Надо подумать, — потёр он подбородок.
— Где у вас тут кладбище? — горестно вздохнула девушка, глянув на бездыханные останки домашней птицы.
— За деревней. Зачем тебе?
— Хочу посмотреть, где меня похоронят.
— Тьфу! — перекрестился Бригахбург.
Наташа заговорщицки подалась к нему:
— Послушаете мой план?
* * *
— Берта, я у вас здесь похозяйничаю немного. Хочу вице-графа вкусненьким угостить, — Наташа, оглядываясь на притихших служанок, думала о другом. — Отошлите, пожалуйста, лишних людей.
— Как скажете, госпожа. Завтра утром для вас принесут шерсть, выберете, что понравится. И спицы уже готовы, — кивнула она на полку с посудой.
— Спасибо вашему мужу, Берта, — улыбнулась девушка.
Она задумала приготовить чак-чак. Почему бы и нет? Ингредиенты все в наличии. Готовится легко. Она была уверена, что такого здесь не пробовали никогда.
— Мне нужно, чтобы кто-то из ваших работников измельчил в ступке леденец.
Кухарка беспрекословно достала с полки горшочек, следя за руками иноземки, выбиравшей кусочки помельче. Пользовались в хозяйстве в основном мёдом. Леденец был не в ходу. Да и стоил он дорого.
В кухне осталось шесть человек. Из них две женщины ощипывали в углу кур.
Пока Наташа замешивала тесто, как и в прошлый раз все с интересом наблюдали за ней. Берта предложила помощь, но она отказалась. Спешить было некуда.
Оставив накрытый глубокой миской «колобок» на столе для расстойки, девушка решила передохнуть и прогуляться к купальне.
Сев на скамью в нише над источником, Наташа положила под неё лакомство для кота. На зов бродяга не отозвался. Но он приходит. Оставленного накануне кусочка рыбы под скамьёй не оказалось. Его могли найти и съесть собаки. По принципу: кто успел — тот и съел.
Достав из кармана кожаный шнурок, девушка крутила его в пальцах, вспоминая, как плетётся «китайская пуговица». Заодно освежила память по плетению «узла удачи». Она сидела тихо, сосредоточившись на своём занятии, не сразу заметив экономку, быстро спускающуюся по лестнице к купальне и оглядывающуюся по сторонам.
Клара, не заметив иноземку, шустро проскочила мимо ниши, углубляясь в заросли у крепостной стены.
Её поведение показалось Наташе странным, и она бесшумно последовала за ней. Услышав впереди приглушённые голоса, остановилась, прячась за куст. Экономка разговаривала с мужчиной. О чём, слышно не было, а подойти ближе девушка не рискнула. Спокойная беседа быстро перешла на повышенные тона и Наташа услышала часть разговора.
На тихую реплику мужчины Клара воскликнула:
— Сколько можно!
В ответ он обиженно прогундосил:
— Я сделал всё, что мог.
— Плохо сделал! — была недовольна женщина. — За что я тебе заплатила?!
В ответ мужчина забормотал, будто уговаривая её.
— Убирайся! — прикрикнула на него Клара.
Послышался звук ломающихся ветвей кустарника, шум борьбы и характерные звуки поцелуя.
— Не сейчас, — торопливый громкий шёпот женщины остудил пыл нетерпеливого поклонника.
Услышав приближающиеся шаги, Наташа как можно ниже пригнулась за кустом. Экономка пробежала мимо.
Девушка прислушалась. Мужчина уходил вдоль крепостной стены в сторону конюшни. Конюх? Который из них? Осторожно выглянув, увидела лишь обтянутую коричневой кожаной безрукавкой спину, скрывшуюся в зарослях.
Встреча походила на обычное свидание, но слова Клары, что она за что-то рассчиталась и была недовольна результатом, навели на мысль, что не всё так просто. Хотя, кто их разберёт: кто тут что продаёт или покупает. Экономка имела доступ не только к продуктам.
Пора было возвращаться в кухню.
Раскатка теста и нарезание тонкой лапши вызвала повышенный интерес у любопытных помощниц по кухне. Когда Наташа начала обжаривать её в кипящем масле до золотистого цвета, все приблизились, побросав работу. Тараща глаза, женщины следили за каждым её движением. Шептание за спиной раздражало.
Наташа, нахмурившись, повернулась к кухарке:
— Берта, вижу, ваши работники бездельничают.
— Госпожа, не сердитесь на нас, — она тёрла нос, облизываясь. — Мы такого никогда не видели. Мало того, что вы красавица, так вы ещё и умелица. И шить, и вязать мастерица.
Девушка вопросительно подняла брови. Лесть Берты грела душу.
— По-моему, каждая леди должна уметь готовить. Да и в рукоделии ничего сложного нет.
— Оно-то так, но не у каждой получается, как у вас.
— Не подлизывайтесь, — шутливо погрозила пальцем Наташа. — Вот, пробуйте, — отсыпала на дощечку воздушной мягкой лапши, — это чак-чак.
Когда Наташа проверяла уварившийся мёд с сахаром, капнув в кубок с водой, пришлось его пустить по кругу. Воодушевлённые видом подобревшей иноземки и заступничеством кухарки, женщины подступили ещё ближе. Каждая сочла своим долгом сунуть нос в кубок и одобрительно почмокать, созерцая затвердевшую в виде шарика каплю.
Придав готовому блюду форму горки, девушка решила забрать его в свою комнату на время пропитки.
На выходе из кухни она столкнулась с чем-то недовольной Кларой. Не пропустив госпожу с ношей, та переступила порог кухни. А дальше… Наташа почувствовала, как от удара по голени подвернулась нога. Хорошая реакция помогла ей не упасть и не выронить выскальзывающее из рук блюдо с лакомством, прижав его к груди. Липкое пятно от мёда отпечаталось на платье.
— Простите, госпожа, я не намеренно, — вполне искренне пролепетала экономка, склонив голову и пряча полный злобной радости взгляд.
В кухне повисла тишина. На них с любопытным ожиданием — как поступит иноземка? — смотрели те, кто только что с обожанием заглядывал ей в рот.
Послышалось шипение жира на сковороде. Запах пригоревшего лука защекотал в носу. Белое едкое облако поднималось к закопчённому потолку. Кто-то ахнул, загремела посуда.
— Клара, вы сделали мне ногой подсечку. Как это понимать? — на молчаливую оторопь экономки, Наташа добавила: — Я не бесчувственная.
— Что вы, госпожа, разве я посмела бы? — женщина опустила голову ниже.
Наташа уловила в её голосе нотки мрачного злорадства и уже не сомневалась в умышленном причинении вреда.
— Вы посмели и будете за это наказаны, — вздёрнула она подбородок. Такое публичное хамство девушка проигнорировать не могла. — Чак-чак предназначается для больного вице-графа, и он будет решать, как с вами поступить.
Встретившись с ней взором, экономка очнулась и, моргнув, прошептала:
— Как вам будет угодно.
Наташа не спеша вышла в зал. Победа была горькой. Теперь от Клары, прилюдно получившей «пощёчину», оставалось ждать очередной «подножки». Рассказать обо всём Ирмгарду? Какое наказание ждёт женщину? Вот и посмотрим.
Глава 6
— Дитрих, Агна, — его сиятельство пригласил баронессу сесть к столу, — я тут подумал и решил сделать перестановку, — он тронул брата за плечо: — Ирмгард после женитьбы останется в Бригахе, а ты с Агной и детьми отбудешь в Британь. Я отпишу тебе часть земель и замок матери. Управляться с каменоломнями ты умеешь и сможешь без моей помощи заниматься добычей камня и торговлей. Пора начинать самостоятельную жизнь.
Барон переглянулся с растерявшейся женой. Он не смел думать, что когда-нибудь сможет рассчитывать на столь щедрый подарок. Судорожно вздохнув, расчувствовавшись, обнял Герарда:
— Спасибо, брат. Даже не мечтал.
Агна встала, склоняясь в поклоне. На её глазах блестели слёзы.
— Это нужно отметить, — распахнул дверь Бригахбург: — Франц, спустись в кухню, пусть сюда принесут вина и закуску. Живо!
Увидев иноземку, появившуюся в конце коридора с блюдом в руках, задержался, окидывая её оценивающим взором. На ней было новое светлое платье, делая её образ воздушным и неземным. Может быть, Ирмгард прав и она на самом деле Ангел, спустившийся с небес, чтобы отвести от его семьи беду? И этот неземной Ангел вполне по-земному целовался в лесу с командующим. Герард отогнал неприятные тревожные мысли. С Бруно он разберётся позже.
— Ты куда? — всматривался в островерхую золотистую горку на блюде. — Что это такое?
Наташа поравнялась с графом:
— Это для вашего сына. Чак-чак. Решила побаловать его сладеньким.
— Сладостями? Ты не находишь, что ему одному будет много? — Герард был настроен благодушно. — Если это так же вкусно, как было с тем омлетом, то… Ну-ка, зайди, — сделал приглашающий жест.
— Ваше сиятельство, это очень сладко и я не думаю, что вам понравится.
— Сейчас проверим, — перехватил он блюдо.
Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним в кабинет.
Дитрих с интересом рассматривал иноземку и то, что возвышалось на блюде.
— Выглядит интересно, — подытожил он, усаживая Наташу напротив супруги.
Агна потихоньку вздохнула, сложив руки на коленях. Муж, как всегда, был увлечён кем угодно, только не своей женой.
Служанка внесла поднос с кувшином вина, тремя кубками, тарелкой с овощами и куриным рулетом, белым хлебом. Отдельно подали рыбу с морковно-желудёвыми драниками.
Девушка на трапезу не рассчитывала, взглянув на свои руки — есть придётся ими:
— Вы что-то празднуете? — наличие трёх кубков сказало само за себя.
Сиятельный довольно улыбнулся:
— Решил сделать брату подарок.
Дитрих, присевший на край стола и разливающий вино, бодро подтвердил:
— Щедрый подарок.
Раздался стук в дверь и чумазая рука Франца протянула в щель серебряный кубок для госпожи. Когда только успел?
Наташа от предложенного вина отказываться не стала. На добродушно настроенных мужчин было приятно смотреть.
Баронесса тоже расслабилась, с интересом поглядывая на чак-чак.
Девушка, перехватив её взгляд, встала:
— Господин граф, позвольте ваш кинжал, — вздёрнула бровь, отметив, что оружие он подал не колеблясь и рукоятью вперёд.
Достав из кармана «носовой платок», осторожно отёрла лезвие. Нарезанная маленькими прямоугольниками сладость выглядела аппетитно.
— Сладко, очень сладко, — качнул головой Бригахбург, запивая угощение вином.
— Только не вином, — раскраснелась Наташа. — Водички бы.
Неутомимый Франц понёсся в кухню.
— А мне нравится, — облизывал пальцы Дитрих.
Агна не спешила дать оценку незнакомому лакомству.
— Надо Грету позвать, пусть попробует, — открыл дверь Герард, крикнув стражнику у двери вице-графа, чтобы тот пригласил из покоев барона няню с девочкой.
— Лиутберту тоже должно понравиться, — Наташа откладывала вкусняшку на тарелочку.
Баронесса посмотрела на мужа, но ничего не сказала.
В приоткрытую дверь показалась вихрастая голова Франца.
— Хозяин, всю воду забрали для купания вице-графа, — запыхавшись, протараторил он.
— Идём сюда, — улыбнулась ему иноземка, — что-то дам.
Тот глянул на хозяина и, получив разрешение, робко приблизился.
— Спасибо, госпожа, — затолкав сладость за щёку, выскользнул за дверь.
— Можно морсом запивать, — барон ел второй кусочек. — Я люблю сладкое.
— У меня в комнате есть вода. Я сейчас, — поспешно выпорхнула из покоев Наташа.
Когда она вернулась с кувшином в руках, Грета всё ещё сидела на коленях своего дяди с удовольствием поедая чак-чак. Как и положено юной госпоже, ела аккуратно и неторопливо, собирая крошки в подставленную под подбородок ладошку, сложенную лодочкой.
Няня сидела на скамье у двери. При виде вошедшей иноземки она выпрямила спину и быстро перевела взор на баронессу. Та, положив ладонь на грудь, замерев, выглядела напряжённой и бледной.
Наташа по пути зашла в обеденную залу, прихватив четыре серебряных кубка и сейчас, не выпуская кувшин из рук, наполняла их, передавая по кругу.
— Мы с Гретой будем пить из одного, — Герард заглянул в светящееся радостью личико своей любимицы.
Та кивнула, потянувшись к воде, и Дитрих тоже сделал глоток, когда Агна, неожиданно вскочив, выбила кубок из рук дочери. Обессилено упав на стул, она расширившимися от ужаса глазами смотрела на закашлявшегося мужа.
Нянька, вскочив со своего места, кинулась в ноги Бригахбургу с криком:
— Пощадите, хозяин!
Граф ссадил девочку, передавая её отцу.
— Это всё она! — кормилица, стоя на коленях, указывая на иноземку, трясла рукой. — Это она! До её появления всё было хорошо! Она злодейка и блудница!
— Что?! — встала Наташа, бледнея от незаслуженного оскорбления.
Барон, придерживая за плечо жмущуюся к нему и пугливо озирающуюся по сторонам дочь, всё ещё покашливая, глотнул из кубка воды.
Баронесса бросилась к супругу, вышибая из его рук питьё.
— Дитрих, пожалуйста! Тебе нужно… Всевышний, я не знаю, что нужно делать! Ты!.. Ты!.. — она, задыхаясь, кивала на русинку. — Ты спасла себя от яда! Спаси его! — опустилась на колени перед мужем, плача и обнимая его за колени.
— Всем молчать! — громыхнул кулаком по столу его сиятельство.
В воцарившейся тишине перхал барон, не в состоянии отцепить от себя руки жены, находящейся в полуобморочном состоянии.
Распластавшись на полу, едва слышно скулила нянька.
Грета, ухватившись за рукав отца, скривив губы, готова была заплакать.
Наташа, сглотнув в горле сладкий ком с привкусом горечи, подошла к девочке:
— Пойдём к Ирмгарду, милая. Угостим его чак-чаком, — взяв её за руку и прихватив блюдо с остатками сладости, направилась к выходу.
Грета успокоилась быстро. Без опеки няньки она стала обычным ребёнком, подвижным и любознательным. Сшитый щенок произвёл на неё впечатление, и она задалась целью повторить что-нибудь похожее, донимая иноземную госпожу расспросами. Девочку учили рукоделию, и Наташа пообещала показать ей, как делать выкройки.
* * *
Было не до ужина. Да и есть не хотелось. Мечтая о горячей ванне, Наташа перебирала в памяти пережитое «представление», мучаясь в догадках, как теперь поступят с женщинами? О наказаниях этого времени она ничего не знала. Также предстояло выяснить насчёт поступка Клары. Спускать ситуацию на тормозах не хотелось.
Притихшая задумчивая Юфрозина вяло жевала холодное мясо. Чем ближе подходило время к свадебному пиру, тем больше она нервничала и впадала в крайности.
Девушка переживала, что скоро определится срок её собственной свадьбы, терялась, не представляя, что и как будет. Её бы устроил тихий уединённый обряд: она, Бруно и священник. Беспокоил вопрос: куда поведёт её муж после церкви? Удивилась своим мыслям. Оказалось, что она так мало знает о своём женихе. О своей семье он рассказал в двух словах, а что есть у него здесь, в замке хозяина, она не имела понятия. Слышала, что командующий живёт в пристройке к казарме, но туда он её приглашать не спешил.
Наташа, убедив графиню выйти на прогулку, выбирала из вазы крупное печенье.
— Не хочешь зайти к жениху? — вопрос был чисто риторическим.
— Я уже была у него сегодня, — Юфрозина перебирала брояницу.
— Скоро вы всё время будете вместе. Тебе нравится Ирмгард?
— Какая разница, — передёрнула плечами Фрося, спеша по коридору.
— Не скажи… — не отставала от неё компаньонка. — Тебе повезло. У тебя будет молодой и красивый муж. Вот, представь, если бы он был старым и кривым. Как бы ты себя чувствовала? — Девушка смотрела под ноги. Спуск по крутой лестнице всегда вызывал в ней лёгкий озноб.
— Старый быстрее умер бы, — хищно улыбнулась невеста.
Наташа ахнула:
— Так тебе всё равно, каким будет твой муж?
— Да.
— А как же ты собираешься спать с ним?
— Спать? — споткнулась монашка, приостанавливаясь и хватаясь за поручень.
— Ну да… Возлежать, — вспомнила девушка нужное слово. — Граф мечтает о наследниках.
Юфрозина молчала.
— Тебе не нужно рассказывать, откуда появляются дети? — едва сдержала улыбку компаньонка.
Графиня побледнела, глядя на неё, как на ядовитую змею.
— Ты, что, не знаешь? — Наташа не могла поверить в сказанное. — Сколько тебе лет, милая? Вам в монастыре не рассказывали про… это?
— Почему же, знаю, — вздохнула Юфрозина, продолжив спуск. — Я не хочу детей.
— Не хочешь детей или возлежать с мужем? Это разные понятия.
— Тебя это не касается.
Графиня обернулась и очень странно посмотрела на собеседницу. Та сильнее сжала перила, ёжась — взгляд заморозил бы птицу на лету, если бы венгерка обладала подобным даром.
— Ты права, не касается. Но мне кажется, Ирмгарда трудно не любить. Если только твоё сердце уже не занято.
Юфрозина не ответила. Её глаза наполнились слезами. Наташе стало её жалко.
— Ладно, идём, прогуляемся вокруг замка, — сказала она.
Чтобы сократить путь, они прошли в кухню.
Две девки, осторожно выглядывая на улицу в приоткрытую дверь, прижав ладони к пунцовым щекам, озабоченно шептались. Увлеклись настолько, что не слышали, как к ним сзади подошли.
Выглянув из-за спин прислуги, графиня и её компаньонка в немом восторге уставились на объект обсуждения.
У колодца, стоя к ним спиной, мылся мужчина. Обнажённый по пояс, он выглядел великолепно. Сгустившиеся сумерки сглаживали изрезанное белёсыми шрамами тело. Длинные волнистые волосы мокрыми прядями спадали на спину. Вода скатывалась по его широким плечам, вызывая желание накрыть струйки ладонями и продолжить движение вместе с ними, наслаждаясь прикосновениями к волнующим изгибам выпуклых мышц. Под прилипшими к телу штанами угадывались сильные мускулистые бёдра и икры.
— Подсматриваем, — шепнула Наташа на ухо ближайшей девке.
Та взвизгнула, подпрыгнув. Вторая присела, втягивая голову в плечи, оборачиваясь.
Юфрозина засмеялась, а компаньонка уставилась на неё, не веря своим глазам — графиня смеётся?
Девки убежали. Мужчина, привлечённый шумом, обернулся, глядя на выходивших из боковой двери женщин.
Яробор — узнала Наташа раба. С аккуратно подстриженной бородой, с небрежно отброшенными назад волосами, светлокожий. Теперь в нём угадывался славянский тип внешности. Правильные черты округлого лица, нечётко очерченный прямой нос, изогнутые брови. Плотно сжатые губы говорили о его силе воли и терпении. Он неспешно обтирал своё тело широкими ладонями, сгоняя воду с плеч и груди. Движения неторопливые, сдержанные. Возраст? До тридцати, точно. Если бы не уродливый шрам на шее, раба можно было назвать красивым. Изъян бросался в глаза, притягивая внимание, вызывая невольную дрожь. Оставалось загадкой, как он смог выжить при таком ранении?
Смотрел на неё с неприязнью, не пряча прямого напряжённого жёсткого взгляда. На миг Наташе показалось, что дай такому волю, дёрнет за ворот платья и вытрясет душу.
Юфрозина, опустив глаза, крестясь, семенила за компаньонкой. Вид полуобнажённого мужчины вызывал греховные мысли.
Русич усмехнулся, всматриваясь в проходящих женщин. Одной из них была самозванка. После встречи на лестнице, он только и думал о ней, жалея о невозможности поступить, как ему хочется. А хотелось проучить дерзкую, заносчивую девку. Он, подавив вздох, покосился на дремлющего под деревом надсмотрщика.
Навестив собак и больше нигде не задерживаясь, Наташа с графиней обошли вокруг здания. Вытянув шею, девушка из-за кустарника высматривала пристройку Бруно: большая ли, сколько окошек? Да где там! Если бы ещё знать, с какой стороны смотреть. Подходил к концу ещё один день её пребывания в средневековье.
* * *
Она, свернувшись калачиком, лежала в темноте на кровати и плакала. Сейчас, когда всё было позади, удовлетворения не наступало. Что-то тревожило и лишало покоя. Почувствовала, как целый день её не покидало напряжение. Нарастая, как снежный ком, оно заполняло тело, вызывая чувство бесконечной усталости.
Услышав, как отворилась дверь, Наташа, не поворачиваясь, шмыгнув носом, попросила:
— Кэйти, пожалуйста, принеси кубок горячей воды и можешь идти отдыхать.
Служанка бесшумно вышла.
Девушка нехотя встала, приготовила банку с кофе, палочки и села у окна. Через мутные стёкла всматривалась в размытый силуэт луны. Как в кошмарном сне одно видение настойчиво сменяло другое, повторяясь: чёрная река, бандит с кровавой пеной у рта, полыхающая всеми цветами радуги янтарная капля, боль отравления. И не выключишь «телевизор».
Вошла прислуга.
— Я здесь, — кинула Наташа в темноту. Принимая кубок, едва не выронила его из дрогнувшей руки, поднимая глаза на подававшего. — Господин граф? Спасибо.
Не спускала с него глаз, пока он садился на скамью напротив. Густо покраснела, осознав, что отправила за водой Бригахбурга. Или он перехватил Кэйти в коридоре?
— Простите, — темень скрыла пунцовые щёки.
— Мне было не трудно.
Значит, всё же отправила его. Неожиданно тихий приглушённый голос мужчины снял напряжение. Девушка отсыпала кофе в кубок и не спеша размешала. Шумно вдохнула расползающийся дразнящий аромат, успокаивая неприятную дрожь пальцев.
— Что у тебя? — Герард принюхался. — Хорошо пахнет.
— Это кофе. Только без сахара. То есть без леденца, — поправилась она. — Горчит немного. Хотите попробовать? — предложила из вежливости, уверенная в отказе.
— Давай, — принял сиятельный кубок из её рук, касаясь холодных пальцев, продлевая прикосновение, заглядывая в блестящие от слёз глаза, в темноте кажущиеся бездонными. Обидел кто-то?
Сделав пару глотков, он удивлённо вскинул брови, возвращая кубок:
— Не нравится. Горько. Как ты пьёшь такое?
— Привыкла. С сахаром вкуснее. Иногда сливки добавляю, — разговор не клеился.
Его сиятельство слушал не перебивая, а Наташа гадала, зачем он пришёл? Настроен, вроде, мирно.
— Зашёл сказать тебе спасибо.
Прочёл её мысли?
— Пожалуйста, — продолжала пить, тая от удовольствия, ловя себя на мысли, что таким спокойным Бригахбург нравится ей больше. — Что будет с баронессой и няней? Вы ведь их не убьёте?
— Я не убиваю женщин.
— Их будут судить?
Герард усмехнулся:
— Нянька всё рассказала. Взяла вину на себя.
— А лекарь? Его сначала подкупили, а затем убили. Убила тоже нянька?
— Похоже, к тому отравлению они не причастны.
— Как не причастны? — чуть не облилась девушка. — Вы хотите сказать, что заказчик на воле? Да они просто не признаются. Здесь же нужно сознаться в убийстве, а это серьёзнее, чем отравление из ревности. Они ведь так сказали? Ревность, да?
— Всё-то ты знаешь, — сощурился граф.
— Что с ними будет?
— Няньку высекут публично и на виноградники в рабский дом отправим, а Агну… Пока посидит в своих покоях под стражей. Проверить хочу одну мысль.
— Пока вы проверять будете, меня снова отравят. Или того хуже… Скажут, что ненормальная.
— Почему?
— А как вы думаете? Пока вы мешкали, беседуя в кабинете, я четыре раза из-за угла выходила с чак-чаком и назад пряталась. Стражник у двери вице-графа уже откровенно косился на меня, — улыбнулась Наташа. — Боюсь даже предположить, что он подумал. И Франц подозрительно оглядывался на меня.
— Ты всё хорошо придумала, — Бригахбург забрал кубок из рук иноземки, ставя его на подоконник. — Даже Дитрих так удачно закашлялся.
Он склонился к её руке, целуя, задерживая в своих ладонях. Хотелось, чтобы они гладили только его лицо, легко скользили по его губам, глазам.
Наташа руку не вырывала, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ага, удачно. Как же… — не в силах противиться неожиданной ласке, слушая успокаивающие поглаживания его пальцев по своей ладони, перешла на шёпот: — В кувшине был отвар корня солодки. На кухне нашла. Для Лиутберта заваривали. Он, раздражает мокроту в горле, вызывая кашель. Запивая сладкое, вкус корня сразу не распознаешь.
— Я больше всего боялся, что брат причастен к этому, — Герард, завладев второй рукой русинки, уткнулся лицом в её ладони, вдыхая едва уловимый полюбившийся запах.
— Нет, он не способен на такое, — девушка сдерживала участившееся дыхание, понимая, что нужно остановить мужчину, и… не могла. — Скажите, господин граф, если вам грубит прислуга, как вы поступаете?
— Тебе нагрубили? Кто? — поднял он лицо, беспокойно заглядывая в её глаза, будто спрашивая: кто посмел обидеть госпожу?
— Я просто так спрашиваю. Какое наказание предусмотрено у вас за это?
— Высечь и выгнать из замка, — Герард не отводил взор от её лица. Она неспроста спрашивает.
— А если только выгнать? Без… высечь.
— Нет, высечь обязательно, — шептал, удерживая её руки в своих, поглаживая. — Кто тебе нагрубил?
Наташа затихла и закрыла глаза, отдаваясь ласке сильных и нежных мужских пальцев, чувствуя едва слышное касание его губ к своей щеке.
Бригахбург не торопился, опасаясь спугнуть упрямицу, тревожась, что оттолкнёт.
Не оттолкнула.
Его губы коснулись её губ. Их горечь от выпитого напитка поразила причудливым восхитительным оттенком.
Вкусно.
Мучительное ненасытное желание обладания, сдерживаемое холодными оковами рассудка, неумолимо билось о стену здравого смысла.
Тяжело.
Больно.
Сладко.
Наташа робко отвечала на его поцелуй, осторожно впитывая мятный вкус его губ, усмиряя пробудившееся влечение насладиться успокаивающей лаской сильных рук.
— Ты больше не поедешь с Бруно в лес, — услышала она тихое, требовательное. Он заявлял о своих правах на неё.
Девушка отшатнулась, приходя в себя. Сердце, болезненно сжавшись в кровоточащий ком, стонало: «Бруно». Она, поддавшись чарам опытного обольстителя, совсем забыла о женихе!
— Он не сказал вам! — А сама-то — хороша! Бдительность потеряла! — Или сказал?
Предчувствие непоправимого окатило Герарда нарастающей дрожью.
— Это то, о чём я подумал?
Она молчала. Только расширившиеся глаза кричали, что он прав.
— Ты связала себя только словом или вы уже… — язык не поворачивался произнести то, после чего не будет возврата. То, о чём он знать не хотел. Будто в сердце ударили кинжалом. Сдержал прорывающийся стон, выдохнув: — Значит, Бруно…
Наташа закрыла лицо ладонями, пряча глаза от Бригахбурга, уговаривая себя в тысячный раз, что поступает правильно.
Стук закрывшейся за графом двери резанул слух.
* * *
Выйдя на лестничную площадку, его сиятельство остановился и опёрся спиной о стену. Закрыл глаза, с силой провёл ладонью по лицу, словно снимая надоевшую маску. Внутри клокотала злость: на себя, на командующего, на русинку.
Он упустил момент, когда ещё не поздно было сказать, что готов назвать её своей госпожой, своей леди. Ему всё равно кто она, откуда. Важно другое — она здесь, рядом и она его женщина. Только с ней ему хочется засыпать и просыпаться. Только её хочется защищать, оберегать, целовать, губами ловить смех, слышать стук её сердца, смотреть в её глаза.
Теперь её целует другой. Гладит её тело…
Герард со злостью ударил кулаком в стену. Не чуя боли, пронзившей плечо, сбежал вниз, оглядываясь по сторонам. Хотелось кого-нибудь убить. Неудовлетворённое мужское желание, подстёгиваемое досадой, требовало выхода. Такую разрядку могла дать только женщина. Сколько он уже без них? Темнота зала показалась душной и угнетающей. Из неё вышла Клара.
— Хозяин, — присела она в поклоне и, окинув мужчину жадным горящим взором, отметила хмурое сосредоточенное выражение его лица.
Бригахбург слегка кивнул, продолжая движение к входной двери. Близилось время обхода.
Экономка качнулась в его сторону, задев плечом.
Граф бросил на неё вопросительный взор. Клара выглядела бледной, со следами усталости и тревоги на осунувшемся лице.
— Простите, хозяин. Мне немного нездоровится.
— Тебе нужна помощница? — придержал он её под руку. — Возьми кого-нибудь.
— Спасибо, мой господин. Вы меня совсем забыли, — подвинулась она ближе, заглядывая в его глаза и тяжело вздохнула.
— Клара, мне не до тебя, — его сиятельство отстранил женщину, намереваясь уйти.
— Я вижу, как вам нелегко, — мягкий вкрадчивый голос окутывал покрывалом. Экономка прижалась к нему грудью.
— Клара, ты забыла о своём месте, — он схватил её за плечо, собираясь оттолкнуть, но почувствовал знакомый густой цветочный запах. Запах той, которую давно и мучительно хотел. Наваждение? Он сильнее сжал плечо женщины. Кровь прилила в пах, в горле пересохло.
— Мой господин, не так давно нам с вами было так хорошо, — она, возбуждённо шепча, коснулась губами его щеки. — Я готова искупить свою вину за дерзость.
Увлекая Клару в тёмный угол за камином, он рывком притянул её к себе. Сильно сжав податливое тело, впился в её рот.
Женщина боялась произнести хотя бы один звук, чтобы не спугнуть хрупкое мгновение своего счастья. Она любила хозяина всем сердцем, всей душой и не желала делить его ни с кем. Разве может эта девчонка сравниться с ней? Только она, Клара, знает, что нужно такому мужчине. Глупая молодость не устоит перед страстью опытной соблазнительницы.
Она уверенно и бережно сжала напряжённую мужскую плоть, умелым движением освобождая её от плотной ткани брэ. Неторопливо скользнула по ней, горячей, обхватывая пальцами, ритмично двигая.
Его сиятельство застонал, крупная дрожь прошла по его крепкому телу. Дурманящий запах цветов кружил голову, обещая наслаждение. Перед глазами всплыл нежный лик иноземки. Прижав женщину к стене и подняв подол платья, он провёл рукой между её ног, убеждаясь в готовности принять его. Услышав протяжный приглашающий стон, отдавшись своему желанию, он, поддерживая её под ягодицами, одним сильным рывком глубоко вошёл в неё. Глухо утробно застонав, замер, прислушиваясь к себе. Медленно двигаясь в ней, нежно коснулся губами виска:
— Я ведь не делаю тебе больно, моя леди.
Клара смотрела в его лицо, на его закрытые глаза и по её щекам текли слёзы. Она вскрикнула, когда он, достигнув высшего наслаждения, замер и, запрокинув голову, толчком изверг семя в её лоно. Испарина покрыла лицо хозяина.
Бледная, всё ещё крепко цепляясь за него, женщина тяжело выдохнула, опускаясь на ноги.
Мужчина открыл глаза. Его затуманенный взор наткнулся на растерянное лицо экономки. Побледнев, он вздохнул и, расслабившись, пришёл в себя. Чары рассеялись. Натянув брэ и затянув на них шнур, отошёл от женщины. Достал из мешочка несколько золотых монет. Ничего не говоря, втолкнул их в её руку и быстро вышел на улицу.
У Клары заныло сердце. Раньше хозяин никогда ей не платил и не уходил вот так, молча. Это был конец их отношениям. Одёрнув и разгладив смятое платье дрожащими ладонями, экономка усталой походкой направилась в свою комнату. Низко опущенные плечи содрогнулись от беззвучных рыданий.
Глава 7
— Бруно, я ждал тебя утром, — Бригахбург, выйдя на крыльцо, столкнулся с командующим. Чувство досады росло. — На руднике всё организовал?
— Да, охрану подобрал. Только управляющий мне не нравится. Какой-то он подозрительный. Глаза бегают, плеть из рук не выпускает. Рабы косятся на него. Ты бы разобрался с поставкой продуктов. Мне никто не жаловался, но, похоже, их плохо кормят, — одёрнул рыцарь сбившуюся тунику.
— Пока нет другого. Этот не болтлив, молчать будет. На днях наведаюсь туда сам. Ты мне ничего не хочешь рассказать?
— Хотел, только ты спешно отправил меня. Некогда было.
— У нас сегодня здесь жарко. Отравителей выявили. Пойдём, пройдёмся. Рассказывай.
Они спустились с крыльца, направляясь в сторону конюшни.
Бруно начал с главного:
— Наташа согласилась стать моей женой.
Герард подавил вздох. По душе будто острыми когтями прошлись.
— Что молчишь? — ждал ответа рыцарь.
Бригахбург резко развернулся, глядя в глаза друга:
— Скажи по чести, ты принудил её?
— Почему ты спрашиваешь? — слышать подобное было удивительно и неприятно. — Я её люблю.
— А она? Что говорит она?
— Герард, ты ведь не станешь вмешиваться? — Бруно думал о том, как он сможет противостоять, если хозяин решит воспользоваться своим правом верховной власти в принадлежащем ему графстве? Нет, он не уступит свою женщину без боя.
Уловив настроение командующего, граф сузил глаза:
— Если это против её воли — вмешаюсь. Подумай, что ты ей можешь дать? — он всё ещё надеялся на благоразумие рыцаря.
— Ты не посмеешь, Герард. Не хочу напоминать, но ты мне должен. И она уже сказала «да».
Его сиятельство невесело усмехнулся. Он помнил, как четыре года назад Бруно спас его от смерти, и он поклялся отдать ему долг. Кто же тогда мог предположить, чем именно придётся расплатиться? Долг чести, не взирая ни на что, обязывает совершать поступки против собственной воли.
— Я помню всё и благодарен тебе, что спас меня тогда. Помню и то, что обещал одарить тебя землёй с домом.
— Наташа хочет уехать, — всматривался Бруно в друга.
— Куда? Бродить по чужим замкам и жить в казарме? Посмотри на неё. Найдётся немало охотников приласкать твою жену, пока ты будешь в походе.
— Она не позволит.
— Знаю. Только, кто её спрашивать станет? Однажды ты вернёшься, чтобы похоронить свою женщину. Ты этого хочешь?
— Я смогу её защитить.
— Будешь брать жену с собой? Ты в своём уме? Бруно, вы останетесь здесь, на моей земле и под моей защитой. Скажу больше, если захочешь уехать… Я Дитриху отдаю земли матери в Британи. Ему нужна будет охрана. Поедете с ним, — нелегко было говорить такое. Он её больше никогда не увидит. Он заслужил всё это. Это наказание за ту боль, что причинил ей. За то, как обращался с ней. За то, что опоздал.
— Когда он собирается отбыть? — рыцарь сознавал, что Герард прав. Ему, Бруно, очень повезло иметь такого друга.
— Я думал весной их отправить. Теперь всё осложнилось. Сегодня… Идём в купальню, поведаю, что произошло…
* * *
Она не спала и слышала, как отворилась дверь и мужская тень, не таясь, приблизилась к камину. Женщина, почуяв неладное, приподнялась, прикрываясь одеялом.
Мужчина высекал искру, желая зажечь свечу. Только зачем?
— Клара, вставай, — голос хозяина развеял все сомнения. Не с доброй вестью пришёл. — Думаю, ты знаешь, почему я здесь. — Он напряжённо смотрел в лицо экономки, не отрывая от него тяжёлого взора.
— Не знаю, мой господин, — она нервно теребила край одеяла, цеплялась за призрачную надежду отсрочить надвигающуюся беду.
— Ты будешь заключена под стражу.
— За что? — конечно, иноземка уже донесла про стычку на кухне. Клара рассчитывала опередить её, поджидая графа, зная, что он обязательно пойдёт на обход, но всё вышло не так, как хотелось. — Вам наговорили на меня.
— Есть что-то ещё, о чём я не знаю?
Она запнулась. Что он имеет в виду?
— Хозяин, я всё делаю, как вы велите. Покои прибираются, доставка продуктов в замок, на рудники и в рабский дом не запаздывает. Никто не жалуется.
— Клара, я доверял тебе. Ты совершила кражу и знаешь, какое тебя ждёт наказание. За дверью ждёт стражник. Ночь ты проведёшь в каморе под замком.
— Кражу? Клянусь Всевышним, я ничего ни у кого не брала, — у неё перехватило дыхание, но многолетняя выдержка помогла выглядеть спокойной. — Это наговор!
— Ты хочешь сказать, что я межеумок? — повысил голос Бригахбург, стараясь сохранять спокойствие. — Чем пахнет твоё одеяние? — сорвал он платье со спинки стула. Поднеся к лицу, убедился в верности своих предположений.
Женщина, крепко сжав губы, молчала. Всевышний, она глупая гусыня! Позарилась на приятно пахнущий кусочек иноземного мыла. Хотела ведь подкинуть его назад, но стало жаль возвращать невиданное богатство. Да и кто знал, что русинка вернётся. Она должна была умереть.
— А чем оно пахнет? Так пахнет мыльная масса, — цеплялась за соломинку, рассчитывая оттянуть миг падения.
Клара знала характер хозяина: дальнейший разговор был бесполезен. Трясущимися руками, молча, приняла платье из его рук, облачаясь. Каждое движение отдавалось болью в голове. Она знала, какое наказание её ждёт. Это конец. Изувеченная, она никому не будет нужна, ей никто не даст работу, она сдохнет от голода и без крова над головой. Правда, она накопила немало золота, но граф по праву отнимет всё, что она заработала за эти годы. Есть ещё припрятанные деньги, о которых никто не знает. Их хватит надолго, чтобы как-то устроиться подальше отсюда. Всевышний, если он догадается учинить обыск, то… Только не это!
— Покажи, — бесстрастный голос мужчины показался далёким и чужим.
Она направилась в умывальню, надеясь на… чудо, надеясь успеть утопить розовый кусочек в кувшине с мыльной массой. Нет, хозяин со свечой в руке вошёл следом. Глупо предлагать нюхать содержимое кувшина. Даже отсюда был слышен запах тмина. Экономка мужественно достала из-под лавки завёрнутый в лоскут кусочек, отдавая его Бригахбургу. Упав ему в ноги, обняла колени, зашептала, обливаясь слезами:
— Сжальтесь надо мной, мой господин. Я глупая, одинокая, сгорающая от любви по вам женщина. Вы — моя радость и моя жизнь. Не губите.
— Клара, ты не глупая. Ты — жадная и недальновидная. Ты была не такой, как только появилась здесь, — Герард поднял её с колен. — Что с тобой стало? Разве я плохо относился к тебе, обижал тебя?
— Нет, вы самый честный и благородный из всех, кого я знаю. Простите меня. Ревность ослепила мои глаза, — мысли путались. Клара уже видела себя без руки, искалеченной и истекающей кровью. Всевышний, неужели это происходит с ней?
— Ты будешь наказана за кражу и изгнана.
— Я люблю вас, мой господин, — шептала, зная, что её признание ничего не изменит.
— Любишь? — он развернул женщину к себе лицом. — Почему же не родила мне дитя? Или ты не в силе?
— Могла родить… — горестно выдавила из себя Клара подобие улыбки. — Только зачем? Чтобы вы пристроили меня к другому мужчине? Я всегда хотела жить только для вас и всегда быть рядом с вами.
Она, тяжело поднявшись, вытирая мокрые от слёз глаза, побрела к двери.
* * *
— Руха, ты здесь? — девка вошла в избу, щурясь, всматриваясь в пугающую темноту. Под ноги кинулся чёрный кот, исчезая в узком проёме приоткрытой двери.
— Да где я могу быть в такую пору? — недовольно кряхтя, ведунья сползла с печи. — Что так рано? Ещё и солнце не встало.
— Да мне нужно в замок не опоздать. Накажут, — по поведению гостьи было видно, что она здесь бывает часто. Говорила громко, уверенно, чуть развязно.
— Что на этот раз задумала? — вздохнула старушка. — Неугомонная.
— Помоги, Руха. Мне присушка нужна. Сильная. Надолго.
— Эрна, Эрна, — покачала головой знахарка, — ты ж красивая девка и без присушки от женихов отбоя нет, а вот, поди ж ты, нужен он тебе этот мужчина. Вроде ж было ладно всё. Зачем присушка-то?
Прачка, тяжело вздохнула:
— Было всё хорошо, очень хорошо. Другая появилась. Может, она его присушила? Скажи, Руха, давала кому зелье приворотное?
— Нет, Эрна, давно ничего подобного не делала. Грех большой. Тяжко после этого жить. Ничего тебе не дам.
— Руха, я заплачу́. Хочешь, серебром, хочешь, принесу снеди. Заплачу́, сколько скажешь.
Повисло молчание. Похоже, ведунья колебалась. Переживала за незнакомого мужчину? Приворот — это низкодушие. Его последствия для обеих сторон непредсказуемы и опасны. Очень скоро после приворота девка увидит, что получила не совсем то, что хотела. Хотела истинной возвышенной любви, а получит человека, который против своей воли будет находиться с ней, который не будет любить, а будет зависеть от неё. Который после приворота будет уже не такой желанный и любимый.
— Дитя ты не хочешь, — задумчивый голос бабки звучал напряжённо. — Присушку не дам. А вот, чтоб на день отвадить от другой, дам травки. На один отвар, слышишь?
— Что толку мне на день? А потом он опять к ней вернётся?
— Ой, девка, вот и не глупая, а не понимаешь. Сделай так, чтобы она от него отвернулась, а не он. Мне ли тебя учить.
Знахарка загремела табуретом, зашуршала травами, пришепётывая да приговаривая:
— Вот, бери. Идём, проведу до колодца, скажу, как варить. Снеди принесёшь.
Послышались шаркающие шаги. Скрипнула, отворяясь, дверь.
* * *
Хозяин, заложив руки за спину, стоял у окна. Покушение на жизнь произошло в его замке, и только он должен принять решение. Герард не спал всю ночь и теперь чувствовал себя разбитым и опустошённым. События, лавиной обрушившиеся на него, давили тяжёлым грузом на плечи. Во всём предстояло разобраться обстоятельно и только от него зависело, насколько справедливым будет наказание для виновных. Становилось вдвойне тяжелее от того, что ими были женщины, и одна из них — баронесса. Не выдай она себя, так бы и осталась безнаказанной. Чего от Агны ждать дальше? Насколько ей можно верить после такого? Не возьмёт ли она в руки яд во второй раз, и кто станет её жертвой? Его сын или он сам? Кроме его суда ещё есть суд супружеский. Как поступит Дитрих со своей женой? По напряжённому суровому взору брата можно было догадаться, что с ним происходит. Барон не простит.
— Франц, подойди, — позвал Бригахбург заглянувшего в покой мальчишку. — Рассказывай. Всё рассказывай.
— О чём, хозяин? — пацан, шмыгнув носом, вытер его рукавом рубахи.
— Меня интересует всё, что касается компаньонки графини. Я велел тебе присматривать за ней.
— Ну, говорят всякое… — начал Франц.
— Бабские сплетни меня не интересуют. Кто-нибудь угрожал ей или дерзил?
— Такого я не знаю. А вот намедни на кухне фрейлейн Клара хотела, чтобы она уронила то вкусное, что давала мне у вас в кабинете. Она ей подставила ногу, и госпожа чуть не упала.
— Кто ещё видел это?
— Все, кто был в кухне. Госпожа сказала, что ваш сын будет решать о наказании, потому что та снедь была для него.
— Ещё что?
— С рабом-русичем на лестнице разговаривала, — почесал он затылок. — Ругалась на него.
— Почему?
— Не знаю. По-ихнему говорили.
— Почему решил, что ругалась?
— Ну… — замялся Франц, — хорошие слова так не говорят.
— Что ещё?
— Больше не знаю, хозяин.
— Ступай.
* * *
Утро началось соответственно: мрачно и пугающе.
Кэйти, забежав к иноземной госпоже со стопкой свежих полотенец, поспешно захлопнула дверь. Откинувшись на её полотно, подпирая, будто убегая от кого-то, заговорила:
— Госпожа, — понизила она голос до шёпота, испуганно прислушиваясь, — страсти какие творятся…
Наташа не считала себя очень уж пугливой, но, поддавшись настроению служанки, насторожилась, слушая гулкое биение собственного сердца.
— Что-то страшное? — у неё сдавали нервы. Не мешает наведаться к ведунье и попросить травки для успокоительного отвара.
— Вы пойдёте в деревню смотреть, как будут пороть служанку госпожи Агны? Сегодня в полдень всех созывают.
Девушка не любила подобные зрелища и затрясла головой, прижимая ладонь к губам.
Кэйти всё ещё стояла у двери в стойке легавой, остановившейся перед затаившейся пернатой дичью:
— А потом должны были наказать фрейлейн Клару, но она ночью сбежала из-под замка́, прихватила своё добро, увела из конюшни коня и ускакала неизвестно куда.
— Вот так прямо забрала свои вещи и свободно уехала из замка? А стражник на воротах спал?
— Она сбежала через заднюю калитку. Вся охрана на привратной башне. А по стене они ходят по сигналу дозорного.
Наташе вспомнилась неподъёмная решётка в крепостной стене у конюшни и мужчина в безрукавке, с которым встречалась Клара. Он и помог ей сбежать.
— Повезло вашей экономке, — усмехнулась она. — А за что её хотели наказать?
— Не знаю. Только хозяин отправил за ней погоню. Лучше бы она не сбегала, — мелко и быстро крестилась Кэйти. — Догонят — ей не жить.
— Убьют?
— Думаю, да. Был такой случай несколько лет назад, когда сбежал управляющий с рудника. Так его, где догнали, там и снесли голову, — она, увидев, как госпожа побледнела и села на стул, закивала: — Правду вам говорю. Если не верите, спросите кого хотите. Он украл много золота у хозяина. Господину привезли его голову для подтверждения.
Наташа почувствовала накатывающую тошноту. Она вздрогнула, отгоняя навязчивое видение, как Бруно срубает беглецу голову и, схватив за волосы, вручает графу. Господи, дикари… Да, это средневековье и Бригахбург решает, кого казнить, а кого миловать. Вон, как его люди убивали бандитов в лесу. И у Бруно одежда была в крови. А она? Тоже убила человека и вся была в крови.
Кэйти продолжала возбуждённо говорить, не обращая внимания, что госпожа её не слушает:
— Недаром к ней неупокоенный дух госпожи Леовы приходил и секирой махал. Все сказали, что фрейлейн Кларе не жить. Она и плакала целый день, сама не своя ходила.
— Как ты говоришь? — очнулась Наташа от невесёлых мыслей. — С секирой?
— Ну да. Большая такая, острая, — Кэйти развела руки. — Да как махнула! Ну, фрейлейн Клара и упала без чувств. Я бы вообще от страха на месте умерла!
Наташа поёжилась. Вот, значит, как получилось. Бедная экономка луч фонарика приняла за секиру, а её за призрак матери Бригахбурга. И всё так совпало по времени. За что же Клару хотели наказать? Девушка никому не говорила, что та надерзила ей. Теперь и говорить не нужно. Она вздохнула. Знобило. Не хотелось идти на завтрак. Не хотелось видеть Юфрозину. А вот с Бруно она побыла бы хоть немного. Она не видела его со вчерашнего полудня.
Дождавшись, когда служанка пойдёт в умывальню, достала из-за зеркала узелок с «сокровищами», выбрала яркий магнитик с гербом Нюрнберга на флаге Германии и отправилась на поиски Франца.
Долго его искать не пришлось. По счастливой случайности, пацан оказался совсем близко. Подперев спиной стену, он сидел на лестничной площадке и чистил ножом крупную речную раковину.
— Франц, — улыбнулась ему Наташа, — посмотри, что у меня есть. Это тебе.
— А что с этим делать? — мальчишка, приоткрыв рот и высунув кончик языка, рассматривал диковинку на ладони иноземки.
— Ничего. Просто смотреть и вспоминать того, кто дал.
Она поднесла сувенир к лезвию ножа, и он с лёгким щелчком прилепился к нему. Озорник ахнул, расширяя глаза. В них плясали чертики.
— Ну, как, нравится? — можно было не спрашивать. Франц улыбнулся, обнажив косой передний зубик, придающий его улыбке очаровательную изюминку.
В ответ он только кивнул, быстро хватая безделицу, собираясь убежать. Вдруг госпожа передумает и заберёт сокровище?
— Стой, — поймала Наташа его за руку. — Ты знаешь, где Бруно?
— Господин командующий с отрядом ускакал в погоню за фрейлейн Кларой.
Потрепав мальчика по голове, девушка отпустила его, очень надеясь, что рыцарь не обагрит свои руки кровью женщины.
* * *
За завтраком стояла гнетущая тишина. Герард совсем не ел, исподлобья всматриваясь в бледное, с тёмными кругами под глазами, лицо иноземки, мучаясь от осознания, что больше никогда не коснётся его.
Она не поднимала глаз, не реагируя на резкие звуки рога за окном, казалась отстранённой и безучастной. Воспоминания минувшей ночи вызывали дрожь. Прикосновения губ Бригахбурга до сих пор жгли кожу, а стыд выедал изнутри — она, имея жениха, позволила целовать себя другому.
Фрося, как всегда, держа осанку, с аппетитом поедала омлет, так похожий на тот, что делала Наташа для вице-графа.
— В полдень едем в деревню, — голос графа прозвучал неожиданно громко.
Наташа вздрогнула. Посещать позорное зрелище она не собиралась. Подняв лицо и встретившись с мрачным взглядом Бригахбурга, обмерла.
— Я не поеду, — откинулась она на спинку стула, чувствуя, как боль сдавливает виски, а перед глазами мельтешат чёрные точки.
— Едут все и это не обсуждается, — встал его сиятельство, пресекая дальнейшие разговоры, не оставляя русинке пути к отступлению.
Когда за ним закрылась дверь, монашка, подавшись к компаньонке, с интересом спросила:
— Ты знаешь, что там будет?
— Там будут наказывать женщину. Кажется, сечь.
Ничуть не смутившись, Юфрозина понимающе кивнула. Для неё видеть подобное было привычным делом.
* * *
Наташа сидела у купальни и показывала Грете незатейливый узор вязания спицами. Короткие, они постоянно выпадали из рук девочки, и она злилась, то и дело опускаясь на корточки и выискивая их под скамьёй.
Юфрозина со скучающим видом расположилась напротив, вздыхая:
— Вообще-то ты моя компаньонка, а не няня детей барона.
Девушка подняла на неё глаза:
— Пока для детей подберут новую няню, Грета будет проводить время с нами. К тому же это твои будущие родственники. Могла бы быть с ними приветливее.
— Граф платит тебе за время, которое ты должна проводить со мной, а не с… — запнулась она, глядя на маленькую баронессу. Та, не понимая языка, на котором разговаривали женщины, сосредоточенно считала петли на спице.
— Юфрозина, если честно, я не понимаю, зачем тебе компаньонка? Говорить нам с тобой не о чем. Ты никуда не ходишь. Пожалуй, я откажусь от этой работы. Мне интереснее проводить время с детьми, чем с тобой, — она посмотрела на Грету, которая ответила ей улыбкой. — Я научу её вязать, шить, ещё чему-нибудь.
— Ты не можешь уйти. Я пожалуюсь графу.
Наташа вздохнула:
— Ни с тобой, ни с Бригахбургом я трудовой договор не подписывала и никакими обязательствами не связана. Так что в любой момент могу взять расчёт.
Графиня поджала губы, а девушка подумала, что получилось не так уж и плохо, когда она не стала настаивать на заключении договора.
На лестнице показался Дитрих. Осунувшийся, без привычной улыбки, он выглядел постаревшим. Обменявшись с женщинами приветствием, ссадив дочь со скамьи, сел возле иноземки:
— Грета, сядь на другую скамью, мне нужно поговорить с госпожой Натальей, — он замолчал, всматриваясь в её лицо.
Чтобы заполнить затянувшуюся паузу, Наташа спросила:
— Как себя чувствует Лиутберт?
— Значительно лучше, — развернувшись, Дитрих заслонил девушку от графини и вполголоса заговорил: — Не знаю, что ты сделала с моими детьми, но они только и говорят о тебе. Лиутберт не выпускает из рук сделанную тобой игрушку. У меня к тебе предложение: пока мы дождёмся приезда новой няни, не могла бы ты присматривать за Гретой и Лиутбертом?
— Мне очень нравятся ваши дети, господин барон, но это исключено, и вы знаете почему.
— Понимаю, — согласился он. — Агна через несколько дней отбудет в монастырь на остров Райхенау.
— Вот как… — прикусила губу Наташа. Значит, жену барона ссылают в монастырь на вечное поселение. Таково наказание для титулованной особы. Она читала об этом. Бесспорно, это лучше, чем смерть. Только разрешат ли Агне видеться с детьми? Скорее всего, нет. Как воспримут дети разлуку с матерью? Как и все дети. Она с тревогой глянула на Грету, рассматривающую жука на ветке дикого винограда.
— Мы вернёмся к этому разговору позже, госпожа Наталья, — склонился к её руке Дитрих.
Сверкнул звёздчатый сапфир на его пальце. Девушка заметила в волосах мужчины серебряные нити седины. Несколько дней назад их не было. Она бы не удивилась, найдя такую же прядь в своей голове.
По лестнице спускался Франц. Увидев барона, остановился:
— Хозяин всех зовёт к привратной башне. Пора ехать на круг в деревню.
— Дитрих, пожалуйста, — горячо зашептала Наташа, — можно я не поеду? Мне нехорошо. — Она демонстративно обмахивалась связанным образцом узора.
— Как только наказание свершится, тебе обязательно полегчает, — встал он. Подав ей руку, оглянулся на дочь и монашку: — Графиня, Грета, идёмте.
Девушка с опаской заглянула в карету и принюхалась. Убедившись, что в ней нет следов крови после столкновения в лесу с бандитами, расположилась напротив венгерки. Рассчитывая на утомительную тряску, какую ей пришлось пережить при поездке в телеге, ничего, кроме покачивания, как на качелях, не ощутила. Значит, карета не рессорная. Неужели она устроена на ремнях? Укачивало. Подступила тошнота. Неудивительно, что монашка такая злая. Пока она доехала до замка Бригах, вся доброта из её тщедушного тела вылетела на первой сотне километров, а зло осталось. Оно цепкое и живучее.
Хорошо, хоть ехать было недалеко. В открытое окно Наташа видела сопровождающих их всадников. Бригахбург находился среди них.
В центре деревни, скорее похожем на отсутствие нескольких домов с двух сторон широкой улицы, чётко обозначился большого диаметра хорошо утоптанный круг. Собравшиеся деревенские жители громко переговаривались. Подобное представление было редкостью, и пропустить его никто не хотел.
Ожидающие развлечения посторонились и карета, подъехав открытым окном к кругу, остановилась. Наташа откинулась на стену «сундука», а Юфрозина подвинулась к окну, косясь на компаньонку, недоумевая, почему та не проявляет интереса к происходящему.
Дальнейшие события девушка помнила смутно. По возбуждённым крикам людей догадалась, что стража доставила виновную. Послышался хорошо поставленный мужской голос, расписывающий злодеяния женщины. Затем всё слилось в нарастающий гул, состоящий из свиста хлыста, стенаний жертвы, улюлюканья толпы, хора одобрительных выкриков происходящему и проклятий в адрес отравительницы.
Наташа, чувствуя нарастающую головную боль и в очередной раз подкатывающую тошноту, дрожащими пальцами достала из сумочки таблетки, перебирая их. Осталось десяток таблеток абсорбента, завёрнутых в фольгу от шоколада, несколько жаропонижающих, обезболивающих, гипоаллергенных и от кашля. Всё. Они «таяли» с быстротой сахара в горячей чашке с кофе. Придётся перейти на лечение травами.
Графиня косилась на её руки, любуясь кольцом, поблёскивавшим лунным светом.
Наташа не заметила, когда прекратились крики и стоны. Дверь кареты распахнулась и граф уставился на забившуюся в угол бледную испуганную девчонку. Счастливой улыбки отмщения не было и в помине.
— Тебе нужно выйти и поблагодарить людей за оказанную поддержку и уважение, — сняв тонкую кожаную перчатку, он протянул ей руку.
Девушка, плохо соображая, приняла его помощь — надо, значит, надо, — выходя на яркий свет, щурясь. Избегая смотреть вокруг, опустила слезящиеся глаза.
Хозяин, поблагодарив подданных за оказанную доверие и любовь, бросил горсть монет, и толпа с довольными возгласами хлынула под ноги господ.
— Бросай, — шепнул он иноземке, зажимая в её ладони мелочь.
Она, слабо размахнувшись, подбросила монеты.
Глава 8
Таблетка не помогала. Боль сдавила виски тисками, ржавыми брызгами расползаясь перед глазами, клокотала в ушах стонами и криками обречённой на пожизненное рабство женщины.
Сжав голову ладонями, Наташа уткнулась лицом в подушку. Слёз не было. Дыхание, как у загнанной лошади, разрывало лёгкие.
От прикосновения к своему плечу девушка отпрянула, разворачиваясь.
— Госпожа, — удивлённо таращился на неё Франц, — вас зовут на обед.
— Обед? — прищурилась она, вслушиваясь в слова бастарда. О каком обеде он говорит? Ей сейчас в самый раз напиться!
— Хозяин велел вам поторопиться.
Конечно! Как она раньше не догадалась? Раз не помогают таблетки… Алкоголик бы уже давно поправил своё здоровье без помощи пилюль.
— Спасибо, Франц. Иду.
Она бросилась в обеденный зал. Так торопится на водопой зверь, умирающий от жажды в период засухи.
Состояние эйфории, появившееся в момент пробежки между этажами, усилилось.
— Простите за опоздание, — запыхавшаяся Наташа, окинув взглядом стол, поспешила на своё место.
Заглянула в кубок, стоящий перед ней. Облегчённо вздохнула — полный. Не глядя ни на кого, выпила залпом прохладное сладкое вино и, облизав губы, поняла — мало. Хотелось ещё. Поискала глазами кувшин. Есть. В зоне досягаемости. Привстала, дотягиваясь до него. Плеснула в кубок вина — от души — до самого верха. Выпила жадно, поспешно, будто боясь, что отнимут. Вот теперь можно и поесть. Подвинула ближе мисочку с супом: что у нас здесь?
Только сейчас Наташа обратила внимание на вакуум вокруг себя. Было ощущение, что она в обеденной зале одна.
Рука, державшая ложку, замерла. Девушка подняла глаза на Дитриха. Пустое место рядом с ним, где всегда сидела Агна, уже не вызывало беспокойства и чувства жалости.
Барон, выпрямившись и приподняв брови, не спускал с иноземки удивлённых глаз.
— Вот теперь мне полегчало, — зачем-то отчиталась она ему и посмотрела на Бригахбурга. Тот показался не таким лояльным, как его брат. Прищурившись, словно от слепящего солнца, он неторопливо покачивал зажатым в руке кинжалом. — И вам приятного аппетита, господин граф, — кивнула ему Наташа.
На графиню она смотреть не стала: много чести! Пусть переваривает кол, который проглотила.
Вкусный суп быстро закончился. Только она не поняла, из чего тот был приготовлен. Какая разница! Вкусно же! Девушка блуждала взором по ближайшему блюду с тушёными овощами. Хотелось мясного.
— Так, — остановила она взгляд на зажаренных цыплятах с аппетитной золотистой корочкой, раздумывая, прихватить целого или подождать, пока его сиятельство съест первое и соизволит разделать тушку. Не вытерпела, делая замечание: — Так и с голода можно умереть пока вас дождёшься.
Не дождавшись ответа, решила всё же подождать. Опустив руки на колени, недовольно пробормотала:
— Неужели нельзя цыплят сразу зажаривать порциями, как в ресторане?
Посмотрев по очереди на молча жующих братьев, пожала плечами. Какие-то они сегодня неправильные.
Герард поглядывал на иноземку с опаской. Она напомнила ему себя в моменты особого состояния, когда организму требовалась разрядка от сильного потрясения. И только изрядная порция крепкой медовухи снимала умственное напряжение и приносила облегчение, а боль отходила на задний план. Но он — мужчина, и то, что он видел перед собой сейчас, повергло его в лёгкое замешательство.
Взяв кувшин с вином, он наполнил кубки: брата и свой.
Наташа переставила свой кубок ближе к нему.
Перехватив её взор на кувшине, Герард призвал иноземку к благоразумию:
— Мне кажется, тебе уже хватит.
— Когда кажется, креститься нужно. Вам жалко? — с вызовом выгнула бровь девушка. — Смею напомнить, что вы мне так и не вернули мою водку. Ладно, — махнула она рукой, — выпили… На здоровье. А вот бутылку верните, господа. Она дорога мне как память о моём… моей… — снова махнула рукой, — теперь не важно.
Бригахбург, переглянувшись с братом, наполнил кубок девчонки доверху, демонстрируя наивысшую степень своего гостеприимства, думая о том, что ей поутру будет непросто.
Юфрозина, поглядывая на всех по очереди, сделала вывод: привлечь мужское внимание можно разными способами. Самый действенный из них — делать то, чего от тебя никак не ожидают.
Наташа, теперь уже не спеша, смаковала отменное вино. Лучшая часть цыплёнка легла на её блюдо.
— Спасибо, — кивнула она, чувствуя, как плавно качнулась её голова, не вызвав при этом боли. — Давно хотела спросить вас… — Прожевала кусочек, убедившись, что завладела вниманием братьев. Фрося её не интересовала. — Нет… Всё же, какая гадость эта ваша заливная… Переперченный цыплёнок… — сморщилась она, заглядывая в пустой кубок. В горле першило. Подхватив палочками сочную тушёную морковь, кашлянула. Палочки вывернулись и морковь полетела… Фросе. Кому же ещё?!
Та подпрыгнула, изучая жёлтый кусочек на своём блюде.
Компаньонка, глянув на притихших мужчин, молча кивнула, соглашаясь со своими мыслями. Потянулась ещё за одной морковкой, но передумала — у монашки корешок уже есть — и подхватила кусочек свёклы.
Три пары глаз проследили за манёвром и облегчённо выдохнули, когда овощ приземлился по назначению.
— Вам тоже надо? — девушка уставилась на братьев. Те замотали головами. — Напрасно. Какие-то вы сегодня неразговорчивые, господа графы, — щёлкнула она пальцем по серебряному кубку. Тот музыкально дзинькнул.
Его сиятельство тяжело вздохнул:
— Понимаю твоё состояние…
— Что? Вы понимаете моё состояние? — Наташа снова заглянула в кубок. Пусто! — Ничего вы не понимаете! — подалась она вперёд. Фрося мешала лицезреть лжесочувствующего. Прорывалось возмущение. Что они могут понимать — эти сытые, всем довольные буржуи? — Это не вы какого-то хре… чудом… очнулись чёрт знает где, и это не вас пытались изнасиловать, а потом отравить и… снова отравить! Это не вас обокрали, склоняли к сожительству и закрыли в подвале с крысами и тараканами, а потом обвинили в безнравственности и шпионаже! Вы дикари, господа графы! Другая бы на моём месте давно взорвала ваш замок к чертям! — Наташа схватила ложку, треснув ею по столешнице. Чашечка отломалась и полетела… Куда же ещё?! Вечно голодной Фросе, держащей обглоданную ножку цыплёнка.
— Вот! — уставилась девушка на его сиятельство. — Что и требовалось доказать. От вас одни убытки, господин граф. Пора это прекращать! Чтобы завтра возместили мне ущерб!
— Ущерб? — наклонился вперёд Бригахбург, багровея и сверля возмущающуюся бунтарку пронзительным взором.
Дитрих предусмотрительно отодвинулся от стола, а Юфрозина отклонилась в сторону.
— Да, ущерб! — повысила голос Наташа. — Я на вас все свои бесценные таблетки потратила! Ложку сломала! Вот! — бросила она обломанный черенок в сторону ненавистного мужчины. — Завтра же мне вернёте ложку! Серебряную! Нет, золотую, украшенную бриллиантами! И моральный ущерб запла́тите за подорванное здоровье и расшатавшиеся нервы!
Герард с каменным выражением лица кивнул брату.
Тот подхватился и, обойдя стол, схватил брыкающуюся русинку на руки, спеша к выходу. В какой-то момент поняв, что она вывернется из его рук, перекинул её на плечо, прижав колени к своей груди. Девчонка, не имея ни малейшей возможности вырваться, колотила кулаками по его спине, продолжая кричать — предположительно ругательства — на непонятном языке. Затем, обессилев, затихла.
Наташа чувствовала, как проваливается в зыбкое болото, увязая в его гибельной трясине. Вот и хорошо. Чем такая жизнь — лучше никакая.
* * *
— Спит, — Дитрих опустился на стул, вздыхая.
— Ещё бы не спать, — хмыкнул Герард. — Столько выпить и не закусывать. Ты всё понял, что она говорила?
Тот пожал плечами.
— А знаешь, я её понимаю. Она ещё хорошо держалась. Наливай, — качнул он головой в сторону кувшина с вином.
— Вот кто хорошо держится — так это графиня.
Братья посмотрели на пустующее место Юфрозины. Выпили, разламывая цыплёнка пополам.
— Сравнил… Посмотрел бы я на неё, если бы всё это произошло с ней.
— Ты прав, Дитрих. Девчонка ещё в лесу показала свой боевой характер. И здесь после всего не сдалась, — он соединил сломанные части ложки. — А что, пожалуй, можно вылить и серебряную. Надо взять на рудник, показать. Чем она сказала её украсить?
— Не понял. Серебряную, точно, не сломает, — хихикнул барон. — Горячая русиночка.
— В следующий раз эта штука полетит в Бруно. Не смотри на меня так, — вспылил сиятельный. — Бруно её женой намерен сделать. И она дала согласие.
— Что? — нахмурился Дитрих, качая головой. — Ты, брат, осёл и…
— Заткнись, — зло процедил сквозь зубы Герард. — Не твоё дело.
— Тогда наливай.
* * *
Затуманенный взгляд блуждал по светлому свисающему пологу над кроватью. Кажется, у неё был тёмный. Наташа вскочила, осматриваясь, переводя дух — это же у неё уборку делали и сменили балдахин! Облегчённо выдохнула, уставившись в окно. Его сереющий прямоугольник наводил на вопрос: сейчас вечер или раннее утро? В голове чувствовалась тяжесть, хотелось пить.
Вспомнив, что за водой придётся идти в кухню, девушка откинулась на подушку и с ужасом вспомнила произошедшее в деревне и затем за обедом.
Клеймить себя позором даже не пыталась, тут же оправдав: «А что они хотели? Я же не такая бесчувственная и закалённая средневековыми экзекуциями, как они». Вон, с каким удовольствием Фрося смаковала чужое наказание, с наслаждением впитывая стоны и крики отравительницы. А баронессу что ожидает? Вечная мука жить вдали от своих детей и любимого мужа. То, что Агна любит своего мужа, девушка не сомневалась. И на отравление она решилась из-за ревности. А кто тогда в первый раз травил её, Наташу? Нет, не так-то просто во всём разобраться.
Приведя себя в порядок, она выглянула в коридор. Жутковато. Факелы не горят. Уже погасли или их ещё не зажигали?
Стоило ей оказаться на лестничной площадке — всё встало на свои места. Вечер. По лестнице сбегал Франц.
В кухне горячо обсуждалась порка. С нездоровым азартом обсуждались её подробности: кто, что и как сделал, как отреагировало тело несчастной жертвы на очередной удар и далее в том же духе.
Схватив первый попавшийся чистый кувшин, Наташа зачерпнула горячей воды из открытого котла.
— Госпожа, — возбуждённая раскрасневшаяся Берта переместилась к ней, — как мы довольны, что негодяйка получила по заслугам. Её убить мало! Это же надо, руку на вас поднять!
Сбоку послышался уверенный голос:
— Она в рабском доме долго не проживёт. Участь отравителей известна.
— Госпожа, давайте я вам соберу поесть. Вон, какая вы измученная. Все уже повечеряли, а вас хозяин приказал не беспокоить.
Знала бы Берта, чем измучена госпожа. Жаждой! Прихватив несколько печений, Наташа вышла в полукруглый зал, столкнувшись с Бруно.
— Моя красавица, — прижал он её к себе, косясь на кувшин, — мы только прибыли. Устал чертовски. Обмыться бы и распорядиться насчёт вечери в свою половину.
— Куда это нести, господин командующий? — услышала девушка позади себя.
Воин тряхнул двумя грязными увесистыми мешками.
— В кабинет хозяина, — широкая спина рыцаря заслонила Наташу от говорившего.
— Вы поймали экономку? — принюхалась она к дурно пахнущим мешкам.
— Клару? — отвёл глаза Бруно. — Давай об этом поговорим позже. Меня ждёт Герард. Как стемнеет, приходи в беседку, — коснулся он губами её щеки. — Я думал о тебе.
Она улыбнулась:
— Мне вас не хватало.
Командующий скрылся за дверями кухни.
Из правого крыла показалась прачка. Присев в поклоне, она прошла за Бруно. То, что Эрна видела её встречу с ним, девушка не сомневалась. Что тут такого? Это жизнь. Вчера ты была подружкой рыцаря, а сегодня у него другая.
* * *
Если хозяин распорядился её не беспокоить, значило ли это, что ей не нужно сейчас идти к графине? Стук в дверь отвлёк Наташу от мыслей о Юфрозине.
Вошла Эрна. Девушка ожидала увидеть кого угодно, только не её.
— Госпожа, — опустив глаза, прачка теребила край передника, — мне нужно сказать вам правду.
Наташа насторожилась, медленно подходя к ней. Вблизи Эрна выглядела иначе. Овальное лицо с грубоватыми чертами выдавало в ней простолюдинку, но не портило её очарования. Большие голубые глаза, полукружья бровей, чуть вздёрнутый носик, великоватые полные губы. Такие девушки нравятся мужчинам. Эрна не должна засидеться в девках.
— Правду?
— Да, госпожа. Мы с Бруно любим друг друга и уже давно вместе, — она стрельнула глазами в иноземку, отметив, что та внимательно её слушает. — Он очень благородный и хочет помочь вам оградиться от настойчивости… других мужчин.
Звучало неубедительно. Девушка заподозрила неладное. Не думает ли отвергнутая девка обманным путём вернуть бывшего возлюбленного? Знаем, читали книги, смотрели фильмы.
— По-моему, если мужчина любит женщину, он не должен ни под каким предлогом связывать себя узами брака с другой, — видя, что Эрна не понимает, пояснила: — Зачем ему вести меня в церковь, если он любит тебя? Это неблагородно по отношению к тебе.
Наташа пыталась поймать взгляд прачки. Похоже, та не знала о решении своего бывшего парня жениться на другой.
— Оно-то верно, — всхлипнула Эрна, — но он твердит, что иначе вам никак не помочь. Госпожа, как мы с вами будем его делить? Днём он с вами, а ночью — со мной. И он клянётся мне в своей любви.
Вот теперь она подняла полные слёз глаза — яркие и молящие. В них разливалась боль.
Наташа чертыхнулась. Значит ли это, что Бруно обманывает их обеих? Нужно ли верить словам покинутой обиженной женщины?
— Вы мне не верите? — Эрна вытирала скатывающиеся по щекам слёзы.
— Почему я должна тебе верить? Ты заинтересованная сторона.
Девка таращилась на неё, силясь понять сказанное. Наташа вздохнула:
— Ты ведь любишь его и хочешь быть вместе с ним. Неважно, какой ценой. Так? — Прачка, опустив голову, плакала. — Если я захочу что-то прояснить, то спрошу у Бруно. А ты иди, — развернула её девушка к двери, выпроваживая и бубня под нос: — Своё чёрное дело ты уже сделала и посеяла сомнение в мою душу. Ну, ладно, дорогой жених, поговорим с тобой вечером.
Эрна действительно посеяла сомнение в душу Наташи. Чем больше она думала о разговоре, тем сильнее убеждалась, что та могла быть права. И это могло быть связано не с тем, что Бруно хотел помочь ей, а именно с его любвеобильностью. Почему нет? Ей он тоже говорил, что любит. Днём он ухаживает за Наташей, а ночью идёт к доступной женщине. А что будет после свадьбы? Так и будет бегать к Эрне? Может ли мужчина любить двух женщин одновременно? С сожалением ответила: да. В её мире некоторые мужчины имеют по две семьи и вполне счастливы и там и там. Даже умудряются сделать так, что ни одна из сторон не догадывается о существовании другой. И неважно, о чём идёт речь — о любви, привязанности или чём-то ещё.
Однако, с окончательными выводами спешить она не станет. Верить в мужское вероломство не хотелось. Рыцарь казался искренним и честным. А вот иные женщины могут быть весьма коварны. Она выслушает Бруно, заглянет в его глаза и, не спеша, разберётся во всём.
* * *
Усиливающееся беспокойство давало о себе знать нервным ознобом. Наташа удивлялась, как легко удалось прачке вывести её из себя. Несколько слов и всё — созданный ею внутренний мир, в который она поспешно поместила себя вместе с мужчиной, пообещавшим ей счастье и спокойную жизнь, дал трещину.
Она стояла посреди беседки, вглядываясь в густую листву виноградной лозы, прислушиваясь к окружающим звукам. Где же ты, Бруно? Она пришла слишком рано? Уже привыкшая жить без часов, девушка ориентировалась по солнцу, луне, запахам еды из коридора и суете прислуги перед трапезой. Привыкала к чужой речи, запоминая новые слова и впитывая новые знания. Приходилось приспосабливаться, при этом оставаясь собой. Училась молчать и сдерживаться.
Как укор, перед глазами встала сцена на обеде. Помнилось всё отчётливо. В каком бы состоянии она ни была — будь это стресс или опьянение, — провалами памяти никогда не страдала. Стресс был, когда одного за другим похоронила родителей, когда попала сюда. Злоупотребить спиртным в той жизни пришлось только раз — тогда она впервые столкнулась с мужской изменой и цинизмом. Было очень плохо. Не от того, что выворачивало от выпитого, а от самого факта измены и толкования его обратной стороной. Спасибо маме. Тогда она помогла ей разобраться в себе, расставить приоритеты, не потерять своё достоинство, не пасть.
Сейчас же всё было по-другому. Физически плохо, как в первый раз, не было. А вот, что она успела наговорить…
Вовремя замолчать… Для этого необходим большой талант, несмотря на то, что всё произносимое правда. Легче от этих мыслей не стало. Да и кому она нужна, её правда?
Где же ты, Бруно? Решив, что может найти его в купальне — мужчина собирался обмыться, — направилась туда.
Что там кто-то есть, Наташа услышала, ещё находясь на верхних ступеньках лестницы. Лёгкий плеск льющейся воды вызвал приятную дрожь. Уверенная в том, что это её жених, прятаться не стала.
Купальня, подсвеченная лунным светом, проходящим сквозь кроны деревьев, выглядела таинственно. Лениво поднимался тёплый пар, образуя замысловатые кружева, растворяясь в вышине.
Мужчина, находясь к ней спиной, не спеша погружался и выныривал из воды.
Наташа, сев на бортик, любовалась изгибом его шеи, широкой спиной с хорошо развитой мускулатурой, отмечая росчерк двух косых длинных шрамов — жутких и приметных. Вода струилась по его плечам, завораживая. Тёмные короткие мокрые волосы казались чёрными.
Девушка замерла. Улыбка сошла с её лица. Волосы… Светлые волосы Бруно длиннее, чем у этого мужчины.
Одновременно с узнаванием, кто перед ней, мужчина, почувствовав чужое присутствие, обернулся.
Вид поражённой девчонки ничуть не смутил Герарда, но и радости от встречи он не испытал:
— Ты Бруно ищешь?
Наташа, как загипнотизированная, следила за его руками, разгоняющими клочки пара.
— Он был здесь. И уже давно, — Бригахбург видел, как изменилось её лицо в момент его поворота. Обозналась. Он бы никогда не спутал её ни с одной женщиной.
После разговора в кабинете они с Бруно спустились в купальню. Командующий спешил и, не глядя на усталость, сквозившую в его движениях, выглядел очень довольным. Куда может спешить вечером мужчина, свободный от дозора? Герард почувствовал укол ревности. Она тяжело и неуклюже ворочалась в глубине сознания. Будто посягали на его собственность, на то, что принадлежало ему, одному ему и больше никому. Он сжал челюсти, сдерживая нарастающую злость. Ничего, он сможет справиться со своими чувствами. Нужно время.
Девушка, ничего не ответив, поспешно скрылась в нише. Такое могло произойти только с ней. А чему удивляться? Она же не видела Бруно без рубашки со спины. Запоздалый стыд залил щёки румянцем. Надежда была на то, что граф понял, что она ошиблась, а не пришла подсматривать за ним.
Не заметила, как оказалась у стены здания со стороны казармы. Что она здесь делает? Ищет жениха? Почему он не пришёл на свидание? Устал с дороги, вымылся, сел поесть, заснул. Так бывает. Улыбнулась. Неусыпная фантазия предложила другой вариант развития событий: вымылся, поел, забыл про неё, развлекается с Эрной. «Каждую ночь со мной, каждую ночь со мной», — пульсировало в висках голосом прачки.
Наташа остановилась у кустарника, размышляя, как поступить. Раздвинула ветви, всматриваясь в чёткую линию длинной постройки казармы. Маленькие оконца под покатой крышей закрыты подобием ставней. Две двери. Одна из них в конце, ближе к въездным воротам. Там и окошко имеется. Через щели в ставне пробивается тусклый свет. Половина командующего? Он так выразился, когда хотел заказать в кухне поднос с едой. Похоже. Только не на половину, а на крохотную комнатушку.
Всё же нет, она не пойдёт к Бруно. Девушка решительно пошла к углу здания. Спросит Бруно обо всём завтра, и он… обманет? Она остановилась, оглядываясь. Насторожил шорох, доносящийся из кустов. На собак не похоже. Они бы прятаться не стали. Охватил страх. Теперь Наташа не сомневалась. Ускорив шаг до бега, спешила завернуть за угол к спасительной лестнице.
Налетев на кого-то и отпрянув, откинулась на стену, едва держась на ослабевших ногах, готовая сползти на мостовую.
Успев схватить её под руку, Герард перекинул влажное полотенце на плечо и уставился в огромные испуганные глаза иноземки. Девки кричат от испуга, а эта молчит, надрывая сердце.
— Почему ты бродишь здесь одна? — спокойно спросил он.
Отдышавшись и испытав разочарование, Наташа собралась с мыслями. Хотелось на его месте видеть другого. Неужели прачка права?
Он, словно поняв, о чём она думает, спросил:
— Бруно где?
Она выдавила из себя непослушным немеющим языком:
— Не знаю. Может, случилось что-нибудь? — сама-то верила в то, что говорила?
— Сейчас проверим. Держи, — Бригахбург накинул полотенце на её плечо, мысленно ругая себя, почему не прошёл мимо? Зачем вмешивается в отношения, от которых должен держаться в стороне? Направился к казарме.
Наташа вздохнула, испытывая желание уйти. Но что-то заставило топтаться на месте, сковав движения, вызвав чувство тревожного ожидания, а оставленное полотенце обязывало ждать его владельца.
От захлопнувшейся за спиной двери, пламя свечи качнулось, опадая, отражаясь от глянцевого бока глиняного кувшина, вырывая движение на ложе с откинутым пологом в углу комнатушки.
Приблизившись туда, Герард ухмыльнулся, встретившись с блуждающими глазами друга:
— Не ожидал такого от тебя, Бруно, — зло глянул на голую девку, прячущуюся за спиной рыцаря. Прищурился: — Понимаю так — свой выбор ты сделал, и я могу считать себя свободным от данного тебе слова.
— Что? — опершись о край ложа, командующий сел. Его осоловевший непонимающий взор остановился на лице хозяина. — Ты о чём?
Герард, развернувшись, с размаха ударил Бруно кулаком в лицо.
Рыцарь откинулся, придавив Эрну.
Она дико взвизгнула, вдавившись в стену, обхватывая поверженного любовника за шею, словно желая защитить его от ярости, обуявшей хозяина.
Его сиятельство, направившись к выходу, задержался у стола, окидывая быстрым взглядом поднос с остатками трапезы: хлеба, мясного рулета, сыра, овощей, недоеденного цыплёнка. Налив из кувшина вина, залпом осушил кубок, впечатывая его дном в столешницу. Утерев губы, оглянулся на поскуливающую прачку, натягивающую на недвижимого рыцаря край одеяла.
— Ни стыда в тебе нет, девка, ни чести. Знаешь ведь, что он… — не договорив, сплюнул. Выходя, в сердцах хлопнул дверью.
— Ты мой, — Эрна, обнимая, укачивала своего мужчину, заливаясь горькими слезами. Неожиданная развязка не дала того результата, на который она рассчитывала. Утром её любимый очнётся и снова побежит к иноземке, будет ласкать и целовать ненавистную разлучницу.
Глава 9
Его сиятельство, всё ещё пребывая под впечатлением случившегося, остановил цепкий взор на русинке, прохаживающейся перед высоким крыльцом. В душе шевельнулась тревога. Слышала ли она визг прачки? Столкнувшись с её взглядом, понял — слышала.
— У него женщина? — зачем-то переспросила Наташа, будто надеясь, что слух её обманул.
В её глазах Бригахбург не увидел слёз. Лишь болезненный их прищур, едва заметное дрожание губ, глухой сдавленный голос.
— Идём, — тронул её за плечо, забирая из рук полотенце, — проведу.
Она послушно поднималась рядом, неуверенно ступая по ступеням.
Герард придержал её под руку. Мало ли… Но, похоже, ему самому требуется помощь. Появившееся головокружение удивило: принял близко к сердцу виденное у командующего? Обидно стало. Не за друга, за девчонку. Мало ей потрясений, так ещё и это. Хотя он надеялся, что русинка после выпитого в обед проспит до утра, а она даже головной болью не мучается. И не сказал бы, что привычная к питью. Заметив, что она направляется в сторону кухни, спросил:
— Ты куда?
Наташа обернулась:
— Пить хочется. Вы идите. Спасибо вам.
Закрывшаяся за ней дверь отрезала его от действительности. В глазах потемнело. Казалось, что перекрыли доступ воздуха в лёгкие. В ушах эхом отдавались слова «Вы идите… Идите…» и он послушно пошёл. Словно из клубящегося тумана показался выступ камина. Сделав несколько шагов в сторону, наткнулся на перила лестницы. Ухватившись за них, опустился на нижнюю ступеньку, покачиваясь, уплывая.
Горящие под котлами дрова давали достаточно света, чтобы не зажигать свечу. Наташа уже хорошо ориентировалась в кухне, чтобы сразу пойти туда, где её ждало облегчение. Она понимала, что это даст временный иллюзорный эффект, но отказываться от него не хотела. Сняв с полки кувшин и сбросив с его горла скрученную салфетку, жадно пила горячительное.
Удовлетворённо облизав губы и чуть помедлив, добавила, решив, что это гораздо лучше, чем проливать слёзы по несостоявшейся мечте о тихой семейной жизни. Когда почувствовала, что хватит, вернула на место заметно полегчавший сосуд.
Найдя на укрытом подносе печенье, заела. Отломила кусочек для трущейся о её ноги кошки. Та, понюхав угощение, уставилась на благодетельницу, словно спрашивая, что это за гадость? Девушка, вскинув брови, пожала плечами, соглашаясь с ней, выискивая что-нибудь существеннее.
Ожидаемый эффект не заставил себя долго ждать. Душевная боль чуть отступила, уступив место мрачной решимости. Буйная фантазия румяным колобком покатилась по замковой территории, выложенной булыжником, закатилась в комнатушку командующего и высветила зрелище, достойное украсить порносайт высшего уровня. Наташа выдохнула воздух из лёгких, как закипевший чайник, избавляющийся от пара.
— Прелюбодеи, — скривила губы в недоброй ухмылке. И это всё видел его сиятельство? Вон, как орала прачка. Прервал их на самом интересном месте! М-да… Нужно было идти с графом. Лишила себя такого зрелища!
Замок спит и можно без опаски включить фонарик.
Ступив в свою комнату, она сразу же почувствовала чужое присутствие, спешно выключая лампион. Сердце ухнуло вниз. Прижавшись к стене, замерла. Со стороны кровати слышалось шумное прерывистое дыхание.
Сжавшись, сосредоточенно готовясь к отпору в случае нападения, она всматривалась в темноту. Ничего не происходило. Крадучись приблизилась к кровати. Поперёк неё, раскинув руки, развалился Бригахбург. Девушка недоумевала. Когда сказала ему «Идите», не имела же она в виду, что идти нужно к ней! Толкнув мужчину, убедилась, что он крепко спит. Пьяным, вроде, не был.
