«Теперь сама выходи за меня замуж»

Теперь сама выходи за меня замуж (fb2) - Теперь сама выходи за меня замуж 1143K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Анатольевна Воронина

Глава 1

– Ну, молодой человек, чем же вы все-таки думаете заниматься? – требовательно спросил старый лорд Джон Трентон, герцог Мэритон, строго глядя на внука.

Они вели беседу в роскошном кабинете герцога в особняке аристократического Сент-Джеймского квартала, который своей величественностью больше напоминал официальную резиденцию премьер-министра, чем частное владение вельможи. В нем проходили важные разговоры, имеющие влияние на судьбы многих людей, и не допускалось никакого проявления вольнодумия. Другие члены семьи, не говоря уже о слугах, стояли перед патриархом рода навытяжку, но Николасу все было нипочем. Ничуть не смутившись пристальным взглядом деда, он вольготно раскинулся на кресле напротив и с легким смешком ответил:

– Я намереваюсь просто жить, милорд! Вы даже не представляете, какое это удовольствие в отличие от ваших скучных бумаг, светских раутов и парламентских заседаний.

Смеялся не только рот Николаса, смеялись его черные глаза, даже руки молодого человека и то весело вздрагивали в непринужденных движениях. Дедушка по-прежнему обращался с ним как с ребенком, но Николас предпочитал больше отшучиваться в разговоре с ним, чем давать выход своему раздражению этим обстоятельством. Герцог даже потупил глаза при виде такого жизнелюбия, не желая поддаваться обаянию этого озорника. Николас был таким с самого детства и всегда все делал по-своему. Казалось, он был рожден исключительно для того, чтобы нарушать все светские правила и приличия. Домашние учителя и преподаватели Кембриджа твердили, что его младший внук чрезвычайно одаренный мальчик, но совершенно лишен необходимого прилежания. Шалости и проказы составляли смысл его существования, прогулы им уроков и лекций были обычным делом. Герцогу с трудом удалось уговорить декана не исключать нерадивого студента из Кембриджского университета, и тот пошел навстречу, поддаваясь авторитету старого аристократа, чье слово имело немалый вес в Палате лордов.

Николас с грехом пополам окончил достойное учебное заведение, и тут выяснилось, что перспективы его будущего вырисовываются весьма смутно, если вообще вырисовываются. Как младший отпрыск семьи Трентонов, он должен был выбрать себе либо духовную, либо военную карьеру, однако ни религиозное благочестие, ни военные лавры его не интересовали. Больше всего Ник любил веселые пирушки в компании таких же беспутных приятелей, как он сам, легкие необременительные связи с красивыми актрисами и карточные игры. Старый аристократ объяснял неуемный темперамент Николаса ошибкой собственной молодости. Его угораздило жениться на очаровательной испанской графине Изабелле де Паленсья, с которой он познакомился во время своего итальянского путешествия и брак этот заключенный по страстной любви, принес впоследствии ему много беспокойства и огорчений. Испанскую жену с трудом приняли его родственники и соседи, к тому же Изабелла оказалась чрезвычайно эмоциональной и не могла вписаться в рамки английских сдержанных условностей. Дети – сын и две дочери – характером пошли в нее. Слава богу, его старший внук – светловолосый и бледный Томас – вырос истинным англичанином, пунктуальным, молчаливым, сдержанным, во всем придерживающим приличий и осторожным настолько, что даже в солнечную погоду он выходил гулять с дождевым зонтиком. Темноволосый и черноглазый Николас же был полной противоположностью Томасу, хотя они приходились друг другу родными братьями, которых герцог Мэритон опекал после смерти их родителей.

Старый аристократ принялся подыскивать непутевому, но втайне горячо любимому внуку богатую невесту, благо, что в Лондоне скоро появилась баснословно богатая американка мисс Энн Морган, прибывшая в английскую столицу специально для поисков знатного мужа с громким титулом. Обаятельный молодой лорд Трентон совершенно ее очаровал своей любезностью и остроумием, и она явно дала понять, что поощрит дальнейшее с ним знакомство. Однако Николас заявил деду, когда тот завел разговор о его женитьбе на этой в высшей степени привлекательной особе, что мисс Морган «скучна, словно унылое ноябрьское утро» и «заурядна, как воскресный обед наших провинциальных соседей». Уже через год брак с занудливой американкой доведет его либо до запойного пьянства, либо до пули в лоб, и тогда ему уж точно не будут нужны ее миллионы. Герцог Мэритон после разговора все же не оставил надежды достучаться до здравого смысла Николаса, постоянно напоминая, что тому нечего рассчитывать на большое наследство, почти все должно было достаться Томасу за исключением некоторого годового содержания, явно недостаточного, чтобы поддержать привычный для Николаса роскошный образ жизни. Но внук проявил редкое упрямство, а великосветские конкуренты Трентонов и претенденты на миллионы Морганов не дремали, и окружили юную наивную американку повышенным вниманием. Очень скоро предприимчивый маркиз Плейди повел мисс Морган к брачному алтарю. Узнав о сем событии из столичных газет, герцог пришел в ярость и немедленно велел позывать к себе строптивца, упустившего столь завидную партию.

– Вот, что я тебе скажу, дорогой мой. Или ты берешься за ум, или я лишаю тебя содержания, – сурово сказал он. – Тогда ты сам ищи девушку с хорошим приданым, и дай бог, чтобы она обладала хотя бы половиной состояния отвергнутой тобой мисс Морган.

– Давайте, дедушка, лишайте меня содержания, лишайте также и наследства. Все равно я люблю тебя не за финансовую поддержку, а за то, что, что ты славный старикан! – снова засмеялся шельмец. Ну, ничем его не пробьешь!

Старый герцог ощутил полную растерянность, когда его главный козырь – денежный – оказался битым. К тому же он не знал, как отнестись к словам Николаса – чувствовать ли себя оскорбленным, или радоваться сердечности его тона.

– Имей в виду, Ник, тебе придется самому зарабатывать себе на жизнь, – на всякий случай напомнил он.

– Да, настало время подумать об этом, – легко ответил молодой бездельник, небрежно играя цепочкой своих часов. – Игры кончились, милорд, игры кончились. Я должен доказать, что чего-то стою и потому отправляюсь на Чукотку на следующей неделе.

– Куда? – беспомощно переспросил старик. Ему даже показалось, что он ослышался. Едва ли старый герцог Мэритон помнил это странное географическое название.

– Названное место находится в России, милорд, – просветил его внук. – Мой русский друг Сергей Белогорцев, помните я вам рассказывал, что познакомился с ним в Санкт-Петербурге, когда папа был в нем посланником, стал инженером и сделал мне весьма заманчивое предложение приехать к нему в Ново-Мариинск. Там обнаружили неиссякаемые золотые месторождения, и кто отважится отправиться за ними на другой край света, станет сказочно богатым человеком.

– Даже речи быть не может, чтобы ты оправился в варварское владение варварской страны, – герцог Мэритон пришел в такое страшное волнение, что забыв о предписанной английскими приличиями сдержанности, замахал руками в знак отрицания. – Ник, я не буду тебя лишать содержания, если ты дашь мне слово, что откажешься от поездки к самоедам. Кажется, они еще и людоеды, не так ли?!

– Верно, – весело кивнул головой Николас. Ужас, отразившийся на лице деда, откровенно забавлял его. Герцог Мэритон был весьма представительным аристократом, но расположение земель России представлял себе плохо и частенько путал ее с Северной Америкой. Молодой лорд не упустил случая посмеяться над невежеством любящего его дедушки и добавил: – Всегда мечтал встретиться с людоедами, так сказать, для расширения собственного кругозора.

– Все ясно, Николас, ты никуда не едешь. Чукотка с людоедами – весьма опасное место, – строго произнес герцог Мэритон, не допуская и мысли о том, что младший внук его снова разыгрывает. Он же ведь задал ему серьезный вопрос, на который настоящий джентльмен обязан дать серьезный ответ.

– Увы, дедушка, я уже послал письмо Белогорцеву с утвердительным ответом, – развел руками молодой лорд Трентон. – Мне нужно срочно уехать, пока заботливые маменьки лондонского света, имеющие перезрелых дочерей на выданье, не поймали меня в брачную ловушку. В стратегии и тактике эти особы могут превзойти самого Наполеона, и их я опасаюсь куда больше чукотских каннибалов. На последнем рауте в Кенсингтонском дворце графиня Дэррингтон весьма нехорошо на меня посмотрела, откровенно оценивающим взглядом, как на породистого жеребца, выставленного на продажу. Понятно, раньше она отказывалась думать, что на ее дочке может жениться не титулованная особа. Но, поскольку, на ее Мисси герцоги и графы три года не обращают внимания, то простой лорд тоже может для них сгодиться.

– Николас, в последний раз говорю тебе – я запрещаю тебе уезжать в Россию, и денег на это безумное предприятие ты от меня не получишь! Дочь Дэррингтонов тоже подходящая для тебя партия, – воскликнул герцог Мэритон. Участь зятя графини Дэррингтон он справедливо считал более лучшей участи послужить обедом для русских дикарей-людоедов, и, пытаясь оставить последнее слово за собой в споре с младшим внуком, покинул комнату, сославшись на запланированную встречу с архитектором, которому желал поручить кое-какие переделки в планировки родового поместья.

Молодой лорд Трентон мечтательно закрыл глаза. В его душе звучала, не умолкая, непреодолимая музыка странствий, зовущая его в дальнюю дорогу. Николас обладал крепким физическим здоровьем, и тяжелый труд старателя не пугал его. Сердце молодого человека охватила жажда приключений; откуда-то появилась уверенность, что на Чукотке он непременно поймает таинственного и чудного оленя вечной охоты – сбывшееся желание. И тогда никто не будет навязывать ему невзрачных девиц с большим приданным – он сам, своими руками сколотит себе состояние. Но задумчивость его длилась недолго. Николас, несмотря на размягчающее влияние окружающей его рафинированной аристократической среды, обладал весьма деятельной кипучей натурой – наследием предков-испанцев – и ему было свойственно безотлагательно искать практические пути осуществления своих замыслов.

– Итак, денег на дорогу нет! Но их можно выиграть, – решительно сказал он и отправился на улицу Пэлл-Мэлл, где располагались закрытые клубы для джентльменов.

Глава 2

Николасу постоянно везло в азартных играх, и деньги на путешествие он выиграл без труда. Подумав, молодой лорд Трентон отверг первоначальный план поездки в восточном направлении и выбрал западный путь, намереваясь достичь Чукотки проездом через Канаду и Аляску. Нанятые сыщики из частного агентства, посланные вслед за ним любящим дедушкой, наверняка попытаются перехватить его на территории европейской России, что вовсе не входило в его планы. И потому следовало сбить их с толку, направившись в противоположную сторону – в сторону Ирландии, до которой можно было легко добраться на рыбацкой шхуне.

В Дублине Николас после покупки билета места в узкой двухместной каюте попал на атлантическое судно «Каролина», которое направлялось в Канаду. В плавании молодой лорд Трентон оказался лишен привычного ему комфорта, но это скорее взбодрило и развлекло его, чем повергло в уныние. От ущемления в виде привычных удобств, в нем будто начали просыпаться скрытые силы, и Николас сознательно начал приучать себя жить неаристократической жизнью, полной лишений, есть простую пищу, обливаться холодной водой, словом быть простолюдином, понимая, что на Чукотке его ожидают еще более суровые испытания.

От природы он был сильным и крепким мужчиной, и этот эксперимент прошел для него успешно, притом, что качка в северных широтах океана была весьма сильной даже в начале осени. Николасу пришлось пережить пару дней морской болезни, пока его организм не привык к плаванию. Но, чем сложнее путь, тем больший ждет тебя успех – с этим боевым настроем молодой лорд Трентон, вооруженный парой двуствольных пистолетов вступил на землю Северной Америки.

Путешествие через небольшие канадские городки было однообразным и запомнилось ему разве что обилием бобров, населяющих эту северную страну. Зверьки чувствовали себя здесь полновластными хозяевами и смело шныряли по дороге. Дальше, на Аляске, Николас задержался на полторы недели, желая изучить ремесло старателей, ищущих золотой песок. У него даже мелькнула мысль задержаться в приполярном Эльдорадо, но в этом крае развелось столько охотников за золотом, что лорд Трентон быстро понял – на Чукотке он преуспеет гораздо больше. Да и желание увидеться со своим другом Белогорцевым возобладало над стремлением мыть золото.

И молодой англичанин сел в юконском порту на русский пароход «Петр Великий», загруженный огнестрельным оружием, продуктами, галантерейными товарами и случайными пассажирами. На нем он пересек Берингово море, причем судно трясло не в пример сильнее, чем в Атлантике «Каролину», но Николас уже приобрел некоторый опыт дальнего плавания и потому с легкостью перенес новые трудности.

На Чукотке английский путешественник испытал легкий шок, когда капитан парохода во тьме начавшейся полярной ночи высадил пассажиров практически на пустынный берег, застроенный лишь двумя десятками приземистых домов. Он не думал, что этот край настолько безлюдный. Пришлось ему и двум десяткам искателей удачи, которые прибыли вместе с ним, последовать совету капитана «Петра Великого» и нанять несколько чукчей с подводами, чтобы они доставили их в форт Ново-Мариинск. Чукотские олени по свежевыпавшему снегу за шесть дней домчали путников до места назначения, и скоро Николас Трентон получил желанную возможность рассмотреть вожделенную цель своего путешествия.

Поселение раскинулось на правом берегу реки Казачки у входа в Анадырский лиман, соединяющий реку Анадырь с заливом Берингова моря. Его история насчитывала не полных десять лет, и началась она, когда 9 июня (по старому стилю) 1889 года в лиман вошел клипер “Разбойник”. На клипере прибыли чины недавно созданной Анадырской округи г-н Л.Ф. Гриневецкий – начальник округи, его помощник г-н Дмитриев, 12 казаков, а также рабочими были доставлены строительные материалы, продовольствие и другие грузы. Командовал клипером капитан первого ранга Н.П. Вульф. 21 июля 1889 года закончилось строительство первого деревянного дома на косе Александра. А на второй день, 22 июля (3 августа по новому стилю) 1889 года, состоялось освящение дома, над которым был поднят государственный флаг Российской империи и произведен салют из бортовых орудий клипера «Разбойник». Освящение дома пришлось на день именин императрицы Марии Федоровны, что и определило название поселения: Мариинск. Но основатели нового города вспомнили, что в России уже существуют несколько населенных пунктов с таким названием, и постановили именовать его Ново-Мариинск.

Пост был основан невдалеке от старинного чукотского селения Въен как уездный центр, но рос он медленно. Из-за малочисленности жителей здесь строились в основном казенные и частные торговые склады. Ситуация изменилась с открытием россыпного золота в районе Золотого хребта; в Ново-Мариинск устремились искатели драгоценного песка всех национальностей. Русские власти привечали их, рассчитывая с их помощью заселить пустынный край, и к моменту прибытия Николаса Трентона в поселение в нем насчитывалось две тысячи постоянно проживающих человек. В центре городка величественно высилась над всеми домами православная церковь Святого Николая, но Николаса больше заинтересовал не храм его святого покровителя, а трактир «Тюлень» неподалеку от порта. От его хозяина он узнал, где искать дом инженера Белогорцева, но в указанном месте Сергея не оказалось. Он уехал вместе со своей молодой женой Надей в город Охотск навестить тестя и тещу. Волею случая Николас Трентон приехал в Ново-Мариинск гораздо раньше своего письма, извещающего о его приезде.

Николас решил до приезда друга остановиться в небольшой деревянной гостинице, которая находилась рядом с трактиром. Тем самым он отдавал дань своему аристократическому прошлому: ведь прибывшие с ним товарищи по путешествию предпочли остановиться в домах местных жителей, что стоило им значительно дешевле гостиничного номера. Но молодой лорд был еще не готов ночевать в курной избе и охотно платил за некоторые жилищные удобства.

После краткого отдыха вечером дня своего прибытия Николас отправился в злачное заведение, чтобы познакомиться с местной публикой. На граммофоне, ручку которого время от времени крутил мальчик-половой, дребезжала русская плясовая, в воздухе стоял сизый дым от множества горящих сигарет. Стройного обаятельного англичанина заметили сразу: хозяин трактира Петрович кивнул ему головой словно старому знакомому, будущие старатели сразу позвали его за свой стол. Немец Ганс Келлер, возбужденно жестикулируя, за едой продолжил разговор о том, у кого в Ново-Мариинске можно достать лучшее снаряжение для будущего похода за золотом. Еще на Аляске отважные путешественники купили куртки на меху, зимние шапки, фланелевые нательные рубашки, одеяла и палатки. Печурку, провиант, полозья, ремни и необходимые инструменты было решено приобрести на месте.

– Да, и еще собаки, – напомнил собранию канадец Стен. – Не забывайте, часто решающее значение для успешной экспедиции на севере имеют хорошо обученные, крепкие собаки.

Николас, желая получить эту необходимую информацию, небрежным жестом подозвал к себе хозяина. Петрович с готовностью подошел к щедрому клиенту, и молодой англичанин задал ему вопрос о собаках.

– Здесь лучших собак можно приобрести у Кузьмы Ерофеева, – сразу ответил трактирщик. – Кузьма – знатный собачник, дрессирует щенят даже лучше чукчей. Более выносливых лаек, чем у Ерофеева я не знаю.

Молодой лорд Трентон поблагодарил Петровича за сведения и, когда граммофон уже совсем истошным голосом заорал: «Эх, раз, еще раз, еще много, много раз!» обратил свой взгляд на игорный стол. Его деньги подходили к концу, настала пора пополнить кошелек. Прощупывая возможности местных офицеров и торговцев, игравших против него, Николас начал игру с маленьких ставок. Вскоре он убедился, что партнеры достались ему довольно посредственные, и не обладают ни его сообразительностью, ни ловкостью рук, необходимых для удачливой карточной игры. Через час Николас выиграл не только стопку мятых рублей, но и довольно увесистый мешочек золотого песка. В утешение проигравшим он заказал для всех две бутылки шампанского, и хозяин заведения лично преподнес столь дорогой напиток на подносе щедрому клиенту.

Внезапно любезная улыбка на лице Петровича сменилась гримасой раздражения при виде вновь вошедшего посетителя, и он пробормотал:

– Снова принесла нелегкая Кудрявцева.

Николас, невольно заинтересовавшись такой сменой настроения предупредительного ко всем хозяина заведения, обернулся и увидел пожилого русского офицера невысокого чина с печально повисшими рыжими усами, истрепанного жизнью и вечной нуждой человека в поношенном мундире. Петрович быстро подошел к нежеланному посетителю и негромко, но так, что молодой англичанин слышал каждое слово, сказал:

– Больше в долг водки не дам. Иди, Яков Степанович от греха подальше!

– Но-но, я жалованье получил, право имею, – запротестовал вновь прибывший. Он решительно подошел к игорному столу и, довольно потирая ладони, предложил:

– Ну, господа, сыграем по-крупному? А, Тит Осипович?

– Отчего не сыграть, сыграем, Яков Степанович. Только глядите, чтобы у вас было чем расплачиваться за проигрыш, а не так как в прошлый раз. Если помните, вы едва ли не по копейке карточный долг отдавали, – неохотно ответил ему торговец мукой.

– Но, но, не дерзи офицеру, – грозно прикрикнул задиристый Яков Степанович и жадно посмотрел на новенького. Николас только пожал плечами в знак согласия.

Яков Степанович залпом выпил стакан водки, поднесенный ему по заказу половым, и игра началась. Вскоре молодой лорд Трентон убедился, что перед ним алкоголик и заядлый картежник. Кудрявцев играл не только бессистемно, но и бездумно, его глаза все больше разгорались лихорадочным блеском, проигранные деньги он отдавал, не считая, и при этом пил алкоголь словно воду. Напрасно Петрович и сотоварищи Кудрявцева по службе пытались, невольно жалея этого пропащего человека его остановить, – все было тщетно. При нажиме Яков Степанович артачился еще больше. Он был уверен, что вот-вот Фортуна повернется к нему лицом и словно из рога изобилия отсыплет ему крупный выигрыш. Он шумел, заставлял партнеров заново раскладывать карты и угомонился только тогда, когда убедился, что все принесенные с собой деньги им проиграны. Тогда Яков Степанович со всего размаху сел на свой жесткий деревянный стул, и горестные пьяные слезы потекли по его щекам. Николас, потеряв к нему интерес, начал спокойно считать выигранные деньги, а трактирщик, подойдя к рыдающему Кудрявцеву, укоризненно произнес:

– Что, Яков Степанович, добился своего? Говорил же я тебе, говорил, – не послушался ты меня. Ну, иди теперь домой, все равно тебе играть больше не на что.

– Как это не на что? Я Лику поставлю на кон! – Кудрявцев снова вошел в раж и громко возвестил: – Господа, кто хочет жениться? Моя дочь-красавица против ваших десяти тысяч рублей. На меньшую сумму я не согласен.

Трактирщик только безнадежно махнул рукой. Разговоры сразу умолкли, а Николас быстро поднял голову, забыв о деньгах. Зато он вспомнил, что у него давно не было женщины. И если что и ценилось на суровом Севере больше золота и денег, то это были представительницы слабого пола, которых так остро не хватало европейским поселенцам. В Ново-Мариинске на две тысячи мужчин приходилось едва ли более ста женщин, да и то половина из них были туземками. А тут представилась возможность заполучить – верх всех мечтаний – красивую белую девушку в постель. Непреодолимый соблазн, и Николас решился поставить на этот кон весь свой сегодняшний выигрыш. Вместе с ним на дочь Кудрявцева захотели играть несколько его товарищей по путешествию. Их глаза заранее загорелись похотливым блеском, а дыхание стало прерывистым от соблазнительных мысленных картин. В отличие от них молодой англичанин, настроенный на победу, стал еще более хладнокровным и неторопливым. Как победитель сегодняшней карточной игры он получил право раскладывать карты, и его цепкая память подсказала ему, как разложить карты, чтобы козырный туз очутился у него. Николаса не смущало, что, по сути, он использовал шулерский прием – ставка была уж очень велика. Фортуна любит отчаянных и немного наглых молодцов!

Первым из игры выбыл незадачливый отец невесты. Кудрявцев даже не расстроился своим грандиозным проигрышем, поскольку к этому моменту оказался пьян настолько, что откинулся на спинку своего сидения и захрапел. За ним вышли из игры еще два участника. Основная схватка разыгралась между Николасом и канадцем Стеном, но Ник побил-таки его козырную даму своим козырным тузом и сорвал ва-банк. Все присутствующие бурно зааплодировали лорду Трентону: играл он красиво и его выигрыш производил впечатление подлинного произведения искусства. Разгоряченный под конец игры молодой англичанин с благодарной улыбкой поклонился публике и вручил Петровичу на хранение свой материальный выигрыш, собираясь посмотреть на свой главный приз. Ему не терпелось убедиться, действительно ли будущая леди Трентон красива, как говорил о ней ее отец. Вообще-то он был готов примириться с некоторыми недостатками своей избранницы, поскольку при такой нехватке женщин ими не приходилось перебирать. «В крайнем случае, если я не уживусь с русской леди, то я с нею разведусь», – философски подумал Николас, отправляясь на встречу со своей судьбой. О чувствах своей предполагаемой суженой он не задумывался. Молодой обаятельный лорд Трентон всегда пользовался большим успехом у женщин, и ему в голову не могло прийти, что русская провинциалочка его отвергнет.

Глава 3

В то время как шла крупная игра за обладание рукой самой привлекательной невесты Ново-Мариинска, сама невеста, Лика Кудрявцева, тряслась как осиновый лист от холода в своей постели. Снаружи мороз давно перевалил за тридцатиградусную отметку и уверено подбирался к сорокоградусной. В доме же Кудрявцевых экономили на отоплении, и тепло еле добиралось до второго этажа, где находилась спальня Лики. Девушка надела на себя теплое шерстяное платье, две вязаные кофты, завернулась в старое осеннее пальто и сама себе казалась толстой цибулей, закутанной в сто одежек, которые не спасали ее от холода. Мало помогла большая грелка с горячей водой (очень быстро она остыла в холодном помещении) и меховое одеяло. Лика клацала зубами, надеясь на то, что ей все же удастся уснуть. Она быстро управилась с домашними делами, и рано, экономя свечи, легла спать. Но сон не шел также из-за беспокойства, которое ей причиняло отсутствие отца. Ей не хотелось думать, что он снова пошел в трактир, ведь два месяца назад, после крупного разноса, который она ему устроила после очередной пьянки, он поклялся ей, что больше в рот не возьмет ни капли водки. Также она волновалась из-за отсутствия поваренка Илюши. Постреленок в такой мороз выскочил к своим друзьям-товарищам и до сих пор не вернулся домой. Если об этом узнает его бабушка Варвара, достанется же ему на орехи. Она хоть любила внука, однако держала его в строгости. Но хоть бы не замерз!

Время шло и надежда Лики на то, что отец придерживается своего благоразумного обещания, таяла все больше. Пьянство отца, а также его болезненное пристрастие к карточной игре стало причиной всех несчастий в ее семье. Именно из-за них Якова Степановича выгнали со службы в городе Охотске, и только многочисленные просьбы и хлопоты ее несчастной матери способствовали тому, что начальство, пусть и неохотно, предоставило место унтер-офицера запойному пьянице в полярном поселении Ново-Мариинске – там отчаянно не хватало людей.

Лика помнила, как заплакала от отчаяния ее мать, когда они после многодневных дорожных мытарств наконец добрались до места. На многие мили от поселения не было ни одного деревца – один сплошной снег вокруг. Ново-Мариинск только начал строиться, и немногочисленные дома прижимались друг к другу, словно одинокие солдаты, крепко сплотившиеся перед лицом превосходящего противника. Каждый прожитый день на Чукотке был для русских переселенцев маленькой победой над арктической тьмой, морозом и смертью.

Суровый климат окончательно подорвал здоровье хрупкой матери Лики. В тундре могли выжить только чрезвычайно выносливые переселенцы и Прасковья Алексеевна, подхватив воспаление легких, скончалась уже на второй год пребывания в Ново-Мариинске. Одиннадцатилетняя Лика перешла на женское попечение кухарки Варвары и вместе с нею пыталась свести концы с концами при вечной нехватке денег. «Усиленное» за полярное место службы жалование Кудрявцева составляло всего семьдесят шесть рублей, и жить на него нужно было пятерым – самому Якову Степановичу, его дочери Лике, денщику Мирону, а также кухарке Варваре с малолетним внуком. Лика уже в отрочестве принялась учиться тому, чтобы прокормить себя и слуг, поскольку даже скудное отцовское жалование до них частенько не доходило, оседая в карманах карточных игроков и в трактирной кассе. Она вместе с Варварой лепила пельмени по заказу трактирщика Петровича, шила на продажу меховые рукавицы и помогала собачнику Ерофееву дрессировать щенят для езды в нартах. Домочадцы Кудрявцева в основном жили на ее заработки – если Лике не повезло с беспутным отцом, то ей повезло с односельчанами, которые из сочувствия помогали юной барышне, и давали ей возможность заработать, всегда подставляя ей свое надежное плечо для поддержки. Жизнь на Севере была весьма сурова даже для самых крепких и сильных людей, но действовало на нем одно неписанное правило – если есть возможность, непременно помоги тому, кто рядом с тобой. Только взаимная выручка помогала русским поселенцам выжить в вечно холодной тундре. Кудрявцев еще сохранял остатки стыда и совести, и никогда не посягал на деньги дочери.

Поначалу Лика мечтала как можно скорее вырасти и заняться самостоятельным предпринимательством. Ей казалось, стоит ей стать взрослой так все ее детские беды окажутся позади. Но когда она достигла совершеннолетия в шестнадцать лет, на ее голову посыпались новые, непредвиденные несчастия. Яков Степанович смекнул, что красота его юной дочери представляет собою отнюдь немаленький капитал, и в болезненном азарте карточного игрока-маньяка начал ставить ее на кон приезжим проходимцам, когда у него заканчивались деньги за игорным столом. А Лика совершенно не хотела выходить замуж. Верная Варвара говорила ей по поводу мужских заигрываний следующее: «Если у бабы есть ум в голове, она будет смотреть не на смазливую физиономию, а на основательность мужчины. Бог создал брак мужчины и женщины для рождения детей, а не для похоти. О детях надо думать, а не об любощах всяких. Дети родятся, их надо кормить, поить, одевать, учить, вот тогда-то пригодится основательность мужа, а не то, что маменька твоя соблазнилась Яковом Степанычем. «Орел! – с восторгом говорила она, – за ним хоть на край света!». Так оно и получилось, сидим мы на краю света, маменька твоя в мерзлой могиле, а ты, дитятко, ни в чем не повинное, постоянное терпишь во всем нужду и пьянство отца твоего окаянного!».

Лика была во всем согласна со своей мудрой советчицей, да только не видела она вокруг себя такого «основательного» мужчину, которому во всем можно было бы довериться. Мало-помалу девушка пришла к такому решению: не выходить замуж, а стараться быть хозяйкой собственной судьбы. При мысли о том, что ее будущий муж тоже может оказаться алкоголиком и картежником ей заранее хотелось выть голодной волчицей и без оглядки кинуться в прорубь с головой. Нет, своим детям она не желала повторения своей участи, и претендентов на ее руку, которым ее проигрывал незадачливый папаша, Лика научилась виртуозно отваживать, уродуя свою женскую привлекательность и используя свой ум и изворотливость. Хорошо еще, что в Российской империи было отменено крепостное право, иначе бы она стала бесправной крепостной рабой у выигравшего ее игрока, а не невестой, с которой приходилось считаться. Разочарованные женихи возвращались к Кудрявцеву с требованием вернуть карточный долг в денежном виде, и тогда уже приходилось изворачиваться Якову Степановичу. Он тратил семейные сбережения, занимал в долг, отдавал деньги в рассрочку, удовлетворяя своих победителей, и Лика благополучно дожила до девятнадцати лет в счастливом девичестве. Только один раз ей не помог безобразный маскарад, и чрезмерно похотливый казак попытался ее изнасиловать. Тогда Лику спас молодой инженер Сергей Белогорцев. Он прибежал на ее крики с двумя рабочими, которые помогали ему строить верфь, скрутил насильника и после добился у градоначальника Гриневецкого высылки расходившегося казака. Лика затаила чувство горячей признательности к Белогорцеву, и только к нему из всех знакомых ей молодых мужчин она испытывала теплые чувства. Девушка свела короткое знакомство с Сергеем и его молодой женой Надей, и эта дружба являлась одной из немногих радостей в ее полной трудностей и печалей жизни.

