«У кошки девять жизней»

У кошки девять жизней (fb2) - У кошки девять жизней 993K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Бэйн

Екатерина Бэйн У КОШКИ ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ

1 глава. Родительская воля

Мы с отцом всегда жили слишком тихо, слишком скучно, чтобы с нами могло что-либо произойти. Никаких событий, никаких волнений, никаких происшествий, тишь да гладь, Божья благодать. В результате этого я вообразила себе, что вся жизнь похожа на это плавное, однообразное существование. Но это было не так. И узнать это мне пришлось в самом недалеком будущем. А пока мы жили, как обычно живут в деревне. У меня даже не было подруг за исключением дочери одного из соседей, с которой мы встречались только по торжественным случаям. Все остальное время я была одна, если не считать моей верной служанки Эмили, простой и ограниченной девицы, и разумеется, отца. Но с другой стороны, свободу деревенской жизни нельзя сравнить ни с чем. Все время я была предоставлена самой себе. Отец был слишком озабочен положением наших дел, все больше приходящих в упадок, чтобы интересоваться, чем я занималась. И последствия не замедлили сказаться. Я росла как сорная трава в поле, делала все, что хотела и никогда не встречала сопротивления. В результате этого воспитания, точнее, отсутствия всякого воспитания мои многочисленные учителя, проходящие бесконечной чередой через наш дом, стонали от моих выходок. Причем, стонали в прямом смысле этого слова. Я никогда не любила учиться. А если быть точной, не любила сидеть неподвижно и слушать очередного преподавателя, пытающегося вдолбить в мою голову хоть крупицу знаний. Я предпочитала читать все это самостоятельно, пропуская особенно неинтересные моменты. Я много читала, буквально глотала все книги, которые попадали мне в руки, так что моя голова была набита разнообразными и противоречивыми сведениями, почерпнутыми из книг. Что было, когда я пыталась использовать их на практике, можно себе представить. Как-то раз я нашла в библиотеке очень старую и полуразорванную книгу, которая едва не развалилась у меня в руках и впервые узнала о черной магии. Собственно говоря, книга была запрещенной и неизвестно, каким образом она попала в дом моих благопристойных родителей. Но если учесть, с каким рвением они занимались домашним хозяйством, то все становится понятным. Вероятно, книга завалялась в библиотеке с незапамятных времен, о чем говорил ее внешний вид и немедленная готовность обратиться в прах.

Итак, я прочла этот опус и тут же решила применить полученные знания на практике. Причем, я с презрением проигнорировала простенькие заклинания, они казались мне слишком легкими, и замахнулась сразу на вызов демона. Мне это показалось особенно значительным. Я отодвинула стулья и тяжелейший стол и освободила середину комнаты. Нарисовала мелом кривой круг (уж как сумела) и расставила зажженные свечи. Не знаю, как далеко бы я зашла в чернокнижии, но следующий пункт говорил, что я должна перерезать горло черному петуху и это меня остановило. Во-первых, у нас не было петухов, особенно черных, а во-вторых, я всегда любила животных и просто не представляла, как смогу это сделать. Так что, на этом все и закончилось.

Меня наказали, это был один из редчайших случаев, когда отец счел нужным обратить внимание на то, что я вытворяю. Книга была безжалостно сожжена, а я не жалела о содеянном. Литература, рекомендующая перерезать горло петухам, даже если они черные, не вызывала во мне интереса.

Помимо чтения всего, что придется, я любила кататься верхом, причем, легкая трусца меня не прельщала. Нет, я обожала мчаться галопом, чтобы ветер свистел в ушах, а волосы бешено развевались за спиной. При этом я, конечно, частенько падала, но это был неизбежный результат таких прогулок. Впрочем, я скоро приноровилась держаться в седле как следует и падения стали очень редки.

Несчастные создания, которых угораздило наняться в наш дом учителями, с причитаниями каждый вечер извлекали меня из какого-нибудь интересного с моей точки зрения, а стало быть, ужасно опасного места, отмывали, переодевали и врачевали многострадальные коленки и локти.

Когда я подросла, буйства почти прекратились, что неизбежно происходит всегда, когда человек взрослеет. Но кое-что осталось. Я по-прежнему много читала, каталась верхом в сопровождении верного пса, великолепного дога черного окраса по кличке Кадо, с которым я практически не расставалась, и была ужасно упряма и своевольна. Конечно, была, если мне практически никогда не говорили «нет».

Когда мне исполнилось шестнадцать, отец все чаще стал заговаривать о моем замужестве. Надо заметить, что с младенческих лет я была помолвлена с сыном герцога де Каронака, который в данный момент уже умер. Я имею в виду, умер отец, а сын, разумеется, жив и здравствует. Ему сейчас около двадцати трех лет. Все это я знала понаслышке, лишь из рассказов отца, а самого молодого герцога никогда не видела. Должно быть, его родители опасались сводить нас вместе, зная о моем чудном нраве. Уверяю вас, я бы его непременно поколотила, я всех колотила тогда за малейший пустяк. А дралась я в детстве больно и свирепо, словно древний викинг. Но сейчас должно быть отец решил, что сыну его друга уже ничего не грозит.

Мне не нравились эти разговоры о замужестве. Думаю, не нужно пояснять, почему. Не понимаю, как можно выходить замуж за абсолютно незнакомого человека. Но отец постоянно твердил о богатстве семейства де Каронак и напоминал, что мы сами не можем этим похвастаться, пусть даже и не уступаем ему в происхождении. Правда, к чести отца, это была не единственная причина. Другим, не менее веским было то, что прежний герцог де Каронак и мой отец были старинными приятелями и с незапамятных времен мечтали породниться. Похвальное желание и нет в нем ничего предосудительного, если б не маленькая, незначительная деталь: я была одной из главных спиц в этом колесе.

На прозрачные намеки отца о моем замужестве я выдвигала массу контраргументов, в которых у меня никогда не было недостатка. Я говорила, что не могу выходить замуж с завязанными глазами, что человека нужно узнать, что он должен хотя бы нравиться. Последним решающим аргументом в споре был мой возраст. Я утверждала, что мне рано выходить замуж и этим, обычно, все и ограничивалось. Отец соглашался с тем, что я еще слишком молода и нужно подождать, хотя ворчал при этом, что я слишком своевольна, раз берусь перечить отцовской воле. Что он старше и умнее, и я должна уважать его опыт. Я уважала, но считала, что в вопросе о замужестве он не играет столь значительной роли. На этом битва поколений завершалась и мы шли пить чай в заключение мира.

Но однажды все изменилось. Началось это следующим образом.

Собираясь на прогулку, я стояла на лестнице, подзывая к себе Кадо. Он как раз отвлекся на крысу, прошмыгнувшую мимо и с громким лаем помчался за ней, намереваясь догнать. Но, как водится, крыса была проворней и успела скрыться в норе. Кадо распластался на полу, сунув нос в темную дыру и пытался просунуть туда еще и лапу.

— Оставь ее в покое, — сказала я ему, — все равно, не достанешь.

Всем своим видом Кадо утверждал, что непременно достанет.

И в этот момент отец, вышедший из гостиной, произнес:

— Зайди сюда, Изабелла. Мне необходимо с тобой поговорить.

В руке он держал распечатанное письмо, что меня совершенно не удивило. Ему часто приходили письма, главным образом, от его кредиторов. Они шли на растопку камина, ибо другого применения им не находилось.

Я подчинилась. Спустилась вниз, вошла вовнутрь и села на стул, стоявший перед креслом батюшки. Отец опустился рядом и опустил руку с письмом.

— Дочь моя, — начал он торжественно, — настало время откровенно поговорить с тобой о твоем замужестве.

Это время наставало примерно раз в неделю, и я давно к этому привыкла. Поэтому, просто ждала продолжения, и оно не замедлило наступить.

— Ты уже достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж и завести собственную семью.

И это я слышала от него частенько. Мне стало скучно, и я подавила зевок. К тому же, Кадо оставил крысу в покое согласно моему пожеланию и теперь скребся под дверью, вызывая меня на прогулку. Я была полностью согласна, но, увы, уйти не могла.

Отец между тем продолжал говорить то, что уже говорил не раз и не два, а сто двадцать два раза. Честно говоря, это мне надоело куда раньше. Я делала вид, что внимательно слушаю, но на самом деле мои мысли были далеко, на прогулке с Кадо. Я раздумывала, куда мы пойдем сегодня, хорошо было бы сходить к разрушенному замку. Я любила там бывать, мне нравилось бродить по руинам и представлять, как все было много лет назад. А Кадо обожал ловить там мышей и складировать у моих ног.

— Изабелла, ты меня не слышишь, — укорил меня отец.

— Слышу, батюшка, — успокоила я его, и он продолжал.

На сей раз я кое-что уловила. Как обычно, узнала, что замужество с герцогом де Каронаком — это очень выгодная партия, он богат, знатен, ему принадлежат многие земли, он на короткой ноге со многими сильными мира сего, вхож ко двору, его там прекрасно принимают, это огромная честь и так далее и тому подобное. Потом речь зашла о личных достоинствах герцога. Об этом я тоже была наслышана, хотя ни разу не видела его вживую. Он молод, красив, храбр, учтив, силен аки лев и галантен как Генрих Четвертый. На мой взгляд, это было не очень приятной похвалой, я кое-что читала об этом галантном кавалере. Его можно охарактеризовать куда проще и точнее: бабник, причем, неуправляемый. Может, у мужчин это считается достоинством, но я считала это утомительным.

Подперев голову рукой, я размеренно кивала на каждое слово батюшки. Человек с такими физическими и душевными качествами может существовать лишь на страницах рыцарских романов, которые я прочитала в великом множестве, и они давно набили мне оскомину своей слащавостью. Если герцог на самом деле таков, каким его описывает отец, то от такого жениха нужно бежать подальше и чем скорее, тем лучше. Кстати, до сих пор не понимаю, как галантный кавалер, взявший за образец подражания Генриха Четвертого может быть по — монашески скромен. Кажется, батюшка тут несколько перестарался.

И вдруг отец сказал нечто такое, что пробилось сквозь стену моей отстраненной иронии.

— Вы давно помолвлены, Изабелла. А сейчас настало время совершить то, что было предусмотрено с самого начала.

— О чем это вы, батюшка? — с интересом спросила я.

— О твоем замужестве, дорогая. Ты должна выйти замуж за герцога де Каронака.

— Я не хочу выходить замуж, батюшка, — сказала я скромно, но с достоинством, — мне кажется, я еще слишком молода для этого.

Роли в этой беседе давно были расписаны, и мы повторяли их в строгом порядке очередности. Сейчас настало время для реплики отца, и он не задержался.

— Ты уже взрослая, Изабелла. Я женился на твоей матери, упокой Господи ее душу, — он перекрестился, и я повторила этот жест, — когда ей было столько же, сколько тебе сейчас.

— Да, я знаю, — отозвалась я, — но вы были знакомы и испытывали друг к другу симпатию, ты сам об этом рассказывал. А я даже ни разу не видела герцога. Как я могу выйти за него замуж?

— Но ты его видела. Тебе было тогда лет пять.

— Ну, тогда неудивительно, что после этого он ни разу не нанес нам визит, — захихикала я.

Батюшка, было, присоединился ко мне, но тут же вспомнил, что занимается воспитательным процессом и согнал с лица улыбку.

— Дорогая, многие выходят замуж, не зная своего будущего мужа, в этом нет ничего особенного. К тому же, ты его увидишь завтра.

— Пусть увижу, но все равно не хочу выходить за него замуж. Он мне не нравится.

— Как же он может тебе нравиться, если ты его никогда не видела? Уверяю тебя, Изабелла, он тебе непременно понравится, когда ты его увидишь. Столь приятного, милого, очаровательного человека невозможно не полюбить.

Я хмыкнула. Кажется, батюшка решил вновь вернуться к вопросу о необыкновенных достоинствах герцога, справедливо полагая, что я пропускала эти перлы мимо ушей.

— Откуда вы знаете? — спросила я со смешком.

— Откуда я знаю? — он хитро улыбнулся, — когда ты его увидишь, то поймешь меня, Изабелла. Я недаром говорил тебе о его достоинствах. Они не выдуманы, как ты подозреваешь.

— Не подозреваю, что вы, батюшка, я в этом совершенно уверена. Полагаю, вы несколько увлеклись.

— Изабелла, — он тяжело вздохнул, — как с тобой трудно. Ты любое мое слово начнешь выворачивать наизнанку. Я всего лишь пытаюсь помочь тебе смириться с мыслью, что герцог все же станет твоим мужем.

— Я не хочу этого делать. Я уже сказала, что не выйду за него замуж.

— Но ты выйдешь. Все уже решено давным-давно. Слово дано, и оно нерушимо. Тем более что я уже обо всем договорился.

До сих пор я не воспринимала его слова всерьез. Они казались мне необходимой частью ритуала, который происходит у нас каждую неделю с завидной регулярностью. Но теперь все предстало передо мной в совершенно ином свете.

— Вы серьезно? — переспросила я, — вы на самом деле собираетесь выдать меня замуж, батюшка?

— Изабелла, — он снова вздохнул, — кажется, я говорил предельно ясно и разумеется, серьезно. Да, конечно, ты выйдешь за него. Я уже полчаса тебе об этом твержу.

Я была так ошарашена, что встала на ноги и уставилась на отца с высоты своего роста, нужно заметить, немаленького.

— Но…

— Не спорь, Изабелла. На сей раз я не сотрясаю зря воздух. Повторяю, все решено.

— Но вы не можете так поступить со мной.

— Дорогая, я делаю все, чтобы ты была счастлива.

— Странное у вас понятие о счастье, — не удержалась и съязвила я, — может быть, для начала вам стоит узнать мое мнение?

— Я его знаю, — отозвался он, — и ты совершенно не права. Как ты можешь судить о человеке, если даже не знаешь, что он из себя представляет? Поэтому, завтра я устроил вашу встречу именно с этой целью. Дорогая, ты изменишь свое мнение, как только увидишь его.

— Я не изменю своего мнения, даже если увижу самого Генриха Четвертого. Хотя на мой взгляд, он далеко не идеал.

— Ступай к себе, — отец начал выходить из себя, — хорошенько подумай. Уверен, завтра все предстанет перед тобой в ином свете.

— Очень сомневаюсь, — я развернулась и вышла из гостиной.

Кадо встретил меня радостным поскуливанием и изо всех сил вилял хвостом.

— А ну, гулять, — сказала я, — гулять, Кадо.

Он подпрыгнул и бросился ко мне целоваться. Я замахала руками.

— Остынь, не надо. Не надо, говорю! Фу, Кадо!

С большим трудом мне удалось избежать слишком теплого проявления собачьих чувств. Мы вышли на крыльцо, сбежали вниз по ступенькам. Кадо помчался вперед с радостным лаем. Подхватив палку, я кинула ее к нему и сказала:

— Мы будем гулять, а не думать и даже десять герцогов нас не остановят.

Со стороны отца это было просто отвратительно. Я даже думать об этом не могла без гнева. Они, значит, со своим другом решили породниться и не придумали ничего лучшего, чем поженить своих детей. И почему-то ни у одного из них не возникло мысли спросить детей, что они думают об их решении. Родители — настоящие тираны и эгоисты. Думают только о себе и приписывают детям свои мысли и чувства. Если они чего-то не достигли своими силами, то уж дети этого должны достичь обязательно. А если у них другие планы?

Я не хочу выходить замуж за сына друга моего отца. Если он испытывает к герцогу такие теплые чувства, то пусть сам выходит за него. Ну уж нет, ни за что! Не выйду, и все тут. И никто не сможет меня заставить. Хотела бы я посмотреть на это.

Спустя несколько часов, когда я находилась в своей комнате, уставшая и мрачная, в голову мне начали приходить иные мысли. Конечно, противиться я могу сколько угодно. Но к чему это приведет? Что предпримет отец, если не сможет уговорить меня? Не знаю, почему, но меня это пугало. Я слышала рассказы о наших соседях. У них была похожая история. Дочь отказалась выходить замуж по родительскому выбору и ей удалось настоять на своем. И знаете, что они сделали? Они отдали ее в монастырь. Вот так. Не знаю, как поступит отец в соответствующей ситуации. Но о монастыре я думала с ужасом. Какой ужас, быть заживо погребенной за каменными стенами, навсегда отрезать себя от остального мира и оставшееся время провести в молитвах! Никаких тебе прогулок верхом, игр с собакой и препирательств с отцом. Кошмар! Нет, только не это. Жизнь монашки не для меня. Для этого я слишком люблю жить по собственному распорядку, слишком своевольна и свободолюбива. И потом, чего уж греха таить, очень люблю вкусно поесть. Это тем более славно, что на моей фигуре никак не отражается. Честно говоря, мне не мешало быть более полной. Сейчас в моде женщины с пышными округлостями, а я, как ни старалась, так и не смогла приобрести хоть одну из таких. Так что, я со спокойной совестью могу лопать по пять пирожных за раз и запивать их горячим шоколадом. Скорее, потолстеет отец, глядючи на это безобразие, чем я.

Мысль о пирожных напомнила мне о том, что я не поужинала. Я поспешила переодеться и отправилась вниз. Что же мне все-таки делать? Неужели, все-таки придется выходить замуж? Или есть какой-нибудь другой выход? Судя по всему, нет.

Я тяжело вздохнула, спустившись на несколько ступенек и вдруг остановилась. Мне в голову пришла замечательная идея. Если я не могу отказаться выйти замуж, нужно сделать так, чтоб герцог отказался жениться на мне. Как это сделать? Нет ничего проще! Разве не я заставляла стонать от ужаса своих учителей и была почти единственной причиной того, что они так часто сменялись? Разве не меня опасались все счастливые обладатели собственных отпрысков по причине того, что тряслись за их здоровье? Так неужели я не смогу использовать столь богатый опыт против герцога? Я была абсолютно уверена, что смогу. Мне даже не придется стараться. Напротив, стараться мне приходится теперь, чтобы вести себя как полагается девушке хорошего воспитания и благородного происхождения. Сомневаюсь, что герцог согласится взять в жены девицу со всеми теми наклонностями, которые я ему продемонстрирую завтра.

Потирая руки в предвкушении, я вошла в столовую. Скорее бы наступило завтра! Как говорит мой дядя Камилл, я покажу им, где раки зимуют!

Половину следующего дня я провела в нетерпении, дожидаясь приезда гостя. Несколько раз спрашивала у отца, когда же он приедет. Батюшка прекрасно знал меня, поэтому не возрадовался тому, что его любимая дочь переменила свое мнение столь скоро, а напротив, подозрительно спросил:

— Что у тебя на уме, Изабелла?

— Ничего, — я пожала плечами, — просто очень хочется увидеть мужчину, обладающего столь внушительным списком достоинств. Молодого, красивого, учтивого, храброго, сильного аки лев и галантного, как Генрих Четвертый.

Я дословно повторила характеристику отца, благо, память у меня была хорошая и я на нее никогда не жаловалась. После чего, с интересом посмотрела на родителя, ожидая его реакции. И она не задержалась.

— Изабелла, перестань, — поморщился отец, — откуда ты взяла такие слова?

— Вы мне их сами говорили, батюшка, — напомнила я, — забыли? Вчера.

— Я не мог так говорить, — отверг он эту возможность со свойственной ему логикой, — не выдумывай.

Я хмыкнула.

— Лучше отправляйся к себе и переоденься во что-нибудь более приличное. У тебя ведь есть нарядное платье?

— Есть, — кивнула я, — оно единственное, так что, я не могу перепутать.

— Вот именно, — с жаром воскликнул он, — именно по этой причине я так хочу, чтоб ты вышла замуж за герцога. Он богат. У тебя будет множество платьев самых разнообразных фасонов. Ты затмишь всех великих модниц.

Эта перспектива вдохновляла меня не больше, чем заполучить в мужья Генриха Четвертого. Поэтому, я скорчила гримасу.

— А вот этого в присутствии гостя делать не надо, — предупредил меня отец, — впрочем, после замужества корчи какие угодно рожи, но до него постарайся воздержаться.

Отлично, нужно скорчить герцогу одну из моих любимых гримас.

Я направилась к двери, чтобы выполнить пожелание отца с некоторыми корректировками.

— Дорогая, пожалуйста, веди себя как следует, — взмолился батюшка мне в спину.

— Конечно, — отозвалась я, выходя.

Разумеется, я буду вести себя так, как надо. Как надо мне, а не вам, батюшка. У герцога надолго пропадет охота к женитьбе вообще, а на мне, в особенности.

Отослав Эмили, чтоб она не помешала мне своими советами и причитаниями, я приступила к задуманному. Никогда нельзя забывать, что первое впечатление — самое сильное. И исправить его практически невозможно. Это правило я усвоила накрепко. Вот, я и занялась произведением этого впечатления.

Спустя час в комнату вбежала Эмили с радостным видом.

— Приехал господин виконт и его светлость герцог де Каронак, — сообщила она на всю комнату и принялась оглядываться в поисках своей госпожи.

Я выступила вперед, чтобы не затягивать эти поиски. Эмили вытаращила глаза, ахнула и прижала руку ко рту. Я обрадовалась, что ее речевой аппарат временно не работает, но преждевременно. Будто я не знала Эмили!

— Госпожа! — ахнула она снова, — на кого это вы похожи?

— Мне всегда говорили, что на маму, — съязвила я.

— Ваша покойная матушка никогда не позволила бы себе выглядеть подобным образом, — заявила Эмили со свойственной ей дерзостью.

Она, вообще, была непозволительно дерзка со мной, опираясь на то, что помнила меня ребенком. А я никогда не ставила ее на место как следует. Не могла. Наверняка по той же причине.

— Согласна, но я не похожа на нее до такой степени, — успокоила я ее, — что там говорит батюшка? Нужно спускаться к гостям?

— Вы никуда не пойдете в таком виде, — Эмили решительно преградила мне дорогу.

— Пойду и именно в таком виде, — отрезала я, — и не вздумай мне мешать.

— Но госпожа, так не годится! — запричитала она, — что подумает господин герцог?

— Именно на это я и рассчитываю, — я хихикнула.

До Эмили всегда все долго доходило, но сегодня она была на редкость сообразительна.

— Вы не хотите выходить за него замуж? — спросила она.

— Совершенно верно, — подтвердила я.

Эмили сдавленно фыркнула.

— Представляю, как рассердится господин граф, — выдавила она из себя.

Тут я рассмеялась. Поправив прядь волос и уложив ее так, как мне это было нужно, я отправилась вниз, поражать гостей. Я надеялась на приступ легкого столбняка, и нужно сказать, почти никто не обманул моих ожиданий.

Открыв дверь, я чинно вошла в гостиную и присела. Ни дать, ни взять, благонравная, благовоспитанная и скромная благородная девица. Потом подняла голову и окинула присутствующих взглядом.

Батюшка застыл с раскрытым ртом. Глаза у него были выпучены и в них застыло выражение ужаса. Альфред, мой кузен, шагнул, было, ко мне, чтобы поприветствовать, но на середине пути его шаги замедлились, а потом и вовсе остановились. Я знала, что производит на них такое впечатление.

Представьте, что вы находитесь в гостях и заняты светской беседой, ожидая прихода дочери хозяина, по слухам, очень красивой девушки. И вдруг раскрывается дверь и в комнату входит создание, менее всего походящее на дочь благородных господ, а тем более, красивую дочь. На девице старое, чиненное-перечиненное платье, никакие заплаты не могут скрыть потертости и выгоревшего цвета. Это платье когда-то принадлежало Эмили, но потом она перестала его носить по причине старости, но до сих пор так и не выкинула. Эмили вообще не любит выбрасывать вещи, считая, что они когда-нибудь могут ей пригодиться. Вот, и пригодились.

Но продолжу. Волосы девицы заплетены в неряшливую косу, из которой выбиваются целые пряди, причем, волосы эти не первой свежести. Я долго мучилась, пытаясь придумать, как достичь этого эффекта, но потом меня озарило. Я намазала их маслом.

Лицо небесной феи тоже не блещет чистотой. На лбу, к примеру, заметны следы сажи, а нос подозрительно испачкан чем-то темным.

— Вы звали меня, батюшка? — осведомляется девица и не эстетично шмыгает носом.

Прелесть, правда? Именно о такой жене всю жизнь мечтает любой мужчина.

— Боже мой, Боже мой, — лихорадочно прошептал батюшка, вскидывая руки к голове, — Изабелла…

В мое имя он вложил столько патетики, смешанной с ужасом, что я едва не расхохоталась.

Альфред пришел в себя первым и сделал героическое усилие над собой. Он все-таки подошел ко мне.

— Здравствуй, сестричка, — сказал он, наклоняясь к моей щеке, имитируя поцелуй.

На самом же деле тихо прошептал:

— Твои фокусы переходят все границы, Изабелла. Пожалей хотя бы дядю, если до меня тебе нет никакого дела.

— Здравствуй, Альфред, — громко сказала я, — давно не виделись.

Вот, кто страдал от моих выходок по полной программе. У меня был единственный кузен и я третировала его, как умела. Колотила я его столько раз, что сама не могла вспомнить, сколько именно. А что касается всего остального, то он испытал все. Лишь три последних года мы смогли подружиться и теперь он вспоминает мои выходки со смехом.

— О да, — отозвался он, отходя.

Тут батюшка окончательно очнулся и торопливо подошел ко мне, взяв за руку.

— Изабелла, — прошептал он едва слышно, — ты задумала свести меня в могилу? Что ты вытворяешь? Ты с ума сошла? Зачем, Господи, зачем? Я ведь просил тебя.

Больше он ничего не добавил, видимо, его красноречие иссякло. Понурив плечи, но решив все-таки соблюдать приличия, он повернулся к гостю и произнес голосом, в котором было настоящее отчаянье:

— Изабелла, позволь представить тебе его светлость герцога де Каронака.

— Ага, — кивнула я, так, чтоб меня все услышали, особенно, гость, и добавила чуть тише, — богатенький женишок пожаловал.

Что ж, настало время описать этого достойного мужчину. Он действительно был красив, в этом отец не солгал. Как я ни старалась, не могла отыскать неприятных мне черт. Черноволос, высок и строен, с жгуче-черными глазами и тонкими чертами лица. И еще, у этого невозможного франта были тонкие подкрученные усики. Господи помилуй! За кого это он себя принимает? Да и все остальное было до невозможности ухожено. Вот, кто заткнет за пояс парижских модниц. Должно быть, его одежда была сшита по последнему писку моды. Я не была в этом уверена, так как плохо разбиралась в моде. Куда уж мне пытаться соревноваться с этим образцом для подражания!

Что же касается остальных его достоинств, которые расписал мне батюшка во всей красе, то я не могла о них судить, так как мне их еще не продемонстрировали. Ничего, все еще впереди.

Я присела снова и выдала следующее:

— Это… очень приятно.

В детстве меня учили, как следует говорить и как говорить ни в коем случае не следует. Сегодня мне это пригодилось. Я говорила именно так, как не следует говорить ни при каких обстоятельствах. Спасибо учителям. Есть от них все-таки польза.

Итак, я сделала почти все, чтобы навсегда удалить из головы герцога мысль, что на мне непременно нужно жениться. Но что бы вы думали? Этот противный тип сделал вид, что моя одежда, лицо, волосы и речь достойны всяческих похвал, а не порицания и ужаса. И могу поклясться, кажется, он сдерживал улыбку. Нет, более отвратительного человека я еще не видела.

— Мадемуазель, — сказал он тягучим и вкрадчивым голосом, что вызывало в памяти по ассоциации ленивого ухоженного кота, — счастлив вас видеть. Мы с вами уже встречались, когда вы были совсем ребенком. Вы не помните меня?

— Не-а, — помотала я головой.

— А я очень хорошо вас помню, — продолжал герцог невозмутимо, — видимо, я вам очень понравился, за обедом вы вовсю посыпали меня песком.

Вот нахал! Я не нашлась даже, что сказать на это. Посыпала его песком! Жаль, что не засыпала по самую маковку.

Альфред сдавленно фыркнул, видимо, припомнив кое-что из своего богатого опыта.

Отец сжал мне руку, я взглянула на него и поняла, что эффект, произведенный на него моим изысканным поведением, был выше всяческих похвал.

— Прекрати, — прошептал он одними губами, — я тебя умоляю.

В ответ я ободряюще ему улыбнулась, кстати продемонстрировав ему зубы, измазанные чернилами. Жаль только, что эти чернила так плохо держатся на зубах. Я и из комнаты выйти не успела, как они уже наполовину стерлись.

За обедом я старательно демонстрировала всем, что не знакома с такими предметами, как нож и вилка. Единственное, на что я не решилась, это есть руками, на мой взгляд, это было уже чересчур. Но во всем остальном я развернулась на славу. Сопела и чавкала, с шумом втягивала в себя жидкость и тянулась через весь стол, чтобы взять какой-нибудь особенно приглянувшийся мне кусочек. А также дала волю своему аппетиту, уничтожая все, что было в пределах видимости. Надеюсь, герцогу не нужна жена, так отвратительно ведущая себя за столом, да еще и в присутствии гостей, плюс к тому прожорливая, как акула. Такая супруга вмиг проест все его огромное состояние. А также отвадит от дома всех гостей и на приемах станет настоящим посмешищем.

Отец бы точно на мне не женился, будь он на месте герцога, с таким ужасом он на меня взирал. Да и на лице Альфреда я не заметила особенного восторга. Правда, он хихикал втихомолку, отлично поняв мои планы. Зато противный герцог вел себя так, словно ничего особенного не происходит. Напротив, он пару раз учтиво пододвинул ко мне блюдо, показавшееся мне особенно привлекательным. Нет, ну это просто отвратительно. Для кого я, собственно, стараюсь? Уж, конечно, не для батюшки. Он прекрасно знает, на что я способна. Неужели, герцогу нравится мое поведение? Может быть, сделать еще что-нибудь гадкое? Такое гадкое, что даже такой непробиваемый тип, как он преисполнится отвращения. К примеру, поковырять в носу.

На особенно гадкое я не осмелилась. Было стыдно. Я закончила обедать и с особенным шиком облизала себе пальцы. Любуйтесь, до чего же она прекрасно воспитана!

Альфред мне зааплодировал, улучив момент, когда этого никто не видел. Зато у отца был такой вид, словно он вот-вот потеряет сознание.

— Нет ничего лучше прогулки после обеда! — заговорил батюшка, голосом, который мог бы быть и веселее, — прогуляйтесь, молодые люди, и возьмите с собой Изабеллу.

Произнося мое имя, он поперхнулся. Ну вот, нерадивая дочь довела папочку до последней степени. Скоро при звуке моего имени он начнет креститься.

Альфред и герцог с готовностью поднялись, выполняя пожелание отца. Я встала тоже. Гулять, так гулять. Думаю, нужное впечатление я уже произвела. Во всяком случае, очень старалась.

В коридоре я громко засвистела, подзывая к себе Кадо. Пусть он тоже разомнется. Ни к чему собаке сидеть в четырех стенах и тосковать в мое отсутствие.

Первое, что сделал пес, это ощерился и зарычал на герцога, припадая к земле. Кадо умница, он отлично чувствует мое отношение к тому или иному человеку. Вполне возможно, что он бросился бы на гостя и как следует покусал, что было бы отрадно. Но тут Альфред вскричал:

— Поди прочь, псина! Изабелла, что же ты стоишь и смотришь?

— Он не больно кусается, — заявила я, но все-таки сказала, — фу, Кадо. Ко мне. Спокойно.

Кадо с неохотой подчинился, подошел ко мне, но напоследок гавкнул, показывая, что он здесь и никуда не делся.

— Ты хочешь взять с собой этого ужасного пса, кузина? — спросил Альфред.

— А для чего же я тогда свистела? — ответила я вопросом на вопрос.

— Он же разорвет нас на кусочки.

— Это будут большие кусочки, — успокоила я его, — не бойся, Кадо не трогает гостей.

— Я вижу обратное, — не успокаивался кузен, — уж очень нехорошо он на меня смотрит.

— Наверное, ты кажешься ему особенно вкусным, — съязвила я и фыркнула.

Альфред сверкнул на меня глазами:

— Ты сегодня в ударе, — добавил он, — надеюсь, что мы сумеем вернуться с прогулки целыми и невредимыми.

— Вернетесь, если ты не будешь дальше занудничать.

Занудничать он тут же перестал, но исподтишка погрозил мне кулаком.

Мы вышли из дома и отправились по дорожке в парк. Кадо некоторое время шел рядом со мной, показывая, что он бдит, но скоро это ему надоело и он помчался впереди, гоняя бабочек, изредка возвращаясь ко мне и жаждая одобрения. Я подбадривала его кивком. Тогда Кадо усиленно вилял хвостом, рычал на герцога, так, для проформы, и убегал.

— Хороший песик, — дипломатично заметил герцог после очередного рычания.

— Это настоящее чудовище, — пояснил Альфред, воспользовавшись возможностью мне отомстить, — постоянно смотрит на меня так, словно раздумывает, сейчас слопать или чуть погодя.

— Я бы на его месте не стала раздумывать, — не смолчала я, — и не называй Кадо чудовищем. Он очень милый.

— Разумеется, — фыркнул он и огляделся, — может быть, пойдем куда-нибудь?

— Куда?

— К примеру, к замку, где обитают привидения, — предложил он.

— Это где ж такой? — я приподняла брови.

— Ты забыла? Те развалины, которые ты мне показывала в прошлый раз.

— А, ты имеешь в виду разрушенный замок! — догадалась я, — но там нет никаких привидений.

— Так утверждают окрестные жители, — упрямствовал Альфред.

— А еще они утверждают, что в окрестных лесах водятся оборотни. Послушать их, так весь мир просто кишит разнообразными чудовищами.

— А вы не верите в привидения, мадемуазель? — спросил у меня герцог.

— В оборотней тоже, — отозвалась я.

Я потерла кончик носа, счищая сажу. Кажется, в маскараде уже не было необходимости. Тем более, у меня и без того весьма живописный вид.

— Ты бы переоделась, — тихо посоветовал мне кузен, — все равно, твой наряд не гармонирует с ухоженными руками.

Черт возьми, как говорит мой батюшка, об этом-то я и не подумала! Я бросила взгляд на руки и вздохнула. Что теперь суетиться! Поздно.

— Пойдем к замку? — повторил Альфред.

— Хочешь посмотреть на привидений?

— Это интересно. Ни разу не видел ни одного привидения.

— И не увидишь, — поддела я его, — разве ты не знаешь, кузен, что привидения появляются только ночью? Днем они спят и не собираются изменять своим привычкам только для того, чтобы угодить тебе.

Герцог рассмеялся, видимо, моя шутка показалась ему забавной. А я немного успокоилась. Я была совершенно уверена, что после демонстрации моих необыкновенных достоинств он никогда больше не заведет речи о женитьбе. А в качестве гостя и собеседника я находила его достаточно приятным.

В это время ко мне подскочил Кадо с чрезвычайно довольным видом. Он изо всех сил вилял хвостом. Через секунду я поняла причину его радости, так как смогла рассмотреть, что именно он принес. В его зубах была зажата большая серая крыса. Судя по ее дергающемуся хвосту, она была еще жива.

— Восхитительно, — я поморщилась, — это ты мне принес?

Кадо еще сильнее завилял хвостом, отвечая, что да, именно мне.

— Спасибо. Брось эту гадость.

Альфред расхохотался.

— Да пусть ест, — сказал он.

— Он их не ест. Он приносит их мне с завидной регулярностью. Видимо, он считает, что я их ем.

Веселье усилилось. Кадо все-таки бросил крысу, правда, у моих ног и с чувством выполненного долга помчался к дверям. Я брезгливо приподняла юбку и отошла подальше.

Мы еще немного прогулялись по парку и вернулись в дом. Как выяснилось, вовремя. Отец почти сразу же подхватил герцога под руку и бросив на меня суровый взгляд, отправился в другой конец комнаты. Я догадывалась, о чем они будут беседовать. Надеюсь, бедный папочка не слишком расстроится, когда узнает о решении гостя не становиться его затем.

Мы с Альфредом сели на стулья.

— А теперь говори, зачем ты устроила это представление, — решительно заговорил кузен.

— Ты не понял? Конечно, для того, чтобы он на мне не женился.

— Ты не хочешь выходить за него замуж? — догадался тот.

— Ну конечно, — я удивилась его непонятливости.

— Но почему?

— Странный вопрос. Не хочу, вот и все.

— Ты уже не ребенок, Изабелла, чтобы так отвечать. Любой поступок должен иметь причину.

— Хочешь знать причину? — нахмурилась я, — хорошо, будет тебе причина. Я не могу выходить замуж за абсолютно незнакомого человека. Господи, да я даже не знаю, как его зовут!

— Это не проблема. Спроси, вот и все.

— Очень мило.

— Нет, серьезно, Изабелла. Дядя совершенно прав. Лучшего претендента на твою руку не найти.

— А мне не нужно лучшего, — упрямо сказала я, — мне нужен тот, которого я выберу сама.

— Ты уже выбрала?

— Смеешься? Из кого мне выбирать? Можно подумать, в нашем доме с утра до вечера толпятся женихи.

— Вот именно. В таких ситуациях нужно слушаться родителей.

— Послушай, — не выдержала я, — хватит. Я вчера весь день выслушивала батюшку и мне его вполне достаточно.

Альфред пожал плечами и замолчал.

Тут я заметила, что отец с гостем перестали переговариваться вполголоса, встали и направились к нам. Я сделала приличествующее случаю лицо, мол, что бы не случилось, я абсолютно не причем.

— Дорогая, — начал батюшка, избегая смотреть на меня, — я возьму на себя смелость говорить от имени герцога де Каронака.

Я затаила дыхание, ожидая этого момента. И он не замедлил наступить.

— Изабелла, его светлость просит твоей руки. И я уже дал согласие на это.

Мне показалось, что я ослышалась. Я несколько минут молча смотрела на отца, не в силах открыть рот. Все ожидали моего ответа. В гостиной воцарилось молчание.

— Что? — наконец проговорила я.

— На следующей неделе свадьба, — продолжал батюшка.

— Что? — повторила я.

— Надеюсь, ты довольна, — заключил он.

Тут я встала. Господи, что происходит? Я так старательно делала из себя пугало, потратила на это столько времени и выходит, все зря? Что же он, ненормальный? Судя по всему, у герцога не все в порядке с головой. А если отец намерен выдать меня за сумасшедшего, то и у него тоже.

— Очень, — припечатала я таким тоном, что только слепоглухонемой не понял бы, что конкретно я хотела сказать.

Но батюшка сделал вид, что я сказала именно то, что он хотел услышать.

— Вот и прекрасно, — заявил он, — вот и чудесно. Значит, все решено.

— Ах так, — процедила я сквозь зубы и резко развернувшись, вылетела из гостиной, пылая праведным гневом.

Мне было все равно, что обо мне подумают. Собственно говоря, какая теперь разница! Что могли подумать, они уже подумали. Если герцог вообще умеет это делать. Господи, как батюшка мог это допустить? Подсовывать мне такого дефектного жениха! Да у него не только с головой, но и со зрением не все хорошо. А также со слухом.

В ярости я громко хлопнула дверью, влетев к себе в комнату. Не получилось. Черт, ничего не вышло. А я так старалась! Ненавижу этого герцога! У него совершенно нет вкуса. Согласиться взять в жены замарашку, не умеющую правильно вести себя за столом и косноязычно говорящую. А может быть, он мне не поверил?

Я упала в кресло, пораженная этой мыслью. А ведь верно, все могло быть именно так. Все в округе наслышаны о моем чудном нраве. Наверняка, и герцог знал об этом и посчитал, что я просто дурачусь.

Эмили осторожно выглянула из своей комнаты, проверяя, можно ли ко мне подходить. Видимо, она сочла мой вид достаточно безобидным и шагнула ближе.

— Ну как? — спросила она, — жених сбежал, госпожа?

— Черта с два, — зло отозвалась я, — кажется, ему даже понравилось.

— Не может быть, — усомнилась Эмили.

Я тоже не могла в это поверить. Но факты говорили не в мою пользу.

Посидев еще немного, я велела служанке принести горячей воды и принялась приводить себя в порядок.

Батюшка пришел ко мне спустя час, когда я смыла с волос масло, вымыла лицо и переоделась.

— Господи, Изабелла, как ты могла так поступить? — с порога начал он, — я чуть со стыда не сгорел.

— И совершенно напрасно, — отозвалась я, — все равно ничего не получилось.

— Изабелла, ты все равно выйдешь за него замуж, — отец вздохнул и сел на стул, — я говорил и повторяю опять, все решено давным-давно. Герцог не может нарушить слова, данного своему отцу.

— Он дал ему слово? — повторила я, упирая руки в бока, — я так и знала. Он точно сошел с ума. Батюшка, как вы могли? Вы выдаете меня замуж за ненормального. Только ненормальный способен жениться на мне после того, что я устроила.

— Перестань, — батюшка поморщился, — я сегодня достаточно наслушался. Лучше подумай о свадебном платье. У нас всего неделя для приготовлений.

И тут у меня закончилось терпение окончательно. Как я визжала! Наверное, это было слышно даже на улице.

— Я не выйду за него замуж! — вопила я, — не выйду, не выйду! Никогда! Ни за что! Вы не сможете меня заставить! Не пойду! Вы не смеете! И в монастырь тоже не пойду! Это отвратительно, продавать собственную дочь! — и много другого в том же духе.

Кажется, батюшка был готов к моему, мягко говоря, возмущению. Он выслушал меня спокойно и отстраненно, словно давно привык. На него не произвело впечатление доже то, что я в порыве ярости метнула в стену стакан и пару домашних туфель, один за другим. А если учесть, что при этом я еще топала ногами и не прекращала вопить, то его терпению можно было только позавидовать.

После столь внушительной демонстрации моего гнева я выдохлась и уже не выкрикивала упреки, а просто повторяла: «Не хочу, не пойду, не буду!» Звучало это довольно однообразно.

— Изабелла, — наконец проговорил отец, дождавшись паузы, — если ты не выйдешь замуж за герцога де Каронака, мне просто придется отдать тебя в монастырь. Ничего другого не остается.

— Что-о? — протянула я.

— Да, дорогая. Это единственный выход. Больше я не найду тебе столь блестящего жениха. Такое везение выпадает раз в жизни.

— В монастырь? — повторила я, — меня в монастырь?

— Конечно, — невозмутимо кивнул он.

— Вы с ума сошли!

— Хватит, Изабелла. Довольно. Пожалей хотя бы свое горло, если уши родного отца тебе не жаль.

— Я не хочу в монастырь! — вновь закричала я, — я не пойду в монастырь!

— Тебе придется туда пойти, когда наш дом продадут с торгов и мы окажемся на улице. Я никогда не говорил тебе, что наши дела настолько плохи. Мне всегда казалось, что девушке не подобает знать подобные вещи. Но раз другого выхода нет…, - он вздохнул.

— Это жестоко, — заявила я, — вы принуждаете меня.

— Мне жаль, дорогая, но наша жизнь действительно нас не балует. Мне хочется тебя пристроить, чтобы ты никогда ни в чем не нуждалась.

— Уходите! — рявкнула я, — немедленно! Я не желаю вас слушать! Я ненавижу эту проклятую бедность, я ненавижу ваших кредиторов, я ненавижу эту гадкую жизнь, и я ненавижу герцога!

И я в апофеоз своего гнева швырнула на пол вазу с цветами. Грохот она произвела немаленький. Но батюшка только вздохнул, встал и вышел за дверь. Вид у него был весьма пришибленный, но мне его не было жаль ни капельки.

Отвратительно! Гадко! Мерзко! Довел дела до такого состояния, что не остается другого выхода, кроме как продать дочь богатенькому жениху. Сам виноват, а я должна расплачиваться.

2 глава. Замужество

Всю неделю я чувствовала себя отвратительно. С батюшкой я не разговаривала, демонстративно отворачиваясь, когда он обращался ко мне с вопросом. Было заметно, что он очень переживал, но мнения своего не переменил, по-прежнему считая, что поступил правильно. Более того, что это был единственный выход. Я злилась еще больше, так как сама понимала это. Если отбросить личности и представить, что на моем месте находится, к примеру, Элоиза, моя подруга по торжественным случаям, то я считала, что решение правильное. В самом деле, что еще остается, когда ты балансируешь на грани банкротства? Не будучи уверен в завтрашнем дне, ты выдаешь единственную дочь замуж за богатого человека. А если учесть, что этот человек — сын твоего лучшего друга, то вариант идеальный.

Но повторяю, благоразумно и логически я была способна рассуждать лишь о других. А когда дело касалось меня, действовал лишь один довод: нравится мне это или нет. И если не нравится, то путь это тысячу раз благоразумно и правильно, все равно это отвратительно, подло и гадко.

Альфред пытался настроить меня на миролюбивый лад всеми своими силами. Подозреваю, что именно для этого он и остался у нас погостить. А вовсе не для того, чтобы присутствовать на свадьбе. Можно представить, как меня это злило!

Кузен использовал для моего убеждения все средства вплоть до самых вероломных. Он, негодяй, знал, как я люблю верховую езду и практически каждый день, когда выпадала свободная минутка, звал меня прокатиться. Я не могла в этом ему отказать. Отец тоже не препятствовал этому, хотя в любое другое время стал бы причитать, что я слишком злоупотребляю прогулками, и что рано или поздно сверну себе шею. Но так как до сих пор этого не произошло, ограничивался лишь замечаниями. А в свете последних событий вообще делал вид, что ничего не видит, не слышит и не понимает.

Накануне самого отвратительного события в моей жизни, вновь будучи на прогулке верхом, Альфред продолжал действовать мне на нервы, свято уверенный в том, что еще немного — и я соглашусь, что меня ожидает великое счастье.

— Изабелла, — говорил он чрезвычайно мягким тоном, которым разговаривают с маленькими детьми и душевнобольными, — не стоит так расстраиваться. Все девушки выходят замуж. Рано или поздно это случается со всеми.

До сих пор мне удавалось как-то терпеть это, но в тот день я была чрезмерно агрессивно настроена, вероятно, потому, что время моей казни стремительно приближалось.

— Прекрати! — рявкнула я, — прекрати, прекрати! Если ты и дальше будешь говорить со мной, как с буйно помешанной, я тебя стукну, как в старые, добрые времена.

— Не знаю, для кого они были добрыми, — насупился кузен, — но для меня это были темные времена. Я был весь в синяках. До сих пор не осмеливаюсь поделиться своими переживаниями с друзьями. Они ведь поднимут меня на смех. Какая-то маленькая, сопливая девчонка затерроризировала меня до потери сознания.

— Не преувеличивай, — фыркнула я раздраженно, — вовсе не до потери сознания.

— Да? Я боялся тебя до судорог.

— Ну надо же, — произнесла я вполголоса, — вот уж не думала, что способна на такое.

— Ты еще и не на то способна, — хмыкнул он, — как вспомню, что ты устроила неделю назад, так волосы дыбом встают. Взрослая, умная девушка, а такое сотворить! Неужели, тебе не было стыдно?

— Нет, — отрезала я, — я еще и не то сделаю.

— Ну, Изабелла, не надо! — взмолился он, — представь, что будет! Соберутся уважаемые люди, родственники, знакомые…

— Кто о чем, а ты опять о свадьбе, — вновь разозлилась я, — и слышать об этом не хочу. А если вы так боитесь, что я вновь наряжусь пугалом, то успокойтесь. Это не производит на герцога никакого впечатления. Такое ощущение, что ему это доставляет удовольствие.

Тут Альфред расхохотался.

— Ну, если быть честным, то это было забавно, — откровенно заявил он, — чего у тебя не отнять, так это чувства юмора. Но, боюсь, у дядюшки для этого его явно недостаточно.

— Ну и что, — фыркнула я, — надоело это выслушивать. Всю неделю ты твердишь мне о том, чтоб я примирилась со своим положением. И ни слова сочувствия, словно ты не понимаешь, как это отвратительно. Довольно, Альфред. С меня хватит. Я выйду замуж, черт возьми! Ясно?

Из всей моей речи его возмутило лишь то, что я выругалась. И кузен принялся читать мне длиннейшую нотацию о том, что хорошо воспитанные девушки не произносят таких выражений в приличном обществе. Не знаю, что разозлило меня больше: его занудность или то, что он до сих пор не понял, как я отношусь к подобным заявлениям. Так что, терпение дало трещину и развалилось в считанные секунды.

— Оставь меня в покое! — вскричала я, — нотации будешь читать своей супруге, если только найдется девушка, способная это выносить.

С этими словами я подхлестнула лошадь и помчалась напрямик, не разбирая дороги. Сперва позади слышались крики кузена, но потом они затихли. Видимо, он не смог меня догнать. Впрочем, это было неудивительно. До сих пор я еще не встречала человека, способного нестись сломя голову за мной и не свернуть себе шею. Так что, может быть батюшка и был прав, когда запрещал мне прогуливаться подобным образом.

Полная праведного гнева, я не смотрела по сторонам, желая только умчаться куда-нибудь подальше, найти такое место, где родители не выдают девушек замуж против их воли, пусть даже за сыновей лучших друзей, а родственники — люди понимающие и не занудные. Наверное, такого места не существует в природе.

Я не смотрела, куда еду, поэтому не могу сказать, где я оказалась, когда мой гнев немного поутих. Остудив голову, я замедлила бег лошади, остановилась и огляделась.

Так, следует признать, что Альфред отстал окончательно. Его нигде не было видно, а позади не слышалось его надоедливых окриков. Что ж, хоть это радует. Далее. В порыве злости я промчалась через главную улицу деревеньки, расположенной неподалеку. И теперь все ее жители будут судачить о том, что молодая госпожа до сих пор необузданна и нет на нее управы. Еще бы, если граф слишком мягок с ней. Вот, вздуть бы хоть разок ее по мягкому месту, сразу бы весь гонор прошел. Я уверена, что-то подобное они обсуждали не раз. Во всяком случае, Эмили, бывало, говорила мягким и задумчивым голосом, что ее отец за то, что я проделывала каждый день, давно спустил бы с нее шкуру.

Но меня не волновало мнение простого люда. Впрочем, если быть объективной, то и всего остального человечества тоже. Но чтобы избежать любопытных взглядов в спину, я свернула на боковую тропинку.

Много раз проезжая по этим местам, я не рисковала заблудиться. Напротив, вряд ли кто еще из местных жителей знал все эти дороги лучше, чем я. Я уже прикидывала в уме, каким путем следует возвращаться к замку, как вдруг впереди увидела стоящую карету и двоих людей, которые смотрели в мою сторону. Нет, это просто безобразие! Нигде покоя нет! Я ведь специально скрылась от местных жителей, чтоб они не перемывали мне кости, так нет, вот он, сюрприз! Теперь меня угораздило наткнуться на представителей высшего общества. Надеюсь, они не будут присутствовать на моей трижды клятой свадьбе.

Я свернула налево и вскоре скрылась из поля зрения нежеланных наблюдателей.

Альфред нагнал меня, когда я уже подъезжала к дому, и обрушился с упреками.

— Где ты была? Я искал тебя по всей округе, подумал, что с тобой что-то случилось. Как тебе не стыдно, Изабелла!

— Ни капельки не стыдно, — заверила я его, — и буду тебе очень признательна, если ты прекратишь меня воспитывать. Для этого мне нанимали учителей.

— Тебе не учителя нужно было, а дрессировщика, — проворчал он сердито, — для того, чтобы воспитать, сперва нужно было выбить из тебя всю дурь.

Ну вот, пожалуйста, еще один сторонник телесных наказаний! Удивительно, как они еще не объединились и не воплотили свои идеи на практике.

У меня было, должно быть, очень угрюмое выражение лица, когда я стояла перед зеркалом и любовалась на свадебное платье. Прекрасное платье, если быть объективной, очень мне шло и стоило немало. Я удивилась про себя, как батюшка решился потратить такую внушительную сумму на вещь, которую я надену один раз, но потом подумала, что затраты для него стоили того. Лучше один раз хорошенько потратиться и быть уверенным, что дочурка пристроена.

Эмили не переставала восхищенно ахать, что начало меня раздражать. Впрочем, в тот злосчастный день меня раздражало решительно все.

— Ах, госпожа, как вы прекрасны! Хотела бы я иметь такую ангельскую внешность!

— И зачем она тебе, интересно? — безжалостно проговорила я, — все равно не избежать участи стать женой какого-нибудь конюха. Так, стоит ли стараться?

Эмили насупилась и засопела. Я почувствовала легкие угрызения совести.

— Ладно, не дуйся. Ты тоже очень симпатичная. А за конюха мы тебя не отдадим. Только за дворецкого. Хочешь дворецкого в мужья?

— У нас нет дворецкого, — отозвалась практичная Эмили.

— Будет, — утешила я ее, — ведь мой будущий муж — богач, каких мало. И если в его доме нет дворецкого, тогда он отвратительно скуп.

— А если он женат? — поинтересовалась служанка, позабыв про свою обиду.

— Тогда я его выгоню и найму холостого.

Эмили прыснула.

— Но вообще-то, я не понимаю, почему девушки так любят выходить замуж, — продолжала я, скорчив своему отражению самую страшную рожу, — на мой взгляд, это самое ужасное занятие на свете. Или об этом только в романах пишут?

— Моя кузина, — сочла своим долгом внести посильную лепту служанка, — долго старалась женить на себе Пьера, просто из кожи вон лезла. А когда, наконец, это случилось, считает, что все усилия не стоили и выеденного яйца. Пьер — отвратительный муж, пьет, погуливает и не желает заниматься домашним хозяйством. Разве что, красавчик. Ну и что ей толку от его смазливой физиономии? Ею гвоздь не вобьешь.

Тут фыркнула я.

Пока мы болтали и обсуждали глупость молодых девиц, так старающихся обзавестись мужьями, раздался стук в дверь.

— Изабелла, ты готова? — послышался голос отца, — уже много времени. Можно к тебе?

Почему бы и нет? Я ведь уже одета.

Батюшка вошел в комнату и огляделся в поисках дочери. Увидев меня, он облегченно вздохнул. Знаю, он очень боялся, что я вновь наряжусь, как пугало и перепугаю гостей.

— Слава Богу, — проговорил он, — ты прекрасно выглядишь, дорогая. Надеюсь, герцог поймет, что тот случай был лишь досадным недоразумением.

— Правильно, — ехидно пропела я, — легкий приступ безумия. Время от времени хозяйская дочь наряжается в лохмотья и демонстрирует гостям дурные манеры.

— Перестань, Изабелла, — поморщился он, — до сих пор не могу понять, что тогда на тебя нашло.

— Странно, — отозвалась я, — вроде бы, я все вам объяснила. Не желаю выходить замуж за этого недоумка! — без перехода рявкнула я, — не хочу! Сами выходите за него замуж, если уж он вам так приглянулся! Все это отвратительно! И платье это гадкое! А уж фата! Ненавижу путаться в этой мерзкой тряпке!

— Изабелла, — подскочил ко мне батюшка, — успокойся, дорогая, успокойся. Очень хорошенькое платье. Я специально заказывал самое лучшее. А фата… Я понимаю, неудобно, но ведь это же не навсегда. Уже вечером ты ее снимешь. Зато ты замечательно выглядишь. Гости просто не смогут отвести от тебя взгляда.

— Можно подумать, — пробурчала я, слегка успокаиваясь, все-таки я была не чужда тщеславия и мне, разумеется, было приятно, когда окружающие считали, что я хороша собой.

— Уверяю тебя, — отец решил ковать железо, пока оно горячо, — ты очаровательна. Ни у кого в округе нет такой красивой дочери. Я просто горжусь тобой.

— Полагаю, у меня есть другие достоинства.

— Конечно, конечно. Ты еще умница.

Я понимала, что это всего лишь лесть, но все равно было приятно. Я и сама знала, что я умница и красавица, но услышать это от других — ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Пойдем, если ты готова, — батюшка взял меня за руку, — гости уже заждались. Представляю, как они будут поражены твоей красотой.

— Все равно, я не хочу выходить замуж, — сказала я напоследок, но позволила вывести себя из комнаты.

Я давно не видела такого количества гостей у нас в доме. В последний раз они собирались здесь, когда мне стукнуло шестнадцать и батюшка решил, что пора вывести меня в свет. Тут собрались все наши соседи, которых в обычное время я видела очень редко, родственники, все многочисленные кузины отца с мужьями и детьми. Также несколько совершенно незнакомых лиц. Из чего я заключила, что это родственники герцога. Частично я была права, так как после представлений ко мне подошла невысокая худенькая девушка и смело проговорила, глядя на меня с восхищением:

— Я так счастлива, наконец, с вами познакомиться, мадемуазель де Бриссак.

Не знаю, что мешало ей сделать это раньше. Впрочем, спустя некоторое время все прояснилось. Эта девушка была сестрой герцога и звали ее Эвелиной. Конечно, до сих пор она не была со мной знакома. Должно быть, ее силой удерживали дома, опасаясь за родное дитятко. Представляю, как бы она была счастлива, если б я засыпала ее песком наравне с ее противным братцем. После этого она не приблизилась бы ко мне и на пушечный выстрел.

— Брат не посчитал нужным взять меня на прошлой неделе, — продолжала Эвелина, — а мне так хотелось!

Я едва сдержала смех. Представляю, сколько усилий потребовалось бы ему, чтобы убедить, что на мне необходимо жениться, если б она увидела меня на прошлой неделе.

Отец приставил ко мне Альфреда, чтобы он исполнял функцию стража. Несмотря на свою лесть наверху, он все-таки опасался, что я могу выкинуть какую-нибудь штучку. Честно говоря, я подумывала об этом. Конечно, на публику я больше работать не буду. Но ведь остается герцог. Вот с ним я порезвлюсь на славу. Пусть не думает, что женившись на мне, он разом решил все свои проблемы. Ничуть не бывало. И я совершенно не испытывала никаких угрызений совести. В конце концов, он знал, на что идет. Вот, пусть теперь откушает из полной чаши. Раз уж мне не удалось отвратить его от женитьбы раньше, то пусть поймет теперь. Пусть поймет, как он был счастлив, беззаботен и весел до тех пор, пока не взял в жены это чудовище, мадемуазель де Бриссак. Уверена, не пройдет и дня, как он будет так думать.

— Изабелла, — шептал мне Альфред, решивший исполнять свою роль на совесть, он вообще был обязательным человеком, — замужество — это совсем не страшно. Посмотри на счастливые лица дам. Они все замужем и не льют слез по этому поводу.

— Когда я начну проливать слезы, это будет значить, что меня укусила оса, — пояснила я, — ничего более болезненного я еще не испытывала. А рыдать по другому поводу — много чести.

— Совсем забыл, — пробормотал он, — ты ведь не из тех, кто проливает слезы. Что ты за отвратительная девушка!

Я фыркнула.

— Я только очень надеюсь, что твой муж останется целым спустя неделю счастливой супружеской жизни.

— Потом можешь приехать и посмотреть на то, что от него останется, — съязвила я, — это будут весьма живописные развалины.

Тут уж мы оба рассмеялись. Наверное, все только умилялись, как счастлива невеста накануне прекрасного события. Смеется, радуется жизни. Может быть, даже несколько слезинок пролили от умиления. Боже, если б это было возможно, я бы уступила любой из этих милых дам свое место за бесценок! А возможно, даже приплатила бы, рискуя остаться голой и босой. Больше забавляло то, что некоторые из женщин глядели на меня с откровенной завистью. Милые дамы, буду вам очень признательна, если вы заберете у меня это сокровище. Отдам не задумываясь и тогда буду действительно счастлива.

В часовне совершился обряд венчания. Ничего более утомительного я еще не испытывала. Стоя перед алтарем и переминаясь с ноги на ногу, я мечтала о том, когда же это наконец закончится и можно будет вернуться в залу. Там, наверное, уже и праздничный стол приготовлен. Ужасно хочу есть. Я представила аппетитно поджаренную курочку, к которой испытывала слабость с самого детства и едва не облизнулась. Но на столе, разумеется, будут и другие вкусности.

Наконец, утомительное действо закончилось и растроганный отец поцеловал меня. Уверена, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство облегчения. Любимая доченька не закатила скандал, не устроила представление и не заявила недоумевающему падре, не посвященному в наши проблемы «нет» вместо «да», как то требовалось по обряду.

— Я очень рад, — сказал он, утирая слезу умиления.

— Хотела бы я испытывать те же чувства, — не смолчала я, — да вы просто счастливец!

— Изабелла, тише, — торопливо оглядываясь, проговорил он.

Опасался он не напрасно, новоиспеченный супруг стоял совсем рядом и наверняка слышал мои слова. Я-то уж точно обрадовалась этому обстоятельству и добавила:

— Ну, теперь-то вы исполнили свой долг перед покойным. То-то он радуется, глядя на нас с небес!

— Изабелла, хватит, — батюшка подхватил меня под руку и поспешно оттащил в сторону, — как ты себя ведешь?

— Что вам теперь-то опасаться? — я пожала плечами, — развод запрещен церковью. Что сделано, то сделано.

— Изабелла, перестань, — не отличаясь оригинальностью, произнес он, — пойдем отсюда. Не годится выяснять отношения в святом месте.

С этим я согласилась, так как вспомнила о накрытом столе. Голод уже давно давал о себе знать. А чем дольше мы будем препираться, тем голоднее я буду.

После праздничного обеда (гости ведь считали совершенное праздником, в отличие от меня), все вернулись в парадную залу, где предполагались танцы. Для этой цели батюшка пригласил музыкантов, хотя обычно предпочитал этого не делать, говоря, что они дерут совершенно сумасшедшие деньги. Это лишний раз убедило меня в том, как он стремится сбыть меня с рук. Ну что ж, батюшка, ваше желание исполнилось.

Танцевать мне нравилось, хотя я не особенно преуспела в этом искусстве. Учителя танцев для меня нанимали как раз перед первым балом, и тех уроков, которые он успел мне дать, было явно недостаточно. Я бы усвоила их в совершенстве, если б учитель побыл подольше, но увы, на большее у отца не было средств. Так что, танцую я очень средне.

Меня часто приглашали и приходилось лезть из кожи вон, как выразилась Эмили, чтобы не ударить лицом в грязь. Поэтому, танцы доставили мне массу неприятностей и лишнюю головную боль, а об удовольствии говорить не приходилось. Наконец, я взмолилась у небес о передышке. Я уже устала считать шаги и наблюдать за остальными, чтобы не выкинуть какое-нибудь коленце.

Но только я вздохнула с облегчением, как ко мне подошел еще один любитель размять косточки и пригласил меня на менуэт. Вот тут-то я взвыла, про себя, конечно. Менуэт — тот танец, который давался мне особенно плохо. Без слез нельзя было смотреть на мои потуги. Я открыла было рот, чтобы сказать, что не пойду, что у меня болит голова, живот, руки — ноги отваливаются, и вообще, мне плохо, сейчас грохнусь в обморок. Все, что угодно, на выбор. Но негодный Альфред подтолкнул меня вперед, шепча:

— Поди, развлекись.

И он называл это развлечением! Я попыталась состроить более приличное выражение лица, чтоб гости не подумали, что меня пытают, и отправилась в центр залы. Тот, кто выдумал менуэт, обладал изощренной способностью к пыткам. Так, нужно сосредоточиться, Шаг вперед, поворот, потом приседание. Или наоборот? Поклон или приседание? Господи, этот танец сведет меня в могилу!

— Ваша светлость, — заговорил мой временный кавалер, — вы — самая восхитительная женщина из всех, которых я встречал когда — либо.

Боже, у него еще и остается сил на разговоры! Еще и комплименты делает! Толку мне от них! Лучше бы пригласил кого-нибудь другого для этой цели. Я стиснула зубы, вспоминая, успела я присесть или нет, а он не унимался и разливался соловьем. Кажется, ему не нужно было и думать, чтобы совершать какие-то движения. Он все делал машинально. Вот оно, наивысшее мастерство! Мне до него как до неба.

Я пыталась улыбаться и молчала. Пыталась, потому, что нужно же было как-то реагировать на его слова, иначе он подумает, что я глухая или умственно отсталая. А также, не нужно было ничего говорить. Улыбаешься, значит, слышишь, значит реагируешь, значит тебе нравится, наконец. Я не знаю, каким образом связаны ноги и рот, но у меня они были связаны напрямую, особенно когда я танцевала менуэт. В такие моменты я могла делать что-то одно: либо танцевать, либо говорить. Начну делать это одновременно, споткнусь, потеряю темп, забуду, что нужно поклониться или повернуться. Нет, пусть болтает, лишь бы не заставлял меня отвечать.

Впрочем, я и слушала-то его вполуха. Слышала лишь одно слово из двадцати и то, сомневалась, правильно ли я его расслышала. Так что, он мог говорить все, что вздумается. Говори он мне, что я ужасная, страшная как смертный грех ведьма, я все так же бы улыбалась.

Наконец, танец, точнее, пытка закончилась. Мой кавалер поклонился напоследок, расцвел обворожительной улыбкой и произнес:

— Вы великолепно танцуете, ваша светлость.

Он что, издевается? Я не успела перевести дух после менуэта, а тут еще и это! Я прекрасно танцую? Да корова на льду танцевала бы лучше. Изящней, что ли, грациознее.

— Благодарю вас, месье, — отозвалась я, сказав именно то, что следовало сказать и отошла в сторону, чтоб без помех поскрипеть зубами.

Вот наглец! Думает, раз научился сносно плясать, так можно насмешничать над другими!

— Рад видеть вас в превосходном настроении, сударыня, — услышала я и повернулась, чтобы посмотреть, у кого повернулся язык назвать мое настроение превосходным.

Ну конечно, это был мой новоявленный супруг! Слепой, глухой и недоразвитый. Иначе не назвал бы мое состояние такими словами.

— Не хотите ли потанцевать? — продолжал герцог, улыбаясь и демонстрируя великолепные зубы.

Мне так и хотелось испортить их великолепие. Думаю, лишившись хотя бы одного из этих зубов, он перестанет их скалить.

— Нет, спасибо, — вырвалось у меня.

— Жаль, — отозвался он, — а мне показалось, что вы будете рады.

Не знаю, что ему еще кажется при таком завидном воображении. На его месте я бы попыталась его поумерить.

— Мне очень хотелось с вами пообщаться, сударыня, — продолжал герцог между тем, — мне показалось, что для мужа и жены мы на удивление мало общаемся.

— Странно, — отозвалась я, — мне почему-то так не кажется.

— Да, я уже понял. Еще неделю назад.

— Тогда остается только удивляться, что вы решили зайти так далеко.

Я уже собиралась отойти подальше, чтобы избавить себя от выслушивания его потуг казаться остроумным, но герцог вновь сказал:

— Вы считаете, что я ничего не понимаю? Напротив, я прекрасно понял, как вы стремитесь выйти за меня замуж.

— В самом деле? — я приподняла брови, — тогда что же вас заставило это сделать?

— Когда мой отец умирал, — задумчиво произнес он, — он взял с меня слово, что я непременно женюсь на мадемуазель де Бриссак. Я не мог нарушить данное ему слово.

— И это все? — я презрительно фыркнула, — странно, что вы вообще дали это слово. Я бы, например, ни за что не дала.

— О, я в этом не сомневаюсь, — усмехнулся он, — но не беспокойтесь, я не буду вас ни к чему принуждать. Вы можете считать себя совершенно свободной. Знаете, у меня тоже есть кое-какие причины для этого, и потом, я не люблю никого принуждать, потому что это бессмысленно. А уж если принуждать вас, то нужно запастись поистине неисчерпаемым запасом терпения, коим я не обладаю.

— Знаете, — в том же духе отозвалась я, — меня это совершенно не удивляет.

— Надеюсь, при существующих условиях вы не будете объявлять мне войну. Я же со своей стороны, обязуюсь строго им следовать. Даю честное слово.

— Надо же, как вы опасаетесь того, что я могу сделать, — я хмыкнула.

Отвратительный тип. Я так и знала, что он выкинет какую-нибудь штуку. Что ж, он накрепко усвоил, на что я способна. Значит, я могу не опасаться никаких посягательств с его стороны. Это меня утешало, хотя я все равно не могла избавиться от мысли, что со мной поступили гадко. Значит, он не посмел нарушить слово, негодяй. А что при этом должна испытывать я, никого не интересует. Главное, что слово должно быть нерушимо. Все-таки, мужчины — ужасные эгоисты.

Я отправилась на балкон, чтобы перевести дух. Надеюсь, там никому не придет в голову приглашать меня на танец. Открыв дверь, я едва не столкнулась нос к носу с незнакомой мне женщиной.

— Извините, — пробормотала я, пытаясь обойти ее.

Она попыталась сделать то же самое и мы вновь столкнулись. Тут она рассмеялась:

— Герцогиня де Каронак, если не ошибаюсь? — осведомилась женщина.

— Нет, я…, - начала я, но тут же вспомнила, что я теперь в самом деле герцогиня.

Чтоб его! Надо бы к этому привыкнуть. Меня теперь зовут герцогиня де Каронак. Нельзя сказать, чтоб я была в восторге от этого имени, но с другой стороны, выбора у меня уже нет. И потом, лучше уж такое имя, чем вообще никакого. Представляю, каково это — обходиться без имени. И как бы тогда меня звали? Эй, ты?

Женщина улыбнулась моей забывчивости.

— Ничего удивительного, — успокаивающе произнесла она, — трудно привыкнуть сразу, я понимаю. Раз уж мы так с вами столкнулись, то, я думаю, мне тоже следует представиться. Мое имя — баронесса де Кастро. Мой муж и я — ваши соседи, правда, довольно отдаленные.

— Кажется, я слышала о вас, баронесса, — заметила я.

— До сей поры я тоже только слышала о вас, к сожалению. И очень рада с вами познакомиться. Беда в том, что жизнь в деревне очень обособлена. К тому же, мы с мужем очень редко бываем в нашем загородном поместье. Дом в Париже куда приятнее.

— О да, в самом деле, — согласилась я.

Милая женщина, определенно, и не на много меня старше. Лет на пять, а это не такая уж большая разница.

— Вы тоже увидите Париж, герцогиня, — продолжала баронесса, — и он вам понравится. Париж всем нравится.

— Да, конечно, мадам.

— И там весело. Не то, что здесь, в глуши. Тут каждый развлекается, как может. А у многих такая скудная фантазия! — она вздохнула, — а в Париже постоянно какие-нибудь празднества, жизнь кипит и вертится колесом. Скучать там просто некогда.