Наташа зажгла свечу, ставя на столик у ложа, думая, как следует поступить в данном случае? Забравшись на кровать, безжалостно похлопала сиятельного по щекам. Бесполезно!
Позвать кого-нибудь, чтобы вывели его отсюда? Сделает хуже себе. Скажут, что… Нехорошее скажут! Фыркнула. Весь хмель из головы выветрился. Уйти самой? Куда? Да и увидят, что утром он будет выходить из её комнаты.
Мысли полетели в другом направлении. Вот, стоило только Бруно отказаться от неё, как граф сделал соответствующие выводы и уже тут как тут.
— Сволочь! — трясла она его со всей силы, шепча проклятия. Вытянуть бы бесчувственное тело в коридор и пусть валяется там? Заболеет на каменном полу, нужно будет лечить, а таблеток почти нет. И попробуй вытащи такого бугая. Развалился здесь! Пнула его от души, не чувствуя удовлетворения.
— Гад! — слёзы бессилия уже спешили подтвердить безысходность ситуации. Закрыв лицо руками, Наташа шепнула: — Все мужчины сволочи.
Бруно… Она уже успела впустить его в своё сердце. Поверила, что может быть счастлива. Тяжёлые стоны вырвались вместе с хлынувшими из глаз удушливыми слёзами. Она так надеялась пережить его измену спокойно, не травмируя душу жалостью к себе.
«Ну, вот и всё, ну, вот и всё, я ухожу из твоей жизни…» — выдернулись из памяти слова песни. Кружась и стеная, бились в сознании, наполняя едкой горечью.
Одна… Снова одна… И снова больно…
Холодно. Очень холодно. Дрожь не унималась.
Наташа забралась под одеяло с другой стороны безразмерной кровати. Рыдания терзали тело. За что Бруно так обошёлся с ней? Значит, Эрна права: Бруно её мужчина и так было всегда. Они любят друг друга и выбор им был сделан давно. У них близкие отношения. Очень близкие. Третий лишний.
А может быть, всё к лучшему? К чёрту этого рыцаря с его прачкой. Наташа отёрла мокрые от слёз щёки. Не может быть, чтобы не было другого выхода. Нужно думать. Она коснулась затылка, растирая кожу под волосами, прикрывая глаза.
Вскочив с кровати, метнулась в умывальню за полотенцем и связала ручки двери. Сняла поясной ремень с Бригахбурга, забирая кинжал под свою подушку: пусть только попробует сунуться. Прислушавшись к выравнивающемуся дыханию его сиятельства, успокоилась и укрыла его краем одеяла. Через пару часов попробует разбудить мужчину снова.
* * *
— Госпожа, это я, — негромкий стук в дверь вырвал из забытья.
Наташа с трудом открыла глаза. Рядом кто-то кашлянул, прочищая горло, собираясь ответить.
Девушка, всё молниеносно вспомнив, подпрыгнула. Дикой кошкой бросилась на мужчину, наваливаясь на него грудью, закрывая ладонями его рот:
— Кэйти уходи, — сказала громко и неожиданно спокойно, — я ещё посплю.
— Госпожа, вас графиня ждёт.
— Скажи ей, что я буду позже, — Наташа сильнее надавила на рот Бригахбурга, ожидая от него очередной пакости.
Впрочем, он не протестовал. Его непонимающий взгляд блуждал по её лицу, словно он видел её впервые. Убедившись, что служанка ушла, девушка отняла руку.
Его сиятельство продолжал безмолвствовать, с удивлением рассматривая складки полога над собой.
— Не стройте из себя святую невинность, — зашипела Наташа, раздражаясь.
Он вздёрнул бровь, облизывая воспалённые сухие губы:
— Что здесь происходит? — недоумение выглядело искренним.
Девушка поразилась, насколько мужчина может быть лицемерным.
— А теперь, — она проигнорировала вопрос, бросая ему кинжал, — покиньте мою комнату. И скажите спасибо, что я вас не выволокла ночью на площадку и не скатила с лестницы.
Герард ничего не понимал. Последнее, что он помнил, как за ней закрылась дверь кухни. Тряхнул головой, слыша звон в ушах. Вращал головой, понимая, что находится в комнате русинки.
— Поспешите, господин граф, — ледяной тон русинки указывал на её крайнюю степень недовольства. Ни тени улыбки на её лице. Он бы сказал, что её прищуренный взор выражает небрежение. Припухшие глаза и губы наводили на мысль, что она плакала. Бесспорно, плакала. Он помнит, как ходил к Бруно и что там видел.
Бригахбург сел в постели покачиваясь. Кружилась голова.
— Что за чёрт? — голос осип, как после недельной беспробудной пьянки.
— Господин граф, я жду, — Наташа раскручивала ручки двери, видя, что он «тормозит». Это действовало на нервы. — Если вы хотите выставить меня в неприглядном свете перед всеми, тогда оставайтесь, — недобрый её взор прошил его насквозь. — Конечно, теперь за меня некому заступиться. Ко всем прочим злосчастьям добавилось ещё одно: меня бросил жених. — Она чувствовала закипающую злость, замешанную на слезах. Ещё немного и сорвётся. Рванула дверь, распахивая: — Уйдёте вы или останетесь — решать вам.
Девушка прошла к окну, открывая его. Утро встретило пасмурным небом и тишиной.
— Я заступлюсь за тебя, — приподнялся Герард, оседая назад.
— У вас есть невеста. Вот за неё и заступайтесь, — почуяла неладное Наташа.
Подойдя к мужчине на расстояние вытянутой руки, наклонилась, уставившись в его лицо. Блуждающий прищуренный взгляд, бессознательное покачивание головой. Он напомнил ей китайского болванчика. Такое же выражение угодничества и покорности, полное отсутствие сопротивления.
— Вам плохо? — тревога кольнула в сердце. — Болит что-нибудь? Зачем вы вчера вообще пришли сюда? Перепутали этажи?
Он пожал плечами, качая головой:
— Ничего не помню. Вот как ты ушла в кухню и всё… Больше ничего не помню.
— А сознание теряли? — коснулась Наташа его запястья, прощупывая пульс. Биение вразнобой, через неровные временны́е промежутки. Плохо. — Позвать кого-нибудь?
— Нет. Сама же сказала, что нельзя.
Герард встал, сдерживая приступ тошноты. Сделав несколько шагов, почувствовал себя увереннее.
— Идите в свою комнату. Вам нужно обязательно полежать.
А сердечко ёкнуло: у его сиятельства был сердечный приступ? Её отец умер на ступеньках подъезда. Ему было пятьдесят два года. Здесь же перед ней молодой мужчина, крепкий, закалённый невзгодами. Может быть, его потихоньку травят?
— Что вы ели в последний раз, помните? — подошла к она графу, заглядывая в его опущенное лицо.
— В обед ел за столом. Всё, больше не ел.
— А пиво пили, медовуху или вино? — он, без сомнения, выглядел подозрительно. Таким Наташа видела его впервые. Куда исчезла уверенность, дерзость, харизма?
— Нет, только в обед, — поднял он тяжёлую голову, вспоминая: — В половине Бруно пил вино.
— А, давайте-ка, примите вот это, — шурша фольгой, Наташа достала несколько таблеток абсорбента и подала кубок с водой. — Вреда не будет. Может быть, позвать Дитриха?
— Нет, я сам.
Девушка беспокойно смотрела ему вслед. Высокий, сильный мужчина, ссутулившись и касаясь ладонями стены, неторопливо удалялся по коридору.
Нет, так нельзя, упасть может. Наташа догнала Герарда, обхватывая за талию, прижимаясь, поддерживая.
Сиятельный с благодарностью смотрел на неё, а она устало улыбнулась ему и ободряюще сказала:
— Всё будет хорошо, — и опустила глаза, пряча навернувшиеся слёзы. Плевать ей на то, что кто-то увидит их вместе. Ему плохо. Если его не станет, как она будет жить?
Герард обнял девчонку за плечи. В душе разливалось тепло. Шепнул:
— Хорошо, что ты есть, моя леди.
* * *
— Откройте окно. Ему нужен свежий воздух, — Наташа убрала подушку из-под головы графа, ощупывая его макушку массирующими движениями. Могли ночью оглушить. — Нигде не больно?
Герард замер, прислушиваясь, как её пальчики легко касались кожи под волосами, буркнул: «Нет», закрывая глаза, слыша её дыхание, мысленно уносясь в ту ночь, когда его губы касались её губ.
Дитрих, встреченный ими в коридоре третьего этажа, беспокойно глядя на брата, спросил:
— Что с ним? — подставил своё плечо, принимая тяжесть мужчины на себя.
— Не знаю. Такое с ним раньше случалось? — отступила в сторону девушка.
— Не видел.
Она смотрела на них и думала о том, что люди этого времени в проявлении заботы и родственных чувств ничем не отличаются от её современников:
— А на сердце когда-нибудь он жаловался?
— Не слышал.
— Я всё слышу и могу говорить сам. Мне уже лучше, — Герард обратился к брату: — Вели принести трапезу сюда.
— Думаешь, ты надолго слёг?
— Некогда валяться. Чуток полежу и встану, — покосился Бригахбург на иноземку. — Бруно видел?
— Нет ещё.
— Вели ему прийти.
Девушка осматривалась. В комнате его сиятельства она была впервые. Ничего не скажешь… Для дикаря совсем неплохо. Деревянные панели, чудесные гобелены с видом баталий. Кровать гораздо больше, чем у неё в комнате. Маленький прикроватный столик. Два побольше: один у окна между скамьями, другой, низкий, у камина. Кресла. На полу шкуры. Одна стена увешана оружием. Сундуки. Низкая дверь в умывальню. Ещё одна — на противоположной стороне. Второй кабинет? И, конечно, там карта во всю стену. Наташа покосилась на мужчин. Снова подумалось о побеге. А что остаётся делать? Попытки отравлений, предательство Бруно, домогательства графа. Это сейчас он тихий.
— Ещё что-нибудь нужно? — опустился в кресло Дитрих, обращаясь к Наташе.
— Нет, — она сидела на кровати, держа согревающуюся руку Бригахбурга, считывая пульс и думая о его странном состоянии. Что это может быть? В любом случае на умирающего он не похож. Ему бы отлежаться. Только, кто её станет слушать?
— Я пойду. Мне нужно к графине, — поднялась Наташа, глядя на барона. — Позовите кого-нибудь подежурить у постели больного. Если что, зовите меня.
— Ты останешься здесь, — наткнувшись на недовольный взор русинки, красавчик смягчил тон: — Не знаю, кому ещё можно доверить такое дело. Чтоб хуже не сделать. А мне нужно идти, — поспешно засобирался он. — Агну закрыли в отдельном покое. Дети капризничают.
Наташа, вздохнув, согласилась. Наверное, он прав. Уселась в кресло напротив графа. Устала. Будто и не спала вовсе. В голове нет ни одной толковой мысли. Из окна задувает прохладный ветерок. Поёжилась, прикрывая глаза, чувствуя, как на неё опускается что-то уютно-пушистое. Дитрих позаботился и укрыл её пледом.
— Спасибо, — подтянула она к подбородку мягкую шкуру, подшитую ворсистой тканью.
Слышала тихую беседу братьев, обсуждающих текущие дела. Их разговор сливался с низким гулом в голове. Будто голодные пчёлы жаловались на пасечника. Хозяин после обеда собирался на рудник.
— Никакого рудника, — встрепенулась она, отгоняя сон. Натолкнувшись на вопросительный взгляд его сиятельства, заговорила громче: — Сегодня даже не собирайтесь.
Он фыркнул. Девушка не удивилась его реакции:
— Понимаю. Тогда зачем я здесь сижу? Собираетесь ехать — поезжайте, — повернула голову к барону: — А вы идите гроб заказывать. Для него, — ткнула пальцем в графа, вставая, подхватывая сползающую на пол шкуру. — Назад его привезут перекинутым через седло. Так у вас трупы возят? А я пойду траурное платье шить. О! Пошью, как я хочу. Никто не помешает. Красиво будет.
Братья переглянулись. Дитрих хмыкнул, улыбаясь:
— Ну, я пошёл.
— Вот умеешь ты уговаривать, — нахмурился сиятельный, глядя, как русинка сворачивает шкуру.
— И передо мной образец беспрекословного послушания! Никакого фырканья и недовольства. Красота! — бросила Наташа свёрток в кресло.
— Подожди, — сел Герард на край ложа. — Мне, действительно, уже лучше. Подойди ко мне.
Девушка опасливо покосилась на него:
— Зачем?
— Тогда я сам подойду, — упёрся он руками в матрас, собираясь встать.
— Не нужно, — приблизилась она к нему.
— Хочу сказать тебе, — вздохнул Бригахбург. — Я долго присматривался к тебе…
Дверь распахнулась, и служанка внесла поднос, накрытый салфеткой. По кивку хозяина водрузила его на прикроватный столик.
— Садись, тебе нужно поесть, — его сиятельство снял салфетку, без особого энтузиазма осматривая содержимое подноса. Остановил взор на холодном цыплёнке: — Что ты вчера говорила про цыплёнка?
Девушка подтащила тяжёлое кресло, наблюдая, как за его ножками, собираясь крупными складками, тащится медвежья шкура. Хорошо, что без головы зверя. В комнате вице-графа подобная шкура с головой и ощеренной пастью. Жуть!
— Про цыплёнка?
— Не помнишь?
— Помню. Всё помню, — почувствовала, что краснеет.
Герард улыбнулся. Краснеющая девица… Что может быть милее?
— Ваши цыплята переперчены.
— Нормально.
— Потому что вы других не ели, — собирала Наташа бутерброд из кусочков белого хлеба, мясного рулета и сыра. Положила его перед мужчиной, налила в кубок тёплого морса. Кувшин с вином убрала на подоконник, давая понять, что спиртное пить нельзя.
Герард смотрел на неё не отрывая глаз. Ему нравилось всё, что она делает.
— Поучи нашу кухарку, как нужно готовить правильно, — заглянул в её глаза, пытаясь вспомнить: кто-нибудь когда-нибудь делал для него подобное? Только мать. В детстве.
— Я своих секретов не выдаю.
Наташа намазала творог на кусочек белого хлеба, откусила, запивая морсом. Неожиданно для себя сравнивала, каким был сиятельный в их первую встречу, и какой он сейчас. Человек в таком возрасте не меняется. Граф всегда был таким. Просто не было случая показать себя с лучшей стороны. Такое, вот, непростое время. Нужно быть жёстким, строгим, властным.
— Будешь экономкой, — сказал Герард, как отрезал, наблюдая за реакцией русинки.
Она перестала жевать, останавливая на нём недоуменный взгляд:
— Нет, не буду, — жевала энергичнее, тщательно пережёвывая, боясь поперхнуться.
— Будешь.
— Нет, — перестала жевать, удерживая пищу во рту.
— Почему? Предложи здесь любой…
— Предложите любой, — осторожно проглотила… Не подавилась.
— Упрямица, — сузил глаза граф.
— Наглый тип, — смотрела Наташа в его недовольное лицо, не отводя взора. Кинжал дрогнул в её руке, звякнув о край подноса.
— Что? — покосился Герард на оружие в руке русинки, напрягаясь.
— Сколько можно? У вас совесть есть? — бросила она от греха подальше кинжал на поднос. Просыпа́лись природные защитные инстинкты. — Или в это время такое понятие, как совесть, ещё не существует?
На вопросительный его взгляд Наташа вскочила:
— Что вам не понятно? — прошла к окну, закрывая его. — Сколько можно на мне ездить? Я — компаньонка, опять же всем вам лекарь, не откажетесь поставить меня к печи вместе с прислугой, няня для детей барона, экономка вот…
— Что? Няня? Дитрих… — протянул его сиятельство. Не хватало слов.
— Да, мы обсуждали этот вопрос, — «Так тебе и надо!»
— Дитрих… — звучало, как: «Вот же негодник…»
После короткого стука в дверь, она распахнулась. Вошёл Бруно. Увидев у окна Наташу, замялся, переводя взор на Герарда:
— Ты звал?
Девушка отвернулась. Видеть бывшего жениха не хотелось. Но он был другого мнения:
— Наташа…
Она подобралась, старясь сделать вид как можно безразличнее. Обернулась. Он уже рядом, склонился в приветствии, высматривая её ручку. Привычно подала ладонь. Он прав. Эрна — девушка из его времени. С ней ему проще найти общий язык. Нужно принять его выбор спокойно.
— Доброе утро, Бруно.
Отметила, что рыцарь выглядит помятым и со свежим синяком на скуле.
* * *
Командующий, проснувшись утром в обществе Эрны, подпрыгнул от неожиданности, оглядываясь по сторонам:
— Что ты здесь делаешь? — отвернул одеяло, убеждаясь, что полностью разоблачён. Неприятно скрутило мышцы живота.
— Бруно, — женщина довольно потянулась, словно кошка, не стесняясь своей наготы, — раньше ты так не спрашивал. — Прильнула к его спине, обнимая за плечи.
Он, ощутив зубную боль, прикоснулся к щеке. Смутные воспоминания бередили душу.
— Приходил хозяин? — обернулся к прачке. — Почему я ничего не помню? Это он ударил меня?
Она молчала, нежно проведя по его спине ладонью, оставляя на плечах дорожку из поцелуев.
— Эрна, прекрати! — встал Бруно, торопливо натягивая одеяние. — Я помню женский крик. Это ты кричала?
— Да, — натянула она на себя одеяло. — Меня напугал хозяин, ворвавшись сюда.
Рыцарь, подозревая, что произошло что-то нехорошее, уставился на подружку:
— Что он хотел? Зачем приходил? — сдёрнул с неё одеяло. — Вставай, Эрна! Что ты натворила? Чёрт, почему я ничего не помню?
Он подошёл к столу, заглядывая в кувшин. Пусто. Хотелось пить. Во рту ощущался вкус хвои.
— Ты сам попросил меня остаться, когда я пришла за подносом.
— Я не мог! — подскочил он к женщине, тряся её за плечи: — Эрна, лучше признайся сразу что произошло?!
— Бруно, что ты от меня хочешь? — встала она, одеваясь. — Ты был очень уставшим и таким ласковым. А фрейлейн Клара… Её с вами не было. Где она? — старалась сменить тему разговора.
— Тебя это не касается! Уходи! — раздражение Бруно росло вместе с усиливающейся головной болью.
Он выскочил за дверь, на ходу застёгивая поясной ремень, бубня ругательства, вспоминая: его невеста… Наташа… Она ждала его, а он…
* * *
— Наташа, прости, устал вчера. Не ожидал, что свалюсь в беспамятстве, — задержал Бруно её руку в своей.
Она аккуратно вытащила её из захвата его пальцев, соглашаясь:
— Понимаю, — в горле застрял ком. — Не нужно оправдываться. Эрна хорошая девушка. Желаю вам счастья, — проскользнула мимо рыцаря, повернулась к графу: — Можно мне уйти?
— Что это значит? — шагнул за ней Бруно, натыкаясь на её останавливающий жест. — Ты отказываешься от данного слова?
Девушка, ничего не сказав, выскочила из комнаты. Она знала, что придётся столкнуться с Бруно и оказалась не готова к этому. Снова захлестнула волна отчаяния и боли. Господи, за что ей всё это? Его поймали на «горячем», а он делает вид, что ничего не произошло! Удивило упрямство мужчины. Отрицать очевидное? Очень удобно списать на беспамятство то, о чём не хочется говорить.
— Бруно, — не выдержал Герард, — хватит нести чушь. Я видел тебя с прачкой на ложе, а она, — кивнул на закрывшуюся за русинкой дверь, — слышала её крик. Мы искали тебя, когда…
— Так это всё-таки ты меня ударил? Понятно. Зачем ты привёл ко мне Наташу?
— Бруно, я вошёл к тебе один. Разговор можно закончить. Теперь я тебе ничего не должен.
— Я ничего не помню! Эрна… Я не знаю, откуда она взялась!
Бригахбург строго посмотрел на друга:
— Не лги мне. Я всё видел своими глазами.
— Герард, и ты мне не веришь. У меня до сих пор в голове шумит и сердце стучит, как молот, словно пил неделю не просыхая.
Граф задумался:
— Говоришь, пил неделю… — подобное сравнение ему приходило в голову, когда он очнулся в покоях русинки и тоже ничего не помнил. — Ты пил вчера?
— Да так, совсем немного. Как всегда, кубок вина с дороги.
— А кто тебе трапезу приносил?
— Прислуга из кухни.
— Случаем, не Эрна?
— Нет. Я после того, как с ней на кухне столкнулся, увидел её только сегодня, на своём ложе, — он обхватил голову руками, качаясь из стороны в сторону: — Это конец.
— Я тоже пил у тебя вино, когда заходил. И мне до сих пор плохо.
— Хочешь сказать, что Эрна в него подмешала зелье? Герард, этого не может быть. Она не такая.
— Я до сих пор не могу отойти! Если б не иноземка, не знаю, чтобы со мной было. С лестницы скатился бы, шею свернул. Ступай, запри прачку в камору. Надо потолковать с ней.
— Если признается, что опоила, то Наташа простит меня? Как думаешь?
Его сиятельство вздохнул:
— А ты… Если бы увидел её вот так, как я видел тебя, простил бы?
Глухой стон раздвинул пространство комнаты.
— Так ведь не было ничего с Эрной. С тех самых пор не было, как встретил Наташу.
— Ты русинке об этом скажи.
Глава 10
— Ирмгард! — Наташа, выйдя на лестничную площадку, столкнулась с вице-графом. — Ты уже ходишь?
Выглядел он неплохо. Бледный, худощавый, с рукой на перевязи, парень улыбнулся, глядя на Киву, державшую его под локоть. Оглянулся на стражника, следовавшего за ними.
— Вот, решил попробовать. Пора выходить потихоньку. И тебя давно не видел.
— Извини, совсем некогда. Иду к твоей невесте. Куда направляешься?
При упоминания о графине, он скривил губы и ссутулился:
— Постою немного здесь. Спускаться сегодня не будем, — ухватившись за перила, смотрел вниз на снующую челядь. — Вижу, Яробор здесь.
Девушка кивнула:
— Скоро твоя свадьба. Покои убирают. Он воду носит.
— Служанки Берту совсем не слушаются, — вмешалась Кива. — Вот Клары не стало, почуяли слабину.
Наташа удивилась:
— Клара? Как — не стало? А что с ней? Её разве не вернули в замок? — ей казалось, что беглянку привезли назад.
— Говорят, что она сбежала из-под замка́, — понизила голос кормилица, оглядываясь на стражника. — Не сама, конечно. Кто-то ей помог. Увела коня из конюшни и только её и видели. Вот и не повезло ей, змее. Видно, коня зверь напугал, сбросил её. Убилась, падая, или звери загрызли, — перекрестилась она. — Отряд стражников наткнулся на коня, навьюченного её вещами. Вот так… — вздохнула Кива. — Такой смерти врагу не пожелаешь. — Снова крестилась, шепча слова молитвы.
Девушка в процессе разговора уже прокручивала фильм с участием экономки и лесных монстров. Тряхнула головой, отгоняя видение. О таком лучше не думать. Тот медведь, которого она видела в лесу, одним ударом лапы перебьёт позвоночник. Наташа машинально перекрестилась.
— Вот и не верь после этого в неупокоенных духов. Госпожа Леова не приходит просто так. Все знают, — продолжала кормилица.
Ирмгард почесал затылок:
— Ну-ка, Кива, идём. Не выйдешь из моих покоев, пока не расскажешь всё, что я пропустил за время болезни, — ухватил он женщину под локоть. — И только попробуй что-нибудь утаить — отправлю на виноградники.
— Я, мой мальчик, следовала указаниям хозяина. А он приказал ничего не рассказывать, чтобы вас не беспокоить.
— Идём-идём, не упирайся. Или рассказываешь, или… — обернулся к Наташе. — Идём с нами. Послушаешь.
— Меня Юфрозина ждёт. Да и что слушать-то? — вздохнула, мысленно возвращаясь к недавним событиям. Видела себя в простыне в комнате экономки. Видела женщину с глазами, полными ужаса, падающую в обморок. — Я всё знаю.
* * *
Заплаканная Эрна растирала ладонями озябшие плечи. Топчан с истлевшим вонючим одеялом и матрасом, набитым трухлявой соломой, источал мерзкий гнилостный запах.
Двое мужчин, стоящих рядом, не обращая на неё внимания, продолжали начатый разговор. Прачка прислушивалась к их словам и дрожь крупными волнами сотрясала её тело.
— Как только такое могло прийти ей в голову? Она моей смерти хотела, — строго глянул на злоумышленницу Бригахбург.
— И моей, — покосился на неё командующий. — Так, Эрна? Хотела отравить нас с хозяином? Может, ты состоишь в тайном сговоре с нашими врагами?
Из темноты послышался приглушённый вой.
— Бруно, кому, как не тебе знать, на что способна твоя женщина?
— Мне не нужна такая женщина.
Вой, сопровождаясь захлёбывающимся плачем, усилился.
— Думаю, двадцать ударов плетью прилюдно будет ей посильным наказанием. А для других станет хорошим уроком. И в замок ни ногой.
— Согласен.
Лик Герарда, выхваченный ярким всплеском факела из непроглядной тьмы каморы казался застывшей маской.
— Хозяин, простите меня! — скатилась с топчана прачка, путаясь в юбке. Обняла колени графа, ловила его руки, пытаясь поцеловать. — Не губите! Мне житья в деревне не дадут! Господин командующий! — подползла к Бруно. — Пощадите!
Она хорошо знала, что безмужние девки, наказанные таким образом, будут вынуждены покинуть свои семьи. После публичной порки ни один мужчина такую девку в жёны не брал. В них тыкали пальцем, сторонились, детвора забрасывала камнями.
— Ты можешь облегчить свою участь, прачка, если расскажешь всё без утайки. Начни свой рассказ с самого начала.
— С какого начала? — всхлипнула она, вытирая ладонями распухшие от слёз глаза.
— Думаешь, я ничего не знаю? — склонился Герард над девкой. — Начни с рассказа о том, зачем ты опоила своего любовника, и кто тебя научил этому?
Бруно изумлённо посмотрел на друга.
Эрна замолкла, собираясь с мыслями:
— Я сама, Я всё сама, — сглотнула она слюну, закашлявшись. — Эта иноземка… Она хотела отнять у меня мужчину. Я следила за ним. Когда господин командующий приехал вчера и пошёл в кухню за трапезой, я подлила в вино зелье, — снова заголосила она.
Поняв, что сболтнула лишнее, зажала рот руками, в страхе округлив глаза.
— Говори, какое зелье, кто дал?! — сурово сдвинул брови к переносице его сиятельство.
Прачка отшатнулась от хозяина, соображая. Если укажет на Руху — её в деревне со свету сживут, просто придушат, а тело скинут в реку. Единственную на всю округу безотказную знахарку уважали и ценили.
— Давно оно у меня. Лекарь давал, — лихорадочно крестилась Эрна.
— Вот оно что… Что ещё знаешь про лекаря? — скрипнул зубами Герард. — Выбирай, девка: или ты говоришь всё, и я оставлю в наказание только десять плетей, или получишь все двадцать и будешь изгнана из деревни с позором. Твою семью не трону, только тебя.
— Хозяин, господина командующего опоила я сама. Виновата, каюсь! — она неистово осеняла себя крестным знамением. — Не губите! Не берите грех на душу! У меня дитя будет от господина командующего!
— Эрна? — Бруно, ухватившись за спинку стула, качнулся в сторону своей любовницы. — Ты лжёшь!
— Нет, меня лекарь предупреждал про зелье от зачатия, что если часто им пользоваться, то силу потеряет. Я не слушала. И вот… — завыла в голос прачка.
Граф тронул рыцаря за плечо, останавливая, давая понять, что сейчас не готов обсуждать услышанное:
— Я дьявольски устал, Бруно. Пошли отсюда. Нужно ещё с мешками разобраться.
* * *
Теперь в обществе Юфрозины время летело быстро. Наташа, вывязывая из шерсти серо-коричневый узор, разговаривала с графиней, проясняя некоторые вопросы о её жизни в монастыре. Та отвечала охотно, отвлекаясь от тревожных мыслей о свадебном пире. Было заметно, как она нервничает. Причину её беспокойства девушка не могла понять. Особо и не старалась. У богатых свои причуды.
Пасмурная погода навевала невесёлые мысли. Лето кончалось. Скоро наступят холода, пойдут дожди, и пронизывающий ветер сорвёт последнюю листву с деревьев.
Наташа сидела у окна в своей комнате, кутаясь в накидку. Из двойного слоя ткани, плотная и длинная, она отлично сохраняла тепло. Если наружная её сторона была выкроена из дорогой тёмно-синей шерсти, то внутреннюю часть в виде подкладки девушка попросила сделать из грубой невзрачной ткани. В этом был особый расчёт. Накидка, вывернутая наизнанку, походила на те, которыми пользовалась прислуга.
Хотелось как можно быстрее связать симпатичное удлинённое пончо и пошить под него юбку с блузой. На вязаный жакет или свитер рассчитывать не приходилось. Крой рукавов платья не позволит его носить. Она представила, как будет холодно в замке или в другом жилье осенью и зимой. Уже сейчас в ветреные дни сквозняки гуляли по коридорам и шуршали в углах комнат, подвывая в каминах.
Она думала о предложении графа стать экономкой. Её предстоящее замужество потерпело крах. После скорой свадьбы компаньонка графине больше не понадобится. Бригахбург женится на своей невесте-итальянке. Что останется Наташе? Побег? Или принять предложение на должность экономки? Может, лучше стать няней для детей барона? Думай, Ильина, думай…
Весть о том, что прачка опоила приворотным зельем командующего, и за это будет высечена на круге в деревне, облетела все уголки замка с небывалой скоростью. Кэйти, прибирая в комнате госпожи и поглядывая на неё, с особым возбуждением безостановочно рассказывала:
— Сейчас её отправили домой в деревню. К ней придёт повитуха проверить, правду ли она сказала, что понесла от господина командующего. Ей хозяин назначил двадцать ударов плетью, — в ожидании а́хов, служанка уставилась на иноземку с вязанием в руках. Не дождавшись должного внимания к её рассказу, но и не услышав протеста, вздохнув, продолжила: — Если подтвердится, что у неё будет дитя, он, конечно, отменит наказание. А вот мельник, её отец, тот всыплет блуднице от души. Мало того, что её из замка выгнали, так и разрешаться дитём будет без мужа. Позор!
Девушка, слушая её вполуха, считая петли узора, сбилась, уставившись на «трещотку»:
— Почему без мужа?
— Так если хозяин не найдёт ей никого, она так и останется одна. А он искать не будет. Как оказалось, он тоже угостился из того кувшина, что предназначался для господина рыцаря. А вы нашли хозяина в беспамятстве на лестнице.
Наташа окончательно отвлеклась от своего занятия. Ага, знают, да не всё! Теперь становилось понятным, почему Бригахбург был таким заторможенным и ничего не помнил. Получается, что Эрна, опоив Бруно, дождалась его отключки и улеглась к нему в постель, поджидая соперницу. В таком состоянии он, скорее всего, даже её не видел, не говоря уже ни о чём другом. Всё спланировала, хитрая прачка? Заинтриговала Наташу, сообщив, что каждую ночь проводит с любимым, и она «повелась». Да ещё и вовлекла в эту чужую «игру» графа. Улыбнулась, вспомнив, как испугалась за него, думая, что того отравили. Хорошо, что всё выяснилось.
— Если Эрна ждёт ребёнка от командующего, разве он не должен взять её в жёны?
— А он больше не ваш жених?
Наташа отвечать не стала. Здесь каждое сказанное слово может быть использовано против тебя.
Кэйти, снова не дождавшись ответа, распираемая любопытством, заключила:
— Нет, Эрна напрасно надеется, что благородный господин рыцарь возьмёт её в жёны. А вот дитя он может забрать.
Служанка остановилась у каминной полки, в который раз разглядывая странного вида полубашмак в одном экземпляре. Спросить, где второй — не решалась. Она тайком его примеряла. Большой, мужской, на правую ногу. Слышала, что есть такое лёгкое дерево, что на ноге не чувствуется и не натирает совсем. Наверное, это из него вырезан полубашмак. Чудно́. Иноземно.
Из разговора Наташа сделала вывод, что наличие любовниц и бастардов в этом времени не считается чем-то зазорным. Богатым позволено многое. История знает множество примеров. Не секрет, что учения церкви о святости брачных уз оставались без должного внимания у тех, кто женился не по любви, а по политическим или экономическим причинам. Опять же, власть и богатство притягивает, и неудивительно, что вокруг богачей и власть имущих всегда роилось достаточно красивых, ярких, интересных женщин, чтобы вельможи время от времени отвлекались от жён, которых, обычно, если и не любили, то хотя бы уважали.
— Значит, Эрна опоила мужчину зельем. И что за травка? — стало интересно. Не мухоморчики ли это? Вспомнила, что прачка приходила к ведунье, и они шептались.
— Да кто ж её знает. Сказала, что убиенный лекарь дал, — перекрестилась Кэйти. Вспомнив, что завтра воскресенье, спросила: — А вы пойдёте на обедню в церковь? Приедет священник. Издалека. Старый-то умер, а другого пока не прислали. В следующий раз не скоро до нас доберётся.
— С графиней поедем, — вздохнула Наташа. Совсем недавно Бруно собирался всё выяснить насчёт свадьбы. Снова нахлынула грусть-печаль. Обидно. Вроде он и не виноват, а всё равно в душу закрадывается сомнение, всё ли было так, как говорят? Может быть, сам впустил прачку, помиловались, а затем впал в беспамятство.
— Свечу вам зажечь? Темно как-то стало. Дождь, что ли, собирается?
Заглянувший в дверь Франц передал, что хозяин ждёт госпожу в кабинете.
На столе Бригахбурга лежала груда мелких вещей, высыпанных из валявшейся на полу заплечной сумки, которая принадлежала Кларе. Их хозяйка очень спешила, сбрасывая всё в кучу.
Он перебирал вещицы, откладывая в сторону мешочки, доверху набитые золотом. Распустив шнурок на одном из них, тронул монеты, вздыхая. Их количество значительно превышало доход экономки за все годы службы в замке. Учитывая, что она поступила к нему на службу, приехав с небольшим узлом, наводило на мысли, что женщина могла быть причастна к недопоставке продуктов в рабский дом и на рудники. Слова Яробора о том, что во всём замешан управляющий, могли иметь место. Требовалось всё тщательно и незаметно проверить. Управляющий захочет продолжить начатое дело и попробует в это вовлечь новую экономку. Значит, к выбору помощницы нужно подойти очень тщательно. Русинка отлично подошла бы на это место.
Он поднял с пола туго перевязанный крупный свёрток, скатившийся со стола при вытряхивании вещей из сумки Клары. Развязав узлы, с удивлением уставился на накидку с капюшоном, подбитую мехом белодушки тончайшей выработки. Одеяние, достойное королевы. Откуда у экономки такая вещь? Браконьеры? Он готов был поклясться, что совсем недавно видел подобное. Так и есть. Развернул накидку, поглаживая приятный на ощупь нежный мех с густым подшёрстком. Надорвал тонкую подкладку, тщательно рассматривая швы. В его графстве шьют иначе и это не работа скорняка За́мана. Есть о чём подумать. Вспомнился кусочек мыла иноземки. Его сиятельство открыл шкатулку, доставая мыло, нюхая. Клару сгубила жадность. Вот, ещё что-то из её вещиц, завёрнутое в тряпицу. Рука дрогнула. Он покосился на потемневший от крови мешок, лежащий на полу у стола. Почему он ещё здесь? Принюхался — кровь очень быстро портится.
Собираясь позвать Франца, открыл дверь и столкнулся с иноземкой, пропуская её в покой.
— Вы хотели меня видеть? — быстро осмотрелась Наташа, убеждаясь, что Бруно в кабинете нет. Пахло чем-то неприятным и очень знакомым.
Герард проводил её к столу:
— Забери. Мыло взяла Клара. И, вот, ещё…
Девушка посмотрела на бутылку из-под водки:
— Тару пустой не возвращают — плохая примета, — взяла она только мыло.
— Что?
— Налейте хорошего вина и тогда отдадите. Если я заберу бутылку пустой — вы обеднеете.
Бригахбург рассмеялся:
— Вот ты о чём, — распахнул он дверь, подзывая мальчишку и вручая бутылку. Давая ему указания, кивнул на мешок у стола.
Франц, ухватив ёмкость за горлышко и прижав к груди, небрежно поднял мешок.
Наташа уставилась на него, не в силах пошевелиться. Что в нём было, пропитанном подсохшими бурыми пятнами, догадаться не составило труда. Фантазия дорисовала «картинку» и раскрасила мрачными красками последние минуты жизни Клары: дорога, ночной лес, погоня, страх женщины, взмах меча… Девушка мысленно заглянула в мешок, натыкаясь на остекленевшие чёрные глаза и синие губы экономки. Подкатила тошнота, судорогой скрутив желудок. Наташа покачнулась, оседая на стоящий рядом стул, съезжая с него.
Граф едва успел её подхватить:
— Да что же это такое? — недоумевал он, перенося русинку на скамью у двери, подкладывая под её голову плоскую вышитую подушку. — Будто не видела никогда подобного.
Вспомнилось её состояние после порки няньки. Легонько похлопал по щекам Птахи, всматриваясь в лицо. Разлившаяся бледность ей совсем не шла. Вот когда она заливалась краской смущения… Ресницы Наташи дрогнули. Потемневшие глаза блуждали по лицу сиятельного.
— Таша, — шепнул он, осторожно касаясь её щеки губами, — нельзя же быть такой чувствительной.
Она приподняла голову, упираясь взглядом в носки балеток.
Мужчина помог ей сесть, опускаясь рядом, держа за руку.
— Вы убили её… За кусок мыла.
Герард вскочил. Торопливо подошёл к столу и вернулся.
— Вот, из её сумки, — втолкнул в руку Наташи её зажим для волос.
Она опустила глаза на «стрекозу».
— Я не намеревался лишать её жизни за воровство. Уведя коня и сбежав, она подписала себе смертный приговор. Найдя вот это, — ткнул пальцем в «краба», — я уже не сомневаюсь, что она была причастна к твоему отравлению. Знай я об этом раньше, она бы не смогла сбежать и выдала бы своего сообщника.
— Я видела их вместе. Правда, мужчину только со спины. У него коричневая кожаная безрукавка. Он ушёл в сторону конюшни.
— У нас у каждого второго есть такое одеяние. Один из конюхов? Почему ты сразу не сказала?
— Я подумала, что это её мужчина. Разве нельзя? Клару убил Бруно?
— Таша… — Бригахбург сел рядом, обняв её за плечи. Она попыталась скинуть его руку, но он прижал девчонку к себе: — Я не могу поступать иначе. Зло должно наказываться. Если люди поймут, что можно безнаказанно красть, травить, убивать, наступит время грабежей и разбоя. Все захотят лёгкой наживы.
— Вы сказали, что не убиваете женщин. Ей могли подарить мой зажим. Тот мужчина.
— Она приняла украшение, зная, чьё оно. Ты многого не понимаешь. Она заодно с отравителем и я его обязательно найду.
Значит, опасность всё ещё остаётся. Будет ли сообщник экономки продолжать начатое?
Вбежал Франц, вручая госпоже, как награду, бутылку, наполненную жидкостью вишнёвого цвета.
Наташа, не церемонясь, дрожащими пальцами отвинтила пробку и поспешно приложилась к горлышку.
— Так нельзя, — его сиятельство осторожно отклонил бутылку вниз, думая, почему не распорядился налить морса?
— Бросьте, господин граф! — отвернулась от него Наташа, чувствуя, что срывается. — Что вы себе…
Вновь заглянувший мальчишка, виновато опустив голову, прервал гневную речь иноземки:
— Хозяин, господин командующий просит вас спуститься. Приехал граф Фальгахен и с ним чужие люди.
Герард недоверчиво покосился на русинку, воспользовавшуюся моментом и снова приложившуюся к бутылке.
— Чёрт! Принесла его нелёгкая! — не считаясь с желанием Наташи, разжал её пальцы, отнимая питьё. — Иди в свои покои, — тяжело вздохнул, принимая неизбежное.
В свои покои? Как бы не так! Наташа, развернувшись на своём этаже и дойдя до площадки, выглянула из-за угла. Убедившись, что Бригахбург спустился на первый этаж, вернулась в кабинет. Бутылка стояла на столе. Девушка была полностью согласна с мужчиной, что нельзя стресс запивать спиртным. Решив, что сегодня она воспользуется этим средством в последний раз, прихватила её с собой. Имеет право. Сосуд безраздельно принадлежит ей.
Вернувшись на свой этаж, услышав снизу громкие голоса, осторожно выглянула. Хозяин неторопливо беседовал с Карлом и его спутником, невысоким мужчиной в возрасте. Вот уж с кем не хотелось встречаться, так это с Фальгахеном. Наташа поспешно отошла вглубь коридора, раздумывая, как бы отлынить от похода на предстоящий ужин? Есть хотелось. Покосившись на бутылку, вздохнула.
Ничего придумывать не пришлось. Кэйти, отворив дверь, вошла с подносом:
— Хозяин распорядился принести вам вечерю в покои.
Наташа облегчённо вздохнула. Видно, граф был такого же мнения. Но посиделки с Юфрозиной никто не отменял.
На этот раз девушка надумала провести вечер в обществе вице-графа и его невесты и помочь им хоть немного сблизиться. Почему нет? Чтобы подготовиться к приёму гостей, она спустилась в кухню.
— Госпожа, — раскрасневшаяся Берта «подплыла» к ней, улыбаясь и помахивая лопаточкой. — Что-то не так с вашей вечерей?
Одна из работниц, с полными слёз глазами, потирая плечо, недобро косилась на кухарку. Видимо, перед этим схлопотала этой самой лопаточкой.
— Всё так, спасибо, — огляделась Наташа, соображая, что бы такое по-быстрому приготовить?
— Снова этот «оборотень» прискакал. Да не один. Да ещё на ночь глядя. Корми его теперь, — бурчала Берта скорее себе, чем госпоже. — И хозяин, нет, чтобы его кашей, оставшейся от обедней трапезы накормить, распорядился цыплят зажарить. А ведь они на завтра задуманы. И утки тоже.
— Цыплята, — довольно улыбнулась Наташа. — Вы ведь вице-графу ещё не относили вечерю?
— Нет, нашему любимчику тоже пусть цыплёнок достанется, — расплылась она в улыбке, оглядываясь на подсобницу, разделывающую ощипанные тушки.
— Это дикая утка? — кивнула Наташа на гору мелких водоплавающих на столе и принюхалась. От них расходился специфический запах с душком. — Пахнут уже.
— Так дозревали два дня. А как же иначе? Мягче будут.
— Дальше что с ними делать будете?
— На ночь замочим в кислом молоке, и с утра потушим с овощами.
— А в маринаде с мёдом и вином не делаете? — по тому, как посмотрела на неё Берта, девушка поняла: не делают. — Напрасно. Очень вкусно. А давайте половину сделаем по вашему рецепту, а вторую половину — по моему.
— А не испортите? — Стряпуха недоверчиво покосилась на госпожу, которая на миг задумалась. Ей понадобится красное вино, мёд, чеснок, масло оливковое, соль, перец.
— Всё, что мне нужно для этого, у вас есть. Я много раз такое делала. Вкуснятина.
Берта, подумав немного, согласилась. В её памяти ещё было свежо воспоминание о том, что творила иноземка в тот памятный вечер в кухне. Она несколько раз пыталась повторить слоистый омлет с начинкой, но так, как у госпожи, всё равно не получилось. То, что Берта пробовала раньше, ей нравилось. Ловко всё выходило у иноземки и вкусно. Не мешало бы поучиться чему-нибудь новому.
В кухню вошёл Бригахбург, звеня связкой ключей. Отдав их Берте, недовольно оглянулся на русинку:
— Я тебе сказал идти в свои покои.
— Мне к графине нужно. — Недобрый взгляд и повелительный тон мужчины не понравились. — У нас сегодня праздничный ужин запланирован. — Ему же не обязательно знать, что пока об этом знает только она.
— Что у вас?..
— Будем праздновать возвращение на родину… э-э… зажима, банной принадлежности и тары.
— Ничего не понял. Праздновать?
— Неважно, — махнула она рукой.
Герард подозрительно покосился на русинку. Этот её жест… Подошёл, принюхиваясь, беря её под руку:
— Сиди в своих покоях и никуда не отлучайся.
— Так, да?.. Ладно. Только я ещё немного побуду здесь. Мне нужно рассказать вашей кухарке, как готовить птицу. Сами просили, — хлопнула она ресницами, состроив мужчине глазки. Заметив, как у него дрогнули уголки губ, воодушевилась: — Я быстро.
— Хозяин, пусть госпожа побудет здесь! Она такое говорит!.. — закатила глаза кухарка.
— Ладно. Только потом не жалуйся, Берта, — отмахнулся его сиятельство, выходя в боковую дверь. Обернулся: — Пусть накрывают стол. Гости заждались.
— Не жалуйся… — передразнила его Наташа. — Будто я здесь всё взорву вместе с его замком, как и обещала, — пробурчала вслед ему, вздыхая: — Может, попробовать?
Кухарка засуетилась, покрикивая на прислугу, гремя подносами и звеня ключами, вздыхая и причитая:
— Как не вовремя эта падлюка лишилась жизни. Нужны мне эти ключи от закромов? А если и нужны, то пусть новую кухарку позовут. Мне разоблачиться, лечь на пол, вытянуться и разорваться?..
— Подождите, — остановила девушка руку женщины, собиравшуюся сыпануть щедрую порцию молотого перца в миску с цыплячьими тушками, — вы так всё испортите. Этого много, будет горько.
— Это же перец! Его нужно много, — протестовала Берта.
— Вот как раз перца должно быть в меру. Эта пряность своим излишком может испортить любое мясное блюдо.
— И колбасу?
— Особенно колбасу… А кур и цыплят вообще рекомендуется ничем острым не приправлять, если только чуть-чуть. Это убивает их аромат и делает вкус безликим.
— И что? — не уступала кухарка.
— Делаем так… Я вам такой рецептик подарю — пальчики оближете! — Наташа причмокнула языком. — Разделим их на порции, часть приготовим в эле, часть запечём в сметане с сыром.
Берта в предвкушении облизала губы и крикнула, чтобы девки зажгли дополнительные свечи. Не хотелось ничего пропустить:
— Что-то мне уже хочется попробовать это, госпожа.
Потом они по местному рецепту готовили невообразимый горячий перцовый соус. Девушка только поморщилась, но спорить — как и пробовать — не стала. Она, прикусив язык, воздержалась от комментария по поводу последствий такого огненного взрыва в желудке. Раз господам нравится, пусть едят.
Глава 12
Дорогие мои, ни одной главы не пропущено и все они на месте. До этой главы текст уплотнён и отредактирован. Далее он будет перезаливаться на сайт по мере редактирования. Прошу прощения за причинённые неудобства.
— Герард, никак не могу понять, — в этот раз, быстро осоловевший Фальгахен, откинулся на спинку стула, поглаживая заметно округлившийся живот. — Был у тебя три дня назад… Подавали цыплят… А вот вкус другой. Ничего подобного никогда не ел. У тебя новая кухарка?
— Та же, — граф, довольный похвалой, расслабился.
— А вот это? — он подцепил пальцами тончайший продольный «лепесток» солёного огурчика с колечком лука в оливковом масле. — Обычный огурец, а поди ж ты… Надо сказать своей кухарке… А то всё одно и то же. — Следом отправил в рот половинку отварного яйца, фаршированного маслянистой сырной начинкой. — Всевышний, какая благодать! — Прищурился от удовольствия, облизывая пальцы. — Твоя кухарка вольная?
— А что? — насторожился хозяин, кивнув слуге на кувшин с вином.
— Переманю к себе, — разразился смехом Карл.
— Попробуй, — его сиятельство покосился на мужчину, сидящего рядом с «северным» соседом, жалея, что Дитриху пришлось срочно отбыть на рудник.
Граф фон Фальгахен представил его, как доверенное лицо пфальцграфа Манфреда фон Россена. Сам пфальцграф приехать не смог. Узнав от дальнего родственника второй жены, о том, что он знает о местонахождении его старшей дочери, очень разволновался.
Всю ночь старый граф не спал, а на рассвете, вскочив в седло, не смог разогнуться. Так его и сняли сгорбленного с сильными болями в спине. Он, не желая оставаться в неизвестности до полного выздоровления, тут же снарядил вместо себя ближайшего помощника и управляющего поместьем герра Штольца.
Герр Хинрич Штольц, связанный с графом многолетней дружбой, хорошо зная все подробности его жизни, помня первую красавицу-жену хозяина и их дочь, надеялся, что граф фон Фальгахен не ошибся. За все годы с момента пропажи жены и дочери его сюзерена, никаких сведений о них не поступало. Это было впервые, когда приезжий граф так уверенно утверждал, что виденная им дева и есть пропавшая дочь господина.
Десяток раз старый граф, ёрзая от боли на ложе, просил гостя описать девицу и рассказать всё, что о ней известно. Уверенность Карла убедила его в том, что скоро он встретится с дочерью.
Выдержав положенный этикетом срок пребывания за столом, и улучив удобный момент, герр Штольц подал голос:
— Господин граф, будет ли мне дозволено взглянуть на девицу, предположительно дочь его сиятельства пфальцграфа Манфреда фон Россена?
Герард, уже зная о цели визита соседа и мысленно посылая в его сторону проклятья, качнул головой:
— Не сегодня, герр Штольц. Отдохните с дороги. Да и темно уже. Не нужно на ночь глядя волновать девицу. Поутру всё и проясним.
— Согласен с тобой, не сегодня, — Карла вело в бок, глаза закрывались. — Я чертовски устал. Три дня в седле. Вели проводить меня. И девку не надо… Герр Штольц… — Он встал, откланиваясь, цепляясь за плечо слуги.
Господин, распорядившись о размещении прибывшего гостя и оставшись в обеденном покое, задумался, уставившись на горящую свечу. В душу вползало беспокойство. Пока желание Карла сообщить предполагаемому отцу о его дочери оставалось на словах, он был спокоен. Но стоило господам появиться во дворе его замка — уверенность покинула его.
Он присматривался к новому человеку и пытался определить, насколько тот честен и порядочен, чтобы не вступить в преступный сговор с наглым соседом. Внешность герра Штольца не вызывала сомнений в его благонадёжности. Гость пил умеренно, был сдержан и немногословен. Герарда мучил вопрос, каким образом будет происходить опознание? Насколько он помнил, иноземка говорила, что родимых пятен и других знаков на её теле нет.
Глядя на довольного соседа, его сиятельство в который раз задавал себе вопрос: хочет ли он, чтобы девица оказалась пропавшей дочерью пфальцграфа? Отвечал уверенно: да, если так оно есть на самом деле. В таком случае ей придётся уехать отсюда. Это для него ничего не изменит. Он вернёт её в качестве жены. Нужно будет поторопиться. Фальгахен дремать не будет.
А если Карл ошибся? Она останется в его замке, и он знал, как поступит дальше. Она нужна ему независимо от того, кто она и откуда. Он должен её видеть и сказать о своём намерении взять её в жёны. Вот сейчас пойдёт и всё скажет. Память выдернула образ графини Мисуллы ди Терзи. Луиджа? К чёрту Луиджу! Ему нужна только одна женщина и она здесь, рядом.
Завернув за угол к её покоям, приостановился, всматриваясь. У двери стоял стражник. Шепнув: «Какого дьявола…», хозяин прибавил шаг. Распахнув дверь, замер, всматриваясь в происходящее. По мере осознания того, что происходило в комнате русинки, его брови в удивлении поползли вверх, затем, так же медленно опустились, образуя складку между бровями. Эта девчонка сведёт его с ума!
— О! Вот и папа пожаловали! — усмехнулась Наташа, оборачиваясь, держа в руках приподнятый подол своего платья, не торопясь его опускать, демонстрируя присутствующим оголённые по икры ноги. Она, похоже, рассказывала что-то смешное, изображая в лицах. Улыбка играла на её губах.
Раскрасневшийся, всем довольный наследник «престола», полулежащий на ложе госпожи, улыбался, не скрывая своего восторга по поводу происходящего. С зачёсанными назад волосами, он выглядел непривычно. Сиятельный обратил внимание на то, что сын разут и на его ногах… Нет, на ноге… Насунуто то… Та штука… Полубашмак?
Юфрозина, сидя рядом с ним, при виде господина, насторожилась, сжимаясь. В её растрёпанных клочковатых волосах, замысловато и высоко подобранных, сверкало новообретённое украшение иноземки, делая образ графини с трудом узнаваемым. Он никогда не думал, что причёска до такой степени может изменить женщину. С румянцем на щеках, монашка показалась ему даже симпатичной.
Кива, так же подозрительно румяная, сидела у растопленного камина. Видно она дремала, и приход хозяина её разбудил. Она вскочила и непонимающе уставилась на него, всем своим видом показывая удивление его появлением.
Сама же хозяйка покоев со сверкающей диадемой на голове и длинным увесистым золотым ожерельем с изумрудами на шее и такими же заушницами, неуверенно покачиваясь, схватила мужчину за руку, увлекая к столику у кровати.
Господин, не ожидая ничего подобного, растерялся. Окинув взором пиршественный стол, увидев на нём большой серебряный кувшин, взял его в руки. Понюхал содержимое, взбалтывая. Так и есть… Лучшее креплёное вино для особых случаев, из его неприкосновенных запасов плескалось… на дне!
— Присаживайтесь, господин граф, — русинка мягко подтолкнула «гостя» к стулу, надавив на его плечи, усаживая. — Вы уже отведали цыплёнка? У нас есть горчичка. Хотите? — Указала пальчиком на открытую баночку. — А вот ещё японский омлет остался. Извините, что не подали вашим гостям. В последний момент я решила, что нам он будет нужнее.
Его сиятельство напрочь забыл, зачем пришёл. Она решила! С каких это пор в его замке будет решать женщина? Пусть даже такая. Её глаза влажно блестели, сливаясь со сверканием камней в заушницах. Он, кашлянув, прочистил неожиданно пересохшее горло, и строго глянул на сына:
— И что ты делаешь в покоях девы? Выздоровел?
Тот пожал плечами, качнув головой, улыбнувшись краем губ.
Поняв, что сын пьян, сузил глаза, обещая:
— Я с тобой после разберусь.
Перевёл взор на графиню. Той говорить ничего не понадобилось. Она нервно облизала губы, выпрямляясь. Её глаза стали, как минимум, в два раза больше обычного. Хозяин замка казался слишком грозным.
Кива выглядывала из-за полога, подавая знаки Ирмгарду, чтобы тот поднимался.
— Подождите, господин граф, это мои гости, — вступилась за посетителей хозяйка покоев. — Вы же не хотите, чтобы было, как в той басне Крылова?
Граф втянул воздух, задерживая его, стараясь держать себя в руках, прищурившись, вкрадчиво спросил:
— Где было?
— Хотите, расскажу? Мы учили её в третьем классе, — Наташа с готовностью одёрнула платье, словно собираясь к школьной доске. Задумалась. Немецкого перевода басни она не знала. Вот незадача… Цокнула языком: — Ладно… Смысл в том, что… — Тронула затылок, зарывая пальцы в волосы. Диадема, будучи чуть великоватой, съехала на брови.
Юфрозина через столик потянулась к лицу компаньонки, желая поправить украшение.
Мужчина, сидя сбоку, отшатнулся, думая, что графиня тянется к его носу.
Фрося, не рассчитав расстояние до русинки, соскочив с высокого ложа, по инерции упала грудью на низенький столик, распластываясь на нём, подминая под себя недоеденного цыплёнка, хватаясь за колено господина.
Ирмгард, стараясь задержать свою невесту, ухватился за край её платья, получив пяткой в грудь. Взвыв от боли, он, однако, рвущуюся ткань из рук не выпустил, сползая на пол.
Кормилица, придя в себя, выкрикнув: «Рука!», бросилась к своему мальчику, цепляясь за ступню хозяина, хватаясь за его плечо.
Нет, сиятельный не упал со стула. Он перехватил руку Кивы, помогая госпоже Юфрозине подняться.
Наташа, отпрыгнув и наблюдая за происходящим, разразилась смехом, глядя на кусочки омлета и жирные пятна на груди монашки. Сдвинув диадему на макушку, уперев руки в бока, продолжая заходиться от смеха, констатировала:
— Вот, это я и имела в виду… Мораль легко уразуметь: зачем на бал пришёл медведь?!
— Бал!.. Медведь!.. — рёв его сиятельства ударил по перепонкам. — Это ты всё придумала?.. Все вон отсюда!
Не успела девушка моргнуть, как наступила тишина. Она оглянулась. В комнате было пусто. Барин остался. Она направилась к двери, удивляясь, как это Ирмгард так шустро ускакал? Может быть, его унесли эти две женщины? Как это она пропустила такой интересный момент?
— Куда? — окрик мужчины остановил её.
Дверь тихонько приоткрылась и на пол ближе к стене, шурша подошвой, словно извиняясь, осторожно скользнул чёрный китайский шлёпанец.
— Вы же сказали — все… — Наташа смотрела на «китайца» и исчезнувшую в дверной щели руку. Если честно, то никуда не хотелось уходить. Комната-то её.
— Что ты здесь вытворяла, маленькая ведьма? — господин медленно приближался, сверкая глазами, кажущимися почему-то чёрными. Разве у голубоглазого мужчины могут быть чёрные глаза?
Русинка, приоткрыв рот, уставилась на сиятельного с подозрением. Фигура мужчины странно колыхалась, увеличиваясь в размерах. Госпожа запаниковала:
— Стоять! — рявкнула она, выставляя вперёд руку. — Сгинь нечистый! — потянула за цепочку крестик из-под ворота платья.
— Сгинь? — мужчина подскочил к ней, хватая за шиворот, увлекая в умывальню: — Я тебе покажу, как напиваться до непотребных видений! Всевышний, и эту женщину я хотел взять в жёны!
Наташе было больно. Ей казалось, что перекрыли доступ кислорода в лёгкие. Голова болела, грозясь расколоться на тысячи маленьких осколков. Девушка запищала, размахивая руками:
— Меня не надо в жёны! У меня есть жених!
— Жених? — слышалось, словно через вату. — Я тебе покажу — жених!
Её куда-то тащили. Наверное, убивать. Или насиловать.
— Сговорились снова? — недовольно гундосил насильник.
Размытое серое пятно убийцы маячило перед глазами страдалицы.
Она упиралась, цепляясь за всё, что попадалось на пути.
Загремел, опрокидываясь, стул.
В умывальне дверь, за которую она уцепилась, больно грохнула мужчину по руке. Он угрожающе зашипел.
Иноземка довольно прохрипела:
— Так тебе и надо! На беззащитную девушку нападать? Не стыдно?
В ответ насильник схватил её за голову, пытаясь оторвать.
Наташа закричала, размахивая руками, чувствуя, что её голова погружается в холодную воду. Её топят! Она пыталась вывернуться, посылая толчки ногами в разные стороны. Вот! Кажется, попала куда-то!
Экзекутор взвыл, сильнее сжимая её и безжалостно окуная глубже:
— Драться удумала? Тихая, примерная госпожа? Барсучиха! Дикая, своевольная русинка!
Госпожа забулькала, слабея. Перед глазами поплыли алые круги. Сил сопротивляться уже не было. Грозное шипение палача становилось невнятнее, тише… Он победил.
— Svolochʼ, — булькнула она, обмякая и заваливаясь на бок.
Шум сразу прекратился. Наступила долгая благодатная тишина.
* * *
Снилось что-то приятное.
Девушка улыбалась, чувствуя, что это приятное где-то рядом, только нужно протянуть руку. И она тянула руку. Нет, обе руки, чтобы поймать то, очень нужное, и уже никогда не выпустить. И действительно поймала. Это что-то вырывалось, но Наташа ведь не намерена выпустить своё счастье?
— Tishe, ne trepyhaysya, — шептала она распухшими губами. — Ty moyo. Ne boysya, tebe ne budet bolʼno.
«Счастье» громко завыло. Глухая боль пронзила голову. Госпожа поморщилась, со злостью дёрнув его, чтоб оно заткнулось. Открыла глаза. Что-то рвалось из её рук. Она сфокусировала взгляд. В руках мёртвой хваткой была зажата коса Кэйти.
Служанка поскуливала, пытаясь разжать пальцы иноземки. За ней возвышалась размытая мужская фигура, смутно кого-то напоминая. Сапожник?
Русинка с трудом разжала пальцы и, покачиваясь, села в кровати:
— Не скули, — тихо промямлила она, сжимая голову руками. — Что ему нужно? — Она кивнула на мужчину. — Пусть уходит.
Кэйти всхлипнула.
Сапожник придвинулся ближе, одновременно садясь на стул у кровати.
Наташа вздрогнула, вглядываясь. Господин? Он хмуро смотрел на неё. В её животе неприятно похолодело. Машинально поднесла руку к голове, ощупывая, коснулась распухших сухих губ.
— Что, плохо? — его сиятельство ухмылялся, прищурив глаза. — Сушит?
Девушка нерешительно пожала плечами, подсматривая за ним сквозь прикрытые веки.
— Что же здесь произошло вчера? — продолжал граф. — Ша́баш или ещё что… поинтереснее? Юбку зачем задирала? Сына моего совращала?
Кэйти, показавшись в дверях умывальни, пискнула, снова скрывшись там.
— Что? — Наташа притронулась к голове, пытаясь в ней утихомирить вибрирующий колокол.
— Кэйти! — рыкнул мужчина. — Дай кувшин!
— Ой, я больше не буду! — госпожа рванулась с кровати, ожидая потока ледяной воды на больную голову. Но была прижата за плечо к спинке ложа у изголовья.
— Пей! — Герард толкнул кувшин в руки.
— Травить будете? — русинка обречённо приняла сосуд, робко поднося к лицу, намереваясь, как бы случайно, выронить. Оттуда вырвался хмельной сладковатый запах эля. — Пиво… — Она жадно приникла к горлышку.
Прохладные его струйки побежали по подбородку, шее, прячась за вырезом сорочки.
Граф проводил их мрачным взором.
Наташа, блаженно улыбаясь, вытерла губы тыльной стороной ладони:
— Спасибо.
— Сколько времени тебе нужно, чтобы облачиться и привести себя в порядок? — он не спускал глаз с её лица.
Девушка, надув губы, молчала. Пора завтракать? Или обедать?
— Я не хочу есть.
— У тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь. Граф фон Фальгахен привёз человека. Он хочет поговорить с тобой.
— Кого? — говорить ни с кем не хотелось. Подташнивало.
— Узнаешь. Жду тебя в кабинете.
Она откинулась на подушку, поворачиваясь к окну. Пасмурно. От этого спать хотелось ещё сильнее. В глазах закипали слёзы. Что она натворила? Лучше бы закрылась и напилась одна. Сама виновата.
Комната была прибрана. На столике лежали украшения с изумрудами. Иноземка вздохнула. Надо вернуть их Юфрозине. Её краб не стоит даже самого маленького камня в диадеме. И какого чёрта она надумала меняться с Фросей? Нет, спиртное до добра не доведёт. Вспомнив всё, что произошло вечером, закрыла лицо ладонями. Ей срочно нужно попасть к ведунье и попросить трав для успокоительного отвара. Только так.
— Госпожа, — Кэйти выглянула из умывальни, — вам лучше послушаться хозяина и поторопиться. Он сегодня злой.
— Вижу, — Наташа осторожно приподнялась, усаживаясь в постели. Резко вставать нельзя. Кружилась голова.
Служанка вынесла почищенное платье, развешивая его на спинке стула, вздохнула:
— Вот не знаю, куда сначала пойти… Как вы думаете?
— Что? — девушка не улавливала сути вопроса.
— Священник скоро прибудет. Надо идти в церковь. А потом на круг. Там до вечера будет выставлена на шесте голова фрейлейн Клары. Надо посмотреть. Вот куда сначала идти: на круг или в церковь? Вы куда сначала пойдёте?
— Я? — до Наташи дошёл смысл сказанного…
Она, зажав ладонями рот, сорвалась с места, хлопая дверью в умывальню…
Кэйти пожала плечами. Почему она вчера ушла домой и не осталась прислуживать госпоже до ночи? Судя по всему, здесь было очень интересно. Ах, какие украшения на столике лежат! Она всё примерила, пока госпожа спала. Красота!
— Кэйти, а где моё бельё?
— Не видела, госпожа, — она передёрнула плечами.
Наташа застыла в дверном проёме. Впервые в жизни она не помнила, как легла спать. Кто её раздевал? Она бросилась к кровати, встряхивая одеяло. Бельё нашлось в изголовье у спинки… Требовалось срочно идти к ведунье за травами. И это было важнее посещения церкви. Заставят идти на круг? Только через её труп!
* * *
Девушка, предварительно постучав, вошла в кабинет.
Сидящий у стола человек, поспешно вскочил, жадно всматриваясь в её лицо. По мере приближения к нему, мужчина бледнел.
Она посмотрела на графа. Застывший на своём месте, он не спускал глаз с гостя.
Граф фон Фальгахен торопливо подошёл к вошедшей деве, приветствуя её, принюхиваясь. Густой аромат мяты, исходящий от неё, показался слишком навязчивым:
— Рад встрече с вами, госпожа Наталья, — поцелуй ручки показался ей бесконечно долгим.
Незнакомец, неловко взмахнув руками, словно отмахиваясь от наваждения, возбуждённо отстранил Карла в сторону, опускаясь перед ней на одно колено, хватая её руку, прикладывая к своему лбу:
— Госпожа Вэлэри, — от его прикосновения и громкого шёпота Наташа вздрогнула, уставившись в седую макушку. — Моя госпожа… — Мужчина всхлипнул.
Она пыталась выдернуть ладонь из его рук, растерянно оглядываясь на его сиятельство, ища поддержки.
— Герр Штольц, — Герард обошёл стол, поднимая гостя под руку и усаживая на стул, — Теперь, когда дева перед вами, хотелось бы узнать, как вы намерены доказать, что она и есть пропавшая дочь пфальцграфа фон Россена?
Карл усадил недоумевающую девицу на стул.
Она устало переводила взгляд с одного мужчины на другого. Задержав его на лице Фальгахена, подумала, что он здесь делает? Выполнил своё обещание и привёз человека от графа фон Россена? Оперативно, ничего не скажешь. Напрасно старался! Только вместо уверенности появилось холодящее чувство страха.
— Господин граф, — герр Штольц не спускал повлажневших глаз с госпожи, — сходство налицо. Госпожа — дочь своего отца. Глаза она унаследовала от матери — графини Стефании фон Россен. Я знаю эту семью с молодости. Я держал маленькую госпожу на руках. — Обратился к Наташе: — Вы не помните меня, госпожа Вэлэри? Я — Хинрич Штольц. Вы должны помнить меня. Вам исполнилось четыре года, и я подарил вам живую белку в клетке.
— Вот, я же говорил, — Карл победно улыбался. Его грудь вздымалась, как кузнечные меха.
Девушка широко открытыми глазами смотрела на незнакомца. Белка… Она помнила белку. Живую. В клетке. Но теперь затруднялась сказать, где могла её видеть. Возможно, в детстве в зоомагазине.
— Герр Штольц, не давите на госпожу. У каждой маленькой девочки в детстве были живые белки, ежи, зайцы.
— Вы говорите — четыре года? — Наташа кашлянула, проталкивая образовавшийся горький ком в горле. Мята… Сглотнула. — Меня удочерили в три года.
— Нет, вам было четыре года, госпожа Вэлэри, — мужчина грустно качнул головой, с обожанием пожирая девицу глазами. — Ваша мать, госпожа Стефания, была невысокой изящной и хрупкой женщиной, редкой красавицей. Вы унаследовали её стать и глаза. Вы были Ангелом во плоти, выглядели меньше своих лет. Вы и сейчас такая же. Он подался к ней, завладевая её рукой, целуя. — Мой господин сойдёт с ума от счастья. — Всхлипнул, промокая пальцем уголки глаз.
Послышался довольный звук со стороны Фальгахена.
— Герр Штольц, — шумно вздохнул Герард, — нельзя ли конкретно указать на какую-нибудь примету, доказывающую принадлежность госпожи к роду Виттсбахов?
Наташа напряглась. Ей скажут раздеться? Она склонила голову, готовясь дать отпор любому, кто только посмеет прикоснуться к ней. Устроили цирк! Мало ли на кого она может быть похожа! И «оборотень» этот, вон, какой довольный! В предвкушении? Что ему здесь нужно? Почему он так хлопочет?
— Да, — гость вскочил, — конечно! Есть примета! — Он за руку поднял госпожу со стула, направляясь к окну. — Господин граф, пожалуйста, подойдите сюда.
Видя, что Карл тоже направляется к ним, девушка занервничала. Фальгахен не внушал доверия:
— Подождите, господа, — она повернулась к нему. — Поскольку это семейное дело, я бы хотела остаться наедине с герром Штольцем.
— Но мне нужен ещё кто-то, — мужчина растерянно озирался.
У неё закралась мысль, что её будут держать за руки и задирать платье. Господи, только не это!
— Нет! На мне нет родимых пятен! — она выдернула руку, делая шаг от окна.
— Это не пятно, госпожа Вэлэри.
— Пусть господин граф фон Фальгахен выйдет, — настаивала она. С присутствием хозяина замка она готова смириться.
Карл, поклонившись, не заставил себя уговаривать. Будет он присутствовать при опознании или нет — это уже роли не играло. Он верил в свою удачу.
— А теперь, — герр Штольц неожиданно отошёл к столу, — госпожа Вэлэри, нужно, чтобы вы расплели косу, а вы, господин граф посмотрите на затылке под волосами. Там будет знак — треугольник и в нём круг в виде зрачка зверя. Этот знак я сам делал маленькой госпоже.
Наташа обессилено опустилась на скамью. Всё происходящее казалось дурным сном. Она непослушными пальцами расплела косу, поворачиваясь к его сиятельству спиной, поднимая волосы. Почувствовала, как его пальцы осторожно, будто боясь причинить боль, раздвигают пряди, касаясь кожи, поглаживая.
— Есть, — прошептал мужчина.
Девушка почувствовала, как его горячее дыхание коснулось шеи, вызвав дрожь, выдавливая из глаз слёзы. Она резко обернулась к нему:
— Вы лжёте, господин граф, — сузила глаза, гневно уставившись на него. — Вы сговорились. — Осипший голос не слушался. — Это невозможно! — Она дрожащими пальцами рванула липучку на сумочке. Нащупав ножнички, толкнула в руку мужчины: — Вырезайте на том месте волосы. Пока я не увижу собственными глазами — не поверю.
— Но как ты собираешься это сделать? Зачем? Знак есть. Любой подтвердит это.
— Нет, я поверю только своим глазам! Режьте! — подозрение, замешанное на неверии, мутило разум. Дурачат её? Не выйдет! Она готова доказать обратное. Они думают, что она не сможет проверить? Ошибаются!
Глава 13
Опомнилась уже в своей комнате. Подскочив к зерцалу, уцепилась за его треногу, пытаясь развернуть к окну. Обернулась на стук двери. Завеса из растрепавшихся волос, мешала рассмотреть визитёра.
Его сиятельство торопливо подошёл, отстранив девицу, продолжив начатое ею. Усмехнулся:
— Понятно, куда ты прячешь свои сокровища.
Прикусила губу, откидывая волосы на спину:
— Я тоже знаю, где ваш тайник.
Разобрала волосы на пробор. Достала дрожащими руками зеркальце, понимая, что одной ей не справиться.
— Успокойся… Я помогу тебе, — господин заглядывал в её лихорадочно блестевшие глаза. Её настроение передавалось ему. — Что нужно делать?
— Держите волосы, чтобы не мешали, а я буду смотреть.
Максимально выгнувшись и приблизившись к зерцалу, она всматривалась в пятачок косметического зеркальца, не веря своим глазам. Треугольная татуировка размером с рублёвую российскую монету со зрачком зверя внутри пугала своей реалистичностью. Стереть знак мокрым пальцем не удалось. Нет, это не обман зрения. Знак есть. Он был всегда. Стала понятна привычка почёсывать в этом месте голову. Но откуда он взялся? Как такое возможно?
Герард, поняв её состояние, привлёк деву к себе, обнимая за плечи, гладя по голове:
— Ты напугана?.. Это пройдёт.
Она не вырывалась, плохо сознавая происходящее. Мягкие ненавязчивые поглаживания мужчины успокаивали.
Зацепилась взглядом за кувшин с пивом на столике у кровати:
— Мне нужно сходить в деревню к знахарке.
— У тебя что-то болит?
— Душа.
Почувствовала, что граф сжал её плечи сильнее. Его горячее дыхание коснулось её макушки:
— Мне нужно поговорить с тобой, — его душа тоже болела, сопереживая этой странной и такой желанной женщине.
— О вчерашнем? — чуть отстранилась. — Не думайте — я не сопьюсь. Возьму у бабушки травки для успокоительного отвара. Она поила меня таким. Помогает.
— Ты вчера говорила о Бруно, — он замялся, напрягаясь. — Вы снова вместе?
Девушка вздохнула, отходя к окну, касаясь ладонью подоконника:
— Он не спешит со мной поговорить. Значит… — замолчала, отворачиваясь. Нахлынули воспоминания. Сдвинула брови к переносице, сжимая губы, сдерживая готовые хлынуть слёзы. Всё ещё больно.
— Его нет. Он отбыл с Дитрихом на рудник. К вечеру будет. Прачка призналась, что подстроила всё, — зачем говорит ей об этом?.. Нет, пусть знает, так будет правильно.
— А может быть, ей и подстраивать ничего не нужно было? Всё было по согласию?
— Не думаю.
— А ребёнок?
— Она сказала правду. Дитя будет, — вздохнул, будто он был виноват в этом.
Наташа закивала головой:
— Я так и думала. Вы же не будете наказывать её плетью?
— Нет, не буду. Она должна родить здоровое дитя, — он приблизился к деве, заглядывая в глаза, беря её за руки. — Хочу сказать тебе… Я долго наблюдал за тобой…
— Хозяин, — в дверь заглянул Франц, — там вас просят господин граф и тот, второй… Они ждут…
— Знаю, Франц. Сейчас приду. Скажи кухарке, пусть стол накрывает.
— Идите, господин граф, — девушка высвободила руки.
— Нет, я скажу… Я хочу, чтобы ты осталась в замке.
— Знаю, экономкой.
— Нет, моей женой.
В ушах у Наташи зазвенело. Настойчиво. Переливчато. Так верещит пожарный извещатель, предупреждая о бедствии.
— А как же ваша невеста? — она с подозрением уставилась на мужчину. Его признание показалось неуместным.
— Приедет и уедет. Их визит может быть расценен, как гостевой. Я никаких обещаний графине и её дочери не давал.
— Подождите ваше сиятельство, я чего-то не понимаю… — она замотала головой, выдавливая из себя: — Зачем я вам? — Мысли сбились в кучу. Было такое ощущение, что они теснились в голове, не находя выхода, перекрикивали друг друга, мешая сосредоточиться.
— Ты нужна мне.
— Убойный аргумент… Тогда почему вы позволили Бруно… Почему не сами… — мысль, что это может быть связано с сегодняшними событиями обожгла. Конечно! Теперь, когда её признали графиней, нет, пфальцграфиней, она вдруг ему понадобилась. Выгодный для него брак? Её статус выше статуса итальянки. Но её так называемый отец беден. Она бесприданница. Как быть с этим?
— Тебе не нужно знать… Хотя… Четыре года назад Бруно спас мне жизнь. Я пообещал отдать ему долг… Тогда я не знал, что должен буду уступить тебя.
— И вы согласились… — такое поведение сиятельного казалось странным. Вот так легко отказаться от того, кого любишь…
А почему она решила, что он любит её? Он об этом не говорил. Значит всё-таки, меркантильный интерес. Это сейчас. А тогда? Перед глазами пронёсся рой картинок: как он обижал её в лесу, досмотр её вещей. Как он первый раз отправил её в подвал, потом вернул лечить сына. Как он уходит с экономкой. Как он домогался её. Опять подвал. Велел пошить другие платья, отняв уже готовые. Заставлял силой лечить мальчика… Почему из памяти выдернулось всё плохое? Было же и хорошее… Может быть, его желание всегда и во всём быть первым, повлияло на выбор? Заполучить непокорную девицу, подчинить, доказать себе, что на его территории всё принадлежит ему? — Мне нужно побыть одной.
— Что ты мне скажешь?
— Мне нужно подумать.
Подумать? Ей нужно подумать? То, как это было сказано, наводило на мысли, что она запросто может отказать! А что ты хотел? Это ты её любишь, а она? Она любит… Бруно?
* * *
— Герр Штольц, я понимаю ваше нетерпение, но госпожа никуда с вами не поедет, — граф фон Бригахбург решительно вышел из-за стола.
— Я обеспечу охрану госпожи в дороге, — Карл вальяжно развалился на стуле, покачивая ногой. — Со мной и моими людьми она будет в полной безопасности.
— А ты вообще здесь не причём, — его сиятельство еле сдерживал себя, чтобы не выставить соседа за ворота замка.
— Я нашёл её семью, — Фальгахен ощетинился, злобно сверкнув глазами на Бригахбурга. — Ты не имеешь право удерживать её здесь.
— Я имею полное право передать госпожу только в руки её отца.
— Он немочен, господин граф, — мягкий спокойный голос гостя остудил пыл хозяина замка.
— Приедет за своей дочерью, когда выздоровеет, — Герард не намеревался говорить об истинной причине нежелания расставаться с ней.
— Тогда сам сопроводи её в поместье. Здесь всего-то пути — с утра до вечера.
— Я подожду её отца здесь. Он приедет и заберёт её сам.
— Герард, мне кажутся странными твои опасения, — Карл подозрительно присматривался к соседу. Что-то здесь не так.
— Герр Штольц, Карл, я сказал всё и не изменю своего решения. Передайте пфальцграфу Манфреду фон Россену, что его дочь находится в моём замке в полной безопасности и ждёт его.
— Хорошо, — вздохнул герр Штольц, — наверное, вы правы, господин граф. Это будет разумно. Как бы мне ни хотелось ускорить встречу моего господина с его дочерью, мы потерпим.
— Мне нужно поговорить с госпожой Вэлэри перед отъездом, — Фальгахен быстро взял себя в руки. Она никуда от него не денется.
— В моём присутствии Карл, ты знаешь.
— Вообще-то ты будешь лишним. Мне нужно поговорить с ней наедине.
— Нет.
— Да, Герард. Ты ведёшь себя, как собственник. Не забывайся. Теперь у неё есть семья.
— Тогда спросим её саму, — он сузил глаза. Надоевший сосед нарывался.
— Я бы тоже хотел переговорить с ней перед отъездом. Можете присутствовать, господин граф, — герр Штольц поднялся.
Его сиятельство кивнул, соглашаясь. Приятно иметь дело с умным человеком:
— Приглашаю вас на трапезу. Госпожа попросила не беспокоить её некоторое время.
— Да, понимаю, — гость вздохнул. — Такое потрясение для неё. Но это так приятно, когда ты считаешь себя сиротой и вдруг находишь семью. Она скоро поймёт это. Госпожа Вэлэри обретёт не только отца, но и сестру.
* * *
— Госпожа, я думала вы не одна, — Кэйти внесла завтрак.
Наташа лежала в кровати поверх одеяла, запустив руки в волосы, массируя голову. Последняя принятая таблетка от головной боли не помогла.
Покосившись на поднос, накрытый салфеткой, подумала, что есть совсем не хочется.
— А что, стражник теперь всё время будет стоять у вашей двери?
— Какой стражник? — девушка замерла.
— Значит, теперь ваш.
Она недоверчиво посмотрела на служанку, нехотя вставая и направляясь к двери. Приоткрыв её, с удивлением уставилась на коренастого широкоплечего воина. Может, он двери перепутал? И этаж заодно? Не верилось. Мужчина быстро взглянул на неё, не выказывая никакого волнения или интереса.
— А вы двери не перепутали? — осторожно спросила его Наташа.
Как бы ни так! Молчит, как часовой у мавзолея. Она что, под домашним арестом?
Закрыла дверь, размышляя. А может охрана? Как у двери вице-графа? Зачем? Произошло что-то, о чём она не знает?
Сняла салфетку с подноса. Омлет, рулет из мяса птицы, кусочки сыра, белый хлеб, масло, мёд, тёплый морс.
Кэйти, немного покрутившись, спросив, нужно ли что-нибудь ещё, выскользнула за дверь.
Девушка вспоминала, что знала о себе до момента удочерения? Ничего. Мама говорила, что её нашли в деревне у реки в стае бродячих собак. Её никто никогда не искал. Возраст определили визуально. Три года. По версии герра Штольца ей сейчас должно быть двадцать пять лет. Она перестала жевать. Не заметила, как от волнения забыла о китайских палочках, выбирая кусочки омлета пальцами. Вздохнула, вставая, забирая палочки, завёрнутые в лоскут ткани, с каминной полки.
У деревни протекала река. Могла ли девочка с матерью переместиться из этого времени в будущее? И куда исчезла мать? Господи, это же она о себе думает… Затрясла головой. Что известно обо всём произошедшем в этом времени? Карл рассказывал, что жена и дочь фон Россена пропали в Кёльне во время набега норманнов. Это скандинавы, викинги. Судно затонуло у берегов Фрисландии. Это Нидерланды. Берега омываются Северным морем.
Кёльн расположен на реке Рейн, который впадает в Северное море.
Река у той деревеньки в Беларуси вполне могла иметь связь с водами Северного моря. Если Наташа смогла сейчас перенестись из будущего сюда, то вполне вероятно, что двадцать один год назад она могла так же попасть в будущее. Почему нет? Значит, она вернулась домой. А мать? Или погибла в то время, или находится… Да где угодно может находиться! В любом времени.
Девушка застонала, запрокидывая голову. Интересно другое. Почему случилось так, что она вернулась назад? Зачем? Совпадение? А они случайными не бывают. И река выбросила её недалеко от её настоящего дома. Нужно наконец-то принять случившееся и учиться жить в этом времени. Скорее всего, возврата в будущее не будет. И ей двадцать пять лет. Мамочки! По их меркам, она уже старая дева… Граф спрашивал, что ж она засиделась в девках? Граф…
Нежданно-негаданно получила от него предложение стать женой. Радоваться бы и вприпрыжку бежать к нему, повиснуть на шее. Она вздохнула. Он о своей итальянке так спокойно говорит: приедет — уедет. Почему Наташа, вот так вдруг ему понадобилась? Выгодно? Пфальцграфиня…Чудно́…
Хорошо! Подойдём с другой стороны… Теперь она Вэлэри фон Россен, пфальцграфиня двадцати пяти лет. Её берёт замуж граф Герард фон Бригахбург. У неё титул и связи отца при дворе. Ему выгодно. А ей? Что получит она? Союз должен быть обоюдовыгодным. Она ему — титул, а он ей… Безбедное существование? Это важно. И что это будет за жизнь? Перед глазами всплыл образ Ирмгарда и Юфрозины, Дитриха и Агны. Она забыла важный момент — графу нужны будут наследники. Мужчина молодой. Вон какой темпераментный…
Головная боль усилилась, и в голову полезли совсем уж дурные мысли. Граф ей нравится. Вряд ли она смирится с тем, что он, наигравшись с ней, найдёт очередной интерес в образе новой экономки или служанки.
Отказать ему, пока он не разбил её сердце?
Как вариант, можно сбежать. От всех и всего. И что? Мыкаться без охраны и в нищете? Ну, доберётся она чудом до города… Там тоже понадобится покровитель и защитник… Придёт к тому, от чего бежит, если не хуже. Плохой вариант.
А кто сказал, что она должна согласиться на предложение его сиятельства? Если ему понадобился её титул, то найдётся ещё кто-то, кому потребуется то же самое. Что по этому поводу предпримет фон Россен? Не задумываясь, отдаст первому желающему? Тому же Бригахбургу.
Разве обязательно выходить замуж? Статус старой девы имеет свои преимущества. Очереди из женихов у порога не будет. Что и требуется. Граф Россен не совсем же нищий? Надо бы посмотреть, что у него имеется из движимого и недвижимого имущества. Понадобятся деньги для начала какого-нибудь дела. Взять у кого-нибудь под проценты? Отлично! Разработать бизнес-план? Нет проблем!
* * *
Настроение улучшилось. То-то же! Это лучше, чем лежать и жалеть себя.
Воодушевлённая новым поворотом событий, Наташа, прихватив украшения Юфрозины, выскочила за дверь. Натолкнувшись на стражника, не останавливаясь, направилась на третий этаж. С облегчением заметила, что воин её не остановил, увязавшись следом. Понятно. Просто охранник. Только зачем? Она уже представляет ценность для графства? Поморщилась, с досадой думая о том, что некоторое время назад была интересна его сиятельству только в качестве лекарки, кухарки и экономки. Ну и, как разменная монета…
Графиня лежала в кровати бледная, с компрессом на лбу.
Девушка подавила улыбку, думая, не вернуться ли в свою комнату за кувшином с пивом? Пару часов назад она сама выглядела не лучше.