Мороз крепчал, и Лика почувствовала, что она больше не выдержит мучительного лежания в дышащей холодом спальне. Пришлось пренебречь своим авторитетом у слуг, и, презрев сословное дворянское достоинство, идти ночевать на кухню. Но, положа руку на сердце, она могла сказать, что близкое соседство спящей Варвары, самого близкого и родного ей человека, было ей приятно и желанно.

Девушка тихо спустилась в кухню, и красноватый отсвет мигающего за печной заслонкой огня наполнил ее сердце блаженством. Денщик Мирон спал на лавке возле печи, и Лика, стараясь не шуметь, полезла на печь. В полутьме она различила толстое тело мерно дышащей Варвары на лежанке и хотела пристроиться рядом. Но ее осторожность не помогла, кухарка зашевелилась и спросонья спросила:

– Лика, это ты?

– Да, – шепотом отозвалась Лика. – Тише, Варвара, Мирона разбудишь.

Но Варвару волновал не сон денщика, а отсутствие внука.

– А Илья-то мой где? Неужто еще не вернулся? – громко проговорила она, обводя печь беспокойным взглядом.

Как бы в ответ на ее слова, курносый постреленок вбежал в помещение, не скинув шубы, и, узрев на печи Лику, одним духом выпалил:

– Гликерия Яковлевна, Гликерия Яковлевна, а ваш папенька опять вас в карты проиграл!

Сообразительный мальчуган выбрал удачный способ отвлечь внимание бабушки от своей персоны этим известием.

– Святые угодники, снова Яков Степаныч сбился с пути истинного, – сокрушенно заохала пожилая женщина, совсем позабыв о том, что она собиралась задать внуку взбучку за продолжительное отсутствие. А Лика ощутила самое настоящее отчаяние от слов мальчика. Они означали для нее потерю отцовского жалованья, утрату тех скудных сбережений, которых ей удалось с большим трудом накопить, а также неприятную встречу с неприятным субъектом, который будет домогаться ее тела.

– Антошка говорит, что тот игрок, который выиграл барышню – английский лорд! – поведал Илюша, явно гордясь своей осведомленностью. – Он страсть как горит желанием познакомиться с Гликерией Яковлевной и уже идет сюда.

– Да уж, наврет твой Антошка с три короба, – презрительно отозвалась кухарка, ничуть не веря маленькому конопатому плуту, приятелю Илюши. – Наверняка он проходимец, этот англичашка. Такие присвоят себе кучу титулов, а заодно и кошельки доверчивых простофиль. Что в нашем захолустье делать настоящему лорду?!

От слов правдивой Варвары Лике стало еще горше. Час от часу нелегче – счастливый игрок, имеющий на нее права – аферист и самозванец – и к тому же его надо ждать с минуты на минуту.

– А где мой отец, Илюша? – спросила она, лихорадочно стараясь сообразить, как справиться с очередной опасностью, угрожающей ее хрупкому житейскому благополучию.

– Яков Степаныч напились и остались в трактире, – с готовностью ответил Илюша.

– Надо бы его привести сюда, – пробормотала Лика.

– Правда, а то еще завалится пьяный в сугроб и замерзнет, – всполошилась Варвара и начала трясти сонного денщика: – Мирон, Мирон.

– Ась?! – вскинулся сонный мужчина.

– Идем к трактиру, нужно барина привести домой, – решительно произнесла Варвара. – Илюша, ты понесешь фонарь.

Мирон, привычный к таким встречам пьяного хозяина, без лишних слов начал, кряхтя, натягивать на свои ноги валенки. Мальчик же принес из чулана фонарь с горящей свечкой внутри и скоро слуги торопливо вышли на улицу, спеша исполнить неприятную обязанность – привести домой загулявшего барина. О молодой барышне они не слишком беспокоились, зная, что она умеет справляться с неприемлемыми кандидатами в ее мужья, а вот участь мало что соображавшего от выпивки Якова Степановича внушала им серьезные опасения.

Лика осталась одна и начала быстро готовиться к приходу незваного гостя, поклявшись про себя сделать все возможное, чтобы и этот нежеланный жених навсегда забыл дорогу к порогу ее дома.

Едва она привела себя в надлежащий беспорядок, как в дверь кухни негромко, но уверенно постучали.

Глава 4

Сердце Лики замерло, словно у пойманного воробья, но она превозмогла себя и громко крикнула:

– Войдите!

Пригласив в кухню незваного гостя, она тут же поспешно сунула за щеки два грецких ореха, которые искажали изящную линию ее щек и портили голос, делая его гнусавым и невнятным.

Николас, предвкушая упоительную встречу с хорошенькой девушкой, быстро вошел в полутемную кухню и тут же почтительно снял перед дамой свою большую ушастую шапку из меха белого полярного волка. Он с трудом разглядел сидящую на лавке за столом возле печи Лику, и неуверенно спросил:

– Глика Яковлевна?!

– Она самая, – сдавленно пробасила ему Лика.

Молодой англичанин несколько удивился басовитому тону своей предполагаемой невесты, несвойственным юной девушке, но посчитав, что он ему послышался, сказал, любезно улыбаясь:

– Мисс Глика, моя имя – Николас Трентон. Прошу простить меня за несколько позднее вторжение, но мне так не терпелось увидеться с вами, что я осмелился нарушить ваш ночной покой. Дело в том, что ваш батюшка не против того, чтобы мы с вами сочетались узами законного брака, и если вы соблаговолите согласиться стать моей супругой, то весьма обяжете меня оказанной честью.

Лика молчала, внутренне готовясь к своему коронному выступлению. Молодой лорд подумал, что она недостаточно хорошо поняла его, хотя он свободно говорил по-русски, прожив в детстве несколько лет в Санкт– Петербурге, и терпеливо повторил свое предложение. К его изумлению девица разревелась белугой. Слезы полились на ее пухлые щеки, грозя затопить собой всю комнату, а затем она и вовсе начала причитать, покачивая своим телом взад-вперед:

– Ох, бедная я, несчастная! Еще один мужчина покушается на мое целомудрие, на мою девственность – единственное богатство бедной девушки без всякого приданого. Видать батюшка снова проиграл меня, да???

– Это так, – был вынужден подтвердить Николас, хотя он предпочел бы из деликатности не затрагивать эту тему. – Но, послушайте, милая Глика, что вы так убиваетесь? Я намерен стать вам хорошим заботливым мужем.

Видя, что ее истеричное поведение не оказало должного впечатления на английского афериста и не отвратило от нее, Лика повернулась к столу и усилила огонь в керосиновой лампе. Опешивший лорд Трентон увидел самую неухоженную, неопрятную и чумазую девицу в своей жизни. Лика основательно приготовилась к встрече с ним, надев старое засаленное платье, грязный кухонный фартук и огромный рогатый чепец своей бабушки, предварительно взлохматив, как у старой ведьмы, свои пышные рыжие волосы. Зрелище обычно получалось незабываемым, а устрашающий рогатый чепец производил действие контрольного выстрела на искателей ее руки, убивая в них всякие любовные желания. Когда же Лика для усиления эффекта вытащила большой мужской платок, который ее отец залил чернильными пятнами, и шумно высморкалась в него, причем не нежно, по-девичьи изящно, а со всей силой, Николасу захотелось провалиться сквозь землю от неловкости. От сокрушительного разочарования у него даже потемнело в глазах. Никогда еще он не попадал в столь затруднительное и глупое положение. Даже невзрачная, отвергнутая им Энн Морган рядом с этой замарашкой воспринималась эталоном женской красоты. Теперь молодой лорд Трентон думал только об одном, как бы ему отвертеться от собственного сватовства.

Лика, угадав по выражению его лица, какие чувства его волнуют, жалобно протянула:

– Мистер Трентон, если вы настаиваете на свадьбе, то я согласна удовлетворить ваше желание, хотя моя девственность, мое единственное богатство дороже мне всего на свете!

– Милая мисс Глика, не волнуйтесь, – ваше единственное богатство бедной девушки будет находиться в целости и сохранности, и я не собираюсь отнимать его у вас, – поспешно отозвался Николас, начиная понимать, почему эта девица до сих пор не замужем, проживая в поселке, где почти не было женщин. Уж слишком она напоминала воплощенный кошмар любого жениха!– Я передумал посягать на ваше достояние, если оно вам так дорого, даю вам слово.

– Но мой отец проиграл меня, он же должен будет вернуть вам немалую сумму денег, – снова жалобно прохныкала Лика.

– Успокойтесь, я не буду требовать возвращения долга, – предупредительно отозвался Николас, невольно жалея уродливую и не блещущую умом бедняжку, которой явно не повезло в жизни. – И другие мужчины не будут беспокоить вас, ведь ваш отец проиграл вас мне и утратил на вас всякое право.

В восторге от того, что все для нее так удачно складывается, Лика радостно воскликнула:

– Вы поистине благородный человек, мистер Трентон! Дайте я вас поцелую!

– Нет, не надо меня целовать!!! – быстро сказал Николас, поспешно отстраняясь от этого нелепого создания, которое уже протянуло к нему руки. – Мне достаточно вашей словесной благодарности, мисс Глика. Всего вам доброго.

И он ушел из кухни дома Кудрявцевых так поспешно, как только позволяли приличия. Лика с облегчением выплюнула изо рта надоевшие ей орехи, беспрерывно наполняющие ее рот вязкой слюной, что производило дополнительное отталкивающее впечатление на ее недавнего посетителя, и быстро поднялась наверх за подушкой для отца. Мирон в одиночку не мог дотащить отяжелевшего пьяного Якова Степановича в его спальню, располагавшуюся на втором этаже, и ему приходилось укладывать хозяина на сундуке в углу возле печи. Также она захватила меховое одеяло для согрева беспутного родителя.

Скоро слуги, пыхтя от натуги, ввели Кудрявцева в кухонное помещение. По дороге домой ум у Якова Степановича несколько прояснился и он, смутно вспомнив о ждущей его дочери, попытался показаться трезвым человеком. Он даже пытался петь и затянул тонким прерывистым голосом что-то из песни «Гуляет по Дону казак молодой!», без конца отмахиваясь от кухарки и денщика, которые мешали его вдохновенному выступлению. Мирону и Варваре то и дело приходилось ловить беспокойно двигающиеся руки Кудрявцева, распространяющего вокруг себя запах водочного перегара, и они с горем пополам довели его до цели путешествия – большого спального сундука. Лика, расстроенная этим постыдным для ее семьи зрелищем, помогла им уложить вдруг захрапевшего отца на импровизированное ложе, и укрыла его одеялом. Один Илюша был в восторге от всего происходящего. Возвращение пьяного барина домой всегда представлялся ему изрядным развлечением, и он, затаившись за кухонным столом, наблюдал, возбужденно блестя глазенками, как укладывают спать красного как рак и ничего не соображающего хозяина, стараясь запомнить все подробности, чтобы рассказать их своим друзьям, таким же мальчишкам-шалопаям, как и он сам.

Управившись с барином, Мирон взглянул на юную хозяйку и присвистнул:

– Ну и видок у вас, Гликерия Яковлевна! – хохотнул он. – В прошлые свиданьица вы были сущим пугалом огородным, а на этот раз и вовсе себя превзошли. Как это еще жениха кондрашка не хватила на месте?!

– Не свисти в доме, Мирон, денег не будет, – недовольно одернула его Варвара и спешно спросила у барышни: – Ну как, Гликерия Яковлевна, отстал от вас басурман?

– Отстал, – безразличным тоном ответила ей Лика. – Устала я что-то очень, Варвара.

– Оно-то немудрено, столько потрясений за один вечер пережить, – захлопотала вокруг нее преданная кухарка. – Ложись сразу спать, голубушка.

Лика подчинилась ее заботливым рукам, и едва ее голова коснулась подушки, она сразу уснула.

Утром девушка встала с твердым намерением поговорить с отцом по поводу его недостойного поведения, но Яков Степанович чувствовал себя так плохо от похмелья, что она на день отложила этот разговор. Мирона послали в военный лагерь сообщить, что офицер Кудрявцев по болезненному состоянию своего здоровья не может нести службу. Начальник Якова Степановича капитан Скворцов ничуть не удивился этому сообщению – нерадивый офицер «болел» почти каждый раз, когда получал жалованье, но на этот раз его терпению настал конец и он сделал строгое предупреждение, что впредь не допустит таких отлучек своего подчиненного и выгонит его взашей.

И, едва Яков Степанович оправился от последствий своего трактирного гуляния, Лика сообщила ему о намерениях Скворцова уволить его, вместе с упреками за нарушенное обещание больше не пить и не играть в карты.

– Доча, не сердись, – лицо Якова Степановича жалобно сморщилось. – Ты же знаешь – горе у меня! Мамка твоя померла, и я заливаю свою печаль горькую проклятой водкой. Только она меня спасает и дает отрадное забытьё горестной потери.

– Мама уже восемь лет как умерла, батюшка! Пора бы вам оставить ее дух в покое и не тревожить своими бесчинными выходками, – язвительно, не сдержавшись, сказала ему Лика.

– Цыц, Лика!!! Не дерзи отцу! – громогласно воскликнул Кудрявцев. – Яйца кур не учат, и я пил, пью и буду пить! Жизнь такая!

Сказав эти слова, Яков Степанович воинственным петухом вылетел из комнаты и, одевшись в зимнюю шинель, поспешил на службу. Хотя он всячески хорохорился, предупреждение начальства о грозящем ему увольнении достаточно сильно напугало его, и он больше не мог позволить себе прогулов.

Лика после ухода родителя не выдержала и разрыдалась. Будущее представлялось ей настолько безотрадным, что она не видела ни конца своего унылого существования, ни спасения от произвола отца. Несчастие всей ее жизни заключалось в том, что хотя она опекала его как ребенка, юридически он имел полное право распоряжаться ее судьбой, и закон был на его стороне, как бы ему не вздумалось поступить с нею.

Глава 5

Душевная боль от нового предательства отца оказалась так велика, что Лика направилась в церковь за утешением. Когда ей становилось особенно тяжело, и уныние овладевало ее душой, она обращалась к отцу Василию и священник, несмотря на свою молодость умел подыскивать слова, которые приносили ей временное облегчение и уверенность в завтрашнем дне.

Бесконечная полярная тьма постепенно стерла различия между днем и ночью, солнце лишь изредка восходило над горизонтом, наполняя поселение неясным сумеречным светом, но звон церковных колоколов, призывавших к очередному богослужению, исправно напоминали жителям Ново-Мариинска о времени утра и вечера. Лика пошла на вечернюю службу и, поставив горящую свечку напротив большой иконы святого Николая, принялась усердно молиться ему и просить сотворить чудо – исцелить ее отца от недуга пьянства и прочих пороков, а также поддержать ее в жизненных трудностях. Когда служба закончилась, священник подошел к ней и мягко спросил, с сочувствием смотря на слезы, бегущие из ее глаз:

– Видать, новая забота омрачила твою душу, Гликерия?

– Да, батюшка, – всхлипнула девушка. – Сил моих больше нет. Снова отец напился, проиграл свое месячное жалованье и меня в придачу! Я так надеялась позавчера, что удастся расплатиться хоть с частью долгов, и все напрасно. Даже не знаю, как дальше жить.

– За тьмой всегда следует свет, за ночью – день, за горем – радость! – внушительно сказал отец Василий. – Бог посылает нам трудности и испытания, желая преподать урок нашим душам, внушить необходимые истины. И только когда мы достойно воспринимаем невзгоды, не допускаем в свою душу ненависти и озлобления, беды отступают от нас. Крепись, Гликерия. Яков Степанович – это твой крест, неси его со смирением. Люби и почитай отца твоего, и бог вознаградит тебя за труды. Тот, кто много любит – многое вынесет и стерпит. Молись Матери Божией и святому Николаю, они управят, – и скоро бог услышит тебя, наступит облегчение. Главное – не пускать в свою душу уныние, верь в милосердие божье.

Лика поцеловала священнику руку, и тот размашисто перекрестил ее, благословляя. Из церкви девушка вышла несколько ободренная, а великолепное полярное сияние, воссиявшее над звездами всеми цветами радуги, окончательно утешило ее. Лика часто мечтала заработать много денег и покинуть постылый чукотский край с его вечной мерзлотой. Но стоило ей увидеть величественный пожар холодных огней на ночном полярном небе, как это зрелище завораживало ее настолько, что она была готова часами, замерев, рассматривать его и тогда удивительная любовь к сверкающему алмазным блеском Северу охватывала всю ее душу.

Но повседневные дела и заботы призывали ее вернуться на грешную землю. Вздохнув, Лика опустила глаза и пошла в сторону торговой лавки Демьяна Волкова, торгующего галантерейными, а также некоторыми косметическими и табачными изделиями. Как ни старалась она экономить белые нитки, старое ветхое белье часто приходилось штопать, и возникла необходимость приобрести еще пару мотков. А в доме Кудрявцевых после того как Яков Степанович пропил свое жалованье воцарилась отчаянная нужда. Лика написала родственникам матери в Иркутск письмо с просьбой о денежной помощи, но ответа нужно было ожидать полгода, не говоря уже о деньгах.

Торговая лавка Волкова располагалась недалеко от церкви, но метель намела большие сугробы и Лика двигалась медленно, то и дело пробираясь через завалы снега. В позднее время прохожих на улицах было мало, у Волкова вовсе не оказалось покупателей. Но торговец встретил малоимущую покупательницу нелюбезно.

– Что, Гликерия Яковлевна, долг принесли? – мрачно спросил он, сурово глядя на нее из-под косматых бровей. – Обещались же отдать, когда ваш папенька жалованье получит.

Лика сделала глубокий вздох, призывая на помощь всю свою дипломатическую изворотливость и природные актерские способности.

– Демьян Капитонович, прошу вас, дайте еще отсрочку и белые нитки в долг, – несмело попросила она, умоляюще глядя на собеседника. – Денег сейчас нет, а шить нужно.

Вместо ответа Волков достал толстую амбарную книгу и показал Лике, сколько она брала товару у него в долг. Сумма выглядела внушительно двузначной в рублях и угрожала стать трехзначной. При таком положении вещей просить о новом долге было верхом наглости, но у Лики не было иного выхода, и она снова начала молить Демьяна Капитоновича об одолжении, пуская в ход очаровательную женскую улыбку и нежный взгляд прозрачных серых глаз. Такой ее увидел при свете двух горящих фонарей Николас, когда зашел в лавку купить папиросы и спички к ним. Поразительная красавица с выбивавшимися из-под песцовой шапки золотистыми локонами с рыжеватым отливом трогательно просила хозяина лавки дать ей белые нитки и казалась настолько прекрасной, что производила впечатление нереального видения. Молодой англичанин замер в восхищении и не мог отвести от нее взгляд. Ему показалось, что еще никогда он не видел столь красивой девушки, и в будущем не увидит женщины, которая могла бы сравниться с нею.

Прижимистый Демьян Капитонович тоже был мужчиной и также поддался женскому очарованию просительницы, ее обольстительным улыбкам. Ворча себе что-то под нос, он пошел на склад за нитками, а Лика осталась ожидать его, рассматривая прилавок. Тоскующим взглядом она посмотрела на нарядную фабричную коробку с изображением земляники. В нее упаковали настоящее парфюмерное мыло, но оно было совершенно недоступно ей. Приходилось пользоваться дешевым серым мылом, сваренным из костей животных и имеющим крайне неприятный запах, но даже такой продукт для стирки казался ей чересчур дорогим.

Молодой лорд Трентон, стоя в темном углу, жадно разглядывал девушку, не подозревающую о его присутствии. Что-то в ней, в ее фигуре, показалось Николасу неуловимо знакомым, но, как он не напрягал свою память, не мог вспомнить, где он повстречал ее.

Наконец Волков вернулся и, подавая оба мотка белых ниток Лике, хмуро сказал ей:

– Вот ваш товар, Гликерия Яковлевна. И учтите, больше ничего в долг не дам, сколько не просили бы.

Названное торговцем имя девушки послужило озарением для Николаса. Оно помогло молодому англичанину понять, кто находится перед ним. Он в изумлении открыл рот, не в силах поверить тому, что жуткая неряха, на которой он не захотел жениться и это небесной красоты создание – одна и та же русская барышня. Теперь его предполагаемая будущая жена пришлась ему весьма по вкусу. Ее же умом и находчивостью, благодаря которым она его так ловко обставила, он просто восхитился.

Лика тихо поблагодарила Волкова за его нелюбезную любезность, и вышла на улицу, полную мороза, полярной ночи и снега. Николас очарованный, безоглядно влюбленный, последовал за нею.

Девушка медленно шла по улице, устало опустив голову. Унизительный разговор с торговцем совершенно вымотал ее, и молодой лорд Трентон в два счета нагнал ее.

– Глика Яковлевна, здорово же вы разыграли меня. Я чуть было не поверил, что вы – самая страшная невеста на свете, – весело сказал он ей, поравнявшись. – Сейчас понимаю, что вам не хотелось платить долги отца своей прелестной особой, но от судьбы, как говорите вы, русские, не уйдешь.

Лика, вздрогнув от внезапного звука его голоса, чуть было не уронила свою сумку. Только этого ей не хватало! Как раз меньше всего Лике хотелось встретиться с этим английским аферистом.

– Почтеннейший, вы должно быть ошиблись. Я вас не знаю, – высокомерно сказала она, решившись отпираться от него до конца. Тогда может этот авантюрист отстанет от нее.

– Зато я очень хорошо знаю вас, Глика, и постараюсь, чтобы вы хорошо узнали меня, – не смущаясь ее холодным тоном, произнес Николас. – Тогда вы непременно перемените свое решение и захотите выйти за меня замуж.

Вот нахал! У Лики даже дух захватило от его самоуверенности и еще больше разгорелось желание дать ему достойный отпор.

– Любезнейший, вы заблуждаетесь. Ни за вас, ни за кого другого я замуж не собираюсь идти. Так что не тратьте напрасно свое время, – сквозь зубы процедила она, окинув навязчивого ухажера неприязненным взглядом. Но холодность Лики еще более раззадорила Николаса, и он пошел рядом с нею, развлекая ее разговором о всяких пустяках. Смирившись с тем, что тайна ее личности раскрыта и от чересчур настойчивого искателя ее руки она так просто не отделается, Лика молчала и только прибавила шагу, торопясь домой. Она еле дождалась, пока не показался дом Кудрявцевых и, не прощаясь со спутником, она скользнула в его прихожую.

Николас с сожалением посмотрел ей вслед и побрел назад. В его голове начал складываться план по завоеванию несговорчивой красавицы и, когда он снова вошел в лавку Волкова, то запросил коробку с земляничным мылом, которой любовалась Лика, начисто забыв о сигаретах, за которыми он пришел сюда.

– Двадцать червонцев, – предупредительно сказал ему Демьян Капитонович, подавая товар. Расплачиваясь за покупку, Николас спросил у него:

– А что, дочь Якова Кудрявцева много задолжала вам?

– Скоро сотня наберется, – горестно вздохнул Волков. – Да не только мне должны Кудрявцевы – еще мяснику, бакалейщику Маслову и сапожнику Федотову. Безнадежные долги!

– Я плачу долги Глики Яковлевны, – быстро отозвался молодой лорд Трентон. Отсчитав обрадованному Волкову сто рублей, он прибавил, не взяв сдачи: – Давайте барышне все, что она у вас попросит, а счета отсылайте мне.

На следующий день Николас в знак мира и своих добрых намерений понес коробку с мылом Лике, но гордая девушка отказалась взять его подарок. Молодой человек не отчаялся холодностью возлюбленной и решил действовать окольными путями – стать своим человеком в доме Кудрявцевых.

Яков Степанович поначалу воспринял появление Николаса Трентона с заметной робостью. Он помнил, что должен отдать этому молодому англичанину либо свою дочь, либо десять тысяч рублей. Долг же был совершенно неподъемным для Кудрявцева; он не то что никогда не имел этих денег, но даже не видел этой суммы в банкнотах. Вся хозяйственная изворотливость Лики не могла бы погасить этот долг, и Яков Степанович клял про себя нечистого, который дернул его за язык назвать такую колоссальную ставку в карточной игре. Он просто не мог признаться дочери, какую сумму он проиграл на этот раз. Однако, убедившись в том, что Николас, связанный обещанием Лике не думает настаивать на своих требованиях, а желает покорить ее сердце предупредительной галантностью, Кудрявцев повеселел, и постоянно приглашал молодого человека выпить за знакомство. Лорд Трентон то и дело учтиво отказывался от столь лестного предложения будущего тестя, пытавшегося его споить, и в то же время он не упускал из вида остальных обитателей дома Кудрявцевых и легко завоевал их расположение. Денщику Мирону Николас отсыпал махорки, Илюше дарил пятак на леденцы. Он обаял даже строгую кухарку Варвару и свои следующие дары в виде конфет, чая и сахара давал ей, зная, что преданная служанка непременно поделится ими с барышней. Варвара не замедлила прийти от него в восторг, но Лика по-прежнему держалась с ним отчужденно. Британская настойчивость молодого Трентона столкнулась с русским упрямством дочери Кудрявцева и не могла его преодолеть. По мнению Лики, порядочный мужчина не будет добиваться руки девушки, выигрывая ее в карты, и Николас Трентон в ее глазах был сомнительным авантюристом, проходимцем, от которого надо держаться подальше. И она избегала его всеми силами. К тому же ей не нравились жгучие брюнеты, они были не в ее вкусе.

После месяца бесплодных ухаживаний Николас понял, что нужно прибегнуть к более решительным способам воздействиям и попросил Петровича пригласить в трактир Лику от своего имени, намереваясь устроить для нее романтический обед.

– Я же не сводник какой-нибудь, господин Трентон, – поначалу не согласился с ним хозяин трактира. – К тому же я вижу, что не лежит у Лики к вам душа. Оставили бы вы уже девушку в покое, она и так многое терпит от своего беспутного отца.

– У Гликерии Яковлевны душа не лежит не ко мне, а к мужчинам вообще, – не согласился с ним лорд Трентон. – Она на нашего брата даже смотреть не хочет. Так помогите же мне переубедить ее. В замужестве со мной ей будет явно лучше, чем с безалаберным отцом. Я закажу у вас для нее праздничный обед, и ее сердце не устоит. Путь через желудок лежит к сердцу не только мужчины, но и женщины, хотя прекрасные дамы скорее умрут, чем в этом признаются.

Петрович подумал, и эти слова молодого постояльца показались ему не лишенными здравого смысла.

– Ладно, возьму грех на душу, обману Лику, – в знак согласия он махнул рукой. – Авось действительно выйдет что путное из этой затеи. Уж очень барышню жалко, не позавидуешь ее жизни.

Николас удовлетворенно улыбнулся и занялся боевыми приготовлениями в виде составления соблазнительного меню. Молодой лорд намеревался пустить в ходе изысканного обеда с избранницей все свое обаяние и умение обращаться с женщинами. А уж после его предстоящих усилий Лика не откажет ему, он был в этом уверен. Глаза Николаса мечтательно закрылись. Уже завтра он поймает ее нежный, влюблено устремленный на него взгляд и прижмется горячим поцелуем к ее красивым, гордо изогнутым губам.

Глава 6

Лика с нежностью и умилением смотрела на шесть пушистых комочков, копошащихся возле своей утомленной матери. При виде их милой детской беспомощности ее женское сердце просто таяло. Два часа назад она приняла роды у молодой суки Юноны и теперь предвкушала время, когда сможет обучить новорожденных щенят всем премудростях бега в санях.

Вольер, в котором располагались собаки, был чистым и теплым. Кузьма Ерофеев любил собак, понимал их как никто другой, и нянчился с ними как с детьми. Лика разделяла его любовь к животным, и они сдружились, вместе занимаясь четвероногими питомцами Ерофеева. Главный собачник Ново-Мариинска приобрел в лице Лики преданную помощницу и доверял ей как самому себе.

После того как Лика покормила Юнону Кузьма пригласил ее на чай с блинами и протянул ей заработок – девять рублей.

– Продам еще одну упряжку старателям с парохода «Петр Великий», заплачу тебе больше, Лика, – пообещал он.

– Спасибо, Кузьма, деньги очень кстати, – обрадовалась Лика. – Юнона –молодец, родила крепких малышей. Я уже сейчас вижу, что они станут превосходными ездовыми собаками.

Кузьма ничего не ответил на это девушке. Он взял свою чашку с остывающим чаем и отхлебнул глоток. Это был пожилой мужчина с полуседыми усами, замкнутый и нелюдимый по натуре. Одна честная и открытая Лика нашла путь к его сердцу, и о ней он заботился почти также как о своих четвероногих друзьях.

– Эх, Лика был бы я богат, то клянусь тебе, – не одного бы пса и собаки не продал на сторону, – с горечью признался он ей. – Уму непостижимо как эти старатели жестоко обращаются с ними, и бьют жестоко их бичом без всякой надобности. У меня сердце обливается кровью, когда мне приходится видеть их израненные спины. А сколько их гибнет в тундре, не сосчитать.

– Такова жизнь, она очень жестока, – тихо ответила девушка, но ее красивые глаза опечалились. – Кузьма, если мы не будем заниматься этим ремеслом, то сами не выживем.

– Да, – согласился Ерофеев. – Это так. Но Пушка я никому не отдам, подарю тебе. Это самый лучший, умный и сильный пес во всей Чукотке, он вытащит своего хозяина из любой передряги.

– Кузьма, спасибо! – снова обрадовалась девушка. Пушок был ее главным любимцем, который сам чрезвычайно привязался к ней. – Я бы рыдала всю ночь от горя, если бы ты продал его.

– Я это знаю, потому и дарю, – отозвался Ерофеев.

– Только пусть Пушок по-прежнему остается у тебя, Кузьма, – попросила Лика. – Боюсь, папа когда-нибудь тоже его проиграет в карты.

– Хорошо, – охотно согласился Кузьма. – Ну, беги домой, Лика, отдыхай. Дальше я сам управлюсь.

Лика пошла домой, но отдохнуть ей не довелось. Пришел мальчик-половой и от имени хозяина позвал ее в трактир «Тюлень». Надеясь на то, что Петрович даст ей новый заказ на изготовление пирогов и пельменей Лика поспешила в трактир. Ее ждало горькое разочарование, когда вместо хозяина «Тюленя» она снова встретилась с надоедливым Николасом Трентоном. В пустом зале, романтично освещенным множеством свечей, кроме него больше никого не было. Старатели – завсегдатаи трактира – отправились испытывать свое походное снаряжение.

– Это опять вы!!! – с досадой сказала она. – Неужели вам не надоело меня преследовать?

– Лика, не сердитесь, – умоляюще произнес Николас. – Все, чего я хочу, это, чтобы вы пообедали со мной. Посмотрите, что я для вас приготовил.

Молодой человек открыл фарфоровую супницу, и помещение наполнил ароматный запах куриного супа. Накрытый стол был заставлен блюдами с сельдью под шубой, мясом камчатского краба в сливовом соусе, салатом из вареного языка с грибами, запеченными цыплятами с душистыми травами и лососевой икрой. Это была не приевшаяся ей оленина или жесткое моржовое мясо, а самые свежие и вкусные трактирные кушанья. Николас заставил трактирщика выпотрошить самые сокровенные его запасы, и стол украшали радующие глаз настоящий хрусталь и фарфоровая посуда с золотым ободком. Лика к тому времени успела здорово проголодаться и поэтому не могла устоять против соблазнительных запахов приготовленных блюд. Утром она наскоро позавтракала черствой лепешкой с куском вяленой рыбы, и чай с блинами у Ерофеева не слишком насытил ее. Она надеялась, что Петрович по своему обыкновению угостит ее тарелкой горячих щей, и то, что предлагал ей Николас, превосходило все ее ожидания.

– Хорошо, – сказала девушка. – Я пообедаю с вами, если этот обед ни к чему меня не обяжет.

– Мне нужно только ваше общество за столом, Лика, и ничего больше, – ответил ей Николас, затрепетав от радости. В первый раз любимая согласилась провести с ним продолжительное время. На правах хозяина застолья он налил ей тарелку супа, затем начал накладывать яства. С трудом удерживаясь от того, чтобы не накинуться на еду, как ястреб, Лика начала есть. Многие деликатесы она так давно не пробовала, что успела позабыть их вкус. Сначала девушка воздерживалась, затем аппетит разыгрался у нее настолько, что она, не стесняясь, начала жадно поглощать лакомства.

Николасу доставляло удовольствие видеть, как она ест, и он без конца подкладывал ей лакомые кусочки, пока она сердито не взглянула на него. Тогда он сообразил, что переборщил, и поспешно принялся наливать ей в бокал настоящее французское бордо. От вкусной еды Лика почувствовала себя на седьмом небе. Она, хотя не голодала по-настоящему, но, по сути, жила впроголодь, и сегодняшний обед вверг ее в некое состояние неведомого блаженства. Первый раз за много месяцев дочь Кудрявцева по-настоящему наелась досыта.

Испытываемое чувство благодарности заставило Лику уделить внимание нежеланному поклоннику, и она вежливо начала расспрашивать Николаса о его прошлом.

– Я появился на свет в Девоншире, Лика, в родовом поместье Трентонов, – охотно начал рассказывать ей Николас. – Мои родители – лорд Артур и леди Эдит – почти одновременно скончались от инфлюэнцы пятнадцать лет назад, из близких родных у меня остались только дед и старший брат Томас. Мой дедушка герцог Джон Мэритон – человек хотя и строгий, но порядочный и по-своему справедливый стал опекуном моего старшего брата Томаса и меня.

Чем больше Николас рассказывал о своей семье, тем больше мрачнело лицо Лики. Сам того не подозревая молодой англичанин очутился в положении юного героя Марка Твена маленького короля Эдуарда Шестого, которому в дни его скитаний никто не верил, что он – король. И Лика не верила в знатное происхождение Николаса Трентона.

«Надо же, оказывается, у него еще имеется дедушка-герцог, – с иронией подумала она. – Интересно, что Трентон придумает на следующий раз, чтобы вовлечь меня в брачную ловушку? Что его тетя – королева?! Неужели Николас считает всех русских девушек глупышками? Нет, я не приму слепо на веру его откровенное вранье!!!

У Лики не было доказательств лжи своего поклонника, и она промолчала. Однако в ее душе быстро погас тот огонек симпатии, который зародился у нее к молодому англичанину во время совместного обеда. Не догадываясь о ее мыслях и сомнениях, Николас продолжал увлеченно говорить, уверенный, что сведения о его высокопоставленной аристократической семье, которыми он делится с Ликой, тоже верный путь к ее своенравному сердцу:

– Томас – мировой судья в нашей округе и достойно представляет древний аристократический род Трентонов. Дедушка предлагал ему несколько подходящих кандидатур будущей герцогини Мэритон, но Томас всех их забраковал по причине их недостаточной знатности. А я можно сказать белая ворона в своей семье, меня вопросы знатности и происхождения не волнуют. Был студентом Кембриджского университета где, кстати, научился играть на пианино. Если позволите, то сыграю вам на нем и спою стих о любви каледонского поэта, который я специально переложил для вас на русский язык.

– Любопытно послушать, – отозвалась Лика, устраиваясь удобнее.

Вдохновенный ее вниманием, Николас уселся за старое, стоящее в углу зала пианино, в котором не хватало несколько клавишей. Но это не помешало ему довольно сносно заиграть плавную мелодию и тогда, под собственный аккомпанемент он начал петь следующую песню, с восхищенным удовольствием поглядывая на обожаемую красавицу Лику:

Любовь, как роза красная,

Цветет в моем саду.

Любовь моя – как песенка,

С которой в путь иду.

Сильнее красоты твоей

Моя любовь одна.

Она с тобой, пока моря

Не высохнут до дна.

Не высохнут моря, любимая,

Не рушится гранит,

Не остановится песок,

А он, как жизнь, бежит…

Будь счастлива, моя любовь,

Прощай и не грусти.

Вернусь к тебе, хоть целый свет

Пришлось бы мне пройти!

«Поет и не краснеет, – скептически подумала Лика, которая была весьма невысокого мнения о постоянстве мужчин. – Ну, хоть имя мое правильно научился произносить, и на том спасибо».

Дождавшись окончания песни Роберта Бернса, она спросила у Николаса:

– Верно, вы также пели эту песню, мистер Трентон, только на английском языке какой-нибудь юной девице у себя на родине?

Николас весь подобрался, ощутив в ее голосе недоверие.

– Лика, поверьте, еще ни одной женщине я не пел этой песни и не предлагал выйти замуж. Вы – первая, и я надеюсь, единственная, кто примет мое предложение, – задушевно проговорил он.

– Я вам уже ответила, мистер Трентон, – резко сказала Лика. – Мой ответ – нет!

– Ответьте мне, Лика, каким должен быть мужчина, чтобы он получил ваше согласие, – спросил, ничуть не обескураженный Николас, и уселся рядом со своей строптивой возлюбленной.

Перед мысленным взором Лики возник благородный облик Сергея Белогорцева, которого она втайне наделила всеми мыслимыми мужскими добродетелями.

– Ну, он должен быть совершенно особенным, – мечтательно произнесла она, глядя вдаль.– Его должны интересовать не мое тело, красота или состояние моего кошелька, а моя душа!

– Лика, вы что, хотите замуж за дьявола? – с веселым удивлением спросил у нее Николас и рассмеялся. – Только враг рода человеческого будет интересоваться не хорошеньким личиком женщины, а ее бессмертной душой. Лучше остановите свой выбор на мне, я-то гораздо красивее чумазого хозяина ада с рогами. Не прогадаете.

– Ах, как вы умеете все опошлить! – рассердилась Лика, обидевшись на веселого собеседника за осмеяние своей сокровенной мечты. – Вам просто не доступно понимание возвышенных устремлений.

– Полно, Лика, не сердитесь, – успокаивающе проговорил молодой лорд Трентон и вдохновенно добавил, стараясь сделать свое предложение как можно более привлекательным для нее: – Ради того, чтобы вы согласились стать моей супругой, я православную веру приму, каждый четверг буду ходить в русскую баню париться! Поверьте, я буду для вас очень хорошим мужем и окружу вас такой заботой, что вы забудете обо всех своих прошлых невзгодах. Вы еще очень молоды и ваше, так сказать, романтическое представление о будущем спутнике доказывает, что вы плохо знаете жизнь.

– Вы еще скажите, что просите моей руки исключительно ради моего блага, – язвительно сказала Лика, которая все больше начала тревожиться, как бы ей не попасть в брачную ловушку хитрого англичанина. Уж очень он был убедительным.

– Вот именно, – серьезно ответил ей Николас. – Вы забудете обо всех своих печалях в браке со мной. Если вы станете моей женой, то единственной вашей заботой будет доставлять мне радость и удовольствие своей красотой.

Какое бахвальство! Лика в негодовании поднялась.

– Любезный, я никогда не выйду замуж за картежника!!! – процедила она сквозь зубы.

– Вот в чем дело, – протянул молодой лорд и задумчиво взъерошил свои черные волосы. Затем он ласково посмотрел на девушку и добавил:– Лика, клянусь вам, как только вы станете моей женой, я никогда не притронусь к картам.

– Ах, так я вам и поверила! – возмущенно воскликнула Лика. – Мой папа не менее двух раз на неделю клянется и божится, что тоже больше не притронется к игральным картам, и, тем не менее, бежит играть в трактир при первой же удобной возможности. Клятвы и обещания картежника не стоят ломаного гроша.

При упоминании Якова Степановича губы Николаса раздраженно вздрогнули – будущий тесть и его предосудительные поступки начали представляться ему все большей преградой на пути к его счастью.

– Не в обиду будь вам сказано, но вам нужен защитник, который мог быть приструнить вашего папеньку, – заметил молодой человек. – Вы сами с ним не справитесь.

Его слова, отражавшие непочтительное отношение к ее отцу, окончательно возмутили Лику.

– Знаете что, мистер Трентон, я и без вас справлялась со всеми трудностями, и в вашей помощи совершенно не нуждаюсь, – отрезала она.

– Вы в этом уверены? – Николас тоже поднялся.

– Совершенно. Так что ваше предложение меня не интересует, прощайте! – Лика быстро надела свою песцовую шубу и покинула трактир.

Николас задумчиво посмотрел на захлопнувшуюся за нею дверь и вполголоса произнес:

– Ну что же, если прекрасную леди не удалось уговорить, значит, придется ее настоятельно убедить принять мое предложение. Не хотелось бы мне прибегать к этой мере, но иного выхода нет. Посмотрим, как ты справишься с проблемой, которую я создам для тебя, красавица моя. Это все же для твоего блага!

И лорд Трентон начал рьяно скупать долговые обязательства Якова Кудрявцева и его дочери у всех торговцев Ново-Мариинска. Через две недели он стал их единственным кредитором.

Глава 7

После долгой полярной зимы в Ново-Мариинск пришла арктическая заря. Сначала она лишь робко окрашивала небо и предметы в неясный серый цвет, затем воздух начал наполняться смутной белизной, исходящей одновременно от низко висевших облаков и снега. Обитатели поселения повеселели, когда с полярным рассветом температура воздуха начала постепенно подниматься и колючесть мороза уменьшаться. По всей тундре Чукотки повеяло весной и обновлением жизни. Каждый следующий день становился светлее, и скоро можно было обходиться вовсе без освещения домов.

С появлением света Лика зачастила к Ерофееву, помогая ему в уходе за взрослыми собаками и щенятами. Однажды, управившись со своими домашними делами, она снова собралась идти дрессировать подросших щенков Юноны, но на пороге дома ее перехватил Николас.

– Варвары нет дома, – отрывисто сказала ему девушка, давая понять, что она в отличие от кухарки не желает с ним общаться.

– Я не к Варваре Ивановне, а к вам, Лика, – мягко улыбнулся ей Николас. Он уже считал эту девушку своей и внутренне сгорал от нетерпения. – У меня к вам серьезное дело.

Видя, что ей от незваного визитера не отделаться, и он настроен на решительный разговор с нею Лика, досадливо вздохнув, пригласила его в маленькую, скудно обставленную гостиную, главным украшением которой была шкура белого полярного медведя, постеленная на полу и небольшая этажерка в углу, на которой стояли потрепанные книги. Беглым взглядом Николас уловил среди них томик стихов Пушкина, кое-что из Карамзина, но большинство из них представляли собой любовные романы, до которых была страсть как охоча в дни своей молодости мать Лики Прасковья Алексеевна. Сентиментальные сочинения, призванные возбудить рой волнующих любовных грез в неокрепших умах наивных девиц сделались главной отрадой юной Прасковьи. Они внушили ей твердую уверенность в существовании на белом свете счастливой неземной любви, а также соответствующее нежное чувство к молодцеватому офицеру Кудрявцеву, у которого двадцать лет назад не было ни плеши на голове, ни тугого кошелька, зато имелась красивая копна золотисто-рыжих волос. Лике же некогда было читать про возвышенную любовь прекрасных дам и благородных молодых людей, и на нее нисколько не действовали чары обаятельного лорда Трентона.

Что касается вышеназванного лорда, то вопиющая убогость помещения, неприятная перспектива иметь тестя такого законченного пьяницу, как Яков Кудрявцев, а также старое поношенное платье избранницы не могли охладить любовный пыл молодого англичанина!

Николас осторожно сел на шатающийся стул и начал.

– Гликерия Яковлевна, мне бы не хотелось вести с вами этот неприятный разговор, но обстоятельства вынуждают меня поговорить с вами о долгах вашего отца.

И он выложил перед нею копии всех долговых расписок Кудрявцевых, которые ему успешно удалось собрать. Лика с изумлением посмотрела на них и спросила:

– Откуда они у вас, мистер Трентон?

Николас молчал, не желая вдаваться в подробности, и тогда она сама догадалась, что означает этот факт.

– Вы скупили все наши долги? – прошептала девушка и закрыла лицо руками, не в силах смотреть на бумаги, означавшие, что сидящий напротив нее молодой человек приобрел непозволительно большую власть над ее семьей и над ней самой. Затем она решилась спросить:

– И сколько всего мы вам теперь должны?

– Пятьсот рублей с копейками, – отозвался ее кредитор.

– Пятьсот рублей?! – обескуражено повторила Лика. Нет, она знала, что у отца и у нее крупные долги, но не думала, что сумма так велика. Хотя, если все учесть до мелочи, совокупная сумма потраченного вполне могла достигать полтысячи рублей.

– Вы понимаете, Лика, что такой большой долг я могу простить только близкому мне человеку, члену моей семьи, – негромко произнес Николас, зорко следя за нею. – Поэтому я вынужден просить вас либо вернуть мне деньги, либо назначить день нашей свадьбы.

Он упал на колено перед растерявшейся красавицей прямо на белую медвежью шкуру и страстно произнес, хватая ее за ладошку:

– Решайтесь, Лика. Сделайте меня счастливым человеком, и я сделаю счастливой вас!

Но девушка попятилась от него и негодующе сказала, резко вырывая у него свою руку:

– Эй, потише, мистер Трентон. Я никогда не выйду замуж за такого легкомысленного, ненадежного и беспардонного мужчину, как вы! Скорее умру, чем отдам свой поцелуй без любви.

– Вы снова мне отказываете? – обескуражено спросил ее Николас, поднимаясь с колен. – Неужели вы предпочитаете, чтобы ваш дорогой папенька попал в долговую тюрьму? Большая сумма займа дает мне право решать, как распорядиться его жизнью и его состоянием.

– Я уплачу вам наш долг! – холодно ответила на это дочь Кудрявцева.

– Интересно, каким способом? – скептически осведомился молодой лорд Трентон. – У вас нет ни гроша за душой, состояние ваших финансовых дел таково, что вы скорее наделаете кучу новых долгов, чем отдадите старый. Лучше сразу соглашайтесь выйти за меня замуж, моя прелестная фея, моя принцесса, только так вы избавите всех от лишних хлопот и неприятностей.

– По закону у нас есть право на трехмесячную отсрочку выплаты, – напомнила ему Лика. – И потом, в конце весны должны состояться гонки на ездовых собаках. В них могут принять участие все желающие, и градоначальник обещал победителю приз в тысячу рублей. Этой суммы вполне достаточно, чтобы отдать вам требуемый долг и заодно покрыть все будущие расходы по хозяйству.

– Вот оно что, – протянул Николас, с невольным уважением посмотрев на девушку, которая не желала ему сдаваться. Желание обладать ею выросло в нем многократно, и он нежно добавил: – Теперь я понимаю, почему Наполеон не мог захватить Россию. Народ, у которого есть такие несокрушимые женщины как вы, Лика, – непобедим. Мужчинам стыдно не проявить еще большую отвагу и смелость по сравнению с вами.

– Ах, только не надо мне заговаривать зубы Наполеоном, – неприязненно проговорила дочь Кудрявцева. И до этого дня она не слишком благосклонно смотрела на навязчивого поклонника, а после шантажа он вовсе стал ей неприятен. – Ваша лесть не пленит моего сердца.

– Да уж, ничуть не сомневаюсь в этом, – легко согласился с Ликой Николас, в который раз восхищенно глядя на нее. Новый отказ строптивой избранницы не остудил жар его сердца. Препятствия убивают неглубокую любовь, но по-настоящему сильное чувство они делают еще сильнее, заставляя сердечный огонь вознестись до небес. Несмотря на то, что очередная неудача слегка огорчила молодого лорда, он воспринял ее скорее с юмором, поскольку не считал серьезным переменчивое женское настроение. – Благодарю, что вы сообщили мне о предстоящем состязании, Лика, теперь я тоже буду готовиться к нему. Не тешьте себя надеждой, что вам удастся таким способом приобрести деньги. Победителем гонок на собаках стану я – я уж такой человек, который всегда выигрывает – и, когда одержу победу, подарю вам самое красивое свадебное платье на всей Чукотке и поведу вас в церковь прямиком к венчающему нас отцу Василию.

– Вы зря хвалитесь, мистер Трентон, – презрительно сказала на это обещание Лика. – Один раз вы все-таки проиграли, при первой вашей попытке посвататься ко мне!

– Это была чистая случайность, исключение из правил! Если бы постреленок Илюша не опередил меня, вам бы не удался обман. До свидания, моя прелесть и моя будущая жена, – Николас, посмеиваясь, собрал документы, послал Лике воздушный поцелуй и покинул дом Кудрявцевых, весь во власти желания одержать победу на гонках ездовых собак и покорить сердце своей главной конкурентки в этой борьбе.

А Лика, наскоро оправившись от потрясения, вызванного острой перепалкой с молодым англичанином, снова собралась идти к Ерофееву. Но этот день выдался щедрым на визиты неожиданных посетителей. Едва она оделась в верхнюю одежду, как в дом Кудрявцевых быстро вошла, распространяя вокруг себя флер аромата дорогих французских духов, прелестная молодая женщина в новой нарядной шубке и в высокой собольей шапке. Она, смеясь, поцеловала Лику, и Лика, в отличие от прежнего посетителя обрадовалась ей всей душой. Это была Надя – молодая жена инженера Сергея Белогорцева, ее единственная подруга в суровом чукотском краю. Она казалась подлинной любимицей капризной богини Фортуны, у которой все в жизни складывалось на редкость удачно и счастливо. Единственная дочь богатого золотопромышленника Афанасия Третьякова Надя вышла замуж по любви за инженера Сергея Белогорцева и была горячо им любима. Их дом по праву считался самым уютным и красивым в Ново-Мариинске, в нем часто гостеприимными хозяевами давались званые обеды и вечера, славившиеся на весь Ново-Мариинск. Лике молодая супружеская пара Белогорцевых всегда казалась существами из какого-то другого лучшего и идеального мира. И она всегда с большой охотой принимала их приглашения в гости, мечтая хоть на час пожить жизнью этих хороших, щедрых и очень добрых людей.

– Лика, дорогая, мы с Сергеем только что вернулись в Ново-Мариинск и я сразу же побежала к тебе! – воскликнула Надя, поспешно доставая из своей сумки белый сверток. – Смотри, какой подарок я тебе привезла, – и она развернула на всю ширь великолепную кружевную шаль.

– Надя, это чудо! – Лика ахнула от восторга и хотела набросить подарок подруги себе на плечи. Но, вспомнив, какое на ней надето старое невзрачное платье, она поникла и печально сказала:

– Но у меня нет подходящего платья к такой красивой шали.

– Лика, не волнуйся, не волнуйся, – замахала руками в знак отрицания Надя. – Я тебе привезла также новое шелковое платье! Только я его оставила дома. Придется тебе прийти к нам домой в воскресенье на обед и забрать его. А если оно окажется широко, то Дуняша, моя горничная тут же его ушьет.

Лика, не находя слов от благодарности, кинулась на шею подруги. Тут Варвара позвала барышень на оладьи с вареньем из лесных ягод, и Надя, лакомясь выпечкой, поведала Лике подробности своего зимнего путешествия. Она описывала, как живут ее родители, новогодние балы, которые она посещала, грандиозную охоту в дальневосточной тайге, в которой принял участие ее муж Сергей. Лика слушала ее рассказы как сказку, позабыв обо всем на свете и только тогда, когда Надя закончила, осведомилась о ее муже.

– Сережа пошел в гостиницу за своим другом, – ответила Надя, изящно облизывая свои тонкие пальчики, вымазанные вареньем. – Представляешь, Лика, мы только сейчас узнали, что он приехал к нам в Ново-Мариинск. Сережа хочет поселить его у нас, и в воскресенье днем мы вас познакомим, и возможно вы даже понравитесь друг другу.

– А ну его! – отрицательно махнула рукой Лика. – Ты же знаешь, Надя, я мужчинами не интересуюсь.

– Кто знает, кто знает, – лукаво пропела Надя и поддразнивающе добавила: – А вдруг заинтересуешься?! Сережа столько увлеченно рассказывал об уме, различных талантах и ловкости этого самого друга, что я порой даже ревновала его к нему.

– Хорошо, я познакомлюсь с ним, только этим дело и закончится, – равнодушно пожала своими изящными плечами Лика.

В это время в гостинице происходил похожий разговор. Когда Николас вошел в занимаемый им номер, Сергей Белогорцев устремился к нему с распростертыми объятиями.

– Николас, дружище, как я рад, что ты все же решился приехать к нам! – воскликнул он.

– А я-то как рад, Серж, – в тон ему отозвался молодой англичанин. – В чужой стране всегда отрадно встретить близкого человека.

Друзья крепко обнялись и инженер Белогорцев сказал:

– Ник, я получил твое письмо только два дня назад на пароходе «Ермак», которым мы с Надей возвращались в Ново-Мариинск. Оказалось, письмо полгода гналось за нами по пятам, пока, наконец, не догнало. Мы его прочитали, посоветовались и решили, что ты будешь жить в нашем доме.

– Не знаю, будет ли это удобно, – проговорил, сомневаясь, Николас.

– Конечно, будет, – твердо сказал Сергей. – Надя очень обрадуется. Она у меня общительная и любит общество умных людей. Дом у нас большой благодаря тестю Афанасию, просторный, места хватит всем. Не допустим, чтобы наш друг ютился в тесном гостиничном номере, когда у нас чуть ли не дворец!

– Хорошо, я согласен, – улыбнулся Николас.

– А надолго ты к нам, чем думаешь заниматься? – спросил Белогорцев, снова садясь в оставленное им кресло.

– Помнишь, ты писал, что неподалеку от Ново-Мариинска нашли богатые залежи золота? – напомнил ему лорд Трентон. – Мне надоело жить на содержание своего дедушки, который на этом основании требует от меня исполнения его повелений словно от школьника, и я приехал за золотом. Почти все снаряжение я приобрел и теперь жду распределения лицензий на добычу. Когда потеплеет, возьмусь за промысел.

– Я окажу тебе всевозможное содействие, Ник, – пообещал Сергей Белогорцев. – От тебя потребуется только трудолюбие для того, чтобы разбогатеть.

– Но сейчас не промысел занимает мои мысли, Серж, – признался ему друг, мечтательно полузакрыв глаза. – Я приехал сюда за золотом, а нашел то, что мне дороже всего золота на свете – Лику!

– Это дочь Кудрявцева? – уточнил молодой инженер.

– Да, – с готовностью кивнул головой молодой лорд Трентон, радуясь возможности поговорить о любимой девушке. – Случайно я выиграл ее в карты у ее отца, но Лика оказалась крепким орешком, ни в какую не желает выходить за меня.

– Не удивительно, – вздохнул Белогорцев. – После закидонов Кудрявцева у Лики появилось глубочайшее недоверие к мужчинам, а когда отец начал ставить ее на кон, она и вовсе возненавидела всех претендентов на свою руку, особенно его игроков-партнеров. Знаешь, я еле успел спасти Лику от казака, который собирался силой взять ее после того, как Кудрявцев проиграл ее ему.

– Вот мерзавцы!– с чувством произнес молодой лорд Трентон. – И казак, и ее папаша.

– Теперь ты понимаешь, почему тебе трудно добиться ее согласия? – осведомился Сергей. – Тебя угораздило сыграть на нее в карты, и ты в ее глазах не лучше тех господ, которых только что обозвал мерзавцами.

– Но ты поможешь мне, Серж, – попросил Николас. – Ведь ты – ее спаситель, и к тебе она прислушается.

– Постараюсь тебе помочь, – пообещал Сергей. – Ну, собирайся и пошли. Надя пригласила нас к вечернему чаю. Не сомневаюсь, моя жена обязательно даст нам дельный совет как смягчить сердце Лики. Она настоящий ангел и непременно поможет тебе решить это недоразумение.

Против этого приглашения влюбленный лорд не мог устоять. Увидеть молодую, но незнакомую ему жену петербургского друга было его давним желанием. Сергей в каждом письме с восторгом необычным для его сдержанной натуры отзывался о своей юной супруге, и воспевал ее красоту и ум так, словно она была восьмым чудом света, и Николасу не терпелось узреть этот феномен среди молодых женщин. А когда молодой инженер Белогорцев пообещал нужную помощь со стороны Нади для завоевания расположения его любимой девушки, Николас был готов бежать со всех ног к сей мудрой советчице.

Молодая хозяйка дома Белогорцевых ждала их за столом, где среди фарфоровых чайных чашек, хрустальных вазочек с вареньем, тарелок с горячими плюшками и серебряной сахарницей пыхтел паром новый блестящий самовар.

– О, Сережа, вы вовремя, самовар только что закипел, – оживленно проговорила молодая женщина и, повернувшись к гостю, сказала ему с милой улыбкой. – Рада вас приветствовать, лорд Трентон. Предупреждаю, хотя мы с вами в первый раз встретились, я знаю о вас все, или все то, что знает о вас Серж. У нас с ним нет секретов друг от друга!

– Для вас я просто Ник. Не люблю упоминаний всех этих титулов и официоза. Счастлив, что у Сержа такая жена как вы, Надя, – тоже с улыбкой ответил ей Николас, и так почтительно поцеловал руку молодой хозяйке дома, что она почувствовала себя без меры польщенной. – Я знал, что вы красавица, но даже не представлял себе, насколько вы красивы. Откровенно говоря, я теперь сомневаюсь, что он заслуживает такую очаровательную жену, как вы.

– Что ты несешь, Ник? – возмутился молодой инженер.

– Ник шутит, дорогой, – невольно рассмеялась Надя. – Ты же сам мне рассказывал, как он любит посмеяться над доверчивыми людьми. Такие вещи, которые он только что произнес, всерьез только думают, а не говорят.

– Да, я уже забыл о таком специфическом чувстве юмора моего английского друга, – сказал, успокаиваясь Белогорцев.

– Я восхищен, как вы меня быстро раскусили, Надя, – довольным тоном сказал молодой лорд Трентон. – Обычно меня мало кто по-настоящему понимает.

– О, наверное, вы уже проголодались, – захлопотала возле самовара Надя. – Прошу за стол.

Друзья последовали приглашению и отдали должное щедрому угощению, на которое Надя Белогорцева была мастерица. Угощая свежей выпечкой, она вместе с этим следила, чтобы гостю было удобно и комфортно, и молодой лорд Трентон почувствовал к ней искреннюю благодарность.

Николасу в самом деле стало комфортно, и очутившись в привычной ему среде богатого дома, в котором придерживаются правил хорошего тона, молодой англичанин весь подобрался. Исчезли его вольные манеры старателя, он стал внешне напоминать своими манерами аристократа, которым был на самом деле. Николаса поразила утонченная красота жены его друга, а ее неподдельная приветливость сразу расположила его к ней. Но безоглядная любовь к Лике Кудрявцевой сделала свое дело. Он больше умом восхищался очаровательной Надей Белогорцевой, чем сердцем, что не помешало им через час сделаться настоящими друзьями. Они свободно говорили на разные, даже самые смелые темы.