Я кивнула, не зная, как еще реагировать на это. По-видимому, баронессе не требовались подтверждения своим словам. Она искренне любила Париж. Не знаю, было ли это заслуженно, так как я сама там не бывала, а только читала о нем. А это было чужое мнение, не мое.

— Каждый человек мечтает побывать в Париже хоть однажды, — не смолкала женщина, — ваш муж непременно свозит вас туда. Иначе, жить на свете и не увидеть этот чудный город — просто преступление.

Меньше всего я хотела быть преступницей. Так что, я снова кивнула, на сей раз торопливо, чтоб баронесса не подумала, что я отказываюсь от такой блестящей возможности.

— Сударыня, вы — самая счастливая женщина в округе, — заключила она совершенно неожиданно.

— Да-а? — протянула я заворожено, — почему?

Странный поворот. В данный момент я не чувствовала себя счастливой, а тем более, самой счастливой. Я чувствовала себя как всегда, как обычно себя чувствую. А счастье — это нечто особенное, такое состояние, когда кажется, что ты паришь над землей, а не ползаешь по ней, как всегда.

— Вы заполучили в мужья того, за кем безуспешно гонялись самые красивые женщины Франции.

— Что-то плохо они за ним гонялись, — с досадой отозвалась я, — раз не смогли поймать. Глядишь, мне бы не пришлось разрушать их надежды.

— Что вы имеете в виду? — на сей раз удивилась баронесса.

— Потому что, я не принадлежу к числу тех счастливиц, которые были бы рады получить этот приз.

Она рассмеялась.

— Я не верю своим ушам! Вы не влюблены в герцога?

— А должна?

— Нет-нет, простите меня, пожалуйста. Конечно, нет. Я немного забылась. Но и в самом деле, смешно. Столько желающих выйти за него замуж, а его законная жена думает совершенно иначе.

— К сожалению, мы были помолвлены, — вздохнула я.

— Слышала бы вас мадам д'Оре, — продолжала веселиться баронесса, — простите еще раз. Я не должна была так говорить.

— О, все в порядке, — успокоила я ее.

Судя по всему, наша соседка — очень веселая женщина. Это приятно, даже если ее и заносит иногда. Но у всех нас есть свои маленькие недостатки.

Уже давно стемнело. Яркие звезды высыпали на черный свод неба и тонкий месяц выплыл из-за облака. Это навело меня на мысль о том, что завтра будет хорошая погода. Можно взять Кадо и Альфреда и прогуляться по окрестностям. И пусть батюшка причитает столько, сколько это ему будет угодно.

— Может быть, вернемся в залу, сударыня? — предложила баронесса, хотя я и не задерживала ее, — я замерзла и к тому же, уже поздно. Наверное, муж ищет меня, чтобы ехать домой.

Я согласилась и мы вернулись в помещение. Она была права, в самом деле, стало прохладно для прогулки на свежем воздухе.

В зале я увидела барона, который действительно искал свою жену. Бедная женщина! Бедная, несчастная баронесса! Барону было лет сто. Прошу прощения, конечно, не сто, но наверняка не меньше шестидесяти. Он годился ей в деды. А я еще кляла своего супруга. Да мне просто жутко повезло! Хотя… Какая, собственно, разница? Ну, будут мне завидовать, ну будут злиться, особенно, какая-то там мадам д'Оре. Мне-то что с того? И потом, я вообще не хочу никакого мужа.

Время было позднее и гости уже начали расходиться. Я была рада этому обстоятельству. Меня очень утомила свадьба. Надеюсь, ничего подобного мне больше не придется испытать. Сейчас бы улечься спать в мягкую постельку под теплое одеяло!

Батюшка подошел ко мне совершенно неожиданно, в тот момент, когда я только размечталась об отдыхе.

— Устала? — спросил он.

— Конечно, — отозвалась я.

— Скоро все закончится. Уходят последние гости. Кстати, — он понизил голос, — сегодня ты будешь спать не в своей комнате.

— Почему? — удивилась я.

— Но как же, Изабелла, ты ведь теперь замужем. Для вас обоих приготовлены большие апартаменты.

Я захлопала ресницами, а потом сообразила. Ну конечно! Только я могла упустить из виду тот момент, что супруги должны спать вместе. Это меня сперва немного расстроило и рассердило. Но я до смерти устала и мне не хотелось спорить.

— Конечно, батюшка, — улыбнулась я.

Он подозрительно посмотрел на меня.

— Изабелла, — проговорил, — ты ли это?

— Кажется, да, — я фыркнула, — не беспокойтесь. Все будет в порядке. Спокойной ночи.

Я чувствовала его взгляд спиной, когда шла к дверям и сдерживала смех. Бедный папочка! Ему так хотелось поверить, что дочь остепенилась и стала образцом для подражания! Но в то же время, он не мог заставить себя проникнуться этой мыслью. И совершенно правильно. Потому что, я отправилась в свою комнату.

Эмили не спала, должно быть, ожидая меня. Она ничуть не удивилась, когда я вошла.

— Я так и думала, что вы придете сюда, госпожа, — сказала она, — нести умываться?

— Неси, противная, дерзкая девчонка, — и я зевнула.

3 глава. Переезд

Прошло три дня и герцог заявил о своем желании уехать домой. Это было еще одним неприятным для меня сюрпризом. Не то, чтобы я не была к этому готова, но я не ожидала, что это произойдет так скоро. Мне очень не хотелось покидать дом, хотя все эти три дня отец дулся на меня за то, что я вновь поступила по-своему. Как будто, он не привык к этому за те шестнадцать лет, что я прожила с ним.

— Это уже никуда не годится, — говорил он мне накануне отъезда, — разве так поступают? Нехорошо, Изабелла, некрасиво. Ты меня очень расстроила.

— Вы меня тоже, — не смолчала я.

— Чем это? — удивился он.

— Отлично. Вы даже не помните, что именно сделали.

— И что же я сделал? — спросил он, начиная сердиться.

— Выдали меня замуж.

— Ну, что ж теперь с этим поделать, — батюшка вздохнул.

— Ничего, — подытожила я.

— Все равно, ты могла бы попытаться жить жизнью замужней дамы. Это теперь твоя жизнь, глупо противиться. Мне бы очень хотелось, чтоб ты была счастлива.

— А для этого, батюшка, вам следовало повременить с женитьбой, — заявила я.

Он вздохнул.

— Когда ты перестанешь твердить об этом? Я знаю, ты не хотела выходить замуж. Но ты уже вышла и довольно об этом.

— Хорошо, — я пожала плечами.

— Я слышал, ты хочешь взять с собой свою служанку, — перевел отец разговор на другую тему.

— Да, — согласилась я с очевидной вещью.

— Но зачем? Уверен, в доме твоего мужа будет достаточно слуг для тебя.

— Мне нужен человек, к которому я привыкла.

— Но это всего лишь служанка.

— Ну и что?

— Господи, Изабелла, когда ты прекратишь спорить! — воскликнул он, — если бы ты знала, сколько денег было потрачено на твое воспитание! И после всех моих усилий ты отвечаешь «Ну и что», хотя прекрасно знаешь, как это некрасиво.

— Вы сами говорите «Ну и что», — отозвалась я.

Батюшка сел на стул и обхватил голову руками.

— Нет, это просто невыносимо! Что подумают люди, когда увидят тебя? Неужели, трудно быть благовоспитанной девушкой? Постоянно споришь со старшими и не слушаешь, что они тебе говорят. А ведь я старше тебя и умнее. И в конце концов, я твой отец!

— Уверяю вас, я никогда об этом не забывала.

Но он, не слыша меня, продолжал:

— И еще хочешь взять с собой эту девицу! Она совершенно не знает, как себя вести в порядочном доме. Что подумает герцог?

— Какая разница? — осведомилась я, — это моя служанка.

— Изабелла, я тебя умоляю! Оставь ее!

— Нет, я ее возьму.

— Нет, ты ее оставишь!

— Нет, возьму, иначе вообще никуда не поеду!

Разговор давно уже велся в повышенных тонах. Мы оба были раздражены и каждый хотел настоять на своем. Мой отец тоже упрям, хотя в нем это не проявляется так, как во мне. По сути, он производит впечатление мягкого и уступчивого человека. Но если на него найдет, то сам черт не сумеет его переспорить.

— Ты поедешь!

— Не поеду!

— Я силком запихну тебя в карету!

— А я оттуда выпрыгну на ходу и сверну себе шею, и все из-за вас! — выдала я напоследок.

Тут открылась дверь и в комнату вошел герцог.

— Я не помешал? — спросил он чрезвычайно учтивым тоном.

— Нет, — тяжело дыша, отозвался батюшка.

— А еще, я возьму с собой Кадо, — заявила я громко, специально для того, чтоб отец не позабыл ненароком, что именно мы обсуждали.

— Что? Эту ужасную псину? Только через мой труп!

— Вовсе он не псина! А хороший, воспитанный пес.

— Там достаточно собак и без него.

— Ну и что?

— Нет, я этого не вынесу! Опять «ну и что»?

— Если вы имеете в виду того дога, которого я видел на прогулке, — заговорил герцог, — то я не против его присутствия в доме.

Батюшка посмотрел на меня тяжелым взглядом.

— Говори сразу, что еще ты хочешь взять с собой? Свою любимую лошадь? А может быть, и конюха впридачу?

— Нет, конюха я оставлю вам, — съязвила я.

— Бери, кого хочешь, — сердито отозвался отец, — хоть весь дом. Я устал с тобой спорить. Иди к себе.

Я демонстративно пожала плечами и развернувшись, вышла. Я все равно возьму, кого хочу. Не понимаю только, почему батюшка так заупрямился. Или ему тяжело расстаться с Эмили, он так к ней привязался, что не в силах пережить разлуку?

От подобной мысли я фыркнула.

Прощание вышло сумбурным и скомканным. Батюшка то обнимал меня и во всеуслышанье заявлял, что мой отъезд лишает его последней радости в жизни, то утверждал, что я наконец перестану трепать ему нервы и апоплексический удар ему уже не страшен. Я в свою очередь радовалась, что мой отъезд сохранит его здоровье и печалилась, что покидаю дом, в котором прожила всю свою сознательную жизнь. Это было тяжело, покидать место, где тебе знаком каждый камень. Я не знала, что ждет меня на новом и предпочла бы не узнавать вовсе. Но теперь это стало необходимой реальностью. Ничего не поделаешь.

Когда мы все трое устроились в просторной карете, герцог уже собирался велеть закрыть дверь, но тут Кадо, оставленный на попечение Эмили, запрыгнул внутрь и с чинным видом уселся в проходе.

— Ступай отсюда, — велела я ему, — здесь не место для собаки.

— Пусть сидит, — восторженно заявила Эвелина, глядя на пса, — он никому не помешает. Правда, Огюстен?

Я уже хотела спросить, кто же это такой, но тут же поняла, так как герцог отозвался:

— Я не возражаю.

Какое напыщенное, слащавое имя! Просто не представляю, как его можно произносить вслух.

— Пусть он останется, — повторила Эвелина, взглянув на меня.

— Как хотите, — сказала я.

Карета тронулась с места. Я поглядывала на Кадо. Он в самом деле был хорошо воспитанным псом, уж я постаралась, но за его симпатии и антипатии я не могла ручаться. Конечно, он не кусал людей направо и налево, был добродушен и бросался только по моей команде. Но была в его характере некая черточка, над которой я была не властна.

— Можно его погладить? — спросила Эвелина спустя минуту.

— Р-р-р, — предупредил ее Кадо, прежде чем я успела открыть рот.

— Хороший песик, — уже не столь восторженно проговорила девушка.

— Р-р-р, — повторил он.

— Что это он? — уже с опаской спросила она.

— Он не кусается, — пояснила я, — если я не скажу.

— Но вы же не скажете?

— Конечно, нет.

— Р-р-р.

— Прекрати, — строго проговорила я, — ты ведешь себя плохо.

— Может быть, его высадить? — предложил герцог.

— Р-р-р.

— Он не хочет, — перевела я.

Герцог рассмеялся.

— Р-ры-р-ры, — выдал Кадо, совершенно обнаглев.

— Если ты не прекратишь, я посажу тебя в чулан, где ты будешь сидеть до тех пор, пока мне это не наскучит.

Кадо замолк, обиженно посмотрел на меня и вздохнул. Но рычать перестал. Напротив, он улегся на пол, положив голову на лапы. Самое забавное было в том, что одна из его лап оказалась на туфельке Эвелины, которая не смела даже пошевелиться, чтобы отодвинуть ногу, не то, что сказать об этом вслух.

Некоторое время мы ехали в полном молчании. Я понимала, почему молчит Эвелина, но почему молчит ее брат? Тоже опасается собаки? Это просто смешно. Кадо вовсе не такой страшный.

Я никогда не боялась собак. Наверное, это было во мне заложено с детства. Я возилась с ними даже после того, как они меня кусали, хотя батюшка утверждал, что после подобного случая я никогда в жизни больше не осмелюсь подойти к собаке. Ничуть не бывало. И потом, я относилась к ним, как к людям, но с поправкой на то, что они все-таки животные и гораздо глупее многих представителей homo sapiens. Но не всех, так как мне приходилось встречать людей с интеллектом барана.

Ход моих мыслей нарушил какой-то хлопок. Я повернула голову на звук, не понимая, что это такое, как вдруг карета остановилась. Герцог насторожился, а Эвелина схватила его за руку.

— Что случилось? — испуганно спросила она, — что это было? Почему мы остановились?

— Кто-то стрелял, — пояснил он.

Кадо вскочил на ноги с чрезвычайно встревоженным видом. Он насторожился куда показательнее герцога, но они оба были сейчас так похожи, что я сдержала невольный смешок. Странно, должно быть, это будет выглядеть в данной ситуации.

— Дьявол! — выругался герцог, — как я мог об этом забыть!

— Что такое? — Эвелина посмотрела на него.

— У меня нет оружия.

Ну конечно, откуда у тебя может быть оружие! Вот, усы ты подкрутить не забыл.

Дверь кареты распахнулась. Человек в маске, закрывающей его лицо до самых глаз, направил на нас пистолет. Он, как человек предусмотрительный, прихватил его с собой, в отличие от некоторых. Знать, что дороги полны грабителей и не взять оружие! Как можно быть таким безголовым!

Несколько секунд грабитель внимательно нас разглядывал. А потом его глаза остановились на мне. Не знаю, почему я показалась ему такой привлекательной для этой цели, но он взвел курок и дуло пистолета теперь смотрело прямо мне в лоб. Я изумленно смотрела на него. Ну, что он во мне нашел?

И тут Кадо молнией бросился на грабителя и вцепился зубами ему в руку. Тот взвыл от боли и неожиданности, но все-таки нажал на курок прежде чем пистолет упал.

Краем сознания я осознала, что лежу на полу, хотя не могла припомнить, когда успела это сделать. А тем временем герцог подхватил оружие и ткнул им в голову незадачливого бандита. Я подумала, нужно ли мне подниматься, и решила, что пока не стоит. Неизвестно, что еще может произойти. Тем более, я не знала, какой из герцога стрелок.

Грабитель стонал, был бледен и по его лицу стекал пот. Хватка Кадо была железной. Его товарищ давно сбежал, поняв, что дело нечисто.

— Ой, мамочки, — прошептала Эвелина, бледная куда сильнее грабителя, — что теперь будет?

— Что будет, что будет, — проворчала я, лежа на полу, — мне можно встать?

— Попозже, — отозвался герцог, — сейчас разберусь с этим негодяем.

Грабитель, поняв, что ничего хорошего его не ожидает, изо всех сил рванулся, ударил Кадо по носу и ценой нечеловеческих усилий освободил руку. Но далеко уйти ему не удалось. Пес прыгнул ему не спину и проявил свой нрав в полном объеме. Я наконец встала с пола и крикнула:

— Фу, Кадо, фу!

— Зря, — заметил герцог, когда обиженный Кадо вернулся в карету.

— Это противно, — скривилась я.

Он вышел наружу, но не для того, чтобы проверить, как себя чувствует грабитель после знакомства с зубами моего пса, а для того, чтобы узнать, цел ли кучер. Кучер был цел, правда, сильно испуган.

— Хороший пес, — похвалила я Кадо, — молодец. Умница.

— О да, — согласилась со мной Эвелина с благоговением в голосе, — знаете, Изабелла, ведь он спас вам жизнь.

Вернувшийся герцог заметил:

— У вас отменная реакция, мадам. Просто не ожидал, что вы так лихо шлепнетесь.

— Что-о? — протянула его сестра, — как ты можешь так говорить?

А я расхохоталась, уж очень это было забавно. Надо же, я, оказывается, «лихо шлепнулась»! Какое интересное выражение. Никогда такого не слышала.

— Р-р-р, — отозвался Кадо, на сей раз имея в виду герцога.

— Этот пес верен себе, — сказал он.

— Я так перепугалась! — воскликнула Эвелина, — просто до судорог. Мне казалось, что нас убьют.

— Грабители не убивают, — пояснила я, — они грабят.

— Тогда почему один из них хотел вас застрелить? — спросил герцог, вмешиваясь в наш разговор.

Этого я не знала. Я не могу читать чужие мысли. Кто знает, может быть, я ему особенно не понравилась. А может быть, он действительно хотел всех перестрелять, опять-таки, начав с меня. Так что, я в ответ на вопрос лишь пожала плечами.

— Если бы не Кадо, мы бы погибли, — и Эвелина всхлипнула, — какой умный песик!

Я протянула руку и погладила пса по голове. Он завилял хвостом. На Эвелину лишь покосился, но рычать не стал, видимо, и ему нравилась похвала.

— Странно, что грабитель не сказал: «Кошелек или жизнь», — заметила я вполголоса, — ну и грабители пошли.

Тем временем, карета выехала на ровную, широкую дорогу, и это подсказало мне, что скоро мы прибудем на место. Я выглянула в окно из любопытства. Никогда не видела замка Каронак. Отец частенько наведывался туда в гости, но никогда при этом не брал меня с собой. Это можно понять. Сперва я была слишком мала для посещений, а потом мое прелестное поведение не позволяло наносить визиты. Впрочем, я об этом никогда не жалела. У меня находилось много интересных занятий и дома.

Итак, я выглянула наружу и вдалеке увидела большой, внушительный замок, который с каждой минутой приближался. Первое впечатление было таково: впечатляюще, но без особых изысков. Старое строение, возводимое как крепость, для защиты от врагов. Что ж, враги могли уходить не солоно хлебавши, но вот гости не получали от лицезрения его стен никакого удовольствия. Впрочем, наш собственный замок тоже не мог похвастать грациозностью линий. Наверное, все замки старой постройки одинаковы.

— Красиво, правда? — заметила Эвелина.

Я посмотрела на нее с удивлением. Назвать это сооружение красивым у меня не поворачивался язык. Так что, я выбрала нейтральное.

— Очень внушителен.

— Мы подъезжаем, — сказала она, ерзая на сиденье, — еще несколько минут — и будем дома. Наконец-то!

В самом деле, минут через пятнадцать карета остановилась. Мы вышли. Кадо выскочил с легкостью и, сделав пару кругов вокруг кареты, вернулся ко мне. Неторопливо помахивая хвостом, он окинул пространство кругом ленивым взглядом, и вдруг напрягся и зарычал.

— Что? — спросила я.

Но тут же получила ответ на свой вопрос. Вдоль стены, пригибаясь к земле и выгибая спину, кралась темно-серая кошка. Кадо громко залаял и кинулся к ней. Кошка зашипела.

— О, нет, нет! — вскричала Эвелина, — нет, только не Матильда!

Милое имя для кошки. Я сочла нужным вмешаться.

— Фу, Кадо! — приказала я.

Но совершенно напрасно. Кошка с легкостью пересекла двор и пулей взлетела на дерево. Устроившись на нижней ветке, расположенной на высоте человеческого роста, она завыла и заурчала, изогнувшись и растопырив когти. Кадо в бессильной ярости облаивал ее снизу.

— Все в порядке, — хмыкнула я, — там ему ее не достать.

— Бедная Матти! — посочувствовала кошке Эвелина.

— Сомневаюсь, — отозвалась я, — представляю, что бы она сделала с собакой, если б осталась на земле. Потом пришлось бы долго собирать все, что от него осталось.

— Твоя Матти себя в обиду не даст, — заметил герцог, — достаточно вспомнить, как она отделала Гринвальда. Пойдем.

Свистнув Кадо, я отправилась за своими новыми родственниками.

Мы поднялись к дверям главного входа. Лестница была широкой, с массивными перилами. Ступеньки под ногами гладкие, отполированные бесчисленным количеством подошв предшественников. Да этот замок просто раритет.

Два лакея, стоявшие у дверей, распахнули их. Мы переступили порог и оказались в коридоре.

Нужно отметить, что именно такой коридор мог бы быть в замке с привидениями. Длинный, извилистый, с высокими мрачными сводами. Единственное, что его отличало, это многочисленные канделябры. Да, на свечах тут не экономили. К тому же, кругом лежали мягкие ковры, делавшие шаги совершенно бесшумными.

Услышав какой-то звук, я повернула голову и увидела, что по лестнице спускается юноша. Он был тощий, долговязый и весь какой-то встрепанный. Даже темные волосы у него торчали дыбом. Подойдя ближе, он продемонстрировал свое вытянутое лицо, покрытое какой-то нездоровой бледностью, с желтизной.

— Добрый день, — сказал он хриплым ломающимся баском, — я не ожидал, что вы сегодня приедете.

— Здравствуй, Этьен, — кивнул ему герцог, — все в порядке?

— Конечно, — парень пожал плечами, — рад тебя видеть, Эвелина.

Девушка кивнула. Я мельком взглянула на нее и заметила улыбку на ее губах. Мной овладело любопытство. Что за парень? Родственник? Впрочем, скоро я все узнаю.

Этьен посмотрел на меня и неожиданно я вдруг преисполнилась к нему неприязни, такой сильной, что едва сдержала гримасу. Странно, меня никогда не отталкивал внешний вид. Может быть, мне не понравился его взгляд: заинтересованный, оценивающий и ощупывающий. Создавалось впечатление, что по телу ползают черви.

— Это и есть новоявленная герцогиня? — спросил Этьен.

— Перестань, это невежливо, — одернула его Эвелина, — да, это Изабелла.

— Я понимаю, — с усмешкой заметил он, — понимаю. А это еще кто?

Он с некоторым удивлением посмотрел на Кадо. Тот немедленно зарычал, пригнувшись, словно изготовившись к прыжку.

— Это еще что за монстр? — Этьен отступил на шаг назад.

— Это Кадо, — пояснила девушка.

— Его так зовут? Я бы нашел ему другое имя. Бестия, к примеру. Где вы его взяли?

— Это пес Изабеллы.

Парень вновь посмотрел на меня.

— Да, для такой красивой женщины просто необходима охрана.

Мне захотелось треснуть его по носу. Вот недоносок! Отвратительный, противный, нахальный. Жаль, что я не могу сказать это вслух.

— Будьте осторожны, — процедила я сквозь зубы, — иначе он откусит у вас что-нибудь ценное.

Молчавший до сей поры герцог рассмеялся.

— Да, он может, — подтвердил он, — пойдем наверх. Сколько можно стоять на лестнице?

Прежде чем, мы вошли в прекрасно обставленную гостиную, герцог взял Этьена за плечо и повернул назад.

— Ступай к себе, — велел он.

Судя по всему, противному парню это не понравилось, но он не стал возражать. Молча развернулся и ушел.

— Ты слишком строг к нему, — сказала Эвелина, — пусть бы остался.

— Нет, это ты к нему слишком расположена, — отозвался тот.

— Бедный мальчик и так очень редко общается с гостями, — продолжала сетовать девушка.

— Чем меньше он будет с ними общаться, тем лучше, — отрезал герцог и обернулся ко мне, — присаживайтесь, сударыня.

Я села. Почему бы и нет?

Выходит, милейший Этьен не всем в этом доме по душе. Кстати говоря, меня это и не удивляло. Гораздо больше меня удивляло то, что Эвелина относилась к парню слишком мягко. Такого противного типа, как этот Этьен нужно гнать из дома поганой метлой, как частенько говорит мой дядя Камилл.

Тем временем, герцог вызвал звонком какую-то девицу, судя по всему, служанку. Точнее говоря, горничную. Во всяком случае, такую нарядную особу следовало называть как-нибудь торжественно. Это не моя Эмили, одетая сегодня особенно неряшливо.

— Что вам угодно, ваша светлость? — спросила горничная, приседая.

— Покажите моей жене ее покои.

Служанка перевела глаза на меня. Может быть, мне показалось, но в ее взгляде я заметила искорку сильнейшей неприязни. Она мелькнула и исчезла, словно ее и не было. Странно, особы женского пола всегда смотрят на меня так, словно я отняла у них самое дорогое.

— Прошу вас, ваша светлость, — сказала горничная тем временем.

— Устраивайтесь, Изабелла, — проговорила Эвелина, улыбаясь, — а потом спускайтесь вниз к обеду.

Я кивнула и отправилась вслед за горничной. За мной семенила Эмили, оробевшая от столь торжественной обстановки. Позади всех плелся Кадо, оглядываясь по сторонам. Судя по всему, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

Эмили совсем растерялась, сжалась, пытаясь казаться как можно меньше. Из всей нашей троицы я одна сохраняла некоторое спокойствие, больше из самолюбия, ну и конечно, потому, что считала, что впадать в панику из-за чересчур нарядно одетой горничной — это глупо.

Коридор в доме был хорошо освещен, не в пример нашему темному замку. Впрочем, меня это нисколько не удивило, богатство владельца так и бросалось в глаза. Уж на свечи-то ему хватает.

Горничная провела нас в покои, которые были предназначены для меня. Сперва был великолепно обставленная приемная. На полу лежал пушистый ковер. На стене висело огромное зеркало в тяжелой раме, украшенной завитками в виде подсвечников, где стояли незажженные свечи. Вдоль стен были расставлены мягкие кресла, обитые парчой в тон комнате. Посредине находился стол из дуба и изящные стулья. Широкое и высокое окно было занавешено тяжелыми, длинными портьерами.

Горничная шагнула к нему, точными движениями отодвинула шторы и в комнату хлынул яркий дневной свет. Великолепие приемной стало еще более впечатляющим, так что Эмили отступила на шаг назад, глупо приоткрыв рот. Кадо фыркнул. В отличие от людей, внешний вид никогда не производил на него впечатления.

Спальня была обставлена с неменьшей роскошью, чем приемная. Посредине, на возвышении стояла большая кровать под балдахином. В углу находилось еще одно зеркало и туалетный столик.

Я опустилась на стул, обитый голубой парчой.

— Тут комнаты для служанок и будуар для вас, ваша светлость, — сказала горничная.

— Очень мило, — отозвалась я, — спасибо. Можешь идти.

— Да, но…

— Что-то еще?

— Нет, но…

— Тогда иди.

— А разве вы не будете переодеваться к обеду, ваша светлость? — рискнула спросить она.

— Буду, — не стала я отрицать очевидное.

Не знаю, почему, но мне всегда попадаются наглые и дерзкие служанки. И откуда только они берутся на моем пути? Может быть, судьба моя такая?

— Я помогу вам переодеться, ваша светлость, — продолжала горничная, хотя давно могла бы понять, что ее присутствие здесь нежелательно.

— Как тебя зовут? — тяжело вздохнула я.

— Луиза, ваша светлость.

— Прекрасно. Так вот, Луиза, когда я говорю, чтоб ты уходила, это значит, что ты сию же минуту должна покинуть эту комнату. Надеюсь, теперь тебе все понятно?

— Да, ваша светлость.

Нужно заметить, что выучка у нее была отменная. Она не осмелилась нарушить прямой приказ. Присела и вышла за дверь.

— Нахалка, — сказала Эмили, как только за девицей закрылась дверь.

От ее робости не осталось и следа.

— До чего же здесь все богато обставлено, ваша светлость! — воскликнула она, — просто диву даешься, откуда у людей столько денег!

— Ты вздумала чужие деньги считать? — спросила я, хмыкнув.

— Да я и считать-то не умею.

— До десяти умеешь. А все остальное придет с опытом. Возьми, — я протянула ей перчатки, — убери их куда-нибудь. И займись, наконец, делом. Хватит пялиться по сторонам.

— Хорошо, — кивнула Эмили, — куда мне убрать ваши перчатки?

— Прояви смекалку, — я начала терять терпение, — давай же, шевелись.

Присев, Эмили отправилась проявлять смекалку. Я сняла башмаки и подала их Кадо. Он прилежно отнес их в угол и поставил на пол. Это была его святая обязанность. Иногда он соображал куда лучше Эмили, куда нужно ставить ту или иную вещь.

Отсутствовала служанка довольно долго, за это время я успела изучить убранство комнаты в деталях и даже смогла бы изобразить по памяти в любое время дня или ночи. Признаться, мне уже порядком надоело разглядывать предметы. Я встала и подошла к окну. Нет, ну куда провалилась эта негодная девчонка? Можно подумать, мой будуар похож на лабиринт Минотавра.

Услышав торопливые шаги, я обернулась. Эмили влетела в комнату возбужденная, с горящими глазами. Она держала охапку платьев, которые. Недолго думая, зашвырнула на кровать.

— Ваша светлость! — завопила она, — в шкафу полно платьев и все такие шикарные!

— Так это их ты так долго разглядывала? — осведомилась я.

— Ну да, — согласилась служанка, — никогда еще не видела такой красоты. Вы сердитесь?

— Не очень, — я спрятала улыбку.

— Посмотрите, ваша светлость, какое из них вы наденете. Мне кажется, вот это голубое подойдет точнехонько к вашим глазам. Или вот это, белое. Смотрите, какие кружева!

— О Господи, — вздохнула я, — уймись. Давай голубое. Я на все согласна, только перестань причитать.

— А еще, — не умолкала Эмили, — есть замечательные голубые ленточки. Вы только взгляните, какая прелесть!

— Ленточки — это замечательно, — согласилась я, — а если ты нашла и голубые туфельки, то это будет вообще чудно.

— Голубых туфелек нет, — лицо Эмили вытянулось, — есть только эти.

— Ну вот, — притворно огорчилась я, — нет голубых туфелек. Это ужасно. Как же я теперь покажусь на глаза приличным людям?

Служанка заморгала глазами. Она никогда не понимала, серьезно я говорю или шучу, и все принимала за чистую монету. Просто нехорошо было ее разыгрывать, словно обидеть маленького ребенка.

— Давай эти туфли и не рыдай. Я это переживу.

Не успела Эмили уложить последнюю прядь волос на моей голове, как в комнату вошла Луиза. Она даже не удосужилась постучаться.

— Извините, ваша светлость. Наступило время обеда. Господа зовут вас.

Я повернулась к ней, охваченная изумлением и гневом напополам. Нет, ну какова наглость! Кажется, этой девице нужно все объяснять простыми и доходчивыми словами. Намеков она, похоже, не понимает.

— Разве тебя не учили, что нужно стучаться, когда в комнату входишь? — спросила я вкрадчиво.

— Простите, — уже не столь уверенно сказала она.

— Значит, не учили? Жаль. Придется дать тебе маленький урок. Выйди и постучи, как положено.

Луиза посмотрела на меня с таким удивлением, словно я попросила ее прыгнуть с крыши. Но все же вышла, закрыв за собой дверь. Спустя пару секунд раздался осторожный стук.

— Входи, — разрешила я.

Горничная вошла почти на цыпочках и воззрилась на меня, ожидая, что я еще выкину.

— Теперь говори то, что хотела сказать.

Она повторила фразу, сопроводив ее глубоким поклоном.

— Уже лучше, — похвалила я ее, — а теперь ступай себе, откуда пришла.

— Но ваша светлость…

— Кадо, будь добр, проводи ее, — я посмотрела на своего пса, который разлегся посреди комнаты на мягком ковре, вытянув вперед лапы. Услышав мою просьбу, он встал. Луиза ойкнула.

— Не надо, я уже ухожу, — и вылетела за дверь так поспешно, что я не успела и глазом моргнуть.

— Противная девица, — заметила Эмили, — слишком много о себе воображает. Да, а вы заметили, как она смотрит? Словно, это мы должны ей прислуживать, а не наоборот.

— Полагаю, так считать она будет очень недолго, — успокоила я свою служанку, — часа два, не больше. Хорошо, оставим эту тему. Мне все-таки нужно идти обедать. Помимо всего прочего, я проголодалась.

Еще бы мне не проголодаться. Ведь в последний раз я ела несколько часов назад, еще дома. А за это время произошло столько событий, что немудрено проголодаться.

Местонахождение столовой я нашла не сразу, но долго плутать мне не пришлось. Расположение комнат в этом доме не сильно отличалось от того, что я привыкла видеть каждый день. Столовая была именно в том месте, где ей и положено быть.

Открыв дверь, я вошла вовнутрь. Кстати, дверь была покрыта позолотой. Такое я видела только в доме местного богача, который как-то раз удостоил нас приглашением. По-моему, это чистой воды хвастовство и выпячивание собственного материального благополучия. На мой взгляд, выделяться нужно другими вещами, если, конечно, они у тебя есть. А впрочем, так рассуждаю я, девушка, у которой никогда не было за душой и ломаного гроша. Так что, не стоит сильно доверять моим словам. Это элементарная зависть. Будь у меня деньги, можете поверить, я непременно бы покрыла позолотой не только дверь, но и все, до чего смогла бы дотянуться.

Столовая без слов говорила, точнее, кричала о достатке хозяев. За такой огромный полированный стол было просто страшно садиться, я боялась затеряться в этих огромных пропорциях. Казалось, для того, чтобы переговариваться с соседями, нужно сперва крикнуть «Ау!», чтобы убедиться, что они тебя слышат.

— Проходите, сударыня, — услышала я голос герцога.

Я сделала несколько шагов вперед и взглядом отыскала свободный стул. Села, расправив складки платья. Нужно привыкать к этому.

— Вам нравится, Изабелла? — спросила Эвелина, улыбаясь.

— Красиво, — не покривила я душой.

— Ручаюсь, вы просто остолбенели, когда все это увидели. Верно? — послышался ехидный голос откуда-то сбоку.

Разумеется, это был противный Этьен.

— Я была близка к обмороку, — съязвила я в ответ.

И едва удержалась от желания показать ему язык. Кто такой, в конце концов, этот Этьен? Хотелось бы знать, как с ним себя вести. Впрочем, меня никогда особенно не заботили такие вещи. Ведь сунула же я дохлую крысу в тарелку одному именитому гостю, невзирая на его регалии. Помнится, отца едва кондрашка не хватила. А гость ничего, оказался с юмором, похихикал и погрозил мне пальцем с притворной строгостью.

Подали обед. Я оживилась. Судя по всему, здесь любят вкусно поесть, а это всегда было моей слабостью. Это был, пожалуй, приятным разнообразием после сытной, но однообразной домашней пищи.

За десертом я заметила, как Этьен смотрит, полуоткрыв рот, как я поглощаю третье по счету пирожное. Он даже не моргал и я поняла, что произвела на него неизгладимое впечатление. Ну и пусть смотрит. Можно подумать, я взяла это пирожное у него с тарелки!

После обеда, когда я так наелась, что мне было лень вставать из-за стола, Эвелина предложила показать мне дом.

— Вы ведь его еще не видели как следует, — заметила она.

— Не видела, — согласилась я.

— Тогда идем, — обрадовалась девушка.

— Не забудьте меня, — вмешался Этьен, — я могу оказать вам неоценимую помощь.

— Беспокоитесь, что мы заблудимся? — осведомилась я невинно.

— Здесь это нетрудно, — усмехнулся он.

— Пойдем, Этьен, — отозвалась Эвелина.

Мне же хотелось посоветовать Этьену ступать в совершенно противоположную сторону. И чем дальше он уйдет, тем лучше. Но я промолчала. Пока.

Мы вышли в коридор. Эвелина шла первой, исполняя роль впередсмотрящего. У нее это получалось плохо, поскольку она постоянно оглядывалась, останавливалась, указывая мне на особенно привлекательную, по ее мнению, вещь, и много болтала.

— Этот ковер мой дедушка привез из Персии, — трещала она, — почти пятьдесят лет прошло, а он все еще как новый. Посмотрите, какая прелесть!

Я посмотрела. Ковер и в самом деле был хороший, но новым я бы его не назвала. За пятьдесят лет над ним хорошо поработала моль. Этьен, похоже, считал так же, потому что возразил:

— Это уже не ковер, а вытертая половая тряпка. В нашем замке есть вещи куда интереснее.

Ого! В «нашем» замке! Похоже, он считает его своей собственностью. Все же, кто он? Мне очень хотелось уточнить, но в присутствии Этьена я посчитала это неэтичным.

— Пойдем лучше в оружейную, — продолжал он, — там есть, на что посмотреть.

— Верно, — согласилась Эвелина, словно до сих пор эта светлая мысль не приходила ей в голову, — ты абсолютно прав.

Оружейная поражала высотой потолка, необозримостью пространства и стенами, сплошь увешанными всевозможными клинками, саблями, мечами, луками и тому подобным хламом. Я заметила булаву, а потом какую-то странную палку с цепью на конце, на которой болтался тяжелый колючий шар.

— Что это?

— Палица, — ответил Этьен с важным видом, — страшное оружие в умелых руках.

В умелых руках страшным оружием может стать и ножка стула, но я не стала развивать эту мысль. Ни одно из увиденных орудий убийства не показалось мне милым и привлекательным. И потом, было ужасно скучно бродить вдоль стен и разглядывать все эти шпаги и кинжалы. По-моему, это глупо, вот так вывешивать на стенах оружие. Что они этим хотели сказать, а?

Тут Этьен шагнул вперед и остановился возле кривой сабли. А может быть, это был меч такой. Не знаю, я не разбираюсь в этом. Он протянул руку и коснулся пальцем ржавого лезвия.

— А вот с этим мечом связана одна очень жуткая история, — зловеще протянул он.

— Какая? — спросили мы с Эвелиной в один голос.

Выговорив это слово, я удивилась. Выходит, Эвелина не знает? Почему? Разве она не живет в этом доме?

— Я расскажу, — снисходительно заметил парень, — только давайте сперва сядем. История длинная, и потом, я не хочу, чтоб дамам стало дурно.

— Нам может стать дурно? — полюбопытствовала я.

Он искоса посмотрел на меня.

— Ну, вам, возможно, и нет. А вот Эвелина — девушка чувствительная.

Нет, каков нахал! Я, значит, бесчувственное бревно! Пощечину бы ему дать за такую дерзость!

— Ой! — воскликнула Эвелина, подтверждая слова о чувствительности, — Этьен! Она такая страшная, эта история? Тогда, может быть, не надо ее рассказывать?

— Он просто пугает вас, — пояснила я, — для пущего эффекта.

Этьен мрачно посмотрел на меня.

— Посмотрим, — сказал он.

В гостиной, устроившись в мягких креслах со всеми удобствами, мы приготовились слушать леденящую кровь историю. Мне было забавно и любопытно. Какой же должна быть история, чтобы меня напугать? Я с детства отличалась крепкими нервами и здоровым скептицизмом. Ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что все рассказы об ужасах, происходящих на свете, выдуманы рассказчиками от начала и до конца.

— Вы готовы? — спросил Этьен и окинул нас внимательным взглядом, — приготовьтесь к самому жуткому кошмару за всю историю человечества.

Я кивнула, приподняв брови. Эвелина поежилась.

— Перестань, Этьен, мне уже страшно.

— Странно, что вы никогда не слышали эту повесть, — заметила я ненавязчиво.

— Этьен постоянно рассказывает какие-нибудь истории, а я потом не могу уснуть, — пожаловалась мне девушка, — все представляю то призрака с отрубленной головой, то висельника, раскачивающегося под потолком.

— Как бы он туда забрался? — фыркнула я.

Этьен кашлянул, привлекая к себе внимание. Мы обернулись к нему.

— Итак, — начал он, — давным-давно, в незапамятные времена, когда этого замка еще не существовало, на этом месте была маленькая деревенька, населенная жителями.

Я подавила улыбку. Разумеется, кем еще она могла быть населена? Разве что, двухголовыми чудовищами.

На столе стояла ваза, полная спелых фруктов. Некоторое время я бросала на них косые взгляды, потом перестала колебаться и взяла сочный персик. Нужно же как-то занять себя во время рассказа.

— И жил в деревне молодой паренек, который был влюблен в самую красивую девушку, которая только существовала на земле. Звали ее Миранда. Она была до того прелестна, что у людей перехватывало дыхание, когда они на нее смотрели. Белокурые волосы, огромные голубые глаза того оттенка, который бывает у неба в самую ясную погоду, тонкие черты лица, нежная кожа, стройная фигура, необыкновенная грация. Казалось, она не шла, а плыла по воздуху, порхала, словно мотылек, никогда не оставаясь незамеченной. И вот в эту фею и влюбился наш герой. Назовем его для простоты Морисом. Он понимал, что ему никогда не дождаться взаимности. Такая богиня не может обратить внимание на простого смертного, тем более, что Морис не отличался красотой. Но это было еще не все. Отсутствие красоты — не слишком большой недостаток для мужчины. В лице Мориса была какая-то черточка, которая вызывала в людях необъяснимое отвращение. Вроде бы, глядишь на человека, нос на месте, глаза обычного размера и их всего два, но становится так противно, что не описать словами. И Миранда не была исключением. Она предпочитала не замечать Мориса вовсе, а когда они случайно встречались где-либо обходила стороной.

Поэтому, Морис не питал напрасных надежд, предпочитая любоваться прекрасной девушкой издали. Возможно, так он бы и встретил старость, но тут произошло одно событие, которое изменило все в корне.

Проездом в деревне оказался благородный рыцарь, возвращающийся домой после войны. Его приезд взбудоражил сонную деревеньку. Особенно старались молодые девушки, разглядев в нем необыкновенного кавалера, коих у них никогда не было. Девушки наперебой старались привлечь его внимание, строя друг другу всевозможные козни. И он стоил того. Но все ухищрения прелестниц пропали втуне. Рыцарь выбрал одну и ею, разумеется, оказалась прекрасная Миранда. Когда этот факт стал известен остальным, соперницы отступили с поля боя. Никто не смел соперничать с самой очаровательной девушкой.

Миранда не осталась равнодушной к настойчивым ухаживаниям рыцаря и вскоре об их отношениях узнали все. Влюбленные не считали нужным это скрывать. Жители деревни умилялись, глядя на такую красивую пару. В стороне от всеобщего восхищения остался только Морис.

Он никогда и не мечтал оказаться на месте возлюбленного Миранды. Но то, что она выбрала кого-то, все равно кого, пробудил в нем самые темные чувства. Неизвестно почему, но Морис считал, что Миранда всегда будет в одиночестве, озаряя людей своим сиянием, оставаясь неизменной до конца дней своих.

Короче говоря, Морис ревновал. И ревновал так, что люди обходили его стороной, признав в нем опасного сумасшедшего. Морис не придумал ничего лучшего, как вызвать рыцаря на поединок ради прекрасных глаз Миранды. Рыцарь долго хохотал, услышав это. Сражаться с безвестным, неблагородным простолюдином?! Да он побрезговал бы прикоснуться к нему даже концом сапога для того, чтобы пнуть как следует, чтобы не зарывался. Нечто подобное он и сказал Морису.

И это стало для него последней каплей. Морис никогда не учился сражаться, был более ловок с сохой, чем с топором, но ревность делает человека совершенно другим. Она проглотил обиду, позорно сбежав с поля боя. Ему вслед неслись громовые раскаты хохота счастливого соперника и сдавленные смешки добровольных зрителей.

Ночью Морис прокрался в дом, где остановился избранник Миранды, и воспользовавшись тем, что тот крепко спал, зарубил рыцаря топором. Но этого ему показалось мало, а может быть, вид крови поверженного соперника возбудил его сверх меры. Он продолжал кромсать поверженное тело до тех пор, пока от несчастного не остались лишь ошметки и горстка костей. Наконец, он опомнился и остановился, тяжело дыша и сжимая в руках окровавленный топор. Прислушался, но ничего подозрительного не услышал. И тогда к нему вернулся потерянный разум.

Наутро сгорбленный Морис с низко опущенной головой подошел к Миранде, не знающей о случившемся. Впрочем, этого еще никто не знал. Рыцарь имел обыкновение спать почти до полудня, тогда как деревенские жители всегда встают вместе с первыми петухами. Униженно кланяясь и лепеча бессвязные слова извинений, Морис умолил красавицу не сердиться и в знак примирения предложил ей позавтракать вместе. Девушка была добросердечна и не могла отказать в просьбе, тем более, что она показалась ей вполне невинной.

Морис не обманул ее, завтрак в самом деле был предоставлен и какой! Такого необыкновенно вкусного, нежного и сочного мяса Миранда отродясь не ела. Она с аппетитом опустошила тарелку и даже попросила добавки, не уловив на низко склоненном лице Мориса злорадной ухмылки.

— Конечно. Я принесу тебе еще, — согласился он, — приятно, когда твои кулинарные способности оценены по заслугам.

Миранда заулыбалась. На мгновение ей показалось, что Морис не так уж уродлив. Она с нетерпением ожидала добавки и когда услышала шаги, то поспешно обернулась.

— А это тебе на десерт, — произнес Морис, водружая на стол огромное блюдо, на котором возвышалась отрубленная голова ее возлюбленного рыцаря.

Этьен сделал долгую паузу и заключил:

— Занавес.

Я задумчиво похрустывала яблоком. Надо же, какая фантазия у парня! Такое придумать! Даже у меня не хватило бы фантазии. Потом я перевела взгляд на Эвелину. Она была бледна как смерть и судорожно хватала ртом воздух. Да уж, впечатлительная натура.

— Боже, какой кошмар, — пролепетала она, прижав ладони к щекам, — Этьен, где ты вычитал такое?

— В одной из книг библиотеки, — отозвался он, — можно, я не буду сообщать тебе ее название?

— Именно об этом я и хотела тебя попросить, — поспешно сказала Эвелина.

Этьен перевел глаза на меня, некоторое время наблюдал, как я жую, а потом спросил:

— Вам не станет плохо, ваша светлость?

— Почему мне должно стать плохо? — осведомилась я со справедливым удивлением.

— За обедом вы съели три пирожных.

— Вы считали? — съязвила я.

— Тогда ваш желудок сделан и стали, — заключил он, — кстати, вы вообще, слышали, о чем я рассказывал?

— Конечно, — кивнула я, — очень забавная история, где нет ни слова правды.

Эвелина тоже уставилась на меня, точнее, на огрызок яблока, который я держала в руках. Она была уже не бледной, а нежно-зеленой. Схватившись руками за горло, девушка поспешно вскочила и вылетела за дверь.

Я удивилась чуть больше. Что я такого сделала? По-моему, я ела яблоко по всем правилам этикета и не чавкала при этом. Что же произвело на Эвелину такое впечатление?

Этьен, кажется, вообще не заметил ее ухода. Он запальчиво произнес:

— Ах, ни слова правды?

— Точно, — подтвердила я, — выдумал от начала и до конца.

— Ну знаете ли! — подскочил он со стула, — я могу принести вам книгу, в которой описана эта история.

— Принесите, — согласилась я, — желательно, сейчас.

Как я и думала, охоты спорить у него поубавилось. Этьен скривился и вновь сел.

— Кстати, причем тут меч? — удачно припомнила я.

— Какой меч? — удивился Этьен.

— Забавно, — я фыркнула, — вы ведь сами говорили, что с тем ржавым кривым мечом, что висит на стене в оружейной, связана леденящая кровь история. Забыли?

— Вовсе нет, — стал оправдываться он, — этот меч принадлежал тому несчастному рыцарю.

— А-а, — протянула я и взяла из вазы последнюю грушу, — вероятно, этот меч нашли при раскопках, когда сооружали фундамент замка. А рядом услужливо лежала рукопись с вашей историей. Славно.

Тут Этьен неожиданно весело рассмеялся, откинувшись на спинку стула.

— Ладно, — сказал он, — сдаюсь. Ты угадала. Я все выдумал.

— Кажется, мы не переходили на «ты», — я приподняла брови.

Однако, он наглец.

— Так давай перейдем, — не смутился Этьен, — это очень удобно.

В самом деле, сообразила я. Особенно, когда я соберусь сказать ему какую-нибудь гадость. А зная меня, в этом можно не сомневаться. И все-таки, я была не слишком довольна предложением перейти на «ты». На мой взгляд, Этьен как был наглецом, так им и остался.

— Ну как? — между тем спросил он, наблюдая за моими размышлениями.

— Хорошо, — отозвалась я, поднимаясь с кресла.

Все равно, делать здесь мне было уже нечего.

— Не скажешь, где, случайно, может быть Эвелина?

— Наверняка, у себя в комнате, — Этьен пожал плечами, — прямо по коридору, потом направо, поднимешься по лестнице, увидишь еще один длинный коридор, повернешь налево, потом снова налево. Третья дверь — то, что требуется.

Я ошеломленно покрутила головой. Так, направо, налево… Или нет, сперва прямо, потом направо… Тьфу, черт!

— Послушай, — я посмотрела на Этьена, — ты не мог бы показать мне это место?

Он усмехнулся, прекрасно понимая мои колебания. Сделав паузу, специально, чтобы меня позлить, он величественно кивнул.

— Хорошо, покажу, — и направился к двери, — новому человеку ориентироваться в нашем замке сложно.

— В «нашем»? — не выдержала я, — кстати, а кто ты такой? Я имею в виду, кем ты приходишься Каронакам?

— Разве тебе не сказали? — удивился он, оглядываясь на меня, — я сын кузины дочери двоюродного брата матери Огюстена.

Это было в высшей степени понятно. Почти также понятно, как и описание маршрута к комнате Эвелины.

— Сын кузины дочери матери…, - повторила я машинально, — а что это значит?

Этьен расхохотался.

— Родственник. Не мучайся напрасно. Я и сам этого не понимаю. Как говорит «наш милый» Огюстен, седьмая вода на киселе. Но слово «родственник» обязывает. Я прав?

Не знаю. Был бы у меня такой родственник, я бы велела ему не приближаться к моему дому ближе, чем на милю.

Кажется, Этьен не ожидал ответа на свой вопрос, считая его риторическим. Он продолжал разглагольствовать по пути, изредка оглядываясь на меня:

— Наверное, ты хочешь спросить, почему же я не живу в доме своих предков. Я бы с удовольствием жил там, но дом давно продан за долги, а вырученная сумма не покрыла и половины. Так что, я должен быть благодарен Огюстену, он ко всему прочему, еще и оплатил долги моей семьи. Вот, что значит родственник.

— А ты не благодарен? — поинтересовалась я, главным образом потому, что в его голосе не слышалось и ничтожной доли признательности, одна язвительность и едва уловимая горечь.

— Вот видишь, ты все поняла, — хмыкнул он, — судя по всему, ты тоже не питаешь к «нашему милому» Огюстену теплых чувств.

— Почему ты называешь его так? — вновь спросила я.

— Потому что, его так зовут.

— Полагаю, ни один здравомыслящий человек не назовет своего ребенка столь странным именем. «Наш милый Огюстен». А если и захочет, то у него ничего не выйдет.

Этьен захихикал.

— У тебя есть чувство юмора, — признал он, — я называю его так потому, что он не обладает и сотой долей данных качеств. И есть еще одна причина.

— Какая? — не смолчала я.

Понимала, что это выглядит не очень красиво. В сущности, этот самый Этьен был мне абсолютно незнаком, а я допрашиваю его с пристрастием, да еще и по поводу столь деликатных вопросов. Но удержаться не могла. К тому же, раз начала, то поневоле приходится завершать.

— Так Огюстена называет одна наша общая, хм, знакомая. Давненько не слышал столь нелепого и абсолютно не подходящего к нему прозвища.

Он остановился.

— Вот комната Эвелины. Надеюсь, ты найдешь дорогу назад? Или мне подождать тебя где-нибудь тут, в уголке?

Он, как обычно, насмехался. Я презрительно фыркнула и отозвалась:

— Да, найди уголок потемнее. Главное, чтобы тебе там было удобно.

И постучала в дверь. Ее открыли спустя полминуты. На пороге появилась пухленькая, но чрезвычайно опрятная горничная.

— Что вам угодно, ваша светлость? — с поклоном осведомилась она.

— Эвелина здесь? — спросила я.

— Да, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, — она посторонилась.

Эвелину я обнаружила сидящей на диване. Лицо ее было еще несколько бледным, но уже не того изысканно зеленого оттенка, который обычно бывает у утопленников. Видев меня, она улыбнулась.

— Проходите, Изабелла. Простите, пожалуйста, что я так вас покинула. Мне было… нехорошо.

Я кивнула.

— Но теперь вам уже лучше?

— О да. Спасибо. Этьен мастер рассказывать такие жуткие истории. Всякий раз после очередного кошмара я клянусь себе, что больше никогда не буду его слушать, но все равно слушаю и поделать с собой ничего не могу. Присаживайтесь.

Я опустилась рядом на диван.

— Я просто поражаюсь вашей выдержке, — продолжала Эвелина, — вы так спокойно это слушали. И еще при этом…, - дальше она продолжать не могла.

Судорожно сглотнула. Я усмехнулась.

— В этих россказнях нет ни слова правды. Ни к чему принимать это так близко к сердцу. Хотя, надо признать, что у вашего родственника изощренная фантазия. Я правильно поняла? Он — ваш родственник?

— Да, — согласилась Эвелина, — правда, дальний. Но не думаю, что это так уж важно. Бедняжке негде жить и Огюстен был столь великодушен, что пригласил его сюда.

Да уж, бедняжка, слов нет.

— Он очень милый мальчик, — добавила Эвелина, — хотя, конечно, выдумщик, но ведь он еще так молод. Ему всего семнадцать.

Надо же, он на год старше меня! И не поворачивается язык называть его «мальчиком». Интересно, сколько Эвелине лет?

— Я очень рада, что Огюстен наконец женился, — вдруг сказала девушка после непродолжительного молчания, — давно следовало это сделать. Но раньше вы были слишком молоды.

— В этом случае, он мог жениться на ком-нибудь другом, — ненавязчиво отозвалась я.

Как же это было бы прекрасно!

— Что вы! — горячо воскликнула Эвелина, — вы — самая подходящая из всех, какие только есть.

— Я? — я была немало изумлена, даже глаза вытаращила.

Я — самая подходящая из всех? Милая девочка, да ты еще не знаешь, с каким чудовищем столкнула тебя судьба! От таких невест, как я люди с ужасом отмахиваются обеими руками. Ведь для того, чтобы меня выносить, нужно обладать громадными запасами терпения, всепрощения и христианского милосердия. А главное, иметь стальные нервы. Боюсь, что эта чересчур чувствительная особа от любой из моих выходок грохнется в обморок.

4 глава. Призрак и корсет

Когда я, вдоволь наговорившись с Эвелиной, вернулась к себе, было уже довольно поздно. Кстати, я без особого труда смогла отыскать обратную дорогу, должно быть, уже немного научилась ориентироваться в этих коридорах.

В моих покоях было пусто, если не считать Кадо, который при появлении хозяйки поднял голову и несколько раз приветливо взмахнул хвостом. И тут же вновь закрыл глаза и блаженно засопел. Кажется, ему понравилось новое место жительства. Еще бы, ковер здесь не в пример мягче.

Эмили не вышла меня встречать, но я на это и не рассчитывала. Эмили — великая соня и поднять ее с постели после десяти часов вечера было практически невозможно, разве что, вылить на нее ведро воды. Но к столь кардинальным способам я прибегать не стала. Честно говоря, устала и было безумно лень. К тому же, я не знала, где в этом доме мне достать ведро воды.

Так что, я решила обойтись собственными силами, благо, что опыта у меня была предостаточно. Уж что-что, а самостоятельно переодеться я сумею.

Потрепав Кадо по голове напоследок, я задула свечу и легла в постель. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, очень много, я уже почти заснула. А может быть, как раз наоборот, несколько минут. Иногда я засыпаю практически мгновенно. Но неожиданно какой-то посторонний звук нарушил тишину. Я с трудом разлепила глаза и приподнялась на локте, прислушиваясь. Что это было?

И тут в дверь кто-то нетерпеливо постучал. Так стучат люди, желающие, чтоб их немедленно впустили. Не понимая, в чем дело, я тяжело вздохнула, встала и, накинув на плечи большую шаль, вышла в приемную. Интересно, сколько сейчас времени? Непроглядная темень за окном. Что, в этом доме принято будить людей среди ночи?

— Господи, кто там? — зевая, спросила я.

— Изабелла, ради Бога, пожалуйста, впустите меня! — скороговоркой прозвучало из-за двери.

— Эвелина? — изумилась я, выглядывая наружу? — что случилось?

Ненадолго замолчала. Потому что, девушка выглядела, мягко скажем, нетипично. На ней было забавное ночное одеяние до пят и чепец, сбившийся на правое ухо. Волосы растрепаны, лицо бледно, а глаза сверкают полубезумным огнем с примесью страха и паники.

— Можно к вам? — спросила она, заметно дрожа и обхватывая себя руками, — простите, умоляю, я понимаю, как нелепо это выглядит и вообще… Я все объясню.

— Входите, — я посторонилась.

Все равно, я уже не сплю. А раз так, то почему бы и не узнать, какая бешеная муха укусила Эвелину, что она врывается ко мне посреди ночи.

Девушка молнией метнулась внутрь и тут же, развернувшись ко мне, вскричала:

— Закройте дверь, пожалуйста, закройте!

С сумасшедшими не спорят, и с временно помешавшимися тоже. Я послушно выполнила ее просьбу, но Эвелине этого было мало.

— Не так! — с отчаяньем продолжала она, — заприте ее! Тут есть замок?

— Не знаю. Наверное, — я пригляделась и обнаружила требуемое.

Раз ей от этого спокойнее, то нужно сделать это. Тем более, что мне, собственно, было все равно, заперта дверь или нет.

Когда я задвинула засов, Эвелина облегченно вздохнула и без сил опустилась в кресло. Я повернулась к ней, твердо намеренная выведать все, что можно.

— Слава Богу, — выдохнула девушка, — я понимаю, глупо, никакие двери не остановят это, но все-таки… Так спокойнее, правда?

Ничего не понимая, я тем не менее кивнула. Эвелину била дрожь, она стучала зубами, съежившись в кресле и похожая на забитого ребенка.

— Дать воды? — спросила я.

— Нет. Да, благодарю вас.

Я принесла графин и стакан, налила воду и протянула ей. Эвелина взяла его и поднесла к губам. Руки у нее тоже дрожали, так что несколько капель воды пролилось на пол. Но стакан она осушила в два глотка.

— Сядьте к камину, — предложила я, — правда, он уже потух, но тепло сохранилось.

Она, как послушная девочка пересела в другое кресло.

— Простите, Изабелла, — сказала она уже не столь дрожащим голосом, — мне очень жаль, что я вас разбудила. Я понимаю, что веду себя ужасно. Приличные девушки не врываются к людям посреди ночи.

Тут я фыркнула.

— Ничего страшного.

— Вы так добры. Конечно, я должна была пойти к Огюстену, но… Сейчас это будет не совсем… и потом, он очень не любит, когда его будят.

Можно подумать, я это обожаю! Странная у некоторых людей логика. Хотя, откуда мне знать привычки герцога. Возможно, он имеет обыкновение швырять в разбудивших его графином или еще чем. Тут, конечно, сто раз подумаешь, прежде чем будить.

— Это ужасно, — Эвелина искоса посмотрела на меня, проверяя, не сильно ли я злюсь, — я хочу попросить вас… но моя просьба… Заранее простите, Изабелла. Но не могли бы вы разрешить мне спать сегодня здесь?

Мне показалось, что я ослышалась. Я несколько минут тупо смотрела на девушку, почти не мигая. Вообще-то, я сообразительная, но в тот момент моя сообразительность куда-то улетучилась. Неудивительно, что она сочла нужным сто раз извиниться. Просьба была настолько странной!

Эвелина сидела тихо, как мышка и ожидала моего решения. Я с трудом смогла взять себя в руки и переведя дух, спросила:

— Эвелина, что случилось?

— Я…, - она глубоко вздохнула, — наверное, я кажусь вам ужасно невоспитанной особой.

— Неважно. Скажите, что происходит.

— Я… дело в том, что я… только, пожалуйста, не думайте, что я схожу с ума…

Признаться, я уже давно так думала, но вслух ничего подобного не сказала.

— Я пока что не могу думать, так как вы мне еще ничего не объяснили. Не бойтесь, я не сочту вас сумасшедшей.

— Ох, — Эвелина прижала руки к щекам, — дело в том, что я слышала кое-что.

— Что? — я начала терять терпение.

— Странные звуки. Очень странные. Это они меня разбудили.

— Что за звуки? — поистине, из нее каждое слово нужно клещами тянуть.

— Стоны, — очень тихо заключила девушка, — кто-то тяжко стонал под дверью. Это было похоже… это было похоже на стоны души, не нашедшей покоя, — и она посмотрела на меня расширившимися глазами.

— Что за нужда у этой души стонать около вашей двери?

— Я не знаю. Я не спрашивала. Мне стало так страшно, что я забралась с головой под одеяло. Но потом… потом… Боже, какой кошмар! Дверь заскрипела и стала открываться. Я почувствовала, что умираю, — ее снова затрясло, — я прочла молитву и на некоторое время все стихло. Но потом… опять началось. И тогда я поняла, что не могу выносить это одна. Поэтому, и пришла к вам. Так бежала, что едва не упала, все боялась, что оно гонится за мной.

— Оно?

— Привидение, — почти неслышно пояснила Эвелина.

Я едва не расхохоталась ей в лицо. Привидение! Господи, ну надо же! Каждый ребенок знает, что привидений не бывает. Это же просто смешно.

— Вы уверены, что это был призрак? — уточнила я вместо этого.

— А кто еще?

— Ну, не знаю. К примеру, кошка. Разве в этом замке водятся привидения?

— Наверное, водятся, хотя я еще ни одного не видела. Но мне рассказывал Этьен…

— Помилуйте, Эвелина! Все, что рассказывает Этьен, нужно делить на двадцать восемь.

Она посмотрела на меня с изумлением.

— Почему именно на двадцать восемь? — шепотом спросила девушка.

— Потому что он врет, как сивый мерин, — не сдержалась я, — как можно верить его глупым россказням? А ну-ка, пойдемте посмотрим, что там за призрак такой.

Я решительно встала.

— Ой, нет! — воскликнула Эвелина, — не надо.

— Но я хочу увидеть привидение, — упрямо заявила я, — никогда еще не видела ни одного привидения.

— И не надо, — девушка схватила меня за руку, — не стоит, поверьте.

— Ладно. Оставайтесь здесь. Я одна схожу.

— Нет! — еще больше испугалась она, — я не хочу оставаться здесь одна. Не ходите туда, пожалуйста.

— Могу запереть дверь на ключ, — предложила я.

Эвелина ожесточенно замотала головой.

— Ни за что не останусь тут. Пожалуйста, Изабелла, не ходите туда. Это очень страшно.

Мне не было страшно ни капельки, о чем я и сообщила. Эвелина пустила жалостливую слезу, надеясь меня переубедить, но потерпела неудачу. И сдалась.

— Хорошо, пойдемте.

— Ни к чему так бояться, — утешила я ее, — привидений не существует.

— Хотела бы я быть столь же уверена, — вздохнула она.

Открыв дверь, мы вышли в коридор. Было темно и тихо, все давно спали. Наверняка, Эвелине приснился страшный сон после истории Этьена. Внезапно, я преисполнилась злости. Если не найду никакого призрака, пойду в его комнату и стащу с постели. Пусть в следующий раз думает, прежде чем пугать впечатлительных девушек.

Эвелина вцепилась мне в руку ледяными пальцами.

— Нужно взять свечу, — сказала я, — слишком темно.

— Я принесу, — она сорвалась с места, опасаясь, что я пойду сама, оставив ее здесь на растерзание призраку.

Я пожала плечами.

Вернулась она в рекордно короткий срок. Свеча в ее руке трепетала, грозясь потухнуть. Протянув ее, Эвелина вновь схватила меня за руку, словно ища поддержки и опоры.

— Пойдем, — произнесла я.

В полном молчании мы дошли до лестницы. Как я и подозревала, она была пуста. Призрак не стоял на площадке и не потрясал костями или цепями, или еще чем-то. На другом этаже его тоже не было. Во всяком случае, в скудно освещаемом пространстве точно.

— Тут пусто, — сказала я.

— Но он был здесь.

— Наверное, устал стонать, — предположила я.

Эвелина содрогнулась.

— Умоляю, не насмехайтесь. Оно может обидеться.

Что я такого сказала?

И тут произошло такое, что на несколько минут поколебало мою незыблемую веру в отсутствие всякой нечисти. Конечно, вы угадали, мы услышали тяжкий стон. Вот именно.

— О Боже, — пискнула Эвелина и спряталась за мою спину, видимо, найдя за ней хорошую защиту.

Мне же прятаться было не за кем. Да и ни к чему. Я пока что, ничуть не боялась. Мало ли, кто там мог стонать. Пожав плечами, я шагнула вперед.

И тут увидела. Впереди маячила белая фигура.

— Мама! — взвизгнула Эвелина, схватив меня за плечо так, что едва не вывернула.

Кто бы мог подумать, что в этой хрупкой девушке столько силы.

— Смотрите! Это оно! Это оно!

Я испытывала не страх, а глубокое изумление. Ведь я была так уверена, что призраков не существует. Не существует? А кто же тогда стоит передо мной, как не самое настоящее привидение?

Не успела я об этом подумать, как призрак двинулся вперед. Он поднял руки, а потом вытянул их по направлению к нам и при этом не переставал стонать на разные лады, до того жалобно, что просто плакать хотелось. Бедненький, кто же его так обидел?

— Пойдем отсюда! — уже не таясь завопила Эвелина и громко завизжала, так что я едва не оглохла.

Визг призраку не понравился. Он замер, потом развернулся и торопливо отправился восвояси, с каждым шагом все убыстряя темп. Я глядела ему вслед, не в силах пошевелиться и слышала удаляющиеся шаги. И тут меня озарило. Шаги? Простите, но насколько я понимаю, привидения ходят или летают, если это вам больше нравится, абсолютно бесшумно.

— А ну стой! — рявкнула я и помчалась за ним.

«Привидение» оглянулось и припустило еще быстрее. Напрасно старалось, я бегала как гончая, никто еще не сумел меня догнать. А уж если я хотела кого-то поймать…

«Призрак» был проворен, улепетывал как заяц. И я поняла, что его поимка сопряжена с определенными трудностями. На ходу сорвав с ноги туфлю, я размахнулась и швырнула ее вслед «привидению».

Если вы думаете, что я промахнулась, то сильно ошибаетесь. Я попала именно туда, куда целилась, а именно, в затылок самозванцу. Он охнул и грохнулся во весь рост.

По инерции пробежав несколько шагов, я остановилась. «Привидение» лежало неподвижно, раскинув руки. Наклонившись, я ухватила край простыни и стянула ее.

Как вы думаете, кого я под ней обнаружила? Этьена собственной персоной! От удара туфлей по затылку он потерял сознание.

Я захохотала, согнувшись пополам. Мне это показалось настолько смешным, что даже тот факт, что Этьен был в обмороке, не омрачил веселья. А если подумать, то усилил его. Только представить, пришибла призрака собственной туфлей!

Послышались чьи-то торопливые шаги. Думая, что это Эвелина, я сказала, точнее, пыталась сказать, так как смех все еще клокотал во мне:

— Посмотри сюда, ха-ха-ха. Вот твое привидение, ха-ха-ха. Кажется, я его немножко подпортила.

— Что здесь происходит? — раздался голос герцога.

Я обернулась и обнаружила за своей спиной своего мужа собственной персоной. А рядом с ним стояла Луиза с подсвечником в руках Их вид в неглиже еще больше развеселил меня и я захохотала с новой силой.

— Да в чем дело? — начал терять терпение герцог, — что тут творится? Что это вы то визжите, то хохочете? И почему это нужно делать именно среди ночи?

Это показалось мне забавным, что вызвало новый приступ смеха.

— Бог мой! — ахнула Луиза, — смотрите, ваша светлость, это же господин Ренье. Почему он лежит?

— Упал, — веселилась я.

И тут прибежала Эвелина, наконец пересилив свой страх. Увидев здесь еще и свою сестру, герцог совсем распалился:

— Чем это вы тут занимаетесь? Эви, что это? — и он широким жестом указал на лежащего Этьена.

— Ой, — ахнула та, — это же… Господи, а это что?

Она наклонилась и подняла с пола простыню. Повертела в руках.

— Так это он нас пугал?

Догадливая.

В это время неудавшееся привидение застонало, на этот раз куда более правдоподобно, приподнялось и село, оглядывая обширную компанию, собравшуюся вокруг него.

— Как тебе не стыдно! — налетела на него Эвелина, — как ты мог? Я так перепугалась! Я же умереть могла от страха! У тебя просто совести нет!

Этьен прижал руку к затылку, поморщился и простонал:

— У меня сотрясение мозга.

— Там есть, что сотрясать? — полюбопытствовала я.

Он бросил на меня злобный взгляд.

Эвелина тем временем вводила в курс дела своего брата. Она просто пылала негодованием и возмущением. От ее расположения к Этьену не осталось и следа.

— Простите, что я не пришла сразу, Изабелла, — обернулась она ко мне, — но я услышала смех и подумала…

— Разве он был похож на потусторонний хохот? — снова развеселилась я.

— А почему он сидит на полу? — недоумевала Луиза, беспардонно вмешиваясь в разговор господ.

По-моему, она совсем обнаглела, раз забыла, кто есть кто. Но я не стала делать ей замечание. В конце концов, это не мое дело.

— Потому что она чем-то меня стукнула! — вскричал Этьен, распираемый досадой и вместе с тем справедливым негодованием.

При этом он указал на меня.

Герцог наклонился и поднял с пола мою туфлю. Повертел ее в руках, полюбовался на каблук и повернулся ко мне:

— Значит, вот этим… — задумчиво проговорил он.

— Да, я кинула ее ему вслед. Не знала, что попаду столь удачно.