Служанка хлопотала вокруг «больной», поправляя сбитую подушку.
Фрося, глянув на компаньонку, прикрыла глаза.
— Поесть нужно, — Наташа присела на стул у ложа.
Монашка застонала:
— Это ты виновата в моей немочи. Тобой руководил дьявол. Ты будешь гореть в аду.
— Да, конечно… Завтра… Или послезавтра… Тебе нужно избавиться от адского искушения, принятого из моих рук. Сразу полегчает.
Юфрозина скосила на неё глаза, не понимая, о чём идёт речь.
Свою «стрекозу» девушка увидела на подоконнике среди нескольких украшений графини. Подивилась, как, в общем-то, никчёмная вещица шикарно смотрится среди золотых украшений с самоцветами.
Положив на прикроватный столик диадему, серьги и ожерелье, почувствовала облегчение. Графиня насторожилась:
— Ты передумала…
— Для твоего же блага, — Наташа собрала волосы на затылке, закрепляя «крабом».
Монашка, потянувшись к ней, обессилено опустила руки поверх одеяла:
— Верни… Возьми ещё что-нибудь из украшений.
— Нет, — качнула головой, — зажим должен остаться у меня. Тебе нельзя гореть в аду. Нужно жить и спасать графство от набегов соплеменников. Закажи себе у ювелира такой же.
— Я таких камней не знаю.
— С другими смотреться будет не хуже, — мелькнула мысль наладить производство похожих зажимов из серебра и золота. Можно Утумы делать. Нужен опытный ювелир. Лучше несколько. Начать с серебряных украшений. Пойдёт на «ура!» Открыть магазинчик, обеспечить рекламу… — Эль будешь?.. Хорошо помогает от похмелья.
Венгерка испуганно закачала головой, хватаясь за соскальзывающий компресс.
— Ладно, как хочешь. Страдай дальше. Пойду вице-графа навещу… Да, — обернулась от двери, — в церковь собираешься ехать грехи замаливать? Поеду с тобой. Только, чур, на круг заворачивать не будем.
— На круг? — Фрося выглядела растерянной, зацепившись взглядом за кольцо компаньонки.
— В деревню, — пояснила девушка. — Там будет расчленёнка на шесте. — Вот напрасно сказала. Подступающая тошнота не заставила себя долго ждать.
Не дожидаясь ответа тугодумки, выскочила из комнаты.
А вот Ирмгард страдать не собирался. Явно подлечившись пивом, он тоже возлежал на ложе, заложив руку под голову. Увидев посетительницу, быстро сел, краснея.
Наташа умилялась всякий раз, видя его розовеющие щёки. Зрелище ещё то…
— Ты как после вчерашнего? Папа не отшлёпал? — она улыбалась во весь рот.
— Отец?.. Сказал, что раз я уже такой резвый и здоровый, то сегодня он переговорит со священником и назначит день свадебного пира… Через две недели.
Девушка присела рядом с ним. Известие сразу вернуло к действительности:
— Больше ничего тебе не говорил?
— Говорил много чего… Только тебе не нужно знать.
— Знаешь, не горю желанием вникать в чужие проблемы. Своих по уши, — из чего сделала вывод, что граф о её «короновании» умолчал. — Ты на улицу выходишь? — Взглянула на окно. Похоже, солнце сегодня не сможет пробиться сквозь плотную завесу дождевых облаков.
— Ещё не выходил. Хочу в купальню спуститься.
— Купальня — это хорошо, — она вздохнула. Сама бы с удовольствием погрелась. Ночью, например. Какой дурак пойдёт туда купаться ночью?
— Опять Фальгахен приехал? — вице-граф насторожился, прислушиваясь.
— Ещё вчера.
Из коридора слышался недовольный голос соседа.
— Что-то он зачастил. Наверное, снова отца уговаривает взять в жёны свою сестру.
— Ну и пусть бы взял. Ещё бы земли в приданое получил, мешок золота и замок пятиэтажный.
Ирмгард покосился на деву.
Наташа вздохнула. И чего «завелась»? Пусть плодятся и размножаются. Так в Библии написано. Соскочила с мягкого ложа, махнув парню:
— Теперь я тебе не нужна. Сам справишься.
Прошептал вдогонку:
— Нужна.
Только она не услышала. У двери прислушалась, не торопясь открывать. Тихо. Карла не слышно. Можно выходить.
Нет, всё же рано вышла.
В сопровождении стражника шла Агна. Вся в чёрном, без украшений, бледная и прямая. Кинув взор на иноземку, гордо прошла мимо, остановившись у кабинета графа. Воин открыл перед ней дверь. Прошла, не оглядываясь.
У девушки перехватило дыхание. Это же какую нужно иметь выдержку, чтобы не впасть в отчаяние и не закатить истерику от сознания того, что ей ещё предстоит пережить? Неужели её пожалеют и очень скоро вернут в семью? Такая больше повторяться и травить не станет. Подстроит жертве несчастный случай и глазом не моргнёт.
Наташа вернулась в комнату за накидкой. Охранник не отставал. Его топанье позади неё действовало на нервы. Казалось, что сейчас он её догонит и придушит.
Прошла на улицу через кухню, прихватив лакомство для кота и собак. Дождя не было. Воздух, насыщенный густой влагой и туманом, вуалью лёг на лицо, окутывая с ног до головы тяжёлым белёсым хиджабом. При такой видимости водители включают противотуманные фары. Тяжёлые шаги позади уже откровенно пугали.
Она не выдержала и резко остановилась, оборачиваясь. Охранник едва не налетел на неё.
— Вы ещё долго будете ходить за мной? — уставилась в его усатое лицо, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Бесполезно! Только чуть дёрнулась бровь. — Отойдите немного дальше. — Уперлась в его грудь рукой, пытаясь оттолкнуть, показывая дистанцию. — Вы дышите мне прямо в затылок, как хищник, преследующий свою жертву. Мне хочется не вашей защиты, а сбежать от вас.
Наверное, он понял, поотстав от неё. Девушка облегчённо выдохнула.
У купальни туман, смешиваясь с испарениями от источника, сбился плотным облаком. Наташа уселась на бортик, откидывая на спину накидку, снимая балетки и опуская ноги в тёплую ласкающую воду. По спине пробежала приятная дрожь. С каким бы удовольствием девушка сейчас нырнула в целебные воды бассейна. Душа просила ласки и сочувствия к напряжённому телу. Только где её взять? На чью грудь опустить уставшую головушку? На чьём плече выплакать слёзы горечи и разочарования, чтоб отпустила тупая ноющая боль? Задержала дыхание, не давая слезам слабости внести сумятицу в истерзанное сомнениями сознание.
Лёгкое движение сбоку отвлекло от невесёлых размышлений. Снова надзиратель? Она всмотрелась, собираясь указать ему, чтобы отошёл дальше.
На расстоянии вытянутой руки, присев на корточки, закатав рукава и опустив руку в воду, на неё смотрел Яробор. Босоногий, с растрепавшимися волосами, спадающими на лицо и скрывающими шрам, с грацией могучего оленя, с пристальным прищуренным взглядом и плавным изгибом чувственных губ, он притягивал к себе той дикой красотой, которая сводит девок с ума.
Наташа коротко вздохнула, сожалея, что отдых оказался таким коротким. После недавнего обмена «любезностями» общаться с ним не хотелось. Она поджала под себя ноги, накрывая подолом платья, оглядываясь. Вот теперь, когда охранник необходим — его нет.
— Не бойся, не трону, — низкий голос мужчины звучал тихо и незлобиво.
Раб зачерпнул воды, обмывая лицо и шею, открывая безобразный рубец.
Девушка молчала. Уходить не хотелось, но и оставаться было опасно. Она оперлась рукой на бортик, собираясь встать.
Он остановил её, перехватив руку, чувствуя, как девица вздрогнула. Ожидая от неё крика или рывка, ослабил хватку:
— Ты назвала меня трусом.
— Нет, я сказала, что не ожидала увидеть русича в рабах, — страх свился клубком у солнечного сплетения. Но чувствовала — Яробор её не тронет. Глаза хоть и колкие, но ясные.
— Это одно и то же. Ты не должна так говорить.
— Собираешься отомстить? — Наташа вырвала руку, вставая, отряхивая платье, обуваясь.
— Ты не прислуга и не рабыня. И ты не похожа на других дев. Ты — пленница. Я много повидал и много где был, но такого языка не слышал. Скажи мне, откуда ты?
— Уже не имеет значения, откуда я и кем была, — верно он заметил, она — пленница. Заложница этого времени. — А почему ты не сбежишь?
— Я пробовал несколько раз. Но не отсюда. От собак, натасканных на человеческую плоть и кровь сбежать невозможно.
— Хочешь, я помогу тебе?
— Ты? — он усмехнулся. — Если только сбежать вместе. Я видел — тебя не трогают господские псы.
— Бежать? — она присматривалась к рабу, чувствуя, как вдруг полыхнувший жар охватил тело. Дышать стало тяжело. Он поднимет решётку в стене. Они уведут коня и сбегут. Такой мужчина сможет защитить её. Деньги есть. Собаки? Чем сбивают след? Дождь, гроза. Сбить запах перцем и кусками тухлого мяса. Натереть подошвы обуви чесноком. Запутать следы. Уйти по реке…
— Да, со мной, — неожиданно для себя Яробор схватил девку за шею сзади, приближая лицо, упираясь взором в её глаза цвета болотной тины, втягивая её запах. Упершись локтем в его грудь, она не кричала и не вырывалась. Прищуренные глаза, плотно сжатые губы, судорожное дыхание.
— Руки убрал… — процедила отчётливо, без тени страха, забыв о том, что можно позвать на помощь. Привыкла решать свои проблемы сама?
— Подумай, — жарко шепнул в ухо пленницы, касаясь её мочки сухими губами.
Только понял одно, что той прежней удали да ухваток, что допускались в обращении к посадским девкам, здесь допускать нельзя. Поспешно отдёрнул руку, слыша, как по лестнице спускается стражник. Исчез в тумане.
А его душа снова метнулась к ней. За грудиной почувствовал укол, словно клинок вошёл в сердце. Массировал грудь сильно, яростно, заглушая боль, стискивая зубы, сдерживая вырывающийся стон. Девка — как заноза. Вошла легко, незаметно, а вырвать — уже никак, слишком глубоко. Это не безликие рабыни, тихие да пугливые, которых подкладывает под него управляющий. Они безропотно прогибаются под его руками, не сдерживая стоны животной страсти, лаская его изрубцованное тело, отдавая себя без остатка на милость его жёсткой и необузданной воле. А сводник пыхтит за дверью, подсматривая за ними в широкую щель. Его зловонное дыхание вызывает чувство омерзения и ни с чем не соизмеримое желание сомкнуть пальцы на его дряблой тонкой шее и услышать, как сладкую песнь Сирены, сухой хруст позвонков. Господам нужны бесенята, крепкие да выносливые, рабская бесплатная сила. А ему нужна спасительная отдушина, пусть и временная, чтобы не сойти с ума от осознания своего рабского бессильного положения. Но сейчас он знает — скоро всё изменится, всё будет по-другому…
Глава 14
Наташа осторожно плелась в тумане, прислушиваясь к звукам шагов охранника позади. Бежать с Яробором… Надо всё обдумать хорошенько. Уже ясно одно, что будет нелегко не только скрыться от собак, но и, не зная местности, добраться до города. Он думает, если её не трогают псы графа, то его тоже не тронут? Не факт. Что она знает об этом рабе? Ничего. План требует тщательной проработки и подготовки. И почему обязательно нужно бежать? Она хоть и заложница этого времени, но уже не пленница. Яробор не знает ничего о том, что произошло с ней накануне. А что, если уговорить господина отпустить русича? Или купить ему свободу? У неё есть золото, ожерелье. Тогда с чем она сама останется? Ей золото так же необходимо. Для начала нужно узнать, сколько стоит раб.
На крыльце она натолкнулась на Франца. Её ждёт хозяин в кабинете. И что понадобилось его сиятельству на этот раз?
При её появлении мужчины поднялись со своих мест. У Бригахбурга нездорово блестели глаза, а Фальгахен был багровым. Герр Штольц, видимо, недавно к ним присоединился и пока выглядел спокойным.
— Госпожа Наталья, — Герард назвал её привычным именем. — У нас возник спор, желаете ли вы незамедлительно выехать в поместье вашего отца или дождётесь, когда он приедет за вами?
Девушка растерялась. Она ещё не привыкла к мысли о существовании семьи, а уже требуется ехать на ПМЖ. Что её может ждать в разорившемся поместье фон Россена? На ум вообще ничего не приходило, кроме обветшалого вида замка и заросшей бурьяном территории вокруг него.
— А далеко нужно ехать? — по сути её в замке ничего не держит. Взглянув на сиятельного, почувствовала напряжение. Неприятно засосало под «ложечкой». Вот он, мужчина одиннадцатого века: вдумчивый, корыстный, безнравственный. К горлу подступил ком. Она вздохнула, сожалея, что так неосмотрительно обратила на него внимание. Но она справится. От любви до ненависти один шаг. Да и любовь ли это? Так, влюблённость.
— Если выедем рано утром, то к вечеру прибудем, — герр Штольц заложил пальцы за поясной ремень. Ваш отец счастлив будет видеть вас в скором времени.
— Вы прибыли в карете? — она смотрела на мужчину. — Я плохо езжу верхом. Если честно, то вообще не езжу.
— Карета?.. Нет, госпожа, мы не были уверены, что вы — пропавшая дочь господина. Мы прибыли без кареты.
— Я мог бы сопроводить вас верхом, в поводу, — Карл гипнотизировал девицу.
Наташа мысленно застонала, представив себе картину, как она с утра до вечера трясётся в седле. Только не это!
— Герр Штольц, у невесты сына Герарда есть карета. Мы могли бы ею воспользоваться, затем вернуть, — заезжий граф уловил выражение лица госпожи, представив возможные трудности поездки неопытной наездницы.
Резвость Фальгахена настораживала. Девушка вообще не хотела находиться в его обществе, да ещё целый день:
— Я бы предпочла подождать господина фон Россена здесь.
Его сиятельство, не участвовавший в разговоре и с напряжением следивший за его течением, облегчённо выдохнул:
— Значит решено. Передайте господину фон Россену всё, о чём мы раньше договаривались. Вы, герр Штольц, хотели переговорить с госпожой?
— Да, хотел сказать, что буду с нетерпением ждать новой встречи. Мы с господином приедем за вами, как только он выздоровеет.
— Я бы хотела спросить вас, герр Штольц, почему возникла необходимость делать девочке, то есть мне, татуировку на затылке? Есть ли вероятность того, что кто-то ещё мог сделать такую же другому ребёнку? — Наташа надеялась на простое совпадение.
— Госпожа Вэлэри, это исключено. Это родовой знак рода Виттсбахов. И это не просто опознавательный знак. Он несёт в себе таинство обряда подчинения духа животных. Род Виттсбахов принадлежит к древнейшему клану «Северных Псов». Обладателя этого знака не трогают ни дикие животные, ни домашние. Более того, они защитят вас, попади вы в беду.
— Такого быть не может. Это предрассудки, — девушка пожала плечами. Сказки, легенды… Чему она удивляется? Ей, воспитанной в другом времени, трудно поверить во всё это.
— Ваша матушка тоже не верила и была против его нанесения вам. Она в своё время отказалась от его ношения на своём теле. Но в случае с вами господин настоял. И как оказалось, он был прав. Ваша сестра тоже носит такой знак, как и сам господин.
— У меня к вам больше нет вопросов, герр Штольц.
— Я бы хотел переговорить с вами наедине, госпожа Вэлэри, — Карлу нравилось новое имя графини. Оно так шло ей.
— Только в моём присутствии, — напомнил граф.
— Как скажет госпожа, — парировал Фальгахен.
Все уставились на неё. Девушка мысленно возмутилась: не слишком ли много господин граф берёт на себя, уже сейчас ограничивая её свободу и право выбора?
— Я не против разговора с глазу на глаз.
Недоумевающий взор Герарда был ей наградой.
Оставшись наедине с арийцем, присела на стул.
Мужчина устроился напротив.
Взглянув на него, такого большого и серьёзного, почувствовала себя маленькой и беззащитной.
— Госпожа Вэлэри, я должен сказать вам… — ему впервые в жизни было трудно выразить свои чувства словами. Она вопросительно подняла брови. — Я намерен просить вашей руки у вашего отца. Поверьте, это очень серьёзно. — Он, неожиданно резко наклонившись к ней и схватив её руку, напугал Наташу.
— Господин граф, — она, словно ища защиты, оглянулась по сторонам, уже жалея, что отказалась от условия его сиятельства, — это невозможно. — Произнесла поражённо. У неё не укладывалось в голове его предложение. Зачем она ему? Тоже желает титул?
— Отчего же? — Карл усмехнулся. А у неё промелькнула мысль, что этот человек может убедить пфальцграфа продать её ему! Он, продолжал: — Мне достаточно того, что я знаю о вас и вашей семье. Пусть вас не заботит, что вы бесприданница. Вы такая… Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Вы и ваша семья не будете ни в чём нуждаться. Я готов оплатить долги вашей семьи, восстановить поместье, обеспечить приданым сестру и дать безбедное существование вашему отцу до самой его кончины. Госпожа Вэлэри, я очень богат.
— Какая щедрость, господин граф… — девушка не знала, как всё это прекратить.
Она должна жертвовать собой ради незнакомых ей людей? Смешно! Несмотря на всю нелепость ситуации, ей льстило предложение Фальгахена. Щедрое предложение для бесприданницы. Интересный поворот. А вот Бригахбург ничего такого не обещал. Или он тоже собирался купить её у так называемого отца? Как бы там ни было, а о незнакомом мужчине она не могла думать, как об отце. Само слово «отец» воскрешало в памяти образ другого мужчины: любимый, тёплый и до слёз родной, который достойно воспитал её, учил справедливости и не пасовать перед трудностями. Что теперь получится? Если она откажет Герарду, её продадут Карлу? Или её получит тот, кто больше заплатит?
— Вы мне подходите. Именно такая женщина мне нужна, — видя, что госпожа задумалась, граф фон Фальгахен торопливо продолжил: — Подумайте, госпожа Вэлэри. А я навещу вас в имении вашего отца.
Наташа так и сидела, приоткрыв рот в немом возражении, обескураженная и испуганная. Её собираются продать — купить и она не сможет ничего сделать. Она затрясла головой:
— Я вижу, господин граф, вы не в курсе. Дело в том, что я уже получила предложение руки и сердца.
— Да? Когда? Кто? Поэтому вы отказались принять моё подношение?
— Да, — поспешно ответила она, вспомнив ларец, в который так настоятельно требовал заглянуть его сиятельство. Запоздало шевельнулось любопытство — что же в нём было? Насколько щедр мужчина, сидящий перед ней?
— Вы выйдете за нищего?
— Почему вы так решили? — она не понимала, кого он имеет в виду.
— Я даже знаю, кто это, — он недобро усмехнулся. — Это безземельный барон… Фон Заурих… Подумайте, госпожа Вэлэри, какой удар вы нанесёте своей семье, приняв его предложение. Ваш отец, данной ему волей, может запретить вам поступить опрометчиво. Он не одобрит ваш выбор. Так что будет лучше, если вы сами откажете господину командующему в связи с новыми открывшимися обстоятельствами.
Девушка почувствовала, как дуги капкана сжимают её сердце. Она что, вещь? И этот маньяк и алкоголик вполне реально может стать её мужем? Не лучше ли в такой ситуации согласиться с предложением Бригахбурга? Или наплевать на всех и вернуть Бруно? Или всё же сбежать с Яробором? Ни один из этих вариантов ей не нравился. Но то, что от неё не отстанут — это понятно уже сейчас.
— А почему вы решили, что это господин командующий? — мелькнула мысль, что Карл слишком хорошо осведомлён о происходящем в замке соседа. Даже про карету Юфрозины знает.
— А кто же ещё, госпожа Вэлэри? Все Бригахбурги не свободны. Остаётся только Бруно. Он хоть и безземельный, но барон. Я допускаю мысль, что вы можете связать свою жизнь с ним. Но подумайте, на что вы обрекаете свою семью и себя?
Наташа встала. В дальнейшем разговоре она не видела смысла.
— У вас есть время подумать, госпожа Вэлэри, — мужчина наклонился к её руке. — Вы же понимаете, что теперь без согласия отца вы ни с кем не сможете подписать брачное соглашение. Оно будет признано недействительным.
А он не дурак, этот ариец. Правильно понял её настроение. Она только что подумала об этом. Ведь Бруно звал её замуж, не зная о её новом статусе. Значит, он самый искренний и честный из них. Всё же нужно взглянуть на нашедшегося отца, раз теперь она будет зависеть от его воли. Возможно, удастся договориться с ним об отсрочке замужества хотя бы на год. Она что-нибудь за это время придумает и даже может получиться вытащить поместье из нищеты. Только захочет ли папаша ждать? Соблазн получить выкуп уже завтра может сильно повлиять на его решение.
Она, не оборачиваясь на графа фон Фальгахена, выскочила из кабинета. Слёзы щипали глаза. С разбега наскочила на сиятельного, прогуливающегося по коридору.
— Что произошло, — он перехватил её, удержав за руку. Следом в дверях показался довольный Карл. Он ведь был убедителен, и госпожа всё поняла верно?
Девушка вырвала руку. Смахнув слезу, огрызнулась:
— А как вы думаете, господин граф? Давайте, разыграйте меня на пальцах или как тут у вас играют на людей. Я же теперь вещь бессловесная, меня можно продать, купить, когда надоем — выбросить или перепродать. Идите вы все к чёрту, эксплуататоры! — слёзы душили. Хотелось рвать и метать.
Отбежав, обернулась. За ней торопился охранник. Крикнула графу:
— И уберите надзирателя к чертям! Я не ваша пленница!
* * *
Его сиятельство ничего не понимал. Он догадался, что могло произойти между соседом и девой. Но это требовало подтверждения:
— Карл, что произошло? — уцепившись в плечо мужчины, он увлёк того назад в кабинет. — Что ты ей наговорил?
— Герард, чем ты недоволен? — Фальгахен отошёл к приоткрытому окну, усаживаясь на скамью. — Что у тебя здесь происходит? Почему ты позволил госпоже связать себя словом с безземельным бароном?
— Ты о чём?.. Ты хочешь сказать, что госпожа Наталья и Бруно?.. А тебе-то что с этого? — Бригахбург замолчал. Промелькнувшая догадка лишила дара речи.
— Ты мне не поверишь, Герард… — сосед широко улыбнулся. — Со мной такое впервые. — Улыбка стала шире. — Я сам не знаю, что со мной. Я вижу, что пугаю её. Но посмотри, как она держится. Она меня покорила… Она сильна своей слабостью. Мне хочется её защитить. Дева мне нравится.
И это говорит Карл? Тот, который для своей сестры ищет богатую выгодную партию, сам готов взять в жёны бесприданницу? Да, он богат и может себе позволить такое. Так же, как и сам Герард. Если госпожа откажет ему и даст согласие Фальгахену… Да что там думать: её ждёт та же участь, что и предыдущих четырёх его жён. Впервые он задал себе вопрос: что же произошло со всеми его женщинами? От чего они умерли?
— Я никогда не интересовался… Прежде, чем ты уедешь, я спрашиваю тебя: от чего умерли твои жёны? — сев напротив, он сверлил соперника обжигающим взором.
— Разве тебя это касается, Бригахбург?
— Уймись! Ты хочешь взять бесприданницу? Смешно! Ты, который Еву продаёт подороже? Который своему брату запретил даже думать о дочери барона фон Кранке, потому что она ниже статусом? — его сиятельство, побагровев, приблизившись к самодовольно улыбающемуся соседу, цедил сквозь зубы: — Зачем она тебе, Карл? Настолько сильно нравится, что ты готов поступиться своими принципами? Да её твоя мать сживёт со свету!
— Не посмеет. Будет мешаться — выделю вдовью долю и найду ей мужа.
— Карл, ты не ответил мне, что стало с твоими жёнами?
— Они просто оказались слабы здоровьем.
— Все четыре?
— А что ты удивляешься?
— И Магда?
— Магда?.. Ах, Магда… — как же, он хорошо помнил вторую жену: высокую и крепкую, ему под стать, с большой белой грудью и кротким взором. Он вздохнул: — Я очень рассчитывал, что она родит мне наследника. Но такая нелепая смерть… Подавилась кусочком яблока и задохнулась. Кто бы мог подумать… Если бы я был рядом, я бы смог выбить его из её горла. — Фальгахен, тяжело вздохнув, перекрестился.
— Ты не получишь иноземку.
— Не смеши меня. Я куплю её у старика. Я дам ему столько золота, что он не сможет отказаться. Не забывай, что есть младшая дочь, которая ещё немного и будет на выданье. Пфальцграф ведь не осёл, как думаешь? Постой, а почему тебя так заботит судьба этой девицы?
— Она откажет тебе.
— Кто её будет спрашивать? Она откажет мне, но не посмеет перечить отцу.
Видя, что дальнейший спор бесполезен и зная, что переубедить соседа не получится, граф встал:
— Идём, поутренничаем, — а мысленно пожелал ему… Тьфу! Поспешно перекрестился. — Вы ведь уезжаете… А мне надо бы в церковь наведаться. Через две недели назначу свадебный пир.
— Пойду-ка я проведаю Ирмгарда, — Фальгахен похлопал Герарда по плечу. — Наверное, скоро и у тебя пир будет. Поди, невеста уже в пути?
— Откуда ты всё знаешь, Карл? — Герард подозрительно прищурился. Хотя, они говорили недавно об этом. — Ну-ка, глянь вот на это.
Бригахбург подхватил с нижней полки объёмный узел, разворачивая. На столе, радуясь свободе, развалилась меховая накидка:
— Узнаёшь?
Фальгахен тронул вещь, оглаживая блестящий шелковистый мех:
— Мех белодушки. Отличное качество.
— Да, работа твоего скорняка, — он указал на место разрыва подкладки. — Мой делает другие швы.
— А откуда у тебя эта вещь? — глаза соседа забегали. Он прищурился. — И почему ты решил, что её шил мой скорняк?
— Похожую накидку ты прислал в подношение госпоже Наталье… И ты не знаешь, что произошло? Не поверю. Это не волчья доха и не заячий мех, чтобы ты не вёл должного учёта… Клара была твоим осведомителем, Фальгахен. Ты знаешь всё, что происходит в моём замке. Так ведь? И ты ей платил.
— Нет, не так, — Карл, вскинул бровь, становясь серьёзным. — Я попытаю своего скорняка, для кого он шил эту накидку и разберусь с ним. У тебя в графстве тоже хватает браконьеров.
— Не думаю, что твой скорняк настолько глуп, чтобы делать подобное за твоей спиной, а моя бывшая экономка не настолько неосмотрительна, чтобы приобрести краденую вещь и владеть ею. Кстати, можешь проститься со своим осведомителем. Она на круге в деревне. Вы будете проезжать мимо.
Карл прищурился, окидывая Бригахбурга задумчивым взором:
— Мы ведь соседи, Герард, и всегда жили мирно. Надеюсь, такое положение сохранится в дальнейшем.
— Я тоже на это надеюсь. Наши отцы были дружны, — он тронул соседа за плечо. — Идём, пора за стол.
* * *
Маленькая белая церквушка с колокольней пряталась за высокими деревьями и со стороны деревни не просматривалась. А вот от реки была видна далеко. Утопая в тумане, она словно парила над землёй, и даже казалось — немного покачивается. Так воздушный шар, удерживаемый якорем, норовит взмыть ввысь при первой же возможности.
Наташа подивилась умению строителей выбрать такое место, чтобы оно обдувалось четырьмя ветрами, напоминая людям о возвышенности духовного мира по сравнению с земным.
Задержав взгляд на реке, угадывающейся по особенно плотному стелющемуся в низине туману, подумала о тайном ходе. Он мог вести к берегу и не просто так был затоплен. Если есть ход, то из него обязательно должен быть выход. Если помочь Яробору выйти через него в реку, то никакие собаки не возьмут след. Если выпустить раба через калитку, то подозрение падёт на неё, как на соотечественницу. К тому же она одна из немногих знает, где находится ключ.
Людей в церкви собралось много. Они расступались перед стражниками, давая пройти графине и её компаньонке, кланялись им.
Венгерка, не задерживаясь, прошла в первые ряды. Наташа, не рассчитывая оставаться здесь надолго, задержалась с краю. Увидев Кэйти, протолкнулась к ней, покосившись на воина, оставшегося справа от неё. Обратила внимание, что женщины и мужчины стояли отдельно друг от друга.
Посредине церкви на возвышенном месте с несколькими ступенями стоял нестарый седой мужчина в тёмных одеждах, громко и протяжно произносящий слова проповеди.
Внутреннее убранство церкви показалось девушке совсем уж убогим по сравнению с тем, что ей приходилось видеть в современном мире. Разных размеров невзрачные иконы с изображением святых украшали стены по периметру. Их лики завораживали. Что являлось тому причиной — непонятно. Возможно, царящее в этом месте единение всех присутствующих вносило в душу спокойствие и умиротворённость.
Наташа, больше не думая о том, что собиралась уйти, незаметно для себя погрузилась в мысли, машинально следя за Кэйти и повторяя её движения, шептала бесконечные просьбы, больше похожие на жалобы, искренне веря, что Бог её слышит и не оставит.
Почувствовав на себе взгляд, чуть сдвинув капюшон в сторону, скосила глаза полные слёз правее, сталкиваясь взором с графом. Поспешно отвернулась. Не хотелось, чтобы он видел её слёзы.
А он заметил. Под кожей щёк заходили желваки. Здесь, перед ликами святых все едины. Чего ты сто́ишь, мужчина, если женщина, которую ты любишь, плачет?
Сколько прошло времени, определить было трудно. Судя по усталости в ногах — немало. Только когда народ направился к распахнутым дверям, девушка, увлекаемая течением, не сопротивляясь ему, оказалась на улице. Накрапывал мелкий дождь. Заметно потемнело. Она остановилась под берёзой, оборачиваясь в поисках Юфрозины, отыскивая взглядом её чёрную накидку.
Позже Наташа не могла себе объяснить, почему поступила так опрометчиво. Тогда ей казалось это забавным.
Прячась за толстый ствол дерева, быстро сняла накидку, выворачивая и накидывая снова, с удовлетворением отмечая, что теперь ничем не отличается от деревенских женщин. Таким образом, неожиданно оказавшись «невидимой», она ощутила одуряющий запах свободы.
Увидев стражника, выскочившего из церкви, наблюдала за ним. Как он бегло оглядывал все женские фигуры. Скользнув по ней, стоящей от него в нескольких шагах, невидящим взором, устремился внутрь здания и через несколько минут выскочил в сопровождении хозяина и двух стражников.
Забегали… Потеряли игрушку… Она улыбнулась своим мыслям, направляясь в деревню за стайкой деревенских женщин, быстро скрывающихся за плотным облаком тумана.
* * *
Деревня выглядела вымершей. Едва видимые силуэты домов казались вросшими в землю из-за особенности строения крыш. Лениво «переругивались» собаки. Птицы неуверенно подавали голос, тут же смолкая, будто прислушиваясь к собственному голосу. Где-то близко за заборами «воевали» коты. Услышав их, псы подняли истеричный лай, звучащий, как угроза предстоящей скорой расправы возмутителям спокойствия.
Толкнув дверь в избушку ведуньи, Наташа сразу же погрузилась в густой аромат волшебных трав. Закрыв за собой створку, словно отгородилась от всего мира. Блаженно закрыла глаза, вдыхая полной грудью.
Ничего не изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз. Так же тлеют угли в печи, и тихонько пыхтит котелок с отваром.
За столом сидит старушка и узловатыми пальцами перебирает крупные сероватые семена, отодвигая их к прикрытому холстиной караваю хлеба.
— Добрый день, бабушка.
— Добрый. Проходи, Голубка, коль пришла, — вздохнула коротко, безрадостно.
Девушка присела на топчан, спуская с плеч накидку:
— Я хочу попросить у вас травок для того отвара, что поили меня… Чтобы спать крепко.
Старуха отломила от каравая и, зачерпнув оловянным кубком из котла бурой жидкости, поставила перед девой:
— Пей, — вышла из домика.
Наташа прислушалась. Тихо. Только булькает в котле варево. Она понюхала содержимое кубка. Пахло травами. Вкусно пахло, сладко. Поднеся краюху к лицу, вдохнула аромат свежеиспеченного хлеба. Отщипывая кусочки, клала в рот, запивая, смакуя.
Вошла знахарка, впуская чёрного кота:
— Явился, басурман. Долго тебя не было.
Мышелов с порога, глянув в сторону гостьи, запрыгнул на стол, уткнувшись мордочкой в её лицо. Она взяла его на руки. Тот самый котяра, что был в замке. И как он проникает туда-сюда через высокие стены?
— Я его в замке видела… Вот ты чей… — прижала к себе, баюкая. — Бабушка, а у вас есть такая травка, чтобы выпить и всё прошлое забыть?
— Так плохо было?
— Наоборот, хорошо.
— А что в замке не нравится? Там твоё место, на ложе господина. Там твоя сила.
Иноземка вспыхнула, негодуя:
— Разве можно без любви? Ему мой титул нужен.
— Молчит, значит, — бабка фыркнула. — Боится быть отвергнутым. Не жди слов, Голубка. Смотри и всё увидишь.
Девушка вздохнула, думая о том, что было бы всё же лучше услышать. А вот это — «догадайся, мол, сама», может оказаться из области заблуждений. Понятно и гендерное воспитание сиятельного. Время суровое. Слабые и безвольные не выживают. Не являются ли для такого мужчины, как граф, произнесённые слова любви проявлением слабости?
— А вы совсем одна? — Наташа задала давно интересующий её вопрос.
— Была дочка, — старуха села на скамью, заворачивая пучок трав в тряпицу, подвигая госпоже. — Такая, как ты. И росточком не велика, и лицом пригожа. Ушла в лес и не вернулась.
— И не нашли её?
— Кто искать будет? Да и почуяла я, что неладное стряслось. Или человек лихой повстречался, или зверь лютый, — ведунья задумчиво смотрела на тлеющие угли, словно ждала пропавшую дочь. — Искала, долго искала… Не нашла… Ладно, Голубка, — она будто очнулась, — пора тебе, а то сегодня быстро стемнеет и дождь усиливается. Вижу, соловая совсем от варева. Одна пришла, что ли? Искать не будут?
Девушка затолкала травы в сумочку, доставая серебряную монету и кладя её на стол.
— Убери, Голубка…
Дверь, открытая пинком ноги, дёрнулась, ударившись о стену. Отскочив, пронзительно скрипнула, и тотчас была остановлена твёрдой мужской рукой. От невысокой широкоплечей фигуры в избе стало тесно. Гость, окинув быстрым взглядом присутствующих, остановил его на серебряной монете, ловящей слабые сполохи углей.
Кот, дремавший на руках девы, подпрыгнул, выгнувшись дугой. Прижав уши и вздыбив шерсть на загривке, зарычал, спрыгивая.
— Вот ты где, — он, махнув на животину, сграбастал кругляш, заталкивая его в мешочек на поясном ремне, останавливая взор на девице. И было не понятно, что он имел в виду: монету или госпожу?
Довольный голос незнакомца вывел её из оцепенения. Быстро же её нашли. Да, она говорила графу, что хочет зайти к знахарке. А монета? Для этого неандертальца что ли? И куда исчезла бабулька? Наташа заглянула за его спину:
— Во-первых, положите монету на место. Во-вторых, выйдите и подождите меня на улице, — она махнула ему рукой на дверь.
Мужчина гоготнул. Наклонившись над столом, упёр руки в столешницу, крикнул через плечо:
— Гуз, иди, глянь, она это или не она?
— Что ты так орёшь, не у себя дома, — в комнатушку ввалился второй мужчина, моложе и выше. — Давай быстрее.
— Сомневаюсь, — первый приблизил лицо к госпоже, обдав её стойким запахом чеснока, бегая прищуренными глазами по её украшениям. — Мелкая какая-то.
— Глянь сюда, — второй ткнул кривым толстым пальцем в серьги, — он и говорил, что иноземка. Иди за верёвкой.
Девушка замерла. Нет, эти люди не из охраны господина. Одеты не по-военному, без туник. Верёвка для неё? Похищение? Для выкупа или убить? Домик ведуньи в стороне от деревни и на помощь не позовёшь, никто не услышит.
От ощупывающего оценивающего взгляда и оглушительного рыка: «Быстро!», вздрогнула, входя в ступор.
Вспрыгнувший на плечо мужчины кот, запустил когти в его лицо.
Вой мужика слился с диким ором кота.
От сухого треска позади «гостя», тот неожиданно качнулся, подавшись вперёд, заваливаясь на стол. От повторного удара деревянным ведром по его голове, оно рассыпалось. Бабка, став вдруг прямее и выше, дрожащими губами пролепетала:
— Беги, Голубка, — кинулась к окну, бесшумно снимая ставню, — сюда.
Наташа еле протиснулась в узкое низкое отверстие, погружаясь в туман, как в молоко, не соображая, куда бежать. Сделав несколько шагов, натолкнулась на коня. Вскрикнула, шарахаясь в сторону и слыша за собой рёв: «Хватай суку!», со всех ног бросилась напролом через кусты.
Бежала, не чуя под собой ног. Цеплялась за выступающие из земли корни, падала, путаясь в длинном подоле платья, поднималась и бежала дальше. Сучья кустов цеплялись за волосы, царапая лицо, выстёгивая глаза. Ей чудилось за спиной прерывистое дыхание преследователей и их тяжёлый топот. В ушах пульсировал глухой стон: «Хватай… Суку… Хватай…»
В очередной раз, ударившись грудью о ствол дерева, обняла его, обессилено сползая на колени, прислушиваясь. Тихое шуршание убористого дождя поглощало окружающие звуки. Закрыла глаза, чувствуя, как по лицу скатываются капли влаги, как прилипло к телу мокрое платье, как сдавило горло сухой колючей болью. Она тряслась от пережитого страха. Зубы выбивали дробь. Беззвучно заплакала. Горячие слёзы смешивались с каплями дождя, не принося облегчения. Холод расползался по телу, парализуя.
Увидев рядом низкую ель, поползла под её ветви. Отпрянула, когда в бок ударилось пушистое упругое тельце. Запоздало выдохнула, узнав зайца. Вот, выгнала его из дома. Под ёлкой оказалось сухо. Свернулась калачиком. Хорошо, что есть зажигалка. Чуток переждёт и разведёт костёр, согреется. Её ведь будут искать?
Бабкин отвар хорошо знал своё дело…
Глава 15
Её искали…
Ведунья, вывалившись из окна следом за госпожой, сначала прытко ползла. Затем, услышав удаляющийся топот копыт, цепляясь за дерево, встала и на негнущихся ногах, поспешно направилась в сторону деревни. Совсем скоро на неё, чуть не затоптав, выскочили всадники его сиятельства. Падая в сторону, она махала руками, останавливая их.
Спешившийся граф, нетерпеливо дёрнул испуганную старуху на себя, гаркнул:
— Где она?!
Бабка, беззвучно открывая рот, обессилев от волнения и страха, трясла головой, выдавливая:
— Там… — махала руками в сторону избы, — грабежники заскочили…
Падая назад, узрела расходящийся клочьями туман, поглотивший всадников. Поползла следом, шевеля непослушными губами, стеная:
— Всевышний… Голубка…
Открытая настежь дверь, оскалившись чёрным беззубым проёмом, вызвала в душе господина мрачное предчувствие беды.
Заскочив в избу, всмотрелся в темноту, отбросив ногой дощечки разбитого ведра. Сдёрнув с топчана накидку, поднёс к лицу, судорожно вдыхая запах той, из-за которой потерял голову. Таша…
— Знахарку живо сюда! — не оборачиваясь, крикнул в пустоту.
Нервно подрагивая ногой, ждал, злясь на себя, что не доглядел за строптивицей. Глупая самоуверенная девчонка! Где ты теперь? В чьих руках? Жива или остываешь в придорожной траве?
Всклокоченная поскуливающая старуха в съехавшем платке, придерживаемая стражником за иссохшие плечи, не вызывала жалости. Хоть и понимал, что она не виновата, но ослеплённый яростью, готов был вышибить из неё дух:
— Говори, что произошло… Всё говори… — видя, что она беззвучно шевелит губами. Кивнул воину: — Воды подай.
Отхлебнув из кубка, ведунья затрясла головой:
— Пришла за травкой… Собралась назад… Заскочили грабежники и к ней… Тыкали в заушницы… Один пошёл за верёвкой. Другого я огрела ведром по голове. Голубка выскочила в окно… Я следом… Всё.
— Сколько их было?
— Двое… С конями.
— Кто такие?
— Не видела раньше. Не из наших.
Задумался, глядя сквозь тщедушное тело бабки:
— Не грабежники. Они бы вязать не стали… Госпожу поймали?
— Не видела… Быстрая она… В лес убежала.
Вскинул бровь. Да, шустрая, как белка. Но, могли и поймать.
— Фортунато, псаря с аланами сюда. А ты, Рабан, возьми людей, прочеши дорогу и вдоль неё вглубь. Найди этих…
Легче не стало. Знал, не будет ему покоя, пока не найдёт её… Живую или мёртвую.
* * *
Сдавленный хрип рожка ударил в барабанные перепонки. Наташа подпрыгнула, натыкаясь головой на сучья ели, наклоняясь, машинально прикрывая голову ладонями. Испуганно таращила глаза в непроглядную тьму. От повторившегося звука вздрогнула, вспоминая, что произошло. Притихла, вслушиваясь. Упавшая на лицо капля сползала по щеке, щекоча кожу. Под головой ощущалась сухая колючая старая хвоя. Пахло мокрой землёй и прелью.
Рожок? Где-то близко. Ищут её? Похитители вели бы себя тихо.
Осторожно выползла наружу. Водяная пыль горстью брызнула в глаза. Поднимался ветер. Он разгонит туман и дождевые облака. Сырое платье холодило тело, вызывая синусоидальные приступы дрожи. Окоченевшие ноги не слушались. Сидела, покачиваясь, засунув озябшие руки подмышки, не в силах разлепить налитые свинцом веки. Встать и идти на зов рожка? Что её там ждёт? Будут распинать и клясть за необдуманный поступок? Было уже такое… Проходили… Перед глазами всплыло перекошенное злобой мужское лицо, жёсткие руки, толкающие её во чрево монашкиного «убежища». Тогда ещё его сиятельство думал, что она венгерская графиня и позволил себе небрежное обращение с титулованной особой. Сейчас будет то же самое. Она пфальцграфиня, а он граф. Она бесправная слабая женщина, а он сильный мужчина и господин. Нет, подвала не миновать. Или выпорет. Прилюдно.
Подставила и погубила охранника. Ему уже снесли голову и вздёрнули на кол рядом с тем, что осталось от бывшей экономки? Она даже не помнит его лица.
Чувство вины давило на плечи. Кругом виновна. Напрасно отказалась уехать с герром Штольцем. Не произошло бы всего этого.
Костёр разжечь и погреться? Зачем? Апатия накрыла тяжёлым саваном, погружая в мутную тягучую дрёму.
Девушка никак не отреагировала на собак, выскочивших на неё с радостным приветственным лаем. Под их напором падая набок в мокрую траву, интуитивно закрыла лицо ладонями, слыша, как окружающие звуки становятся глуше, а тело бесчувственнее. «Монстрики» тыкались под её руки, толкая и повизгивая, норовя перевернуть свою любимицу на спину.
Она знала, что после дождя обязательно выглянет солнце: жаркое, безжалостное. И это ей не нравилось. Пульсирующая боль в области раны на макушке усиливалась. Разве рана ещё не зажила? Мысль проскочила, испаряясь. Из тумана выплыла рожа насильника. Наташа в ужасе закричала и замахала руками. Из горла вырвался мышиный писк. Мертвец громко смеялся, широко открывая окровавленный рот и скаля серые зубы в каплях тяжёлой липкой крови. Очень хотелось убить его снова и снова. Она взмахнула руками, пытаясь схватить наглеца за бороду, маячившую чёрным пятном перед глазами. Ей это удалось! Она засмеялась. Мужик противно рассмеялся в ответ, вызвав приступ злости у госпожи.
Она вмиг очнулась, ошалело уставившись на то, что крепко держала в руках. Это был край туники одного из воинов, присевшего на корточки возле неё. Второй сидел верхом. Конь под ним нетерпеливо сучил ногами, косясь на громко смеющегося хозяина:
— Тебе повезло, Фортунато, что она уцепилась всего лишь за край одежды, а не за что-то более ценное!
Смуглый итальянец, сжав руку пфальцграфини у запястья, обнажив в улыбке белые зубы, процедил, всматриваясь в её лицо:
— Хватит ржать. Не завидуй. Лучше помоги подсадить деву в седло. Видишь, она перемёрзла, как бы не преставилась. Граф голову снимет за графиню.
— Так давай её мне! Согрею вмиг, — смех напарника походил на тяжёлое надрывное старческое кряхтенье.
— Э, нет… Сам повезу. Давай, помогай…
Фортунато вскочил в седло. Конь дёрнулся от подскочивших псов, до этого не проявлявших никакой агрессии.
Наташа не сопротивлялась, слабо реагируя на происходящее. Её передали в руки итальянца.
— Не узнаю её, — он всматривался в лицо иноземки, крепко прижимая к себе. — На себя не похожа.
— Давай быстрее, пусть господин с ней разбирается.
— Всё, трогаемся… Vento, tempo, donne e fortuna — prima voltano e poi tornano, come la luna.
Сознание девушки отреагировало независимо от неё, выдав перевод с итальянского языка: «Ветер, погода, женщины и удача: сначала они отворачиваются, а потом возвращаются, как Луна».
* * *
Ветер трепал полы накидки, бросая пригоршни дождя в лицо.
Где-то в чаще лаяли собаки. Выгнали зайца с лёжки или нашли лисью нору… След брали плохо, постоянно сбиваясь на более яркие и пахучие метки диких обитателей леса. Приходилось их возвращать и тыкать в морды накидку девы, то уговаривая, то угрожая.
Герард нервничал, монотонно прочёсывая местность, не желая думать о худшем. Если девчонка в лесу, то шанс найти её с помощью верных псов велик, а вот если наёмники захватили… Кто их нанял? Карл? Пособник Клары? Она и после смерти мстит ему за отвергнутую любовь, за свою страшную смерть.
Когда его нагнал Фортунато, в сопровождении собак и с ношей впереди себя, сердце господина забилось неистово. По белеющей в темноте улыбке наёмного сержанта, догадался, что не ошибся: госпожа найдена живой.
Радость и облегчение вкупе со злостью и раздражением образовали гремучую шипучую смесь, готовую прорваться сквозь маску спокойного равнодушия.
— Сюда её, — распахнул полы дождевика, максимально сдвигаясь в седле и откидываясь чуть назад.
— Господин, она странная какая- то, недвижимая.
Теперь, когда привлёк её безвольное тело к себе, кутая в полы накидки, чувствуя его мертвенную холодность, напрягся, вглядываясь в бескровное лицо, безвольно откинувшуюся на его плечо голову. Но ведь живая…
— Труби отбой, — кинул в темноту. — Едем к знахарке.
Всю дорогу прижимал к себе, отдавая тепло, согревая сердцем, мысленно обволакивая ореолом жара своего тела, уговаривая: «Птаха, даже не думай умирать… Теперь ты навсегда будешь моя…»
Старуха стояла у раскрытой двери, кутаясь в рубище, будто ждала их всё это время.
Псы, подняв лай, шуганув в кусты чёрную тень извечного недруга, затихли, сев у ног ведьмы.
— Вижу, нашли Голубку, — она коснулась ладонями тёплых голов. — Славно как. — Закивала, обращаясь к господину: — Жду вас.
— Значит, знаешь, зачем я здесь, — упёрся в чёрные глазные провалы Рухи.
— Спит она. Хлебнула успокоительного отвара, как пришла. Проспится к утру, будет прежняя.
— Лучше б дала ей зелья какого, чтоб потише была да поумнее, — недовольно буркнул в ответ, поворачивая коня на тропу.
— Молодая ещё шибко умной быть, — крякнула бабка. — Жила в покое и сытости. Лиха, злобы людской не ведала. А вот потише… Она вам нужна тихая-то? — Летело копьём в спину: — А вы безгрешны и всегда правы…
Его сиятельство вздохнул. Верно говорит ведунья. Вспомнил себя в такие годы. И не так давно было, а, кажется, несколько жизней прожил. Устал.
Смял девчонку, порывисто прижимая к груди, касаясь горячими губами её холодных безответных губ. Застонал протяжно, тихо выдохнул: «Дьявол мне тебя послал, как искушение… Господь — как тяжкую плату за грехи мои. Светлого Ангела в темень низверг…»
* * *
— Бруно, возьми её, — Герард передал деву командующему. — Отнеси её в покои и прислугу кликни. Пусть снимут мокрое одеяние.
— Стоило только уехать… — шептал рыцарь, чувствуя вину, что не успел поговорить с иноземкой перед отъездом. Возможно, ничего бы этого не произошло. — Что ж непоседливая такая… Да… — Обернулся к графу, — Дитрих ждёт тебя. Беда там…
— Что ещё случилось? — насторожился господин. Беда не ходит одна.
— С госпожой Агной.
У открытой двери покоев брата стоял стражник. Его сиятельство прошёл стремительно, не задерживаясь, ориентируясь на свет множества свечей в спальне госпожи.
Дитрих сидел у изголовья ложа, на котором вытянувшись неподвижно лежала его жена. Дрожащими пальцами перебирал золотистые локоны той, которую когда-то любил.
Поначалу барон считал свой брак удачным. Помимо приданого, которое получила его семья, Агна ему нравилась. Красивая, тихая и скромная, она казалась ему совершенством. Но со временем он стал замечать, что она его все больше раздражает. В постели женщина была холодна, в общении ограничена. Он успокаивал себя тем, что все браки такие. Муж и жена обычно жили своими отдельными жизнями, встречаясь только за трапезой или обсуждая вопросы, касающиеся обоих. Агна пыталась контролировать Дитриха, а встретив сопротивление, озлобилась.
Рождение дочери, затем сына ещё больше отдалили их друг от друга. Баронесса замкнулась в своём маленьком мирке, посвятив себя детям. Её маниакальная любовь к ним настораживала мужчину. Она держала дочь и сына взаперти. Дети месяцами не выходили во двор замка, не говоря уже о прогулках за его пределами. Всюду ей мерещились похитители и убийцы. Неоднократно он пытался поговорить с женой, убеждая, что в стенах замка им ничто не угрожает. Все его попытки разбивались о глухую стену непонимания и непримиримости. Отдушину он находил в другом. Сговорчивые и непритязательные женщины из обслуги давали ему то, чего лишала супруга: ласку, внимание и вседозволенность на ложе.
С появлением новых титулованных женщин в замке Агна изменилась. Ранее молчаливая и незаметная, она неожиданно стала агрессивной и несдержанной. Она следила за супругом, устраивая ему сцены вдруг проснувшейся ревности. Надо честно признать — не на пустом месте. Дитрих вздохнул.
Иноземная гостья наполнила его жизнь новым смыслом. Ему в её обществе было интересно. Присутствие постоянной опасности разогревало кровь и ему это нравилось. Её близость волновала. Он был удивлён и восхищён новым чувством, которое вызывала в нём эта девица. Вот если бы ещё она, хотя бы чуть-чуть, ответила ему взаимностью…
— Что здесь? — Герард перевёл глаза на брата.
Прищуренный застывший его взор полный непролитых слёз сказал обо всём.
Граф склонился над восковым лицом невестки. Мертва? Вопросительно посмотрел на барона. Тот кивнул:
— Отравилась… Не нашла в себе силы покаяться…
Его сиятельство положил руку на плечо Дитриха:
— Это её выбор… Она знала, что делает… Как дети?
— Пока не знают.
* * *
Окончательно проснувшись, но ещё пребывая в состоянии, когда не хочется вставать, Наташа смотрела на серый переплёт окна. Ветер не торопился разгонять дождевые облака, низко нависшие, казалось, только над этой местностью и этим замком.
Полог со стороны двери и камина был задёрнут, но звуки, доносящиеся из умывальни, указывали на присутствие там прислуги.
Лёгкое колыхание тяжёлой портьерной ткани, топот ног и девушка, вскочив и найдя прореху, заглянула в образовавшуюся щель. Из умывальни показались мужчины с пустыми парящими вёдрами. Следом вышла Кэйти, почёсывая затылок, недовольно бубня:
— Наследили как…
Увидев движение со стороны ложа, она кивнула, делая книксен:
— Госпожа Наталья, хозяин распорядился выкупать вас и протопить камин.
Девушка раздвинула полог, падая назад в кровать, поднося руку к голове. Неприятные на ощупь спутавшиеся волосы. Ладонь скользнула к лицу. Под пальцами почувствовались бугры царапин. Руки… Длинные рукава платья защитили от ссадин, но не от синяков. Всё тело болело. Нос дышал с трудом. В горле першило. Полночи, проведённой под дождём, — и результат не заставил себя долго ждать.
Наташа смутно помнила, как её нашли собаки. Потом — провал.
Кэйти поправила складки балдахина и уложила в камине дрова, косясь на госпожу:
— На улице холодно. Дождь моросит… Идёмте, травы настоялись.
Непередаваемое блаженство от погружения в горячую воду навело на мысль, что не так уж всё плохо. Она не в подвале. Стали бы её мыть перед наказанием?.. Ой, стали бы… Она поперхнулась собственной мыслью, чувствуя, как тугой ком дерёт горло. Закашлялась.
— Я так и знала, — сочувственно произнесла служанка. — Выглядите вы не очень. И одеяние ваше… Платье порвано, сорочка тоже.
Госпожа и без неё знала, как она может выглядеть после случившегося. Поэтому досадливо стрельнула глазами в болтушку:
— Больше нечего сказать?
Охрипла! Низкий тембр голоса показался на удивление не противным. А даже каким-то соблазнительно-сексуальным. Господи, тут реветь впору, а она думает бог знает о чём. И кого тут соблазнять? Эту мумию средневековую, графа? Так все господа мужчины уже соблазнённые и стараться не нужно. К постельным утехам они готовы хоть сию минуту. Кстати о мумиях: у графьёв есть семейный склеп или хоронят на общем кладбище за деревней? Тьфу! Ну и мысли…
Кэйти нахмурилась:
— Жалко её.
— Отнеси швеям, пусть отремонтируют.
— Что отнести… — девочка таращила глаза.
— Сорочку… Сама же говоришь, что жалко.
— Я не про сорочку, а про госпожу Агну.
Наташа вздохнула. Свою отравительницу она не жалела. Детей, да, жалко. Всё же баронесса была заботливой матерью.
Кэйти рассматривала нижнее бельё госпожи:
— Это целое… И где её теперь похоронят?
Девушка уже не удивлялась особенности прислуги озвучивать конечные результаты своих мучительно долгих умозаключений. Злило неимоверно!
— Где-где! Хоронить можно, где угодно! — в сердцах хрипло рыкнула она.
— Что вы такое говорите, госпожа, — Кэйти крестилась. — Самоубиенных хоронят отдельно. Её положат рядом с госпожой Леовой. Та тоже выбросилась из окна.
— Самоубийц?.. Кэйти, ты невыносима! — Наташа чувствовала, как жар заполняет тело. Это то, о чём она только что подумала? — Давай с самого начала. Я не умею читать чужие мысли!
— А что с начала? — служанка закатила глаза.
— Kurica! — рявкнула госпожа, хлопнув по воде ладонью.
Дёрнувшись от незнакомого резкого слова, девочка отёрла брызги с лица передником:
— Так вы не знаете?
Наташа завыла, откидывая голову на край бадьи:
— Знаешь, пожалуй, я от тебя откажусь, — начала она вкрадчиво. — Видела на кухне рыженькую такую, голубоглазую девочку… Её возьму вместо тебя.
— Не-не, госпожа, её нельзя. Она не поймёт ни одного вашего слова. А я уже привыкла, — встретившись с прищуренными глазами иноземки, не сулящими ничего хорошего, затараторила: — Господин барон, как приехал с рудника, так и нашёл госпожу Агну мёртвой. — Она закрестилась. — Отравилась… Представляете, зелье выпила и всё, заснула тихонько. Он к ней, а она уже холодная.
Тихонько заснула … Девушка удивилась. Её-то вон как колбасило в каморе. А тут тихонько так, красиво. Значит, яд другой, быстродействующий. Перед глазами «проплыла» в кабинет графа вся в чёрном баронесса. Показалось странным: такая сильная личность, гордая, красивая женщина и отравилась. Это же грех, преступление перед Богом и своей душой! Разве в средневековье самоубийцы не боялись перспективы всю оставшуюся загробную жизнь гореть в аду и пройти через чистилище? Их не отпевают священники и после не поминают в молитвах. Их хоронят за оградой кладбища или на обочине дорог.
— И ещё божий ужас… — Кэйти уже шептала, наклонившись к уху госпожи, — голова фрейлейн Клары с шеста пропала.
Наташа вздрогнула и повернулась к говорившей, упершись удивлённым взглядом в её расширившиеся от ужаса глаза. Та медленно кивнула:
— Да-а-а… Пришли снимать, а снимать нечего. Пусто… — она развела руками. — И никто ничего не видел. Туман, как специально… И дождь… Был у нас один неупокоенный дух, теперь будет три.
Госпожа вздохнула:
— Ага, по одному на каждый этаж, — подумалось: «Подгнило что-то в Датском королевстве». (В. Шекспир «Гамлет»).
Глава 16
Наташа палочками ковыряла творог, нехотя размазывая его по мягкой лепёшке сдобного печенья. Кусочек утиного мяса, приготовленного по её рецепту не вызывал слюноотделения, хоть его запах честно щекотал ноздри. Госпожу предусмотрительно лишили горячительного. Она хмыкнула, покосившись на полбутылки вина на подоконнике и на горшочек с заживляющей мазью. Обработать царапины лишним не будет.
Жар от горящих дров из камина приятно окутывал расслабленное тело. Поджав под себя ноги, она сидела на сундуке в изножье кровати. Распущенные влажные волосы, перекинутые на грудь, свисали из-под надвинутого капюшона. Связанная узорная накидка, ещё не украшенная бахромой радовала уютным теплом и внешним видом. Получилась на славу. Под неё бы брючки. Сейчас же она, наброшенная на сорочку, чуть шерстила.
— Кэйти, принеси из кухни кастрюльку с кипятком и кубок, — хрипло крикнула в сторону умывальни.
Самое время заварить бабкины травы. А то снова эти трупы, головы, привидения…
Агна… Мысли крутились вокруг её самоубийства. Как-то не верилось, что она могла наложить на себя руки. Если баронесса планомерно шла к своей заветной цели завладеть всем имуществом брата мужа и стать хозяйкой, то отравиться она никак не могла. Может быть, Наташа изначально ошибалась в своих выводах? Ревность толкнула женщину на преступление, а затем она, потерпев неудачу, сдалась, предпочтя смерть пожизненной муке вдали от детей. Осознание того, что её любимый муж будет жить в своё удовольствие и здравствовать, а она будет замаливать грехи, может привести к отчаянию. Сиюминутная слабость — и тебя уже нет. Если у Агны был быстродействующий яд — почему она не воспользовалась им при отравлении предполагаемой соперницы? Быстро и надёжно. Значит, у неё не было такого яда. Или было мало, и она припасала только для себя на самый крайний случай. Умереть мгновенно и безболезненно, когда придёт время — это мечта каждого.
Может ли иметь место предположение, что баронессу могли отравить? Яд мог быть добавлен в еду. Девушка перестала жевать, подозрительно уставившись на поднос у своих ног. Кубок с морсом стоял нетронутым. Начинается всё сначала?.. Кто и за что мог отравить женщину? Кто и за что травил её саму в первый раз?
Госпожа скинула капюшон, разбирая подсохшие пряди. Запустив пальцы в волосы, приподняла их у корней. На стук двери повернула голову.
Неторопливо вошёл граф. С удовлетворением отметив, что его указания выполнены, придвинул стул, усаживаясь напротив девицы, подставляя спину жару из камина.
Наташа подобралась, выпрямляясь, настороженно вглядываясь в его лицо: злой или не очень? Понять трудно. Как всегда, подтянут, свежевыбрит и одет по классике офисного дресс-кода — тёмный низ, светлый верх, закрытая обувь. Она скосила глаза вниз на укороченные мягкие мужские полусапожки. Вместо кафтана короткая стильная кожаная безрукавка с распущенной впереди шнуровкой, один конец которой зацепился за рукоять кинжала с чёрным камнем на рукояти.
Из-за высоты сундука дева оказалась сидящей с господином на одном уровне: глаза в глаза. Отметив на ней красивое вязаное одеяние, он вскинул бровь:
— Вязать умеешь, иглу в руках держать можешь, готовишь вкусно, — покосился на нетронутую ножку утки. — Лечить обучена, с кинжалом управляешься ловко, дерёшься без оглядки, грамоту знаешь, находчивая, не трусливая, а вот… — Голос дрогнул.
Замолк, уставившись в её лицо, рассматривая глубокую короткую ссадину на подбородке, сеть мелких длинных и коротких царапин на щеках и лбу… Опустил глаза на руки, обнажённые по локти. На них синяки…
Девушка с волнением ожидала продолжения его слов. К чему он клонит — догадаться было несложно. Она мысленно продолжила: «…мозгов не хватает…» С готовностью ждала приговора его сиятельства, его уничижительных слов, которые перечеркнут зародившееся чувство, ещё слабое и такое ранимое. Ждала слов, которые навсегда разведут их в разные стороны. Сердце мучительно сжалось, ухнув к ногам, замерло.
Подняв глаза, мужчина столкнулся с её широко открытыми настороженными очами. Так смотрит поверженный человек, висящий над пропастью, который всё осознал и уже не ждёт пощады от стоящего над ним победителя. Он знает, что конец неизбежен и вместо руки помощи получит лишь толчок в плечи. Низвергнутый готов к смерти и примет её достойно. Причём девчонка знает, что виновата и не кается, не склоняет голову, не прячет глаз. Наказать? Следовало бы. Только толка никакого. Непокорная… В груди заныло. А тебе нужна покорная, тихая и смирная? Первая жена была тихая и смирная. Они были близки только до того момента, пока она не поняла, что ждёт дитя. Его это устроило. Набожная, пятнадцатилетняя воспитанница монастыря… Ни любви, ни привязанности… Тогда ему было шестнадцать. Она преставилась от родовой огневицы. Он не испытал ни сожаления, ни чувства утраты. Благодарен ей за сына, неизменно поминая мученицу в молитвах.
Граф смотрел в глаза девы, сидящей перед ним. Нет, если любить, то только такую… Когда всё горит, а не тлеет… Когда буря и ветер… Когда хочется кричать до хрипоты, раскинув руки, глядя в ночное небо! Смотреть в её очи, целовать её…
Он, аккуратно вытащив из пальцев Наташи палочки и отставив поднос в сторону, склонился к ней. Взял её ладони в свои. Поднеся к лицу, вдыхая знакомый запах, зашептал:
— Больше никогда не делай так, — поймал её взор.
Сердце девушки, словно очнувшись, подпрыгнуло, перекрыв дыхание. Руки в его ладонях дрогнули.
Он сжал их сильнее. Не отпустит… Приблизился к её лицу, коснулся губами раны на подбородке. Её горячее дыхание опалило его, разгоняя кровь, напрягая мышцы. Словно зверь в нём готовился к броску, чтобы поймать добычу и больше не выпустить. Рывком сдёрнул девчонку с крышки сундука, откидываясь с ней на спинку стула, стремительно завладел её губами.
Наташа не успела ахнуть, как оказалась на его коленях, в плену его рук, с силой до боли сжимающих её. Сладкая истома выворачивала тело. Оно выгибалось, рвалось ему навстречу, одновременно протестуя, изворачиваясь, не желая подчинения. В висках пульсировала кровь. Будто передумав, словно сдаваясь, руки ответно обвили его шею, пальцы погрузились в волосы на затылке, судорожно цепляясь за них, причиняя боль мужчине, которая только возбуждала его.
Он сминал её губы, упиваясь ответным сдавленным стоном. Его рука, проникнув под сорочку девицы, коснулась прохладной кожи ягодицы, тут же попав в крепкий захват её пальцев.
Она отстранилась, прервав поцелуй, упершись локтем в его плечи. Рука его сиятельства на её спине не давала отстраниться.
Они, тяжело дыша, не мигая, смотрели друг другу в глаза. Она — настороженно, он — чуть прищурившись, выжидающе.
Девушка дёрнулась в попытке освободиться.
Он, ослабив хватку, позволил ей убрать его руку, снимая другую со спины.
Она соскочила на пол, забираясь на сундук, унимая дрожь и выравнивая дыхание.
— Почему нет? — спросил граф хрипло, наклонив голову, всё ещё тяжело дыша. — Через две недели наш свадебный пир.
— Да? — строптивица выгнула бровь. Закашлялась.
Он встал, положив руку ей на плечо, поглаживая:
— Ирмгард с графиней и я с тобой…
— А меня не забыли спросить? — голос подвёл, выдав хриплые нотки.
— Ты разве не ответила мне сейчас? — поставил ногу на край сундука, опираясь локтем на колено, приближая к ней лицо.
— Сейчас? — она покраснела от его слов, с досадой думая о том, что всё труднее становится сдержаться. — А договаривались в церкви вчера. Так уверены, что не откажу вам?
Его глаза скользили по её тяжело вздымавшейся груди, обнажённым рукам, поджатым коленям, накрытым тонкой тканью сорочки.
Её глаза упёрлись в его пах с явными признаками сильного возбуждения.
Перехватив взор, господин, ничуть не смущаясь, кивнул:
— Ты должна понимать, каково мне находиться рядом с тобой… Давай поговорим, — он сел на стул, откидываясь на его спинку. — Что тебя не устраивает?
Бряканье за дверью и затем появление Кэйти, отвлекло сиятельного.
Служанка, не ожидавшая увидеть хозяина в покоях госпожи, застыла на месте, не зная, сигануть ли ей назад или продолжить движение. Кастрюлька в её руке накренилась. Тоненькая струйка горячей воды стекала по подолу передника, впитываясь в ткань.
Герард, недовольный, что ему помешали, поманил прислугу пальцем. Та бочком робко приблизилась.
— Ты не обучена стучать перед тем, как войти?
— Простите, хозяин, — опустила взор на кубок, зажатый в побелевших пальцах.
— Если я узнаю, что ты обсуждаешь господ на кухне, — подошёл к девочке, поднимая её лицо за подбородок, — отрежу тебе кончик языка.
Кэйти опустила плечи, сникая. Вода из кастрюли полилась на сапог господина.
Наташа вскочила, перехватывая ёмкость и кубок, убирая на выступ камина.
— Всё поняла?
— Да, хозяин.
— Ступай.
Обернулся к госпоже:
— Продолжим?
— Да, ваше сиятельство, — переставила кастрюльку ближе к огню, направляясь к окну, где на подоконнике лежала сумочка.
— Ты осипла. Результат ночной прогулки, — подошёл, усаживаясь на скамью, перекрывая ей выход. — С чем ты не согласна? Что тревожит? Говори… Да, — вдруг подхватился, доставая из-за поясного ремня маленький свёрток. Развернул холстину, кладя предмет на подоконник. — Тебе. Как хотела. Только я не понял, о каких каменьях ты говорила.
Девушка всмотрелась, не веря своим глазам. Прошептала:
— Ложка… — бегло взглянула сияющими глазами в лицо мужчины, расплываясь в улыбке, хватая прибор, поднося к лицу. — Серебряная…
Пусть немного грубоватая, тяжёленькая и не такая изящная, как современные… Но это, возможно, первая серебряная ложка, появившаяся в средневековой Европе! На конце её рукояти, о, чудо! Янтарный камень!
— Какая красота! — прижала к груди. — Спасибо, ваше сиятельство.
— Герард… Зови меня Герард. А вот как тебя называть? — откинул прядь её волос на спину, заглядывая в лицо. Руки так и тянулись к девчонке, привлечь, зацеловать до беспамятства.
Она пожала плечами. Действительно не знала ответа. Привычное имя — Наташа — казалось роднее и теплее.
— Мне нужно положить травы в кастрюльку, — уперлась в его ноги, не желая переступать.
— Те самые, от которых спишь беспробудно?
— Меньше положу — слабее будет отвар. Мне так легче. Уж лучше спать, чем дрожать в темноте от всего того, что происходит в вашем ведомстве, господин граф. Теперь вот госпожа Агна… Голова экономки сбежала… — фыркнула, удивляясь, как спокойно об этом сказала.
— Я этой прислуге точно язык отрежу, — поморщился сиятельный.
— Не она, так другие расскажут. Шила… То есть голову в мешке не утаишь.
Всё же пришлось упереться в колено мужчины рукой и аккуратно перешагнуть через его широко расставленные ноги, пока он внимательно наблюдал за её манипуляциями, с волнением сдерживаясь от соблазна в нужный момент поднять ногу и…
— Только попробуйте… — сипло шипело из уст чародейки, а её взор казался выпущенным болтом, готовым пригвоздить даже к каменной стене. Всевышний, ни одна женщина не вызывала в нём таких острых и ярких ощущений!
Кастрюлька с горстью трав, размешанных новой ложечкой опустилась в топку камина к горящим дровам.
Наташа, посмотрев на огонь через янтарный глазок, повернулась к Герарду:
— Вы внимательны, господин граф.
— Мне что-нибудь за это полагается? — с усмешкой приблизился, чувствуя, как его снова накрывает волна возбуждения.
Девушка, подскочив к подносу и обтерев краем сорочки держало ложки с камнем, долго не думая, плюхнула его в кубок с морсом, наклоняясь над ним.
Мужчина одновременно с ней поспешил взглянуть на возможный эффект.
От гулкого удара лбами, они отпрянули друг от друга, потирая ушибленные места, настороженно присматриваясь один к другому.
— Вы на редкость твердолобы… Герард, — хрюкнула дева, кашлянув.
— Готов утешить вас и… подлечить, госпожа Вэлэри фон Бригахбург, — расплылся в улыбке, приблизившись вплотную.
— Вы торопитесь, господин граф, — отступила на шаг, упершись в сундук. — Я ещё не сказала «да».
— Так скажите, моя леди… — попробовал отшутиться, напрягшись.
— Нет, мой господин… Я отказываю вам, — прозвучало решительно, вдумчиво.
Отошёл на несколько шагов, меряя упрямицу взором снизу вверх и обратно. Шутит? Не похоже. Сердце сжалось. Алый всплеск в очах на миг лишил зрения:
— Карл тебе кажется более привлекательным?
Она содрогнулась:
— Я вообще не собираюсь замуж, — качнула головой, беспечно пожимая плечом.
— У тебя ничего не выйдет, Таша. Фон Россен дождаться не может, когда его младшая дочь будет на выданье. А тут такой подарок.
Она поняла, что он имеет в виду:
— Я не верю, что он может так со мной поступить. То, что я успела узнать от герра Штольца, говорит, что пфальцграф хороший человек.
— Пойми другое: пфальцграф, привыкший долгое время жить в роскоши и почёте, за короткий срок становится нищим и никому не нужным. Каково это — оказаться в низах и жить только на пособие короля? Да он ухватится за любую возможность выбраться из забвения за любой счёт. Тебя он давно оплакал и похоронил. Как и твою мать. Учти, он мужчина, жёсткий и холодный. Иначе не был бы на этой должности у монарха много лет. Думаешь, за какие заслуги он получил в дар от его величества богатое поместье? Не знаешь, случайно, чьё оно было до этого и как попало в королевскую казну? А то, что твой отец оказался никудышным хозяином — это уже другой вопрос. Нет, моя леди, оставь иллюзии и посмотри правде в глаза. Двадцать один год он не держал тебя за руку, не видел, как ты растёшь, как меняется твой характер. Я сам отец и знаю, что говорю. Ты для него — лишь средство изменить его положение в обществе. И у него есть другая дочь. Та, которую он вырастил без матери. Любимая и единственная. На его коленях сидела она, а не ты. Её он видел каждый день и тревожился за неё. О ней болит его сердце. Ты — подарок, легко доставшийся, нежданный, ценный и я бы сказал незаслуженный им. Ты не успеешь опомниться, как окажешься в родовом замке фон Фальгахена, его пятой по счёту женой. А теперь задай себе вопрос: что стало с его четырьмя предыдущими жёнами?
Наташа молчала, сжав губы, и понимала, что в чём-то он прав. Неужели она здесь совсем никому не нужна? Слёзы навернулись на глаза. Невозможно быть всё время сильной и как маленький стойкий оловянный солдатик противостоять всем и всему.
— А вам я тоже нужна из-за титула! — крикнула надрывно, сжав больное горло пальцами. — Вы тоже ничуть не лучше его! К вам едет невеста, господин граф, и кого она здесь встретит? Мужчину, которого любит или изменника? И вы также жестоки и расчётливы!
— Титул? Твой титул? — он усмехнулся. — Я не кручусь в свите короля, чтобы для меня имел значение твой статус. Я, как был графом, так и останусь им. Муж не наследует титул своей жены. Невеста? Скажу прямо: да, Луиджа с матерью приглашены для возможного обсуждения свадебного соглашения. Но когда стороны не договариваются, визит становится гостевым. Я графине ди Терзи ничего не обещал и её не обнадёживал. Луиджу видел десять лет назад и даже не помню, как она выглядит.
— Но вы готовы были предложить ей руку и сердце, уже называя своей невестой.
— Я бы обязательно рассмотрел это предложение, если бы не встретил тебя.
— Я нищая, ваше сиятельство, как вы изволили сказать о фон Россене, — напомнила, ехидно кривя губы. — И то, что вы меня купите, не изменит моего отношения к вам. Не надейтесь на мою благодарность, что я стану робкой и послушной. Я помню ваш подвал, за что попала туда и что из этого вышло.
— Таша, ты взбесила меня своим непослушанием!
— Понимаю… Вам никто никогда не смел отказать. Так ведь? Вы всегда брали, что хотели. И сейчас тоже по отношению ко мне хотите показать своё превосходство и купить, как вещь!
— Всевышний, вразуми эту барсучиху! — подскочил к ней, хватая за плечи, встряхивая, натыкаясь на яростное сопротивление.
— Барсучиху? Это такая шавка полосатая тявкающая?! — голос действительно походил на неубедительное хриплое гавканье. От этого Наташа ещё больше распалялась: — Gad! Неандерталец неотёсанный! Мумия средневековая! Дикарь!
Её глаза из-под насупленных бровей метали зелёные искры, алые губы кривились, обнажая белые ровные зубы, голос сипел, выкрикивая непонятные слова, кажущиеся обидными и незаслуженными. Его сиятельство, тяжело втягивая воздух, угрожающе набычился:
— Я не всё понимаю, что ты говоришь, но что такое мумия и дикарь я знаю.
Его сердце учащённо колотило в рёбра, дыхание судорожно прерывалось. Сжимая её плечи, ощущая через одежду жар её тела, у него было только одно желание…
— Ведьма! — взревел, притягивая девчонку. — Не могу без тебя! — Коснулся её губ, погружаясь в ласкающую сладкую негу.
Наташа, опешив от неожиданности, широко открытыми глазами смотрела в томно прикрытые аквамариновые глаза графа. Его состояние передалось ей. Почувствовала, как дрожит, как подкашиваются ноги. Как через его поцелуй в неё вливаются силы, сметая преграды сопротивления, успокаивая и наполняя блаженством. Биение её сердечка вторило рокоту его сердца.
Мужчина оторвался от неё, глядя в лицо.
Она медленно открыла глаза.
Он увидел в них своё отражение:
— Сегодня на обеде я объявлю о своём намерении, — прижал строптивицу к себе.
— Нет, — девушка прогнулась, отстраняясь, задевая рукой поднос.
— Да.
Кубок опрокинулся на пол.
Звякнула ложка.
Вспыхнул мириадами искр округлый янтарь, едва слышно потрескивая.
Черносмородиновый морс, пролившись, исчез, просочившись в щель между дубовыми половицами.
Наташа, поднявшись на цыпочки, обвив шею сиятельного, самозабвенно целовала его, позабыв о приличиях, о разнице в титулах, о подвале, об обидах, обо всём…
Он, сжимая упрямицу, упивался вкусом её податливых губ, гибкостью её стана, вдыхая сладкий запах её кожи.
— Люблю тебя, — оторвался на миг, чтобы снова погрузиться в мечты о скором времени, когда можно будет не только целовать бунтарку, но и вести за собой к вершине наслаждения, к единению душ и познать вместе с ней рай на земле.
От этих слов, старых, как мир, всегда таких долгожданных и всё равно неожиданных, у неё перехватило дыхание. Голова кружилась от прикосновения его рук, дающих защиту и покой, его губ, говорящих без слов, ведущих её к познанию себя. Она в это мгновение бескорыстно вручила своё сердце мужчине, который неожиданно и так стремительно ворвался в её новую суровую жизнь, чтобы расцветить её яркими красками.
* * *
Девушка взволнованно ходила по своей комнате, меряя её торопливыми шагами. Переплетённые пальцы рук упирались в подбородок. Она шептала на своём родном языке. Родном ли?.. «…Опасней и вредней укрыть любовь, чем объявить о ней». (В. Шекспир «Гамлет») В данном случае, господин Шекспир оказался неправ. То, как было встречено сообщение о желании господина взять в жёны пфальцграфиню Вэлэри фон Россен, с трудом поддавалось описанию…
Граф собрал всех в обеденных покоях перед трапезой.
Дитрих пришёл одетый в тёмные одежды, только усиливающие его строгую красоту и лазурную яркость глаз. Зачем Бог дал мужчине такие глаза?
Ирмгард появился впервые после болезни. Без повязки через плечо, слегка сутулился, засунув большой палец больной руки за поясной ремень, ограничив её движение.
Юфрозина, как всегда, прямая и бесстрастная с высокомерным выражением лица, заняла своё место рядом с женихом.
Его сиятельство вывел госпожу Вэлэри в центр зала, как тогда, при вручении ожерелья. Начал с того, что перед ними дочь пфальцграфа…
Девушка не столько слушала его речь, сколько наблюдала за реакцией будущих родственников.
Сейчас, вспоминая это, она была настолько пунцова, насколько тогда была бледна. Слышала только неуемный стук своего сердца и лёгкое пожатие пальчиков в руке Герарда.
Юфрозина заметно качнулась. Её губы растворились на лице. Исчезла даже тонкая полоска, обозначающая их наличие. Глаза лихорадочно блестели. Не хотелось даже предполагать, о чём могла думать графиня в тот момент.
Ирмгард… Милый юноша… Растерянно смотрел на своего Ангела, понимая, что теперь она для него недосягаема, как Луна. Ею можно только любоваться. Счастливый вид отца, его открытая улыбка сказали о многом. С грустью отметил, что он заслужил такую женщину.
Дитрих спрятал ухмылку в уголке губ. И только глаза выдавали смятение и недоумение. Шевельнувшаяся зависть тут же затихла, уступив место тихой спокойной рассудительности. По крайней мере, он не будет лишён приятного общества иноземки.
Хозяин замка посчитал нужным произвести за столом рокировку. Поменял местами госпожу Вэлэри и госпожу Юфрозину. Ирмгард, не занял стул, ныне отсутствующей, госпожи Агны, вызвав недоумение у Наташи. Наверное, пока тело не покинуло стен замка, место за трапезным столом всё ещё оставалось за покойной.
Как прошёл обед девушка не помнила. Бегающие чёрные «жуки» перед глазами, боль в висках. Желание раствориться, исчезнуть — это все её ощущения на тот момент. Машинально ела, пила, забыв о ложке, привычно орудуя палочками.
После обеда Герард проводил её до двери комнаты, привлёк к себе. Он всё понимал:
— Не переживай. Дай им время привыкнуть к мысли о том, что ты теперь такая, как все мы. К хорошему привыкаешь быстро.
Она обвила руками его талию, прижимаясь:
— К плохому тоже привыкаешь. Не так быстро, но привыкаешь ведь, — оставила последнее слово за собой.
Нет, она не ждала проявлений радости и бурных поздравлений. Но тот холодок, который сквозил от каждого из присутствующих, не вдохновлял. Ей казалось, что Фрося была принята гораздо радушнее. Всё происходящее пугало и казалось надуманным и ненастоящим. Не верилось в то, что закончились её мытарства. Две недели… Уже был этот срок в две недели. Бруно… Он всё ещё сидел занозой в мыслях.
Схватив накидку, она решила прогуляться по ежедневному своему маршруту: вольер, купальня, конюшня. Зелда уже привыкла к частым визитам госпожи и, увидев её в дверях, приветственно ржала. Конечно, кто её ещё когда-либо угощал кусочками вкуснейшего печенья?
На обратном пути девушка остановилась на крыльце, подставляя лицо порывам холодного ветра. Охранник спустился с лестницы и отошёл к въездным воротам. Через них, одна за другой, громыхая колесами о камни мостовой, въезжали подводы с продуктами, укрытыми мешковиной.
Из-за угла выскочил Бруно. Увидев деву, будто споткнулся, притормаживая и поменяв направление, взбежал на крыльцо.
— Наташа, — прищуренный его взгляд выдавал волнение, — нам нужно поговорить.
Она кивнула, приблизившись к стене. Сюда ветер задувал не так сильно. Отметила, что мужчина осунулся, но горделивая осанка и расправленные плечи указывали на решимость.
Охранник приблизился. Рыцарь, заслонив госпожу от ветра и опеки стражника, опёрся рукой о стену.
— Прости меня, если можешь, — ловил её взор.
— Я всё знаю, Бруно. Вы ни в чём не виноваты. Всё подстроила Эрна.
— Так ты не сердишься? Может быть, тогда… — он приблизился.
— Нет. Уже нет, — она коснулась его руки, останавливая. — Вы, наверное, не в курсе, что нашлась моя семья, и я оказалась пфальцграфиней Вэлэри фон Россен. Теперь у меня есть отец и сестра. Их поместье недалеко от Штрассбурха.
На его лице отразилось удивление и далее пришло осознание случившегося:
— Понимаю, — прозвучало глухо, сдавленно. — Теперь ты уедешь.
— Нет, господин граф сделал мне предложение, и я согласилась стать его женой.
Мужчина убрал руку, привалившись плечом к стене:
— Герард… Ну, что ж… Я знал, что ты ему нравишься. Только почему ты, зная, что я не виноват, отказываешь мне и уже приняла предложение Герарда? Потому что я барон, а ты пфальцграфиня?
— Нет. У вас с Эрной будет ребёнок, и вы скоро станете отцом, — она смотрела в глаза рыцарю. — Разве вы были бы близки с женщиной, если бы она вам совсем не нравилась? Ребёнку нужен отец.
— Да, дитя, — Бруно о чём-то думал. — Я заберу его после рождения.
— Подождите, разве вы не женитесь на Эрне? Ребёнку также нужна и мать. Даже граф не забирает малыша от матери, пока тот не подрастёт.
Он помрачнел, опустил глаза:
— Нет. Стыдно за неё. Мне не нужна такая женщина. Она ничего не стоит и не сможет достойно воспитать дитя.
Наташа не стала спорить с командующим. Его рана от пережитого была слишком свежа, чтобы можно было спокойно говорить об этом. Пройдёт время, родится ребёнок, и многое может измениться. Эрна обязательно осознает и искупит свою вину. Бруно её простит и всё будет хорошо. Ребёнок может стать тем связующим звеном, которого не хватает сейчас. Хотелось верить в лучшее.
— Я пойду, — мужчина склонился к руке женщины, которую любил теперь уже мучительно и безнадёжно. Коснулся губами внутренней стороны ладони, вдыхая запах цветов, воскрешая в памяти те мгновения счастья, когда он целовал любимую, держал её в своих объятиях, мысленно называя своей. В одночасье выстроенный в мечтах мир рухнул. Не просто рухнул, а исчез безвозвратно, будто ничего не было. И только щемящая боль за грудиной, сбитое дыхание и крик раненой души ещё долго болезненными отголосками будут бередить кровоточащую сердечную рану.
По лестнице взбегал Кристоф. Увидев госпожу с господином командующим, кивнул ей, приветствуя и краснея. Наташа улыбнулась. В такие моменты они оба вспоминали об одном и том же — переправу и легкомысленный поцелуй строптивой девчонки.
— Господин командующий, гонец прибыл. Он в привратной башне.
Бруно пожал руку русинки, нехотя отпуская и тяжело вздыхая.
Девушке тоже было нелегко. Было его жаль до слёз. Но всё, что случается — к лучшему. Она всегда так думала.
Глава 17
— Госпожа, вы вся горите!
От прикосновения чужой руки к лицу, Наташа вздрогнула, открывая глаза. Она не слышала, когда пришла служанка. После разговора с Бруно, хлебнув бабкиного отвара, накинув на себя вязаную накидку, улеглась поверх одеяла и не заметила, как заснула.
— Кэйти, принеси кувшин кипятка… Эту воду забери, — она кивнула на каминную полку.
В комнате царил полумрак. Её знобило. Здравствуй, температура! Напрасно она купалась утром. Могла бы просто обтереться влажным полотенцем. Порывшись в сумочке, достала две последних жаропонижающих таблетки. Кашель удастся подавить без применения медикаментов. Травы после лечения Лиутберта должны были остаться.
При мысли о детях барона резануло болью в груди. Как они? Уже знают, что остались без мамы? При внешних данных Дитриха найти новую богатую красавицу-жену и маму детям не составит труда. Интересно, какой срок траура предусмотрен в этом времени? Распространяется ли это на самоубийц? Нужно ли ей идти посидеть у гроба Агны? Очень не хотелось. Она не боялась покойников, но таких мероприятий всегда избегала. Только дважды она отсидела положенные «от» и «до»… Папа и мама… Мама и папа — они навсегда останутся для неё самыми родными и единственными…
Хотелось пить. Открыв глаза, девушка не сразу поняла, что происходит. Снова заснула?.. Она была плотно укутана в одеяло, от чего казалось, что оно её душит.
Отблески огня играли на стенах. От камина распространялось тепло.
У кровати на стуле сидел господин и кинжалом ковырял что-то в руках. Язычки пламени отражались на полированной поверхности лезвия, от чего щипало в глазах. Девушка присмотрелась. Острым кончиком оружия мужчина проделывал отверстие в плоде редьки. На столике разместился поднос с ужином.
Заметив, что она открыла глаза, Герард, сочувственно улыбнувшись, подмигнул ей:
— Всё же занемогла, моя леди, — отложил овощ и кинжал на поднос, пересаживаясь на край ложа, склоняясь к её лицу.
Наташа зашевелилась, пытаясь выпутаться из шерстяного кокона, закашлялась.
— Вставать нельзя. Можно освободить только руки, — сдвинул край одеяла, чувствуя жар тела больной.
Смотрел в её воспалённые лихорадочно блестевшие глаза, на сухие губы и понимал, что испытывает к ней не просто нежность и любовь. Это что-то гораздо больше, значимее, без чего невозможно дышать, жить.
— Ты ведь знаешь, как себя излечить? — коснулся губами щеки. — Очень некстати слегла.
— Держитесь от меня подальше, ваше сиятельство. Можно заразиться.
— Герард, моя леди… — даже не шелохнулся на замечание.
— Давно хочу спросить, почему «леди»? Это обращение к титулованной женщине в Британи.
— Знаю, — прикрыв глаза, губами гладил любимую по щеке. — Леди благородна, добра, открыта… Такой была моя мать… Такая ты… Ты — моя Леди.
— Мне нужно время, чтобы привыкнуть, — он, молча, согласно кивнул в ответ. — Это для меня? — указала на продырявленный плод. — Очень хорошо. Убью кашель в зародыше.
Мужчина снова прикоснулся к её щеке.
Девушка закрыла глаза, чувствуя, как цепочка воздушных лёгких касаний опускалась по шее к ключице, вызывая непередаваемые ощущения эйфории и полёта. Наташа тронула его волосы, жёсткие, упругие. Лучше бы не трогала.
Господин напрягся, сжимая её плечи, зарывая лицо в подушку у изгиба её плеча, обдавая жаром кожу на шее.
Она задохнулась от разгорающегося желания. Не хватало воздуха.
— Пожалуйста, не сейчас… Мне дышать нечем… — упёрлась в его плечи, переводя дух.
— Да… Прости… — отсел на стул, продолжив ковырять редьку. Руки заметно вздрагивали. — Меня несколько дней не будет. Ты ничего не бойся. Остаётся Дитрих, как всегда. Все вопросы к нему. Я распорядился, чтобы тебя не беспокоили.
— Вы на рудник уезжаете?
— Нет. Прибыл гонец от графини ди Терзи. Я должен их встретить на южной границе графства. Это займёт дня два, не более.
Девушка вскинула бровь. Сердце забилось чаще. Граф едет встречать свою бывшую невесту и её мать. Как произойдёт их встреча? Значит, через два дня она увидит ещё двух представительниц знати средневековья. Итальянской знати.
— Они говорят по-немецки?
— Да. Думаю, Луиджа знает несколько языков. Графиня ди Терзи требовательная и довольно жёсткая женщина.
Если Наташа от волнения не могла говорить, то Герард выглядел спокойным и уверенным:
— Тебе нужно поесть.
Она закачала головой:
— Нет, только питьё. Ничего не хочу… А Бруно тоже с вами поедет?
— Да. И половина замкового гарнизона. Остальные останутся здесь. Всё, как всегда.
Да, как всегда… Знала бы она, что это означает «как всегда». Коротко вздохнула:
— А кто сейчас вместо экономки?
— Пока все ключи от кладовых у Берты. Ей тяжело. Но это ненадолго. К свадебному пиру прибудет новая экономка, наставник для госпожи Юфрозины и лекарь. Ещё нужна будет няня для детей Дитриха. — Упомянув о племянниках, он откинулся на спинку стула, вытягивая ноги: — Если ему понадобится помощь… Хотя, о чём это я. Ты немочна, и тебе самой нужна помощь. Я распорядился, чтобы твоя прислуга эти дни ночевала в замке. Франц тоже будет рядом. — Граф встал. — Сейчас иду на Совет, потом на обход. После вернусь к тебе.
— Когда вы будете уезжать?
— На рассвете…
— Если я буду спать — разбудите меня. Я вас провожу.
Кивнул, соглашаясь:
— Ты всё же съешь что-нибудь, — переставил поднос на одеяло. — Посмотри, Берта приготовила омлет для тебя, как ты любишь. Не расстраивай её.
— Кристоф тоже с вами едет?
— Да, ему полезно. Пусть привыкает к походным условиям.
— У вас хорошие дети, господин граф, — вымучила улыбку.
А он поправил:
— Герард, моя леди, — обернулся от двери и лукаво улыбнулся: — Я хочу ещё троих и никак не меньше. И дочь — обязательно. Такую же, как ты. С такими глазами.
Наташа возмущённо засопела, но сказать ничего не успела.
Дверь за мужчиной закрылась. Пламя в камине вспыхнуло, опадая.
* * *
Его сиятельство лежал рядом со своей возлюбленной и смотрел на неё. В слабом свете горящих дров по её лицу пробегали сполохи затухающего огня. Тяжёлое дыхание, бледность кожи, испарина. Коснулся её лица. Жар спал. Она отреагировала на прикосновение, поворачиваясь к нему. Как кутёнок уткнулась носом в подмышку мужчины, пытаясь протолкнуть под его бок ладони.
Сон не шёл. Какой может быть сон рядом со спящей желанной женщиной? Близок рассвет. Его плоть давно отреагировала на тело строптивицы и требовала своего, отдаваясь приятным жжением внизу живота. Желание гнало кровь туда, где она начинала пульсировать в неистовом стремлении сбить напряжение.
Касаясь губами её макушки, прижал леди к себе в защитном жесте объятий, успокаивая непослушную возбуждённую плоть. Он готов ждать. Скоро вернётся и всё будет. Она уже его и ничто не разлучит их. Придёт время и он возляжет с ней и познает её сладость.
Слабый шорох за дверью возвестил: пора.
Осторожно откатившись от спящей, он встал. Подкинул дров в камин. Забрал со столика поясной ремень с оружием. Присел возле безмятежно сопящей девицы. Будить жалко, пусть спит. Склонился, целуя в губы. На его лице промелькнула улыбка. Как давно ему не было так хорошо и спокойно…
* * *
Наташа, почуяв неладное, рванулась в кровати. Обежав взглядом комнату, путаясь в одеяле, чертыхаясь, поползла к её краю. В камине разгорались дрова. С улицы слышался лай собак.
В душе поднималась волна недоумения и недовольства. Он не разбудил её! Он ушёл не попрощавшись! Дикарь! Дремучий дикарь!
На ходу натаскивая платье и хватая накидку, выскочила за дверь. Догорали факелы на стенах. Ей показалось, что испугала охранника. Он отшатнулся от неё, как от чумной, тут же поспешив следом. Этого мужчину она видела стоящим у покоев Дитриха. Прежнего, видимо, его сиятельство забрал с собой.
От входной двери с пустой корзиной в руке плелась всхлипывающая Берта. Она невидящим взором скользнула по госпоже, смахивая слёзы со щёк. Несколько женщин заходили в кухню.
Выскочив на крыльцо, девушка натолкнулась на Дитриха.
Он удивлённо вскинул бровь, будто спрашивал: «Что случилось?»
— Опоздала, — она разочарованно опустила руки. Уголки губ обиженно дрогнули.
Удивительно, но ветра не было. Дождя тоже. Редкий туман стелился по низу. Тепло.
Отряд поглотил чёрный проём въездного прохода.
Опоздала!
Последний всадник, отделившись и разворачиваясь, пришпорил коня. Поравнявшись с крыльцом, Бруно, широко улыбнувшись, поднял руку, приветствуя госпожу:
— Я передам Герарду, что видел тебя! — засмеялся, ускакав, довольный, что удалось повидать её. А может быть она вышла проводить именно его и то, что согласилась стать женой друга — это необдуманный шаг и всё может измениться?
Ржавый скрип опускаемой решётки резал слух.
— Не жалеешь? — Дитрих коснулся её плеча, направляя деву в открытую дверь.
Она покосилась на него:
— Вы о чём?
— О твоём выборе. Бруно любит тебя.
Она обернулась к барону, приостанавливаясь:
— Знаю. И что? А меня кто-нибудь спросил, кого люблю я?
Он хмыкнул, не ожидая такой дерзости. Впрочем, от неё он ждёт чего угодно, только не покорности и послушания.
— И кого же любит госпожа? — обворожительная улыбка блуждала на его губах.
Так и хотелось нахамить этому самодовольному типу. В его покоях траур, а он здесь выясняет, кого любит госпожа!
— Не вас, господин барон, — гаркнула так, что горло стянуло болью. Вот умеет он вывести из себя. Бегом скрылась на лестнице.
Дитрих почесал затылок, удивляясь, зачем он вяжется к невесте Герарда? Всё же завидует брату. Если бы не похороны, пожалуй, он бы смог поехать вместо него. Несколько лет назад в таверне на южной границе его жарко привечала молоденькая подавальщица. Как знать, возможно, она всё ещё там?
* * *
Наташа сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, а Кэйти, устроившись за спиной, расчёсывала ей волосы. Девушка не очень понимала, что явилось причиной её, в общем-то, неплохого самочувствия. С таким диагнозом дома она бы свалилась с ног как минимум дня на три. Здесь же уже утром, после того, как, обидевшись на своего жениха, горько всплакнув и хлебнув известного отвара, снова заснула, проснулась вполне здоровой. Слабость в теле ощущалась, но, как сказал бы современный терапевт, состояние было удовлетворительным. Чуть подрагивали руки, и при глубоком вдохе в груди ощущалась лёгкая вибрация. В любом случае, такое улучшение радовало. Правда, аппетит напрочь отсутствовал. Выпила кубок горячего кофе с леденцом и сливками, млея от восторга и закрыв глаза от удовольствия.
— Отдала ваше платье и сорочку в ремонт, — Кэйти плела тройную косу, высунув кончик языка. «Это наследственное», — решила Наташа, подметив, что Берта тоже так делает. Вздохнула. Нужно шить ещё платья, юбку-брюки обязательно, и попробовать выкроить нижнее бельё. Подходящую ткань найти будет нетрудно. Сегодня она собиралась, если не пропадёт желание, доделать вязаную накидку. С бахромой придётся повозиться. Отсутствие крючка усложняло задачу. Зато в дорожном наборчике в помощь имелась стальная «вечная» цыганская игла.
Дверь без стука распахнулась и на пороге застыла Юфрозина.
Девушка обернулась, удивившись. Надо же, графиня собственной персоной соизволила явиться в покои своей компаньонки! Хотя, нет. Теперь она уже не компаньонка и они ровня. Официально.
— Что-то твой жених не поторопился переселить тебя к себе поближе, — она, скривившись, водила пальцем по каминной полке. Уставилась на китайского хлопанца, явно вспоминая о недавних событиях.
— Успею ещё, — Наташа недовольно покосилась в её сторону. Вот же, зараза, не преминула подколоть. Спокойствие, главное спокойствие.
Их комнаты с Ирмгардом находились рядом. Только что толку? Симпатия между будущими молодожёнами никак не завязывалась.
— Что тебе нужно? — получилось резко. Низкий тембр голоса усилил нарастающее раздражение. — Делать нечего?
— Нечего.
— Перебери свои побрякушки.
— Надоело.
— Сегодня будет жарко, погода налаживается. Вон, солнце вышло. Прогуляйся со своим женихом в лес, к реке. Ты ведь ездишь верхом.
Юфрозина так посмотрела на новоявленную пфальцграфиню, что у той пропала охота общаться.
— Что будешь делать ты? — не унималась «змея», сделав ударение на слове «ты».
— Болеть.
Агрессивность венгерки была понятна. Какая-то девка обскакала графиню не только на ступеньках социальной лестницы, но и увела её любимого мужчину. Будь воля Наташи, она бы к Ирмгарду её не подпустила ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
* * *
Совершенно неожиданно после обеда в комнату ввалилась «делегация». Девушка сидела в кровати и нарезала нитки для бахромы на накидку.
Грета подбежала к ложу, заскакивая на него.
Лиутберт со своим другом в руках, сшитым Наташей, робко жался к отцу.
Дитрих уверенно уселся на стул у ложа, подталкивая сына к госпоже:
— Ты ведь не будешь против, если дети немного побудут у тебя, — он даже не спрашивал, а ставил перед фактом, мило улыбаясь, хорошо зная о чарах своей неотразимой улыбки. Вот только эта улыбка, как ни старался её обладатель, никакого должного влияния на иноземку не оказывала. Пфальцграфиня оказалась непробиваемой для стрел барона в руках озорного Купидона.
Девушка замерла, уставившись в его глаза, кивнула, вопросительно вскидывая брови, мысленно спрашивая, знают ли дети о смерти матери?
Тот отрицательно качнул головой.
— Когда? — она направила ему молчаливый посыл: «Похороны».
— Завтра, — он понял. — Сейчас мне нужно отъехать уладить вопросы с… — Запнулся, глянув на Грету, внимательно рассматривающую ножнички.
— Не вопрос, — согласилась без промедления, радуясь уже тому, что никто не тянет её к гробу покойной. Вот тут она бы неожиданно сказалась смертельно больной. Уж лучше побыть с детьми.
— Ты как? — мужчина указал глазами на плод редьки на подносе и кубки с различным питьём.
— Температуру, то есть жар не чувствую. Похоже, быстро иду на поправку. Думала, будет хуже. Когда собираетесь сообщить детям?
Маленькая баронесса старательно наматывала на широкую щепу нитки, продолжая начатое госпожой.
Лиутберт, тихонько пищал, имитируя поскуливание щенка и «водил» собачонку по краю ложа, обходя его со всех сторон.
Дитрих вздохнул:
— Даже не знаю, как подступиться, — он встал. — Ладно, мне пора. Зайду, как вернусь. — Окинул продолжительным ласкающим взором больную.
Она не видела, переключив внимание на детей, как барон тепло улыбнулся, глядя на сына и дочь, раскрасневшихся и подвижных.
Всегда настороженный и робкий Лиутберт, забравшись на ложе, подлез под руку девушки, подставляя светлую головёнку под её ладонь.
Грета, устроившись с другой стороны, поглаживая пальчиком кольцо на её руке, внимательно слушала, о чём говорила госпожа.
* * *
Барон отсутствовал до самого вечера. Он спешил в покои Наташи, чтобы убедиться, что там всё хорошо, дети сыты и всем довольны. Открыв дверь, замер. Тихо подойдя, присмотрелся.
Посреди ложа была разложена импровизированная карта, сделанная из сшитых между собой плотных листов бумаги. Непонятные нарисованные значки, изображающие ёлки, деревья, животных, больше походили на каракули. Среди них выделялись мастерски вырисованные, насколько позволяло почти испорченное перо, фигурки лесных обитателей. Дитрих удивился: «Госпожа неплохо рисует…»
Вокруг «карты» расположились его дети, Франц, Ирмгард и пфальцграфиня.
Лиутберт, зажав в руках кубок и прикрыв отверстие ладошкой, тряс его, прислушиваясь к раздававшемуся внутри звуку. Выбросив вперёд руку, выдохнул непонятное слово «хухм!» и все участники склонились над округлым маленьким предметом, выпавшим из него. Госпожа неторопливо давала пояснения, водя пальцем по карте.
Мужчину заметили только тогда, когда он склонился.
Сын подскочил с колен, бросаясь к отцу со словами:
— Папа, я рисовал собачку! — тыкал возбуждённо пальчиком в «карту». — И ёлочку, и вот домик! А это моя фышка! — Новое слово было произнесено с особым восторгом. На раскрытой ладошке красовался голубой камешек.
— И у меня есть фишка, — Грета катала в пальцах белый камешек. — Мы ещё завтра будем рисовать наш замок, дороги и болото со змеями. — Важничая, как взрослая, сообщила она. — Кого укусит змея — дальше играть не будет.
Наташа выглядела уставшей. Но глаза блестели, и улыбка надолго прописалась на её лице.
Ирмгард, лёжа на животе, одной рукой опирался на подложенную подушку и принимал самое горячее участие в «настольной» детской забаве.
— И что это за игра? — Дитрих опустился на край ложа.
— Папа, она называется «Меинард и его друзья идут в гости». Моя собачка завтра пойдёт в гости отсюда сюда, — ткнул пальчиком в разные стороны «карты».
— И на его пути будут разные приключения, — подключился Франц, подбрасывая в руке свою фишку-камешек.
— А меня примете? — барон подхватил сына на руки. — Я тоже хочу в гости. — Покосился на девицу. Дети радостно загалдели, перебивая друг друга, а мужчина сник, вспомнив, что завтра будет тяжёлый день. — А сейчас уходим. Госпожа устала и ей нужен отдых. Прощайтесь.
Лиутберт соскочил с рук отца, забирая собаку, бросая свою фишку в кубок:
— Доброй ночи, госпожа.
Грета присоединилась к брату, но в последний момент повисла на шее Наташи, шепнув на ухо:
— Я люблю вас, госпожа.
— Я тебя тоже, — девушка чувствовала себя не просто уставшей, а разбитой вдребезги.
Дитрих склонился к руке будущей родственницы:
— Благодарен вам за помощь, — взглянул на племянника, сосредоточенно рассматривающего каракули на «карте». Не выдержал, бесцеремонно напомнив тому: — Тебе тоже пора, не находишь?
— Да, я сейчас, — вице-граф нехотя встал, поправляя на себе одежду, направляясь за выходившими дядей и кузенами.
Вернулся от двери к Наташе, склонился к её руке, заглядывая в глаза:
— Это был незабываемый вечер.
Пфальцграфиня благодарно улыбнулась.
* * *
Кэйти что-то тараторила, убирая ложе, а у девушки в голове слышался сплошной гул, перед глазами колыхался балдахин. Она коснулась лба. Похоже, температура к ночи не вернётся, но слабость ещё будет несколько дней. Всё же дети, двое детей, поправилась мысленно, с непривычки отнимают много сил.
Она прошла в умывальню, обмывая лицо, шею, руки, уперлась ладонями в дно широкой миски, задумалась. В комнатушке уже царил полумрак. Хоть погода и была солнечной, но сегодня Наташа никуда не выходила. Отправила Франца в кухню за вкусняшками для своих питомцев и рассказала, чем кого угостить и сколько раз погладить от её имени.
Вот и прошёл первый день без мужчины, о котором она, не переставая, думала в течение дня. Дети отвлекали, но мысли её блуждали рядом с ним. Где он сейчас? Скачет ли в седле или отряд отдыхает у костра? А может быть, они сегодняшнюю ночь проведут в придорожной таверне в тепле и безопасности? Думает ли господин о ней, как она о нём? Завтра пережить ещё один день и он вернётся. Она улыбнулась своим мыслям. Погода восстанавливается. Они смогут поехать к реке. Хотелось почему-то именно к реке. Попросила портниху в срочном порядке пошить для неё юбку-брюки со складками. Вспомнила, как та, открыв рот, смотрела на уверенные действия госпожи, водившей кусочком мыла по ткани, рисуя на той контуры будущего изделия. Пояснила, что на примерке всё подгонят по фигуре. Женщина пыталась что-то возразить, со слезами на глазах упомянув хозяина. Наташа, склонившаяся над выкройкой, не выдержав, хлопнула ладонью по столу и, не глядя на портниху, требовательно произнесла: «Пожалуйста, сделайте, как я прошу. С его сиятельством я сама поговорю. Он вас не накажет».
Стукнула дверь, брякнул поднос о столик. Прислуга принесла ужин.
Завтра снова приведут детей. Хоть Дитрих это не озвучил, но было понятно и без слов.
— Кэйти, — позвала она девочку. Та с зажжённой свечой появилась в умывальне. — Когда завтра будут хоронить госпожу Агну?
— Хоронить? — она подняла брови, морща лоб.
Девушка вздохнула. Сил не было, чтобы на неё гаркнуть.
До прислуги всё же дошло:
— Не будут хоронить…
Наташа угрожающе качнула головой:
— Господин барон сказал, что завтра. До обеда или после?
— Да, завтра. Но похорон не будет. У вас разве не так?
Пфальцграфиня вздохнула, предупреждающе сжав губы. Кэйти всё поняла:
— А у нас самоубиенных не хоронят. То есть хоронят, но… — она закатила глаза. Запуталась. Тряхнула головой. — Просто гроб заберут, завезут на поляну за кладбищем и закопают. — Она тяжело протяжно выдохнула: — Никого за гробом не будет, цветов не будет. Закопают и всё. Без креста на могиле. — Закрестилась мелко, поспешно, шепча непонятное. Добавила: — И тризны не будут.
Леди вздрогнула. Вот так. Жёстко. Раз и навсегда вычеркнут из жизни жену, мать, чью-то дочь… Ни почестей, ни цветов на могилу. Ни слёз, ни прощания. Ни-че-го.
* * *
О ней тоже думали. И сидя в седле и на коротких привалах. Сейчас Герард, устроившись у костра, обвёл коротким взором спящих воинов. Несмотря на усталость, сон не шёл. Он смотрел на огонь и думал о своей леди. Что она делала в течение дня, думала ли о нём? Насколько сильно вцепилась в неё немочь? Когда он вернётся, встретит ли она его на крыльце, как другие женщины своих мужчин, или будет метаться от жара на ложе?
Когда его у деревни догнал Бруно и сказал, что в последний момент госпожа выскочила на крыльцо, Герард досадливо поморщился, мысленно ругая её за неосмотрительность. Могла ведь от слабости и с лестницы упасть. Всё же нужно было разбудить её и попрощаться. Не побежала бы на улицу вслед за ним. Несмотря на это стало приятно, что девчонка всё же думает о нём, а не просто слепо отзывается на зов его плоти. От одной мысли о ней в паху мучительно заныло. Он никогда не думал, что настолько сильно можно хотеть одну определённую женщину.
— Ложись, поспи, — услышал за спиной. Рядом опустился Бруно. — Я проверил дозорных. Завтра к обеду будем на месте, а к следующему обеду уже будем дома.
— С Эрной говорил?
— Разговора не получилось, — в пальцах рыцаря трещал тонкий сухой прутик, рассыпаясь на мелкие кусочки. — Одни слёзы и причитания. Её избил отец, грозился выгнать.
— Простишь?
— Не люблю я её. Родит, выкормит дитя, и заберу его, — бросил остатки ветки в костёр. — Уеду куда-нибудь.
— Куда? — вздохнул его сиятельство. — Да ещё с дитём. Тебе нужна женщина и ему мать.
— Всё, хватит, — командующий встал. — Я уже всё решил.
Граф ухватил его за руку:
— Не спеши. Время всё обдумать есть. Я помогу тебе. Уедете с Дитрихом.
— Поедет ли он теперь? Здесь я не смогу остаться, как бы ни хотелось.
— Я бы на твоём месте…
Бруно не дал договорить. В сердцах повысил голос, будто выплюнул:
— Не приведи Господь тебе оказаться на моём месте, Герард, — сделав шаг в сторону, растворился в темноте.
Вслед ему нёсся тяжёлый протяжный вздох.
В чаще послышалось хлопанье крыльев крупной птицы, и последовавший за этим посмертный крик пойманной жертвы.
Ночные хищники выходили на охоту. Бесшумно скользя под покровом ночи, они выслеживают свою добычу и, стремительно настигая её, безжалостно разрывают на куски…
Глава 18
Привет, солнце! Наташа потянулась в постели, улыбаясь. Вот что значит, открыв глаза, увидеть прекрасное начало дня. Прислушалась к себе. Вроде ничего не болит. Чуть саднит горло. Главное, нет температуры. Чудеса! Всё же, отвар у бабки волшебный, колдовской.
Сегодня она решила сделать вылазку из своей комнаты и побродить по интересующим местам будущего «скромного» жилища. Стражник за дверью никак не вписывался в её планы и что предпринять для его нейтрализации, она уже придумала.
Кэйти не заставила себя долго ждать. Госпожа отказалась от плетения замысловатых кос и сделала высокий конский хвост, закрутив его вокруг основания и закрепив часть волос зажимом. Быстро и стильно.
По задуманному сценарию, пфальцграфиня должна выглядеть совсем больной. Слабым, упавшим голосом, завалившись снова в кровать, она отправила служанку в покои барона узнать, когда к ней приведут детей. Девочка вернулась быстро, сообщив, что маленькие госпожа и господин спят беспробудно, как ёжики в спячке, и, скорее всего, проснутся не очень скоро.
Отправив Кэйти и предупредив, чтобы та не беспокоила её до обеда, подождала немного, выглянув в коридор. Новый охранник стоял на месте:
— Пожалуйста, не пускайте ко мне никого до обеда, — она, словно умирающий лебедь, обессилено привалилась к открытой двери, томно прикрывая глаза. — Я спать буду. — Слабо махнула рукой. Поймав сочувственный взгляд карих глаз, осталась собой довольна. До безобразия.
Связала ручки двери, пробуя на прочность. Достала из-под матраса простыню. От платья из-за его длинных болтающихся и действующих на нервы рукавов пришлось отказаться. На сорочку надела вязаную накидку, укуталась в ткань. Прихватила в сумочку свечу. Всё, к вылазке готова. Ступила в тайный ход.
Её первой целью было посещение комнаты его сиятельства. Находящаяся в ней вторая маленькая дверь вызывала любопытство.
В покои графа она попала со второй попытки, ошибившись дверью. Предварительно приоткрыв смотровое окошко и убедившись, что комната пуста, робко распахнула дверцу.
Здесь витал запах мужчины, которого она любила. Да, любила. Теперь она знала это точно. Только затруднялась ответить, в какой момент неприязнь, раздражение и возмущение его отношением к себе переросли в сильное дурманящее чувство. Она с закрытыми глазами узнала бы его по запаху среди тысячи мужчин. Его не спутаешь ни с каким другим запахом. Горьковатый и освежающий аромат, с древесными мшистыми аккордами кружил голову. Так пахнет в лесу поздней осенью, когда упадёт с деревьев последняя листва и наступит пограничное состояние между ещё тёплыми солнечными днями и лёгкими ночными морозцами. Когда уже не осень, но ещё и не зима.
Комната господина оказалась прибранной. Всё на своих местах. Она вспомнила, когда была здесь в последний и единственный раз. В кресле лежала сложенная меховая накидка. Девушка погладила шелковистый мех.
Замка на интересующей её двери не оказалось. Она открылась бесшумно и на удивление легко. Сделав шаг в полумрак, Наташа остановилась и осмотрелась. Такого она никак не ожидала.
Покои оказались нежилыми и практически пустыми. Она рассчитывала найти на стене карту мира или хотя бы его европейскую часть. Увы…
Девушка находилась в большой комнате со светлыми панелями на стенах. Ни матраса на ложе, ни гобеленов на стенах. Здесь давно не проветривалось, хоть и было чисто. По всей вероятности она принадлежала последней жене сиятельного или была их совместной спальней. Из неё дверь вела в другие покои. Наташа прошла по всем комнатам. Пусто и уныло. Эта часть третьего этажа принадлежала старшему сыну в семье, то есть Герарду. То, что у него не было супруги, и наводить порядок было некому, казалось ненормальным и противоестественным. Похоже, что заниматься обустройством быта в этой половине замка придётся ей. Девушка представила, как будет подбирать гобелены и ковры. Возможно, закажет изготовить мебель по собственным эскизам. Появятся шкафы, горки и комоды, столы, удобные диваны и кресла.
Задумавшись, она не заметила, как вернувшись в покои его сиятельства и потянув ручку входной двери на себя, едва не вышла в коридор. Нет, возвращаться в свою комнату придётся тем же путём, что и пришла. Хотя, стоит заглянуть в кабинет. В тайнике господина она видела небольшой свиток, вполне подходящий под размеры карты. Пусть и небольшой.
Выйдя в тайный ход, переходами направилась в другое крыло. Наткнувшись на лестницу, ведущую вверх, задумалась. Похоже, она вела на чердак. Есть ли там что-нибудь интересное? Она исследует его позже.
В кабинете, выглянув в коридор и убедившись, что он пуст, Наташа положила фонарик на стол и опустилась к тайнику в полу. Да, она не ошиблась. Это оказалась карта. Та самая, которую она уже видела и трогала.
Развернув её на столе, склонилась над ним, с жадным любопытством всматриваясь в чёрные извилистые линии. Кончиками пальцев взволнованно гладила карту раннего средневековья, улыбаясь, ощущая все её трещинки и выпуклости.
Вздохнув, вернувшись в действительность, всмотрелась в рисунок на ней. Топография отличалась от современной.
— Вот река, — шептала девушка, проведя ногтем по серой извилистой линии, — замок, деревня. От неё ведут три дороги. Здесь лесные вырубки близ реки, лес сплавляют скорее всего по воде, … Отсюда… Сюда. — Её пальчики «летали» по отметкам. — Соляные копи… Большое селение. Солеварня. Эта линия ведёт к границе графства. Деревня… Дальше много деревень… Ещё одна дорога. Наверное, старая, точками отмечена. Мостик… Нет, не мостик, брод. Рядом отмечен небольшой пятачок вырубки и выкорчёвки. Я пришла… вот отсюда. Здесь вышла из реки… — Наташа вздохнула, прикусив губу. — Нет, не вышла. Выползла. — От нахлынувших воспоминаний покачнулась. — Характерный речной поворот. В этой заводи я купалась, перед тем, как уйти. Оказывается, — девушка рассматривала едва заметный пунктир старой дороги, — если бы я пошла прямо через лес, то вышла бы на тропу гораздо быстрее. Но через лес хуже. Без компаса можно заплутать. — Она ткнула пальцем в точку на карте. — О! Вот здесь была бойня… А эта дорога ведёт в соседние земли. Чей-то замок… Сосед… Фальгахен? Скорее всего.
Информация на карте была исключительно по графству Бригахбург. Всё, что находилось за его пределами, отсутствовало. Мало, совсем мало данных. Хотелось видеть дороги, ведущие в города и крупные селения. Может быть, большая карта где-то в другом месте? И где графская казна? Должна же быть! Это же классика жанра! Какой замок без привидений, тайников и подземных ходов? И сокровищница… Наташа облизала пересохшие губы, живо представив, как запускает пальцы в сундуки, полные золотых монет и драгоценных камней, как скользят кругляши сквозь пальцы, лаская слух. Сокровища всегда хранят в подвалах за семью замками и с множеством ловушек, типа бездонного колодца или… Девушка услышала свист меча, сносящего голову с плеч.
Итак, подвал. Туда без тщательной подготовки не сунешься. Значит, не сегодня. Карту вернула на место, захлопнув тайник.
Снова задумавшись, ринулась к двери, открывая и быстро пятясь назад. Сюда направлялся Дитрих. Может быть, пройдёт мимо. А может, и нет. Но нужно поспешить.
Уже закрыв за собой дверцу тайного хода, коснулась сумочки, опомнившись, что забыла на столе фонарик. Приникла к смотровому окошку. Пусть бы барон прошёл мимо. Входной двери с этого ракурса видно не было. Но высокая фигура мужчины стремительно появилась в кабинете.
Только бы он не пошёл к столу. Изящная вещица обязательно привлечёт его внимание. Наташа занервничала, думая о том, как она будет возвращать фонарик. Хотя, что тут такого? Она же посылала вчера Франца за чернильницей и бумагой. Логичным будет объяснение, что один раз сходила сама и забыла безделушку-игрушку.
Барон прошёл мимо стола и, не дойдя до камина, повернувшись к стене, тронул её каменную кладку, выдвигая часть на себя.
Девушка, облегчённо выдохнув, не спуская глаз с происходящего, прижала ладонь ко рту, чтобы торжествующим вскриком не выдать себя. Второй тайник! Совсем простой! Примитивный, как ящик стола или тумбочки. Хотелось залиться громким смехом.
Дитрих, порывшись в нём, извлёк небольшую вещицу и, зажав её в руке, вернул шуфляду на место. Поспешно вышел.
Исследовательница, переждав какое-то время, вышла. Забрав фонарик, выглянула в коридор, прислушиваясь. Оставить кого-нибудь на шухере было бы нелишним. Только некого.
Метнувшись к месту схрона, ощупала каменную кладку. Ха! Панель ящика была вырезана из дерева, имитирующего булыжник и по цвету совсем не отличалась. А вот на ощупь — да, была тёплой и приятной. В глубоком и широком коробе с самого верха лежала ещё одна карта, такого же размера, как в первом тайнике.
Развернув её, Наташа поняла, почему она находилась в укромном месте. Информации по графству здесь содержалось значительно больше. Чётко обозначенные дороги и тропы вели в горы. Серебряные рудники, медные, соляные копи — полезные ископаемые, тщательно спрятанные и хорошо охраняемые. А вот здесь непонятный значок… Что бы это означало? Опять же, карта изображала только графство Бригахбург. Незадача.
Приподнявшись на цыпочки, она запустила руку вглубь шуфляды, шаря там в поисках ещё одной возможной карты. Рука наткнулась на мешочки, плотно уложенные у задней стены. Ощупала. Не монеты. Достав один, взвесила на ладони. Тяжёлый. Распустив шнурок, сыпанула содержимое на ладонь. Крупный песок? Среди мелкой фракции выделялись зёрна крупнее. Приблизив к глазам, ахнула от догадки — золото! И загадочный значок на карте — это золотой прииск?
Молниеносно, трясущимися руками, завязала мешочек и вернула на место, задвигая тяжёлый короб и выбегая в холодный чёрный тайный ход, даже боясь думать о том, что бы с ней сделали, застав у открытого тайника. Сердце зашлось от страха. Ей в ночном лесу не было так страшно, как сейчас.
Чуть не проскочив мимо своей комнаты, она ввалилась в неё. Срывая с себя простыню и затолкав её под матрас, прошла в умывальню. Тщательно обмыла лицо, руки, ноги, вылив воду в стульчак.
Раскрутив ручки на двери, улеглась в постель. Теперь можно перевести дух. Уф! Её била лёгкая дрожь. Вскочив и остановив взгляд на бутылке с вином на окне, решила пригубить. Не прими, Господи, за пьянство — прими за лекарство. Схватив с тарелочки творожное печенье, сиганула под одеяло. Теперь можно неторопливо собраться с мыслями…
Это что же получается? Про серебро, медь и соль знают все. А о золотом прииске даже слухов никаких не ходит. Никто не знает? Но там работают люди, пусть и немного. Есть управляющий, охрана, туда подвозят продукты, забирают «улов». Значит, экономка должна была быть в курсе. Клару убили. Из-за этого прииска? Не из-за кусочка же мыла. Так может быть, когда господин обвинил девушку в шпионаже, то имел в виду, что она подослана к нему именно с целью разузнать всё об этом прииске и доложить нанимателю? Королю? Как поступает монарх, если кто-то из его подданных находит в своём графстве ценные полезные ископаемые? Надо делиться с его величеством, пополнять казну. Сколько нужно отдать? Половину? Всё? Возможно, граф уже отдаёт часть прибыли, не афишируя. Всё равно рано или поздно информация просочится. Чем больше об этом будет знать людей, тем больше вероятность заполучить врага, желающего прибрать графство к рукам. Значит, выгоднее вообще молчать и платить за молчание работникам.
Добытое золото нужно сбывать. Или переплавлять и собирать. Сбыт тоже несёт в себе опасность. Если только не запутать следы, вывозить подальше и продавать малыми партиями через десятые руки. М-да, мужчина ходит по лезвию бритвы. Вот и мерещатся ему всюду шпионы и предатели.
* * *
Вторая половина дня прошла быстро и сумбурно.
Франц принёс изготовленный из дерева кубик. Наташа шариковой ручкой нарисовала на нём жирные точки и, подрисовав на «карте» ёлочек, деревьев, животных можно было начинать игру.
Игроков долго ждать не пришлось.
Младший бастард графа оказался на редкость азартным и впечатлительным. Стоило выпасть условию «пропустить ход», как он от неожиданности подпрыгивал, искренне огорчаясь.
Лиутберт никак не хотел понимать, что нужно играть по очереди. Ему не терпелось двигать свою фишку-камешек быстрее всех. Он всем объяснял, что это его Меинард идёт в гости и его там очень ждут.
Самой рассудительной и покладистой оказалась Грета. Она одинаково реагировала на «взлёты» и «падения», философски замечая, что так угодно Всевышнему. Госпожа косилась на неё, понимая, что «вбитое» годами воспитание не так просто вытравить. Да и зачем? Это — требование времени. Вот ей лично так не хватает именно такого смирения с происходящим вокруг.
Ирмгарду не везло. Он часто попадал на возврат хода и под радостные вопли Франца и Лиутберта скатывался в болото или с горы. Вице-граф только посмеивался, дразня мелких, что скоро всех обгонит и съест всё самое вкусное. В качестве приза в конце пути на тарелочке покоилась румяная творожная ватрушка.
Неожиданно к ним присоединился Дитрих, который пожаловал довольно рано и после похорон не выглядел слишком расстроенным. Но усталость сквозила в ленивых неторопливых движениях. Девушке показалось, что ему просто не хочется оставаться наедине со своими печальными мыслями. Она сначала с беспокойством присматривалась к нему, затем отвлеклась и поддалась всеобщему настроению веселья, за вечер ни разу не вспомнив о траурном событии. Подумав о том, что возможно ночью прискачет граф, её настроение подпрыгнуло к отметке «максимум», от чего щёки вспыхнули румянцем, ничуть не отличаясь от цвета лица Ирмгарда.
Когда уже совсем стемнело, и рисунок на игре-бродилке стал расплываться, а Меинард раз десять сходил в гости и от ватрушки остались одни крошки, барон, забрав детей, пообещал, что приведёт их к госпоже завтра. На что Наташа серьёзно ответила, что завтра будний день и в гости не ходят. Они займутся чем-нибудь другим. Например, много времени проведут на улице, благо погода восстановилась, и их ждёт сюрприз.
Ирмгард, уже собиравшийся уйти, неожиданно подошёл к кровати, на которой, упав на спину, лежала госпожа, спросил:
— Скажи, почему ты согласилась стать женой отца? — парень присел на край ложа, рассчитывая на ответ.
Девушка перекатилась на бок, подперев голову рукой, долгим взглядом посмотрела на вице-графа. Тишина давила на виски.
— Ирмгард, а ты в курсе всего случившегося с момента нашего с графиней появления в замке? Нет, даже раньше. С момента нападения на обоз твоей невесты.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты всё знаешь, что произошло со мной, Юфрозиной, Бруно и его женщиной, с госпожой Агной, няней её детей, фрейлейн Кларой, с Дитрихом, с твоим отцом?
Он растерянно смотрел на неё:
— Кое-что, думаю, я знаю.
— Вот если бы ты знал всё, то не задавал бы таких вопросов.
— Расскажи мне всё.
— Это бесконечно долго и очень неприятно для меня. Попроси кого-нибудь другого и тогда я отвечу на твои вопросы. Договорились?
— Договорились.
* * *
Ночью ей снился лес: глухой, страшный, непроходимый. Тоскливый волчий вой леденил душу. А впереди сквозь чащу манил свет костра. Она никак не могла найти к нему выход, натыкаясь на невидимые препятствия, падая, вставая и снова падая. Липнущая к рукам грязь пахла кровью.
От немого крика, сдавившего горло, очнулась вся в поту с сильно бьющимся сердцем. Долго сидела в кровати, глядя на сереющий прямоугольник окна. Отгоняла от себя страхи и прислушивалась к звукам просыпающегося замка. Быть может, уже вернулся отряд? Нет, она бы услышала. Вспомнила, каким шумом сопровождалась встреча обоза Юфрозины. Да и собаки такое событие не пропустили бы.
Сон пропал и она, надев платье и накинув накидку, вышла из комнаты. В удивлении вертела головой, отыскивая охранника. Где же он? Наверное, отлучился по нужде.
Проходя через полукруглый зал, слышала, как стучат двери и гремят кастрюлями кухонные рабочие, как Берта, не стесняясь в выражениях, кого-то вычитывает за криворукость.
Никем не замеченная вышла на крыльцо. Тепло. Туман. Она уже привыкла к ежедневным туманам, густым или редким, низко стелющимся. Они были неотъемлемой частью маленького замкнутого мирка этого средневекового замка.
Не спеша направилась к купальне. Кто-то проскочил мимо, не заметив её.
У источника как всегда оказалось тепло и комфортно. Даже душно. Липкий пот покрыл тело. Недолго думая, девушка, прислушавшись и оглянувшись по сторонам, быстро разделась и с бортика плавно опустилась в воду. Она, не чувствуя под ногами дна, удивилась. Насколько глубоким может быть водоём? Совсем не опасалась встретить здесь кого-нибудь в такое время. Купаться разрешалось только господам. Из них, оставшихся в замке, Ирмгард был ещё не совсем здоров, чтобы пользоваться бассейном, да ещё в такую рань. А Дитрих… Скорее всего, его утешает какая-нибудь служаночка.
Вода показалась горячее, чем ей представлялось. Ощущение счастья поглотило полностью. Сколько нужно человеку для счастья? Может быть и много. Но сейчас ей хватило капли — погрузиться в источник, вдыхать целебный пар и представить себя в своей ванне в том мире, память о котором постоянно её преследовала.
Неспешно поплыла вдоль каменной стены к месту, откуда слышался шум падающей воды. Здесь висела плотная дымка, плавно дрейфуя над поверхностью.
Доплыв до угла, Наташа нащупала под ногами выступ. Встав на него и прижавшись к стене, блаженно закрыла глаза. Мерный шум льющейся воды убаюкивал.
Похоже, она задремала и, испуганно открыв глаза, не сразу поняла, что изменилось вокруг. Слышались приглушенные голоса: мужской и женский. Клочья пара мешали рассмотреть происходящее. Она ужаснулась. Не хватало, чтобы её здесь увидели! Да ещё в чём мать родила. Метнувшись к бортику, беззвучно шепча проклятия, она попыталась подтянуться на него. Нет, слишком высоко. Да и сил маловато.
Нужно было выбрать: либо остаться и переждать, пока парочка не покинет купальню и только потом выйти, или обнаружить себя, как ни в чём не бывало, проплыть мимо влюблённых и выйти из бассейна. Удастся ли проскользнуть незамеченной? До сброшенной одежды придётся идти нагой.
Разумнее всего казалось сделать первое. Сколько времени любовники намереваются провести здесь? Девушка чувствовала слабость. Она даже не могла определить, сколько уже находится в купальне. Вода забирала последние силы.
От таких мыслей стало совсем плохо… Надо выбираться. Возможно, эти двое так заняты, что ей удастся выползти незаметно? И клубы пара спрячут.
Она, держась стеночки, неслышно старательно гребла, плывя к выходу. Белёсые облачка, густые возле самого источника, ближе к ступеням поредели. Видимость значительно улучшилась.
Мужчина, находящийся к ней спиной, обнимал женщину за талию. Было заметно, что его ноги касаются дна, в то время, как его спутница балансировала в воде. Чуть склонившись, поддерживая ту за спину, он коснулся губами её ключицы, неторопливо опускаясь и покрывая нежными поцелуями грудь. Лиц видно не было, но широкая мужская спина с бугрящимися мышцами привлекала внимание своей гладкостью и безупречностью линий. Что поразило — отсутствие на ней шрамов. Везунчик.
Женщина обвила шею любовника руками. Засмеялась в ответ на его тихие слова. Длинные распущенные волосы струились по плечам, спине. Он убрал прядь волос с её шеи, снова лаская красивые полные груди. Она стонала и выгибалась в его руках, не скрывая своих намерений, даже, как показалось Наташе, беззастенчиво предлагала себя, бесстыдно массируя мужчину там, где была сосредоточена сила его желания.
Девушка, больше не глядя в их сторону, и уже не заботясь о том, что её увидят, приближалась к ступеням. Она проклинала то мгновение, когда ей пришла в голову мысль опуститься в воду купальни. А с другой стороны — почему она должна бояться их? Скорее всего, любовнички так же, как и она, тайком пришли сюда. Такое местечко должно привлекать многих обитателей замка, в том числе прислугу и воинов замкового гарнизона.
Проплывая совсем близко от них, она непроизвольно отреагировала на вскрик бесстыдницы, повернув голову.
Мужчина, захватив подругу за спину, резко повернул её в сторону, оказавшись к Наташе лицом.
Она даже не поняла, какие чувства захлестнули её разум, когда встретилась с блуждающим по поверхности воды взором Дитриха. Когда их взгляды встретились, он не выглядел удивлённым или смущённым. Господи, он знал, что она здесь и глазами искал её!
Барон, прищурившись, в упор смотрел на иноземку, вбиваясь в женщину размеренными сильными толчками. Та стонала от удовольствия, вцепившись побелевшими пальцами в его плечи, откинув голову назад на воду, ответно помогая, рывками двигаясь навстречу.
Девушка, опешив, сбившись с ритма, повернулась к парочке лицом не в силах отвести от них глаза. Под гипнотическим воздействием взгляда мужчины, она безотчётно поддавалась нарастающему желанию. Разум кричал: «Нет, только не это!» А тело реагировало на проникающие в сознание оглушающие звуки пагубной страсти.
На лице Дитриха появилась дьявольская улыбка. Он прожигал взором девчонку, усиливая темп проникновения в лоно женщины.
Наташе мерещилось, что его руки обвивают её тело и его плоть проникает в неё, вызывая ответные чувства. Всё казалось настолько реальным, словно смотрела фильм для взрослых с эффектом полного присутствия… Теряя контроль над собой, она ушла под воду, захлебываясь. Ощутив под ногами каменное дно, оттолкнулась, выплывая на поверхность, отплёвываясь, отбрасывая с лица прилипшие волосы.
Женщина, заметив, что её любовник не спускает глаз с чего-то за её спиной, обернулась. Запоздало вскрикнула, словно испугавшись.
Наташа узнала девку. Известная всем блудница, нанятая бывшей экономкой для оказания определённых услуг гостям, в свободное от «работы» время не бездельничала.
Вода оказалась чуть солоноватой с привкусом соды. Приступ тошноты отрезвил. Леди, быстро придя в себя, лихорадочно соображала, как выпутаться из создавшейся пикантной ситуации. Ей не было страшно, и вины за собой она не чувствовала. Барон тоже не будет скромничать и муки совести ему, похоже, не знакомы. Дрожать перед ними? Не дождутся! Тронуть её никто не посмеет.
Девушка, проплыв ещё пару метров, с облегчением почувствовала под ногами дно. Закинув руки за голову, освободила тяжёлый намокший хвост от «краба» и ремешка. Окунувшись, грациозно поднималась по пологим ступеням, чувствуя, как покрывало из волос второй кожей плотно облегает её тело. Не глядя на любовников, направилась к своей одежде, на ходу отжимая волосы, закидывая их за спину.
Со стороны водоёма не раздавалось ни звука. Госпожа в какой-то момент усомнилась, не привиделось ли ей всё? Скосив глаза, с сожалением убедилась: нет, не привиделось. Дитрих и его женщина, замерев, не спускали с неё глаз.
Барон немигающим взором следил за каждым её движением. Его руки скользили по поверхности воды, словно гладили тело Сирены, вышедшей из глубин на его погибель. Он, бросив девку, подплыл к бортику, где стояла иноземка, натягивая сорочку на мокрое тело, и, не спуская с неё глаз, нагло улыбаясь, произнёс:
— Не знал, что госпожа может так хорошо плавать.
Наташа, не удостоив его вниманием, неторопливо скрылась в тумане.
Дитрих смотрел ей вслед. Сердце билось пойманной птицей. И причиной этому была не та прислужница, которая сейчас выходила из воды. Мужчина скользнул взором по её стати, сравнивая с только что скрывшейся нимфой. Вздохнул, чувствуя, что снова готов предаться любовным утехам. Окликнув и поманив к себе блудницу, ушёл под воду.
Глава 19
День начинается погано! Наташа, кутаясь в накидку, сгорая от запоздалого стыда, взбежала на свой этаж. Проходя мимо оторопевшего стражника, не обращая на него внимания, прошмыгнула в комнату, хлопнув дверью. В умывальне, скинув сырую одежду и закрутив полотенцем мокрые волосы, оглянулась в поисках хоть какого белья. Как же! Сорочка и платье находятся в ремонте. Осталась только своя цивилизованная одежда. Чем плохо?
Сидела в кровати, укутавшись в одеяло, покачиваясь из стороны в сторону, закрыв глаза, видя перед собой порочную парочку, занимающуюся любовью в купальне.
Жар заливал тело. Стоны и вздохи наполняли пространство, кружась, вызывая чувство мучительной беспомощности и состояние физической слабости. Казалось странным, почему на неё оказывают такое действие только мужчины этой семьи? Граф, Дитрих, Ирмгард, Кристоф. Мужчины, связанные одной кровью. «Дурная семейка!» — подумалось со злостью. Что с ней, Наташей, не так?
Дверь отворилась. Девушка приоткрыла глаза, собираясь отослать так рано пришедшую Кэйти. Дитрих? Какого чёрта? Неужели будет просить, чтобы никому не рассказывала о виденном? В свободном полотняном костюме с мокрыми пятнами на груди и бёдрах, влажными волосами, он выглядел весьма привлекательно. Присутствие кинжала на боку выбивало его из образа современного мужчины. Немного озадачило отсутствие привычной улыбки на красивом лице.
Барон подошёл к ложу, присаживаясь рядом с госпожой.
Наташа не торопилась узнать о причине его визита, выжидая. Он, не отрываясь, смотрел на её лицо. От этого взгляда по её телу бегали мурашки. Она сжалась, плотнее стягивая края одеяла.
— У тебя на груди синяк.
Надо же, высмотрел. Она помнит, как в ночном лесу в тумане налетела на ствол дерева, ударившись грудью. Было больно. Очень больно.
Его пальцы молниеносно пробежались по её губам.
Девушка не успела отреагировать, расширив удивлённо глаза.
— Идём ко мне, — легонько потянул её за плечо на себя. — Никто не узнает.
Она встрепенулась, натыкаясь на его спокойный уверенный взгляд. Он не шутил и был серьёзнее обычного. Почувствовала прикосновение его губ к своим губам. От него пахло пряными травами. Густо, волнующе. Они так пахнут в жару в последние часы своей растительной жизни, уложенные на деревянные решётки для сушки в тени.
Оплеуха вышла сильной, от души. И от того, что оказалась нежданной, мужчина отпрянул, хватаясь за щеку. Опрокинул драчунью на спину, вдавливаясь в её тело, зашипел:
— В тот раз тебе удалось сбежать. Сейчас не уйдёшь, — перехватил метнувшиеся руки, сжимая в захвате над её головой.
— Это вы отравили свою жену, — ляпнула, как выплюнула, совершенно не думая о возможных последствиях. Шоковую терапию никто не отменял.
Слова произвели на Дитриха неожиданный эффект: будто его окатили ледяной водой. Он отпустил деву, отодвигаясь и сникая:
— Нет. Она сама, — тяжело вздыхая, с силой провёл ладонью по лицу. — Я бы не смог. Она — мать моих детей.
Наташа куталась в одеяло, отодвигаясь к спинке кровати:
— Уходите.
— Агна была права — ты погубишь всех нас. Она умерла из-за тебя, — смотрел на неё невидящим взором.
— Идите к чёрту! А разве не она хотела меня отравить? — мужчина казался напряжённым, опасным. Девушка незаметно косилась на его кинжал.
— Я и говорю, что ты стала причиной её смерти.
— А себя вы не рассматриваете? Вы не причём, да? — слёзы рвались наружу. — Это вы своим поведением спровоцировали её на убийство.
— Она давно знала, что я её больше не люблю.
— Я ничего не хочу знать ни о вас, ни о вашей жене.
— Почему он? — Дитрих налетел на неё, хватая за плечи, с силой встряхнув.
Наташа ударилась головой о спинку кровати. В голове зазвенело. Тонко, надрывно.
— Svolochʼ, — выдохнула ему в лицо, высвобождая руку из-под одеяла и хлопая по его лицу. По щекам катились слёзы. В глазах плыл туман.
Он прижал её к себе. Сильно. Зажав руки, обездвиживая, гладил место ушиба:
— Не видишь разве, что я голову потерял из-за тебя? — отстранил, не выпуская, заглядывая в лицо.
— Как же, видела, — кивнула в сторону купальни.
— У вас с братом всё равно ничего не выйдет, — проигнорировал поддевку. — Графиня Мисулла уцепится в него и не выпустит, пока не добьётся своего.
— Откуда вы знаете? — оттолкнула его.
— Знаю, она сама не прочь стать женой Герарда.
— Не говорите ерунды… Кстати, прикажите своим работникам привезти с реки несколько телег песка, — требовалось ненавязчиво и незаметно изменить тему разговора и избавиться от собеседника.
— Песка? Зачем?
— А догадаться трудно? Песочница будет. Пусть выгрузят в место, где дети смогут играть. И скамью поставьте.
— Вот видишь, ты заботишься о моих детях. Они уже привязались к тебе. Даже о матери не спрашивают. Не сопротивляйся. Я видел, как ты смотрела на меня там…
— Да идите вы уже… — простонала, закрывая уши, падая в кровать. «Орешек» в образе барона оказался твёрдым.
Несколько слов, а в душе поднялась буря эмоций. Колёсики фантазии закрутились с небывалой скоростью. Из тёмного угла комнаты выплыла фигура таинственной итальянской графини Мисуллы в обнимку с её любимым графом Герардом. Они, никого вокруг не замечая, довольно ворковали друг другу любезности. За ними семенила молоденькая дочь графини, высматривая, кого бы прибрать своими загребущими ручками. Да хоть бы Дитриха! Он теперь свободный мужчина. А тебе, Наташка, останется искать счастья в разваливающемся особняке пфальцграфа фон Россена и принимать на званые обеды потенциальных женихов, старых, вдовых и уродливых, но богатых и жадных.
Безразличие уже взяло душу в плен. Нежелание двигаться и сопротивляться сковало движения. Она, чувствуя это, не открывая глаз, глухо произнесла:
— Уходите.
А в комнате кроме неё уже никого не было.
Барон, выйдя из покоев несговорчивой иноземки, саданул в стену кулаком. Морщась от боли, приходя в себя, уже сожалел, что не смог сдержать порыва страсти и распустил руки. Эта женщина послана Всевышним их семье не просто так. Тянуло к ней, как ни к одной девке до сих пор. Тянуло не только его. Брата тоже. Да и племянник глаз с неё не сводил. И что в ней такого? Плюнул в сторону: всё в ней не так, как у других. Ходит, смеётся, говорит, сопротивляется! Маленькая, а злая… В купальне какая была… Он сам чуть не пошёл ко дну… Погибель, а не девка.
* * *
Плохой день, точно, плохой. Наташа сидела у окна, глядя на поднос с завтраком. Всё давно остыло. Она не слышала, как ходила Кэйти, прибирая комнату, стирая её одежду.
После визита барона выплакалась. Скорее бы приехал Герард. При нём Дитрих не посмеет к ней вязаться. Может быть, рассказать всё графу?.. И что? Поссорит братьев. Ей это надо?
Спала долго… В дверь, сначала просунув голову, протиснулся Франц. От его присутствия стало теплее. За ним вошли Лиутберт и Грета.
Девушка нахмурилась, увидев замыкающего процессию любвеобильного барона. Он, как ни в чём не бывало, сияя знаменитой улыбкой, прошёл к окну, усаживаясь напротив неё:
— Я был неправ, — виновато заглядывал в лицо.
Наташа вздёрнула бровь, отворачиваясь. Что-то не верилось в его искреннее покаяние.
Дети в ожидании уселись на стул, толкая друг друга в бок. Госпожа показалась им сердитой.
Франц стоял рядом с ними, внимательно прислушиваясь к разговору.
— Ты ведь поможешь мне с детьми? — покосился на робеющих сына и дочь.
— Вы сделали, о чём я просила? — даже не повернула голову в его сторону. Дети ни в чём не виноваты. Родителей не выбирают.
— Да, ваше приказание выполнено, моя госпожа, — лукаво улыбаясь, приблизился, склонился к ручке. Но она упорхнула перед самым его носом.
Девушка повернулась к притихшей детворе, игнорируя мужчину:
— Ну что, пойдём на кухню за кубками, мисочками, плошками, вёдрами? — дети недоверчиво переглянулись. — Идёмте, я вам покажу, как строить замок из песка.
А сама подумала: как символично — замок из песка — красивая иллюзия, которая в любой момент может рухнуть от порывов сильного ветра, или исчезнуть под проливным дождём.
Она чутко прислушивалась к малейшему шуму или резкому звуку со стороны въездных ворот. Каждый час приближал её к встрече с графом. Ожидание утомляло. Дети отвлекали, но она мысленно летала над крепостной стеной, в надежде «увидеть» возвращение отряда на подъезде к замку.
Несколько телег песка были выгружены недалеко от купальни в тени огромного старого вяза.
Дитрих присел на другой край скамьи, с интересом наблюдая, как детвора утрамбовывает влажный песок в глубокие плошки, доставая из него крупные камешки и речные ракушки. Лиутберт с восторгом собирал их в кубок, а Франц вскрывал крупную раковину с устрицей. Грета смотрела ему под руку, брезгливо морщась:
— Она ведь живая, — отвернулась, переворачивая ёмкость со стройматериалом. Постучав по донышку кубком, как учила госпожа, аккуратно сняла её, любуясь полученным результатом.
— Мне нужна раковина, — заявил Франц уверенно, не отвлекаясь от занятия.
Маленькая баронесса пожала плечами, считая тему разговора исчерпанной.
— Откуда ты всё это знаешь? — барон не знал, как подступиться к пфальцграфине, молчаливой и насупленной. Она всё ещё злилась на его поведение, не желая с ним беседовать, демонстративно отворачиваясь и откровенно им пренебрегая.
Заметив, что она насторожилась, услышав лай собак, мужчина догадался, чем может быть озабочена иноземка:
— Да, что-то брат задерживается, — скосил глаза на напряжённый её лик. — По моим подсчётам, они уже должны вернуться. — Девица вздохнула, нервно сглотнув. Он попал в точку! Вытянул ноги, расслабляясь: — Всякое может случиться.
— Не каркайте, господин барон, — побледнела. — Графиня с дочерью могла задержаться в пути.
— Так ведь гонец был. Значит, они прибыли вовремя.
Наташа не могла предположить, что могло задержать отряд в пути:
— Надеюсь, ничего плохого не произошло? — повернулась к Дитриху. — Скажите мне, что всё будет хорошо.
— Пока причин для беспокойства нет. А вот если они не появятся к утру — вышлю отряд по пути их следования.
— Почему нужно ждать до утра? Почему нельзя выслать отряд сейчас?
— Потому что ночь — не лучшее время для путешествий. Да и замок опасно оставлять без нужного количества охраны.
Всё. Этих слов стало достаточно, чтобы девушка до конца осознала жуткую обстановку этого времени. Здесь опасность подстерегала всегда, в любое время дня и ночи. Особенно ночи. Поэтому граф еженощно делал обход территории. Поэтому въездные ворота всегда были заперты, и дозор на крепостной стене беспрерывно нёс службу. Поэтому замковый гарнизон всегда был укомплектован, и воины поддерживали физическую форму тренировками. А ещё золото, найденное ею в тайнике. Оно вызывало наибольшую тревогу. Золото — это не только ощущение сиюминутного счастья и уверенности, но и зло. Его сияние притягивает злых духов и убийц.
Барон видел, что госпожа задумалась. Он сам беспокоился, но предпринять что-либо не мог, пока не выйдут все сроки условленного времени ожидания.
— Дети устали и им пора обедать, — Наташа встала, поднимая Лиутберта, сидящего на дощечке в песке. Он, не выпуская кубка с собранными ракушками, не протестовал.
— Можешь оставить их здесь, малыш. Никто не возьмёт. Потом мы их помоем.
Грета поднялась, отряхивая платье:
— Мы вернёмся сюда после обеда?
— Вам нужно отдохнуть, а потом посмотрим. И ты иди, поешь, — кивнула она Францу.
Все направились к замку. Запахи приготовляемых блюд витали на улице. Все готовились к приезду господина и его гостей. Девушка вошла в кухню через боковую дверь, решив взять лакомства для своих питомцев и навестить их согласно своему графику.
Берта, красная и потная, сидела на скамье у стены, обмахиваясь полой передника. Кивнув госпоже, тяжело встала:
— Вам, как всегда, косточек и печенья? — махнула прислуге, нарезающей морковь. — Что-то мне плохо сегодня. — Вернулась на скамью. — Душно.
Наташа промолчала, забирая из рук прислуги капустный лист с лакомствами. Лист схрумкает Зелда.
Охранник не отставал. Скользнув по нему взглядом, она направилась привычным маршрутом.
У собак задерживаться не стала. Кто-то, видимо совсем недавно их разозлил и они кидались на стену вольера. Под их тяжёлыми телами основательный забор вибрировал, грозя рухнуть. Стражник, находясь на почтительном расстоянии, напряжённо наблюдал за происходящим. Щенки так и не подошли, как всегда это делали, а пугливо жались у входа в свои «хоромы». Собаки здесь жили лучше, чем некоторые крестьяне в деревне.
У конюшни Яробор, раздетый по пояс, укладывал небольшой стог сена. Оставшись один, он завершал работу. Надзиратель топтался рядом, подгоняя его, недовольно ворча, что снова опоздает к обеденному столу.
Русич, довольно усмехнувшись, что остался незамеченным русинкой, проследил за ней и её охранником. У девки не будет повода насмехаться над ним за его неприглядный внешний вид. Он слышал, что иноземка обрела семью. Недоумевал, зачем ей нужно было убеждать господина, что она русинка? Одетая сегодня в искрящееся на солнце платье, открывающее лодыжки, она притягивала взор. Накинутая на плечи вязаная косынка, завязанная узлом под грудью, не скрывала обнажённых рук, вызвав у мужчины сильное волнение. Оглянувшись и не найдя своего «опекуна», он продолжил стоговать свежее ароматное сено, напомнившее ему запахи родной стороны и образы крестьянских девок, гуськом бредущих через брод, с подобранными по колени юбками.
Зелда приветственно заржала, выражая радость, нетерпеливо перебирала ногами и тянула морду через высокие перила.
Рядом в стойле ей ответил оседланный конь. Охранник отошёл к нему, успокаивая.
Наташа, чувствуя, как раздражена и устала от ожидания отряда, открыв дверцу денника, зашла к мулице. Уткнувшись в её тёплую шею с шелковистой ухоженной шерстью, слушала, как аппетитно хрустит лист капусты на зубах животного. Конский запах проник в лёгкие. Девушка чихнула. Зелда толкнула её в бок, подставляя голову для ласки и выпрашивая добавки.
— Понимаешь меня, да? — поглаживала шею малышки, перебирая жёсткие волосы гривы.
Рядом заржал конь. Зелда вздрогнула, пятясь.
Наташа отшатнулась от неё, натыкаясь спиной на кого-то. Её обхватили за плечи, разворачивая, и, вытащив из загона, пригвоздили к столбу стойла.
Мулица, как чумная выскочила из денника и понеслась к выходу.
Охранник, сверлил иноземку злым горящим взглядом, схватив одной рукой за горло, другой зажав рот. Тот самый воин, которого она неоднократно видела у покоев Дитриха.
Он оскалил зубы в демонической улыбке:
— Вот и настала пора посчитаться с вами, госпожа, — сильнее сжал её горло.
У Наташи перехватило дыхание. Недоумение — за что? — и близость конца лишили речи. Малиновая вспышка окрасила всё вокруг. Ноги подкосились. Она мысленно цеплялась за любую возможность, чтобы не потерять сознание, чтобы не сползти к ногам своего убийцы, чтобы не пропустить миг ухода и успеть… А что успеть? Вспомнить что-то? Зачем! Пожалеть о чём-то? Зачем! Ухватившись позади себя за столбик, не в силах пошевелить скрюченными, потерявшими подвижность, пальцами, она, не мигая, смотрела на мужчину.
Он прижал её к столбу своим телом, лишая подвижности, не подозревая, что не даёт ей упасть:
— Ваш мужчина убил мою женщину, а я убью вас.
В голове пульсировала мысль: о ком он говорит? О Кларе? Это его она видела тогда, уходящим в сторону конюшни? Выдавила из себя:
— Клара… — оторвала пальцы от столба, хватаясь за его запястья, пытаясь ослабить хватку на горле. Просипела: — Я никому не причинила зла…
— Вы сами и есть зло, — его лицо перекосилось от ненависти, — неуловимое, не убиенное, живучее…
— Так это вы меня травили, — слабела под его натиском.
— Травил. И не раз. Ходил по пятам, нанимал отребье, чтобы выловить вас. Но вы вёрткая и хитрая, как змея.
— Вы хотели убить вице-графа…
— Смерти вице-графа желала госпожа Агна, а я всегда хотел стать командующим гарнизоном. Я ненавижу всех Бригахбургов. Их всех убьют… Они, считай, уже мертвы.
— За что? — тянула время, надеясь… На что?
— Она должна была стать хозяйкой всего этого, — он нервно крутанул головой.
У горла жертвы появился кинжал. Холодное лезвие коснулось шеи. Горячая струйка крови торопливо проделывала дорожку по шее Наташи. Она судорожно сглотнула:
— Вы не сможете выехать из замка, — земля уходила из-под ног.
— Решётка уже поднята, дверь открыта, а конь оседлан. Когда меня хватятся, я буду уже за рекой, — он рассмеялся, запрокинув голову. Дико. Страшно. Захлебнулся, резко выворачиваясь. Его шею, словно канаты, обвили детские руки.
Франц повис на плечах злодея. Тот в попытке стряхнуть мальчишку, выругался, делая шаг в сторону.
Перед лицом девушки кинжал рассёк воздух. Она машинально отшатнулась. Лихорадочно искала, чем можно садануть убийцу. Увидев, как тело пацана, сделав в воздухе дугу, ударилось о стену денника и сползло на земляной пол, она с криком: «Fashist!», рванулась к Францу.
Её перехватили, схватив за косынку, ударив в спину. Упав ничком на земляной пол, ахнула от тяжести тела, навалившегося на неё сверху. Было такое ощущение, будто её расплющило под гигантским прессом. Кровь текла из носа, мешая дышать. В глазах потемнело.
Наташе казалось, что она уплывает ввысь. Приятный колокольный перезвон смешивался с назойливым и настойчивым хлёстким звуком пощёчин. Сообразив, что это бьют её, она дёрнулась, отстраняясь. Перезвон затихал, уступая место обволакивающей вязкой тишине. Непонятные раздражающие звуки вклинивались в сознание. Требовательный голос монотонно повторял:
— Открой очи… Открой очи…
Если бы не эти хлопки по её щекам, она бы ни за что не послушалась.
— Otvali, zaraza, — рука поднялась, бессильно падая. Вдохнула, открывая глаза и фокусируя взгляд. Качнулась в сторону. Показалось, что убитый ею в лесу бородатый бандит, душит её снова.
— Тсс, — Яробор, обтерев губы и подбородок девицы, прикладывал тряпицу к её ране на шее, легонько похлопывая по ланитам. Усмехнулся непонятным словам, произнесённым с надменным протестом.
— С ней всё будет хорошо? — гундосил Франц, сплёвывая кровь из прокушенной губы.
— Думаю, да… Ты как? Сможешь привести кого-нибудь? Пусть заберут этого, — он кивнул в сторону, — пока я его не пришиб.
Девушка покосилась, куда показывал раб. На земле, зажав руки между коленями, корчился и стонал недавний её охранник. Рядом с ним, схватившись за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, сидел надзиратель русича.
Яробор, увидев, что госпожа пришла в себя, сел рядом, укладывая её голову на свои колени, придерживая пропитанный кровью обрывок ткани. Он не мог понять, что заставило его повернуть назад, когда выходил за огорожу выгона и увидел выскочившую из конюшни мулицу.
Сделав несколько шагов за стражником, оглянулся в надежде увидеть иноземку. Мысль, зачем та выпустила из стойла животное или всё же оно вырвалось само, покалечив девицу, беспокоила. Спешащий в загон Франц подлил масла в огонь. Сказав сопровождающему, что нужно вернуться и посмотреть, всё ли в порядке, получил плетью по спине. Вот здесь его гордыня взбунтовалась. Схватив надзирателя за грудки, он, ударив его головой в лицо, оттолкнул от себя и, перескочив через ограждение, кинулся за пацаном. Как оказалось вовремя. На земле охранник, навалившись на русинку, учинял насилие. Метнув взор на прибитого мальчишку у стены, он наскочил на насильника. Успев только схватить того за горло, получил удар по голове. Его надзиратель, решив, что раб взбунтовался и напал на охрану госпожи, принял меры. Но не рассчитал силы крепкого русича, за что и поплатился.
Мальчишка, держась за спину, ковылял к выходу. Там в дверном проёме стояла Зелда, настороженно прядая ушами и обмахиваясь хвостом.
У Наташи кружилась голова. Лик раба расплывался. Она, облегчённо вздохнув, закрыла глаза, уплывая.
* * *
— Не вой, а поправь подушку! — рявкнул мужской голос, вырывая госпожу из забытья.
Её бережно опустили на кровать, снимая обувь. Под подбородком защипало. Затихший скулёж возобновился с новой силой.
— Я что сказал! — Дитрих появился в поле зрения Наташи, всматриваясь в неё. — Неси вино. Быстро!
Девушка приподнялась на локте, осматриваясь, тут же возвращаясь назад под натиском прижатой к плечу руки. Комната её.
— Его хорошо закрыли? — не узнала свой голос. В носу пульсировала боль.
— Да, успокойся. Я выставил охрану у каморы. Не сбежит.
— А раб?
— А что раб?
— Он спас меня… Нас с Францем.
— Он на сегодня освобождён от работы. Госпожа желает что-нибудь? — робкая улыбка скользнула по лицу барона. Признался себе, что не на шутку перепугался, увидев впечатляющую картину в конюшне. Если бы не раб… Даже не хотелось думать об этом.
— Да, желаю, — глянула в глаза барона, вдруг вспомнив о Рухе. — Отправьте кого-нибудь в деревню к ведунье. Пусть ей отвезут тёплую накидку, подушку и одеяло. — Чуть подумала: — Два одеяла и… ведро. И из еды что-нибудь. Ещё… С кем можно переговорить по поводу раба? — В голове отдавалось эхо, как в пустом колодце.
— С Герардом… Понимаю так, что подношения ведунье за помощь в…
— Да, — перебила, — за помощь.
— А раб…
— Хотелось бы видеть его свободным.
— Думаю, брату это не понравится.
— Я попытаюсь.
Кэйти вбежала с кувшином вина и свежими полотенцами.
— Дай сюда, — Дитрих перехватил из её рук кувшин, отпивая. — Крепкое. Правильно. — Одобрительно кивнул, смачивая край полотенца и с силой прикладывая к ране девы.
Наташа ахнула. Щипало. Натолкнувшись на сочувствующий взгляд синих глаз, схватила мужчину за запястье:
— Легче, пожалуйста. Пусть Кэйти подержит.
— Ой-ёй, — застонала служанка, — и следы пальцев уже проявились. И нос опух. — Красноречиво всхлипнула, прикрывая рот ладонью.
— Ей нельзя. Здесь нужно сильно надавить. Вызвать кровотечение и промыть рану, — плеснул вина на чистый край ткани.
Стало больно. Девушка зашипела, морщась, и закатила глаза, изучая складки свисающего над кроватью полога. Хотелось оттолкнуть руку барона и выгнать его из комнаты. Навязчивый аромат пряных трав, смешиваясь с запахом крови, врывался в сознание, вызывая воспоминания в купальне и последовавшие вслед за этим события.
— Надеюсь, ты меня простила? — опустил взор, словно прочитал её мысли.
Кэйти осторожно выглянула из купальни, прислушиваясь.
— А Франц? Что с ним? Ему тоже досталось, — предпочла оставить вопрос без ответа.
Мужчина вздохнул:
— Отлежится.
В широко распахнувшуюся дверь влетел Ирмгард. Влетел, слишком громко сказано. Поспешно вошёл.
— Только что узнал от Кивы. Почему сразу мне не сказали? — подвинув к кровати стул, опустился на него.
— Теперь, я надеюсь, всё закончилось? — Наташа переводила взгляд с одного на другого.
— Попытаем, всё расскажет, — барон стирал подсохшую кровь на ключице девицы.
Она перехватила полотенце:
— Я сама, — дрожащими пальцами достала зеркальце, поднося к лицу.
Впечатлилась. Нос… Застонала… Колотая узкая рана под подбородком. Уже воспалённая от трения проспиртованной тканью. Через пару часов можно будет смазать заживляющей мазью. Может остаться след. Несмотря на это, на душе стало спокойнее. Одна большая проблема отпала. Но на смену ей пришла другая: почему задерживается граф?
Глава 20
Серебряная ложка с янтарным камнем по быстро приобретённой привычке опустилась в кубок с вином. Наташа заглянула в него. Надо же, ей позволено испить вина! Это Дитрих расстарался. Вроде убийца пойман, а всё равно она ещё долго будет с опаской относиться к еде, доставленной из кухни. Руки подрагивали. Воспоминания, яркие и свежие, бередили душу. Она была на волосок от смерти. Если бы не Яробор… Глаза наполнились слезами. Господи, за что? Она никому не причинила зла. Недаром говорится, что добрые деяния наказуемы. Разрушила чьи-то планы? Вмешалась в ход истории? А что этот гад говорил о Бригахбургах? Они все умрут? Вздрогнула. Это так просто — лишить человека жизни. Один удар кинжалом…
Служанка принесла одежду из починки. Гремя деревянными башмаками, прошмыгнула в умывальню:
— Кэйти, а ты не знаешь этого мужчину, который… — язык не поворачивался дать определение его действиям по отношению к себе. — Он давно в замке?
— Который в каморе? — девочка показалась в дверном проёме. — Да, давно. Это личный охранник госпожи Агны. — Закрестилась, беззвучно шевеля губами.
— Вот как. Госпожи Агны.
Он сказал: «Ваш мужчина убил мою женщину, а я убью вас». Значит, всё же баронесса не сама отравилась. Мой мужчина… Граф? Бруно? Кого он имел в виду? Судя по всему, слухи здесь распространяются со скоростью света. А Агна — его женщина, раз он её личный телохранитель? А Клара? У неё тоже был поклонник, который подарил ей снятую с её бесчувственного тела «стрекозу». Девушка закрыла лицо руками. Такое никогда не забудется. Это, как побывать в аду и снова воскреснуть. Экономку тоже убил Наташин мужчина. Граф дал указание, а рыцарь исполнил. Баронесса желала смерти вице-графу и должна была стать хозяйкой графства. Здесь всё понятно. Следовательно, после смерти Ирмгарда должны были умереть его отец и… дядя? А с кем бы осталась счастливая интриганка? Убийца получил бы должность командующего. Дитрих становится графом, Агна — графиней. Затем она убирает своего супруга, а сама… Никак нельзя остаться одной. Нужен покровитель и поддержка. Но история знает массу примеров, когда жена после смерти мужа ведёт дела семьи не хуже мужчины. Так кто же отравил баронессу? Она должна была отбыть в монастырь. Барон этого не делал. Граф тоже. Ирмгард лежал больной. Юфрозине всё по́фиг.
Наташа машинально пила протёртый овощной суп. Остановилась, недоуменно уставившись на ложку в кубке. Ну вот, пожалуйста, она уже адаптировалась в этом времени. Становится такая, как все. Вздохнула. Хорошо бы поприсутствовать на допросе этого охранника. Хотя, его собираются пытать. Это не для слабонервных. Но ей ведь обо всём расскажут?
Так, а здесь что? Она, достав ложку, пригубила вино, попутно снимая верхний запекшийся слой теста в маленьком глиняном горшочке. Жарко́е с овощами… Всё же перца многовато. Поморщилась. Но всё равно вкусно.
Отставив поднос, уставилась в окно. А ведь из него видна дорога и деревня.
Кэйти ушла, забрав посуду.
Девушка, взяв подушку и одеяло, переместилась на подоконник. Долго устраивалась, собираясь провести там до темноты, пока будет различима дорога. Изредка по ней проходили крестьяне. Время будто остановилось. Незаметно подкрадывались сумерки. Душой овладевала тоска. Наташа отгоняла плохие мысли, но они настойчиво долбились в голову, не давая переключиться на что-нибудь приятное.
Она соскочила на скамейку и, нашарив за треногой узелок с сокровищами, достала смартфон. Его изящный вид и лёгкость вызвали странные чувства. Гаджет казался вещью из ниоткуда, инородным телом, которому нет места в этом времени. Так и есть. Вспыхнувший экран засветился голубым светом. Сеть отсутствовала. Зарядка, несмотря на то, что им не пользовались, таяла. Щемящее чувство безвозвратной потери погнало слёзы из глаз. Разбитый нос отреагировал согласно своему состоянию, и Наташа, задохнувшись от нехватки воздуха, тихонько заплакала. Найдя музыку, включила. Пальцы послушно и привычно скользили по глянцевой поверхности экрана, регулируя звук. Последние видеозаписи смотреть не хотелось. Съёмку делала в городах Германии, где останавливался экскурсионный автобус. Возможно, этих людей уже нет в живых. А вот отснять замок и его обитателей было бы нелишним. Зачем? А просто так. Когда будет держать в руках ставшую бесполезной вещицу, будет знать, что в ней заключены мгновения прошлого. Пусть даже безрадостного и трудного.
Раздавшийся за дверью громкий топот, насторожил. К звуку примешивалось что-то ещё. Непонятное и пугающее. Девушка, зажав смартфон в руке, уставилась на дверь. Сердце словно остановилось.
Ворвавшаяся Кэйти, оставив дверь настежь открытой, воя, как пожарная сирена, носилась по комнате и водила безумными глазами по потолку, стенам, полу, словно искала что-то. Остановив взор на иноземке, запричитала, кидаясь к ней:
— Убили! Всех убили!
Оглушённая Наташа, онемев, уставилась на неё, не в силах сообразить, что та говорит.
Девчонка продолжала кричать, побежав в умывальню. Выскочив оттуда, кинулась в коридор.
Госпожа, сделав следом несколько шагов, остановилась, хлопая глазами. Слова убийцы били молотком по перепонкам: «Их всех убьют…»
Служанка ворвалась снова и, подскочив к ней, схватила за руку:
— Убили!
Девушка дёрнула её за косу, выкрикнув со злостью:
— Заткнись! — сильнее сжимала косу и трясла паникёршу, пока та не закричала от боли, оседая на пол. — Замолчи, дура. — Шипела Наташа. — Или я тебе сейчас язык отрежу.
Кэйти безумными глазами, не мигая, смотрела на русинку, кивая, успокаиваясь.
— А теперь говори, — в последний раз дёрнула служанку, разжимая, сведённые судорогой пальцы, отходя на шаг назад.
— Кристоф… Кристоф… — девочка уже негромко плакала, размазывая слёзы по щекам. — Там… Мёртвый…
У девушки всё обмерло:
— Мёртвый… — она сорвалась с места, выскакивая из комнаты.
По мере приближения к лестничной площадке гул голосов, сдобренный истеричным плачем и подвыванием, усиливался. Наташа, едва не скатившись с лестницы, обогнав торопливо сходящего Ирмгарда и, уцепившуюся за него, Юфрозину, сбежала на первый этаж.
Плотное кольцо из женских тел мешало рассмотреть, что или кто находится в центре. Девушка, бесцеремонно расталкивая прислугу, протиснулась внутрь. У её ног на полу лежал Кристоф. Весь в крови и грязи он казался неживым. Задравшаяся туника открывала кольчугу. Штанина на правой ноге парня была пропитана кровью. Берта заламывала руки и причитала, стоя на коленях над сыном. Из-под сбившегося на сторону чепчика выбились тёмные волосы.
Наташа опустилась рядом, прикасаясь к шее Кристофа, прощупывая удары пульса. Кто сказал, что он мёртвый? Она обвела женские лица изучающим взглядом. Натолкнувшись на расширенные глаза Кэйти, сжала губы, погрозив ей кулаком. С этой противной девчонкой она разберётся потом. Служанка втянула голову в плечи, не спуская глаз с кулака строгой госпожи.
Протолкнувшийся Ирмгард, оттеснив слуг, громко и внятно произнёс:
— Что здесь происходит?
Ближайшая женщина пояснила:
— Господин, прискакал Кристоф, один. Вот… — она кивнула на парня. — Сняли с коня, принесли сюда. Господин барон поговорил с ним и только что убежал. Вот…
Веки бастарда дрогнули. Он открыл глаза. Увидев иноземку, слабо качнул головой, еле ворочая языком:
— Госпожа…
— Кристоф, — она наклонилась к нему. Не терпелось узнать всё и как можно быстрее. Что с ними произошло и все ли живы? Вой кухарки мешал расслышать, что он пытался сказать. Схватив женщину за руку, сжала: — Берта, замолчите, я ничего не слышу… — Прошептала на его ухо: — Кристоф, скажи только одно слово, он жив? Кивни… Господин жив?
— Был жив, когда я уезжал, — прошептал еле слышно.
Наташа расслышала, облегчённо выдыхая, улыбаясь.
— Почему он ещё здесь? — над ней нависал Ирмгард. — Несите в камору. Его нужно осмотреть.
— Госпожа, спасите его… — всхлипывающая кухарка, вытирая мокрое лицо, заглядывала в глаза иноземки.
Кристофа унесли в правое крыло. Чья была эта крошечная, скромно обставленная комната, сказать было сложно. Сгустившаяся темнота и узкое окно не позволяли подробно рассмотреть обстановку. Но что её практически не было, не вызывало сомнений. Небольшой камин, замызганное высокое окно, две узкие кровати, большой сундук. Каменные серые стены навевали тоску и плохое предчувствие. К тому же здесь нехорошо пахло. Комната для прислуги?
Вице-граф прошёл к окну, морщась. Он никогда не заглядывал в эти комнатушки на первом этаже. В детстве, конечно, не было угла в замке, где бы он не побывал. Но тогда ему было неинтересно рассматривать убранство подобных покоев. Тогда всё казалось необычным и таинственным. Бабушка Леова, следила за порядком и чистотой во всём замке. Он помнит, как она гоняла прислугу за грязь в каморах, отданных им для проживания.
— Темно. Принесите свечи, — Наташа осматривалась. — Несите горячую воду, полотенца, вино. — Она понимала, что не хочет здесь оставаться ни минуты. Посмотрела на вице-графа:
— Его нужно перенести в другую комнату — светлее, больше и чище.
Он понял, кивнул:
— На второй этаж.
* * *
На столе у пылающего камина, раздетый Кристоф, прикусив нижнюю губу, мужественно терпел, пока мать колдовала над его телом. Берта, всхлипывая, вся красная и зарёванная, обмывала своего сына, старательно обходя раны и царапины.
Следом госпожа, низко склонившись, протирала их вином, тщательно рассматривая и обрезая ножничками содранную на руках кожу.
— Дайте ему ещё вина, — она всмотрелась в бледное лицо бастарда. Похоже, сейчас не до расспросов. Дитрих уже всё узнал. Ирмгард ушёл к барону. Вернётся и подробно расскажет ей о случившемся.
Больше всего пострадали ноги парня, являясь самыми уязвимыми участками тела в сражении верхом на лошади. Синяки не вызывали волнений, как и разных размеров и глубины царапины. Они заживут быстро. А вот две раны на правой ноге были опасными. Прижечь, конечно, можно, но не желательно. Высока вероятность загнивания. Длинная неглубокая рана пересекалась с короткой глубокой. В месте пересечения кожа развернулась, вызывая стойкое желание скрепить её за углы и стянуть. Почему нет? Подлатать не помешало бы. И заживёт в разы быстрее.
— Госпожа, ему ведь не отрежут ногу? — Берта всхлипнула. Такое случалось часто. Казалось бы, раны, вначале не вызывающие тревоги, в результате оказывались смертельно опасными. Скольких калек она повидала на своём веку? На ярмарках их собиралось немало. Сердце матери словно прожгли калёным прутом. Её мальчик, такой молодой и красивый, и без ноги… Она застонала, сдерживая крик боли.
Наташа мрачно посмотрела на повариху:
— Раны свежие. Уже хорошо обработаны. А эти… — она не могла решиться.
Игла подойдёт «цыганская». Потребуются прочные шёлковые нитки и крепкие мужские пальцы. Нитки… Можно посмотреть шёлковые ткани в швейной мастерской. Нет, получится долго.
В углу у двери на корточках сидел Франц. Его присутствие угадывалось по тяжёлому учащённому сопению.
— Франц, — девушка, не оборачиваясь, тихо попросила: — пожалуйста, сходи в мою комнату и принеси вязаную косынку. Найди палочку в рот Кристофу зажать между зубами. Ты понимаешь, о чём я? — Посмотрела на больного.
Он, услышав своё имя, не отреагировал. Дрожал, прикрытый простыней, не в силах совладать с напряжением, охватившим тело. Бледный, с лихорадочно блестевшими глазами, бастард походил на мальчишку, перепуганного до смерти словами матери. Так и было.
Вошёл Ирмгард. Похоже, он уже знает о случившемся:
— Что делать собираешься? — глянув на приготовления и приподняв край простыни, присвистнул: — Прижигать нужно.
— Зачем прижигать? Заживать будет плохо, начнёт гноиться и тогда будет ещё хуже. Швы нужно наложить.
— Швы?
Больной переводил взор с одного на другого, плохо понимая, о чём идёт речь. Ему и не надо понимать. Его дело лежать тихо и стараться не проронить ни звука. Будет стыдно перед госпожой.
— Пей, сынок, — мать приподняла голову, поднося кувшин с вином, — сколько сможешь.
Он много сможет. Вино вкусное, крепкое. Оно заглушит боль, и он забудется в хмельном бреду… От выпитого ранее уже голова шла кру́гом, вызывая приятные воспоминания, о том, что было на переправе. Он, как только видел госпожу, безошибочно угадывая её в темноте или издалека, всегда вспоминал тот поцелуй. Дыхание останавливалось, сердце грохотало кузнечным молотом, в животе закручивался жгут. Желание, горячее, безостановочное, сводило с ума. Хотелось вновь почувствовать тяжесть её тела в руках, её нежные ладони на своих плечах, её мягкие губы на своих губах. Вот так бы нёс красавицу далеко, не выпуская из рук. Всю жизнь…
— Что случилось с отрядом? — Наташа отвела вице-графа в сторонку, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, спрятав дрожащие руки в карманы. Нащупав там мобильник, сжала в ладони. Она так и прибежала с ним после истерики Кэйти.
— На них напали на обратном пути. Завязался бой. Наёмников оказалось много. Отец отправил Кристофа за помощью. Только они далеко отсюда.
— Далеко… — эхом отозвалась девушка, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Уцепившись за локоть парня, закрыла глаза, собираясь с мыслями. Отец отправил сына, чтобы спасти от неминуемой гибели. «Господи, спаси их…» — стонала душа. — А графиню они встретили?
— Встретили… Дитрих с отрядом поскакал на помощь.
— Значит, ты теперь за хозяина, — мелькнула мысль, что убийца сказал, что задняя калитка открыта. — А калитка у конюшни… — Кивнула в сторону предполагаемого нахождения стены. — Её проверили? Ты вообще в курсе, что происходит? Или тебя до сих пор держат в неведении?
— За кого ты меня принимаешь? Мы уже попытали этого пса. Пока не сильно. Отец прибудет — с ним будет другой разговор.
Наташа поёжилась. Набегали слёзы. В ушах стояли слова убийцы: «Они все уже мертвы». «Господи, — уткнулась лбом в плечо вице-графа, почувствовав его ладонь на своей голове, — не дай свершиться несправедливости, спаси и сохрани их. Всех». Судя по ранам Кристофа, противник был серьёзный. Наёмники. Нет, она будет думать только о хорошем. А лучше отвлечься. Пора заняться лечением. Вот и Франц.
Швейный материал… Она своими руками в косынку вместе с тонкими шерстяными нитками ввязывала белые шёлковые катушечные. Для прочности. Чтобы косынка не растягивалась и сохраняла форму после стирки. Можно сплести нить в несколько сложений. Игла…
— Ирмгард, нужен кто-то из мужчин — аккуратный, с сильными пальцами. Игла будет плохо проходить сквозь кожу. Мне понадобится помощь, — перехватив его взгляд, улыбнулась. — Нет, тебе не нужно этого делать. Ты ещё слаб.
— Ланзо. Он весной зашивал коню бок.
Госпожа кивнула. Этого немолодого воина она помнила. Он прижигал ей рану в лесу.
* * *
Распустив косынку до нужной длины нити, Наташа приготовила всё для проведения операции.
Ланзо, выслушав и поняв, что от него требуется, прищуренным взором с интересом посмотрел на госпожу. Без лишних слов согласно кивнул.
Сказать, что было трудно — ничего не сказать. Она волновалась. Начиная с дрожания пальцев рук и частого поверхностного дыхания. Заканчивая похолодевшими ступнями ног и пересохшим горлом.
Берта наотрез отказалась уйти, устроившись возле сына и зажав его руки. Рядом пристроился Ирмгард, на случай, если потребуется помощь.
Франца выставили за дверь, чтобы никого не пускал.
Приготовленные обрезки нитей дезинфицировались в мисочке с вином. Нужна водка. Девушка вспомнила, как Дитрих интересовался её изготовлением. Это возможно.
Кристоф не стонал. Когда ему было особенно больно, он дёргал головой, морщась, и тогда Берта склонялась к нему, поглаживая и успокаивая.
Руки у Ланзо, после соответствующей обработки, несмотря на их грубость и неуклюжесть, оказались чуткими и едва ли не стерильными. Наташа напряжённо улыбалась, глядя в его удивлённые глаза.
— Сколько вам лет? — она сделала прокол, чуть отстраняясь и давая возможность перехватить мужчине «медицинский» инструмент.
— Пятьдесят два, госпожа, — он уверенно и плавно протолкнул иглу через кожу. — Шип у вас необычный.
— У вас есть семья? — снова перехватила иглу, делая укол.
— Нет, госпожа, — подхватил «шип», проталкивая.
— Здесь столько женщин и никто не нравится? — она лукаво заглянула в его глаза, продолжая операцию.
Он усмехнулся:
— Нравится, — вздохнул, уже автоматически соединяя ткани.
— И?
— Это Кива, — вмешалась Берта. — Женщина без мужчины, что лошадь без узды.
Наташа удивилась, присматриваясь к мужчине. А что? Симпатичный, видный, хоть и не такой могучий и высокий, как многие из воинов. Кормилице вице-графа подошёл бы:
— И что Кива?
— Она даже не догадывается, — снова сунула свой пятак кухарка. — Наш Ланзо безбранный.
— Поняла, скромный, — она улыбнулась, а воин зарделся. Вот те раз! — Надо исправить ситуацию.
— Госпожа, не слушайте бабу. Волос долог, а язык длинней.
Берта, издав непонятный звук, похожий на угрозу, насупилась, отворачиваясь.
— Да-а, Ланзо, сегодня вы останетесь без вкусного, — девушка грустно улыбнулась.
Ирмгард ушёл на обход, распорядившись добавить свечей.
За разговорами не заметили, как всё закончили. Только распрямив спину, Наташа почувствовала, как устала. Сколько длилась «операция»? Вечность! За окном глубокая ночь.
Кристоф, весь потный, тяжело дышал. Он не смог сам разжать зубы и Ланзо ему помог.
Обработав, получившийся довольно аккуратным шов, наложили повязку.
Когда парень оказался в кровати, девушка облегчённо вздохнула, расслабляясь.
От протяжного собачьего воя и раздавшегося следом громкого звука рожка на крепостной стене, все вздрогнули, замерев и расширив глаза.
В проёме резко распахнувшейся двери вырисовалась сгорбленная фигурка Франца.
От порыва воздуха, прокатившегося по комнате, сальные свечи захлебнулись. Ярко вспыхнув, погасли.
Наташа застонала, пошатнувшись и хватаясь за руку воина:
— Что это, Ланзо?
— Отряд на подходе, — он прикрыл тёплой рукой ладонь лекарки. Его спокойный голос вернул ей самообладание.
Берта, оставшись с сыном, зажигала свечу от затухающих дров в камине.
Глава 21
В полукруглом зале горели факелы. В широко открытые двери задувал ветер, играя с огнём.
На крыльце собрались женщины, напряжённо всматриваясь в чёрный проём въездных ворот. Прискакавший гонец сообщил, что сзади следует отряд, вернее то, что от него осталось. Гробовая тишина нависла над замком. Только редкий вой собак нарушал разлившуюся обманчивую тишину.
Наташа спустилась с лестницы и вжалась спиной в холодную каменную кладку стены, теребя в кармане мобильник. Нос заложило, ноги гудели, виски сдавило клещами. В груди скользкой холодной гадюкой свивался страх.
Грохот поднимаемой решётки вызвал дрожь. Девушка почувствовала, что из носа потекла тёплая жижа. Стирая пальцами, не сразу обратила внимание, что это кровь. Лоскут ткани в кармане вместо носового платка пришёлся кстати. Завозившись с очищением кожи под носом, пропустила момент появления первых всадников. Рванувшиеся с крыльца женщины теснили её в сторону.
Воздух наполнился запахами крови и конского пота, протяжными звуками всхлипов, конского ржания, грубых бранных мужских слов, сливающимися в монотонный гул.
Наташа пожалела, что сошла с крыльца. Мимо неё проносились люди, цепляя её и толкая. Она отошла ближе к углу здания, сливаясь со стеной, стараясь никому не мешать.
По тяжёлому грохоту колёс по мостовой догадалась, что во двор въехала карета. Приподнявшись на цыпочки, с волнением смотрела на въезжавших всадников, высматривая Герарда. От мельтешения дымных потрескивающих факелов глаза слезились. Увидела Дитриха. Он, приподнявшись в седле, сдвинув брови, выкрикивал приказания, указывая рукоятью плети то в одну сторону, то в другую.
Девушка по стеночке поднималась на ступеньки, прикрыв нос тканью, чувствуя, что осталась совсем одна. Никому не было до неё дела.
Мимо проскочил Франц. Она успела ухватить его за руку:
— Господина видел?
Он отрицательно качнул головой, выворачиваясь, убегая.
В какой-то момент перед ней образовалось свободное пространство и она, онемев, уставилась на коней, ведомых мимо крыльца под уздцы. Через сёдла были перекинуты тела. Не мигая, она смотрела, словно в замедленной киносъёмке, как мерно покачивались в такт движению животных свешивающиеся руки, ноги. Убитые… За ними следовали женщины, закрыв нижнюю часть лица платками, поддерживая раненых, помогая им идти.
Свернув за угол, процессия направилась к казарме. Девушка, находясь под необъяснимым гипнозом виденного, увязалась за последней лошадью со страшным грузом. Убитых укладывали на вытоптанную траву перед входом в их последнее жилище. Наташа, приблизившись, щурилась, всматриваясь в тела мужчин. Кого она искала? Его сиятельство? Так его сюда не понесут.
Вытащив факел из подставки, она, смахивая набегающие слёзы, шла вдоль уложенных недвижимых воинов, склоняясь и заглядывая в их лица. Узнала Фортунато — сержант, итальянец… Одиннадцать человек…
В ногах последнего, покачиваясь, молча, сидела женщина с надвинутым на лицо платком.
Девушка остановилась, споткнувшись. Бруно? Словно не веря, склонилась, всматриваясь в покрытое грязью и кровью лицо. Бруно! Захлебнулась вскриком, выронив факел. Женщина подняла лицо, невидящим взором скользнула по госпоже. Эрна… Словно очнувшись, прачка подползла к боку мужчины, которого любила, опуская голову на его грудь, беззвучно зашептала, гладя его по слипшимся от крови волосам.
Наташа попятилась, натыкаясь на собирающихся людей, скрываясь в темноте, чувствуя себя здесь лишней. Стало невыносимо больно и одиноко. Она не хотела верить своим глазам. Всё казалось сном — злым, жестоким, несправедливым. Бруно… Герард… Их лица менялись местами, всплывая по очереди: смеющееся командующего, каким видела его в последний раз и задумчивое графа.
Продираясь сквозь кустарник, всхлипывая, не в силах сдержать слёзы, выскочила на дорожку, ведущую к конюшне. Подумалось, что если господин мёртв — его не принесут к казарме, а понесут в его комнату. Нет! Что за мысли? Рванулась к крыльцу. Карета, чёрная и вытянутая, как огромный гроб, запряженная четвёркой коней, стояла посреди двора. С запяток мужчины снимали сундуки. Недавняя суета сменилась затишьем. Чувство пустоты и надвигающейся беды мешало сосредоточиться. На ватных ногах поднималась на крыльцо. Нос пульсировал болью. Прижала к нему испачканный кровью лоскут, боясь сделать глубокий вдох.
В зале десяток женщин, выстроившись в ряд, выслушивали хозяина. Получив указания, торопливо отходили: кто в кухню, кто в левое крыло первого этажа. По лестнице, заправляя под чепчик выбившиеся волосы, торопливо спускалась Берта. Справа от него в тёмных дорожных платьях с распахнутыми накидками, прямые, как столбы, стояли гостьи: мать и дочь.
Герард! Наташа, рванувшись вперёд, резко остановилась. А если его сиятельство ещё ничего не сказал графине об отказе рассмотреть её дочь в качестве супруги? Не будет ли её появление слишком поспешным и неуместным? Как это будет расценено? Не сделает ли она хуже себе и графу? А если он передумал насчёт её самой? Лицо залил жар. Перехватило дыхание.
Она, делая шаг назад и оставаясь в темноте, наблюдала за происходящим, не в силах сдержать улыбку. Живой… Рука на перевязи, росчерк царапины на левой скуле. От сердца отлегло. Но напряжение не спадало. Он не торопился найти её, не спешил обнять. Конечно, сначала нужно устроить гостей. А Наташа, куда она денется?
Сделав несколько шагов вдоль стены, сменила положение, чтобы рассмотреть женщин.
Теперь она видела графиню, стоящую вполоборота к ней. Та, пожалуй, была немного выше её. Короткая накидка на голове не скрывала светлые волосы. В свете факелов они казались белыми.
Служанки, получив указания, расходились. Из кухни вышли женщины с парящими кувшинами и глубокими мисками. Торопливо свернули в левое крыло. К раненым? Осталась Берта и две прислужницы.
Графиня, улучив момент, заговорила.
Девушка прислушалась. Итальянский? Да. Так же, как и немецкий язык, «засорен» непонятными словечками и искажёнными привычными итальянскими словами. Но смысл понятен. Мужчина короткими вопросами уточнял выдвигаемые требования.
Мисуллу можно было бы назвать красивой, если бы не её нос: крупный и короткий. Будь такой у мужчины, он бы его, пожалуй, не портил. К тому же графиня ди Терзи картавила, умело маскируя этот недостаток, избегая произношения «тяжёлых» слов, отвлекая собеседника, притрагиваясь к его руке. Её дочь… Наташа ещё немного переместилась, чтобы рассмотреть Луиджу, скрытую фигурой матери.
Граф повернул голову в её сторону, вглядываясь в темноту.
Сердечко девушки ёкнуло. Видеть её он не мог. Почувствовал взгляд на себе?
Она жадно рассматривала бывшую невесту господина. Бывшую ли? Двое суток, проведённые практически наедине с такой красавицей, могли поколебать решение любого мужчины. Луиджа показалась Наташе красивой. Одного роста с матерью, с тёмно-русыми мелко вьющимися длинными волосами, распущенными по плечам и красиво спадающими из-под такой же накидки на голове, как у графини. Аристократичная осанка, бледность лица, аккуратный маленький прямой носик, лучистые светлые глаза. Сейчас их цвет разобрать не представлялось возможным. Она не отрывала очей от графа. Восторженность и обожание, готовность ловить каждое слово господина, что она сейчас и делала, покорность и подобострастие. В ней смешалось всё то, что нравится мужчинам, независимо от времени проживания, будь то ХI век или XXI. Было заметно, что девушка влюблена. Наташа досадливо прикусила губу. С такой тяжёлой артиллерией, как мать гостьи, положение казалось опасным. Графиня виделась ей властной и бесцеремонной. Неужели Дитрих прав, указывая на то, что она серьёзно настроена на завоевание внимания графа к своей особе?
Между тем, Мисулла ди Терзи продолжала говорить: спокойно и, как показалось девушке, вкрадчиво. Прислушалась. «Мадам» настоятельно просила поселить дочь в отдельные покои, но рядом с матерью. Её лекарь, священник и личные слуги, прибывшие с ними, должны получить комнаты с максимальными удобствами. Сейчас женщина хотела, чтобы принесли воды и всех покормили.
Понятно. Итальянка привезла с собой лекаря и священника. Да, лекарь в долгой дороге был необходим, как и слуги. А вот священник… Хотя, чему здесь удивляться? В это время его присутствие было так же необходимо. Мать путешествовала в обществе незамужней дочери. Нужно же соблюдать все приличия и в случае чего иметь поддержку церкви. Он, скорее всего, также является духовником графини и её дочери.
Выслушав гостью, Герард обратился к Берте:
— Госпожу графиню и её дочь с прислугой размести на третьем этаже. Обеспечь бельём, водой, едой. Думаю, тебе не нужны подробности, — вздохнул, мысленно возвращаясь к свободной должности экономки.
Одна из служанок повела гостей. Повариха скрылась в кухне.
— Франц, — на зов господина из темноты показался мальчишка. Наташа его не заметила. А он её? — Почему я не вижу госпожу Наталью? С ней всё в порядке?
— Да, хозяин, — пацан шмыгнул носом. — Я видел её недавно на улице.
— Найди, скажи, что я её жду.
Нет, Франц её не заметил. Прошмыгнул на улицу, по-хозяйски убирая камень от двери, закрывая.
Наступившая тишина непривычным гулом отдавалась в голове. Девушка улыбнулась. Он её ждёт.
Его сиятельство неторопливо поднимался по лестнице. У Наташи защемило сердце. Он тяжело опирался на правую ногу, прихрамывая.
Больше не раздумывая, она догнала его, подставляя плечо. От неожиданности мужчина отстранился, вглядываясь в неожиданного помощника. Улыбка раздвинула его потрескавшиеся губы. Сжал плечи иноземки, с силой прижимая её к себе:
— Ты была здесь, — отстранил, поднимая её лицо за подбородок, всматриваясь. Бровь взлетела вверх при виде маленького сливовидного носа. Взор опустился на рану под подбородком. — Дитрих мне поведал не всё. — Коснулся губами кончика «сливки».
Наташа всхлипнула, пряча лицо в складках туники, обнимая его за талию, прижимаясь.
— Птаха моя, что-то ты не спешила ко мне, — в голосе проскочили нотки упрёка.
— Я видела Бруно, — слёзы скапливались в уголках глаз. Тяжёлый мужской вздох стал ответом. — Потом не хотела вам мешать размещать гостей, господин граф. — Господи, спасибо тебе, что он жив!
— Герард, моя леди, Герард, — поправил, прижав её к себе. Отпускать уже не хотелось.
— Вы ранены, — хотелось разделить его боль.
— Ты меня вылечишь.
Кивнув, вдохнула его запах: едва уловимый, смешанный с запахами конского пота, крови и грязи. Признаваться в том, что уже слышала о лекаре графини, не хотелось. Он ей не нужен, сама справится. О знании ею итальянского языка здесь никто не знал. Вспомнились шуточные слова мамы: «Никогда не раскрывай всех своих талантов сразу. Некоторые из них, оставаясь скрытыми от посторонних, могут принести тебе неоценимую пользу».
Проходя к покоям господина, у дверей в гостевые комнаты натолкнулись на суетящихся слуг. Графиня, терпеливо расхаживая по выделенным для неё апартаментам, зажигала дополнительные свечи. Её дочь находилась рядом. В коридоре у соседней двери стояли сундуки, ждущие своей очереди.
Увидев проходящего мимо графа, не столько опирающегося на девицу под его плечом, сколько прижимающую её к себе, она скользнула по ней цепким въедливым взором. Да, это та пфальцграфиня, о которой он говорил при их встрече. Разлучница. Разговор вышел тяжёлым и женщина, не ожидая такого неприятного поворота, всё же решила не отказываться от дальнейшего путешествия и не поддалась искушению незамедлительно повернуть назад. Пришла мысль, что в любой момент всё может обернуться в её пользу. Она задержится в замке на возможно больший срок. Всем нужен отдых. Четыре недели в пути — это не несколько дней. Это ужасное нападение! Закрывшись в карете, увидеть ничего не удалось. И не нужно. Всё обошлось. Они живы. Лекарь оказал помощь раненым. А вот дочь… Необходимо попытаться устроить её счастье. Уже зная о несчастье, постигшем семью графа — смерти жены брата — она задумалась. Нет, барон её не интересовал. Предстоящая свадьба наследника — ещё один повод задержаться. Графиня любила такие празднества. Будет много интересных гостей. Возможно и ей, как вдове, наконец-то повезёт найти себе мужчину, соответствующего её представлениям о мужественности. Или… Это «или» интересовало больше всего. Двадцатилетняя дочь может увлечься кем-нибудь ещё и тогда путь к сердцу интересующего её мужчины, будет свободен.
А пока… Увиденная возле графа женщина, повлиявшая на выбор его сиятельства, не произвела на неё никакого впечатления. Справиться с такой будет несложно. Мужчина? Они любят очами. Её дочь — красавица. Только ещё глупышка, пребывающая в грёзах давнишней детской влюблённости. С её-то внешностью и приданым можно заполучить жениха гораздо выше положением и богаче. Нельзя не признать, что братья Бригахбурги чертовски хороши. Наследственность. Она вздохнула, вспоминая графиню Леову и её красавца-мужа. Переместившись к двери, провожая обнявшуюся парочку, задержала очи на хозяине замка, его широких плечах, стройных ногах и узких бёдрах, сейчас скрытых длинной туникой. Вздохнула, задумавшись и переводя взор на дочь, устало присевшую на край ложа:
— Потогапливайтесь, — замахала руками на, как ей казалось, неповоротливую прислугу графа. — Ещё в покоях госпожи устгаиваться… Шамси! — хлопнула в ладоши.
От стены между окном и ложем отделилась тёмная крупная фигура. Служанка, стелившая постель, вскрикнула, хватаясь за сердце, сползая на пол.
Мужчина, не обращая на неё внимания, приблизился к графине, подобострастно низко кланяясь:
— Да, моя госпожа.
— Ступай, пгиготовь благовония. Сделаешь мне массаж. Устала… — присела рядом с дочерью, обнимая за поникшие плечи. Дождавшись, когда слуги хозяина замка покинут комнату, кивнула своей служанке: — Дониза, ступай в комнату госпожи, пгисмотри за пгислугой господина ггафа. — Уже дочери: — Устала? — сняла с её головы головной убор. Поймав затравленный взор, догадалась, что Луиджа тоже заметила графа и его спутницу. — Ничего, дочь, отдохнём, осмотгимся и гешим, как нам быть. Всё в гуках Всевышнего. — Наклонив её голову к себе, прикоснулась губами к гладкому лбу. — Ступай, сегодня Дониза останется с тобой.
За окном занимался новый день.
* * *
В покоях господина горели свечи. Сняв широкий поясной ремень с оружием, положил его на столик у стены. Будто боясь, что девица исчезнет, Герард, взяв Наташу за руку, тяжело опустился в кресло, откинувшись на его спинку. Вытянул гудящие ноги.
Из умывальни показалась служанка.
Девушка не ожидала увидеть «блудницу», с которой в купальне забавлялся барон. Что она здесь делает? Дитриху сейчас тоже требуется помощь. Получила отставку? Или граф приказал поделиться?
— Хозяин, вода приготовлена. Ещё что-нибудь? — она сцепила пальцы внизу живота, опуская глаза.
— Разоблачи меня.
Расстегнув и сняв кольчужные чулки, прислуга скинула их в принесённый короб, намереваясь забрать в чистку. Присев на корточки, со знанием дела быстро расшнуровала кожаные туфли, отправив их следом за чулками.
— Полегче! — повысил голос господин, давая понять, что больно.
Осторожно помогла его сиятельству стянуть тунику. Как бы невзначай провела рукой по его груди.
Наташа наблюдала за её действиями: уверенными, несуетливыми, привычными. Она даже не знала, как зовут служанку. Шлюха!
— Принеси вина и снеди, — проводив девку взором, глухо спросил у леди: — Кристоф как?
— Думаю, проспит до обеда. Ранение глубокое, сложное. Посмотрим, как будет заживать.
— Ланзо прижигал?
— Без него не обошлось, — ушла от возможных расспросов. — Вы ранены. — Приблизив к нему лицо, рассматривала неглубокий ровный порез на скуле. Только хорошая реакция воина смогла сохранить ему жизнь или избежать увечья. Вспомнился Яробор с его жутким рубцом на шее.
Перехватив её руку, граф поднёс её к губам, устало закрывая глаза. Прижался к ней щекой.
— Что у вас с рукой? И нога. Я посмотрю? — аккуратно высвободилась, снимая перевязь с плеча и разматывая узкую рваную холстину. В одном месте ткань присохла и девушка, сжав зубы, безжалостно дёрнув, вызвала кровотечение. Кому и за что хотела причинить боль? Мужчина даже не вздрогнул, а вот она… Словно иглой кольнуло в сердце.
Резаная неглубокая рана. Какой она ещё может быть? Обработана и присыпана серым порошком. Если бы не лекарь графини, у Наташи сейчас было бы много работы с вернувшимися воинами.
— Много раненых? — ступила к низкому прикроватному столику, снимая свечу, ставя на пол. Опустилась к ногам господина, подворачивая штанину на его правой ноге. Опухшая щиколотка. Перелом? Трещина в кости? Вывих? Растяжение? Скоро станет понятно. Главное — исключить перелом.
— Все, — мужчина не спускал с неё глаз. Он уже не чаял увидеть свою леди, неоднократно мысленно прощаясь с ней. Шумно втянул воздух, шикнув, когда девчонка осторожно взяв ногу за ступню, вращала её в разные стороны.
— Моя помощь там не нужна?
— Графиня милостиво предоставила своего лекаря. Женщин туда отправил. Справятся. Не впервой.
— Что с ногой? Перелома, вроде, нет, — подняла на него глаза, влажно сверкнувшие в свете огня.
— Под убитого коня попал… Если бы не Бруно…
Задержала взгляд на глазах, проникая в душу, моля о молчании. Граф, поняв, нахмурился. Самому было нелегко.
— Тугую повязку наложу, — встала, скрываясь в умывальне. Там остывала вода.
Вошла прислуга с подносом. Водрузив его на столик, застыла в ожидании дальнейших указаний.
Наташа вышла с полотенцем в руках:
— Это не подойдёт. Нужна плотная длинная ткань. Распорядитесь принести. Нарежу сама, — покосилась на девку.
— Слышала? — кивнул господин служанке. Она бесшумно выскользнула.
Девушка с неприязнью подумала, что та не носит деревянные башмаки. Ей по ночам шуметь нельзя. А вернувшись, удостоится чести помыть сиятельного. Незаметно прикусила губу. Кто-то же трёт спинку мужчинам.
Прихрамывая, дойдя до умывальни, Герард обернулся. Услышал спокойное:
— Рану на руке мочить нельзя. Когда мне можно придти сделать перевязку? — получилось суховато, отстранённо.
Господин негромко хлопнул ладонью по дверному наличнику. Не на такой приём он рассчитывал. Прищурился:
— Подожди здесь.
Вошла служанка. Забрав из её рук отрез ткани, Наташа, прихватив свечу, направилась к сереющему проёму окна. От звука захлопнувшейся дверцы в умывальню, вздрогнула. Дверное полотно беззвучно отошло, то ли отпружинило, то ли шлюха намеренно оставила дверь приоткрытой.
Девушка обессилено опустилась на подушечку на скамье, боясь вздохнуть, боясь отпустить ревность на волю. Ревность. До сих пор незнакомое ей чувство рвалось наружу. Что же это за зверь такой — ревность? Сильное желание любить и полностью обладать человеком? И, в то же время, постоянно сомневаться и бояться потерять его?
Достав ножнички, надрезала ткань, пробуя разорвать по длине. Слишком плотная. Придётся резать. Кромсала, захлёбываясь беззвучными слезами, думая, что она здесь до сих пор делает? Почему хочет оказаться на месте той девки и не может? Что мешает? Так он там, человек, которого ты боишься потерять. Иди и выгони «блудницу», займи её место… Нет, не в её характере показывать свои слабости и сомнения… Ревность — это недоверие.
С замирающим сердцем чутко прислушивалась к происходящему в маленькой комнате. Плеск воды. Блаженные мужские стоны. Наверное, зараза эта сиятельству спинку трёт. Или ещё что. Да, фонтанирующую фантазию трудно сдержать. В такие дебри уведёт! Наташа усмехнулась своим мыслям. Посмотреть что ли? А какое ты имеешь право? Он тебе муж? Любовник?.. Вот и сиди тихо, дыши глубже, разрабатывай раненую носоглотку. Девка — это ещё полбеды. Вот дочь итальянской графини — это будет посерьёзнее.
Не мешает сходить к Ирмгарду, позаимствовать выкипяченные лоскуты ткани на бинты. На руке его отца открытая рана, как бы инфекцию не занести. И наведаться к приезжему Дуремару не мешало бы. Пусть бы или сам руку господина посмотрел или порошка заживляющего дал.
В комнате вице-графа никого не оказалось. Выбрав несколько скрученных бинтов, вышла в коридор, прислушиваясь. Из комнат барона слышался детский плач. Лиутберт. В том, что ребёнок мог быть один, она сомневалась. Нет, не пойдёт туда. Есть прислуга. Пусть справляются сами. Грета уже большая. Она может помочь успокоить брата. И лекаря сейчас искать не пойдёт. После отдыха граф сам к нему сходит.
На лестничной площадке столкнулась с «блудницей». Она, зажав узкий короб подмышкой, отворачивала закатанные рукава платья. Мокрый передник перекинут через локоть. Никаких эмоций на симпатичном лице. Глаза чуть на выкате, словно удивляется чему-то. Высокая дородная девка под стать графу Фальгахену. И не только ему.
Герард сидел на краю ложа, сжав в руке пустой кубок, опустив голову и вытянув больную ногу. Выйдя из умывальни и не найдя русинки в комнате, сник. Что-то случилось? Почему ушла? Никогда не думал, что любовь — это так трудно. Когда разлука сводит с ума. Когда ждёшь встречи, считая мгновения, а находясь рядом, забываешь обо всём.
Лёгкий сквозняк и встрепенувшийся блеск свечей и вот она уже рядом. Нет, не кажется, так и есть. Улыбнулся.
— Ходила в комнату Ирмгарда за бинтами, — заметив его настороженность, посчитала нужным отчитаться. — Будем делать перевязку? — ответно улыбнулась, задерживая взгляд на его широких плечах в каплях воды, груди с завитками тёмных волос, полоске влажного полотенца на бёдрах.
Поспешно отошла к окну, машинально собирая обрезки ткани. Мышцы живота сократились, сбивая дыхание. Беззвучно вдохнула, задерживая выдох. Облизала пересохшие губы, зажав между зубами нижнюю губу. Прихватила свечу.
Прижавшись к боку Герарда, повернув его голову, обрабатывала размокший порез на скуле краем полотенца, смоченным в вине.
Мужчина не обращал внимания на действия девы. Невозмутимо обнял её талию здоровой рукой, удерживая как можно ближе к себе, наслаждаясь близостью желанного тела.
Она, выгнувшись и отстранившись, не спешила отталкивать господина. Его прикосновения пробуждали желание. Стоило огромных усилий не поддаться соблазну и не кинуться в его объятия.
Выпутавшись из хватки мужской руки, подвинув столик, присела сбоку, рассматривая рану на предплечье. Присыпка иноземного лекаря оказалась действенной. Бинтуя руку, старательно избегала смотреть его сиятельству в лицо, чувствуя его горящий взгляд, участившееся дыхание. Казалось, сделай она один отрывистый вздох, одно суетливое движение и всё… Окажется его пленницей в захлопнувшемся капкане. А он держит себя в руках, не кидается сломя голову в омут страстей. Выжидает? Охотник… Терпеливо изучает, присматривается к своей добыче в полной уверенности, что она сама придёт к нему.
— Теперь нога, — обернулась в поисках низенького ящичка, замеченного в прошлый раз за стойкой камина. Увесистый. Перенесла его к кровати, присаживаясь.
На этот раз господин даже не пикнул. Терпел.
— Всё, — вскочила на ноги, укладывая «упакованную» ступню мужчины на ящичек. — Можете поесть и… спать. Давайте, поухаживаю за вами, что ли.
Налила вина, поставила поднос на кровать под руку графа.
— Тоже поешь, — буркнул, косясь на деву. Чувствовал: за три дня его отсутствия в ней что-то неуловимо изменилось. Между ними исчезла с таким трудом достигнутая близость. Начинать всё сначала?
Наташа успела забыть, когда ела в последний раз. В какой-то момент перетерпела и всё, больше не вспоминала, что голодна.
Его сиятельство, глянув на поднос, нахмурился. Кубок оказался один. Налил вина в свой, подавая госпоже.
Она приняла, отпивая. Есть пришлось руками.
Жевали молча, изредка поглядывая друг на друга. Каждый из них не спешил переходить мысленно нарисованную черту. И каждый думал о своём.
Девушка, расслабившись после выпитого, думала о том, чтобы добрести до комнаты и завалиться спать. Герард здесь, рядом, живой. Мысли о Бруно, об убитых воинах и предстоящих похоронах, гнала прочь. Знала, что всё впереди: слёзы, душевная боль, тревога и ожидание неизвестного пфальцграфа, признавшего в ней дочь. Как всё это пережить, не раскиснуть, не сломаться?
Господин думал о том, что Всевышний снова отвёл от него смерть. Даровал жизнь, чтобы он смог завершить начатое, познать, что такое любовь. Чтобы отдал последние почести своим воинам, сложившим головы неизвестно за чьи грехи. Кому понадобилось напасть на отряд сопровождения итальянской графини? Почему? Это было сделано не с целью грабежа и захвата пленных. Целью напавших была смерть всех. Графиню с дочерью, может быть, и не тронули бы. Хотя, это ещё неизвестно.
Наёмники бились насмерть, отчаянно и зло. И только потому, что их оказалось меньше, а воинов графа больше, они выдержали натиск. Что заставило его в последний момент взять пять лишних воинов? Провидение? Дитрих с отрядом появился, когда всё закончилось.
Предстояло разобраться и с заключённым под стражу в камору личным охранником покойной баронессы. Почему вышло так, что госпожа Вэлэри, его Птаха, оказалась в самой гуще событий совсем незащищённой? Что происходит? Кто стоит за всем этим? Есть ли вина самого графа в происходящем или это цепь случайных событий, не связанных между собой? И как быть теперь с золотым прииском? Забросить и забыть до лучших времён? Бруно погиб. Фортунато тоже. Круг доверенных лиц сузился.
Заметив, что госпожа «клюёт» носом, потянулся за подносом.
Наташа встрепенулась, сползая с кровати и убирая его на столик:
— Укладывайтесь, ваше сиятельство, спать. Ногу нужно положить на возвышение. На подушку.
Она, особо не церемонясь, опрокинула мужчину на кровать, подталкивая под голову подушку. Подтянула другую, бережно укладывая ногу и прикрывая одеялом сиятельного господина.
— Таша, — он чувствовал, как смыкаются веки, как проваливается в тягостный тревожный сон. — Не уходи… Верь мне. — Хотелось сказать больше, но язык уже не слушался.
Госпожа почесала пятачок на затылке, там, где уже начали отрастать волосы:
— Ладно, верю. Только без рук, а то сделаю больно.
Погасила свечи и затянула тяжёлые шторы по периметру ложа.
Осторожно забралась в кровать, стараясь не потревожить спящее счастье.
Уткнулась в плечо мужчины, чувствуя, как он здоровой рукой притянул и прижал её к себе.
Коснулась губами прохладной кожи его груди, вдыхая такой знакомый, и уже такой любимый запах осенней прохлады.
Обняла за талию и унеслась следом за его невысказанными сомнениями и безрадостными мыслями.
Глава 22
Он стонал, вздрагивал. Тело рвалось в бой. Руки до боли сжимали рукоять меча. Пот заливал лицо. Сквозь багровую пелену проступил лик умирающего командующего:
— Герард, отдай ей моё кольцо… Слышишь, только ей… Пусть… — замолк. Навсегда.
Он знал о ком идёт речь. Он выполнит последний наказ воина и друга.
Рванувшись на ложе, попал в сети расставленных девичьих рук. Успокаивающий нежный голос убаюкивал. Лёгкие поглаживания по лицу приносили облегчение исстрадавшейся душе.
Наташа плакала, прижав его голову к себе, зарывшись губами в его волосы, поглаживая лицо. Он звал Бруно. Разговаривал с ним. Бруно… Перед глазами возникло его улыбающееся лицо, ласковые прикосновения тёплых губ, искрящиеся счастьем глаза. «Моя красавица…» Боль утраты не давала вздохнуть, сжав тисками горло. Сдавленный всхлип прорвался сквозь сомкнутые уста. Бруно… Не любимый и не любовник. Друг. Единственный, надёжный и так неожиданно и коварно отнятый.
Поправив на подушке ногу господина и сбившееся одеяло, Наташа тихонько сползла с кровати. На ходу расплетая растрепавшуюся косу, вышла, тихо прикрыв за собою дверь.
Проходя мимо гостевых комнат, прислушалась. Тихо. Гости отдыхают.
По запахам, разносящимся из кухни, стало понятно, что дело идёт к обеду. Мрачное непривычное безмолвие в замке тяготило. Траур. На секунду послышалось, что откуда-то пробиваются звуки рожка и смеха. Не может быть. Показалось.
В своей комнате нашла поднос с едой. В умывальне — свежую колодезную воду. Из карманного зеркальца на неё глянула зарёванная взлохмаченная девчонка с синяками под глазами и распухшим носом. Лучше бы не смотрела.
Приведя себя в порядок, и наспех перекусив, направилась в левое крыло к Кристофу.
Кэйти испуганно вскочила и заспанными очами уставилась на госпожу. Громко выдохнула, узнав. Перед глазами всплыл кулак рассерженной госпожи.
— Хм, — Наташа подняла брови, ухмыляясь, — я что-то тебе обещала за паническое настроение? — Придвинулась к паникёрше, ухватив её пальцами за шею сзади, наклонив. — Что с тобой сделать? У меня чуть сердце не остановилось от страха.
Грозное шипение госпожи не предвещало ничего хорошего:
— Ай-яй, — заныла девчонка, хватаясь за её руку, — я как увидела его, так и подумала, что мёртвый. Какое счастье, что ошиблась. Больше так не буду делать!
— Ладно, на первый раз прощаю, — Наташа заняла её место, пробуя лоб раненого. Горячий. — Просыпался?
— Ненадолго. Попросил пить, спросил, где он, что с отрядом, все ли вернулись, жив ли хозяин и снова уснул.
— Вода кипячёная? — одобрительно кивнула в ответ на утвердительный жест девочки.
Откинув край одеяла, махнула ей, чтобы подала свежие бинты.
Воспалённая рана выглядела, как и следовало ей выглядеть. Подсохшие края вспухли. Убедившись, что гноя и подозрительных выделений нет, обработала вином, вновь вспомнив о самогонном аппарате. После высыхания наложила повязку.
Кристоф открыл глаза. Вздрогнул, собираясь вскочить, но был возвращён назад:
— Даже не пытайся, — она улыбнулась.
Он скосил глаза на складки одеяла на ногах, облизал потрескавшиеся губы:
— Отрезали?
— Что за глупости, — поняла, о чём речь, — лечить будем. Не помнишь? Ночью с Ланзо латали твои раны. — Провела ладонью по его спутавшимся волосам.
Наморщил лоб. Зашивали? Всё смешалось: бой, боль, бешеная скачка по ночному лесу, скрип ворот. Снова боль, страх, длинный блестящий шип в руках госпожи. Опять боль. Провал.
— Кэйти, он не должен оставаться один. Ко мне можешь не приходить. Его нужно обтирать влажным полотенцем. Проветривай комнату.
— Хозяин запрещает открывать окна.
Наташа вскочила на подоконник, осторожно пробуя защёлки на рамах. Поддались с трудом, но открыть удалось. Сделав небольшую щель, оглянулась в поисках упора. Ничего лучшего не нашлось, как кинуть на подоконник маленькую подушку. Стать виновницей разбитого окна не хотелось.
— Покормишь брата супом. Если откажется есть, выльешь на голову и позовёшь меня. Будем смеяться над ним, — строго глянула на Кристофа, открывшего рот для протеста.
Сестра хихикнула, а парень, моргнув, захлопнул рот. Знал, так и будет. Если бы не температура, его красные щёки выдали бы смущение.
— Пить можно, сколько хочется, — уловив взгляд на кувшине с вином, посчитала нужным уточнить: — Воды или кисленького морса. Кэйти, слышишь?
— Да, госпожа, поняла. Пить давать воду или морс, суп вылить на голову.
— Всё верно, — помахала Кристофу рукой. Улыбнулась: — Буду навещать тебя.
Поднявшись на третий этаж, застыла у перил на лестничной площадке, заглядывая вниз. Куда теперь? Позже нужно заглянуть к портнихе и забрать юбку-брюки, выбрать ткани на платья. А свадебное платье? Если в замке траур, возможно, свадьбу отменят? Две свадьбы. Нужно заглянуть к Ирмгарду. Спит после тревожной ночи или ещё не ложился? Фрося. Давно не виделись. Вздохнула.
Графиня бодрствовала. В чёрном платье, она сидела у окна, перебирая брояницу. Взглянув на Наташу, встала, делая реверанс. Вот так. Девка удостоилась чести.
— Что нового? — девушка присела на скамью напротив, всматриваясь в лицо монашки.
— Отец Готтолд спрашивал, почему на утренней молитве нет пфальцграфини.
Пфальцграфиня онемела. Отец Готтолд? Что за чёрт? Прибывший с итальянками священник?
— Итальянки были?
— Да.
Госпожа мысленно поставила плюсик. Выделяться среди всех и демонстрировать открыто своё неверие нельзя. Обязательно нужно посетить вечернюю молитву. С завтрашнего дня стать примерной и богобоязненной. М-да, пригнал же чёрт этого священника. И он уже интересуется её скромной персоной.
— Как тебе показались итальянские гости? — испытующе заглянула в лицо венгерки. На её откровенность особо не рассчитывала. Юфрозина умела скрывать свои чувства.
— Посмотрим, — пожала плечами монашка.
— Тебя уже представили им?
— Вице-граф был на утренней молитве. Представил.
— А лекаря видела?
— Да, я была у раненых. Сейчас снова пойду помогать.
— Я с тобой, — хотелось взглянуть на докторишку. Её первое впечатление о человеке обычно было и последним.
* * *
Для раненых была обустроена большая комната на первом этаже в левом крыле. Сбитые деревянные короба, покрытые тюфяками, набитыми соломой, застеленными серым грубым холстом, с успехом заменяли кровати. По всей вероятности, эта комната изначально была задумана под лазарет.
Женщины, с кубками и кувшинами, сновали от одного раненого к другому, предлагая питьё. Франц лавировал между ними, выполняя просьбы раненых. Перевязанные головы, руки, ноги, тела. Всё выглядело, как на старинной картинке про войну. Серость, унылость, боль.
У входной двери за узким длинным столом, склонившись к ране на вытянутой руке скептически улыбающегося немолодого воина, мужчина бравого вида бурчал под нос по-итальянски: «Nessuno è tanto vecchio da non credere di poter vivere ancora un anno».
Наташа прислушалась: «Никто не стар настолько, чтобы не мечтать прожить еще один год». Да лекарь, оказывается, философ!
Он не сразу обратил внимание на подошедших женщин. Когда же отвлёкся и поднял глаза, столкнулся с взглядом ярких зелёных глаз. Бегло глянув на нос обладательницы чудных очей, опустил глаза на синяки и порез на шее. Был ли он в курсе случившегося с девушкой, она так и не поняла. Выйдя из-за стола, мужчина прикоснулся к руке Юфрозины, затем Наташи:
— Смею предположить, что вы и есть пфальцграфиня Вэлэри фон Россен… — он не торопился вернуть руку её владелице, сжимая. — Я — личный лекарь семейства ди Терзи — Элмо Касимиро. — наконец-то отпустил.
Мужчина оказался невысоким, худощавым, с подвижной мимикой. Лет сорока — сорока пяти. Густые седые волнистые волосы связаны кожаным шнурком в длинный хвост. Блёклые глаза цвета выцветшего голубого шёлка, смотрели на иноземок с интересом, замешанным на любопытстве.
— Вы та госпожа, — уставился на Наташу прищуренным взором, — которая воскресила наследника владельца замка.
Его улыбка показалась девушке искренней.
— Слухи явно преувеличены, господин лекарь, — пфальцграфиня строго взглянула в глаза Дуремара. Не слишком ли он вольно себя ведёт с высшей по статусу госпожой?
— Позвольте спросить вас, госпожа. Как вам удалось предотвратить предсмертную огневицу вице-графа? Как лекарю мне было бы очень интересно послушать об этом.
— Не было никакой предсмертной горячки, господин лекарь. Вас ввели в заблуждение. Немного ласки, должного ухода, молодой здоровый организм вице-графа, желание жить, непрестанные молитвы его невесты о здравии своего жениха и всё, — она постаралась, чтобы улыбка получилась благожелательной и открытой. Мужчина показался любопытным, но не вызвал отрицательных эмоций, как это было при первой встрече с Рупертом. — Я здесь для того, чтобы познакомиться с вами и уточнить, навестите ли вы его сиятельство после отдыха?
— Я сам навещу его сиятельство, — синьор Элмо низко поклонился госпоже, разворачиваясь к Юфрозине: — Ваше сиятельство, ваша помощь уже не требуется. Я сожалею. — Кивнул в сторону одной из кроватей. Прикрытое простыней тело в уточнении его состояния не нуждалось.
«Двенадцать», — вздохнула Наташа. Сомневаться в его компетентности не приходилось. Вряд ли графиня стала бы держать возле себя шарлатана. Да и обработанный порез господина говорил о том же. Не помешало бы заиметь такого порошка для раны Кристофа. Открыто просить не хотелось. Любопытный Дуремар пойдёт смотреть и начнёт задавать ненужные вопросы.
* * *
Юфрозина отказалась от предложения девушки прогуляться и вернулась в свою комнату. Наташа заглянула в швейную мастерскую. Женщины, как всегда, низко склонив головы над шитьём, тихо переговаривались между собой. Портниха, поприветствовав госпожу, выслушав, провела её на так называемый склад для выбора ткани для шести платьев. Наташа, уточнив, что все они будут пошиты под одну гребёнку, опечалилась:
— Сделайте мне хотя бы рукава короче, без этих крыльев, как у смирительной рубашки. И неужели нельзя украсить лиф вышивкой тесьмой? А то все платья, как из одного яйца вылупленные.
— Госпожа, скажете тоже, «вылупленные», — фыркнула женщина.
— Разве не так? Вам не кажутся эти фасоны слишком скучными и однообразными?
— Госпожа, я бы не возражала, если бы не хозяин.
— Снова хозяин, — вздохнула девушка. — Значит, я сама после пошива нашью тесьму.
— Госпожа, свадебное платье пора шить. Нужно ткань подобрать. Правда, особо не из чего.
— Свадебное? — Наташа совсем забыла о платье.
Готовое платье Юфрозины лежало в сундуке в её комнате, ожидая своего часа.
— Есть розовая парча. Даже не розовая, — главная потирала пальцы, подбирая нужные слова. Госпожа с ожиданием смотрела на её губы. — Цвет похож на клюквенный морс с молоком. С вашим цветом кожи и глаз будет восхитительно смотреться. — Она довольно улыбнулась, робко подвинув к иноземке её заказ — то ли юбка, то ли штаны. Срам один! — Посмо́трите?
Девушка согласно кивнула, прихватывая свёрток, думая о том, что брюки не с чем надеть. Связать что ли кофту из самой тонкой шерсти? Облегающую нельзя. И не будем.
* * *
— Берта, — иноземка появилась в кухне в тот момент, когда кухарка собирала скромный поднос с обедом для своего сына. — Мне нужна будет тонкая шерсть для вязания.
— Для чулок, госпожа? — она довольно улыбнулась, хватая её за руку, целуя. — Госпожа, спасибо вам за моего Кристофа. Я всегда знала, что вы посланы нам Всевышним.
— Берта, ответьте на мой вопрос, пожалуйста, — смутившись, вытащила из её влажных ладоней руку, — Нитки нужны толще, чем для чулок и тоньше, чем уже приносили. Желательно, чтобы они были светлые.
— Завтра с утра у вас всё будет. Я рассказывала женщинам в деревне, что вы связали, так мне не поверили, что госпожа может быть такая искусница.
Пфальцграфине пришлось заложить руки за спину, видя прицеливающийся взгляд кухарки:
— Лист капустный есть?
— Да-да, всё помню. Я сейчас!
* * *
У входа в конюшню приостановилась. Хоть дверь и была открыта, но неуверенность сковала мышцы. Казалось, что из тёмного угла выйдет убийца и закончит своё чёрное дело. Шум подъехавшей телеги, отвлёк внимание. Несколько рабов, в том числе и Яробор, следовавшие позади с лопатами на плечах, прошли в маленькую постройку у конюшни. Вышли без инвентаря. Подскочивший конюх выпрягал лошадь. Наташа, набравшись смелости, вошла внутрь. Приветственно заржала Зелда.
Капустный лист аппетитно хрустел на зубах мулицы, а перед глазами девушки разворачивались недавние события. Услышав позади шумное дыхание, она быстро обернулась, готовясь дать отпор.
— Не бойся, — раб, оглянувшись на дверь, вплотную приблизился к ней. — Я слышал, что ты стала невестой господина, что ты графиня немецкая.
— И что? — подняла на него глаза. Русская речь в этих стенах звучала чужеродно.
— Не могу понять… Зачем врала про то, что русинка? Я же сразу сказал, что ты не наша.
— Яробор, ты ничего не знаешь, — замялась. Рассказывать ему ни о чём не собиралась. — Спасибо тебе за то, что спас нас с Францем. Я поговорю с его сиятельством о тебе. Буду просить, чтобы дал вольную.
Он усмехнулся:
— Ну, попробуй.
От Наташи не укрылся загоревшийся блеск в его глазах. Воля для раба — это другая жизнь, это возможность вернуться домой, даже если тебя там уже никто не ждёт.
Услышав с улицы конское ржание, он быстро отошёл, направившись к выходу. Оглянулся:
— На кладбище старуха была, согбенная, чёрная. Сказала ещё две могилы копать. Тринадцать мёртвых будет. — Вздохнул тяжело, протяжно. — Чужаки, а жалко.
— Знаю её. Ведунья. Она меня лечила.
— Сказала мне, как увижу госпожу иноземную, чтоб передал, чтобы опасалась кровавой графини и из рук её ничего не брала.
— Кровавой? Кто это? — раб пожал плечами, а Наташа задумчиво произнесла: — У вице-графа невеста иноземка, венгерская графиня. Ей передать нужно?
— Вот ты и передай.
Девушка не стала задерживаться в конюшне, ставшей для неё неуютной. Каждый случайный стук и скрип «бил» по нервам.
* * *
В комнате Наташа примерила обновку, признав её довольно-таки удобной. Если не знать, что это брюки, то и заподозрить подвох трудно. Она намеренно просила сделать складки более объёмными.
Стук в дверь застал её вертящейся перед зерца́лом в юбке и бюстье. Успев накинуть на плечи вязаную косынку, она опустилась к полу за повисшим на нити маленьким клубком. Вспоминать о том, что распущенный край с вырезанной шёлковой нитью требовал довязывания, было некогда. Поднявшись, уперлась взглядом в грудь его сиятельства. Опирающийся на трость, с рукой на перевязи, он был похож на раненого аристократа из старинного романа с иллюстрациями. Такие книги она листала в детстве, сидя в кабинете отца и рассматривая картинки.
— Правильно, — кивнула, не растерявшись, плотнее запахивая косынку на груди и там же складывая руки. — Но было бы лучше провести три дня в постели.
— В другое время я бы так и поступил, — он рассматривал одеяние девицы. — Ты ведь не собираешься в этом идти на обед?
Наташе очень хотелось возразить, но время и настроение не соответствовали обстановке:
— Можно я вообще не пойду на обед? — она сморщила нос, акцентируя на нём внимание.
— Нет, ты будешь представлена графине с дочерью, как и они тебе. Будут все.
Девушка с удовольствием пообедала бы в комнате. Но нужно привыкать. Став женой графа, придётся не раз проходить через такое испытание. Оставалось только подчиниться и горестно вздыхать.
Господин уходить не торопился. Развернув стул и усевшись у зерцала, он отставил трость, вытягивая ногу и поправляя перевязь:
— Ты сбежала от меня, — повернул голову, следя за передвижениями госпожи. Ей либо придётся пройти мимо него, переступив через больную конечность, либо скакать через ложе.
— Ушла, — задумчиво водила пальчиком по нижней губе. Платье висело на спинке стула, на котором сидел мужчина. Его такое хозяйское непринуждённое сидячее расположение наводило на определённые мысли о ловушке.
— С больными так не поступают, — наклонил голову, пытаясь предугадать, как она поступит.
— Я не ваш лекарь.
— Разве? А я думал, ты мне перевязку сделаешь и ногу посмотришь, — снял руку с перевязи.
— Господин Элмо Касимиро изъявил желание сам лечить вас, — сделала шаг в сторону кровати, замечая азартный блеск глаз сиятельного.
— Я скажу ему, что не нуждаюсь в нём, — приготовился к рывку, пряча улыбку, предвкушая, как не даст уползти строптивице. Потёр больную руку, предчувствуя, что будет очень больно.
— У него есть волшебный заживляющий порошок, — игра в «Кошки-мышки»? При этом с открытой раной и вывихом? Не выйдет! Подошла к спинке стула: — Вы сидите на моём платье, господин граф.
— Возьми, — перехватил руку, приблизив деву к себе, усаживая на колено. От прикосновения к ней, тело напряглось. — Давно смотрю вот на это, — отвернул край косынки на груди, получив шлепок по пальцам. Крепче зажал девчонку, рвущуюся соскочить. Усмехнувшись, продолжил: — и никак не могу понять, что это такое? — Её сопротивление его распаляло.
— Много будете знать… — встретившись с ним глазами, замерла, не договорив, поняв, что ужасно скучала без него, всё время переживала, потом просто боялась его потерять. А теперь никак не может переступить через строгое воспитание и обнять мужчину, рассказать ему обо всём, почувствовать его поддержку и понимание.
— Таша, я думал, что между нами уже всё ясно, — его больная рука коснулась девичьей талии, поддерживая. — Что происходит? Я чего-то не знаю? — вторая скользнула по плечу, обнажая его.
Взор Герарда зацепился за тонкую цепочку с крестом, прячущимся в ложбинке между грудей, за чёрную тонкую полоску фактурной ткани на плече, оттеняющую смуглую гладкую кожу. Лаская, пробежался по линии груди, шеи, подбородка, останавливаясь на устах.
Наташа подалась к нему, словно мотылёк, летящий на свет огня, прошептала, касаясь губами его подбородка:
— Ничего вы не знаете, ваше сиятельство, — обвила шею графа.
Он сильнее прижал её к груди, бережно охватывая спину, ограничивая девицу в движениях:
— Герард, моя леди, — задержал вдох, словно ожидая чуда.
Подушечками пальцев девушка коснулась скулы мужчины. Кончиком языка провела по его нижней губе, захватывая её зубами, сжимая.
Глаза в глаза.
Его судорожный выдох — её трепетный вдох.
Одно дыхание на двоих…
Осторожно раздвинула языком губы любимого, проникая в его рот, вкушая терпкую винную сладость.
Он, приоткрыв уста, притрагивался кончиком своего языка к её, замирая, не в силах противостоять натиску рвущегося желания и не имея сил прервать неведомое доселе несоизмеримое ни с чем удовольствие.
Кончики их языков начали пульсирующую пляску, играя друг с другом, соединяя две души в одну.
Мужчина закрыл глаза, уплывая, качаясь на волнах блаженства, крепко и неистово прижимая к себе ту, которая дарила ему незабываемые мгновения счастья:
— Дразнишь… — ему не верилось в происходящее.
— Люблю вас… — у неё кружилась голова.
Послышавшееся неуверенное шуршание за дверью, вывело милующихся из нирваны.
Прокашлявшись, господин сфокусировал взор на двери.
Девушка соскочила с колен мужчины, выдёргивая платье из-за его спины, убегая в умывальню.
В приоткрывшуюся дверь просунулась вихрастая светлая голова. По пунцовым щекам Франца было понятно, что он видел всё. И не просто видел. Ему не сразу удалось привлечь к себе внимание господ:
— Хозяин, — пацан замялся, — там это… Обед подали. Вас ждут. Господин барон велел мне…
— Сейчас будем, — сделал отмашку граф, глядя в недоумении на закрывшуюся дверь. С сожалением вздохнул, касаясь пальцами губ и пытаясь понять, что это сейчас было и не послышались ли ему тихие слова его леди?
Наташа, натягивая платье, заливалась краской, вспоминая, что, пожалуй, никто из её бывших парней не вызывал в ней такого всплеска эмоций, как этот «дикарь» с его французским поцелуем. Тихонько засмеялась, передёрнув плечами. Нет, с её французским поцелуем. А ещё предстоял серьёзный разговор с сиятельным о рабе, о нападении на отряд и об убийце, сейчас находящемся в каморе. И господину придётся рассказать ей всё.
Глава 23
Наташа сидела за столом напротив Дитриха, а тот, заметно обалдев от присутствия стольких высокопоставленных женщин, перебегал глазами от одной к другой, быстро проскакивая Юфрозину и графиню-мать. В основном его взор метался от иноземки к Луидже, явно их сравнивая.
Пфальцграфиня усмехнулась, а барон, заметив это, вскинул бровь, едва поведя плечом, расписываясь в своей беспомощности. С его точки зрения обе девы были прекрасны. И если одна из них походила на застывшую холодную статуэтку, то другая своей живостью перетягивала внимание на себя.
Вблизи при дневном свете приезжая графиня и её дочь выглядели совершенно иначе. Крой их одежды отличался от принятого в этом замке. Что приятно удивило девушку, так это их яркие пышные платья трапециевидной формы, сильно расширенные книзу, состоящие из двух туник, гармонирующих по цвету и надетых одна на другую, подпоясанные по завышенной линии талии. Длинные узкие рукава нижнего одеяния выглядывали из-под коротких и широких верхнего.
На голове графини красовалась ажурная сетка, предположительно связанная из шёлка, с широким налобником и вышивкой в тон платья. В неё, свитые жгутом, были уложены волосы. Очень светлая блондинка. Подкрашенные белёсые брови и ресницы контрастировали с белым лицом, придавая ему вид маски. Каскад из подвесок на груди с крупными кроваво-красными рубинами завершал образ строгой и не терпящей возражений женщины. Большой рот и алые блестящие губы подтверждали склонность их обладательницы к гедонизму (прим. автора. Гедонизм — «наслаждение», «удовольствие» — этическое учение, согласно которому удовольствие является высшим благом и целью жизни. То есть, с точки зрения гедонизма, наивысшее благо для человека — прожить лёгкую, беззаботную жизнь, получая максимальное удовольствие от всех её сторон, и всячески избегать всего неприятного, болезненного).
Дочь являлась полной противоположностью матери. С точёными чертами лица и большими небесно-голубыми глазами, длинными вьющимися волосами, перевитыми парчовой лентой, она в наше время, ничуть не затрудняясь, выиграла бы самый престижный конкурс красоты. Препятствием к этому мог оказаться рост. Луиджа, как и её мать, была не намного выше Наташи. Неудивительно, что взгляды всех мужчин были прикованы к ней. Впрочем, её это ничуть не смущало. Привыкла.
Ирмгард тоже присматривался к гостьям. Но большую часть времени предпочитал смотреть на своего Ангела.
Отец Готтолд, оказавшийся священником в годах, выглядел вполне мирно. Являясь обычным духовником графской семьи, познакомившись со всеми и удовлетворив свой интерес, переключился на трапезу. От него не требовалось непременной святости и прозорливости. Будучи смиренным и простым, он не возносился над господами. Молился и постился, большую часть времени проводя среди раненых, в парке на свежем воздухе или в отведённых ему покоях.
Наташа, уже привычно, ела ложкой, изредка косясь на кинжал в руках господина, думая о том, что при возможности попросит его найти для неё такой же, но поменьше. Она не видела, как Мисулла наклонила голову, чуть подавшись вперёд, и через Юфрозину заглядывала в её мисочку с густым рыбным супом. Маленький серебряный черпак с крупным янтарём на ручке привёл её в восторг, а манипуляции с ним выглядели со стороны необычно и изысканно. Бросившееся в глаза ажурное кольцо на указательном пальце пфальцграфини лишило её дара речи. Графиня обожала дорогие украшения.
Улучив момент, когда мужчины, смакуя отменный напиток, переключились на обсуждение винных запасов в подвалах замка, она, чуть отклонившись назад, за спину невесты вице-графа, рассматривала произведение ювелирного искусства в волосах новой невесты графа. Прикинув, сколько может стоить такая радость, подавила вздох. Появилась уверенность, что его сиятельство не так прост, как казался ранее. Возможно, стоит с ним переговорить ещё раз и увеличить сумму приданого Луиджи? Уж очень не хотелось уступать этой великовозрастной невесте. Считая, что её дочь, капризничая и упорно игнорируя ухаживания лучших женихов графств Павии, давно засиделась в девках, то, что говорить об этой пфальцграфине, которая на несколько лет старше её дочери? Госпожа была озадачена. Пожалуй, стоит вначале собрать о ней все возможные сведения. Она всегда щедро платила осведомителям, если это требовалось, поэтому добытая информация была достоверной и полной. Сбором таких данных занималась её лучшая и преданная, как собака, служанка Дониза. Появившаяся в замке ещё ребёнком, оказавшись хитрой и пронырливой, миловидная и с виду простоватая девочка уже тогда показала свои способности в выведывании чужих тайн посредством непринуждённого общения с прислугой, подглядыванием и подслушиванием, наряду с оказанием разного рода услуг своей хозяйке.
Графиня Мисулла, полностью игнорируя сидящую рядом Юфрозину, поглядывала на мужчин напротив, сожалея, что оказавшийся вдовым брат хозяина столь богатых земель является бароном. Скосив глаза на владельца замка, отметила его равнодушный взгляд, вскользь пробежавшийся по её дочери и вернувшийся на сидящую рядом девицу. Дрогнувшие уголки губ и потеплевший взор не скрывали его истинных чувств к госпоже Вэлэри. Она хоть и была не так красива, как её любимое чадо, но в ней было что-то неуловимое, что притягивало. Красивого цвета волосы и необычные живые глаза указывали на острый ум, чего так не хватало её своенравной и упрямой Луидже.
А вот почему интересующая её дева выглядит не совсем здоровой и с ранами на видных местах — об этом ещё предстояло узнать. Возможно, здесь пахнет некой тайной? Разгадывание семейных тайн и возможное их использование в дальнейшем, было для неё привычным и одним из любимых занятий, граничащих с получением удовольствий другого рода.
Его сиятельство исподтишка следил за гостьями. Поникшая Луиджа ничего кроме сочувствия не вызывала. Возможно, девица была нездорова и, ещё не отойдя от долгого путешествия, выглядела излишне бледной и вялой. Он вспоминал их встречу в приграничной таверне. Несмотря на усталость, тогда она выглядела значительно лучше. Румянец на щеках, сияющие глаза, порывистость движений. Невольно он любовался ею, как любуются ярким и ясным безоблачным утром или сочными красками зелёных лугов после дождя. Графиня-мать тоже была очень любезна и приятно поразила его несвойственной ей простотой общения.
Решив не откладывать разговор о перемене его планов относительно дочери госпожи, он попросил её уделить ему немного внимания.
— Газумеется, — Мисулла взяла мужчину под руку, увлекая в съёмную комнату постоялого двора, настойчиво усаживая на стул грубой работы ещё не остывшего от длительной дороги графа. Она повела носом, принюхиваясь к возбуждающему запаху разгорячённого мужского тела, безошибочно отфильтровывая его от вони конского пота и дорожной пыли. Будучи с Герардом одного года рождения, она воспринимала его не как мать дочери на выданье. Этот образчик мужественности волновал её всегда. Она даже не задавала себе вопроса — почему он так быстро, фактически с первого взгляда, взял в плен сердце её дочери.
— Госпожа графиня, я хочу поговорить о вашем пребывании на территории моего графства. Видите ли, обстоятельства изменились, и я должен объявить вам, что у меня уже есть невеста. Всё сложилось очень быстро и неожиданно, поэтому у меня не получилось известить вас заранее о переменах. Вы находились в пути.
— Милогд, вы хотите сказать, что мы с дочегью пгоделали этот тяжёлый путь, полный опасности для наших жизней, напгасно? — женщина насторожилась.
— Я сожалею, — он прислушивался к ней, старясь ничего не упустить из-за изъяна её речи.
Графиня отошла к небольшому проёму в стене со снятой ставней. Оперлась на пыльный подоконник со следами прилипшей грязи в местах водяных потёков. Усталость притупляла досаду и злость. Эти коварные мужчины! Стоит им увидеть более привлекательную женщину, как о былых договоренностях тут же забывается и им кажется, что последний выбор ни с чем несравним!
Граф, чувствуя, что обстановка накаляется, поспешил прояснить всё до конца:
— Госпожа графиня, смею напомнить вам, что конкретных договоренностей у нас не было. Я всего лишь обещал рассмотреть вашу дочь в качестве своей супруги, отложив окончательное решение вопроса на время вашего посещения моего замка.
Мисулла усилием воли взяла себя в руки. Нацепив на лицо маску усталого благодушия, обернулась:
— Ну что вы, милый ггаф, — она улыбнулась, делая шаг ему навстречу и касаясь предплечья, — в том, что вы полюбили, нет вашей вины. Я очень гада за вас и вашу избганницу. Я её знаю? Кто она?
— Нет, не думаю. Это пфальцграфиня Вэлэри фон Россен из Штрассбурха.
Женщине очень хотелось уточнить о размере её приданого, но она воздержалась, полагая, что теперь это не имеет значения.
— Вы пгавы, не знаю. Ну что ж, ваше сиятельство, спасибо вам за искгенность. Хогошо, что я ещё не отпустила нашу охгану. Отдохнём немного и пустимся в обгатный путь. Думаю, Луиджа сможет мужественно пегенести такой удаг и несмотгя на усталость, не будет обижаться на судьбу и ужасные догоги.
Мужчина, недовольный тем, что стал виновником неудобного положения женщин, посчитал необходимым предложить:
— Воспользуйтесь моим приглашением погостить у меня и набраться сил на обратную дорогу.
— Не знаю, удобно ли это? — она, задумавшись, колебалась.
— Почему нет, графиня? Заодно почтёте своим присутствием наш свадебный пир. Как и любой праздник — это будет интересно.
— Я подумаю, — она подала руку для поцелуя, радуясь, что всё получается согласно её неожиданно родившемуся плану. Какие бы сильные чувства не были между влюблёнными, всегда есть ничтожная щель, куда легко проникнет капля яда ревности, ведущая к недоверию и разрыву отношений. Нужно лишь выбрать подходящий момент для впрыска этой капли.
* * *
— Господин граф, мне нужно с вами поговорить, — Наташа решительно закрыла дверь кабинета, направляясь к столу, за которым сидел мужчина.
— Это не подождёт? — он поднял голову от карты, вставая.
— У меня есть вопросы и я должна получить на них ответы.
Вид госпожи говорил о том, что лучше ему выслушать её сейчас. За окном сгущались сумерки, но зажигать свечи было ещё рано.
Его сиятельство, взяв любимую под руку, проводил к скамье у окна, присаживаясь напротив. С ожиданием смотрел в лицо с потемневшими глазами в ореоле сильнее обозначившихся синяков.
— Я бы хотела знать, что произошло с вами в дороге. Кто напал на вас? Если я правильно понимаю, то нападения на территории вашего графства как были, так и остались проблемой? Были ли это венгры или бандиты, как в случае нападения на обоз Юфрозины?
Граф откинулся спиной на стену. Он раздумывал над заданными вопросами, сомневаясь, нужно ли ей рассказывать о том, что он с Дитрихом и Рабаном, теперь занявшим место командующего, узнали от её неудавшегося убийцы. При допросе даже не понадобился Ланзо с его умением развязывать язык. Личный охранник баронессы неожиданно для всех не стал запираться и всё рассказал без утайки. Описал в подробностях, особенно смакуя места своих убийств, вызвав подозрение в его умственном повреждении.
— Не совсем так, Таша. Венгры никогда не нападали на отряды. Они занимались грабежами, разоряя деревни, находящиеся далеко от замка. Пожалуй, будет лучше, если я расскажу тебе, что мы узнали от твоего отравителя.
Наташа, отерев повлажневшие ладони о колени, сцепила пальцы рук, унимая их дрожь, приготовившись слушать.
Герард вздохнул:
— До самого конца ясности нет, но всё началось гораздо раньше, чем я мог предположить. Личным охранником Агны оказался не кто иной, как брат человека, уличённого в смерти моего младшего брата и казнённого по указанию моей матери.
— Ваш младший брат, который погиб на охоте?
— Да, — мужчина вздрогнул. Воспоминания о всеми любимом мальчишке давались особенно тяжело. — Охранник прибыл к нам по рекомендации командующего замковым гарнизоном отца Агны. После гибели моего брата, баронессе стало казаться, что ей и её семье угрожает опасность. Она попросила личного охранника. Поскольку все предложенные братом воины не вызвали у неё доверия, она обратилась за помощью к своему отцу. Вот тогда и появился Сигурд. Я прибыл в замок чуть позже его появления. Подробностей гибели брата я не знал. Да и мать умерла в моё отсутствие.
— А ваш отец?
— Он умер несколькими годами раньше. Лекарь сослался на болезнь сердца.
— Руперт?
— Да.
— Если ваша мать решила лишить жизни человека, значит, она была уверена, что он виновен в смерти вашего брата.
— Он был конюхом, совсем мальчишка. Лопнула подпруга и брат при скачке, упав, свернул себе шею. Обвинили конюха, — он замолчал, словно переживая всё заново. Наташа накрыла ладонью его руку, сжатую в кулак. — Если бы она тогда не поспешила, возможно, всё дальнейшее не имело бы таких последствий. Сигурд появился в замке, чтобы отомстить и извести всю нашу семью за смерть своего единственного брата, тоже младшего.
— Может быть, конюх не был виноват?
— Возможно… Первой жертвой мстителя стала моя мать.
— Вот как? — удивилась девушка. — Получается, что теперь, когда стало известно, что она не самоубийца — её нужно перезахоронить.
— Да, верно… Убийца на продолжительное время затаился. Потом родился Лиутберт. Вот тогда Агна задумала обеспечить своему сыну безбедное гарантированное будущее, лишив всех наследников жизни и став единственной наследницей состояния. Заметив к нам ненависть Сигурда, она сговорилась с ним, пообещав место командующего замковым гарнизоном. Клара на тот момент уже работала в замке. У них с охранником была связь, длившаяся до сих пор. Он любил эту женщину. И когда она была убита, и его покровительница тоже умерла, совсем потерял голову, решив убить тебя, считая членом нашей семьи.
— Агну тоже он отравил?
— Нет, в этом он не признался. Склоняюсь к тому, что здесь имел место нервный срыв баронессы. Видя, что ты жива и брат вьётся вокруг тебя… — он похлопал её по ладони. — Да-да, это было заметно. Брат увлёкся тобой. Агна заревновала и потеряла осторожность. Попалась и решила отравиться. Наутро она должна была покинуть замок.
— Странно всё это. Ладно… А Руперт? Это он дал яд для меня?
— Да, баронесса взяла у него порошок под предлогом посыпать крысе, появившейся в их покоях. На самом деле он не знал, для кого он предназначался. Поэтому Сигурд убил его по приказанию Агны.
— А травил меня этот Сигурд. «Стрекозу» снял он и подарил своей любимой женщине. Значит, Клара знала, что он отравитель.
— Да, она была с ними заодно. В её вещах была найдена меховая накидка, изготовленная скорняком графа фон Фальгахена. Экономка докладывала соседу обо всём, что происходило в замке.
— Зачем ему знать, что происходит у вас?
— Он хотел знать всё. Когда-то я хотел взять в жёны его сестру, но Карл отказал мне, указав, что Бригахбурги недостаточно богаты для этого. Через год я поправил своё положение, и граф изменил решение, появившись снова с этим предложением. Но тогда у меня уже была договоренность с графиней Мисуллой, и я отказал ему под этим предлогом.
— А на самом деле вы руководствовались другим.
— Мне не нужна в жёны женщина, которой я не нравлюсь. Ева… Если бы она на самом деле хотела стать моей женой, то брат послушал бы её. Он её очень любит и не стал бы препятствовать её счастью.
— Значит, Карла интересует богатство, — она подумала о себе. Если так, то зачем фон Фальгахену бесприданница? Дело не в титуле. Но озвучивать вопрос не стала. Теперь это не имело значения. — Понятно. Вернусь к Агне. Значит, она, увидев, что вице-граф после моего лечения выздоравливает, решила убрать меня. Потом она дождалась бы его свадьбы и после неё, приумножив богатство приданым невесты, подстроила бы смерть Ирмгарда и Юфрозины. А вы не связывали предполагаемую смерть сына с нападением в лесу на обоз Юфрозины и её возможной смертью? Вице-граф должен был умереть от раны, а графиня — от руки бандита. Кем был гонец, и кто его убил у стен замка? Что или кто ему был нужен?
— Про гонца Сигурд ничего не знает.
— Не знает или не сказал?
— Не знает. Кто нанял людей для нападения на обоз, мы не знаем. Кто убил гонца — неизвестно.
— Гонца могли убить по приказу Агны, как выполнившего свою роль или, всё же есть ещё один убийца, как я и предполагала. Есть заказчик, желание которого совпало с желанием баронессы. Вы не знаете, что его так привлекает в вашем графстве? — Наташа очень рассчитывала на то, что граф расскажет о золотом прииске.
— Я могу предположить, но это всего лишь догадка.
— Что это? — девушка вздохнула. Сиятельный молчал. Он не хочет её беспокоить или не доверяет ей? — А ключ от калитки у конюшни? Он собирался сбежать, и калитка была открыта.
— Ключ… Был изготовлен третий. Сигурд позаботился об этом. Он несколько раз во время наших отъездов в дальние деревни стоял на страже у ворот.
— Так кто же нанял людей напасть на вас сейчас? Ведь охранник баронессы мне ясно сказал, что все вы погибнете.
— Сигурд сказал, что он.
— Врёт ваш Сигурд, — она встала, нервно потирая озябшие плечи. — Даже мне понятно, чтобы нанять отряд наёмников, нужно много золота. Откуда у него столько денег? Он нанял тех двух уродов, которые напали на меня у ведуньи. И вопрос ещё в том, что убийца собрался сразу после моего устранения ускакать. А в замке оставался бы Ирмгард и Юфрозина, дети барона. Кто должен был убить их? Ведь речь шла о том, что все Бригахбурги должны были погибнуть.
— Выезд Сигурда из замка должен был послужить сигналом к нападению на оставшихся в нём. Наёмники должны были проникнуть на его территорию через открытую калитку после того, как Дитрих выедет из замка, бросившись нам на помощь. Внезапность нападения, оставшиеся пять стражников — лёгкая добыча. А потом предполагалось сделать засаду в самом замке и добить выживших вернувшихся воинов.
— И всё, — тихо и обречённо выдохнула Наташа, вспоминая, как кидались аланы на забор вольера. Они чуяли убийцу, стоявшего за её спиной. — И не стало бы ни вас, ни вашей семьи. Никого.
— Да, так бывает. Но охранник баронессы не подал сигнал. Калитка оказалась запертой.
— Это не Сигурд нанял наёмников. Это граф фон Фальгахен, — она пристально посмотрела в лицо мужчины. — Ему нужен не только ваш замок, а всё графство со всеми его богатствами.
— Он бы не смог владеть всем безраздельно. У нас есть сюзерен, — прищуренный спокойный взгляд его сиятельства сказал девушке о том, что он такую версию рассматривал.
— Значит, король. С подачи Карла. Вы понимаете, что это значит?
— Да.
— Вы немедленно должны прекратить всю деятельность, которая вызвала такую зависть монарха. Понимаете меня? Пусть возможные шпионы докладывают ему, что здесь им «ловить» нечего.
— Откуда ты знаешь?
— Я ничего не знаю. Я могу только предположить. Теперь под угрозой и моя жизнь. Понимаете? Снова под угрозой. Вы очень богаты. Достаточно богаты. Хватит, остановитесь. Иначе вы потеряете всё и всех, кто вам дорог.
— Я знаю, — он приблизил её к себе, прижимая к груди. — Всё знаю и понимаю.
Не будет же он посвящать её в то, что у него есть небольшой рудник, оказавшийся очень богатым, с неглубоким залеганием золота. Что перед самым разговором с ней он дал указание доверенным лицам свернуть работы, всё привести в первозданный вид и избавиться от шести рабов, работавших там. Добытого хватит на долгие годы. При необходимости он всегда сможет вернуться туда и возобновить разработку.
— Значит, вы дадите рабу вольную?
— Рабу?
— Да, Яробору.
— Я подумаю.
— Что значит, подумаю?
— А то, что уйдя от меня, он попадёт в рабство к другому. Нужно подумать, как сделать так, чтобы этого не произошло.
— А бумаги?
— А что бумаги? Вот они есть, и вот их нет, — он усмехнулся, склоняясь к госпоже, касаясь её губ.
— Да, ещё есть «сбежавшая» голова экономки, — девушка хлопнула ресницами.
— Нет, это не Сигурд. Никто ничего не видел. Дьявол с ней, с этой головой…
Наташа, приподнявшись на цыпочки, обняла его за шею.
Пусть за окном сгущается вечер.
Пусть за высокой крепостной стеной не дремлет враг.
Здесь, рядом с сильным и любимым мужчиной легко и спокойно.
Он сможет защитить её и дать долгожданное счастье.
* * *
Наташа, открыв дверь в комнату, где лежал Кристоф, замерла на пороге. У постели больного, откинув одеяло с тела парня, низко наклонившись над разбинтованной раной, сидел Дуремар. Рядом стояла Кэйти с двумя свечами, приближая или удаляя плошки по его просьбе.
Элмо Касимиро, весь ушедший в созерцание открывшимся перед ним зрелищем, что-то шептал под нос по-латыни, не слыша, что к нему подошли сзади.
— Госпожа? — девочка перевела взор на брата, который настороженно присматривался к новому человеку.
— Как он? — девушка подошла к изголовью, пробуя лоб больного, глядя на длинный тонкий металлический крючок в руках лекаря. Рука с маленьким горшочком с заживляющей мазью дрогнула.
Итальянец поднял глаза на пфальцграфиню:
— Госпожа Вэлэри, господин граф велел посмотреть раненого, — он казался слегка растерянным. — Вы не знаете, кто всё это делал? — Мужчина взмахнул рукой с зажатым в ней инструментом, очерчивая над телом парня круг.
— Знаю, — Наташа быстро сориентировалась, — Ланзо. Наш палач. — Наткнувшись на его удивлённый взгляд, осмелев, пояснила: — Он пытает наших врагов в подвальных застенках. Знаете, как языки развязываются. — Красноречиво облизала губы.
— Очень чистая работа, — не моргнув глазом, произнёс Элмо.
Госпожа улыбнулась. Знал бы он, сколько ей понадобилось времени, чтобы наложить столько швов:
— Да, опыта у него хоть отбавляй. Сначала режет, потом зашивает, — покосилась на Кэйти, порывающуюся что-то сказать. Плошки со свечами в её руках мелко подрагивали. Зашептала: — Может язык отрезать и губы зашить.
— И материал с инструментом у него соответствующий, — не слыша последних слов госпожи, продолжил лекарь.
— Да, целый ящик всяких железок, — приврала, конечно. Но чего не скажешь ради собственного спасения. В том, что Дуремар не пойдёт к Ланзо, она уверена не была. Значит, нужно попросить воина об услуге не выдавать её.
Кристоф усмехнулся, глядя на сестру и госпожу, натягивая край одеяла на грудь.
— Очень интересно, — итальянец достал «волшебный» порошок, присыпая края раны.
Наташа мысленно сказала доброму графу спасибо:
— Кэйти, как ел больной?
— Хорошо, — сглотнула слюну служанка, не спуская глаз с крючка в руках лекаря.
— Берта, наверное, здесь ночует? — на утвердительный кивок девочки, продолжила: — Когда мать подменит тебя, придёшь убраться в моих покоях.
— Хорошо, госпожа.
Глава 24
На этот раз служанка, молча, влетела в комнату. Дико вращая глазами, она прямиком рванула в умывальню, громко хлопнув дверью. Послышавшийся характерный шум передвигаемой скамьи не оставил никаких вопросов о цели её перемещения.
— Забаррикадировалась, — прошептала Наташа, настороженно прислушиваясь к тишине в коридоре.
Она встала со скамьи у окна, где довязывала косынку и, глянув на свечу, решила её не брать. На цыпочках подойдя к входной двери, осторожно приоткрыла её, выглядывая. Погони нет. Ничьих криков не слышно. Да что опять с этой девчонкой?! Привидение увидела?
Толкнув дверь в умывальню, убедившись, что она надёжно подперта, постучала:
— Кэйти, blin, открой немедленно, — прислушалась. С обратной стороны не прозвучало ни звука. — Ладно, как хочешь. Только я здесь ночевать не буду. Уйду к госпоже Юфрозине, и ты останешься одна. Вот тут оно тебя и сцапает.
— Это не оно, госпожа Наталья, — послышалось из-за двери.
— Я ухожу, — потопала на месте.
— Ай, госпожа, я с вами! — скамья в мгновение ока отодвинулась, и в широко распахнувшуюся дверь вылетела служанка. Натолкнувшись на госпожу, ахнула, шарахаясь назад.
Наташа, скептично оглядев её снизу вверх, поджала губы.
— Думаете, я придумываю? — брови Кэйти поползли вверх. Госпожа утвердительно качнула головой. — А сами идите и посмотрите. Там внизу сатана стоит.
Иноземка хмыкнула:
— Сатана? С рогами, да? И с хвостом? — сложила руки на груди. — Показывай.
Девчонка пожала плечами, ткнув пальцем в дверь:
— Там, возле кухни.
— А, проголодался, косматый? За свежей молодой кровью пришёл, — она вздохнула, ухмыляясь: — Знаешь, я всё-таки откажусь от тебя. — Они уже шли по коридору. Служанка не отставала, следуя позади госпожи. — Мне вот такие овечки дрожащие не нужны… Сама не всегда… — Не договорив, Наташа вышла на лестничную площадку. Упершись руками в перила ограждения, наклонилась вниз, вглядываясь в силуэты на первом этаже.
Ярко горящие факелы осветили графиню Мисуллу в чёрном платье и такой же короткой накидке на голове, прижатой золотым обручем с крупными «горящими» рубинами.
Берта, безвольно приткнувшаяся к стене у двери в кухню, держалась за грудь в области сердца. У её ног на полу лежал перевёрнутый поднос с разбитой посудой и размазанной по полу едой.
Из дверного проёма слышалось злобное рычание и фырканье кошки.
Столы после вечерней трапезы не были убраны. Вокруг царил беспорядок. Отсутствие прислуги и мёртвая тишина удивили. Куда же все пропали? Нет, не все. Несколько работников медленно подходили со стороны входа, прислушиваясь, что говорит приехавшая итальянская госпожа.
Мисулла ди Терзи, хлопая по ладони ребром китайского не складывающегося веера утива, на отличном немецком языке вычитывала кухарку:
— Я повтогяю последний газ: кухонная пгислуга должна пгиносить тгапезу в его покои, — она ткнула веером в сторону тёмной фигуры рядом, — и его еда не должна отличаться от той, котогая подаётся на стол вашего господина. Поэтому поднос с тгапезой в его покоях надлежит немедленно заменить.
Повариха, машинально кивая, не спускала глаз с округлой лёгкой лопаточки в руках итальянской гостьи, так напомнившей ей мухобойку, которую она просила сделать своего мужчину. Только ручка у этой коротковата. И она ей опахивается! Да, когда нечем дышать, Берта опахивалась краем передника или полотенцем. А у господ вон оно что… И муху можно отогнать, а то и прихлопнуть.
Наташа всматривалась в крупную расплывчатую фигуру и никак не могла понять, кто внизу с графиней, за кого она так хлопочет? И только когда гостья развернулась к лестнице, и её сопровождающий сделал шаг за ней, девушка поняла, в чём дело.
Следом за Мисуллой шёл темнокожий мужчина: подтянутый, с короткой аккуратной бородкой. Платок со свисающими на грудь длинными концами прикрывал верхнюю часть лица. В ниспадающем до пола платье, он походил на знатного вельможу из восточных сказок. Из-за широкого пояса из очень плотной ткани выглядывал ждамби́я — кривой кинжал в ножнах — без гарды и с рукоятью, украшенной серебряными вставками.
Одетый во всё тёмно-серое, он практически сливался с темнотой. Именно его появление довело до обморочного состояния всю прислугу.
— Вы его совсем не боитесь, — торопливо крестясь, выдохнула Кэйти. — Сатана, как есть сатана. — Она жалась к своей госпоже.
— А чего его бояться? Обычный негр. Как их у вас зовут? Сарацин? Мавр? Арап? — она рассматривала мужчину. Кто он графине? Прислужник? Охранник?
Мисулла наслаждалась произведённым эффектом. Победная улыбка скользила по её лицу: выразительному и надменному, цвет которого в неверном свете факелов напоминал белый лист мелованной бумаги.
Поднявшись на второй этаж, графиня натолкнулась взором на невесту графа:
— Госпожа Вэлэги? — она не уловила в глазах девицы ни тени страха. Веер в руках женщины резко взлетел к лицу, опахнув его. Сделав шаг к пфальцграфине, взяла под руку, разворачивая к арабу. — Мне бы хотелось осмотгеться здесь. Я уже поняла, что замок пгетегпел большие изменения с того вгемени, как я здесь была единственный и последний газ. Вы не окажете мне услугу на пгавах будущей хозяйки и не пгогуляетесь со мной по пагку? Ганьше там было очень мило.
— Да, госпожа графиня, я покажу вам парк, — Наташа приветливо улыбнулась. — Но не сегодня. — Итальянка вызывала у неё настороженность, но правила приличия требовали улыбаться и быть гостеприимной. — Завтра тоже не получится. Похороны. — Мысленно добавила, что экскурсия вовсе может не понадобиться. Кто-нибудь сделает это вместо неё.
— Да, конечно, — Мисулла вполне искренно вздохнула. — Я не спешу.
Девушка с любопытством посматривала на мужчину, как и он в свою очередь изучал стоящую перед ним женщину. Кремовые белки его глаз медленно вращались на почти чёрном лице. При этом на нём не дрогнул ни один мускул. У Наташи появилось чувство, что она лежит распятая и пригвождённая к деревянному полу, а её тщательно и старательно обрисовывают гигантским карандашом, будто ростовую картонную копию.
Графиня со своим сопровождающим проследовала на третий этаж.
Девушка оглянулась в поисках Кэйти. Безуспешно. Девчонка испарилась.
* * *
— Дониза, — госпожа опустилась в кресло, давая возможность прислуге подсунуть под спину несколько маленьких вышитых подушечек, — гассказывай, что ты узнала о госпоже Вэлэги. — Отдавая веер, приняла из рук служанки кубок с вином.
— Это было несложно, госпожа. Вы же меня знаете, — она хитро довольно улыбнулась, обнажая мелкие редкие зубы.
— Лиса, — погрозила пальцем госпожа. — Не томи. — Усадила её у своих ног на низкую скамеечку.
По мере того, как рассказывала «шпионка», лицо графини теряло подвижность, а благодушное настроение испарялось. В очередной раз, подставив кубок под узкое горлышко серебряного кувшина, она задумчиво произнесла:
— Отменное вино… — потёрла подбородок, указывая на вазу с розовым виноградом. Закинув несколько ягод в рот, посмаковала, отделяя семечки. — Так, беспгиданница… Значит, сильное чувство у нашего гегоя. Узнай мне побольше об их соседе… Как его?.. Да, ггафе фон Фальгахене. Подгужись с девчонкой, что пгислуживает ей и той, что пгислуживает ему. Тянуть нельзя. Свадебный пиг через неделю… Ступай.
За прислугой плотно закрылась дверь.
— Слышал? — Мисулла обратила взор в дальний угол комнаты. — Ты видел её. Что скажешь?
Отделившаяся тень неслышно проследовала к ней, опускаясь у ног:
— Будет непросто, моя госпожа.
— Без тебя знаю! Уже поняла, — нога графини, обутая в мягкую замшевую туфельку, упёрлась в грудь араба. — Пойдёшь с нами в пагк на пгогулку… На вид сможешь опгеделить?
Тёмные руки ухватили её за ступню, приподнимая край туники:
— Нет, моя госпожа, мне нужен её запах. А ещё лучше… — он не договорил, зная, что хозяйка и так знает о недосказанном.
Гладкие, словно отполированные, ладони сжали щиколотку женщины, скользнули по икре ноги к колену. Огладив его, медленно поглаживая нежную кожу внутренней стороны бедра, поднялись выше.
Тяжёлое дыхание мужчины смешалось с женским протяжным стоном.
Графиня раздвинула ноги, укладывая их на плечи араба, давая возможность мужским рукам делать своё дело, даря ей забытьё и наслаждение.
На едва слышный стук двери, даже не повернула голову.
Облизала крупные губы, задерживая срывающийся вскрик:
— Чего тебе?
— Простите, мама, я не знала… — Луиджа опустила глаза, стараясь не смотреть на происходящее.
— Завтга… Всё завтга… Хочешь остаться, милая?
— Нет, не сегодня, — графинька протяжно горестно вздохнула, разворачиваясь к выходу.
Вслед ей неслись звуки порочной страсти, сопровождаемые то сладостным надрывным шёпотом, то короткими сдавленными всхлипами.
* * *
Кэйти, тихонько приоткрыв дверь в комнату госпожи, серой мышкой прошмыгнула в умывальню. Кристоф чувствовал себя гораздо лучше и постоянное присутствие возле него уже не требовалось. Усевшись на скамью, опустила на колени, завёрнутые в холстину нитки для госпожи, переданные для неё матерью. Застыла. Иноземка была очень аккуратной и, если с ней не случалось никаких неожиданных приключений, то стирать было нечего.
Наташа слышала, как пришла служанка. Хоть и было ещё рано, но что-то тревожило и не давало понежиться в постели. Разгорающееся за окном утро обещало ещё один тёплый августовский день. «Длинный выдался август, — подумалось отстранённо. — Там уже десятое сентября. Осень». Она не звала воспоминания. Они прибегали сами, орошённые непрошеными слезами.
— Кэйти, — позвала служанку. Та не заставила себя долго ждать. — Сядь сюда. — Похлопала рядом с собой на ложе. Дождавшись, пока девочка, опустив глаза, присела, продолжила: — Я не буду допытываться, почему ты вчера так внезапно исчезла. — Было видно, что прислуга опасается своей отставки. — Я всё понимаю. Вы боитесь незнакомого, ранее не виданного. Речь будет не об этом… Расскажи мне, что ты знаешь о прибывших итальянках?
Кэйти пожала плечами:
— Ничего не знаю.
— Говори, не бойся. Я знаю, на кухне только об этом и говорят, — иначе быть не могло. Девушка была в этом уверена. — Не скажешь ты, расскажут другие.
— Ну, говорят, что эти кровавые графини…
— Как ты сказала? Кровавые? Почему?
— Ну, при их появлении было столько убито наших… — она замолчала, засопев. — Не знаю, так их окрестили.
— Дальше.
— Их все боятся. А вот служанка госпожи, та совсем другая. Она говорит, что госпожа очень хорошая и добрая. Просто мы не знаем. А когда узнаем, то полюбим её.
— А этот негр, кто он? Что говорят?
Кэйти метнула взор на двери, поёжилась:
— Дониза его арабом назвала. Охранник госпожи. Кинжал видели, какой? Как месяц.
Арабы… Семиты. Исповедуют ислам. Мусульманин на службе у иноверки? Не может такого быть. Он должен быть христианином. Эфиопец? Похоже… Эфиопия — единственная традиционно христианская африканская страна.
— Зачем она приходила так рано? Что просила?
— Да ничего, — пожала плечами. — Поговорила, углей набрала, вина и ушла.
Наташа задумалась. В комнатах тепло. Топить камин незачем. Кальян… Конечно! Араб подсадил графиню на курение кальяна.
При курении выделяются никотин и угарный газ. Оба этих компонента, попадая в кровь, связывают гемоглобин, вызывая кислородное голодание тканей. Появляется никотиновая зависимость, причём в случае кальяна она усиливается. А при совмещении курения с употреблением алкоголя его вред усугубляется. Алкоголь добавляется в кальянную жидкость, что повышает его вредность. Есть и польза, но она относится к области психологии. Такой вид курения оказывает успокаивающее воздействие на нервную систему. Согласно традиции кальян собирал людей в общий круг, а само курение вызывало умиротворение и способствовало душевному общению.
— А дочь её? У них одна служанка на двоих?
— Наверное. Эта Дониза весёлая такая, рассказывает истории разные интересные. Она со своей госпожой где только не была! Так бы и слушала её.
— Госпожа Юфрозина встала уже?
— Да. Скоро в молельню пойдёт.
— Ладно, помоги мне волосы заплести в три косы. Потом приберёшься.
* * *
Из молельни девушка прямиком направилась в кабинет в надежде застать там графа. Он оказался на месте, давая указания по проведению погребения воинов. Увидев Наташу, которая хотела закрыть дверь, так и не войдя, вернул её:
— Зайди, я уже заканчиваю.
Хмурый Рабан, получив последние наставления относительно охраны замка и его окрестностей в период похорон, вышел.
— К вечеру прибудут десять воинов по вассальным обязательствам, сержант и пять наёмных рыцарей. Дитрих быстро управился. Молодец. А ты… — он встал из-за стола, опираясь на трость. Перехватив взор госпожи, улыбнулся: — Она вроде уже и не нужна.
— Да нет, это только кажется. Походите ещё пару дней. Лекарь смотрит вашу руку?
— Когда это делала ты, она заживала быстрее, — подошёл, заглядывая ей в глаза. Через пару дней от синяков останется лёгкая зелень.
— Не подлизывайтесь, господин граф. Я её посмотрела всего один раз.
— Герард, моя леди. Привыкай, — приобнял, приближая.
— Вообще-то я пришла по делу, — Наташа отстранилась. Находясь в такой близости от мужчины, хотелось просто уткнуться лицом в его тунику и забыть обо всём.
— Что-то случилось?
— Как посмотреть… Вы в курсе, что вчера вечером графиня Мисулла со своим арабом перепугала всю прислугу? Она требовала для него господскую еду в комнату. Если прикажет предоставить для его обслуживания личную служанку, я не удивлюсь. И ответьте мне, пожалуйста, как долго они здесь собираются гостить?
— Араб, ты верно заметила, это её личный охранник. Хочу сказать больше. Когда на нас напали, он не остался в стороне, хотя мог, и я слышал, как графиня требовала его остановиться, напомнив, кому он служит. На его счету не один наёмник. То, как он владеет арбалетом, вызывает уважение. Они гости и поскольку я немного виноват перед семейством ди Терзи, мы потерпим их пребывание. После свадебного пира они сразу же уедут.
Наташа вздохнула:
— А раньше их нельзя спровадить? — она уставилась в окно, делая шаг к шахматному столику.
— Я сам пригласил графиню на свадебный пир. Таша, неделя пролетит быстро.
— Восемь дней… Иногда достаточно одного дня, чтобы случилось непоправимое. Да что там — один день! Достаточно одного мгновения, — поёжилась, вспомнив своё пробуждение в другом времени. — Я постоянно чего-то боюсь.
— Откуда такие мысли, Птаха? Иди сюда, — он раскрыл объятия и девушка, не раздумывая, прильнула к нему, ощущая успокаивающее тепло его тела.
— Она ведёт себя, как хозяйка. Слышали бы вы, как она вычитывала перепуганную Берту. Этот её чёрный араб вызывает у прислуги суеверный ужас.
— Прислуга привыкнет. Я таких арабов повидал много. Они хорошие воины и защитники. А что касается графини, то как только прибудет новая экономка, всё станет на свои места. Берта просто не умеет разговаривать с такими женщинами. Может быть, ты пока возьмёшь обязанности экономки на себя?
— Я подумаю. Но мне кажется, что это плохая мысль. Боюсь, тогда у вас благодаря мне появится ещё один враг.
— Нет. В лице графини Мисуллы врага лучше не иметь. Она, насколько я помню, пользуется расположением одного из советников короля. Одно время ходили упорные слухи, что он намерен взять её в жёны. Что там у них вышло, не знаю. Это всего лишь слухи и графиня по-прежнему свободна. Мне это никогда не было интересно. Карл знает больше.
— Ладно. Раз ничего сделать нельзя — я потерплю, — Наташа смиренно вздохнула. Руки сиятельного поглаживали её по спине, успокаивая.
— Вот ещё, — Герард нехотя выпустил деву из объятий, снял с полки ларец средних размеров. Отперев его изящным ключиком, откинул крышку. — Это просил тебе отдать Бруно.
При упоминании имени рыцаря глаза госпожи влажно заблестели. В её руку легло кольцо с бирюзой.
— Почему мне?
— Не спрашивай. Просто возьми.
Ларец оставался открытым. На россыпи золотых монет лежал брелок с красными стразами и логотипом «Mazda», когда-то врученный командующему за «отвагу в бою».
Девушка закрыла лицо руками, сдерживая вырывающийся всхлип. Это было не так давно, а казалось, прошла целая вечность.
— Не плачь, Птаха. Всё в руках Всевышнего, — он прислонил её к себе, обнимая за плечи. — А это я отдам его сыну, когда вырастет. — Граф захлопнул крышку ларца.
— А если родится девочка?
— Нет, должен родиться мальчик, чтобы стать продолжением Бруно.
— А семья Бруно… Они заберут ребёнка, когда узнают?
— Посмотрим.
Наташа горестно улыбнулась. Хотелось верить. Тогда она отдаст кольцо его сыну. Непролитые слезы сверкнули в уголках глаз.
* * *
— Ты должна улыбаться этому мужчине, когда видишь его, а не ходить с выгажением муки на лице, — графиня-мать металась по комнате, обмахиваясь веером, недовольно поглядывая на дочь.
— Мама, он совсем не смотрит в мою сторону. Кому я должна улыбаться?
— Боже милостивый! Сколько тебе можно твегдить? Это тебе кажется, что он не смотгит на тебя! На тебя невозможно не смотгеть, — она опустилась рядом с Луиджей на скамью. — Мужской взог независимо от его владельца выделяет всё ягкое и запоминающееся вокгуг себя и будет возвгащаться к тому, что ему хочется созегцать. К чему он будет возвгащаться? К унылой и сутулой фигуге? Женщина должна вдохновлять мужчину на подвиги своим поведением и вниманием, а не наобогот. Она должна быть весела и дагить ему сладость плотских утех. — Заметив подавленный вздох, раздражённо продолжила: — Да-да, не пегестану повтогять: если ты будешь на ложе давать ему всё, что он хочет — он не пойдёт искать утешения к служанкам или в непотгебный дом к блудницам. Твоя невинность, чистота и покогность вкупе с готовностью понять и пгинять его желания, даст ему всё, о чём он только смел мечтать! Он будет боготвогить тебя! А ты, ты будешь вегтеть им, как тебе вздумается, и получишь всё, о чём мечтаешь ты! Один только агомат твоего тела должен свести с ума любого мужчину. Только Господь ведает, сколько золота я извела, чтобы добыть эти месопотамские чудо-благовония и пгитигания.
— Мама, мне не нравится этот разговор.
— Ослица! Упгямая и глупая ослица! — она вскочила и заходила перед дочерью, распаляясь. — На кого я тгачу своё бесценное вгемя? Кому я показываю, как нужно ублажать мужчину на ложе? Что я делаю в этой глуши вдали от коголевского двогца? Почему я здесь?
— Мама! — всхлипнула Луиджа. — Давайте уедем отсюда. Я не могу больше смотреть на то, как он… — она не договорила, захлебнувшись слезами.
— Ты готова отдать его этой нищенке? Такой обгазец мужественности? Дочь, так и знай, если сейчас ты не станешь женой этого мужчины, то твоим мужем станет гегцог Боджелайо Витиль де ла Энсина, — Мисулла с особым смаком произнесла имя «жениха». В нём, в таком продолжительном и непростом, не было ни одной «неудобной» буквы!
— Мама! Он старый и…
— Хватит! — топнула графиня. — Надоело! Как я сказала, так и будет! Или ты будешь беспгекословно слушаться и получишь то, из-за чего мы здесь, или уже чегез месяц будешь еженощно ублажать этого стагого похотливого астугийца. Боже милостивый! Я даже не хочу думать о том, что вся моя наука пгопадёт дагом и моя единственная дочь будет в лапах этого стагца! — Графиня обессилено упала в кресло. — И он будет делать с тобой то, что ты видела вчега! — рявкнула она, хватая веер, энергично обмахиваясь.
— Так не отдавайте меня ему, — графинька нахмурилась, бледнея.
— Отчего же? — «дожимала» мать непонятливую дочь. — Он гегцог, богат, пгиближён ко двогу. Ты будешь блистать, а потом ты станешь для многих мужчин самой желанной вдовой-кгасавицей. Мне бы твою кгасоту в своё вгемя! — она мечтательно закатила глаза. Сейчас бы тоже не отказалась от такого подарка.
— Мама! Я не хочу так! Вы же знаете — я люблю графа, — Луиджа поджала губки-бантики.
— Вот и умница, вот и люби, — Мисулла расплылась в улыбке. — И слушайся мать. Она у тебя умная и думает далеко напегёд. Всё, иди пгиведи себя в погядок. Мы собигаемся почтить память воинов его сиятельства, котогые погибли, чтобы ты живой доехала до замка своего мужчины. Вот там можешь поплакать и желательно на плече милогда. — Она встрепенулась, вскакивая: — Да, это неплохая мысль… Ну-ка, поди сюда… — Сняла с каминной полки маленький ларчик, переходя с ним на ложе.
Глава 25
Этот тяжёлый день Наташа будет помнить всю свою оставшуюся жизнь. И запомнился он не самим фактом похорон погибших воинов, а как это было проведено.
В день похорон она долго не могла понять, что происходит вокруг. Не было привычной тишины, которая обычно устанавливается в доме покойного. С улицы доносились непонятные звуки, очень похожие на песнопения с заклинательными нотами и ритуальным плачем.
По-видимому, эти песнопения прославляли покойных, описывали все их достоинства и пройденный ими жизненный путь, но одновременно заклинали его не вредить оставшимся в живых людям. Покойные принадлежали уже другому миру, поэтому с ними, как и со всем природным окружением маленького мирка людей, нужно было вести себя очень осторожно.
Магический круг поющих людей отграничивал мертвого от мира живых, предотвращая возможный вред с его стороны, одновременно ограждая и его самого от вредоносных сил внешнего мира.
Покойников несли на кладбище на погребальных носилках. Девушка не знала, что деревянные гробы в то время использовали только для похорон знати.
Смех… Всю дорогу до кладбища процессия из провожающих смеялась и веселилась. Наташе хотелось зажать руками уши и сбежать подальше от этого балагана. Насколько она знала, отец Готтолд и Юфрозина предпочли остаться в замке с ранеными воинами.
В то время все усилия церкви, постановления соборов, папские буллы, предписания епископов и местных священников, направленные на объединение разнообразных региональных погребальных обрядов и очищение их от элементов язычества, имели мало успеха и на деле выглядели лишь как попытка приспособления христианской обрядности к реликтам язычества.
Девушка понятия не имела, что ритуальный смех при похоронах, а так же и во время поминальной трапезы, когда шутками и весёлыми проделками специально хотят рассмешить присутствующих, является «магическим». Он уничтожает смерть, превращая её в новое рождение, и считается актом благочестия.
Погребальные носилки не оставили в могилах. Мёртвые тела, обёрнутые саваном, поместили на подстилку из соломы.
Все присутствующие получили щедрую милостыню в виде монет и кусочков белого хлеба.
По окончании похорон прямо у могилы начался погребальный пир — тризна.
Еда над мёртвыми — обычай, идущий из глубины языческой древности и связанный с жертвоприношением мёртвым. Смысл его состоит не только в поминовении умершего, но и в обновлении священной связи между миром живых и миром мёртвых.
Обычай поминовения усопших на третий, седьмой и тридцатый день и в годовщину со дня смерти христианское средневековье также унаследовало от языческой древности.
Ничего этого Наташа не знала, но она мужественно держалась, стараясь отвлечься от происходящего, утешая себя тем, что всё проходит. Пройдёт и это.
Она, постоянно пребывая под неусыпным наблюдением Герарда, держалась за его руку, устало переминаясь с ноги на ногу.
— Двенадцать, — прошептала, оглядываясь по сторонам в поисках ведуньи.
— Что? — граф склонился к её лицу, прислушиваясь.
— Могил двенадцать, — обернулась на карету итальянок, пристроившуюся в тени высоких деревьев. Графини недавно зашли в её нутро отдохнуть. Возле неё прохаживался араб в неизменном тёмном одеянии. — Мне казалось, что их должно быть тринадцать.
— Тринадцатая не здесь, — промолвил его сиятельство. На вопросительный взор иноземки пояснил: — Убийце здесь не место.
Леди кивнула в ответ:
— А госпожу Леову когда собираетесь перезахоронить?
— После свадебного пира, — сжал ладонь Птахи на своей руке.
Солнце припекало и девушка, присмотрев деревце, направилась под его тень. Герард отошёл, смешавшись с толпой, исчезнув из вида.
Заметно опьяневшие люди кричали и смеялись громче, считая своим долгом подойти к госпоже и сунуть в руку то оловянный кубок с вином, то кусок хлеба с сыром.
Прибежавшие вслед за своими хозяевами дворовые псы устроили драку между собой.
Кричали дети.
Создавалось впечатление, что она находится не на похоронах, а на ярмарке, причём торгующей съестным и алкоголем. Заметив Эрну, Наташа задержала на ней взгляд. Сердце сжалось от жалости. Хоть прачка и очень старалась выглядеть весёлой и беспечной, у неё это плохо получалось.
Оглядываясь в поисках сиятельного, заметила Ирмгарда, пробирающегося к ней.
— Как ты? — вице-граф взял девушку под руку.
— Устала. Скоро можно будет уйти?
— Вообще-то тризна будет до утра, — увидев, как она закачала головой, поспешил продолжить: — С наступлением сумерек уйдёшь.
— Ты не видел отца? — обмахивалась от надоедливой мошки сорванной веткой.
— Видел не так давно. Он разговаривал с охранником госпожи Мисуллы.
Наташа обернулась. Араб, держась за рукоять кинжала на поясе, зорко следил за происходящим. Идущие мимо них люди ускоряли шаг, стараясь не смотреть в его сторону.
При свете дня охранник графини выглядел не так устрашающе и таинственно, как в тёмном зале при горящих факелах.
Девушка, заметив, что он поворачивается в её сторону, отвела глаза, почувствовав, как его взгляд прожигает её насквозь. Чуть задержавшись на ней, он проследовал дальше. Бдит. А араб совсем не старый, как показался вначале. Едва ли старше графа.
Сзади подошёл Дитрих с кубком вина. Отпив, прищурился:
— А эта итальяночка не зевает, как ты, — усмехнулся, кивнув в сторону кареты. — Он там.
Наташа, опершись на ствол деревца, блуждала глазами над головами крестьян в поисках высокой мужской фигуры:
— А вас не позвали, — парировала леди, стараясь сдержать нарастающее беспокойство.
Что происходит? Ничего. Хозяин заглянул к гостям принять соболезнования. Не зевает молодая графиня? Будет стремиться вернуть бывшего жениха? Если они виделись последний раз десять лет назад, ни о каких чувствах речи быть не может. Ни с его стороны, ни с её. Луидже тогда могло быть восемь — десять лет. Даже смешно. Графиня хочет устроить брак по расчёту для дочурки? Она на «мели»? Герард богат, в отличной физической форме, хорош собой. Что могут предпринять женщины для получения желаемого? И как можно противостоять этому натиску?
Ирмгард, услышав, где находится отец, направился в сторону «дома на колёсах».
— Меня не интересует ни графиня, ни её дочь, — барон глотнул из кубка.
— Я видела обратное, — девушка «выдавила» улыбку, стараясь казаться беспечной, поворачиваясь так, чтобы держать карету в поле зрения.
Вице-граф дошёл, не останавливаясь, кивнул арабу, рванув на себя дверцу, заскочил внутрь.
Барон наклонился к уху иноземки, шепнул:
— Меня интересуешь ты.
Пожалуй, Наташа здесь ещё ни на кого так не смотрела. Тяжёлый взгляд исподлобья упёрся в лазурные глаза красавца. Заговорила медленно, чётко, с расстановкой:
— Прошу вас больше никогда не говорить об этом. Вы меня не интересуете.
— В купальне я видел обратное.
— Что вы видели? — неприятно скребнуло в душе. — Реакцию женщины на физиологический процесс между двумя сливающимися в экстазе особями?
— Как? — мужчина вздёрнул бровь.
— Ах, ну да… — она взяла себя в руки. То, что было понятно любому человеку в ХХI веке, здесь звучало тарабарщиной. Вздохнув, «перевела»: — Это обычная реакция здорового человека на… откровенные отношения между мужчиной и женщиной. — Заметив на его лице недоверчивое выражение, едва не выкрикнула: — Господи, реакция на блуд! — Глубоко втянула воздух. Задержав, выдохнула: — И всё. — Поймала себя на мысли, что витает вокруг колымаги итальянок, изнывая от любопытства, пытаясь догадаться, что может происходить за закрытыми дверцами.
Дверь распахнулась, являя выскочивших из неё отца и сына. Его сиятельство без трости заметно хромал.
Наташа поспешила отвести глаза. Но Дитрих, видимо, получив сигнал от брата, ухватил её за руку:
— Идём, нас зовут, — увлёк к «дому».
Араб, широко расставив ноги, держа руку на рукояти кинжала, не спускал глаз с приближающихся.
— Ты хочешь уехать? — господин подал невесте руку, помогая впорхнуть в карету. — Госпоже Луидже стало плохо и графиня собирается в замок. Поезжай с ними.
Почему бы и нет? Пора познакомиться с соперницей поближе. С обеими.
— Я не буду возражать. Спасибо за заботу, — девушка обаятельно улыбнулась, демонстративно касаясь губами щеки мужчины, заявляя этим свои права на него.
— Вы останетесь до утга? — Мисулла обеспокоенно заглядывала в глаза графа, протягивая ему наполненный прислугой кубок.
— Пожалуй, уже достаточно, — отмахнулся от него господин. — Госпожа графиня, госпожа Луиджа…
Трогательная любезность Герарда, лобызающего ручки женщинам и его маслянистый взгляд показались Наташе подозрительными. Итальянки начали любовную «атаку»?
Закрывшаяся дверь отрезала её от внешнего мира. Опущенный лоскут дублёной кожи на отверстие, заменяющее оконце, придавал полумраку уютную таинственность. Шум с улицы сюда практически не проникал.
Изнутри карета оказалась вместительнее, чем могло показаться снаружи. Предназначенная для дальних путешествий, она была рассчитана не меньше, чем на перевозку четверых человек. Удобные широкие скамьи, устланные мехом, сейчас прикрытые яркими тканями и множеством подушечек, должны были облегчить тряску на ухабах лесных дорог и по бездорожью в межсезонье. Под потолком крепились ящички с посудой. На сиденье стоял поднос с низким пузатым серебряным кувшином с откидной крышечкой в окружении кубков. И благовония. Их тяжёлый густой запах проникал в лёгкие на правах хозяина, отравляя и дурманя. Вспомнив об углях, которые утром в кухне набирала служанка, Наташа решила, что они могли понадобиться для воскуривания ароматических трав. Кальян тоже мог иметь место в багаже графини ди Терзи.
— Госпожа Вэлэги, можете прилечь отдохнуть, — Мисулла любезно улыбнулась, пересаживаясь к полулежащей в окружении подушечек, дочери. — Выпейте это. — Приняла из рук Донизы кубок, ненавязчиво проталкивая его в руку пфальцграфини. — Это успокоит и подкгепит ваши силы.
Леди обратила внимание на то, что не видела, как служанка наполняла его из стоящего на подносе кувшина.
«Чтобы опасалась Кровавой графини и из рук её ничего не брала»… Так говорил Яробор… Мысль пронзила внезапно, плеснувшись перед глазами фейерверком. Она ведь тоже иноземка! Может быть, ведунья имела в виду вовсе не Юфрозину, а её?
— Спасибо, — девушка медлила. Утолить жажду хотелось. Но пить неизвестно что из рук женщины, уж точно не желающей ей добра — верх глупости.
Качнувшаяся карета подсказала выход из создавшегося положения. Кубок упал на пол между скамьями. Его содержимое впиталось в толстый пушистый ковёр.
— Ничего-ничего, — графиня-мать поторопилась опередить вспыхнувшую от неловкости попутчицу. — Дониза, налей ещё, — кивнула прислуге.
— Не беспокойтесь, госпожа графиня. Мне не хочется пить, — Наташа отвернулась от протянутого кубка, заметив, что он наполнялся из небольшой ёмкости, заткнутой деревянной резной пробкой и извлечённой из прямоугольной плетёной корзины, находящейся за спиной прислуги.
Открыто взглянув на разомлевшую Луиджу, она отметила, что та, через прикрытые длинными ресницами глаза, наблюдала за её действиями.
А ведь граф пил из кубка, принятого из их рук… И ему предлагали ещё.
Леди уже не сомневалась, что от высокопоставленных женщин, явно имеющих опыт в плетении интриг, можно ожидать чего угодно. Облик графини ди Терзи, несмотря на кажущуюся доброжелательность и открытость, доверия не внушал. Эрна и Агна в сравнении с этой женщиной казались блёклыми и не такими опасными.
Девушка обратила внимание, что карета итальянок так же, как и Юфрозины, оказалась устроена на ремнях. Из-за её размера укачивало меньше. Было довольно комфортно. Но общество женщин и плотная аура неприязни хозяев «дома на колёсах» портили настроение. Хорошо, что до замка недалеко. Она, сидевшая у окошка, приподняла полог, жадно вдыхая свежий воздух. Араб скакал рядом на крупном вороном жеребце, масть которого сливалась с его чёрными одеждами.
Из въездных ворот им навстречу выехала телега, укрытая холстиной. На ней хорошо просматривались бочонки с вином и большущие корзины со съестным. Понятно. Добавка к поминальной трапезе.
Во дворе спешивались всадники. Похоже, прибыли новые воины для пополнения поредевших рядов гарнизона.
— Спасибо, что подвезли, — Наташа, слегка опершись на протянутую руку «чёрного охранника», как она окрестила араба, мило улыбнувшись, спрыгнула с подножки. Пусть не думает, что она его боится. Цепные псы тоже приручаются.
Из кухни нёсся грохот передвигаемой тяжёлой утвари и неизменный крик Берты.
Леди свернула в «сердце» замка.
Разомлевшая кухарка сидела на низкой скамье. Она вяло махала рукой, между коленями удерживая от падения узкую мягкую объёмную корзину. Слегка заплетающимся языком выговаривала, поторапливая прислужницу:
— Пошевеливайся, давай, люди ждут, — приняв кувшин с завязанным горлышком, похлопала по нему, ставя в корзину, укладывая рядом округлую булку хлеба, укрытые салфетками глубокие миски с едой. — Госпожа, вы уже вернулись. — Качнулась, тут же хватаясь за стул, стоящий рядом. — Кэйти, дрянная девчонка, госпожа пришла! — Крикнула так, что у пфальцграфини зазвенело в ушах.
— Не кричите, здесь я, — насупленная девочка появилась из-за её спины.
— Гляньте на неё, — повариха привстала, плюхаясь назад на скамью, — собралась на всенощную. Чтоб потом мамке с папкой дитя подкинуть. Я-те пойду… — Погрозила пальцем. — Вот, на, — подсунула той под ноги корзину, — иди, отдай пастухам и сразу назад. Госпожа купаться будет.
— Госпожа Юфрозина? — Наташа обернулась на закипающие котлы, удивляясь, почему её служанка должна той прислуживать.
— Вы, — уверенно кивнула кухарка.
Почему Берта решила, что она будет купаться, девушка так и не поняла. Но возражать не стала. Очень хотелось расслабиться, успокоиться и всё обдумать. Поймала себя на мысли, что ещё бы понежилась под действием благовоний Кровавой графини:
— Кэйти, принеси что-нибудь поесть и замени кипячёную воду в покоях.
Подумалось, что разумнее будет вовсе отказаться от кувшина с водой в комнате. Мало ли…
Наташа, не теряя времени, пока служанка будет готовить воду для купания, подтянув выше платье под ремешок, ступила в чёрный зев тайного хода. Она не знала, почему ей захотелось подслушать графинь. Она никогда не интересовалась чужими письмами, не заглядывала в чужие кошельки. Никогда не спешила осудить человека только потому, что это делали другие. Так же она отлично понимала — тот, кто подслушивает, хорошего не услышит.
«Хочешь узнать планы врага? Иди, слушай», — убеждала себя, рыская фонариком по стенам и переходам. А может, ей только кажется, что итальянки желают ей зла? Вот уж, точно, стала мнительной с этими всеми покушениями и убийствами. Не жизнь, а сплошной стресс.
В комнате молодой графини оказалось пусто. У мамочки, значит… Ещё один переход… Так и есть. Мама читает дочери нотацию, поучает. Как предсказуемо. Пфальцграфиня усмехнулась. В открытое окошко потянуло ароматической смесью. Запах показался другим. Этот ощущался свежее и легче.
Графиня, удобно устроившись в кровати, полусидела, откинувшись на подушки, держа в руках гроздь винограда. В ногах пристроилась дочь, следя за плавными движениями матери. Так следит голодный за куском хлеба, следующим в чужой рот.
— Не бойся — всё будет, как надо нам. Этот мужчина достоин того, чтобы около него находилась такая кгасавица, — она обласкала взором своё чадо. — Потом мы уговогим его покинуть это гиблое место и пегеехать в Кельн в наше поместье. Ты будешь блистать пги двоге коголя. — Сморщила нос, вслушиваясь в свои последние слова. Поправилась: — Его величества. — Довольно улыбнулась. Совсем расслабилась в этой глуши.
— Мама, я не хочу никуда переезжать. Мне здесь нравится.
— Да, здесь мило. Эти умывальни — находка. Твой будущий муж знает в этом толк. С его помощью мы пегестгоим поместье. Там будет не хуже.
Наташа замерла. Эти женщины на сто процентов уверены в своём успехе! Господи, что они задумали?
— Мама, я боюсь, — промямлила Луиджа, подползая к графине, кладя голову на край подушки.
— Если ты всё сделаешь, как я сказала, то он будет наш, — погладила дочь по голове. — А тепегь готовься к купанию. Завтга за обедом ты должна быть самой кгасивой. Он заметит обязательно. Это тгудно будет не сделать.
— Ты ещё что-то придумала?
— Конечно, моя милая. Мы укажем этой нищенке на её место.
— Мама, она красивее меня. Он с неё глаз не сводит.
— Глупости! У тебя белое лицо, вьющиеся волосы, а тело… — мягко улыбнулась. — Завтга ночью он станет твоим.
— Госпожа! — хлопнувшая дверь и голос прислуги ворвались сопровождаемые лёгким сквозняком. — Воды нет!
Наташа отпрянула от окошка. Не хватало только чирей на глаз.
— Как нет! — женщина подхватилась с ложа. — Ты забыла? — Угрожающие нотки в голосе сулили быструю расправу. Так и есть. Звук пощёчины рассёк воздух.
— Нет, конечно, — Дониза, схватившись за щеку, отступила к двери. — Воду забрала пфальцграфиня.
— Как она посмела?! Ты газве не сказала экономке?
— Вы же знаете, госпожа, экономки здесь нет, а эта старая перечница всё перепутала. К тому же она уже во хмелю, — плаксиво, для пущей убедительности добавила: — В растютю.
— Нам необходимо купание, массаж! — всё ещё недоумевала итальянская гостья. Такого с ней никогда не было. Не получить желаемое?!
— Я сказала, чтобы воду грели снова, — уверила служанка дрожащим голосом.
— Плохо! Очень плохо! — графиня забегала по комнате. — Я не могу столько ждать! Я тоже должна отдохнуть! Я устала!
Девушка ухмылялась, потирая руки, радуясь, что не отказалась от купания.
— Мама, давайте всё отложим на потом.
Робкий голос дочери вывел злодейку из себя:
— Потом? Ты в своём уме? Каждый миг на счету! Дониза, воду нам на завтга готовь! Сгазу после обедней тгапезы, — уставилась в окно. — Потом… — Злость клокотала, выворачивая нутро. — Никаких потом! — Погрозила прислуге: — И только посмей не уследить за водой! Ты меня знаешь! Закопаю! — Развернула дочь к двери: — Всё, иди спать. Все уходите! Кгоме… — Она повернулась лицом к Наташе, хищно улыбнувшись и уставившись на неё! Та расширила глаза, холодея: «Засы́палась!». — Шамси, — промурлыкала женщина, развязывая широкий пояс туники, — ты поможешь мне гасслабиться… Как всегда.
Не успела девушка отшатнуться, как окошко заслонила чёрная тень.
Сделав шаг, мужчина приостановился, медленно поворачиваясь, зорко осматривая стены. Его взгляд приближался к месту потайной двери.
Пфальцграфиня, не выдержав напряжения, бесшумно захлопнула окошко.
Уходила едва ли не бегом. Казалось, что араб догонит её, прирежет своим кривым кинжалом и утянет вглубь катакомб. И никто её никогда здесь не найдёт. Сначала своё дело сделают крысы. Потом уже опознание будет невозможно и никому не нужно.
— Брр! — поёжилась, спеша в свою комнату, где её ждала горячая вода с ароматными травами. Взволнованно шептала: — Чуть не спалилась… Учуял сквозняк? Или её запах? — Приподняла плечо, прижимая к нему подбородок, принюхиваясь. Ничего не поняла.
* * *
Наташа подгребала к себе плавающие на поверхности воды травы, растирая их между ладонями и млея от удовольствия.
— Буду ночевать у Кристофа на сундуке, — буркнула Кэйти, расправляя платье госпожи, внимательно его рассматривая. Грязное. — Мать заняла моё место в каморе, хотя обещала быть с братом.
— Потерпишь… Ты ведь будешь мыться после меня? — поспешила порадовать девчонку.
— Да! — радостно вскрикнула та. — Так я сбегаю за чистым одеянием!
Не дождавшись разрешения, хлопнула дверью. Она, качнувшись, отошла, образуя щель.
Девушка вздохнула, прикрывая глаза. Из комнаты потянуло прохладой. Свеча чадила. Надо сделать на пробу несколько восковых свечей. Поправила свисающий балдахин, отгораживаясь от входа.
Всё же она везучая. Узнать о планах графинь! Предупреждён — значит вооружён. Если бы Наташа не знала итальянского языка — подслушивание оказалось бы бесполезным. Гостьи между собой общались на родном языке. Мамочка, спасибо за науку! Граф не преминул бы сказать, что пфальцграфиня знает язык гостей. Они были бы осторожнее.
Значит, завтра… К ночи готовится диверсия… В течение дня будет артобстрел избранного объекта вожделения. Луиджу нарядят, как куклу. И благоухать она будет пуще райского сада. Его сиятельство обкурят и опоят. Сзади за ним всё время ходить не будешь и выбивать кубки из рук или запрещать пить — не дело. Погрузилась в раздумья. Поговорить с ним? А что сказать? Что подсматривала и подслушивала? Догадки и предположения мужчина слушать не станет. Выглядеть будет как наговор ревнивицы и склочницы.
Балдахин качнулся. Сквозняк принёс запах благовоний.
Наташа открыла глаза, прислушиваясь. Показалось, что в комнате кто-то ходит. Замерла, сжав до боли в пальцах край бадьи. Отвернув балдахин, до рези в глазах всматривалась в тёмную щель дверного проёма.
Она знала странность своего поведения — так говорила мама, — ни при каких обстоятельствах никогда не кричала, предпочитая зажать рот ладонью, затаиться и остаться незамеченной. Могла тихо выругаться, вздрогнуть, просто упасть в обморок. Всё. Ни истеричного крика, от которого лопаются перепонки, ни бесполезных метаний.
Девушка, закрыв глаза, ушла под воду, захлёбываясь. Вынырнула, отчаянно цепляясь за края банной ёмкости. Господи, её могут убить… Подстроят несчастный случай. Проще некуда. И не надо будет никого одурманивать и опаивать. Погорюет её любимый и возьмёт в жёны Луиджу. Цветные картинки образов счастливых молодожёнов пролетели стаей перелётных птиц. Будут жить молодые счастливо и умрут в один день.
От хлопнувшей двери, сердце подпрыгнуло.
— Я забежала к Кристофу, — Кэйти кинула свёрнутую одежду на скамью. — У него лекарь снова рану рассматривает.
Наташа вздохнула. Она так и не поговорила с Ланзо. Не до этого было. Чувство безнадёжности затопило. Бороться за мужчину? Почему не наоборот? Почему ничего не изменилось? Женщины изводят друг друга за место в их постели, завоёвывая для себя сытую спокойную жизнь. Любовь? Она есть. Только не всем суждено её познать. Ладно, посмотрим. Умирать, так с музыкой. Пфальцграфиня решительно поднялась, кивнув служанке, чтобы та помогла ей вымыться.
«Вьющиеся волосы, говоришь?» — с остервенением шептала леди, нарезая длинные ленты из полотенца.
Несмотря на то, что уже перевалило за полночь, спать совершенно не хотелось. Злая решимость взвинтила нервы до предела. Скручивая пряди почти сухих волос в жгутики и скручивая их у основания, подвязывала «лентами». Сколько она накрутила «рожек» на своей голове, не считала. Много. Ночь, конечно, выдастся «рябиновая», но это того стоит. Она представила, как будет выглядеть утром за завтраком. Удовлетворённо провела ладонью по ершистой голове. Косметический карандаш и розовая помада будут в помощь. Послала себе воздушный поцелуй в мутное отражение зерцала и упала в приветливые объятия постели.
Глава 26
— А что это… А как это вы… — Кэйти, открыв рот от удивления, часто моргала, не в силах понять, что произошло с госпожой за одну ночь. — Разве так бывает?
— И не такое бывает, — выдала довольная леди, вертясь перед треногой с отшлифованным серебром в раме.
Наташа к её приходу убрала «ленты» под матрас и расхаживала по комнате, планируя начинающийся день, потряхивая спиральками завитых волос. Потом она разберёт их на пряди, и часть закрепит крабом.
Заснув под утро, девушка сейчас не чувствовала себя разбитой. Боевое настроение и вера в то, что всё получится, как она задумала, придавали сил.
— Кэйти, спустись к швеям и принеси всё, что они успели пошить.
Её интересовало платье из тяжёлой мягкой шерсти изумрудного цвета. После увиденных нарядов итальянок, она незамедлительно спустилась в швейную мастерскую и попросила портниху начать шитьё именно с зелёного платья по изменённому фасону. Пусть она не успеет нашить приготовленную золотистую тесьму, но взамен можно надеть ожерелье, которое ей подарил граф за излечение сына.
Достав из тайника украшение, убедилась: да, жемчуг золотого цвета как нельзя лучше подойдёт к закрытому платью и её волосам.
* * *
Его сиятельство стоял у окна в компании брата, опираясь на трость. Рано он отказался от неё. После бессонной ночи нога болезненно ныла. С рукой дела обстояли лучше. Лекарь графини оказался истинным чародеем. Рана заживала быстро, практически не беспокоя.
Отсутствие Юфрозины с сыном, священника и госпожи Вэлэри, не мешали ему рассматривать прелестное голубоглазое создание. Его взор то и дело возвращался к присевшим у камина гостьям. Не понимая, почему раньше не замечал такую красоту, он улыбнулся смутившейся Луидже. Да, причёска… Очень ей идёт. И цвет синего платья как нельзя лучше оттеняет голубизну больших выразительных очей.
— Что я тебе говогила, — Мисулла, прикрыв нижнюю часть лица веером, кивнула дочери. — Улыбайся и опускай глаза, как я тебя учила. Было бы неплохо научиться кгаснеть.
— Мама, а что будет, когда действие питья пройдёт? Он снова забудет о моём существовании.
— Мы ему ещё нальём, — веер задвигался энергичнее. Поправилась: — Сам себе нальёт… А потом и не надо будет. Никуда не денется. — Она подарила заученную до автоматизма обворожительную улыбку хозяину замка, подвигая большую резную шкатулку и заглядывая в неё:
— О-о!
— А не важно, что господин барон пьёт из того же кувшина?
— Не задавай глупых вопгосов, дочь, — она посмотрела на Дитриха, присматриваясь к нему. — Да пусть они все пьют из него. Только мы не должны этого делать. Помни.
Графиня, передав веер дочери, привстала, запуская руки внутрь ящичка, доставая оттуда статуэтку иноземного божка из слоновой кости. Ахнула, поднимая выше, рассматривая на вытянутых руках. Она специально пришла сюда с дочерью раньше времени, посмотреть, как действует приготовленное снадобье. Зная, что мужчины имеют обычай пропустить кубок вина перед утренней трапезой — не ошиблась. Все они одинаковые.
— Это индийский бог Изобилия с головой слона — Ганеша, — господин опустился в кресло рядом с графинькой. — Он считается богом богатства, который помогает тем, кто стремится к успеху. — Перевёл взор на её мать. Обе женщины казались чертовски привлекательными. Как он этого раньше не замечал?
— Да, я знаю, — Мисулла всматривалась в точёные черты божка. — Знаете, мне он не понгавился с пегвого взгляда. Голова животного и неуклюжее толстое тело… Согласитесь, они не очень сочетаются. — Она стрельнула глазами по фигуре Герарда.
Дитрих, ставший за спиной брата, не спускал глаз с ухоженных рук гостьи:
— Ганеша является покровителем людей с тонким умом, которые не обманываются внешним обликом.
Графиня ди Терзи пристальнее взглянула в притягательные глаза барона. Его улыбка показалась многозначительной. У женщины ёкнуло сердце. Что он имеет в виду? Этот мужчина не так прост, как кажется. Или ей показалось? Кто здесь кошки, а кто — мышки, дьявол вас бери?!
Граф вдруг почувствовал неожиданно возникшее напряжение в комнате. Глаза обеих женщин были устремлены за его спину. Он обернулся.
В покои входила дева неземной красоты. Тёмное зелёное платье струящимися тяжёлыми складками спадало до пола. Лиф в виде мягкого корсета, стянутый под грудью золотистой шнуровкой, подчеркивал высокую грудь. Облегающие длинные рукава выделяли узкие запястья рук. Медного цвета волнистые волосы, скрепленные в причудливую прическу, рассыпались по плечам.
Наташа величественной походкой вплыла в зал, приостанавливаясь, обводя присутствующих настороженным взглядом.
Его сиятельство затаил дыхание. Ожерелье из золотых перлов… Всевышний! Господин подхватился, забыв о трости.
— Госпожа Вэлэри, — его, прихрамывающего, обогнал барон, — вы прекрасны. — Получив от подоспевшего брата тычок в бок, вздохнув, добавил: — Впрочем, как всегда.
В зал вошли Ирмгард, отец Готтолд и Юфрозина. Она, бегло охватив присутствующих, устремилась к своему месту. Разодетые женщины вызывали раздражение и недоумение. От их благоухания хотелось чихнуть. Что она и сделала, прыснув в ладошку.
— Мама, ты меня обманула, — глазами полными слёз дочь графини смотрела на вошедшую соперницу.
— Молчи, — та дёрнула её за руку, — улыбайся и вегь своей матеги.
Пфальцграфиня, поприветствовав всех, уставилась на Луиджу. Этого не может быть! В груди заныло. Причёска… Вьющиеся волосы графиньки, уложенные в три косы, выглядели потрясающе. Перехватив довольный взгляд графини-матери, девушка переключилась на своего жениха. Со своей служанкой она разберётся позже.
За столом царило небывалое оживление. То, что обитатели замка приписывали это присутствию гостей, было понятно. Только Наташа, стараясь не привлекать к себе внимание, насколько ей позволял обзор из-за сидящей рядом Юфрозины, наблюдала за итальянками. Конечно, ей не показалось, что они единственные не пили вино из своих кубков. Его сегодня поглощалось необычно много. Жажда ли мучила мужчин после бессонной ночи или это было одно из свойств дурманящего зелья — она судить не бралась. Только их поведение менялось на глазах. И не только мужчин. К ним присоединилась графиня Атале Дригер. Она беззастенчиво поглядывала в сторону графа, при этом мелко вздрагивая.
Дитрих, не таясь, откровенно метался взором по всем присутствующим женщинам.
Ирмгард не спускал прищуренного взгляда с Ангела.
Даже отец Готтолд изредка подозрительно ёрзал на стуле, при этом краснея и пыхтя.
Прислужник с кувшином вина, как угорелый носился вокруг стола, спотыкаясь и стараясь всем угодить. Его суетливость никак не вязалась со степенным поведением накануне при обслуживании застолья. «Хлебнул винца из господского кувшинчика», — усмехнулась Наташа. Вообще-то, ей совсем было не до смеха.
Герард, глядя на Луиджу, накрыв на столе руку своей невесты, с силой сжимал её пальчики не чувствуя, что причиняет боль.
Девушка терпела, понимая, что сейчас ни в коем случае не должна оттолкнуть его. Хищницы, наблюдавшие за ними, только этого и ждали.
— Мама, — Наташа обострившимся слухом расслышала шёпот графиньки. С матерью они общались на родном языке, — мне не нравится, что здесь происходит.
— А что пгоисходит? — Мисулла улыбнулась дочери. — Зелье одно, но действует на всех по-газному. — Она, наклонив голову, посмеиваясь, наблюдала за священником. — Посмотги, как всем хогошо. Главное, что наш мужчина геагигует правильно… Улыбайся ему… Не так откгыто… Нежно, гобко… Пусть тает. После обедней тгапезы он будет готов идти за тобой на кгай света.
Кто бы сомневался. Пфальцграфиня подавила вздох. Дорогие графини, вас ждёт сюрприз. Она очень надеялась, что никто не помешает привести задуманное в исполнение.
— Мама, она совсем не пьёт, — беспокойные нотки в голосе Луиджи насторожили Наташу.
— Вижу, — вздохнула интриганка. — Плохо. Пгидётся немного изменить ход событий. За обедом она не откажется.
— Её волосы красивее. Как она это сделала?.. И глаза… И ожерелье. Ты говорила, что у неё ничего нет.
— Не зли меня, — голос графини не выдал истинных чувств. — Пгекрати истегику. Это подношения жениха. Он всё у неё отнимет и укгашения станут твоими. Только заколку для волос я оставлю себе. Заслужила.
«Да чтоб вам! — чертыхнулась «подопытная», сжав ладонь графа. — Не дождётесь».
* * *
Прихватив в кухне гостинца для своих питомцев, Наташа через боковую дверь кухни выскользнула на улицу.
Здесь было лучше, чем в ставшей вдруг душной комнате. Сейчас она успокоится и приведёт мысли в порядок.
Прокручивая в памяти услышанное за утренней трапезой в свой адрес, она могла предположить, что итальянкам нужно было, чтобы она тоже испытала действие зелья на себе. Зачем? Столкнуть её с вице-графом или бароном и скомпрометировать в глазах графа, устроив «случайную» встречу? А потом взбешенного мужчину кинуть в объятия Луиджи? Предсказуемо для того, кто знаком с таким методом разрушения отношений между влюблёнными. Она читала — смотрела — знает… Каким образом они надеются заставить её отпить из кубка? Очень просто. Графиня произнесёт тост за молодых или за хозяина замка. Не откажешься. Пригубить и выплюнуть? Да ну их всех к чёрту с их интригами!
Вернувшись с трапезы в комнату, застала Кэйти.
— Поди сюда, — голос дрогнул. Увиденная причёска — её причёска из трёх кос — на волосах Луиджи, породила сомнения. Ничего не подозревающая прислуга приблизилась. — А теперь расскажи мне, — Наташа снимала ожерелье, — каким образом служанка гостей узнала, как плести волосы в три косы? Только не говори мне, что она это умела раньше.
Кэйти, опустив голову, промычала:
— Это Дониза…
— Ты показала ей, как плести, — увидев отрицательное качание головой, опешила: — Ты сама плела итальянке косы? — Такого она не ожидала от девчонки. — Ты посмела так поступить? Сколько тебе заплатили? — Она схватила предательницу за волосы, с силой дёрнув. — Говори, сколько?
— Золотой… — служанка, согнувшись и ухватившись за запястье госпожи, подвывала от боли: — Я не хотела, я больше не буду…
— Будешь, за золото ещё как будешь… Продала меня за золотой? Что ещё ты рассказала обо мне, дрянь?! Шпионила?
От охватившей злости хотелось разорвать паршивку.
Коварный замысел интриганок был понятен. Всё подстраивалось специально. Дониза обработала прислугу и играет на её простодушии. Теперь они будут знать обо всём, что происходит в покоях соперницы. Преданная служанка никогда бы так не поступила. Ничего, пока она обойдётся без прислуги. Новую брать специально не станет. Выберет после их отъезда. Они не знают, что леди легко справится со всем сама.
Кэйти, сжавшись в комок, тихо всхлипывая, сидела на полу у двери.
— В общем, так, — Наташа приблизилась к ней. — Сейчас пойдёшь в кухню и скажешь Берте, что испортила моё бельё, и я тебя за это выгнала. Слышишь меня? Пусть все слышат. И Дониза. — Подняла её лицо за подбородок. — Как думаешь, что с тобой сделает мать, если узнает правду? — По испуганному затравленному взгляду девчонки стало понятно, что по головке не погладит. Госпожа спасла ногу брата. — Всё! Чтоб духа твоего здесь больше не было, zasranka! — Вытолкала её в коридор, наподдав коленом по мягкому месту.
Захлопнув дверь, долго приходила в себя. С предательством в такой форме пришлось столкнуться впервые.
Ещё расстраивал Герард. Наблюдать за тем, как он пялится на свою бывшую невесту, оказалось очень неприятно. Хоть и знала, что это влияние напитка, но было обидно. Взрослый мужчина, а совладать с природой не может. Приготовленное зелье притупляет разум. Кто устоит против дурмана?
* * *
У вольера с собаками немного успокоилась. Мягкие, пушистые и забавные щенки подняли настроение.
Прогулявшись к купальне, оставила под скамьёй кусочек мяса для кота в надежде, что это он регулярно подчищает дощечку.
В конюшню, задумавшись о происходящем, зашла без заминки. Опомнилась уже возле Зелды, подавшей голос. Похоже, страх отступал. Новые события вытесняли прошлые сомнения и переживания.
Выйдя за пределы территории конюшни, замедлила шаг, любуясь лошадьми, прогуливающимися в загоне у крепостной стены.
Направляющуюся к ней Кровавую графиню в сопровождении чёрного охранника заметила поздно. Успела бы свернуть за густой кустарник у задней калитки в стене.
— Госпожа Вэлэги, — Мисулла была сама любезность. Она уже знала, что та выгнала служанку, лишив их таким образом ценного осведомителя. — Вы обещали мне показать пагк.
— Я сожалею, но сейчас очень занята. Погуляйте сами. Тем более что вы здесь когда-то были, — пфальцграфиня постаралась максимально смягчить тон и выглядеть приветливо и радушно.
Графиня ди Терзи, видя, что дева собирается уйти, пошла ва-банк:
— Не спешите, догогая, — махнула арабу подойти ближе. — Мне нужно с вами поговогить.
— О чём? — девушка приостановилась, заинтересованно вглядываясь в озабоченное лицо женщины.
— Не здесь, — Мисулла махнула веером, очерчивая в воздухе круг. — Мне помнится, ганьше здесь была беседка с виноггадом. Она всё ещё есть?
— Да. И насколько я знаю, виноград ещё не снимали.
Графиня взяла госпожу под руку, увлекая её в сторону дорожки, ведущей вглубь парка.
Араб, неслышно нагнав их, вплотную приблизился к Наташе. Она, почувствовав за спиной движение воздуха, обернулась, вздрогнув от неожиданности. Чёрные глаза охранника, казалось, не только проникают в душу, но и в мысли:
— Госпожа графиня, прикажите своему человеку отойти немного дальше. Разве я представляю для вас опасность? — она очень хотела казаться спокойной.
Ди Терзи, кивнув арабу, чтобы отошёл, рассматривала кольцо на пальце «нищенки»:
— Опасность несёт в себе любой. Казалось бы, совсем невинные и близкие нам люди способны пгинести не только гоге, но и смегть.
— К чему эти разговоры? — девушка остановилась, поворачиваясь к женщине. Глаза собеседника могут рассказать о многом.
— Ах, как неожиданно! — итальянка махнула веером в сторону беседки, показавшейся за поворотом, приподнимая брови от удивления. — Здесь уже занято… — Она потянула пфальцграфиню назад в попытке развернуть её в обратную сторону.
Наташа, сделав за ней шаг, обернулась, всматриваясь в мужскую фигуру у скамьи внутри бельведера.
Герард?.. Дыхание перехватило, в глазах замельтешили фиолетовые мошки, сливаясь в расплывчатые чернильные пятна. Да, спиной к ней стоял граф. И это не вызвало бы такого шквала эмоций, если бы только стоящая на скамье девица не обвивала его шею ручками, обтянутыми тёмно-синим шёлком рукавов нижней туники роскошного платья Луиджи. Они целовались.
Вот и подстава. Так ожидаемо и так неожиданно. Её сюда намеренно вела коварная Кровавая графиня. Девушка сглотнула сухой колючий ком в горле. Что она испытала при этом, описать вряд ли удастся. Кто находился в подобной ситуации, её поймёт. Смесь обиды, досады, потери… Бессилие, растерянность, разочарование…
Мисулла, мягко уговаривая, настойчиво тянула её назад:
— Не нужно им мешать. Они давно любят дгуг дгуга.
Трусливо бежать? Ну, нет! Наташа вырвала руку из её цепких пальцев, сделав несколько шагов по направлению к целующимся:
— Давно любят друг друга? Вы шутите! — она усмехнулась. — Они не виделись десять лет! Вы хотите сказать, что двадцатишестилетний мужчина мог без памяти влюбиться в восьми — десятилетнюю девочку и потом лелеять эту любовь долгих десять лет?
В этот момент его сиятельство отстранил от себя Луиджу, снимая её руки с плеч. До девушки донеслось:
— Легко даёшься, а я охоту люблю.
Бледная, насколько это было возможно, графинька отпрянула от него, едва не падая со скамьи, встречаясь с глазами госпожи Вэлэри.
Граф, заметив её движение, обернулся, придерживая бывшую невесту, помогая спуститься на пол беседки. Заметив за Наташей Мисуллу, спокойно позвал:
— Госпожа графиня, заберите свою дочь и научите её хорошим манерам.
Луиджа присела на скамью, опуская голову.
— Не смейте указывать мне, как и чему учить дочь! — веер рассёк воздух. — Она пгекрасно обучена этикету, и если вы таким обгазом хотите показать своей невесте, что виновата Луиджа, то не стагайтесь. Вы — мужчина и это вы её соблазнили, — она бросилась к рыдающей дочери.
Наташа, не желая участвовать в «разборках», развернулась, направляясь в замок.
Герард догнал её в два шага, хватая за руку, разворачивая:
— Ты ведь не поверила ей, — шумно дыша, беспокойно заглядывал в глаза.
Да, было очень похоже, что графинька сама повисла на шее мужчины. Но он оттолкнул её не сразу. Да, сказалось действие зелья. Но нужно время, чтобы всё это уложить в голове и не поддаться сиюминутной жажде расправы с неверным женихом.
— Господин граф, я собираюсь навестить ведунью в деревне. Пожалуйста, выделите мне сопровождающего, — он едва поспевал за ней.
— Зачем тебе к ведунье? Ты больна?
— Нет, больны вы. С самого утра вас всех опаивают приворотным зельем, а вы этого не замечаете. И вы все довольны до умопомрачения.
— Ерунда.
— Вы спросили, я ответила. А вот и наглядный пример, — указала на вышедшего из-за угла улыбающегося Дитриха.
Увидев растерянного брата с сердитой невестой, он, заложив пальцы за поясной ремень, приблизился:
— Обо мне говорите?
— Да, — поспешила ответить девушка, — мне нужно в деревню к ведунье. А его сиятельство не может решить, кому доверить моё сопровождение. Может быть, вы не слишком заняты, господин барон?
— Да, конечно, с удовольствием, — снова заулыбался «больной». — Когда нужно ехать?
— Сейчас, — Наташа была настроена решительно.
— Нет, ты не поедешь, — Герард перехватил её руку, сжимая и удерживая.
— Мне плохо и мне нужна помощь. Вы хотите, чтобы я умерла? — она, прищурившись, смотрела в голубые глаза графа и чувствовала, что от того, как поступит он сейчас, будет зависеть многое в их дальнейших отношениях.
— Есть лекарь Элмо.
— Я не пойду к нему. Я ему не верю, — её глаза метали искры.
— Да что ты беспокоишься, я провожу её в деревню. Возьму ещё двух воинов, — Дитрих хлопнул брата по плечу, улыбаясь иноземке.
— Вот и договорились. Пойду, переоденусь.
Наташа, больше не задерживаясь, поднялась на крыльцо. Пусть братья разбираются без неё.
Услышав из кухни смех, она свернула туда. Приоткрыв дверь, заглянула. Служанка Кровавой графини, усевшись на край разделочного стола, окружённая плотным кольцом кухонной прислуги, разгорячённая и возбуждённая, прищурив глаза и посмеиваясь, рассказывала что-то смешное. Все, и Берта в том числе, смотрели ей в рот, забросив свои дела. Ловили каждое слово развеселившейся обнаглевшей прислужницы чужой госпожи.
Леди собралась зайти и разогнать лоботрясов, показав своё место Донизе. Сделав шаг, остановилась. Проскочившая мысль заставила повернуть назад. Взбежав по лестнице на третий этаж, свернула к комнате господина. Не доходя до неё, рванула на себя ручку двери в покои графини ди Терзи.
Как она и ожидала, в пустой комнате пахло благовониями. Из медной курильницы на каминной полке вился еле заметный дымок.
В приоткрытое окно, освещённое солнцем, проникал лёгкий ветерок, лишь усиливая цитрусовые нотки вербены и сладковатые — ванили.
Что она здесь собиралась делать — пока не знала. Служанка в кухне задержится надолго. Графиня, под присмотром чёрного охранника, утешает дочь в беседке. У девушки есть немного времени. Для чего?
Она осмотрелась. Гостевая комната, приготовленная для высокопоставленных особ, поражала своей роскошью. Перед их приездом, будучи совершенно пустой, сейчас она была прибрана и обставлена, насколько это было возможно. Личные вещи Мисуллы заполонили всё свободное пространство. Рассматривать всё это Наташа не собиралась.
Она осторожно выглянула в коридор, убеждаясь, что никто не спешит в эту сторону. Задумчиво переводила взгляд с одного предмета на другой.
Внимание привлекло нечто округлое и крупное на подоконнике, прикрытое вышитым платком. Заглянув под него, стянула. В изящной клетке из ивовых прутьев находились двое сизых голубей. Они, вытянув головы, настороженно наблюдали за человеком. Почтовые? Леди озадаченно почесала затылок. Ди Терзи таким образом держит с кем-то связь? Может, она шпионка? Графу везде мерещатся шпионы. Может быть, не так уж и мерещатся?
Открыв небольшой ларец на каминной полке, заглянула в него. От резкого запаха, ударившего в нос, сморщилась. Что здесь, в этих глиняных и деревянных колбочках? Какая разница! Не задумываясь, с размаха грохнула ларчик об пол. Он разлетелся на несколько частей. Содержимое частично разбилось, обдав горько-сладким амбре. Предусмотрительно подтянув подол платья, присев над не разбившимися сосудами, девушка «помогла» им откупориться. Снадобья смешались с пылью и осколками на полу.
Что ещё? Открыв клетку и вытащив из неё голубей, выпустила «погулять» по комнате, размахивая руками:
— Kysh!.. Davayte, poletayte. A to zasidelisʼ… Kysh!
Птицы заметались по покоям, цепляясь крыльями за балдахин кровати, от этого пугаясь и паникуя. Беспорядочно летая, пытаясь сесть на выступы мебели, сбрасывали с полок предметы и утварь. Из разбившихся и опрокинутых кувшинов выливалось содержимое, высыпались порошки и травы. Падая на пол, смешивались, намокали в вине, воде, скользкой тягучей субстанции.
Наташа, снова выглянув в коридор, вернулась к окну. Распахивая его, сбросила клетку на пол. Сквозняк. Голуби, придя в себя, вылетят.
Напоследок взглянув на учинённый погром, осталась довольна. Это ведь не она всё это натворила. Это глупые пернатые, клетку которых забыла закрыть такая же глупая служанка.
Послав испуганным птицам, пристроившимся на перекладине кровати, воздушный поцелуй, толкнула дверцу в потайной ход.
Детская выходка? Она так не считала, но и открыто выступить против прожжённой интриганки не могла. Увидев агрессивный напор Мисуллы у беседки, обвинившей графа в соблазнении её дочери, ещё раз убедилась, что с этой женщиной нужно бороться её же методами. Здесь честная открытая борьба приведёт к случайной смерти борца за правое дело.
Теперь предстояло испытать любимого мужчину на прочность.
Глава 27
— Таша, ты ведь не собираешься сбежать? — Герард стоял на крыльце, опершись ладонями на его каменное ограждение, избегая смотреть в глаза невесты.
Девушка молчала. Не такое она хотела услышать. Призналась себе, что очень надеялась увидеть мужчину своим провожатым. Нет, он никуда не собирался. Он отпускает её с братом. Похоже, в конюшне седлают лошадей. Сейчас она узнает, кто будет её сопровождать… Если бы собирался сам, то не задал бы такого вопроса. А она так рассчитывала увести его отсюда, продержать вдали от интриг и заговора, сколько это будет возможно. Поговорить с ним, раскрыть глаза на происходящее, признаться про её хождения по тайному ходу.
— Разве от ваших собак можно убежать? — косилась на него, водя пальцем по кладке ограждения, смахивая застрявшие песчинки между тёсаными камнями.
В горле, сдавленная спазмом, накапливалась горечь, мешая говорить. Да и что говорить? Он — охотник. Она — добыча, которую он, считай, уже поймал. Ему стало скучно? Быстро. Что ж, значит, он не её мужчина. Сбежать? Нет, она не собирается этого делать. Ещё есть пфальцграф, сестра. Есть её семья, дом, где её ждут… Хотелось верить, что ждут. А любимый не поверил её словам, что их опаивают… Неужели случай с Бруно и им самим, его тогдашнее состояние, ни о чём ему не напомнило? Средство, использованное Эрной, возможно другое, но симптомы должны быть похожи. Почему он молчит? Почему не скажет, что всё понимает?
— Таша… — «Ну, скажи, что любишь только меня, скажи. Обними меня», — мысленно подталкивала сиятельного. — Скоро время обеденной трапезы. Не задерживайтесь.
Она молчала, боясь заговорить. Тогда он услышит её дрожащий голос.
Из-за угла выехали всадники. Как и обещал Дитрих, он был с двумя охранниками. Из новеньких. В поводе одного из них шла оседланная Зелда.
— Если не хочешь на мулице, можешь сесть сюда, — барон похлопал перед собой по кожаному сиденью. — Видишь, оно без луки.
Действительно, сиденье оказалось без луки. Оказывается, есть и такие.
— Нет, мне не помешает вспомнить уроки одного благородного рыцаря, который по неопытности попался в расставленные женщиной любовные сети, — взяла из рук красавчика протянутый хлыст.
Герард подсадил её на мулицу, сделав вид, что не услышал сказанного.
Наташа, чуть отстранившись от него, перекинула ногу на другую сторону, устраиваясь удобнее.
Собираясь возразить, он замолк, уставившись на одеяние девы.
— Мне так нравится больше, — пресекла ненужные вопросы и недовольство, расправляя широкие складки юбки-брюк и вязаную накидку. Тронулась с места.
Показавшаяся графиня в обнимку с дочерью и следующий за ними араб, приостановились, наблюдая за происходящим.
— Ничего не скажешь? — граф сделал шаг следом.
— Скажу… — недобро усмехнулась. Что он хочет от неё услышать? Может быть это? — Можете считать себя свободным от данного мне обещания.
Всё ещё ждала, что догонит, сдёрнет её с седла, вернёт. Или займёт место брата…
Выехали за ворота, как будто окунулись в другой мир. Широта и простор. Убегающие к реке виноградники. И солнце здесь светит ярче. И дышится здесь легче.
Девушке стало интересно, откажется ли итальянка от своего плана? Было ли среди разбитых колбочек то самое «любовное» зелье, на которое делала ставку женщина предстоящей ночью? «Идите графини в свои покои. Вас там ждёт сюрприз, — злорадствовала Наташа. — Купайтесь, готовьтесь к обольщению». Понимала, что у Мисуллы есть в запасе не один способ, как самой оказаться в постели мужчины без применения снадобий с феромонами или подсунуть дочь. Действуйте!
— Ne moy muzhсhina, — процедила сквозь сжатые зубы, сдерживая слёзы, пришпоривая Зелду.
* * *
Приткнутая к двери палка в избу ведуньи предупредила, что хозяйки нет дома. Спешились. Девушка, пребывая под впечатлением раздумий о своём женихе, даже не заметила, как ловко она управилась с мулицей. Спокойная Зелда бережно несла свою наездницу, следуя за всадником.
— Будем ждать? — Дитрих осматривался.
— Руха может быть или в лесу, или в деревне. И может появиться не очень скоро, — Наташа помнила, как старушка во время её болезни отсутствовала целый день. — А поехали к реке. Потом заедем сюда ещё раз.
Ей давно хотелось к воде. Это именно та река, из которой она вышла в это дремучее средневековье.
Переехав через дорогу, ведущую в деревню, углубились в заросли смешанного леса. Иноземка подняла голову навстречу слабым лучам солнца, проникавшим через густую крону деревьев. Конец августа. Осень пока не коснулась зеленых листьев растений. Но их летняя яркость уже блёкла. Они шлифовались и истончались под изменчивыми порывами ветра, сопротивляясь, стойко выдерживая влажные туманные ночи.
Скоро оказались на высоком склоне. Тёмная лента речной глади вызвала у Наташи нервную дрожь. Здесь река была не такой широкой, как в том месте, где её выбросило. Но глубокие воды выглядели также неприветливо и холодно.
Соскочив с мулицы, девушка побежала вниз. Дитрих, не раздумывая, последовал за ней.
Достигнув кромки, леди скинула кожаные туфли, ступая в ледяную отталкивающую воду, вернулась на узкую полоску песка. Там, в речных глубинах кроется тайна перехода в другое время. Если она нырнёт под водную поверхность, есть ли вероятность возврата в своё время, домой? Кто ответит? Не попробуешь — не узнаешь. Пробовать не хотелось. Наоборот, появилась уверенность, что всё будет гораздо плачевнее.
Барон с интересом наблюдал за ней.
Наташа опустилась на низкую густую траву. Сорвала былинку, покусывая сочный сладкий стебелёк, щурясь от ярких солнечных лучей. Чудесный день. Справа чёткие очертания церквушки. Через сколько дней должна была состояться её свадьба? Через пять. Она видела — подвозят продукты. Свадебный пир не отложат. Ирмгард и Юфрозина. Возможно, женится граф. На Луидже. Графиня откладывать счастье своей дочери не станет.
— Не думай об этом, — услышала тихий голос Дитриха.
Она не заметила, как изменилось выражение её лица. Сдвинутые к переносице брови, поджатые губы. Хотелось остаться одной и дать волю захлёстывающим эмоциям. Отвернулась, опрокидываясь на спину, прикрывая лицо согнутой в локте рукой, заслоняясь от слепящего солнца.
Рядом опустился барон.
Девушка, удерживая подступающие слёзы, поспешно спросила:
— Как дети?
— Всё время о тебе говорят, просятся в гости.
— С ними кто-нибудь играет в песочнице или с картой?
— Прислуга.
— О матери сказали?
— Нет. Кажется, Грета обо всём догадалась. Но спрашивать боится.
— Нужно сказать, что мама умерла и сейчас на небе. Но она видит их и по-прежнему любит. Так у вас говорят?
— Не знаю, я был взрослый, когда умерла мать.
Наташа замолчала. Разговор не «клеился». Перевернувшись на живот, приподнялась на локтях.
Мужчина устроился рядом, опуская голову на сложенные руки, глядя на неё.
— Вы были правы, — она сорвала травинку, теребя её в пальцах.
— Ты о чём?
— О графине и её дочери, — хотелось поговорить, снять тяжесть с души.
— Всё не так, как ты думаешь.
— Я всё вижу.
— Всё не так, как ты видишь. Зачем тебе Руха?
— Вас опаивают. Я не знаю, что делать. Мисулла задумала что-то на сегодняшнюю ночь. Догадаться не трудно. Практически, она добилась своего, не прилагая особых усилий, — Наташа почувствовала, как увлажнились глаза. Она сейчас расплачется.
— Ты его действительно любишь?
Вместо ответа опустила голову на руки, пряча лицо. Первый порыв злости на любимого прошёл, уступив место растерянности.
Когда ты любишь кого-то… По-настоящему… Ты открываешь ему своё сердце, даришь частицу самой себя. Позволяешь ему проникнуть так далеко в твою душу, что он видит самую твою суть. Ты беззащитна и открыта перед ним. И только он может настолько глубоко и больно ранить твоё сердце, что тебе кажется, что его вырвали. Ты не понимаешь, что заставило его так поступить. Ведь ты сделала всё, чтобы любить его. Приняла таким, какой он есть. Что с ней не так, если он не хочет бороться за свою любовь, за неё? Значит, он её не любил?
— Руха не поможет тебе, — Дитрих так и не дождался ответа. Он и не особо рассчитывал на её откровенность.
— Она мудрая. Я послушаю, что она скажет.
— Нам пора возвращаться.
* * *
Нет, хозяйки маленькой каменной избушки всё ещё не было дома. На этот раз Наташа, отставив палку в сторону, открыла дверь, входя.
Здесь всё было, как в последний раз: полумрак; тёплая печь с потухшими углями; маленький котелок с отваром на загнетке; пара отварных яиц в миске; полкраюхи хлеба, завёрнутые в холстину; успокаивающий запах трав.
Прошла к топчану, оборачиваясь к вошедшему барону:
— Спасибо, — широко улыбнулась, опуская голову на гору подушек.
Он сначала не понял, а потом, ответно усмехнувшись, кивнул в сторону кривобокой скамьи с новым ведром на ней:
— Всё, как просила.
— Вы поезжайте. Я останусь здесь ждать, — скинув туфли, забралась на топчан.
— Да брат мне голову снимет за тебя, — подтянув табурет, уселся за стол, оглядываясь на свисающие с потолка вязанки сухих растений.
— Он не заметит, что меня нет. Его уже одурманили и обласкали. Ваше присутствие там необходимо, чтобы засвидетельствовать соблазнение вашим братом невинной дочери Кровавой графини. А я…
В распахнувшуюся дверь влетел воин с мечом в руке, указывая на тропу, ведущую к избе:
— Там чужаки!
— Прячься! — крикнул Дитрих деве, выскакивая следом за воином на улицу.
Наташа, подхватившись, вскочила на подушку. Хватая вторую, прикрылась ею, как щитом. Отбросила. Запаниковала. Прячься! Да куда здесь спрячешься?
* * *
— Ну, и где она? — Герард стоял посреди избушки, пробегая глазами по скудной обстановке и утвари.
Дитрих отдёрнул полог возле топчана:
— Спряталась.
— Вижу, — граф кивнул на сброшенную ставню у окна, делая шаг в его сторону. Невесело усмехнулся: — Снова через окно, и снова в лес.
— Босая… — протянул барон, указывая на туфельки под столом.
— Если с ней что-нибудь случится… — приблизился к брату, угрожающе сунув кулак под его нос…
Мужчина перехватил сиятельного за запястье, сжимая:
— Что ж ты тунику не надел? Тогда бы тебя издалека признали.
— Поучи меня… — выдернул руку, отходя. — Лучше воинов наставлять нужно. Господина должны чуять, по стати видеть.
— Только прибыли, когда было?
— Скажи, что не до них тебе. Вон, не успел Ирмгард окрепнуть — всё спихнул на него.
— Не ищи крайних! Зачем вообще её отпустил? Не мог всё рассказать?
— Нельзя ей ничего говорить. Боюсь я за неё, — поник, присаживаясь на топчан. — Такая, как графиня, быстро раскусит. Отпустил, потому что нужно было, чтобы эта сука видела разрыв. Девчонку преследовать перестанет, успокоится. Видел я, как она на неё смотрит. Неспроста здесь объявилась.
— Думаешь, советник подослал? — Дитрих стоял, всматриваясь в оконный проём.
— Не знаю. В жёны-то её не взял. Может совпадение, но появилась она со своим предложением как раз в то время, когда пошла прибыль от разработки жилы.
— Карла работа?
— Убью его, «оборотня»… — встал, делая шаг к окну, глядя через плечо брата. — Иди, за собаками отправь человека. Босиком далеко не уйдёт.
— Чтоб не покалечилась… А ты с обеда сбежал? Графиня заподозрит неладное.
— Не до обеда им, — усмехнулся. — Голуби из клетки вылетели, курильницу опрокинули. Чуть мне пожар не учинили, чтоб их… — Смачно выругался.
— Вот и почтари. А ты говоришь про совпадение. Шпионка, — не дождавшись ответа брата, барон осмелел: — А что ж не утешаешь «погорелицу»? Что следом прискакал? Не веришь иноземке… — Явно нарывался. — Сам змею впустил…
Его сиятельство, угрожающе рыкнув, в сердцах пнул ставню:
— Заткнись!
Брошенный исподлобья многообещающий взор охладил пыл Дитриха:
— То она тебе нужна, то не нужна… — толкнув дверь, выскочил из избушки.
* * *
Вывалившись из узкого проёма окна, Наташа, вскочив на ноги, рванула по тропе за дом. Первый же попавшийся камешек под ступню «прокричал», что босая она далеко не убежит. Прихрамывая, свернула в густые заросли и прокралась ближе к входу в жилище. Присела на корточки, прислушалась. Вот он, домик. Никакой бойни не наблюдается. У входа мирно беседуют воины. Кони у колодца позвякивают уздечками. Все свои? Новенький стражник ошибся?
Выходить не торопилась. Унимая дрожь, выжидала, кто появится из избы. Так и есть. Выскочил барон, размахивая руками. Следом показался господин. Что сиятельному понадобилось у ведуньи? Всплеск радости, что не выдержал, примчался, померк. Девушка усмехнулась. От недавнего ещё не пережитого разговора во дворе замка на глаза навернулись слёзы. Но мысли не выйти, не объявиться, — не было. Кому нужно глупое детское упрямство? Кому и что доказывать? Граф загонит под «ружьё» всех воинов, собак поднимет. Она снова будет чувствовать себя виноватой.
Стиснув зубы, вышла из своего укрытия и, как ни в чём не бывало, похромала в избу. На мужчин не взглянула. Разговоры стихли. Даже лошади уставились на появившуюся из кустов женщину.
— Поговорим? — Герард вошёл следом. Беспокойство улеглось. Глянув на её осунувшееся лицо и сжатые губы, понял — разговор не будет лёгким.
Девушка рассматривала травмированную ступню. Ничего страшного. Просто попался острый камешек. Встала, подбирая туфельки, возвращаясь на лежанку, расшнуровывая их.
— Таша, — придвинул табурет, сел напротив девы, пытаясь поймать её взор, — всё, что произошло во дворе… Так нужно. Графиня очень опасная женщина.
— Чем же она опасна? Тем, что хочет хорошего и богатого мужа своей дочери? Её-то как раз можно понять. Она приехала за тридевять земель в надежде, что вы возьмёте Луиджу замуж. Получив от ворот поворот, она делает всё, чтобы изменить ситуацию в свою пользу.
— Ты не всё знаешь. Всё не так просто, как кажется, — забрал туфлю из рук Наташи.
— Так расскажите мне. Возможно, вместе нам будет легче противостоять ей, раз нельзя указать дорогим гостям на выход.
— Я не могу втягивать тебя в наши игры, — взял её ладони.
— Не расскажете, значит… — аккуратно высвободилась. — А целоваться на глазах у всех — это часть игры. — Не смогла сдержаться, чтоб не напомнить, не поддеть.
— Мы не целовались. То есть Луиджа обняла меня, но… Она падала, я поддержал… — он, что, должен оправдываться? Ничего же не было!
— Вы сказали, что любите охоту, — уловив его недовольный взгляд, кивнула: — Да, я слышала. Все слышали. — Негодование поднималось, требуя выхода. Зверолов хренов! — Знаете, что вам скажу, ваше сиятельство: отправьте-ка меня к пфальцграфу в Штрассбурх! Чем быстрее, тем лучше! — Выплеснулось мутной волной. Метнула в него настороженный колючий взор.
— Нет, ты никуда не поедешь, — схватил за руки, сжимая. Приник к ним губами. — Я всё понимаю. Подожди немного.
— Расскажите мне всё, — настаивала, тая от его горячего дыхания, вздрагивая, успокаиваясь от внезапной ласки.
— Мне нужна ты, — он не собирался ни о чём рассказывать. — Через пять дней ты станешь моей женой. Просто верь мне. — Притянул упрямицу к себе, усаживая на колено, прижимая голову к её груди, слыша быстрый перестук сердца. — Графиня с дочерью уедут…
— Сегодня ночью на вас будет облава, — подавила смешок, хмыкнув, обнимая за шею. Так просто сказанное: «Верь мне», убило все сомнения. Он здесь. Он поспешил за ней следом. Он любит.
— У них ничего не получится, — коснулся губами её щеки. — Подыграй немного за вечерней трапезой. Пусть графиня ди Терзи видит нашу размолвку. Доверься мне.
— Вы не знаете, как могут быть изобретательны женщины, — накрыла его губы своими, отдаваясь ласке сильных рук, сладкой горечи чувственного поцелуя. Находясь в его руках, она верила, что всё сможет преодолеть. Они преодолеют. Но будет лучше, если он расскажет ей о прииске и о том, чего она не знает. Без доверия нет любви.
— Кхм, — раздалось за спиной сиятельства, — я думал, что мне наконец-то повезёт. — Раздосадованный голос барона вырвал из грёз целующихся.
— Конечно, повезёт, — пообещал господин, — и даже раньше, чем ты думаешь.
— Что вы задумали? — Наташа, немного смущаясь, надевая туфли, беспокойно взглянула на братьев.
— Ты ей не сказал, — выгнул бровь Дитрих.
— Женщинам не место на войне.
— По-моему, господин граф, — леди нахмурилась, — совсем недавно, вы меня попросили принять участие в боевых действиях.
— Под моим присмотром, госпожа Вэлэри… Прошу, — указал на выход, предлагая руку.
* * *
Иноземка прямиком направилась в кухню. От переживаний калории сгорали со скоростью света. Хотелось есть. Да и лишившись источника сплетен в образе Кэйти, последние новости хотелось узнать как можно быстрее.
— Госпожа, — Берта прятала глаза. Стыд за дочь-неумёху залил лицо краской. — Вам отнесли обед в покои.
— Отправьте кого-нибудь забрать. Я поем здесь, — достала из сумки ложечку. — Хочется горячего.
Кухарка, махнув прислужнице, уселась напротив:
— Госпожа, вы простите мою безрукую дочь. Она старательная и послушная девочка.
«Да, глупая, жадная и беспринципная», — мысленно добавила Наташа, подвигая суп:
— Пусть отдохнёт, — отрезала она, давая понять, что сейчас не готова вернуть служанку. — У гостьи, вон, какая хорошая прислуга. Ничего не портит, исправная. Везде успевает.
Берта не спускала любопытного взора с янтарного камня на кончике ложки:
— Дониза? — она облизала губы. — Так вы ничего не знаете? Вам не поведали?
— Нет. А что случилось? — пфальцграфиня казалась искренне заинтересованной.
— Эта, как вы изволили сказать: исправная, чуть не подожгла замок хозяина, — повариха легла грудью на стол, приближая лицо к собеседнице. — Как вы уехали, очень скоро Кровавая графиня ворвалась сюда, как оглашенная. Уж не знаю, что она кричала на своём языке, но Дониза вылетела отсюда, как затычка из бочки. А потом на весь замок был слышен визг и вопли приезжей госпожи.
— Служанка не уследила за горящими дровами в камине? — девушка направила разговор в нужное русло.
— Нет, она забыла закрыть клетку с птицами. Они всё в покоях изгадили и скинули воскуренную курильницу. Сухие травы тлели. Дыма былоо… — Берта закатила глаза. — Мы все перепугались. Я тоже бегала смотреть. Эти птицы много чего испортили. Графиню отвели отлёживаться в покои дочери. Ох, чтоб с ней приступ не случился. — Скорчив сочувствующую гримасу, быстро перекрестилась. — Их лекарь там. И сатана у покоев. Никого не пускает.
— Понятно, — Наташа продолжала есть бобы с кусочками мяса в подливе из сметаны. Очень хотелось, чтобы с Мисуллой случился тот самый приступ, о котором упомянула стряпуха.
Берта следила за ложкой, как умело иноземка подцепляет ломтики мяса и надо же — ни один кусочек не упал, и госпожа не пронесла ничего мимо рта!
— Это ложка, — посчитала пояснить девушка.
— Мой мужчина вам деревянную сделал, — кухарка кивнула на прибор. — Эта, какая красивая. С горючим камнем.
— А что птицы? Не угорели в дыму?
— Какое там, — женщина махнула рукой. — Только их и видели. Этой Донизе хозяйка все косы выдергала. Выла онаа… — сочувственно качала головой, воздев очи к закопчённому потолку кухни.
— А вода для кого? — Наташа кивнула на греющиеся котлы.
— Так для молодой графини.
Похоже, операция «Обольщение господина» не отменяется.
* * *
В самом деле, по этажам тянуло дымком, но не гарью. Белёсое облачко благовоний смешанных трав поднялось под самый потолок и повисло там. Пройдёт немного времени и как только на улице поднимется ветерок, его разгонит пронырливый сквозняк.
Наташа, сделав вид, что направляется в графские покои, прошла мимо араба. Он, как изваяние, скрестив руки на груди, неподвижно стоял у двери в комнату Луиджи. Только проследовавший за девушкой взгляд указывал на то, что это не скульптура. Значит, графиня у дочери.
Девушка, зная, что графа нет в комнате, заглянула туда, вернувшись на лестничную площадку. Немного подумав и больше не колеблясь, свернула к кабинету, и через тайный ход поспешила к смотровому окошку в покои графиньки. Едкий запах спутанных ароматов чувствовался даже здесь.
Графиня с влажным полотенцем на лбу лежала в кровати дочери. Наташе показалось, что она спит.
Луиджа сидела рядом, опустив голову.
— Скажи Шамси, пусть кликнет эту дгянь, — Мисулла махнула рукой в сторону умывальни, — купаться пога.
Дочь беспрекословно выполнила указание матери.
— Мама, а как же теперь без благовоний и зелья?
Женщина приняла сидячее положение, перехватив соскользнувшее со лба полотенце. Белые роскошные волосы упали на спину.
Пфальцграфиня не видела входной двери, но кто вошёл, догадалась сразу. Дониза.
— Вегнись в мои покои и возьми в умывальне мыльную массу, — голос госпожи казался безжизненным и усталым. — Ту, в зелёном кувшине. Потом спустишься в кухню и скажешь насчёт воды. Затем сходишь в кагету и забегёшь оттуда зелья. Все. Я хочу посмотгеть, что осталось.
Лёгкое покачивание полога над кроватью известило, что прислуга кинулась исполнять приказания хозяйки.
Наташа прикусила губу. Она совсем не вспомнила про карету. Там могли остаться колбочки с настойками и отварами. И, конечно же, остались. В деревянном ящичке на стене. А ведь, например, крысам никто не помешал бы там похозяйничать. Чёрт!
— Не действуй мне на негвы, — Мисулла отшвырнула полотенце. — Боже милостивый, как бы я хотела, чтобы в тебе была хоть капля от моего нгава. В кого ты такая немочь бледная? Эта нищенка вцепилась в него и окгутила без всякого зелья, без пгиданого, без стгасти на ложе!
— Откуда вы знаете, мама, — Луиджа насупилась.
— Да вот знаю! Подай мне веег, — переместилась к окну, опахиваясь. — Голова болит от зловония… Когица и полынь!.. Эта гадина погубила все мои благовония! — На стук двери повернула голову: — Как всё мегзко… — Послышался топот. Принесли воду. Графиня скривилась: — Не шумите так!.. Боже милостивый, как болит голова!.. Где эта дгянь!
Глава 28
Кристоф лежал на ложе, изучая свисающий полог. Увидев вошедшую госпожу, глаз не отвёл, провожал взором, пока она шла к окну, прикрывала створку.
— Привет, — улыбнулась, присаживаясь и откидывая одеяло с ног больного. — Я посмотрю швы. Что говорит лекарь? — Отвлекала его от своих действий, видя настороженность и готовность к боли. — Тебе не будет больно.
— Господин Элмо уже который раз допытывается, кто мне шил рану. Мне кажется, что у Ланзо ему ничего не удалось выведать, или он ему не поверил.
— Так, — Наташа сняла повязку, всматриваясь в кожу вокруг шва. Отёчности нет, кожа без покраснения, шов сухой. — Воспаления нет. Можешь потихоньку привставать и сидеть. Если не будет кружиться голова, можешь походить. Только не один. И не геройствуй. Дня через три можно будет снять швы. Кто тебе смазывает рану заживляющей мазью?
— Кэйти, госпожа. Она очень плакала, что вы выгнали её.
— А не сказала за что?
— Думаю, она что-то очень плохое сделала. Это не из-за одеяния.
— Правильно думаешь, Кристоф, — девушка коснулась его руки. — Вижу, тебя обтирают. Мама у тебя хорошая.
— Да, госпожа, — улыбнулся, вскинув бровь, удивительно напомнив своего отца. Чёртовы гены. — А сестра… Глупая ещё.
Наташа вздохнула:
— Да, малолетка. Набьёт шишки — поумнеет, научится разбираться в людях, — мысленно дополнила: «Или не научится. Значит, и отгребать будет по полной программе».
* * *
В её комнате всё осталось по-прежнему. Кто-то приходил наводить порядок. На каминной полке стоял кувшин с водой. Наташа отнесла его в умывальню, убедившись, что янтарь на его содержимое никак не отреагировал. А на всевозможные зелья, какая будет реакция? Скорее всего, никакой.
Подноса с обедом уже не было.
Переодевшись, вышла, раздумывая, куда пойти. Хотелось увидеть Герарда. Возможно, удастся вытянуть из него признание о золотом руднике. Казалось странным, почему он до сих пор молчит? Не доверяет. Собиралась напомнить ему о Яроборе. Что-то раба не видно. Отправили в рабский дом?
В кабинете никого не было. Решила немного подождать. Подойдя к окну и усевшись на подоконник, подвинулась к раме, заглядывая вниз. Хорошо просматривалась казарма. Его сиятельство расхаживал перед выстроившимися воинами. Дитрих и Ирмгард находились рядом. О чём говорил господин, слышно не было. Удивило другое. Он не кричал «убойным» командным голосом, не махал руками. Говорил спокойно, сцепив руки за спиной, задавал вопросы, останавливаясь возле приглянувшегося наёмника в ожидании ответа.
Поняв, что графа ждать не стоит, направилась к выходу, косясь на место тайника в стене. В очередной раз подумала, что всё же врезать замок в дверь кабинета не помешает. В кухне в каморе с продуктами есть такой, хоть и примитивный. Правда, она заметила, что дверца туда не запирается. Упущение Берты или сама вероятность пропажи продуктов исключена?
Взгляд упал на шахматный столик. Приостановилась, всматриваясь в фигурки на поле. Промелькнувшая мысль заставила опуститься в кресло. В сознании крутилось что-то важное, неуловимое.
Вспомнилась их недавняя игра с сиятельством. Взяв в руки красную ладью в виде башенки, девушка отщёлкнула крышу, убеждаясь, что шарика из эрцблюме в ней нет. Проверив такую же бежевую фигурку, с сожалением вздохнула. Тайничок был только в одной.
Одну за другой она перебирала гладкие на ощупь шахматы, всматривалась в них, задерживая в руках. Упершись взором в миниатюру короля, Наташа поняла, что хотела проверить, какой изъян у того возле головного убора. Поднеся её ближе к глазам, осторожно потянула «бедного» короля за берет. Неожиданно он отвалился и остался в пальцах. На подол платья упал камешек.
Леди рассматривала прозрачный кристалл октаэдрической формы с зеркально-гладкими идеальными гранями размером с крупную фасоль.
Глянув через него в светлый проём окна, непроизвольно ахнула от промелькнувшей догадки. Камень имел бледно-розовый цвет.
Она никогда не видела крупных бриллиантов. Только те, которыми можно было полюбоваться на витринах ювелирных магазинов. Что это был именно бриллиант, она не сомневалась. О ювелирных украшениях знала много. Как он попал в тайничок, можно было догадаться. Раз это были шахматы матери графа, то и алмаз мог принадлежать ей. Сколько в нём карат, определить несложно. Отношение высоты камня к диаметру в миллиметрах, определённое в процентах и будет тем весом, который необходимо узнать. На глазок… Двадцать семь карат?!
В связи с необычайной твёрдостью алмаза, до начала XV века гранить их не удавалось. Умельцы не могли даже представить, как такое возможно. Всё, что они могли делать — шлифовать природные грани кристаллов. Один камень тёрли о другой. А вот индийские ювелиры первыми начали шлифовку камней. С помощью молота и наковальни они получали алмазный порошок и наносили его на вращающийся металлический диск. С помощью полученных осколков шлифовались крупные кристаллы.
Наташа катала камешек на ладони, пытаясь представить, сколько он может стоить после окультуривания в нашем времени. Примерила на пальчик. Вздохнула. Его бы огранить. Тогда он заиграет новыми вспышками.
Положила алмаз назад, плотно прижав берет к голове короля, усмехаясь про себя, что этот монарх не такой уж и бедный.
Первой мыслью было — сразу же поделиться радостью о находке с графом. Она так и поступит. Но не сию минуту. Помня об их уговоре изображать разрыв, решила подождать. Куда сокровище денется? Сколько лет его тайну хранила шахматная фигурка? Внезапная смерть графини Леовы позволила камню «затеряться». Почему он не в общей «кубышке» семейства Бригахбургов? Очень интересно…
* * *
Наташа вошла в обеденный зал с небольшим опозданием. Она рассчитывала, что её будут ждать и получится привлечь к себе внимание. Волосы после прогулки за крепостной стеной немного разошлись, но девушка, умело уложив их в стиле ретро, закрепив крабом, перекинула на одно плечо. Без «стрекозы» такую причёску графиньки ни за что повторить не смогут.
Да, без пфальцграфини никто за стол не сел, но и её появление не произвело желаемого эффекта. Всё внимание присутствующих было поглощено двумя итальянскими гостьями.
Дочь и мать расположились у столика возле камина и, улыбаясь, слушали Дитриха. Тот заливался соловьём, «играя» бровями и щуря красивые выразительные глаза, гипнотизируя Луиджу.
Господин сидел между женщинами, откинувшись на спинку кресла, и его расслабленный довольный вид выражал полное удовлетворение.
Юфрозина стояла у окна и напряжённо наблюдала за происходящим, иногда кивая на реплики отца Готтолда. Тот перебирал потёртые деревянные чётки и монотонно гудел в ухо монашке.
Наташа смотрела на графинь и глазам своим не верила. Пару часов назад Мисулла была в ударе, злая и раздражительная. Сейчас же выглядела, возможно, излишне бледной, но при цвете её кожи, это совсем не бросалось в глаза. Очи возбуждённо блестели, на губах сияла обворожительная улыбка. Она бросала призывные взоры на Герарда и Дитриха, словно не могла выбрать, с которого из них начать соблазнение и кого из них предпочесть в виде приза.
Дочь не отставала от матери. Но делала это по-девичьи робко и стеснительно, как учила опытная наставница. Будто и не ревела в беседке после уличения её в безнравственном поведении. Видно было, что графинька выкупалась. Причёска соответствовала её настроению: лёгкая и воздушная, словно только что распустившийся одуванчик. Красавишна!
То, что никто не обратил внимания на появление пфальцграфини, немного её задело. Не слишком ли рьяно недавний жених взялся исполнять роль брошенного влюблённого, полностью игнорируя недавнюю невесту? Он просил ему подыграть? В чём и как? Кто в данном случае обиженная сторона? И совсем уж непонятно, как нужно себя вести? Девушка пожалела, что заранее не проконсультировалась по этому вопросу у сиятельного.
Юфрозина… На душе скребнули кошки. Наташа совсем перестала с ней общаться. Она подошла к венгерке, спросив, как она себя чувствует и чем занимается. Всё свободное время монашка проводила у раненых. Как она заметила, лекарь оказался интересным собеседником.
Отец Готтолд выглядел скверно. Наверное, отходил от утренней дозы алкоголя с феромонами. Присмотревшись к нему, она заметила на его скуле кровоподтёк. Где так мог приложиться слуга Господа, трудно было представить. Вечером леди пропустила молитву и не получив замечания от священника, решила, что посещение молельни скорее всего не является обязательным. Вот и хорошо. Уж насколько Юфрозина являлась богопослушной, но что-то не было заметно, чтобы Господь особо благоволил ей и помогал. Хотя, её жизнь протекала спокойно. Никто не посягал на её жениха и не желал ей смерти. Уже не желал.
Пфальцграфиня пришла не последней. Ирмгард… С его появлением всё пришло в движение. Он посвежел, но выглядел усталым. Всё же нагрузка после продолжительной болезни должна быть меньше.
Неожиданно граф подошёл к Наташе, предложив руку. За своей спиной девушка услышала шёпот графини на итальянском языке, адресованный дочери: «Может быть…» Дальше было непонятно. Какие действия вызвали сомнения у интриганок?
Девушка руки не подала, но он, приобняв её за талию, подтолкнул к столу, направляя к месту. Все рассаживались, а леди, стоя у своего стула, соображала, как же ей поступить?
Не могла же она продолжать сидеть возле бывшего жениха, занимая место невесты и жены, после их явного разрыва! Как бы она поступила в своём времени?
Решительно тряхнув головой, обошла вокруг стола и уселась возле отца Готтолда.
Во внезапно наступившей тишине, подняла глаза на Герарда. Сердце оборвалось. Она поняла, что совершила что-то ужасное.
Его тяжёлый взор пронзал её насквозь, под кожей щёк заходили желваки. По его кивку слуге, перед Наташей появилась плоская серебряная тарелка и кубок.
И всё же, что она сделала не так? Значит ли это, что она села на мужскую сторону, куда нельзя садиться женщинам? Нужно было перейти и сесть на свободное место рядом с Луиджей, её соперницей? Ни за что!
Взглянув на лица сидящих напротив женщин, видя их плохо замаскированные торжествующие взоры, подумала, что не всё так ужасно.
Лицо Юфрозины ничего не выражало. Она даже не смотрела в сторону госпожи Вэлэри, накладывая в свою тарелку кусочки сыра и рулета.
Ладно, с этими порядками и этикетом она разберётся потом.
А вот из налитого кубка отпивать не спешила, наблюдая за графинькой, сидящей напротив. Ага, пьют. Значит, ей тоже можно.
Мужчины вели себя разумно, и Наташа решила, что всё же Кровавая графиня лишилась своего арсенала. Прекрасно! Но менее опасной она не казалась. Уверенная улыбка скользила по её лицу. Блефует? Или припасён козырь в рукаве?
Пфальцграфиня чувствовала на себе колючие взгляды господина. Это он специально испепеляет её, или всё же она не знает чего-то важного? Выпитое вино придавало решимости. Ну и чёрт с ними всеми! Ей изменил жених. Она имеет право обидеться и пересесть, куда ей нравится. Она выше всех их по статусу. Вот только напрягает, что мамаша с дочерью шепчутся на своём языке. Вдохновлённые долгожданным вниманием графа, они, томно вздыхая, улыбались ему. Обе!
Предзакатные сумерки сгущались в углах обеденных покоев, заостряя выражение лиц ужинающих.
Мужские разговоры стали громче. Обсуждалось предстоящее веселье. Вспоминалось некое давнишнее событие, которое закончилось кровавой резнёй.
Отец Готтолд, похоже, дремал, уронив голову на грудь и сцепив пальцы рук на округлившемся животике.
Юфрозина ёрзала на стуле, порываясь и никак не решаясь встать.
Мисулла обмахивалась веером, нахально уставившись на хозяина замка. Тот, успевая участвовать в разговоре, косился на неё, напрочь забыв о существовании обеих «невест».
Луиджа дёргала мать за рукав, призывая её быть не столь откровенной и чуть посторониться.
Наташа никуда не торопилась. Попивая вино, смелея, она с несокрушимым упрямством «накручивала» себя. Это что же получается? Вот так, на глазах у всех, жених-изменник открыто игнорирует психанувшую невесту и даже не пытается исправить ситуацию и добиться прощения? Его всё устраивает! Более того, он даже рад! В их обществе такое поведение считается нормальным? Напропалую заигрывать с другой женщиной на глазах бывшей? Ничего за тысячу лет не изменилось? Мужчины, как были, сволочи, так и остались? Да разве можно так резать по живому?
Гостьи продолжали время от времени шептаться, не таясь, поглядывая в её сторону, давая понять, что речь идёт о ней. Многозначительно поглядывали на «стрекозу» и золотой жемчуг ожерелья, мысленно примеряя на себя.
Прислужник едва поспевал наполнять кубки. В воздухе чувствовалось нарастающее напряжение.
В этот раз девушка заметила, что итальянки больше к своим кубкам не прикасаются. Она поздно спохватилась. Её ёмкость только что опустела. Участившееся сердцебиение и нарастающее возбуждение подтвердило догадку. В последний кувшин с вином было добавлено зелье. Ловко! Наверное, Дониза в кухне подловила момент. Сначала интриганки притупили бдительность и лишь потом нанесли удар. Или зелья хватило только на объём одного кувшина?
В очередной раз проследив за перекрёстным обстрелом глаз между графом и Мисуллой, пфальцграфиня хлопнула ладонью по столу:
— Vsyo, nadoelo! — встала из-за стола. Игра стала походить на реальность. — Pora i chestʼ znatʼ.
Отец Готтолд, очнувшись, взмахнул рукой, оглядываясь по сторонам.
— Что она сказала? — подпрыгнула графиня-мать.
— На каком это языке? — поддакнула дочь.
Юфрозина выпрямилась, на всякий случай, меряя расстояние до возмутительницы спокойствия.
Разговоры смолкли. Господин напрягся. Гости были не в курсе, на что способна русинка в подпитии. Когда мужчина слышал из её уст слова на непонятном языке, стоило на это обратить внимание.
— Я сказала, — она в упор смотрела на итальянку, — что когда вы находитесь в компании людей, не понимающих вашу речь, вы должны либо говорить на языке, понятном для всех, либо затк… молчать!
— Это она мне указывает? — Мисулла заработала веером, нагнетая на себя воздух. Выбившиеся из-под сетки пряди волос пришли в движение.
— Вам, — Наташа усмехнулась. — Это же вы корчите здесь воспитанную и культурную аристократку. И доченька ваша такая же… mymra!
— Госпожа Вэлэри! — загремел голос с конца стола.
Упомянутая госпожа, сделав ладонь козырьком, приставила её ко лбу, словно закрываясь от солнца, высматривала подавшего голос:
— Ох, сиятельный, в глазах померкло от вашей грозности, — подняла кубок, заглядывая в него. Облизала губы, ставя назад. Добавки ей, точно, не видать. Ах, да, и не нужно!
Герард, кивнув брату, поспешил встать, направляясь к скандалистке.
Не успела Наташа оглянуться, как вокруг опустело. Ирмгард, задержавшись в дверях, медлил выходить. Одного взора отца стало достаточно, чтобы и он откланялся.
— Что ты вытворяешь, — оказавшийся рядом его сиятельство сжал локоть девицы, приближая к ней своё лицо.
— А что я такого сделала? — она пыталась разжать пальцы мужчины, пощипывая их подушечки.
— Мало того, что ты показала, насколько тебе ненавистен хозяин, но и… Чёрт! — отдёрнул руку, поглаживая.
— Так и есть! — вошла в роль подопечная, подогретая винными парами. — А что, по-вашему, я должна испытывать при виде, как мой жених, бывший, разумеется, ещё не остывший от моих поцелуев и объятий, не спускает похотливого взгляда с другой? Изменник! — Хлопнула ладонью по его груди.
— Таша!..
— Ничего не знаю! В последнем кувшине было зелье. Поздравляю! Ваша самоуверенность будет стоить вам… — не могла подобрать подходящего слова. Перед глазами маячило его перемигивание с графиней. Теперь это не выглядело, как игра. — Очень дорого! И не приближайтесь ко мне больше никогда! — Топнула ногой, выскакивая из зала. Обернулась: — Я всё поняла! Вы меня использовали!
— Да, использовал, — его ледяной взор был направлен за её спину. — Графиня ди Терзи удвоила приданое своей дочери.
Наташа рванулась от него, налетая на графинек, выбравших именно этот тёмный коридор в качестве пешеходной дорожки для прогулки.
— Подслушиваете! — гаркнула в их лица. — А ещё благородные! Suchki!
На повороте наткнулась на совершенно невидимого араба. Шарахнулась от него в сторону, ударившись плечом о стену. Застонала:
— И этот туда же со своими… Прости Господи! Член… общества «Призрачных ниндзя»!
Что-то она разошлась не к добру. Утирала выступившие на глазах слёзы.
Заскочив в свою комнату, шмыгнула в умывальню, схватила полотенце и уже привычно закрутила его вокруг дверных ручек:
— Ya vam bolshe ne nuzhna?.. Рozhaluysta… — упала ничком в кровать.
Никак не могла понять, что же произошло на самом деле? Что было игрой со стороны господина, а что истиной? Своё поведение не оправдывала, но и угрызений совести не испытывала. Унижать и оскорблять себя она не позволит. Хватит уже смотреть в рот мужчине, который не считает нужным поделиться своими планами. Если они у него есть. Последняя фраза Герарда, что он её использовал, можно расценить, как продолжение игры, а может означать правду.
Минувшая бессонная ночь дала о себе знать.
Непомерное напряжение в течение дня выбило из колеи.
Кто такое выдержит?
Сон, словно обрадовавшись ценной добыче, сразу захватил в плен…
Глава 29
— Глупая, несмышлёная девчонка, — укоризненно шептал глухой голос, настойчиво проникая в сознание через барьер глубокого сна. — Тебя бы посадить в покои под замок и не выпускать, пока всё не минует.
Слова о замке́ заставили сердце стучать быстрее. Наташа очнулась, медленно приходя в себя. Кто-то копался в её волосах, больно потягивая их, пытаясь снять зажим.
Она застонала, хватаясь за голову, уставившись в непроглядную тьму:
— Bolʼno vedʼ, — оттолкнула невидимую руку.
— Очнулась, — пробурчал недовольно невидимый гость. С её плеч убрали волосы, очертили линию скулы, горячее дыхание опалило щеку.
Она уже знала, кому принадлежат руки. Только от их прикосновения по телу разливалось тепло, и сбивался сердечный ритм, напоминая симптомы тахикардии. Запах любимого не спутаешь ни с каким другим — мшистая морозная свежесть. Она улыбнулась.
Сейчас в темноте все её чувства обострились до предела. Она слышала мужское прерывистое дыхание, и возбуждение мелким бисером рассыпалось по телу. Резко сев в кровати, нащупала «краба» вытаскивая из спутавшихся волос. Жемчужное ожерелье, скатившись на грудь, напомнило о себе. Как она его не порвала во сне? «Невидимка» приподнял волосы, помогая снять украшение, расстегнул перекрутившийся ремешок с сумочкой. Как этот человек умудряется видеть в непроницаемой темноте? На шорох за спиной обернулась, попав в объятия:
— Таша, я не мог по-другому поступить. Я не мог сказать другие слова, — прижался к её спине, вдыхая сладкий запах волос.
— Могли поступить по-другому и могли сказать другие слова… Зачем вы здесь? Утешить меня? — вырывалась из его крепкого захвата, пытаясь отстраниться от жаркого тела. Дрожь прокатилась удушливой волной, дыхание перехватило, и мысли превратились в испаряющиеся шипящие брызги.
— Таша, пойми, мои намерения по отношению к тебе серьёзны. Это не игра.
— А удвоенное приданое графской дочери? Мисулла ведь не шутит, — повернула голову, уткнувшись щекой в его губы.
— Мне нужно выиграть время. Пусть они думают, что я раздумываю над их предложением. Пусть они успокоятся. Они не должны ничего знать до самого последнего момента. В церковь войдут две пары, — её сильнее сжали, развернули к себе. — Я хочу видеть твои глаза.
Оказавшись без поддержки его рук, почувствовала нахлынувшее одиночество. Поворачивала голову на звук шагов, словно следуя за ним. Слышно было, как его сиятельство, найдя свечу, постукивал огнивом, высекая искру.
— Почему они так уцепились за вас?
— Им нужен не я, а моё графство, то, что оно в себе таит, — появившийся слабый огонёк разгорался. — Графиня хочет через дочь иметь доступ к этим богатствам.
— Что это за богатства? — Наташа, отвернув часть полога, наблюдала за Герардом. Расслабленный, в широких штанах и рубахе навыпуск, без оружия, он казался ей таким близким, родным. С затаенным дыханием ждала ответа.
— Тебе не нужно знать об этом. Это знание несёт в себе опасность. За это убивают.
Разочарованно поджала губы:
— Она удвоила приданое, значит, очень богата. Зачем ей ещё?
— Кто знает. Возможно, она отдаёт последнее, что у неё есть, чтобы заиметь больше.
— Но ведь вы можете отказаться от присутствия Мисуллы в вашем замке. Пусть едет к себе домой. Разве ваша жена сможет что-то предпринять без вашего ведома? — произнеся это, ужаснулась. Вариант развития ситуации в случае его женитьбы на Луидже неожиданно слетел с её уст. Она уже мысленно отдала любимого мужчину другой. Так просто, легко, даже не пытаясь отстоять своё право на счастье.
— Ве́дома? Разве нужно было Агне согласие мужа творить зло?
— Господи, о чём мы говорим… Ну их… Я устала, — девушка опустила голову. Мысли путались. На столике лежал поясной ремень графа с оружием. Его вид вернул в действительность этого времени. Здесь каждый миг — это изнурительная борьба и не факт, что ты окажешься в ней победителем. — Я не хочу больше видеть, как она заигрывает с вами, и вы ей отвечаете. Вы разве не понимаете, что одна из них запрыгнет к вам в постель. Или обе по очереди. Сегодня же.
Сиятельный рассмеялся, возвратившись к ней на кровать:
— Ты думаешь, мне всё равно кто будет на моём ложе, кого я назову своей? Запомни, мне нужна только ты… Ты моя госпожа. Только ты… — прошептал настойчиво, с упором на «ты». — Сегодня я никуда отсюда не уйду.
От его решительного, но мягкого голоса, сердце трепетало, неверие растворялось в тепле его дыхания. Она погладила его шею, тронула лёгкую щетину на лице. Наташа больше не колебалась:
— Да… — шепнула на выдохе.
Он коснулся её губ осторожно, словно боясь спугнуть ту, которая всё ещё не решалась довериться ему без оглядки и совершала поступки, которым он не находил объяснения. Та, которая закрылась в своём внутреннем мирке, никого туда не впуская.
Его руки медленно скользили по её спине, а поцелуй становился более требовательным и напористым.
И она откликнулась на него, жадно, ненасытно, сметая последние крохи сомнения. Ласкала его грудь в распахнутом вороте рубахи, пальцы путались в завитках редких волос. Она услышала, как он напрягся, будто прислушиваясь к новым ощущениям, замедлил блудливое движение языка по её губам, быстро усвоив недавний урок французского поцелуя.
Ухватившись за край его рубашки, потянула вверх, стягивая через голову. Неповторимый запах мужчины наполнил лёгкие.
Он подтягивал подол её платья, не спуская глаз с лица, мысленно подгоняя себя, не веря, полагая, что она вот-вот передумает и остановит его. Но излишняя поспешность может оттолкнуть Птаху. Откуда ей знать, какой силы воли стоили ему эти осторожные неторопливые движения, как скованные мышцы выкручивало от переполнявшего жгучего желания взять женщину стремительно, как он любил, сбить напряжение, и потом отдаться неспешному и полному наслаждению. Доверчивость девы распаляла, поднимая из глубин его существа глухое рычание внутреннего зверя.
Лёгкий шелест падающей ткани, и вот она перед ним… Против ожидания увидеть её наготу, она оказалась прикрытой. На высокой груди полукружья тонкой ткани. В зыбкой колышущейся вспышке свечи играет короткими бликами золото цепочки. Склонился, целуя нежную кожу плеч, притягивая девчонку ближе, испытывая непонятное желание прикоснуться телом к иноземной ткани, что скрывает стан от его взора.
Её руки скользнули от его шеи к груди, очертив бугрящиеся тугие мышцы пресса. Слегка дрожащие пальчики изучали завязки на штанах.
От их щекотного прикосновения господин рефлекторно втянул живот, задерживая дыхание. Естество рвалось наружу, отзываясь давлением и резью в паху, причиняя физическую муку. Ладонь накрыла её грудь, легонько сжав, ощущая приятную наполненность и упирающийся чувствительный сосок под невесомой фактурной тканью.
Наташа застонала и выгнула спину, подавшись к нему. Сердце стучало в таком ритме, что казалось, будто оно от волнения выскочит из груди. Кровь струилась по венам, разжигая желание и усиливая чувствительность.
На её стон мужчина улыбнулся, снимая узкую податливую ткань с груди, не в силах отвести взор от обнажившихся округлостей, глядя в широко распахнутые тёмные глаза, замутнённые страстью. Уверенно стаскивал нижнее одеяние девы, испытывая непонятное волнение от таких же движений её рук, стягивающих с него брэ. Крупно вздрагивал от случайного касания к его разгорячённой плоти, рвущейся на волю.
Девушка под его напором послушно опустилась на ложе.
Он впился в её губы поцелуем, забывая обо всём, что тревожило последние дни. Всё отступило во мрак. Сейчас перед ним была она, его госпожа, его леди: обнажённая, беззащитная и желанная.
Ей не было страшно. Темнота комнаты скрывала горячий румянец стыда на щеках. Она знала, как всё должно произойти и что последует за первой болью. Зачем усложнять и препятствовать тому, что должно случиться? Пусть он, любимый ею, станет первым мужчиной, познавшим её. Она сама хочет этого. В каждом его движении сквозил опыт умелого любовника. Его уверенность, любовь и страсть звали за собой.
Его тело осторожно расположилось между разведённых женских ног. Ладонь накрыла налитую ноющую грудь, оглаживая и, вырвав стон, прошлась по плоскому животу. Скользнув между ног, коснулась складок влажной плоти, сжимая. Пальцы погрузились в нежную чарующую вязкость.
Наташа вздрогнула, закрывая глаза, испытав неизвестный до сих пор удар волны удовольствия. Желание пронзило, свернувшись в груди изнурительным зноем, пронеслось под кожей, растворяясь и впитываясь.
В следующее мгновение мужское тело опустилось сверху, и он резко вошёл в неё.
Лёгкий вскрик. Но не потому, что стало больно. Ожидаемой боли не было. Саднящее тянущее напряжение сменилось головокружительным полётом, чувством восхитительной наполненности.
Мужчина замер, удивлённо выдохнув:
— Таша?.. — казалось, он вовсе не дышал. Всевышний… Дева… Как такое возможно: при её годах, привлекательности и непокорном нраве оставаться непорочной? Сколько раз ему, выдержанному и терпеливому, хотелось овладеть ею и подчинить? Что уж думать о других? — Всевышний, это невозможно… — Голос подвёл, охрипнув. Он первый её мужчина и сделает всё, чтобы остаться единственным. Она его. Навсегда.
Стоило ему склониться над ней, как она подняла к нему лицо. Ресницы дрогнули, открывая лихорадочно блестевшие глаза. Она запустила пальцы в его волосы:
— Мне не больно, — зацелованные губы приоткрылись в манящей улыбке. — Люблю вас…
Его взгляд — ласкающий, счастливый, — и хриплое дыхание стали ей ответом.
Ощутила, как он медленно, словно раздумывая, толкнулся внутри:
— Таша…
Выгнулась и застонала. Запрокинула голову. Жар, тягучий и сладостный, заполнял её существо.
Его губы коснулись ранки под подбородком, напомнив ему о недавних событиях. Тоскливо дрогнуло в душе от осознания того, что мог потерять свою Птаху. Окружил защитным кольцом крепких рук, подмяв под себя. Моя. Покрывал её лицо поцелуями, неспешными и жадными. Смотрел в него, созерцая, как на нём в немом восхищённом удивлении отражается каждый его толчок в тесном горячем лоне, как она всем телом отвечает на них.
С каждым разом его толчки становились сильнее и увереннее. Твёрдая плоть внутри неё разжигала пожар, заполняя целиком. Тихие стоны становились громче и отрывистее. Она скрестила ноги на его бёдрах, сжав их, двигаясь навстречу, вонзив ногти в упругие ягодицы любимого. Приоткрытым ртом жадно хватала воздух, теряя контроль над собой, отдавшись извечной власти инстинктов и дикого первобытного удовольствия.
Не спуская с неё прикрытых веками глаз, мужчина подходил к вершине высшего блаженства. Достигнув своего апогея, он запрокинул голову, закрыл глаза и сжал зубы. Из его груди вырывалось сдавленное рычание.
Заглушив собственный крик, Наташа погрузилась в пучину сильнейшего, забирающего разум оргазма, который разливался по телу ядом наслаждения, сжавшись тугим кольцом вокруг его бушующего пульсирующего естества. Ощутила удар выплеснувшегося горячего семени.
Раскинув руки, обмякла на простынях, не в силах двигаться и думать, балансируя на тонкой грани между обмороком и реальностью.
Через несколько мгновений любовник уткнулся влажным лбом в её плечо, обняв за талию, подтянул к себе. В волосах путался едва различимый шёпот: «Моя…». Обхватил, повернув к себе, вдыхая возбуждающий запах любимой женщины.
Глаза открывать не хотелось. Она не могла видеть его лица, но была уверена, что он смотрит на неё. Смотрит и водит пальцами по волосам, щекам, уголкам бровей. Леди пошевелилась. Меж бёдер затухали отголоски сногсшибательного финала, уступая место пощипыванию и опустошённости. В голове царила небывалая лёгкость. Тёплая струйка влаги щекотала бедро.
Лежали, обнявшись, молча, и это казалось единственно верным.
Теперь каждому из них принадлежало не только тело другого. Именно в эти минуты происходило таинство единения душ, когда две половинки нашли друг друга и стали единым целым. Время замедлило бег, чтобы эти двое навсегда запомнили миг единения.
Настоящее было здесь и сейчас.
* * *
От жара, исходящего от тела, к которому была сильно прижата, пробуждение стало мгновенным. Бросив взгляд на сереющий прямоугольник окна, Наташа решила, что ещё очень рано. Прислушалась, ощущая, как шевельнулась рука, лежащая на её бедре, к шее сзади прикоснулись губы. Герард. По телу проносились отзвуки прошедшей ночи, будя воспоминания. Упоительное чувство единения с этим мужчиной, родившееся ночью, с наступлением утра не улетучилось. Касание его губ вызвало пьянящую волну возбуждения. Поймала себя на том, что бесстыдно улыбается от удовольствия. Девушка томно потянулась, поворачиваясь к любимому, отмечая, как ноют мышцы, будто после усиленной тренировки.
— Отдохнула? — он привлёк её, укладывая голову себе на грудь, поглаживая, разбирая спутанные пряди волос.
— Угу, — обняла его за шею, потянувшись к губам, умеющими быть такими убедительными.
Руки мужчины переместились на спину. Шершавые жёсткие ладони приятно поглаживали, вызывая приятную дрожь. Она не знала, то ли это было естественное её состояние, то ли ещё не прекратилось действие зелья Кровавой графини, которое она так неосмотрительно выпила. Её мужчина тоже пил. Вот только весь пыл своей страсти граф отдал не той, ради которой было всё задумано. Наташа, представив выражение графинек при виде пустых покоев объекта соблазнения, не выдержав, рассмеялась.
— Что такое? — услышала тихое.
— Представила выражение лица итальянки и её дочери при виде пустой кровати в вашей комнате, — снова засмеялась, подняв глаза на мужчину.
Он многозначительно улыбнулся. Выгнув бровь, произнёс:
— Мы решили их не разочаровывать.
— Что? — леди подпрыгнула от неожиданности. — Вы хотите сказать, что в вашей постели?.. — Она не договорила. Догадка казалась столь коварной…
— Да, — кивнул сиятельный, — Дитрих… Он сам предложил такой вариант.
— Жестоко… — девушка расплылась в улыбке. — Графиня будет в ярости. И с кем он провёл ночь? — Она поёжилась, представив последствия такой ночи с Луиджей. Если она девственница, то Мисулла, считай, уже проникла в семью Бригахбургов. Барона заставят жениться.
— Скоро узнаем.
— Если это Луиджа и она… — недоговорила, втянув воздух, замерла. Очень не хотелось иметь в родственницах графиню ди Терзи.
— Мы не настолько глупы, моя госпожа, — словно прочёл её мысли. Вернул на свою грудь, укладывая выше. — Луиджу он не тронет. А графиня… — Задышал часто, отрывисто, упиваясь видом открывшейся девичьей груди. — Как ему захочется…
— Разве можно противостоять зелью?
— А кто сказал, что в вине было зелье? — увидев вопросительный взор, пояснил: — Оно было, но тот кувшин до нас не донесли. Я приказал следить за прислугой графини. Особенно, когда она в кухне.
— И мне ничего не сказали. Я думала, что вас опоили… Что я тоже… — она была уверена, что всплеск любвеобилия обоих был вызван действием любовного отвара.
— Я бы никогда не воспользовался твоим беспомощным состоянием, — завладел губами, сжимая ягодицы любимой, укладывая на своё тело, распластывая на широкой твёрдой груди.
Наташа задохнулась от нахлынувшего желания, отвечая на поцелуй.
Его глаза подёрнулись дымкой желания:
— Если тебе больно…
— Не попробуешь — не узнаешь…
— Хочу спросить… Ты слишком свободна и раскованна для непорочной девы. Откуда это? — признался себе, что ему понравилось. Имея печальный опыт предыдущих отношений со своими жёнами, он был приятно удивлён. Но где-то в глубине души таилось подозрение, что девица могла быть обучена таинству соития и хорошо знала, как доставить мужчине удовольствие. Вот только где? Что она от него скрывает? Где она пребывала долгие двадцать лет? То, что она поведала о себе, уже не казалось ему таким убедительным.
— Я делаю так, как чувствую, — девушка была озадачена. — Я думаю, что так должно быть. Вам не нравится? — искренне огорчилась. То, что в её времени считалось нормой, здесь вызвало вопросы.
— Нравится. Правильно думаешь, — улыбка тронула его губы. Когда-нибудь она расскажет ему всё.
Наташа спрятала лицо на его груди, чтобы он не увидел её растерянности. Да, пусть он думает, как она сказала. У неё тоже есть свои маленькие секреты.
— А как ты поступишь, если я сделаю вот так, — Герард приподнял её, усаживая к себе на живот. Влажный жар её лона вымел сомнительные мысли. Руки сомкнулись на бёдрах.
Под своими ладонями она чувствовала рельеф и силу его мышц. Стеснения больше не было. Не смущала нагота тел при льющемся в окно утреннем свете, и упирающееся в спину доказательство того, что господин готов не только слушать, о чём она думает, но и к решительным действиям.
Воздух в комнате наполнился страстностью сплетающихся тел.
Мужчина в вихре чувственных ощущений выдыхал имя любимой женщины.
Женщина замирала от утихающей боли и сладости каждого размеренного осторожного движения.
Она была счастлива.
Здесь.
Сейчас.
С ним.
* * *
Наташа вышла из умывальни, оглядываясь. По приказу господина ей принесли два ведра горячей воды и теперь, обмывшись, она чувствовала себя значительно лучше.
Как бы ни хотелось идти на завтрак, но сделать это было необходимо. Игра ещё не закончена. Очень хотелось посмотреть на лица и настроение итальянских гостей. Достав из сундука новое платье из шоколадной лёгкой шерсти, развешала его на спинке стула, слегка увлажнив замятые места. Жемчужное ожерелье к нему подойдёт идеально. Удовлетворённо хмыкнула: «А к чему оно не подойдёт?»
Поднос с тёплым морсом и фруктами ждал на столике.
Откинув на ложе одеяло, почесала затылок. Следы ночной страсти цвели на простыне, вопиюще крича о том, что здесь произошло. Оставалось свернуть постельное бельё и пока припрятать. Лишние разговоры между прачками и прислугой ей не нужны. Она сама спустится в камору с бельём и заменит его.
Полотенце, сыгравшее роль верёвки на дверных ручках, лежало под дверью. Девушка, поняв, что граф прошёл к ней через тайную дверцу, сделала вид, что ничего не заметила. Отвернулась в кровати к окну, когда он, уходя, воровато оглянувшись на неё, быстро сдёрнул «замок».
Кубок морса жажду не утолил. Пустой кувшин на каминной полке напомнил, что вода спущена в «унитаз». Ничего не поделаешь, придётся идти в кухню. Не умирать же от жажды. Заодно принесёт постельные принадлежности.
Вопреки всем ожиданиям, обычно приветливая и добродушная Берта выглядела непривычно хмурой и озабоченной. По-мужски широко расставив ноги, она сидела на скамье, уперев руки в сиденье. Задумчиво потирала лоб, и нелёгкий процесс мозговой деятельности отображался на её лице «играющими» бровями и беззвучно шевелящимися губами.
Стараясь её не беспокоить, девушка поменяла кувшин, и, зачерпнув ковшом воду из котла, наполнила его.
— Госпожа, — услышала в спину, — может быть, вы мне расскажете, что произошло между вами и моей дочерью? Что-то мне не нравится её настроение в эти дни.
В кухне воцарилась тишина. Как по мановению волшебной палочки стихли звуки брякающей утвари, негромкое шипение перепалки. Только запахи готовящейся снеди, раздражая обонятельные рецепторы, вызывая обильное слюноотделение, медленно поднимались под своды низкого потолка.
Наташа обернулась к неподвижно сидящей кухарке. Её слова навели на мысль, что девчонка, будучи слишком эмоциональной, могла взять в голову произошедшее. Только не хватало, чтобы она с собой что-нибудь сделала:
— Берта, скажите ей, чтобы зашла ко мне ближе к обеду. Я с ней поговорю.
— Спасибо, госпожа, — повариха увязалась за ней и, уже выйдя в полукруглый зал, остановила, понизив голос, оглядываясь, заговорила: — Госпожа, я уже несколько дней ночую в каморе для прислуги и то, что происходит в замке, мне совсем не нравится. Такого никогда не было, чтобы священники, — она вплотную приблизилась к леди, — вели себя подобным образом. — Поспешно перекрестилась. На вопросительный взор собеседницы продолжила: — Отец Готтолд приставал к Киве, когда та шла тёмным коридором от раненых. Хорошо, что подвернулся Ланзо. У него очень тяжёлая рука, госпожа. А эта Дониза… Она везде шныряет, как крыса, всё выспрашивает про всех и вынюхивает. Она мне очень не нравится. А этот шайтан, — рука Берты осенила себя крестом, — жуть ночная. Он как глянул на меня, я чуть замертво не свалилась.
— Он тоже в кухню ходит?
— Нет, я с ним столкнулась у каморы прислужниц. Вот что он там делал? Госпожа, когда они уже уедут от нас? Никому от них покоя нет.
— Не знаю, Берта, — опустив глаза, поправила салфетку на горлышке кувшина.
— А вот «крыса» эта говорила вчера, что теперь её молодая госпожа будет здесь хозяйкой. А как же вы?
— Берта, — Наташа впервые не знала, что ответить. Правду нельзя — это точно. — А что я? Ну, не сложилось у нас с господином. Приедет отец — уеду с ним.
— Нет, так дело не пойдёт. Господин слепец, — она шумно вздохнула. — Вот нет нашего командующего, он бы ему сказал. — Она всхлипнула, вытирая лицо полой передника.
— Всё, идите работать, — девушка поспешила в правое крыло, где располагались каморы прислуги. В самом конце коридора находилась комната с чистым бельём. От упоминания о Бруно на душе стало тоскливо. Жизнь — несправедливая штука…
В каморе пахло чистотой. Бельё для господ, переложенное веточками мяты и полыни лежало на отдельной полке прикрытое выбеленной холстиной. Выбрав тонкую мягкую простыню, русинка уткнулась в неё лицом. Альпийской свежестью запах не назовёшь, но как пахли травы, ей понравилось. Затолкав бельё подмышку, окинула узкое длинное помещение с окном под потолком. Мрачно. Влажно. Серые стены никогда не видели побелки.
Дойдя до площадки второго этажа, вздрогнула от стука входной двери. Раздавшийся знакомый громкий голос заставил остановиться и подойти к лестничному ограждению. Так и есть.
В сопровождении Герарда вошёл граф Карл фон Фальгахен. От дурного предчувствия, Наташа качнулась, едва не выронив кувшин.
Гость, привлечённый движением на площадке между этажами, поднял голову:
— Госпожа Вэлэри, — склонился в поклоне и взлетел по лестнице. — Позвольте выразить мои соболезнования. — Ухватился за её руку, держащую кувшин. Тот опасно накренился.
Мысль, что умер пфальцграф фон Россен, неприятной липкой дрожью прошлась по спине.
— Мне нужно собираться? — она уже прикидывала, что у неё нет траурного платья. Коричневое вполне могло подойти. Нужно уточнить у Юфрозины.
— Куда? — голубые глаза Карла стали больше.
— А разве не мой отец умер?
— Ах, нет, что вы, — выдохнул «друг» семьи. — Я имел в виду вашего жениха, господина командующего.
Наташа перевела дух. Фальгахен не был в курсе происходящего. И, похоже, ещё не успел заслать «казачка» в соседский замок.
— Спасибо, господин граф, — горестно вздохнув, потупила взгляд. Снова воспоминания о Бруно бередили душу.
Хозяин замка, подойдя ближе, тронул гостя за плечо:
— Пошли в кабинет, переговорить нужно, — тон его голоса не обещал ничего приятного.
Девушка, сделав шаг в сторону коридора, поспешно обернулась. Промелькнувшая догадка, зачем он зовёт соседа в кабинет и что может означать его недобрый взгляд, заставила остановиться:
— Господин граф, — на её голос обернулись оба мужчины, — простите, Карл, мне нужен на пару слов господин. — Отойдя на несколько шагов, спряталась от глаз Фальгахена за широкую грудь Герарда. Зашептала: — Я правильно вас поняла, что вы хотите с ним поссориться?
— Он мне надоел. Пора с ним покончить.
— Не вздумайте, — Наташа успела сдержать вырывающееся возмущение. — Пока у него здесь нет шпиона. Но он обязательно появится в скором времени, хотите вы этого или нет. Рассорившись с ним сейчас, вы только подтвердите его догадки, что вам есть что скрывать. Один мудрец сказал: «Держи друзей близко, врагов ещё ближе».
Мужчина втянул воздух, задерживая дыхание и успокаиваясь:
— Да, наверное, лучше не торопиться.
— Может, он понравится графине Мисулле? — предположила, робко улыбнувшись.
— Графине нужно совсем другое, — усмехнулся, глядя за спину госпожи. Ему показалось или в тёмном коридоре метнулась тень? Сделав шаг в сторону прохода, всмотрелся. Показалось.
Глава 30
Как бы там ни было, Наташа нервничала, входя в обеденный зал. Румянец на щеках и счастливый блеск глаз скрыть от всевидящего ока проницательной графини ди Терзи казалось невозможным. Оставался только один выход: приписать своё возбуждённое состояние неожиданным приездом графа фон Фальгахена. Она только сожалела об одном, что эта мысль не пришла ей в голову сразу же при появлении Карла, и она не смогла поделиться ею с Герардом.
Юфрозина прохаживалась вдоль сервированного стола, поглаживая спинки высоких стульев. О чём щебетали итальянки, она не понимала, да и не прислушивалась. Царившая вокруг возня её раздражала. Мысли были заняты другим.
Графиньки восседали у камина, снисходительно посматривая на невесту вице-графа, тихо переговариваясь между собой. С приходом пфальцграфини, оживились, поменяли тему, и теперь объектом обсуждения стала дочь бывшего, некогда могущественного управляющего замком правящего монарха. Нет, Мисулла не знала фон Россена. При дворе короля Германии Конрада II она появилась три года назад, пребывая в поиске новой выгодной для себя партии. Поскольку пасынок короля герцог Герман IV Швабский собирался взять в жёны Аделаиду, дочь маркграфа Туринского Ольдерико Манфреди II из рода Ардуиничи, а покойный муж Мисуллы состоял в дальнем с ней родстве, быть представленной Конраду II не составило труда. Тогда богатую итальянскую вдову приметил военный советник короля граф Иоганн фон Эпталь. Недавно овдовевший сорокапятилетний мужчина увлёкся остроумной и деятельной графиней.
Отец Готтолд с заинтересованным видом остановился у исфаханского ковра на стене. Со стороны могло показаться, что он рассматривает его. Но священник, потирая зудящий подбородок, был озадачен другим. Он до сих пор не мог взять в толк, что на него нашло, когда он, возвращаясь от раненых, в тёмном коридоре столкнулся с кормилицей сына хозяина замка. Киву он приметил сразу по приезду. Женщина была в его вкусе. Но он никак не ожидал, что вдруг пронзившая тело плотская страсть бросит его на эту женщину! Он даже не успел ничего ощутить, заграбастав её и прижав к стене, как упал от невидимого удара, на несколько мгновений покинув бренный мир и взлетев на небеса. Очнувшись, никого рядом не обнаружил и уже усомнился в случившемся. Но нет, ноющая скула подтвердила худшие опасения. Что это было? Происки лукавого? Кто заступился за женщину, приняв священника за насильника? И как он теперь будет смотреть в глаза этой милой женщине? Мужчина, почувствовав слабость в ногах, перекрестился, спеша присесть на ближайшем стуле.
Наташа, после разговора с Бертой посмотрела на отца Готтолда другими глазами. Он, в его-то возрасте (выглядел мужчина лет на шестьдесят) и при его чине, посмел наброситься на спокойную и неприметную Киву с домогательствами! И всему виной было любовное зелье. Кто был виновником распространения напитка? Правильно — графиня ди Терзи. Девушка смерила женщину неприязненным взглядом. Та, перехватив эстафету, склонилась к плечу дочери и, прикрыв нижнюю часть лица веером, сузив глаза, вещала что-то той на ухо. При этом очи Луиджи расширились, и она брезгливо скривила губы, смерив госпожу высокомерным взором.
Пфальцграфиня посматривала на итальянок в попытке понять, какое настроение у Мисуллы и кто же из женщин посетил комнату графа ночью. Отошла к Юфрозине:
— Как ты находишь новых родственников?
— Что? — монашка не понимала бывшую компаньонку.
— Я говорю, что Луиджа станет женой графа. Будет две свадьбы. Как она тебе? Некоторое время вам придётся жить под одной крышей.
Венгерка уставилась на графинь. Она уже привыкла к мысли, что женой господина станет пфальцграфиня и, углубившись в свои переживания, упустила из вида произошедшие за последние дни перемены. Усугубляло её неведение и незнание языка. Постоянно находясь среди раненых в обществе лекаря и общаясь с ним на латыни, она старалась не обращать внимания на происходящее вокруг. Да никто и не спешил ставить её в известность. Предстоящий скорый свадебный пир и первая брачная ночь приводили её в уныние. Она не представляла, как себя вести в случае требования жениха исполнить супружеский долг. Придётся рассказать правду. В роли мужчины, которому она смогла бы поведать всё, видела только графа фон Бригахбурга. Но он, как ей показалось однажды, уже обо всём знает. При виде его её сердце готово было выскочить из груди, а ноги подкашивались, если он прикасался к ней.
Считая новоявленную пфальцграфиню своей соперницей, и видя, что господин оказывает ей знаки внимания, она уже свыклась с мыслью о своей неудаче и смирилась. Сейчас же весть о том, что произошла смена невест, обескуражила её. Итальянские графини ей категорически не нравились. Под их взорами она чувствовала себя земляным червем. Глянув в сторону голубоглазой красавицы, пожала плечами:
— Если бы мне нужно было выбрать между тобой и ею, я бы выбрала третье.
— Понятно, себя, — хихикнула Наташа, дивясь необычному выводу женщины. Ей показалось, что графиня всё ещё надеется на свою удачу.
Мужчины вошли стремительно, заполнив тишину зала громкими голосами. Итальянки сразу же оживились.
Мисулла бросала любопытные взоры на Карла, в то время как Луиджа потупилась от его внимательных изучающих глаз. Будучи представленными, как гостьи, она, вздохнув, оглянулась на мужчину своей мечты. Тот приподнял брови, слегка наклонив голову, словно присматриваясь к ней. У графиньки трепыхнулось сердце. Ничего нет лучше, как вызвать ревность в предмете своего обожания. Так говорит мама. Она с готовностью одарила Фальгахена многообещающей улыбкой.
Карл, вскинув брови, укоризненно покосился на графиню-мать и, неожиданно оставив её красавицу-дочь, выразив этим своё небрежение, демонстративно подошёл к Наташе, приложился к её руке, посчитав, что нужно исправить ситуацию. На площадке ему не удалось поприветствовать пфальцграфиню согласно этикету:
— Госпожа Вэлэри, рад встрече с вами, — слегка пожимая, задержал руку в своей руке. — Надеюсь, мне удастся облегчить вашу душевную боль в связи со смертью жениха.
— А уж как я рада, — девушка мысленно застонала. Снова Бруно.
От её лучезарной улыбки Карл приосанился, охватывая взором стать госпожи. Девица сегодня выглядела особенно привлекательно. Румянец на щеках, ослепительная улыбка. Да, несомненно, она ему очень рада. Его щедрое предложение, конечно же, не смогло оставить её равнодушной. Он завидный и достойный жених. Где она найдёт такого другого? Фальгахен движением головы откинул на спину непослушную прядь длинных ухоженных волос.
Герард, наблюдая за всем со стороны, скрипел зубами. Радость госпожи Вэлэри, привечающей соседа, казалась искренней. Он понимал, что Птаха старается ввести графиню в заблуждение. Но не слишком ли старается? Руки чесались отметиться на лике Карла и смахнуть с него самодовольную улыбку. Зато Дитрих неподражаем! Он в двух словах поведал, что произошло ночью, и каково утром было лицо любовницы при виде, с кем она провела ночь… Его сиятельство сожалел только об одном — что не видел этого сам. Брат, проявив благородство, ничуть не сомневаясь в отказе, тут же предложил графине ди Терзи стать его женой и матерью его детям. На что женщина выскочила из покоев, как кошка из горящей печи и ещё долго в его ушах не утихали проклятия в стиле деревенского фольклора, посылаемые на головы братьев. Ключевым и самым громким словом фигурировало слово «месть».
Наташа направилась к столу на прежнее место рядом с отцом Готтолдом. Его синяк на скуле потемнел, и девушка злорадно подумала, что Ланзо следовало приложить к нему руки сильнее. Повезло Киве иметь такого защитника. После такого поступка она обязательно обратит внимание на тайного воздыхателя.
Карл, удивлённо уставившись на пфальцграфиню, занял место возле графа. Что могло произойти между Герардом и госпожой? Он в очередной раз пожалел, что не поспешил отправить своего человека в услужение в хоромы соседа. А лучше двух. Стоило исчезнуть его осведомителю и всё, что происходило в стенах замка, для него стало тайной за семью печатями. По левую руку от хозяина стул пустовал. Значит ли это, что он ещё не заключил брачное соглашение с прибывшей невестой? Стало интересно, кто займёт свободное место в скором времени. Было заметно, что мать предполагаемой невесты тоже не спускает глаз с Бригахбурга. Что они в нём находят? Другое дело он сам, граф фон Фальгахен! Карл приосанился, стараясь произвести впечатление на присутствующих женщин.
Теперь напротив Наташи никто не сидел, и она смотрела на узкий стол у стены, уставленный серебряной утварью, любуясь чеканкой на кувшинах с узкими горлышками и кубками всевозможных размеров и форм. И всё же больше всего её занимал вопрос: кто приходил в комнату графа и чем всё закончилось? Конечно же, он уже знал. Она изредка бросала ничего не выражающие взгляды на его сиятельство. Но он не сводил глаз с итальянок. Переигрывает. Вот его глаза пробежались по облику любимой, теплея. Их взгляды встретились. Наташа забыла выдохнуть. Так хотелось быть рядом с ним, чувствовать прикосновение его рук, его губ. Подавила вздох, перехватывая настороженный взор Мисуллы, пьющей из кубка. Чёрт! От неё ничего не скрыть. Гадкая женщина склонилась к уху дочери.
Девушка прислушалась, пригубливая вино. Что? Это в её адрес прозвучало: нищенка и выскочка? И ещё… Где ей место?.. В непотребном доме? Ни один мускул не дрогнул на лице леди. Женщины не старались сдерживаться в проявлении эмоций. Они были уверены, что их никто не понимает.
Священник казался отстранённым и погружённым в свои мысли.
Вот напрасно они это сказали. Спустить такое? Ну, нет… Наташа, нащупав в кармане фонарик, извлекла его, незаметно зажав в ладони, кладя руку на стол.
С этой стороны замка солнце появлялось только ближе к обеду. Царящий полумрак и лёгкая прохлада в зале расслабляли.
Неожиданно отец Готтолд подпрыгнул и, уцепившись в руку Ирмгарда, трясущимся указательным пальцем свободной руки указал на графиню-мать, заикаясь и мыча:
— Поядающая… Искра… — его лицо покрылось восковой бледностью, над верхней губой блестели бисеринки пота. Изо рта выпал кусочек мяса.
Все уставились на Кровавую графиню. Яркая огненная точка «играла» на лбу женщины.
Воцарилась гробовая тишина.
Мисулла перестала жевать и замерла:
— Что? — прошептала она, бледнея, сглотнув оставшуюся во рту пищу.
Девушка не поленилась изобразить выражение брезгливого ужаса, прикрыв рот ладонью, чтобы невзначай не рассмеяться.
Палец священника, продолжая дрожать, переместился вслед за кровавой меткой на лик Луиджи.
Дальше точка проследовала снова к графине и переместилась на Юфрозину, спустившись на её грудь в область сердца. Очертив там круг, перепрыгнула на кинжал графа, зажатый в его руке. Послышался мелодичный удар металла о стоящий рядом кубок. Мужчина сглотнул, наблюдая, как искра медленно поднимается по его груди к подбородку.
— Дьявол знает, что такое! — не выдержал господин, вскакивая, резко отряхивая кафтан и хватаясь за стул. Тарелка с едой соскользнула со стола. Туда же последовал кубок.
Карл, открыв рот, откинулся на спинку стула. Тот, не выдержав натиска широких мускулистых плеч, треснув у сиденья, перекосился. Но граф успел соскочить, вытирая губы рукавом кафтана:
— Чёрт-те что у вас тут творится!
— Дух просит… очищения… — закашлялся священник, тыкая в графиню, по которой метался красный зрачок.
От грохота у входной двери все вздрогнули. Подавальщик, выронив кувшин с вином, по стеночке сполз на пол.
Луиджа, вскрикнув: «Дьволица!» — вскочила, опрокидывая стул, и в одно мгновение скрылась за священником, округлив глаза и неистово крестясь.
Юфрозина прыгнула за спину господина и протиснулась между ним и стеной, млея от такой приятной близости.
Барон и Ирмгард, не в силах встать, как и Наташа, молча следили за зигзагами поядающей искры, старательно обрисовывающей силуэт великой кровавой грешницы.
Мисулла, обмякнув, закатила глаза. Обморок?
— Угу, — выдавила из себя пфальцграфиня. — Искра, как её… поядающая, указывает нам на злодейку. Отец Готтолд, как очищать графиню будете?
— Что? — грешница, однако, быстро пришла в себя, стряхивая с груди кусочки пищи, неизвестно откуда появившиеся. Странное явление может перечеркнуть все её старания. Как бы ей не было плохо, но от того, как она сейчас себя поведёт, будет зависеть будущее её и дочери. Раз метка не жглась, значит, это что-то другое. Всё потом. А сейчас… Голос окреп: — Это не поядающая искга, а благословение Божье.
Точка внезапно пропала. Присутствующие оглядывались, не забывая друг друга тщательно осмотреть.
— Госпожа графиня, — все обернулись на громкий и требовательный призыв отца Готтолда, — идёмте со мной. Нам предстоит разговор.
— Отец Готтолд, — итальянка решительно встала, — Повтогяю ещё газ: это не поядающая искга. Это твогящий всепгоникающий Огонь. Я избганная и давно знаю об этом. А вам не помешает вспомнить, чем вы мне обязаны. — Расправила плечи, царственной походкой направляясь к выходу. Обернувшись к хозяину замка, произнесла: — Господин ггаф, нам нужно сгочно пегеговогить. Идёмте.
Наташа от досады не могла прийти в себя. Месть не удалась. Это же надо так выкрутиться и заткнуть рот священнику! Да ещё увела сиятельного. Она, не обращая внимания на возникшее оживление, вышла следом за ними.
Герард и графиня ди Терзи в сопровождении араба, направились в кабинет. Чёрный охранник остался у двери.
Девушка, выглянув из-за угла и поняв, что разговор не удастся подслушать, повернула в правое крыло и помчалась в сторону покоев господина, на ходу доставая фонарик. Налетев на Донизу, выбила из её рук поднос с посудой. Плевать!
Спеша всеми переходами, один раз скатилась по ступеням, едва не сломала ногу и не свернула себе шею. Сейчас она, дыша, как загнанная лошадь, потирая ушибленное колено и локоть, прильнула к смотровому окошку. Замерев, открыв рот и не веря глазам, уставилась на то, что происходило в кабинете. Мгновенно забыв о травме руки, ладонь впилась в круглую ручку дверцы.
Его сиятельство, стоя как раз напротив тайной двери, спиной к ней, прижимал графиню к каменной кладке стены между окном и камином. С первого взгляда могло показаться, что он её домогается, а Мисулла кокетливо отбивается. Одна рука мужчины удерживала запястье женщины, пригвоздив к стене. Вторая покоилась на её шее. И он не просто ласкал её, как вначале показалось Наташе, а вцепившись, судорожно сжимал, вздрагивая всем телом, вывернув шею жертвы так, что слышен был только слабый сип. Душил! Кровавое свечение рубинов под его пальцами, как сгустки тёмной крови, «стекало» по груди жертвы. Госпожа слабо хлопала по плечу душителя сломанным веером. Её нога, путаясь в длинном подоле платья, била насильника по бедру, не причиняя ему никакого неудобства.
Первым порывом девушки было — выскочить и остановить безумие. Но что-то удерживало. Мозг работал лихорадочно, и к своему ужасу она поняла, что не хочет вмешиваться! Мало того — виденное приносило несказанное удовольствие. Рука подрагивала на ручке двери, словно помогая учинять насилие. Промелькнула мысль, что когда всё закончится, нужно будет спрятать труп. Куда? Конечно, сюда, в проход. А как же араб за дверью? Его тоже нужно убить. И служанку. И Луиджу. А так же священника и лекаря. Всех итальянцев! Карету сжечь! Возбуждение набирало обороты.
Наташа перевела дух, не спуская глаз с происходящего. Капельки пота выступили над верхней губой. Она облизала губы, ощущая их солоноватый привкус.
Ситуация в кабинете изменилась. Граф отпрянул от Мисуллы и, не отрывая руки от её шеи, дёрнул на себя, толкая в кресло у шахматного столика, задевая его. Фигуры, до этого стоявшие прямым чётким строем, заколебались, будто раздумывая. Торопливо «разбежались» врассыпную, недовольно «бубня», скатываясь под стол.
— Вы дрянь, мерзкая и низкая, — шипел его сиятельство, нависнув над графиней, упираясь руками в подлокотники кресла. Багровый, с прищуренными потемневшими глазами, он в эту минуту выглядел устрашающе.
Девушка отдёрнула руку от ручки. Пальцы, приняв её форму, так и остались скрюченными. Как же она не хотела быть на месте этой интриганки! Леди «сгорала» от мыслей о том, что могло привести Герарда в такую ярость? Если бы не араб, стоящий у двери, возможно, ей бы удалось услышать всё с самого начала!
Ди Терзи, бросив в господина остатки обломанного веера, таращила глаза, массируя шею в месте недавнего захвата, коротко вдыхая открытым ртом. Из-под перекосившейся серебристой сетки на голове выпавшая прядь волос скользнула на плечо. Из надорванного рукава верхней туники бордового цвета выглядывала нижняя — нежно розовая.
— Пить… — из горла женщины вырвался стон.
— Яду бы вам! — гаркнул сиятельный, делая шаг в сторону письменного стола.
По звону кувшина о кубок было понятно, что его руки остаются напряжёнными. С каким бы удовольствием он закончил начатое!
— Я не позволю делать из себя идиотку, — приняв кубок с вином, она оттолкнула мужчину.
Наташа напрягла слух до предела, прислушиваясь, буквально впитывая каждое слово. Говорили по-немецки. Мисулла, сидя к ней вполоборота, уже не казалась такой испуганной и беспомощной, как минуту назад. Вот ведь, зараза, живучая какая и как быстро перевоплощается! Хотя, в состоянии стресса именно так и происходит. Организм, в преддверии опасности, мобилизует все защитные механизмы, выбрасывая гормоны, помогающие преодолеть страх.
— Вы не идиотка, а исчадие ада, — он снова, угрожающе рыкнув, приблизился к графине.
— Ну, ну, — она вытянула руку вперёд ладонью, развёрнутой от себя, ёрзая в кресле, усаживаясь удобнее, поглаживая шею у ключицы, — успокойтесь, мой догогой. Давайте поговогим спокойно. Ваш пегвый погыв был вполне естественным и ожидаемым. Я на вас не сегжусь. — Снова ласкающее движение по своей шее. — Судя по тому, что я всё ещё жива, вы готовы меня выслушать.
Граф, тяжело дыша, спрятав руки за спину, отошёл к камину, оттуда наблюдая за собеседницей.
Девушка хорошо видела его лицо. Под тонкой кожей щёк мужчины ходили желваки. В этот момент она хотела быть рядом с ним и поддержать его. Немного поостыв, радовалась, что он смог сдержать свой гнев и не прикончить мерзкую тварь.
— Я понял, что вы от меня хотите и мой ответ: «Нет».
— Ах, зачем так категогично… — причмокнула языком Мисулла. Это был тот случай, когда подбирать «удобные» слова не требовалось. Нужно было говорить быстро, убедительно и коротко. Не до игры в замену слов. — Значит, вы не всё поняли до конца. Я постагаюсь вам гастолковать. Вы меня не пегебивайте, а я буду по возможности кгаткой. — Указала ему на кресло напротив.
Герард, не колеблясь, присел, откидываясь на спинку, нервно подрагивая ногой. Попавшая под ступню шахматная фигура, откатилась, ударившись в ножку стола. Что ж, он выслушает. Но она покинет его замок завтра же.
— Вы уже поняли, что я знаю всё, — нажим на слове «всё» был произнесён с особой помпезностью. Его сиятельство наклонил голову на бок, вскинув бровь. — Если бы не любовь к вам моей любимой дочеги, мне было бы пгоще договогиться с вами. Но я мать и счастье Луиджи для меня на пегвом месте. — Она изучала реакцию мужчины на свои слова. — Но планы поменялись в связи с вашим отказом. Новоявленная пфальцггафиня вмешалась так некстати. Да, я вижу, что вы увлеклись ею. — На резкое движение господина отреагировала сразу же: — Хогошо-хогошо, я согласна даже с тем, что вы влюблены. Да, пгизнаюсь, моей целью было скомпгометиговать вас в её глазах, но здесь вы меня обыггали. — Заметила лёгкий сполох губ собеседника. Она сама уважала людей, умеющих признавать своё поражение. — Несмотгя ни на что — ночь была незабываемой. Готова пгостить то, что господин багон подлил сонное зелье в мой кубок с вином. — Картинно вздохнула, томно улыбнувшись, поправив сетку на голове, заправляя под неё прядь шелковистых волос, давая графу время расслабиться. Действенный отвлекающий приём. — Я не пгедполагала, что ваша избганница окажется столь неосмотгительной и впустит вас к себе на ночь. Эту ночь вы пговели с ней. И тепегь ваш долг взять её в жёны… — Видя, что мужчина насторожился, поспешила нанести удар: — Если бы не одно обстоятельство… Вы не сделаете этого. Вашей женой станет моя дочь. — На рывок нетерпеливого собеседника выставила руку вперёд, останавливая. — Подождите, не спешите… Понимаю вас… Иначе все догогие вам люди умгут.
— Я убью вас, — глухой голос Герарда и движение его руки к поясному ремню завораживали своей решительной безысходностью. — Прямо здесь.
Графиня ди Терзи вскочила с кресла, забегая за его спинку:
— Я пгосила вас не пегебивать меня!… Да, вы не ослышались. Я же сказала вам, что знаю всё. Знаю о вашем золотом гуднике, догогой Гегагд… — Перевела дух. — Откуда? Вы недооцениваете шпионов его величества. Вам должно быть известно, что я пгиближена ко двогу и военный советник коголя — мой любовник. Вы даже не догадываетесь, сколько всего интегесного можно узнать после пгиятного вгемяпгепговождения! Если уметь слушать и задавать пгавильные вопгосы. Да, сейчас он ждёт от меня подтвегждения поступивших сведений. И от того, что будет в записке, зависит не только ваша жизнь, но и жизнь членов вашей семьи. — Заметив, что его сиятельство внимательно её слушает, воодушевилась, не давая ему передышки. — Если вы окажетесь глупы настолько, чтобы пгедпочесть смегть, то я сделаю всё, чтобы вы умегли последним и не так быстго, как вы этого захотите. Вы будете долго мучиться от сознания того, что виновны в смегти вашего кгасавца-сына, его жены, бгата с его детьми и, наконец, вашей возлюбленной. — В подтверждение своих намерений и правдивости сказанного, медленно утвердительно кивнула. — Голуби… Почтовые голуби готовы вылететь без промедления. Дониза сидит с ними у откгытого окна. От того, кто войдёт в покои, зависит, улетят птицы или нет. — Наклонила голову, дивясь выдержке мужчины. Ах, как бы она хотела видеть его рядом с собой! Поёжилась от воспоминания о тех головокружительных эмоциях, которые вызвали в ней его сильное мускулистое тело и тяжёлое надрывное дыхание в момент его гнева. Находясь между жизнью и смертью, балансируя над пропастью забвения, она испытала всплеск всепоглощающего удовольствия, сродни тому, как пышущее жаром лоно принимает в себя всю неукротимую ускоряющуюся мощь толчков любовника, как сладкий спазм скручивает нутро, заставляя сжиматься всё плотнее и плотнее… там… Когда последний сокрушительный толчок вызывает маленькую смерть, унося на небеса… — И ещё. — Незаметно облизала пересохшие губы. — Есть не́что, о чём не знает никто кгоме меня. Это на тот случай, если с голубями или со мной случится что-то непгедвиденное. Сведения в любом случае дойдут до нужного человека.
Наташа стояла не двигаясь. Слова женщины впитывались в сознание, выстраивая логическую цепочку последовательности событий. Графиня шантажирует его? Птицы улетели во время задымления комнаты. Почтарей нет! А если она права и голуби вернулись? Или просто не вылетели, а забились куда-нибудь и потом были найдены? И это «не́что»? Связной?
Мисулла продолжала:
— Не всё так печально, ггаф. У меня к вам пгедложение. Вы бегёте в жёны мою дочь и мы с вами пгодолжаем начатое вами пгоизводство. Я помогу вам наладить сбыт золотого песка. У меня есть нужные связи. Мы станем богаты. Баснословно!
Его сиятельство рассмеялся:
— Вы заблуждаетесь. Ваши шпионы ничего не стоят.
— Милый ггаф, — женщина вздохнула, — дайте мне кагту и я вам покажу место, где находится ваш гудник.
Герард так и сделал. Простенькая карта графства лежала на столе уже несколько дней. Он планировал раскорчёвку участка земли близ реки. Неторопливо сдёрнул её со стола, подсовывая под нос графине. Та, уложив её на спинку кресла, не рискуя покинуть сомнительное убежище, всматривалась в начертанное и, увидев нужное место, уверенно ткнула пальчиком.
— Кто? — господин, вырвав карту из рук шантажистки, уже не сомневался в серьёзности происходящего.
— Его уже нет в живых.
— Вы хотите обмануть короля?
— Но вам же удавалось это делать в течение длительного вгемени. Если всё сделать пгавильно — никто ничего не узнает. Могу пгедположить, что вы пгедпочтёте запегеться в замке, и готовиться к осаде. Но насколько может быть длительной осада по пгиказу коголя? Так или иначе — вам всем конец. Думайте, догогой мой. Вам выпала гедкая возможность стать одним из богатейших и влиятельнейших людей Гегмании. Я помогу вам достигнуть небывалых высот власти! У вас есть выбог — жизнь или смегть. Я надеюсь на ваше благогазумие. И ещё… Моя дочь вам понгавится на ложе. Вы очень ского забудете о бедной пфальцггафине.
Мисулла вышла из-за кресла, отряхивая платье и расправляя складки на подоле.
Граф же подошёл ней и, неожиданно развернув к себе спиной, рванул за плечи, захватывая предплечьем горло женщины, сдавливая его. Она уцепилась в его локоть, шипя ругательства. Мужчина сквозь зубы процедил:
— Я знаю, как поступлю, но вы живите и бойтесь того, что с вами может произойти в любой момент, — оттолкнул её от себя.
Графиня ди Терзи вышла за дверь, а Герард, сжав голову, застонал, падая в кресло. Для него всё рухнуло в один миг. Перед глазами проносились видения: вот он целует свою любимую, свою Птаху, её руки, обнажённые плечи, вкус её губ, стоны, смех. Всё превратилось в прах. Так песок просачивается сквозь пальцы, ничего не оставляя взамен. Только пустота, чёрная, ноющая обжигающей болью, расползающаяся по телу, обездвиживая. Что ж, он сам во всём виноват. Он всё разрушил сам. Алчность взяла в плен душу. А ведь мог сделать подношение монарху, да ещё при этом остаться в почёте и уважении. Теперь об этом думать поздно. А счастье было так близко.
Наташа, качнувшись в сторону, расслабляя задеревеневшие мышцы, на негнущихся ногах поплелась к своей комнате. В первом же проходе, едва не скатившись с узкой лестницы, вышла в ближайшие пустые гостевые покои и прошла в коридор второго этажа, сворачивая к себе.
Глава 31
Сняв испачканное платье и обмывшись, переоделась, усаживаясь на скамью у окна. У неё даже не было сомнений в том, как ей следует поступить. От осознания этого становилось больно. А слёз не было. Чувства сковало словно льдом, выморозив влагу на глазах. Она не услышала, как открылась дверь и только когда напротив неё на скамью опустилась человеческая фигура, подняла невидящие глаза. Не удивилась, увидев гостью, которая прищурившись, изучающим взглядом скользила по её лицу:
— Я пришла поговогить с вами.
Девушка молчала, отстранённо всматриваясь в неё. Возрастные морщинки уже прописались на её лике. Бледная нездоровая кожа, выдающийся нос, носогубные складки, холодные бездушные глаза. Россыпь рубинов на груди, как капли застывшей крови. Розовые следы мужских пальцев на шее.
— Говорите, — прозвучало спокойно, невыразительно.
— Я знаю, что пгоизошло между вами и ггафом сегодня ночью, — замолкла, ожидая реакции на свои слова. Никакой! — Но дело не в этом. Ему нужно сделать выбог между благополучием его семьи и вами. Если он возьмёт в жёны вас, а он после случившегося так и поступит, то очень ского поймёт, что совегшил ошибку. Смегтельную ошибку… Вас проклянут… Вслед вам будут лететь камни…
— Вам нет необходимости продолжать… — Наташа хотела избавиться от визитёрши. — Успокойтесь. — Иронично улыбнувшись, посмотрела в глаза женщины. — Я не люблю этого мужчину и он мне не нужен. Ошибку совершила я, и завтра утром уеду в поместье пфальцграфа фон Россена. Уходите, я всё сказала.
— Он уже был у вас… Я знала, что вы поступите вегно.
— Уйдите.
Вот и всё… Одна… Снова одна… И снова больно… Закрыла глаза, чувствуя, как на плечи давит неизбежность, как вокруг неё сгущается тьма. Нет, судьбу не переиграешь. Тот мир или этот, а звёзды на небе одни и те же…
Она снова не удивилась, когда перед ней сел Герард. Здесь же не комнаты, а проходной двор. Может зайти любой, кому вздумается, в любое время дня и ночи, не считаясь ни с чьими желаниями, не понимая, что возможно кому-то хочется побыть одному.
— Таша, — она подняла на него глаза, и он понял, что его Птаха уже всё знает. — У тебя была графиня… — Взял её холодные руки в свои. — Не знаю, что она тебе сказала, но я никогда не отступлюсь от тебя. Я люблю тебя. Всё будет так, как я сказал. Завтра начнут прибывать гости на свадебный пир. — Он принял в дар её девственность, чистоту её любви и отдавал себе отчёт в этом. Он любил эту женщину и собирался прожить с ней столько, сколько отпущено Всевышним: день или долгие годы. — Ну, что с тобой? — Беспокойно заглядывал в её глаза.
— У меня есть отец, и вы не подумали спросить его позволения на брак со мной, — она искала причину, чтобы поссориться.
— Он не откажет мне. Заплачу долги вашей семьи. У твоей сестры будет приданое. Они переедут сюда, если ты захочешь, — её руки оставались ледяными. — Только вот… После свадебного пира я должен буду уехать. Это надолго и я не знаю, когда смогу вернуться назад… — Он не собирался бросить свою семью на произвол судьбы. Он поедет к королю. Это верная смерть для него… Но он своим покаянием вымолит жизнь своим близким… Пусть они потеряют всё и станут изгоями… Но они будут жить.
— Не нужно никуда ехать. Я не стану вашей женой.
— Что такое ты говоришь?
— Я не люблю вас. Я ошиблась.
— Нет, не верю… Что тебе сказала эта ведьма? — привлёк за плечи к себе.
— Ничего такого, о чём я не знала бы, — сбросила его руки.
— Таша, ты не можешь так поступить. В тебе моё семя.
Она рассмеялась. Не от его слов, а от того, что совсем забыла, что может произойти после их близости. Лихорадочно пыталась вспомнить, когда в последний раз у неё была женская неделя. Так это назвала Кива, когда Наташа обратилась к ней с просьбой помочь найти нужный материал. Господи, сколько с тех пор прошло времени?
— И что? Это ничего не меняет.
— Как это? У тебя будет дитя! Моё дитя! — схватил за плечи, тряхнув леди.
— Почему вы так решили? Никого не будет! — била его по груди, вырываясь. — Завтра утром я уеду в поместье пфальцграфа. Вы не нужны мне!
— Убью эту суку! — вскочил, ероша волосы, нетерпеливо прохаживаясь по покоям, собираясь с мыслями. — А ты никуда не уедешь. Я запру тебя!
— Да, в подвал, в камору! И утром вы найдёте меня там мёртвой! Да отстаньте, наконец! Будете приставать, я попрошу защиты у графа фон Фальгахена. Он поможет мне, как обещал раньше. А вы… Идите, чистите сапоги к свадебному пиру! Вас ждёт непорочная Луиджа!
— Карл?! Я его убью!
— Manʼyak! Тогда начните с меня!
Уворачивалась от его рук, от его губ… Уже не было сил сдерживать прорывающиеся слёзы, не было силы смотреть в его глаза и лгать ему, лгать себе. Хотелось другого! Хотелось найти покой и защиту в его объятиях, согласиться со всем, что он предлагает. Но… Перед взором проплывали смеющиеся лица маленького Лиутберта, голубоглазой Греты, Франца, Ирмгарда и Кристофа… Барона и Герарда. Всех, кого она уже успела полюбить за это время, выделив им местечко в своём истерзанном сердце. Взамен на их жизни от неё требовалась совсем малость — отступиться от мужчины, который стал смыслом её жизни, её первой большой любовью.
* * *
Когда окончательное решение сформировалось в голове, стало значительно легче.
Тогда, час назад, Герард, прижав её к себе и практически обездвижив, смог остановить неиссякаемый поток слёз. Выплакавшись на его груди и изрядно вымочив слезами кафтан, она успокоилась, придя в себя, убеждаясь в очередной раз, что слёзы приносят облегчение.
— Вы хотите поехать к королю?
— Да. Я ему всё поведаю. Он мудр. Неужели он не поймёт меня?
— Вы по-прежнему не желаете рассказать мне всё?
— Что тебе сказала графиня?
— Если вы возьмёте меня в жёны, то ценой этому будет жизнь близких вам людей. Я ей верю. Такая женщина не будет церемониться. Она жестока и мстительна. Она пойдёт к своей цели по трупам.
Наташа смотрела на него и ждала, когда же он решится довериться ей? Неужели мужчина, сильный и властный, до такой степени уверен в своей непогрешимости и в правильности принимаемых решений? Людям свойственно ошибаться. Безгрешных нет. Все мы в своей жизни совершаем те или иные ошибки, как незначительные, так подчас и роковые.
По его решительно сомкнутым губам, она видела, что граф, как и она, уже принял решение. Значит, так тому и быть. Раз не доверяет, значит, не уверен в её благонадёжности.
— Господин граф, — девушка встала, зажимая всю свою выдержку в кулак, — Я собираюсь утром уехать в поместье пфальцграфа. Прошу дать мне сопровождение. — Отошла от него на шаг, в ожидании резкого выпада. Но его сиятельство сидел, молча, скрестив руки на груди. Она продолжила: — Вам требуется время принять правильное решение. Моё присутствие может только помешать. У вас есть сын и брат, ваша семья, с кем можно посоветоваться. Я в круг вашей семьи не вхожу и хочу покинуть замок. Загостилась. Мне нужен отдых от интриг и того негатива, который постоянно выплескивается на меня. Да и с отцом пора познакомиться. Он болен и возможно серьёзно. Ждать его здесь больше не вижу смысла.
— Там ты не будешь в безопасности.
— Кому я там нужна?
— Я не отпущу тебя.
— Вы не имеете права удерживать меня. Я пфальцграфиня, а не ваша пленница или собственность. Прошу это помнить. То, что произошло между нами не должно повлиять на ваш выбор. Людям свойственно ошибаться. Если для благополучия вашей семьи нужно стать мужем Луиджи — станьте, — мысленно добавила: «Мой мужчина сделает правильный выбор. Из любой ситуации есть выход. И не один». Она уже видела несколько выходов из создавшегося положения, и оба исключали необходимость женитьбы на графиньке. Но её мужчина должен сделать выбор сам. Она должна убедиться, что это действительно её мужчина. Пока он ей не доверился. Обидно. Неужели она ошиблась? Сомнение порождает неуверенность. Задав себе вопрос: «Действительно ли тебе нужно то, что ты планируешь сделать?», чётко ответила: «Да». Что ждёт её в отчем доме? Пугает ли возможная неудача? Будет ли жалеть о непредвиденных негативных последствиях? На самом ли деле так оно страшно, как кажется? Не попробуешь — не узнаешь. Слёзы здесь не помогут.
— У меня вопрос к вам, — граф поднял голову в ожидании. — Яробор… Вы обещали подумать о его вольной.
— Не сейчас.
— Нужно ли это понимать, как отказ? Скажите, сколько стоит его свобода? Возможно, у меня хватит золота выкупить его?
— Что? — Герард усмехнулся. — Тебе нужен раб?
— Он спас меня и мне не помешает такой человек в своём окружении.
— Я подумаю.
— О чём здесь думать? Или его свобода, или я куплю у вас раба, — она не понимала его упрямства.
— Он не продаётся.
— Вы обещали мне!
— Я обещал подумать.
— Понятно… Вам не до какого-то там раба… И будет ли до него… — вышла за дверь, оставив сиятельного одного.
* * *
— Господин граф, — Наташа, увидев на крыльце Карла, взявшись за его согнутую в локте руку, увлекла вниз. На ловца и зверь бежит… Похоже, отъезд отсюда ей придётся организовывать самой. Договорившись с Фальгахеном, она будет уверена, что никто не сможет насильно удержать её, — я бы хотела просить вас об одолжении.
— Госпожа Вэлэри, всегда рад услужить, — склонился к ней, не желая пропустить ни одного слова.
— Не могли бы вы сопровождать меня в поместье моего отца. Вы ведь были там. Я бы хотела выехать рано утром.
— Да… Но свадебный пир. Разве вы не хотите остаться и помочь графине Дригер?
— Нет, в этом нет необходимости. Она справится без меня.
— С удовольствием сопровожу вас.
Мужчина выглядел очень довольным. Боялась ли она Карла? Немножко. Она не верила в то, что человек, разыскавший её семью и привезший в замок доверенное лицо пфальцграфа позволит себе поступить бесчестно по отношению к ней. А Герард? Он сможет отпустить её одну с графом? Вот и посмотрим.
Вернувшись в кухню, взяла лакомства для прикормленных питомцев. На глаза попалась зарёванная Кэйти. Остановив её за руку, Наташа увлекла девочку за собой.
— Держи, — передала той скрученный капустный лист. — Сначала зайдём к собакам. Потом поговорим у купальни.
Сегодня неуловимый чёрный кот лежал, вытянувшись на скамье, наблюдая за парой диких голубей, опустившихся на край чаши у водоёма. Подняв голову и убедившись, что приближающиеся люди не несут в себе опасность, лениво дёрнул хвостом, щурясь. Получив порцию ласки, спрыгнул под скамью, неторопливо обнюхивая кусочек жареной рыбы.
Девушка присела, усаживая рядом служанку:
— Ну что, поговорим? — а у самой в голове прокручивалась последовательность дальнейших действий. Кто знает, возможно, она в этом замке больше никогда не появится. Нужно со всеми проститься. Или хотя бы взглянуть напоследок. Да, есть смартфон. Сделать фотографии или видеосъёмку.
— Госпожа Наталья, я всё поняла и больше никогда так не сделаю, — девчонка шмыгнула носом, вытирая выступившие слёзы.
— Верю, Кэйти, — Наташа погладила её по голове. — Твоё признание искреннее, ты его выстрадала и всё осознала.
— А мне можно вернуться к вам в услужение?
— Не сегодня. Я утром уезжаю, и остаток дня хочу побыть одна.
— А когда вернётесь, вы не забудете обо мне? — девочка схватила руку госпожи, порываясь поцеловать.
— Нет, не забуду, — леди не оттолкнула её. Пусть служанка успокоится. — Теперь иди. А мне нужно навестить мулицу.
Приближаясь к конюшне, пфальцграфиня поняла степень сложности предстоящего путешествия. Герр Штольц сказал, что в пути до поместья придётся провести световой день. Значит, двенадцать — четырнадцать часов с отдыхом. И всё это время ей предстоит трястись в седле. Ужас! Нужно хотя бы выспаться этой ночью. Как она сможет выдержать такую нагрузку, не представляла. Да ещё на глазах мужчин. Зелда… Её ведь не станут отнимать? Чтобы купить животное, у неё денег уж точно хватит. Это не раб. Кстати, а вот и он.
Яробор показался в дверном проёме и сразу же направился к ней. Надзирателя за его спиной не было.
Наташа поглаживала мулицу, аппетитно жующую лист капусты. Что она скажет русичу? Сама ничего не поняла насчёт его свободы. То ли графу действительно сейчас не до него, то ли он вовсе не собирается его освобождать. Грамотный раб, выполняющий часть работы за управляющего, представляет ценность для своего хозяина.
Выслушав русинку, Яробор усмехнулся:
— Я знал, что так будет. Спасибо, госпожа, что попытались изменить мою жизнь.
Ясные глаза мужчины подёрнулись дымкой грусти. Он всё равно сбежит. Весной, как и собирался. Но было бы лучше выйти отсюда свободным человеком, а не прятаться от погони и затем подвергаться постоянному риску быть пойманным и, возможно, убитым. Да и хозяйские псы уж больно люты.
Девушка его хорошо понимала:
— Я знаю, как можно сбежать отсюда и никакие собаки не найдут. Им ведь нужен след, а его не будет.
— Я сейчас не собираюсь сбегать. Пережду зиму.
— Сейчас и не нужно. Я тебе покажу, а ты потом воспользуешься, если сочтёшь нужным.
Он недоверчиво покосился на деву:
— Покажешь? Что это?
— В замке есть тайный ход. Он ведёт к выходу из него, скорее всего за крепостную стену, к реке. Думаю, так. Выход залит водой. Там есть решётка. Она либо на замке, либо поднимается. Не проверяла.
— Тебе показали тайный выход? — от её слов захватило дух.
— Сама наткнулась, когда хотела сбежать отсюда.
— Интересно, — Яробор тряхнул головой. — Хочешь показать?
— Давай, после ночного обхода договоримся встретиться. Я тебе покажу. Сможешь уйти от надзирателя ненадолго?
— Нет, только не ночью. Ночью не смогу. А во время свадебного пира?
— Я завтра утром уезжаю и возможно, мы с тобой больше не увидимся. Хотя, если сбежишь, найди меня. Подумаем, как быть дальше. Денег дам. Я буду, скорее всего, в поместье пфальцграфа Манфреда фон Россена под Штрассбурхом. Это мой нашедшийся отец. А сейчас в обед сможешь уйти от надзирателя?
— Сейчас смогу, — оглянулся по сторонам. — Надзиратели обедают и спят.
— Я зайду в кухню и попрошу два ведра тёплой воды. Крутись у двери.
* * *
Наташа не удивилась, когда за ней никто не пришёл, чтобы позвать на обед. Граф точно не станет настаивать на её присутствии, а остальные промолчат. Придёт ли Мисулла после того, как мужчина обошёлся с ней не по-джентельменски? Да и до обеда ли самому Герарду?
Всё получилось, как она задумала. В полукруглом зале собирались столы к трапезе. Суета, крики, ругань. Как всегда. Обмолвившись Берте, что ей нужна тёплая вода, озадаченно скользнула взглядом по снующим по кухне женщинам. Выглянув на улицу, подозвала Яробора. Кивнув на пустые вёдра у колодца, направила его к котлам. Никто не обратил внимания, что раб, выполнив привычное действо, направился за госпожой с полными вёдрами.
Прихватив свечу и зайдя в умывальню, чиркнула зажигалкой, поджигая фитиль. Переоделась в уже испачканное ранее коричневое платье. Всё равно стирать.
Русич выглядел уставшим.
— Ты уже обедал?
— Нет. Нас кормят после всех.
— Держи, — она втолкнула в его руку большой кусок пышного рыбного пирога, прихваченного со стола в кухне. На его благодарность грустно улыбнулась: — Когда вернёмся, скажу Берте, чтобы тебя покормили отдельно.
В проходе от его широкоплечей фигуры стало тесно. Но это было до тех пор, пока они двигались узкими переходами до нижнего уровня. Свернув в ход, ведущий напрямую к месту предполагаемого выхода из замка, стало шире. Здесь Наташа остановилась, вспоминая, нужно ли пройти чуть дальше или свернуть сейчас. Раб едва ли не касался головой потолка. Девушка прошлый раз не обратила внимания, насколько здесь ограничено пространство. Крысы по-прежнему, шныряли под ногами. Госпожа, брезгливо морщась, то и дело бурчала по этому поводу сквозь стиснутые зубы.
Наташа оглядывалась на Яробора, косясь на его босые ноги. От стен веяло холодом. Влажная паутина свисала с потолка тяжёлыми лохмотьями. Повязанная на голову косынка скрывала волосы. На лицо оседала невидимая липкая пыль.
Дойдя до кромки воды, остановились.
— Вон решётка, — девушка подняла плошку со свечой над головой. При свете фонарика она просматривалась лучше. — Если придётся выходить через этот выход, не забудь прихватить с собой обувь, еды.
— У меня нет обуви.
— Захочешь — найдёшь, — опустила взгляд на его ноги. Размер не меньше сорок шестого. А вот денег ему взять будет негде.
Открыла сумочку. Присев, вытряхнула содержимое в подол платья. Выбрала монетки: десять золотых и одна серебряная. Кто ему поможет, если не она?
— Вот, держи, — протянула русичу.
— Не нужно. От женщины не возьму.
— Я их честно заработала, работая компаньонкой. Даю тебе в долг. Когда-нибудь вернёшь или отработаешь.
— Мне их негде прятать, — мялся, не решаясь протянуть руку, хорошо понимая, что помощи больше ждать не от кого. А русинка оказалась лучше, чем думал о ней. Не побоялась идти с ним в подземелье. Снова душа рванулась к ней, обволакивая милый лик, плечи. Манили губы. Вдохнул глубоко, сдерживая порыв притянуть её к себе, услышать стук сердца под одеянием, трепет гибкого стана. Качнулся в её сторону, словно телок на привязи.
— Нашёл проблему, — стянула с головы косынку, отрывая длинный лоскут. Ссыпав в середину монеты, закатала валиком ткань, завязала узлом. — Подними штанину. — Присела на корточки. — Если сделать вот так, то никто и не увидит. — Обернула под коленом два раза, завязывая. — Вас же не обыскивают? — Обтянула ткань брэ. — Ничего не видно. Ne dreyfʼ, воин. Один раз живём… — Помедлив, добавила: — Или два.
— Спасибо, — прогундосил тихо, задыхаясь от нахлынувших чувств.
От его благодарности в глазах Наташи защипало. Не такой уж он и дикий, этот древний русич.
— Хотела для тебя вольную или выкупить самого. Пока не получилось. Может быть, граф сдержит данное слово. Деньги в любом случае не помешают.
— Хочу посмотреть, что за решётка. Может, и отсюда нет выхода.
Не успела возразить, как он сдёрнул рубаху, кидая на камни, и, не колеблясь, шагнул в воду. У девушки перехватило дыхание. Он, что, совсем ничего не боится?
— Вернись, — позвала нерешительно, не надеясь на ответ.
Так и есть. Мужчина даже не обернулся, погружаясь в мокрую муть. Достигнув решётки, Яробор был уже по грудь в воде. Дёрнув конструкцию, прислушался, громко сказав:
— Подними свечу выше, — звук, ударившись в стены, прокатился под низким сводом коротким эхом. Наташа поёжилась, выполняя просьбу. Услышала: — Нырнуть нужно. Похоже, застряла или на цепи.
Русич погрузился под воду. Через несколько мгновений вынырнул на той стороне. Уровень доходил до подбородка. Есть ступеньки вниз? Махнул ей рукой:
— Я посмотрю, куда ход ведёт дальше.
Она в ответ только ахнула, чувствуя, как подкашиваются ноги, и останавливается сердце:
— Вернись… — шептала в пустоту, опускаясь на его рубаху. Тело пробирала дрожь.
Всё стихло. Девушка не слышала собственного дыхания, всматриваясь до боли в глазах в чёрную водную гладь. Фонарик! Трясущимися руками достала его из сумочки. Яркий луч обежал пространство, скользя по металлу решётки. Нужно ждать… Она подождёт…
От дрожи, охватившей тело, сводило скулы. Зубы выбивали чечётку. Наташа замёрзла. Чем больше проходило времени, тем становилось страшнее. Яробор не появлялся. Думать о худшем не хотелось. Конечно, он выплыл на ту сторону и, возможно, решил не возвращаться. Или не выплыл? Нет, такое даже думать нельзя. Но сердце тоскливо сжалось. Ей нужно вернуться в комнату. Её могут искать. Рисковать нельзя. Раб выйдет и вернётся сам. Если ей удалось с первого раза запомнить выход из подземелья, то и мужчина не заплутает.
Оставив горящую свечу на камнях у рубахи, устремилась назад.
Глава 32
В расстроенных чувствах плутала по лабиринтам переходов. Остановившись на перепутье, задумалась: это на каком она этаже? Второй или третий? Было бы неплохо повесить таблички с этой стороны дверей, как в офисах или поликлиниках. Усмехнулась. Выйдя в пустые ближайшие покои, выглянула в коридор. Третий этаж. У покоев графини стоит араб. Обед закончился? Похоже. Значит, на этом этаже незаметно не выйти.
Промелькнула мысль заглянуть в кабинет и через него спуститься на второй этаж. Хорошо, что перед тем, как зайти туда, открыла окошко для подстраховки. Полученный ранее опыт не прошёл даром.
В кабинете собралась семья: Герард, Дитрих, Ирмгард.
Судя по всему, беседовали уже давно. Разговор шёл неторопливо, спокойно. Подслушивать не хотелось. Усталость давала о себе знать дрожью в ногах. Наташа собралась прикрыть окошко, как слово «король» остановило руку. Прислушалась. Мужчины обсуждали вариант возможного развития событий после ультиматума Кровавой графини.
— Не нужно на это рассчитывать, — Дитрих, потягивая вино из кубка, смотрел на шахматные фигуры на столике и был как никогда серьёзен. — Можно сказать, что ничего не знали, что за нашей спиной велась разработка участка. А когда выяснилось, приняли меры и наказали виновных.
— Да, — вмешался Ирмгард, глядя на отца, — и вы явились к его величеству с подношением. Здесь можно рассказать, что графиня ди Терзи вынуждала вас путём шантажа отдать ей лен или совместно владеть им в обход первого права короля.
— Приедет представитель монарха на дознание, — Герард потёр подбородок.
— Очень хорошо, — Дитрих встал с кресла. — Все знают, что наша экономка казнена за кражу. Её пособник тоже. Наши люди знают это и версия ни у кого не вызовет сомнений. А если ещё умело пустить нужный слух среди прислуги… Тогда все будут подтверждать слова друг друга. Я даже не стану возражать, если инициатором заговора явится Агна. А её кормилица была в курсе происходящего. Она ведь на виноградниках. Заговор раскрыт, виновные наказаны.
— Кормилицу на днях удавили… Никто ничего не видел и не слышал, — граф вертел в руках фигурку короля. Девушка присмотрелась: того самого, «богатого». — Голуби графини окажутся у короля раньше меня.
— Нашли беду — голуби, — усмехнулся Ирмгард. — Они могут погибнуть в дороге. Потом нужно будет сказать, что, когда вы отказали графине, она вам решила таким образом отомстить, оклеветав. А чтобы она не предприняла ещё какой-нибудь пакости — посадить её под арест. Уже сейчас.
— Не помешает сначала поехать к герцогу Швабскому, поставить его в известность. Где он сейчас может быть? В каком пфальце? — Герард вздохнул.
Наташа слушала и довольно улыбалась. Не такие эти графья одичавшие. Одна из её версий развития событий сейчас была озвучена в точности. Прекрасно. Вот только с арестом Мисуллы, возможно, торопиться не следует. Не мешает сначала выявить её пособника, того «не́кто», с кем она должна иметь постоянную связь. Если, конечно, это не блеф.
— Пфальцграфиня собралась поутру в своё поместье, — его сиятельство передал кубок брату: — Ещё плесни.
— Ты отпустишь? — Дитрих напрягся.
— Нет, — граф качнул головой.
Девушка насторожилась.
— Отец, так нельзя. Она пфальцграфиня. Ты не можешь удерживать её насильно.
— Она моя женщина.
— Насколько мне известно, она отказала тебе, — барон усмехнулся.
— Рано радуешься. Госпожа Вэлэри изменит своё решение…
Слушать перепалку мужчин не хотелось. Но стало интересно, как он сможет её удержать? Запрёт?
Возвращаться в свою комнату всё же пришлось переходами.
В умывальне стояли вёдра с уже остывшей водой. На столике нашла поднос с обедом. Достав ложку с янтарным камнем, по привычке опустила в кубок с вином. Чисто.
Приведя себя в порядок, замочила платье. Можно позвать Кэйти… Нет, сама справится.
Достала смартфон, заталкивая в карман юбки-брюк. Собрала на кровати свои нехитрые пожитки, рассматривая. Как же мало места она занимает в этой жизни. Сорочки, платья, обувь нужно забрать. Заработала. Нитки для вязания. Увесистые мешочки с золотыми монетами приятно оттягивали ладони. Вот оно — золото — залог благополучия и покоя. Пока всё уложила в сундук. Нужна корзина, чтобы сложить одежду. Она видела подходящие плетёнки в комнате с чистым бельём…
Прямоугольный средних размеров плетёный короб с крышкой, похожий на чемодан, как нельзя лучше подходил для белья. Наташа, испытав его на прочность, взяла за ручку, выходя в коридор.
Одна из служанок, удерживая Франца за ворот рубахи, трясла его, выговаривая:
— Ты что это удумал, негодник! Что они тебе плохого сделали?
Мальчишка вырывался, отмахиваясь:
— Пусти меня, ему ничего не будет…
Девушка приблизилась:
— Что здесь происходит?
Прислужница, стоя к ней спиной, в испуге оглянулась:
— Госпожа… — промямлила, но Франца не выпустила. — Он задумал уничтожить всех голубей. Ест их, что ли?.. Нужно господину сказать.
— Отстань, — пацан ткнул девку в бок. — Сама ты их ешь. Мне он для дела нужен.
Наташа обратила внимание, что одной рукой он прижимает рубаху к груди, кого-то под ней пряча. Оттянула ворот, заглядывая:
— Голубь?
— Да, — мальчишка наконец-то вырвался. Зашмыгал носом, — я хочу, чтоб было как у итальянской графини. Они записки носят.
— Мне нравится твоя идея, но птиц сначала нужно обучить, — пфальцграфиня велела прислуге идти. — Ты знаешь, как это делается? У вас есть голубиная почта?
Франц уставился на госпожу:
— Нет… Обучать?
— Идём со мной, расскажу, что я об этом знаю, — передала ему короб.
О почтовых голубях она знала совсем мало. Упоминания о них есть во многих древних китайских, греческих и египетских манускриптах. В Ветхом Завете весть Ною о близлежащей суше принесла именно эта птица.
— Нужна голубятня. Птицы должны быть ручными и знать своего хозяина. Иначе как ты прикрепишь записку, или снимешь её с него? — Наташа укладывала одежду в «чемодан». — Приучать к полётам их нужно ещё птенцами. У тебя взрослый голубь. Он всегда доставляет послание в то место, где у него гнездо. Инстинкт.
— Вы собираетесь уезжать?
— Да, утром.
Франц чесал голову:
— Если они сейчас ничего не понимают, тогда зачем служанка Кровавой графини просила поймать для неё двух голубей? Они же записки на нашу крышу принесут.
— А она их, случайно, не съела? И почему ты решил, что ей нужны почтовые голуби? — девушка рассмеялась.
— Когда я их ей принёс, она обрадовалась и сказала, что птицы похожи на улетевших голубей.
От мелькнувшей догадки брови поползли вверх:
— Когда это было?
— В день похорон. Как раз после дыма из их покоев.
— Она не сказала, зачем ей птицы?
— Нет. Спросила, смогу ли быстро поймать и пообещала серебряный… На крыше у них гнёзда.
— Не обманула? — в ответ губы мальчишки растянулись в улыбке, обнажая косой передний зубик. — Так, дорогой мой, — обняла его за плечи, — идём-ка со мной к его сиятельству. Ты не представляешь, как важно то, что ты рассказал.
В кабинете мужчин не оказалось. Заглянув к Ирмгарду, застала его у себя. Он, заложив руки за спину, совсем как его отец, стоял у окна. Яблоко от яблони… На звук открывшейся двери обернулся. Увидев своего Ангела, улыбнулся.
Он только что думал о ней… Постоянно думает о ней… Избегает встреч, надеясь, что день, прожитый без неё, заглушит боль, от которой ему никогда не будет спасения. Шип любви пронзил его сердце, и изъять его получится, только вырвав вместе с ним. Теперь она уезжает… Он знал, что это ничего не изменит. Боль останется. Ему суждено умереть с этой болью.
Наташа подтолкнула Франца к брату:
— Расскажи всё, что говорил мне.
Вице-граф после рассказа опустился на скамью:
— Иди, Франц, и никому не рассказывай об этом. Слышишь?
Мальчишка топтался, прижимая птицу к животу:
— А что, его совсем бесполезно учить?
— А ты птенца поймай, лучше несколько из разных гнёзд, — девушка прижала пацана к себе. — Они молодые, сообразительные. Попробуй с ними. Спроси у воинов наёмных, может быть, кто-нибудь знает, как их дрессировать. А этого надо отпустить.
— Ага! — Франц, довольный, скрылся за дверью.
— Хороший мальчишка, — Наташа собралась уходить.
Ирмгард вскочил, хватая её за руку:
— Подожди, — стоял над ней, глядя в поднятое к нему лицо. Сердце рвалось из груди. К горлу подступил ком. — Не уезжай. — В прищуренных глазах плескалась боль.
— Ирмгард… — девушка не знала, что сказать. Ей очень нравился этот парень. Открытый и искренний, с чистой светлой душой. Прижалась к нему, обнимая за талию: — Я желаю тебе счастья.
— Мы ведь скоро увидимся? — обнял за плечи, коснулся её макушки губами. — Ты станешь женой моего отца.
Она пожала плечами, прислушиваясь к неровному стуку его сердца:
— Не знаю.
— А что тут знать. Графиня обманывает его. Вот и голуби не те.
Леди отстранилась. Она не могла ему сказать, что Герард по-прежнему ей не доверяет. Недоверие — это приговор любым отношениям:
— Вам нужно Донизу допросить как следует. Графиня может не знать про подмену голубей. Служанка боится её гнева. Могла смолчать и вот таким образом выйти из положения. Вам бы понаблюдать за Мисуллой некоторое время. У неё может быть сообщник.
— Араб?
— Вполне возможно… Не знаю.
* * *
Наташа шла по территории замка. Протерев линзу, держала в руках смартфон, «ловила» объекты съёмки и незаметно нажимала кнопку. Процесс доставлял удовольствие. Она не думала о бесполезности этой операции, что совсем скоро гаджет будет лишь куском металла. Батарея быстро разряжалась. Ну вот, останется запечатлеть главных действующих лиц — дурную семейку этого графства.
Расположившись у купальни, просматривала отснятые кадры. Неплохо. По лестнице спустился Франц. Остановившись напротив неё, смутился, покраснев, и положил ей на колени красивую витую ракушку. Он нашёл её прошлой весной на берегу реки после паводка. Она была спрятана в надёжном месте, и он иногда доставал её из тайника, чтобы погладить перламутровые волнистые завитушки и полюбоваться ею. Госпожа такая же красивая, как ракушка и пусть она принадлежит ей:
— Это вам, госпожа… Я нашёл её весной на берегу нашей реки.
— Ох, — девушка взяла «сокровище», любуясь. Она не была похожа на речную обитательницу. Морская? Откуда? Снова проделки временны́х бурь? — Спасибо.
— Вы ведь вернётесь к нам?
— Не знаю, — вздохнула. Она действительно не знала. — Идём сюда. — Привлекла его к себе, прижимая. — В любом случае, Франц, я желаю тебе вырасти честным и смелым воином. Ты сын своего отца и будь преданным своему роду.
— Я должен вам сказать, госпожа, — мальчишка вырвался, опуская глаза. — Я плохой. Я убил человека. — Губы задрожали, на глазах появились слёзы.
— Франц! — она успела ухватить его за руку, вскакивая. — Что ты такое говоришь?
— Да, госпожа, я убил госпожу Агну… Подлил в её еду яд.
— Франц… — Наташа держала его, вырывающегося и всхлипывающего. Он не сдерживал слёз. — Расскажи мне всё. Может быть, тебе показалось? Где ты взял яд?
— Это сделал я. Тогда в каморе я подумал, что вы преставились… А яд нашёл в ящике лекаря, когда господин командующий велел мне его сжечь. Я всё вылил в её вино… Она умерла… — смахнул слёзы свободной рукой. — Я буду гореть в преисподней.
— Франц… — усадила его рядом, обнимая. Как она могла утешить его, так рано познавшего, что такое смерть, не знающего, что у его ровесников бывает счастливое детство? — Я не стану оправдывать тебя. Но то, что ты наказал зло, за это не попадают в ад.
— Правда? — поднял на неё мокрые от слёз глаза.
— Зло… Иногда приходится его творить ради добра. Ты скоро всё поймёшь. Ты отравил госпожу Агну, чтобы отомстить. Значит, ты сделал свой выбор. Ты не струсил. С одной стороны одному человеку нельзя убивать другого. По-христиански этого нельзя делать, следует отдать решение вопроса на милость Божью. Как он рассудит, так и будет. Но ведь не зря говорится, что у Бога нет других рук, кроме наших. И если нашими руками свершится правосудие, значит, Бог разрешил это… Ты должен был рассказать отцу.
— А я ещё… Голова фрейлейн Клары…
— Франц…
— Она в лесу, в муравейнике.
— Зачем тебе… такое? — шумно выдохнула, представив картинку: яркую, во всех подробностях.
— Не знаю. Пригодится. Вы ведь никому не расскажете? — он вскочил, только его и видели.
Наташа содрогнулась. Нужны ли были ему её пояснения и утешения? Он признанием облегчил свою душу. И всё. Никакого сожаления. Вот не был бы этот мальчишка сыном своего отца… Выживает сильнейший.
Направляясь в замок, за кустами услышала детские голоса. Лиутберт и Грета играли в песочнице. Служанка помогала строить крепостную стену из песка. Сделав несколько снимков, девушка предпочла пройти мимо. Ещё одного прощания она не выдержит. Позже она зайдёт в их покои.
* * *
— Чем занимаешься? — пфальцграфиня прошла к Юфрозине.
Чем она может заниматься? Своим любимым делом: перебирать несметные богатства в ларце. Очень кстати. Наташа протянула руку со «стрекозой», ловя ею солнечные блики. Послеобеденное солнце, повернув на эту сторону замка, не скупилось раздавать людям свою щедрую ласку.
Монашка облизала губы. Виденное зрелище впечатляло.
— Ну, что, покупаешь? — девушка долго думала, наконец-то приняв решение продать зажим для волос. Деньги ей понадобятся. А вот удачно продать никчёмное украшение первому встречному вряд ли удастся. Скорее получишь удар ножом в спину. А господа у незнакомцев без рекомендации ювелира не покупают.
— Да? — графиня не верила своим ушам.
— Давай быстрее, пока я не передумала.
— Меняться будем? — запустила руку в россыпь камней на покрывале.
— Нет, продам за золото. Я завтра уезжаю.
— Давно пора, — ухмыльнулась венгерка. Узкие губы растянулись в улыбке.
Наташа пропустила её слова. Как к ней относится Юфрозина, для неё не было секретом:
— Сколько дашь? — бросила к её рукам «краба».
Фрося вертела в руках сверкающее украшение:
— Пятьдесят шиллингов.
— Кхм, — девушка задумалась. Один шиллинг — три с половиной золотых. Маловато… Если это цена жадной Фроси, значит, можно просить в десять раз больше. — Пятьсот шиллингов.
— Двадцать пять фунтов?! Неслыханно!
— Не буду с тобой спорить. Дай сюда, — забрала из рук жадины «сокровище». — Вот это сколько стоит? — Указала на лежащее в сторонке массивное золотое кольцо с крупным рубином.
— Тринадцать шиллингов, кажется.
— Вот ты и ответила на свой вопрос. Посчитай, сколько здесь драгоценных камней. Никому такие даже не снились.
Графиня покусывала губы.
— Как знаешь… Пойду к итальянцам. Графиня Мисулла тоже облизывается на него. Может, больше даст. На свадебном пиру все будут смотреть только на неё, — направилась к двери. Приостановилась: — Да, Юфрозина, желаю тебе счастья. Ирмгард достойный мужчина. Ты его полюбишь. — Вздохнула: «А он?»
— Стой! — прозвучало в закрывающуюся дверь. — Я согласна!
* * *
Так… На очереди — Кристоф. Заглянула к нему. Рана затягивается хорошо, но швы снимать рано. Как же быть? Ланзо? Нет, после снятия швов потребуется ежедневная обработка и наблюдение. Значит, ничего не остаётся, как привлечь лекаря Элмо Касимиро.
Дуремар нашёлся в комнате с ранеными. На своём месте. Он, низко склонившись над деревянным лотком, перебирал в ячейках мешочки, принюхиваясь к их содержимому. Похоже, зрение у доктора не стопроцентное.
После общепринятого приветствия, он указал госпоже на стул:
— Чем могу быть полезным госпоже Вэлэри?
— Господин Элмо, уделите мне немного времени. Вы сейчас не очень заняты? Идёмте со мной. Да, прихватите свой «волшебный» порошок, — обаятельно улыбнулась, чем вызвала подозрительный прищур глаз собеседника.
Было ещё достаточно светло, чтобы не зажигать свечи. Завернув полог кровати выше, Наташа, усадив лекаря на стул, отвернула одеяло с ноги Кристофа. Он, полностью положившись на госпожу, не проявлял беспокойства, переводя взор с одного на другого.
— Господин Элмо, утром я уеду и должна быть уверена, что вы всё сделаете правильно.
— Что вы хотите этим сказать, госпожа Вэлэри? — взглянул на неё, не совсем понимая, к чему она клонит.
— Сегодня пятый день, как Кристофу зашили ногу. Вы видите, — указала ножничками на шов, — что края раны срослись и через несколько дней швы нужно будет снять.
Доктор заинтересованно следил за движением блестящих маленьких щипцов в руках девы.
— Разве не Ланзо… — уже догадался об истинном положении дел. — Почему-то я так и думал.
— Очень хорошо. Возможно, вы такое проделывали не раз. Не знаю. Посмотрите, как бы сделала я, останься здесь дольше. И спрашивайте, если что-то будет непонятно…
Элмо Касимиро склонился над раной, буркнув что-то вроде «занятно».
Наташа, смочив небольшой лоскут ткани в вине, промакнула два шовчика с самого края раны. Здесь порез был неглубоким и их уже можно снять. Осторожно зажала и потянула ножничками свободный кончик шва вблизи узла, приподняла его и, перетянув узел на другую сторону от линии пореза, извлекла нитку из глубины на несколько миллиметров. Побелевший её участок, находившийся в коже, перерезала ножницами и легко извлекла потягиванием.
— Вы поняли, что грязную наружную часть нитки нельзя продёргивать через рану. Теперь можно присыпать это место вашим порошком и прикрыть чистой повязкой… Как, всё поняли?
— Эмм… — лекарь потёр кончик носа.
— Да, швы можно снимать не все сразу. Самое сложное место вот, — указала ножничками на пересечение рубцов. — Думаю, дней через пять можно будет снять и здесь.
Пока доктор анализировал ситуацию, девушка сделала снимок на память. Кристоф вышел несколько удивлённым, наблюдая, как госпожа, подержав в руках плоский предмет, очень похожий на чёрный гладкий камень правильной формы, запрятала его в складки платья.
— Госпожа Вэлэри, — лекарь встал, — могу я спросить?
— Нет, не можете, господин Элмо. Я доверяю вам здоровье этого юноши.
Эскулап, кивнув, задумчиво направился к выходу. Обернувшись, смерил девицу долгим взором. Губы беззвучно шевельнулись:
— Non può essere… (итал. Не может быть)
— Госпожа, — Кристоф сел на ложе. — Вы уезжаете? Надолго?
— Не знаю, — присела рядом, считая своим долгом не убегать сразу. А очень хотелось. Она переоценила свои силы и уже понимала, что прощание с детьми будет самым тяжёлым. Смутное предчувствие, что она никого из них больше не увидит, лишало равновесия. — В любом случае желаю тебе быть сыном своего отца. Тебе повезло иметь таких братьев, как Ирмгард и Франц. Он вырастет и станет одним из вас. Лиутберт… Уделяйте младшим больше времени, общайтесь с ними. Вы все родные.
— Спасибо, госпожа, — его ладонь накрыла её, пожимая. — Я вас всегда буду помнить.
Тот шальной поцелуй на переправе он не забудет никогда. Только жалеет об одном, что растерялся, не ответил… Ещё долго его губы горели от прикосновения её губ, а руки ощущали тяжесть тела, желая продлить мгновения головокружительного полёта.
* * *
Наташа спускалась на первый этаж и чувство, что она после обеда то и делает, что занимается благотворительностью, не покидало её. Усталость валила с ног. Она хотела загнать себя до изнеможения, чтобы сразу уснуть и проснуться уже утром. Чтобы никаких колебаний и сомнений, чтобы сразу окунуться в водоворот новых событий, ни о чём не сожалеть и не оглядываться назад. Сейчас она глушила в себе страх по поводу исчезновения Яробора. Если он сбежал, то такое не могло пройти незаметно. Сейчас она войдёт в кухню и всё узнает. Сплетни приходили сюда первыми и, обрастая «подробностями», рассасывались по закоулкам замка, а то и графства.
— Госпожа, — настроение Берты заметно улучшилось, — хотите повечерять?
Девушка, утвердительно кивнув, присела за стол. В приоткрытую дверь просматривался колодец. Две работницы, беспокойно оглядываясь, что-то горячо обсуждали. Перехватив взгляд госпожи, кухарка оживилась, усаживаясь напротив:
— Раб сбежал.
Наташа с деланным равнодушием подтягивала плоскую большую тарелку, поданную служанкой:
— С виноградников? — приняла кубок с молоком.
— Нет, отсюда. Вы его знаете. Яробор.
— Яробор? — она остановила руку с кубком, поспешно опуская на стол, чтобы не выдать дрожь пальцев. — Он же недавно был здесь. Я его видела. — При каких обстоятельствах видела, уточнять не стала. Никто и не вспомнит. — Разве отсюда может сбежать раб? Стража вокруг.
— Вот все так думали, а его нет. Собаки след не взяли. Надзиратель в каморе заперт.
— И что ему будет? — уже чувствовала вину, что подставила человека.
— Выпорют и выгонят.
— Хоть не отрубят голову, — пробубнила, поедая творог, совершенно не чувствуя его вкуса. Полила мёдом.
— Голову-то зачем рубить? Он же ничего не украл.
— Да-да, — Наташа обрадовалась, что разговор принял нужный поворот. — Это же не экономка, которая обокрала его сиятельство.
— Да, кто бы мог подумать. Хоть мне она и не нравилась, но как-то… Женщина и голову…
— Да, согласна. Нужно было передать её на суд королю вместе с зачинщицей. Пусть бы он решал, кому рубить голову, а кого в монастырь. Это ж надо, за спиной господина, на его земле устроить золотодобычу и… — намеренно замолчала, глядя в расширившиеся глаза Берты. — А вы что, не знаете?
— Это вы про что сейчас сказали?
— Да так, мысли вслух, — заткнула рот куском пирога с малиновым вареньем, запивая молоком и отводя глаза. Пожалуй, достаточно сказала. Остальное домыслят, и цепочка потянется дальше. — А что раб?
— Так нет его нигде.
— Спит где-нибудь, — как ей хотелось верить сказанному.
— Уж и не знаю, — повариха качала головой. — Если собаки не нашли.
— Найдётся, — Наташа встала из-за стола, поблагодарив за ужин. — Отоспится и объявится.
После разговора с Бертой стало совсем плохо. Яробор не вышел из подземелья. Может, плутает в поисках выхода? Нужно обязательно вернуться туда, как и собиралась.
Глава 33
Наносила мыльную массу на коричневое платье и тёрла, остервенело, всё больше склоняясь к тому, что не следует ждать наступления ночи, а идти сейчас. Платье до утра не высохнет. Неважно, заберёт сырое. Стряхнула, развешивая на жерди перед открытым окошком. Подгоняемая плохим предчувствием, поспешила в комнату. Взяв новую свечу и укутавшись в простыню, вышла в тайный ход. Даже усталость куда-то исчезла. Страх гнал вперёд. Достигнув подвала, остановилась, прислушиваясь. Отчётливо слышались мужские голоса. Что за чёрт? Откуда? Свернула на звук. Всё оказалось просто. Два стражника стояли у двери в камору и мирно беседовали. Наташа предположила, что там заперт надзиратель, проспавший раба.
Едва ли не бегом направилась в известном направлении. Луч скользил по поверхности камней. Крысы, сверкая красными точками глаз, отбегали в сторону, давая ей дорогу. Фу, мерзость! Смотрела под ноги, чтобы ненароком не наступить на грызуна.
Всё ждала, что луч вырвет из тьмы фигуру Яробора.
Вот и кромка воды. С замирающим сердцем уставилась на плошку со сгоревшей свечой. Рубаха лежала так же, как её оставила девушка. Подняла, складывая и возвращая на камни. Заменила «светильник». Пусть свеча горит. Вдруг раб ещё вернётся? Но что-то подсказывало, что не вернётся. Прошло слишком много времени после его ухода. Побег, судя по всему, удался. Пусть будет так. Русич не мог погибнуть.
* * *
Слышался собачий лай. Погоня?.. Деревня?.. Мужчина открыл глаза. Холод пробирал до костей. Назойливый мелкий дождь мешал сосредоточиться. Яробор плохо помнил, как выбрался на берег. В какой-то момент ему показалось, что конца подземному ходу, залитому водой, нет. Воздух в лёгких заканчивался, а просвета всё не было. Рванулся вверх, упираясь головой в камень кладки. Немеющие пальцы скребнули по слизи. Ноги не доставали дна. Вода заливала нос.
Закрутило, завертело…
Появившийся шум наполнил голову. Гулкий рокот в ушах.
Бессвязные образы с кровавыми очертаниями медленно проплывали перед глазами. Русинка? Виделось, словно вышла из тьмы, с обведёнными тенью сияющими глазами, и, теряя сознание, безвольно упала в его руки, растаяла… Кровь жаркими толчками ходила в груди. В голове пожаром билось одно: «Упустил… Потерял…»
Легкие разрываются от боли. Нос и горло сдавливают спазмы, в желудке резь. Под руками земная твердь. Его рвёт. Напрягшиеся мышцы сводит судорогой.
Разлепил опухшие веки, фокусируя взор, огляделся. Берег реки… Пасмурно… Дождь… Вроде солнце было… Крутой берег уходит ввысь. Заросли кустарника. Пополз туда, долой с чужих глаз. Отлежаться надо.
От толчка в бок, подхватился, дёрнулся в сторону, оглядываясь. Уже вечер. Так же моросит ситник. Чёрный мокрый пёс тычет под руку. Мысль, что нашли, обожгла огнём. Что ж ему плохо так, муторно? Из раздвинувшихся над ним веток показалась голова, плотно укутанная в платок. Старуха. Ткнула в него клюкой.
— Тарзан, нашёл кого? — пёс тявкнул, усаживаясь рядом. Бабка наклонилась, всматриваясь в лежащее перед ней мужское тело: — Живой, что ли? А что без рубахи? Купаться поздно ужо, застыть можно.
Глядел на неё, слушал и… понимал.
— Где я? — выдавил, чувствуя, что голос осип.
— Где-где… В Караганде… После перепоя или обкуренный? Эх, молодёжь…. — укоризненно покачала головой. — Поднимайся, давай, негоже на сырой земле лежать. Так и на погост недолго угодить.
Пёс, незлобиво гавкнул, «поддакнув» хозяйке.
Послушался «обкуренный», перевернулся на бок, поднимаясь и снова падая. В голове Яробора ухнуло, вышибая искры из глаз. Затряс головой.
— И без обувки, — старушка рассматривала мо́лодца. В грязи весь. — Что-то не признаю никак. Чей ты будешь?
— Из Осининых, — ответил не думая, машинально. Давно не произносил привычное имя рода, дивясь себе: «Кому здесь надобен? Сон?»
— Осиновка…. — бабка удивлённо подняла белёсые бровки. — Далече отсюда будет. — Всматривалась в него. — А как сюда заплутал? К кому приехал?
— Не приехал, плыл.
— Вот те раз! Перевернулся? Да, в такую непогодь только у телевизера сидеть. Снесло течением. Вставай ужо, идём ко мне. А то вымокла совсем тут с тобой. В хате поговорим.
Видя, что парень едва стоит на ногах, подставила плечо, вздыхая и сетуя:
— Обопрись… Только не шибко… Ты вон, какой дылда, поломаешь меня… А мне ещё Ёську доить, — крякнула, пригибаясь под пудовой ручищей, устроившейся на плече. — Вот ведь как бывает… Выходит, повезло тебе, парень. Не утоп. Но воды наглотался, по всему видать. — Потихоньку поднимались под горку. — Фершелку нужно кликнуть. Пусть глянет тебя. Какой-то ты квёлый… Пусть тебе укол поставит. — Покосилась на крупную мужскую фигуру. — Два. У вас там, в Осиновке одни коммерсанты построились. Чей ты будешь? Ладно, не говори. Всё одно не знаю. Новые русские престарелые, банкиры да жулики…
Выбрались на широкую тропу.
— Ёся, Ёся, — звала старуха, — идём домой.
Пёс бросился в сторону, пригоняя козу. Она уткнулась хозяйке в колени, блея.
Яробора обдуло ветром. Стало значительно лучше. Выпрямился, осмотрелся и… Ноги подкосились, в горле застрял всхлип… Рука вскинулась, машинально осеняя своего хозяина крестным знамением…
* * *
Назад бежала быстро, не чуя под собой ног. Убегала от страха, что стала причиной возможной смерти мужчины. Ещё одного. И если в первом случае это было продиктовано необходимостью, то сейчас она не могла себя оправдать ничем. Зачем повела его в подвал? Зачем показала выход? Выход ли? Лихорадочно стаскивала с себя простыню, заталкивая под матрас. Там же была и другая, со следами прошедшей ночи. От воспоминания внизу живота рождалось желание. Нет, нельзя даже думать об этом. Сейчас она должна осуществить задуманное и уйти. Но… Сложно уйти, когда уходить не хочется. Сложно оставаться вместе, зная, что ничего из этого не получится. Время… Только оно расставит всё по своим местам.
Понимала, что нужно лечь отдыхать, попробовать выспаться. Завтра тяжёлый день. Но сердце билось, как сумасшедшее. Всё, нужно успокоиться. Попробовала сосредоточиться на том, не забыла ли чего. Недопитая бутылка вина заняла место в коробе. «Китаец», пустая пивная жестянка. В чистую баночку из-под горчицы переложила заживляющую мазь. Собрала рюкзачок. Он будет под руками. Там золото, пиксида с ожерельем. Приятная тяжесть денежных знаков вселяла уверенность. Всё: короб с одеждой, рюкзак, сумочка. Сырое платье уложит утром, прихватит пару полотенец в дорогу. Да, надо позаимствовать несколько листов бумаги у графа. Он и не заметит, а ей пригодятся.
В коридоре уже горели факелы. Откуда-то нёсся шум перебранки. Задержавшись на лестничной площадке, Наташа прислушалась. Мужские голоса неслись из кухни. Громкий голос Карла перекрывал все остальные. Неужели его сиятельство ссорится с соседом? Не выставит же он его ночью за ворота замка? С кем тогда она поедет утром? Но спуститься не рискнула. Попасться на подслушивании? Ну, уж нет. Пусть свершится то, чему суждено.
Уверенно поднялась в кабинет. Зажгла свечи. Спешить было некуда. На столе нашла то, что искала, отложила на край.
Прошлась вдоль полок, проводя рукой по их гладким торцам. Тронула церы.
Присела за шахматный столик, вдыхая запах хозяина кабинета. Ей будет этого не хватать.
«Богатый» король притягивал взгляд.
Камень выкатился на ладонь, скупо мутно сверкнув. Его бы огранить. Так и пропадёт, пока не сотлеет приданое матери Герарда. Всё имеет свой срок. А пусть будет сюрприз для сиятельного! Вскочила, нащупывая тайник в стене. Выдвинула ящик и аккуратно опустила в него фигурку, головной убор и камешек. Возможно, ему предстоит спасти чью-то жизнь. Представила выражение лица мужчины при обнаружении находки.
Свернув листы в трубочку, стянула кожаным ремешком.
Потушила свечи.
Выйдя в коридор, колебалась. Она не простилась с детьми…
…Так и знала, что это будет невыносимо!
Грета, плотно сжав губы, крепко обняла её за талию. Молчала. Её тяжелое сопение выдавало волнение.
Лиутберт, прижав к груди собаку, пристроился рядом.
Не хватало слов, не хватало выдержки, не хватало сил сдержать наплыв чувств…
— Вы ведь скоро вернётесь? — девочка с надеждой смотрела в её глаза.
— Не знаю, — хотелось плакать.
— Я буду ждать вас, — юная госпожа опустила глаза, в уголках которых сверкнули слёзы.
— И я, — поддакнул маленький барон. Он не казался слишком уж огорчённым. Мал ещё.
Выскочив в коридор, Наташа перевела дух, неторопливо направляясь в сторону лестницы. Вроде, всё, что намечала, сделала. Настроение было прегадкое. А всё эти итальяшки! Всё из-за них!
Свернула в правое крыло к покоям графа.
Чёрный охранник стоял на своём месте. Кого же так боится графиня, что её персону требуется охранять круглосуточно? Графа? Так он к ней войдёт через тайный ход и удавит. Араб и не услышит. И когда же спит телохранитель? Хмыкнула, отвечая на свои мысли: «Так и не охраняет, а ждёт сигнала к… Не отходя от кассы».
Остановилась в шаге от него, напротив. Шла именно к нему. Его хотела видеть. Не могла понять, почему? Смотрела, как на статую в музее. Да, образец выглядел впечатляюще. Даже в свободных одеждах угадывалось его накаченное тело. Кинжал под рукой. На лице цвета горького шоколада «играли» отсветы факела. Кому-то это могло показаться зловещим, но не Наташе. Иностранных студентов всех национальностей в их универе было предостаточно. Обычные ребята и девчонки: доброжелательные, открытые.
— Ждёте… — процедила небрежно. Гипнотизировала, заглядывая в пугающую черноту глаз.
Араб даже не шелохнулся. Ощущение, что он смотрит сквозь неё, усилилось.
— Спросить хочу, — постукивала трубочкой свёрнутых листов по ладони. — Понимаю, что вам всё равно кто ваш наниматель. Лишь бы платил много и вовремя. А вот самому не противно такой госпоже служить? — Нашла, у кого спрашивать. Ублажатель. Деньги не пахнут. Стало ещё муторнее. — Сигнала ждёте? — Махнула рукой, разворачиваясь. Безмолвная статуя.
Кто ищет приключений на свою пятую точку, тот находит. На лестнице столкнулась с графом Фальгахеном. Хотела проскочить мимо, но не тут-то было.
— Госпожа Вэлэри, — от мужчины несло винным перегаром. А что удивляться? Алкоголик. И это в его обществе завтра она должна провести день? Не совершает ли ошибку? — Позвольте вас проводить.
— Куда это? — подозрительно покосилась на него, хмурясь, забыв выдохнуть.
— К вашим покоям, — склонился над ней, как стервятник над жертвой, упираясь ладонью в перила, перекрывая ход вниз.
— Спасибо, не заблужусь, — отняла его руку, делая шаг.
Снова движение было перекрыто. Как турникет — трипод в метрополитене! Не обойти!
— Я ещё не всё сказал, — коснулся губами её волос на затылке.
— Господин граф! — отшатнулась, упираясь в его руку за спиной. Всё же она его боялась. Какое там немножко! Очень даже множко! — Уберите руки, — получилось угрожающе-шипяще. От страха сдавило горло. Пьяный мужчина представлялся опасным. Рванулась вперёд и, когда он отпустил руку, едва успела ухватиться за перила, чтобы не скатиться с лестницы.
В спешке сбежала на свой этаж. Фальгахен сзади не увязался. Уже хорошо.
Не видела, как вздохнул Карл, провожая её восхищённым взором. Эта девица ему определённо нравилась. Очень нравилась. Жаль, что её не будет на свадебном пиру.
* * *
Заскочила в свою комнату, захлопывая дверь, прижимаясь к ней спиной. Гулкие удары сердца мешали прислушаться, есть ли погоня. Настырный сосед мог и передумать. Обвела комнату беспокойным взглядом. Расширившимися глазами уставилась в тёмные очертания мужской фигуры на сереющем фоне окна. Затаила дыхание.
— Я видел, как ты на лестнице привечала Карла.
Его голос невозможно спутать ни с чьим другим.
— Что значит, привечала? — от его тона тянуло холодком. Ревнует? Похоже. Она тоже ревновала его к графинькам. Квиты.
— Где ты была? Я не видел тебя полдня, — высекал искру огнивом, склонившись к свече на подоконнике.
Это она что, отчитываться должна? Ладно:
— Много где… Вот, — подняла руку с зажатой трубкой, — у вас позаимствовала. Можно?
— Что там? — шагнул к ней, цепляясь за короб с одеждой.
Отошла в сторону. Зачем пришёл? Очень не хотелось, чтобы касался её. Знала, что его прикосновения творят с ней невообразимое. Уже хотелось его тепла, ласки.
— Чураешься меня? — заметил горько.
Ей показалось, что видела, как опасно сузились глаза господина.
— Мне нужно выспаться перед дорогой. Уйдите, пожалуйста, — неужели он после случившегося рассчитывал остаться на ночь? Ведь всё прояснили.
— Даже никуда не собирайся… А то вижу, одеяние сложила.
— Разве мы не договорились? Вы решаете свои вопросы, а я еду к отцу. Только мулицу продайте мне. Не ехать же вместе с Карлом на одном коне.
От упоминания о соседе у него неприятно заныло в груди. Сговорились?
— Я сказал — никуда не поедешь, — угрожающие нотки призывали к подчинению.
Сердце девушки предательски ёкнуло. Она ему никто, а он уже отвёл ей роль послушницы? Выпрямилась, готовясь к отпору:
— Вы не имеете права распоряжаться моей жизнью и указывать, что делать, а что нет, — распахнула дверь, без слов указывая, куда следует выйти его сиятельству. Твёрдо добавила: — Пожалуйста, выйдите.
— Что?!
От его рыка и резкого движения в её сторону, вздрогнула. Инстинктивно метнулась в умывальню в поисках убежища, захлопывая за собой дверь, налегая на неё и придавливая ногой. Знала ведь, что с ним такое обращение не проходит безнаказанно! Мало учил? Но и молча уступить, не собиралась.
— Убирайтесь вон отсюда, — шипела в неумолимо раздвигающуюся дверную щель. Разве можно устоять против натиска крепкого мужчины с той стороны? — Видеть вас не могу!
— Не можешь видеть?!
От мощного толчка в дверное полотно, отлетела на стену, тут же будучи прижатой к ней мужским телом. Захлебнулась воздухом. Его запах будоражил, хотелось вдыхать полной грудью. Смесь страха и желания кружились вихрем, завладевая разумом, дурманя и обездвиживая.
— Маленькая, а сильная, — он тяжело дышал, проталкивая ладонь между её спиной и стеной, прижимая к себе, покрывая короткими поцелуями отворачивающееся лицо строптивицы. — Что же ты перечишь? Что тебе не нравится?
Оторвал от пола, подхватывая на руки вёрткую, как дикая кошка, девчонку. Не выпустит!
Упал вместе с ней на ложе, накрывая сверху своим телом, зажимая мечущиеся руки. Его губы нашли её губы — горячие, медовые, мягкие. Впился жадным клеймящим поцелуем: «Моя!», задыхаясь от её протяжного стона, подчиняя и властвуя.
Наташа замерла под ним, расслабляясь, прекратив сопротивляться, отдаваясь водовороту сладкой боли, не слыша вырывающихся вскриков, не ощущая бесстыдных предательских движений своего тела прижимающегося к его восставшей плоти.
Мужчина ослабил натиск, отпуская драчунью, перенося тяжесть своего тела на согнутые в локтях руки. Поцелуй стал более спокойным и нежным. Его губы оглаживали её губы, слегка раздвигая их. Гладил бедро, собирая платье вверх. Женщина под ним не проявляла агрессии, успокоившись, поглаживала его плечи. Подозрительно быстро успокоившись. Её жаркое прерывистое дыхание кружило голову, приглашая продолжить любовную игру. Граф оторвался от губ любимой, заглядывая в приоткрытые глаза, глухо прошептал:
— Никогда не смей указывать мне на дверь. Я в своём доме.
Только увидел, как полыхнули тёмным пожаром глаза.
Она всё ещё тяжело дышала, чувствуя его пальцы на своей груди. Качнув головой, словно стряхивая наваждение, уперлась в него взглядом. Руки обессилено упали в стороны:
— Я ваша гостья. Сейчас вы встанете и покинете комнату, ваше сиятельство.
— Герард, моя леди, — уголок губы нервно дёрнулся. Глаза сузились.
Не стала протестовать:
— Герард, сейчас вы встанете и покинете выделенную мне комнату, — в горле пересохло.
В голосе девчонки угроза? Это позабавило:
— А то что? — целовал её грудь, задевая под тонкой тканью одеяния напрягшийся сосок.
— Прежде, чем приступить к дальнейшим действиям, хорошенько подумайте. Я расценю это как насилие, и никогда, слышите, никогда вам этого не прощу.
Смотрел в её глаза и до него медленно доходил смысл услышанного. Она только что готова была раскрыться перед ним и принять его ласки и вот уже презрительно щурится, не вызывая сомнений, что так и поступит. Он отказывался понимать происходящее. Его гонят?
— Ты моя женщина.
— Женщина, но не жена. Женщины уходят, когда становится невыносимо.
— Таша… — уткнулся в её волосы, скатываясь на бок, поворачивая к себе лицом, прижимая. — Я не насильник. Просто останься. Скоро всё закончится. Нужно подождать.
— Будем ждать порознь, — отстранилась. Повернулась спиной.
Гортанный звук досады мужского уязвлённого самолюбия и гордости.
Затихающие торопливые шаги.
Метнувшееся пламя коптящей свечи. Скользящие причудливые тени на стенах, потолке.
Тяжело захлопнувшаяся дверь.
Оглушающая тишина в комнате. Стылая пустота в душе. Больно.
* * *
Села на кровати, уставившись в чёрный прямоугольник окна. Уснуть так и не удалось. Слёзы довершили опустошение. Щемило в области сердца да болели опухшие глаза. Разбитая, усталая, неуверенная… Сомневалась в мужчине, которого любила. Так ли уж любит? Гордый? Быть может, передумает ехать к королю и возьмёт в жёны графиньку? Своя рубашка ближе к телу. А что, не нужно беспокоиться, кому-то что-то доказывать, бояться за жизнь близких людей. Все будут живы и здоровы. Бизнес зайдёт на новый круг. Мисулла сделает всё от неё зависящее, чтобы осчастливить дочь и погреть руки над бадьями с золотым песком. У этой стервы всё получится.
Скорей бы утро… Выспаться не получилось. Плохо. Встала, открыла короб, нащупывая бутылку с вином. Поморщилась. Дальше под руки попалась банка с кофе. Самое то.
В коридоре затухали факелы. Значит, скоро утро.
Вышла на лестничную площадку, прислушиваясь. Тихо. Самый крепкий сон перед рассветом. Принюхалась. Лёгкий сквозняк принёс яркий кисло-сладкий запах…
Осторожно открыв дверь в кухню, повела носом. Запах распространялся отсюда. Да, на столе горит свеча. Кубок с горячей водой прикрыт тарелочкой. Рядом никого нет. В помещении пусто. Но кто-то вернётся за напитком? Приподняв блюдце, втянула аромат. Пахло вкусно, ягодами.
Зачерпнула кипятка из котла. Отсыпала кофе в кубок, залила водой. Сахар нашла на прежнем месте. Сразу же вспомнилось, как приложилась ко лбу барона горшочком с леденцом. Ложка, как всегда, оказалась незаменимой.
Присела, размешивая питьё, устало уставившись на язычок огня свечи.
Наташа не заметила, как перед ней появилась тень. И только когда колыхнулось пламя, подняла глаза на того, кто бесшумно возник перед ней. Араб… Сердце провалилось мгновенно, бесследно и безвозвратно. Рука с ложкой застыла в кубке, подрагивая. Глаза выдавали страх.
— Госпожа, не бойтесь меня, — голос неожиданно оказался тихим и низким. Словно ветер играл с сухой листвой.
Чернокожий наклонил голову в приветствии.
Ответила, скорее машинально, чем осознанно. Но они уже виделись. Ах, это было вечером. А теперь новые сутки. Нужно было что-то сказать, а язык словно присох. Покосилась на его кривой кинжал в крючковатых ножнах.
— Вы позволите мне присесть?
Это он её спрашивает? Кивнула. Значит, на столе его кубок. Устроился напротив, снимая тарелочку, ощупывая сосуд. До девушки дошло, что он всё время находился здесь. Наблюдал за ней. При свете свечи его балахон оказался тёмно-серым. Насыщенный глубокий цвет, что позволяло мужчине полностью сливаться с темнотой.
— Компот пьёте? — прочистила горло обжигающим глотком кофе. Кашлянула. Сердце отозвалось слабым толчком там, где ему и положено быть.
— Эль кафва, — звучало как поправка. — Это напиток моей родины.
— Эфиопия, — да, он эфиопец — обожжённый солнцем!
— Абассия. Что пьёте вы? Запах очень хороший, — уставился на её руку с ложкой.
Наташа удивилась. Ни одному мужчине здесь напиток не понравился.
— Хотите попробовать? — не дожидаясь ответа, подскочила к полке с кубками, выбирая небольшой, отлила немного и поставила перед арабом. — Только я люблю с леденцом. — Пожала плечами, словно извиняясь, с интересом наблюдая за мужчиной, как он дегустирует питьё. Белые крупные зубы, обнажившиеся в улыбке, трудно было не заметить.
— Очень нравится… Что это, госпожа?
— В самом деле, вам понравилось? — она ответно улыбнулась. Оказалось, очень приятно встретить в этом времени человека разделяющего её пристрастия. — Кофе. Вы же эфиопец. Абассинец. Должны знать. Он растёт у вас на кофейных деревьях. — Что она знала о нём, кроме того, что плоды произрастают на деревьях и его родина Эфиопия? В XI веке его точно в Европе не было. Здесь он появился в первой половине XVI века. В России на век позже. — Плоды похожи на ягоды. Вначале они зелёного цвета, потом краснеют и приобретают фиолетовый оттенок.
— Как вы говорите? — склонил голову, вслушиваясь. Необычный акцент пфальцграфини нравился. И то, как она быстро взяла себя в руки после его неожиданного появления. В страхе с людей спадает личина, обнажая душу. Трусливый сродни шакалу, будет дрожать и заискивать. Храбрец сродни леопарду, будет смотреть в глаза и выжидать. — Это дерево эль кафва. У него такие ягоды. Вот напиток из высушенной оболочки его плодов. — Притронулся к своему кубку.
— Оболочки? — страх исчезал с каждым глотком. Охранник графини не выказывал враждебности и то, что они столкнулись в кухне по одной причине, сближало. — Так это же один и тот же плод! — Девушка выпрямилась на стуле. — У вас компот из оболочки, а у меня питьё из его семян! Зёрна очищены, высушены, затем обжарены и перемолоты. Их нужно заварить и дать настояться. — То, что у неё быстрорастворимый гранулированный кофе — объяснять не стала. Лишнее.
— Откуда вы это знаете?
— Не верите? — она лукаво улыбнулась. — В следующий раз сделайте, как я рассказала. — Я обожаю кофе. Только очень жаль, когда мой закончится, мне негде будет его взять.
— Он есть на моей родине.
Наташа рассмеялась, представив, как шлёпает пешком в Эфиопию за мешком с кофейными зёрнами:
— Да, совсем близко! Samolyot horosho, parohod horosho, a verblyud luchshe! — смеялась, запрокинув голову, замечая, как белеют в темноте зубы чёрного абассинца. Не такой он уж и страшный. Сидит напротив, мирно потягивая свою бурду.
— Не знаю такого языка.
— И не надо, — встала из-за стола. — Спасибо за компанию, простите, не знаю вашего имени. — Махнула рукой. — Уже не нужно. Больше мы с вами никогда не увидимся.
— Шамси Лемма, госпожа Вэлэри. У нас говорят: к старым источникам возвращаются не только ради воды, там встречают друзей и мечты.
А этот эфиопец совсем непрост. Девушка поднималась на свой этаж. Выпитый кофе странным образом подействовал на неё успокаивающе. Широко зевнула, потягиваясь. Не хватало именно сейчас забыться беспробудным сном.
Глава 34
Свернув в коридор, вытаращила глаза. У её двери стоял мужчина. Ошиблась этажом? Думая, что показалось, заморгала. Оглянулась. Нет, её этаж, её дверь. Граф выставил охрану? С чего бы это? Оберегает от Фальгахена. Довольно улыбнулась.
Охранник, увидев госпожу, не скрывая своего удивления, покосился на банку в её руке.
— Вы что тут забыли? — кофе шуршал в жестяной ёмкости, привлекая внимание воина. Ответа Наташа так и не дождалась. Буркнув: — Statuy. — Закрылась в комнате.
Нет, она не легла спать, хотя очень хотелось. Открыв окно, улеглась на подоконник. Свесившись вниз, наблюдала, как занимается новый день. Просыпались птицы. В тихом слегка туманном воздухе слышалось воркование диких голубей на крыше. Неуверенное одиночное треньканье мелких пичужек с каждой минутой усиливалось, становясь смелее и звонче. Показалось солнце. И вот уже хор разномастных птичьих голосов заполнил заросший кустарником и деревьями двор.
У колодца, громко смеясь, гремели вёдрами служанки. Недовольный окрик Берты… Девки подхватились и опрометью бросились к двери в кухню.
Девушка высматривала Яробора, всё ещё надеясь, что увидит его во здравии. Вздыхала горестно, успокаивая себя тем, что парень вспомнит, где её можно будет найти. Да, он её обязательно найдёт. Наташа поможет ему вернуться на родину, в его земли. Родители будут рады, что сын жив.
А вот и граф фон Фальгахен. Он с Дитрихом и четырьмя воинами решительно направился к конюшне. Значит, и ей пора спускаться. Ещё нужно забежать в кухню, прихватить корзину с едой. Кухарка должна была приготовить.
Поднятый с пола рулончик бумаги, бросила в короб. Его она не потянет. Пришлёт прислугу.
Осмотрелась, словно прощаясь. Поправила вязаное пончо, нащупывая в кармане юбки смартфон. Она так и не сделала снимок Герарда и Дитриха. Они её должны проводить. Ирмгард тоже.
Подхватив рюкзак, открыла дверь, наталкиваясь на стражника.
— Госпожа, приказано вас не выпускать, — взявшись за рукоять меча, преградил выход.
Она запнулась от неожиданности, хватая воздух ртом. Задохнулась от возмущения: что происходит?
— Кто приказал?
— Господин, — уставился, не мигая, в её очи.
— Позовите его сейчас же! — перед глазами мельтешили чёрные мошки.
— Не велено.
Захлопнула дверь, жалея, что стражник не получил по лбу.
Рюкзак выпал из ослабевших пальцев. Вот значит как… Он что, думает, что с ней можно так поступить? Это тоже насилие! Она пленница? Пфальцграфиня пленница какого-то графа?! Дикарь! Ну, нет…
Достав из сумочки фонарик, оглянулась на короб с одеждой. Банку с кофе и индийское платье с шалью затолкала в рюкзак и ступила в тёмный коридор хода.
Вышла в левое крыло на этом же этаже. На лестничной площадке столкнулась с Ирмгардом. В первые секунды, приняв его за Герарда, отшатнулась. Лицо парня в сумраке выглядело болезненно бледным. Тёмные круги под глазами и потухший взгляд наводили на мысль о бессонной ночи.
Не успела ничего сказать, как он схватил её, приподнимая, и ни слова не говоря, затянул за угол коридора, приник к губам. Это было настолько неожиданно, что Наташа успела только вдохнуть и замереть. Рюкзак с глухим стуком опустился на пол.
Широко открытыми глазами смотрела в его прикрытые длинными ресницами глаза. Обескураженная, съёжившись, не сопротивлялась.
Поцелуй не был долгим. Прошив девушку разрядом электрического тока, растворился в крови, опьяняя. Так же быстро вице-граф её отпустил и, подняв заплечный мешок, взяв за руку, молча, повёл вниз. Её щёки полыхали, глаза наполнились слезами. Она знала, что нравится Ирмгарду, но только сейчас поняла, что его чувство гораздо сильнее, чем симпатия. Стало не по себе от другого. Её тело отзывалось на прикосновения мужчин этого рода, связанных одной кровью. Теперь она в этом не сомневалась. Похоже, они тоже были неравнодушны к ней.
Нервное напряжение, усиленное ночным бодрствованием, достигло своего апогея. Мысль, что нужно бежать из этого места, от этих людей, причиной смерти которых она может стать, билась болью в висках. Иначе сойдёшь с ума. Она знала, что столкнётся с Герардом во дворе и знала, как нужно себя вести. Он не посмеет помешать ей уехать.
Вице-граф толкнул дверь и вывел её на свежий воздух.
Перед высоким крыльцом на гарцующем скакуне восседал Карл. На выезде у распахнутых ворот с поднятой решёткой его поджидали четыре всадника.
Граф, упираясь ладонями в ограждение, что-то ему говорил.
Девушка услышала конец фразы: «…на свадебный пир». Похоже, господин прощался с соседом на несколько дней. Значит, они не ссорились. Похвально. В этот момент Фальгахен увидел её и, усмехнувшись, крикнул:
— Вышли пожелать мне доброго пути, госпожа Вэлэри?
Вырвав руку из захвата вице-графа и перехватив рюкзак, пфальцграфиня сделала шаг по направлению к ступеням, чувствуя спиной обжигающий взгляд его сиятельства:
— Я еду с вами, господин граф, — очень хотелось оглянуться. Ведь господин не ожидал увидеть её сейчас.
— Но… — гость соскочил с коня, уставившись за её спину на хозяина замка. Показалась странной его нерешительность. Хотя, что здесь странного? Неизвестно как объяснил её отсутствие граф. — Герард сказал…
Перебила, внятно и с вызовом ответив:
— Вы обещали помочь, — обернулась, наткнувшись на синий огонь прищуренных глаз сиятельного, предупредительно подняла руку: — Помолчите, господин граф. Всё что могли, вы уже сделали. Велите оседлать мулицу или я сяду на коня к графу. Вы ведь не станете устраивать здесь представление? — Вздёрнула подбородок.
Герард, кивнув в сторону лестницы, подавил вздох. Глупая, неосмотрительная… Ей удалось обвести стражника вокруг пальца или сын помог покинуть покои? Нет, он не снизойдёт до того, чтобы цепляться за юбку женщины, чтобы удержать её. Когда видишь в глазах любимой непоколебимое желание уйти, никакие уговоры уже ничего не изменят.
От стены отделился Дитрих и завернул за угол здания. Кажется, вопрос с отъездом решался в её пользу. Никаких кровавых разборок граф учинять не собирался.
Карл успокаивал своего скакуна, держа под уздцы, пряча довольную улыбку. Ещё немного и его терпение будет вознаграждено. Он всегда знал, что удачлив.
Не оборачиваясь на сына, его сиятельство процедил:
— Ты вывел госпожу?
Его «Да» и её «Нет» слились в один звук.
Наташа не собиралась уезжать с пустыми руками:
— Распорядитесь вынести мой багаж, — поправилась: — Короб с моим одеянием.
Мужчина молчал. Было видно, как ходят желваки под кожей щёк, покрытых лёгкой щетиной. Пальцы на ограждении крыльца сжались в кулаки. Не глядя на неё, глухо произнёс:
— Надеюсь, вы не пожалеете о своём поступке, госпожа Вэлэри.
Холодный бесстрастный тон, напряжённая застывшая поза.
Вот и всё…
Леди метнула в него взгляд. На ресницах блеснула слеза. Мысли взвились в панике: «Остановись… Что ты творишь?.. Ты сможешь без него?» Загнала их глубже, задавила. Снова держалась из последних сил. Откуда они только берутся? Она выдержит. Должна выдержать. Только бы не сорваться, не наговорить лишнего:
— Вы об этом не узнаете, господин граф. Распорядитесь вынести корзину со снедью. Пфальцграфиня в дороге ни в чём не должна нуждаться.
Наблюдала, как из-за угла появился конюх, ведя в поводу Зелду. Мулица, увидев свою любимицу, приветственно заржала.
Девушка потянулась к сумочке. Звук липучек неприятно резанул слух. Двадцать золотых, предположительно столько могло стоить животное, ждали своего часа:
— Мулица… Сколько?..
— Она ваша, — Герард отвернулся. Его женщина, без которой он уже не мыслит жизни, покидала его… Сбегала. Та, которая говорила, что любит. Та, которая на ложе отдавала ему себя без оглядки, самозабвенно, страстно. До умопомрачения. Его Леди. Его любовь. Его жизнь. И рядом с ней будет тот, который не упустит своего. Который при удобном случае постарается заполучить её, его женщину, мать его дитя… Она поставила под большое сомнение его мужские качества в отношении контроля над ситуацией и над принятием им верного решения. Зверь в душе, глухо утробно рыча, тяжело заворочался.
Наташа нахмурилась, спускаясь по лестнице. И это всё? Обернулась:
— Желаю вам счастья, ваше сиятельство, и много наследников. Спасибо за гостеприимство и… тёплый приём.
Мысленно добавила: «Такой тёплый, что пробирает до костей до сих пор».
Карл подсадил её на мулицу, помог приторочить рюкзачок, тщательно изучая его и подбрасывая в руках. Знал бы он, сколько там золота. Вскинул бровь, наблюдая, как девица перекинула ногу в седле, устраиваясь удобнее, расправляя одеяние. Сжал руку госпожи с зажатым в ней поводом, поглаживая и успокаивая. Поднёс к губам, подбадривая, улыбнулся. Она благосклонно приняла знаки внимания Фальгахена, что не укрылось от глаз сиятельного. Его женщина сделала свой выбор? Его зверь, выпустив когти, вцепился в сердце, болью гася искры разума.
Один из воинов забрал из рук служанки корзину с едой, приторачивая к седлу. Вынесенный короб с одеждой забрал другой.
Пфальцграфиня тронула с места «средство передвижения», зажимая хлыст в руке. Очень хотелось оглянуться. Только зачем? Не на такое прощание она рассчитывала. Впереди чёрным зевом обозначился проход под крепостной стеной. Поднятая решётка и…
Здравствуй новый день, дорога и неизвестность!
Только было безрадостно. Сердце рвалось назад, к нему, к тому, кто, возможно, уже захлопнул за собой входную дверь, не жалея ни о чём, отсекая прошлое от настоящего.
Оглянулась по сторонам. Впереди ехали два всадника. Карл удерживал коня рядом, присматриваясь к ней. Замыкающие воины неторопливо подтягивались ближе. Она в кольце.
Поднимающийся ветерок разгонял туман, цепляющийся за ветки виноградника. Налившиеся соком янтарные крупные грозди, влажные от росы, купались в ещё робких солнечных лучах, пронзающих ровные ряды посадок.
Очень хотелось обернуться… Спина зудела, словно за́мок тёмными глазницами окон настойчиво просил оглянуться: «Ну, в последний раз… Давай, оглянись…»
— Давай, оглянись… — Герард, стоя на «изготовке», находясь на выходе из мрачного прохода, прищурив налитый кровью глаз, выравнивая дыхание, целился в спину своей любимой. — Моя… — Шептал, напряжёнными руками удерживая арбалет.
Натянутая до предела тетива…
Тяжёлый кованый болт в желобе ложа…
Палец на рычаге спуска…
— Я не могу в спину, обернись… — немеющие серые губы сомкнулись, затаивая дыхание. Сердце… Он его не слышал.
Да, она совсем забыла… Нужно сделать снимок замка с этого ракурса. С его воротами и подъёмной решеткой, крепостной стеной и флагом на башне. Должны быть видны окна третьего этажа. Там его покои. Быть может, в этот момент он смотрит на неё оттуда? С горечью вспомнилось, что так и не сфотографировала Дитриха и… его.
Нащупав в кармане смартфон, придержала мулицу, пропуская вперёд следовавших за ней всадников. Пока они разберутся о причине её отставания, она уже всё сделает.
Луиджа, проследив в дверную щель за выходящей из своих покоев матерью и дождавшись, когда та в сопровождении охранника свернёт за угол, выскользнула из комнаты и на цыпочках бросилась к покоям сиятельного.
В них царил полумрак. Она закрыла глаза, представив, что сейчас увидит его. Конечно же, нет. Он встаёт рано. Дева подошла к ложу, присаживаясь на его край, падая на подушку, вдыхая запах его тела.
Она знала, что сегодня рано утром должна уехать пфальцграфиня, её соперница. Путь к сердцу мужчины станет свободен.
Подошла к окну, становясь на скамью и открыв его, выглянула. Верно! Она не ошиблась. Из него хорошо просматривалась дорога, ведущая к въездным воротам замка. Шесть всадников не спеша направлялись в сторону деревни. На мулице восседала «нищенка». Проводив её взором, облегчённо выдохнула. Пора готовиться к утренней молитве.
С сожалением оглянулась, окидывая взором покои господина, покидая их. Ещё немного и она станет здесь хозяйкой. Радостно улыбнулась.
— Что стоишь? Идём, — Дитрих тронул брата за плечо.
— Что? — обернулся тот, всё ещё находясь под тягостным впечатлением видения, навеянного происходящим. Тьфу! Бросило в жар. Ноги словно приросли к земле. Сердце, толкнувшись, напомнило о себе. Перекрестился, потирая грудь, заглушая тупую ноющую боль. Он вернёт свою женщину. Он не отдаст её никому. Только сначала разберётся с гостьей.
— Идём, — барон беспокойно заглядывал в глаза графа, — там графиня Мисулла в кухне бесчинства творит.
— В кухне? — вздохнул. Стоило только вспомнить… — Да, настало время с ней разобраться. Где Ирмгард? — Увидев сына, всё ещё стоящим на крыльце, переключился на брата. — А ты спешно возьми шесть опытных воинов, и вели заложить карету госпожи Юфрозины.
— Наконец-то… — хлопнул Дитрих брата по спине. — Я уже думал…
Герард дёрнул плечом:
— Не болтай. Поедешь ты́, — окинул того прищуренным взором. — Только притронься к ней… Послал бы Ирмгарда, но он нужен здесь. К вечеру прибудут первые гости. Как приедете, осмотри там всё внимательно. Попытай Карла, его намерения. Он ничего не знает обо мне и… Передай ей, что я наведаюсь сразу же после свадебного пира.
— Да знаю я, — усмехнулся барон, сворачивая к конюшне, бубня под нос: — Конечно, наведаешься. Только не говори, что уже сейчас готов кинуться вдогонку…
В полукруглом зале пылал камин. На мелкие горящие поленья укладывались толстые. На полу, на холсте через свиную тушу, покрытую слоем соли, продевался вертел. Затем её обмажут специями и маринадом, стоящим рядом в ведре и оставят на некоторое время в покое. Когда угли будут готовы, вертел с тушей водрузят на опоры, и начнётся многочасовой процесс запекания по принципу: медленно и низко.
Собирались столы для утренней трапезы.
Графиня ди Терзи, обряженная в строгое тёмно-серое платье с серебристым отливом с короткой плетью в руке, сузив глаза, надвигалась на Берту, стоящую у стола, заваленного потрошёными цыплячьими тушками.
Кухонная прислуга, не спуская испуганных глаз с араба, возвышающегося за спиной итальянки, крестясь, жалась по углам, стараясь не то что не двигаться, а даже не дышать.
— Ключи, — Мисулла тянула к кухарке руку ладонью вверх.
Та, косясь на чёрного охранника, раскрасневшись и округлив глаза, зажав на поясе увесистую связку, прикрытую передником, упершись в столешницу, уверенно возражала:
— Хозяин не давал никаких указаний.
— Что здесь происходит?
Всё внимание переключилось на входящего.
— Господин ггаф, — при виде хмурого взора будущего зятя улыбка сошла с лица гостьи. — Я хочу помочь вам в пгиготовлениях к свадебному пигу.
Герард иронично выгнул бровь. Не слишком ли рано интриганка почувствовала себя вольготно? Не терпится прибрать всё в свои загребущие ручки? Глаза опустились на плеть в её руке.
— Не стоит, госпожа графиня. Сегодня прибудет новая экономка, — он, обойдя араба, взял женщину под руку и елейным голосом продолжил: — Пройдёмте со мной в кабинет. Нам предстоит разговор.
Женщина, облегчённо выдохнув, выпрямилась, кинув победный взор на смевшую не подчиниться ей повариху, всем своим видом обещая той, что часы её службы в замке сочтены.
* * *
Ирмгард сидел у окна, внимательно слушая, как отец, заложив пальцы за поясной ремень, остановившись напротив графини ди Терзи, сидящей у стола, спокойно и уверенно говорил:
— Госпожа графиня, завтра утром вы должны покинуть мой замок.
— А как же… — она прикусила язык, насторожившись.
— Я не пойду с вами на сделку в обход первого права короля, — уставился в её глаза-льдинки.
— Вы уже пошли. Без меня, — лихорадочно соображала, что явилось причиной столь неожиданного поворота событий. Она что-то упустила?
— Вы ошиблись, — опустил взор на крупную золотую брошь с рубином у ворота платья. — Вы не знаете всех обстоятельств случившегося. Да, был участок с золотом. Велась его разработка. Но без моего ведома и за моей спиной. Когда это выявилось, заметьте, ещё до вашего появления здесь, заговор был раскрыт и виновные казнены. После свадебного пира сына я намеревался отправиться к герцогу Швабскому, и с его благословения сделать подношение монарху.
Графиня рассмеялась:
— Вы извоготливы! — что-то неумолимо ускользало от неё. Что?
— У вас же есть осведомитель в моём замке, как вы утверждаете. Я не верю, что он мёртв, как вы сказали. Спросите его, кто такая Клара, Сигурд и за что они были казнены. Спросите, какую роль во всём этом сыграла покойная жена моего брата и её кормилица.
Мисулла заёрзала на стуле. Ах, вот же оно! Если они решили вплести в игру смерть баронессы, то здесь будет трудно что-либо противопоставить. Агна мертва. Если бы речь шла о рядовой прислуге, незнание господина о деяниях своих людей выглядело бы надуманным. А вот когда за дело берётся женщина, да ещё приближённая к хозяину владений, знающая каждый его шаг…
— Вы всё подстгоили, господин ггаф. Пгизнайтесь, это вы сейчас гешили таким обгазом выкгутиться! Коголь вам не повегит. Уже завтга утгом ему обо всём доложат. Вы опоздаете со своим подношением, — довольно улыбнулась, косясь на Ирмгарда, который спокойно следил за ходом беседы. Эти Бригахбурги совсем не просты. И почему здесь нет барона? Что они задумали?
— Разве такое возможно подстроить? Вы же понимаете, что это дело не останется без внимания герцога Швабского и нашего монарха. Прибудет дознаватель. Я подожду, — граф присел напротив, всем своим видом демонстрируя, что уже сейчас готов спокойно ждать. — А вот подумайте, что станет с вами и дочерью, когда его величество узнает, что вы предлагали мне начать разработку участка в обход его первого права. И каким образом сведения об этом участке попали в руки вашего сообщника при дворе, если даже я, хозяин земель, об этом не знал? Не замешаны ли вы лично в этом? Вы состояли в сговоре с баронессой? — Мужчина сделал паузу, наблюдая, как на лице графини появилось непонимание, быстро сменившееся удивлением. — Не вы ли руководили всеми действиями и планировали мою смерть и моих наследников, чтобы прибрать всё к рукам? А как это можно сделать? Только став родственником намечаемой жертвы. Не так ли, дорогая Мисулла? Золотоносная жила оказалась велика, и вы поняли, что дальнейшее производство не может оставаться тайной для меня и шантажом решили обходным путём попробовать завладеть всем… — Выждал немного, давая время женщине вдуматься в сказанное им. — Устроив брак своей дочери со мной и в скором времени, сделав её вдовой.
— Вам никто не повегит, — ей нужно время всё обдумать. — Меня хогошо знают пги двоге.
— Скоро узнаем, — ни тени сомнения на лице. — Добавьте ко всему прочему использование запретных снадобий, опаивание хозяина замка и его семьи. Я обвиняю вас в колдовстве. Вся челядь подтвердит, что подозрительными благовониями был окурен весь замок. Что это, если не происки дьявола? А поядающая искра? Это ведь была именно она. Все присутствующие подтвердят. — Наслаждался вихрем ярких эмоций на лице «ведьмы».
— Как ловко вы всё обегнули пготив меня… — понимала, что обвинения серьёзны. — Моя дочь любит вас и я как мать…
— Прекратите нести чушь, госпожа графиня. Когда я видел Луиджу последний раз, ей было десять лет.
— Это как газ тот возгаст для девочки, когда…
— Она уже давно не дитя. Мне искренне её жаль. Сейчас вы пройдёте в выделенные вам покои и до утра не выйдете из них. Ваша служанка тоже. Всё, что вам будет нужно, получите через мою прислугу. У двери рядом с вашим охранником будут стоять два моих. Утром мои люди сопроводят вас до границ соседнего графства. Там вы сможете нанять охрану для дальнейшего следования.
— Вы меня отпускаете? — она ехидно улыбнулась. — Понимаю вас. Нельзя учинять гасправу в своём замке. Не думаю, что вы захотите оставить меня в живых.
— Вы для меня не представляете опасности. Постарайтесь больше не встречаться на моём пути. Ваши опасения должен вызывать тот, кому предназначались послания с почтовыми голубями, с кем вы намеревались поделить добытое обманным путём золото. И да, госпожа графиня, ваши голуби… Прежде, чем крепить к их оперению сообщение, потрудитесь спросить свою служанку, стоит ли это делать. Не хочется, чтобы Франц тратил время на их поимку и освобождение от обузы.
— Что?.. — удивление не казалось поддельным. — Дочь… Мне позволено будет общаться с дочегью?
— Нет. Луидже будет предоставлена служанка, — встал, давая понять, что разговор окончен.
Вспомнилось, как они вечером перехватили прислугу графини в кухне, когда та пришла распорядиться насчёт воды для купания госпожи. Хитрая бестия, почуяв неладное, попробовала улизнуть от них. Но разве от Дитриха ускользнёшь? Уж у него, не в пример остальным Бригахбургам, несравненно богатый опыт в отлавливании строптивых девиц.
Дониза сдалась не сразу. Натянув личину глупышки, улыбалась и кокетничала, отнекивалась и даже пустила слезу, разозлив хозяина замка и перепугавшись до смерти. Убедившись, что выйти живой из переплёта не удастся, взвесив все «за» и «против», решила, что графиня за обман её не убьёт. Ну, потеряет она тёпленькое местечко… Плохо, конечно, но пережить удастся. Сбережений на первое время хватит. А эти господа не шутят. Один взор господина графа убивает без оружия. И этот синеглазый красавец-барон с такой покоряющей улыбкой кажется не менее страшным. Он тоже церемониться не станет. Что для этих господ жизнь какой-то прислуги? Да ещё и нездешней. Закопают в лесу, и никто ничего не узнает. А жизнь-то одна. Лучше бы она своей госпоже всё сразу рассказала без утайки…
* * *
Наташа опустила смартфон в карман, когда услышала скрежет опускаемой решётки. Свершилось… Прошлое осталось там, за крепостными стенами, а будущее ждёт впереди. Настоящее? Уже кружилась голова, и хотелось сползти с мулицы, забраться под первый попавшийся кустик, и заснуть. Она ощупывала глазами заросли вдоль дороги, ведущей через рощицу, где они сейчас проезжали, мысленно выбирая тот самый кустик. Да, нужно обязательно завернуть на кладбище, проститься с Бруно. И заехать к Рухе. Может бабушка скажет ей, будет ли она счастлива хоть когда-нибудь? Не может быть, чтобы ведунья не умела гадать.
* * *
Дитрих догнал отряд Карла далеко за деревней. Сказав спешиться, довольно улыбаясь, снял не сопротивляющуюся пфальцграфиню с мулицы.
Карл ощетинился, но увидев приближающуюся карету, поразмыслив, успокоился. Путь неблизкий. Он поступил бы так же, будь девица его гостьей. Да и свежи были в памяти возражения самого хозяина замка против его единоличного сопровождения госпожи Вэлэри в поместье отца.
Наташа не стала привередничать и, обойдя вокруг кареты, заглянула в неё. Убедившись, что она чистая, отцепив рюкзак и оставив Зелду на попечение мужчин, забралась внутрь.
Барон, опустив прикреплённую к стене широкую доску, закрыв проход между сиденьями, кивнул на скрученный объёмный свёрток в углу:
— Сама справишься или помочь?
Она, сев по-турецки на получившуюся лежанку, недоверчиво раскатала тюк, оказавшийся большой подушкой, закатанной в шкуры. Девушка чихнула.
Мужчина, склонившись, тихо шепнул:
— Велел передать, что после пира наведается в поместье.
Наташа промолчала. Значит ли это, что вопрос с графиней и её дочерью решится в ближайшее время? Не верилось, что Кровавая графиня отступит без боя. Но стало приятно, что её мужчина позаботился о ней. Облегчённо вздохнула.
Теперь будущее не казалось пугающим, а слова ведуньи не такими безнадёжными.
Руха ничуть не удивилась, увидев Голубку на пороге своего домика. Долго сидела напротив, всматриваясь в её лицо, качая головой, катая по столу круглые бобы.
— Всё идёт по намеченному пути Божьему и нужно довериться его воле… Пока ты не отдашь свою жизнь в руки Господа и не пройдёшь все намеченные им вехи, будешь подвергаться испытаниям.
Как узнать, где кончаются эти намеченные вехи? Признать свою слабость и беззащитность перед высшими силами? Девушка уже сомневалась, что сможет сидеть, сложив руки, и пассивно плыть по течению жизни.
А пока она, убаюканная мерным покачиванием кареты, предалась сну. По лицу с обозначившейся складкой между бровями, скользили тени. Как её встретят в поместье пфальцграфа Манфреда фон Россена? Сложатся ли отношения с членами его семьи? Что её ждёт там, за поворотом?
Конец второй книги
Третья книга цикла называется «Леди из будущего. Ловушка»
Примечания
1
Китайские палочки имеют очень давнюю историю. Считается, что они появились три тысячи лет назад. Есть легенда, что придумал их великий Юй, который взял две веточки с дерева, чтобы достать из кипящего котла кусочек мяса.
Китайские палочки — одно из великих китайских изобретений. Говорят, что первым обладателем палочек из слоновой кости был император Чжоу. Упоминание об этом относится к одиннадцатому веку до нашей эры. Император и его приближённые частенько использовали серебряные палочки. Это связано с тем, что в те неспокойные времена часто подмешивали в еду яд, главным образом, мышьяк. А серебро при соприкосновении с ним темнело, что позволяло очень быстро его обнаружить.
Любопытно, что концы палочек делают квадратными, чтобы они не могли укатиться.
Ими нельзя возить по блюду, размахивать, указывать на что-то, стучать по тарелке, призывая официанта, трогать разные куски еды, втыкать их в еду. В общем, всё не так-то просто.
(обратно)2
Далее, для удобства читателя старославянская речь выделяется курсивом, и диалог пишется в привычной языковой форме.
(обратно)4
Первые стеклянные окна появились в эпоху Римской империи, но позволить себе такую роскошь могли лишь очень состоятельные граждане. Также использовались слюдяные окна, составленные из обработанных кусочков слюды.
(обратно)
Комментарии к книге «Приглашение на казнь», Жанна Штиль
Всего 0 комментариев