«Колибри»

ГЛАВА 1

Когда поезд 9.50 появлялся на Разъезде Стюарта, он всегда привлекал толпу народа, потому что был здесь еще новым явлением, и весь город ждал его каждый день. Босоногие ребятишки, словно куропатки, садились на корточки в заросли тростника и осоки на самой окраине города и стерегли громкое, извергающее облако дыма чудовище, рядом с которым они бежали последнюю четверть мили до увенчанного шпилем здания железнодорожной станции. Эрни Тернер, городской пьяница, тоже каждый день приходил встречать поезд. Плюясь и петляя, он брел из салуна и располагался на скамейке у крыльца станции и спал там до тех пор, пока полуденный поезд не давал ему сигнал начать вечерний обход. В кузнице Спад Сведин откладывал свой молот, спускал мехи и вставал в дверном проеме, скрестив на черном фартуке черные руки. А как только затихал звон металла, все ушки Разъезда Стюарта, что в Колорадо, оказывались на макушке. И тут же по всей недлинной Фронт-стрит из своих дверей на дощатый настил выходили лавочники.

То июньское утро 1879 года не отличалось от остальных. Когда Спад прекратил клацать, у цирюльника опустело кресло, банковские клерки покинули свои клетушки, а в пробирной лаборатории освободились весы, все вылезли наружу, устремив взгляды на северо-восток в ожидании прибытия поезда 9.50.

Но «9.50» не появился.

Вскоре пальцы начали нервно трепать кармашки, из которых наружу вынимались, открывались и захлопывались часы, вся эта процедура сопровождалась обменом недоумевающими взглядами. В конце концов шепоток перетолков сменился беспокойством и, один за другим, жители городка вернулись в свои магазины и время от времени выглядывали в окна, ломая голову, что могло задержать поезд.

Время ползло медленно, каждое ухо было навострено в ожидании жалобного свистка, а его все не было. Прошел час, и тишина над Разъездом Стюарта превратилась в молчаливое благоговение, словно кто-то умер, но никто не знал кто.

В 11.06 все головы, одна за другой, поднялись. Первый, потом второй торговцы шагнули к дверным порогам, потому что живительный летний ветер в своем горячем дыхании принес приближающийся звук парового свистка.

– Это он! Но слишком быстро идет!

– Если им управляет Так Холловей, он осадит его прямо у станции! Отойди подальше, поезд может сойти с рельс!

В клубах пара и пыли показался скотосбрасыватель, позади которого из окна кабины махала рука в красную клетку. Это действительно был Так Холловей. Его слова потонули в стуке железа и шипении пара, когда он пронесся мимо станции и проскочил ее на сотню ярдов, но состав каким-то чудом остался на рельсах. Хриплый голос Така не мог прорваться сквозь ропот толпы, которая поспешила к станции. Раздался выстрел, и все, замолчав, повернули головы к стоявшему с дымящимся револьвером Максу Смиту, только что назначенному новым начальником станции.

– Где доктор Догерти? – проревел Так в образовавшемся затишье. – Пошлите-ка за ним поскорее, потому что на поезд напали примерно в двадцати милях отсюда, и у нас два раненых человека. Один из них, видимо, сильно пострадал.

– Кто они? – спросил Макс.

– Не трать время на вопросы. Я с ними не знаком. Один попытался ограбить мой поезд, а другой не допустил этого и получил пулю. Мне нужны люди, чтобы вынести их.

За несколько минут два обмякших тела были переданы из поезда по ступеням в протянутые руки банковского клерка, конюха, пробирщика и кузнеца.

– Кто-нибудь, подайте телегу!

Сквозь толпу протащили повозку и положили на нее неподвижные тела, а в это время из-за угла салуна, тяжело дыша и фыркая, показался доктор Клевленд Догерти со своим черным саквояжем, который ударял его по икрам. Через несколько секунд он встал на колено рядом с первым неизвестным, лицо которого было бледным и неестественно безмятежным.

– Он жив, – произнес доктор, – просто чудом. – Он осмотрел и второго. – Чего не могу сказать об этом. Быстро доставьте их ко мне, а ты, Спад, следи, чтобы на их пути не попался ни один камень, черт возьми, ни одна выбоина!

Все, кто пришел в этот день в город, надолго задержались здесь. В салуне дела шли преотлично. В платной конюшне Джема Перкинса не осталось ни одного свободного стойла. Пол под плевательницами в фойе гостиницы был замаран намного раньше полудня, а под буками, что росли на переднем дворе доктора, устремив глаза на его дверь, сидел городской люд и ждал теперь точно так же, как до того ждал прибытия поезда 9.50, новостей о судьбе двух пострадавших.

Тяжелый вздох, который издала мисс Абигейл Маккензи, приподнял ее грудь под складками в высшей степени приличной викторианской блузки. Она с усилием провела маленьким пальчиком по внутренней стороне украшенного кружевами воротника, душившего ее, чтобы слегка ослабить давление на взмокшую кожу.

Мисс Абигейл повернулась влево на полоборота, искоса взглянув в зеркало голубыми глазами, и, приложив тыльную сторону ладони к подбородку, легонько похлопала по нему, чтобы выяснить, достаточно ли упругая кожа.

Да, кожа была еще крепкой и молодой, рассудила она.

Потом мисс Абигейл быстро выдернула большую, филигранной работы булавку из шляпки, украшенной маргаритками, осторожно приложила шляпку к туго зачесанным назад темно-русым волосам, всадила булавку по самую головку и взяла свои безукоризненно белые перчатки с сиденья под большой стойкой для зонтиков, которая представляла собой троноподобное сооружение с зеркалом на спинке и кучей зонтиков и тростей, воткнутых в отверстия.

Какое-то мгновение мисс Абигейл изучала свои перчатки, потом выглянула наружу на зыбкий от жары воздух, поднимавшийся к небу, сняла перчатки, помешкала, но снова решительно надела их, тщательно натянув на тонкие руки. Жара – это еще не повод для того, чтобы выходить в город неприлично одетой, побранила она себя.

Она прошла в заднюю часть дома и проверила шторы на окнах, лишний раз убедившись, что они висят достаточно низко, чтобы не пропустить жестокое солнце. Потом обвела взглядом кухню, но не заметила ничего, что требовало исправления, ни одной вещи, которую надо было убрать или выложить. Она содержала дом так же образцово, как и следила за своей одеждой. В жизни мисс Абигейл Маккензи всегда все происходило настолько правильно, точно и упорядоченно, насколько это вообще было возможно.

Она снова вздохнула, бросила из кухни беглый взгляд в столовую и гостиную и шагнула на веранду, но внезапно вернулась обратно и придирчиво проверила дверной запор, как это делают те, в чьей жизни очень мало вещей, из-за которых действительно стоило бы беспокоиться.

– Нет смысла рисковать твоим замечательным овальным окном, – сказала она вслух двери. Это окно было ее, то есть Абигейл, гордостью и радостью. Удовлетворенная надежностью двери, она вышла наружу и закрыла входную дверь так нежно, словно та могла чувствовать. Мисс Абигейл пересекла веранду, прошла по тропинке и кивком головы поприветствовала ухоженные розы рядом с забором.

Ходила мисс Абигейл Маккензи прямо, приподняв подбородок параллельно земле – так, как и должна ходить благопристойная дама. Отдадим ей должное, никто не мог сказать, что она сутулится, шаркает ногами или держится неуклюже, когда идет по городу. Да, никто! Ее осанка всегда являла собой верх приличия. Ее удобные туфли очень редко показывались из-под юбок, так как она никогда не торопилась – спешка сильнее всего принижает достоинство!

Мисс Абигейл размышляла о кое-каких вещах, которые не совсем укладывались у нее в голове. Она, например, вовсе не находила приятной свою работу, но, наблюдая за тем, как она вышагивает по Фронт-стрит, никто не заподозрил бы, что с ней что-то не ладно, если только с ней вообще могло бы быть что-то неладно.

Проходя мимо домов и дворов, она краем глаза заметила впереди необычную сцену. Лужайка у дома доктора Догерти была заполнена людьми, а скамейки на тротуаре напротив через улицу были погребены под сплошным слоем юбок. Мужчины сидели на спинках, дети дрались в грязи, а лошади дожидались хозяев на привязи у ограды.

Мисс Абигейл обычно не совала свой нос в чужие дела. Завидев толпу, она приняла влево, прошла короткий квартал до Мэйн– стрит и завершила свой оставшийся путь по городу в гордом одиночестве. Таким образом мисс Абигейл избежала, возможно, какого-то убогого спектакля возле дома доктора. Такие представления притягивают всякий сброд, и она не собирается попасть в их число!

Мисс Абигейл считала весьма скверным то дело, которым ей предстояло заняться. Нет, с заведением Луи Калпеппера все было в порядке. Он содержал приличную, ухоженную столовую – в этом она отдает ему должное. Но обслуживание столиков было последним вариантом – самым-самым последним! Это была работа, которую мисс Абигейл ни за что не выбрала бы, имей она выбор. Но она не имела выбора. Или заведение Луи Калпеппера, или голодная смерть. А мисс Абигейл была слишком своенравной, чтобы умереть голодной смертью.

Черные низкие каблучки застучали под призывной вывеской «Прекрасная еда и напитки, собственность Луи Калпеппера». Тщательно прикрыв за собой дверь, мисс Абигейл провела рукой по блузке, чтобы убедиться, что та туго заправлена в пояс юбки, и еще раз вздохнула. Однако заведение казалось опустевшим. В воздухе стоял легкий запашок вчерашней капусты, но ничего, напоминающего аромат мяса для вечерних клиентов, которые должны были вот-вот появиться. Что за дела! Как же Луи мог допустить такое!

– Привет? – позвала она и наклонила голову, прислушиваясь.

Откуда-то из задних помещений донесся слабый жестяной звук. Мисс Абигейл прошла на кухню и обнаружила за открытой проходной дверью, как горячий ветерок колышет кастрюли, висевшие над кухонным столом. Заведение было пусто!

– Однако, скажу я вам! – заявила мисс Абигейл, не обращаясь ни к кому конкретно.

Потом осмотрелась вокруг и повторила:

– Однако, я действительно скажу вам!

Ей потребовалось несколько недель на то, чтобы наконец решиться заговорить с Луи. Его пустой ресторан приводил в замешательство. Вытерев пальчиком в безупречной перчатке стекавшую со лба каплю пота, мисс Абигейл занервничала – уж слишком неожиданный поворот событий. Исследовав свой палец, она вдруг почувствовала, что начинает промокать от пота и поняла, что не желает пережить нечто подобное во второй раз. Она должна найти Луи, сегодня, сейчас же!

Поправив и без того прекрасно сидящую на голове шляпку, мисс Абигейл вернулась на Мэйн-стрит и потом прошла квартал по направлению к Фронт-стрит, на которой через два квартала друг от друга жили и она, и доктор. Огибая угол она обнаружила, что стала частью толпы, которая запрудила двор доктора Догерти и прилежащую к нему территорию. Сам доктор, засучив рукава, стоял под своими буковыми деревьями и громко говорил, чтобы его могли услышать все.

– ...потерял много крови, и мне пришлось прооперировать, вычистить и зашить рану. Еще рано говорить, выкарабкается он или нет. Но вы все знаете, мой долг – сделать все возможное, чтобы сохранить ему жизнь вне зависимости от того, что он совершил.

Народ начал возбужденно обсуждать услышанное, а мисс Абигейл огляделась вокруг в надежде найти Луи Калпеппера. Заприметив светловолосого парня, который жил рядом с ней, она зашептала:

– Добрый день, Роберт.

– Здорово, мисс Абигейл.

– Ты не видел мистера Калпеппера, Роберт?

Но шея мальчишки была вытянута в другую сторону, он прислушивался к словам доктора, и поэтому в ответ лишь пробормотал:

– Хм.

– О чем это говорит доктор Догерти?

– Точно не знаю. На поезде подстрелили каких-то людей.

Успокоенная тем, что неприятность не имеет никакого отношения к городу, мисс Абигейл тем не менее была вынуждена признать свои поиски неудавшимися, по крайней мере, до тех пор, пока не рассосется толпа, поэтому она переключила свое внимание на доктора.

– Другой находится в более сносной форме, но тоже будет нетрудоспособен несколько дней. Кроме этих двоих у меня масса дел. Вы знаете, что Герти уехала на свадьбу своей кузины в Фэйрплей, и я остался один. Многим из вас может потребоваться медицинская по мощь, а я ведь не могу разорваться. Поэтому если кто-нибудь из вас вызвался бы помочь мне ухаживать за этими двоими, я был бы очень обязан.

Откуда-то из толпы раздался женский голос, выразивший мысли большинства:

– Хотела бы я знать, почему мы должны быть обязанными заботиться о каком-то преступнике, который пытался втоптать нас в грязь! Грабит наш поезд и стреляет в ни в чем не повинного молодого человека. А если бы он выстрелил в Така?

Чтобы умерить вал одобрительных замечаний, доктор поднял руку.

– Ну-ка, подождите! У меня здесь два человека. Доказано, что один из них совершил дурной поступок, а другой – хороший, но оба они нуждаются в помощи. Вы советуете мне лечить того, который пострадал меньше, и от вернуться от того, который почти мертв?

У некоторых нашлось достаточно чувства такта, чтобы потупить глаза, но они все еще сомневались.

Доктор продолжил, а собравшиеся чувствовали себя виноватыми.

– Ну хорошо. Человек в одиночку может кое-чего добиться, но не очень многого. Мне нужна помощь, и от вас зависит найти ее для меня. Это не только моя проблема, она наша общая. Мы все хотели, чтобы «Роки-Маунтин-Рэйлроуд» проложила ветку железной дороги через наш город, так ведь? И вот, пожалуйста, ее провели! Конечно, мы пока на самом отшибе, вывозим наш кварц, медь и серебро, а с востока ввозим все, что нужно для жизни. Но теперь, как только железная дорога, так сказать, привезла нам маленькое беспокойство, никто не горит желанием заплатить по счету?

По-прежнему никто не вызвался на помощь.

Доктору нельзя было возражать. Железная дорога действительно была выгодна всем. Строительство ветки через затерянный в горах город вроде Разъезда Стюарта связывало его как с западом, так и с востоком, оживляя торговлю, транспортные перевозки, а так же открывая перед городом надежное будущее, которого он бы лишен до прихода рельсов РМР.

Однако, в данный момент жители предпочли забыть обо всем этом, оставив мольбы доктора Догерти без ответа и наполнив мисс Абигейл каким-то необъяснимым гневом на их бессердечность.

– Я мог бы заплатить тому, кто мне по может, так же, как я плачу Герти, когда она здесь, – предложил с надеждой доктор.

Мисс Абигейл огляделась и сжала губы.

– Какого черта, док, – закричал кто-то, – Герти – единственная медсестра, которая есть в городе и, возможно, так оно и будет всегда. Вы не сможете никого найти на ее место.

– Ну ладно, может быть, кого-нибудь, не настолько квалифицированного, как Герти, но человека, который достаточно разбирается. Что скажете?

На верхней губе Абигейл выступил пот. То, что она решила, было слишком неожиданным, слишком необычным, но времени на размышления не оставалось. Как разозлило ее пренебрежительное отношение окружающих! Ухаживать за двумя ранеными мужчинами в уединении собственного дома показалось ей намного лучше, чем подавать тушеное мясо и суп тем, кто сейчас отмалчивался. Более того, она была почти такая же опытная сиделка, как Герти Берстон. Удары пульса застучали в ее шее, перетянутой тугим воротничком, но, когда она, подавив в себе всякие опасения, выступила вперед, подбородок был как всегда высоко поднятым, ставя на место всех, кто ее окружал.

– Думаю, доктор Догерти, я вам подойду, – проговорила мисс Абигейл своим обычным тоном леди. Но так как истинные леди никогда не кричат, то доктор просто не услышал ее. Никто не поверил своим глазам, когда увидел, как мисс Абигейл поднимает свою безукоризненно белую перчатку.

– Мисс Абигейл, это вы? – откликнулся доктор.

Толпа постепенно утихомирилась.

– Да, доктор Догерти. Мне бы очень хотелось вам помочь.

Не уследив за своими манерами, доктор Догерти приподнял брови, провел взволнованно рукой по лысеющей голове и выпалил:

– Да будь я проклят!

Мисс Абигейл, извиняясь, начала пробираться к доктору. С высоко поднятым подбородком она рассекала толпу почти так же, как Моисей рассек Красное море, и по-прежнему сохраняла свое обычное непоколебимое достоинство. Когда она проходила мимо мужчин, те тянулись руками к голове, словно желая снять перед ней шляпы, которых у них не было.

– Добрый день, мисс Абигейл.

– Как поживаете, мисс Абигейл.

– Здравствуйте, мисс Абигейл.

Дамы, улыбаясь, приветствовали ее молчаливыми кивками. Большинство из них немножко ее побаивалось, такую холодную, воспитанную в рамках строгих правил, чинно плывущую в сторону доктора Догерти. Чтобы позволить летнему ветерку обдуть их взмокшие подмышки, многие приподняли руки, а мисс Абигейл, двигаясь посреди них, каким-то образом заставила их ощущать себя неуклюжими и жирными, и, что еще хуже, ничтожными, из-за того, что они так упорно отказывались помочь.

– Проходите внутрь, мисс Абигейл, – сказал доктор и потом повысил голос, обращаясь к толпе:

– Вы тоже можете отправляться домой. Если будут какие-нибудь изменения, я пошлю на станцию Макса с новостями.

И, заботливо взяв мисс Абигейл под руку, доктор проводил ее в дом.

Его вдовий дом представлял собой кавардак из всякого барахла, которое только приумножалось и никогда не выбрасывалось. Большая передняя комната выглядела так, словно своевольный ребенок перевернул ее вверх дном в отместку за то, что его отшлепали, однако разбросанные предметы со всей очевидностью принадлежали взрослому. Доктор Догерти убрал с кресла стопку журналов и газет, отпихнул в сторону пару брошенных домашних тапочек и сказал:

– Садитесь, мисс Абигейл.

– Спасибо, – ответила она, усаживаясь на расчищенное место, как на трон.

Хотя она не показывала виду, что царящий вокруг беспорядок задел ее небывалое самолюбие, мисс Абигейл заметила его очень хорошо. Доктор Догерти всегда действовал из лучших побуждений, но после того, как умерла его Эмма, дом постепенно становился неряшливее. Доктор вел совершенно сумасшедшую жизнь, бегая к каждому, кто нуждался в нем, в любое время дня и ночи, и оставляя для себя самого так мало времени, что об уборке дома не могло быть и речи. Герти Берстон тоже была нанята как сестра, а не как экономка. Это становилось вполне очевидно, стоило лишь взглянуть на комнату.

Доктор Догерти сел на валик старого, разбитого дивана, набитого конским волосом, расставив свои старые, разбитые колени, и положил на них свои старые, разбитые руки. Мисс Абигейл увидела облачко пыли, вылетевшее из расплющенного валика и заклубившееся вокруг доктора. Прежде чем заговорить, он с минуту изучал пол перед собой.

– Мисс Абигейл, я очень ценю ваше предложение.

Он не знал точно, как бы выразиться.

– Но знаете, мисс Абигейл, я не мог предположить, что вы одна предложите свои услуги. Возможно, это работа для кого-нибудь еще, кто лучше подойдет для нее.

Мисс Абигейл почувствовала раздражение. Она решительно сказала:

– Вы отказываетесь от моей помощи, док тор Догерти?

– Я... мне бы очень не хотелось говорить, что я отказываюсь. Я прошу вас получше подумать.

– Я считаю, что уже подумала. И в результате предложила свои услуги. Если существуют какие-то необъяснимые причины, по которым я не могу этим заниматься, тогда мы теряем время.

Когда мисс Абигейл бывала задета, ее речь становилась отрывистой, а сама она – многословно красноречивой. Она встала и изучали свои перчатки, натягивая их плотнее на руки.

Доктор вскочил, окутанный облаком пыли, и усадил ее обратно в кресло. Мисс Абигейл поглядела на него из-под полей шляпки, внутренне довольная тем, что доктор отреагировал на ее укол. Хорошенькое он выбрал время быть привередливым!

– Погодите, не стоит раздражаться.

– Раздражаться, доктор Догерти? Где это видно, чтобы я была раздраженной?

Она приподняла одну бровь и наклонила голову.

Доктор стоял над ней, улыбаясь и рассматривая поднятое лицо под маргаритками на шляпе.

– Да, мисс Абигейл, я сомневаюсь, чтобы вы хоть раз в жизни были раздражены. Но я пытаюсь дать вам понять, что вы можете стать раздраженной потом, если я соглашусь позволить вам ухаживать за этими двумя.

– Пожалуйста, скажите, почему, доктор?

– Ну... дело в том, что... потому что вы... незамужняя леди. – Фраза глухим эхом отдалась внутри головы тридцатитрехлетней мисс Абигейл и в быстро заколотившемся одиноком сердце.

– Незамужняя леди? – повторила она, сжав плотно губы.

– Да, мисс Абигейл.

– И какие же возможные сложности представляет мое положение не... незамужней леди, как вы любезно изволили выразиться, для моей помощи вам?

– Понимаете ли, я надеялся, что вызовется замужняя женщина.

– Почему? – спросила она.

Доктор Догерти развернулся и отошел в сторону, подыскивая деликатные выражения. Он прочистил горло.

– Вам, возможно, придется видеть части тел этих мужчин, которые, мягко говоря, не приятны для леди с вашей повышенной... – но его слова замерли.

Доктор не хотел смущать ее еще сильнее. Мисс Абигейл закончила за него.

– Чувствительностью, доктор Догерти? – с немного фальшивым смехом спросила она. – Вы собирались выразиться именно так?

– Да, можно сказать и так, – доктор снова повернулся к ней.

– Доктор, вы что, забыли, как я ухаживала за своим отцом, когда он болел?

– Нет, не забыл, мисс Абигейл. Но это был ваш отец, а не какой-то незнакомец с огнестрельной раной.

– Превосходно, мистер Догерти, – сказала она с таким выражением, словно выплевывала слова, хотя на самом деле расчетливо контролировала свои эмоции, и заменила слово доктор на мистер. – Скажите хоть одну настоящую причину, почему я не могу ухаживать за этими двумя джентльменами.

Доктор в расстройстве взмахнул руками.

– Джентльмены! А вы уверены, что они джентльмены? А если они не джентльмены? Не пожалеете ли вы, что меня нет рядом, когда я буду где-нибудь за городом в четырнадцати милях отсюда? Один из этих джентльменов только что попытался ограбить поезд, и я хочу его вылечить, но это не значит, что я ему доверяю. А вдруг он набросится на вас и убежит?

– Минуту назад вы советовали мне не раздражаться. Могу я теперь посоветовать вам то же самое, доктор? Вы начали кричать.

– Извините, мисс Абигейл, пожалуй, я действительно закричал, но я обязан дать вам понять, какой риск сопряжен с этим делом.

– Вы выполнили свой долг, доктор Догерти. Но так как я вижу, что ваша мольба о помощи не вызвала изобилия откликов добровольцев, вряд ли у вас есть выбор, кроме как принять мою кандидатуру.

Доктор склонил голову к своему вытертому ковру, гадая, что об этом сказал бы отец мисс Абигейл. Он всегда о ней заботился.

Мисс Абигейл, приняв решение, подняла на доктора глаза. Ее поза на краешке кресла была чопорной и напряженной.

– Я прекрасно себя чувствую, обладаю здравым смыслом и имею почти пустой счет в банке, доктор, – заверила она, – а у вас двое раненых, за которыми нужен присмотр. Я думаю, ни один из них не достаточно здоров сейчас, чтобы навредить мне или убежать. Так что, может, мы закончим обсуждение?

Она поняла, что убедила доктора своим упоминанием о пустом банковском счете.

– Вы, без сомнения, умеете гладко говорить, мисс Абигейл, и я уже почти согласен с вами, уверяю вас. Но, знаете ли, я не смогу вам много платить. Примерно тридцать дол ларов за неделю. Герти я плачу столько же.

– Тридцать долларов вполне достаточно... о, и еще кое-что, – добавила она, сдвигаясь на самый край кресла.

– Да?

– Что вы предполагаете с ними делать, когда ваших пациентов доставят завтра утром?

Мисс Абигейл не потребовалось смотреть по сторонам, чтобы прийти к заключению, что дом доктора вовсе не то место, которое подойдет для госпиталя. Доктор тоже не имел никаких заблуждений насчет состояния своего дома. Открывавшуюся их взглядам картину в лучшем случае можно было назвать жалким беспорядком. И доктор, и мисс Абигейл прекрасно знали, что на втором этаже или на кухне было еще хуже. Они также знали, что мисс Абигейл помешана на чистоте. Поэтому когда доктор наконец закончил обводить взглядом комнату, он полностью согласился с непригодностью этого места.

– Полагаю, мы не сможем разместить их наверху? – спросил он безнадежно.

– Полагаю, там не самое удобное место. Я предлагаю перенести их в мой дом сразу же, как вы сочтете это возможным. Мне будет намного легче присматривать за ними, если в моем распоряжении окажется моя собственная кухня.

– Вы правы, – согласился доктор, и тут мисс Абигейл вдруг поднялась.

– А теперь могу я осмотреть пациентов?

– Конечно. Один на операционном столе, а другой – на софе в приемной комнате, но они оба не в себе в настоящее время. Завтра будет предостаточно времени, чтобы передать их под ваше покровительство.

Они прошли под аркой в приемную доктора, которая была лишь ненамного опрятнее гостиной. На продавленной софе, под трехстворчатым окном лежал без движения человек. Он был одет в городской костюм, жилетка и пиджак – расстегнуты. Одна ступня в коричневом чулке торчала из штанины, а другая с забинтованным носком и голой пяткой покоилась на подушке. Лицо, безмятежное в данный момент, было очень красивым. Каштановые волосы неопределенного оттенка спадали со лба мальчишескими волнами. Уши не были оттопырены, ногти были чистыми. И это вполне удовлетворило мисс Абигейл.

– Этот человек ограбил поезд? – спросила она.

– Нет. Это сделал другой. Этот, его зовут Мелчер, по всей видимости, помешал ограблению. Так рассказывают, что в Мелчера попала шальная пуля из револьвера другого парня, – доктор большим пальцем указал себе за плечо в сторону операционной. – Должно быть, про изошло что-то вроде драки, в которой участвовало несколько пассажиров, потому что к тому времени, как Так остановил поезд и по шел посмотреть, что там происходит, все уже рассказывали историю по-своему, а эти два парня лежали, истекая кровью. Один из выстрелов начисто отстрелил Мелчеру большой палец на правой ноге.

– Большой палец! – воскликнула она, прижимая пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку.

– Если бы пуля прошла немного выше, было бы намного хуже. Но с другой стороны, он мог отделаться царапиной или вовсе не пострадать, если бы носил основательные ботинки, а не эти жиденькие городские туфли.

Мисс Абигейл посмотрела, куда указывает доктор Догерти, и увидела на полу одинокую стильную коричневую туфлю из замечательной мягкой кожи.

– Другую пришлось срезать с ноги, – объяснил доктор. – Но с отстреленным носком от нее в любом случае не было бы никакого толку.

Мисс Абигейл непроизвольно улыбнулась. Во-первых, из-за того, как доктор держал эту одинокую туфлю, бессмысленную без своей пары, а во-вторых, из-за нелепости ситуации – герой совершил свой геройский поступок, поплатившись за это пальцем!

– Что здесь смешного, мисс Абигейл?

Она моментально стала серьезной, досадуя на то, что ее поймали на легкомысленном отношении к утрате молодого человека.

– Нет... нет, простите, доктор. Скажите, потеря пальца – это серьезное ранение? Я хочу сказать, угрожает ли его жизни опасность?

– Нет, вряд ли. Палец срезан очень чисто, и так как пуля прошла через туфлю, в ране не осталось следов свинца или пороха. Парень находится в шоке и потерял много крови, но я дал ему снотворное и зашил рану, так что очень скоро он будет как новенький. Когда он проснется, этот палец будет пульсировать как сучий хвост, хотя... – Доктор, казалось, осознал, с кем он говорит. – О, простите, мисс Абигейл. Я не уследил за собой.

Мисс Абигейл густо покраснела и, запинаясь, проговорила:

– Я... О, бедный мистер Мелчер, мне он очень симпатичен.

– Да... ну... – Доктор Догерти прочистил горло. – Теперь мистер Мелчер, конечно, будет хромать, но это не так уж и страшно. Мы будем несколько дней накладывать шину и бинты, и я дам вам мазь. Но главные лекари – время и воздух. Вы правы, больше всего мистеру Мелчеру необходимо доброе участие.

– Об этом случае, пожалуй, хватит.

– А что другой? – спросила мисс Абигейл, успокоенная тем, что к ней вернулось самообладание.

Доктор направился к операционной.

– Другая пуля, боюсь, причинила гораздо больше вреда. Этот негодяй, без сомнения, будет сожалеть о том, что сунулся на поезд... если выживет.

Они подошли к двери, и мисс Абигейл вошла вслед за доктором в помещение кремового цвета. Здесь наконец-таки было чисто, однако мисс Абигейл не обратила на это ни малейшего внимания. Ее глаза были прикованы к прямоугольному столу, где, укутанная простыней, лежала неподвижная фигура. Стол стоял перед дверью, поэтому от входа было видно только голую ступню левой ноги, очень большого размера, как подумала мисс Абигейл, и простыню, покрывавшую согнутую в колене правую ногу.

– Ему повезло, что остался жив. Он потерял очень много крови от огнестрельной раны и еще больше, когда я ее прочищал. Для него было бы гораздо лучше, если пуля осталась бы внутри, А случилось так, что она вышла с другой стороны и проделала дырку раз в двадцать больше той, что со стороны входа, К тому же пуля и на своем пути понаделала много дел.

– Он умрет? – прошептала мисс Абигейл, уставившись на огромную ступню, которая вызывала у нее внутренний трепет. Раньше она никогда не видела голой мужской ноги за исключением ног ее отца.

– Незачем шептать. Он ничего не слышит и будет находиться в таком состоянии довольно долго. Но что касается того, умрет ли этот сукин с... дурак или нет, я пока затрудняюсь сказать. Прежде он, видимо, был здоров, как бык. – Доктор Догерти прошел по комнате дальше, чем мисс Абигейл, и теперь стоял рядом с человеком на операционном столе. – Подойдите и взгляните на него.

Мисс Абигейл внезапно ощутила приступ отвращения, но осмелилась продвинуться вперед на столько, что стали видны обнаженные плечи, выглядывавшие из-под простыни на уровне подмышек. Грудь покрывали темные, вьющиеся волосы, кожа на широких плечах загорела, в нижней части темнокожего лица красовались дьявольского вида усы. Лица выше усов мисс Абигейл с данного угла зрения не видела – только ноздри в форме сердца и нижнюю губу, которая внезапно дернулась как раз в тот момент, когда она на нее смотрела. На подбородке появилась однодневная бородка, и мисс Абигейл вдруг поймала себя на мысли, что для грабителя у него слишком приличный вид, если только чистые ногти и выбритое лицо можно было считать достаточными доказательствами.

Простыня укрывала его от плеч до лодыжек, нельзя было увидеть, куда он ранен и насколько серьезно. Сейчас казалось, что он лег здесь поспать, приподняв одно колено.

– Он ранен в пах, – сказал доктор, и мисс Абигейл внезапно побледнела и ощутила, как все внутри нее перевернулось...

– В... в... – запинаясь начала она говорить, но остановилась.

– Не совсем, но очень близко от него. Вы все еще хотите эту работу?

Она не знала, что сказать. Она представила себе, что будут говорить в городе, узнав причину ее отказа. Она стояла, разглядывая человека, дожившего до такого печального конца. Хотела ли она по-прежнему ухаживать за ним или нет, но ей стало необъяснимо жаль лежащего без сознания парня.

– Грабитель мог ожидать, что плохо кончит, но такого никому не пожелаешь.

– Нет, мисс Абигейл. Последствия могли быть гораздо хуже. Несколько дюймов в сторону, и он мог бы потерять... ну, он бы мог умереть.

Мисс Абигейл вновь залилась краской, но решительно посмотрела на доктора Догерти. Ведь никто кроме нее не вышел из толпы. И этот несчастный заслуживает сочувствия.

– Я прекрасно понимаю, доктор, какие сложности могут возникнуть с ним, но вы же согласитесь, что даже грабитель заслуживает нашего участия в нем, учитывая его теперешнее положение?

– Он уже получил мое участие, мисс Абигейл, и сполна. Я дам ему все, чем смогу помочь, но должен предупредить вас, что я не маг и волшебник. Если он выживет, это будет просто... чудо.

– Что я должна для него делать, док тор? – спросила она, вдруг решив, что мужчине в таком возрасте – выглядел он на тридцать пять или что-то около этого – еще рановато умирать.

– Вы уверены? Абсолютно уверены?

– Только скажите мне, что делать. – Выражение ее глаз, точно такое же, как было у нее несколько лет назад, когда она ухаживала за своим отцом, дало понять доктору Догерти, что мисс Абигейл уже говорит о деле.

– Держите его колено согнутым, а бедро приподнятым, так, чтобы воздух проходил и сверху, и снизу. Мне удалось остановить кровотечение, но если оно опять начнется, попробуйте приложить квасцы. Промывайте рану. Я скажу вам, чем ее дезинфицировать. Следите за тем, чтобы не началось нагноение, а если заметите его признаки, бегите ко мне, будто у вас хвост подпалили. Мы попробуем сбить жар. С болью мы мало что можем поделать. Не давайте ему шевелиться. Попытайтесь накормить. Ну, как вы думаете, справитесь, мисс Абигейл?

– Со всем, кроме подпаленного хвоста, – сухо ответила она, удивив доктора своим остроумием. Он улыбнулся.

– Хорошо. Теперь идите домой и хорошенько отдохните, потому что, возможно, следующая спокойная ночь выдастся не скоро. Утром я предполагаю выехать по вызову и хотел бы, чтобы до этого раненых вынесли отсюда. Кажется, все горожане, которые уже перестали ходить пешком под стол, будут здесь в надежде хотя бы краем глаза посмотреть на настоящего грабителя или на настоящего героя.

– О, тогда можно считать, что мне страшно повезло, я видела их обоих.

В уголках губ мисс Абигейл проскользнула улыбка.

– Да. Чем я могу вас отблагодарить?

– Увидимся утром. Все будет готово к их прибытию.

– Зная вас, я уверен в этом, мисс Абигейл. – Она собралась уходить, но у двери обернулась.

– Как... как его зовут, этого грабителя?

– Мы не знаем. Люди его профессии не носят с собой визитных карточек, как мистер Мелчер.

– О... о, конечно, – ответила она, а по том, поколебавшись мгновение, добавила, – но какой будет стыд, если он умрет, а мы не будем знать, кому сообщить о смерти. У него же должен кто-то где-то быть.

У доктора Догерти не было времени подумать об этом.

– Вы женщина с сердцем.

– Ерунда, – бросила в ответ мисс Абигейл и пошла к выходу.

Но доктор, конечно, был прав. Ее сердце вело себя крайне подозрительно по дороге домой, когда она вспоминала обнаженную ступню, темную от вьющихся волос грудь и представляла себе, как она будет ухаживать за больным, раненным в...

Но мисс Абигейл не только никогда не произносила этого слова. Она даже не смела подумать о нем!

ГЛАВА 2

На следующий день, когда доктор приблизился к бездельникам, собравшимся на покосившейся веранде продуктового магазина

Митча Филда, солнце припекало жарче обычного. Облокотившись на мешки с провизией, они жевали жвачку и плевались, даже не пытаясь создать видимость работы для бедного Митча.

– Ну, лодыри, кто из вас поможет мне? – обратился к ним доктор.

Они лениво засмеялись, искоса взглянули на солнце и оценили неприятную необходимость напрягаться с возможностью посмотреть разок на тех двоих, что находились в доме доктора. Старина Боне Бинли поскреб свою челюсть, покрытую седеющей щетиной, тупой стороной разделочного ножа и, растягивая слова, проговорил:

– Думаю, ты можешь меня записать, док.

Теперь настала очередь доктора смеяться.

Боне был влюблен в мисс Абигейл, и весь город знал это. Выглядел он подстать своему имени, но вместе с Митчем и Сефом Картером они без хлопот перенесли пациентов.

Мисс Абигейл ждала их у передней двери и показала доктору и Митчу, где положить раненых. Один оказался в спальне на втором этаже, а другой – в спальне внизу, так как его вряд ли стоило поднимать наверх.

Грабитель был слишком длинным для матраса, и его ноги свешивались за нижнюю спинку кровати, а простыня закрывала его только до пояса. Мисс Абигейл вошла в дверь и увидела эту обнаженную, волосатую грудь. Однако она едва посмотрела в ту сторону и, повернувшись к Бонсу и Сефу холодно отпустила их без всяких расспросов.

– Спасибо, джентльмены. Уверена, вас ждут неотложные дела в магазине.

– Ну что вы, э, да... да, ждут, мисс Абигейл, – ухмыльнулся Боне, но в этот момент его толкнул локтем Сеф.

На улице Сеф сказал:

– Даже если бы вокруг стояла жара в тридцать восемь градусов, в пятнадцати футах от мисс Абигейл все живое бы замерзло.

– Но разве она не интересная штучка? – сглотнул Боне, выпячивая свой кадык.

– Весь город знает, что она может обвести тебя вокруг пальца, но меня ее сладкий голо сок не проведет. Под этой сладостью один только уксус!

– Ты так думаешь, Сеф?

– Какого черта, я знаю это. Да что уж там, ты только посмотри, как она извинилась перед нами. Можно подумать, мы собирались перевернуть вверх дном ее спальню или сделать что-нибудь в том же духе.

– Да, но ведь она взяла к себе этого грабителя.

– Насколько я слышал, она сделала это из-за денег. Возможно, это единственный способ, каким мужчина может попасть в ее кровать. И тот малый, который сейчас в ней оказался, будет сожалеть, что не умер, когда придет в себя и обнаружит, что находится под присмотром такой сестрички.

В городе были те, кто, как и Сеф, считали, что мисс Абигейл много о себе понимает. Она всегда вела себя спокойно, но вместе с тем вызывающе, потому что казалось, она смотрит на всех свысока.

Доктор разместил пациентов, посоветовал мисс Абигейл посылать за ним Роба Нельсона, если ей что-нибудь потребуется, пообещал проведать их вечером и ушел вместе с Митчем.

Когда мисс Абигейл подкралась к двери мистера Мелчера, она подумала, что тот спит – рука его лежала на лбу, а глаза были закрыты. Несмотря на то, что за ночь у него выросла щетина, его рот был очень красив. Он напомнил ей рот девушки, всегда готовый улыбнуться. На вид мистеру Мелчеру было лет двадцать пять – тридцать, точнее трудно было определить, пока он лежал с закрытыми глазами. Осмотревшись, мисс Абигейл заприметила чемодан, стоявший под журнальным столиком от Файфа возле окна, и на цыпочках направилась к нему, чтобы найти ночную рубашку молодого человека. Когда она повернулась, мистер Мелчер рассматривал ее.

– Ах, вы проснулись, – весело сказала она, смущенная тем, что ее застали, когда она копалась в его вещах.

– Да, вы, наверно, мисс Маккензи. Доктор Догерти сказал, что вы вызвались ему помочь. Очень мило с вашей стороны.

– Вовсе нет. Я живу одна и имею достаточно свободного времени, которого нет у доктора Догерти. – Она посмотрела на ступню молодого человека и спросила: – Как вы себя чувствуете сегодня?

– Пульсирует немного, – ответил тот откровенно, и она немедленно зарделась и засуетилась с ночной рубашкой.

– Да, ну... посмотрим, может быть, можно как-нибудь ослабить боль. Но сперва, я думаю, нам лучше снять с вас костюм. Он так и просится в мучную ванну.

Коричневый шерстяной костюм действительно помялся, но мисс Абигейл больше беспокоилась по поводу того, как с соблюдением приличий раздеть молодого человека.

– Мучная ванна?

– Да, костюм обсыпается чистой мукой, которая впитывает всю грязь. Я позабочусь об этом.

Хотя мистер Мелчер убрал руку со лба и улыбался, он чувствовал себя весьма неудобно от мысли, что нужно раздеться перед дамой.

– Вы можете сесть, мистер Мелчер?

– Я не знаю. Думаю, да. – Он приподнял голову, но застонал, и мисс Абигейл поспешила через комнату и, дотронувшись до лацкана, сказала:

– Поберегите свои силы. Я сейчас вернусь.

Вскоре она вернулась, неся графин, таз, полотенце и мочалку. На стакане с пенящейся водой балансировал кусок мыла. Поставив вещи, она встала рядом с больным:

– А теперь снимайте пиджак.

Все было проделано так гладко, что Дэвид Мелчер потом удивлялся, как ей все это удалось. Мисс Абигейл сняла пиджак, жилетку, рубашку и вымыла верхнюю половину тела пациента, почти не смущаясь сама и не смущая его. Она держала таз, в то время как он полоскал рот содовой водой, потом помогла ему облачиться в ночную рубашку, а потом снять из-под нее брюки. Все это время она поддерживала беседу, создавая непринужденную обстановку. Она сказала, что натрет пиджак мукой и оставит на несколько часов, а после того, как она повесит его на веревку и выбьет муку с помощью выбивалки, он будет как новенький. Мелчер никогда не слышал ничего подобного! Более того, он не привык к тому, чтобы вокруг него суетилась женщина. Ее милый голосок не умолкал, не будь она столь словоохотливой или столь проворной, положение стало бы для мистера Мелчера довольно неприятным.

– Вы, кажется, стали местным героем, мистер Мелчер, – заметила мисс Абигейл, одарив его намеком на улыбку.

– Я не очень-то чувствую себя героем. Уж скорее дураком, который распластался здесь с отстреленным пальцем на ноге.

– Жителям очень нужна железная дорога, и они не хотят никаких неприятностей. Вы предотвратили первое неприятное происшествие, так что не стоит чувствовать себя дураком. Это событие город забудет не скоро, мистер Мелчер.

– Меня зовут Дэвид.

Он попытался встретиться взглядом с мисс Абигейл, но она отвела глаза в сторону.

– В общем, я рада, что познакомилась с вами, хотя и сожалею, что при таких обстоятельствах. Откуда вы, мистер Мелчер?

Услышав, что к нему обращаются по фамилии, мистер Мелчер ощутил себя поставленным на место и слегка покраснел.

– Я с крайнего востока, – он понаблюдал за ее точными движениями и внезапно спросил, – вы – медсестра, мисс Абигейл?

– Нет, сэр, не медсестра.

– О, вам следовало бы ею быть. Вы работаете очень умело и осторожно.

Наконец мисс Абигейл просияла.

– Ну, что вы, спасибо, мистер Мелчер. Взяться за эту работу меня вынудили обстоятельства. Вы голодны?

– Да, я даже не помню, когда в последний раз ел.

– Я уверена, вы прошли через тяжелое испытание, которое не скоро забудется. Возможно, правильное питание поможет нам быстрее оправиться и покинуть это место, и, следовательно, быстрее забыть плохие воспоминания.

Речь мисс Абигейл столь же изысканна, как и ее манеры, подумал Дэвид Мелчер, наблюдая, как она двигается по комнате, собирая снятую одежду и складывая туалетные принадлежности, чтобы унести их. Под ее присмотром он ощущал себя в безопасности и спрашивал себя, так ли мог чувствовать себя ее муж.

– Вашим костюмом я займусь после того, как приготовлю завтрак. О! Я забыла причесать вас.

Мисс Абигейл остановилась на полдороге из комнаты.

– Я могу это сделать и сам.

– У вас есть расческа?

– Под рукой нет.

– Тогда вытащите ее из кармана моего передника. – Она вернулась и приподняла свои нагруженные руки так, чтобы он смог дотянуться до расчески. Его замешательство перед тем, как потянуться за гребешком, сказали мисс Абигейл о ее подопечном больше, чем тысяча слов. Она поняла, что Дэвид Мелчер был джентльменом. Все в нем было ей приятно, и позднее, во время приготовления еды на кухне, она поймала себя на том, что жизнерадостно напевает. Возможно, она отчасти почувствовала себя в роли жены, когда принесла поднос с беконом, яйцами и кофе, и почувствовала желание остаться и поболтать. Но ее ждал другой пациент.

В спальне на первом этаже мисс Абигейл замерла в нерешительности, рассматривая незнакомца в своей постели. Беспокойство вызывал уже сам факт, что он являлся преступником, хотя был сейчас без сознания и не мог причинить ей вреда. Мисс Абигейл подошла близко к нему: черная как смоль борода, такие же усы и волосы, но кожа со вчерашнего вечера побледнела. На обнаженной груди и руках поблескивал пот, и, осторожно дотронувшись до незнакомца, она почувствовала, что у него сильный жар.

Мисс Абигейл быстро принесла воды с уксусом и протерла лицо, шею, руки и груд! вплоть до талии, где начиналась простыня потом, чтобы понизить жар, положила на лоб холодный компресс. Она понимала, что должна проверить рану, но при одной мысли об этом у нее потели ладони. Наконец она задержала дыхание и робко приподняла край простыни. От вида обнаженного тела мисс Абигейл вспыхнула. Годы ухода за отцом, страдавшим недержанием, не подготовили ее к этому! Трясущейся рукой она положила простыню наискось поперек живота, прикрыв гениталии и левую ногу, и затем принесла два крепких валика, чтобы приподнять правое колено. Мисс Абигейл разрезала марлевую повязку, но она прилипла к коже, поэтому ей пришлось смешать уксусную воду с селитрой и прикладывать влажные компрессы, пока вата не отстала от раны. Пуля угодила во внутреннюю верхнюю часть бедра. Как только повязки упали, мисс Абигейл увидела, что рана вновь начала кровоточить. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять, что надо остановить кровотечение, или человек умрет от потери крови.

Вернувшись на кухню, мисс Абигейл положила квасцы на сковородку и встряхивала ее над горячей плитой, пока те не подкоптились и не потемнели. Потом она обильно посыпала жженными квасцами свежий кусок марли и поторопилась обратно в спальню, но замерла, пораженная ужасной картиной: кровь безымянного грабителя сочилась из пулевого отверстия, струилась по короткой впадине к паху и собиралась там, задерживаемая густыми волосами.

Она не знала, сколько времени она была не в силах оторвать взгляд от кровоточащей раны, но вдруг, словно кто-то выстрелил в нее, а не в него, она очнулась, и в тот же миг принялась с неистовством промывать, останавливать кровь и молиться, сражаясь со временем как со смертельным врагом. Осознав, что он должен поесть... если не умрет... она отбила деревянным молотком кусок мяса и положила его в соленую воду, чтобы сварить крепкий бульон. Но незнакомец продолжал истекать кровью, и мисс Абигейл засомневалась, доживет ли он до того момента, когда выпьет этот бульон. Вспомнив, как ее бабушка рассказывала, как они посыпали раны от стрел сушеной спорыньей, мисс Абигейл подготовила повязку с измельченной спорыньей и приложила ее. Пощупав темный широкий лоб мужчины, она поняла, что температура не снижается, и обтерла его спиртом. Но стоило ей прекратить обтирания, как жар начинался снова. С ним надо было бороться изнутри, а не снаружи, поняла мисс Абигейл и, порывшись у себя в памяти, вспомнила еще один способ.

Чай из имбирного корня!

Но когда она принесла имбирный чай, пациент лежал, словно мертвый, и первая ложка потекла с его губ за ухо и разлилась светло-коричневым пятном по наволочке. Мисс Абигейл попробовала влить ему в рот другую ложку, но в результате только заставила его кашлять.

– Пей! Пей это! – почти злобно приказывала она. Но ничего не помогало. Он бы задохнулся, если бы она силой влила ему чай.

В отчаянии, чуть не плача, мисс Абигейл прижала костяшки пальцев к губам. Вдруг ее осенило, она бросилась через весь дом, вылетела из задней двери и увидела во дворе соседнего дома Роба Нельсона.

– Роберт! – закричала она, и Роб тут же подбежал. Ни разу в жизни он не видел, чтобы мисс Абигейл была до такой степени вне себя и так повышала голос.

– Да, мадам? – сглотнул он, широко открыв глаза.

Мисс Абигейл схватила его за плечи так, как будто хотела переломать ему все кости.

– Роберт, быстро беги на конюшню и попроси у мистера Перкинса пригоршню соломы. Чистой соломы, ты понял? И беги так, словно у тебя хвост подпалили! – она дала ему пинка, который чуть не свалил его носом на землю.

– Да, мадам, – ответил изумленный парень, припустив прочь как только мог быстро.

Ожидание, казалось, длилось часами, и мисс Абигейл лихорадочно ходила взад-вперед. Когда Роб вернулся, она выхватила у него солому без всякой благодарности, вбежала в дом и хлопнула дверью перед его носом.

Склонившись над темным лицом грабителя, мисс Абигейл приподняла его подбородок и просунула ему в рот два пальца. Язык был сухим и горячим. После нескольких неудачных попыток просунуть соломинку в рот больного стало очевидно, что она слишком тонкая. Мисс Абигейл поспешно еще раз порылась в памяти, теряя драгоценные минуты, но нашла ответ. Рогоз! Она выдернула один стебель из высохшего букета в гостиной, с помощью вязальной иглы выдавила из него сердцевину и, подбадривая себя, снова приподняла почерневший подбородок, разжала пальцами челюсти пациента и ввела ему в рот стебель рогоза, при этом давясь сама.

Сработало! Успех вселил в нее надежду: имбирный чай прошел в горло. Позабыв о всяких приличиях, мисс Абигейл снова и снова набирала в рот чая и выпускала его в стебель. Но стоило ей вынуть стебель, как рефлекс заставил человека глотнуть, сомкнув челюсти на ее двух пальцах. Мисс Абигейл взвизгнула и выпрямилась от боли. Увидев ссадины на средних фалангах обоих пальцев, она тут же сунула их в рот и почувствовала вкус чужой слюны. «Бандит!» – подумала она и, выдернув чистый платок из рукава, с ожесточением насухо вытерла пальцы и язык. Но взглянув на его безмятежное лицо, она ощутила, как от чего-то, чего она не понимала, забурлила ее кровь, и дрогнуло сердце.

Поняв, что скоро уже полдень, мисс Абигейл оставила этого пациента, чтобы приготовить еду для Дэвида Мелчера. Когда она вошла с подносом, Мелчер изумился:

– Мисс Абигейл! Что с вами?

Она опустила глаза и увидела брызги крови на груди, может быть от мяса, а может быть от раны больного внизу. Подняв руку к волосам, она обнаружила, что они растрепаны, как исхлестанная ветром трава. Под поднятой рукой на нарядной голубой блузке, которая выглядела сегодня утром абсолютно безупречно, обнаружилось пятно пота. Вдобавок на пальцах осталось две кровавых отметины от зубов, но их она спрятала в складках юбки.

«Боже мой! – подумала мисс Абигейл. – Я такого и представить себе не могла! Просто не могла себе представить!»

– Мисс Абигейл, как вы себя чувствуете?

– Вполне нормально, правда, мистер Мелчер. Я пыталась спасти жизнь человеку и, поверьте мне, теперь я бы с радостью подверглась опасности пострадать от него, лишь бы он достаточно окреп.

Лицо Мелчера посуровело.

– Значит, он все еще жив?

– Едва-едва.

Мелчер попытался сдержаться, но не смог:

– Плохо!

Мисс Абигейл чувствовала его неодобрительное отношение, но видела его усилия превозмочь свой гнев, который был вполне оправдан, ведь человек внизу лишил мистера Мелчера большого пальца.

– Только не перетрудитесь. Я не думаю, что вы привычны к такой работе. Мне бы не хотелось, чтобы вы заболели из-за чрезмерной заботы к преступнику.

От его слов исходила неподдельная теплота, и мисс Абигейл ответила:

– Не беспокойтесь обо мне, мистер Мелчер. Я пришла сюда, чтобы позаботиться о вас.

И она действительно позаботилась, после того как он закончил трапезу. Она принесла его бритвенные принадлежности и держала перед ним зеркало, пока он выполнял ритуал. Она исподтишка изучала его, благородный рот, прямой нос, сильный подбородок без ямки и щербинок. Но больше всего ей понравились его глаза. Они были светло-карими и очень мальчишескими, особенно когда он улыбался. Он поднял взгляд, и мисс Абигейл потупилась. Но когда он продолжил свое занятие, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, выпячивая челюсть и напрягая мышцы на щеках, это все вызвало внутри мисс Абигейл какое-то напряжение. Неожиданно вспомнились обострившиеся черты грабителя, более толстая, чем у Дэвида, шея и более вытянутое потемневшее лицо. Отталкивающая картина по сравнению с доброжелательным лицом Дэвида Мелчера, подумала мисс Абигейл.

– У грабителя усы, – заметила она.

С лица Мелчера мигом исчезла всякая мягкость.

– Типично! – огрызнулся он.

– Да?

– Определенно! У большинства известных преступников были усы!

Мисс Абигейл опустила зеркало и, подняв руки, сложила их вместе, сожалея, что разозлила Мелчера.

– Я понимаю, что вам неприятно говорить о нем, поэтому почему бы просто не забыть о том, что он здесь, внизу, и подумать о том, как побыстрее поправиться? Доктор Догерти сказал, что я могу сменить повязку и наложить мазь, если вам будет больно.

– С каждой минутой я чувствую себя все лучше и лучше. Не стоит беспокоиться.

Получив отказ, мисс Абигейл быстро повернулась, собираясь уходить, огорченная, что рассердила мистера Мелчера разговорами о грабителе, особенно после того, как первый очень лестно отзывался о жареном мясе, картофеле и льняной салфетке на подносе. Ей следовало бы предвидеть, что в доме возникнут трения, если вор умудрится выжить. И все же ее наняли ухаживать за ним, и она собиралась сделать все, что было в ее силах.

Вернувшись в спальню на первом этаже, мисс Абигейл обнаружила, что грабитель передвинул правую руку – теперь она лежала поперек живота. Она рассмотрела его длинные, тонкие, слегка согнутые пальцы, покрытые на фалангах волосами, и заметила что-то, казавшееся пятном грязи. Она подошла поближе и взглянула более пристально. То, что она приняла за грязь, на самом деле было черно-синей отметиной с отчетливой формой каблука. Осторожно приподняв ушибленную руку за запястье, мисс Абигейл положила ее вдоль туловища, но когда та дотронулась до простыни, больной повернулся и укрыл ее левой здоровой рукой, словно защищая. Мисс Абигейл инстинктивно попыталась поддержать его – ее руки выглядели неправдоподобно маленькими на фоне мощной груди. Но он упал на спину, снова неподвижный как и раньше.

Трудно было сказать, сломана ли рука, но, на всякий случай, мисс Абигейл вложила в его ладонь маленький кусочек дерева и привязала его, обматывая полосками марли запястье, пропуская ее перед большим пальцем так, чтобы сломанные кости не могли сдвинуться. Во время работы она заметила, что руки мужчины были чистыми, ногти ухоженными, а ладони мозолистыми.

Еще раз пощупав лоб, мисс Абигейл поняла, что он немного остыл, но все еще горячее нормального. Вспоминая вчерашний день, когда она выставила себя напоказ перед всем городом, и работу у Калпеппера, она подумала, что и не догадывалась, чем ей придется заниматься. В конце концов, работа у Калпеппера, возможно, была и лучше, устало подумала мисс Абигейл, устремляясь снова на кухню за ватой и спиртом. Комната производила угнетающее впечатление: везде куски разорванных тряпок и марли, в тазу использованные комки ваты, бутылка с уксусом, чаша с селитрой, мешок с травами, ножницы, повсюду грязная посуда, на стене и комоде брызги крови, и над всем этим висит зловоние жженых квасцов.

Повернувшись на каблуках, она, как ни странно, оставила это все без внимания и вернулась в свою спальню.

О Боже! Он снова перевернулся... и лежал на правой ноге!

Подталкивая и уговаривая его, едва справляясь, мисс Абигейл все же смогла положить его на спину и потом, часто и тяжело дыша, упала ему на живот. Она знала, что увидит под простыней: рана опять сильно кровоточила.

Поэтому, тяжело вздохнув, почти валясь с ног, мисс Абигейл провела все сражение заново: промыла рану, нажгла квасцов, остановила кровотечение, приложила спорынью и молилась о том, чтобы кровь остановилась. После полудня пациент, казалось, стал более возбужденным. Каждый раз, когда он пытался переворачиваться, мисс Абигейл прикладывала всю свою силу, удерживая его в покое, мысленно и вслух уговаривая его не двигаться, потея от всех этих усилий, но вместо того, чтобы вытирать влагу с себя, вытирала пот с его горячего тела. Ближе к вечеру, когда он все еще не пришел в сознание, мисс Абигейл потеряла всякую надежду на то, что он сам выпьет мясной бульон, и снова кормила его через трубочку.

Она стояла словно в трансе и смотрела на его обнаженное белое бедро, считая минуты с момента, как прекратилось кровотечение. Из этого задумчивого состояние ее вывел доктор Догерти, постучав в дверь.

– Войдите, – еле выговорила она, так что вряд ли ее услышали.

У доктора у самого был тяжелый день, но, едва взглянув на мисс Абигейл, он воскликнул:

– Мисс Абигейл, что, черт побери, вы с собой сделали?

Она выглядела ужасно! Глаза покраснели, и, казалось, она вот-вот расплачется.

– Я и не подозревала, как тяжело бороться за чью-то жизнь, – глухо произнесла она.

Доктор взял ее за руку и проводил в находившуюся в бедственном положении кухню, Когда он усадил ее в кресло, она нервно рассмеялась.

– Теперь я знаю, почему ваш дом выглядит так, как он выглядит.

Ничуть не обидевшись, доктор весело фыркнул. Значит, она приняла боевое крещение, подумал он.

– Вам нужна порядочная порция кофе, мисс Абигейл, и изрядная порция сна.

– Кофе я бы выпила, а сон подождет до тех пор, пока он не придет в себя, и я не буду знать, что он выкарабкается.

Доктор налил ей чашку кофе и пошел к пациентам. Выходя из кухни он видел, как мисс Абигейл устало откинулась на спинку стула, и понял, насколько ему повезло, что именно она предложила свою помощь. И все же, входя в комнату, где лежал грабитель, доктор спрашивал себя, по силам ли мисс Абигейл ухаживать за таким раненым. Вначале он рассчитывал только на чувство ответственности, но, увидев ее такой измученной, доктор усомнился, не слишком ли велика для нее физическая нагрузка.

Однако после первого же взгляда на результаты труда мисс Абигейл доктор восхитился ее находчивостью и упорством. То, что он обнаружил, проверив рану, приятно удивило его. Этот парень и не подозревает, как ему повезло, что он очутился именно здесь, подумал доктор. Рана выглядела прилично, жар спал, кровотечение прекратилось, воспаления не было. Сам доктор не мог бы сделать лучше.

Наверху доктор сказал:

– Мистер Мелчер, я думаю, вы находитесь в надежных руках, пока мисс Абигейл опекает вас. Однако, я подумал, что и я могу предложить свои скудные познания в медицине.

– Ах, доктор Догерти, как я рад вас видеть, – Мелчер выглядел вполне здоровым.

– Ступня болит?

– Не очень сильно, я могу терпеть. Она пульсирует иногда, но та мазь, что вы дали мисс Абигейл, замечательно помогает.

– Настойка опия, мой дорогой. Настойка опия, приложенная мисс Абигейл – это очень эффективное сочетание, вы не находите?

Мелчер улыбнулся.

– Она прекрасна, правда? Я хочу поблагодарить вас за... ну, я очень счастлив оказаться здесь, в этом доме.

– Я для этого ничего не делал, Мелчер. Она сама вызвалась! И хотя ей за это платят, я думаю, она делает гораздо больше. Два человека для нее – большая нагрузка.

При упоминании о другом пациенте лицо Мелчера приняло кислое выражение.

– Скажите... как он?

– Он жив и не истекает кровью, и то, и другое – просто чудо. Я не знаю, что мисс Абигейл с ним делала, но что бы то ни было – оно сработало. – Потом, заметив выражение лица Мелчера, доктор похлопал мужчину по здоровой ноге. – Выше нос, мой дорогой! Вам незачем оставаться под одной крышей с этим негодяем. Дело идет на поправку. Скоро вы отсюда выберетесь.

– Спасибо, – поблагодарил Мелчер, но его лицо оставалось озабоченным.

– Мой вам совет, забудьте о том, кто лежит внизу, если это вас беспокоит, – сказал доктор, собираясь уходить.

– Как я могу забыть, если мисс Абигейл должна быть там... и ухаживать за ним.

Ах, так вот откуда ветер дует, подумал доктор.

– Кажется, мисс Абигейл произвела на вас впечатление.

– Смею сказать, да, – признался Мелчер. Доктор отрывисто засмеялся и добавил:

– О мисс Абигейл не беспокойтесь. Она сможет о себе позаботиться. Скоро я еще за гляну. А вы тем временем шевелите этой ногой, больше работайте ею. Это будет очень полезно.

Спускаясь вниз, доктор улыбался неожиданному повороту событий.

Кофе немного взбодрил мисс Абигейл.

– Найдется чашечка для меня? – спросил доктор, вернувшись на кухню. – Нет, не вставайте. Чашки здесь? Я сам налью. – Доктор не собирался уходить. – Мисс Абигейл, прошу прощения, что я сомневался вчера в вас. Теперь я вижу, каким был дураком. Вы не только выполнили работу медсестры должным образом для этих двоих... вы, кажется, нашли себе поклонника в лице мистера Мелчера.

– Поклонника? – спросила мисс Абигейл, устремив удивленный взгляд поверх чашки.

Доктор Догерти прислонился спиной к буфету и глотнул кофе, поблескивая глазами.

Мисс Абигейл, взволнованная, потупила взор.

– Это нелепость, доктор, он просто благодарен за чистую постель и горячую пищу.

Однако глаза доктора по-прежнему оставались игривыми. Потом он внезапно сменил тему.

– По телеграфу передали, что железная дорога хочет, чтобы мы продержали у себя неизвестного до тех пор, пока они не пришлют кого-нибудь, чтобы допросить его.

– Но если он будет в состоянии говорить.

И снова доктор заметил усталость мисс Абигейл, услышал дрожь в ее голосе.

– Он выживет. Я обследовал рану, и она выглядит очень хорошо, мисс Абигейл, очень хорошо. Что за великолепные средства вы применили в этих припарках?

– Измельченную спорынью. Она вылечивает раны от индейских стрел. Я подумала, вылечит и эту.

– Почему вы не послали за мной, когда ему стало плохо?

В глазах мисс Абигейл показалось изумление.

– Я и не подумала об этом.

Доктор улыбнулся, покачав головой.

– Вы собираетесь составить мне конкуренцию? – спросил он, подмигивая.

– Нет, доктор. Это слишком трудно для незамужней женщины. Когда эти люди поправятся, я оставлю занятие медициной, и с радостью.

– Ну что же, не оставляйте его пока, мисс Абигейл. Пожалуйста. Вы помогли мне чертовски здорово.

Слишком уставшая, чтобы обращать внимание на выражение доктора, она лишь ответила:

– Ну что вы, доктор, спасибо.

И засияла улыбкой, прямо здесь – посреди беспорядка кухни, где стоял отвратительный запах, что было так непохоже на мисс Абигейл с ее любовью к чистоте и порядку. Тогда доктор понял, что у мисс Абигейл все будет хорошо. Она обладала качествами, которых нет у большинства женщин, и к тому же впервые познала радость победы над смертью.

У двери доктор повернулся:

– Совсем забыл, на железной дороге сказали, что они оплатят счет по уходу, как только эти двое выздоровеют. Я думаю, железная дорога хочет умаслить Мелчера, чтобы он не поднимал шума из-за того, что его подстрелили на одном из поездов РМР. Что же касается другого... он, возможно, разыскивается более чем за один налет, потому что они там интересуются им. Я не хочу запугивать вас, только хочу, чтобы вы свободно распоряжались деньгами. Вы не боитесь оставаться здесь вместе с ним?

Мисс Абигейл улыбнулась.

– Нет, не боюсь. Я никогда ничего не боялась в своей жизни. Даже тогда, когда под ходили к концу мои денежные запасы. Дела обычно поправляются. Вчера я нуждалась, а сегодня вечером мне уже оказывает поддержку железная дорога. Разве это не здорово?

Доктор, посмеиваясь, похлопал ее по руке.

– Похоже на то, мисс Абигейл. А теперь постарайтесь поспать, чтобы иметь возможность продолжать в том же духе.

Когда доктор приоткрыл дверь, мисс Абигейл на мгновение остановила его и спросила:

– Доктор, в телеграмме не говорится, как зовут этого человека? Довольно странно все время упоминать его, как этот... грабитель.

– Нет, об этом ничего. Сообщается только, что его желательно продержать у нас. Они хотят схватить его.

– Как они могли узнать, что он разыскивается за другие преступления, если они его не видели?

– Мы выслали его описание. Кто-нибудь на дороге, возможно, опознал его.

– Но, предположим, что этот человек умрет. Разве правильно, что ни одна живая душа даже не знает его имени.

– Такое случалось и раньше, – заметил доктор.

Мисс Абигейл расправила плечи, на ее лице появилось решительное выражение.

– Да, но такого не будет на этот раз. Я поставила перед собой цель, своего рода обет, если хотите, вылечить его, чтобы он смог сказать свое имя. Если он сможет это, то, возможно, поправится полностью. Видите, доктор, я настроена лечить его. – Она усмехнулась: – Мне надо торопиться, прибраться в кухне и приготовить ужин.

Доктор засмеялся над тем, как она его выпроваживала. Для того, чтобы победить Абигейл Маккензи, требовалось нечто большее, чем простая усталость!

Пока она готовила ужин для Дэвида Мелчера, у нее не было времени думать о собственном внешнем виде, но на сердце было легко от слов доктора. Поклонник, Дэвид Мелчер был ее поклонником. От этой мысли мисс Абигейл пронзило восхитительное чувство предвкушения чего-то хорошего. Мясо для Дэвида она готовила с особым тщанием и, прежде чем войти в его комнату, поправила несколько выбившихся прядей волос. Он лежал тихо, повернувшись лицом к окну, через которое было видно небо абрикосового цвета. Мисс Абигейл замерла на пороге, но мистер Мелчер почувствовал ее присутствие и обернулся с улыбкой на устах. Ее сердце весело застучало, наполняя ее какими-то новыми, незнакомыми для нее ощущениями.

– Я принесла ваш ужин, – произнесла она мягко.

– Пожалуйста, посидите со мной, пока я буду есть, составьте мне компанию, – предложил он.

Она хотела этого... о, как она хотела этого, но это было просто неприлично.

– Боюсь, мне нужно кое-что сделать внизу, – извинилась она.

На его лице появилось разочарование. Но он побоялся быть более настойчивым, она и так сделала для него очень много. В комнате повисла тишина, и снаружи донеслось грустное голубиное воркование. Мисс Абигейл поставила поднос ему на колени и весело предложила:

– Но я принесла вам кое-что почитать, если вы захотите, после того как поужинаете.

Она вынула из кармана сборник сонетов.

– Сонеты! Вы тоже любите сонеты? Я должен был догадаться, что вы их любите.

Увидев его одобрительную улыбку, мисс Абигейл разволновалась и подняла глаза к белоснежным облакам в небе за окном. Вновь послышался певучий зов воркующего голубя:

– Кто? Кто? Кто?

Мисс Абигейл вдруг показалось, что вопрос адресован ей. Она задавала его себе бесчисленное множество раз. Кто придет и скрасит ее жизнь? Кто объяснит смысл жизни?

– Я нахожу, что вечер – самое подходящее для сонетов время, – как во сне произнесла мисс Абигейл. – А вы как думаете?

– Не могу не согласиться, – последовал ответ. – Кажется, у нас есть что-то общее.

– Да, есть.

Мисс Абигейл внезапно поняла, как выглядит, и дотронулась кончиками пальцев до нижней губы. По-прежнему была в грязном, пропотевшем платье, которое носила весь день, а волосы растрепались. И все же, покидая комнату, она отметила про себя, как нежно он улыбался и как ласково говорил с ней. Правда ли, что говорил доктор? Абигейл Маккензи, ты так устала, что тебе уже начало мерещиться!

Но устала она или нет, ее день еще не закончился.

Наступили сумерки, и во мраке нижней спальни ее обитатель выглядел еще темнее, чем раньше. Мисс Абигейл поймала себя на том, что сравнивает его с мистером Мелчером. Борода на его подбородке удлинилась почти вдвое, и мисс Абигейл решила, что утром непременно побреет его. Ей никогда не нравились мужчины с темными бородами. А усы! Ну, если темная поросль на подбородке выглядела плохо, то черные усы были просто отталкивающими, окаймляя верхнюю губу, как толстые, обвисшие крылья летучих мышей. Мисс Абигейл содрогнулась, пока рассматривала эти усы и в протестующем жесте скрестила руки. «Отвратительно! – подумала она. – Зачем мужчинам иметь на лице такую колючую, противную вещь?»

Но вдруг что-то смутное вспомнилось мисс Абигейл. Но нет, не может быть. Она нахмурилась, припоминая свои ощущения от прикосновения к усам, когда она кормила мужчину через соломку, насколько она помнила, усы были мягкими, а не колючими.

Я несомненно ошиблась, подумала она, тряхнув головой. Как же они могут быть мягкими, если они выглядят колючими? И все же мисс Абигейл вдруг уверилась в том, что они были мягкие. Она осторожно обернулась, но, конечно, никого не было. Еще раз оглядевшись она осторожно дотронулась пальцем до густых черных волос под носом грабителя. Они были как шелк! Она почувствовала его теплое дыхание и быстро, с виноватым видом скрестила отдернутые руки. Внезапно ощутив себя глупо, мисс Абигейл громко произнесла:

– С усами или без, грабитель или нет, я собираюсь узнать ваше имя, слышите? Вы не умрете у меня на руках, сэр, потому что я просто не допущу этого! Мы будем постепенно выздоравливать, и перво-наперво скажите, как вас зовут. Будет лучше, если вы сразу осознаете, что я не привыкла, чтобы мне морочили голову!

Он не шелохнулся.

– О, вы только посмотрите на себя, что за вид! Пожалуй, я причешу вас. В данный момент это все, что я могу для вас сделать.

Мисс Абигейл взяла свою расческу с туалетного столика и провела ею по густым волосам незнакомца, испытывая странный трепет от мысли, что он грабил поезда, а она теперь ухаживает за ним.

– Не могу сказать, что мне доводилось раньше причесывать преступников, – сказала она ему. – Я делаю это только потому, что вы слышите меня, потому что вы должны знать, что вы не можете просто... просто лежать и не пытаться бороться. У вас грязная голова, и вы могли бы сами вымыть ее.

Внезапно его рука дернулась, и изо рта вылетел тихий звук. Он повернул голову на другую сторону и мотнул бы ею опять, но мисс Абигейл предупредила это, остановив его руками.

– Лежите смирно. Я настоятельно требую. Доктор Догерти так говорит!

Тогда он, казалось, неохотно подчинился. Она пощупала его лоб, он был холодный. Но на всякий случай мисс Абигейл принесла из гостиной кресло-качалку – маленькое, без подлокотников, не очень удобное – и присела на мгновение, только убедиться, что он не начнет метаться и не покалечит себя.

Вскоре голова ее свесилась, мысли затуманились, и мисс Абигейл погрузилась в мир сновидений, в котором незнакомец пробудился и улыбнулся ей из-под своих мягких черных усов. Он был совсем близко, и мисс Абигейл положила на его широкую грудь свои руки. Она избегала его соблазнительных губ, утверждая, что он вор, а он только заразительно смеялся и говорил, что хотел бы теперь что-нибудь украсть и у нее. Но я не знаю, как вас зовут, вздохнула она, словно ночной ветер. Он улыбнулся и начал ее дразнить, но ты ведь знаешь обо мне нечто большее. Она снова увидела перед собой его обнаженное тело – мягкое, изгибающееся, волнующее – почувствовала удивительную стыдливость и вздрогнула на маленьком кресле.

Она проснулась от того, что он разметался во сне. Она вскочила, обняла его и прижала к постели своим телом. Странный, запретный сон вновь вернулся к ней, когда она ощутила его плоть под собой. Она не должна так думать о нем или прижиматься к нему.

Но осталась все же рядом с ним на всю ночь. Когда он ворочался и метался, она приказывала, пока хватало сил:

– Лежите на спине... держите колени выше... скажите, как вас зовут. – Глубокой ночью она на ощупь пробралась на кухню, нашла моток марли и привязала его левую лодыжку к нижней медной спинке кровати, а левое запястье – к верхней. Сморенная сном, она снова села на кресло, но в какой-то момент пробудилась и, цепляясь за спинку кровати, перебралась к нему в ноги и заснула, касаясь губами его бедра.

ГЛАВА 3

Постепенно... смутно... он ощутил на своем лице сильное, ровное тепло. И по его постоянству он предположил, что это солнце.

Туманно... неторопливо... он ощутил возле своего бока что-то мягкое и теплое. И по его изгибам он предположил, что это женщина.

Сильнее... больнее... он ощутил резкий мучительный жар в собственном теле. Но он не мог понять, чем это вызвано. Он только знал, что так не болело никогда раньше. Глаза закатились под закрытыми веками, отказываясь пока рассеять эту уединенную темноту и оставляя его погруженным одновременно в три источника тепла, которые, складываясь, обжигали каждую клетку. Ему хотелось узнать, останутся ли эти ощущения, когда он откроет глаза, или это всего лишь сон? Жив ли он? Или он в аду? Он с усилием открыл глаза, но перед ним оказался потолок, а не крыша палатки. Тело ныло. О Боже, подумал он, и его веки вновь сомкнулись. По-прежнему он оставался в неведении, где он находится, и кто лежит на кровати у него в ногах. Он попытался сглотнуть, но не мог, затем опять поднял отяжелевшие веки и, скрипя зубами от боли, приподнял голову.

Опираясь на локти на него во все глаза смотрел сатир женского пола.

У него в голове появилась лишь одна отчетливая мысль: я наверно сошел с ума. Это ведьма и она связала меня, чтобы я не убежал.

Он еще раз погрузился в темноту. Но образ безобразной ведьмы преследовал его. Ее всклокоченные, словно отвратительный пук соломы, волосы обрамляли лицо, которое, казалось, все состояло из продольных складок, спадающих от глаз. Ему чудилось, что, пока он находился без сознания, она приставала к нему, требуя деяний, которых он был не в силах совершить. Она понуждала его говорить, переворачиваться, не переворачиваться, отвечать ей, лежать спокойно. Ее голос был то медово-сладким, то врезался в мозг как колючка, и так до тех пор, пока он не забылся сном без всяких сновидений.

Мисс Абигейл почувствовала отчаяние, когда его голова откинулась назад и он впал в забытье прежде, чем она смогла вырвать у него имя. Она узнала только, что глаза его были светло-карими. Она ожидала, что они будут черными, без карих крапинок.

Мисс Абигейл со стоном сползла с постели.

Никогда в своей жизни, глядя утром в зеркало, она не видела того, что открылось ее взгляду сегодня. За ночь кожа под глазами сморщилась и набрякла, вокруг появились темно-синие тени. Взгляд стал безумным. По бокам губ обозначились длинные складки. Спутанные, взлохмаченные волосы заканчивали эту ужасную картину.

Изучив свое отражение, мисс Абигейл почувствовала себя очень старой.

Из сомнамбулического состояния ее вывела мысль о Дэвиде Мелчере.

Она умылась на кухне, причесала волосы, аккуратно уложив их у себя на шее, потом облачилась в мягкую, кремового цвета блузку, похожую на ту, что она носила вчера, и в коричневую юбку с начесом. Она зачем-то слегка помазала запястья розовым маслом.

– Мисс Абигейл, вы прекрасно выглядите! – воскликнул Дэвид Мелчер, когда она вошла к нему с подносом для завтрака.

– А вы все так же любезны, мистер Мелчер!

Он снова пригласил ее остаться с ним, пока он будет есть, и на этот раз она согласилась, хотя благовоспитанность требовала, чтобы она задержалась лишь ненадолго. Мелчер хвалил то, что она приготовила – яйца всмятку, поджаренный хлеб, яблочное масло.

– Мисс Абигейл, к тому времени, когда вы меня вытурите отсюда, я буду окончательно избалован.

Его восхищение польстило мисс Абигейл и взволновало ее, словно слабый бриз, который играет легким завитком на шее.

– – Я не стану вас вытуривать, мистер Мелчер. Вы вольны оставаться здесь, сколько вам заблагорассудится.

– Это опасное предложение, мисс Абигейл. Я могу поймать вас на слове и никогда не уйду.

Его глаза сохраняли озорное выражение, словно затем, чтобы мисс Абигейл не приняла слова всерьез и не оскорбилась. И все же эта шутка снова заставила мисс Абигейл ощутить приятный трепет. Но несмотря на это она осталась не дольше, чем это позволяли правила приличия.

– Я бы очень хотела задержаться, но меня ждет работа, которую необходимо завершить до того, как развеется утренняя прохлада.

– В ваших устах это звучит как сонет, мисс Абигейл. Вы обладаете таким красноречием. – Потом он прокашлялся и добавил более официально. – Я бы хотел сегодня же почитать сонеты, если вы не возражаете.

– Вовсе нет. Возможно, вам понравятся и другие, которые у меня есть.

– Да... да, я уверен, что мне понравится.

Когда она поднялась со стула и расправила на рукавах несуществующие складки, мистер Мелчер подумал, насколько утонченный вид придают ей высокий воротник и длинные рукава, и как прекрасно от нее пахнет розами и вообще, какая она безупречная маленькая леди.

Мисс Абигейл вновь поила грабителя бульоном через стебель рогоза. Пока она находилась рядом с ним, ее пульс выделывал странные, непозволительные вещи и, словно для того, чтобы поквитаться с человеком, лежавшим без сознания, она начала распекать его.

– Когда вы наконец придете в себя, скажете мне свое имя и хоть как-то поможете мне? Вы доставляете мне ужасно много хлопот, лежа здесь, словно большой бурый медведь в спячке! Сегодня вы вынудили меня снова вливать в вас бульон, как я делала вчера. Я знаю, это не самый приличный способ, но я не могу припомнить ни одного другого... и поверьте, сэр, он приходится мне по вкусу не более, чем вам, особенно, если вспомнить о ваших усах.

Когда кормление закончилось, мисс Абигейл принесла бритвенные принадлежности и мысленно подготовила себя к бритью незнакомца, хотя вовсе не была уверена, что сделает все должным образом. Она положила под его челюсть толстые полотенца, намылила ее и начала работать бритвой, непрестанно размышляя об этих усах.

Должна или не должна?

Усы выглядели вне всякого сомнения грязно и зловеще. И, возможно, если бы Дэвид Мелчер не заметил, насколько типично для преступников носить усы, и, возможно, если бы они не были столь пугающе мягкими, и, возможно, если бы сердце мисс Абигейл не предавало ее, когда она до них дотрагивалась, тогда бы она и не сбрила бы их.

Но в конце концов она сбрила.

Когда дело было наполовину сделано, мисс Абигейл почувствовала угрызения совести. Но было уже поздно. Завершив работу, она отступила назад, чтобы оценить лицо без усов и нашла, к своему огорчению, что полностью испортила его! Усы были неотъемлемой частью этого лица, так же как и густые черные брови и смуглая кожа. А вдруг, проснувшись, незнакомец подумает так же? Эта мысль вряд ли могла принести успокоение для мисс Абигейл, а следующая задача, стоявшая перед ней – тем более. Настало время купания.

Мисс Абигейл приступила к этому по частям. Вначале намылила его руку, потом ополоснула и насухо вытерла. Открывавшаяся взгляду подмышка была покрыта густыми, твердыми черными волосами, что лишило мисс Абигейл присутствия духа. Поэтому она занялась плечом и попыталась не смотреть на подмышку. К другой руке было не подобраться, так как кровать стояла в углу. Мисс Абигейл решила выдвинуть кровать, но груз оказался слишком тяжел, и кровать даже не шелохнулась. Закончила мисс Абигейл тем, что снова взобралась на нее.

Верхняя часть тела была помыта...

Мисс Абигейл сглотнула, но потом вспомнила, что пациент в конце концов находился в бессознательном состоянии.

Подсунув клеенку под его правую ногу, она тщательно ее вымыла, не касаясь поврежденного бедра. Длинная ступня с пальцами, покрытыми на фалангах темными волосами, вызвала у мисс Абигейл странную веселость. Теперь она допускала, что доктор Догерти, возможно, сказал правду: уход за незнакомцем смущал ее неизмеримо больше, чем за своим отцом. Простыня все еще покрывала самую интимную часть его тела. Мисс Абигейл умудрилась не потревожить ее, пока мыла и вторую ногу. Ту часть она мыть не стала.

Она видела ее один раз мельком и не могла забыть эту картину.

В течение дня глаза мужчины под закрытыми веками двигались все чаще и чаще. Порой его мышцы напрягались, и он ворочался, поэтому мисс Абигейл оставила его привязанным к кровати.

Пока мисс Абигейл наводила порядок в комнате Дэвида тем утром, она узнала отнего, что он был продавцом обуви из Филадельфии. Потом он удивил ее, заявив:

– Когда я вернусь домой, я вышлю вам пару наших лучших туфель.

Она поднесла маленькую руку к высокому воротничку блузки и изящным жестом приложила пальцы к шее, словно пытаясь скрыть от чужих глаз, как в ее вене бьется пульс.

– О, мистер Мелчер... боюсь, этого вовсе не следует делать.

– Не следует? Почему? Мисс Абигейл опустила глаза.

– Леди просто не могут принимать подобные подарки от джентльменов, если только он не...

– Если только он что, мисс Абигейл? – мягко спросил он.

Мисс Абигейл почувствовала, как заливается краской и уставилась в подол.

– Ну как же, мистер Мелчер. Это просто неприлично. – Она подняла глаза и обнаружила, что карие глаза Мелчера разглядывают ее. – Но я все равно благодарю вас, – добавила она грустно.

Она подумала, что предмет исчерпан, но в полдень мистер Мелчер объявил, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы спуститься вниз и пообедать вместе с ней, и при этом извинился, что не имеет обуви.

– Думаю, что смогу где-нибудь здесь найти пару папиных тапочек. – Она принесла их и присела на колено перед Дэвидом. Внутри его пронеслась буря чувств. Она была такой благовоспитанной, так мягко и изысканно выражалась, а каждая услуга с ее стороны заставляла Дэвида Мелчера все больше и больше ее уважать. Он встал, пошатываясь, поскакал на одной ноге. Мисс Абигейл быстро обвила рукой его талию, а он оперся на ее плечо.

– Пол скользкий, поэтому держитесь за перила, – предупредила она.

Они начали спуск, по одной ступеньке за раз. Мелчер склонялся к мисс Абигейл, и его лицо оказывалось рядом с ее виском. От нее снова пахло розами.

Ее свободная рука лежала на рубашке на груди Дэвида, ощущая, как напрягаются его мускулы каждый раз, как он перехватывает перила.

– Какой цвет вы предпочитаете, мисс Абигейл? – спросил он между двумя прыжками.

– Цвет?

Они остановились, и мисс Абигейл посмотрела ему в лицо, находившееся всего в дюйме от ее собственного.

– Какого цвета туфли мне вам подобрать? Они сделали еще один шаг.

– Не глупите, мистер Мелчер. – Они вновь остановились, но на этот раз она не посмела поднять на него глаза.

– Как насчет светлых серовато-коричневых из козлиной кожи?

Он слегка сжал ее плечо, заставляя ее сердце усиленно биться.

– Они будут выглядеть намного лучше, чем те, что на вас сейчас. Представьте: кожа и эти мягкие кружева, – он дотронулся до ее кружевных манжетов.

– Пойдемте... делайте следующий шаг, мистер Мелчер.

– Я был бы очень польщен, если бы вы приняли эти туфли.

Мисс Абигейл отводила глаза в сторону, но ее рука все еще лежала у него на груди.

– Мне некуда их одеть.

– Я не могу в это поверить. Такая красивая женщина как вы.

– Нет. Мне некуда их одеть. Пожалуйста... наш обед готов.

Она подтолкнула его локтем, но он заупрямился, и мисс Абигейл ощутила, как под ее рукой бьется его сердце, бьется так же быстро, как ее собственное.

– Не удивляйтесь, если однажды вам доставят пару туфель. Тогда вы поймете, что я вспоминаю вас. – И потом почти шепотом он пробормотал: – Мисс Абигейл...

Она все же подняла взгляд и увидела в его глазах переполнявшие его чувства. В этот момент Мелчер сжал ее плечо под мягким рукавом. Она заметила, как он сглотнул, и, встретившись с его карими глазами, ощутила, что у нее перехватило дыхание. Когда его мягкие губы коснулись ее, она вновь почувствовала биение под рукой, лежавшей на его груди. Его нежный поцелуй был легок, как его дыхание. Он чуть отодвинулся от нее и взглянул в ее затуманенные глаза. Ее сердце трепетало, колени ослабли, голова закружилась, и на какой-то момент она испугалась, что упадет вниз. Но затем она скромно опустила ресницы, и они продолжили, останавливаясь на ступеньках, свой путь на кухню.

Дэвид Мелчер давно не жил в доме, где была бы такая кухня. Стол был накрыт накрахмаленной полосатой желтой скатертью, сочетавшейся с цветом занавесок на окне, раскачиваемых шелестящим ветром. Посуда и столовое серебро были положены так как надо, а на тарелке Мелчера лежала сложенная чистая льняная салфетка. Пока мисс Абигейл расставляла простые, ароматные блюда, Мелчер следил за ней. На его тарелку упали трипышащих жаром, румяных пирожка. Потом мисс Абигейл вернулась с большим котелком в голубую крапинку, разложила ложкой большие куски курицы и полила их сверху подливкой.

– Вы давно не были дома, мистер Мелчер?

– Можно сказать, что я не имею дома вообще. Когда я возвращаюсь в Филадельфию, я снимаю комнату в клубе Элизиум. По верьте мне, это не идет ни в какое сравнение с вашим домом.

– Значит, у вас... у вас нет семьи?

– Нет. – Их глаза на мгновение встретились. В тенистом саду за окном чирикали птицы, в комнату вплывал густой запах настурций. Мелчер подумал, что никогда не захочет уезжать отсюда. И еще ему хотелось знать, чувствует ли мисс Абигейл такую же неопределенную тягу к тому, чтобы свить свое гнездышко, как он.

Темноволосый, чисто выбритый мужчина ощутил окружившие его запахи точно так же, как он до того ощутил тепло. Оставаясь с закрытыми глазами, он услышал какой-то сладкий запах, вроде аромата цветов. Был здесь также и запах крахмала, который всегда сопровождает свежевыстиранное белье. Временами, то появляясь, то пропадая, доносился и аромат курицы. Он открыл глаза, и его ресницы коснулись довольно милой наволочки с вышивкой. Значит это был не сон. Запах исходил от каких-то оранжевых цветов, которые стояли на низеньком столике возле оконной ниши. На сиденье под окном лежали подушки с рисунком из желтых цветов в тон с занавесками.

Он закрыл глаза, пытаясь припомнить, чья это спальня. Очевидно, она принадлежала женщине – обои были с желтыми цветочками, а на туалетном столике стояло зеркало.

Он не двигался – только слегка приоткрывал и закрывал глаза. Его левая рука горела, она так затекла, словно по ней не бежала кровь. Когда он сжал пальцы, они ухватили металлический цилиндр. Он с ужасом понял, что привязан к кровати.

Значит, та ведьма не была плодом его кошмара! Кто еще, кроме нее, мог его привязать? Следовало вести себя осторожно. Он украдкой изучил свои путы, чтобы посмотреть, нельзя ли их разорвать. Но они были прочны, как на руке, так и на ноге.

Он поднял взгляд и заметил коричневую юбку, стоявшую рядом с его кроватью. Он осторожно оценивающе осмотрел ее, гадая, сможет ли он своей правой рукой сбить ее с ног одним неожиданным ударом в живот. Он снова притворно прикрыл глаза, так что видел ее лицо сквозь вуаль ресниц.

Но видел он не много. Она прижала обе руки к лицу, как будто смеялась, плакала или молилась. Из того, что удалось рассмотреть, он смог заключить, что никогда раньше ее не встречал. Она не представляла из себя ничего особенного, а туго собранные назад волосы говорили о том, что она не шляется по салунам. Длинные рукава и высокий воротник подтверждали, что она и не любительница танцевальных заведений. Наконец, поняв, что ее нечего бояться, он открыл глаза.

Женщина тут же наклонилась и положила руку – такую холодную – ему на щеку.

От нее не пахло, как от девчонки из кабака.

– Как ваше имя... скажите, как вас зовут, – выдохнула она.

Он удивился. Какого черта она спрашивает его имя, если, судя по всему, она должна его знать, поэтому он ничего не ответил.

– Пожалуйста, – взмолилась женщина. – Пожалуйста, скажите, как вас зовут.

И вдруг он скорчился, извернувшись в путах, словно что-то ища.

– Моя камера! – попробовал он произнести, но его голосовые связки, наполнив его болью, лишь скрипнули. При виде его диких движений, женщина широко открыла глаза и даже отпрянула от него, не сводя глаз с его рта. А он снова проговорил одними губами: – Моя камера.

Рот пронзило болью, он попытался снова, но только захрипел. Женщина, однако, поняла по губам, и этого было вполне достаточно, чтобы вызвать ее ликование.

– Камерон, – прошептала она, словно не веря.

Он хотел ее поправить, но не смог.

– Майк Камерон, – произнесла она громче, как будто это были волшебные слова. – Камерон... только представьте!

Она заулыбалась и сплела руки перед собой в довольном жесте:

– Слава Богу, мистер Камерон. Я знала, что вы сможете!

Она что, полоумная что ли? Она была похожа на ту колдунью, которая ему привиделась в его кровати рядом с ним, только она имела ухоженный, опрятный вид, и взгляд ее не был безумным. И все же, она действовала так, как будто у нее не все были дома, поэтому он решил при первом удобном случае отделаться от нее.

Теперь она повернулась к окну. Со спины казалось, что она вытирает себе глаза. Но какого черта она плачет над ним?

Когда она снова повернулась к нему, он попытался сказать:

– Меня зовут не Камерон, – но боль еще раз пронзила его горло, и различить получившийся звук было невозможно.

– Не пытайтесь говорить, мистер Камерон. В ваш рот и горло попали некоторые посторонние предметы, поэтому так сильно и болит. Пожалуйста, лежите смирно.

Он попытался сесть, но она быстро подошла и попыталась удержать его, уперевшись холодными руками в его грудь.

– Пожалуйста, мистер Камерон, – умоляла она, – пожалуйста, не надо. Вы еще не в том состоянии, чтобы двигаться. Если вы пообещаете не подниматься, я уберу сдерживающие вас бинты.

Она уставилась в его немигающие глаза, полные недоверия к ней.

Он придирчиво осмотрел ее и пришел к заключению, что она не сильнее десятилетнего мальчугана, но выражение ее глаз говорило о том, что она сделает все возможное, чтобы усмирить его. Каждый раз при попытке пошевелиться, у него зверски болели какие-то мышцы. Это отбило у него желание бороться даже с такой малышкой, как эта колибри. Мужчина нахмурился и удостоил женщину едва заметным кивком. Тогда у него в изголовье раздался режущий звук, а потом еще один– в ногах, и женщина отошла в сторону, унося обрывки марли. Но освобожденные члены отказывались повиноваться больному.

– Дорогой мой, теперь вы сами видите, насколько вы слабы, мистер Камерон, – она опустила его онемевшую руку и начала ее искусно массировать. – Пусть кровь вернется в руку... Через минуту все станет нормально. Однако, вы все же не двигайтесь, пожалуйста. Я оставлю вас одного на какое-то время, чтобы приготовить вам поесть. Вы были без сознания два дня.

Кровь вдруг ринулась обратно в руку, как весенний ливень, вгоняя повсюду горячие иголки. Мужчина ахнул и изогнулся, но звук причинил ему боль в горле, и он изогнулся еще больше. Он попробовал ругнуться, но о г этого заболело еще сильнее, кожа будто готова была взорваться, поэтому, смежив веки он подчинился. Женщина зажала неподвижную руку у себя под мышкой, а он лежал подле нее, прислушиваясь к звукам легких ударов, которыми она похлопывала по руке. Звук получался такой, как будто она лепит пирожок с мясом. Потом мужчина уже ничего не чувствовал, а открыв глаза обнаружил, что его рука покоится на простыне, а женщина ушла из комнаты.

Его правое колено было приподнято. Когда он попытался напрячь его, на лбу и подмышками выступил пот. «Что за черт!» – подумал мужчина и взглянул вниз на свой обнаженный торс. На правом бедре красовалась белая заплата. Он поднял правую руку, чтобы ощупать повязку, и его охватил новый приступ боли, который на этот раз гнездился в руке. Казалось, какая-то гигантская лапа сжала руку в медвежьем рукопожатии. Тогда левой рукой он ощупал намокшие, прилипшие к телу тряпки, прикрывавшие его пах, но ничего не понял. Пощупав вокруг себя, он обнаружил переброшенную через левую ногу простыню, скрывавшую его мужское достоинство. Просыпаться обнаженным в постели женщины было для него не в новинку, но просыпаться в постели такой женщины, как эта! Да чтоб ему провалиться!

Доносившийся откуда-то звон заставил его посмотреть по сторонам. Звук шел от дверного проема. Мужчине захотелось узнать, давно ли он здесь находится. Комната выглядела, как сад какой-то старой девы – кругом одни цветы! Он не сомневался, что это комната той самой женщины, так похожей на колибри. Возле букета он заметил два портрета в овальных рамках, а на скамье под окном – открытую книгу, из которой выглядывал хвостик закладки. На маленьком кресле-качалке лежала вышитая подушка, а рядом на полу стояла корзинка с вязаньем. У одной стены – бельевой шкаф, у другой – туалетный столик.

Сквозь дверной проем в комнате, которая, скорее всего являлась гостиной, было видно зеленое бархатное канапе, около него – стол с лампой, на которой были нарисованы розы. «О Боже, еще цветы!» – подумал мужчина. Далее виднелся угол окна с кружевными занавесками и со шторой с кистями. Гостиная задаваки, подумал он и удивился, как, черт возьми, он оказался здесь.

– А вот и мы, мистер Камерон.

Его глаза открылись, он вскочил и тут же сморщился от боли.

– Я приготовила легкий бульон и чай. Это не много, но мы некоторое время должны в ущерб вашему аппетиту щадить горло.

Она держала резной деревянный поднос, с краев которого треугольниками свешивались уголки салфетки.

«Бог мой! – подумал он, – вы только посмотрите на это!» Возможно, она сама вышивала эти уголки. Держа поднос одной рукой, она расчистила место на ночном столике. Мужчина был удивлен, увидев, как поднос, натянувший ее блузку, выявил упругую грудь. Она одевалась так, словно не хотела, чтобы кто-нибудь в мире заподозрил, что она вообще ее имеет! Но уж что-что, а как разглядеть приличную грудь, он знал. Он следил за ней, пока она пересекала комнату по направлению к бельевому шкафу и брала подушку. Когда она подошла, чтобы подложить ее ему под голову, он вновь уловил дуновение крахмального, свежего запаха, исходившего и от подушки, и от самой женщины, и вспомнил о многих ночах, проведенных на полу сырой брезентовой палатки, когда у него было только полуистлевшее одеяло. Как только она завела руки ему под голову и приподняла ее, волны боли распространились от отдельных мышц по всему телу, он зажмурился и отрывисто втянул в себя воздух. Когда боль унялась, до него донеслись слова женщины:

– Я принесла кое-что, чтобы вы освежили рот. Это содовая вода.

На его подбородок легло полотенце, губ коснулся стакан, и он пригубил солоноватый раствор.

– Подержите его минуту и пополоскайте рот. Пузыри освежат его.

Мужчина был слишком слаб, чтобы спорить, но тайком наблюдал за женщиной, когда она несла к нему тазик, куда он мог бы выплюнуть воду. Капли попали на подбородок, и она немедленно вытерла его теплым, влажным полотенцем, а затем вымыла все лицо, словно он был школьник. Он попытался дернуться в сторону, но из-за боли оставил эту затею. Потом она положила ему под подбородок салфетку и, наполнив ложку бульоном, поднесла ее ко рту больного.

Она ломала себе голову, из-за чего он так хмурится, и, пугаясь его черных глаз, заговорила:

– Вы – счастливчик, мистер Камерон. Вас серьезно ранили из револьвера, и вы чуть не умерли от потери крови. К счастью, доктор Догерти...

Она продолжала болтать, но он вряд ли что услышал кроме того, что его подстрелили. Он попытался поднять правую руку, вспомнил, как она болит, и протянул левую, чтобы остановить ложку. Но вместо этого он ударил ей по руке, и суп вылился ему на подбородок, сбегая струйкой на шею. «Черт побери!» – подумал он и попытался произнести это, но безуспешно, а женщина тем временем суетливо промокала, вытирала и приводила его в порядок.

– Следите за собой, мистер Камерон. По смотрите, какой беспорядок вы устроили!

Она должна прекрасно знать, что любой мужчина, который только что обнаружил, что его подстрелили, захочет узнать, кто это сделал! А много ли он может спросить с этим воспаленным горлом! Она снова взялась за этот идиотский суп, но на этот раз мужчина схватил ее за запястье, зацепив по дороге и салфетку. Глаза женщины расширились.

– Кто меня подстрелил? – попытался сказать он, но боль со всех сторон подобралась к его горлу, и у него получилось что-то вроде, кооо... мяя... сии?.. Она уставилась на него, словно внезапно онемев, сжала кулак и стала вырываться из его хватки. Он чувствовал под рукой по-птичьи тонкие кости.

– Это не я, мистер Камерон, – выпалила женщина, – так что не приставайте ко мне!

Его рука ослабла, отпустив женщину, пораженную, насколько ее пациент силен в гневе.

– Боюсь, я развязала вас слишком по спешно, – сказала она себе под нос, растирая запястье там, где жесткие кружева оставили красные отметины.

По выражению ее лица было ясно, что она не привыкла, чтобы с ней грубо обращались. Он вовсе не собирался ее пугать, а всего лишь хотел узнать ответы на некоторые вопросы. У нее видимо было предостаточно времени, чтобы носиться с ним, принося подушки и умывая лицо. Он снова потянулся к ее запястью, но она уклонилась и взглянула на его губы. «Кто меня подстрелил?» – спросил он еще раз беззвучно.

– Я не знаю! – отрывисто и холодно ответила она и потом сунула ложку ему в рот так, что та стукнула о зубы.

Ложка задвигалась все быстрее, не оставляя мужчине времени глотать. «Эта мерзавка хочет, чтобы я захлебнулся, черт бы ее подрал!» – молча выругался он. На этот раз он перехватил ложку на полпути и расплескал куриный бульон по всему переду ее блузки. Женщина отпрянула, обидевшись, и закрыла глаза, как будто просила у Бога терпения. Ее ноздри трепетали, когда она с ненавистью взглянула на пациента. Он мотнул подбородком в сторону тарелки с бульоном и сверлил ее взглядом, пока женщина не подняла ее и не поднесла к его подбородку. Во время еды он обнаружил, что почти умирает от голода. Однако его левая рука действовала весьма неуклюже, и, после нескольких безуспешных попыток, он отложил ложку в сторону, схватил тарелку и начал хлебать прямо из нее, чувствуя извращенное удовлетворение от того, что шокировал эту сиделку.

«Варвар! – подумала она, – я боролась за жизнь варвара!» Он пускал слюни и чавкал, как животное, пока тарелка не опустела. Женщина взялась за тарелку, но мужчина дернул ее на себя и проговорил одними губами:

– Кто меня подстрелил?

Женщина с упрямством тоже дернула тарелку. Ощутив приступ боли, мужчина выхватил тарелку и бросил ее через всю комнату, она врезалась в ножку скамейки под окном. Он злобно уставился на нее. Лицо побагровело, он пытался издать какой-то звук, и усилие разрывало его горло на части.

– Черт бы тебя подрал! Сука, вот ты кто! – прохрипел он.

Ох, какая боль! Невыносимо! Он схватился за горло. Женщина отпрянула, сложив перед собой обе руки, на ее щеках появилось два красных пятна. Ни разу в жизни никто не разговаривал так с мисс Абигейл Маккензи. И подумать только: она ухаживала за этим... этим бабуином, пыталась вынудить его заговорить, и все только для того, чтобы он поносил ее, называл сукой и обвинял в том, что это она его подстрелила! Она с отвращением сжала губы, но не успела еще ничего сказать, как услышала встревоженный голос Дэвида Мелчера:

– Мисс Абигейл! Мисс Абигейл! Как у вас дела?

– Кто это? – потребовал ответа хриплый голос.

Мисс Абигейл с огромным удовольствием наконец-то ответила ему:

– Это человек, который вас подстрелил, сэр!

– Это животное не навредило вам? – опять спросил Мелчер.

Она быстро выбежала из комнаты, по-видимому – на нижние ступеньки лестницы, и крикнула оттуда:

– Со мной все в порядке, мистер Мелчер. А теперь возвращайтесь в постель. У меня просто случилась неприятность с тарелкой су па.

Мелчер? Кто, черт возьми, такой этот Мелчер, позволяющий себе называть его животным? И с какой стати она наврала о тарелке супа?

Она вернулась и присела, чтобы подобрать осколки. Он страшно хотел забросать ее вопросами, вскочить и встряхнуть ее, заставить ответить, но тело болело из-за того, что он метнул эту чертову тарелку. Он только мог смотреть, как женщина с высокомерным видом подходит к его кровати.

– Ругательства, мистер Камерон, вряд ли являются свидетельством светлого ума. Более того, я не сука. Если бы я ею была, я бы, возможно, вас пристрелила, чтобы избавить от страданий и заодно самой избавиться от вас. Но я в отличие от вас – воспитанный человек, поэтому я только стану держаться от вас по дальше и надеюсь, что вы задохнетесь!

Она подкрепила эту фразу, со стуком бросив на поднос разбитую тарелку. Но прежде чем уйти, она помучила его еще, сделав замечание, которое зародило новую тысячу безответных вопросов.

– Вас подстрелили, мистер Камерон, во время попытки ограбить поезд... – она изогнула бровь и добавила, – раз уж вы не знали.

С этим она удалилась.

ГЛАВА 4

Он сжал руку в увесистый кулак. Ох, ну и сука же она! Какой поезд! Я, черт возьми, никогда не грабил поездов! И вообще, кто такой этот Мелчер? Очевидно, что он ей не муж. Защитник?! Ха! Защитник ей нужен не больше, чем тарантулу.

Мисс Абигейл стояла на кухне, тряслась как осиновый лист и спрашивала себя, почему она не удостоила вниманием предупреждение доктора Догерти. На полу валялись фарфоровые осколки. Никогда в жизни с ней никто так не разговаривал! Ей следовало бы вышвырнуть его отсюда – вышвырнуть! – еще до наступления вечера, и она дала себе слово, что именно так и поступит. Прижав руку ко лбу, она решила отправиться к доктору Догерти и пожаловаться на плохое самочувствие, но если бы она так сделала, доктор несомненно бы попросил уехать и Мелчера. Затем она вспомнила, как нуждается в деньгах и попыталась настроиться на еще один длинный день.

А мужчина в ее спальне был готов зареветь как самец лося, отчаянно желая узнать, что здесь, черт возьми, происходит. Но он был беспомощен, его нога, бедро и живо г горели как в огне. Весь взмокший от пота, прикрыв ладонью глаза, он корчился и скрипел зубами от боли. В гаком положении мисс Абигейл и нашла его.

– Это было два дня тому назад... Новая волна боли окатила его. Черт бы ее побрал! Она что, все время будет подкрадываться словно кошка?

Собравшись с силами, с преувеличенным спокойствием, она начала:

– Думаю, вам следует успокоиться, – – она смотрела на шарик на спинке кровати.

Недоверчиво рассматривая женщину, он понял, что она взялась ухаживать за ним из-за денег. Ему действительно следовало бы успокоиться, но он не мог. Что же она задумала?

Ледяным голосом она раздавала указания:

– Не пытайтесь говорить или напрягать свою ногу. Вначале я помогу вам перевернуться на бок.

И, подойдя к кровати, она вынула из-под приподнятого колена валик, очень осторожно опустила ногу, потом захватила заправленные концы нижней простыни и перевернула его лицом к стене, оставив накрывавшую его сверху простыню. Поставив рядом с ним фарфоровое судно без всяких слов она вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Кто она такая? Неслышно прокралась сюда с этим судном, словно и не помнила уже, как несколько минут назад он вдребезги разбил тарелку с супом и обозвал ее сукой. Большинство женщин, преисполнившись злобой, отказались бы ухаживать за ним... но только не она. И почему это так раздражает его? Может быть потому, что она выглядит настолько хрупкой, что он не смеет запугать ее? Может быть потому, что он попытался так поступить, а у него ничего не вышло?

Она вернулась за судном с таким же смиренным видом. Им не нужны были слова, чтобы понять, что они сошлись в своих чувствах друг к другу.

Она отлично отомстила за его невыносимое утреннее поведение: оставила его одного. Мисс Абигейл прекрасно представляла, как мучают его сотни безответных вопросов, пока он лежит там один. Что ж, очень хорошо! Пусть! Он это заслужил!

В цветочной спальне все происходило именно так, как и предполагала мисс Абигейл. «Сука!» – снова и снова думал мужчина, не в силах закричать или попросить что-нибудь. Он кипел до конца дня, пойманный, словно безмозглый шмель в стеклянной банке, в этом невыносимом саду с одними желтыми цветами. Один раз он даже расслышал, как она напевает, возможно на кухне, и от этого он взбесился еще больше. Она поет себе, а он не может даже и пропищать без того, чтобы не взвиться от боли.

Он услышал, как она поднимается наверх по лестнице, а потом спускается на ужин уже с Мелчером. До него долетели обрывки их разговора, и он понял, что они чувствуют себя очень уютно вдвоем.

– Ох, мисс Абигейл, настурции на столе!

– Ах, как приятно встретить мужчину, который способен отличить настурции от других цветов.

– Как приятно встретить женщину, которая еще выращивает их.

Подслушивающий в спальне закатил глаза.

– Завтра вы, возможно, почувствуете себя достаточно хорошо, чтобы выйти посидеть на заднем дворе, пока я буду заниматься прополкой.

– Я бы очень хотел, чтобы так и было, мисс Абигейл, правда.

– Значит, вы так и сделаете, мистер Мелчер, – уверила она его и поинтересовалась, – вам нравится холодный лимонад?

– Не могли бы вы называть меня просто Дэвидом? Да, я люблю лимонад.

– Тогда мы выпьем завтра... в саду.

– Буду ждать с нетерпением.

Она помогла ему вернуться в комнату. Мужчина внизу слышал, как они прошли наверх, и последовавшую за этим тишину. Нет, не может быть, подумал он про себя. Но на самом деле это случилось – Дэвид Мелчер нежно поцеловал ее, любуясь, как она, трепеща, заливается краской.

Внизу, после приятной компании Мелчера, ей снова предстояло кормить это грязное животное. Она бы предпочла уморить его голодом. Ведь она боялась находиться рядом с ним и еще больше боялась показать, что боится. Она приготовила поджаренный хлеб с молоком и вошла в спальню, готовая швырнуть хлеб в пациента или ошпарить его, если только он снова посмеет схватить ее.

– Я принесла вам жареного хлеба, – уведомила она его.

Она выглядит так, будто съела что-то кислое, отметил он.

– Ба! – только и смог выдавить он, выражая свое отношение к поджаренному хлебу. – Я умираю с голода, – проговорил он одними губами.

– Хотела бы я, чтоб это так и было, – сказала она медовым голосом и засунула салфетку ему за подбородок. – Лежите смирно и ешьте.

Он чуть не подавился горячим молоком, а комки набрякшего хлеба царапали горло – это было настоящей пыткой. Он хотел бы узнать, что же было у него в горле, раз оно так сильно болело, но женщина все еще злилась и не собиралась ему что-либо объяснять.

Они злобно смотрели друг на друга. Он – ожидая момента, когда можно было что-то спросить, она – готовая вскочить при первом признаке грубости. Она еле выдерживала его взгляд, была рада, что кормление через стебель сделало его неспособным говорить и, наконец, оставила его изнемогать от невозможности выпустить пар. Она снова привела свою кухню в порядок и почувствовала, что устала.

Увы, все ее спальные принадлежности находились в спальне, и чтобы зайти туда снова она выдумала предлог – полоскание горла.

Прежде чем войти, она на цыпочках подкралась к двери и украдкой заглянула внутрь. Он зло смотрел в окно. Ах, так он до сих пор сердится, подумала она. Его щетина отросла и сделала лицо темнее. Смотря на верхнюю губу, которую мисс Абигейл самовольно оголила, она задрожала о г мысли, что будет, если он узнает, что лишился усов. Ей ужасно захотелось, чтобы они побыстрее... пожалуйста, побыстрее выросли!

Переполняемая дурными предчувствиями, она бесшумно переступила через порог.

– Вы согласны вести себя воспитанно? – спросила она.

Его голова повернулась к ней, ладонь сжалась в увесистый кулак, и он скривился от боли.

«Черт бы побрал эту кошку!» – подумал он.

– Вы что, собираетесь уничтожить меня своим пренебрежением? – прошипел он. – Или предоставите своему склизкому хлебу сделать это за вас?

Воспоминание о комплиментах Дэвида Мелчера добавило в голос мисс Абигейл холодности:

– Я пыталась научить вас хорошим манерам, но, очевидно, потерпела неудачу.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Нет... подождите! – прохрипел он.

– Подождите, мистер Камерон? Чего? Когда вы начнете оскорблять и поносить меня, когда разобьете мои вещи на мелкие кусочки в благодарность за то, что я принесла вам еду?

– Вы называете эти помои едой? Я почти умер с голода, а вы принесли бульон и поджаренный хлеб и затем отвалили отсюда без всяких там «пожалуйста – чего – еще – изволите!» Я лежу, мучаюсь от неизвестности черт знает сколько времени, мис-с-с!

Напуганная этой грубой вспышкой, она попыталась осадить пациента с помощью сарказма:

– Боже! Ваш обширный слованый запас прямо-таки кладезь, мистер Камерон. Помои... отвалили... выражения какого-нибудь школяра.

Она бросила на него исполненный пренебрежения взгляд, выпрямила спину и постаралась принять независимый вид, хотя на самом деле ей было не очень сладко.

– Если хотите получить ответы на некоторые вопросы, перестаньте поносить меня, сэр, относитесь ко мне с уважением и прекратите раздавать приказы! Если какие и должны быть розданы, их раздам я. Понятно? Вас поручили мне и, какой бы презренной личностью вы не были, я обязана ухаживать за вами. Но я не буду, повторяю, не буду терпеть ваши непристойности или поношения. А теперь мне уйти, или вы готовы подчиниться?

Он разок дернул челюстью, бросил на мисс Абигейл уничтожающий взгляд и прошептал что-то, прозвучавшее вроде «свлч!» Потом гортанным голосом он сделал одолжение:

– Ну начинайте, задавака, а я попытаюсь сдерживаться.

– Вам бы лучше не только попытаться, сэр. Он еще не слышал от нее что-либо более

резкое, чем «сэр».

– Да, мадам, – парировал он тем же тоном.

– Очень хорошо. Я сделала полоскание, чтобы полечить ваше горло. Если вы используете его, я уверена, к утру вы ощутите некоторое облегчение.

Она замерла в нерешительности на почтительном расстоянии от пациента, словно не совсем доверяя ему. Он решил было подморгнуть ей, чтобы посмотреть, как она отскочит, но вместо этого кивнул, отставив на время грубое обращение.

Она приблизилась.

– Вот, просто полоскайте, но не глотайте. – Она протянула чашку и помогла ему повернуться на бок. Он набрал в рот жидкость, но тут же выплюнул ее на женщину.

– Да это самая настоящая моча!

– Мис-с-стер Камерон! – прошипела мисс Абигейл, отряхивая намокшую блузку.

Но обрызгал он ее вовсе не нарочно. В конце концов, он хотел получить ответы на свои вопросы.

– Простите, – прошептал он неискренне. Это моментально успокоило сиделку, она снова пихнула ему чашку. Он состроил рожу, отхлебнул и начал полоскать рот, в то время как женщина с преогромным удовольствием сообщила ему:

– Это старинное средство моей бабушки – уксус, соль и красный перец.

На этот раз он чуть не подавился.

– Полоскайте! – приказала она повелительным тоном, протягивая стакан. Он посмотрел на него подозрительно, но в конце концов взял. Но на этот раз это была всего лишь вода.

– Что, черт побери, случилось с моим горлом? – выдавил он из себя.

– Я же говорила, туда попали некоторые посторонние предметы, пока вы находились без сознания. К завтрашнему дню вы почувствуете себя лучше. И я бы была вам очень признательна, если бы вы оставили ваши грубые выражения при себе.

– Мало того, что меня подстрелили... я теперь должен к тому же и задохнуться. В таком положении любой мужчина ругался бы. А что с рукой?

– Вы обычно держите в ней револьвер? – елейным голосом, изогнув дугой бровь, поинтересовалась женщина, намекая на обвинение, висевшее над ее пациентом.

Тот нахмурился, складки на лбу сделали его отталкивающим.

– Полагаю, кто-то ударил по руке во время драки, так как на ней есть отчетливый отпечаток чьего-то каблука.

– Болит чертовски сильно.

– Судя по тому, как она выглядит, она и должна так болеть. Но вы сами виноваты, потому что хотели ограбить поезд.

– Да не грабил я никакого проклятого поезда! – неистово прошептал он.

Мисс Абигейл стояла в противоположном конце комнаты, вынимая из шкафа нужные ей вещи, спина ее тут же напряглась. Ругательства вылетали изо рта этого человека с гораздо большей легкостью, чем кровь струилась из его раны. Она понимала, как тяжело укоротить такой бойкий язык. Но у нее были свои методы.

– Тогда почему же мистер Мелчер лежит наверху, раненный вами? По-вашему, его жалобы об ущербе, который вы ему причинили, не обоснованны?

– Да кто он такой, этот Мелчер?

– Человек, которого вы подстрелили... и который подстрелил вас.

– Что?

– На Разъезде Стюарта вас обоих вынесли с поезда, и целый вагон свидетелей был готов подтвердить вашу попытку ограбить пассажиров железной дороги РМР, во время которой мистер Мелчер остановил вас. Тогда-то вы и подстрелили друг друга.

Он не мог в это поверить, но женщина вне всякого сомнения верила, и большинство жителей этого города, судя по ее словам, – тоже. По крайней мере, теперь он знал, где находится.

– Так значит я на Разъезде Стюарта.

– Да.

– И меня здесь держут за злодея.

– Разумеется, – согласилась она с этаким наглым видом.

– А этот Мелчер – городской герой, насколько я понимаю.

Она уклонилась от ответа.

– И с какой же стати вы оказали нам честь, заботясь о нас... мисс Абигейл, не так ли?

Она пропустила мимо ушей его саркастический тон и ответила:

– Я сама вызвалась. РМР обещали заплатить, а мне нужны деньги.

– РМР заплатит вам?

– Да.

– В этом городе есть доктор?

– Да, доктор Догерти. И вы возможно увидите его завтра. Сегодня он не появился, поэтому я думаю, его вызвали за город. Вы можете приберечь свои остальные вопросы для него. Я страшно устала. Спокойной ночи, мистер Камерон.

Она отправилась к двери, вздернув голову словно жираф, и тем самым оборвала дальнейшие расспросы. Это рассердило мужчину еще сильнее. Он повидал на своем веку бессердечных женщин, но эта побила их всех. А какая гонорная! Наверное, на ночь она просто прислоняется к стенке в каком-нибудь углу. Спокойной ночи, мистер Камерон! Подумать только! Меня зовут не Камерон, но ты не дала мне ни одной возможности сказать это. Ты можешь только появляться с важным видом и забрасывать меня приказами, словно старая иссохшая сварливая старуха, которая получает удовольствие от того, что заставляет страдать мужчину только за то, что тот является мужчиной. О, немало я встречал женщин такого типа – затянутых в корсет так, что это приводит к постоянному несварению.

И все же, судя по тому, что он смог расслышать из ее разговора с Мелчером, тому каким-то чудом удавалось заставить ее жизненные соки бурлить. Потом, взглянув вниз на свое голое бедро, он стал гадать, какой должна быть реакция этой брюзги на него, растянувшегося в чем мать родила на ее постели. Если бы все не болело так сильно, он рассмеялся бы. Нет, решил он, она холодна как лягушка или еще хуже, и начал вынашивать план, как бы посчитаться с ней за то, что она оставила его одного.

В темноте раздалось легкое шуршание. Он предположил, что женщина переодевается в гостиной, и с нетерпением ждал, когда раздастся характерный звук расшнуровываемого корсета.

Наверху, конечно, оставались свободные спальни, но мисс Абигейл почему-то подумала, что теперь для нее было бы не совсем прилично спать наверху, после того как отношения с Дэвидом Мелчером приняли такой оборот. Гораздо предпочтительнее остаться здесь, внизу, на канапе в гостиной. Что правда, то правда, отвратительный мистер Камерон находился за стеной, но ведь они терпеть не могут друг друга. После всего, что между ними произошло, ей было абсолютно все равно, жив он или умер.

Проснувшись, мисс Абигейл вздрогнула и прислушалась. Была глубокая ночь, из окон доносилось пение птиц, насыщенный влагой воздух приносил только холодную сырость.

– Мисс Абигейл...

Ее имя было произнесено хриплым шепотом, и, поняв, что это был он, она проверила, застегнуты ли все пуговицы на ее ночной рубашке.

– Мисс Абигейл? – прошептал он снова, и в этот раз она не стала мешкать и даже не зажгла лампу.

Она уверенно прошла по темному, знакомому ей с детства дому и остановилась у кровати больного.

– Мисс Абигейл? – прохрипел он совсем слабым голосом.

– Да, я здесь, мистер Камерон.

– Мне... мне хуже. Помогите мне.

– Сейчас взгляну. – Что-то подсказало мисс Абигейл, что он не притворяется, и она быстро зажгла лампу. Его глаза были закрыты, простыня, закрывавшая его, полностью съе'хала в сторону. Мисс Абигейл наклонилась, чтобы снять бинты и повязку.

О Боже, – выдохнула она, когда ее

ноздрей достиг ужасный запах.

Край пулевого отверстия стал грязно-серым, зловоние гниющего тела чуть не сбивало с ног.

– Надо звать доктора Догерти, – выкрикнула она и выбежала из дома.

Всегда содержащая себя в надлежащем виде, всегда ухоженная мисс Абигейл бежала босиком, не обращая внимания на росу, которая намочила подол ее ночной рубашки, скользя ступнями по острому гравию. Ее волосы перепутались в диком беспорядке. Она пробежала всю Фронт-стрит до дома доктора Догерти, но еще даже не начав стучать в его дверь, поняла, 41 о его нет дома. Вечером он не пришел проведать больных, а значит остался ночевать в каком-нибудь заброшенном амбаре возле приболевшей лошади или сопровождает какого-нибудь ребенка в загородный дом за много миль отсюда. Торопясь обратно домой, мисс Абигейл молилась и ругала сама себя за то, что не задала доктору Догерти вопросов, ответы на которые теперь пыталась найти в памяти, хотя и знала, что тщетно. Никогда она не позволяла гневу помрачить ее разум. Но вчера с ней произошло именно это. Этот мужчина так сильно ее раздражал, что она не захотела даже и думать о том, чтобы проверить повязку и заменять ее, если надо. Почему она не сделала этого, отбросив гнев? Ее мать всегда говорила: «Гнев никому не идет на пользу». И теперь мисс Абигейл поняла, как это верно.

Она заскочила на ступеньки веранды, задрав ночную рубашку выше колен, и, тяжело дыша, опустилась в ногах своей постели. Он лежал с закрытыми глазами, еле дыша. Позабыв раздражение, мисс Абигейл преисполнилась страха за него и решимости сделать все, чтобы спасти его жизнь. Она опустилась на пол на колени и начала рыться в кедровом ящике, что стоял в ногах кровати, ища незаменимую книгу, которая много лет назад пересекла прерии в крытом фургоне вместе с родителями мисс Абигейл. В ней были рецепты от человеческих болезней и болезней животных, и мисс Абигейл безрассудно надеялась, что сможет найти там решение. Ее пальцы судорожно перебирали страницы.

– Где доктор? – хрипло прошептал больной.

Мисс Абигейл подлетела к кровати.

– Ш-ш-ш, – успокоила она его.

Ее глаза потемнели, волосы разметались. Она листала страницы, вслух зачитывала рецепты и наконец нашла средство. Она отложила книгу, бросилась к двери, бормоча как молитву:

– Древесный уголь и дрожжи, древесный уголь и дрожжи.

Мужчина надолго погрузился в беспамятство, но потом вдруг вышел из него, словно почувствовав, что происходит вокруг. Он услышал клацание печной крышки, восклицание мисс Абигейл «ох!» и улыбнулся, пытаясь представить, что же она, такая осторожная, сделала, причинив себе боль. Какие-то стеклянные, звякающие звуки, звук разрываемой ткани, булькание воды. Почувствовал, как она вошла, нагруженная чем-то. Но когда она начала промывать рану, он вышел из своего блаженного полубессознательного состояния.

Простите, мистер Камерон, но я должна

это сделать.

Он потянулся вниз, чтобы отстранить ее руки.

– Пожалуйста, не сопротивляйтесь, – утихомиривала она. – Пожалуйста. У меня нет времени, чтобы снова связывать вас.

Он застонал – длинно, глубоко, скрежеща зубами, – и мисс Абигейл сжала челюсти, прикусив изнутри свои щеки. Он комкал простыню здоровой рукой, а другой безвольно водил по матрасу. Мисс Абигейл, сглотнув комок в горле, удалила омертвевшую ткань и вытерла тыльной стороной ладони свой взмокший лоб.

Пока она обрабатывала рану дезинфицирующим средством, из ее глаз ручейками текли слезы. Наконец она прошептала:

– Я почти закончила, мистер Камерон.

Она почувствовала, как он ушибленной рукой притянул ее к себе, и удивилась, как же ему это удается. Держа слабеющей рукой ворот ее ночной рубашки, он сказал одними губами:

– Меня зовут не Камерон. Я Джесси.

– Какой Джесси? – прошептала она. Но он тут же погрузился в забытье, отпустив рубашку; губы, оказавшиеся совсем рядом от нее, замерли.

Не дать ему умереть стало делом чести мисс Абигейл. Она смешала влажные, теплые дрожжи с остатками древесного угля и надеялась, что эта смесь поможет ему. Она страстно желала спасти его. Отошло на второй план, что он был за человек и как относился к ней, главным было то, что он тоже из плоти и крови. Она поклялась, что он будет жить.

Если предыдущая ночь выдалась тяжелой, то остаток этой был просто кошмаром.

В книге было сказано, что припарки должны быть все время теплыми, поэтому мисс Абигейл сделала их две и бегала на кухню подогревать. Огонь угасал, и тогда она приносила со двора новую порцию дров. А припарки по-прежнему остывали слишком быстро, поэтому мисс Абигейл приложила к ним сверху горчичники – чтобы, как знала мисс Абигейл, они поддерживали тепло. Но и они требовали частой смены, поэтому вместо того, чтобы привязывать их, мисс Абигейл придерживала их сверху рукой. Больной судорожно дергался, ворочался, страшно стонал. Она смачивала его губы влажной тряпочкой, стараясь, чтобы капли влаги попали в рот. Иногда она произносила его имя, новое имя – Джесси – подбадривая его.

– Давай, Джесси, – неистово шептала она, – давай, помоги мне!

Но вряд ли он слышал ее.

– Не смей умирать у меня на руках, Джесси, не теперь, когда мы пошли на поправку.

Он ворочался в бреду, и мисс Абигейл удерживала его, собирая, как ей казалось, последние силы, чтобы заставить его лежать смирно. Он бормотал что-то.

Она увещевала его с еще большим чувством.

– Давай вместе, Джесси. Я знаю, какой ты молодец. Помогай мне!

Но сама она уже не выдерживала. Она перестала понимать, кто она, кто он, где они и зачем.

Она не заметила, как отключилась.

ГЛАВА 5

На следующее утро мистер Мелчер был на седьмом небе. Его палец почти не болел, и поэтому он решил сделать мисс Абигейл сюрприз, спустившись без ее помощи к завтраку. Дом был погружен в тишину. Прихрамывая, спустившись по лестнице, с нижней ступеньки он заглянул в дверной проем спальни, что находилась рядом с гостиной. Мистер Мелчер ощущал отвращение от одной мысли, что этот уголовник спит под одной крышей с ним и мисс Абигейл, но вместе с тем чувствовал необходимость поближе рассмотреть этого типа. Было бы здорово по возвращении рассказать ребятам из клуба Элизиум про грабителя, которого он, Дэвид Мелчер, уложил на обе лопатки.

Но он никак не ожидал увидеть столь отвратительной картины, когда высунул свою аккуратно причесанную голову из-за косяка.

На раненом грабителе не было никакой одежды, за исключением повязки. Обнаженный и волосатый, он лежал, положив одну ногу поверх двух валиков, другая же, огибая живот мисс Абигейл, была откинута в сторону. Мисс Абигейл находилась в ногах кровати. Ее ночная рубашка задралась до бедер, ноги, просунутые в спинку кровати, свисали рядом с ногами мужчины. Лицо мисс Абигейл, почти на бедре больного, было закрыто копной разметавшихся волос, в которую вплелись пальцы мужчины. Но что было самым страшным: эта развратница вытянула одну руку вдоль покрытого волосами бедра грабителя, так что ее ладонь находилась в опасной близости от мужских гениталий!

И судя по внешнему виду женщины, это было не удивительно. Такую неряху еще надо было поискать: ступни ног грязные, ночная рубашка вся в коричневых и желтых пятнах, кружевные манжеты – в угле. А руки выглядели не лучше, чем все остальное: ногти покрыты коркой грязи, пальцам не помешала бы щетка, левая рука обернута куском грязной марли. Казалось, мисс Абигейл участвовала в потасовке в какой-нибудь забегаловке.

Невероятно, что мисс Абигейл предстала в таком виде, да она и сама была бы потрясена до глубины души, увидев подобную картину!

Грабитель беспокойно заворочался и пробормотал что-то нечленораздельно. Женщина пробудилась от своего глубокого сна и, вздохнув, ощупала повязку и пробормотала:

– Лежи спокойно, Джесси.

Потом мисс Абигейл, все еще сонная, уронила руку на его колено, и прижалась к его голой ноге.

– Это ты, Эбби? – пробормотал он, так и не открыв глаз.

– Да, Джесси, это я, спи.

Он вздохнул, потом раздался легкий храп, и рука мужчины расслаблено застыла в волосах мисс Абигейл. Вскоре ее ровное дыхание присоединилось к дыханию Джесси, а объятый ужасом Дэвид Мелчер беззвучно прокрался обратно в свою комнату.

В последующие дни ужасная сцена оставалась в его памяти. И во время горько-сладких полуденных часов в саду мисс Абигейл он испытывал непреодолимое желание потребовать у нее объяснений, но боялся, что таковых не найдется. В нем нарастала ревность. Мисс Абигейл большую часть времени проводила с преступником, который медленно поправлялся. Иногда Дэвид, проходя мимо спальни внизу, заглядывал внутрь, лелея свою ненависть к мужчине, который покалечил его и украл из его жизни самую большую радость. Хромота Дэвида не проходила, и это принижало его в его собственных глазах. Он стал бояться, что ни одна женщина не найдет его привлекательным. Он видел, как заботливо мисс Абигейл ухаживала за грабителем, хотя тот теперь все время находился под воздействием настойки опия. Каждый раз, когда мисс Абигейл отправлялась в нижнюю спальню, Дэвид чувствовал себя несчастным.

Мисс Абигейл недоумевала, почему Дэвид сторонится ее. Как бы она хотела, чтобы он снова поцеловал ее, поднял бы ей настроение, но он не делал этого. Палец Дэвида полностью зажил, и мисс Абигейл ужасалась при мысли, что он может уехать, и они больше никогда не увидятся. Когда она пыталась порадовать его какими-нибудь мелочами, он сухо благодарил ее и больше не говорил комплиментов.

Доктор сказал, что можно прекратить давать Джесси настойку опия, и одним солнечным утром он проснулся, слабый, но голодный, как волк, и удивился, что все еще жив. Он напряг свои мышцы, ощутил, как они затекли и ныли от долгого лежания, но мучительные боли утихли. Из кухни доносились голоса, и он вспомнил мужчину, из-за которого оказался здесь. Сколько же дней он пробыл без сознания?

Он не слышал шагов, но каким-то образом понял, что она стоит в дверном проеме. Он оторвал взгляд от деревьев за окном и увидел, что она рассматривает его без прошлого неприятия.

Мисс Абигейл в зеленой юбке и белой батистовой блузке выглядела свежей как весенний листок. Ее коричневые волосы были собраны в аккуратный пучок на шее, кожа цвета персика дышала молодостью. И в первый раз Джесси заметил, как сильно улыбка меняет ее лицо.

– Значит вы выкарабкались, – тихо сказала она.

Он молча смотрел на нее и потом произнес:

– Надеюсь, что да, – и мягко добавил: – Подойдите поближе.

Она замешкалась в нерешительности, но потом медленно подошла к краю кровати.

– Вы заняты? – спросил он, хитро улыбаясь.

– Немножко, – задумчиво ответила она. Он положил руку на зеленую юбку и бесстыдно погладил мисс Абигейл пониже спины.

– Кажется, я вам обязан.

Джесси сотни раз проделывал такое с другими, но только мисс Абигейл повезло подвернуться ему под руку именно в тот момент, когда звук их голосов привлек к двери Дэвида Мелчера.

Кровь бросилась Дэвиду в лицо, и он сухо заметил:

– Так, так...

Мисс Абигейл застыла, объятая ужасом и совершенно беспомощная. Все произошло так быстро. Она пыталась вырваться, но Джесси крепко держал ее и с кривой улыбкой, растягивая слова, произнес:

– Мистер Мелчер – наш мстительный герой, я полагаю?

– Вы лишены всяких приличий! – прошипел Дэвид.

Джесси с усмешкой взглянул на мисс Абигейл:

– А чего я не лишен, Эбби?

– Эбби? – в ярости вскрикнул Дэвид. Мисс Абигейл наконец удалось вырваться

из объятий Джесси, и она устремила глаза на человека в дверях.

– Это... это все не так, – умоляла она Дэвида.

– Нет, так, – уколол Джесси, наслаждаясь моментом, но мисс Абигейл развернулась к Джесси и набросилась на него.

– Заткнись! – выпалила она, сжав руки в маленькие кулачки.

Дэвид бросил на парочку уничтожающий взгляд.

– Я уже второй раз нахожу вас с ним в положении... которое я бы назвал... довольно компрометирующим.

– Второй раз! О чем вы говорите? Я никогда...

– Я видел вас, мисс Абигейл, лежащей рядом с ним, а ваша рука... – Тут он внезапно сжал губы, не в состоянии продолжать.

– Вы лгун! – выкрикнула мисс Абигейл.

– Нет, Эбби, – вставил Джесси, – в те две ночи...

Мисс Абигейл испепелила его взглядом.

– Я бы была вам очень благодарна, мистер... как вас там, если бы вы заткнули свой презренный рот!

– Во время сна вы называли его Джесси, – заметил Дэвид.

– Во время... – Она не понимала. Джесси улыбался, наслаждаясь всем происходящим.

– Я думал, вы настоящая леди. Каким дураком я был, – презрительно сказал Дэвид.

– Я никогда не совершала того, на что вы намекаете. Никогда!

– Да? Тогда как же вы провели прошедшую ночь, если не резвились на траве? Ваши рубашка, руки, ноги...

Она вспомнила все очень отчетливо. Пальцы она запачкала, когда раскапывала древесный уголь, а ноги и ночную рубашку – когда бегала за доктором.

– Он был без сознания, у него началась гангрена. Я ходила за доктором Догерти.

– Да? Я что-то не припомню, чтобы доктор приходил в эту ночь.

– Да, не приходил... Я хочу сказать, его не оказалось дома, поэтому мне пришлось лечить Джесси... мистера Камерона, как я могла сама.

– Кажется, вы лечили его не только горчичниками, – обвинял Дэвид.

– Ноя...

– Оставьте свои объяснения для кого-нибудь, кто в них поверит, мисс Маккензи.

Она была бледнее простыни и сжала руки, чтобы остановить их дрожь.

– Я думаю, вам лучше уйти, мистер Мелчер, – тихо произнесла она. Прямая и напряженная, она стояла возле ухмыляющегося негодяя.

– Да, я тоже так думаю, – согласился он, тоже тихим голосом, и вышел из комнаты.

Он поднялся наверх и с тяжелым сердцем собрал свои вещи. Когда он снова спустился вниз, она стояла посреди гостиной, тщательно стерев со своего лица всю душевную боль.

– У меня нет ботинок, – сказал он с потерянным видом.

– Вы можете надеть папины тапочки и вернуть их с кем-нибудь, кого вы пришлете за своим саквояжем.

Она, закрыв глаза, сцепила руки, потом вновь их разняла.

– Мисс Абигейл, я... – Он сглотнул. – Возможно, я был поспешен.

– Да, возможно, – ответила она резким гоном, не в силах скрыть свою боль.

Он захромал к двери, и с каждым шагом, казалось, обрывалось по одному хрупкому лепестку цветка, который расцвел внутри мисс Абигейл с тех пор, как Дэвид появился в ее доме. Он толкнул дверь, и рука мисс Абигейл непроизвольно протянулась к нему.

– Вы...

Он обернулся, и она стыдливо опустила

– Вы можете взять одну из тростей отца. Не надо ее возвращать.

Он взял трость, с упавшим видом посмотрел на мисс Абигейл и сказал:

– Мне так жаль.

Ей захотелось броситься к нему, взять за руку и сказать: «Это недоразумение. Останьтесь, и мы все уладим. Останьтесь, и мы вместе выпьем лимонада в саду. Мне тоже жаль».

Но гордость оставила ее на месте. Он повернулся и, прихрамывая, ушел.

Она смотрела ему вслед, пока он не повернул за угол и навсегда не исчез для нее. Он был таким нежным и к тому же джентльменом. Эти качества оживили в мисс Абигейл давно увядшие надежды старой девы, но теперь они были перечеркнуты. Не будет лимонада в саду, не будет мягких, из козлиной кожи туфель, которые сказали бы ей, что он вспоминает ее. Будут только тихие полуденные часы с прополкой и сумеречные вечера наедине с сонетами. «Что я сделала, чтобы заслужить такое? – подумала она с болью. – Сохранила жизнь преступника».

В этот момент, словно по наитию, раздался его чистый, бархатный голос.

– Эбби?

Трудно себе представить, чтобы одно слово могло так сильно кого-то разозлить.

– Здесь нет никого с таким именем! – взорвалась она, смахивая слезу.

– Да будет вам, Эбби, – примирительно произнес он громче.

Ей страшно захотелось всадить вилку ем> в горло и разодрать его еще раз! Она проигнорировала зов и отправилась на кухню.

– Эбби! – позвал он через несколько минут.

Голос обретал силу, в нем появились нотки нетерпения, но мисс Абигейл продолжала заниматься своими делами, ощущая безмерное удовольствие, оставляя этого бандита без внимания. Ненависть засела в ней как рыбная кость.

– Эбби, черт побери! Вали сюда!

Она съежилась от страха, но поклялась, что никогда больше не допустит, чтобы ее ставили в неловкое положение. Мисс Абигейл просто игнорировала его крики, пока он, наконец, голосом, полным ярости, не проревел:

– Мисс Абигейл, если вы сию же минуту не придете сюда, я описаю вашу лилово-белую постель!

Покраснев и испугавшись, но поверив каждому слову, мисс Абигейл схватила судно и бросилась в спальню.

– Только посмейте! – закричала она и швырнула судно прямо от двери. Оно опустилось на здоровое колено мужчины с резонирующим динъ-н-нъ, но звук еще не успел утихнуть, а мисс Абигейл и след простыл. Она только услышала, как больной прошипел ей вслед что-то о злобной гадюке.

Трепеща от ужаса, она понимала, что сделала лишь хуже, потому что ей еще предстояло возвращаться туда и забрать эту... О, а теперь он так разозлится! Может быть, ей не следовало швырять в него, но он заслужил даже что-нибудь похлеще. Она прижала руки к щекам. Что со мной? Он превратил меня в такого же неотесанного варвара, как он сам. Я должна следить за собой, взять себя в руки. Я постараюсь побыстрее отделаться от него, но до тех пор умерю свой пыл, как всегда увещевала меня мама, и не буду мстить. Когда мисс Абигейл снова вошла в спальню, она полностью владела собой и заговорила с холодным презрением.

– Полагаю, сэр, что на период вашего выздоровления мы заключим перемирие. Я была бы рада, чтобы вы поправились и снова вернулись к нормальной жизни, но просто не могу выносить ваше враждебное отношение ко мне.

– Мое враждебное отношение! Я имею право на такое отношение! Сперва меня подстрелил этот... этот дурак, причем я не знаю, за что, потом какая-то женщина толкала мне в зубы ложкой, отказываясь сказать, где я и почему, называла чужим именем, привязывала к постели и не давала мне судно! Леди, вы говорите о враждебности. Так вот ее у меня хоть отбавляй, а причин для нее еще больше!

Нервы мисс Абигейл напряглись до предела, но она сдержалась, промурлыкав:

– Я вижу, ваши голосовые связки совершенно в порядке.

Ее надменный тон заставил его завопить еще громче:

– Вы, черт побери, правы! Глаза мисс Абигейл округлились.

– Я не потерплю богохульства в моем доме, – предупредила она.

– Катитесь к дьяволу! – прокричал он.

– Не много надо храбрости, чтобы орать как сумасшедший.

Он, наконец, стал остывать. Тогда ровно и спокойно, используя свой изысканный словарный запас, мисс Абигейл прочитала наставления:

– Для начала, сэр, вы должны понять, что я не стану отзываться, когда вы будете фамильярно и пренебрежительно называть меня Абигейл, Эбби или... или леди. Называйте меня мисс Абигейл, а я буду к вам обращаться по фамилии, если вы мне ее любезно сообщите.

– Черта с два.

Как легко нарушал он правила этикета и вдобавок заставлял мисс Абигейл чувствовать себя виноватой.

– А почему бы не называть меня Джесси? – спросил он. – Это мое имя. Вы так упорно добивались, чтобы я его вам сообщил, когда вы думали, что я не очухаюсь.

– Да, чтобы выбить его на вашем надгробном камне, – чопорно ответила мисс Абигейл.

Мужчина вдруг ухмыльнулся.

– Тогда я никогда не скажу, как меня зовут полностью.

Мисс Абигейл быстро отвернулась, боясь не сдержать улыбку.

– Пожалуйста, давайте прекратим эти шуточки и вернемся к нашей дискуссии.

– Вы чертовски правы. Просто зовите меня Джесси, мисс Абигейл.

Услышав, каким тоном он произнес это, она пожалела, что связалась с ним. Никто в жизни не раздражал ее так сильно.

– Очень хорошо. Если вы не хотите мне сказать вашу фамилию, я буду продолжать называть вас мистер Камерон. В любом случае, я уже привыкла к этому. Однако, если вы будете упорствовать в своей грубости, как вы это делали раньше, мы не станем общаться вообще. Я была бы очень признательна, если бы вы последили за своим языком.

– За ним не так-то просто следить. Обычно там, где я бывал, этого не надо было делать.

– Я это уже успела заметить. Тем не менее, я думаю, ни одному из нас не доставляет особого удовольствия находиться в компании друг друга, но раз уж это случилось, не можем ли мы по возможности уменьшить отрицательный эффект?

Он снова обдумал ее слова, продираясь сквозь напыщенную речь и наблюдая за ее вздернутой бровью, которая так и напрашивалась на какую-нибудь остроту.

– Вы не отравите меня еще каким-нибудь варевом, которое вы готовите для головорезов? – поинтересовался он озорно.

– Сегодня утром вы доказали, что, без всякого сомнения, не нуждаетесь в нем, – ответила она.

– В таком случае, мисс Абигейл, я принимаю ваше мирное предложение.

И с этого момента напряжение, казалось, немного ослабло.

Мисс Абигейл подошла к окну в нише и открыла его, пустив в комнату утренний воздух.

– В комнате отвратительно пахнет. Она вместе с вами нуждается в основательном проветривании и мойке. Вы воняете, как и ваша постель.

– Так-так, мисс Абигейл, а кто же на этот раз дерзит?

В его устах «так-так» звучало довольно нелепо, и мисс Абигейл постаралась должным образом ответить на обнаружившееся чувство юмора.

– Я только хотела сказать, что вы, возможно, не отказались бы от ванны, сэр. Если вам больше нравится лежать в своих собственных зловонных испарениях, я с легкой душой позволю вам это.

Он убедился, что она не расстается с высокопарным слогом даже когда волнуется. Было очень забавно видеть, как она заливается краской, и мужчина продолжил дразнить ее.

– Вы предлагаете обдать меня водой, пока я буду лежать голым в кровати?

Он охнул и стыдливо подтянул простыню до подбородка.

Мисс Абигейл обернулась и собрала всю свою выдержку, чтобы удержаться от смеха при виде этой смешной позы.

Она вызывающе посмотрела на него и произнесла не оставляющим сомнений тоном:

– Я делала это раньше... Смогу сделать и еще раз.

Его густые черные брови от удивления взметнулись вверх.

– Делали раньше! – Он снова сдернул простыню вниз до пупка. – Ну, если так... – произнес он, растягивая слова, откинулся, расслабившись и подложив здоровую руку под голову.

Когда она метнулась прочь из комнаты, он лежал улыбаясь и гадал, действительно ли она задаст ему основательную мойку. Его улыбка стала еще шире. Черт, хотел бы я, чтобы ты сделала это, Эбби, думал он, лежа в ее цветочной постели и ощущая неожиданную веселость.

Когда она вернулась, рукава ее блузки были засучены, и мужчина подумал: ага, леди наконец обнажила передо мной свои запястья. Значит, он хорошенько ее подцепил. Ведь она сохраняла свою целомудренность с настоящим фанатизмом, и он предвкушал, как она справится с предстоящей процедурой. Итак, очень довольный собой, он лежал и ждал, когда мисс Абигейл начнет.

Изящные руки мисс Абигейл, казалось, были не способны справиться с такой работой. Но она подложила под него клеенку так ловко и быстро, что он даже не заметил. Он благодушно подчинялся командам мисс Абигейл, приподнимая подбородок, поворачивая голову или поднимая руку. Надо было отдать ей должное – она знала как тщательно вымыть мужчину. Процедура вызывала чертовски приятные ощущения. А когда мисс Абигейл забралась на кровать и расположилась рядом с Джесси, он не мог в это поверить. Но она забралась, ей Богу, забралась! И Джесси неохотно, но зауважал ее.

– Теперь, когда мы заключили перемирие, может быть вы расскажете мне, почему начали называть меня мистером Камероном? – спросил он, пока она смывала пену.

– Когда вы пришли в сознание, я спросила, как вас зовут, а вы сказали «Майк Камерон». Я слышала это вполне отчетливо.

Джесси припомнил тот момент и рассмеялся.

– Я сказал не «Майк Камерон», а «моя камера», но тогда мне казалось, будто кто-то надрал мне шею свежей сыромятной кожей, поэтому говорить было трудновато. – Он огляделся. – Кстати, где она?

– Где что?

Мисс Абигейл продолжала протирать его, стоя на коленях рядом.

– Моя камера.

– Камера? – Она непонимающе взглянула на него. – Вы потеряли свою камеру и думаете, что я знаю, где она?

Он вопросительно приподнял бровь:

– А что, вы не знаете?

Мисс Абигейл мыла его бок, и мочалка в ее руке застыла возле бедра, которое все еще было прикрыто простыней. Она взглянула на мужчину и сухо сказала:

– Поверьте мне, мистер Камерон, я не находила при вас камеры... нигде.

Это вырвалось непроизвольно, и мисс Абигейл немедленно вспыхнула из-за того, что сказала. Она на секунду испуганно встретилась с ним взглядом, возобновив работу с еще большим пылом.

– Чего вы застыдились, мисс Абигейл? – растягивая слова, спросил он с усмешкой. Однако о своем оборудовании он беспокоился не на шутку. – Камера и пластинки занимают уйму места. Куда они подевались? А еще у меня был саквояж. Где он?

– Понятия не имею, о чем вы говорите. Вас принесли ко мне в этом самом виде, как вы есть сейчас, сэр, и никто ничего не говорил ни о камере, ни о пластинках. Уж не думаете ли вы, что я их прячу от вас? Пожалуйста, поднимите руку.

Он поднял руку, и мисс Абигейл намылила ее всю мочалкой.

– Ну где-то они должны быть. Никто не выносил мои вещи с поезда?

Она начала смывать мыло.

– Они вынесли с поезда только вас, мистера Мелчера и его дорожный саквояж. Никто и не ожидал, что вор отправится на дело с камерой.

По едва заметному изгибу брови мисс Абигейл Джесси понял, что она считала нелепой выдумкой его рассказ.

– Скажите, сэр, зачем преступнику камера? – Она пристально смотрела на него, ожидая, какую ложь он состряпает. Он не удержался от остроты.

– Чтобы сфотографировать свои мертвые жертвы для памятного альбома.

Его ухмылка напугала мисс Абигейл.

– Мистер Камерон, это ни капельки не смешно! – вспылила она, внезапно принявшись натирать его с ожесточением.

– О! Полегче! Вы же знаете, я еще не совсем здоров.

– Пожалуйста, не напоминайте мне об этом, – кисло заметила она.

Он произнес более дружелюбным тоном:

– Вы все равно не поверите мне про камеру, поэтому я вам не стану ничего рассказывать. Вам удобно считать, что я с удовольствием граблю поезда, чтобы не чувствовать себя виноватой... – он повысил голос, – за то, что вы хотите протереть до дыр мою кожу вместо того, чтобы просто протереть ее! Ох, вы слышите?! Или вы не знаете, что означает «ох», женщина?

Она выпрямилась так резко, что хрустнули ее шейные позвонки.

– Не называйте меня женщиной, слышите?!

Она снова ухватила его руку и принялась вытирать ее насухо.

– Почему? Вы что, не женщина?

Руки мисс Абигейл замерли, удерживаемые вместе с полотенцем его длинными темными пальцами. Ее охватила паника, сердце бешено забилось. Она взглянула в его темные пытливые глаза.

– Не для вас, – чопорно ответила она и, освободив свою руку, быстро слезла с кровати.

Что-то изменилось между ними, когда он взял ее за руку. Они замолкли, мисс Абигейл занялась правой ногой и намылила ее, тщательно обходя рану. Один раз, почувствовав укол боли, он изогнулся, подняв грудь и утопив затылок в подушке.

– Дело идет на поправку, и не важно, что это может сопровождаться не совсем приятными ощущениями, – заметила мисс Абигейл.

Она все еще была расстроена предыдущими замечаниями Джесси. Когда она проворно намылила ногу и добралась до ступни, он взглянул на мисс Абигейл и тихо спросил:

– А для старины Мелчера? Она приподняла голову.

– Что?

– Вы женщина? Вы женщина для старины Мелчера?

Но момент для вопроса был выбран неподходящий. Она держала его больную ногу и без всяких колебаний опустила вниз, вместе с пеной, водой и всем прочим. Джесси охнул, но мисс Абигейл не сдвинулась с места, с оскорбленным видом глядя на него и сверкая глазами:

– Разве вам недостаточно того, что вы навредили нашим отношениям с мистером Мелчером? Он– настоящий джентльмен... а вы даже понятия не имеете, что это такое. Вам приятно сознавать, что именно по вашей вине я его потеряла?

Нога вдруг чертовски сильно заболела, плотно сжатые губы побелели, но мисс Абигейл не замечала этого. Что ей от него нужно?

– Если он был таким распрекрасным джентльменом, почему вы его вышвырнули отсюда? – возразил Джесси.

Она поджала губы, мочалка полетела в миску, расплескивая воду по его лицу, брызгая на стены и подушку. Джесси отпрянул и выкрикнул:

– Эй, куда идете? Вы еще не закончили!

– У вас, сэр, есть одна здоровая рука. Используйте ее! – И ее юбки исчезли за дверью.

Джесси взглянул вниз, на свою намыленную ступню.

– Но что мне делать с мылом?

– Почему бы вам не попробовать вымыть им ваш рот, что следовало бы сделать еще вашей мамочке!

От сохнущего мыла начался зуд.

– Не оставляйте на мне это мыло!

– Будьте довольны, что я хоть как-то вымыла вас.

Он саданул здоровым кулаком об матрас и заорал во всю глотку:

– А ну-ка вернись, ты, гадюка!

Но она не возвращалась. Зуд стал невыносимым, и Джесси, превозмогая боль, согнулся и простыней вытер намыленную ногу.

Выходя из дома, мисс Абигейл как никогда яростно хлопнула дверью. Абигейл топала по ступеням, словно гессенский солдат. «Я не могу больше находиться в одном доме с этим чудовищем!» – твердила она про себя. Никто в ее жизни не сердил ее так сильно. Стоя в тени липы и устремив свой взгляд на сад, она жалела об утерянном спокойствии, которое всегда присутствовало в ее жизни. Но сегодня ее не радовали даже цветы, миролюбиво покачивающие головками. Как же она сможет выносить присутствие этого гнусного человека, пока он не поправится и не покинет ее дом! Он ведь просто животное. Как наивны ей казались предупреждения доктора о ее же «повышенной чувствительности». Если бы доктор только знал, как пострадала она от человека, которого она свободно пустила в свой дом.

Мать и отец мисс Абигейл были людьми с безупречными манерами. Она не впускала в свою жизнь ругань и гнев. Ее всегда учили скрывать свой гнев, потому что он был проявлением неблаговоспитанности. Но мистеру Камерону удалось вызвать у мисс Абигейл не просто гнев – она чувствовала себя виноватой во всем: не дала немощному судно, потом бросила его в него, грубо обращалась с ним, сделала больно и ушла из дома как обидчивый ребенок. Да что уж там, она даже сделала одно непристойное замечание! Воспоминание об этом заставляло ее щеки пылать даже сейчас.

Но сам виновник не был доволен бегством мисс Абигейл. В неподвижном летнем воздухе сада раздался его голос:

– Мисс Абигейл, за что вам платит железная дорога? Где мой завтрак?

Что за нахальный человек, без зазрения совести что-то требует от нее! Хорошо бы уморить его голодом. Отвратительное создание! Но она попала в ловушку ее собственного воспитания. Мисс Абигейл вернулась на кухню и начала готовить еду, пытаясь восстановить присущий ей образ леди.

Когда она вошла, первым делом Джесси заметил, что на подносе не лежит, как прежде, салфетка.

– В чем дело? Я не получу цветов, как старина Мелчер?

– Откуда вы узнали... – начала она, не подумав.

Он рассмеялся.

– Звук хорошо распространяется по вашему дому. Неужели я вижу на ваших щеках краску неподдельного смущения? О, Боже мой, интересно, догадывался ли старина Мелчер, как можно смутить вас? Похоже, что нет.

Мисс Абигейл тут же захотелось врезать ему за «старину Мелчера».

– Помните о нашем договоре, сэр! – спросила она, с трудом сдерживаясь.

– Я только хотел узнать, почему ко мне относятся с меньшим вниманием, – пожаловался он с притворным страхом.

– Вы хотели есть, сэр. Я принесла еду. Вы желаете лежать здесь, болтая вздор все утро, или собираетесь есть?

– Это зависит от того, чем вы захотели отравить меня на этот раз.

Она вспомнила, как искренне и тепло отзывался мистер Мелчер о ее стряпне, и гнев не оставил мисс Абигейл. Она принесла подушку, чтобы приподнять голову этого дьявола, но теперь подумала, а не задушить ли его ею. Эта мысль, наверно, отразилась на ее лице, потому что Джесси обеспокоенно следил, как она расстилала салфетку на его груди и поднимала ложку. Огонек в глазах Джесси предупредил ее, что неплохо было бы остерегаться его здоровых сверкающих зубов.

– Может, поедите сами? – спросила она сдержанно.

– Нет, не получится. Я лежу слишком низко. Кроме того, я знаю, насколько вам приятно делать это самой, мисс Абигейл.

В уголке его рта промелькнула усмешка.

– Что это за дрянь?

– Эта... дрянь... говяжий бульон.

– Вы собрались уморить меня голодом? – спросил он ужасным, задиристым тоном, который оскорблял мисс Абигейл еще больше, чем прямые обвинения.

– Вечером вы, возможно, получите что– нибудь посущественней, но сейчас есть только бульон и яйца всмятку.

– Ужасно.

Он состроил гримасу.

– Вы найдете это еще более ужасным, когда узнаете, что вас ждет после завтрака.

– Что же?

– Я приготовлю лечебный отвар с бальзамом Джайлида, и так как он покажется вам невыносимо горьким, спешу уверить, что он окажет наилучшее укрепляющее воздействие на такого слабого человека, как вы.

Он обдумывал ее слова, пока она давала ему бульон, стараясь не касаться зубов.

– Вы когда-нибудь говорите, как все нормальные люди, мисс Абигейл? – спросил он погодя.

Она тут же поняла, что он снова пытается

рассердить ее.

– Разве я изъясняюсь не совсем правильно?

– Нет, вполне правильно. Но это как раз и неправильно. Вы не можете говорить так, чтобы все было понятно? Например, «я смешала несколько лекарств, которые прибавят вам сил»?

Мисс Абигейл не могла не вспомнить, как Дэвид Мелчер сравнивал ее речь с языком сонетов. Она и сама всегда гордилась своей грамотностью. Из-за этой новой несправедливой критики она слегка покраснела и хотела было отвернуться, но он схватил ее за запястье:

– Эй, мисс Абигейл, почему вы всегда такая непримиримая? – спросил он, издевка, казалось, на мгновение пропала из его голоса.

– Вы не увидите меня более... более... при– миримой, мистер Камерон. Вы рассердили меня, заставили потерять терпение, кричать словно рыбная торговка и много еще чего. Уверяю вас, это никогда не было свойственно мне. Я воспитанный человек, что отражается на моей речи, я надеюсь. Вы досаждали мне множество раз, но я не вижу оправдания этому новому нападению. Вы что, собираетесь вывернуть мне руку вместе с ложкой?

– Нет... нет, не собираюсь, – ответил он тихо, но не выпустил руку мисс Абигейл – тонкую и изящную – из своих темных, крепких пальцев.

Он переводил взгляд карих глаз с ее руки на ее глаза, нежно встряхивая ее руку. Мисс Абигейл не сопротивлялась.

– Вы более убедительны, когда пребываете в гневе и кричите. Почему бы вам не вести себя так почаще? Я бы не стал возражать.

Она, удивленная, выскользнула из его хватки.

– Ешьте яйца. – Он открыл рот, и она положила туда полную ложку.

– Это что-то противное.

– Да неужели? – радостно согласилась она. – Но это вернет вам силы, а чем скорее вы станете сильным, тем скорее я отделаюсь от вас, поэтому с данного момента я намереваюсь окружить вас неусыпной заботой. Когда вы закончите завтрак, я пойду в город в магазин мистера Филда, чтобы купить льняное семя для припарки. Льняное семя быстро излечит вашу рану, но все же не так быстро, как я бы хотела.

– А как насчет чего-нибудь для руки? Может быть, она сломана, потому что чертовски болш. – Она бросила на него резкий взгляд. – Поймите меня правильно, мисс Абигейл. Я просто души не чаю от вашей заботы, но будь у меня две здоровые руки, я бы смог обнять вас.

– Поберегите свое больное остроумие для кого-нибудь другого.

Джесси ценил мисс Абигейл все больше и больше. Она обладала злым язычком, что особенно ему нравилось, и неплохим чувством юмора. Если бы только ее спина не была так пряма, а взгляды не так прямолинейны, она стала бы похожа на человека, подумал он. В конце концов завтрак был вполне сносным.

– Да, пока вы не ушли. Как насчет того, чтобы побриться?

По ее реакции можно было подумать, что она только что проглотила майского жука.

– Это... не срочно, правда? – забеспокоилась она. – Я хочу сказать, волосы ведь росли и тогда, когда вы были без сознания. Какую роль могут играть несколько часов?

Он потер свой подбородок, и мисс Абигейл задержала дыхание, внезапно почувствовав приступ дурноты. Однако ей удалось получить временную отсрочку, так как рука Джесси остановилась, не достигнув верхней губы. Мисс Абигейл вдруг захотелось убежать из дома.

– Я приготовлю для вас лечебный настой с бальзамом Джайлида, потом схожу в магазин, а вы... ну, вы можете отдыхать, пока я не вернусь... и...

Он махнул рукой в направлении двери, озадаченный ее внезапной нервозностью, столь несвойственной ей. Когда минуту спустя она вернулась с бальзамом Джайлида, он широко открыл рот и проглотил. Это было отвратительно.

– Б-р-р-р-р-р... – проворчал он, закрыв глаза, и вздрогнул, высовывая язык.

При обычных обстоятельствах его недовольная гримаса сделала бы мисс Абигейл счастливой, но сейчас ей было не до злорадства, она слишком беспокоилась, как бы он не обнаружил пропажу усов.

Она беспрерывно думала об этом, пока ходила в город. Центральное окно в нише выходило на юг, а левая и правая створки – на запад и восток. Джесси видел, как мисс Абигейл шла по дороге, прямая, гордая, и удивлялся, как она может носить шляпу и перчатки в такой жаркий июньский день. Мисс Абигейл была необыкновенной женщиной. Женщиной, прокрахмаленной до мозга костей, начиная от ее панталон, и было очень забавно заставлять это крахмальное сооружение потрескивать. Она скрылась из его поля зрения, и он начал думать о других вещах.

Нашли ли его камеру и остальное снаряжение в Роквелле, на конце ветки. Если оно осталось в поезде, команда в Роквелле скорее всего уже нашла его и дала знать Джиму Хадсону, что оно прибыло без Джесси. А Джесси должен был рано или поздно связаться с ним. Стук в дверь отвлек Джесси от его мыслей.

– Входите! – откликнулся он. Вошедший мужчина был коренаст, имел короткие волосы, одышку, но при этом широко улыбался. В качестве приветствия он приподнял свою сумку.

– Меня зовут Кливленд Догерти, известный здесь больше просто как доктор. Как твои дела, парень? После моего предыдущего визита ты выглядишь более живым.

Джесси моментально проникся к нему симпатией.

– Эта женщина слишком упряма, чтобы дать мне умереть. – Доктор разразился хохотом, сразу же поняв, что пациент уже по заслугам оценил мисс Абигейл.

– Абигейл? Она действительно такая. Вам чертовски повезло, что она взялась ухаживать за вами. Знаете, в городе никто больше не хотел браться за это.

– Я так и предполагал.

– Вы были не в лучшем виде, когда вас сняли с поезда. Из ваших вещей остались только рубашка и ботинки. Мы, правда, разрезали на вас штаны. И еще, я думаю, вам принадлежит вот это. – Доктор, изучая из-под насупившихся бровей пациента, достал револьвер и взвесил его на руке. – Он, конечно, разряжен, – подчеркнул доктор.

Потом, словно эта тема была полностью исчерпана, доктор бросил револьвер на постель.

– Думаю, вы можете положить мою рубашку и ботинки под кровать, – сказал Джесси? – Этим мы учиним не такой уж большой беспорядок в доме мисс Абигейл.

– Вы говорите так, как будто уже узнали ее, а? Где она, между прочим?

– Она пошла в город в магазин, – он попытался произнести это именно так, как делала она.

– Я вижу, вам прилично досталось от язычка мисс Абигейл, – сказал доктор, посмеиваясь, – что же, черт возьми, она там делает?

– Она сказала, что пошла за льняным семенем для припарки.

– Похоже, мисс Абигейл знает, что делает. У нее больше рецептов, чем на собаке блох. Давайте посмотрим, что она тут с вами сделала? – Он приподнял простыню и обнаружил, что рана выглядит на удивление прилично. – Я готов был поклясться, что вы в лучшем случае отделаетесь гангреной и потеряете ногу. Но мисс Абигейл сделала смесь из древесного угля и дрожжей, которая очистила рану и выгнала гной на поверхность. Это спасло вам жизнь, приятель, или по крайней мере ногу.

– Но я слышал, что вы еще раньше делали операцию. Думаю, я обязан вам. Именно вы позаботились обо мне, когда меня сняли с поезда. Люди говорили, будто я ограбил его, и сомневались, стоит ли меня латать.

– Некоторые, возможно, и сомневались. Даже некоторые из этого города. Но не все же такие. Как, черт возьми, вас зовут?

Джесси нравились крепкие выражения этого человека и то, что его, казалось, не заботило, грабителя он спас от смерти или кого– то еще.

– Зовите меня просто Джесси.

– Ну, Джесси, я считаю, каждый человек имеет, во-первых, право на медицинскую помощь и на судебное разбирательство, во– вторых.

– Судебное разбирательство?

– Ну, так говорят. Разумеется, оно должно быть, учитывая, как вы к нам попали.

– Из-за меня здесь поднялся шум?

– Шум не то слово. Весь город, черт его подери, собрался на моей лужайке, чтобы обвинить меня в том, что я взял вас к себе в качестве пациента. Рассердили меня не на шутку, позвольте вам заметить! Народ до сих пор нервничает по поводу того, что вы находитесь среди него. И их не трудно понять.

– А мисс Абигейл бросила народу вызов?

– Да. Прошла сквозь толпу, холодная как салат из огурцов, и сказала всем этим проклятым людишкам, что хочет ухаживать за вами... даже за двумя вами! Когда она такая, все начинают чувствовать себя немного робко.

– И какая же она, док?

– Хотите сказать, что сами не знаете?

– Ну, у меня есть одна идейка, но мне хотелось бы послушать вашу версию.

– Я могу сказать вам, но вы не узнаете ничего нового после того, как провели некоторое время вместе с ней. Я думаю, вы уже поняли, что она не шлюха. Мисс Абигейл в той или иной степени является мерилом.

Доктор в замешательстве поскреб затылок, задумавшись, как бы описать чувства общественности.

– Я хочу сказать, что если вы хотите выяснить, какой должна быть достойная леди, вы смело можете взять за образец мисс Абигейл, потому что она самая благовоспитанная леди, какую только видел наш город. Если вы хотите узнать, как должна себя вести преданная дочь, вы тоже можете брать пример с мисс Абигейл, после того как она присматривала за своим отцом в последние годы его жизни. Кроме того, кое-каким кумушкам не мешало бы поучиться у мисс Абигейл держать свой нос подальше от городских сплетен. Она в точности такая, как выглядит. Невозможно ошибиться – леди с головы до пят. Именно поэтому весь город и удивился, что она приняла у себя такого головореза.

Последнее слово прозвучало несколько резко, но доктор имел привычку говорить экспромтом, без подготовки, так что казалось, не особо обращает внимание на это.

– Она была когда-нибудь замужем? – спросил Джесси.

– Мисс Абигейл? Нет... – Потом, припомнив что-то, доктор добавил: – Погодите-ка минутку. Она чуть не вышла один раз. Он был бездельником, никогда не видел их вместе. Но, насколько я помню, он ухаживал за ней как раз до болезни отца. Видно, не горел желанием остаться вместе со своей невестой в компании прикованного к постели больного старика, поэтому и бросил ее, оставив на мели. С годами забываются такие вещи. Но она в этом смысле другая. Впрочем, довольно трудно представить мисс Абигейл в каком-то ином качестве, кроме незамужней женщины. Представляешь, как мы все удивились, когда она взяла вас? – Доктор поднял глаза. – Как она справляется?

– Кровотечение остановила не хуже повитухи.

– Это тоже в ее духе. Когда она берется за что-то, делает до конца, и ей не помешает ни черт, ни наводнение. Свою молодость она посвятила отцу, когда он умер, мы были на сто процентов уверены, что она останется старой девой. Некоторые считают ее немного чванливой, но это не ее вина. Какого черта, да любая бы на ее месте была такой, если еще в молодости все налепили на нее ярлык старой девы. Ну, в любом случае, было бы здорово, если бы вы оказали ей должное уважение.

– Даю вам слово. Доктор, не могли бы вы осмотреть эту руку?

Доктор объяснил, что рука всего лишь ушиблена, и затем обобщил свои заключения.

– Ну что ж, благодаря мисс Абигейл, поправляетесь вы быстро, но не пытайтесь ускорить эти темпы. Двигайтесь медленно и осторожно. Завтра утром постарайтесь сесть, но не более того. Судя по вашему виду, я бы сказал, что к концу этой недели вы сможете потихоньку ковылять. Только не перетрудитесь.

Джесси улыбнулся и качнул головой, полюбив доктора к его уходу еще больше.

– Док?

– Да?

– А что со стариной Мелчером?

– Я все гадал, когда вы спросите о нем. – Впервые с того момента, как он зашел в комнату, доктор различил на лице Джесси глубокие морщины. – Скорее всего, он сегодня уедет. Он отправился на станцию и купил себе билет до Денвера на полуденный поезд. Вы знаете, что отстрелили ему палец на ноге?

– Я слышал.

– Он, возможно, будет хромать всю оставшуюся жизнь. Большой материал для судебного дела, да?

– Извините меня, но я не чувствую за собой вины, – с горечью в голосе сказал Джесси. – Вы только посмотрите, что он сделал со мной!

– Здесь, в городе, считают по-другому, по крайней мере я так думаю. Вы– злодей... он – герой.

Странно, но в этих искренних словах доктора Джесси не уловил осуждения в свой адрес. Они посмотрели друг другу в глаза, и в их взглядах сквозило взаимное молчаливое одобрение.

– Передайте мисс Абигейл, что я постараюсь появиться, если снова понадоблюсь ей, но вряд ли.

– Спасибо, док.

Доктор остановился в дверях, обернулся в последний раз и сказал:

– Поблагодарите мисс Абигейл. Именно она спасла вам жизнь. – И он ушел.

Джесси лежал и думал обо всем, что сказал ему доктор, пытаясь представить себе молодую, трепещущую мисс Абигейл, за которой ухаживает страстный почитатель, но картинка все время расплывалась. Еще труднее было представить какой она была, когда ухаживала за своим больным отцом. Он задумался, сколько же ей лет, и предположил, должно быть, что-то около тридцати. Но манера держаться и говорить делали ее гораздо старше, скучнее и старомоднее. Картинка, где она вместе с мужем и детьми, казалась вообще нелепой. Она не подходила на эту роль, в которой прилипчивые детские ручки тянут ее безупречно чистый фартук или показывают куличик из песка. И уж совсем невозможно было представить ее стонущей в экстазе в объятиях мужчины.

Но словно в калейдоскопе, в воображении Джесси встала картина, как мисс Абигейл этой ночью сражалась за его жизнь: волосы и ночная рубашка в полном беспорядке, склонившись над ним, она умоляет и приказывает бороться вместе с ней. Сколько энергии, огня и самоотверженности– совсем другой человек, две совершенно несовместимые личности. И по словам доктора Догерти, он обязан ей жизнью. Ему стало как-то не по себе, когда он подумал о том, как она была обманом увлечена, а затем брошена тем другим мужчиной много лет назад только из-за того, что должна была ухаживать за больным, и теперь то же самое случилось еще раз, но по его, Джесси, вине. Чувство вины было для него новым. И все же он решил, что обязан как-то отблагодарить ее и попридержать свой язык, потому что она потеряла из-за него приятеля.

Но как хочется ее подразнить, подумал он. Да, мне этого определенно не хватает.

ГЛАВА 6

По дороге домой мисс Абигейл размышляла о том, что ей вряд ли удастся бесконечно откладывать бритье. Рано или поздно он обнаружит, что она уже побрила его, если только уже не обнаружил! Она собиралась выдержать это суровое испытание одновременно с мытьем, но он так ее рассердил, что она просто не захотела иметь с ним дело. О, если бы все обошлось! Теперь, когда мисс Абигейл знала, какой он вспыльчивый, она дрожала от страха, что он может просто растерзать ее, когда обнаружит, что усов нет.

– Я пришла, – объявила она с порога спальни, как всегда, неожиданно для него. Его сильно раздражало, как она ходила по дому без единого звука.

– Ага.

Незаметно вздохнув от облегчения, что он до сих пор не сделал страшного открытия, мисс Абигейл вошла в комнату и по пути к зеркалу стянула белые перчатки. Джесси внезапно понял, что рад ее возвращению.

– Ну и купили вы ваше льняное семя? – спросил он, рассматривая ее полупрофиль, пока она поднимала руки к голове и вынимала филигранную шляпную булавку. Он еще раз отметил, что у нее великолепная грудь. Обычно накрахмаленные блузки скрывали ее, но с этого угла, в тот момент, когда ее руки были подняты, грудь выдавала себя.

– Купила, – ответила она, оборачиваясь, – и несколько свежих лимонов для освежающих напитков.

Джесси сдержался от острой ремарки в адрес Мелчера и вместо нее спросил:

– Вы не принесли мне пива?

Мисс Абигейл почувствовала раздражение.

– Ваше хроническое пьянство временно прекращается. Пока вы здесь, употребляйте лимонад.

Он понял, что претенциозным словечком из своего обширного запаса таковых Абигейл решила поставить его, Джесси, на место. Хроническое пьянство! Но он был в благодушном настроении и удержался от шуток, согласившись:

– Вообще-то, лимонад тоже довольно приятная штука, мисс Абигейл.

Она вдруг ощутила необъяснимое щемящее чувство в груди, а легкий ветерок, ворвавшийся в окно, захватил ее юбку и надул пузырем перед ней. Мисс Абигейл сняла шляпку и молодым, очаровательным жестом прижала ею юбку, заставив Джесси вновь гадать, какой же она была в молодости девочкой.

– Если... если хотите, я могу побрить вас. Ее глаза избегали его взгляда, руки нервно теребили маргаритки на шляпке. Он потер подбородок, и сердце мисс Абигейл чуть не выпрыгнуло из груди.

– Я, наверно, выгляжу, как гризли, – улыбаясь, проговорил он.

– Да, – согласилась она ослабевшим голосом и подумала, а через минуту вы, возможно, будете и вести себя как гризли. – Я схожу за горячей водой и принесу все необходимое.

Она вышла из комнаты, затопила печь, взяла чистые полотенца и старые отцовские чашку и помазок. Она потянулась за тазиком, когда раздался громоподобный голос Джесси.

– Мисс Абигейл, а ну-ка бегом сюда, да поскорее!

Она распрямилась так быстро, словно Джесси пихнул ее носком своего ботинка, затем, закрыв глаза, сосчитала до десяти, но не успела закончить, как Джесси снова завопил:

– Мисс Абигейл... немедленно!

Он полностью забыл свое обещание быть с ней обходительным. Она зашла, держа перед собой тазик, словно щит.

– Да, мистер Камерон? – едва слышно прошептала она.

– Да будет вам, «мистер Камерон»! – заорал он. – Где, черт побери, мои усы?

– Их нет, – пропищала она.

– Я только что это обнаружил. И кто же постарался?

– Постарался? Не понимаю, почему надо называть это...

– Дьявол, я буду называть это гак. как мне заблагорассудится. Это ваших рук дело...

Он был так разозлен, что забыл ее имя.

– Кто, черт побери, дал вам разрешение брить меня?

– Мне не нужно никакого разрешения. Мне платят за то, чтобы я присматривала за вами.

– Вы называете эю присматривать? – Сейчас его черные, пронзительные глаза утратили светло-коричневый оттенок. – Вы, верно, решили, что раз вы меняете простыни, судна, повязки– то можете поменять и все, что угодно. Ну так вот, с одним ты переборщила, слышишь меня, женщина?! Переборщила!

Хоть она и дрожала от страха, но не могла терпеть, чтобы с ней так разговаривали.

– Мне не нравится, что вы кричите на меня. Пожалуйста, потише.

Однако ее самообладание, казалось, только еще больше распалило Джесси, и он принялся распекать ее с новой силой:

– О Боже, – взмолился он, – избавь меня от этой бабы! Вы решили проучить большого испорченного грабителя? Да, это в вашем характере. Или вы сбрили их только потому, что ненавидите усы? Я вас раскусил, мисс Абигейл. Я встречал дамочек такого сорта. Для вас любой мужчина представляет собой угрозу, так? Все, что хоть отдаленно отдает зрелым мужским началом, иссушает вас настолько, что вы начинаете скрипеть при ходьбе. Ну так вы нашли не того мужчину, чтобы вымещать на нем жажду вашей пуританской мести. Ты слышишь меня, женщина? Ты заплатишь за это и дорого!

Мисс Абигейл, покраснев, пришла в ужас от того, что он был близок к истине.

– Я уже заплатила за это сполна хотя бы тем, что смирно стою подле вас и выслушиваю ваши оскорбления которых вовсе не заслужила.

– Вы хотите поговорить о том, кто что заслужил? А я заслужил это? – Он показал на свою раненую ногу. – Или это? – Он указал на свою верхнюю губу.

Мисс Абигейл вновь пришло в голову, что Джесси без усов выглядит как-то неестественно.

– Возможно, я поторопилась, – начала она, по-прежнему трепеща, но желая принести своего рода извинения, чтобы только заставить Джесси замолчать.

Он насмешливо фыркнул и уставился в потолок.

– Если вам станет от этого лучше, – сказала она, – я прошу прощения за содеянное.

– Верьте или не верьте, но мне от этого ни чуточку не лучше, – и он продолжил оскорбленным тоном, – какого черта вы сделали это? Вам они мешали?

– Они казались грязными и придавали вам вид типичного разбойника, – ее голос заметно окреп, – неужели вы не знаете, что большинство знаменитых преступников носили усы?

– Да ну? – Он слегка приподнял голову, чтобы посмотреть на мисс Абигейл. – И сколько людей нашего круга вы встречали?

– Только вас, – неуверенно ответила она.

– Только меня.

– Да, – сказала она очень кротко.

– И вы побрили меня с тем, чтобы я не был похож на остальных, да?

Мисс Абигейл, всегда очень крепко державшая себя в руках, чуть не заревела.

– В общем-то н... нет. Ну, нет... Я имею в виду, усы доставляют много хлопот во время... ну, во время еды. Я имею в виду, что... они колются.

Его голова упала на подушку.

– Что?

– Ничего! – огрызнулась мисс Абигейл.

– Они кололись?

Поставленная своим предательским языком в неловкое положение, мисс Абигейл была вынуждена объясниться.

– Да кололись, когда я кормила вас через соломку.

Эти слова заставили его приподнять голову еще выше:

– Не могли бы вы объяснить свои слова, мисс Абигейл?

Но она стала такой красной, что он чуть ли не ощущал запах подпаленного крахмала с ее воротника. Пока она, выйдя из комнаты, собирала бритвенные принадлежности, Джесси пришла в голову бредовая идея, и так как он знал толк в женщинах, идея польстила его самолюбию, что несколько остудило его гнев. Но здравый смысл подсказывал Джесси, что такого не может быть – только не с этой замороженной мисс Абигейл! И все же, когда она вернулась, игривая как кошка в мае, и суетилась вокруг с бритвенными принадлежностями, стараясь не смотреть на Джесси, он решил, почему бы и нет.

Она чувствовала на себе его дикий, преследующий взгляд, но собрала волю в кулак и, приблизившись к постели, налила в чашку горячей воды, а затем взбила пену. Однако, когда она сделала движение к Джесси, его глаза предупреждающе засверкали.

– Я сам, – возразил он и выхватил из ее руки намыленный помазок. – Держите зеркало, – приказал он.

Но стоило ему увидеть свое лишенное растительности лицо, как он снова разозлился.

– Черт вас подери, Эбби, вы бы еще за одно подравняли и мой нос. Усы являются частью мужчины, он без них чувствует себя ущербным.

В его словах прозвучало неподдельное расстройство. Глядя в зеркало, он скорбно покачал головой своему собственному отражению и начал намыливаться словно для того, чтобы скрыть под пеной то, что увидел.

Когда черные бакенбарды покрылись белой пеной, Джесси стал выглядеть менее грозным, поэтому мисс Абигейл позволила себе заметить:

– Я тоже поняла это, когда сбрила их. Простите меня.

Она сказала это с искренним раскаянием, поэтому он прекратил намыливать челюсть и повернулся, внимательно смотря на хозяйку. Она, не спуская глаз с зеркала, произнесла:

– Я... я обнаружила, что вы мне тоже больше нравитесь с усами.

Боясь, как бы не ляпнуть чего лишнего и не дать новое оружие в руки Джесси, мисс Абигейл осмелилась взглянуть на него, однако хмурое выражение на его лице пропало и, как это ни удивительно, в голосе уже не чувствовался гнев,

– Они отрастут снова.

Что-то подсказало ей, что самое худшее уже позади, и что он пытается держать себя в руках.

Довольная этим, мисс Абигейл предположила:

– Да, ваша борода растет исключительно быстро.

Они несколько мгновений изучали друг друга, и Джесси пришло в голову, что его-то она изучает уже давно, когда он был без сознания, и причем пристально, чтобы отметить рост его бороды.

– Какая вы наблюдательная, мисс Абигейл, – сказал он тихо, и чтоб ему провалиться, если она не покраснела. – Вот, возьмите, вы можете продолжать. Левой рукой я еще плохо владею.

– Вы уверены, что можете доверять мне? Одна ее изящная бровь приподнялась выше

другой, но Джесси только улыбнулся.

– Нет, а могу?

– Мистер Мелчер доверял, – солгала она, не зная, прочему ей захотелось, чтобы он подумал, будто она брила Мелчера.

– Он выглядел совсем не мужественно. Вы уверены, что у него на лице были волосы, когда брили его?

– Сидите смирно, или я отрежу вам нос, – она занесла бритву над щекой Джесси, – он ведь не отрастет снова, как усы.

– Только не трогайте верхнюю губу, – предупредил он, потом напряг мышцы на лице и ощутил не совсем умелые поскребывания лезвия. Он остановил мисс Абигейл: – Подправьте здесь форму...

– Я помню форму очень хорошо, сэр, – перебила она, – и вы, между прочим, опять схватили меня за запястье.

Казалось, прошла вечность, пока его темные пальцы держали ее запястье.

– Да, схватил, – усмехнулся Джесси. – Если вы снимете хоть один лишний волосок, я отниму у вас бритву и применю ее по своему усмотрению.

Он отпустил ее и закрыл глаза, мисс Абигейл закончила процедуру. Она справилась с задачей очень хорошо. Действительно, подумал Джесси, она помнит форму. И это почему-то очень ему понравилось.

– Мисс Абигейл?

Она оторвалась от полоскания лезвия и встретилась взглядом с черными глазами, улыбающимися и переполненными недобрым весельем.

– Я все ломаю голову, как с вами посчитаться за потерю усов.

– Я в этом не сомневаюсь, сэр. А может, мы вместе выпьем лимонада как лучшие друзья.

Когда она принесла лимонад, у Джесси никак не получалось пить из стакана.

– Вот, попробуйте, – сказала мисс Абигейл, протягивая ему что-то, похожее на ивовый прут.

– Что это?

– Стебель рогоза, сердцевину которого я выдавила вязальной спицей. Можете пить лимонад через него.

Он попробовал, и у него получилось.

– Какая вы изобретательная. Почему вы не принесли его вместе с бульоном сегодня утром? Вам хотелось покормить меня с ложечки?

– Я просто не подумала об этом.

– А, – понимающе произнес он с выражением, мол, такому только дурак поверит.

– У меня было много дел, – резко сказала мисс Абигейл, решив, что не стоит оставаться и пить с ним лимонад, если он продолжает ее дразнить.

– А вы не будете пить лимонад? Принесите себе и давайте поговорим минуту.

– Меня утомили ваши разговоры. Жаль, что у вас прорезался голос.

– Как жестоко с вашей стороны отказывать мне в праве использовать собственный голос, когда это одна из немногих моих составляющих, которая работает нормально. – Прежде чем мисс Абигейл успела решить, нет ли здесь какой-нибудь непристойности, он продолжил: – Не уходите. Я просто хочу немного поболтать с вами.

Она заколебалась и потом, сама удивляясь, зачем остается, села в кресло-качалку. Она элегантно пригубила лимонад, а Джесси, томимый жаждой, втянул напиток сквозь рогоз и потом довольно проурчал:

– Это почти так же хорошо, как пиво.

– Не могу сравнить. – Конечно, он так и предполагал.

– Приходил доктор Догерти, пока вас не было.

– И как он нашел ваше состояние?

– Намного лучше, чем ожидал. – Она подняла свой стакан, но не глаза. – Он сказал, что я обязан поблагодарить вас за спасение своей жизни, – продолжал Джесси.

– А вы что думаете? – с вызовом спросила мисс Абигейл.

– Я еще не решил, – ответил он. – Что же вам пришлось делать, чтобы спасти меня? Мне любопытно.

– Не так много. Припарка здесь, компресс там.

– К чему такая скромность, мисс Абигейл? Я знаю, ведь, чтобы вылечить меня, нужно было не просто погладить меня по головке. У меня возникает вполне естественный интерес, как вам удалось не дать моей туше сгнить.

Мисс Абигейл непроизвольно стала изучать два своих покалеченных пальца, потирая большим пальцем маленькие болячки, и не заметила, что Джесси следит за ней.

– Мне пришлось мало что делать. Вы – сильный и здоровый, и пуля не причинила вам большого вреда, вот и все.

– Мы с доктором удивлялись, как вам удалось кормить меня. Я слышал, вы говорили, что я ел – вы ссылались на это сегодня не один раз. Как может есть человек, находящийся без сознания?

– Хорошо, я расскажу вам. Я кормила вас при помощи стебля рогоза, через который вы пьете. Мне пришлось вставлять его вам в рот. Именно поэтому у вас и болело так сильно горло, когда вы в первый раз проснулись.

Джесси опять заметил как мисс Абигейл рассеянно потирает фаланги пальцев и начал складывать два и два.

– Вы говорите, что клали еду и лекарства ложкой в это маленькое отверстие?

Под градом вопросов мисс Абигейл чувствовала себя очень неуютно. Потом, внезапно поняв, что Джесси не сводит глаз с ее болячек, она спрятала руку в складках юбки.

– Я не накладывала их ложкой. Я вдувала их, – нетерпеливо выложила она.

– Изо рта в рот, мисс Абигейл? – удивленно спросил он.

– Изо рта в рот, мистер Камерон, – ответила она, избегая его глаз.

– Да будь я проклят.

– Да, вполне возможно, но будьте добры воздерживаться от подобных выражений в моем присутствии.

– И именно так вы и укололись о мои усы? Из-за этой коротенькой, крохотной соломки? Мне кажется, что ее надо было отрезать подлиннее.

Чувствуя как краснеет, мисс Абигейл вскочила с кресла, но Джесси был еще быстрее. Он потянулся, схватил ее за руку, осмотрел ее поврежденные пальцы и перевел взгляд на лицо. Озорная улыбка изогнула уголки его губ.

– А это... – сказал он, рассматривая ее пальцы, – это что такое?

– Отпустите мою руку, сэр!

– Сразу же, как только я удовлетворю свое любопытство, что же здесь произошло, пока я был не в себе. Может быть, это отметины моих зубов?

– Да!

Он держал ее руку мертвой хваткой, а мисс Абигейл пыталась вырваться из нее.

– Что вы делали своими пальчиками у меня во рту?

– Держала его открытым и прижимала ваш язык, пока вставляла соломку.

– И это вы называете не так много?

Она молча посмотрела на него и покраснела до ушей.

– Кормить завзятого преступника изо рта в рот, засовывать пальцы в его рот, гак что он в конце концов укусил вас, и это не так много? Это преданность, мисс Абигейл. Это самоотверженность и невиданная преданность, разве нет? Мне кажется, я обязан выразить вам свою благодарность.

– Вы не обязаны мне ничего... Пустите мою...

– Я обязан поблагодарить вас Как мне лучше это сделать?

– Просто отпустите мою руку, и этого будет вполне достаточно.

– О нет, мисс Абигейл. Я этого ни за что не сделаю. Вы применили необщепринятые, если не сказать интимные, способы по уходу за мной. Я был бы весьма неблагодарным, если бы оставил ваше великодушие без внимания.

Джесси легонько надавил большим пальцем на две отметины от зубов. Их глаза встретились, и все внутри мисс Абигейл странно задрожало. Она все еще пыталась вырваться из его объятий.

– Так как у меня больше нет усов, которые могли колоть вас, позвольте мне... в качестве извинения за это...

Медленным движением он притянул пальцы мисс Абигейл к своим губам и поцеловал. Он почувствовал, что она перестала вырываться и безропотно позволила ему поднести руку к губам. Он перевернул ее и нежно, долго целовал ладошку, оставляя влажный след от языка. Мисс Абигейл отшатнулась и-схватила пойманную в плен руку.

– Я, должно быть, была не в своем уме, разрешив появиться вам в своем доме, – выпалила она.

– Я только хотел извиниться за то, что укусил вас. Не беспокойтесь, этого больше не повторится.

– А может... может эта форма извинения– не что иное, как ваш метод свести со мной счеты за то, что я сбрила вам усы?

– Нет, мисс Абигейл. Когда я выберу средство и время для сведения счетов, вы об этом узнаете.

Невысказанный подтекст этого замечания был вполне ясен, и все что оставалось сделать мисс Абигейл, так это ретироваться от этих небрежно улыбающихся губ и глаз, которые в своем новообретенном веселье были куда более пугающими, чем в гневе.

До конца дня мисс Абигейл держалась как можно дальше от двери в спальню. Каждый раз, как она вспоминала поцелуй, все внутри нее начинало трепетать, но она убеждала себя, что это от гнева.

В полдень ей пришлось нести обед. Она положила ему самый толстый кусок тушеного мяса и бесцеремонно шмякнула тарелку ему на грудь.

Он дремал, но сразу проснулся. Он успел только сказать:

– Эй, приятель, сервис катится по наклонной плоскости. – Но мисс Абигейл уже ушла.

Ее не волновало, справится ли он с мясом. Более того, она надеялась, что мясо окажется достаточно толстым, чтобы он подавился!

– Эй, там, кто-нибудь, принесите еще мяса! – прокричал он через несколько минут.

Мисс Абигейл могла бы уже знать, что такой боров спокойно мог съесть все, что было в доме. Она со шлепком бросила добавку мяса в его тарелку и молча шваркнула ее ему на грудь, а он лежал, усмехаясь, словно знал что-то, чего не знала она.

Днем мисс Абигейл зашла в комнату мистера Мелчера прибраться и нашла там лежавшую, словно любовное письмо, книгу сонетов. Мисс Абигейл была одинока, и в те несколько драгоценных дней мистер Мелчер стал для нее предвестником чего-то, что могло произойти. Но он покинул ее жизнь столь же внезапно как и вошел в нее.

Робкий стук внизу отвлек мысли мисс Абигейл от книги в коричневом переплете. Спускаясь по лестнице, она узнала отделку ткани на рукаве костюма мистера Мелчера, но больше она пока ничего не видела. Ее сердце затрепетало, в гостиной мисс Абигейл остановилась и приложила руку к губам, разгладила перед блузки, пояс и дотронулась до пучка волос на затылке. Она не подозревала, что Джесси видит ее из спальни.

Она вышла из его поля зрения, но он слышал каждое слово, и даже из спальни мог различить, как сильно у нее перехватило дыхание.

– Надо же, мистер Мелчер, это вы.

– Да... Я пришел вернуть тапочки вашего отца.

– Да... конечно. Спасибо. – Пружина дверной ставни издала «дзинь», и наступило продолжительное молчание.

– Боюсь, что доставил вам большие неприятности.

– Нет, нет, совсем никаких неприятностей.

У Мелчера, казалось, было что-то с горлом. Он прочищал его несколько раз, а потом на несколько секунд замолчал. Когда они снова заговорили, это произошло одновременно.

– Мисс Абигейл, я мог бы заскочить...

– Мистер Мелчер, этим утром...

Опять наступила тишина, а мужчина в спальне навострил уши.

– Вы имеете полное право злиться на меня за сегодняшнее утро.

– Нет, мистер Мелчер. Я даже не знаю, что на меня нашло.

– Все же, наверное, это моя вина. Я никогда не говорил таких вещей, как сегодня утром.

– В общем-то, это не важно. Вы ведь через час уезжаете поездом?

– Я хочу, чтобы вы узнали, что это для меня значит – то время, что я провел в вашем замечательном доме, когда вы заботились обо мне. Вы сделали больше, чем я ожидал.

– Не стоит, мистер Мелчер...

Только теперь, вспомнив о присутствии в спальне другого мужчины, мисс Абигейл осознала, что он мог слышать каждое слово, но ей некуда было проводить мистера Мелчера. Веранда была на виду, а кухня – явно не место для приемов.

– Нет, стоит, мисс Абигейл. Ваши... ваши настурции, сонеты, изысканные манеры... Я хочу сказать, что не привык к такому обхождению. Ваша восхитительная еда и неусыпная забота...

– Все это входило в мои обязанности.

– И только? – спросил он. – А я надеялся... – Но он не закончил, и мисс Абигейл начала теребить высокий, твердый, с кружевной отделкой воротничок.

– Мечты бывают очень болезненными, мистер Мелчер, – сказала она тихо.

– Да...

– Я вижу, вы купили себе новые туфли.

– Да. Эти не такие хорошие, как те, что я продаю, но... – Его слова снова смолкли.

– Можете свободно распоряжаться тростью папы. Она мне не нужна с тех пор, как его не стало.

– Вы уверены?

Она вдруг сильно захотела, чтобы он взял эту трость, чтобы унес с собой хоть что-то из ее дома, напоминавшее ему о ней.

– Я не стану переживать о ее отсутствии, а вы можете, если пойдете без нее.

– Да... ну что ж... еще раз спасибо, мисс Абигейл.

Снова наступила тишина, и Джесси представил себе, как двое, скорее всего, уставились на трость старика. Пружина на дверной ставне снова зазвенела.

– Если я когда-нибудь буду здесь проездом, я верну вам трость.

– Не стоит беспокоиться.

– А... понимаю, – сказал он уныло.

– Я не имею в виду... – Мисс Абигейл тоже затихла.

– Я всегда буду вспоминать это место, когда почувствую запах настурций.

Мисс Абигейл сглотнула, ее сердце готово было разорваться, глаза вот-вот утонуть в слезах.

– До свидания, мисс Абигейл, – сказал Мелчер, медленно пятясь.

– До свидания, мистер Мелчер.

Потом стало так тихо, что Джесси мог слышать каждый шаг Мелчера, ковылявшего прочь по дороге. Он увидел хромающую фигуру в восточной створке окна в нише, под наполовину опущенной шторой и подумал, если бы этот чертов дурак поработал головой на том поезде, он сейчас бы не хромал. Первый раз Джесси подумал о Мелчере, не впадая в расстройство или гнев из-за своей собственной немощности. Прошло очень много времени с тех пор, как Мелчер ушел, и до Джесси донеслись шаги мисс Абигейл, возвращавшейся наверх. Она, наверно, смотрела ему вслед, пока он не пропал из виду, подумал Джесси. Он не мог не вспомнить все, что рассказывал ему доктор о том мужчине, который ухаживал за ней раньше. Он сравнивал, что было тогда и теперь. И не мог не почувствовать укола раздражения.

Из окна на втором этаже мисс Абигейл, раздвинув занавески, смотрела, как поднимаются клубы дыма, извергаемые прибывающим полуденным поездом. Звук разрезал тишину, и она рисовала в своем, воображении, как мистер Мелчер, хромая, забирается в поезд. Всем сердцем она умоляла его не забывать ее. Клубящееся облако поднялось над крышей станции и еще раз, унося мистера Мелчера из жизни мисс Абигейл, траурно прозвучал паровой свисток. Когда она повернулась, чтобы перестелить его постель, глаза обжигали слезы.

Она была вполне уверена, что подслушивающий их человек начнет снова дразнить ее. Она подошла к порогу спальни, увидела, что он спит и порадовалась, что может разбудить его:

– Я нашла травы, которые должны помочь вашей руке, – громко сказала она с деловым видом.

От ее слов он проснулся, сжал здоровую руку и потянулся. Движение было медленным, по-мужски энергичным, и мисс Абигейл отвела глаза, вспомнив, как он раньше говорил, что все мужское ее пугает. Он лениво пробормотал что-то, зевнул. Наконец, открыв глаза, медленно проговорил:

– Как дела, мисс Абигейл. Вы давно здесь?

– Я только что...

– Опять смотрите, как растет моя борода?

– Вы себя переоцениваете, сэр. Я бы с большей радостью наблюдала, как растет трава.

Он улыбнулся, опять медленно и лениво.

– Я пришла наложить припарку на ушибленную руку. Чем быстрее она заживет, тем быстрее избавлюсь от мучений с вашим бритьем.

Он рассмеялся, и это означало, что у него более или менее сносное настроение.

– Вы говорите, как мой враг, мисс Абигейл. Но раз уж вы меня так грубо разбудили, составьте мне компанию. Теперь, когда Мелчер уехал, я думаю, вы не станете отказываться.

– Оставьте мистера Мелчера в покое, сделайте милость, – едко сказала она. – Хотите вы, чтобы я поставила компресс на руку, или нет?

– Вне всякого сомнения. В конце концов, этой рукой я держу оружие, так ведь? – Джесси протянул руку мисс Абигейл, и она принялась разматывать старую повязку. – И эту же руку я использую, когда занимаюсь любовью, – добавил он.

Мисс Абигейл резко остановилась, но осознав свой промах, опять стала сматывать бинты.

– Правда очень трудно заниматься любовью с одной левой рукой.

Мисс Абигейл почувствовала, как краска выползает на щеки из-под тугого воротничка.

– Как неделикатно с вашей стороны говорить такое.

Рука была освобождена от повязок, и Джесси слегка напряг ее и попытался коснуться лица мисс Абигейл. Та отпрянула.

– А как неделикатно с вашей стороны, мисс Абигейл, уклоняться от меня, как будто я замышляю что-то недоброе. В конце концов с такой рукой я не способен ни заниматься любовью, ни стрелять. А когда смогу, дам вам знать.

Смутившись, мисс Абигейл отвернулась от него и произнесла умоляющим голосом:

– Что мне сделать, чтобы вы прекратили насмехаться надо мной? Я не привыкла к этому, и не умею защититься. Наверное женщины, с которыми вы водили знакомства в последнее время, быстро находили для вас нужный ответ, но я от ваших шуточек прямо немею. Вы меня страшно смущаете. Я понимаю, что вы именно этого и добиваетесь, поэтому мое признание должно вас наконец-то порадовать. Я открываю вам душу и признаюсь, что эти насмешки приводят меня в замешательство. Я прошу вас, обращайтесь со мной вежливо и уважительно.

– Вы хотите, чтобы я упрашивал вас принести в мою комнату настурции?

Когда она заговорила снова, ее голос был чрезвычайно слаб, почти неслышим.

– Я ничего от вас не хочу, только относитесь ко мне, как к леди, как это делал мистер Мелчер. Но вы, очевидно, презираете мистера Мелчера. Его доброжелательность и предупредительность– неизвестные вам качества, но потешаясь над ним, вы делаете себя еще более отвратительным.

– Старина Мелчер произвел на вас впечатление, да?

Мисс Абигейл с трудом сдержалась, чтобы не повысить голос.

– Мистер Мелчер знает, как обращаться с леди, как заставить ее чувствовать себя особенной и достойной внимания, как восполнить нехватку благородства в повседневном однообразии. Эти вещи кажутся вам чем-то непонятным и маловажным, но это из-за того, что вы никогда не знали, какая сила скрывается в красоте и нежности. Сила для вас– это только... только... злоба, ругань, оскорбления и принуждение других людей делать то, что вы хотите. Мне жаль вас, мистер Камерон, потому что вы почему-то оказались чужды таким прекрасным качествам, как вежливость, уважение, терпение, сдержанность, даже благодарность, и не знаете, что они тоже обладают силой.

– И вы следуете этим добродетелям всю свою жизнь?

– Я пыталась. – Джесси заметил, как лопатки мисс Абигейл напряженно сошлись, когда она с гордостью проговорила это.

– И что вы от этого получили? Посмотрите на себя – вежливая и несчастная, Мелчер бросил, я остался.

Все еще стоя к Джесси спиной, она закричала:

– У вас нет на это права, мистер Камерон! Никакого права! Из-за вас я потеряла его, из-за вас и вашего колкого языка. Я уверена, вы чувствуете себя удовлетворенным, что он уехал, и вместе с ним ушел мой последний шанс, чтобы... чтобы...

Мисс Абигейл не выдержала, склонила лицо в свои ладони и стала всхлипывать. Джесси ни разу не видел, чтобы так плакали. Женщина, которую он довел до слез в последний раз, была его мать. Это случилось, когда он покидал Новый Орлеан, чтобы отправиться на Запад. Плачущая мисс Абигейл представляла такую же душераздирающую картину. В результате он почувствовал себя именно таким, каким она его называла много раз: бессердечным и грубым. Эти чувства были для него чем-то новым и вывели из душевного равновесия. Он вдруг загорелся желанием как-то возместить ту боль, которую он вызвал, но прежде чем успел что– нибудь сказать, она прорыдала:

– Извините меня, сэр, – и вылетела из комнаты.

Джесси отметил про себя, что даже в расстройстве мисс Абигейл не изменяет своим безупречным манерам.

Мисс Абигейл была поражена своим собственным поведением. Ни разу в жизни она не плакала перед мужчиной. Она не считала, что слезы приносят облегчение, но закончив плакать, как ни странно, почувствовала, что очистилась. Вся горечь и однообразие ее жизни, все потерянные годы, все непознанные радости, все удовольствия, о которых она никогда не заикалась ни отцу, ни Ричарду... ах, Ричард... какое блаженное успокоение дает одно лишь воспоминание имени... воплотились во всесокрушающей, великой боли, которую мисс Абигейл отважилась теперь признать. Чувства, которые леди никогда не обнаруживают, хлынули наружу, даровав после многих лет ощущение благословенного освобождения.

Мисс Абигейл стояла в затененном заднем дворике и плакала по Ричарду, по отцу, по Дэвиду Мелчеру, по детям, теплу и замужеству. И впервые за всю свою жизнь она плакала о годах, которые пожертвовала своему отцу.

А Джесси ее срыв показал то, чего он никогда в ней не замечал: она была легко ранимой.

А то, что именно он был виноват в этом срыве, разбудило в нем то, о чем вряд ли могла подозревать мисс Абигейл: раскаяние.

Поэтому ближе к вечеру, когда она опять пришла к нему, между ними наметился первый признак гармонии. На лице ее сохранялось обычное выражение чувства собственного достоинства, единственным напоминанием о слезах была легкая припухлость под веками. Когда она появилась в дверном проеме, он не заметил в ней ни вызова, ни упрека.

– Кажется, я опять пренебрегла вашей рукой, – сказала она.

– Я сам виноват, – сказал он просто. Он был вежлив, на лице не было и тени насмешки.

– Но теперь я могу ею заняться? – спросила она.

– Заходите, – ответил он. – Что у вас на этот раз?

– Разные припарки. Наложить их? – На самом деле она спрашивала, можно ли ей войти без страха вновь подвергнуться нападкам его злого языка. Джесси кивнул, выказав полное понимание. Мисс Абигейл вошла и принялась возиться с его рукой. Джесси еще раз невольно восхитился. Снова и снова она возвращалась к нему, что бы он ни говорил, что бы он ни делал. Перед лицом долга упорство мисс Абигейл не знало границ.

– Как она? – спросила мисс Абигейл, изучая руку.

– Не очень хорошо.

– Вы думаете, сломана кость?

– Доктор сказал, что нет, но, когда я шевелю ею, болит чертовски сильно.

– Было бы удивительно, если ничего не сломано, – сказала мисс Абигейл.

Синяк приобрел страшный желто-зеленый оттенок. Она вынула из дымящейся чашки мокрую тряпочку.

– Что это? – подозрительно спросил Джесси.

– Лежите смирно. – Осторожно держа тряпку двумя пальцами, мисс Абигейл плюнула на нее.

– Это что, наказание для меня?

Но мисс Абигейл отжала тряпку о край чашки и приложила ее к разноцветному синяку. Она жгла руку, но, впрочем, не сильно.

– Полагаю, я это заслужил, – проговорил Джесси, в то время как мисс Абигейл бинтовала руку. – Что вы там положили?

– Кое-что, что избавит вас от боли и вылечит синяк.

– Это что, секрет?

– Нет, не секрет. Это просто сорная трава.

– Сорная трава? Что за трава?

– Трава, которую называют умный-зад– ним-местом.

– Умный-задним-местом! Вы это серьезно? – Он сделал все возможное, чтобы воздержаться от острых замечаний по этому поводу.

Мисс Абигейл между тем подумала: неужели мы не можем сказать друг другу ничего, что бы не вызвало скрытого намека? Он, конечно, нацепил свою усмешку, а мисс Абигейл ее проигнорировала. Чтобы скрыть свое замешательство, она начала рассказывать:

– О пользе умного-задним-местом меня научила моя мать, а ее научила моя бабка. Эта трава рассасывает запекшуюся кровь. Поэтому я и использую ее для вашей руки. Моя бабушка применяла ее для всего. Она ею даже выводила маленькую родинку у себя на подбородке.

Мисс Абигейл, дотронувшись до собственного подбородка, посмотрела в глаза Джесси и нескладно закончила:

– Но, насколько я помню, родинка так и не исчезла. Она никогда...

Ее слова затихли, как только она посмотрела на мрачное лицо Джесси, который все еще ощущал боль от слез, пролитых недавно мисс Абигейл, и размышлял, можно ли о них упомянуть. Но он так ничего и не сказал, погруженный в задумчивость.

Мисс Абигейл смотала марлю в моток.

– Надеюсь, к утру вы почувствуете облегчение в мышцах. – Ее взгляд остановился на его руке. Сейчас, подумала мисс Абигейл, он скажет колкость. Но вместо этого Джесси только вытянул руку и тряхнул головой, словно в душе бранил сам себя.

– Что ж, с револьвером я пока не смогу управиться, но чувствую себя намного лучше.

Это было не то чтобы спасибо, но что-то вроде того, и мисс Абигейл думала об этом все время, пока готовила ужин. Рассчитывать на извинения не приходилось – Джесси, возможно, никогда ни перед кем не извинился за всю свою жизнь. Однако, ее слезы несколько смягчили его, и чтобы дать ему понять, что она не виновата в том, что ведет себя благовоспитанно, она поставила маленький букет настурций в изящный стеклянный кувшин, поднос был снова застелен безупречно чистой льняной салфеткой.

Увидев поднос и цветы, Джесси вопросительно приподнял одну бровь, но расценил это как мирное предложение и решил его принять.

– Это от цветов так приятно пахнет? – он дотронулся до лепестка.

– Да.

– Настурции?

– Они самые.

Они смотрели друг на друга, как два горных козла, размышляющих: бодаться или отступить?

– С такой рукой я не смогу управиться с ножом.

Эти слова дали понять мисс Абигейл, что оливковая ветвь мира принята.

– Ножом займусь я, – предложила она и потом добавила. – Надеюсь, вам нравится печенка, мистер Камерон. Сегодня слишком жаркий день, чтобы долго жечь плиту. Печенка с луком готовится очень быстро.

При этих словах мисс Абигейл Джесси почувствовал, что не стоит открывать рот. Но мисс Абигейл села в кресло-качалку рядом с кроватью и стала резать еду, протягивая кусочки Джесси. Наконец-то между ними установилось какое-то молчаливое согласие. Поэтому Джесси брал печенку, медленно разжевывал и проглатывал, заставляя себя воздерживаться от острот и не расстраивать мисс Абигейл, что для него было, казалось, очень просто. Но, Боже, как он ненавидел печенку!

А она все подносила и подносила ее ко рту, и наконец Джесси не выдержал:

– Что в чашке? – спросил он.

– Кофе.

– Где соломинка?

– Вот, – мисс Абигейл вытащила ее из– под льняной салфетки на подносе.

– Попробую выпить.

Джесси поспешно наполнил рот напитком, потом широко открыл глаза и воскликнул:

– О!

– Ой, – с невинным видом отозвалась мисс Абигейл, – думаю, мне следовало бы предупредить вас, что кофе может быть слишком горячим.

Но он был сосредоточен на том, как бы разделаться с печенкой, и решил не пререкаться с ней из-за кофе. Она хочет мира, и она его получит, клянусь Богом! Он морально приготовил себя к тому, чтобы съесть всю печенку и не вымолвил ни слова, пока тарелка не опустела.

Мисс Абигейл тем временем без умолку болтала, рассказывая о многочисленных домашних рецептах и средствах от болезней, которым она научилась у мамы и бабушки, о книге, в которой она нашла упоминание о древесном угле и дрожжах, спасших его жизнь.

А желудок Джесси бунтовал.

Наконец мисс Абигейл сказала:

– К утру вы будете чувствовать себя так хорошо, что сможете нарезать свою печенку... я хотела сказать, сможете сами нарезать печенку.

Но он лежал с закрытыми глазами, странно безразличный ко всему окружающему. Пожалуйста, не надо, думал он. Все что угодно, кроме печенки. Не зная, что его мутит, мисс Абигейл ушла с подносом, довольная в первый раз тем, каким послушным и понятливым он может быть.

Вымыв половину тарелок, она услышала его слабый зов.

– Мисс Абигейл?

Она прислушалась и улыбнулась, обрадованная, что он наконец называет ее мисс Абигейл без его обычного раздражающего тона, но в то же время забеспокоилась, какую ловушку он мог выдумать на этот раз.

– Мисс Абигейл... принесите мне ведро, пожалуйста, скорее!

Неужели она слышит пожалуйста? Потом до нее дошло, что он просит ведро. Его молчание во время ужина, закрытые глаза после, необычная пассивность... о, нет!

– Иду! – закричала она во все горло. Ведро не успело удариться о пол возле его кровати, как Джесси застонал и с усилием перевернулся поближе к нему. Мисс Абигейл выхватила валики из-под его ноги, перегнулась через него и ухватила вместе с простыней, перевернув на край постели, и как раз вовремя. Наружу вышел каждый кусочек жареной печенки, лука, кофе, зеленых бобов и даже пирог с вишневой начинкой. Он лежал, покрытый испариной, свесившись вниз лицом над краем кровати и закрыв глаза.

Наконец он втянул в себя воздух, и это придало ему сил. Он сказал в пол:

– Вам не приходит в голову, мисс Абигейл, что нам, возможно, на роду написано делать друг другу гадости даже из лучших побуждений?

– Переворачивайтесь, – приказала она. – Вы не должны лежать на раненой ноге.

Она помогла ему снова лечь на спину и заметила его бледность на фоне черных бакенбард.

– Наверно, лучше проверить рану еще раз.

Джесси прикрыл лоб и глаза рукой:

– С раной ничего не случилось. Просто я терпеть не могу печенки, вот и все.

– Что? – у нее перехватило дыхание. – И вы все равно ее съели?

– Да, я попытался, – он выдавил из себя безрадостный смех. – Попытался, но ничего не получилось. Я решил во что бы то ни стало не пререкаться с вами снова, особенно после того, как я увидел, как вы сервировали этот поднос. Но, кажется, я не способен поддерживать мир, даже когда стараюсь. – Он устало отнял руку от глаз и увидел, что мисс Абигейл Маккензи пытается сдержать смех, прикрыв рот обеими руками. Джесси не смог остановить свою собственную робкую усмешку, заигравшую на его лице. И тогда мисс Абигейл сделала самую удивительную вещь! Она рухнула на кресло-качалку и смеялась, смеялась, хватаясь за живот и наполняя своей веселостью всю комнату. Такого Джесси от нее не ожидал. Она раскачивалась взад и вперед, забывшись, болтая ногами как дети на качелях, и кружевные нижние юбки повторяли ее движения. И какой очаровательной она стала!

– Прошу прощения, что не могу присоединиться к вам, – сказал Джесси, – но сразу после того, как тебе вывернуло кишки, смеяться довольно больно.

И он с улыбкой продолжал размышлять, как удивительно привлекательно выглядит мисс Абигейл без своего защитного панциря.

– Ох, мистер Камерон, – выдохнула она наконец, – возможно, вы правы, и на роду у нас написано. Даже когда вы пытаетесь отдать должное моей кухне, это оборачивается неприятным исходом.

Она снова весело засмеялась.

– Исходом? На этот раз вы выбрали подходящее слово, – сказал он, посмеиваясь, несмотря на болезненные ощущения в желудке. «О Боже, не допусти, чтобы я рассмеялся... пожалуйста» – уговаривал он себя.

– Вы это заслужили своими оскорбительными замечаниями в адрес моей стряпни.

– Кто кого оскорблял? Именно вы заталкивали в меня эту печенку, даже не побеспокоившись спросить, люблю ли я ее. Заставлять ее есть, это было бы более чем оскорбление. Поверьте мне, леди, это могло убить меня.

К этому моменту она так развеселилась, что позабыла обидеться и на его богохульство, и на то как он в шутку назвал ее леди. Она откинулась в качалке, а Джесси с наслаждением наблюдал за ней.

– Одну за другой я открываю щели в вашей броне, – сказала она, замедляя качание и расслабленно наклонив голову назад. – И одна из них – печенка.

Джесси ни разу еще не видел ее такой расслабленной: руки, ладонями вверх, лежали на коленях, золотой вечерний солнечный свет проходил сквозь западное окно и подсвечивал ее волосы, подбородок, высокий воротник, мочки ушей и ресницы, заставляя их сиять.

Джесси снова задался вопросом, сколько же ей лет, потому что она, откинувшись на спинку кресла, выглядела неожиданно молодо, и он вновь почувствовал сожаление о том, что сказал раньше, как ее покинул Мелчер. Он хотел бы внести ясность в этот вопрос, может быть прямо сейчас, когда она была раскрепощена и приветлива. Сейчас они могли поговорить об этом и избавиться от плохих чувств.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Слишком много, чтобы вы интересовались этим.

– Слишком много, чтобы позволять таким выгодным партиям, как Мелчер, уходить прочь?

– Вы невыносимы, – произнесла она, но без вызова, все еще сидя расслабленно в кресле.

Она повернула голову в сторону Джесси, встретилась с ним глазами, и легкая улыбка тронула ее губы.

– Может быть, – признал он, тоже улыбаясь. – А вы беспокоитесь.

– О чем же это?

– О том, что состаритесь и так не встретите мужчину, В тех местах, откуда родом Мелчер, их предостаточно.

– На Разъезде Стюарта их тоже хватает, – подчеркнуто сказала она.

– Н-да... го-то я заметил вашу слабость к Мелчеру, он был здесь вашей последней надеждой, да?

Она не ответила, но этого и не требовалось. Он внимательно рассматривал ее, пока она, прищурившись, смотрела на солнце, словно играя с ним в какую-то игру.

– Я должен извиниться за это, мисс Абигейл?

Она оторвалась от лучей солнца и повернулась к нему. Помедлив минуту, она мягко сказала:

– Если вам надо спрашивать на это разрешение, то оно уже ничего не будет стоить.

– Неужели? Теперь извинения между нами станут своего рода разочарованием, разве нет?

Мы деремся друг с другом как уличные коты. Вы будете скучать, если я внезапно стану кротким.

– А вам больно приносить извинения, правильно? – возразила она.

– Больно? Вы несправедливы ко мне, мисс Абигейл. Я способен приносить извинения ничуть не хуже остальных.

Но он так и не извинился.

– Я же извинилась за ваши усы.

– Из-за страха, я думаю.

Она отвернулась от Джесси, вновь обратившись к свету, который струился сквозь окно, и пожала плечами.

– Извинение свидетельствует о силе – не силе тела, которой вы, я уверена, всегда обладали, а о силе характера, которой обладал мистер Мслчер.

Приятное настроение Джесси при этих словах мгновенно испортилось. Ему было неприятно, что его все время сравнивают с этим человеком, причем не в его пользу, и это ему надоело. Его Я было болезненно задето. Ему совсем не нравилось, что кто-то считает его неполноценным, даже если этот кто-то– такая бесполая особа, как мисс Абигейл, и тем более в сравнении с молокососом Мелчером. Если этой женщине для собственного спокойствия так требуется извинение, она его, ей-Богу, получит!

– Простите мисс Абигейл. Вам стало лучше?

Она не обернулась в его сторону, сидя неподвижно, поглощенная солнечными лучами. Но защитные нотки в голосе Джесси сделали его извинение менее чем искренним.

– Нет, совсем нет. Предполагается, что это вам должно стать лучше. Так как?

Получив оплеуху после того, как он так долго собирался с душевными силами, чтооы извиниться, Джесси почувствовал, как кровь прилила к лицу. Никогда в жизни он не унижался, прося прощения у женщины, а теперь, вы только посмотрите, чем это обернулось. Внезапно разозлившись, Джесси резко и коротко рассмеялся.

– Я скажу вам, от чего я почувствую себя лучше – если вы вымететесь отсюда вместе со своей печенкой и всеми розовыми мечтами о Мелчере!

Обернувшись, мисс Абигейл увидела раздраженное лицо Джесси. Ее удивленные глаза поймали его недобрый взгляд. Она поняла, что он ожидал, будто она с радостью примет его извинение, которое было начисто лишено раскаяния. Краска снова залила его лицо, и что-то в его словах посеяло в мисс Абигейл зерно подозрения. Уж не ревнует ли он к Дэвиду Мелчеру?! Невероятно, но вполне возможно. По какой другой причине он так реагирует? Джесси все смотрел на нее, когда она, с загадочной улыбкой, поднялась и сладким голосом пожелала ему доброй ночи.

Это ее самодовольство и приторное пожелание спокойной ночи заставило Джесси крикнуть ей вслед:

– Теперь я должен вам дважды! За усы и за печенку!

Когда она поднялась на ночь наверх, Джесси долго лежал без сна, ломая голову, как ей удается вывести его из себя. Что такого было в этой Абигейл Маккензи, что задевало его за живое? Он перебрал в уме все очевидные причины для раздражения – усы, судно и все прочие – но ни одна из них не являлась причиной его гнева. Он происходил от ее манеры выставлять его виноватым за то, что он вспугнул Мелчера. Сколько у него было женщин от Нового Орлеана до Большого Водораздела, и на фоне любой из них мисс Абигейл была жалким пугалом. Она убивается по этому слюнтяю в коротких штанишках и отскакивает назад, стоит только ему, Джесси, показать пальцем в ее сторону. И когда она наконец вырвала у него извинение, что она сделала? Бросила его обратно ему в лицо, вот что! На какое-то мгновение сегодня вечером, когда она сидела, смеясь, в кресле-качалке, ему показалось, что она живая, с такими же порывами, какие бывают у любой женщины. Ну что же, подумал Джесси, скоро мы выясним, есть ли у этой женщины порывы или нет. Если она собирается надоедать мне бесконечными напоминаниями каким джентльменом был Мелчер, и каким несносным являюсь я, я, ей-Богу, найду способ, чтобы обуздать ее! И может быть, в следующий раз, когда она будет вытягивать у меня извинения – если такое когда и случится, – она вспомнит про свои безупречные манеры, которыми она всегда так кичится, и примет извинения как подобает леди, каковой она себя считает.

ГЛАВА 7

Заря еще не успела взойти, а Джесси уже услышал, как мисс Абигейл крадучись спускается по лестнице. Она прошмыгнула мимо его двери и открыла переднюю дверь. Вскоре до него донеслось очень тихое пение. Потом прокукарекал петух. Он представил себе, как мисс Абигейл стоит, любуясь рассветом. Она вернулась в дом, пройдя мимо его двери на цыпочках.

– Встречаете восход, мисс Абигейл? – спросил Джесси, и голова мисс Абигейл высунулась из-за косяка. Она была в ночной рубашке и поэтому пряталась за стеной.

– Вот это да, мистер Камерон, вы проснулись и уже сидите!

– Доктор Догерти сказал, что мне можно.

– И как вы себя чувствуете?

– Так, что меня прямо-таки тянет наружу, чтобы вместе с вами понаблюдать, как встает солнце. Я люблю смотреть, как оно поднимается над бескрайними просторами, но в последнее время я не мог этого сделать. На что сегодня похожа заря?

Мисс Абигейл, все еще прикрываясь дверью, так что Джесси мог видеть только кончик ее носа, посмотрела на улицу:

– Сегодня целая палитра розовых оттенков – полосатые перья цветов, начиная от наитемнейших багровых до бледно-бледно– желтых, и каждый из них такой чистый и насыщенный, словно мысль мудреца.

Джесси недобро рассмеялся и сказал:

– Хорошо сказано, мисс Абигейл. Но все, что я понял, было розовый.

Она почувствовала себя по-дурацки из-за того, что он разрушил очарование зари, он, конечно, был не способен оценить красоту так, как мисс Абигейл.

– Мне... мне нужны кое-какие вещи на сегодня. Могу я войти и взять их?

– Это ваша комната. С чего это вы вдруг стали спрашивать мое разрешение?

– Я... я забыла свой халат вчера ночью. Не могли бы вы отвернуться, пока я буду входить?

Из двери донесся самый заразительный смех, какой она когда-либо слышала.

– Если я не ошибаюсь, мисс Абигейл, вы закутаны в белый хлопок по самые запястья и от ушей до пяток. Я прав?

– Мистер Камерон!

– Да, мадам, – произнес он, растягивая слова, – да, мадам, вы можете войти. Вы в безопасности в моем присутствии.

На самом деле он сел, откинувшись на спинку кровати, и нагло рассматривал мисс Абигейл, пока она собирала вещи. Она уголком глаза видела его улыбку. Джесси с дерзким видом спросил:

– Что это?

Она убрала нижнее белье и дала себе слово брать свои вещи, только когда он спит.

– Нога сегодня чувствует себя прекрасно, – по-свойски сказал Джесси, – и рука тоже. Единственное, что болит, так это живот после той печенки, которой вы его набили вечером. Я так голоден, что смог бы съесть лошадь и еще погнался бы за наездником!

Мисс Абигейл чуть не рассмеялась. Иногда она не могла владеть собой, хотя обычно ей вовсе не хотелось, чтобы Джесси ее веселил. Но на этот раз она ответила:

– Если я увижу какого-нибудь всадника, я предупрежу, чтобы он держался подальше. Я почему-то не сомневаюсь, что вы можете выполнить свои обещания!

– Вы сегодня злая, мисс Абигейл?

– Я могу спросить у вас то же самое, мистер Камерон, – возразила она, направляясь к двери с охапкой белья.

– Эбби?

Уменьшительное имя заставило ее мгновенно вскинуться.

– Мисс Абигейл, – поправила она, подняв свой подбородок и повернувшись лицом к Джесси.

И именно в этот момент она увидела револьвер.

Он был черный, масляный, гладкий, и Джесси небрежно держал его в левой руке. Мисс Абигейл ни капельки не сомневалась, что он сможет на таком расстоянии использовать револьвер без всяких проблем левой рукой или правой.

Он сказал еще раз:

– Эбби! – И это было не только имя. В последовавшей тишине он предлагал ей осознать то, что происходит. Потом Джесси произнес небрежным, добродушным тоном: – Я немножко разозлен сегодня утром после всего, что случилось.

Зловещая полуулыбка заиграла на его полных губах, под потемневшей от щетины кожей, по которой мисс Абигейл один раз прошлась лезвием.

Она уставилась на верхнюю губу, потом перевела взгляд обратно на револьвер, который Джесси беззаботно взвешивал в руке, заставив мисс Абигейл прижать свои пожитки сильнее к груди.

– От... откуда вы взяли эту... эту вещь? – спросила она дрожащим голосом, не отрывая взгляда от револьвера.

– Я же грабитель. Как я могу грабить поезда без револьвера?

– Н-н-но откуда вы его взяли?

– Теперь это никого не должно заботить. – Но мисс Абигейл ничто кроме этого не заботило. Джесси получал удовольствие от того, как она, разинув рот, глазами величиной с блюдца уставилась на оружие. – Эбби? – повторил он.

Она не двинулась, только продолжала смотреть на револьвер, в то время как Джесси указал дулом на пол под ее ногами, возле двери.

– Бросьте тряпье, – приказал он мягко.

– Т... тряпье? – задохнулась она.

– То, что держите в руках.

Прошло некоторое время, прежде чем, казалось, слова дошли до нее. Когда это случилось, мисс Абигейл в медленном движении опустила вещи на пол подле ее босых ног.

– Подойдите сюда, – тихо приказал Джесси.

Мисс Абигейл сглотнула, но не сдвинулась с места.

– Я сказал, подойдите сюда, – повторил он, приподняв револьвер так, что он стал указывать прямо на нее, и мисс Абигейл начала медленно подбираться к ногам кровати.

– Что я сделала – удалось пролепетать ей.

– Ничего... пока. – вопросительно изогнулась, начинается.

– Что вы собираетесь делать?

– Преподать вам урок. – Ее глаза, как у загнанного в угол кролика, даже не мигали. – Знаете, чему я хочу вас научить? – спросил он, и голова мисс Абигейл беззвучно качнулась на шее в отрицательном знаке. – Во– первых... – продолжал Джесси, – никогда не сбривать усы ничего не подозревающим разбойникам. Я сказал, подойдите сюда, и я имел в виду именно это.

Она подошла поближе, но все-таки не так близко к изголовью, где он сидел, свободно откинувшись. Он медленно поворачивал револьвер вслед за мисс Абигейл.

– Сюда, – приказал он, указывая револьвером на пол прямо рядом с собой.

– За... зачем вы угрожаете мне?

– Разве я угрожал?

– Пистолет —это угроза, мистер Камерон!

– Джесси, – огрызнулся он внезапно, и мисс Абигейл подпрыгнула. – Называйте меня Джесси!

– Джесси, – повторила она слабым голосом.

– Так-то лучше. – Его голос вдруг стал очень тихим, почти вкрадчивым. – Урок номер два, Эбби: что происходит, когда выбиваете извинение у человека, а потом швыряете его ему же в лицо.

– Я не выбивала...

– Выбивали, Эбби, вы довели меня до такого состояния, что я почувствовал себя виноватым в том, что вынудил старину Мелчера сбежать, как трусливый бурундук.

Она, глядя невидящим взором, покачала головой.

– А когда я извинился, что вы сделали?

– Я не помню.

– Я вам напомню, Эбби, так что вы никогда не сделаете этого снова.

– Я не буду, – пообещала она, – только опусти свой револьвер.

– Опущу... после того, как вы выучите эти уроки. Вы сказали, что от моих извинений я сам должен почувствовать себя лучше, но этого не случилось... потому что вы не приняли их. Но я хочу почувствовать себя лучше – и быстрее.

Мисс Абигейл крепко сцепила руки у груди, зажав манжеты батистовой ночной рубашки.

– Опустите руки, Эбби.

Она уставилась в его темные, насмешливые глаза не в силах управлять своим телом.

– Что? – сглотнула она.

– Вы слышали.

Она медленно сделала то, что было приказано.

– Так как я вспугнул Мелчера, а вы отказались принять мои извинения за это, я решил, что могу, по крайней мере, восполнить то, чего вы лишились, а?

Вот к чему он клонит, подумала она, закрыв глаза, вся дрожа.

– Но я прикован к постели, так что вам придется прийти ко мне, Эбби... ну, давай.

Он поманил, качнув дулом револьвера. Когда она встала совсем рядом с ним, он ткнул в нее револьвером, даже не взглянув.

– Ваше дыхание так невообразимо замирало при Мелчере, что я слышал, как бьется ваше сердце. Но если бы у старины Мелчера хватило духу, он начал бы помаленьку ласкаться к вам. Понимаете, о чем я говорю? Но так как большой, плохой грабитель выгнал его отсюда, самое меньшее, что он может сделать, это заменить старину Мелчера, правильно? – Мисс Абигейл стояла вся трепеща и ничего не сказала, тогда Джесси продолжил: – Я знаю, вы поняли ситуацию, Эбби, так что, поцелуйте меня. Я жду.

– Нет... нет. Я не стану, – ответила она, удивившись, откуда у нее появился воздух для того, чтобы говорить – ее грудь, казалось была вся сдавлена от страха.

Джесси водил револьвером по ее ночной рубашке. Мисс Абигейл ощущала холод железного ствола, упиравшегося в ее бедро. Он по-прежнему даже не поднял глаз, только тыкал дулом в ее бедро. Она медленно, широко открыв глаза, склонилась и быстро дотронулась губами до его губ.

– Вы называете это поцелуем? – начал издеваться он, когда она отскочила в сторону. – Такое ощущение, будто какая-то сухая, старая ящерица провела своим хвостом по моим губам. Попробуйте еще раз – так, как вы сделали бы, будь я Мелчер.

– Зачем вы это делаете... – начала она, но Джесси ее оборвал.

– Еще раз, Эбби! И на этот раз закройте глаза. Только ящерица целуется с открытыми глазами.

Она опустила лицо к нему, видя совсем рядом черные насмешливые глаза, потом зажмурилась и поцеловала его снова. Молодая щетина усов кололась, как куст дикой розы.

– Уже лучше, – сказал он, когда она опять отодвинулась назад. – Теперь дайте язык.

– О Боже... – простонала она.

– Он вам теперь не поможет, Эбби, поэтому делайте, как я сказал.

– Пожалуйста... – прошептала она.

– Пожалуйста, Джесси! – поправил он.

– Пожалуйста, Джесси... я никогда... я никогда...

– Прекратите медлить, приступайте. – приказал он. – И сядьте здесь. У меня начинается головокружение от того, как вы прыгаете вверх-вниз.

Трепеща, мисс Абигейл осторожно уселась на край кровати, полная ненависти к каждому черному волоску, который оттенял кожу Джесси, обрамлял его ненавистное приятное лицо.

– Чего вы от меня хотите? Пожалуйста, дайте мне уйти, – попросила она.

– Я хочу от вас влажного, полного чувства поцелуя женщины. Вы раньше целовали мужчин, Эбби? Вам надо немного поучиться. Чего вы боитесь?

Когда ее глаза остановились на револьвере у ее бедра, он засмеялся.

– Давайте приступим к уроку. Вы даете мне свой язык. Это называется французский поцелуй, и все так целуются, возможно, даже ящерицы.

Он развалился и, когда мисс Абигейл села рядом с ним, приставил револьвер к челюсти.

– Влажный! – только и сказал он, и потом взвел курок, заставив ее подпрыгнуть при звуке металлического щелчка.

Она закрыла глаза и подчинилась. Джесси же не стал совсем закрывать своих глаз и видел, как она крепко зажмурилась и дернула бровями, когда кончик ее языка дотронулся до его верхней губы, и навстречу ему устремился язык Джесси. Он сказал ей в губы:

– Расслабьтесь, Эбби, – и, опустив револьвер, обвил рукой ее плечи, притягивая к себе. – Обнимите меня, – сказал он, ощутив, как ее локти протестующе уперлись ему в грудь. – Давайте, Эбби, если вы не хотите провести здесь весь день, давайте.

Одной рукой она обняла его за шею, другой – за талию. Мисс Абигейл ощущала револьвер, которым он придерживал ее затылок, заставляя ее губы плотнее прижиматься к своим. Его губы раскрылись в жарком поцелуе. Его язык проник в рот мисс Абигейл, зубы слегка укусили ее язык. В ужасе она уперлась ему в грудь, но Джесси отвел ее руки, плотно прижал мисс Абигейл к себе, не давая ей пошевелиться, и его рот вновь встретился с ее. Потом Джесси оторвался от ее рта и мягко сжал нижнюю губу мисс Абигейл между зубами.

– Джесси! – приказал он неистовым шепотом.

– Джесси, – прохныкала мисс Абигейл, и его рот теплый, влажный снова прильнул к ее губам.

– Джесси... еще раз, – потребовал он, ощущая сквозь тонкий батист ночной сорочки, как бешено бьется ее сердце.

– Джесси, – прошептала она.

Джесси пальцами и рукояткой револьвера коснулся ее затылка: тепло и холод вместе. Потом, помолчав, снова поцеловал. Страх и восхищение, чувственность и стыд, желание отказать и принять, все перемешалось в смятенной душе мисс Абигейл.

– Эб... – прошептал Джесси. – Эб... Она могла поправить его, но она даже не подумала об этом, потому что ею овладело странное томление. Потом он внезапно оттолкнул ее, огорошив вопросом:

– Теперь они не колются?

Она не смела взглянуть на него, она вдруг ощутила себя грязной, в каком-то смысле оскверненной, в каком именно – она не могла определить. Оскверненная не Джесси, а самой собой, потому что она в какой-то момент прекратила сопротивляться, потому что ей начал нравиться теплый и влажный язык внутри ее рта, его широкие, мускулистые плечи, ее стучащее сердце у него в груди.

– На сегодня урок закончен, – сказал он, и в глазах промелькнула удовлетворенная улыбка. – Я говорил вам, что когда решу посчитаться с вами, скажу.

– А я сказала вам, что грубость – это не сила. Сила – это нежность.

– Однако грубость чертовски помогает, Эбби, разве нет?

Освободившись от Джесси, на расстоянии мисс Абигейл опять стала храброй.

– Я хочу, чтобы вы выметались отсюда, вы слышите меня? Немедленно!

– Не забывайте, у кого револьвер, Эбби. Кроме того, я еще не могу ходить. Какую причину вы приведете всем своим любопытным соседям, когда они спросят, почему вы выбросили беспомощного человека из своего дома? Неужели вы скажете им, что это из-за того, что этот человек научил вас целоваться?

– Они не станут спрашивать. Ни один из них не пожелал вас принять у себя. Они не усмотрят ничего зазорного в том, что я выгоняю вас сейчас.

– Я собирался поговорить с вами об этом, Эбби. Доктор Догерти сказал, что вы были единственным человеком в городе, который встал и замолвил за меня слово. Я собирался поблагодарить вас.

Его слова заставили кровь мисс Абигейл закипеть. Ох, что за самодовольный дурак, сидит здесь и благодарит ее после того, что только что с ней сделал!

– Я не нуждаюсь в вашей благодарности и не желаю больше вас слушать. Железная дорога платит мне за ваше содержание до тех пор, пока они не заберут вас. И этой благодарности мне вполне хватает!

Джесси откинулся на спину и рассмеялся.

– Вы не задумывались над тем, зачем я им нужен, Эбби? – спросил он с понимающим взглядом.

– Что за вопрос от дорожного грабителя? – Ей страшно захотелось сбить отвратительную ухмылку с его лица. – Я схожу сегодня на станцию и телеграфирую кому надо, чтобы забирали вас! Железная дорога сможет с вами управиться вместе со всеми вашими ранами, усами и прочим!

– Вы не получите тех денег, которые вы могли бы заработать, ухаживая за мной.

– Мне ничего от вас не надо, вы – отвратительный, самодовольный тип! – чуть ли не завопила она.

– Хватит! – внезапно заорал он. – Убирайтесь отсюда, одевайтесь и приготовьте мне какой-нибудь завтрак, а не то я решу посчитаться с вами и за ту печенку, которой вы меня накормили вчера вечером. Как долго человек может жить без нормальной пищи?

Мисс Абигейл, плотно сжав губы, подобрала одежду у его кровати, встряхнула каждую вещь и шумно вышла из комнаты. Когда она ушла, Джесси откинулся назад, и его тело задрожало в приступе беззвучного смеха. Потом он вытянул свою грязную рубашку из– под простыни, завернул в нее револьвер и положил обратно под матрас.

Мисс Абигейл не имела ни малейшего желания готовить ему какую-то еду. Она развела огонь, приняла ванну, оделась, и все это время Джесси периодически скулил:

– Что, черт побери, вы там так долго делаете?.. – Я умираю от голода, женщина!.. – Где моя еда?

Она посматривала на часы, с нетерпением ожидая часа, когда можно будет пойти в город и послать телеграмму. Но в самый разгар ее величайшего удовольствия от морения голодом этого типа до нее из соседней комнаты долетело его предупреждение:

– Я не чувствую запаха еды. Я направил револьвер на стену, за которой вы, как я думаю, находитесь. Сделаю пробный выстрел.

В ответ раздался громкий, жестяной удар котелка, который мисс Абигейл шмякнула на плиту. Она бы с удовольствием наполнила этого негодяя едой под завязку, чтобы он заткнулся, но она была бы полной дурой, если бы истратила на это что-либо вкусное! Кукуруза – самая быстрая, самая дешевая, самая неаппетитная еда, какую она знала. Джесси продолжал дразнить, пока она готовила.

– Что вы делаете? Разделываете свинину? Я чувствую запах. Что это?.. Только не вздумайте принести мне пустые кувшин и тарелку! Здесь можно умереть с голоду, и никто этого не заметит!

Он голосил вновь и вновь, пока она наконец с багровым лицом не принесла ему поднос с едой.

– А, я вижу, вы наконец-то услышали меня, – сказал он с глупой усмешкой на лице.

Мисс Абигейл поискала глазами револьвер, но его нигде не было видно.

– Думаю, весь город уже услышал вас.

– Отлично! Может быть, кто-нибудь сжалится надо мной и принесет сухарей и вяленого мяса, чтобы я мог сделать запас под матрасом. Это было бы лучше вашей стряпни, не говоря уже об уровне обслуживания. Вы снова принесли мне свои склизкие яйца?

– Вы невыносимы! Вы презренный! – выпалила мисс Абигейл.

Джесси лишь улыбнулся шире, чем раньше.

– Вы тоже, мисс Абигейл, вы тоже. – Его голос звучал довольно весело. – Теперь отойдите и дайте мне насладиться этой эпикурейской трапезой недели. Ах-х, кукуруза. Нужен талант, чтобы приготовить кукурузу.

Все, что она смогла выдумать в этот момент, было:

– Даже животные умываются, перед тем как едят.

– Да неужели? Назовите мне хоть одного, – проговорил он с полным ртом кукурузы. Она с отвращением отвернулась.

– Енот.

– Еноты моют свою пищу, а не морды. Кроме того, у них предостаточно времени. Никто не вызывает у них рвоты, чтобы потом морить голодом всю ночь.

Мисс Абигейл не могла понять, зачем она вообще с ним разговаривает. Она еще раз хотела пробудить то хорошее, что у него было, но общаться со свиньей нельзя. Раздраженная, она бросилась вон. Очень скоро Джесси попросил добавки кукурузной каши.

– Я бы съел еще одну тарелку этой эпикурейской кукурузы, – громко уведомил он мисс Абигейл.

Она взяла с собой весь котелок и вывалила в тарелку Джесси уже остывшую кашу – она имела вид и консистенцию высушенной глины.

– Когда вы отвяжетесь от меня, почему бы вам не заняться сбором объедков в какой– нибудь забегаловке? – Джесси улыбнулся. – У вас хорошо получится.

Он залил кукурузный кирпич сливками, и, когда мисс Абигейл развернулась, чтобы уйти, он снова хитро улыбнулся и продолжил трапезу.

Почему, ради всего святого, я подумала, что уход за ним будет более хорошей работой, чем «сбор объедков» у Луиса Калпеппера, удивлялась мисс Абигейл. Я могла бы до сих пор работать у Луиса... и с радостью... ох, если бы только я могла!

К тому моменту, как Джесси заморил червячка, он умял столько кукурузы, сколько съела бы стая гусей. Все, что он сказал в качестве благодарности, было:

– Мы могли бы найти вам применение в лагере, Эбби.

Уж конечно, подумала она, любой дурочке, которая согласилась бы остаться в бандитском лагере, там нашли бы применение.

Вскоре он закричал:

– Как раздобыть здесь кружку горячей воды? Мне надо умыться и побриться. Слышите, Эбби?

Без всякого сомнения, он был бы чемпионом мира по грубости, подумала Абигейл. Она принесла воды и, уязвленная как никогда, сказала:

– Мойтесь сами... раз вы такой умный! Он только рассмеялся и заметил:

– Крошка сегодня утром такая остроумная. – Из своего умывания Джесси сделал настоящее представление. Даже на кухне мисс Абигейл каждую минуту знала, какую операцию он выполняет. Он пел во все горло, плескался, восклицал, как хорошо он себя чувствует и что чувствует. Это было отвратительно. Она не могла себе представить, как он справляется одной рукой, но ее это не заботило. Несколько раз она начинала злиться, потому что он чуть не заставил ее улыбнуться. В конце концов он позвал:

– Я свеж, как сверкающая настурция. Придите ко мне и понюхайте!

Даже на кухне мисс Абигейл покраснела. Она кипела как никогда в жизни. Он снова начал угрожать ей револьвером, чтобы она принесла бритвенные принадлежности. Войдя с ними к нему, она так пристально смотрела себе под нос, что можно было предположить, она гипнотизирует муху, которая сидела на его кончике.

– Может мы приступим? – кисло спросила она.

Ожидая, что он будет лежать, нахально оголившись, она немного успокоилась, увидев, что он накрылся простыней.

– Мы?

Она стояла, еле сдерживаясь, и ждала его новых возражений, ощущая желание взять бритву и соскрести каждый волосок с его головы.

Видимо ее взгляд насторожил Джесси, так что он в конце концов сказал:

, – Держитесь подальше от моей бороды, женщина. Вы заставили меня самого мыться – так с чего же такое желание помочь мне в бритье? Как будто я не знаю. У меня полторы здоровых руки, и я уже могу сидеть. Я управлюсь и без вашей помощи. – Потом, когда она развернулась, чтобы уйти, он добавил. – Далила!

Ее спина напряглась, а Джесси начал бриться. Будь он проклят, если подпустит ее еще раз к своим усам после того, что он сделал с ней сегодня утром. Он улыбнулся, вспомнив Но бритье оказалось более сложным делом, чем он ожидал. «Дурацкая женская штуковина!» – подумал Джесси. Он попытался зажать длинную ручку зеркала мисс Абигейл между колен, оп ягивая при этом щеку одной рукой и орудуя бритвой другой, но бесполезная вещица съезжала вниз или разворачивалась, отказываясь стоять так, как он хотел. В конце концов, он расстроился и сдался.

– Мисс Абигейл, я не могу справиться с зеркалом. Подойдите и подержите его для меня.

Она в ответ принялась напевать, словно не слышала ни слова. Но его зычный, громкий голос раздался снова, и от него не было спасения.

– Там что, наступили какой-нибудь кошке на хвост? Целый кошачий концерт! Идите сюда и подержите зеркало!

– У вас полторы здоровых руки, и вы уже можете сидеть. Управляйтесь сами!

Мисс Абигейл прислушалась и услышала, как Джесси негодующе вздохнул. И вдруг, потом – о чудо! – раздалось волшебное слово:

– Пожалуйста!

Оно вызвало на губах мисс Абигейл необычно широкую улыбку.

– Простите, вы что-то сказали, мисгер Камерон? – переспросила мисс Абигейл, ее улыбка стала еще шире.

– Я сказал пожалуйста, и вы прекрасно знаете это, черт побери, так что кончайте наслаждаться своей самоуверенностью и идите сюда.

– Иду, – пропела она.

Она очень быстро выучилась тому, какое изысканное удовольствие доставляет язвительность. Из дверного проема она вежливо сказала:

– Как я могу отказать мужчине со столь безукоризненными манерами? – Она вглядывалась в покрытое пеной лицо, говорившее само за себя. – Что бы вы хотели, чтобы я сделала?

Глаза Джесси, словно кусочки угля в снежной бабе, блестели и кололись.

– Просто подержите это чертово зеркало, ваше высочество!

Взяв его, мисс Абигейл заметила:

– Вы, я вижу, не только в мыльной пене.

Если желаете, я могу вас побрить. Ведь моя рука тверже, чем ваша– посмотрите, как она у вас трясется.

Джесси проигнорировал слова мисс Абигейл и посмотрел на себя сбоку в зеркало, выбривая щеку, выводя форму черных густых коротких бакенбард и подравнивая одну сторону своих драгоценных усов.

Мисс Абигейл подняла мизинец.

– Будьте осторожны с усами, – предупредила она, наблюдая за удаляемой, ставшей в мелкую черную крапинку пеной, под которой обнаружилось хмурое лицо Джесси.

– Просто держите эту штуковину, чтобы я мог видеть себя, – он оттянул верхнюю губу вниз, закруглив вокруг зубов, и подправил форму усов, – соблюдать форму... чертовски сложно... когда ее больше нет.

– Мне кажется, вам следует забрать глубже вдоль этой стороны, – посоветовала мисс Абигейл, опустив брови, словно всерьез изучая недочет.

– Черт возьми, Эбби, заткнитесь' Вы становитесь несносной, когда обнаруживаете свое чувство юмора. Опять сдвинули зеркало!

– Ой, простите.

Она поправила зеркало и стала наблюдать, как Джесси заканчивает бритье. Это было на удивление занятное зрелище. Интересно, подумала она, быстро ли растет борода. Когда он завершил, усы снова стали выделяться темной полоской. Как странно, пришло ей в голову, но этот дурачок выглядит намного лучше с усами.

– Интересно? – спросил он.

Мисс Абигейл подпрыгнула, пристыженная тем, что Джесси поймал ее.

– Ваше любопытство может быть удовлетворено в любой момент. Я сделаю это с превеликим удовольствием.

– А я с большим удовольствием притронусь к бороде козла! – парировала она.

– Прощаю! – Джесси рассмеялся.

Мисс Абигейл направилась к двери, а он добавил:

– Только ведите себя хорошо. Казалось, прошла вечность, прежде чем она, наконец, могла пойти в город. Мисс Абигейл ломала себе голову, что означали слова «вести себя хорошо». Будет ли он снова пытаться остановить ее с помощью револьвера? Она на цыпочках прокралась к задней двери, зная, что не может пересечь пространство, видимое из дверного проема спальни. Но пружина выдала ее намерения, а голос Джесси дал мисс Абигейл понять, что он в точности знает, что она собиралась сделать.

– Раз уж вы уходите, посмотрите, есть в городе какое-нибудь другое мясо, кроме печени, хорошо? Завтра меня никто не будет навещать. Завтра воскресенье.

Она почувствовала сильное-пресильное раздражение и хлопнула дверью так, что та стукнулась о дверную раму, отскочила наполовину обратно и только потом закрылась. Он, естественно, рассмеялся.

ГЛАВА 8

– Я не могу послать такой телеграммы по вашему личному распоряжению, – настаивал Макс.

– Почему же? – сердилась мисс Абигейл.

– Этим должен заниматься шериф, – с важным видом заявил Макс, – сходите, повидайтесь с Сэмом и поговорите с ним на эту тему, и тогда он пошлет телеграмму. В любом случае, только он знает человека, которому следует адресовать телеграмму. Я этого не знаю.

Мисс Абигейл расстроилась и не знала, что делать. Она не хотела рассказывать всему городу, как сильно она желает избавиться от своего постояльца. И что было особенно мучительно, он был частично прав. Она боялась, что стоит ей сказать во всеуслышание: «Я хочу от него избавиться», как все удивятся, с чего бы это. И что тогда она скажет? Что он навел на нее револьвер и заставил поцеловать его? Ничто на свете не могло заставить ее признаться в этом. А могла ли она сказать, что он навел на нее револьвер, чтобы заставить приготовить завтрак? Вряд ли. В конце концов, железная дорога платила ей, чтобы она делала именно это. Как это будет выглядеть, если она сознается, что хотела голодом выжить человека из дома? Что если она скажет, будто он, наставив на нее револьвер, вынудил помочь бриться? Во всех случаях толки будут один хуже другого. И с чего этот дурак Максвелл Смит воображает перед ней? Одна незаметная телеграммка – вот все, что она хотела. И вопреки собственным намерениям она отправилась к шерифу Самуэлю Харрису.

– Извините, мисс Абигейл, – сказал шериф. – Сперва сходите за разрешением доктора Догерти. Таков закон. Любой заключенный, находящийся под присмотром доктора, должен быть освидетельствован им перед переводом из одной тюрьмы в другую... ох, прошу прощения, мадам, я не имел в виду, что ваш дом– тюрьма. Вы понимаете, что я хотел сказать, мисс Абигейл.

– Да, конечно, мистер Харрис, – снисходительно ответила она, – тогда я поговорю сдоктором Догерти.

Но доктора Догерти не оказалось дома, поэтому мисс Абигейл пошла обратно на Мэйн-стрит и, страшно разочарованная, направилась в мясную лавку.

– Здравствуйте, мисс Абигейл, – поклонился ей Билл Тилден, выходя наружу из парикмахерской.

– Добрый день, мистер Тилден.

– Жарко сегодня, не правда ли? – заметил он, стрельнув глазами по ее не покрытой шляпкой голове.

Она живо кивнула и проследовала дальше.

– Заходите на обед к Калпепперу, – предложил он ей вслед, в то время как Фрэнк Эдни повесил на свою дверь табличку – «Вышел на ленч».

– Как дела, мисс Абигейл, – поприветствовал он ее.

– Спасибо, мистер Эдни, – ответила она.

– Немного жарковато, а?

– Действительно. – Она поднялась на дощатый тротуар, размышляя, как ограниченны темы разговоров на Разъезде Стюарта.

У нее за спиной Билл Тилден спрашивал у Фрэнка Эдни:

– Ты когда-нибудь раньше видел мисс Абигейл в городе без шляпки и перчаток?

– Если подумать, нет.

– Чудеса, да и только! – они повернулись, покачивая головами, чтобы посмотреть, как мисс Абигейл входит в дверь мясной лавки Портера.

– Здравствуйте, мисс Абигейл, – сказал Гейб Портер.

– Добрый день, мистер Портер.

– Говорят, вы взяли к себе в дом того грабителя.

– Неужели?

Гейб стоял, скрестив на своем гигантском, обтянутом фартуком животе руки, каждая размером с ляжку. Повсюду над пятнами крови жужжали мухи, одна из них случайно села на липучку, которая свисала спиралью с потолка.

– Ерунда, все знают об этом. Он не доставляет вам хлопот?

– Нет, вовсе нет, мистер Портер.

– Я слышал, второй франт умотал вчера на поезде.

– Да.

– Не слишком ли рискованно оставаться вам одной с грабителем?

– Я что, выгляжу так, словно мне грозит опасность, мистер Портер?

– Нет, не выглядите, мисс Абигейл. Просто народ беспокоится, вот и все.

– Ну так народ может оставить свое беспокойство, мистер Портер. Единственная серьезная опасность, которой я подвергаюсь, это то, что меня съедят вместе с моим домом.

В этот момент Гейб вскочил, осознав, что она ждет, когда ей предложат какого-нибудь мяса.

– Ах... верно! Что вы возьмете сегодня?

– Хороша ли сегодня свинина? Свежая и постная?

– И то и другое, мадам. Только сегодня зарезали и держали на льду.

– Очень хорошо, мистер Портер. Я возьму три куска.

– Ага, сейчас будут здесь!

– Хотя, пожалуй, мне нужно четыре... нет, пять.

– Пять? Вы не сможете их сохранить до завтра, мисс Абигейл, даже если они будут наисвежайшими.

– Тем не менее, я возьму пять и палочку копченой колбасы, ну, скажем... вот такой длины.

Она развела ладони на шесть дюймов, потом увеличила разрыв до десяти или около того и сказала:

– Нет, вот такой длины.

– Кого вы там, ради всего святого, кормите, мисс Абигейл, гориллу?

Ей пришлось напрясь всю свою силу воли, чтобы не ответить: «Именно так!» – Вместо этого она повергла беднягу Гейба в полный ужас, заказав следующее:

– Я хотела бы присовокупить к моему заказу один свиной мочевой пузырь.

– Один... свиной мочевой пузырь, мисс Абигейл? – спросил, выпучив глаза, Гейб.

– Вы сказали, что только что разделали свинью. Так где же внутренности?

– Они у меня есть. Я имею в виду, их еще не сожгли, но что...

– Просто заверните один мочевой пузырь, будьте добры, – приказала она, и он наконец сдался и сделал, как она просила.

Когда она ушла, Гейб пробормотал своим мухам:

– Свиной мочевой пузырь... что она теперь, черт возьми, будет с ним делать?

Когда мисс Абигейл добралась до дому, в мелкой, сухой пыли перед ним она заметила свежий след от легкой коляски и поняла, что снова разминулась с доктором Догерти. Что за невезение все время упускать его, когда он ей так нужен, чтобы избавиться от этого человека у нее в доме.

Как обычно она встала «распустить хвост» перед своим отражением в зеркале на стойке для зонтиков. Она пригладила волосы, поправила манжеты, пояс и быстрым движением тыльной части ладони проверила упругость кожи под подбородком.

– Не отвисла? – спросил зычный голос, и мисс Абигейл, прижав руку к сердцу, развернулась и подпрыгнула на фут от пола.

– Что вы здесь делаете?

Джесси стоял, облокотившись на костыли, у прохода в кухню. Его черная от волос грудь, икры и ступни высовывались из простыни, в которую он завернулся.

– Я спросил первым, – сказал он.

– Что? – Мисс Абигейл могла думать только о том, что произойдет, если эта простыня упадет!

– Кожа не отвисла? По идее не должна, учитывая как вы все время задираете свой маленький дерзкий подбородок под самый потолок.

Словно в подтверждение этих слов, подбородок мисс Абигейл взметнулся вверх.

– Если вы здесь, вы в состоянии покинуть мой дом. Прекрасно!

– Доктор принес мне костыли, а после того как он ушел, мне понадобилось сходить на задний двор, так что я решил прогуляться. Но я оказался не таким крепким, как ожидал.

– Вы потащились через весь задний двор, в этой простыне? – выдохнула мисс Абигейл. – А если вас кто-нибудь видел?

– Ну и что с того?

– У меня безупречная репутация, сэр!

– Вы себя переоцениваете, мисс Абигейл, – самодовольно ухмыльнулся Джесси.

Она стояла без движения, и краска постепенно заливала все ее лицо, пока не запылали уши.

– Вы знаете, мне что-то нехорошо, – сказал он.

– Нехорошо? Не смейте больше высовываться наружу в простыне! Возвращайтесь в постель, вы слышите? Я никогда не смогу сдвинуть вас, если вы рухнете на пол!

Он проковылял к дальнему концу гостиной и успешно проделал весь путь до вязаного коврика, лежавшего перед дверью в спальню. Тут один костыль зацепился за него, и Джесси начал раскачиваться. Мисс Абигейл бросилась к нему через всю комнату, схватила за талию и не дала упасть. Когда Джесси обрел равновесие, она опустилась на колено, чтобы убрать коврик, но костыль прижимал его к полу.

– Я не могу его поднять. Вы можете сдвинуть костыль? – спросила она, глядя на Джесси снизу.

Он действительно был очень, очень высоким, и мисс Абигейл предупредила:

– Мистер Камерон, если вы опрокинетесь на меня, я никогда вам этого не прощу.

– Некому будет прощать. Ты будешь... расплющена... колибри.

ОН ПРИСЛОНИЛСЯ к косяку, и один из костылей ударился об пол.

– Быстро отправляйтесь в постель, – приказала она, подставляя ему свое плечо.

Он был высок, как амбарная дверь, и почти так же широк в плечах, но вдвоем они успешно добрались до кровати и сели. Мисс Абигейл быстро сняла его руку со своей шеи и поднялась.

– Я бы была вам очень благодарна, если бы вы с этого момента вели себя благоразумно. Прежде всего, если вы соберетесь выйти на прогулку, вы должны одеть пижаму и халат. Во-вторых, делайте это только по необходимости и не смейте жаловаться, если навлечете на себя беду. Если такая... горилла как вы упадет, как я смогу вас поднять?

Чтобы избавиться от неопределенности, Джесси спросил:

– Вы послали телеграмму, мисс Абигейл?

– Да! – солгала она. – Но они не смогут скоро приехать, чтобы забрать вас.

– Если вы хотите избавиться от меня, вы бы получше кормили меня. Я слаб как комар. Вы купили какого-нибудь приличного мяса?

– Да! Я купила кое-что, как раз для вас!

Джесси проснулся. Ему снилось, как капли дождя стучали по брезенту палатки, на самом деле это кусочки свиной отбивной шипели на плите. Он потянулся, чувствуя, как натянулась кожа на правой ноге, которая болела все меньше и меньше. Из кухни шел такой приятный запах, что его живот свело, рот наполнился слюной, и где-то глубоко внутри раздалось урчание. К тому моменту, как мисс Абигейл внесла поднос, Джесси испытывал волчий аппетит.

– М-м-м... Пахнет, как свиная отбивная. Наконец-то хоть настоящая еда.

Он прямо-таки расцвел, когда мисс Абигейл поставила поднос ему на колени. Она даже предусмотрительно накрыла тарелку перевернутой миской, чтобы не дать ей остыть.

– Да, настоящая еда, – подтвердила мисс Абигейл, улыбаясь.

– Значит, у вас все-таки есть сердце?

– Решайте сами, – ответила она язвительно, подняв миску. На тарелке лежал сырой свиной мочевой пузырь. Лицо Джесси потемнело, затряслось от гнева, он не переставал извергать ругательства:

– Что, черт побери, лежит на тарелке?

– Настоящая еда. Разве вы не этого хотели? – невинно спросила мисс Абигейл, наслаждаясь каждым мгновением происходящего. – Вообще-то, это свинина. Мочевой пузырь поросенка... самое лучшее блюдо для такого козла, как вы.

Джесси ядовито посмотрел на нее и заорал:

– Я слышу запах свиных отбивных, Эбби! И не говорите, что их нет! Немедленно принесите мне их, или я пойду в город в моей простыне и расскажу всем, что дрянная девчонка Абигейл Маккензи отказывается кормить меня, хотя ей за это и платят.

Мисс Абигейл в бешенстве топнула ногой. Маленькие кулачки были крепко сжаты, глаза сверкали праведным негодованием.

– Теперь мояочередь преподать вам урок, сэрУ меня есть свиная отбивная, картошка; подливка, овощи, все, чтобы насытить ваш аппетит, сделать вас сильным и вышвырнуть отсюда. От вас мне нужно только немного уважения. Отдайте мне этот мерзкий револьвер!

– Принесите свиную отбивную! – прокричал он, сверкая глазами.

– Дайте мне револьвер!

– Черта с два!

– Тогда не получите свиную отбивную! – Пистолет появился так быстро, что мисс Абигейл могла бы поклясться, будто он был у него в руке с самого начала. Пистолет заткнул мисс Абигейл, словно дверь на пружине.

– Дайте... мне... свиную... отбивную, – растягивая слова произнес Джесси.

Мисс Абигейл, заикаясь, проговорила:

– Убери эт... эту мерзкую вещь см... моих глаз долой!

– Я отложу его, когда вы принесете мне свиных отбивных, которые приготовили для меня!

– Пожалуйста! – заорала мисс Абигейл.

– Пожалуйста! – в ответ проорал Джесси. Их окружила тишина, и на какой-то один момент, когда к ним вернулось сознание, они почувствовали себя чистыми идиотами, уставившимися друг на друга.

Он-то получил свои свиные отбивные, но бедная мисс Абигейл! Она радовалась только, что завтра воскресенье. Ей определенно требовалась помощь божественного провидения после всех прегрешений, которые она совершила за последнее время – гнев, ненависть, месть, ложь, даже распущенность. Да, она признавала, что то, что произошло во время того поцелуя, являлось неопровержимой распущенностью. Что ж, в любом случае это позади. Йо если она была виновна во всем этом, то подумать только, за сколько грехов должен просить прощения Джесси – если только он вообще мог просить прощения. Ведь кроме своих собственных грехов он был еще и причиной каждого греха мисс Абигейл.

Мочевой пузырь таинственно исчез. Она не стала спрашивать, куда Джесси его дел. Судя по тому, какой он козел, подумала она, он вполне мог его съесть да еще и насладиться им!

– Я принесла вам некоторые постельные принадлежности моего отца. Оденьте их и оставьте себе. Мне тошно смотреть на ваши волосатые ноги и грудь. Они мне надоели.

– Вот как вы заговорили.

Джесси в ответ выпятил грудь и почесал ее с довольным видом. Мисс Абигейл не стала обращать внимание на его самолюбование и собралась уйти, но заметила, что в тазике для мытья плавает мочевой пузырь. Она нагнулась, чтобы двумя пальцами взять эту гадость и унести прочь, но Джесси приказал:

– Оставьте его.

– Что?!

– Я сказал, оставьте.

– Но он воняет! – Она брезгливо взглянула на отвратительные внутренности, которые оставляли на поверхности воды пенистый след.

– Оставьте! – повторил Джесси. – Давайте пижаму и убирайтесь.

Мисс Абигейл бросила потроха обратно в грязную воду и с облегчением вышла.

Была суббота, и она убирала дом к воскресенью, как делала всю свою жизнь. Она прибралась везде, кроме спальни, и подойдя к двери в нее сперва спросила:

– Вы в приличном виде, мистер Камерон?

– Жди от козла молока, – последовал ответ. Мисс Абигейл схватилась за щеки, чтобы удержаться от смеха. Как этому бесчеловечному созданию удавалось так легко ее рассмешить, хотя она питала к нему отвращение? – Я весь укутан, если вы спрашиваете об этом, но я, надеюсь, никогда не буду в приличном виде.

Она лишь раз взглянула на него и начала усердно работать, чтобы вновь не улыбнуться. Джесси выглядел очень смешно. Штанины пижамы достигали только половины его волосатых икр.

– Эй, над чем это вы посмеиваетесь? – пробурчал он.

– Ни над чем.

– Черта с два я поверил. Попридержите-ка свои смешки, или я сниму эти идиотские вещи. Я чувствую себя в них, как проклятый кули... по крайней мере, чувствовал бы, если штаны были в пору. Старик, наверно, был лилипутом!

– Да, они могли были бы быть подлиннее, но других нет.

Несмотря на все свои усилия, мисс Абигейл открыто улыбалась, глядя на эти густо покрытые волосами икры и голые ступни.

– Хорошо! Занимайтесь уборкой, если вы пришли сюда, а будете ухмыляться, я сниму эти вещи к чертовой бабушке!

– У вас такая грубая речь, меня так и подмывает снова «починить» ее с помощью рогоза.

– А ну кончайте меня изводить.

Их постоянные пререкания проходили по одной и той же схеме. Когда они сердились, то быстро и точно находили слова, которыми они редко пользовались. А когда заходили слишком далеко, возвращались к сарказму и поддразниваниям, устраивая словесные перепалки, которые начинали даже нравиться мисс Абигейл. Пока она убирала комнату, она все время чувствовала на себе взгляд Джесси. На время, когда она меняла его простыни и вытирала пыль под кроватью, он перебрался на сиденье под окном. Встав на колени, она увидела его ботинки, задвинутые далеко под кровать, и какой-то комок, похожий на рубашку, обернутую вокруг револьвера и заткнутую между матрасом и пружинами. Они могли попасть сюда только одним путем: их принес доктор Догерти, но мисс Абигейл не могла допустить, что он мог совершить такой идиотский поступок. Она не стала вновь упоминать о револьвере, а вела себя так, словно не видела его, потом она принялась повсюду смахивать пыль и наконец протерла стол, на котором стояли кувшин и миска.

– Могу я спросить, для каких целей вы собираетесь использовать эту грязную вещь?

Она с отвращением посмотрела на мочевой пузырь.

– Неважно, – вот и все, что Джесси сказал в ответ, – оставим это.

Ужин прошел без всяких происшествий, за исключением того, что Джесси сообщил мисс Абигейл, как он ненавидит эту кроваво-красную свеклу.

Мочевой пузырь по-прежнему лежал в тазике для мытья. И в голове мисс Абигейл зародился план.

Наступил вечер, и Джесси все больше утомлялся и терял внимание. Забавно, но он привык к ее приходам и уходам. В те минуты, когда она уходила и воцарялась тишина, он почти желал, чтобы она вернулась, хотя бы для того, чтобы поспорить с ним. Как ребенок, он не хотел оставаться один и предпочитал, чтобы она была рядом, пусть раздраженная. Он услышал, как мисс Абигейл громко плещется водой, встал на костыли и увидел, что она моет голову, наклонившись на ступеньке у задней двери. Он открыл входную дверь и легонько, дразня, стукнул мисс Абигейл по голове:

– Здесь до черта места, где можно помыть голову, а вы стоите прямо на дороге между спальней и уборной.

– Уберите дверь от моей головы! – воскликнула мисс Абигейл из-под намыленных волос. – Я буду мыться там, где захочу. Я всегда мою их здесь, потому что мне тут удобнее, чем на кухне.

Он смотрел на нее сверху вниз, стоявшую на коленях, наклонив голову над тазом. В углублении на затылке мисс Абигейл скопилась мыльная пена. Джесси не мог оторвать от нее глаз. Он открыл входную дверь, чтобы выйти, и мисс Абигейл пришлось отодвинуться в сторону. Она злилась, зная, что он стоит над ней и рассматривает ее.

Он стоял так, что легко вытянул правую ногу и коснулся большим пальцем впадинки на шее, в которой скопилась пена.

– Отмываетесь от всех отвратительных зловоний,чтобы завтра, надраенной и начищенной, пойти в церковь? – поддел ее Джесси, используя вычурное слово, которое когда-то применила она.

Мисс Абигейл хотела наугад ударить его по ноге, но Джесси выпрыгнул во двор. Одетый в одни штаны от пижамы, он бросил через плечо:

– За искупление чьих грехов вы собираетесь молиться, мисс Абигейл, своих или моих?

Находившийся на соседнем дворе Роб Нельсон слышал и видел это все и бросился в дом, вопя:

– Ма! Ма! Угадай, что я только что видел!

Когда Джесси вернулся в дом, мисс Абигейл ретировалась вместе со своими причиндалами. Он снова ощутил слабость и отправился прямо в постель. Ему надо было привыкать к мысли, что придется упорно работать для возвращения былой силы, для этого нужно подольше ходить на костылях. Он опустился на край кровати и почесал голову. Он подумал, что шампунь ему бы тоже не помешал.

– Мисс Абигейл! – позвал он, но тишина в доме не нарушилась. – Вы слышите меня?

Ответа не было.

– У вас есть шампунь? – Ответа по-прежнему не было, но он услышал над собой скрип половицы. – Я справлюсь сам!

Он в общем-то не ждал ответа, да мисс Абигейл и не собиралась его давать. Про себя Джесси решил:

– Типичная старая дева. Еще нет восьми вечера, а она уже заперлась в своей спальне.

Он смертельно скучал и страшно хотел, чтобы мисс Абигейл спустилась вниз и составила ему компанию. Если бы она попридержала свой острый язычок, он сделал бы то же самое, лишь бы только поговорить с кем-нибудь немного. С улицы доносились звуки города, и Джесси стал мечтать о пиве, компании, о женщине на его коленях.

Мисс Абигейл вытирала волосы у окна наверху, распушив их толстым полотенцем, и пыталась вспомнить, когда нашла у себя первый седой волос. Джесси опять что-то кричал, но она пропустила это мимо ушей и улыбалась, вспоминая, как он коснулся ее шеи своим большим пальцем. Он ее раздражал и в то же время так веселил. Она обдумывала что оденет утром в церковь; на этот раз она забрала из комнаты Джесси все свои вещи. Она вспомнила о револьвере под кроватью. Вспомнила о поцелуе, но отбросила эту мысль, потому что она заставляла все внутри нее трепетать. Воздух был неподвижен, и из салуна доносился каждый звук. Приближался июль, начиналась летняя жара. Сколько раз в субботу вечером она мыла волосы, причесывала их и ложилась спать, хотя мечтала о другом. Быть с мужчиной? Теперь судьба столкнула ее с мужчиной, который мог бы составить ей компанию, если бы не был таким отвратительным. Долго ей еще придется возиться с ним? Она услышала, что он зовет ее, просит шампунь. Нелепость! Он ведь не сможет долго стоять, чтобы вымыть голову. Когда он мыл ее в последний раз? Девять дней назад? Десять? Она вспомнила, как, когда он был без сознания, она собиралась вымыть ему голову. Она должна ухаживать за этим человеком до тех пор, пока его не заберут. Возможно, если он будет чистым, то станет вести себя менее оскорбительно, сказала себе мисс Абигейл, не смея признаться, что ей было одиноко, и компания Джесси была лучше, чем ничего.

Когда она вошла в комнату и увидела, что он держит, она спросила с отвращением:

– Что это вы делаете с этой гадостью? Мочевой пузырь был начисто отмыт, надут и перевязан пряжей из ее вязальной корзины. Джесси держал пузырь в правой руке, сжимая и разжимая его. Это действие было не менее ужасно, чем то, как он облизывал губы. Джесси, растягивая слова, с улыбкой проговорил:

– Упражняю руку для револьвера.Потрясенная, мисс Абигейл была не в силах отвести глаз от темных, гибких пальцев Джесси, которые сжимались и сжимались. Ее губы приоткрылись, щеки пылали, внутри все бурлило и трепетало. Может, повернуться и убежать? И пусть он с удовольствием глумится над ней еще раз? Мисс Абигейл приказала:

– Отложите эту мерзкую штуку, если хотите, чтобы я помогла вам.

Он сделал еще несколько медленных, внушительных сжатий, прежде чем, пренебрежительно усмехаясь, отложил пузырь в сторону. Ну, ну, подумал он, прямо представительница королевских кровей! В ночной рубашке и халате!

– Вы слишком слабы, чтобы наклоняться и мыть волосы шампунем, поэтому я принесла самое лучшее средство после шампуня: овсяную муку. Она не благоухает, но чистит.

– Не в обиду будет сказано, Эбби, но вы уверены в том, что собираетесь делать?

– Абсолютно, но вам следует лечь.

– Овсяная мука? – скептически спросил Джесси, не двинувшись с места.

– Именно, – твердо сказала мисс Абигейл. – Вы предпочитаете, чтобы я вас обслужила сухо или вообще никак?

Она слишком поздно сообразила, что именно сказала. Улыбка зародилась в глазах Джесси, и к тому моменту, как она достигла губ, мисс Абигейл была цвета корицы.

Джесси растянулся во всю свою длину и, растягивая слова, проговорил:

– Разумеется, сухо.

Совсем разволновавшись, мисс Абигейл засуетилась с миской сухой овсянки, полотенцем и тремя булавками, а Джесси вопросительно наблюдал за этими предметами.

– Полотенце под голову, – сказала она вспыльчиво, как будто он на самом деле был болваном.

– Ох, да, конечно.

Он усмехнулся и приподнял голову, пока мисс Абигейл подстилала полотенце. Потом, на удивление Джесси, она высыпала половину муки из миски на его голову и начала тереть, словно намыливая.

– Убиваете двух зайцев сразу? – сострил он. – Завтра сможете приготовить мне овсянку.

Мисс Абигейл была застигнута врасплох и почти рассмеялась, и Джесси озорно взглянул на нее. В конце концов он закрыл глаза и наслаждался прикосновением ее рук к волосам – он помнил это ощущение с детства. Ему даже показалось, что до него доносится запах свеженачищенных туфель его братьев и сестер, выставленных внизу у лестницы, дожидающихся воскресного утра. Как давно он не был в доме, где субботу проводят в хлопотах, готовясь к воскресенью?

– Поднимайтесь! – приказала мисс Абигейл, прервав его воспоминания. – Я стряхну муку. Сидите смирно, пока я не вернусь.

Она осторожно взяла полотенце за четыре уголка и вышла, унося испачканную овсянку. Она повторила «мытье» еще раз, только теперь насыпала овсяную муку на волосы и обвязала голову Джесси полотенцем наподобие тюрбана, закрепив булавками.

– Овсяная мука впитает жир. Оставим ее на некоторое время, – сказала она и подошла к тазику, чтобы вымыть руки. Но там по-прежнему стояла вода из-под мочевого пузыря. Она с гримаской взяла тазик и вышла.

чтобы вылить.

Когда она вернулась, Джесси снова упражнял свою руку с помощью той вещи. Он пригласил мисс Абигейл:

– Оставайтесь, пока я впитываюсь.

Она посмотрела на сжимающуюся руку, потом скептически ему в лицо.

– Чем еще я могу заниматься, обвязанный, как шейх с блохами? – спросил он, закатывая вверх глаза. Мисс Абигейл непроизвольно затянула концы пояса, которым был обвязан ее халат. Наконец он отбросил пузырь в сторону и обходительно произнес:

– Вечер субботы– это время развлечений, помнишь, Эбби? Я провалялся в этой постели почти две недели и, если откровенно, уже схожу с ума. Я хочу с тобой поболтать.

Мисс Абигейл вздохнула и присела на сундук у кровати.

– Раз вы становитесь таким неугомонным, то, наверно, выздоравливаете.

– Я не привык так долго быть без движения.

– А к чему вы привыкли? – Она не была уверена, что желает слышать какие-либо убогие подробности о жизни грабителя, но ей было все же страшно любопытно. Он между тем гадал, поверит ли она ему, если он расскажет правду.

– Я не привык к таким местам, как это, поверьте мне, и не привык проводить время с такими женщинами, как вы. Я много путешествую.

– Да, я так и предполагала, учитывая ваше занятие. Это не надоедает?

– Иногда, но я должен это делать, и поэтому делаю.

Она посмотрела ему прямо в глаза – Мисс Задавака раздает свои нравоучения.

– Нельзя так жить. Почему вы не бросите это занятие и не займетесь чем-нибудь полезным?

– Верите или нет, но быть фотографом – это не так уж бесполезно.

– О, да будет вам, неужели вы думаете, я поверила вашей истории о камере, которую вы оставили на поезде?

– Нет, я думаю, такая женщина, как вы, в это не поверит.

– Ив чем же заключается ваша работа фотографом? – спросила она, давая ему понять, что такая легенда притянута за уши.

– В строительстве железных дорог, – ответил он с полуулыбкой на лице. – В увековечивании истории в момент ее творения, – продекламировал он, драматически подняв руки. – В схватывании нашей земли двумя железными рельсами, в сохранении ее для наших потомков.

Но потом он опустил руки и оставил свой драматизм, погрузившись в самосозерцание.

– Знаете, то, что происходит сейчас, никогда не повторится точно так же. Это надо видеть, Эбби.

Он вздохнул, переплел пальцы рук за головой и принялся изучать потолок. И на какое-то мгновение мисс Абигейл почти поверила ему, настолько искренне он говорил.

– Я уверена, вы хотели бы, чтобы я вам поверила, мистер Камерон.

– Вам что, больно называть меня Джесси? Это было бы гораздо приятнее во время таких разговоров.

– Я думала, что дала вам понять, что живу по правилам благопристойности.

– Здесь нет никого, кроме нас с вами. Я никому не расскажу, – озорно подразнил он ее.

– Нет, не расскажете, потому что я не собираюсь называть вас Джесси... никогда. Теперь давайте сменим тему, и вы расскажете мне о вашем занятии, попытайтесь убедить меня, что вы не грабитель поездов.

Он рассмеялся и потом сказал:

– Хорошо. Я работаю на железную дорогу, фотографируя каждую фазу ее строительства, так как я и сказал. У меня свободный проезд, пока я работаю на них, и я езжу до конечных станций, чтобы сделать там свои фотографии. Большую часть времени провожу в лагерях строителей или в поездах. Вот, вроде, и все.

– Кроме одного: зачем вы, имея приличную работу, решили украсть у тех, кто вас кормит?

– Это ошибка, Эбби.

– Мисс Абигейл, – поправила она.

– Ладно, мисс Абигейл. Вы когда-нибудь видели лагерь железнодорожников?

– Вряд ли.

– Не видели. Разумеется, это совсем не похоже на дом Абигейл Маккензи, это я могу сказать со всей ответственностью. Это дикое место посреди неизведанных земель, и люди, которые работают там, вовсе не похожи на пассажира, что жил у вас в гостиной.

– Значит, они похожи на вас? – Мисс Абигейл не смогла удержаться от того, чтобы не съязвить.

Джесси опять рассмеялся, позволив ей думать о чем угодно.

– Я просто образец благородных манер по сравнению с землекопами, которые строят железную дорогу. Их жизнь груба, а речь еще грубее, и любой, кто попадется на их пути, может получить пулю в лоб. Законов у них нет. Они утрясают свои споры с помощью револьверов и кулаков, а иногда даже с помощью молотков – используют все, что подвернется. На конечных станциях железной дороги нет не только законов, там нет и городов. Ни домов, ни складов, ни церквей, ни станций – другими словами – никакого крова. Человеку в таких диких условиях не выжить без револьвера. В горах водятся рыси, в прериях – волки, и все, что там размножается, точит друг на друга зубы. Они все приходят к воде, а там обычно возводятся мосты и эстакады. В это время суток все животные идут на водопой.

– Что вы имеете в виду, мистер Камерон?

– А то, что револьвер мне нужен как и любому умному человеку, который хочет приручить Запад и увидеть его прирученным еще при жизни. Я не отрицаю, что имел при себе револьвер в поезде. Я отрицаю, что использовал его для того, чтобы грабить.

– Вы забыли, что вас поймали на месте преступления.

– А что я делал? Я всего лишь вытащил его, чтобы почистить, но не успел его разрядить, как какая-то нервная старушонка завопила, и вот я лежу простреленный на полу, а в следующий момент уже у вас. Это все, что я помню.

– Красивая история. Вы могли бы стать хорошим актером, мистер Камерон.

– Мне не надо быть хорошим актером – я хороший фотограф. Когда я получу обратно мои пластинки, вы это увидите.

– Вы уверены?

– Уверен. Давайте подождем и увидим, что так и будет.

– О, я-то могу подождать, но сомневаюсь, что вообще что-то увижу.

– Вы из тех женщин, которых трудно убедить.

– Я из тех женщин, которые умеют увидеть правду, когда она у них перед глазами.

– Как раз это я и делаю, как фотограф. Умею видеть правду и навсегда ее запечатлевать.

– Правду?

Джесси подумал мгновение и потом наклонил голову, словно изучая мисс Абигейл.

– Ну хорошо, возьмем к примеру прошлый вечер. Вы были очаровательны, когда сидели здесь на кресле-качалке и смеялись. Свет падал на вас как раз под нужным углом, он убрал с вашего лица напускную строгость и сделал его таким, какое оно есть. Если хотите, можете называть его простым. Если бы у меня была камера, я мог бы в тот краткий миг запечатлеть вас такой, какая вы есть на самом деле, а не такой, какой вы притворяетесь. Вы бы увидели, какая вы обманщица.

Обидевшись на его слова, мисс Абигейл упрямо сжала губы.

– Я не обманщица.

Он не стал спорить, а просто смотрел на нее, наклонив набок голову, словно мог проникнуть взглядом в ее душу и точно знал, о чем говорил.

– Если здесь и есть обманщик, так это вы. Это доказывают ваши же слова. Любой фотограф знает, что нельзя фотографировать того, кто качается в кресле. Даже я знаю, что объект должен быть неподвижным, иногда его даже закрепляют, чтобы получить хорошее изображение.

– Вы не хотите меня понять, и думаю, намеренно. Что ж, пусть так оно и будет. Только позвольте заметить, что статичные, постановочные фотографии сделать легко. Но я делаю совсем другое, именно поэтому я работаю для железной дороги. Они хотят, чтобы история была запечатлена такой, какая она есть. То же самое и с людьми. Когда-нибудь я сделаю вашу фотографию, и она докажет правоту моих слов. Она покажет настоящую Эбби.

Судя по ее выражению лица, из его монолога она вынесла только то, что еще больше укрепляло ее неверие.

– Я чудовищно устала, – сказала она, поднимаясь со спинки кровати. – Но не настолько, чтобы поверить в вашу историю. Я по-прежнему считаю, что вы хороший актер, а не грабитель или фотограф.

– Можете считать, что хотите, мисс Абигейл, – проговорил Джесси, – обманщики так обычно и делают.

– Вам виднее, – задумчиво ответила она, гадая, что же на самом деле значило то, что он рассказал. Наконец она взглянула на его тюрбан и сказала, – Думаю, теперь мы можем стряхнуть овсяную муку.

Она подошла к туалетному столику, чтобы взять щетку.

– Я могу сам, – предложил Джесси, но мисс Абигейл отвела его руку, вынула булавки, размотала полотенце и начала вычесывать волосы.

– Вы весь в муке, а овсянка привлекает мышей, – сказала она, – они с удовольствием съедят ее.

Джесси закрыл глаза и поворачивал голову то так, то сяк, как говорила ему мисс Абигейл. Что за субботний вечер, подумал он, из моих волос вычесывает муку женщина, которой не нравятся ни мыши, ни я.

– Я не достаю до затылка. Не могли бы вы сесть и наклониться над краем постели?

Он сел, сгорбился вперед, поставив локти на колени, и она аккуратно расстелила у его ног на полу полотенце. Он наблюдал, как овсяная мука падает вниз, пока мисс Абигейл ловкими движениями вычесывала ее из волос на затылке. Иногда она была очень мила, как, например, прошлым вечером, в кресле-качалке, или теперь, вычесывая его волосы. Но это случалось редко, ведь она все старалась делать, как положено. По каким-то причинам она предпочитала выглядеть строгой, чопорной, живущей по раз и навсегда установленным правилам. И зачем ему заставлять ее посмотреть на себя без самообмана? Пусть живет как хочет, решил он. И все же, он не мог понять, зачем же жить по шаблону.

Пленительная истома овладела Джесси. Руку приятно покалывало. В полудреме он придумывал, что еще расскажет мисс Абигейл. Но вдруг понял, что щетка больше не чешет его волосы. Мисс Абигейл ушла так же бесшумно, как и пришла.

ГЛАВА 9

Она оставила его расслабившимся и задремавшим и теперь лежала, прислушиваясь к приглушенным звукам, доносившимся снизу. Было слышно, как скрипят пружины под его весом, слабое звякание медной спинки кровати, когда он коснулся ее. Мисс Абигейл ждала, пока он уснет, и представляла, как он переворачивается с боку на бок, вздыхает и снова впадает в дрему. Сама она боролась с сонливостью, прислушиваясь к звукам из города, которые постепенно умолкали, пока наконец не наступила полная тишина. Тявкнула собака, мисс Абигейл вздрогнула и проснулась.

После бесконечного ожидания она быстро и легко поднялась, так что ее кровать издала только слабый писк. Мисс Абигейл снова подождала, терпеливая как кошка, подкрадывающаяся к добыче, и двигалась уже без единого звука. Босиком, проворно и плавно, она спустилась по ступенькам, внизу опять подождала. В тишине до нее доносилось ровное, спокойное дыхание Джесси. И она снова пошла, не остановившись ни на пороге спальни, ни у его кровати, чтобы убедиться, что он спит: любое промедление могло вызвать какую-нибудь инстинктивную реакцию и разбудить Джесси. Уверенно и ловко мисс Абигейл скользнула на пол и забралась под кровать.

Джесси дышал так же, как и раньше, а мисс Абигейл, скованная страхом, дышала часто и тяжело.

Завернутый в рубашку револьвер лежал под матрасом у края кровати, откуда Джесси мог без труда его достать. Мисс Абигейл потрогала сверток, ощутив материю рубашки, твердый предмет внутри нее с бороздками патронника, изогнутым, узким бойком, рукояткой и дулом. Револьвер был больше отверстий пружин и он бы застрял, попытайся она вытащить его через них. Поэтому она только ощупала его кончиками пальцев и обнаружила, что он лежит очень близко от края матраса, стоило слегка приподнять матрас вверх, и его свободно можно будет вытащить.

Но как поднять матрас хотя бы на дюйм или выше?

Мисс Абигейл могла бы просто подождать, когда Джесси решит перевернуться. Возможно, когда пружины согнутся, ей удалось бы быстро выхватить револьвер, и Джесси не заметил бы этого. Пол стал твердым, как наковальня, она начала замерзать, ей страшно надоело лежать неподвижно, но Джесси мирно спал. Мисс Абигейл опять услышала лай собаки и ответное завывание волка. Ее клонило в сон, и, чтобы не заснуть, она вытянула руку и наткнулась на что-то холодное и мясистое. В страхе она отпрянула, но потом поняла, что это был всего лишь мочевой пузырь. Она вспомнила, как длинные, сильные пальцы Джесси сжимают его. Мисс Абигейл сильно сжала глаза, чтобы уничтожить эту картину, в тот же момент Джесси засопел, вздохнул и перевернулся на бок, заставив пружины застонать. В ту же секунду мисс Абигейл просунула одну руку в ячейки пружины, а другой потянула рубашку вместе с револьвером. С глухим звуком он упал ей на живот, и она затаила дыхание.

Она лежала абсолютно неподвижно, дрожа под весом предмета, который давил на нее. Наконец-то она заполучила зловещее оружие. Она медленно развернула рубашку, от которой исходил запах Джесси, холодная сталь касалась ее груди. Она содрогнулась. Затем медленно свернула рубашку в тутой сверток, стараясь, чтобы пуговицы не стукнулись об пол. Она задумалась, каким же должен быть человек, чтобы выхватывать револьвер, поднимать его и наводить на другого человека. Она вспомнила себя под дулом сегодня утром, и еще раз решила, что нужно быть животным, чтобы делать такие вещи.

Он задышал ровно. Она задержала дыхание, содрогнувшись от мысли, что он ее может поймать. Но самое трудное было позади, спокойнее, уговаривала мисс Абигейл себя. Джесси снова слегка захрапел. С револьвером в одной руке и рубашкой в другой, она выбралась из-под кровати, готовая к тому, что в любую секунду заскрипят пружины, и удивилась, как близко все время находилась от головы Джесси. Он лежал, отвернувшись к стене, поэтому мисс Абигейл выпрямилась, так же беззвучно, как и раньше, и как только ее ступни коснулись пола, она готова была бежать.

Не успела она сделать шага, как Джесси поймал ее, рванул обратно, перебросив через себя, так что ее ноги ударились о стену. Непомерный вес обрушился на мисс Абигейл. В следующее мгновение она была уверена, что сейчас умрет, поясница ужасно болела, и когда мисс Абигейл потянулась, чтобы помассировать ее и избавиться от боли, Джесси быстро схватил одну ее руку, а другую, в которой мисс Абигейл еще крепко держала револьвер, завел ей за голову и прижал к матрасу.

– Ладно, леди, вы хотели поползать у моей кровати, мы доставим вам такое удовольствие! – прорычал Джесси. – Дай мне этот чертов револьвер! Немедленно!

Джесси вдавил запястье мисс Абигейл в матрас, пытаясь вырвать револьвер из ее пальцев. Но бесполезно, она держала его мертвой хваткой. Боль в груди мисс Абигейл переросла в удушье, в груди что-то бешено колотилось, клокотало, она тщетно пыталась поймать хоть немного воздуха. Джесси стукнул кулаком по ее запястью и налег на нее, еще больше сдавив грудь. Глаза мисс Абигейл едва не выскакивали из орбит.

– Отдайте мне револьвер, глупая женщина! Неужели вы думаете, я такой дурак, что позволю вам смотаться с ним?

Абигейл не могла ни вздохнуть, ни охнуть, ни объяснить, что ей плохо, ужас наполнял ее. И именно в тот момент, когда она совсем уверилась, что умирает, из ее горла донеслось клокотание, и рука ослабела, отпустив револьвер. Джесси услышал шипение и хрип, когда она попыталась вздохнуть. Потом внезапно ее колени подтянулись к подбородку.

Джесси отпустил ее и воскликнул:

– О Боже, Эбби!

Она свернулась калачиком, наполовину плача, наполовину хрипя, и каталась с бока на бок, обхватив колени руками. Джесси попытался ее распрямить, чтобы она могла вздохнуть, но она не отпускала рук.

В конце концов он бросил ее на живот, словно тряпичную куклу, револьвер отлетел к стене, потом грохнулся об пол в углу за кроватью. Лоб мисс Абигейл теперь вжался в матрас, она пыталась встать на четвереньки и вздохнуть. Джесси схватил ее своими гигантскими руками за бедра, перевернул:

– Я не хотел...

Ее дыхание по-прежнему оставалось хриплым и неровным. Она почувствовала, что ее копчик уперся во что-то теплое.

– Эбби, как вы?

Большим пальцем руки он нажал на синяк от удара его о берцовую кость, и мисс Абигейл вдыхая, хрипя, крича– все сразу– попыталась освободиться.

– Пустите меня...

Голос еще не вернулся к ней, и Джесси продолжал держать ее, прижав к себе.

– Не пытайтесь говорить, – приказал он. – Сперва отдышитесь.

Наконец это произошло – благословенные, чистые, гигантские массы воздуха хлынули в ее легкие и придали ей сил.

– Отпусти... меня... вниз, – смогла выговорить она. Джесси отпустил ее, и она опустилась на пол. Перевернувшись, она увидела, что Джесси присел рядом.

– Болит? – спросил он, и она почувствовала, как его рука потирает ее поясницу, а она лежала, обмякшая, дышащая с большим трудом, и ждала, когда боль в готовом разорваться сердце пойдет на убыль.

– Убери... свои... грязные... руки... от... меня... – прохрипела она между глотками воздуха.

– Вы сами виноваты, – сказал Джесси, растирая ей поясницу. – Что вы собирались сделать, застрелить меня?

– Ничего не обрадовало бы меня больше, – выдохнула она.

– Вы не отпираетесь, – сказал он и пробежал своими длинными, тонкими пальцами – одним сильным движением – по позвоночнику до копчика. Она вскочила словно кролик и сделала отчаянный прыжок к углу кровати, куда упал револьвер, но со всей силой ударилась головой об стену. Пружины заскрипели, Джесси схватил мисс Абигейл за ноги и потащил обратно, так что она так и не успела дотянуться до револьвера, а ночная рубашка задралась вверх. Мисс Абигейл снова сделала попытку заполучить оружие, но Джесси прижал ее своим телом к кровати и легко достал одной рукой револьвер с пола. Потом Джесси оседлал мисс Абигейл как ковбой дикую лошадь, прижав ее руки своими коленями к туловищу.

Он уже тоже задыхался и скрежетал зубами, прижав руку к пульсирующей болью ране. Он вдруг почувствовал ярость из-за боли.

– Ладно, мисс ваше всемогущество, значит, вы захотели поиграть в револьвер? Хорошо, поиграем.

Сквозь звон в ушах она услышала его прерывистое дыхание. Потом он отпустил ее, и возле уха послышался щелчок револьвера.

– Переворачивайтесь, – приказал Джесси. Мисс Абигейл попыталась поправить свою ночную рубашку, но стоило ей потащить ее вниз, как ствол револьвера уперся ей в спину.

– Переворачивайтесь, – повторил Джесси, уверенно и громко на этот раз, и подтолкнул ее дулом.

Мисс Абигейл со страхом перевернулась, прижавшись к стене.

– Почему каждый раз, как я просыпаюсь, вы оказываетесь в моей постели? – спрашивал он.

Она обхватила голову, которая просто раскалывалась от боли, руками и закрыла глаза, а елейный голос Джесси продолжал:

– Вы для этого и взяли меня в свой дом, Эбби? Значит вы хотите забраться в постель к головорезу? Почему вы просто не сказали, а притворялись благовоспитанной сестрой? Сестра... Ха! Позвольте перечислить все ваши деяния, чтобы точно знать, за что надо с вами посчитаться. Сперва вы сбрили мои усы без всякой на то причины. Вы заставляли меня испытывать нужду, пока я не подумал, что мой мочевой пузырь лопнет. Потом вы бросили в меня судно. Засовывали ветки в горло, так что я практически не мог есть, потом, как вы выражались – для моего же блага, пытались уморить меня голодом. В следующем случае вы решили отравить Меня печенкой. Вы принесли мне сырой мочевой пузырь поросенка, в то время как я умолял о настоящей еде. А теперь– последнее, но самое страшное – вы хотели застрелить меня.

– Я не хотела вас застрелить!

– Вас, мисс Абигейл, поймали на месте преступления. Знакомые слова? Вы не слышали их недавно?

– Вы подстрелили мистера Мелчера, и то, что у него нет пальца – доказательство этого. Я никого не подстрелила. Я только хотела взять револьвер.

– Вы никого не подстрелили, потому что я был быстрее вас. В чем дело, у вас болит голова?

– Я ударилась о стену.

– Как вы уже говорили мне однажды, это ваша вина. Вы сами навлекли на себя беду, когда проникли сюда. Вы применяете свои кошачьи замашки слишком часто.

– Я спасла вашу жизнь, неблагодарный! – выкрикнула мисс Абигейл, чуть приподнявшись и решив не поддаваться его запугиваниям, думая, что он на самом деле не сможет причинить ей вреда. Однако ее плечи вновь оказались прижатыми к матрасу, костяшки пальцев Джесси давили на грудь.

– Неблагодарный? – слабо посмеиваясь, спросил он. – Да, возможно, я был неблагодарным. Возможно, я не выказал должного уважения вам, за все, что вы для меня сделали. Может быть, в качестве любезности... мне лучше сделать это сейчас. Получить плату за все, что вы сделали со мной, вы этого хотите?

– Нет... я не это имела в виду.

– Да нет же, вы, конечно, это имели в виду. Давайте просто назовем это оплатой за оказанные услуги.

– Не надо...

Она, защищаясь, скрестила руки на груди.

– Давайте посмотрим, как вам понравится, когда рот не принадлежит вам, Эбби.

Джесси оказался рядом так быстро, что она не успела оказать сопротивление. В следующий момент одна ее рука была прижата его телом к матрасу, другая– к медному изголовью мощной рукой Джесси. Его рот стремительно приближался к ее губам, но мисс Абигейл отвернула лицо в сторону. Джесси попытался еще раз, мисс Абигейл снова отвернула лицо.

– Значит, вы еще хотите поиграть? Она сопротивлялась изо всех сил, но Джесси перевернул ее набок, прижав одну ее руку всем своим весом, а другую заведя высоко за спину. Его освобожденная рука легла на затылок мисс Абигейл– длинные пальцы скользили по ее свежевымытым волосам – и держала голову. Джесси опять склонил лицо ко рту мисс Абигейл и провел языком по ее обнаженным зубам. Она глубоко вздохнула и стала извиваться, но руке было больно, и она осталась лежать смирно, понимая, что не способна справиться с такой силой. Джесси оторвался от ее губ и теперь касался языком уголков рта, ввергая мисс Абигейл в ужас от этого скользкого, влажного проникновения. Не в силах сопротивляться, она лежала спокойно, не проявляя признаков ни борьбы, ни страха.

Джесси оценил ее спокойствие и, проведя губами под подбородком, шепнул ей на ухо:

– Я заплачу за каждую вашу проделку, Эбби.

Едва касаясь ее лица, он опять припал к уголку ее рта и медленно сомкнул свои полные губы, она же со всей решительностью сжимала свои. Джесси гортанно засмеялся, и мисс Абигейл ощутила на своих губах его улыбку.

– Как вам это нравится, Эбби?

Ее сердце выпрыгивало наружу, веки дрожали, хоть она и пыталась их крепко сжать. Джесси коснулся губами ее носа, как это делает жеребец, покусывая кобылу, оставив влажные следы на коже. Он взял в рот ее маленький острый подбородок, нежно посасывая, пронзая жаром все ее тело. Тыльной стороной руки, которую он прижимал, она ощутила, как напрягается его тело. Желая умереть, но ощущая себя более живой, чем когда бы то ни было, Эбби впитывала в себя все эти чувства. Будучи пленницей Джесси, она вдруг ощутила себя как будто парящей на свободе.

Рука оставила ее затылок и скользнула мизинцем по ложбинке между грудей до талии. Потом, подцепляя каждую пуговицу указательным пальцем, он неторопливо расстегивал их на своем пути обратно вверх.

– Эй, – прошептал он в шею мисс Абигейл, – вы думали удрать с моей рубашкой? Вы украли мою... я украду вашу.

Джесси медленно расстегнул корсаж ее халата, по-прежнему только мизинцем он гладил, вызывая мурашки, нежные холмики грудей, возбужденные соски, едва дотрагиваясь до них, словно теплый ветер.

– Вы знаете, что вы сделали со мной, Эбби? Вы раздражали меня тысячей разных способов. Позвольте показать единственный правильный.

Его ладонь охватила ее обнаженную грудь, и глаза мисс Абигейл широко раскрылись. Она видела его темные усы совсем близко от своего лица, ощущала его дыхание на своих губах, его горячее твердое тело упиралось ей в руку. Он нежно ласкал ее грудь с непростительно упругим соском, локтем водил по талии. Глаза мисс Абигейл снова закрылись, дыхание, как прежде, перехватило.

– Как насчет ванны в постели, Эбби?

Я должен вам.

Все ее чувства переместились в одну точку, когда он начал ласкать одну грудь рукой, а другую, склонившись, обводить своим теплым, влажным языком, медленно и тщательно облизывая ее, начиная с твердой вершины и закончив мягким периметром. Она ощутила запретное желание. Зубы Джесси нежно, умело покусывали. Он захватил между языком и верхними зубами сосок, нежно гладил и осторожно оттягивал его, пока напряженные плечи мисс Абигейл не оторвались от матраса. Он стал целовать ее ниже, где кончалась выемка между грудей, и еще ниже, пока мисс Абигейл не дошла до точки кипения. Джесси погрузил язык в углубление пупка, словно пчела, погружающаяся в чашечку цветка в поисках меда. Его теплый язык на мгновение остановился, потом Джесси поцеловал ее нежно немного ниже, поднял лицо и спросил:

– Мне заканчивать или оставить половину, как делали вы?

– Пожалуйста... – умоляла она еле слышно.

– Пожалуйста, что? Пожалуйста закончи или пожалуйста остановись?

– Пожалуйста остановись.

Слезы, казалось, хлынут из ее глаз, горла, между ног.

– Пока нет. Не остановлюсь, пока не вдохну в вас жизнь, так же как вы сделали со мной. Помните, Эбби? Как вы растирали меня и заставили кровь снова бежать по моим венам?

Она не знала, была ли это пытка или наслаждение. Сердце, казалось, билось в каждой клеточке ее тела. Джесси, снова и снова, медленно делал с ней все, что хотел, скользя руками по ее телу. Он обнял и плотно прижался к ней, а она сжимала медную спинку кровати, которая издавала приглушенный скрип с каждым толчком его разгоряченного тела, прильнувшего к ней. Предательское тело мисс Абигейл отвечало на ласки Джесси, ее губы открылись, ее дыхание теплыми, быстрыми порывами ударяло в лицо Джесси. Она не могла издать ни звука, и в то же время Джесси слышал ее непрекращающиеся стоны. Стоны от страха, смешавшегося с этим новым потоком чувств, столь внезапно проснувшимся в ней, словно пульсирующая пустота, которая взывала об удовлетворении.

Джесси внезапно замер, взглянув в ее затененное лицо с закрытыми, дрожащими глазами, открытыми, трепещущими губами. Он мягко коснулся ее щеки.

– Сколько вам лет, Эбби? Вы обманули меня? Вы сказали, что стары, чтобы спрятаться за этим, как за щитом, боясь жить полной жизнью. Но чего вы теперь боитесь больше, жить с этим или без этого?

Ее горло наполнили рыдания.

– Мне тридцать три. Я ненавижу вас, – прошептала она. – Я буду ненавидеть вас до самой смерти.

Она перестала бояться его, теперь она испытывала страх другого рода: она страшилась самой себя. Страшилась плоти и крови, которые так легко отозвались на все, что делал и говорил Джесси.

Как давно ее руки свободны? Они лежали безжизненно, непринужденно, охваченные теперь только воздухом, который колыхался от того, как Джесси гладил волосы мисс Абигейл, снимая их со лба, – очень, очень нежно. Он мог бы праздновать победу над ней, но почему-то чувствовал себя опустошенным и побитым. Сейчас, когда она лежала подле него, растрепанная и поверженная, он вдруг захотел, чтобы она стала старой Эбби, накрахмаленной и колючей.

– Эй, с чего все это началось?

Она услышала перемену в его голосе, но это ничуть не уменьшило буйный трепет в ней. Она, закрыв тыльной стороной ладони глаза, проглотила комок в горле, но ее голос остался глухим.

– Если я правильно помню, кто-то доставил в мой дом грабителя, у которого были усы.

– Эбби... – неуверенно проговорил Джесси, словно оставалось так много недосказанного. Но она оттолкнула его и села на край постели, оставив его с чувством вины за то, что он зашел так далеко, и с еще большим – за то, что не сделал большего. Когда мисс Абигейл соскользнула с измятой простыни, ее рука коснулась холодной стали револьвера, брошенного в пылу борьбы, которая уже была не просто борьбой. Ее пальцы сомкнулись на револьвере, и она беззвучно скрылась во мраке.

ГЛАВА 10

Стояло прекрасное воскресенье, светлое и свежее, небо было голубым, как яйцо малиновки. Во время службы мисс Абигейл была рассеянна. Молясь о прощении за вчерашнюю потерю контроля над собой, она чувствовала, как ее кожа, словно вспоминая происшедшее, покрывается сладкими мурашками. Встав, чтобы пропеть вместе со всеми гимн, она открывала губы, пытаясь произнести слова, но воспоминание о языке Джесси между ними опалило ее стыдом и трепетным, запретным желанием. Потянувшись рукой к затылку, чтобы пригладить волосы, она вспомнила о его руке и от стыда опустила голову. Но стоило ей увидеть кружевной корсаж пристойного, с высоким воротником платья, как ей представились ее соски, скрытые под ним, сжавшиеся маленькими шариками. И в глубине своей чистой души Абигейл Маккензи поняла, что теперь она проклята, хотя не по собственной вине. Она вела благопристойную жизнь, в которой никогда не возникали соблазны, какие она испытывала прошлой ночью. Но все же она не заслуживает столь сурового суда.

Пока мисс Абигейл размышляла надо всем этим, она случайно поймала себя на том, что смотрит на лысый затылок доктора Догерти. Она тут же почувствовала огромное желание ударить по этой лысине рукояткой револьвера, чтобы вызвать там небольшое умственное просветление!

После службы ее бессчетное количество раз спрашивали, как дела у нее дома, и она лгала, отвечая: «замечательно, замечательно». Всем все было интересно, начиная от того, как заживают раны преступника до того, что она, ради всего святого, делала с мочевым пузырем поросенка! На последнее она вновь отвечала полуложью – грабитель использует его для укрепления своей ушибленной руки – это, конечно, была правда, но не причина, по которой она купила пузырь. Когда ей наконец удалось отвести доктора Догерти в сторону, она злилась не только на него, но и на всех, кто задавал ей вопросы, которые их не касались.

Доктор был как всегда в благодушном настроении:

– Здра-а-авствуйте, мисс Абигейл.

– Доктор, мне надо с вами поговорить.

– Что-нибудь случилось с вашим пациентом? Как там его имя? Я снова забыл. Джесси, да? Он делал какие-нибудь упражнения?

– Да, делал, но...

– Отлично! Отлично! Конечности теряют свободу движения, если их не разминать. Кормите его хорошенько и вы увидите, что он скоро поднимется на ноги и сможет пройтись, может быть, даже по улице.

– По улице! Да у него же нет одежды. Вчера он вышел, завернувшись в одну только простыню!

Доктор весело рассмеялся, подрыгивая животом.

– А я об этом и не вспомнил позавчера, когда принес его вещи. Думаю, нам следует купить ему что-нибудь из одежды, да? Железная дорога заплатит...

Мисс Абигейл нетерпеливо прервала его:

– Доктор, о чем вы думали, возвращая ему револьвер? Он... он угрожал мне им, и это после всего того, что я для него сделала.

Доктор озабоченно нахмурился.

– Угрожал вам?

– Ш-ш-ш! – Она быстро огляделась вокруг и потом еще раз соврала: – Ничего серьезного. Он просто захотел немного жареных свиных отбивных на обед. Вот и все!

Внезапно доктор заподозрил, какое страшное соперничество могло возникнуть между двумя такими своенравными людьми, и в его глазах мелькнул огонек любопытства сплетника.

– Вы дали их ему?

Мисс Абигейл залилась краской, суетливо еще туже стала натягивать перчатки на руки и, запинаясь, проговорила:

– Ну... я... он... да, я дала.

Доктор потянулся в нагрудный карман, вытащил сигару, откусил конец и в задумчивости воззрился на нее. Наконец он выплюнул кончик сигары и улыбнулся:

– Весьма ловко с его стороны, учитывая то, что револьвер не заряжен.

Мисс Абигейл почувствовала себя так, словно кто-то налил ей за шиворот ледяной воды.

– Не заряжен? – ошеломленно спросила она.

– Не заряжен, мисс Абигейл. Вы же не думаете, что я бы вернул ему револьвер с полным барабаном патронов?

– Я... я...

Тут мисс Абигейл поняла, какой глупой должна казаться доктору Догерти.

– Я как-то не подумала, что револьвер может быть не заряжен. Я... Мне следовало об этом подумать.

– Конечно, следовало. Но я все же несу вину за то, что он наставил на вас револьвер. Похоже, вы с ним натерпелись. В остальном все в порядке?

Мисс Абигейл не хотела и не могла доверить ни одной живой душе, насколько все было не в порядке. Как бы она смогла смотреть в глаза горожанам, если бы все узнали, что она вытерпела в руках этого подлеца в своем доме. Она гордилась своей сдержанностью, благовоспитанностью, хорошими манерами, и город уважал ее за эти качества. Ну нет, она не даст им повода судачить о ней!

– Уверяю вас, все в порядке, доктор Догерти. Этот человек больше мне ничем не навредил. Но он неотесанный грубиян, обладает отвратительными манерами, да к тому же с высоким самомнением, и мне уже тошно от его присутствия в моем доме. Чем раньше он его покинет, тем лучше. Я бы хотела, чтобы вы немедленно подписали разрешение на его выписку, шериф Харрис мог бы тогда телеграфировать начальству железной дороги, чтобы они приезжали и забирали его.

– Конечно! Я сделаю это завтра утром. Он скоро будет в состоянии выдержать переезд.

– А как вы думаете, когда за ним приедут? Доктор поскреб подбородок.

– Трудно сказать, но это не займет много времени, а я буду здесь каждый день. Не беспокойтесь, мисс Абигейл. Как только я увижу, что он может выдержать переезд, мы избавим вас от него. Что-нибудь еще я могу для вас сделать?

– Да. Вы могли бы купить для него какие-нибудь штаны? Если он должен прогуливаться на своих костылях, я настаиваю, чтобы он был прилично одет.

– Несомненно. Я первым делом раздобуду их.

– Чем раньше, тем лучше, – предложила она с некоторым беспокойством.

Потом маленьким кивком подбородка она пожелала доктору всего хорошего и повернулась, чтобы идти к дому, злая, как никогда. Только подумать: ее обманули, разыграли, и как! И все это сделал этот... эта собака,которую она подобрала с улицы, когда никто в городе не дал ей даже объедков со стола! Он сделал ее своей жертвой не один раз, а дважды... с незаряженным револьвером! Войдя в дом, она кипела от злости.

Джесси услышал громкий– тук! тук! тук! – стук ее каблуков на лестнице, пока она с шумом поднималась наверх. Через минуту она спустилась вниз, громко, размеренно промаршировав, словно на параде. Такое поведение удивило Джесси; до посещения церкви она как всегда ходила кошачьей походкой. Она мелькнула в дверном проеме, прошла на кухню и открыла дверь в кладовую. Джесси слышал, как она что-то наливает, потом пошла обратно, снова маршируя. Дверь спальни она миновала со свистом. Прошествовав к кровати, она, не успел Джесси и слова сказать, наклонилась над ним, замахнулась и отвесила такую оплеуху, что он щекой ударился о спинку кровати. Медь зазвенела, словно мисс Абигейл стукнула по ней молотком. Пока Джесси приходил в себя, она взяла кувшин, налила в него какой-то жидкости и потом занесла над ним револьвер, держа его большим и указательным пальцами.

– Вы больше ни разу не будете угрожать мне этой отвратительной штукой, которая когда-то называлась револьвером, – высокопарно и самодовольно проговорила она и с всплеском опустила револьвер в воду. – Ни разу, ни спулями, ни безпуль!

Булькающий звук вывел Джесси из оцепенения, он понял, что жидкость попала в ствол. До него наконец дошло, что сделала мисс Абигейл, он спрыгнул с постели и захромал к кувшину. Он хотел сунуть руку в кувшин, чтобы достать револьвер, но мисс Абигейл холодно посоветовала:

– Я бы не стала макать туда руку, если только вы не хотите, чтобы она растворилась, как револьвер, под воздействием щелока.

Она отступила на безопасное расстояние.

Джесси подскочил и, неуклюже покачиваясь, пошел на мисс Абигейл, отпихнув по дороге стол.

– Змеиное отродье! Вынимай оттуда револьвер или швырну это на пол, клянусь!

– Мой стол! – воскликнула она, увидев как щелок разливается по лаку. Она неуверенно сделала несколько шагов в сторону Джесси, но остановилась в нерешительности.

– Вынимай! – заорал он.

Они прожигали друг друга взглядами. Лицо Джесси дрожало от ярости. Губы мисс Аби-гейл, плотно сжатые, дрожали. Они готовились для схватки, как дикие животные: осторожно, осмотрительно, напряженно. Еле сдерживаясь, сквозь зубы, Джесси проговорил, отделяя слова:

– Доставай... револьвер... быстро! – И мисс Абигейл поняла, что ей лучше так и сделать. Передернув плечами и выпрямившись, она вынесла кувшин через заднюю дверь наружу.

Джесси слышал, как мисс Абигейл вылила все содержимое кувшина во дворе и вбежала обратно с тряпкой, чтобы вытереть свой драгоценный стол. Когда она промокнула его, Джесси опустился в кресло, закрыв лицо руками, и пробормотал с отвращением:

– Зачем у вас такая чертова вещь? Голосом, полным сарказма, мисс Абигейл начала:

– Какая впечатляющая попытка многословной...

– Только не разговаривайте со мной вашими трехдолларовыми словечками, – огрызнулся он, – потому что мы оба знаем, что каждый раз, когда вы прибегаете к этой уловке, то дрожите от страха! Я буду говорить о чем захочу и как захочу!

– Я тоже! Вы может думаете, что облагодетельствовали меня прошлой ночью, но мисс Абигейл Маккензи в этом не нуждается, слышите?! – Она начала ожесточенно тереть поверхность стола. – Я взяла вас в свой дом – вас! Грабителя! Выходила вашу гниющую тушу и ради чего?! Ради того, чтобы вы критиковали мою готовку, речь, манеры, даже цветы, которые я выращиваю в саду! Чтобы меня лапали и унижали за мою заботу!

– Заботу! – Джесси резко рассмеялся. – Вы ни о чем не заботились всю свою ничтожную жизнь! Ваша кровь холоднее, чем у лягушки. И вы как лягушка живете на своей одинокой лиловой кувшинке, заскакивая на нее и прячась, как только что-нибудь, отдаленно напоминающее жизнь, показывается рядом! Значит, вы узнали, что револьвер не заряжен? И поэтому вы примаршировали сюда, вломили затрещину и бросили револьвер в щелок? Так?

– Да! – прокричала мисс Абигейл, отвернувшись от Джесси, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.

– Черта с два, мисс Абигейл Маккензи! Револьвер не был даже направлен на тебя, когда ты размякла подо мной, разве не так? Потому что то, что ты почувствовала прошлой ночью, не имеет абсолютно ничего общего с револьвером. Ты прожила всю свою жизнь в этом забытом Богом доме старой девы, боясь до смерти показать кому-нибудь, что у тебя есть чувства, пока не появился я. Я! Обыкновенный грабитель! Человек, которого по твоему извращенному чувству благопристойности надо было опасаться. Только ты не можешь признать, что тоже являешься человеком, что ты можешь испытывать ко мне симпатию, можешь лежать на этой кровати и познавать, чтообнаженная кожа – это совсем не низменно, несмотря на то, что ее касается, и чему тебя учили все эти годы. Теперь ты знаешь, что небольшая борьба время от времени может быть прекрасным средством, чтобы взбодриться, не говоря уже о чувственном возбуждении. Только этого всего не должно быть, как ты считала, да? С тех пор, как я оказался здесь, ты испытала чувства, которые были запретными в твоей жизни. И ты винишь меня потому, что тебе нравятся все эти переживания, но ты считаешь, что этого не должно быть.

– Ложь! – возразила мисс Абигейл. – Вы лжете, чтобы защитить себя. То, что вы делали прошлой ночью, низко, жестоко и аморально!

– Низко? Жестоко? Аморально? – Он опять резко засмеялся. – Если у вас сохранилась хоть капля здравого смысла, Эбби, вы бы поблагодарили меня за прошлую ночь, за то, что для вас еще не все потеряно. При том образе жизни, который вы ведете, с крадущейся походкой, с белыми перчатками, с безупречно чистыми помыслами, я удивлен, что вы не попросили сегодня утром прихожан забросать вас камнями, как великую грешницу. Эбби, признайтесь, вы злитесь потому, что наслаждались вчера со мной на этой постели!

– Прекратите! Прекратите! – закричала она, потом повернулась и запустила в Джесси пропитавшуюся щелоком тряпку. Она попала на его подбородок и свисала на шею, как крысиный хвост. Его кожа тут же начала пылать, глаза расширились. Он отчаянно отбросил тряпку. Мисс Абигейл с ужасом поняла, что наделала. В следующий миг она вела себя так, словно всю жизнь готовилась этому моменту: схватила с умывальника сухое полотенце и бросилась промокать им его лицо. Руки Джесси и мисс Абигейл торопливо, неистово вытирали кожу.

Джесси видел расширившиеся от страха глаза мисс Абигейл, говорившие, что она зашла слишком далеко.

– Вы... – выдохнула она, оттирая его подбородок более усердно, чем свой стол. – Вы смеетесь над всем, что я делаю для вас, и ко... корите за все, в чем сами виноваты. Ни разу с тех пор, как вы оказались здесь, вы не по... поблагодарили меня ни за что. Вместо этого вы критикуете, браните и клевещете на меня. Что ж, если я такая хладнокровная, туго затянутая и неприятная, почему вы начали делать то, на кровати, прошлой ночью? Почему?

Униженная, находясь на грани срыва, она тем не менее взглянула ему в глаза:

– Вы думаете, я не понимаю? Вы думаете, я такая наивная, что не пойму, что вы сами не устояли передо мной?

Ее пальцы замерли на полотенце, которое лежало на плече Джесси. Оно закрывало ему рот, и усы выглядели более темными, по контрасту с его белизной. Джесси и мисс Абигейл молча стояли лицом друг к другу. Он впивался в нее глазами, и она опустила взгляд на его бронзовую грудь. Ее руки, трепеща, оторвались от полотенца так же, как ее глаза – от его безжалостного, знающего взгляда. Ей вдруг захотелось сказать все по-другому. Медленно он стянул полотенце со рта. Его слова, произнесенные тихим, смущенным голосом, напугали мисс Абигейл.

– А что, если так, Эбби? Что, если я не устоял?

Пораженная, она почувствовала, как стали натянуты ее нервы, как закололо в затылке, волна смущения окатила ее с головы до ног.

Он – игрок, преступник, он ее враг. Ему нельзя доверять. Но она не могла оторваться от полных смущения глаз грабителя, которые пронзали ее насквозь, как не смогла бы пронзить ни одна пуля. Джесси не улыбался и не хмурился, он смотрел на мисс Абигейл с выражением глубокой искренности.

– Меня никогда об этом не спрашивали, – выдавила она задыхающимся шепотом.

– Меня тоже, – сказал он тихо.

Она быстро отвернулась от него и спросила:

– Кожа горит? – Но Джесси повернул ее к себе, крепко ухватив повыше локтя.

– Вы хотели обжечь меня? – спросил он, глядя на жилку на ее шее.

Мисс Абигейл чуть отклонилась и перевела дыхание.

– Я... нет... я не знаю, чего хотела. – Ее голос был робким и неуверенным. – Я не знаю, как жить рядом с вами. Вы так злите меня, хотя я этого совсем не хочу. Я хочу...

Но она вздохнула, не в силах закончить. Она хотела спокойствия. Она не хотела, чтобы у нее так бешено колотилось сердце, но хотела такого человека, как он.

– Ты тоже меня злишь, – сказал он почти нежно, пожав ее руку своими сильными пальцами.

Он видел в профиль, как ее правая грудь поднялась от глубокого, неровного вздоха, как опустились ресницы и порозовела щека.

– Отпустите мою руку, – неуверенно попросила она. – Я не хочу, чтобы вы до меня дотрагивались.

– Вы опоздали, Эбби, – ответил он, – я уже дотронулся. – Он нежно встряхнул ее руку. – Эй, посмотрите на меня.

Она не пошевелилась, и Джесси взял ее за узкие плечи и силой развернул к себе. Она смотрела себе под ноги, и его руки горячим касанием опускались вдоль ее безвольных рук, остановились на запястьях. Он нежно держал ее руки в своих, а она боролась с желанием взглянуть в эти темные-темные глаза.

– Сегодня воскресенье, Эбби. Может, мы хоть на один день попытаемся стать друзьями и посмотрим, что из этого получится?

– Я бы... – Она сглотнула.

Сердце рвалось из груди, она не смела смотреть выше его подбородка. Он побрился, и пахнул мылом. Его усы были тонкими и черными, но мисс Абигейл не поднимала взгляд выше их. Джесси вздохнул и сел в кресло-качалку, по-прежнему держа мисс Абигейл за руки. Это было так приятно и прекрасно! Он медленно мял ее ладони своими большими пальцами от запястья до кончиков пальцев, а она говорила себе, что надо вырвать руки, но в то же время впитывала в себя каждое прелестное мгновение этого касания, так непохожего на то, что было раньше. Джесси был таким нежным, мягким. Она смотрела на их соединенные руки, прекрасно понимая, что он делает, но не отстранялась от него.

Джесси медленно поднес ее ладонь ко рту, закрыл глаза, и теплые губы вместе с мягкими усами потерялись в ней. Согнутые, собранные в чашечку пальцы мисс Абигейл оказались во власти долгого поцелуя, и она почувствовала, как, словно по мановению волшебной палочки, в ее жилах взыграла кровь. Джесси обнял мисс Абигейл за талию и увлек к себе на колени.

– Нет, не надо... опять, – попросила она.

– Почему? – прошептал Джесси. – Его сильные руки сомкнулись на ее плечах и неуловимо притягивали к нему на грудь.

– Потому что мы ненавидим друг...

Он заставил ее замолчать поцелуем. Его руки скользили по ее спине, усы были такими же мягкими, как до того дня, когда она их сбрила, ищущий, трепещущий, настойчивый язык пробуждал желание, но мисс Абигейл отпрянула, воскликнув:

– Это безумие, мы не должны...

Но ладони Джесси вновь повернули ее лицо. Он прижал свой рот к ее губам, положил ее руки к себе на шею и придерживал там, пока не почувствовал, как мисс Абигейл обняла его.

Она думала, что сошла с ума, и с новой силой отдавалась поцелуям Джесси. Его руки пробегали вверх и вниз, вверх и вниз по спине, сжимали талию, бедра.

Джесси прошептал ей в рот.

– Не сопротивляйтесь, Эбби... один раз, не сопротивляйтесь, – слова едва различались, потому что его язык был во рту Эбби. Его руки, лежащие на ее бедрах, развернули ее так, что она стала наполовину лежать, наполовину сидеть на коленях Джесси. А он все приподнимал и раскачивал мисс Абигейл в маленьком кресле, пока она уже не понимала, что с ней и где она. В конце концов он стал для нее гладкой, твердой равниной плоти, на которой она покоилась. Его руки, обвив талию, крепко держали ее, и через отделанные оборками нижние юбки она почувствовала его.

Он был высоким... и сильным... и почему-то очень хорошим.

Она очнулась, отодвинулась от Джесси, сопротивляясь.

– Нет... Вы – вор. Вы мой враг.

– Вы сами себе враг, Эбби, – прошептал Джесси. Он приподнял ее за подмышки, и ее грудь оказалась у его лица. Он легко держал ее, и она чувствовала его дыхание сквозь накрахмаленный перед благопристойного платья. Он вдыхал в нее жар жизни, против которого она так боролась.

– О, пожалуйста... пожалуйста, отпустите меня.

Она почти плакала, боль и удовольствие смешались в груди, сердце, руках на сильных плечах Джесси... и в той ее части, что покоилась теперь на его груди.

– Эбби, позвольте мне, – сказал он, – позвольте мне.

– Нет, нет, пожалуйста, – просила она, касаясь губами его мягких волос.

– Позвольте мне сделать из вас женщину, Эб.

– Нет, не надо, – выдохнула она, – я... я не буду больше трогать ваш револьвер или усы. Обещаю. Я буду кормить вас всем, чем угодно, только отпустите меня, пожалуйста.

– Вы не хотите, – он слегка отпустил ее, и их губы оказались рядом. Однако между их ртами почему-то оказалось полотенце.

– Убери полотенце, Эбби, – умолял он, крепко держа ее за талию.

– Нет, Джесси, нет, – дрожащим голосом едва слышно проговорила она.

Услышав свое имя, Джесси понял, что она тоже хочет его. Он приподнял подбородок, полотенце упало вниз, и он прижался к ее шее.

– Давайте будем друзьями, – сказал он, уткнувшись в ее высокий, плотный воротник.

– Никогда, – отрезала она.

Он снова приник к ее губам. Почти лежа в кресле и раскачивая его, он все теснее прижимал мисс Абигейл к себе. Джесси знал, что сказать ему «да» выше ее сил, что взять ее он мог только насильно, так как даже если бы она отдалась, она сделала бы это против своей воли. Ее надо было заставить сказать «да» или заставить потерять голову. Но именно это одно слово – да – она не могла произнести. Когда он отпустит ее, ей наверняка станет стыдно оттого, что она зашла так далеко. Джесси, чтобы облегчить ее переживания, решил пошутить:

– Быстрее говорите «да», Эбби, потому что нога чертовски болит.

Еще не успев устыдиться, она рассердилась:

– О! Вы эгоистичный и невыносимый тип! К ее ужасу он засмеялся, все еще удерживая ее:

– Но давайте все же останемся друзьями, хотя бы на сегодня. Мне тоже надоело воевать.

Она с трудом вырвалась и поправила платье.

– Если вы пообещаете не делать больше ничего подобного.

– А думать об этом можно? – Его темные усы изогнулись вверх над дразнящей улыбкой.

Мисс Абигейл не знала, куда деть глаза. В смятении она отправилась на кухню, а Джесси на костылях пошел следом.

– Не возражаете, если я посижу здесь? – спросил он. – Меня тошнит от спальни.

Не глядя на него, она разрешила:

– Делайте все, что вам вздумается, только не мешайте.

Он с безразличным видом сел возле стола и упер костыли об пол возле ног.

– Не буду, – пообещал он.

Однако он постоянно мешал мисс Абигейл – сидел, вытянув ноги, и эти дурацкие ходули лежали у него между ног. Ей требовалось огромное усилие, чтобы не смотреть на них, и она не сомневалась, что Джесси прекрасно знает, как они действуют на нее. Мисс Абигейл раздражалась все больше, но в двери раздался голос доктора Догерти:

– Привет всем. Можно войти?

Дом мисс Абигейл просматривался насквозь от передней двери до задней, и доктор увидел, что двое сидят на кухне.

– Т-а-ак, – протянул он при виде Джесси, – вы как огурчик. Как себя чувствуете?

– С каждым днем все лучше, спасибо мисс Абигейл, – ответил Джесси, как всегда с радостью встречая доктора.

– Она мне так и говорила сегодня в церкви. Ох, мисс Абигейл, я принес штаны, которые вы просили. Авери специально открыл свой магазин, сделал одолжение. Если они не подойдут, будет обидно, потому что Авери уже закрылся.

Мисс Абигейл вскользь взглянула на джинсы и продолжила заниматься обедом, а доктор и Джесси удалились в спальню, чтобы осмотреть ногу. Мисс Абигейл различала их приглушенные голоса, а потом доктор вернулся с рекомендациями:

– Опасность миновала, и он может делать все, что сможет в доме, снаружи, где угодно. Немного свежего воздуха и солнце пойдут ему только на пользу. Теперь, когда он имеет приличную одежду, можно безболезненно отправиться на прогулку за город или посидеть в саду.

– Сомневаюсь, что ему понравятся эти планы.

– Я уже предложил их Джесси, и он, кажется, совсем не прочь выйти из дома. Это не помешает и вам. Ну, теперь я пойду. Если понадобится что-нибудь – зовите.

Мисс Абигейл пошла проводить его до входной двери, и на полдороге из спальни вышел Джесси, уже одетый в синие джинсы и голубую хлопковую рубашку нараспашку.

– Спасибо, что зашли, док, и за одежду, – сказал он и проводил доктора до двери, словно дом принадлежал ему.

– Это была идея мисс Абигейл, – уведомил его доктор.

– Тогда я поблагодарю мисс Абигейл, – сказал Джесси, улыбнувшись.

Доктор вышел за дверь, спустился по ступеням веранды и крикнул:

– До завтра, вы оба!

Сказав так, доктор объединил их, что вызвало у Эбби любопытное теплое чувство, что-то вроде чувства безопасности, когда она стояла рядом с Джесси у двери, провожая вместе с ним доктора.

Голос Джесси прозвучал неожиданно вежливо и искренне:

– Приятно снова чувствовать себя одетым. Спасибо, Эбби.

Мисс Абигейл отпрянула, она уже привыкла к его уколам и критике, но понятия не имела, чем ответить на его вежливость. Она вспомнила, как вежливо Джесси называл ее мисс Абигейл, когда пришел доктор, но стоило ему уйти, Джесси вернулся к прежнему фамильярному обращению. Она почувствовала, что он смотрит на нее сверху вниз, задержала взгляд на его голой груди, покрытой черными волосами, на длинных обнаженных ступнях, и задумалась, что бы ему ответить. Но тут он повернулся, поднял костыль и вежливым жестом пригласил ее идти вперед на кухню. Она ощущала его горящий взгляд на спине, пока он тяжело ступал позади нее.

Она опять стала готовить, а он сел рядом, и в комнате повисло напряженное молчание, пока Джесси не заметил:

– Док задал мне жару за то, что я навел на вас револьвер.

Мисс Абигейл не смогла скрыть своего удивления: он произнес это без всяких ругательств.

– Меня удивило, что вы поделились с ним, – добавил он.

Она робко проговорила:

– Я сказала ему только о свиных отбивных, больше ни о чем.

– Да? – сказал он в ответ. – И все?

Ей было не по себе от того, что он сидел возле нее и следил за каждым движением. Наконец она осмелилась бросить на него взгляд через плечо. Костыли лежали на том же притягивающем ее взгляд месте, и Джесси облокотился о стол и хмурился, приглаживая указательным пальцем усы, словно пребывал в глубокой задумчивости.

Мисс Абигейл снова повернулась к нему спиной и с невинным видом осведомилась:

– Он спрашивал еще о чем-нибудь? Последовало молчание, а потом он ответил:

– Он спрашивал, отчего покраснели мой подбородок и щека. Я сказал ему, что ел свежую клубнику из вашего сада и испачкался. Вам не мешало бы заиметь клубнику...

Видя ее со спины, Джесси заметил, что руки мисс Абигейл замерли.

Эбби почувствовала, как ее щеки от самой шеи заливает краска.

– Вы... вы хотите сказать... что не рассказали ему о тряпке с щелоком?

– Нет.

Джесси увидел, как мисс Абигейл расслабилась. Она громко сказала:

– Да, у меня в саду есть клубника.

Она начала что-то взбивать ложкой, это движение всколыхнуло юбки на ее узких бедрах. Внезапно она остановилась и тихо промолвила:

– Спасибо.

Странное чувство охватило Джесси. Мисс Абигейл ни разу не разговаривала с ним так ласково. Он прочистил горло, и это прозвучало посреди тихой комнаты, словно гром.

– У вас нет ничего, чтобы приложить к лицу, Эбби? Сильно жжет.

Она быстро повернулась, и он заметил выражение участия, промелькнувшее на ее лице. Подойдя к нему, она осторожно дотронулась до его подбородка и тут же отдернула руку, глаза их встретились. Каждый думал, почему приукрасил правду, когда доктор Догерти стал задавать вопросы.

– Нужна пахта, – глаза мисс Абигейл опустились на костыли Джесси.

– У тебя она есть? – спросил он.

– Да, снаружи, в колодце. Я принесу.

Он хмуро наблюдал, как она вышла во двор,, вытянула ведро и принесла в дом кружку.

– Я возьму марли, чтобы намазать ее, – сказала мисс Абигейл, вернувшись. Принеся марлю, она застыла в замешательстве, побаиваясь теперь касаться Джесси.

Он протянул руку, развернув ладонь, и сказал:

– Я могу это сделать сам. Ты занята. – Когда она вернулась к плите, он удивил ее еще раз, спросив: – Ас твоими руками все в порядке?

– С руками?

– На них не попал щелок? Пахта не нужна?

– С ними все в порядке. Я их почти не намочила.

Она взяла пахту и влажную марлю, чтобы накрыть на стол, и, остановившись у двери в кладовую, посмотрела через всю комнату на Джесси.

– Любите пахту? – спросила она.

– Люблю.

– Хотите ее к ужину?

– Неплохо бы.

Она исчезла, вернулась со стаканом чего-то белого и протянула его Джесси. По сравнению с молоком руки Джесси казались еще темнее, чем обычно.

– Спасибо, – сказал он ей второй раз. Мисс Абигейл присоединилась к нему за столом и протянула ему тарелку:

– Цыпленок.

– Сначала возьмите себе, – предложил он.

И – совершенно невероятно – их тарелки были наполнены, и они ели, сидя друг напротив друга, и разговаривали:

– Когда я был маленьким, мы обычно ели цыпленка каждое воскресенье, – вспоминал он.

– Кто это мы?

– Мы – это моя мама, папа, Рейф, Джуна, Клара и Томми Джо. Моя семья.

– Где это было?

– В Новом Орлеане. – Почему-то картина Джесси в кругу сестер, братьев и родителей казалось ей нелепой. Он ведь был – напомнила себе мисс Абигейл – законченным лгуном.

– Не верите мне? – он улыбнулся и стал есть.

– Я не знаю.

– Даже у грабителей есть мамы и папы. А у некоторых есть и прочие единокровники.

Он опять начал дразнить ее, но мисс Абигейл почему-то не возражала.

Слово «единокровники» было для нее сюрпризом – одним из тех слов, которые Джесси время от времени неожиданно выхватывал откуда-то. Это было слово из запасов мисс Абигейл, а не его.

– И как много единокровников было у вас?

– У меня было... есть... четыре. Два брата и две сестры.

– В самом деле? – она вопросительно изогнула бровь.

Джесси поднял свой испачканный в пахте подбородок и радостно рассмеялся.

– Слышу скептицизм в вашем голосе и знаю почему. Извините, что не соответствую вашим понятиям о том, откуда я должен, а откуда не должен быть родом, но у меня есть родители, которые до сих пор живут в Новом Орлеане, в настоящем доме, и которые по-прежнему едят цыплят по воскресеньям – только по-креольски – и еще у меня есть два старших брата и две младших сестры, и вчера вечером, когда вы вычесывали мне волосы, я вспомнил субботние вечера в нашем доме. Мы все мыли голову по субботам, а мама чистила нашу обувь.

Мисс Абигейл уже без смущения смотрела на него. Ей бы очень хотелось, чтобы этот рассказ был правдой. Могло ли так быть? Она еще раз напомнила себе, что Джесси обвинялся в преступлении, и что ему нельзя верить.

– Удивлены? – спросил он, улыбаясь. Но мисс Абигейл еще не была готова поверить ему.

– Если у вас такой замечательный дом, зачем вы покинули его?

– Я покинул его не навсегда. Я время от времени возвращаюсь. А оставил свою семью, потому что был молодым и пошел искать свое счастье с хорошим, преданным другом. Я иногда скучаю по дому.

– Значит, вы вместе покинули Новый Орлеан?

– Да.

– И вы нашли свое счастье?

– Нашли вместе – на железной дороге.

– Опять железная дорога, – понимающим тоном пропела мисс Абигейл.

– Ну что делать? – Он развел в невинном жесте руки. – Меня поймали на месте преступления.

Его веселое, бесшабашное отношение к ее словам озадачило мисс Абигейл, но она улыбнулась, гадая, правду ли он рассказал о Новом Орлеане и его семье.

– А что у вас? – Джесси закончил трапезу и сидел, расслабившись, положив локоть на стол. – Есть братья или сестры?

Мисс Абигейл тут же бросила взгляд на входную дверь и, отвечая, унеслась в мыслях далеко-далеко:

– Нет.

– Док мне так и сказал. Я покинул семью, когда мне было двадцать. Он сказал, что вы остались с семьей.

– Да.

Она сняла с юбки несуществующую нитку.

– Не по собственному желанию? – Она резко подняла взгляд. О таких вещах не принято говорить, будь то правда или нет. Хорошая дочь просто не должна жаловаться на отца, разве не так?

Джесси рассеянно теребил усы:

– Док как-то раз сказал мне, что вы пожертвовали своей молодостью, чтобы заботиться о больном отце. Это похвально.

Мисс Абигейл заглянула ему в глаза, не издевается ли он опять, но Джесси был серьезен.

– Как давно это было?

Она сглотнула, взвесив, можно ли ему рассказать вещи, которые она никому не рассказывала. В конце концов она промолвила:

– Тринадцать лет назад.

– Значит, тебе было двадцать?

– Да, – она снова потупила глаза.

– Печальная судьба, – тихо заметил Джесси. Мисс Абигейл ощутила, как на шее забилась жилка, она не знала, что ответить, куда деть глаза и руки. – Не каждый способен совершить такой поступок, как вы, Эбби. Вы не жалеете?

То, что она не отрицала своего сожаления, было самым исчерпывающим ответом.

– Когда он умер? – продолжал Джесси.

– Год назад.

– Вы отдали ему двенадцать лет? – Джесси ответила только тишина, а мисс Абигейл задумчиво смотрела себе на руки. – Двенадцать лет, и за это время вы научились делать все то, что делаете теперь так хорошо, все, что нужно для дома и семьи... хотя у вас не было своей. Почему?

Мисс Абигейл была испугана и ошеломлена вопросом. Она думала, что они вдвоем пришли к соглашению не причинять друг другу намеренную боль. Но какая-то частичка гордости не дала ей заплакать, когда она отвечала:

– Я думаю, это очевидно, разве нет?

– Вы имеете в виду, не было выбора? – Она перевела дыхание. Ее лицо покрылось пятнами. Не надо было исповедоваться перед ним, с горечью подумала она.

Сердце сжалось от жгучей боли.

– До тех пор, пока не появился Мелчер, а я спугнул его.

Она больше не могла выносить его колкости. Она вскочила со стула, но Джесси остановил ее, положив руку на ладонь.

– Теперь я вижу, что был не прав, – сказал он тихо, ловя ее взгляд.

Мисс Абигейл совсем не ожидала, что он произнесет что-то в этом роде. Ненависть к нему могла исчезнуть, но теперь она боялась того, что могло занять ее место.

– Нам обязательно об этом говорить? – спросила она, глядя на загорелую руку, лежавшую на ее рукаве.

– Я пытаюсь просить прощения, Эбби, – сказал он. – В своей жизни я это делал не часто.

Она подняла испуганные глаза и встретила глубокую искренность во взгляде Джесси, сердце мисс Абигейл бешено заколотилось.

Зная, что, заговорив, она с каждым разом ступала на все более шаткую почву, мисс Абигейл все же проговорила:

– Ваши извинения принимаются.

Его темные пальцы мягко сжали ее руку и скользнули прочь. Но это мимолетное прикосновение запомнилось ей. как и то, что он говорил.

ГЛАВА 11

Облокотясь на дерево и переплетя пальцы рук на животе, Джесси смотрел на мисс Абигейл и думал, что она содержала свой сад с таким же тщанием, как и все остальное. В нем преобладали голубые цвета, но Джесси не мог отличить лютик от колокольчика или незабудки, хотя и знал ипопею. Мисс Абигейл порхала от цветка к цветку, вьющимся по белой решетке у стены дома. Джесси так и представлял, что она уткнется в цветок и будет пить из него нектар, как колибри. Ему нравилось наблюдать, как она переходит от цветка к цветку– вот она наклонилась, чтобы вырвать бурьян, и из-под юбки показались ее икры. Разморенный и ленивый, Джесси прикрыл один глаз, а другим словно прицеливался в мисс Абигейл. Как только она поворачивалась к нему, он притворялся спящим, а когда наклонялась к цветам, начинал ее рассматривать. Он еще раз оценил ее лодыжки и решил, что она чертовски хороша. Если распустить тугой пучок волос, расстегнуть пару пуговиц, научить ее непринужденно смеяться, и она бы заставила любого мужчину обратить на себя внимание. Джесси закрыл глаза и подумал: эта колибри не для тебя, Джесс. Но почему же тогда они злят друг друга и устраивают сцены? Это ведь ритуальные любовные игры. Разве жеребец не кусает кобылу, прежде чем взгромоздиться на нее? А кошка– как она вопит и шипит на кота, прежде чем он оседлает ее. Даже безобидные кролики становятся злобными, самка своими мощными задними лапами отталкивает самца, как будто отбивается от него.

Через неплотно прикрытые веки Джесси изучал Абигейл Маккензи. Она сорвала что-то желтое и поднесла к носу. У нее был маленький вздернутый носик.

Джесси задумался о колибри. Даже их нрав становится драчливым во время спаривания, самки начинают ссориться с самцами по-своему, по-птичьи. Он много раз видел колибри в лесу: они питались сладким медом цветущих деревьев; самец помечал свою территорию и защищал ее от пришельцев, которые искали случая испить нектар выбранных им цветов. Он отбивал всех непрошенных гостей, пока его не соблазняла одна единственная самка. Вместе они порхали в воздухе от одного цветка к другому. Наконец самка складывала крылышки и успокаивалась ровно настолько, чтобы самец мог спариться с ней, так как платила за удовольствие отведать его цветов, а после улетала так быстро, что за ней невозможно было уследить глазом.

Джесси вспомнила, как Эбби не кормила его, пытаясь уморить голодом. Он перебирал в уме все уколы, насмешки, взаимные упреки. Она выпрямилась и вытерла лоб тыльной стороной руки. На фоне голубых цветов резко выделялась ее грудь.

«Черт, Джесс, быстрее лечи свои кости и беги отсюда!» – подумал он и поспешно сел.

– Что вы скажете насчет прогулки в коляске? – спросил он, пытаясь отвлечься.

Она обернулась.

– Я думала, вы спите.

– За последние недели я спал так много, что могу теперь обходиться вовсе без сна.

Он слегка нахмурился, обратив свой взор на горы.

– Как ваша кожа? – спросила мисс Абигейл.

– Раздражена. Пахта смягчает ее, но, я думаю, ее лучше стереть, пока соседи не начали жаловаться.

Улыбка тронула губы мисс Абигейл, и она снова вытерла лоб.

– Я принесу воды.

Она вернулась с тазом холодной воды, тряпкой и куском мыла и поставила их на землю перед Джесси.

– Ух ты! От вас действительно пахнет! – воскликнула она, попятившись.

– Если что-то плохо пахнет, то оно будет так пахнуть отсюда и оттуда.

Она снова рассмеялась, потом села на почтительном расстоянии, спрятав ноги под юбки, и наблюдала, как Джесси подтащил таз, поставив его между ног, и склонился, чтобы сполоснуть лицо. Он намылил не тряпку, а руки, поднял подбородок, и мыло потекло по шее за ворот. Он ополоснулся, открыл глаза и заметил, что мисс Абигейл наблюдает за ним. Она быстро перевела взгляд на равнину, за которой высились горы, даже под жарким солнцем растворенные в голубой дымке.

– Я бы с удовольствием съездил на прогулку, – сказал Джесси.

– Но у меня нет ни коляски, ни лошади, – объяснила Абигейл.

– Разве в городе нет платной конюшни?

– Да. Ее содержит мистер Перкинс, но я не думаю, что это хорошая идея.

– А док придерживался другого мнения. Я вполне поправился, чтобы вынести такую прогулку. Я уже хожу. Я даже вымыл с мылом голову, вы заметили?

Она это заметила и очень хорошо, до сих пор она помнила запах на кресле-качалке в то утро.

– Ходить и ездить в коляске совсем разные вещи.

Мисс Абигейл задумчиво посмотрела на дорогу, гладко поднимавшуюся по долине к подножьям гор, которые за городом постепенно переходили в горные хребты.

– Вы боитесь ехать со мной? Почувствовав замешательство оттого, что он угадал, мисс Абигейл была вынуждена соврать.

– С какой стати... нет. Почему я должна бояться?

– Я преступник.

– Вы покалеченный человек и, в отличие от доктора Догерти, я отказываюсь поверить, что поездка на твердом сиденье коляски будет вам полезна.

– Когда в последний раз вы видели мою рану, Эбби? Доктору хватило одного взгляда, чтобы разрешить поездку.

– Это плохая идея, – повторила мисс Абигейл неуверенно, срывая стебелек.

– Вы думаете не обо мне, а о себе, Эбби. Сознайтесь, что это так?

– О себе?!

Джесси устремил взгляд на горы, а мисс Абигейл блуждающим взглядом скользнула по черным волосам на голых пальцах ног Джесси.

– Я имею в виду, – протянул он, теперь уже сам покусывая травинку, – что, это довольно странно – мисс Абигейл Маккензи нанимает упряжку, чтобы вывезти неизвестно куда в воскресный полдень своего грабителя.

– Вы не мой грабитель, мистер Камерон, и я бы вас попросила не ссылаться на себя в таком качестве.

– Ох, простите, – сказал он, криво усмехнувшись, – тогда я городской грабитель.

Он почти видел, как сопротивление мисс Абигейл ослабевает – черт, как привлекательно она сейчас выглядит – и гадал, устоит ли она.

– Почему вы опять пристаете ко мне? Вы обещали примерно себя вести.

– Я и веду, разве нет? Я хочу на время выбраться отсюда. Более того, я пообещал доку, что не причиню вам вреда и не сбегу. Сегодня воскресенье, все в городе отдыхают и делают что хотят, а вы сидите здесь на жаре и смотрите на горы, хотя мы могли бы быть там, в прохладе и наслаждаться этим днем.

– Я наслаждаюсь им и здесь... по крайней мере наслаждалась, пока вы не начали развивать эту нелепую идею.

Мисс Абигейл засунула тонкий пальчик между шеей и высоким тугим воротником и ослабила его.

Интересно, думал Джесси, заказывал ли кто-нибудь хоть раз для мисс Абигейл коляску, чтобы проехаться с ней. Может быть тот парень, тринадцать лет назад. Он вновь поймал себя на том, что пытается представить, как она выглядит и ведет себя, когда за ней ухаживают.

– Я вас не укушу, Эбби. Что скажете?

Ее голубые глаза, казалось, умоляли его не уговаривать ее и все же, когда ее палец еще раз скользнул за воротник, губы в нерешительности разжались, и мисс Абигейл еще раз бросила взгляд на горы. Щеки слегка порозовели и стали цвета примул, она потупила глаза и сказала:

– Вы должны застегнуть рубашку и надеть ботинки.

Воцарилась тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечика. Мисс Абигейл подняла глаза, встретилась взглядом с Джесси, и тот подумал, что ты делаешь, черт побери, Джесс? Он вдруг почувствовал себя безмозглым шмелем, залетевшим в ее сад, мисс Абигейл занесла над ним стеклянную банку, готовая опустить ее и захлопнуть крышкой. Но он улыбнулся и произнес:

– Согласен.

– Здравствуйте, мисс Абигейл, – сказал Джем Перкинс в ответ на ее кивок, с трудом скрывая свое удивление. Она никогда раньше не приходила к нему, и вот на тебе – наряженная с ног до головы, в белой шляпке и перчатках.

– Добрый день, мистер Перкинс. Я бы хотела нанять лошадь и коляску с мягким сиденьем. С таким сиденьем, которое тряслось бы самую малость.

– Коляску, мисс Абигейл? – спросил Джем с таким видом, словно она попросила оседлать ящерицу-ядозуба.

– Вы сдаете или не сдаете коляски, мистер Перкинс? – сухо спросила Абигейл.

– Конечно сдаю, вы же знаете, мисс Абигейл. Просто не припомню, чтобы вы брали хоть одну.

– Я бы не стала брать и сейчас, если бы доктор Догерти не захотел, чтобы инвалид из моего дома начал привыкать к езде, так, чтобы его могли посадить на поезд, как можно скорее. Нам нужно обитое сиденье с очень глубокими пружинами.

– Конечно, мисс Абигейл, обитое сиденье и что вы там еще хотели?

Он направился к конюшне, все еще удивленный ее появлением здесь.

– Хорошие пружины, мистер Перкинс, – повторила она, гадая, сколько потребуется времени, чтобы новость дошла до каждого жителя города.

Джесси посмеивался, наблюдая, как мисс Абигейл правит упряжкой. Он видел, что она понятия не имела, как управлять лошадьми – кобыла мотала головой и ржала, пытаясь перекусить удила, которые слишком осторожно натягивала Эбби. Она осадила лошадь перед забором, боязливо выбралась из коляски и, рассекая воздух, пошла по тропинке. Нет, решил он, она ни разу в жизни не делала ничего подобного.

Джесси ждал ее на канапе в гостиной, и мисс Абигейл едва не рассмеялась – он так не подходил к ее прибранной комнате. Нет, подумала она, он не создан для гостиной.

– Нога немного затекла в новых джинсах, – произнес он. – Не поможете мне надеть ботинки?

Она посмотрела вниз, на его босые ноги, и, ощутив при этом какой-то особый трепет, опустившись на колени, одела носки, а вслед за ними – ботинки. Это были отличные ботинки, отметила она, хорошо начищенные, сшитые из прочной, дорогой воловьей кожи. Она подумала, не ограбил ли он поезд, чтобы заплатить за них, и снова удивилась, почему эта мысль совсем не пугает ее.

Одев ботинки, она поднялась, стараясь не смотреть на его темнокожую открытую грудь.

– Вы обещали застегнуть рубашку, – напомнила мисс Абигейл.

Он посмотрел на нее.

– Ох, да.

С трудом он поднялся и неуклюже встал на одной ноге, застегнув пуговицы, затем повернулся к мисс Абигейл спиной, чтобы заправить рубашку. Щеки мисс Абигейл запылали, однако она стояла не двигаясь не в силах оторвать взгляда от его плеч, пока он приводил себя в порядок. Но, наконец, придя в себя, она вылетела из комнаты и стала ждать Джесси на веранде.

Он, хромая на костылях, подошел к коляске. Джинсы были действительно очень тесны. Было ясно, что сесть в коляску Джесси будет очень трудно. После трех попыток поднять ногу на высокую подножку, мисс Абигейл приказала:

– Ждите на ступеньках, а я подгоню поближе к вам.

Он отступил к ступеням веранды и смотрел, как мисс Абигейл неумело заворачивает за угол забора.

– Тянете слишком сильно! – предупредил Джесси. – Полегче!

Он задержал дыхание, боясь, что она перевернет экипаж еще до того, как начнется путешествие. Но упряжка в полной сохранности подкатила к веранде, и Джесси завис на своих костылях на второй ступеньке.

– Сможете забраться? – спросила мисс Абигейл, определяя расстояние на глаз.

Он усмехнулся и сострил:

– Если не смогу, отошлите мои кости в Новый Орлеан. – Он качнул обе ноги вперед, пытаясь раскачать все туловище, но ничего не получилось, и он едва не опрокинулся на спину.

– Нет! – воскликнула мисс Абигейл и, чтобы не дать ему упасть, ухватила его за пояс новых джинсов. Это сработало, но она так сильно дернула его, что Джесси упал в коляску как подрубленное дерево, а она чуть не вывалилась с другой стороны. И вот она оказалась лежащей под ним, одна ее рука упиралась в грудь Джесси, а другая все еще держала его за пояс. Внезапно осознав, где покоится ее рука, мисс Абигейл отдернула ее и, увидев недвусмысленную улыбку Джесси, вспыхнула. Она оттолкнула его, беспокойно поправила свою шляпку, отряхнула юбку, избегая встретиться с ним взглядом. Однако краем глаза она заметила его ухмылку. Он вполне поправился, чтобы вновь изводить ее своими шуточками! Покраснев до ушей, мисс Абигейл села прямо и неподвижно, словно тюк ее собственной кукурузной муки, а Джесси взял вожжи, стегнул, свистнул, и кобыла припустила.

– Все нормально? – спросил он.

Мисс Абигейл послышалась насмешка в его словах.

– Нормально! – огрызнулась она.

– Тогда за что вы огрызаетесь на меня?

– Вы отлично знаете, за что!

– Что я такого сделал? – он был сама невинность.

– Вы отлично знаете, что вы сделали. Вы с вашими бегающими, хитрыми глазками!

Джесси отвернулся в сторону, смеясь над ее натянутой оскорбленной позой.

– Что ж, я не собирался об этом говорить, но раз уж вы упомянули, скажите, что должен делать мужчина, когда женщина сунула руку ему в штаны?

– Моей руки не было у вас в штанах! – возмущенно выкрикнула она, морщась.

Джесси нагло рассмеялся.

– Тысяча извинений, мисс Абигейл. Наверное, я ошибся. Должно быть какая-то другая женщина только что засовывала свою руку в мои штаны.

Он осмотрелся по сторонам, словно в поисках виновницы, и рассмеялся во все горло, весело глядя на нее. Она плохо реагировала на его уколы сегодня. Джесси больше нравилось, когда она действовала по принципу зуб за зуб. Он усмехнулся, искоса поглядывая на мисс Абигейл, откинулся на спинку и начал насвистывать, решив некоторое время вести себя примерно и посмотреть, не смягчится ли мисс Абигейл.

Они ехали на север, к предгорьям, параллельно железной дороге. Стало припекать, и мисс Абигейл была рада даже той малой тени, которую отбрасывали узкие поля ее шляпки. В коляске явно не хватало места для длинных конечностей Джесси, поэтому он широко развел колени в стороны, отодвинув юбки мисс Абигейл. Она отодвинулась от Джесси как могла– ноги плотно сжаты, руки– на коленях, – но коляска наехала на камень, и колено Джесси ударилось о ее ногу. Его улыбающиеся глаза неторопливо повернулись в сторону мисс Абигейл, но она сидела прямо и молчала. Джесси, не сказав ни, слова, отвернулся и принялся созерцать ландшафт.

По мере приближения к подножьям гор кустарник становился гуще. Джесси безмолвно поднял руку, указывая куда-то, и мисс Абигейл, последовав взглядом за его рукой, увидела дикого кролика. Она непроизвольно улыбнулась и еще долго смотрела туда, где скрылся кролик. Джесси, украдкой наблюдавший за ней, заметил, что мисс Абигейл с интересом смотрит вокруг – на кружащего над ними ястреба, на стайку порхающих в зелени овсянок. Железная дорога осталась справа, а они забрали влево и выехали на открытое пространство, где верхушки голубых люпинов создавали иллюзию волнующегося моря. Казалось, в предгорья упала частица неба. Губы мисс Абигейл беззвучно пробормотали «Ох-х», и Джесси понимающе улыбнулся. Они молча раскачивались рядом друг с другом. Коляска поднималась все выше и выше, пока в пейзаже не стали преобладать камни, вытесняя тисовые деревья. Они проехали мимо оранжевого островка цветов, и глаза мисс Абигейл долго смотрели им вслед.

Джесси повернулся к ней:

– Куда ведет дорога? – Мисс Абигейл сидела на краю сиденья, как овсянка, – возбужденная и впитывающая все, что было вокруг.

– К Орлиному утесу, к Ручью водопадов, к скале Большая сосна и через хребет в местечко Глубинка.

Они снова замолчали. Джесси улыбался, а мисс Абигейл любовалась пейзажами. Кобыла бежала рысью. Джесси вытер рукавом лоб. Они ехали среди дрожащих осин, в их трепещущей, пятнистой тени стали попадаться и пахучие хвойные деревья – можжевельник и ель. Их ветви, устремляясь к небу, образовали над дорогой туннель. Вскоре коляска подкатила к плоскому, бесформенному каменному обрыву.

– Это Орлиный утес?

Мисс Абигейл огляделась по сторонам.

– Вроде, да. Я давно здесь не была. Джесси остановил лошадь, и они, залитые безжалостными лучами солнца, любовались ущельем, по которому они только что проехали. Там в густой тени росли ели– пышные, буйные, и было прохладно, а с этой стороны сверкало солнце. Джесси расстегнул две пуговицы на рубашке. С запахом сосны смешивался запах сочной травы и легкий запах вспотевшей лошади.

– Если мы поедем дальше, то очень скоро приедем к Ручью водопадов, а там будет попрохладнее.

Коляска тронулась. У Ручья водопадов их ждала пленительная прохлада. В неглубоком ущелье между тенистыми ивами и ольхами журчал по камням ручей.

Лошадь подошла к воде, и, опустив голову, долго пила, а они наблюдали за ней.

Наконец Джесси спросил:

– Не хотите ненадолго выйти?

Мисс Абигейл знала, что, конечно, лучше сидеть в коляске, но бросила взгляд на воду. Не дожидаясь ответа, Джесси хлестнул поводьями и развернул лошадь, подогнав ее к низкому суку на искривленной сосне. Он встал, схватился за сук, легко соскочил на землю и взял из коляски костыли. Мисс Абигейл восхитилась про себя его проворством– он двигался как пума. Он протянул ей свою загорелую руку, чтобы помочь спуститься, она замешкалась, не готовая к такому любезному обхождению.

– Не ушибите голову, – сказал Джесси, указав на сук.

Ладонь Джесси, твердая и мозолистая, застыла в ожидании, а мисс Абигейл все тянула с тем, чтобы вложить в нее свою руку. Но вспомнив, что она в белых перчатках, она наконец подала ему руку и спустилась на землю. Они вместе подошли к манящей влаге, но ей мешали перчатки, а ему – костыли, так что ни один из них не мог дотронуться до воды. Они просто наблюдали, как она шумит у их ног.

Джесси вытащил рубашку из джинсов и расстегнул ее до конца. Мисс Абигейл по-прежнему держалась чопорно и закрепощенно. Джесси осмотрелся и заметил удобное место – вода выточила в береге что-то наподобие грубого, но вполне пригодного сиденья. Джесси, прихрамывая, дошел до него, отбросил костыли и со вздохом облегчения сел. Ручей пенился. Пели птицы. Из леса доносился благоухающий запах листвы и хвои. Джесси заложил руки за голову и откинулся назад, наблюдая за стоявшей на берегу женщиной.

Спина мисс Абигейл была такая прямая, будто она поглотила аршин: она никогда не позволяла себе послаблений в своих сверхчеловеческих аристократических замашках. А ведь ей тоже было жарко. Мисс Абигейл дотронулась перчаткой до лба, поправила волосы на затылке. О чем она думает, глядя на ручей? Что она хочет сделать, чего не дозволяют ей ее глупые манеры? Могла ли она хотя бы присесть, хотя бы потрогать воду, хотя бы снизойти до разговора с ним, удивлялся Джесси.

– Вода кажется такой приятной, прохладной, – в конце концов проговорил Джесси, следя за тем, что станет делать мисс Абигейл. – Попробуйте. Я не могу дотянуться.

Руки мисс Абигейл долго-долго оставались такими же неподвижными, как и человек, наблюдавший за ними. Наконец она стянула перчатки. По ее нерешительным движениям, когда она склонилась, чтобы пощупать воду, Джесси понял, что ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее. Даже такое простое движение вызывало у мисс Абигейл задние мысли. Джесси стало жаль ее. Мисс Абигейл поспешно подобрала подол платья, чтобы не замочить.

А Джесси подумал: пусть падает, Эбби, пусть падает, потом окунись и ты и почувствуй, как это прекрасно. Но он знал, что она никогда этого не сделает.

– Принесите мне воды, – попросил он, просто чтобы посмотреть, что мисс Абигейл будет делать.

Она бросила через плечо быстрый, насмешливый взгляд:

– Но мне не в чем ее принести.

– Принесите в руках. Мисс Абигейл замерла.

– Это самое нелепое предложение, какое мне приходилось слышать.

– Для томимого жаждой человека – вовсе нет.

– Не глупите, вы не можете пить из моих РУК.

– Почему? – небрежно спросил он. Джесси будто слышал мысли мисс Абигейл, словно она говорила их вслух.

– Этого нельзя делать!

– Если можно было пить из вашего рта, когда я был без сознания, почему теперь нельзя пить из ваших рук?

Лопатки мисс Абигейл сдвинулись и, все еще отвернувшись от Джесси, она ответила:

– Вы получаете удовольствие, когда изводите меня?

– Я всего лишь хочу немного воды, – убедительно проговорил Джесси. Его голова по-прежнему покоилась на его ладонях. Он вздохнул, взглянул вверх по течению и пробормотал:

– Ох, что за черт, ладно, забудьте об этом, – и смежил веки.

Когда мисс Абигейл отважилась посмотреть на Джесси, он выглядел очень безобидным. Забавно, но она не хотела видеть в нем только плохое, хотя никогда не знала, что у него на уме. Она посмотрела на его усы – они стали почти такими же густыми, как когда она их впервые увидела – потом на воду, потом обратно на Джесси. Она осмотрелась в поясках чего-нибудь, во что можно было набрать воду, но ничего такого не нашлось. Она не делала таких вещей в жизни, но сама мысль о том, что ей предстоит сделать то, чего она никогда не делала, эхом отзывалась каким-то новым чувством внутри мисс Абигейл. Вода была восхитительно прохладной. Даже лошадь не могла от нее оторваться. А Джесси несомненно было очень жарко. Мисс Абигейл помнила, как он снова расстегивал рубашку. Теперь он мирно дремал. Мисс Абигейл взглянула на воду.

Джесси широко открыл глаза, когда вода обожгла его голую грудь, и подпрыгнул, но потом улыбнулся: мисс Абигейл стояла над ним, сложив ладони в пригоршню.

– Открывайте рот, – приказала она. Черт бы меня подрал, подумал Джесси, и открыл рот, будто что-то хотел произнести. Она соединила ладони лодочкой, но вода потекла по ее рукам за манжеты, закапала грудь и подбородок Джесси, но на губы не попало ни капли. Она испугалась, что он вскочит и оттолкнет ее руки, как когда она ударила его ложкой по зубам, но Джесси, к ее удивлению, только потер темной рукой грудь, вытирая воду.

– Ах, как прохладно, – удовлетворенно сказал он с огоньком в глазах и добавил. – Но мне бы хотелось и попить.

– Я замочила свои манжеты, – пожаловалась мисс Абигейл, видя, как они плотно охватили запястья.

– Раз уж они мокрые, можно попробовать еще раз.

На этот раз получилось лучше. Джесси обхватил ее руки своими и выпил с ее пальцев, словно это был носик кувшина.

Мисс Абигейл было приятно видеть, как Джесси пьет из ее рук. Она испытала странный трепет в низу живота. На усах блестели капельки воды. Как завороженная, мисс Абигейл смотрела, как он слизывает их, но, осознав, что она неприлично долго не отрывает взгляда от него, она уставилась на куст.

– Почему бы вам тоже не попить?

Мисс Абигейл дотронулась до своего горла прямо под подбородком.

– Н... нет, я не хочу.

Джесси знал, что она лжет, но понимал – она уже и так зашла слишком далеко.

– Давайте присядем. Здесь приятно и прохладно, и удобно.

Она оглянулась вокруг, словно кто-то мог подсматривать за ней и, найдя своего рода компромисс с самой собой, сказала:

– Я присяду здесь, – и села на камень возле ног Джесси.

– Вы никогда не были здесь раньше? – спросил он, глядя на ее спину, пока она смотрела в сторону ручья.

– Была, еще девочкой.

– С кем?

– С отцом. Он заготавливал дрова, а я ему помогала.

– Если бы я жил здесь, я бы приезжал сюда часто. На равнине слишком скучно и жарко. – Он закинул руки за голову и смотрел на кроны деревьев. – Когда я и мои братья были маленькими, мы часами просиживали на Мексиканском заливе, ловили крабов, качались на волнах, собирали ракушки. Я скучаю по океану.

– Я никогда его не видела, – с грустью сказала мисс Абигейл.

– Он не лучше этого места, он просто красив по-своему. Вы хотели бы?

– Хотела бы что? – Мисс Абигейл вопросительно посмотрела на Джесси.

– Увидеть океан?

– Не знаю. Ричард... – Но тут мисс Абигейл замолчала и повернулась лицом к ручью.

– Ричард? Кто это Ричард?

– Никто... Я даже не знаю, почему у меня это вылетело.

– Он должен быть кем-то,иначе бы вы его не вспомнили.

– Ох... – Мисс Абигейл обхватила колени руками. – Просто это один человек, которого я знала когда-то, и он всегда говорил, что хочет жить на океане.

– И он стал?

– Не знаю.

– Ты потеряла с ним связь? Мисс Абигейл и пожала плечами.

– Какое это имеет значение? Это было очень, очень давно.

– Как давно?

Но она не ответила. Она боялась признаться ему в том, о чем никогда никому не говорила.

– Тринадцать лет назад? – предположил Джесси.

Мисс Абигейл по-прежнему не отвечала и, подумав некоторое время, Джесси добавил:

– Я знаю о Ричарде, Эбби.

Он услышал, как она затаила дыхание. Она вскинула на него свои ошарашенные глаза:

– Как вы узнали?

– Доктор Догерти сказал.

Ее ноздри затрепетали, губы сжались.

– Доктор Догерти слишком много говорит.

– А вы слишком мало.

Мисс Абигейл поерзала и отвернулась.

– Мои личные дела никого не касаются.

– Да? Тогда зачем вы упомянули Ричарда?

– Не знаю. Его имя сорвалось с моих губ непроизвольно. Я не говорила о нем с тех пор, как он уехал, и, уверяю вас, не собираюсь начинать теперь.

– Почему? Он такое же табу, как и все остальное?

– Вы говорите глупости.

– Нет, подозреваю, что кто-то начал это делать задолго до того, как я здесь очутился, иначе вы не были бы так зажаты и расслабились.

– Даже не знаю, зачем я вас слушаю... такого взбалмошного человека. Вы понятия не имеете о самоконтроле и самоограничении... Вы... вы прожигаете жизнь, словно пытаетесь все время напомнить себе, что живете. Для вас это, возможно, хорошо, но, уверяю вас, это не для меня. Я придерживаюсь строгих правил.

– Вам не приходило в голову, Эбби, что вы установили для себя слишком жесткие правила, или это сделал кто-то еще?

– Такое никто не сможет сделать.

– Тогда скажите мне, почему вы сидите здесь, в пяти милях от цивилизации, и до сих пор не сняли шляпку, или не расстегнули манжеты, которые натирают вам кожу. Но хуже всего, что вы не говорите о том, что доставляет вам боль, так как какой-то дурак сказал, что леди не должна этого делать. Она не должна выказывать ни сожаления, ни гнева, так? Леди не выставляет напоказ свои внутренние переживания, она оставляет их при себе – ив итоге – запутана, сбита с толку. Конечно, если вы заговорите, раскроете свои слабости, а вы думаете, что стоите выше всего человеческого.

Джесси знал, что злит мисс Абигейл, но знал также, что настал момент, чтобы она наконец раскрылась.

– Меня учили, сэр, что причитания о своей неудовлетворенности жизнью свидетельствуют об испорченных манерах и не к лицу леди. Этого нельзя делать.

– Кто это сказал, ваша мать?

– Да, если хотите знать!

– Ха! – Джесси представил себе мать мисс Абигейл. – Лучше всего было бы сейчас высказать все до конца: «однажды я любила человека по имени Ричард, но он бросил меня, и это чертовски разозлило меня».

Мисс Абигейл сжала руки в кулаки и повернулась к Джесси:

– У вас нет права!

– У меня нет, но у вас есть, Эбби, неужели вы этого не понимаете?

Он выпрямился и напрягся в ожидании.

– Все, что я понимаю, так это то, что не должна была приезжать сюда с вами сегодня. Вы опять разозлили меня так, что я бы... я бы ударила вас по вашему ненавистному лицу!

– Это был бы второй раз за день, когда вы ударяете меня по лицу за то, что я пробуждаю в вас чувства. Вам страшно испытывать чувства? Если вам станет лучше, подойдите и ударьте. Как же мне надо вас довести, чтобы вы не сдерживались? Почему вы не можете просто выругаться или засмеяться, или закричать, когда что-то внутри вас говорит, что надо так поступить?

– Что вы от меня хотите?!

– Только научить, что все естественное не запретно.

– О, разумеется! Драться, кричать... а та сцена на кресле-качалке этим утром! Да чего уж там, вы бы с радостью превратили меня в распутную женщину!

В глазах мисс Абигейл появились слезы.

– Это не распутство, но вы не понимаете этого из-за глупых правил, по которым ваша мать учила вас жить.

– Оставьте мою мать в покое! С тех пор, как вы оказались в моем доме, вы перечите мне и придираетесь. Вашей собственной матери не мешало бы поучить вас манерам!

– Эбби, зачем же злиться на меня, когда единственные люди, которых вы осуждаете за то, что они сделали с вами, это ваш отец, мать и Ричард?

– Оставьте их в покое! Что они для меня значат, это не ваше дело!

Мисс Абигейл вскочила на ноги, ее глаза сверкали.

– Из-за чего такая воинственность, Эбби? Из-за того, что я сказал правду? Ведь вы их осуждаете, хотя и считаете, что не должны. Доктор Догерти не так много мне рассказал.

Поправьте меня, если я ошибаюсь. Ваша мать учила вас, что хорошая дочь чтит своих отца и мать и не думает о собственном счастье. Она учила вас, что добродетель естественна, а чувственность– нет, хотя это две стороны одного и того же.

– Как вы смеете оскорблять невинных людей, которые желали для меня только хорошего?

– Они понятия не имели, что для вас хорошо – все за исключением Ричарда, я подозреваю, но он сообразил, что вы не будете идти против морального кодекса вашей умершей матери, поэтому он и скрылся!

– А вы, я полагаю, знаете, что для меня хорошо?!

Джесси бесстрастно смерил взглядом мисс Абигейл.

– Может быть.

Она страстно возразила:

– А может быть вы расправите крылья и улетите от закона, когда за вами приедут?!

Она махнула пальцем в направлении города.

В глазах Джесси зажглось понимание.

– Ага, мы здесь выводим друг друга на чистую воду, так что ли? – Не сводя взгляда с мисс Абигейл, Джесси потянулся за костылями. – Вы удивляетесь, как это нехороший дорожный грабитель вроде меня мог все верно угадать о вас, правильно?

– Точно! – Она сжала кулаки и стала лицом к Джесси. – Нехороший дорожный грабитель!

– Что ж, позвольте, этот нехороший дорожный грабитель расскажет о вас то, что вы, мисс Абигейл Маккензи, отрицаете с того самого времени, как положили на меня глаз.

Джесси с усилием поднялся на ноги, приблизившись к ней.

– Именно потому, что я преступник, вы осмелились отступить от ваших правил и потерять над собой контроль. Со мной вы позволяете себе вещи, которых никогда не смели делать до этого – вы украдкой наблюдаете за жизнью. А знаете, почему? Потому что впоследствии вы сможете успокоить свою совесть и обвинить меня в том, что я вынудил вас. В конце концов, я ведь все равно плохой, верно?

– Вы стали повторяться! – уколола мисс Абигейл, трясясь от того, что он говорил правду, и правда эта была слишком ужасной.

– Вы отрицаете, что именно из-за того, что я... я уголовник, вы отклонились от своих установленных норм?

Теперь они стояли нос к носу.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – чопорно сказала она и отвернулась, скрестив руки на груди.

Джесси схватил ее за руку и попытался развернуть к себе лицом.

– Да вытащите вы свою голову из песка, мисс Абигейл Страус, и примите все так, как есть.

Она вырвалась от него, но он преследовал ее безжалостными обвинениями:

– Вы хлопали дверьми и швыряли судно, целовали меня и орали на меня, и даже немного возбудились и нашли, что это приятно. Но во всех этих недопустимых вещах виноват я, правильно? Потому что я отвратительный. Но что получится, если выяснится, что я вовсе не разбойник, каким вы меня считаете? – Он снова схватил ее за руку. – Давайте, расскажите. Расскажите о ваших тщательно скрываемых, тайных грехах! Вы можете рассказать – какого черта, очень скоро я уеду, и они исчезнут вместе со мной!

Наконец ей удалось вырвать руку у Джесси.

– У меня нет тайных грехов! – гневно крикнула она.

Глаза Джесси вонзились в ее глаза.

– Именно это я вам втолковывал все это время!

На них обрушилась тишина. Глаза были прикованы друг к другу. Мисс Абигейл пыталась осознать слова Джесси, и когда правда дошла до нее, она, пораженная до глубины души, отвернулась.

– Не отворачивайтесь от меня, Эбби, – сказал он, прихрамывая на костылях к ней, и нежно дотрагиваясь до ее руки. Он хотел, чтобы она посмотрела на него, но она упорно отказывалась это сделать.

– Сказать мне за вас, Эбби? – спросил он мягко.

Ее начали душить слезы.

– Я... я не знаю, что вы хотите, чтобы я... сказала.

Тихо, как никогда, Джесси заговорил с ней:

– Почему бы не начать с того, что Ричард был беспутным молодым человеком и что между вами что-то произошло, что заставило его уехать. – Джесси надолго замолчал, потом еще мягче добавил, поглаживая большим пальцем руку мисс Абигейл. – Что это не имело ничего общего с твоим отцом.

– Нет, нет... это неправда! – Мисс Абигейл закрыла лицо ладонями. – Зачем вы мучаете меня?

– Потому что я думаю, что Ричард был таким же как я, и именно это до смерти пугает вас.

Она повернулась и ударила его трогательным маленьким кулачком по груди. Джесси покачнулся назад.

– Так и было? – настаивал он.

Она смотрела в его безжалостные глаза, словно обиженная лесная нимфа, потрясенная, вся в слезах, струящихся по ее щекам.

– Оставьте меня в покое! – жалостно попросила она.

– Согласитесь с тем, что я говорил, Эбби, – сказал мягко Джесси.

– Черт бы тебя побрал! – крикнула она, рыдая, и замахнулась, чтобы еще раз ударить его.

Он не уклонился, не отступил и встретил удар, потом еще и еще, сыпавшиеся на него.

– Черт бы тебя побрал... Р... Ричард! – выдохнула она, оцарапав его шею, но Джесси не сопротивлялся, а только нежно сказал:

– Я не Ричард, Эбби. Я Джесси.

– Я знаю... я з... я знаю, – всхлипывала мисс Абигейл, пристыженная тем, что так раскрылась.

Джесси обнял ее за трясущиеся плечи, прижал к своей груди. Ее слезы обжигали его обнаженную кожу. Глаза его стало впервые щипать, костыль упал на землю, но Джесси не поднял его. Шляпка мисс Абигейл съехала набок, и Джесси потянулся, чтобы отшпилить ее.

Руки мисс Абигейл взметнулись вверх, и она, задыхаясь, произнесла:

– Что... что вы д... делаете?

– То, что вы не можете сделать сами – снимаю шляпку. Ничего больше, хорошо?

Он воткнул булавку в соломку, бросил шляпку на берег ручья позади себя и снова притянул мисс Абигейл к себе, обняв за шею одной рукой, приглаживая большим пальцем туго собранные за ухом волосы.

Она рыдала, уткнувшись в грудь Джесси, и чувствовала себя как никогда спокойно и легко. Он обнял ее за плечи, ладонь теребила рукав ее блузки. Он мягко дотрагивался до мочки уха мисс Абигейл, касался щекой ее волос, и она испытывала странное чувство безопасности.

«Эбби, Эбби, – думал Джесси, – моя маленькая колибри, что ты делаешь со мной?» От него исходил другой запах, чем от ее отца – лучше. Его тело было другим, чем у Дэвида – крепче. Мисс Абигейл напомнила себе, кто он такой, кем он был, но это перестало иметь значение. Он был здесь, теплый, настоящий, и ее подбородок на его груди ощущал сильные отчетливые удары сердца. И ей так захотелось рассказать обо всем, что с ней случилось в прошлом.

Когда она перестала плакать, Джесси откинулся назад, взял ее лицо в свои руки и вытер слезы под глазами.

– Давайте, Эбби, сядем и поговорим. Неужели вы не видите, что вам надо выговориться?

Она вяло кивнула, и Джесси повел ее по берегу ручья. Она послушно пошла за ним, обессилевшая от слез.

В ивах запел черный дрозд. Ручей стремительно бежал вниз, словно шепча что-то, поддакивая Эбби. Джесси не трогал ее больше, он давал ей выговориться. Он сложил все факты воедино и получил картину: мягкий, застенчивый муж. единственный ребенок и суровая мать, которая учила ее своему узкому пониманию любви. Эта женщина, требовавшая железной дисциплины, внушала дочери, что долг важнее, чем потребности собственного тела. А Ричард, человек, который открыл Эбби глаза на эти потребности, не смог освободить ее от правил, навязанных матерью. И Эбби все эти годы обманывала себя, прячась за иллюзией, что Ричард оставил ее из-за больного отца.

Лягушки завели свой послеполуденный хор, и Джесси увидел, что закрепощенная Эбби вырвалась из своего каземата – женщина на берегу ручья превращалась в нормального человека со своими страхами, опасениями, слабостями и сожалениями. Джесси знал, что именно такую Эбби лучше ему опасаться.

Их отношения совершенно изменились на обратном пути в город. Мифы были разбиты вдребезги, между ними была правда. Но волнующий покой, возникший на глубоком взаимопонимании, был намного более пугающим, чем неприятие, которое раньше испытывали друг к другу Эбби и Джесси.

Потому что мисс Абигейл узнала, что Джесси может быть отзывчивым.

А он узнал, что она может быть человечной.

Они ехали в тишине, замечая каждое касание локтями или коленями. Появились белые ночные мотыльки, а песня цикад оборвалась. Тени деревьев превратились в вытянутые щупальца и растворились с заходом солнца. Листья шептали последнюю вечернюю песню. Кобыла ускорила бег, ее ржание было единственным звуком в наступающих сумерках. Рукав Эбби задел плечо Джесси. Он наклонился вперед, поставил локти на колени и держал поводья. Сегодня он помог мисс Абигейл преодолеть многие барьеры, но она до сих пор придерживалась принципов благопристойности, она была совсем не в духе Джесси. Он оглянулся через плечо и увидел, что она смотрит на него – глаза цвета вечернего неба, на обворожительном личике – следы смущения, руки облачены в белые перчатки и кажутся розовыми в свете заката.

Мисс Абигейл отвела глаза в сторону, потом снова взглянула на Джесси, и во взгляде ее промелькнули страх и желание. Колеса крутились почти беззвучно, седоки раскачивались синхронно, смотря друг на друга. В конце концов беспокойный взгляд мисс Абигейл оторвался от Джесси. Она подумала о пистолете в руке Джесси на том поезде и закрыла глаза. Она гнала от себя эту картину, и все же воображение настойчиво рисовало ее. Мисс Абигейл снова открыла глаза и увидела широкие плечи Джесси, на крепких мышцах которых натянулась рубашка, черные вьющиеся волосы спадали на воротник, густые бакенбарды вились почти до подбородка, рукава были закатаны до локтя, обнажая черные волосы на них, гибкие запястья и длинные пальцы. Мисс Абигейл помнила, как эти пальцы дотрагивались до нее. Она рассеянно посмотрела в сторону.

Боже, помоги мне, подумала она, я хочу его.

Приближался город, Джесси взял поводья в одну руку, а другой, не говоря ни слова, застегнул рубашку. В сгущающихся сумерках мисс Абигейл почувствовала, что краснеет. Джесси откинулся назад, его плечо снова коснулось мисс Абигейл, а после знакомого забора из штакетника он осадил лошадь перед ступенями веранды. Он протянул мисс Абигейл теплые от его рук поводья и нежно произнес:

– На этот раз не заворачивай так резко. Я не хочу, чтобы ты перевернулась.

От этого тихого замечания внутри мисс Абигейл произошло что-то очень хорошее.

Джесси смотрел, задержав дыхание, как мисс Абигейл снова резко срезала угол забора, и успокоился, только когда она выправила коляску и поехала прямо по улице. Тяжело ступая, он поставил костыли в угол, сел на качели в конце веранды и стал ждать ее. Покачиваясь, он отметил, насколько веранда соответствовала духу мисс Абигейл– она была опрятной, свежевыкрашенной, окружена оградой, которая отсутствовала только там, где широкие ступени вели во двор. На противоположном конце веранды стояли белые плетеные стулья и такой же стол между ними с разросшимся папоротником. Под мягкие, прерывистые звуки качелей Джесси думал о мисс Абигейл.

Он видел, как она завернула из-за угла и подходила к дому, маленькая и прямая, и, почувствовав, как напряглись выздоравливающие мышцы, понял, что ему лучше уехать отсюда как можно быстрее.

Мисс Абигейл вздрогнула, когда увидела сидевшего в сумерках Джесси. Одну руку он небрежно положил на спинку качелей. Мисс Абигейл представила, как бы она села рядом, склонила голову на плечо Джесси и качалась с ним до темноты, пока бы он не сказал: «Пора в постель, Эбби».

Но он был опасным человеком, дорожным грабителем, поэтому мисс Абигейл неуверенно замерла на верхней ступеньке. Хотя, покачиваясь вот так, он вовсе не выглядел опасным. Канаты жалобно скрипели под его весом, и на секунду она вспомнила ужасные мгновения, когда он лежал над ней. Мисс Абигейл виновато опустила глаза.

– Вы голодны? – спросила она, не в силах заговорить о чем-нибудь еще.

– Немного, – ответил он.

Он слишком хорошо понимал, какого рода голод испытывает.

– Холодный цыпленок с хлебом подойдут?

– Конечно. Почему бы не поесть здесь?

– Я не думаю... – Она бросила взгляд на соседний дом и, кажется, изменила свое мнение. – Хорошо. Я принесу.

Она оставила его качаться, а когда вернулась с подносом, Джесси ощутил ее замешательство, перед тем как приблизиться к нему.

– Поставь его на пол и садись со мной, – пригласил Джесси. – Темнеет – никто не увидит нас.

Но она смотрела на руку, лежавшую на спинке качелей, и только когда Джесси убрал ее, мисс Абигейл поставила поднос возле Джесси.

Ели они молча, прекрасно понимая, что между ними возникли новые отношения. Ели они мало. Мисс Абигейл подумала было, что надо унести поднос, но вместо этого сидела не двигаясь, как будто ноги не слушались ее.

Джесси положил ногу на ногу и придерживал ботинок рукой, с каждым движением качелей его колено касалось юбки мисс Абигейл. Она не отрываясь смотрела на бедро Джесси, обтянутое плотной тканью джинсов, которое напрягалось при каждом его толчке об пол. Она сжала руки в складках юбки, борясь с искушением дотронуться до него. Каким, наверное, теплым и твердым должно оно быть, какое восхитительное чувство можно испытать, проведя рукой по его длинной внутренней стороне, ощущая малейшее движение мускулов. Ее неуемное воображение рисовало картины, от которых все внутри переворачивалось. В низу живота она ощутила томительную тяжесть, странный трепет охватил ее. Она возбуждалась от одного соприкосновения тела с одеждой.

Джесси лениво свесил запястье со спинки, не дотронувшись до мисс Абигейл, но все равно сердце ее дрогнуло, рука Джесси была так близко от ее плеча.

– Ну, я думаю, пора спать, – наконец произнес он тихо.

Пульс мисс Абигейл участился, и кровь прилила к щекам. А Джесси убрал руку со спинки качелей, наклонился за костылями в углу, потом поднялся, поставил костыли и стал вежливо дожидаться, когда мисс Абигейл пойдет вперед.

Он открыл входную дверь и, когда мисс Абигейл прошла мимо него в гостиную, спросил:

– Хочешь закроем внутреннюю дверь? Она боялась взглянуть на него и, идя на кухню, ответила:

– Нет. Сегодня теплая ночь. Закройте только входную.

Джесси почувствовал себя так по-домашнему, готовясь к ночи. И понял еще отчетливее, чем раньше, что настало время действовать. Он проковылял в потемках на кухню.

– Где спички? – спросил он.

Голос мисс Абигейл раздался от кладовой.

– В спичечном коробке на стене слева от печи. – Джесси нащупал коробок, зажег лампу и высоко ее поднял. Она осветила Эбби у кладовки с подносом, глаза казались огромными и сверкающими. Джесси, испытывая искушение... ох, какое искушение, смотрел на Эбби.

Около минуты никто не знал, что сказать.

– Я... я поставлю эти грязные тарелки в кладовую.

– О... о, конечно, – Джесси пожал плечами и осмотрелся, словно потерял что-то. – Я выйду, а потом буду ложиться. – Джесси решительно направился к двери, решив, что все делает правильно. Но спускаясь по темным ступенькам, он почувствовал, что Эбби стоит позади него. Он обернулся.

Держа лампу, она серьезно смотрела на его лицо, мерцающее в красно-золотых тонах. Волосы Джесси сливались с мраком ночи. Луч света выхватил бездонную глубину глаз Джесси.

– Спасибо, Эбби, – сказал он тихо, – ...спокойной ночи.

Его руки сжались на костылях, и он ушел во Двор, растворившись в темноте.

Мисс Абигейл привела кладовую в порядок, но Джесси все не возвращался. Она подошла к входной двери и посмотрела сквозь нее. Поднялась луна и освещала фигуру Джесси на заднем дворе возле липы. Его лицо скрывали' кружева ночной тени, но мисс Абигейл рассмотрела ботинки и обхваченное руками колено.

– Джесси? – тихо позвала она.

– Ага.

– Все в порядке?

– Отлично. Иди спать, Эбби.

Она ушла и долго лежала, прислушиваясь, но так и не услышала, как он вернулся.

ГЛАВА 12

На следующее утро Боне Бинли стоял, ухмыляясь, перед верандой мисс Абигейл, и непомерная голова его с дыркой вместо зубов и выступающим вперед кадыком словно фонарь из тыквы для праздника хэллоуин высилась над забором.

– Доброе утро, мизз Абигейл. Прекрасное утро. Прекрасное... Этот пакет... для вас прибыл на станцию вчера поездом, мизз Абигейл, но никого не оказалось под рукой, чтобы принести его, поэтому Макс нанял меня на утро.

– Спасибо, мистер Бинли, – ответила она, открыв дверную створку ровно настолько, чтобы мог пройти пакет, и страшно разочаровала старину Бинли, который отдал бы пол упаковки табака, чтобы посмотреть, что делает грабитель у нее в доме. Захлопнув дверь под носом Бонса, мисс Абигейл добавила: – Я очень благодарна вам, мистер Бинли.

Она единственная называла его мистером.

– Конечно, мизз Абигейл, – с оттенком почтительности сказал Боне, кивая и шаркая огромными ногами, заставляя мисс Абигейл задуматься, не стоит ли ей спихнуть его с веранды, как какую-нибудь докучливую муху.

Однажды, когда они были моложе, Боне купил мисс Абигейл корзину на пикнике по случаю Четвертого июля и навсегда запомнил вкус ее сметанника и жареного цыпленка, ее манеру вести себя как леди и то, как она пригласила его к себе сделать небольшой ремонт крыши, и как угостила потом пирогом и кофе. Но теперь его не пускали в дом, а любой дорожный грабитель мог залезть под юбку мисс Абигейл, о чем судачил весь город.

– Как там приятель грабитель поживает? – спросил Боне, приподняв свою измятую шляпу и почесав лоб.

– Я не могу дать вам квалифицированной медицинской оценки его состояния, мистер Бинли. Если вы хотите это узнать, чтобы распространять вместе с табаком возле магазина, советую обратиться к доктору Догерти.

Боне только собирался выплюнуть жевательный табак, как мисс Абигейл предупредила его из-за двери:

– Не оставляйте после себя ничего на моей собственности, будьте добры, мистер Бинли!

Что за черт, подумал старина Бинли, если она говорит о его намерении плюнуть, то какого лешего она так просто и не скажет о плевке? Может быть люди правы, когда говорят, будто она временами чванлива. Боне выплюнул жвачку только на дороге. Он не собирался спорить с ней – увольте! – только не старина Боне. И если он не ошибался, не было на свете человека, дорожного грабителя или кого еще, который хотел бы с ней поспорить!

На пакете кроме денверской почтовой марки и надписи с именем мисс Абигейл, Разъезд Стюарта, Колорадо, не было никаких пометок. Она не узнала почерк. Он был наклонный, размашистый, и сердце ее забилось быстрее. За всю свою жизнь она получила, наверное, не больше трех посылок. Одна много лет назад содержала маленькую рамку, которую она заказала для портрета родителей, еще была посылка с судном для отца. Эта посылка была третьей в жизни мисс Абигейл, и ей хотелось подольше гадать от кого она.

Она встряхнула коробку, внутри зашуршало, словно там были высохшие лепешки. Мисс Абигейл увидела, что Боне исчез за поворотом, и почему-то принесла пакет на веранду к качелям. Она наконец осторожно, не разрывая, сняла обертку, отложила ее, встряхнула коробку и даже понюхала. Пахло чем-то вроде страниц старой книги, бумагой и сухостью. Мисс Абигейл поставила коробку на колени и просунула под крышку руку, раскачиваясь на качелях и переживая восхитительное изумление, смешанное с любопытством. Несколько секунд она ждала в предвкушении, пытаясь запомнить это чувство, чтобы потом долго вспоминать. Она подняла крышку, и дыхание перехватило: прижавшись друг к другу, там лежала пара самых прекрасных туфель, какие она когда– либо видела. Еще была сложенная записка, но мисс Абигейл не торопилась брать ни записку, ни туфли, а вместо этого, прижав руки к губам, вспоминала расстроенное лицо Дэвида Мелчера в последний раз, когда она увидела его.

В конце концов мисс Абигейл взяла записку в одну руку, а туфлю в другую.

«О Боже мой! – подумала она. – Красные! Что я буду делать с красными туфлями?» Она рассматривала изысканную кожу, нежную как лепесток горечавки, такую мягкую и тонкую, что она удивилась, как она выдерживает вес человека. Они были высокими с изящной шнуровкой, с каблуками в форме талии феи, вогнутыми и модными. Дотрагиваясь до замшевой поверхности, она поняла, что они были сделаны из настоящей самой лучшей лайки. Дэвид, подумала мисс Абигейл, Дэвид, спасибо тебе. И она прижала туфлю к щеке, думая о нем и мечтая, чтобы он был рядом. Она с радостью одела бы туфли, пока читала записку, но никогда в жизни не одела бы их на людях. Но, может быть изредка в спальне. Она положила туфлю обратно в коробку рядом с парной и прочитала записку.

Дорогая мисс Абигейл.

Я взял на себя смелость– нет, честь– выслать наилучшую пару туфель из последней партии, ожидавшей меня, когда я прибыл в Денвер. Мне будет приятно думать, что они будут на Ваших изящных намеках, когда Вы срезаете настурции и несете их в свой гостеприимный дом. Я думаю о Вас и даже теперь сожалею о своей поспешности, с которой говорил тогда с Вами. Если Ваше сердце простит меня, знайте, что я бы хотел, чтобы все сложилось по-другому.

Ваш покорный и благородный слуга, Дэвид Мелчер

Мисс Абигейл на протяжении тринадцати лет думала, что знает, как чувствует себя женщина с разбитым сердцем, отвергнутая мужчиной, которого она любила. Но теперь ей казалось, что чувство потери чего-то еще не обретенного намного горше, чем страдания по прошлому. Ее сердце сжималось от мысли, что Дэвид Мелчер тоскует по ней – это невозможно, казалось ей, учитывая ее возраст. Такой утонченный человек, именно такой, какого она ждала все годы, с тех пор как уехал Ричард. И теперь она не могла встретиться с ним и сказать: «Вернись... Я прошу тебя... Давай начнем с начала». На коробке не было никаких опознавательных знаков – ни названия компании, ни маркировок о цвете или фасоне. Не было зацепки, по которой можно было бы узнать, где работал Дэвид. Она только помнила, что он упомянул Филадельфию, и видела, что этот пакет был отправлен из Денвера. Но это были большие города, Денвер и Филадельфия, города, в которых было много обувщиков и очень много торговцев. Было невозможно там найти человека, который не имел постоянного адреса. Но подумав об этом, мисс Абигейл вдруг припомнила слова клуб Элизиум.

Клуб Элизиум! Филадельфия!

Именно там он останавливался, возвращаясь в город. С замирающим сердцем мисс Абигейл поняла, что может написать ее благодарность на адрес клуба Элизиум в Филадельфию и надеяться, что Дэвид каким-то образом получит письмо во время одного из возвращений и, возможно – всего лишь возможно – он когда-нибудь вернется на Разъезд Стюарта и повидает ее.

– Эбби? Что ты здесь делаешь? – В двери показался свежий, взъерошенный Джесси, босиком и с обнаженной грудью.

Мисс Абигейл в возбуждении пробормотала:

– Ох, мистер Камерон, посмотрите, что только что прислали мне. – Она не могла оторвать глаз от туфель, которых он еще не видел. Она внесла посылку в гостиную и положила ее в столовой на дальнем конце стола, рядом с оберткой адресом кверху, так, чтобы не было никакого сомнения, что туфли адресованы ей.

Джесси приковылял, чтобы посмотреть:

– Откуда вы выписали это? – спросил он, удивленный тем, что увидел алые туфли, которые совсем не подходили к тем вещам, что выбирала мисс Абигейл.

– Я их не выписывала. Это подарок от Дэвида Мелчера.

Джесси взглянул на туфли второй раз и решил, что они ему ужасно не понравились.

– ДэвидМелчер? Боже мой! С чего такая развязность? А какие туфли! Просто шокирующие, мисс Абигейл.

– Мне они кажутся просто прекрасными, – сказала мисс Абигейл, дотрагиваясь пальцем до туфель и не задумываясь над тем, что делает. – Такой подарок сможет сделать не каждый мужчина.

Джесси видел, как нравится мисс Абигейл легко касаться кожи, почти благоговейно гладить туфли от шнурков до язычка и носка.

– Ты сможешь надевать их, когда пойдешь за мочевым пузырем в мясную лавку, – раздраженно сказал Джесси, – или на почту, отправить телеграмму, чтобы тебя избавили от какого-нибудь головореза.

Она была слишком счастлива, чтобы обращать внимание на его попытки унизить подарок.

– О Боже, я боюсь, не смогу их никуда одеть. Они просто не... ну, они слишком прекрасные и элегантные для Разъезда Стюарта.

Джесси нахмурился. Она чуть ли не ласкала эти туфли, на лице застыло умиление, когда она восторгалась исключительной выделкой и качеством кожи. Джесси никогда раньше не видел ее такой светящейся и лепечущей. Ее глаза были столь же голубыми и чистыми, как ипомеи, губы раскрылись в ослепительной улыбке. Джесси захотелось вышибить у нее из рук эти чертовы красные туфли.

Но вдруг до него дошло, что волосы Эбби причесаны не так тщательно, как всегда, и что одета она в старую, бесформенную юбку с темным цветочным рисунком, рукава закатаны до локтей, а на животе треугольником повязано кухонное полотенце. Она выглядела невзрачно, как буфетчица, причем перемена ошеломила Джесси, он молча смотрел на узел повязанного полотенца.

– О Господи! – сказала она весело. – Вы проснулись так поздно, а я стою здесь и глазею на посылку, а вы умираете от голода.

Она накрыла крышкой коробку с туфлями, подняла глаза и встретилась с хмурым лицом Джесси.

Ей показалось, что он стал еще выше за ночь, но она тут же поняла, почему.

– Вы без костылей! – воскликнула она радостно и подумала: Боже, какой он высокий!

И сразу же вслед за этим: Боже, да он только наполовину одет! Он был без рубашки и босиком, как всегда, ничего, кроме новых штанов.

– Доктор Догерти сказал, чтобы вы приучались ходить постепенно, – начала она бранить его, чтобы скрыть смущение от вида его обнаженного тела.

Ее забота немного успокоила раздраженного Джесси, и его гнев утих.

– Я голоден. Сколько времени?

Он потер свой твердый, плоский живот, довольный тем, что мисс Абигейл отвела взгляд.

– Скоро девять. Вы долго спали.

Она направилась на кухню, и Джесси последовал за ней.

– Ты не соскучилась по мне?

Джесси бросил на коробку последний уничтожающий взгляд и стал пожирать глазами талию мисс Абигейл с полотенцем, ерзавшим вверх-вниз при каждом ее шаге. У мисс Абигейл был такой аккуратный зад, какого Джесси не видел ни разу в своей жизни.

– У меня не было времени. Я была занята стиркой.

– О, так вот почему ты одета как буфетчица. Я не возражаю против этой перемены.

Внезапно мисс Абигейл вспомнила, в каком она виде, и стала опускать закатанные рукава, Джесси начал гадать, смог бы он видеть ее обнаженные руки, будь он Дэвидом Мелчером. Эта мысль разозлила его.

– Грязная работа не делается сама по себе, – сказала мисс Абигейл снова деловым тоном, проворно застегивая манжеты и развязывая полотенце. Джесси с сожалением увидел, как оно исчезло, и мисс Абигейл принялась готовить их поздний завтрак.

На кухне нигде не было видно стираного белья, но во дворе были натянуты веревки, на которых висели постельные принадлежности, полотенца, несколько юбок и блузок. Хромая к туалету, он задержал взгляд на панталонах и нижних юбках, скрытых позади больших и приличных предметов белья. Корсета, в котором, как думал Джесси, ходит мисс Абигейл, страдая хроническим желудочным и эмоциональным несварением, нигде не было видно.

Однако, когда он вернулся обратно в дом, решил, что знает, где корсет: без всякой объяснимой причины мисс Абигейл разозлилась.

– Я просила вас не выходить неодетым, сэр! – язвительно начала она, очевидно, под воздействием этой чертовой вещицы.

– Неодетый! – Джесси осмотрел себя. – Я не неодетый!

– Где ваша рубашка?!

– Ради Бога, она в спальне!

– МистерКамерон, не могли бы вы отставить свои оскорбительные высказывания, пока не находитесь в компании, которая может их оценить?

– Хорошо, хорошо, какая муха тебя укусила?

– Меня никто не кусал, япросто... – Но она отвернулась, не докончив.

– Минуту назад ты не сводила своих миндальных глаз с туфель старины Мелчера, а теперь...

– У меня не миндальные глаза!

Мисс Абигейл повернулась, уперев руки в бока и сверкая глазами.

– Ха! – фыркнул Джесси, прислонившись к комоду позади себя и раздраженно постукивая по нему. – Всякой... всякой мишурой он зажигает в тебе огонь, словно ты – шар болотного газа!

Он пренебрежительно махнул в направлении столовой.

Брови мисс Абигейл взлетели вверх.

– Вчера вы говорили мне, чтобы я отбросила осторожность и окунулась в чувства. Сегодня вы унижаете меня за простое выражение признательности.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, но потом Джесси сказал нечто невообразимое:

– Но они красные!

– Они что? – спросила сбитая с толку мисс Абигейл.

– Я говорю, они красные! – кричал Джесси. – Эти чертовы туфли красные!

– Ну и что?

– Ну... ну они красные, и все. – Чувствуя себя весьма глупо, Джесси стал шагать из угла в угол. – Какого склада женщины, черт побери, носят красные туфли? – вопрошал он, забыв, как только что восторгался полотенцем, превращавшим мисс Абигейл как раз в женщину такого склада.

– Я говорила, что собираюсь их носить?

– Her. Но выражение лица говорит само за себя.

Она указала на заднюю дверь.

– В то время как я пытаюсь поддерживать здесь хоть какой-то порядок, вы выходите из дома, голый как дикарь, и еще имеете наглость распекать меня за то, что мне нравятся красные туфли!

– Давайте выясним этот вопрос до конца прямо сейчас, миссАбигейл. Вы сходите с ума не из-за того, что я вышел на улицу без рубашки и ботинок. Вы сходите с ума из-за того, что я застал вас, глядящей во все ваши миндальные глаза на эти невыносимые туфли!

– А вы сходите с ума не из-за того, что они красные, а потому что они от Дэвида Мелчера!

– Дэвид Мелчер! – завопил Джесси почти в ухо мисс Абигейл, передразнивая ее. – Не смеши меня! – Он последовал за ней в кладовую. – Если ты думаешь, что я ревную к этому слюнтяю в коротких штанишках... – В этот момент мисс Абигейл круто развернулась и наступила на палец Джесси. – О! – вскрикнул он, а она даже не остановилась и не извинилась.

– На ваши пальцы не будут наступать, если вы оденетесь достойным образом, – сказала мисс Абигейл, со стуком ставя тарелки на стол.

– К черту эти сказки! Ты наступила нарочно!

– Может быть! – В ее голосе прозвучало удовлетворение.

Джесси потер палец об икру.

– Ни за что. На этот раз я ни черта не сделал!

Мисс Абигейл обернулась к нему и с возмущением указала на задний двор.

– Ни за что, вы говорите? Да как вы посмели, сэр, гулять по моему дому, одетые так, и глазеть на мое нижнее белье на виду у всего города!

Брови Джесси взметнулись вверх, а на лице медленно расползлась улыбка, вздернув вначале один ус, потом засветившаяся озорным огоньком в глазах, и наконец перешедшая в смех. Он смеялся во все горло, все громче и громче, пока в конце концов не рухнул на стул.

– О, вы... вы... просто... просто заткнитесь! – выпалила мисс Абигейл. – Вы хотите, чтобы вас услышал весь город?

Она уселась на стул напротив Джесси и с грубейшим нарушением этикета сначала положила еду себе, стуча ложкой по тарелке, а Джесси продолжал хохотать. Она пододвинула миску с картошкой к нему и проворчала:

– Ешьте!

Он накладывал еду в свою тарелку, и все не мог оставить свои смешки, а мисс Абигейл исходила от желания ударить его под столом по больной ноге. Он положил на уголок стола локоть, наклонился вперед и громко прошептал:

– Может, мне лучше шептать? В таком случае меня не услышат даже соседи.

Даже низко наклонившись над тарелкой, мисс Абигейл видела эти невыносимые усы возле свое щеки.

– Эй, Эбби, знаешь, что я искал на улице? Корсеты. Я только хотел выяснить, долго мне придется добираться до твоего тела.

Она бросила нож с вилкой и вскочила со стула, словно ее подбросила некая сила, но Джесси успел схватить ее за юбку.

– Отпустите!

Она дергала за юбку, но безуспешно, Джесси притянул ее к себе, между расставленных ног.

– Сколько здесь слоев, Эбби?

Он хотел обнять ее за талию и усадить на колени. Она дергалась и вырывалась, беспомощно махала руками. Джесси обвил ее руками как канатом и хохотал во все горло.

– Отпусти! – огрызнулась мисс Абигейл, но Джесси "мягко и настойчиво усадил ее к себе на колени. Она отчаянно отбивалась, потом повернулась и уперлась одной рукой в его плечо, а другой все еще старалась вырвать юбку.

Держа Эбби мертвой хваткой и зло улыбаясь, Джесси, тяжело дыша, проговорил ей на ухо:

– Ты носишь нижние юбки, Эбби? Давай посмотрим.

Все смешалось – руки, локти, колени и нижние юбки. Джесси напирал, мисс Абигейл сопротивлялась. Он держал, она брыкалась. Он отклонился назад, спасаясь от оплеухи, и мисс Абигейл тут же потеряла опору.

– Вы маньяк! – шипела она, отнимая его пальцы от своего запястья.

– Эбби, хватит дразниться. – Он схватил ее запястья, еще крепче, чем раньше.

– Ой! Отпустите меня! – пронзительно закричала она.

Джесси все же удалось развернуть ее лицом к себе. Ее бедро оказалось у его живота, она почти лежала на груди Джесси. Она еще раз попыталась вывернуться, но руки Джесси железной хваткой охватили ее бедра.

– Не дай Бог повздорить с такой колибри, – выдохнул он.

Словно в подтверждение этого, мисс Абигейл чуть не вырвалась, но Джесси вовремя ухватил ее за талию и опять посадил на колени.

– Ух, – сморщился он, когда она ударила его по больной ноге, но руку с талии не убрал.

– О Боже! – Она перевела дыхание. – Я надеюсь, что сделала вам больно! Уберите руки! Оставьте мои пуговицы в покое!

Джесси одной рукой крепко держал мисс Абигейл за талию, а второй дотянулся до пуговиц у ее горла. Ему удалось расстегнуть одну, несмотря на то, что мисс Абигейл пыталась оторвать от себя его руку и совладать с другой, которая уже поднималась с талии к груди.

– Перестань, Эбби, я не сделаю тебе больно.

Ее сопротивление, казалось, забавляло его все больше.

– А я сделаю, как только сумею! – поклялась мисс Абигейл – комар угрожал носорогу. – Предупреждаю! – Она уже задыхалась, но все еще отчаянно боролась, хотя Джесси не давал ей пошевелиться.

– Ради Бога, как я люблю тебя в этой старой, полинявшей юбке, – тоже задыхаясь, проговорил Джесси и расстегнул вторую пуговицу, в то время как мисс Абигейл пыталась схватить сразу две руки Джесси и освободиться.

– Ты мерзкая вошь... Я надеюсь, они... повесят тебя! – хрипела мисс Абигейл.

– Если меня повесят... – отвечал Джесси, – по крайней мере дай мне... один последний... момент для сладких воспоминаний... которые останутся со мной.

Теперь он завладел одной грудью мисс Абигейл и пригнулся, уворачиваясь от ее острых локтей.

– Забияка Эбби, повернись ко мне тем местом, за которое я тебя поймал.

Его черные усы потянулись к ее губам, но она вцепилась ему в волосы и со всей силой дернула.

– У-у! – завопил Джесси и вдруг неожиданно отпустил ее.

Она съехала вниз, упала на колени и локтем ударила точно по тому месту, куда попала пуля. Джесси открыл рот, откинулся назад и непроизвольно дернул руками, словно мисс Абигейл распяла его на стуле. Он гортанно застонал, и она поняла, что битва окончилась.

Мисс Абигейл с трудом встала и застегнула пуговицы на блузке. Его глаза оставались закрытыми, веки подрагивали, губы приоткрылись. Он провел кончиком языка по ровной границе верхних зубов, длинно, глубоко вздохнул и посмотрел на потолок. Его голова все еще была откинута назад. Он дотронулся до виска и осторожно потер его. Мисс Абигейл, дрожащая и настороженная, наблюдала за ним. Он, кряхтя, подтянулся и сел нормально, облокотясь на стол и тупо уставившись в тарелку между своих локтей. В комнате повисла тишина. Мисс Абигейл села на свой стул, опустила руки на колени, но тут же взяла нож, который был воткнут в картофельное пюре. Она очистила его о край своей тарелки и очень осторожно положила на стол. Никто из них не мог говорить. Мисс Абигейл откусила кусочек, но он, казалось, прилип к горлу. Джесси поднял голову и устремил взгляд поверх мисс Абигейл в глубину дома. Делать вид, что они заняты едой, не было смысла, поэтому мисс Абигейл тщательно вытерла рот, сложила салфетку и положила ее аккуратно, словно ожидая отпущения грехов.

Джесси понял, почему сделал это. Для него не было сюрпризом то, что он ревновал, странным было, что он ревновал такую женщину. Но ведь он еще ни разу не заставил ее улыбаться, смеяться и сиять, как это удалось Мелчеру своей посылкой.

Спинка стула Эбби скрипнула, и в тот же миг Джесси решил заговорить.

– Эбби, я думаю...

– Что? – Она замерла с тарелкой в руке. Он боялся посмотреть на мисс Абигейл.

– Я думаю, мне лучше уйти отсюда, пока мы не навредили друг другу.

Она уставилась на тарелку в своей руке и внезапно почувствовала себя очень виноватой за то, что причинила ему боль.

– Да, – сказала она слабо. – Я думаю, так будет лучше.

– Не могла бы ты принести мои костыли из спальни? – очень вежливо спросил он.

– Конечно, – согласилась она также вежливо и вышла за ними. Она хотела сказать, что сожалеет о том, что сделала, но ждала, когда он первым это скажет. Он первым начал. Она молча протянула ему костыли.

– Спасибо, – сказал он, снова очень вежливо, встал на костыли и заковылял из комнаты, оберегая правую ногу. Опустившись на кровать, он глубоко вздохнул.

Эбби долго сидела молча, наконец она вздохнула и стала приводить комнату в порядок, а когда закончила, поднялась наверх и сняла цветочную блузку.

Печальная, она тяжело опустилась на край кровати и спрятала лицо в ладонях. Ох, как все запуталось! А ведь было так просто до того, как в ее жизнь вошли двое мужчин. Она не могла больше отрицать, что Джесси нравится ей. Временами он мог быть таким отзывчивым и понимающим. Например, вчера, когда она рассказала ему то, что никогда не рассказывала ни одной живой душе, и начала доверять ему. А в результате – вот что он сделал сегодня. Почему он не может быть как Дэвид? Дэвид– так похож на нее саму. Дэвид – джентльмен с теми же взглядами, что и у нее. Дэвид – который целовал ее на лестнице так сладко, ни разу не пробовал ничего вроде того, что Джесси только что вытворял внизу. Но думая об этом, она ощутила странную, запретную веселость. Почему она не может противостоять темным, дурным чарам, которые ввергали ее снова и снова в сети Джесси.

Она попыталась представить, чтобы ее отец обращался так с ее матерью, но не смогла. Конечно же, ее магь после такого ушла бы из дома. И все же Эбби удивлялась, почему ее мать и отец никогда не ласкали друг друга и не целовались. Она всегда полагала, что все благовоспитанные пары ведут себя так же.

Эбби прижала руки к разгоряченному лицу, вспомнив, как ее мать сказала, что все мужчины– звери. Она вспомнила Ричарда, пристававшего к ней однажды на конюшне, и как она врезала ему за это. Она вспомнила Джесси на стуле, и ту ночь в постели, когда его язык касался ее груди и живота. Окутанная горячим воздухом верхней спальни, она тем не менее задрожала и стала убеждать себя, что ее чувства в ту ночь и сегодня – ни что иное как страх. Потому что все остальное было бы грехом.

Она резко встала, оделась, чтобы спуститься и принести Джесси извинения за то, что она сделала ему больно. Она также собиралась приготовить лимонад, как оправдание на случай, если не сможет вымолвить ни слова.

ГЛАВА 13

Мисс Абигейл только собиралась налить лимонада, когда раздался стук во входную дверь. На веранде стоял смуглый, с иголочки одетый мужчина лет сорока пяти. Все в нем, начиная от козлиной кожи туфлей до стетсона[1] было новеньким, чистеньким и опрятным. Он снял свою шляпу безупречным движением ухоженной руки и слегка поклонился, поправив пакет, который держал под мышкой.

– Добрый день. Мисс Абигейл Маккензи?

– Да– В городе мне сказали, что мистер Дюфрейн у вас.

– Дюфрейн? – повторила она в замешательстве.

– Джесси Дюфрейн, – внес ясность мужчина.

Это имя ее моментально огорошило. Джесси Дюфрейн? Джесси Дюфрейн. Это рифмовалось с поездом[2] и несло в себе какой-то ритм. Имя самопроизвольно стало повторяться в голове мисс Абигейл, словно стук колес по рельсам:

В поезде ехал Джесси Дюфрейн... В поезде ехал Джесси Дюфрейн Все же мисс Абигейл надеялась, что эта фамилия не принадлежит тому Джесси, которого она знала. Наделить его подлинной фамилией значило признать недопускаемую раньше обоснованность его заявлений.

– Он здесь, мисс Маккензи?

Мисс Абигейл вышла из задумчивости.

– Ох, простите, мистер...

– Хадсон. Джеймс Хадсон, из Роки-Маунтин-Рэйлроад. Мы по праву принимаем, как вы уже, наверно, предположили, большое участие в Джесси Дюфрейне.

Значит, подумала она, мистер Джесси Дюфрейн не грабитель? Этого момента она так ждала, пришел час мести. Но месть каким-то образом потеряла свою привлекательность.

– Заходите, мистер Хадсон, пожалуйста, заходите, – сказала она, открывая входную дверь и приглашая его жестом внутрь. – Полагаю, тот, кого вы ищете, здесь. Он отказался сообщить...

Но в тот момент из спальни раздался голос Джесси:

– Это вы, док? Заходите. – Лицо мистера Хадсона внезапно осветилось улыбкой, и он поспешил на голос. Потом остановился и с нетерпением спросил:

– Можно?

Она кивнула и указала на дверь спальни.

– Он там.

Джеймс Хадсон не скрывал, что сверх всякой меры торопится оказаться в спальне.

Шесть или семь длинных шагов по гостиной, и уже загремели их голоса.

– Джесси, черт тебя побери, как ты здесь очутился?

– Джим! Как я рад видеть тебя! – Эбби робко на цыпочках подошла к двери. Джесси брился, но даже сквозь хлопья пены ей было видно, что он совсем не боялся Джима Хадсона, а как раз наоборот – встречал его с воодушевлением.

На ее удивление, мужчины по-медвежьи обнялись и хлопали друг друга по спине.

– Черт, да ты прямо мишень для чувствительных сердец, – воскликнул Дюфрейн, отстраняясь.

– Посмотри на себя! Я могу сказать то же самое. По линии прошел слух, что тебя подстрелили. Что случилось? Кто-нибудь шальной пулей срезал тебе усы? Они выглядят немного клочковато.

Дюфрейн искренне засмеялся, рассматривая себя в зеркало:

– Хотел бы я, чтобы это было все, что повредила шальная пуля.

– Да? А что еще?

– Мою правую ногу, но благодаря мисс Абигейл уже все в порядке. Они сняли меня с поезда и привезли сюда, с тех пор мисс Абигейл не отходит от меня.

– Мисс Маккензи, как мы можем вас отблагодарить? – спросил Джим Хадсон, но словно сам отвечая на вопрос поднял пакет, который принес, и протянул ей, он имел форму бутылки. – Это не много, но, пожалуйста, примите это с благодарностью от всего сердца.

Она стояла, застыв в изумлении, автоматически протянув руки за подарком, и недоумевая, что все это значит, но Хадсон тут же повернулся к Дюфрейну.

– Что случилось, Джесси? Мы чертовски беспокоились. Ты пропал, а ребята в Роквелле нашли на поезде твое оборудование, а тебя самого – нет! Потом кто-то со станции Разъезда Стюарта телеграфировал описание предполагаемого грабителя, которого они сняли с поезда, и оно совпадало с твоим: черные как смоль усы и высокий как амбарная дверь. Я сказал себе, если это не Джесси, я съем свой пятнадцатидолларовый стетсон.

Джесси снова рассмеялся сквозь мыльную пену и сел на постель.

– Ну что ж, ты можешь оставить свой стетсон в покое, потому что это я. – Он бросил на Эбби осторожный взгляд. – Сегодня утром моя нога уже немного поработала, так что, я думаю, я лучше посижу до конца бритья.

– Ну... так что случилось? Ты собираешься держать меня в неведении весь день?

– Не г, не весь день, но еще немножко подержу. Пена начинает высыхать, а кожа – зудеть. Не возражаешь, если я покончу с этим вначале?

– Нет, нет, продолжай.

– Заходи, Эбби. Не стоит стоять у двери. Джим, это Эбби. Примерно три недели назад она провернула чертовски большое дело – не дала моим костям сгнить. Если бы не она, я бы уже пошел на корм воронам. Мисс Абигейл Маккензи, познакомьтесь, мистер Хадсон.

– Мы с мистером Хадсоном познакомились у входа. Не хотите присесть, мистер Хадсон? – пригласила она, выдвигая вперед кресло-качалку. – Я оставлю вас вдвоем.

– Погоди минутку, Эбби, хорошо? – Джесси опять поднял бритву, удерживая зеркало, но управляться со всем сразу было трудновато, для бритья по всем правилам требовалось две руки. – Подержи эту чертову вещицу, так чтобы я смог закончить.

Просьба была сделана столь дружелюбным тоном, что она забыла нанесенные ей обиды и подошла, чтобы помочь ему.

Наблюдая за ними, Джим Хадсон решил, что эта домашняя сцена совсем не в духе его друга Джесси и удивился, что же происходило здесь?

– Джесси, что, черт возьми, случилось с твоими усами? Ты побрил их? Никогда не думал, что доживу до такого дня, – заметил он.

Джесси и Эбби встретились взглядами поверх зеркала, и Джесси ответил:

– Я тоже не думал. Я просто решил посмотреть, что будет, если я их сбрею. Думаю, ты и сам можешь догадаться, что я решил для себя. Хватило одного дня, чтобы я захотел, чтобы они отрасли как можно быстрее. Эбби тоже согласна, что с усами мне лучше.

Она почувствовала, как покраснела и была рада, что стоит спиной к Джиму Хадсону. Джесси вытер лицо, снова весело взглянул на нее, и она удивилась, как по-другому Джесси относится к ней при посторонних – всегда уважительно, не упоминает о ее поступках, беря вину только на себя. Что он за человек, гадала мисс Абигейл.

Побрившись, Джесси остался на кровати, и мужчины продолжили разговор.

– Что с твоей рукой, Джесси?

– Ее кто-то отдавил в поезде.

– Продолжай, я так долго ждал. Расскажи, что здесь случилось.

– Рассказывать особенно нечего. Я сделал чертовски глупую ошибку, вот и все. Я направлялся в Роквелл, как ты знаешь...

Джесси начал описывать происшествие на поезде, а Эбби склонилась над кроватью, чтобы собрать бритвенные принадлежности. Он рассеянно положил руку на ее талию и легонько хлопнул, когда она выпрямилась. Джим Хадсон наблюдал за ними с интересом. Этот интимный небрежный жест мог быть только лаской, потому что Джесси продолжал рассказывать как ни в чем не бывало, и Джим был уверен, что он вообще не заметил, что дотронулся до женщины. Хадсону стоило больших усилий скрыть свое удивление. Мисс Абигейл Маккензи была вовсе не в духе Джесси, Хадсон понял это уже у входной двери. Ломая голову над тем, что все это значит, Джим смотрел, как мисс Абигейл покидает комнату.

Джесси не сознавал, что делал, зато Эбби сознавала очень хорошо. Место на спине, где он дотронулся, казалось, пылало в огне. За всю ее жизнь ни один мужчина не касался ее так небрежно. Джесси Дюфрейн дотрагивался до нее и раньше: иногда дразня, иногда дерзко, иногда яростно, но всегда осмысленно, это прикосновение было другим. Она никогда не видела, чтобы ее родители обменивались такими жестами. Сама небрежность прикосновения заставила ее сердце биться сильнее.

Она готовила лимонад на кухне, а в голове стучала одна мысль – Джесси Дюфрейн только что дотронулся до меня перед своим другом...

В спальне Джим Хадсон говорил:

– Послушай меня, Джесс, со всем этим мы разберемся очень быстро. Ты знаешь, за железной дорогой не заржавеет. – Он рассмеялся, добродушно покачал головой и закончил. – Какого черта, мы знаем, что ты не грабил никакого поезда. Но этот Мелчер поднимает смуту. Он настроен весьма решительно и собирается выбить из нас все, что сможет, из-за своей нетрудоспобности.

– И как ты думаешь, что он потребует?

– Узнаем завтра. Я назначил встречу здесь, в городе, в полдень, на ней мы все и утрясем, если сможем. Мелчер должен приехать, а железную дорогу буду представлять я, так что тебе не надо туда идти, если только ты сам не захочешь, если чувствуешь себя здоровым. Я уверен, Мелчер приведет с собой адвоката. Было бы лучше не афишировать это дело, ты согласен?

– Согласен, Джим, но меня бесит то, что эта креветка может чего-то требовать, наставив на железную дорогу обвиняющий палец, и смоется через два дня, а я лежу здесь с дыркой размером с гусиное яйцо.

– И это главная вещь, о которой ты должен заботиться. Судебными делами позволь заниматься мне. Черт, всех больше заботит, что будет с тобой, а не то, что Мелчер потребует для себя в качестве компенсации. Он, возможно, больше блефует, чем угрожает. Но как ты? Нога лучше?

– Чертовски затекла, и рука тоже, но мне страшно повезло, что я попал в руки доктора Догерти– он местный врач. Эбби же знала такие рецепты, о которых доктор Догерти и не 10 мечтал. Он прооперировал меня в первый день, но потом моя жизнь была в ее руках.

– Да, я вспомнил, – отозвался Хадсон, – она получила наше уведомление, где говорилось, что мы оплатим ей уход за тобой и Мелчером?

– Она получила его... и, Джим, – Джесси понизил голос, хотя они говорили тихо. – Посмотри за тем, чтобы она получила прилично. Я вел себя с ней как сукин сын.

На кухне мисс Абигейл услышала взрыв смеха, хотя не знала, что его вызвало.

– Я так понимаю, эта леди произвела на тебя впечатление? – тихо спросил Джим Хадсон, приподняв бровь.

– Ты когда-нибудь видел леди, которая не производила бы на меня впечатление, Джим?

– Черт возьми, я не думаю, что видел тебя хоть раз с леди, Джесс.

Оба они от души веселились.

– Она немного странновата, но все равно я замечательно проводил здесь время, если не считать того, что она считает меня грабителем, развратником, лжецом и последним подлецом. И она делает все, чтобы перевоспитать меня. Я терплю это, потому что люблю ее стряпню – водянистый бульон, склизкие яйца и смертоносную печенку.

Вспоминая все это, Джесси рассмеялся.

– Похоже она как раз такая, каких ты всегда сторонился, Джесс, – женщина строгих правил. Может быть, она как раз то, что тебе нужно.

– Все что мне нужно, Джеймс Хадсон– Смышленый-Мальчик, это поезд отсюда, и чем раньше, тем лучше. Я буду завтра на встрече, вне зависимости от того, отпустит меня доктор или нет. Когда ты пришел, я думал, это доктор. Предполагается, что он должен снабдить меня выездными документами, так сказать. Я уже прекрасно справляюсь с этими костылями.

– Ну, не торопись, Джесс. Мне надо тоже повидать Догерти, пока я в городе. Надеюсь ты и ему выпишешь чек?

– Я его все еще пишу, но чек, в мое отсутствие, можешь подписать и ты.

Хадсон рассмеялся.

– Ребята в Роквелле хотят знать, что делать с твоим оборудованием.

– С ним все в порядке, Джим?

– В целости и сохранности, уверяю тебя. Они хранят его в домике обходчика.

– В домике обходчика! Черт, эти остолопы разнесут вдребезги все мои пластинки. Я хочу, чтобы их забрали оттуда. Ты не собираешься туда?

– Нет, завтра после встречи я направляюсь обратно в Денвер. Знаешь, в каждом горняцком городке мэры умоляют нас провести к ним ветку, чтобы вывозить руду. Мы не можем строить так быстро, так что поторопись с выздоровлением.

– Я тебе доверяю, Джим. Только дай мне знать, что там происходит, потому что я уже устал от здешней праздной жизни. Как только док разрешит, я приеду на конечную станцию. Я только волнуюсь, чтобы мое оборудование было в целости и сохранности.

– Я могу попросить Стокера взять его в поезд снабжения, – предложил Хадсон.

– Ради Бога,, нет! Избавь меня от Стокеpa! – Они оба засмеялись. – Он хорошо управляется со сталью и деревом, но я уж скорее сброшу свое оборудование с горы, чем доверю Стокеру с его паровозом. Оставь его, где есть. Может быть, я придумаю что-нибудь. Может, я смогу выбраться отсюда завтра вместе с тобой, кто знает?

– Ну выздоравливай, приятель. Мне надо еще повидаться с доктором Догерти, и раз уж я здесь, то заодно проверю, нет ли каких жалоб у начальника станции на работу новой ветки. Ну, я пошел, Джесс. Так или иначе, я увижу тебя перед отъездом.

Когда Хадсон собирался уходить, в дверях появилась мисс Абигейл с подносом:

– Могу я предложить вам стаканчик лимонада, мистер Хадсон?

– Мы доставили вам уже немало хлопот, мисс Маккензи. Это я должен вам кое-что предложить, прежде чем уйду. Сколько я вам должен за уход за двумя людьми?

Несмотря на то, что мисс Абигейл бесчисленное число раз напоминала Джесси, что взяла его в свой дом только из-за денег, теперь, когда ей их предложили, она растерялась.

Джесси мог понять ее замешательство от вопроса Джима и видел, что она не могла оценивать в долларах все то, что она сделала. Ведь деньги являлись тем предметом, которые леди не обсуждают.

– Дай леди хорошую цену, Джим.

– Так во сколько же ты оцениваешь свою шкуру, Дюфрейн? – Они обменялись заговорщическими взглядами, и Джесс ответил:

– Я не знаю, сколько стоит моя шкура, но стакан знаменитого лимонада Эбби стоит в любой день тысячу долларов.

– В таком случае, я попробую этот лимонад перед уходом, – сказал Джим Хадсон, улыбаясь Эбби.

– Так я налью вам? – предложила Эбби, чувствуя себя неуютно от их очевидных подшучиваний. – Где вы его выпьете, мистер Хадсон? – спросила она.

– Как насчет вашей веранды, мисс Маккензи? Вы присоединитесь ко мне?

Зачем она сперва посмотрела на Джесси, словно нуждалась в его разрешении сидеть на веранде с другим мужчиной?

– Давай, Эбби, ты заслужила отдых, – сказал он, заметив, как порозовели ее щеки, – эй, Джим, большой остолоп, спасибо за то, что пришел.

Хадсон подошел к кровати, и они пожали друг другу руки, прощаясь. Хадсон сказал Джесси:

– Приводи в порядок свои мощи и возвращайся на дорогу. И не утруждай леди, это приказ!

– Убирайся к черту, пока лимонад не испарился на жаре.

Когда Хадсон и мисс Абигейл выходили из комнаты, Джесси крикнул вслед:

– Последи за своими манерами, Джим. Мисс Абигейл в высшей степени благовоспитанная леди.

Северный конец веранды мисс Абигейл теперь, в полдень, находился в прохладной тени. Хадсон увидел там раскачивающиеся деревянные качели, но жестом пригласил Эбби в противоположный конец, к плетеным стульям. Какие у него прекрасные манеры, подумала она, даже в том, что он предпочел стулья на паляrщем солнце, вместо качелей в прохладной тени. Он подождал, пока она сядет. Мисс Абигейл заметила, как он поддернул тщательно отутюженные брюки, садясь напротив.

– Полагаю, Джесси был далеко не примерным пациентом, – начал он разговор.

– Он был серьезно ранен, мистер Хадсон, никто не верил, что он выживет. Любому при таких условиях было бы трудно быть примерным пациентом.

Мисс Абигейл не могла понять, почему стала защищать Джесси, так же как и он ее.

– Вам, наверное, пришлось ходить вокруг него на цыпочках, мисс Маккензи, уж я-то знаю Джесси. Вы получите все до последнего пенни. Боюсь, что он не из тех, кто с благодарностью позволяет ухаживать за собой и держать взаперти. Но в своем деле он чертовски хорош, лучший из всех.

– И что же это за дело, мистер Хадсон?

– Железная дорога, конечно.

– Значит, он работает на железную дорогу?

– Да, и прекрасно работает. – Услышав это, мисс Абигейл почувствовала головокружение. Итак, это было правдой. Она чуть не всплеснула руками, но сдержалась.

– Ваша верность делает ему честь, мистер Хадсон, гак как вы производите впечатление уважаемого человека. – Его безупречная элегантность, вежливость, восхищение Джесси Дюфрейном опрокинули представления мисс Абигейл о ее пациенте.

– Мужчины завоевывают уважение по– разному, мисс Маккензи. Если я уважаем, то по другим причинам, нежели Джесси. Даю слово, Джесс Дюфрейн – необработанный драгоценный камень, и на РМР нет человека, который бы с этим не согласился.

– Так что же он сделал, чтобы заслужить такое уважение?

Мисс Абигейл волновалась, не заметил ли Хадсон, как дрожит стакан в ее руке.

– Я слышу недоверие в вашем тоне, мисс Маккензи, и, я думаю, Джесси вряд ли давал вам повод, чтобы подумать о нем хорошо. Я бы оказал ему медвежью услугу, перечислив его достоинства. Вы должны открыть их сами. Если у вас будет возможность посмотреть его фотографии, хорошенько присмотритесь к ним. Вы увидите больше чем простые картинки... вы увидите, что у него в душе.

Забавно, она раньше никогда не думала, что у Джесси есть душа.

– Да, я посмотрю, мистер Хадсон, если когда-нибудь представится возможность.

Он действительнофотограф, подумала она, ощущая стук в висках, настоящий фотограф!

– Джесс был прав, – сказал Джим Хадсон, ставя пустой стакан на плетеный стол между ними. – Этот лимонад стоит тысячи долларов за стакан в любой день, вроде сегодняшнего.

– Я рада, что он понравился вам.

– Если вам что-нибудь понадобится, пока Джесси здесь, скажите только слово, и вы это получите.

– Как великодушно с вашей стороны, сэр.

– Но мое великодушие нельзя сравнить с вашим. До свиданья, мисс Маккензи. Позаботьтесь о нем ради меня.

Говоря это, Джим Хадсон смотрел на входную дверь.

Это последнее необычно сердечное замечание вконец смутило и без того находящуюся в расстройстве чувств мисс Абигейл. Она ожидала, что Джим Хадсон придет к ней и восстановит справедливость, а вместо этого он реабилитировал человека, которого мисс Абигейл не переставала называть «грабителем». Наблюдая за брюками Хадсона, по мере того, как он удалялся по пыльной дороге, мисс Абигейл не переставала вспоминать его откровения о Джесси Камероне – Дюфрейне.

Опять, как будто из ниоткуда, возник припев:

В поезде ехал Джесси Дюфрейн...

Но она не могла стоять на веранде" так долго, надо было идти к нему. Что же она скажет? Ей стало трудно дышать, кровь стучала в висках, сердце бешено билось, нахлынули мучительные воспоминания, как сотни раз она насмехалась над Джесси, считая его грабителем. Она попыталась взять себя в руки, но почувствовала себя еще более слабой и уязвимой. Как бы мог смеяться сам над собой все эти дни, подумала она. И что он думает теперь?

Она тихо открыла дверь, встала перед стойкой для зонтиков, чтобы проверить, как выглядит, но рука ее застыла, так и не дотронувшись до волос. Там на сиденье лежал прямоугольный листочек бумаги. Что-то насторожило мисс Абигейл, она чуть помедлила, но все-таки взяла листок.

Это был чек, наверху печатными буквами было выведено: РОКИ МАУНТИН РЕИЛРОАД, ДЕНВЕР, КОЛОРАДО. Он был выписан на имя Абигейл Маккензи на сумму в одну тысячу долларов!

Все внутри мисс Абигейл перевернулось, бумага задрожала в ее руках. Она заглянула в дверной проем спальни, еще больше боясь увидеться с Джесси.

Одна тысяча долларов! Чего уж там, ей потребовалось бы два года или больше, чтобы заработать такую сумму, обслуживая столики у Луи Калпеппера. Кто же этот Джесси Дюфрейн, если железная дорога может заплатить такие деньги за уход за ним? Совсем сбитая с толку, мисс Абигейл уставилась на чек, зная, что не заработала и четверти этой суммы. Она вспомнила понимающие взгляды, которыми обменялись Джесси и Джим Хадсон и слова: «стакан лимонада Эбби стоит в любой день тысячу долларов». Совершенно растерянная, она проглотила комок, подступивший к горлу.

– Эбби, Джим ушел? – спросил Джесси.

– Да, ушел, мистер...

Как ей теперь к нему обращаться? Она не могла связать его с его новым именем, да и со старым тоже. Все внезапно переменилось. В зеркале она увидела себя – вспыхнувшее лицо, бумага в руке, смущение в глазах, она словно окаменела, внезапно растерявшись, как вести себя перед человеком за стеной, у которого было настоящее имя, хорошая работа, представительные друзья, и которого на железной дороге весьма уважали. А огромные деньги, которые заплатила железная дорога за его огнестрельную рану?

Как ей себя вести?

Она долго называла его мистером Камероном и дорожным грабителем, так что ей было очень трудно сразу поменять свое отношение, которое – она теперь видела – было основано на предположении, что он виновен в том, в чем обвинялся. Но ведь сколько раз он сам намекал, что является преступником? Да вот только вчера он сказал, что надолго здесь не задержится, так что можно не беспокоиться, если она ему все расскажет о себе и... и о Ричарде. А теперь мисс Абигейл поняла, что он с ней заигрывал, намекая, что за ним приедет полиция, хотя все время знал, что это будет Джим Хадсон.

С потерянным видом она перебрала в памяти все другие случаи– угрозы и поцелуи, борьбу за револьвер и ужасные издевательства. Был ли он прав, говоря, что она отбросила правила приличия, думая, что он дорожный грабитель, и свалила всю вину на него? Только он не был грабителем. Внезапно к мисс Абигейл вернулся здравый смысл, и она решила, что будет относиться к нему так же, как до визита Джеймса Хадсона. Джесси не был реабилитирован за все, через что он заставил пройти мисс Абигейл. Но она держала в неуверенной руке тысячу долларов, и сколько бы она ни отрицала, это действительно в какой-то степени реабилитировало его.

Она подошла к его комнате, и сердце ее бешено колотилось. Джесси сидел на цветастых подушках на сиденье под окном и выглядел еще более мужественным в джинсах и расстегнутой рубашке на желтовато-зеленом фоне. Он смотрел в окно на Джима Хадсона и не заметил, как вошла мисс Абигейл. Она смотрела на него, с трудом переводя дыхание – он выглядел слишком привлекательно и миролюбиво, а она не хотела ни того ни другого. Он отпустил занавеску, рассеянно почесал обнаженную грудь, и глаза мисс Абигейл следили за его тонкими пальцами. Наконец она смогла откашляться.

Джесси с удивлением поднял взгляд.

– Здесь, наверное, нельзя сидеть? – Он хотел подняться.

– Нет, можно. У окна прохладно, сидите. Он откинулся назад.

– Ну, заходи. Может быть, теперь ты не боишься. – Он не собирался подшучивать над ней, и она внезапно почувствовала, как ей этого не хватает, чтобы ослабить восхищение, которое он начал у нее вызывать.

– Я... я еще боюсь, – призналась она. Никто из них не улыбнулся.

– Я хотела спросить: «Почему вы не сказали мне», но – это глупо – вы ведь говорили.

Он великодушно не обратил на это внимание, хотя мисс Абигейл только этого и хотела, уж лучше чем натянутая серьезность. Он только сказал:

– Я бы тоже выпил стаканчик лимонада, Эбби. Не могла бы ты мне принести, пожалуйста?

– Как я могу не принести? В конце концов именно за этомне и заплатили.

Она чувствовала на себе его взгляд, и ее руки задрожали, пока она наливала напиток. «Кто вы? – мысленно вопрошала она. – И зачем вы здесь?» Она была в полном расстройстве чувств из-за перемены, которую ощущала в Джесси после ухода Джима Хадсона. Он взял стакан, поблагодарил ее, сделал глоток и наклонился вперед, поставив локти на колени, молча глядя на мисс Абигейл.

– Прежде всего, – нервно начала она, – я хочу дать ясно понять, что причинила вам боль на кухне не нарочно и... и причина, по которой я это говорю, не имеет ничего общего с тем, зарабатываете ли вы себе на жизнь, грабя поезда, или нет.

– Приятно слышать. Я, конечно, тебе верю. Ты очень честная, Эбби.

Глаза Джесси, казалось, прожгли ее насквозь.

– А вы?

– Садись, Эбби. Ради Бога... в то маленькое кресло-качалку, и я поговорю с тобой.

Она замешкалась, потом села, но не расслабилась.

– Все, что я рассказывал о себе, правда. Я никогда не врал тебе.

– Джим Хадсон – это тот друг, о котором вы рассказывали? Тот, что покинул Новый Орлеан вместе с вами, когда вам было двадцать?

Джесси кивнул, потом выглянул в окно, снова чувствуя, как волнует его эта женщина, хотя он и предпочел бы, чтобы этого не было.

– Он очень привлекательный, – сказала Эбби, глядя вниз на свой стакан, а затем тихо добавила, – и очень богатый.

Джесси посмотрел на мисс Абигейл карими в крапинку глазами и промолчал.

– Я просто не могу принять тысячу долларов. Это слишком много.

– Джим, кажется, так не думает.

Мисс Абигейл посмотрела прямо в глаза Джесси.

– Не думаю, что он это решает.

– да? – уклончиво спросил Джесси. Он поднес стакан к губам, словно не придал этой реплике особого значения. Мисс Абигейл поймала себя на том, что смотрит на его полные губы, на черные усы, которые он пригладил указательным пальцем после того, как отпил лимонада.

– Кто вы? – спросила она не в силах сдерживаться.

– Джесси Дюфрейн, к вашим услугам, мадам, – ответил он и приподнял стакан, словно произнося тост.

– Я не это имела в виду, вы знаете.

– Знаю. – Он углубился в изучение стакана. – Но мне не хотелось бы, чтобы ты пересмотрела свое отношение ко мне, если я вдруг стану для тебя реальным.

Она глубоко, неровно вздохнула.

– Вы для меня и так реальный, вы знаете. Джесси продолжал поглощенно изучать стакан, покачивая его так, что жидкость завертелась в водовороте, оставляя на стенках прозрачные кусочки лимона.

– Я не хочу быть реальным для тебя. Позволь мне остаться тем, что я есть.

Когда он наконец поднял глаза и устремил их прямо на мисс Абигейл, в них светился вызов.

– Ведь ты уже знаешь, кто я такой. Я фотограф, как я и сказал.

– Нанятый Джеймсом Хадсоном?

Он сделал большой глоток, поглядывая на Эбби поверх стакана, потом опустил глаза и произнес:

– Почему железная дорога так волнуется о вас, если вы всего лишь делаете картинки?

– Думаю, им они нравятся.

– Наверно. Я очень хотела бы их увидеть, если можно. Ваши фотографии должны быть необычными.

– Да нет. Они просто живописны, а необычны, может быть, потому, что на них изображена жизнь железной дороги такой, какая она есть.

– Прошлой ночью вы говорили не это. Он в первый раз насмешливо улыбнулся.

– Ну... это единственный раз, когда я немножко соврал. Но ты сама убедишься, когда увидишь их.

– А я увижу? – посмела спросить мисс Абигейл, хотя сердце ее выскакивало из груди.

– Трудно сказать. Мы с Джимом хотим завтра утрясти одно дельце. – Он положил загорелую руку на оконную раму и посмотрел на дорогу. – Потом я уеду из города.

«Нет, еще нет!»– мысленно взмолилась мисс Абигейл. Зная, ч го это неизбежно, она уже ощущала пустоту, хотя и желала раньше, чтобы он уехал. Все еще глядя в окно, Джесси серьезно добавил:

– Если у меня когда-нибудь появится возможность вернуться сюда и показать тебе самой фотографии, я непременно сделаю эго Она с горечью поняла, что этого никогда не произойдет.

– Вы уверены, что уже поправились, чтобы путешествовать? – Он бросил взгляд в ее сторону.

– Ну ты же хочешь, чтобы я убрался отсюда?

– Да, хочу, – соврала она и закончила уже правдой: – Но чтобы вам не было хуже.

Его глаза остановились на ее лице, и их выражение моментально потеплело.

– Не забивай себе голову, Эбби. Ты уже достаточно беспокоилась обо мне.

– Но вы заплатили мне слишком много, – возразила она.

Он видел, как напряженно она сидела в кресле, руки мисс Абигейл сжимали стакан так, словно она все еще до смерти боялась Джесси. Он предположил, что она знала правду о нем, но уйти, не подтвердив ее, будет легче.

– Тебе платит железная дорога, а не я или Джим, – сказал он убедительно.

– Я знаю. Я имела в виду, что одна тысяча – это много.

– Сколько, по-твоему, стоит моя жизнь? – спросил он, чтобы услышать, что она скажет, зная теперь, что она им в некотором смысле дорожит.

Ее глаза полукругом обвели комнату и остановились на его руке со стаканом.

– Больше, чем стакан лимонада... – Она полностью утратила самообладание. – Ох, я не знаю. – И вздохнула, опустила голову на руки, смотря на свои колени.

– Сколько это все стоит – все, что ты сделала, спасая мою жизнь? Я никогда точно не знал, что ты для меня сделала. Кое-что из этого я узнал в ту ночь, когда я был с тобой...

Его глаза скользнули на кровать, потом он резко отвел их к окну. Черт, что вытворяет эта женщина с его головой! Глядя невидящим взглядом на летний полдень, он хрипло сказал:

– Эбби, я чертовски виноват.

Она подняла голову и увидела профиль: он сглотнул, его кадык двигался, казалось, он поглощен милым двориком за окном. Лицо мисс Абигейл запылало, ее рот и глаза, казалось, внезапно наполнились соленой влагой.

– Я... я тоже виновата, мистер Д... Дюфрейн, – выдавила она.

Охватив ладонью раму, Джесси повернул голову и, положив ее на руку, молча смотрел на Эбби. Потом, наконец, из-за этой покрытой загаром руки, тихо донеслось:

– Джесси... меня зовут Джесси.

Ему почему-то захотелось услышать, как она произносит его имя, всего лишь раз, зная уже, что он не преступник.

Она устремила глаза на его лицо, ища следы насмешки, но увидела лишь тихую сосредоточенность, которая грозила погубить мисс Абигейл. Имя повисло в воздухе, и мисс Абигейл хотелось повторить его, но они знали, что сделай она так, оба бы потеряли голову.

Глаза мисс Абигейл остановились на мускулистой руке, из-за которой черным пятном выглядывали усы. Теперь только очень внимательный глаз мог определить, что они когда-то были сбриты: мистер Хадсон очень давно знал этого человека и поэтому заметил перемену. «Знал ли он так же хорошо душевные качества Джесси, на которые намекал?» – гадала Эбби.

Наблюдая через дверной проем за Джесси, мисс Абигейл могла точно сказать, что, глядя на своего удаляющегося друга, он нестерпимо желал присоединиться к нему, чтобы вернуться к шумной, суровой жизни железной дороги, которую они делили многие годы. Она не имела никакого права мечтать, чтобы Джесси остался.

Тишина затянулась и стала более напряженной. Наконец Джесси опустил руку с оконной рамы и оглядел комнату, словно осматривая ее в последний раз.

– Я хочу поблагодарить тебя, Эбби, за эту комнату. Она прекрасна. Комната настоящей леди. Ты наверное с большой радостью вернешься сюда.

– Мне вполне удобно и наверху, – тускло произнесла она.

– В такие ночи там должно быть жарче, чем здесь. Прости, что выгнал тебя. – Он посмотрел на маленькую двойную овальную раму, потянулся и взял ее. – Это твои родители?

– Да, – ответила Эбби. Он задумчиво постучал по рамке:

– Ты больше похожа на него, а не на нее.

– Люди всегда говорили, что я похожа на отца, а веду себя как мать. – Только произнеся это, она поняла, что сказала. Комната наполнилась тишиной. Джесси прочистил горло, рассмотрел изображение, взвесил его на ладони и словно забыл о нем, оставив качаться на пальцах: наклонившись и глядя в пол, он заговорил. В его голосе слышалось больше чувства, чем когда-либо.

– Эбби, забудь, что я говорил о твоей матери. Что за черт, я ведь даже не знал ее.

Она уставилась на рамку в знакомой руке.

11 Комок застрял в горле, а на ресницах появились слезы.

– Нет... вы знаете, мне кажется, вы знаете ее лучше меня.

Он поднял на нее изумленный взгляд и, казалось, был готов броситься к ней, хотя даже и не шелохнулся. В какой-то момент мисс Абигейл была уверена, что он окажется рядом. Она чувствовала внутреннюю борьбу, происходящую в нем. Но он замер в нерешительности. Имя, которое он произносил так часто, чтобы уколоть ее, на этот раз прозвучало с резким чувством.

– Эбби?

Он произнес его так, что мисс Абигейл пожалела, что его невозможно изваять из камня и носить, может быть, в медальоне, или закладывать между страницами книжки сонетов. Ей следовало поправить Джесси, но дни, когда она бранила его, ушли в прошлое, а этот разговор тянулся много-много лет. Услышав свое имя, только что слетевшее с его губ, глядя в черные пронзительные глаза, в которых застыли немые вопросы, и на сосредоточенное лицо, мисс Абигейл не могла не предположить, что ему тоже было очень больно, и про себя умоляла его не смотреть на нее.

– Эбби? – спросил он снова так же мягко, ласково, нежно.

Мисс Абигейл содрогнулась и выговорила то, что надо было произнести уже давно:

– Мне сегодня надо вас кормить еще дважды, мистер Дюфрейн, а в доме нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего еду. Лучше я схожу в город, пока не закрылись магазины. Что бы вы хотели?

Его глаза внимательно изучали ее лицо, на его губах появилась усмешка.

– С каких пор ты стала утруждать себя вопросами?

– С тех пор, как у нас была пахта, – ответила она, выбрав самый подходящий момент.

Он легко засмеялся тем смехом, который так нравился мисс Абигейл. Она очень мила, подумал он, глядя, как она поправляет свой тугой, высокий воротничок и собранные на затылке волосы. А она наслаждалась его смуглым привлекательным лицом и впечатляющей пропорциональностью развитых мышц.

– Ах да, пахта, – радостно припомнил он. Оба прекрасно понимали, что пахта была переломным моментом.

– А на ужин? – спросила она.

Под очаровательным взглядом мисс Абигейл улыбка Джесси стала еще шире. Глаза его остановились на ее груди и снова поднялись.

– Оставляю на твое усмотрение, – сказал он, совсем не походя на Джесси, к которому она привыкла.

– Очень хорошо, – ответила Эбби, совсем в духе мисс Абигейл, к которой он привык.

Поднявшись, она ощутила в коленях страшную слабость, как будто долго бежала. И все же она побежала опять, ее шаги были медленнее и размереннее, чем обычно. Она бежала от улыбки Джесси... к стойке с зонтиками, где надела отделанную маргаритками шляпку и перчатки, на которых сохранились грязные пятна от поводьев и земли с берега ручья.

ГЛАВА 14

Город гудел от слухов. Мисс Абигейл знала это. Она чувствовала на себе пристальные взгляды из каждого окна, выходившего на тротуар, но шла гордо, не замечая любопытных глаз, по пути заскочила в мясную лавку.

– О, мисс Абигейл, – бросился ей на– встречу Гейб Портер. – Оказывается, мужчина в вашем доме вовсе и не дорожный грабитель? Разве это не здорово? Весь город судачит об этом малом с железной дороги, который приехал сегодня, чтобы заплатить вам за пациентов. Что вы думаете об этом?!

– Это меня не интересует, мистер Портер. Кто он такой, вовсе не связано с тем, как он себя чувствует. Он еще не полностью поправился и пробудет под моим присмотром еще один день, прежде чем покинет Разъезд Стюарта.

– Вы имеет в виду, что будете держать его у себя, даже если он больше этого не захочет?

Глаза мисс Абигейл сверкнули огнем, достаточным, чтобы подкоптить куски мяса, свисавшие на крючках с огромной резной железной реи на стене Гейба.

– На что вы намекаете, мистер Портер? На то, что я была с ним в безопасности, когда его считали уголовником, а теперь, когда его считают фотографом, – нет?

Это не очень-то прибавило благоразумия Гейбу Портеру.

– Что вы, я не имел в виду ничего такого, мисс Абигейл. Я просто забочусь о благополучии незамужней женщины, вот и все.

Гейб Портер не мог бы причинить ей боль, даже если бы отсек от нее своим здоровым ножом порядочный кусочек, но на лице мисс Абигейл не отразилось ничего, хотя его слова укололи ее в самое сердце.

– О моем благополучии вы бы лучше позаботились, отрезав мне два самых толстых куска говядины, мистер Портер, – потребовала она. – Мясо – вот что укрепляет ослабленный организм. Мы обязаны дать этому человеку хорошего красного мяса, после того как он потерял сколько крови по воле несчастного случая, вы согласны?

Гейб сделал, как было приказано, ни на минуту не забывая: Боне Бинли передал, что Джем Перкинс говорил, что мисс Абигейл ездила на прогулку на двухколесной коляске с фотографом на холмы, а после этого младший Роб Нельсон видел мужчину, расхаживавшего с важным видом по заднему двору мисс Абигейл, облаченного только в штаны от пижамы. Надо же! И с его слов, его попросили доставить мисс Абигейл подарки, прямо из Денвера. Это должно быть от него. Черт, она никого не знает в Денвере, кроме него!

Но если все это Гейб Портер воспринял довольно спокойно, то последующее заставило его испытать настоящее потрясение. По дороге к себе Гейб услышал, что мисс Абигейл зашла в банк и положила чек на целую тысячу долларов, выписанный «Роки-Маунтин-Рэйлроад Компани», для которой, все в городе знали это, человек, поселившийся в доме мисс Абигейл, делал свои «картинки».

Зайдя за угол, мисс Абигейл пришла в замешательство, увидев Джесси, дожидавшегося ее снова на качелях. Она еле сдержалась, чтобы не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть с почти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.

– Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?

Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:

– Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:

– Что?

– Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.

Он засмеялся и покачал головой.

– Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.

Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.

– Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.

– Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.

Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.

– Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.

– Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.

– Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.

Ее широкая улыбка очаровала Джесси.

Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:

– Иди жарить бифштекс, женщина.

Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.

Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть спочти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.

– Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?

Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:

– Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:

– Что?

– Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.

Он засмеялся и покачал головой.

– Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.

Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.

– Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.

– Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.

Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.

– Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.

– Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.

– Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.

Ее широкая улыбка очаровала Джесси.

Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:

– Иди жарить бифштекс, женщина.

Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.

Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл поймала его взгляд. Он усмехнулся и пожал плечами.

– Чем могу помочь?

Сегодня вечером он полон сюрпризов, подумала она и протянула ему стопку блюдец. Когда он повернулся в сторону кухонного стола, она остановила его:

– Нет, не здесь. Поставьте их в столовой. Тот стол давно не использовался. Я подумала, что мы можем сегодня сесть за ним.

Его усы ощетинились.

– Значит, будет маленькая прощальная вечеринка?

– Скорее всего, да.

– Как скажешь, Эбби. Он направился к столовой.

– Одну минуту. Я постелю скатерть.

– Для такого случая и скатерть?

Она вошла с безупречно чистой, накрахмаленной скатертью и спросила:

– Вы не могли бы поднять подсвечники?

– Конечно.

Он поднял со стола пару подсвечников, удерживая и остальную ношу, и стоял, пока мисс Абигейл одним взмахом расстелила скатерть точно так, как хотела.

– Ух ты, это самая дьявольская вещь, какую я видел!

– Что именно? – спросила она, нагнувшись, чтобы расправить и без того совершенно ровную поверхность материи.

– Если бы я попробовал расстелить скатерть, она, возможно, полетела бы в противоположном направлении и потащила бы меня с собой.

Он наклонил голову, оперев ее на стопку блюдец, и наблюдал за маленьким задом мисс Абигейл, когда она перегнулась через край стола, утюжа его ладонями. Когда она выпрямилась, он снова встал прямо.

– Вы хотите продолжить или будете стоять так всю ночь?

– Я бы хотел посмотреть, как ты делаешь это, еще раз, – сказал он.

– Что?

– Взмахиваешь этой штукой и сажаешь в аккурат по центру стола. Готов поспорить, что ты больше так не сможешь.

– Сумасшедший. Вы перебьете все мои тарелки, если не поставите их сейчас же.

– На что поспорим?

– Теперь, так сказать в довершение всего сделанного, вы хотите вовлечь меня в азартные игры?

– Перестань. Эбби, что тебе стоит? Один взмах скатертью.

– Я вас терплю, и этого достаточно! – она очаровательно улыбнулась.

– Как насчет одного фотографического портрета на фоне отменно приготовленной домашней еды? – предложил Джесси, думая, что это помогло бы ему под благовидным предлогом снова появиться на Разъезде Стюарта.

Что, честное слово, нашло на Абигейл Маккензи, она не могла сказать, но только в следующий момент она взяла скатерть и опять высоко взмахнула ею. На этот раз ткань, конечно, легла криво... и в следующий... и оба уже смеялись как неотесанная деревенщина, хотя ничего особо веселого и не было.

Блюдца стучали на груди у Джесси, когда он решил добродушно уколоть:

– Вот видишь, я же говорил, ты больше не сможешь расстелить ее одним движением. Я выиграл.

– Но в первый-то раз у меня получилось, так что это не считается. Это очень трудно сделать после того, как весь воздух взбаламучен. С чего это я начала размахивать скатертью как дурочка?

– Чтоб мне провалиться, если я знаю, Эбби, – сострил он и наконец поставил свою стопку на стол.

И впервые за свою жизнь Эбби подумала, чтоб мне провалиться, если я тоже знаю.

– Пойду-ка я переверну бифштексы, – сказала она и ушла обратно на кухню.

Он тут же последовал за ней со стаканами, которые она ему вручила.

– Эй, если это вечеринка, может мы возьмем бокалы, а пить будем шампанское, которое принес Джим?

– Шампанское?

– Я открыл сумку, пока ты уходила, и в ней – шампанское. Как раз к прощальной вечеринке. Что скажешь, если мы его откроем?

– Боюсь, что не пью спиртного, и не думаю, что вы... – Но теперь все изменилось. Он был уважаемым человеком. – Вы, если хотите, можете выпить.

– Где бокалы?

– Вот эти стаканы все, что у меня есть.

– Ладно, какая разница?

И он ушел, чтобы снова поставить их на стол.

Он открыл бутылку перочинным ножом на заднем дворе, и мисс Абигейл была уверена, что весь этот чертов город слышал хлопок – хотя не многие из них узнали бы этот звук.

.Все готово? – спросил он, вернувшись.

Мисс Абигейл сняла передник и, возглавив шествие, внесла в комнату бифштексы и овощи на широком, цвета слоновой кости подносе. Горели только свечи.

– Принесите лампу, – сказала она через плечо, – темнеет.

Он схватил ее с кухонного стола и вошел вслед за Эбби, не особо бойко передвигаясь из-за своей слабой ноги, лампа – в одной руке, бутылка шампанского – в другой.

– Спички... – сказала мисс Абигейл.

– Сейчас.

Ей пришло в голову, что теперь он знает, где в ее доме лежат многие вещи, и что ей это нравится. Она вдруг почувствовала укол печальной гордости, наблюдая за Джесси, который принес спички, чтобы, словно владелец поместья, зажечь огни.

– Садись, Эбби. Я поухаживаю за тобой. Я – ответственный за стол сегодня вечером.

Кроме лампы он зажег и две свечи. Комната озарилась розовым светом. Когда он задул спичку, его рука с длинными пальцами, согнутыми вокруг спички, с темными волосами на предплечье и запястье, завладела вниманием Эбби. Стол был в два раза больше кухонного, но Джесси поставил их тарелки рядом на одному углу.

– Простите, Эбби, я не одет соответственно случаю, – сказал он, проверяя пуговицы, пока садился.

Она улыбнулась.

– Для вас, мистер Дюфрейн, можно считать, что одеты.

Он похлопал себя по ребрам и рассмеялся.

– Думаю, ты права.

Она положила на его тарелку бифштекс с круглой поджаристой картошкой и золотистой морковью, такой, какую он ел в детстве, Джесси глазел на них, пока она накладывала ему еду, и потом с явным удовольствием, охая, принялся есть.

– Боже, как я проголодался. Обед был... Но они не собирались обсуждать обед, поэтому Джесси пожал плечами и продолжил есть.

– Обед был прерван, – закончила она за него, приподняв бровь.

Она ни разу в жизни не видела, чтобы так наслаждались едой. К ее удивлению, он делал это тихо, без лишних движений, не колол ножом и не ел с него, а только резал. Откинувшись расслабленно, после того как выпил, он вытер рот салфеткой, а не рукавом. Эбби не могла не сравнивать этого приятного вежливого человека с подлецом, который критиковал ее все время, когда она кормила его. Почему он сразу не был таким улыбчивым и дружелюбным?

– Мне будет не хватать таких изысканных блюд, – сказал он, словно прочитав ее мысли и еще больше усилил вновь сформировавшееся о себе мнение.

– Как и все то, что проходит, моя стряпня будет казаться лучше, чем она есть на самом деле.

– Ох, я сомневаюсь, Эбби. Раз уж мы прекратили ругаться во время еды, я по-настоящему наслаждаюсь ею.

– Я не знала этого раньше. Я думала, вам ничего не нравится больше, чем приличная... или, я бы сказала, отвратительная драчка.

– Частично ты права. Мне действительно нравится приличная драчка. Она, как мне кажется, воодушевляет и приводит в порядок эмоции. Хорошая драчка опустошает тебя и оставляет чистым, как лист бумаги, готовым начать новую. – Он лукаво взглянул на мисс Абигейл и добавил: – В некотором роде похоже на печенку.

Она засмеялась и быстро поднесла салфетку к губам. Ах, в конце концов, она не могла не признать, что Джесси был остроумным. Когда она проглотила кусок и снова смогла говорить, она обворожительно улыбалась.

– А ваши эмоции, мистер Дюфрейн, требуют, чтобы их так часто приводили в порядок?

Джесси открыто рассмеялся, откинувшись с наслаждением назад на своем стуле. Он любил ее такой, остроумной, и теперь в свою очередь подумал, что ему будет не хватать этого добродушного подшучивания, в котором они столь преуспели.

– Мне начинает нравиться твой насмешливый ум, Эбби. Он скрашивает дни так же хорошо, как и небольшие потасовки, которые мы устраивали время от времени.

Ночного тусклого освещения было недостаточно, чтобы мисс Абигейл могла определить, появились ли в его черных глазах, спрятавшихся за стаканом, карие крапинки или нет.

– Небольшиепотасовки? – спросила она. – Время от времени?

Насмешливо глядя на Эбби через стол, Джесси поддел кусок мяса.

– Полагаю, ты заслуженно разделила вместе со мной не только мой скверный характер... – Он махнул своей вилкой под носом мисс Абигейл. – Ты заслужила это, женщина. Она смерила его взглядом и с притворной строгостью крохотным пальчиком оттолкнула вилку в сторону.

– Кончай указывать на меня мясом, Джесси.

Она слишком поздно сообразила, что сказала. На его лице появилась усмешка. Мисс Абигейл вспыхнула, краска поднималась от подбородка до корней волос. Он не стал в угоду приличиям говорить ничего такого, что могло бы ослабить удар, как сделал бы на его месте настоящий рыцарь. Но когда Джесси был рыцарем? Он только откинулся на спинку и использовал это неудачное замечание в своих целях. Его зубы засверкали в широкой улыбке. Мисс Абигейл снова поднесла салфетку к губам и опустила взгляд на тарелку, пытаясь что-то проговорить.

– Я... я... не заслужила того, чтобы... чтобы в меня кидали тарелку через... через всю спальню и... и суп, и стакан, и все остальное.

Джесси водил по своей тарелке кусок мяса, с которого это все началось. В конце концов он решил пожалеть Эбби. Он положил мясо в рот, задумчиво посмотрел в потолок и сказал, размышляя:

– Ты не помнишь, какого черта я опять это начал?

На этот раз его нелепый невинный вопрос застал ее врасплох. Она тут же засмеялась и выплюнула кусок мяса. Он пролетел порядочное расстояние и приземлился на чистую скатерть. Эбби сжала рот ладонями, и, вздрагивая плечами, долго смеялась.

Джесси, тоже смеясь, поднял мясо и побранил ее:

– Так-так, мисс Абигейл Маккензи, положите-ка это обратно туда, где оно должно быть!

Он протянул мясо ей под нос. Она, не веря, что может вести себя столь легкомысленно, подчинилась, но есть и смеяться одновременно было необычайно трудно.

Она выслушала краткое шутливое перечисление всех унижений, какие Джесси терпел от нее, завершенное обвинением в том, что она пыталась утопить его в супе.

– Поэтому вы схватили тарелку и вылакали ее всю как боров из корыта, – добавила она.

– О, это что-то новенькое – боров в корыте. Я представляю из себя зверинец в одном лице. Вы отдаете себе отчет, мисс Маккензи, что вы называли меня большим числом названий животных, чем Ной имел на своем ковчеге.

– Неужели? – удивленно спросила Эбби.

– Несомненно.

– Я не называла!

Джесси стал перечислять, вызвав на губах мисс Абигейл усмешку:

– Козел, свинья, бабуин, боров... даже вошь. – Он держал нож и вилку по всем правилам. Как истинный знаток этикета. – Теперь я спрашиваю тебя, Эбби, неужели у меня действительно манеры козла?

– Как насчет печенки?

– Ах это. Ну, в ту ночь, как и во многие другие, как только я собрался пойти с тобой на мировую, ты принесла эту отраву. – Он вытер рот салфеткой, скрыв свою улыбку, а Эбби поняла, какое это удовольствие смеяться над прошлым вместе с Джесси. – Но знаешь что, Эбби? – спросил он, потянувшись за бутылкой шампанского. – Ты достойный противник. Не знаю, как мы уживались друг с другом все это время, но, думаю, мы оба заслужили то, что получили. – Он наполнил ее и свой стаканы и сказал: – Предлагаю тост. – Он поднял свой стакан и взглянул не мигая в ярко– лиловые глаза Абигейл. – За Абигейл Маккензи, женщину, которая спасла мою жизнь и в то же время чуть не убила меня.

Его стакан коснулся ее стакана, и темная фаланга указательного пальца слегка задела руку мисс Абигейл. Она отвернулась.

– Я не пью, – повторила она в притихшей комнате.

– Конечно, не пьешь. Ты только пытаешься убить своенравных головорезов.

Джесси по-прежнему держал свой стакан поднятым, ожидая, когда она поднесет свой. Она почувствовала, насколько глупо не дать Джесси возможность закончить все это полюбовно, тем более, что он весь чудесный ужин вел себя примерно. Поэтому она коснулась его стакана своим, сделала маленький, греховный глоток и обнаружила, что это вовсе не так ужасно, только ей захотелось чихнуть. Поэтому она сделала еще один глоток и действительно чихнула. Они вместе засмеялись. Джесси осушил свой стакан и вновь наполнил его и стакан мисс Абигейл.

– Ты тоже должна произнести тост, – начал настаивать он, беспечно откинувшись на спинку стула, – так принято.

В мягком свете глаза Абигейл были фиалкового цвета, и в них отразилась глубокая задумчивость. Джесси гадал, вспоминала ли она... так же, как он... хорошие времена, которые случались после того, как они встретились. Он захотел знать, какие образы пролетают в ее воображении, потому что сегодня вечером она была прелестной.

Эбби положила локти на стол. Непривычная к шампанскому, она ощущала, как пузырьки зашумели у нее в голове.

– Очень хорошо, – наконец согласилась она, потом посидела, смотря на Джесси сквозь бледно-золотую жидкость, размышляя над тем, как выразиться. В конце концов она опустила стакан так, чтобы видеть лицо Джесси и тихо проговорила: – За Джесси Дюфрейна, который восхищался моими добродетелями, все время пытаясь их запятнать.

На этот раз, после того как они чокнулись, уже Джесси не стал пить. Вместо этого он, сведя брови, немного нахмурился.

– Что ты сказала?

– Я сказала: «за Джесси Дюфрейна, который...» – Я знаю, что ты сказала, Эбби. Я хочу знать, с какой стати ты это сказала.

«Правда, хочешь, Джесси? – подумала она. – Правда, хочешь? Или, может быть, ты понимаешь так же хорошо, как и я, что ты мог применить ко мне силу каждый раз, но ты все же всегда отступал. Должна ли я говорить, почему? Неужели ты так плохо знаешь самого себя?» Эбби глубоко вздохнула и встретилась взглядом с Джесси.

– Потому, что это правда. Я заметила, что когда рядом кто-то есть, вы обращаетесь ко мне с уважением, как к мисс Абигейл, но совершенно не следите, как называете меня, когда мы вдвоем. Еще, возможно, потому, что вы... Ладно, не важно.

Она не считала, что должна ему рассказывать о том, что он сам не может заметить.

– Нет, я хочу знать, что ты собиралась сказать.

Он наклонился вперед, оперся локтями о край стола и, глядя хмуро на Абигейл, зажал стакан между ладонями.

Она подумала секунду, отпила немного шампанского и потом отвела взгляд от его рта: Джесси покусывал уголок своих усов, и это мог быть признак гнева.

– Правда в том виде, как я ее понимаю, представит меня тщеславной, а я не хочу, чтобы вы уехали отсюда, считая меня таковой.

– Из всех людей, которых я встречал, ты наименее тщеславна. Самодовольная, может быть, но не тщеславная.

– Не знаю, что мне надо делать, благодарить вас или презирать.

– Ни то, ни другое. Просто объясни, что ты имела в виду, говоря о моей и твоей морали.

Абигейл для храбрости отхлебнула шампанского и уставилась на пузырьки, в которых играл свет лампы.

– Очень хорошо, – согласилась она наконец, взглянув на стакан и обнаружив его, к своему удивлению, почти пустым. Джесси снова наполнил его, когда она заговорила.

– Я думаю, что вы нашли меня... скажем так, не такой уж отталкивающей. Кроме того я думаю, что мой женский род сам по себе мог привлечь вас, потому что вы любите женщин. Но это не самое главное. Я упомянула лишь затем, чтобы вы не подумали, что во мне говорит тщеславие. Вас привлекает возможность переделать меня. Если я не ошибаюсь, я первая женщина, с которой вам пришлось быть так долго, и которая обладает некоторыми качествами, одобряемыми заповедями. И все время, пока вы ругали меня за неумение быть гибкой, вы надеялись, что я не изменюсь в этом. Другими словами, мистер Дюфрейн, возможно, впервые в жизни вы обнаружили, что можно восхищаться не только женской плотью, но вы не знали, как управиться с таким восхищением, поэтому прибегли к унижению моих достоинств.

Он сидел, опираясь плечами под углом на спинку стула, но скривленные губы выдавали неестественное положение его тела. Положив локоть на подлокотник, Джесси провел указательным пальцем по нижней кромке усов.

– Возможно, ты права, Эбби, – он сделал глоток и оценил его на глаз, подняв стакан. – И если это так, почему ты краснеешь, как школьница? Твоя чистая натура не тронута – все на своих местах, как в тот момент, когда я впервые увидел тебя.

Джесси лениво наклонился вперед и вытянул тот самый бронзовый палец, которым приглаживал усы, и легонько коснулся подбородка Абигейл, вынудив ее посмотреть на него. Но она напряглась, снова отвела глаза в сторону и отвернула подбородок прочь от этого пальца, горячего и возбуждающего. Джесси провел шершавым пальцем по изящной скуле. Это, наконец, заставило Эбби взглянуть на него.

– Не надо! – Она отдернулась, но что-то странное творилось у нее в голове. На какой-то момент все предметы потеряли четкие границы.

Джесси перевел взгляд на ее открытые губы, заметил ее быстрое дыхание, раздувающиеся ноздри и медленно вернулся к голубым глубинам ее испуганных широко открытых глаз.

– Ладно, – согласился он мягко, – на этот раз я даже не стану спрашивать почему.

Разволновавшись из-за внезапной перемены в нем, Абигейл вскочила со стула, но внутри нее, казалось, закрутился целый смерч. Она упала вперед, опершись руками о стол. Голова гудела, шея безвольно повисла, на воротник выбился влажный локон волос.

– Вы опять меня обманули, мистер Дюфрейн? На этот раз с вашими невинными тостами.

Мисс Абигейл была не в силах поднять голову, не говоря уже о том, чтобы бросить на Джесси свирепый взгляд.

– Нет, я не обманывал. Даже если так, я не собирался этого делать. Ты выпила столько вина, что от него не захмелеет и колибри.

Он поднял бутылку и наклонил ее, глядя сквозь нее на лампу. Она была еще на половину полная.

– Ну, эта ко... кобибри за... захмелела бы ничуть не меньше, – сказала Эбби, обращаясь к накренившемуся столу. Ее голова с каждым мгновением склонялась все ниже.

Джесси улыбнулся, глядя на ее пробор, и подумал, в какой ужас придет она утром, и не мог себе представить, чтобы они вышли из этого положения, не вступив в новую перебранку. Эбби пьяна, только представьте себе, подумал он, не сумев удержаться от улыбки.

– Должно быть, это действие высоты, – сказал он, – на такой высоте, чтобы опьянеть, не требуется много спиртного, особенно если ты ни разу до этого не пила.

Он подошел, чтобы придержать ее и проводить к задней двери.

– Давай, Эбби, подыши свежим воздухом. Она споткнулась.

– Осторожно, Эбби, здесь ступеньки. Джесси свободной рукой обвил ее за талию и ухватил за юбку.

– Давай, Эбби, пойдем погуляем, или под тобой будет вертеться кровать, когда ты ляжешь спать.

– Я уверена, вы зна... знаете все о... вер... вертящихся кр... кроватях, – пробормотала она, и как подкошенная рухнула в его объятья. – Со мной все в порядке, все в порядке, – пьяно повторяла она, думая, что в некоторой мере вернула себе приличный вид.

Но в следующий момент она начала напевать про себя, прекрасно понимая при этом, что будь с ней все в порядке, она ни за что так не сделала бы.

– Ш-ш-ш! – прошептал Джесси, заставляя ее двигаться.

Она взмахнула вверх рукой.

– Но я же к... колибри, разве нет?

Она вызывающе захихикала, потом покачнулась и упала на Джесси, тыкая пальцем в его грудь.

– Разве я не колибри, Джесси?

Ее указательный палец буравил его подбородок, и Джесси уклонился в сторону.

– Да, да. А теперь помолчи, продолжай гулять и глубже дыши, понятно?

Она пыталась прилежно шагать, но земля, казалось, лежала так далеко от ее подошв и была такой уклончивой и подвыпившей. Они гуляли и гуляли, обходя по всему двору, и она еще раз захихикала. И еще много раз споткнулась, так что Джесси схватил ее крепче за талию и держал прямо.

– Гуляй, – настаивал он снова и снова, – черт, Эбби, я сделал это не нарочно. Я ни разу в жизни не видел, чтобы кто-нибудь пьянел с одного глотка шампанского. Веришь?

– Кому это важно, верю ли я тебе. Вот веришь ли ты мне?

– Гуляй.

– Я сказала, ты мне веришь? – внезапно потребовала она от него. Слова зазвенели в спокойном воздухе. – Ты веришь тому, что я сказала о нас с тобой?!

Она начала становиться буйной и попыталась вырваться, но он прижал ее ближе к своему бедру, и она подчинилась его сильной, мощной руке.

– Не поднимай голоса. Эбби. Соседи могут еще не спать.

– Ха! – чуть не заревела она. – Выгравируй это на мраморе! Ты предупреждаешь меня о том, что могут подумать мои соседи!

Она наклонилась и вцепилась руками за рубашку Джесси.

– Ш-ш-ш! Ты пьяна.

– Я трезва как стеклышко. Почему ты мне не отвечаешь?

Пьяна она была или нет, но только она подалась назад и завопила так, как совсем не пристало леди.

– Джесси Дюфрейн любит Эбби Мак...

Он залепил ей рот рукой. Руки Абигейл обвили его шею, и он оторвал ее от земли, крепко прижав к себе. Но стоило его губам соприкоснуться с ее губами, как он тут же забыл, что всего лишь пытался заставить мисс Абигейл замолчать. Он полностью охватил ее рот, и это был уже влажный поцелуй. Эбби обняла его за шею, ее ноги болтались в полуфуте от земли, и они стояли в серебряном свете луны и целовались, целовались, забыв, что клялись быть друг другу врагами. Ее рот был горячим и сладким, с привкусом шампанского, от накрахмаленной блузки шел запах роз. Абигейл испустила гортанный стон, ее теплое дыхание ударяло Джесси вщеку. И почти мгновенно его тело напряглось, он поставил мисс Абигейл не особо мягко на ноги, оторвал с шеи ее руки и свирепо приказал:

– Черт возьми, Эбби, иди в постель. Ты слышишь?!

Она стояла перед ним, поникнув.

– Ты можешь сама идти?

Его теплая рука по-прежнему придерживала ее за локоть.

– Я же сказала, что я не пьяна, – пробормотала она, глядя под ноги.

– Тогда докажи это и отправляйся внутрь, где ты обитаешь.

– Я трезва, мистер Дюфрейн, как самое чистое стеклышко! – похвалилась она, все еще уткнувшись в землю, так как не могла поднять головы.

Он осторожно отпустил ее локоть, она покачалась немного, но осталась стоять.

– Не суди меня за это, Эбби, только убирайся к чертям отсюда!

– Вам незачем так психовать, – сказала она по-детски, и где-то в глубине своей затуманенной головы поняла, насколько сильно она напилась, раз так хнычет. Пристыженная Абигейл повернулась и, глубоко вздохнув, поплелась к дому. По пути через столовую она опрокинула чашку холодного кофе и, взобравшись наверх, она уже осуждала себя, а не Джесси. Шампанское не умаляло ее вины, совсем не умаляло. Настоящая, неприкрытая правда была в том, что она хотела поцеловать его весь вечер. И что еще хуже, ей хотелось целовать его еще. А что было уж совсем плохо, она не была уверена, что не хочет еще чего-то кроме поцелуев.

Наверху она упала спиной на кровать. Ее руки были такими же непослушными, как и те оправдания, которые она пыталась выдумать. Как этот мужчина умеет целоваться! Эбби намотала на палец один из локонов, почувствовав, как натянулась кожа на голове. Она закрыла глаза и застонала, потом ухватилась за живот и свернулась калачиком, внезапно со всей трагичностью уверившись, что ее мать была не права. Вот она, Абигейл Маккензи, старая дева тридцати трех лет, и это еще не предел ее девичества, и она до сих пор не знает, от чего же так оберегала ее мать. Очевидно, что это не поцелуи. Это что-то не столь быстротечное, сладкое и чудесное как поцелуй. В последний раз она целовалась с Ричардом так давно, что не могла вспомнить, что это так прекрасно. А поцелуй Дэвида не произвел в ней такой вулканический взрыв, как поцелуй Джесси. До этого она всегда сдерживала себя, боясь того, что может сказать мать. Однако когда самоконтроль потерян, и все идет само собой, поцелуй становится совершенно другим. Он возбуждает такой странный и приятный трепет, пронизывающий все тело.

Лежа в темноте где-то над Джесси, она снова рисовала в своем воображении его тело. Ах, как хорошо она его знала! Знала его форму, оттенок кожи и ее поверхность на ощупь в любом его месте. Плоскости его лопаток, где сильные мускулы взбирались наверх, оставляя между собой манящие ложбинки. Его смуглые руки, длинные, сильные, покрытые венами на внутренней поверхности. Ноги и ступни – как часто она их видела, мыла их! Она знала его руки, крепкие, сильные, умеющие дразнить и ласкать. Его глаза, казалось, искали ее в темноте, глядя из-под бровей, форму которых она рисовала по памяти на своем животе. Глаза – вот они щурятся за мгновение до того, как мягкие-мягкие усы приподнимаются в ленивой улыбке. Она знала, что вниз по его телу кожа станет более гладкой, растительность на груди сужалась и сходилась в узкую линию вдоль живота, к паху.

Абигейл перевернулась на спину, потому что у нее заболела грудь. Она сжала себя руками, приподняв колени, плотно их сжав, пытаясь изгнать из воображения картину обнаженного Джесси. Но не смогла: она открыла рот в ожидании жаркого поцелуя. Но губы коснулись подушки, а не теплых, мягких губ Джесси. Она перевернулась на бок, сжав ночной рубашкой холмик между ног, чувствуя как там что-то происходит, отзываясь нестерпимым болезненным желанием быть наполненной.

Так вот, значит, как это бывает? А как это должно быть? Что знала ее мать? Чего ее мать никогда не узнала? Это была пустота и полнота, приятие и отрицание, жар и холод, дрожь и йот, да и нет. Это не подчинялось ни угрызениям совести, ни этике, ни моральным усюям, ни обычаям, ни целомудрию, которые молчали, потому что тело говорило громче, чем сознание.

Джесси был прав с самого начала, а ее мать ошиблась. Как такое непреодолимое влечение может быть неправильным? Чувства, о существовании которых она и не подозревала, теперь полностью завладели Эбби. Ее тело содрогалось, билось и умоляло. Единственно правильное... в высшей степени правильное решение... это просто пойти к нему и сказать: «Покажи мне, потому что я хочу это увидеть. Дай мне, потому что я это заслужила. Позволь мне, потому что я чувствую, что это правильно».

Больше не существовало вопроса, сможет ли она это сделать и жить впоследствии с этим. Теперь вопрос стоял так: сможет ли она не сделать этого и спокойно наблюдать, как завтра утром исчезнет последний шанс, и она останется непознавшей и невкусившей.

ГЛАВА 15

Сквозь широкое окно в нише светила густым кремовым светом стоящая высоко в небе луна, заливая с ног до головы небрежно раскинувшегося на постели, обнаженного Джесси. Его голова и подбородок были повернуты под странным углом, словно он пытался увидеть спинку кровати. Абигейл прислушивалась к его беспокойным движениям около часа и, набравшись мужества, прокралась в спальню. Он уже спал. Она могла это сказать по его размеренному дыханию. Одна ступня свисала с кровати, на которой он никогда не умещался. Она с трепетом подошла к двери в спальню, боясь войти и, в то же время, боясь не войти. Что если он ее отвергнет?

Маленькие крепко сжатые кулачки прижались к подбородку и зубам, мисс Абигейл подошла ближе. Ее грудь словно попала в огромные тиски. Как его разбудить? Что ему сказать? Может, ей дотронуться до него? Может быть, сказать: «Мистер Дюфрейн, проснитесь и займитесь со мной любовью»? Как глупо, что она даже не знает, как к нему обратиться. Внезапно она почувствовала себя ужасно неуклюжей и непривлекательной и поняла, что он несомненно скажет ей идти обратно наверх, и она умрет от унижения.

И все же она прошептала его имя. Или проскулила?

– Д... Джесси? – Звук был таким несмелым, что, казалось, это занавеска задела за подоконник. – Джесси? – спросила Абигейл снова у охваченного лунным светом тела.

Он сонно повернул голову на подушке. Глаза его не были видны мисс Абигейл, но луна оттеняла мужественные линии его лица. От усов оставалась темная, манящая тень. Джесси опустил подбородок и взглянул поверх груди. Увидев Абигейл, он натянул простыню на себя.

– Эбби? Что случилось? – спросил он сонно, еще не совсем придя в себя, и поднялся на локтях.

– Д... Джесси? – дрожащим голосом проговорила Абигейл, внезапно позабыв, что хотела сказать. Это было ужасно. Просто ужасно. Хуже, чем любая обида, нанесенная им, и все же она продолжала стоять, сжав кулаки и поднеся их к подбородку.

Но он понял. Понял по той дрожи, с которой она произнесла, наконец, его имя. Он сел, натянул простыню еще больше, и свесил одну ногу через край кровати.

– Что ты здесь делаешь?

– Не спрашивайте... пожалуйста, – начала она. Их окружала безмолвная ночь, время, казалось, остановило свой бег, пока из кремовой ночи не донесся тихий, низкий, понимающий голос Джесси.

– Мне не надо спрашивать?

Она сглотнула и покачала головой, не в силах говорить.

Он не знал, что делать: он знал, что должен сделать.

– Отправляйся обратно наверх, Эбби. Ради Бога, уходи. Ты не понимаешь, что делаешь. Мне не следовало давать тебе это шампанское.

– Я не пьяна, Джесси. Я... Я не пьяна. И я не хочу возвращаться наверх.

– Это не нужно тебе в твоей жизни.

– В какой жизни? – задыхаясь спросила она. Сердце Джесси сжалось от угрызений совести из-за того, что он лишил ее спокойствия, которое всегда у нее было.

– Жизни, которой ты всегда гордилась, жизни, которую я не хочу разрушить.

– Я так много раз думала, что знаю, что может разрушить мою жизнь. Моя мать всегда предупреждала меня, что ее могут разрушить мужчины вроде Ричарда. Когда она умерла, а он уехал, я гадала, как существовать изо дня в день посреди этой пустоты. Потом в мой дом пришел человек по имени Дэвид Мелчер, и я снова обрела надежду, но...

– Эбби, я пытался извиниться за это. Я знаю, мне не следовало выгонять Мелчера. Прости.

– Да, вам не следовало, но вы это уже сделали, и он уехал и никогда не вернется. И мне надо... я...

Она стояла как манекен, лунный свет окрасил ее в цвет слоновой кости. Руки были прижаты к дрожащим губам.

– Эбби, не говори так. Ты была права вечером за ужином. Я действительно ценю все твои старомодные моральные принципы, в противном случае я давно бы овладел тобой. Я не хочу стать тем человеком, который повергнет их в прах, поэтому возвращайся наверх, а завтра я уеду.

– Неужели вы думаете, я не понимаю этого! – в отчаянии закричала она. – Вы единственный, кто заставил меня осознать правду о Ричарде и обо мне самой. Вы единственный обвинили меня в косности, так кто же может быть лучше, позвольте спросить? Не пытайтесь меня отговорить, Джесси, только не теперь, когда я зашла так далеко. Вы... вы мой последний шанс, Джесси. Я хочу познать то, что каждая женщина должна познать задолго до тридцати трех.

Джесси вскочил с кровати, обмотался простыней и подсунул ее под мышки.

– Черт побери, это не честно! Я не хочу быть единственным человеком, ответственным за твое падение! – Он со злобой потянул простыню, но она застряла под матрасом, удерживая его рядом с кроватью. – Я лежал здесь, думая о тебе часами, после того как отправился спать, и понял, чт о ты была на все сто процентов права по поводу мотива моих поступков. Не знаю, что именно в тебе заводит меня. Однажды я хотел совратить тебя, но в следующую минуту я проклинал весь белый свет, потому что ты ст оль ангельски чиста, что, совратив тебя, именно я был бы конченым человеком. Ты знаешь это и используешь против меня.

Да. Она знала. Но переступила через свою гордость и заговорила напряженным шепотом.

– Значит, вы отвергаете меня?

О Боже, подумал Джесси. О Боже, Эбби, не делай этого со мной, когда я пытаюсь поступить благородно впервые за всю свою жизнь!

– Эбби, после этого я не смогу жить в согласии сам с собой. Ты не какая-нибудь дешевая шлюшка, таскающаяся по железнодорожным лагерям.

– А если бы я была ею, мне можно было остаться?

Ее жалобная мольба отдавалась в Джесси болью желания. Какого черта я ее отталкиваю, начал он ругать себя, гадая как бы им выбраться из этой ситуации. Ее моральные устои и моральные устои ее матери перестали существовать, но – что за ирония – он теперь должен был сам выступить от имени матери, которую критиковал раньше.

– Эбби, – начал он ее увещевать, – ты не можешь потому, что ты – не она. Ты понимаешь разницу? – Неужели она не понимает, что делает с ним, стоя здесь трепещущая, укутанная в лунный свет? – Ты возненавидишь меня потом, точно также, как ты возненавидела Ри– чарда. Потому что я уйду, Эбби. Я уйду, и ты знаешь это.

– Разница в том, что теперь я знаю это заранее.

На груди Джесси выступил пот, он натянул простыню, обернутую теперь вокруг бедер так, что она врезалась в кожу.

– Но ты знаешь, кто я такой, Эбби.

Она гордо подняла подбородок, хотя и дрожала всем телом.

– Да, вы Джесси Дюфрейн, фотограф, повидавший жизнь в ее настоящем свете. Но сейчас именно вы пытаетесь убежать от реальности, а не я.

– Ты чертовски права, я пытаюсь убежать. – Его дыхание было прерывистым, словно он действительно бежал. – Но причина в тебе. Завтра утром ты увидишь все в другом свете и возненавидишь меня.

– А вас это заботит? – осмелилась спросить Эбби, оборонительно приподняв подбородок.

– Да, чертовски заботит, в противном случае я бы не стоял сейчас, споря с тобой, обернутый в эти простыни, как застенчивый школьник!

– Но вы знаете, что если отошлете меня обратно, я все равно возненавижу вас.

Лунный свет искрился на их выхваченных из темноты фигурах, пока они пытались разглядеть лица друг друга. Джесси казалось, он чувствует запах роз, он различал плечи Абигейл, она выглядела маленькой, уязвимой и напуганной. Ее волосы свободно падали вниз и блестели в лунном свете, словно нимб, вокруг затемненного лица.

– Эбби... – его голос дрогнул, – я не для тебя. У меня было чертовски много мимолетных знакомств.

Но его непреклонность каким-то образом преобразовалась во влечение, и он сделал шаг к мисс Абигейл. Она тоже робко шагнула навстречу, потом еще раз, и Джесси уже мог различить, как вздымаются ее груди.

– Все равно лучше, если в мой первый и единственный раз это будете вы, Джесси... вы такой опытный.

Ее слова были мягкими, с придыханием, и на руках Джесси появились мурашки. Они стояли так близко, что тень от Джесси падала теперь на ее поднятое лицо. Они застыли в напряжении. В комнате слышался лишь шепот занавесок в ночном ветерке. Ноздри Джесси раздувались, он все крепче и крепче прижимал к телу простыню. Он думал о завтрашнем дне и понимал, что Эбби понятия не имеет, что Дэвид Мелчер вернется в город. Он должен был сказать ей об этом, и она послушно убежала бы наверх. Но мысль о том, чтобы оставить ее Милчеру наполнила его нестерпимой ревностью. Он мог взять ее сейчас, но как же она возненавидит его потом, когда узнает, что он все время знал о возвращении Мелчера.

Джесси был уверен, она не подозревала, что он мог сделать с ней. И вот она стояла, умоляя его сделать то, о чем не ведала, – крошечная, маленькая колибри Эбби, которая спасла ему жизнь, вызвав на бой смерть. А за это она просила от него только одно, то, что он сам так сильно хотел дать, что даже ощущал физическую боль. Она стояла всего в четырех футах от него, ему оставалось сделать лишь один шаг. Джесси стоял не двигаясь, борясь с желанием, ощущая аромат роз, исходящий от Абигейл, и все больше терял от нее голову.

– Эбби, – с напряжением выдавил он из себя имя, застревавшее где-то в горле, – ты такая маленькая.

И простыня заколыхалась, словно струящееся молоко, когда Джесси наклонился вперед, чтобы прошептать в ухо Эбби:

– Не возненавидь меня, Эбби, пообещай мне, что не будешь меня ненавидеть.

Воздух от его хриплых слов пошевелил волосы возле уха Эбби. Ее сердце выскакивало из груди. Мускулистая рука протянулась сквозь поток лунного света и сомкнулась на руке Абигейл.

Ее губы приоткрылись. Она подняла лицо, и ее нос уткнулся в упругое плечо Джесси. От его кожи исходил запах ночного тепла, сна, и чуть-чуть сырости, но это не было неприятно. Абигейл, колеблясь, подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до него. Джесси был крепким и теплым, а Эбби чувствовала себя неуверенно. Джесси замер, его дыхание ударяло в ухо Абигейл. Она гадала, что же он будет с ней делать. Она знала очень мало, только то, что если целоваться так, как они целовались во дворе, ее тело словно превращалось в трепещущее желе. Поэтому она подняла губы, приблизив их к губам Джесси и попросила:

– Поцелуйте меня, Джесси, так, как вы сделали это во дворе.

Он больно сжал ее руку.

– О Боже, Эбби, – застонал он, и простыня соскользнула вниз. Он обнял Абигейл и прижал к сердцу, бешено стучащему в его груди. Лицом он зарылся в волосы Эбби, сознавая, что не должен делать этого, но не имея сил больше противиться самому себе.

Она потерлась виском о его губы, сгорая от желания встретиться с его губами. Медленно, робко, ее лицо приподнялось вверх в ожидании того незабываемого восторга.

– Эбби, это неправильно, – последний раз повторил Джесси и безуспешно.

– Только один раз, как во дворе, – прошептала она, – Джесс, пожалуйста... мне это так нравится.

Благоразумие было отброшено. Ее детская мольба заставила сердце Джесси чуть не выпрыгнуть из груди. Он опустил открытые губы к ее теплым губам. Как только они соприкоснулись, руки мисс Абигейл обвили шею Джесси, и ее пальцы зарылись в его волосы. Его язык, вначале пересохший от желания, стал влажным и касался ее языка, жадно исследуя ее рот. Абигейл сперва почувствовала, как в ней нарастает удовольствие, и она стала действовать языком более смело. Вдруг Джесси отпустил ее, и она, скользнув вдоль его тела, встала на пол. Он обхватил ее своими сильными руками за талию, поднял ее необученное тело вверх и снова прижал к себе. Его губы настойчиво прижимались к ее губам, язык вонзался все глубже, лавируя, играя, растворяя ее изнутри словно леденец, пока Эбби не почувствовала глубоко в себе слабость, сладость и теплоту.

Она прижалась к Джесси и почувствовала изумительные, в тысячу раз более приятные ощущения, чем во время ее первого поцелуя. Из горла Джесси доносилось слабое рычание. Он заключил лицо мисс Абигейл в ладони и осыпал его поцелуями. Казалось, он хотел съесть ее – это было восхитительно – он чуть прикусил подбородок, верхнюю губу, нос, брови, ухо, шею, вернулся к губам и начал тихонько покусывать ее язык, как будто он был для него самым вкусным. Она позабыла все на свете кроме медленного, сладкого томления внутри себя. Она отдалась этому томлению и удивлялась, как долго она боялась этого мужчины, которого теперь хотела так сильно, что желание это заглушало все мысли о том, что она поступает неправильно. Она не думала о том, что он умеет целоваться, а помнила только, что это прелюдия к тому, чему она хотела научиться от него, вместе с ним. Джесси зарылся лицом в ее шею. Его дыхание летним жаром обдавало ее.

– Эбби, мне надо знать, чтобы не сделать тебе больно, – сказал он хриплым, незнакомым голосом, – вы с Ричардом когда-нибудь делали так?

Ее руки безвольно упали на его шею.

– Нет... нет! – ответила она прерывистым шепотом, внезапно напрягшись, отстраняясь. – Я говорила...

Пристыженная, она хотела отвернуться, но Джесси взял ее за подбородок обеими теплыми руками, приподнял ее лицо, словно это была чаша, из которой он собирался отпить, и вынудил посмотреть себе в глаза.

– Эбби, это не важно, – сказал он глухим голосом, легонько поглаживая большими пальцами по ее щекам. – Просто я не хочу сделать тебе больно, вот и все. Я должен был спросить.

– Я... я не понимаю, – сказала она дрожащим голосом, открыв от страха губы. Ее глаза широко раскрылись.

Она с трудом сглотнула. Джесси почувствовал это своими ладонями и подумал, о Боже, она такая маленькая, я убью ее. И все же он пробежал по ее щеке губами и начал успокаивать Эбби.

– Ш-ш-ш... Все хорошо. – И снова, приподняв ее лицо, поцеловал, заставляя и себя, и ее забыться в чувстве, которое теперь вышло из-под контроля. Проникнув языком в ее рот, Джесси снова приподнял ее и отнес на край кровати, где, опустившись, усадил Абигейл к себе на колени. Он про себя поклялся, что будет все делать медленно, правильно, хорошо, и – чтобы было что вспомнить. Он поднял ее робкие руки и замкнул их у себя на шее. Она чувствовала тепло его обнаженного тела даже через халат и ночную рубашку.

Его губы уткнулись в теплую ложбинку у ключицы:

– Ты пахнешь розами... так хорошо. Эбби встряхнула волосами, потеревшись подбородком о висок Джесси. Он коснулся языком ее шеи, и она содрогнулась от нового, рокового желания.

– Можно я сниму с тебя халат, Эбби? – спросил Джесси, осыпая короткими поцелуями нежную кожу под подбородком.

– Так надо? – спросила она мечтательно.

– Только если ты так хочешь.

– Я хочу, – просто призналась она, и эти слова отдались барабанным боем в Джесси. Он нашел узел на поясе, развязал его и скинул одеяние, оставшееся лежать бесформенной кипой на его коленях.

Джесси поцеловал Абигейл еще раз и прошептал ей в рот:

– Эбби, я волнуюсь, как будто в первый раз.

– Хорошо, – прошептала она. Да, подумал он, это хорошо. Потом она добавила: – Я тоже. – И он услышал в ее словах улыбку.

Он тоже улыбнулся ей в щеку и легонько укусил за ухо.

– Помнишь, как мы сидели на качелях? Тогда я хотел сделать именно это, но я боялся обнять тебя, потому что это было бы слишком внезапно.

– Ты никогда ничего не боялся, я думаю. По крайней мере, не такого.

Но все же Эбби было приятно услышать эти слова от него. Его рука скользнула по ее талии и спине, нежно лаская сквозь тонкую ночную рубашку.

– Теперь я боюсь, Эб, боюсь, что эта ночь растворится под моими пальцами.

Она задержала дыхание, горя желанием, пока, наконец, ладонь Джесси не охватила ее грудь, теплую, крепкую и остроконечную. Другой рукой он направлял ее и затылок, Абигейл подчинилась и снова подставила ему губы. На этот раз поцелуй его был не более, чем едва заметным касанием, мимолетным дыханием, но он заставил дрожать каждую клеточку ее тела. Ласки Джесси были любящими и нежными. Он взял твердый, ждущий сосок между большим пальцем и ребром ладони и сжимал его нежно, пока Эбби не застонала. Его руки обнимали ее плечи, ночная рубашка упала на бедра и сначала теплый ночной воздух, а потом и теплые пальцы Джесси прикоснулись к обнаженной Эбби... Наконец, его ладонь охватила, словно чаша, и ее грудь. Абигейл уткнула лоб ему в подбородок и растворилась в волшебстве прикосновения. Он мял возбужденный сосок тыльной стороной пальцев, а ослабевшие запястья мисс Абигейл лежали на его плечах. Охваченная чувством, она неосознанно откинулась, приглашая Джесси идти дальше. Вторая ее грудь тоже набухла, и Джесси выдавил из горла удовлетворенное восклицание:

– Ах, они такие твердые, – сказал он глухим голосом.

Она пробормотала что-то в ответ, паря на крыльях удовольствия и желая только, чтобы оно продолжалось. Она, казалось, зависла сама над собой и смотрела вниз на странную, счастливую женщину, получающую наслаждение в руках своего мужчины. Она раньше никогда не представляла себе, что люди могут говорить, когда занимаются такими вещами, но успокаивающий тон Джесси освободил ее о г скованности, и любовница, глазами которой она смотрела на него, ответила в унисон:

– Иногда мне стоит лишь подумать о тебе, и они становятся твердыми. Однажды это даже случилось в церкви.

Он мягко засмеялся ей в шею и собрал всю свою волю в кулак, чтобы не повернуть ее на спину и не овладеть ею глубоко, твердо, прямо сейчас. Он чувствовал себя так, словно взрывался внутри своей собственной кожи! Он хотел ее попробовать, ощутить ее запах, услышать стоны, почувствовать, как ее плоть окружает его. Но он остановил себя, зная, что для них обоих будет лучше все растянуть. Он осыпал ее новыми поцелуями, проводил рукой вверх и вниз по спине. Его пальцы охватили ее талию и приподняли обнаженные бедра, прижав плотно к возбужденному доказательству его желания и давая ей время познать мужскую новизну, показывая разницу между ними. Джесси положил руку на живот Эбби, другую – на поясницу и сел, держа ее между согнутыми руками. Потом его ладонь охватила ее грудь, и он стал наклоняться вместе с Абигейл все ниже и ниже, на измятые простыни. Она упала ему на грудь, но Джесси перевернул ее на спину и поцеловал плечо, ключицу, потом теплую выпуклость ниже. Абигейл чувствовала его мягкие усы и рисовала их в своем воображении, когда его горячий, влажный язык подбирался все ближе и ближе к соску, пока, наконец, не оказался над ним, поглаживая его кончик, заставив Абигейл охнуть, выгнуться и слепо потянуться, чтобы обнять Джесси. А он оттягивал и посасывал сосок, вызывая волны чувств, расходящиеся оттуда, где он учил ее кожу жаждать его любви. Один сосок уже был влажным, и Абигейл содрогнулась, когда он передвинулся к другому. Ее ладонь теперь направляла Джесси. От страстных поцелуев в мисс Абигейл проснулись к жизни все ее давным-давно забытые чувства и хлынули огромным потоком вниз. Ее соски сладко болели, прося еще ласки, но Джесси отстранился, подложил руку себе под голову и начал пальцем щекотать грудь Абигейл. По всему ее телу побежали мурашки, она по-девчоночьи рассмеялась и слегка повернулась, отталкивая его палец.

– Я хочу коснуться тебя везде, – сказал он.

Но, как ни странно, он совсем перестал прикасаться к Абигейл, заставив ее с жадностью желать его прикосновений. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря и не двигаясь. Не в силах выразить словами, она молча попросила его ласкать ее. Он медленно поднял руки, неподвижно лежавшие вдоль его бедер, и увидел, как задрожали веки Абигейл, как расширились ее глаза, когда он легонько дотронулся до ее живота кончиком указательного пальца, выводя вокруг ее пупка усики и лозы винограда, потом переместились вверх, к соскам, потом еще выше – ко рту. Одним пальцем он провел длинную линию, на которой сходились тонкие волоски со всего тела Эбби, словно стрелки, указывающие на место, где от желания начала выделяться влага. Джесси надавил на живот Абигейл и дотронулся пальцами до волос на лобке, задержав их там на какой-то миг. Дыхание ее перехватило, как только пальцы Джесси двинулись ниже, Абигейл отпрянула, инстинктивно защищаясь.

Поняв, что она сделала, она почувствовала себя неуклюжей и глупой, но она внезапно испугалась. Несомненно, теперь Джесси будет негодовать и подумает, что она – абсолютный ребенок, и он только зря теряет с ней время.

Но вместо этого он прошептал рядом с ее ухом:

– Все хорошо, Эбби, все хорошо.

Он обвил рукой ее талию и снова начал целовать – в спину, плечи и в твердые приподнятости в основании ее спины. Он поднял голову и взглянул в лицо Эбби.

– Эбби, ты не передумала? – напряженно и сипло прошептал он.

Ее широко раскрытые, робкие глаза взглянули на него, но она не могла говорить. Ощущая ее последний страх, Джесси успокаивал ее, лаская плечи и грудь.

– Твоя кожа, Эб, я никогда не встречал такой кожи. Она словно из заварного крема... гладкая... мягкая... и сладкая.

И словно в доказательство он склонился попробовать ее во внутренней части локтя, где пробивался пульс. Он нежно взял бархатистую кожу зубами, мягко покусывая ее, и потом зарылся лицом там, где кончался живот Абигейл. Ее спина напряглась, поэтому Джесси выпрямился и выдохнул Абигейл в рот:

– Не бойся, Эбби.

Потом нежно, настойчиво его теплая, неторопливая, но уверенная рука поползла вниз. Абигейл зажмурила глаза, глубоко вздохнула и задержала дыхание, представляя длину и силу его пальцев, а они искали, нашли и проникли.

Сладострастие охватило ее, возбужденное тело было словно лоснящийся, влажный атлас. Джесси приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее. Он двигал пальцем и неотрывно смотрел на лицо Эбби: веки дрожали, губы открылись, щеки ввалились. Она изгибалась и стонала от того, что происходило внутри нее. Джесси довел ее до такого состояния, что она уже не сомневалась: она созрела. Он умело готовил ее, и она, в порыве, быстро, жарко, неистово задышав, обняла его за шею, спрятав глаза.

Джесси улыбнулся, видя, какой она стала чувственной и напряженной.

Его ласки прекратились.

Она испуганно открыла глаза навстречу улыбающемуся лицу над ней.

– Джесси... – задохнулась она, умирая от желания.

– Ш-ш-ш... У нас есть вся ночь. Сильной рукой он повернул ее, и они теперь лежали на боку плотно прижавшись друг к другу. Его нога мягко скользнула между ног Эбби и поднялась вверх до того места, которое покинула его рука. Ступней Джесси ласкал икру Абигейл и мягкое углубление под коленом. Даже в этом слабом освещении Джесси различал страстное желание в глазах Эбби. Он иицеловал ее, чтобы еще больше усилить жар, потом положил ее на спину, прижав лопатками к простыне. С мучительной медлительностью Джесси провел рукой вдоль ее живо га, ребер, груди, подмышек, все выше и выше по длине ее безвольно повешенной руки, наконец добравшись до ладони и потянув ее вниз между их телами. Он чувствовал напряжение Абигейл, она поняла, куда он ведет ее руку.

– Нет, – вырвалось у нее раньше, чем она успела себя остановить.

Пальцы в его руке напряглись, заронив в нем сомнение, как ему поступить с Абигейл. В конце концов он положил руку ей на ребра, оставив за ней право выбора. Но чтобы подтолкнуть весы в свою сторону и искусить Эбби, шептал пламенные слова, приобщив их к вечному языку тела:

– Дотронься до меня, Эбби, дотронься так же, как я только что дотрагивался до тебя.

Его шепот ободрял, поцелуи оставляли пламенеющие следы на ее лице, его колени и бедра давали интимные обещания. Рука Джесси, трепеща, оставалась на ее ребрах, теплая и немного влажная.

– Вот как это делается, Эбби, сперва мы касаемся друг друга. Тебе нравится, когда я касаюсь тебя? – Он услышал ее прерывистое дыхание. – Тебе это нравится, правда? Мужчинам это нравится так же, как и женщинам.

Ужасная робость наполнила Абигейл, она не могла пошевелить рукой. Сделай это! Сделай это! – говорила она себе. Сердце прыгало и билось в груди. Она не была готова к этому. Она думала, что будет просто лежать и позволит Джесси делать все, что он пожелает. Сама мысль о том, чтобы ласкать его, наполняла ее ладонь жаром желания, но как только она протянула руку и чуть не дотронулась, дух ее матери каким-то образом узнал, что она делает.

– Только дотронься, и ты узнаешь, что это такое.

Джесси снова коснулся Эбби, думая разжечь огонь, и она подалась вперед, навстречу желанию. Но дразнящие пальцы Джесси оставили ее, и Абигейл пришла в смятение. Она сглотнула и заставила свою руку скользнуть вниз. Он сохранял полное спокойствие и ждал. Но когда, наконец, ее пальцы соприкоснулись с его возбужденной плотью, непроизвольно они быстро сжались: он был так неожиданно горяч!

Джесси потерял всякое представление об осторожности, порывисто прижал ее еще крепче и зажал ее запястья между их животами.

– Просто возьми его, Эб, просто дотронься, – умолял он отрывистым шепотом.

Страх перехватил ей дыхание. Тыльная сторона руки теперь лежала возле мягко-твердого горячего тела, но робость не дала Абигейл сделать то, о чем просил Джесси. Она зажмурила глаза, и Джесси сомкнул ее пальцы вокруг его налившейся кровью плоти, показывая, как она могла бы доставить ему удовольствие. В ночи раздался наполненный мукой звук, и глаза мисс Абигейл мгновенно открылись: Джесси лежал на локте, его голова откинулась назад, рот открылся, словно в агонии. Он стонал, и Эбби виновато отдернула руку.

– Что такое, Джесси? Я сделала больно? Он налетел на нее в грубом, стремительном порыве, прижав ее руку туда, где она была раньше.

– О Боже... нет, нет, ты не сделала больно. Ты можешь делать все, что тебе хочется... Делай это... пожалуйста.

Его губы стали душить ее, почти насильно, его язык и бедра задвигались ритмично, рука заскользила вниз по ее животу в неистовом, безумном поиске.

Ее чувства разрывались между пульсирующей плотью, зажатой в ее руке, и теплой рукой, поглаживающей ее бедро. Слабая дрожь Джесси возбудила Эбби. Умелые пальцы Джесси ни разу не ошиблись. Женственность, вложенная в нее природой, оставалась не возделанной в течение тридцати трех лет, а сейчас поцелуи заставляли ее извергнуться и расцветать.

Абигейл смутно показалось, что Джесси отдернул ее руку от своей плоти, но глаза больше не способны были открыться, так же как тело не способно было контролировать вулканический взрыв, до которого Джесси довел ее почти без усилий. Наклонившись на локте над ней, целуя ее глаза, поглаживая ее тело, он без конца повторял:

– Пусть так будет, Эб... лети... лети. Эбби... лети со мной...

Из ее рта, словно язык огня, пылавшего глубоко в ней, вырвалось его имя. Бедра приподнялись в томлении. Когда последний приступ страсти охватил Абигейл, она не была готова к его силе. Она никогда, никогда не предполагала... аххх, силу этого восторга... Джесси, подумала она, ах, Джесс, это так хорошо... Джесс... ты был прав... Мама, почему ты предупреждала меня не делать этого? Ногти Абигейл врезались в руку Джесси. С ее губ сорвался хриплый крик экстаза и застыл, содрогая ее тело, накрытое телом Джесси. Шелковые волосы с его груди прижимались к ее обнаженной груди, и он произносил ее имя. Его возбужденная плоть искала, блуждала и наконец нашла свой дом. Джесси обхватил ее узкие плечи и немного откинулся.

– Эбби, сейчас будет больно, любимая, но только один раз, я обещаю тебе.

В нее вошла горячая плоть, ее плоть сопротивлялась. Абигейл боролась, отталкивая Джесси в грудь.

– Расслабься, Эбби, расслабься, и все будет хорошо. Не борись со мной, Эбби.

Но ее кулачки застучали по нему. Джесси схватил их и прижал к матрасу.

Я хочу сделать, как лучше для тебя, – произнес он, надавив на нее всем весом и погрузившись в нее.

Из горла Абигейл вырвался душераздирающий крик, но Джесси остановил его поцелуем и повторял в извинении ее имя.

Вместе с экстазом ее опалила боль. Абигейл пыталась приподняться на матрасе, но Джесси крепко держал и двигался внутри нее. Тонкая мембрана порвалась и отозвалась пронзительной болью во всех членах, совсем недавно испытывавших удовольствие. Абигейл безуспешно сопротивлялась, но каждое ее движение пресекалось Джесси, превосходящим ее силой. С каждым движением его дыхание становилось все более резким и хриплым, и Абигейл сдалась, отвернув лицо в сторону и пассивно терпя мучение до конца.

Всплески острой боли пронзали и Джесси. Долго не использовавшиеся мышцы ноги горели так, словно в рану воткнули горячую кочергу. Он сжал зубы, его руки, словно когти, стиснули запястье Абигейл. Какая она маленькая, со страданием думал он и приподнимал свой корпус, чтобы не причинять ей боль. Он пытался получить удовольствие, и тем самым заглушить боль, но чем быстрее он двигался, тем больше была боль. Над бровями выступил пот, начинала болеть рука. Он опустил голову и был страшен в попытке достичь пика наслаждения. Наконец его руки содрогнулись, изнутри вырвался стон, белое горячее пламя запылало в нем. Он вздохнул, но это был вздох не удовольствия, а облегчения.

Он упал возле Абигейл, одна нога все еще лежала на ее бедрах, и она, даже при всей своей наивности, поняла, что что-то не так. Ему было не хорошо, не так хорошо, как ей до этого. Он застонал в подушку рядом с ее ухом и откатился в сторону. Она услышала, как он скрежещет зубами, и ощущала напряжение еще содрогающихся мускулов. Она перебрала в уме все, что случилось, и совершенно точно поняла, кто в этом виноват. То, как он внезапно отстранился, могло быть вызвано только недостатком ее активности. Не зная, что именно она сделала не так, она не сомневалась в том, что совершила какую-то ошибку, так как Джесси грубо отдернул ее руку от своего тела. Он лежал теперь, прикрыв руками глаза, и, очевидно, испытывал огромное облегчение от того, что все кончилось. Огорченная, Абигейл отодвинулась от него, ругая себя за то, что на протяжении тридцати лет она оставалась глупой девственницей, не в силах сделать даже самое простое действие, чтобы удовлетворить Джесси.

– Куда ты?

– Наверх.

Она хотела сесть, но его рука пригвоздила ее на место.

– В чем дело?

– Отпусти меня.

Она уже чувствовала, как слезы комком стоят в горле.

– Не отпущу, пока не скажешь, что случилось.

Ее веки жгло. Она кусала губы. Внезапно разочарование, гнев и вина захватили ее.

– Спасибо, мистер Дюфрейн, за душещипательное представление, – сказала она уязвленно.

– За что?!

Шея Джесси сморщилась от того, как он вскинул голову.

– А как еще я могу назвать такое притворство?

– Что случилось, Эбби, я что-то сделал не так? – спрашивал он.

– О, ты все сделал так. Боюсь, что это я сделала все не так.

Джесси мгновенно смягчился.

– Это первый раз. Чтобы научиться требуется время, понимаешь?

Абигейл оторвала пальцы от своей руки и отвернулась, страшно стыдясь теперь того, как она стонала и вскрикивала, когда он, в свою очередь, действовал так, словно не мог дольше выносить ее присутствие. Он скатился с нее, отодвинулся и лежал рядом, похожий на большую, безмолвную глыбу, ничего не говоря. Ну и ладно тогда! Если ему нечего сказать, ей – тоже! Она уставилась в залитое лунным светом окно, сдерживая слезы и вспоминая, как он сначала не хотел заниматься с ней любовью, и ей прямо-таки пришлось умолять его. Подавленная, Абигейл наклонилась, собравшись уйти, но Джесси обхватил ее за плечи и положил обратно на спину.

– Ты не уйдешь, не сбежишь с этой кровати, оставив дело недоделанным, потому что я не позволяю тебе. Ты останешься здесь, пока я не выясню, какая вожжа тебе под хвост попала, и ты мне не дашь шанс исправить положение вещей!

– Нет у меня никакой вожжи!

– Черта с два! Неужели мы даже это не можем сделать без потасовки?! Даже это!

Абигейл, чтобы не закричать, закусила губу, а Джесси продолжал:

– Думаю, что у нас получалось очень хорошо, учитывая, что мы первый раз вместе. Так чего же ты ворчишь?

– Дай мне встать. Все равно у тебя со мной все кончено.

Мученичество ощущалось благословенно сладким, но тяжелая рука Джесси безжалостно сдавила плечо Абигейл и не дала убежать.

– Что у меня? – взревел Джесси, мгновенно разозлившись на ее внезапную, необъяснимую своенравность. – Не говори со мной таким тоном. Можно подумать, я швырнул тебя сюда насильно и изнасиловал!

– Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что я ничего из себя не представляю.

– Эбби, я ничего подобного не говорил. – Его голос утратил свою резкость. – Между мужчиной и женщиной это не должно проходить просто так. Это многое значит для них.

– Но я ничто. Ты так сказал.

– Я никогда такого не говорил!

– Ты сказал, требуется н... некоторое время, чтобы... научиться.

На ее глазах выступили слезы.

– Черт, конечно! Но в этих словах нет ничего обидного для тебя.

– Не смей лежать здесь, рядом со мной, и чертыхаться, Джесси Дюфрейн!

– Я буду здесь лежать, сколько мне заблагорассудится, мисс Абигейл Маккензи! Ты все понимаешь превратным образом. Посмотри на себя! Какого черта, ты вдвое меньше меня. Как ты думаешь, что с тобой будет, если я приналягу на тебя со всей силы?

Она отвернулась, Джесси взял ее лицо в свои руки, заставил посмотреть себе в глаза.

– Эбби, я не хотел сделать тебе больно и поэтому сдерживался, вот и все... и не стоит из этого делать слона. Да, ты неопытна, да, ты не знаешь как нужно и можно двигаться, но меня это не расстраивает. В конце концов, я абсолютно точно знал, насколько это все болезненно для тебя, потому что в первый раз у женщин всегда так. Я хотел побыстрее кончить ради тебя.

– Я сделана не из фарфора, как тарелка с супом, которую ты в меня швырнул в этой комнате! – стала дуться она.

– Все равно я не понимаю, о чем ты скулишь! В чем все-таки дело!?

Подбородок Эбби задрожал, и из глаз хлынули слезы. Она посмотрела на полосу лунного света, падающую на сиденье под окном.

– Я... я сама... не знаю. Просто ты... ты действовал так, как будто ты рад, что все... все закончилось, вот и все.

Джесси вздохнул устало и негодующе.

– Эбби, у меня чертовски болит нога, и я боялся навредить тебе... и... о, черт! – выкрикнул он, всаживая кулак в матрас, он лег на спину и уставился в потолок.

Абигейл поняла, что Джесси уже точно не будет с ней иметь ничего общего и села. Но он нежно дотронулся до ее руки.

– Погоди минуту, – сказал он миролюбиво. – Останешься?

В его голосе появилась новая нотка искренности, Абигейл откинула назад волосы и вытерла глаза. Теперь она бесконечно жалела, что начала все.

– Не уходи, Эбби, только не так, – умолял Джесси, приподнимаясь на локте.

– Я только накину простыню. Абигейл нашла ее на полу и вытерла глаза, прежде чем лечь и набросить ее на себя. Простыня укрыла и Джесси, и они лежали так вдвоем, словно два пугала, под простыней, объятые тишиной и непониманием. Наконец, он перевернулся на бок лицом к Абигейл и, положив локоть под голову, любовался ее четким профилем в квадрате бело-молочного окна. Снова раздался его мягкий, обезоруживающий голос:

– Эбби, неужели ты думаешь, что это всегда просто для мужчины? Это не так. Считается, что мужчина должен управлять ходом вещей, а женщина полагаться на него и верить, что он все сделает правильно. Но то, что он является лидером, не избавляет его от ошибок и страха.

Эбби уставилась в потолок, плотно зажав простыню подмышками. Слезы катились из глаз. Джесси рассеянно гладил пальцем тугую кромку простыни и тихо говорил:

– Сегодня ночью у меня девственница. Ты знаешь, что проносится в мозгу мужчины, когда он делает это? Неужели ты думаешь, я не заметил, как ты отпрянула, дотронувшись до меня, Эбби? Что же мне было делать? Остановиться, ради всех святых?

Вперед-назад, вперед-назад двигался его палец, слегка задевая ее кожу и край простыни.

– Я обещал сделать это так хорошо, как только мог, но первый раз для женщины никогда не бывает очень хорошим, Эбби, ты можешь поверить, что я, в конце концов, боялся? Каждый миг я сомневался так же как и ты так же как все любовники в первый Раз. Чем дольше я продолжал, тем больше я пугался, что ты вскочишь и убежишь. Эбби, посмотри на меня.

Она не посмотрела, потому что слова Джесси звучали очень больно и искренне.

– Эбби, что я сделал неправильно? – мягко спросил он.

Его рука больше не гладила простыню, а замерла на ее груди.

– Ничего... ничего. Это... я. Я вела себя ужасно шумно и боялась сделать то, что, как мне казалось, ты хотел, чтобы я сделала. А так как в конце было больно, я обвинила тебя, и... вообще. – Раздосадованная, она уткнулась лицом в плечо Джесси, Слезы потекли еще быстрее. – Просто... гораздо легче разозлиться на тебя, чем... на себя.

– Ш-ш-ш, Эбби, – успокаивал он, – ты была прекрасна.

– Н... нет, я не была п... прекрасна. Я была н... напугана и вела себя по-детски, но я не... не ожидала...

Он нащупал ее щеку и вытер большим пальцем слезы.

– Я знаю, Эб, я знаю. Это все внове для тебя. И не плачь о том, что не можешь доставить мне удовольствие, потому что ты доставила его.

Абигейл с ужасом поняла, что не в силах сдержать поток слез. Под этим горячим дождем палец Джесси стал скользким. Грудь, казалось, вот-вот взорвется от теснившихся в ней рыданий.

– Т... тогда почему ты так торопился закончить это? Я даже с... слышала, как ты скрипел з... зубами.

– Я говорил тебе, почему я торопился.

у меня болела нога, и я подумал, что раздавлю тебя. Кроме того, ближе к концу я все скомкал.

Джесси поднял голову и взглянул вниз в лицо Абигейл. Ее глаза были плотно закрыты. Ли разу в жизни после занятий любовью он не сталкивался с такой ситуацией. Он чувствовал себя глупым, ущербным и неудовлетворенным несмотря на то, что ему пришлось вынести. Но в то же время он как-то странно ощущал себя покровителем этой женщины – женщины, которая первой из всех, которых он встречал, была озабочена, чтобы удовлетворить его, не меньше, чем саму себя. Джесси наклонился и поцеловал соленый ручеек на ее щеке. Абигейл внезапно глубоко вздохнула и охватила шею Джесси, жалобно всхлипывая. Она вцепилась в него так сильно, что он не мог видеть ее страдание. Ее грудь вздымалась, рыдания сотрясали ее, и доставалось и Джесси, которому пришлось подтянуть живот, чтобы Эбби было удобнее.

– Эбби, Эбби, не плачь, – шептал он гортанно в ее волосы. – Мы попробуем еще раз и получится лучше.

Однако он понимал, о чем на самом деле плачет Эбби. Он понимал, насколько далеко она отошла от своих моральных норм. Поэтому он обращался с ней нежно, мягко воркуя нежные слова и гладя волосы на затылке и висках. Как же все могло случиться так неправильно, гадал Джесси.

Ох, Джесс, я х... хочу, чтобы мои воспоминания об этой н... ночи были хорошими. •И не х... хочу, чтобы мы в... воевали еще и ночью. Я хочу, чтобы мы д... доставляли друг Другу удовольствие.

– Ш-ш-ш, Эбби, существует целая уйма способов. – Он осушил ее щеки кончиком простыни. – Уйма способов, а у нас есть уйма времени.

– Тогда покажи мне, Джесс, покажи, – умоляла она, отчаянно желая, чтобы эта ночь не кончилась одиночеством. Его рука замерла. Он поцеловал Абигейл в лоб. Она услышала, как он сглотнул.

– Я не могу прямо сейчас. Мужчинам требуется время для восстановления сил, Эбби, и моей ноге тоже нужно отдохнуть. Но через некоторое время... Хорошо?

Но она ему не поверила. Теперь она была уверена, что он просто утешал ее за то, что она в свой первый раз сделала так мало. Джесси снова повернулся на спину и испустил вздох, полностью выпрямив ногу. Абигейл лежала не двигаясь, глядя в потолок, и проигрывала все заново в своей памяти. То, что она узнала за эту ночь о Джесси Дюфрейне, заставило ее вновь пересмотреть свое мнение о нем. Она больше не считала его развратником, но внимательным, нежным любовником. Не бесстрашным, как она думала, а человечным, с такими же опасениями, какие были и у нее. Он всегда выглядел таким наглым и не сомневающимся, когда дразнил ее. Она узнала, что за бравадой скрывается душевная тонкость, это было откровением. Даже разочаровавшись в ней, пытался успокоить ее, говорил нежные слова, брал вину на себя.

Как она сможет посмотреть ему в лицо утром? Как она сможет проснуться здесь и посмотреть в его темные глаза, когда ни для одного из них не будет секретом, что они занимались любовью ужасно? Как уже было однажды в этой комнате, Абигейл, притворяясь, что спит, лежала неподвижно и ждала, когда сон одолеет Джесси, чтобы она могла ускользнуть. Но большая, тяжелая рука, поискав в темноте, зарылась ей в волосы, пригладила их, потом повернула Абигейл на бок и притянула к груди. Он уткнулся подбородком в ее макушку. Веки Абигейл затрепетали, она вздохнула и осталась лежать, чувствуя себя очень удобно в этой колыбели. Через несколько минут Джесси медленно провел своей рукой по ее волосам. Его коричневая грудь казалась шелковой под подбородком Эбби. Абигейл сказала себе, что надо встать и уйти – что она скажет ему завтра утром? Но здесь она чувствовала себя в безопасности, как птица в своем гнезде. Рука Джесси становилась все тяжелее и потом замерла. Другая рука, лежавшая поперек бедра Эбби, один раз судорожно дернулась. Дыхание Джесси стало более ровным, ее веки вяло опустились, и все члены Эбби охватила какая-то слабость, не похожая ни на что. Она поняла, что засыпает в руках Джесси Дюфрейна. Она поняла, что он был нежным и внимательным любовником. Она поняла, что должна проснуться завтра утром и знать, что он уезжает. Но все это перестало иметь значение.

Они незаметно заснули.

Горы Колорадо покровительственно окружили любовников, луна обогнула землю, взбиралась на облака и потом скользнула за противоположный, западный горизонт. Утренний щебет птиц раздался в розовеющем воздухе.

Лежащий мужчина перевернулся и лег лицом возле прекрасной, теплой руки. Спящая женщина притянула подушку к глубокому изгибу своего плеча и подтянула голые колени к носу Мужчина слегка захрапел и лег на живот, локон ее волос попал в его усы, трепеща при дыхании и щекоча его. Крепкая загорелая рука потерла нос, пытаясь убрать помеху. Но дыхание мужчины притягивало волосы снова, и они по-прежнему щекотали его. Он засопел, проснулся и, почувствовав как что-то теплое лежит на его пальцах, с трудом открыл глаза.

Эбби.

Он улыбнулся при виде одной груди с розовым соском, наполовину закрывавшей его руку. Другая грудь спряталась под телом Эбби, так как она лежала наполовину на животе. Одно колено было высоко подтянуто и открыто взгляду очаровательно выгнутое бедро, но закрывало все женские секреты. Джесси хитро улыбнулся. Ей нравится красоваться на кровати, подумал он. Но улыбка исчезла, когда он вспомнил, как Эбби плакала прошлой ночью. Он осторожно убрал руку, повернулся на бок и подложил под щек ладонь. Его глаза неторопливо скользили по телу Эбби. Крошечные ступни, изящные лодыжки, точеные икры. Он вспомнил, как они мелькали перед ним и раньше, но он не мог смотреть на них так свободно. Бедро Абигейл было круглым, как перекат морской волны, а талия такой узкой будто была выточена прибоями. Глубокая щель, образуемая подтянутым вверх к груди коленом, проходила под соблазнительным углом. Мириады воспоминаний пролетели в мозгу Джесси. Эбби, ты спасла мою жизнь. Эбби, я заставил тебя плакать. Эбби, я скоро должен уехать. Он взглянул на окно, где розово-серый свет полз по подоконнику, и почувствовал пустоту, какой никогда не чувствовал, покидая женщину. Да, для него удовольствие в прошедшую ночь было невелико, но теперь при взгляде на Абигейл, тело Джесси снова вернулось к жизни. Он склонился и легонько поцеловал ее в ребра, в это бледное бедро, долгий поцелуй он оставил на талии, маленькая рука бессознательно отмахивалась от него. Потом Эбби отвернулась от него и снова подтянула ногу вверх.

Сердце Джесси бешено забилось, на лбу выступил пот. Она была маленькая и прелестная и – это было правдой – невинная, потому что еще ничего не знала о том, как он хочет ее. Он перевел дыхание, опустился ниже и коснулся языком мягкого места под ее коленом, закрыв глаза и дыша на кожу. Он знал, что пользуется нечестным преимуществом, пока она спит, но был так сильно возбужден, что чуть ли не взрывался изнутри. Он почувствовал вкус соли, роз и, может быть, немного самого себя. Джесси касался контура ноги, скользя волосами по бедру, и вспомнил, как давно Эбби узнала его тело.

Так должно было случиться. Недели, проведенные ими вдвоем, предопределили это. Он целовал ее во все места, кроме одного, которое он больше всего жаждал и ждал, когда она проснется. Джесси изучил изгиб ее спины, твердое бедро, упругие мышцы ног, ягодицы, икры, наполовину скрытую грудь. Абигейл проснулась, когда он слегка укусил подъем подтянутой вверх ноги, и посмотрела через плечо вниз на мужчину позади нее. Он стремительно заключил ее в объятия и искал в ее лице разрешение. Смутный, предрассветный свет выхватил его черные, возбужденные глаза, усы – темную, дрожащую тень над губами. Глаза Эбби были прикованы к нему, потому что она поняла, что эти усы только что касались ее кожи. Абигейл перевела ошеломленный взгляд на глаза Джесси и увидела в них огненную страсть, которая, как ей казалось, не могла возникнуть в мужчине. Чувственность и ожидание вдохнули жизнь в ее сердце и кровь.

– Д... Джесси? – запинаясь прохрипела Абигейл.

Она медленно опустила ногу, осознав, насколько бесстыдна ее поза, а Джесси, без сомнения, уже некоторое время не спал.

– Т... ты разбудил меня.

– Я и хотел это сделать, любимая, – прошептал он, удерживая свою добычу лишь пристальным, горящим взглядом.

Абигейл, прогнувшись, слегка подалась назад и приподнялась на локте, наблюдая, как глаза Джесси остановились на открывшейся груди и потом вернулись на лицо. Она чувствовала, как его теплая рука скользит по пояснице, огибает ягодицу, внутреннюю сторону икры и нежно подталкивает ее колено обратно вверх. Он ни на секунду не спускал глаз с ее лица.

– Теперь моя очередь изучать твое тело, как ты изучала мое все эти недели, Эбби.

Ее тело было влажным, где прошелся его язык, когда она спала, и она чувствовала прохладу. Наивность исчезла – Абигейл прочитала теперь по глазам Джесси и поняла его намерения. Она невольно содрогнулась, потом медленно спрятала грудь под рукой, не зная точно, как бы спрятать все остальное. Загипнотизированная желанием в его глазах, она с трепетом наблюдала, как Джесси опять опустил голову к ее белому бедру, и, закрыв глаза, испустил звук, в котором слышалась огромная страсть. Он приподнялся на одной руке и теплой ласковой ладонью прижал спину Эбби к своему животу. Ее щека лежала на подушке, сердце бешено колотилось о матрас. Теплые губы Джесси не отрываясь двигались вверх и вниз по ее спине, повторяя имя прямо возле кожи.

– Эбби... Эбби... Эбби...

Снова и снова он пробегал по всему ее телу мягкими усами и еще более мягкими губами, пока все внутри нее не было охвачено томлением. Он нежно перевернул Эбби на спину, открыв, наконец, то, что он хотел видеть, и покрыл ее плоть влажными поцелуями. Его бархатный голос шептал, что второй раз будет лучше, и просил ее лежать спокойно.

– Не сопротивляйся, Эбби. Я покажу тебе... Эбби, ты такая крошечная... О Боже, ты прекрасна... Ш-ш-ш, не закрывайся от меня... это больше... Поверь мне, Эб.

Когда она инстинктивно повернулась, он носом оттолкнул ее руку. Потом его зубы нежно прикусили кожу на ее руке и перенесли ее к лобку.

– Джесси, – прохрипела Абигейл еще раз, умоляя его о том, чего и сама не знала.

– На этот раз не будет больно, Эбби, я обещаю.

Нет, подумала она, люди не должны этим заниматься! Но люди всегда занимались, она знала это. Рот Джесси ласкал ее везде, и Абигейл удивлялась остаткам сознания, неужели она потеряла всю свою волю, чтобы сопротивляться. Он доводил ее до высшей точки наслаждения: внутри Абигейл все взрывалось, словно сигнальная ракета, и из центра к кончикам ног и рук распространялось пламя гигантского взрыва чувств. Она открыла глаза, почувствовала взгляд Джесси, остановившийся на ее животе, на ее изумленных, остекленевших глазах. Она застонала и томно повела плечом. Она понимала, что Джесси удовлетворение нужно ничуть не меньше, чем ей секунду назад, попытавшись собрать свои расстроенные чувства, она протянула ему навстречу руки. Он ринулся к ней, что-то шепча на ухо, заключил ее в объятия, приподнял, перевернул и посадил на себя. Он притянул Абигейл вниз, пока ее грудь не коснулась спутанных волос у него на груди. Слова стали бесполезны. Ее тело и его руки говорили ей, что делать. Невинность, робость, наивность, все ушло, когда Абигейл начала двигаться, наблюдая за довольным лицом Джесси с закрытыми глазами и откинутой головой. Его губы открылись, дыхание стало резким, Абигейл увидела, что он полностью отдался порыву, который раньше подарил ей. Ее сердце парило, глаза жгло. Вот, вот, как это должно быть и для мужчины и для женщины, поняла она. Один дает другому, другой берет у другого. И дать надо с таким же наслаждением, как и взять. Она покачнулась, и веки Джесси дрогнули, потом закрылись снова. Она снова вошла в ритм, и висок Джесси уткнулся глубоко и подушку. Невероятно, но когда он достиг пика наслаждения, он закричал – было ли это ее имя или какое-то бессмысленное восклицание, а может быть и то и другое вместе – это не имело значения. Абигейл улыбнулась, почувствовав себя опытной и живой, с выплескивавшейся наружу радостью.

Она рухнула на его широкую грудь, положив лоб ему под подбородок. Его рука устало легла ей на плечо, легонько лаская, и опять безвольно упала на подушку. Потом неожиданно возле ее уха послышался тихий, добрый смешок, это смеялся Джесси, и Абигейл в замешательстве посмотрела на него. Глаза оставались закрытыми, а грудь поднималась и опускалась от смеха.

И вдруг она поняла, почему он смеется – это был смех простого удовольствия. На ее губах заиграла улыбка, и внутри нее затеплился медленный огонек ответной радости. Джесси крепко обнял Эбби и улыбнулся, нежно перекатываясь вместе с ней.

– Ах, Эбби, ты прекрасна, – раздалась его похвала, – ты чертовски хороша.

Никакие другие слова не могли в этот момент больше обрадовать Эбби. Она улыбнулась ему в грудь. Потом он закинул руки за голову и умиротворенно закрыл глаза. Абигейл смотрела на него с изумлением, пока он не заснул. А она сидела верхом на нем – завороженная, обнаженная и новая.

ГЛАВА 16

Едва проснувшись, Эбби поняла, что перетрудилась. Ей было тридцать три года и некоторые мышцы, которые она потянула прошлой ночью, не растягивались много лет. Подавив стон, она перевернулась на край кровати.

– Доброе утро, мисс Абигейл, – послышался растягивающий слова, приятный голос с хрипотцой позади нее. Но она не могла даже и думать, чтобы оказаться лицом к лицу с Джесси,зная, что через несколько часов он навсегда уйдет из ее жизни. Обвив ее бедра сильными, загорелыми руками, он поцеловал ее внизу, почти там где она сидела. Джесси лежал позади Эбби, поверх помятой простыни __ куда ты собралась? – лениво полюбопытствовал он, слегка ущипнув.

Она втянула в себя воздух и напрягла спину.

– Не делай так, больно!

Он оставил ее и наблюдал, как она медленно поднимается, держась за поясницу. Два или три шага – и они знали, что у Абигейл болит не только спина. Но она все равно добралась до сброшенной на полу одежды и, превозмогая боль, наклонилась за халатом.

Ну и наслаждение!

Джесси хотел насладиться Эбби утром, но понял, что об этом не может быть и речи. Она выпрямилась во весь рост, но движения ее были не такими проворными, как раньше. Она вяло побрела из комнаты, а Джесси остался лежать, чувствуя себя на седьмом небе – в этом не было никаких сомнений! Он напрягся, зевнул, почесал грудь и весело вскочил, чтобы натянуть штаны.

Эбби увидела грязный поднос, кости и застывший жир на тарелках. Она оглядела кофейные чашки с коричневыми пятнами на стенках и осадком на дне, стаканы с выдохшимся шампанским, пятно на скатерти, куда упал кусок мяса. С грустью она вспомнила их веселый смех, когда она несколько раз тщетно пыталась ровно расстелить скатерть. С отвращением она стояла посреди комнаты и в раздумье затягивала пояс халата, пока он не разрезал ее чуть ли не пополам. Она сказала себе, что не должна думать о прошлой ночи, как о чем-то омерзительном! Но не могла! Видя беспорядок на столе, она думала с сожалением, что бы вымыть первым, тарелки или себя?

У нее за спиной, опершись о косяк двери и сложив руки на груди, стоял Джесси. Он легко читал ее настроение, словно все старомодные заповеди, по которым она жила, бежали телеграфной лентой поперек ее спины в мешковатом халате.

Он гадал, что сделать, или сказать. Если начать шутить, шутку не оценят. Если обнять, она оттолкнет его. Если позволить ей переложить всю вину на себя, будет хуже. И все же, он не мог просто стоять.

Он подошел к ней со спины, положил руки на ее плечи и решил сказать правду:

– По утрам людям иногда надо, чтобы их кто-то успокоил, и иногда это должны делать и мужчины, и женщины.

Он мягко погладил ее напряженную шею большими пальцами. Джесси почувствовал, как Эбби сглотнула, и продолжал утешать ее.

– Утром все кажется другим, поэтому лучше подождать, когда разгуляется день, и только тогда решить, каковы же твои чувства. А до того обычно принято поблагодарить партнера. Это обычно делается самым очаровательным и старомодным способом – вот так.

Эбби почувствовала, как ее повернули за плечи. Она знала, что лицо и волосы выглядят ужасно, да и вся ситуация была ужасная. Но все это стало неважным, когда Джесси удержал руки Абигейл, которыми она хотела закрыть глаза и волосы, и, мягко лаская ее шею, нежно – нежно целовал. Она хотела ответить, но боялась и чувствовала себя виноватой, так что Джесси чтобы успокоить ее заботливо целовал ее закрытые веки, уголки губ.

Его поцелуи были новым сюрпризом, ни на что не похожим, прекрасным ощущением, которое потрясло Абигейл своей мягкостью. Но когда теплые губы Джесси целовали Эбби, когда первый в ее жизни любовник говорил ей «доброе утро», она вспомнила, что до конца дня Джесси уедет. Пораженная этой мыслью, она поборола желание прильнуть к Джесси. Он положил подбородок на ее макушку, и Абигейл закусила губу. Он ласкал низ ее спины и тихо успокаивал.

– Чувство обиды уйдет – не успеешь и оглянуться.

Абигейл мысленно закричала: но и ты тоже, Джесси, ты тоже уйдешь!

Она была потрясена его чувственностью, глубиной понимания. И ночью, и сегодня утром он вел себя с ней необычайно душевно, а теперь ей хотелось, чтобы это было не так. Это делало его близкий отъезд слишком внезапным и мучительным. Если бы он мог вернуться к своим прежним замашкам, дразнил ее, язвил или раздражал, это гораздо больше устроило бы ее, потому что она твердо сказала себе, что не будет – не будет! – упрашивать его остаться.

Джесси шлепнул ее и сказал:

– Почему бы тебе не принять чудесную горячую ванну и не побеспокоиться о завтраке? В конце концов, мы ели прошлой ночью.

Она освободилась от его объятий. Его забота каждую секунду углубляла душевную рану Абигейл. Это продолжалось и дальше, когда она начала разводить огонь и, подняв тяжелое полено, сморщилась, он подошел и сказал:

– Ну-ка, дай-ка мне. Ты собирай тряпки или посуду, или что-нибудь еще, а огонь разводить и ходить за водой буду я.

Как только она отвернулась, удрученная его заботливостью, он тихо ее позвал:

– Эбби?

Она обернулась и встретилась с его глазами в первый раз за утро. Он выглядел так же очаровательно: в одних джинсах, босые ноги, поленья в руках, темные взъерошенные волосы, усы и глаза притягивали к себе.

– Что? – выговорила она.

– Ты еще ничего мне не сказала за все утро, кроме «Не делай так, больно».

Черт. Джесси, подумала она, не мучай меня! Я этого не заслужила!

Вот он стоит красивый, уверенный, теплый, обаятельный, и он уйдет?

– Со мной все в порядке, – сказала она безразлично, скрывая смятение. – Не беспокойся о прошлой ночи. Я смогу с этим жить.

– Это уже лучше, – сказал он, опуская полено и смахивая кусочки коры с пальцев. – Эбби, я должен попросить у тебя одолжения.

– Да?

– Магазины в городе уже открыты?

– Да.

– Все мои вещи уехали на поезде, так же как и фотографическое оборудование. Они бы3 ли упакованы вместе. Я хочу сходить купить себе одежду, а у меня нет денег. Я совсем не подумал взять их у Джима. Если бы ты могла одолжить мне кое-что из твоей тысячи, я бы вернул их потом тебе.

– Не глупи. Тебе нет нужды их возвращать. Деньги были выделены на все ваши нужды, и если нужна одежда, ты, разумеется, получишь столько денег, сколько нужно.

– Я думаю, что только быстренько умоюсь, пробегусь расческой по волосам и выйду, чтобы купить, что мне нужно, а потом вернусь, помоюсь и сменю одежду перед уходом. Ты не возражаешь?

– Значит, ты уезжаешь утренним поездом?

– Нет. Я встречаюсь кое с кем в полдень, чтобы обсудить... одно дело, и потом я уеду на поезде три двадцать.

– Встретишься кое с кем? – спросила она озадаченно, но Джесси разводил огонь и не смотрел в ее сторону.

– Ага. Джим назначил здесь встречу и сказал мне о ней вчера. Он сказал, что мне не обязательно на ней присутствовать, но мне хочется, потому что... ну, это дело касается железной дороги, и я имею к нему отношение.

Абигейл не могла не удивиться, на какую такую встречу может быть приглашен фотограф с железной дороги в отдаленном и малозначительном городке Разъезд Стюарта, но решила, что это не ее дело. Она вела себя как навязчивая любовница на основании того, что они провели вместе одну ночь. Джесси совсем не был обязан объяснять ей свои деловые отношения.

– Конечно, – согласилась она, наблюдая, как он возится с огнем.

С обнаженной грудью и босой, он выглядел привычно. Было трудно представить его полностью одетым. Абигейл никогда не думала, что наступит день, когда она увидит Джесси, покупающего одежду и надевающего ее, и не важно из-за встречи или нет. Ей пришло в голову, что он, возможно, ждет не дождется чтобы уехать, он точно помнил время прихода поезда.

Через несколько минут она сидела за письменным столом в гостиной. Джесси вышел из спальни в наглухо застегнутой рубашке, в ботинках, причесанный, опрятный и подтянутый.

– Думаю, ничего страшного, что я воспользовался твоей расческой, Эбби, так как у меня нет своей.

Она не знала, засмеяться или заплакать от этого замечания после того, что случилось ночью. Она протянула ему банковский чек, выписанный только что, и сказала:

– Да, конечно, ничего страшного. Вот. Надеюсь, этого хватит. У меня нет столько наличных в доме.

Джесси медленно, не спуская глаз с опущенного лица Эбби, наклонился к ней и взял чек.

– Я скоро вернусь.

Он помешкал, желая, чтобы она взглянула на него, но видя, что она не собирается этого делать, вышел.

Как только он, слабо прихрамывая, вышел, она сказала вслед:

– Тебе нужен галантерейный магазин Холмса на левой стороне улицы примерно через полквартала вниз.

Ее глаза впились в его широкую спину. Джесси внезапно остановился, схватился за колонну веранды и принялся изучать свои ботики. Затем он хлопнул по колонне, пробормотал «черт» и вернулся.

Дверь взвизгнула примерно так же, как визжала Эбби, и сердце ее ушло в пятки, она отчаянно желала, чтобы Джесси как можно быстрее ушел. Но он понуро встал возле стола, перенеся весь вес на одну ногу и зацепив большой палец за джинсы. Он наклонился к ней, но Абигейл не отрывала взгляда от выдвижных ящиков. Он взял Эбби за подбородок, но она отвернулась.

– Не надо!

Джесси помедлил, потом поцеловал ее в нос.

– Я сейчас вернусь.

Его голос звучал немного надтреснуто. Подбородок мисс Абигейл задрожал. Джесси выпрямился, дотронулся до ее губ указательным пальцем и быстро вышел, как ему и следовало сделать сначала. Дверь захлопнулась, Абигейл оперлась на локти и уронила лицо на руки. Она просидела так очень долго, несчастная сейчас и еще более несчастная в будущем, когда ей предстояло избавиться от Джесси. И все же она должна была избавиться от него.

Наконец, она поднялась, приняла ванну и пошла наверх одеваться. Она облачилась в черную юбку и светло-голубую кисейную блузку. Она застегнула пуговицы на манжетах, высоко подняла голову и пригладила тугие кружева на горле, так что они чуть не касались ее ушей. Все признаки ночного свидания были уничтожены, но изучая свое отражение в овальном зеркале туалетного столика, мисс Абигейл решила, что выглядит на десять лет старше, чем прошлым утром. Позади нее, отражаясь в зеркале, стояли красные туфли. Она взглянула на себя осуждающе еще раз и принялась гадать, не подходят ли ей эти туфли после этой ночи, взяла одну туфлю, задумчиво посмотрела на нее и закрыла глаза, вынося себе приговор. В конце концов она села на кровать и надела туфлю.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, и раздался голос Джесси.

– Эбби? Я вернулся. Эй, где ты?

– Я наверху, – отозвалась она, бросая уничтожающий взгляд на красную туфлю.

Он подошел к нижней ступени и крикнул:

– Ничего, если я приму ванну?

– Ничего. Горячая вода в резервуаре, а чистые полотенца в шкафу напротив кладовой.

– Я знаю, где ты их держишь.

Его шаги удалились. Она закрыла глаза не в силах сдержать радости от того, что он вернулся и позвал ее так привычно.

О Боже, Боже, она не хочет, чтобы он уходил, не так скоро.

Туфля по-прежнему красовалась на ноге, и Абигейл наклонилась, чтобы ее зашнуровать. Она выставила ногу перед собой, поворачивая ее так и этак, и восхищаясь видом и удобством подарка Дэвида Мелчера.

Мисс Абигейл вдруг почувствовала уверен– ность в себе и надела вторую туфлю.

Она снова рассмотрела их, и красный цвет стал казаться менее вызывающим, менее непривычным. Эбби встала, побалансировала на удобных каблуках и нашла, что туфли подходят ей тик в тик. В них она чувствовала себя изящной и женственной. Это был первый краткий всплеск тщеславия, который мисс Абигейл Маккензи позволила себе за всю жизнь. Она сделала четыре пробных шага, и туфли потеряли крикливость и стали весьма привлекательными. Мисс Абигейл не волновало, что это было так лишь потому, что она так хотела. Вышагивая туда-сюда по спальне и вслушиваясь в стук маленьких французских каблучков по доскам пола, мисс Абигейл не смела подумать, что причина, по которой она надела эти туфли – показать Джесси Дюфрейну, что, хотя он и собирается уйти из ее жизни, на нем свет клином не сошелся.

– Где, черт побери, ты держишь бритву? – крикнул Джесси снизу в своей старой манере. – Эбби? Я тороплюсь.

– Одну минуту, я иду, – ответила она, торопливо спускаясь вниз, позабыв о красных туфлях. Она достала бритву из укромного места на кухне и, обернувшись, увидела Джесси, стоявшего позади нее в одних зеленовато-голубых брюках. Она смерила его взглядом от талии до длинных ступней, и остановилась на его лице.

– Не могла бы ты мне принести и ремень для правки бритв, Эбби? – спросил он, казалось, не догадываясь, что творится в душе Эбби. У А там определенно что-то происходило.

Какое-то горько-сладкое переживание. Она находилась теперь в доме, наполненном звуками, запахами и другими признаками присутствия в нем мужчины, чего, как она думала, никогда не произойдет. Он брился, принимал ванну и одевался здесь и раньше, но теперь он делал это все, готовясь оставить мисс Абигейл. Теперь она знала каждую мышцу, скрытую его брюками, каждую складку кожи под лезвием бритвы, каждую прядь волос под расческой и теплый запах тела. Теперь она хотела остановить время и запретить Джесси красоваться перед кем-нибудь еще, кроме нее. Но она не имела на это права.

Поэтому она пыталась не смотреть на его голые плечи, наклоненные к зеркалу, склоненную в сторону голову и глаза, следящие за бритвой возле уха. Она пыталась не влюбляться в запах крема для бритья, наполнивший ее кухню – – кухню старой девы. Она пыталась не смотреть на дорогой материал новых брюк, одетых Джесси. Она пыталась не замечать свисток поезда 9:50 из Денвера, когда он разнесся по дому, того самого поезда, который привез Джесси сюда. Она притворилась, что полуденного поезда, который увезет его отсюда, не будет.

– Я оставил сдачу на письменном столе в гостиной, – сказал он, вытирая лицо, и склонился, чтобы причесать усы.

Абигейл никогда не видела, чтобы он это делал. Она оторвала свой жадный взгляд от Джесси и вышла в гостиную, где в бессилии уселась перед письменным столом и, стараясь выглядеть по-деловому, начала просматривать какие-то документы. На сердце становилось все тяжелее. Джесси вошел в спальню, и из-за двери послышался шелест одежды, стук ботинок, звякание пряжки, мягкий свист сквозь зубы, и все это прерывалось секундными перерывами затишья, во время которых воспаленное воображение Абигейл рисовало в ее мозгу слишком знакомые ей, запретные картины.

А потом Джесси вышел.

Он перешагнул порог спальни, и мисс Абигейл пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не охнуть и не открыть рот от изумления. Он выглядел незнакомцем, каким-то замечательным щеголем. Со странным выражением лица, помедлив, он смущенно погладил свой жилет. Бронзовая кожа под густыми усами контрастно выделялась высоким тугим воротником-стойкой ослепительно белого цвета, изогнутые уголки которого образовывали возле кадыка букву «V». Шелковый, полосатый галстук, завязывающийся свободным узлом с двумя длинными концами, был тщательно затянут и заколот булавкой. Воротник двубортного жилета выглядывал из-под отворотов безупречной визитки, более короткой и облегающей, чем сюртуки, которые мисс Абигейл видела по воскресеньям в церкви. При виде Джесси замирало дыхание. Ведь в этом городе шахтеры ходили в испачканных, мрачного цвета штанах на растянутых подтяжках поверх серых нательных комбинезонов. Весь костюм Джесси был выдержан в изысканных тонах и напоминал Эбби расцветку головы селезня.

Она внезапно почувствовала сильный укол ревности и опустила глаза, чтобы в них нельзя было ее прочитать. Он вырядился павлином перед отъездом, в то время как раньше Абигейл с трудом могла заставить его надеть ботинки и рубашку.

Она проговорила, глядя в стол:

– Ты нашел все эти... шмотки на Разъезде Стюарта?

Он думал, что она обрадуется, увидя его, наконец, одетым прилично, но дешевое словечко явно говорило о раздражении и порицании.

– Ты, кажется, удивилась, но не должна бы. – Он грациозно приблизился сбоку к столу и слегка коснулся его поверхности пальцами. – Железной дорогой привозят сюда все, что есть на Востоке. Янки больше не имеют монополии на самые современные товары.

– Хм, – фыркнула она, – я полагала, ты по крайней мере выберешь менее кричащий цвет.

– А чем плох этот цвет? Он называется ярь-медянка, как мне сказали, и очень моден сейчас на Востоке и в Европе.

– Ярь-медянка? В самом деле? – презрительно заметила мисс Абигейл, приподняв бровь на пальцы Джесси, которые не давали ей покоя, как она ни старалась игнорировать их. – Павлиньи оттенки были бы и то более приемлемыми.

– Павлиньи? – Джесси наконец убрал руку со стола, чтобы поправить отвороты. – Ну это не больше похоже на павлина, чем туфли, присланные стариной Мелчером.

Она рефлексивно спрятала ноги за ножками стула и про себя решила, что ярь-медянка не такая уж противная. Это был насыщенный, мужской и в высшей степени приличный цвет. Но все это не имело значения, так как сердил ее вовсе не цвет, и к этому моменту они оба знали это.

– Возможно, дело не в том, что это павлиний цвет, а в гом, кто его носит, – сказала она строго и заметила, как ощетинился Джесси.

– Почему бы вам не определиться с тем, что вам от меня надо, мисс Абигейл? – спросил он с чувством, имея в виду, конечно, одежду, но Абигейл покраснела, вспомнив свою ночную просьбу. Она поджала губы.

– Это должна быть жизненно важная встреча, на которую вы идете, раз она вызвала такое превращение, ведь я ни за деньги, ни за любовь не могла заставить вас надеть рубашку!

Их глаза наконец встретились, сомнительная, неудачно выбранная фраза мисс Абигейл приобретала неожиданный пикантный смысл.

– Ни за деньги, ни за любовь? – повторил Джесси, медленно и тщательно выговаривая слова.

Она поняла, что и то, и другое имело место за последние десять часов.

– Не смейте толковать эти слова фигурально, сэр! – огрызнулась она. – Уходите! Отправляйтесь на свою встречу tete-a-tete – в своем костюме цвета ярь-медянки. Но не забудьте захватить с собой свои повседневные штаны. А то, мало ли, когда их вам отправят!

Они прожигали друг друга взглядами, но Джесси раздумывал, как бы ему выбраться отсюда полюбовно, не вступая в дальнейшие взаимные обвинения. В конце концов он принял расслабленную позу и покачал головой, глядя в пол.

– Эбби, – спросил он умоляюще, – ради Бога, неужели мы не можем попрощаться, не начиная всего этого опять?

– Зачем? Намного привычнее видеть, как вы уходите с гневным взглядом.

Джесси понял, что это была правда: выбрав в качестве защиты гнев, Абигейл не нуждалась в уговорах и извинениях. Джесси присел на корточки рядом с ее стулом. Абигейл уставилась немигающим взглядом в глубины ящика стола.

– Эбби, – сказал он тихим голосом, взяв ее сжатую в кулак руку, – я не хочу покидать тебя в гневе. Я хочу, чтобы ты улыбалась, и хочу улыбаться сам.

– Вы меня извините, но сегодня утром у меня нет особых причин для улыбок.

Он вздохнул, посмотрел на нее и рассеянно гладил свои пальцы, державшие кулак Эбби, который он положил себе на колено.

Черт! Черт! – думала Абигейл, почему от него пахнет так хорошо, почему он так прекрасно себя ведет? Почему только теперь?

– Я знаю, тебе было плохо сегодня утром, – продолжал он. – Я пытался предупредить тебя, но ты не послушалась, Эбби, у меня нет времени, чтобы задержаться и помочь тебе разобраться в своей душе. Просто поверь мне. Что случилось, то случилось, и тебе нечего стыдиться. Пообещай мне, что не будешь винить себя.

Но она не могла ничего сказать, не могла ослабить кулак или хотя бы посмотреть на Джесси. Сделай она так, она бы снова оказалась в его руках, а она была уверена, что уже обречена на адские муки. Джесси опаздывал, ему надо скорее уезжать.

– Эбби, есть одна вещь... Послушай, Эбби, то, что у нас было, возможно, еще не закончилось, ты знаешь. Если что случится, я имею в виду, если ты забеременеешь, дай мне знать, хорошо?

Это никогда, никогда не приходило ей в голову. Ни раньше, ни во время, ни после того, как она занималась любовью с ним, и то, что он упомянул об этом, еще больше укрепило ее уверенность в том, что если все обернется именно так, Джесси никогда не вернется, чтобы жениться на ней.

– Ты можешь связаться со мной в любое время, протелеграфировав в центральный офис РМР в Денвере.

Тут она медленно повернулась к нему и выставила из-под юбки две туфли из лайки, как раз возле колена, облаченного в ярь– медянку. Он видел, как из-под юбки медленно, словно два наглых, высунувшихся языка, появляются красные туфли, и, сжав кулаки, вскочил на ноги. Под коленом той самой ноги, на которое он встал в качестве выражения своих добрых намерений, остались две маленькие складки.

– Черт бы тебя побрал, Эбби! Чего ты от меня хочешь? – закричал он. – Я говорил тебе прошлой ночью, что уеду, и я уезжаю! Не думай, что я не знаю, почему ты одела эти... эти... туфли для проститутки! Но это не сработает. Ты не заставишь меня поверить в то, что ты теперь женщина легкого поведения, потому что чтобы стать ею требуется больше, чем одна ночь с мужчиной! Ты получила, чего хотела, так что не делай из меня падшего человека. Подрасти, Эбби! Подрасти и пойми, что каждый из нас частично прав и частично не прав, и то, что ты делаешь, не осуждается в этом мире!

Абигейл, не спуская глаз с колен Джесси, невинным тоном проговорила:

– Что за стыд, мистер Дюфрейн, вы помяли штанину своих безупречных павлиньих штанов.

– Ладно, Эбби. Делай по-своему, но только не строй из себя дурочку, вышагивая по Мэйн-стрит в этих чертовых красных туфлях!

В этот момент от двери послышался жалобный голос:

– Мисс... мисс Абигейл, у вас все хорошо? Из проема, испытывая тревожное чувство от того, что он уже однажды видел такую сцену, выглянул Дэвид Мелчер.

Мисс Абигейл, открыв от изумления рот, пулей вскочила с места. В ее рот в первую секунду можно было безо всякого труда засунуть обе красные туфли. Потом она собралась с духом и пролепетала:

– М... мистер Мелчер... как... как давно вы с... стояли здесь?

В ее сознании эхом пронеслись безумные замечания Джесси о женщинах легкого поведения и беременности.

– Я вошел только что. А как долго здесь находился он?

Но в присутствии Джесси Дюфрейна о нем нельзя было говорить, как о деревянном истукане. Повернувшись к двери, он заговорил ледяным, вызывающим тоном.

– Я находился здесь с момента вашего ухода, Мелчер, ну и что из этого?!

Дэвид пронзил его взглядом, полным ненависти.

– Я буду разговаривать с вами за столом переговоров в полдень, ни минутой раньше.

Я пришел сюда, чтобы повидать мисс Абигейл, я полагал, что вы освободили ее от своего присутствия намного раньше, особенно учитывая то, что вы, очевидно, достаточно поправились, чтобы устраивать третейский суд.

Дюфрейн с яростью одернул манжету и уверенным тоном выразил свое согласие:

– Значит, как вы сказали, в полдень.

Он пошел в спальню, чтобы взять свои немногочисленные вещи, и оставил Абигейл наедине с ее потрясением.

Он знал! Он знал! Он все время знал! Он знал с того момента, когда приходил Джим Хадсон, знал, что Дэвид вернется на Разъезд Стюарта. Он знал это, так как сегодняшняя встреча была назначена между ними, очевидно, для выяснения обстоятельств стрельбы на поезде. Этот напыщенный, тщеславный остолоп знал, что он не был последним шансом Абигейл, и все же украл ее невинность, зная, что Абигейл никогда не отдалась бы ему, зная о грядущем возвращении Мелчера. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что Дэвид Мелчер не возьмет себе в невесты поруганную женщину. Мисс Абигейл хотелось подлететь к Джесси Дюфрейну и измочалить его, обрушить яростные обвинения в том, как он воспользовался ее неведением, хотя мог просто сказать правду, и Дэвид мог бы быть ее!

Мелчер видел гневное выражение на лице мисс Абигейл, но не мог и представить, что на сей раз сказал сквернослов Дюфрейн, чтобы так разозлить ее. Мисс Абигейл, судя по всему, снова взяла себя в руки, повернулась и сладким голосом пригласила Мелчера:

– Пожалуйста, входите, мистер Мелчер.

– Спасибо.

Он пошел в гостиную, неся трость ее отца; как раз в этот момент, держа туго свернутые штаны и револьвер в одной руке, из двери спальни вышел Джесси.

– Значит, ваш человек прибыл в город? – безразличным тоном полюбопытствовал Мелчер.

– Он приехал вчера, – ответил Дюфрейн, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – А ваш?

– Он ожидает на станции телеграммы о том, что можно приезжать.

Дюфрейн один раз резко кивнул. Он чувствовал, что глаза Эбби буравят его спину холодным, яростным взглядом. Он повернулся и натянуто сказал:

– До свиданья, мисс Абигейл.

К ней внезапно вернулось ненависть, которую она чувствовала к Джесси Дюфрейну в то утро, когда из-за него потеряла Дэвида. Теперь уже было не важно, что уходил Джесси, а Мелчер оставался, он опять был для нее потерян. С тем же успехом Джесси Дюфрейн мог поднять свой револьвер, прицелиться и застрелить Дэвида Мелчера прямо в лоб.

Джесси прочитал по лицу Абигейл, что отвергнут этой женщиной, и его начало мучить чувство вины.

– И вам того же... мистер Дюфрейн!

Его взгляд на секунду встретился с ее глазами, потом он развернулся на пятке, обогнул Дэвида Мелчера и хлопнул дверью. После него остался запах крема для бритья, причиняя Эбби новые страдания.

– Ну что ж, по крайней мере, он обращается с вами уважительно, – натянуто заметил Дэвид.

Абигейл, наблюдая за тем, как Джесси, прихрамывая, удаляется по улице, пробормотала:

– Да... да, вы правы, – хотя ей неимоверно хотелось сказать что-либо саркастическое.

Дэвид прочистил горло. – Я... я возвращаю трость вашего о... отца, мисс Абигейл.

Она не ответила. И он повторил:

– Мисс Абигейл?

Она рассеянно повернулась, с трудом прерывая свои размышления о Джесси Дюфрейне.

– Я рада, что вы так сделали, мистер Мелчер, очень рада. Не потому, что я хотела, чтобы вы вернули трость, а потому, что это мне дало возможность снова увидеться с вами.

Он покраснел, удивленный ее прямотой, не сочетавшейся с той мисс Абигейл, с которой он разговаривал последний раз. Кроме того, ему показалось, что он услышал в ее голосе какую– то надтреснутость, которой раньше не было.

– Да, ну... я... мне надо было вернуться на Разъезд Стюарта на встречу, на которой мы попробуем установить, кто виновен во всем происшествии на поезде.

– Да, я услышала об этой встрече только утром. Как ваша нога?

Он посмотрел на ногу, потом поднял взгляд обратно.

– Ощущение неудобства пропало. Хромота – пока нет.

В голос мисс Абигейл наконец вернулась привычная заботливость.

– Ах, я так сожалею. Возможно, через некоторое время она тоже пропадет.

Но она припомнила, как доктор говорил, что Дэвид будет хромать всю оставшуюся жизнь.

– Я вижу, вы... получили подарок, который я послал, – запинаясь, проговорил он.

Теперь пришла очередь мисс Абигейл посмотреть себе на ноги. «Господи! – подумала она. – Угораздило меня надеть их как раз к его приходу!» – На ваших ногах они выглядят еще прекраснее, – сказал Мелчер, понятия не имея, какое неприятие вызывают эти туфли, а мисс Абигейл, добрая душа, не могла разочаровать его.

– Они прекрасно сидят, – сказала она довольно правдиво, приподняв свою юбку на несколько дюймов. – Я хотела поблагодарить вас, но у меня не было адреса, по которому я могла бы вас найти.

Подняв глаза, она увидела, что Дэвид Мелчер испытывает крайнее замешательство от того, как она показала свои лодыжки. Она поспешно опустила юбки. Как быстро можно забыть о благопристойности после даже коротких встреч с таким проходимцем, как Джесси.

– Вы должны простить меня за грубые манеры, мистер Мелчер. Пожалуйста, садитесь, – она указала на канапе, а сама села на стул рядом. – У меня было утомительное утро и из-за этого, боюсь, позволила себе некоторые вольности. Пожалуйста... пожалуйста, садитесь. Хватит обо мне. Что нового у вас? Вы снова собираетесь продавать туфли, как только завершится сегодняшняя встреча?

– Надеюсь... вообще-то по правде говоря... я думал провести... скажем, парочку дней з... здесь, на Разъезде Стюарта. Я заказал комнату, в, а-а, гостинице и отослал туда свои вещи. У меня уже есть большая партия обуви... она ждет меня в Денвере. Думаю, я мог бы поискать несколько новых рынков сбыта для нее прямо здесь и в соседних городах.

– В таком случае, возможно, вы будете свободны сегодня вечером, чтобы почтить меня своим визитом и сообщить итоги встречи. Мне, конечно, очень интересно, так как вы и... – ей было трудно произнести снова его фамилию, – ...мистер Дюфрейн оба были под моим присмотром.

– Да, – немного скованно произнес Дэвид. – Я... мне бы тоже... тоже очень хотелось почтить вас визитом, конечно, я понимаю ваше желание поскорее узнать новости.

– Этого хочет весь город, мистер Мелчер. Ничего подобного никогда не случалось на Разъезде Стюарта, и я уверена, что будут чесать языками. Думаю, что когда встреча начнется, любопытство горожан еще больше возрастет.

Мелчер нервно теребил пуговицы своей жилетки и, наконец, бесчисленное число раз прокашлявшись, спросил:

– Мисс... мисс Абигейл... ахм... вы не, или... были вы... ахм... у вас была репу... так сказать, в городе считают... ахм, всякое говорят...

Она в конце концов сжалилась над ним с его чрезмерной деликатностью.

– Нет, мистер Мелчер. Моя репутация не пострадала из-за того, что вы или мистер Дюфрейн были в моем доме. Полагаю, что не солгу, если скажу, что в городе достаточно хорошо знают меня.

– Конечно, – быстро вставил он, – я не имел в виду...

– Пожалуйста, – она протянула ему маленькую руку, – давайте говорить без обиняков. Это только приносит непонимание. Давайте договоримся начать все сначала как друзья и позабыть все прошлое.

Ее прямолинейность снова сбила Мелчера с толку, но он, помедлив секунду, протянул руку и взял кончики ее пальцев. Краска на его лице вновь указала мисс Абигейл насколько отличается этот человек от Джесси Дюфрейна.

– Тогда, до вечера, – сказала она мягко.

– Да... ахм... до вечера.

Он прочистил свое горло, наверное, в пятнадцатый раз, с тех пор как вошел в дом мисс Абигейл, и это внезапно стало ее сильно раздражать.

Любопытные граждане Разъезда Стюарта поняли, что что-то затевается, когда Макс задолго до 3:20 согнал Эрни с облюбованной им скамьи на веранде станции и объявил, что станция закрыта для официального дела, касающегося железной дороги.

По тротуарам распространились новости, что тот малый Мелчер с отстреленным пальцем зарегистрировался в Албертс-Хотел вместе с каким-то щеголем в костюме в желтую клетку. Они узнали также, что какая-то разодетая железнодорожная шишка находится в городе со вчерашнего дня. Кроме того, не было секретом, что один из обителей дома мисс Абигейл ходил сегодня утром в город и купил тот сказочный костюм, на который все они таращились через окно галантерейного магазина Холмса. А когда они увидели, как этот человек хромал по улице, уже в костюме, слухи поползли с удвоенной силой.

– Что ж, если он не дорожный грабитель, как вы думаете, кем он может быть? И что, по вашему мнению, произойдет на станции?

Но все, что удалось вытянуть из Макса, так это то, что представитель железной дороги назначил здесь встречу.

Макс выбил пыль из обивки дубовых стульев и поставил их вокруг импровизированного стола, сделанного из грубых досок, закрепленных гвоздями на двух бочонках. Станция еще не успела обзавестись настоящим столом. А разодеты все будут, как пить дать. Макс, стараясь угодить, подобрал с доски щепку. Что бы здесь ни намечалось, подумал он, выглядит по-настоящему солидно. Поэтому он принес кувшин с четырьмя стаканами и наполнил их водой из гигантского подвесного бака на путях, откуда паровозы брали воду для своих нужд.

Четверка сошлась возле станции в одно и то же время. Вместе они выглядели, как радужная форель. Среди них был и Джеймс Хадсон в бордовом деловом костюме. Он пожал Максу руку.

– Хорошая, чистая станция здесь у вас, Смит.

Он моментально завоевал симпатию Макса. Джесси Дюфрейн появился в костюме цвета голубого чирка, на который даже Макс глазел в магазине Холмса. Когда Хадсон представлял Максвелла Смита, он сказал:

– Смит – наш начальник станции здесь, на Разъезде Стюарта.

Дюфрейн, протягивая руку, благодушно заметил:

– Мистер Смит, это вы отказались отправить меня отсюда без разрешения доктора Догерти? Я должен поблагодарить вас, сэр.

Макс ответил:

– Ох, не стоит беспокоиться. – Он был чрезмерно доволен и горд собой.

Хадсон взял на себя роль главного во время взаимных представлений. Макс пытался ничего не проглядеть, особенно после того как выяснил, что мужчина в желтом клетчатом, костюме– Питер Краули, адвокат Мелчера. Но к тому моменту, когда Хадсон предложил: «Джентльмены, может быть присядем?», Макса уже не расспрашивали. От всей этой сумятицы и мешанины цветов у него закружилась голова. Ни разу в жизни он не видел сразу столько щеголей!

Джеймс Хадсон сел за стол с таким видом, будто он был сделан не из грубых досок, а из полированного красного дерева. Вся четверка, по-видимому, решила доверить ему бразды правления.

– А теперь, Краули, – начал он, – я предлагаю воздержаться от обвинений и перейти к точным фактам, касающимся обстоятельств, при которых возникла стрельба. Мистер Мелчер и мистер Дюфрейн получили увечья во время инцидиента на поезде.

– Мистер Мелчер прибыл сюда, чтобы обсудить меру ответственности, – ответил Краули. Мелчер кивнул. Дюфрейн сидел как статуя, скрестив руки на груди и прожигая его глазами. Хадсон и Краули продолжали:

– Вы имеете в виду ответственность обеих сторон или только одной? – спросил Хадсон.

– Судя по вашим словам, Дюфрейн считает мистера Мелчера тоже в некотором роде ответственным?

– Да, а разве нет?

– Он так не думает.

– Именно он первым развязал драку, в которой мистера Дюфрейна ранили.

– Он ее не затевал. Он включился в нее уже по ходу дела.

– В результате чего Дюфрейн получил почти смертельное ранение.

– От которого ваш клиент поправился, согласно записям, которые я получил от... – Краули перебрал ворох бумаг перед собой, – ...доктора Клевленда Догерти, который утверждает, что Дюфрейн, по всей видимости, полностью вылечит ногу, а мистер Мелчер будет хромать всю оставшуюся жизнь.

– Из-за чего мистер Мелчер и чувствует себя вправе получить некоторую компенсацию.

– Именно.

Краули откинулся на спинку стула.

– И во сколько он ее оценивает? – спросил Хадсон, переплетая пальцы.

– Мистер Мелчер ехал на поезде РМР, когда его ранили. Разве не должны владельцы железной дороги за это отвечать?

На этот раз Хадсон спросил более резко:

– Я спросил, во сколько он оценивает компенсацию, мистер Краули?

– Позвольте предложить сумму, скажем, в десять тысяч долларов?

Тут все смешалось: Дюфрейн вскочил на ноги как разъяренная пантера, испепеляя Мелчера взглядом:

– А мы не позволим предложить десять тысяч, мелкий ничтожный паразит! – прокричал он.

– Паразит! – яростно ответил на вызов потрясенный Мелчер. – Да кто еще здесь паразит!

Хадсон и Краули пытались утихомирить парочку.

– Черт побери, ясно, что не я! – бушевал Дюфрейн. – Именно вы просите подаяния, думая, что железная дорога позволит себе такую щедрость. Она ведь гребет деньги лопатой, не правда ли? Почему бы не подоить насколько можно?

– Такие деньги может выплатить любая железная дорога.

– Какого черта, ты, ничтожный...

– Джесси, сядь! – Хадсон схватил его за руку и потянул обратно на стул.

– Джентльмены, следите за собой, – вставил Краули.

– Дюфрейн не знает, что это значит. Он никогда не знал! – выпалил Мелчер.

Краули взял своего клиента за руку.

– Мистер Мелчер, мы здесь для того, чтобы обсудить меру ответственности – И мы это сделаем. Он ответственен, и не только за физический ущерб, нанесенный мне. Как насчет ран, которые он нанес мисс Абигейл?

Вокруг губ, подчеркивая зловещую гримасу Дюфрейна, образовалась тонкая белая линия. Вызванный обвинением Мелчера гнев был усилен затаенной виной Джесси перед Эбби и заклокотал в нем. Косвенное напоминание Мелчера этой вины еще больше увеличило ненависть Джесси к нему.

– Оставьте мисс Абигейл в покое! – рявкнул Дюфрейн.

– Да, вам бы это понравилось, не сомневаюсь. Она вас терпеть не может, да еще как!

Озадаченный Джеймс Хадсон проговорил:

– Мисс Абигейл? Вы имеете в виду мисс Абигейл Маккензи? Я не вижу никакой связи с нашим делом.

– Я тоже, – согласился Краули. – Мистер Мелчер, пожалуйста...

– Никакая сумма денег не сможет возместить то, как он с ней обращался, – сказал Мелчер.

– Мисс Абигейл уже заплатили за ее помощь, – заверил его Хадсон. – Мистер Дюфрейн проследил за этим.

– О да, уж я-то видел, как он отплачивает за все, что она для него сделала. Он вынуждал ее...

Дюфрейн снова вскочил на ноги.

– Оставь Эбби в покое, жалкий пискун, или пеняй на себя...

– Черт возьми, Джесс, садись!

Хадсон в конце концов потерял терпение. Но в гневе Джесси по привычке назвал Абигейл по имени. Макса это очень заинтересовало. Когда обстановка немного разрядилась, Хадсон уперся пальцами в доску из сосны и проговорил:

– Кажется, вы оба привлекаете к делу вещи, не имеющие к нему ни малейшего отношения. Вы попросили мистера Краули и меня поприсутствовать здесь в качестве арбитров. Так может быть вы позволите нам выносить свои суждения, или мы оставим вас вдвоем? – Он замолчал, потом спросил: – Мистер Краули, предположим, что мистер Дюфрейн согласится удовлетворить требования мистера Мелчера. Какую компенсацию мы получим в свою очередь?

– Боюсь, вы ввели меня в некоторое замешательство, сэр. Я не полагал, что решать будет Дюфрейн. Я думал, в таком случае вы свяжетесь с железной дорогой.

Хадсон убрал пальцы со стола и посмотрел на Джесси.

– Джесс? – тихо спросил он.

Все глаза в комнате обратились на Дюфрейна.

– Нет.

– Пора, Джесс. Ты хочешь заплатить ни за что десять тысяч долларов?

Но Дюфрейн плотно сжал губы и размышлял. Два арбитра продолжали обсуждение. Лицо Джесси было непроницаемо, но Мелчер все равно прожигал его ненавидящим взглядом. Озабоченный своей виной за прошедшую ночь и переполненный гневом из-за того, что Мелчер мог выжать из него все до пенни, Джесси мучился от одной неотвязной мысли: предположим, они заплатят достаточно денег этому стервятнику, чтобы ему хватило на жизнь. Предположим, они сделают этого чертового дурака таким богатым, что он сможет обосноваться на одном месте и торговать туфлями до второго пришествия. Предположим, они устроят его удобно и уютно прямо здесь и все, что ему будет еще нужно, это женщина. Такое неприятное решение, по крайней мере, сглаживало муки совести Джесси из-за прошлой ночи. Если бы ему удалось так устроить, Эбби получила бы все, в чем нуждалась и чего хотела – этого торговца туфлями с тупой физиономией, средства для открытия настоящего дела и достаточно денег, чтобы она до конца своих тусклых дней ходила в красной лайке! Дюфрейн представил себе лицо Эбби, когда она пришла к нему ночью и сказала: «Дэвид Мелчер ушел и никогда не вернется. Ты мой последний шанс, Джесси». Воспоминания о том, что последовало дальше, заполнило воображение Джесси. В этой женщине было слишком много огня, чтобы отдавать ее таким как Мелчер, но она, возможно, была права, когда говорила, что на Разъезде Стюарта у нее нет более удачного выбора. Уж лучше пусть у нее будет Мелчер, чем никого вообще. Джесси вышел из задумчивости и подхватил нить продолжавшегося спора.

– ...думаю, вряд ли неизбежность прожить остаток жизни частичным калекой не будет принята к сведению в суде, вы так не считаете? Вы также должны принимать во внимание и тот факт, что мистер Мелчер думал, что он защищает железную дорогу от вооруженного вора, – самодовольно вещал Краули.

Хадсон, в конце концов, потерял терпение.

– Мистер Краули, – раздраженно вставил он, – я бы хотел кое-что заявить для протокола. Мне надоело выслушивать, как фамилию Дюфрейн склоняют повсюду в предположении, что он дорожный грабитель, хотя это самое нелепое обвинение в мире! Я спрашиваю вас, для чего человеку грабить его собственный поезд?

– Джим! – гаркнул Дюфрейн, но его друг не обращал на него внимания.

– Да, вы не ослышались. Джентльмены, Джесси Дюфрейн – основной совладелец и держатель акций РМР. Другими словами, он является собственником железной дороги, в ограблении которой его обвиняют.

Макс сидел в своем углу как большой зеленый кузнечик со сложенными крыльями. Краули выглядел так, словно пытался выплюнуть гусиное яйцо, застрявшее в горле. Мелчер, казалось, пытался проглотить точно такое же. Дюфрейн сидел с каменным лицом, смотрел в окно на голубое небо, в котором маячила вершина водяного бака. Хадсон сделал паузу для пущей эффектности. Первым заговорил Мелчер.

– Если вы думаете, что это приуменьшит ваши обязательства перед мисс Абигейл, то это не так. То, что вы являетесь владельцем большой железной дороги, не извиняет вас за ваши действия по отношению к ней. Вы, может быть, не помышляли об ограблении того поезда, но что касается мисс Абигейл, тут вы виновны в самых злостных, непростительных нарушениях за...

– Заплати ему! – огрызнулся Джесси, весь сжавшись. Ему надо было заткнуть этого человека, так как он заметил, что начальник станции как сова уставился на него из своего угла. Ему не надо было особо напрягать слух, чтобы услышать, что говорилось в этой комнате.

– Погоди минутку, Джесс...

– Я сказал, заплати ему, Джим, и я именно это имел в виду! – рявкнул Дюфрейн.

Мелчер не мог поверить своим ушам. Только секунду назад, поняв, как он ошибся в намерениях Дюфрейна на том поезде, он мог бы поклясться, что с деньгами ничего не получится. Он не удержался, чтобы не заговорить:

– Деньги для успокоения совести...

– И ты тоже заткнись, ничтожество, если хочешь выжать из меня так много! – выпалил Джесси, вскакивая и указывая пальцем на Мелчера. – Джим, сделай, как я сказал.

– Погоди минутку, Джесс, железная дорога частично и моя. Я хотел бы получить некоторые объяснения, прежде чем мы дадим ему то, что он хочет.

Внезапно Джесси покачнулся. Скрип стула заставил Мелчера отодвинуться подальше от стола.

– Я хочу поговорить с тобой, Джим. Выйдем.

Дюфрейн не обращал внимания на любопытные взгляды на улице. Взбешенный, мрачный он стоял на веранде станции, засунув большие пальцы в карманы жилета, и рассеянно смотрел на блестящие сковородки, выставленные на обозрение перед магазином напротив.

– Джесс, я должен был сказать им, что мы владельцы, – увещевал его Хадсон.

– Все в порядке, Джим, это все равно всплыло бы раньше или позже. Я только не хотел, чтобы это узнала Эбби до того, как я покину город, вот и все.

– Здесь происходит что-то, чего я не понимаю, и, может быть, это не мое дело, но хотел бы чтобы ты лишний раз подумал о своем поспешном решении удовлетворить запросы этой пиявки.

– Я уже обдумал, и мое решение неизменно.

– Ты уверен/ – С несколькими условиями, и деньги будут выплачиваться из моих прибылей, а не твоих.

Они тихо разговаривали несколько минут и потом, вернувшись, заняли места за импровизированным столом.

– Мистер Краули, – обратился Хадсон, почти игнорируя его клиента, – если железная дорога выплатит мистеру Мелчеру десять тысяч долларов за ущерб, мы в свою очередь требуем с его стороны выполнения некоторых условий. Во-первых, мистер Мелчер должен объявить в местной газете, что железная дорога не несет никакой ответственности за происшествие, которое вызвано не столько тем, что мистер Дюфрейн имел при себе револьвер, сколько тем, что ваш клиент ехал в одном из наших вагонов, когда был ранен. Заявление ни в малейшей степени не должно чернить имя мистера Дюфрейна или мисс Абигейл Маккензи, а напротив, сделать предельно ясным, что мистер Дюфрейн не грабил поезда, а мистер Мелчер ошибся в его намерениях. Если пожелает, он может указать, что действовал, по его мнению, из лучших побуждений, но это единственное оправдание, которое он может дать своим действиям.

Наше второе условие заключается в том, Ч1о мистер Мелчер вложит не менее двух третей полученных денег в дело на Разъезде Стюарта Он может выбрать любой вид предприятия но оно должно быть в этом городе и не может быть продано в течение пяти лет.

Третье условие заключается в том, что мистер Мелчер никогда не будет ездить поездами РМР. Он, конечно, может использовать железную дорогу для транспортировки товаров для своего предприятия, но ноги его никогда не должно быть в наших поездах.

Мы хотим, чтобы эти пункты были зафиксированы на бумаге и заверены нотариусом вместе с добавлением, что если какой-нибудь из этих пунктов будет нарушен, мистер Мелчер должен будет выплатить РМР всю сумму, десять тысяч долларов, по первому требованию.

Краули хранил молчание, приподняв вопросительно бровь в сторону Мелчера. Тот не мог оправиться от потрясения. Это была месть Дюфрейна за подозрение в ограблении. Он был достаточно богат и влиятелен, чтобы позволить себе выплатить десять тысяч долларов на дело, которое в будущем все равно стало бы его собственным! Лицо Мелчера пылало, руки дрожали, он не понимал, почему надо было инвестировать деньги в Разъезд Стюарта, да и не хотел знать. Будучи зависимым от этого самодовольного человека, он боялся услышать его обоснования, которые могли оказаться не менее отвратительными, чем его наглые ультиматумы.

– Я согласен, – тусклым голосом проговорил Мелчер, – но с одним условием со своей стороны.

– И каким же? – спросил Хадсон.

– Дюфрейн в приватной обстановке при... принесет извинения мисс Мак... Маккензи.

– Ты заходишь слишком далеко, Мелчер! – забушевал Дюфрейн. Его лицо побагровело. – Любое неприятие между мной и мисс Маккензи не имеет ни малейшего отношения к этой встрече и, более того, это не твое дело!

– Вы сделали это моим делом, сэр, однажды утром, когда прямо у меня перед глазами позволили себе неслыханные вольности!

– Хватит! – взревел Дюфрейн.

Макс чуть не проглотил язык. Джесси вскочил на ноги, чуть не опрокинув стол. Кувшин опасно накренился, стаканы закачались, один из них завертелся и в конце концов опрокинулся, расплескав воду по столу и на колени Мелчера. Дюфрейн, расставив ноги и сжав руки в кулаки, злобно смотрел на него.

– Наши проблемы, мои и Эбби, уже решены, так что ни слова больше о ней, понятно? Вы можете забирать свои десять тысяч в уплату за вашу кровь, за ваш палец или за что там еще и жить в роскоши остаток ваших дней, или я выйду отсюда, оставив эти деньги у себя в кармане, и вы меня больше никогда не увидите! Что вы выбираете?

Мелчер уставился на черные усы, снова представляя в воображении это наглое, голое тело, насмехавшееся над ним и мисс Абигейл. Как бы он хотел, чтобы пуля попала в Дюфрейна на четыре дюйма левее. Но если бы он высказал свою мысль вслух, он потерял бы десять тысяч из личных прибылей этого дьявола. Дэвид не сомневался, что скажи он еще хоть слово, он увидит только спину Джесси, а не деньги. Поэтому он прикусил язык и решил больше не настаивать на извинении мисс но он Абигейл. Его гордость была уязвлена, только кивнул.

– Очень хорошо. Я дам в газеты информацию, какую вы хотите, но вы больше никогда не должны появляться на Разъезде Стюарта. Вам нечего здесь делать.

Они оба понимали, что подразумевают Абигейл Маккензи. Дюфрейн сделал последний тщательно подготовленный выпад.

– Вы забываете, Мелчер, что я владею здесь собственностью, на которой вы в данный момент стоите. Не указывайте мне, куда я могу, а куда не могу ходить... по делу, конечно, – закончил он саркастически, приподняв одну бровь.

Хадсон, пытаясь сгладить враждебность между ними, вставил:

– Больше, пожалуй, нечего добавить, – и поспешил закончить дело, – мистер Краули, если вы останетесь, мы составим соглашение, заверим его до моего отъезда из города, а мы проследим за получением в течение трех дней банковского чека мистером Мелчером в любом месте, какое он укажет. Вы понимаете, что мистер Дюфрейн должен лично снять такую сумму со своего счета в Денвере.

– Да, понимаю. Если это приемлемо для мистера Мелчера, это приемлемо и для меня.

Мелчер напряженно встал.

Дело завершилось, Хадсон и Дюфрейн вышли в сухую полуденную жару, которая ничуть не охладила пыл Джесси.

– Что с тобой случилось, Джесс? – Хадсон взял друга за локоть. – Я никогда не видел, чтобы ты так защищался и нападал из-за женщины.

– Женщины, черт! Я только что отписал десять тысяч заработанных тяжким трудом долларов этому пискуну! Как я после этого должен себя чувствовать?

– Погоди, Джесс. Именно ты сказал дать ему их, а я считал, что это слишком много не только для того, чтобы заткнуть его, но и по любой другой причине. Так что же произошло в доме мисс Маккензи?

Джесси отыскал взглядом конец крыши дома Эбби, над декоративным фасадом шорной мастерской и шорной лавки. Сквозь зубы он ответил:

– У тебя пытливый ум, Джим, а у меня есть характер. Именно поэтому ты следишь за делом в целом, а я – на местах. Давай так все и сохраним, и прибереги свое расследование для таких типов как Мелчер, хорошо, приятель?

– Ладно... как хочешь. Но если ты пытаешься спасти репутацию мисс Маккензи, как насчет начальника станции с его ушками на макушке и выпученными глазами? Не знаю, что означало замечание о непозволительных вольностях в спальне леди, но оно может послужить источником всяких неожиданных толков, как только сорвется с языка нашего начальника станции. Может мне вернуться и дать ему на лапу или ты сам это сделаешь?

– Черт побери, Джим, не хватало мне унижений от этого Мелчера так тут еще и ты?

Хадсон понимал, что его друг не в настроении, и потому посчитал полученный от него нагоняй немного преувеличенным. Но Джесси все-таки что-то мучило. Хадсону оставалось только гадать, что бы это могло быть.

4 – Будь практичным, – добавил Хадсон.

– Ну так возвращайся на станцию и поступи практично по своему усмотрению. Я за сегодняшний день уже достаточно потерял... своей практичности.

Они договорились встретиться в гостинице перед отъездом, а затем Хадсон вернулся на станцию, а Дюфрейн пошел в салун, приковывая к себе взгляды всех жителей города за исключением Эрни Тернера, который храпел за столиком, уронив голову в лужу пива.

ГЛАВА 17

Из окна своей комнаты на втором этаже гостиницы на Мэйн-стрит Дэвид Мелчер видел, как Хадсон и Дюфрейн садились на поезд, отходивший в 3:20. Он, как и обещал, дал в газету только ту информацию, которая была заранее согласована. Однако Мелчера все равно выводила из себя мысль о том, что ему приходится восхвалять Дюфрейна. Но еще больше его раздражало то, что он снова мог наткнуться на Дюфрейна в доме мисс Абигейл, поэтому он дождался, пока Дюфрейн не окажется на поезде, который теперь уносил его прочь из города.

Только теперь Дэвид Мелчер в полной мере ощутил радость от своей победы и улыбнулся, вспомнив о своих неограниченных возможностях. Мысль об обладании десятью тысячами долларов приятно согревала его, поэтому, переодеваясь и причесываясь, он напевал себе под нос, размышляя о внезапно открывшихся перед ним радужных перспективах. К тому моменту, когда он прибыл к мисс Абигейл, он сиял словно фара локомотива.

– О, мистер Мелчер, вы довольно рано! – сказала она, увидев его. Но она была рада его приходу, потому что последние пять часов показались ей самыми длинными в ее жизни. Она вспоминала встречу на станции, а воображение уносило ее дальше: она представляла, как Джесси в своем потрясающем костюме садится на поезд и вместе со своим приятным другом Джеймсом уезжает с Разъезда Стюарта, чтобы никогда не вернуться. Когда над крышами появилось облако пара, и паровоз издал прощальный гудок, мисс Абигейл скрестила руки на груди и подумала: ну и ладно – он навсегда уходит из моей жизни. И когда в летней тишине замер стук колес, она внезапно почувствовала себя осиротевшей и одинокой.

Дэвид Мелчер пришел как нельзя кстати, так как ей было необходимо прогнать преследовавшие ее мысли о Джесси. Порозовевший от радостного волнения, Дэвид Мелчер с ангельским видом стоял на крыльце, сияя мальчишеской улыбкой. Казалось, от избытка чувств он вот-вот расплющит нос о стекло на входной двери.

Мисс Абигейл догадалась, что результат встречи на станции, скорее всего, был в его пользу.

– И чем же вызвано ваше ликование? – спросила мисс Абигейл.

– Можно войти? – неожиданно вырвалось у него. Мисс Абигейл не успела и глазом моргнуть, как он уже открыл дверь. – Вы правы, мисс Абигейл, я сегодня рад и ликую, и можете догадаться отчего.

Она не могла сдержать улыбки.

– Ну, полагаю, результаты встречи соответствуют вашим ожиданиям, но– Боже мой– мистер Мелчер, вы едва не танцуете. Садитесь.

Он уселся на краешек канапе, но потом вскочил, как ошпаренный.

– Мисс Абигейл, надеюсь вы еще носите те красные туфли, потому что я хочу пригласить вас на ужин, чтобы отметить.

– Отметить?.. На ужин?.. Но что... что, мистер Мелчер?!

Ее ни разу в жизни не приглашали на ужин. Дэвид забылся еще больше, схватил ее за руки и, глядя в ее изумленное лицо, сказал:

– Как что? Нашу победу, конечно. Железная дорога согласилась заплатить мне за ущерб десять тысяч долларов.

На мгновение мисс Абигейл лишилась дара речи, настолько она была ошарашена. В изумлении она открыла рот.

– Десять... тысяч... долларов? – она, не веря своим ушам, рухнула на стул.

– Именно!

Дэвид смотрел на нее еще секунду, потом, казалось, пришел в себя и, отпустив ее руки, снова сел на канапе.

– О Боже, какое восхитительное великодушие, – запинаясь проговорила она, снова рисуя в своем воображении Джеймса Хадсона и чек на одну тысячу долларов, который он оставил на полке стойки для зонтиков.

Дэвид Мелчер понимал, что теперь должен рассказать мисс Абигейл о том, что Дюфрейн является совладельцем железной дороги, но не хотел портить вечер.

– Скажите, что вы согласны отпраздновать это событие сегодня вечером вместе со мной. Я считаю это нашей победой, вашей и моей. По-моему, будет правильно, если мы отметим это вдвоем.

– Но это ваша компенсация, а не моя.

– Мисс Абигейл, я не смею омрачать радости настоящего момента, но учитывая обстоятельства, при которых мы встретились, я чувствую себя– скажем так– в ответе за оскорбления, нанесенные вам этим дикарем Дюфрейном. Раньше я чувствовал себя беспомощным. Теперь, выйдя победителем в этом споре, мы, кажется, наконец загнали его в угол. Не столько за то, что он сделал мне, сколько за то, что он сделал вам.

Мисс Абигейл рассматривала мужчину, сидевшего на краешке "канапе. Он говорил с такой искренностью, так хотел быть ее защитником, что она вдруг почувствовала себя виноватой за то, что он по-прежнему считает ее безупречной леди, достойной его рыцарских ухаживаний. Она так же остро чувствовала всю безнадежность ситуации, потому что не могла изменить того, что произошло между ней и Джесси Дюфрейном. Как бы ей хотелось, чтобы этого никогда не случалось, чтобы она могла с чистым сердцем принять заступничество и восхищение Мелчера. Она дотронулась рукой до высокого воротника и отвела взгляд.

– Ах, мистер Мелчер, я по-настоящему– тронута, но, думаю, мне лучше не праздновать вашу победу. Позвольте мне просто поздравить вас и оставить в знак вашей благодарности красные туфли.

На его лице отразилось разочарование.

– Вы даже не хотите, чтобы я угостил вас ужином?

Но у их отношений не было будущего. Она поднялась со стула и подошла к письменному столу, сделав вид, что хочет привести в порядок бумаги. Повернувшись спиной к Мелчеру, мисс Абигейл ответила:

– Я просто думаю, что будет лучше, если вы этого не сделаете.

Весь зардевшись от волнения, Дэвид Мелчер пробормотал:

– Зн... значит ли это, что вы не... не можете простить мне, в чем я об... обвинил вас в то уж... ж...асное утро, когда уходил от вас?

– Да нет же!

Мисс Абигейл обратила к нему умоляющий взгляд.

– Это все забыто, пожалуйста, поверьте мне, Дэв... мистер Мелчер.

Но от его внимания не ускользнула эта невольная оговорка. Он встал и, набравшись храбрости, приблизился к мисс Абигейл. В волнении она снова повернулась к столу.

– Тогда д... д... докажите это, – выдавил он наконец.

Мисс Абигейл взглянула на него через плечо, одной рукой держась за ci ол.

– Доказать это? – повторила она.

– П... примите мое приглашение ид... докажите, что все это з... за... забыто.

Она взялась за кружевной воротник. Выражение ее лица смягчилось. Ах, как бы ей хотелось хоть раз в жизни сходить на ужин с таким джентльменом как он. Она хотела веселья и беззаботности, которых была лишена в молодости, очарования и радости общения с мужчиной, который всегда рядом. Она хотела бы иметь с ним общие интересы, которые – она была уверена – обязательно найдутся.

Он все еще ждал от нее ответа. Взгляд его карих глаз умолял ее принять приглашение.

Мисс Абигейл одолевали сомнения. Если бы это случилось вчера. Если бы только не произошло того, что произошло вчера у них с Джесси. Если бы только... если бы только. Она разозлилась. Черт бы тебя побрал, Джесси, почему ты не сказал, что он вернется?

Она знала, что должна отказать, но приглашение Дэвида было таким соблазнительным. Что может быть плохого, если я проведу с ним один вечер– всего лишь один? Он только сегодня здесь, а завтра уедет, кому может навредить один вечер в его обществе?

– Ужин– это мило, – сдержанно произнесла она, уже чувствуя себя виноватой из-за того, что согласилась.

– Значит, вы пойдете? Мелчер снова ликовал.

– Пойду.

– И вы наденете красные туфли?

«О Боже!» – подумала она, чувствуя, что краснеет. Она не видела способа разрешить эту ситуацию, ведь Мелчер не подозревал чрезмерной вычурности туфель. И тут к ее чувству неловкости примешалось воспоминание о том, как Джесси уничижительным тоном предупреждал ее: «Только не выставляй себя дурой, вышагивая в этих чертовых красных туфлях по Мэйн-стрит!» И она решилась-таки надеть туфли и все время молилась, чтобы никто из горожан не заметил их. Но она отдала бы свой чек на тысячу долларов, чтобы сам Джесси Дюфрейн увидел, как она идет в них по городу под руку с Дэвидом Мелчером.

В городе отметили их безупречные манеры.

На следующее утро каждый житель Разъезда Стюарта уже знал, как вежлив был Дэвид Мелчер, и как благовоспитанно вела себя мисс Абигейл. Все знали, что парочка заказывала и как долго ела, и сколько раз они обменялись улыбками. А из уст самого Луи Калпеппера стало известно, что на мисс Абигейл были красные туфли. Ничего себе. Красные! Они, должно быть, были подарком Мелчера, потому что он, кажется, торговец туфлями откуда– то с Востока.

«Только представьте себе! – судачили в городе, – мисс Абигейл сошлась с торговцем туфлями, да еще с Востока. При этом вырядилась, словно на Рождество, в красные туфли, которые подарил ей мужчина, проведший ночь в ее доме!» – Какой замечательный вечер, – сказала мисс Абигейл, когда они не спеша возвращались домой после ужина. Так медленно она еще никогда не ходила. – Чем я могу отблагодарить вас?

Он, прихрамывая, шел рядом. С каждым его шагом вздрагивала ее рука, которой она держала его за локоть.

– Не отказываться в следующий раз, когда я приглашу вас.

Изумленная, мисс Абигейл еле сдержалась, чтобы не посмотреть на него.

– В следующий раз? Вы разве не уезжаете с Разъезда Стюарта?

– Нет, не уезжаю. Как я уже говорил, у меня есть большая партия туфель на продажу, и я намерен договориться с местными лавочниками насчет распространения. Кроме того, я должен дождаться, пока железная дорога переведет сюда мои деньги.

Мисс Абигейл так и подмывало спросить, сколько дней это займет.

Мелчер не стал говорить, что вынужден вложить основную часть денег здесь, так как при этом он выглядел бы марионеткой Дюфрейна, а также умолчал, как тот его раздражает. Дэвид хотел, чтобы мисс Абигейл поверила, что решение остаться и осесть здесь было его собственным, каким, возможно оно и было бы, если бы ему дали свободу выбора.

– Сколько... сколько дней, вы думаете, на это потребуется? – не выдержала она.

– Может быть, дня три.

Три дня, подумала она. Ох, чудесные три дня! Что плохого может произойти, если она еще три дня будет наслаждаться его обществом? Это все, что у меня будет, а потом он уедет.

– В таком случае я не стану вам ни в чем отказывать, пока вы здесь, – сказала она и почувствовала, как напрягся его локоть, которым он прижимал ее затянутую в перчатку руку к себе.

– Мисс Абигейл, вы не пожалеете, – пообещал он.

Но где-то глубоко внутри мисс Абигейл уже пожалела. Потому что вечер был такой великолепный. И потому что ее сердце екнуло, когда Дэвид прижал ее руку к себе.

– Скажите, какие великие дела вы собираетесь совершить, получив деньги? – спросила она. чтобы отвлечься от своих мыслей.

– Я еще не очень задумывался над этим. Денег вполне достаточно, чтобы чувствовать себя свободным. Я никогда особенно не нуждался, но такой суммы у меня никогда не было.

Приблизившись к дому мисс Абигеил, они еще больше замедлили шаг.

– Странно, не правда ли? – сказала она. – Со мной произошло примерно то же самое и по той же самой причине. Я еще не говорила вам, что железная дорога выплатила мне тысячу долларов за уход за вами и... и мистером Дюфрейном? – Произносить его имя было мучительно, и когда она это сделала, то ощутила, как напряглась рука Дэвида, но все же продолжала. – Это тоже принесло мне ощущение надежности. Временной, конечно, но тем не менее – надежности.

Дэвид Мелчер определенно не завидовал ее тысяче долларов, но его задевало, что именно Дюфрейн заплатил ей и сделал это с легкостью.

Он подавил свое раздражение и спросил:

– Как это случилось?

– Сюда приходил мистер Хадсон и оставил чек для меня. Он, кажется, важная персона на дороге. Он не владелец?

Дэвид медлил с ответом, по-прежнему не желая говорить, что Дюфрейн тоже является совладельцем.

– Да, – промолвил он наконец. – Я уверен, вы заслужили все до последнего пенни.

Они подошли к веранде, и мисс Абигеил спросила:

– Не хотите зайти ненадолго? Ваша нога, наверно,устала.

– Нет... То есть да... То есть, моя н... нога в... в порядке, но я бы зашел ненадолго.

Мисс Абигеил бросила взгляд на соломенные стулья, но вместо этого пошла к качелям, оправдывая свой выбор тем, что времени у них все равно мало.

После того как она села, Дэвид вежливо спросил:

– Можно?

Она подобрала юбки и освободила место. Он напряженно сел рядом, убедившись, что рукав его пиджака не касается ее. Раздавались беспокойные ночные звуки– стрекот насекомых, пианино из салона, шелест колышимых ветром листьев.

Он откашлялся.

Она вздохнула.

– Что-нибудь не так? – спросил он.

– Не так? Нет... нет, все... чудесно.

И это было правдой. У него были свои деньги, у нее – свои, он водил ее на ужин, она наконец отделалась от Джесси Дюфрейна.

Он снова откашлялся.

– Вы, кажетесь... ка... какой-то другой ин... иногда.

Она и не подозревала, что это заметно. Ей следовало быть осторожнее.

– Это просто из-за того, что я не привыкла к таким переменам. Все произошло так быстро. А я уверена, вы уже догадались, что я не из тех, кого приглашают на ужин каждый вечер. Я до сих пор думаю, как это было прекрасно.

– Для...

Он еще раз кашлянул, – Для меня тоже. Я думал об этом в... все время после того, как я покинул Ра... Разъезд Стюарта, думал о том, как х... хочу вернуться и пригласить вас на ужин. Дэвид опять прокашлялся.

– И вот мы здесь.

Да, как две кочерги, подумала она к своему удивлению, желая, чтобы он положил на спинку скамейки руку, как делал Джесси. Но он не был Джесси, и она не имела права желать, чтобы Дэвид хотя бы отдаленно в своих поступках напоминал его! И все же по мере того, как текли минуты, а Дэвид сидел рядом с ней, как бревно, ее все больше охватывало разочарование. Его отношение к ней вдруг показалось слишком детским. Она подумала, нельзя ли как-нибудь расшевелить Дэвида.

– Именно здесь я открывала посылку с вашими туфлями.

– Прямо здесь? На качелях?

– Да, мистер Бинли принес мне ее со станции. Помните мистера Бинли – один из тех, кто принес вас в мой дом в то утро?

– Это такой высокий и тощий?

– Именно. Он, похоже, был весьма польщен тем, что я получила пакет. Уверена, он надеялся, что я открою его у него на глазах.

– Но вы не сделали этого?

– Конечно же нет. Я принесла пакет прямо сюда, на качели, после того как он ушел, и открыла его в одиночестве.

– И что вы... эх-м! – снова у него как будто першило в горле, – подумали?

– Конечно же я удивилась, мистер Мелчер, просто удивилась. Не думаю, чтобы хотя бы одна женщина в городе имела красные туфли.

Это была правда!

– Ну, они скоро все начнут щеголять в таких, потому что в моей партии их много. Вы знаете, красный цвет сейчас входит в моду.

Мисс Абигейл по доброте душевной не могла сказать ему, что она на самом деле думает по поводу его туфель. Он узнает это сам, когда их никто не будет покупать. Здесь, на Западе, степенные, трудолюбивые женщины предпочитали темно-коричневые и черные тона, но Дэвид, как и многие люди от торговли, был убежден, что его товар самый лучший, и был не способен видеть его недостатки.

– Может быть, вы предпочитаете другой цвет? – спросил он только теперь.

– О нет, – соврала она, – конечно, нет! Они прекрасны!

Когда она научилась так бойко врать? Он еще раз прочистил горло, положил руки на колени и устремил взгляд вперед.

– Мисс Абигейл, когда я подошел сегодня к вашей двери я отчетливо слышал, как вы с Дюфрейном спорили насчет туфель.

– Да, спорили, – призналась она чистосердечно.

– Почему? – спросил он, сам удивляясь своему безрассудству.

Но когда дело касалось его продукции, он проявлял твердость характера.

– Они ему не нравились.

– Отлично! – воскликнул Дэвид, внезапно почувствовав себя удовлетворенным.

Это, возможно, было самое романтическое восклицание за весь вечер, но мисс Абигейл не обратила на это никакого внимания, озабоченная тем, что еще удалось Дэвиду услышать из их утреннего разговора с Джесси.

С колотящимся сердцем, набравшись смелости, она спросила:

– Что еще вы слышали?

– Ничего. Только его замечания о туфлях. Мисс Абигейл подавила вздох облегчения. Дэвид умоляюще посмотрел на нее и сказал:

– Он теперь уехал, и мы можем забыть о нем, – Да, – согласилась мисс Абигейл.

Но где-то внутри у нее осталось неприятное чувство, не позволившее ей взглянуть в глаза Дэвиду, так как она знала: до конца жизни она будет помнить Джесси Дюфрейна. Она попробовала разрядить атмосферу:

– Давайте поговорим о более приятных вещах. Расскажите мне о Востоке.

– Вы там никогда не бывали?

– Нет. Я не ездила дальше Денвера, я была в нем только два раза, еще ребенком.

– Восток... – Дэвид на секунду задумался. – Что ж, на Востоке есть абсолютно все, что душе угодно. Повсюду фабрики, производящие все, особенно с тех пор, как кончилась война. Новейшие новшества и величайшие изобретения. Вы знаете, что человек по имени Лайман Блейк из Массачусетса изобрел швейную машинку для пришивания подметок к туфлям?

– Нет, не знаю, но думаю, он достоин благодарности за это чудесное изобретение.

Мисс Абигейл поняла, что ей до смерти надоел этот разговор.

– На Востоке есть все только-только появившиеся современные достижения прогресса, включая суфражизм, дающий женщинам возможность голосовать за их бредовые идеи и поощряющий такие диковинные игры как женский теннис. Да, на Востоке не все глад– Ко5– закончил он, давая понять, что он думает о женщинах, играющих в теннис.

– О суфражистской ассоциации мисс Стентон я, конечно, слышала, но что такое теннис?

– Уверяю вас, ничего особенного, мисс Абигейл, – с отвращением проговорил он. – Да это самая... самая неприличная возня, какую когда-либо изобретали во Франции! Женщины с серьезным видом бегают и... истекают потом, колотя по мячикам этими ракетками с жилами.

– Это похоже на индейскую игру в мяч.

– От нецивилизованного дикаря такого вполне можно ожидать, но женщинам с Востока должно быть прекрасно известно, что носить укороченные подолы, укороченные рукава и носиться как... это просто отвратительно! Они потеряли всякое чувство приличия. Некоторые даже пьют спиртное! Женщины с Запада намного более симпатичны мне. Они по-прежнему придерживаются старых правил поведения, и с помощью своих денег я попытаюсь поддержать существующее положение вещей. Претенциозные идеи Востока пусть остаются там, где им место.

Произнося эту тираду, он ни разу не запнулся.

Предмет обсуждения привел мисс Абигейл в негодование. Она сидела на качелях, слегка покачиваясь, и внезапно поймала себя на том, что сравнивает мнение Дэвида Мелчера с мнением Джесси Дюфрейна, который много раз увещевал ее, чтобы она забыла о своей благовоспитанности и чопорности. Она вспомнила тот день в горах, когда он снял с нее шляпу, посмеиваясь над ее застегнутыми намокшими манжетами. Она нарисовала в воображении его смуглую руку, наливающую шампанское, и вспомнила чувство легкости и свободы, когда оно побежало по ее жилам. А потом была неприличная ссора на стуле в кухне, а потом Джесси сказал, что она нравится ему в этой старой выцветшей юбке...

– ...вы согласны, мисс Абигейл?

Она вышла из задумчивости и поняла, что Дэвид все еще распинается о добродетелях западных женщин, в то время как она витала в облаках, размышляя о Джесси и сравнивая его – да еще в выгодном свете! – с Дэвидом.

– Ах, разумеется, – она выпрямилась, – я полностью согласна, вне всяких сомнений.

Но она сомневалась даже в том знает ли, с чем соглашается. Неужели память о Джесси будет неотступно преследовать ее?

По-видимому, она согласилась встретиться с ним завтра в час дня, потому что Дэвид встал с качелей и пошел к двери, а мисс Абигейл последовала за ним.

Он спустился на одну ступеньку, повернулся, громко прокашлялся, снова поднялся, неуверенно нащупал руку мисс Абигейл, поцеловал ее и быстро ретировался.

– Спокойной ночи, мисс Абигейл.

– Спасибо за ужин, мистер Мелчер.

Провожая его взглядом, мисс Абигейл почему-то захотела, чтобы он больше не кашлял, не нащупывал руку для поцелуя, и вообще, чтобы целовал не руку! Она хотела, чтобы он поцеловал ее в губы, и чтобы его поцелуй оказался намного лучше поцелуя Джесси Дюфрейна.

В доме стояла мертвая тишина.

Войдя, она даже не стала зажигать лампу, безразличная ко всему и разочарованная. Она поднесла тыльную сторону ладони, куда ее поцеловал Дэвид, к губам, пытаясь вспомнить, что она почувствовала при этом. Дэвид Мелчер с чистым сердцем восторгался ею – она была уверена в этом. Невольно она сравнивала поступки и манеры Дэвида и Джесси Дюфрейна. Почему, даже уехав, Джесси обладал властью возвращаться к ней? И в самые неудобные моменты? Вместо того, чтобы наслаждаться произведенным на Дэвида впечатлением, мисс Абигейл была занята бесконечным сопоставлением двух мужчин, причем Джесси все время выходил победителем. За эти два дивных дня, что ей предстоит провести с Дэвидом, ей хотелось убедиться, что он совершенный, безупречный, несравненный. Но Джесси не давал этого сделать. Джесси царил везде.

Даже здесь, в своем доме, из которого он ушел, она прислушивалась, надеясь услышать его дыхание или скрип кровати под ним. Возможно, заняв свою старую комнату, она сможет изгнать его дух. Но когда она вошла, ее охватило чувство пустоты: ее «грабителя» там не было. Пустая кровать была темна. Тишина становилась пугающей. Мисс Абигейл опустилась на край кровати и остро ощутила отсутствие Джесси: одиночество и грусть были сильнее, чем после смерти отца.

Она скорчилась и ударила маленьким кулачком по подушке, на которой совсем недавно лежал Джесси, и зло закричала:

– Убирайся из моего дома, Джесси Дюфрейн!

Только его не было здесь.

Она снова ударила по подушке. Ее изящный кулачок произвел в тишине глухой звук одиночества. Он ушел, в отчаянии подумала она. Он ушел. Как она могла так привыкнуть к нему, что его отсутствие кажется настоящей пустотой? Мисс Абигейл захотела, чтобы ее жизнь вернулась в то русло, каким она текла до появления Джесси. Она хотела, чтобы в ее жизнь вошел человек вроде Дэвида Мелчера, с которым у нее были бы привычно вежливые, благоразумные отношения. Но ничего этого не было, она сокрушенно уперлась руками в мягкие подушки Джесси, словно не могла поверить в его отсутствие, ссутулилась и поникла головой, погруженная во мрак.

– Черт бы тебя побрал, Джесси! – закричала она в темноту. – Зачем ты пришел сюда?

Рыдая, она рухнула на кровать и принялась исступленно перекатываться по ней, обхватив его подушку руками.

ГЛАВА 18

На следующее утро Эбби забыла, что в доме никого нет. Она потянулась и перевернулась, придумывая, что приготовить Джесси на завтрак. Поняв свою ошибку, она резко села и оглянулась вокруг. Она снова была в своей спальне – одна.

Абигейл легла на спину, посмотрела в потолок, потом закрыла глаза и стала убеждать себя быть благоразумной.

Жизнь должна идти своим чередом. Она должна и может забыть Джесси Дюфрейна. Но открыв глаза, она почувствовала себя опустошенной. Наступающий день не сулил ничего страшного – стоило ли вставать с постели?

Весь день она уничтожала следы пребывания Джесси в ее спальне. Она выстирывала запах Джесси из простыней, стирала отпечатки его пальцев с медной спинки кровати и взбивала подушки на сиденье под окном, чтобы уничтожить отпечаток его тела. Но даже сделав все это, она не могла снова назвать эту комнату своей. Джесси незримо присутствовал в ней– в вещах, до которых дотрагивался, в местах, где отдыхал, напоминая против воли Абигейл, кем он стал для нее.

Уборка была закончена и у Абигейл оставался еще час до прихода Дэвида. Принесли очередной номер местного «Курьера» – Абигейл услышала, как ее положили на веранду, и обрадовалась, что может хоть как-то отвлечься от мыслей о Джесси.

Она не спеша вернулась в дом, задержалась перед стойкой для зонтиков и с помощью газеты проверила упругость своего подбородка. Но даже эта давнишняя привычка напомнила ей теперь о Джесси, стоящем наполовину обнаженным в дверном проеме и насмехающемся: «Не отвисла?» Абигейл резко отвернулась от зеркала и одним взмахом открыла газету, желая развеять свои воспоминания.

Лотта Грабтри появилась в знаменитом Теллер-Опера-Хаус в Сентрал-Сити в сопровождении великого Маджески.

Еще один железнодорожный магнат решил построить себе особняк в очень престижном городе Колорадо-Спрингс.

Обвиняемый в ограблении поезда... Глаза мисс Абигейл расширились, а язык, казалось, разросся до неимоверных размеров.

ОБВИНЯЕМЫЙ В ОГРАБЛЕНИИ ПОЕЗДА НА ПОВЕРКУ ОКАЗАЛСЯ ВЛАДЕЛЬЦЕМ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ На встрече во вторник в полдень на станции Разъезда Стюарта третейские судьи обсуждали...

Там было все, включая и правду о Джесси Дюфрейне, о которой Абигейл следовало догадаться давным-давно. Стоя посередине своей благопристойной викторианской гостиной, мисс Абигейл поднесла облаченное в кружева запястье ко рту. Джесси – владелец железной дороги! Человек, которого я называла дорожным грабителем, владеет железной дорогой! Так он в конце над ней посмеялся. Но разве он не смеялся над ней все время?

Со смесью ужаса и смятения Абигейл вспомнила, что она проделывала с ним, с владельцем железной дороги!

И вдруг, высоко подняв подбородок и прикрыв лоб ладонью, она засмеялась. Тишину разрезал жалобный, наполненный горечью звук, и когда он, наконец, затих, Абигейл ошеломленно смотрела на статью, пораженная дошедшим до нее смыслом и тем, что не отгадала правду в тот день, когда пришел Джим Хадсон. Может быть, она и могла предположить такое, но просто не хотела, чтобы это оказалось правдой. То, что она прочитала, расставило все на свои места.

Статья описывала встречу в подробностях вплоть до того, как были одеты четыре участника. Джеймс Хадсон был представлен как деловой представитель и совладелец железной дороги, а Джесси Дюфрейн был назван скрытым партнером, который наблюдает за своим предприятием через объектив фотокамеры. Само совещание характеризовалось, как «довольно спокойное обсуждение, прерываемое временами яростными стычками враждебно настроенных Дюфрейна и Мелчера по, казалось бы, не относящемуся к делу вопросу о некоей мисс Абигейл Маккензи, жительнице Разъезда Стюарта, которая ухаживала и за Дюфрейном, и за Мелчером во время их лечения».

Мисс Абигейл была оскорблена и ощутила злость, безмерно порадовавшую бы Джесси Дюфрейна.

Дэвид Мелчер, которому посчастливилось как раз в этот момент переступить порог, был не на шутку встревожен, когда мисс Абигейл ударила его сложенной газетой в грудь.

– Ми... мисс Абигейл, что с... случилось? – бормотал он.

– Что случилось? – повторила она, не заботясь о силе своего голоса. – Прочитайте это, а потом уже спрашивайте, что случилось! Я уважаемая женщина, мне еще жить и жить в этом городе, после того как вы и мистер Дюфрейн уедете. Я не потерплю, чтобы мое имя поносил каждый сплетник Разъезда Стюарта, о чем вы оба позаботились, выставив меня на первую страницу газеты!

Мелчер бросил недоуменный взгляд на статью, на Абигейл и затем начал молча читать, обнаружив в газете гораздо больше информации, чем он сообщил редактору.

Какое вы имели право обсуждать меня на встрече, на которой присутствовала пресса?

– Пр... пресса... не п... присутствовала. Встреча была строго пр... приватная. Я... он... Дюфрейн даже заставил меня по... пообещать, что я ни... словом не обмолвлюсь о вас.

Это удивило мисс Абигейл.

– Тогда как же так получилось? – домогалась она.

– Я... я не знаю.

– Да и вообще почему обо мне стали говорить и обсуждать на встрече?

Вчера он действовал ради нее из самых лучших побуждений, а теперь дрожал при мысли, что из-за него заварилась такая каша.

– Я подумал, что он и... извинится перед вами за... за все, через что он заставил вас пройти.

Абигейл повернулась к нему спиной и теребила перед своей блузки.

– А вам не приходило в голову, что он уже извинился?

– Мисс Абигейл! Неужели вы защищаете его в то время, как именно я намеревался з... защитить вас?

– Я никого не защищаю. Мне просто досадно, что я стала предметом спора двух мужчин, и мое имя оказалось в газете. Как я теперь буду выглядеть в глазах горожан, и почему вы не сказали мне вчера вечером, что он совладелец железной дороги?

Мелчер мгновение размышлял над вопросом и потом в свою очередь спросил:

– Это каким-то образом изменит ваше мнение о нем?

Сообразив, что если эго так, то она превратится в лицемерку, Абигейл повернулась, и горячо возразила.

– Нет, не изменит. Просто я подумала, что вам следовало бы рассказать мне, что вы получили деньги от него, вот и все.

– Действительно, это он заплатил мне.

Именно он ранил меня.

– Но при этом он не грабил поезда. Вот в чем разница.

– Вы защищаете его! – обвинил ее Мелчер.

– Нет, не защищаю! Я защищаю себя! Она постепенно повышала голос и теперь уже кричала, словно рыбная торговка. Поняв это, она быстро прижала пальцы к губам. Абигейл поймала себя на том, что препирается с ним точно так же, как бесчисленное число раз спорила с Джесси. Злясь на Джесси, она набрасывалась на Дэвида, словно он был в двух лицах. К своему ужасу, она обнаружила, что такая борьба нравится ей, что она наслаждается перепалкой, как учил ее Джесси.

Но Дэвид не был Джесси Дюфрейном, Дэвид был ошеломлен ее нападками и не присущим леди криком. Его лицо покрылось пятнами, и он, не отрываясь, смотрел на Абигейл, как будто никогда раньше ее не видел. Он и на самом деле не видел – такой. Он сказал тихо:

– Это настоящая склока.

Его слова вернули Абигейл здравый смысл. Досадуя на то, как она только что себя вела, она внезапно почувствовала себя ничтожной и совсем неправой. Абигейл присела на краешек канапе и стала смотреть на руки, сжатые крепко на коленях.

– Простите меня, – сказала она, раскаиваясь.

Мелчер, приятно удивленный превращением ее в прежнюю мисс Абигейл, сел рядом.

– Вы меня тоже.

– Нет, это моя ошибка. Не знаю, что на меня нашло, когда я заговорила с вами в таком тоне. Я... – Она запнулась, так как это была неправда. Она знала, что это не ее ошибка, и знала, что на нее нашло влияние Джесси Дюфрейна. Он говорил, что склока действует как рвотное. Она доставляет приятные ощущения. Она очищает.

Дэвид заговорил мягко:

– Может быть, мы бы не ссорились, если бы... – он собирался сказать «не заботились друг о друге», но вовремя остановился, – ...не говорили о... нем.

Напряжение между ними осталось, каждый был недоволен другим, повисла тишина. Спустя некоторое время Дэвид сказал:

– Знаете, я ни за что не сказал бы и не сделал ничего, что могло бы подвергнуть опасности вашу репутацию. Да что уж там, теперь это было бы равнозначно уничтожению и моей собственной репутации, разве нет?

Абигейл посмотрела на сидящего рядом с ней на канапе человека.

– Нет, вы еще не понимаете, – продолжил он. – я не успел вам сказать. Я собирался сказать когда п... подошел к двери, но там были вы с этой... этой газетой и не дали мне возможности объяснить.

– Что объяснить?

Мелчер по-мальчишески улыбнулся, его мягкие карие глаза встретились с глазами Абигейл.

– Что я собираюсь остаться на Разъезде Стюарта и открыть здесь обувной магазин на деньги, выплаченные железной дорогой.

Сердце мисс Абигейл бешено забилось, от угрызений совести и страха возник комок в горле, сковало все тело. Слова Мелчера отдавались в ее чреве, открыть которое она просила Джесси Дюфрейна. Она была абсолютно уверена, что не встретит больше ни одного мужчину, который мог бы это сделать. Как иронично было со стороны Джесси не только выполнить ее просьбу накануне возвращения Дэвида, но и снабдить его деньгами, чтобы он мог осесть здесь, рядом с ней, и ухаживать за ней, хотя теперь это было невозможно. Что же теперь ей было делать? Поощрять ухаживания Дэвида, зная, что не сможет принять их? А было ясно, что он намеревается за ней активно ухаживать.

Джесси Дюфрейн напоследок зло подшутил над ней, дав Дэвиду возможность вступить в брак, он лишил такой же возможности Абигейл.

Дэвид Мелчер видел, как меняется выражение лица Абигейл. Вначале она выглядела удивленной, потом счастливой, потом смущенной, лукавой, ошеломленной и, наконец, он мог бы поклясться, что увидел виноватое выражение. Отчего оно могло появиться, Дэвид не знал, но он совершенно не ожидал финальной реакции: мисс Абигейл прижала пальцы к губам и прошептала:

– Ох, нет!

Дэвида поразило разочарование, сквозившее в этом восклицании.

– Я думал, вы будете счастливы, мисс Абигейл.

– О да, да, – сказала она быстро, дотронувшись до его рукава. – Это так замечательно для вас. Я знаю, что вы не из тех, кто любит странствовать по миру.

Однако она совсем не выглядела счастливой.

– Да, я не такой. Я всегда хотел осесть в каком-нибудь одном месте. Просто у меня никогда не было на это средств, и я не мог найти подходящее место. – Он робко взял ее руку. – Сейчас, мне кажется, я нашел и то, и другое. Пойдемте со мной сегодня! Вы бы мне очень помогли. Я должен подыскать здание под съем, или землю под строительство. В конце Мэйн-стрит есть местечко, которое мне нравится. Вы знаете, с кем здесь надо повидаться, где можно найти людей, с которыми мне надо поговорить, и, конечно, вы можете представить меня им. Ох, мисс Абигейл, – уговаривал он, – пойдите. Мы посмотрим им всем в глаза и положим конец слухам, начатым газетой.

Мисс Абигейл благоразумно отдернула руку и потупила глаза.

– Боюсь, вы не совсем хорошо знаете жителей этого города. Если мы появимся вместе после того, что было напечатано в газете, никто не возьмет своих слов обратно. Боюсь, мы тем самым дадим пищу новым слухам, а не остановим прежние.

– Я не подумал об этом, вы, конечно, правы.

Мисс Абигейл решила раз и навсегда прекратить любые отношения с Мелчером, дающие ему надежду. Это было бы лучшим выходом. Но Мелчер выглядел таким подавленным ее отказом помочь ему, что она почувствовала себя не вправе упираться. Она действительно могла ускорить дела.

– С другой стороны, – медленно проговола Она, – если мы предстанем перед городом и покажем всем, что связаны только дело– ми отношениями, мы можем прекратить толки, не так ли?

Он с надеждой поднял взгляд. Его лицо внезапно стало по-юношески привлекательным, как в тот первый день, когда его принесли в ее дом.

– Значит, вы пойдете/ Вы поможете мне сегодня?

Она подавила желание вздохнуть. Что же ей было еще делать?

– Да, пойду. Но только как посредник, вы понимаете?

– Конечно, конечно, – согласился он.

Дэвид Мелчер относился к тому типу людей, которые оставляют о себе хорошее впечатление. Его мягкие, приятные манеры убеждали людей, что он не пустомеля с Востока, какими они считали всех торговцев. Но были и такие, кто говорил, что не прояви мисс Абигейл настойчивость, Мелчера бы никуда не пустили, таким он был застенчивым и скромным. Она же в деловой манере, с какой всегда общалась с горожанами, открывала перед ним все пути. Если кто и осуждал ее за резкость, помалкивали. Как обычно, люди относились к ней – и поэтому и к Мелчеру – с уважением. Возможно, это происходило из-за того, что все привыкли обходить ее стороной, возможно, из-за того, что она жила нелегкой жизнью, и все это знали, или просто потому, что их мучило любопытство по поводу ее отношений с двумя мужчинами, которые поспорили из-за нее. Как бы то ни было, в тот день они, казалось, приобрели одобрение всего города и получили множество приглашений на празднование Четвертого июля. И в самом деле, некоторые деловые люди были больше озабочены тем, чтобы заручиться присутствием этой парочки на завтрашнем празднестве, чем вопросами продажи земли, сдачи собственности внаем или обсуждением цен на пиломатериалы.

За их спиной ползли слухи. Присужденные деньги рождали много вопросов, остававшихся без ответов. Поэтому не удивительно, что все говорили Дэвиду и Абигейл: «Не забудьте завтра прийти на праздник на Хейкс-Мидоу» или «Вы ведь придете, мисс Абигейл, не правда ли?», или «Вы ведь вместе придете, не правда ли?» Некоторые выражались более прямолинейно: «Будет торговля корзинами, ловля обмазанного жиром поросенка, бег в мешках и чего еще там не будет. Это подходящий случай познакомиться со всеми, кого вы вскоре будете называть своими покупателями, Мелчер».

Некоторые вместо прощания говорили: «Убедите ее отпраздновать вместе с нами. Повозки будут стоять перед магазином Авери без четверти десять или около того».

Кроме того, горожане завлекали их посулами: «Это единственный день, когда вы можете найти на Разъезде Стюарта мороженое. Вы же не захотите такое пропустить, да?» Но что уж они действительно не хотели пропустить, так это возможность увидеть мисс Абигейл с новым кавалером, которого она подцепила тут же, как только старый уехал из ода Конечно, все знали, что Мелчер сказочно разбогател на деньгах того, другого парня Кто бы мог подумать, что мисс Абигейл станет гоняться за женихами, да еще за такими у которых туго набиты кошельки. Конечно, все знают, что она почти без денег с тех пор, как умер ее отец. Кто станет осуждать женщину в таком положении? Железная дорога заплатила ей тысячу, но насколько этого хватит? Она, возможно, просто устраивает свое будущее, подцепив этого Мелчера на крючок. Все без исключения в городе ждали завтрашнего дня, чтобы посмотреть, появятся ли они вдвоем, и будет ли она мила с ним. Сегодня это трудно было определить, но завтра будет совсем другое дело.

Мелчер обрадовался, когда показался дом мисс Абигейл. Они успели за день очень много: посмотрели в нескольких местах собственность, сдаваемую внаем, выяснили, что у Нельса Нордквиста есть свободный земельный участок рядом с его шорной мастерской и лавкой, поговорили с ним о цене, зашли в земельную палату, договорились о чертежах простого, одноэтажного бревенчатого дома со складом, торговой площадью и витриной и выяснили, с кем говорить о цене на пиломатериалы и доставку.

Вернувшись домой, мисс Абигейл направилась к плетеным стульям на веранде.

– У меня нет слов, чтобы выразить всю благодарность, – сказал Мелчер.

– Ерунда, вы были правы. Я знаю в этом городе каждого человека, и было бы полным безумием посылать вас одного договариваться обо всем.

– Вы были великолепны. Люди, казалось, просто... подчинялись вашей воле.

До появления в ее жизни Джесси Дюфрейна она и не помышляла, что может ответить так, как ответила:

– Я имею склонность запугивать людей, и они боятся меня.

Она знала, что это было прямое, неженское признание, которым она могла смутить Дэвида. Но признавшись, она почувствовала себя странно раскрепощенной.

– Нелепость, – сказал Дэвид, – такая леди, как вы? Вы вовсе не... нахальны.

Она внезапно поняла, что действительно была такой, а Дэвид не хотел этому верить. Нахальство не сочеталось с женственностью. Леди должны быть застенчиво-уступчивыми. Но Джесси открыл ей глаза на самообман, и она теперь могла избавиться от него.

– Это не нелепо. Боюсь, это правда. Однако сегодня это нам помогло, поэтому я бы не стала жаловаться.

И все же ей было немного больно оттого, что люди открывали перед ней двери из-за того, что она их пугала, в то время как перед Дэвидом потому, что он им нравился.

– Кроме строительства есть еще много. Мне надо проверить свои запасы и заказать больше туфель, надо разобраться с отделкой, навесным тентом и стеклом для окна. Мне придется съездить куда-нибудь, чтобы присмотреть запас дров на зиму... Да, и надо выписать печку с Востока и... Он резко остановился, задержав дыхание, так как понял, что увлекся.

Но Абигейл внезапно посмотрела на него совсем по-другому и почувствовала, что готова смеяться и радоваться его энтузиазму.

– Думаю, меня понесло, – робко признался он.

– Да, понесло, – согласилась она, – но у вас есть на это право. Вы делаете большой шаг вперед. Потребуется масса планов и столько же энтузиазма.

Лицо Дэвида вдруг стало озабоченным.

– Я не подразумевал, что вам надо проходить вместе со мной каждый этап. Я не вправе ожидать этого от вас. Вы и так много сделали сегодня.

Но они все равно продолжили строить планы по строительству магазина, его отделке, приобретению товаров и о перспективах. Дэвид был очень оживлен, но постоянно заставлял себя сидеть смирно и сдерживать возбуждение.

Абигейл все время сравнивала его с Джесси, с его безграничной самоуверенностью и некоторой глупостью. Он бы никогда не стал держать себя так, как Дэвид, который смирно сидел в соломенном кресле, словно был вплетен в него, он бы вышагивал взад и вперед и бушевал: «Черт возьми, Эбби, я знаю, это дело пойдет, и ты должна мне помочь!» «Абигейл Маккензи! – бранила она себя, – прекращай эти непозволительные сравнения и внимательно слушай Дэвида!» – Кажется, мы в... волей-неволей... ах... должны присутствовать на пр... празднике завтра, – промямлил он, – вы не возражаете?

Абигейл пыталась не раздражаться на недостаток напористости у Дэвида, и чувствуя себя виноватой за то, что целый день сравнивала его с Джесси, нашлась, что ответить:

– Это неплохая возможность заняться делом. Нет, я не возражаю. Я каждый год участвую в празднике. Так делают все жители города.

– Тогда, я... эхм... мы могли бы... ах... пойти вместе, – пробормотал он.

Мисс Абигейл хотела, чтобы ее приглашали вовсе не так. Она вспомнила, как Джесси однажды обозвал Дэвида мямлей, но потом внутренне одернула себя за то, что ведет себя нечестно по отношению к Дэвиду.

– Ну... если... если... вы не против.

– Я не имела в виду... Конечно, я пойду вместе с вами.

Он встал, собираясь уходить. Мисс Абигейл поймала себя на том, что почти рада его уходу.

– Где это Хейкс-Мидоу?

– Это северо-восточная окраина города. Как вы слышали, несколько повозок поедут от магазина Авери и все, кто хочет, может ехать туда.

– Бе... без четверти десять?

"Да.

– Я приду... Может, мне... ну, зайти за вами чуть раньше?

– Я буду готова, – ответила она, начиная все сильнее злиться на его заикания.

– Теперь я лучше пойду...

На конце фразы его голос стих настолько, что его нельзя было разобрать. Это действовало мисс Абигейл на нервы. Казалось, нормально говорит он только на деловые темы, а говоря о себе он заикался и запинался. На ступеньках он сделал это снова.

– Я... я... могу я...

Но так и не смог закончить и только смотрел на Абигейл преданно как спаниель. Она точно знала, что он хочет ее поцеловать, но не смеет. Почему он просто не схватит меня и не сделает это, удивилась она. Ей не требовалось мысленно добавлять, «как сделал бы Джесси». Она сравнивала движения, интонацию, манеры двух мужчин. И, как ни странно, в каждом случае Дэвид проигрывал. Это ошеломило ее. Она смотрела на удаляющегося Дэвида, и хотя манеры его были безупречны, Абигейл теперь предпочитала невоспитанность Джесси.

ГЛАВА 19

Мисс Абигейл не одобряла всего, что происходило на Хейкс-Мидоу по праздникам Четвертого июля, но тем не менее всегда присутствовала на них. Она обладала чувством патриотизма, а это был патриотический праздник, хотя он всегда каким-то образом превращался в одну бесформенную, шумную, пропитанную пивом свалку. Каждый год он начинался с глупой речи мэра под сенью флагов, которые держали дети, но проходило совсем немного времени, и политики оставляли свое занятие ради пива и неизбежно следовавшего за ним сквернословия. Потому что лилось рекой пиво и в избытке были вареные бобы, о чем заботились Дочери Американской Революции, готовившие их в котле на пятьдесят галлонов. Была даже вечная шутка о том, что смешай Дочери несколько котлов своих скверных бобов 4 июля в США отмечается День независимости. 15 в 1776 году и накорми ими британцев, война могла закончиться на семь лет раньше. А когда эти бобы смешивались с пивом...

На празднике устраивались самые невообразимые состязания – подготовленные и импровизированные. Рам-крик катил свои прохладные воды с гор и возле бобровой плотины образовывал пруд Хейкс-Понд. Именно здесь лесорубы, спускавшиеся с гор, показывали, почем фунт лиха каждому жителю Разъезда Стюарта, посмевшему состязаться с ними в логроллинге или в лазанье по деревьям, но горожане потом отыгрывались в игре в набрасывании колец и в погоне за поросенком.

Кроме того, устраивался конкурс поцелуев, который с течением дня становился все более и более раскованным, так что люди целовались везде и со всеми. Разумеется, чем гуще становились сумерки, тем легче это удавалось.

Представление начиналось в десять часов утра и официально заканчивалось в десять вечера фейерверком, а неофициально – когда жене удавалось затащить домой последнего буйного пьяницу, выражающего патриотические чувства громче, чем на прошлогоднем празднике.

Мисс Абигейл взяла корзину благотворительного аукциона – единственного развлечения, которому она отдавалась всем сердцем. Она поставила ее рядом с остальными корзинами под огромным дубом, где всегда происходили торги. Мисс Абигейл как всегда надела отделанную маргаритками шляпку и сизого цвета платье с подходящим по цвету жакетом простого кроя, которые к одиннадцати часам намертво приклеились к ее телу. Дэвид Мелчер в коричневом костюме, белой рубашке и галстуке-ленточке нагревался пропорционально подъему солнца к зениту.

Они вдвоем сели в тень и потягивали написпросила мисс Абиток из сарсапарели. Вы не пьете пива?

гейл.

– Мне оно не очень нравится.

– Пиво здесь – напиток дня, хотя я никогда не могла понять, почему мужчины не могут вовремя остановиться. Четвертого июля они, кажется, просто не могут этого сделать. Посмотрите! Посмотрите только на мистера Диггенса. Вон тот, в голубой рубашке, бросает вызов лесорубу в два раза больше его самого. Неужели именно пиво заставляет его верить, что он может победить в арм– рестлинге такого здоровяка?

Они посмотрели на парочку не подходящих друг другу соперников, которые встали на колени у противоположных краев пня, и конечно маленький мистер Диггенс проиграл, но тут же вскочил смеясь и предупредил огромного, рослого лесника:

– Еще немного пива, и я разделаюсь с тобой, как нечего делать!

– Да неужели! – проревел лесоруб. – Что ж, дайте ему пива!

И не успел Диггенс запротестовать, как лесоруб поднял его, словно невесту, и понес к бочонкам пива, громко вещая по пути:

– Айвен, напои моего друга пивом. Я хочу посмотреть, как он со мной разделается!

В толпе раздался взрыв смеха. Лесоруб снял рубашку, обвязал ее за рукава вокруг пояса и встал как сам Пол Баниан, попивая пиво рядом с карликом Диггенсом, словно ждал, когда Диггенс внезапно пустит ростки и подрастет.

Мисс Абигейл и Дэвид присоединились ко всеобщему смеху.

– Эти маленькие дуэли – лишь прелюдия к настоящим состязаниям, которые начнутся в полдень, – объяснила мисс Абигейл.

Дэвид огляделся.

– Я никогда не был силен в физических упражнениях, – не смущаясь признался он.

– Боюсь, Диггенс – тоже.

Их глаза встретились, и оба прыснули.

– Думаю, ораторы уже теряют свою аудиторию, – заметил Дэвид через некоторое время. Большинство слушателей покинуло берег пруда, как только мэр прекратил упражняться в пустословии.

– Они гораздо охотнее слушают чепуху у бочонков.

Там поднялась новая волна веселья. Теперь лесоруб с волосатой грудью, который обвязал рубашку вокруг пояса, сделал реверанс перед Диггенсом, после чего они обнялись и начали импровизированный танец под пиликающую скрипку. Когда они сделали поворот, из их кружек, забрызгав двух молодых женщин, выплеснулось пиво. Те отпрыгнули и завизжали в ожидании извинений. Лесоруб сделал в их сторону еще один нелепый реверанс, а девушки захихикали.

– Кажется, что Четвертого июля здесь что-то случается с людьми, – сказала мисс Абигейл, расстегивая свой жакет, ставший уже невыносимым на жаре.

– Великолепное место, л так счастлив от того, что решил остаться на Разъезде Стюарта. Эти люди... они все были так милы со мной вчера. Я чувствую, что принят здесь.

– А почему бы вас не приняли? Неужели вы думаете, они не понимают, что ваше дело будет выгодно городу?

– Вы так думаете? Вы действительно думаете, что дело пойдет?

Дэвид вел себя очень открыто. Иногда он ощущал почти детскую необходимость в поддержке со стороны мисс Абигейл и ее поощрениях.

– Разве есть что-нибудь более необходимое, чем туфли? Вы только посмотрите на всех.

Мисс Абигейл повернулась и огляделась вокруг. Стайка мальчишек возилась под деревом невдалеке. Они играли в какую-то изобретенную ими самими разновидность регби, пиная набитую сумку поношенными ботинками. Мимо прошла мать, ведущая девочку, которая плакала, ушибив голый палец на ноге. На матери были стоптанные полуботинки, давно требовавшие починки.

– Посмотрите, как сильно достается их обуви. Они наверняка вскоре придут в ваш магазин, чтобы купить себе новую обувь.

Мелчер унесся в мыслях далеко-далеко, рисуя картины будущего, но в этот момент к ним подошел гигант в знакомой форме лесорубов – в свободно свисающих штанах, черных подтяжках и красной клетчатой рубашке.

– Эй. Мелчер, тебя-то я и ищу! – Навстречу протянулась огромная, волосатая, дружеская лапа. – Меня зовут Майкл Морно.

Я слышал, вам скоро потребуется плотник. Я как раз такой человек, который вам нужен. Я принес пива, так что мы сможем поговорить по-дружески.

Дэвид Мелчер почувствовал, как его ставят на ноги и всовывают в руку кружку.

Дружелюбный лесоруб обратился к мисс Абигейл:

– Леди, надеюсь, вы не возражаете, если мы совместим приятное с полезным. Я доставлю его обратно. – Большая рука охватила плечи Дэвида и увлекла за собой. – Пойдем, Мелчер. Познакомься с некоторыми людьми, которых я хочу тебе представить.

Мисс Абигейл видела, как Мелчера заставили выпить пива. Это была не столько выпивка, сколько символ добровольного присоединения к общности. Даже с такого расстояния мисс Абигейл могла определить, когда они говорили о деле, потому что в такие моменты кружки замирали в их руках. Когда было достигнуто какое-то соглашение, все подняли кружки, включая и уже набравшегося Дэвида.

Она видела, как его коричневый костюм мелькал среди красных в клеточку, белых деловых рубашек и желтых нательных комбинезонов, и в каждую группу подносили новые порции пива. Один раз Мелчер бросил взгляд через весь луг и сделал беспомощный жест, извиняясь за то, что оставил ее, но она пожала плечами и улыбнулась, махнув рукой, чтобы он не беспокоился. С ней все в порядке, Абигейл с удовольствием наблюдала за суматохой вокруг. Дэвид заключал все новые сделки – вряд ли он смог бы сделать больше за две недели торговли или обивания порогов в городе и добровольно приобщался к поклонникам пива.

Мисс Абигейл перевела взгляд на состязающихся в беге в мешках детей.

Мимо пробегал Роб Нельсон, но слегка притормозил, увидев ее.

– Здравствуйте, мисс Абигейл.

– Привет, Роберт. Ты участвуешь в бегах?

– Конечно.

– Что ж, удачи тебе.

Сегодня мисс Абигейл была не такая как всегда, она не выглядела так, словно только что проглотила уксуса.

– Спасибо, мисс, – сказал мальчик, развернулся наполовину и потом вернулся, косясь на нее и потирая голову, словно у него что– то было на уме.

– В чем дело, Роберт?

– Ну, помните ту солому, что я приносил тогда для грабителя?

Он ожидал, что она рассердится, но Абигейл выглядела очень молодой и приятной, она приоткрыла рот и дотронулась рукой до блузки в районе сердца.

– Да.

– Она помогла?

– Конечно, Роберт, и я хочу поблагодарить тебя за то, что ты ее принес.

– А что вы с ней сделали?

К удивлению Роберта, мисс Абигейл улыбнулась и заговорщически склонилась к нему.

– Я вдувала в него суп, – прошептала она ему в ухо и опять распрямилась. – А теперь беги на свое состязание.

Но Роб не сдвинулся. Он так и стоял, открыв рот в изумлении.

– Вы вдували в грабителя суп, мисс Абигейл? – спросил он с недоверием.

– Он же не грабитель.

– Ох, – коротко сказал Роберт и с задумчивым видом засунул руки в карманы штанов. – Знаете, он совсем не был похож на грабителя в штанах от пижамы.

Теперь пришла очередь мисс Абигейл изумляться. Переполненная ужасом, она развернула Роберта за плечи и, превозмогая желание шлепнуть его, приказала:

– Роберт Нельсон, не смей этого повторять ни одной живой душе, понятно? А теперь дуй отсюда!

И непоседливый ребенок припустил к месту, где проводились бега, волоча за собой мешок.

Когда он убежал, мисс Абигейл подняла руку и прикрыла улыбку на губах. Ее плечи затряслись в смехе от воспоминаний, как Джесси разгуливал в пижаме, которая была ему мала.

– Что-нибудь смешное, мисс Абигейл?

– О, доктор Догерти, привет. Я просто радуюсь, как дети бегают в мешках.

– Я собирался заглянуть к вам и поблагодарить за все, что вы сделали. Вы действительно очень помогли мне.

– Я была рада помочь.

– Тот парень вел себя нормально, не наставлял больше на вас револьвер? Уверяю вас, что не думал доставить вам неприятности, когда возвращал ему оружие.

– Теперь все позади и закончено, уже много воды утекло.

Мисс Абигейл избегала взгляда доктора и вместо этого щурилась на солнце, наблюдая за бегами, которые шли теперь полным ходом.

– Ага! – согласился он, следуя за ней взглядом в направлении прыгающих мальчишек, некоторые из которых уже растянулись на животах и пытались встать на ноги. – Я слышал, вам очень хорошо заплатили.

Абигейл бросила на доктора быстрый взгляд. Только он мог позволить себе такую бестактность.

– В этом городе все слышат, – сказала она.

– Ага, – согласился он, – а то, что не услышат, прекрасно домыслят.

– Я слышала, Герти вернулась из Фэйрплей, – произнесла Абигейл, быстро меняя тему разговора.

– Да-а, она прилетела ко мне в офис более взмыленная, чем обмазанный жиром поросенок, за которым здесь будут гоняться. А я слышал, что вы вчера всему городу представляли этого Мелчера и устраивали ему связи для открытия нового дела.

– Да. Думаю, город обязан ему.

– Это почему же?

Это был странный вопрос. Мисс Абигейл взглянула в замешательстве на доктора. Но тот вытащил из кармана перочинный ножик и, преспокойно приведя в порядок ногти, продолжил:

– Как мне кажется, если мы кому и обязаны, так это Джесси. Здешний народ бушевал даже по поводу того, что его вынесли с поезда. Если бы не вы, он загнулся бы там. И все это время именно его железная дорога обеспечивает процветание Разъезда Стюарта. Вы только посмотрите, как можно ошибаться насчет человека.

Доктор, так и не взглянув на мисс Абигейл, сложил ножик, засунул его обратно в просторный карман и посмотрел в сторону бегов, где, схватившись за живот, лежал мальчишка.

– Ну, – пробормотал док, словно размышляя про себя, – думаю, мне лучше посмотреть, не смогу ли я вернуть его к жизни.

И он поспешил на помощь, оставив мисс Абигейл гадать, что он думает о ее отношениях с Джесси.

Наблюдая за доктором, Абигейл вспомнила ту ночь, когда она совсем обессилела и то, что за этим последовало. Она подумала о словах доктора: «Вы только посмотрите, как можно ошибаться насчет человека».

– Мисс Абигейл, я везде вас искал, – сказал Дэвид.

Абигейл подпрыгнула, охнула и приложила руку к сердцу.

– Извините, я не хотел напугать вас.

– О, я просто размечталась, вот и все.

– Идемте. Сейчас начнется аукцион. Вы долго простояли на солнце. У вас красное лицо.

Но цвет лица изменился из-за воспоминаний о Джесси. Она была рада, что Дэвид не может читать ее мыслей. Он взял ее за руку и отвел туда, где под огромным, раскидистым дубом собралась, разделившаяся по парам и устроившая пикник, толпа. Дэвид держал ее за локоть, и она чувствовала запах пива от Дэвида. Время от времени он неуверенно покачивался, но был все же настолько трезвым, что нашел корзину для пикника мисс J дбигеил по салфетке, высовывавшейся из-под крышки. Когда начались торги, Дэвид поднял руку и выкрикнул:

– Семьдесят пять центов!

– Есть, куда расти!

Кто-то похлопал ему по спине, и он с трудом вернул себе вертикальное положение. Кто– то прокричал:

– Это корзинка мисс Абигейл, Мелчер. Выкупай ее!

Посыпались добродушный смех и остроты. Щеки мисс Абигейл порозовели.

– Доллар! – пришла вторая цена.

– Доллар и десять центов! – крикнул Дэвид.

– Черт, разве так надо платить леди, которая спасла твою жизнь! Доллар двадцать!

Дэвид на пятках развернулся назад и пьяненько усмехнулся.

Кто-то из толпы завопил:

– Мелчер, неужели ты не видишь, как мисс Абигейл покраснела?

– Доллар с четвертью! – хотел выкрикнуть Мелчер, но вместо этого икнул посреди фразы и получилось – доллар с че-й-тве– ртью! – что подняло взрыв смеха.

Ведущий аукциона вопрошал:

– Кто-нибудь даст больше, чем доллар с чей-й-твертъю за эту корзину?

Смех стал еще сильнее, мисс Абигейл вспыхнула.

– Продано!

Молоточек опустился вниз, отовсюду раздался свист, крики и улюлюканье. Дэвид только усмехался.

– Забирай ее к черту, Дэвид! – кто-то подбадривал его, когда он неуверенным шагом направился за корзиной. Проходя мимо Майкла Морно, Дэвид был подправлен и поддержан рукой смеющегося лесоруба.

– Мы все сделаем. А сейчас время повеселиться, да, Мелчер?

Мисс Абигейл думала, что Дэвид никогда не доберется до корзины и не вернется с ней, но он вскоре вернулся, протянул ей руку и гордо повел. Абигейл, проходя сквозь толпу, покраснела как малина. На нее смотрел весь город. Дэвид бухнул корзинку на землю в тени дерева поблизости. В конце концов торги продолжились и на какое-то время отвлекли внимание народа от Абигейл и Дэвида.

Она присела, открыла корзинку и начала выкладывать еду, в то время как Дэвид свалился на колени.

– Мисс Абигейл, я должен попросить у вас про-й-щения, – икнул он. – Я сказал, что не й-пью пива, но реб-й-ята взяли меня в оборот. Я подумал, что ради дела не мешало бы затереться к ним в дове-й-рие.

Мисс Абигейл пришла в замешательство, но не винила Дэвида за его состояние. Она помнила с какой легкостью сама согласилась на «глоточек шампанского». Она внезапно поняла, что не может на него сердиться.

Он сидел, низко свесив голову, обхватив руками бока и печальным взглядом уставившись на землю между колен, будто устроил с ней соревнование, кто кого пересмотрит. Время от времени он тихо икал, не разжимая губ. Абигейл спокойно выкладывала еду.

– Я на самом деле очень виноват. Я не должен был оставлять вас одну.

– Вот. Если вы немного поедите, икота прекратится.

Он взглянул на кусочки жареного цыпленка протянутые ею, словно пытался понять, что это такое.

– Вот, – повторила она, вертя куриной ножкой перед носом Дэвида, – я не голодна.

Он тупо посмотрел на нее.

– Вам нэээжарко?

– Нет, но станет, если вы не возьмете цыпленка и не начнете есть, а то все люди уставились на нас.

– Ох... ох, конечно, – сказал он, очень осторожно беря куриную ножку, словно она была из фарфора. Он откусил кусочек, осмотрелся и затем по-идиотски махнул куском мяса в направлении группы таращившихся на них людей.

– Эй, там... как идут дела? Обращаясь к цыпленку, он пробормотал:

– Знаешь, на самом деле я не люблю пиво.

– Да, вы говорили мне. И я вам тоже говорила, что здесь, кажется, что-то случается со всеми людьми Четвертого июля.

– Но я ведь не сильно напился.

– Это имеет и свои положительные стороны. Вы получили сегодня боевое крещение и теперь по-настоящему приняты местным обществом.

– Вы действительно так думаете? – он поднял удивленный взгляд.

– Вы помните, что сказали, когда садились? Вы сказали, что ребята настаивали, чтобы вы выпили еще.

– Я такое говорил?

– Да говорили, значит вы стали одним из них.

Дэвид по-дурацки приподнял брови и усмехнулся.

– Ну что ж, может быть, может быть, – и добавил после долгой паузы, – из этого что– нибудь получится?

– Я думаю, что в первое время некоторые люди здесь принимали вас за богатого и влиятельного человека с Востока, какими они обычно бывают... и к тому же продавца обуви. Такое сочетание не встречало одобрения среди деловых людей Разъезда Стюарта. Поэтому я не удивилась, что они подвергли вас проверке.

– Вы так думаете?

Он продолжал задавать тупые, риторические вопросы, но мисс Абигейл не могла сдержать улыбки, так как он был сконфужен своим собственным состоянием... и это было в своем роде забавно.

– Я только предполагаю. Не тревожьтесь. Если они действительно хотели вас проверить, то сделали бы это только один раз, и я думаю, вы уже выдержали испытание.

– Вы так думаете? – спросил он снова тем же тупым тоном.

– Да, вы между пивом устроили некоторые дела, разве нет? В честь чего вы тогда поднимали кружки?

– Если подумать, то вы правы. Дэвид выглядел пораженным.

– Ну, в чем же тогда потери?

Даже в пьяном состоянии Дэвид был тронут ее великодушием.

– Вы проявляете удивительное понимание, мисс Абигейл, а ведь вы были смущены во время торгов.

– Хотите узнать секрет? – спросила она.

– М-м-хм-м.

Абигейл озорно наклонила голову.

– Сегодня это не шло ни в какое сравнение с тем, что было в год, когда мою корзину купил мистер Бинли.

– Боне Бинли? – изумленно спросил Дэвид.

Его рот открылся, открывая взору кусок курицы.

– Да... он самый.

– Боне Бинли купил вашу корзину?

Курица выпала изо рта. Мисс Абигейл пришлось прикрыть рот рукой, чтобы спрятать улыбку.

– Ага. Звучит смешно, да? – В ее словах не было ложной скромности. Ей казалось, что так проще избавить Дэвида от смущения и, в результате, провести с ним приятный день вместо того, чтобы укорять за то, что над ними посмеялись горожане и вынудили его напиться.

– Боне Бинли с табачной жвачкой, коричневыми зубами и весь день плюющийся возле магазина?

Это было забавно, хотя раньше мисс Абигейл и не находила такие ситуации забавными. Она, улыбнувшись, качнулась на коленях вперед и засмеялась.

– Забавно, правда? Но тогда это не было забавно. Он... купил мою корзинку, и никто не дразнил его. Это было ужасно, просто ужасно, идти сквозь толпу вместе с ним. И с тех пор он смотрит на меня большими глазами.

– Может, это ваш цыпленок сыграл с ним такую штуку.

Дэвид немного протрезвел, но по-прежнему оставался в достаточно приподнятом настроении, чтобы смеяться над собственной шуткой. Потом он обсосал свои жирные пальцы. Мимо прошла новая группа с корзинками, и Дэвид с Абигейл засмеялись. Фрэнк Эдни махнул Дэвиду рукой:

– Она, вроде, не очень сердится, Дэвид, а? – Затем он быстро коснулся полей шляпы, посмотрев на мисс Абигейл. – Плохое настроение, мисс Абигейл?

– Вовсе нет, мистер Эдни.

Она улыбнулась ему в ответ. Фрэнк удивился, какой хорошенькой становилась мисс Абигейл, когда вот так улыбалась и смеялась. Удаляясь от Дэвида и Абигейл, он заметил это своей жене, и та согласилась.

Мисс Абигейл, наблюдая за Эдни, внезапно почувствовала, что по-настоящему стала частью города.

Дэвид, смотря на нее, почувствовал себя легко и замечательно. За два коротких дня он успел влиться в общественное и деловое окружение Разъезда Стюарта почти со сказочной гладкостью, и все это– благодаря мисс Абигейл.

– Мисс Абигейл? – Да?

– Мне понравился цыпленок и фаршированные яйца тоже.

На самом деле он имел в виду, что ему нравится она.

Абигейл внезапно поняла, как здорово не подбадривать его, чтобы заставить улыбнуться или засмеяться.

– Вы где-то забыли пиджак, – заметила она.

Взглянув себе на грудь, Дэвид с удивлением заметил, что одет только в рубашку и галстук.

– Он где-то там. – Он махнул рукой с курицей. – Найдется, когда понадобится. Все равно для него слишком жарко. Не хотите снять свой жакет?

Отсутствие формальностей ведет к фамильярности – мисс Абигейл знала, что ей не следует снимать жакет, но было ужасно жарко, а Джесси научил ее не придерживаться слишком строгих правил приличия. Она попыталась не думать о том, как бы он обрадовался, увидев сегодня в ней эту перемену.

– Страшно жарко, – сказала она и стала снимать жакет.

Дэвид быстро вытерся салфеткой и на коленях подполз к Абигейл, чтобы помочь.

– Да, так лучше, – сказала она, положив жакет поверх корзинки, и провела рукой вверх по шее, чтобы подобрать выбившиеся волосы, но прическа находилась в безупречном состоянии.

Дэвид закончил еду, но по-прежнему чувствовал себя подвыпившим и, растянувшись на траве, расслабился. Ему хотелось знать, как бы он себя чувствовал, положив голову на колени Абигейл. Вместо этого он спросил:

– Завтра я предполагаю съездить в лагерь лесорубов и сделать на фабрике заказ Морно на пиломатериалы. Но я не очень хорошо знаю, где это находится.

– Это на полпути вон до того гребня, – сказала мисс Абигейл, указывая рукой и, скосив глаза, заметила на себе сосредоточенный взгляд Дэвида.

Ему нравилось, как тень легла на ее лоб,( когда она подняла голову, чтобы посмотреть на гребень.

– Не могли бы вы... – начал он, но остановился.

Может ли он просто пригласить ее на верховую прогулку или должен сказать, что нуждается в ее помощи, чтобы найти место? Она, кажется, смущалась от любых личных разговоров, но когда дело касалось бизнеса, она была более сговорчива.

– Не могли бы вы поехать со мной и показать, где это?

Она хотела сказать. «да», но вместо этого сказала:

– Завтра мне надо гладить.

– Ох, – потерянным тоном проговорил Дэвид.

Он лежал и рассматривал ее, в то время как она начала собирать остатки их трапезы. В конце концов, он сказал:

– Если это не займет у вас весь день, может быть вы могли бы поехать в полдень?

Мисс Абигейл была рада только одному: с тех пор как Дэвид находился под влиянием пива, он перестал запинаться. Это чуть было не заставило ее изменить мнение и сказать «да», но поняла, что не имеет права показываться на людях с ним.

– Нет. Я не смогу. – твердо сказала она, продолжая возиться с корзинкой.

Получив решительный отказ, Дэвид опустился на землю. Внезапная перемена настроения Абигейл смутила его. Всего минуту назад она была такая дружелюбная, но вдруг стала холодной и напряженной и даже не смотрела на него.

– Я раньше говорил, что не жду от вас, чтобы вы во всем помогали мне в начале моего дела, но теперь я прошу вас об этом. Мне не следовало этого делать.

Абигейл снова почувствовала раздражение от того, как Дэвид делал свои приглашения. Хотя она и знала, что его все время приходится поощрять, ей не хотелось, чтобы он выдумывал предлоги для того, чтобы побыть с ней. Женское тщеславие, упрекнула она себя, вспоминая поношения и уколы Джесси, когда он уговаривал ее на поездку. Она с усилием выкинула Джесси из головы.

Словно прося прощение за проступок, Дэвид спросил:

– Хотите мороженого?

Но внимание мисс Абигейл было поглощено другим. Она была раздражена тем, что ей все время приходится проявлять инициативу, а Дэвиду не хватало мужественности, чтобы проявлять ее самому. Все это очень ее смущало.

– Хотите?

Она вышла из задумчивости и увидела, что он стоит рядом с ней. Она удивленно мигнула.

– Что?

– Я спросил, не хотите ли вы мороженого, – повторил он. – Оно готово.

Он был обаятельным, вежливым и скромным. Абигейл на какое-то мгновение остановила взгляд на его фигуре, смущенная быстрой сменой чувств, которые она испытывала к нему.

– Да, пожалуйста, – сказала она, испытывая неловкость за то, что так смотрела на него.

С лица Дэвида пропала улыбка, он развернулся и захромал прочь, напомнив Джесси, который хромал вдоль по улице в последний раз, когда она видела его.

Дэвида очень удивляло поведение мисс Абигейл с тех пор, как он вернулся на Разъезд Стюарта. Стремительные перемены настроения совсем не соответствовали той степенной, приятной женщине, которой она была раньше. Иногда он мог бы поклясться, что он нравится Абигейл– и даже больше чем нравится, – а иногда в ее взгляде появлялся холодок, заставляя его думать, что он ей безразличен.

Он подошел к бидону с мороженым, вокруг которого стояла очередь ребятишек. Казалось, весь город стал о нем заботиться! Даже полная женщина, которая накладывала мороженое, обслужила его без очереди.

– Передайте мисс Абигейл, что я выбрала самых свежих персиков. Передайте, что Фанни Гастингс сказала, что она привела сюда замечательного парня, – проговорила любезная женщина с ямочками на щеках.

Дэвид поблагодарил ее и пошел обратно к мисс Абигейл, гадая, в каком настроении она окажется теперь.

Пораженный еще раз ее холодной, чопорной манерой поведения, он стоял над ней и смотрел на ее грудь под блузкой с высоким воротничком.

– Фанни Гастингс просила передать, что выбрала персики для мороженого сама.

Эбби подняла глаза и взяла предложенную порцию. По выражению лица Дэвида она поняла, что он думает, будто сделал что-то не так и расстроил ее, хотя на самом деле она в последние дни расстраивала саму себя. И так как он не сделал ничего плохого, а Джесси дюфрейн отказывался уходить из памяти, и у Дэвида был такой жалкий, побитый вид, когда он предлагал ей подтаявшее мороженое, она сказала:

– Мистер Мелчер, думаю, я найду завтра время, чтобы показать вам дорогу на фабрику.

Его лицо засияло, как у ангела. Когда он столь быстро, столь радостно улыбался, Абигейл понимала, как мало ей надо сделать, чтобы он стал счастливым. Благодарность и восхищение сияли в его глазах в ответ на малейшие знаки внимания с ее стороны.

Этим мужчиной, поняла она, можно манипулировать одной улыбкой. Это была заманчивая идея, но она почему-то не понравилась Абигейл. И все же, мисс Абигейл настроила себя на то, чтобы до конца дня быть с ним приятной, так как Дэвид не заслужил страданий из-за ее постоянных размышлений о Джесси Дюфрейне.

– Давайте пойдем посмотрим на соревнования обдирщиков коры, – предложила она, протягивая Дэвиду руку. Он помог ей подняться. На его лице отражалось только одно – преданность благодарного щенка.

Посвящение Дэвида Мелчера только начиналось утренней выпивкой и последующими торгами корзин. Оставаясь главной темой обсуждений, он и мисс Абигейл шумно приветствовались повсюду. Каждое приветствие сопровождалось радушным предложением кружки пива, и, как и утром, Дэвид все время обнаруживал в руке запотевшие стеклянные сосуды. Мисс Абигейл непила пива, но то, что она сопровождала Дэвида, делало мисс Абигейл более человечной в глазах Разъезда Стюарта. Иногда она даже улыбалась и смеялась, и городские женщины заметили это, пихая друг друга локтями и подмигивая. И час за часом Дэвид становился все более пьяным и все лучше принимался.

К концу дня мисс Абигейл тоже почувствовала, что женская часть города принимает ее как никогда. Ее пригласили на следующую встречу дамского кружка вышивания, дали ей передник и лопаточку во время конкурса на поедание пирога, развлекали ее, когда Дэвид разговаривал с мужчинами, и даже поддерживали за локоть. Дэвид участвовал во всем – в беге в мешках, в лазанье по столбу, индейской борьбе на руках и даже в соревновании по плевкам. Он почти везде терпел неудачи, но когда стали подводиться официальные итоги конкурсов, он занял первое место по проявлению доброй воли. Он пробовал участвовать во всех конкурсах, несмотря на хромоту, несмотря на то, что он был уверен в проигрыше еще до начала, и это внушило к нему уважение среди мужчин. А то, что он сумел вызвать в мисс Абигейл такие перемены, внушило уважение у женщин.

Дэвида отговорили от участия в последнем событии дня – соревнованиях по логроллингу. Тут требовались крепкие ноги и хорошее равновесие, а ни тем, ни другим Дэвид не мог похвастаться. Однако многие любители логроллинга, выбираясь из пруда, побежденные, вымокшие и смеющиеся, хлопали его по спине и сжимали в своих объятиях. Таким образом, вернувшись наконец к мисс Абигейл он так промок, будто сам участвовал в соревнованиях Кроме того он был в стельку пьян, испачкан табаком, пирогом, и от него разило пивом. В таком плачевном состоянии его поднесли к мисс Абигейл, которая помогала женщинам. Они убрали посуду из-под пирога, собирали вилки со стаканами и возвращали корзинки владельцам. u „ – Мисс Абигейл, – проревел Майкл МорНо – этот человек, черт побери, самый лучший спортсмен с отстреленным пальцем.

Женщины заметили, что мисс Абигейл и глазом не моргнула при словах черт побери. Она повернулась и увидела растрепанного Дэвида, который лежал на плечах порядочно поднабравшихся мужчин. Они смеялись, шатались, пели, хвастались, обхватив друг друга так, что если один из них клонился влево, то и все остальные клонились. Все качались туда-сюда.

– Город получил чертовски ценного гражданина, разве не так, Джим?

Кто бы ни был этот Джим, он завопил еще громче, чем его компаньоны, и появилась новая пьяная волна.

– Чертовски правильно, и мы должны поблагодарить мисс Абигейл за то, что она привела его! Так, ребята?

Раздались выкрики одобрения, мисс Абигейл взглянула вверх, где на их плечах раскачивался Дэвид.

– Видите? Мы принесли его обратно, мисс Абигейл.

Но подвыпивший оратор по-видимому был не способен выделить Дэвида из толпы и огляделся в его поисках.

– Мы ведь принесли? – спросил он, поднимая новый шквал шума. – Куда, черт возьми, мы его положили?

– Я здесь! – выкрикнул, смеясь, Дэвид с высоты.

Тот, который его искал, взглянул наверх.

– Вот ты где! Как, черт побери, тебя угораздило туда забраться?

– Эй, ты, болван, мы принесли его обратно мисс Абигейл, помнишь? – раздался другой голос. Кто-то споткнулся, и вся веселая компания в полном составе повалилась в противоположную сторону.

– Тогда опускаем его, так как она здесь! Мисс Абигейл поняла, что произойдет, еще раньше, чем это произошло. Только что Дэвид был наверху и улыбался, как деревянный болван, а в следующее мгновение плечи под ним разошлись почти синхронно – половина в одну сторону, половина в другую. Мужчины разделились как Красное море, и Дэвид Мелчер полетел вниз, по-прежнему улыбающийся и размахивающий руками. Мисс Абигейл охнула и бросилась ему на помощь. Он рухнул словно осьминог. Мисс Абигейл бросилась в клубок рук и ног, плечо Дэвида задело шею Абигейл, и она упала вместе с ним! Она приземлилась прямо на него, раскинув ноги и руки в совсем не подобающей леди манере.

Как только толпа поняла, что произошло, заботливые руки потянулись к парочке, ставшей жертвой несчастного случая. Мужчины ахали, женщины кудахтали. Дэвид с приклеившейся к лицу ухмылкой открыл глаза и обнаружил рядом лицо мисс Абигейл Маккензи, – и о Боже! – она лежала на нем! Ее волосы растрепались, грудь крепко прижалась к мокрой, пропитанной пивом рубашке, голубые глаза смотрели на него удивленно, а щеки стали восхитительного розового цвета. Его не интересовало, как она здесь очутилась и когда. Такой шанс грех было упускать.

Он обвил ее расслабленными руками вокруг шеи и поцеловал таким долгим и крепким поцелуем, что ему чуть не стало плохо из-за недостатка воздуха, головокружения и прочих последствий удара головой.

Мисс Абигейл ощутила, как напряглись его руки, и увидела, что его перекошенная ухмылка перекосилась еще больше. Она точно поняла, что он собирается сделать, но не успела предотвратить это. Она чувствовала, как ее волосы скользят по их щекам, и он целует ее, окружая смесью запахов табака, пива, пота и вишневого пирога.

Внезапно до нее донесся громкий, пульсирующий рев аплодисментов. Хлопали и кричали даже леди. Мужчины свистели, а дети просовывались между длинными ногами и нижними юбками, чтобы посмотреть, что происходит внутри круга.

– Дэвид, задай-ка ей! – крикнул кто-то.

Мисс Абигейл оттолкнула его, перевернулась и, наконец, вырвалась на свободу и упала в грязь рядом с Дэвидом. Ее лицо пылало. Но что было самое удивительное, во что никто не поверил, хотя и видел это, мисс Абигейл прыснула, пытаясь прикрыть свои пунцовые щеки маленькой рукой, против обыкновения грязной. Она протянула обе руки к орущим мужчинам и спросила:

– Ну что, вы собираетесь аплодировать весь день или кто-нибудь поможет мне?

И все засмеялись вместе с ней, ставя ее на ноги, как и Дэвида. Дамы начали суетливо отряхивать ей юбки и бранить недоумков мужей. Но в глубине души они все были рады. Мисс Абигейл оказалась не чванливой выскочкой, которой они считали ее все эти годы, а Дэвид– да он был создан для нее. Все посчитали, что в этот день состоялось сватовство, и каждый приложил к этому руку. Дэвида Мелчера и Абигейл Маккензи теперь воспринимали не по отдельности, а как пару.

Абигейл чувствовала свое необычное положение в обществе весь остаток дня. Это было для нее новое ощущение, не испытанное ею ни разу за всю одинокую жизнь. Неуловимая перемена, начавшаяся еще утром, разрослась с течением дня в нечто осязаемое. Если бы Абигейл попыталась определить это, то не смогла бы, несмотря на свой обширный словарный запас, подобрать верные слова, чтобы описать явление, когда одинокий человек исключается из круга тех, кто живет парами. Только взглянув назад на свою жизнь, она поняла в полной мере– сегодня она обрела то, чего была лишена до сих пор.

Наслаждаясь лучезарным чувством, мисс Абигейл сидела рядом с Дэвидом Мелчером на земле под глубоким ночным небом Хейкс– Мидоу. Вытянув ноги, подняв лица, они наблюдали за порывистыми вспышками фейерверка, которые освещали их и небо.

Уголком глаза Абигейл заметила, что Дэвид смотрит на нее.

– Я не должен был... целовать вас так,—:

пробормотал он, протрезвев во второй раз за лень. Он любовался ее подбородком, носом щеками, выхватываемыми из темноты. Она смотрела вверх и ничего не ответила. – Я... я точно не знал... что я делал.

– Не знали? – спросила она.

Он посмотрел в небо, где разорвалась ракета.

– Я хотел сказать, что выпил слишком много пива.

– Столько же, сколько и все остальные. Он решил позаботиться о ней.

– Вы не... вы не голодны?

– Нет.

Они откинулись на локти и положили ладони на траву. Дэвид пододвинул свою руку, пока не дотронулся пальцами до ее руки. В этот момент вспыхнул следующий залп, и Дэвид увидел, как Абигейл улыбается в небо.

Пальцы Дэвида были теплыми. В его глазах горело восхищение. Мисс Абигейл переполняло чувство удовлетворения днем, который они провели. Она задумалась, поцелует ли он ее на пороге дома?

На обратном пути в город в переполненной повозке Дэвид держал Абигейл за руку. Они сидели рядом на сене, и их руки скрывались в складках ее юбки. Они вспотели, и Дэвид один раз отпустил ее, вытер свою ладонь о штанину и потом снова нашел ее пальцы в сизой юбке. Абигейл вспомнила о Джесси, о его уверенных движениях, так непохожих на робкие действия Дэвида. Когда рука Дэвида возвратилась к ее руке, она виновато сжала ее.

Дэвид провожал Абигейл до дома, но вместе с ними шли и другие, поэтому он сохранял дистанцию. Возле двери он с бьющимся сердцем еще раз взял руку Абигейл в свою влажную ладонь.

– Я... – начал он и, как всегда, остановился.

Абигейл хотела, чтобы он просто сказал что думает, но он не Джесси, напомнила она себе, дай ему время.

– Спасибо, – сказал он наконец и отпустил ее руку, отступая назад, так как к соседнему дому подошли Нельсоны.

– Я не сделала ничего, чтобы заслужить благодарность, – тихо сказала Абигейл, разочарованная.

– Нет, сделали.

– Что?

– Ну... – Казалось он мгновение копается в памяти. – Как насчет пикника?

Дэвид глянул в корзинку на полу веранды. Абигейл промолчала.

– Вы... вы сделали многое, мисс Абигейл, вы знаете, что сделали. Вы с... сделали т... так, что меня сегодня приняли на Разъезде Стюарта.

Ночь была тихой, вокруг Эбби, словно приятный теплый ветерок, парила аура удовлетворения.

– Нет, это вы сделали так, что меня приняли.

– Я... я... что?

Она посмотрела на свои руки и соединила их.

– Я прожила здесь всю мою жизнь и никогда не чувствовала себя настолько частью города, как теперь. Вы сделали это сегодня, мистер Мелчер.

Он внезапно снова взял ее руки в свои.

– . Да нет, это я так себя чувствую. Как будто... как будто наконец нашел свой дом.

– Вы и нашли, – заверила его Абигейл, – дом, в котором вы всем по душе.

1– Да, всем.

Он долго стоял, сжимая ее руки. Абигейл услышала, как он опять сглотнул. Его руки были намного меньше, чем у Джесси. Она пыталась не сравнивать их. Поцелуй меня, подумала Абигейл. Поцелуй меня и прогони Джесси из моих мыслей.

Но он так и не набрался смелости, слишком уж протрезвел. Дэвид знал, что пребывает сейчас не в лучшем своем виде, от него пахло пивом и табаком, одежда испачкалась и намокла.

– Вы завтра покажете мне дорогу на фабрику? – спросил он.

– Конечно. Чем быстрее будет готово здание, тем раньше вы откроете свое дело.

– Да.

Он отпустил ее руки, сильно расстроив этим, по тому, как он это сделал, она поняла, что он вовсе не хотел отпускать их.

Джесси держал бы и держал их.

Черт тебя побери, Джесси, оставь нас одних.

– У меня был восхитительный день, – выдавила Абигейл, ощущая почти непреодолимое желание, чтобы ее поцеловал этот мужчина.

Но Дэвид только сказал:

– У меня тоже, – потом пожелал спокойной ночи и повернулся, чтобы уйти.

Ее сердце упало. Она была обречена еще на одну ночь размышлений о Джесси. Она устало подошла к качелям и села там в темноте, прислушиваясь к удаляющемуся звуку неровных шагов Дэвида. Скоро он отошел далеко, и звук его шагов заменил слабый скрип канатов, которому вторил сверчок. Абигейл завороженно смотрела на темную улицу, и перед глазами ее была не улица, а темные усы.

Дэвид... Джесси... Дэвид... Джесси...

Дэвид, почему ты не поцеловал меня?

Джесси, зачем ты поцеловал?

Дэвид, позволила бы я тебе?

Джесси, зачем я позволила тебе?

Дэвид, что будет, если ты узнаешь о Джесси?

Джесси, если бы не ты, Дэвиду нечего было бы узнавать.

Почему ты не заставил меня в ту ночь уйти, как сделал бы джентльмен? Все, что я получила из-за этого, только боль. Нет, это неправда, еще я получила Дэвида, который сама нежность, утонченность и приятность, которые я хотела всю жизнь. Почему я должна сравнивать его с тобой, Джесси Дюфрейн? Почему он должен во всем подстраиваться под тебя, хотя ты с самого начала до конца все делал неправильно? Дэвид, Дэвид, я так сожалею... поверь мне. Откуда мне было знать, что ты вернешься? Что с тобой будет, с твоей нежной натурой, если ты узнаешь правду обо мне? Почему я считаю ошибкой твою нерешительность, вежливость и джентльменское отношение? Джесси был стремительным, грубым, в нем нет ничего джентльменского, и я ненавижу это...

Но тут вступило ее предательское тело.

Она положила одну руку поперек живота, второй оперлась о локоть и, пытаясь забыться, подперла устало свой лоб.

Канаты качелей ритмично поскрипывали, и на Абигейл обрушились безжалостные воспоминания. Обнаженная грудь, выглядывавшая из выреза расстегнутой рубашки, рука, лежащая на спинке качелей, улыбка, медленно зарождающаяся в уголке усов, прикосновения рук, губ и языка.

На глаза навернулись слезы, Абигейл почувствовала, как набухли, словно бутончики роз, ее груди.

Убирайся из моей жизни, Джесси Дюфрейн! Слышишь меня?! Убирайся с моих качелей и из моей постели, чтобы я опять обрела спокойствие.

ГЛАВА 20

В следующие дни городские жители привыкли видеть мисс Абигейл и Дэвида вместе. Они проводили вдвоем много времени, принимая множество решений, необходимых, чтобы начать с нуля новое дело. На следующий день после пикника они появились на Сильвер– Пайн-Мил, чтобы купить пиломатериалы. Мисс Абигейл была рядом с Дэвидом, и благодаря своей деловой хватке она выторговала пиломатериалы за меньшую цену, настояв на том, что им предлагают наименее пригодную для строительства сучковатую доску. Но доска эта, как мудро заметила мисс Абигейл, была достаточно хороша для полок в задней части здания.

Стекло для окна, которое должно было быть доставлено поездом из Огайо, обошлось бы очень дорого, купи они кусок большого размера. Но мисс Абигейл предложила выписать несколько маленьких кусков, которые доставлялись за меньшую цену. Таким образом планировавшийся незамысловатый, холодный, безликий фронтон был заменен на теплое, призывное арочное окно а-ля Кейп-Код, первое, которым могла похвалиться Мэйн-стрит. Как сказала мисс Абигейл, почему бы не позволить женщинам полюбоваться на туфли с трех сторон вместо одной? Возможно, так они смогли бы продать в три раза больше обуви.

Однажды, когда возводились первые стойки, мисс Абигейл сделала Бонсу Бинли предложение, от которого он не смог отказаться: она каждый день в течение недели будет снабжать его и закадычных друзей корзиной с едой, если они выстрогают набор из двадцати восьми одинаковых круглых ножек, из которых будет сделано ограждение в заднике витрины. Через него можно будет видеть, что делается внутри магазина и это было бы намного приятней, чем глухая стена.

Когда на одной из воскресных служб было объявлено, что для церкви наконец-то заказали новые скамьи, мисс Абигейл предложила Дэвиду договориться о покупке старых деревянных скамей всего за часть цены. Сделав это, она отправилась в Авери– Холмз и нашла в задней комнате пыльный отрез крепкого репса, который лежал там долгие годы, потому что был ярко алым. Абигейл посчитала, что алый как раз тот цвет, который создаст уютный теплый интерьер обувного магазина. Она уговорила Авери продать ей весь отрез за смешную цену и оставила его очень довольным от того, что он наконец отделался от этой материи. Впоследствии она уговорила дам из кружка по вышиванию попробовать обтянуть мебель, чем никто из них до этого не занимался. Они обили и обтянули старые церковные скамьи красным репсом, и благодарили мисс Абигейл за то, что она дала им возможность попробовать себя на этом поприще.

Отрез красного репса, казалось, был бесконечным. Когда со скамьями было покончено, оставались еще ярды и ярды. Эбби выкроила простые, незамысловатые занавески, которыми можно было занавешивать проем окна или раздвигать их, создавая эффект сцены. Однако красная материя еще оставалась, поэтому мисс Абигейл нарезала из нее полоски, чтобы сплести коврики под дверь и возле железной печки в глубине магазина.

С приближением августа, когда здание стало приобретать определенную форму, Эбби и Дэвид работали вместе над большим заказом первой партии товара с фабрики в Филадельфии. Долгое время стояла жара, воздух, казалось, пропитался пылью. В один из таких поздних полдней Эбби и Дэвид сидели в прохладной тени, на траве под липой на заднем дворе Абигейл вместе с гроссбухами, реестрами и каталогами, разложенными вокруг них.

– Но нам надо подумать о зиме! – настаивала Эбби. – Будь практичным, Дэвид. Если ты собираешься покрывать заказ только за счет товаров своей компании и продавать только модные туфли, ты потеряешь значительную долю потенциального рынка.

– Я всегда продавал отличные, современные туфли, – спорил он, – люди могут купить – ботинки и в галантерейном магазине – пусть так и делают.

– Но зачем терять этот рынок?

– Потому что я не думаю, что он мне нужен. Я получу весь рынок, продавая более стильные вещи, чем я всегда занимался.

– Может быть на Востоке это и получилось бы. Или когда ты путешествовал по стране с товаром. То, что ты привозил, казалось всем чем-то новым, и они думали, не купят такие туфли, когда ты уедешь. Но здесь, на одном месте, ты должен удовлетворить все нужды. Рабочие ботинки будут продаваться лучше всего.

– Но как рабочие ботинки будут выглядеть в этом прелестном маленьком окне, которое ты уговорила меня сделать.

– Ужасно!

Он взглянул на нее вопросительно.

– Ну и?

Абигейл немедленно придумала: она всегда была переполнена идеями.

– Ну... мы отведем для них заднюю часть магазина. Разместим их там, где мужчинам будет удобнее на них смотреть. Вот так! – выкрикнула она, но идея внезапно развилась дальше. – Выделим специальное место для мужчин! Мужчины такие забавные в этом смысле. Им всегда хочется иметь собственное местечко. Мы достанем несколько капитанских кресел, как те, что напротив магазина Митча, и поставим их в кружок вокруг печки и... и... давай посмотрим... – Она снова углубилась в размышления, поднеся пальцы к губам. – Мы сделаем по-домашнему и по-мужски одновременно – красный половик между креслами, а на него можно выставить ботинки. Это более привлекательно и не так уныло.

– Не знаю, – с сомнением произнес Дэвид.

Абигейл потеряла терпение и вскочила, раскидывая гроссбухи, пометки и бумаги.

– Ох, Дэвид, подумай!

– Я думаю. В этом городе уже есть продавцы ботинок и обычных туфель. Я специализируюсь на фасонных туфлях, и я знаю, как их продавать. Я стараюсь для леди. Я хочу, чтобы когда они увидят, что лежит за передним окном, они бросились прямо домой и закричали своим мужьям: «Угадай, что я видела сегодня!» Эбби стояла неподвижно, положив руки на бедра, и вызывающе смотрела на Дэвида.

– И о чем они скажут?

– О витрине, конечно, заполненной всякими туфлями, взывающими к их тщеславию или, может быть, даже к тщеславию их мужей. Такие небесные туфли они не видели ни разу в жизни, они прямо с Востока!

Разумно это было или нет, но мисс Абигейл спросила:

– Красные туфли?

– Что? – Дэвид моргнул.

– Красные туфли, я говорю. Женщины будут описывать красные туфли?

– Ну... ну, да, некоторые из них. Красные туфли, такие же как у тебя.

Они оба знали, что Абигейл не носила те красные туфли с того первого и последнего вечера, когда Дэвид пригласил ее на обед.

– Тебе... тебе ведь нравятся красные туфли, р... разве нет, Абигейл?

Она подошла к нему и села на корточки.

– Пожалуйста, пойми меня, Дэвид. Они мне нравятся, потому что они от тебя, но я...

Когда она замешкалась, Дэвид начал настаивать:

– Продолжай.

Она посмотрела ему в лицо, потом отвела взгляд в сторону, нервно встала и повернулась к яему спиной.

– Знаешь, что сказал мистер Дюфрейн, когда увидел их?

При упоминании Дюфрейна Дэвид моментально ощетинился.

– А какое отношение к этому имеет Дюфрейн?

– Как ты знаешь, он был здесь в тот день, когда их доставили.

Потом, прежде чем добавить, Абигейл решительно повернулась к Дэвиду лицом.

– Он назвал их туфлями для проститутки. Дэвид сжал губы, его лицо побагровело.

– Зачем ты его вспомнила? Какая разница, что он думает?

В ее голосе послышалась мольба.

– Затем, что я хочу, чтобы твое дело процветало. Я хочу, чтобы ты осознал, что здесь, на Разъезде Стюарта, люди не станут носить красные туфли, но износят огромное количество ботинок и обычных, практичных туфель. Если ты собираешься преуспеть, тебе необходимо это понять. На Востоке, где яркие цвета в моде, такие туфли прекрасно продаются и носятся. Здесь все по– другому. Ты смотришь на эти туфли с точки зрения продавца. А люди здесь, в основном женщины, более консервативны. Не важно, насколько сильно они восторгаются ими в душе, но большинство женщин не станут мечтать о такой покупке. Только по этой причине я и упомянула мистера Дюфрейна, так как его замечание отражает взгляды этого города.

– Абигейл, – губы Дэвида сжались, желваки напряглись. Он полностью забыл причину, по которой Абигейл начала монолог. Его умом завладала лишь одна мысль. – Ты сказала, он назвал тебя проституткой.

– Абигейл ответила, не подумав:

– Ах, нет, он просто ревновал, вот и все. Дэвид вскочил на ноги и вскрикнул. Абигейл, поняв свою ошибку, попыталась ее сгладить.

– Мы удалились от темы разговора. Мы говорили о ботинках, которые тебе разумнее всего заказать.

– Ты говорила о ботинках, которые мне разумнее всего заказать. Я спрашивал о том, что заставило Дюфрейна ревновать. В конце концов, между вами было что-то?

Дэвид Мелчер становился удивительно самоуверенным и острым на язык, когда упоминалось имя Дюфрейна. У него появлялась властность, которая обычно ему была не свойственна.

– Нет! – выкрикнула она – слишком поспешно, – потом, успокаивая себя, повторила более тихо: – Нет... между нами ничего не было. Он был ужасным, невнимательным и вел себя оскорбительно, как только ему подворачивался удобный случай.

Но она знала, что это была не вся правда, и не смела посмотреть Дэвиду в глаза.

– Тогда почему его заботило, присылаю ли я тебе туфли или нет? После той сцены в постели утром, когда я ушел, я бы скорее подумал, что он из тех, кому нравятся красные туфли, если то, что ты сказала, правда, и они действительно считаются неприличными.

Непреднамеренно Дэвид попал на одно из противоречий в поведении Джесси Дюфрейна, которые терзали мисс Абигейл все недели с момента его отъезда. То, что столь частые тайные мысли Абигейл выразил словами кто-то еще, привело ее в замешательство.

– За него я не в ответе, – сказала она, – и я не думаю, что ты можешь меня упрекать. В конце концов, мы с тобой не более чем...

Но она вдруг остановилась, досадуя на саму себя. Она опустила глаза и принялась теребить пуговицу на манжете. Она по– настоящему не знала, что Дэвид и она значат друг для друга. Он был воплощением вежливости все то время, пока они работали вместе над планами магазина. Единственная перемена – и это было понятно – заключалась в том, что они начали обращаться друг к другу по имени. Дэвид больше не делал попыток поцеловать ее или хотя бы дотронуться до ее руки. Никаким другим способом он не показывал, что ухаживает за ней. Она предполагала, что он думает, будто обидел ее, напившись и поцеловав перед всеми жителями Разъезда Стюарта Четвертого июля и с тех пор, из-за своей чрезмерной вежливости, пытается загладить вину.

Дэвид сказал, снова властно, без обиняков:

– Я не хочу, чтобы имя этого человека упоминалось впредь между нами, Абигейл.

Ее глаза резко взметнулись вверх и встретились с его взглядом. По какому праву он приказывает ей? Они не помолвлены.

Дэвид внезапно смягчился. Ветер поднял коричневые волосы у него на лбу. Выражение глаз стало задумчивым. Он стоял, перенеся вес на здоровую ногу– он часто делал так, возможно, потому что другая нога побаливала – и это придавало ему расслабленный вид, особенно когда он засовывал большой и указательный пальцы в карман жилетки, где он носил часы.

– Абигейл, что ты хотела сказать только что? Что я и ты не более чем что? Ты не закончила.

Как она могла закончить? Она проговорилась. Ему бы самому надо было закончить и понять, что она имела в виду. Абигейл привыкла быть с ним, и большую часть времени наслаждалась его обществом. Время от времени она думала о своей утерянной невинности и о том, что должна прекратить поощрять Дэвида, но с течением времени вспоминала об этом все реже и реже. Дэвид же по-прежнему не делал никаких попыток сблизиться и, казалось, даже не помышлял об этом. У них установились платонические взаимоотношения. Примерно такой ответ Абигейл и выдумала.

– Я хотела сказать деловые партнеры, но мне показалось, что на самом деле это не так. Бизнес полностью твой.

Она не смела взглянуть ему в глаза.

– Я считаю, что он наполовину и твой. Ты сделала так много и даже бо... больше меня.

Как только разговор касался чего-то личного, Дэвид начинал запинаться. Во время разговоров о магазине его энтузиазм поддерживал уверенность в голосе. Но теперь, оказавшись в опасной близости от того, чтобы внести ясность в их отношения с Абигейл, он снова стал чрезвычайно робким.

– Я сделала не больше, чем сделал бы любой друг, – сказала Абигейл смиренно, надеясь, что Дэвид не станет возражать.

– Нет, Абигейл, ты сделала гораздо больше. Я даже не знаю, как бы смог все это сделать без тебя. Ты... и твои суждения н... намного лучше моих.

Сердце Абигейл выскакивало из груди. Она гадала, перейдет ли Дэвид к личным вещам, но в нем ощущалось смущение – для некоторых мужчин совсем не просто быть мужчинами в такой ситуации. Повисла тишина, становившаяся с каждым мгновением все более неловкой. Абигейл видела, что Дэвид потерял всю свою дерзость.

– Мы до сих пор не пришли к согласию по поводу заказа товара, – сказала она, и неловкость пропала.

– Что-то подсказывает мне, что лучше снова положиться на твое суждение.

– В задней части здания есть место и для ботинок. Я также уверена, что мы продадим их больше, если выставим их таким образом, каким я себе представляла. Пойдем в магазин и посмотрим. Я покажу, вде, мы разметим секцию с ботинками и как ее устроим.

– Прямо сейчас?

– А почему бы и нет?

– Но сегодня воскресенье.

– Да воскресенье, значит там не будет стука и грохота. Мы сможем спокойно поговорить и прикинуть.

Дэвид улыбнулся уступчиво.

– Ты права, пошли.

Она больше не носила свою шляпку и перчатки, когда погода была слишком жаркой. Они шли в город в свете клонящегося к закату солнца и кивали соседям, которые теперь дружелюбно их приветствовали.

– Добрый день, Дэвид, мисс Абигейл. Как дела?

Иногда мисс Абигейл казалось, что они уже женаты.

Каркас здания уже стоял. Здесь были стены и часть крыши, но внутри проглядывали стойки. Решетчатая рама для арочного окна лежала в ожидании стекла, и еще не было входной двери. Внутренние стены были из серебристых деревянных брусьев – стопки брусьев лежали посреди козел для распилки и обшивных досок.

Абигейл пробиралась между деревянными бадьями с гвоздями, стеллажами и уже готовыми резными подпорками от Бонса и мальчиков.

– Посмотри сюда.

В глубине помещения она указала на место, где осталась дырка для печной трубы.

– Здесь будет печка. Предположим, мы нарежем несколько огромных круглых чурбанов из дуба и поставим их здесь, вместе с корой и всем прочим, прямо так, как они были в лесу. Мы поставим их рядом с печкой и положим на них грубые рабочие ботинки, это будет по-мужски. Здесь корзинка с орехами, массивные кресла у печки и у стены позади нее, каждое кресло словно приглашает. Им это понравится! Мужчины любят сидеть рядом с печкой. Женщинам печек вполне достаточно, пока они работают на кухне, поэтому мы положим их туфли, напротив, в холодке, в витрине, за оградой. И хотя скорее всего не окажется ни одной женщины, которой самой захочется носить красные туфли, они все будут восторгаться ярким цветом и веселостью, которую такие туфли создадут в качестве заднего плана. Представь себе Рождество, языки пламени, горячий кофейник для мужчин возле печки. Мы можем предложить им оставить их кружки прямо здесь, повесив на крючок в стене. Наши ботинки будут покупать и много. А леди соберутся напротив и будут охать и охать над твоими сказочными туфлями и сплетничать подальше от мужей.

Абигейл и не заметила, как унеслась в мечтах, словно это строился ее магазин. Ее лицо приобрело то же приятное выражение, которое Джесси поймал в день, когда привезли красные туфли. Она не обратила внимания, что сказала: «Наши ботинки будут покупать». Ее лицо дышало вдохновением, яркие глаза сверкали. И точно так же как ее вид подействовал на Джесси Дюфрейна несколько недель назад, он подействовал теперь и на Мелчера. Подол юбки Абигейл всколыхнул пыль с пола, и солнце, просвечивая сквозь отверстие для дымохода и недоделанную крышу, образовывало светящийся ореол вокруг Абигейл, когда она двигалась, жестикулировала, поворачивалась и говорила. Она подняла руку, чтобы показать, где будет кофейник, булькающий на печке, и Джесси забыл о летней жаре и словно увидел Абигейл здесь зимой, полную энтузиазма, помогающую дамам выбрать туфли. Он представил, как он обслуживает мужчин и говорит их женам: «Моя жена поможет вам возле окна».

И внезапно понял, что, возможно, все так и будет.

Абигейл повернулась к нему, и он удивил ее поймав ее руку в воздухе. На какое-то мгновение слова застряли в горле у оробевшего Дэвида. Пылинки кружились вокруг них, словно снег, ложась на плечи. Стояла тишина, пахло деревом, было очень уютно. И он любил ее.

– Абигейл... – сказал он и сглотнул.

– Да, Дэвид?

– Абигейл, можно я... п... поцелую тебя?

Он уже наделал с ней так много ошибок, что решил сперва спросить.

Она бы хотела, чтобы он ничего не спрашивал. Джесси не стал бы спрашивать. Боясь, как бы Дэвид не прочитал ее невольные мысли, она опустила взор. Дэвид же принял это за сдержанный отказ и отпустил ее руку.

– Извини... – начал он. Абигейл вновь подняла глаза.

– За что тебе извиняться? – спросила она быстро. – Ты еще ничего не сделал.

Разум подсказывал ей, что нельзя сердиться на человека, когда он всего лишь хотел проявить вежливость, но всему есть предел!

– Я... сам... нет... – запинался он, но ответ Абигейл так смутил его, что он не знал, что делать.

– Да, Дэвид, ты можешь меня поцеловать. Но к этому моменту ситуация потеряла очарование неожиданного поцелуя. Несмотря на это, Дэвид взял обе руки Абигейл и наклонился к ней. Между ними стояла небольшая доска, но вместо того, чтобы обойти ее или перешагнуть и обнять Абигейл, Дэвид склонился через препятствие, и, закрыв глаза, нежно коснулся ее губ.

У него были мягкие, нежные губы прекрасной формы. И Абигейл подумала: и как не стыдно не уметь пользоваться ими.

Дэвид держал их несколько изнурительных секунд у ее губ, в течение которых Абигейл совершенно ничего не чувствовала. Разговор о том, как они выставят туфли, возбуждал ее больше, чем поцелуй. Дэвид выпрямился и сохранял молчание, такое же, как во время поцелуя. Абигейл посмотрела вниз, на лежавшие под их ногами древесные опилки и разделявшую их доску. Она подумала, что так они могли целоваться, даже если бы между ними была доска, доходящая им до груди. Поцелуй одними губами, решила про себя мисс Абигейл, определенно не приносит никакого удовольствия. Поэтому она вновь подняла губы к Дэвиду и на мгновение посмела положить руку ему на шею. Но поцелуй получился коротким, и сразу же после него Дэвид произнес очень подходящую к моменту фразу:

– Может, мы пойдем?

Абигейл хотела сказать: «Нет, давай попробуем еще раз без доски. Давай попробуем еще раз с языком». Но он наконец обогнул доску и, взяв Абигейл за локоть, проводил ее до несуществующей двери. Все же, как почувствовала мисс Абигейл, поцелуй взволновал Дэвида, так как всю дорогу домой он нервно говорил: о том, как она была права, и что он немедленно включит в заказ ботинки, и они прибудут как раз к открытию в октябре, о том, какой к тому времени может выпасть снег, и что было бы лучше запастись дровами, о том, как они составят специальное объявление для газеты, несмотря на то, что все в городе и без того знали, когда откроется магазин.

Дэвид отказался остаться на ужин, как он последнее время делал довольно часто – и действительно, совместные ужины превратились скорее в правило, чем в исключение, – собрал свои бумаги и ушел, объяснив, что сразу хочет приступить к составлению заказа.

Ночью Абигейл пыталась проанализировать свои чувства к Дэвиду Мелчеру и найти причины, по которым она поощряла его. К этому времени она была уверена, что не беременна, так что самое большое потенциальное препятствие для их взаимоотношений было устранено. Как ни странно, переполнявшее ее когда-то чувство вины больше не беспокоило ее. Она поступила аморально, но не думала, что должна платить за это всю свою жизнь. Она заслужила немножко счастья, и если Дэвид Мелчер предложит ей его, она больше не считала, что обманет его, приняв это предложение.

Теперь причина ее переживаний была не в морали, а в чувствах. Дэвид ее не возбуждал. Она пыталась не думать о Джесси... ох, она по-настоящему, по-настоящему старалась. Но это не помогало. Когда ее поцеловал Дэвид, невозможно было не сравнивать его поцелуй с умелыми, неистовыми, искушающими поцелуями Джесси. Яркие воспоминания нахлынули на Абигейл и вытеснили из мыслей все, кроме интимных подробностей о Джесси. Она знала каждое место на его теле так же хорошо, как на своем, и она больше не стыдилась признавать это. Она вспоминала каждую часть его тела и гадала, уменьшится ли чувственное влечение, если она выйдет за Дэвида. Ах, но Дэвид не спрашивал ее. Ах, но он должен был. Пройдет еще немного времени, и он спросит, она уверена. А когда он это сделает, что она ответит? Нет – я не выйду за тебя, потому что ты не заставляешь мою кровь бежать так, как Джесси? Или да – потому что во всем остальном мы очень подходим друг другу. Лежа без сна ранним утром, она подумала, что, если бы ей удалось соблазнить Дэвида и заставить его выказать больше пыла, она имела бы больше материала для сравнения его с Джесси Дюфрейном.

На следующий вечер Дэвид принял ее приглашение на ужин. Стол был накрыт на кухне, где они часто ужинали вместе. Еда была превосходная, и за кофе Дэвид, как всегда, рассыпался в комплиментах.

– Восхитительно! Все, что ты готовишь, восхитительно! Оно согревает не только желудок мужчины.

Уж если Абигейл сравнивала двух мужчин, делать это следовало честно и правдиво. Она позволила оживить в памяти голос Джесси с его бесчеловечными уколами, так сильно раздражавший ее раньше, но теперь лишь искушающий. «И чем ты собираешься меня отравить на этот раз, Эбби?». Сама того не замечая, Абигейл улыбнулась этим словам.

– Я сказал что-нибудь смешное? – спросил Дэвид, заметив это.

– Что?

Абигейл с сожалением вернулась в настоящее.

– Ты только что смеялась. О чем ты думала?

. Я не смеялась.

. Ну ладно, твои плечи покачнулись, словно ты смеялась про себя.

Абигейл покачала головой:

– Ничего особенного. Я просто рада, что тебе понравился мой ужин.

Ее ответ успокоил Дэвида. Отодвинув свой стул от стола, он предложил:

– Я подумал, может, мы почитаем какие– нибудь из твоих сонетов? Это все, что нужно, чтобы сделать вечер бесподобным.

Почему слово «сонеты» прозвучало внезапно так же сухо, как и его поцелуй?

– Ты всегда говоришь замечательные вещи, – сказала Абигейл, чтобы сгладить неприятное впечатление.

Они читали сонеты. Он сидел на канапе, а она – на табуретке. Лампы были зажжены. Им ничего не нужно было делать– только наслаждаться вместе стихами. Но когда книга, наконец, была отложена, Дэвид ощутил в Абигейл нетерпение, почти облегчение. Такая перемена вызвала в нем замешательство. Он чувствовал в ней какое-то беспокойство, вытеснявшее спокойствие, которое он так любил и искал.

Он поцеловал Абигейл на ночь. Целомудренный поцелуй, подумал Дэвид. Сухой поцелуй, подумала Абигейл.

Через несколько дней они сидели ранним вечером на качелях. Сентябрь в самом разгаре, зима – не за горами.

– Что-то тебя... бе... беспокоит... да?

– Беспокоит меня?

Тон Абигейл был резким. Она нарезала полоски для плетеных ковриков, и ее руки рвали и нием.

сматывали тряпки почти с ожесточе– Я было подумал, что рассердил тебя, но я... не знаю ч... чем.

– Не глупи, Дэвид, – укоризненно произнесла она. – Ты совсем не рассердил меня. Как раз наоборот.

Она отрывала длинную полоску, не спуская с нее глаз, и неприятный звук резанул ее по нервам. Уж лучше бы она прекратила свою работу, пока они разговаривали.

– Тебе нет необходимости... пы... пытаться скрывать это из любезности. Я только хотел... узнать, что тебя беспокоит.

– Я же говорю: ничего!

Руки мисс Абигейл замелькали, сматывая полоски в клубок. Разве она могла сказать, что все жители города ждут, пока они поженятся, и что она отдала бы все, чтобы он сделал ей предложение, и в то же время с каждым днем все больше боялась, что он это сделает? Как она могла объяснить такое смешение мыслей ему, если сама не могла разобраться?

Дэвид нежно дотронулся до ее рук, которые неистово сматывали полоски в тугой клубок.

– То, что ты называешь ничем, видимо, представляет из себя что-то внушительное. Гораздо большее, чем я думал. Ты мотаешь эти тряпки, словно хочешь ими кого-то удушить. Меня?

Абигейл бросила клубок на колени и уткнулась лбом в ладонь, не сказав ни слова.

Дэвид сидел, уставившись на лохматые красные нитки, раскинувшиеся на коленях Абигейл как паутина.

– Это началось в тот д... день, когда я спросил тебя, могу ли я тебя п... п... поцеловать. Я внушаю тебе отвращение, Аби– гейл? Ты сердишься, п... потому что я по... поцеловал тебя?

Она постучала пальцами по лбу и взглянула себе на колени, не зная, что сказать. Она не знала, хочет ли продолжать этот разговор. Как она могла сказать о тех двух безжизненных поцелуях?

– Ох, Дэвид...

Она тяжело вздохнула и посмотрела в сторону.

– В чем дело? Что я сделал? – умоляющим голосом спросил он.

– Ты ничего не сделал, – сказала она, испытывая горячее желание, чтобы он, наконец, что-нибудь сделал и она смогла бы раз и навсегда решить, что он для нее значит.

– Абигейл, когда я первый раз приехал сюда, я почувствовал между нами... взаимопонимание. Я думал, что ты тоже это почувствовала. Я подумал, насколько мы люди... одного склада, но... в общем, с тех пор я увидел, как ты изменилась.

Было время признать правду.

– Да, изменилась, – сказала Абигейл устало.

– Как? – расхрабрился он.

Усталость покинула Абигейл, и она, вскочив на ноги, раздраженно бросила:

– Мне больше не нравятся сонеты. Клубок покатился по полу, но Абигейл не обратила на это внимания и, скрестив руки на груди, предоставила Дэвиду возможность созерцать свои напряженные лопатки.

Он сидел, уставившись на них, и был совсем сбит с толку. В следующий момент Абигейл вошла в гостиную и захлопнула за собой дверь. Дэвид на некоторое время остался на качелях, гадая, чего ей от него нужно, и при чем здесь сонеты. Наконец он вздохнул, поднялся и захромал к двери. Он открыл ее тихо и, войдя, обнаружил мисс Абигейл стоящей перед громоздкой, похожей на трон стойкой для зонтиков, уставившись на свое отражение в зеркале. Он заметил, что она делает любопытную вещь. Она подняла руку и прижала пальцы внешней стороной к коже под подбородком, изучая свои движения в стекле.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Она ответила не сразу и продолжала нажимать на подбородок. В конце концов она устало опустила руку, повернулась и ответила печально:

– Загадываю желание, чтобы ты меня опять поцеловал.

Губы Дэвида приоткрылись, Абигейл читала его мысли, как будто они ясно отражались на его лице: он так долго беспокоился, что слишком поторопился, поцеловав ее в магазине. Робость отпустила его, но он был немного шокирован тем, о чем она попросила его. Но в конце концов он подошел к ней, и мисс Абигейл прочитала на его лице одно – страх перед тем, что она его по– настоящему, по-настоящему хочет.

На этот раз между ними не было доски, но когда он целовал ее, он делал это по-прежнему бесстрастно и неуверенно. Это было как раньше, только еще хуже, потому что теперь, не имея никаких препятствий, он мог бы притянуть ее к себе, но не сделал этого. Вместо этого он держал ее в жалком подобии объятий и боялся поверить, что его губы, наконец, коснулись ее губ с ее полного согласия.

Абигейл внезапно захотелось выяснить все о Дэвиде Мелчере и о себе. Она подняла руки, обвила его плечи и, приподнявшись на цыпочки, впилась в его губы с притворной страстью. Она прижала свою грудь к его облаченной в жилет груди, но вместо того, чтобы воспользоваться ее приглашением, он почувствовал, как у него сперло дыхание, и отстранился от нее, боясь, как бы их объятия не оказались слишком смелыми.

– Абигейл, я мечтал об этом так давно, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я мечтал о тебе и доме, о магазине и обо всем, и сейчас просто не верю, что ты испытываешь ко мне то же чувство, что и я к тебе.

– Что ты чувствуешь, Дэвид? – спросила она, пытаясь разговорить его.

Он ее полностью отпустил, с соблюдением приличий отступил и взял ее за одну руку.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня и жила со мной здесь, в этом доме, и работала в магазине рядом со мной.

У мисс Абигейл появилось неприятное чувство, что он желает все три пункта в равной степени. И еще более неприятное чувство от того, что и она тоже.

– Я люблю тебя, – сказал Дэвид и добавил: – Думаю, я должен был первым это сказать.

Что она могла на это ответить? Да, ты должен был? Скажи мне еще раз, поцелуй меня, прижми к себе и дотронься до моего тела здесь, и здесь, и здесь, чтобы пробудить любовь и во мне? Коснись моей кожи, моих волос, моего сердца и заставь его стучать сильнее. Коснись моей груди, заставь мою кровь бурлить, дотронься до меня под юбкой и покажи мне, что ты так же хорош в этом как и другой мужчина, бывший до тебя?

Но ничего не случилось. Дэвид не поцеловал ее со страстью, не притянул к себе, не дотронулся до ее волос и сердца, и грудей, и всех других частей тела, как делал Джесси. Вместо этого он отступил и дружески обнял за плечи. Он контролировал позывы своего тела волей, которую мисс Абигейл внезапно возненавидела. Он ждал ее ответа. Она приблизилась к нему и поцеловала, готовая расслабить свои губы и приоткрыть их, если бы он решился на это. Но его мягкие губы, подчиняясь благоразумию, оставались сжатыми.

Но она вовсе не хотела благоразумия, она хотела, чтобы ее низвергли – нет, вознесли – в состояние экстаза, которое, как она знала, могло струиться по ее телу, когда им владели умелые руки. Но в объятьях Дэвида она подумала, он– не Джесси. Он никогда не будет таким, как Джесси.

Но имеет ли это значение? Вот человек, предложивший ей руку и сердце. Нельзя отклонять предложение о замужестве только из– за того, что мужчина не так целуется. Изысканность манер должна ей льстить, а не оскорблять. Но Джесси каким-то образом изменил ее представление о ценностях.

– У тебя достаточно времени, чтобы решить, – говорил Дэвид, – тебе не обязательно отвечать мне сегодня. В конце концов, я понимаю, что это немного неожиданно.

Абигейл поборола ужасное желание захохотать во все горло. Она знала его три месяца, и пуговицы на ее блузке ни разу не прикасались к его жилетке, а он думал, что его целомудренный поцелуй и предложение неожиданны.

Что бы он подумал, если бы узнал, что за три недели она коснулась каждой части тела Джесси Дюфрейна и умоляла его лишить ее девственности?

– Ты уверен, что хочешь жениться на мне? – спросила Абигейл, понимая, что ей надо задать такой вопрос.

– Я был в этом уверен с того самого дня, когда ты выкинула меня за то, что я обвинил... – он остановился, не желая произносить имя Дюфрейна и не подозревая, что тот все равно постоянно в этом участвует. – Ты можешь простить меня за то, в чем я тебя обвинил? В то утро я ревновал и вел себя по– дурацки. Я знаю, что ты женщина совсем не такого рода. Ты чистая, замечательная, хорошая... и именно поэтому я и люблю тебя.

Это был самый удобный момент, чтобы одуматься. Теперь слова Дэвида можно было опровергнуть. Но Абигейл не стала их опровергать. Она хранила молчание, но это уже само по себе было ложью.

Дэвид легонько обнял ее за плечи на прощанье.

– Кроме того, – сказал он с напускной веселостью, – чем будет мой магазин без тебя?

И снова Абигейл удивилась, не хочет ли он жениться только потому, что ценит за помощь в магазине, и потому, что будет жить в ее доме, а не чтобы видеть ее своей женой.

– Дэвид, я очень горжусь твоим предложе– ием. Мне надо подумать, хотя бы одну ночь.

Он понимающе кивнул, потом притянул ее к себе за плечи и перед уходом поцеловал в лоб. Дэвид оставил ее стоять рядом со стойкой для зонтиков. Абигейл несколько секунд смотрела куда-то невидящим безутешным взглядом. Наконец она повернула голову и увидела собственное отражение. Да, признала она, какой старой я стала. Абигейл глубоко вздохнула, потерла поясницу и вышла на веранду, чтобы подобрать смотанный тряпичный клубок. По дороге обратно в спальню она бесцельно теребила его. Она встала рядом с сиденьем под окном, продолжая мотать клубок, и вспоминала Джесси, сидящего здесь в тот день, после ухода Джима Хадсона. Абигейл бросила клубок в корзину для вязания на полу и вспомнила, как Джесси вынул оттуда моток пряжи, чтобы перевязать мочевой пузырь, и как потом издевался над ней. Она представила его смуглые руки с длинными пальцами, умеющие так нежно прикасаться, сжимавшие и разжимавшие пузырь, сжимавшие и разжимавшие ее грудь. Она подумала о Дэвиде, который боялся притянуть ее к себе и поцеловать перед своим предложением.

Абигейл вздохнула, опустилась на сиденье под окном и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

К счастью, за ночь здравый смысл не оставил мисс Абигейл, и она поняла, что Дэвид Мелчер был достойным, уважаемым человеком, который будет достойно и уважительно с ней обращаться до конца ее жизни. Она, в свою очередь, могла предложить ему то же самое. Было ли это расчетом или нет, но она допустила, что Дэвид по своей наивности, возможно, не определит, была ли она девственницей или нет. Если бы она ошиблась на этот СЧет, она могла бы сказать, что это был Ричард, много лет тому назад. Если ее замужеству суждено начаться с этой последней лжи, она начнет с нее, со лжи во спасение, чтобы Дэвиду потом не было больно. Она находилась не в том положении, чтобы проявлять разборчивость, и приняла решение.

Когда Абигейл сказала, что принимает его предложение, Дэвид нежно, а может быть – сухо, поцеловал ее. Стоя в его свободных объятиях, Абигейл почувствовала облегчение от того, что решение принято. На этот раз он прижал ее к своей груди, но глаза его блуждали по гостиной.

– Абигейл, мы будем так счастливы вместе, – сказал он ей в висок. Здесь, в ее доме, им овладевало глубокое умиротворение.

– У тебя наконец-то появится крыша над головой, – ответила она.

– Да, благодаря тебе.

И благодаря Джесси Дюфрейну, подумала она, но вместо этого сказала:

– И благодаря жителям Разъезда Стюарта.

– Думаю, они в некотором роде ожидали нашей свадьбы.

– Я знаю, что это так, особенно после Четвертого июля.

Дэвид с мальчишеской улыбкой отпустил ее.

– Когда мы объявим?

Абигейл задумалась, приподняв бровь.

– Как насчет газеты в четверг? Мистер Райли начал это все еще в июне, когда связал мое имя с твоим. Дадим ему возможность напечатать следующую главу?

Объявление в газете за четверг гласило:

Мисс Абигейл Маккензи и мистер Дэвид Мелчер с радостью сообщают о своем намерении пожениться 20 октября 1879 года в церкви Христа на Разъезде Стюарта. Мисс Абигейл. уроженка и жительница этого города, является дочерью покойных Эндрю и Марты Маккензи. Мистер Мелчер, в прошлом житель города Филадельфия штата Пенсильвания, несколько лет путешествовал по этим местам в качестве продавца компании по производству стильных туфель. После женитьбы на мисс Абигейл Мелчер откроет свое дело, Обувной салон Мелчера, здание которого в настоящее время строится на южном конце Мэйн-стрит рядом с шорной мастерской Перкинса. Намечено, что магазин откроется немедленно после того, как новобрачные вернутся из двухнедельного медового месяца в Колорадо-Спрингс.

Наступили первые морозы. Дрожащие липы усеяли холмы сверкающими вспышками янтарного цвета. По утрам даже колеи от тележек были прекрасны, покрытые инеем, сверкающим в лучах зарождающегося дня. Солнце уже не окрашивало небо в цвет дыни, стали появляться неровные линии лилового, предвещая холодное дыхание зимы. Воркующие голуби улетели, поползни остались. На землю, словно самоцветы, начали падать первые листья.

Поток наилучших пожеланий захлестнул дом мисс Абигейл и магазин Дэвида, строительство которого близилось к завершению. Соседи и горожане не могли устоять против того, чтобы не зайти туда или сюда, когда проходили мимо. Их пожелания убедили Абигейл, что она поступила правильно, приняв предложение Дэвида.

Теперь находиться вместе с Дэвидом стало легко и привычно. Каждый день они получали подтверждения тому, что сходились в идеях, пристрастиях, антипатиях и жизненных целях. Он ухаживал с полным обожанием, всегда был готов сказать комплимент, улыбнуться, взглянуть так, чтобы Абигейл поняла, что он одобряет ее во всем. Его поцелуи стали более пылкими, что очень порадовало Абигейл, но чрезмерное уважение, какое он проявлял по отношению к ней, не давало закрепить успех. Он все меньше запинался по мере того, как они становились все более близки друг другу, и эта легкость чрезвычайно порадовала Абигейл.

Часто Абигейл и Дэвида можно было найти в магазине. Они готовили запасы дров на зиму, красили замечательное ограждение у витрины, вешали красные шторы, делали полки, носили огромные чурбаны из дуба и распаковывали часть доставленного товара, который, наконец-то, прибыл. Они постоянно работали вместе, что стало привычным и для них, и для горожан еще до свадьбы. Те, кто останавливался у магазина, чтобы поздороваться или предложить свою помощь в чем-нибудь, продолжая свой путь, думали, что никогда не видели пару, более подходящую друг другу. Этот выбор действительно был сделан на небесах. Некоторые посмеивались и хлопали друг друга по спине, размышляя примерно так: если этот выбор сделан и не на небесах, то на Хейкс– Мидоу.

День свадьбы приближался. Абигейл была вся в делах. Кроме помощи Дэвиду в открытии магазина у нее нашлась еще масса дел. Она решила надеть подвенечное платье своей матери из белоснежного шелка, но его надо было переделать. Кружевная фата была в отличном состоянии, из нее только вывалилось несколько мелких жемчужин, и фату отослали к ювелиру в Денвере. Дэвид заказал особую пару атласных белых туфель для Абигеил, и она с нетерпением ждала и фату, и туфли. Как только она бы получила весь свадебный наряд, она могла бы позировать фотографу. Это был ее свадебный подарок Дэвиду. Абигеил связалась с фотографом из Денвера, Дэмоном Смитом, чтобы он приехал и сделал ее портрет. Свадебный прием планировался в доме, и Абигеил начала печь домашнее печенье и делать пирожные, охлаждая их на наступившем морозе. Сад был вычищен до наступления весны. В магазине поставили маленькую железную печку, и на ней уже занял свое место кофейник. Абигеил нравились все эти хлопоты, связанные со свадьбой и приготовлениями к открытию.

Магазин получался замечательный. Казалось, именно в нем заключалась вся близость Абигеил и Дэвида. Когда они обнаруживали, что остались одни, заполняя полки товаром, Дэвид срывал с губ Абигеил поцелуи, заставляя ее томиться в ожидании их свадьбы... и, что еще важнее, медового месяца. Временами Абигеил ощущала, что Дэвид был на грани того, чтобы разорвать сковывавшие его, наложенные им самим ограничения, но он либо отступал, либо их прерывали, так как люди входили и выходили из магазина, словно он уже был открыт.

Интерьер был именно такой, как представляла Абигеил – светлый, теплый и уютный: красные шторы, плетеные коврики и обтянутые скамейки, удобные кресла окружали очаг, где весело плясал огонь. Запахи свежего дерева и коры пропитывали воздух, смешиваясь с ароматом кофе, кожи и запахом ваксы. Людям это нравилось, и возле печки всегда собирались друзья. Ни у кого не возникало сомнения, что дело будет прочным, так же как и брак.

ГЛАВА 21

Был один из тех темных, суровых дней, когда мысль об ужине в теплой, уютной кухне заставляет поторопиться домой. Мрачные облака играли в какие-то игры с вершинами гор, то собираясь вместе, то рассеиваясь на разорванные ветром стремительно несущиеся лоскутки, заставляя всех смертных чувствовать себя действительно ничтожными.

Из Денвера прислали колокольчик и фату. Боне Бинли принес их со станции после того, как прошел последний поезд. Абигеил, обрадованная, нарядилась в свое зеленое пальто, обвязала голову шарфом подходящего цвета и забросила его концы за плечи. Улыбаясь, она вышла из дома, положив в теплую, белую муфту маленький медный колокольчик.

Снежные хлопья падали ей на лоб, ветер трепал шарф о щеки. Она поежилась. Дэвид, должно быть, уже зажег лампу в магазине, печку, и Абигеил нарисовала в своем воображении, как Дэвид стоит у печи, поставив одну ногу на каминную решетку, и держит в руке чашку кофе. Ох он обрадуется, что она подумала о колокольчике. Она прибавила шагу. Обогнув угол салуна, Абигейл вышла на тротуар и сменившийся ветер подул ей в лицо, покалывая ледяными иголками снега. Абигейл посмотрела вдоль по улице на манящий оранжевый свет фонаря, просачивающийся из арочного окна. Там, засунув руки глубоко в карманы, стоял мужчина в куртке из грубой овчины с отвернутым воротником и вглядывался сквозь стекло. Он стоял неподвижно, с обнаженной головой, повернувшись затылком к Абигейл. По какой-то непонятной причине Абигейл замедлила шаги. Мужчина пригнулся, опустив голову, и рассматривал некоторое время свои ботинки, потом повернул к соседней двери шорной мастерской и исчез внутри. Он был очень высоким, очень широким. Со спины он напомнил ей Джесси, только этот не хромал. Абигейл снова ускорила шаги, не спуская глаз с двери в шорную мастерскую, но из нее никто не вышел. Абигейл приблизилась к двери магазина, над которой висела новая вывеска, раскачивающаяся в сумасшедшем танце от порывов ветра.

ОБУВНОЙ САЛОН МЕЛЧЕРА, СОБСТВЕННОСТЬ ДЭВИДАИ АБИГЕЙЛ МЕЛЧЕР

В магазине было удушающе жарко. Как обычно вокруг печи в кружок собрались мужчины. Среди них, с чашкой кофе, стоял Дэвид.

Он немедленно поспешил навстречу Абигейл.

– Привет, Абигейл. Тебе не надо было выходить. На улице настоящая буря.

Абигейл направилась к печи и, по дороге сняв пальто, шарф и муфту, бросила их на красную скамейку.

– Я должна была прийти, чтобы сообщить тебе приятные известия. Сегодня из Денвера прислали мою фату, наконец-то отремонтированную.

. – Отлично! – воскликнул Дэвид и, мигнув своим закадычным друзьям у печки, добавил: – Теперь, возможно, ты перестанешь беспокоиться об этом фотографе.

Мужчины, посмеиваясь, потягивали кофе.

– А вот, посмотри, что еще мы получили. Абигейл взмахнула звякающим медным колокольчиком.

– Это для твоей двери, на удачу. Каждый новый магазин должен иметь такой колокольчик, который возвестил бы приход первого покупателя.

Дэвид улыбнулся с неподдельным восхищением, поставил свою чашку кофе и подошел, чтобы с чувством пожать и погладить руки Абигейл.

– Это как раз то, что нужно. Спасибо, Абигейл.

Улыбка на его лице сказала Абигейл, как Дэвид ценит и уважает ее.

– Давай, – сказал он, – позволь мне повесить его.

– О нет, – бойко возразила она, поднимая колокольчик так, что Дэвид не мог до него дотронуться. – Это мой подарок. Я его и буду вешать.

Дэвид рассмеялся, повернувшись к мужчинам:

– Никогда не видел такой несговорчивой женщины– все время хочет все сделать по– своему.

– Ха, Дэвид, тебе только осталось научиться слегка прижать ее, когда она сбивается с курса.

Все мужчины дружески засмеялись. Теперь они могли так делать – смеяться над мисс Абигейл – ведь она так сильно изменилась с тех пор, как здесь появился Дэвид Мелчер.

Она взяла молоток и гвозди из задней комнаты и подтащила одно из кресел к входной двери. Когда она забиралась наверх, колокольчик звякнул. Абигейл выбрала место для кронштейна на косяке двери, но даже стоя на кресле, она немного не доставала, поэтому она поставила ногу на резную ограду рядом и ступила на нее.

Именно в этом положении ее и увидел Джесси Дюфрейн, когда вышел из шорной мастерской и снова остановился перед магазином, читая... ДЭВИД И АБИГЕЙЛ МЕЛЧЕР.

Абигейл держала в зубах два гвоздя и прижимала медный кронштейн к дверной коробке. Молоток застыл в воздухе, когда она увидела ноги какого-то мужчины снаружи, перед арочным окном. Она не видела его лицо, а только ковбойские ботинки, расставленные на ветру ноги и низ старой куртки из грубой овчины. Что-то заставило ее пригнуться и посмотреть под рукой на лицо человека.

Ее глаза расширились, и один из гвоздей выпал изо рта. Сердце наполнилось томительным, замечательным, сокрушительным ужасом.

Джесси! О Господи, нет... Джесси.

Он глядел на нее снизу вверх из этого большого поднятого воротника. Ветер трепал его густые черные волосы, свет от лампы, проходящий сквозь окно, озарял его серьезное лицо и сверкал в черных, напряженных глазах, наблюдающих за ней. Свет падал и на его лоб, щеки и подбородок, резко выделяя их на фоне бушующей темноты позади Джесси. Его усы были черны как смоль. Абигейл уставилась на него, забыв про молоток. Джесси слегка улыбнулся и в молчаливом приветствии вынул из кармана голую руку. Но Абигейл по-прежнему не могла двигаться или сделать что-нибудь, кроме как завороженно смотреть на него. Внутри у нее бушевали разноречивые чувства.

Один из мужчин спросил, как она себя чувствует там, наверху, и она, вернувшись к действительности, обернулась через плечо к печке и пробормотала что-то. Потом Абигейл снова посмотрела на улицу. Джесси отступил назад, за светлое пятно возле окна, но Абигейл по– прежнему видела его ботинки и знала, что он стоит там и рассматривает ее своими блестящими глазами со своей старой знакомой полуусмешкой.

Абигейл спрыгнула вниз, чтобы найти гвоздь на полу, но не смогла этого сделать. Тогда она вновь забралась наверх и стала вбивать один, который у нее остался, не переставая думать о том, что с того места, откуда Джесси наблюдал за ней, он мог видеть, как ее грудь, обтянутая платьем, напрягается при каждом ударе молотка.

Второй гвоздь сверкнул внутри резной ограды, и Абигейл спустилась подобрать его, но не смогла удержаться, чтобы не поискать глазами фигуру за окном. Мгновение она стояла, завернувшись в красную штору, словно немой манекен на витрине, не в силах пошевелиться или отвести взгляд от смутной фигуры мужчины, смотревшего на нее с улицы и хмурившегося от ветра.

Джесси, уходи, умоляла Абигейл про себя, ужасаясь, как ее тянет к нему.

Ее руки и ноги каким-то образом снова обрели способность двигаться, она взобралась на ограждение и забила второй гвоздь. Сердце бешено стучало.

Подошел Дэвид и начал восторгаться ее работой.

– Может, повесим вместе? – спросил он.

– Да, давай, – сказала она, задыхаясь, надеясь, что он не заметит нервные нотки в ее голосе. – В таком случае он принесет удачу нам обоим.

Она увидела, что ноги Джесси пропали, и гадала, не заметил ли его Дэвид.

Когда колокольчик уже висел на кронштейне, Дэвид принес Абигейл пальто и помог одеться.

– Тебе лучше возвратиться домой сейчас, пока погода не ухудшилась.

– Ты придешь на ужин? – спросила она, стараясь, чтобы голос не задрожал от отчаяния.

– А ты как думаешь? – ответил он, затянул шарф вокруг ее шеи, повернул за плечи к двери и улыбнулся.

Колокольчик зазвенел. Пройдя два шага, Абигейл повернулась и взмолилась:

– Возвращайся домой побыстрее, Дэвид.

– Я приду.

Абигейл опустила голову, прижимая шарф сильнее к горлу, но ветер поднял его концы бахромой и швырнул ей в лицо. Она вглядывалась в темную улицу.

Он ушел!

Снег был мелким и жгучим. Он засыпал улицы, и они заледенели. Ветер ударял Абигейл в спину, подталкивая по скользому тротуару Юбки трепались словно парус на штормовом ветру. Она заглядывала в каждый магазинчик на своем пути, но Джесси в них не было. Огибая угол салуна, ветер закрутился вихрем и подхватил юбки Абигейл с новой силой. Она втянула голову в плечи и прижала подбородок к воротнику.

– Привет, Эбби.

Ее голова вздернулась вверх как у висельника, у которого выбили табуретку из-под ног. Голос исходил из кромешной темноты, поэтому Абигейл поняла, что чуть не столкнулась с Джесси, заворачивая за угол. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы, и кружащий ветер уносил белый, смутный след его дыхания вверх и в сторону.

– Джесси, – выдавила она, – я так и думала, что это ты.

Ей пришлось остановиться, она не могла оторвать взгляда от него.

– Да, я.

Ветер ударял в спину Джесси, но жалящие снежинки били в лицо Абигейл. Она и забыла, какой Джесси большой, рослый и широкий, и такой высокий, что ей приходилось задирать голову, чтобы увидеть его лицо.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, и ее зубы начали стучать – холод постепенно подбирался к ней.

– Я слышал, в городе намечается свадьба, – сказал он так непринужденно, словно они по-прежнему находились в летнем саду в окружении цветов, и стоял жаркий полдень. Не спрашивая, он вытащил голую руку из кармана и повернул Абигейл за локоть. Теперь ветер дул ей в спину, а ему в лицо. Он подвел ее к стене из вагонки, встал прямо перед ней и снова засунул руку в карман.

– Как ты узнал, что я выхожу замуж?

– Я это вычислил еще до отъезда, поэтому следил за газетами.

– Почему ты не останешься в стороне и не дашь нам пожить спокойно?

Серьезное лицо Джесси выглядело с голь же угрожающе, как и сердитые облака, принесшие ранние сумерки. Он нахмурился и, сведя брови, спросил в свою очередь.

– Ты беременна?

Он не смог бы ее ошарашить больше, даже если бы ударил по голове своим ковбойским ботинком со срезанным каблуком.

– Какое тебе дело, ты невыносим... Ветер унес остальную часть ее лестных эпитетов. Шарф приглушил голос Абигейл.

– Ты беременна? – повторил Джесси жестко, требовательно, встав как стена перед ней. Абигейл пошевелилась, собираясь обогнугь его, но он преградил ей дорогу, отступив в сторону, вынуждая остаться зажатой между собой и стеной салуна. Его руки по-прежнему были в карманах.

– Дай мне пройти, – холодно сказала Абигейл, прожигая его взглядом.

– Черта с два, женщина! Я задал тебе вопрос и должен получить ответ.

– Ты ничего не должен получить, и ты именно это и получишь!

Он продолжал оскорбленным тоном:

__ Черт побери, Эбби, я оставил ему достаточно денег, чтобы прилично содержать вас обоих. Все, что я хочу узнать взамен, мой ли это ребенок?

Абигейл захлестнула ярость. Как он смел появиться в городе и намекать на такие вещи что он позволил Дэвиду заниматься с ней любовью, чтобы скрыть ее ошибку с ним, с Джесси. В этот момент она ненавидела его. Она отклонилась и замахнулась, позабыв, что на руке муфта, которая лишь слегка коснулась лица Джесси, что сделало положение вещей еще более жалким.

Джесси держал руки в карманах и не мог перехватить руку Абигейл, но он увернулся в сторону, гак что муфта погладила его щеку, упала и покатилась по заснеженной улице.

Абигейл сделала движение вслед за ней, но Джесси схватил ее за плечи и развернул вполоборота к себе.

– Послушай меня, ты! Я вернулся, чтобы узнать правду и – клянусь Богом! – я это сделаю!

Она пронзила его взглядом и снова хотела было подобрать муфту но Джесси прижал ее обратно к стене. Его глаза предупредили Абигейл, что ей лучше не двигаться. Потом Джесси наклонился и подобрал муфту. Но когда он протянул муфту, Абигейл позабыла обо всех предупреждениях.

– Ты презренный козел! – закричала она, слезы замерзли струйками на ее щеках. – Если ты думаешь, что я собираюсь стоять здесь, посреди вьюги, и терпеть твои оскорбления, ты жестоко ошибаешься!

– Все, что от тебя требуется, – просто «да» или «нет», – возразил Джесси, удерживая ее на месте, так как ветер грозил повалить их обоих с ног. – Ты беременна, черт побери?!

Абигейл снова попыталась отдернуться, но его пальцы сомкнулись на рукавах как когти.

– Беременна? – допытывался он, сопровождая вопрос легким встряхиванием.

– Нет! – крикнула она ему в лицо, топая ногой, и, вывернувшись наконец, побежала прочь от него. Однако земля была покрыта льдом, и маленькие ноги скользили. В следующий момент Абигейл уже растянулась под ногами Джесси. Он быстро встал на колено и взял ее за локоть, по-прежнему держа в своей огромной руке ее муфту.

– Эбби, прости меня, – сказал он, но она вырвала свою руку, села и, сражаясь со слезами унижения, стала отряхивать юбки. – Черт возьми, Эбби, мы не можем разговаривать здесь, – сказал он, еще раз протягивая руку, чтобы помочь ей, но она отпихнула его руку.

– Мы не можем разговаривать нигде! – выкрикнула она, все еще сидя на улице и глядя на Джесси снизу вверх. – И никогда не сможем! Вот ты и вернулся, захотелось добавки, мистер Дюфрейн, вы что, не можете найти себе другую женщину, которая померилась бы с вами силами?

Следы гнева исчезли с лица Джесси, когда он, встав на одно колено, утопавший в этой ужасной грубой куртке из овчины, посмотрел в озлобленные глаза Абигейл и просто сказал:

– Я не искал других женщин.

О Боже, помоги мне, подумала она, и собрала всю свою ярость как щит вокруг себя. Она с трудом поднялась на ноги. Джесси заботливо придержал ее и протянул муфту, которую Абигейл выхватила из его руки. Когда она отвернулась и осторожно пошла по улице, все у нее внутри грозило взорваться.

Джесси смотрел секунду на ее удаляющуюся спину и позвал:

– Эбби, ты счастлива?

«Нет! Нет! Нет!» – хотела она выкрикнуть ему, но вместо этого закружилась в плачущем как привидение ветре и заорала:

– Какое тебе дело?! Оставь меня в покое. Слышишь?! Я кричала это несколько месяцев в своем пустом доме, но теперь кричу в последний раз тебе лично: «Убирайся из моей жизни, Джесси Дюфрейн!» Она повернулась к дому и побежала по обледенелой улице.

Через несколько минут она обогнула дом доктора и исчезла, а Джесси стоял, глядя на пустую улицу, потом стряхнул снег с ботинок и пошел обратно к салуну на углу. Зайдя внутрь, он заказал выпивку и, пока ждал ее, размышлял. Потом выпил все одним махом и окончательно решил: он пойдет прямо к этой женщине и, черт возьми, вытянет у нее ответы на некоторые вопросы!

У белого забора из штакетника не было роз, и он выглядел заброшенным на зимнем ветру. Идя по тропинке, Джесси заглядывал на веранду. Плетеная мебель исчезла. Качели печально содрогались на ветру, словно в них только что качалось привидение – или, может быть, два. Джесси поднялся по ступенькам и посмотрел сквозь длинное овальное окно входной двери. В дальнем конце дома он увидел юбки Абигейл. Она наклонилась, чтобы положить дрова в кухонную плиту.

Подтянув воротник вверх, Джесси постучал в дверь и наблюдал, как Абигейл торопливо идет к ней через весь дом. Он отступил назад в темноту.

Открыв дверь, Абигейл начала:

– Ужин еще не готов, Дэвид, но... Слова замерли у нее на устах, когда Джесси шагнул в круг света. Она попыталась быстро захлопнуть дверь, но он положил руку на торец, а ногой держал дверь.

– Эбби, мы можем поговорить минуту? Щеки Абигейл зарделись цветом пропавших роз.

– Убирайся с моей веранды! Вы слышите меня, сэр! Только этого мне и не хватало, чтобы тебя увидели здесь.

Она метнула взгляд за спину Джесси, но улица и двор были пусты.

– Всего минута или даже меньше. И разве старому другу не позволят поздравить невесту?

– Уходи, пока не пришел Дэвид и не увидел тебя. Он может прийти на ужин в любую минуту.

– Тогда я смогу поздравить и его тоже.

Глаза Абигейл быстро оценили руку и ботинок, державший дверь. У нее не было возможности заставить Джесси уйти.

– Ни мне, ни Дэвиду ничего от тебя не нужно. Только оставь нас в покое.

Холодный ветер, кружась, врывался в дом, заставляя плясать огни в лампах. Рука Джесси словно примерзла к двери.

– Очень хорошо. Сейчас я уйду, но мы еще увидимся, мисс Абигейл. Я по-прежнему должен вам одну фотографию и те двадцать три доллара, которые я у вас занял.

Потом, не дав ей еще раз сказать о том, что ей от Джесси абсолютно ничего не надо, он отпустил дверь, спустился по ступенькам, бегом преодолел тропинку и поспешил к центру, поднимая за собой снег.

Он совсем не хромал.

Когда Дэвид вернулся на ужин, приветствие Абигейл было намного теплее, чем обычно. Она взяла его за руку, пожала ее и сказала:

– Ох, Дэвид, я так рада, что ты здесь.

– А где еще я могу быть за три дня до нашей свадьбы? – спросил он, улыбаясь.

Абигейл пожала его руку еще сильнее и помогла снять пальто.

– Дэвид, ты такой хороший, – произнесла она, прижав пальто двумя руками к себе. Как бы она хотела, чтобы это было правдой.

– Абигейл, что случилось? – спросил он, заметив блеск слез в ее глазах, и приблизился, чтобы взять за руки.

– Ох, не знаю, – задыхаясь, ответила она. – Думаю, это от того, что нам предстоит, от нервного возбуждения, от забот, чтобы все было сделано вовремя. Я так беспокоилась о том, что фага не прибудет к сроку, когда нужно будет делать фотографию. А теперь началась эта вьюга, и вдруг фотограф не сможет добраться сюда из Денвера? – Она отошла назад, смахнула одинокую слезу и сказала в пол между ними. – Думаю у меня то, что раньше или позже случается со всеми невестами, – последний приступ нервозности.

– Просто ты слишком много работаешь, – посочувствовал Дэвид. – Магазин, свадебный прием, подготовка к церемонии и к нашему путешествию. Все это не так уж необходимо. Я уже говорил это тебе.

– Да, знаю, – жалобно проговорила Абигейл, чувствуя себя по-дурацки из-за проявленного расстройства, – но у женщины бывает только одна свадьба, и она хочет, чтобы она прошла как следует.

Дэвид обвил ее плечи рукой и повел на кухню.

– Но у большинства женщин есть мамы, сестры и тетки, которые берут на себя всю нагрузку. А для тебя одной работы слишком много. Только не перетрудись, Абигейл. Я хочу, чтобы ты в субботу чувствовала себя хорошо и счастливо.

От его заботы Абигейл почувствовала себя немного лучше, но ей было очень трудно забыть, что где-то в ночи ходит Джесси Дюфрейн, и если бы Дэвид заметил его до субботы и всколыхнул старую вражду, даже представить себе было нельзя, чем это кончится. Результаты могли быть самыми неприятными, по меньшей мере, а в худшем случае, просто ужасными. Потому что она не могла помешать Джесси.

Во время ужина мысли Абигейл снова и снова возвращались к одному и тому же беспокоившему ее вопросу: не падет ли Джесси так низко, что расскажет Дэвиду об их прошлых отношениях?

Инстинкт самосохранения заставил начать обсуждение этого вопроса с упоминания о Ричарде. Дэвид расслабился и впал в сонливость, откинувшись на канапе. Он переплел пальцы рук на животе, ноги вытянул и положил одна на другую.

– Дэвид.

– Да, Абигейл.

Он так и не привык называть ее уменьшительным именем, как это делал Джесси. Это всегда немножко расстраивало ее.

– Я тебе как-то говорила, что была однажды помолвлена? – Она прекрасно знала, что никогда не заикалась об этом. Дэвид вдруг сел и взглянул с интересом. – Это было очень давно, когда мне было двадцать.

По ошеломленному выражению его лица Абигейл поняла, что у Дэвида появилась тысяча вопросов, которые он хотел задать, но просто сидел и ждал, когда она продолжит.

– Его звали Ричард, он вырос здесь, на Разъезде Стюарта. Мы... мы привыкли играть вместе в классики. Я удивлена, что никто из здешних не рассказал тебе о нем, потому что люди туг хорошо все помнят.

– Нет, никто не рассказал, – ответил Дэвид, его шея покраснела.

– Я просто подумала, что ты должен это знать, Дэвид, прежде чем мы поженимся. Мы никогда особо много не разговаривали о нашем прошлом. У нас так много взаимных интересов в будущем, связанных с магазином и вообще всем, что это вытесняет другие темы разговоров, верно?

– Возможно... ты права. Но если ты не хочешь рассказывать о Ричарде, не рассказывай. Это не важно, Абигейл.

– Я хочу, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – тогда ты, возможно, поймешь мою внезапную нервозность. – Потом, взглянув себе на колени, она продолжила: – У меня никогда никого не было, кроме Ричарда, и мы более или менее привыкли думать, что когда– нибудь поженимся. Моя мама умерла, когда мне было девятнадцать, и вскоре мы с Ричардом были помолвлены. Тогда я была очень молодой, наивной и верила, что существуют такие вещи, как судьба.

Она остановилась, сделав паузу в своем повествовании для пущей убедительности, и затем вздохнула.

– Ричард, очевидно, думал по-другому, так как стоило моему отцу заболеть и в течение следующего года превратиться в полного инвалида, Ричард потерял всякое желание сделать меня своей женой. Думаю, можно сказать, что он испугался лишнего багажа в лице моего папы. В любом случае, мой... мой жених исчез без малого за неделю до свадьбы. Его семья через некоторое время тоже переехала, и я с тех пор не видела ни его, ни его родных. * На лице Дэвида появилось озабоченное выражение. Он потянулся к Абигейл.

– Прости. Абигейл. Мне так жаль.

Она подняла глаза к его нежному, серьезному лицу и поняла в тот же момент, насколько прекрасным, высокоморальным человеком он был, и как ей сказочно повезло, что она уже в зрелые годы жизни встретила его.

– Теперь я понимаю, почему ты волнуешься, – сказал он, глядя ей в глаза, – но никогда бы не покинул тебя, как он. Ты знаешь это.

– Да, знаю, – заверила она его, но почувствовала себя ничтожной и виноватой, так как знала, что Дэвид был слишком чистым, чтобы предположить интимные отношения между ней и Ричардом. – Дэвид, – сказала она, собираясь произнести сущую правду, – я на самом деле хочу, чтобы наша совместная жизнь была безупречной, вот и все.

– Она такой и будет, – пообещал он.

Но он держал ее только за руку, и Абигейл не смогла отделаться от мысли, что такие вещи любящие друг друга люди должны говорить крепко-крепко обнявшись.

– Я рад, что ты мне все рассказала, Абигейл. Я видел, что что-то тебя тревожит сегодня вечером, и теперь, когда история подошла к концу, давай забудем про нее.

Он наконец поцеловал ее. Абигейл прильнула к нему во внезапном приступе отчаяния, каких, казалось, у нее никогда не бывало. Отстранив губы, Дэвид произнес:

– Думаю, будет лучше, если я пойду, Абигейл.

Но она прильнула к нему еще крепче. Ей так хотелось, чтобы он задержался на немного и рассеял ее страх перед Дюфрейном.

– Ты хочешь уйти так рано? Дэвид отстранил ее силой.

– Тебе надо хорошенько отдохнуть за ночь, ты сама недавно это говорила. Увидимся завтра вечером, как и договаривались.

У двери, прежде чем уйти, он ее поцеловал, но вначале надел пальто, так что все тепло его объятий потерялось в массе шерстяного пальто и муслиновой юбки.

ГЛАВА 22

Как только ушел Дэвид, Абигейл переоделась на ночь и поторопилась задуть лампы. Ветер врезался в стены дома, дребезжа кровлей, стуча оголенными ветками по карнизам и обещая этот кошмар на всю ночь. Звуки вьюги усилили трепет Абигейл. Она решительно закрыла глаза и перечислила, что Дэвид внес в ее жизнь: спокойствие, дружбу, восхищение, любовь. Некоторое время она размышляла над каждым из них. Дэвид мостил путь к самому спокойному образу жизни, какой она только могла представить. Дружба не вызывала сомнения – они почувствовали ее сразу. А что касалось восхищения – из всех людей, каких Абигейл знала, никто не ценил ее так, не восторгался и не восхищался ею. А любовь...

Ее мысли были внезапно прерваны сильными ударами в заднюю дверь. Раньше никто не входил с задней двери. Еще до того, как ее ноги коснулись ледяного пола, она поняла, кто это может быть и решила, что ей лучше лежать и думать о Дэвиде, чтобы отогнать мысли о Джесси Дюфрейне.

Абигейл думала, не оставить ли Джесси стучать, пока ему не надоест, но он закричал во все горло, пересиливая завывающую вьюгу, и Абигейл испугалась, что кто-нибудь из соседей услышит его.

Она нашла халат и, прислушиваясь, поспешила к задней двери по грубым доскам пола. Джесси снова начал колотить и вопить, поэтому Абигейл зажгла лампу, хотя и не стала сильно выкручивать фитиль, а оставила его еле теплиться из-за боязни, что кто– нибудь может увидеть Джесси из окна.

– Эбби, открывай!

Она только приоткрыла дверь и, преграждая дорогу, не давала ему войти.

Ветер и снег обнимали его волосы, брови и усы – в ледяных кружевах, решительные, черные, словно ночь, глаза смотрели на Абигейл.

– Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты соображаешь, сколько времени?

– Плевать я хотел.

– Как всегда.

– Ты меня впустишь или нет? Никто меня не видел, но, будь уверена, они услышат, как я высаживаю дверь, если ты захлопнешь ее у меня под носом.

Ветер врывался в дом. Абигейл схватила халат за полы на груди. Ноги замерзли, и она дрожала от холода.

Джесси внезапно приказал:

– Дай войти, пока ты совсем не замерзла вместе со мной, – и вошел, заполнив кухню десятью фунтами своей куртки из овчины, тремя дюймами усов и почти двумястами фунтами упрямства.

Абигейл набросилась на него раньше, чем он успел прикрыть дверь.

– Как ты смеешь вламываться в мой дом, как будто он принадлежит тебе?! Выметайся!

Он всего лишь пожал плечами, потер руку об руку и, полностью проигнорировав Абигейл, воскликнул:

– О Господи, как же холодно на улице! Без всяких извинений он сбросил куртку.

– Нам надо дров, чтобы мы не превратились в ледышки.

Он оттащил стул от кухонного стола, поставил его точно напротив печи, повесил куртку на спинку, открыл печную заслонку и потянулся за поленом в ящик с дровами – все это время он ни разу не посмотрел на Абигейл.

– Это мой дом, и тебя сюда не приглашали! Положи полено обратно!

Он опять не обратил никакого внимания на слова Абигейл и засунул полено в печь, потом закрыл заслонку, развернулся и, наклонившись вперед, стряхнул с волос снежные хлопья. Он заметил босые ноги Абигейл, выглядывавшие из-под подола халата и, указав на них, сказал:

– Тебе бы надо надеть что-нибудь на эти милые ножки, лапочка, потому что разговор займет некоторое время.

Абигейл побагровела.

– Он не займет никакого времени, потому что ты немедленно уходишь. И не называй меня лапочкой!

– Я не ухожу, – сказал он уверенно.

Она поняла, что он не шутит. Что ей оставалось делать с таким безмозглым детиной? Абигейл сжала кулаки и зарычала в раздражении. Джесси взял другой стул, поставил его рядом с первым и потом, засунув большой палец обратно за пояс брюк, поднялся.

– Нам есть о чем поговорить, Эбби. Вода, застывшая в его усах, теперь растаяла и капала вниз. Он стоял и терпеливо ждал, когда Абигейл сдастся и сядет. Но Джесси покраснел от холода, волосы блестели и были взъерошены после того, как он их отряхивал. В этих ботинках и джинсах, темной рубашке и жилетке из грубой кожи он походил на головореза даже больше, чем раньше. Смуглая кожа прекрасно подходила к его черным волосам, усам и спускавшимся вниз бакенбардам. Он словно только что вернулся с выпаса, согнав заблудший во вьюге скот, или убежал от полиции. Он выглядел как настоящий мужчина, от одежды до розовых щек, от покрасневшего на морозе носа до растрепанных волос. Глаза Абигейл остановились на его бедре – револьвера не было.

– Не бойся меня, Эбби, – заверил он ее, проследив за направлением ее взгляда.

Он вынул из кармана платок, высморкался и все это время смотрел на Абигейл. Его глаза буквально впились в нее.

Как ее собственные чувства могут ее так предавать? Как она может стоять здесь и думать, что даже то, как он сморкается, привлекательно? Да, привлекательно. Ох, Боже, это все из-за того, что Джесси Дюфрейн был мужчиной во всем. Злясь на себя за такие мысли, она набросилась на него.

– Зачем ты снова сюда пришел? Ты знаешь, что если Дэвид узнает, он ужасно рассердится, но, я думаю, ты на это и надеешься. Тебе не достаточно того, что ты со мной сделал?

Джесси наклонился вперед, потянулся назад, убирая платок в карман, и тихо сказал:

– Давай, Эбби, присядь. Я почти замерз, стоя на улице, пока ждал, когда он уйдет.

Потом он сел сам и протянул руки к теплу.

– Ты стоял на улице и следил за моим домом? Да как ты смел!

Джесси продолжал сидеть, наклонившись к печке и, даже не позаботившись обернуться, произнес:

– Ты забываешь, что именно я финансировал это положение вещей. Думаю, это дает мне здесь немало прав.

– Прав! – Она в гневе приблизилась к нему на один шаг. – Ты приходишь сюда разглагольствовать о своих правах передо мной в моем собственном доме, кладешь мои дрова в мою печь и... и сидишь на моем стуле, говоришь о своих правах? А как насчет моих прав?!

Джесси медленно снял локти со своих колен, распрямил плечи, глубоко вздохнул, поднялся со стула с преувеличенным терпением и размеренным шагом через всю комнату пошел к Абигейл. Его взгляд сказал Абигейл, что он не станет мириться с ее вызовом. Он взял ее за руку и, подталкивая в спину, направил к стульям. На этот раз он уже приказывал:

– Садись. Она села.

Но напряженно, будто проглотив аршин, на самом краешке стула, почти вися в воздухе. Ее руки были крепко прижаты к груди.

– Если Дэвид узнает и я его потеряю, то я... я...

Ее лепет сошел на нет. Она не смогла найти достаточно резкие слова, чтобы выразить, как взбесил ее Джесси.

Джесси только вытянул свои длинные ноги и, откинувшись на спинку, расслабился. Пальцы рук переплелись на животе.

– Так ты счастлива с ним? – спросил он, изучая ее напряженный профиль.

– Когда ты уезжал отсюда, это тебя интересовало меньше всего!

– Не делай предположений, Эбби. Когда уезжал отсюда, все дела пребывали в беспорядке, а я не люблю беспорядка, поэтому я и вернулся. Когда я узнал – не могу сказать, что от тебя, а прочитал в газетах, – что ты выходишь замуж, я должен был узнать, все ли у тебя порядке.

Абигейл окинула его недоброжелательным взглядом.

– Как это здорово – по-настоящему здорово с твоей стороны! – огрызнулась она. – Полагаю, мне следует прямо-таки затрепетать от твоей запоздалой заботы.

– Я и не надеялся на это. По крайней мере, не после ледяного приема перед моим отъездом.

Он хитро усмехнулся, и из небытия к Абигейл вернулось воспоминание, как Джесси в ошарашивающем костюме преклонил перед ней колено.

– Что ж, ты это заслужил, – сказала она раздраженно, но злобы в ее голосе стало поменьше.

– Да, я тоже так думаю, – признался он добродушно с дружелюбным выражением в глазах.

Позади него затухла еще теплившаяся лампа. На стене напротив печки запрыгали тени Джесси и Абигейл. Перед ними разгорался огонь, лизавший слюдяное окошко в литой дверце печки. На улице плакал ветер. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, вспоминая прошлое.

Джесси мягко проговорил:

– Значит это не так, Эбби?

– Что не так?

– Ты не беременна.

Почувствовав новый приступ противоречивых чувств, которые всегда пробуждал в ней этот мужчина, Абигейл отвернулась и уставилась на слюдяное оконце. Она была очень сильно смущена. Стоило ему только войти и повести себя обходительно, как все начиналось снова. Абигейл подтянула ноги с грубого пола, поставила их на край сиденья и, крепко обхватив колени, положила лоб на руки.

– Ох, Джесси, как ты мог? – спросила она приглушенным голосом. – На улице ты фактически обвинил меня в... в моих близких отношениях с Дэвидом, и это для того, чтобы высянить спорный вопрос о... об отцовстве несуществующего ребенка.

– Я не хотел, Эбби.

Джесси дотронулся до ее локтя, но она отдернулась, по-прежнему уткнув лицо в руки.

– Не трогай меня, Джесси. – Она подняла на него обвиняющий взгляд. – Не после всего, что было.

– Хорошо... хорошо.

Он поднял руки, словно на него нацелили револьвер, потом медленно опустил их, увидев болезненное выражение обиды на лице Абигейл.

– И зачем ты только вернулся? Тебе не хватило первого раза, и ты решил снова преследовать меня?

Их взгляды встретились, задержались в таком положении секунду, и Джесси спросил:

– Я преследую тебя, Абигейл?

Она отвернулась.

– Не в том смысле, который ты имеешь в виду. Он посмотрел вниз, на голые пальцы ног на сиденье, лениво откинулся назад и, положив запястье на спинку стула Абигейл, полностью окинул ту взглядом.

– Скорее уж ты преследуешь меня, – признал он, – думаю, именно поэтому я и вернулся, чтобы разрешить все неясности между нами.

Не убирая запястье со спинки, он зажал ее волосы между указательным и средним пальцем и погладил шелковистую прядь. От волнующего прикосновения Абигейл раздраженно напрягла плечи и наклонила голову вперед, чтобы освободить волосы.

– Я думала, в тот последний день мы поняли друг друга, – сказала она, сжимая колени еще крепче.

– Не совсем.

На них нахлынули воспоминания последнего дня. Они сидели рядом, согреваемые теплом печки, теплом друг друга, и гнев рассеивался вместе с холодом. Казалось, что-то непрошенное просачивалось сквозь их кожу вместе с излучаемым печкой теплом. Через некоторое время голос Абигейл, униженный и жалкий, раздался вновь.

– Почему ты не сказал, что Дэвид возвращается, перед тем как мы... – Но ей было страшно закончить эту фразу. Джесси сидел слишком близко, чтобы произносить такое вслух.

Джесси секунду изучал Абигейл и потом тихо спросил:

– Почему ты не пошла обратно наверх, когда я тебе говорил?

Но ни один из них не знал ответов на эти вопросы, отдавшиеся эхом в завываниях ночи, Эбби снова опустила лоб на сложенные руки и молча покачала головой. Она слышала, как Джесси склонился вперед, сдвинувшись на край стула, и опять оперся локтями о колени.

– В кофейнике есть кофе?

Абигейл встала, подняла кофейник в голубую крапинку, который оказался полным, и потрогала его ладонями. Джесси наблюдал за ней из-под опущенных бровей и вспоминал, как эти руки касались и возбуждали его. Абигейл исчезла в темной кладовой.

Там, оставшись одна, она прижала руки к открытому рту, словно это могло помочь ей побороть страшное желание заплакать, когда она вернется туда, где Джесси снова не будет спускать с нее глаз.

Джесси следил, как она вошла с чашками, наполнила их и, обернувшись, увидела, что он снял ботинки и положил ноги на каминную решетку, чтобы согреть их. Абигейл безмолвно протянула ему чашку, и их глаза на мгновение встретились, когда Джесси опустил ноги, пропуская Абигейл к стулу.

Они пили кофе, сидя бок о бок, и молчали, задумчиво глядя на маленький язычок пламени, видимый сквозь окошко в печи. Джесси снова положил ноги на решетку, Абигейл положила ногу на ногу, переплетя пальцы. Что– то было особенное в том, как они сидели вместе босые перед пляшущим огнем с каким-то смущенным смирением. Враждебность исчезла, оставив их в мире друг с другом.

– Ты думаешь, я знал, что Мелчер должен остаться? – спросил Джесси, не оборачиваясь к Абигейл.

– А разве нет? – спросила она, глядя на пальцы его ног. Она вспомнила, как выглядели его обнаженные ноги, и осознала, как мало надето на ней самой было сейчас.

– Я знаю, что именно об этом ты думала все эти месяцы, но это неправда. Я знал только что он приедет на встречу, но понятия не имел, что он останется.

Абигейл повернулась, всматриваясь в его профиль, проследила линию его лба, носа, усов, губ, пылавших желто-красным цветом. Джесси поднял свою чашку, сделал глоток, и Абигейл увидела, как поднимается и опускается его кадык. Он определенно очень привлекательный человек, признала она.

Усталым тоном она произнесла:

– На лги мне больше, Джесси. Хотя бы не лги.

Он поднял взгляд на ее серьезное лицо, подсвечиваемое пляшущим огнем.

– Я никогда не врал тебе.

– Молчание тоже может быть ложью.

Джесси знал, что она права. Своим молчанием он обманывал ее много раз и не только о возвращении Мелчера, но и о владении железной дорогой, и о том, что он один из тех, кто платил ей за то, что она ухаживала за ними. Абигейл отглотнула кофе, осторожно сжала чашку между ладонями, посмотрела в нее.

– Ты знал, какие я связываю с ним надежды, Джесси, ты знал это все время. Как ты мог не сказать мне?

Она выглядела лет на семнадцать, как девушка с разбитым сердцем. Ее кожа казалась золотистой в свете пляшущего огня. Джесси только обхватил свою чашку руками.

– Потому что если бы я сказал тебе, что он возвращается, я не провел бы с тобой ту ночь, ведь так?

Абигейл в замешательстве подняла глаза. Она не знала, что сказать. Все это время она думала...

– Н... но Джесси, – проговорила она с расширившимися глазами. – В ту ночь именно я пришла к тебе. Именно я просила.

– Нет, все было не так. – Он изучил ее лицо, с этими расширившимися глазами, казавшимися черными в затемненной кухне, и потом заставил себя отвернуться. – Все было не так с самого первого дня. Именно я, всегда я, до самого конца пытался тебя расшевелить, пока наконец не преуспел. Но, знаешь, Эбби? – Он убрал ноги в носках с решетки, поставил локти на колени и проговорил в глубину своей чашки. – Когда это произошло, я сам себя ругал за то, что сделал.

В этот момент лампа на столе у них за спиной зашипела, пламя задрожало и погасло. Абигейл, потрясенная, разглядывала затылок Джесси и густые волосы, вившиеся возле уха.

– Я тебя совсем не понимаю. Он взглянул на нее через плечо.

– Я хочу, чтобы ты была счастливой, Эбби. Это так трудно понять?

– Просто я... это... в общем, это не похоже на Джесси, которого я знаю, вот и все.

Он разглядывал ее через плечо еще несколько секунд, потом отвел глаза в сторону, опять на огонь и отпил кофе.

– Тогда что на меня похоже? Образ дорожного грабителя? Тебе трудновато отделаться от этого образа. Это одна из причин, по которым я вернулся сюда. Потому что мне не безразлично, что ты думаешь обо мне. Такого никогда еще не случалось со мной в отношениях с женщинами. Ты другая. Мы и начали-то по-другому. Мы начали так...

Но он замолк, унесшись в мыслях назад, наслаждаясь какими-то воспоминаниями, жалея о других, не в силах выразить свои чувства словами.

– Как мы начали? – подтолкнула его Абигейл, гадая, что он собирается сказать.

– О, все эти ссоры, склоки, сведения счетов. Когда я проснулся в этом доме в первый раз и узнал, как сюда попал, ты знаешь, как я взбесился, а ты была под рукой, поэтому я обрушил свой гнев на тебя. Но мне бы не хотелось, чтобы ты думала, что наша последняя ночь, когда мы занимались любовью, тоже была сведением счетов.

Абигейл осенило, что с тех пор бесчисленное число раз к ней приходила точно такая же мысль. Она была частью того, что преследовало ее. Джесси взглянул назад через плечо, но Абигейл было страшно встретиться глазами с этим нарушившим ее покой, искренним Джесси.

– Ты думала именно так, Эбби? Что я занимался с тобой любовью, и в то же время давал Мелчеру деньги. Обесчестил его невесту, чтобы посмотреть, как он будет дергаться, решая, что делать дальше?

Джесси по-прежнему сидел немного спереди от нее и ждал ответа, который Абигейл боялась дать. Кофейная чашка Джесси висела на одном пальце, уже пустая.

– Ты так думала? – тихо выпытывал Джесси.

И в конце концов ее глаза не устояли. Они задрожали, взглянули на Джесси, и Абигейл выдохнула:

– Я... н... не хотела.

Ее слова были встречены долгим молчанием. Потом Джесси откинулся на спинку своего стула, закинул лодыжку одной ноги на колено другой, задев подол рубашки Абигейл и чуть не коснувшись ее колена, и положил руку на лодыжку. Другая рука с чашкой свесилась с поднятого колена.

– Эбби, я хочу рассказать тебе всю правду, поверишь ты или нет. Деньги, которые я заплатил Мелчеру, действительно были отступными, но вовсе не из-за того, что я поранил его. Я вообще платил не ему, а тебе, потому что чувствовал себя виноватым за ту ночь. Но я клянусь, эта идея пришла мне во время третейского разбирательства. Я вычислил, что, если дам ему много денег, он сможет осесть здесь и, возможно, осядет. Да, признаю, что немного подтолкнул его к этому, но не для того, чтобы задеть тебя, Эбби. Вовсе нет. Я думал, что если смогу уладить проблему таким образом, то ты сможешь получить Мелчера, милую уютную свадьбу, милый, уютный бизнес и спокойное в финансовом плане будущее, то тем самым выкину тебя из своего сознания.

Абигейл взглянула сбоку на его лицо. Он смотрел на кофейную чашку, постукивая ею по колену.

– И что же?

Чашка замерла. Он посмотрел в глаза Абигейл.

– Этого не произошло.

Она подняла нитку с колена.

– Ты всегда так великодушен со воими любовницами? – спросила она, желая прервать этот сумасшедший разговор, который словно оплетал их шелковой, соблазнительной сетью.

Он удивил ее своим простым ответом.

– Нет.

Абигейл поймала себя на том, что хотела, чтобы Джесси начал отрицать существование других женщин, и, когда он этого не сделал, ощутила боль. Какая ей разница, были ли у него другие? И все же он поймет: ее чувства больше, чем было нужно в данный момент.

– Не проще ли было просто развернуть меня, когда я пришла к тебе?

Нога Джесси спустилась с колена и ударилась об пол. Он внезапно вскочил и сосредоточенно стал наливать еще кофе. Стоя спиной к Абигейл, он ответил:

– Это было сложно.

Он сделал большой глоток, а ошарашенная Абигейл смотрела на его густые волосы на затылке. Джесси после долгого молчания спросил:

– Ты знаешь, что ты была первой женщиной, которая сказала мне нет, Эбби?

Ему опять удалось удивить ее. То, что он говорил, было полным безумием.

– Но я...

Джесси вдруг повернулся и прервал ее:

– Не укоряй себя, Эбби. никогда больше не укоряй. Это я просил тебя о той ночи любви, и не важно, кто пришел в ту комнату, и ты знаешь это. Но ты оказалась не такая, как остальные.

– Я думала, что в постели ни одна женщина не отличается от остальных.

Джесси вскинул руку, схватил Абигейл за подбородок и грубо приподнял ее лицо. Какое– то мгновение он смотрел так, словно готов был прибить ее.

– Выбрось это из головы, Эбби! ы чертовски прекрасно знаешь, что ты другая, и не только в том, что ты была девственницей. Все время, пока мы были вместе, ты была другой. Даже в том, что спасла мне жизнь.

Внезапно от его вспышки гнева, под свирепым взглядом его глаз, Абигейл начали душить слезы. Она отвернула подбородок в сторону, прочь от руки Джесси, и не спуская с него глаз. В конце концов она излила свою душу:

– Знаешь каким низким я тебя считала за то, что ты использовал против меня мое незнание? За то, что не сказал о возвращении Дэвида? За то, что не сказал, что владеешь железной дорогой? За то, что не сказал, что это были твои деньги, которые... которые заплатили мне, как... как какой-нибудь проститутке?

– Эбби...

– Нет, дай мне закончить. Я разозлилась на тебя за то, как ты уехал отсюда восвояси, думая, что маленький урок для такой женщины, как я, ничего не значит, для женщины, которая...

– Я никогда не думал...

Он сел и снова положил одну руку на спинку стула Абигейл.

– Замолчи! – приказала она. – Я хочу, чтобы ты узнал, через какой ад заставил меня пройти, Джесси Дюфрейн, потому что ты сделал... ты сделал. Ты заставил меня чувствовать себя недостойной любви Дэвида, так что я не имела права выйти за него, даже если он попросит. Ты себе представить не можешь, Джесси, что со мной из-за этого творилось. Я не хочу, чтобы ты ушел отсюда с чистой совестью. Я хочу, чтобы тебе было также больно, как и мне, потому что даже после того, как ты уехал, все, что я могла делать, это ходить по дому и везде находила напоминания тому, что мы с тобой делали, или пойти в магазин Дэвида, где о тебе напоминали деньги. Даже там ты, казалось, смеялся надо мной с каждой стены, которую ты оплатил. Я хотела сделать с тобой то же самое, но у меня не было способа, и я начала думать, что никогда не смогу освободиться от тебя.

– А ты этого хочешь?

– Хочу больше всего на свете, – сказала она с глубокой искренностью.

Джесси взглянул на волосы, потом перевел взгляд вниз, на ее трепещущие губы.

– Нет, хочу. Возможно мне никогда не удастся освободиться, и именно поэтому я и рада, что осталась на твоей совести. Тебе достаточно было сказать одну фразу, и эта ночь и связанное с ней чувство вины никогда бы не появились. Теперь у меня впереди брачная ночь... – она посмотрела себе на колени, – положительный исход которой под вопросом, мягко говоря. И ты говоришь, что ты хочешь очистить совесть?

– Эбби, – приблизившись и повернув к ней лицо, взмолился Джесси, не опуская руку со спинки, – я говорил тебе, что не знал, что он останется...

Но она оборвала его:

– Ты прекрасно понимаешь, что я по– прежнему могу все это потерять. Теперь, когда я нахожусь накануне всего, о чем только мечтала– о муже, который считает, что солнце встает и садится только для меня, о деле, которое означает уверенность в будущем... – Абигейл открыто посмотрела на Джесси. Он, наклонившись, был совсем рядом. – Да что там говорить, меня даже приняло здешнее общество, чего никогда не было до появления Дэвида. В качестве его жены я стану в конце концов чем-то более существенным, чем какой– то... какой-то незамужней дамой.

Стало тихо. Слышались только ветер и огонь. Джесси изучал Абигейл, сидевшую в ночной рубашке и халате и уткнувшись в свои колени. Он внезапно понял, что оставшись здесь, сделает ей еще больнее.

– Что мне тебе сказать? – спросил он жалостно. – Что я виноват? – Его пальцы вновь коснулись волос на ее затылке, но на этот раз она не отдернулась. – Да, я виноват. Я знаю. Прости меня, Эбби.

Она подняла глаза и увидела, что лицо Джесси исполнено искренностью, ухмылка и издевка исчезли.

– Из-за тебя я прошла через ад, Джесси. Может быть, твоего «прости» не достаточно. В первый же день, как Дэвид сказал, что собирается остаться на Разъезде Стюарта, я поняла, что он делает это ради меня. Я поняла, что он возносит меня на пьедестал, и не смела ему возразить. Он бы никогда, никогда не понял, почему я сделала то, что сделала с тобой. Но знаешь ли ты, чего этот обман стоил мне?

Джесси прекрасно понимал. Он видел боль яа лице Абигейл и хотел бы, чтобы не он был ее причиной. Он слегка отодвинулся назад.

– Что ты скажешь в свою брачную ночь, если он заподозрит что-нибудь?

Глаза Абигейл скользнули по слюдяному оконцу.

– Что это был Ричард.

– Ты рассказала ему о Ричарде? – удивленно спросил Джесси.

– Не столько, сколько тебе, но достаточно.

– Он поверил?

Она печально улыбнулась.

– Он не такой, как ты, Джесси. Он не приставал к каждой женщине, которую видел на дороге.

Джесси гладил волосы на затылке Абигейл и давал им упасть. Он прошептал ей на ухо:

– С тех пор, как я уехал отсюда, на моей дороге тоже не было ни одной женщины.

Мурашки побежали по позвоночнику Абигейл и по рукам. Но Джесси был Джесси.

– Я собираюсь выйти за Дэвида, Джесси. Он очень добр ко мне.

– Я тоже был однажды.

– Не так.

– Да как захочешь. Мы могли бы смеяться, разговаривать и...

– И бороться?

Джесси на секунду прекратил игру с волосами Абигейл.

– Да, и бороться, – не смущаясь признал он, и в его голосе послышалась улыбка.

– Я боролась с тобой даже после твоего отъезда. Когда из газет узнала правду на следующй день после встречи, я бесилась несколько дней.

Он усмехнулся.

– Ты всегда была хороша в бешенстве, – сказал он низким гортанным голосом.

– Уберите руку со спинки моего стула, мистер Дюфрейн, или я снова взбешусь.

– Меня зовут Джесси, – проговорил он, оставив руку там, где она была.

– Ох. не заставляй меня переживать все это заново. В следующий момент ты объявишь себя грабителем с пулей в боку.

Джесси рассмеялся и коснулся затылка Абигейл и слегка ущипнул мочку уха.

– Давай посмотрим, как ты немножко взбесишься, Эбби, а? Как в старые добрые времена.

Джесси ухватил локон волос и игриво дернул его.

Абигейл повернулась к нему и тихо по– вторила:

– Я собираюсь выйти за Дэвида Мелчера, и когда это произойдет, ты уберешься и из моего дома, и из моей жизни.

Джесси снова обернулся к печке и расслабился, съехав вниз по стулу и положив шею на его спинку.

– Ты действительно кричала это пустым комнатам, когда я уехал?

– Не переоценивай себя, – вспыльчиво проговорила Абигейл, – я ненавидела тебя каждую секунду, когда делала это.

Джесси повернул лицо в ее сторону.

– Ты никогда не ненавидела меня.

– Нет, ненавидела.

– И ненавидишь сейчас?

Вместо ответа Абигейл тоже вытянулась на своем стуле и положила ноги на решетку рядом с ногами Джесси.

– Скажи мне, что ненавидишь меня, – бросил он ей вызов и подвинулся так, что его ступня покрыла ее ноги.

– Я скажу, если ты уберешь свои ноги с моих и немедленно уйдешь отсюда.

Джесси зажал ноги Абигейл между своих и сжал.. – Попробуй.

Она взглянула на него, чтобы найти на его губах старую издевательскую улыбку, уверенная, что если в этот момент докажет ему свои слова, то наконец избавится от него. Лежа расслабившись на своем стуле с таким же праздным видом, как и Джесси, она уверенно проговорила:

– Ты до сих пор думаешь, что физическая сила убедительна? Я не могу тебя заставить уйти, и ты это знаешь. Но я могу повторить то, что говорила уже давно, что Дэвид Мелчер обладает всей красотой и нежностью, качествами, которыми я восхищаюсь в мужчине, и я собираюсь за него замуж.

Джесси молча рассматривал ее какое-то мгновение, потом взял за руку. Сердце Абигейл начало вытворять дикие вещи, когда она смотрела, как Джесси гладит ее руки, но внешне она осталась невозмутимой.

– Знаешь, я думаю, ты действительно собралась.

– Да, – сказала она, позволяя ему продолжать ласкать свою руку, чтобы доказать, что ее к нему больше не тянет.

– Он подходит для тебя? – спросил Джесси.

Абигейл вдруг захотелось переплести свои пальцы с пальцами Джесси и притянуть е руку к животу. Это было труднее всего вынести – всегда – когда Джесси становился заботливым и внимательным.

– Всегда... во всех смыслах, – мягко ответила она.

Ветер завывал над какой-то своей болью.

– А он подходит тебе!

Снег нашептывал дому свои секреты.

– Эбби? – начал настаивать Джесси, когда она не ответила.

– Это одно и то же.

– Нет, не одно и то же.

– Возможно, вопрос надо ставить так: подхожу ли я ему?

– Это и так понятно, – произнес нежно Джесси.

Абигейл проговорила их соединенным рукам:

– Не пытайся быть приятным. Обычно, когда ты был приятным, мы вели себя, как дураки.

На этом разговор прервался, и Джесси отпустил ее руку с легким смехом.

– Расскажи мне о своих планах. Мне очень хочется услышать.

Забавно, подумала Абигейл. Но вот осталось два дня до свадьбы, а у нее никогда не было друга, с которым она могла бы поговорить. Как иронично, что подвернулся как раз Джесси. Он был прав насчет одного – они могли бы всегда болтать, она и сейчас чувствовала себя с ним свободно и поэтому рассказала ему все о планах на свадьбу, насчет приема гостей и о том, как напряженно она с Дэвидом работала в магазине. Она рассказала Джесси, что они собираются на медовый месяц в Колорадо Спрингс.

Джесси, ехидно усмехнувшись, поддел ее:

– Так я плачу и за медовый месяц? – Но потом он сказал, что магазин получился замечательный, и он сразу понял, что она приложила к нему свою руку.

Абигейл рассказала, как беспокоилась из-за фаты матери, которую все не присылали до сегодняшнего дня, а завтра нужно фотографироваться. Он спросил, кого она наняла, чтобы сделать фото и потом сказал, что знает Дэмона Смита. Смит хорошо работает и угодит ей. Потом Абигейл рассмешила Джесси, спросив, действительно ли он фотограф. Он улыбнулся и ответил:

– Хочешь сказать, что до сих пор не веришь мне, – и они засмеялись вместе.

Их охватила лень и одурманивающая слабость, разговор стал затрудненным и вялым. Абигейл сказала, что Джесси в такой одежде больше похож на преступника, чем на фотографа. Он спросил, предпочитает ли она его яркий костюм, и Абигейл решила, что нет, эта одежда больше подходит для него. Время от времени в ленивом обмене репликами Джесси бросал на Абигейл сонную усмешку. Потом они вместе уставились на слюдяное оконце. С каждым мгновением они все больше расслаблялись, все больше становились самими собой, их охватила сонливость. Прошел уже час, как они разговаривали посреди ненастной ночи.

Джесси рассказал, как они с Джимом начали работать– пробивали туннели, строили эстакады и даже укладывали рельсы, прежде чем взялись за свою собственную железную дорогу. Они начали с одной тупиковой ветки, так как к тому времени поняли, что деньги не заработаешь на укладке рельсов, а только на самих деньгах. Она увидит это, сказал он, когда приедет в Колорадо Спрингс, где все железнодорожные магнаты строят себе особняки.

– Ты тоже? – спросила Абигейл.

– Нет, – рассмеялся он, он не относился к числу таких людей. Кроме того, его железная дорога была не такой уж большой. Джесси много рассказывал о том, как фотография превратилась для него из развлечения в дело жизни.

К тому времени он совсем низко съехал на стуле, положил ногу на ногу на решетку, умиротворенный и сонный. Он спросил:

– Теперь ты веришь мне?

– Да, думаю, верю.

Потребовалось много времени, чтобы он услышал от Абигейл эту фразу, много времени и еще больше непонимания.

Они сидели, молча прислушиваясь к завывающим ночным звукам.

– Уже очень поздно, – произнесла наконец Абигейл, – думаю, тебе пора идти, или мой фотограф увидит завтра одну из самых помятых на вид невест.

Джесси засмеялся, припомнив:

– Совсем как в первый раз, когда я увидел тебя, о господи, в каком ты была виде, Эбби!

– Ты, без сомнения, за словом в карман не полезешь.

Их обоих охватила лень. Они повернули головы так, чтобы можно было смотреть друг на друга.

– Не делай из меня дурака, Эбби, – тихо сказал он.

Он никогда не изменится, поняла она. Он всегда будет издеваться. Он не для нее.

– Я рад, что мы поговорили, – сказал он, в конце концов усаживаясь прямо, потягиваясь и широко зевая.

Она, уставшая, последовала его примеру.

– Я тоже. Но, Джесси.

– М-м-м? – проговорил он, посмотрев на Абигейл Его руки безвольно лежали между колен.

– Не мог бы ты незаметно прошмыгнуть в свою комнату, в противном случае мне придется срочно выдумывать объяснения для Дэвида.

– Только дурак не спит в такое время. Мне незачем шмыгать.

– Но ты постараешься, чтобы тебя не заметили?

– Да, Эбби.

И еще раз он воздержался от остроты.

Затем, сидя на самом краю ст ула и вытянув сцепленные руки вперед перед собой, он напряг каждую мышцу своего тела в том сотрясающем, содрогающем, растягивающем движении, которое включает и ноги, и живот, и шею, и руки, и даже голову. Абигейл уже видела сотни раз, как он это делает.

Воспоминания.

Потом он сложился пополам и начал медленно натягивать ботинки. Наблюдая за ним, Абигейл вспомнила, как однажды помогла ему это сделать.

Он встал. Потянулся снова. Заправил рубашку. Абигейл поднялась и неуверенно встала рядом с ним.

Джесси засунул большой палец за пояс и стоял, глядя на нее.

– Думаю, меня не пригласят на свадьбу, да?

Абигейл поборола дикий стук сердца и улыбнулась.

– Мистер Дюфрейн, вы невыносимы.

Не спуская с нее глаз, Джесси взял куртку со спинки стула и набросил ее на плечи. Абигейл, сцепив руки, наблюдала за каждым его движением.

Куртка была надета. Но вместо того чтобы застегнуть ее, Джесси взялся за отвороты и так и застыл, не делая ни малейшего движения к двери.

– Ну... – произнес он в пустоту. Абигейл улыбнулась и пожала плечами.

– Ну... – повторила она бездумно.

Их глаза встретились. Никто из них не улыбался.

– Можно перед уходом поцеловать невесту? – спросил он хрипловатым голосом.

– Нет! – воскликнула Абигейл слишком поспешно и, отступив на шаг от Джесси, наткнулась на стул позади нее. Джесси протянул руку к ее локтю, чтобы предотвратить ее падение, потянул медленно-медленно на себя, в пушистый отворот куртки. Его руки обхватили затылок Абигейл, удерживая ее рядом, глаза ее закрылись.

Эбби, подумал он, моя маленькая колибри. И точно так же, как сердце колибри, которое бьется быстрее, чем у всех живых существ, Абигейл Маккензи, казалось, хочет вырваться наружу.

Стоя рядом с Джесси, она чувствовала себя совсем по-другому, чем рядом с Дэвидом. Куртка Джесси была толстой, но даже через нее Абигейл ощущала, как бьется его сердце.

– Будь счастлива, Эбби, – сказал он.

Она крепко зажмурилась, в мягкую кожу шеи врезалась пуговица.

– Я буду, – сказала она, уткнувшись в овчину и прислушиваясь к стучащему сердцу Джесси.

Его большая рука зарылась в ее волосах, лаская их, приглаживая вниз к шее, натягивая их, делая почти больно. Джесси прижал Абигейл к себе на последнюю секунду.

Потом он отступил назад, опустил руки, касаясь рук Абигейл, и взял ее за ладони. Испытующе глядя в завороженные глаза Абигейл, он приложил ее ладони к своим щекам, так что большие пальцы Абигейл оказались на концах его черных усов. Глаза Джесси закрылись на мгновение, и веки задрожали. Открыв их, он сказал так тихо, что Абигейл едва смогла расслышать:

– Пока, Эб.

Абигейл вдруг захотелось, чтобы ее руки так и лежали на его темном, теплом лице, кололись об усы, касались его глаз, двигались вниз по его телу, которое она очень хорошо помнила. Но Джесси сжал больно ее руки, она сглотнула и сказала, глядя ему в глаза:

– Пока, Джесс.

Затем он отошел в сторону и встал, глядя на нее все то время, пока медленно застегивал куртку и поднимал воротник. Он подошел к двери. Она открылась, и у ног Абигейл закружился снег.

В тишине, воцарившейся после того, как захлопнувшаяся дверь словно отсекла кусок холода, Абигейл снова прошептала в пустоту слова прощания.

ГЛАВА 23

Когда на следующее утро Эбби проснулась и увидела в зеркале свое осунувшееся лицо, она обрадовалась, что Дэвиду не представится случая увидеть ее в таком виде. Они договорились, что она в течение дня не появится в магазине, так что они встретятся не раньше семи вечера, когда он придет, чтобы проводить ее до церкви, где они устроят репетицию свадьбы.

Глядя на свое отражение, Абигейл пришла к выводу, что лицо ее ужасно, и нервы – на пределе. Надо было срочно что-то делать.

На лицо она наложила ломтики лимона и стала выглядеть намного лучше. Предательские припухлости и тени под глазами удалось уменьшить с помощью пригоршни снега. Приняв ванну и причесавшись, Абигейл почувствовала себя более или менее по– человечески.

Но как же с нервами?

Размышления о Джесси определенно не помогали успокоить их, но отогнать воспоминания она не могла. Абигейл заканчивала прическу. Вчера вечером Джесси был совсем другим.

Забудь о нем, Абигейл Маккензи!

Она заставила себя думать о Дэвиде, о магазине, о фотографе, о вечерней репетиции, о приеме. Медовый месяц. На мгновение ее мысли вновь обратились к Джесси, но она их быстро отбросила.

Пройдись-ка по списку дел, которые надо сделать к приему гостей! Найти кружевную скатерть, выставить тарелки, вилки и чашки. Охладить кексы к чаю, нарезать хлебцы. Погладить мамин свадебный наряд. Разобраться со снегом.

Абигейл выглянула в окно, пурга почти прекратилась. Однако в горах снег еще частенько задерживал поезда, так как не все железнодорожные линии были оборудованы навесами, и поэтому поезда вынужденно простаивали, пока команды расчищали рельсы от снега, выпавшего во время ненастья, вроде вчерашнего. Предположим поезд опоздает или не придет вообще. Фотограф ведь не вопрос жизни и смерти, говорила себе Абигейл. Но в следующую минуту уже смотрела на часы, прислушиваясь к свистку, стуку колес и думала, ох, и почему выпало столько снега.

Джесси – со снегом, таящим в его волосах, на усах...

Забудь о нем! Думай о Дэвиде. Подготовь свой наряд, который надо будет нести в гостиницу.

Свисток поезда 9:50! Наконец-то! Значит Дэмон Смит все-таки приехал и должен установить в гостинице свое фотографическое оборудование.

Может Джесси сядет на этот поезд и уедет?

Ох, да, да, пожалуйста, Джесси.

Вдруг Дэвид выяснил, что Джесси был в городе? Хотя недолго? Не видел ли кто, как Джесси возвращался в гостиницу в три часа утра?

Не думай об этом! Упакуй фату и вуаль, возьми подвенечное платье с вешалки, подготовь туфли. Ты отлично выглядишь, Эбби, кончай глазеть в зеркало! Твое платье восхитительно, все получится отлично, стоит тебе только позабыть о Джесси Дюфрейне.

С запасом в пятнадцать минут мисс Абигейл Маккензи встала перед стойкой для зонтиков возле входной двери с ее прелестным овальным окном. Абигейл бросила взгляд на улицу – стоял безветренный, ослепительный день, укутанный белым снегом, будто в честь ее свадьбы. Свадебный наряд, тщательно упакованный, лежал на сиденье стойки. На верху стопки стояла пара изящных, белых, атласных туфель с заостренными каблуками и вздернутыми носками – свадебный подарок Дэвида.

Из зеркала на Абигейл смотрели решительные глаза, укоряющие Абигейл за ее дурацкие, вызывающие дрожь опасения. Она смотрела, как ее отражение вдело руки в новое нефритово-зеленое пальто с капюшоном, купленное для свадебного путешествия. Абигейл заставила себя не возвращаться в мыслях к деньгам Джесси, на которые оно было куплено. Она, засунула руки в муфту. Он заплатил и за нее тоже.

Подняв глаза, Абигейл подумала: бери! свой свадебный наряд, Абигейл Маккензи, неси его через весь город, чтобы сфотографироваться, выйти замуж за Дэвида и перестать быть жеманной школьной девчонкой. Она подумала, что уже очень давно не проверяла, тугая ли кожа на подбородке. Ей это больше не было нужно, она была не старая. Хотя не была и молодая. Она была среднего возраста и ей не надо уже было думать о замужестве. Дэвид принял ее зрелый возраст почти безразлично, и она сделала так же. Теперь ей не надо было бояться, что жизнь проходит мимо. Теперь в ее жизни был Дэвид.

Эдвин Янг находился за своей парадной стойкой, когда мисс Абигейл вошла в вестибюль гостиницы и, закрыв за собой дверь, слегка потопала ногами, стряхивая снег.

– Прошу сюда, позвольте помочь с вашими вещами, мисс Абигейл, – предложил он, пересекая вестибюль.

– Спасибо, мистер Эдвин, но их не так много.

– Полагаю, это ваш свадебный наряд.

– Именно.

– Плохо, что ненастье разгулялось как раз перед вашей свадьбой.

– Я не имею ничего против снега, – сказала она. – Сегодня утром я подумала, что все горы выглядят так, словно оделись для нашей с Дэвидом свадьбы.

С тех пор, как в город приехал Дэвид Мелчер, мисс Абигейл несомненно изменилась, подумал Эдвин. Она стала приятной, общительной и дружелюбной. Теперь рядом с ней каждый чувствует себя свободно. Эдвин даже осмелился легонько дотронуться до ее подбородка.

– Все время так улыбайтесь, мисс Абигейл, и, если вы простите мне такое выражение, вы будете на фотографии, как на картинке.

Они рассмеялись, и Эдвин заметил, что мисс Абигейл совсем утратила свое высокомерие, из-за которого, как он считал, она пренебрежительно смотрела на всех жителей города, – Полагаю, Дэмон Смит приехал на утреннем поезде, как и ожидалось?

– Конечно, мисс Абигейл. Привез столько оборудования, что можно перефотографировать все население Колорадо.

– Я беспокоилась, что снег завалит дорогу, и обрадовалась, когда услышала свисток.

– Нет. Он здесь, и если вы последуете за мной, я буду счастлив показать вам его комнату и помогу донести вещи.

– Не стоит утруждаться, но в любом случае спасибо. Вещей у меня немного, так что я просто поднимусь наверх, если вы скажете, какую комнату он занимает.

– У него номер восемь. Вы уверены, что вы обойдетесь без помощи?

Но она уже направилась к лестнице.

На втором этаже длинный, узкий коридор делил дом по середине, с каждой стороны было по четыре комнаты. Комната номер восемь была последней с левой стороны. Падавший через высокое окно солнечный свет, сверкающий на снегу, вдыхал новую жизнь в выцветшие розы на ковре.

Держа вещи в одной руке и перекинув белоснежное платье через другую, Абигейл постучала в дверь с медной восьмеркой посередине. Она ни разу в жизни не бывала в гостиничной комнате и теперь была приведена этим в немалое замешательство. Она намеревалась проследить, чтобы дверь оставалась открытой во время всей процедуры.

С другой стороны двери послышались шаги. Абигейл гадала, на кого будет похож Дэмон Смит. Дэвид встречался с ним и высоко отзывался о его работе. Дверная ручка повернулась, и дверь открыл Джесси Дюфрейн.

Абигейл уставилась на него, словно ослепла от снега. Она моргнула расширившимися глазами, но, нет, это был на самом деле Джесси, приглашавший ее войти взмахом руки.

– Я, должно быть, ошиблась номером, – сказала Абигейл, прирастая к месту. Восьмерка на двери, казалось, подмигнула ей.

– Нет, это именно тот, – по-простому ответил Джесси.

– Но здесь должен быть Дэмон Смит.

– Он здесь.

– Так где же он?

– В моей комнате, вот тут, – Джесси указал на закрытую дверь седьмого номера, – я уговорил его на некоторое время поменяться комнатами.

– Ты уговорил его?

– Да, без труда. Маленькое одолжение фотографа своему коллеге, можно сказать.

– Я тебе не верю. Что ты с ним сделал? Абигейл повернулась к номеру семь, почти готовая к тому, что Джесси попытается остановить ее. Но он, сложив руки на груди, оперся о косяк и небрежно сказал:

– Я ему заплатил. Он не станет тебя фотографировать. Это сделаю я.

В миг разозлившись, Абигейл подлетела к нему.

– Ты такой же самоуверенный, как всегда! Он очаровательно усмехнулся.

– Просто плачу по своим долгам, вот и все. Ты меня накормила обедом, а я до сих пор должен тебе один портрет, согласно нашему пари. Сегодня я сделаю этот портрет для тебя.

– Не сделаешь!

Абигейл громко постучала в дверь номера семь. Пока она ждала ответа, Джесси из-за спины проговорил:

– Я сказал ему, что мы с тобой старые друзья, что ты однажды спасла мою жизнь и по счастливому совпадению я оказался здесь, в городе, как раз вовремя, чтобы отплатить тебе услугой.

Когда она занесла руку, чтобы постучать еще, дверь открыл светловолосый человек. Он тер глаза, застегивая жилетку, и зевал. Ясно было, что он только проснулся. Он пригладил взъерошенные волосы, по-дружески улыбнулся и начал переводить взгляд с одного на другого.

– Что случилось, Джесси? Это мисс Маккензи?

– Да, это мисс Маккензи! – огрызнулась она сама.

– Что-нибудь не так? – спросил он удивленно.

– Вы Дэмон Смит?

– Да... простите. Мне следовало предста...

– Вас послали, чтобы сделать мой свадебный портрет?

– Ну конечно же да, но Джесси объяснил мне, как он прямо-таки счастлив оказаться в городе в нужное время, чтобы сделать портрет вместо меня, и так как вы такие близкие друзья, я не стал возражать. Раз он заплатил мне за беспокойство, я не имею никаких претензий. Нет надобности извиняться, мисс Абигейл.

– Як вам стучала не для того, чтобы извиняться, мистер Смит. Я стучала, чтобы получить свою фотографию так, как мы договаривались!

Смит нахмурился.

– Джесси, что, черт возьми, происходит?

– Любовная ссора, – без запинки ответил Джесси хорошо поставленным шепотом. – Если ты оставишь нас вдвоем, мы разберемся. Понимаешь, она выходит за этого парня с отчаяния.

Джесси по-прежнему стоял, прислонившись к дверному косяку.

Смит хрюкнул. Оскорбленная мисс Абигейл повернулась на каблуках вначале к одному мужчине, потом к другому и воскликнула, обращаясь словно к двум глухим:

– Он лжет! Я наняла вас, чтобы сделать фотографию, а не его. Так вы будете снимать или нет?

– Послушайте, я даже не развернул свое оборудование, и кроме того, я не хочу становиться между вами. Не впутывайте меня. Джесси уже заплатил мне двойную цену, так что зачем мне суетиться и разворачивать свое оборудование? Если вы хотите получить свое фото, позвольте ему это сделать. У него все готово.

И прямо перед изумленными глазами Абигейл Дэмон Смит ретировался, бормоча под нос, какого черта его угораздило вляпаться в такое дело, и захлопнул дверь.

В негодовании Абигейл немедленно повернулась к Джесси.

– Как ты посмел...

Но Джесси отошел о г двери, подтолкнул Абигейл к восьмому номеру и огляделся через плечо вдоль коридора с заговорщической ухмылкой.

– Ш-ш-ш, – поддел он ее, – если хочешь вести себя как рыбная торговка, продолжай в том же духе, пока не раскроются все двери, и весь город узнает о твоей выходке.

Абигейл в ярости заартачилась и вырвала локоть у Джесси.

Не став применять силу, он опять сделал галантный, приглашающий жест и сказал вежливо:

– Зайди в мою гостиную... Абигейл ядовито добавила:

– ...сказал паук мухе!

– Туше! – отсалютовал Джесси, улыбаясь находчивому ответу. – Я всего лишь хочу сделать твою фотографию, а у тебя теперь нет особого выбора, ведь так?

– У меня есть выбор не делать фотографии.

– Да неужели? – спросил он, приподнимая бровь.

– А разве нет?

– Только не в том случае, если ты хочешь, чтобы Мелчер остался в благословенном неведении относительно твоей полуночной встречи tete-a-tete с визитером, который выполз из твоего дома в три утра. Кроме того, есть еще клерк гостиницы внизу, который отлично знает, что ты в эту минуту находишься наверху, снимаясь у Дэмона Смита. Как ты собираешься объяснить, что провела с ним столько времени и так и не получила фотографии?

Абигейл уставилась на закрытую дверь с номером семь и поняла, что паук поймал ее в ловушку еще до того, как она вступила в его гостиную. Она заметила, что он действительно подготовил накрытую чехлом камеру на треножнике, но это было слабым утешением. Она совершенно не доверяла Джесси.

– Первое твое появление в городе было сенсацией, и во второй раз ты, очевидно, не будешь обделен вниманием. Клерк знает, что ты здесь. Так или иначе до Дэвида дойдет, что ты в городе.

– Но у меня безупречное прикрытие в виде бизнеса, который я держу в этом городе. Дэвид, возможно, узнает, что я приехал проверить свои дела. До сих пор никто не знает, что мы провели прошлую ночь вместе, или встретились сегодня, кроме Смита, а он будет осторожен.

Этот мужчина совсем ее расстроил. Как мог он превратиться из вчерашнего понимающего человека в такую змею?

– Ох! Ты, твоя дорога и твои деньги! Ты думаешь, будто можешь все купить или от всего откупиться, что ты можешь вертеть людскими жизнями с помощью своих денег.

– Какой прок в деньгах, если я не могу их использовать для собственного счастья? – спросил Джесси с невинным видом и еще раз указал на открытую дверь.

Ее одолели, и она поняла это. Абигейл в раздражении вошла в номер, и Джесси начал закрывать дверь.

– Оставь ее открытой, если можно, – попросила Абигейл, думая, что вряд ли он что сможет сделать при открытой двери.

– Как скажешь, – согласился он дружелюбно, оставив дверь прикрытой. Он подошел к Абигейл и вежливо протянул руки за вещами, но она не отдавала их.

Бросив взгляд на руку, ухватившуюся за белоснежный атлас, Джесси предупредил:

– Ты изомнешь свое подвенечное платье еще раньше, чем начнешь позировать. Что на это скажет Дэвид?

Он взял наряд и положил его на кровать, а потом подошел к Абигейл.

– Позволь помочь с твоим пальто, – сказал он, стоя позади нее, пока она расстегивалась. Абигейл позволила ему снять его. – Прекрасное пальто, – заметил Джесси, и Абигейл передернула плечами. – Новое?

Ей не нужно было смотреть в лицо Джесси, чтобы понять, каким знающим огоньком светятся его глаза. Пальто, очевидно, было частью ее приданого, и было очевидно, на чьи деньги.

Джесси положил его на кровать вместе с остальными вещами и повернулся к Абигейл. Несколько секунд они молчали, и Абигейл начала чувствовать себя не в своей тарелке. Что он замышляет, переодевание?

– Не настало ли время спросить, не хочу ли я посмотреть твои работы? – саркастически заметила она.

Джесси удивил ее, ударив в ладоши и воскликнув:

– Отличная идея! Они как раз все здесь.

Невозможно в это поверить, но он воспринял это всерьез и сел на корточки рядом с тремя огромными чемоданами и начал расстегивать ремни на них. Абигейл поняла, что это, должно быть, его фотографии, о которых он часто упоминал.

– Я пошутила, – сказала она более мягким тоном.

– Я знаю. Подойди и посмотри. Мне давно хотелось, чтобы ты посмотрела на них, а увидев их ты, возможно, по-другому отнесешься к позированию для фотографии.

– Ты говорил, что не делаешь портретов.

– Не делаю, – сказал он, подняв взгляд, сидя на сложенных ногах и уперев руки в бока – только твой.

– Он открыл первый чемодан и начал вынимать слой бархатных прокладок, окружавших большое число тяжелый стеклянных фотографических пластинок, потом сами пластинки.

– Давай, Эбби, не будь такой упрямой и несговорчивой. Я покажу тебе, что такое строительство железной дороги.

Ей было любопытно посмотреть на фотографии, но она по-прежнему медлила в нерешительности. Он так много раз обезоруживал ее до этого.

– Давай.

Он вытянул вверх руку, словно хотел притянуть ее к себе, к стеклянным прямоугольникам. У Джесси был очень трогательный и даже немного гордый вид, ожидая, когда она присоединиться к нему. Не обращая внимания на предложенную руку, она присела на корточки и сразу же стала смотреть фотографии. На первой был изображен не поезд, а торговое судно с прямыми парусами.

– Думаю, у этого корабля будут некоторые проблемы с передвижением по рельсам. – заметила она.

Джесси рассмеялся, взял фотографию в руку и, стерев с нее рукавом пыль, улыбнулся.

– Это «Нантакет», в тысяча восемьсот шестьдесят третьем он добрался из Филадельфии в Сан-Франциско ровно за сто двенадцать дней. «Нантакет» привез первые два паровоза.

– Паровозы? – изумленно спросила Абигейл, против воли заинтересовавшись.

Джесси коротко улыбнулся в ее сторону, но фотографии интересовали его все-же больше.

– Все доставлялось кораблями, и все – через мыс Горн: паровозы, рельсы, костыли, стыковые накладки, стрелочные крестовины – все, кроме дерева для шпал и эстакад.

Стыковые накладки? Стрелочные крестовины? Он говорил так, будто разбирался, о чем говорил. Его глаза восхищенно горели – такого Абигейл никогда раньше не видела у Джесси. В следующий момент он указал на изображение локомотива, который везла изящная речная шхуна. Ее кормовое гребное колесо вспенивало воды у пристани Сакраменто.

– Железной дороге пришлось полагаться на речные пароходы, – объяснил Джесси. – Пристань была построена специально для перевозки грузов для железной дороги, а потом жизнь на ней замерла.

Джесси разглядывал фотографию, и Абигейл не могла не тронуть печаль, сквозившая в его глазах. Он, может быть, даже забыл, что Абигейл была в комнате. Он стер пыль пальцами. Абигейл увидела в Джесси вещи, которых раньше не замечала.

Не спуская глаз с изображения, он пустился в воспоминания.

– Когда я был мальчишкой, я несколько раз ездил на речных пароходах. Новый Орлеан был бы совсем другим без них.

В его голосе, в его касании кончиками пальцев стекла пластинки были одновременно страсть и жалость, и это глубоко тронуло Абигейл.

Следующими были изображения эстакад, их ромбовидные фермы убегали вдаль, в сердце гор или в бездны ущелий.

– Иногда железнодорожники сжигали их, – размышлял вслух Джесси, нахмурившись, не в силах отогнать плохие воспоминания.

Потом показалась фотография, где сотня чернорабочих, как муравьи, таскали деревянные носилки вдоль бесконечных эстакад. Джесси рассказывал о каждой фотографии, часто улыбался, иногда хмурился, но всегда был с головой поглощен ими, что поражало Абигейл все больше и больше.

– Это Чен, – сказал Джесси о прищурившемся, вспотевшем китайце.

Абигейл посмотрела на некрасивое, грубое лицо и потом перевела взгляд на Джесси, который улыбался каким-то хорошим воспоминаниям.

– Кожа Чена действительно была желтой, как я слышала? – спросила Абигейл озадаченно.

Джесси мягко засмеялся и почти для себя сказал:

– Нет, скорее цвета земли, которую он несет в носилках, никогда не жалуясь, всегда с улыбкой. – Джесси снова смахнул пыль рукавом. – Интересно, где теперь старина Чен.

Там были изображения туннелей с куполообразными сводами, сулящие что-то недоброе, уходящие в черную бесконечность – они заставили Эбби содрогнуться. Были палаточные города, о которых ей как-то рассказывал Джесси, запечатленные в лучах солнца, в слякоти, во время обеда, во время драки, даже во время танцев– мужины танцевали с мужчинами в конце ненастного дня. Над этой фотографией Джесси рассмеялся, вспомнив те хорошие времена, как наяву, и слился в мыслях с ними. Были лица, испачканные илом, обнаженные торсы, склонившиеся над молотками, пузатые сановники в безупречных шелковых костюмах с часами с золотой цепочкой, выделявшиеся на фоне потных, испачканных, уставших чернорабочих. Были ухоженные руки, держащие золотой костыль, и грубая, узловатая рука, указывающая на гору булыжников, по которой с остервенением карабкались люди.

– Это Вил Фентон, – сказал Джесси тихо. – Он был отличным парнем.

Эту пластинку Джесси не стал очищать от пыли. Он молча смотрел на нее, боль отразилась на его лице, Абигейл проглотила вставший в горле комок, ей захотелось положить ладонь на руку Джесси, разгладить напряженное, горькое выражение на его лице. Джесси, подумала она, что еще есть у тебя внутри, о чем я и не догадываюсь? Она взглянула на его длинные пальцы, лежавшие на бедрах, и снова на руку Вила Фентона на фотографии.

Эбби видела перед собой галерею контрастов, добросовестные отчеты, какой ценой удалось связать два американских побережья железной дорогой, как работали и как получали прибыли, образный рассказ человека, который испытал на себе и то, и другое – и потери и прибыли – и который знал цену им обоим.

Джеймс Хадсон был прав.

– Ну, как я выдержал экзамен? – спросил Джесси, вырывая Абигейл из задумчивости.

– С великолепными результатами, – ответила она, совершенно усмиренная тем, что лежало вокруг нее, и больше не жалея, что Джесси обманом завлек ее в номер.

– Тогда почему бы тебе не одеть свое свадебное великолепие, пока я все это убираю?

Он наклонился и словно забыл, что она находится здесь. Абигейл бросила взгляд на одежду, по-прежнему лежавшую на кровати, потом – на складную ширму в дальнем углу комнаты и, подумав, что поступает правильно, подняла одеяние.

За ширмой она сказала сама себе, что несмотря на то, что фотографии произвели на нее весьма сильное впечаление, она не настолько глупая, чтобы не понять, что Джесси ее просто завлекал.

Зайди в мою гостиную, сказал паук мухе...

Но все время, пока Абигейл одевалась в подвенечное платье, она не забывала фотографий и выражения лица Джесси. Она торопилась, говоря себе, что надо быть осмотрительной, и не важно действительно ли Джесси такой хороший фотограф или нет. Он оставался прежним коварным Джесси Дюфрейном.

Он брякал чем-то за ширмой, убирая пластинки, и свистел. Потом раздались звуки, словно он двигал какую-то мебель. Когда она вышла из-за ширмы, он стоял к ней спиной. Он присел и подбирал что-то с пола, лежавшее рядом с камерой. Пока она наблюдала за этим, он положил эту вещь под ножки кресла– качалки, которое стояло перед камерой. И все это время он беспечно свистел, очевидно, наслаждаясь работой.

– Мне надо посмотреться в зеркало, – сказала Абигейл, заметив, что Джесси закатал рукава рубашки, словно собрался заниматься каким-то делом.

– Отлично, – произнес он, поднимаясь и отходя в сторону, так что Абигейл могла пройти мимо него и камеры к туалетному столику. Краем глаза Джесси наблюдал, как она приглаживает волосы и вкалывает шпильки, держащие строгий французский пучок на затылке. В зеркало она видела, что Джесси подтянул к креслу ночной столик и папоротник, очевидно, для декорации. Но ведь он не собирался фотографировать ее в кресле-качалке. Как в таком случае быть с фатой и развевающейся вуалью? Но она решила пока не задавать вопросов и просто подняла усеянную жемчугом фату. Но когда она приготовилась положить ее на голову, Джесси приказал:

– Нет, не надевай!

– Но это фата. Я хочу, чтобы она была на фотографии.

– Будет. Дай ее сюда, – сказал он, указывая на кресло-качалку.

– Ты, конечно, не собираешься посадить меня на кресло. Я не настолько стара, Джесси.

Он рассмеялся во все горло замечательным смехом. Он никогда не встречал женщин с таким великолепным чувством юмора. Он стоял свободно, расслабившись, опустив руки, наслаждаясь видом Эбби в свадебном наряде ее матери.

– Я рад, что убедил тебя в этом, но ты в любом случае сядешь в кресло.

– Джесси... – начала она спорить.

– Я смыслю в этом деле немного больше тебя, так что садись.

Абигейл не сдвинулась с места, и он добавил:

– Поверь мне.

Она подумала: вспомни-ка, что случилось, когда я доверилась тебе в последний раз, но все же сделала так, как он просил, и приблизилась к креслу. Джесси поднял спинку кресла на необходимую высоту, под острым углом, и вставил деревянный клин под ножки. Абигейл вдруг поняла, что он намеревался сделать.

– Предполагается, что это будет фото невесты, а не будуара, – язвительно заметила она.

– Не будь такой подозрительной, Эб, я знаю, что делаю. Дэвиду понравится, когда он это увидит.

Это усилило ее подозрения еще больше.

– Я хочу, чтобы ты сфотографировал меня стоя.

– Я буду тебя фотографировать стоя, не волнуйся.

– Не придуривайся, ты знаешь, что я имею в виду.

– Да, конечно, знаю. Просто небольшая шуточка. Но либо мы будем делать все по– моему, либо Дэвид станет гадать, почему, несмотря на то время, что ты здесь сегодня провела, фотографии нет.

Джесси протянул руку, чтобы помочь ей сесть на наклонное кресло, а загнанная в тупик Абигейл поступила так, как он хотел. Его теплая, твердая рука каким-то образом придала Абигейл чувство уверенности. Джесси, поддерживая равновесие Абигейл, пока она опускалась на откинутое назад сиденье, пожал ее ладонь. Это кресло-качалка было больше, чем ее кресло, имело подлокотники и высокую резную спинку, украшенную по сторонам изогнутыми флеронами. Наклон кресла был таким сильным, что, упав на его спинку, Абигейл уже не могла самостоятельно из него выбраться. С ногами, свободно болтающимися в пустоте, она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы и пыталась отнять голову от спинки кресла.

Джесси взял из ее руки вуаль и обошел вокруг, чтобы положить на кровать. Он приблизился сзади к креслу и посмотрел сверху на волосы Абигейл. Положив руку на ее лоб, он откинул ее голову обратно к резному дубу, оказавшемуся как раз под ее затылком.

– Вот так, – сказал Джесси, – расслабленно.

От касания его руки пульсирующие удары сердца Абигейл заколотились о высокий, тугой воротник из брабантских кружев. Как только тугой французский пучок дотронулся до спинки кресла, Абигейл обнаружила, что смотрит снизу вверх на Джесси. Они какое-то время смотрели друг на друга, и она сильно забеспокоилась, что же он собирается с ней делать.

Джесси заговорил бархатным голосом, двигаясь вокруг кресла и не спуская с нее глаз.

– У нас здесь невеста не до церемонии, а после – именно такой каждый жених и хочет запомнить свою невесту. Когда ее волосы в небольшом беспорядке, а она этого не замечает.

Джесси медленно полез в карман и вытащил маленький гребешок. Абигейл не спускала взгляда с его глаз, но увидела, как расческа приблизилась к ее виску и вытащила несколько прядей волос, несмотря на безуспешные попытки мисс Абигейл запротестовать. Она понимала, что должна поднять руки, чтобы остановить это сумасшествие, но Джесси, казалось, заворожил ее своими темными, пытливыми глазами и низким, баюкающим голосом.

– Именно в таком виде мужчины любят видеть своих невест, – снова послышался этот голос. – Можно назвать его взъерошенным... или менее совершенным после касаний щек, которые прижимались весь день к ее щекам, рук, которые пожимали ее руки, после танцев с кавалерами.

Джесси медленно склонился над Абигейл и вытянул несколько прядей волос из-за уха. Делал он это серьезно, без улыбки, изучая и примеривая. Абигейл поняла, что ее французский пучок уничтожен, но сидела как в трансе, пока он распускал ее волосы. Потом Джесси обошел вокруг кресла.

– Ему нравятся волоски, которые свисают то тут, то там, прилипая к ее влажной коже.

Нет, Джесси, нет, подумала она, по-прежнему сидя как завороженная. Джесси смочил кончик своего пальца языком, дотронулся им до ямки на щеке Абигейл и прилепил к ней локон. Она видела все словно со стороны – кончик языка, длинный палец, влажный, холодный участок кожи. Она пыталась не думать о том, как много частей ее тела он трогал своим языком, но он снова поднес палец ко рту и повторил операцию на другой щеке. Затем он немного отошел и одобрительно сказал:

– О, намного лучше, Эбби. Дэвиду это понравится.

Абигейл сжала подлокотники и уставилась снизу вверх на него. Все места, до которых он дотрагивался, и многие из тех, до которых не дотрагивался, бешено пульсировали.

– Ты слишком напряжена. Невесты не сжимают подлокотники кресел, словно напуганы до смерти.

Волосы Джесси оказались очень близко от лица Абигейл. Джесси снял ее руки с подлокотников, приказал тем же сказочным голосом:

– Расслабься, – и легонько встряхнул их. Запястья Абигейл неохотно поддались и стали более вялыми.

– Точно так же, как в твоей спальне в ту ночь, когда ты рассмеялась, – напомнил он. – Помнишь?

Она позволила ему делать с ее облаченными в кружева запястьями все, что угодно. Одну руку он перевернул и положил ладонью кверху на бедро.

– Вот так, – пробормотал Джесси и, пробежав одним пальцем от запястья до кончика ее среднего пальца, встряхнул его, чтобы убедиться, что он расслаблен.

Абигейл затрепетала, Джесси на мгновение исчез. Расширившиеся глаза Абигейл ждали появления его темного лица перед собой.

– Теперь вуаль... – он принес ее – белое облачко в смуглой, мускулстой руке. – Символ чистоты, который вот-вот должен быть отброшен.

Когда его рука приблизилась к Абигейл, ее сердце бешено забилось, но Джесси только повесил фату на резной флерон возле ее виска и принес ее кружевной шлейф, который положил ниспадающими складками на ее колени.

– Ладонью кверху, Эб, хорошо? Материя заскользила по ее руке, как будто только что устало снятая с головы. Джесси поднял другую руку Абигейл и изогнул запястье, как ивовую ветвь, через подлокотник. Он присел на одно колено возле нее.

– Сейчас конец дня, правильно? Слишком поздно для жмущих туфель и тугих воротников.

И прежде чем Абигейл поняла, что случилось, Джесси, скользнув ладонью в мимолетном, чувственном прикосновении к ступням, снял атласный подарок Дэвида. Абигейл широко открыла глаза, охваченная страхом. Джесси поднялся и снова зашел ей за спину, гипнотизируя своими темными глазами над усами, которые изогнулись в улыбке. Она поняла, что он тянется к пуговицам на шее, но была не в силах остановить его. Пальцы медленно расстегнули первую пуговицу и немного ослабили давление там, где удары сердца грозили задушить Эбби. Он расстегнул вторую, потом третью – крошечные пуговки, сидевшие очень близко друг от друга и охваченные изящными петельками. Прошла бесконечно, бесконечно длинная минута, прежде чем он наконец добрался до ложбинки на горле Абигейл. Она смотрела в его черные глаза. Руки Джесси соскользнули с шеи на флероны и потянули их еще дальше назад. Глядя в ее измученные глаза, он гортанным голосом спросил:

– Разве найдется мужчина, который забудет свою невесту в таком состоянии?

Его глаза, даже если смотреть на них вверх ногами, как это делала Абигейл в кресле, пылали как угли, опаляя ее щеки и возбуждая желание закрыть лицо открытой ладонью, которая вместо этого расслабленно лежала на коленях. Даже если бы она захотела вскочить и убежать от него, она не смогла бы. Ей неоткуда было просить помощи, она могла только подчиняться его завораживающим глазам и голосу.

Глядя вниз на нее, Джесси видел, как случайный луч света попал на ложбинку на шее за изящным кружевом. Она трепетала и манила к себе. Джесси медленно отпустил кресло, пока оно не уперлось в клин, и потом так же медленно, не спуская глаз с лица Эбби, отошел в сторону, проведя рукой по флерону совсем рядом от щеки Абигейл.

– Оближи губы, Эбби, – сказал он мягко, – они должны быть влажными, когда я буду снимать.

Однако ни Джесси не сделал движения к камере, ни Абигейл не облизала губы.

– Оближи, – настаивал он, – как будто Дэвид только что поцеловал их и сказал... я люблю тебя, Эбби.

Джесси смотрел вниз, на мягкие, раскрывшиеся губы Абигейл, потом его взгляд перешел вверх, на глаза, потом – обратно на рот в безмолвном ожидании.

Абигейл высунула кончик языка и провела им по губам. Те, по-прежнему, приоткрытые, словно для того, чтобы облегчить затрудненное дыхание, заблестели.

Джесси наклонился, поставил руки на подлокотники и, оказавшись лицом всего в нескольких дюймах от Абигейл, голосом, похожим на теплый мед, произнес:

– Твои глаза открыты слишком широко, Эбби, когда мужчина говорит своей жене, что любит ее, разве не должны ее прикрытые веки трепетать?

Абигейл с трудом находила воздух, уставившись на милое, милое лицо Джесси, бывшее так близко, когда он говорил, что она ощущала потоки воздуха от его слов.

– Давай попробуем еще раз и посмотрим, – прошептал он, пригнувшись к ней. – Я люблю тебя, Эбби, – и ее веки ожили. – Я люблю тебя, Эбби, – услышала она опять... и веки наполовину закрылись. – Я люблю тебя, Эбби.

Они закрылись под щекой Джесси, который опустил к Абигейл свой жадный рот. Она больше не хотела встать с этого кресла, потому что губы Джесси встретились с ее губами, его руки подтянули ее плечи, большие пальцы скользнули к месту на шее, где Джесси видел пульсирующую жилку. Он присел на колени с одной стороны кресла и снова начал целовать. Его язык танцевал и ударял по ее языку, и все внутри ее тела тянулось и просило еще.

Но внезапно Абигейл ощутила приступ паники, сковавший ее грудь, горло, голову.

– Нет, я завтра выхожу замуж, – выдохнула она, отворачивая голову от поцелуя, который заставлял ее забыть обо всем.

– Точно – завтра, – пробормотал Джесси, мягко целуя ее в шею.

Ее глаза закрылись, и Абигейл резко отвернулась в тщетной попытке побороть свои чувства, выплеснувшиеся по вине Джесси.

– Позвольте мне встать с кресла, – начала она умолять чуть не плача.

– Нет, пока я не получу от невесты нормального поцелуя, – сказал он, целуя ее подбородок. – Эб, ты еще не его жена, будь ты ею, я не стал бы тебя целовать. Остался еще целый день...

Абигейл по-прежнему отказывалась повернуться к нему, и Джесси произнес:

– Почему ты упрямишься, Эб? Пусть на фотографии для Дэвида ты будешь выглядеть так, как будто тебя только что поцеловали. Ведь именно так женщина выглядит в ее брачную ночь, правда?

И сильная рука повернула подбородок Абигейл, обращая ее губы к губам Джесси. Но стоило ему броситься навстречу очередному поцелую, как Абигейл начала сопротивляться руками, ногами и локтями. Джесси схватил руки, сделав их бессильными, поднял их к своей шее и задержал их там силой, пока не почувствовал, что сопротивление ослабло.

Этим рукам так давно запрещалось это делать. Теперь, наконец, они оказались возле темных волос на затылке. Абигейл изогнулась вверх и открыла влажные губы.

Рот Джесси с голодной страстью прижался к ее губам, потом внезапно оторвался от нее. Джесси отбросил коленом деревяшку из– под кресла-качалки, кресло качнулось вперед и вытолкнуло Абигейл в объятия Джесси. Их губы встретились почти с отчаянием. Джесси потянул Абигейл с кресла, поставив на колени подле себя. Он обнял ее за талию, прижал к твердым, выступавшим вперед бедрам и начал делать чувственные круговые движения. Он опустил руки, чтобы прижать Абигейл покрепче, языки передавали друг другу изо рта в рог желание, губы передавали его их извивающимся, жаждущим телам.

Оторвав губы от ее рта, Джесси проговорил в висок Абигейл:

– Ты не можешь за него выйти, Эб.

Но до того, как она успела издать звук, нетерпеливый рот Джесси снова нашел ее губы и нырнул языком в их теплые, влажные глубины.

– Скажи, – потребовал он хриплым, страстным голосом, опустив губы к ее подбородку, потом ниже, ниже, к открытой шее. Абигейл, ослепленная чувствами, не могла думать ни о чем, кроме звуков удовольствия, исторгаемых ее горлом от касаний Джесси. Она склонила лицо в его волосы, поцеловала голову, а руки ласкали его лицо Рот Джесси – задвигался под ладонями Абигейл, пробуя на вкус ее кожу. Пуговицы, блестя как капли росы, посыпались вокруг них, попадая на лицо Джесси, платье раздвинулось под его губами, где их дожидались груди Абигейл.

Абигейл, собрав остатки здравого смысла, пробормотала:

– Джесс... мое подвенечное платье... Он ответил, зарывшись в ее груди:

– Я куплю тебе новое.

Он поднял голову, проник ладонью внутрь разорванного одеяния, нащупал розовый сосок, погладил его и сжал, превращая в бутон.

– Но это платье моей матери, – сказала она.

– Хорошо, – прорычал Джесси, поднимая ладони вверх, от груди к плечам и запястьям, скинул платье с Абигейл. Он стянул его вниз, так что длинные, отделанные кружевами рукава держали локти Абигейл, но подставили ее грудь рукам Джесси, его языку, зубам. Абигейл изогнулась, предаваясь чувствам. Джесси нежно покусывал сосок, хрипло стонал, стал водить по нему мягкими волосками усов. – Эбби, я не мог выбросить тебя из головы.

– Пожалуйста, Джесс, мы должны остановиться.

Но вместо этого он ласкал другую грудь.

– Ты тоже думала обо мне? – спросил он. Она попыталась оттолкнуть его голову, но он продолжал целовать их и посасывать, в то время как руки Абигейл были скованы одеждой.

– Я пыталась не думать, Джесси, я пыталась.

– Я тоже...

– Остановись, Джесс...

– Мне нравится, когда ты вот так называешь меня – Джесс. Как ты называешь его, когда он делает это с тобой?

Джесси встал, выпрямившись, на колени и обхватил руками ее затылок, изучая глаза, прежде чем притянуть к себе и поцеловать почти с неистовством. Джесси дотрагивался до самых чувствительных точек на ее теле – груди, животе, вниз по белоснежным юбкам, которые оставались между его рукой и теплой, вспотевшей плотью.

– Заставляет ли Дэвид тебя так трепетать? Становятся ли твои груди твердыми, а тело влажным, как под моими руками?

По испуганному виду Абигейл он понял ответ еще до того, как она коснулась его лица и поцеловала подбородок, придвинувшись поближе.

– Нет... так, как ты, никогда, Джесс, никогда...

И она поняла, что, даже прожив с Дэвидом тысячу лет, она ответила бы так же.

ГЛАВА 24

Зазвенел колокольчик. Дэвид поднял голову и увидел, как Боне Бинли мимо красных скамеек тащится к нему. Теперь, с наступлением холодов, Боне стал часто ошиваться в магазине, который был намного комфортабельнее веранды Митча и где всегда был горячий кофе. Кроме того, это давало ему возможность время от времени поглазеть на мисс Абигейл.

Сегодня ее здесь не было... Но Боне узнал об этом еще до прихода.

– Привет, Боне, – поприветствовал Дэвид подкрадывавшегося по-бандитски Бинли, ощущая очередной прилив самоудовлетворения, которое он начал испытывать, прослышав, что Боне положил глаз на его женщину. Как «выбранный» самой Эбби, Боне чувствовал такое отношение Дэвида и внутренне негодовал. Он никак не мог себе представить, чего особенного нашла мисс Абигейл в Мелчере.

– Что скажешь, Дэвид? – спросил Боне.

– Спасибо, что принес вчера со станции посылку для Абигейл. Она была счастлива. Она ждала фату уже несколько дней и очень беспокоилась.

Боне кивнул, уставившись в пол.

– Ага.

– Она просила поблагодарить, когда я увижу тебя.

– Ага.

– Она в гостинице, снимается на фотографию.

– Ага.

Дэвид засмеялся.

– Не знаю, зачем я рассказываю тебе это все. В этом городе ничего не происходит раньше, чем ты об этом узнаешь.

Боне, глядя в пол, затрясся в беззвучном смехе.

– Ага, это точно. Да вот хоть бы вчера, когда поналетело это скопление туч, и началась метель, я, наверно, был единственным человеком на улице, наблюдавшим прибытие поезда два двадцать, и то, как с него сиганул этот парень Дюфрейн со всем своим оборудованием для запечатления картинок и остановился у Эдвина. – Боне вынул пачку дешевого табака и откусил порядочный кусок.

Дэвид побледнел как снег.

– Д... Д... Дюфрейн?

– Ага.

– Ты... ты... на... наверно ошибся, Боне. Это был не Д... Дюфрейн, это был Д... Дэмон Смит с его фотографическим оборудованием.

– Этот? Такой светловолосый? Коротышка? Примерно вот такого роста? Н-е-е-а, он не появлялся до девяти пятидесяти сегодняшнего утра. Нет, это другой. Он приехал на вчерашнем последнем поезде и зарегистрировался у Эдвина, как я и сказал.

Боне поднял крышку пузатой печки, прицелился хорошенько и выплюнул табачный сок, который зашипел во внезапно повисшей тишине. Потом, следя уголком глаза за Дэвидом, он вытер рот ребром ладони.

– Я... я полагаю, мне пора идти в... встретить Абигейл, Боне. Я ск... сказал ей, что вс... встречу после того, как она сф... сфотографируется. С твоего позволения...

– Конечно, конечно, – ответил обрадованный Боне, а Дэвид поторопился в заднюю комнату за пальто.

Минуты через три он уже входил в вестибюль гостиницы.

– А, Дэвид, мой дорогой, как идут дела?

– Все... готово для начала, как раз п... после свадьбы.

Эдвин, заметив нервозность Дэвида, дружески засмеялся и ухмыльнулся заговорщически.

– Последние двадцать четыре часа перед свадьбой самые трудные, да, Дэвид? Дэвид сглотнул.

– Теперь можешь не беспокоиться, с таким магазином и женой ты будешь себя чувствовать, как свинья в луже помоев.

В обычном состоянии Дэвид искренне рассмеялся бы вместе с Эдвином, но сейчас он только спросил с обеспокоенным выражением:

– Она здесь, Эд?

– Конечно. – Эдвин показал пальцем в потолок. – Остается наверху уже около часа. Должно быть, к этому моменту получилась первоклассная фотография.

– М... мне н... надо поговорить с ней... одну минуту.

– Конечно, поднимайтесь наверх. Смит в номере восемь, по левую сторону коридора.

– Спасибо, Эд. Я найду.

На втором этаже солнечные лучи прорезали прозрачные кружева на высоком, узком окне в конце коридора. Дэвид беззвучно зашагал по длинной дорожке с выцветшими розами. Его палец начинал болеть, сердце разрывалось.

Час? Она провела здесь час? Нужен ли час, чтобы сделать фотографию? Но она была с Дэ– моном Смитом! Да, несомненно, чтобы приготовиться и выбрать правильно позу требуется как минимум час.

Приблизившись к восьмому номеру, Дэвид увидел, что дверь прикрыта, но не на защелку.

Изнутри доносились неразборчивые голоса, один – мужской, хриплый, низкий, и другой – женский, гортанный, напряженный. Дэвид почувствовал внезапную слабость и оперся ладонью о стену. Голоса были приглушенными, и Дэвид с трудом разобрал: «Остановись, Джесс».

О Боже, это голос Абигейл. Глаза Дэвида закрылись. Он хотел сдвинуться с места, убежать, но, казалось, розы внезапно отрастили щупальцы, державшие его за лодыжки. Он прислушался к хриплым словам.

– Мне нравится, когда ты вот так называешь меня – Джесс. Как ты называешь его, когда он делает это с тобой?

В последовавшей за этим долгой, долгой тишине воображение Дэвида заполнялось ужасными картинами, и его лоб покрылся испариной. «Давай! – сказал он сам себе. – Убирайся отсюда!» Но прежде чем он успел сделать одно движение, раздался напряженный, страстный голос Джесси: «Заставляет ли Дэвид тебя так трепетать? Становятся ли твои груди твердыми, а тело влажным, как под моими руками?» И невнятный ответ Абигейл: «Нет... так, как ты, никогда, Джесс, никогда...» Дэвид замешкался на мгновение, ощущая, как тошнота и страх нахлынули на него, в то как из-за двери доносились звуки занимавшихся любовью людей, позабывших самих себя и предавшихся искушению.

Он шагнул к двери, толкнул ее и проглотил комок который грозил разорвать ему грудь.

Абигейл стояла на коленях на полу с закрытыми глазами, откинув голову. Волосы в беспорядке спадали по обнаженной спине. Корсаж ее подвенечного платья был спущен, и грудь прижималась к Джесси Дюфрейну, который стоял на коленях перед ней, касаясь ее ртом. Вуаль невесты смялась, фата бесформенным наростом лежала под креслом-качалкой позади Абигейл. Посреди булавок лежали раскиданные жемчужные пуговицы и там же гребень и атласные туфли, подаренные на свадьбу Дэвидом. Чувствуя отвращение, но не в силах оторвать от этой картины взгляда, Дэвид наблюдал, как женщина, на которой он собирался завтра жениться, обхватив ладонями подбородок мужчины, стала направлять его поцелуи с одной груди на другую, при этом исторгая из своей груди стоны.

Краска стыда залила лицо Дэвида. Он взвыл:

– Абигейл! Она отдернулась.

– Дэвид! О Боже!

– Так ты хочешь выставить меня на посмешище!

Кровь отлила от лица Абигейл, но не успела она отпрянуть, как Джесси привлек ее к себе, закрывая ее обнаженную грудь от назойливых глаз, положил руки ей на затылок, а его колено напряглось у ее бедра.

– Лучше последи за тем, что говоришь, Мелчер, потому что на этот раз отвечать буду я, а не она, – предупредил Джесси мощным голосом, раздававшимся над ухом Абигейл, которая уткнулась ему в грудь.

– Ты... ты мерзавец! – прошипел Дэвид. – Я был прав с самого начала. Вы – два сапога пара!

– Кажется, да. Это заставляет меня удивляться, какого черта она собралась стать твоей женой!

– Она ею никогда не будет! Можешь забирать ее!

– Продано! – рявкнул Джесси, прожигая Мелчера зловещим взглядом и пытаясь на ощупь натянуть на Абигейл платье.

– Подходящее слово, смею сказать, учитывая деньги, которые она уже получила от тебя!

Абигейл почувствовала, как напряглись мускулы Джесси. Он отстранил ее и собрался встать.

– Стойте! Прекратите оба! – закричала она, схватившись за перед платья и вскакивая на ноги вслед за Джесси, который поставил плечо между ней и дверью. Порванное одеяние, их компрометирующие позы и то, что Дэвид слышал, делало отрицание бессмысленным. Абигейл ощущала себя так, словно падала вниз в бездонную яму, в ужасное никуда. Она хотела подойти к Дэвиду, но он попятился с отвращением.

– Дэвид, прости... прости, Дэвид, пожалуйста, прости меня. Я не думала, что такое случится.

Она умоляюще протянула к нему руку, прижимая другой к себе одежду – Но извинения сейчас столь неуместны, что только заставили Абигейл почувствовать еще больший стыд.

– Ты обманщица и проститутка, – ядовито выдавил Дэвид, заикание которого чудесным образом исчезло. – Ты думала, я этого не узнаю? Еще разок перед свадьбой, так? С этим сукиным сыном, которого ты предпочла мне? Так забирай его, отлично!

Сегодня Абигейл впервые услышала, как Дэвид ругается. Она потянулась, чтобы ухватить его рукав, напуганная тем, что он видел, и тем, как низко она пала.

– Дэвид, пожалуйста...

Но он отдернул руку, словно ее касание было ядовитым.

– Не трогай меня. Никогда больше не трогай меня, – сказал он с холодной ненавистью. Он одернул свое пальто, развернулся на здоровой ноге и прихрамывая ушел.

Глядя в пустоту дверного проема, мисс Абигейл ощутила всю безмерность оскорбления, нанесенного ему. На глаза навернулись слезы, она подняла руки к безмолвным губам. Ее тошнило от самой себя, она закрыла глаза, и ее охватила дрожь.

– Теперь он никогда не женится на мне. О Боже, через час об этом узнает весь город. Что мне делать?

Она дотронулась пальцами до висков и потерла их, потом крепко обхватила себя руками и начала раскачиваться вперед-назад, словно в преддверии истерики.

Джесси стоял в нескольких футах позади нее, не приближаясь и не пытаясь дотронуться до нее. Он тихо произнес:

– Очень просто... Выходи за меня.

– Что?! – Она повернулась к нему, словно не понимая. Потом внезапно засмеялась, заплакала, затряслась – все одновременно со странным привкусом помешательства. – Ох, вот радость-то. Выйти за тебя и всю нашу жизнь кричать, колотить, царапаться и пытаться взять верх друг над другом. Ох... – она снова истерично рассмеялась, – ох, это очень забавно, мистер Дюфрейн, – закончила она, вся в слезах.

Но Джесси не смеялся. Он был совершенно серьезен и с усилием проговорил:

– Да, иногда это забавно, мисс Маккензи, – забавно, возбуждающе, замечательно, потому что это наш способ заигрывать друг с другом. Когда я был далеко от тебя, я обнаружил, что скучаю по этому, поэтому я и вернулся, чтобы посмотреть, настолько ли ты хороша, как я тебя помнил.

– Ты намеренно вернулся, чтобы поссорить меня с Дэвидом, не отрицай этого.

– Я не отрицаю. Но я поменял свое мнение вчера вечером, когда мы говорили. То, что произошло сегодня, я сделал не по замыслу. Просто так случилось.

– Но ты... ты заманил меня в эту комнату, в это... в это кресло-качалку и... и...

– Но ты хотела этого так же сильно, как и я.

Правда по-прежнему была слишком страшной, чтобы мисс Абигейл могла встретиться с ней лицом к лицу, и она, как всегда, была смущена изменчивостью Джесси. Она не могла себе представить, какими мотивами он сегодня руководствовался. Абигейл обошла вокруг него и устремилась к ширме в углу.

– Для тебя это всего лишь игра, манипулирование людьми...

– – Это не игра, Эбби, – возразил он, следуя за ней до ширмы, и сказал в ее плечо, которое оказалось перед ним, когда она отвернулась от него.—Я прошу тебя выйти за меня замуж.

Абигейл с отвращением расстегнула манжеты.

– Хочешь, чтобы мы стали посмешищем всего города, – мисс Абигейл и ее дорожный грабитель!

Она повернулась к нему, дергая за рукава, и стала подражать говору уличных сплетниц.

– Ты помнишь? Ту парочку, которую застали за занятием любовью за день до свадьбы любовницы с другим мужчиной?

Она с раздражением сдернула корсет. Джесси подошел к ней поближе.

– Это само по себе говорит о том, что мы подходим друг другу. Ты отлично знаешь, что наслаждаешься со мной намного больше, чем с ним, или ты бы никогда не позволила мне зайти так далеко.

Она, придерживая одежду на груди, развернулась к нему.

– Как ты посмел предположить, что у меня было что-то с Дэвидом?! Мы ничего не делали – абсолютно ничего! Мы чисты, как свежевыпавший снег, и весь город знает это!

Они стояли нос к носу и пожирали друг Друга глазами.

– Кого заботит, что думает этот город? Что этот город для тебя сделал, кроме того, что обозвал старой девой, когда тебе было всего двадцать лет?

– Убирайся отсюда, пока я переодеваюсь! – закричала Абигейл, отвернулась, перешагнула через свадебное платье и нагнулась вперед, предоставляя взгляду белые панталоны, более гофрированные, чем те, что видел Джесси на бельевой веревке. Его глаза заскользили по телу Абигейл вниз по притемненной впадине позвоночника, которая уходила в белый хлопчатобумажный пояс.

– Когда я уберусь отсюда, ты будешь идти со мной под руку, одетая в это дорогое зеленое пальто, за которое платил и я, и, посылая этот город к чертям, мы сядем на мой поезд!

Абигейл дернула через голову нарядный лифчик. Она посмотрела вниз, чтобы завязать тесемку на поясе, и Джесси увидел нежные волоски сзади на ее шее.

– Ты еще не потратил свои деньги, так? – она бросила через плечо короткий, пренебрежительный взгляд. – Ну так вот, ты наткнулся на вещь, которую не сможешь купить! – Она надела нижнюю юбку и застегнула ее на поясе.

– Купить тебя! – закричал Джесси, – Я не хочу тебя покупать. Я хочу, чтобы ты была свободна в своем выборе! Ты должна свободно выйти за меня, потому что ты этого хочешь.

– Ты спланировал этот фокус с обольщением сегодня, и не говори мне, что это неправда.

Она потянула блузку с верхнего края ширмы и просунула руки в рукава.

Джесси потянулся, обхватил ее двумя руками за грудь и притянул спиной к своему напряженному телу. Она преднамеренно осталась равнодушной к этому, словно не заметила его прикосновения кроме момента, когда она оттолкнула в сторону его руку, чтобы застегнуть пуговицы на блузке.

– Значит, мы в расчете, Эб? – спросил он, прижимаясь ртом к волосам у нее за ухом. – Разве ты однажды не спланировала мое обольщение? Только ты в нем преуспела, а я не смог... до конца.

Он вдыхал аромат роз, шеи и страстно ласкал ее грудь, наконец, пробудив в ней желание бороться. Она отталкивала его, но Джесси только сильнее сжимал ее, целуя ее затылок и скользя рукой вниз по животу. Они сцепились, в воздухе мелькали локти, ширма рухнула на пол.

– У тебя самые бесцеремонные способы ухаживать! – орала она, оттягивая его руки за запястья, но он тогда обвил Абигейл за талию и крепко прижал к своему возбужденному телу.

– Чувствуешь? Скажи мне, что ты не хочешь этого? Скажи, что я не знаю, что для тебя лучше?

На мгновение она сникла. Джесси ослабил объятие, она вырвалась и повернулась к нему:

– Откуда ты можешь знать, что для меня лучше, если я сама не знаю?

Она покосилась на дверь, которую Дэвид оставил открытой.

– Тогда, я думаю, пришло время мне показать тебе, – сказал он тоном, в котором смешались угроза и нежность, и сделал шаг к ней.

Сердце Абигейл бешено билось. Она была смущена лавиной чувств, которые Джесси всегда пробуждал в ней. Они смотрели друг на друга, как коты в мае, начав медленно, очень медленно кружить, пока Абигейл не оказалась ближе к двери. Она внезапно повернулась и бросилась к ней, но Джесси быстро захлопнул ее прямо перед носом Абигейл. Широко раскрыв глаза и задыхаясь, она попятилась. Каждый нерв ее тела, казалось, пульсировал.

Джесси прижался спиной к двери и схватился за дверную ручку. Он ничуть не запыхался и стоял, заложив ногу за ногу. Он родился с этой расслабленной позой. Улыбка коснулась уголка его губ, а веселые глаза в коричневую крапинку оценивающим, знающим взглядом осматривали Абигейл. Раздался его мягкий, вкрадчивый, соблазнительный голос.

– Ты знаешь, что мы сделаем это снова, правда? Устроим старые заигрывания, которые нам так нравятся. Мы всегда так начинаем, Эбби, – я преследую, ты отбиваешься. Но это не драка, и ты это знаешь, потому что в конце концов выигрываем мы оба. – Он медленным движением отнял плечи от двери. – Иди же ко мне, моя кошечка-чертенок, – закончил он хриплым шепотом, – потому что я уже очень давно подкрадывался, и настало время прыгнуть.

Ей нравилось это, она предвкушала сладостный поток чувств, который возбуждал ее как ничто другое. Ее грудь напряглась, глаза засверкали, но как настоящая кошка она зашипела:

– Давай-давай! Сделай так! Женись на мне! И что тогда? Терпеть это все до конца жизни?

Ухмылка Джесси стала более откровенной.

– Ты чертовски права, – сказал он низким голосом.

– Ох, ты... ты...

Но ему надоело ждать.

– Проклятье... – пробормотал он и – прыгнул! Он ухватил запястья Абигейл и свирепо скрутил ее, стукнув спиной о закрытую дверь. Джесси взял ее за подмышки, и Абигейл ощутила, что ее ноги оторвались от пола. Широкие ладони Джесси смяли ее грудь, его губы – ее губы, и он держал ее, свою пленницу, заставляя извиваться в спазмах желания, нахлынувших на нее под умелым языком Джесси.

Чувства бушевали в ее душе. Джесси бушевал над ее телом. Дыша как ураган, осыпая поцелуями, Джесси пригвоздил Абигейл своим неистовым языком к двери. Наконец он освободил ее рот и посмотрел темными, буйными глазами ей в лицо.

– Проклятье, Эбби, я люблю тебя. Я говорил, я люблю тебя, не за Дэвида, а за себя.

Она не могла говорить. Оба внезапно поняли, что Джесси все еще держит ее, прислонив к двери. Он позволил ей съехать медленно вниз, и последняя заколка упала на пол. Когда ее пальцы коснулись пола, Джесси продолжал легонько придерживать ее, вглядываясь в глаза в поисках сердечного согласия.

– Что скажешь, Эбби?

Ее глаза, обрамленные копной распустившихся волос, сверкали от смущения.

– Как я могу выйти за мужчину, которого боюсь, который швыряет меня прямо на дверь?

Лицо Джесси омрачилось болью, он опустил руки от груди к талии и нежно ласкал.

– О Боже, разве я сделал тебе больно, Эбби? Я совсем не хотел.

Он поцеловал ее в одно веко, потом в другое, потом отстранился, чтобы посмотреть в ее голубые глаза. В его голосе звучала такая мука, которой Эбби никогда не слышала.

– Ты действительно боишься меня, Эбби? Тебе незачем меня бояться. Я всего лишь хочу сделать тебя счастливой, заставить тебя смеяться, может быть, стонать... но не от боли. А от этого...

Он опять закрыл ей глаза своими губами, потом прикоснулся к носу, щеке, вдоль изящной скулы к подбородку и, наконец, припал к губам, которые уже открылись. Руки Джесси легли на плечи Абигейл и сжали их так, что Эбби подумала, что он сломает ей кости. Но рот Джесси был полной противоположностью его рук – мягкий, нежный, теплый язык Джесси легко скользил по губам, потом по зубам и затем передвинулся к уху, в которое Джесси прошептал:

– Признай это, Эбби, ты этого хочешь. Будь честна со мной и сама с собой.

– Как я могу быть честной, если ты так вцепился в меня? Джесси, я не могу даже думать.

Он опустил руки и стал так нежно гладить Абигейл, словно все еще боялся, что она убежит. Вглядываясь в лицо Абигейл, Джесси большим пальцем поглаживал ее груди.

– Эбби, ты говорила, что кричала в пустых комнатах, когда я уехал, пытаясь освободиться от меня. Это тебе ни о чем не говорит?

Ее глаза наполнились мольбой, но Джесси не отпустил ее. Вместо этого, тепло его пальцев просочилось сквозь слой хлопка к коже Абигейл. Руки Джесси оказались внутри блузки, и большой палец, двигаясь, возбуждал Абигейл.

– Я так запуталась, – сказала она дрожащим голосом, закрыв глаза и устало прислонившись головой к двери.

– У тебя есть такое право. Я совершенно не такой, каким должен быть подходящий для тебя человек, как тебе говорили всю жизнь. Но я подхожу, Эб, подхожу.

Абигейл покачала головой и сглотнула:

– Я не знаю, я не знаю.

– Нет, знаешь, Эбби. Ты знаешь, какую жизнь мы будем вести. Мы подходим друг другу во всем, чем бы ни занимались. В разговоре, в споре, в занятиях любовью, в размышлениях... и дурачествах. Эбби, ты боишься, что тебе опять будет больно? Это Дэвид так сказал?

Она открыла глаза и посмотрела через его плечо на кружевную занавеску на окне и снег за окном.

– Я сделала больно Дэвиду, и очень больно.

Ноздри Абигейл затрепетали, глаза закрылись.

– Может быть, ты должна была это сделать ради собственного спасения.

– Нет, никто не заслуживает такой боли.

– А ты, тринадцать лет назад? Она снова посмотрела ему в глаза.

– Я не могу успокоить свою совесть, сказав, что за несправедливость надо платить несправедливостью.

– Тогда позволь мне разделить с тобой стыд, который ты испытываешь, причинив Дэвиду боль. Какого черта, я даже могу выйти на улицу и извиниться перед ним, если от этого тебе станет легче. Ты хочешь, чтобы я это сделал, Эбби?

– Слезы внезапно обожгли ее нос. Слезы из– за потери Дэвида, из-за преданности этого человека. Она почему-то поверила Джесси и подумала, что он действительно встретится с Дэвидом и извинится. В конце концов, Джесси был человеком, который достигает того, что хочет, любыми средствами. Абигейл вдруг почувствовала, как сильно он ее хочет. Замерев у двери, она позволила ему убеждать ее, и ей было сладостно видеть перед собой его смуглое лицо и руки по сторонам от ее головы, которыми он оперся о дверь.

– Перед нами целая страна, Эбби. Ты можешь выбрать любой город, в каком захочешь жить. Я привезу тебя в любое место. Хочешь жить как жена железнодорожного магната в одном из особняков Колорадо Спрингс – хорошо. Будь по-твоему. Ты называешь место, и мы едем. Как насчет того, чтобы начать с Нового Орлеана? Я покажу тебе океан, Эбби, и познакомлю с семьей. Ты всегда хотела посмотреть океан, ты говорила мне. Ты даже попыталась принести его частицу сюда, построив окно а-ля Кейп– Код в обувном магазине, а я отвезу тебя в Кейп-Код посмотреть на настоящие окна, если ты захочешь. – Его глаза были искренними. – Эбби, я не хочу покупать тебя, но я бы купил, если бы мог, я богат, Эбби, и что в этом плохого? Что плохого в том, что я хочу потратить свои деньги на твое счастье? Я обязан тебе своей жизнью, Эбби, так что позволь мне дать тебе...

Вот оно, думала она, вот то, о чем она всегда мечтала, о Джесси, нашептывающем ей слова любви, заставляя кровь кипеть, а чувства парить. Глаза Абигейл открылись и очутились напротив черных глаз Джесси, обещавших целый мир. Абигейл купалась в теплом чувстве безопасности, которое ей давало знание о любви Джесси, но она была не в силах что-либо сказать в данный момент.

Неужели это я, Абигейл Маккензи? Неужели это происходит на самом деле? Этот необычайно привлекательный мужчина с подкупающей искренностью убеждает меня каждым своим словом, что любит меня? Ее сердце было готово разорваться.

Джесси склонился, коснулся шеи Абигейл, ущипнул за мочку и дотронулся до нее кончиком влажного языка.

– Вот чего я хочу, Эб, но чего ты хочешь, сейчас?

Абигейл ощущала, как его дыхание – теплое, быстрое – ударяет ей в ухо. Затем снова раздался его странный, приглушенный голос, расплавлявший все внутри нее.

– Не думай, что это не важно. Если я просуну руку под твою юбку и дотронусь до твоего тела, я знаю, что обнаружу. Не отрицай, что это важно, Эб. Я почувствовал это тогда, и я знаю это теперь, потому что ты хочешь меня.

И где-то в глубине Эбби почувствовала, как понеслась желанная жидкость, олицетворяющая женственность, сопровождаемая чувственным взрывом в той части, которой не касался ни один мужчина, кроме Джесси.

Ее глаза закрылись, грудь сдавило, дыхание стало отрывистым, даже волосы на затылке поднялись, готовые ответить на его ласки.

Абигейл почувствовала, как Джесси прижался к ее животу своим возбужденным телом и начал слегка тереться справа налево, слева направо, делая круговые движения. Его ладони опирались на дверь над головой Эбби. Ее собственные ладони дрожали, пылая желанием дотронуться до Джесси, но он их по-прежнему держал прижатыми к двери позади бедер Абигейл, растягивая чувственный танец, чтобы постепенно, постепенно, постепенно увеличивать его темп и жар, пуговицы его рубашки слегка задевали ее соски, напряженные, как крошечные, твердые колокольчики, под тонким лифчиком.

Абигейл затрепетала. Джесси, Джесси, подумала она, ты так замечательно это делаешь... так замечательно...

Он посмотрел на нее и увидел слабую улыбку на губах, глаза Абигейл были по-прежнему закрыты, грудь теперь подалась вперед, а лопатки все еще были прижаты к двери. Джесси улыбнулся, прекрасно понимая ее состояние, и опустил локти ниже, отодвинулся от нее и языком дотронулся до уголка глаза.

Она так мало знала любви, подумал он, я буду осыпать ее любовью всю оставшуюся жизнь.

Не было сказано ни слова. Руки Абигейл освободились, нащупали бедра Джесси и иступленно притянули его горячее, твердое тело к себе. Джесси заулыбался, зарывшись в волосы Абигейл, и скользнул рукой между ее лопаткой и дверью к талии. Другой рукой он схватился для опоры за дверную ручку и прижался к Абигейл, но под толстым слоем нижних юбок Джесси не мог ничего ощутить.

Бедра Абигейл задвигались вместе с бедрами Джесси, ее руки лежали немного ниже его пояса, словно прислушиваясь к каждому его движению. Она должна, должна, она ждала так долго. Она открыла свои ошарашенные глаза, устремленные в беззвучной мольбе к Джесси, пока он не склонился, найдя своим ртом ее открытые, ждущие, томящиеся губы. Их языки вместе нырнули глубоко, тела так крепко прижались друг к другу, что их пульсы казались неразделимыми.

Она извивалась между дверью и Джесси, а он, прижав рот к ее уху, хрипло прошептал:

– Эбби, я собираюсь отнести тебя на кровать и заняться с тобой любовью, как ты никогда и не мечтала.

Он почувствовал, как она содрогнулась, и понял, что происходит внутри ее. Его собственное тело напряглось внутри сдерживающей его одежды. Он низко наклонился и слегка укусил Абигейл за сосок – словно случайно – прямо через одежду, заставив ее вздрогнуть, сделать резкий вдох и открыть глаза.

Джесси просунул руку ей под плечи, другую – под колени и без труда поднял ее. Руки Абигейл обвили его шею, и Джесси медленно– медленно повернулся к кровати.

– Я буду поддерживать в тебе этот огонь... и поддерживать... и поддерживать... пока ты не признаешь, что любишь меня и не скажешь, что выйдешь за меня, – проговорил он гортанным голосом.

Они уставились друг на друга, он шагнул к постели. Она ощущала его теплые и твердые мышцы на своей груди.

Джесси присел на колено и положил Абигейл на кровать, и стоя над ней, глядя в глаза, сказал:

– И я не потерплю, чтобы мне мешали нижние юбки, которые ты решила надеть на свадьбу с другим мужчиной – платил ли я за них или нет.

Потом, не глядя, Джесси нащупал пуговицы на ее поясе и расстегнул их.

Абигейл охватил трепет, она улыбнулась, из-под бахромы ресниц теперь на Джесси блестели полные истомой глаза.

– Но Джесси, ты заплатил слишком дорого, чтобы устроить эту свадьбу, – проговорила она мягко и убедительно.

– Что ж, я ее и расстрою, – сказал Джесси хриплым голосом, опустил нижние юбки вниз, схватил Абигейл за руку и посадил. – А еще я не знаю, что хорошего в викторианских воротниках.

С завораживающей медлительностью он снял с Абигейл блузку. Она безропотно подчинилась, но когда его черная голова опустилась туда, где только что была одежда, Абигейл предупредила его:

– Выйду я за тебя или нет, я буду одеваться, как сочту нужным – как леди.

– Отлично, – ответил он, снимая блузку. – Ты так и сделаешь. В твоей гостиной, когда будешь принимать жен других железнодорожных баронов за чаем.

Джесси отшвырнул блузку через плечо.

– А в нашей спальне ты оставишь это все в шкафу вместе с твоими лифчиками и вот этим, – он просунул палец под пояс ее панталон и оттянул его.

Абигейл откинулась назад в томлении, закинув руки за голову, и легла, полная ожидания, влюбляясь в Джесси все больше с каждым моментом.

– За них ты тоже заплатил. Думаю, это дает тебе право распоряжаться ими, как ты захочешь.

Джесси опустился рядом с ней на колени и, не спуская глаз с ее лица, снял с себя жилет и рубашку, отбросив их через плечо на пол, где они присоединились к юбкам Абигейл.

– Это верно. Точно так же, как я заплатил и за зеленое пальто, в котором ты собиралась ехать в свадебное путешествие. Но если ты не особо гордишься тем, что я богат, не напоминай об этом без конца.

С Джесси слетел пояс.

– Я могла бы заправлять маленьким обувным магазинчиком, – промурлыкала она, протянув пальцы к тому месту, которое увидела впервые, когда он лежал перед ней умирающий в постели. Прежде чем она убрала пальцы, глаза Джесси загорелись огнем.

Мучительно медленно он расстегивал пуговицы на брюках, обволакивая Абигейл голосом, который струился как шелк.

– Когда я закончу здесь, я пойду и выстрелю в эту чертову вывеску, где твое имя выведено вместе с его.

Пыл в его голосе сделал слово «чертову» почти лаской. Брюки тоже упали.

– Эта вывеска ничего не значит, – бормотала Абигейл со слабой улыбкой.

– Черта с два, – хрипло проговорил Джесси, потянувшись, чтобы развязать тесьму на ее лифчике, потом просунул руку внутрь и повел ее вверх.

Ноздри Абигейл задрожали, дыхание стало неровным.

– Ты не считаешь важным, что я возвращаю назад то, что однажды отдал столь по– дурацки? – спросил он, дергая ее лифчик и наклонившись, чтобы поцеловать впадинку под левой грудью.

Абигейл с закрытыми глазами беззаботно прошептала:

– Возможно, весь город знает, чем мы сейчас занимаемся.

Джесси скользнул языком под другую грудь и засмеялся гортанно, притрагиваясь губами к ее коже.

– И все они, возможно, бегут домой, чтобы тоже немножко позаниматься тем же самым, хотя бы в мыслях.

– Но не так, как ты, Джесс, – сказала она, улыбаясь и желая, чтобы Джесси поторопился.

Но он двигался как неторопливая улитка, расстегивая пояс панталон Абигейл и спуская их ей на бедра, обнажавшие свои манящие изгибы.

– Зато ты занимаешься этим так же как я, и только это важно.

Джесси снова припал к Абигейл, прижавшись к ее бедрам, заставляя ее извиваться. И вот снят последний элемент одежды, медленно-медленно скользящий вниз по телу Абигейл, по следам которого дорожкой шли поцелуи Джесси. Абигейл положила руку на лоб, она больше не сопротивлялась, ее губы раскрылись, и на них танцевал его язык.

– Я это прекрасно помню, – прошептал он хрипло, прежде чем опустить язык в рот Абигейл, которая изогнулась и, застонав, откинулась назад во власти его ласк, содрогаясь под телом Джесси.

– Я тоже... Я тоже... – раздался ее придушенный голос.

Он отлично знал ее, он сильно любил ее, запустив пальцы в ее волосы, он лег всем телом, горячим и твердым, на нее, все еще не внутри нее.

– Скажи это, Эбби, – попросил он, целуя ее под подбородком, когда она откинула голову назад. – Скажи это сейчас, когда я вхожу в тебя.

Абигейл открыла глаза и увидела перед собой полный любви взгляд Джесси, которым он пытливо всматривался в нее. Его локти дрожали рядом с ней, пока он, отстранившись, ждал ее слов.

Она протянула руку между их телами вниз, взяла его разгоряченную плоть и направила к себе в лоно, не отрываясь смотря ему в глаза, пока он входил в нее, двигаясь в сильном, уверенном ритме ее повторяющихся слов.

– Я люблю тебя, Джесси... люблю тебя... люблю тебя... люблю тебя... – снова и снова, словно аккомпанемент длинным, медленным движениям Джесси. Он увидел, как, скатываясь из уголков глаз, у Абигейл потекли слезы. Губы ее открывались и закрывались, обозначая все те же слова, быстрее и быстрее, пока не замерли открытыми. И тут же Джесси окунулся в ту же пучину страсти, в которой уже уснула в экстазе Абигейл.

Комната наполнилась тишиной, полуденные лучи отражались от снега. Рука Абигеш легла на влажный затылок Джесси. Она рассеянно теребила его волосы. Потом, крепко зажмурив глаза, она внезапно прижала его к ceбе, замерла на мгновение, пытаясь запомнить это ощущение, чтобы никогда не забыть.

– Джесси... ох, Джесси. Потерявший голову от любви. Джесси пс вернул ее и начал без слов качать из сторонь в сторону, в конце концов замерев рядом, глядя в ее безмятежное лицо.

– Поезд подходит, – мягко сказал он. Она улыбнулась и коснулась его нижнегубы, проведя потом пальцем вдоль усов от центра к краю.

– Даже расписание поездов составлено под тебя?

– Может, и под мисс Абигейл Маккензи? – спросил он, затаив дыхание.

Абигейл посмотрела в его влюбленные глаза.

– И под нее тоже, – мягко сказала она. Глаза Джесси закрылись, и он облегченно вздохнул.

Но Абигейл вынудила его снова их открыть, спросив:

– Но что ей делать с полным домом свадебных пирожных и бутербродов?

– Оставить мышам, они их больше любят, чем овсянку.

– Оставить? – растерянно спросила Абигейл.

Джесси привстал на один локоть и с серьезным видом сказал:

– Я прошу тебя встать с постели, одеться, пойти со мной на станцию, держа меня за руку, и не оборачиваться. Все начинается с этого момента.

– Оставить мой дом, мои вещи, все – просто так?

– Просто так.

– Но на улице, наверно, собрался весь город, и они ждут, когда мы выйдем из гостиницы. Если мы пойдем прямо на станцию, они об этом узнают.

– Да, узнают. Разве это не сенсация, выйти у них перед носом и сесть на специальный состав фирмы – мисс Абигейл и ее дорожный грабитель?

Она поразмышляла над этим, глядя на Джесси.

– Зачем эго, Джесси, ты хочешь шокировать их?

– Думаю, это уже произошло, так почему бы не закончить с блеском?

Абигейл не смогла удержать смех. По крайней мере, она попыталась, но Джесси снова обнял ее крепко-крепко. Она беззвучно содрогнулась, и Джесси пришлось слегка ослабить объятия, но не совсем, а ровно настолько, чтобы она смогла сказать «да».

– Мы такие разные, Джесси, – проговорила она опять серьезно, дотрагиваясь до висков Джесси. – Я не смогу измениться ради тебя.

– А я и не хочу. Ты хочешь, чтобы я изменился?

Секунду Джесси боялся ее ответа. Но она ничего не сказала, поэтому Джесси сел на краю постели и повернулся к Абигейл спиной.

Но к этому времени она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, из-за чего играют мышцы его желваков. Она села позади него и, проведя рукой по его плечам, поцеловала в спину.

– Нет, – сказала она тихо, – ты такой, какой ты есть. Только таким я тебя люблю.

Он повернулся к ней, улыбка под его колдовскими усами – и протянул руку ладонью вверх:

– Тогда пошли.

Абигейл положила ему в ладонь свою руку и, смеясь, позволила стянуть, вернее сдернуть себя с кровати.

Он прижал ее обнаженное тело к своему, оторвал от пола и провел рукой по позвоночнику.

– Поторопись, женщина, – предупредил он, усмехаясь, – или мы опоздаем на поезд три двадцать до Денвера.

Он отпустил ее и легонько шлепнул.

Они одевались, глядя друг на друга. Абигейл хотела подобрать порванный свадебный наряд, пуговицы и атласные туфли, но Джесси нежно приказал:

– Оставь.

– Но...

– Оставь.

Она посмотрела на платье, оно напомнило ей о Дэвиде, и она поняла, что должна сделать.

– Джесси, я могу оставить все, но я не должна... – она подняла умоляющий взгляд, – я не должна покидать Дэвида таким образом. – Джесси замер, ни единый мускул не дрогнул у него. – Нельзя причинять ему боль. Можно мне вернуться в магазин и объяснить ему, что я не хотела сделать ему больно?

Черные глаза Джесси были непроницаемы, когда он, склонившись перед Абигейл, начал застегивать ремни на чемоданах с фотографиями.

– Пожалуйста, лишь бы он не стоял между нами всю жизнь.

Это были самые трудные слова в его жизни.

Через несколько секунд Джесси держал новое зеленое пальто, а Абигейл просовывала в его рукава руки. Потом они обернулись возле двери, чтобы осмотреть комнату – перевернутая ширма все еще лежала на боку, свадебный наряд валялся кучей, порванный и помятый, пуговицы были рассеяны по комнате вместе с вуалью и брошенными атласными туфлями.

Надеясь, что Джесси поймет ее, Абигейл вернулась и подобрала туфли, сунув их под пальто. Они вышли из гостиницы в холодный солнечный полдень.

Джесси взял Абигейл под руку, и они пошли по тротуару к обувному магазину в конце улицы. Потом он ждал ее на улице, держа руки в карманах, пока Абигейл возвращала белые атласные туфли Дэвиду Мелчеру. Казалось, прошла вечность, прежде чем она вышла, хотя на самом деле это заняло всего несколько минут.

Звякнул колокольчик, Джесси поднял глаза, пристально вгляделся в лицо Абигейл. Она взяла его за руку, и они направились обратно к станции.

У него внутри зародилось какое-то странное, неуютное чувство.

Она улыбнулась ему:

– Я люблю тебя, Джесси.

И у него отлегло от сердца.

Они прошли по всей Мэйн-стрит, ловя на себе любопытные взгляды. На станции их ждал поезд, нетерпеливо выпуская пар, который белым дыханием выплескивался в холодный воздух Колорадо.

С боку второго с конца вагона сверкал герб с эмблемой «РМР» на листовом золоте с переплетенными кроваво-красными ветками.

Абигейл в замешательстве посмотрела на знак, потом вверх на Джесси, но прежде чем она успела спросить, он подхватил ее на руки и водрузил на ступеньки специального фирменного вагона.

Внезапно Джесси остановился, обернулся, взглянул задумчиво на пустынные улицы, снова опустил Абигейл на ноги и сказал:

– Погоди минутку. Не уходи, – и соскочил со ступенек.

С хладнокровием, которому позавидовал бы любой, Джесси вытащил револьвер, прицелился в вывеску вниз по улице с выведенными на ней именами Дэвида и Абигейл Мелчер и выстрелил два раза. Из всех магазинов вдоль по Мэйн-стрит выбежали обеспокоенные люди, чтобы узнать, что за чертовщина здесь происходит.

Но все, что они увидели, была вывеска, лежащая в снегу возле главного входа в обувной магазин, и спину Джесси Дюфрейна, исчезающую в поезде.

Он снова подхватил Эбби на руки и приблизил ее удивленные губы к своим.

– Ни одно место не сравнится с домом, – сказал он и, целуя ее, захлопнул ногой дверь.

– С домом? – повторила Абгейл, оглядываясь вокруг на пышную изумрудную бархатную отделку внутренности вагона. – Что это?

Абигейл силилась увидеть то, что скрывала голова Джесси. Он не собирался ее отпускать и по-прежнему держал на руках.

– Это, моя дорогая Эб, твои апартаменты на медовый месяц, специально заказанные к случаю.

То, что предстало взгляду Абигейл, вовсе не походило на помещение третьего класса. Она ни разу в жизни не видела такой роскоши – огромная кровать, покрытая зеленым бархатом, уютный обеденный столик, накрытый на двоих, бутылка шампанского в полгаллона в круглой чаше,, красивая медная ванна чуть в стороне от пузатой печки, в которой потрескивал огонь, глубокие кресла, мягкие ковры.

– Джесси Дюфрейн, ты – коварный дьявол! Как тебе удалось подогнать состав на Разъезд Стюарта так точно? И прекрати целовать мою шею, словно не слышишь моих обвинений. – И Абигейл захихикала.

– Я перестану тебя целовать не раньше, чем ад замерзнет, мисс Абигейл Маккензи.

– Но это действительно фирменный вагон. Значит ты планировал меня совратить с самого начала!

– Закрой свой восхитительный ротик, – сказал он, закрывая его за нее. Поезд тронулся. Джесси шагнул к широкой кровати. Вагон, набирая скорость, начал раскачиваться, и поцелуй смазался.

Они рассмеялись, и Джесси посадил Абигейл на кровать, отступил и спросил:

– Что сперва? Ванна, обед, шампанское... или я?

– У нас много времени? – спросила она, расстегивая пуговицы пальто.

– Мы можем не выходить до самого Нового Орлеана, – ответил он все с той же жуликоватой ухмылкой и озорным блеском глаз, манящих Абигейл.

Сняв пальто, Абигейл взглянула на ванну, на бутылку шампанского, на накрытый для двоих столик, на окно рядом, за стеклом которого проносился назад весь мир. И на мужчину... расстегивавшего свои манжеты.

– Ну тогда как насчет того, чтобы заняться всем этим сразу? – предложила Абигейл Маккензи.

Брови Джесси поползли вверх, а руки на мгновение замерли, но потом начали расстегивать пуговицы на груди.

– Хорошо, черт побери... – восхищенно пробормотал Джесси Дюфрейн, щекоча Абигейл своими завораживающими усами.

Примечания

1

Стетсон – широкополая фетровая шляпа с высокой тульей.

(обратно)

2

Поезд – по-английски train, рифмуется с фамилией Dufrayne.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24 . . .