Минуту он смотрел на меня, не в силах ничего сказать. А потом вдруг фыркнул и расхохотался на весь коридор. За ним засмеялась и Эвелина. А вскоре уже хохотали все, кроме Этьена, который позорно сбежал, не дожидаясь разбирательства.

— Прекрасно, — прокомментировал герцог ситуации, когда отсмеялся, — необыкновенная меткость. У вас, сударыня, масса талантов.

Он поставил туфлю передо мной и сделал приглашающий жест.

— Не стойте босиком.

Честно говоря, до сих пор я не додумалась сделать это сама.

— Завтра я ему задам, — сердито сказала Эвелина, — как он мог! Додуматься пугать меня ночью!

— Полагаю, он уже получил свое, — отозвался ее брат.

— Нет, не получил, — не сдавалась девушка, — это отвратительно.

— Так, все ступайте спать, — заключил он, — развлеклись — и хватит. Поимкой привидений займетесь завтра.

Эвелина все еще сердилась, но признала правоту его слов. Она подхватила меня под руку.

— Это ужасно, — говорила она по дороге, — наверное, я выглядела не лучшим образом.

— Все было очень пристойно, — утешила я ее.

Эвелина фыркнула.

— Но Этьен! — никак не могла она успокоиться, — такого я от него не ожидала.

Меня это удивило, так как я ожидала от него всего, что угодно. Такой тип, как он способен на все. И что тут глупая детская шутка с привидениями! Ее и в расчет не стоит принимать. И все же, нельзя не признать, что именно с Этьеном, как это ни странно, я могла разговаривать совершенно свободно. С ним не нужно было бояться, что скажешь или сделаешь что-нибудь не то и он поднимет тебя на смех или не поймет. Загадка. Самый неприятный человек из всей семейки, а поди ж ты.

Из-за нелепого ночного происшествия я, разумеется, не выспалась. Очень хотелось поваляться в постели подольше, но останавливало то, что я не дома. Неизвестно, что могут подумать обо мне хозяева. У меня и так много недостатков, а прибавить к этому еще и милую привычку спать до обеда — не слишком ли это? Так что, пришлось вставать, проклиная все на свете и одеваться, чтобы не опоздать к завтраку.

Завтрак прошел чинно и тихо. Никто не разговаривал между собой. Этьен гордо дулся на весь мир, а особенно на меня. В мою сторону он бросал такие взгляды, что хотелось удавиться. Я была девушкой с крепкой и устойчивой психикой и давиться не стала. Зато Эвелина выглядела очень смущенной, должно быть и ей досталось порция взглядов от кузена.

В этом я убедилась позже, когда вышла прогуляться вместе с Кадо. Эвелина и Этьен стояли у раскидистого дуба и, судя по всему, между ними происходил напряженный разговор. Я решила не вмешиваться, собственно говоря, это было не мое дело. Но Кадо был напрочь лишен деликатности и подскочил к ним. Эвелине досталось несколько скупых взмахов хвостом, а Этьену очень прочувствованный, грозный рык. Они оба вздрогнули и обернулись. Пришлось подходить.

— Уберите собаку, Изабелла! — испуганно вскричала Эвелина, — боюсь, она может…

— Это кобель, — пояснила я прохладным тоном, — и он не собирается никого кусать. Кадо шутит.

— Хороши шуточки, — проворчал Этьен, отступив назад.

— До твоих ему, конечно, далеко, — съязвила я, — нет той изощренности.

— Кто бы это говорил! — взревел он обиженно, — кто стукнул меня по затылку туфлей?!

— Это была не шутка, — пояснила я, — к тому же, я была уверена, что это — привидение. А призраку моя туфля не причинила бы вреда. Она бы просто пролетела сквозь него.

— Думаешь, я поверю в это? Спорю на что угодно, что ты ни на минуту не допускала, что я — призрак.

— А зачем же ты решил меня попугать? — спросила я в ответ, — Или ты хотел напугать Эвелину? Должна заметить, это стыдно.

— Я уже все забыла, — поспешно вмешалась Эвелина, испуганно наблюдая за нашей перепалкой, — сейчас мне кажется, что все это было забавно.

— Вчера ночью вам этого не казалось, — напомнила я.

— Да, но… теперь я понимаю, что вела себя глупо.

— Если кто и вел себя глупо, так это он, — и я указала на надутого Этьена, — идиотские шутки. И после этого ты еще возмущаешься, что я стукнула тебя туфлей? Лучше скажи спасибо, что я не поверила в твою призрачную природу. Иначе взяла бы что-нибудь потяжелее. В страхе я грозна.

Эвелина фыркнула, а Этьен пробурчал:

— Новости, — сделав вид, что это известно ему давным-давно, — выставила меня на посмешище.

— Сам виноват.

— Не ссорьтесь, — взмолилась девушка, — давайте забудем эту историю. Я всполошила весь дом. Жаль, у меня нет вашей смелости, Изабелла. Вышла бы и пригрозила Этьену — призраку…

— Туфлей, — вставил он.

Тут мы все трое рассмеялись. Кажется, инцидент был исчерпан.

Вечером я узнала, что мне предстоит развлечение. Точнее, всем нам. Через два дня нам предстоял выезд в свет, как это называется. Это означало прием во дворце. А стало быть, я увижу Париж.

Нельзя сказать, чтоб я была в особенном восторге. Хотя это будет не совсем правильно. Париж я хотела увидеть. А вот побывать на приеме — нет. Я уже говорила о своих весьма средних способностях, которых достигла в придворном искусстве. Танцевала я отвратительно, вести светскую беседу мне доводилось лишь однажды и я не скажу, что это было блестяще. А вспомнив, что несколько томительных часов мне придется простоять на ногах в тяжелом платье с тугим корсетом и жутко неудобной прической, и все это с милой улыбкой — нет слов, чтобы описать мои ощущения. Почему я не могу остаться дома? Почему?

Очень хотелось задать этот вопрос герцогу, но я вовремя придержала язык. Заранее ясно, каким был бы ответ. Провинциализм нужно изживать в корне. Милую привычку сидеть дома с книгой в руках нужно беспощадно задавить в самом зародыше. Черт бы побрал эти обязательные выезды в свет! Иных слов я не нахожу.

Эвелина, напротив, была необычайно оживлена и последующие два дня только и говорила о том, что мы увидим во дворце, с кем там познакомимся и как все это будет замечательно. Этьен поддерживал ее в этих разговорах, хотя пытался сделать вид, что посещение приемов для него — дело обычное. Он даже состроил скучающее выражение лица опытного светского льва, замученного великосветскими раутами. Я не удержалась и спросила:

— Ты давно из Парижа?

Почему-то мои слова вызвали бурю веселья у всех, кроме, разумеется, самого Этьена.

Наконец, наступил ужасный день выезда в свет. Мы все были выряжены в пух и прах. Эмили столь туго затянула меня в корсет, что я не ощущала у себя талии вовсе, словно меня переломили напополам, сделав похожей на песочные часы. Я опасалась вздохнуть, а о том, чтобы проглотить хоть крошку и речи не было. На мои возражения Эмили заметила:

— Мужчины обожают женщин с тонюсенькой талией, госпожа.

— Ох, но у меня она и без того тонкая, — простонала я.

— Но вы и сами не пышка, — резонно возразила она, — а теперь посмотрите, как вы выглядите. Просто глаз не отвести.

Я посмотрела. Да, если все зависит от талии, то я могу не беспокоиться. Такой талии, какая у меня вышла с помощью корсета, не существует в природе. Ее можно было обхватить двумя пальцами.

— Боже, я не доеду до Парижа, — полузадушено сказала я, — скончаюсь по пути.

— Вы — женщина, — не сдавалась Эмили, — а стало быть, обладаете огромным терпением.

— Вот терпения-то у меня как раз нет. И не было его сроду.

Можете представить, как я себя чувствовала. Правда, отражение в зеркале ненадолго повысило мое самочувствие. Все же, Эмили в чем-то была права. Любая женщина ради того, чтобы хорошо выглядеть, пойдет на все, что угодно. И я решила терпеть. Всего-то каких-нибудь пять-шесть часов, есть о чем говорить! Ведь вытерпела же я жуткую процедуру выщипывания волос, когда мне казалось, что с меня живьем сдирают кожу. И ничего, живая осталась.

Мой вид вызвал у Эвелины восхищение.

— Какая же вы красивая! — ахнула она, всплеснув руками.

Я была ей благодарна за комплимент, хотя уже чувствовала легкое недомогание. Мне было не очень хорошо. Вот уж, не подозревала в своей служанке такую бездну жестокости. Так затянула, что того и гляди, треснут ребра. Я осторожно вздохнула, выцедив воздух из легких между зубами. Если вы думаете, что это так просто, когда вы в тугом корсете, то попробуйте, наденьте. И примите мои глубочайшие соболезнования.

— Твое лицо покрывает интересная бледность, — заметил Этьен уже в карете.

Я скрипнула зубами. «Тебя бы на мое место», — подумала злобно, — «посмотрела бы я на твою бледность».

— Вам плохо, Изабелла? — встревожилась Эвелина.

— Нет, мне хорошо, — скрипучим голосом отозвалась я, — лучше просто не бывает.

Все прежние опасения отошли на второй план. Куда там, на второй, на сто второй. Одной и единственной целью было — выжить в этом проклятом корсете и не грохнуться в обморок. Я никогда не падала в обморок и не знаю, что это такое. Но другие говорили, что ощущения при этом просто отвратительные.

В легкой беседе я участия не принимала, смотрела в окно, на проплывающие мимо поля, деревья и дома. Отметила также редкой голубизны небо и легкие облачка. В общем, погода была прекрасной, но меня это совсем не радовало.

Остальные не скоро заметили мою отрешенность, но спустя полчаса Эвелина все-таки спросила:

— Вам страшно, Изабелла?

— Нет, — ответила я чистую правду.

— А мне страшно, — призналась она.

— И чего же ты боишься? — хмыкнул Этьен, — думаешь, тебя там съедят?

— Там совсем не страшно, — заметил герцог, — там довольно скучно.

— Не может быть, — удивилась Эвелина, — как там может быть скучно?

— Поживешь — узнаешь, — загадочно отозвался Этьен.

— Только не говори, что ты на приемах умираешь от скуки. Ты там ни разу не был.

Герцог рассмеялся. Этьен скорчил гримасу и бросил на меня сердитый взгляд. Конечно, это я виновата в том, что он никогда еще не бывал во дворце.

Я много читала и слышала о красотах Лувра, но в тот день их просто не заметила. Не до того было. Я просто поднялась по лестнице, следуя за остальными. Господи, когда же это закончится!

Все, напротив, только начиналось. В парадном зале было много народу, дамы в нарядных туалетах заставляли думать о том, что мы, пожалуй, проявили скромность в выборе платьев и драгоценностей. Как бы мне в бриллиантовых серьгах, состоящих всего из одной подвески не выглядеть нищей на фоне этих разряженных особ. А эти камни величиной с голубиное яйцо! Нет, папочка сильно преувеличил благосостояние жениха.

— Ох, — тихо вздохнула Эвелина, взяв меня за руку, — как их много. И все смотрят на нас.

— Не все, — утешил ее Этьен, — не такие уж мы важные персоны.

Мы остановились около каких-то людей, с которыми герцог завязал ничего не значащий разговор. Должно быть, это были его знакомые. Меня представили по всем правилам. Я сделала изысканный реверанс, мечтая, чтобы мне не задавали вопросов. Господи, сесть бы куда-нибудь.

Мечты, как водится, остались мечтами. Пожилая дама, лет за сорок, обратилась ко мне, проговорив:

— Очень рада, что познакомилась с вами, герцогиня. Мы давно говорили вашему мужу, что ему пора жениться. Сколько можно ходить холостяком? Нужно ведь думать и о будущем, как вы считаете?

Я кивнула, только бы она отвязалась. Как я считаю? Да никак. Мечтаю снять этот гадкий корсет. Люди придумали столько способов пыток, и ни один не называет в их числе обыкновенный корсет. А ведь это самая изощренная из всех пыток, о которых я только слышала. Что там Железная Дева или испанский сапог! Об этом в моем положении можно только мечтать. Хуже корсета может быть только тесная обувь. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

— Вы здесь впервые, герцогиня? — продолжала великосветскую беседу дама.

Ей нужно было что-то отвечать. Иначе, она будет недоумевать, где меня воспитывали.

— Конечно, сударыня, — ответила я, надеясь, что моя интересная бледность не стала не менее интересной зеленоватостью. Окружающим будет очень интересно, каким образом можно получить столь экстравагантный цвет кожи. Наденьте корсет, мои дорогие. И все вопросы отпадут сами.

Принуждая себя беседовать, я случайно поймала на себе взгляд какой-то женщины. Очень неприятный взгляд, если быть честной. Меня словно сверлили насквозь, пытаясь узнать, что у меня внутри. Хотелось посоветовать ей немного подождать, и я покажу ей это сама. Судя по всему, недолго осталось.

Женщина была красавицей и странно, что я вызвала в ней такую неприязнь. Высокая, стройная и гибкая, как тростинка. У нее были черные волосы, такие тяжелые кудри, что я почти физически ощущала их тяжесть. Холодные серые глаза и точеный профиль. Ну и чем я ей могла помешать? Что ей опасаться с такой внешностью? Наверняка сегодня она даст сто очков вперед бледной заморенной худышке, похожей на несозревший огурец. С формами, кстати, у нее было все в порядке. Именно о такой груди и мечтает каждая женщина. А мою грудь назвать этим словом язык не поворачивается. Такое впечатление, что ее там нет вовсе. Не помогут даже многочисленные кружева, имитирующие ее присутствие. Вот именно, имитирующие. Все-таки, что она на меня так смотрит? Я ее знаю? Такое впечатление, что да. Кажется, я ее где-то видела. Или не видела.

Я отвернулась. Пусть смотрит, если это доставляет ей такое удовольствие. Должно быть, она любуется на мой интересный цвет лица. Такой цвет сердце любой женщины наполнит радостью.

Суета в зале напомнила мне о том, где я нахожусь. Я огляделась по сторонам, раздумывая, что именно вызвало такой ажиотаж. Оказывается, приход короля. Это ненадолго заставило меня забыть о недомоганиях. Я никогда раньше не видела короля и теперь мне представилась возможность это исправить.

Ну что ж, он в самом деле красив и молод. Этого не отнять. Но сильного впечатления он на меня не произвел. Мало ли на свете красивых молодых людей. Особенность ему придавала только королевская корона. Тем более, что нам всем пришлось склониться в низком поклоне и проклятый корсет дал о себе знать с особенной жестокостью. Странное впечатление, в нем я кажусь себе толстой, отъевшейся коровой. Наверное, потому, что меня давят со всех сторон.

Когда церемония приветствия закончилась, все приняли вертикальное положение. Я осторожно перевела дух. Надеюсь, нас не будут кормить. В подобном состоянии я не проглочу и кусочка.

— Герцогиня! — услышала я чей-то веселый голос и обернулась.

Передо мной стояла баронесса де Кастро и дружески улыбалась.

— Очень рада вас видеть здесь, — сказала она.

— Я тоже, баронесса, — отозвалась я.

— Ну, теперь вы сможете оценить красоты Лувра, так как увидели их воочию, а не услышали. Ведь слова — это только слова. Всегда все нужно видеть собственными глазами.

Тут она преувеличила. Не все я бы хотела видеть собственными глазами.

— Пойдемте, — баронесса взяла меня под руку, — я познакомлю вас с моими друзьями.

Друзьями, точнее, подругами баронессы оказались три дамы разного возраста. Молодую женщину с поразительно зелеными глазами звали маркизой де Санти. Дама постарше, лет сорока называлась графиней де Сент-Берри. Последней из них была совсем молодая девушка, на вид чуть меня старше. Она не отличалась особенной красотой. Точнее, лицо ее было приятным, симпатичным, но и только. Никакой особенной изюминки, разве что, бледность и длинный прямой нос. Как хотите, но я не назвала бы это изюминкой. Разве что, такой, которую очень хочется выковырять. Впрочем, мне ли бросать в нее камень. Своей бледностью сегодня я могла бы поспорить с античной статуей. Правда, у этой девушки были очень красивые глаза, огромные, синие и бездонные, а также длинные черные ресницы. Эту девушку звали Жанна д'Оре, и была она замужней дочерью графини де Сент-Берри. Точнее, уже вдовой. Бедняжка, такая молодая, а уже вдова. Впрочем, может быть ей это нравится.

— Вы, вероятно, слышали, сударыни, — заговорила баронесса, — что это герцогиня де Каронак, коей она стала совсем недавно. Я была на этой свадьбе.

Тут мадам д'Оре бросила на меня неприязненный взгляд. Что ж, я ее прекрасно понимаю. Я уже навидалась таких взглядов. Все особы женского пола, не отличающиеся особенной красотой, мне отчаянно завидуют. Я уже к этому привыкла. Настораживало другое. Я где-то уже слышала это имя. И совсем недавно. Да! По-моему, как раз от баронессы де Кастро.

Я уже хотела тихо спросить у нее, так ли это, но тут грянул гром небесный и разверзлись врата. Точнее, заиграла музыка и начались танцы. Боже сохрани!

По закону подлости от кавалеров не было отбоя. Разумеется, всему виной моя «песочная» талия, из-за которой я терпела такие мучения, ну и не только она, конечно. Кошмар и ужас. В первые несколько секунд я хотела сбежать отсюда куда глаза глядят. Останавливало только одно: далеко я убежать не смогу, не позволит тот же корсет.

Пришлось идти танцевать. Это было так ужасно, что хуже не придумать. Все свои силы я тратила на то, чтобы не потерять сознание. Того, что мне говорили, я просто не слышала. Я лишь улыбалась, давая понять, что все слышу. Должно быть, моя улыбка напоминала оскал мертвеца.

Три танца я выдержала, но потом запаниковала. Еще пара минут — и меня придется откачивать. Я отошла подальше, забилась в уголок и поклялась, что на сегодня это был последний танец. Не пойду больше, хоть убейте.

Не успела я прийти в себя, как ко мне подошел какой-то молодой человек. Я в ужасе зажмурилась, а потом торопливо сказала:

— Простите, очень болит голова.

— Какая жалость! — воскликнул он, — я вам очень сочувствую, герцогиня.

— Мы знакомы? — спросила я.

На его лице появилась искренняя обида.

— Конечно. Помните? Мы танцевали на вашей свадьбе.

Еще бы такое не помнить! Теперь я его вспомнила окончательно. Это тот самый, что издевался надо мной, говоря, что я превосходно танцую.

— О, да, — кивнула я, — простите, месье. Вы…

— Мое имя — Анри де Пуайе, — с легкой укоризной продолжил он.

— Конечно, — согласилась я.

— А я помню ваше имя.

С чем я тебя и поздравляю. Господи, мне и без того дурно, так еще на голову свалился этот тип! Если я немедленно не выйду на свежий воздух, то изрядно повеселю остальных своим бессознательным состоянием.

— Месье, — я посмотрела на Пуайе, — здесь есть балкон?

В его глазах появилось сперва изумление, а потом радость. Радость? С чего бы это? Что его так обрадовало, скажите на милость?

— Я провожу вас, мадам, — и он подал мне руку.

Я безропотно приняла ее. Сейчас я согласилась бы на все, что угодно, лишь бы выйти на балкон и вдохнуть немного свежего воздуха.

И моя мечта наконец осуществилась. На балконе было холодно, но меня это не смущало. Это было даже приятно. И холодный ветер только облегчал мои страдания.

Все было бы прекрасно, но Пуайе все испортил самым возмутительным образом. Я просто не ожидала такого с его стороны. Представьте, он меня обнял! Жуть, ужас! Моим ребрам и без того было достаточно гадко. В тот злосчастный момент я едва не потеряла сознание. Я издала немелодичный вопль, лишь усилием воли устояв на ногах, отпихнула Пуайе от себя и выдавила:

— Вы спятили?

На некоторых мужчин свежий воздух действует самым затейливым образом.

Он отступил на шаг и приподнял брови:

— Разве вы не этого хотели?

— Я?!

В моем голосе было столько изумления, что, кажется, он понял свою ошибку.

— Наверное, я не так понял… — сказал он уже менее уверенно.

— Совершенно не так, — отрезала я, — я вовсе не хочу с вами обниматься. Мне и без того плохо.

— Хотите сказать, что я вам настолько противен? — тут же взвился де Пуайе.

Если бы я чувствовала себя лучше, то покрутила бы пальцем у виска. И почему мужчины все принимают на свой счет? Я о нем вообще не думала.

— Я не имела в виду вас, месье, — постаралась я свести инцидент к минимуму, — мне просто плохо. Вы пробовали обниматься, когда вас тошнит?

Он представил это и судя по всему, понял, что я хочу сказать.

— Простите, — проговорил он, — кажется, я выгляжу полнейшим идиотом.

Редкостное понимание.

— Хотите подышать свежим воздухом, мадам?

— Да, — не стала я отрицать очевидного.

И желательно, в полном одиночестве. Но кажется, этого мне не дождаться. Он стоял насмерть. Пришлось терпеть его присутствие и выслушивать слова сочувствия, от которых у меня начинались колики.

Наконец, я решила, что с меня довольно. Воздухом я надышалась на всю оставшуюся жизнь. Нужно уходить, иначе этот тип сведет меня в могилу.

Де Пуайе не отставал от меня ни на шаг, шагая следом как привязанный. Проявляя заботливость, предложил принести мне бокал вина. Я отказалась. В данный момент я ничего не смогла бы выпить.

Баронесса, разумеется, отметила такую преданность с его стороны и лукаво заметила:

— Кажется, вы понравились дамскому любимцу, Изабелла, — забыла сказать, что с недавнего времени мы стали называть друг друга по имени, — берегитесь, две победы сразу — это слишком для ревнивых особ.

— Я кому-то перешла дорогу? — поинтересовалась я.

— Могу назвать дюжину.

— Не надо.

Она рассмеялась.

— Вы очень красивая женщина, Изабелла. Неудивительно, что вызываете зависть у остальных представительниц вашего пола. Что же касается де Пуайе, то будьте осторожны. Вы мне нравитесь, поэтому не хотелось бы, чтоб вы попали в историю.

— В какую историю? — спросила я.

— Женщины по его милости постоянно попадают в неприятные ситуации. Ну, вы меня понимаете? — и Вероника мне подмигнула.

Ах, в эти! Почему бы не сказать прямо, ведь в данный момент нас никто не слушает.

Впрочем, де Пуайе не зевал и очень скоро нарушил наше уединение.

— Менуэт, — произнес он, — прекрасный танец. Не хотите ли потанцевать, ваша светлость?

— Нет, спасибо.

— Вам все еще плохо?

— Лучше, — соврала я, — но не настолько.

— Жаль, — вздохнул он, — вы так грациозно танцуете. Вы очаровательны, мадам. Своей красотой вы затмили всех общепризнанных красавиц.

— Не может быть, — вяло отозвалась я.

— Да-да, это так, — с жаром заметил де Пуайе, — вы думаете, вероятно, что это лесть, но я говорю чистую правду, уверяю вас.

Боюсь, сейчас это не произвело на меня должного впечатления.

— И вы вашей красотой поразили меня в самое сердце.

Не знаю, почему, но от этих слов мне по-настоящему стало дурно. Я прислонилась к подоконнику, стараясь дышать как можно глубже, но именно это у меня и не получалось. В ушах зашумело, перед глазами запрыгали какие-то точки. Вот, кажется, сейчас я и узнаю, наконец, что такое обморок.

Кто-то крепко взял меня за руку и куда-то поволок. Поволок потому, что я еле переставляла ноги.

— Если собираетесь потерять сознание, то выберите для этого подходящее место, — услышала я сердитый голос герцога, — в чем дело? Что он вам такого сказал?

— Ничего, — отозвалась я.

— Тогда почему вы такая зеленая?

— Мне плохо.

— Это я вижу. Стойте.

Я послушно остановилась. Оказывается, я и не заметила, как вышла из залы. Я находилась в небольшой комнатке с высоким окном и широкой кроватью.

— В состоянии объяснить, что вас так беспокоит? — спросил тем временем герцог.

— Корсет, — выдавила я из себя.

Слава Богу, это слово короткое.

Он что-то прошипел сквозь зубы.

— Черт бы побрал ваш корсет. Повернитесь.

Почему бы и нет? Я повернулась. Хуже мне уже не будет.

Через минуту мне стало гораздо легче. Я почувствовала, что уже могу дышать и ребра не дают о себе знать. Ведь в обычном состоянии никто не помнит об их существовании. А еще через минуту я поняла, что именно он делает. В любое другое время я бы возмутилась. А как еще реагировать на то, что вам расстегивает платье и перешнуровывает корсет мужчина, пусть даже это ваш собственный муж.

Тем временем, герцог закончил начатое, ворча себе под нос:

— Женщины — просто поразительные создания. Готовы умереть, чтобы произвести на людей впечатление своей сногсшибательной красотой. Ну какого черта вы так затянули корсет?

— Это Эмили, дура, — в сердцах сказала я, — я ведь ей говорила. Приеду, убью.

Он фыркнул.

— Все, можете идти. И поверьте, все стало гораздо лучше. Конечно, уже никто не подумает, что вы переломитесь напополам, но цвет лица у вас определенно лучше.

Какая малость нужна человеку для счастья! Поразительно! Стоит только чуть ослабить шнуровку корсета, как вы на седьмом небе.

— Спасибо, — поблагодарила я его.

— Не стоит. Не могу допустить, чтоб вы скончались раньше отведенного времени.

— Отведенного? — изумилась я, — кем отведенного?

— Господом Богом, — пояснил он спокойно.

Я кивнула и повернулась к двери.

Лишь теперь я могла получить удовольствие от приема, но как водится, как раз теперь нам следовало его покинуть. По пути к карете я наслаждалась способностью дышать как все нормальные люди. Люди не ценят эту возможность до тех пор, пока не испытают трудности. И тогда лишь они понимают, как это прекрасно. Сделала вывод. Можно подумать, раньше я этого не знала.

Эвелина вовсю обсуждала посещение Лувра с Этьеном. Они оба были оживлены сверх меры. Не скоро они заметили молчание остальных. Наконец, Эвелина спросила, поворачиваясь ко мне:

— Что же вы молчите, Изабелла? Вам понравился прием?

Ответить ей правду? Не поверит ведь. А если и поверит, то задаст кучу дополнительных вопросов. Поэтому, я ответила:

— Конечно, Эвелина.

— А какой момент вам понравился больше всего?

Я фыркнула. Этот момент я могла определить со всевозможной четкостью, но опять-таки сказать об этом было нельзя. Ответила нейтральное:

— Не помню.

— А мне понравились танцы, — не смолкала девушка, — меня приглашали восемь раз.

— Ты считала? — съязвил Этьен.

— Я запомнила, — уточнила она, — не так уж часто мне выпадает возможность потанцевать. Обожаю танцы. А вы? — она вновь обернулась ко мне.

— Разумеется, — соврала я уверенно.

Ненавижу танцы. Ненавижу приемы. А больше всего ненавижу того, кто придумал, что женщины должны затягиваться в корсет и испытывать адские мучения. Приеду — оттаскаю Эмили за волосы, чтобы ей в голову больше не приходила мысль притрагиваться к моему корсету.

5 глава. «Меткий» выстрел

На следующий день после завтрака Эвелина выдумала новое развлечение. Должно быть, посещение приема вдохновило ее на это. Она предложила прокатиться на лошадях по окрестностям. Впрочем, я не возражала. Я ведь любила кататься. Для пущего удовольствия прихватила с собой Кадо. Собаки не должны весь день сидеть в четырех стенах. Им нужно разминаться, бегать. Особенно, для таких пород, как доги. У них длинные ноги, сама природа предназначила их для бега.

Когда я вышла во двор, там была одна Эвелина. Она тут же подбежала ко мне и попросила:

— Покажите, что умеет Кадо, Изабелла. Пока никого нет.

Почему бы и нет? Как и любая владелица породистой собаки, я обожала демонстрировать его умения и навыки.

— Сидеть, — сказала я Кадо.

Он исполнил мою команду.

— Лежать. Сидеть. Дай лапу.

— Какая прелесть! — ахнула Эвелина, — а мен он даст лапу? Можно, Изабелла? Ну пожалуйста!

Трудно было отказать такой просьбе. Я согласилась, хотя Кадо не любил выполнять команды, отданные чужими.

— Дай лапу, — попросила Эвелина робко.

Кадо посмотрел на меня.

— Протяните руку, — велела я девушке, — Кадо, дай ей лапу.

Она осторожно вытянула руку вперед. Кадо нехотя протянул ей лапу и тут же убрал. Но Эвелине этого было более, чем достаточно.

— Какой умница! — заахала она, — а что он еще умеет?

— Сейчас подойдет Этьен и мы продемонстрируем вам команду «Фас», — съязвила я.

Судя по всему, Эвелина не понимала шуток. Она испугалась.

— Ой, нет! Что вы, Изабелла! Так нельзя!

— Конечно, — согласилась я, пожимая плечами, — я пошутила.

— И потом, я уже видела, как Кадо исполняет эту команду.

— Когда? — удивилась я.

— Забыли? По дороге домой, когда на нас напали грабители.

Я и в самом деле, забыла об этом пустяке.

— Он умеет носить в зубах палку? — продолжала выспрашивать девушка.

— Он носит мои туфли.

Эвелина засмеялась и захлопала в ладоши.

— Как мило!

— Развлекаемся? — прозвучал насмешливый голос Этьена, — катанье на лошадях отменяется? Эвелина, ты вполне можешь оседлать этого пса. Он домчит тебя быстрее ветра.

— Разве что, тогда, когда впереди будешь бежать ты, — заметила я.

— Поехали, — это подошел герцог, — тут такое солнце, что мы изжаримся заживо.

Можно подумать, за воротами нет никакого солнца. Там ходят по небу низкие тучи и хлещет дождь. Странная у некоторых людей логика.

Судя по всему, остальные привыкли, что герцог постоянно командует. Послушно расселись по своим лошадям и взяли в руки поводья.

— Команда «вперед» будет? — вполголоса спросила я у Эвелины, — или это каждый решает индивидуально?

Этьен услышал это и захихикал. А Эвелина нахмурилась.

— Здесь нет ничего смешного, Этьен, — сказала она, — Изабелла, почему вы все время так зло шутите?

— Это не шутка, — я пожала плечами, — это ехидная реплика «в сторону».

Разумеется, Этьен снова захихикал. Чего еще от него ждать!

Окрестности были очень живописными. В том смысле, что если б я была художником, то непременно запечатлела это на холсте. Но способностей к рисованию у меня не было. Вообще никаких. От моих рисунков у учителя рисования волосы вставали дыбом. А отец долго гадал, что же я хотела изобразить.

— Сегодня тепло, — заметила Эвелина, поднимая лицо к небу и щурясь от яркого солнца, — Огюстен, — она обернулась к брату, — может быть, пройдемся пешком?

— Я знаю, тебе не терпится заняться псом.

— Нельзя? Почему же? Мне нравится играть с Кадо. А ему нравится со мной играть, Изабелла? — это она сказала, конечно, мне.

— Кадо любит побегать, — признала я очевидную вещь.

— Ну еще бы, — вставил Этьен, — с такими длинными лапами, как у него, он и минуты на месте усидеть не сумеет. Вон, носится.

Кадо и в самом деле, разминал косточки, носясь по окрестностям, задрав хвост. За то время, пока мы ехали, он успел совершить пробежку до лесочка и обратно раз десять, не меньше.

Мы остановились и спустились на землю. Живая и подвижная Эвелина тут же отыскала на земле какую-то палку и развлекалась тем, что бросала ее в разных направлениях, а Кадо с веселым лаем бегал за ней и приносил назад. В эту игру он готов играть с кем угодно. И потом, Кадо до такой степени любит играть с палкой, что сам частенько отыскивает их и приносит мне, виляя хвостом и всем своим видом говоря: «Брось ее, хозяйка. Ну, брось! А я принесу». Если же у меня нет настроения этим заниматься, то он сам развлекается, как может, прыгает на палку и лапами отталкивает подальше, а потом бросается на нее и хватает зубами.

Я надвинула шляпу поглубже, скрывая лицо от солнечных лучей. Становилось жарко. Я не понимала, как Эвелина может носиться по лужайке в такую погоду.

— Здесь где-нибудь есть тень? — спросила я у Этьена.

— Вон у тех деревьев, — показал он, — что, припекло? Честно говоря, меня тоже. А Эви носится, как оглашенная.

Я собиралась кивнуть для поддержания разговора, но тут с моей головы слетела шляпа. Я наклонилась, чтобы поднять ее, как раздался второй выстрел. Боюсь, что на первый я не обратила внимания, так как совершенно не ожидала ничего подобного здесь.

Лошадь громко захрапела, упала на траву и, несколько раз дернувшись, застыла.

Я рухнула рядом, плохо понимая, зачем, но в такие моменты мое тело действует быстрее ума и я никогда не спорю. Поскольку ничего, кроме пользы это не приносит.

Этьен выпалил какое-то ругательство и упал тоже, больно задев меня локтем.

— Браконьеры! — завопила Эвелина, оставляя свое занятие, — Огюстен, ты же обещал, что с ними будет покончено!

— Боюсь, что мы не напоминаем двух симпатичных уточек, — пробурчал Этьен себе под нос.

— Может быть, козликов? — не смолчала я и затряслась в приступе хохота.

Выстрелов больше не последовало. Наклонившись к нам, герцог спросил:

— Не ранены? Встать можете?

Этьен тут же поднялся на ноги. Я же встала с помощью герцога, хотя, честно говоря, была вполне в состоянии сделать это сама. Но он уже подал мне руку и было глупо отказываться.

— Их нужно поймать, — заявил Этьен, пылая жаждой мести.

— Каким образом? — герцог приподнял брови, — полагаю, они уже давно успели скрыться, пока ты здесь разлегся.

Эвелина кинулась ко мне:

— Вы целы, Изабелла? Ужасно, ужасно! Ведь они могли попасть в вас!

Конечно, могли. Зачем же я тогда упала? Я подняла с земли шляпу и уже хотела надеть ее, но странная деталь меня остановила. Я пригляделась и заметила две небольшие дырочки в тулье.

— Меня почти подстрелили, — сообщила я остальным и указала на свою находку.

Побледнев, Эвелина ахнула:

— О Боже мой! Еще чуть-чуть и… Это все негодные браконьеры! О чем ты думаешь, Огюстен? Ведь так они могут кого-нибудь убить!

— С такой меткостью — вряд ли, — хмыкнула я, — ваши браконьеры плохо стреляют.

— Напротив, — мрачно отозвался герцог, — они стреляют отлично.

— Это зависит от того, в кого они хотели попасть.

— В лошадь-то они попали удачно, — вставил Этьен, — можно сказать, навскидку.

— Очень интересно, — задумчиво произнес герцог, — не нравится мне это. Такое впечатление, что…

— Что? — поинтересовалась Эвелина, — что ты имеешь в виду?

— Ничего.

— Вели прочесать лес.

— Это ни к чему не приведет. Думаешь, они до сих пор стоят там и ждут, когда их отыщут? В любом случае, ни к чему выходить за пределы дома в одиночку. Это относится ко всем, — он многозначительно взглянул на Этьена.

— Не пойму, чего ты опасаешься? — тот дернул плечами.

— Это могли быть браконьеры, а могли и не быть.

— А кто же тогда стрелял? — вмешалась Эвелина в разговор мужчин.

— Только очень подслеповатый браконьер мог спутать людей с какой-либо живностью.

Это показалось мне забавным и я захихикала.

— Поясни, — настаивала девушка.

— Возможно, тот, кто стрелял, хотел попасть именно в того, в кого попал.

— Охота на лошадей? — не смолчала я, — впервые слышу.

— Охота на людей, — отрезал герцог, — у вас нет врагов, мадам?

— Какие у меня могут быть враги? — я приподняла брови, — откуда?

— Как правило, такие вещи становятся известны позднее, чем хотелось бы.

— Вы всерьез думаете, что стреляли в меня? — скептически отозвалась я, — да кому придет в голову это делать?

— Я ничего не знаю. Но осторожность никогда не бывает лишней. Никуда не ходить по одиночке, — он повернулся к сестре, — Эви, это и тебя касается.

— Хорошо, но почему ты придаешь этому случаю такое значение?

— Какое такое значение? Один дюйм — и пуля оказалась бы у нее в голове, — он указал на меня, — все, больше никаких прогулок.

— Это же скучно, — Эвелина скривила губы.

Герцог раздраженно махнул рукой.

Мы вернулись в дом. Происшедшее можно было бы назвать забавным, если б не была убита лошадь. Мне было ее жалко. Не повезло бедняжке! Откуда же было знать, что кому-то вздумается в нее стрелять. А что касается моих якобы врагов, то это было просто смешно. Какие у меня могут быть враги, скажите на милость? Какая-нибудь ревнивая особа, возмущенная моим успехом на приеме засела в засаду с ружьем? Вы этому верите?

С другой стороны, конечно, пуля могла угодить мне в голову. Но ведь не угодила. Так зачем же было поднимать такой шум?

Кстати сказать, это происшествие было не единственным. Вечером со мной случилась еще одна неприятность. Произошло это так.

Было уже поздно и я собиралась улечься в постель. Эмили помогла мне переодеться, накрыла теплым одеялом и пожелав спокойной ночи, ушла к себе. Я закрыла глаза и тут же открыла, так как заметила, что эта забывчивая клуша не погасила свечи. Эмили вечно что-нибудь забывает. Особенно, вечером, когда у нее на уме одно: как бы поскорее рухнуть в постель и забыться сном.

Я приподнялась на локте, собираясь позвать ее, но не успела. Позади меня раздался грохот и что-то тяжелое больно стукнуло меня по голове. Так сильно, что даже искры из глаз посыпались. Я охнула и обернулась.

Картина в тяжелой резной раме. Черт побери, какому идиоту пришло в голову вешать картины в изголовье кровати? Не говорите мне, сама догадаюсь. Конечно, это герцог. Кто еще! Точно такую же картину я видела в спальне Эвелины. Додуматься до такого можно лишь от великого ума.

Я встала и пощупала затылок. Так и есть, шишка. Я разозлилась еще больше. Нет, ну какой же кретин! Зачем мне картина в спальне? Думал, я буду любоваться на эту мазню ночью в потемках?

Наклонившись, я присмотрелась к упавшему произведению искусства. Так и есть. Шнур, на котором она висела, оборвался. Еще бы ему не оборваться! Он же тонюсенький! На нитку бы повесили, а потом удивлялись, что это она упала!

Я с трудом стянула картину с кровати. Все-таки, мне повезло. Если бы я лежала, меня бы стукнуло не плашмя, а прямо по лбу. Не знаю, обладает ли мой лоб такой крепостью, чтобы выдержать эту тяжесть. Если послушать батюшку, то моим лбом можно пробивать дубовые ворота, но он, разумеется, преувеличивает. В этом случае лоб должен быть чугунным.

Еще немного поругавшись сквозь зубы, я приложила к затылку мокрое полотенце и легла спать, на всякий случай проверив сперва, нет ли надо мной еще каких-нибудь сюрпризов.

Второе происшествие случилось три дня спустя. Эвелина предложила мне прокатиться верхом по парку.

— Милые дамы, — напомнил нам Этьен, развалясь в кресле, — вы, кажется, забыли, что вам запрещено покидать пределы дома.

— А мы и не будем покидать их, — отозвалась Эвелина, — я говорила о парке. Парк в пределах дома.

— Мне кажется, Огюстен имел в виду все окрестности с парком вкупе, — хмыкнул вредный кузен.

— Его сейчас здесь нет, правда? — ехидно напомнила я, — так что, мы не сможем уточнить, что именно он имел в виду.

В самом деле, в тот день герцог был в отъезде.

Эвелина засмеялась, признав мою правоту. Этьен пожал плечами.

— Мое дело — предупредить. Тебе ли не знать, Эви, как наш милый Огюстен страшен в гневе.

— О-о, — протянула я в притворном ужасе, — он нас поколотит?

— Пойдем, — Эвелина со смехом взяла меня под руку, — глупости, конечно, нет. Он просто несколько шумен.

— А, ну шумом нас не напугаешь.

Мы отправились во двор, где уже были приготовлены лошади для нас. Этьен остался в доме.

— Он так боится вашего брата? — спросила я, садясь в седло.

— Этьен? Не думаю, что он кого-то боится. Нет, он не пошел с нами из чувства противоречия. Я его хорошо знаю.

Однако, судя по случившемуся позже, Эвелина знала своего кузена не столь хорошо, как считала. Но об этом потом.

Один круг по парку мы сделали чинной трусцой, переговариваясь между собой. Но Эвелине, как и мне надоело плестись, тем более, как удачно заметила я, нас все равно никто не видит.

— Поскачем быстрее. Я не люблю легкую трусцу. Это для детей, впервые севших в седло.

Мы обе подхлестнула лошадей и помчались. Точнее говоря, это Эвелина помчалась, а я полетела. Не успев сообразить, в чем дело, я приземлилась прямиком в клумбу. Моя лошадь, облегченная отсутствием седока легко обогнала Эвелину, именно поэтому та заметила, что со мной произошло.

Падение было мягким, все-таки я упала в клумбу с цветами, а не на гладко утоптанную дорожку. Но я все равно больно ударилась и едва не вывихнула руку.

Эвелина поспешно вернулась и подскочила ко мне:

— Господи, Изабелла, вы живы?

— Померла, — сердито отозвалась я, поморщившись от боли, — конечно, жива. Считаете, я похожа на хладный труп?

— Трупы не разговаривают, — отмахнулась она, помогая мне встать, — и тем более, не язвят. Теперь я уверена, что вы в полном здравии.

Я отряхнула платье от земли.

— Ну, не в полном. Синяки на мягком месте мне обеспечены.

Эвелина фыркнула.

— Я так перепугалась! Думала, вы убились.

— Я столько раз падала, что мне это не грозит.

— А все-таки, почему вы упали?

— Не знаю, — я пожала плечами.

Седло валялось поблизости и было просто преступлением не посмотреть на него. Насколько я знаю, седла редко отправляются вслед за седоком. Разве что тогда, когда лопнет подпруга.

Я наклонилась и осмотрела вышеозначенное. И тут в мою душу закралось легкое недоумение, подозрение, если хотите. В любом случае, это было странно. Подпруга не лопнула, не развязалась. Она была перерезана. Надрез был ровный, как ножом срезанный. Впрочем, полагаю, это было сделано именно ножом.

— Интересно, — протянула я.

Эвелина присела рядом со мной.

— Что?

— Смотрите, — я указала на подпругу, — ее кто-то перерезал.

Эвелина ахнула. Я посмотрела, что вызвало в ней бурю эмоций и увидела, что она побледнела.

— Господи! — девушка прижала пальцы ко рту, — Огюстен был прав!

— В чем? — полюбопытствовала я.

— В том, что у вас есть враги!

— Глупости! Нет у меня никаких врагов.

— Но кто-то же это сделал.

— Правильно. Но ты считаешь, что враги прокрались к конюшне и сделали свое черное дело? Ой, простите! — спохватилась я, сообразив, что говорю ей «ты».

— Ничего страшного, — улыбнулась она, — я давно хотела тебе это предложить. Ведь теперь мы в некотором роде сестры.

Я с гримасой поднялась на ноги. Здесь я угадала, синяки уже давали о себе знать. Впрочем, мне было не привыкать и я бы наверняка забыла о них через полчаса. Но Эвелина не дала мне этого сделать. Она подхватила меня под руку и столь осторожно повела к двери, словно я была по меньшей мере, при смерти.

Этьена в гостиной уже не было, но сперва мы не заметили его отсутствия. Эвелина тут же предложила мне рассмотреть мои ушибы получше и вызвать врача, на что я просто расхохоталась.

— Ты шутишь? Какой врач? Я здорова, просто немного ударилась. Это пройдет.

— Нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью, — покачала головой девушка.

— Глупости. Знаешь, сколько раз я падала?

— Сколько?

— Не могу назвать точное число. Сама не помню. Их было так много! Поэтому, не надо трястись надо мной, как над несмышленым младенцем. Ты еще в постель меня уложи и вели ходить мимо моей комнаты на цыпочках.

— Ну почему ты постоянно язвишь? — укорила меня Эвелина.

— Этого я тоже не знаю.

— Все-таки, мне это не нравится. Конюхи в нашем доме не имеют обыкновения резать подпруги хозяевам.

— Возможно, это произошло случайно, — предположила я.

— Как? Взмахнул ножиком и перерезал подпругу? Зачем конюху нож?

— Может быть, он хотел хлеба нарезать.

Тут рассмеялась Эвелина. Впрочем, она недолго веселилась. Когда приехал герцог и узнав о происшедшем, стал метать громы и молнии. Он пришел в ярость, отчего бедная Эвелина съежилась и едва не залезла под стол. Я не была столь впечатлительна и его вопли не произвели на меня впечатления. Как вы уже успели заметить, я и сама могу не хуже. Да что там! Лучше, гораздо лучше!

— Как ты могла! — вопил герцог на весь дом, — я ведь предупреждал, чтоб вы не высовывали своего носа на улицу! Предупреждал или нет?

— Предупреждал, — пискнула Эвелина, на глазах делаясь меньше.

— Ты хочешь, чтобы кто-нибудь свернул себе шею? — распалялся он.

— Нет-нет, конечно, нет!

— Тогда какого черта вас понесло кататься в парк? — судя по звукам это был апофеоз.

— Потому что, в доме кататься не очень удобно, — подала я голос, посчитав, что пора бы ему обратить внимание и на меня.

И добилась своего. Он тут же забыл о несчастной Эвелине и снова начал вопить, на сей раз, на меня.

— Это что, очень смешно?!

— Ну, не так, чтобы очень, — я пожала плечами, — слегка.

— Мне уже осточертело ваше идиотское чувство юмора!

— Не орите на меня, — отозвалась я.

— Что?!

Не понимаю, что ему так не понравилось. Ведь он на самом деле орал, как резаный. Я не преувеличила. А тут такое негодование! Прямо, позеленел весь.

— Вы еще и глухой?

Эвелина закрыла лицо руками, ожидая, что сейчас крыша рухнет ей на голову.

Несколько минут герцог сообщал все, что обо мне думает. Не скажу, что я узнала много нового, но кое-что мне очень не понравилось. Поэтому, вопить на сей раз начала я, и делала это столь хорошо, что без труда заглушила не только робкие попытки Эвелины утихомирить нас, но и самого герцога.

— Вместо того, чтобы тут разоряться, лучше бы проследили за своими чертовыми слугами! Пойдите и вопите на болвана-конюха, который перерезал мне подпругу! Какого дьявола!

И много чего другого. Я была очень способной ученицей и прекрасно запоминала всевозможные ругательства.

На герцога впечатление произвело не то, что я знаю так много бранных слов, а тот факт, что подпруга была перерезана.

— Перерезал? — спросил он уже несколько тише.

— Вот именно!

Он развернулся и вылетел из комнаты. Мы с Эвелиной переглянулись.

— Я не думала, что он так рассердится, — прошептала она, — просто рвал и метал.

Я хмыкнула.

— А уж ты могла бы помолчать, а не подливать масла в огонь, — тут же отреагировала она, — он так кричал, что я думала, потолок обвалится.

— Он всегда такой буйный? — спросила я.

— Не всегда, — сердито отозвалась Эвелина, — а что касается буйности, то послушала бы себя. Вот уж не думала, что ты можешь так кричать.

— Я еще громче могу, — без ложной скромности сообщила я.

Она фыркнула.

Дверь распахнулась и в комнату влетел Этьен, на ходу осведомляясь:

— У нас землетрясение? Стены дрожат, мебель падает. Что вы так вопите?

— Где ты был? — вместо ответа спросила Эвелина.

— Где бы я ни был, даже там слышен шум, который вы производите.

— Я не произвожу.

— А я и не имел в виду тебя. Кажется, я слышал сопрано Изабеллы или слух меня подводит? — он покосился на меня ехидным глазом.

— Не отрицаю, — улыбнулась я, — ты полагаешь, у меня сопрано? Мой учитель пения ставил мне контральто.

Этьен не успел достойно ответить. Помешал тот же герцог. Он был мрачен, словно туча.

— Где седло? — с порога спросил он.

— Последний раз я его видела на клумбе, — сообщила я ему.

— Его там нет.

— Значит, его убрали.

— Его нигде нет, в этом все дело.

Тут я задумалась. Странно. Кому понадобилось выкидывать почти новое, хорошее седло? И главное, зачем? Что, вообще, происходит?

— Я прогнал конюха, — продолжал тем временем герцог.

— Зачем? — поинтересовался Этьен, — что, вообще, происходит?

Он говорил моими словами. Сперва меня удивило именно это, а уж потом тот факт, что он ничего не знал о происшедшем. Интересно, где он был все это время?

— Кто-то задумал убить Изабеллу, — пояснила Эвелина.

Я рассмеялась.

— Чушь!

— Ну уж нет, — отрезал герцог, — Эвелина абсолютно права.

— Не может быть. Во всяком случае, я до сих пор жива.

— А вам непременно нужно свернуть себе шею, да?

— Этого я не хочу. Но что касается убийства, то это большое преувеличение. Глупо ожидать, что я сверну себе шею, упав с лошади.

— Очень многие сворачивали. И потом, вы забыли про выстрел.

— Браконьеры. Так можно дойти до Бог знает чего. Еще картину припомните.

— Какую картину? — хором спросили они.

Черт, совсем забыла, что не говорила никому об этом.

— Картина в спальне свалилась, — сердито пояснила я.

— На голову? — полюбопытствовал Этьен.

— Почти.

— Зачем же ты под ней стояла?

— Я что, спятила? Все дело в том, что кому-то взбрело в голову повесить ее в изголовье кровати. На мой взгляд, полнейший идиотизм.

Этьен расхохотался. Он, как и я, не воспринимал это всерьез. Зато остальным мое сообщение не пришлось по душе. Эвелина широко раскрыла глаза, в которых застыл ужас. А герцог заявил:

— Картины просто так не падают.

— Конечно. Если только какой-нибудь умник не повесит их на тонкий шнурок.

— Кого это вы имеете в виду? — тут же вскинулся он.

— Откуда мне знать, кто в вашем доме развешивает картины.

Кстати, есть удачная народная поговорка: «На воре шапка горит». Кажется, это про него.

Этьен веселился от души.

— Довольно, — оборвал его герцог, совсем синий от злости, — совершенно неуместное веселье. Полагаю, вы оба перестанете веселиться лишь тогда, когда в доме появится чей-нибудь труп.

— Ой, не надо! — охнула Эвелина, — зачем ты так говоришь?

— Не знаю, что еще произведет на них впечатление.

— Ну, разве что, если с лошади свалитесь вы, — отозвалась я, хотя никто меня об этом не просил.

Но об этом меня и не нужно просить. Когда есть возможность съязвить, тут я первая.

Этьен захохотал с новой силой, а герцог, уходя, хлопнул дверью так, что со стола упала ваза.

— Прекратите, — вскочила Эвелина, — вы ведете себя отвратительно. Оба.

— Мы ведем себя отвратительно? — Этьен приподнял брови, — нет, просто вы — два паникера. Из нескольких случайностей раздули историю. Изабелла права. Если бы кто-то захотел ее убить, то применил бы способ получше, чем подпруга. Ведь это очень ненадежно. Человек может свернуть себе шею, а может и не свернуть. Дело случая.

— Но ведь она была перерезана!

— В самом деле?

Я кивнула.

— Видела своими глазами.

— Тогда признаю, что кто-то хотел подпортить тебе кровь.

— Вот видишь! — торжествующе вскричала Эвелина.

— Я не сказал: убить. Заставить понервничать. Кто в нашем доме способен на мелкие пакости?

— Ничего себе, мелкие! — возмутилась девушка, — а картина?

— Картина упала сама по себе. Не говори глупостей.

— Кто же в этом доме способен на мелкие пакости? — спросила я, так как меня интересовал этот вопрос.

Этьен хитро улыбнулся.

— Ну, если дело касается тебя, то…

— Хватит, — оборвала его Эвелина, — никто в нашем доме не станет этого делать.

— Думаешь, кто-то со стороны?

— Уверена.

— Вряд ли, — сказала я, — для этого ему бы пришлось попасть вовнутрь, а это не так просто.

Они оба посмотрели на меня, потом переглянулись и Эвелина тихо проговорила:

— Думаешь, она?

— Все может быть.

— Кто? — тут же вмешалась я.

— Никто, — отрезала девушка, кстати, ничем не хуже, чем ее буйный братец.

— Эвелина шутит, — пояснил Этьен смиренно.

— Я поговорю с Огюстеном, — заявила она тем временем.

— Нет, — предупредил ее кузен, — не вздумай. Я сам.

— А ну-ка, немедленно говорите, в чем дело.

Это уже начинало злить. Разговаривают между собой, будто меня тут нет. А ведь меня это касается напрямую.

— Это не то, что ты думаешь, — поспешно сказала Эвелина.

— Я ничего не думаю! Я хочу знать, о ком вы говорите.

— Я тебе потом скажу, — пообещала она.

— Когда?

— Когда все станет ясно.

Пришлось удовлетвориться этим за неимением лучшего.

Эвелина направилась к двери:

— Пойду, пожалуй. День сегодня был довольно утомителен.

Я собралась уже последовать ее примеру, но Этьен задержал меня за руку.

— Погоди. Мне нужно с тобой поговорить.

Я остановилась и повернулась к нему.

— Ну, говори, кто.

— Я не об этом, — поморщился он, — тебе все скажет Эви. Не торопи события.

— Ну хорошо, — я села на стул, расправив платье, — что именно ты хочешь мне сказать?

Этьен подошел ближе и задумчиво почесал подбородок.

— Даже не знаю, как начать.

— Начни уж как-нибудь. И побыстрее. Скоро ужин, не хотелось бы его пропустить.

— Проголодалась? — он хмыкнул, — ладно. В общем, у меня к тебе предложение.

— Какое? — я приподняла брови.

— Деловое.

— Что ты имеешь в виду?

Этьен снова замолчал, водя пальцем по столу. Потом набрал в легкие побольше воздуху и начал:

— Скажи, Белла, кстати, я могу так тебя называть?

— Белла? — повторила я.

Никто никогда не называл меня Беллой, но если вдуматься, это совсем неплохо звучит. А если вспомнить, что по-итальянски «Белла» значит — «красавица», то даже очень лестно.

— Можешь называть меня Белла, — милостиво разрешила я.

— Мне нравится. Звучит красиво.

— Не отвлекайся.

— Хорошо. Так вот, Белла, скажи, тебе хватает денег?

Я взглянула на него с удивлением. Хватает ли мне денег? Не понимаю, что он имеет в виду. Уже не помню, когда я держала в руках хоть какой-нибудь завалящийся грошик. Я никогда ничего не покупала. Зачем? Для чего тогда нужна прислуга?

— Ты хочешь сказать, устраивает ли меня благосостояние вашего семейства?

— Нет, не это. Я спрашиваю, у тебя есть деньги на карманные расходы?

— Нет, — я изумилась сильнее, — зачем? Я не собираюсь сама покупать то, что мне нужно.

— Согласен, на рынок ты не пойдешь. Но всегда есть такие расходы, о которых ты не побежишь докладывать мужу.

— Например?

— Ну, не мне тебя учить. Деньги нужны не только для того, чтобы ходить в лавки и на рынки. У женщины всегда должны быть при себе деньги. Так принято. Ты не заметила?

— Нет, — я покачала головой, — но если так надо, то…

— Вот именно, — он торжествующе поднял вверх палец, — обратишься к милейшему Огюстену, он не даст тебе и ломаного гроша.

— Почему?

— Потому что, он считает, что у тебя есть все необходимое. Между нами, он страшный жмот.

Я прыснула.

— Будь серьезней, — одернул меня Этьен.

— Ладно, буду, но если ты мне объяснишь, как мне следует поступить в этом случае.

— Нет ничего проще. Если муж не дает тебе денег, то их следует достать самой.

— Откуда достать? — недоумевала я.

— Я думал, ты умнее, — рассердился он, — ты знаешь, что у нашего любимого Огюстена в спальне стоит такая небольшая шкатулочка?

— Нет, не знаю, — отозвалась я сердито.

В самом деле, откуда мне знать, если я никогда не бывала в его спальне. Мало ли, что там у него стоит! Мне-то какое дело?

— Стоит, — подтвердил Этьен, — только, вот досада, она заперта на ключ.

— Интересно, — протянула я, — какие подробности тебе известны. И часто ты заглядываешь в его спальню?

— Не язви, — нахмурился он.

— Нет, правда. Ты уже проверял, заперта ли эта шкатулочка? Ключика, говоришь, нет? А зачем тебе ключик?

— Ты противная девчонка, — разозлился он, — я чем хуже остальных? Я, между прочим, давно взрослый и у меня могут быть потребности. И почему я постоянно должен просить деньги на карманные расходы?

— Тебе их не дают? — продолжала веселиться я.

— Очень мало и очень редко. Эти деньги и деньгами-то назвать язык не поворачивается. По-твоему, это справедливо?

По-моему, он совсем обнаглел. Не такая уж я дура, чтобы не понимать, что именно он собирается мне предложить.

— Конечно, несправедливо. Противный жмот Огюстен не дает тебе денег, чтобы ты их тратил направо и налево. Жуткий эгоист.

— Я знал, что мы поймем друг друга.

Кажется, временами Этьену отказывает чувство юмора. Судя по всему, он меня не понял.

— Я давно заметил, что ты его терпеть не можешь. Часто удивлялся, как ты его терпишь, ну, ты понимаешь. Но это ваши личные семейные дела. Так как насчет того, чтобы подпортить ему кровь?

— В смысле, залезть в шкатулку?

— Нет, это я и сам могу. Я ведь говорил тебе, что она заперта. Мне нужен ключ.

— И где я его тебе достану? — я приподняла брови.

Возмутиться могу позднее. А пока развлечемся. К тому же, мне интересно, как далеко он зайдет.

— Ну, ты же его жена, как — никак. У вас, женщин есть способы получить то, что хочется. Я не знаю, где он прячет этот ключ. Достань его, и все проблемы решены.

— А почему это я должна его доставать? Ведь он нужен тебе.

— Тебе нужны деньги? — Этьен возмутился моей непонятливостью, — так вот, достанешь ключ, получишь четвертую часть содержимого.

— Что-о?

Это вырвалось у меня совершенно непроизвольно. Я хотела подразнить его и повеселиться. Но это уже было слишком. Предлагать мне вульгарную кражу?

— Ну ладно, — он пошел на попятный, — третью часть. Учти, тебе и делать-то ничего не придется.

— Ты издеваешься? Ну, ты наглец.

— Да ты что? — возмутился он, — половину хочешь? Это уже слишком.

— Вот именно, это уже слишком! — я вскочила на ноги, — Это уже чересчур. Я не собираюсь участвовать в этом! Надо же додуматься, предложить мне украсть деньги!

Этьен около минуты смотрел на меня, не в силах ничего сказать. Он поморгал, а потом спросил:

— Я ошибся?

— Конечно! Считаешь меня воровкой?

— Я думал, ты его не любишь.

— Ты прав. Не люблю. Было бы странно, если б было наоборот. Но воровать не собираюсь даже у злейшего врага. Это низко.

— Понятно. Тогда извини, — он пожал плечами, — сглупил. Не думал, что ты не понимаешь шуток.

— Шуток? — я вытаращила глаза, — ты так шутишь?

— Конечно. А ты подумала, что я в самом деле собираюсь его ограбить?

Да, именно так я и подумала. И более того, я до сих пор продолжаю так думать.

— Все ясно, — заключил Этьен и рассмеялся, — ты купилась.

— Дурак.

— Согласен, глупая шутка. Зато, как забавно!

— У тебя нет никакого понятия о приличиях! — кипятилась я, — шутки идиотские! А если бы я согласилась? Что тогда?

— Тогда бы мы поделили эти деньги по справедливости, — он громко захохотал.

— Ты просто свинья! — припечатала я и вылетела за дверь.

Убила бы этого противного Этьена! А если он и в самом деле так шутит, то убила бы вдвойне.

Но потрясения на этом не закончились. Угадайте, кого я обнаружила за дверью? Конечно, герцога! Он вульгарно подслушивал! Ну негодяй! Я топнула ногой и выпалила:

— Да у вас это семейное!

И злая, как тысяча чертей, помчалась к себе.

6 глава. Труп в кустах

Не знаю, почему, но новости в этом доме разносятся моментально. Не успел Этьен раскрыть рот и озвучить новый вариант моего имени, как его тут же повторила Эвелина. Утром она называла меня не иначе, как Беллой. Я пробовала возмутиться, но это ни к чему не привело. Она упрямо утверждала, что «Белла» звучит красиво и все тут. Пришлось махнуть рукой. Красиво, так красиво. Им, конечно, лучше знать. Но все-таки, мне интересно, известна ли Эвелине история о шкатулочке, к которой просто позарез нужно подобрать ключик. Бедняга Этьен уже никогда не сможет это осуществить, если сказал мне правду о своем желании. Впрочем, мне абсолютно не было его жаль.

Спустя неделю мы получили приглашение на прием к барону де Кастро. Эвелина пришла в восторг от новой возможности развлечься, но если кто и был рад, так это я. Вероника жила в нескольких лье от моего дома, к тому же, я была уверена, что она непременно пригласит и моего отца. Я не видела его уже месяц. Старые обиды быстро забываются, когда находишься вдали от дома. Хотя уверена, что увидев отца, я тут же о них вспомню.

Оставшиеся до приема два дня Эвелина не могла усидеть на месте. Она замучила меня подробностями своего туалета, бегая советоваться. Не понимаю, почему она считает меня таким знатоком в этой области. Я посоветовала ей сходить к своему братцу и не ожидала такой бури возмущения в ответ.

— Как ты можешь, Белла! — вскричала она, — Огюстен ничего не понимает в женских нарядах! И потом, он никогда не стал бы мне ничего советовать. Это женское дело.

Я-то по глупости и молодости лет думала, что герцог прекрасно в этом разбирается, просто не хочет посвящать свою сестру в подробности обучения. Не стала спорить, лишь пожала плечами.

— Мне кажется, это платье тебе идет, — сказала я, — что же касается того, модно это или нет — я понятия не имею. Не забывай, я только что приехала из деревни. Это ты должна меня учить, как следует одеваться.

— Но ты ведь была на королевском приеме, — жалобно протянула Эвелина.

— Ты тоже, — напомнила я.

— Да, но я ничего не запомнила.

— Я тоже не запомнила.

— Почему? — приступила она к допросу с пристрастием.

Не говорить же ей о сильно стянутом корсете? Или сказать? Что в этом такого особенного? И я сказала. Эвелина захихикала.

— Я помню твою тонюсенькую талию. Так завидовала тебе тогда! Нужно будет попросить Мими, чтоб она затянула меня потуже.

Вот и понимай, как хочешь. Разве я не распиналась минут десять о том, как мне было плохо? Так плохо, что я была не в состоянии даже рассмотреть как следует наряды парижских модниц.

— Эви, — тяжело вздохнув, заговорила я, — тебе никогда не ломали ребра?

— Конечно, нет, — она вытаращила глаза, — а почему ты задаешь такой странный вопрос?

— Потому что, в тесном корсете ты сполна испытаешь это ощущение. И могу заметить, что удовольствия это тебе не доставит.

— У тебя были сломаны ребра? — прошептала Эвелина.

— Были, — я поморщилась от не слишком приятного воспоминания, — и не только ребра. Я ломала руку и ногу. Помню, папочка очень боялся, что я на всю жизнь останусь хромой и кривой.

— И что?

— Как видишь, — я пожала плечами, — я не хромаю и кажется, не особенно кривая.

Она прыснула.

— Ты вовсе не кривая. Я поражаюсь твоей способности относиться ко всему столь легкомысленно. Ведь это, наверное, было больно? Я не знаю. Я никогда ничего не ломала.

— Конечно, ты ведь была послушной девочкой и вела себя как полагается.

— А ты?

— Я была отпетой хулиганкой. Я дралась как мальчишка, лазала по деревьям и крышам, каталась по перилам и скакала на лошадях так, как это не снилось многим лихим наездникам. Именно поэтому у меня столько поломанных костей. Ты ведь не думаешь, что я похожа на ангелочка?

Эвелина рассмеялась.

— Даже не зная о твоем героическом прошлом, этого не скажешь. Не представляю, как это можно делать. Ты права, я в детстве была очень тихой и спокойной. Это Огюстен постоянно носился. В этом вы с ним похожи.

Мы еще немного побеседовали о детстве, причем, воспоминания у нас были абсолютно разными. Я рассказала, как спустилась по печной трубе в кухню и до смерти перепугала кухарку, принявшую меня за черта. Я немало способствовала этому будучи перемазана сажей по уши, так еще и подвывая при этом. А Эвелина в ответ поделилась со мной тем, как она как-то залезла в материнскую шкатулку и надела на себя все драгоценности, лежащие там. За это ее оставили без обеда и заперли в комнате.

— Меня не запирали в комнате, — смеялась я, — это было бесполезно. Я в совершенстве изучила путь вниз по карнизу. И обеда не лишали. Напротив, папочка очень беспокоился за мою фигуру, считая, что я слишком тощая. Впрочем, все его усилия были бесполезны. Я до сих пор тощая.

— Ты вовсе не тощая, — запротестовала Эвелина, — ты просто очень стройная.

— Да, стройная до прозрачности. Мадам, вас унесет порывом ветра.

Мы переглянулись и расхохотались.

— Но все-таки, — девушка задумчиво окинула взглядом платья, разбросанные на кровати, — что же мне надеть?

— Надень красное, — посоветовала я.

— Боюсь, оно уже вышло из моды. Ну почему ты не смотрела по сторонам?

— А ты почему не смотрела?

— Я… хм… в общем…

Кажется, она смутилась. Я приподняла брови.

— Эви, куда это ты смотрела? А?

— Никуда, — насупилась она.

— Ну-ка, выкладывай.

— Не скажу.

Это было забавно. Я и без ее откровений догадывалась, в чем дело. Чем может быть занята девушка, если она не разглядывает туалеты дам? Если, конечно, она не затянула корсет до полного отупения.

— Кто же привлек твое внимание? — не отставала я, любуясь ярким румянцем, залившим ее лицо.

— А ты не скажешь Огюстену?

— Ни за что, — пообещала я.

— Этьену тоже не говори. Он поднимет меня на смех.

— Да никому я не собираюсь ничего говорить!

— Поклянись.

О Господи! Кажется, она хочет узнать, когда закончится мое терпение.

— Может, еще и кровью расписаться? — раздраженно фыркнула я, — ты ведешь себя как ребенок.

— Прости, — Эвелина глубоко вздохнула, — его имя Арманд де Ривери.

— Понятно. Ну и как он?

— Ты это о чем?

— Симпатичный?

Для того, чтобы с ней разговаривать, нужно предварительно котел каши съесть.

— Очень, — она снова покраснела как маков цвет.

Сейчас мне казалось, что она много меня младше. Лет этак на десять.

— Блондин или брюнет?

— Ну почему ты спрашиваешь? — попробовала возмутиться Эвелина, — зачем это тебе нужно знать?

— Ну как же. Мне интересно. Тебе трудно его описать? Ну ладно, не напрягайся. Все равно, я его увижу. Он ведь будет на приеме Вероники?

По густому румянцу, залившему многострадальную Эвелину я поняла, что будет.

— Ты тоже хороша, — вдруг напустилась она на меня, — кто на королевском приеме кокетничал с молодым человеком?

— Кто? — спросила я без задней мысли.

— Ты, кто еще.

— Я? С каким еще молодым человеком?

— Таким высоким и симпатичным.

Я напрягла свою память.

— Не помню.

— Как это, не помнишь? — поразилась Эвелина, — ты со многими кокетничала?

— Я ни с кем не кокетничала. Не знаю, почему ты так решила.

— А я видела, как он тебя куда-то повел, — не унималась она, — я ничего не стала говорить Огюстену. Думаю, ему это незачем знать.

— Повел меня? Куда?

Эвелина посмотрела на меня так, словно сомневалась в моих умственных способностях.

— Это тебе лучше знать.

— Но ты ведь могла запомнить направление. Ах, да! — вдруг озарило меня, — вспомнила! Мне нужно было подышать свежим воздухом и я спросила у него, где находится балкон. Мне было дурно.

Эвелина покачала головой с таким видом, словно я сказала ей какую-то глупость. Кажется, она до сих пор не могла взять в толк, как о таком можно забыть. Не знаю, почему я должна помнить разные пустяки.

Прием у барона де Кастро запомнился мне лишь благодаря его окончанию. Но об этом чуть позже.

Начать с того, что на приеме я обнаружила знакомые лица. Там были подруги Вероники, мадам де Санти, графиня де Сент-Берри и ее дочь, все так же насуплено смотрящая в мою сторону. Мне захотелось показать ей язык, но по понятной причине я удержалась. С самой Вероникой приходилось общаться очень немного. Она была хозяйкой и поэтому, разумеется, не могла оставаться на одном месте. Она беседовала со многими, давая им понять, что все здесь — гости желанные.

С первой минуты нашего появления ко мне намертво прилип знакомый молодой человек. Я быстро вспомнила его имя, так как на сей раз меня ничто не отвлекало. Корсет был затянут как полагается и именно так, как мне этого хотелось. Хотя Эмили пыталась что-то там сказать о женской талии, я резко оборвала ее, рявкнув, что предпочитаю, чтоб у меня не было ее вовсе, чем умирать в страшных мучениях. Зато Эвелина что-то была бледна и мало разговаривала. Я шепотом поинтересовалась у нее, в чем дело, но получила лишь маловразумительный ответ. Подумав, что она переживает из-за предмета своей страсти, я оставила ее в покое.

— Сегодня вы хорошо себя чувствуете, герцогиня? — заботливо поинтересовался де Пуайе.

— Лучше не бывает, — заверила я его.

— Тогда я приглашаю вас на танец.

По-моему, у него какой-то нездоровый интерес к танцам. На танец я согласилась и в процессе поняла, что это уже не столь сложно, как мне казалось раньше. Наверное, я начинаю привыкать. Де Пуайе воспользовавшись некоторым уединением, вновь начал нашептывать мне всевозможные комплименты. Нужно заметить, я узнала о себе много нового. Оказывается, главное — это расставить нужные акценты. И я уже не ехидная и язвительная, а веселая и открытая, не прямая и резкая, а прямодушная и добросердечная, не худая как истощенная газель, которую месяц не кормили, а изящная и грациозная и много всего другого. Не скрою, это было приятно слышать, и в то же время, забавно, потому что я, конечно, обладаю массой недостатков, но никогда не стремлюсь их отрицать.

Когда я отдыхала после третьего или четвертого по счету танца, то заметила Эвелину, танцующую с очень интересным молодым человеком. Наверняка, это и был загадочный незнакомец, которого она так не хотела мне описывать. Удивляло лишь выражение лица Эвелины. Оно было страдальческим, хотя она это пыталась скрыть. Не пойму, почему она так переживает. Или ее братец уже успел сказать, что этот тип не годится ей в женихи?

Я уже собралась спросить об этом у самой Эвелины, но отвлеклась на уже знакомую мне черноволосую даму, рассматривающую меня столь же пристально, не мигая, в упор. Признаюсь, сегодня я выглядела намного лучше, чем на королевском приеме. Что это она на меня так уставилась? Может быть, ревнует? К кому? Подойти, что ли, спросить? Пусть забирает и оставит меня в покое.

— Почему вы так на него смотрите? — услышала я вопрос назойливого кавалера и обернулась.

— На кого?

— На графа, — хмурясь, пояснил он.

Я вновь взглянула на незнакомку. Уж на кого, а на графа она не походит. На графиню — еще куда ни шло.

— Почему вы говорите о ней, как о мужчине? — поинтересовалась я.

— Потому что вы смотрите на графа де ла Важери.

— Не знаю никакого графа, — отмахнулась я.

— Но как же, он стоит рядом с графиней де Токелен.

— У нее черные кудри? — уточнила я.

Де Пуайе кивнул, все еще мрачный, как туча. Странно, что он так реагирует на мое любопытство.

— Так вот, я смотрю на нее.

— Зачем?

— Просто так.

— Герцогиня, вы лишаете меня своего внимания и это больно ранит меня.

Надо же, какой нежный! Не знаю, что можно ответить на такое. Я с трудом запомнила, как его зовут. Неужели, это меня к чему-то обязывает? Мужчины — странные создания. После двух дней знакомства они тут же начинают предъявлять какие-то требования.

— Месье, я оказываю вам столько же внимания, сколько и всегда, — ответила я.

— Но почему бы вам не увеличить его?

Я ненадолго задумалась. Почему? Понятия не имею. Он мне не нравится. Просто не нравится и все тут. Но не говорить же это вслух.

— Вы слишком нетерпеливы, месье де Пуайе.

— О, будьте уверены, герцогиня, я могу ждать столько, сколько потребуется. Если б только я был уверен, что вы не уделяете больше вашего драгоценного внимания другим лицам.

— Вы имеете в виду графиню де Токелен? — фыркнула я.

Мне стало смешно. Некоторые мужчины доходят до абсурда, ревнуя объект своей страсти к каждому столбу.

— Герцогиня, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Сделайте свой выбор скорее, если это возможно.

— Вот теперь я точно не понимаю, что вы имеете в виду. Какой выбор? Вы еще помните, что я замужем?

— Муж у вас есть, согласен, но вы его, конечно, не любите, герцогиня.

Я едва не открыла рот от такой прозорливости. Это что, так заметно?

— Почему вы так решили, месье?

Он скорчил пренебрежительную гримасу:

— Если вы его любите, то очень искусно это скрываете. За все время, что я вас знаю, вы ни разу на него не взглянули.

— Вы полагаете, что очень хорошо меня изучили? — сдержала я улыбку.

— Такие вещи видны сразу.

— Ну и что? — меня это начало раздражать.

— Если вы не любите мужа, значит, должны любить кого-то другого. Это закон природы. Не я его придумал.

Ну надо же, он еще помнит про какие-то законы! Отвратительный нахал.

— Вы имеете в виду себя, месье? — уточнила я.

— Очень хотелось бы на это надеяться, — тихо прошептал де Пуайе.

Боюсь, в моем случае законы природы на тебя не распространяются.

— Мы могли бы познакомиться поближе, — еще тише заметил он.

А вот этого мне хотелось бы меньше всего. Не знаю, почему, но он так меня раздражал, что хотелось его стукнуть. Так как сделать этого было нельзя, я терпела, скрипя зубами.

Наш слишком тесный тет-а-тет нарушил герцог и это был тот случай, когда я действительно этому обрадовалась. Отведя меня в сторону с каким-то незначащим вопросом, он спросил:

— Он очень вам надоел?

— Почему вы так решили?

— Вы стоите с таким лицом, словно у вас болят зубы. Или они действительно болят?

— Нет, он действительно мне жутко надоел. Но я не думала, что это так заметно.

К нам подошла бледная Эвелина и тут же вцепилась в мою руку. На сей раз я соизволила это заметить.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— О, как я тебя понимаю! — простонала она, — как я тебя понимаю!

— Да в чем дело?

— Ни в чем, — Эвелина мотнула головой.

— Но я же вижу, что ты едва на ногах держишься. Перестань, Эви, говори, я никому не скажу.

— Ох, — выдохнула она, — ты была совершенно права. Этот корсет не стоило так сильно затягивать.

Я закусила губу, пряча рвущийся наружу смех. Как вам это нравится? А ведь я ее предупреждала! Она думала, я впустую сотрясаю воздух? Ну, и что теперь делать?

Именно этот вопрос и задала мне Эвелина.

— Шнуровку следует ослабить, — предложила я единственный известный мне вариант.

— Как? — трагическим шепотом осведомилась она, — здесь полно народу.

Да, я уже успела заметить, что проклятый корсет сильно вредит мозгам. Но не до такой же степени.

— Ты ведь не собираешься делать это здесь. Нужно пойти куда-нибудь, найти место, где никого нет и там этим заняться.

— Пойдем, Белла, — взмолилась Эвелина, — поможешь мне это сделать.

— Я? — я приподняла брови, — я не умею этого делать.

Теперь она посмотрела на меня как на дуру.

— Считаешь, это очень трудно?

— Не знаю. Никогда этим не занималась. Вот что, попроси своего брата.

— Ты что?! — ахнула Эвелина тихо, но достаточно выразительно.

— А что такого? Или он тебе не брат?

— Но Огюстен тоже не умеет этого делать.

Тут я фыркнула. Нельзя же быть такой наивной, в конце концов! Уж что-что, а это он умеет делать в совершенстве.

— На королевском приеме именно он это сделал, — сообщила я, — и вполне удачно.

Эвелина посмотрела на меня очень жалобно.

— Тогда может быть, ты его попросишь?

— Не могу. Два корсета за неделю — это слишком. Он меня убьет.

— А так он убьет меня, — она всхлипнула.

— Но ведь это твой корсет, а не мой. Тебе, конечно, очень идет это платье. Но мне кажется, что лучше иметь возможность дышать свободно, а не через раз.

— Ну, пожалуйста, Белла! — девушка взяла меня за руку, — я боюсь, он так кричит, что меня в дрожь бросает.

— Не бойся, здесь он не будет кричать.

— Все равно, будет так смотреть… Ну скажи ему, Белла! Ты ведь уже привыкла, а я не могу.

— Очень мило, — хмыкнула я, — значит, пусть он смотрит на меня, как крокодил на добычу. Спасибо.

Она прыснула и тут же поморщилась.

— Мне больно. Неужели, тебе меня совсем не жалко?

Я выругалась сквозь зубы. Ну, за что мне это наказание? Что я такого сделала? Почему я должна обращаться к герцогу с такими идиотскими просьбами? Ведь это ее брат, в конце концов! И ее корсет! Где была моя голова, когда я рассказала ей об этом?

Пришлось выполнить ее просьбу. Нельзя сказать, что герцог очень обрадовался. Он раздраженно заметил:

— Почему я должен это делать?

— А кто? — резонно спросила я.

— Вы.

— Я? Я не умею.

— Невелика наука.

— Возможно. Но у меня нет такого опыта, как у вас.

Тут герцог посмотрел на меня так, словно раздумывал, сейчас стукнуть или чуть погодя.

— У вас слишком длинный язык, — сообщил он мне и отправился к сестре, чтобы высказать ей все, что он о ней думает.

Прошло наверное минут двадцать, когда Эвелина подошла ко мне вполне довольная, но немного смущенная.

— Он сказал, что выкинет все корсеты в доме.

— Очень хорошо, — фыркнула я, — может быть, тогда ты перестанешь затягиваться до потери сознания.

— Ты сама хороша, — обиделась она.

— Я здесь не при чем. То была инициатива Эмили. Понимаю, она хотела, как лучше, но получилось, как обычно.

Тем временем, Вероника предложила гостям небольшую прогулку по живописным окрестностям. Я была согласна с ней в том, что окрестности у нас действительно живописные и на них стоило посмотреть. Огорчало лишь одно: что мой отец не счел нужным присутствовать на ее приеме. Было немного обидно. Впрочем, не думаю, чтоб он знал, что я буду здесь находиться. Папочка никогда не любил шумные сборища.

Предложение Вероники было встречено всеобщим одобрением, хотя на прогулку отправились не все. Кое-кто остался, например, барон. Но никто и не ожидал, что он отважится на такое. Это в его-то возрасте.

— Я никогда не бывала здесь, — заметила Эвелина по пути, — как красиво! Тут совсем близко ваше поместье, Белла? Ты, наверное, все здесь знаешь.

Я кивнула. В детстве мною были обследованы все, даже самые отдаленные уголки этой местности. Я уже упоминала, что прекрасно ориентировалась здесь.

Мы свернули на боковую тропинку. Я оглядывалась по сторонам, ища хоть какие-нибудь изменения, хотя понимала, что взяться им неоткуда. Если я покинула это место, то это не значит, что все должно прийти в упадок. Не такая уж я важная птица.

Наверное, именно по этой причине я и заметила то, чего в обычном состоянии не заметила бы никогда. Сперва мне в глаза бросилась примятая трава. Приостановившись, я вгляделась в это. Кажется, здесь что-то тащили. Не очень давно, но и не вчера. А вон там, чуть дальше кусты был поломаны. Не нужно думать, что я великий следопыт, ничего подобного, просто такие следы заметил бы и слепой. Трава была примята потому, что наступила осень и она давно пожелтела, а значит, не распрямится. Кусты поломаны так, словно сквозь них что-то волокли. А на одной из веток белел маленький клочок материи.

Тут я совсем остановилась. Мне это очень не нравилось. Я шагнула ближе, приглядываясь к клоку матери. Не очень плотный наощупь, но и не прозрачный. Что бы это могло быть? На батист не похоже. Это мог бы быть обрывок платка, но ткань недостаточно изысканная для этого предмета. И еще кое-что. Очень неприятно пахло.

— Что-то случилось? — спросила Эвелина, останавливаясь, — почему ты стоишь?

— Сейчас подойду, — пообещала я и шагнула дальше в кусты.

Ох, лучше бы я этого не делала! В кустах я увидела труп. Впрочем, это был уже не труп. Тогда я поняла значение слова «останки». Да, это были именно останки, иначе не назовешь. И самое неприятное то, что я именно это и ожидала увидеть. Но одно дело ожидать, и совсем другое — увидеть.

Мне стало нехорошо. На такое зрелище нельзя смотреть вообще, а долго в особенности. Не думаю, что оно могло кому-нибудь доставить удовольствие. Я отступила на шаг назад, зажав руками рот. Потом еще на один. Господи, только бы меня не стошнило прямо здесь!

— Что случилось? — испуганно спросила Эвелина, увидев мою ретираду и разглядев выражение лица.

Герцог, напротив, не стал ничего спрашивать, а решительно шагнул в кусты. Впрочем, он покинул их очень скоро.

— Что там? — побледнела Эвелина, собираясь пойти посмотреть тоже.

— Стой на месте, — велел ей брат.

Она повернулась ко мне:

— Белла, почему ты такая? Что ты там увидела? Почему я не могу на это посмотреть?

— Там совершенно не на что смотреть, — сказал герцог.

Я наконец отняла руки от лица и сделала глубокий вдох. У меня дрожали пальцы и я спрятала их за спину.

— Это просто безобразие! — возмутилась Эвелина, порываясь шагнуть в кусты, — почему мне нельзя? Я уже взрослая.

Герцог крепко взял ее за руку:

— Мне все равно, что ты взрослая, но туда ты не пойдешь.

— Но я хочу посмотреть, что там такого! Пусти меня! Ты ужасный эгоист!

— Там птичка, — сообщил он замогильным тоном.

— Птичка? — она захлопала ресницами, — поэтому вы так позеленели?

— Дохлая птичка, — уточнил добрый братец.

— О Господи, — вырвалось у меня.

Прекрасное сравнение, лучше не бывает! Меня точно сейчас стошнит. Я метнулась в противоположную сторону, стремясь быть как можно дальше от злополучных кустов. Ухватилась рукой за ствол дерева и немного постояла так, пытаясь отдышаться. Кажется, стало лучше. Немного.

Я обернулась и успела заметить, как любопытствующая Вероника, спросив:

— Что случилось? — шагнула в кусты прежде, чем герцог успел ее остановить.

Она так завизжала, что я, стоящая поодаль, едва не оглохла.

То, что произошло потом, не стоит описывать. Все и так понятно. Разумеется, поднялась суматоха, были и крики и охи-вздохи, и слезы. Женщины окружили рыдающую Веронику, которая между всхлипами все же умудрилась сообщить окружающим, что именно она увидела и даже успела узнать.

— Это же Марианна! — рыдала она, — я ее сразу узнала!

Господи, да она просто уникум! В том, что там лежит, нельзя и человека-то признать сперва, а уж знакомого!

Подошел герцог, таща за собой упирающуюся Эвелину и сквозь зубы бросил:

— Пошли отсюда.

— Ты просто ужасен! — возмущалась сестра, — мы даже не узнали, как она туда попала!

— Если ты немедленно не пойдешь, куда следует, я тебя поколочу, — пообещал он, — на виду у всех. Надоело, черт возьми!

Она обиделась и всю дорогу не проронила ни слова. Мне же было абсолютно неинтересно, что там за Марианна и как она туда попала. Это пришло позже. А в тот момент я лишь старалась сдержать определенные позывы. И лишь когда мы оказались в карете, везущей нас домой, я могла вздохнуть спокойно.

— Вечно вас черт несет куда попало, — сказал мне герцог.

— Фу, как грубо! — не выдержала Эвелина.

Он мрачно посмотрел на нее и она отвернулась к окну, поджав губы и всем своим видом выражая презрение.

— Зачем вы полезли в кусты? — продолжал допрашивать меня герцог.

Я пожала плечами.

— Нечего дергаться. Что вы там забыли?

Вот пристал, как банный лист! Ну, откуда я знаю, зачем?

— Понятия не имею, зачем, — зло отозвалась я, — просто так. Трава была примята, и клок ткани на ветке! Откуда мне было знать, что там труп?

— Какой ужас! — ахнула Эвелина.

— Помолчи, — отрезал ее брат.

— Ты просто отвратителен! — вспыхнула она.

— Вы еще и следопыт, — это относилось ко мне.

Я и без того была взвинчена, а это оказалось последней каплей.

— Пошли вы к черту, — бросила я.

— Так тебе и надо, — заметила злопамятная Эвелина, состроив брату гримасу.

— Отлично, — перекосился герцог, — что еще?

Мы обе отвернулись к окну, а Эвелина в довершение всего еще и засопела, демонстрируя обиду.

Но надолго ее не хватило. Она была общительной девушкой и не могла долго дуться. Искоса посмотрев на меня, она спросила:

— А почему ты не завизжала?

— Не знаю.

— Баронесса визжала так, словно ее режут. Я бы тоже, наверное, завизжала.

Ну, а я не завизжала. Это что, имеет какое-то значение? Я вообще не имею привычки визжать.

— А ты видела раньше какие-нибудь трупы? — продолжала допытываться она.

Честное слово, Эвелина со своей детской непосредственностью доведет меня когда-нибудь до нервной трясучки.

— Конечно, — отозвалась я, — каждый день. С утра встану и любуюсь.

— Не надо так злиться. Я просто спросила.

— Ты, прежде чем спросить что-нибудь, подумай, — сказал герцог, наверное, позабыв, что его недавно послали к черту.

В общем, когда мы приехали домой, то успели раз три переругаться насмерть. Эвелина, разумеется, не смолчала и выдала брату по первое число. А там, слово за слово, и меня припомнили. А я не могу молчать, когда меня поминают такими словами.

Я сидела в своей комнате, усталая, злая и голодная, послав к черту заодно и Эмили, которая сунулась ко мне с расспросами. Эвелина пришла чуть позже и робко постучав в дверь, прошептала:

— Я могу войти?

Я кивнула. Она прокралась через комнату и села рядом.

— Что же все-таки произошло с той бедняжкой?

— Я этого не знаю, — отозвалась я, — думаешь, она мне сказала?

— Ужасное происшествие. Как же она туда попала? — Эвелина вздохнула, — так хочется узнать.

— Узнать можно.

— Как? — она живо обернулась ко мне, ее глаза загорелись.

Ну, что поделать с таким любопытством?

— Есть ведь Вероника.

— Баронесса де Кастро! Да, верно. Но как мы узнаем?

— Очень просто. Я напишу ей письмо и спрошу.

— Какая ты умная! — ахнула Эвелина, всплеснув руками, — мне это и в голову не пришло.

Конечно, это была лесть чистой воды, но все равно приятно. Я улыбнулась.

— А Огюстен? — вновь спросила девушка.

— Он читает чужие письма?

— Нет.

— Тогда все в порядке. Лично я не собираюсь ему ничего говорить. А ты?

— Я тоже, — она фыркнула.

7 глава. Падение с лестницы

Письмо Веронике я села писать в тот же день вечером. Я, конечно, понимала, что она сейчас расстроена и взвинчена. Но, с другой стороны, пока это письмо попадет ей в руки, настроение у баронессы успеет сто раз поменяться. На всякий случай, я все-таки извинилась за свое неумеренное любопытство. Конечно, мы с ней знакомы и за последнее время стали немножко приятельницами, но это не повод, чтобы спрашивать о таких вещах. Не знаю, может быть, умершая Марианна ее родственница. Вероника так рыдала! Возможно, что она так расстраивалась от страха и находясь под впечатлением увиденного. Не все же такие непробиваемые эгоистки, как я. Единственная реакция, на которую я способна — это тошнота.

Поэтому, для создания атмосферы и попытки вызвать сочувствие я описала свои ощущения. Не добьюсь своей цели, так хоть повеселю Веронику.

Этьен, который по непонятным причинам не присутствовал на приеме был поражен нашей историей. Похоже, она показалась ему куда интересней, чем те, что он выдумывал регулярно. Он дотошно выспрашивал у нас с Эвелиной подробности, а его глаза прямо горели от любопытства.

— Не хочу вспоминать об этом, — заупрямилась девушка, — Огюстен так разозлился, что у меня до сих пор нет настроения.

— На что это он разозлился? — заинтересовался Этьен.

— На то, что я хотела посмотреть на труп.

— Эви, — расхохотался он, — зачем тебе смотреть на труп?

— Все смотрели, а мне что, нельзя?

Этьен развеселился еще больше, хотя казалось, что это невозможно.

— Глупая девочка, — выдавил он из себя, — это не доставило бы тебе никакого удовольствия. Верно, Белла? — и подмигнув мне, кузен продолжал, — спроси, как ей понравилось это зрелище.

Эвелина была покладистой и доброй девушкой, но иногда на нее находило непонятное упрямство, казалось бы, невозможное в такой, как она. Наверное, то, что нам достается от предков, никуда не девается. Оно так и сидит в нас, изредка проявляясь в те или иные моменты. Просто, определенные качества в одних сильнее выражены, чем у других. А вот, от чего это зависит, я сказать не могу.

— Я не видела, — заявила она, — поэтому, не могу судить о впечатлении.

— Наш милый Огюстен прав, — подытожил Этьен, — тебя нужно было убирать оттуда как можно скорее.

— Не называй его так! — возмутилась она, — как это глупо!

— Не я это придумал.

— Именно ты. У нее это вырвалось случайно, а ты повторяешь каждый день. Это уже навязло на зубах.

— А мне нравится, — забавлялся Этьен, — ну и ну, вас ни на минуту оставить нельзя. Тут же какие-нибудь трупы отыщете.

— Не говори чепухи, — вмешалась Эвелина, — никто не хотел отыскать труп. Это случайно получилось.

Но он продолжал хихикать, невзирая на возмущение кузины. Не знаю, что его так развеселило. Почему-то сомневаюсь, что именно наша эпопея. Возможно, Этьен не зря остался дома, вместо того, чтобы веселиться на приеме.

Письмо Вероники пришло через два дня, когда мы с Эвелиной просто извелись от нетерпения. Мы едва переждали ужин и уходили медленно и неторопливо, сдерживаясь от того, чтобы не побежать.

Оказавшись в моих покоях, я поплотнее прикрыла дверь и села в кресло, на ходу разрывая конверт. На то, чтобы поискать нож и вскрыть его, как полагается, у меня не хватило терпения. Эвелина тоже едва не подпрыгивала на стуле.

— Читай же, — взмолилась она, — иначе я сейчас умру от любопытства.

Я развернула лист плотной бумаги. Слог у Вероники был легким и насмешливым. Она повеселилась над нашим любопытством сполна. Этого я читать Эвелине не стала, лишь пробежала глазами, пряча улыбку. Кстати, узнала тот факт, что умершая не была ее родственницей, просто знакомая. Куда лучше Вероника знала ее мужа, состоя с ним в очень дальнем родстве.

Итак, Марианна де ла Важери, именно так звали умершую женщину. Ее имя вызвало у меня смутные ассоциации. Кажется, я слышала это имя совсем недавно. Вроде бы, кто-то говорил мне о человеке по имени де ла Важери. На то, чтобы вспомнить, нужно было время и я не стала отвлекаться.

Вероника писала со всеми подробностями, нужными и ненужными, но я приведу здесь все, так как в последствии это может оказаться важным.

В девичестве Марианна Бовенталь была сказочно богата. Ее бабушка оставила ей в наследство огромные деньги. Такие большие, что она вполне могла бы купить Лувр, если б это было возможно. А на оставшееся смогла бы роскошно обитать там до самой смерти. Поэтому, мадемуазель Бовенталь была желанной для всех невестой. Женихи ходили за ней толпами и были очень обижены, когда граф де ла Важери, бедный как церковная крыса, перехватил невесту у них из-под самого носа. Марианна была очень избалована мужским вниманием и перебирала мужчин, как коллекцию, отбрасывая с гримасами недовольства. Этот слишком толст, у того длинный нос, у другого кривые зубы и так до бесконечности. Конечно, граф де ла Важери дефектами внешности не обладал, именно поэтому и стал счастливым избранником. Красота девушки не имела никакого значения и не играла никакой роли, хотя она и не была уродиной. Напротив, очень симпатичной и приятной девушкой. Но были у нее и недостатки, точнее, недостаток, один, но весьма существенный. Даже огромные деньги не могли полностью его скрыть. Марианна была больна. Вероника не знала, как называлась ее болезнь, но симптомы описала. Они были таковы.

Десять месяцев в году Марианна была милой и приятной во всех отношениях женщиной. В оставшиеся два превращалась в совершенно другого человека, причем, этого человека хотелось придушить как можно скорее. Марианна словно превращалась в фурию из обычной, доброй и мягкосердечной дамы. Она становилась злой, вспыльчивой, раздражительной сверх меры и творила очень неприятные вещи. Как-то она забила свою служанку до смерти за то, что бедняжка принесла ей остывший чай. Она сквернословила, портила предметы мебели, била стекла, устраивала злые шалости, от которых волосы становились дыбом. Причем, в такие минуты ей было все равно, кто перед ней: родственник, слуга или абсолютно посторонний человек. Самым вопиющим случаем был такой. Марианна подсыпала гостю в тарелку битого стекла и несчастный едва не отправился к праотцам. К счастью, его вовремя успели остановить.

Вот таковы были милые причуды графини де ла Важери. А в остальном это была милейшая женщина: красивая, умная, приятная в общении, мягкая и добросердечная. Самым интересным было то, что Марианна не помнила ничего из того, что творила в своей другой ипостаси.

Кода она исчезла, граф отнес это на счет ее болезни. Он, конечно, встревожился, опасаясь того, что может натворить больная, не соображающая, что делает. Граф разыскивал ее, но очень осторожно, не желая афишировать новый приступ болезни своей жены.

Кажется, бедняга граф получил больше, чем заслуживал. Хотел заарканить богатую женушку, а в довесок обзавелся лишней головной болью. Представляю, как несладко ему приходилось. Наверное, он сто раз пожалел, что решил исправить свое материальное положение таким способом.

Дочитав до конца страницы, я перевела дыхание и взглянула на Эвелину. Она сидела, полуоткрыв рот, с глазами, полными изумления.

— Боже мой, — прошептала девушка, — как ему, должно быть, было неловко за ее выходки! Бедный граф де ла Важери! Правда, сперва он мне не понравился. Женился на девушке из-за денег. Думала, так ему и надо. А потом представила все эти ужасы и… Как ты думаешь, он знал о ее болезни, когда шел к алтарю?

— Думаю, нет, — отозвалась я, — будь у меня такая родственница, я бы постаралась сбыть ее с рук по-тихому. Всем бы расписывала ее необыкновенные достоинства, а о недостатках ни слова.

Эвелина фыркнула.

— Читай дальше.

Я вернулась к письму. Оставшееся не представляло большого интереса. Вероника рассуждала о том, что же могло случиться с бедняжкой Марианной. Того, что она увидела, ей хватило до конца жизни. А позднее она пожалела, что не смотрела внимательней. Было много странного, например, то, что женщину обнаружили в кустах. Как она туда попала и почему умерла?

Меня еще настораживал клочок материи на ветке, а также примятая трава. Все говорило о том, что там тащили что-то тяжелое. Господи, неужели? Неужели, Марианну убили?

Мое лицо, должно быть, стало мрачным, потому что Эвелина спросила:

— О чем ты думаешь, Белла?

— Так, — неопределенно отозвалась я, не желая посвящать ее в свои сомнения, — неприятная история.

— Это верно, — согласилась она, — ужасная. Все-таки, как она попала в кусты? Как ты считаешь?

— Этого нам никогда не узнать.

Эвелина продемонстрировала догадливость и я всеми силами старалась отвлечь ее от ненужных мыслей. Эту историю нужно выбросить из головы. Хотя загадочность происшедшего интриговала. Я бы поразмышляла на эту тему в одиночестве. Правда, я могу и ошибаться. Все могло быть очень просто и грубо. Во время приступов Марианна не контролировала себя и была способна на любую гадость. А кому-то это не понравилось. Ведь неизвестно, с кем она общалась с тех пор, как ушла из дома. Я представила здоровенного бандита с пистолетом, направленным в лоб женщине. Или пусть не пистолет, у него мог быть огромный нож. А может, он просто свернул ей шею своими ручищами. Фу, какая гадость! И угораздило же меня сунуться в те проклятые кусты!

Следующее утро началось с неприятности. Во-первых, Кадо был почему-то в очень игривом настроении. Возможно, ему не хватало прогулок и пробежек по парку и его окрестностям. Он ведь очень активный пес. Давая своей кипучей энергии выход, он прыгал вокруг меня, пока Эмили застегивала платье, мешая служанке заниматься своими прямыми обязанностями. Эмили пару раз споткнулась и в сердцах обозвала его гадкой псиной. Кадо не унимался и схватил меня за подол, таща к двери. Я успела вцепиться руками в стол и устояла на ногах, зато платью не поздоровилось. Так что, пришлось переодеваться и я рисковала опоздать на завтрак.

— Что это на него нашло? — ворчала Эмили, выпроваживая Кадо за дверь, — как с цепи сорвался.

— Ему скучно, — пояснила я, — нужно будет погулять с ним после завтрака.

— Его нужно вздуть как следует хворостиной, — ворчала служанка, полагаю, ее не радовало то, что меня приходилось одевать снова.

Я упоминала, что Эмили не очень любит работать?

Когда я подошла к лестнице и сделала шаг, спускаясь на первую ступеньку, что-то сильно толкнуло меня в спину. Толчок этот был столь неожидан, что я не сумела удержать равновесие, покачнулась и упала. Скажу честно, ощущения, которые я испытала, скатываясь вниз, нельзя было назвать приятными. Хотя были в моей жизни ощущения и похуже. Помню, в детстве я каталась по перилам, не успела затормозить и с размаху врезалась в дверь. Вот это, скажу вам, было ощущение! По сравнению с ним мое падение с лестницы можно было назвать даже удачным.

Нужно заметить, мне повезло. Если бы на моем месте был кто-нибудь другой, менее искушенный в таком виде спорта, он был бы хладным трупом. Но многочисленные падения в детстве, в том числе, и с лестниц (как их было много!) сделали свое дело. Я приобрела определенные навыки. В частности, падая, я хваталась за все, что было в пределах досягаемости. Поэтому, сумела замедлить падение, хотя обломала при этом все ногти на пальцах, некоторые под корень. Кстати, жуткая боль, которая на время заглушила все остальное.

Наконец, я докатилась до основания лестницы и остановилась. В первую минуту просто лежала, не в силах пошевелиться. Нужно было привыкнуть к расположению потолка, уже не вертящегося вокруг, а находящегося над головой. Кстати, о голове. Кажется, я набила та-акую шишку! Я поморщилась и подняла руку.

Тут над собой я увидела лицо Луизы, склонившейся надо мной. Она прибежала на место происшествия первой.

— Госпожа! — ахнула она, всплеснув руками, — вы живы? Боже мой, какое горе!

В этом доме этот вопрос почему-то пользуется огромной популярностью. За прошедшее время мне его задавали уже трижды.

Кадо двумя огромными прыжками подскочил ко мне и заскулил. Потом грозно рыкнул на Луизу, зарычал, оскалив зубы. Она взвизгнула и отскочила в сторону. Кадо ринулся за ней, намереваясь цапнуть. Я догадалась об этом сразу, так как прекрасно изучила своего пса.

— Прекрати! — крикнула я, — фу! Иди сюда, немедленно!

Он нехотя повиновался. Луиза, визжа, умчалась по коридору.

— Противный пес, — сказала я ему, пытаясь встать, — плохой, противный пес.

Встать было непросто. Во-первых, я лежала головой вниз, ноги при этом располагались на ступеньках много выше. Пришлось перевернуться, обнаружив пару синяков на спине, плечах и других выступающих частях тела. Мне в этом отношении сложнее, у меня таких мест слишком много. Я имею ввиду кости.

— Ох, — вырвалось у меня, когда я наконец приняла нормальное положение, — ну и ну.

Сев на ступеньку, я поморщилась. Кажется, нашла еще синяки. На том месте, на котором сидят. Кадо подошел ближе и лизнул меня в щеку с виноватым видом.

— Не подлизывайся, — строго проговорила я, — напроказил, а теперь стыдно?

В это время вернулась Луиза, и не одна. За ней бежали герцог и Эвелина, должно быть, прямиком из столовой.

— Эта собака взбесилась! — твердила горничная, прячась за спину герцога от Кадо, который снова зарычал, — она прыгнула на госпожу и та упала! А потом кинулась на меня!

— Я на тебя не кидалась, — огрызнулась я.

Вот дура! Могла бы подобрать и другое выражение.

— Она кинулась, — та вытянула руку, указывая на Кадо.

— Это он, — уточнила я.

Эвелина кинулась ко мне, присела рядом и, всхлипывая, спросила:

— Ты цела, Белла?

— Относительно, — отозвалась я честно, морщась и рассматривая ногти.

Вид у них был ужасный. Пропал маникюр. К тому же, пальцы жутко болели.

— Пойдем, — герцог взял меня за плечи, пытаясь приподнять.

— Ай! — вскричала я.

— О Господи! Ты что-то себе сломала! — Эвелина всплеснула руками.

— Нет, кажется, нет, — я помотала головой, — только не надо меня трогать, ладно? Я сама встану. Ой!

Теперь я обнаружила повреждения на ногах. Было очень больно на них стоять и я без церемоний вцепилась в герцога.

— Эту гадкую собаку надо пристрелить! — припечатала Луиза, недовольная, что о ней забыли.

— Я тебя пристрелю, — пригрозила я, — не смей трогать Кадо.

— Никто не тронет вашу собаку, — пообещал мне герцог, — держитесь за меня, я помогу вам дойти.

То, как я поднималась по лестнице, следовало запечатлеть для потомков. На каждой ступеньке я охала, шипела себе под нос ругательства, не очень сдерживая голос, так что герцог не выдержал, подхватил меня на руки и невзирая на мои вопли, потащил в комнату. Эвелина бежала рядом и через каждую минуту спрашивала:

— С ней все будет в порядке, да? Скажи, Огюстен, все будет хорошо?

— Пошли за доктором и не задавай глупых вопросов! — отрезал он, когда она спросила это в десятый раз.

Наверное, его, как и меня, это начало раздражать.

Она развернулась и побежала в обратную сторону.

Когда мое бренное тело водрузили на постель, я тут же села и первым делом пощупала шишку на затылке. Так и есть, шишка с мой кулак.

— Что там? — спросил герцог.

— Что там может быть? Шишка, — отозвалась я не слишком вежливо, не до того было, — черт, я вся в синяках!

— Это неудивительно, — хмыкнул он, — удивительно другое. Как вы могли уцелеть, упав с лестницы.

— Кто сказал, что я целая? — проворчала я.

— Раз у вас есть силы на то, чтобы мне дерзить, стало быть, серьезных повреждений нет, — вынес он свой вердикт.

Тоже мне, специалист! Я презрительно фыркнула.

Тут в комнату влетела Эвелина, красная от бега и, задыхаясь, выпалила:

— Ну? Что?

— Готовьте гроб, — мрачно съязвила я.

Они оба посмотрели на меня так, словно в самом деле в это поверили.

— Ну что вы так смотрите, будто у меня руки-ноги отваливаются? — разозлилась я, — ничего особенного не произошло.

— Но ты упала с лестницы! — трагическим шепотом произнесла Эвелина.

— Думаешь, в первый раз?

— Тебе не больно?

— Больно. Еще как. Черт, все ногти поломала.

Герцог сдавленно фыркнул и повернулся к двери.

— Судя по всему, переломов точно нет. Если бы вы когда-нибудь ломали ребра, мадам, то более серьезно относились к своему здоровью.

— Я ломала ребра, — я пожала плечами, — я как-то даже ключицу сломала.

Тут он посмотрел на мою персону с интересом.

— Редкий экземпляр, — и с этими словами вышел.

Нет, какой отвратительный тип! Назвал меня экземпляром! Сейчас встану и оторву ему уши.

Эвелина села рядом со мной, прижимая руку к груди.

— Я так испугалась!

— Напрасно. Со мной все в порядке. Подумаешь, ай, несколько синяков. Ох!

— Вот видишь. Сиди, не вставай. Куда ты собралась?

— Хочу посмотреть на себя в зеркало. У меня нет синяков на лице?

Тут она прыснула и рассмеялась.

— Белла, ты невозможное создание! Нет у тебя синяков, успокойся.

Помолчав, Эвелина спросила:

— Это правда, что Кадо прыгнул на тебя?

Я кивнула.

— Господи!

— Он часто на меня прыгает. Но обычно, я падаю на что-нибудь более мягкое. Он так играет.

— Ничего себе, играет! — громко возмутилась она, — ты ведь могла убиться!

— Но не убилась ведь.

— Как он мог!

— Эви, — я вздохнула, — чего ты хочешь от глупого пса? Ему скучно, с ним никто не занимается, ему хочется побегать. Я сама виновата, нужно было сперва вывести его во двор.

— Ты оправдываешь собаку?

— А ты хочешь предать его суду? — фыркнула я, — Эви, это же глупо. Он же просто пес. И, конечно, он не хотел ничего плохого.

Не знаю, как далеко зашел бы наш спор, если бы не приехал доктор. Он осмотрел меня и сказал, что переломов нет, есть только сильные ушибы и многочисленные синяки. Впрочем, это я знала и без него, так что, не стоило платить ему за визит.

Закончив осмотр, доктор серьезно заметил:

— Вы родились в сорочке, ваша светлость. Ваше падение было очень опасным и все могло закончиться гораздо хуже.

— Конечно, — согласилась я, — я могла бы свернуть шею. Но все обошлось, не так ли?

Он посмотрел на меня очень странно. Наверное, уже сомневался в своем диагнозе. Не стукнулась ли я головой и не вышибла ли себе последние мозги?

Подобного пробуждения следующим утром я давно не испытывала. Болело все, даже то, что в общем-то не должно было болеть. Я еле доковыляла до зеркала, взглянула на свою бледную физиономию и всклокоченные волосы, пощупала шишку, которая не стала меньше несмотря на прикладываемый холодный компресс и приподняла подол сорочки, чтобы полюбоваться на ножки. Красивые ножки, если быть честной, но вот только в данный момент их вид оставлял желать лучшего. Столько синяков я давненько не видела.

— Зачем вы встали? — захлопотала прибежавшая Эмили, — вам нужно лежать.

— Я не хочу лежать. Это скучно.

— Хотите, я принесу вам какую-нибудь книгу, госпожа?

— Перестань, Эмили. Я вполне в состоянии передвигаться сама.

Но сделав несколько шагов, я признала эту идею не очень удачной. Оказывается, синяки очень мешали мне передвигаться. И при всем том, еще и болела поясница. Я проковыляла из одного угла комнаты в другой, держась за спину и выглядела, как древняя бабка. Только клюки и не хватало. А если учесть, что я при этом еще и причитала: «Ох, ай, мама!» и тому подобное, то сходство было полным.

Эмили выдержала не более минуты этого душераздирающего зрелища. Подскочила ко мне и топнула ногой:

— Немедленно ложитесь в постель! Вам нельзя ходить в таком состоянии, госпожа! Это же больно!

Она была права. Было больно, но не так, чтобы совсем плохо. Эту боль можно было терпеть. Но я подумала, почему, собственно, я должна ее терпеть? И сдалась. Легла обратно в постель и потянувшись, сказала:

— Буду спать до обеда. Давно об этом мечтала.

И впервые Эмили не стала спорить. Лишь кротко кивнула и почти на цыпочках вышла. Красота! В кои веки могу поспать, как человек.

На другой день я уже была готова подняться, да и чувствовала, что смогу. Синяки еще побаливали, но я не обращала на это внимания.

— Вам лучше, госпожа? — спросила Эмили, укладывая мои волосы.

— Конечно, — согласилась я, — не понимаю, почему столько шума из-за обычных синяков. Эвелина вчера едва не привязала меня к кровати.

Служанка красноречиво фыркнула, но ничего не сказала. Я погрозила ей пальцем.

— Не дерзи.

— Я ничего не сказала! — показательно удивилась она.

— Зато подумала. И я знаю, о чем.

Будучи совершенно готовой, я вышла из комнаты, медленно дошла до лестничного пролета, все-таки ноги были не вполне готовы принять на себя такую нагрузку. Хоть я и весила не слишком много.

Собираясь спуститься. Я была остановлена воплем: «Стой!» И в самом деле, едва не свалилась от неожиданности. Оглянулась. Ко мне спешил Этьен.

— Подожди, — предупредил он меня, подходя, — я помогу тебе спуститься.

Я вздохнула и подняла глаза к потолку.

— Этьен, — сказала веско, — полагаешь, я не умею ходить?

— Судя по вчерашнему полету, нет, — отрезал он, — давай руку и не смей передвигаться без посторонней помощи. И вообще, тебе нужно было оставаться в постели.

— О Господи, — отозвалась я, подав ему руку, — сколько заботы! Может, отнесешь меня в столовую на руках?

Тут уже вздохнул он.

— А что? — не унималась я, — я не против. Было бы очень удобно.

Сжав мою руку, Этьен почти потащил меня вниз.

— Язва, — говорил он по пути, — это как же тебе нужно упасть, чтобы ты научилась держать язык за зубами?

— Если ты будешь меня так тянуть, я точно упаду. Не торопись, у меня синяк на пятке.

Этьен рассмеялся.

— Жаль его нет на языке.

Мы вошли в столовую, где кузен тут же выпустил мою ладонь и чинно прошел к своему месту. Эвелина громко ахнула.

— Зачем ты встала?

— Доброе утро, — отозвалась я, садясь на отодвинутый стул, — все в порядке.

— Но вчера…, - не унималась она, но герцог ее перебил.

— Если знаешь слова, какими можно ее убедить, то говори. Лично я думаю, что таких нет.

— Правильно, — согласилась я, взяв салфетку.

— А мы написали письмо твоему батюшке — не смолчала Эвелина, — завтра он приедет.

— Зачем?

— Как зачем? Ты сильно ударилась.

— Ну и что?

Вопрос был не в бровь, а в глаз, они оба замолчали и долго не могли ничего сказать.

— Думаете его удивить? — продолжала я, пожав плечами, — напрасный труд. Батюшка давно привык к моим падениям. Напротив, он удивится, что я так долго этого не делала.

Кстати сказать, я была абсолютно права. Первое, что сказал отец, когда узнал, что со мной стряслось, было:

— Как, опять? Изабелла, это уже утомительно, честное слово.

— Ну, что я могу поделать? — я развела руками.

— Белла не виновата, — вступилась за меня Эвелина, — ее толкнул Кадо.

— Противный пес, — отозвался батюшка, потрепав присутствующего тут же Кадо по голове, — говорил тебе, не бери его с собой. От него одни неприятности. Надеюсь, он еще никого не покусал?

— Вроде бы нет.

Кадо приподнял голову и приветливо помахал хвостом.

— С него как с гуся вода, — махнул рукой отец, — ты его хоть наказала?

— Я сказала ему, что это плохо.

Присутствующие расхохотались, признавая мои редкие воспитательные способности никуда не годными. Не знаю, может быть я и на самом деле не умею воспитывать животных. Но не понимаю, как можно бить собаку за то, чего она не понимает. Ведь не объяснишь же псу, что нельзя прыгать на меня у лестницы, а в остальных местах можно. Нужно было вообще отучить его так поступать, но теперь-то уже поздно. Кадо искренне не понимает, что натворил нечто из рук вон выходящее. А впрочем, что такого особенного он натворил? Я-то ведь цела и невредима. Ну, не совсем невредима, но переломов нет и все в порядке.

Батюшка тем временем рассказывал о том, как я люблю падать. Не к месту припомнил давнюю историю, когда я упала с дерева и при этом вывихнула ногу. А когда свалилась с крыши сарая, то поломала руку.

— Батюшка! — взмолилась я, — это обязательно нужно было говорить?

Он захихикал с довольным видом.

— Ты, конечно, наставила себе синяков? Кошмар, это не ребенок, а божье наказание. Кто полез на дно колодца, чтобы посмотреть, что там такое? И кто потом четыре часа плескался в ледяной воде, пока тебя оттуда наконец не вытащили? Зато узнала, что же находится на дне колодца. Легче тебе стало от этого?

Я поджала губы и отвернулась. Еще бы вспомнил, как я полезла в подвал и обнаружила там полчища крыс. Уж чего я не люблю до смерти, так это этих милых животных. От одного только вида у меня судороги начинаются. Правда, это отвращение не распространяется на дохлых крыс. Их почему-то я спокойно брала в руки. Только не спрашивайте, по какой причине.

Синяки с моих рук и ног сходили медленно. Сперва они были черными, потом пожелтели и постепенно начали бледнеть. Пока они не сошли совсем, я сидела дома и никуда не могла показаться. Впрочем, меня это не особенно удручало. Не так уж сильно я тоскую о королевских приемах. Посещение одного из них оставило очень неприятные воспоминания, хотя в том, что случилось, я виновата сама. Нужно было думать и не разрешать Эмили так сильно затягивать корсет. Но в любом случае, я совсем не переживала о добровольном заточении. Находились другие занятия. Герцог пошел на уступки и разрешил нам с Эвелиной кататься на лошадях в парке. Правда, под неусыпным присмотром Этьена. Это было нам на руку, потому что Этьен никогда не утруждал себя присмотром. Напротив, наши выезды он использовал как прикрытие для своих отлучек. На вопросы Эвелины, где это он пропадает, он только моргал глазами и недоуменно пожимал плечами, словно она спрашивала не по-французски, а например, по-китайски.

Как-то, когда я сидела в библиотеке и разглядывала старинные книги, Этьен подсел ко мне рядом и постучал пальцами по столу. Я подняла голову и окинула его удивленным взглядом.

— Что?

— Есть разговор, — сказал он.

— Опять шкатулочка? Ни за что, — съязвила я.

— Перестань, — поморщился он, — то была шутка. А сейчас я хочу поговорить с тобой серьезно.

— Начинай, — я отодвинула от себя книгу.

Было интересно, что серьезного он мог мне сообщить.

— Не будь столь легкомысленна, — привычно одернул меня Этьен.

— Хорошо. Это вступление? Я готова.

— Я хочу поговорить с тобой о твоем муже.

— О «нашем милом Огюстене»? — поддела его я.

— Белла! — вышел он из себя.

— Что?

— Прекрати.

Вздохнув, я чинно сложила руки на коленях и приготовилась слушать. Окинув меня взглядом, Этьен решил, что я достаточно серьезна и начал:

— Ты знаешь, что у него есть любовница?

После таких слов приличные благовоспитанные особы падают в обморок, но я таковой не являлась, поэтому только приподняла брови:

— У любого уважающего себя мужчины есть любовница, а то и не одна.

— Как важно это сказано! — фыркнул Этьен, — откуда ты взяла эту мысль?

— В книге прочитала.

— Ты много читаешь, — отозвался он.

— Может быть, — я никогда с этим не спорила.

— Тебя это не задевает?

— Что?

— Господи, что у твоего мужа есть любовница, конечно! — Этьен начал терять терпение.

— Нет, — я помотала головой, — причем тут я?

— Это твой муж.

— Вот уж никогда не думала, что это является плюсом в моей жизни.

— Ладно, — он попробовал подойти с другой стороны, — есть же элементарные приличия. Одно дело, когда любовницей является дама достойная, а тут…, - он махнул рукой.

Я понятия не имела, кто у герцога в любовницах, поэтому спросила:

— Кто?

— Ты не знаешь?

— Он мне об этом не сказал, — фыркнула я.

— А глаза у тебя есть?

— Этьен, не тяни, говори, кто. Мне интересно.

Откинувшись на спинку стула, он расхохотался.

— Забавная реакция. Я ожидал чего угодно, но такого..!

Что такого я сказала?

— Хорошо. Раз ты не знаешь, а я считаю, что ты должна знать, то… В общем, это Луиза.

— Луиза, — кивнула я, ожидая продолжения.

Ведь у любой дамы, даже если она и является любовницей моего мужа, должна быть и фамилия. Но Этьен молчал. Подождав еще немного, я спросила.

— Ты знаешь, сколько во Франции Луиз?

— Никогда не считал. Но это и не нужно. В нашем доме есть только одна Луиза.

— Эта Луиза? — я округлила глаза и указала на дверь.

— Да, — сердито кивнул он.

— Фу, — вырвалось у меня, — но она же горничная. Может быть, ты перепутал?

— Я ничего не путал, — отмахнулся Этьен, — какая разница, кто она? Ты ведь успела заметить, что эта горничная смазлива?

— Знаешь, у меня нет привычки разглядывать лица горничных, — хмыкнула я, — меня это как-то не особенно волнует. Лишь бы она как следует выполняла свою работу.

— Правильный подход, — одобрил меня Этьен, — но некоторые считают по-другому. Например, наш милый Огюстен.

Я рассмеялась, вспомнив ту ночь, когда я ловила привидение, оказавшееся кузеном. Ведь уже тогда я могла бы догадаться, увидев их вместе. Но не догадалась. Почему? Понятия не имею. Мне это не пришло в голову. Иногда я проявляю поразительную слепоту. А вот труп в кустах я разглядела.

— Что думаешь делать? — спросил Этьен.

— А что я должна делать? — я пожала плечами.

— Будешь мириться с нынешним положением вещей?

— Почему мириться? Меня это не интересует. Да пусть у него в любовницах будет хоть весь штат слуг.

— Тебя это устраивает? — поразился он.

— Ну… это забавно.

— У тебя поразительное чувство юмора! — воскликнул Этьен, — скажи, что ты нашла в этом забавного?

— Забавно, и все.

На самом деле я, конечно, знала, что. Будет очень забавно подшучивать над Луизой и намекать ей на то, что я знаю о сложившемся положении вещей. Но, боюсь, Этьен этого не поймет.

Этьен махнул рукой, поняв, что толку от меня немного. Понимаю, что его-то это не устраивало, он хотел, чтоб я устроила скандал со слезами и воплями. Но господа, это вовсе не мой стиль. Я устраиваю скандалы с битьем вещей и метанием предметов в объект. И потом, честно говоря, это меня не трогало. Совсем.

— Когда ты пожалеешь об этом, будет поздно, — предупредил меня кузен.

— Опасаешься последствий этого мезальянса? — поддела я его, — этаких маленьких бастардиков, бегающих по всему дому?

— Ну тебя, — отмахнулся он, — этого-то уж точно не будет. Хорошо, вижу, это не произвело на тебя впечатления. А если я скажу, что ты права? И Луиза у него не единственная?

— Только не говори мне, что там есть еще и кухарка.

— Будь я твоим мужем, то убил бы тебя за твой длинный язык.

На этой оптимистической ноте Этьен закончил разговор и встал:

— Ладно, пойду. Продолжай чтение. Или может быть, хочешь прокатиться?

— Тебе нужно отлучиться?

Он окинул меня ледяным взглядом и вышел, громко хлопнув дверью. Я фыркнула и углубилась в содержание книги.

Ну что ж поделать с моим длинным языком! Такая уж я уродилась. Сама иногда хочу промолчать, но слова рвутся наружу. Может быть, окружающие правы и я слишком легкомысленна? Наверное, это так. Иначе, почему все на свете кажется мне забавным?

8 глава. «Кто самый смелый?»

Два дня спустя навестить меня приехала Вероника. А если вспомнить ее крайне общительный нрав, то приехала она не одна. Она привезла с собой подругу маркизу де Санти, которую мы давно называли просто Дельфиной, и графиню де Сент-Берри с дочерью Жанной д'Оре. Последних я не была уже так рада видеть. Графиня по возрасту годилась мне в матери, и я не знала, о чем с ней можно говорить. Точнее говоря, общие темы мы находили, но только они не казались мне интересными. К сожалению, разница в возрасте имеет большое значение. По крайней мере, для меня. Потому что Веронику, насколько я могла судить, это не смущало. Но я уже упоминала, что она была очень общительна. Наверное, Вероника могла бы общаться с кем угодно, даже с чертом, если выпадет такая возможность.

Я не упомянула Жанну д'Оре. Согласна, возраст у нее был самый подходящий. И дело было не во мне. Все дело было в ее отношении ко мне. Эта дама совершенно не хотела общаться со мной. Позже я поняла, почему, но тогда, наверняка, поражала всех своей непроходимой тупостью, пытаясь завязать с ней разговор. Благодарю Бога, что я не поделилась своим недоумением с Вероникой и иже с ними, иначе, боюсь, они подняли бы меня на смех.

— То, что случилось с вами, Изабелла, поистине ужасно, — говорила Вероника, поудобнее устраиваясь в мягком кресле, — должно быть, это страшно больно — упасть с лестницы.

Я сдержалась, чтобы не скорчить гримасу. Очень хорошо, вся аудитория уже в курсе, что со мной произошло. Надеюсь, они не разнесли эту сногсшибательную новость всему свету. Надеюсь, когда я вновь посещу Лувр, у меня не будут спрашивать притворно-заботливым тоном доброхота: «Бедняжка, это не очень больно — упасть с лестницы?»

— Не очень, — отозвалась я на вопрос баронессы, — точнее, не совсем удобно.

Вероника и Дельфина заулыбались. Графиня де Сент-Берри сокрушенно покачала головой. Ну, а Жанна фыркнула. Должно быть, она считала, что я мало покалечилась.

— Нельзя никуда выехать, — продолжала я.

— Что же вам мешает? — удивилась Вероника, — насколько я успела заметить, вы вполне в состоянии передвигаться.

— Мешают синяки. И любопытство окружающих, которые наверняка станут спрашивать, не сильно ли я пострадала от побоев.

— Вас…? — Дельфина не договорила и ахнула.

Но я поняла, что она хотела сказать и это рассмешило меня.

— Нет-нет. Я имею в виду, люди вполне могут так подумать.

Вероника расхохоталась.

— Забавно. И все-таки, вам стоит аккуратнее ходить по лестнице. Ведь это же очень опасно. Особенно, — женщина кивнула в сторону двери, — по такой лестнице, как ваша. Я уже успела заметить, насколько она крута.

— Белла тут не при чем, — вступила в беседу Эвелина, — виноват Кадо.

— Кто такой Кадо? — приподняла брови Дельфина.

Подумав, я решила, что ничего особенного не случится, если они увидят моего пса. Поэтому, я встала, подошла к двери и приоткрыла ее. Кадо, разумеется, скучал рядом.

— Заходи, — разрешила я ему.

Пес радостно подскочил, бешено завилял хвостом и резво последовал за мной.

Его появление было встречено восторженно-испуганными возгласами.

— О Боже! — ахнула Дельфина, вжимаясь в кресло, — он не очень агрессивен?

— Не очень, — успокоила я ее, — так, слегка.

В подтверждение моих слов Кадо повилял хвостом и преспокойно улегся рядом с маркизой. Я подавила смех. А еще говорят, что собаки непроходимо глупы. Как бы не так! Кадо безошибочно чуял тех, кто его боится и именно к таким людям он проявлял повышенное внимание. Не знаю, почему, должно быть, просто из вредности.

Вероника погладила по руке окаменевшую Дельфину.

— Не бойся, — сказала она, — он ничего тебе не сделает. Очень хороший песик, правда? — женщина взглянула на пса и кивнула головой.

Кадо вильнул хвостом, давая понять, что лучшего экземпляра еще не создавала природа.

— Жуткий пес, — заявила Жанна непреклонно, — надеюсь, вы будете держать его подальше от меня.

— О, разумеется, — согласилась я с легкой ехидцей, — безопасность моей собаки мне небезразлична.

Кажется, это поняли все, кроме самой Жанны, которая окинула Кадо пренебрежительным взглядом, словно говоря: «Что с ним может случиться?»

— Прелесть, а не пес, — сказала Вероника, — сразу видно, что умница. Да перестань ты трястись, Дельфина. Он вовсе не собирается на тебя бросаться. Ему просто хочется пообщаться.

Маркизе вовсе не хотелось с ним общаться, но она сделала над собой героическое усилие и села в кресле поудобнее. Вероника нравилась мне все больше и больше. Мне нравятся люди, которые умеют находить с животными общий язык, а она была из таких. Женщина преспокойно погладила Кадо по голове, не трясясь при этом от ужаса и не отдергивая руку, как это делало большинство. В результате, Кадо доверчиво подсел к ней и положил голову на колени. Эвелина слегка надулась от легкой зависти.

— Он никогда еще так не делал, — сказала она, — он никому не позволял себя гладить.

— Наверное, вы его боялись, мадемуазель, — отозвалась Вероника, — собаки чувствуют это безошибочно. Страх для них, как красная тряпка для быка.

— Но… он такой большой, — неуверенно заметила Эвелина.

— Обожаю больших собак. Впрочем, всех остальных тоже. Они такие милые.

— А меня в детстве укусила одна, и с тех пор я предпочитаю не иметь с ними дела, — призналась графиня де Сент-Берри.

— Меня тоже, — признала Вероника, — и не раз. Но это не отвратило меня от собак. У нас в доме всегда было много собак самых различных мастей. Больше, конечно, охотничьих. Мой отец не представлял своей жизни без охоты. А вы не охотитесь, Изабелла?

Я покачала головой. При всех своих недостатках я не могла убивать беззащитных животных. Даже на охоте. Честно говоря, мне и смотреть на это было не слишком комфортно. Видеть, как травят ни в чем не повинного зайца из пустой забавы выше моих сил. Альфред смеялся над этим качеством и шутил, что я из тех людей, которые будут рыдать над телом убитой птички и даже глазом не моргнут, своими руками удушив дюжину человек. Это, конечно, не так. Но если подумать, то людей мне гораздо меньше жаль, чем животных. Почему? Потому что люди сами удавят кого хочешь.

Через некоторое время в гостиную внесли чай с пирожными для подкрепления дам. Что тут стало с Кадо! Он так умильно улыбался и вилял хвостом, выпрашивая хоть одно, так убедительно строил из себя несчастного, голодного пса, не евшего Бог знает сколько времени, что разжалобил не только Дельфину, но и графиню де Сент-Берри. Как я не убеждала их, что его кормят регулярно, Кадо все же слопал не меньше пяти пирожных.

— Ему нельзя столько сладкого, — сказала я, — просто безобразие, Кадо. А ну-ка, ступай отсюда, если ты уже насытился.

Пес виновато опустил голову, в то же время кинув на гостей такой взгляд, который без слов говорил, что с его аппетитом он съел бы еще с десяток пирожных. Потеряв терпение, я выставила его за дверь. Вероника весело хохотала при виде этой сцены.

Утолив голод, гости отправились в парк на прогулку. Тут Кадо взял реванш. Он так весело носился за палкой, принося ее каждому, кто ее кидал, что гости окончательно в него влюбились. Я не принимала участия в этом времяпровождении, воспользовавшись небольшой передышкой, чтобы просто посидеть на скамейке и подышать свежим воздухом.

Я оглядывалась по сторонам больше из интереса, чем по нужде. Парк я успела изучить и неплохо знала все его уголки. Изредка я кидала взгляд на веселящихся гостей, но не спешила к ним присоединяться. И тут мое внимание отвлек какой-то шорох, прозвучавший за спиной.

Я обернулась и, разумеется, не увидела ничего, кроме тех же кустов. Прислушалась, стараясь уловить еще какие-нибудь звуки, но было тихо. Кто там мог быть? Конечно, какое-нибудь животное. Возможно, любимая кошка Эвелины — Матти. Кошки обожают таинственно прятаться в кустах.

Найдя ответ, я уже хотела отвернуться, но тут раздался такой треск, что я мигом забыла о своем намерении. Нет, это не кошка. Кошки так не шуршат. Эти грациозные животные двигаются абсолютно бесшумно. Продираться сквозь ветки с таким оглушительным шумом и треском может лишь кабан или медведь. Либо кто-то другой, обладающий внушительными габаритами.

Не долго думая, я встала и шмыгнула в кусты не хуже кошки. Любопытство не давало мне сидеть спокойно. Мне позарез нужно было узнать, кто это производит такой шум.

Кусты в парке были густыми и росли почти вплотную друг к другу, так что, путешествовать по ним, взяв за образец кошек, было не очень комфортно. Меня выручало то, что я никогда не обладала большими размерами. Если, конечно, не считать роста. Но так как я двигалась пригнувшись, а иногда на четвереньках, то рост особенно мне не мешал.

Первые две минуты я преследовала неизвестную дичь достаточно успешно, ориентируясь по шуму. Но потом кусты перестали трещать и все стихло. Я остановилась и прислушалась. Кажется, мой слух улавливал еще какие-то звуки. Едва слышный топот, словно кто-то удирал со всех ног. Причем, ног было немного, всего две. Человек? Это был человек? Господи, но что он делал в кустах?

Я очнулась и обнаружила себя стоящей на четвереньках в густой траве между двух особенно запущенных кустов. Господи, а что я здесь делаю в таком виде? Совсем с ума сошла. Взрослая, благовоспитанная девица, уже замужняя дама, кстати, и веду себя, как подросток. Если меня здесь кто-нибудь обнаружит, я просто сгорю от стыда.

Нужно было выбираться, и сделать это как можно незаметнее. Я огляделась, пытаясь сориентироваться. Так, кажется, я нахожусь в дальнем конце парка. Нужно повернуть назад, потом выбраться на дорожку, предварительно убедившись, что поблизости никого нет. Иначе, вот будет сюрприз для гостей! Ну, как тут не подумать, что при падении с лестницы я здорово повредила себе голову?!

Некоторое время я пыталась встать на ноги, но потом поняла, что это невозможно. Точнее, возможно, но сопряжено с определенными трудностями. Ветки были острыми и я могла сильно поцарапаться и порвать платье. Мне и без того достаточно повреждений. Поэтому, я решила, что не будет ничего страшного, если я еще немного поползаю. Все равно, меня никто не видит.

Нужно отметить, что на четвереньках я двигалась очень проворно. Оставалось только удивляться, почему собственно я до сих пор хожу на двух ногах. Но все-таки, кто это был? Кого я преследовала? И что ему понадобилось в кустах? Вопросы без ответов.

Впереди забрезжил свет и я поняла, что почти выбралась. Подобравшись ближе, я уже хотела высунуть голову, чтобы осмотреться и тут услышала голоса, причем, звучали они очень близко. Я поспешно нырнула назад и села на траву, прижав к себе колени. Нет, ну это просто глупо! Долго я буду здесь сидеть? Неужели, нельзя найти другое место для разговоров? Такой огромный парк, нет, их приспичило болтать именно тут.

Клянусь, я не хотела подслушивать. С детства знала, что это ужасно некрасиво. Но что я могла поделать? Сперва я хотела осторожно отползти назад, но женский голос произнес:

— Ты это слышал?

— Ничего особенного, — отозвался мужчина странно знакомым голосом, — ветер.

— Там что-то треснуло, — настаивала дама.

Я затаила дыхание. Надеюсь, эти люди из другой породы и не станут следовать моему примеру. Ну почему такое происходит со мной? Почему не с кем-нибудь другим?

Должно быть, беседующие решили, что на звуки не стоит обращать внимание, тем более, что они уже стихли. И слава Богу, никто не полез в кусты. Это было большое облегчение. С другой стороны, мне приходилось сидеть тут и слушать, хотя я этого совсем не хотела. Но деваться было некуда.

— За все время ты не мог выбрать минутки, чтобы навестить меня. Почему?

— Я уже объяснял тебе, Жанна.

Жанна? Вот это новость! Я знала только одну Жанну и она в настоящее время находилась у нас в гостях. Интересно, с кем это она? Такой знакомый голос!

— Это не причина. Болезни твоей жены, как притворные, так и настоящие меня не интересуют. Она просто любит привлекать к себе внимание.

— Ты хочешь сказать, что она специально свалилась с лестницы, чтобы привлечь к себе внимание? — в голосе сквозило неприкрытое неверие, — чушь!

Мама дорогая, а ведь это они обо мне! Кто еще в этом доме падал с лестницы? Стало быть, это значит, что второе лицо в этой беседе — герцог? Жанна и герцог? Да, кажется, Этьен намекал мне, что мой муж пользуется бешеной популярностью у лиц противоположного пола.

— Ну, допустим, ты прав, — продолжала тем временем Жанна, — но это не оправдывает того, что ты не приезжал ко мне. Я так соскучилась!

Стало тихо, потом послышалась какая-то возня и вдруг вопль:

— Осторожнее, ты помнешь мне воротничок!

Какие мы нежные! Нужно ли упоминать, что это был герцог. Только он озабочен состоянием своей одежды до такой степени, что это доходит до смешного. Я сдержала смешок, зажав рот рукой. Не хватало, чтоб они это услышали и решили все-таки проверить, что за странное животное сидит в кустах и фыркает.

— Ну, милый, я так давно тебя не видела, — промурлыкала Жанна, — ты приедешь в четверг?

— Непременно.

Да, ситуация была — не пожелай врагу. Я сидела в кустах в самой немыслимой позе и боясь пошевелиться, тем не менее, корчилась от хохота. Давно я так не веселилась. Смеяться хотелось тем сильнее, чем больше я должна была соблюдать осторожность. Возможно, сумей я расхохотаться во весь голос, мой смех очень скоро сошел бы на нет. Но не тут-то было. Я кусала губы, стараясь сдержаться и не могла.

Но провидение было ко мне милосердно. Кто-то из любезничающей парочки скоро решил, что им пора возвращаться. Они опасались, что их отсутствие будет замечено.

Дождавшись, когда их шаги стихнут, я отняла руки ото рта и смех тут же закончился. Осталось лишь тихое хихиканье, с которым я и выбралась на дорожку. Все так же хихикая, я оправила платье, отряхнула его, проверив на наличие пятен. Мне повезло, что земля была сухая, а трава не пачкалась, иначе я была бы вся черно-зеленая. Пригладив волосы, я сочла, что уже никого не испугаю своим видом.

Чинным, неторопливым шагом я вернулась к остальным. Судя по всему, они не замечали ничего вокруг, кроме своей забавы. Кадо с веселым лаем носился по лужайке за палкой. Я села на знакомую лавочку и сделала вид, что и не вставала с нее.

Наверное, я сделала это вовремя, потому что через несколько минут ко мне присоединилась раскрасневшаяся Эвелина.

— А ты почему не со всеми? — спросила она.

— Эта забава уже успела мне надоесть, — отозвалась я, — но я рада, что у Кадо есть возможность поразмяться. В вас столько энергии!

О том, что за это время я успела на четвереньках прочесать весь парк, я упоминать не стала.

Эта история имела продолжение. Произошло это три дня спустя, когда визит гостей уже начал забываться. Была пятница, самый скучный из всех дней недели. Не знаю, может быть в других местах он проходит по-иному, но в этом доме было невыносимо скучно. Его обитатели предпочитали сидеть дома и изнывать от скуки.

Эвелина занялась рисованием, а я сидела рядом и наблюдала. Мне всегда нравилось это занятие. Нет, я не имею в виду рисование. Я уже упоминала, что не сумею нарисовать даже солнце, чтоб люди не подумали, что это клякса. Но я обожала смотреть, когда рисуют другие. У Эвелины это получалось превосходно. Во всяком случае, вид из окна, который она старательно дорисовывала, было не отличить от настоящего.

— У тебя талант, — заметила я, когда она наносила последние мазки.

— Нет, — отозвалась она задумчиво, — я рисую очень средне. Видела бы ты, как это получается у Этьена.

— Этьен рисует? — поразилась я.

Вот уж не думала, что он на это способен! Особенно, если учесть его редкостную язвительность и способности в осматривании чужих шкатулок.

— О да, — подтвердила Эвелина тот факт, что кузен обладает способностями к живописи, — он мог бы стать великим художником.

— Что же ему мешает? — я приподняла брови.

— Не знаю, наверное, он не очень усидчив.

— Скорее, не очень устойчив, — я намекала на тот факт, что рисуют стоя.

Эвелина улыбнулась.

— Особенно хорошо у него получается рисовать людей и животных.

— А какая разница?

— Что ты! Рисовать живых существ гораздо сложнее. Хотя бы потому, что они все время двигаются.

— Нарисуй меня, — предложила я потому, что мне было нечего делать.

— Я рисую гораздо хуже Этьена, — заскромничала девушка.

— Ничего. Зато в тысячу раз лучше меня.

Эвелина сперва отказывалась, но потом все же сдалась.

— Только сиди неподвижно, — предупредила она меня, — не шевелись.

— Я не буду, — пообещала я.

Знала бы я, как это сложно, никогда бы не согласилась. Оказывается, нет ничего сложнее, чем сидеть, абсолютно не шевелясь. Уже через минуту у меня сильно зачесался нос. Не имея возможности его почесать, я стоически терпела это еще минут пять, а потом вдруг ни с того, ни с сего заныла спина. Никогда раньше это меня не беспокоило, а тут вдруг я вспомнила, что она существует. Моего великого терпения хватило ровно на полчаса, после чего я взмолилась:

— Знаешь что, Эви, не надо меня рисовать. Я передумала.

— Белла! — воскликнула она, — ты сама предложила. И потом, у тебя такое интересное лицо!

— Ну и что. Я умру, если сию минуту не пошевелюсь.

— Ладно, — смилостивилась Эвелина, — шевелись. Я сделаю небольшой перерыв. Ты не проголодалась?

Я не успела ответить. Открылась дверь и в комнату вошел Этьен.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросил он с порога и не дожидаясь ответа, шагнул к мольберту.

Пару минут критически смотрел на изображение, повернул голову и сравнил с оригиналом.

— Неплохо, — признал он, — очень похоже.

Я не выдержала и подошла ближе. Боже! Это я? Интересно, где он тут обнаружил сходство?

— Издеваешься? — спросила я грозно, — хочешь сказать, что я похожа на это?

Он прыснул.

— Портрет еще не готов, Белла. Спустя пару дней ты сумеешь убедиться в этом.

— Пару дней? — ужаснулась я, — нет, спасибо. Пусть лучше Эвелина рисует вазы.

Они оба расхохотались. Я передернула плечами, не видя в этом ничего смешного.

Тут Эвелина спросила:

— К нам кто-то приехал? Я слышала звуки подъезжающей кареты.

— Да, — кивнул Этьен, — гости. Точнее, гостья. И притом, очень разгневанная.

Он захихикал.

— Кто это? Это… Ты хочешь сказать, это она? — девушка широко раскрыла глаза.

— Она, — продолжал веселиться Этьен, — кажется, у нее какие-то претензии к нашему милому Огюстену.

— О ком вы? — поинтересовалась я.

— Так, — насупилась Эвелина.

— Да перестань ты. Она имеет право знать.

— Не надо, прошу тебя.

— Почему?

— Не хочу, чтоб Белла расстраивалась.

— Обещаю, что не расстроюсь, — вставила я.

Уж очень интересно было узнать, кто там приехал.

— Верю, — засмеялся Этьен, — ты не расстроишься. Это Жанна.

— Ну зачем ты сказал? — напустилась на него Эвелина, — как тебе не стыдно?

Я прислушалась, уловив какие-то звуки за дверью. Это было куда интереснее, чем бессмысленный спор. Я уже направилась, было, в коридор, но Эвелина схватила меня за руку.

— Подожди. Что ты хочешь сделать?

— Посмотреть хочу. Там шум какой-то.

— Еще бы не быть шуму, — веселился Этьен, — Жанна рвет и мечет. Того и гляди, разорвет Огюстена на тысячу кусочков.

Я еще энергичнее стала освобождать свою руку.

— Не ходи! — взмолилась девушка, — тебе совершенно ни к чему на это смотреть.

Ну, уж нет! Не увидеть, как Жанна разорвет герцога на тысячу кусочков? Пропустить такое зрелище? Да ни за что на свете!

Проявив прыть, я метнулась к двери и выскочила за нее прежде, чем Эвелина успела меня остановить.

Шум доносился откуда-то снизу, и я прямиком направилась туда. Но не надо считать меня такой дурой, по лестнице я спускаться не стала. Напротив, я осторожно пробралась за колонну, откуда было все прекрасно видно и слышно, и вся обратилась в слух. Рядом со мной пристроился Этьен, кривя губы в стремлении сдержать смех. Эвелина, сгорая от стыда, стояла позади всех и шепотом уговаривала нас уйти отсюда и сделать вид, будто ничего не случилось.

— Мы обязательно сделаем такой вид, — пообещал ей Этьен тихо, — когда нас спросят, видели ли мы что-нибудь особенное.

Жанна и герцог стояли внизу, почти у самой двери. Этьен был прав, она и в самом деле метала громы и молнии.

— Как ты мог! — громкогласно вопрошала Жанна, — вчера я прождала тебя целый день! Где ты был?

— Здесь, — отозвался герцог спокойно.

Хотя его лицо свидетельствовало об обратном. Мне показалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не завопить в ответ. Из личного опыта я знала, что он на это мастер.

— Ты обещал, что приедешь! Обещал или нет?

— Прекрати, — процедил он сквозь зубы, — ты находишься в моем доме.

— Этот дом должен был стать моим! — Жанна топнула ногой.

— Ой-ой, фу-ты, нуты, — фыркнул Этьен, — какие у нас аппетиты!

Я закусила губу, сдерживая смех, который так и клокотал во мне.

— Немедленно уходите отсюда! — шипела Эвелина из своего угла, — я не желаю это выслушивать.

Как будто, ее кто-то держал здесь.

— Прекрати кричать, — продолжал герцог уже не столь тихо, — не устраивай сцен.

— Не нужно мне указывать! — распалялась Жанна, — я сама знаю, как мне следует себя вести! Где она?

— Кто?

— Твоя отвратительная жена, вот кто!

— Это не твое дело!

— Нет, мое! Сейчас пойду и оттаскаю ее за волосы!

Очень страшно. Если кто и выйдет победителем из этой схватки, то явно не она. У меня есть кое-какой опыт.

— Достаточно! — рявкнул герцог, — мне это надоело! Ты врываешься в мой дом и ведешь себя, как последняя базарная баба! Еще не хватало, чтоб ты устроила здесь драку!

— Кто я?! — Жанна на мгновение потеряла дар речи, но нужно отдать ей должное, она быстро пришла в себя, — как ты меня назвал?

Что тут началось! Ураган, буря, землетрясение ничто по сравнению с тем скандалом, который Жанна закатила герцогу. Несмотря на то, что меня назвали отвратительной женой, я ее понимала. Я бы тоже разозлилась, если б меня назвали последней базарной бабой. Фу, как грубо!

Эвелина зажала руками уши и ее лицо залила краска. Этьен веселился вовсю, не давая себе труда сдерживаться. Я была скромнее, но тоже смеялась, правда, спрятавшись за колонну.

У герцога очень скоро закончилось терпение. Он бесцеремонно схватил беснующуюся Жанну за руку и почти вытолкал за дверь. Задвинув засов, он обернулся и поднял голову. Ох, не хотела бы я сейчас оказаться внизу!

— Браво! — воскликнул Этьен и зааплодировал, — это было великолепно! Кузен, ты был на высоте!

Мне показалось, что ему осталось недолго обременять этот свет своим присутствием. На его месте я бы постаралась вести себя деликатнее, что ли. Герцог просто позеленел. Он быстро начал подниматься вверх по лестнице, не сказав Этьену ни слова. И именно это убедило нас, что нужно уносить ноги как можно скорее.

Не сговариваясь, мы слаженно метнулись назад. Впереди мчалась Эвелина, на ходу выкрикивающая нечто вроде: «Ой, мамочка! Он нас убьет!» За ней, отставая на шаг, бежала я, понимая, что если герцог нас догонит, то достанется всем без исключения. Шествие замыкал Этьен, с которого давно слетела всякая веселость.

Залетев в комнату, мы в шесть рук бросились запирать дверь. И естественно, у нас ничего не вышло, засов был всего один. Наконец, Этьен, уловивший шаги Немезиды совсем рядом, бесцеремонно отпихнул нас обоих и запер дверь. Потом обернулся, к нам, привалившись к ней спиной. Он облегченно перевел дыхание.

— Кажется, пронесло.

— Как ты мог! — трагическим шепотом воскликнула Эвелина, — как ты мог!

Я окинула взглядом бледную, вздрагивающую после нервного потрясения девушку, взъерошенного Этьена и засмеялась.

— Ты просто ужасен! Ничего, более отвратительного я еще не видела! Белла, хватит! Тут нет ничего смешного!

— Вы так весело живете, — выдавила я сквозь смех, — просто завидно.

— Что я такого сделал? — вопрошал Этьен, не обращая внимания на меня и обращаясь исключительно к Эвелине, — можно подумать, я заставлял эту особу устраивать скандал на виду у всех!

— Кто просил тебя вмешиваться? Не мог промолчать?

— Не мог! Я просто в восторге, что эту особу наконец выставили вон.

— Я тоже! Но не таким же образом! Ты нас выдал! Теперь Огюстен знает, что мы подслушивали.

— Кто подслушивал? Они так вопили, что было слышно за милю. Не стоило прилагать никаких усилий.

— Он теперь подумает, что мы специально это сделали!

— Боишься, что твой братец тебя отшлепает? — фыркнул Этьен.

— Ты бы лучше о себе побеспокоился!

После чего, они оба обернулись ко мне и в один голос рявкнули:

— Белла, прекрати!

Стоит ли замечать, что я веселилась на протяжение этой замечательной беседы?

— Простите, — сказала я, — не могла удержаться.

Этьен махнул рукой.

— А, что с нее взять! Она постоянно хихикает. И не устает ведь.

Он приник ухом к двери и прислушался. Эвелина шепотом спросила:

— Ну? Что там?

— Тихо, — отозвался он.

— Думаешь, он все еще стоит там?

— Не знаю.

— Посмотри, может быть…

— Ну, уж нет, — отрезал Этьен, — не буду и тебе не позволю. Нужно дать ему время успокоиться.

Эвелина поспешно согласилась с этим заявлением. Она села на стул и обхватила голову руками.

— Боже, как я теперь смогу смотреть ему в глаза! Господи, ну почему мы туда побежали?

— Потому, что кое у кого разыгралось любопытство, — и кузен повернулся ко мне.

Они наконец нашли крайнего. Стоило ли удивляться, что им оказалась я?

— Белла! — хором вскричали они, — зачем тебе понадобилось на это смотреть?

— Никогда не видела, как выставляют за дверь?

— Никогда, — подтвердила я.

— Это все из-за тебя! Если б ты туда не побежала, ничего бы не было!

— И что теперь делать? Вот, и думай! Я теперь за дверь не выйду!

— Нашла зрелище!

— А кто аплодировал? — не выдержала я, — кто хлопал в ладоши? Это ты виноват, что он нас заметил!

Эвелина со свирепым видом повернулась к Этьену. Кажется, ей в данную минуту было все равно, кого обвинять во всех смертных грехах. Но Этьен вдруг прошипел:

— Тихо!

Мы замолчали. Он прислушался к звукам, доносящимся из-за двери.

— Что там? — спросила Эвелина, бледнея и становясь меньше на глазах.

— Я слышу шаги, — ответил кузен.

— И что?

— Они удаляются.

— Он пошел за топором, — внесла я свою лепту во всеобщее смятение, — будет ломать дверь.

— Мама! — взвизгнула Эвелина.

Мы просидели в этой комнате до самого вечера, то и дело переругиваясь и поочередно нападая друг на друга. Когда уже не оставалось сил выносить общество столь склочных и скандальных особ, я встала и завила:

— Хватит. Я пошла.

— С ума сошла! — ахнула Эвелина.

— Собираешься вечно здесь сидеть? Над нами уже потешается весь дом. Три болвана заперлись в комнате и трясутся от страха. Да пусть меня лучше убьют!

— Белла, пожалуйста!

— Она права, — неожиданно поддержал меня Этьен, — мы не можем сидеть тут до скончания века. Когда-нибудь нам придется выйти. И потом, очень хочется кушать.

Я шагнула к двери и отодвинула засов. Как я ни храбрилась, но все-таки открывала дверь с некоторой опаской. Но в коридоре было пусто.

— Проход свободен, — сообщила я остальным и вышла.

До своей комнаты я дошла в совершенной безопасности. Там я перевела дух и упала в кресло. Этьен прав. Очень хочется кушать.

Но в столовую я идти все же не осмелилась. Просто велела Эмили принести мне все необходимое сюда. Служанка беспрекословно отправилась за требуемым. Но я не обманывалась ее редкостным послушанием. Успела заметить, как эта негодная девица прятала улыбку.

Забавно и досадно одновременно. В такие ситуации я не попадала никогда. Хорошо, что все позади. Ну, не совсем все, не думаю, что герцог спустит это нам с рук. Но первая злость быстро проходит. И остается лишь легкое раздражение. А это я как-нибудь переживу.

Вернулась Эмили с пустыми руками. Вид у нее был виноватый. И куда девалась скрытая веселость?

— Что такое? — спросила я, — где ужин?

— Внизу, — еле слышно отозвалась она, — его светлость велел мне сказать вам, чтоб вы спускались в столовую, если уж так проголодались. Если посмеете.

Я переваривала это известие минуты две. Такое не приходило мне в голову. Надо же, как его закусило! Засаду решил устроить! Ну, хорошо же!

Я встала.

— Вы собираетесь идти, госпожа? — спросила Эмили с благоговейным ужасом.

— Конечно, — я шагнула к двери.

— А может, лучше не надо? — совсем жалобно пропищала служанка.

Бросив на нее презрительный взгляд, я вышла в коридор. Отлично, ваша светлость. Напугать меня хотите? Не на такую напали.

В столовую я вошла с воинственным видом и остановилась возле стола. Герцог сидел на своем обычном месте. Увидев меня, он произнес:

— Та-ак, явился самый смелый.

Украдкой я окинула взглядом стол. Он прав. Я была первая. Интересно, кто придет следующим?

— Что вы стоите? — спросил герцог.

— Жду.

— И чего же?

— Вашего бурного гнева.

— Бурного гнева не будет, — спокойно отозвался он, — садитесь.

Я села. А что еще прикажете делать? Уходить как-то глупо. Посидев минуты две, и смотря при этом в пустую тарелку, я решила, что это еще глупее. Зачем, собственно, я сюда пришла? Уж конечно, не на герцога любоваться. И я решительно потянулась к ближайшему блюду.

Первые пять минут прошло в полном молчании, я бы назвала его даже гробовым. Я уже начала думать, что этим все и ограничится. Но не тут-то было.

Герцог сказал:

— Я жду.

Я подняла на него глаза.

— Чего?

— Извинений.

— Извините, — я пожала плечами.

— Не слышу в вашем голосе раскаянья.

— А оно должно быть?

Поразмыслив, он неожиданно согласился:

— Нет.

Ну и ладно. Тогда к чему весь этот шум? Почему бы не дать мне спокойно поесть? Между прочим, я не обедала.

— Вы знаете, что вели себя отвратительно?

— Конечно, — вежливо согласилась я, принимаясь за курицу.

Если вам это нравится. Но с другой стороны, кто в этой ситуации вел себя образцово? Извините, я таких назвать не могу.

— Полагаете, что это в порядке вещей?

— Вы стыдить меня вздумали?

— Бесполезно.

Вот это правильно. Не знаю, чего он добивался, но аппетит мне уже испортил. Я допила вино и промокнула губы салфеткой.

— Закончили? — осведомился герцог с неподражаемыми нотками в голосе.

— О да. Конечно, могло бы быть и лучше, но мне ли жаловаться.

— Хорошо, — признал он, — вы правы. Все это было забавно. Думаете, я не слышал, как вы веселились? Очень трудно удержаться.

— От чего?

— От смеха.

И что бы вы думали? Он откинулся на спинку стула и расхохотался. Я пожала плечами, наблюдая за этим действием. Странный тип. Определенно, странный.

— Забавно наблюдать за вами, — заметил герцог после приступа веселья, — думали, я начну вас колотить? Эви это точно думает. Не буду ее разочаровывать. Пусть потрясется.

— Наблюдаю в вас склонность к театральным эффектам, — сказала я напоследок и повернулась к двери, — в вас лицедей умер мучительной смертью. Спокойной ночи.

И я удалилась.

9 глава. Кадо

Мне с трудом удалось убедить Эвелину не бояться позавтракать. Разумеется, она не ужинала, для этого девушка была слишком взвинчена. И к тому же, не на шутку опасалась своего братца. Этьен был менее пугливым и пообщался с ним вечером. Хотя, о чем они говорили, я не знаю. Но после разговора с герцогом кузен был не в духе. Нетрудно догадаться, что этот разговор был не из приятных.

— Все из-за тебя, Белла, — заявил Этьен полушутя — полусерьезно, — он поссорился с любовницей и теперь ему придется искать новую.

— Какой ужас, — без капли сочувствия отозвалась я, — если это то же самое, что искать новую скаковую лошадь, то мне его жаль.

Кузен расхохотался, а Эвелина сердито заметила:

— Вы могли бы выбрать другую тему для шуток? Эта не смешна.

— Скажи точнее: тебя она не забавляет. Ладно, с меня вполне хватило вчерашнего происшествия. Теперь не скоро я захочу повторить столь волнующие впечатления.

Отойдя от насыщенного вечера, Эвелина уже собралась пригласить меня на прогулку по парку, но тут погода все испортила. Пошел дождь, да такой сильный, что мы и носа не могли высунуть на улицу. Заняться нам было абсолютно нечем. Эвелина, было, предложила мне позировать для портрета, но я начисто отмела эту идею. Сидеть несколько часов, не шевелясь и боясь вздохнуть? Ну уж нет, мне и без того достаточно скучно.

— Тогда может быть, мне научить тебя рисовать? — не отставала Эвелина.

— Напрасный труд, — я покачала головой, — три учителя рисования бились надо мной несколько лет и потерпели сокрушительное поражение.

— Почему три? — удивилась она, — у меня был всего один.

— Первый ушел потому, что его не устраивало жалованье, которое папочка мог ему предложить. Второму почему-то не понравились краски. Ах да, я перемешала их с песком и рисовать ими было невозможно. Ну, он и обиделся.

Эвелина прыснула.

— От тебя никому не было житья, — прокомментировала она.

— Да. А третий долго со мной мучился и наконец заявил отцу, что проще обучить рисовать барана, чем меня. Так что, не связывайся со мной. Это время можно провести с большей пользой.

— Все равно, нам нечего делать.

Положение спас Этьен. Он вошел в гостиную с видом заговорщика и подмигнул нам обоим.

— Дамы, — весело сообщил он, — у меня есть предложение. Я тут кое-что принес.

И разумеется, нам очень захотелось узнать, что именно он принес. Этьен достал из кармана колоду карт и продемонстрировал ее публике.

— Вот.

— Карты, — разочарованно протянула Эвелина, — зачем ты их взял? Огюстен не разрешает мне играть в карты.

— Эви, побойся Бога, он уехал. Или ты думаешь, что наш милый Огюстен способен видеть сквозь расстояния?

Я фыркнула.

— А если кто-нибудь из слуг увидит и расскажет ему?

— Мы дверь запрем, — нашелся Этьен.

— Тогда это точно станет известно всем.

Я взяла карты со стола.

— Играем. Не бойся, Эви, если твой брат будет возмущаться, мы скажем, что заставили тебя. Ты упиралась, а мы, жестокосердные, тебя принудили.

Этьен засмеялся.

— Я все равно не умею играть, — привела Эвелина последний аргумент.

Ее высмеяли в два голоса. Такой пустяк не заслуживал внимания. Уж что-что, а научить играть в карты — задача самая примитивная.

Устроившись за круглым столом, мы принялись за дело. Когда процесс обучения подошел к концу и Эвелина уже не путалась в распознавании мастей, началась собственно игра.

Но долго она не продлилась. Проиграв раза четыре подряд, Эвелина бросила карты на стол и с обиженным видом заявила:

— Вы это специально делаете.

— Проигрывать нужно достойно, — ехидно улыбнулся Этьен.

— Ты нарочно подбрасываешь мне самые большие масти, чтобы я проиграла. Все, не буду больше играть.

— Эви, это смешно.

— Ну и что. Все равно, не буду.

Тем временем, за окном послышался шум подъезжающей кареты. Этьен со вздохом спрятал карты и заметил:

— Ну вот. А все так хорошо начиналось. Что это он так рано?

— Почувствовал, что Эви играет в запрещенную игру, — пошутила я.

— Да ну вас, — отмахнулась она, — давайте займемся чем-нибудь. Этьен, расскажи какую-нибудь историю.

— Ты хочешь всю ночь провести без сна? Смотри, а то снова отправишься ловить привидение.

— Перестань. Не я ловила привидение, а Белла. И это было вовсе не привидение, а ты.

— Хорошо, — зловещим тоном произнес Этьен, — но тогда не проси меня остановиться. Эту историю я расскажу до конца, даже если ты умрешь от страха.

— Так просто ты меня не испугаешь, — отозвалась Эвелина, демонстрируя редкостную смелость.

Мы поудобнее расселись в креслах. Рядом со мной пристроился Кадо. Страшная история его совершенно не интересовала, просто он обожал развалиться на мягком ковре, вытянув вперед лапы так, чтоб о них все спотыкались.

— В доме графа Д. был большой переполох, — начал Этьен, — приезжал старинный друг графа и к его приезду все должно было быть не высшем уровне. Не рада была лишь единственная дочь графа Соланж. Девушка предчувствовала скуку. Наверняка, друг отца такой же старый и они все дни напролет будут вспоминать былое. Некоторое облегчение от приезда гостя доставляла мысль о бале, который собирался устроить граф.

Но старинный друг приехал не один. С ним был мужчина. Увидев его впервые, Соланж подумала, что более странного человека еще не встречала. Не то, чтобы он был уродлив или стар. Напротив, ему было около тридцати, лицо симпатичное, только слишком бледное. И одет он был модно и аккуратно. Но все же, что-то в его облике настораживало девушку. Но когда она поймала взгляд его черных как угли глаз, все сомнения перестали существовать. Это был тот самый мужчина, которого она всю жизнь ждала и о котором мечтала, лежа по ночам без сна.

Новый гость очаровал не только наивную девушку. Все остальные гости тоже были от него без ума. Отец находил его прекрасным и всепонимающим собеседником. Соланж это сердило, она считала, что гость должен принадлежать только ей одной.

— Дивное начало, — протянула я, — я уже дрожу от страха.

— Имей терпение, — строго сказал Этьен.

— Не мешай ему, — вставила Эвелина.

И противореча самой себе, тут же позвала лакея и велела ему принести нам что-нибудь подкрепиться. Этьен нахмурился и пока велись приготовления, хранил многозначительное молчание. Наконец, перед нами поставили чай и три тарелки с пирожными. На моей их было аж пять штук и я была немного ошарашена. Неужели, слуги считают меня такой обжорой?

— Продолжай, — велела Эвелина кузену.

— Подожду, пока вы насытитесь, — буркнул он.

— Ну, не надо дуться, — примирительно проговорила она, — мне очень нравится твоя история.

Немного поломавшись для виду, как и полагается ценному рассказчику, Этьен продолжил.

Итак, прелестная Соланж, взбудораженная приездом гостя, долго не могла уснуть. Перед глазами стоял прекрасный незнакомец. Впрочем, он не был таким уж незнакомцем, Соланж знала его имя — Арманд.

— Выбери, пожалуйста, другое имя, — попросила я, — так зовут моего дядю.

— Но его звали именно так, — заупрямился Этьен.

— Неважно, как его звали, — вмешалась и Эвелина, — какая разница, Белла? Людей по имени Арманд тысячи.

Я сдалась. Взяла с блюда одно пирожное и уже хотела откусить кусочек, но тут вмешался Кадо. Он подскочил ко мне и лапой выбил его из моих рук. От неожиданности я подпрыгнула.

— Ты что?!

Пирожное, разумеется, упало на ковер и было безвозвратно погублено. Кадо, не обращая внимания на мой гнев, мигом слопал его и облизнулся.

— Хулиган, — сказала я, — как тебе не стыдно!

Эвелина и Этьен захихикали.

— Я продолжу? — спросил кузен.

Еще раз строго взглянув на пса, я кивнула.

Соланж лежала в постели, вспоминая мельчайшие подробности прошедшего вечера. К примеру, очаровательную улыбку Арманда, его необыкновенные глаза, словно затягивающие в себя всякого, кто смотрел в них, его необычайно завораживающий голос. Разумеется, с такими мыслями девушка не могла спать. Она удивлялась, как могла раньше жалеть о приезде гостей. Но тут в полной ночной тиши прозвучал голос. «Иди ко мне!» — услышала Соланж, — «иди ко мне!»

Этьен произнес это так, что по коже пробежали мурашки. Эвелина застыла с поднесенной ко рту чашкой. Но весь эффект был испорчен приходом герцога. Он вошел в гостиную и спросил:

— Чем это вы здесь занимаетесь?

— Этьен рассказывает страшную историю, — почти шепотом произнесла Эвелина.

— А-а, — протянул тот, садясь на стул поблизости.

Я решила, наконец, попробовать пирожное, нельзя же оставлять старания кондитера без внимания. Протянула руку… И тут негодный безобразник Кадо подпрыгнул, взмахнув лапами и блюдо упало на пол. Я в гневе повернулась к нему и увидела, как пес преспокойно доедает то, что осталось от моего десерта.

— Нахал, — вырвалось у меня, — и не совестно же тебе! Смотри, заболит живот, не проси, чтоб я тебя пожалела.

— Нет, это просто невыносимо, — не выдержал Этьен, — вы со своими пирожными портите весь эффект. Хватит есть!

Было даже обидно, если подумать. Я-то ничего еще не съела. Не успела. Эвелина поспешно положила на блюдо последнее и чинно сложила руки на коленях.

— Рассказывай. Извини, пожалуйста. Мы больше не будем.

Он прерывисто вздохнул, но все же продолжал:

— «Иди ко мне!» — звал ее голос и девушка не могла ему противиться. Она словно стала рыбой, попавшейся на крючок, и теперь ее тянуло на зов. Она встала с постели и отправилась к двери. В доме было тихо, все давно спали. Никто, кроме Соланж не слышал голоса и не мог оценить его магии. Она прошла коридор, спустилась вниз по лестнице и отодвинула засов на входной двери. Голос звал ее на улицу. Девушка шла в каком-то тумане, не понимая хорошенько, что с ней происходит. Ей почему-то казалось, что она спит и видит странный сон. Это подтверждало и то, что голос, казалось, звучал у нее в голове. Соланж шла вперед, широко раскрыв глаза, в которых не было ни единой мысли. Мир внезапно исчез, оставив только необыкновенно настойчивый зов: «Иди ко мне!»

— Ой, мама, — прошептала Эвелина, позабыв, что у нее в руке находится остывший чай.

— Девушка очнулась лишь тогда, когда все вокруг стихло. Она удивленно огляделась, не понимая, где находится. И каким образом сюда попала. Прошло, должно быть, минут пять, прежде чем она поняла, что стоит на тропинке, по бокам которой высятся холмики и кресты. А невдалеке виднелся мрачный семейный склеп. Соланж находилась на кладбище. И тут она испугалась до дрожи в коленях. Зачем она сюда пришла?

Тут от одной из могил отделилась высокая фигура в темном плаще. Охнув, девушка отшатнулась и упала. Не в силах оторвать взгляда от силуэта, она отползала все дальше, не сообразив подняться на ноги.

— Не бойся, — сказал силуэт, — не надо бояться.

И страх чудесным образом исчез. В ушах снова звучал волшебный голос, лишая Соланж возможности думать и сопротивляться. А между тем, фигура подходила все ближе и ближе, двигаясь абсолютно бесшумно. Девушка смогла разглядеть необыкновенно бледное лицо и горящие глаза, втягивающие в себя и лишающие воли. Соланж встала и пошла ему навстречу, протягивая руки. Она узнала это лицо и эти глаза. Это был Арманд.

— Арманд, — прошептала она, — это ты!

— Иди ко мне, — произнес он, протягивая руку.

Девушка взяла его за ладонь. А мгновение спустя очутилась так близко, как не могла и помыслить. Соланж прикрыла глаза, ожидая поцелуя, но Арманд склонился к ее шее. Верхняя губа приподнялась, обнажая острые клыки. В следующий миг он впился ими в пульсирующую вену.

— Прекрати! — взвизгнула Эвелина, опрокинув на себя чай, — прекрати, прекрати, страшно же!

Этьен усмехнулся, должно быть, имитируя оскал вампира.

— Негодяй! — девушка замахнулась на него чашкой, — я теперь точно не засну!

Герцог расхохотался:

— Перестань, Эви, ничего страшного в этой истории нет.

— У-у-у, — зловеще провыл ехидный кузен, шевеля пальцами, — страшный вампир придет за тобой этой ночью.

— Нет, это за тобой придет сегодня Морис — каннибал, — съязвила я, — с топором, чтобы изрубить тебя на мелкие кусочки.

— Идиотские шутки, — вконец разобиделась Эвелина и вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Этьен расхохотался. Ему было необычайно весело от того, что вновь удалось напугать Эвелину. Я бы на его месте не стала этим гордиться. Эвелину напугать ничего не стоит.

— А тебе не страшно, Белла? — поддел меня кузен.

— Я в ужасе, — отозвалась я, чтобы сделать ему приятное.

— Ну да, — усомнился он, — не знаю, какой должна быть история, чтобы тебя напугать. Мне такая и в страшном сне не привидится.

— Ну, если все то, что ты рассказываешь, является тебе в кошмарах, то тебя стоит пожалеть, — сказал герцог, — такие необыкновенно насыщенные сны.

Дверь распахнулась и в гостиную с воинственным видом вошла Эвелина.

— Не собираюсь ходить по темным коридорам, — заявила она.

Этьен развеселился еще больше.

— Страшно? А кто утверждал, что напугать его будет ой как непросто!

Я хотела сказать, что гордиться тут нечем, но меня отвлек Кадо. Он начал поскуливать и тяжело дышать. Я посмотрела на него и заметила, что вид у пса довольно больной.

— Что такое?

Тут Кадо взвизгнул особенно громко, по его телу прошла судорога и он уткнул голову в лапы.

— Объелся пирожных, — прокомментировал Этьен.

— С ним никогда такого не было, — я присела перед собакой, поглаживая его и стараясь успокоить, — ну, миленький, что с тобой?

Кажется, Кадо и в самом деле заболел. Но я никогда раньше не видела столь стремительно развивающейся болезни. Все произошло столь быстро, что никто не успел толком сообразить, что происходит. Пес катался по ковру, повизгивая, словно боль была невыносимой, словно что-то жгло его изнутри.

Вокруг Кадо столпились все присутствующие. Никто не знал, что надо делать, давая самые нелепые советы. Эвелина, к примеру, пыталась напоить пса водой из стакана, но потерпела сокрушительную неудачу.

Все было кончено через пять минут. Кадо еще пару раз вздрогнул, вытянулся и затих. Из его пасти выступила пена, глаза остекленели. Мне не нужно было долго соображать, что это значило. Это значило, что моя собака, мой любимый пес умер.

— О Боже, — прошептала Эвелина, прижав к груди стакан.

Я молчала, не в силах пошевелиться и лишь молча смотрела на Кадо. Остальные, должно быть, тоже находились в столбняке, потому что в гостиной установилась звенящая тишина.

Сделав над собой героическое усилие, я оторвала взгляд от умершего пса и перевела их на свои руки. На запястьях блестели какие-то капли. Я прикоснулась к ним пальцем и тут же поняла, что это. Это были слезы. Надо же, я даже не заметила, что плачу. Это была такая редкость, что на мгновение я удивилась и сразу забыла.

Поднявшись на ноги, я повернулась к двери. Должно быть, вид у меня был не совсем обычный, потому что Эвелина попятилась, а Этьен хотел взять меня за руку, но я резко отмахнулась:

— Прочь!

Выбежав за дверь, я помчалась по коридору к себе в комнату. Я до сих пор не могла поверить в то, что случилось. Кадо умер. Кадо умер? Нет, это невозможно. Это мне померещилось. Он не мог умереть!

Заперев дверь прямо перед носом недоумевающей и громко возмущающейся Эмили, я упала на постель и закрыла глаза. Я видела перед собой ковер гостиной и Кадо, извивающегося по нему. Это неправда. Это мне приснилось.

Я не спала всю ночь, лежа на кровати не раздеваясь и смотря в потолок. Больше не плакала, но и не думала ни о чем. На меня нашло какое-то оцепенение, я впала в ступор. Время летело незаметно и стояло на месте. Я не обращала внимания на происходящее.

И лишь утром, когда первый солнечный луч заглянул в окно, поняла, что дальше так продолжаться не может. Нужно встряхнуться. Нужно встать, переодеться, умыться и отправиться завтракать, хотя мысли о еде сейчас вызывали во мне отвращение. Но может быть, когда я спущусь вниз, окажется, что все происшедшее вчера было лишь дурным сном.

Надежда умерла в тот самый миг, когда я отперла дверь, услышав за ней бурные рыдания Эмили.

— Бедный песик! — всхлипывала она, — бедняжка Кадо! Ох, какое горе!

Она так переживала, что мне пришлось отпаивать ее водой.

К завтраку я все-таки спустилась, хотя мне почему-то казалось, что увидев пищу, мне станет дурно. Ничуть не бывало. Вид аппетитных кушаний не вызвал никаких эмоций.

Я села на стул, окинула присутствующих взглядом исподлобья, отметила лица, полные сочувствия и стиснула кулаки. Ничто так не расхолаживало, как сострадание. Если они не прекратят так на меня смотреть, я завизжу.

— Как это ужасно, — робко и тихо начала Эвелина.

— Ни слова об этом, — свирепо сказала я, — ясно?

— Хорошо, хорошо, — поспешно закивали все.

Гадкие, отвратительные люди! Чтоб они все провалились!

Весь завтрак я просидела над полной тарелкой, ковыряясь в содержимом вилкой и превратив его в неопределенную массу. В рот не взяла ни кусочка.

Я собиралась выйти в коридор, когда меня остановил герцог.

— Мадам, — начал он, — я хотел бы поговорить с вами в гостиной.

Открыв рот, чтобы ответить резко отрицательно, я передумала. Какая разница! Пусть говорит, что хочет. Наплевать на это. Все равно.

Я молча прошла за ним в гостиную и села в кресло. Герцог долго устраивался на стуле, словно что-то торчало из сиденья, мешая ему в этом. Некоторое время я наблюдала за его потугами, а потом спросила:

— Ну?

— Мне очень жаль, что это случилось, — отозвался он.

— Это все? Я могу идти?

— Нет. Я позвал вас сюда не за этим. То, что случилось, мне очень не нравится.

— Неужели?

— Помолчите и послушайте. То, что произошло, не похоже на внезапно возникшую болезнь. Это похоже на…

— На что? — не выдержала я.

— Подумайте сами. Хватит мне дерзить. Вспомните, что он ел перед смертью.

Я напрягла память, которая, судя по всему, начала мне отказывать. Долго молчала, не в силах ничего припомнить. Но потом меня озарило.

— Пирожные.

— Правильно.

— И что это значит?

— Это значит, что эти пирожные предназначались вам.

— Конечно, они были для меня! Кто в здравом уме будет кормить пса пирожными?

— Вы меня поражаете своей тупостью. Если б он не съел эти пирожные, то их съели бы вы. И умерли бы совершенно так же, как ваш пес.

— Что? — я вытаращила глаза, — вы хотите сказать, что их нельзя было есть?

Герцог на мгновение прикрыл глаза.

— Да, — согласился он, — наконец-то. Их ни в коем случае нельзя было есть.

— Почему?

— Вы уже совсем ничего не соображаете? — вышел он из себя.

По-моему, он совсем обнаглел. Как он со мной разговаривает? И этот человек обвиняет меня в том, что я дерзко с ним разговариваю! Уж кто бы жаловался!

— Это вы ничего не соображаете! — огрызнулась я, — откуда мне знать ваши мысли? Почему эти чертовы пирожные нельзя было есть? Они, что, были отравлены?

Я спросила это без какой бы то ни было задней мысли, просто так, от злости. И каково же было мое изумление, когда герцог отозвался:

— Да, они были отравлены. Я рад, что вы наконец это поняли. Кто принес их?

— Вы серьезно?

— Кто принес их? — раздельно повторил он.

Казалось, еще секунда — и он меня стукнет.

— Откуда я знаю! Не помню. Кажется, лакей. А какое это имеет значение?

— Это имеет большое значение. И еще мне интересно, кто вас ненавидит до такой степени.

Меня хотели отравить? Меня? Отравить? Какая чушь! Кому это понадобилось меня травить? Кто я такая, наконец, чтобы избавляться от меня столь кардинальным способом?

— Ерунда, — отозвалась я, — никому и в голову не придет это делать.

— Кому-то пришло.

— И кому?

— Вы у меня спрашиваете? Вам лучше знать своих врагов.

— У меня нет ни одного врага. Что я, по-вашему, наследница престола?

— Вы думаете, травят только особ королевской крови? — скептически хмыкнул герцог.

— Еще богатых наследников. Но я не богатая наследница. Можно только посочувствовать тому, кто захочет унаследовать то, что после меня останется.

— Кажется, вы меня не слышите, — задумчиво проговорил он, — вас хотели отравить. Понятно? Это вам понятно?

Мне это было понятно. Непонятно было другое. Зачем? Зачем, во имя всего святого? Кому я нужна до такой степени? Насколько я знаю, никому еще не успела навредить так сильно, чтоб у человека возникло желание меня убить. Неожиданно, интересная мысль пришла мне в голову и я решила ее озвучить.

— Вы думаете, что неизвестный проник в дом, пробрался на кухню, отравил пирожные, зная, что они предназначаются именно мне? Вам не кажется это странным?

— Нет, не кажется, — отрезал герцог, — если предположить, что в доме кто-то подкуплен для этой цели.

— Кто? — поинтересовалась я.

— А вот это мне и предстоит узнать, — мрачно заметил он.

— Будете допрашивать всех подряд? — я скептически хмыкнула.

Можно подумать, этот человек признается в содеянном, как только увидит его грозную физиономию.

— Кстати, — продолжала я развивать свою мысль, — вполне могло случиться так, что отравить хотели не меня, а кого-то другого. Ведь пирожные ели трое.

— Да, но только с вами в последнее время случаются… разные неприятности.

Я возвела глаза к потолку. Ну вот, начинается!

— Вы подозреваете, что все эти случайности неслучайны?

— Перестаньте задавать глупые вопросы! — разозлился герцог в который уже раз, — вы и сами должны понимать это. В вас кто-то стрелял, раз, потом вы упали с лошади, это два, потом картина…

— Помилуйте! — взмолилась я, — картину-то оставьте в покое. Она свалилась сама.

— В моем доме картины никогда не падали.

— Значит, упадут, если их повесили на столь тонкие шнуры.

— Хорошо, — он скрипнул зубами, — ну, а лестница?

— Что лестница? — в том же духе спросила я.

— Кто-то столкнул вас с нее.

— Кто же, например? Там никого не было.

— Вы уверены? А раньше утверждали, что это сделал ваш пес. Значит, там его не было?

— Я его не видела, — я пожала плечами, — просто подумала, что…

— Ясно, — утверждающе кивнул он, — а кто первым нашел вас?

Я напрягла память. Кто нашел меня? Да никто, я сама встала. Потом ко мне подбежал Кадо, виновато виляя хвостом и скуля. Да, там была Луиза. Она еще спросила, жива ли я. Странный вопрос, если подумать, но в этом доме мне его задавали постоянно.

— Там была Луиза, — ответила я, — точно. Она убежала, потому что Кадо зарычал на нее.

— Луиза? — повторил герцог со странным выражением лица.

— Да, Луиза, — я состроила из себя полнейшую невинность.

— Понятно, — он поднялся на ноги, — тогда, вот что. Возвращайтесь в свою комнату и сидите там. Одна никуда не ходите. И не ешьте и не пейте ничего, не согласовав это со мной.

Я хотела спросить, как это он себе представляет. Я что, буду бегать к нему с каждым яблоком и спрашивать, можно это есть или нет? Глупость какая-то. Но спорить не стала, бесполезно. Только задержусь здесь еще часа на два.

— Ладно, — покладисто кивнула я, — не беспокойтесь. Дверь запру и подопру поленом.

Вышла в коридор, успев услышать, как он прошипел мне в спину:

— Очень смешно.

С этого момента все и началось. Всех слуг по очереди вызывали и допрашивали с пристрастием. Они все как один терялись, бледнели, краснели и тряслись, словно поголовно все были подкуплены. Неудивительно, если вспомнить ангельский нрав хозяина дома. Тут любой, даже самый невинный человек начнет думать, что свершил нечто противозаконное. Да и потом, у каждого есть мелкие грешки. Кто-то булочку в кухне стащил, кто тайком на свидания бегает, да мало ли, что еще.

Правда, никто не признался в содеянном, что тоже неудивительно. Лично я бы ни за что не призналась, особенно, когда против тебя ничего нет, кроме смутных подозрений.

Была допрошена даже Эмили, моя бессменная служанка. Это так подействовало на нее, что три последующих дня все валилось у нее из рук, она вздрагивали и оглядывалась. Видимо, беседа с герцогом произвела на нее неизгладимое впечатление.

— Госпожа, неужели, вы считаете, что я хочу вас отравить?

— Конечно, нет, — отозвалась я более легкомысленно, чем хотела бы, — не могу представить тебя крадущейся со склянкой яда в руке. Ты бы его непременно выронила, а лицо при этом было бы такое, что и допрашивать не надо.

— Я никогда не стала бы этого делать, хоть озолоти меня, — твердо проговорила она, — но ваш муж считает, что это сделала я.

— Ха-ха-ха! Не обращай внимания. У него постоянно такое лицо.

— Но он сказал, что выведет меня на чистую воду, — не унималась Эмили.

— Не беспокойся, никто всерьез в это не верит. Это такой метод допроса. Запугать допрашиваемого до потери пульса.

Боюсь, я не восприняла это всерьез. Угроза моей жизни не произвела на меня впечатления. Но все-таки, я очень хотела посмотреть в лицо тому негодяю, кто отравил Кадо. Не знаю, что я с ним сделала бы. Но уж не стала бы задавать дурацкие вопросы. Поистине, тому типу не позавидуешь. Лучше ему не попадаться мне в руки. Когда на меня накатывает ярость, я перестаю себя контролировать.

Тем временем, обстановка в доме изменилась настолько, что скучной нашу жизнь назвать было нельзя. Во-первых, за мной постоянно наблюдали, и не только герцог, Эвелина и Этьен, но и все имеющиеся в доме слуги. Последние пялились на меня из всех углов, провожая сочувственно-заинтересованными взглядами. Это меня раздражало до безумия. Так и хотелось схватить кого-нибудь за шиворот и осведомиться, что за диковинные узоры он на мне обнаружил.

Доходило до смешного. Не успевала я поднести ко рту яблоко, уже проверенное и одобренное, как кто-нибудь, к примеру, Эвелина с криком: «Ты отравишься!» вырывала его из моих рук. Ну, как после такого сохранить благодушное расположение духа?

Если я отправлялась побродить по парку, ко мне приставляли непременно Этьена, вооруженного, вот смех-то, пистолетом! Пару таких прогулок я вытерпела, но в третий раз не вытерпела и сказала:

— Ты хоть ворону подстрелил бы, что ли. А то, даже обидно. Носишь его зря.

— Перестань, Белла, — укоризненно произнес он, — это не смешно. Твоей жизни угрожает опасность.

— Ну и где она, эта опасность? — фыркнула я, — что-то я не вижу за деревьями вооруженного до зубов отряда.

Но тут произошла самая странная вещь за прошедшее время. В кустах послышался шорох, а потом треск, словно кто-то с силой продирался наружу, ломая ветки.

Этьен подпрыгнул, оборачиваясь и выставляя вперед оружие.

— Кто там? — напряженно спросил он.

— Белочка, — предположила я.

Отмахнувшись от меня, как от надоедливой мухи, кузен решительно шагнул к кустам. Я пожала плечами. Пусть развлекается. А я пока посижу вон на той лавочке и отдохну от усиленной охраны.

Но до лавки я дойти не успела. Кто-то большой и темный выпрыгнул из кустов в двух шагах от моей персоны и молнией помчался по дорожке.

Иногда в такие моменты во мне срабатывает охотничий инстинкт. Не раздумывая, я бросилась бежать за ним, позабыв, что не вооружена, в руках нет даже самой завалящей палки и толку от меня в такие моменты куда меньше, чем от любого пса.

Но зато бегала я отлично. Так что, неизвестный шпион был бы, несомненно, мною пойман. Он оглянулся и ускорил бег, но ему это не помогло бы, если б я в самый неподходящий момент не споткнулась о некстати подвернувшуюся под ноги ветку и свалилась на дорожку.

Я быстро вскочила, но это промедление дало беглецу большое преимущество. Он улепетывал так, что куда там зайцу! Любого, даже самого быстроногого, он обогнал бы играючи.

Не оставляя своих попыток поймать негодяя, я потерла ушибленную коленку и помчалась за ним. Добежав до забора, он решил, что ему уже ничего не угрожает. Подпрыгнул, подтянулся на руках и собираясь перемахнуть на другую сторону, обернулся.

Я увидела его лицо и оно на какое-то мгновение показалось мне странно знакомым. Кажется, я уже видела где-то этого типа, вот только не могу вспомнить, где именно. Но тут он отвернулся и скрылся за забором.

Вы думаете, я осталась стоять, кусая губы в бессильной ярости? Ха, вы плохо меня знаете. Сколько в моей жизни было заборов, и не перечесть. В мгновение ока я оказалась наверху и уже занесла ногу, чтобы перелезть, но тут раздался громкий вопль:

— Белла, что ты делаешь?!

От неожиданности я вздрогнула, потеряла равновесие и упала вниз. Точнее, почти упала, потому что проклятое длинное платье зацепилось подолом за одну из острых пик, украшавших забор. На секунду я повисла на нем, но тонкая ткань затрещала и порвалась. Я благополучно приземлилась на все четыре точки и с укором посмотрела на Этьена.

— Ты меня испугал.

— Зачем ты полезла на забор, сумасшедшая? — продолжал разоряться он, — вот уж, не думал, что ты умеешь прыгать как кошка.

— Я его почти догнала.

— Да? — он скептически хмыкнул, — и что бы ты тогда делала, интересно? Попросила бы его подождать, пока не подбежит подмога?

В чем-то он прав, если подумать. Но дело в том, что я-то в ту минуту ни о чем таком не думала. Главное для меня было — догнать, а что будет потом — это мною как-то не продумывалось.

— Пойдем отсюда, — Этьен взял меня за руку, — тебя следует посадить на цепь. Не девушка, а сплошные неприятности.

— Мог бы сам побежать за ним, — заявила я, — не понимаю, почему ты застыл, как придорожный столб.

— Я был в кустах, — пояснил он.

Я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Еще один любитель ползать по кустам. Как тут не вспомнить мою недавнюю вылазку, так бесславно закончившуюся! Никого не увидела, только платье испачкала. Да, и услышала то, что не предназначалось для чужих ушей.

И все-таки, кто это был? Такое знакомое лицо. Где я его видела? Я попыталась вспомнить, но как это за мной водится, все смутные образы тут же исчезли из памяти.

10 глава. Морс

Спустя еще два дня случилось нечто совсем неожиданное. Точнее, я этого не ожидала. Ведь я уже упоминала, что не воспринимала это всерьез. Чего еще ожидать от столь легкомысленной особы, как заметил герцог.

Я собиралась ложиться спать. Было довольно поздно. Переодевшись и отослав Эмили, я полистала книгу, лежащую на столе, раздумывая, читать ее или нет. Не то, чтоб я очень сильно хотела спать, просто мне нечего было делать. Взяв подсвечник, я уже собралась было пойти в спальню, как в комнату вошла Луиза с подносом, на котором стоял графин.

— Вот ваш морс, ваша светлость, — сказала она, поставив его на стол и присела.

Я удивленно пожала плечами. Насколько я помню, не заказывала никакого морса. Но раз уж его принесли, почему бы не выпить.

Горничная тем временем уже наливала красную жидкость в стакан. Я проследила за ее жестом и взяла его из ее рук. Луиза вновь присела, но уходить не спешила. Она с каким-то болезненным интересом смотрела на меня. Я была не слишком благодушна и недвусмысленно велела ей убираться вон. Не то, чтобы я ее терпеть не могла, как она, вероятно, считала. Нет, ничего подобного. Просто я не вижу ничего столь захватывающего в том, как я пью. Не думает ли она, что я целиком засуну голову в стакан?

Луиза уходить не хотела. Конечно, она так прямо об этом не заявила, но спросила:

— Вам больше ничего не нужно, ваша светлость?

Не знаю, с чего бы вдруг такая забота.

— Нет, спасибо, — отрезала я, — ступай.

Горничная уходила очень медленно, пару раз оглянулась, словно ожидая, что я передумаю и позову ее назад. Редкостная наглость. Она, что, думает, если является любовницей герцога, то мы с ней родственники? Так и хотелось кинуть в нее чем-нибудь для скорости. Но все же, она наконец вышла в коридор и закрыла за собой дверь.

Я раздраженно фыркнула и посмотрела на стакан, стоящий на столе. Мне вдруг сильно захотелось пить. Я протянула руку, взяла его и собралась поднести ко рту.

Я описываю это так подробно потому, что все это в тот момент было важным. Если б мне не пришло в голову поплотнее задернуть портьеру, так как в комнате было прохладно, если бы я не отправилась к окну вместе со стаканом, и если бы наконец я не споткнулась и не выплеснула морс прямо на росший в кадке пышный куст, то вряд ли я сейчас писала бы эти строки.

Тогда я едва сохранила равновесие и ухватилась за край подоконника, чтобы не упасть окончательно. Это было тем более нежелательно, так как я упала бы прямо на несчастное растение, которому и так досталось. Не думаю, что цветы так любят, когда их поливают морсом. Если бы я на него упала, это понравилось бы ему еще меньше.

Я сочувственно посмотрела на куст, уже собираясь принести ему извинения, но остолбенела раньше, чем успела открыть рот. Листья растения на моих глазах стремительно съеживались, скручивались так, словно их держали над огнем. Но это было еще не все. Свернувшись, они почернели. Я несколько секунд стояла, не в силах пошевелиться, потом выдохнула из легких воздух и протянув руку, осторожно коснулась пальцем одного из листьев, точнее того, что от него осталось.

Ощущение было такое, словно я тронула сгоревший лист бумаги. Он тут же рассыпался в прах.

— Что это такое? — пораженно спросила я вслух.

Сколько живу на свете, никогда ничего подобного не видела. Что должно случиться с растением, чтоб за считанные секунды он из цветущего куста превратился в обугленный черенок?

В тот вечер я довольно туго соображала. Прошло должно быть минут пять, прежде чем я сообразила связать происшедшее с пролитой жидкостью. Чтобы убедиться в этом окончательно, я вновь наполнила стакан морсом и щедро полила другое растение. Эффект был такой же.

Да, замечательный морс. Интересно, что произошло бы с моим желудком, если бы я его выпила? Думать об этом не хотелось.

Все-таки, я на самом деле ужасно легкомысленная особа. Даже тогда я не прониклась происходящим. Представляете, я с полной серьезностью думала, что все морсы так отрицательно влияют на растения. И причем, думала я так достаточно долго. Слава Богу, что моего легкомыслия не хватило на то, чтобы самой выпить тот проклятый морс.

Некоторое время я стояла посреди комнаты и думала, что мне делать. Морс, конечно, следовало вылить. Но куда? Я взяла графин и окинула помещение взглядом. Цветочный горшок не пойдет. Цветам и так сильно досталось. Может быть, вылить его в камин? Хорошая мысль, но тогда огонь может потухнуть. А, ну и пусть тухнет, какая разница! Я решительно шагнула к камину и вновь застыла. Изабелла, ты круглая дура. Точно, иначе не скажешь. Кажется, твои мозги совсем засохли и рассыпались, раз ты до сих пор не понимаешь, что происходит.

Не выпуская графина из рук, я быстрым шагом направилась в комнату Эмили.

Задача мне предстояла не из легких. Эмили всегда спала богатырским сном и разбудить ее было очень трудно. Говорят, так крепко спят те, чья совесть чиста. Если взять за образец эту точку зрения, то у Эмили совесть была чиста как у новорожденного младенца.

Я как следует потрясла служанку за плечо. Потом еще раз, так как успеха это не имело. Впрочем, мне не повезло даже тогда, когда я тряхнула ее еще раз десять. Это уже начало меня злить. Окинув маленькую комнатку взглядом василиска, я заметила на столе стакан с водой и недолго думая, схватила его и выплеснула на лицо этой великой сони.

Это подействовало. Эмили подскочила с диким воплем.

— Какого черта…!

— Вставай, — веско произнесла я, — мне нужна твоя помощь.

Встряхнувшись, служанка протерла глаза и сказала:

— Это вы, госпожа?

— Нет, это призрак разрушенного замка, — сердито отозвалась я, — ты встанешь, наконец?

— Встаю, встаю, — она спустила ноги на пол и все-таки не удержалась и спросила:

— А что случилось?

— Тебя еще полить?

— Я уже иду, — Эмили схватила платье и спешно принялась натягивать его.

Я отошла в сторону, ожидая, пока она справится с этой задачей.

Когда служанка была наспех одета, я выволокла ее наружу и строго заявила:

— Сейчас ты отправишься к герцогу и приведешь его сюда. Поняла?

— Госпожа! — возмутилась Эмили, — дайте, я хотя бы причешусь, а то лохматая спросонья.

— Никто не обратит внимания на твою неземную красоту, — съязвила я, — давай, иди. И побыстрее.

Эмили надула губы, но возражать не осмелилась. В тот момент я напоминала собой разъяренную фурию.

Когда она убежала, я обратила внимание на то, что до сих пор держу в руках злополучный графин. Впрочем, это было хорошо. Неизвестно, что могло с ним случиться в мое отсутствие. Сейчас мне нужны были доказательства. Он мог разбиться, или его могли унести от излишнего усердия… А может быть, заметая следы.

Эмили вернулась спустя десять минут. Одна. Она виновато опустила голову, не решаясь отойти от двери, видимо, опасаясь моего гнева.

— Госпожа, клянусь, я не виновата!

— Короче! — рявкнула я.

— Его светлость сказал, что очень занят для того, чтобы бегать на ваш зов.

Если меня хорошенько разозлить, то станет неудивительно, почему окружающие считают, что у меня отвратительный характер. Вот и тогда я сказала такое, что просто не решаюсь воспроизвести на бумаге. Эмили вытаращила глаза, глядя на меня с ужасом и восторгом одновременно.

— Ну хорошо же, — сквозь зубы прошипела я, — я не гордая, сама к нему пойду, черт побери. Где он?

— У себя в комнате, — очень тихо отозвалась Эмили, — только он…

— Пошли, покажешь мне, где это.

— Не могу, госпожа, он меня убьет.

— А если ты не пойдешь, тебя убью я, и прямо сейчас, — я схватила ее за руку, — пошли!

Бедной служанке ничего не оставалось, как выполнять столь недвусмысленный приказ. Она-то прекрасно знала, на что я способна. Прибьет ее герцог или нет, это еще вилами на воде писано, а вот я слов на ветер не бросаю. Могу и за кочергу схватиться. Были случаи, когда Эмили бегала от меня по всему дому, ибо получить тяжелым подсвечником по темечку никому не хочется. Но тогда она это, ей-богу, заслужила.

Эмили довела меня до нужной двери. Внутрь же идти категорически отказалась, но я и не настаивала. Дальше я сама как-нибудь справлюсь. Велев ей дожидаться меня поблизости, я поудобнее перехватила графин в своей руке и нажала на ручку двери. Постучать, разумеется, не додумалась, просто мне это не пришло в голову. В тот момент я была слишком зла для таких пустяков. Какие это у него могут быть дела, столь важные, что тот факт, что меня снова хотели отравить, не произвел на него впечатления? Впрочем, этого Эмили ему не говорила. Но все равно, я была полна решимости показать герцогу, где раки зимуют.

Войдя вовнутрь, я поняла, что именно хотела сказать мне моя нерадивая служанка. Герцог был не один. Вместе с Луизой. Но полагаю, особенно далеко дело не зашло, поскольку они еще были на ногах.

Когда герцог обернулся, лицо у него было такое, что кто-нибудь, менее злой, чем я, просто убежал бы куда глаза глядят. Его бешеный взгляд не произвел на меня впечатления.

— Очень хорошо, — протянула я и задержала собравшуюся убрать Луизу за рукав, — ты мне тоже пригодишься. Стоять.

— Что за…, - дальнейшее было невоспроизводимо.

Это, разумеется, высказался герцог. Я не обратила на это внимания. Пихнула ошарашенную Луизу в комнату, повернулась к двери и собственноручно повернула ключ в замочной скважине. После чего, сунула его в карман пеньюара и повернулась к остальным.

— Мне нужно пять минут, — сказала я, — а потом предоставляю вам право выражаться как угодно и сколько угодно.

— Что вы вытворяете? — рявкнул герцог, шагнув ко мне.

Кажется, он был полон решимости забрать у меня ключ, а потом отлупить меня как следует.

— Вы сами хотели, чтоб вам докладывали обо всех подозрительных случаях, — проговорила я, потрясая графином, — вот, я и хочу это сделать.

— Какого дьявола!

Он был не в состоянии адекватно воспринимать происходящее. Впрочем, это и неудивительно. В данной ситуации вряд ли кто-либо сумел бы проникнуться моими словами. Луиза спряталась за его спину, видимо, считая, что я куда грознее. Но скорее всего, у нее были на то свои причины.

Герцог уже собирался схватить меня за руку, но я отстранилась.

— Пять минут. А потом можете продолжать. Я вам не мешаю.

Не думаю, чтоб это его успокоило. Но пока он приходил в себя, я успела водрузить графин на стол и установить там один из цветочных горшков.

— Смотрите, — я хорошенько полила морсом цветок, стараясь попасть на листья.

Мои действия убедили герцога, что я сошла с ума. Именно поэтому он вытаращил глаза, позабыв, что должен рвать и метать.

— Не на меня смотрите! — разозлилась я, обнаружив две пары круглых глаз, — сюда!

И указала на цветок. Герцог наконец сумел перевести взгляд туда, куда нужно. Нужно отдать ему должное, соображал он быстро.

Выхватив графин из моих рук, он спросил:

— Кто это вам дал?

— Луиза, — пояснила я, взглянув на вышеназванную.

Горничная тут же перестала видеть необходимость в разглядывании моей персоны и поспешно метнулась к двери. Но вот незадача, та была заперта. А ключ лежал в моем кармане. Дернув пару раз за ручку, она сморщилась, съежилась и обхватила себя руками.

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Теперь объектом пристального внимания была Луиза, вовсе не горевшая желанием, чтоб ее столь внимательно оглядывали. Она всхлипнула, отводя глаза в сторону.

— Милая моя, — сладким голоском пропела я, — что ты подмешала в морс?

Никто в комнате не обманулся ни интонацией, ни самими словами.

— Ой нет, не надо! — взвизгнула Луиза.

— Кто тебе это дал? — задал более конкретный вопрос герцог.

Горничная замотала головой, избегая смотреть ему в глаза. Впрочем, в мою сторону она вообще не глядела. Я подошла ближе, сжимая кулаки. Клянусь, я не хотела этого делать. Не знаю, как это получилось. Но спустя секунду я метнулась к Луизе и со всего маху припечатала ее к стене.

— В пирожные тоже ты? Ты, мерзкая дрянь!

Пару раз я чувствительно тряхнула ее за плечи, нимало не смущаясь тем, что ее голова бьется об стену.

— Мама! — завопила Луиза, потеряв голову.

Но тут очнулся герцог. Он оттащил меня от горничной, хотя для этого ему пришлось потрудиться. Я уже упоминала, что в ярости я сама не своя. Ему с большим трудом удалось оторвать меня от Луизы, но не без потерь. В кулаках я крепко сжимала обрывки платья и волос — все, во что успела вцепиться.

Я оказалась на высоте. Лягалась и пару раз умудрилась как следует двинуть ему локтем.

— Пустите меня! Лучше пустите меня! Я ее убью! Дрянь, гадина! Немедленно пустите меня, а то я и вас убью!

— Успокойтесь! — рявкнул герцог, встряхивая меня, словно грушу, — а ну, тихо! Я сам разберусь с ней!

— Как же, разберетесь вы! Я уже видела, как вы с ней разбираетесь! Мне наплевать на ваши шашни! Но за то, что она убила Кадо, я ее на кусочки разорву!

На Луизу мои слова произвели неизгладимое впечатление. Она метнулась в сторону, туда, где стоял небольшой столик и в мгновение ока залезла под него, прикрывшись скатертью. Можно ли быть такой дурой! Сама себя загнала в угол. Если она думает, что я ее оттуда не достану, то сильно заблуждается. Вытащу за волосы.

Тем временем, герцог силой усадил меня в кресло.

— Сами успокоитесь или вас связать? — тяжело дыша, осведомился он.

Я злобно посмотрела на него.

— Вот и прекрасно. Сидите тихо. Я сказал, что разберусь с ней. Прямо сейчас. Можете посмотреть на это.

Я бросила в него клочьями материи и волосами Луизы, но как водится, не попала.

— Мегера, — прошипел он сквозь зубы и повернулся к столу.

— Вылезай.

— Нет, ни за что, — пропищала Луиза из-под своего укрытия, — она меня убьет.

— Если немедленно не вылезешь, то точно убьет. Вылезай!

Не знаю, что произвело на нее впечатление. Угроза спустить с цепи бешеного пса по имени Изабелла или его голос. Наверное, и то, и другое. В общем, Луиза вылезла.

Близко подходить она не решилась. Так и стояла возле стола, в любую минуту готовая залезть обратно и для пущей надежности держась руками за его край.

— Итак, — произнес герцог.

Луиза прижала руки ко рту. Она была бледна, как полотно и вся тряслась, словно желе. Отрадное зрелище. Особенно, если вспомнить, что ее платье сваливалось с плеч, а волосы стояли дыбом. Я тихо скрипела зубами в своем кресле, но пока не вмешивалась. Посмотрим, как он будет с ней разбираться.

— Я слушаю, — повторил герцог непередаваемым тоном, — кто тебя нанял?

— Я скажу, я все скажу, все-все, но пусть она уйдет, — горничная указала в мою сторону.

— Я в последний раз спрашиваю…

— Хорошо, хорошо, ну пожалуйста, пожалуйста, ваша светлость..!

Герцог шагнул к ней и с силой сжал ее плечо. Мерзкая девица ойкнула, закатила глаза и рухнула на пол. Ну и ну, эта дрянь в обмороке. Надо же! На то, чтобы травить ни в чем не повинных собак у нее духу хватает, а как отвечать за содеянное, так сразу сознание теряет. Какие нежные пошли нынче убийцы!

Я скривилась. Эта дрянная девица вызывала во мне омерзение, словно таракан. Нужно будет потом помыть руки.

Все-таки, как поразительно быстро изменилось отношение герцога к Луизе! Еще десять минут назад он сжимал ее в объятиях, а сейчас недрогнувшей рукой вылил на нее целый графин воды и бесцеремонно пнул, наверное, для того, чтоб она поскорее очнулась.

Это подействовало. Горничная застонала, попыталась сесть, упираясь руками в пол. Через минуту ей это удалось. Я не вмешивалась. Послушаем сперва, что она скажет. Я уже могла себя контролировать и было даже немного стыдно за то, что я здесь устроила. Господи, знал бы папочка, он бы преждевременно поседел!

— Кто тебя нанял? — спросил герцог, не отличаясь оригинальностью.

— Клянусь, я не хотела! — зарыдала Луиза, — это получилось нечаянно! Но она уверяла меня, что ее светлость не умрет, а только сильно заболеет! Клянусь, я не хотела никого убивать! Откуда мне было знать, что та гадкая псина слопает все пирожные? Поделом ей! Терпеть ее не могла!

— Заткнись, ради Бога, — посоветовал ей герцог, — побереги остатки волос.

— Что ты сказала? — осведомилась я убийственным тоном, — что ты сказала, поганая стерва? Да я тебя собственноручно этим морсом напою! Посмотрим, заболеешь ли ты!

— Сидите на месте, — не оборачиваясь, бросил мне герцог, — не хватало только драки двух взбесившихся баб.

— Сами вы баба! — рявкнула я, — лучше бы спросили, кто ее нанял. А то, она так и не сказала.

— Еще бы! Нечего совать свой нос, куда не просят! Сидите тихо, черт бы вас побрал!

Я осталась сидеть, но отнюдь не тихо. Схватила первое, что подвернулось под руку и швырнула на пол. Грохот получился что надо. Мне очень удачно попалась кочерга.

Сегодня герцог поражал меня редкостным терпением. Он никак не прореагировал на шум, только сдвинул брови и в который раз спросил:

— Кто тебя нанял? Назови имя, иначе я за себя не ручаюсь.

— Я не знаю, кто это, — тихо отозвалась Луиза, — в тот раз я видела ее первый и последний раз в жизни. Она спросила у меня, хочу ли я заработать много денег. Я, конечно, ответила, что хочу, кто же не хочет. И тогда она предложила мне это, — тут Луиза всхлипнула, — я сперва отказывалась, я долго не соглашалась, честное слово, но потом…, - она замолчала, поток красноречия внезапно иссяк.

— Опусти подробности, — скривился герцог, отступая на шаг назад.

Надо же, его наконец проняло. Кажется, он тоже не прочь помыть руки. Я бы на его месте еще бы зубы почистила.

— Итак, она тебя уговорила. Сколько же это стоило? Сто, двести, пятьсот?

— Вовсе нет, — почти обиженно отозвалась Луиза, — за кого вы меня принимаете? Тысячу.

— Ты продешевила. Не учла, что она тебя удавит совершенно бесплатно, но с огромным удовольствием.

Беспардонный наглец! Я возмущенно фыркнула.

— Так, хорошо, — продолжал он, — ты не знаешь, кто это. Но как она выглядела, надеюсь, помнишь? Можешь описать?

— Не могу. Она была в вуали, очень густой, почти ничего не было видно. Помню только, что эта дама была высокая и стройная. Вся в черном.

— Превосходно, — процедил герцог сквозь зубы, — где взяла яд?

— Так она мне и дала. Сказала, если не получится каким-нибудь другим способом, то можно его использовать. Но очень осто…

— Что? Каким способом? Ты пробовала другие способы?

Луиза замолкла, ее глаза забегали по комнате, ища выход, но не находя его.

— Лестница — это твоя работа? — догадался герцог.

Луиза обхватила его руками за ноги и принялась рыдать громко и со всхлипами, надеясь разжалобить.

Но было поздно. Казалось, сейчас герцога не разжалобит целый полк рыдающих горничных. Он с брезгливой гримасой отодвинул ее от себя, точнее, отпихнул и прошипел:

— Черт побери, как мне это надоело. Прекрати ныть.

Она не прекратила. Собственно, это было единственное, что Луиза могла делать в данной ситуации. Терпение герцога истощилось. Он не глядя схватил со стола графин и облил ее водой.

Это помогло. Луиза перестала рыдать. Она на мгновение замолчала, а потом вдруг завизжала и упала на пол. Я подскочила и подошла ближе, чтобы увидеть, что происходит. Лучше бы я этого не делала. Вечно меня несет в самые неподходящие места. Герцог облил ее не водой, а содержимым моего графина. Не знаю, какой яд использовала эта стерва, но досталось ей основательно. Теперь ей не понадобится гребень, волос на голове не осталось вообще. А кожа, куда попала жидкость, покрылась волдырями, словно от ожогов.

Я поспешно вернулась в кресло. Луиза, конечно, дрянь и мерзкая убийца, но такое сделать я бы точно не смогла. Отколотить от души и оттаскать за волосы — сколько угодно.

На вопли, производимые Луизой, прибежали слуги и долго пытались попасть в комнату. Дверь тряслась от их попыток, но устояла. Наконец, герцог очнулся от столбняка, отвел глаза и протянул руку:

— Дайте ключ.

Я без слов вложила требуемое в его ладонь.

Пока слуги охали и ахали, убирали разгром и выносили тело (не знаю, осталась ли Луиза жива после такого), я сидела в кресле, не шевелясь. Случившееся произвело на меня неизгладимое впечатление. Нет, я не жалела горничную, я все еще была слишком зла для этого и думала, что она получила по заслугам. Я думала о том, как мне повезло, что я не выпила эту дрянь. А ведь могла. Неудивительно, что Кадо визжал и катался по полу. На редкость мерзкий яд подсыпала в пирожные Луиза.

Через некоторое время я очнулась, огляделась по сторонам и убедилась, что осталась одна. Все куда-то ушли. Находиться здесь у меня не было ни малейшего желания, поэтому я встала и поспешно вышла за дверь. Хватит с меня на сегодня. Я сыта происшедшим по горло. Нужно поскорее вернуться в свою комнату, как следует запереться и лечь наконец спать.

Первый пункт своего плана я выполнила в точности. Но не успела я закрыть за собой дверь, как в комнату почти влетел герцог.

— Не торопитесь, — сказал он, указывая мне на стул, — мне нужно с вами поговорить.

— Нечего ко мне врываться, — огрызнулась я.

— Вы же ко мне врываетесь. Я еще слишком деликатен.

Прошипев сквозь зубы не совсем приличное ругательство, я села на стул. Тем временем, он неторопливо закрыл дверь, обошел всю комнату, заглядывая как бы невзначай за портьеры, потом уселся рядом и уставился на меня немигающим взглядом.

— Говорите быстрее, — сказала я, — я спать хочу.

— Как вам понравилось то, что случилось?

— Гадость, — я скривилась.

— Может быть, после этого вы уясните, что вас на самом деле пытаются убить. Дошло, наконец?

— Допустим, — проворчала я, — и что?

— Не дерзите мне, у меня уже нет терпения это выносить. Говорите, кто до такой степени вас ненавидит. И не утверждайте, что не знаете этого.

— А я не знаю. Понятия не имею.

— Так вспоминайте! — рявкнул он, — или вы предпочитаете дождаться, когда вас убьют?

— Как я могу вспомнить то, чего не знаю?

— Ох, — тяжело вздохнул герцог, видимо, мобилизуя остатки своего терпения, — хорошо, попробуем по-другому. С кем в последнее время вы ссорились?

— С вами, — отозвалась я.

— Это очень смешно. Хватит строить из себя дуру.

— Сами вы дурак! — вспылила я.

— Либо вы немедленно замолчите, либо…

Окончание фразы было весьма красноречиво. Я поняла, что сейчас меня начнут бить. Это просто отвратительно. Можно подумать, у меня нервы из железа. Да я сама сейчас кого-нибудь стукну.

Я замолчала, демонстративно сжав губы. Несколько минут полного молчания, а потом герцог произнес:

— Вы просто не даете себе труда пошевелить мозгами. У вас там одна мысль, что эта особа отравила вашего пса. Но отравить она хотела вас, а не его. И это не произошло бы, если вы ни с кем не ссорились, не ругались, ничего не видели и не знаете, как утверждаете.

Кажется, он ожидал от меня ответа. Забавно. Кто пару минут назад велел мне молчать?

— Что вы молчите? — спросил герцог с раздражением.

— Боюсь, вы меня поколотите.

— Поколочу, — сквозь зубы пообещал он, — непременно поколочу, если вы не вспомните. Напрягите мозги, черт возьми!

Сам не знает, чего хочет.

— Я не знаю, что мне нужно вспоминать. Что именно? Даже если я что-то и видела, то не обратила внимания, раз не запомнила.

— Это вы скажите тому, кто хочет вас убить.

— С удовольствием, если вы укажете мне, кто бы это мог быть.

Герцог посмотрел на меня так, словно я сказала что-то очень дерзкое. А потом спросил:

— Вас в детстве пороли?

— Нет, — отозвалась я с некоторым удивлением.

— Очень жаль.

— Думаете, это помогло бы мне вспомнить?

— Да нет, просто сил никаких нет вас выносить.

— А вас никто не просил на мне жениться, — привела я весомый аргумент.

— Это оставьте, — с видом великомученика отмахнулся он, — на эту тему я уже наслушался. Сейчас мы говорим о вашем убийце.

— Понятия не имею, кто это. Ну, не знаю я, не знаю!

— Возможно, вы узнаете это перед смертью, — съязвил он.

— Очень смешно, — отозвалась я, не подозревая, что повторяю его же слова.

В это время дверь приоткрылась и в комнату заглянула Эвелина с глазами как блюдца.

— Что происходит? — спросила она тихо, — что за шум? Почему все бегают и кричат?

— Вот у них и спроси, — огрызнулся ее брат, — а сейчас, будь добра, закрой дверь с той стороны.

— Что? — непонимающе проговорила девушка, ошеломленно смотря на него.

— Спать иди! — рявкнул он, потеряв самообладание.

— Спать?

— Черт побери, Эви, ты глухая? Ступай отсюда, куда хочешь! Только живо!

— Ах, так?! — Эвелина топнула ногой, — наглец!

Она громко хлопнула дверью, за которой послышались ее быстрые удаляющиеся шаги. Разозлилась. На протяжении столь содержательного разговора я демонстративно смотрела в окно, делая вид, что ничего не слышу.

— Дьявол, — прошипел герцог, — ну и денечек. Кого угодно сведет в могилу.

Я ожидала продолжения. Сейчас он вновь начнет пытать меня насчет того, что я видела или не видела, помню или не помню, знаю или не знаю. Я же хотела только одного: отправиться в спальню, упасть на кровать и заснуть. Ничего больше меня уже не интересовало.

Но герцог спросил у меня совершенно другое.

— Где ваша служанка?

— Эмили? — удивилась я, — наверное, спит. А что?

— Разбудите ее. Пусть придет сюда.

— Зачем?

— Так надо.

— Что вам понадобилось от Эмили? Что она сделала?

— Просто приведите ее сюда. Или может быть, мне самому это сделать?

— Наверняка, у вас это получится куда лучше, — съязвила я.

Не говоря больше ни слова, он встал и отправился в спальню. Я не успела спросить его, что именно он хочет там обнаружить.

Эмили была приведена через две минуты. Вид у нее был неописуемый. Она с таким изумлением смотрела на герцога, что я начала опасаться, как бы у нее глаза не вылезли из орбит.

— Надеюсь, ты выспалась, — сказал ей герцог, — потому что сегодня тебе больше спать не придется.

— Господи, что я сделала? — ахнула Эмили.

— Ты спишь крепче, чем это полагается по закону, — не выдержала я.

Герцог обернулся ко мне:

— Вы, — он вытянул вперед палец, — мне надоело выслушивать то, что вы несете. Вы умеете молчать? Просто закрыть рот!

— А мне надоело слушать, как вы мне грубите, — не осталась я в долгу.

— Все, с меня хватит, — он резко развернулся и вылетел за дверь.

Кстати, хлопнул он ею куда громче, чем Эвелина. Я скорчила ему вслед гримасу.

— Что он хотел? — спросила Эмили, так ничего и не поняв.

— Чтобы ты мой сон охраняла.

— Зачем?

— Вот видишь, как плохо спать, как сурок. Здесь стоял такой шум, все всё знают, одна ты в неведении.

— Ну, госпожа! — протянула служанка, — я ведь не виновата!

Наконец, я снизошла до нее и объяснила, в чем дело. И тут же поняла, что зря. Эмили возмутилась куда сильнее, чем все слуги вместе взятые.

— Отравила Кадо?! — завопила она, — убила бедняжку Кадо?! Где она? Я собственноручно ее придушу!

— Боюсь, ты опоздала. Луиза отвела собственного варева и сейчас не в состоянии кого-либо узнать. Я, собственно, не знаю, жива ли она.

— Надеюсь, что нет, — злобно прошипела Эмили, — но тогда его светлость абсолютно прав. Я должна быть с вами. Вдруг кто-нибудь решит покуситься на вашу жизнь.

— Кто? Здесь больше никого нет.

— Откуда вы знаете? — справедливо возразила она, — вы ведь понятия не имеете, кто еще подкуплен в доме для этой цели.

— Ну хорошо, — сдалась я, — если так хочешь, можешь сидеть надо мной всю ночь. Но предупреждаю, зря стараешься. Достаточно лишь покрепче запереть дверь.

— Я запру ее, — не сдавалась Эмили, — но этого недостаточно.

— Полагаешь, злобный убийца спустится по каминной трубе?

— Все-таки, госпожа, — вздохнула служанка, — вам следует более серьезно относиться к собственной безопасности.

Наверное, она была права. Все были правы. Но я совершенно не боялась. Странно. Но с другой стороны, чего именно я должна была опасаться? Луиза уже не сумеет подсыпать мне яд, ей бы до утра дотянуть. И при всем своем огромном воображении я не могла представить, что неизвестная недоброжелательница наймет весь штат слуг для этой цели. Всех не подкупить, тут одного бы найти. Нет, это маловероятно.

Уже лежа в постели и собираясь уснуть, я начала размышлять о том, кто бы это мог быть. Я имею в виду, кто нанял Луизу. Она утверждала, что это была женщина. Женщина! Какой женщине я до такой степени мешаю? Она была высокая и стройная. На редкость точные приметы. Впрочем, при дворе не так много высоких женщин, но если подумать, что является критерием роста для Луизы? Она сама была на редкость малоросла, почти карлик. При желании я могла бы ее взять за шиворот и потрясти, как нашкодившего щенка.

Так что, все это было смутно и ничего мне не говорило. А что касается самой нанимательницы, то я, как ни ломала голову, так и не сообразила, кто же это может быть. Я ни с кем не ссорилась, я никого не видела в какой-либо компрометирующей ситуации. А что касается того, что я кому-то перешла дорогу, то никто, кроме Жанны на ум не шел. Но подозревать Жанну? Она решила избавиться от меня столь кардинальным способом? Не верю. Особенно потому, что Луиза ни за что не стала бы выполнять ее просьбы и требования. Ведь между ними было своего рода соперничество. И если допустить, что Жанна о ней не знала, то уж Луиза знала точно. Это все знали. Все, кроме меня. Я замечаю только то, что лежит у меня под носом. Так что, неудивительно, что я до сих пор не могу вспомнить, что именно я увидела. Было бы куда удивительней, если б я сумела что-нибудь заметить.

11 глава. Покушение

Луиза скончалась рано утром, когда все еще спали. Этот факт произвел на всех слуг неизгладимое впечатление. Никого уже не интересовало, каким образом это случилось. Весь дом лихорадила одна мысль, кто именно так стремится от меня избавиться. И еще одна. Кто подкуплен в доме для этой цели. Здесь должно быть постарался герцог, ибо он вновь перетряс весь штат слуг на предмет подкупа. Не осталось ни единого человека, кто бы не спрашивал себя, каким образом это могло быть проделано. Слуги были ужасно обижены необоснованными подозрениями в их адрес. Помимо прочего, обижена была Эвелина, а она могла обижаться, как никто. Просто талант у человека. Утром за завтраком она устроила хорошенький скандальчик, взвинтив до предела своего братца, а также меня и Этьена. Нас последних так, за компанию. После чего, она картинно швырнула салфетку в супницу и гордо удалилась, хлопнув дверью. Этьен долго сидел без движения, а потом заметил:

— Что, вообще, происходит? Мне кажется, вы стали слишком часто ругаться.

— А это, — веско проговорил герцог, — совсем не твое дело.

Он вышел следом за сестрой. От громового хлопка со стола упал бокал и разбился на мелкие осколки.

Этьен перевел глаза на меня.

— Теперь твоя очередь.

— Не собираюсь, — я пожала плечами, — нужно в кои веки нормально позавтракать. А потом, если так уж хочешь, могу хлопнуть дверью.

Он тяжело вздохнул.

— Это правда, что Луиза хотела тебя отравить?

— Думаешь, мне пришла охота пошутить?

— Если б я услышал это от тебя, то именно так бы и подумал. У тебя специфическое чувство юмора. Далеко не всем дано его понимать. Но я услышал это от дворецкого. Весьма уважаемый человек, лишенный чувства юмора напрочь.

— Все всё знают, — хмыкнула я, — наверняка, с подробностями.

— Значит, тебя все-таки хотят убить, — Этьен отложил вилку и посмотрел в мою сторону, — кому же ты перешла дорогу?

— Не надо, — предупредила я его, — у меня нервы не железные. Вчера весь вечер терпела допрос с пристрастием, затеянный твоим кузеном. Сто раз повторила, что не знаю, понятия не имею. Знала бы, так сказала. Думаешь, мне это нравится?

— Не думаю, что это может кому-либо нравиться. Даже тебе.

— Что это значит? — сердито спросила я.

— Никогда нельзя с уверенностью утверждать, что может тебе нравиться.

— Ну знаешь ли! — я начала наливаться гневом, — я — не твои терпеливые родственники. Дверью хлопать не стану. А вот это блюдо в тебя кину. И не волнуйся, попаду.

— Я и не волнуюсь на этот счет, — он фыркнул и захохотал, — не злись, я пошутил.

— Кто бы говорил насчет специфического чувства юмора, — проворчала я, — у тебя оно настолько специфическое, что дальше некуда.

Завтрак, наконец, закончился. Давненько я не завтракала в столь напряженной обстановке. Даже кусок в горло не лез. Впервые за долгое время я почувствовала отсутствие аппетита. Хотя, обычно, он у меня завидный и ничто ему не вредит.

Желания развлекаться у меня не было, да и потом, мне некому было составить компанию. Все дулись по своим комнатам. Так что, я прошла к себе и удобно устроилась в мягком кресле, положив на колени книгу. Нужно же как-то убить время.

Несколько минут я спокойно читала, а потом в дверь комнаты постучали. Я подняла голову, посмотрела в ту сторону и глубоко вздохнула. Ну вот. Начинается. Спокойная жизнь ушла бесследно.

Эмили отправилась открывать и вскоре привела Эвелину. Девушка остановилась напротив меня в позе, без слов говорящей, что почитать спокойно мне не удастся еще долгое время. Я отложила книгу.

— Присаживайся, Эви.

— Нет, я хочу знать, почему все в этом доме считают, что я ничего не должна знать, — воинственно осведомилась она.

— Что именно ты хочешь узнать? Кажется, я никогда ничего от тебя не утаивала. Но у меня ты еще ничего не спрашивала.

Эвелина немного сбавила обороты.

— Да, наверное, — и вздохнула, — извини. Я немного взвинчена.

Ну, этого она могла бы не говорить.

Девушка села рядом со мной и сложила руки на коленях.

— Это правда, что Луиза хотела тебя отравить?

Интересно, сколько раз еще я услышу подобный вопрос? Вскоре, я на стенку полезу.

— Да, — коротко отозвалась я.

— Господи! Но почему?

— Думаю, у нее были на то причины. Во-первых, деньги. Ей заплатили целую тысячу. Она сама об этом сказала.

— Какая гадость! — воскликнула Эвелина, подскочив на месте, — за какую-то паршивую тысячу она согласилась на убийство! Отвратительно! Да я бы и за миллион не стала такого делать!

— Но ты ведь и не Луиза.

— Слава Богу, как мне повезло! Погоди, ты сказала, во-первых. Есть и во-вторых?

— Конечно. Она меня терпеть не могла. Думаю, вполне могла бы сделать это и бесплатно.

— Терпеть не могла? За что?

— Вот этого я не знаю. Но это было заметно. Частично из-за Кадо, полагаю. Он не очень ее любил.

— Бедняжка Кадо, — всхлипнула Эвелина, — из-за этой гадкой девицы он умер. Какая дрянь! Я ни сколечко не жалею, что она умерла. Ни капельки! Так ей и надо! Белла! — вдруг ахнула она.

— Что?

— А лестница? Выходит, она столкнула тебя с лестницы?

— Выходит, так.

Эвелина секунду молчала, а потом сказала такое, отчего у меня глаза на лоб полезли. Это вполне мог бы сказать ее брат и я бы не удивилась. Но Эвелина!

— Где ты это слышала?

Она немного покраснела, но взгляда не отвела.

— Огюстен частенько ругается, но я делаю вид, что не слышу. Но на самом деле-то я все слышу, и кое-что остается в памяти.

— Понятно. Но надеюсь, ты не будешь повторять это слишком часто.

— Повторять не буду. Но раз сказала, то жалеть не собираюсь. Это еще слишком мягко по отношению к этой… Мало того, что она втерлась в доверие к Огюстену, мало того, что ходила по дому с таким видом, будто он принадлежит ей, так она еще и с лестницы людей сталкивает! Гадкая, отвратительная особа! Жаль, меня вчера там не было! Ее следовало сперва хорошенько отколотить.

— Боже мой! — ахнула я, — что творится! Какое же я оказываю отрицательное воздействие на окружающих! Еще месяц назад тебе такого и в голову не пришло бы! А сейчас ты собираешься кого-то колотить.

— Ты здесь не при чем, — заявила Эвелина, — она это заслужила.

Нет, все-таки, в этом есть моя вина. Причем, прямая. Раньше этой застенчивой, скромной девушке и в голову не приходило, что отношения можно выяснять с помощью кулаков. А пришла я, посеяла эти вредные мысли в ее голове — и вот, пожалуйста! Никогда не думала, что могу подавать столь вредный пример. Ведь по сути, мне самой следовало брать пример с окружающих Манеры мои, мягко скажем, далеки от совершенства.

— Обещай, что не станешь так ругаться в присутствии своего брата. Он, наверняка, подумает, что это я тебя научила. Мне хватает скандалов и без этого.

— Он так не подумает, — возразила она, — ты никогда так не ругалась.

Ну, слава Богу, успокоила! Можно подумать, это кого-то убедит.

За обедом в столовой стояла напряженная тишина. Все дулись на всех, кроме меня, поскольку я уже пережила это состояние и сейчас мне хотелось только покоя. Я очень надеялась, что они не станут ругаться. Меня это утомляло.

Слуга поставил передо мной очередное блюдо, накрытое крышкой. Не ожидая ничего дурного, я кивнула, молча велев ему положить мне кусочек. Слуга услужливо приподнял крышку… и я застыла с открытым ртом.

Не думайте, что я остолбенела от необыкновенной привлекательности кушанья. Напротив, это зрелище могло вызвать разве что, тошноту. И потом, ничего подобного я вовсе не ожидала увидеть.

На круглом блюде лежала большая упитанная крыса. Она была мертва, об этом свидетельствовали выпученные глаза, полуоткрытая пасть и кусок тонкой веревки, затягивающей шею. Крыса была задушена. Если думаете, что я была в восторге от подобного зрелища, то очень ошибаетесь. Я, конечно, не любила крыс, но не до такой степени, чтобы умиляться их виду за обеденным столом. Только сейчас я сумела оценить в полной мере свои детские шалости. Просто удивительно, что никто до сих пор не удосужился меня выпороть. Да если бы мой собственный ребенок сотворил хоть десятую часть того, что делала я, он бы уже давно не мог сидеть.

Слуга сперва не понял, что ввергло меня в такой ступор. Он удивленно перевел глаза на блюдо, взвизгнул и выронил крышку. Она упала на мою тарелку и расколотила ее вдребезги. Я и не пошевелилась.

— В чем дело? — недовольно осведомился герцог, наверняка недовольный тем, что его вынудили открыть рот.

— Там… там это… о Боже…, - невразумительно пробормотал слуга, тыча пальцем в стол.

При этом он, разумеется, не попал в крысу и никто ничего сперва не понял. Этьен пожал плечами, Эвелина приподняла брови и взглянула на меня. В следующее мгновение она охнула и уронила на пол свою тарелку.

— Белла! — вскричала она, — что с тобой?

От такого крика проснулся бы и мертвый. Я поморгала ресницами и обнаружила, что сижу, зажав зубами палец. Замечательно! Я поспешно убрала руку. Ну, и видок у меня, должно быть! Словно, деточке не дали любимую игрушку.

Герцог не стал повторять свой вопрос. Просто встал и подошел ко мне. Разумеется, он сразу увидел крысу. Теперь остолбеневших стало двое.

— Нет, это просто невыносимо! — Эвелина подскочила следом, — что вы постоянно отмалчиваетесь? Я… ой, мама! — взвизгнула она куда громче, чем слуга.

Тут уже не выдержал Этьен. Он подошел последним и уставился на мой десерт.

Все было бы забавно, если б не было так жутко. Пятеро человек, включая слугу, стояли около стола и безмолвно смотрели на удушенную крысу. В другое время я бы расхохоталась, но сейчас не могла произнести ни слова.

Первым очнулся Этьен. Он как-то полузадушено перевел дух и прошептал:

— Ну, дела.

Следующим был герцог. Он, не теряя даром времени, ухватил ничего не подозревающего слугу за воротник и хорошенько тряхнул:

— Что это такое, а? Зачем ты это принес?

— Я… я… я ничего не знал, клянусь, ваша светлость! — заверещал тот, — откуда мне было знать! Мне дали блюдо и велели отнести. Я…

— Кто велел?

— Как обычно. Мадам Бернье.

— Пойдем, — не выпуская его воротник, герцог поволок его к выходу.

Слуга не сопротивлялся, лишь резво перебирал ногами. Остальные проводили их расширенными глазами. Эвелина вцепилась руками в спинку моего стула.

— Что здесь происходит? Что это?

— Крыса, — отозвался кузен, — дохлая крыса. Вполне безобидное создание. Но вот есть это я не рекомендовал бы.

— Ты еще можешь шутить? — она уставилась на него безумными глазами.

Я засмеялась, отвернувшись в сторону. Да, интересно. Очень интересно. Кто же это сделал? Луиза мертва. Значит, в доме есть кто-то еще. Значит, герцог был прав.

Эвелина и Этьен перестали пререкаться и повернулись ко мне. Никто из них не ожидал такой реакции с моей стороны. Никто не видел в происшедшем ничего смешного. А мне и не было смешно. Совсем.

— Что с тобой? — тихо спросила Эвелина.

— Ничего, — я уняла дурацкий смех и встала, — никто не обидится, если я не буду обедать?

И с этими словами я покинула столовую.

Итак, господа, меня, наконец, проняло. Печально, что этот процесс затянулся, но все когда-нибудь заканчивается. Только теперь я сообразила, что меня на самом деле хотят убить, и что это никакие не шутки. И что это абсолютно не смешно. Самое время мобилизовать свои умственные способности и подумать, кто именно может это сделать.

Я с ногами забралась в мягкое кресло и глубоко задумалась. Начнем с самого начала. Итак, кому выгодна моя смерть? Причина первая: деньги. Можно отмести сразу. Я — не богатая наследница. У меня нет никакого состояния, а те жалкие гроши, которые я получу после смерти отца, пойдут на уплату его же долгов. Стоит пожалеть того, кто захочет такое унаследовать. Отцовы долги опустошат не один карман. Вспомним кстати, что теперь я замужем. Но зачем убивать меня, чтобы получить наследство? Логичнее было бы убить герцога. Значит, не деньги. Это не подходит.

Идем дальше. Месть. Кто и за что мог бы мне мстить? И вообще, кого из окружающих я могла бы назвать своим врагом? С кем я в последнее время ссорилась?

Я долго размышляла над этим вопросом. Не знаю, наверное, я безнадежно глупа. Никого не могу припомнить. Я ни с кем не ругалась до такой степени.

И последнее. Что, если я действительно что-то видела? То, что не предназначалось для посторонних глаз. В этом случае я могу думать до Страшного Суда. Если я что-то и видела, то это показалось мне настолько незначительным, что совершенно не отложилось в памяти. Жаль, что я не могу донести эту мысль до того, кто хочет меня убить. Сказать бы ему: я ничего не видела, ничего не помню, ничего не знаю. Делайте, что хотите и оставьте меня в покое. Если б я что-то видела, то давно бы уже всем сказала.

Нет, бесполезно. Ничего я не вспомню. Ни к чему зря проводить время, добьюсь только головной боли.

Мои невеселые мысли нарушила Эвелина, заглянув в комнату.

— Можно к тебе?

— Заходи, — кивнула я.

— Какой ужас! — заметила она, садясь, — кто мог до такого додуматься? Это каким же надо быть…!

Я промолчала. Потом мы переглянулись и одновременно проговорили:

— Думаешь, подкуплен кто-то еще?

— Да, — согласилась Эвелина, а я кивнула.

— Кто?

— Огюстен сейчас и занимается поисками.

— Не думаю, что его затея увенчается успехом, — я пожала плечами, — тот, кто это сделал, будет все отрицать. Зачем ему рыть себе яму? Особенно, после того, что произошло с Луизой.

Эвелина вздохнула.

— Да, — протянула она, — но что же делать?

Очень своевременный и верный вопрос. Вот только вряд ли кто мог бы на это ответить. Что можно сделать в подобной ситуации? Прогнать всех слуг и нанять новых? Где гарантия, что среди них вновь не окажется подкупленный соглядатай?

Но в доме кто-то есть. С этим нельзя мириться. Только каким образом вычислить этого негодяя? Лично у меня ответа на этот вопрос не было. Чуть позже мы узнали, что и у герцога тоже. Он ничего не добился своими допросами, только еще больше взбудоражил слуг. Кое-кто уже начал поговаривать о поисках другого места. И осуждать их за это было нельзя.

Два дня спустя шумиха несколько улеглась и в доме воцарилась видимость спокойствия. Точнее говоря, все делали вид, что все в порядке, но никто не думал, что так оно и есть на самом деле. Мы с Эвелиной много гуляли по парку вместе с Этьеном, который решил выполнять роль моего телохранителя. У него это уже получалось неплохо. Правда, ловить ему пока никого не пришлось. Но мне казалось, что ему очень этого хотелось, чтобы доказать, какой он смелый и умелый. Смотреть на это было очень забавно. Герцог это время отсутствовал, говоря, что у него есть какие-то дела. Никто не счел нужным поинтересоваться, какие именно.

— Мне кажется, — говорила Эвелина во время прогулки, — что все уже закончено. Пошел третий день — и все спокойно.

— Это еще ни о чем не говорит, — отозвался Этьен, — преступник затаился на время.

— Ты просто поразительно умеешь утешать, — нахмурилась она, — нет, чтобы сказать что-нибудь оптимистичное.

— Оптимистичное? — он задумался, — если он нападет на нас во время прогулки, я его пристрелю.

Я фыркнула. Это звучало очень оптимистично.

— Почему ты говоришь «он»? — спросила я, — Луиза утверждала, что ее наняла женщина.

— Я бы не поверил этой особе даже если б она утверждала, что на улице прекрасная погода, — отрезал кузен, — непременно выглянул бы в окно и проверил, так ли это.

— Может быть, — не стала я спорить, — но сам способ убийства выглядит женским.

— Убийства не было, — уточнил он, — были попытки и слава Богу, неудачные.

— Убийство было, — настаивала я, — она отравила Кадо.

— Хорошо, — согласился Этьен, — пусть так. Но ты же не думаешь, что ядами пользуются только женщины? Есть сколько угодно отравителей мужского пола. Так что, это не аргумент.

Логично. Но мне почему-то казалось, что Луиза тогда сказала правду. Не в том она была положении, чтобы лгать. Впрочем, некоторые люди не способны говорить правду даже на смертном одре.

Мы ни о чем другом говорить не могли. О чем бы не заходила речь, постоянно сворачивали на тему убийства. Обсуждали все подряд. Перебирали слуг, гадая, кто из них мог бы оказаться подкупленным. И разумеется, в наших догадках не было и слова правды. И быть не могло, ведь у нас не было фактов. Я бы, к примеру, прежде чем допрашивать обслуживающий персонал, поинтересовалась бы, кто где находился за прошедшие две-три недели в свободное от работы время. Возможно, тогда бы многое стало понятным.

Но повторяю, в наших разговорах не было ничего путного. Мы просто болтали, стараясь хоть чем-то занять пустые часы досуга.

А через два дня произошло еще одно происшествие. Оно было совершенно не похоже на предыдущие. И если я осталась жива, то благодарить за это следует моего ангела-хранителя. В последнее время ему досталось много работы.

Я проснулась среди ночи, неожиданно, словно кто-то толкнул меня в бок. Сразу открыла глаза и при этом чувствовала себя необыкновенно бодрой, будто и не спала вовсе. Я привстала, не понимая, что меня разбудило. На первый взгляд, все было тихо и спокойно. Оглядела комнату, но никого не заметила. Если подумать, там трудно было кого-либо заметить. Темень стояла, хоть глаз выколи.

Не доверяя собственным глазам, я встала и обошла все кругом, проверяя, верно ли мое первое впечатление. Оказалось, верно. Никого не было. Впрочем, я и не ожидала здесь никого обнаружить. На дворе стояла глубокая ночь. Было так тихо, что у меня зазвенело в ушах. Весь дом давно спал.

Я немного постояла, раздумывая, что же могло меня разбудить. Я не имею привычки просыпаться посреди ночи непонятно от чего. Обычно, я сплю как убитая. Странно. Впрочем, в свете последних событий это неудивительно. Нервишки шалят.

Повернулась к кровати и вновь застыла. Повторяю, тишина в доме стояла поистине мертвая. И в этой тишине я вдруг услышала чьи-то осторожные шаги. Кто-то тихо крался к спальне, так как шаги звучали все ближе и ближе.

Я похолодела. После случившегося разумные объяснения не приходили мне в голову. Я не решила, что это кто-нибудь из припозднившихся слуг, либо хозяева, по каким-либо причинам отсутствовавшие. Да, мало ли, какие причины могут быть у человека, чтобы тайно покинуть дом! Но ничего такого мне на ум не пришло, хотя чуть раньше я в первую очередь подумала бы именно об этом. Сейчас я была уверена в одном. Это идет убийца. Убийца — и точка.

Сперва мне захотелось завизжать на весь дом. Голос у меня громкий, кто-нибудь наверняка услышит. Это была хорошая идея, самая стоящая из всех, какие только приходили мне в голову. Но я не завизжала. Не знаю, почему. Я не имею привычки визжать по любому поводу. И пока собиралась это сделать, мое тело нашло другое решение.

Метнулась к окну и в мгновение ока спряталась за тяжелую портьеру, которая полностью скрыла меня в своих складках.

Осторожно выглянув, я не сводила глаз с дверной ручки. Внезапно шаги прекратились. Они прервались у самой двери. Воцарилась тишина, словно тот, кто был за дверью, прислушивался. Я затаила дыхание.

Медленно, очень медленно и бесшумно ручка начала поворачиваться. Расширившимися глазами я смотрела на дверь, которая приоткрылась, не скрипнув, и в спальню, крадучись, вошел человек в черном. Хотя в комнате было темно, я смогла определить по фигуре, что это был мужчина. Все же, кое-какие силуэты угадывались, ведь темнота не была полной. Из-за неплотно сдвинутых штор приникал слабый свет луны. Человек огляделся кругом, остановился и прислушался.

Я тут же перестала дышать, опасаясь, что он услышит. Единственное, чего я не могла унять, это громкого стука сердца, но тут уж ничего нельзя было сделать. Наверное, оно стучало лишь у меня в ушах, но ощущение было такое, что это слышно даже в коридоре.

Человек сделал несколько шагов к моей кровати. Странно, но он не заметил моего отсутствия в ней. Наверное, потому, что вставая, я не потрудилась расправить одеяло. Оно скомкано лежало, создавая видимость присутствия в кровати человека. Очень хорошо, что я столь неаккуратна.

Вытащив что-то из-за пояса, убийца занес руку вверх и я увидела, как при свете луны сверкнула сталь. Нож. Или кинжал. Теперь не оставалось никаких сомнений, что этот человек пришел убить меня.

Он с силой вонзил нож в подушку, раз, другой, третий. Он не сразу остановился, поняв, что там никого нет. Я услышала сдавленное восклицание. Убийца откинул одеяло и обшарил постель. Я едва не спросила вслух: «Ну, как? Нашел что-нибудь?» И поспешно зажала руками рот.

Терять время было нельзя. Соображает он очень быстро. Не знаю, сколько ему понадобится секунд, чтобы догадаться поискать меня где-нибудь еще. Полагаю, не больше пяти.

Я осторожно выскользнула из-за портьеры и на цыпочках побежала к двери.

И тут он обернулся, почувствовав мое присутствие, не иначе, так как я двигалась абсолютно бесшумно. Я была босиком.

Первое, что я увидела, были глаза, в которых сверкало бешенство. Остальная часть лица закрыта маской.

Он кинулся ко мне, но я не зевала. Меньше всего мне хотелось получить удар ножом в бок. Я схватила первое, что подвернулось мне под руку, это оказался стул, и легко, словно пушинку кинула в него. И тут же распахнула дверь, выбегая наружу.

Кажется, попала, потому что позади себя услышала стук и сдавленное ругательство. Так тебе и надо.

По коридору я мчалась пулей, не чуя под собой ног. Было такое ощущение, словно я лечу, а не бегу. В полной темноте умудрялась уворачиваться от некстати подворачивающихся углов и посторонних предметов, не уронив ни одного. Чуть погодя услышала топот и поняла, что убийца пришел в себя от удара стулом.

Я стрелой слетела вниз по лестнице на первый этаж, метнулась к первой попавшейся двери и распахнув ее, вошла вовнутрь. Потом поспешно ее закрыла и прислушалась.

Из коридора доносились какие-то звуки, стало быть, преследователь не отставал. Уж очень упорный убийца мне попался. Так легко он не сдастся.

Я оглядела комнату и поняла, что это гостиная. Спрятаться тут было негде. Диван на тонких ножках, а кресла, напротив, расположены так низко, что под них не залезет даже собака средних размеров. За портьерой я прятаться не рискнула. Но тут мой взгляд упал на большие напольные часы, стоявшие в углу. Их высота была вполне достаточна для того, чтобы внутри мог спрятаться человек. Маленький человек, если быть точным. Маленький и тощий. Махнув рукой, я открыла дверцу и влезла внутрь, не заботясь о том, как это отразится на механизме. Наплевать на это, наплевать на все, мне нужно спрятаться, и пропади все пропадом.

Внутри я поместилась и даже умудрилась закрыть за собой дверцу. Правда, неплотно, но на большее у меня не осталось времени. Стук маятника прекратился, еще бы, если я навалилась на него спиной. Я чувствовала его подергивания в попытках продолжить свой ход и поплотнее его прижала, чтобы не выдать себя убийце.

В щель, оставшуюся от неплотно прикрытой двери я видела, как в гостиную вошел тип в черном и осмотрелся так, будто мог что-то видеть. Впрочем, кто его знает, может быть его глаза обладают способностью видеть в кромешной тьме.

Я сдерживала дыхание и прислушивалась, моля Бога о том, чтобы он меня не нашел. Внутри часов я представляла собой прекрасную мишень для метания кинжалов.

Разумеется, в первую очередь он отправился к окну. Я слышала, как дернули портьеру. Но я дважды одну и ту же ошибку не повторяю.

Не выразить словами, как гадко я себя чувствовала. Высота часов была недостаточной для того, чтобы вместить меня целиком и мне приходилось пригибать голову. Вы пробовали когда-нибудь стоять с наклоненной набок головой, не имея возможности ее выпрямить? Скажу сразу, ощущение премерзкое. За спиной дергался маятник, а сами часы, кажется, начинали дрожать, должно быть, от возмущения, что в них залезла такая дылда, как я. В довесок ко всему этому великолепию, я почувствовала, как по ноге что-то пробежало, маленькое и противное. Возможно, паук. Терпеть не могу всю эту мерзость. Так и тянуло подпрыгнуть и завизжать, но я понимала, что это опасно для жизни. Приходилось терпеть.

Тем временем, убийца наспех заглянул под диван и понял, что меня в комнате нет. Слава Богу, в часы он не догадался заглянуть. И наконец, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Я постояла еще минут пять, а может быть больше, не знаю. И решила, что пора вылезать.

Первым делом я, когда оказалась на свободе, как следует отряхнулась, дернувшись от омерзения и сгоняя с себя выводок пауков, комфортно расположившихся на моих ногах. Часы за моей спиной возмущенно захрипели, в них что-то зашипело, а потом маятник дернулся и застыл. Так, прекрасно, кажется, я сломала часы. Бурные продолжительные аплодисменты. Изабелла, ты чемпион по порче всевозможных предметов.

Фыркнув, я прокралась к двери и приложила ухо к щели между косяком. Тихо. Убийца ушел? Или он притаился где-нибудь в уголке и караулит меня, ожидая, когда я выберусь из своего укрытия?

Эта мысль заставила меня стоять в позе цапли целых полчаса. Я периодически меняла ноги, они мерзли, но туфли я надеть не догадалась, как-то не до того было.

Наконец, создавшее положение начало меня тяготить. Сколько еще я буду тут стоять? Час, два, вечность? Я уже продрогла до самых печенок, не хватало еще простыть и заболеть. А утром слуги обнаружат здесь мой хладный труп. Блестящая перспектива. Нет, следовало уходить отсюда.

Но покидать гостиную навстречу полной неизвестности я не могла. Я до сих пор не знала, где находится убийца и не притаился ли он с другой стороны двери. Если уж я настолько сошла с ума, чтобы выходить к нему навстречу, то стоило хотя бы запастись каким-нибудь оружием.

Я оглядела комнату. И сразу пожалела, что судьбе не было угодно занести меня в оружейную. Там на стенах сколько угодно оружия, выбирай любое, от кинжалов до топоров. А неплохо было бы мне сейчас какой-нибудь топорик. Увы, в гостиной на стенах висели лишь картины и гобелены. Ни то, ни другое не годилось на роль оружия. Хотя картиной вполне можно было кого-нибудь пришибить. Испытала на собственной шкуре. Беда в том, что она слишком громоздка и тяжела. Мне не протащить ее и двух шагов.

И тут я увидела забытый слугами подсвечник. Что ж, не слишком удобное оружие, но его можно взять и он не слишком тяжел. А если я стукну им по голове своего убийцу, то мало ему не покажется. Решено.

Я взяла подсвечник. Немного подержала на весу, проверяя свои догадки. Полагаю, что не выроню его в самый неподходящий момент. Итак, я вооружена и ко всему готова. Пора идти.

Я взялась за ручку двери и осторожно ее повернула. Набрала в легкие побольше воздуху для смелости, и потянула ее на себя.

Если б меня в тот момент кто-нибудь видел, он бы умер от смеха. Вид у меня был незабываемый. Я была в ночной рубашке, с распущенными, теперь уже спутанными волосами, босая, но зато с подсвечником наперевес. А если учесть выражение моего лица, которое я не видела, но вполне могла представить, то это действительно замечательно смотрелось. Я была готова в любую секунду пустить в ход импровизированное оружие. С этой целью я обошла весь холл, но никого не обнаружила. Убийца наверняка уже ушел. Во всяком случае, на первом этаже его точно не было. За это я могла ручаться.

Убедившись в безопасности тыла, я крадучись поднялась по лестнице, постоянно оглядываясь и застывая на каждой ступеньке. Оказавшись наверху, я прислонилась спиной к стене и довольно долго прислушивалась, не решаясь отправиться дальше. Наконец, шагнула вперед, держа подсвечник впереди себя. Я была в ужасно напряженном состоянии, готова бежать от любого шороха и бросаться на каждую тень. А главное, в коридоре было темно. Именно поэтому я и поступила так, как поступила.

Впереди я услышала шорох, тихие шаги, успела заметить чью-то тень и в следующее мгновение размахнулась. Если б в последнюю секунду я не заметила знакомые черты неизвестной тени, то ударила бы изо всех сил. Но замеченное посеяло во мне сомнение и я задержала руку. Полностью остановить замах было не в моих силах, подсвечник был тяжелым, а размахнулась я на совесть.

Человек тихо вскрикнул, а потом я услышала стук падающего на пол тела. У меня уже появились некоторые подозрения, поэтому я присела над ним и заглянула в лицо. Матерь Божья, нужно немедленно уносить ноги. Бегом. Потому что, я ударила не кого-нибудь, а самого герцога.

Я подскочила, но убежать не успела. Он успел схватить меня за ногу. Не удержавшись, я шлепнулась на пол и выронила подсвечник. В следующее мгновение мне на спину водрузилась немыслимая тяжесть, а руки скручены за спиной. Этот гад придавил меня коленом, сволочь!

— Пустите, вы, — прохрипела я из последних сил.

Герцог перевернул меня на спину. Я заметила искаженное яростью лицо, выражение которого мгновенно сменило изумление.

— Это вы-ы?! — протянул он, полуоткрыв рот.

— Слезьте с меня, кабан, — отозвалась я, пытаясь его лягнуть, — урод. Мерзавец.

— Чудно, — прокомментировал он две секунды спустя.

Должна заметить, это были весьма долгие секунды. Наконец, он рывком поставил меня на ноги. Я перевела дух. Этот подлец едва не сломал мне ребра.

— Что вы делали в коридоре? — далеким от любезного тоном спросил герцог.

— Ничего, — прошипела я.

Наклонившись, он поднял с пола злополучный подсвечник и повертел в руках.

— Зачем вы меня ударили?

— Откуда мне было знать, что это вы? — огрызнулась я, — в темноте ничего не видно.

— Черт вас возьми! Зачем вы бродите по коридорам ночью? Что за идиотская забава?

И добавил еще кое-что, не для печати.

Я скорчила самую жуткую из своих гримас, потирая лоб, которым здорово треснулась об пол. Нужно было стукнуть его посильнее. Так, чтобы не скоро очухался. Мне всегда везет.

— Вы будете говорить или нет?

— Нечего на меня кричать!

— А как я должен с вами разговаривать, черт вас дери? Шляется по коридорам и бьет всех подсвечником направо и налево!

— Вы сами шляетесь по ночам, — не осталась я в долгу, — что вам тут понадобилось?

— Не ваше дело.

— Взаимно.

Схватив меня за руку, он помчался по коридору, невзирая на то, что я от неожиданности сперва споткнулась и едва не упала. Думаю, если бы мне не удалось сохранить равновесие, он бы поволок меня по полу.

Меня заволокли в комнату и почти швырнули в кресло. Только тогда я заметила, что нахожусь у себя.

— Нахал, — отозвалась я злобно, — свинья. Наглец, мерзавец, негодяй, скотина!

— Высказались? — спросил герцог язвительно, — а теперь успокойтесь и объясните мне, что вы делали в коридоре?

Не знаю, как другие, но я не могла ничего объяснять спокойно в такой ситуации. Я просто исходила злобой. Понаблюдав за мной минуты три, он взял со стола графин с водой и наполнил стакан. Потом сунул его мне в руки.

— Пейте.

— Не хочу.

— Хватит злиться. Судя по всему, я вообще должен плеваться ядом. Зачем вы меня ударили?

— Я думала, это кто-то другой, — нехотя отозвалась я, — знала бы, что это вы, треснула бы на совесть.

Герцог покачал головой, потом фыркнул.

— Ну ладно, если хотите знать, мне было очень больно. Довольны?

Я красноречиво промолчала.

— Вы будете говорить, наконец? Сколько можно трепать мне нервы?

— Не знала, что у вас есть нервы.

Я все еще была не на шутку раздражена, но первая злость начала проходить. Теперь можно было, скрипя зубами, рассказать ему о том, что произошло за последний час.

Когда я закончила, герцог некоторое время молчал, потирая заметную шишку на голове и морщась от боли. Ага, больно! Так тебе и надо, негодяю. Будешь знать, как ломать ребра ни в чем не повинным девушкам.

Наконец, он взял со стола стакан и выпил находящуюся там воду.

— На вашем месте я бы поостереглась пить что-либо в этой комнате, — подковырнула я его, — вдруг она отравлена?

— Тогда я умру в страшных судорогах вам на радость. Это все?

— А что еще? — не поняла я, хотя мысль о судорогах мне понравилась.

— Значит, вы не знаете, здесь ли еще этот тип или нет?

— Я за ним не следила. Полагаю, что нет. А на самом деле, кто знает. Может быть, он притаился где-нибудь здесь.

Он молча встал и отправился в спальню. Его не было довольно долго. За это время я успела проверить свои повреждения и обнаружила пару синяков и шишку, сильно разозлившись при этом. Все-таки, какой отвратительный тип!

Герцог вернулся и сообщил:

— Там никого нет. Я разбудил вашу служанку, она покараулит вас, пока я не вернусь.

Надо же, разбудил Эмили! Это поистине геркулесов труд. Меня так и тянуло поаплодировать ему вслед.

В спальне меня ожидала Эмили, сидящая на краешке стула и досматривающая последний сон. Она встрепенулась на звук открываемой двери.

— Госпожа! — заахала она, — что происходит?

— Меня снова пытались убить, — пояснила я.

Только вот, без должного трагизма в голосе. Служанка уставилась на меня, как на сумасшедшую.

— Вы не шутите?

— Нет, — я помотала головой, — вот, смотри.

На кровати до сих пор валялось скомканное одеяло и смятая подушка. Я взяла последнюю, кстати обнаружив на ней следы от удара кинжалом. Эмили посмотрела тоже, после чего побледнела как стена.

— Ножом? — повторила она, дрожа, — госпожа, как вы умудрились уцелеть? Боже, вы в рубашке родились!

Она подскочила, кинулась к двери и заперла ее, после чего, так как это показалось ей явно недостаточным, она подперла ее стулом и только тогда перевела дух.

В результате, вернувшемуся герцогу пришлось довольно долго в нее колотить. Я сдерживала смех, пока Эмили приводила все в первоначальный вид.

— В чем дело? — недовольно спросил герцог, когда ему удалось войти, — почему вы заперлись?

— Ну, — я сделала небольшую паузу, — убийца до сих пор бродит по дому. Неизвестно, что еще ему придет в голову.

— Когда вы прекратите язвить и до вас дойдет, наконец, что это все не смешно?! — рявкнул он, — вам понравилось, что за вами по всему дому носится убийца с кинжалом?

При последних словах Эмили как-то странно всхлипнула и сползла на пол в аристократическим обмороке. Господи, что за нервные слуги пошли! Так и норовят в обморок рухнуть.

— Что вы наделали, — упрекнула я герцога, — теперь мне придется ее в чувство приводить. Черт-те что.

— Так очнется, — отмахнулся герцог, бросив на Эмили пренебрежительный взгляд, — впрочем, запереть дверь — мысль, конечно, правильная. Бьюсь об заклад, она пришла в голову вашей служанке.

— Откуда вы знаете? — удивилась я.

— Да потому что вы просто непробиваемы. С вас все как с гуся вода. Хоть дюжина убийц столпится вокруг вашей кровати, вы даже не почешетесь.

— Вовсе нет, — возразила я.

— Так, хватит, — оборвал он свои инсинуации, — я распорядился, чтоб трое слуг дежурило сегодня возле вашей двери. Кстати, убийцы в доме нет. Как нет и никаких следов его пребывания.

— Считаете, что мне это приснилось?

— Если бы на вашем месте была Эви, я так бы и подумал. Но вы не особенно впечатлительны. Вот, до чего дошло дело! В мой дом влезают какие-то негодяи с кинжалами!

— И портят ваши подушки, — съязвила я напоследок.

Состроив необыкновенно утомленное лицо, он вышел, а я несколько минут раздумывала над тем, впечатлительна ли я. Наверное, нет. И не особенно, а абсолютно. Иначе, давно бы тряслась от страха. Но я уже натряслась в часах и мне вполне хватило.

Тут очнулась Эмили и со стоном поднялась на ноги.

— Ох, почему это я на полу? — спросила она.

— Упала, — пояснила я, — в обморок. Как чувствуешь себя?

— Не очень хорошо, — честно ответила служанка, — странно. Никогда еще не падала в обморок.

— Ну и что ж, что не падала. Надо же когда-нибудь и упасть. Ладно, раз ты очнулась, то запри дверь. Я буду спать. Рассветет скоро.

Утром мое состояние было отвратительным. Еще бы, я почти всю ночь пробегала, прячась от негодяя с кинжалом, потом мне едва не сломали ребра и почти час допрашивали. Поспать мне удалось всего три или четыре часа. Вряд ли, кто-нибудь мог бы чувствовать себя комфортно после такого променада.

За столом я давилась завтраком. Есть мне совершенно не хотелось. Я не чувствовала вкуса того, что кладу себе в рот. Ощущение было такое, словно я жевала бумагу. На себе я ловила панические взгляды, и не только присутствующих за столом, но даже слуг. Ну, конечно, все в курсе событий.

Все это меня нервировало. С трудом проглотив застрявший в горле комок, я встала и вышла за дверь. Как мне это надоело! Впору завтракать в одиночестве в своей комнате.

12 глава. Подозреваемый

Нет ничего хуже, чем усиленная охрана, поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Их было трое, трое! И они никогда не оставляли меня в покое. Ходили по пятам, дыша в затылок. Единственное время суток, когда я была избавлена от их присутствия — это ночь. Но это был относительный покой. Они находились в соседней комнате. Стоило мне пошевелиться или неудачно вздохнуть, как кто-нибудь из них начинал стучать в стену, вызывать Эмили и спрашивать у нее, все ли в порядке. Не влез ли убийца в окно, или спустился по каминной трубе, а может быть, даже просочился сквозь стену. От столь наглого убийцы всего можно ожидать. Ни я, ни Эмили толком не спали всю неделю и ходили сонные, словно осенние мухи. К концу недели я была готова разорвать их на кусочки. И убийц, как назло, не было. Никто не покушался на мою жизнь, и это было особенно досадно. Ну, хоть какой-нибудь толк был бы от ночного бдения!

Я большей частью сидела в своей комнате, умирая от скуки и наливаясь злостью. Так, по крайней мере, я могла хоть ненадолго отдохнуть от своей охраны. И еще, конечно, во время приема пищи. Слава Богу, они не стояли за моим стулом навытяжку.

Сегодня за завтраком я, как обычно, клевала носом, пытаясь проснуться и хоть что-нибудь съесть. Аппетита, как назло, не было. Я вяло ковыряла вилкой в тарелке. Что поделать, мой желудок еще не проснулся. Он изо всех сил сопротивлялся той работе, которая на него свалилась.

— Нельзя постоянно сидеть в четырех стенах, — заговорила Эвелина, отметив, должно быть, мой вид, как не совсем обычный, — тебе нужно выйти на свежий воздух.

— Нет, ни за что, — поспешно отозвалась я.

Только представить, за мной потащится моя надоедливая охрана, след в след, как на охоте. Ох, я их точно убью.

— В чем дело? — поинтересовался герцог, — вас проняло, наконец?

— Конечно, — согласилась я, — кого угодно проймет, когда трое обалдуев идут по пятам, готовые в любую минуту броситься.

Этьен громко расхохотался.

— Как же, проймет ее, — выдавил он сквозь смех.

— Очень смешно, — обиделась я, — я спать не могу из-за них. Они постоянно спрашивают, не убили ли меня. Может быть, не стоит столь усиленно охранять?

— Но ведь они заботятся о твоей безопасности, — попыталась было возразить Эвелина.

— Они меня в гроб вгонят своей заботой. Нельзя ли обойтись без них?

— Если хотите, чтоб вас убили — пожалуйста, — пожал плечами герцог.

Я уже не знала, что лучше.

— Ну, пойдем прогуляемся, — продолжала Эвелина, — думаю, можно будет не брать их с собой. Возьмем Этьена.

— Спасибо за доверие, — поклонился тот.

— С пистолетом? — не смолчала я, — непременно возьми.

Они тут же закричали в три голоса, что я невыносимо легкомысленна. Не знаю, наверное, они правы, но это же смешно, ей-богу. Что-то есть во всем этом неразумное. Когда хотят убить, то и полк солдат не спасет. Нужно полагаться на собственные силы. Кстати, я это уже уяснила и носила при себе маленький стилет. Так, на всякий случай. Сумею ли я пустить его в ход, покажет время.

На прогулку мы отправились втроем. Охрана временно была распущена. Мне кажется, парни отправились выспаться, как следует. Думаю, они тоже слегка утомились.

От утомительных разговоров у меня разболелась голова. Я сидела на лавочке и тоскливо смотрела прямо перед собой. В последнее время жизнь решительно перестала мне нравиться. На мою жизнь уже было совершено столько покушений, что с лихвой хватило бы на весь дом. Если, конечно, считать то, что я упала с лошади и на меня свалилась картина. Но я до сих пор думала, что это случайности. И как будто мне этого мало, приставили охрану, чтобы довести до белого каления. Интересно, удастся ли мне выспаться?

— Что же это творится, — вздохнула Эвелина, садясь рядом со мной, — на тебя открыли настоящую охоту. Ужасно. Не знаю, удастся ли нам с этим справиться. Между прочим, ты могла бы быть серьезней.

— Я серьезна дальше некуда.

— Тогда к чему эти неуместные шутки?

— Что еще остается бедной девушке, если ей даже пошутить нельзя? — возразила я, — и потом, это вовсе не шутка была, а едкий сарказм.

— Не пойму я этих тонкостей, — отмахнулась девушка, — но все-таки, ты могла бы вести себя повежливее с Огюстеном. Он из кожи вон лезет, чтобы обеспечить твою безопасность.

— Ох, спасибо большое, — съязвила я.

— О тебе заботятся, а ты фыркаешь. Зачем ты его ударила?

Господи, уже нажаловаться успел! Прямо, как нервная женщина.

— Случайно, — отозвалась я, начиная злиться.

— Как тебе не стыдно!

— Мне стыдно? Почему это мне должно быть стыдно? За мной гонялся убийца, что я должна была подумать, когда услышала, как кто-то крадется? Да и стукнула я его слегка, стоит ли поднимать такой шум. Это пошло ему на пользу.

— Ты просто отвратительна! — вспылила Эвелина.

— Ну, и прекрасно! — я вскочила, — ступай, пожалей своего ушибленного братца. К черту вас всех.

И с этими словами я умчалась в дом прежде, чем кто-либо успел меня остановить. Наверное, нужно было выражаться более вежливо, но в тот момент я не обратила на это внимания. Напротив, казалось, что я была недопустимо мягка.

В таком взвинченном состоянии я добежала до своей комнаты и распахнула дверь. Ох, таких потрясений у меня еще не было.

В помещении было полутемно, так как моя нерадивая служанка не удосужилась отодвинуть портьеры. Но света было достаточно для того, чтобы увидеть длинную фигуру, словно висевшую в воздухе. Прислонившись к косяку двери, я заметила, что это был женский силуэт, о чем говорила белая рубашка до пят и распущенные волосы. Лица у фигуры не было, я не смогла его разглядеть, но и увиденного мне было больше, чем достаточно. Уж чего-чего, а повешенной женщины я у себя еще не находила. Мое воображение мигом дорисовало остальное: посиневшее, раздутое лицо и высунутый язык.

Я выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь. Что делать, Господи? Что за женщина и почему она позволила себя повесить именно в моей комнате? Других мест нет, что ли? Ох, ну за что мне все это?

Я тяжело дышала, не в силах тронуться с места. А может быть, перепутали и вместо меня убили кого-нибудь другого? Да нет, невозможно. Никто не мог принять за меня какую-нибудь служанку. О Боже, Эвелина!

Я почти сорвалась с места, чтобы бежать назад и проверить, так ли это, но в последнюю секунду одумалась. Каким образом в моей комнате могла оказаться Эвелина, если пять минут назад она была в парке? Даже самый ловкий убийца не справился бы с поставленной задачей в столь короткий срок.

Не знаю, до каких пор я стояла бы у закрытых дверей, если бы не подоспела Эмили.

— Что вы здесь стоите, госпожа? — спросила она.

Я лишь помотала головой.

— Тогда я войду? — робко предложила она.

— Нет, пожалуй, тебе не стоит это видеть.

Но, как водится, Эмили тут же захотела на это посмотреть. Как я не убеждала ее, что ей это не понравится, служанка стояла на своем.

— Я только посмотрю, — твердила она, ненавязчиво отодвигая меня в сторону.

Наконец, мне это надоело. Пусть смотрит, если так хочет. Только пусть потом не жалуется.

Довольная, что добилась-таки своего, Эмили заглянула в комнату и… дом огласился таким визгом, что хоть святых выноси. Я зажала руками уши, так как вопила она в непосредственной близости от меня.

На визг любопытной служанки примчалось все население дома, включая, между прочим, абсолютно целую и невредимую Эвелину и Этьена.

— Да прекратится это когда-нибудь? — спросил герцог у пространства, — что на сей раз?

Я молча указала на дверь. Он отодвинул голосящую Эмили, по ходу дела велев:

— Уймите ее кто-нибудь.

Этим занялся Этьен, не придумав ничего лучше, как отвесить служанке звучную оплеуху. Эмили тут же замолчала, но ненадолго. Она начала всхлипывать, дрожать и причитать, что ни за что бы не поехала в этот жуткий дом, если б знала, чем все это обернется.

Герцог тем временем распахнул дверь, явив миру вышеописанную картину. На несколько минут воцарилась тишина, даже Эмили перестала всхлипывать.

— О Боже, — прошептала Эвелина сдавленным голосом.

Кажется, ее тоже тянуло завизжать.

Герцог шагнул к раскачивающейся фигуре, поднял голову и внимательно осмотрел то, что представилось его глазам.

— Черт побери, — наконец, отозвался он, — это же кукла.

Я, пересилив природное отвращение, подошла ближе.

Да, он был прав. Дура, Господи, где были мои глаза? «Лицом» этой гротескной фигуре или, точнее, головой служила подушка, вспоротая крест-накрест. Сверху на нее был наброшен пучок пакли. Все остальное довершала простыня.

Герцог обернулся к остальным и окатил таким взглядом, что все побледнели и затряслись, даже Эвелина, хотя она-то ни в чем не была виновата.

— Найду того, кто это сделал, — негромко, но очень веско сказал он, — удавлю.

После таких слов не нашлось ни одного человека, кто счел бы своим долгом задержаться здесь дольше двух секунд.

Я вновь подняла голову, прикидывая, какого роста должен быть этот неизвестный, чтобы умудриться повесить «это». Наверняка, он встал при этом на стул. Нет, на стол. Точно, вон и стол. Его не удосужились отодвинуть на место.

Дернув за простыню, я сорвала «куклу» с потолка. То, что от нее осталось, мягко шлепнулось на пол.

— Испугались? — спросил герцог.

— Не очень, — отозвалась я, — скорее, удивилась, кто бы это мог быть.

— Жаль, что не напугались. Может, поумнели бы.

И с этими словами он удалился. Наглец! Что нужно сделать, чтобы ты сам поумнел? Нахал. Удара подсвечником, явно, недостаточно.

Итак, возникает старый вопрос. Кто это сделал? Кто-то, подкупленный моим предприимчивым убийцей, спору нет, но вот кто? Меня это очень интересовало. Знала бы, повесила его рядом с этой куклой.

Сколько же денег у убийцы, раз он, не задумываясь, так швыряет их направо и налево! Думаю, не меньше миллиона. Предыдущие попытки уже обошлись ему в кругленькую сумму. Тысячу одному. Тысячу другому, третьему, так никаких денег не напасешься. Какое завидное упорство! Какое восхитительное терпение! Вот уж, чем никогда не могла похвалиться, так это терпением.

Я забралась в кресло, любимое место для моих размышлений и начала думать. Значит, так. С каждым покушением личность убийцы становится все яснее. Что я теперь могу о нем сказать? Этот человек очень упрям и упорен, обладает завидным терпением и изобретательностью. Он богат и он очень хочет от меня избавиться. Что еще? Кажется, все. Нет, есть еще одна деталь. Он очень хорошо знаком с обстановкой, которая меня окружает. Это значит, что у него хороший осведомитель.

Я сидела довольно долго, вертя эту идею и так и эдак, рассматривая под любым углом, не обращая внимания ни на что. А что, если подойти к этой проблеме проще?

У кого в этом доме есть мотив для моего убийства? Кто меня терпеть не может и не скрывает этого? Кто очень хочет от меня избавиться? И наконец, у кого есть прекрасная осведомленность и возможность для покушений?

Думаете, я очень долго соображала? Не такая уж я дура. Я быстро нашла подходящую кандидатуру. Ответ был один: герцог. Все сказанное выше прекрасно к нему подходит. Упрям, как осел, упорен, еще бы нет, терпелив — достаточно, изобретателен — наверняка. И богат.

Так, приехали. Нет, не может быть. Он ведь сам на мне женился, никто его не заставлял. Даже после того, как я продемонстрировала ему свой нрав в миниатюре. Да, но этим мой чудный характер не исчерпывается. Должно быть, я ему основательно подпортила нервы. Конечно! Нужно еще вспомнить Жанну. Она говорила, что этот дом должен был принадлежать ей. Стало быть, она серьезно претендовала на место герцогини де Каронак. А тут, какая досада, приходится жениться на противной девице. Слово — не воробей, вылетит — не воротишь.

Я долго сидела, не меняя позы, ужаснувшись представившимися картинами. Ведь если убийца — герцог, то я могу считать себя покойником. Я, конечно, очень везучая, иначе давно была бы мертва. Но и мое везение не может длиться вечно.

Чем дольше я думала, тем сильнее мне казалось, что я права. Ночной убийца был в маске. Зачем? А затем, чтоб я его не узнала в случае, если затея не удастся. И потом, кого я стукнула по голове подсвечником? Что он делал ночью в коридоре? Ответ один: охотился на меня. Проще ничего быть не может. Остается только удивляться, как я не додумалась до этого раньше.

Неясен только мотив. Какой-то он расплывчатый. Хотел бы он жениться на Жанне, так женился бы и дело с концом. С покойным отцом можно как-нибудь договориться. Но с другой стороны, откуда мне знать, о чем он думает? Это я бы не задумалась нарушить слово, если б оно причиняло мне такие неудобства. Любые клятвы должны быть разумны и реальны.

Ладно, это оставим. У меня есть более насущные проблемы. Что мне теперь делать? Я не могу чувствовать себя в безопасности в этом доме. Ничто здесь не может гарантировать мне безопасность: ни охрана, ни спрятанный стилет, на запертая дверь. Если подумать, я в ловушке. И мне некуда бежать.

С такими ужасными мыслями я сидела довольно долго, глядя в противоположную стену и ничего там не видя. Я искала выход и не находила его.

И в этот момент в комнату вошла Эвелина. Услышав, как скрипнула дверь, я вздрогнула, впервые продемонстрировав долгожданный испуг. Осталось только дождаться, пока я поумнею.

— Белла, прости, — с ходу сказала Эвелина, — я ужасно с тобой разговаривала. Мне очень жаль.

— Все в порядке, — отозвалась я, когда проглотила комок, застывший в горле.

— Нет, не в порядке. Я не подумала, что происходящее кого угодно из себя выведет. Неудивительно, что ты взвинчена. Мы все взвинчены. А тут еще эта кукла. Господи, кто додумался повесить ее здесь?

Я пожала плечами. Да кто угодно. Герцогу стоит только приказать. Неудивительно, что ни один из допросов не увенчался успехом. Странно было бы, если б было наоборот.

— Какая гадость, — Эвелина передернула плечами, — чем дальше, тем все хуже и хуже. Иногда я думаю, может быть, уехать куда-нибудь?

— Куда?

— Не знаю. В другой город. В другую страну.

— Сомневаюсь, что поможет.

Если только уехать без герцога. Какая жалость, что в нашей стране запрещен развод! Развелась бы, не задумываясь. У нас существует один способ: супругу в гроб и вновь свободен.

— А ты не писала своему отцу о происходящих событиях?

— Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь?

— Бедняжка, — Эвелина погладила меня по руке, утешая, как маленькую девочку, — не переживай, мы сумеем с этим справиться.

— Эви, не хорони меня раньше времени, — я сдвинула брови.

Мне давно не пять лет, чтобы гладить по голове. Даже тогда это не производило на меня впечатления.

Она не успела ответить. Открылась дверь и вошедший слуга торжественно объявил:

— Ваша светлость, навестить вас прибыла баронесса де Кастро. Изволите ее принять? Она ожидает внизу.

— Изволю, — я встала.

Хоть какое-то разнообразие.

Эвелина посмотрела на меня с тревогой:

— Надеюсь, ты не собираешься ничего ей рассказывать?

— Я никому не собираюсь ничего рассказывать.

— Пойдем вместе, — она взяла меня под руку.

— Опасаешься, что я все-таки расскажу?

— Нет. Но мне тоже скучно. А баронесса показалась мне очень веселой.

Мне не было скучно. Мне было тошно. Вас никогда не пытались убить?

Мы спустились вниз. Вероника ждала в гостиной. Увидев меня, улыбнулась и встала:

— Добрый день, господа. Изабелла, вы настоящая отшельница. Не показываетесь ни на одном приеме. Я думала, ваши синяки давно прошли.

Мы обменялись приветствиями.

— Да, — сказала я, отвечая на ее вопрос, — мои синяки уже прошли.

— Надеюсь, вы не болеете? Какая-то вы бледная. Что-то мне это не нравится. Еще что-то случилось?

Ну, не рассказывать же ей правду. И я ответила:

— Случилось.

— Что?

Эвелина бросила на меня предостерегающий взгляд.

— Кадо умер.

— О-о-о! — Вероника всплеснула руками, — как это случилось?

Хороший вопрос. Теперь я посмотрела на Эвелину. Она едва заметно пожала плечами и тут же выпалила:

— О, баронесса, это было ужасно! Мы все так расстроены! Места себе не находим. Бедный Кадо!

— Нет слов, как я вам сочувствую, — покачала головой Вероника, — он ведь был еще молодой. Года три-четыре, так?

Я признала ее правоту кивком головы.

— Я вас прекрасно понимаю. Собака — это член семьи и терять его также больно. Но неужели вы из-за этого не ездите на приемы? Траур по собаке? Печально, но…

— Дело не в этом, баронесса, — вновь вмешалась Эвелина, сегодня она была на редкость сообразительна, — Белла никак не может прийти в себя. Она так впечатлительна.

Посмотрев на нее с укором, я сдвинула брови. Это уж слишком. Вероника подумает, что я истеричная девица. Но баронесса восприняла ее слова как должное.

— О, понимаю. Вы к нему привыкли, Изабелла. Кстати, очень милое имя — Белла. Красиво. Знаете, по-итальянски это значит «красавица». Вам очень подходит.

— В самом деле, это значит? — всплеснула руками Эвелина, — ну, Этьен! Это он придумал.

— Этьен? — чуть удивилась баронесса.

— Наш кузен.

— Ах, да. Что ж, значит, у вас горе. Жаль. А я хотела пригласить вас в гости. Не надо так убиваться. Горе не может длиться вечно. Жизнь продолжается, Изабелла. Кадо, конечно, был великолепным, преданным псом, и мне его очень жаль. Но я не могу смотреть, как вы убиваетесь. Заведите новую собаку. Уверена, она будет не хуже.

— О да, конечно.

Мне стало вдруг безумно жаль бедняжку Кадо. Стыдно прикрываться его именем. Просто отвратительно. Но что я могу поделать? Правду говорить не в коем случае нельзя. И не только Веронике, но и самой Эвелине. Но перед остальными я еще могу прикрываться самим фактом покушений. Что до остальных моих догадок, то озвучивать их не рекомендуется. Эвелина с возмущением их опровергнет, и еще, чего доброго, побежит жаловаться братцу. Уж не для того ли она за мной ходит?

На мгновение я похолодела. Но потом опомнилась. Нет, Эвелину в этом заподозрить нельзя. Она ничего не может скрывать дольше пяти минут. Она бы непременно проговорилась.

Итак, первые подозрения начали разъедать мою душу. Причем, взялись они за нее на совесть.

— В пятницу прием, — продолжала Вероника, не подозревая о моих мыслях, — думаю, вам непременно нужно на нем побывать. К тому же, может показаться странным, что вы их не посещаете. Мадемуазель Каронак, убедите свою сестру не сидеть в одиночестве.

— Я ей это все время говорю, — с готовностью подхватила та любимую тему, — вот, например, она совсем не выходит из дому.

Эви, это слишком. Что за манера привлекать к этому посторонних?

— Неужели? — воскликнула баронесса, — это нужно непременно исправить. Пойдемте в парк, Изабелла. Сегодня такая чудесная погода.

Я сдержалась от желания скорчить им двоим гримасу.

— Хорошо, пойдемте. Я вовсе не отказываюсь.

— Да, только позову Этьена, — спохватилась Эвелина.

— Не стоит, он сегодня уже гулял, — я подхватила Веронику под руку и повела к двери.

Вот только Этьена нам и не хватало. Эвелина была не слишком довольна, но ей просто пришлось последовать за нами. По пути она с укором смотрела на меня и что-то тихо бурчала себе под нос. На здоровье.

В парке мы сели на скамью, устроившись со всеми удобствами. Вероника продолжала болтать.

— Вас, помнится, очень интересовала история с графиней де ла Важери, — говорила она.

— Да, очень, — живо поддержала эту тему Эвелина.

Меня в данный момент она абсолютно не интересовала, но я сделала заинтересованное лицо. В нашем доме разыгрывается трагедия поувлекательней. Вот только мне хотелось бы быть зрителем, а не действующим лицом этой драмы. Особенно, не первой жертвой.

— Так вот, ничего нового о ее смерти нет. Все осталось загадкой.

— В чем же здесь загадка? — удивилась Эвелина, — я поняла, что она упала и убилась, так?

— В том-то и дело, мадемуазель, — улыбнулась Вероника, — что никто толком ничего не знает. Ни то, как она умерла, ни то, каким образом оказалась в том месте. Это осталось тайной.

Я посмотрела на нее, гадая, говорит она правду или нет. И стоит ли мне вылезать с сольной партией. Мне и своих забот хватает. Решено, не буду.

— Значит, несчастный случай, — подвела итог Эвелина, — какое горе для ее мужа!

— Полагаю, он не столь горюет, как вам кажется.

— Почему?

Наивное создание. Да ведь он женился на ней из-за денег, вот почему.

— Графиня была не из тех женщин, о которых долго скорбят, — сказала Вероника.

— Но ведь она не виновата в своем несчастье! — возмутилась девушка.

— Вы совершенно правы, мадемуазель, — согласилась гостья, — но ее мужу было не легче от этого. Ведь выносить ее в определенные моменты было абсолютно невозможно. Я помню один случай. Так вот, все были глубоко шокированы. Она вышла к гостям совершенно голая, представляете? — она понизила голос.

Эвелина сдавленно охнула и покраснела. Я сделала большие глаза.

— Правда?

— Совершеннейшая, — кивнула Вероника, — я это сама видела. Одно могу сказать, фигура у нее, конечно, замечательная.

Я фыркнула и подавила неуместный смех. Эвелина посмотрела в мою сторону очень недовольно. А баронесса подмигнула.

— Все равно, мне ее жалко, — упрямо произнесла девушка, — бедняжка. В чем тут ее вина? Она же не понимала, что творила.

— Да, да, конечно, — поспешила согласиться гостья, — но граф, кажется, не особенно жалеет о ее смерти. Во всяком случае, его несколько раз видели в компании графини де Токелен.

Имя показалось мне знакомым.

— Ситуация была компрометирующей? — спросила.

— Совершенно невинная, я бы сказала. Но она ему нравится, это точно. Впрочем, она не может не нравиться.

— Она красивая? — полюбопытствовала Эвелина.

— Очень. Хотя, понимаете, я не могу судить объективно. У нее, конечно, есть недостатки, но мужчины от нее без ума. Высокая, стройная, черноволосая, такие тяжелые кудри, и серые глаза.

Портрет тоже показался мне смутно знакомым.

— Кажется, я ее видела.

— Вполне возможно и даже наверняка. Я приглашала ее к себе на прием.

— Да, наверное, там.

Вероника открыла рот, чтобы высказаться боле пространно, но осеклась.

— Ваш муж, Изабелла, — прошептала она, — он идет сюда. Думаю, нам не стоит больше обсуждать эту тему. Мужчины не любят сплетни такого рода.

Я обернулась и с неудовольствием заметила приближающегося герцога. Черт принес его так не вовремя! Опасается, что я сбегу и ему не удастся меня прикончить?

— Замечательный у вас парк, — завела разговор Вероника, — столько кустов и деревьев!

— Кто бы еще их подстриг, — проворчала я.

Подойдя ближе, герцог задал нам самый уместный вопрос в данной ситуации:

— Что вы здесь делаете?

Так и хотелось ему ответить: «Вышиваем гладью». Я сдержалась лишь потому, что рядом была баронесса.

— Мы гуляем, — немного испуганно отозвалась Эвелина.

Тут он заметил баронессу, сидящую скромно и тихо и счел нужным ее поприветствовать. А потом преспокойно сел рядом. Мне захотелось отодвинуться и я едва сдержалась. Черт возьми! Вот так, именно, черт возьми! Заявился, сидит тут, как у себя дома! Черт, а ведь он и в самом деле, дома. Это я здесь чужая.

— Вы не видели наш парк летом, — торопливо заговорила Эвелина, — столько зелени, просто прелесть.

— Я могу это себе представить, — согласно закивала Вероника, смотря на меня с интересом.

Должно быть, я все-таки не очень хорошо умею сдерживать свои чувства.

— Но я, кажется, засиделась, — встала баронесса, — мой муж, должно быть, волнуется. Вы понимаете, что в его возрасте все волнения противопоказаны.

— Конечно, — кивнула я с самым что ни на есть безмятежным видом, на который только была способна.

Вероника любезно распрощалась со всеми и зашагала по дорожке к дому, сообщив, что забыла там сумочку. Эвелина тут же обернулась ко мне.

— Почему ты сидела с таким видом? — свирепо спросила она.

— Живот разболелся, — отозвалась я, — колики.

Она немного помягчела, но, кажется, все равно не поверила мне до конца.

— Почему вы отправились гулять без охраны? — выступил со своей партией герцог, — сколько раз говорить!

— Прости, но мы подумали, что раз рядом баронесса, то…

— То что? — не менее свирепо осведомился он, — что именно?

— Ничего, — Эвелина съежилась, — прости, пожалуйста, я не подумала…

— Надо иногда думать, это полезно.

— Откуда вы знаете? — спросила я.

Кажется, еще секунда — и он велел бы мне заткнуться. Но нет, сдержался, должно быть, мечтал придушить меня чуть позже.

Я встала, взяв примолкшую Эвелину за руку.

— Пойдем. Не надо забывать, что у меня колики.

По пути девушка шептала:

— Не надо ссориться, Белла, пожалуйста. Вы всегда так кричите, что у меня сердце в пятки падает. Почему ты злишься на Огюстена?

— Мне не нравится его выражение лица, — ответила я чистую правду.

Что тут началось! Лучше бы я промолчала. Эвелина костерила меня всю дорогу до дома на чем свет стоит. Я узнала о себе много нового и подумала, что если ее хорошенько разозлить, то она тоже не подарок. Я молча скрипела зубами и с нетерпением ждала, когда же мы придем.

Оказавшись в доме, я откинула от себя ее руку и помчалась верх по лестнице, стараясь как можно скорее скрыться из поля ее зрения. Но Эвелина так легко не сдавалась.

— Ты куда?

— Отдохнуть от твоих воплей, — бросила я, не оборачиваясь.

Какого черта! Будто мне и без нее не хватает проблем и скандалов! Пусть возмущается в одиночестве. Или бежит жаловаться своему отвратительному братцу.

Первое, что я сделала, когда оказалась в комнате, заперла как следует дверь. Все, на сегодня хватит. Я повернулась к Эмили, смотревшей на меня с некоторым удивлением и заявила:

— Я ложусь спать.

— Госпожа, день на дворе, — она приподняла брови.

— Ну и что? Ночью я буду слушать, как мне стучат в стену и спрашивают, жива ли я. Хочу выспаться. И не смей меня будить.

— А если…

Я ее перебила.

— Пусть убираются к черту. Вот именно, туда. Все.

И я закрыла дверь спальни прямо перед ее любопытным носом.

Но если думаете, что я тут же заснула, то очень ошибаетесь. Я очень хотела заснуть, но не могла. Слишком много мыслей бродило в голове. Я не могла заснуть, пока не решу, что же мне делать. Это был интересный вопрос, а главное, на него было невозможно ответить. Впрочем, выход был. Или даже два выхода. Первый. Выкрасть из оружейной комнаты пистолет и пристрелить герцога. Хороший выход, что и говорить, но вот только я никак не могла его осуществить. До сих пор мне как-то не приходилось убивать людей. И потом, как я смогу оправдать свой поступок? Ведь, доказательств-то нет. Кто мне поверит? Нет, так я поступить не могла. Второй выход: сообщить о случившемся людям. Кажется, очень разумно, правда? Ан, нет, ничего подобного. Все упирается в сакраментальный вопрос: кто мне поверит? Где доказательства? Господи, так что же мне, так и сидеть, ожидая, пока он меня наконец не убьет?

Я закрыла глаза, зажмурилась и стиснула зубы. Хватит. Не хочу об этом думать. Не хочу. Не могу думать над вопросами, на которые нет ответов. Они надолго лишают меня оптимизма и я во всем вижу лишь негативную сторону.

Прошло, должно быть, больше часа, прежде чем я сумела заснуть, повторяя про себя одну и ту же фразу: не хочу об этом думать. Не знаю, помогло это или нет, но меня сморил сон. Скорее всего, помогло то, что за прошедшую неделю я ни разу толком не выспалась.

Но долго поспать мне не удалось. Меня разбудили и притом, самым возмутительным способом. Угадайте, каким? Ни за что не догадаетесь. Меня вытащили из постели и поставили на ноги прежде, чем я успела открыть глаза.

Когда же я наконец это сделала, то увидела перед собой пресловутого герцога. После сна я редко имею благостное расположение духа, а если меня будят столь варварски, то представьте, как я была раздражена.

— Какого черта..!

— Хватит спать, — очень любезным тоном сказал он, — для этого есть ночь.

— Может быть, — я перекосилась, — но ночью я не могу спать. Какого дьявола вам здесь нужно?

— Придержите язык, — услышала я в ответ, — немедленно приводите себя в порядок и спускайтесь вниз.

— Зачем?

Я еще не проснулась хорошенько, и мои вопросы были довольно однообразны. Ругательства, впрочем, тоже.

— Ужинать, — как ни в чем не бывало ответил герцог.

Мне показалось, что я ослышалась. Ужинать? Меня разбудили для того, чтобы я пошла ужинать? Я пару минут молча смотрела на этого отвратительного типа, не в силах ничего сказать. Потом все-таки сделала над собой некоторое усилие и выдавила:

— Не хочу.

— А вас никто не спрашивает, хотите вы этого или нет! — отрезал он, — но если через пятнадцать минут вы не будете внизу, я приволоку вас туда в этом виде.

И он ушел. Я села на край постели, запустив руки в растрепанные волосы. Какой негодяй! Я так сладко спала! Убить его за это мало!

Все-таки, мне пришлось выполнять его пожелание или, точнее, приказ. Я не хотела оказаться в столовой в ночной рубашке, босиком и с волосами, стоящими дыбом. В достоверности его угрозы я не сомневалась. Этот тип еще не на то способен. Определенно, усадит меня за стол и голышом, если ему приспичит.

Настроение у меня было просто гадким, другого слова не подберу. Негодуя, я спустилась по лестнице самым неторопливым шагом, на который только была способна. Отвратительный дом, отвратительные люди и вообще, все отвратительное. Ничего не хочу, надоело, черт возьми. Вот возьму и уеду домой.

Бормоча себе под нос ругательства, я вошла в столовую, мельком отметив, что все в сборе. Ох, за что мне это! Не за то ведь, что как-то в детстве я пришила к подолу одной гостьи одни из предметов нижнего белья? Все так хохотали, а она убегала из дома с такой скоростью, что куда там королевскому скороходу!

Я плюхнулась на стул и мрачно посмотрела на тарелку, стоящую передо мной. Есть мне не хотелось. В данный момент еда не вызывала во мне никаких эмоций. Ну, не хочу я есть! Зачем, скажите на милость, заставлять меня это делать?

Несколько минут я вяло ковырялась в тарелке вилкой, выбирая наиболее привлекательный кусочек. Ничего похожего не нашла. На мой взгляд, там и быть не могло ничего привлекательного. Тогда я наколола на зубцы первый попавшийся и сунула в рот. Жевала, наверное, минут тридцать, не меньше.

В столовой стояла подозрительная тишина, но я не испытывала желания смотреть, в чем дело. Я старательно выцарапывала на блестящей поверхности стола один из своих инициалов. Разумеется, той же вилкой. Скрип отодвигаемого стула отвлек меня от этого увлекательного занятия. Я подняла голову и заметила, что в столовой никого нет, кроме меня и герцога, который сейчас откинулся на спинку своего стула и наблюдал за моими действиями.

— Вы будете есть? — спросил он угрожающе.

Господи, с чего бы вдруг такая забота? Лишь бы на своем настоять, а там хоть трава не расти.

— Собираетесь умереть голодной смертью? — продолжал герцог язвительно.

— Какая разница, — я пожала плечами, — меня все равно хотят убить. Эта смерть не хуже любой другой.

— Хуже, — убежденно заявил он, — если бы вы знали это, то не болтали бы чепуху.

Ну и что. Как он мне надоел! Решил поиграть в заботливого мужа? А вдруг… Тут я похолодела. Вдруг в мою еду подсыпан яд и он хочет убедиться, что я его съем? О Боже! Ну конечно! Как же я сразу не догадалась!

Отложив вилку, я встала. Нет уж, столь легкого пути у него не будет. Пусть придумает что-то другое.

Развернувшись, я поспешно покинула столовую, и что примечательно, меня никто не остановил. Значит, я права. Он понял, что я догадалась. Но если понял, то почему не остановил? В его характере задержать меня силой и запихнуть пищу мне в рот. Не задержал, потому что… Потому что, я уже что-то съела. Господи, значит, я уже отравлена? Согнувшись в три погибели, я прижала руки к животу. Точно. У меня уже начинаются колики. О, Боже-е! Ох, как мне плохо! Меня сейчас вырвет. Я, определенно, чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Вот, так оно и начинается. Мамочка!

Доковыляв до своей комнаты, я поспешно заперлась и упала в кресло. Если уж меня отравили, то ни к чему радовать посторонних своими судорогами. Нет, этого счастья им не дождаться. Я буду умирать в гордом одиночестве. Бедная, несчастная, всеми покинутая… Я даже всхлипнула, жалея себя.

Почти собралась зареветь, но тут сообразила, что живот уже не болит. Я прислушалась к своим ощущениям, с минуты на минуту ожидая нового приступа, но ничего не дождалась. Боль отступила. Я не знала, что и думать. Отравлена я или нет? И что теперь делать?

Так ничего и не придумав, я отправилась спать. Может быть, я проглотила яд замедленного действия и он не сразу начинает действовать. Подождем. Торопиться мне некуда. Целая ночь впереди. Впрочем, я заснула, так и не дождавшись, чем закончится дело. Уж слишком я вымоталась за прошедшие дни от недосыпа.

13 глава. Новая попытка

Утром я проснулась живая и здоровая и могла с уверенностью утверждать, что никакого яда не проглатывала. Ни один яд не мог обладать столь замедленным действием. Обычно, час, два, но не все же десять. Так что, можно было считать, что на сей раз мне повезло. Но впредь следует быть очень осторожной в приеме пищи. Правда, я не знала хорошенько, каким образом смогу это контролировать. Вот, разве что, подойти и забрать у герцога тарелку, в которую он уже успел что-то положить. Сто процентов, что себя-то он не отравит. Но во-первых, такое можно проделать лишь один раз, а во-вторых, не стану же я на самом деле так поступать. У меня, конечно, не самые изысканные манеры, но не до такой же степени!

Выйдя из спальни, увидела свою осточертевшую охрану, уютно расположившуюся на стульях и у меня заныли зубы. Опять! Нет, это невыносимо!

При виде меня они поднялись на ноги, готовые следовать за мной на край света.

— Я иду завтракать, — прошипела я сквозь зубы, — на случай покушения прихвачу с собой топор из оружейной. Ходить за мной не надо.

Это не произвело на них никакого впечатления, но и я сдаваться не собиралась. Один из охранников сделал шаг вперед. Я рявкнула:

— Сидеть!

Подействовало. Он испуганно плюхнулся обратно и тут же вскочил.

— Ваша светлость, нам велено вас охранять.

— Вам велено выполнять мои приказы. Ослушаетесь — велю выпороть. Сказала уже: сидеть!

И пока они переваривали сказанное, поскорее покинула комнату. Не надеясь на их послушание, я заперла дверь на ключ снаружи и облегченно вздохнув, отправилась вниз.

Впрочем, еще на середине лестницы пожалела о своем решении. Зачем я туда иду, скажите на милость? Так и напрашиваюсь на то, чтобы меня отравили. Нет, завтракать следует у себя в комнате, предварительно продумав меню. В самом деле, что мне следует есть? Куда нельзя подмешать яд? Это же секундное дело. Эмили отвернется — и готово дело. Я не могу ей в этом доверять. Растяпа.

Стоя у подножия лестницы, я надолго задумалась. Итак, хлеб. Яд туда можно подмешать лишь при выпечке. Надеюсь, герцог не столь изощрен, чтобы подсыпать отраву в тесто. К тому же, нужно потом проследить, чтоб этот хлеб попал по назначению и его не съел кто-нибудь еще. Слишком сложно. Значит, хлеб я могу есть. Это утешает. В любом случае, с голоду точно не умру.

Следующим пригодным пищевым продуктом оказались вареные яйца. Поистине, идеальный вариант. Каким образом туда можно умудриться подмешать яд, я не придумала, даже при моей фантазии.

Теперь следует подумать о воде. Это самое опасное. Ни чай, ни кофе, ни сок, ни пресловутый морс не годятся. Нужно найти ей замену. Ибо без пищи я сумею протянуть по крайней мере две недели, а вот без воды — нет.

Но я не успела решить, как следует поступить. Послышались чьи-то шаги. Очнувшись, я повернула голову и увидела… Жанну. Какой сюрприз! Вот, уж кого не ожидала увидеть! Кстати, что она здесь делает и как вошла?

Женщина стояла неподалеку, не сводя с меня напряженного взгляда. Она была прямая, как палка, бледная, со сверкающими глазами. Что это она на меня так смотрит? Так, словно в ее руках, сложенных за спиной, был кинжал.

Моя рука потянулась к поясу, и я тут же вспомнила, что мой-то стилет остался в комнате. Раззява. Если ты с таким усердием будешь оберегать свою жизнь, то тебя убьют в ближайшем будущем. Конечно, я его забыла!

— Герцогиня де Каронак? — вопросительно произнесла Жанна.

А кого еще ты здесь ожидала увидеть? Папу Римского? Странный вопрос. Неужели, я так изменилась?

— Да, — согласилась я с очевидной вещью, — была ею с утра, мадам д'Оре.

По-моему, ей не пришелся по душе мой утонченный юмор. Она сдвинула брови и расцепила руки. Я отметила, что они пусты. Но даже если б там что-то и было, то меня не слишком пугало. Уж с Жанной я справлюсь в любом случае.

— Добрый день, герцогиня, — сказала она между тем.

— Добрый день, мадам, — кивнула я.

Долго еще будет продолжаться этот обмен любезностями?

— Что ж, не буду вам мешать, — я собралась повернуться к лестнице.

Но Жанна меня остановила.

— Я хотела бы поговорить с вами, сударыня.

— Со мной? — я приподняла брови.

— Да, именно. Может быть, пройдем в гостиную?

Меньше всего на свете мне хотелось разговаривать с этой особой. О чем мы могли беседовать? Наверняка, не о погоде.

— Хорошо, — сдалась я.

День все равно не задался с самого начала. Продолжим его усиленно портить. Я направилась к нужной двери, размышляя про себя, насколько это может затянуться. Мне хотелось позавтракать. В моей ситуации это непростое дело. Сперва следовало дать Эмили кучу указаний. Кстати, воду можно заменить фруктами, к примеру, яблоками. Решено, так и сделаю.

Я села в кресло у входа, выбрав самое удобное место. Во-первых, отсюда превосходно просматривается вся комната, а во-вторых, будет проще сбежать.

Жанна места не выбирала, уселась, куда пришлось.

— Герцогиня, — начала она, — у меня к вам серьезный разговор.

Я подбадривающе кивнула. Серьезный, так серьезный. Не понимаю пока, что конкретно она имеет в виду, но думаю, это скоро разъяснится.

Я как в воду глядела. Жанна перевела дух и заявила:

— Вы ведете нечестную игру.

Это она к чему? Честно говоря, у меня не было ни одной догадки. Какую игру? Я ничего не веду, мне сейчас не до игрушек.

— Не понимаю, о чем вы, — я приподняла брови.

— Неужели? — язвительно переспросила Жанна, — совсем ничего?

— Абсолютно.

— Вот, только не нужно делать вид, будто ничего не знаете, — скорчила она гримасу, — вы все прекрасно понимаете. И с вашей стороны это очень некрасиво.

— Что конкретно вы имеете в виду? — задала я практический вопрос.

Чего греха таить, люблю точность. Намеки меня раздражают, всегда боялась их неправильно понять.

— Не стройте из себя дурочку, — начинала сердиться Жанна, — уж я-то знаю, на что вы способны.

Иногда я и сама этого не знаю. Надо же, какая проницательность.

— Как вы со мной разговариваете? — нахмурилась я.

Что-то дамочка совсем обнаглела. Еще немного — и начнет поливать меня грязью.

— Обиженная в этой истории — я, — Жанна пренебрежительно дернула плечом, — а вы только придумываете себе болезни и недомогания, чтобы привлечь его внимание. Я уже говорила и повторяю вам, что это нечестно.

— Какие еще недомогания? — недоуменно переспросила я, — я вовсе не больна.

— Уж мне-то можете это не рассказывать. Конечно, и никогда не были больны.

— Ну, этого я бы не стала утверждать. Кажется, в детстве у меня была корь.

Жанну это почему-то сильно разозлило. Не понимаю, почему. Все в детстве болеют корью, в этом нет ничего странного. Но как она на меня посмотрела!

— Вы издеваетесь? — вспыхнула женщина.

— Нет.

— Перестаньте! — вскричала она, — думаете, что все в ваших руках? Увы, герцогиня, вы ошибаетесь! Не думайте, что если с вами все носятся, то обожают. Ничего подобного! Вот так-то! — с победоносным видом закончила Жанна.

— Кто со мной носится? — возмутилась я, — какое у вас странное представление о заботе, мадам.

— Да, уж какое есть. Вам, конечно, все мало. С вас все должны пылинки сдувать. Вы не обижаетесь, что вас не носят на руках?

— Знаете ли, нет, — язвительно усмехнулась я, — а что, надо?

Поверьте, я ничего против нее не имела. Жанна была мне безразлична, вот правильное определение. Но когда меня столь настойчиво вынуждают к ответным действиям, я не могу оставаться в стороне.

— Очень смешно, — прошипела Жанна.

Знакомое выражение. Так обожает говорить герцог. Ну, что ж, недаром есть пословица: «С кем поведешься».

— Лицемерка, — продолжала мадам д'Оре, — все ваши штучки я знаю наизусть.

— Откуда, позвольте полюбопытствовать?

— Я вас насквозь вижу! Вы делаете вид, что вам все равно, о чем я говорю, но на самом деле это не так. Вам не нравится, правда? Не сомневаюсь. Очень неприятно выслушивать правду о самой себе. Но винить в этом вы должны только себя. Не знаю, каким образом вы вынудили его на вас жениться, но…

Тут я расхохоталась. Господи, в чем меня только не обвиняли! Но в этом! Не самой стало интересно, каким же образом я это сделала.

— Жаль, мадам, что вы этого не знаете, — продолжала я веселиться, — я бы с удовольствием послушала.

Жанна подскочила. Мои изысканные манеры, кажется, доводили ее до белого каления.

— Ах, как это забавно! — вскричала она, — как смешно! Хорошо смеется тот, кто смеется последним, герцогиня! Ваше раздутое самомнение лопнет, как мыльный пузырь. Неужели, вы вообразили, что он вас любит?

— Кто? — с живым интересом спросила я.

— Он любит меня, вот так! — женщина сделала вид, что не заметила моего вопроса, — и это на мне он должен был жениться!

— И почему же он этого не сделал?

— А вот это вам хорошо известно!

— Мадам, — протянула я, сдерживая смех.

Давно я так не веселилась. Жанна воображала, что знает все на свете, даже то, что находится у меня в голове. Господа, я сама этого не знаю. Впрочем, кое в чем я могла бы просветить эту глупышку.

— Драгоценная мадам, — повторила я, — полагаете, я не знаю о том, что вы — любовница моего мужа? Это всем известно. Просто скучно слышать это в седьмой раз. У вас с ним отношения? Да на здоровье! Помилуйте, я не возражаю. Сколько угодно. И если он перестал к вам наведываться, я здесь не при чем. Поговорите с ним на эту тему.

Жанна превратилась в некое подобие соляного столба. Она смотрела на меня, вытаращив глаза и не в силах была открыть рот. Вот и превосходно. Мне уже надоело выслушивать ее вопли. Я уже собралась встать, чтобы покинуть гостиную, как вовнутрь вошел герцог.

Ну вот, и он сам. Пожалуйста, беседуйте, а я пойду. Между прочим, я еще не завтракала.

— Что здесь происходит? — спросил герцог, — в чем дело, Жанна?

Та попыталась что-то сказать, но сумела выдавить из себя лишь невразумительные звуки.

— Что это с ней? — повернулся ко мне он.

— Понятия не имею, — я пожала плечами.

И тут Жанна очнулась.

— Как ты мог жениться на такой стерве? — выдала она, позабыв обо всем на свете.

Герцог пожал плечами.

— Сам удивляюсь.

Ага, он согласен с тем, что я стерва. Превосходно. Значит, не будет в претензии.

— Беседуйте, господа, — я помахала им рукой и направилась к двери, — у вас найдется, что обсудить.

— Нет уж, стойте, — велел мне герцог.

Я покачала головой. Протянула руку, чтобы открыть дверь. Не получилось. Он почти прыгнул в мою сторону с воплем:

— Я кому сказал: стоять!

Я успела отскочить, реакция у меня всегда была на зависть. Но до сих пор не могу понять, каким образом в моих руках оказалась тяжеленная напольная ваза. И я держала ее без малейшего напряжения. Поистине, мы сами не знаем своих возможностей.

Немая сцена, которая воцарилась в комнате, была достаточно красноречива. Жанна опять превратилась в восковую фигуру с полуоткрытым ртом. Не понимаю, что ее так удивило. Обычная беседа, почти светская, в этом доме все давно привыкли. Забавно, что окаменел сам герцог. Испугался, что я стукну его вазой?

— Не подходите ко мне, — предупредила я его.

Правда, в данный момент это было совершенно излишне.

Я попятилась к двери, не сводя с них обоих глаз. Пусть только попробует меня тронуть. Я ведь не постесняюсь пустить в ход свое оружие.

Когда я коснулась дверной ручки, герцог отмер и произнес:

— Спятила?

— Просто хочу уйти.

— Я поняла! — вскричала Жанна, — она сумасшедшая!

— Да, причем буйная, — согласилась я, — но не бойтесь, это не заразно.

И я наконец сумела выбраться в коридор. Пусть голубки беседуют. Хотя, честно говоря, с трудом верится, что после того, что я устроила, они смогут найти общие темы для разговора.

Не выпуская из рук вазу, почему, не спрашивайте, сама не знаю, я поднялась вверх на несколько ступенек. Наивное создание! Я рассчитывала, что сумею уйти. Будто бы, я не знаю, на что способен этот тип.

Разумеется, уйти мне не удалось, разумеется, он нагнал меня на полдороге и преградил путь.

— Мне нужны объяснения, — веско проговорил герцог.

— Придумайте сами, — отозвалась я.

— Нет, я хочу услышать вашу версию. Подозреваю, что она очень интересна. Что вы вцепились в эту вазу?

— Она мне нравится.

Герцог сжал мое плечо так, что я почти вскрикнула от боли, но в последнюю секунду сдержалась. Нет уж, этого он от меня не добьется.

— Бросьте, — тихо, но весьма убедительно попросил он.

Я и бросила. Что мне, жалко?

Ваза, конечно, разбилась. А что он ждал? Что она отправится на место?

— Так, — протянул он, — а ну, пошли.

Пришлось пойти, а что делать? Меня волокли, словно собаку на поводке. Я только надеялась, что за этим впечатляющим зрелищем не наблюдают слуги. То-то им будет весело!

— Что еще взбрело в вашу голову? — спросил герцог по пути.

— Ничего.

— Нет, я вижу, что вы одержимы новой идеей. Очень интересно, какой?

— Стукнуть вас хочется, — честно призналась я.

Лицо у него было такое, что я не сомневалась: он едва сдерживает бешенство. Я злилась менее показательно, но верно. Если будет продолжаться в том же духе, то я его точно стукну. Жаль, не вазой. Найдется что-нибудь другое. Куда он меня тащит? Решил убить прямо сейчас? Ах, ох, я расстроила его любимую Жанну! Ой, что сейчас будет! Я его самого расстрою.

И хотя я почти не сомневалась в том, что на лицо очередная попытка убийства, я не испытывала страха. За мной такое водилось. Я боялась позже, когда все было позади. Вот, тогда меня начинало трясти.

Герцог впихнул меня в мои же покои.

— Сядьте на стул, — процедил он сквозь зубы.

Я потерла плечо, поморщилась и села.

— Что, больно? — осведомился он убийственно.

— Что вы, нисколько. Даже приятно.

— Хватит язвить! Так и хочется вас придушить!

— Ждала, когда же вы это скажете. А почему здесь? Тут удобнее? Никто не видит.

— Я вас точно придушу, — герцог заскрипел зубами, — что вы хотите этим сказать, черт возьми?

— Ничего.

— Ничего? Ах, ничего! Что-то мне не нравится, как вы на меня смотрите. Зачем вам понадобилась ваза? Вы что, — тут он даже задохнулся от возмущения, — вы что, думаете, что я хочу вас убить?

Очень догадлив. С таким типом нужно быть осторожнее. Просто, на лету все ловит. А мне казалось, что я хорошо это скрываю. Видимо, недостаточно. Где мне тягаться с таким мастером жанра! Судя по всему, он может изобразить все, что угодно.

В комнату выглянула Эмили и выпучила глаза:

— Ой, что это вы тут делаете?

— Пошла вон! — рявкнул герцог.

Она тут же скрылась.

— Итак, значит, вот, до чего мы дожили, — резюмировал он, — я хочу вас убить. Поздравляю. Сами додумались или кто подсказал?

Я промолчала. Меня не очень интересовало то, что он говорит. Больше привлекала кочерга, которая лежала не так далеко от стула. Рукой, конечно, не достать, но вот если вытянуть ногу…

Я не успела это сделать. Герцог проворно наклонился и поднял кочергу с пола.

— Вас это интересует? Ну, конечно, я ведь убийца. От меня нужно обороняться. Ладно. Держите.

Он кинул в мою сторону вышеуказанный предмет. Кочерга упала прямо около моих ног. Я посмотрела на нее, но поднимать не спешила. Не знаю, может быть, он специально это сделал. Я наклонюсь, а он схватит что-то другое и стукнет меня по голове. Нет уж, на это вы меня не поймаете.

— Значит, по-вашему, я убийца, — повторил герцог, — а позвольте полюбопытствовать, почему вы пришли к такому выводу?

Я промолчала. Еще не хватало, перед ним оправдываться. Пришла, значит, пришла. Что, скажешь, не так? Думаешь, я такая дура?

— У вас просто нет иных кандидатур, — криво усмехнулся он, — конечно, кто же еще. Я прекрасно осведомлен о вашем отношении ко мне. Повесить на меня все грехи, и этого еще мало будет. Да, вы правы, иногда мне очень хочется вас убить. Но если бы я убивал всех, кого хотел убить, в этом доме давно бы никого не осталось.

Ну да, конечно, убил бы он всех. Так я и поверила. Сейчас я не верила ни единому его слову. Он мог говорить все, что угодно, все равно, что напрасно воздух сотрясать.

— Кочергу-то возьмите, — сказал наконец герцог, не дождавшись моего ответа, — а то, вдруг, я на вас накинусь. Дура, черт возьми, нет, какая дура!

— Сами вы дурак, — отозвалась я.

Этого я стерпеть не смогла. Он еще и обзывается!

— Вы уж решите для себя, кто я: дурак или убийца.

— Как будто убийца не может быть дураком, — я пожала плечами.

— Или как будто дурак не может быть убийцей. Отлично. Вижу, вы всерьез подготовились. Хорошо. Продолжайте в том же духе. Замечательно, — и герцог, развернувшись, вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Что ж, спектакль закончился, я могу спокойно позавтракать. Устроил тут представление. Не верю ни единому слову. Все ложь. Еще бы заплакал. Нет уж, меня так легко не переубедить.

Прошло минуть пять, прежде чем Эмили решилась выйти из своего укрытия. Она осторожно выглянула из-за двери, осмотрелась по сторонам, готовая в любую секунду дать стрекача, и убедившись, что все чисто, спросила:

— А что тут такое было?

Я пожала плечами.

— Иди сюда. У меня есть к тебе дело.

Служанка выполнила мою просьбу, глядя с искренним интересом.

— Так, мне нужно, наконец, позавтракать. Принесешь сюда хлеб, вареные яйца и яблоки. И ничего больше. Поняла?

— Да, госпожа, — кивнула Эмили, — а как насчет мяса?

— Нет. Только то, что я назвала.

— Но ведь этого мало. Вы не наедитесь, госпожа.

— Значит, неси столько, чтобы я наелась.

Она вздохнула, но подчинилась. Я гневно фыркнула ей вслед. Еще вздыхает тут! Можно подумать, я в восторге от предложенного меню! Но приходится выбирать: либо я ем то, что нужно и остаюсь жива, либо ем то, что хочу и отдаю Богу душу. Любой разумный человек выберет первое, не колеблясь.

Идею герцога насчет кочерги я признала удачной. Все-таки, иногда и в его голову приходят нужные мысли. Очень удобное оружие. Не тяжелое, кочергу удобно держать в руках и наносить удары тоже хорошо. Я придвинула ее к себе поближе. Пока она мне не понадобится. Наемные убийцы не нападают днем. А вот, ночью она может пригодиться. Положу ее рядом с кроватью, на всякий случай.

Я подперла голову рукой и задумалась. Неплохо было бы достать пистолет. Я уже присмотрела в оружейной парочку очень удобных и не очень тяжелых. Разумеется, они не заряжены, и это хуже. Но если хорошенько поискать, то можно обнаружить пули и порох к ним. Главное, пробраться в оружейную незаметно. А как это сделать?

Об этом я раздумывала за поздним завтраком. Тщательно пережевывая пищу, я придумывала различные способы проникновения в комнату. Впрочем, если я сумею незаметно пробраться по коридору, то дело можно считать решенным. Никто из обитателей дома не имеет обыкновения ее посещать. А уж оказавшись там, я проведу разведку на месте. Возможно, мне повезет и я обнаружу то, что хочу. Ну, а если нет, что ж, тогда и кочерга сойдет.

Когда время приближалось к обеду и я собралась осуществить свою вылазку, мне помешали. Пришла Эвелина. На удивление мрачная и насупленная. Она буркнула нечто вроде «здрасьте» и уселась в кресло напротив меня.

— Что случилось? — полюбопытствовала я.

— Это ты виновата, — отозвалась она, — вы опять поругались, а он теперь срывает злость на всех, кто попадается ему под руку. Накричал на меня ни за что, ни про что. Почему вы постоянно ссоритесь? Почему?

Я пожала плечами. Эвелине это не понравилось.

— Очень вразумительный ответ. Нет, ну сколько можно! Что вы опять не поделили?

— Лучше спроси прямо, почему мы ругались.

— Да, почему вы поругались?

— Из-за Жанны.

Это было правдой лишь наполовину, но я решила, что для Эвелины это покажется достаточным. Так и случилось. Услышав имя «Жанна», она поморщилась.

— Тогда я тебя понимаю. Отвратительная особа. Терпеть ее не могу. Представляешь, она заявила, что не пройдет и года, как Огюстен на ней женится. Нет, ты представляешь?

— Зачем же ждать так долго? — съязвила я, — ведь меня скоро убьют.

— Прекрати шутить над этим! — вскричала Эвелина, — это не смешно! И потом, тебя никто не убьет. Мы очень внимательно следим за этим. Вот, только бы ты не мешала.

— Я мешаю?

— А кто прогнал охрану?

— Но это же смешно! Четверо здоровенных мужчин ходят за мной по пятам, как привязанные всюду, куда бы я ни отправилась. Они меня утомляют. И потом, что-то я не помню, чтобы кто-то из них предотвратил хоть одно покушение.

— Откуда ты знаешь это? Может быть, убийцы именно поэтому тебя и не беспокоят.

— «Убийцы», — фыркнула я, — словно за воротами стоит целый полк. Нет, правда, Эви, я устала. Они мешают мне спать. И вообще, они меня раздражают.

— На тебя не угодишь, — раздраженно отозвалась она, — все тебе не нравится.

— Не все, — уточнила я.

— Ну ладно, не все, но многое. Знаешь, до того, как ты появилась здесь, Огюстен ругался только с Этьеном, да и то, не всегда. Это происходило гораздо реже. А теперь…, - не договорив, Эвелина махнула рукой.

— Точно, я во всем виновата. Я со всеми ругаюсь.

— Я не говорю, что ты виновата, но…

— И не надо. Я знаю это. Мне жаль, что я внесла разлад в вашу дружную семью.

— Ну, не начинай, пожалуйста! — взмолилась девушка, — я не утверждаю, что ты вносишь разлад, не надо.

Мы немного помолчали, глядя в разные стороны и дуясь друг на друга. Потом Эвелина повернулась ко мне и сказала:

— Не сердись, ладно? Я рада, что ты появилась в нашем доме. Здесь стало гораздо веселее.

— Это верно. Теперь вам не грозит возможность умереть от скуки.

Она засмеялась.

— Я вспомнила, как Жанна поспешно убегала отсюда. Так, словно за ней гнались. Что ты ей такого сказала?

— Ничего особенного.

— А почему она приходила?

— Обвинить меня в том, что я мешаю ее личному счастью.

— Какая наглость! — ахнула Эвелина.

И следующие полчаса только и говорила о том, как ей не нравится Жанна и как она хочет, чтоб та больше никогда тут не появлялась.

— Впрочем, — заключила она, — не думаю, чтоб эта особа явилась сюда еще раз.

— Почему? — я приподняла брови, — судя по всему, у нее хватит наглости заявиться куда угодно.

— Посмотрим, — отмахнулась Эвелина, — не хочу больше о ней говорить. Знаешь, что? Давай выйдем в парк и погуляем. Подышим свежим воздухом.

— Не хочу, — я помотала головой.

— Но почему? Нельзя все время сидеть взаперти, так и от тоски умереть недолго.

— Если я умру, то уж точно не от тоски, — хмыкнула я, — у меня столько возможностей.

— Ну вот, опять ты начинаешь! Белла, почему ты постоянно смеешься над самыми серьезными вещами?

— Не знаю, — я пожала плечами, — это как-то само выходит.

Мне с трудом удалось от нее избавиться. Я все еще не теряла надежды проникнуть в оружейную, а для этого мне ни к чему компания Эвелины. К счастью, мне удалось убедить ее, что у меня болит голова. Посочувствовав, она ушла.

Жаль обманывать ее. Но ничего не поделаешь. Пистолет мне был нужнее.

В коридоре мне никто не встретился и это было очень удачно. Я все-таки старалась идти как можно тише и при малейшем звуке прижималась к стене и замирала, не дыша. Дом как будто вымер. Мне не попадались даже слуги, попрятавшиеся по углам. Наверное, всех разогнал герцог своим плохим настроением. Не знаю, почему, но на остальных это производит большое впечатление.

Вот и оружейная. Потянула за ручку двери, оглянувшись и прислушавшись. Вроде бы, все тихо. Дверь со скрипом отворилась и я проскользнула вовнутрь.

Итак, прохлаждаться здесь у меня нет времени. Нужно побыстрее сделать то, зачем пришла и уходить. Я приблизилась к нужной стене и сняла один из пистолетов. Он удобно лег мне в ладонь. Что ж, при случае я смогу его использовать. Не нужно думать, что в своей жизни я умела только безобразничать. Стрелять я тоже умела, это необходимая принадлежность любого охотника. Правда, охотиться я не любила и очень редко принимала в этом участие. Но стрелять меня научили.

На поиски пуль и пороха у меня ушла уйма времени. Я выдвигала различные ящики, заглядывала во все шкафы, а также в любую щель, на которой останавливался взгляд. Ничего. Ну конечно, я должна была догадаться об этом сразу. Кто же будет держать вместе пули и оружие? А если сюда проберутся грабители?

Мысль была разумная, но я все равно разозлилась. Черт, столько времени потратила и усилий, между прочим. Нет, чтобы сразу сказать. Противный герцог. Это его работа. Чья ж еще?

В раздражении я щелкнула затвором пистолета и застыла с отвисшей челюстью. Пистолет был заряжен. Я долго и тупо пялилась на это, не в силах переварить. Ну и ну. Кто бы говорил о безопасности. Спрятать пули и порох, но вывесить на стены заряженные пистолеты. Браво. Осталось только положить рядом ключ от сундука с деньгами. Берите, дорогие грабители, нам для вас ничего не жалко.

Однако, это было мне на руку. Вот, повезло, так повезло. На это я, конечно, не рассчитывала, но приятно получать такие сюрпризы от судьбы хоть изредка.

Сунув пистолет за пояс, я поскорее выбралась в коридор и побежала к себе.

14 глава. Окончание голодовки

Тот злополучный день я помню так хорошо, словно это было вчера. Хотя бы потому, что утром я поняла, что больше не смогу проглотить ни одного яйца вкрутую. Я смотреть на них не могла. Меня от них воротило. Когда Эмили принесла мне завтрак, я просто позеленела, увидев их на тарелке.

— Вам плохо, госпожа? — встревожено спросила Эмили.

— О да, — согласилась я с чувством, — ох, как мне плохо!

— Это от голода, — уверенно заявила она, — вам нужно поскорее что-нибудь съесть.

Меня перекосило только от одной мысли о том, что я проглочу хоть кусочек этой гадости. Я отодвинула тарелку подальше от себя.

— Но госпожа! — вскричала Эмили, — поешьте. Вы на себя не похожи.

Ну, еще бы! В прежние времена я обладала завидным аппетитом. Вопрос в том, куда он делся.

— Съешьте хотя бы кусочек хлеба, — умоляла она.

Я с сомнением посмотрела на то, что мне протягивали. Нужно признать, что никаких отрицательных эмоций хлеб у меня не вызывал. Но положительных тоже. Хорошо. Ох, хорошо! Придется есть. Она права, если я не буду есть, меня унесет порывом ветра, даже кирпичи в карманах не помогут. Какая гадость! Только за это я бы размазала по стенке своего убийцу. Лишить бедную девушку единственной радости в жизни: вкусно поесть. Это просто садизм какой-то.

Я без аппетита сжевала пару кусочков хлеба, не ощущая никакого вкуса. С таким же успехом я могла бы жевать бумагу. Или одну из перчаток. Чем не мясо! К тому же, яда туда уж точно не подмешаешь. Кому придет в голову, что я буду есть перчатки? Вот, то-то и оно. Печально, что я их тоже не могу есть.

Отправив Эмили восвояси вместе с подносом, я уселась в кресло и задумалась, подперев голову рукой. Не думайте, что я решала вопросы наипервейшей важности. Нет, я размышляла, чем бы мне сейчас заняться. Было скучно.

Пододвинув к себе поближе кочергу, так, на всякий случай, я водрузила на столик пистолет и откинувшись назад, полюбовалась на сложившийся натюрморт. Очень художественно. Не хватает только ножа для полного арсенала.

Что ж, я готова встретить врага во всеоружии. Смущает одно: уж как-то я несерьезно настроена. Вместо того, чтобы думать о том, как выйти из создавшейся ситуации, мне в голову лезут глупейшие мысли. Натюрморты какие-то, что за легкомыслие, в самом деле! Нужно сосредоточиться. Просто необходимо. Но вот сосредоточиться я как раз не могла. Хотелось чего-нибудь легкого, веселого, надоело думать, что меня каждую секунду могут убить. Утомляет.

И тут раздался стук в дверь. Не сказать, чтоб я испугалась, но помня о безопасности, все-таки взяла со стола пистолет и сказала:

— Войдите.

— Когда ты научишься запирать дверь? — с такими словами в комнату вошел Этьен.

— А что здесь воровать? — я пожала плечами.

Он тяжело вздохнул, повернулся ко мне и вздрогнул.

— Э… э… это ч-что? — спросил кузен, начиная заикаться и зачем-то подняв руки вверх.

— Где? — спросила я, не понимая, что его так напугало.

Даже побледнел, бедненький. Я на всякий случай оглянулась, вдруг ко мне в комнату все-таки прокрался убийца и теперь стоит за моей спиной, занеся топор над головой. Но позади никого не было. Странно. Я вновь посмотрела на Этьена, приподняв брови.

— Вот это, — он осторожно ткнул пальцем в мою сторону и вновь вздернул руки.

— Что? — удивлялась я.

Мне начало казаться, что Этьен немножко сошел с ума. Так, самую малость. Махнув в его сторону рукой, в которой был зажат пистолет, я поразилась его реакции. Он попятился и вжался в дверь спиной, словно желая пройти сквозь нее, как призрак, которого играл в недавнем времени.

— Ты что?

— Убери это, — прошипел он, — совсем спятила.

— Не груби, — обиделась я, — что я должна убрать?

— Пистолет, — снизошел он до объяснений.

— Ах, это! — я посмотрела на оружие у себя в руке, — это тебя так пугает?

— Положи на стол, — попросил Этьен чрезвычайно вежливо и тихо, — пожалуйста. Осторожно. Медленно.

— Почему медленно? — поинтересовалась я, — он что, взорвется?

— Положи, кому сказал! — рявкнул он, забывая о своем страхе, — вдруг ты нажмешь на курок? Случайно.

— Случайно не нажму, — успокоила я и выполнила его просьбу, — так лучше?

— Я тебя придушу, — пригрозил Этьен, посинев от злости, — что за идиотские штучки!?

— Почему идиотские? — я пожала плечами, — обыкновенный пистолет. Ты пистолетов никогда не видел?

— Хватит строить из себя дуру, — прошипел он, все еще обиженный неизвестно на что.

— Сам такой. Не понимаю, почему тебя испугал пистолет?

— Потому что, ты держала его в руке. Пистолет у женщины — хуже этого ничего быть не может.

— Хуже пистолета в женских руках только кочерга, — съязвила я, — не надо дергаться. Я умею стрелять.

— Тебе все еще весело? — поинтересовался Этьен, садясь на стул рядом и отодвигая пистолет, лежащий на столе подальше от меня.

— Ты пришел полюбоваться, как я плачу?

— Не знал, что ты умеешь, — пробурчал он.

— У тебя тоже получится, если постараешься, — подбодрила я его.

— Не знаю, что должно произойти, чтоб нам выпало счастье лицезреть бледную, дрожащую от страха Беллу всю в слезах.

Я призадумалась. В самом деле, что же должно произойти? Сразу ничего не приходит в голову. Я пожала плечами.

— Сейчас ничего страшного не происходит.

— Правильно, — подковырнул Этьен с ехидной улыбкой, — но за тобой охотятся. Твоя жизнь в опасности.

— Я знаю.

— Такое впечатление, что нет.

— Перестань ее пугать, — с такими словами в комнату вошла Эвелина.

— Напугаешь ее, как же, — хмыкнул тот, — скорее, я сам себя напугаюсь. Впрочем, определенный прогресс все-таки на лицо. Белла уже вооружилась до зубов.

Эвелина приподняла брови, а я продемонстрировала ей кочергу и пистолет. Последний не без некоторой гордости.

— Откуда ты его взяла? — спросила она, не проявляя ни малейшего испуга.

— Из оружейной.

— Ну, тогда он не заряжен.

— Прошу прощения, он заряжен, — улыбнулась я.

— Я знаю этот пистолет, он висел на стене. Он не может быть заряжен, — стояла на своем Эвелина.

Эта девушка обожает спорить. Хлебом ее не корми, дай только возможность кому-то возразить.

— Я тоже так думала. Но он оказался все-таки заряжен.

— Как ты это узнала? — вмешался Этьен, — уж не хочешь ли ты сказать, что устроила в оружейной стрельбище?

— Для того чтобы узнать, заряжено ли оружие, вовсе необязательно из него стрелять, — снисходительно заметила я, — достаточно проверить, в наличии ли порох и пули.

— Ты умеешь с ним обращаться? — почти хором воскликнули они оба.

— Конечно, — я пожала плечами, — а что тут такого?

— Никогда не знаешь, что она еще выкинет, — сказал Этьен, обращаясь к Эвелине.

Та в ответ кивнула головой, словно соглашаясь с ним целиком и полностью. Я обиделась.

— Между прочим, я все еще нахожусь в этой комнате.

— Извини, — Эвелина пододвинула поближе стул и села.

— Собственно говоря, — начал Этьен, кашлянув, — мы пришли, чтобы немного тебя развлечь.

— У вас это получилось, — кивнула я.

— Не язви. Не вижу ничего смешного. Я имел в виду совсем другое. То, что ты повеселилась за наш счет — это останется на твоей совести.

— Ты меня совсем застыдил.

— Пойдем в парк, — вмешалась Эвелина, подумав, что мы вновь начали препираться.

Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

— Я возьму этот пистолет, если тебе от этого спокойнее.

— Нет, — возразила я, — мне спокойнее, если он находится в моих руках.

— Тогда я буду нервничать.

— Хорошо. Тогда возьми другой. А этот я спрячу, — пошла я на компромисс.

— Ну, зачем тебе пистолет? — вздохнул кузен, — еще пристрелишь кого-нибудь ненароком.

— Я буду очень осторожна.

Этьен покачал головой, словно сомневаясь, что я на это способна. Но все же сдался и не стал настаивать.

— Хочешь, возьми кочергу, — великодушно разрешила я.

— Спасибо. Обойдусь. Кочерги мне только не хватает. Глупо себя ведешь. Тебя охраняло четверо сильных мужчин. Зачем ты их прогнала?

— Они меня утомляют.

— Очень понятное объяснение. Другого я от тебя и не ждал. «Они ее утомляют»! Белла, оглянись вокруг! Это тебе не балаган, все это очень серьезно.

— Но они и правда, меня утомляют.

Они вздохнули хором, словно это возможно. Никогда не думала, что можно так угадать.

— Пойдем в парк, — Эвелина взяла меня под руку, — спорить можно и там. Таким образом, мы никогда туда не попадем.

Мы все-таки сумели выйти наружу, сделав паузу в споре. Этьен ненадолго замолчал, давая нам такую возможность. Эвелина лишь качала головой, демонстрируя озабоченность. Не знаю, что ее так беспокоило.

В парке мы немного прошлись по дорожкам, а потом сели на любимую скамью. На моей памяти мы всегда оказывались здесь. Похоже, это становится традицией.

Этьен огляделся по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости. Пистолет он, конечно, не взял. Вероятно, я замучила его своими насмешками. Именно поэтому, он чувствовал себя не совсем уютно. Словно голый, право слово. Мне стало смешно. Хотелось сказать, чтоб он взял свой любимый пистолет и не отвлекался, если это его так волнует.

— Мне вот что интересно, — произнес он нараспев, — каким образом ты так завела нашего любимого братца, что он не желает даже говорить на эту тему?

— Прекрати над ним насмехаться! — сердито воскликнула Эвелина.

— Я не насмехаюсь, — он пожал плечами, — но ведь не секрет, что с тех пор, как они поговорили, о чем, неизвестно, кузен бросается на все, что движется с одной целью: покусать.

— Может, это какая-нибудь болезнь? — предположила я, — бешенство, к примеру? У нее похожие симптомы.

Эвелина воззрилась на меня с гневом, а Этьен захохотал. Я недолго думала для того, чтобы присоединиться к нему.

— Довольно! — подскочила девушка, — вы оба! Слышите? Хватит! Два сапога пара! Что здесь смешного?

— У тебя нет чувства юмора, — отозвался Этьен.

— У меня есть чувство юмора, — отрезала она, — но оно не столь сильно развито, как у вас. Вас смешит решительно все. На мой взгляд, это ненормально. В твоем возрасте, Этьен, нужно быть серьезнее. А уж про тебя я молчу, Белла. Ты ведешь себя отвратительно. Что ты сказала Огюстену?

— Я ему сказала, — медленно начала я, — я ему сказала, что если он сбреет свои потрясающие усы, то будет похож на нормального человека. На почти нормального человека.

Этьен снова залился смехом, а Эвелина на минуту лишилась дара речи. Она смотрела на меня во все глаза, так что я начала опасаться, что они вылезут из орбит.

— Хватит издеваться над ним! — рявкнула Эвелина, обретя дар речи.

— Я всего лишь повторила то, что сказала. Ты сама просила.

— Ну, если ты сказала ему такое, удивительно, что он до сих пор никого не съел, — выдавил Этьен сквозь смех, — он так гордится своими усами!

— Я заметила.

— Вы оба — просто отвратительные создания! — припечатала Эвелина, — не понимаю, почему я до сих пор вас не убила.

— Тебе будет скучно без нас, — отозвался Этьен, — кто будет веселить тебя долгими зимними вечерами?

— Боюсь, что вы будете так стараться, что я этого не вынесу.

Она все-таки засмеялась, чувство юмора у нее было и это не могло не радовать. Я, конечно, обманула их обоих. Но не говорить же правду! Тогда бы мне, точно, не поздоровилось. Подозреваю, что они оба не оставили бы от меня даже воспоминания. Возмутился бы и Этьен, хотя невооруженным взглядом видно, что он не очень любит своего кузена. Но родство обязывает, что ни говори. И я бы вступилась за честь своего дяди Жака-Пьера, хотя в обычное время просто терпеть его не могла.

— От скуки я не умру, — подытожила Эвелина, — это мне не грозит в ближайшие сто лет.

— Ты намереваешься жить так долго? — Этьен приподнял брови, — не стоит, Эви. Только представь, какой страшной ты будешь, когда тебе стукнет сто лет! Жуть! Такая старая, сморщенная карга с клюкой. Склероз, подагра, артрит и другие прелести.

Я засмеялась, представив эту картину. Эвелина погрозила кузену кулаком, но всерьез рассердиться не могла.

— Нахал, — сказала она сквозь смех, — не воображай, что ты сам через сто лет будешь цветущим подростком.

— Я не доживу. А вот Белла вполне. Просто из чистого упрямства, которого у нее на троих хватит.

— Вряд ли, я доживу до ста лет, имея таких родственников, — заключила Эвелина, — вы сведете меня в могилу лет на пятьдесят раньше.

В общем, мы весело провели время, обсуждая негативные качества друг друга и беззлобно препираясь. К обеду у меня было замечательное настроение. Я чувствовала, что это нелишнее. Особенно, если учесть, какие именно блюда меня ожидают.

Вареные яйца я отмела сразу, одним взмахом руки, так что они улетели куда-то в район окна. Эмили не стала возражать, зная по опыту, что это небезопасно. Следующее блюдо могло оказаться куда ближе, у нее на голове, к примеру. Так что, она безропотно убрала мусор и ни словечка не проронила, пока я утоляла голод яблоками и хлебом. Потрясающее сочетание, рекомендую всем, кто безуспешно пытается избавиться от лишнего веса. Проглотив такой обед, вы не захотите есть еще часов десять, не меньше. Вся охота пропадет.

Унося поднос, служанка все-таки позволила себе вздохнуть и укоризненно покачать головой. Я решила не обращать внимания на ее хамство.

Остаток вечера я провела вполне мирно, читая книгу и изредка поглядывая в окно. Тьма сгущалась стремительно. Еще немного, и пора будет ложиться спать. А спать мне не хотелось. Я чувствовала себя необыкновенно бодрой. Еще бы, после столь существенного завтрака, обеда и ужина! Сон на голодный желудок — не лучшая замена сытному обеду.

Я легла в постель лишь когда свеча в подсвечнике догорела до фитиля и погасла. С долгим вздохом я поднялась со стула и потянулась. Придется ложиться, ничего не поделаешь. Сидеть в полной темноте не очень-то весело. А будить Эмили и требовать у нее, чтоб она принесла еще одну свечу, может быть, и весело, но уж очень утомительно.

Мне почему-то казалось, что я не усну. Так и буду ворочаться с боку на бок, маясь от голода. Смешно! Не помню, когда я в последний раз ложилась спать такой голодной. Сегодня во мне некстати проснулся зверский аппетит. И хотя умом я понимала, что есть нельзя, желудок бунтовал и требовал обратного. Я показала ему фигу и закрыла глаза.

Но все же, мне удалось заснуть. Не сразу, но так крепко, что я даже не помню, что мне снилось сперва. Словно провалилась в черную яму. Связь с внешним миром резко прервалась.

Зато последний сон я запомнила на всю жизнь, хотя и не обладала особой впечатлительностью. Он был странен сам по себе. Мне снилось, что я нахожусь в старом, заброшенном замке, расположенном неподалеку от нашего дома. Будто бы я иду по темным коридорам, ноги мои тонут в толстом слое пыли, а руками я развожу в стороны плотные занавеси паутины. Никогда не видела такой паутины, да наверняка, ее не существует в природе. Я имею в виду, таких слоев. Даже за сто лет пауки не сумели бы заплести все вокруг. Но это был сон, а там другие законы.

Итак, я отводила руками паутину, с дурацким и самой непонятным упорством продвигаясь вперед. И что мне там понадобилось, ума не приложу. Так я шагала достаточно долго, и тут вдруг коридор резко свернул и я оказалась в небольшой комнатке. Прямо у порога стояла старая продавленная кровать, об которую я почему-то споткнулась. И естественно, шлепнулась на изъеденное временем и молью покрывало. Грязная, в каких-то разводах подушка оказалась на моем лице, а это, согласитесь, неприятно даже во сне. Я сморщилась и попыталась убрать ее, но проклятая подушка не собиралась так легко сдаваться. Мне стало трудно дышать, не хватало воздуха. Я удвоила усилия, вцепившись руками в ее край и стараясь оторвать от себя.

И тут проснулась. Это я сообразила бы сразу, если бы подушка не продолжала крепко сжимать лицо. Мне по-прежнему не хватало воздуха, я задыхалась, а перед глазами поплыли красные круги. Именно это меня и разозлило. Мало мне идиотского сна, так еще и эта подушка! Словно я прихватила ее с собой.

Когда я злюсь, у меня откуда-то берутся силы. Впрочем, я и в обычное время не слабая, а тут почувствовала себя воистину Геркулесом из греческих мифов. Я вцепилась в подушку со всей яростью, на которую только была способна резко дернула. Что-то треснуло. Ага, поддается!

И тут я почувствовала, что на меня давит что-то еще, помимо подушки. Чья-то тяжесть, расположенная на моей грудной клетке. Последний сон слетел с меня мигом. Да меня душат! Так грубо и вульгарно, какой-то паршивой подушкой!

Несколько секунд я извивалась, пытаясь сбросить с себя неизвестную тяжесть, но ничего не вышло. Тогда я применила другое. Руки у меня были свободны. Мерзкий убийца не додумался, что я буду сопротивляться. Ну, поделом же тебе тогда! Я размахнулась и изо всей силы ударила его ребрами ладоней, метя в голову. И кажется, попала туда, куда нужно, судя по ощущениям.

Давление ослабло. Послышался вопль. Превосходно. Паразит, да ты не знаешь, с кем связался! Отбросив от лица подушку, я глубоко вздохнула, награждая себя за временную потерю этой способности и вскочила на ноги.

На моей постели корчился человек, обхватив руками уши и забывший, для чего, собственно, он сюда пришел. Хороший удар, спасибо дяде Камиллу. Это он надоумил меня, как следует обороняться от слишком назойливых ухажеров. У дяди было странное представление об ухажерах, но с другой стороны, кому об этом судить, как не мужчинам. Должно быть, он примерил ситуацию на себя и решил, что на месте моего ухажера, он бы сделал все, чтобы лишить меня девичьей чести. В любом случае, я была очень благодарна ему за науку.

Сказать, что я была в ярости, значит, ничего не сказать. Я была в таком бешенстве, словно меня покусала больная собака. Даже сейчас, вспоминая происшедшее, мне немного стыдно.

Я схватила негодяя за волосы и рывком сбросила на пол, краем разума поразившись, как однако легко это сделать.

— Подонок, — прошипела я сквозь зубы и хорошенько пнула его в бок, не давая возможности подняться, — гад, сволочь, мерзавец! Убить меня пришел? Ну, давай, давай же! Я тебя сама убью.

При каждом произнесенном мною слове я пинала его куда придется. Вопли, которые он издавал, могли бы разбудить и мертвого. Кажется, убийца уже позабыл, зачем он сюда пришел. Он сжался в комочек, стараясь казаться как можно меньше и отползал в угол, надеясь, вероятно, что там мне до него не добраться.

Он вопил так, что разбудил даже Эмили. Служанка выскочила из своей комнаты, с ужасом взирая на представившуюся ее глазам картину.

— Госпожа! — вскричала она, опасаясь подходить ко мне ближе, — госпожа, остановитесь!

— Черта с два, — бросила я, наградив подонка пинком в челюсть, — что, сволочь, испугался?

Пискнув, Эмили выскочила из комнаты и куда-то убежала. Мне было неинтересно, куда. Пнув еще разок напоследок, я решила немного перевести дух, воспользовалась паузой и подняла кочергу, лежащую около кровати. Убийца взвизгнул, как женщина, и прикрыл голову руками.

— А ну-ка, посмотрим, кто у нас здесь, — пропела я, подходя ближе, — еще и маску нацепил, гад. Что это ты личико прячешь? Боишься, узнаю? А ну, снимай!

Мое любезное предложение не дошло до его помутившегося сознания. Он лишь всхлипнул и плотнее прикрыл лицо ладонями.

— Лучше открой, — посоветовала я ему тоном, от которого бы и у палача кровь застыла в жилах, — иначе, прости, но придется снимать ее с трупа.

— Мама! — сказал убийца.

Какое жалкое зрелище! И этот хлюпик пришел меня убивать! Да ему детей нянчить.

— Убери руки, ты! — я пнула его еще раз, раз он оказался столь непонятлив, — покажи свою рожу!

В это время распахнулась дверь, я услышала шаги, а потом кто-то схватил меня поперек талии и силком оттащил в сторону. Не надо думать, что я спокойно это снесла. Я брыкалась и дергалась, размахивая кочергой так, что другой, менее сильный капитулировал бы в самом начале. Не знаю, каким образом мне удалось не задеть его кочергой.

— Тихо! — рявкнул герцог (кто еще!), встряхивая меня на весу, — хватит бесноваться! Успокойся!

— Отпустите меня! — отозвалась я.

— Отпущу, если ты кочергу бросишь.

— Черта с два!

Минут пять мы препирались, пока наконец я не решила, что это довольно забавно. А выглядеть смешной я не люблю. Я отшвырнула кочергу, стараясь попасть в убийцу, и надо сказать, почти не промахнулась. Тот еще больше сжался и захныкал.

— Все? — грозно осведомился герцог.

— Все! — отозвалась я в том же духе, — поставьте меня на пол, черт подери!

Он поставил меня на пол, но руки не убрал. Пожалев, что бросила кочергу, я стукнула его локтем и, кажется, результативно, так как послышалось сдавленное шипение, а потом зверский голос произнес:

— Я отпущу тебя, если ты будешь вести себя прилично. Сядь и не шевелись. Поняла?

— Так тебе и надо, — заявила я злорадно.

— Дьявол, ты будешь вести себя тихо?

— Буду!

— Не отпускайте ее! — вдруг вскричал убийца, — пожалуйста, не отпускайте!

Герцог проигнорировал его просьбу и убрал руки. Я бросила на убийцу презрительный взгляд и села в кресло.

Грозный супруг перевел дух, потер плечо и повернулся в угол.

— Итак, — начал он почти спокойно, — что на сей раз? Не отвечайте, сам догадаюсь. Это ваш новый убийца.

Надо же, он вновь перешел на «вы». Какая любезность! Я скорчила гримасу.

— Что он хотел с вами сделать? Наверняка, нечто ужасное. М-да. Что ты за бок держишься? — этот ласковый вопрос он адресовал тому негодяю.

Нет, чтобы поинтересоваться, цела ли я! Мерзавец! Нужно был все-таки стукнуть его посильнее. Я заскрипела зубами.

— Эта дрянь…, - начал убийца, но герцог прервал его.

— Повежливее.

— Ладно, ладно. Она мне ребро сломала. И руку, кажется… ой!

— Тебе повезло, — герцог наклонился к нему и одним движением сдернул с лица маску, — могла бы и голову пробить. О, зубов, я вижу, тоже не хватает. Мегера какая-то, а не женщина.

— Ах, так! — я даже подпрыгнула на месте.

— Тихо, — он успокаивающе вытянул руку, — лучше скажите, знаете ли вы этого человека?

— Я не вижу здесь человека, — отозвалась я злобно, — эта скотина — человек?

— Хорошо, — невозмутимо продолжал герцог, — тогда знаете ли вы эту скотину?

Я бросила взгляд на лицо убийцы. Кажется, я ему и нос разбила. Отлично.

— В первый раз вижу.

— Так, — резюмировал он, — понятно.

Мне, к примеру, ничего не было понятно. Очень интересовало, почему этот болван надел маску, если я его не знаю? Может быть, для того, чтоб на случай неудачи я не сумела его опознать?

— Значит, тебя наняли, — продолжал разговор герцог, — кто?

Тот, судя по всему, больше был занят своими повреждениями, чем задаваемыми вопросами. Герцог не стал трясти его за шиворот или бить по пострадавшим зубам. Он поступил куда более гадко. Он сказал:

— Выбирай: либо ты отвечаешь на мой вопрос, либо будешь держать ответ перед ней, — и указал на меня, гад! — сейчас я просто уйду и оставлю вас одних. Устраивает?

Судя по мертвенной бледности, которая разлилась по лицу убийцы, это его совершенно не устраивало. В завершение всего посинев, он вжался в стену и прошепелявил (лишившись стратегически важных зубов):

— Не надо, пожалуйста, умоляю, не надо… Я не хочу… Я больше не буду…

— Тогда возвращаемся к моему вопросу. Кто тебя нанял?

— Пожалуйста, — лепетал тот, — у меня рука сломана. Мне больно.

— Что, доктора пригласить? — с полной серьезностью предложил герцог.

Убийца торопливо закивал.

— Боюсь, после того, что здесь произошло, тебе больше пригодится тюремный палач. Его я с удовольствием приглашу, отдам ему то, что от тебя осталось.

— Я скажу, я все скажу! — вскричал он, на сей раз позеленев, должно быть, для разнообразия, — но не здесь! Не здесь, не при ней!

— Очень хорошо, — герцог шагнул к нему, взял за шиворот и поставил на ноги.

Судя по всему, это был его любимый способ.

Вернув убийце вертикальное положение, он с силой пихнул его к двери так, что тот, не сумев сдержать равновесие, открыл ее собственным лбом.

Я зааплодировала.

— Браво! И этот человек велит мне держать себя в руках!

Герцог повернулся ко мне и сказал:

— С тобой я после разберусь.

И вышел, закрыв за собой дверь.

— Очень страшно, — фыркнула я.

Несколько минут я сидела в кресле и размышляла о случившемся. Нет, я вовсе не винила себя, это пришло позже, я только злилась, что мне не удалось стукнуть убийцу еще разок, для того, чтобы он на всю жизнь запомнил, как убивать беззащитных девушек.

Вернувшаяся Эмили некоторое время таращилась на меня, прижавшись в двери до тех пор, пока я не спросила:

— Ты собираешься там прорасти?

— Н-нет, — отозвалась она, делая шаг вперед, — госпожа, вы успокоились?

— А разве я нервничала? — я пожала плечами.

— Я никогда не видела вас в таком состоянии. Госпожа, так нельзя. Ведь вы его могли убить.

— Что? — переспросила я, — я не ослышалась? Тебе жаль убийцу?

— Мне не жаль убийцу. Я беспокоюсь о вас, госпожа. Нельзя брать такой грех на душу. Убийство — страшный грех.

— Утешься, я его не убила, — проворчала я, — и хватит болтать. Он хотел меня задушить, вот я и разозлилась. Кстати, возьми вон ту подушку и выбрось.

— Что? Зачем?

— Затем.

— Но ведь она новая, — неуверенно возразила Эмили.

Потеряв терпение, я подскочила и схватив с пола подушку, швырнула ее в камин. Подумав, отправила туда же простыню. Этот мерзавец лежал на моей постели! Да меня стошнить может!

Проделав все эти манипуляции в гробовой тишине, я тщательно помыла руки и лицо, избавляясь от неприятных воспоминаний.

Эмили, кажется, начинала сомневаться в моей нормальности.

— Госпожа, — начала она чрезвычайно тихо и осторожно, — если белье испачкалось, не лучше ли его постирать?

Тяжело вздохнув, я в нескольких словах объяснила ей все о различных видах грязи. После моей лекции Эмили с готовностью согласилась, что я поступила с подушкой очень деликатно.

— Я вас понимаю, госпожа. Какая гадость!

— Вот именно. А в другой раз, пожалуйста, избавь меня от необходимости самой заменять себе постельное белье.

— Да, конечно, госпожа. Я сейчас.

Не прошло и получаса, как Эмили все исправила и заменила все, что требовалось. Теперь я могла со спокойной душой ложиться спать. Но я не стала этого делать. Как я могла забыть! Ведь герцог обещал со мной разобраться. Полагаю, что он не станет откладывать это дело в долгий ящик.

Я накинула на плечи шаль, так как в комнате было прохладно, камин потух, не без помощи треклятой подушки, разумеется. А Эмили советовала не разводить огонь.

— Будет пахнуть жжеными перьями, — пояснила она с важным видом.

Должно быть, ей просто не хотелось работать. Лишив ее всех иллюзий, я отправила ее за свечами.

Откинувшись на спинку кресла, я прикрыла глаза. Такая насыщенная ночь утомит кого угодно, и я не исключение. Вместо того, чтобы спать и видеть десятый сон, я ловлю зарвавшихся убийц, вознамерившихся во что бы то ни стало меня удушить. Какая наглость! Неужели, этим нельзя заняться в дневное время? Дали бы хоть ночью отдохнуть.

Вернулась Эмили со свечами и советами:

— Вам нужно хоть немного поспать, госпожа. Вы совершенно вымотались. Такая бледная и худенькая. Господи, что сказал бы ваш батюшка!

— Он сказал бы, что по мне можно изучать анатомию, — съязвила я, — по крайней мере, тот раздел, который касается костей.

— Госпожа, — с упреком сказала Эмили.

Я пожала плечами. Насколько я знаю отца, он именно так бы и сказал. Кстати, он уже не раз это говорил. Это и многое другое в том же духе. Чему тут удивляться!

— Иди спать, — посоветовала я ей.

— А вы, госпожа?

— Я тоже лягу спать. Непременно. Чуть позже.

Она повернулась к двери, взялась за ручку и обернулась:

— А если случится еще что-нибудь?

— Думаешь, придет еще один убийца? Вряд ли. Двое — это уже перебор. Спи спокойно.

Признав правоту моих слов, Эмили удалилась. Я перевела дух. Ну, сколько можно допрашивать увечного калеку? Если не справляешься, так и скажи. Предоставь дело профессионалам. Хотя какие профессионалы, сейчас ночь. Ни один уважающий себя палач не прервет свой сладкий сон в угоду даже самому богатому клиенту.

Я прождала еще около пятнадцати минут, вертя в пальцах кочергу и напевая себе под нос какой-то мотивчик. Очень немелодично. Разве я не упоминала? Слуха у меня тоже нет. Зато голос!

— Впервые слышу, чтоб «Лизетт» пели так фальшиво, — услышала я хорошо знакомый мне голос.

Я повернула голову. Герцог как раз закрывал дверь.

— Вам не нравится? — огорчилась я очень показательно и очень притворно.

— Я в восторге, — отрезал он.

Взял первый попавшийся стул, с грохотом водрузил его рядом со мной и сел.

— Итак, хотите знать последние новости?

— С нетерпением.

— Вы сломали незадачливому убийце два ребра, руку, три зуба и нос.

— Мало, — покачала я головой с сожалением, — вы устроили ему врачебный осмотр?

— Из чистого любопытства, — пояснил герцог, — теперь я понимаю, почему вы избавились от охраны. Вам не нужна охрана. Она нужна остальным.

— Что это вы имеете в виду? — я помотала кочергой перед его носом.

Он выхватил ее из моих пальцев и бросил на пол.

— Оставьте это убийцам. Впрочем, совсем забыл. Я ведь тоже убийца. Вы до сих пор так думаете?

— Сейчас я ни о чем не думаю, — пояснила я любезно, придвигая кочергу большим пальцем ноги, — я жду, когда вы начнете со мной разбираться.

— Хватит язвить, — разозлился герцог, — по-вашему, это смешно? Вас чуть было не задушили подушкой, и это смешно?

— Нет, — согласилась я, — а разве я смеюсь?

— Достаточно. Оставьте свое природное легкомыслие.

— Кстати, — вспомнила я, — кто его нанял?

— А вот этого я вам не скажу. Пока.

Я встала.

— То есть, как это, не скажете? С какой стати? Я имею право знать, кто хочет меня убить!

— Зачем? — он пожал плечами, — вы ведь уверены, что это сделал я.

Вот тут я разозлилась. Пинком я отправила кочергу в угол и так ударила пальцы, что взвыла от боли, поджав ногу и выругавшись.

Упав обратно в кресло, я минуты две послушала, как герцог неприлично хохочет, а потом припечатала:

— Идиот.

— Очень забавно, — отозвался он, — успокойтесь, мадам. Вы сами виноваты. Следовало все-таки надеть туфли. Вы так и ходите босиком?

— Не ваше дело, — нагрубила я ему, совершенно не чувствуя себя виноватой.

— Мне все же интересно, — продолжал герцог, — вы думаете, что я собираюсь вас убить?

Не знаю, что он ко мне прицепился с этим дурацким вопросом! У меня нога болит, а он тут нудит, как дед старый.

— Вы другие слова знаете? — спросила я не очень любезным тоном, — заладили одно и то же. Откуда я знаю!

— Странно, — отозвался он, — тогда с какой стати вы меня в этом обвинили?

— Я? Я вас обвиняла? — справедливо возмутилась я, — ни слова не сказала. Вы это сами придумали.

— О, кажется, мы нашли наконец виноватого. Хорошо, это хоть какой-то прогресс. Значит, я не убийца?

— Понятия не имею, — я передернула плечами, — откуда мне знать, может быть, вы уже кого-нибудь убили.

— Ладно, уточню. Я не ваш убийца?

Размышляя об этом разговоре позднее, я пришла к выводу, что у герцога, оказывается, есть терпение. И немаленькое. Я бы на его месте давно бы себя придушила.

— Я пока что жива.

— Значит, я неверно сформулировал вопрос. Вам известно, что такое «сформулировал»?

— Мне даже известно что такое «абстиненция».

— Рад за вас. Итак, я не пытался вас убить?

— Вот этого я не знаю.

— Но вы так думаете или нет?

Меня это не на шутку начинало раздражать.

— Мне это надоело, — заявила я, — вы утомительны. Сколько можно повторять один и тот же вопрос? Я ведь вам ясно сказала: не имею понятия.

Герцог глубоко вздохнул, словно поверяя, сколько воздуха поместится в его легких. Молча смотрел на меня минуты три. А потом спросил:

— Хотите выпить?

— Что?

— Выпить, — раздельно повторил он.

— Например? Если вновь какую-нибудь отраву, то, извините, нет.

Он встал, развернулся и не говоря ни слова, вышел за дверь. Кажется, мы обиделись. Ай-яй-яй. Какая нехорошая девочка. Принесите розгу.

Но я ошибалась. Герцог вовсе не обиделся, а если это и имело место, то он очень хорошо сумел это скрыть. Он вернулся через пять минут, держа в одной руке темную, пузатую бутылку, а в другой — два бокала. Поставил все это хозяйство на стол.

— Рекомендую, отличный коньяк.

— Да? — осведомилась я для поддержания разговора.

— Заметьте, бутылка запечатана, — с этими словами он со знанием дела откупорил пробку и разлил по бокалам темную жидкость, — убедились? Или мне отпить из вашего бокала? Так, на всякий случай?

— Это очень любезно с вашей стороны, — я взяла один бокал на свой выбор, но все-таки тот, который стоял подальше и сделала глоток.

Что ж, это и в самом деле оказался коньяк. И притом, отличного качества.

— Ну как? — спросил герцог.

— Неплохо, — признала я, — остается только узнать, зачем вы хотите меня напоить?

— Чтобы вы успокоились.

— Я? По-моему, это вам нужно успокоиться.

— Хорошо, мне, — признал он, осушая свой бокал в один присест и вновь его наполняя, — вы и святого из себя выведете.

— Святых я здесь не наблюдаю.

Я снова сделала глоток и прислушалась к собственным ощущениям. Нет, не думайте, что я ожидала колик или резей в желудке. Просто прислушивалась к ощущениям. Пить на голодный желудок, скажу я вам, это небезопасно. Я никогда не бывала пьяной, но подозреваю, что пьяная я не лучше трезвой. Говоря откровенно, куда хуже.

— Вы в состоянии воспринимать разумные доводы? — спросил тем временем герцог.

— О, неужели, вы наконец скажете мне что-то разумное? — восхитилась я, — продолжайте. Мне это нравится.

— Вам нельзя пить спиртные напитки, — сделал вывод герцог, — не знаю, как насчет разумных доводов, но вот язвительность ваша уже превышает норму.

— Хорошо, не беспокойтесь, я буду тихо и молча воспринимать ваши разумные доводы, — я сделала еще глоток из бокала и обнаружила, что он пуст.

Посмотрев вовнутрь, я пожала плечами и протянула бокал герцогу.

— Повторите. Пожалуйста. Вот только не надо так на меня смотреть. У вас же на лице написано: «Она еще и пьет, как лошадь».

Он прыснул и рассмеялся.

— Хорошо, — наполнив мой бокал коньяком, он долил и себе.

Эта сцена начинала напоминать самую обычную попойку. Забавно. Никогда еще не присутствовала ни на одной попойке, только слышала от других. От Альфреда, к примеру.

— Давайте все же поговорим об убийстве, — сказал герцог, — ответьте мне на один вопрос. Зачем мне вас убивать?

Я пожала плечами.

— Ну, откуда же мне знать такие вещи? Вот, вы мне и скажите.

— Очень убедительно. Судя по всему, вам просто пришло это в голову и вы подумали: «Почему бы и нет?»

— Нет, — я помотала головой, обнаружив, что сделать это весьма проблематично.

Такое впечатление, что голова весит куда больше, чем остальные части тела. Кажется, мне не стоит больше пить.

— Я все очень хорошо продумала. У вас есть повод. Даже целых два.

— Интересно, — подбодрил меня он, — какие же?

— Ну, во-первых, вы хотите жениться на другой.

— Что я, по-вашему, с ума сошел?

— А вот этого я не знаю. Но признайте, вас вынудили на мне жениться. Вы вовсе не горели желанием это делать, что и понятно. У вас был кое-кто на примете, не будем уточнять, кто, все это знают и это неинтересно. Вы уже совсем собрались связать себя брачными узами. И тут, как снег на голову, вам напоминают о данном вами слове на одре умирающего отца. Нарушить такое слово проблематично, хотя я считаю, что не для всех. Но вы не могли. И вам пришлось, скрепя сердце, жениться на совершенно не нужной вам девушке, только для того, чтобы ублажить память вашего батюшки. Очень печально. И вам это сильно не понравилось. Тем более, что девица из таких, от которых следует бежать со всех ног, спотыкаясь и роняя туфли. Как тут не подумать, что от нее следует избавиться, и чем скорее, тем лучше.

От такой длинной и внушительной речи у меня пересохло в горле и я сделала глоток коньяка. Кажется, я уже пьяна. А если это произошло, то какая разница, до какой степени?

Выслушав меня на удивление спокойно, но при этом подозрительно кривя губы, герцог заметил:

— Какое красноречие! Браво, мадам. Вам следует чаще пить коньяк. За это время вы сказали больше слов, чем за все то, что провели в этом доме. Значит, я хочу жениться на другой?

Я пожала плечами.

— А вам не приходило в голову, что если б я хотел это сделать, то сделал бы, невзирая на данное слово?

Забавно, но это мне в голову не приходило.

— Погодите, — я подняла вверх палец, — значит, вы не хотели на ней жениться?

— На ком?

— Ну, вы знаете.

— Нет. Не пойму, о ком вы говорите.

— По-моему, вы пьяны, — сообразила я, — вы уже не помните, на ком вы хотели жениться?

— Я ни на ком не хотел жениться.

— Да? А… Господи, как ее зовут? А, Жанна! Вы не хотели жениться на Жанне?

Сдерживая смех, герцог покачал головой.

— Нет, я не хотел жениться на Жанне.

— Почему?

— Ну, скажем так, она не из тех женщин, на которых бы я хотел жениться.

Я покачала головой с самым умным видом. Хотя, честно признаюсь, не понимала ничего. Ну, ничегошеньки. Если он не хочет жениться на Жанне, тогда зачем он хочет меня убить? А, вот тут-то всплывает вторая причина.

— Значит, это не мотив? — уточнила я.

— Нет. Не подходит. Придумайте что-нибудь еще.

— А вы меня не обманываете?

— Если вы мне не верите, тогда не стоило и начинать этот разговор. Ведь я могу лгать вам решительно во всем.

— Правильно. Вам это не составит никакого труда. Нет, но я не понимаю, почему вы все-таки не хотите жениться на Жанне? А она утверждала, что вы ей это обещали.

Герцог отобрал у меня бокал и поставил на стол.

— Вам хватит. У вас уже язык заплетается.

— Ну и что.

— А то, что пьянеете вы слишком быстро.

— Еще бы, я ведь сегодня почти ничего не ела, — сказала я, не подумав, что меня кто-то слышит.

Мне уже начинало казаться, что я говорю сама с собой.

— Так, — произнес герцог, — вы сегодня опять ничего не ели. Ясно. Посидите тут. Я сейчас вернусь.

Этого он мог бы и не говорить. У меня не было никаких сил для того, чтобы подняться на ноги. А уж для того, чтобы куда-то идти, об этом и речи не было. Для меня это было все равно, что взобраться по отвесной стене на крышу.

Я почти заснула, когда отворилась дверь и вошел герцог с каким-то подносом в руках. Он поставил его на стол передо мной и проговорил:

— Я не утверждаю, что у меня есть опыт в таких вещах.

— Не переживайте, — утешила я его, — у вас есть опыт в других вещах. Не утверждаю, что очень нужных в хозяйстве, но все-таки, умение таскать кого-либо за шиворот может иногда понадобиться.

— Да, — согласился он, — если вы будете язвить, я это вам продемонстрирую.

— А что вы принесли?

Я бросила взгляд на поднос. Да, в сервировке он, явно, не преуспел. Но в данный момент меня это и не волновало. Я увидела на подносе курицу, холодное мясо и сладкий пирог. Господи, как же я хотела это съесть!

Протянув руку к курице, я тут же одернула ее. Хоть я и пьяна, но не до такой степени. Я еще соображаю, что во все эти блюда можно с легкостью подмешать яд. А герцог еще не убедил меня, что не является отравителем.

— Кажется, я забыл вилку, — сказал он тем временем, — но не переживайте, вы не на великосветском приеме. Тем более, что вы уже как-то продемонстрировали мне свое умение есть руками.

На это хамское замечание я только фыркнула, не отводя взгляда от подноса. Точнее, от его содержимого. Потом сказала:

— Можно ли так издеваться над бедной девушкой?

— Я пошутил, — смиренно признал он.

— Я не об этом. Вы ведь знаете, что я не могу это есть.

— Почему? Ах, да! Я ведь хочу вас отравить, — герцог отломил кусочек курицы и положил в рот, — убеждает?

На удивление убеждает. Я схватила поднос и придвинула к себе.

— Не трогайте. Если хотите есть, то принесите себе. У вас это очень хорошо получается.

— Вы все это не съедите.

— Я не съем? Ха.

Я взяла курицу, борясь с желанием вцепиться в нее зубами. Я была голодна, как волк. Или как крокодил после месячной спячки. Приходилось сдерживать свои порывы и жевать как можно медленнее. Но несмотря на это, содержимое подноса стремительно убывало. Когда последний кусок пирога исчез в моей ненасытной утробе, герцог сказал:

— Беру свои слова назад. Только не ешьте поднос, хорошо? Он не съедобный.

— Поднос я оставлю вам, — не сдержалась и съязвила я.

— До чего же вы себя довели, — он покачал головой, — нельзя же так не доверять людям. Не все в этом доме хотят вас отравить.

— А кто хочет?

— Не цепляйтесь к словам. Никто в этом доме не хочет вас отравить. Все слуги пристально за этим следят.

— И тем не менее, две попытки они пропустили.

— Вы сами в этом виноваты. Нечего было брать то, что давала вам эта дрянь.

Это он о Луизе так? Не ожидала. Видимо, сильно она ему надоела.

— Да, кстати, — вдруг вспомнил он, — что там во-вторых?

— Где? — спросила я, обгладывая куриную косточку. Последнюю, кстати.

— Вы утверждали, что у меня есть две причины вас убить. Вторая какая?

— А, вторая! Ну, у меня такой ужасный характер, что у вас начинаются судороги. Вы не принесли ничего сладкого?

— Какого еще… Вы не наелись? — герцог посмотрел на пустой поднос.

— Ну, уж если вы решили меня накормить, то грешно останавливаться на полпути.

— На пол… Кхм. Поразительно, как в вас все это вмещается. А, значит, вы все-таки решили мне довериться! А если я подмешаю яд в пирожные?

— А вот об этом, — я резко обернулась к нему, — не надо. Черт с вами. Я уже наелась.

Я вытерла пальцы о салфетку, ее он, в отличие от вилки не забыл. Странная забывчивость! Какая-то избирательная.

— Итак, что там насчет моего отвратительного характера?

— Он у вас и в самом деле ужасен, — согласился герцог, — но не настолько, чтобы убивать вас. Он гораздо хуже.

Я призадумалась. Как это прикажете понимать? Хуже настолько, что меня уже и убить нельзя? Даже обидно, если подумать. Что я, монстр какой-нибудь?

— Как вы себя чувствуете? — спросил тем временем герцог.

— Хорошо, — я пожала плечами.

— Душитель не оставил никаких следов?

— Каких?

— Следы пальцев на шее присутствуют?

— Он душил подушкой, — ввела я его в курс дела, — следы пальцев при этом не обнаруживаются.

— Вас это не утомило?

— Очень утомило, — согласилась я, решив не обращать внимания на издевку.

Надоело с ним ругаться. А если честно, то после плотного ужина (ужина ли? За окном светало. Впору назвать это завтраком) мне очень хотелось спать. Да и коньяк сыграл в этом не последнюю роль.

— Ваш убийца будет в ярости. Столько попыток, которые так и не увенчались успехом, а жертву это только утомляет.

— Вас бы это тоже утомило.

— В любом случае, я завидую вашим нервам. Но оставим это. У меня есть к вам одно предложение.

— Какое?

— Королевский прием, который состоится в пятницу.

— Да, и что же?

— Нужно поехать туда.

— Зачем?

— Дайте подумать. Раз вас утомляют попытки убийства, то не лучше ли прекратить их совсем?

— Да, ценная мысль. А причем здесь прием?

— При том, что там можно обнаружить вашего убийцу. При условии, конечно, что вы не думаете, что это я.

— Каким образом я сумею это сделать? Я понятия не имею, как он выглядит.

— Значит, я не убийца?

Я тяжело вздохнула и возвела глаза к потолку. Ну, не знаю я, что на это сказать! Не знаю! Убийца он или нет? Наверное, все-таки нет. Мне кажется, что настоящие убийцы так себя не ведут. Впрочем, много ли я видела настоящих убийц!

— Я просто понятия не имею, зачем вам тащить меня на прием, если вы можете убить меня прямо здесь.

— В логике вам не откажешь. Только она у вас какая-то странная.

— Это женская логика, — просветила я его, — я вспомнила, вы мне так и не сказали, кто нанял убийцу.

— Прием имеет прямое отношение к делу, — сказал герцог, — данная особа должна рассчитаться с ним там.

— Вы хотите сказать, что он принадлежит к одной из знатных семей? До чего мы докатились!

— Во дворце бывают не только аристократы, — пояснил он, — кто-то же должен приносить вино и открывать двери.

— Стало быть, убийца — кто-то из обслуги?

— Не морочьте мне голову. Я уже сам не понимаю, что именно хотел сказать.

— Это все коньяк.

— Это ваш дурацкий язык! — рассердился герцог, — вы меня запутали. В общем, так. Того типа, что хотел вас задушить, наняла женщина. Он утверждает, что данная особа принадлежит к благородному роду. И она собиралась убедиться в вашей смерти на приеме, который вы просто обязаны посетить. Если же не посетите, то стало быть, вы убиты. И тогда она платит ему за услуги. А если вы оказываетесь живы, то она сама с вами разберется. Вот то, что я хотел сказать. Понятно?

— Более чем. Что вы имеете в виду под словами «она сама со мной разберется»?

— Это не мои слова. Но мне кажется, она плохо вас знает. Я бы на ее месте не давал таких поспешных обещаний. Вы же редкостная мегера. Достаточно посмотреть, что вы сделали с вашим душителем.

— Жаль, вы не сумели увидеть, что бы я с ним сделала, если бы вы не вмешались.

— Не стоит, я уже насмотрелся трупов.

— Когда вы успели? — я приподняла брови.

— Ладно, хватит, — герцог поднялся со стула, — обмен колкостями продолжим за завтраком. А сейчас уже поздно.

— Нет, уже рано, — я указала за окно, где уже почти рассвело, — но в любом случае, я благодарна вам за то, что вы разрешаете мне немного поспать.

Наверное, он хотел что-то сказать, но воздержался. Неопределенно кивнув, развернулся к двери и вышел, аккуратно прикрыв ее за собой. Я допила коньяк, который плескался на дне моего бокала и отправилась в постель. Не передать словами, как я устала. До такой степени, что даже не стала обдумывать все сказанное выше. Мне было просто все равно.

15 глава. Окончательная

Не стоит тешить себя ненужными иллюзиями, завтрак я со спокойной совестью проспала. Проспала бы и обед, если бы Эмили меня не разбудила. Делала она это очень осторожно, но все равно брыкалась и отправляла ее куда-то далеко-далеко, не буду уточнять, куда. Но все-таки открыла глаза и спросила:

— Ты что, с ума сошла?

— Простите, госпожа, — виновато заморгала она, — я понимаю, после того, что вчера случилось… Но господин герцог велел вас разбудить. Вы должны собраться.

— Куда? — с раздражением протянула я.

— На королевский прием, госпожа.

— О Господи! — я спустила ноги с кровати, — совсем забыла. Да, встаю.

Собиралась я недолго, некоторое время, правда, поспорив с Эмили насчет корсета. Но в этом вопросе я была тверда. Либо я еду на прием в корсете, затянутом так, как мне это нравится, либо надеваю его на Эмили для наглядного представления, что же это такое. Этот аргумент произвел на нее колоссальное впечатление.

Я прихватила с собой пистолет, так, на всякий случай. А еще, у меня был кинжал, только его я хорошенько спрятала. Пистолет же был выставлен на всеобщее обозрение. В карете я положила его себе на колени, хотя, конечно, не думала, что на меня кто-нибудь нападет. Герцог ничего не сказал по этому поводу, но пару раз очень выразительно на него покосился.

— Как спалось? — спросил он.

— Неплохо, — отозвалась я, — но могло быть и лучше, если бы меня не будили в самый неподходящий момент.

— Вы слишком много спите.

— Да, наверное.

Спустя минуту молчания, герцог сказал:

— Странно.

— Что?

— Вы почему-то не стали со мной спорить.

— У меня сегодня нет настроения с вами спорить.

— Понятно. Все упирается в это. Хорошо. Надеюсь, вы не возьмете с собой на прием эту штуку? — он кивком головы указал на пистолет, — вас могут неправильно понять.

Я посмотрела на пистолет. Да, пожалуй, он прав. Могут и неправильно понять. Вероятнее всего, так и будет. Не буду же я объяснять всем и каждому, зачем ношу его с собой.

— Тогда я не возьму его, — я кинула пистолет рядом с собой на сиденье, — пусть полежит тут. Надеюсь, его никто не украдет?

— Мадам, я не понимаю, зачем вы вообще его взяли?

— Хотелось пострелять в ворон.

На мой взгляд, это было вполне разумное объяснение, но герцог почему-то впал в ступор. Этот ступор длился минут пять, после чего он произнес:

— А. Понятно.

Ну, кажется, теперь он не станет много болтать.

На прием мы подоспели вовремя. В зале уже было много народу, но никто из королевских персон еще не прибыл. Оглядевшись, я обнаружила поблизости знакомые лица. Ими оказались Вероника и Дельфина: две неразлучные подружки. Я, конечно, подошла к ним, тем более, что они меня усиленно зазывали.

— А вот и вы, Изабелла! — весело заметила Вероника, — рада, что вы наконец решились последовать моему совету.

— Как я вам сочувствую! — тут же вмешалась Дельфина, — такое горе! Когда Вероника мне рассказала, я была сама не своя. Просто ужас!

Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Откуда Вероника могла знать, что меня пытались убить? Кто ей об этом сказал? И лишь спустя некоторое время до меня дошло, что она имеет в виду Кадо. Я совсем о нем забыла. Впрочем, это и неудивительно после всего, что произошло после его смерти.

— Да, это очень печально, — сказала Вероника, — но все-таки, я рада, что Изабелла держится и не падает духом. Жизнь продолжается несмотря ни на что.

Разумное и оптимистичное утверждение, но все-таки кое-что может ей и помешать. Кинжал, к примеру. Или обыкновенная подушка.

— Вы не представляете, что у нас случилось, — прошептала Дельфина мне почти на ухо.

— Что же?

— Представьте, де Пуайе, наконец, влюбился!

— О-о, — протянула я, хотя это меня интересовало меньше всего, — и в кого же?

— Как, вы не знаете? В вас, конечно.

— В меня? — я приподняла брови, — странно, он мне об этом почему-то не говорил.

— А когда вы его видели в последний раз?

— Не помню. Давно. На приеме у Вероники, кажется. А что?

— Ничего, только в таком случае, он и не мог вам об этом сказать. Он сам узнал об этом совсем недавно. Буквально, на днях.

Они с Вероникой переглянулись и рассмеялись. Я фыркнула.

— И что, узнав об этом, он тут же сообщил вам?

— Мы сами догадались.

— Да, — подтвердила Вероника, — несложно было это сделать. Мы беседовали о том, как долго вы отсутствуете и я высказала мысль, что вы наслаждаетесь семейным счастьем. Боже, что с ним стало! Он так побледнел!

Последнее меня почему-то не занимало. Поразили слова о семейном счастье. Если все то, что со мной происходило, называется столь мило, то может, ну его к черту, это семейное счастье? Не спорю, моя жизнь стала гораздо насыщеннее. Но все-таки, я вполне могла бы обойтись без этого.

— А вот и он, — пропела Дельфина лукаво улыбаясь, — легок на помине. Изабелла, ваш томный воздыхатель. Добрый день, месье, — это прозвучало куда громче.

Томный воздыхатель раскланялся с самым учтивым видом и обратил свои глаза на меня. Дельфина права, в них было что-то томное.

— Ваша светлость, — произнес де Пуайе тоном, за который вызывали на дуэль, — неужели, это вы?

— Вероятнее всего, да, — признала я очевидную вещь, — но вы приглядитесь получше. Возможно, вам это только кажется.

Дельфина и Вероника отвернулись, чтобы скрыть смех. Герцог отворачиваться не стал, но смеялся очень весело. Один де Пуайе был, кажется, огорчен. Жаль, а мне хотелось его повеселить. Но почему я должна щадить его чувства? Мои, почему-то, никто не щадит. И потом, то, что он в меня влюбился — это его личные, субъективные проблемы, я здесь абсолютно не причем. Ну, скажите, разве я давала ему хоть какой-нибудь повод? Да я даже не кокетничала с ним ни разу. Он мне с первого взгляда не понравился.

Де Пуайе был из тех мужчин, которым все нужно объяснять на пальцах, популярно, простыми, доходчивыми словами. Намеков он, кажется, не понимал вовсе. Впрочем, я сама страдала этой болезнью. Так что, мне ли бросать в него камень?

Не поняв, что именно ему пытаются объяснить, он не нашел ничего лучше, как пригласить меня на танец. После такого мне и в голову не пришло его жалеть. Человек, который за столько времени не понял, что я просто ненавижу танцевать, не может вызывать ничего, кроме недоумения. Я, конечно, подозревала, что он воспользовался этим, чтобы обсудить со мной какие-то вопросы. Но даже в этом случае его недогадливость была более чем странна.

— Вы так долго отсутствовали, ваша светлость, — сказал он мне, — почему?

Если он ожидал, что я тут же пущусь в пространное рассуждение на эту тему, то он жестоко ошибался. Я пожала плечами.

— Не люблю приемы. К тому же, очень много домашних проблем, месье. — если это можно назвать таким словом. С некоторых пор попытки убийства в благородных семействах называются домашними проблемами.

— И вы даже не подумали обо мне?

О да, единственное, чего мне не хватало все это время, так это мыслей о его самовлюбленной персоне. Ну и ну, какое самомнение!

— О вас, месье? — ограничилась я поднятием бровей.

— Разве вы не думали обо мне, мадам?

Господи, ну как сказать такому правду? Не поймет и обидится. Как ребенок, честное слово!

— Ну, может быть, немножко.

— А я так думал о вас каждую минуту, — с упреком произнес он.

И что теперь, медаль тебе за это дать, что ли? И потом, не верю ни единому слову.

— Очень хорошо, — отозвалась я рассеянно.

Когда же закончится этот нудный танец?

Не знаю, почему, но мои слова его, кажется, обидели. Он вспыхнул и отозвался запальчиво:

— Вы думаете, если вы — герцогиня, то можете унижать меня?

Здравствуйте, пожалуйста! Это он к чему? Ничего не понимаю. Вытаращила глаза и посмотрела на него с видом крайнего изумления.

— Я никогда так не думала, месье, — сказала я, донельзя пораженная его реакцией, — я совсем не хотела вас обидеть.

— Вы даже не поняли этого, не обратили внимания. Кто я такой, чтобы вы меня замечали?

— Тогда объясните мне, где именно я ошиблась, — уже немного раздраженно заявила я, — в противном случае, изысканная тонкость ваших мыслей мне недоступна.

— Вы считаете, что я недостоин вас, не правда ли?

— Неправда. Вы такой же человек, как и другие. Ничем от них не отличаетесь.

— Вот именно! — воскликнул де Пуайе, — для вас я всего лишь человек, один из многих.

Странные какие-то намеки.

— Ваше высокомерие мешает вам разглядеть душу.

— Она у вас особенная, месье? — холодно осведомилась я.

Кажется, он меня в чем-то упрекает. Уж не в том ли, что я в него не влюблена? Уже в ход пошла единственная в своем роде душа и непохожесть на других. Ему осталось добавить, что никто его не понимает. «Только вы, только вы можете меня понять!», — воскликнул он с жаром, падая на колени и приникая губами к ее руке. Кажется, это из какого-то романа. Что-то очень знакомое. Мне ли не узнать, в свое время я прочла их несколько пудов.

— Вы смеетесь надо мной, — заключил де Пуайе печально.

Пока нет, но скоро начну, если он будет и дальше столь глупо себя вести.

— Я не думал, что моя страсть будет вам смешна.

— Ваша страсть? К чему? К слезоточивым пассажам?

Зря я это сказала. И ведь никто меня за язык не тянул. Нельзя пинать побежденного, он может озлобиться.

Но тут, слава Богу, танец наконец закончился и я была избавлена от его праведного гнева.

— О чем вы беседовали? — лукаво осведомилась у меня Вероника, когда я вернулась к остальным.

— О разных глупостях, — ответила я сущую правду.

— Как? Он не пытался признаться вам в любви?

— Именно это я и имела в виду.

Вероника посмотрела на меня с удивлением и тут же рассмеялась.

— А вы — необычная женщина, Изабелла. Я говорю потому, что любой женщине нравится, когда ей признаются в любви.

— Возможно, — легко согласилась я, — возможно, мне бы это и понравилось, если бы было сказано другими словами, и если на то пошло, другими устами.

— Он вам не понравился? Странно, он всем нравится.

— Не всем, — вмешалась в разговор Дельфина, — мне, например, не нравится.

— А он и не признавался тебе в любви, — парировала Вероника.

— Будто бы тебе признавался.

— Мне признавался, — гордо заявила та.

Мы расхохотались.

— И что же было потом? — продолжала Дельфина после некоторой паузы.

— Я ответила, что мне тоже очень нравится его поразительное чувство юмора. С тех пор месье де Пуайе почему-то не очень ко мне расположен.

Наше веселье усилилось.

— Я не заметила у него никакого чувства юмора, — призналась я, — зато могу сказать, что самомнения у него в избытке.

— Это есть, — кивнула Вероника, — самомнение и потрясающая самовлюбленность. Его следовало назвать не Анри, а Нарцисс. По-моему, больше всего на свете он любит себя.

— О, нашли, кого обсуждать, — фыркнула Дельфина, — и без того недели не проходит, чтобы весь двор не был потрясен очередной новостью: де Пуайе и очередная сраженная красотка. Есть и другие потрясающие новости.

— Какие? — с интересом спросили мы.

— Например, эта. Граф де ла Важери сражен чарами графини де Токелен.

— Что ты говоришь! — восхитилась Вероника, — когда же это произошло?

— Мне сказала Антуанетта под величайшим секретом. Так что, вы обе должны пообещать, что никто никогда от вас это не услышит.

Мы пообещали. Дельфина убедилась в нашей способности унести тайну в могилу и продолжала:

— Она случайно заметила их в саду, в беседке.

— И что они там делали? — с жадным любопытством перебила ее Вероника.

— Не то, что ты думаешь. Они просто держались за руки. У тебя какая-то извращенная фантазия, Вероника. В беседке этим заниматься неудобно.

— Нет, это ты потрясающе наивна, дорогая, — возразила та, — я однажды видела, как этим занимались в коридоре, на подоконнике. Как тебе это?

— Что ты говоришь! — ахнула Дельфина, придвигаясь к ней поближе, — и кто это был?

Я тихо хихикала на протяжении этой содержательной беседы. Забавные вещи обсуждают дамы в отсутствие мужчин, ничего не скажешь. Как после этого удивляться, что они считают нас безголовыми глупышками! Впрочем, я не буду удивлена, если мужчины в отсутствие женщин обсуждают то же самое.

— А почему это такая большая тайна? — спросила я.

— Что именно? — отвлеклась Вероника.

— То, что графиня и граф держались за руки? Пусть себе держатся на здоровье.

— Как же! У графа траур. А Марианна терпеть не могла графиню де Токелен.

— Я понимаю. Но сейчас Марианна мертва, — они посмотрели на меня так, будто я сморозила какую-то глупость, — разве нет?

— Изабелла, вы не в курсе дворцовых сплетен, — утверждающе заметила Дельфина, — здесь все так запутанно, что лучше не вмешиваться, если не хочешь угодить в самый центр интриги. Поэтому, мы и делаем вид, будто ничего не знаем.

— Понятно, — отозвалась я, хотя на самом деле ничего не поняла, кроме одного: не нужно лезть туда, куда тебя не просят. Хороший принцип.

И еще я поняла другое, что жить без тайн было бы очень скучно.

В это время передо мной остановился лакей, протянув мне бокал с вином. Сперва я не сообразила, что могло это значить. Просто взяла бокал, но на этом дело не исчерпывалось. Вместе с вином лакей умудрился передать мне записку. После чего, быстро ретировался.

Я задумчиво посмотрела на бокал. Почему он принес его мне? И почему принес его мне одной? Насколько я успела изучить здешние порядки, лакеи обносили вином всех гостей, не делая исключений, разве что только их специально кто-то об этом просил. Но я-то не просила.

Несколько недель, проведенных под страхом отравления надолго отучили меня пить из незнакомых бокалов. Поэтому, я потихоньку спрятала записку, а вино пить не стала. Оглянулась по сторонам в поисках чего-нибудь, куда можно было бы его вылить. Но не обнаружила ничего подходящего. Жаль, что во дворце не имеют обыкновения расставлять на подоконниках цветы в горшках. Или вылить вино вон в ту большую вазу? Как-нибудь осторожно и незаметно? Главное, чтобы никто не видел, что я делаю.

И в это время Дельфина, обращаясь ко мне, проговорила:

— Вы не собираетесь пить вино, Изабелла?

— Нет, — с готовностью отозвалась я, думая, что она предложит мне, как проще всего от него избавиться.

Можно ли быть такой наивной!

— Если вам нетрудно, Изабелла, дайте его мне, пожалуйста. Так пить хочется, — и маркиза улыбнулась.

— О, я…, - трудно представить, но я совершенно растерялась, просто не знала, что мне теперь делать.

Сказать, что вино может быть отравлено и его нельзя пить? Я посмотрела на дно бокала с таким видом, словно собиралась в нем утопиться, не иначе. Господи, что делать? Глупо, но ничего умнее, чем сказать, что я в него плюнула, мне в голову не пришло. Слава Богу, я не успела это озвучить! Кто-то сильно толкнул меня под руку. Мои пальцы разжались и бокал упал на пол. Послышался легкий звон, дзынь, и он разлетелся на мелкие осколки. Я была просто счастлива представившемуся мне поводу.

— Прошу прощения, мадам, — сказал герцог, — совершенно случайно. Я велю принести вам другой.

— Не надо, — с трудом разлепив губы, отозвалась я.

— О, не переживайте, Изабелла, — заметила Дельфина, — ничего страшного не произошло. Считайте, что вы просто не успели оказать мне эту услугу.

— Это моя вина, маркиза, — произнес герцог, — но я исправлю свою ошибку. Сейчас принесу вам вина.

И он отправился на поиски лакея, хотя Дельфина начала отказываться.

Что ж, надо признать, что его толчок под руку был весьма удачен. Возможно ли, что он сделал это нарочно? Но в любом случае, я была рада, что избавилась от столь опасного подношения. И тем более, меньше всего мне хотелось угостить кого-либо еще этой отравой. Конечно, яда в вине могло и не быть. А если был? Не стоит забывать, что неизвестная очень хочет от меня избавиться и собралась это сделать собственноручно прямо на приеме. Уж не это ли она имела в виду? А записка была лишь отвлекающим маневром. О, записка! Я о ней совсем забыла.

Я отошла немного в сторону, так, чтобы мое отсутствие не бросалось в глаза и потихоньку развернула лист бумаги. Всего несколько строк мелким, бисерным почерком. Приходилось напрягать зрение, чтобы разобрать слова:

«Мадам, если вы хотите узнать причину всех ваших неприятностей, то незаметно выходите в коридор и следуйте за лакеем в желто-зеленой ливрее. Непременное условие: вы должны быть одни. Записку предъявите лакею. Доброжелатель».

Так, следует подумать, что все это может значить. Либо это действительно неизвестный доброжелатель, который хочет мне помочь, либо… Либо это и есть мой таинственный убийца, собирающийся поставить точку во всем этом деле. Ну, надоело ему посылать ко мне наемных убийц. Это не приводит ни к какому результату. Зачем тратить деньги дальше, если все можно сделать самому? Самому всегда проще, некого будет винить в случае неудачи.

Интересно. Очень интересно. Эта неизвестная дама в самом деле хочет сделать это сама? Она еще не поняла, с кем имеет дело и воображает, что устранит меня с легкостью? Да это не удалось двоим сильным мужчинам, последнего, кстати, я здорово покалечила. И она хочет меня убить собственноручно?

Впрочем, не стоит обольщаться. Возможно, она учла прежние ошибки и меня будут ожидать несколько вооруженных до зубов человек. Со всеми я не справлюсь, глупо утверждать обратное. Я всего лишь, слабая женщина, вооруженная каким-то жалким кинжалом. Жаль, пистолет в карете остался.

Итак, как мне следует поступить? Идти или не идти? Что я теряю в случае, если пойду? Моей жизни угрожает опасность. Да, но за прошедшее время я уже как-то привыкла к этому. И потом, не факт, что эта опасность не будет угрожать мне дома. Значит, надо идти? А если я пойду, то неизвестно, что меня ожидает. Сказать герцогу? Можно и сказать, но в записке ясно указано, что я должна прийти одна. Если лакей увидит двоих, он не скажет мне того, что должен сказать. А может быть, он поведет меня в какое-нибудь место, где я должна буду встретиться со своим «доброжелателем»? Вполне вероятно. Нет, никому говорить нельзя. Это исключено. Значит, надо идти одной. Ох, не нравится мне это. Не нравится, но делать что-то надо. Я не смогу вечно избегать смерти. В конце концов, все попытки увенчиваются успехом. Нужно лишь запастись терпением и прилагать усилия. А убийца очень терпелив и усилий прилагает немеренно. Значит, я пойду. Нужно же все-таки узнать, кто это делает. Я имею на это право.

Ладно, этот вопрос я решила. Но есть другая, не менее серьезная проблема. Каким образом я смогу покинуть залу незаметно? Мне кажется, что герцог наблюдает за всем происходящим куда внимательнее, чем я сама. Мое внезапное желание выйти не сможет ускользнуть от его пристального взора. Черт, что мне делать? Нужно придумать правдоподобную причину своего ухода. Ценная мысль, но я не могла придумать ни одной.

Я стояла, хмуро смотря на пеструю толпу, борясь с желанием начать грызть ногти. Есть у меня эта дурная привычка, оставшаяся с детства. Всякий раз, когда я не могу найти решение проблемы, я, пардон, сую в рот палец и занимаюсь самоедством в прямом смысле этого слова. Начинаю обгрызать заусенцы. Кажется, это говорит о неуверенности в себе. Мне как-то все равно, очень хочется придумать, каким образом я сумею выйти в коридор незамеченной.

И тут помог случай. Им оказалась приснопамятная Жанна. Все-таки, и от нее бывает польза. Как мне показалось, она очень хотела обсудить с герцогом какие-то вопросы наедине, или во всяком случае, без лишних свидетелей. Герцог был этим не слишком доволен, но все же отправился за ней следом.

Это был мой шанс, который я упускать не собиралась. В мгновение ока я покинула славную компанию, наскоро извинившись и осторожно, прячась за чужими спинами, прокралась к двери, стараясь делать вид, что просто прогуливаюсь. Наверное, получилось это у меня не очень, но на большее театральное искусство не было времени.

Собираясь закрыть за собой дверь, я напоследок окинула взглядом залу, но не заметила никаких чересчур внимательных глаз. И нечего сюда смотреть. Может ведь благородная дама страдать слабостью желудка!

Лакей в желто-зеленой ливрее стоял возле одного из канделябров. Он глянул на меня, ничем более не обнаруживая интереса. Я подошла к нему, оценивая на ходу, может ли его ливрея казаться желто-зеленой и нет ли поблизости других точно таких же. Но судя по всему, в коридоре он присутствовал один.

— Добрый день, — сказала я, протягивая ему записку.

Надо же было что-то сказать.

Лакей принял из моих рук записку, и бросив взгляд мельком, поднес ее к свече. Дождавшись, пока она сгорит, он повернулся, молча приглашая меня следовать за ним. На редкость молчаливый тип. Хоть бы для приличия поздоровался, что ли. Или улыбнулся, ведь перед ним красивая дама, а не какая-то престарелая горничная. Грубиян.

Я отправилась за ним без возражений. Ведь я именно для этого и пришла. Так что, глупо было ломаться и задавать вопросы: куда, зачем, почему. Приду на место и все узнаю сама.

Лакей вел меня по каким-то коридорам, постоянно сворачивая то направо, то налево. Спустя несколько минут я спохватилась, что стоило бы и запоминать направление. Говорят, в Лувре столько потаенных мест, что очень легко заблудиться. А еще говорят, что в этих местах много трупов, которые никогда не находят. Брр, даже мурашки по коже. А еще говорят, что если слишком много думать, то голова треснет. Так что, иди молча и выбрось из головы всякие глупости.

Запоздало припомнила один из греческих мифов, тот самый, о нити Ариадны. Очень полезная вещь. Стоило бы применить ее на практике, но вот, увы, у меня нет никаких клубков и нитей. А оставлять следы крошками, как Мальчик-с-пальчик я не могла по причине отсутствия у меня булки. Оставалось только запоминать повороты, но и от этого пришлось отказаться спустя некоторое время. Поворотов было столько, что у меня начинала кружиться голова. Минут пять я прилежно повторяла про себя: «Поворот направо, поворот налево, снова налево, потом направо и еще раз направо». Бессмысленно. При всем желании я не смогла бы это запомнить. Ладно, выберусь как-нибудь. На худой конец, буду громко кричать: «Ау! Люди, на помощь!». Господи, какая глупость иногда приходит в голову!

Лакей остановился так неожиданно, что я налетела на него. Отступив на шаг в сторону, он произнес первые и единственные слова, которые я от него услышала:

— Сюда, мадам.

Передо мной была дверь, самая обычная и ничем не примечательная. Пару секунд я смотрела на нее, а потом обернулась к лакею со словами:

— Что за шутки?

Но лакея уже и след простыл. Он исчез так быстро, словно его и не было здесь никогда. Я вновь повернулась к двери, раздумывая, что мне следует предпринять. За дверью какая-то комната, это очевидно. А вот, стоит ли мне туда заходить, это большой вопрос.

Так, ну заходить туда придется, иначе зачем я сюда шла. Без компании лакея я могла бы обойтись еще по меньшей мере лет сто. Интересно другое, каким образом мне нужно это проделать. Для начала я приложила ухо к двери и прислушалась, пытаясь уловить хоть какие-то звуки. Но за дверью было тихо. Есть там кто-нибудь или это глупый розыгрыш? Кто-то решил позабавиться, подумал, вот будет смешно, если она проторчит перед пустой комнатой. Нет, это вряд ли. Там кто-то есть. Я чувствовала присутствие другого лица. Ладно. Фу, ну и воняет же здесь! Какой-то жуткий запах, смесь застарелой пыли и плесени. Они что, никогда здесь не убирают?

Подняв руку, я пару раз стукнула в дверь.

— Войдите, — прозвучал в ответ голос с ноткой нетерпения.

Заждалась, бедненькая. Именно, она, это был женский голос. Хорошо, раз меня так настойчиво приглашают, то почему бы не войти.

Я отворила дверь и остановилась на пороге, оглядываясь по сторонам. Небольшая комната, типичная для Лувра. Кровать, пара стульев и старый ковер на полу. Ах, пардон, забыла про подсвечник, стоящий на подоконнике. По причине чрезвычайной узости окон и запыленности стекол в комнате было сумрачно.

А еще в комнате была женщина и судя по всему, одна. Она стояла у окна, так что я смогла хорошенько ее разглядеть при свете свечей. Высокая, стройная, черные как смоль кудрявые волосы, тонкий нос и серые глаза. Я ее знаю, определенно. И даже имя вспомню, если постараюсь. Да, вспомнила. Графиня де Токелен.

— Да входите же, — повторила женщина.

Я вошла и закрыла за собой дверь, кстати заглянув за нее. Там, как и следовало ожидать, никого не было.

— Здравствуйте, графиня, — сказала я.

— Здравствуйте, — процедила она сквозь зубы и прибавила, словно это ее очень напрягало, — герцогиня де Каронак. Присядете?

— Только после вас.

— Ну что вы, я постою.

— Тогда я тоже постою. Мне нетрудно.

Графиня мотнула головой, что можно было понимать как угодно, но я поняла так, что она решила не продолжать бесцельный обмен любезностями.

— Тогда к делу. Мне давно хотелось познакомиться с вами поближе, герцогиня.

— Что же вам мешало?

— Ваше отсутствие. Вы почему-то не считаете нужным показываться на приемах.

— Полагаю, вы согласитесь со мной, что они невыносимо скучны, графиня.

— Не всегда. Иногда на них случается нечто интересное. Но вы правы, герцогиня. Тем более, что у вас были другие, более важные проблемы.

— Все проблемы более важны, если это касается приемов. Это вы написали мне записку?

— Да, я. И вижу, что вы воспользовались моим советом. Вы очень решительны, герцогиня.

— Нет, я просто любопытна, графиня. Очень хотелось узнать, что вы имели в виду, когда ее писали.

— Не торопитесь, герцогиня, вы все узнаете. Надеюсь, вы никому не сказали об этом?

Я приподняла брови, оттягивая ответ. Ее почему-то очень волновала эта тема. Графиня даже не смогла устоять на месте, сделала несколько шагов в моем направлении, а потом вернулась назад.

— Там не было это написано, — отозвалась наконец я.

— А вы всегда делаете только то, что вам скажут, герцогиня?

— Очень редко.

— Так вы говорили или нет?

— Это так важно? Не помню, может быть, я и упомянула в разговоре мельком.

— Мельком? — это прозвучало грозно и в то же время немного растерянно, словно, она ожидала от меня чего угодно, но не этого.

— Да, а что?

— И скольким людям вы это упомянули? — графиня тяжело дышала, должно быть, от волнения.

— Ну, там было человек пять-шесть. Или больше. Я их не сосчитала.

— Черт бы вас побрал! — рявкнула она, окончательно теряя свою благопристойность.

— О, графиня, это грубо, — поморщилась я, — я была о вас лучшего мнения. Кстати, мы с вами нигде не встречались раньше? У меня такое впечатление, что я вас где-то видела.

— Еще бы не видела! — завопила она, топнув ногой, — и нечего тут строить из себя невинную овечку! Ты все видела, дрянь проклятая! Как же ты мне надоела, Боже мой! Когда же я наконец от тебя избавлюсь?

— Кажется, мы не переходили на «ты», графиня. Но если вам это очень нравится, то не буду спорить. Можно один вопрос? Зачем же ты так хочешь от меня избавиться? Чем же я тебе мешаю?

— Ах, зачем?! Затем! Ты все видела! Ты всем расскажешь!

Ох, если бы это было так просто! Что я должна всем рассказать, ради всего святого? Если бы я это знала! Не знаю, почему, но я не стала говорить об этом вслух. Не стоило радовать эту милую женщину. Вместо того, я произнесла:

— Я рассказала об этом еще вчера. Так что, поздно волноваться. Нужные люди уже идут по твоему следу.

— Подлая, гнусная дрянь! — завопила графиня, окончательно потеряв голову, — ты мне за это заплатишь! Клянусь Богом, ты за это ответишь! Ну, погоди! Недолго тебе осталось радоваться жизни!

С этими словами графиня выхватила кинжал и прыгнула на меня. Должна отметить, ярость придала ей силы, я еле устояла на ногах. Правда, еще и ее вес сыграл свою роль. Пусть она была хрупкой женщиной, но когда на тебя со всего маху обрушивается такая масса, об этом как-то забываешь. Я успела схватить ее за руку, в которой она держала кинжал и отвела от своей шеи. Кажется, в порыве чувств графиня надеялась перерезать мне горло.

Она несколько раз дернулась, пытаясь освободиться, но я держала крепко. Отчаявшись, графиня выкрикнула мне в лицо несколько особенно грязных ругательств и вспомнив, что ее ноги до сих пор свободны, пнула меня в голень. Должна признаться, боль была страшная. Я взвыла и в ответ треснула ее кулаком по голове.

Графиня не осталась в долгу, предприняв еще одну попытку повалить меня на пол и эта попытка оказалась удачной. Мы обе рухнули, причем, она оказалась сверху, не переставая дергаться в надежде освободить руку с кинжалом. Несколько раз она пыталась меня укусить, представляете?

Вспоминать эту сцену неприятно и весело одновременно. Мы катались по полу, награждая друг друга тумаками, вцепляясь в волосы и костеря на чем свет стоит. Причем, слова «дрянь» и «стерва» были самыми мягкими. Я поставила ей приличный синяк под глазом, а она в отместку все-таки укусила меня за плечо.

В какой-то момент мне удалось вырваться и я попыталась вскочить на ноги, чтобы метнуться к двери. Но графиня не дала мне этой возможности. Она схватила меня за лодыжку и дернула на себя. Я, естественно, упала, успев как следует пнуть ее свободной ногой. Но это ненадолго охладило ее пыл. В общем, не знаю, как это получилось, но через полминуты левое плечо обожгло острой болью. Я вскрикнула и приложив все усилия, развернулась и спихнула ее с себя. Довольно деликатностей. Если эта подлая стерва меня снова укусила… Я ей не завидую.

Графиня уже почти поднялась на ноги, и я, не теряя времени даром, хорошенько пнула ее, попав ногой в челюсть. Пиналась я на удивление хорошо. Она обмякла, закатила глаза и рухнула на пол, потеряв сознание.

С минуту я смотрела на нее, оценивая, сможет ли она подняться. Да, выглядела графиня сейчас далеко не так привлекательно, как вначале. Впрочем, наверняка и я не лучше. Кожа головы горела огнем, мне основательно повыдергали волосы. Да, кажется, в углу валяется несколько светлых прядей. Но рядом были и черные, что несказанно грело душу. Вот стерва! Черт, плечо болит так, словно это не графиня, а волкодав. Уж не вырвала ли она мне кусок мяса? Я пощупала больное место двумя пальцами, ойкнула, нащупав что-то мокрое. Взглянув на руку, обнаружила, что это кровь. Ну, мерзавка! Мало я тебя пнула, скотина! Нужно еще добавить для верности.

Скрипя зубами от злости, я как могла, привела себя в порядок, оправила платье, отряхнула его от пыли, пригладила волосы, хотя чувствовала, что мне это не поможет. Жаль, в комнате нет зеркала. Впрочем, если подумать, это даже хорошо. Не хочу расстраиваться, обнаружив царапину на самом видном месте. Черт, и спина болит, надо же, как я грохнулась.

Дверь скрипнула и отворилась. Я оглянулась, одновременно напрягаясь и в любую секунду готовая прыгнуть.

В комнату вошел мужчина. Причем, его лицо было мне знакомо, но я не могла вспомнить его имени. Точно могла сказать лишь одно: где-то я его видела.

— Ай-яй-яй, — проговорил он, осматривая меня и качая головой, — вижу, вам основательно досталось. Впрочем, — тут он перевел взгляд на неподвижно лежащую графиню, — Мадлен досталось куда больше. Я ведь просил ее обождать меня. Что за непослушные создания эти женщины!

— А, так вы в курсе дела, — догадалась я, — вы вместе этим занимались? Кстати, как ваше имя?

— Герцогиня, вы просто прелесть, — восхитился этот неизвестный мужчина, — только не говорите, что вы ничего не знаете. Это было бы просто смешно.

— Как вас зовут, я знаю, но почему-то не могу вспомнить. Я также знаю, что вы очень хотите меня убить. Но вот чего я не знаю, так это того, зачем вы так хотите это сделать. Ваша прелестная Мадлен мне этого не объяснила. Ну и стерва же она!

— Боже мой, — он откинул назад голову и весело рассмеялся, — вы и правда ничего не знаете? Господи, до чего же мы были глупы! А ведь я говорил ей. Говорил, давай сначала поговорим с ней. Но Мадлен… У нее никогда не было терпения. Здравого смысла, впрочем, тоже.

— Послушайте, месье, если вы собираетесь перечислить все то, чего у нее нет, мы можем надолго здесь задержаться. А я так и не знаю вашего имени. Должна же я как-то вас называть.

— Какая теперь разница, — отозвался он, скорее для себя, чем мне, — граф де ла Важери к вашим услугам, мадам.

— Граф де ла Важери, — повторила я задумчиво, — это вы недавно потеряли жену?

— Как верно замечено. Да, мадам, потерял. Вы начинаете припоминать?

— Нет. Я начинаю кое-что соображать. Да, мне все ясно. Вы убили свою жену и теперь хотите убить меня, так как считаете, что я что-то знаю. Вам не кажется это смешным, граф? Убить меня за то, что я знаю, когда я ничего не знаю.

— Печально, но кажется. И я бы повеселился, мадам, вместе с вами, но ситуация такая, что веселье было бы не к месту. Значит, вы так ничего и не вспомнили?

— А что я должна вспомнить? Ответьте же мне на этот вопрос, граф. Могу я, наконец, узнать, за что меня хотят убить?

— Да зачем? — произнес он раздумчиво, — теперь это не имеет значения. Теперь-то вы все знаете. Мне очень жаль, мадам. Вы мне так нравитесь. В другое время я бы за вами приударил.

— А как же Мадлен?

— Я понял, что вы лучше.

— Я так тронута, вы просто не представляете, граф. Это так мило!

Неизвестно, до чего бы дошел наш разговор, если бы не очнулась Мадлен. Она мутным взором огляделась вокруг, подпрыгнула, держась за челюсть и вскричала:

— Да хватай же ее, что ты стоишь, идиот? Вот она, проклятая стерва!

— Вы удивительно единодушны в этом вопросе, — глубокомысленно заметил граф, не спеша выполнять ее приказание.

— Прекрати паясничать! Не видишь, что она со мной сделала! У, ведьма!

— Не вопи, — отрезал он, — и не торопи меня. Мадам, вы не представляете, как мне жаль. И как мне не хочется вас убивать. Но что поделаешь! — тут граф вздохнул, — мне моя жизнь гораздо ценнее. Вот, если бы пришлось выбирать между вами и Мадлен…

— Мерзавец! — выпалила графиня, — негодяй! Свинья!

— Как ты мне надоела, — заявил заботливый любовник, — так хорошо и тихо лежала, а теперь… Герцогиня, что бы вы хотели сказать напоследок… О-о!

Пока он разглагольствовал, я достала свой кинжал и теперь сжимала его в руке. Меня почему-то подташнивало и кружилась голова, но списала все это на банальный страх. Хотя раньше никогда не думала, что от страха может тошнить.

— Уберите, это лишнее, — отмахнулся граф от кинжала, как от назойливой мухи, — я справлюсь с вами и вы это знаете.

— Не хочется умирать без боя, — хмыкнула я, — так просто у вас ничего не выйдет. Придется поработать.

— У нее еще и чувство юмора имеется. Браво, герцогиня! Мне будет очень, ну просто очень жаль вас убивать.

Говоря все это, граф шагнул ко мне и протянул руку. Я взмахнула кинжалом и попала ему в запястье. Кажется, успешно, так как показалась кровь. Он невольно вскрикнул, я не стала терять времени даром и ужом юркнула между ним и стеной. До двери я добежать успела, а вот закрыть ее — нет. Граф вцепился в ручку с другой стороны и упрямо тянул на себя. Что ж, если он этого так хочет… Я резко отпустила свою сторону и бросилась бежать. Кажется, он упал, судя по грохоту. Но убеждаться в этом у меня не было ни времени, ни желания. Нужно было поскорее уносить ноги. В чем-то он был прав. Хотя бы в том, что справиться со мной для него не составляло никаких трудностей. Возможно, я и сильная, но со взрослым, здоровым мужчиной мне не совладать.

Именно поэтому я помчалась по коридору с такой скоростью, с какой не бегала уже давненько. Впрочем, через некоторое время пришлось эту скорость немного замедлить. Очень неудобно мчаться на всех парусах по узкому коридору, то и дело сворачивающему то направо, то налево. Не успеваешь сориентироваться и впечатываешься прямиком в стену. Неудобно и больно к тому же.

Потерев лоб, я обернулась, прислушиваясь к звукам. Я и не сомневалась, что граф бросится в погоню. Слишком многое стояло на кону, чтобы отпустить меня с миром. Теперь я знала гораздо больше. Но вот, хоть убейте меня, до сих пор не могу понять, что же я такого видела. Ну, не помню ничего, абсолютно. Как-то не хочется умирать, не задав этого вопроса. Впрочем, даже после этого все равно не хочется.

Голова по-прежнему, кружилась, мешая ориентироваться, Не понимаю, почему, я уже не боюсь. Да я и раньше не особенно боялась, если подумать. Было лишь легкое опасение, успею ли я увернуться. А голова почему-то кружится. Может быть, не от страха? Тогда от чего? И плечо болит после укуса графини. Господи, не женщина, а крокодил какой-то. Я потерла больное место, обнаружив, что кровь уже перестала идти, запеклась тонкой коркой. Нужно было все же выбить ей зубы.

Я свернула и на секунду остановилась. Передо мной была лестница. Оглянувшись назад, я успела услышать крик: «Герцогиня, довольно играть в прятки!» Сбегая вниз, подумала, что это вовсе не прятки, скорее уж догонялки или салочки, если граф считает это забавной игрой. Да, конечно, в какой-то мере это было забавно. А если б меня еще не тошнило, то я бы даже посмеялась.

Скатившись вниз по лестнице, я повернула в новый коридор и почти сразу налетела на какого-то мужчину. От толчка мы оба едва не упали. Он схватил меня за руку, помогая удержаться на ногах. Я подняла на него глаза и воскликнула:

— Это вы?

Де Пуайе, а это был именно он, поразился не меньше.

— Ваша светлость! Что вы делаете здесь в таком виде?

— Да так, — отозвалась я, — просто прогуливаюсь.

Более глупого вопроса еще не слыхивала. Что же я здесь делаю? Ну, не цветочки же нюхаю! Остолоп.

— Так-так, — понимающе кивнул де Пуайе, — от кого это вы убегаете? Уж не от мужа ли? А он вас ищет? Это вы так развлекаетесь? Ваша семейная шутка? Мило.

— Придумайте что-нибудь поумнее, — огрызнулась я, распахивая какую-то дверь и заскакивая туда.

Он вошел следом за мной и закрыл за собой дверь. Мне очень не нравилось его лицо. Он как-то странно на меня смотрел. Впрочем, я решила не обращать на это внимания. Мне требовалось лишь посидеть в этой комнате несколько минут до тех пор, пока граф не удалится на безопасное расстояние.

— Итак, герцогиня, — заговорил де Пуайе, — что вы там говорили насчет слезливых пассажей? Не нравится их слушать? Так, может быть, перейдем прямо к делу?

— Знаете, — фыркнула я, — мне сейчас не до того. Я бы очень хотела посидеть здесь в тишине и покое. Минут пять.

— Тишину я вам устрою, — пообещал де Пуайе сладеньким тоном, подходя ко мне и положив руку на плечо.

На левое плечо. Я подпрыгнула.

— Ай!

— Сколько эмоций, — усмехнулся он, — не знал, что вы так горячи, сударыня. Полагал, что вы холодны, как лед.

— Пошли к черту, — выругалась я, отпихнув его в сторону, — уберите свои руки.

— Ах, так! Ну, мне надоело разводить с вами церемонии, мадам. Хватит.

И этот подлец повалил меня на кровать! Это переполнило чашу моего терпения. Ему немного надо, терпению. Самую малость. Я с размаху залепила ему затрещину и с силой отпихнула в сторону.

— Вот именно! — сказала я, подскакивая, — к черту церемонии! Пошли вон!

Де Пуайе взирал на меня со смесью удивления и злости, потирая щеку. Я направилась к двери, распахнула ее и повернулась к этому мерзавцу.

— Да я вас просто придушу.

И захлопнула дверь прямо перед его носом. Сволочь. Понимаю, это грубо, но он действительно сволочь. Иначе и не скажешь. Меня и без него тошнит. И кстати, где этот граф? Он уже пробегал тут? Не наткнуться бы на него в самый подходящий момент.

Я подумала, куда мне теперь бежать: направо или налево. Судя по тишине, никого не было. Но граф вполне мог притаиться где-то рядом. Хорошо, придется рискнуть. Я повернула налево.

И тут распахнулась дверь и в коридор вылетел де Пуайе с самым зверским выражением лица. Наверное, он подумал и решил, что я его все-таки обидела. Он оглянулся и заметив меня, кинулся в мою сторону. Я успела увернуться и побежала. Так, еще один. Господи, не много ли мужчин для одной бедной девушки?

Бегал де Пуайе куда хуже, чем граф и быстро отстал. Но судя по звукам, попыток своих не прекратил. Упорный малый.

А вот за поворотом мне не повезло. Графа я заметила сразу. Он стоял около окна и, кажется, смотрел в мою сторону. Я прижалась к стене и выхватила кинжал. Ну нет, так просто вы меня не возьмете.

В общем, ситуация казалась патовой. Впереди находился граф, а позади неотступно слышался тяжелый топот де Пуайе. Куда было деваться мне, если только не просочиться сквозь стену?

Граф очень скоро сообразил, что нужно делать и теперь направлялся ко мне. Очень быстро. Я стиснула зубы и хорошенько размахнулась. Никогда еще не приходилось никого убивать, но я это сейчас сделаю, клянусь Богом.

Он приблизился и я едва успела сдержать удар. Это был вовсе не граф. Это был герцог. Он постоянно попадается у меня на пути и я постоянно принимаю его за кого-то другого, черт возьми!

Я перевела дух и сказала:

— А, это вы.

— Да, это я, — прошипел он тоном, не предвещавшим ничего хорошего и сузив при этом глаза, — я тебя сейчас убью. Где ты была?

— Где я была? — повторила я, оглядываясь назад.

Де Пуайе собственной персоной. Он замедлил бег и совсем остановился.

— Брысь, — бросила я.

— Нет, постойте, — возразил герцог ошарашенному де Пуайе, — он тоже здесь замешан?

— Нет, — я помотала головой, — он за мной ухаживает.

— Странный способ, — хмыкнул герцог.

— Я тоже так подумала.

Де Пуайе попятился, потом развернулся и поспешно ретировался. Обрадовавшись, что у него развязаны руки, герцог схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул.

— Ай! Больно!

— Где ты была? — раздельно повторил он.

— Отпусти, у меня плечо болит! Пусти, скотина!

— Как трогательно! — прозвучал знакомый голос невдалеке, — встреча двух любящих супругов.

Мы оба обернулись.

— А вот и граф, — сказала я, наконец высвобождаясь от смертельного захвата.

— Рад, что вы еще целы, — отозвался он, останавливаясь на некотором расстоянии, — похоже, на вас большой спрос, герцогиня. Я вам не мешаю? Думаю, мне, пожалуй, лучше уйти.

— Вам, пожалуй, лучше остаться, — вмешался герцог, направляя на него дуло пистолета.

Граф оценил обстановку и остался. Я с интересом посмотрела на пистолет и спросила:

— Это мой?

— Помолчи.

— Герцогиня, — восхитился граф, — у вас и пистолет имеется? Я просто счастлив, что вы не захватили его с собой. Вы и без него отлично справились. Бедная Мадлен! Что она с ней сделала, — это он отнес к герцогу, — представьте, сударь, такая хрупкая девушка, а так больно дерется.

— Что же вы не захватили ее с собой? — ехидно осведомилась я.

— Боюсь, Мадлен уже никогда не сможет передвигаться. Я очень сомневаюсь, что она еще жива.

— А вот это оставьте. Когда я уходила, она была очень бодра и даже назвала вас чертовым болваном.

Граф издал сдавленный смешок.

— Герцог, у вас очаровательная супруга. Я вам просто завидую.

— Я сам себе завидую, — мрачно сказал тот, — хватит валять дурака.

— Да, вы правы. Вы совершенно правы. И вы, герцогиня, тоже. Разумеется, Мадлен жива. Только вот, за ее здоровье я не могу ручаться. Особенно, меня беспокоят ее зубы. Кажется, двух не хватает.

— А ребра у нее целы? — вдруг поинтересовался герцог.

— Кажется, да, — удивился граф такому вопросу, — впрочем, я не проверял.

Я сердито посмотрела на герцога.

— Тогда ей повезло, — продолжал он невозмутимо, — вашему наемнику пришлось куда хуже. У него ребра точно сломаны да и с рукой непорядок. Не надо на меня так смотреть, — это относилось ко мне, — я пошутил.

Я злобно фыркнула.

— Может быть, я все-таки пойду? — без особой надежды спросил граф.

— Не торопитесь. Спешить вам уже некуда.

— Мне очень жаль, что так получилось. Но Господь свидетель, я не успел дотронуться до вашей супруги даже пальцем. Мадлен, та, конечно, дотянулась. Но герцогиня, даже эта царапина вас не портит.

— Где царапина? — всполошилась я, проводя рукой по лицу.

— Не здесь, чуть ниже. Вам можно позавидовать, что все ограничилось лишь ею.

— Вы уверены, что ограничилось? Да она меня укусила!

— И поэтому ты и выбила ей зубы, — заключил герцог.

— А что я должна была сделать? Сказать ей спасибо? Между прочим, она кусается очень больно. И еще, она хотела меня зарезать. У нее был кинжал.

Граф очень задумчиво осмотрел свое запястье, но ничего не сказал.

— Не расстраивайтесь, — утешил его всевидящий герцог, — она редкостная мегера.

— Ну и что, — фыркнула я очень презрительно, — так ей и надо.

Мне до смерти надоело препираться с ними обоими. Что-то не пойму, меня пытались убить, а они здесь взаимно расшаркиваются, принося друг другу извинения и заверения в совершеннейшем почтении. А меня, между прочим, тошнит и голова кружится. Отчего бы это? Господи, совсем забыла! Я ведь сегодня ничего не ела.

— Куда она тебя укусила? — вдруг спросил у меня герцог.

— В плечо.

— Покажи.

— Там совершенно не на что смотреть.

— Смотреть действительно не на что, но все равно покажи.

Какой наглец! Мне очень хотелось как следует его стукнуть. Но ограничилась кратким:

— Не хочу.

Тогда он молча развернул меня и посмотрел сам. И тут же воскликнул:

— Да тут кровь!

— Я же говорю, вцепилась, как собака.

— Это не укус, — продолжал он, — это удар ножом. Правда, неглубокий.

Так, вот что это было! То-то мне показалось, что на укус это не очень похоже. Я бросила взгляд на графа, точнее, на то место, где он должен был стоять. Но сейчас его там не было.

— А где граф? — спросила я.

Совершенно напрасно, судя по всему. Ясно, что сбежал. Герцог мельком посмотрел туда и отозвался:

— Далеко не убежит. Так, кровь уже не идет, но перевязать все равно надо.

— Чем? — резонно поинтересовалась я, — не хочешь же ты… О, нет! Он хоть чистый?

— Грязный, — огрызнулся герцог, доставая из кармана платок, — у меня все носовые платки чистые.

— Ну конечно, — съязвила я глубокомысленно.

Остается полюбопытствовать, для чего же тогда он носит их с собой. Уж не для того ли, что бы все смогли полюбоваться, как хорошо они накрахмалены?

Более бесцеремонного перевязывания я еще не испытывала, хотя у меня был в этом деле кое-какой опыт. Меня трясли и вертели, словно куклу. Наконец, я не вытерпела и сказала:

— Между прочим, я еще жива.

— А мертвую я и перевязывать не стал бы.

И на том спасибо.

В это время послышались какие-то звуки, вроде бы кто-то крикнул, потом была странная возня и наконец в коридоре показался дюжий детина грозного вида. В вытянутой руке он держал, угадайте, кого? Конечно, графа де ла Важери, который в данный момент был похож на нашкодившего котенка.

— Это тот, кто вам нужен, ваша милость? — спросил детина.

— Именно, — подтвердил тот, — проверь, у него может быть оружие.

— У него уже нет никакого оружия, сударь, — и малый продемонстрировал длинный нож.

— Молодец, хорошо поработал.

— Немедленно отпусти меня! — возмутился граф, пытаясь коснуться ногами пола, — я тебе покажу, деревенщина! Вы не смеете так со мной поступать! — это относилось к герцогу, — я дворянин!

— Перед Богом все равны.

— Возможно, но он, — граф широким жестом указал на детину, державшего его, — не Бог.

Я расхохоталась, позабыв про больное плечо. На это без смеха было невозможно смотреть. Когда первый приступ хохота прошел, я заметила, что на меня смотрят все трое, но с очень похожими выражениями лиц.

— Интересно, — вдруг протянул граф, — скажите, герцог, она всегда так реагирует?

— Да, — кивнул тот, — чаще всего.

— Очень интересная женщина.

Это забавно смотрелось. Глубокомысленный граф, которого держали за шиворот. Я снова прыснула.

— Унеси его, — сказал герцог парню.

Тот кивнул и развернулся.

— Это просто безобразие! — вновь возмутился граф, — я и сам могу идти! Я категорически настаиваю, чтоб меня поставили на пол! Ты за это ответишь!

Кажется, напоследок он попытался лягнуться, но успеха не имел.

— Так, — произнес герцог. Это было его любимое слово.

— А Мадлен? — вдруг вспомнила я.

— О ней не забудут, не надо нервничать. Я сразу договорился со своими людьми об этом. И если б ты не лезла, куда не просят, то все обошлось бы мирно. И не пришлось бы тебя перевязывать.

— Теперь ты будешь гордиться этим до старости, — съязвила я и вдруг меня осенило, — подожди. Значит, ты знал, что это были они? Граф де ла Важери и графиня де Токелен?

— Разумеется. Думаешь, я не сумел вытрясти это из вчерашнего убийцы? После того, что ты с ним сделала, мне и стараться не пришлось.

— Ах, так! — возмутилась я, — но почему ты не сказал об этом мне?

— Чтобы ты не лезла не в свое дело!

— Это как раз мое дело! — отозвалась я в том же духе, — это меня они хотели убить! Черт, совсем забыла. Я ведь так и не узнала, что же такого я видела.

— Жаль, что они тебе не сказали, — съехидничал он.

После чего, подхватил меня на руки и понес по коридору.

— Эй! — я просто потеряла дар речи от такой наглости.

Правда, этот дар очень быстро ко мне вернулся.

— Я сама могу идти!

— Очень сомневаюсь. С таким цветом лица не бегать нужно, а лежать в постели.

— Интересно, какой бы у тебя был цвет лица после всего, что они со мной сделали?

— Поэтому молчи и не болтай.

— Спасибо, что не взял за шиворот.

— Не получится, ты выше меня ростом.

— Ерунда! — возмутилась я, — ничего подобного! Я на каблуках.

— У тебя еще и каблуки есть? Потрясающе.

Поразительный нахал! И после этого люди удивляются, что я постоянно злюсь. Как тут не злиться! Схватил бедную, несчастную раненую девушку и тащит, как не знаю что! Безобразие!

Я дернулась, пытаясь освободиться и заявила:

— Мне неудобно.

— Потерпишь, — отозвался ласковый супруг.

Как вам это нравится? Пришлось терпеть, а что я могла сделать! Я молча терпела, когда он спускался по лестнице до тех пор, пока с ноги не свалилась туфля. Тогда я вновь взбунтовалась.

— Я потеряла туфлю!

— Ну и черт с ней.

— Я категорически против того, чтобы ты нес меня по двору на виду у всех. Это, в конце концов, просто неприлично!

— И что ты сделаешь? — поинтересовался герцог по пути.

— Я завизжу и начну брыкаться.

— Не надо, мы уже почти пришли.

Наконец, меня усадили в карету и я смогла спокойно вздохнуть. Странно, почему все женщины мечтают, чтоб мужчины носили их на руках? Это же страшно неудобно, я убедилась в этом на собственном опыте.

Я устроилась поудобнее на сиденье и задумалась. За что же они хотели меня убить? Почему граф отказался мне это объяснять? Что тут за тайна такая? Зачем скрывать, ведь я уже поняла, что они убили Марианну. После этого все остальные тайны как-то не смотрятся. Убили бедняжку Марианну. Как, должно быть, она замучила своего супруга! А ведь граф производит впечатление очень рассудительного и терпеливого человека.

— О чем ты думаешь? — спросил герцог, нарушая ход моих рассуждений.

Я решила, что ничего особенного тут нет и ответила правду:

— О том, что я видела.

— И что надумала?

— Ничего. Я ничего не видела. Я ничего не помню.

— Я ничего не знаю, — закончил он, хмыкая.

— Очень смешно, — отозвалась я, — все-таки, что я могла видеть? Как они ее убивали? Вряд ли. Такое бы я запомнила.

— Ты уверена? Наверняка, ты прошла мимо, переступив через труп.

— Какой труп? Я не видела никаких трупов. Я просто не представляю, где бы это могло быть. Ведь они не могли убивать ее на приеме. Там полно народу. Нет, этого я не видела. Значит, они могли подумать, что я видела, как они избавлялись от трупа. Это скорее всего.

— Ценная мысль. Труп нашли рядом с твоим домом.

— Правильно. Судя по виду, он пролежал там не меньше двух-трех недель.

— Это перед свадьбой, — напомнил мне герцог.

— А что я делала перед свадьбой?

— Строила из себя деревенщину, — проворчал он.

Я посмотрела на него, но ничего не сказала на эту тему. И этот человек велит мне придерживать язык! Лучше бы за своим последил.

Итак, что я тогда делала? Я ведь почти не выходила из дома. А если и выходила, то была с Альфредом, который читал мне нотации. Стало быть, Альфред тоже видел? Но тогда почему они не пытались убить его? Значит, он тут не причем. Впрочем, был один момент, когда я находилась одна. Боже мой!

— Как глупо! — воскликнула я, — какой идиотизм!

— Между прочим, я не могу читать твои мысли, — заявил герцог, — так что, поясни, сделай милость.

— Тебе повезло, что не можешь.

— Не сомневаюсь. Но все-таки?

— Я вспомнила. Но это же смешно, ей-богу! Мы были на прогулке вместе с Альфредом, он мне так надоел со своими нравоучениями, что я от него сбежала. Свернула на боковую тропинку. И там кто-то был. Стояла карета. Если это были они, то они полные идиоты. Я же ничего не видела! Я даже не разглядела их лиц!

— А кто сказал, что они очень умны? Наверняка, они подумали, что ты их разглядела.

— Тогда непонятно, почему я никому об этом не рассказала.

— Может быть, они подумали, что ты испугалась. Не надо спорить, я знаю, что это практически невозможно, но они-то об этом не знали. А потом ты, в довершение всего, обнаружила труп. Все сходится. Что они могли подумать?

— Какой кошмар! Столько усилий из-за какого-то пустяка.

— А все потому, что ты вечно лезешь, куда тебя не просят.

Сделал, называется, вывод. Сегодня он что-то в ударе. Я уже выслушала массу всяких гадостей в свой адрес.

— Я никуда не лезу нарочно.

— Конечно! А кто сегодня отправился на встречу с убийцей? Они назначили тебе встречу? Я угадал?

— Написали записку.

— И ты ничего мне не сказала? И кто ты после этого?

Я пожала плечами. К чему гадать, все равно меня в этом любезно просветят.

— Что ты молчишь? Сказать нечего?

— Ну, почему же? Я просто думаю, что надо бы и тебе позволить немного поболтать, если ты этого так хочешь.

— Помолчи.

И где логика? Если я молчу, он спрашивает, почему, если начинаю говорить, сразу велят молчать.

Я посмотрела в окно, на проплывающий мимо пейзаж, нашла его утомительно скучным и отвернулась.

— С этих пор, — заговорил герцог как-то уж очень мрачно, — если вздумаешь куда-то идти, то только со мной.

— Не стоит напрягаться. Я могу за себя постоять.

— Да, я уже успел в этом убедиться. Черт бы тебя побрал, почему ты все время споришь?

После этого он вдруг обнял меня за плечи и поцеловал. Я не сразу сообразила, что именно он делает, а когда поняла, то сперва хотела освободиться, но потом решила: зачем? Забавно, но целоваться с собственным мужем довольно приятно.

Когда он меня отпустил, я всплеснула руками и сказала:

— Ой, я помяла твой воротничок!

— Черт с ним.

— Что? Черт с ним? Черт с воротничком? Ты с ума сошел!

Оглавление

1 глава. Родительская воля

2 глава. Замужество

3 глава. Переезд

4 глава. Призрак и корсет

5 глава. «Меткий» выстрел

6 глава. Труп в кустах

7 глава. Падение с лестницы

8 глава. «Кто самый смелый?»

9 глава. Кадо

10 глава. Морс

11 глава. Покушение

12 глава. Подозреваемый

13 глава. Новая попытка

14 глава. Окончание голодовки

15 глава. Окончательная Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg