Анастасия Акулова ИЗ ГРЯЗИ В… ИМПЕРАТРИЦЫ ВСЕЯ РУСИ
Часть 1
Пролог
5 апреля, 1684 г.
В богато обставленной комнате было так тихо, что был слышен даже малейший шорох. Согревая, в огромном камине потрескивал огонь, танцующее пламя свечей в изящных подсвечниках освещало каждый угол. Несмотря на давящую тишину, в светлой и тёплой комнате ощущались нега, покой, уют.
Эту довольно приятную картину омрачало хмурое лицо хозяина дома, который расположился в большом кресле у камина. Поза, взгляд, мимика помещика, господина фон Альвендаля, выдавали крайнее напряжение.
Он — ухоженный, строгий на вид мужчина лет тридцати. Вроде бы, совсем ещё не стар, но в глазах его таилось столько усталости, будто тот прожил очень длинную и тяжёлую жизнь.
— Господин, разрешите? — раздался где-то рядом женский голос, отвлекая от раздумий, — у вас родилась прелестная девочка.
— Уже всё? — поинтересовался он, оглянувшись.
Перед ним стояла его кормилица, Анна, бедно, но всегда безукоризненно чисто и опрятно одетая пожилая женщина с проницательными, добрыми голубыми глазами. Вместо ответа она протянула помещику свёрток с мирно спящей новорождённой девочкой.
Аккуратно взяв ребёнка на руки, фон Альвендаль долго всматривался в милое личико крохи, разрываясь между противоположными чувствами — щемящей нежностью и глубокой неприязнью.
— Сейчас весна, господин, — добавила Анна, — Вот я и подумала — может, назовём её… Мартой?
— Хорошо. Как Мария? — бесцветным голосом спросил он, всё ещё не отрывая взгляда от новорождённой. — Что же с тобой делать, дитё…
— С ней всё хорошо, — тихо ответила женщина, не сдержав слегка презрительного взгляда в сторону своего воспитанника и господина. — Она здорова. У бедняжки душа болит… Удивительно, как она перенесла роды, раз выплакала столько слёз.
— Как будто бы она не знала, что я никогда не женюсь на какой-то там служанке, — последнее слово он с омерзением выплюнул, раздражённо поведя плечами, — если не захотела избавиться от ребёнка, то пусть его сама тянет да помалкивает. По другому-то в таком случае и быть не могло!
Затем добавил:
— Подыщи Марии мужа из крестьян. Так и она счастлива будет, и девочка сиротой не останется.
Тяжело вздохнув, Анна взяла девочку на руки с грустной улыбкой.
— Знаете, господин, — тихо начала она, легонько покачивая малышку, — сейчас, конечно, много таких вот случаев, но… от вас я такого не ожидала.
— С чего бы это? — невесело усмехнулся тот, неотрывно глядя на танцующее пламя огня. — Я тоже не святой, знаешь ли. Все мы порочны. Изменить я уже ничего не могу, а бастард мне не нужен: она будет только мозолить мне глаза и позорить перед всеми. Так что вариант свадьбы её матери с кем-нибудь подходящим — лучший для всех нас.
— Возможно, — кивнув, согласилась кормилица, — самое главное, чтобы ваш грех не стал уж слишком тяжким бременем для девочки. Надеюсь, она найдёт своё счастье без вашей любви и признания её как дочери.
— Надеюсь, — прошептал помещик, оставшись наедине с собой.
Глава 1
1702 г.
— Марта! — послышался где-то рядом привычный визг. — Где ты была весь вечер? Ты замужняя баба! Мало тебе позора, который ты нам приносишь одним своим существованием?!
На пороге показалась молодая женщина лет семнадцати-восемнадцати, в каком-то балахоне, грязная настолько, что определить настоящий цвет её волос и кожи казалось делом невозможным.
Ванна — непозволительная роскошь для таких бедных крестьян — фактически рабов.
Девушка только что вернулась с прогулки. В руках она держала маленькую самодельную корзиночку, полную ягод.
— Я в лес ходила, — спокойно ответила она, обходя кричащую без причины мать и направляясь к своему уголку с широкой, но короткой лавочкой.
С секунду молча буравя дочь взглядом, женщина с руганью вышла из дому, хлопнув и без того шаткой дверью.
Стараясь сдержать очередные непрошеные слёзы, Марта уткнулась носом в тонкую, почти как покрывало, подушку.
Для всех, с самого детства она — никто. Сколько себя помнила, она никогда не знала родительской любви и ласки, что оказалось даже тяжелей, чем просто нелёгкая жизнь в пыли и грязи, которая стала повседневной реальностью. Марту на протяжении всех восемнадцати лет её жизни преследовали презрительные взгляды, оскорбления. Один лишь только пастор Глюк, её наставник, был добр и вежлив с ней, но у него зачастую и своих забот хватало. Хоть и был он единственным, кто не брезговал ей искренне улыбнуться, даже для него она была кем-то второсортным — прачкой и кухаркой в его доме.
И она знала, почему все так презрительно на неё косятся. Она — незаконнорождённая. Это треклятое слово извечной, непреодолимой горечью жило в её груди. Это её приговор.
Казалось бы, единственный человек в этом мире, который должен был бы её понять и утешить, была её мама, крестьянка Мария. Но нет, она в каком-то плане больше других была озлоблена на дочь, виня её во всех своих проблемах и грехах. Почему? А кто ж поймёт-то?
Наверное, потому, что всегда легче обвинять других, нежели себя.
Безмолвно снося крики и побои, девушка всю жизнь только и делала, что выживала. Ведь те, кто зовётся её родителями — очень бедные люди, крестьяне, у которых часто выдавались очень тяжёлые года. Такие, когда голод становился ночным кошмаром, преследуя везде.
Тем не менее, Марта работала. Стиснув зубы и убивая в себе злобу, ненависть, боролась за жизнь. Но не за то серое, никчёмное существование, которым жила раньше, а за надежду на нормальную жизнь когда-нибудь.
Порой надежда — это всё, что нам остаётся.
Весь мир представлялся ей комом грязи и пороков, тюрьмой, проклятьем. И лишь одиноко гуляя по лесу, девушка могла хоть немного успокоиться, унять нарастающую ненависть ко всем и вся.
Когда Марте было почти восемнадцать, её буквально выпинали замуж за местного трубача, Иоганна Крузе. Он оказался неплохим человеком, но замужество не принесло девушке счастья, — напротив.
Мир без любви соткан из боли. Одиночество — враг наш смертельный и злейший. Давно нам даны наши маски и роли, Нет надежды с пути свернуть ни малейшей. Здесь не простят ни единой ошибки, Здесь сдаться — это значит умереть. Здесь не увидеть искренней улыбки, Здесь каждый слеп, и не прозреть… Случай — коварный наш кукловод По жизни лабиринту нас ведёт, Ведёт туда, где каждый поворот Может не таким быть, как казался.Девочка, которая не плакала даже в детстве, теперь тихо лила слёзы в подушку едва ли не каждый день. Жалость к себе сумела-таки надломить её, эту хрупкую, никому не нужную девушку с несгибаемой силой духа.
Глава 2
Начавшаяся два года назад война только набирала обороты, но Мариенбурга она пока не коснулась. Однако голод среди бедных ужесточился. Ради крох еды приходилось работать до потери сознания.
Проклиная сквозь зубы судьбу, Марта работала, работала, забывая обо всём. Ради кого? Сама не знала. Ради себя? Нет, зачем ей это беспросветное, безрадостное существование, эти тяжкие, унылые дни, каждая секунда которых наполнена болью и физической, и душевной? Оно ей не нужно, вот такое. Тогда почему?
Несмотря ни на что, Марта мечтала. Как маленькая девочка, не знающая реальности жестокой жизни, она мечтала… о том, чего у неё никогда не было — о семье, о любви, о достатке. О том, ради чего стоит бороться, ради чего стоит жить и умереть, о том, что наполняет нашу жизнь смыслом, светом и радостью.
И даже когда разум твердит: «Невозможно!» — сердце остаётся при своём мнении, не заботясь, правильно это, или нет.
…Тихий вечер. Марта, полуживая вернувшись с поля, принялась уже чисто автоматически, по привычке выметать из дома сор огромной грубой метёлкой.
В ушах звенело от звуков разразившегося сражения: русские всё же напали на Мариенбург. Наивные жители этого города, воспитанные на множествах легенд о его непобедимости и нерушимости, как обычно, отправили крестьян на работы. Но мудрые полководцы говорят, что самая страшная ошибка в битве — недооценка врага.
Уже сметая с порога собранную грязь, девушка вдруг услышала топот множества ног. Отвратительно пахло гарью, дым и тьма ночи застилали глаза.
Заметив её, появившиеся из ниоткуда люди что-то прокричали на непонятном языке. Их было не меньше десяти, все они шли вразвалочку, пьяно гогоча. В душе девушки червячком зашевелился страх.
— Что, ещё одна местная? — грубо схватив девушку выше локтя, по-русски сказал один из солдат, обдав перегаром.
На этих людях была солдатская, но не шведская форма. Так… русские всё же победили?
— Отпустите! — тихо, устало и как-то измученно пискнула Марта, пытаясь выдернуть руку.
— Их всех… это… в кр-реп-пость вроде б-бы надо, — заикаясь, сказал второй, слегка пошатываясь.
— Таких, как эта? — поморщился первый, оглядев девушку, — фу, они же все блохастые, как псы!
Ни слова не поняв из вышесказанного, Марта ещё больше испугалась.
— Такой приказ был, — ответил тот, — всех мирных жителей, крестьян — туда.
— Ну раз приказ — ладно, — со вздохом согласился другой, встряхнув недоумевающую девушку, словно тряпичную куклу, и почти волоком потащил за собой в сторону взятой ими крепости.
Взвизгнув, Марта начала вырываться активней, брыкаться, кусаться, кричать. Она не могла понять, что происходит. Накатила неконтролируемая паника.
Изловчившись, девушка со злостью больно укусила руку обидчика, а тот чисто инстинктивно молниеносно скрутил её, ударив коленом по затылку так, что девушка мгновенно потеряла сознание.
— Ничего, пусть отдохнёт, — ухмыльнулся солдат.
По пути они собирали и других мирных жителей.
…
Словно пробиваясь сквозь плотную душную вату, Марта медленно приходила в себя. В голове сильно звенело из-за сильного удара, не давая нормально различать звуки.
— Очнулась? Как ты себя чувствуешь? — раздалась где-то рядом родная речь.
С трудом разлепив отяжелевшие веки, девушка окинула взглядом помещение. Всюду мелькали размытые фигуры, перед глазами всё вертелось, кружилось и опадало.
Единственное, что Марте удалось разглядеть — лицо девушки лет двадцати, двадцати пяти, обрамлённое милыми светлыми кудряшками, кое-как спрятанными под белый кружевной чепец. Её большие серые глаза лучились добротой и сострадательностью.
— Кто вы? — чуть приподнявшись с жёсткого ложа, спросила Марта.
— Вообще меня зовут Элизабет, — задумчиво ответила незнакомка, аккуратно укладывая девушку назад, — но среди русских меня уже давно зовут на здешний лад — Лизой. Как и ты, я однажды попала к ним в плен, однако мои медицинские знания помогли мне не умереть с голоду. Я стала служанкой, лекаркой и экономкой фельдмаршала, стала жить гораздо лучше, чем раньше. Да и в доме господина ко мне относятся хорошо. Вот, теперь хожу с ним в походы, лечу раненых.
— Спасибо за помощь, — поблагодарила девушка, устало закатив глаза, — меня зовут Марта. Я крестьянка.
— Да уж поняла, — усмехнулась Лиза, вставая, — пойду осмотрю всех. Отдыхай, чуть попозже загляну.
— Хорошо, — сонно ответила Марта, но Лиза уже не слышала.
Предоставленная сама себе, девушка решила не замечать лежащих совсем рядом людей, не слушать полудикий смех и не чувствовать неприятный запах крови и медикаментов, прислушавшись к своим ощущениям.
Её, как и других, захватили в плен. Наверняка их сделают подневольными какого-нибудь богатого помещика, который будет обращаться с ними, как с вещью.
По так называемым дому и родителям она не будет скучать, ибо её с ними не связывает никаких светлых воспоминаний — только беспросветная боль. Жаль только, что наставника, пастора Глюка больше не увидит — этот добрый учёный муж единственный, кто тепло относился к девушке, он же дал ей элементарные основы знаний и некоторую житейскую мудрость. Но чему быть, того не миновать…
Как вывод — мало что изменится. Тогда, наверное, и волноваться не стоит…
В таких вот размышлениях прошёл почти час. Марта и не заметила, как уснула.
Вечером, когда смеркалось, к ней заглянула Лиза.
— Марта, у меня есть небольшое предложение, — окинув девушку участливым взглядом, начала она, — видишь ли, нашему фельдмаршалу нужна ещё одна служанка — последняя сильно заболела. Умеешь готовить, стирать, сушить, убираться, гладить утюгом на углях?
Спросонья не совсем понимая, Марта кивнула.
— Замечательно, — улыбнулась Лиза, — тогда сегодня отдыхай, а завтра приступишь к своим новым обязанностям, я всё тебе подробно расскажу. Поверь, это гораздо лучше, чем, судя по всему, у тебя было раньше.
— Скорее всего. Потому, что хуже уже быть не может…
Глава 3
Лиза подняла девушку, едва начало светать. Тараторя, перечисляла её обязанности и вообще, и конкретно на сегодня, показывая, что где и как.
— Вон там стопка вещей, — уже уходя, бросила она, — Выстирай. Потом прибери в комнате господина, а после я за тобой зайду.
Покорно кивнув, девушка принялась за привычную работу. Тщательно выстирав и развесив сушиться одежду, подмела и вытерла пыль в комнате фельдмаршала, скользя незаметной тенью, как и положено прислуге. Грязь будто сама убегала из-под её ловких рук.
Забрав ведро с уже грязной водой, Марта выскользнула из комнаты, то и дело поправляя грязный платок на не менее грязной голове.
Словно из неоткуда появилась немного уставшая, но, как и прежде, улыбающаяся Лиза.
— Молодец, — похвалила она девушку, аккуратно взяв её за руку, — теперь пойдём, отмоем тебя.
— А можно? — удивилась та, так как сама она могла купаться лишь в речке или ручейке, не имея дела с мылом и мочалкой.
— Мы личные слуги знатного фельдмаршала, — пояснила Лиза, ведя её по тёмным коридорам, — нам положено быть опрятными. Мы не крестьяне. Почти…
«Хоть на том спасибо судьбе», — про себя улыбнулась Марта.
Следующий час её знакомили с назначением ванны и средств гигиены — сначала в теории, затем на практике.
Вода аж почернела от количества отмытой грязи, в то время как сама Марта чувствовала себя будто заново рождённой, новым человеком.
— Ты скоро там? — послышалось извне. — Это ещё не все твои обязанности на сегодня. Поторопись.
— Уже, — ответила та, открывая дверь.
Лиза окинула девушку оценивающим, цепким взглядом.
— А ты, оказывается, красивая, — усмехнулась она.
— Я?
— Ну кто же ещё, — ответила та, вновь ведя её куда-то, — вот здесь ещё прибери, и можешь быть свободна на сегодня.
— Спасибо, — с радостным вздохом сказала Марта, беря в руки ведро и тряпку.
Убираясь, девушка то и дело бросала взгляд на большое запылённое зеркало в углу комнаты. Протерев и его, Марта взглянула на своё отражение.
Никогда не видела себя такой. Смотрясь раньше в зеркало вод, она находила себя некрасивой, толстой, волосы — грязно-серыми лохмами, лицо — круглым, приплюснутым, некрасивым, а кожу отвратительной.
Теперь же в зеркале отразилась незнакомка. Чуть пухленькая, с формами, с прекрасной фигурой, с белоснежной, чистой кожей, с ямочками и румянцем на щёчках. «Лохмы» оказались шикарными, чёрными, как самая тёмная ночь, локонами, а дотоле пустые глаза того же цвета теперь сияли, маня задором и таинственностью.
Она была неоспоримо красива, как жемчужина, только что поднятая со дна моря.
— Никогда не думала, что могу быть такой, — хрипло прошептала девушка, кокетливо улыбнувшись новой себе.
…
Примерно так же прошли ещё несколько дней. Теперь Марта уже была в Москве, в доме фельдмаршала.
Постепенно девушка привыкла к новой жизни, к новым обязанностям и к новому обществу.
Пришлось начать изучать русский язык — ведь здесь ей придётся прожить всю свою жизнь.
Язык почему-то ей очень понравился своим звучанием. Он ей давался легко настолько, что уже за первую неделю она выучила несколько необходимых слов и фраз.
Этот солнечный день изменил многое.
Близился вечер. Девушка, выстирав бельё, по обыкновению направилась прибирать комнату фельдмаршала. Бесшумно проскользнув в неё, она уже хотела приняться за работу, как вдруг заметила гостя, вальяжно расположившегося напротив господина.
Это был молодой, ухоженный и довольно симпатичный мужчина лет тридцати, с тёмно-каштановыми волосами, бледной кожей, хитрющими карими глазами и со змеиной улыбкой на красиво очерченных губах.
Богатство его одежд, вооружения, многочисленных колец поражало взор.
Таких, кажется, называют «хозяин жизни».
В его глазах виднелся недюжинный ум, хитрость, дальновидность. Было в них что-то такое, что и привлекало, и отталкивало одновременно. Он сидел в профиль к девушке, нахмурившись и что-то увлечённо обсуждая с фельдмаршалом.
Пожав плечами, Марта принялась за работу. Какое ей дело до гостей господина?
— Он даже собирался как-то жениться на ней! — эмоционально воскликнул гость, презрительно фыркнув, — нашей императрицей может стать публичная женщина?!
— Успокойтесь, — спокойно ответил седовласый фельдмаршал Шереметьев, — Вы же знаете нашего царя лучше, чем кто бы то ни было. Не удивлюсь, если он вообще никогда не захочет жениться, довольствуясь множеством фавориток. Эта ваша Монс — лишь одна из них.
Гость как-то слегка поник.
— Не уверен, — мрачно сказал он, ещё больше насупившись, — она словно приворожила его. Столько лет он уже в неё влюблён! И, наверное, только он ещё не ведает о змеиной сущности этой женщины.
— Не преувеличивайте, — скривился фельдмаршал, — наш царь вовсе не слеп. Если она такова, как о ней говорят, он точно на ней не женится, ведь он терпеть не может сочетания расчётливости и лести в фаворитках, это все знают. И вообще, не пристало нам с вами говорить об этом.
Гость немного устало вздохнул.
— Она может быть его игрушкой, на это можно закрыть глаза, — ответил он, — однако законной жене даётся немалая власть. Причём, прежде всего над волей царя, если она любима им. В таком случае настанет время перемен для всех нас. Пётр и так всегда благоволил к немцам и другим иностранцам, а уж если эта Монс станет его женой…
Задумавшись, фельдмаршал кивнул.
— Возможно, вы правы, — сказал он, — в таком случае, если вы уж так сильно не хотите этого, то… Знаете, как говорят? Клин клином вышибают.
— Пробовал, — слегка раздражённо ответил гость. — Ни одна не добилась большего, чем минутного внимания. Они — пустые куклы. А Монс — искушённая интригами, властная, женственная и хитрая дама, знающая толк в людях, во лжи и в лести. Где, спрашивается, найти ту, которая могла бы заставить его забыть её, увидеть её истинное лицо?!
Всё это время Марта старалась не прислушиваться к разговору, так как понимала лишь отдельные слова. Задумавшись, девушка не глядя протирала большую стеклянную вазу, как вдруг та невзначай выскользнула из её рук, с шумом разбиваясь на тысячи осколков…
Собеседники как по сигналу посмотрели на неё.
— Извините, — зардевшись, негромко произнесла девушка с лёгким акцентом и бросилась собирать осколки.
Мгновение стояла тишина.
— Как тебя зовут? — услышала она вдруг заинтересованный голос гостя. Он в упор, оценивающе оглядывал девушку, словно товар на базаре.
— Марта, — уже чуть громче ответила она, недоумевая, зачем это вдруг понадобилось.
По губам незнакомца вновь скользнула змеиная улыбка.
— Я покупаю у вас эту подневольную, фельдмаршал, — с лицом сытого кота добавил незнакомец, — и, пожалуй, попробую последовать вашему совету. Ещё раз…
— Думаете, она сможет…
— Иначе бы и не пробовал, — ухмыльнулся гость, — девушка красива, как ангел. Так сколько за неё? Не продешевите. Эта, думаю, вполне может стоить дорого…
…Вот так Марта стала служанкой одного из богатейших людей, хотя и не поняла сути того разговора. Её новым хозяином оказался не кто иной, как Александр Данилович Меншиков, ближайший друг и сподвижник государя, имеющий на него сильное и неоспоримое влияние.
«Хотя, впрочем, навряд ли это многое изменит, — думала Марта, собрав скудные пожитки, — как была крестьянкой, так ею и останусь. Видно, это — мой крест. Как, впрочем, и многих других».
Однако немного беспокоил вопрос: зачем вообще понадобилось её вдруг продавать? Ладно, само узнается.
Завидев огромный дворец ещё издалека, девушка не сдержала восхищённого вздоха, высовываясь из окошка кареты.
Меншиков, соизволивший сесть напротив, не отводил от неё лукавого, изучающего взгляда.
— Нравится? — спросил он, изображая подобие улыбки.
— Очень! — искренне, с придыханием ответила девушка.
— Говоришь по-русски?
— Почти нет.
На этом разговор оборвался. Однако пристальный, изучающий взгляд Александра Даниловича никуда не пропал, нервируя и без того испуганную девушку.
Однако, прибыв во дворец, она забыла обо всём…
Никогда, НИКОГДА она не видела ничего подобного! Осторожно ступая, словно боясь повредить отполированный до зеркального блеска пол, Марта всей душой восхищалась даже мелочами, каждая из которых казалась произведением искусства.
— Как… красиво! — выдохнула она, восхищённо улыбнувшись.
— Всё это дело рук мастеров, — удовлетворённо ответил Меншиков, всё так же внимательно наблюдая за девушкой.
Из-за угла показалась женщина лет тридцати и, судя по одежде, среднего сословия.
Поклонившись светлейшему, она окинула недоумённым взглядом Марту.
— Катерина, — обратился князь к вошедшей. — Эта девушка — Марта. С сегодняшнего дня она — моя личная служанка. В её обязанности входит только убирать комнату, приносить еду и гладить одежду. Всё поняла?
— Да, — с ноткой зависти в голосе ответила женщина, — мне устроить её и показать всё?
Царственно кивнув, Меньщиков направился к себе в кабинет.
— Пошли, — сухо приказала Катерина девушке, бесцеремонно схватив её за руку и потащив вглубь шикарного дворца.
Марте ничего не оставалось, кроме как следовать за ней.
Женщина привела её в маленькую, бедную, но чистую и светлую комнату, где совсем рядом стояли две шаткие кровати.
— Твоя та, что слева, — пояснила Катерина, — другая — поварихи Маши. Она женщина добрая, вдвое старше тебя. Не смей её как-либо обижать! Ах, да… сейчас марш убираться, а потом, как закончишь, выдам тебе хорошую одежду. Так как ты личная служанка такого богатого человека, то должна и выглядеть соответствующе.
— Хорошо, — как-то немного мрачно отозвалась Марта, покорно беря в руки большое ведро, стоявшее в углу комнаты.
…
За полгода, проведённые здесь, девушка успела от и до изучить так поразивший её дворец и многое узнать о человеке, которому вынуждена была служить.
Девушка ушам своим не поверила, когда ей сказали, что он, этот гордый, лукавый господин — сын конюха. Был в нём какой-то такой светский лоск, выдававший высокое положение. Однако факт остаётся фактом: он был бедняком, однако, волею случая повстречав государя, постепенно возвысился до этих невиданных высот. Будучи настоящим баловнем судьбы, Александр, однако же, имел множество замечательных качеств и настоящих заслуг, благодаря которым и достиг всего этого.
Также Марта познакомилась со своей соседкой, поварихой Марией, «тётей Машей», как её все называли. Та оказалась толстенькой женщиной лет пятидесяти, по-своему умной, чуткой и доброй. Она встретила Марту ласково и приветливо, ненавязчиво расспросив её о прошлом. Как-то само собой она полностью рассказала этой женщине всё, касаясь даже самого сокровенного, и сразу стало немного легче на душе.
— Все мы проходим через трудности, девонька, — пкачав головой, ответила та, — такова уж наша крестьянская доля…
— Не грустить, тётя Маша! — путая спряжение, ободряюще улыбнулась девушка.
Теперь она изменилась и внешне — могла ухаживать за собой и носить простоватые, но красивые, удобные и опрятные платья.
«Приятно перестать бояться своего отражения», — думала она.
В этом доме со слугами обращались очень хорошо. Хозяин не брезговал, как другие, разговаривать с ними, хвалить за хорошую работу, что не могло не радовать. Он не перегружал их, следя лишь за добросовестностью и качеством работы. Её, Марту, вообще практически баловал. И было это весьма подозрительно… Как и его доброта к слугам вообще — ведь он столько лет является главным богачом столицы!
— Человек, хоть когда-то познавший на себе тяготы бедной, вечно полуголодной жизни, всегда поймёт людей, которые испытали то же самое, вне зависимости от того, как высоко взлетел впоследствии этот самый человек, — сказала как-то тётя Маша, беседуя с Мартой.
Девушка не переживала из-за таких изменений в своей жизни. Сейчас ей жилось гораздо лучше, чем было раньше. Теперь у неё была возможность мечтать, надеяться… На что? Она и сама не до конца понимала. На семью, на уют, на любовь…
Надо бы быть осторожней с желаниями… ведь иногда они могут сбываться! Причём, чаще всего — весьма неожиданным образом!
Глава 5
«На этот раз он меня точно прибьёт! — тихо стуча зубами, подумал Александр, нервно раскачиваясь на шатком табурете у окна. — Как я мог быть так неосторожен? Почему мне всё время мало богатства?!»
Он уже и забыл, каково это — бояться. Единственным человеком, которого он когда либо боялся, был… его лучший друг. Тот самый, которым он дорожил, которого оберегал, которому вроде бы и доверял, но от него же и скрывал многое.
К примеру то, что иногда немного обворовывал его казну. Царскую казну.
И другом этим был не кто иной, как царь Пётр Алексеевич, который в этот раз может и не простить его, забыв и о дружбе, и о прошлых заслугах Меньщикова перед государством и перед самим Петром.
Самое главное — как можно было так глупо попасться?!
Марта в это время уверенно направлялась к покоям господина, неся в одной руке только что выстиранное, высушенное и выглаженное постельное бельё, а в другой — ведро, тряпку и веник с совком.
Тихо войдя, девушка начала убираться. Всё было как обычно, но Меньщиков вдруг сказал:
— Уйди.
«Может, послышалось?» — нахмурившись, подумала девушка.
— Что?
— Уйди! — чуть громче повторил тот, бросив на неё злой взгляд.
Только сейчас, посмотрев на господина, девушка заметила, как сильно он бледен, то, как он раскачивается на табурете, стуча зубами.
Явно боится чего-то. Как приговорённый перед казнью.
— Господин… вам нездоровится? — осторожно спросила девушка.
— Я сказал: ПРОЧЬ!!! — вскочив, взревел тот, метая громы и молнии диким, яростным взглядом.
Испугавшись, девушка бросилась прочь, забыв свои орудия труда.
Зажмурившись, она хотела убежать к себе, но… с размахом натолкнулась на кого-то, идущего ей навстречу. При этом, кажется, отдавив несчастному ноги.
— Ой! Простите, пожалуйста! — извинилась она, отскочив.
— Ничего, — с усмешкой ответил незнакомец красивым баритоном.
Не удержавшись, девушка подняла голову, с интересом разглядывая его.
На вид этому мужчине было где-то около тридцати лет. Одет он был в простой чёрный камзол без украшений и наворотов, который, однако, был из дорогой ткани и на нём выглядел как-то даже дорого, изысканно. В этом широкоплечем, явно очень сильном мужчине чувствовалась какая-то скрытая угроза. Немного хищные черты его лица поражали правильностью, гармоничностью.
Загорелый, с кудрявыми чёрными волосами, красивый… Но больше всего запомнился взгляд. Тёмно-синие глаза, в которых прямо виднелась неповторимая, несгибаемая сила воли этого удивительного человека. В них плясали смешинки и отблески пламени свеч.
Целый мир в твоих нереальных глазах,
Мир необычайный, полный чудес,
Ты сам — будто сон, виденье из грёз,
Может ты ангел, сошедший с небес?
Что же со мной? Что вдруг случилось,
Когда с тобой меня столкнула судьба?
Помнится, даже сердце не билось…
Что же, что случилось тогда?
Как всего одно мгновенье
Изменило меня, сделало другой?
Хотя, возможно, неуместно удивленье, -
Всё это было предначертано судьбой…
Он так же пристально, чуть насмешливо смотрел на неё…
«Наверное, неприлично так долго разглядывать незнакомого мужчину», — опомнилась она наконец.
Порозовев и присев в торопливом реверансе, девушка поспешила дальше.
— Как тебя зовут? — донеслось ей вслед.
— Марта, — ответила девушка, не в силах сдержать лёгкой улыбки.
И побежала к себе, пытаясь унять бешено, словно пойманная птица, бьющееся сердце…
…
Ещё секунду он заинтересованно смотрел ей вслед…
Вокруг него всегда крутилось множество прекраснейших женщин, и каждой требовалось время, чтобы завлечь его в свои сети. Что же вот так сразу его зацепило в этой девушке?
Бесспорно, она красива. Шикарные чёрные волосы, к которым так и хочется прикоснуться; чёрные, как самая тёмная ночь, глаза; идеальная белая кожа, лёгкий румянец, замечательная фигура… Однако среди его фавориток были те, которые явно превосходили её красотой. Но есть в ней что-то… Что-то неумолимо манящее, таинственное, гордо-насмешливое, женственное и светлое. Царь и сам не понял, как всё это сказал один лишь взгляд. Он всегда относился скептически к некой безумной влюблённости, которую считают почти что волшебной. Но иначе как очарованием он не мог назвать одолевшие его чувства. Всего один взгляд этих сверкающих звёзд-глаз заволокли сознание приятной дымкой, разгоняя мысли, будто крепкое вино.
Ну что ж… он всегда получал от жизни всё, что хотел. Так будет и в этот раз.
С немного коварной ухмылкой Пётр уверенно направился к Меншикову, чтобы задать тому очередную порцию заслуженной трёпки.
…
— Что? — Марта буквально не поверила своим ушам, — как… как же так?! Я ведь…
— Это ты новому хозяину скажешь, — едва ли не захлёбываясь ядом зависти, перебила её Катерина. — Если, конечно, осмелишься.
— Но…
— Никаких «но»! — прикрикнула на неё женщина, — Ты что, совсем сдурела, девка?! Теперь ты подневольная государя! Он сам, лично тебя купил у нашего господина! Да ты петь от счастья должна!
— Ой ли? — зло ухмыльнулась только что вошедшая тётя Маша, — петь от счастья, значит, должна? А для какой такой цели он её вдруг купил, подумала? Дураку ясно!
С секунду они молча буравили друг друга злыми взглядами.
— Да коли и так, — фыркнула та, уже уходя, — она навряд ли достойна такой милости… Оборванка — она оборванка и есть!
Закусив губу, Марта пыталась вникнуть в суть этого диалога. Некоторые слова ей ещё плоховато давались.
— О чём это вы, тётя Маша? — спросила она, присев на краешек шаткой кровати.
— Ни о чём, девонька. Ты пока не думай об этом, — вздохнув, отмахнулась та, и тут же перевела тему. — Знаешь, трудно будет расстаться с тобой. Привыкла, привязалась к тебе я.
— Даст Бог — свидимся, — тепло улыбнулась девушка, — Не пойму только, почему я перехожу из рук в руки постоянно.
— Красивая ты, Марта, — вновь вздохнула та, теребя в руках какой-то платок, — очень красивая. И… необычная. Знаешь, только в твоих руках обернуть это для себя благом или проклятием. Главное — никогда не забывай о добродетели и женской гордости — пусть они станут твоей путеводною звездой. Будь счастлива.
— И ты, — тихо ответила девушка.
Глава 6
Она стала одной из камеристок царевны Натальи, сестры Петра. Та оказалась красивой, ухоженной и неглупой женщиной тридцати лет, которая была довольно добра к слугам, хотя и держала дистанцию.
Марте вполне неплохо жилось там, в Преображенском селе, рядом с царевной. Одно удручало — рутина да скука смертная. Её деятельной натуре хотелось приключений и страстей.
Ну и дождалась…
Часть 2
Марта вышивала с отрешённым видом, однако изредка поглядывала на свою госпожу, уютно расположившуюся на шикарной кровати с книгой в руках.
Царевна Наталья Алексеевна умела читать и тянулась к знаниям.
За окном упрямо выла метель, по стеклу музыкально били маленькие снежинки, рисуя на нём размытые узоры. Природа словно погрузилась в сон, укрывшись плотным белым покрывалом инея, снега и холода, которые были неотъемлемой частью этой огромной и прекрасной северной страны, которую Марта уже успела немного полюбить.
В комнате была приятная атмосфера тепла и покоя, которая, однако, начала уже порядком надоедать Марте.
За это время она немного изменилась: стала ухоженней, красивей, уверенней в себе. В этом ей помогло мужское внимание, коим её окружили даже здесь. Для молодой женщины это было ново и приятно, хотя она и отвергала все ухаживания. Счастья, конечно, хотелось, но сердце молчало, словно застыв.
Уйдя в себя, Марта лишь краем уха услышала, как скрипнула деревянная дверь.
Встрепенувшись, цесаревна вопросительно взглянула на вошедшего посыльного.
— Царевна, — вежливо поклонился он, — вам письмо от государя.
— Хорошо, кивнула женщина, забирая письмо, — можешь идти.
Вновь поклонившись, посыльный удалился.
Пробежавшись глазами по нескольким коротким строчкам, царевна задумчиво прикусила губу.
В затянувшемся молчании Марта заинтересованно смотрела на госпожу.
— Собирайся, Марта, — вдруг произнесла царевна. — Брат приглашает меня на празднование в честь новых завоеваний. Ты и Ксения поедете со мной.
— Как прикажете, госпожа, — встав, покорно поклонилась Марта, и, забрав своё рукоделие, удалилась выполнять приказание госпожи.
Ей вспомнилась случайное столкновение с гостем Светлейшего князя. По последующим событиям женщина примерно догадалась, кто это. Не могла понять одного: почему эта случайная встреча так часто преследует её, заставляет сердце биться быстрее? Почему этот незнакомец так часто вспоминается ей, даже снится? И почему при воспоминании о нём по губам сама собой расползается улыбка?
Всё это абсурдно, да, но… Есть во всём этом одно какое-то «но», которое делает реальным даже самые, казалось бы, странные предположения.
Девушка постаралась выкинуть эти мысли из головы.
Она даже не знала, что предмет её тайных воздыханий также почему-то не мог забыть случайную встречу с девушкой, чьи колдовские чёрные глаза могли заворожить кого угодно.
Для обоих все эти мысли казались странными, но неотступно вызывали трепет где-то в глубине души.
Они-то и стали основной причиной этого приглашения, хотя бедная молодая служанка, конечно, и подумать о таком не могла…
Комментарий к
Очень жду Ваших отзывов!!!:)
Часть 3
Девушка с непривычки ёрзала на сидении роскошной кареты, не находя себе места, а цесаревна неодобрительно косилась на неё.
Марте было неудобно в роскошном шёлковом платье, коим её одарили на время пребывания в Зимнем дворце. Ведь девушка отродясь не знала иной одежды, кроме грубых крестьянских платьев. Пусть подаренное ей платье фрейлины было далеко не так богато, как у её госпожи, но всё же радовало глаз изысканной красотой и идеально сидело на её женственной фигурке, подчёркивая достоинства и скрывая недостатки. Длинные густые волосы девушки уложили в незамысловатую причёску, скрепив дешёвой брошкой.
Но всё же царевна со всей помпезностью своего наряда блекла рядом с сияющей черноглазой красавицей, на лице которой застыло радостное волнение.
Марта всё никак не могла поверить, что увидит двор самого государя, она ведь уже давно мечтала об этом!
Дёрнувшись, карета остановилась. Марта, едва сдержавшись, чтобы не выскочить стрелой, подождала, пока выйдет её госпожа и церемонно последовала за ней.
Казалось, к её ногам спустилось само солнце — так ослепителен был великолепный дворец.
Марта даже не заметила, как дикой дрожью ударил по телу мороз, едва она вышла из кареты. Любопытная девушка вертелась во все стороны, чтобы запомнить всё, ибо каждая деталь здесь — отдельный шедевр.
Когда-то ей казалось, что самое прекрасное место — это дворец Светлейшего. Но теперь она поняла, что ошибалась — именно здесь будто бы сосредоточился земной рай. Такой необыкновенной красоты девушка и во сне не видела.
«Какая красота!» — Каждая фибра её души искренне радовалась и восхищалась этим чудом архитектуры.
А вот прекрасные богатые дамы и их кавалеры, кажется, ничуть не удивлялись всему этому. Они просто привыкли, и перестали видеть в этом чудо.
Завороженно рассматривая всё вокруг, девушка и не заметила, как они приблизились к тронному залу. И выпала из оцепенения лишь тогда, когда совсем рядом раздался громкий голос:
— Цесаревна Наталья Алексеевна!
Высокие позолоченные деревянные двери отворились, пропуская госпожу и двух её фрейлин. Женщина привычно гордо вздёрнула голову и с идеально ровной осанкой с улыбкой прошла вперёд, приветливо кивая на поклоны.
В шумном зале собралось невероятное количество очень богато одетых людей. Всё это огромное и роскошное помещение было начищено до блеска, слышались перешептывания и лёгкие ароматы вкусных блюд, вперемежку с едва уловимым запахом жжёного воска. Всё это кружило голову. И в центре всего этого великолепия находился трон императора, позади которого стоял светлейший князь.
Марта немного смущённо пробежалась глазами по залу, неспешно следуя за своей госпожой. Девушку подавляло всё это богатство и такое количество людей, хотя в то же время вызывало новую порцию восторга.
Осматривая всё вокруг, девушка наткнулась на сапфирово-синие глаза государя. Марта слегка вздрогнула — по коже за секунду будто пробежались десятки молний. Да, это он… тот незнакомец, которого она почему-то не забыла за эти месяцы.
Меншиков тоже заинтересованно и хитро поглядывал на неё, заставляя ещё больше смутиться.
— Брат, — принцесса сделала лёгкий приветственный реверанс, фрейлины поспешили последовать её примеру. — Рада вновь увидеть тебя, к тому же по такому чудесному поводу. Поздравляю с новыми викториями.
— Спасибо, — кивнул Пётр. — Добро пожаловать, сестра.
Улыбнувшись и вновь слегка поклонившись, царевна проследовала к своему месту за пиршественным столом. Исполнив грациозный реверанс, Марта хотела было последовать за ней, но, почувствовав изучающий пристальный взгляд, слегка повернула голову. Вновь этот странный разряд при встрече взглядов, волнующий трепет… Глубоко вздохнув, девушка попыталась тут же избавиться от этих неподобающих эмоций, но не смогла сдержать ответную улыбку, когда так поразивший её некогда «незнакомец» неуловимо для остальных слегка улыбнулся ей.
Сердце забилось в бешеном ритме, дыхание сбивалось. Отойдя в уголок, как и положено фрейлине, девушка ежеминутно корила себя за то, что, опустив ресницы, краем глаза исподволь любуется его мужественной красотой, восхищается умом, твёрдостью и красноречием. Будучи неплохим психологом от природы, почти незаметно для себя самой она открывала этого человека, видела его натуру и поражалась ей.
«Нельзя. Так нельзя! — стучала одинокая мысль где-то на краю сознания. — О Боже, о чём я только думаю?! Мне даже взгляд на него поднимать нельзя!»
Но ещё один его «случайный» взгляд мигом отбросил эту мысль, как назойливую муху…
Часть 4
Шумный пир длился почти весь день. В конце вечера над городом виднелись фейверки.
Солнце ещё только на четверть зашло на горизонт, а во дворце уже зажигались свечи. Наталья Алексеевна очень устала за этот шумный день, поэтому сразу изволила отдыхать.
Незаметно, как и подобает прислуге, Марта тихо вошла в покои царевны, и, торопливо прибравшись, задула свечи и задёрнула занавески. Комната погрузилась во мрак, а фрейлина так же тихо выскользнула за дверь.
На сегодня её работа была окончена, поэтому девушка могла позволить себе бесцельно и бесшумно побродить по дворцу.
Здесь каждая мелочь радовала глаз. Великолепные картины, фрески, ковры, дорогая мягкая мебель, ткани, плиты, искусная позолота на дверях, сверкающая чистота, цветы… Любознательную Марту всё это до глубины души восхищало, даже вот этот подсвечник тонкой работы — маленькая деталь, но и в ней столько вдохновения и очарования!
Множество дверей и бесконечных запутанных коридоров придавали этому месту сходство с лабиринтом. То и дело мимо шныряли слуги, камергеры и лакеи, удивлённо и свысока поглядывая на неё. Надменность и высокомерие вкупе с ошеломляющим богатством от и до пропитали этот дворец.
В конце концов, девушка наткнулась на выход в большой сад. Осмелившись выйти, она будто разом потонула в невероятной красоте и свежести зимней природы.
Бродя меж окроплёнными снегом коридорами невысоких, аккуратно стриженных кустов, Марта словно впитывала окружающую её красоту, как губка. Ведь, сколько она себя помнила, её всегда окружали лишь грязь, тяготы, пороки, беды и голод. А здесь… здесь словно поселилась сказка, даря измученной душе покой и умиротворение. Каждая снежинка, каждый запоздалый пожухлый листок дарили какое-то необъяснимое ощущение особенного чуда, заставляли улыбаться от всего сердца.
Устав бесцельно бродить по саду, девушка аккуратно присела на бортик маленького фонтана, словно бы спрятавшегося в укромном уголке за поворотом меж кустов, под раскидистой ивой, обильно присыпленной инеем.
Лучи заката каждую снежинку или льдинку превращали в настоящий бриллиант. Несмотря на усиливающийся вечерний мороз, Марта лишь получше укуталась в свой хиленький заячий тулуп, продолжая любоваться зимним садом.
Всё здесь удивляло, радовало, дарило вдохновение… Внезапно ей в голову забрела детская идея: поколебавшись немного, Марта опустилась на корточки и начала собирать руками не очень холодный и податливый снег. В детстве у неё не было игрушек, поэтому единственной забавой для неё была лепка снежных баб и снеговиков. И вот теперь, поддавшись сиюминутному порыву под влиянием сказочной зимней красоты, фрейлина решила вспомнить редкие счастливые моменты своего детства.
Погрузившись в забавный творческий процесс, девушка даже не услышала хруста приближающихся шагов. Улыбаясь, она всё лепила снеговика умелыми пальчиками, словно маленькая девочка.
Пётр в это время тоже прогуливался по саду. У него редко была свободная минута, и он предпочитал проводить её где угодно, только бы вне душных стен домов и дворцов.
— Что ты делаешь? — раздался совсем рядом немного удивлённый голос.
Охнув, девушка выронила из рук большой снежок, который должен был стать головой снеговика.
— Я… просто снеговика лепила, — смутившись, ответила девушка, опустив присыпанные снегом ресницы. — Простите мне это ребячество, Ваше Величество…
— Ничего. Вот только неужели мой дворец кажется самым подходящим для этого местом? — усмехнулся Пётр.
— Здесь очень красиво, — слегка улыбнулась Марта, чуть осмелев. — Не знаю, что на меня нашло. Этот сад вдохновляет и на размышления, и на детские глупости.
Забавные ямочки на её щеках и весёлые искорки в глазах совершенно очаровали государя.
— Не замечал такого среди своих придворных, — чуть насмешливо заметил он, сложив за спиною руки в любимом жесте всех царственных особ.
— Навряд ли царственных мужей интересуют подобные забавы, — согласилась девушка. — Но, надо признать, они многое теряют.
Губы вновь изогнулись в неуверенной, немного смущённой, но преисполненной очарования улыбке, и разговор постепенно завязался сам собой.
Пётр давно привык воспринимать женщин как красивых наложниц, которые летели к нему, как мотыльки на огонь, готовые пускаться в ложь и лесть, лишь бы подольше сохранить его благосклонность. Он мог пожелать любую женщину, и она будет принадлежать ему, независимо от того, замужем она или нет. Подобное казалось Петру лишь условностями, он привык всегда подчиняться своим желаниям. И из-за того, что все его прихоти рано или поздно исполнялись, в нём развился эгоизм, а малейшее неповиновение в его глазах стало достойным очень жестокого наказания. Несмотря на это, он любил свою страну, хотя и мыслил, так сказать, по-государственному, то есть довольно часто шёл на излишние жертвы (при постройке того же Петербурга, например).
Что же его так зацепило в этой обычной, пусть и миловидной, женщине-крестьянке? Безыскусность, внутренний задор, женственность, очарование, какая-то искорка, не присущая многим другим. В ней не было того отвратительного подхалимства, которое он замечал порой даже в самых близких людях. А в речах, рассуждениях, в огненных чёрных глазах, помимо веселья юности, читалась непознанная, особая мудрость.
Она напоминала ему весну — такая же солнечная и цветущая, неумолимо манящая. Даже имя у неё весеннее — Марта.
Она же, в свою очередь, поражалась той лёгкости, которую неожиданно для себя нашла в разговоре с ним. Марта внимательно ловила каждое его слово — это почему-то заставляло её искренне улыбаться, как и сам факт того, что сам царь может вот так легко беседовать с обычной бедной женщиной.
С каждой минутой она открывала в нём всё больше удивительного. Он действительно был очень необычным, умным и сильным духом человеком, крайне противоречивой личностью. А она, хоть и была необразованной, всё же имела своё мнение, свои оригинальные взгляды на мир, как и любой человек, выделяющийся чем-то средь других. И ей было интересно вести с ним как споры на обыденные темы, так и игриво-двусмысленные разговоры.
Молодые люди даже не заметили, что их разговор продлился до глубокой ночи, и во дворец решили вернуться лишь тогда, когда уже словно превратились в лёд от холода.
Комментарий к
постаралась в этот раз побольше:)
Часть 5
Лучи солнца назойливо падали на прикрытые глаза, проникая даже в закрытую глушь её маленькой комнатки для прислуги. Девушка пробормотала что-то сонное и недовольное, пытаясь отмахнуться от тёплых и ярких утренних вредителей. Длинные ресницы слабо дрогнули, сонные глаза, наконец, открылись, будто нехотя.
Устало зевнув, Марта едва заставила себя подняться. Навряд ли её рассказ о разговорах и полубессонной ночи станет удовлетворительным объяснением для госпожи, которая уже наверняка давно ожидает её.
Надев простенькое белое платье и привычно уложив длинную косу, фрейлина аккуратно застелила свою постель и открыла двери, ведущие в покои цесаревны.
Та, действительно, уже ожидала её. Наталья расположилась на скамеечке у трельяжа, разметав вокруг подол своей длинной шёлковой сорочки. Рядом суетилась вторая фрейлина, Ксения, пытаясь расчесать спутавшиеся за ночь волосы госпожи.
Покосившись на зеркало, цесаревна заметила Марту, виновато склонившую голову.
— Ты должна была прийти раньше, — сухо заметила она.
— Простите, госпожа, — фрейлина отвесила неловкий реверанс. — Я проспала немного.
Услышав эти слова, цесаревна многозначительно хмыкнула.
— Никак, ночь бессонная? — Вроде бы, обычная фраза, но царевна явно вложила в неё другой смысл. — Именно об этом я бы хотела с тобой поговорить. Ксеня, оставь нас.
Поклонившись, девушка моментально удалилась, оставив Марту в ещё большей растерянности.
— Это… стоит вашего внимания? — немного удивилась фрейлина, недоумевая, что имеет в виду госпожа.
С секунду та хитро и испытующе смотрела на неё, будто прожигая насквозь хитрыми небесно-голубыми глазами.
— Я очень долго живу вдали от дворца и двора, — с некоторой печалью начала она. — Однако это не мешает мне видеть очевидного. И давно ты фаворитка моего брата?
Марта от такого вопроса опешила, словно ударившись о невидимую стену.
— Что вы, госпожа! — запротестовала девушка. — И в мыслях не было!
— Не лги, — отрезала та. — Слишком уж странным тогда кажется стечение обстоятельств. Только увидев, мой брат сразу купил тебя, сразу устроил при мне, чтобы ты неплохо жила и чтобы вы могли видеться. Потом это неожиданное приглашение. К тому же, я проснулась вчера среди ночи, захотела немного прогуляться по саду, а вы вместе, хотя и просто разговаривали. Странно, что это раньше не пришло мне в голову — видела же ваши переглядывания на пиру…
«Я даже не пыталась посмотреть на это с такой стороны! — подумала фрейлина., - Нет, это навряд ли так!»
— Простите госпожа, но вы ошибаетесь, — возмутилась Марта. — Я вовсе не фаворитка государя, вчера мы просто случайно столкнулись на прогулке. Подобный статус не для меня, я не из тех, кто ищет выгод такими способами. Верите или нет, но вы не правы.
— Рано или поздно всё становится явным, особенно, когда речь идёт о фаворитках, — слегка улыбнулась та, аккуратно перебирая пальцами свои спутанные золотые локоны. — Фаворитка — это почти официальный статус, он несёт много выгод, причём не столько самой фаворитке, сколько людям, умеющим правильно этим пользоваться. К тому же, любое желание моего брата — это негласный закон, который никто не осмеливается нарушать, каким бы ни было оно аморальным, жестоким и так далее. Тебя, бедную овечку, никто не спросит. Если он захочет, ты будешь его игрушкой, вне зависимости от того, чего хочешь ты. Так что если чутьё меня не подводит, то тебя уже можно поздравить с новым и весьма прибыльным статусом, Марта. Он очень шаткий, недолговечный и непостоянный, как и сами человеческие прихоти.
Марта смотрела на госпожу в ужасе широко распахнутыми глазами. У неё, неискушённой женщины, такие речи вызывали отвращение и очень пугали её.
— Прошу вас, не нужно так говорить, — сглотнув горький ком, ответила она. — Я не пустая кукла, потворствующая чужим желаниям и прихотям. Да, я простая женщина, подневольная крестьянка, вынужденная жить в тяжёлых условиях, но они в моём понимании не являются поводом для… такого. И у меня есть капелька гордости. Пожалуйста, не говорите так больше!
— Что ж, правда не изменится, если её не озвучивать, — безразлично пожала плечами царевна, вновь поворачиваясь к зеркалу. — Принеси-ка мне моё изумрудное платье.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Марта принялась за привычную работу.
Часть 6
Холодные хлопья красивых снежинок медленно и неравномерно опускались на заснеженный сад. День уже близился к вечеру, но скупое зимнее солнце всё ещё светило довольно ярко.
Только окончив возложенную на неё работу, Марта почему-то вновь пришла сюда, захотела порадоваться холодной зимней красоте и просто поразмышлять. Зябко укутавшись в тулуп, девушка инстинктивно потирала замёрзшие руки и бесцельно бродила по саду. Чуть отдалившись от дворца, Марта одним ловким движением распустила слишком туго собранные волосы, позволив им стелиться по ветру шёлковой чёрной волной.
На красновато-синем небе уже виднелся бледный кусочек луны. Разглядывая его, молоденькая женщина высоко запрокинула головку и легко улыбнулась. Но беззаботность схлынула, как только ей вспомнились слова госпожи, сказанные сегодня утром.
Они звучали поистине некрасиво для неё, да и сам Пётр из этих слов показался не таким, каким она его видела.
Да, пожалуй, она слишком наивна, особенно учитывая то, как обходилась с ней судьба. Но некий огонёк в душе поддерживал в ней веру в лучшее, словно частичка вечного тепла, которая жила у неё в груди и которую она дарила всем, кто был способен эту частичку в ней разглядеть.
Что же до государя, то она не могла не признать, что он произвёл на неё сильное впечатление. Один только его обволакивающий голос действовал на неё больше, чем все ухаживания мужчин, когда-либо встречавшихся ей. И словно каждая фибра души впитывала те моменты, когда он даже просто бросал на неё мимолётный взгляд. Она совсем его не знала, но уже успела понять, что ей нравится молча с лёгкой улыбкой слушать его рассуждения, спорить на разные неожиданные темы, нравится невольно замирать от осознания его близости или просто смотреть в глубокие синие глаза, от которых, казалось, напрочь лишаешься рассудка.
«О Боже, что за мысли приходят в голову!» — ужаснулась девушка, пытаясь одёрнуть себя.
Марта никогда не испытывала подобных чувств. Она имела лишь слабое представление о таких понятиях, как любовь или страсть. Даже будучи замужем, тогда, в Мариенбурге, она рядом с мужем ощущала лишь пустоту, хотя он и был довольно приятным молодым человеком. Ни к нему, ни к кому-либо ещё, она не испытывала тех эмоций, какие наверняка хоть в какой-то степени должны быть у юной и романтичной особы.
Она вообще не знала настоящей любви, даже мимолётной нежности. Всё было как-то сухо, безэмоционально, приземлённо. И вся жизнь состояла лишь из горечи и грубости.
Поэтому этот странный трепет в груди казался лишь её собственной блажью, фантазией: действительно, разве могут быть столь чудесные тёплые чувства настоящими? В её понимании — нет.
Однако словно вопреки этому выводу, ноги сами принесли её к тому фонтану, у которого они вчера встретились. И от одного только воспоминания губы растянулись в искренней, очаровательной улыбке.
Присев на бортик этого фонтана, Марта шумно вдохнула морозный воздух, пытаясь избавиться от этих мыслей. Это всё глупость: кто она такая, чтобы даже мечтать о самом государе, даже смотреть на него? Кто она такая, чтобы думать, что могла хоть чем-то заинтересовать его?!
Зажмурившись, женщина обречённо вздохнула и вновь запрокинула голову, поражаясь глупости собственных мыслей и надежд.
— Неужели не только я люблю здесь часто бывать? — совсем рядом раздался тот самый обволакивающий голос, принадлежащий предмету её терзаний.
Заметно вздрогнув, Марта подскочила так резко, что перед глазами замельтешили красные точки.
— Ваше Величество, — реверанс вышел не очень изящным.
Зря распущенные волосы упали на испуганное личико, добавляя хрупкости и очаровательной женственности её облику, о чём сама она не подозревала и мило стеснялась несколько неподобающего вида. Дыхание перехватило от синевы его глаз, загоревшихся странным огнём, который передавался и ей. От долгого взгляда по коже пробежали мурашки, и в этот раз отнюдь не от холода…
Оглядев девушку, царь слегка усмехнулся. На самом деле он надеялся застать её здесь.
— Позвольте, я пойду, — одёрнув себя, вновь слегка поклонилась она и, обогнув его, хотела было сбежать во дворец. Но его тихий, властный оклик словно воздвиг на пути невидимую стену.
— Я не отпускал тебя. Останься, — несмотря на теплоту лёгкой улыбки, в голосе звучали привычные твёрдые повелительные нотки.
Девушка и сама не хотела уходить. Но его тон на секунду заставил её почувствовать себя безвольной игрушкой. Да, она — крестьянка, по сути, рабыня. Для других. Но вещью она себя никогда не считала. Пусть опять же глупо, но ей было почему-то важно сейчас слегка укоризненно спросить:
— Это приказ?
В любом другом случае Пётр непременно ответил бы утвердительно, но не сейчас.
— Нет. Просьба.
Забавно — он уже и забыл само это слово. Наверное, в жизни никогда никого ни о чём не просил, все и так беспрекословно слушались. А просьба ещё недавно казалась сродни оскорблению.
Но обольстительная улыбка этой необычной, задорной и манящей черноглазой красавицы искупала всё, и даже больше…
Часть 7
…Вот уже довольно много раз они встречались так, будто бы случайно, в саду, у застывшего фонтана, под надёжным покровом ночи. Он не всегда находил свободную минутку, да и у неё обязанностей хватало, вот только чувства не остановить подобными преградами.
Вот и в этот раз Марта, едва не пританцовывая, возвращалась к себе в покои, шагая в полутьме с одинокой свечой в руках.
На губах девушки играла весёлая улыбка. Она внимала странному счастью и ощущению лёгкости, которые неизменно дарили ей эти встречи. Голова слегка кружилась, будто от вина.
«Что со мной?» — промелькнул неизбежный вопрос.
Каждое его случайное прикосновение словно оставляло ожог на коже, каждый взгляд она сохраняла в душе, словно сокровище. Рядом с ним она ощущала себя маленькой капелькой перед стихией буйного океана. Марта словно бродила по краю пропасти, на грани между теплом, нежностью и безумной страстью, которые буквально излучал этот необыкновенный мужчина. Это не было похоже ни на приторную сказочную любовь, ни на примитивное влечение. Странное, необыкновенное, дурманящее, возвышенное, но земное чувство неумолимо охватывало девушку, даря беспокойство с примесью ощущения чуда.
Бег невидимых молний по телу, Стихийное пламя взглядов… Излечиться я не сумела От любви, что подобна яду. Я бегу от тебя несмело Но как убежать от себя? Как стать мне такой умелой, Чтобы просто забыть тебя, Чтоб не видеть во сне ночами, Не мчаться окрылённо на встречу, Чтоб потушить искру между нами? Я уж точно себе не отвечу…Она понимала, что это чистое безумие — безоглядно влюбиться в самого государя, но ничего не могла поделать с собой.
Скинув тулуп, девушка быстро переоделась в ночную сорочку и залезла под одеяло. Задув свечу, она легко улыбнулась трепетным мыслям о своём «идеальном мужчине» и мирно уснула.
…
Вернувшись в покои, Пётр отказал себе сегодня в извечной привычке проверить перед сном документы, зная, что попросту не сможет сосредоточиться.
Его поглотили мысли о Марте. Об этой простой, весёлой, остроумной девушке с заразительной улыбкой, неповторимой женской мудростью и задорным огнём в манящих чёрных глазах. Всё в ней было каким-то особенным, неповторимым: безыскусные, умные речи, несвойственная, казалось бы, служанке кошачья грация движений, серебристый смех, утончённая красота, сводящий с ума тонкий цветочный аромат кожи и волос. В ней не было фальши, глупости или вульгарности, с которыми он постоянно сталкивался в женщинах. За ней хотелось ухаживать, беречь и лелеять, как хрупкий хрустальный цветок, который боишься ненароком разбить. Эта девушка не была самой красивой, но являлась воплощением женственности, особого очарования, она умела парой игриво-двусмысленных слов вызвать именно те чувства, каких желала добиться.
Казалось бы, что сложного? До этого любая девушка сама прилетала в его объятия, стоило лишь пожелать. Но она не такая, он знал это. Это было непривычно, непонятно. Он мог сломать её, сделать всё, что угодно, но не о безжизненной кукле в её лице он мечтал…
Она стала его наваждением, безумием, единственным недоступным желанием. Мысли о ней не оставляли его ни на секунду, словно отчаянный бред. Он каждый день видел вокруг себя десятки прекраснейших женщин своего времени, но не находил в них покоя и избавления от этих слишком странных, слишком непобедимых чувств, сколь ни пытался, и почти ненавидел её за это. За то, что она ни на кого не похожа.
Ты кружишь голову не хуже алкоголя
Одним лишь взглядом, безыскусным словом.
Одной улыбкой ты лишаешь напрочь воли.
Тобою я невольно околдован…
Ты — в обличье женском страсть живая,
Наваждение, безумие, мой бред.
В целом мире ты одна такая.
В твоих глазах на всё найду ответ.
Собрался уже лечь спать, когда увидел, как из глубины огромной комнаты выскользнула бесшумная тень.
Елизавета Воронцова. Она была дочерью обанкротившегося графа, который наладил дела благодаря тому, что его дочь стала фавориткой. Совсем недавно.
Многие гораздо более красивые придворные дамы не понимали, что он нашёл в этой непомерно заносчивой, максимум, симпатичной девушке. Ответ был прост и даже немного абсурден: он видел в ней другую.
Лицо, фигура, глаза, волосы — эта девушка была очень похожа на Марту, но о такой причине её фавора, конечно, никто, кроме него самого, не догадывался.
— Я очень ждала вас… — тихо, страстно прошептала девушка, аккуратно обвив руками его шею и обдав ароматом особых духов, так похожих на естественный, цветочный запах кожи его личного ада. Перед глазами был ЕЁ образ…
Притянув к себе фаворитку, он страстно поцеловал её, почти до боли, в ярости от собственной одержимости Мартой. Ни одна женщина не имела на него ТАКОГО влияния.
Забыться — вот чего хотелось сейчас больше всего. И доказать самому себе, что ему абсолютно всё равно на НЕЁ, что не может женщина настолько завладеть его мыслями, сердцем, душой, что ОНА — ничем не лучше других.
Но ни одно лекарство не излечит болезнь под названием ЛЮБОВЬ…
Часть 8
Одинокая свеча освещала неровным светом просторную комнату Елизаветы Воронцовой в их фамильном графском дворце.
Сидя в большом мягком кресле, девушка напряжённо размышляла. Её чёрные волосы шёлковым каскадом разметались по плечам, на самой девушке была только ночная сорочка.
Ей вспоминался сегодняшний разговор с цесаревной Натальей Алексеевной, которую она терпеть не могла и не скрывала своей неприязни. Когда-то, лет пять назад, они не поделили одного мужчину, красивого дворянина. Это уже давно в прошлом, но осадок остался у обеих, переродившись в обоюдную неприязнь.
Выйдя утром из покоев царя, Елизавета случайно встретила её в одном из коридоров.
— Доброе утро, цесаревна, — ядовито ухмыльнулась Елизавета, слегка склонившись. — Рада встрече. Ведь, насколько я знаю, вас редко приглашают ко двору.
Ухоженное лицо женщины обострилось, как у стервятника.
— Странно, что вас волнует это, а не те неприятные для вас факты и слухи, которые доходят до меня, — «мило» улыбнулась Наталья Алексеевна, поправив несуществующую складку на шикарном безукоризненном платье.
— О чём вы? — слегка насторожилась та.
Презрительно хмыкнув, царевна бросила через плечо:
— Марта, оставь нас.
Любопытная фрейлина, сделав реверанс, удалилась, но лишь за тем, чтобы остановиться за углом у поворота.
— Неужели, вы ещё не знаете? — наигранно удивлённо округлила глаза Наталья. — Ходят слухи, что мой брат положил глаз на одну девушку, которая вскоре займёт ваше место. Надо же — все знают, а вы нет!
Елизавета слегка побледнела.
— Простите, но с вашей стороны по меньшей мере глупо говорить так, — жёстко усмехнулась она, — учитывая то, откуда я иду.
— О, это не удивительно, — небрежно повела плечами цесаревна. — Даже, напротив, в какой-то мере подтверждает эти слухи. Видите ли, царь встретил эту девушку раньше, чем вас, она крестьянка, но понравилась ему настолько, что он лично купил её у Александра Даниловича Меншикова и приставил ко мне. Теперь же он каждый вечер встречается с ней в саду. С чего бы такие нежности? Он просто влюблён в эту девушку, желает завоевать её сердце. А вы, графиня, просто поразительно на неё похожи внешне.
Губы Елизаветы вновь скривились в усмешке, но в душе поселилась настоящая тревога.
— И кто же она? — намеренно недоверчиво фыркнула она.
Наталья кивнула вслед своей фрейлине, и, многозначительно улыбнувшись, приторно пропела:
— Ваше положение, графиня, шатко, как никогда. Можете мне не верить, но факт остаётся фактом.
И, довольная собой, направилась дальше, по своим делам, оставив бывшую соперницу в раздумьях.
Девушка не обратила бы внимания на слова цесаревны, если бы не чувствовала некоторого пренебрежения со стороны царя. Он словно видел в ней другую, но девушка старалась не задумываться об этом.
Для неё было важным и престижным шаткое положение фаворитки. Она бы многое отдала, чтобы подольше его не терять.
Мечась в раздумьях, Елизавета остановилась на одной простой идее.
Так или иначе, это должно помочь выяснить правду…
Часть 9
Человек может не видеть и не задумываться, куда и зачем несут его ноги, если болит душа. Так и с ней: Марта петляла по широким коридорам царского терема, ничего не видя вокруг. В голове крутился тот случайно услышанный разговор, в душе и перед глазами стоял какой-то мутный липкий туман, которому, казалось, не будет конца.
Странное чувство — непонимание самой себя. Что это? Боль, ревность, разочарование? В её положении они бессмысленны. Кто она? Всего лишь одна из подневольных крестьянок. Та, чей голос в этом мире тише шелеста трав. А он… он царь. Тот, что распоряжается жизнями подданных по своему усмотрению, тот, чьё слово — закон. Она, Марта, прекрасно знала и понимала эту простую истину, но она не заглушала голоса наивного сердца и не давала желанного покоя. Одно лишь только чувство бессилия, только усиливающее боль и насмешку над собственной наивностью.
Задумавшись, Марта молча вышивала что-то, отрешённо разглядывая работу. Взгляд был каким-то пустым и печальным.
Наталья Алексеевна с энтузиазмом вертелась перед зеркалом, румянясь и выбирая платье. Когда Ксеня уже принялась за её причёску, цесаревна, наконец, заметила притихшую Марту.
— Ты что это сидишь? — возмутилась царевна, гневно покосившись на девушку. — Я что, не ясно тебе сказала? Собирайся.
— Куда, госпожа? — не поняла Марта.
— Полчаса тебе о том толкую, дурёха! — всплеснула руками Наталья. — Сегодня приглашены иностранные послы, будет бал, танцы. Брат их не любит, потому они редко бывают. Ты приглашена по его личному приказу. Собирайся.
— Да, госпожа.
Отложив работу, девушка сделала изящный реверанс.
Чёрное платье было простым и красивым. Оно идеально подчёркивало женственность её фигуры, оттеняло жемчужную белизну кожи. На щеки наложили немного румян, сурьмой подчеркнули брови, а в пышную причёску ловко вплели тонкую жемчужную нить в тон скромному ожерелью с тем же камнем. Марта была сейчас особенно красива, вот только внутри всё больше разгоралось раздражение. Что-то в ней было задето, хоть она и не понимала, что именно.
Удовлетворённо улыбнувшись, цесаревна вышла, думая, что Марта следует за ней. Вот только она, поколебавшись немного, взяла тулуп и направилась совсем в другую сторону.
Жутко ощущать себя всего лишь куклой в руках кукловода, былинкой, безропотно повинующейся любому дуновению ветра. Это чувство сдавило грудь, как стальные клешни, не давая дышать, горло царапал горький ком, а на бледном лице не осталось ни кровинки. Девушка шла уверенно и спокойно, но едва заметная слезинка обожгла щёку сквозь полуопущенные ресницы и солёной каплей с привкусом непонятой боли скользнула по губам.
В лицо дыхнул свежий морозный воздух, серое безоблачное небо наводило тоску, а хрупкие снежинки, танцуя, спускались на вытянутую ладошку. Она всё шла куда-то, не разбирая пути, с приклеенной улыбкой, словно смеясь над тщетной верой в чудо, осколки которой вонзались больнее тысячи ножей.
— Что могло огорчить вас, мадам? — вывел её из задумчивости чей-то голос с изрядной долей насмешки.
— Нисколько я не огорчена, господин, — слегка склонила голову девушка, узнав в говорившем своего бывшего владельца.
— Неужто вам, бабам, и вовсе повода не нужно, чтобы удариться в слёзы? — удивился он, внимательно глядя на неё.
Марта давно привыкла к его пристальному взгляду.
— Женщины — очень непостоянные существа, — улыбнулась девушка. — Порой мы сами не можем объяснить причину своего же смеха или слёз.
— Ты, мне мнилось, должна была сопровождать свою госпожу, — оставил Меншиков нудную философскую тему.
— Она сейчас не нуждается в моём присутствии, — поджав губы, отозвалась она.
Внезапно Марта вздрогнула от странного резкого звука. Переведя взгляд на потемневшее вечернее небо, она со священным ужасом и детским восхищением увидела тысячи маленьких цветных огоньков, шумно разрывающихся вдали и незаметно спадающие куда-то вниз.
— Что это? — с придыханием произнесла женщина, едва не хлопая в ладоши.
— Чудеса пиротехники, — улыбнулся тот, глядя в том же направлении, — фейверк называется.
— Это чудо! — восхитилась Марта, не отрывая взгляда.
— Уж не думал, что когда-нибудь встречу человека, которого ещё можно будет удивить или обрадовать подобным, — усмехнулся он.
— Что вы! Такая красота не может не удивлять и не радовать, — уверенно ответила Марта.
— К таким мелочам вполне можно быть равнодушным, если перед глазами куда более завораживающая красота. Например, очарование некоторых женщин, — хитрый цепкий взгляд не оставлял сомнений, развеивая прозрачность намёка.
Девушка слегка порозовела.
— Не сомневаюсь, что для вас именно это — истинный источник вдохновения, — тихо усмехнулась она.
Всем известна слава большого ловеласа — ближайшего друга царя.
Меншиков мог лишь безропотно согласиться с этим утверждением, дабы не кривить душой.
Однако не довелось им вдвоём долго наслаждаться видом зимнего сада, салюта и затянувшейся паузой…
Часть 10
Почти весь вечер Елизавета кокетничала с симпатичным послом-французом, потягивая лёгкое вино, наигранно смеясь и ловко, незаметно поглядывая на Петра.
Тот словно и не видел её, в свою очередь был довольно вежлив с гостями, но как-то снисходительно, как может быть милостив добрый хозяин по отношению к подневольному крестьянину.
Весёлые русские танцы, чуть более безыскусные манеры и традиции казались гостям совершеннейшей дикостью, но они прятали свои впечатления под слащавыми улыбками, а царь и его подданные не собирались их ни в чём разуверять.
— Скажите, правдивы ли слухи о том, что вы собираетесь строить новый город на Неве, государь? — склонившись так, что напудренный парик едва не подметал пол, пропел один из послов.
— Верно, — кивнул царь, задумчиво глядя в окно. — Этот город станет новой столицей империи.
— Империи? — побледнел посол.
— Именно, — с усмешкой подтвердил Пётр, силясь не рассмеяться от комичного испуганного и растерянного выражения лица посла. — Недалеко то время, когда Россия станет империей. Всё идёт именно к этому.
Не найдя что возразить, посол досадливо поджал губы. Он старался дословно запомнить эти слова, чтобы потом всполошить ими Европу и предотвратить вышесказанное развитие событий.
В уме он перебрал возможные последствия строительства этого города вследствие его предполагаемого географического положения и ряда других причин.
— Это потребует множество жертв, — попытался возразить посол. — Много человеческих жизней потребуется для того только, чтобы вбить колья в ледяной воде… а уж на остальное и подавно…
— Если цель оправдывает требуемые средства, то русские люди не жалеют сил для её достижения, — ответил царь. — А когда дело касается процветания государства, для нас и вовсе нет ничего невозможного.
Посол напряжённо размышлял над словами царя. Определённо, нельзя допустить возвышения этих варваров на внешнеполитической арене. А ещё лучше загнать их обратно, в леса и болота.
— Как же вы назовёте будущую столицу? — решил он сменить тему.
— Её название увековечит имя основателя. — Это Пётр решил для себя уже давно. — Петербург.
«…И он станет окном в Европу, а также занозой для ваших королей и кардиналов», — про себя добавил царь.
Посол едва сдержался, чтобы не фыркнуть. У этого человека слишком большие амбиции.
Вот только откуда тогда это навязчивое ощущение, что идеи Петра не просто пустые слова?
— Государь, — прервал эту «милую» беседу государственный казначей, — мы вновь недосчитались довольно немаленькой суммы.
Пётр мгновенно переменился в лице.
— Кто? — Он едва не скрежетал зубами.
— Тот же человек, что и прежде, — склонил голову казначей.
Все, кто находился достаточно близко, отпрянули, увидев, как страшно перекосилось в гневе лицо государя. Каждый подданный знал, что в ярости царь беспощаден.
— Чёрт бы его побрал! — сквозь зубы выругался Пётр. — Где этот тать* бесстыжий?!
— Если память не подводит, вышел, — смиренно ответил казначей.
Словно грозовая туча, с перекошенным злостью лицом, царь направился к выходу, не замечая, как шарахаются от его страшного вида присутствующие. Музыка и веселье несколько поутихли.
— Что притихли-то? — на секунду остановился царь. — А ну, продолжайте!
Веселье продолжалось, а царь, идя дальше, тихо добавил:
— …Чай, казнь будет короткой!
…
Царь уверенно направлялся на знакомый голос с намерением раз и навсегда выбить из него желание воровать.
— Это чудо! — раздался из-за присыпанных снегом кустов не менее знакомый звонкий голосок.
Узнав этот голос, Пётр даже на секунду удивлённо приостановился.
— Уж не думал, что когда-нибудь встречу человека, которого ещё можно будет удивить или обрадовать подобным, — усмехнулся Меншиков.
— Что вы, такая красота не может не удивлять и не радовать, — уверенно ответила Марта.
— К таким мелочам вполне можно быть равнодушным, если перед глазами куда более завораживающая красота. Например, очарование некоторых женщин.
Вполне прямой намёк — комплимент, адресованный Марте, окончательно вывел из себя Петра.
Девушка слегка порозовела.
— Не сомневаюсь, что для вас именно это — истинный источник вдохновения, — тихо усмехнулась она.
Видимо, услышав хруст шагов по снегу, Меншиков обернулся. Заметив царя, побледнел, не упустив явно видную ярость.
— Государь, — поклонился он.
Обернувшись, Марта присела в изящном реверансе.
Пётр же, подлетев, словно ураган, схватил сподвижника «за шкирку» и стал трясти, словно котёнка.
— СОВСЕМ УЖЕ МЕРЫ НЕ ЗНАЕШЬ?! — У Петра давно уже не было приступа такого дикого гнева. — Опять на казну лапу наложил, сволочь?! Выпорю, как холопа, тать!!
— Мин херц, оклеветали! — взвыл тот, пытаясь вырваться.
— Оклеветали, как же!! — Зло усмехнулся Пётр, с новой силой встряхнув Менщикова, едва не подняв в воздух. Завязки зимнего плаща душили несчастного, — Своими руками с тебя, собака, шкуру сдеру!!!
— Мин херц, не виновен я, — прохрипел Меншиков.
Заметив, как расширились от страха глаза Марты, царь почти нехотя отпустил его.
— Я тебе ещё воздам по заслугам! — прошипел Пётр. — Пшёл прочь!!!
Алексашка, тот самый, что не боялся ни пуль, ни гранат, предпочёл быстренько смотаться, пока позволяют.
Царь глубоко вдохнул морозный воздух, пытаясь утихомирить гнев. Марта растерянно и немного изумлённо смотрела на него, поджав губы.
— И отчего же ты не соизволила прийти? — наконец, спросил он, обернувшись к ней.
Его голос был спокоен и холоден, но тем пугал ещё больше.
— Я хотела, Ваше Величество, — отведя глаза, солгала Марта, — просто там было народу много и душно…
— Ты там даже не появлялась.
— Вы просто меня не видели, — возразила женщина.
— Не лги, — синие глаза заметно потемнели, словно небо перед грозой.
Заметив её инстинктивный шажок назад, Пётр с усмешкой преодолел возникшее расстояние, чувствуя внезапно вспыхнувший охотничий азарт.
— С каких это пор игнорируются мои приказы? — продолжал он.
— А с каких пор приглашение является приказом? — парировала Марта.
Она понимала, что чистое безумие — возражать царю, учитывая её статус и его вспыльчивый характер. Особенно сейчас, когда он и так в гневе, пусть и не на неё. Но что-то в ней было задето, хоть она и не понимала, что именно.
— Смеешь дерзить мне?!
Тон был жёстким, вот только непроизвольная ухмылка выдавала, что ему это определённо нравится.
— Вовсе нет, — отступать было уже некуда.
Марта отвернулась, пряча взгляд.
— Неповиновение и есть дерзость.
Они впервые были настолько близко друг к другу.
— Что ж, можете казнить меня за это! — Она, наконец, заставила себя поднять взгляд. — Зачем вам нужно было моё присутствие?
— Моё слово — закон! — Его голос был резок и груб. — Я государь всея Руси, и, если я велел сделать что-то, значит, это не подлежит обсуждению!
— Да, но не в этом случае. Пусть я пленная подневольная крестьянка, но неужели я не имею права просто выйти в сад?! — Марта вдруг почувствовала, как злость заглушает страх. — К тому же, навряд ли вы, Ваше Величество, сильно уж скучали: вокруг вас всегда много куда более сговорчивых дам. Ваша фаворитка, например.
Оттого, как вдруг вновь сильно побледнел царь, Марта с ужасом осознала, что и кому сейчас сказала. Появилось стойкое желание откусить себе язык.
— То есть, я не это хотела сказать, — поёжившись, пролепетала она. — Я имела в виду…
— …Именно это, — с усмешкой закончил за неё Пётр.
Весь гнев разом куда-то испарился. Он понял причину, по которой она не пришла.
— Позвольте, я пойду.
Марта смущённо и смиренно опустила голову. Не хватало только, чтобы он догадался о её чувствах!..
Но ускользнуть ей попросту не дали. Голову аккуратно, с нежностью подняли за подбородок так, чтобы она могла увидеть пляшущих чёртиков в его смеющихся синих глазах.
— Ревнуешь? — был ехидный вопрос.
— Ничуть!
— Да неужели?!
— Да!! — Марте едва удалось сдержать детский порыв и не топнуть ножкой.
Он слишком близко. Её чувства — слишком сильные. И просто, и сложно одновременно.
Марта, выскользнув из его объятий, как можно быстрее побежала ко дворцу, словно тепло покоев могло развеять этот странный сладкий туман, охвативший её. Словно бег мог спасти от чувств.
А он лишь с лёгкой улыбкой смотрел ей вслед…
Комментарий к
* Тать — вор (Прим. автора)
Дорогие читатели!! Я ошиблась в некоторых моментах. В описываемые события Россия ещё не была империей, Менщиков ещё не был Светлейшим князем, Петербург только начинал строится, а Зимнего дворца и в помине не было ещё. Простите мне эти ошибки, я запуталась в разных исторических источниках, всё поправлю. Это немногое изменит, ход повествования ничуть не изменится, только титулы изменю на имеющие место быть на тот момент:)
Часть 11
Не глядя, Марта развешивала сушиться только что выстиранное бельё. В голове был рой неясных мыслей…
«Идти? — спрашивала она себя, словно гадая на ромашке. — Или не идти?»
Уже давно, каждый вечер, они встречались на одном и том же месте, хоть и не сговаривались, за исключением тех дней, что он был занят.
Каждый раз она с улыбкой шла на новую встречу, зная, что каждый миг, проведённый рядом с ним, будет бережно хранить, словно бесценное сокровище. Но что делать сейчас? От осознания того, что всё это время по ночам с ним делила ложе другая женщина, становилось дурно и больно, как никогда.
В душе словно оборвалось что-то. Закончив развешивать одежду, Марта решила всё-таки вернуться в свою комнату. И что, что взгляд поневоле не отрывается от заснеженного сада, пусть! Это пройдёт. Это ведь всё глупость, ребячество!
Она ведь не так глупа, чтобы ревновать царя! Чтобы по-настоящему его полюбить…
Вопреки этой мысли по щеке скатилась горькая слеза. Нет, всё-таки она — дура. Как ещё можно назвать ту, что не может понять и остановить собственные чувства?!
Это было похоже на бег по краю пропасти. Опасно. Страшно. Волнительно… но необходимо ей, как воздух.
Хотелось кричать, злиться на весь мир. Почему, почему любовь не выбирают?! Почему она не могла полюбить своего мужа или одного из ухажёров — жила бы тихо, мирно и счастливо, так нет же!! Ей сразу царя подавай! Да ещё и с таким характером, что непонятно, как его ещё земля носит…
Здесь никто ни во что её не ставит, и прежде всего — именно он, Пётр. А как иначе объяснить всё это? Она для него — смешная, наивная игрушка, которую так легко подчинить, сломать…
«Нет, не стоит об этом думать, — пытаясь унять полыхающие щёки и прорвавшиеся слёзы, подумала она, — Нужно просто забыть. Всё забыть, как сон, жить так, как раньше жила, ибо иначе быть не может, только хуже. Лишь понять, наконец, простую истину — нельзя быть наивной, никому нельзя верить, кроме Бога и самой себя».
Сказать легко. Но сердце не обратится в камень, если пожелает этого его обладатель.
Войдя в комнату, Марта сломанной куклой упала на кровать, надеясь забыться сном без сновидений. Уже потянулась, чтобы задуть одну-единственную свечу, но случайно увидела одиноко лежащую записку.
«Мне?» — удивилась девушка, разворачивая маленький тугой свёрток.
«Большие амбиции весьма опасны там, где есть заведомо более сильные соперники. Помните это и старайтесь быть как можно тише, незаметнее, тенью, как и раньше — у вас это прекрасно получалось. Безусловно, стоило бы так же прекратить ваши ночные прогулки по саду. Кто знает, когда и чем они могут обернуться?
Уж поверьте, если не станете пренебрегать этими советами, только тогда, может быть, избежите множества бед».
Подписи, конечно же, не было. Очевидный автор письма, видимо, надеялся вызвать страх, но губы Марты сломала лишь горькая улыбка.
Пусть ей и льстило, что фаворитка считает её соперницей, но это уже не имело никакого значения. Марта не собиралась становиться на её место, а иное и невозможно, если поддаться этим своим глупым чувствам, чужой игре, чужому желанию.
Пора покончить с иллюзиями. Но, чёрт, почему же не высыхают слёзы, почему не утихает боль?!
Часть 12
Прошло несколько месяцев, может, больше — она потеряла счёт времени. Марта всё это время держалась подальше от любых дворцовых дел, сплетен и слухов. Бродила, как тень, ограничиваясь выполнением своих обязанностей. Даже не выходила в сад, хотя ноги будто сами несли её к тому фонтану у заснеженной ивы…
Строительство нового города активно продолжалось. Люди не жалели сил, строя его. Многие действительно умирали от холода и болезней, поэтому стали поговаривать, будто город этот строят на крови. Но государь знал, что это будет важным шагом для России, и упрямо шёл к цели, лично следя за постройкой города. И вот, была заложена первая крепость в этом городе, с которой началось существование будущей столицы России.
В честь этого события царь не поскупился на празднование в несколько дней. Гремели залпы пушек и фейверков, возвещая о том, что столько сил было потрачена не зря. И в самом деле, постройка Петербурга являлась поистине подвигом народа, хотя, конечно, до пика величия этому городу было ещё очень далеко.
Наталья Алексеевна вновь с энтузиазмом крутилась перед зеркалом. Покосившись на притихшую Марту, она, наконец, оторвалась от созерцания себя.
— Ты тоже пойдёшь, — холодный голос разрезал мёртвую тишину, — А попробуешь и в этот раз сбежать — схлопочешь у меня! Месяц на воде и хлебе сидеть будешь. Одевайся.
— Зачем вам там моё присутствие? — Встав, вздохнула Марта.
— Ты ещё повозмущайся! — Прикрикнула, насупившись, цесаревна, — А ну марш одеваться! Ишь ты, осмелела!
Марте ничего не оставалось, кроме как повиноваться.
На этот раз у неё было глубинно-синее атласное платье, волосы собрали в незамысловатую причёску, а украшением стали маленькие серёжки с сапфирами и тоненькое серебряное колье с тем же камнем. Теперь девушка походила на нимфу, но в глазах не было ни капли радости. Лишь странная пустота и безразличие.
В большом зале собралось множество богато одетых людей. Здесь можно было встретить и бояр, и купцов, и дворян, и иностранных послов. Марта слегка вздрогнула, войдя в этот шумный зал, где было столько людей высшего сословия. Она казалась себе неуместной здесь, хотя и понимала, что выполняет всего лишь роль служанки — фрейлины.
Был накрыт огромный длинный стол, дорого сервированный, полный различных яств и дорогих вин. Веселью предшествовал торжественный ужин.
В центре, конечно, был сам государь, поблизости — родственники и дворяне. Цесаревна села совсем рядом, по правую руку от брата. Марте же полагалось стать рядом с госпожой.
Тихо ненавидя дворцовый этикет, который у русских хоть и страдал, но всё же имелся, Марта стояла совсем рядом с предметом своих тайных терзаний, как можно ниже опустив глаза и голову, почти физически ощущая его тяжёлый взгляд.
Пётр равнодушно принимал поздравления от представителей различных держав. Он осознавал, что только в начале пути, ещё многое предстоит сделать, чтобы возвеличить построенный по его приказу город, как он и планировал. Но вода камень точит, как говорится.
Постепенное исполнение планов Петра не являлось прямо катастрофой, но всё больше всерьёз настораживало европейских политиков. Русский царь почти не скрывал своих амбиций как насчёт глобальных изменений в самой стране, так и прямых намёков на бедующее главенство во внешнеполитической арене. Россия росла слишком быстро при его правлении, и это не могло не настораживать.
Так и на этом приёме он почти не скрывал весьма неблагоприятных для многих стран планов. Возвышения России не хотел никто, кроме самих россиян, коих, собственно, мало волновало мнение остальных государств на этот счёт. Именно поэтому люди старались сдержать злобу на царя из-за непомерных трудов — даже будучи необразованными, многие понимали, что русское общество делает большой шаг вперёд.
И вновь сердце колотилось слишком быстро, бешеной дробью отдаваясь в висках. Ну почему, почему у неё перехватывает дыхание всегда, когда он просто где-то рядом? Почему она не может заставить себя не смотреть на него украдкой, не восхищаться им тайно, будто совершая преступление? Что это за наказание такое?!
Потом начались танцы. Какими бы дикими не считали их иностранцы, сами были не прочь поучаствовать в этих безумных круженьях в обществе прекрасных дам, коих в России было больше, чем в любой другой стране. Русь издавна славилась безудержным весельем, радушием и красавицами.
Марта, как и положено, стояла в уголке, в тайне жалея, что не может принять во всём этом участие.
— Разрешите поднять тост за прекрасную даму, — где-то рядом послышался незнакомый голос.
Вздрогнув, девушка очнулась от задумчивости, и, подняв взгляд, наткнулась им на красивые, смеющиеся карие глаза незнакомца.
Он был молод, примерно одного с ней возраста и определённо красив. Коротко стриженные чёрные волосы, бледное аристократичное лицо с правильными чертами, широкие плечи, мужественная фигура… на нём был простой чёрный камзол, что уже отличало его от разодетых в пух и прах гостей.
Марта пыталась вспомнить, кто же он такой, но никак не могла.
— Извините, я вас не знаю.
— Удивительно, — усмехнулся незнакомец, — А я-то уж грешным делом думал, что моё имя известно каждой красивой барышне, бывающей при дворе. Позвольте представиться: Виллим Монс, камергер.
Марта с досадой закусила губу. Конечно, она знала это имя — фрейлины без умолку сплетничали о красавце и ловеласе Монсе, брате бывшей фаворитки Петра, Анны Монс, на которой он чуть было не женился.
— Вы ошиблись, я не барышня, — коротко ответила Марта, отворачиваясь от этого цепкого взгляда. Девушка терпеть не могла излишне самодовольных людей.
— Это не проблема, — фирменной улыбкой всех кутил улыбнулся тот, — Многие фрейлины гораздо прелестней своих хозяек.
— Приберегите своё обаяние для более восприимчивых к нему дам, — холодно улыбнулась Марта, — Я не люблю приторную лесть.
— Неужто правду можно считать лестью? — усмехнулся тот, глотнув холодного вина, — Возможно, явное внимание государя вам приятней, но почему бы и мне не испытать удачу? Позвольте пригласить вас.
Марта хотела было отказаться, но взгляд вновь упал на Петра, который очень комфортно чувствовал себя в обществе красивых кокеток. Лицо девушки озарила очаровательная улыбка.
— Не откажусь, — с немного коварным взглядом кивнула она, присоединяясь к танцующим.
Быстрые и весёлые танцы сразу захватили девушку. Ей попался умелый кавалер, который, вдохновившись её благосклонностью, блеснул остроумием, отпуская различные непритязательные шутки и остроты. Этот молодой человек обладал прекрасным чувством юмора, так что Марта вскоре развеселилась, поддавшись его обаянию и атмосфере.
Порозовев от смеха и танцев, девушка уже хотела принять предложение Виллима по поводу ещё одного танца, но в какой-то момент это надоело Петру.
Казалось, всё это время он её не замечал, но это было не совсем так. Царь действительно очень комфортно чувствовал себя в обществе придворных кокеток, но, в силу своего характера, раздражался, заметив явное внимание к Марте. А когда девушка проявила благосклонность к ухажёру, так и вовсе начал потихоньку терять голову. Собственник в его лице всё больше требовал крови.
А когда Марта, которую он уже давно подсознательно считал своей, с тихим смехом и очаровательной улыбкой согласилась вот уже на шестой танец подряд с этим павианом, внутри словно случился вулканический взрыв, побуждая к действию.
Не говоря ни слова, царь просто встал, и, ни на кого не обращая внимания, крепко схватил за руку изумлённую Марту и вышел из зала. Подданным и послам, коих он бесцеремонно покинул в разгар праздника, оставалось лишь шокировано смотреть им вслед.
Один лишь Менщиков, который и не к такому со стороны царя привык, хитро, понимающе улыбнулся и обратился к гостям, застывшим в немом удивлении:
— Праздник продолжается.
Комментарий к
Вам наверняка покажется странным такой поступок Петра. Но как аргумент приведу такой факт:
Пётр пришёл на свадьбу своей красивой племянницы Анны с немецким герцогом. Сначала всё было нормально, а потом царь вдруг увёл свою племянницу в соседнюю комнату и провёл там с ней ночь, чему было десятки свидетелей, включая самого жениха.
Так что не удивляйтесь:)
Часть 13
Где-то сзади с треском захлопнулись двери покоев. Запыхавшись, Марта совсем потеряла понимание происходящего.
— Что вы делаете?! — Возмутилась девушка, пытаясь выдернуть руку, — Ваше Величество, что не так?
— Ты слишком фривольно себя вела, — его голос был холоден и груб, — словно… девушка из таверны.
Оскорбление пощёчиной хлестнуло по лицу.
— Что? — От гнева у Марты перехватило дыхание, — Чем я заслужила такие слова, Ваше Величество? Не стоит приравнивать меня к тем дамам, что кружили вокруг вас весь вечер.
— Ты чуть ни вешалась на того кутилу!
Пётр давно уже не ощущал такой дикой ярости. Хотелось придушить её на месте за все её улыбки, посланные ухажёру.
— Вас это задевает?! — прерывисто дыша, парировала Марта. — Я Вас не понимаю, государь! Знаете, это слишком похоже на ревность. Я не совершила никакого греха. И уж тем более не вам судить о моём поведении, когда у вас что ни час, то новая фаворитка!
Марта всё время сдерживала эти слова, но они вырвались-таки наружу.
Она исподволь любовалась молниями в его глубоких синих глазах…
— Совсем головой не дорожишь?! — его голос был хриплым от гнева.
Марта хотела что-то ответить, как вдруг заметила, что Петра начали бить приступы крупной дрожи, взгляд помутнел, как у больного лихорадкой, а сам он начал заметно задыхаться, судорожно вдыхая воздух.
И только тут девушка с ужасом вспомнила…
Да, Наталья Алексеевна как-то рассказывала ей о том, что в детстве, во время стрелецкого бунта, Пётр видел, как стрельцы растерзали нескольких человек. С тех пор у него иногда бывают приступы эпилепсии, чаще всего, вызванные сильным гневом…
«О чём я только думала, дура!» — охнула женщина, бросившись за лекарем.
Но хватка его железных рук была по-прежнему крепкой.
— Не нужно лекаря! — прохрипел он, опустившись на кровать и пытаясь справиться с этим лёгким приступом давней болезни.
— Но… — растерянно попыталась возразить Марта.
— Не помогут. Пройдёт, — сквозь зубы прошипел он.
«Чёртов упрямец!» — не выдержав, про себя воскликнула Марта, пытаясь выдернуть руку. Ведь не пускает же!!!
Дикое беспокойство горечью обожгло горло. Марта ещё никогда в жизни не испытывала такого чувства: словно его боль стала её собственной. Сердце стучало в бешеном ритме от страха за того, кто так невыносимо, болезненно дорог.
Женщина лихорадочно искала возможность ему помочь. Не выпустит — это точно. Помирать будет, но, упрямец, не отступится…
Одна лишь идея пришла ей в голову. Мало подходящая, но всё же…
Аккуратно присев рядом, Марта легонько коснулась ладонями его висков, чувствуя, насколько сильны судороги. Он по-прежнему крепко держал её за запястье…
Вздохнув глубоко и прерывисто от непролитых слёз тревоги, девушка ласково, как-то особенно проникновенно начала читать молитву.
Пастор Глюк, её наставник, часто повторял, что искренняя молитва от всей души сильнее любого лекарства. Не важно, на каком она языке или какого вероисповедания человек, главное — Вера и искреннее желание помочь. К нему много раз приходили бедолаги, больные различными недугами, и девушка не раз своими глазами видела, как тех отпускает боль после простой и проникновенной молитвы.
Сейчас она шептала её же. Полузабытые слова хрустальным журчанием реки лились с её губ, словно из самой глубины чистой влюблённой души.
Открыв глаза, Марта удивлённо, облегчённо и радостно вздохнула, заметив, что приступ прошёл, взгляд царя вновь стал незамутнённым. В нём отразилось лишь бесконечное удивление.
— Как ты это сделала?
Марта и сама не понимала, как.
— Не… не знаю… — повела плечами она, до боли вглядываясь в его лицо.
Словно камень свалился с души. Такой чистой, бесконечной радости, счастья она не ощущала давно. И ей было всё равно, что только что она совершила чудо, лишь одно имело значение: с ним ничего не случилось.
Выдохнув, наконец, она не сумела сдержать одну-единственную слезинку-предательницу.
— Слава Богу, — убедившись, что всё обошлось, Марта неуверенно улыбнулась. Широко и искренне, так, что эта улыбка говорила больше любых слов.
— Тебя кто-то этому учил?
Теперь же она буквально купалась в тепле его голоса.
— Нет, — покачала головой Марта. — Так делал мой наставник, пастор из Мариенбурга. Пастор Глюк.
— В тебе полно неожиданностей, — ответил он, чуть приподняв её голову за подбородок. — Чудесница.
— Это навряд ли, — мило порозовела Марта, опустив длинные ресницы.
— Оставь кокетство для остальных, — жёстко усмехнулся он.
Слова сорвались с губ прежде, чем она успела себя остановить:
— Мне всё равно на остальных.
«Точно дура! — тут же упрекнула себя девушка, прикусив язык. — Не хватало только в любви ему признаться!»
Она надеялась, что он поймёт эти слова не в том смысле, который вложила в них она сама.
Но нет, он всё понял правильно. Она не могла заставить лгать свои глаза, когда он так пристально, с лёгкой улыбкой смотрел в них, словно утопая. Только он умел смотреть на неё так, что замирало сердце и перехватывало дыхание.
Ладошками, что всё ещё покоились на его висках, девушка непроизвольно провела по его лицу, легко-легко, словно касаясь невесомыми лепестками роз. Хотела бы отодвинуться, разрушить странную магию этой близости, но словно застыла, едва дыша от охватившего трепета.
Куда, спрашивается, улетели все обиды, куда подевались гнев и злость? Все они рухнули перед силой новых чувств. Чувств, что сильнее любой воли, сильнее вековых устоев и предрассудков. Чувств, таких же древних, как сама жизнь.
Осторожный поцелуй был пропитан едва сдерживаемой страстью. Их общей страстью, походящей на зарево пожара. Губы, руки, сердца и души перестали принадлежать им самим, словно отделившись от них, живя отдельной жизнью, в одном едином порыве — желании быть как можно ближе, единым целым, медленно сгорать, жить и умирать в объятиях друг друга всегда, вечно, презрев время и всё остальное. Это было ни на что не похоже, сильнее целого мира, необходимее воздуха. Душная комната кружилась и опадала миллиардами искр, а они сами вмиг перестали быть самими собой, став лишь частичкой друг друга.
Сплетаются тени в отблесках свеч,
В груди горит вечный безумный пожар.
Танцующие блики касаются плеч,
Охватывает тело неведомый жар.
Нас с тобою укутает тёплая ночь,
Осветит серебром своим с неба луна,
Все страхи и беды улетучатся прочь.
Эта ночь нас связала теперь навсегда…
Своей жизнью живут наши губы и руки
В безумии ночи мы таем, в объятьях…
Я знаю отныне — нет хуже разлуки
С тем, кто и даром мне стал, и проклятьем.
Часть 15
Скользнув сквозь плотные шторы, несколько ярких лучиков упали прямо на лицо спящей красавице. Веки её слабо дрогнули.
Марта, открыв глаза, сонно обвела ими комнату, тихо зевнула. В памяти вспыхнули события вчерашней ночи, и сон как рукой сняло.
Нет, она не жалела, хотя и хотела бы, если бы могла. Разумом она понимала, что это ошибка, но где-то в глубине души знала, что ради одной такой ночи ошибалась бы сотни и тысячи раз.
Решив оставить размышления и сожаления на потом, Марта присела на постели. Петра, конечно, уже не было — он никогда не спал больше четырёх часов в сутки, зачастую даже меньше. Девушка непроизвольно вздохнула: она хотела бы знать, каково это — проснуться рядом с ним.
Обругав себя за такие мысли, она поспешно натянула платье и привычно собрала волосы в небрежную косу. Марте хотелось выскользнуть из комнаты поспешно и незаметно, чтобы её никто не увидел.
Ей не хотелось быть фавориткой. Даже несмотря на эти безумные глупые чувства. Скорее всего, после того случая на празднике все так или иначе присвоят ей этот статус, но всё же… В её понимании фаворитка — это всё равно, что падшая женщина. Когда-нибудь его интерес к ней пройдёт и забудется, а что делать ей самой? Если увязнет, то будет очень больно. Тем более, видеть его потом с другими или с законной супругой, которая у него наверняка в скором времени появится…
Пытаясь унять дикий вой в груди от этих мыслей, Марта шла, едва ли не крадучись. Как бы там ни было, будущего у этих отношений нет и не может быть, поэтому лучше вычеркнуть их сейчас же из своей жизни, чтобы не сожалеть потом и надеяться хоть когда-нибудь обрести покой.
Задумавшись, женщина почти не слышала шороха лёгких шагов. Услышала лишь тогда, когда они раздались совсем близко.
— Что ты здесь делаешь? — вывел из забытья холодный голос.
Вздрогнув, Марта подняла голову, натыкаясь взглядом на две зияющие чёрные бездны глаз Елизаветы.
— Я по делам иду, — опустив чуть испуганный взгляд, Марта присела в неловком реверансе и обогнула графиню.
Та кусала сухие губы, с нескрываемой злостью глядя ей вслед.
Часть 16
Дни складывались в недели, недели — в месяцы, время текло незаметно, но неумолимо, как песок сквозь пальцы. Марту в последнее время нагрузили большим количеством обязанностей — иногда и передохнуть не оставалось времени. А Пётр никогда не умел сидеть на месте: ураганом носился по стране, продумывая и предусматривая любые мелочи. Его зачастую можно было найти в кузнице или на стройке: царь не гнушался простой работы, более того, преуспевал во всех начинаниях. Тем самым он развивал в себе упорство и терпение.
Петербург рос невероятно быстро. Это и отличало Петра от многих других монархов — поразительная молниеносность действий.
Утонув в быте простой подневольной крестьянки, в своих обязанностях, Марта засыпала, едва голова касалась подушки. За это время она успела подружиться с тем камергером, Виллимом Монсом. Этот галантный и забавный молодой человек был очень приятным собеседником, хоть Марта и видела в нём только друга. Им изредка удавалось перекинуться парой фраз и непритязательных шуток. Девушка теперь даже радовалась взваленным на неё обязанностям — не было времени думать о личной жизни.
Этим утром всё было как обычно, разве что самочувствие было не лучшее. Наскоро собравшись, Марта направилась в покои госпожи. Зашнуровав Наталье Алексеевне красивое атласное платье, девушка принялась распутывать чуть взъерошенные золотые волосы цесаревны.
— Что с тобой? — между прочим спросила женщина, взглянув на бледное отражение служанки в зеркале.
Марта перевела взгляд на своё болезненно лоснящееся восковое лицо, красноватые глаза и небольшие мешки под ними. В последнее время сон её был каким-то беспокойным: она то и дело вскакивала, чтобы потом тут же провалиться в усталую пустоту. В последнее время её не оставляло лёгкое головокружение и тошнота.
— Всё в порядке, госпожа, — смиренно ответила девушка, продолжая свою работу.
— Ну-ну, — хмыкнула та. — Я же вижу. Заболела, что ли? Мне не нужно, чтобы мои фрейлины походили на чахоточных.
— Всё хорошо, Ваше Высочество, — тихо повторила девушка, пытаясь справиться со всё усиливающимся недомоганием.
Но охватившая её слабость оказалась сильнее. Дорогой позолоченный гребень с вкраплениями рубинов внезапно выпал из её ослабших пальцев, а сама Марта с судорожным вздохом осела на холодный пол, погружаясь в спасительную мягкость бессознательной темноты.
* * *
Сознание возвращалось трудно и медленно, будто нехотя, дикой болью отдаваясь в висках. В нос ударил отчётливый запах медикаментов.
Комната была незнакомой — узкая, маленькая, совсем бедная, с несколькими дешёвыми жёсткими кроватями, на одной из которых лежала и она сама. Лишь слабый свет лучины и последние лучики солнца освещали душное помещение.
Вокруг неё суетилась низенькая пухлая женщина в скромном платье с идеально чистым белым передничком и безукоризненным кружевным чепцом того же цвета на седой голове. Незнакомка была в возрасте, но в её глазах плескался задор и энергичность. Она походила на лекарку.
— Где это я? — осмотревшись, хрипло спросила Марта и привстала.
— Лечебница. Здесь мы приболевшей прислуге помогаем, — улыбнулась женщина. — Как ты себя чувствуешь, голубушка? Лучше?
— Да, намного, — кивнула Марта, действительно ощущая себя лучше. — Этим я, верно, вам обязана? Спасибо на добром слове. Что со мной случилось?
— Ничего страшного, — помыв в маленьком тазике руки, ответила лекарка.
— Я хворь какую подхватила? Лечить нужно? — слегка нахмурилась девушка.
— Не бойся, красавица, не хворь это вовсе, — вновь по-доброму улыбнулась женщина. — Господь тебе ребёночка ниспослал. Ты перетрудилась малость, вот и лишилась сознания.
Марта сдавленно охнула, почти с ужасом глядя на добродушную улыбчивую лекарку.
— Не может быть… — тихо прошептала она, вновь упав на подушку. — Как же так? Что теперь делать…
Лекарка, внимательно оглядев пациентку, присела на край постели.
— Байстрюк*, значит? — догадалась пожилая женщина, — А ты хоть замужняя, или в девках?
Марта опустила голову, чтобы скрыть проступающие слёзы и до крови прикусила губу.
— Ясно, — вздохнула лекарка, с сочувствием глядя на молодую женщину. — Одной тяжко тебе будет маленького за собой тащить. Я лишь одним помочь могу…
— Чем? — Марта подняла заплаканные глаза.
Лекарка мгновение мялась, отведя взгляд.
— Зелье у меня одно есть, — с горечью проговорила она, — если срок невелик, то от плода греховного избавит.
Марта, казалось, побледнела ещё больше.
— Нет, — тихо и немного неуверенно ответила она, инстинктивно положив руку на живот. — Не нужно. Я справлюсь.
— Дело твоё, — пожала плечами женщина, — тяжко тебе будет, очень. Но молодец, что отказалось: как-никак, это тоже смертоубийство. Сейчас тебе отдохнуть надобно, сил набраться, коли выносить хочешь ребёнка. Поспи, оправься. Я отвар тебе приготовила.
С этими словами лекарка протянула ей большую кружку и встала с кровати. Бросив на девушку ещё один сочувственный взгляд и тихо пробормотав что-то неразборчивое, она ушла, скрипнув тяжёлой дубовой дверью.
Марта залпом выпила ароматный медовый отвар, в котором, кажется, была и ложечка виски. Отставив кружку, она уткнулась носом в подушку и тихо заплакала. Самое странное, что Марта даже теперь не смогла заставить себя назвать ту ночь ошибкой. Она сожалела лишь о том, что от этого пострадает невинное дитя. Она знала, что будет обожать ребёнка больше жизни, что отдаст ему всё, ничего не жалея, но знала также и то, что клеймо незаконнорождённого преследует человека всю жизнь, заставляя всё время чувствовать себя ошибкой судьбы и отверженным. Ведь байстрюков презирали все и всегда: она испытала это на себе в полной мере. Больше всего на свете не хотелось бы такой судьбы своему малышу…
Она уснула лишь тогда, когда уже не осталось сил плакать и переживать. И то ей это удалось лишь благодаря тёплому отвару доброй лекарки.
Глава 15
Сквозь ночную темноту лишь одна-единственная свеча в его руках освещала неровным светом лечебницу. Задумчиво, неотрывно глядя на спящую Марту, царь даже не замечал, как обжигают руки горячие капли воска.
Какой же неуместной она казалась ему здесь, в этой затхлой бедной комнате! Такая хрупкая и красивая, словно нимфа из греческих мифов. Сейчас, бледная, окутанная ореолом отливающих золотом рассыпавшихся шёлковых чёрных волос, она была как никогда нежна и беззащитна.
Впервые за долгое время губы Петра тронула лёгкая улыбка. Он мог сам от себя не ожидать такого, но обрадовался новости об её беременности.
В памяти то и дело вспыхивал её серебряный смех, улыбки, их встречи и шутливые споры. Она, Марта, словно возвращала его к жизни одной своей близостью. Она волновала своей наивной простотой, добродушием, чисто женским умом и мудростью, утончённой красотой, чуткостью своей натуры и страстью. Пётр лишь однажды испытывал чувство, похожее на влюблённость, но это было давно. И то чувство было не похоже на это, было более поверхностным и легкомысленным. Здесь было что-то другое… Более глубокое, носящее совершенно другой характер, имеющее другой привкус и заведомо более серьёзное. Впервые он, прагматик и реалист, не мог себе до конца объяснить чего-то. Вот эту бурю непонятных, но на удивление стойких и сильных чувств.
Очнувшись от размышлении, он заметил, что Марта сонно и удивлённо смотрит на него.
— Ваше величество, — женщина слегка присела на постели.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Неплохо, — отведя глаза, произнесла она. — Вам сказали?..
— Конечно, — он коротко кивнул.
Поджав губы, девушка внимательно посмотрела в его глаза, словно выискивая что-то. И, заметив на его губах лёгкую улыбку, мимолётно и удивлённо слегка улыбнулась в ответ.
— Ты боишься.
Марта только сейчас заметила, что мелко дрожит от охватившего её волнения. Она глубоко вздохнула, пытаясь отбросить лишние мысли и тревоги хоть ненадолго.
— Да, волнуюсь, очень, — тихо подтвердила она. — Я боюсь за жизнь ребёнка, за его судьбу. Боюсь, что она у него будет такой же, как у меня.
— В каком смысле? — не понял царь.
— Я тоже была рождена вне брака, — горько усмехнулась девушка. — И это клеймо всегда преследовало меня, куда бы я ни шла. Большинство людей поддаются предрассудкам, и таких считают отбросами общества, грязью. Мне страшно от осознания того, что и моего ребёнка ждёт это.
— Жалеешь?
Он заинтересовано посмотрел на неё. Хотела было солгать, но не стала кривить душой.
— Как ни странно, нет. — Она вновь задумчиво опустила голову. — Хотя и хотела бы жалеть — так было бы правильней. Но… неисповедимы пути Господни. Прошлого не изменишь.
— Ты мудрее многих женщин, — слегка усмехнулся он, вставая. — Но если для тебя всё это прошлое, то я не желаю, чтобы оно заканчивалось. Наш ребёнок не будет незаконным, я признаю его. Поправляйся.
Сказав это, он вышел, оставив её изумлённо смотреть ему вслед.
* * *
Спустя положенное время Марта родила прелестную здоровую девочку, которую царь, на удивление всем, признал своей дочерью. Маленькая Мария была признана цесаревной, и была крещена в один день со своей мамой. Пётр выбрал своей любимой имя Екатерина, а крёстным отцом её стал цесаревич Алексей, старший сын Петра от первого брака, поэтому Екатерина получила отчество Алексеевна.
А уже вскоре, где-то в начале 1704 года, Пётр и Екатерина тайно обвенчались. С того момента она всегда была рядом с ним, была отрадой, лучшей советчицей, делила с ним тяготы походной жизни.
Жизнь Марты была полна боли и огорчений. Зато Екатерина стала по-настоящему счастливой рядом с любимым человеком и своим ребёнком.
ОТ АВТОРА:
Я слышала много замечаний насчёт стиля написания этой работы. Постараюсь исправить, но лишь слегка, так как эта работа в принципе планировалась быть лёгкой и непритязательной. Я всего лишь школьница, любитель истории, и на звание историка или филолога, разбирающегося в историческом стиле написания, не претендую. Вариант сыроват, но особо изменять пока не планирую, лишь лёгкая корректировка. На самом деле, роман про Екатерину Алексеевну существует, я читала его. Вот он действительно сложен для восприятия, там слишком много всего понамешано. Я люблю тяжёлые и достоверные исторические романы (как, например, «Евпраксия» Павло Загребельного), но, на мой взгляд, работа именно об этой женщине и её судьбе, любви должна быть другой. Более понятной, чувственной, насыщенной эмоциями, а не сухими цитатами из энциклопедий и сложными для восприятия историческими выражениями. Возможно, когда-нибудь я пересмотрю эти выводы, но пока что вот так вот.
Я искренне надеюсь, что вы, мои дорогие читатели, сможете понять и простить. Если вам всё же понравилась моя работа, то я порадую вас второй частью работы о Екатерине Алексеевне, где уже будет описываться то, как она делила с Петром походную жизнь, как несчастна она была в материнстве, как спасала нашу страну, то, как стала законной официальной женой царя, и, конечно же, то, как безумно любила и в то же время вынуждена была ненавидеть мужа.
Если же вы и потом не покинете меня, то я напишу и третью часть, где будет рассказываться о том, как она потеряла мужа и о том, как стала первой самодержавной императрицей Российской Империи. Очень жду ваши отзывы:)
Комментарии к книге «Из грязи в... императрицы Всея Руси [СИ]», Анастасия Сергеевна Акулова
Всего 0 комментариев