Доверительность между ними скоро достигла такого предела, что Надя не выдержала и спросила:

– Ник, Серж сказал мне, что вы холостяк. А имеете ли вы кого на примете для брака?

– А почему вас это интересует, Надя? – благожелательно глядя на нее, спросил молодой лорд.

– Есть у меня для вас одна кандидатура, – многозначительно качнув головой, сказала молодая женщина. – Правда, ее единственное приданое – это красота, изрядно портит картину также ее батюшка – пьяница и картежник. Но если вы женитесь на этой девушке, она произведет подлинный фурор в лондонских гостиных, и вам будут завидовать больше, чем королю.

– Милая Надежда Афанасьевна, я уже начинаю думать, что мне гораздо легче стать королем, чем мужем упомянутой вами особы, – невольно вздохнул Николас, сразу смекнув, со слов Нади, о ком идет речь. – Она настолько упряма, что это не поддается никакому словесному описанию.

– Вы уже делали предложение Лике? – быстро осведомилась у молодого англичанина Надя.

– И не один раз, – ответил за друга жене Сергей Белогорцев. – У Ника несомненный дар находить жемчужины в навозе, так что ему было просто суждено встретиться с нашей Ликой. Но наш маленький друг противится своему счастью.

– Ничего, я знаю Лику, ее нужно просто убедить в разумности вашего предложения, – ободряюще глядя на лорда Трентона, сказала Надя Белогорцева.

– Я убеждал, не помогло, – пожал плечами Николас. – Единственная для меня возможность жениться – это выиграть гонки на собачьих упряжках, в которых хочет принять участие моя прелестная фея. Тогда мне достанется и приз, и слава, и рука строптивицы.

– Попробуем до гонок еще раз договориться с Ликой мирным путем, – мило улыбнулась гостю молодая женщина. – Загонять в угол беззащитную девушку это знаете… как-то не по-джентльменски.

– О, если вам удастся это чудо, дорогая моя, я век, как говорите вы, русские, буду за вас бога молить, – с чувством сказал молодой лорд Трентон.

Надя в ответ снова рассмеялась и дала распоряжение прислуге приготовить для молодого лорда Трентона спальню для гостей. Очень скоро Николас расположился в ней со всеми теми удобствами, к которым он привык. Сергей говорил правду. Дом Белогорцевых благодаря отцу Нади золотопромышленнику Третьякову был самым комфортным и удобным в Ново-Мариинске. Повсюду лежали дорогие ковры, имелась роскошная библиотека, а также стоящее в серванте богатое собрание настоящей фарфоровой посуды, искусно расписанной мифологическими античными сценками. Эта была естественная обстановка для Николаса и, когда к Белогорцевым приходила в гости Лика, это место поистине казалось ему самым лучшим местом на Земле. Сама Лика вовсе не обрадовалась, когда она обнаружила чересчур настойчивого искателя своей руки у друзей и узнала, что он обосновался в их доме в качестве желанного гостя. Но ее тоже как магнитом тянуло в гостеприимный дом Белогорцевых, и со временем его дружественная атмосфера способствовала тому, что ее неприязнь к Николасу Трентону заметно смягчилась. Теперь он больше забавлял ее своими претензиями на нее, чем сердил.

Надеясь завоевать сердце любимой, Николас взял в библиотеке Белогорцевых том с комедией Шекспира «Укрощение строптивой», желая освежить в памяти это великое произведение мировой драматургии и заодно почерпнуть у отечественного классика идеи, как преодолеть упорное женское сопротивление. Однако даже Шекспиру оказалось не под силу дать ему дельный совет. Лика по-прежнему держала его на расстоянии вытянутой руки, и молодому лорду Трентону оставалось полагаться только на мудрость Нади Белогорцевой и удачу в предстоящих гонках.

Глава 8

– Серж, я давно хотел тебя спросить – почему в вашем доме нигде нет часов? Как ни старался я обнаружить где-нибудь циферблат, отсчитывающий время мне это не удавалось. Что это за тайна такая? – с недоумением спросил Николас у друга.

Сергей помолчал немного, обдумывая как каким образом лучше дать ответ на этот неожиданный, но вполне естественный вопрос, затем он нехотя сказал:

– Я велел убрать их из всех комнат, Ник. Раздражают они меня своим тиканьем. Но у тебя в спальне есть свои часы, значит, ты не страдаешь от их отсутствия, не так ли?

– Да, у меня часы есть, – вынужден был признать Николас, нисколько не удовлетворенный ответом друга. Когда они ходили в гости друг к другу в Петербурге, Сергея нисколько не раздражали часовые механизмы, и он не обращал на них внимания сверх необходимого. Что случилось в Ново-Мариинске, из-за чего важный предмет домашнего обихода оказался удален из дома Белогорцевых?!! Но тактичность мешала лорду Трентону продолжить свои расспросы.

– Ник, Лика приехала, – выглянув в окно, громко сообщил Белогорцев. Он выбрал удачный способ отвлечь внимание друга от неприятной для себя темы. Мысли влюбленного Николаса тут же переключились на Лику. Он поспешил вниз, желая помочь своей избраннице сойти с саней, хотя девушка, обладая проворством и грациозностью быстрой серны, в этом не нуждалась.

Лика невольно улыбнулась, принимая его протянутую руку. Ей самой не хотелось признаваться, но внимание и предупредительность навязчивого поклонника постепенно сделались ей приятными. Сама атмосфера на редкость уютного и комфортного дома Белогорцева действовала на нее расслабляющим образом, и ей было трудно в этом месте держаться настороже. Она желала верить, что здесь ее ждут только хорошие события и приятные сюрпризы, и эта вера вселяла в нее дополнительный запас бодрости и неиссякаемого оптимизма.

Лика привезла в подарок подруге красивого белоснежного щенка, и Надя была в восторге от этого маленького пушистого красавца. Николас залюбовался девушкой – с приездом Белогорцевых в Ново-Мариинск Лика еще больше похорошела и стала в глазах молодого лорда Трентона просто неотразимой. Новое шелковое платье очень красило Лику, она приобрела облик настоящей светской барышни, дочери русского офицера-дворянина, которой до той поры считалась более по названию. Роскошная гостиная с модной мебелью, красивыми живописными картинами и бархатными шторами как нельзя лучше подчеркивали красоту дочери Кудрявцева. Уюта помещению добавляли плетеные корзинки для дамского рукоделия, цветочные вазы, полосатый котик с белым атласным бантом на шее, который все пытался достать из большой клетки певчую канарейку. Привыкнув к тому, что Николас пожирает ее глазами, Лика не обращала на него особого внимания, продолжая беседовать с хозяйкой дома. Скоро она встала, готовясь к отъезду в свой дом, но Надя удержала ее своей просьбой:

– Лика, вспомнила, как ты красиво поешь. Исполни мне, пожалуйста, песню о бедной невесте, которую выдали замуж за старика. Мне хочется погрустить.

Девушка кивнула в знак согласия и, взяв с кресла стоящую на нем гитару, начала петь под собственный аккомпанемент:

У церкви стояла карета,

Там пышная свадьба была,

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была.

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была.

На ней было белое платье,

Венок был приколот из роз,

Она на святое распятье

Смотрела сквозь радугу слёз.

Горели венчальные свечи,

Невеста стояла бледна,

Священнику клятвенной речи

Сказать не хотела она.

Священнику клятвенной речи

Сказать не хотела она.

Когда ей священник на палец

Одел золотое кольцо,

Из глаз её горькие слёзы

Ручьём потекли на лицо.

Из глаз её горькие слёзы

Ручьём потекли на лицо.

Я слышал, в толпе говорили,

Жених неприглядный такой,

Напрасно девицу сгубили,

И вышел я вслед за толпой.

У церкви стояла карета,

Там пышная свадьба была,

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была.

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была.

Лика пела столь проникновенно, что казалось, будто она рассказывает свою собственную историю. Николас не сводил с нее глаз, и его охватила глубокая задумчивость, словно у него наступило некое прозрение. И едва, девушка кончила петь, он, забыв о своей обычной осторожности, вновь поднял скользкую тему их брака.

– Лика, уверяю вас, вы не пожалеете, приняв мое предложение, – задушевно начал говорить молодой лорд Трентон, вторично удерживая ее на месте.

– Я не хочу говорить с вами об этом, – коротко ответила, сразу напрягшись Лика.

– Ну почему же? Объясните, – настойчиво продолжал Николас. – Я не старик, не урод, не больной и не садист, а напротив, очень даже привлекательный молодой человек, который желает составить ваше счастье.

– Не соглашусь, быть замужем за таким безответственным и безалаберным человеком как вы, вот оно – подлинное несчастье, мистер Трентон, куда более горькое, чем брак со стариком, – резко ответила Лика. Она поднялась, наскоро попрощалась с хозяевами дома и поспешила уйти подальше от обаятельного англичанина с его соблазнительными предложениями, которые – Лика в этом не сомневалась, завлекут ее в гибельную ловушку.

– Ну, вы видели это! – расстроено произнес Николас, обращаясь к друзьям, как только за строптивой девушкой закрылась дверь. – Похоже, Гликерия Яковлевна сделана из стали особого сплава.

– Да, Ник, ты явно не герой ее романа, – сочувственно ответил Сергей Белогорцев другу.

– Да причем тут это, она в принципе не желает слышать о замужестве, – отмахнулся молодой лорд от его слов. – Вы, русские, вообще не умеете наслаждаться счастьем и использовать имеющие у вас возможности. Нет на свете более душевного и сердечного народа, чем великороссы, но вы словно сами привлекаете к себе несчастья. Вас, как это говорится, медом не корми, дай только пострадать и поплакаться по какому-нибудь поводу. Все ваши свадебные песни – невообразимая жуть! До меня это дошло, когда я слушал, как поет Лика. Для русской женщины замужество – это не счастье, не радость, а мука-мученическая! Что тут удивительного, если она отвергает саму мысль о браке!

– Ник, но можно ли быть по-настоящему счастливым, когда вокруг столько горя, зла и несправедливости? – серьезно спросил Сергей.

– Пусть каждый по мере возможности сам заботится о себе и сполна наслаждается удачей, которую ему посылает судьба, не думая о невезучих личностях – отмахнулся от его слов Николас Трентон.

– А я согласна с Сережей – чужого горя не бывает, – сказала Надя, одобрительно пожимая руку мужа. – Все мы связаны друг с другом незримыми нитями, и несчастье одного человека непременно скажется на многих. Говорят, кого бог больше всего любит, тому он больше всех посылает испытаний. Да, страданий русский народ переносит немало, но такова плата за нашу душевность и сердечность. Нашим миром правит Золотой Телец, и для большинства людей нет иного средства внутреннего очищения, кроме страдания. Горестные переживания не дают душе зачерстветь, и мы чрезвычайно отзывчивы на чужую беду, воспринимаем ее как свою.

– Надя, ты и Сергей – это настоящее опровержение твоих слов, – недоверчиво покачал головой Николас. – Вы счастливы, абсолютно счастливы с ним, и вместе с тем я не знаю других таких отзывчивых и сострадательных людей как вы!

– Как сказать! – неопределенно ответила Надя. – Нам с ним тоже послано испытание свыше. Я больна, Ник, очень больна. У меня белокровие, и доктора мне дают два или самое большее три года жизни. Сережа все часы выбросил из нашего дома, чтобы они не напоминали ему о неумолимом ходе времени, которое приближает меня к могиле.

– Нет, Надя, только не ты! – потрясенно произнес Николас. У него не укладывалось в голове, что этой красивой молодой очаровательной женщине, которую он успел полюбить как сестру, суждена скорая смерть. Но вместе с тем он почувствовал жестокую правдивость ее слов, когда увидел, как исказилось от душевной боли лицо его друга, который больше не мог скрывать своих внутренних переживаний. Сделалась ему понятной частая усталость Нади, которая порой вынужденно отдыхала целый день на диване в гостиной.

– К сожалению, это правда, – печально улыбнулась Надя. – Меня может спасти только чудо. Мои родители поехали к батюшке Иоанну Кронштадтскому и он обещал им молиться за меня. Одна наша надежда, что Бог услышит молитву праведника.

Тут инженер Белогорцев не выдержал и зарыдал. У него иссякла всякая надежда по мере того, как его любимой жене становилось все хуже и хуже. Надя ласково привлекла мужа к себе и негромко сказала:

– Сережа, пообещай мне при Нике, что когда меня не станет, ты найдешь в себе силы жить дальше. Найди хорошую девушку, женись на ней и пусть она тебе подарит чудесных добрых детей. Несмотря ни на что нужно жить дальше.

Сергей медленно поднял на жену полные слез глаза и ответил:

– Нет, Надя, мне никто не нужен, кроме тебя! Если ты уйдешь, то и я недолго задержусь на этом свете.

– Ах, какой ты упрямый. Буду молить Бога, чтобы ты образумился и не впал в пароксизм скорби, зная, что я этого очень не хотела. Я хочу, чтобы ты жил, любимый, и жил полноценной жизнью! – с огорчением прошептала Надя и повернулась к Николасу. – Ник, я тоже хочу, чтобы ты был счастлив. Лика же давно заслужила такого хорошего любящего мужчину как ты, и я приложу все свои усилия, чтобы вы были вместе!

Восхищение Николаса Надей Белогорцевой росло с каждой следующей минутой. Зная о своей смертельной болезни, эта хрупкая молодая женщина не пала духом, не погрузилась в уныние, а старалась наполнить радостью жизнь окружающих ее людей. Она всячески поддерживала своего мужа, ободряла в письмах отчаявшихся родителей, охотно помогала нуждающимся, щедро наделяла милостыней нищих и теперь старалась соединить жизни своих друзей. Мелкими и ничтожными в этот момент показались ему все его собственные переживания.

– Надя, я вам очень благодарен за ваши добрые намерения, но вы сами видите – Лика совершенно не расположена ко мне, – с признательностью ответил он ей.

– О, Ник, не отчаивайтесь, – улыбнулась Надя. – Хотя молодые девушки часто говорят решительное «нет», в их жизни нет ничего окончательного. Вам нужно найти подходящий ключ к сердцу любимой, только и всего. Кажется, я поняла, в чем ваша ошибка. Вы слишком настойчивы, действуете слишком напористо. Это пугает Лику, и она не готова к серьезным отношениям. Когда любви чрезмерно много это тоже нехорошо, любовь должна быть разумной.

– Хорошо, и что вы предлагаете? – спросил внимательно слушающий ее Николас.

– Для начала уменьшить свой напор, друг мой. Понимаю, весной у всех влюбленных безумно кипят мозги, но вы уж постарайтесь, – ответила Надя и лукаво добавила: – Затем, хорошо бы вам на виду у Лики поухаживать за другой женщиной, например за мной. Такого видного поклонника как вы без сожаления не потеряешь, и кто знает, может ревность пробудит в сердце Лики более нежные чувства к вам.

Николас с готовностью согласился на предложение Нади. К этому времени он испробовал все средства для завоевания сердца Лики, и не знал, что еще предпринять, чтобы понравиться ей. Слова Нади к тому же показались ему очень резонными. А вот Сергей Белогорцев высказался решительно против.

– Хорошо ли стремиться начать совместную жизнь с помощью обмана? – хмурился он. – Взаимное уважение, любовь и полное доверие – вот истинная основа прочного супружеского союза.

– Сережа, Ник и Лика пока еще не муж и жена, – принялась втолковывать ему Надя, улыбаясь. – Надо немного помочь Купидону направить мысли Лики в нужную сторону, и тогда Ник ни в чем не обманет доверия нашей подружки. Не правда ли? – спросила она у Трентона, поворачиваясь к нему.

– Разумеется, – с готовностью отозвался молодой англичанин.

– Все равно, мне эта затея не нравится, – стоял на своем инженер Белогорцев. – Но тебе, Надя, я ни в чем не могу отказать. Если вы с Ником считаете, что нет иного способа переубедить Лику, пусть будет по-вашему.

На этом и порешили. Скоро Лика с удивлением заметила, что Николас перестал уделять ей внимание и полностью оказался занят хозяйкой дома. Сначала молодая девушка почувствовала невольное облегчение, затем, причем очень скоро, странную внутреннюю пустоту. Ей стало не хватать веселого общения с Николасом Трентоном, ласкового пожатия его руки, обожающего взгляда. К тому же Надя без конца пела дифирамбы своему английскому гостю, с восхищением рассказывала недоверчивой подруге о его любезности, о его щедрости, о его безграничном обаянии. Лика все больше и больше приходила в сильное душевное волнение, сама не зная отчего и постоянно задавалась вопросом, – куда смотрит Сергей Белогорцев? Неужели он не замечает, что его друг напропалую ухаживает за его женой?! Правда, молодой инженер оказался занят составлением проекта строительства нового причала и часто закрывался в своем кабинете для уединенной работы. Но не замечать флирта Нади Белогорцевой и Николаса Трентона было невозможно, – похоже, они слишком уверились в собственной безнаказанности и вели себя так, словно им все позволено. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Лики, оказались цветы снежной камнеломки, которые Николас преподнес Наде, ничуть не обращая на нее внимания, хотя она сидела совсем неподалеку от Нади.

Не в меру пылкий уроженец Великобритании, думавший всю ночь, чем поразить воображение любимой девушки посчитал цветы хорошей идеей для галантного подарка. Даже в тундре можно отыскать чудесные дары Флоры, и Николас с самого утра отправился к Золотому хребту на охоту. Камнеломка сине-лиловой окраски там росла в изобилии. Эти замечательные арктические цветы могли пробиваться сквозь камень и лед и обладали удивительной способностью расти на заснеженной почве. Николас собрал из них небольшой изящный букетик, перевязал его ленточкой под стать цветочным лепесткам, и отправился в дом Белогорцевых, хваля самого себя за сообразительность и умение угождать дамам.

Лика, как и ожидалось, нанесла воскресный визит Наде. Николас, мужественно стараясь не замечать любовь всей своей жизни, устремился, улыбаясь прямо к Наде, и опустившись перед ней на колено, громко сказал:

– Эти цветы напоминают мне ваши бездонные глаза, в которых отражается весеннее небо, Надежда Афанасьевна! Примите их в дар в знак моего восхищения вашей неповторимой красотой.

– Ах, это совершенно лишнее, Ник, – пропела молодая хозяйка дома, кокетливо хлопая в такт своим словам длинными ресницами, но цветы она взяла. – Представляю, какого труда вам стоило вам их собрать на горных склонах.

– О, никакие препятствия меня не остановят, если следует показать самой прекрасной женщине Чукотки, какого поклонения она достойна, – Ник низко склонил голову, как бы показывая, как он восхищен красотой своей собеседницы. – В вашем присутствии я забываю об остальных представительницах прекрасного пола, Надин, ваша красота затмила их всех в моей памяти.

Тут Лика посчитала, что с нее довольно. Каков обманщик, еще неделю назад он уверял ее, что жить без нее не может! Не помня себя от гнева, она быстро покинула гостиную, поднялась наверх и ворвалась в кабинет инженера Белогорцева, совершенно не думая о своем поведении. Ее слишком переполняло ревнивое негодование, чтобы размышлять о нежелательных последствиях. Надя и Николас после ее поспешного ухода заговорщически переглянулись. Похоже, их план начал действовать.

Хозяин кабинета, удобно расположившись за столом, сосредоточенно намечал циркулем план, но появление взбудораженной девушки тут же отвлекло его от этого занятия.

– Лика, что случилось? – невольно спросил ее Сергей, глядя на ее горящие негодованием глаза. – На вас лица нет!

– Сергей Константинович, простите, что я к вам врываюсь без спроса, но дело не терпит отлагательства, – тяжело дыша, проговорила Лика.

Инженер Белогорцев, отложив бумаги в сторону, налил в стакан воды и подал его взволнованной посетительнице. Лика охотно выпила половину, но ее волнение не улеглось, и она обвиняющим тоном спросила:

– Сергей Константинович, вы что, не видите, что происходит у вас под носом?

– А что именно происходит у меня под носом? – спросил Белогорцев, начиная догадываться, что послужило причиной волнения его собеседницы. Право, он не думал, что Лика придет в такое волнение из-за Трентона. В ее голосе, несмотря на все усилия, явно звучала досада, которую она не могла скрыть. Надя оказалась права, нужно было разыграть небольшой спектакль, чтобы в чувствах Лики произошел коренной перелом.

– Ваш бесчестный друг соблазняет вашу жену! – почти выкрикнула Лика. – Вы приняли его со всем гостеприимством, предоставили ему кров, а он – подлец, негодяй! – так злоупотребляет вашим доверием и наивностью.

Сергей терпеливо выслушал ревнивую тираду разгневанной девушки и с улыбкой заметил:

– Лика, если вас так сильно волнует моя супружеская честь, то в вашей власти способствовать ее спасению. Поощрите Николаса в его ухаживаниях за вами, и он забудет о Наде.

– Как, Сергей Константинович, вы советуете мне вступить в близкие отношения с бесчестным человеком, который позволил себе играть добрым именем вашей жены, – возмутилась уже по другому поводу Лика. – Я и до этого времени была не слишком хорошего мнения о Николасе Трентоне. Теперь он окончательно и бесповоротно упал в моих глазах!

Инженер Белогорцев почувствовал, что настал момент открыть правду. Слишком сильным и искренним было возмущение говорившей с ним избранницей Николаса Трентона его мнимым проступком.

– Послушайте, Лика, все не так, как вы думаете, – осторожно начал он. – Ник не соблазняет мою жену. Это спектакль, понимаете? Всего лишь спектакль, чтобы заставить вас благосклонно отнестись к ухаживаниям Николаса. Надя посчитала, что ревность весьма благотворно подействует на вас и отчасти она оказалась права.

– Так это Надя все придумала? – эхом повторила имя Нади Лика и возмущенно всплеснула руками. – Надо же, я ее своей подругой считала, а она задумала отдать меня этому обманщику, этому аферисту и картежнику со всеми потрохами.

Дело оказалось еще более серьезным, чем думал молодой инженер. Обычно Лика изъяснялась культурным почти безупречным литературным языком, как и подобает благовоспитанной барышне, но в минуты душевного потрясения она переходила на вульгарные простонародные выражения, которые переняла от своей кухарки Варвары.

– Лика, объясните мне, почему вы называете Николаса обманщиком? В чем он вам солгал? – спросил он. – Напротив, это вы в самом начале вашего знакомства крупно обманули его, представив себя несусветной уродиной.

– Я защищала себя от насильственного брака, – ответила без малейшего признака смущения Лика и презрительно добавила: – А то, что он обманщик и аферист яснее ясного. Трентон называет себя лондонским лордом, английским аристократом, и твердит, что его дедушка сам герцог.

– Простите, Лика, но Николас сказал вам чистую правду, – сказал, улыбаясь, Сергей Белогорцев. – Он действительно английский лорд, имеющий дедушку-герцога. Надеюсь, мне-то вы верите? Мы познакомились и подружились с ним в Императорском Александровском лицее, куда я попал по протекции моего крестного графа Чернышева. Также мне неоднократно приходилось видеть его отца, лорда Артура Трентона, который служил английским посланником в России. Лорд Артур считал, что его младшему сыну принесут пользу нужные знакомства и связи в России, и поощрял нашу дружбу.

– Послушайте, но вы и Надя никогда не называли Трентона лордом, – в замешательстве произнесла Лика, чувствуя, как нестерпимо горят от стыда ее щеки.

– Потому что нас попросил об этом Николас, – ответил молодой инженер. – Он не любит церемонности и хотел быть с нами на равных. Мой друг очень достойный дворянин, Лика, и вполне может составить ваше счастье. Да, он веселый, несколько легкомысленный человек, который любит азартные игры, но при этом он ни разу не позволил себе ничего по-настоящему недостойного, ни одного скандального поступка. Выходите за него замуж, вот вам мой совет!

От последних слов Сергея Белогорцева на Лику повеяло холодом, и она вся сжалась. Брак – это ловушка, западня для наивной девушки, из которой нет возврата.

– Нет, это невозможно, – пробормотала она.

– Но почему? – удивился инженер Белогорцев. – Что вам на этот раз мешает, Лика?

– Я не люблю его! – вскинула голову девушка.

Сергей подумал над ее словами, и названная причина показалась ему уважительной.

– Что ж, Лика, это ваша жизнь, и вы вправе распоряжаться ею по своему усмотрению, – примирительно заметил он. – Только прошу вас, не сердитесь на Надю. Она очень расстроится, если вы поссоритесь с нею.

– Хорошо, возможно я смогу потом общаться с нею, как ни в чем не бывало, – проворчала Лика. Поступок подруги она, даже в свете открывшихся обстоятельств, все равно считала предательством и обманом своего доверия. Но девушке не хотелось расстраивать славного Сергея Белогорцева и она, вежливо попрощавшись с ним, отправилась домой, раздираемая противоречивыми чувствами.

Глава 9

Лике нелегко было простить Наде ее дружеский обман, она не видела в нем ничего положительного и заслуживающего поощрения. Но будучи по натуре отходчивой девушкой, быстро вспыхивающей как спичка и также быстро как спичка перегоравшей, Лика скоро перестала сердиться на подругу. Наде стоило только появиться в ее доме с надлежащими извинениями и оправданиями, и Лика тут же растаяла и снова начала с готовностью общаться с этой очаровательной молодой женщиной, у которой решительно отсутствовали недоброжелатели.

Скоро Лике вообще некогда было думать про забавный спектакль Николаса и Нади и переживать, что она стала жертвой их розыгрыша. Приближался день собачьих гонок, и ей следовало серьезно подготовиться к этому состязанию, от которого зависела ее судьба. Градоначальник Гриневецкий устроил гонки с целью отвлечь собравшихся в Ново-Мариинске старателей от пьянства и драк, и в них собиралось принять участие не менее двадцати человек со своими собачьими упряжками. Лике предстояла серьезная борьба за обладание вожделенным призом в тысячу рублей со стороны матерых мужчин, которые не привыкли церемониться со своими соперниками, и она подошла к подготовке своей упряжки с полным осознанием того, какая трудная задача ей предстоит.

Девушка каждый день упражнялась в езде на санях со своими собаками. Она приучила их вечером к питательной качественной пище, и на следующий день получать свою порцию еды только после длительной тренировки. Зная, что им дадут еду только после длительного пробега собаки Лики охотно и без понуканий бежали во всю прыть по утоптанной снежной дороге. С каждым днем они делались все сильнее и выносливее, несмотря на то, что в упряжке дочери Якова Кудрявцева изначально находились низкорослые собаки, забракованные покупателями Ерофеева. Но Лика верила в них, зная, что каждая собака покажет отличный результат, если проявить к ней необходимую заботу и внимание. Она знала характер каждой лайки, умела к каждой из них найти нужный подход, и все собаки и псы упряжки отвечали ей беззаветной преданностью за ее деятельную любовь к ним.

Накануне состязания Лика приготовилась в конце дня последний раз покормить своих четвероногих друзей перед гонками, когда в вольер вошел Кузьма Ерофеев.

– Вот что, Лика, поговорить нам надо, – негромко сказал он, поглаживая свои усы.

– Что-то случилось, Кузьма? – встревожено спросила Лика, глядя на озабоченное лицо старого друга.

– Да нет, не то, чтобы что-то случилось, но может случиться, – неопределенно ответил Ерофеев и сел на невысокую лавку. – Ко мне приходил Николас Трентон и предлагал мне заплатить втридорога, если я продам ему самую лучшую и сильную собачью упряжку в Ново-Мариинске. Я так понимаю, что Николас – твой главный соперник в гонках и у меня душа не лежит продать ему самых лучших своих псов даже по десятикратной цене. Скажи, тебе очень нужно выиграть эту гонку?

– Да, Кузьма, иначе мне придется выйти замуж за этого англичанина, – не стала скрывать Лика. – Трентон скупил все наши долговые обязательства и если папа попадет в тюрьму за долги, живым из нее он уже не выйдет.

– Понятно, – понуро ответил Кузьма. – А я известен тем, что не обманул и не подвел ни одного своего покупателя, обратившихся ко мне за упряжкой, все они оставались довольными собаками, которых я им продал. Но тем более я не могу подвести тебя, Лика, когда на кону стоит твоя судьба. Как ты скажешь, так я и поступлю.

– Вот в чем дело, – поняла затруднение Кузьмы Лика и тоже глубоко задумалась. Выбор предстоял непростой, деловую репутацию Ерофеева она тоже ценила на вес золота. Некоторое время Лика ломала голову над этим вопросом, пока, наконец, ее не озарила блестящая идея.

– Придумала! – радостно воскликнула она. – Продавай собак Трентону, Кузьма. Можно сделать так, что ты выполнишь заказ англичанина точь-в-точь, как он этого хочет, и в то же время я выиграю гонку.

– Ты в этом уверена, Лика? – недоверчиво спросил ее Ерофеев.

– Разумеется, – бодро откликнулась девушка. – Только в качестве вожака упряжки предоставь Трентону Пушка.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Кузьма и сердито дернул себя за ус. – Отдать Николасу Трентону такое сокровище как наш Пушок?! С ним он точно выиграет гонку, не сомневайся, и оставит тебя на бобах. Ты же хотела, чтобы Пушок повел твою упряжку.

– Кузьма, милый, сделай так, как я тебя прошу, – ласково сказала ему Лика.

Главный собачник Ново-Мариинска пристально посмотрел на девушку и, догадавшись, пробормотал:

– Видать затеяла ты какую-то бабью хитрость, Лика! Ладно, я ничего об этом знать не хочу, и по-прежнему желаю тебе победы. Только возьми вместо Пушка в качестве вожака моего старого Полкана. Он еще бодрый старичок, про таких говорят: «Старый конь борозды не испортит».

– О, Кузьма, спасибо тебе большое! – обрадовалась Лика. Кузьма по дружбе отдавал ей пса, которого берег пуще глаза. Именно Полкан помог ему выиграть несколько важных гонок и пару раз спасал жизнь своему хозяину, когда того застигнул в тундре снежный буран. На том они и порешили.

День, на который назначили гонки, выдался солнечным, ярким, с легким бодрящим морозцем. С самого утра у стартового флага собрались участники гонки со своими собачьими упряжками и их многочисленные болельщики. Лика благоразумно появилась незадолго до старта, не желая находиться среди грубых и бесцеремонных мужчин больше необходимого. Она подъехала на своих санях как раз в тот момент, когда они внимательно слушали распорядителя, объясняющего им правила состязания. Лике же не требовались подробные объяснения того, как должна проходить гонка. Она и так знала, что требуется преодолеть пятнадцать миль до Золотого хребта, где второй распорядитель быстро выдаст им белый флажок в знак того, что они успешно преодолели половину состязания, и тогда следовало, не теряя ни секунды, мчаться обратно в поселение. Прибывшим первым гонщик считался единственным победителем и получал весь денежный приз целиком. Другое волновало Лику, собаки Николаса, зная ее с самого дня своего появления на свет, могли раньше времени выдать свою привязанность к ней, а это не входило в ее планы.

Девушка быстро подошла к лежащим собакам упряжки Трентона, и они, – а первый Пушок, – тут же радостно встрепенулись и вскочили, приветствуя ее.

– Тсс, тише, мои хорошие, – ласково сказала им Лика, и опасливо оглянулась, проверяя, не видел ли кто, а прежде всего Николас их дружеской встречи. – Ваш новый хозяин – мой главный конкурент, и нам не надо, чтобы он знал, в каких мы отношениях.

Умные псы тут же поняли девушку, и спокойно улеглись на свое место, словно потеряли к ней всякий интерес. Сделали они это вовремя, поскольку молодой англичанин, оживленный, веселый, еще более красивый, чем обычно, не замедлил подойти к своей упряжке, собираясь занять вместе с нею место на старте.

– Что, Лика, любуетесь моими собаками? – улыбаясь, проговорил лорд Трентон, не в силах скрыть радости от ее присутствия. С тех пор, как Николас убедился в том, что Лика далеко не так к нему равнодушна, как хочет показать, он преисполнился оптимизма. Молодой человек уверовал в то, что добьется согласия неуступчивой избранницы на совместную жизнь и потому добродушно сносил ее холодность. – Не правда ли, они – истинные красавцы?

Лика еще раз посмотрела на его собак – высоких, сильных и откормленных, и спокойно признала:

– Да, мистер Трентон, Ерофеев действительно продал вам самых лучших своих ездовых псов, и вы обладаете самой сильной упряжкой во всей Чукотке.

– А где ваши собачки, Лика? – поинтересовался Николас. – Могу ли я на них посмотреть?

Лика молча показала ему рукой на жмущихся друг к другу низкорослых хаски. Молодой лорд Трентон внимательно посмотрел на них и громко расхохотался.

– Вот с этими доходягами вы надеетесь выиграть у меня, Лика? Они, бедняги, сдохнут на первом же этапе гонки от перенапряжения, а вашему седому старичку-вожаку давно пора на покой, – презрительно сказал он, и игриво добавил: – Когда вы выйдете за меня замуж, Лика, я подарю вам по-настоящему стоящих псов.

– Победа зависит не только от ездовых собак, но и от гонщика тоже, милорд. Во время гонки вы поймете это, – коротко ответила ему Лика, и Николас невольно залюбовался своим русским чудом. Девушка была несказанно хороша в своем праздничном полушубке из серебристой норки. Ее длинные рукавицы, меховые кисточки пояса, каждая мелочь ее одеяния переливались, как жидкое серебро, мерцающее в солнечном свете арктического дня; и из этого мерцающего серебра выделялась изящная головка – светлые пронзительные глаза, нежно розовеющие щеки и золотисто-огненные волосы, в которых сверкали искорки инея и морозной пыли. На нее хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь.

Николас еще больше почувствовал себя влюбленным, и он хрипло прошептал, взяв красавицу за руку.

– Лика, через две недели, нет, через два дня после гонок я поведу вас к алтарю, поскольку моя победа несомненна. Слишком долго я вас ждал, чтобы откладывать наше венчание.

– А как же Надежда Афанасьевна? – сладким голосом спросила его Лика, и Полкан заодно с нею покосился недобрым глазом на самоуверенного англичанина, посмевшего принизить его, достойного всяческого уважения ездового пса до уровня дряхлой развалины. – Неужели вы забыли ее прекрасные, бездонные как небо глаза?

– Вы ревнуете, Лика, – обрадовался ее собеседник.

– О, нет, меня просто удивляет и поражает ваша любвеобильность, – насмешливо ответила ему девушка. – То, с какой легкостью вы переходите с одной особы женского пола на другую, и обратно.

– Лика, перестаньте смеяться, – ласково сказал ей Николас. – Сережа вам давно все объяснил, – мы с Надей разыграли маленькое представление с целью привлечь ваше внимание к моей скромной персоне. На самом деле я мечтаю целиком отдаться в ваши руки, и вы прекрасно знаете об этом. Не бойтесь замужества! Не я над вами, а вы надо мной получите полную власть, и будете управлять мною по своему усмотрению.

– Нет, мистер Трентон, мне достаточно управляться папой. Двух мужчин, которые нуждаются в управлении, я просто не потяну, – отрезала Лика.

Спохватившись, Николас хотел было объяснить своей избраннице, что она неверно его поняла, но тут главный распорядитель дал громкую команду гонщикам приготовиться к старту. Молодой англичанин и Лика поспешили занять свои места, и Николас постарался сделать так, чтобы очутиться рядом с Ликой. Главной его заботой на этот раз был не собственный выигрыш, а не дать Лике получить вожделенный денежный приз, который позволил бы ей заплатить ему долги своей семьи. Еще молодой англичанин хотел присмотреть за Ликой во время гонок, поскольку старатели на своем пути силой устраняли конкурентов, соперничающих с ними за успех, сбивая их со всего размаха с дороги. Ему не хотелось, чтобы с Ликой случилось такая беда, и он взялся оберегать ее.

Поднятый высоко распорядителем револьвер громко пальнул пустым патроном и более двадцати собачьих упряжек рванули вперед, поднимая при этом вихри снежной пыли своим бегом. К облегчению Николаса, Лика не старалась обогнать остальных участников гонки, и держалась позади дюжих, агрессивно ведущих себя мужчин.

Скоро в узком месте дороги образовались затор и большая свалка из гонщиков и их собак. Сани то и дело сталкивались, упряжка с громким лаем налетала на упряжку. Удары бичей сыпались на спины визжащих собак без разбора; гонщики ожесточенно дрались друг с другом, пытаясь вырваться вперед. Но вот, силой проложив себе путь, одни сани за другими начали вырываться на бескрайний снежный простор и исчезать вдали от взглядов увлеченно наблюдающих за ними зрителей.

Вместо того чтобы следовать за всеми подобно тени, Лика свернула в сторону, благо правила гонки это позволяли. Она знала окрестности Ново-Мариинска как свои пять пальцев, и свернула на окольную тропу, ведущую к Золотому хребту. Тропа была более трудной для проезда, чем проторенная дорога, но зато более безопасной и ее натренированные собаки преодолевали ее без труда. Николас, к неудовольствию Лики, повернул за ней следом, но с этим она ничего не могла поделать и только крикнула нежеланному спутнику:

– Эй, мистер Трентон, если вы будете упорно следовать за мной, то никакого приза не выиграете!

– Вы мне дороже всякого приза, Лика! – любезно отозвался Николас.

– Ах, вы меня когда-нибудь окончательно добьете своей галантностью, – с сердцем пробормотала Лика, еще крепче вцепляясь в поводья с целью бороться до конца за свою личную свободу и право распоряжаться собственной жизнью. Молодой англичанин только рассмеялся в ответ.

Николас и Лика прибыли к Золотому хребту, и получили так отличительный флажок участника гонки почти одновременно со старателями, которые на первом этапе вырвались вперед по дороге. Но дальше перевес начал склоняться на сторону Николаса и Лики. Собаки старателей были здорово потрепаны во всеобщей свалке, многие из них оказались серьезно ранеными и не способными выдержать бешеную скорость гонки. И между Николасом и Ликой, ставшими фаворитами гонки, началась серьезная борьба за возможность первым прийти к финишу. Сани молодого англичанина заметно вырвались вперед. Николас откровенно наслаждался бегом своей упряжки: его собаки бежали так резво, что не уступали быстротой хода породистым быстроногим коням. Кузьма Ерофеев не обманул со своими питомцами – сани Николаса Трентона летели подобно ветру. Лика старалась не отставать от него, но, несмотря на все свои усилия, она не могла его обогнать. Николас удовлетворенно улыбнулся. Вопреки словам девушки его собаки почти решили исход состязания, хотя хаски Лики, к его удивлению, оказались чрезвычайно выносливыми, и порой почти догоняли его упряжку, сохраняя ровное дыхание. Но все равно ей не удавалось поравняться с ним.

Николас привстал на санях, готовясь выжать из упряжки все, на что она способна и победителем въехать в Ново-Мариинск. Его собаки под его понуканием побежали еще быстрее. Немалая заслуга в этом совершенном беге принадлежала Пушку, под его водительством собаки Николаса бежали слаженно и без сбоев.

Показалась финишная прямая. И тут Лика, набрав в грудь побольше воздуху, громко крикнула:

– Эй, Пушок, ко мне! Ко мне, Пушок!

Пушок, услышав голос своей юной призывающей его к себе хозяйки, тут же свернул с дороги и без раздумий устремился на ее зов. Не ожидавший подобного поворота событий Николас растерялся. Он попытался вернуть упряжку на прежний путь, но некоторые собаки последовали примеру Пушка и рвались к Лике. Образовалась куча-мала из собак, рвущихся в противоположные стороны. От резкого рывка молодой англичанин кубарем скатился с саней и упал в большой сугроб, лежащий на обочине дороги. Мимо него торжествующей победительницей пронеслась на своей упряжке Лика. Смеясь, она высоко подняла вверх и показала ему два своих пальца, сложенных в виде большой латинской буквы «V». Николас с некоторым опозданием вспомнил, что этот британский жест победителей Лика переняла от него. Бессовестная!!! Молодого англичанина в этот момент охватила такая безумная досада, которую он еще никогда не испытывал.

– Все, Лика, кончилось мое терпение! – громко крикнул он ей, выплюнув изо рта снег, который попал туда во время падения. – Больше я за тобой бегать не буду. Теперь сама как хочешь, так и выходи за меня замуж!!!

– После дождичка в четверг, лорд Трентон, только после дождичка в четверг, – донесся до него задорный удаляющийся голос Лики.

Девушка в два счета под одобрительные крики зрителей преодолела финишную прямую и полетела прямо к помосту, на котором восседали Гриневецкий Леонид Францевич, его заместитель Гондатти Николай Львович и офицеры поселения. Градоначальник привстал, приятно удивленный появлением девушки, пришедшей первой к финишу. Втайне он волновался за дочь непутевого Кудрявцева и не верил в ее победу, зная, с какими сильными она состязалась соперниками-мужчинами. Вдобавок, они имели лучшие, чем у нее собачьи упряжки. Лика же считала свою победу само собой разумеющейся. Тонкий ум всегда победит грубую силу!

Она резко остановилась у помоста и с достоинством сошла со своих саней, чтобы получить заслуженную награду и насладиться долгожданным триумфом. Кроме денежного приза Гриневецкий вручил ей от себя на память небольшой серебряный кубок, и Лика принялась горячо благодарить градоначальника за его участие к ней. Потом радостная девушка принялась принимать поздравления от остальных офицеров и своих знакомых, упиваясь своим успехом на фоне понурых старателей, пришедших к финишу позже ее. Ее глаза возбужденно искрились подобно свежевыпавшему снегу, а губы алели в улыбке подобно хорошему вину.

Сергей Белогорцев тоже от всего сердца поздравил прекрасную победительницу, но не остался возле нее по примеру других ее поклонников, а поспешно поехал по дороге, направляясь к Золотому хребту. Николас не прибыл в Ново-Мариинск, хотя финиша достигли уже почти все участники гонки и молодой чукотский инженер заподозрил, что с его другом стряслась беда.

Он скоро нашел молодого англичанина за вторым поворотом дороги. Николас, болезненно морщась и припадая на ушибленную при падении ногу, тщетно старался собрать собак воедино и поставить правильно перевернувшиеся сани. Белогорцев быстро решил это затруднение, нашел в сугробе потерянную меховую шапку Николаса и помог пострадавшему другу сесть на сани. Сочувственно глядя на непривычно хмурое лицо обычно веселого приятеля, он прибавил при этом:

– Не расстраивайся, Ник, с каждым может такое случиться. Эти собаки Ерофеева в самом деле очень сильны и резвы. Нужен чрезвычайно опытный ездок, чтобы с ними справиться.

– Да ничего такого со мной не случилось, и я наверняка выиграл гонку, если бы Лика не позвала к себе этого предателя! – с досадой сказал молодой лорд Трентон, указывая на Пушка, который стоял в упряжке с самым невинным видом.

– Как, Лика устроила твое падение?! – изумился инженер Белогорцев.

– Вот именно. До этого дня я и не подозревал, что настолько ей неприятен, раз она проявила такое коварство! Все, с меня довольно. Пусть теперь Лика думает о будущем, – с горечью произнес Николас, но тут же с вновь появившейся надеждой и некоторым недоумением добавил: – Она сказала, что выйдет за меня замуж, если в четверг пойдет дождь. Как ты думаешь, Серж, почему Лика так сказала?

– Это означает, что вам не быть вместе никогда и ни при каких обстоятельствах, – вот что она сказала, Ник, – невольно улыбнувшись, объяснил Сергей другу смысл русской поговорки.

– Тогда это конец, – Николас с отчаянием взъерошил свои темные волосы пальцами. – Мне больше ничего делать в Ново-Мариинске. Как только я найду свое золото, то покину Чукотку.

– Ладно, Ник, не надо отчаиваться, – успокаивающе сказал ему Сергей. – Поедем домой, Надя обязательно что-нибудь придумает. Кстати, она специально для тебя приготовила к ужину твой любимый пудинг.

Николас невольно улыбнулся и позволил Сергею увлечь себя за собой. Как хорошо, когда рядом есть настоящие друзья. С ними даже черный день сокрушительной неудачи покажется ясным светлым и обнадеживающим днем.

Глава 10

– Четыреста тридцать пять, четыреста тридцать шесть, четыреста тридцать семь…

Сидя за круглым столом в гостиной, Лика сосредоточенно считала рубли, почти благоговейно касаясь хрустящих банкнот. Они олицетворяли для нее свободу, долгожданную независимость, избавление от нужды. Еще у нее были поистине наполеоновские планы, как приумножить выигранный капитал. Она намеревалась арендовать пустующий амбар под склад звериных шкур и прочей добычи охотников чукчей для последующей успешной перепродажи купцам, которые прибывали за товаром в Ново-Мариинск весной. Лика подметила, что далеко не вся добыча, которую чукотские охотники могли продавать интересующимся этим товаром торговцам идет в торговый оборот из-за краткого срока навигации теплой порой года. Она же со своей собачьей упряжкой могла круглый год объезжать кочевья охотников и оленеводов, и первой покупать у них самый лучший товар по сходной цене. Денщик Мирон знал толк в выделке звериных шкур, а это сулило им обоим дополнительный источник прибыли.

Оставалось только хорошо продумать, как успешно осуществить взлелеянные планы. Первым делом следовало отдать Николасу Трентону долг в пятьсот рублей, а также попытаться выкупить у него Пушка, который помог ей заполучить вожделенный денежный приз. Ни за что на свете Лика не хотела расстаться со своим верным четвероногим другом, и вдобавок оставить его в руках человека, сердитого на него своим поражением на гонках. Но самой идти к молодому англичанину ей было неловко. Что и говорить, она выиграла у него не совсем честным способом, к тому же, когда она увидела неподалеку от финиша хромающего Николаса, которого поддерживал Сергей Белогорцев, это испортило ей всю радость победы, и она стеснялась показываться ему на глаза. Нужно было обратиться к помощи посредника, и Лика, высунувшись в окно, позвала к себе Мирона, который рубил во дворе дрова, засучив рукава.

– Зачем звали, Гликерия Яковлевна? – спросил ее, войдя в гостиную, маленький пятидесятилетний солдат, который верой-правдой служил Кудрявцевым более двадцати лет.

– Мирон, голубчик, отнеси лорду Трентону наш долг – пятьсот рублей – а также попроси его хорошенько, чтобы он согласился продать мне Пушка, – с просительным видом произнесла девушка, нежно глядя на денщика. Она возлагала большие надежды на его умение договариваться и умела в нужный момент к нему подольститься. От Мирона теперь многое зависело, и от Лики ускользнула ирония ситуации. Она назначила недалекого солдата на роль дипломата, призванного убедить жестоко обиженного ею сына английского посланника, который показывал искусство высшего класса в международной дипломатии сделать ей значительную услугу, отдать лучшего в Ново-Мариинске ездового пса, который стал причиной его неудачи на гонках.

Мирон тоже не видел ничего страшного в том, что его посылают с ответственной миссией к отпрыску британских дипломатов.

– Не извольте беспокоиться, барышня, все сделаю в чистом виде, – кашлянув, заверил он ее.

– Да, Мирон, за Пушка не торгуйся, какую цену за него назначат, на ту и соглашайся. И не забудь забрать долговые расписки после того как отдашь деньги, – напомнила ему Лика.

– Не забуду, – бодро ответил денщик и вышел из гостиной.

В коридоре он натолкнулся на Якова Степановича, который уже давно крутился около двери, пытаясь подслушать разговор Лики и слуги. С тех пор, как Кудрявцев узнал о крупном выигрыше дочери, он потерял покой и мечтал прибрать к своим рукам хотя бы часть ее рублей.

– Мирон, тебе Лика что-то дала из денег? – спросил Яков Степанович, жадно смотря на денщика. Ему страсть как охота была выпить, но домочадцы давно изучили повадки хозяина дома и знали, как ему противостоять.

– Никак нет, Яков Степанович. Гликерия Яковлевна распорядилась взять еще несколько бревен на пароходе «Ермак», – не моргнув глазом, соврал барину денщик.

– Э-эх! – разочарованно выдохнул Кудрявцев и, досадливо махнув рукой на Мирона, понесся в гостиную, не в силах больше переносить пытку неизвестностью.

Лика при виде отца инстинктивно прикрыла стопку денежных купюр рукой.

– Вы что-то хотели, батюшка? – настороженно спросила она.

– Вот что, Лика, – переминаясь с ноги на ногу, сказал Кудрявцев. – Мы давно мамку не поминали. Дай несколько рублей, надо поминальный обед устроить.

– Ни копейки не дам! – отрезала девушка. – Не для того я с мужчинами за эти деньги на гонках боролась, чтобы вашему пьянству окаянному потакать. Вы, папенька, лучше о своей душе подумайте. А мама, я верю, давно находится в раю, слишком много она с вами в земной жизни намучилась.

– Да не пьянство это, а святое дело матушку твою помянуть, – защищаясь от нападок дочери, сказал Яков Степанович.

– Хотите почтить память матушки, молитесь за нее как я каждый день, – разошлась Лика.

– И послал же мне бог в наказание дочь-скрягу! – возопил окончательно обманувшийся в своих надеждах Кудрявцев и выбежал из комнаты. Сильно давить на дочь он опасался. С тех пор, как чета Белогорцевых обосновалась в Ново-Мариинске Лика имела в их лице самую действенную защиту. Слово инженера Белогорцева имело немалый вес в поселении и могло повлечь для Якова Степановича самые прискорбные последствия.

Лика после ухода отца бессильно опустилась на свой стул. В последнем высказывании ее отец был прав – она действительно стала настоящей скрягой после того, как с денежным призом для нее появилась возможность выбиться из беспросветной нужды. Лика даже с Варвары начала строго спрашивать за каждую покупку, хотя знала, что верная кухарка лишнего не потратит. Все, до последней полушки должно идти на открытие дела, которое она задумала.

От тягостных мыслей о грядущих расходах Лику отвлек громкий собачий лай. Пушок ворвался в гостиную и, положив передние лапы на плечи девушки, начал радостно лизать ей щеки.

– Пушок, песик мой дорогой, откуда ты взялся? – обрадовано спросила Лика, обнимая своего мохнатого друга.

– Это я его привел, Гликерия Яковлевна, – бодро произнес Мирон, снимая на пороге шапку со своей плешивой головы.

– Как же так? – растерялась девушка. – Сколько Трентон затребовал за Пушка?

– А нисколько, – ответил денщик. – Он и денег за долговые расписки не взял, отдал без лишних слов все бумажки и сказал, что пес и пятьсот рублей это вам от него прощальный дар.

– Не может быть, – прошептала Лика. Великодушие Николаса потрясло ее до глубины души. – Такого просто не бывает.

– Еще как бывает, барышня, – отозвался Мирон и быстро выложил на стол деньги и все долговые расписки Кудрявцевых. – Любит он вас, вот и отдал все, что вам дорого. Шли бы вы за него замуж, Гликерия Яковлевна. Видно же, что мужик хороший.

Девушка возмутилась. Ну вот, еще собственный слуга указывает ей, что нужно замуж выходить!!!

– Ах, Мирон, до венца вы все хорошие! – с сердцем ответила собеседнику Лика. – Орлы! Обещаете наивным девушкам златые горы и кисельные берега. А во время свадьбы с вами что-то делается, куда-то ваша любовь улетучивается и вот дороже выпивки и азартных игр для вас ничего на свете не существует. Николас Трентон – картежник, Мирон. При случае он так же меня поставит на кон, как и мой батюшка. Был бы такой порядочный претендент на мою руку, как Сергей Белогорцев, я бы согласилась с тобой, но в этом случае – нет!

– Конечно, наш брат не без греха, что и говорить, – согласился с ней денщик, почесывая в затруднении затылок. – Но уж этот англичанин не проиграет вас, – в этом я также уверен, как и в том, что я православный человек. Недели две или три назад, будучи в трактире у Петровича, узрел, как французик Луи Дюмон пробовал уговорить Трентона сыграть на вас в карты. Обещал поставить все свое золото, так вы ему понравились. А Трентон не поддался игорному искушению, и славно отбрил навязчивого моську.

– Мосье Дюмон, я согласен играть с вами на что угодно, даже на свои последние штаны, но только не на свою невесту, – вот так он сказал! Не будет Трентон играть на вас, вот те крест! Уж как его бесов француз не соблазнял, какими ставками не искушал, не поддался он искушению и все тут!

И Мирон размашисто перекрестился, доказывая истинность своих слов.

Лика долго сидела, не шевелясь, прижав руки к своим горящим щекам. Недоверие, долго державшее в плену ее душу, наконец-то оставило ее, сбежало, испарилось без следа. Верному Мирону, который был ее доброй нянькой с самого младенчества, она поверила сразу и бесповоротно. Этот простодушный солдат лгал только своему барину-пропойце Якову Степановичу ради блага всех домочадцев. Лике вспомнились осторожные намеки Варвары, советы порядочного Сергея Белогорцева, ласковые уговоры Нади. Все они были за ее брак с Николасом Трентоном, и только ее скрытый страх попасть в ловушку и стать жертвой произвола бессовестного супруга мешал ей признать их правоту.

– Оставь меня, Мирон, мне нужно подумать, – дрогнувшим голосом произнесла она.

Денщик тут же с готовностью вышел из гостиной и направился в кухню.

– Ну, Варвара, молись! Кажется, наша барышня начала благосклонно смотреть на сватовство нашего англичанина, – с таинственным видом прошептал он.

Варвара в ответ радостно всплеснула руками и без лишних слов, оставив квашню, бросилась к образам молить за счастье своей юной хозяйки.

Лика же, погруженная в свои сокровенные думы, не заметила, как Мирон вышел из гостиной. Прижавшись лицом к шее верного Пушка, она взволнованно размышляла, неужели для нее возможно счастье, о котором мечтают все женщины – иметь любящего и любимого мужа? Темные страстные глаза Николаса смотрели на нее из глубины ее воспоминаний и перед их нежностью отступали ее опасливые сомнения. Позабыты были все расчеты, склады и амбары; сердечко Лики все больше трепетало, прогоняя страх и впуская в себя радостную надежду. Девушка легла спать, неотступно думая о влюбленном в нее молодом лорде, и приснился ей удивительный сон, которого она раньше никогда не видела. Лике снилось, будто гуляет она по цветущему яблоневому саду, в каком она находилась на Большой земле у бабушки с материнской стороны совсем еще маленькой. Он был такой большой, бескрайний, что трудно было сказать, где его начало, а где конец. Лика ходила по его дорожкам, наслаждаясь ароматом и красой цветущих ветвей, и дивные желания переполняли ее взволнованно вздымающую грудь. Как бы в ответ на ее молчаливый призыв, в сад стремительно залетел сокол и начал, ластясь, кружиться подле нее. С каждой минутой он все больше рос, его крылья разрастались, заслоняя собою яблоневые деревья, но ей совсем не было страшно, наоборот она радостно смеялась, приветствуя эту метаморфозу своего летающего друга и простирая к нему руки. Сокол же все больше и больше льнул к ней…

Утром Лику разбудили лучи солнца, упавшие прямо на ее лицо. Девушка сладко потянулась, понежилась в постели, не желая расставаться с радужным сновидением, но действительность тоже манила ее, обещая море сияющего счастья. Вспомнив о Николасе, девушка быстро поднялась с кровати, намереваясь привести себя в порядок. Больше всего на свете она желала сейчас встретиться с человеком, любви к которому упорно сопротивлялась в течение долгого времени, думая, что не любит его из-за того, что он не соответствовал ее представлению о муже, но сейчас, поняв свою ошибку, строптивая невеста вознамерилась сделать себя совершенно неотразимой для его взора. Лика тщательно завила свои огненно-золотистые волосы, надела свое лучшее платье и приколола к груди небольшую жемчужную брошь – память о покойной матери, – которую ей с превеликим трудом удавалось сохранить втайне от отца-пропойцы. Затем, собравшись с духом и перекрестившись, она направилась в дом Белогорцевых, надеясь на скорую встречу с предметом своей пламенно вспыхнувшей любви.

У Белогорцевых ее встретила только Надя, вышивающая крестиком у окна. Она соскучилась по Лике и вся расцвела улыбкой при виде вошедшей подруги.

– Ах, Лика, наконец-то ты снова пожаловала к нам. Совсем забыла дорогу в наш дом, дорогая моя, – сказала Надя, приподнимаясь и ласково целуя гостью.

– Надя, прости. Мне неловко было показываться в твоем доме. Но только сейчас я в полной мере осознала свою глупость, – виновато произнесла Лика.

– Что ты хочешь этим сказать? – заинтересованно спросила Надя, усаживая подругу рядом с собой на диване.

Лика глубоко вздохнула и призналась:

– Вы были правы с Сережей, когда убеждали меня поверить в порядочность Ника. Вчера он благородно и безвозмездно вернул мне Пушка и долговые расписки, и тогда я поняла, как была несправедлива к нему. Боюсь, Николас затаил серьезную обиду на меня.

– Я так рада, что ты поняла это, милая! – восторженно захлопала в ладоши Надя. – И не бойся, настоящие джентльмены не сердятся на женщин. Теперь-то ты согласна вступить в брак с нашим английским другом?

– Да, Надя, и прошу тебя, скажи Николасу, чтобы он снова сделал мне предложение – оно будет принято, – с готовностью кивнула головой Лика.

– С этим не так-то просто обстоит дело, – задумчиво сказала Надя. – Видишь ли, Лика, после того, как ты с такой неженской решимостью дала отпор Николасу на гонках собачьих упряжек, он сказал, что ваш брак будет возможен лишь в том случае, если ты сама сделаешь ему предложение руки и сердца.

– Да он, что, посмеяться надо мной вздумал? – вспыхнула Лика и в расстройстве чувств вскочила с места. – Где это видано, чтобы девица предлагала мужчине вступить с нею в супружество?

– Тише, дорогая, не возмущайся, – попросила ее Надя, успокаивая ее уязвленную девичью гордость. – Видишь ли, у англичан есть такой обычай, что женщины тоже могут предлагать своим избранникам вступить в брак. Так что, с точки зрения Ника, нет ничего зазорного в том, если ты попросишь его, чтобы он женился на тебе. Николас хочет быть уверенным в том, что ты действительно возымела желание стать его женой, только и всего.

– Да разве возможен такой срам? – недоверчиво спросила Лика. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Пойдем, я отыщу тебе книгу, где описываются обычаи англичан, – Надя поманила подругу в библиотеку и там нашла на средней полке географическую энциклопедию издательства Сытина. Развернув книгу на нужной странице, она показала статью, рассказывающей о празднике святого Освальда. Лика впилась в нее глазами. Действительно, 29 февраля, в день этого святого женщины имели право предлагать своим избранникам вступить с ними в брак, а те, если отказывали, должны были платить прекрасным дамам значительный штраф за свой отказ.

– Теперь ты убедилась, что я тебя не обманываю? – победно спросила подругу Надя.

– Да, но я все равно не смогу сказать такое – Ник, возьми меня в жены! У меня раньше язык отсохнет и перед людьми будет стыдно, – в смущении забормотала Лика.

– Хорошо, я приглашу в гостиную Ника и попробую повести разговор так, чтобы вы оба сделали друг другу предложение, – смеясь, предложила Надя. – Право, вы как дети.

– Ах, Надя, я столько дров наломала, что мне не только стыдно делать ему предложение, но даже смотреть ему в глаза, – призналась Лика.

– Не смущайся, дорогая. Ник так безоглядно любит тебя, что он простил бы тебя, даже если бы ты покушалась на его жизнь. И в своем падении на гонках он больше винит самого себя, чем тебя, говорит, что ему следовало больше тренироваться в езде с собаками и подружиться с ними, – принялась подбадривать Лику Надя и мечтательно добавила: – Только один раз я видела, чтобы мужчина был так сильно влюблен – это был Сергей два года назад перед нашей свадьбой.

– И в кого Сергей был влюблен? – рассеянно спросила ее, неотступно думая о Николасе, Лика.

– В меня, дорогая, в меня, – тоном ласковой укоризны произнесла Надя. – Неужели ты подумала, что моему счастью с Сережей угрожала соперница?

– О, Надя, прости, – покраснела до корней волос от смущения Лика. – Я сильно волнуюсь перед объяснением.

– Все будет хорошо, – подбадривающее пожала ей руку Надя и позвонила в серебряный колокольчик. Когда лакей пришел на призывный звон она распорядилась: – Игнат, пригласи в гостиную от моего имени лорда Трентона.

– А лорда Трентона нет в доме, Надежда Афанасьевна, – доложил ей лакей. – Ранним утром, пока вы спали, ваш гость собрал свои вещи, простился с Сергеем Константиновичем и присоединился к остальным старателям, которые направились на поиски золота.

– Но эта экспедиция должна была начаться через два дня, – удивилась Надя.

– Да, но Неугомонный, как прозвали лорда Трентона остальные старатели, уговорил их воспользоваться хорошей погодой. И они отправились в путь этим утром, как только наняли чукчу-проводника, – пояснил Игнат.

– И когда они теперь вернутся? – расстроено спросила Лика.

– Думаю, через четыре месяца, к октябрю, – предположил слуга Белогорцевых.

– Так долго, – растерянно прошептала девушка.

– Лика, если погода испортится, и похолодание в этом году начнется раньше, то старатели вернутся в Ново-Мариинск через три месяца, – стала обнадеживать ее Надя.

Хозяйке дома удалось приободрить подругу и Лика начала с оптимизмом смотреть в будущее. Ей к тому же некогда было особенно предаваться сердечным переживаниям, она крутилась как белка в колесе, положив начало своему предпринимательскому делу. Щедрость Николаса дала ей возможность арендовать не один, а два пустующих склада; короткое знакомство с чукотскими охотниками позволило в скором времени заполнить их первоклассным товаром, который охотно покупали прибывшие в Ново-Мариинск купцы, опасающиеся соваться в глубь пустынного полярного края. Затраты Лики не только окупились, но начали приносить ей ощутимую прибыль, а в помощь Кузьме Ерофееву она подрядила Илюшу. Единственное огорчение, которое она испытала летом, было расставание с Белогорцевыми. Наде немного стало лучше, и градоначальник Гриневецкий, который оставался практикующим врачом, посоветовал ей для закрепления хорошего результата ехать в Крым и пользоваться его целительным климатом. Сергей без раздумий взял длительный отпуск; ему карьера казалась второстепенным делом по сравнению со здоровьем любимой жены. Он жалел только о том, что у него не было возможности попрощаться с Николасом, и написал другу длинное прощальное письмо.

Белогорцевы вовремя уехали из Чукотки – через неделю погода на Чукотке, хотя еще длился август, заметно испортилась, и судоходство оказалось сильно затруднено. Сначала поднялся шквальный ветер, затем пронесся снежный циклон. Через какие-то два дня Ново-Мариинск снова оказался утопающим в снегу. Лике все чаще начало приходить в голову, что старателям следовало бы вернуться в поселение и скоро Илюша принес ей долгожданное известие о появлении золотоискателей.

Лика набросила на себя полушубок и побежала в трактир «Тюлень» сквозь бушующую пургу, надеясь на скорую встречу с любимым. Заведение Петровича в самом деле оказалось переполненным искателями золотого счастья и постоянными посетителями трактира. Гомон стоял как в курятнике, наполненном курами. Но как девушка не всматривалась, она не могла обнаружить Николаса Трентона. Тогда Лика решительно подошла к канадцу и прямо спросила у него:

– Стен, где Николас Трентон. Он же должен быть с вами, верно?

Долговязый канадец, флегматично выпуская из трубки клубы дыма, спокойно ответил ей:

– Нет, Лика, Трентона с нами нет. Он недолго пробыл с нами, – ему показалось, что в устье реки мы добываем слишком мало золота. И тогда этот сумасшедший англичанин в одиночку подался на запад за Анюйское нагорье в поисках еще большего количества золотого песка.

– И вы оставили его одного в тундре! – в волнении воскликнула Лика. – Это же верная смерть. Следует сейчас же ехать за ним, пока не поздно.

– Простите, но самоубийц среди нас нет, – отрицательно покачал головой канадец. – В такую чертову погоду ни один здравомыслящий человек не рискнет выехать за пределы поселения.

– Мадмуазель, что вы так беспокоитесь о Трентоне?! Он малый крепкий, выкарабкается, – раздался рядом с Ликой вкрадчивый голос чернявого француза Дюмона, который смотрел на девушку масляными глазами. – Лучше посидите с нами и развлекитесь. Будет весело, обещаю вам.

Лика с досадой посмотрела на клеющегося к ней француза и, ни слова не говоря, выбежала из трактира. Ладно, если так называемые товарищи Николаса не хотят ехать за ним, она сама найдет его и придет ему на помощь. Жизнь на Крайнем Севере, полная суровых испытаний приучила ее к принятию быстрых и твердых решений, а также к немедленному их осуществлению.

Дома Лика быстро подошла к кухарке и спросила:

– Варвара, а папа где?

– Спит, барышня, умаялся после службы, – доложила ей Варвара.

– Это хорошо, больше спит, меньше вредит, – пробормотала Лика. – Варвара, как папа проснется, скажешь ему, что я поехала за товаром.

– Да куда вам ехать, Гликерия Яковлевна, – запричитала кухарка. – Ох, бедовая твоя головушка! Погода-то какая, круговерть – жуть!!!

– Нужно ехать. Николаса Трентона в тундре застигла снежная буря, – решительно произнесла девушка. – Так что, Варвара, пожалуйста, не охай, а помоги мне собрать вещи в дорогу.

Ошеломленная Варвара принялась укладывать в сани Лики хлеб, вяленую рыбу и мясо, кое-какую одежду. Лика присовокупила к ним спички, винтовку с запасом патрон и початую бутылку крепкой водки, которую она отобрала у отца после ожесточенной словесной перепалки. Найдя в сундуке забытую Николасом рукавицу, которую она непонятно зачем хранила, Лика поднесла ее к носу Пушка и шепнула ему: «Ищи!». Умный пес тут же вскочил и с готовностью завилял хвостом.

Так, снарядившись в путь, девушка на прощание поцеловала Варвару в щеку, и кухарка, дрожащей от волнения рукой перекрестила ее, благословляя. Останавливать Лику было бесполезно, она это знала. Слишком решительной и бесстрашной была ее юная хозяйка. Больше ни минуты не медля, Лика уселась в сани, и собаки, послушные воле отважной девушки, помчали ее сквозь снежную пургу в неизвестность. Но опасности пути не тревожили Лику. Одна мысль волновала ее – зачем ей жить, если ОН погибнет

Глава 11

На пути в Ново-Мариинск Николас Трентон постепенно утратил счет времени и не мог сказать, сколько дней и ночей он бредет по бескрайним просторам Чукотки. Вокруг него царила великая белая Пустота Крайнего Севера, величественная и пугающая одновременно. В тундре длился долгий полярный день, но его свет мало помогал ему определять правильное направление из-за бушующего снежного циклона. Вокруг не было видно ни зги, бешеная круговерть снега застилала дорогу, и Николас ориентировался только по компасу, который он, к своему счастью, догадался захватить с собой. Уже на подходе к поселению молодой англичанин совершил крупную ошибку, которая стоила ему потери ездовой упряжки. Этот промах оказался тем более непростителен, что он издалека слышал протяжный вой полярных волков, которых погнал в тундру жестокий голод. С непогодой мелкое зверье – их естественная добыча – попряталось по своим норам, и белоснежным хищникам стало отчаянно не хватать еды. Их острый нюх учуял еду в виде одинокого путника с его собаками, и они пустились по следу упряжки Николаса, не жалея ног.

Утомившись, Николас решил сделать остановку и подумал первым делом развести огонь, вместо того, чтобы как полагалось сразу распрячь собак, рассчитывая на то, что огонь отпугнет волков. Но он недооценил их решимость. Увидев, что стоящие и подрагивающие от настороженности ездовые псы по-прежнему спутаны ремнями упряжки волчья стая численностью в двадцать голов быстро и стремительно набросилась на своих извечных врагов. Поднялся отчаянный визг: собаки бешено сопротивлялись волкам, но их было наполовину меньше, к тому же, они не могли выбраться из сковывающих их движения пут упряжи. Спохватившись, Николас начал стрелять в хищников, но их быстрота мешала ему наверняка прицеливаться. Вдобавок, молодой волк-трехлетка с безрассудной смелостью бросился на него и порвал своими острыми зубами его правый бок. Николас, изловчившись, застрелил его. Его спасло от дальнейшего волчьего нападения только то, что эти волки знали, какую опасность представляет собой человек с ружьем, а также то, что они удовольствовались мясом загрызанных ими собак, своих убитых пулей Николаса сородичей, а также съестными припасами незадачливого путешественника.

Николас почел за благо удалиться от их кровавого пиршества как можно скорее и дальше, понимая, что их следующей жертвой может стать он сам. Рана на боку непрерывно болела и истекала кровью. Николас кое-как перевязал ее куском своей исподней рубашки, и побрел по направлению к спасительному поселению. В его охотничьей винтовке остался только один патрон. «Что же, это не так уж мало, – философски подумал молодой лорд Трентон. – И один патрон может решить вопрос жизни и смерти». Но, что и говорить, положение его было не из веселых. Он находился за много миль от Ново-Мариинска без еды, без собак, практически без оружия и с раной, которая все больше затрудняла его движения. Усилием воли Николас запретил себе думать об опасностях своего положения и упорно двигался вперед, опираясь на винтовку, как на посох. Ему было ради чего бороться с судьбой, поскольку его посетила сказочная удача – в долине реки Малый Анюй он обнаружил богатейшее неизвестное месторождение золота. Остальные старатели предпочли не рисковать и остались искать золото в бассейне реки Волчьей на расстоянии нескольких миль от Ново-Мариинска, куда привели их чукчи-проводники Ринтын и Кайом. Они действительно нашли там драгоценный песок, но намывали его, на взгляд Николаса, ничтожно мало – каждый старатель мог добыть в день не более пятидесяти грамм, да и то только в лучшем случае. Молодой лорд Трентон загорелся идеей отправиться на поиски вожделенного металла в еще более безлюдные места, но он сразу наткнулся на откровенное противодействие товарищей, когда обратился к ним с таким предложением.

– Найн, найн! Ты, Николас, благодаря своему счастливому нраву найдешь общий язык со всеми дикарями на свете, но мы не готовы всецело отдаться на милость туземцев, и предпочитаем не удаляться от единственного цивилизованного места в этих диких краях, – выразил общее мнение Ганс Келлер, отрицательно качая своей большой стриженой головой в такт своим словам.

И молодой англичанин рискнул пойти в одиночку на запад. За отдельную плату Ринтын и Кайом провели его за Анадырский хребет к Анюйскому нагорью, и он узрел его величественные склоны, сложенные веками из песчаника, сланцев и аргиллитов – камнеподобных горных пород, образовавшихся в результате уплотнения и цементизации глин. В долине реки Малый Анюй произрастали густые леса хвойной лиственницы, склоны нагорья были покрыты тундровыми лишайниками и мхами, карликовыми березами и ивами, а на речных берегах раскинулась осока, куропаточья трава, ягодные кустарнички княженики, голубики и морошки. Первозданный безлюдный край, не тронутый человеческой рукой, поистине завораживал и пленял взор.

Николас поставил в подходящем месте палатку и окончательно попрощался с чукотскими проводниками, предварительно заключив с ними договор о том, что они придут за ним в сентябре. В первую ночь молодой лорд Трентон отдохнул от долгого пути, а на следующий день азартно взялся за промысел, то и дело отмахиваясь от надоедливо жужжащих комаров. Под щебетание белокрылых ржанок, порхающих на ветвях лиственниц, он медленно спустился по течению реки, исследуя ее дно, и скоро его упорство было вознаграждено. Россыпь золота просто сверкала в реке, будто ожидала именно его, Николаса Трентона, и ее можно было собирать голыми руками. Да и потом, после того как первая россыпь была найдена, Николас мог намывать в своем лотке за день триста-пятьсот грамм золота. Вечерами он отдыхал от своей работы и ловил в реке рыбу – омуля, нельму и ряпушку, – которую жарил на костре, ел сам и скармливал своим собакам. Даже неспешно, с продолжительными перерывами молодой лорд Трентон скоро добыл более двенадцати килограмм золота, обещающего ему сказочное богатство.

Но добыть золото – это было только полдела, не менее важно было довезти его до пункта назначения. Все карты Николаса спутала начавшаяся непогода, быстро сковавшая под завывание северного ветра реку льдом и покрывшая ее берега снегом. А чукчи должны были явиться только через неделю, и слишком рискованно было их так долго ждать, не зная, какие сюрпризы принесет с собой внезапно начавшаяся зима. Николас решил в одиночку отправиться в обратный путь, пока еще дороги были проездными. Сначала он взял добытое золото с собой, но собакам было затруднительно везти его вместе с вещами и припасами. И, после того как Николас подстрелил в пути снежного барана, он закопал драгоценную добычу в приметном месте, где Анадырский хребет соседствовал с Анюйским нагорьем, а на санях вместо золота водрузил мясо убитого снежного барана. Еда для него и собак в таком пути казалась гораздо важнее золотого песка. Затем последовал его непростительный промах, в результате которого он потерял ездовых собак и сани со свежим мясом. Николас шел на восток, и острое сожаление терзало его душу. Амур, Каштанка, Барбосс, Везунчик, Дымка, Варяг, Жуля, Пыжик, Кузя, Енисей – он с нежностью вспоминал их преданные собачьи глаза, устремленные на него, и ругал себя последними словами за то, что не мог уберечь четвероногих друзей. Хорошо еще, что он перед отъездом отдал Пушка Лике. Лика не простила его, если бы он загубил вдобавок ее самого любимого пса – Николас был в этом уверен.

Голод и увеличивающаяся телесная слабость все сильнее донимали молодого англичанина, не утихающая пурга еще больше подтачивала его силы. Николас остановился, нащупал в кармане остаток галеты, вытащил ее и осторожно съел половину, стараясь не уронить на снег ни крошки. Если его подсчеты были верными, то до Ново-Мариинска оставалось шесть миль пути. С собаками он запросто бы одолел такое расстояние, но у раненного, голодного и обессиленного человека шансы достичь русского поселения вырисовывались весьма мизерными. Здравый рассудок твердил Николасу, что все его усилия тщетны. Бесполезно бороться в бушующей пурге, когда нет ни одного шанса на спасение! Проще лечь и сразу покориться своей горестной участи. Но Николас упорно продолжал двигаться по заснеженной дороге. Своим мысленным взором он видел перед собой улыбающееся лицо Лики, и отчаянное желание еще хоть раз увидеть любимую воочию безостановочно толкало его вперед. Ее светлые глаза, как путеводная звезда манили его за собою, и Николас все шел, шел, словно опьяненный своей любовью.

Но через два часа его движения заметно замедлились; донельзя ослабевшие руки и ноги отказывались повиноваться ему. Молодой человек еще будто по инерции шел несколько минут, затем его ноги подкосились и островерхий сугроб, сулящий ледяное забвение и смерть с пугающей быстротой начал стремительно приближаться к его лицу.

Внезапно нежные девичьи руки крепко обхватили его туловище и замедлили это пугающее падение в небытие.

– Ник, Ник, держись за меня! – донесся до него словно издалека, из другого мира мелодичный женский голос, и Николас, очарованный его прелестью, с готовностью подчинился ему, – ухватился за плечо возникшей из белой снежной мглы девушки.

Лика поморщилась от силы его хватки, – Николас вцепился в нее как утопающий за соломинку – но не выпустила любимого из своих объятий и осторожно уложила его на сани. Она знала расположенную неподалеку охотничью заимку, где звероловы Петровича складывали для него свежую добычу и погнала туда упряжку во всю мочь. Николас нуждался в немедленной медицинской помощи, а все остальное могло подождать.

Да и ей самой требовался отдых. Уже второй день Лика упорно двигалась на запад, хотя ее съестные припасы подходили к концу. Отчаяние от бесплодных поисков постепенно овладевало ее душой, но она не собиралась возвращаться домой без Николаса и все более усердно молилась Николаю-Чудотворцу, прося его о помощи. На исходе дня Пушок, что-то учуяв, начал быстро рваться вперед и Лика всецело положилась на своего четвероного друга, зная, что тот не станет без толку суетиться. И скоро в белой мгле проступили очертания мужской согнутой фигуры, в которой донельзя обрадованная Лика узнала Николаса.

Теперь она везла его к знакомой заимке, из которой часто, по поручению Петровича брала свежее мясо. Избушка, более приспособленная для склада, чем для длительного жилья внезапно выросла на пути, и собаки, чувствуя долгожданный отдых, прибавили скорость.

Остановившись прямо перед дверью, Лика соскочила с саней, первым делом быстро распрягла собак и дала им вяленой рыбы. Затем она, бережно положив левую руку Николаса себе на плечи, помогла ему дойти до грубо сколоченной из голых досок широкой кровати, густо устланной увядшим мхом.

Уложив любимого, Лика быстро растерла ему замерзшие руки и ноги, укрыла медвежьей шкурой, захваченной ею из дома. Затем она разожгла огонь и нашла на стенных полках припасы – сухари, сахар, чай, крупы, спички, свечу. Негласный закон тундры повелевал оставлять в охотничьей избушке запас еды для случайных путников и охотники Петровича свято следовали этому правилу. Лика сварила из своих запасов мяса укрепляющий бульон, покрошила туда найденные сухари и принялась кормить Николаса.

Сознание молодого англичанина плавало между бодрствованием и забытьем, и все происходящее казалось ему прекрасным сном.

«Наверное, я попал в рай, – подумал лорд Трентон, благодарно подчиняясь кормящей его Лике, и убогая избушка, в которой священнодействовала его любимая, казалась ему сказочным дворцом.

Полярная сова, случайно залетевшая в непогоду, благожелательно наблюдала с потолка за молодой парой, похлопывая крыльями, и Лика, подумав, насыпала ей на жердочку горстку пшена.

После того, как с ужином было покончено, девушка занялась раной лежащего мужчины. Рана, к счастью, оказалась неглубокой, но обширной и рваной, ее следовало не только перевязать, но и зашить. У Лики были в кармане прочные нитки с иголкой, которые она всегда носила с собой, чтобы при удобном случае можно было заняться штопкой и шитьем, и они оказались теперь весьма кстати. Девушке уже приходилось два раза зашивать раны питомцам Кузьмы Ерофеева, ей это дело было знакомо, но тогда собакам давали снотворное, чтобы они перенесли эту операцию. Вместо снотворного Лика решила дать Николасу выпить отцовской водки.

Молодой англичанин поморщился от одного ее запаха, – его аристократический вкус предпочитал более изысканные алкогольные напитки.

– Пей, Ник, – настойчиво проговорила Лика. – Водка поможет тебе справиться с болью.

Николас подчинился ее требованию и глотнул мутной жидкости. Лика хотела для верности заставить его сделать второй глоток, но для английского лорда и одного глотка огненной русской водки оказалось вполне достаточно. Глаза его осовели, закатились под лоб, и Лика, не теряя ни минуты, протерла его раны и свои руки той же водкой и принялась зашивать кровоточащее отверстие на его теле.

Острые зубья боли снова впились в правый бок Николаса, доставляя ему адское мучение. Он глухо принялся стонать, но отупляющее действие алкоголя сделало его пассивным и недвижимым. Лика, стараясь не затягивать это мучительное шитье, скоро сделала последний стежок и, разорвав свою нижнюю юбку на полосы, сделала из ее ткани прочную повязку для раненого лорда Трентона.

Покончив со всеми необходимыми делами, Лика еще сильнее разожгла огонь, завела в избушку собак и почувствовала, как она смертельно устала. Приподняв край медвежьей шкуры, девушка скользнула к уснувшему Николасу в постель и прижалась к его спине, согревая его своим телом. Постепенно чувство безграничного счастья наполнило ее маленькую грудь. Лика вознесла благодарственную молитву богу за то, что он соединил ее с любимым и скоро сладкий сон тоже смежил ее веки.

Глава 12

Сознание медленно возвращалось к Николасу сначала в виде отдельных звуков, затем в восприятии продолжительного хлопанья совиных крыльев и скулежа голодных собак, потом как мешающее ощущение солнечного света, бьющее прямо в закрытые глаза. Молодой человек непроизвольно закрыл лицо правой рукой, – на левой почему-то лежала тяжесть – и окончательно проснулся. Повернув голову в левую сторону, он увидел прильнувшую к нему спящую девушку с золотисто-огненными волосами и замер при виде столь очевидного доказательства, что Лика не пригрезилась ему как сказочное видение.

Спящая Лика с умиротворенным выражением лица была хороша как ангел. Два шаловливых солнечных зайчика, идущие от единственного в избушке маленького оконца весело играли на ее милом лице, но не могли разбудить. Все в ней дышало изяществом, непринужденностью и мирным покоем. Николас сначала разглядывал ее с радостным удивлением; затем счастливое чувство уверенности, что судьба чудесным образом соединила их все больше начало наполнять его сердце. Он ощущал блаженство уже от того, как доверчиво она прильнула к нему во сне и положила свою голову ему на плечо. Смутные воспоминания о ее самоотверженных усилиях по его спасению напомнили, почему она так крепко спала беспробудным сном. Слишком устала его русская принцесса, и не могла, как ни в чем не бывало подняться утром с постели.

Николас ощутил стыд от того, что хрупкой девушке пришлось долгое время тащить его на себе. Что и говорить, нелегко пришлось Лике с его неподатливым телом, тащила она его явно через силу.

Молодой англичанин возымел желание хотя бы отчасти облегчить ей неизбежные хлопоты и приготовить завтрак. Вой вьюги за стенами дома стих и настала блаженная тишина, но настойчивое хлопанье совиных крыльев и голодное повизгивание ездовых собак становились все нетерпеливее, как бы напоминая, что не все обитатели временного пристанища готовы питаться одной любовью. Николас осторожно положил голову любимой на единственную подушку, набитую таежным мхом и, морщась от боли, начал подниматься. Правый бок казался налитым свинцом, но молодой человек медленно и верно опускал ноги на пол. Несмотря на недомогание, он подчинил тело своей воле и успешно сделал несколько дел – выпустил сову, скормил собакам остатки вяленой рыбы, а также наполнил котелок водой и поставил его на огонь. Отдохнув с полчаса, он умело сварил пшенную кашу и заправил ее жареной грудинкой. Лика проснулась тогда, когда помещение заполнил аромат свежесваренного кофе, который Николас нашел в жестяной коробке.

– Ник, что ты делаешь? Тебе нужно лежать, – всполошилась девушка, когда увидела своего пациента бодро ковыляющим около некрашеного соснового стола.

– А, Лика, ты вовремя проснулась! – обрадовался Николас. – И не надейся уложить меня обратно в постель, дорогая. Наш семейный доктор Адам Фрейзер объяснил мне в свое время, что чем раньше больные встают с постели, тем быстрее они идут на поправку. Лучше садись со мной за стол, завтрак готов!

Запахи, идущие от горячей пшенной каши, были настолько соблазнительны, что Лика не устояла и приняла приглашение своего влюбленного повара.

Вкус завтрака вполне оправдал соблазнительность его запахов. Лика прежде подумать не могла, что потомок гордых британских аристократов способен сварить пшенную кашу даже вкуснее ее кухарки Варвары. Увидев, как нескрываемое довольство его стряпней отразилось на лице любимой, Николас осмелел, и начал расспрашивать ее, как ей удалось обнаружить его в пургу.

Лика засмущалась. Ей нелегко было признаться Николасу, что она совершенно потеряла голову от страха за него. Строгое воспитание, муштрующее благонравных девиц почище новобранцев в армии, тысяча всевозможных запретов для юных особ женского пола и личное твердое убеждение, что порядочная барышня не признается мужчине в своей сердечной склонности к нему даже под страхом смерти, мешала ей сказать правду. И Лика путано принялась объяснять, чем вызвано ее появление далеко от Ново-Мариинска следующим образом:

– Ну, я проезжала мимо, направляясь за товаром… – сказала она внимательно слушающему ее Николасу, застенчиво сжимая руки и в смущении глядя на него. – Ах, вы еще не знаете, я решила зарабатывать на посредничестве между чукотскими охотниками и купцам, приобретать звериные шкуры, моржовую кость непосредственно у чукчей. Благодаря вашей щедрости, открытие предприятия пошло без шероховатостей, за что я вам очень благодарна и особенно за возвращение Пушка!

– Мой дар не стоит особой благодарности, но, Лика, вам не следует заниматься выбранным ремеслом, – серьезно сказал Николас.

– Почему? – спросила Лика, огорченно куснув нижнюю губу. – Вы тоже считаете, как Варвара, что я не справлюсь с этим делом?!

– Почему не справитесь – справитесь! Вам удаются, и будут удаваться все дела, поскольку вы подлинное совершенство, Лика, – убежденно сказал молодой лорд Трентон. – Просто вы выбрали занятие, которое опасно даже для закаленного и опытного мужчины – в одиночку разъезжать по тундре, когда в любой момент непогода, хищные звери и недобрый человек может угрожать вашей жизни.

– Ах, милорд, отчаянная нужда и голод представляются мне куда более опасными, чем снежная буря и хищники, – горестно прошептала девушка, глядя своими большими глазами прямо в глаза Николаса, и молодой человек физически ощутил насколько искренними и выстраданными были ее слова. Ее правда потрясла его до глубины души, и он ощутил неудержимое желание прижать ее к своей груди и своими объятиями защищать ее от всех бед и горестей земного мира.

Безмолвная пылкость его взгляда еще больше смутила девушку, и она нерешительно произнесла:

– Ник, нам нужно возвращаться в Ново-Мариинск.

– Да, будем собираться, – с сожалением согласился с любимой молодой англичанин, охотно продливший бы тет-а-тет со своей избранницей. Он принялся запрягать собак, а Лика наскоро прибрала в избушке. Покончив с этим делом, она вышла на порог и невольно рассмеялась. При свете яркого солнца очень бросалось в глаза, как заросло черными волосами лицо ее спутника. Николас теперь больше напоминал русского мужика из южных русских губерний, чем представителя английской аристократии. Николас, догадавшись о причине ее веселья, слегка потрепал свою бороду и добродушно произнес, улыбаясь:

– Смейтесь, Лика, смейтесь. Вам лучше смеяться надо мной, чем сердиться на меня, куда больше к лицу.

После этих слов любимого Лике отчаянно захотелось его поцеловать, но строгие правила приличия удерживали ее от ее искреннего порыва.

Отдохнувшие и посвежевшие собаки быстро преодолели весь путь сверкающий белым снегом в лучах закатного солнца. Во время езды Николас и Лика на санях крепко прижались друг к другу, и воцарившееся между ними согласие казалось им таким естественным, что они даже не вспоминали о тех былых словесных баталиях, которыми сопровождалось все их знакомство. Им хотелось бы, чтобы их совместная дорога никогда не заканчивалась, но вскоре вдали показались крыши ближайших домов поселения. Лика остановила упряжку, и нерешительно посмотрела на молодого лорда Трентона.

– Ник, вы сможете сами дойти до Ново-Мариинска? – спросила она. – Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. В этом случае пойдут ненужные разговоры, всякие сплетни.

Молодой человек, понимая ее опасения за свою репутацию, послушно слез с саней, но задержался возле них и нежно взял руку своей спутницы в свою.

– Лика, я обязан вам жизнью, и если в моих возможностях выполнить ваше заветное желание, скажите и я исполню его, – проникновенно сказал он, неотрывно глядя на любимую и надеясь, что она в открытую захочет назвать его своим мужем. Ведь Лика вела себя с ним так заботливо и нежно, как женщина не относится к мужчине, который ей безразличен.

Лика поняла, что молодой англичанин подталкивает ее к необходимому признанию, но она еще была не готова сделать его.

– Да, Ник, у меня есть желание, которое, я надеюсь, вы исполните, но догадайтесь о нем сами, – сказала она, застенчиво глядя на него.

Но Николас уже не был тем самоуверенным молодым человеком, который считал, что ему достаточно сказать пару комплиментов женщине, чтобы осчастливить ее. В его памяти были свежи воспоминания о ее решительном отпоре ему, и он робел, опасаясь неправильно понятым ее намерениям снова поселить между ними холодность и погубить ее нынешнее дружелюбие. Нет, Николас слишком дорожил ее нынешней ласковой улыбкой, приветливо устремленными на него взглядом и добрыми словами, чтобы рисковать ими напрасно ради чего-то большего.

– Я буду счастлив оказать вам любую услугу, Лика, – только и мог пробормотать он, и девушка, видя, что решимость оставила ее поклонника, разочарованно отвернулась от него и погнала собак к поселению.

Николас некоторое время смотрел ей вслед, затем быстро заковылял по дороге, мечтая снова увидеться с нею как можно скорее. В поселении он зашел в трактир, желая подкрепиться и Петрович, пользуясь моментом, вручил ему письмо от Сергея Белогорцева.

Молодой англичанин сел за стол и, в ожидании ужина начал читать письмо друга.

«Николас, мне жаль, что приходится уезжать, не попрощавшись с тобой, но, как ты сам понимаешь, я не мог упустить возможность оздоровить Надю, когда ей стало лучше, и тем самым попытаться спасти ей жизнь, – писал Сергей. – Вот главное, что я должен тебе написать, кажется, на Лику произвело очень благоприятное впечатление твое благородство, и она призналась Наде, что теперь благосклонно смотрит на твое сватовство. Дерзай, друг мой, продолжай действовать в этом направлении и, если ты не сделаешь неверного шага, Лика охотно согласится стать твоей женой».

Радостное чувство надежды целиком захватило Николаса. Он воспрянул духом и начал обдумывать, как ему снова сблизиться с Ликой. Оставаться жить в опустевшем доме Белогорцевых молодой лорд Трентон не захотел и снова перебрался в гостиницу, заняв свой былой номер. Там он привел себя в порядок, сбрил бороду, которая делала его похожим на русского лешего, освежил лицо одеколоном и предался своим мечтам и планам, рассчитывая на их успешное осуществление. «Сперва нужно достать золото, которое я оставил у Анюйского нагорья, – подумал молодой человек. – Я предложу его Лике для расширения ее дела, стану ее компаньоном, и так постепенно стану совершенно незаменимым человеком в ее жизни».

Сходные мечты и желания владели и Ликой. Едва она рассталась с Николасом, так сразу ощутила, как сильно ей его не хватает. «А ведь мне всего-навсего нужно сделать Николасу предложение жениться на мне, чтобы не расставаться с ним, – невольно подумала девушка. Она словно во сне, пребывая под властью сладостных любовных грез, приехала домой, едва заметила радость отца и слуг по поводу ее благополучного возвращения, и тут же заперлась в спальне, желая принарядиться перед счастливым объяснением со своим любимым.

Лика попышнее взбила свои роскошные кудри, вдела в уши сережки с мелкими изумрудами – подарок родственников, и накинула на плечи любимую накидку из серебристых соболей. Она придирчиво посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна своим видом.

Вездесущий Илюша успел просветить ее и об отъезде Белогорцевых, и о новом местожительстве Николаса Трентона, поэтому Лика направилась сразу в гостиницу. Полярный день еще продолжался, но арктические сумерки уже исподволь начали бросать свою тень на все предметы. Николас в своем номере зажег лампу с абажуром, и Лике с улицы хорошо был виден его силуэт. Девушка в нерешительности остановилась и закусила губу. Поначалу у нее не было сомнений в том, что ей следует открыто признаться в любви молодому лорду Трентону, но едва она увидела его воочию, так тысяча страхов и опасений овладели ее душой. Она около часа стояла на улице возле гостиницы, не зная на что решиться. Нравственные правила, которые ей с детства вбивали в голову, не так-то легко было нарушить.

«Пусть в Англии девицы могут сделать предложение мужчине, но у нас, в России, так не положено делать, – наконец в смятении подумала Лика. – А вдруг Ник уже передумал на мне жениться, какой позор тогда падет на мою голову!»

И, в отчаянии от собственного малодушия, девушка бросилась бежать домой. Не догадываясь, как близко он был от собственного счастья, достаточно ему было заметить любимую в окне, Николас начал снова готовиться к походу, надеясь, что его золото поможет ему завоевать благосклонность Лики. Он дождался своих проводников Ринтына и Кайома, которые откровенно недоумевали, почему белые люди так ценят «красное серебро», что теряют из-за него разум и готовы терпеть любые лишения лишь бы обладать им, и троица отправилась в путь.

С помощью чукчей, знавших удобные дороги, Николас быстро добрался до заветного места Анюйского нагорья и легко нашел там свое закопанное золото. В Ново-Мариинск они вернулись без особых приключений, если не считать того, что началась оттепель и сани увязали в тающем снегу. Очумевшие от новой перемены капризной погоды белые медведи, залегшие было в свои берлоги, снова вылезли на божий свет и издалека провожали путешественников растерянным взглядом.

По приезде Николас щедро рассчитался с проводниками и начал думать, что ему делать дальше. Золота у него оказалось слишком много, рассчитываться им было не слишком удобно. Поменять самородки и золотой песок на денежные банкноты можно было лишь в Охотске и как раз на пристани Ново-Мариинска стоял пароход «Ермак», который совершал регулярные рейсы между населенными пунктами русского Дальнего Востока. Николас справился у капитана парохода Елисеева возьмет ли он его пассажиром на борт «Ермака» и, получив от него добро, стал готовиться к плаванию.

Собрав вещи, Николас решился на новое объяснение с Ликой и стал писать ей письмо каллиграфическим почерком выпускника Императорского Александровского лицея.

«Дорогая Лика, я отправляюсь в Охотск ради обмена найденного золота на деньги, которые, как я надеюсь, помогут вашему торговому делу. Если я вам хоть немного дорог, и вы желаете видеть меня своим компаньоном, то приходите проститься со мной перед отходом парохода «Ермак». Мы обо всем поговорим и придем к согласию по всем интересующим нас вопросам.

Преданный вам, Николас Трентон».

Поставив последнюю точку, Николас с сильно бьющимся сердцем вложил письмо, на которое он возлагал все свои надежды в белый конверт и заклеил его. Мальчик-половой из трактира Петровича по его поручению тут же помчался подобно ветру в дом Кудрявцевых.

Но Лике в это время оказалось не до письма без указания адресата. Неожиданное несчастье с ее отцом свалилось, словно снег на ее голову, и сделало девушку глухой и слепой ко всему происходящему вокруг, тем более что, как говорится, ничто не предвещало.

Утро в военном гарнизоне Ново-Мариинска началось как обычно с пробудки и построения солдат. Капитан Михаил Скворцов поручил провести смотр подчиненным ему офицерам, а сам засел в кабинете за столом под небольшим портретом правящего страной императора Николая Второго писать отчет градоначальнику Гриневецкому, который намеревался в этот день посетить гарнизон с инспектированием. Скворцов дошел уже до половины, когда вдруг раздался оглушительный выстрел и душераздирающий крик.

Скворцов прислушался к взволнованным голосам, которые тут же раздались на плацу, и, нахмурившись, обратился к своему денщику:

– Влас, поди, узнай, в чем дело. Похоже, Кудрявцев опять набедокурил.

Денщик с готовностью вышел наружу и вернулся через пять минут со следующим донесением:

– Яков Степанович взялся обучать новобранцев стрельбе из винтовки, но, будучи в подпитии случайно прострелил себе правую ногу. Говорят, кость ноги раздроблена!

– Бедная Гликерия Яковлевна! Мало ей несчастий, так еще и эта беда свалилась на ее голову, – пробормотал капитан Скворцов, ничуть не сопереживая пострадавшему Кудрявцеву. Зато он весьма сочувствовал бедной девушке, бывшей жертвой пьянства и игромании своего отца. Только живейшее сочувствие Лике заставляло его, скрепя сердце, терпеть на службе нерадивого офицера, от которого было больше вреда, чем пользы, и заодно исправлять его промахи. Скворцов понимал, что выгнанный со службы Кудрявцев окончательно опустится и Лика, сделавшись дочерью нищего пропойцы, лишится в поселении и той небольшой толики уважения, которая ей оказывалась, как дочери служащего офицера. Теперь ее искалеченный отец должен оставить службу.

– И откуда Кудрявцев только водку берет! – сердито прибавил начальник Ново-Мариинского гарнизона. – Вроде нет у него на нее средств.

– Так народ у нас душевный, ваше благородие, у Якова Степановича друзья имеются, – охотно пояснил ему денщик Влас. – То пономарь Лукьян почтение ему окажет, то почтальон Гришаев стопочку нальет, то учитель латинской словесности Казик.

– Как, и пан Казимир Дромбовский тоже выпивает? – изумился Скворцов новости об алкогольной склонности ссыльного польского пана. – Он же мне казался приличнейшим человеком!

– Так водка можно сказать – единственная человечья отрада в этом медвежьем углу, ваше благородие, – развел руками денщик, явно недоумевая, что тут непонятно его начальнику. – Вот люди и пьют.

– Но-но, Влас, я тебе дам отраду! Только тебя в пропойцах не хватает, – предостерегающе сказал Скворцов в ответ на вдруг подозрительно заблестевшие глаза своего денщика и быстро надел фуражку, собираясь лично оценить масштабы случившейся беды. – Показывай, где Кудрявцев лежит.

Денщик открыл капитану дверь и повел его на дальний угол плаца. Там над окровавленным Кудрявцевым уже склонился прибывший градоначальник Гриневецкий, собираясь оказать раненому необходимую врачебную помощь. Он усыпил пострадавшего офицера хлороформом, извлек из его ноги пулю и, после перевязки тело находящегося в бессознательном состоянии Якова Степановича водрузили на телегу, запряженную смирным старым оленем Никиткой, какой обычно перевозили покойников.

Капитан Скворцов велел своему денщику отвезти Якова Степановича в его дом, и Влас стал свидетелем душераздирающей сцены встречи Кудрявцева его домочадцами при скоплении сочувствующих соседей. Лика, увидев из окна в зловещей телеге безжизненное тело своего отца, сразу подумала о худшем и, невольно прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, не помня себя, выбежала из дома.

Она с плачем бросилась на грудь Якова Степановича и принялась громко взывать к нему:

– Папа, папочка, очнись! Господи, что же это такое, – папочка, отзовись!

В минуту острейшего дочернего горя Лика забыла обо всем том зле, который отец причинил ей, и помнила только об одном – что отец единственный родной ей по крови человек, который у нее имелся, и что она всем сердцем любит его. Она желала одного, чтобы он не покидал ее.

Вслед за Ликой заревела, как иерихонская труба, спешно спустившаяся по ступенькам крыльца тучная Варвара.

– Яков Степанович, благодетель, на кого же ты нас оставил! – запричитала она. – Очнись, кормилец наш, не бросай нас сирых и убогих на произвол судьбы!

– Барышня, барышня, не плачьте, живой Яков Степанович, живой, – поспешно сказал, желая прекратить поток женских слез, денщик Влас. – Он всего лишь ранен и спит под действием наркоза.

– Правда?! – недоверчиво проговорила Лика, вытирая мешающие ей видеть слезы. И тут, как бы в подтверждение слов Власа Яков Степанович медленно открыл глаза и еле слышно пожаловался ей голосом безмерно страдающего ребенка:

– Доча, больно-то как!

– Ничего, папочка, ничего, – обрадовано произнесла Лика, удостоверившись, что ее отец действительно жив. – Главное, что ты не умер, мы тебя вылечим!

Влас с Мироном осторожно подняли пострадавшего, положили его на самодельные носилки из крепких дубовых палок и брезента, затем понесли наверх в его спальню. Лика и Варвара начали хлопотать, готовя бинты для новой перевязки раненой ноги Якова Степановича, которая вновь начала кровоточить. Затем их пациента требовало накормить сытным обедом.

За всеми хлопотами по уходу за раненым отцом Лика забыла о конверте, который ей принесли из «Тюленя». Она не придала ему значения, считая, что письмо от трактирщика Петровича. Но в этот день состояние отца было для нее важнее всяких выгодных заказов. Девушка только под вечер открыла конверт и прочитала принесенное письмо, которое ударило ее словно током. Пароход «Ермак» должен был отплыть этим вечером и Лика стремглав, с растрепанными волосами выскочила из дома и принялась бежать по улице в трактир. Но в заведении ее встретил только Петрович.

– Поздно прибежали, Гликерия Яковлевна, лорд Трентон уже ушел, – сказал он ей и добавил укоризненным голосом: – А он до последней минуты вас ждал, все выглядывал. Как только кто заходил, сразу быстро поднимал голову, вскакивал, надеясь, что это вы идете. Грустный такой стал, подавленный от вашего отсутствия. А когда понял, что вы не придете, сказал: «Значит, я вовсе не нужен Гликерии Яковлевне. Прощайте, Савелий Петрович, видимся мы в последний раз. В Ново-Мариинск я не вернусь».

– Ах, не может этого быть, я догоню его! – воскликнула Лика, не желая верить последним слова Николаса, разбивающие все ее надежды.

– Не успеете, барышня, «Ермак» уже отплыл, – отрицательно покачал головой трактирщик, но Лика все равно устремилась к морю. Она миновала ряд длинных никак не заканчивающихся улиц, и побежала по берегу, усыпанному мелкой галькой. Чайки, целые полчища северных чаек, налетели на нее с громким криком, видя в ней злостную нарушительницу их владений, которую не следует пропускать вперед. Но Лика, закрываясь от них руками, почти падая под их напором, все бежала и бежала, тая в душе безумную надежду, что она успеет нагнать своего любимого.

Широкий морской простор развеял все ее чаяния. Вдалеке, на расстоянии мили «Ермак» разворачивался к югу и, развернувшись среди разломленного льда, прощально загудел, наполняя все окрестности Ново-Мариинска громкими звуками своего гудка.

Только тогда Лика поверила, что она опоздала. Чувствуя себя самой глупой на свете девицей, которая проворонила свое счастье, она без сил опустилась на большой камень-валун и крупные как горошина слезы потекли по ее побледневшему лицу. Вся ее душа, словно не пойманная горем птица устремилась вслед за уходящим пароходом, и Лика, глядя сквозь пелену слез на удаляющийся корабль, прошептала:

– Ник, я всегда буду тебя ждать! Даже если буду знать, что ты никогда ко мне не вернешься!

Глава 13

Мощная мужская рука сотрясала бубен и била в него негромко, но с силой и равномерно. Оленевод и охотник Мамыль под свою ритмическую музыку напевно рассказывал Лике чукотскую легенду о сотворении мира, предание, которое чукчи рассказывали далеко не каждому белому человеку.

– Вначале появился божественный Ворон – Куркыль, предок луораветлан (чукчей). Летел, летел Куркыль в темной пустоте, долго-долго летел, наконец, скучно ему стало лететь одному в пустоте, начал он быстро-быстро вращаться вокруг себя и создал Куркыль землю, людей, зверей, рыб, птиц, воду и воздух. Но темно и холодно было в созданном им мире, все живые существа не выдерживали сильного мороза и погибали. Тогда Ворон «пробил зарю» и попал в другой мир, где царствовал злой дух Келе. Страшно уродливый был этот Келе – рогатый, с красным лицом и с длинным-длинным хвостом! Но не испугался Ворон злого духа. Хитростью и отвагой Куркыль добыл у Келе испускающие свет кэплыт…

– Кэплыт, – повторила Лика, внимательно слушающая чукотского охотника. – А что это такое?

– Ну, это как шары, – с трудом подобрал подходящее русское слово Мамыль и для пущей наглядности очертил в воздухе круг своей крепкой ладонью. – Ворон добыл у Келе Солнце, Луну и Звезды. После этого на земле появился свет, тепло, и живые существа перестали погибать.

– А, поняла, – радостно закивала головой Лика. – Да, Солнце, Луна и Звезды, в самом деле, светящие шары.

Довольный понятливостью слушательницы Мамыль снова взялся за свой бубен и повел рассказ с самого начала:

– Вначале появился божественный Ворон – Куркыль…

Сообразив, что если она хочет услышать рассказ о Вороне – Куркыле до конца ей не следует больше перебивать рассказчика, который в знак своей приязни к ней взялся поведать ей одно из самых сокровенных преданий своего народа, Лика больше не проронила ни звука. Она в полном молчании выслушала рассказ о погоне разъяренного Келе за Куркылем, и красочное описание битвы между ними, завершившейся победой Ворона.

Ей нравился Мамыль – сорокалетний чукча-охотник и оленевод с глубокими морщинами, изрезавшими все его лицо. Он был порядочным человеком и никогда не просил у нее водки в обмен на пушнину. И когда Мамыль в уговоренный срок не появился в Ново-Мариинске для обмена товаров, Лика встревожилась и сама повезла ему его заказ – соль, пули, три новых охотничьих ружья, спички, нитки с иголками и стеклянные бусы для его двух жен. Когда Лика приехала в стойбище Мамыля, то узнала, что предчувствия ее не обманули. Оленевода и его семью постигла большая беда.

– Матерый медведь, в которого вселился злой дух убийцы, повадился валить оленей нашего стада, – печально поведал ей Мамыль. – Я и мой младший брат Имрын попытались остановить его, но у нас совсем не стало пуль, совсем-совсем! Мы пошли на него с рогатиной, и медведь задрал Имрына насмерть, а мне повредил бедро так, что я не смогу охотиться один солнцеворот. И то, что ты, отважная девушка, привезла оружие, поможет мне в скором времени снова стать кормильцем своей семьи.

Две жены Мамыля – молодая Тиныл и старшая Пэнр-ына, согласно закивали головами после слов главы семейства. А сама Лика не считала свой поступок особым подвигом – стойбище Мамыля, состоящее из его яранги, яранги его младшей жены Тиныл и их дочерей и яранги погибшего брата Имрына – находилось на ее взгляд недалеко от Ново-Мариинска – всего лишь в двух днях перехода. Но в глазах чукчей поездка девушки по тундре в одиночку заслуживала восхищения, и они приняли ее как долгожданную гостью. Лику усадили на санях возле домашнего очага рядом со старшей женой Мамыля Пэнр-ыной и они, сидя вдвоем на почетном месте, слушали напевный рассказ хозяина стойбища о богах Чукотки. Вторая жена Тиныл тем временем хлопотала возле булькающего котла. Приготовив еду, она налила всем в чаши горячую чукотскую похлебку, состоящую из мелко покрошенного оленьего мяса, а также из моняла – полупереварившегося мха, извлеченного из оленьих желудков. Лика нашла похлебку необычайно вкусной и сытной, и вдобавок Тиныл налила ей душистый травяной чай как особо дорогой гостье. Картину довершала юная девушка в камлейке из тонкошерстной шкуры оленя с обрядовыми наклейками, застенчиво расположившаяся у самого входа яранги. Это была Гитиннэвыт (Красавица) – вдова погибшего Имрына. После смерти младшего брата Мамыль по обычаю женился на ней, и она стала его третьей женой.

Яранга Мамыля представляла собой большой шатер многоугольной формы, крытый полотнищами из оленьих шкур, мехом наружу. Ей придавали устойчивость против ветра большие камни, которые привязывали к столбам шалаша. Очаг находился в середине, и он был окружен тремя санями – Мамыля, его жены Пэнр-ыны и Лики. На санях не только ездили, их использовали в качестве сиденья за обедом и ложа для спанья. Лике пришлось поспать несколько ночей в яранге Мамыля на своих санях, поскольку в тундре поднялась снежная буря, и она нашла, что сани – это вполне приемлемая кровать.

Мамыль дошел до повествования встречи победителя-Ворона и радостно встречающих его людей. Казалось, тут его ритмическая речь наполнила собой весь шатер, подчиняя себе слушателей и Лика начала испытывать странные ощущения. Она поняла, что рассказ Мамыля представляет собой камлание – шаманское действо, изменяющее восприятие мира. Ее сознание раздвоилось, даже утроилось. Девушка словно очутилась одновременно в трех мирах. Ее глаза ясно видели Мамыля и его жен, внутренним взором она узрела божественного чукотского Ворона в минуты его торжества, и… одновременно рядом с нею очутился Николас, строгающий рубанком дубовое бревно. Лика даже потрясла головой, чтобы убедиться, что это не сон, но Ник не исчезал, она даже почувствовала запах свежих деревянных опилок. Ритм напевной речи Мамыля участился и Лика, отбросив все сомнения, всецело отдалась счастью находиться рядом с любимым человеком, которое она знала только во сне. Под такой животворящий ритм создавался мир, полный любви, вселенная, полная прекрасной бесконечности, и душа Лики словно купалась в океане восторга и приподнятой радости.

– Лика, ты увидела то, что хотела увидеть, значит – мое камлание удалось, – довольным тоном сказал хозяин стойбища, закончив свой рассказ.

– Да, Мамыль, я увидела любимого человека, с которым нахожусь в разлуке, – подтвердила Лика, постепенно выходя из транса и возвращаясь в привычную действительность.

– То, что ты видела – это не иллюзия, – серьезно проговорила Пэнр-ына. – Это все происходит на самом деле.

– Тогда странно, что мой мужчина держит в руках столярный инструмент, которым работает, – задумчиво произнесла Лика. – Ему по его общественному положению не полагается столярничать.

– А какое у него было выражение лица? – осведомился Мамыль.

Лика задумалась, вспоминая.

– Он выглядел деловитым, сосредоточенным, – наконец произнесла она.

– Значит, он все делает по своей воле, – заключил Мамыль. – А сильный человек всегда делает то, что хочет, невзирая на свое общественное положение.

Лика невольно улыбнулась в ответ на эту своеобразную похвалу своему любимому лорду. Окончательно из транса ее вывело появление старшего сына Мамыля – четырнадцатилетнего Таната, который первый раз вышел на большую охоту из-за болезни отца.

– Отец, я загарпунил тюленя! – радостно закричал подросток, одетый в двойную рубаху из меха пыжиков – подросшего осеннего олененка – и шапку из волчьего меха в виде капора. – Он хотя молодой, но крупный. Мои собаки еле-еле довезли его до стойбища.

– Это хорошо, больше нам не придется резать наших оленей для пропитания, – довольно сказал Мамыль, а Пэнр-ына с гордостью посмотрела на своего сына.

Появление Таната подсказало Лике, что снежная буря в тундре подошла к концу, если мальчику удалось довезти тяжелого тюленя до стойбища. Танат подтвердил ее догадку, и девушка засобиралась домой. Жены Мамыля до отказа загрузили ее сани отборной пушниной и Лика, тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами, поехала в Ново-Мариинск.

По дороге она снова принялась думать о Николасе. Прошло восемь месяцев, как он покинул Чукотку, и Лика уже смирилась с тем, что она больше с ним не увидится и может встретиться с ним разве что во сне. Она всецело погрузилась в работу и начала еще больше преуспевать. Поездки по тундре, как предупреждал ее Николас, были небезопасным делом, девушка убедилась в этом после того, как трое беглых каторжников напали на нее на ночной стоянке, желая овладеть содержимым ее саней и ее телом. Но ее собаки, натренированные Кузьмой Ерофеевым были не только ездовыми псами, но и закаленными бойцами. Они, особенно Пушок, накинулись на каторжан и отделали их так, что Лике пришлось оттаскивать своих псов, чтобы не загрызли злоумышленников насмерть. После этого случая Лика начала брать с собой Мирона, если ей нужно было ехать в дальние чукотские стойбища. Но опасные поездки стоили того – у Лики начали водиться большие деньги. И, после того, как она стала весьма состоятельной молодой женщиной, на нее обратили внимание солидные женихи – молодой купец Сотников Егор, капитан американской шхуны Джон Прэтчетт и прапорщик Алексей Михайлов, которого прислали в Ново-Мариинск пополнить гарнизон после самострела Кудрявцева. Но Лика отказала всем троим – она не представляла своим мужем никого другого, кроме Николаса Трентона.

Немало забот доставлял ей отец. Гриневецкий удачно вправил перелом со смещением его ноги, случившийся от попадания пули и последовавшей затем поперечной трещиной, но рана оказалась настолько серьезной, что заживала чрезвычайно медленно. Верная Варвара ухаживала за барином, терпя все его капризы и давая возможность Лике зарабатывать деньги. Но нет худа без добра, – будучи прикованным к постели Яков Степанович лишился возможности посещать питейные заведения и его алкогольная зависимость значительно ослабела. Про такой случай говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло.

Возвращение в Ново-Мариинск прошло без неприятных происшествий и в первой половине дня Лика въехала в городок. Ее путь к складу пролегал через центральные улицы, полные людей. Ясно светило солнце, снег таял, всюду проглядывали яркие первоцветы, и полярная весна вот-вот готовилась уступить место лету. Проезжая мимо церкви Лика перекрестилась и с невольно посмотрела направо, где расположился дом Белогорцевых, втайне надеясь на возвращение его молодых хозяев. Большой дом Белогорцевых по-прежнему стоял тихий и закрытый. Зато позади него на пустыре выросло новое незнакомое строение – настоящий сказочный терем с затейливой резьбой. Он был еще не закончен: рабочие дружно стучали в нем молотками и топорами, но уже сейчас производил величественное впечатление. У Лики даже дух захватило от его красоты – вот в каком доме она хотела бы жить – и девушка погнала быстрее собак к складу, надеясь не только сдать пушнину, но и расспросить Мирона, кто поселился рядом с Белогорцевыми.

– Николас Трентон вернулся, барышня! – ответил ей Мирон, разгружая сани. – В тот день, когда вы уехали к Мамылю, причалил пароход «Пересвет» и высадил англичанина и две бригады строительных рабочих на берег. По этой причине они так быстро начали строить дом-то.

– Николас вернулся?! – дрогнувшим голосом переспросила Лика. – Мирон, ты уверен в этом?

– Да я собственными глазами видел его, Гликерия Яковлевна, – убежденно сказал бывший денщик отца, а теперь ее правая рука Мирон. – Лорд Трентон приходил на наш склад и расспрашивал меня, как вы поживаете. Ну, я естественно не стал от него ничего утаивать – рассказал ему, как вы ездите по тундре, как протекала болезнь Якова Степановича и как к вам женихи сватались.

Не дослушав Мирона Лика поспешно покинула склад и быстро направилась по направлению к строящемуся дому. Ее душа пела от счастья – любимый, которого она считала навеки потерянным для себя, вернулся в ее поселение и она скоро может его увидеть! Повинуясь ее нетерпеливому желанию, показался дом Белогорцевых, за ним недострой.

Девушку смутила тишина в недавно активно строящемся доме; ей показалось, что все рабочие покинули его. Лика нерешительно вступила на порог пахнущего свежей стружкой холла и остановилась, раздумывая, что ей делать дальше. Она рассчитывала расспросить кого-нибудь из рабочих, как ей найти хозяина.

Николас сразу увидел свою возлюбленную фею со второго яруса деревянной лестницы, где перебирал гвозди, выбирая подходящие из них для прибивания резных полочек. Рабочие ушли на обед к Петровичу, а он, страстно желая поскорее завершить строительство своего нового жилья, остался, чтобы своими руками приблизить день новоселья.

Когда восемь месяцев назад пароход «Ермак» увозил опечаленного молодого лорда Трентона от берегов Ново-Мариинска он искренне думал, что покидает Чукотку навсегда. Пренебрежение Лики Кудрявцевой к нему оказалось слишком ярко выраженным, чтобы он мог питать дальнейшие иллюзии на ее счет. Но его тоска по любимой девушке с каждым днем росла, пока сделалась совершенно непреодолимой. Николасу стало не хватать многих его знакомых из Ново-Мариинска, чья подвижническая деятельность во славу русской Отчизны искренне восхищала его. Он крепко подружился со многими русскими людьми, и всегда с теплотой вспоминал о них. Затем ему показалась малопривлекательной мысль о возвращении в Англию. Снова вести там пустую светскую жизнь, слушать одни и те же досужие сплетни, посещать одни и те же игорные клубы – такая перспектива привлекала молодого лорда Трентона все меньше и меньше. Да, существование на Чукотке было полно тяжелых испытаний, его можно было назвать ежедневной борьбой за выживание, но зато какие яркие эмоции оно дарило, наделяло торжествующим ощущением победы над самим собою и наполняло сознание полнотой ощущений. И Николас твердо решил вернуться назад. Пусть Лика его не любит, но зато он будет рядом с любимой, получит возможность помочь ей в случае нужды. Это тоже настоящее счастье!

В Охотске Николас обменял золото на деньги и, пользуясь своими и отцовскими связями в Санкт-Петербурге, приобрел с помощью телеграфа право собственности на открытый им золотой прииск Анюйского нагорья. Одновременно с переговорами с важными должностными лицами на него нашло вдохновение, и он набросал проект дома своей мечты, сочетая в нем элементы помещений родового поместья Трентонов и русских жилых строений. Для осуществления этой архитектурной комбинации Николас решил использовать строительное дерево, кирпич и местный дикий камень, а также он нанял две артели строительных рабочих, желая поскорее обосноваться в Ново-Мариинске в качестве его постоянного жителя.

Восхищение в глазах Лики показало Николасу, что, по крайней мере, его строительная затея пользуется у любимой девушки полным успехом. Его глупое сердце чуть не выскочило радостно из груди, как только он увидел свою принцессу на пороге дома. Но молодой лорд Трентон сдержал себя, помня о наставлениях Нади Белогорцевой. Да, чрезмерной любовной пылкостью можно снова напугать девушку, поэтому Николас овладел собою и небрежно крикнул:

– Эй, Лика, что вы жметесь на пороге! Поднимайтесь наверх, на втором этаже тоже много чего интересного.

Лика быстро подняла голову, и сияющая улыбка осветила ее лицо при виде героя ее полночных грез. Одновременно она ощутила смущение, так как не могла определить по непроницаемому лицу возлюбленного, какие он чувства испытывает от ее появления. Николас же подал ей руку и быстро повел наверх, показывая комнаты.

– Здесь будет библиотека, тут детская… – оживленно говорил он, и Лика с первого взгляда признала их великолепными, несмотря на отсутствие в них внутренней отделки.

– А вот это будуар моей будущей жены, – заявил Николас, показывая прелестную, полную солнечного света комнату и радостное воодушевление Лики немного поутихло при этих его словах.

– Николас, вы что, обручились? – осторожно спросила она, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ.

– Пока еще нет, но надеюсь, найдется девица, которая сочтет меня годным для роли ее мужа, – небрежно ответил Николас, зорко наблюдая за выражением ее лица. – Дорогая, вы столько раз говорили мне «нет», что у меня уже увесистый комплекс неполноценности образовался от ваших постоянных отказов. И потому поищу себе какую-нибудь покладистую юную особу для счастливого супружества, а вас тем временем попрошу выбрать мебель для моего жилья. У вас превосходный вкус и я хочу, чтобы мой дом был обставлен согласно вашему желанию.

Лика подумала и решилась.

– Ник, вам не нужно никого искать, – осторожно сказала она, нежно глядя на него. – Лучше женитесь на мне, и я постараюсь сделать вас счастливым.

– Это вы что, Лика, предложение мне делаете? – недоверчиво спросил молодой лорд Трентон.

– Да! – выдохнула Лика. Оказывается, предложение Нику жениться было легче сделать, чем она думала.

Николас сделал вид, будто он глубоко задумался над словами своей избранницы, и после минутного молчания сказал Лике, с волнением ожидающей его ответа.

– Любовь моя, я, конечно, мог бы, как это водится в таких случаях, поломаться и недели две не говорить вам ни «да», ни «нет». Однако я вообразил себе, что меня ожидает с вами сказочное неземное счастье, и мою грудь распирает дьявольское желание проверить так ли это на самом деле. Любопытство сгубило кошку и, вне всякого сомнения, оно погубит и меня, но я ничего не могу поделать с моим любопытством. Поэтому вот вам моя рука, я согласен!

И Николас протянул обрадованной девушке свою правую руку величественным жестом Сары Бернар, играющей главную роль в расиновской трагедии “Ифигения в Авлиде”.

– Конечно, хорошее дело браком не назовут, свобода чаще ценится дороже брака, но если брак – единственное условие для совместного проживания двух подходящих друг другу людей, то приходится соглашаться на брак, – подхватила Лика игривый тон собеседника и, наклонившись, она нежно поцеловала протянутую ей мужскую руку.

Тронутый этим любящим жестом, Николас хрипло пробормотал:

– Ну, моя принцесса, моя прелестная фея, теперь шутки в сторону! Я слишком долго мечтал об этой минуте, когда можно будет поцеловать твои прелестные губы и теперь намерен насладиться этим поцелуем сполна.

Он подхватил легкое тело девушки на руки, прижал ее к своей груди и страстно поцеловал любимую так, как этого давно желал. Голова Лики закружилась от счастья и неизвестного прежде наслаждения, и в последних проблесках сознания она подумала о том, что если бы Николас поцеловал ее так же крепко при первой их встрече, у нее не нашлось бы сил сказать ему «нет».

Эпилог

После долгожданного объяснения Николас и Лика договорились, что они не будут делать шикарного торжества, а обвенчаются сразу же после необходимых приготовлений к церковному таинству венчания. И все же их свадьба получилась многолюдной и шумной: многие жители Ново-Мариинска, узнав о замужестве Лики, пришли ее поздравить, поскольку в прошлом искренне сопереживали ее злоключениям, и теперь они были рады узнать, что она находится под защитой мужа – обаятельного и щедрого молодого человека. На торжестве из близких знакомых не присутствовали только отвергнутые женихи Гликерии Кудрявцевой, но счастливая новобрачная, понимая их раздосадованные чувства, легко простила им их невнимание.

До новоселья молодые проживали в старом доме Кудрявцевых. Николас позаботился о том, чтобы найти хорошего врача для тестя, который донимал Лику своими требованиями лежачего больного и скоро Яков Степанович мог с палочкой передвигаться по дому, с каждым днем чувствуя себя все лучше и лучше. Когда же возведенный дом Трентонов обставили мебелью и украсили картинами и новыми гардинами, Николас твердо, по-мужски, поговорил с отцом Лики. Он предложил ему либо оставаться в старом доме и жить так, как того желает его душа, либо поселиться с ними в новом особняке и во всем подчиняться его распоряжениям. И в том, и в другом случае Николас твердо намеревался сделать все возможное, чтобы безответственный отставной офицер, который волею судьбы сделался ему тестем, больше не портил жизнь его молодой жене.

Во время разговора с новоиспеченным зятем Яков Степанович струхнул не на шутку. Несмотря на почтительные выражения молодого англичанина по отношению к нему, по жесткому тону последнего он почувствовал, что тот более не будет потакать его «маленьким слабостям», и намерен взяться за него всерьез «железной рукой в бархатной перчатке». Но Кудрявцев по-своему любил дочь, расставаться с нею он не пожелал и потому капитулировал, заранее соглашаясь на все условия молодого лорда Трентона.

– Замечательно, папа, – отозвался Николас, похлопывая его по плечу. – Я вам как раз работу нашел в моей конторе, мне помощник нужен в бумажном делопроизводстве. Думаю, мы с вами сработаемся!

С того дня Яков Степанович по будним дням корпел в конторе Николаса над бумагами, переписывая те документы, для которых нужны были копии. Переписывал он старательно, поскольку зять нещадно разрывал те листы, в которых было несколько ошибок или же помарки, и заставлял переписывать все заново. Нагружая Якова Степановича работой, Николас преследовал несколько целей – во-первых, ненадежный тесть был под его присмотром; во-вторых, переписывание бумаг в конторе отвлекало того от «маленьких слабостей» и трактира, и в-третьих, от этого переписывания действительно имелась польза.

Один раз Яков Степанович вздумал было взбунтоваться, и обратился за помощью к дочери, жалуясь ей на чрезмерное притеснение со стороны ее благоверного, но Лика, хоть и сочувствовала отцу, отказалась говорить с мужем на эту тему.

– Николас – хозяин в своем доме, папа, и если что он решил, то так и должно быть, – кротко сказала она, и объяснила ситуацию: – Нужно или исполнять его распоряжения, или покинуть его дом.

Яков Степанович остался. К его сильнейшей сердечной привязанности к дочери добавилась еще любовь к маленьким внучатам. Через год после свадьбы Лика родила очаровательную малышку Настеньку, еще через год у молодой четы появился наследник Александр. Николас помимо управления работой своего золотого прииска взял на себя также ведение дел торгового предприятия молодой жены, давая ей возможность полностью отдаться заботам о детях. Лорд Трентон спокойно отнесся к тому, что после рождения малышей у Лики почти не осталось на него времени, и она мало уделяла ему внимания, всецело посвятив себя, как это водится у русских матерей, уходу за детьми, трепетной заботе об их здоровье и домашним хлопотам. Как считал Николас – мужчина, который требует после рождения детей от жены прежней пылкости чувств, обкрадывает тем самым собственных малышей, в первые годы жизни остро нуждающихся в материнской заботе и ласке. Эталоном семейных отношений для него являлось поведение полярных волков. Самец, добыв еду на охоте, тут же нес ее волчице и своим волчатам. Волчатам доставались самые сочные и лакомые кусочки убитого зверя, затем насыщалась волчица, а что оставалось после них, доедал волк, потом он снова убегал на новую охоту. Такую самоотверженную заботу волка о семье молодой лорд Трентон всецело одобрял. В настоящих семьях благополучие потомства стоит превыше всего! И, вместо того чтобы возмущаться мнимым пренебрежением молодой супруги и закатывать ей скандалы по этому поводу, Николас постарался во всем облегчить ей нелегкую ношу материнства и помимо верной Варвары нанял ей в помощь умелую няню из племени юкагиров Чайлу. Да и сам он нередко нянчил вместе с любимой супругой детей, находя в общении с ними безграничную отраду. Неустанная совместная забота о детях поистине освящает любовь мужчины и женщины и укрепляет ее до алмазной твердости. Николас чувствовал, что он действительно обрел домашний очаг, когда вместе с Ликой возился с малышами. Он не вспоминал о днях бесшабашной молодости, во время которой искренне считал семью обузой и по этой причине намеревался вступить в брак как можно позднее. Бремя домашних и семейных забот переносилось им легко; окрыленный мыслью о том, что его усилия служат благополучию любимой жены и их детей он не замечал докуки трудовых будней. «Любишь кататься, люби и саночки возить» – справедливость этой русской поговорки молодым английским лордом, волею случая занесенного на Чукотку не оспаривалась. И наградой ему служили нечастые вечера, когда Лика могла полностью доверить детей испытанным няням и снова, как во время медового месяца идти навстречу всем его желаниям. Тогда они весело катались вдвоем на собачьей упряжке, ведомой верным Пушком, игрались в снежки, ужинали в романтической обстановке при ароматических свечах. Полярное сияние со звездами полыхало над головами Николаса и Лики разноцветием огней, его столбы напоминали ворота в неведомый чудесный мир, полный неземной красоты и манящей тайны. Но Николасу и Лике было так хорошо вдвоем, что их больше не манили прекрасные заоблачные дали, – их участь казалась им самой лучшей судьбой на свете. Любовь молодой четы настолько окрепла в законном браке, что ее не могли ослабить ни время, ни разлуки, ни житейские испытания – свое счастье они видели в том, чтобы радовать друг друга. Только один раз за время брака молодого англичанина постигло горе, однако оно не было связано с женой. Молодой лорд Трентон узнал, что скончался его дедушка герцог Джон, и это известие сильно опечалило его, он надеялся на встречу со своим стариком.

Николас был безмерно благодарен Лике за прошлое и настоящее. Это она, слабая девушка, пробудила в нем все лучшее в его натуре, не пожелав сделаться легкой добычей заезжего молодца, и сделала из него, легкомысленного прожигателя жизни, настоящего мужчину, преодолевающего трудности и способного на любые подвиги.

Узнав получше Якова Степановича после свадьбы, молодой лорд Трентон еще больше удивился тому, как Лике удавалось справляться со всеми проблемами, которые ей подкидывал беспутный папаша и держаться на плаву. В ответ Лика призналась мужу, что еще в тринадцатилетнем возрасте на нее произвела большое впечатление знаменитая фраза графа Льва Толстого: «Делай то, что ты должен сделать, и будь что будет». Это утверждение послужило для нее путеводной звездой на трудной дороге ее юности. Какие бы несчастья и беды не обрушивались на ее голову, она, перебирая в памяти перед сном свои усилия в течение дня. Её совесть была чиста, и она становилась тем самым внутренним стержнем, который помогал Лике в ее нелегкой девической жизни. Из этой уверенности юная Гликерия Кудрявцева черпала внутреннюю силу, которая помогала ей подчинять себе обстоятельства и одерживать маленькие, но такие жизненно важные для нее победы.

– Слова «Делай то, что ты должен сделать, и будь что будет», станут отныне и моим девизом, – сказал Николас жене, и поставил в своем кабинете на письменном столе дагерротип – фотоизображение на металлической пластине русского бородатого гения, напоминающее ему о судьбоносной фразе.

После признания Лики Николас с еще большей нежностью и заботой стал относиться к жене, и он скоро с радостью заметил, как из ее глаз постепенно начало исчезать затравленное выражение маленького храброго зверька, вынужденного бороться с многочисленными врагами. В них появилось доверие, благодарное выражение за все, что он делал для нее, и немеркнущий, идущий из глубины души свет. Лика перестала употреблять в разговоре с людьми грубые и резкие выражения, сделалась более мягкой, ласковой и нежной – ее женственность распустилась прелестным цветком в благоприятных условиях. Из прекрасной, но неухоженной девушки Лика превратилась в очаровательную, элегантно одетую молодую даму, и Николас ощущал себя тем счастливым Пигмалионом, которому высшие силы доверили это волшебное превращение. Лика была также благодарна мужу за то, что он дал ей возможность достойно вознаградить преданных слуг Варвару и Мирона, в которых она видела членов семьи, за многолетнюю верную службу. Николасу самому в силу его человеколюбия доставляло удовольствие заботиться о находившихся у него на службе людях, вникать во все их нужды и удовлетворять их. Слуги искренне считали, что им с хозяином крупно повезло, и служили на совесть молодым Трентонам.

Несчастным в доме Николаса Трентона считал себя один Яков Степанович. Зять пускал его в трактир только по большим праздникам, и Кудрявцев редко имел возможность удовлетворить душу любимым горячительным напитком. В одно прекрасное утро, улучив удобный момент, когда все в доме были заняты подготовкой к светлому празднованию Пасхи, он тайком сбежал в трактир Петровича и там за столом начал жаловаться друзьям-собутыльникам на свою судьбу.

– Поймали-таки в силки вольного сокола! – патетически восклицал отставной офицер Кудрявцев, горестно возводя глаза к потолку, призывая тем самым в свидетели небо, подтверждающее правдивость его слов. – Зятюшка – змей неусыпный – за каждым моим шагом следит, даже за ворота лишний раз не пускает. Удружила мне дочь любимая, поставила надо мной этого ирода англицкого! А я ее вот такой маленькой с самой колыбели нянчил… – Яков Степанович для пущей наглядности обрисовал в воздухе фигурку, похожую на куклу. – Сам ночами недосыпал, укачивал, когда она не спала! И вот как дщерь меня отблагодарила!

– Да, Яков Степанович, не повезло тебе с зятем, держит он тебя в ежовых рукавицах, – сочувственно отозвался почтальон Гришаев, доливая собутыльнику в стакан водки из литровой бутылки. – Ну, выпьем за то, чтобы твой зять вспомнил о том, что тестю надлежит оказывать должное почтение.

Кудрявцев залпом выпил содержимое стакана, закусил соленым огурцом и, окончательно расхрабрившись в кругу сочувствующих ему друзей, громко заявил, поддаваясь полету своей неудержимой фантазии:

– Ничего, отольются змею неусыпному мои горькие слезы! Внучка Настенька, мой ягненочек милый, отомстит ему за меня… – Яков Степанович сделал угрожающее размашистое движение рукой, как бы помогая юной мстительнице совершить задуманное. – Узнает он, что такое быть взрослой дочери отцом, – ох, узнает!

– Папа, и не стыдно тебе пустое говорить, – раздался огорченный женский голос. Яков Степанович, испуганно оглядевшись, увидел дочь у трактирной стойки, которая с укором смотрела на него. Молодая леди Трентон теперь радовала глаза не только природной красотой, но и материальным благополучием, которое выражалось в одежде. Лика была необычайно хороша в модной фетровой шляпке, с выбивающимися из нее пышными огненно-золотистыми кудрями, в новой пелерине, края которой соединялись бриллиантовой застежкой и в дорогом пальто. У нее было хорошее приподнятое настроение, когда она вошла в трактир, намереваясь сделать заказ Петровичу к званому обеду на следующее воскресенье, но слова отца, порочащие ее и Николаса, расстроили ее чуть ли не до слез. Особенно обидно ей было за мужа. Как никто другой, Лика знала, как уставал Николас, желая обеспечить свою семью всеми жизненными благами. Лорд Трентон без конца ходил в опасные походы по тундре стараясь найти наиболее удобные дороги и тем самым удешевить себестоимость доставки золота, но Яков Степанович, словно эгоистичный ребенок, вовсе не испытывал к зятю никакой благодарности.

– Да вы не обращайте на нас внимания, Гликерия Яковлевна, это мы так, гутарим меж собой, – угодливо сказал ей пономарь Лукьян.

Лика молча кивнула ему головой и снова укоряющим тоном сказала отцу:

– Папа, ты что, совсем забыл, что у тебя есть внучка? Настенька утром проснулась, плачет, деда зовет, а дедушка с утра пораньше, не открыв, как следует глаза, побежал в питейное заведение!

– Иду, иду, – засуетился Яков Степанович. Если что он ценил больше водки, так это свою любимицу Настеньку. Ради внучки Кудрявцев был готов на многое, даже оставить милую его сердцу трактирную компанию.

Настенька тоже обожала своего дедушку, любила его даже больше родителей. Николас подозревал, что причиной этого предпочтения были роскошные рыжие усы Якова Степановича, которые малышка любила подолгу сосредоточенно разглядывать и теребить. Ни он, ни Лика не могли похвастаться таким великолепным украшением на лице, и оставалось только с улыбкой подчиняться желанию трехлетней крошки-королевы играть с любимым дедом.

Николас взялся утешать плачущую Настеньку в отсутствие загулявшего дедушки и, посадив ее к себе на колени, он начал раскачивать перед ней на цепочке свои золотые карманные часы, одновременно зорко следя за тем, чтобы девчушка не затолкала их себе в ротик. Малышке понравилась эта новая игра, и она стала смеяться, пытаясь поймать золотой шарик. Время от времени Николас поддавался ей, позволяя ей ухватить игрушку, и тогда Настенька в восторге кричала:

–Па, исё, исё!

Николас охотно выполнял ее желание и начинал забаву сначала. Казалось, игра забавляет его не меньше, а может даже больше, чем ребенка. Дочурка, одетая в платьице из дорогого бархата, была миниатюрной копией Лики, и Николас безгранично обожал ее, считая за удовольствие выполнять все ее желания. В детской уже не было места от дорогих кукол, но молодой лорд Трентон выписывал все новые и новые игрушки для своего ненаглядного ангелочка.

Ради общения с дочерью Николас оставил в стороне рассматривание важных документов по оформлению права собственности на второе месторождение золота, которое он обнаружил прошлой осенью. Все это казалось таким несущественным по сравнению с радостным блеском глаз Настеньки. Его девочка родилась с удивительными глазами василькового цвета, ни у него, ни у Лики не было таких чарующих глаз, как у нее. Яков Степанович утверждал, что такие глаза, только более насыщенного цвета имела его покойная супруга Прасковья Алексеевна, и Николас легко мог представить себе, какой незаурядной красавицей была мать его любимой жены.

Идиллическую картину дополнял Пушок, который лежал вместе с разноцветными щенятами на теплом коврике возле неспешно горящего камина в кабинете Николаса. Пушок тоже стал отцом, и в отсутствие своей дражайшей половины он присматривал за неугомонным потомством, не позволяя никому покидать четко охраняемую им территорию. Стоило какому-нибудь чересчур резвому щеночку пересечь линию невидимой границы, как Пушок тут же вставал, аккуратно хватал сыночка за загривок и относил его на положенное место.

При входе Лики в кабинет хозяина Пушок быстро завилял хвостом, но свой ответственный пост не покинул, а только виновато взглянул на любимую хозяйку, как бы говоря – не на кого мне оставить моих щенков! Лика понимала чувства своего пушистого любимца, ей самой не терпелось убедиться, что с ее дочуркой все в порядке. Николас при появлении жены оживился. С нею для него будто вошло в комнату само солнце, освещающее все вокруг своим живительным светом, и пробуждающее от цепенеющего сна. Уже пять лет прошло, как он влюбился в нее в торговой лавке Демьяна Волкова, а свежесть и жар его любовного чувства к ней остались теми же. Все в Николасе встрепенулось при виде любимой женщины, и с невольной улыбкой на лице он смотрел на похорошевшую от материнской любви Лику, которая отдав ему полученную почту взволнованно подхватила на руки Настеньку и принялась ее жарко целовать, умиленно приговаривая:

– Ах, моя красавица! С тобою все хорошо, зайчик мой?

Отчего-то Лика, как и все остальные женщины в доме, втайне опасалась за участь детей, если тем приходилось временно поступить под присмотр мужчин, и при встрече она непременно проверяла их состояние, желая удостовериться, что хрупкое детское здоровье не пострадало от грубых мужских рук.

Настенька благосклонно приняла материнскую ласку, однако потянулась она ручками к Якову Степановичу.

– Деда, – позвала малышка.

Яков Степанович, надувшись от гордости, тут же выхватил внучку из рук дочери.

– Я тут, ягненочек мой! Сейчас пойдем играть с тобой, – ласково засюсюкал он с девчушкой.

Тут Настенька то ли от избытка чувств, то ли по какой другой причине помочилась на рукава Якова Степановича.

– Уписалась! – с ужасом воскликнул Кудрявцев, не ожидавший такого коварства со стороны любимой внучки. Он с упреком посмотрел на малышку и жалобно спросил: – Как же это у тебя получилось?

– Это же маленький ребенок, Яков Степанович. С маленькими детьми такой конфуз часто случается. Если бы Настенька дольше посидела на моих коленях, она бы меня обмочила, – добродушно произнес Николас.

– Деда, – снова проворковала Настенька тоном опытной чаровницы, уверенной в том, что чтобы она не натворила, ее тут же простят. И в самом деле, Яков Степанович посмотрел в огромные глаза маленького ангелочка и тут же, обмякнув, снова прижал любимицу к себе.

– Папа, пойдем, я сменю вам одежду, – захлопотала Лика, намереваясь переодеть Настеньку в чистые панталончики и рубашечку, а отцу дать новый пиджак.

После ухода домочадцев Николас стал разбирать почту, принесенную супругой. Он перебрал запечатанные конверты и его взгляд зацепился за крымский штемпель. Молодой человек, желая подтвердить свою радостную догадку, быстро вскрыл ножом конверт из Феодосии и скоро имел возможность прочесть письмо от Нади Белогорцевой, написанной ею собственноручно. Надя писала, что молитвы подвижника из Кронштадта, целительный крымский воздух и неустанная любящая забота ее мужа Сергея сотворили чудо – она исцелилась от белокровия.

«Если бы вы знали, дорогие Николас и Лика, какое это неземное счастье – чувствовать себя совершенно здоровым человеком, – писала в своем письме Надя. – Я больше не устаю, гуляю, сколько хочу и главное – нас скоро будет не двое, а трое! Но я очень скучаю по Чукотке, и как только наш малыш немного подрастет мы с Сергеем обязательно приедем к вам в Ново-Мариинск и, возможно, останемся в поселении навсегда».

Николас несколько минут неподвижно просидел на краю стола, охваченный чувством радости по поводу выздоровления молодой жены его друга, которую он полюбил как сестру. Их встреча была бы для него большим удовольствием. Другие письма тоже требовали его внимания, и он открыл послание от лондонского поверенного семьи Трентонов. Он прочитал письмо один раз, затем, не веря полученному известию, прочитал его повторно, и тогда печаль обострила красивые черты его лица. Поверенный Джозеф Тэйт извещал лорда Трентона о гибели его старшего брата Томаса, произошедшей от нелепого несчастного случая, а также о том, что он, Николас, унаследовал герцогский титул и все состояние семьи, так как его старший брат не оставил после себя наследников.

Следом за печалью пришла озабоченность. Николас не обрадовался полученному известию – он знал, что поездка в Англию станет нелегким испытанием для Лики и малышей; предвидел проблемы, связанные со сменой вероисповедания и получением наследства. Незаконченные дела в Чукотке придется оставить, так их не завершив. Но новый герцог Мэритон сознавал, что его возвращение на историческую родину с семьей – это его долг перед его страной и перед родом Трентонов, а он, как и всякий аристократ, не мог уклониться от исполнения своего фамильного долга. Взглянув на портрет Льва Толстого, стоящий на его письменном столе, молодой англичанин вполголоса повторил: «Делай то, что ты должен сделать, и будь что будет».

Николас все еще размышлял над переменами в своей жизни, когда в кабинет вошла Лика, желающая узнать последние новости.

– Ник, дорогой, я заказала Петровичу сто камчатских крабов в сливовом соусе для званого обеда, – оживленно сказала она, надеясь на доверительный разговор с любимым мужем.

– Прекрасно, Лика. Нужно еще дополнительно заказать французский салат и цыплят с душистыми травами, поскольку этот обед станет последним нашим званым обедом в Ново-Мариинске и я хочу, чтобы он запомнился нашим знакомым, – задумчиво проговорил Николас.

– Почему ты так говоришь, Ник? Что случилось? – встревожено спросила Лика.

– Скончался мой старший брат Томас. Несчастный случай – он поскользнулся на лестнице в нашем лондонском особняке и при падении свернул себе шею, – отозвался молодой герцог и показал жене письмо поверенного. – Томас всегда был крайне придирчив к работе служанок и требовал от них, чтобы все в доме блестело и сверкало. Очевидно, лестница была натерта так тщательно, что сделалась скользкой как стекло. И вот результат!

– Какое несчастье! – воскликнула сострадательная Лика, и ее глаза наполнились слезами при мысли о плачевной участи незнакомого ей деверя. – А он был женат? Нужно выразить соболезнование его вдове.

– Нет, Томас не был женат, – отрицательно покачал головой Николас. – Правда, в прошлом году велись в неофициальной обстановке переговоры о его браке с дочерью герцога Девонширского Марией, но узнав, что сумма приданого леди Мэри гораздо меньше той, на которую он рассчитывал, Томас не стал доводить дело до брачного контракта. Но ты не расстраивайся, моя прелестная фея. Мы получили письмо от Нади, она полностью здорова и хочет приехать к нам в Ново-Мариинск. Правда, для того, чтобы повидаться с нами ей с Сергеем придется ехать в Англию.

– Ах, как бы мне хотелось повидаться с Надей, – с улыбкой произнесла Лика и ее глаза радостно заблестели сквозь слезы по упокоившемуся родственнику.

– Мы непременно увидимся с друзьями. Федя, пригласи сюда Якова Степановича, – отдал распоряжение Николас вызванному звоном колокольчика молодому лакею, и через несколько минут Яков Степанович с настороженностью в глазах снова вошел в кабинет зятя. Он опасался, что Лика пожаловалась мужу на его крамольные речи в трактире Петровича, но лицо Николаса сохраняло приветливое выражение, и Кудрявцев успокоился.

– Ну, папа, собирайтесь, – бодро сказал Николас тем шутливым тоном, который он обычно применял в разговоре с незадачливым тестем. – Мы едем в Лондон.

– Куда?!! – оторопело спросил Кудрявцев, чем напомнил Николасу его деда герцога Джона, когда он сообщил ему, что намеревается отправиться на Чукотку.

– В Англию, Яков Степанович, – терпеливо произнес Николас, надеясь, что такое разъяснение будет более доступно пониманию отца жены. – Поверенный моей семьи сообщил мне, что я унаследовал герцогский титул, так что вы теперь имеете честь быть тестем английского герцога.

Это счастливое известие окончательно сокрушило бедного Якова Степановича.

– А это доподлинно известно? – жалобно спросил он.

– Без сомнения, к посланию прилагаются копии официальных документов, – подтвердил Николас и спросил: – А что, собственно говоря, вам не нравится?

– А как же, – чуть не плача проговорил Кудрявцев. – Небось водку вы совсем у меня отнимете, смокинг напялите, чай – кофий заставите в постели пить!

– Да, Яков Степанович, мы сделаем из вас образцового английского джентльмена, – согласно кивнул головой Николас и в его глазах, устремленных на тестя, заплясали веселые чертики. – Но вы не расстраивайтесь – не все так плохо, уверяю вас. Знаете, какие в Лондоне игральные клубы?! Нет, вы не видели никогда таких роскошных клубов, заставленных карточными столами, ломберными столиками, и рулеток. Есть заведение Кристофера Эрола, так у него в холле стоит огромное чучело черного быка. Если потереть его рога и потрогать хвост, то новичок непременно сорвет крупный куш в сто тысяч рублей.

– А мне можно навестить этого Эрола? – жадно спросил слушающий слова зятя как желанную сказку Кудрявцев.

– Конечно, – кивнул головой Николас. – Как приедем в Лондон, так и отправимся в его клуб.

Лика так и села, услышав, что ее отец и муж всерьез обсуждают возможность снова начать карточные игры с всякими шулерами и аферистами. Неужели воскрес ее старый кошмар и самые близкие ей мужчины спустят семейное состояние за карточным столом?

Увидев неприкрытый страх на лице жены, Николас тут же быстро добавил:

– Но сам я не буду играть, Яков Степанович, поскольку пообещал вашей дочери перед свадьбой больше никогда в жизни не прикасаться к картам! Но вам выиграть по-крупному помогу.

– Благодетель ты мой, – прослезился от умиления Яков Степанович. – Значит, чтобы выиграть, нужно сначала потереть рога черного быка, а затем дернуть его за хвост?

– Или сначала дернуть хвост, а потом потереть рога, точно не помню, – Николас как бы в усилии потер свой лоб. – Ладно, разберемся на месте, когда приедем. Собирайте вещи, папа!

И Яков Степанович, окрыленный обещанием зятя сказочного выигрыша, с быстротой юноши помчался к себе собираться в дальнюю дорогу. Теперь Лондон манил его как Эльдорадо.

– Ник, что это было? – растерянно спросила Лика, едва отец вышел из комнаты. – Ты действительно поведешь папу в ужасные игорные заведения, где таких простаков, как он, обирают до нитки?

Николас обнял жену и прижал ее к себе.

– Лика, успокойся, я вовсе не сошел с ума, – ласково сказал он и посмотрел на нее тем преданным взглядом, каким смотрел на нее Пушок за все время их знакомства. – Просто давно замечаю, как тебя печалит то, что твой отец чувствует себя несчастным человеком и, кажется, я придумал, чем можно помочь горю. Всю жизнь Яков Степанович мечтал о большом карточном выигрыше. Что же, пусть он получит свой вожделенный приз от судьбы и успокоится.

– Но как папа может выиграть? – воскликнула Лика. – Он на редкость невезучий человек и всегда только проигрывал.

– Я все продумал, – смеясь, ответил ей Николас. – Кристофер Эрол мой друг и я договорюсь с ним, чтобы он помог мне в этом деле. Он будет держать Якова Степановича за карточным столом до тех пор, пока папе не осточертеет сам вид игральных карт, и тогда он окончательно вылечится от своей игромании.

Лика долго молчала, стараясь привыкнуть к этой приятной мысли. И чем больше она думала над благоприятными внутренними переменами в отце, тем больше чувствовала благодарность к мужу, который взялся устроить для нее это чудо.

– О, Ник, я даже не знаю, как благодарить тебя за папу, – наконец сказала она ему с невольными слезами на глазах.

Молодой герцог Мэритон пылко поцеловал прильнувшую к нему жену и тихо прошептал ей:

– Твоя радостная улыбка – мне лучшая награда, моя прелестная фея! Женщина должна быть довольной, веселой и счастливой – больше она никому ничего не должна.

– И только? – спросила, замирая от счастья в его объятиях Лика.

– И еще безмерно любимой, – заключил Николас и снова поцеловал любовь всей своей жизни.

Лика еще крепче прижалась к мужу, с новой силой ощущая, как ей с ним несказанно повезло. В этом свалившемся к ней словно с неба англичанине имелось редкое сочетание ума, благородства и бесконечной внутренней доброты. С ним Лика не только находилась в замужестве, она находилась За Мужем, который своей любовью защищал ее от всех бед на свете, и она чувствовала, что так будет всегда.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg