«Что я без тебя…»

Что я без тебя… (fb2) - Что я без тебя… [Until You] (пер. Е. С. Шерр) (Уэстморленды [Джудит Макнот] - 3) 1485K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джудит Макнот

Джудит Макнот Что я без тебя…

Judith McNaught

Until you

© Eagle Syndication, Inc., 1994

© Перевод. Е. С. Шерр, наследники, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Глава 1

Элен Деверне сидела на измятой постели среди атласных подушек, с восхищенной улыбкой глядя на бронзового от загара, мускулистого Стивена Дэвида Эллиота Уэстморленда, графа Лэнгфорда, барона Эллингвуда, пятого виконта Харгроув, виконта Эшбурна, который, работая плечами, натягивал рубашку, всю в оборках, снятую им накануне вечером и брошенную в ногах кровати.

– Ну что, сходим на следующей неделе в театр, как договорились? – спросила она.

Доставая шейный платок, Стивен удивленно посмотрел на нее.

– Разумеется. – Он повернулся к зеркалу над камином и стал ловко укладывать в тончайшие складки нежный белый шелк вокруг шеи. – А почему ты спрашиваешь? – удивился он, глядя на ее отражение в зеркале.

– Потому что на следующей неделе начинается сезон[1] и приезжает Моника Фицуеринг. Мне сообщила об этом наша общая парикмахерша.

– Ну и что? – спросил он, не моргнув глазом.

Элен, вздохнув, повернулась на бок и, облокотившись на подушку, с искренним огорчением проговорила:

– Я слышала, ты наконец решился сделать Монике предложение, которого они с отцом ждут вот уже целых три года.

– Ах, вот оно что! – произнес он небрежно, однако слегка поднятая бровь красноречивее всяких слов говорила о том, что Элен не следовало затрагивать эту тему.

О том же свидетельствовало и выражение его лица, однако Элен подумала, что их многолетняя и такая приятная для обоих связь дает ей право открыто выражать свои чувства.

– Насколько мне известно, ты не раз готов был ублажить предложением руки и сердца не одну жаждущую выйти замуж особу, но я никогда не спрашивала тебя об этом.

Не ответив, Стивен подошел к постели, невольно залюбовавшись Элен. Ну разве можно сердиться на такую прелесть?

Элен и в самом деле была ослепительно хороша, ее длинные золотистые волосы рассыпались по соблазнительной груди и изящной спине. Красота в ней сочеталась с умом, непосредственностью, изысканностью. В общем, о такой любовнице мог мечтать каждый мужчина.

Она была слишком практична, чтобы надеяться на брак с ним, понимая, что это абсолютно нереально для женщины в ее положении, и в то же время слишком независима, чтобы всерьез и надолго связать себя брачными узами, – и то, и другое лишь укрепляло их отношения. Так по крайней мере думал сам Стивен.

– А теперь ты хочешь, чтобы я подтвердил или опроверг слухи о том, что собираюсь жениться на Монике Фицуеринг? – спокойно спросил он.

Элен ответила ему ласковой соблазнительной улыбкой, неизменно вызывавшей в нем желание:

– Да, хочу.

Стивен смерил ее долгим взглядом и наконец произнес:

– Допустим, это правда. Что тогда?

– Тогда, милорд, скажу вам, что вы совершаете большую ошибку. Все, что она может предложить тебе, – это свою красоту, свое происхождение, может подарить тебе наследника. Но у нее нет ни твоей силы воли, ни твоего ума. Возможно, она станет заботиться о тебе, но никогда не поймет. Тебе будет с ней скучно даже в постели, начнутся ссоры, взаимные упреки, обиды.

– Спасибо, Элен. Пожалуй, мне здорово повезло, что ты проявляешь такой живой интерес к моей личной жизни и готова поделиться со мной своим опытом.

От его сарказма ее улыбка стала не такой уверенной, но все же не исчезла.

– Вот видишь, – мягко заметила Элен, – я поняла, что ты сердишься на меня, но не придала этому особого значения, а Моника Фицуеринг была бы в шоке от подобного тона.

– Прошу извинить меня, мадам, – с легким поклоном язвительно произнес Стивен, – если мой тон показался вам недостаточно вежливым.

После неудачной попытки схватить Стивена за рукав и усадить на постель рядом с собой Элен отказалась от этой мысли, однако тему разговора не сменила, только просияла улыбкой, стараясь остудить его гнев.

– Невежливый тон? Упаси Боже, Стивен. Напротив. Твой тон обычно прямо пропорционален раздражению. Чем больше раздражение, тем вежливее тон. А уж когда ты доходишь до точки кипения, твоя вежливость и корректность не знают границ. Они вызывают тревогу. Даже страх.

Как бы в подтверждение своих слов Элен поежилась, и Стивен невольно улыбнулся.

– Но я знаю, – сказала она все с той же обворожительной улыбкой, – что делать, когда ты сердишься… – У нее перехватило дыхание, потому что в этот момент большая рука Стивена скользнула под простыню и легонько сжала ее груди.

– Просто хочу согреть тебя, – сказал он, а она обвила его шею руками и крепко прижала к себе.

– И отвлечь от тягостных дум?

– Ну, для этого достаточно подарить тебе красивую шубку.

– Чтобы согреть меня?

– Нет, отвлечь, – сказал он, прильнув к ее губам, и тут они занялись самым приятным делом на свете, которое и греет, и отвлекает.

Было уже почти пять часов утра, когда граф снова оделся.

– Стивен? – сонно шепнула Элен, в то время как он запечатлел на ее челе прощальный поцелуй.

– Да, дорогая?

– Хочу тебе кое в чем признаться.

– Никаких признаний, – заявил Стивен. – Ведь мы договорились с самого начала. Никаких признаний, никаких упреков, никаких обещаний. И нас это вполне устраивало.

Однако сегодня Элен это не устраивало, хотя возразить ей было нечего.

– Признаться, я ужасно ревную к этой Монике Фицуеринг.

Стивен досадливо вздохнул и выпрямился, приготовившись выслушать излияния Элен, разумеется, без особого восторга, о чем свидетельствовали его слегка приподнятые брови.

– Я понимаю, тебе нужен наследник, – начала она, скривив свои полные, чувственные губы в некое подобие улыбки. – Но что тебе стоит выбрать женщину чуть-чуть похуже меня? Чуть-чуть посварливее. И чтобы нос чуть-чуть крючком или маленькие-премаленькие глазки. Вот тогда бы я не возражала.

Стивен усмехнулся, но, решив раз навсегда закрыть этот вопрос, сказал:

– Моника Фицуеринг для тебя неопасна, Элен. Уверен, она знает о наших отношениях и не станет вмешиваться.

– Откуда такая уверенность?

– Она сама мне об этом сказала, – не задумываясь ответил Стивен, но, заметив недоверие на лице Элен, добавил: – Чтобы окончательно развеять твои сомнения и закончить этот малоприятный разговор, могу тебе сообщить, что у меня уже есть достойный наследник. К тому же я в любом случае не намерен связывать себя брачными узами сейчас или когда-либо в будущем ради того лишь, чтобы обзавестись законным наследником.

Удивление на лице Элен сменилось веселым недоумением, когда она, выслушав эту, мягко выражаясь, странную тираду, не удержалась от следующего вопроса:

– Но что еще может заставить жениться такого мужчину, как ты, если не желание обзавестись наследником?

Стивен с презрительным видом пожал плечами и усмехнулся, показывая, что таких причин просто не существует, что все они тривиальны, абсурдны или же высосаны из пальца.

– Ничто не может заставить такого мужчину, как я, вступить в брак, – ответил он с веселой улыбкой, за которой крылось отвращение к браку как к освященному Богом высшему счастью, этой иллюзии, процветавшей даже в том изысканном обществе, где Стивен вращался.

Исполненная любопытства, Элен внимательно и в то же время настороженно смотрела на Стивена, все больше недоумевая.

– Меня всегда удивляло, что ты в свое время не женился на Эмили Лэтроп. Не говоря уже о ее красоте и прекрасной фигуре, она одна из немногих женщин Англии, которая благодаря своему высокому происхождению достойна породниться с семьей Уэстморленд и подарить наследника. Ни для кого не секрет, что ты дрался на дуэли с ее мужем, но не убил его и не женился на ней годом позже, когда старый лорд Лэтроп кикнулся и откинул копыта.

Слэнг в ее устах звучал так забавно, что Стивен расхохотался, запрокинув голову. Дуэль для графа была делом обычным.

– Лэтроп, одержимый идеей защитить честь Эмили и положить конец распускаемым о ней слухам, решил вызвать на дуэль одного из ее предполагаемых любовников, которых хватило бы на целый легион. До сих пор никак не пойму, почему выбор пал именно на меня.

– Трудно сказать, но уверена, что это возраст сыграл с ним такую злую шутку.

– Что ты имеешь в виду? – не без любопытства спросил Стивен.

– Твои способности дуэлянта, ведь о них ходят легенды.

– Да Лэтропа мог бы победить даже ребенок, – пропустив ее похвалу мимо ушей, сказал Стивен, – до того он был дряхлым. Прицелиться и то был не в силах, а пистолет держал обеими руками.

– Поэтому ты в него и не выстрелил?

Стивен кивнул:

– С моей стороны это было бы просто нечестно.

– Но он вызвал тебя на дуэль при свидетелях, и ты поступил в высшей степени благородно, сделав вид, будто промахнулся, и тем самым пощадив его гордость.

– Ошибаешься, Элен, – возразил он и, отчеканивая каждое слово, добавил: – Я просто выстрелил в воздух.

Выстрелить в воздух означало принести извинения, то есть признать свою вину. Втайне надеясь, что есть какое-то иное объяснение этому факту, Элен в раздумье промолвила:

– Ты хочешь сказать, что действительно был любовником Эмили Лэтроп и, выстрелив в воздух, признал свою вину?

– Именно так.

– Можно я задам тебе еще один вопрос?

– Задавай, – ответил он, едва сдерживая досаду и про себя возмущаясь этим беспрецедентным вмешательством в его личную жизнь.

Она в смятении отвела глаза, что случалось с ней крайне редко, затем посмотрела на него с той самой улыбкой, перед которой он обычно не мог устоять, но не сейчас, когда вслед за улыбкой посыпались вопросы, противоречившие даже его понятиям о нормах отношений между полами.

– Интересно, что привело тебя в постель к Эмили Лэтроп?

И если от ответа на этот вопрос он просто уклонился, то следующий вызвал в нем бурю негодования.

– Что она делала с тобой или для тебя, неужели искуснее меня вела любовные игры?

– Было, признаться, кое-что, от чего я приходил в восторг, – произнес Стивен.

Жажда выведать любовную тайну другой женщины помешала Элен уловить в словах Стивена сарказм.

– И от чего, позволь узнать?

Он в раздумье устремил взгляд на ее губы.

– Хочешь, продемонстрирую? – Женщина кивнула, и тогда Стивен, склонившись над ней, обеими руками уперся в подушку так, что его бедра оказались почти на уровне ее головы. – Ну что, не раздумала? Показать, как это делается? – спросил он наигранно страстным шепотом.

Она снова кивнула, причем так игриво и энергично, что раздражение его стало спадать, и он уже не знал, то ли смеяться, то ли сердиться.

– Покажи мне то, что тебе особенно нравилось, только скорее, – произнесла она тоже шепотом, ласково поглаживая его плечи.

И Стивен показал, как это делается. К немалому ее удивлению, он зажал ей рукой рот и с соответствующей его тону улыбкой произнес наставительно:

– Она никогда не задавала мне подобных вопросов, не интересовалась ни тобой, ни другими женщинами, и именно это мне в ней особенно нравилось.

Трудно описать отразившееся на лице Элен разочарование, однако на этот раз она уловила в его вкрадчивом тоне угрозу.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, моя любопытная красавица?

Она мотнула головой и сделала отчаянную попытку изменить баланс сил в свою пользу, нежно лизнув его ладонь…

Стивен усмехнулся, разгадав ее хитрость, и убрал руку, не имея ни малейшего желания ни заниматься сексом, ни тем более болтать, и, быстро запечатлев на ее лбу легкий поцелуй, почел за лучшее ретироваться.

Густой туман окутал ночь своим серым покрывалом, сквозь которое с трудом пробивался тусклый свет фонарей. Стивен взял у лакея поводья и ласково заговорил с парой гнедых, которые били копытами и потряхивали гривами. Эти кони впервые попали в город и, когда Стивен ослабил вожжи и пустил их рысцой, бежавший у обочины тротуара конь вел себя как-то нервно, пугаясь в тумане даже стука собственных копыт по булыжной мостовой и теней, отбрасываемых уличными фонарями. Когда слева хлопнула дверь, он шарахнулся в сторону и понес, однако Стивен привычным движением натянул поводья и повернул на Мидлбери-стрит. Лошади как будто немного освоились и теперь бежали крупной рысью. Но тут вдруг где-то поблизости завопил кот, он спрыгнул с тележки, а следом за ним на мостовую лавиной обрушились яблоки. В тот же момент из открывшейся двери трактира хлынул поток света. Началось настоящее светопреставление: завыли собаки, поднялись на дыбы кони, из трактира кто-то вышел шатаясь, исчез на миг между остановившимися на тротуаре двумя экипажами и вынырнул прямо перед экипажем Стивена.

Стивен закричал, но было поздно.

Глава 2

Тяжело опираясь на трость, Ходжкин, дворецкий, в убогой гостиной молча, с почтением слушал рассказ важного господина, лорда Уэстморленда о безвременной кончине хозяина. Слушал бесстрастно, как и положено слуге, и даже потом, когда господин закончил, никак не выказал своих чувств, лишь старался успокоить лорда.

– Как печально, милорд, для бедного лорда Берлтона и для вас. Но ничего не поделаешь, несчастный случай есть несчастный случай, и вам не в чем себя упрекать.

– Думаете, мне от этого легче? Ведь под колесами моего экипажа погиб человек! – с горечью произнес лорд, обращаясь скорее к самому себе, чем к дворецкому.

Неудивительно, что пьяный барон угодил под колеса, но факт остается фактом – правил экипажем не кто иной, как Стивен. И вот он жив и здоров, а молодой Берлтон погиб, и, как оказалось, даже некому его оплакивать. Такой несправедливости Стивен не мог стерпеть!

– Уверен, у вашего господина есть где-то семья – кто-то, кому я мог бы рассказать о случившемся.

Ходжкин отрицательно покачал головой, в полном отчаянии оттого, что снова потерял работу и вряд ли найдет ее до конца дней своих. Барон нанял его потому лишь, что больше не нашлось охотников выполнять одновременно обязанности дворецкого, камердинера, лакея и повара, да еще за такую смехотворную плату.

Боже! Как же он посмел нарушить правила и подумать о собственной судьбе? И, откашлявшись, Ходжкин быстро добавил:

– Как я уже вам говорил, у лорда Берлтона нет близких родственников. Его друзей и знакомых я не знаю, потому что прослужил у барона всего три недели… – Тут он оборвал свою речь и на лице его отразился ужас. – Господи! – воскликнул старик. – Я был так потрясен, что совсем забыл о его невесте. На этой неделе должна была состояться свадьба.

На Стивена опять нахлынуло чувство вины, однако, исполненный решимости, он спросил:

– Кто она и где ее можно найти?

– Она американка, барон познакомился с ней за границей, и завтра она прибывает на судне из наших колоний. Отец ее тяжело болен и не смог сопровождать дочь, так что скорее всего она приедет либо с родственницей, либо с компаньонкой. Вчера вечером лорд Берлтон как раз прощался со своей холостяцкой жизнью. Вот все, что мне известно.

– Но вы должны знать имя девушки. Как Берлтон ее называл?

Напористость лорда Уэстморленда и стыд за свою старческую забывчивость довели несчастного старика до полного изнеможения.

– Я ведь уже вам говорил, что поступил в услужение к барону недавно и еще не успел войти к нему в доверие, – стал он оправдываться. – При мне он называл ее «моя невестушка» или «моя наследница».

– Напрягите память! Ведь упоминал же он хоть когда-нибудь ее имя!

– Нет… я… Постойте-ка! Что-то припоминаю… Ее фамилия навела меня на мысль о графстве Ланкашир, где я очень любил бывать в детстве. Ланкашир. Ланкастер! – завопил он вне себя от восторга. – Вспомнил! Ее фамилия – Ланкастер, а имя – Шарон… Впрочем, нет! Чариз! Чариз Ланкастер!

Усилия Ходжкина были вознаграждены одобрением лорда. И тотчас же последовал новый вопрос:

– А как называется ее судно?

Тут Ходжкину не пришлось напрягаться, он сразу вспомнил и, очень гордый собой, просиял от восторга и даже стукнул тростью об пол.

– «Утренняя звезда»! – завопил он и залился краской, устыдившись своего недостойного поведения.

– Больше ничего не вспомните? Тут может помочь любая подробность.

– Есть кое-что, только не хочется болтать лишнего.

– Говорите же, – с неожиданной для самого себя резкостью сказал Стивен.

– Я слышал от барона, что леди совсем юная и настоящая прелесть. Насколько я понял, она без ума от своего жениха, а для ее отца главное – титул барона.

Надежда Стивена на то, что это брак по расчету, растаяла, как дым, когда он услышал, что девушка без ума от своего жениха.

– Ну а сам барон? – спросил лорд, натягивая перчатки. – Как он относился к своей женитьбе?

– Видимо, тоже был влюблен в будущую жену.

– Чудесно, – помрачнев, пробормотал Стивен, направляясь к выходу.

Лишь после его ухода Ходжкин наконец предался мыслям о своей несчастной доле. За душой у него ни пенни, а о какой-нибудь хоть самой плохонькой работенке и мечтать нечего. Он сам не знал, как сдержался, чтобы не просить, нет, не молить лорда Уэстморленда порекомендовать его кому-нибудь, но не решился на столь бесцеремонный и в то же время бессмысленный шаг. Еще за два года до того как лорд Берлтон взял его наконец к себе на службу, старик понял, что никому не нужен камердинер или лакей с лицом, испещренным морщинами, сутулившийся от старости и едва таскавший ноги.

В полном отчаянии, мучаясь также от ужасной боли в суставах, Ходжкин, понурившись, прошаркал в свою комнату в задней части убогих апартаментов, но не успел до нее дойти, как услышал нетерпеливый стук в парадную дверь и заковылял обратно.

– Да, милорд? – произнес он, увидев на пороге графа, только что покинувшего дом.

– Когда я садился в экипаж, то вдруг подумал о том, что со смертью лорда Берлтона вы лишились своего жалованья. Мой секретарь мистер Уитон позаботится о компенсации, – без обиняков по-деловому сказал лорд и уже перед самым уходом добавил: – В моих имениях всегда нужны компетентные люди. Если не собираетесь на покой, свяжитесь с мистером Уитоном. Он сообщит вам детали.

Закрыв дверь, Ходжкин повернулся, окинул взглядом грязную комнату и, все еще не веря в случившееся, вдруг почувствовал себя сильным и молодым. Шутка ли! Получить работу! И не где-нибудь, а в поместье одного из самых обаятельных и влиятельных аристократов Европы!

И предложил ее граф не из жалости, Ходжкин почти уверен, не тот он человек, чтобы держать слуг из милости. Напротив, говорят, он со слугами строг и требует, чтобы в поместьях был идеальный порядок.

«А может, все-таки из жалости?» – терзался сомнениями Ходжкин, не в силах избавиться от чувства унижения. Но тут он вспомнил, как граф сказал, что всегда нуждается в людях компетентных, имея в виду его, Ходжкина. Да, да, так он и сказал: «компетентных». Сердце старика наполнилось радостью и гордостью.

«Компетентный!»

Ходжкин медленно повернулся к висевшему в холле зеркалу и, опершись на черную трость, взглянул на свое отражение. Компетентный…

Он приосанился, что далось ему нелегко, даже причинило боль, распрямил свои узкие плечи, тщательно расправил борта далеко не нового черного сюртука и внимательно посмотрел на себя. Не такой уж он дряхлый, больше семидесяти трех не дашь! Лорду Уэстморленду, во всяком случае, не показался развалиной. Уж это точно! Стивен Дэвид Эллиот Уэстморленд, граф Лэнгфорд считает Элберта Ходжкина достойным приобретением! Лорд Уэстморленд, обладатель поместий по всей Европе, с его дворянскими титулами, полученными от матери и двух предков, сделавших его своим наследником, считает Элберта Ходжкина также достойным дополнением к одному из своих великолепных поместий!

Ходжкин склонил чуть набок голову, пытаясь представить себе, как он будет выглядеть в элегантной лэнгфордской ливрее, зеленой с золотым шитьем, но что-то мешало ему, как будто туман. Тогда он поднес свои тонкие длинные пальцы к краешку глаза и ощутил доселе неведомую ему влагу.

Смахнув слезу, старик едва сдержался, чтобы не помахать тростью и не сплясать джигу, однако тотчас же спохватился. Нет, такое безумие не к лицу будущему слуге лорда Стивена Уэстморленда, в любой ситуации ему надлежит сохранять достоинство.

Глава 3

Похожее на огромный огненный шар солнце уже скользнуло за окрашенный багрянцем горизонт, когда к стоявшей с самого утра на пристани карете подошел матрос.

– Вон она – «Утренняя звезда», – сказал он Стивену, прислонившемуся к дверце кареты и от нечего делать наблюдавшему за пьяной сварой у соседнего трактира.

Указывая на судно, матрос озадаченно посмотрел на двух кучеров, демонстративно сжимавших в руках пистолеты и, видимо, не столь безразличных, как их хозяин, к опасностям, таившимся в этом злачном месте на каждом шагу.

– Вон она! – повторил матрос, указывая на неясные очертания в сумерках небольшого суденышка под парусами, входившего в порт. – И запоздала-то всего на чуть-чуть.

Выпрямившись, Стивен сделал знак одному из кучеров, чтобы кинул матросу монетку за труды, а сам медленно побрел вдоль пристани. Как было бы хорошо, думал Стивен, если бы рядом с ним сейчас оказалась мать или хотя бы невестка!

Женщины умеют и пожалеть, и утешить, и их присутствие смягчило бы удар, который он вынужден будет нанести девушке, сообщив трагическую новость и разбив ее заветные мечты.

… – Это сущий кошмар! – воскликнула Шеридан Бромлей, когда сбитый с толку мальчик-слуга уже во второй раз пришел сообщить, что на пирсе ее дожидается «джентльмен».

«Ну, конечно же, это лорд Берлтон», – подумала девушка вне себя от волнения и выпалила:

– Скажи ему, чтобы подождал. Нет, что я умерла. Нет, лучше скажи, что мы никак не можем прийти в себя от морской качки. – Она захлопнула перед его носом дверь и, прежде чем прислониться к ней спиной, задвинула щеколду, после чего уставилась на перепуганную горничную, которая, насупившись, сидела на краешке узкой койки одной на двоих, теребя пухлыми ручками носовой платок. – Скажи, что все это ночной кошмар, Мэг, что я проснусь, и он рассеется как дым!

Мэг так энергично замотала головой, что ленты ее белого чепчика затрепыхались.

– Нет, это не сон. Придется вам все объяснить барону, но так, чтобы он поверил и не обиделся.

– В таком случае я должна буду его обмануть, – в отчаянии произнесла Шеридан. – Не могу же я сказать, что умудрилась потерять его невесту где-то на побережье Англии. Именно потерять. Ведь это убьет его!

– Но вы не теряли ее, она просто-напросто сбежала! Сбежала с мистером Морисоном на последней остановке в одном из портов.

– Не в этом дело! Главное, что я обманула доверие ее отца и барона. Недосмотрела. И теперь нет иного выхода, как пойти к барону и во всем признаться.

– Боже упаси! – воскликнула Мэг. – Он тут же посадит нас в тюрьму! И потом, надо как-то уладить это дело, ведь нам некуда деваться, одна надежда на него. Мисс Чариз не оставила ни пенса, нам даже не на что купить обратный билет.

– Найду себе какую-нибудь работу, – заявила Шерри, хотя голос ее дрожал, а сама она готова была провалиться сквозь землю.

– Кто вас возьмет без рекомендательного письма! – воскликнула Мэг, чуть не плача. – И ночевать нас без денег никто не пустит. Так что придется спать в сточной канаве или каком-нибудь еще более ужасном месте.

– Что может быть ужаснее сточной канавы? – спросила Шеридан. Но только было Мэг открыла рот, чтобы ответить, как Шеридан жестом руки остановила ее и, немного приободрившись, не без юмора сказала: – Нет, нет! Умоляю! Только не это. Не говори, что нас превратят в белых рабынь.

Мэг побелела как мел, так и оставшись с разинутым ртом, а потом еле слышно произнесла:

– Белых… рабынь?

– Мэг! Ради Бога, я просто неудачно пошутила.

– Не надо говорить ему правду, не то нас бросят в каталажку. – Мэг казалась очень испуганной.

– Но почему, – взорвалась Шерри, впервые в жизни близкая к истерике, – ты без конца твердишь о тюрьме?

– Потому что у них здесь такие законы, мисс, и вы… то есть мы… мы их нарушили. А случайно или нарочно, им это безразлично. Они даже слушать нас не станут, засадят за решетку, и дело с концом. Здесь уважают только аристократов, а остальных и за людей не считают. Мало ли что может взбрести барону в голову! Что мы убили ее и ограбили или же продали. И поверят ему, а не нам, потому что мы здесь никто, и закон, само собой, будет на его стороне.

Шеридан хотела сказать что-нибудь утешительное или смешное, но была просто не в состоянии после всех физических и моральных мучений, которые ей пришлось пережить, не говоря уже о морской качке и исчезновении Чариз за два дня до их прибытия на место. И зачем только она взялась за это гиблое дело? Просто переоценила свои способности, решив, что справится с недалекой, испорченной семнадцатилетней девчонкой и что любые трудности морского путешествия ей нипочем. В общем, понадеялась на свой острый ум и практичность, а также опыт, приобретенный в школе мисс Тэлбот, где она обучала хорошим манерам юных леди, среди которых была и Чариз.

Введенный в заблуждение самоуверенностью Шеридан, отец Чариз, человек строгий, вынужденный из-за болезни сердца отказаться от поездки в Англию с дочерью, предпочел Шеридан в качестве ее компаньонки другим более опытным претенденткам на эту роль, хотя она была всего на три года старше Чариз.

Не обошлось тут, разумеется, и без самой Чариз, которая то обхаживала отца, то дулась на него, требуя, чтобы ее сопровождала именно мисс Бромлей, и отцу ничего не оставалось, как согласиться. Аргументировала Чариз свой каприз тем, что именно мисс Бромлей помогала ей писать письма барону, что она не похожа на тех кандидаток с кислыми физиономиями, с которыми отец беседовал.

С мисс Бромлей будет весело, умасливала Шеридан отца, мисс Бромлей не даст ей затосковать по дому и вместо того, чтобы выйти замуж за барона, вернуться в Америку, к своему папочке.

Все это чистая правда, в смятении размышляла Шеридан. В какой-то мере она виновата в побеге девушки с малознакомым человеком. Не исключено, что этот поступок Чариз совершила под влиянием романа, который Шеридан пересказала ей во время их путешествия, душещипательной романтической истории.

Ее тетушка Корнелия была категорически против любовных романов с их «глупой романтичностью», как она говорила, и Шеридан приходилось читать тайком, задернув занавески вокруг кровати. Уединившись таким образом, девушка вживалась в образ героини романа, с упоением принимала ухаживания лихих красавцев аристократов, позволяя им завоевывать ее сердце с первого взгляда.

Потом она закрывала глаза и предавалась мечтам. Вот она танцует с ним на балу, в роскошном платье, с уложенными в какую-то немыслимую прическу золотистыми волосами. Вот гуляет по парку, опираясь своей изящной рукой на его сильную руку, а из-под модной шляпки выбиваются непокорные пряди золотистых кудрей. Она переживала каждый роман столько раз, что самые любимые сцены помнила наизусть и часто их про себя повторяла, неизменно ставя на место героини себя…

«Барон схватил руку Шеридан и прижал к губам, клянясь в верности до гроба.

– Ты – моя единственная любовь…»

«Графа так потрясла красавица Шеридан, что он, потеряв самообладание, поцеловал ее в щеку.

– Прости, но это выше моих сил. Я обожаю тебя!»

Но одну, самую любимую сцену воображение рисовало ей особенно часто.

«Принц заключил ее в объятия и прижал к сердцу:

– Будь у меня сотни царств, я все до единого бросил бы к твоим ногам, моя ненаглядная. Что я без тебя?»

Лежа в постели, Шеридан меняла по собственному вкусу сюжет, диалоги, даже ситуации и место действия, неизменным оставался только он, герой ее романа. Она знала о нем все до мельчайших подробностей, потому что сама его придумала. Сильный, мужественный, волевой и в то же время добрый, мудрый, терпеливый. Высокий и красивый – с темными волосами и чудесными голубыми глазами, то обольстительными, то проницательными, то искрившимися юмором. Он любит посмеяться вместе с ней, и она рассказывает ему смешные анекдоты. Он обожает читать и образованнее ее, а возможно, и практичнее. Шеридан ненавидит высокомерие и напыщенность. И если вынуждена мириться с этими качествами как с неотъемлемой частью отцов ее учениц в школе, то в собственной семье ничего подобного не потерпит.

И конечно же, ее роман имеет счастливый конец. Воображаемый герой становится воображаемым мужем. Опустившись на одно колено, он предлагает ей руку и сердце и произносит: «До тебя я не знал счастья… До тебя я не знал, что такое любовь… До тебя я искал свою половинку и вот наконец нашел». Или что-то еще в этом роде.

Ее избранник ценит в ней не только красоту лица, но и красоту души. Покоренная его нежностью и неоспоримыми аргументами в пользу их брака, Шеридан отвечает ему согласием, и, ко всеобщему изумлению и всеобщей зависти, они сочетаются браком в Ричмонде, штат Вирджиния. Он увозит ее и тетушку Корнелию в свой роскошный особняк на холме, где всего себя отдает их супружескому счастью и где единственной ее заботой будет, какое надеть платье. В довершение ко всему он помогает ей разыскать отца и убеждает его переехать к ним, после чего жизнь их становится еще счастливее. У Шеридан, разумеется, не было ни малейшего шанса встретить в лице мужчины само совершенство, но даже случись такое, «само совершенство» и не взглянуло бы в ее сторону. Однако в теплой постели и ночной темноте все казалось возможным. Каждое утро Шеридан Бромлей зачесывала назад свои густые рыжие волосы, собирая их в пучок на затылке, и отправлялась на работу. Никому и в голову не пришло бы, что эта весьма строгого вида особа, которую и персонал школы, и ученики, и их родители прозвали старой девой, глубоко романтична.

Однако она сумела внушить всем, в том числе и самой себе, что является воплощением практичности и рациональности.

И вот теперь, из-за того что она не оправдала оказанного ей безграничного доверия, Чариз придется выйти замуж не за блистательного милорда, а за самого заурядного мистера, с которым она, возможно, будет влачить жалкое существование. И если даже ее папашу от гнева не хватит удар, то уж наверняка он сделает все, чтобы превратить жизнь Шеридан и ее тетушки в сущий ад.

А бедняжку Мэг, такую застенчивую и робкую, прослужившую в качестве горничной Чариз пять лет не за страх, а за совесть, наверняка выставят за дверь и рекомендательного письма не дадут. А без него о приличном месте и мечтать нечего.

Но все это лишь в лучшем случае! Если им удастся каким-то образом вернуться домой.

А в худшем, если права Мэг, а Шеридан уверена, что она права, им обеим придется провести остаток жизни в тюрьме – и бедняжке Мэг, и практичной и рациональной Шеридан Бромлей.

Терзаемая страхом и чувством вины, Шерри едва сдерживала готовые хлынуть горячим потоком слезы. Сколько несчастий обрушилось на их головы, и все из-за ее дурацкой доверчивости и не менее дурацкого желания хотя бы краешком глаза взглянуть на блистательный Лондонский Сити и изысканных аристократов, о которых она начиталась в романах. И почему только она не прислушалась к тетушке, постоянно твердившей, что за всеми этими достопримечательностями можно не разглядеть простого женского счастья, что Бог не прощает гордыню, так же как жадность и праздность, и что для настоящего джентльмена скромность в женщине важнее красоты!

Что касается женского счастья и гордыни, то тут тетушка была абсолютно права, и Шеридан, хоть и поздно, не могла в этом себе не признаться. Она вообще готова была внять советам тетушки, но только тем, которые не касались ее поездки в Англию. Тетушка Корнелия обожала предсказания, свято чтила обряды, а также раз навсегда заведенный порядок, и Шерри от этого просто хотелось выть.

Глава 4

Сидя в крохотной каюте и глядя пустыми глазами на бедняжку Мэг, Шерри ничего так не желала, как снова оказаться в Ричмонде, в обществе тетушки в их крохотном трехкомнатном домике, с неизменным чайником на столе, и всю оставшуюся жизнь наслаждаться теплым чаем и скукой.

Но если британские законы таковы, как говорит Мэг… Шеридан вообще не вернется домой и никогда не увидит тетушку. Эта мысль просто убивала ее.

Шесть лет назад, когда Шеридан впервые приехала к старшей сестре своей матери, перспектива не встречаться больше с Корнелией Фарадей показалась бы ей необычайно счастливой, но отец лишил ее возможности выбора. До того дня он возил ее за собой в фургоне, груженном всевозможными товарами, начиная от мехов и косметики и кончая жестяными чайниками и вилами, предметами роскоши и предметами первой необходимости, которые он продавал или обменивал на фермах и в хижинах, встречавшихся на пути.

А путь себе они выбирали сами. Зимой двигались по восточному побережью на юг, а летом – на север. Иногда, залюбовавшись необыкновенно красивым закатом, они сворачивали на запад или же вслед за журчащей речушкой делали поворот на юго-запад. Зимой, когда дороги заносило снегом, они находили приют либо у фермера, либо у владельца лавки, которые обычно нуждались в паре свободных рук, и тогда ее отец-ирландец отрабатывал их ночлег.

Где только не приходилось ночевать Шеридан к тому времени, когда ей исполнилось двенадцать лет: и на сеновале, и на перине в доме, населенном хохочущими дамами в ярких шелковых платьях с такими глубокими вырезами, что казалось, их груди вот-вот вывалятся наружу. Но кем бы ни была хозяйка дома, где они ночевали, – женой ли фермера или же проповедника с постным лицом, или дамой в пурпурном шелковом платье, отороченном черными перьями, все они души не чаяли в ее отце, Патрике, и по-матерински заботились о самой Шеридан. Да и как можно было не любить ее отца, такого приветливого и обходительного и к тому же трудолюбивого, готового за ночлег и еду работать от зари до зари. И благодарные женщины кормили его как на убой и баловали любимыми лакомствами.

Шеридан они ласково поддразнивали рыженькой и хохотали до упаду, когда отец называл ее своей «маленькой морковкой». Они подставляли ей под ноги скамеечку, когда она изъявляла желание помочь мыть посуду, а когда уезжала, одаривали лоскутами, иголками и нитками, чтобы она могла сшить одеяльце или платье для своей куклы Аманды. Шеридан обнимала их, благодаря за себя и за Аманду, а они смеялись, уверенные в том, что она не шутит, и целовали ее на прощание, шепча ей на ушко, что она вырастет красавицей, а Шеридан тоже смеялась, уверенная в том, что они шутят. Потом они с грустью смотрели вслед фургону, увозившему Шеридан и ее отца, махали им и кричали: «Бог в помощь!», «Поскорее приезжайте опять!».

Ему не раз предлагали остаться, взять в жены то ли хозяйскую, то ли соседскую дочку.

– Спасибо, – с улыбкой отвечал ирландец, – но это было бы двоеженством, потому что мать Шеридан жива. В моем сердце. – При этом глаза его темнели.

Они всегда темнели, когда отец вспоминал о маме, и Шеридан становилось так грустно! Но спустя некоторое время на лице его снова появлялась улыбка. Маму и маленького брата унесла страшная болезнь с мудреным названием «дизентерия», и после этого папа долго не мог оправиться, целыми днями молча сидел у очага в их крохотной хижине, потягивая виски и совершенно забыв об урожае, гниющем в поле, не говоря уже о том, чтобы что-то посеять. Он не разговаривал, не брился, почти ничего не ел, и казалось, его нисколько не волновало, подохнет или не подохнет от голода их мул. Шестилетняя Шеридан, привыкшая помогать маме, теперь взвалила на себя всю ее работу.

Но отец как будто не замечал, как ей трудно. В один поистине роковой день девочка обожгла обе руки и вдобавок сожгла яичницу, которую жарила для отца. Превозмогая боль и сдерживая слезы, девочка потащила к ручью белье, захватив обмылок, встала на колени и опустила в воду фланелевую рубаху отца, с грустью вспоминая те счастливые дни, когда они ходили к ручью вместе с мамой. Мама стирала и что-то тихонько напевала, а Шеридан присматривала за маленьким Джейми, который, гукая, плескался в воде и шлепал своими пухлыми ручонками по солнечным зайчикам. Мама очень любила петь, научила Шеридан английским народным песням, и они вместе пели их во время работы. Иногда мама умолкала и, наклонив голову набок, со странной, горделивой улыбкой слушала пение Шерри. А то вдруг обнимет ее крепко-крепко и скажет: «Голосок у тебя такой нежный и какой-то особенный – ну прямо как ты сама». Или еще что-нибудь в том же духе.

Глаза Шерри затуманивались слезами от этих воспоминаний. Словно живую, видела она перед собой маму, в ушах звучала ее любимая песня. Вот мама улыбнулась, глядя на маленького Джейми, потом перевела взгляд на Шеридан, насквозь промокшую, будто она вместе с братишкой плескалась в воде, и сказала: «Спой нам что-нибудь, ангел мой…»

Под впечатлением этих воспоминаний Шеридан попробовала спеть, но голос прерывался от слез. Девочка утерла их тыльной стороной ладошек и вдруг заметила, что рубаха отца плывет вниз по течению. Достать ее Шерри не могла и, забыв о том, что она уже большая и должна быть мужественной, подтянула колени к груди и, зарывшись лицом в мамин фартук, зарыдала от горя и страха. Она плакала, раскачиваясь взад и вперед, вдыхая аромат полевых цветов и трав, пока совсем не охрипла.

«Мама, – молила она сквозь рыдания, – ты так мне нужна, так нужна, так нужна! И маленький Джейми тоже. Пожалуйста, вернись к нам! Вернись! Вернись! О пожалуйста! Я не могу без тебя, не могу!»

– Я тоже не могу, – услышала она голос отца, но не тот чужой и безжизненный, который был у него много месяцев, а родной, до боли знакомый, чуть охрипший от переполнявших его чувств. Он сел рядом и обнял ее. – Но держу пари, вдвоем, радость моя, мы справимся. – Он вытер ей слезы и продолжал: – Хочешь, давай бросим все и отправимся путешествовать, ты и я? Что ни день, то приключение. У меня было много приключений, когда я путешествовал. И во время одного из них я познакомился с твоей мамой, когда проезжал через Шервинз-Глен в Англии. В один прекрасный день мы с тобой поедем туда, но с шиком. Не так, как уезжали оттуда с твоей мамой.

Перед смертью мама Шеридан с тоской вспоминала о живописной английской деревушке, где родилась, о том, как ходила в большой зал на танцевальные вечера. Возле дома приходского священника вдоль белой ограды в изобилии росли необыкновенно красивые алые розы, сорта Шеридан, и мама решила назвать так свою первую дочку. Желание отца еще раз побывать в Шервинз-Глен, видимо, возникло у него после смерти матери, и девочка никак не могла вначале понять, почему папу так тянет туда. Ведь он сам ей рассказывал, что наиболее влиятельный человек в деревне по имени эсквайр Фарадей – настоящее чудовище, что его все ненавидят, и в то же время собирался выстроить себе дом рядом с домом эсквайра, разумеется, если вернется туда.

Впервые отец встретился с Фарадеем, когда привез ему из Ирландии для его дочери великолепного коня, и, поскольку в Ирландии у отца никого не осталось в живых, он решил поселиться в этой деревне и поработать у эсквайра в качестве грума и тренера по верховой езде.

Лишь когда Шеридан исполнилось одиннадцать лет, она узнала, что вероломный, бездушный, высокомерный эсквайр Фарадей – родной отец мамы!

Ее всегда удивляло, что отец увез маму из ее любимой деревни, а потом уговорил уехать в Америку вместе с ее старшей сестрой, которая затем осела в Ричмонде и уже не захотела уезжать оттуда. Как ни странно, они увезли с собой только коня, не считая того, во что были одеты, и небольшой суммы денег. Этого коня по кличке Финиш-лайн мама буквально обожала и не пожалела средств, чтобы переправить его морем в Америку, но по прибытии на место вскоре продала.

Из разговоров родителей Шеридан поняла, что Англию они покинули скоропалительно из-за каких-то неприятностей, однако точно ничего не знала. А отец, видимо, не собирался удовлетворять ее любопытство, и пришлось Шеридан набраться терпения и ждать, когда у них появится дом в Шервинз-Глен, чтобы самой во всем разобраться на месте. Теперь прямых вопросов Шеридан отцу не задавала, все ходила вокруг да около. И все-таки ей удалось кое-что понять. Отец рассчитывал на крупный выигрыш в карты, хотя ему постоянно не везло. Но он надеялся на чудо, полагая, что в один прекрасный день фортуна снова ему улыбнется.

– Все, что мне нужно, дорогая, – усмехаясь говорил отец, – это длинная полоса везения за правильно выбранным игорным столом. Было время, когда я выигрывал по-крупному, и оно снова придет. Нутром чую.

И Шеридан верила, потому что отец ни разу ей не солгал. Так они переезжали с места на место, беседуя то о самых тривиальных вещах, обсуждая тетушек с их привычками, то о сотворении мира и других серьезных проблемах. Их бродячий образ жизни многим казался странным.

Шерри он поначалу не нравился, даже пугал ее, но скоро она привыкла и полюбила его.

Раньше она и представить себе не могла, что за их фермой и лугом есть какой-то другой мир. Теперь же за каждым поворотом открывалось что-то новое. А какие интересные люди встречались по пути! Одни направлялись в такие экзотические места, как Миссисипи или Огайо, и даже в Мексику! Другие возвращались оттуда.

От них Шеридан узнала об удивительных странах с удивительными обычаями и столь же удивительным образом жизни. А поскольку и Шеридан, и ее папа были добры и приветливы, многие путешественники, не желая с ними расставаться, двигались с той же скоростью, что и фургон Бромлеев. И Шеридан затаив дыхание слушала рассказы негритянской четы Изикьела и Мэри об Африке. Там, кстати, их звали совсем по-другому. Имена изменить нетрудно, чего не скажешь о крутых завитках черных волос и черной коже, блестящей и гладкой. Они научили девочку своим песням, непохожим на те, что пела она, несколько монотонным, но в то же время поднимающим настроение.

Через год после того, как они расстались с неграми, одним пасмурным зимним днем им встретился старый индеец с глубокими морщинами на дубленом лице. Под ним был конь в яблоках, резвый и молодой, полная противоположность всаднику.

После долгих уговоров он привязал коня к заднему борту фургона, забрался внутрь и, когда Шеридан спросила, как его зовут, сказал, что Спящая Собака. В ту ночь, сидя у костра, он по просьбе девочки спел индейскую песню, казалось, состоящую из одних гортанных звуков, и при этом, как бы аккомпанируя себе, хлопал ладонями по коленям. Шеридан с трудом сдержала улыбку, чтобы не обидеть его, однако индеец это заметил, сразу умолк, и глаза его сузились.

– А сейчас, – сказал он повелительным тоном, – ты спой.

Шеридан теперь было так же привычно петь песни с путешественниками у костра, как и беседовать с ними. И она, не раздумывая, запела ирландскую песню, которой ее выучил папа, – о страданиях юноши, потерявшего возлюбленную. И вдруг, в самом трагическом месте, Спящая Собака издал какой-то странный, похожий на смешок звук. От быстрого взгляда Шеридан не ускользнуло появившееся на лице индейца изумление. Она поняла, что на этот раз он с трудом сдерживает смех, и оборвала пение.

– Слезы, – изрек индеец тоном превосходства, ткнув в нее пальцем, – удел женщин.

– О, – с досадой возразила Шеридан, – ирландцы, наверное, так не считают, потому что в их песнях мужчины плачут. Этой песне меня научил папа, а он ирландец. – И она взглянула на отца, ища поддержки. – Ведь мужчины у нас на родине плачут, правда, пап?

В глазах отца заплясали смешинки, он выплеснул остатки кофейной гущи в костер и ответил:

– Ну видишь ли, дорогая, если согласиться с тобой, мистер Спящая Собака будет всю жизнь думать, что Ирландия – страна печали, что все мужчины там плаксы и рукава у них насквозь промокли от слез. Ничего хорошего, верно? Если же не согласиться, ты сочтешь своего папу лгуном, а песню, которой я тебя выучил, лживой. Тоже не годится.

И, заговорщически подмигнув ей, он сказал:

– А что, если ты перепутала слова и в песне поется об итальянцах, а не об ирландцах?

Дело в том, что, путешествуя уже целых три года, они играли в игру «А что, если…», которую сами придумали, и сейчас она была как нельзя кстати. Иногда вопросы бывали довольно серьезные: «А что, если конь захромает» или же: «А что, если явится фея и предложит загадать желание», но независимо от вопроса выигрывал тот, кто быстрее всех давал исчерпывающий ответ.

Шеридан это почти всегда удавалось. И отец не без гордости заявлял, что ему за ней не угнаться.

На какой-то момент девочка, сдвинув брови, задумалась, а затем с веселым смешком объявила о своем решении:

– Самое лучшее – притвориться, будто у тебя срочное дело, и таким образом уйти от ответа. Что бы ты ни сказал, попадешь в неловкое положение.

– Ты права, – рассмеялся отец и вежливо пожелал Спящей Собаке доброй ночи. Веселая словесная перепалка не вызвала и тени улыбки у стоического индейца, зато сквозь пламя костра он бросил на Шеридан долгий, внимательный взгляд, поднялся и, не проронив ни слова, отправился ночевать в лес.

На следующее утро Спящая Собака предложил Шеридан прокатиться на его коне, и она сразу заподозрила, что удостоилась такой чести лишь потому, что индеец предпочел ехать с комфортом в фургоне, вместо того чтобы трястись на лошади, однако признаться в этом ему было неловко.

Шеридан, никогда не ездившая верхом, если не считать катания на дряхлой кляче, тащившей их фургон, не без трепета оглядела прекрасного резвого коня и уже хотела отказаться, когда встретила насмешливый взгляд индейца. С притворным сожалением девочка сообщила, что у них нет седла, на что Спящая Собака, теперь уже с презрением, заявил, что индейские девушки, как и мужчины, не пользуются седлами.

Он продолжал смотреть на нее с вызовом, видимо, догадываясь, что она трусит. Этого Шеридан не могла стерпеть. Уж лучше она рискнет жизнью, чем позволит какому-то старику презирать ее, а заодно и всех ирландских детей.

И Шеридан с решительным видом подошла к индейцу и взяла у него повод. Он и не собирался подсадить ее. Тогда она, подведя животное к фургону, залезла внутрь и, подтянувшись, села на коня.

Боже, и зачем только она это сделала! Земля показалась ей слишком далекой и очень-очень жесткой. Она пять раз падала, чувствуя, что индеец и его норовистый конь смеются над ней. А на шестой так разозлилась и от своих неудач, и потому, что ныло все тело, что уцепилась за повод, подскочила, изо всех сил дернула коня за уши, обозвав его дьяволом по-немецки, поскольку слышала это слово от немецкой четы, ехавшей в Пенсильванию, и уселась наконец верхом. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что индейским коням по душе больше грубость, чем робость: животное перестало брыкаться и вставать на дыбы и пошло мягкой, спокойной рысью.

В тот вечер у костра, наблюдая, как готовит ужин отец, Шеридан, мучаясь от боли в спине, изменила позу, невольно встретившись взглядом со Спящей Собакой, впервые с того момента, как днем ранее привязала коня к фургону.

Вместо того чтобы прямо сказать, что ей недостает ловкости индейских девушек, Спящая Собака пристально смотрел на нее в свете колеблющегося пламени костра и вдруг ни с того ни с сего спросил:

– Что значит твое имя?

– Мое имя? – переспросила она после минутного раздумья и объяснила, что ее назвали по имени цветка на родине ее матери, в Англии, которая находится за морем. Индеец недовольно заворчал, и Шеридан спросила: – Ну хорошо, а как бы вы меня назвали?

– Какой же ты цветок? – сказал он, внимательно рассматривая ее веснушчатое лицо и растрепанные волосы. – Ты – огонь. Ты – пламя. Ты – пылающий факел.

– Что? – Шеридан рассмеялась. – Вы хотите сказать, что мои волосы такого же цвета, как огонь?

Даже враждебность индейца и его норовистый конь никак не повлияли на дружелюбие и любопытство девочки, она просто не умела долго злиться.

– А вот папа, – улыбнулась она, – зовет меня морковкой. Морковка – это овощ… ну, как… маис. Она тоже рыжая, как я. Точнее, оранжевая.

– У белых имена не такие красивые, как у индейцев.

Шеридан очень хотелось сказать, что уж лучше называться морковкой, чем собакой, но, будучи девочкой вежливой и воспитанной, она воздержалась, только спросила:

– А как бы меня называли индейцы?

– Огненные Волосы, – ответил он. – А если бы ты была мальчиком, – Мудрый на Века.

– Как это?

– Ты уже мудрая, – попытался он объяснить. – Мудрая, но не старая. Молодая.

– О, мне бы очень хотелось называться мудрой! – воскликнула Шеридан, подумав, что индеец ей решительно нравится. – Мудрая на Века, – повторила она, очень довольная, бросив взгляд на улыбающегося отца.

– Ты женщина, – надменно возразил индеец, остудив ее пыл, – а женщины не бывают мудрыми. Твое имя – Огненные Волосы.

Шеридан не возмутилась, даже не заикнулась о том, что папа считает ее очень умной, потому что индеец ей все равно нравился, и примирительно сказала:

– Огненные Волосы – очень красивое имя.

Впервые за все время старик улыбнулся и сразу помолодел. Видимо, догадался, что его высказывания могли показаться Шеридан обидными.

– Нет, ты Мудрая на Века, – сказал он, пытаясь загладить неловкость, и улыбнулся папе: мол, решение это окончательное и обсуждению не подлежит.

Отец одобрительно кивнул, и Шеридан уже в который раз подумала о том, какая замечательная штука жизнь. Пусть внешне все люди разные, в душе они мало чем отличаются друг от друга.

Все любят посмеяться, побеседовать, помечтать… и, что греха таить, похвастать своей отвагой и смелостью.

Ведь печаль – родная сестра плохого настроения, а плохое настроение быстро проходит. Шеридан сама в этом не раз убеждалась.

Глава 5

На следующее утро за завтраком отец по достоинству оценил украшенный кисточками и бисером необычайно красивый пояс, который Спящая Собака носил на своих бриджах из оленьей кожи. Оказалось, что он сам его сделал. Тут же была заключена сделка: Спящая Собака делает модные пояса и браслеты, а отец их по пути продает.

С согласия индейца Шеридан назвала его коня Быстрые Ноги и теперь охотно ехала на нем. Пока отец и Спящая Собака, удобно устроившись в фургоне, вели долгие беседы, она скакала впереди, а потом возвращалась к ним, пригнувшись к шее лошади. При этом ее пышные волосы, смешиваясь с конской гривой, развевались на ветру, а смех колокольчиком звенел под ослепительно голубым небом.

В тот день, когда Шерри, преодолев страх, впервые помчалась галопом, она с гордостью спросила индейца, похожа ли она теперь хоть немного на индейских мальчиков. Индеец вытаращил от удивления глаза, затем бросил в траву огрызок яблока.

– А может ли Мудрая на Века на всем скаку поднять с земли эту штуку? – в свою очередь, спросил он и указал на огрызок.

– Конечно, нет, – ошеломленно ответила девочка.

– А индейские мальчики могут.

Прошло три года, и Шерри уже проделывала не только этот, но и многие другие трюки, что не могло не встревожить отца. Зато индеец к успехам своей ученицы относился одобрительно, и не успевала она освоить очередной фокус, как Спящая Собака показывал новый.

Благодаря индейцу доходы их множились день ото дня. У него были золотые руки, и любая сделанная им вещь моментально находила покупателя. Вдобавок Спящая Собака оказался прекрасным охотником и рыболовом, и у них в меню прибавилось блюд.

Шерри в голову не приходило, что их маленькая дружная компания со стороны выглядела довольно странно. Старый индеец, юная леди в брюках из оленьей кожи, галопом скачущая на коне без седла, по-мужски, да еще частенько задом наперед, и красивый ирландец с мягким приятным выговором, большой любитель азартных игр. Было чему удивляться.

Но Шерри скорее казалась странной жизнь в душных шумных городах, таких, как Балтимор, Огаста или Шарлотта. Она даже перестала мечтать о доме в деревне Шервинз-Глен, ради которого отец, по его словам, играл в карты, надеясь на крупный выигрыш.

Своими мыслями Шерри поделилась с красивым голубоглазым испанцем лет двадцати пяти через несколько дней после того, как он решил присоединиться к ним по пути из Сент-Огастин в Саванну.

– Cara mia[2], – сказал он, смеясь от души. – Очень хорошо, что ты не торопишься в Ирландию, потому что твой папа – слишком слабый игрок. Вчера как раз мы играли в заведении мадам Гертруды, и я сидел напротив него. Ну и мошенничают же там!

– Мой папа никогда не мошенничает! – вскочив, возмущенно крикнула Шерри, но испанец удержал ее за руку.

– Успокойся, другие мошенничают. А твой папа этого не понимает.

– Почему же ты не пристрелил этих негодяев? – с горячностью спросила Шерри, бросив взгляд на его пистолет. Подумать только! Эти подонки смеют обманом выуживать у отца потом и кровью заработанные деньги! И она повторила: – Всех надо было пристрелить, до единого!

– Так бы я и поступил, querida[3], если бы сам тоже не мошенничал. – Он весело улыбнулся.

Шеридан вырвала у него руку.

– Ты обманывал моего папу?

– Нет, нет. – Он пытался придать лицу серьезное выражение. – Я мошенничаю, лишь когда мошенничают другие, иначе просто нельзя, иными словами, отвечаю обманом на обман.

Как выяснилось позднее, Рафаэля, азартного игрока, выгнали из дому, и ему пришлось покинуть асиенду его семьи в Мексике в наказание за его пагубные пристрастия.

У Шеридан, обожавшей свою маленькую семью, просто в голове не укладывалось, как могут родители выгонять из дома детей. Но возможно, Рафаэль совершил нечто ужасное?

Она очень осторожно спросила об этом отца. Он обнял ее за плечи и спокойно сказал, что Рафаэль сообщил ему подлинную причину своего изгнания, – привязанность к женщине, которая, к несчастью, уже была замужем.

Шеридан ни о чем больше не спрашивала, хорошо зная, что с непорядочным человеком отец не стал бы путешествовать вместе. Да ей и самой не хотелось плохо думать о Рафаэле.

В свои двенадцать лет она считала Рафаэля Бенавенте самым красивым и обаятельным мужчиной на свете, разумеется, после ее отца.

Рафаэль рассказывал удивительные истории, подшучивал над ее мальчишескими выходками и уверял, что она будет настоящей красавицей, когда вырастет, что ни у кого нет таких серых, как грозовые тучи, холодных глаз, великолепно оттенявших ее рыжие волосы.

Раньше Шеридан нисколько не интересовалась своей внешностью, но сейчас страстно желала, чтобы предсказания Рафаэля сбылись и чтобы он мог в этом убедиться. А пока она наслаждалась его обществом, и ей нравилось, что он относится к ней как к ребенку.

У Рафи, не в пример другим путникам, встречавшимся им по дороге, водились деньжата. Он ехал куда глаза глядят, чаще ее отца играл в карты. И все, что выигрывал, не задумываясь тратил. Однажды, в пригороде Саванны, штат Джорджия, где они устроили привал, Рафаэль исчез на четверо суток, а когда появился, от него пахло духами и виски. Шерри собственными ушами слышала, как женщины, направлявшиеся со своими мужьями в Миссури, обсуждали его исчезновение, и предположила, судя по его виду, что он развлекался с проституткой.

Что такое «проститутка», она представляла себе весьма смутно, но из того же разговора поняла, что это нехорошая женщина, способная с помощью злой силы «совратить мужчину с пути истинного». Что это за сила, Шерри тоже не знала, лишь инстинктивно догадывалась.

В тот день, когда Рафи вернулся небритый и пахнувший проститутками, Шеридан на коленях горячо молилась о том, чтобы с ним ничего не случилось, молилась, как умела, с трудом сдерживая рыдания. Она то впадала в отчаяние, то злилась, то ревновала и весь день не желала с ним разговаривать. Устав ее уговаривать, Рафи пожал плечами и больше не подходил к ней. Однако на следующий вечер появился у костра с лукавой улыбкой на лице и гитарой в руках. По-прежнему не замечая Шерри, он уселся напротив и коснулся струн.

Боже! Как он играл! Ничего подобного Шерри никогда не слышала. Под его пальцами струны, казалось, ожили. Сердце у Шерри учащенно забилось, ноги сами начали отбивать такт. Вдруг ритм изменился, и зазвучала печальная, трогающая душу мелодия, а за ней снова легкая и веселая. Глядя на Шерри сквозь пламя костра, Рафаэль подмигнул ей и запел песню, будто сочиненную специально для нее. О мужчине, который по собственной глупости потерял в жизни все, в том числе и любимую женщину. Не успела Шерри опомниться, как Рафаэль запел знакомую ей песню, исполненную нежности и красоты.

– Подпевай мне, querida, – по-дружески обратился он к ней.

Как и все путники, Шерри любила петь, но в этот вечер испытывала безотчетную робость. Чтобы пересилить себя, девочка закрыла глаза и, стараясь думать только о музыке, небе и ночи, запела. Трудно передать словами, как замечательно гармонировал ее чистый, высокий голос с его грудным баритоном.

Песня кончилась, а Шерри, очарованная музыкой, все еще сидела с закрытыми глазами, пока не услышала громких рукоплесканий. Это расположившиеся на противоположной стороне путники, привлеченные пением, пришли выразить свое восхищение. После этого она часто подпевала Рафи, и недостатка в слушателях не было, где бы они ни останавливались, в городе или в деревне. В благодарность за пение люди угощали их, даже давали деньги. Рафи научил ее играть на гитаре, хотя его мастерства она так и не достигла. Научил он ее также свободно говорить по-испански и немного по-итальянски, поскольку и сам не очень хорошо владел этим языком. Он также выполнил просьбу Шерри, следя за тем, чтобы ее отца не обманывали за карточным столом, и Патрик теперь все чаще и чаще выигрывал. Рафи даже стал предлагать отцу всякие рискованные сделки. И если Шерри они очень не нравились, отец считал их весьма заманчивыми. Единственным, кто недолюбливал Рафи, был индеец. Он считал ниже своего достоинства даже разговаривать с ним и отвечал лишь на его прямые вопросы, и то невнятным бурчанием. Он даже охладел к Шерри, и когда она, огорчившись, спросила об этом отца, тот ответил, что индеец обиделся на нее за то, что она теперь уделяет ему меньше внимания. Шерри решила исправить положение и все чаще находила предлоги, чтобы посоветоваться с индейцем, и вместо того, чтобы скакать верхом на коне рядом с Рафи, ехала вместе со Спящей Собакой в фургоне. Так снова воцарились мир и согласие в их маленькой компании. Все, казалось бы, шло идеально, пока… Пока отец не повез ее в Ричмонд, штат Вирджиния, к ее единственной тетке, сестре ее покойной матери, записной старой деве.

Глава 6

Взволнованная до глубины души встречей со своей единственной родственницей, Шеридан тем не менее чувствовала себя очень неуютно в маленьком, душном домике тетушки Корнелии, думая лишь о том, как бы не разбить какую-нибудь безделушку или не запачкать, к примеру, кружевной платочек, которые то и дело попадались ей под руку. И хотя она изо всех сил старалась быть осторожной, сразу почувствовала, что очень не понравилась тетушке и та с неодобрением следит за каждым ее шагом. А когда через два дня после приезда услышала разговор между теткой и отцом, поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Она как раз примостилась на подставке для ног и смотрела в окно, когда из соседней комнаты донеслись приглушенные голоса, и тетка назвала ее имя.

Девочка встала, с опаской обходя мебель, подкралась к двери, приложила к ней ухо и буквально через минуту поняла, что тетушка Корнелия, преподававшая этикет в школе для девушек из состоятельных семей, в ужасе от манер своей племянницы, Шеридан Бромлей, и устроила по этому поводу Патрику настоящий скандал.

– Тебя следовало бы высечь за то, что ты так воспитал ребенка! – орала тетка Корнелия, и оставалось лишь удивляться, что отец, который ни от кого не потерпел бы подобных оскорблений, молчал, будто набрав в рот воды.

– Она не умеет ни читать, ни писать, – распекала отца тетушка, – на мой вопрос, знает ли она основные молитвы, ответила, что не может долго стоять на коленях. Мало того, заявила, что Боженька любит тех, кто молится, потрясая Библией, не больше, чем проституток, совращающих мужчин с пути истинного.

– Ладно тебе, Корнелия… – заговорил наконец папа, и Шерри уловила в его тоне тщательно скрываемую ухмылку. От тетушки это тоже не ускользнуло, и тут она вошла в раж, превратившись в сущего дьявола, как сказал бы Рафи.

– Я не поддамся твоему фальшивому обаянию, ты, мошенник. Достаточно и того, что ты обманул мою сестру. Ты таскал нас за собой по всему миру, рассказывая сказки о райской жизни в Америке. Никогда себе не прощу, что отпустила ее и сама за вами поехала. Но исковеркать жизнь ее единственной дочери я тебе не позволю! Девочка почти невеста, но в ней нет ничего женского. Настоящий мальчишка! Всю жизнь носит брюки и сапоги. Лицо загорелое, обветренное, как у дикарки. А чертыхается, будто язычница! Что за манеры, что за речь! Волосы торчат во все стороны. Ни с того ни с сего сообщила мне, что выходить замуж ей пока неохота, но «объект» уже есть, некий Рафаэль Бенавенте, и скорее всего в один прекрасный день она попросит его на ней жениться. Эта юная леди, если вообще ее можно назвать так, не стесняясь, говорит о том, что намерена сделать предложение мужчине, да еще какому! Бродяге-испанцу, знающему все на свете, как она с гордостью заявила, даже способы мошенничества в карточной игре!

А теперь, – заключила тетушка Корнелия торжествующим тоном, – попробуй-ка оправдаться!

Шерри, затаив дыхание и улыбаясь, ждала достойной отповеди отца этой отвратительной женщине с кислым выражением лица, которая втерлась к ней в доверие, все выпытала и использовала против нее же.

– Шерри не ругается! – с плохо сдерживаемой яростью возразил отец.

Однако Корнелия нисколько не испугалась, как это бывало с другими, когда Патрик Бромлей выходил из себя.

– Не ругается! – выпалила она. – Не далее как нынче утром ушибла локоть и выругалась на двух языках! Я слышала!

– В самом деле? – ехидно процедил сквозь зубы Патрик. – И ты поняла?

– Я достаточно владею латынью, чтобы понять, что «Dios mio!» – это богохульство.

– Ошибаешься! Это всего лишь означает «Боже мой», – возразил Патрик, и тут Шерри по его тону определила, что он оправдывается. – Видимо, это были слова одной из молитв, о которых ты так печешься!

Шерри заглянула в замочную скважину и увидела, что отец покраснел то ли от смущения, то ли от злости и сжал кулаки, зато тетя Корнелия стояла перед ним, холодная и неподвижная, как каменная статуя.

– Твои слова – лишнее подтверждение тому, как мало ты знаешь о молитвах и о своей единственной дочери, – презрительно парировала Корнелия. – Меня мороз подирает по коже при мысли о том, с какими людьми ты позволял ей общаться. С карточными шулерами, сквернословами и пьяницами. И тебя нисколько не смущало, что они видят твою дочь в столь непристойном виде. Одному Богу известно, какие чувства она в них пробуждала со своими нечесаными рыжими волосами, как гулящая девка. Один индеец чего стоит! Ее любимый друг, этот дикарь, который спит с собаками.

Еще за минуту до того, как тетя упомянула индейца, Шерри услышала, как отец заскрежетал зубами от ярости, и со страхом и в то же время с надеждой подумала, что вот сейчас он поставит этой противной тете Корнелии синяк под глазом за то, что она говорит такие гадости. Но вместо этого он обрушил на тетку поток колкостей и оскорблений.

– Ты ехидная, злая старая дева, Корнелия, всех мужчин считаешь скотами, которые только и знают, что волочатся за каждой юбкой. Но все дело в том, что ни один из них даже не плюнул в твою сторону. За это ты их и ненавидишь! Скажу тебе больше. – От волнения отец сейчас говорил с сильным ирландским акцентом. – Шерри скоро четырнадцать, но она так же непорочна и плоскогруда, как ты! Так что, милая Нелли, – теперь настала его очередь торжествовать, – бедняжка Шерри по всем показателям твоя точная копия. А на тебя никакой мужик не клюнет, если даже выпьет все запасы спиртного на свете, поэтому о Шерри нам нечего беспокоиться.

Из всей тирады отца Шеридан поняла лишь, что ехидная, злая старая дева получила по заслугам и едва не закричала от радости, но вовремя прикрыла рот рукой. Однако тетку Корнелию, как оказалось, не так-то легко пронять оскорблениями. Она вздернула подбородок и, сверля зятя глазами, парировала все с тем же презрением:

– Насколько я помню, Патрик, тебе выпивка не требовалась! Не так ли?

Шерри ничего не поняла, отец, как ей показалось, тоже пришел в замешательство, потом в ярость и вдруг… успокоился.

– Молодец, Корнелия, – уже мягко сказал он. – Сейчас в тебе говорит старшая дочь эсквайра Фарадея. Я уже не помню, какой ты была, но ты не забыла, верно? – От гнева отца и следа не осталось, когда он оглядел маленькую убогую комнатушку, и, сокрушенно покачав головой, с жалостью улыбнулся. – Не важно, что твой дом величиной с клозет в особняке Фарадеев, что ты едва сводишь концы с концами, обучая чужих детей хорошим манерам, главное, что ты осталась дочерью эсквайра Фарадея, гордой и надменной.

– Тогда ты, может быть, вспомнишь, – уже спокойнее сказала тетушка Корнелия, не собираясь, однако, сдаваться, – что мать Шеридан была моей единственной сестрой. И если бы она увидела, Патрик, во что ты превратил ее дочь, в какое посмешище, поверь, она пришла бы в неописуемый ужас. Впрочем, нет, стала бы стыдиться ее.

Шеридан замерла. «Стыдиться своей дочери? Но это невозможно! Мама любила меня». И перед глазами Шерри одна за другой промелькнули картины их жизни с мамой на ферме… Они собираются ужинать, мама с аккуратно уложенным на затылке пучком надевает белый накрахмаленный фартук и накрывает на стол, мама расчесывает Шерри волосы до тех пор, пока они не начинают трещать, мама придвигается поближе к свету и кроит Шерри нарядное платьице из купленных по случаю обрезков кружев и хлопчатобумажной ткани.

Вспомнив о том, какой аккуратной была всегда ее мама, Шеридан широко раскинула руки и осмотрела себя. Мужские сапоги, потертые и пыльные: Шерри не любила возиться со шнурками; брюки из оленьей кожи все в пятнах и совсем ветхие на седалище. Их поддерживает сделанный индейцем широкий пояс с бахромой, который в то же время прикрывает куртку. Было чего стыдиться…

Шерри обернулась на маленькое зеркальце над умывальником, подошла поближе, чтобы взглянуть на свое лицо и волосы, и, невольно попятившись, остановилась как вкопанная. Затем поморгала и тряхнула головой, словно хотела прогнать наваждение. Постояв минутку в полной растерянности, Шерри попыталась привести в порядок копну своих длинных рыжих волос, по выражению тети, как у гулящей девицы. Но распутать их было невозможно. Тогда она попробовала пригладить их хотя бы с боков, но ничего не получалось; непромытые слежавшиеся пряди спружинили и заняли свое прежнее положение. Да, она ни капельки не похожа на свою мать. И не только. Она вообще не похожа на особу женского пола. Но до настоящего момента ее это нисколько не волновало.

В кого, сказала тетя Корнелия, она превратилась? В посмешище? Да, да, именно так она и сказала.

И тут Шеридан вспомнила, что в последнее время на нее как-то странно поглядывают, особенно мужчины. С вожделением? Отец просто не заметил, что у нее уже бугорками набухли груди, которые Шерри не удавалось скрыть даже под плотно застегнутой курткой.

Еще тетя сказала, что она, как гулящая девка. Гулящая? Шеридан сдвинула брови, пытаясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она слышала эти слова. Кажется, гулящая – это что-то вроде проститутки… Шлюхи. Ага, значит, гулящая шлюха! Так вот на кого похожа Шеридан! К горлу девочки подступил ком. Тетя Корнелия права. Во всем права. Но хуже всего то, что мама стала бы ее стыдиться.

Шеридан так и стояла, не в силах сдвинуться с места. И вдруг услышала, что тетя хочет оставить ее у себя, в приличном доме, и дать ей надлежащее воспитание, а отец протестует, но как-то неуверенно. Как только голоса в соседней комнате смолкли, Шерри бросилась к двери и с шумом распахнула ее, зацепившись за дурацкую подставку для ног.

– Нет, папа, не соглашайся! Не оставляй меня здесь! Пожалуйста!

Видя, что тетка загнала отца в угол и он в полном изнеможении, Шеридан прижалась к нему и обвила его шею руками.

– Пожалуйста, я надену женские ботинки, расчешу волосы, сделаю все, что ты хочешь, только не оставляй меня здесь.

– Не надо так, дорогая, – проронил он, и девочка поняла, что вопрос не подлежит обсуждению.

– Я хочу быть с тобой, Рафи и Спящей Собакой! Только с вами, что бы она тут ни говорила!

Шеридан, как заведенная, повторяла эти слова и на следующее утро, когда отец уезжал.

– Ты и оглянуться не успеешь, как я за тобой приеду, – сказал он уверенно. – У Рафи есть неплохая задумка. Мы заработаем кучу денег и все вместе приедем за тобой через год, ну самое большее – через два. К тому времени ты будешь уже совсем взрослой. Мы отправимся в Шервинз-Глен, и я построю там великолепный дом, как и обещал тебе, радость моя. Вот увидишь.

– Мне не нужен великолепный дом, – плакала навзрыд Шеридан, переводя взгляд со Спящей Собаки на Рафи, мрачного и красивого, и снова на индейца, стоявшего с бесстрастным лицом. – Мне нужны только ты, Рафи и Спящая Собака!

– Говорю же тебе, Шерри, не успеешь оглянуться, как я вернусь, – твердил отец, будто не слышал ее рыданий, глядя на нее со своей теплой улыбкой, перед которой не могла устоять ни одна женщина. И на прощание, чтобы утешить ее, добавил: – Ты только представь, как будет поражен Рафи, когда увидит перед собой прекрасную молодую леди… в юбке… обученную разным там… премудростям.

Не успела Шеридан и рта раскрыть, как он высвободился из ее цепких рук, надел шляпу и, отступив на шаг, посмотрел на Корнелию.

– Деньги буду высылать при первой же возможности.

Корнелия молча кивнула с видом королевы, принимающей подаяние от простолюдина, но это нисколько не обидело Патрика.

– Кто знает, – сказал он с лукавой улыбкой, – может, мы тебя увезем в Англию. Будешь жить под носом у эсквайра Фарадея и вести хозяйство в доме, куда большем, чем у него? Неплохо, а? Помню, в гостиной постоянно толпились твои поклонники, но ни один из них, – с насмешливой улыбкой добавил Патрик, – не был достоин тебя. Не правда ли, Нелли? Может, с возрастом они стали лучше?

Шеридан, боясь зареветь, как маленькая, во все глаза смотрела на отца, лишь пожимавшего плечами в ответ на суровое молчание тети. Но вот он крепко обнял Шерри.

– Пиши мне! – В голосе девочки звучала мольба.

– Обязательно.

Отец уехал. И тогда Шерри медленно повернулась и посмотрела на женщину с бесстрастным лицом, разбившую ей жизнь, свою единственную родственницу. Ее серые глаза наполнились слезами, и она очень спокойно и очень четко произнесла:

– Как бы я хотела… чтобы мы сюда никогда не приезжали, чтобы я никогда тебя не видела! Я тебя ненавижу.

Вместо того чтобы дать Шерри вполне заслуженную оплеуху, тетя Корнелия, презрительно глядя ей прямо в глаза, сказала:

– Других слов я от тебя и не ждала, Шеридан. И ты возненавидишь меня еще больше, пока я буду идти к своей цели. Я же никакой ненависти к тебе не питаю. А сейчас, прежде чем начать наши уроки, давай попьем чайку.

– Чай я тоже ненавижу, – сообщила Шеридан, вздернув подбородок и так же презрительно глядя на тетку. Как же они были сейчас похожи! От Корнелии это не ускользнуло, однако Шеридан подобное и в голову не могло прийти.

– Такой взгляд, дитя мое, я сама давным-давно отработала, и он на меня не действует. В Англии он сослужил бы тебе хорошую службу, будь ты признанной внучкой эсквайра Фарадея. Но здесь, в Америке, никому нет дела до родственников высокомерного эсквайра. Здесь мы – нищие, которые всячески скрывают свою нищету. Здесь я учу этикету детей, чьих родителей раньше и не заметила бы, и даже считаю, что мне повезло с работой. Я не устаю благодарить Господа за то, что у меня есть уютный домик, и не оглядываюсь на прошлое. Фарадеи никогда не жалуются на судьбу, не ропщут. Запомни это. Я тоже не жалуюсь. Напротив. Мне не надо теперь никому угождать. По утрам я спокойно просыпаюсь и не жду очередных неприятностей. Веду нормальную, достойную жизнь.

Закончив эту тираду, Корнелия отступила на шаг и, криво усмехнувшись, смерила взглядом племянницу, неподвижно стоявшую перед ней.

– Дорогая моя! Если хочешь чего-то добиться, не смотри на меня высокомерно, не задирай нос, держи себя скромнее. Именно так я поступила бы на твоем месте.

Не будь Шерри так тоскливо и горько, она рассмеялась бы. Со временем она опять научилась смеяться – так же, как научилась латыни и светским манерам. Тетя упорно шла к своей цели. Она обучала Шеридан всему, что знала сама. И вскоре девочка поняла, что ее суровая, педантичная тетя заботится о своей непутевой племяннице и даже любит ее по-своему. Обида постепенно прошла, и Шеридан преуспевала в учебе. Скуку и монотонность ее новой жизни, из которой исчезли дикие скачки верхом, конь в яблоках и веселье под звездным небом, скрашивало чтение. Здесь запрещалось даже переглянуться с мужчиной, а заговорить с незнакомцем считалось почти преступлением. Петь разрешалось только в церкви, и безвозмездно. Нелегко было Шеридан после бурной, полной приключений жизни вести столь унылое существование. Учиться наливать чай, держа чайник под определенным углом, класть на надлежащее место вилку и нож после еды. Однако тетушка постоянно твердила: «Манеры в нашем положении – единственное, чем мы можем гордиться».

Шеридан в этом убедилась, когда ей исполнилось семнадцать лет и тетя пригласила в гости миссис Эдли Рейберн, директрису школы, в которой преподавала. Облаченная в скромное коричневое платье, с уложенными в аккуратный пучок волосами, скрепленными наколкой, собственноручно вышитой Шеридан, девушка была представлена почетной гостье. Та на мгновение задержала взгляд на лице и прическе Шеридан, что с недавних пор вошло в привычку у горожан. Еще несколько лет назад юная Шерри, непосредственная и к тому же плохо воспитанная, либо смущенно потупилась бы, либо надвинула на глаза шляпу, либо вызывающе спросила, с какой стати миссис директриса на нее пялится.

Но Шеридан теперь повзрослела и стала совсем другой. Она понимала, что сидит на шее у тети, и готова была на все, лишь бы зарабатывать себе на жизнь, и не только ради тети, и не только в данный момент, но ради себя самой и на все время.

В деревне голод и нищета не ощущались так остро, как в городе. Однако Шеридан не собиралась возвращаться в деревню. Уже два года от отца не было писем, хотя первое время он писал ей довольно часто. Конечно же, он не забыл ее, в этом Шеридан не сомневалась, но мало ли что могло за это время случиться. О самом плохом, что отца нет в живых, она даже думать не хотела. Сама мысль об этом была невыносима. Поэтому ей оставалось лишь надеяться, что в один прекрасный день отец и Рафи приедут за ней, а пока найти способ как-то устроиться в этой жизни.

Ее размышления прервала миссис Рейберн, которая церемонно сказала:

– Я слышала от вашей тети весьма лестные отзывы о вас, мисс Бромлей.

И Шеридан Бромлей, которая в свое время пришла бы от таких слов в замешательство и подбоченившись ответила, что не понимает, с чего бы это, протянула гостье руку и в тон ей произнесла:

– А я о вас, миссис Рейберн.

И сейчас, в каюте «Утренней звезды», Шеридан вдруг с ужасом осознала, что, возможно, никогда больше не увидится ни с тетушкой Корнелией, ни с маленькими девочками, своими ученицами, ни с ее коллегами учительницами, с которыми успела подружиться, которые приходили к ней по субботам на чашку чая, веселые, улыбающиеся. Никогда не увидится с отцом и Рафи.

При мысли об отце в горле пересохло, слезы обожгли глаза. Она представила себе, как наконец он войдет в дом тети Корнелии, горя желанием увидеть свою Шерри и объяснить причину столь долгого молчания, и не застанет ее дома… Теперь ей даже не удастся хоть что-нибудь узнать о его судьбе…

Шерри закрыла глаза и как живых увидела перед собой Рафи, Спящую Собаку и отца в гостиной тетушки. И во всем виновата она. Никто не заставлял ее сопровождать Чариз в Англию. И дело было не только в деньгах. Конечно же, нет. Она даже во сне видела Англию с того самого дня, как начала увлекаться романами. Они пробудили в ней желание путешествовать и предаваться мечтам, и она ничего не могла с этим поделать, даже с помощью тетушки.

Но такого поистине невероятного приключения, какое произошло с ней, она и в дурном сне не видела. Вместо того чтобы находиться в классной комнате со своими маленькими ученицами, восторженно внимавшими ей, что бы она ни делала – читала ли им, учила ли их красивой походке, – она оказалась в ловушке в чужой, недружественной стране, совершенно бесправная, напрочь утратив свое блестящее остроумие и холодное мужество, которыми так гордилась. Предстоящая встреча с аристократом, защищенным, по словам Мэг, британскими законами, не сулила ничего хорошего. Стоит ему узнать о случившемся, причем исключительно по ее вине, как месть не заставит себя ждать.

Шеридан буквально парализовал страх, и, не в силах преодолеть это столь ненавистное ей чувство, она задрожала при мысли о том, сколько горя причинила всем, кто верил ей и любил ее.

Всегда жизнерадостная, пышущая здоровьем, она сразу почувствовала себя слабой и обезумевшей от отчаяния; голова пошла кругом, перед глазами все поплыло, и она схватилась за стул, чтобы не упасть. Потом через силу открыла глаза, набрала в легкие воздуха, поправила прическу, потянулась к плащу и ободряюще улыбнулась насмерть перепуганной горничной.

– Пора встретиться с этим ужасным бароном и узнать, что меня ждет, – сказала она, напустив на себя беззаботный вид и тут же, уже серьезно, добавила: – Оставайся здесь и постарайся никому не попадаться на глаза. Если через несколько часов я не вернусь, либо незаметно уйди, либо, что еще лучше, спрячься на судне. Может быть, тебя, к счастью, не обнаружат, а утром судно уже будет в море. Кто знает, не бросит ли нас барон в тюрьму. Зачем же обеим рисковать?

Глава 7

После относительной тишины и покоя в их крохотной, тускло освещенной каюте шум и суета на залитой светом палубе казались настоящим кошмаром. Одни грузчики тащили по трапу чемоданы и корзины, другие навстречу им волокли коробки и ящики с провиантом на обратный путь. Над головой скрипели лебедки, они перебрасывали клети с грузом через борт и опускали их на пирс. Шерри осторожно спускалась по трапу, высматривая в толпе мужчину, английского аристократа, по ее понятиям, худого, бледного, чопорного и напыщенного, со злым надменным лицом, облаченного в шелковые бриджи и увешанного побрякушками, чтобы произвести впечатление на свою невесту.

Вдруг она заметила на пирсе высокого загорелого мужчину, нетерпеливо похлопывавшего себя перчатками по бедрам, и мгновенно догадалась, что это и есть барон. Хотя вместо бриджей на нем были длинные темные панталоны и никаких украшений под раздуваемым ветром плащом, ни золотой цепочки от часов, ни золотой печатки, весь его облик несомненно свидетельствовал о его высоком происхождении. Судя по квадратной челюсти, человек он был хладнокровный и волевой и весь, от широких плеч до самых носков сверкающих ботинок, излучал уверенность и силу. Он уже заметил Шеридан и, хмурясь, наблюдал за ее приближением. От страха душа у девушки ушла в пятки.

За два дня до прибытия судна в порт она еще надеялась как-то успокоить, умаслить и урезонить рассерженного жениха, но сейчас эта надежда развеялась в прах, стоило ей увидеть, как его густые темные брови сошлись на переносице, и она подумала, что легче смягчить камень, чем этого господина. Наверняка удивляется, почему нет его невесты, Чариз Ланкастер, а вместо нее к нему направляется она, Шеридан Бромлей. Сразу видно, как он взволнован.

На деле же Стивен вовсе не был взволнован, лишь удивлен. Он ожидал, судя по описанию дворецкого, увидеть совсем юную легкомысленную девицу с прыгающими кудряшками и розовыми щеками, всю в оборках и кружевах, а перед ним в мерцающем свете фонарей появилась бледная с серьезным выражением лица молодая женщина с высокими скулами, необычайно большими светлыми глазами, коричневыми бровями вразлет и длинными ресницами. Цвет волос определить было трудно, их скрывал капюшон. Никаких кружев и оборок, скромный, но очень удобный коричневый плащ, и когда Стивен протянул руку для пожатия, то невольно подумал о том, что Берлтон был либо помешанным, либо слепым, охарактеризовав свою невесту как прелестную малышку.

Несмотря на сдержанность, она выглядела такой напряженной и испуганной, словно предчувствовала эту ужасную беду, поэтому Стивен решил рассказать все сразу, без обиняков. Так, казалось ему, будет лучше для обоих.

– Мисс Ланкастер, – сказал он, мимоходом представившись, – очень сожалею, но произошел несчастный случай. – И, остро ощущая свою вину, мрачно добавил: – Вчера лорд Берлтон погиб.

С минуту она ошеломленно смотрела на него, не веря своим ушам.

– Погиб? Его здесь нет?

Стивен ожидал, что она по крайней мере разрыдается или же будет биться в истерике. Ему и в голову не могло прийти, что она холодно пожмет ему руку и с плохо скрываемым изумлением скажет:

– Как печально. Передайте, пожалуйста, мои соболезнования его семье, – после чего повернется и пойдет обратно.

– Мисс Ланкастер… – окликнул ее Стивен, только сейчас сообразив, что она просто в шоке. Но в это время с лебедки одним концом сорвалась грузовая клеть с упаковочными коробками и кто-то крикнул:

– Отойдите! Осторожно!

Увидев, какая опасность угрожает девушке, Стивен бросился ей на помощь, но не успел – от удара клетью Шеридан ничком упала на пирс. Стивен кликнул своих кучеров, склонился над девушкой и перевернул ее на спину. Она была без сознания, и из раны на голове текла кровь.

Глава 8

– Ну как наша пациентка? – спросил доктор Уайткомб, когда дворецкий Уэстморленда ввел его в кабинет графа. Несмотря на бодрый тон, доктор не питал никаких иллюзий относительно ее шансов на выздоровление, впрочем, как и сам Стивен Уэстморленд, который сидел у камина, облокотившись о колени и обхватив голову руками.

– Ничего утешительного, – сказал граф, устало проведя рукой по лицу, прежде чем поднять глаза на врача. – Ни разу не шевельнулась. Горничным приказано все время разговаривать с ней, как вы рекомендовали. Я и сам пробовал, но она не реагирует. Уже третий день в таком состоянии, – дрогнувшим голосом произнес Стивен. – Неужели ничего нельзя сделать?

Доктор оторвал взгляд от измученного лица графа, хотел посоветовать ему отдохнуть, но счел это бесполезным и сказал:

– Я сделал все, что мог, теперь – что Бог даст. Поднимусь, однако, наверх, погляжу на нее.

– Думаю, это бесполезно, – бросил ему вслед его милость.

Оставив без внимания эту вспышку гнева, Хью Уайткомб поднялся по парадной лестнице и повернул налево.

Когда через некоторое время доктор вернулся в кабинет, граф сидел в той же позе, зато сам доктор заметно повеселел.

– А не зря я сходил, видимо, у меня голос приятнее, чем у горничных.

Стивен вскинул голову и впился взглядом в лицо врача.

– Вы хотите сказать, что она пришла в себя?

– Да, к ней вернулось сознание, хотя сейчас она снова уснула. Она даже сказала мне несколько слов. Еще вчера ее шансы равнялись нулю, но сегодня появилась надежда, что она выкарабкается, учитывая ее молодость и здоровье. Зато вы, милорд, похожи на призрака, – глядя на измученное, заросшее лицо Стивена, продолжал доктор с фамильярностью, на правах старого друга семьи. – После ужина, если вы, разумеется, пригласите меня к столу, мы могли бы вместе навестить нашу больную, но чтобы она снова не потеряла сознания от вашего вида, вам просто необходимо немного поспать и хорошенько побриться.

– Но мне совсем не хочется спать, – энергично запротестовал Стивен, решительно направился к столу с серебряным подносом и вытащил пробку из стоявшего на нем хрустального графина. – А вот побриться мне действительно необходимо, – сказал он с легкой улыбкой, наполнив два бокала бренди и протягивая один врачу. – За ваше искусство, которое поможет ей выздороветь! – торжественно произнес он, подняв бокал.

– Мое искусство тут ни при чем, скорее это – чудо, – ответил доктор, даже не пригубив бокал.

– В таком случае – за чудесное исцеление. – Стивен поднес бокал ко рту, но не сделал и глотка, потому что Уайткомб отверг и второй тост.

– Я… не говорил, что она поправляется, Стивен, – возразил доктор, покачав головой. – Я лишь сказал, что к ней вернулось сознание и она в состоянии разговаривать.

Уловив сомнение в голосе Уайткомба, Стивен пристально посмотрел на него, и доктор, вздохнув, пояснил:

– Я хотел поговорить с вами после того, как вы отдохнете, но раз вы настаиваете… дело в том, что если даже она и выздоровеет, чего я пока обещать не могу, остается еще одна проблема. Осложнение. Возможно, это явление временное. Но кто знает!

– Какого черта вы тянете!

– Стивен, у нее амнезия.

– Что-что?!

– Она ничего не помнит. Не знает, кто она и как очутилась в Англии. Даже свое имя забыла.

Глава 9

Взявшись за узорчатую медную ручку двери, доктор Уайткомб помедлил, прежде чем войти к своей пациентке, повернулся к Стивену и, понизив голос, дал последние указания:

– Ранения головы характерны непредсказуемыми последствиями. Пусть вас не тревожит, если она не вспомнит, что разговаривала со мной в это утро. В то же время не исключено, что память у нее полностью восстановилась. Вчера я беседовал с коллегой, специалистом по черепно-мозговым травмам, и мы пришли к заключению, что лауданум следует отменить, какой бы сильной ни была головная боль. Это обезболивающее дает снотворный эффект, а нашей пациентке необходимо бодрствовать и разговаривать.

Стивен кивнул, и Уайткомб продолжал:

– Утром она очень разволновалась из-за того, что не могла ничего вспомнить, так что ни при каких обстоятельствах не говорите и не делайте ничего, что могло бы усилить волнение. Постарайтесь успокоить ее и отдайте соответствующие распоряжения слугам. Как я уже говорил, черепные травмы очень опасны и приводят к самым неожиданным последствиям, а мы не хотим ее потерять. – Высказав все, что считал нужным, доктор наконец повернул ручку.

Шеридан почувствовала, что кто-то вошел в затемненную комнату, где она то засыпала, то просыпалась и плыла среди тумана, не испытывая ни волнения, ни страха, лишь какое-то смятение. Это блаженное состояние давало ей желанный покой и уводило прочь от всех сомнений, таившихся где-то в самой глубине сознания.

– Мисс Ланкастер! – Голос прозвучал у самого уха, добрый, но настойчивый и как будто знакомый. – Мисс Ланкастер.

Да, кто-то обращается к ней. Девушка с трудом открыла глаза и заморгала, пытаясь рассмотреть говорившего, но перед глазами все расплывалось.

– Мисс Ланкастер.

Она снова поморгала и разглядела наконец двух мужчин. Седовласого, с виду доброго и спокойного, как и его голос, и второго, гораздо моложе, не такого добродушного и спокойного, скорее, растерянного и встревоженного.

Тот, что постарше, с улыбкой спросил:

– Вы помните меня, мисс Ланкастер?

Шеридан хотела кивнуть, но тут ее пронзила такая боль, что на глаза навернулись слезы.

– Мисс Ланкастер, вы помните меня? Знаете, кто я?

– Доктор. – Губы ее пересохли и потрескались, но произнесенное слово как будто не причинило боли, и, осознав это, она решила выяснить все, что ее мучило. – Где я?

– В безопасном месте.

– Где? – настаивала она.

– В Англии. Вы прибыли сюда из Америки.

Это обстоятельство почему-то обеспокоило ее.

– Зачем?

Мужчины переглянулись.

– Скоро вы вспомните, – сказал доктор, – а пока постарайтесь не волноваться.

– Но я… хочу знать. – Голос ее сел от чрезмерных усилий.

– Хорошо, дитя мое. – Он похлопал Шеридан по руке, подумал секунду и весело сообщил: – Вы приехали к своему жениху.

Жених. Значит, она обручена… с тем мужчиной, что помоложе. Неспроста он так обеспокоен ее здоровьем. И она ободряюще улыбнулась графу, но тот не заметил, потому что в этот момент вопросительно смотрел на доктора, предостерегающе качавшего головой. Эта немая сцена взволновала Шеридан. Она не помнила, как попала сюда, не имела понятия, где находится. Зато, как ни странно, твердо знала, что должна извиниться за доставленные хлопоты, так крепко засели у нее в мозгу правила хорошего тона. И, поддавшись внезапному порыву, Шерри сказала:

– Простите меня!

Граф вздрогнул, будто ее слова причинили ему боль, и тут она услышала его голос, как ей показалось впервые, – глубокий, уверенный и такой успокаивающий.

– Простить? За что? Все будет в порядке. Вам просто необходимо отдохнуть и набраться терпения.

Говорить становилось все труднее, и Шерри закрыла глаза, но тут почувствовала, что мужчины собираются уходить.

– Подождите… – вырвалось у нее.

Страх снова остаться одной, погрузиться в черную бездну и навсегда там остаться заставил ее посмотреть на обоих мужчин и остановить взгляд на графе. Из них двоих он был моложе, энергичнее и мог защитить ее от демонов тьмы, если они снова явятся мучить ее.

– Останьтесь, – из последних сил молила она, – пожалуйста.

Заметив, что граф заколебался и вопросительно посмотрел на доктора, Шеридан облизнула губы и буквально выдохнула одно-единственное слово, вложив в него обуревавшие ее мысли и чувства:

– Боюсь.

Ее веки, будто налитые свинцом, опустились на глаза, скрыв от нее все живое. Девушку охватила паника, она задыхалась… Потом догадалась по звуку, что к ее кровати придвинули тяжелое кресло.

– Вам не о чем беспокоиться, – сказал жених.

Шеридан шевельнула рукой так, словно искала опоры, и ощутила, как длинные мужские пальцы нежно и в то же время крепко пожали ее ладонь.

– Ненавижу… страх, – едва слышно произнесла она.

– Я не оставлю вас. Обещаю.

Его большая сильная рука, глубокий голос и обещание не оставлять ее одну наполнили душу Шеридан таким спокойствием, что вскоре она погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Глядя на спящую Шеридан, Стивен все острее ощущал свою вину. И страх. Страх за эту бледную, с обмотанной бинтами головой девушку.

Боже мой! Какой маленькой и беззащитной она казалась на широкой постели, среди множества подушек и одеял.

И она еще просила прощения! А ведь главный виновник ее несчастий – он! Мало того что из-за него погиб ее жених, она сама едва не разделила его участь. И тоже из-за него, Стивена. Угораздило же его расположиться прямо под лебедкой, хотя он знал, как это опасно. И не кто иной, как он, не обратил внимания на предостерегающий окрик грузчика. А до этого он ошарашил ее ужасной новостью, разрушившей все ее надежды, вместо того чтобы сделать это в более деликатной форме. Неудивительно, что убитая горем девушка не заметила нависшей над ней опасности. В общем, он кругом виноват. И если, не приведи Бог, она умрет, он, не выдержав угрызений совести, последует за ней. Он и так не находил себе места, днем и ночью думая о ее женихе.

Дыхание девушки вдруг стало неровным, и сердце его сжалось, но вскоре она задышала ровнее, и Стивен вздохнул с облегчением, бросив взгляд на ее ладошку у него в руке. Длинные изящные пальцы с коротко подстриженными ногтями – руки аристократки, но не белоручки, а молодой леди, которая любит порядок и комфорт. Не будь Стивен в полном изнеможении, он наверняка улыбнулся бы, глядя на ее мягкие, полные губы, на невероятно длинные, густые, загнутые на концах ресницы, похожие на два полумесяца, почти касавшиеся щек. Он не знал, какого цвета у нее волосы и глаза, но скулы ее отличались изяществом, а кожа цвета слоновой кости была почти прозрачной.

Все черты ее лица отличались женственностью, только подбородок был волевым и свидетельствовал о твердости характера. Впрочем, нет, подумал Стивен, скорее о мужестве. Ведь она не рыдала ни от боли, ни от страха, лишь сказала, что ненавидит страх, а значит, полна решимости преодолеть его.

Она не только смелая, но и добрая. Извинилась за доставленные хлопоты. Мужество и доброта редко сочетаются в женщине, тем более такой молоденькой.

И легко ранимой, подумал он, снова запаниковав, когда она опять задышала часто и неровно. Он сжал ее руку, и видя, что она не может вздохнуть, стал сам задыхаться. Боже! Она умирает!

– Не умирай! – шептал он в исступлении. – Не надо!

Глава 10

Когда Шеридан снова открыла глаза, сквозь зеленые шторы пробивался солнечный свет. Ее жених сидел в кресле у кровати и сладко спал. Ночью он снял сюртук и шейный платок, расстегнул ворот и заснул, уронив голову на скрещенные руки и все еще не выпуская ее ладони. Лицо его было обращено к ней, и Шерри осторожно повернула голову, радуясь, что это легкое движение не отозвалось болью в мозгу.

Еще не окончательно придя в себя после глубокого сна, она рассматривала своего будущего мужа. Лицо его сильно загорело, видимо, от постоянного пребывания на воздухе, густые темно-каштановые волосы были красиво подстрижены и по бокам чуть-чуть касались ворота рубашки. Во сне они растрепались и вместе с длинными черными ресницами, почти достающими до щек, делали его похожим на мальчишку. В остальном же это был зрелый мужчина, что вызвало в Шеридан восторг, смешанный с безотчетной тревогой.

На квадратной челюсти пробивалась темная щетина, выражение лица даже во сне оставалось решительным и жестким, прямые черные брови сошлись на переносице, придавая ему грозный вид. Тонкая белая рубашка плотно облегала мощные плечи и мускулистые руки. Из расстегнутого ворота виднелись завитки черных волос. Ни в его лице, ни в фигуре не было ни одной мягкой линии, казалось, он весь состоял из углов, начиная от тонко очерченного носа и кончая квадратной челюстью и тонкими пальцами.

Тщательным образом изучив жениха, Шерри пришла к выводу, что человек он суровый и бескомпромиссный.

И красивый.

Господи, до чего же красивый! Наконец она оторвала взгляд от его лица, огляделась, и глаза ее округлились от удивления. Какая же ее окружала роскошь! Стены и окна были задрапированы зеленым шелком, такой же шелк волнами ниспадал с балдахина, украшенного золотистыми шнурами и кистями. Даже камин в дальнем конце комнаты был из чудесного зеленого мрамора, инкрустированного золотыми птицами по углам, с узорчатыми медными креплениями. Перед камином стояли друг против друга две причудливо изогнутые софы, обитые бледно-зеленым муаром и разделенные низким овальным столиком.

Шеридан снова бросила взгляд на мужчину, чья голова покоилась у ее бедра, и почувствовала прилив бодрости. Ей здорово повезло, ибо жених не только поразительно красив, но и сказочно богат. К тому же обожает ее. Иначе не провел бы у ее постели всю ночь, не выпуская ее руки, в такой неудобной позе. Какое-то время он, видимо, ухаживал за ней, потом предложил ей руку и сердце. Она крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то из своего прошлого. Любовь такого мужчины просто невозможно забыть, говорила себе Шерри, стараясь не поддаться охватившей ее панике, вызвавшей легкое головокружение. Она должна вспомнить хотя бы те слова, которые обычно говорит каждый мужчина, делая предложение. Например: «Не окажете ли вы мне честь стать моей женой, мисс?..» Мисс?.. Кто она?

«Успокойся! – в полном отчаянии взывала к самой себе Шеридан. – Думай о другом… О том, что он говорил в порыве нежной страсти». Она не замечала, что дыхание ее участилось, а ногти впились в его ладонь. Хоть бы что-нибудь вспомнить! Какие-то подробности их встреч! Наверняка он вел себя с ней, как и подобает джентльмену. Дарил цветы, восхищался ее умом и красотой. Чтобы покорить сердце такого мужчины, она и не могла быть другой…

Однако сейчас в голову ей не приходила ни одна умная фраза.

Ей стоило огромного труда сохранять спокойствие. Когда она попыталась представить себе свое лицо… Лицо…

У нее нет лица.

Нет лица!

Тут она пришла в неописуемый ужас. И было отчего. Она не помнит ни своего, ни его имени. Не помнит собственного лица. Между тем пальцы Стивена, будто взятые в тиски, онемели, однако высвободить их ему не удалось. Поднять веки настолько, чтобы увидеть, кто с такой силой сжал его руку, он после трех бессонных ночей был просто не в состоянии. Зато сумел разглядеть лежавшую рядом женщину. Столь обычная ситуация не могла пробудить его от глубокого сна. Он лишь слегка повертел рукой и готов был снова уснуть, однако помешало укоренившееся в нем с самого детства галантное отношение к прекрасному полу. И поскольку женщина была сильно взволнована, он, прежде чем снова погрузиться в сон, вежливо спросил:

– Что случилось?

– Я не знаю, какое у меня лицо, – ответила она дрогнувшим голосом.

Стивен встречал женщин, буквально помешанных на своей внешности, но подобное заявление в полумраке будуара показалось ему забавным. Поэтому он даже не счел нужным открыть глаза, когда она изо всех сил сжала его руку и с мольбой в голосе спросила:

– Какое у меня лицо?

– Восхитительное, – совершенно бесстрастно ответил он.

Только сейчас Стивен понял, что она лежит в постели, а он сидит в кресле, и уже хотел попросить ее подвинуться, когда услышал приглушенные рыдания, и раздраженно отвернулся, не понимая, чем они вызваны. Надо будет сказать Уитону, чтобы прислал ей какую-нибудь симпатичную вещицу – рубиновую брошь или что-либо в этом роде, и таким образом искупить свою вину. Ради дорогого подарка женщина готова пролить море слез. Между тем она никак не могла успокоиться, судорожно вздыхала, ее била дрожь. Да, брошью не обойдешься, придется раскошелиться на бриллиантовое колье. Из-за того, что он не заметил ее нового платья или отказался сводить ее в театр, нарушив договоренность, такую истерику не закатывают. Видимо, он здорово ее обидел. И словно в подтверждение этой мысли по всему ее телу пробежала судорога, которую не могли скрыть даже одеяла. Похоже, придется добавить к колье еще и браслет с бриллиантами.

Вконец измученный, граф погрузился в блаженный сон, но откуда-то из самой глубины сознания доносились слова, тревожащие душу: «Я не знаю, какое у меня лицо… не знаю… не знаю».

Стивен открыл глаза и увидел, что она лежит спиной к нему, прикрывая рукой рот, чтобы заглушить рыдания. Сквозь смеженные веки с длинных ресниц на бледные щеки капали слезы. Она плакала навзрыд, но была в полном сознании, и облегчение, которое он испытал, перевесило чувство вины.

– Извините, но со сна я не совсем понял ваш вопрос, – быстро проговорил он.

На какое-то мгновение девушка замерла, и он видел, каких огромных усилий стоило ей овладеть собой. Наконец она повернулась и посмотрела на него.

– Что случилось? – спросил он как мог мягко и ласково.

Шеридан сглотнула, поразившись тому, что он заметно повеселел, хотя все еще выглядел усталым. Какая же она дура! Он ужасно волнуется за нее и, должно быть, не один день, а она, неблагодарная, ревет, как малое дитя, из-за каких-то временных трудностей. Все это, конечно, неприятно, даже внушает беспокойство, но ведь она, слава Богу, не парализована, не изувечена, не умирает. И чтобы как-то выйти из этого неловкого положения, она коротко вздохнула и вновь улыбнулась.

– Я… может быть, это звучит нелепо, я не знаю, какое у меня лицо, и… – Она умолкла, не желая объяснять, как она напугана. – Конечно, это пустяки, но раз уж вы проснулись, не сочтите за труд, опишите мое лицо. Пожалуйста!

Стивен был тронут до глубины души. Сколько в ней мужества! Она старается побороть страх, чтобы успокоить его.

– Ваше лицо? – переспросил он, стараясь выиграть время. Он не знал, какого цвета у нее волосы, и, опасаясь, как бы она не попросила зеркало, попытался обратить все в шутку. – В данный момент ваши глаза опухли и покраснели, – улыбнулся он, мельком взглянув на нее, чтобы иметь дополнительную информацию, и не без удивления заключил: – но они… очень большие и серые.

Только сейчас он заметил, что глаза у нее поразительные, серебристо-серые, с тонким черным обрамлением, опушенные роскошными длинными ресницами.

– Серые? – разочарованно протянула Шеридан. – Я не в восторге.

– В данный момент они напоминают расплавленное серебро, потому что влажные.

– Что же, пожалуй, это не так уж плохо. Дальше!

– Щеки у вас бледные и мокрые от слез, но несмотря на это, личико довольно милое.

Самые противоречивые чувства обуревали Шеридан, ей хотелось и смеяться, и плакать. Неожиданно она улыбнулась. У Стивена отлегло от сердца, и в то же время он удивился.

– Сейчас, – уклонился он от прямого ответа, – ваши волосы скрыты под большим белым… гм… тюрбаном. Надевать на ночь тюрбан, как вам известно, крик моды. – В ту ужасную ночь на пирсе было почти темно, к тому же на голове у нее был капюшон, а потом волосы залило кровью из раны. Но судя по ресницам, волосы у нее были каштановые. И он решительно заявил: – Вы – шатенка. Темная шатенка.

– Что-то вы задержались с ответом.

Она внимательно и с любопытством наблюдала за ним, однако подозрений его поведение у нее не вызвало.

– Я порой бываю очень рассеян и многого не замечаю, – парировал он.

– Можно мне посмотреть в зеркало?

Мысль Стивена лихорадочно заработала. Какова будет ее реакция, когда она не узнает себя в зеркале. Не запаникует ли, увидев свою забинтованную голову и кровоподтек у виска. Лучше, чтобы в этом случае здесь находился доктор, который может прийти на помощь.

– В другой раз, – сказал он. – Возможно, завтра. Или когда снимут бинты.

Шеридан догадалась, что он боится, как бы она снова не стала рыдать от страха, и заговорила о тюрбанах:

– Думаю, тюрбаны весьма практичны. Они позволяют обходиться без щеток для волос, гребенок и прочего.

– Совершенно верно, – согласился Стивен, поражаясь ее благородству и мужеству в столь непростых обстоятельствах. Он был так рад, что она в состоянии разговаривать, и так тронут ее отношением к нему, что счел совершенно естественным и абсолютно правильным взять ее за руку, и, с улыбкой глядя в ее потрясающие серебристые глаза, ласково спросил:

– Как вы себя чувствуете? Вам очень больно?

– Немного побаливает голова, вот и все, – призналась она, улыбнувшись в ответ, что было вполне естественно и абсолютно правильно. – Не волнуйтесь, я чувствую себя гораздо лучше, чем выгляжу.

У нее был приятный нежный голос, прямой, открытый взгляд. Сначала она чисто по-женски забеспокоилась о своей внешности, но сообщение о том, что выглядит не лучшим образом, восприняла как должное и даже стала шутить по этому поводу. И Стивен пришел к выводу, что ей чужды притворство и претенциозность, и в этом, а возможно, и во многом другом она как женщина уникальна.

К несчастью, вслед за этой мыслью пришла другая, изрядно испортившая ему настроение и заставившая выпустить ее руку. В его отношении к ней нет ничего естественного и правильного. Он не только не ее жених, но виновник гибели ее настоящего жениха. Правила приличия, уважение к памяти погибшего из-за него молодого человека, наконец, элементарная порядочность требуют, чтобы он держался подальше от этой девушки. И уж конечно, он не имеет ни малейшего права дотрагиваться до нее, даже думать о ней.

Чтобы завершить свидание с ней на оптимистической ноте, он встал, размял затекшие плечи и изрек:

– Итак, если охарактеризовать вашу внешность на данный момент, я бы сказал, что вы похожи на стильную мумию.

Шеридан улыбнулась, но вид у нее был совершенно измученный.

– Горничная принесет вам завтрак. Обещайте хоть немного поесть.

Она кивнула и, когда он собрался уходить, тихо произнесла:

– Благодарю вас.

– За что? – обернувшись, удивленно спросил он.

Она испытующе на него посмотрела, и он подумал, что со временем ей удастся заглянуть в его порочную душу. Но пока, видимо, она еще не разобралась в нем до конца, потому что на ее губах заиграла теплая улыбка.

– За то, что вы всю ночь оставались у моей постели.

От этих слов он еще острее почувствовал свою вину за все случившееся, за гнусный обман, за то, что она приняла его, заурядного негодяя, за отважного рыцаря.

Склонив голову в шутливом поклоне, он ободряюще улыбнулся ей и, чтобы она поняла, с кем имеет дело, сказал:

– Впервые в жизни красивая женщина благодарит меня за проведенную с ней ночь.

Она скорее смутилась, чем ужаснулась, но несмотря на это он испытал облегчение. Он не нуждался ни в отпущении грехов, ни в покаянии. Главное, что он поступил с этой девушкой честно и больше не чувствовал себя лжецом и обманщиком.

Направляясь по длинному коридору к своим покоям, Стивен впервые за долгое время ощутил подъем духа. Чариз Ланкастер идет на поправку. В этом нет никаких сомнений. Теперь наконец появилась возможность уведомить ее отца о несчастном случае и заверить его в том, что скоро его дочь будет на ногах. Прежде всего необходимо узнать его адрес. Это он поручит Мэтью Беннету и его людям. Они же и вручат послание.

Глава 11

Стивен поднял глаза от письма и кивнул направлявшемуся к нему светловолосому мужчине лет тридцати с лишним.

– Прошу прощения за то, что прервал ваш отпуск в Париже, – сказал он Мэтью Беннету, – но дело срочное, довольно деликатное и потому требует вашего личного участия.

– Счастлив буду сделать все, что в моих силах, милорд, – не задумываясь ответил поверенный и сел в предложенное ему кожаное кресло у письменного стола. Его нисколько не обидело даже то обстоятельство, что граф, прервавший столь необходимый Мэтью отдых, не собирается откладывать письмо, тем самым заставляя поверенного ждать. Уже несколько поколений семейство Мэтью имело честь выступать в качестве поверенных семейства Уэстморлендов, и Мэтью хорошо знал, что эта привилегия, а также огромные денежные вознаграждения были обусловлены обязательством быть под рукой, как только граф Лэнгфорд того пожелает.

Мэтью, хотя и был младшим компаньоном семейной фирмы, так поднаторел в делах Уэстморлендов, что несколько лет назад брат графа, герцог Клеймор, пригласил его для особого поручения. Правда, в то время Мэтью не был достаточно уверен в себе и, когда узнал, что за поручение, даже хотел отказаться. Но сейчас он набрался опыта и знаний и не раздумывая готов был взяться за любое, самое деликатное дело.

Итак, он терпеливо, с напускным безразличием ждал, когда граф изложит ему суть проблемы, касающейся то ли какого-нибудь сложного контракта, то ли изменения условий завещания, но скорее всего это будет что-то сугубо личное, какой-нибудь финансовый или имущественный вопрос, связанный с нынешней любовницей графа или конфиденциальным благотворительным даром.

Наконец Стивен отложил в сторону письмо управляющего поместьем в Нортумберленде и, откинувшись в кресле, рассеянно смотрел на сложную лепнину украшенного фресками потолка высотой почти в восемь метров. Затем мысли его перескочили с письма управляющего на Чариз Ланкастер, проблему более сложную. Но только он собрался заговорить со своим поверенным, как появился помощник дворецкого, пожилой мужчина, в котором Стивен не сразу узнал бывшего служащего Берлтона, и, вежливо кашлянув, сказал с отчаянием в голосе:

– Мисс Ланкастер требует, чтобы ей разрешили встать с постели, милорд. Не знаю, что делать.

Стивен невольно улыбнулся, решив, что девушке стало гораздо лучше, и, взглянув на дворецкого, сказал:

– Передайте ей, что еще целую неделю она должна лежать в постели и что после ужина я к ней зайду.

Словно не заметив, что на обычно бесстрастном лице Мэтью удивление сменилось восхищением, а восхищение тревогой, и не подумав о том, что своей улыбкой мог ввести слугу в заблуждение, Стивен без обиняков приступил к делу.

– Кажется, у меня появилась невеста, – начал он.

– Мои самые сердечные поздравления! – просиял Мэтью.

– Не моя невеста, а Артура Берлтона.

Лихорадочно соображая, как ответить на это откровение, поверенный после паузы произнес:

– Тогда передайте, пожалуйста, мои… гм… поздравления этому джентльмену.

– Не могу. Он мертв.

– Очень жаль.

– И в его гибели повинен я.

– Это уже хуже, – вырвалось у Мэтью.

Дуэли теперь были строго запрещены законом, и суды в этих делах занимали жесткую позицию. А тут еще граф в открытую спит с невестой пострадавшего.

Но у Мэтью в голове уже почти выстроилась оптимальная линия защиты.

– Шпаги или пистолеты?

– Ни то, ни другое. Экипаж.

– Простите?

– Я на него наехал.

– Это уже что-то новое, – рассеянно заметил Мэтью, – но строить защиту гораздо легче. – От волнения Мэтью не заметил странного взгляда графа и с глубокомысленным видом продолжал: – Суд можно убедить в том, что вы не собирались убивать своего соперника, иначе предпочли бы дуэль. Ведь все знают, как вы отлично стреляете. Найдется по крайней мере дюжина свидетелей, которые подтвердят этот факт, например, Теодор Киттеринг. До того как вы ранили его в плечо, он был первоклассным стрелком. Нет, его лучше в это не втягивать, во–первых, он вас недолюбливает, а во–вторых, на суде может всплыть сам факт дуэли с ним. Да мы и без Киттеринга сумеем убедить судей, что у вас не было намерения погубить Берлтона и что это был просто несчастный случай.

Тут Мэтью наконец перевел глубокомысленный взгляд со стены кабинета на графа, который в этот момент очень четко, с расстановкой произнес:

– Вы можете счесть меня тупицей, но я совершенно не понимаю, черт побери, о чем вы толкуете!

– Простите?

– Уж не думаете ли вы, что я нарочно на него наехал?

– Да, именно так я и думаю.

– А могу я поинтересоваться, – процедил его милость сквозь зубы, – зачем это мне понадобилось?

– Возможно, причина заключалась… м-м… возможно, это связано с… м-м… некой молодой леди, которую вы не выпускаете из вашей… м-м… спальни.

Граф издал какой-то странный звук, похожий на смешок, хотя ему сейчас было не до смеха.

– Какой же я осел! – воскликнул он. И, выпрямившись в кресле, он заговорил деловым тоном: – На прошлой неделе Чариз Ланкастер, молодая женщина, которая находится сейчас в моих покоях, приехала из Америки в Англию. Она была помолвлена с Берлтоном, и по особому разрешению их свадьба должна была состояться на следующий день. Поскольку я оказался виновником его гибели и, кроме меня, некому было ей рассказать о случившемся, я встретил судно и сообщил ей печальную весть. Мы как раз беседовали на пристани, когда какой-то идиот потерял управление лебедкой, клеть с грузом сбила девушку с ног, и при падении она поранила голову.

Сопровождала ее в пути только горничная. Сейчас мисс Ланкастер в таком состоянии, что не может уехать домой, поэтому необходимо сообщить обо всем ее родственникам и одного из них проводить сюда, чтобы со временем он увез ее в Америку. Я также намерен уладить все дела покойного Берлтона. Соберите о нем информацию, чтобы я знал, с чего начать. Прежде всего необходимо расплатиться со всеми его кредитами.

– О, понимаю! – заулыбался Мэтью, довольный тем, что наконец сообразил, чего от него хотят.

– Вот и отлично!

Мэтью потянулся к лежавшим на столе перу и бумаге и спросил:

– Где проживает ее семья и кто ее родственники?

– Не знаю!

– Не… знаете?

– Нет.

– Тогда, может быть, спросить у молодой леди? – осторожно, почти с трепетом произнес Мэтью.

– Спросить, разумеется, можно, только вряд ли мы получим ответ, – сухо сказал Стивен и, сжалившись наконец над сбитым с толку поверенным, объяснил: – Из-за ушиба головы она потеряла память, правда, лишь на время, как утверждает доктор Уайткомб. Но в настоящий момент она ничего не помнит, хотя почти поправилась.

– Мне очень жаль, – искренне произнес поверенный и, полагая, что в заботах о молодой леди граф упустил из виду совсем простой выход из создавшейся ситуации, осторожно спросил: – Может быть, поговорить с ее горничной?

– Прекрасная идея, – ответил граф, – но для начала надо ее найти. – Глядя на обескураженного поверенного, изо всех сил старавшегося скрыть обуревавшие его чувства, Стивен едва сдерживал смех. – Я сразу отправил человека на судно, но девушка бесследно исчезла. Кто-то из команды предположил, что она англичанка и поехала к своим родственникам.

– Понятно, – снова приободрившись, кивнул неунывающий Мэтью. – В таком случае надо прежде всего провести расследование на судне.

– Судно вышло в море на следующее утро после случившегося.

– Ага. А как насчет багажа молодой леди? Может быть, именно в нем ключ к решению проблемы с ее родственниками?

– Может быть. Но к сожалению, ее багаж убыл вместе с судном.

– Вы уверены?

– На все сто. Когда случилось это несчастье, я думал лишь о том, как спасти девушку, и послал людей за ее багажом только на следующее утро, но судна в порту уже не было.

– В таком случае необходимо обратиться в транспортные конторы. Там наверняка есть декларации о пассажирах и судовом грузе, а также сведения о том, в какие американские порты судно заходило.

– Согласен, – сказал Стивен и поднялся, дав понять, что разговор окончен. Мэтью тоже встал и, прежде чем уйти, сказал:

– Охотно совершу поездку в наши колонии, поскольку побывал там всего раз.

– Простите, что прервал ваш отпуск, – повторил Стивен, – но дело срочное еще и потому, что надо испробовать все способы для восстановления памяти бедной девушки, и в этом смысле я очень надеюсь на ее родных и друзей.

Глава 12

Вечером Стивен, как и обещал, пошел навестить Шеридан. Обычно он делал это дважды в день и, хотя старался не задерживаться и вел себя сухо-официально, ждал этих визитов с нетерпением. На его стук в дверь ответа не последовало. Он снова постучал – молчание. Значит, и горничной там нет или же она заснула, несмотря на его строгий приказ ни на минуту не оставлять девушку одну. Но куда подевалась сама больная? Стивен был вне себя от волнения. Неужели она поднялась с постели, упала, а рядом не оказалось никого, кто мог бы ей помочь? Или же она не отвечает, потому что снова потеряла сознание?

Распахнув дверь, он буквально ворвался в комнату, но никого не увидел. Постель была аккуратно застелена. И эта маленькая глупышка, и горничная, обе решили пренебречь его указаниями! Вдруг до него донесся легкий шум. Стивен быстро обернулся и застыл на месте.

– Я не слышала, как вы вошли, – сказала девушка, появившись из гардеробной. На ней был белый, чересчур просторный для нее халат, в руке – щетка для волос, на голову небрежно наброшено голубое полотенце. Босая, она как ни в чем не бывало стояла перед ним, видимо, не испытывая ни малейших угрызений совести из-за того, что нарушила его запрет и встала с постели. Переволновавшись, Стивен в первый момент испытал раздражение, но тут же почувствовал облегчение и даже повеселел, заметив, что халат у нее подпоясан золотистым шнуром, наверняка снятым ею с гардин. С едва видневшимися из-под халата босыми ступнями и светло-голубым полотенцем на голове она напоминала босую Мадонну. Только у настоящей Мадонны на губах играла безмятежная, чарующая улыбка, а у этой выражение лица было одновременно смущенное, укоризненное и ужасно несчастное.

– Либо вы совершенно ненаблюдательны, милорд, либо плохо видите.

В полном недоумении Стивен осторожно сказал:

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Мои волосы, – с убитым видом произнесла она, ткнув пальчиком в то, что скрывалось под полотенцем.

Видимо, даже после наложения швов из раны продолжала сочиться кровь, и волосы от нее потемнели, подумал Стивен.

– Это смоется, – заверил он ее.

– О, не думаю, – многозначительно произнесла она. – Я уже пробовала.

– Не понимаю…

– Я вовсе не шатенка… – пояснила она, сорвав с головы полотенце и с отвращением поймав одну прядку. – Взгляните! Я рыжая.

В голосе ее звучало отчаяние, зато Стивен буквально онемел, не в силах оторвать взгляд от роскошной огненной копны сверкающих волос, низвергшихся каскадом на ее плечи, грудь и спину. Девушка выпустила прядку, которую держала, и она заструилась между ее пальцами, как расплавленное золото.

– Иисусе!.. – выдохнул он.

– Они такие… рыжие-бесстыжие! – жалобно произнесла она.

Только сейчас Стивен осознал, что, будь он настоящим женихом, не пришел бы в восторг от того, к чему по идее должен был давно привыкнуть, и перестал созерцать это потрясающее зрелище.

– Бесстыжие? – переспросил он, сдерживая смех.

Она кивнула и с досадой убрала с лица это роскошное покрывало из волос.

– Значит, они вам не нравятся?

– Конечно, нет. Недаром вы от меня скрыли, какого они цвета.

Стивен кивнул, ухватившись за этот предлог, и снова впился глазами в ее волшебные волосы, великолепно оттенявшие тонкие черты лица и мраморную белизну кожи.

Заметив, что Стивен в восторге, Шеридан изумленно спросила:

– А вам нравятся?

Стивену они нравились. Ему нравилось в ней все. И он не задумываясь ответил:

– Очень. Полагаю, рыжие волосы редко встречаются в Америке.

– С чего вы взяли? – Шеридан собралась ответить, но запнулась. Потом сказала: – Насчет Америки не знаю, а вот в Англии они наверняка редкость. Я заставила признаться в этом горничную. Она сказала, что никогда в жизни не встречала таких волос, и была очень удивлена.

– Чье мнение для вас важнее? – спокойно спросил он.

– Ну, если вы так ставите вопрос… – сказала она, оробев, взволнованная его ласковой улыбкой. До чего же он красив, этот загорелый, сильный мужчина, глаз не отведешь. Просто не верится, что всем женщинам своей страны он предпочел ее. Очарованная его обаянием и тонким юмором, она каждый раз с нетерпением ждала его появления. Но он был так сдержан и немногословен во время своих визитов, что ей не удавалось ничего узнать ни о себе, ни о нем, ни об их отношениях в прошлом. Ей стало невмоготу пребывать в неведении. Ведь неизвестно, когда к ней вернется память.

Она понимала, что лорд Уэстморленд беспокоится о ней и всячески ее оберегает, но сейчас она поднялась с постели, приняла ванну, вымыла волосы и надела халат. Пусть граф увидит, что она в состоянии задавать вопросы и выслушивать ответы. Ноги у нее были как ватные, то ли от слабости после перенесенной травмы, то ли в результате нервного напряжения, порой испытываемого ею в присутствии графа.

– Присядем? – Она кивнула на обитые шелком диванчики неподалеку от камина. – Я так долго валялась в постели, что ноги не держат.

– Почему вы сразу не сказали? – нахмурившись, спросил Стивен, пропуская ее вперед.

– Не знала, разрешено ли мне сидеть.

Она удобно расположилась на софе, подвернув под себя ноги и аккуратно расправив полы халата.

Видимо, она забыла, подумал Стивен, что хорошо воспитанные молодые леди не принимают посторонних мужчин у себя в спальне. Впрочем, и сам он нарушил приличия, раз находится здесь. Но поскольку он не мог отказать себе в таком удовольствии, то решил проигнорировать оба эти соображения.

– Вы сказали, что не знаете, разрешено ли вам сидеть. Как это понимать?

Она в смятении отвернулась к камину. Какая жалость! Теперь нельзя любоваться ее лицом, и он возликовал, когда девушка снова повернулась к нему:

– Я поняла из слов Констанцы, горничной, что вы граф.

Она взглядом молила Стивена опровергнуть этот факт, что делало ее в его глазах самой удивительной женщиной на свете.

– Ну и что, что граф? – спросил он.

– А то, что мне следует называть вас «милорд», – ответила она и, когда он вопросительно посмотрел на нее, призналась: – Насколько мне известно, в присутствии короля запрещено садиться без разрешения.

С трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Стивен возразил:

– Но я не король, а всего-навсего граф.

– Да, но я не была уверена, что не следует вести себя точно так же по отношению к графу.

– Не следует. Кстати о горничной. Где она, черт побери? Ведь я приказал ни при каких обстоятельствах не оставлять вас одну.

– Я отослала ее.

– Из-за реакции на ваши волосы? – спросил он рассерженно. – Тогда я прослежу, чтобы…

– Нет, она была со мной с раннего утра и выглядела совсем измученной. Комнату она прибрала, а принять ванну я могу и сама, не маленькая.

Стивен удивился, и тут на него один за другим посыпались сюрпризы, пока последний не сразил его окончательно.

– Я приняла несколько решений, – с немалой долей уверенности заявила она.

– И что за решения, позвольте узнать? – улыбнулся он, не приняв всерьез ее заявление, однако говорить ей об этом не стал.

– Я решила относиться к потере памяти как к временному неудобству и прошу вас последовать моему примеру.

– Отличная идея.

– Но прежде мне нужно вас кое о чем спросить.

– О чем же?

– Да о самых простых вещах, – ответила она, едва не рассмеявшись. – Сколько мне лет? Каково мое полное имя?

Выстроенные Стивеном оборонительные рубежи не выдержали такого натиска. Он с удовольствием посмеялся бы над тонким юмором этой удивительной, мужественной девушки, но с еще большим удовольствием стащил бы ее с дивана, запустил руки в копну ее сияющих волос и запечатлел на ее губах долгий поцелуй. Она была столь же привлекательна, сколь и нежна, и даже в этом огромном халате, подпоясанном шнуром от гардины, выглядела куда сексуальнее, чем разодетые и даже голые куртизанки, которых он знавал немало.

«Берлтон, должно быть, умирал от желания лечь с ней в постель, – думал Стивен. – Поэтому и собирался жениться на ней на следующий же день после ее прибытия…»

Но тут на Стивена снова нахлынуло чувство вины, и душу стал точить червь стыда. Это Берлтон, а не он должен был сейчас наслаждаться ее обществом и смотреть, как она босая свернулась калачиком на диване. Это Берлтон имел право мысленно раздевать ее, мечтая с ней переспать. А что он мечтал именно об этом накануне ее приезда, Стивен не сомневался.

Но вместо того чтобы наслаждаться, ее пылкий возлюбленный лежит в гробу, а убийца приятно проводит время с его невестой. Мало того, вожделеет ее.

Это переходит всякие границы. Какое-то безумие. Если он хочет поразвлечься, любая женщина в Европе к его услугам, самая красивая, на выбор: искушенная или наивная, легкомысленная или серьезная, смелая или робкая, блондинка, брюнетка, рыжая, нет проблем. Но ему, видите ли, подавай только эту женщину, он просто влюбился, как мальчишка, как старый распутник.

Ее спокойный голос вывел Стивена из этих мучительных раздумий, однако он по-прежнему презирал себя.

– Не важно, что это было, – не то в шутку, не то всерьез заявила она, – но надолго оно здесь не задержится.

– Простите? – уставился на нее Стивен.

– Вы что-то пристально разглядывали за моей спиной целую минуту, – пояснила она. – Так вот, я полагаю, у этого «что-то» есть ножки и оно быстро бегает.

Он невесело усмехнулся:

– Простите. Я просто задумался.

– О, пожалуйста, не извиняйтесь! – нервно рассмеялась она. – По крайней мере не мои вопросы испортили вам настроение, а что-то другое. Даже на душе стало легче.

– Боюсь, я напрочь забыл, что за вопросы.

– Мой возраст? – напомнила она, приподняв свои тонкие брови. – Мое имя?

Тон у нее был беззаботный, однако он видел, что она пристально наблюдает за ним, и чувствовал себя очень неловко, пытаясь сосредоточиться на ее вопросах. Она вздохнула, нарушив воцарившуюся тишину, и, строго глядя на него, сказала:

– От доктора Уайткомба я узнала, что моя болезнь называется ам-не-зия и что она незаразная. Так что не притворяйтесь, будто тоже потеряли память, не огорчайте меня, я хочу быть единственной в своем роде. Ладно, начнем с самых простых вещей. Не будете ли вы любезны сказать, как вас зовут и сколько вам лет? Не торопитесь, подумайте, прежде чем ответить.

Стивен обязательно рассмеялся бы, не презирай он себя за притворство.

– Мне тридцать три, а зовут меня Стивен Дэвид Эллиот Уэстморленд.

– Вот теперь все ясно! – не переставала она шутить. – Столько имен сразу не вспомнишь.

С трудом сдерживая улыбку, Стивен, напустив на себя суровый вид, произнес:

– Вы забываетесь, дерзкая девчонка! Я требую к себе уважения!

Она склонила голову набок и без тени раскаяния с любопытством спросила:

– Потому что вы граф?

– Нет, потому что я выше ростом.

Она рассмеялась так звонко и заразительно, что Стивену стоило немалых трудов сохранить непроницаемое выражение лица.

– Итак, после того, как мы установили, что я дерзкая, а вы ростом выше меня, – сказала она, бросив на него из-под ресниц лукавый взгляд, – есть ли у нас основания полагать, что вы старше меня?

Боясь рассмеяться, Стивен лишь кивнул.

Она тотчас ухватилась за это:

– И намного?

– Да вы просто назойливая девчонка! – воскликнул он, не то потешаясь, не то восхищаясь ее хитростью и умением повернуть разговор в нужное ей русло.

Вдруг посерьезнев, она устремила на него полный мольбы взгляд.

– Прошу вас, скажите, сколько мне лет, и назовите мое полное имя. Но может быть, вы не знаете?

Он не знал. Не знал даже возраста и имени тех женщин, с которыми делил постель, не говоря уже об этой девушке. И он решил, что безопаснее и вообще во всех отношениях лучше сказать ей правду, тем более что она так мало времени провела со своим женихом.

– Признаться, у нас и разговора об этом не было.

– А моя семья – какая она?

– Ваш отец вдов, – вспомнил Стивен слова дворецкого Берлтона, радуясь, что хоть это ему известно. – Детей у него больше нет. Вы единственная дочь.

Она кивнула и с улыбкой задала очередной вопрос:

– А как мы встретились?

– Думаю, ваша мама представила вас ему вскоре после вашего рождения.

Она рассмеялась, полагая, что он шутит. Однако Стивену было не до шуток. Не говоря уже о том, что подобных вопросов он не ожидал, любой его ответ оказался бы ложью.

– Я имею в виду как мы встретились с вами?

– Как это обычно бывает.

– То есть?

– Нас представили друг другу. – Избегая взгляда ее больших проницательных глаз, он поднялся и подошел к буфету, где еще раньше заметил хрустальный графин.

– Милорд?

Наливая бренди в бокал, он оглянулся через плечо:

– Да?

– Мы по-настоящему любим друг друга?

Стивен пролил на золотой поднос добрую половину бренди и, чертыхнувшись про себя, подумал, что независимо от того, как он ей ответит на этот вопрос, она потом, когда к ней вернется память, почувствует себя обманутой и возненавидит его как виновника гибели ее возлюбленного. Но не настолько, насколько он сам себя сейчас ненавидел за то, что собирался сделать. Подняв бокал, он проглотил оставшийся в нем бренди, повернулся и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

– Это Англия, а не Америка. – Он знал, как низко падет в ее глазах после этого, но у него не было выбора.

– Да, знаю. Доктор Уайткомб говорил мне.

Стивену стало не по себе. Ведь это он, а не доктор должен был ей сказать, где она находится.

– Это Англия, – повторил он. – И когда в высшем обществе вступают в брак, то руководствуются главным образом соображениями целесообразности. Не то что некоторые американцы, у которых сердца нараспашку, а на языке вертится слово «любовь». Это пошлое чувство – удел бедняков и поэтов.

Она была ошеломлена, словно ей дали пощечину, и Стивен, сам того не желая, со стуком поставил бокал на место.

– Надеюсь, я не огорчил вас своей прямотой, – сказал он, чувствуя себя последним ублюдком. – Уже поздно, вам пора отдыхать.

Он слегка поклонился ей, дав понять, что разговор окончен, подождал, пока она поднимется с дивана, и вежливо отвернулся, когда распахнулись полы халата и появилась изящная ножка.

– Милорд?

– Да? – не оборачиваясь, спросил он, уже взявшись за ручку двери.

– Но оно у вас есть, ведь правда же?

– Что?

– Сердце.

– Мисс Ланкастер, – начал было он, проклиная судьбу за то, что оказался в таком ужасном положении, повернулся и увидел, что девушка стоит в ногах кровати, грациозно опираясь на стойку.

– Меня зовут… – она помедлила, и чувство вины снова захлестнуло его при мысли, что лишь ценой невероятных усилий ей удалось вспомнить собственное имя, – Чариз. Прошу вас, называйте меня так.

– Конечно, – сказал он, вовсе не собираясь этого делать. – А теперь извините, я должен идти. Дела.

Как только дверь за ним захлопнулась, Шеридан почувствовала головокружение и тошноту и обеими руками ухватилась за стойку, чтобы не упасть. Затем осторожно опустилась на шелковое покрывало. От охватившей ее слабости и страха сердце колотилось, как бешеное.

Что она за женщина, если согласилась связать свою жизнь с таким мужчиной? Что он за человек? У нее засосало под ложечкой при одном воспоминании о его холодном взгляде и странных, мягко выражаясь, рассуждениях о любви.

О чем она думала, вверяя ему свою судьбу? Зачем сделала это?

Ответ пришел сам собой: ее очаровала его ласковая улыбка.

Но сегодня он даже не улыбнулся ей на прощание, раздосадованный разговором о любви. Завтра она извинится перед ним. Или же поведет себя так, будто этого разговора вовсе не было, и попробует развеселить его какой-нибудь пустой болтовней.

Она забралась в постель и натянула одеяло до самого подбородка. Однако уснуть не могла – хотелось плакать – и лежала, устремив взгляд на балдахин. Нет, она не позволит себе лить слезы, ничего страшного не произошло. В конце концов они помолвлены. Да и вряд ли для него так уж важны ее взгляды на любовь. Но стоило ей вспомнить свой дурацкий вопрос, есть ли у него сердце, как рыдания стали душить ее с новой силой.

Утром случившееся будет выглядеть в ином свете, утешала она себя. А сейчас она очень устала. Слишком много всего: купание, одевание, мытье головы. Завтра он придет, и все будет по-прежнему.

Глава 13

Тремя днями позже приехал Уайткомб и в сопровождении дворецкого, улыбаясь, вошел в кабинет Стивена. Через полчаса, посетив больную, он снова спустился вниз, но уже без улыбки и озабоченный.

– Уделите мне несколько минут, я должен поговорить с вами наедине, – сказал он, – отмахнувшись от перепуганного дворецкого, пытавшегося доложить о его приходе.

Стивен догадался, о чем пойдет речь, и, с досадой вздохнув, откинулся в кресле.

– Разве я не говорил вам, – начал доктор, как только дверь за секретарем закрылась, – что мисс Ланкастер нельзя нервничать. Специалист по амнезии, с которым я консультировался, придерживается того же мнения. Надеюсь, вы это помните?

Раздраженный агрессивным тоном врача, Стивен едва удержался от резкости и ограничился одним коротким:

– Помню!

– Тогда объясните мне, – уже мягче произнес доктор, заметивший раздражение графа, – почему за последние три дня вы ни разу ее не навестили, зная, как важно отвлечь ее от грустных мыслей о случившемся!

– Но я сделал для этого все. В ее распоряжении книги, журналы мод, вышивание, в общем, все, что так нравится женщинам.

– Отлично. Но вы забыли о главном, на что она вправе претендовать.

– О чем же? – спросил Стивен, заранее зная ответ.

– Хоть о каком-то общении с женихом.

– Никакой я ей не жених!

– Согласен, но так случилось, что она потеряла его по вашей вине. Неужели вы забыли об этом?

– Исключительно потому, что вы человек стареющий, сверхэмоциональный и к тому же друг семьи, я прощаю вам это оскорбление!

Тут доктор спохватился. Он понял, что выбрал неправильную тактику, слишком далеко зашел. Он словно забыл, что озорной мальчишка, который среди ночи забирался в конюшню, чтобы прокатиться на новом жеребце, а потом мужественно сдерживал слезы, когда доктор вправлял ему вывихнутую руку и читал нотации, давно уже превратился в не терпящую возражений важную персону. И доктор пошел на попятную.

– Вы совершенно правы, – сказал он примирительно. – Я действительно взволнован. Разрешите присесть?

– Разумеется! – снисходительно кивнул граф.

– Стареющие и сверхэмоциональные парни быстро устают, – добавил доктор с усмешкой и испытал облегчение, заметив на лице графа подобие улыбки. Прикидывая в уме, как повести разговор дальше, Хью указал на медную сигарницу, лежавшую на обтянутом кожей столике возле его кресла. – Можно? Иногда чертовски хочется выкурить хорошую сигару.

– Конечно.

Когда Хью зажег сигару, он уже знал, как убедить Стивена в том, что Чариз Ланкастер в плохом состоянии, а Стивен к этому времени успокоился и перестал сердиться на доктора.

– Наша больная, – осторожно начал Хью, следя за тонкой струйкой дыма, – мечется и стонет в постели.

От волнения Стивен вскочил было с кресла, но Уайткомб жестом остановил его и сказал:

– Она спала, Стивен. Дремала. Но у нее небольшой жар, – солгал он, чтобы добиться своей цели. – Еще я узнал, что у нее совсем пропал аппетит и что от одиночества и тоски она готова вести разговор с горничными, лакеями, с каждым, кто может ей рассказать о доме, о ней самой и о вас, ее женихе.

Доктор так живописал все муки Чариз Ланкастер, что Стивен ощутил свою вину с утроенной силой, но сдаваться не собирался.

– Я ей не жених, – твердил он. – Я главный виновник гибели ее жениха. Погубил его, а потом сам занял его место. Ну не мерзость ли? – произнес он с сарказмом охрипшим от отчаяния голосом.

– Да не убивали вы его, – возразил Хью, пораженный глубиной переживаний Стивена. – Он сам в подпитии угодил под колеса вашего экипажа. Не он первый, не он последний. Такое часто бывает.

– Легко вам рассуждать, – резко произнес Стивен. – Вы не были там. Не вытаскивали его из-под лошадей. На него страшно было смотреть: шея сломана, глаза широко открыты, он пытался что-то сказать, задыхался. Бог мой, такой молодой, лицо гладкое, еще не знавшее бритвы! «Найти Мэри»[4], – произнес он несколько раз, с трудом шевеля губами. Я думал, он говорит о женщине, а он, оказывается, в свой смертный час говорил о женитьбе. Я это понял лишь на следующий день. А вы говорите, что я не виноват, черт подери, в том, что наехал на него, а теперь еще и обхаживаю его невесту!

Хью ждал, когда Стивен закончит свою покаянную тираду, чтобы объяснить ему, каким, по слухам, был Берлтон, и сказать, что такой мот, пьяница и картежник вряд ли составил бы счастье мисс Ланкастер, останься он жив. Однако последние слова Стивена явились для доктора настоящим открытием. Теперь ясно, почему он избегает встречи с девушкой.

Уайткомб был так поражен, что даже забыл про сигару и так и сидел, зажав ее в зубах, откинувшись в кресле и зачарованно глядя на рассерженного графа.

– Так вот, оказывается, в чем дело!

– Именно в этом, – отрубил Стивен.

– Теперь наконец я все понял.

Щурясь от дыма, доктор с минуту обдумывал ситуацию, затем снова заговорил:

– Что же, нет ничего удивительного в том, что она вас очаровала, Стивен. Такая милая! Такая обворожительная!

– Вот и отлично! – язвительно произнес Стивен. – Тогда скажите ей, что вы Берлтон, сыграйте свадьбу, и все проблемы сразу исчезнут.

Сама по себе эта мысль показалась доктору столь привлекательной, что он отвел взгляд от Стивена и задумался, вертя в пальцах сигару, которую вынул наконец изо рта.

– Потрясающая идея! – воскликнул после паузы доктор. – Прямо-таки на уровне открытия.

– О чем это вы? – недоумевая спросил Стивен.

– О замужестве нашей больной. Если оно состоится, проблема сама собой исчезнет. – И, не дожидаясь ответа, он продолжал: – Вы считаете себя виновником гибели Берлтона и болезни девушки, к которой вы, кстати, неравнодушны. Однако по совершено непонятной причине не желаете притвориться ее женихом и тем самым способствовать ее выздоровлению. А ведь это, согласитесь, так просто!

– Пожалуй, если следовать вашим рассуждениям.

– Вот и решение проблемы! – с довольной улыбкой сказал Хью, хлопнув себя по колену. – Так что нечего над этим ломать голову.

И, не ожидая, пока взволнованный Стивен потребует от него подробных объяснений, доктор стал развивать свою мысль дальше:

– Вы взяли на себя ответственность за гибель Берлтона, хотя виновны в ней лишь косвенным образом. Вы притворились женихом девушки, и она почувствовала к вам глубокую привязанность, не подозревая, что это обман. В сложившейся ситуации иначе и быть не могло. Теперь вам остается сделать еще один шаг – превратить ваше вынужденное притворство в реальность.

Зная ваше отношение к женщинам, ваша мама уже отчаялась увидеть вас когда-нибудь женатым, и у мисс Ланкастер, разумеется, нет ни малейшего шанса выйти за вас. Но отвергнуть ее вам будет не так просто, как в случаях с другими женщинами. Вы находите ее привлекательной и опасаетесь, что в конце концов она покорит вас, что вы не сможете устоять. Иначе вы не избегали бы встреч с ней в своем собственном доме, тем более что знаете, как она нуждается в вашем внимании и в общении с вами. Не такой уж вы бездушный!

– Вы все сказали? – без обиняков спросил Стивен.

– В основном. А теперь хотелось бы знать, что вы об этом думаете?

– Думаю, что все это ваши фантазии, не имеющие ничего общего со здравым смыслом. И как только вам такое могло прийти в голову?

– Ну тогда скажите, милорд, почему бы вам не пожалеть бедную девушку и не навестить ее? – спросил доктор со своей обычной улыбкой, глядя на Стивена поверх пенсне.

– На этот вопрос я пока не могу ответить, поскольку в отличие от вас не успел еще проанализировать все свои опасения.

– Тогда позвольте сообщить вам дополнительную информацию для преодоления всех ваших опасений, реальных и воображаемых, – решительно заявил Хью. – Я почитал кое-что об амнезии, проконсультировался с некоторыми моими коллегами, весьма малочисленными, имеющими опыт в этой области, и пришел к выводу, что причиной этого заболевания может стать не только ушиб головы, но и нервное расстройство или, что совсем плохо, и то, и другое. Отчаянные попытки мисс Ланкастер что-то вспомнить ни к чему, кроме депрессии и истерик, не приведут, а это ей категорически противопоказано. Ощущение радости и покоя скорее вернет ей память. Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным.

Стивен нахмурился и устремил свои голубые глаза на доктора.

– Ни в чем? Что вы хотите этим сказать?

– То, что сказал. Ничего больше. Амнезия не всегда излечивается. Был случай, когда больному пришлось заново учиться говорить, читать и даже есть.

– Боже мой!

Для вящей убедительности Уайткомб кивнул, а затем добавил:

– Ваши сомнения исчезнут бесследно, если вы учтете еще одно обстоятельство. Я сказал молодой леди, что до приезда сюда она не имела возможности проводить много времени со своим женихом. И еще – что она никогда не бывала ни в этом доме, ни в этой стране. Поэтому ее не тревожит тот факт, что она никого здесь не узнает и что дом этот для нее незнакомый и чужой. Однако положение сильно осложнится, когда приедут ее родственники. Если память у нее не восстановится и она никого из них не узнает, это будет для нее настоящим ударом. Итак, чем вы готовы рискнуть, чтобы спасти ее от этой печальной участи?

– Чем угодно, – коротко ответил Стивен.

– Я знал, что, поняв всю сложность положения, вы отнесетесь к этому должным образом. Кстати, я разрешил мисс Ланкастер со следующей недели вставать с постели, при условии, что она не будет перенапрягаться. – Уайткомб щелкнул крышкой своих часов и поднялся. – Мне пора. Я получил записку от вашей милой мамы. Она сообщает, что собирается приехать через неделю в Лондон на сезон вместе с вашим братом и его женой. С нетерпением жду их приезда.

– Я тоже, – рассеянно бросил Стивен.

Глядя вслед выходившему из кабинета доктору, Стивен подумал о том, что, помимо всего прочего, ему придется вовлечь в обман всю семью. Он стал засовывать в ящик стола бумаги, и тут в голову ему пришла мысль еще более ужасная. Через неделю начнется сезон, посыплются приглашения на рауты и приемы, и дом будет полон гостей.

Заперев ящик на ключ, он откинулся в кресле и погрузился в размышления. Допустим, он откажется от всех приглашений, что сделает с большим удовольствием, но это не решит всех проблем. Друзья и знакомые начнут наносить визиты, искать встречи с ним, выяснять, почему, приехав на сезон в Лондон, он ведет себя, как отшельник.

Стивен все больше хмурился и наконец решил, что единственный выход – это увезти мисс Ланкастер из города в самое дальнее из его поместий. Придется, разумеется, все объяснить невестке и матери, из-за которых он, собственно, и приехал в Лондон. Уж очень они его просили об этом, ссылаясь на то, что вот уже два года его не видели, очень соскучились и буквально мечтают о встрече. Была и еще причина, о которой Стивен знал. Обе хотели, чтобы он наконец женился, предпочтительно на Монике Фицуеринг. В последнее время они так упорно этого добивались, что становилось даже забавно. Но когда Стивен все им расскажет, они, несомненно, простят его, хотя и будут ужасно разочарованы.

Глава 14

Теперь, когда Стивен наконец осознал всю важность аргументов Уайткомба и понял, насколько необходимо ему войти в роль любящего жениха, он решил во что бы то ни стало исправить положение немедленно. Постояв не много у дверей Шеридан, он приготовился к потоку слез и упреков, которые она обрушит на него, и, постучав, попросил разрешения войти.

Шеридан вздрогнула при звуке его голоса, но продолжала переписывать сообщение из лондонской газеты и, когда горничная бросилась к двери, чтобы впустить его, решительно сказала:

– Передайте, пожалуйста, его светлости, что мне нездоровится.

Услышав эти слова из уст горничной, Стивен нахмурился, пытаясь представить себе, насколько сильно навредил ей своей невнимательностью.

– Скажите, что я пришел навестить ее и снова вернусь через час.

Узнав, что граф собирается снова прийти, Шеридан не испытала ни радости, ни облегчения. Отныне она не намерена зависеть от него. Обеспокоенность доктора Уайткомба ее состоянием в это утро передалась и ей, и она перестала хандрить. Для полного выздоровления, заявил доктор, ей необходимо окрепнуть физически и не ослаблять умственной деятельности.

Доктор стал выгораживать графа, пытался объяснить его невнимание к ней занятостью срочными коммерческими делами, обязанностями человека, занимающего такое высокое положение, проблемами с управляющим одного из его поместий. Даже намекнул на его пошатнувшееся здоровье. Однако эти весьма сомнительные доводы все больше убеждали Шеридан в том, что даже второстепенные дела и светская жизнь для графа гораздо важнее его больной невесты. Мало того, у нее были все основания считать, что он решил наказать ее, преподать ей жестокий урок за то, что она дерзнула заговорить о любви и спросила, есть ли у него сердце.

Как она мучилась! Как корила себя за это! Места себе не находила. Однако, слушая доктора Уайткомба, обеспокоенного ее здоровьем, и глядя на его помрачневшее лицо, она постепенно пришла к выводу, что ей не в чем себя упрекать, что справедливость на ее стороне. Ведь даже доктор о ней тревожится, не считаясь со временем, приехал издалека ее навестить. Пусть, с точки зрения умудренных жизненным опытом английских аристократов, любовь – смешное, никому не нужное чувство, но мог же граф уделить ей немного времени хотя бы потому, что она больна. И как только она решилась выйти за такого человека? Рехнулась, что ли? Ведь ничего хорошего в нем нет, только красота, но недаром говорят, что с лица воду не пить. Она попросит графа расторгнуть помолвку и жениться на другой женщине, такой же бессердечной и бездушной, как он сам, разумеется, если после восстановления памяти не вспомнит ничего такого, что могло бы коренным образом изменить ее решение.

Она просто не могла поверить, что, находясь в здравом уме, вдруг изменила свои взгляды на брак. Возможно, отец заблуждался относительно графа, считая его хорошей партией для дочери, и уговорил ее выйти за него замуж. В таком случае она поедет к отцу и объяснит, почему передумала. В последние дни она пыталась вспомнить отца, но никак не могла представить себе его лицо, лишь ощущала смутное волнение, переполнявшую сердце любовь к нему, захлестнувшую ее теплой волной, и щемящую тоску разлуки с ним. Нет, отец никогда не заставит ее выйти замуж за недостойного человека, иначе она не питала бы к нему таких чувств.

Ровно через час Стивен снова постучал в дверь.

Шеридан посмотрела на часы, с досадой отметив про себя, что по крайней мере он пунктуален, однако это не повлияло на ее решение. Продолжая просматривать разложенные на письменном столе у окна газеты, Шерри попросила служанку:

– Пожалуйста, передайте его светлости, что я отдыхаю. – Шерри не могла не гордиться собой и, хотя понятия не имела о том, какой была Чариз Ланкастер, не сомневалась в том, что девушка она волевая и решительная.

Чувство вины у стоявшего за дверью Стивена сменилось тревогой.

– Она больна? – настойчиво спросил он служанку.

Служанка вопросительно посмотрела на Шеридан и, когда та отрицательно покачала головой, ответила, что нет, не больна.

Еще через час Стивену ответили, что она купается.

Когда же он в очередной раз, вне себя от волнения, громко постучал, ему сообщили, что мисс спит.

– Скажите мисс, – предупредил он зловещим тоном, – что я приду ровно через час и надеюсь увидеть ее очень чистой, хорошо отдохнувшей и готовой спуститься со мной вниз к ужину. Ужин – в девять.

Когда через час граф снова постучал, Шеридан развеселилась и очень довольная погрузилась в теплую пузырящуюся воду, так глубоко, что, казалось, она вот-вот выплеснется через край мраморной ванны.

– Передайте его светлости, что сегодня я предпочитаю ужинать одна в своей комнате, – велела она, с жалостью глядя на горничную, у которой был такой вид, словно ее собирались выпороть.

Стивен распахнул дверь и, не дав служанке договорить, едва не сбив ее с ног, шагнул в спальню.

– Где она?!

– В… в… ванной, милорд.

Он бросился было к двери, которая вела в ванную, оборудованную им несколько лет назад, но, перехватив ошеломленный взгляд служанки, резко повернулся и пошел к столу, на котором рядом с газетами увидел лист бумаги.

– Мисс Ланкастер! – с угрожающими нотками в голосе крикнул Стивен, до смерти напугав несчастную служанку, которая побелела как мел. – Если ровно через десять минут вы не спуститесь вниз, я притащу вас в столовую в любом виде, одетую или голую! Ясно?

Но, к немалому его изумлению, негодная девчонка просто проигнорировала его ультиматум! Интересно, кому это она пишет письмо? Стивен взял со стола лист, с сарказмом думая о том, что бедняге Берлтону, пожалуй, здорово повезло, ибо, останься он жив, Чариз Ланкастер со своим ослиным упрямством и отвратительным характером превратила бы его жизнь в сущий ад.

Пробежав глазами несколько строк, написанных четким, аккуратным почерком, Стивен понял, что это не письмо, а выписанная из «Морнинг пост» информация, которую она наверняка знала прежде, а теперь снова должна была запомнить. И все – из-за него!

Король Англии – Георг IV. Род. 1762.

Отец Георга IV – Георг III. Умер два года назад.

Англичане называют его «Фермер Георг».

Король увлекается женщинами, красивой одеждой и прекрасными винами.

* * *

После этого следовали попытки в том же порядке привести какие-то факты о себе, но на месте самых простых ответов были пропуски.

Я родилась в 18? Имя моего отца? Я люблю?

Закрыв глаза, Стивен с горечью думал о том, что во всех ее несчастьях виноват только он. Она не знает ни своего имени, ни своего года рождения, ни имени отца. Но самый тяжелый удар ждет ее после того, как к ней вернется память, – известие о гибели жениха. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. И опять-таки в этом виноват он.

Лист, который Стивен держал, жег ему руки. Он уронил его на стол, прерывисто вздохнул и повернулся, чтобы уйти. Он поклялся себе быть терпеливым и снисходительным ко всем ее словам и поступкам, потому что не вправе ни злиться, ни отчаиваться; вообще испытывать какие-либо чувства, кроме вины и ответственности.

Он сделает все, что в его силах, чтобы она больше не страдала из-за его невнимания и из-за гибели жениха, о которой ей предстоит узнать. Он компенсирует нанесенный ей ущерб. Полный решимости, Стивен направился к двери, но немедленно приступить к осуществлению своего плана не мог, поскольку Чариз все еще была в ванной, и ему ничего не оставалось, как сказать ей вежливо и в то же время твердо:

– У вас еще восемь минут.

В ванне захлюпала вода, Стивен кивнул и, очень довольный, вышел. Идя по коридору к лестнице, он вдруг подумал о том, что ему придется не только извиниться, но еще и найти приемлемые для нее объяснения своего невнимания к ней. У Чариз Ланкастер, как почти у всех девушек, были идеалистические представления о любви и браке. Не случайно она спросила его, очень ли они любят друг друга. При одном лишь упоминании о любви Стивена коробило. Он по опыту знал, что женщины только говорят о любви, уверяя, что без нее жить не могут, а сами не способны на сколько-нибудь серьезное, глубокое чувство. Стивен же не верил в любовь и не верил женщинам, которые о ней рассуждали.

Элен вполне разделяла его взгляды на сей счет, и это еще больше их сближало. Мало того, она не изменяла ему, чего нельзя сказать о большинстве жен его знакомых. Поэтому-то он и обеспечил ей комфорт, приличествующий не любовнице, а законной супруге аристократа: прекрасный дом в Лондоне, масса слуг, шкафы, набитые платьями и мехами, великолепная, покрытая серебристым лаком карета с бархатными сиденьями бледно-лилового цвета, любимого цвета Элен Деверне.

Другим женщинам он казался слишком экстравагантным, и если какая-нибудь из них и надевала бледно-лиловое платье, то очень быстро с ним расставалась, поскольку никому этот цвет так не был к лицу, как Элен Деверне.

Достаточно искушенная и очень практичная, Элен понимала, что одно дело – заниматься любовью и совсем другое – любить, и играла по правилам.

Размышляя обо всем этом, Стивен подумал, что ни одной из его женщин, в том числе и тем, с которыми у него была достаточно продолжительная связь для того, чтобы поползли слухи о помолвке, ни разу не пришло в голову завести с ним разговор о любви, а тем более надеяться, что он признает факт ее существования.

Однако Чариз Ланкастер явно не была ни столь искушенной, ни столь практичной. Она, конечно же, ждала от жениха пространных разговоров о любви, которых Стивен всячески избегал ради ее же блага, да и своего тоже. Как только к ней возвратится память, она возненавидит его за обман, но еще больше за то, что он унизил ее фальшивыми признаниями в вечной любви.

Два лакея шагнули ему навстречу, когда он подошел к гостиной, и распахнули перед ним двери. Стивен вошел, двери бесшумно закрылись, и он направился к буфету. Налив себе рюмку шерри, он стал лихорадочно соображать, как решить возникшую перед ним проблему. За считанные минуты он должен придумать какое-то вразумительное объяснение своих совершенно неподобающих жениху поступков в тот злополучный вечер, а также в последующие дни, когда избегал встреч с ней. Он думал, что достаточно извиниться, обратить все в шутку и на том дело кончится. Однако ошибся. Она даже не пожелала его видеть. Ну и характер!

Глава 15

На ходу застегивая длинный бледно-лиловый пеньюар, Шеридан в сильном волнении пробежала по коридору мимо изумленных лакеев, которые словно по команде повернули к ней головы и так и остались стоять с разинутыми ртами. Полагая, что именно там находится жилая часть дома, Шерри вышла на площадку с белыми мраморными перилами вдоль лестницы, широкой, изящной спиралью спускавшейся вниз на целых два этажа, прямо в огромную залу для приемов.

Придерживая подол пеньюра, девушка сбежала по лестнице мимо портретов, с которых на нее смотрели надменные предки графа, представители всех шестнадцати поколений. Она понятия не имела, где ждет ее граф, и думала лишь о том, что он ко всему прочему еще и грубиян, потому что разговаривал с ней так, будто она – его собственность, предвкушая удовольствие стащить ее вниз, словно куль муки, на глазах у всей челяди, если она не явится в назначенное им время.

И чтобы лишить его этого удовольствия, девушка была готова на все. Господи! И как только она согласилась, будучи в здравом уме, связать свою жизнь с таким человеком! Хоть бы скорее приехал отец! Она попросит его немедленно расторгнуть помолвку и увезти ее из этого дома.

Ей не нравится граф и вряд ли понравится его мать, в этом нет ни малейших сомнений. Она даже представить себе не могла, чтобы пожилая вдова, да и просто порядочная женщина, появлялась на балах или принимала гостей в полупрозрачном, фривольном платье, с корсажем, скрепленным лишь серебристыми лентами. Она была настолько зла и в то же время опечалена, что даже не обратила внимания на великолепие большой залы с четырьмя сверкающими люстрами, похожими на огромные бриллиантовые диадемы, с изумительными фресками на стенах и замысловатой лепниной на потолке.

Вдруг она увидела пожилого господина в черном костюме и белой рубашке, который быстро направился к комнате, примыкающей к зале слева.

– Вы звонили, милорд? – услышала она его голос, когда он заглянул в дверь, и в ту же секунду, пятясь и почтительно кланяясь, снова закрыл ее.

– Простите… – смущенно произнесла Шерри, путаясь в подоле пеньюра и держась за стену, чтобы не упасть.

Он обернулся, увидел ее и замер на месте. Лицо его исказила гримаса, щеки задергались, как при шоке.

– Нет-нет, я в полном порядке, – поспешила заверить его она, выпрямившись и высвободив подол из-под левой ступни. Тут господин еще больше изумился. Тогда Шеридан, протянув ему руку, произнесла:

– Доктор Уайткомб разрешил мне спускаться вниз. Мы с вами еще не встречались, мое имя Чариз… м-м… Ланкастер. – Ей пришлось напрячься, чтобы вспомнить. Желая приободрить растерявшегося старика, Шерри пожала ему руку и с легкой улыбкой спросила: – А вас как зовут?

– Ходжкин, – ответил он каким-то хриплым голосом и, откашлявшись, повторил: – Ходжкин.

– Рада познакомиться с вами, мистер Ходжкин.

– Нет, мисс, просто Ходжкин.

– Но не могу же я называть вас просто по фамилии. Это неуважительно, – возразила Шеридан.

– Здесь так принято, – ошеломленно ответил старик.

Девушка до того возмутилась, что невольно стала теребить складку пеньюара.

– Только животное, высокомерное животное, может допустить, чтобы к пожилому человеку обращались без слова «мистер»!

Лицо Ходжкина снова исказила гримаса, и он как-то странно вытянул шею, словно ему было трудно дышать.

– Простите, не знаю, кого вы имеете в виду, мисс.

– Я имею в виду… – Ей снова пришлось напрячь память. Говорила же ей служанка, как зовут графа, перечислила как будто целую серию имен, но фамилия его, похоже, Уэстморленд. Да, точно.

– Я имею в виду Уэстморленда, – сказала она, нарочно опустив титул Стивена. – Следовало бы хорошенько выпороть его, чтобы научился человеческому обхождению.

Лакей на верхней лестничной площадке, флиртовавший с проходившей мимо горничной, круто повернулся и стал смотреть вниз, горничная, тоже увлеченная этим поистине захватывающим зрелищем, перегнулась через перила и налетела на него. Недалеко от Шеридан четыре лакея, которые церемониальным шагом шли гуськом, неся блюда с едой, внезапно наскочили друг на друга, потому что первый остановился как вкопанный. В этот момент из столовой появился седовласый мужчина, одетый точь-в-точь, как Ходжкин, только помоложе, и грозно сдвинул брови, когда серебряная крышка с треском свалилась на мраморный пол и покатилась к его ногам.

– Кто посмел?.. – загремел он, но в эту минуту увидел Шеридан и, ошеломленный, переводил взгляд с ее волос на пеньюар, с пеньюара – на босые ноги.

Словно не замечая произведенного ею впечатления, Шеридан улыбнулась Ходжкину и мягко сказала:

– Видите ли, никогда не поздно прислушаться к замечаниям, тем более справедливым. Непременно выберу подходящий момент и скажу графу, что при обращении к человеку вашего возраста нельзя опускать слово «мистер». Посоветую ему поставить себя на ваше место.

Она не договорила, так как не без удивления увидела, что брови старика взметнулись чуть ли не до корней волос, а выцветшие глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Тут Шеридан спохватилась, поняв, что от злости зашла чересчур далеко и что бедный старик, очевидно, боится потерять работу, если она вступится за него.

– Не волнуйтесь, мистер Ходжкин, я погорячилась. Обещаю ничего не говорить графу.

Слуги наверху и внизу, будто сговорившись, облегченно вздохнули, но тут же снова застыли на месте, потому что в этот момент Ходжкин открыл дверь в гостиную, и они услышали, как американка надменным, непочтительным тоном спросила их господина:

– Вы звонили, милорд?

Стивен обернулся и остолбенел. Подавив в себе желание расхохотаться, он смотрел на девушку с изумлением, смешанным с восхищением. Она стояла перед ним, задрав нос кверху, огромные серые глаза метали молнии. Ее поистине воинственный вид никак не вязался с ниспадавшим мягкими складками бледно-лиловым пеньюаром, открывавшим ее соблазнительные плечи. Опасаясь, как бы пеньюар не распахнулся, Шеридан придерживала его, приподняв так, что были видны пальцы ног. Золотисто-каштановые волосы, еще влажные на концах, рассыпались по груди и спине, как у красавиц на картинах Боттичелли.

Бледно-лиловый цвет резко контрастировал с цветом ее волос, но это скорее потрясало, чем раздражало, благодаря безукоризненной кремовой коже.

Стивен и в самом деле был потрясен и поэтому не сразу понял, что она не нарочно надела пеньюар Элен, не из желания порисоваться или позлить его, а просто потому, что ей нечего было надеть. Он напрочь забыл, что ее багаж уплыл с кораблем. Но если тот ужасный коричневый плащ, в котором она была на пристани, свидетельствовал об ее вкусе, он предпочитал видеть ее в пеньюаре Элен. Однако слугам, разумеется, не понять его либеральных взглядов, и он решил на следующий же день, с самого утра, распорядиться насчет ее гардероба. А сейчас ему оставалось лишь благодарить судьбу за то, что пеньюар хоть как-то прикрыл ее наготу.

Ценой невероятных усилий Шеридан удавалось сохранять ледяное выражение лица, пока он молча ее осматривал, и в то же время без единого жеста и слова выразить бурю самых разных эмоций. И Стивен, глядя на нее, с трудом скрывал свое восхищение.

Детская непосредственность сочеталась в Шеридан с почти женской зрелостью, однако ни благоразумием, ни осторожностью девушка не отличалась, все ее поступки были импульсивны. Стивен вдруг вспомнил, как рассыпались по его груди ее блестящие волосы, но тут же выбросил это воспоминание из головы.

– Ну как, кончили обозревать меня?

– Я просто восхищался вами.

Шеридан шла сюда, готовая ответить вызовом на вызов, жаждавшая этого, но уже дважды потерпела неудачу. Первый раз, когда он остановил на ней дерзкий и в то же время восхищенный взгляд своих голубых глаз, и второй – когда с улыбкой сделал ей комплимент. Напомнив себе, что он всего лишь бездушное властное животное и что она не собирается выходить за него замуж, независимо от его восхищенных взглядов и нежных слов, она не без иронии обратилась к нему:

– Полагаю, вы не для того вызвали меня, чтобы я лицезрела вашу светлость?

К ее удивлению, он никак не отреагировал на эту колкость и с довольно веселым видом, слегка поклонившись, ответил:

– Для этого, признаться, у меня было несколько причин.

– И что же это за причины? – с каменным выражением лица поинтересовалась Шеридан.

– Прежде всего я хочу извиниться.

– Неужели? – пожала она плечами. – За что?

Тут уж Стивен не смог удержаться и расплылся в улыбке. Да, ничего не скажешь. Девушка с характером. Сколько силы воли! Сколько гордости! Ни один мужчина не посмел бы с ним разговаривать в таком тоне, не говоря уже о женщинах, то и дело расставляя ему ловушки.

– За резкость в нашем последнем разговоре и еще за то, что не навещал вас с тех пор, – ответил граф.

– Я принимаю ваши извинения. Теперь, надеюсь, я могу удалиться к себе?

– Нет, – сказал он, неожиданно раздосадованный ее смелостью. – Я должен… точнее, я хочу… объяснить свои поступки.

– Что же, попытайтесь, это даже любопытно. – Она пренебрежительно посмотрела на него.

«Смелость в мужчине – превосходное качество, смелость в женщине хуже, чем боль в заднице», – подумал Стивен.

– Я и пытаюсь. – Он сделал ударение на слове «пытаюсь», и Шеридан с удовлетворением отметила про себя, что граф теряет самообладание.

– Ну-ну, продолжайте. Я слушаю.

– Может быть, присядете?

– Может быть. Это зависит от того, что вы скажете.

Стивен нахмурился и прищурил глаза, но голос, когда он заговорил, оставался спокойным.

– В тот вечер вы, наверное, видели, что я… что между нами не было того… чего, возможно, вы ждали от жениха.

Шеридан не имела ничего против этого заявления и ответила поистине царским, едва заметным кивком головы, означавшим всего лишь легкий интерес к его объяснениям.

– На это есть своя причина, – сказал Стивен, смущенный тоном ее разговора, и стал излагать единственное логичное и приемлемое объяснение, которое ему удалось придумать.

– Когда я навещал вас в последний раз, мы поспорили. Но пока вы были больны, я об этом не думал, а теперь меня это снова стало тревожить, вот почему я, наверное…

– Холодны и безразличны? – подсказала она, но уже не с гневом, а скорее с обидой и беспокойством.

– Именно так, – согласился он.

Наконец она села, и Стивен испытал облегчение, решив, что больше не придется препираться и врать, однако ошибся.

– О чем же мы спорили?

Ему следовало бы знать, что дерзкая рыжая американка, совершенно непредсказуемая в своих поступках и не питающая никакого уважения ни к титулам, ни к нормам приличия, способная появиться на людях в пеньюаре, будет и дальше конфликтовать с ним, вместо того чтобы принять его извинения и завершить дело миром.

– Речь шла о вашем настроении.

– О моем настроении? И что же в нем было такого? – Она удивленно уставилась на него своими серыми глазами.

– Я нашел, что оно… является предметом для спора.

– Ах вот оно что.

Стивену, казалось, будто он слышит, как она возмущается тем, какой он мелочный и злопамятный, если до сих пор помнит их спор. Хотя она была тогда так больна.

Она стала внимательно изучать свои сложенные на коленях руки, чтобы не смотреть на него, и спросила нерешительно, разочарованным тоном:

– Вы считаете меня вздорной?

Она сидела понурившись, втянув голову в плечи, и, глядя на нее, Стивен снова почувствовал прилив нежности, которую эта женщина в нем вызывала, что было совсем ему не свойственно.

– Нет, конечно, – невольно усмехнувшись, ответил Стивен.

– Я и сама заметила, – уже без прежней резкости произнесла она, – что в последние дни настроение у меня часто менялось.

Уайткомб сказал, что находит ее просто восхитительной, но, по мнению Стивена, он явно недооценивал девушку.

– В сложившихся обстоятельствах это можно понять.

Шеридан подняла голову и внимательно посмотрела на Стивена, будто тоже попыталась по-новому оценить его.

– Не могли бы вы поточнее объяснить, из-за чего между нами разгорелся спор?

Снова очутившись в ловушке, Стивен потянулся к хрустальному графину с шерри, стоявшему на подносе с напитками, лихорадочно соображая, что ответить, как утешить и успокоить ее. И тут его осенило.

– Мне показалось, что вы уделяете слишком много внимания другому мужчине. И я вас приревновал. – Следует сказать, что ни разу в жизни граф не испытал этого чувства. Но женщинам нравится, когда их ревнуют. И Шеридан не была исключением. Стивен понял это, когда искоса посмотрел на нее. Она явно повеселела, и Стивен с облегчением констатировал, что хоть в чем-то Чариз Ланкастер похожа на других женщин. Пряча улыбку, он налил Чариз шерри и, когда повернулся, чтобы протянуть ей маленькую хрустальную рюмочку, увидел, что девушка сидит опустив голову.

– Шерри?

Она вскинула голову, охваченная безотчетным восторгом:

– Простите?

Он протянул рюмку, но она даже не взглянула на нее и выжидающе смотрела на него.

– Хотите вина?

– Нет, благодарю вас.

Он поставил рюмку на столик.

– А мне показалось, вы сказали «да».

Она покачала головой.

– Я думала, вы назвали меня… Шерри!.. – воскликнула она, вскочив на ноги и сияя. – Я думала, вы назвали… я хочу сказать, что это я. Видимо, так меня называли, так…

– Понимаю, – мягко произнес Стивен, испытывая чувство облегчения, такое же сильное, как и она. Они стояли на расстоянии вытянутой руки, улыбаясь друг другу, радуясь триумфу, который, казалось, сблизил их и направил их мысли в единое русло. Внезапно Стивен понял, почему Берлтон, по словам Ходжкина, с ума сходил по ней. А Шерри, глядевшая в его смеющиеся голубые глаза, стало ясно, что она просто не могла устоять перед его обаянием и согласилась на помолвку. Где-то, в самой глубине сознания, возникли фразы, из которых можно было догадаться, что произойдет дальше:

«Барон схватил ее руку и прижал к губам, клянясь в вечной любви.

– Ты – моя единственная любовь…»

«Принц заключил ее в объятия и прижал к сердцу.

– Будь у меня сотни царств, я бросил бы их все к твоим ногам, моя ненаглядная. До тебя я был никем…»

«Граф был так потрясен ее красотой, что, потеряв самообладание, поцеловал ее в щеку.

– Простите меня, но я ничего не могу с собой поделать! Я обожаю вас!»

Стивен увидел призывную нежность в ее глазах и в этот блаженный миг полного слияния их душ счел несправедливым остаться равнодушным. Он взял ее за подбородок и коснулся губами ее губ.

Она закрыла глаза, прерывисто задышала и вся напряглась. Изумленный такой бурной реакцией, Стивен слегка отстранился и ждал, когда она откроет глаза. Наконец ее длинные ресницы затрепетали, и он заметил, какой у нее разочарованный вид. Казалось, она ждала чего-то большего.

– Что-то не так? – осторожно поинтересовался Стивен.

– Нет, вовсе нет, – вежливо ответила девушка, но чувствовалось, что она чего-то недоговаривает.

Стивен молча смотрел на нее, как обычно, когда хотел побудить собеседника к продолжению разговора, уверенный в том, что его тактика сработает и сейчас. И он не ошибся.

Чариз пояснила:

– Просто я ожидала чего-то другого.

– Чего именно? – спросил Стивен, стараясь уверить себя, что лишь пытается дать толчок ее памяти.

Нахмурившись и не сводя с него глаз, она растерянно покачала головой:

– Сама не знаю.

Ее неуверенность и пристальный взгляд лишний раз убедили его в том, что ее настоящий жених вел себя с ней свободнее. И, глядя в эти манящие серебристые глаза, Стивен решил, что просто обязан оживить в ее памяти образ Берлтона. Стараясь заглушить голос совести, он не желал признаться себе, что его благие намерения не имеют ничего общего с альтруизмом, скорее – с эгоизмом. Обещал же он Уайткомбу сделать все, что в его силах, для спокойствия Чариз!

– Может быть, вы ожидали… – ласково сказал он, обнимая ее за талию и коснувшись губами ее уха, – чего-то такого.

От его теплого дыхания Шерри вся задрожала, и когда повернула голову, ее губы коснулись его губ. Стивен хотел поцеловать ее так, как это в его представлении сделал бы Берлтон, но когда ее губы раскрылись и она прерывисто задышала, он окончательно потерял голову, еще крепче сжал ее талию и буквально впился в ее губы. И тут она прильнула к нему и, когда ощутила его язык, едва не задохнулась и еще крепче прижалась к нему, словно хотела, чтобы их тела слились воедино. Шерри и не думала, что способна на такую страсть. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.

Шерри буквально повисла на нем, и ему стоило большого труда оторваться от ее губ. Он смотрел на раскрасневшуюся девушку, изумленную его бурной реакцией, на ее поистине целомудренные поцелуи, потому что она понятия не имела о том, как целуются опытные женщины. Он смотрел в ее затуманенные страстью глаза, несколько обескураженный тем, что потерял голову из-за неискушенной наивной девчонки, и потешался над собой в душе.

В свои тридцать три года он предпочитал страстных, искушенных женщин, которые умели наслаждаться и дарить наслаждение. Можно было лишь посмеяться над тем, что эта девочка, почти ребенок, вырядившаяся в пеньюар любовницы, так возбудила его. В то же время она проявила себя способной и старательной ученицей и, забыв о девичьей стыдливости, все еще оставаясь в его объятиях, смело смотрела ему в глаза.

Итак, Стивен пришел к выводу, что неопытность Чариз Ланкастер тут скорее всего ни при чем, просто Берлтон и его предшественники ничему ее не научили. И, посмеявшись про себя теперь уже над собственной наивностью, он, вскинув брови, сухо осведомился:

– Ну что, вы удовлетворены?

– Нет, – ответила она, мотнув головой, отчего ее сверкающие волосы упали ей на плечо. – Я знаю, – дрогнувшим голосом произнесла она, – что никогда не смогла бы забыть таких ощущений.

От веселости Стивена не осталось и следа, и впервые в жизни он почувствовал, как сжимается сердце. Он не смог удержаться и провел рукой по ее щеке, такой гладкой и нежной!

– Интересно, вы и в самом деле такая нежная, как кажетесь?

Эти слова просто вырвались у него, и он не ожидал от нее никакого ответа, тем более того, который услышал.

– Нежная? Да у меня ужасный характер! Вы просто не заметили, милорд, – продолжала она таким тоном, словно раскрыла ему страшную тайну.

Стивен едва сдержал смех, но ничего не сказал, и лицо его оставалось невозмутимым.

Видимо, он не согласен с ней, решила Шерри.

– Только не подумайте, – сказала она дрожащим шепотом, виновато потупившись и глядя на его грудь, – что я ловко скрывала это от вас, когда с головой у меня был порядок. – Он снова промолчал, и Шеридан перевела взгляд на изящную рубиновую булавку, сверкавшую на белоснежной манишке, с наслаждением ощущая сильную мужскую руку, обнимавшую ее за талию. И все же чувство, что она делает что-то дурное, не покидало ее, однако она не могла понять почему, как ни старалась. Это чувство было так же неожиданно, как и ее отношение к помолвке, да и вообще ко всему. Только что она ненавидела свое платье, своего жениха, свою болезнь и хотела от всего этого избавиться. Но достаточно было одной его нежной улыбки или восхищенного взгляда… или поцелуя, чтобы все изменилось. Все вокруг начинало казаться великолепным, прямо-таки королевским, себя она воображала красавицей, а уж на амнезию просто нарадоваться не могла.

Но самым непонятным было то, что порой ей совершенно не хотелось вспоминать прошлое. Боже мой, как он ее целовал! Она вся горела как в огне, едва не растаяла, но самым восхитительным было ощущение, заставлявшее ее мучиться и чувствовать себя виноватой. И Шерри решила все объяснить жениху, возможно, даже попросить у него совета. Прерывисто вздохнув, она сказала, не сводя глаз с его рубашки:

– Не знаю, что вы обо мне думаете, но кажется, у меня… ужасный характер. Бывает, я сама не знаю, что сделаю в следующую минуту.

Совершенно очарованный ее непосредственностью, Стивен взял Шерри за подбородок, приподнял ей голову и посмотрел в глаза.

– Я заметил, – произнес он хрипло.

Она остановила на нем испытующий взгляд.

– И вас это не беспокоит?

Стивена беспокоило. Только не это. Она прижалась к нему, и он ощущал ее полные груди, ее роскошные волосы, каскадом ниспадавшие ей на спину, щекотали ему руку, а пухлые свежие губки сами напрашивались на поцелуй. Шерри! Лучшего прозвища ей не придумаешь. Она опьяняет. Как бы это не стало для него серьезным испытанием! Она не его невеста, не его любовница, она достойна уважения, находится под его опекой и не может стать предметом вожделения.

Умом он это понимал, но не мог совладать с собой, околдованный ее улыбкой и голосом, и эмоции взяли верх над рассудком. Она то ли не понимала, почему он молчит и боится пошевелиться, то ли не замечала, то ли просто не обращала внимания, в любом случае это его устраивало.

– Вы очень меня беспокоите, – вырвалось у Стивена.

– В каком смысле?.. – спросила Шерри, заметив, что он устремил взгляд на ее губы, и чувствуя, как часто и шумно бьется его сердце.

– Сейчас увидите, – пробормотал он и с нежной страстью впился губами в ее губы.

На этот раз он целовал ее не спеша, так, чтобы она не просто позволяла себя целовать, а сама отвечала на его поцелуи. И Шеридан это поняла. Держа ее в объятиях, он одной рукой гладил ее волосы на затылке, а другой ласкал ее спину. Его полуоткрытые губы побуждали ее губы открыться, и они открылись, медленно, робко. Постепенно Шерри осмелела и даже провела языком по его горячим губам, словно изучая их, и тут Стивен еще крепче прижал ее к себе.

Тогда Шеридан привстала на цыпочки, коснулась его мускулистой груди, погладила его плечи и всем телом подалась назад, увлекая его за собой… Его руки железными обручами стиснули ее талию, язык прорвался сквозь ее губы, и Шерри испытала доселе неведомое ей чувство, горячей волной разлившееся по телу. Задрожав, она прижалась к нему всем телом, отвечая на его страстные поцелуи, быстрые, неистовые.

Но когда он стал ласкать ее груди, у Шерри сработал инстинкт самозащиты, и она, отстранившись от него, чуть ли не в панике покачала головой, хотя все так же страстно жаждала его поцелуев.

Стивен нехотя отпустил ее и убрал руки. Со смешанным чувством удивления и восторга смотрел он на эту потрясающе красивую девушку, из-за которой буквально потерял голову. Щеки горели, грудь бурно вздымалась, в широко раскрытых глазах, обрамленных темными ресницами, были стыд и желание. Она выглядела совершенно растерянной.

– Думаю, пора нам заняться чем-нибудь другим, – сказал он, приняв решение за обоих.

– Что вы собираетесь делать? – все еще дрожа, спросила она.

– Вовсе не то, что хотелось бы, – криво усмехнулся он. Стивен собирался научить ее играть в шахматы. Это было ошибкой.

Она дважды обыграла его, поскольку он никак не мог сосредоточиться на шахматах.

Глава 16

На следующий день Стивен старался не думать о ней, но когда камердинер занялся его одеждой к вечеру, поймал себя на том, что давно уже не ждал ужина с таким нетерпением, как сегодня. Он заказал для Шерри целый гардероб у портнихи Элен и потребовал, чтобы хоть одно платье было готово к нынешнему вечеру. Портниха закатила истерику, напомнив ему, что на носу начало сезона, все мастерицы и без того работают день и ночь. Стивен любезно попросил ее сделать все возможное и невозможное, поскольку хорошо знал, в какие астрономические суммы ему обходятся заказы Элен в первоклассном салоне, и не сомневался, что портниха выполнит его просьбу, а за срочность набавит вдвое.

Не прошло и часа, как в дом приехали три швеи, и, хотя Стивен не надеялся, что за такой короткий срок его подопечную нарядят, как принцессу, он не мог дождаться, когда наконец увидит ее в соответствующем наряде.

Впрочем, подумал он, наклонив голову набок, чтобы бривший его камердинер мог снять пену с подбородка, на Чариз Ланкастер все приобретает какой-то особый шарм, будь то золоченый шнур от гардин или бальное платье. И Стивен не был разочарован ни ее видом, ни проведенным с ней вечером. Она появилась в столовой, как настоящая инженю, со своими золотисто-каштановыми волосами, волнами ниспадающими на плечи и обрамляющими ее прелестное подвижное личико, в длинном, почти до пола платье из мягкого шелка цвета морской волны с глубоким вырезом каре и корсажем, подчеркивавшим пышность ее грудей и тонкую талию. Смущенная откровенно восторженным взглядом Стивена, она приветливо кивнула стоявшим наготове у буфета лакеям, отдала должное серебряным вазам с белыми розами и узорчатым серебряным канделябрам на столе и наконец грациозно опустилась на стул напротив него. Лишь после этого она взглянула на Стивена с такой теплой, искренней и многообещающей улыбкой, что тот не сразу расценил ее как благодарность мисс Ланкастер за платье.

– Вкус у вас весьма экстравагантный, – спокойно сказала она.

– Это платье так же далеко от экстравагантности, как и от красоты его обладательницы, – ответил Стивен и, когда, сконфуженная его замечанием, она отвела глаза, жестко напомнил себе, что эта девушка вовсе не намерена соблазнять его своей обворожительной улыбкой, грациозным покачиванием бедер или своей нежной грудью и что не место и не время сейчас представлять ее себе с разметавшимися по шелковым подушкам блестящими золотисто-каштановыми волосами, жаждущей его ласк. Придя к такому выводу, он сменил тему на более безопасную и спросил, как она провела день.

– Читала газеты, – ответила она. Волосы Шерри еще ярче блестели при свете свечей, а в смеющихся глазах плясали веселые огоньки, когда она стала пересказывать ему пространные отчеты из светской хроники на последних страницах газет, посвященные началу сезона, сопровождая их презабавными замечаниями.

Как оказалось, больше всего ее интересовали его знакомые и прочие представители светского общества, которым в обозримом будущем она будет представлена. Стивен почувствовал укол совести, ведь он никому не собирался ее представлять, однако рассудил, что газеты по крайней мере отвлекут девушку от грустных мыслей, и потому спросил, что интересного вычитала она в светской хронике.

Ее ответы и выражение ее лица забавляли его в течение всего ужина из десяти блюд. О некоторых поразительных фривольностях и крайностях, смакуемых репортерами, она сообщала с таким возмущением, так уморительно морщила свой нахальный носик или с неподдельным ужасом округляла глаза, что он готов был хохотать до упаду.

А пока он боролся с одолевавшими его приступами смеха, она расставляла ему очередную ловушку.

По-видимому, из-за амнезии она никак не могла вспомнить, почему люди его класса, да и ее собственного в Америке ведут себя так, а не иначе, и потому задавала такие заковыристые вопросы, что ему пришлось задуматься над некоторыми вещами, прежде не вызывавшими ни малейших сомнений.

– Согласно сообщению «Газетт», – смеясь сказала она, пока лакей выкладывал на тарелки сочную утку, – вечернее платье графини Эвандейл было украшено тремя тысячами жемчужин. Вы полагаете, это правда?

– Нисколько не сомневаюсь в профессиональной честности репортера светской хроники «Газетт», – пошутил Стивен.

– В таком случае, – сказала она с заразительной улыбкой, – либо жемчужины были чересчур мелкие, либо она чересчур крупная.

– Почему вы так думаете?

– Разве не ясно? Будь жемчужины крупными, а она – нет, наверняка понадобилась бы лебедка, чтобы поднять ее после того, как она присела в реверансе перед королем.

Стивен все еще улыбался, воображая, как чопорную графиню поднимают лебедкой и уносят от трона, когда Шерри уже переключилась на тему более серьезную. Подперев кулаком подбородок, она внимательно посмотрела на него и спросила:

– Когда все важные особы съезжаются на сезон в Лондон с апреля до июня, куда они девают своих детей?

– Оставляют дома с няньками, гувернантками и наставниками.

– И в малый сезон, осенью, тоже?

Стивен кивнул. Тогда, склонив голову набок, она мрачно произнесла:

– Как же одиноко должно быть английским детям в эти долгие месяцы.

– Они не одиноки, – спокойно возразил Стивен.

– Одиночество – это совсем другое. Оно бывает не только у детей, но и у взрослых.

Стивен всячески старался сменить эту тему, опасаясь, как бы разговор ненароком не коснулся их будущих детей, что было бы просто бессмысленно, и, сам того не желая, заговорил сухо и холодно, совершенно не думая о том, что в ее болезненном состоянии может ранить ее своими словами до глубины души.

– Вы убедились в этом на собственном опыте? – спросил он.

– Я… не знаю.

– Боюсь, что завтрашний вечер вам придется провести именно так.

– Одной?

Когда он кивнул, она быстро отвела взгляд, уставившись на тарталетку с паштетом, лежавшую перед ней на тарелке, потом собралась с духом и, глядя ему в глаза, спросила:

– Вы рассердились и хотите покинуть меня из-за того, что я только что сказала?

Он почувствовал себя настоящей скотиной и стал оправдываться:

– У меня предварительная договоренность о встрече, и ее нельзя отменить, – после чего счел возможным добавить: – Кстати, мои родители привозили нас с братом на сезон в Лондон почти каждые две недели. Мой брат и его жена, как и некоторые их друзья, тоже привозят сюда детей с целой свитой гувернанток. Теперь, надеюсь, вам стало легче?

– Это прекрасно! – воскликнула Шеридан, просияв. – У меня просто камень с души свалился. Теперь по крайней мере я знаю, что и в высшем обществе встречаются любящие родители.

– Как правило, – сухо сообщил он, – в высшем обществе чрезмерная родительская любовь вызывает насмешки.

– По-моему, каждый должен жить своим умом, независимо от того, кто что скажет. А вы как думаете? – слегка нахмурившись, спросила она.

Пораженный, Стивен не знал, то ли ему смеяться, то ли сожалеть, то ли досадовать: возможно, даже не отдавая себе в этом отчета, Чариз Ланкастер буквально интервьюировала его, оценивая не только как будущего мужа, но и как отца ее детей, хотя он вовсе не собирался становиться ни тем, ни другим. И это «интервью» его вполне устраивало. Судя по всему, она от него не в восторге, это во–первых, а во–вторых, появись она в высшем обществе, что вообще вряд ли возможно, уже через неделю оно подвергло бы ее остракизму за пренебрежение к чужому мнению. Сам Стивен между тем к чужому мнению никогда не прислушивался, но ведь он мужчина, а кроме того, его состояние и положение в обществе дают ему право делать все, что, черт возьми, ему заблагорассудится.

Любая светская матрона, стоявшая на страже высокой морали, готова была простить Стивену все его пороки, только бы женить его на своей дочери, однако Чариз Ланкастер она пригвоздила бы к позорному столбу за малейшее нарушение приличий, не говоря уже о чем-либо серьезном, как, например, ужин наедине с мужчиной.

– Вы полагаете, чужое мнение важно? – снова спросила она.

– Нет, ни в коем случае, – торжественным тоном ответил он.

– Счастлива это слышать.

– Именно этого я и опасался, – сказал Стивен, сдержав улыбку.

До самого конца ужина и потом, в гостиной, он вел разговор в шутливом тоне, а когда пришло время пожелать ей доброй ночи, боясь снова потерять контроль над собой, ограничился братским поцелуем в щечку.

Глава 17

– Не знаю, что вы с ней сделали, но произошло настоящее чудо, – объяснил Хью Уайткомб на следующий день, заглянув в гостиную, где Стивен ждал Шерри, чтобы пойти вместе на ужин.

– Значит, она в полном порядке? – Стивен, очень довольный, облегченно вздохнул. Слава Богу! Его страстная и усердная ученица не занимается самобичеванием из-за некоторых допущенных им накануне вечером вольностей и ничего не рассказала Уайткомбу. Весь день Стивен провел в кабинете, сначала с одним управляющим, потом с архитектором, который разрабатывал план модернизации одного из поместий Уэстморленда, и еще не виделся со своей «невестой», хотя слуги постоянно сообщали ему, в какой части дома она находится в данный момент. От них же он узнал, что девушка в прекрасном расположении духа, и теперь с нетерпением ожидал вечера, который собирался начать с Шерри, а закончить с Элен, не задумываясь над тем, кого из них ему больше хочется видеть.

– Мало сказать в порядке, она вся светится и сияет, – сообщил доктор, – и просила передать, что будет здесь с минуты на минуту.

Появление непрошеного гостя, широкими шагами входившего в этот момент в гостиную, основательно испортило радужное настроение Стивена. И неудивительно. Он хорошо знал проницательность доктора. Не зря тот долго, испытующе смотрел на него, прежде чем спросить:

– Интересно, что вы сделали? Результаты прямо-таки потрясающие!

– Ничего особенного, – мягко ответил Стивен. – Просто последовал вашему совету, – и, направившись к камину, где он оставил на полочке свой стакан с шерри, добавил: – В общем, сделал все, чтобы… чтобы она почувствовала себя в безопасности.

– Не могли бы вы объяснить поподробнее? Мои коллеги, специалисты по амнезии, несомненно, заинтересуются вашей методикой. Ведь она оказалась удивительно эффективной.

Облокотившись на каминную полку, Стивен приподнял бровь и насмешливо посмотрел на надоевшего ему доктора.

– Если все рассказывать, боюсь, вы опоздаете к очередному пациенту, – бросил он сухо.

«Все ясно, – подумал Уайткомб, – третий всегда лишний, граф жаждет остаться с девушкой наедине. Возможно и другое. Он ведет хитроумную игру, изображает из себя влюбленного жениха, и ему не нужны свидетели. Впрочем, первая версия вероятнее». И доктор доверительно сказал:

– Сегодня у меня как раз выдался свободный вечер. И я могу составить вам компанию за ужином, чтобы увидеть собственными глазами, в чем заключается ваша методика в отношении мисс Ланкастер?

– Нет, не можете, – дружески и в то же время многозначительно ответил граф.

– Другого ответа я и не ожидал, – усмехнулся врач.

– Хотите взамен бокал мадеры? – Выражение лица у графа было таким же загадочным, как и тон.

– Спасибо, пожалуй, не откажусь, – ответил доктор, теряясь в догадках, почему все-таки граф всячески старается его выпроводить. Граф сделал знак стоявшему у буфета лакею, и через минуту доктору подали бокал вина.

Только было доктор завел разговор о том, как намерен поступить Стивен со своей гостьей, когда на следующей неделе начнется сезон, как граф взглянул на дверь и выпрямился. Посмотрев в том же направлении, доктор увидел входившую в комнату мисс Ланкастер в премиленьком желтом платье и с желтой лентой в роскошных волосах. Девушка сразу заметила Уайткомба и, как к старшему, направилась прямо к нему.

– Доктор Уайткомб! – воскликнула она с восторженной улыбкой. – Вы не сказали, что еще будете здесь, когда я спущусь.

Она протянула ему обе руки, чего никогда не позволила бы себе чопорная англичанка, если бы знала доктора совсем недавно, как Шеридан. Однако Хью были по душе ее простота и непосредственность, ради такой девушки он готов был послать к дьяволу все правила этикета.

– Вы чудесно выглядите, – прочувствованно сказал он, отступив на несколько шагов, чтобы хорошенько рассмотреть ее наряд, и, помолчав, добавил: – Настоящий лютик!

Комплимент – хуже не придумаешь.

Шеридан так нервничала перед свиданием с женихом, что никак не решалась взглянуть на него и продолжала беседовать с врачом.

– Но ведь я выгляжу так же, как несколько минут назад, когда вы заходили ко мне. Правда, тогда на мне не было одежды, – добавила она и готова была провалиться сквозь землю, когда услышала приглушенный смешок графа. – Я хотела сказать, – быстро проговорила она, бросив взгляд на прекрасное, улыбающееся лицо Уэстморленда, – что на мне не было этой одежды.

– Я понял, что вы имели в виду, – ответил Стивен, зачарованно глядя на ее порозовевшие щеки и нежную, как фарфор, кожу, видневшуюся в вырезе каре.

– Не знаю, как вас благодарить за чудесные наряды, – сказала девушка, и ей показалось, что она тонет в глубине его голубых глаз. – Признаться, я испытала огромное облегчение, когда увидела эти платья.

– Облегчение? – Стивен усмехнулся, сам не зная почему. Быть может, обрадовался ее приходу… или же ее восторженному взгляду, которым она наградила его в благодарность за какие-то сшитые на скорую руку простенькие платья? – Почему же вы испытали облегчение? – спросил он, отметив про себя, что ему она не протянула обе руки, как доктору.

– В самом деле, почему? – поинтересовался, в свою очередь, доктор, и Шеридан смущенно отвела глаза от гипнотизирующего взгляда лорда Уэстморленда.

– Потому что очень боялась, что они похожи на то, которое я надевала позапрошлой ночью, – объяснила она доктору. – Оно прелестное, честное слово, но… как бы это сказать… воздушное.

– Воздушное? – не понял доктор.

– Ну да. Видите ли… оно даже не похоже на платье, скорее на бледно-лиловую накидку из кисеи и едва держалось на мне. Стоило развязаться хотя бы одной серебристой ленточке, и я оказалась бы… – Она осеклась, поскольку в этот момент доктор пристально посмотрел на графа.

– Значит, бледно-лиловое, да? – переспросил Уайткомб, продолжая сверлить взглядом жениха. – И почти прозрачное?

Заметив в глазах доктора укор, адресованный графу, Шеридан быстро добавила:

– Да, но в Англии принято такое носить.

– Кто вам это сказал, дорогая?

– Служанка Констанция. – Шеридан готова была на все, только бы выгородить жениха, который прятал улыбку, несмотря на осуждающий взгляд доктора. – Горничная заверила меня, что его носят на первый обеденный звонок. Именно так она и сказала: «Первый обеденный звонок!» – решительно заявила Шеридан.

Тут доктор и граф словно по команде уставились на девушку.

– Что? – в один голос спросили они.

Проклиная себя за то, что затеяла этот разговор, Шеридан набрала в легкие воздух и терпеливо пояснила ошеломленным мужчинам:

– Она сказала, что бледно-лиловое платье годится только на первый обеденный звонок. Я не знала, что вы звонили в колокольчик, но была уверена, что иду на ужин, а не на обед, однако другого платья у меня не было, кроме того, я не надевала его ни на первый, ни на какой-либо другой обеденный звонок, и поэтому не… – Она умолкла, заметив по выражению лица графа, что он о чем-то догадывается и едва сдерживает смех. – Разве я сказала что-то смешное?

Устремив взгляд на Стивена, доктор Уайткомб настойчиво спросил:

– Что она имеет в виду?

– Она имеет в виду «en deshabille»[5]. Горничная исказила французское слово.

Доктор Уайткомб понимающе кивнул, но не счел это хоть сколько-нибудь смешным.

– Как я сразу не догадался. Впрочем, бледно-лиловое платье сразу навело меня на подозрение. Надеюсь, вы в самое ближайшее время найдете для мисс Ланкастер опытную камеристку во избежание подобных недоразумений?

Доктор выпил вино и, передав бокал лакею, который вырос словно из-под земли, держа наготове серебряный поднос, только сейчас сообразил, что граф никак не отреагировал на его вопрос. Однако, повернувшись к нему, увидел, что граф забыл не только о его вопросе, но и о самом его присутствии. Его внимание было приковано к Чариз Ланкастер.

– Вы еще не поздоровались со мной, мадемуазель, это для меня настоящий удар.

– О да, понимаю, – рассмеялась она, польщенная его словами, невольно залюбовавшись им.

Он стоял, облокотившись о каминную полку, устремив на нее взгляд своих голубых глаз, с томной улыбкой на прекрасном лице, являя собой образец уверенного в себе сильного мужчины. В то же время его поистине рыцарская галантность и излучавший тепло взгляд странным образом возбуждали Шеридан, и ее собственная улыбка тоже стала теплой, когда она обратилась к нему:

– Я хотела поприветствовать вас, как только вошла, но забыла, как это делается, и собиралась спросить у вас.

– О чем именно вы собирались спросить?

– Надо ли делать книксен? – пояснила она с усмешкой, поразившей Стивена в самое сердце. Никакие проблемы ее не страшили, она умела решать их легко и шутя. Ни перед чем не пасовала, и именно эта смелость так привлекала в ней графа. Что же касается приветственного книксена, то лучше бы она протянула ему обе руки, как доктору, или же, что было бы совсем замечательно, подставила губы для поцелуя, которого он в этот момент страстно желал. Но об этом он мог только мечтать, а потому на ее вопрос равнодушно ответил:

– Да, принято делать книксен.

– Так я и думала, – сказала она и удивительно легко и грациозно присела. – Ну что, получилось? – спросила девушка, выпрямившись, и протянула руку навстречу его руке.

– Еще как! – усмехнулся он. – Хорошо провели день?

От Хью Уайткомба не ускользнуло, как ласково смотрит на девушку граф, с каким нетерпением ждет ответа на свой вопрос, как близко, почти вплотную подошел к ней в нарушение всяких норм приличия. То ли его так увлекла роль жениха, то ли…

Доктор Уайткомб решил выяснить все до конца и своим обычным шутливым тоном обратился к обоим:

– Я могу остаться на ужин, если, разумеется, буду приглашен…

Чариз Ланкастер повернулась к доктору, но Стивен не удостоил его даже взглядом.

– Это невозможно, – сухо произнес граф. – Уезжайте!

– Намек услышан и понят.

Уайткомб пришел в такой восторг от всего, чему только что стал свидетелем, в том числе и от беспрецедентного отказа в гостеприимстве, что едва не пожал руку дворецкому, протянувшему ему шляпу и трость. Но вместо этого лишь попросил:

– Последи за молодой леди, а потом все мне расскажешь, – и заговорщически подмигнул: – Это будет наш маленький секрет. – Доктор уже спускался с крыльца, когда сообразил, что дворецкий – не Кольфакс, а другой, уже очень пожилой человек.

Впрочем, не все ли равно? Ничто не могло омрачить его настроения в этот момент.

Доктора ждал экипаж, но вечер был таким хорошим, а надежды такими радужными, что он решил пройтись пешком и махнул рукой кучеру, чтобы следовал за ним. На протяжении многих лет доктор и семья Уэстморлендов наблюдали, как вешаются Стивену на шею женщины, но ничего не могли сделать. Все эти дамы и девицы буквально умирали от желания окрутить графа, знатного и состоятельного жениха, и породниться с его семьей. И Стивен, некогда сама элегантность, обаяние и доброта, постепенно превратился в грубого циника. Невесты и их мамаши из высшего общества во всей Англии обхаживали его, как могли, и все только ради его богатства и титулов, а не ради него самого.

Оставаясь холостяком, он приобретал все большую ценность в глазах замужних и незамужних женщин, и теперь, стоило ему появиться где-нибудь на балу, как среди дам начинался настоящий переполох. Стивен понимал, почему за ним так охотятся, и вместе с его популярностью росло и его презрение к слабому полу. Кончилось тем, что он отверг всех респектабельных дам своего круга, предпочтя им свою любовницу. Приезжая в Лондон на сезон, чего, кстати, за последние два года не делал ни разу, он не появлялся на светских приемах, проводя время либо с друзьями за карточным столом, либо с Элен Деверне в театре.

Он буквально выставлял ее напоказ оскорбленному обществу, что приобрело скандальный характер и заставляло страдать его мать и невестку.

Год-два назад он еще не был так категоричен и к преследовавшим его женщинам относился с веселой снисходительностью, но в конце концов терпение его лопнуло, и он позволял себе отпускать неучтивые замечания в адрес своих почитательниц, доводя некоторых до истерики, а у их родни вызывая бешенство.

Однако в тот вечер, о котором идет речь, в его улыбке, обращенной к Чариз Ланкастер, была та теплота, которую, казалось, он потерял навсегда. Отчасти это было обусловлено тем, что Стивен считал себя виновником всех ее несчастий и небезосновательно. Сейчас она очень нуждалась в нем, но, по мнению доктора Уайткомба, он в ней не меньше нуждался, в ее нежности, обходительности, но главное, эта девушка заставила его поверить в то, что есть женщины, которым нужен он сам, а не его титулы, деньги и поместья.

Для Чариз Ланкастер, даже в ее болезненном состоянии, его титул и роскошный дом не имели никакого значения. Она не млела перед ним и его богатством, не теряла головы от его внимания. Она поздоровалась с Хью с такой естественной сердечностью, которую и вообразить себе невозможно, а потом громко хохотала над галантностью Стивена. А до чего она искренна! До чего простодушна! Нежная, ласковая и легко ранимая, в чем Стивен уже успел убедиться.

Она принадлежала к той редкой породе женщин, которые больше пекутся о других, нежели о себе, и умеют великодушно и тактично прощать обиды. В те дни, когда Шерри еще была прикована к постели, она постоянно просила Хью заверить графа в том, что непременно поправится, что память у нее восстановится, так что он может не волноваться. Мало того, с ее тонким умом и необычайной проницательностью она поняла, что во всех ее бедах граф будет винить себя. А с какой добротой она относилась ко всем, начиная от слуг и кончая доктором, не говоря уже о женихе. Хью был просто очарован ею.

Моника Фицуеринг, совсем еще молодая, с прекрасным характером, отлично воспитанная, очень нравилась доктору, однако он считал, что Стивену она не пара. Она была мила, обходительна, сдержанна, как и положено благовоспитанной девушке, но именно поэтому не хотела, да и не могла вызвать в мужчине глубокую страсть, особенно в таком, как Стивен.

Хью ни разу не видел, чтобы Стивен смотрел на Монику с такой нежностью, как только что на Чариз Ланкастер. Моника Фицуеринг могла бы стать прекрасной хозяйкой в доме у Стивена и очаровательной компаньонкой за ужином, но никогда не тронула бы его сердца.

Вся семья Стивена была в шоке, когда недавно он заявил, что ни за что не женится ни на Монике, ни на другой девушке для того лишь, чтобы обзавестись наследником. Но Хью это заявление скорее обрадовало, чем встревожило. Он не признавал модных нынче браков по расчету, считавшихся в высшем обществе de rigneur[6], и вовсе не хотел, чтобы такой брак заключил кто-либо из тех, кого он любил, а к Уэстморлендам он был очень привязан. Он желал Стивену жену такую же, как у Клейтона Уэстморленда или у него самого. К несчастью, его Маргарет умерла.

Его Маргарет…

Даже сейчас, когда он прогуливался у величественных особняков на Аппер-Брук-стрит, воспоминание о ней вызвало у него улыбку. Так вот кого напоминает ему Чариз Ланкастер! Его покойную Маргарет. Конечно, не внешностью, а добротой и мужеством!

В общем, Хью был абсолютно убежден, что Чариз Ланкастер – настоящий подарок судьбы для Стивена и что он его заслужил.

Стивен, разумеется, не просил у судьбы такого подарка, а Чариз Ланкастер – такого жениха, который вовсе ей не жених. И вряд ли будет благодарна судьбе, когда узнает, как Стивен в сговоре с ним, Хью, водил ее за нос. Зато в лице Хью Уайткомба судьба получила верного союзника, готового ей помочь довести дело до конца.

– Мэгги, милая! – Хотя жена его ушла в мир иной еще десять лет назад, он частенько разговаривал с ней, воображая, будто она где-то рядом. – Кажется, мы скоро сыграем самую лучшую свадьбу за многие годы! Как ты думаешь?

Помахивая тростью, он склонил голову набок, прислушался и расплылся в улыбке. Ему показалось, что он уже в который раз слышит, как Маргарет говорит: «Думаю, тебе следует называть меня Маргарет, Хью Уайткомб, а не Мэгги!»

– Эх, Мэгги, Мэгги, – прошептал Хью, не переставая улыбаться, и ответил теми же словами, что всегда: «Ты была моей Мэгги с того самого момента, когда свалилась с лошади прямо в мои объятия».

«Я не свалилась, а спешилась, только не очень удачно».

– Мэгги, – шептал Хью, – как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, со мной.

«Я и так с тобой».

Глава 18

Стивен намеревался провести ночь с Элен сначала в театре, а потом – в ее постели, но через три часа после ухода вновь очутился у собственного дома и очень рассердился, когда никто не вышел на его стук. В холле он поискал глазами дворецкого или лакея, но их как ветром сдуло, несмотря на ранний час. Бросив перчатки на тумбочку, Стивен прошел в главный салон. Дворецкий и тут не появился, поэтому он разделся сам и бросил пальто на ручку кресла. Достал часы. Может быть, стоят?

Часы показывали половину одиннадцатого, так же как и бронзовые на каминной полке. Обычно он возвращался домой почти на рассвете, и то его всегда встречал в холле сонный лакей.

Мысленно вернувшись к проведенному с Элен вечеру, Стивен почесал затылок, словно хотел стереть мучившие его недовольство и тревогу. Сидя рядом с Элен в своей театральной ложе, он почти не смотрел на сцену. Буквально все его раздражало: игра актеров и музыкантов, декорации и даже запах духов, доносившийся из соседней ложи, где сидела пожилая вдовушка.

Радужное настроение за ужином, когда Шерри веселила его забавными, а подчас и очень меткими замечаниями к прочитанным ею в газете всевозможным новостям, стало портиться, как только он вышел из дома.

К концу первого акта Элен почувствовала, что Стивен не в духе, и, обмахиваясь веером, с обольстительной улыбкой шепнула:

– Не поехать ли нам ко мне, чтобы разыграть «второй акт» в более приятной обстановке?

Стивен ухватился за ее предложение, но постельные декорации нисколько не вдохновили его, и «играл» он еще бездарнее, чем актеры в театре. Разоблачившись, он обнаружил, что не расположен заниматься любовной игрой, обычно увлекавшей его, а хочет сразу ринуться в бой, точнее, удовлетворить свою похоть.

Это, разумеется, не ускользнуло от Элен, и, когда, откинув одеяло, он встал с постели, она облокотилась на подушку и, глядя, как он одевается, спросила:

– Тебя что-нибудь тревожит сегодня?

С чувством вины и досады Стивен поцеловал ее в лоб и ответил:

– Даже говорить не хочется. Ситуация слишком сложная и досадная, чтобы понапрасну тревожить тебя.

Оба понимали, что это – уловка, так же как и то, что любовница не имеет права ни на объяснения, ни на упреки. Однако Элен Деверне была исключением из правил. Многочисленные поклонники не делали различия между ней и любой из прославленных красавиц высшего общества и восхищались ею.

Она сама выбирала себе любовников по душе, и недостатка в богатых аристократах у нее не было, любой из них только и ждал случая, чтобы предложить ей содержание, как это сделал Стивен, получив в обмен исключительное право на ее постель.

Элен улыбнулась, провела ногтем по его коже в глубоком вырезе расстегнутой рубашки и с самым невинным видом произнесла:

– Одна швея из салона мадам Ласаль говорила, что ты заказал платья для твоей гостьи и велел немедленно доставить их домой. Итак, что же это за… ситуация?

Стивен выпрямился и смотрел на нее со смешанным чувством веселости, раздражения и восхищения ее проницательностью.

– Ситуация, – повторил он, – сложная.

– Так я и думала, – заметила она с многозначительной улыбкой, но Стивен уловил в ее голосе нотку грусти. Видимо, ее огорчило пребывание неизвестной женщины в его доме, и это привело его в недоумение. В кругу избранных, в котором Стивен вращался, даже женатый мужчина мог при желании завести себе любовницу. В высшем обществе в брак часто вступали люди, совершенно различные по своему характеру и наклонностям, и любовные связи на стороне после появления на свет наследника были делом вполне обычным как у мужей, так и у жен. В браке между аристократами главную роль играло благоразумие, а не соображения высшей морали. Все это было хорошо известно не только Стивену, но и Элен, и ее реакция на неизвестную ей Чариз Ланкастер поразила Стивена. Он склонился, поцеловал ее в губы и фамильярно погладил ее бедро.

– Напрасно ты придаешь этому такое значение. Я приютил бездомную девчонку, с которой произошел несчастный случай. И теперь жду приезда ее родственников.

Но выходя из дома, который он предоставил в распоряжение Элен, Стивен вынужден был признаться себе, что Чариз Ланкастер вовсе не несчастная бездомная девчонка, а очень умная, восприимчивая, веселая и интересная женщина. И что особенно удивительно и досадно, так это то, что в этот вечер ему было гораздо приятнее общество Чариз Ланкастер, чем общество Элен. Чариз тоже нравилось общество Стивена, разговоры с ним, но еще больше – его объятия…

Когда экипаж Стивена приближался к дому на Аппер-Брук-стрит, в голове у него родилась безумная, поистине фантастическая идея. Берлтону нечего было ей предложить, кроме невысокого титула и респектабельности, но ей и ее отцу и этого было достаточно. Сразу после похорон Берлтона, которые организовал Стивен, он стал выяснять, каково финансовое положение покойного, с тем чтобы заплатить все его долги, и заодно узнал, что молодой барон был заядлым картежником. В то же утро фирма Мэтью Беннета предоставила ему полное досье, из которого явствовало, что Берлтон пустил по ветру все свое небольшое наследство. В общем, у молодого барона ничего не осталось, кроме карточных долгов, которые Стивен намеревался погасить, – ни поместья, ни фамильных драгоценностей, ни даже кареты.

Через год-два Чариз пришлось бы жить в семье обнищавшего аристократа, не получив от брака ничего, кроме титула, настолько незначительного, что он не мог даже сравниться с самым низким титулом из тех, которыми обладал Стивен. У Стивена не было намерения жениться на Чариз, но он мог бы предложить ей роскошное содержание при условии, что они по-прежнему будут наслаждаться обществом друг друга до тех пор, пока она не поймет смысла его предложения…

Пока не поймет смысла…

Боже, до чего он дошел! Стивену стало не по себе. Чариз Ланкастер – девственница и уж никак не куртизанка. Она слишком наивна, чтобы понять, что влечет за собой такая связь, да и слишком молода для такого, как он, пресыщенного жизнью мужчины.

К счастью, в своих пороках он еще не достиг той грани, переступив которую можно решиться на нечто подобное, не окончательно потерял совесть, чтобы сделать порядочную девушку своей любовницей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нет, он не пал так низко, чтобы через две недели после гибели жениха, в которой он сыграл не последнюю роль, посягнуть на девственность его невесты. Он был уверен, что за последние годы растерял все свои идеалы, но не знал, что лишился заодно и рассудка.

Чувствуя себя полным идиотом, Стивен решил ограничиться ролью временного опекуна Чариз и впредь относиться к ней только по-дружески, иногда развлекать, но главное – избавить ее от своих ухаживаний и сделать все, чтобы она чувствовала себя здесь в полной безопасности.

Она думает, что они помолвлены, но он-то, черт возьми, знает правду и впредь должен помнить об этом!

Слава Богу, у него нет амнезии. Вполне достаточно одной на двоих.

Стивен всей душой желал Чариз скорейшего выздоровления, в то время как чувство вины перед ней из-за гибели ее жениха постепенно утратило свою остроту. Такая девушка заслуживала лучшей участи. Что мог дать ей Берлтон, этот обнищавший мальчишка? Ровным счетом ничего. А она была создана для роскоши.

Подсознательно он понимал, что его долг найти ей достойного мужа, но сейчас ему не хотелось думать об этом, портить себе настроение. Сейчас он жаждал провести остаток вечера с Шерри, к их обоюдному удовольствию.

Размышляя о том, с каких это пор он стал заботиться о попавших в беду девушках, причем только огненно-рыжих, Стивен стоял посреди гостиной, готовый исполнить свои обязанности опекуна и самым добросовестным образом развлекать гостью.

В остальной части дома было темно и тихо, словно в могиле.

Сунув руки в карманы, Стивен медленно оглядел все четыре угла пустой комнаты в надежде, что в одном из них вдруг появится Шерри или на худой конец кто-нибудь из слуг. Но никто не появился, и Стивен устремился вперед, сам не зная, то ли отправиться спать, то ли разбудить вдруг ставшую нерадивой прислугу. Он уже потянулся к колокольчику, как вдруг откуда-то из задней части дома до него донеслось пение, и, озадаченный, Стивен пошел на этот едва различимый звук. Его шаги эхом разносились по холлу, из которого он повернул в длинный коридор, соединявший переднюю и заднюю части дома. Дойдя до конца, он остановился и, наклонив голову набок, прислушался. Шерри наверняка уже спит, думал он со все нарастающим раздражением, а он вырвался из объятий любовницы и мчался к ней, как усердная нянька к ребенку.

Настроение у него окончательно испортилось, и он уже собрался вернуться, когда со стороны кухни до него донесся веселый голос Шерри:

– Итак, внимание, попробуем еще раз. Мистер Ходжкин, станьте рядом со мной и пойте громче, чтобы я слышала. Готовы?

И слуги хором затянули веселую рождественскую песню, известную каждому малышу в Англии еще со времен Средневековья. Так вот, оказывается, куда подевались все слуги! Вместо того чтобы заниматься делом, песни поют! Развлекают Шерри! Стивен в бешенстве бросился в кухню и буквально остолбенел на пороге при виде открывшегося ему зрелища.

Пятьдесят слуг, все в униформе, выстроились пятью рядами перед Шерри и старым Ходжкином. Согласно строгой, освященной веками иерархии, в первом ряду должны были находиться старший дворецкий и управляющий. Но Шерри не имела понятия об иерархии, и в первом ряду оказались те, кто умел хорошо петь. Бедный Кольфакс, исполненный величия старший дворецкий, стоял в заднем ряду между прачкой и горничной, в то время как его главному сопернику в борьбе за первенство – камердинеру хозяина Дэмсону удалось занять место в первом ряду. А Дэмсон, всегда напыщенный и надменный, изображавший из себя джентльмена и редко снисходивший до разговора с кем-либо, кроме хозяина, стоял рядом с лакеем, обняв его за плечо, и оба с упоением пели, склонив друг к другу головы и возведя глаза к потолку.

Даже при самом пылком воображении трудно было представить себе картину более невероятную. Стивен словно прирос к месту, слушая, как грумы, привратники и лакеи в ливреях в лучших демократических традициях распевают вместе с горничными, прачками и судомойками, а управляет ими согбенный старик, помощник дворецкого, и при этом так размахивает руками, словно дирижирует хором.

Ошеломленный, Стивен не сразу понял, что у Дэмсона, лакея и еще некоторых слуг приятные голоса и что это представление на кухне увлекло его гораздо больше, чем спектакль в театре.

Размышляя, почему вдруг они распевают рождественские песни в разгар весны, Стивен неожиданно услышал голос Шерри, высокий и удивительно красивый, присоединившийся к тенорам и баритонам, и у него перехватило дыхание. В некоторых местах приходилось брать низкие ноты, и Шерри делала это с веселой беспечностью, вызывая улыбку у всех остальных, и тут же без всяких усилий переходила на самые высокие, и ее дивный голос, звеня и переливаясь, уносился далеко за пределы кухни.

Когда песня кончилась, мальчик-слуга лет семи вышел вперед, протянул девушке свою забинтованную руку и, застенчиво улыбнувшись, сказал:

– Спойте еще одну веселую песенку, мэм, тогда у меня рука перестанет болеть.

Стивен выпятил грудь и уже собрался приказать мальчику не докучать мисс, но его опередил Дэмсон, однако вопреки предположению Стивена, вместо того чтобы одернуть мальчишку, сказал:

– Уверен, что выражу общее мнение, мисс, если скажу, что вы подарили нам замечательный вечер, разделив с нами компанию и, осмелюсь сказать, присоединив к нашему хору свой изумительный голос!

Его витиеватая речь вызвала смущенную улыбку у Шерри, которая в этот момент опустилась на корточки, чтобы поправить повязку на руке мальчугана.

– Мистер Дэмсон хотел сказать, – пояснил дворецкий Кольфакс, с презрительным видом поглядывая на камердинера, – что все мы получили огромное наслаждение от этого вечера, мисс, и были бы крайне признательны, если бы вы любезно согласились хоть ненадолго продлить это удовольствие.

Мальчик-слуга, округлив глаза, посмотрел на дворецкого, потом на камердинера, после чего, сияя улыбкой, обратился к Шерри, которая нахмурившись рассматривала его руку под бинтом:

– Они хотели сказать, что охотно спели бы еще одну песню. Можно? Пожалуйста, мисс!

– Ах вот оно что! – рассмеялась девушка, и Стивен заметил, как она заговорщически подмигнула дворецкому и камердинеру. – Вы это имели в виду?

– Конечно, – подтвердил камердинер, метнув уничтожающий взгляд на дворецкого.

– Да, именно это, – отозвался дворецкий.

– Значит, можно? – снова спросил мальчик.

– Конечно, можно, – ответила она, сев за стол и взяв мальчика к себе на колени, – но на этот раз я буду только слушать, хочу выучить еще одну вашу песню.

Она взглянула на Ходжкина, который, весь сияя, вопросительно смотрел на нее.

– Давайте ту, самую первую, мистер Ходжкин, которую вы спели для меня, про снежную рождественскую ночь, когда в очаге ярко горит святочное полено.

Ходжкин кивнул, поднял свои тонкие руки, требуя тишины, театрально взмахнул ими, и тут же зазвучала веселая песня. Но Стивен, похоже, ничего не видел, кроме улыбки Шерри, обращенной к малышу. Она что-то нашептывала ему, потом погладила по щеке и прижала его чумазое лицо к груди. Эта картина, которую вполне можно было назвать «материнство», вывела Стивена из оцепенения, и он шагнул вперед с безотчетным желанием поскорее избавиться от этого видения.

– Неужели наступило Рождество? – спросил он, войдя в круг.

Даже держи он в каждой руке по заряженному пистолету, его появление не произвело бы более отрезвляющего действия на веселившихся слуг. Все разом прекратили пение и стали пятясь двигаться к дверям, в суматохе сталкиваясь друг с другом. Даже мальчик соскочил с колен Шерри прежде, чем она успела его удержать. Только Кольфакс, Дэмсон и Ходжкин, поклонившись и сохраняя достоинство, хотя и оглядываясь, удалились из комнаты.

– Да они просто боятся вас, верно? – спросила Шерри. Обрадованная его неожиданным возвращением, она вся светилась.

– Мало боятся, иначе занимались бы делом, – возразил он и тут же улыбнулся: она выглядела такой виноватой!

– Это все я придумала.

– Знаю.

– Откуда?

– Вычислил с помощью моего блестящего дедуктивного метода. Я ни разу не слышал их пения и ни разу не снял сам пальто. Это всегда делают слуги.

– Мне было так одиноко, тоскливо, что я стала бродить по дому и забрела сюда. А в это время Эрнест задел рукой котел и ошпарил руку.

– И тогда вы решили подбодрить его, организовав хор?

– Нет, просто мне показалось, что подбодрить надо их всех, в том числе и себя.

– Вы плохо себя чувствовали? – встревожился Стивен, внимательно разглядывая ее лицо. Выглядела она просто блестяще: милая, возбужденная, только очень смущенная.

– Нет, просто…

– Ну, ну, смелее!

– Мне было жаль, что вы ушли.

От этого искреннего признания у Стивена екнуло сердце… Волной накатило какое-то незнакомое чувство. Но он не хотел сейчас ни о чем думать. Как бы то ни было, в настоящий момент она его невеста. А потому вполне уместно, а еще более приятно чмокнуть ее в покрасневшую щечку, забыв о данной себе клятве поддерживать с ней чисто платонические отношения. И ничего не было страшного в том, что он не ограничился щечкой, а стал целовать ее в губы. И обнял за плечи. Не была только уместной и безобидной мгновенная реакция его самой уязвимой части тела, сегодня уже отработавшей свое, когда Шерри слегка прижалась к нему и положила руку ему на грудь, а также вдруг пронзившая его сладостная мысль:

«Мне не хватало тебя этой ночью».

Стивен отпустил ее, словно обжегся, и отпрянул назад, но при этом ни единый мускул не дрогнул на его лице. Одолеваемый лишь одной мыслью, он машинально кивнул, когда Шерри сказала ему, что сейчас приготовит что-нибудь выпить.

Расставив на подносе чашки и заварной чайник, Шерри вернулась к столу и села напротив Стивена.

Подперев подбородок ладонями, она смотрела на него с легкой улыбкой, в то время как он любовался игравшими в ее волосах отблесками огня.

– Трудно, наверное, быть графом, – заметила она. – А как вы им стали?

– Кем, графом?

Она кивнула, бросила взгляд на чайник и поспешно встала.

– Как-то после ужина вы сказали, что ваш старший брат – герцог, а сами вы унаследовали свои титулы случайно.

– Мне просто повезло, – небрежно бросил Стивен, не в силах оторвать взгляд от девушки, грациозно расставлявшей на столе приборы. – Мой брат унаследовал титул герцога и все остальные титулы от отца. А я – от дяди. Согласно королевской грамоте, пожалованной одному из моих предков несколько веков назад и дающей определенные имущественные права, графы Лэнгфорды, если не имели детей, могли передавать свои титулы, кому считали нужным.

К немалому удивлению Стивена, Шерри, рассеянно улыбнувшись, кивнула, не выказав ни малейшего интереса к этой животрепещущей для других женщин теме.

– Шоколадный напиток готов, – сказала она, взявшись за тяжелый поднос с чайником для заварки, чашками, ложками и аппетитными пирожными, которые, видимо, нашла в буфете. – По-моему, я умею его готовить и надеюсь, он вам понравится, – сказала Шерри, передавая ему поднос и нисколько не сомневаясь в том, что таскать подносы по всему дому для графа дело привычное. – Не знаю только, насколько хорошо он у меня получается. – Она вспомнила, как готовится шоколад, и не могла этому не обрадоваться.

Стивен же был несколько удивлен. Она умела делать то, что обычно делают слуги. Впрочем, она американка и, возможно, занимается кухней больше, чем английские женщины.

– Надеюсь, он вам понравится, – с сомнением повторила она, когда они направились в переднюю часть дома.

– Уверен в этом, – солгал Стивен. В последний раз он пил горячий шоколад, еще когда учился ходить. Теперь же, особенно поздним вечером, предпочитал порцию выдержанного бренди. Но чтобы она, упаси Боже, не догадалась о его мыслях, добавил: – Аромат потрясающий. Так хочется поскорее отведать! Должно быть, это после ваших песен про снег и святочное полено.

Глава 19

С узорчатым серебряным подносом Стивен прошел по коридору мимо трех ошеломленных лакеев по направлению к гостиной. Кольфакс находился на своем месте у парадной двери и поспешил к господину, намереваясь забрать у него поднос, но Стивен шутливо заметил, что они справились сами и помощь им не требуется.

Они уже подходили к гостиной, когда у парадной двери застучал молоточек. Поскольку Стивен велел всем говорить, что его нет дома, то не обратил на стук никакого внимания, однако через минуту услышал шум и веселые голоса и про себя чертыхнулся.

– Он наверняка дома, Кольфакс, – говорила мать Стивена дворецкому. – Приехав два часа назад в Лондон, мы нашли его записку, в которой он сообщал о своем намерении уехать в загородное поместье. Мы могли и не застать его, если бы не приехали несколькими днями раньше, чем планировали. Ладно, говори, где он прячется?

Проклиная все на свете, Стивен обернулся как раз в тот момент, когда мать в сопровождении брата, невестки и ее друга буквально вплыли в гостиную, полные решимости наставить на путь истинный отбившегося от рук члена семьи, если даже придется выдержать бой.

– Я не допущу этого, дорогой! – заявила мать, собираясь поцеловать его в щеку. – Ты стал… – тут она заметила Шерри и, запинаясь, совсем тихо проговорила: – настоящим отшельником.

– Это уже слишком! – заявила Уитни Уэстморленд, повернувшись спиной к гостиной, пока Кольфакс снимал с нее накидку. – Мы с Клейтоном постараемся проследить, чтобы в ближайшие шесть недель ты посещал все главные балы и рауты, – продолжала она, беря мужа под руку. Однако сделав два шага, оба остановились как вкопанные.

Стивен с виноватым видом посмотрел на растерявшуюся, близкую к панике Шерри и шепнул:

– Не волнуйтесь. Они полюбят вас, как только придут в себя от удивления.

Стивен лихорадочно прокручивал в голове все мыслимые и немыслимые выходы из грозившей обернуться катастрофой ситуации, но остановился на двух: попросить Шерри выйти и дать ему возможность объясниться с родственниками, что было бы для него унизительно, или же на ходу придумать легенду и разыграть фарс, а когда Шерри пойдет спать, рассказать родным правду.

Склоняясь ко второму варианту, Стивен выразительно посмотрел на брата, ища у него поддержки, однако Клейтон ничего не заметил, потому что в этот момент переводил взгляд с Шерри на серебряный поднос в руках Стивена.

– А у вас тут все по-семейному, – сухо заметил брат.

Поспешно поставив поднос на стол, Стивен посмотрел на стоявшего в дверях и ожидавшего указаний Кольфакса и кивнул ему. Это был молчаливый приказ, что означало немедленно принести напитки и закуски. После чего граф стал представлять непрошеных гостей Шерри:

– Мама, позволь представить тебе мисс Чариз Ланкастер.

Боже мой! Ведь это ее будущая свекровь, вдовствующая герцогиня. Шерри едва не умерла от страха, с мольбой посмотрела на Стивена и шепотом, буквально взорвавшим напряженную тишину, спросила:

– Достаточно будет обычного книксена?

Стивен взял ее под локоть, подтолкнул вперед и ободряюще улыбнулся:

– Вполне.

Шерри сделала книксен, чувствуя слабость в коленях, и, встретив холодный взгляд старой леди, с неожиданной для самой себя смелостью вежливо произнесла:

– Счастлива познакомиться с вами, мэм, то есть ваша светлость.

Затем она обернулась и ждала, когда Стивен представит ее невестке, жгучей брюнетке по имени Уитни, разглядывавшей Шерри с плохо скрываемым изумлением.

«Еще одна герцогиня!» – в отчаянии подумала Шерри, старше ее, но не намного. Делать книксен или не надо? И, словно угадав ее мысли, Уитни протянула руку и нерешительно сказала:

– Здравствуйте, мисс Ланкастер.

Шерри с благодарностью пожала руку молодой женщине и повернулась к мужчинам. Герцог, высокий, темноволосый, был очень похож на ее жениха: такие же тонкие черты лица, такой же рост, такие же широкие плечи.

– Ваша светлость, – пробормотала Шерри, снова присев в книксене.

Четвертому гостю, Николасу Дю Виллю, было лет тридцать пять. Он галантно поцеловал ей руку, сказал, что счастлив познакомиться, и подарил ей улыбку, способную заменить самый лучший комплимент.

Но почему никто из родных Стивена не поздравляет ее с тем, что она скоро станет членом их семьи, или не пожелает ей счастья. Все словно онемели.

– Мисс Ланкастер болела, – сказал Стивен, и три пары глаз уставились на нее, словно боялись, что она вот-вот упадет в обморок, но больше всех этого боялась сама Шерри.

– Не просто болела, – уточнила она, – а получила травму головы.

– Почему бы нам не присесть? – заметил Стивен, проклиная судьбу-злодейку, усугубившую и без того сложную ситуацию. В отличие от Шерри он хорошо это понимал. Его, как говорится, застали на месте преступления. В доме у него – женщина. Одна, без провожатых. Комментарии тут излишни. Настоящая леди да и просто порядочная женщина себе такого не позволит. А он просто спятил, притащив домой такую женщину, когда в любой момент могут явиться гости, не говоря уже о том, что нарушил все приличия, представив ее родственникам. Теперь им оставалось лишь терпеливо ждать от него объяснений: кто она… где ее провожатые… где, наконец, его голова?

Пытаясь выиграть время, Стивен поднялся навстречу дворецкому, который принес поднос с графином и рюмками.

– Ага, вот и Кольфакс! – промямлил он. – Что будешь пить, мама?

Герцогиня бросила на него удивленный взгляд, но, догадавшись, что он попал в неловкое положение и ищет поддержки, с улыбкой посмотрела на поднос, принесенный Стивеном.

– Судя по аромату, там, по-моему, горячий шоколад? – весело сказала она и обратилась к дворецкому: – Охотно выпью горяченького.

– Выпей лучше шерри, – с волнением произнес Стивен.

– Нет, шоколад, – категорически заявила герцогиня и, призвав на помощь свою дипломатичность, о которой ходили легенды, повернулась к Шерри. – У вас американский акцент, мисс Ланкастер, – вежливо заметила она. – Давно вы в Англии?

– Чуть больше недели, – в смятении ответила Шерри. Почему никто из них ничего не знает о ней, ведь она помолвлена с их ближайшим родственником. Что-то тут не так.

– Вы здесь впервые?

– Да, – овладев собой, сказала Шерри, с недоумением глядя на Стивена. Сердце сжалось от ужасного предчувствия.

– А что привело вас в Англию?

– Мисс Ланкастер обручена с англичанином, – пояснил Стивен, придя Шерри на помощь и моля Бога, чтобы мать не хватил удар.

Но герцогиня, казалось, испытала облегчение, и улыбка ее потеплела.

– Это прекрасно, – сказала она и нахмурилась, поскольку дворецкий, вопреки ее желанию, вместо шоколада протянул ей рюмку шерри. – Кольфакс, нечего размахивать рюмкой у меня перед носом. Я же сказала, что хочу горячего шоколада.

И она улыбнулась Шерри, пока Кольфакс раздавал рюмки с вином остальным гостям.

– С кем же вы помолвлены, мисс Ланкастер? – весело поинтересовалась она, подвигая к себе чашку шоколада.

– Со мной, – как ни в чем не бывало без обиняков ответил Стивен. Воцарилась тишина. Не будь ситуация столь трагичной, Стивен расхохотался бы, глядя на произведенную его заявлением реакцию.

– С… тобой? – переспросила мать, близкая к обмороку, отодвинула чашку и схватила с подноса рюмку. Брат, сидевший справа от Стивена, удивленно уставился на него, а невестка застыла с рюмкой в вытянутой руке, словно собиралась произнести тост. Кольфакс сочувственно смотрел то на старую герцогиню, то на Шерри, а Николас Дю Вилль сосредоточенно рассматривал обшлаг рукава, видимо, проклиная себя за то, что оказался в этот момент здесь.

Оторвав наконец взгляд от своих пребывавших в шоке родственников, Стивен посмотрел на Шерри. Она сидела, понурившись, испытывая стыд и обиду, оскорбленная поведением своих будущих родичей, явно презиравших ее. Стивену ничего не оставалось, как приободрить ее хоть чуть-чуть. Он слегка сжал ее руку и сказал первое, что пришло в голову:

– Вы ведь не хотели объявлять о нашей помолвке до встречи с моими родными. – И улыбнулся для большей убедительности. – Поэтому у них такой удивленный вид.

– У нас такой удивленный вид потому, что мы удивлены, – сурово произнесла мать, посмотрев на него как на безумного. – Когда вы успели встретиться? Где? Ты же не был в…

– Я отвечу на все твои вопросы через минуту, – прервал он мать, не успевшую, к счастью, проговориться, что он уже много лет не был в Америке. – Вы очень бледны. Не хотите ли подняться наверх и прилечь? – повернувшись к Шерри, мягко спросил Стивен.

Шерри мечтала убежать из гостиной, где царила напряженная атмосфера, но боялась упустить момент, когда эта странная ситуация разъяснится, и сказала:

– Нет, я… пожалуй, мне лучше остаться.

Стивен вглядывался в ее полные страдания серебристые глаза и думал о том, каким счастливым оказался бы для нее момент объявления помолвки, не загуби он ее жениха, пусть и незавидного. Как бы то ни было, они любили друг друга, и, конечно же, семья Берлтона не обошлась бы с ней подобным образом.

– В таком случае я поднимусь наверх и лягу в постель, – поддразнивая ее, сказал Стивен, – а вы оставайтесь и объясняйте моим родственникам, что я… сентиментальный идиот… пошел у вас на поводу и до сих пор не сообщил им о нашей помолвке.

У Шерри будто камень с души свалился.

– О! – Девушка смущенно рассмеялась, обведя всех глазами. – Так вот оно что!

– А вы разве не знали? – вырвалось у герцогини.

Насколько Стивен помнил, это был первый случай, когда мать потеряла самообладание.

– Нет, не знала. Видите ли, у меня потеря памяти, – ответила Шерри так смело и так вежливо, что у Стивена от умиления стеснило грудь. – Заболевание причиняет мне ужасные неудобства, но оно, к счастью, не наследственное, уверяю вас, я потеряла память после травмы, полученной мною на пристани, вблизи корабля…

Она умолкла, не договорив, потому что Стивен поднялся и заставил ее последовать его примеру, предотвратив тем самым град вопросов, грозивших обрушиться на нее в ту же минуту.

– Вы устали, и Хью Уайткомб снимет мне голову, если к его приезду у вас на щеках не будет здорового румянца. Позвольте мне проводить вас до спальни. Пожелайте всем доброй ночи, прошу вас.

– Всем доброй ночи, – произнесла Шерри с застенчивой улыбкой. – Лорд Уэстморленд так заботится обо мне!

Уже уходя, она заметила по взглядам, которыми ее провожали, что все находят ее в высшей степени странной, и только Николас Дю Вилль смотрел ей вслед с легкой улыбкой, видя в ней, вероятно, не просто экстравагантную девицу, а что-то более интересное. Еще долго после того как Шерри, закрыв дверь спальни, села на кровать, одолеваемая массой ужасных сомнений и не имеющих ответа вопросов, перед ней стояло улыбающееся лицо Николаса Дю Вилля. Он словно хотел ободрить ее.

Глава 20

Когда через несколько минут Стивен вернулся в гостиную, на него молча уставились четыре пары глаз, и как только он опустился в кресло, родственники буквально засыпали его вопросами. Первыми в один голос заговорили женщины.

– Что за несчастный случай? – спросила мать.

– Что за корабль? – вторила ей невестка.

Стивен выжидающе посмотрел на брата, но тот, бросив на Стивена взгляд и подняв брови, не стал задавать вопросов, лишь сухо сказал:

– Пожалуй, я не могу спокойно отнестись к поразительному открытию, что ты просто идиот, и не только сентиментальный, но еще и заботливый.

Николас Дю Вилль от вопросов деликатно воздержался, хотя, видимо, догадывался, что Стивен попал в щекотливое положение, и сам по себе этот факт его забавлял. Раздосадованный, Стивен подумал было предложить Дю Виллю карету, но это было бы слишком бесцеремонно по отношению к давнему другу Уитни, кроме того, мать Стивена, гордая и надменная, ни за что не позволила бы себе при нем закатить истерику, к которой впервые в жизни была близка.

С удовлетворением констатировав, что все жаждут узнать правду, Стивен откинулся в кресле и, возведя глаза к потолку, заговорил, едва сдерживая волнение:

– Сцена, свидетелями которой вы только что стали, не что иное, как беспрецедентный фарс. Все началось с аварии, случившейся из-за меня с моим экипажем и повлекшей за собой целую цепочку событий, о которых я и собираюсь вам рассказать. Жертвами этих событий оказались Чариз Ланкастер, вы только что ее видели, и ее погибший жених, молодой барон Артур Берлтон.

С противоположного конца гостиной донесся взволнованный голос Уитни:

– Артур Берлтон – неисправимый шалопай, я хотела сказать, был неисправимым шалопаем.

– Допустим, – согласился Стивен, коротко вздохнув, – но они любили друг друга и собирались вступить в брак. И Чариз Ланкастер вовсе не женщина легкого поведения и не коварная охотница за богатым женихом, заманившая меня в свои сети, как это вам показалось, а невинная, достойная жалости и сочувствия жертва моей безответственности и обмана…

Когда Стивен, окончив рассказ, ответил на вопросы, в комнате воцарилось молчание. Все пытались переварить услышанную информацию, а Стивен отпил из бокала шерри, словно хотел утопить в вине мучившее его чувство вины.

Первым заговорил брат:

– Берлтон сам виноват в своей смерти. Напился до положения риз и угодил под колеса. А тут еще туман, ничего не видно.

– Виноват один я, – бросил Стивен, отвергнув попытку Клейтона снять грех с его души. – Это я правил непривычными к городу лошадьми.

– Если так рассуждать, то и грузовая клеть, от которой пострадала Чариз Ланкастер, сорвалась со стрелы по твоей вине?

– Конечно, – ответил Стивен. – Мы оба так были потрясены гибелью ее жениха, что ничего не замечали вокруг, и я не помешал ей войти в опасную зону. Если бы не я, Чариз Ланкастер была бы сегодня счастлива со своим мужем, английским бароном.

– Итак, ты считаешь себя виновным перед этой девушкой, – сказал Клейтон, совершенно забыв о присутствии здесь Дю Вилля, постороннего человека. – Каково же будет наказание за совершенный проступок?

Отчаяние в голосе Стивена, взявшего на себя всю вину, очень встревожило Клейтона, однако французу удалось разрядить обстановку.

– Чтобы избежать бессмысленной дуэли между вами на рассвете, – весело обратился он к братьям, – а себя самого избавить от роли секунданта и необходимости вставать чуть свет, я, с вашего разрешения, предлагаю вам призвать на помощь свой блестящий ум и найти достойный выход из сложившейся ситуации, вместо того чтобы анализировать ее причины.

– Николас абсолютно прав, – едва слышно произнесла герцогиня, уставившись в пустой бокал, и, бросив взгляд в сторону француза, добавила: – Хотя и неблагородно впутывать вас в наши семейные дела, совершенно очевидно, что вы, как человек посторонний, способны более трезво оценить обстановку.

– Благодарю, ваша светлость. В таком случае позвольте изложить вам свою точку зрения по данному вопросу.

Обе женщины закивали головами, мужчины не высказали никаких возражений, и тогда Ники продолжил:

– Насколько я понимаю, мисс Ланкастер была помолвлена с неудачником без пенни в кармане, к которому питала нежные чувства, но который не мог предложить ей взамен ничего, кроме дворянского титула. Верно?

Стивен невозмутимо кивнул.

– Однако случилось несчастье. Сначала с женихом, потом с невестой. И в обоих случаях Стивен счел себя виноватым. Итак, мисс Ланкастер лишилась и жениха, и памяти. Правильно?

– Правильно, – подтвердил Стивен.

– Но, как я понял, доктор считает, что память к ней может вернуться. Да?

Стивен и это подтвердил.

– Остается вернуть жениха, – сказал Ники, – но это невозможно, он мертв. И единственное, что вы можете сделать, чтобы снять с себя вину и успокоить совесть, это найти мисс Ланкастер лучшего жениха, с достойным титулом и деньгами. – И француз поднял бокал, видимо, собираясь выпить за свою блестящую идею. – А если этот малый к тому же окажется способным к респектабельной семейной жизни, вы не только облегчите свою совесть, но и с полным основанием сможете считать, что уберегли девушку от страданий и унижений. – Николас перевел взгляд с Уитни на Стивена и спросил: – Нравится вам мое предложение?

– Неплохо, – улыбнулся Стивен. – Я и сам об этом думал. Только реализовать вашу идею куда сложнее, чем вы это себе представляете.

– О, я уверена, что мы справимся. Надо только хорошо все продумать, – с жаром произнесла Уитни, готовая на все, только бы помочь Стивену. – Представим ее нескольким подходящим мужчинам из числа прибывших на сезон. – Уитни бросила взгляд на свекровь, ища у нее поддержки, и та засияла улыбкой, ничем не выдав мучивших ее опасений.

– Теперь остается решить еще одну-две небольшие проблемы, – сухо заметил Стивен, радуясь, что его родные готовы взяться за осуществление этого плана, казавшегося ему нереальным. – Давайте до завтра подумаем и соберемся здесь же, скажем, в час, чтобы все хорошенько обсудить, – предложил Стивен и, когда остальные согласились, добавил: – Только помните, Шерри нельзя волноваться, поэтому следует предусмотреть все до мелочей и не расстраивать ее. Пошлю записку Хью Уайткомбу, пусть подъедет и примет участие в нашем обсуждении, его мнение как врача просто необходимо.

Когда все поднялись с намерением разойтись, Стивен перевел взгляд с матери на невестку и сказал:

– Представляю себе, как страдает сейчас Шерри после знакомства с родственниками жениха. Наверняка не может уснуть, бедняжка. – Не успел Стивен договорить, как обе женщины, мучимые угрызениями совести, направились к двери, решив во что бы то ни стало принести свои извинения мнимой невесте Стивена.

Глава 21

Стоя у окна и устремив взгляд в ночь, такую же темную и беспросветную, как и ее память, Шерри вдруг услышала тихий стук в дверь, открыла и пригласила женщин войти.

– Мы хотим попросить у вас прощения, – сказала старая герцогиня, приблизившись к Шерри. – Весьма досадное недоразумение. Ведь мы абсолютно ничего не знали: ни о вашей помолвке, ни о том, что с вами случилось, и пришлось Стивену нам все объяснять.

– Я так рада, что вы еще не уснули, – сказала невестка, виновато глядя Шерри в глаза. – Я всю ночь проворочалась бы без сна, мучаясь мыслью о том, как несправедливо мы обошлись с вами.

Девушка на секунду задумалась, как следует ответить на извинения двух герцогинь, но тут же решила отбросить всякие формальности и, чего бы это ей ни стоило, загладить неловкость.

– Не волнуйтесь ради Бога, – с подкупающей искренностью произнесла Шерри. – Сама не знаю, с чего это мне взбрело в голову скрывать нашу помолвку. Глядя на себя со стороны, я иногда думаю, что немного… эксцентрична.

– Нет, – возразила Уитни Уэстморленд с нарочито грустной улыбкой, – вы очень смелая девушка, мисс Ланкастер. – И вдруг, будто спохватившись, протянула руки к Шерри и воскликнула с лучезарной улыбкой: – …И добро пожаловать в нашу семью. Я… я всегда хотела иметь сестренку!

Что-то в ее наигранном порыве насторожило Шерри, и девушка чувствовала, как дрожат руки, когда протянула их своей будущей свояченице.

– Благодарю вас! – Это прозвучало так некстати, что наступило неловкое молчание, после чего Шерри, сдерживая одолевавший ее нервный смех, пришлось объяснить: – Не знаю, хотела ли я когда-нибудь в жизни иметь сестру… но если бы и хотела, то непременно такую прелестную, как вы.

– Как хорошо вы это сказали! – дрогнувшим голосом произнесла старая герцогиня, порывисто обняла Шерри и словно маленькой девочке велела ей немедленно ложиться в постель.

Когда, пообещав навестить ее на следующий день, они ушли, Шерри, буквально остолбенев, еще долго смотрела на закрывшуюся за ними дверь. Родственники ее будущего мужа так же непредсказуемы, как и он сам. То надменные и холодные, то заботливые и добрые. Шерри села на кровать и попыталась найти объяснение их непонятному поведению.

Судя по публикациям в «Пост» и «Таймс» за последнюю неделю, англичане не очень-то жалуют американцев, потешаются над ними, называют то дурно воспитанными жителями колоний, то неотесанными варварами. И уж конечно, ее высокопоставленные родственницы были просто в шоке от такого выбора лорда Уэстморленда, чем, собственно, и объясняется их поведение при знакомстве с ней. А потом, видимо, он их переубедил. Но как? Что он им сказал? Устав от бесконечных вопросов, постоянно рождавшихся в мозгу в минуты бодрствования, Шерри откинула со лба волосы и легла в постель, устремив взгляд в балдахин над кроватью.

Герцогиня Клеймор повернулась на бок, рассматривая строгие черты лица супруга при свете свечи, но мысли ее были далеко – она думала о «невесте» Стивена.

– Клейтон? – шепнула она, рассеянно водя пальцем по его руке. – Ты не спишь?

Он не разомкнул век, но его губы сложились в ленивую полуулыбку, когда она коснулась его плеча.

– А ты хочешь, чтобы я бодрствовал?

– Пожалуй, хочу.

– Когда будешь знать наверняка – скажешь, – сонно пробормотал он.

– Тебе не показалось, что Стивен вел себя как-то странно во всей этой истории с мисс Ланкастер и ее помолвкой?

Клейтон бросил на нее быстрый взгляд из-под полуопущенных век.

– А как еще может вести себя человек с женщиной, которую не знает, не любит и на которой не собирается жениться… и которая к тому же принимает его за другого?

Клейтон с такой точностью и лаконичностью охарактеризовал эту далеко не простую ситуацию, что Уитни невольно усмехнулась, какое-то время поразмышляла, а потом сказала:

– Знаешь, уже много лет я не видела, чтобы Стивен так бурно выражал свои эмоции. – И, не дождавшись ответа от мужа, продолжила: – Скажи, мисс Ланкастер очень привлекательна?

– Скажу все, что пожелаешь, если после этого ты мне позволишь либо заняться с тобой любовью, либо спать.

Она наклонилась и нежно поцеловала его в губы, но когда он попытался повернуться к ней, уперлась рукой ему в грудь и со смехом произнесла:

– Ты считаешь, что мисс Ланкастер в своем роде просто очаровательна?

– Если я отвечу да, ты позволишь мне тебя поцеловать? – в свою очередь спросил Клейтон, взяв жену за подбородок и слегка приподняв ее лицо.

Оторвавшись от его губ, Уитни перевела дух, полная решимости высказать свою мысль до того, как неизбежно будет околдована его чарами.

– Тебе не кажется, что Стивен к ней неравнодушен? – шепнула она.

– Мне кажется, – игриво ответил он, скользнув рукой с ее шеи на грудь, – что ты принимаешь желаемое за действительное. По-моему, Дю Вилль больше заинтересовался ею, чем Стивен, что меня вполне устраивает.

– Почему?

– Потому, – сказал он, приподнимаясь на локти и укладывая ее поудобнее, – что, если Дю Вилль обзаведется собственной женой, он перестанет волочиться за моей.

– Он вовсе не волочится за мной! Он… – Тут Уитни умолкла, забыв обо всем на свете: Клейтон запечатлел на ее губах долгий страстный поцелуй.

Глава 22

Привстав на цыпочки, Шерри достала с полки в библиотеке книгу об Америке и села с ней за один из полированных столиков красного дерева. Она листала страницу за страницей, выискивая информацию, которая помогла бы ей что-то вспомнить. Однако гавани с судами и широкие городские улицы с массой экипажей, которые она там увидела, казались совершенно незнакомыми и чужими. Она продолжала листать книгу, пока не наткнулась на статью о сельском хозяйстве с иллюстрацией: на отлогих холмах зеленые поля пшеницы. Шерри уже собиралась перевернуть страницу, как вдруг перед ней мелькнула другая картина: тоже поля злаков, но с белыми кисточками сверху. Видение тут же исчезло, но теперь, когда она перелистывала страницы, у нее дрожали руки. Изображение угольной копи не вызвало никаких воспоминаний, как и следующие за ним рисунки. И вдруг Шерри почувствовала, как застучало в висках, когда она увидела на картинке человека с грубыми чертами лица, большим носом и длинными черными волосами. Над картинкой была надпись: «Американский индеец». Неужели… она видела это лицо? Шерри всмотрелась в него и зажмурилась, пытаясь удержать в мозгу мелькнувшие образы. Поля… фургоны… старик с щербатым ртом. Уродливый, но добрый, посмеивающийся над ней.

– Шерри!

Она едва не вскрикнула, вздрогнув от неожиданности, и, обернувшись, увидела красивого мужчину, чей голос и успокаивал, и волновал ее.

– Что случилось? – тревожно спросил Стивен, глядя на ее испуганное, побледневшее лицо.

– Ничего, милорд… – поднимаясь, солгала она с нервным смешком. – Вы напугали меня.

Нахмурившись, Стивен положил ей руки на плечи и испытующе посмотрел на нее.

– И это все? Что вы читали?

– Книгу об Америке, – ответила она, с наслаждением ощущая его руки на своих плечах. Иногда ей казалось, что он действительно ее любит. В этот момент другое видение, еще более туманное, но успокаивающее и такое сладостное, мелькнуло в голове: перед ней стоит на коленях, с цветами в руках, красивый темноволосый мужчина, возможно, граф. «Чем я был, пока ты не вошла в мою жизнь… – говорит он, – ничем, пока ты не подарила мне свою любовь… ничем, пока ты… пока ты…»

– Может быть, вызвать Уайткомба? – уже громче спросил Стивен и слегка встряхнул ее.

Его взволнованный голос вывел Шерри из полузабытья, и она рассмеялась, покачав головой:

– Нет, конечно, нет. Просто я что-то вспомнила, точнее, что-то себе представила.

– Что это было? – Стивен отпустил ее, но она не двигалась с места, завороженная его взглядом.

– Лучше я промолчу, – вспыхнула она.

– Что это было? – настойчиво повторил он.

– Вы будете надо мной смеяться.

– Посмотрим, – бросил он.

Округлив глаза, Шерри отступила назад и прислонилась к столику, на котором лежала открытая книга.

– Прошу вас, не настаивайте.

– Не просите, – твердо заявил он, не желая поддаваться чарующей улыбке, дрожавшей на ее нежных губах. – Ведь это могло быть реальное воспоминание, а не фантазия.

– Ладно, вам я скажу, – сдалась наконец Шерри, сосредоточенно рассматривая кончик большого пальца, и, искоса взглянув на Стивена, спросила: – Кстати, когда вы предлагали мне руку и сердце, вы не произносили такой фразы: «Я был ничем до вас»?

– Простите?

– Я вижу, вы возмущены, – нисколько не обидевшись, сказала девушка, – так что вряд ли опускались на колено, делая мне предложение.

– Да, вряд ли, – сухо ответил Стивен. Он совсем забыл о том, что никогда не делал ей предложения, настолько был оскорблен, представив себя в столь нелепой позе.

Разочарованная его ответом, девушка в то же время не могла не радоваться, что своими вопросами поставила его в неловкое положение.

– А как насчет цветов? Вы, случайно, не преподносили мне букет, когда сказали: «Я был ничем, пока ты не подарила мне свою любовь, Шерри. Ничем, пока ты не ворвалась в мою никчемную жизнь?»

Стивен понял, что она торжествует, заведя его в тупик, и потрепал ее по подбородку.

– Вы просто ребенок, – сказал он с облегчением, заметив, что она нисколько его не боится. – Я зашел, чтобы пригласить вас в кабинет. Мое семейство соберется там с минуты на минуту на совет.

– Что за совет? – спросила Шеридан, закрыв книгу и положив ее на место.

– Речь пойдет о вас, о том, как наилучшим образом ввести вас в общество, – рассеянно ответил Стивен, наблюдая, как она встает на цыпочки, и пытаясь не замечать, до чего она привлекательна в кажущемся простеньким платье персикового цвета с высоким оранжевым воротником и идеально подогнанным по фигуре лифом, который, несмотря на плотность, подчеркивал каждый изгиб ее соблазнительного тела.

Отдохнув за ночь, Стивен проснулся в отличном расположении духа. Впервые с того злосчастного дня, как с Шерри случилось несчастье, он перестал испытывать тревогу за будущее девушки. Его родственники согласились подыскать ей жениха, и этот план казался теперь Стивену не только идеальным, но и вполне осуществимым. Охваченный энтузиазмом, он с самого утра отправил родственникам записку с просьбой представить ему, во–первых, перечень подходящих женихов, а во–вторых, тоже в письменном виде, список мероприятий, с помощью которых можно наилучшим образом ввести девушку в общество.

Теперь, когда перед Стивеном появилась конкретная задача, он взялся за ее выполнение с такой же целеустремленностью и решимостью, с которыми брался за другие дела и, как правило, добивался успеха. Подобно брату и некоторым, очень немногим представителям великосветского общества, Стивен предпочитал вести свои коммерческие и финансовые дела сам, причем, по общему мнению, ему это удавалось просто блестяще. В то время как другие аристократы все больше и больше увязали в долгах, считая коммерцию компетенцией купеческого сословия, недостойной их, Стивен неуклонно увеличивал свои и без того обширные владения. И не только потому, что считал это разумным. Просто ему доставляло особое удовольствие всякий раз убеждаться в правильности своих расчетов и нравилось то возбуждение, которое он испытывал от успешного получения доходов и их прибыльного вложения.

Что же до Чариз Ланкастер, то Стивен намеревался распорядиться ею как весьма прибыльной статьей дохода, от которой собирался избавиться. Тот факт, что Шерри – женщина, а не редкая вещица и не склад, набитый дорогими специями, не имел для Стивена никакого значения, единственное, чего он хотел, это найти достойного покупателя. Теперь оставалось лишь заручиться согласием девушки на какое-то время превратиться в товар.

Проблема была достаточно щекотливая, и Стивен обдумывал ее, пока принимал ванну. К тому моменту, когда Дэмсон достал из шкафа светло-коричневый сюртук из тончайшей ткани и протянул ему, наилучшее и единственно приемлемое решение было найдено. Вместо того чтобы громоздить ложь на ложь, Стивен собирался сказать ей полуправду. Но только после встречи с родными.

Шерри отложила в сторону книги, которые намеревалась просмотреть, а также найденные в ящике стола перо и бумагу, и когда обернулась, Стивен подал ей руку. Причем сделал это так галантно и с такой теплотой во взгляде, что Шерри невольно ощутила прилив радости и гордости. В своем светло-коричневом сюртуке, кофейного цвета панталонах и блестящих коричневых ботинках, высокий, широкоплечий и потрясающе красивый, Стивен Уэстморленд являл собой героя ее снов. Спускаясь с ним по лестнице, Шерри украдкой бросила на него взгляд и не могла не залюбоваться его точеным профилем и загорелым лицом, дышавшим силой и смелостью. О! Перед его небрежно-соблазнительной улыбкой и темно-голубыми проницательными глазами не устояла бы ни одна женщина в Европе! Трудно даже представить себе, скольких женщин он успел перецеловать за свою жизнь и не просто так, а со знанием дела и без малейших колебаний, как только появлялось желание. Наверняка перед ним трепетали тысячи женских сердец, в том числе и ее собственное, но почему-то он остановил свой выбор на ней. Это было настолько невероятно, что Шерри ощущала неловкость. И чтобы избавиться от мучивших ее сомнений, возобновила начатый в библиотеке разговор.

Уже у самых дверей кабинета она с кокетливой улыбкой сказала:

– Не могу вспомнить, как вы делали мне предложение. Может быть, изобразите это еще раз и опуститесь на одно колено? Это было бы в высшей степени галантно с вашей стороны, учитывая мое заболевание.

– Никогда не отличался галантностью, – как ни в чем не бывало ответил Стивен с усмешкой.

– В таком случае остается лишь надеяться, что у меня хватило здравого смысла помучить вас, прежде чем принять ваше негалантное предложение, – парировала она, остановившись в дверях, и после некоторого колебания, посмеявшись над собственной забывчивостью, спросила: – Признайтесь же, долго вам пришлось ждать моего ответа, милорд?

Приятно удивленный неожиданным для него кокетством девушки, Стивен ответил ей в тон:

– Конечно же, нет, мисс Ланкастер. Вы бросились к моим ногам и рыдали, от всей души благодаря мою милость за сделанное вам предложение.

– В жизни не видела более бесчестных и самонадеянных… – Шерри душил смех. – Я просто не могла так поступить!

Словно ища поддержки, девушка взглянула на Кольфакса, который стоял навытяжку, приоткрыв одну створку двери, всячески скрывая, что наслаждается их шутливой перепалкой.

Стивен выглядел таким уверенным и спокойным, что Шерри показалось, будто он говорит правду.

– Нет, я никогда не пошла бы на такое унижение, – произнесла она с несчастным видом. – Скажите же мне правду! Неужели я могла это сделать?

От беззвучного смеха у Стивена затряслись плечи, когда он увидел обращенное к нему ошеломленное лицо Шерри.

– Нет, – успокоил ее лорд, покачав головой, совершенно забыв, что двери открыты.

Все, начиная от слуг и кончая родственниками и друзьями, которые собрались здесь, пока они с Шерри находились в библиотеке, были очарованы разыгравшейся у них на глазах сценой. Никогда еще Стивен не выглядел таким счастливым, и этого нельзя было не заметить.

– После того как поздороваетесь со всеми, отправитесь на прогулку по парку, полюбуетесь красивыми видами, подышите свежим воздухом, а мы пока обсудим дела… – Тут Стивен умолк, почувствовав какое-то движение в кабинете. Он повернулся и, к немалому своему удивлению, обнаружил, что они с Шерри оказались в центре внимания гостей, которые почему-то не издали ни единого звука, чтобы дать знать о себе.

«Видимо, они ощущают неловкость в связи с предстоящим разговором», – подумал Стивен и повел Шерри к гостям. Девушка поприветствовала собравшихся с той же непринужденной доброжелательностью, с которой относилась ко всем, начиная от слуг и кончая доктором. Горя желанием поскорее перейти к делу, Стивен прервал Хью Уайткомба, начавшего было с энтузиазмом разглагольствовать о жизненной силе и мужестве Шерри, и сказал:

– Поскольку все в сборе, начинайте совет без меня, обменяйтесь мнениями о том, как представить Шерри обществу, а я пока провожу ее к экипажу. – И, обратившись к девушке, он добавил: – Возьмите легкую накидку, а затем мы пойдем к экипажу и обсудим маршрут вашей прогулки.

Шерри очень не хотелось уходить, но Стивен взял ее под руку и увлек за собой. Поэтому ей ничего не оставалось, как попрощаться со всеми.

Когда они были уже у выхода, доктор Уайткомб жестом попросил Кольфакса закрыть дверь и обвел взглядом семейство Стивена. Судя по выражению их лиц, они были чем-то озабочены, что не ускользнуло от доктора. Видимо, их потрясло поведение Стивена, совершенно не свойственное ему, в чем доктор и сам мог только что убедиться, наблюдая за Стивеном и Чариз Ланкастер, которые, прежде чем войти, какое-то время стояли в дверях, совершенно не подозревая, что все взоры устремлены на них.

Поколебавшись, доктор решил выяснить, думают ли они так же, как он, и, бросив взгляд на старую герцогиню, с самым невинным видом спросил:

– Прелестная девушка, не правда ли?

– Прелестная, – с готовностью ответила герцогиня. – И совершенно очевидно, что Стивен покровительствует ей. Никогда не видела, чтобы он был так обходителен с женщиной. – Ее улыбка стала задумчивой. – И ей он нравится. Все время думаю о том, что лучше бы он не искал ей жениха. Тогда со временем он мог бы…

– Вы словно угадали мою мысль, – с жаром подхватил доктор, заставив герцогиню вздрогнуть и бросить на него удивленный взгляд. Радуясь ее неожиданной поддержке, Хью обратился к невестке Стивена: – А вы, ваша светлость, что об этом думаете?

Уитни Уэстморленд одарила доктора улыбкой, не оставлявшей сомнений в том, что она его союзница, и ответила:

– Я нахожу ее совершенно восхитительной, и Стивен, мне кажется, тоже. Впрочем, вряд ли он в этом признается.

У доктора на душе потеплело, и он с трудом сдержался, чтобы не подмигнуть ей, что было бы непростительной глупостью, после чего посмотрел на Николаса Дю Вилля. До сих пор Хью был единственный, кому Уэстморленды поверяли семейные тайны. Дю Вилля же не считали близким другом. По существу, он был соперником Клейтона, когда оба они добивались руки Уитни, и хотя молодая герцогиня очень дорожила его дружбой, вряд ли Клейтон питал к нему такие же чувства. И доктор недоумевал, почему Дю Вилля пригласили на семейный совет.

– Очаровательная, – невозмутимо улыбнулся француз. – И, насколько я понимаю, единственная в своем роде. Ни за что не поверю, что Стивен не поддался ее чарам.

Итак, получив поддержку тех, на кого рассчитывал, Хью, очень довольный, перевел взгляд на Клейтона Уэстморленда, единственного, кто мог бы не допустить никакого вмешательства в личную жизнь Стивена.

– Ваша светлость?

Герцог с решительным видом взглянул на доктора и отчеканил одно-единственное слово:

– Нет.

– Нет?

– Выбросьте все это из головы! Стивен никому не позволит вмешиваться в его дела. Кроме того, – продолжал он, не обращая внимания на попытки жены возразить, – вся ситуация с мисс Ланкастер сильно осложнилась, и хуже всего то, что девушка не подозревает обмана.

– Но не станешь же ты отрицать, что она прелестна? – сделала последнюю попытку вмешаться Уитни.

– Не стану, хотя очень мало знаю ее. Только не следует забывать, что она взрослая женщина и вольна поступать так, как сочтет нужным. И еще. Не думаю, что девушка будет по-прежнему симпатизировать Стивену, когда к ней вернется память и она узнает, что он виновник гибели ее жениха и к тому же обманул ее. А уж все мы падем в ее глазах так низко, что даже трудно себе представить.

– Вполне вероятно, что она придет в замешательство и негодование, узнав, что знакома со Стивеном лишь с прошлой недели, – согласился доктор Уайткомб. – Но следует помнить, что, едва придя в сознание, она стала проявлять трогательную заботу о Стивене. Просила не волновать его, а, наоборот, всячески успокаивать. В общем, девушка она умная, сообразительная и сразу поймет, почему мы не могли сказать ей правду.

– Повторяю, – твердо заявил Клейтон, – Стивен не потерпит вмешательства в его личную жизнь. Единственное, что мы можем сделать, – это открыто изложить ему свои соображения на сей счет, причем сегодня же. Таким образом, окончательное решение будет зависеть от Стивена, мисс Ланкастер и судьбы.

Удивившись, что жена вопреки обыкновению не выступила с очередными возражениями, Клейтон решил поддеть ее, однако она в этот момент хмуро уставилась на Дю Вилля, погруженного в свои, судя по его виду, отнюдь не грустные размышления.

Все это показалось Клейтону небезынтересным, но в эту минуту в кабинет быстрым шагом вошел Стивен.

Глава 23

– Все в порядке, Шерри в парке и ничего не услышит, – объявил Стивен, тщательно закрывая за собой двери. – Простите, что заставил вас ждать, но вы оказались более пунктуальными, чем я ожидал.

Он сел к своему письменному столу, обвел взглядом присутствующих и сразу перешел к делу.

– Чтобы не отвлекаться на мелочи, касающиеся представления Шерри обществу, – начал он веселым и в то же время деловым тоном, – давайте перейдем непосредственно к вопросу о потенциальных женихах. Вы захватили списки?

Женщины зашуршали своими ридикюлями, а Уайткомб полез в карман за списком, составленным им по просьбе Стивена. Старая герцогиня передала Стивену сложенный вдвое лист, сочтя необходимым обратить внимание собравшихся на то, что сейчас больше всего ее волновало.

– Без приданого невеста не невеста, и вряд ли на нее найдется охотник, какой бы привлекательной она ни была. Если отец ее человек несостоятельный…

– Я обеспечу ей вполне приличное приданое, – не дав договорить герцогине, заявил Стивен и едва стал просматривать список, как на лице его попеременно отразились ужас и веселье. – Лорд Гилберт Ривз? Сэр Фрэнсис Баркеч? Сэр Джон Тиздейл? Но, мама, Ривз и Баркеч лет на пятнадцать старше Шерри. А внук Тиздейла был моим сокурсником в университете. Это же старики!

– Ну и что, я тоже старуха! – оправдывалась мать. – Ты просил составить список неженатых знакомых, достойных людей, и я выполнила твою просьбу.

– Понятно, – согласился Стивен, едва сдерживая смех. – Пока я просмотрю остальные списки, может быть, ты вспомнишь кого-нибудь помоложе, не обязательно из твоих личных знакомых. – И он с улыбкой обернулся к невестке, однако при взгляде на ее длинный список улыбка тотчас исчезла. – Джон Марчмэн? – нахмурился он. – Марчмэн – завзятый спортсмен. Чтобы повидаться с ним, Шерри придется преодолеть все реки Англии и Шотландии и провести остаток жизни в охотничьих угодьях.

Уитни смутилась, но тут же заметила:

– Зато он красавец и очень занятный человек.

– Марчмэн? – недоверчиво переспросил Стивен. – Да он панически боится женщин! В свои почти сорок краснеет, как мальчишка, оказавшись в компании симпатичной девушки.

– Не важно, зато он добрый и славный.

Стивен рассеянно кивнул, скользнул глазами по следующей строчке и снова поднял их на Уитни:

– Маркиз де Саль вообще не годится. Закоренелый ловелас и повеса.

– Возможно, – дипломатично согласилась Уитни, – но он обаятелен, богат и знатен.

– Кроули и Уилтшир еще зелены и к тому же вспыльчивы, – продолжал Стивен, – не говоря уже о том, что Кроули глуповат, а его приятель Уилтшир – полный болван. Когда несколько лет назад они стрелялись на дуэли, Кроули прострелил себе ногу. – И, не обращая внимания на хихиканье невестки, Стивен презрительно добавил: – Годом позже они снова нашли повод для дуэли, и Уилтшир всадил пулю прямо в дерево.

Уитни снова рассмеялась, тогда Стивен с укором сказал:

– Это было совсем не смешно, потому что пуля, выпущенная Кроули, тоже попала в дерево, однако срикошетила в Джейсона Филдинга, примчавшегося к месту дуэли, чтобы остановить этих идиотов. Не будь Джейсон ранен в руку, плохо пришлось бы Кроули. Так что не сомневайтесь, они в два счета сделали бы Шерри вдовой, причем по собственной глупости.

Прочтя следующие две фамилии, Стивен мрачно взглянул на Уитни.

– Уоррен – слащавый хлыщ! Сэрэнджлей – ужасный зануда. Надеюсь, ты понимаешь, что эти двое вообще не годятся в женихи, тем более для такой умной, интеллигентной молодой особы, как Шерри.

За десять минут Стивен по той или иной причине, казавшейся ему вполне серьезной, отклонил почти всех потенциальных женихов и не мог не заметить, что этот факт позабавил присутствующих.

Наконец он дошел до последнего в списке Уитни, и с лица его исчезла улыбка.

– Родди Карстерс! – с негодованием воскликнул он. – Да я близко не подпущу к Шерри этого разодетого в пух и прах эгоистичного коротышку с языком острее бритвы! Он только потому и холост до сих пор, что не нашел женщины, которую счел бы достойной себя!

– Родди вовсе не коротышка, – запротестовала Уитни, – хотя и не очень высокий. К тому же он мой близкий друг. – Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и добавила: – Ты чересчур придирчив, Стивен.

– Я просто реалист, – ответил он, отложив список Уитни, взял тот, что составил Хью Уайткомб, пробежал глазами и тоже отложил. – Видимо, у вас масса общих друзей с моей матерью.

Не скрывая досады, Стивен вздохнул, обошел стол и, прислонившись к нему, скрестил руки на груди.

– Я вижу, ты не подготовил списка, – сказал Стивен, разочарованно и в то же время с надеждой глядя на брата, – но уверен, у тебя есть подходящая кандидатура.

– Говоря по правде, – с иронией ответил брат, – я подумал кое о ком, когда слушал, как ты отвергаешь всех подряд кандидатов.

– Ну и?

– И пришел к выводу, что есть только один подходящий. Разумеется, он не соответствует всем твоим высоким требованиям, но лучшего претендента на ее руку просто не найти.

– Ну слава Богу! Кто же он?

– Ты!

Слово повисло в воздухе. Наконец Стивен холодно произнес:

– Я не гожусь в женихи! – И почему-то в голосе его прозвучали нотки горечи.

– Отлично!.. – весело воскликнул Николас Дю Вилль, мгновенно завладев всеобщим вниманием, и достал из кармана лист бумаги со своим семейным гербом. – Как видите, я не терял времени и составил свой список, поскольку тоже был приглашен на семейный совет.

– Очень любезно с вашей стороны взять на себя такой труд, – заметил Стивен, беря у Дю Вилля список и удивляясь, что абсурдная ревность брата к Николасу теперь передалась и ему.

Николас Дю Вилль был не только красивым, образованным и хорошо воспитанным, но еще и остроумным и чертовски симпатичным. В его списке значилась одна-единственная фамилия, написанная поперек листа. Стивен, прищурившись, посмотрел на Дю Вилля.

– Вы решили пошутить?

– Не вижу в этом ничего смешного, – как ни в чем не бывало ответил тот.

Не веря своим ушам, Стивен продолжал сверлить его взглядом, вдруг обнаружив, что во всем облике Дю Вилля, в улыбке, даже в том, как он играл перчатками, которые держал в руке, сквозит высокомерие. Сообразив, что никто пока не понимает, о чем идет речь, Стивен решил объяснить всем суть дела, а заодно проверить, насколько серьезны намерения Дю Вилля.

– Вы действительно претендуете на руку Чариз Ланкастер и хотите, чтобы мы обсудили вашу кандидатуру?

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Ники, явно наслаждавшийся смятением Стивена. – Не такой уж я старый, не коротышка, ни разу не всадил пулю в собственную ногу. Не люблю удить рыбу, не увлекаюсь охотой и хотя не лишен кое-каких недостатков, никто не скажет, что я разодет в пух и прах или же что у меня острый как бритва язык.

«Зато скажут, что ты эгоистичен, – подумал Стивен со все возрастающей к Дю Виллю враждебностью. – К тому же пресыщен жизнью». Стоило Стивену представить себе, как слащавый француз страстно обнимает Шерри и ее атласные волосы водопадом струятся по его руке, как враждебность перешла в лютую ненависть. Итак, Шерри – добрая, целомудренная, бесшабашно веселая, смелая, отзывчивая – будет принадлежать Дю Виллю, который… женится на ней.

Но тут здравый смысл взял верх над эмоциями, и Стивен подумал, что Дю Вилль подходит Шерри по всем статьям. В высшем обществе его считают прекрасной партией для любой девушки.

– Следует ли мне принять ваше молчание за согласие? – осведомился Дю Вилль с таким видом, будто заранее знал, что у Стивена не может возникнуть никаких возражений.

Правила приличия повелевали Стивену быть учтивым, и он скрепя сердце с подчеркнутой вежливостью ответил:

– Конечно. Даю вам свое благословение в качестве… – Он хотел сказать «опекуна», но осекся, вспомнив, что не является официальным опекуном девушки.

– В качестве жениха поневоле, – подсказал Дю Вилль, – который жаждет остаться холостяком и в то же время не испытывать угрызений совести по отношению к девушке, выдав ее замуж?

Заметив, что на скулах у Стивена заиграли желваки, а в прищуренных голубых глазах появился знакомый ей зловещий блеск, Уитни забеспокоилась, как бы Стивен не набросился на Дю Вилля с оскорблениями, забыв, что Николас – друг Уитни и гость в его доме. И опасения ее подтвердились. Стивен выпрямился и окинул Ники презрительным, уничтожающим взглядом.

Уитни вся напряглась, надеясь, что Стивен просто поддразнит Ники, сказав, что сам решил жениться на Шерри. Но вместо этого он с вызовом заявил:

– Надо еще подумать, годитесь ли вы Шерри в женихи, Дю Вилль. Когда мы отвергали одного из возможных претендентов, насколько я помню, прозвучало слово «похоть»…

– Не было этого! – воскликнула Уитни с таким отчаянием, что Стивен невольно оглянулся на невестку, а она, воспользовавшись моментом, в сердцах сказала: – Стивен, прошу тебя, не срывай зло на Ники, который просто хочет помочь. – И она быстро взглянула на Дю Вилля. Тот будто окаменел и скорее походил на потенциального убийцу, чем на кандидата в женихи.

А ее несносный муж сидел рядом с таким видом, будто наслаждался разыгравшимся скандалом. Но тут, словно угадав ее мысли, Клейтон вмешался.

– В самом деле, Стивен, зачем третировать будущего зятя, – сказал он, рассчитывая шуткой разрядить обстановку.

– Кого-кого? – поморщившись, переспросил Стивен.

– Разве не ты обещал обеспечить приданое, даже приличное, значит, принял на себя роль отца, – ответил Клейтон с усмешкой. – Да и рано еще злиться на Дю Вилля, он пока только кандидат в женихи, а не муж. Подожди до свадьбы.

Противники вмиг остыли, осознав всю абсурдность затеянной ими ссоры, однако Уитни облегченно вздохнула, лишь когда Стивен протянул Ники руку в знак примирения.

– Добро пожаловать в нашу семью, – с иронией произнес он.

– Благодарю, – ответил Ники, пожав ему руку. – А на какое приданое я могу рассчитывать? – пошутил он.

– Теперь, когда главное препятствие мы преодолели, – сказал Стивен, возвратившись на свое место, – перейдем к вопросам, связанным с предстоящим выходом Шерри в свет.

– Это не имеет смысла, – возразила Уитни, к немалому удивлению Стивена, – поскольку кандидат в женихи уже есть.

Стивен мельком взглянул на нее и, убрав со стола лист бумаги, сказал:

– Но у Шерри должен быть выбор, следовательно, ее необходимо вывозить в свет. И желательно, чтобы она сделала свой выбор к тому времени, когда к ней вернется память, если вообще такое произойдет. Это облегчит ее горе, когда она узнает о смерти Берлтона.

– Вряд ли столько всего случится за такой короткий срок, – заявил Дю Вилль.

Стивен отклонил его возражение, энергично тряхнув головой.

– В данном случае можно на это рассчитывать. Она едва была знакома с Берлтоном. В Америке он пробыл недолго и просто не успел завоевать ее сердце.

Против столь логичного заявления трудно было что-либо возразить, и начались споры о том, как ввести Шерри в общество, которым, казалось, не будет конца. Высказывались самые различные предположения о том, какие могут возникнуть проблемы, если Шерри начнет выезжать в свет, и разумные, и абсурдные, и раздражение Стивена все росло.

Глава 24

Прошло около часа, Стивен с ходу отвергал любые возражения против предложенного им плана, когда Хью Уайткомб неожиданно решил оценить его с профессиональной точки зрения, как лечащий врач Шерри.

– Прошу прощения, но я не могу дать на это своего согласия, – заявил он без обиняков.

– Может быть, изложите свои соображения на сей счет, – не без ехидства сказал Стивен, раздосадованный категоричностью врача, видимо, считавшего свое мнение решающим.

– Пожалуйста. Ваш расчет на то, что мисс Ланкастер, американке, простят незнание наших традиций и неумение держать себя, как принято в высшем обществе, отчасти справедлив. Но она сама это обнаружит, поскольку достаточно умна и сообразительна. И это будет для нее еще одним потрясением, чего я не могу допустить. За несколько дней, оставшихся до начала сезона, невозможно изучить все, что требуется для настоящего дебюта в обществе такой умной девушки, как Чариз Ланкастер.

– И не только это, – вступила в разговор Уитни, – за такой короткий срок мы даже не успеем приготовить ей надлежащий гардероб для выхода в свет. Мадам Ласаль, да и другие подходящие портнихи завалены заказами своих постоянных клиентов и вряд ли возьмутся за наш заказ, как бы мы на них ни давили.

Сочтя вопрос, поднятый Уитни, второстепенным, Стивен сосредоточил все внимание на аргументации Уайткомба.

– Мы не можем держать девушку взаперти. Надо, чтобы она встречалась с потенциальными женихами. К тому же пойдут разговоры о том, что мы ее прячем, а сама она начнет подозревать, будто мы стыдимся ее и потому не вывозим в свет.

– Этого я не учел, – согласился Уайткомб, озадаченный таким оборотом дела.

– Предлагаю компромисс, – сказал Стивен, удивляясь, почему все говорят только о трудностях, а не о том, как их преодолеть.

– Сведем ее выход в свет до минимума. Всякий раз кто-нибудь из нас будет ее сопровождать и постарается оградить от лишних вопросов.

– Но от вопросов, кто она такая и почему потеряла память, вам не удастся ее оградить.

– Мы будем говорить правду, только не вдаваясь в подробности. Скажем, что она получила травму, что все мы знаем ее, что она из хорошей семьи и у нее прекрасный характер, но в настоящее время она не может ответить на некоторые вопросы.

– Вспомните, какими жестокими подчас могут быть люди! Ее неведение, чего доброго, примут за слабоумие.

– Слабоумие? – фыркнул Стивен. – Интересно, когда в последний раз вы были на балу дебютанток и пытались вести умный разговор с какой-нибудь девицей, попав шей на свой первый бал? – И, не дожидаясь ответа, сказал: – Никогда не забуду, как посетил однажды подобный раут, – половина дебютанток способна была беседовать лишь о модах и о погоде, а вторая половина умела только краснеть и жеманиться. Чариз необычайно умна, и это будет ясно любому, у кого есть хоть несколько извилин в мозгу.

– Вряд ли кто-нибудь сочтет ее недалекой, – задумчиво вставила Уитни. – Скорее, таинственной, особенно люди молодые.

– Итак, этот вопрос решен, – заявил Стивен тоном, не терпящим возражений. – Вы с матерью, Уитни, подготовите гардероб для Чариз. Один из нас будет постоянно ее сопровождать. Первым делом повезем Чариз в оперу, где не так просто с ней познакомиться, затем в музыкальный салон, после этого в несколько домов на чашку чая. С ее внешностью она сразу обратит на себя внимание, а поскольку редко будет появляться в свете, заинтригует всех своей таинственностью, что, по словам Уитни, нам на руку.

Очень довольный тем, что основные проблемы решены, Стивен обвел взглядом присутствующих и спросил:

– Кажется, все?

– Нет, не все, – возразила старая герцогиня. – Девушка не может оставаться с тобой в одном доме. Это испортит ей репутацию, и тогда нечего рассчитывать на подходящую партию. Так что все наши усилия пропадут даром. Я удивилась бы, узнав, что слуги уже не болтают бог знает что.

– Слуги ее обожают. И слова дурного о ней не скажут.

– Допустим, но они часто общаются со слугами из других домов и даже без злого умысла, просто для интереса, могут все рассказать. Постепенно по городу поползут слухи о том, что Чариз – твоя любовница. Нет, мы не можем так рисковать!

– Мы с Клейтоном могли бы пригласить ее к нам, – без особого энтузиазма сказала Уитни, заметив устремленный на нее взгляд Стивена. Однако такое решение вопроса ее не устраивало, ей не хотелось разлучать Шерри со Стивеном. Но из-за бесконечных приемов они все равно не будут видеться по нескольку дней, а если и встретятся, то на какие-нибудь пять – десять минут.

– Прекрасно, – не без досады согласился Стивен. – Она переселится к вам.

– Сожалею, но ваш план мне не по душе, – заявил доктор, сняв пенсне и протирая его платком.

– Что вы хотите этим сказать? – Стивену стоило огромного труда не наговорить грубостей упрямому старику.

– Я не могу допустить, чтобы девушка оказалась в доме с малознакомыми ей людьми, – пояснил он и, не дав Стивену рта раскрыть, мрачно добавил: – Мисс Ланкастер считает Стивена своим женихом, страстно влюбленным в нее. Это он сидел у ее постели, когда она была на грани жизни и смерти, и доверяет она только ему.

– Постараюсь ей объяснить, что, оставаясь здесь, она рискует подвергнуться остракизму со стороны общества, – отчеканивая каждое слово, произнес Стивен. – Надеюсь, она поймет, что это просто-напросто неприлично.

– Насколько мне известно, приличия ее мало волнуют, – спокойно возразил Уайткомб. – Иначе она вряд ли появилась бы в этом самом кабинете облаченная в пеньюар в тот вечер, когда я ее навестил.

– Стивен! – с упреком произнесла старая герцогиня.

– Ей просто нечего было надеть, – пожал плечами Стивен.

– Я не допущу, чтобы она находилась тут без компаньонки, – вмешался в разговор Николас Дю Вилль.

– Не допустите? По какому праву?

– По праву ее будущего супруга. Ведь я должен буду ввести ее в свою семью!

Откинувшись в кресле, Стивен сцепил пальцы рук и с минуту смотрел на Ники с нескрываемой антипатией, после чего ледяным тоном заявил:

– Что-то я не припомню, чтобы вы просили ее руки, Дю Вилль!

– Хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? – вскинув бровь, с вызовом спросил Ники.

– Хочу, чтобы у нее было право выбора, я уже говорил вам об этом, – зловещим тоном напомнил Стивен, все больше и больше поражаясь, как может его брат терпеть этого высокомерного ублюдка рядом со своей женой. – В данный момент вы один из возможных претендентов на ее руку. Не более. И если хотите остаться им еще хоть на минуту, предлагаю…

– Я могу побыть здесь с мисс Ланкастер, – заявила старая герцогиня в растрепанных чувствах.

Стивен и Николас нехотя закончили перепалку и, словно по команде, посмотрели на Уайткомба, ожидая, что он скажет. Однако Хью медлил с ответом, продолжая протирать пенсне и стараясь представить себе, как скажется присутствие старой герцогини на отношениях между Чариз и Стивеном. Своим вмешательством эта величественная женщина, на редкость проницательная, способна лишь разрушить окружающую молодых людей атмосферу интимности, в которой так заинтересован Хью. Сама того не желая, герцогиня будет стеснять Шерри, вселять в нее страх. И доктор тут же придумал весьма убедительный аргумент, чтобы заставить герцогиню отказаться от своего намерения.

– Боюсь, как бы обязанности компаньонки не повредили вашему здоровью, ваша светлость, – сказал Хью. – Помните, что с вами было в прошлом году? Я не хочу повторения.

– Но ведь вы сами говорили, что ничего серьезного, – запротестовала герцогиня.

– Совершенно верно. Но вы должны беречь себя.

– Доктор прав, мама, – сказал Стивен и, чувствуя, что и так обременил семью своими личными проблемами, добавил: – Нужно найти постоянную компаньонку с хорошим характером и незапятнанной репутацией.

– Лусинда Трокмортон-Джонс, – сказала после минутного размышления герцогиня. – Никто не посмеет усомниться в репутации молодой леди, которую она опекает.

– Боже правый, нет! – воскликнул Хью так громко, что все ошеломленно уставились на него. – Возможно, в самых лучших домах Англии и считают эту ведьму с лошадиной физиономией превосходной дуэньей, но я абсолютно уверен, что по ее милости мисс Ланкастер снова окажется на больничной койке! Эта женщина так и сверлила меня глазами, когда я накладывал мазь на обожженный палец ее подопечной, видимо, заподозрив меня в намерении совратить девушку.

– Ладно! А вы кого предлагаете? – резко спросил Стивен, едва сдерживая ярость.

– Позвольте мне самому подобрать компаньонку для Чариз, – к немалому удивлению Стивена, ответил Хью. – Есть у меня на примете одна женщина, по-моему, вполне подходящая. Она одинока и не занята никакими делами. Не знаю только, позволит ли ей здоровье.

– Кто же это? – с любопытством спросила старая герцогиня.

Опасаясь, как бы она в силу своей проницательности не раскритиковала предложенную им кандидатуру, Хью решил сделать то, что задумал, после чего поставить их перед свершившимся фактом.

– Мне надо еще немного времени, чтобы прийти к окончательному решению, – уклончиво ответил доктор. – Возможно, завтра я привезу сюда эту женщину. Еще одна ночь в доме Стивена не причинит Чариз никакого вреда.

В этот момент в дверь постучали, и Кольфакс доложил, что мисс Ланкастер подъезжает к дому.

– На сегодня, пожалуй, все, – сказал Стивен, поднимаясь с кресла.

– Нет, не все, – возразил Клейтон. – Хотел бы я знать, как ты добьешься согласия своей невесты на поиски нового жениха? Ведь от подобного унижения ее может хватить удар! И что ты предпримешь, если где-нибудь на рауте она скажет, что помолвлена с тобой? Ведь в этом случае она может стать просто посмешищем.

Стивен хотел было снова напомнить, что никакой он ей не жених, но не стал этого делать, лишь бросил:

– Что-нибудь придумаю. Не позднее чем завтра.

– Будьте тактичны, – предупредил Хью. – Не расстраивайте ее.

Уитни поднялась и стала натягивать перчатки.

– Мне надо немедленно нанести визит мадам Ласаль. Будет чудом, если в самый разгар сезона я смогу ее убедить принять заказ на целый гардероб для нашей дебютантки Чариз.

– Чудо тут ни при чем, нужна целая куча денег, так что Стивену придется раскошелиться, – с усмешкой сказал ее муж и добавил: – Я подброшу тебя в салон по пути к Уайтам.

– Уайты живут в противоположном конце, – заметил Ники. – Если позволите, я провожу вашу супругу к портнихе, а по дороге она посоветует мне, как завоевать доверие мисс Ланкастер.

Не найдя причины для отказа, Клейтон кивнул, а Дю Вилль предложил руку Уитни, которая, прежде чем уйти, чмокнула мужа в щеку. Когда гости направились к выходу, братья с ненавистью смотрели вслед удалявшемуся Дю Виллю.

– Представляю, сколько раз у тебя чесались руки дать хорошую зуботычину этому типу.

– Столько же, сколько и у тебя, – сухо произнес Клейтон.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь, Ники? – спросила Уитни, предварительно убедившись, что дворецкий закрыл за ними дверь и не подслушивает.

Сделав знак своему кучеру, Дю Вилль с улыбкой ответил:

– Думаю, что твой муж и твой деверь жаждут сейчас моей крови.

Уитни сдержала смех, потому что в этот момент кучер бросился опускать подножку экипажа.

– Особенно Стивен, – сказала Уитни, устраиваясь на сиденье.

– Страшно подумать, – усмехнувшись, произнес Николас, – учитывая темперамент Стивена и его репутацию меткого стрелка.

Уитни вдруг посерьезнела.

– Ники, мой супруг достаточно ясно сказал, что не следует вмешиваться в эту историю. Мне казалось, ты понял, когда я делала тебе знаки, чтобы ты не лез в претенденты на руку мисс Ланкастер. Ты должен снять свою кандидатуру под любым предлогом, как только представится случай. Клейтон редко запрещает мне что-либо, и я не стану идти ему наперекор.

– Ты тут ни при чем, cherie[7]. Если кто и при чем, так это я. Кроме того, речь шла лишь о членах семьи. А я, к моему величайшему сожалению, к таковым не отношусь.

Он самодовольно ухмыльнулся, и Уитни поняла, что Ники просто флиртует с ней.

– Ники…

– Да, любовь моя?

– Не говори так.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Помнишь, какой наивной и неловкой я была, когда впервые появилась в свете, а ты меня сопровождал?

– Ты никогда не была неловкой, cherie. Только наивной и непосредственной и пренебрегала условностями.

– Чариз Ланкастер такая же, – продолжала развивать свою мысль Уитни. – Твое внимание к ней она может принять за настоящее чувство. Не вздумай влюбить ее в себя. Я не вынесу, если из-за нас состояние ее здоровья ухудшится.

Ники вытянул свои длинные ноги, о чем-то задумавшись, с минуту смотрел на них, после чего с улыбкой обратился к Уитни:

– Помнишь, на твоем дебюте я посоветовал тебе не принимать легкий флирт за проявление серьезных чувств, чтобы потом не испытать разочарования.

– Помню.

– И кончилось тем, что ты отвергла меня.

– Но ты быстро утешился с помощью выстроившихся в длинную очередь жаждущих тебя леди.

Ники не возражал, лишь заметил:

– У вас с Чариз Ланкастер много общего, я понял это, как только увидел ее. Она тоже очень своеобразна, во всяком случае, мне так показалось, и я жажду в этом убедиться.

– Она отличная пара для Стивена, Ники. Доктор тоже такого мнения. От тебя же требуется только одно: уделить ей немного внимания и тем самым вызвать ревность Стивена…

– Полагаю, что справлюсь с этой задачей с первого же захода, – хмыкнул Николас.

– Да уж, пожалуйста, пусть Стивен видит, насколько она привлекательна, и поймет, что может ее потерять.

– Только позволь мне действовать по собственному усмотрению, если не хочешь, чтобы я вмешивался, как того требует твой муж. Договорились?

– Договорились.

Глава 25

Лакей передал Шерри, что граф просил ее зайти, и, направляясь к нему в кабинет, она пожелала доброго утра встречавшимся ей слугам, задержалась у зеркала в золоченой раме, чтобы поправить прическу, слегка одернула новую юбку лимонного цвета и подошла к Ходжкину, который, стоя у открытых дверей кабинета, наблюдал, как лакеи натирают пчелиным воском изящные столики и полируют серебряные канделябры.

– Доброе утро, Ходжкин. Вы сегодня такой красивый! У вас новый костюм?

– Да, мисс. Благодарю вас, мисс, – сказал Ходжкин с плохо скрываемым удовольствием. Даже эта прелестная девушка заметила, как хорошо он выглядит в новой паре, положенной ему, согласно контракту, дважды в год. Приосанившись, насколько позволяли сутулые плечи, он доверительно произнес: – Мне доставили его вчера прямо из салона.

– А у меня новая юбка, – сообщила, в свою очередь, Шерри. Услышав ее голос, Стивен поднял глаза от бумаг и увидел, как, приподняв подол, она сделала изящный пируэт перед помощником дворецкого и спросила: – Очень симпатичная, правда?

И столько было в Шерри непосредственности и обаяния, что Стивен с улыбкой ответил за Ходжкина:

– В самом деле, симпатичная.

Ходжкин вздрогнул от неожиданности, а Шерри быстро опустила подол и, плавно покачивая бедрами, пошла к его столу со своей обычной очаровательной улыбкой. Стивен знал, что многие женщины обучаются походке и осанке и каждое движение у них отрепетировано. Шерри же обладала естественной грацией, данной женщине от природы.

– Доброе утро, – сказала Шерри и, указав на кипу документов и корреспонденции на столе, добавила: – Надеюсь, не помешала. Я подумала, что вы хотите видеть меня прямо сейчас…

– Нет-нет, не беспокойтесь, – заверил он ее. – Я отослал секретаря, чтобы мы могли поговорить наедине. Присаживайтесь, пожалуйста. – Он знаком велел Ходжкину закрыть двери, после чего Шерри села и аккуратно расправила юбку.

Стивен заметил, что она очень бережно относится к обновке. Разгладив каждую складочку и проверив, не наступила ли случайно туфлей на кончик подола, девушка наконец посмотрела на него. Доверчиво и в то же время пытливо. Она безгранично верила ему, а он, пользуясь этим, собирается манипулировать ею. Молчание затянулось, но он боялся начать разговор еще больше, чем накануне вечером, когда отложил его, чтобы насладиться ее обществом за ужином. Дальше тянуть не имело смысла. И все же Стивен не мог решиться.

Он лихорадочно подыскивал хоть какую-то тему для беседы, но ничего не нашел и выпалил первое, что пришло в голову:

– Вы хорошо провели утро?

– Пока трудно сказать, – церемонно ответила девушка, но в глазах ее прыгали искорки смеха. – Ведь мы с вами всего час назад закончили завтрак.

– Как? Неужели прошел всего час? А мне казалось, гораздо больше, – с глупым видом произнес Стивен. И вообще он чувствовал себя как неопытный юнец, впервые оказавшийся наедине с женщиной. – Ладно. А чем вы занимались после завтрака? – продолжал он расспрашивать.

– Была в библиотеке, как раз когда вы послали за мной, хотела взять что-нибудь почитать.

– Неужели вы уже прочли все журналы, которые я вам передал? Ведь их была целая кипа, в нее можно было зарыться.

– А сами вы их читали? – прикусив губу и бросив на него лукавый взгляд, спросила Шерри.

– Нет, а что?

– Если бы читали, вряд ли сочли бы их полезным чтением.

Стивен понятия не имел о содержании журналов для женщин, хотя знал, что лучшая половина человечества ими увлекается. Но для поддержания разговора вежливо поинтересовался, какие именно журналы она имеет в виду.

– Один с очень длинным названием. Если не ошибаюсь, «Ежемесячное обозрение для женщин, или Депозитарий утонченных развлечений и рекомендаций: как удовлетворить свои наклонности, как дать пищу уму или укрепить характер прекрасного пола Англии».

– И все это в одном журнале? – рассмеялся Стивен. – Он слишком много на себя берет.

– Я тоже так думала, пока не прочла его. Как вы думаете, что я там нашла?

– Судя по выражению вашего лица, ничего хорошего.

– Статью о румянах.

– О чем?

– О том, как накладывать на лицо румяна. Так интересно, что не оторвешься. А как вы думаете, что написано под рубрикой «Пища для ума» или «Укрепление характера»? – поинтересовалась она, притворно нахмурившись, так что Стивен весь затрясся от смеха. – Правда, в других журналах попадались более серьезные статьи, как, например, «La Belle Assemblee, или Описание придворных традиций и мод, особенно необходимых для леди». Весьма поучительный трактат о том, как надо придерживать юбку при реверансе. Я просто была очарована этой статьей. Мне в голову не приходило, что, делая реверанс, предпочтительно пользоваться большими и указательными пальцами обеих рук, а не всеми пальцами, данными нам Богом. Видите ли, доведенное до совершенства изящество – вот идеал, к которому должна стремиться каждая женщина.

– Вы сами так решили или же почерпнули эту мудрую мысль из журнала? – поддел ее Стивен.

Она покосилась на него с поистине уморительным выражением лица, которое можно было бы назвать волшебной непочтительностью.

– А вы как думаете?

Стивен подумал, что мог бы наслаждаться ее волшебной непочтительностью и доведенным до совершенства изяществом до конца дней своих.

– Пожалуй, следовало бы выкинуть эту макулатуру из вашей спальни.

– О нет, ни в коем случае! Вы не должны этого делать. Я читаю журналы на сон грядущий.

– На сон грядущий? – удивился Стивен, поскольку она говорила вполне серьезно.

– Ну да! И после первой же страницы начинаю засыпать. Действует лучше любого снотворного.

Оторвав взгляд от ее очаровательного лица, Стивен смотрел, как заструились ее медные локоны по плечу, когда, отбросив их со лба, она нетерпеливо тряхнула головой. И все же ему больше нравилось, когда ее роскошные волосы свободно ниспадали на ее правую грудь. Тут Стивен спохватился. Что за ерунда, черт возьми, лезет ему в голову?

– Поскольку к румянам и реверансам вы равнодушны, хотелось бы знать, что вас интересует?

«Вы, – подумала Шерри. – Меня интересуете вы. Почему вы сейчас в смятении? Почему иногда улыбаетесь мне так, словно никто больше для вас не существует, а в иные моменты, я это чувствую, вообще не хотите меня видеть, даже если я рядом с вами. Мне интересно все, что интересно вам, потому, что я очень хочу что-то значить для вас. Меня интересует история. Ваше прошлое. Мое прошлое».

– История! Я люблю историю, – весело сообщила она после паузы.

– А что еще?

Поскольку в памяти была полнейшая пустота, Шерри ответила первое, что пришло в голову:

– И кажется, еще лошадей.

– Почему вы так считаете?

– Вчера, катаясь по парку, я видела женщин, ехавших верхом, и у меня почему-то возникло ощущение… счастья. Я была так взволнована! Мне показалось, что я тоже умею ездить верхом.

– В таком случае следует подобрать вам коня и выяснить это. Я сообщу в Таттерсоллз, чтобы для вас подобрали хорошую смирную кобылку.

– Таттерсоллз?

– Это аукцион по продаже коней.

– А можно мне поехать туда посмотреть?

– Это вызвало бы скандал. – Она удивленно взглянула на него, и он улыбнулся. – Женщин не пускают на Тат.

– Ах вот оно что. Но я не хочу, чтобы вы зря потратили деньги на лошадь. А вдруг мне только показалось, что я умею ездить верхом? Нельзя ли сначала проехаться на одном из ваших коней, чтобы выяснить это? Я могла бы попросить кучера…

– Даже не думайте, – строго сказал Стивен. – Мои лошади не для женщин, какими бы умелыми наездницами они ни были. На них нельзя совершать прогулки по парку.

– Но я мечтала скакать галопом так, чтобы ветер бил в лицо.

– Никаких галопов! – отрезал Стивен. Есть у нее опыт верховой езды или нет, не имеет значения. Как бы то ни было, она не грубая деревенская девица и вряд ли справится с пустившимся в галоп конем. Когда девушка бросила на него взгляд, он прочел в ее глазах обиду и возмущение.

– Не имею ни малейшего желания вторично везти вас домой в бессознательном состоянии, – бесцеремонно заявил он, внутренне содрогнувшись при воспоминании о том, как она неподвижно лежала у него на руках, и тут же на память пришел распростертый на земле барон, погибший накануне своей свадьбы с прелестной девушкой. Это воспоминание побудило Стивена начать тягостный для него разговор прямо сейчас.

Откинувшись в кресле, Стивен улыбнулся ей как мог тепло и ободряюще и приступил к осуществлению своего плана.

– Рад сообщить вам, – начал он, – что моя невестка уговорила самую популярную в Лондоне портниху отложить все срочные дела и приехать к нам со своими швеями, чтобы подготовить вам к сезону соответствующий гардероб.

Однако Шерри, вместо того чтобы прийти в восторг, слегка нахмурилась.

– Вы, кажется, не рады?

– Не в этом дело. Просто у меня хватает платьев. Два я еще ни разу не надевала.

У нее было всего пять повседневных платьев, и это ее вполне устраивало. Видимо, отец ее не отличался щедростью.

– Но вам понадобится целая куча нарядов.

– Зачем?

– Чтобы менять их, когда начнете выезжать в свет, – неуверенно пояснил он. – Еще хочу вас предупредить, что доктор Уайткомб привезет сегодня одну свою знакомую, пожилую леди, которая, судя по записке, полученной от доктора, горит желанием стать вашей компаньонкой. Особа, следует сказать, вполне достойная.

– Я не нуждаюсь в компаньонке, – рассмеялась девушка. – Я сама… – У Шерри засосало под ложечкой, и она умолкла. Невысказанная мысль словно испарилась.

– Что вы сами? – заметив ее волнение и пристально глядя на нее, спросил Стивен.

– Я… – Шерри подыскивала нужные слова, но они исчезали где-то в глубине сознания.

Чтобы поскорее выйти из этой неприятной ситуации, Стивен сказал:

– В один прекрасный день вы все вспомните, а сейчас нам необходимо еще кое-что обсудить…

Видя, что он колеблется, Шерри подняла на него свои большие серебристые глаза и подбодрила его едва заметной улыбкой, демонстрируя готовность продолжить разговор.

– Итак, что вы мне хотели сказать?

– Дело в том, что у меня созрело одно решение и моя семья его поддержала.

Последняя фраза исключала всякие возражения с ее стороны, и Стивен представил ей свое хорошо сформулированное предложение:

– Прежде чем мы объявим о нашей помолвке, вы должны полностью насладиться балами и раутами во время сезона и не отвергать ухаживания мужчин, если они вам будут приятны.

Шерри показалось, что ей дали пощечину. Зачем ей ухаживания других мужчин? Что он задумал? Девушка терялась в догадках.

– Могу я узнать, какой во всем этом смысл? – спросила она, с трудом уняв в голосе дрожь.

– Конечно. Брак – дело очень серьезное и очень ответственное…

Стивен перевел дух, проклиная себя за идиотское резонерство, и попытался дать объяснение, хоть в какой-то мере приемлемое для Шерри.

– Поскольку мы не успели как следует узнать друг друга до вашего приезда в Англию, я пришел к выводу, что вы должны познакомиться с другими возможными претендентами на вашу руку, прежде чем согласиться выйти замуж за меня, и поэтому решил, что пока никто не должен знать о нашей помолвке.

У Шерри сердце разрывалось на части. Значит, он хочет, чтобы она нашла ему замену, старается избавиться от нее, она чувствует это. Впрочем, чему удивляться? Она даже не может вспомнить без подсказки свое собственное имя и ни капельки не похожа на тех веселых, красивых женщин, которых накануне видела в парке, не говоря уже о его невестке или матери с их безукоризненными манерами и величественной осанкой. Они никогда не согласятся принять ее в свою семью, и вся их доброта к ней – одна видимость.

От такого унижения на глаза Шерри навернулись слезы, и она быстро вскочила, пытаясь взять себя в руки и не уронить своего достоинства. Она боялась встретиться с ним взглядом и в то же время не могла выбежать из комнаты, не разрыдавшись. Единственное, что ей оставалось, – отойти к окну.

– Полагаю, это прекрасная мысль, милорд, – сказала она, невидящими глазами глядя в окно и пытаясь совладать с собой.

Тут она услышала за спиной его шаги и, проглотив подступивший к горлу ком, набрала в легкие воздух, прежде чем снова заговорить:

– Я, как и вы, с первого дня приезда сюда сомневалась в том, подходим ли мы друг другу…

Голос у Шерри дрогнул, и Стивен почувствовал, как защемило сердце.

– Шерри, – тихо произнес он и положил ей руки на плечи.

– Не будете ли вы любезны убрать… – она перевела дух, – руки.

– Повернитесь и выслушайте меня.

Шерри крепко зажмурилась, но по щекам катились горячие слезы.

Сейчас он увидит, что она плачет.

Нет, лучше смерть, чем такое унижение, и вместо того, чтобы повернуться, Шерри наклонила голову и стала сосредоточенно водить пальцем по оконной раме.

– Ведь я хочу вам только добра, – сказал Стивен, страстно желая заключить ее в объятия и молить о прощении.

– Понимаю. Видимо, ваша семья считает, что я вам не пара, – сказала она, справившись наконец с дрожью в голосе. – Не уверена, впрочем, что мой отец считает вас подходящей партией для меня.

Отметив про себя, что ее голос звучит достаточно спокойно, Стивен уже собирался вернуться на свое место, как вдруг увидел, что на рукав ее блузки падают крупные капли. Тут он не выдержал, повернул девушку лицом к себе и прижал к груди.

– Прошу вас, не плачьте, – шепнул он, наслаждаясь ароматом ее волос. – Пожалуйста. Ведь я хочу сделать как лучше.

– Тогда отпустите меня! – гневно воскликнула Шерри, содрогаясь от рыданий.

– Не могу! – И он еще крепче прижал ее горячую щеку к груди, чувствуя, как намокает рубашка. – Простите меня, – шепнул он, целуя ее в затылок. – Простите.

Она так уютно чувствовала себя в его объятиях. И потом, не драться же с ним. Гордость не позволяла. Однако она никак не могла успокоиться, и все тело ее содрогалось от беззвучных рыданий.

– Пожалуйста, – шептал он, – я не хотел вас обидеть. – Он ласково погладил Шерри по спине. – Не позволяйте мне вас обидеть. – Не осознавая, что делает, Стивен приподнял ее лицо, коснулся губами ее щеки и на нежной коже ощутил соленую влагу. Целые сутки эта девушка была без сознания, а когда очнулась и узнала о потере памяти, не проронила ни слезинки, не заплакала от невыносимой боли при ушибе головы, а вот теперь безутешно рыдает. Потеряв самообладание, Стивен целовал ее дрожащие соленые от слез губы, водил по ним языком, заставляя раскрыться, но вместо того чтобы ответить на его поцелуи, как это бывало прежде, Шерри попыталась отвернуться, и Стивен ощутил боль, как от удара. Он стал целовать ее с еще большим пылом, пытаясь представить себе, как всего несколько минут назад она улыбалась ему, как недавно дирижировала хором слуг на кухне, как флиртовала с ним накануне, как дразнила его.

«В таком случае остается лишь надеяться, что у меня хватило здравого смысла помучить вас, прежде чем принять ваше негалантное предложение». А теперь он потерял ее – нежную, добрую, страстную. Потерял навсегда! Стивен был готов зарыдать от отчаяния. Он зарылся всей пятерней в ее волосы, повернул к себе лицом, заглянул в ее серебристые глаза, но не увидел в них ничего, кроме обиды и неприязни.

– Шерри, – шепнул он настойчиво, наклонившись к ней, – ответьте на мой поцелуй.

Она не могла оторвать свои губы от его губ и избрала другой метод борьбы: равнодушие. Шерри словно замерла… И чтобы прорвать ее оборону, Стивен обрушил на эту невинную девушку весь опыт, накопленный им за два десятилетия любовных похождений. Его руки и губы скользили по самым чувствительным местам ее тела, он все крепче прижимал ее к себе, возбуждал, уговаривал.

– Прежде чем сравнивать меня с другими претендентами, узнайте сначала, на что способен я, – прошептал он, не отдавая себе отчета в том, что может потерять ее окончательно.

Именно эти его слова, а не изощренные ласки сломили сопротивление девушки. Женский инстинкт подсказывал ей, что этому мужчине нельзя доверять, нельзя позволять ему целовать себя, даже притрагиваться к себе, но один раз, последний, можно уступить этим овладевшим ее губами губам…

Ее губы стали податливее, и Стивен, словно охотник, спешил воспользоваться одержанной победой, только сейчас оружием его была нежность.

Но в конце концов здравый смысл взял верх над эмоциями, и Стивен выпустил девушку из объятий. Она отступила на шаг, тяжело дыша, и с лучезарной улыбкой сказала:

– Благодарю вас за преподанный урок, милорд. Сравнивая вас с другими, постараюсь добросовестнейшим образом учесть ваше поистине блестящее мастерство.

Однако Стивен в том состоянии, в котором он находился, вряд ли слышал ее язвительные и в то же время полные горечи слова. Он даже не попытался ее удержать, когда, круто повернувшись, она покинула комнату, оставив его в полном смятении.

Упершись рукой в оконную раму и глядя невидящими глазами на улицу, Стивен в ярости прошептал:

– Какой же я сукин сын!

Не забывая улыбнуться каждому слуге, мимо которого проходила, чтобы они не догадались о ее чувствах, Шерри поднялась наверх с губами, распухшими и горячими от неистовых поцелуев, которые перевернули всю ее душу, но ничего не значили для него.

Ей так хотелось уехать домой! Сейчас! Немедленно!

Поднимаясь на очередную ступеньку, она словно слышала, как отстукивают в голове молоточки: «Хочу домой!» Оказавшись наконец в спальне, она свернулась калачиком на кровати, подтянув колени к груди, и так крепко обхватила их руками, словно боялась, что они рассыплются. Уткнувшись лицом в подушку, чтобы не было слышно ни звука, Шеридан оплакивала свое будущее, которого у нее не было, и прошлое, которого не могла вспомнить.

– Хочу домой! – повторяла она сквозь рыдания. – Хочу домой. Папа! Когда ты наконец за мной приедешь?

Глава 26

Великолепный конь в яблоках пасется поблизости. В порыве веселья Шерри вскакивает ему на спину, и они мчатся при свете луны, а ветер разносит ее смех далеко вокруг. Так они мчатся… мчатся…

– Сломаешь себе шею, cara! – кричит молодой человек и бросается за ней вдогонку. Топот копыт его коня слышится все ближе и ближе, и вот они хохоча уже вместе несутся по лугу.

– Мисс Ланкастер! – донесся откуда-то издалека другой голос, женский. – Мисс Ланкастер! – Кто-то коснулся ее плеча, и Шерри вернулась к жестокой реальности.

– Простите, что разбудила вас, мэм, – сказала служанка, – но ее светлость просит вас подняться наверх, она сейчас там со швеями.

Шерри так хотелось закутаться с головой в одеяло, как в кокон, и досмотреть чудесный, так некстати прерванный сон, но герцогиню со швеями не прогонишь, тем более в создавшейся ситуации, когда семья жениха старается от нее избавиться.

Шерри нехотя поднялась, умылась и пошла за горничной наверх в огромную, залитую солнцем комнату.

Там ее ждала невестка Стивена, а не старая герцогиня. Чтобы ничем не выдать своих чувств, Шерри с невозмутимым видом и подчеркнутой вежливостью поздоровалась с Уитни. Возможно, та и заметила что-то странное в поведении Шерри, но виду не подала и с энтузиазмом взялась за дело, поскольку хотела, чтобы девушка была одета по последней моде.

Шерри показалось, что она простояла целую вечность в этой огромной, залитой солнцем комнате, на небольшом возвышении, рядом с улыбавшейся Уитни Уэстморленд, беспечно болтавшей о балах, раутах и завтраках по-венециански, а вокруг словно комары жужжали швеи – снимали мерку, скрепляя что-то булавками, дергали и поворачивали девушку во все стороны.

Напрасно Уитни старается. Шерри больше не проведешь притворно-дружеской улыбкой и восторженными замечаниями. Теперь Шерри поняла, что все они просто хотят сбыть ее с рук, выдать за кого-нибудь замуж и надеются, что наряды тут сыграют первостепенную роль. Но у Шерри был свой план. Она вернется домой, где бы этот дом ни был; жаль только, что там нельзя очутиться прямо сейчас. Она собиралась изложить свой план герцогине сразу после всей этой дурацкой возни с нарядами. Но когда наконец швеи отпустили ее и она надела халат, они принялись раскатывать рулоны материи прямо на мебели, подоконниках и коврах, пока комната не превратилась в настоящее буйство всех цветов и оттенков, от изумрудно-зеленого до сапфирово-голубого и от солнечно-желтого до бледно-розового и кремового.

– Ну, что скажете? – весело спросила Уитни.

Шерри скользнула взглядом по всем этим умопомрачительным нежным шелкам и батистам, прозрачному шифону и мягкому бархату. Среди расшитых золотом и серебром шелков и набивного батиста виднелись элегантные ткани в полоску.

Уверенная в том, что Шерри сейчас разразится восторженными восклицаниями или по крайней мере отдаст предпочтение той или иной ткани, Уитни, улыбаясь, ждала. Однако Шерри не знала, что сказать, и едва не плакала.

Затем, вздернув подбородок, бросила взгляд на женщину, которую называли мадам Ласаль, настоящего генерала в юбке, и ни с того ни с сего спросила:

– А есть у вас что-нибудь красное?

– Красное? – Мадам всплеснула руками и выпучила глаза. – Красное?! Нет, нет, мадемуазель, только не с вашими волосами!

– А мне нравится красное, – стояла на своем Шерри.

– В чем же дело? – дипломатично заметила мадам, ни на минуту не усомнившись в собственной правоте. – Можно обить красным мебель, повесить красные гардины, но самой не носить этот цвет, мадемуазель. Небо и так наградило вас волосами редчайшего красноватого цвета, и было бы просто грешно не оттенить вашу удивительную природную красоту.

Шерри с трудом удержалась от улыбки, настолько витиеватой была речь француженки, и заметила, что герцогиня тоже едва не прыснула со смеху. Моментально забыв, что герцогиня только прикидывается ее другом, а на уме у нее совсем другое, Шерри обратилась к ней:

– Значит, в красном я буду выглядеть ужасно?

– Oui![8] – воскликнула экзальтированная француженка.

– И никакие силы не заставят мадам сшить мне красное платье, как бы я ни просила? – Глаза Шерри весело блеснули.

– Скорее мадам утопится в Темзе, – шутливо сказала герцогиня.

– Ош! – хором воскликнули швеи, и несколько минут в комнате звенел веселый смех восьми женщин.

Уже прошло несколько часов, но Шерри никак не могла уйти и стояла в сторонке, пока Уитни и мадам Ласаль вели нескончаемый разговор о модных фасонах и подходящих тканях. В какой-то момент Шерри подумала, что разговор подошел к концу, но тут они принялись обсуждать банты, тесьму, окантовку и прочие мелкие детали. Когда же Шерри поняла, что швеи собираются работать в этой комнате круглые сутки, она не выдержала и заявила:

– У меня уже есть пять платьев, почти по одному на каждый день недели.

Все моментально умолкли и уставились на Шерри.

– Думаю, пяти платьев вам едва хватит на день, – с улыбкой заметила герцогиня.

«Пять раз в день менять платья? Сколько же на это уйдет времени!» – с ужасом подумала Шерри, но промолчала. Когда они вышли из комнаты, Шерри решила сказать герцогине, что не намерена становиться членом их семьи, после чего уединиться в тиши своей спальни.

– Я не могу пять раз в день менять платья, – первой заговорила она, нарушив молчание, когда они с Уитни шли по длинному коридору. – Да и ни к чему все это…

– Очень даже к чему, – возразила Уитни с улыбкой, но Шерри не обратила на это никакого внимания.

«Что с ней? – забеспокоилась Уитни. – Почти не разговаривает, замкнулась в себе».

– В сезон женщине нужно много нарядов: для езды в экипаже и верховой езды, для пеших прогулок, для обедов, для вечерних и утренних приемов. И это лишь самое необходимое. А невесте Стивена Уэстморленда потребуется еще платье для оперы и драматического театра…

– Я не его невеста и не имею ни малейшего желания становиться ею, – твердо заявила Шерри, не дав Уитни договорить и взявшись за ручку двери своей спальни. – Весь день я пыталась объяснить, что мне не нужны все эти наряды. Либо вы дадите возможность моему отцу заплатить за них, либо аннулируете заказ. А теперь, с вашего позволения…

Уитни взяла Шерри за руку.

– Вы не невеста Стивена? – встревожилась она. – Что это значит?

В это время появилась прачка с кучей белья. Уитни умолкла и, как только прачка прошла мимо, спросила:

– Не поговорить ли нам у вас в комнате?

– Не сочтите меня невежливой, ваша светлость, но нам не о чем говорить, – ответила Шерри, очень гордясь тем, что голос ее при этом не дрогнул ни от волнения, ни от печали.

– Полагаю, вы ошибаетесь, – к немалому удивлению Шерри, возразила герцогиня с улыбкой и толкнула дверь. – Нам о многом нужно поговорить.

Все ясно, подумала девушка. Сейчас герцогиня обрушит на нее град упреков в грубости и неблагодарности. Но Шерри не собиралась извиняться, вместе с герцогиней вошла в спальню и молча ждала, что будет дальше.

В считанные секунды Уитни оценила ситуацию. За отказом Шерри от помолвки, ее отчужденностью и гордым равнодушием кроется глубокая обида. И виноват во всем Стивен. Он единственный мог всерьез обидеть эту добрую, непосредственную девушку.

Готовая на все, только бы исправить оплошность этого идиота Стивена, оттолкнувшего женщину, буквально созданную для него, Уитни осторожно спросила:

– Что произошло? Почему вы сказали, что не помолвлены со Стивеном и не имеете ни малейшего желания становиться его невестой?

– Оставьте, прошу вас, – произнесла Шерри с плохо скрываемой горечью. – Я не помню, кто я, где родилась, но во мне все кипит от обмана и лжи, и дальше так продолжаться не может, я просто не выдержу, хватит притворяться, будто вы жаждете видеть меня своей родственницей, это бессмысленно.

– Прекрасно, – сказала герцогиня, ничуть не обидевшись. – Обойдемся без притворства.

– Благодарю вас.

– Вы даже не представляете себе, как я мечтаю породниться с вами.

– И, насколько я понимаю, собираетесь меня убедить, что лорд Уэстморленд по-прежнему остается любящим женихом.

– Не смешите меня, – весело заявила герцогиня, – об этом не может быть и речи!

– Что? – Шерри подумала, что ослышалась.

– Стивен Уэстморленд вообще не уверен в том, что ему следует жениться, а тем более на вас. И на это есть веские причины.

Шерри невольно рассмеялась:

– По-моему, здесь все чуть-чуть сошли с ума.

– Возможно, – коротко вздохнула Уитни. – А теперь, если не возражаете, давайте сядем, и я расскажу вам все, что смогу, о графе Лэнгфорде. Но прежде я должна знать, почему вы решили, что он не хочет жениться на вас.

Шерри не понимала, что кроется за этим предложением Уитни, и не знала, что делать, хотя само по себе предложение было заманчивым, поскольку граф оставался для Шерри загадкой.

– Но что заставило вас вмешаться в эту историю? – спросила она.

– Просто вы мне очень понравились, и я надеюсь на взаимность. А главное, я искренне убеждена, что лучшей пары, чем вы, Стивену не найти, и очень боюсь, что когда оба вы это поймете, будет слишком поздно. Сейчас, к сожалению, обстоятельства складываются не самым лучшим образом. Итак, если вы мне расскажете, что произошло между вами и Стивеном, я, в свою очередь, сообщу вам о нем все, что смогу.

Опять «что смогу», а почему не все? Она что-то хочет скрыть, но по крайней мере не лжет.

Шерри заколебалась, пытаясь найти в выражении лица Уитни хоть намек на коварство, но ничего, кроме озабоченности, не увидела.

– Так и быть, расскажу, – согласилась девушка, силясь улыбнуться, – это никому, кроме меня, не причинит зла, поскольку будет уязвлена моя гордость.

И Шерри без утайки передала Уитни их разговор со Стивеном в то утро в его кабинете.

Отдав должное мудрой простоте, с которой Стивен собирался втянуть Шерри в осуществление их плана, Уитни в то же время не могла не восхищаться самой Шерри. В чужой стране, среди незнакомых людей, забывшая свое прошлое, она, несмотря на все уловки, к которым прибег Стивен, сумела разобраться в ситуации. Более того, у нее хватило ума и достоинства не проявить своего отношения к случившемуся. Теперь понятно, почему деверь был таким хмурым, когда они встретились, прежде чем она поднялась наверх.

– Это все?

– Нет, не все, – сердито ответила Шерри, отводя глаза.

– А что еще?

– После того, как он заморочил мне голову всеми этими дурацкими разговорами о праве выбора, я пришла в бешенство и… не сдержалась.

– Надо было запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Как назло ничего не оказалось под рукой, – дрогнувшим голосом с улыбкой ответила Шерри. – К тому же я чувствовала, что сейчас разревусь, как последняя дура, и отошла к окну, чтобы Стивен ничего не заметил.

– И что дальше?

– Дальше? Он дошел до такой наглости, что попытался поцеловать меня.

– И вы позволили?

– Нет. Но пришлось. Как бы вам это объяснить. – Она снова отвела глаза, готовая от стыда провалиться сквозь землю. – В общем, сначала я не хотела, но понимаете, у него это так здорово получается и… – Она умолкла. И вдруг ее осенило. – Да, у него это здорово получается, а главное, он знает, что здорово. Вот почему он и стал целоваться. Чтобы задобрить меня. И добился-таки своего. Я сдалась. Воображаю, как он теперь гордится собой, – сказала она напоследок уже почти без ехидства.

Уитни разразилась смехом:

– Гордится? Не сказала бы. Во всяком случае, когда мы встретились, он был в самом скверном расположении духа. Согласитесь, что это странно для того, кто стремился расторгнуть помолвку и почти достиг своей цели.

От этих слов у Шерри на душе стало легче, она даже улыбнулась, но улыбка тут же исчезла.

– Ничего не понимаю. Видимо, я и до болезни была бестолковой. – Она сокрушенно покачала головой.

– Напротив, вы на редкость проницательны, – с чувством воскликнула Уитни, – и к тому же отважны! И очень, очень добры.

Заметив в огромных серых глазах Шерри сомнение, Уитни с трудом поборола в себе желание выложить Чариз Ланкастер всю правду, ничего не скрывая, даже гибель Берлтона и роль Стивена во всей этой истории. Говорил же Стивен, что Шерри едва знала Берлтона, к тому же совершенно очевидно, что девушка неравнодушна к своему мнимому жениху.

Нет, Шерри больна, и ее нельзя волновать. Сколько раз их об этом предупреждал доктор Уайткомб!

Уитни решила скрыть правду от Шерри и, встретившись с ней взглядом, сказала с грустной улыбкой:

– Я хочу рассказать вам о человеке весьма неординарном, которого вы еще не успели узнать. Четыре года назад, как раз когда мы встретились, он всех приводил в восторг своим обаянием и прекрасными манерами. Он всегда побеждал, и в карточной игре, и в спортивных состязаниях, чем завоевал уважение мужчин, женщин же он просто сводил с ума своей красотой. И не только юных дебютанток сезона, но и искушенных, опытных женщин. Мы с его матерью не переставали удивляться, да и сам Стивен считал свой успех незаслуженным, однако в отношениях с женщинами был необычайно галантен. Но потом произошли события, резко изменившие Стивена в худшую сторону, и что удивительно, так это то, что два из них по своей сути вполне позитивные.

Во-первых, Стивен стал сам заниматься своими коммерческими и финансовыми делами, которые до этого по его поручению вел мой муж, и вопреки его воле стал производить крупные рискованные операции, манипулируя не только своими, но и чужими деньгами. И каждый раз получал огромный барыш. Одновременно с этим произошло еще одно важное событие, превратившее галантного, доброжелательного Стивена в холодного циника.

Стивен унаследовал от кузена своего отца, человека преклонных лет, три титула, в том числе титул графа Лэнгфорда, хотя обычно титулы переходят по наследству к старшему сыну. Но не бывает правил без исключения.

Некоторые титулы семьи Уэстморлендов были пожалованы еще королем Генрихом VII свыше трехсот лет назад. Среди них – три титула по просьбе первого герцога Клеймора, зарегистрированные в документах как исключения в законе о праве наследования. Эти исключения давали возможность владельцу титула в случае бездетности назначать наследника по собственному усмотрению, но при условии, что кандидат в наследники являлся прямым потомком одного из герцогов Клейморов.

Титулы, унаследованные Стивеном, древние и очень почетные, но земли вместе с титулами он получил мало, и доходы были незначительными. Между тем, вопреки здравому смыслу, Стивен уже увеличил свои богатства вдвое, а то и втрое. Он изучал в университете архитектуру, знает в ней толк и, купив пятьдесят тысяч акров первосортной земли, задумал выстроить загородный дом и там постоянно жить. Пока дом строился, он приобрел три чудесных старинных поместья в различных районах Англии и занялся приведением их в порядок. Итак, теперь вы получили полное представление о Стивене: красивый, богатый и знатный. Он неожиданно получает три высоких титула, накапливает огромное богатство и приобретает четыре превосходных поместья. Угадайте, что произошло дальше?

– Скорее всего он переехал в один из своих новых домов.

Уитни рассмеялась, с восторгом глядя на Шерри, такую непосредственную и искреннюю.

– Именно так он и сделал, но речь не об этом.

– О чем же?

– А вот о чем. Тысячи семей, где были потенциальные невесты, жаждали заполучить титулованного жениха и буквально преследовали Стивена. Популярность его росла с умопомрачительной быстротой. В то время ему было под тридцать, самая пора жениться, и за ним отчаянно охотились. Где бы он ни появился, его осаждали целые семейства, шустрые мамаши подталкивали ему своих дочек прямо под ноги, стараясь, разумеется, делать это незаметно.

Титулы и богатства обычно переходят к мужчинам по наследству, и они принимают это как должное. Муж сам признался мне, что часто чувствовал себя зверьком, на которого охотятся. Но на Стивена все это навалилось сразу и как-то неожиданно. В противном случае он постепенно свыкся бы со своим положением и относился бы к нему более спокойно. Так, собственно, оно и было бы, не свяжись он с Эмили Кендал.

При слове «свяжись» у Шерри засосало под ложечкой, и она не смогла побороть в себе любопытство.

– И что же случилось? – спросила она, увидев, что Уитни заколебалась.

– Я расскажу вам, – решилась она наконец, – но дайте слово, что никому не разболтаете.

Шеридан кивнула.

Уитни в волнении поднялась и подошла к окну. Затем повернулась к Шерри и прислонилась к оконной раме, заложив руки за спину.

– Стивен познакомился с Эмили за два года до того, как унаследовал свои титулы, – сразу посерьезнев, начала Уитни. – Никогда не встречала женщины более красивой, более остроумной, более веселой и… более высокомерной. Так по крайней мере мне казалось. Во всяком случае, добрая половина неженатых мужчин Англии сходила по ней с ума, в том числе и Стивен, хотя у него хватило ума скрывать от нее свои чувства. Она с удивительной легкостью покоряла мужчин, но Стивена не поставишь на колени, и это, по-моему, одно из его главных достоинств.

И все же однажды на него нашло затмение, и он попросил ее выйти за него замуж. Услышав это, она остолбенела.

– Оттого, что он в нее влюбился? – спросила Шерри.

– Оттого, что он посмел сделать ей предложение.

– Не может быть!

– Стивен все рассказал моему мужу. Вначале Эмили была шокирована наглостью Стивена, а затем страдала, попав из-за него в неловкое положение. Ведь она была… то есть она является дочерью герцога, и родители ни за что не дали бы согласия на ее брак со Стивеном, не имевшим в тот момент титулов. Через неделю-другую должна была состояться ее свадьба с Уильямом Лэтропом, маркизом Гленгарменом, чье поместье находилось по соседству с поместьем отца Эмили. Об их помолвке еще не объявляли, поскольку дело было решено буквально за несколько дней до происшедших событий. Эмили, рыдая, сказала Стивену, что, не сделай он ей предложения, она могла бы хоть отказаться от брака с лордом Лэтропом, но теперь это невозможно, и жизнь ее превратится в настоящий ад. При одной лишь мысли о том, что этой прелестной молодой девушке придется рядом терпеть старика, Стивен приходил в бешенство, но Эмили уговорила его смириться, поскольку спорить с ее отцом бесполезно и долг дочери, согласно традиции, подчиниться воле родителей. Я, кстати, не подчинилась, когда отец заявил, что сам выберет мне мужа, – с улыбкой сказала Уитни после паузы, – однако Эмили объяснила, что отец изобьет ее до смерти, если узнает, что она пожаловалась Стивену на судьбу или призналась в том, что терпеть не может лорда Лэтропа.

– Значит, они расстались? – нетерпеливо спросила Шерри, заметив, что Уитни снова колеблется.

– Этого я желала бы больше всего на свете! Но Эмили, узнав, что Стивен ее любит, сказала ему, что единственным утешением для нее в ее ужасной судьбе будет их дружба… после того, как она выйдет замуж.

Мысль о том, что Стивен так сильно любит другую женщину, ранила Шерри, и она нахмурилась. Это не ускользнуло от Уитни. Герцогиня подумала, что Шерри осуждает Стивена, и поспешила вступиться за него, отчасти из лояльности, отчасти из желания предостеречь Шерри от поспешных выводов. Однако аргументы ее оказались весьма шаткими, поскольку она не могла открыть Шерри всю правду.

– В этом нет ничего необычного, а тем более скандального. Многие женщины из высшего общества ценят внимание мужчин, особенно красивых, им нравится… их… общество… очень нравится… в определенном смысле, – договорила наконец Уитни и перевела дух. – Впрочем, это дело вкуса, – добавила она.

– Вы хотите сказать, что после замужества они продолжают тайно дружить с другими мужчинами?

– Пожалуй, что так, – ответила Уитни, сообразив наконец, что Шерри находится в блаженном неведении относительно характера такой «дружбы». Но герцогиня не удивилась. Хорошо воспитанные английские девушки зачастую даже не представляют себе, чем занимаются женатые пары в постели, лишь краем уха слышат перешептывания старших замужних сестер и других женщин, а когда достигают возраста Шерри, то уже начинают догадываться, что отношения между супругами не ограничиваются дружескими рукопожатиями.

– А если об этом узнает муж? – не унималась Шерри.

– Вряд ли он придет в восторг, – сказала Уитни, намереваясь и дальше говорить полуправду, – особенно если начинаются сплетни.

– Значит, если муж недоволен, он может потребовать, чтобы жена водила дружбу только с женщинами?

– Да. И еще он непременно должен поговорить с мужчиной, другом жены.

– О чем?

– О том, что бывает на рассвете в двадцати шагах друг от друга.

– Дуэль?! – воскликнула Шерри, полагая, что это чересчур жестоко – стреляться из-за такого пустяка, как… ну, в худшем случае слишком тесная дружба между мужчиной и женщиной.

– Дуэль, – подтвердила Уитни.

– А лорд Уэстморленд согласился быть ее… – Шерри хотела сказать «претендентом», но сочла это неуместным, поскольку леди была уже замужем, и, запнувшись, быстро договорила: – Близким другом, несмотря на замужество?

– Да, это продолжалось больше года, пока не узнал ее муж.

Шерри ахнула и умолкла, боясь спрашивать дальше, но потом все же решилась:

– Значит, была дуэль?

– Да.

«Поскольку лорд Уэстморленд жив и здоров, лорд Лэтроп давно в могиле», – подумала Шерри и без обиняков спросила:

– Так он застрелил его?

– Нет, но это вполне могло случиться. У Стивена наверняка было такое намерение. Он безумно любил Эмили, слепо ей верил. Ненавидел и презирал лорда Лэтропа, старого повесу, как считал Стивен, испортившего жизнь Эмили, надругавшегося над ее молодостью и к тому же уже бесплодного. Утром в день дуэли Стивен высказал ему все, что о нем думает, и, не сомневаюсь, не в самых вежливых выражениях.

– И что же было дальше?

– Старый маркиз чуть не умер, но не от пули, а от шока. Оказалось, что не он, а Эмили и ее отец добивались этого брака. Эмили мечтала после смерти престарелого отца Лэтропа стать герцогиней, поскольку ее муж унаследовал бы титул отца. И Стивен поверил лорду Лэтропу. Он рассказывал моему мужу, что невозможно разыграть изумление, которое появилось на лице лорда, когда он услышал столь несправедливые обвинения в свой адрес. Кроме того, у Лэтропа просто не было оснований для лжи.

– Но дуэль все же состоялась.

– И да, и нет. Стивен выстрелил в воздух, тем самым принеся извинения лорду. После чего дал старику сатисфакцию, на которую тот имел право. Отец Эмили тотчас же отправил ее в Испанию, где она оставалась более года, пока не умер лорд Лэтроп. Домой она вернулась совсем другой, стала еще красивее, но уже не была такой своевольной и высокомерной. – Уитни уже собиралась объяснить, зачем она это все рассказала, но ей пришлось ответить Шерри еще на один вопрос:

– Они встречались после ее возвращения?

– Да. Сразу после того как Стивен унаследовал свои титулы. И что самое странное или же, наоборот, вполне объяснимое, поскольку прошло много времени, так это то, что отец Эмили вдруг нанес визит Стивену и сказал, что Эмили по-прежнему любит его. Возможно, так оно и было, но любовь ее казалась весьма своеобразной и эгоистичной. Стивен согласился встретиться с Эмили, и старик ушел довольный и счастливый, надеясь, что его дочь скоро станет графиней Лэнгфорд. На следующей неделе Стивена навестила сама Эмили, признавшаяся во всем – и в эгоизме, и в обмане. Она умоляла простить ее и дать ей шанс доказать, что она и вправду любит его и что стала теперь совсем другой.

Стивен обещал подумать. Но уже на следующий день ее отец как бы случайно вновь нанес ему визит и заговорил о брачном договоре. Стивен обещал подготовить договор, и лорду оставалось лишь удивляться тому, какой Стивен незлопамятный и добрый.

– И он собирался жениться на ней после того, что она сделала? – вырвалось у девушки. – Не могу в это поверить! Не иначе, как он спятил. – Тут она спохватилась, сообразив, что в ней говорит не только справедливый гнев, но и ревность. – Ну и чем все это кончилось? – немного успокоившись, спросила девушка.

– Как и договорились, Эмили явилась вместе с отцом, и Стивен вручил им бумагу. Но это не был брачный договор.

– А что же это было?

– Список возможных претендентов на руку Эмили, составленный Стивеном. Все титулованные, не моложе шестидесяти и не старше девяноста двух лет. Это было не просто преднамеренное оскорбление, но еще и издевательство, поскольку Стивен передал Эмили бумагу с таким видом, словно вручал ей брачный договор.

Шерри попыталась переварить полученную информацию, а потом сказала:

– Он не очень-то великодушен, не правда ли? Тем более что, как вы говорили, она вела себя так же, как и другие замужние леди.

– Не в этом дело. Стивен не мог ей простить, что она по собственному желанию вышла за Лэтропа, ради его титула, не мог ей простить ложь, а главное – что из-за нее он едва не убил на дуэли ее мужа. Проанализируйте все, что услышали от меня, и поймете, почему он перестал доверять женщинам, и тогда, возможно, его намерение дать вам право выбора будущего мужа перестанет вам казаться столь несправедливым и жестоким. Не стану утверждать, что он прав, – добавила Уитни, почувствовав угрызения совести из-за того, что не была до конца искренна с этой наивной девушкой, – потому что не уверена в этом. Но мое мнение не имеет значения. Я лишь прошу… советую вам прислушаться к своему сердцу и принять решение с учетом того, о чем я вам рассказала. И не только это! Есть еще одна вещь, которая может сыграть роль в вашем решении.

– Что вы имеете в виду?

– Мы с мужем ни разу не видели, чтобы Стивен смотрел на какую-нибудь женщину с такой нежностью и теплотой, как на вас. Он весь прямо-таки светится.

Считая свою миссию выполненной, Уитни подошла к софе за ридикюлем. Поднялась и Шерри.

– Вы были очень добры, ваша светлость, – сказала она вполне искренне.

– Пожалуйста, зовите меня Уитни, – попросила герцогиня, беря ридикюль, и улыбнувшись добавила: – И ради Бога, не говорите, что я добрая, иначе мне придется признаться в собственном эгоизме. Ведь я просто мечтаю, чтобы вы стали членом нашей семьи.

– В чем же ваш эгоизм?

Повернувшись к Шерри, герцогиня ласково ответила:

– Думаю, впервые у меня появился счастливый шанс обзавестись такой замечательной сестренкой, как вы!

Шерри была просто потрясена и этими словами, и ласковой улыбкой Уитни. Ее отчужденность и подозрительность исчезли без следа.

Обе улыбнулись, крепко пожав друг другу руки, и долго их не разнимали. А потом обнялись. Шерри уже не помнила, кто первый раскрыл объятия, ей казалось, что она, но это не имело никакого значения. Столь неожиданное проявление дружеских чувств вызвало у женщин робкую улыбку. Ведь они были едва знакомы и по крайней мере еще год должны были бы называть друг друга «мисс Ланкастер» и «ваша светлость». Герцогиня с минуту молча стояла, слегка улыбаясь и качая головой, скорее растерянная, чем радостная.

– Вы очень, очень мне нравитесь, – просто сказала она и, взмахнув модной юбкой вишневого цвета, исчезла за дверью.

Но через минуту снова заглянула в комнату.

– Кстати, матери Стивена вы тоже по душе, – сказала она с улыбкой. – Мы еще увидимся. За ужином.

– Это чудесно!

Уитни кивнула.

– Сейчас спущусь вниз и постараюсь убедить Стивена, что идея вместе поужинать его, а не наша.

Шерри прошла к окну, выходящему на Аппер-Брук-стрит и, скрестив на груди руки, стала рассеянно смотреть, как выходили из карет и прогуливались по улице модно одетые мужчины и женщины, наслаждавшиеся замечательным вечером.

Она прокручивала в голове все, что услышала от герцогини, стараясь осмыслить каждый факт и взглянуть на графа другими глазами. Она представляла себе, как он страдал, узнав, что нужен был не он сам, а его титул и богатства. Он не терпел притворства и лести, а значит, был чужд хвастовства и тщеславия.

Он хранил верность и постоянство и не отказал в дружбе любимой женщине даже после того, как она вышла замуж за другого. Он рисковал собственной жизнью во время дуэли… разве это не верх благородства?

А эта Эмили Лэтроп использовала его, обманула и предала. И теперь он хочет быть уверенным, что не совершит больше ошибки при выборе жены. Это вполне естественно.

Рассеянно потирая плечи, Шерри наблюдала за экипажем с высокими козлами, который мчался по улице, распугивая прохожих, и размышляла о том, как Стивен отомстил женщине, которую когда-то любил.

Да, он был чужд хвастовства и тщеславия…

Но он не прощал обид.

Она медленно подошла к столику, взяла утреннюю газету и стала машинально листать, стараясь не думать об одной горькой для нее истине: ей ни разу не пришлось убедиться в том, что он питал к ней хоть какие-нибудь чувства.

Он с удовольствием ее целовал, но инстинкт подсказывал ей, что это еще не признак любви. Иногда ему нравилось с ней общаться и всегда – смеяться и шутить.

Хоть бы к ней поскорее вернулась память! Тогда все стало бы ясно.

Не зная, куда девать себя от волнения, она зачем-то подобрала с ковра листок бумаги, не переставая думать о том, как вести себя теперь с графом. Гордость не позволяла Шерри проявлять повышенный интерес к его ужасному плану, о котором он ей сообщил утром. Она не может допустить, чтобы граф снова обидел ее.

Она будет вести себя непринужденно, насколько это возможно, но так, чтобы он держался от нее на почтительном расстоянии.

Она больше не потеряет контроль над собой, постарается забыть его ласковые руки, его жадные губы… его пальцы, которые зарываются в ее пышные волосы, его объятия. И… его ослепительную улыбку на загорелом лице, небрежную, завораживающую, от которой сладко замирает сердце, и морщинки в углах темно-голубых глаз, когда эта улыбка играет на его губах…

Исполненная презрения к самой себе за то, что вопреки собственной воле снова погрузилась в воспоминания о ласках Стивена, Шерри села за столик и постаралась сосредоточить внимание на газете.

Он любит Эмили Лэтроп.

В полном расстройстве чувств Шерри зажмурилась, словно могла изгнать образ Стивена, стоявший перед глазами. Он безумно любит Эмили Лэтроп. Эта мысль причиняла Шерри невыносимую боль, но она ничего не могла сделать, как ни старалась, сколько ни ругала себя за глупость, потому что сама полюбила Стивена.

Глава 27

У Шеридан все еще голова шла кругом от обрушившегося на нее известия, когда ей сообщили, что внизу ее ждут доктор Уайткомб и ее будущая компаньонка.

Шерри так хотелось еще немного поразмыслить над тем, что ей довелось узнать сегодня, к тому же ей совершенно не улыбалась перспектива постоянно находиться под бдительным оком какой-то бездушной пуританки, однако не идти она не могла, и когда появилась в гостиной, доктор Уайткомб порхал вокруг сидевшей на софе пожилой леди с розовыми щечками и серебристыми волосами, аккуратно заправленными под белую шапочку, похожей скорее на пухлую фарфоровую куклу, чем на солдата в юбке со зловещим лицом, как представляла себе Шерри. Когда она вошла, леди дремала, уронив голову на грудь.

– Это мисс Чарити Торнтон, – шепнул доктор Уайткомб, как только девушка подошла к нему. – Старая дева, сестра герцога Стэнхоупа.

Представив себе, что отныне эта маленькая дремлющая старушка будет ее опекать, Шерри про себя усмехнулась и тоже шепотом сказала:

– Очень любезно с ее стороны согласиться приехать сюда и взять меня под свою опеку.

– Она пришла в восторг, когда мы попросили ее об этом.

– Да, – попыталась пошутить Шерри, глядя на сладко спящую леди, – нет никаких сомнений, что она вне себя от радости.

Девушка не видела Стивена, который в это время стоял, опершись о резной столик атласного дерева, с улыбкой наблюдая за происходившим.

– Ее хотела сопровождать младшая сестра Гортензия, – тихо продолжал доктор, – но они без конца спорят, даже о том, кто из них старше, а мне не хотелось нарушать ваш покой.

– Сколько же лет ее младшей сестре?

– Шестьдесят восемь.

– Понятно. – Покусывая губу, чтобы не рассмеяться, Шерри шепнула: – Как вы думаете, может, нам ее разбудить?

Оставаясь на своем месте, Стивен вмешался в разговор:

– Или разбудить, или похоронить прямо на софе.

Шерри вся сжалась, увидев графа, а мисс Чарити, вздрогнув, проснулась, словно кто-то выстрелил из пушки над самым ее ухом.

– Боже мой, Хью! – с укоризной воскликнула она. – Почему ты меня не разбудил? – Она взглянула на Шерри и улыбаясь протянула ей руку. – Я так рада помочь вам, моя дорогая. Доктор Уайткомб сказал, что вы поправляетесь после травмы и что вам нужна компаньонка с незапятнанной репутацией, пока вы находитесь здесь, в доме Лэнгфорда. – На ее гладком лбу появилась морщинка. – Никак не могу вспомнить, что за травма у вас была.

– Травма головы, – подсказала Шерри.

– Ах да. – И она уставилась своими ясными голубыми глазами на девушку. – Но мне кажется, вы уже выздоровели.

Тут в разговор вмешался доктор Уайткомб:

– Рана зажила, но осложнение еще не прошло. Память к мисс Ланкастер пока не вернулась.

У мисс Чарити вытянулось лицо:

– Бедное дитя. Вы знаете, кто он?

– Да.

– А кто я?

– Тоже знаю.

– Тогда скажите!

Шерри отвела глаза, чтобы не рассмеяться, и встретилась взглядом с графом, который улыбался и подмигивал ей. Однако Шерри почла за лучшее не обращать на него внимания, пока не разберется в своих чувствах, и вновь повернулась к дуэнье.

– Вы мисс Чарити Торнтон, сестра герцога Стэнхоупа.

– Так я и думала! – облегченно воскликнула старая леди.

– П-пожалуй, я п-позвоню, чтобы принесли чаю! – сказала Шерри, зажав рот рукой и выбежав из комнаты. Плечи ее вздрагивали от смеха.

– Она прелестна, но заикается, так что нелегко будет найти ей подходящую партию.

– Только тебе под силу эта задача, Чарити, – легонько сжав ее плечо, ободряюще сказал Хью.

– Я научу ее вести себя в высшем обществе, – говорила старая дама как раз в тот момент, когда Шерри вернулась.

Окончательно проснувшись, пожилая леди уже не казалась такой немощной и странной. Она одарила Шерри лучезарной улыбкой и похлопала ладонями по софе, приглашая девушку сесть рядом.

– Мы будем очень хорошо проводить время, – пообещала она, когда Шерри опустилась на софу. – Станем посещать вечера, приемы, балы, магазины на Бонд-стрит, кататься в Гайд-парке и по Пэлл-Мэлл. Да, чуть не забыла, вам надо не откладывая побывать на балу в зале собраний Альмак. Вы слышали об Альмаке?

– Боюсь, что нет, мэм, – ответила Шерри, не ожидавшая, что компаньонка так энергично возьмется за дело.

– Вы придете в восторг, – сказала Чарити, молитвенно сложив руки. – Это «седьмое небо мира мод», попасть туда еще более почетно, чем быть представленной ко двору. Балы там устраивают вечерами по средам и только для избранных, входной билет дает право бывать на всех светских приемах. В первый раз вы отправитесь туда в сопровождении графа, и все женщины будут завидовать вам, а все мужчины обратят на вас свои взоры. Альмак – самое подходящее место для дебюта в обществе… – Она замолчала и вопросительно посмотрела на графа: – Лэнгфорд, у нее есть входные билеты в Альмак?

– Пожалуй, нет, я как-то не подумал об этом, – ответил Стивен, поморщившись, и отвернулся, чтобы скрыть свое отвращение.

– Поговорю с вашей маман, пусть употребит все свое влияние и надавит на патронесс, чтобы обеспечили билеты. – Она критически оглядела идеально сшитый бордовый костюм графа и недовольно сказала: – В таком костюме, Лэнгфорд, вас не пустят в Альмак.

– Предупрежу своего камердинера о серьезном скандале, который может разразиться в обществе, если он должным образом не обрядит меня, – пообещал Стивен, еле сдерживая улыбку.

– Скажите ему, что необходим черный фрак, – заявила она, сомневаясь в компетентности Дэмсона.

– Передам слово в слово эту важнейшую информацию.

– И конечно же, белый жилет.

– Несомненно.

– И белый шейный платок.

– Само собой, – с серьезным видом ответил он, склонив голову в легком поклоне.

Очень довольная тем, что предостережения были сделаны вовремя, мисс Чарити с усмешкой доверительно обратилась к Шерри:

– Был случай, когда патронессы не пустили в Альмак самого герцога Веллингтона, дерзнувшего явиться в этих ужасных панталонах вместо бриджей. – И вдруг ни с того ни с сего спросила: – Вы умеете танцевать?

– Я… – Шерри неуверенно покачала головой. – Не знаю, наверное.

– Тогда надо срочно пригласить учителя танцев. Пусть он вам покажет фигуры менуэта, контрданса, котильона и вальса. Но вальс вы не сможете нигде танцевать без одобрения патронесс. Запомните это. И не дай вам Бог, – предупредила она зловещим тоном, – нарушить заведенное правило. Это хуже, чем явиться в Альмак в таком костюме, как Лэнгфорд. Его просто не пустят, и на том дело кончится, никто даже не узнает, а вас сочтут выскочкой и опозорят. Первый танец вы будете танцевать с Лэнгфордом, после чего он сможет пригласить вас еще один раз, не больше. Но даже два танца означали бы, что он уделяет вам слишком много внимания, а нам с вами это совсем не нужно. Лэнгфорд, – обратилась она к Стивену, который в это время молча любовался безукоризненным профилем Шерри, – вы слышите, что я говорю?

– Я ловлю каждое ваше слово. Однако полагаю, что чести сопровождать мисс Ланкастер на ее первый бал и танцевать с ней первый танец пожелает удостоиться Николас Дю Вилль. – Слегка наклонив голову набок, чтобы удобнее было наблюдать за реакцией Шерри, Стивен добавил: – Тем более что на ближайшую среду у меня уже намечены кое-какие дела. Так что я не могу претендовать на первые места в списке ее партнеров. – Ни единый мускул не дрогнул в лице Шерри. Она со скучающим видом изучала свои ладони, и Стивену показалось, что девушке до смерти наскучил весь этот разговор о том, как завлечь жениха.

– Двери в зал закрывают ровно в одиннадцать, и после этого туда не проникнет даже сам Господь Бог, – предупредила мисс Чарити, и пока Стивен с удивлением думал о ее удивительной способности великолепно запоминать одни вещи и напрочь забывать другие, она сказала: – Дю Вилль? Не тот ли это молодой человек, который в свое время питал весьма нежные чувства к вашей невестке?

– По-моему, – ушел от прямого ответа Стивен, – сейчас он воспылал весьма нежными чувствами к мисс Ланкастер.

– Так это же замечательно! После вас он самый лучший жених во всей Англии.

– Узнав об этом, он придет в неописуемый восторг, – сказал Стивен и мысленно поздравил себя с такой великолепной мыслью. Дю Вилль будет сопровождать Шерри в Альмак до прихода Стивена. Лучшей мести просто не придумаешь. И Стивен представил себе лощеного французика, затравленного, словно заяц, целой кучей восторженных дебютанток и их алчных мамаш, которые будут пожирать Дю Вилля глазами, словно заморский деликатес, подсчитывая в уме его доходы и мечтая о том, чтобы к богатству у него был бы еще и титул.

Уже лет десять, если не больше, Стивен обходил стороной «Ярмарку невест», но очень хорошо ее помнил. Игра в приемном зале велась с абсурдно низкими ставками, еда была такой же постной, как и игра: жидкий чай, теплый лимонад, безвкусные пирожные, оршад[9] и бутерброды. Станцевав с Шерри свои два танца, все остальное время он проведет, как в аду.

Стивен между тем намеревался на следующий день сопровождать Шерри в оперу. Он знал, что девушка любит музыку, еще с того вечера, когда она вместе со слугами распевала песни, так что, слушая «Дон Жуана», наверняка получит огромное удовольствие.

Скрестив руки на груди, он наблюдал, как Чарити Торнтон наставляет Шерри. Стоило ему увидеть ее, как он решил, что Уайткомб спятил. Но сейчас, слушая ее веселую болтовню, понял, что лучшей компаньонки для Шерри просто не найти. Она устраивала всех, в том числе и его самого. Единственным ее недостатком была сонливость и еще забывчивость. Но она забавляла Шерри, а не пугала и не волновала ее. Его размышления были прерваны, когда он услышал, как мисс Чарити сказала:

– Видите ли, рыжие волосы не подарок, но когда моя горничная вас подстрижет и сделает вам модную прическу, их почти не будет видно.

– Оставьте это! – не сдержавшись, тоном приказа выпалил Стивен, и вся троица разом уставилась на него с раскрытыми ртами.

– Но, Лэнгфорд, – возразила мисс Чарити, – все девушки теперь носят короткую стрижку.

Стивен понимал, что ему не следует вмешиваться в это чисто женское дело, но мысль о том, что тяжелые атласные волосы Шерри будут валяться на полу, была невыносима.

– Не нужно ее стричь, – наводящим ужас ледяным тоном заявил он.

Однако Уайткомб лишь улыбался, зато Чарити помертвела от страха, а Шерри тут же решила постричься наголо.

Глава 28

Уитни с улыбкой наблюдала за тем, как приглашенная Стивеном камеристка наводит последний глянец на прическу Шерри. А внизу томился Ники, собиравшийся сопровождать Шерри и Чарити Торнтон в Альмак. Это был первый выход девушки в свет. Стивен намеревался присоединиться к ним позднее, после чего всем четверым предстояло отправиться на бал к Резерфордам, где Уитни, Клейтон и вдовствующая герцогиня должны были взять девушку под свою опеку и использовать все свое влияние, чтобы этот главный, открывавший сезон бал оказался для Шерри удачным.

– Стивен был абсолютно прав, когда упросил вас не стричься, – заметила старая герцогиня.

– Он не упрашивал, он приказал.

– Я с ним вполне согласна. Было бы преступлением постричь такие роскошные волосы.

Шерри растерянно улыбнулась, не смея спорить, во–первых, из вежливости, а главное, потому, что в последние дни, после того как лорд Уэстморленд предложил ей подумать о других претендентах на ее руку, очень подружилась с Уитни Уэстморленд и старой герцогиней. Они неотлучно находились при ней, когда она осматривала достопримечательности или посещала магазины, присутствовали на уроках танцев и рассказывали ей забавные истории о людях, с которыми ей предстояло встретиться. А по вечерам, за ужином, к ним присоединялись граф и его брат.

Накануне Уитни привезла с собой в дом графа своего трехлетнего сынишку Ноэля. А у Шерри в это время был урок танцев. Мрачный субъект, начисто лишенный чувства юмора и напоминавший скорее сурового генерала, чем учителя танцев, своими грубыми окриками в адрес Шерри, не сразу усваивавшей различные па, встревожил Уитни, сидевшую рядом со свекровью с маленьким Ноэлем на коленях, и она предложила маэстро станцевать с ней, чтобы дать Шерри наглядный урок. Шерри охотно уступила ей свое место и усадила малыша к себе на колени. Но не прошло и нескольких минут, как старая герцогиня поднялась, ей вдруг пришло в голову показать Шерри и Уитни танцы, модные в ее время. Потом они стали танцевать втроем и от души хохотали, глядя на рассерженного учителя.

В тот вечер за ужином они насмешили обоих братьев своими остроумными рассказами об учителе танцев и его уроке. Это был первый ужин после их ссоры со Стивеном. И Шерри ужасно волновалась, но женщины и Клейтон сыграли роль буфера. Для этого, видимо, они и приехали, думала Шерри. И правильно сделали, потому что уже к концу вечера Шерри не чувствовала себя такой скованной в присутствии графа и была с ним вполне вежлива. И только. От нее не ускользнуло, что граф раздосадован этим, и Шерри торжествовала. Он также хмурился, когда Шерри и Клейтон по какому-нибудь поводу вместе смеялись, видимо, злился. Шерри не могла не заметить, что временами поведение Стивена забавляло герцога. В общем, она пришла к выводу, что герцог Клеймор – самый добрый, самый приятный и самый обаятельный человек из всех, кого она когда-либо знала. На следующее утро Шерри пришла к завтраку раньше обычного, чтобы избежать встречи со Стивеном, и не в роскошный обеденный зал, а в комнату поскромнее и очень удивилась, когда увидела рядом Стивена.

Он тоже явился пораньше и присоединился к ней. Но еще больше девушку удивило, что он помрачнел после того, как она лестно отозвалась о его брате Клейтоне. Голос его был полон сарказма, когда он сказал:

– Я счастлив, что вы наконец встретили свой идеал мужчины, – после чего, не доев завтрак, вскочил из-за стола и, сославшись на множество неотложных дел, покинул комнату, оставив Шерри в полной растерянности.

Накануне, сразу после ужина, граф уехал с приятелем в театр, а днем раньше – на какой-то поздний прием, и Ходжкин сообщил Шерри, что домой он возвращается только к утру.

Шерри терялась в догадках. Что это с ним? Почему он ушел? Может, встал в дурном настроении, потому что не выспался?

Ее размышления были прерваны приходом Уитни и старой герцогини, которые явились вскоре после завтрака и застали Шерри сидящей за столом в глубокой задумчивости. Когда же она рассказала им о случившемся, обе в один голос воскликнули:

– Да он просто ревнует!

Предположение показалось Шерри не очень убедительным, но она не преминула воспользоваться им и, покатавшись после обеда с Дю Виллем по парку, в разговоре со Стивеном перед ужином долго расхваливала его, как веселого и приятного компаньона. Реакция графа была примерно такой же, как утром.

– А я и не знал, что вас так легко обольстить, – с досадой заметил он.

На следующее утро Шерри рассказала об этом Уитни и старой герцогине, поскольку они просили сообщать им о каждом шаге и каждом слове Стивена. И снова они в один голос воскликнули:

– Да он просто ревнует!

– Ревнует! – Шерри не знала, хорошо это или плохо. Она боялась поверить, что нравится ему, хотя втайне очень на это надеялась.

Ей было известно, что в этот вечер, в Альмаке, он будет за ней ухаживать, что должно обеспечить ей, по мнению Чарити Торнтон, мгновенную популярность. Но популярность не интересовала девушку. Главное – как-нибудь не посрамить ни себя, ни его семью, ни самого графа. Весь день Шерри нервничала, но, к счастью, неожиданно приехала Уитни и не отходила от Шерри, пока та одевалась. Ох уж это одевание! Девушке показалось, что оно никогда не кончится. И она мечтала лишь об одном: поскорее сесть в экипаж.

Швея отступила на шаг, держа в руках потрясающей красоты платье, в буквальном смысле этого слова с иголочки – оно было дошито всего несколько минут назад. Шерри то и дело нервно поглядывала на часы.

– Месье Дю Вилль меня заждался.

– Ничего, Николасу не привыкать, – сухо заметила Уитни.

Но Шерри заботил вовсе не Николас, а находившийся в это время внизу лорд Уэстморленд. Интересно, какова будет его реакция, когда он увидит ее в этом платье?

– Еще немного, и вы будете готовы к балу, – сказала Уитни, когда Шерри хотела взглянуть в зеркало на свою новую прическу. – Наденете платье, тогда и посмотрите. Чтобы был полный эффект. Мой дебют пришелся как раз на то время, когда я с тетей и дядей была в Париже. Меня нарядили, и лишь тогда тетушка позволила мне посмотреть в зеркало, – с кокетливой улыбкой сообщила герцогиня. – До этого я и представить себе не могла, как выгляжу в нарядном платье.

– Неужели? – удивилась Шерри, знавшая из книг и разговоров, что в Англии в состоятельных семьях девочек с малых лет наряжают, как принцесс, но спросить об этом постеснялась.

Однако Уитни сама догадалась и со смехом сказала:

– Я поздно расцвела.

Шеридан с трудом верила, что в жизни этой великолепной брюнетки, сидевшей сейчас на краешке кровати, тоже были свои трудности, и сказала об этом Уитни.

Тогда герцогиня, не переставая смеяться, рассказала ей, что еще до своего дебюта мечтала лишь о том, как научиться стрелять из рогатки и добиться любви одного деревенского парня.

– Поэтому-то меня и отправили во Францию, – закончила она с доверительной улыбкой. – Ничего другого не оставалось, чтобы спасти меня от ужасного позора.

Шерри хотела ответить ей тоже в шутливом тоне, но не успела – камеристка и швея стали ей осторожно надевать через голову платье. И в этот момент в спальню вплыла вдовствующая герцогиня.

– Мне не терпелось посмотреть, как вы выглядите, еще до вашего появления у Резерфордов, – сказала она, издали наблюдая за тем, как Шерри готовят к балу, – вот я и приехала.

– Месье Дю Вилль, наверное, сердится, что я заставляю его столько ждать? – спросила Шерри, опустив руки и послушно поворачиваясь, чтобы девушки могли застегнуть на спине крошечные крючки.

– И не думает. Потягивает себе шерри вместе со Стивеном и… – Она не договорила и ахнула, когда Шерри повернулась к ней лицом.

– Только если что-нибудь не так, не говорите, – попросила Шерри. – Я больше не выдержу!

Старая герцогиня слова не могла вымолвить от восторга, и тогда Шерри повернулась к Уитни. Та вся сияла, медленно поднимаясь с кровати.

– Хоть вы скажите, как я выгляжу, – взмолилась девушка.

– Попросите мисс Ланкастер посмотреть на себя в зеркало, – обратилась Уитни к камеристке, заранее предвкушая удовольствие от реакции Стивена, когда он увидит, как преобразилась Шерри. – Нет, подождите… сначала перчатки и веер. Вы должны иметь полное представление о том, как выглядите, не правда ли? – спросила она Шерри.

Шерри не знала, должна или не должна. С нетерпением, смешанным со страхом, она натянула длинные, до локтя, перчатки цвета слоновой кости, взяла у камеристки веер того же цвета с позолотой и, наконец, повернулась к большому, в полный рост зеркалу, которое держали горничные.

Как и герцогиня, Шерри онемела от восторга, увидев в зеркале роскошно одетую женщину, а потом сказала:

– Я выгляжу… очень мило!

– Мило? – удивленно покачала головой старая герцогиня. – Вы слишком скромны!

– Да, слишком, – поддержала свекровь Уитни, с трудом поборов желание схватить девушку за руку и потащить вниз, в салон, где их дожидались граф, Ники и мисс Чарити.

Глава 29

Близилось время отъезда в Альмак, и Стивена все меньше забавляла мысль о том, что он вынудил Николаса Дю Вилля целый вечер провести на балу под бдительным оком самой Чарити Торнтон. Сидя в гостиной и краем уха прислушиваясь к болтовне мисс Торнтон и Дю Вилля, граф обнаружил, что безмозглая старуха ловит каждое его слово и, что бы тот ни сказал, одобрительно кивает. Для дуэньи это было по меньшей мере странно, тем более что Дю Вилль не зря пользовался репутацией дамского угодника.

– Вот они, наконец-то, – возбужденно сказала мисс Торнтон, глядя в сторону холла, и вскочила с софы с такой резвостью, какой, при всей ее энергии, от нее никто не видел ни разу за всю неделю.

– Мы замечательно проведем вечер. Пойдемте, месье Дю Вилль. – И она подхватила свою шаль и ридикюль.

Стивен последовал за ними в приемную залу, и тут Дю Вилль буквально остолбенел и расплылся в улыбке. Что же до Стивена, то от зрелища, которое открылось ему, сердце его наполнилось гордостью, которой он еще никогда не испытывал.

По лестнице спускалась облаченная в атласное платье цвета слоновой кости с золотистыми блестками та самая девушка, которая ужинала с ним в пеньюаре с чужого плеча и босая. Но даже тогда Стивен восхищался ее красотой и вполне мог представить себе, что в вечернем платье она будет выглядеть просто потрясающе. И все-таки Стивен был застигнут врасплох увиденным. Зачесанные назад и переплетенные на макушке тесьмой с жемчужинками волосы Шерри ниспадали на плечи, словно расплавленное золото.

Стивен понял, что Шерри ожидала подобной реакции с его стороны и потому бросила на него быстрый взгляд, хотя в последние дни делала вид, будто не замечает его.

– Мадам, – сказал Стивен, – после сегодняшнего бала мне придется нанять целую армию дуэний, чтобы охранять вас.

Только сейчас Шерри вспомнила, что весь этот дорогостоящий маскарад Стивен устроил с единственной целью: привлечь женихов и как можно скорее сбыть ее с рук и теперь, глядя на нее, радовался, что план его близок к завершению. При мысли об этом сердце ее болезненно сжалось. А она-то надеялась, что он будет искренне восхищаться ею.

Шерри протянула ему руку для поцелуя и очень спокойно, но твердо заявила:

– Я помогу вам осуществить задуманное, сделаю все, что в моих силах.

Как ни странно, но от этой шутки темные брови графа сошлись на переносице.

– Не очень старайтесь, не то ваша репутация пострадает.

Глава 30

– В чем дело, Дэмсон? – спросил Стивен отражавшегося в зеркале камердинера, который искуснейшим образом завязал последний из замысловатых узлов на белом шейном платке своего господина, после чего провел ладонью по его щеке, чтобы проверить, гладко ли тот выбрит.

– Мистер Ходжкин решил, что следует передать вам это письмо до вашего ухода, поскольку оно может оказаться важным, – сказал Дэмсон и, положив измятый, рваный конверт на кровать, занялся делом более ответственным – подготовкой его милости к балу в Альмаке. Достав из гардероба черный фрак, он положил его на руку и разгладил несуществующие морщинки. Затем подал его Стивену, подождал, пока тот вденет руки в рукава, после чего разгладил плечи и борта и отошел назад, с удовлетворением глядя на результаты своих праведных трудов.

– А от кого письмо, Ходжкин не сказал? – спросил Стивен, подтягивая обшлага рукавов рубашки и поправляя сапфировые запонки.

– Его переслал вам хозяин поместья, которое арендовал покойный лорд Берлтон. Оно было отправлено барону на адрес этого поместья.

Стивен кивнул, не проявив особого интереса. В свое время он оплатил соответствующие счета за это поместье и попросил лендлорда пересылать ему всю почту, поступающую на имя Берлтона. До сих пор это были счета, которые Берлтон не успел оплатить, и Стивен, невольный виновник гибели барона, счел своим долгом сделать это за него.

– Передай письмо секретарю, – сказал Стивен. Он торопился, поскольку обещал брату перекинуться с ним в фараона[10] в Стрэтморе и уже опаздывал. Поиграет часок-другой в картишки, делая высокие ставки, затем отправится в Альмак и при первой же возможности увезет Шерри с «Ярмарки невест» на бал к Резерфордам, что для них обоих будет значительно приятнее. А Дю Вилль пусть остается с Чарити Торнтон. Эта мысль очень развеселила Стивена.

– Я уже советовал мистеру Ходжкину передать письмо секретарю, милорд, – ответил Дэмсон, стряхивая с фрака невидимые пылинки, – но он сказал, что необходимо вручить его вам, поскольку письмо из Америки и там может оказаться интересующая вас информация.

Полагая, что скорее всего это очередной счет за покупку, сделанную Берлтоном в Америке, Стивен взял конверт и, распечатывая его, стал спускаться с лестницы.

– Макриди ждет у кареты, – сообщил Кольфакс и протянул Стивену его перчатки, но Стивен уже ничего не видел и не слышал, поглощенный чтением письма, адресованного Берлтону поверенным отца Чариз Ланкастер.

Кольфакс заметил, как помрачнел господин, и заволновался: как бы его милость не изменил из-за этого письма свои планы на вечер.

– Осмелюсь сказать, что ни разу не видел мисс Ланкастер такой красивой, как сегодня, когда она отправлялась на бал в Альмак. А с каким нетерпением она ждала своего дебюта! – Этими последними словами, произнесенными с особым выражением, Кольфакс хотел напомнить графу, что его присутствие на балу в Альмаке было жизненно важным для Шерри, которую Кольфакс очень любил.

Медленно складывая письмо, Стивен смотрел мимо дворецкого; мысли его витали где-то далеко, и видно было, что ему сейчас не до Альмака. Ни слова не сказав, Стивен размашисто зашагал к карете.

– Боюсь, новости не из приятных, – обратился Кольфакс к Ходжкину, помощнику дворецкого, беспокойно шагавшему из угла в угол по холлу. – Скорее всего просто ужасные, – поколебавшись, добавил он, ибо считал, что строить предположения ниже его достоинства. Однако любовь к прелестной американке взяла верх над его постоянной заботой о собственном достоинстве, и он продолжал: – Письмо адресовано покойному лорду Берлтону… И возможно, никак не касается мисс Ланкастер.

Глава 31

Расположенный на площади Сент-Джеймс за темно-зеленым навесом, простиравшимся от парадной двери до улицы, клуб Стрэтмор был рассчитан на узкий круг избранной знати, предпочитавшей шумным, залитым светом игорным домам Брука и Уайта, где подавали безвкусную вареную дичь, бифштексы и яблочные торты, заведение более роскошное, с изысканными яствами.

В отличие от игорных домов Брука, Уайта и Уотьера Стрэтмор был основан и принадлежал ста пятидесяти именитым особам, а не какому-нибудь там владельцу. Членство в нем передавалось по наследству и было строго ограничено потомками его основателей. Их совершенно не интересовали приносимые заведением доходы. Клуб был для них своего рода крепостью, где они могли делать огромные ставки в карточной игре, обмениваться короткими замечаниями, не опасаясь, что из-за шума не услышат друг друга, и заказывать любые деликатесы, приготовленные французскими и итальянскими поварами. Здесь все зиждилось на осторожности и взаимном согласии. Слухи о баснословных выигрышах и проигрышах за ломберными столиками распространялись с быстротой пожара по всему Лондону. Но за пределы Стрэтмора не выходило ни полслова о делавшихся там буквально астрономических ставках. Зато в самом клубе сплетни передавались из уст в уста и из залы в залу с поразительным рвением и сугубо мужским сладострастием.

Никто из посторонних, даже в сопровождении членов клуба, не мог пройти дальше мраморных колонн у парадного входа, что привело в бешенство Бо Брамела, в то время весьма популярного во всех фешенебельных мужских клубах Лондона.

Самому Принни отказали в членстве, поскольку он не являлся потомком одного из основателей клуба, и принц-регент реагировал так же бурно, как и Брамел, с той лишь разницей, что не обладал здравым смыслом и даром предвидения последнего. Поэтому он основал свой клуб, с двумя королевскими поварами и по имени одного из них назвал свое заведение «Уотьер». Однако принцу-регенту не удалось создать в своем клубе атмосферу сдержанного достоинства, полной недоступности и скромной элегантности, царившей в просторных залах Стрэтмора.

Рассеянно кивнув управляющему, который приветствовал его поклоном у парадной двери, Стивен прошел через две залы с дубовыми панелями, не замечая посетителей, которые либо беседовали, расположившись в удобных, обитых темно-зеленой кожей креслах с высокими спинками, либо сидели за ломберными столиками. В следующем зале, к великой радости Стивена, почти не было посетителей, и он сел за столик, где оказалось три свободных места. Уставившись на пустой камин, он размышлял над содержавшейся в письме информацией, собираясь принять важнейшее в своей жизни решение.

И чем больше размышлял, тем ближе подходил к решению, которое считал единственно правильным.

За каких-нибудь полчаса мрачное настроение Стивена сменилось задумчивым, потом философским и, наконец, радостным. Еще до письма Стивен не сомневался в правильности своих намерений, но теперь просто обязан был действовать, не опасаясь при этом уронить свою честь и достоинство. С той самой минуты, как он предложил Шерри право выбора жениха, он не переставал об этом жалеть. А как ревновал, когда она похвально отозвалась о Дю Вилле! И вообще неизвестно, что бы он мог натворить, увидев у себя дома кандидатов в женихи. И если бы один из них, обезумев от страсти, отважился попросить ее руки, Стивен не раздумывая вышвырнул бы его на улицу.

Стивен мог бы смотреть на Шерри часами, и ему стоило большого труда не ласкать ее, когда она оказывалась рядом. А когда уходила, он непрестанно думал о ней. Шерри тоже тянулась к нему. С самого начала. И хотя притворялась сейчас равнодушной, наверняка бросилась бы ему в объятия, прояви он хоть немного настойчивости.

Вдруг он услышал голос брата.

– Извини, если я помешал оживленной беседе, которую ты ведешь сам с собой, – пошутил Клейтон, – может, продолжишь ее со мной или предпочтешь сыграть в карты?

На столе перед ним стоял полупустой стакан, а в зале уже было полно народу.

Вскинув брови, Клейтон ждал, когда Стивен заговорит, но Стивен молчал, откинувшись в кресле. Да, нельзя тянуть с этим делом. Стивену не хотелось думать о сложностях, все виделось ему в радужном свете.

– Я предпочел бы поговорить, а карты подождут, – сказал он наконец.

– Я сразу это понял и Уэйкфилд с Хоторном тоже. Они предлагали нам сыграть, когда ты сидел, ничего не замечая, погруженный в свои мысли.

– Я в самом деле их не видел, – признался Стивен, ища взглядом друзей, которых ненароком обидел. – Где они?

– Убитые горем, пытаются найти утешение в фараоне.

– Несмотря на легкомысленный тон, Клейтон понимал, что брат чем-то очень озабочен, и после некоторого молчания спросил: – Итак, кто предложит тему для беседы, ты или я?

Вместо ответа Стивен вытащил из кармана злополучное письмо и сказал:

– Вот что мучает меня в данный момент. – Он протянул брату письмо и банковский чек на очень скромную сумму.

Клейтон развернул письмо и начал читать.

«Уважаемая мисс Ланкастер,

Посылаю это письмо Вашему мужу, чтобы он подготовил вас к печальному известию.

С глубоким прискорбием сообщаю Вам о смерти моего друга, Вашего отца. Я был рядом с ним до конца и ради Вашего же блага должен сказать, что он раскаивался в том, что допустил множество ошибок в Вашем воспитании и избаловал Вас.

Он хотел, чтобы Вы учились в лучших школах и сделали блестящую партию. Обеспечил Вам приличное приданое и истратил на это все, что имел, а остальное заложил. Прилагаю банковский чек, где указана стоимость оставшегося у него имущества, известного мне.

Я знаю, мисс Ланкастер, что Вы расходились во взглядах с отцом по многим вопросам, но лелею надежду, – как лелеял и он, – что когда-нибудь Вы оцените его старания для Вашего блага и наилучшим образом воспользуетесь своими возможностями. Как и Вы, Сайрус обладал сильной волей и горячим темпераментом. Возможно, именно это и помешало Вам понять друг друга.

Надеюсь, Ваша взаимная неприязнь позволит Вам легче перенести известие о его смерти. Уверен, Вы глубоко раскаетесь, когда поймете, что уже ничего нельзя изменить в Ваших отношениях с отцом.

Перед смертью отец мне велел сообщить Вам, что очень любил Вас, хотя и не выказывал своих чувств, и умер в надежде, что вы тоже его любили».

Клейтон вернул письмо Стивену с той же жалостью и тревогой, которые испытывал Стивен по отношению к Шерри, и с тем же недоумением по поводу того, что сообщалось в письме.

– Как все это печально, – произнес он. – Трудно себе представить, сколько несчастий свалилось на эту бедную девушку! Впрочем, может, оно и к лучшему, что между ними не было взаимопонимания. – Он в раздумье покачал головой и, нахмурившись, спросил: – А что скажешь насчет того, что поверенный пишет о Шерри? Ведь она совсем не такая.

– Согласен, – подтвердил Стивен. – Если, разумеется, не считать ее своеволия и темперамента, – добавил он с кривой ухмылкой. – Видимо, у ее отца и его поверенного были сходные взгляды на воспитание дочерей, и малейшее проявление их непокорности оба считали абсолютно нетерпимым.

– Не сомневаюсь в этом, потому что хорошо знаю своего тестя.

– Представляю себе, каким строгим был этот Ланкастер, если допустил, чтобы его дочь ехала к жениху в безобразном коричневом платье, в котором я видел ее на пристани, – заметил Стивен, вытянув и скрестив ноги и поудобнее устраиваясь в кресле. Сунув руки в карманы, он обернулся и сделал знак служителю, а когда тот подошел, заказал шампанского.

«Небрежная поза брата, шампанское, что все это значит? – недоумевал Клейтон. – Как бы то ни было, известие о смерти отца наверняка причинит Шерри боль. Интересно, как собирается брат сообщить о случившемся девушке?» Но судя по всему, Стивен и не думал об этом и с довольным видом наблюдал, как слуга разливает по бокалам шампанское.

– Что же ты собираешься делать? – не выдержав, спросил Клейтон.

– Предложить тост.

– Ты, видимо, не понял, что я имел в виду, – нетерпеливо сказал Клейтон, раздосадованный притворным непониманием брата. – Меня интересует, когда ты намерен сообщить Шерри о письме?

– После свадьбы.

– Что?

Вместо ответа Стивен игриво вскинул бровь, поднял бокал и, посмеиваясь, произнес:

– За наше счастье.

Клейтон уже успел прийти в себя и, всячески скрывая радость, вызванную таким поворотом событий, тоже устроился поудобнее в кресле, но вместо того, чтобы выпить шампанское, рассеянно вертел в руке бокал, с веселым видом наблюдая за братом.

– Думаешь, я совершаю ошибку? – спросил наконец Стивен.

– Вовсе нет. Не знаю только, заметил ли ты, что в последнее время она питает к тебе, как бы это точнее сказать, некоторую неприязнь.

– Неприязнь? Да она не протянула бы мне стакана воды, даже умирай я от жажды, – ответил Стивен, – потому что для этого ей пришлось бы ко мне приблизиться.

– Сомневаюсь, что в подобной ситуации она примет твое поистине благородное предложение руки и сердца!

– Я тоже сомневаюсь, – хмыкнул Стивен.

– Ну и как же ты собираешься ее уговорить?

– Сначала, – стал врать Стивен с невозмутимым видом, – я ей скажу, что напрасно она усомнилась в моей порядочности и честности моих намерений, а потом, в доказательство этого, сделаю ей предложение и изъявлю готовность извиниться, если она пожелает.

Он говорил с такой убежденностью, что брат не без ехидства спросил:

– И чем, по-твоему, все это кончится?

– Тем, что я проведу несколько дней и ночей в моем уютном доме.

– Разумеется, с ней?

– Нет, с компрессами на обоих глазах.

Клейтон расхохотался и никак не мог остановиться, но тут вернулись Джордан Таунсенд, герцог Хоторн и Джейсон Филдинг, маркиз Уэйкфилд, и поскольку Стивен и Клейтон уже все обсудили, Стивен пригласил их занять места за столом, и четверо друзей наконец приступили к карточной игре с высокими ставками. А это – дело нешуточное.

Однако Стивен никак не мог сосредоточиться, думая о Шерри и их будущем. В действительности он совершенно не представлял себе, как сделает ей предложение, но это его нисколько не волновало. Главное, что она будет принадлежать ему. Он навсегда избавится от чувства стыда и вины, а также от мысли, что Шерри была невестой барона Берлтона. Теперь, когда она потеряла отца, кто-то должен о ней заботиться, а Стивен к тому же ей нравится.

Стивен больше не сомневался, что их женитьба была предопределена. Он почувствовал это в тот самый момент, когда Шерри появилась перед ним в пеньюаре, подпоясанном золотым шнуром от гардины, и с голубым полотенцем на голове, напомнив ему босую мадонну – мадонну с ужасной проблемой: «У меня рыжие волосы!»

Нет, он почувствовал это еще раньше, в то первое утро, когда проснулся у ее постели и она попросила его рассказать, какое у нее лицо. Он заглянул в ее завораживающие глаза и увидел в них столько мужества, столько нежности. Все началось еще тогда, и чувство его к ней крепло с каждым днем. Все ему нравилось в этой девушке: и дерзкие шутки, и ум, и непритворная доброта. Ему нравилось обнимать ее, нравился вкус ее губ. Он восторгался ее характером, энергией, обаянием. А больше всего ее честностью.

Немало женщин перевидал он за свою жизнь, и все они под чарующими улыбками и томными взглядами скрывали алчность и властолюбие, обуреваемые единственной страстью – страстью к богатству. И вот наконец после стольких лет Стивен Уэстморленд встретил женщину бескорыстную, которой нужен был только он сам.

Обезумев от счастья, Стивен никак не мог решить, что купить ей прежде всего. Пожалуй, драгоценности, решил он, когда пришла его очередь делать ставку. Экипажи, лошади, платья, меха, но сначала – драгоценности… Умопомрачительные драгоценности, чтобы оттенить ее необыкновенное лицо и украсить ими ее атласные волосы. Платье…

Да, платье, расшитое жемчугом, решил Стивен, усмехнувшись про себя, когда вспомнил ее остроумное замечание по поводу платья графини Эвандейл. Платье, расшитое тремя тысячами и одной жемчужиной. Кажется, Шерри не проявляет особого интереса к нарядам, но к этому, подаренному им лично платью отнесется с юмором, и оно наверняка ей понравится, поскольку это будет его подарок.

Его подарок…

В этом Стивен не сомневался, так же как в том, что нужен ей, что она хочет его. С того самого момента, как он прикоснулся к ее трепещущим губам, а она в порыве страсти прижалась к нему, он был уверен, что она хочет его. Наивная и простодушная, она совершенно не умела скрывать свои чувства.

Она хочет его, а он хочет ее. Через какие-нибудь несколько дней она уже будет в его постели, и он преподаст ей первый урок обладания.

Его размышления прервал Джейсон Филдинг, который обратился к нему. Все ждали, когда Стивен сделает ставку, и он поспешно добавил фишек к уже лежавшей на столе груде.

– Заберите ваш выигрыш, – с усмешкой произнес Джейсон, указывая на фишки, – и выигрывайте дальше.

– Не знаю, о чем вы думаете, Стивен, – с любопытством заметил Джордан Таунсенд, – но это, должно быть, захватывающе интересно.

– Такое впечатление, будто вы видели наши карты насквозь, – заявил Джейсон Филдинг и начал сдавать. – Впервые за долгие годы я так проигрался.

– Да, то, о чем размышляет Стивен, потрясающе интересно, – пошутил Клейтон.

В это время к столу подошел со сложенной газетой в руках Уильям Баскервиль, холостяк средних лет, и стал рассеянно наблюдать за игрой.

Завтра, подумал Стивен, всем станет известно, что он ухаживает за Шерри на балу в Альмаке, а к концу недели, что они помолвлены, так что можно все рассказать друзьям.

– По правде говоря… – начал Стивен и вдруг взглянул на часы. Уже три часа как он в клубе. – Опаздываю! – воскликнул он и, бросив карты на середину стола, вскочил с места. – Я должен успеть в Альмак до одиннадцати, иначе меня не пустят.

Ошарашенные, мужчины смотрели вслед быстро удалявшемуся Стивену, думая при этом, что ни один здравомыслящий человек не пошел бы на эту «Ярмарку невест» по доброй воле, не говоря уже о том, чтобы волноваться и спешить туда.

Просто уму непостижимо! Стивен Уэстморленд торопится в Альмак, где полно вчерашних школьниц, которые вспыхивают от каждого слова и мечтают подцепить подходящего мужа.

Первым заговорил Баскервиль.

– Черт возьми! – в изумлении выдохнул он, глядя на остальных. – Лэнгфорд сказал, что опаздывает в Альмак. Уж не ослышался ли я?

Оторвав взгляд от дверей, в которых исчез Стивен, маркиз Уэйкфилд произнес:

– Думаю, нет, потому что мне послышалось то же самое.

– Он не просто спешил в Альмак, он туда просто рвался, – кивнув, сухо произнес герцог Хоторн.

– Хорошо, если он выберется оттуда живым, – пошутил Джейсон Филдинг.

– И останется при этом холостяком, – поддакнул Джордан Таунсенд с ухмылкой.

– Бедняга! – с притворным отчаянием в голосе воскликнул Баскервиль и, сокрушенно покачав головой, отошел к игравшим в кости знакомым поделиться на редкость забавной информацией.

Игравшие в кости за длинными столами с высокими деревянными бортиками высказали предположение, что Стивен, выполняя волю умирающего родственника, отправился в Альмак ради какой-то девчонки, приходящейся умирающему родней.

А за покрытыми зеленым сукном столами для игры в фараон, где джентльмены делали ставки на карту, которую сдающему полагалось вытащить из колоды, все пришли к выводу, что несчастный граф проигрался и в качестве унизительного штрафа должен провести ночь в Альмаке.

Джентльмены, игравшие в чет-нечет и делавшие ставки на числа, которые появляются при остановке колеса, полагали, что Баскервиль стал туг на ухо.

Игроки в вист, не отрывавшие глаз от карт, решили, что Баскервиль просто спятил.

Однако общая реакция, независимо от мнения каждого, была у всех одинаковой – бурное веселье. В этот вечер утонченную атмосферу Стрэтмора то и дело нарушали громкий хохот и гиканье, когда из уст в уста и от стола к столу распространялся слух о том, что Стивен Уэстморленд, граф Лэнгфорд собирается провести ночь в Альмаке.

Глава 32

Было пять минут двенадцатого, когда Стивен быстрым шагом прошел мимо двух раздосадованных молодых денди, возвращавшихся к своим экипажам: леди Летисия Викери не пустила их за то, что они явились после одиннадцати, нарушив строгий порядок. Патронесса уже закрывала двери, когда Стивен тихо, но зловещим тоном произнес:

– Летти, вы не посмеете захлопнуть эту треклятую дверь перед моим носом!

В бешенстве от такой наглости, леди вгляделась в темноту за ярко освещенным входом и, все еще пытаясь закрыть дверь, презрительно ответила:

– Не важно, кто вы, вы опоздали.

Стивен успел ногой задержать дверь.

– Надеюсь, вы сделаете для меня исключение, – сказал он.

В просвете между створкой и косяком появилось полное пренебрежения лицо Летти.

– Никаких исключений, милорд!

Тут она увидела, кто перед ней, и Стивен едва не расхохотался, когда высокомерие на ее неподвижном, как камень, лице сменилось изумлением.

– Лэнгфорд, вы?

– Конечно, я, кто же еще? А теперь откройте, – все так же тихо произнес он тоном приказа.

– Не могу.

– Летти, – терпеливо, но с некоторой угрозой шепнул он, – не заставляйте меня напоминать вам о том, что в свое время вы приглашали меня в менее подходящие места, чем это, да еще когда ваш бедный муж находился чуть ли не рядом.

Наконец она открыла дверь, но загородила собой проход.

Стивен уже хотел оттолкнуть ее, однако она взмолилась:

– Ради всего святого, Стивен, будьте благоразумны! Я не имею права вас впустить. Остальные патронессы голову с меня снимут!

– Да они расцелуют вас за это в обе щеки, – заявил Стивен. – Вы только представьте, какая будет для Альмака реклама, когда станет известно, что впервые за пятнадцать лет я посетил ваше нудное сборище целомудренных девиц!

Леди колебалась, взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, Стивен прав, думала она, но какой шум поднимут остальные патронессы, прежде чем ей удастся объяснить им мотивы своего поступка!

– Разумеется, самые блестящие кавалеры будут рваться к нам, чтобы собственными глазами увидеть красотку, ради которой вы появились здесь.

– Вот именно, – сказал Стивен с сарказмом. – Холостяки будут валом валить в Альмак, так что придется вам сделать дополнительный заказ на бутерброды и теплый лимонад.

Перспектива получить самую высокую похвалу за успешную организацию «Ярмарки невест» во время ее дежурства привела патронессу в такой восторг, что она пропустила мимо ушей оскорбительные выпады в адрес благословенных залов Альмака, подаваемых там закусок и напитков, а заодно и посетителей.

– Ну, хорошо, входите.

Опасения Шерри опозориться на балу оказались напрасными. Встретили ее радушно, и весь вечер она танцевала. В общем, бал, можно сказать, удался, если не считать каких-то второстепенных деталей. Но пока не пробило одиннадцать, до самой последней минуты Шерри была в напряжении, ожидая появления Стивена. Он не пришел, и напряжение сменилось разочарованием. Однако она не злилась, не возмущалась, а приняла это как должное. Она догадывалась, что к Альмаку граф относится скептически и вряд ли отправился бы туда ради нее. Да и с какой стати? Уитни и старая герцогиня заблуждались, полагая, что графу она небезразлична, теперь Шерри это поняла. Стараясь не думать о нем, Шерри стала прислушиваться к разговору девушек с их мамашами, стоявших кружком рядом с ней. Время от времени они вежливо обращались к Шерри, чтобы она не скучала. Почти все девушки были моложе ее и очень компанейские, если, конечно, не вели заумных бесед. В то же время приходилось только удивляться их осведомленности относительно дохода, перспектив и происхождения буквально каждого холостяка в зале, и стоило ей случайно бросить взгляд на мужчину, как они сами или их мамаши и компаньонки с готовностью выкладывали все, что им было известно о нем. Шерри это забавляло, в то время как мисс Чарити приводило в смущение.

Герцогиня Клермонт, суровая пожилая особа, которая привезла на бал свою внучку Дороти Ситон, тоже американку, как и Шерри, кивнула головой в сторону красивого молодого человека, который просил Шерри оказать ему честь, станцевав с ним второй по порядку танец, и предупредила:

– На вашем месте я бы вежливо отделалась от молодого Мэйкписа. Он всего лишь баронет, и его доход не превышает пяти тысяч.

Это услышал Николас Дю Вилль, который почти весь вечер провел за карточным столом, и только сейчас подошел к Шерри.

– Вы выглядите такой растерянной, cherie, – весело шепнул он, наклонившись к ней. – Поразительно, не правда ли, что в стране, которая кичится своими утонченными манерами, без зазрения совести болтают о подобных вещах.

Музыканты освежились прохладительными напитками, закусили и вернулись в зал. Снова заиграла музыка.

– У мисс Чарити ужасно измученный вид, – сказала Шерри, повысив голос, чтобы он не утонул в общем шуме.

Мисс Чарити услышала свое имя и тотчас вскинула голову:

– Дорогое дитя, я совсем не устала. Просто ужасно зла на Лэнгфорда. Ведь он обещал прийти! Ну ничего, дам ему хорошую взбучку за такое невнимание к вам!

Вдруг все повернулись и стали смотреть куда-то в сторону, разговоры оборвались, но вскоре возобновились, теперь уже шепотом. К счастью, Шерри не подозревала, что произошло, и продолжала разговор с Чарити.

– Не важно, мэм, – ответила она. – Я прекрасно обхожусь без него.

Однако мисс Чарити стояла на своем.

– До чего же я зла! За последние тридцать лет, если мне память не изменяет, ни разу не была в такой ярости!

В это время, услышав монолог Чарити Торнтон, рядом с ними остановилась герцогиня Клермонт. Вдруг что-то привлекло ее внимание, и она воскликнула:

– Не верю своим глазам!

Все вокруг разом заговорили, а герцогиня приосанилась и громко скомандовала внучке:

– Дороти, поправь прическу и платье. Такой шанс нельзя упустить.

Шерри невольно посмотрела на Дороти, которая, как и большинство дебютанток, начала поспешно прихорашиваться. Одни поправляли волосы, другие расправляли складки на платьях. Дожидавшиеся приглашения кавалеров на танец толпой устремились в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок.

– Что происходит? – с недоумением спросила Шерри у Ники – за ним ей ничего не было видно.

Он скользнул взглядом по лицам блондинок и брюнеток, которые, зардевшись, возбужденно переглядывались, и, даже не обернувшись, ответил:

– Либо начался пожар, либо появился Лэнгфорд.

– Это невозможно. Ведь двери закрывают в одиннадцать.

– И тем не менее готов биться об заклад на крупную сумму, что все дело в нем. Инстинкт женщин никогда не подводит, они, как охотники, почуяли дичь. Хотите, я сейчас посмотрю!

– Только, пожалуйста, незаметно.

Николас осторожно оглянулся и сообщил:

– Он задержался у входа, приветствует патронесс.

И тут Шерри, неожиданно для самой себя, обошла Ники и направилась в туалетную комнату, но не вертеться перед зеркалом, не прихорашиваться. Боже упаси! Просто ей необходимо было обрести душевное равновесие, ну и чуть-чуть поправить прическу.

Дожидаясь своей очереди, Шерри обнаружила, что девушки только и говорят что о ее женихе, однако ничего утешительного для себя не услышала.

– Моя сестра упадет в обморок, когда узнает, что Лэнгфорд был нынче в Альмаке. Прошлой осенью на балу у леди Миллисент он немного поухаживал за ней, но на этом все и кончилось. А она до сих пор мечтает о нем, – сказала одна девушка, к немалому удивлению остальных.

– Но прошлой осенью, – возразила другая, – Лэнгфорд собирался сделать предложение Монике Фицуеринг.

– Ничего подобного! Я слышала разговор моих сестер, они совершенно точно знают, что прошлой осенью у него был… – она прижала ладонь к губам, и Шерри стоило большого труда расслышать конец фразы: – бурный роман с одной известной замужней леди.

– А вы когда-нибудь видели его cherie amie? – спросила одна из девушек, и все, как по команде, повернулись к ней. – Два дня назад моя тетя встретила его с ней в театре.

– Cherie amie? – вырвалось у Шерри. Она просто представить себе не могла, что, отужинав с ней и своими родственниками, он сразу помчался с какой-то женщиной в театр.

Девушки, с которыми она уже успела познакомиться в этот вечер, рады были предоставить своей новой подружке, к тому же американке, необходимую информацию, чтобы она получше разобралась в тончайших нюансах сплетен.

– Cherie amie – куртизанка, женщина, удовлетворяющая низменные наклонности мужчины. Одна из них, самая красивая, Элен Деверне.

– Как-то вечером я слышала разговор моих братьев. Они сказали, что восхитительнее ее нет на земле. Ее любимый цвет – бледно-лиловый, и, представьте… Лэнгфорд заказал для нее посеребренный кабриолет с сиденьями из бледно-лилового бархата.

Бледно-лиловый. Шерри вспомнила прозрачное бледно-лиловое платье и зловещий тон доктора Уайткомба, когда он спросил: «Так оно бледно-лиловое?» Ужасная догадка мелькнула в голове. Значит, злополучное платье принадлежало женщине, удовлетворяющей его низменные наклонности.

Что это за низменные наклонности, как она их удовлетворяла? «Ну конечно же, она целует его, что еще может она делать?» – думала Шерри, хотя инстинктивно чувствовала, что речь идет о чем-то неприличном и сугубо интимном. Значит, он удовлетворял свои наклонности с другой женщиной через каких-то несколько часов после того, как поужинал со своей нежеланной невестой?

Мисс Чарити не перестала сердиться на Уэстморленда и тогда, когда Шерри вернулась, хотя знала, что граф уже на балу.

– Завтра прямо с утра сообщу о поведении Лэнгфорда его маман! Пусть прожужжит ему все уши.

Шерри замерла, когда услышала за спиной веселый, ласковый голос Стивена.

– Так за что моя мать должна прожужжать мне все уши, мэм? – спросил он.

– За то, что вы опоздали, гадкий мальчишка! – сказала Чарити уже мягче, обезоруженная его неповторимой небрежной улыбкой. – За то, что так долго болтали с патронессами! И еще за то, что бережете свою красоту для себя! А теперь поцелуйте, как положено, мою руку и ведите Шерри на танец.

Пришлось Ники отойти от Шерри. Девушка буквально кипела от гнева. Мало того что мисс Чарити сразу сдалась, так Стивен еще имел наглость уставиться на Шерри своими голубыми глазами и улыбнулся ей своей теплой, как солнце, улыбкой. Ощущая, что все взгляды устремлены на них, Шерри неохотно подала ему руку.

– Мисс Ланкастер! – Он поцеловал ей руку и не выпускал из своей, как ни старалась Шерри высвободиться. – Доставьте мне удовольствие, разрешите протанцевать с вами следующий танец!

– Отпустите мою руку, – сказала Шерри вне себя от гнева. – На нас все смотрят.

Щеки Шерри пылали, глаза метали молнии. Стивен не сводил с нее глаз. Как же он раньше не замечал, до чего она хороша, когда злится. Знай он, что его непунктуальность может просто преобразить ее, постоянно опаздывал бы к завтраку, обеду и ужину.

– Отпустите мою руку!

Радуясь, что Шерри так расстроилась, потому что уже не надеялась увидеть его здесь, Стивен невольно усмехнулся:

– Хотите, чтобы я силой потащил вас на танец?

Однако его радость несколько померкла, когда девушка вырвала руку и сказала:

– Попробуйте!

Отвергнутый, Стивен отступил на шаг и тут же какой-то молодой человек оттеснил его и с поклоном обратился к Шерри:

– Надеюсь, следующий танец – мой, если вы не против, милорд.

Стивену ничего не оставалось, как уступить, а Шерри сделала очаровательный книксен и пошла танцевать.

Ставший свидетелем этой сцены, Дю Вилль насмешливо посмотрел на Стивена:

– Насколько я понимаю, вам нанесен чувствительный удар, Лэнгфорд.

– Вы правы, – любезно ответил он, прислонившись к колонне, настолько счастливый, что готов был сейчас, разнообразия ради, забыть свою антипатию даже к Дю Виллю. – Вряд ли в этом заведении можно выпить что-нибудь крепкое, – сказал он, не сводя глаз с танцующей Шерри.

– Здесь этим и не пахнет.

Все девушки были разочарованы, когда поняли, что ни лорд Уэстморленд, ни Николас Дю Вилль никого из них не собираются приглашать на танец и все их внимание поглощено Шерри. Шерри между тем намеревалась танцевать с тем же партнером и следующий танец.

– Ей сказали, что не следует оказывать предпочтение какому-нибудь одному партнеру? – нахмурившись, спросил Стивен.

– Вы начинаете ворчать, как ревнивый жених, – заметил Ники, насмешливо поглядывая на него.

Стивен пропустил его замечание мимо ушей, скользнув взглядом по лицам девушек, с такой надеждой пожиравших его глазами. И Стивену показалось, будто он попал на пиршество утонченных, элегантно одетых людоедок.

Когда музыка подошла к концу, Стивен спросил у Дю Вилля:

– Вы не в курсе, она обещала кому-нибудь следующий танец?

– Все ее танцы уже расписаны.

В это время партнер галантно подвел Шерри к Чарити Торнтон, а мужчины устремились к девушкам, чтобы пригласить их на вальс. Стивен заметил, что Дю Вилль отошел от колонны.

– Надеюсь, вальс я буду танцевать с ней, – сказал он.

– К несчастью, нет, – ласково возразил Стивен. – И не пытайтесь настаивать, – добавил он тоном, от которого Дю Вилль похолодел, – иначе я расскажу Шерри, что разыграть претендента на ее руку вас уговорила моя невестка.

И даже не взглянув на Дю Вилля, Стивен направился к Шерри, не проявившей особого восторга при его приближении.

– Следующий танец я обещала Ники, – высокомерно сообщила ему Шерри с каменным лицом, намеренно сказав не «Николас», а «Ники», желая подчеркнуть, какими они стали с Дю Виллем друзьями.

– Он уступил эту привилегию мне.

Что-то в его тоне заставило Шерри переменить свое решение и станцевать с ним, вместо того чтобы отказаться или устроить сцену.

– Что же, прекрасно!

– Вы хорошо провели вечер? – поинтересовался Стивен, когда они стали вальсировать. Но куда девалась ее грациозность, с которой она только что танцевала? Девушка двигалась как деревянная.

– Я хорошо провела вечер, большое спасибо!

Стивен посмотрел на ее сверкающие волосы и негодующее личико. Раздосадованный ее отношением к нему, он в то же время не забывал о письме, проделавшем долгий путь и лежавшем сейчас у него в кармане, и по некотором размышлении досада его отошла на второй план.

– Шерри, – сказал он со спокойной решимостью.

– Да, – не поднимая головы, откликнулась Шерри, удивленная нотками нежности, прозвучавшими в его голосе.

– Простите меня за все нанесенные вам вольные и невольные обиды.

Значит, он понимает, что обидел ее, и, конечно же, намерен продолжать в том же духе. Нет, гордость ей не позволяла такое терпеть.

– Вам не о чем беспокоиться, – заявила Шерри ледяным тоном, выказав свое полное презрение и к извинению Стивена, и к нему самому. – К концу недели, не сомневаюсь, у меня будет не одно, а несколько предложений, вполне подходящих, и я просто счастлива, что благодаря вам получила возможность познакомиться с достойными джентльменами. До сегодняшнего вечера, – продолжала она, – я считала, что все англичане своевольны, угрюмы, себялюбивы и бессердечны, но теперь знаю, что не все, а только вы! – Голос ее дрожал от неподдельной злости и неприязни, которые она питала к Стивену.

– К несчастью для них и для вас, – заявил Стивен, изумленный ее столь бурной реакцией на его опоздание, – поскольку вы уже помолвлены со мной.

Но Шерри уже села на своего любимого конька, и ее нельзя было остановить.

– Джентльмены, с которыми я сегодня познакомилась, не только добры, но и гораздо привлекательнее вас!

– Неужели? – пренебрежительно усмехнулся он. – В чем же их привлекательность?

– Во-первых, они моложе! – парировала Шерри, мечтая согнать улыбку с лица этого высокомерного, несносного графа. – Вы слишком стары для меня. Сегодня вечером я это поняла.

– В самом деле? – Он выразительно посмотрел на ее губы. – Насколько я помню, в иные моменты вы находили меня весьма привлекательным.

Шерри отвела взгляд.

– Не смотрите на меня так! Это неприлично, пойдут сплетни! – зашипела она, пытаясь отстраниться от него, но он, словно не замечая ее ярости, еще сильнее прижал ее к себе и очень спокойно, словно речь шла о самых тривиальных вещах, спросил:

– Как по-вашему, что будет, если я не сдержусь и либо взвалю вас на спину и унесу отсюда, либо поцелую прямо сейчас, не сходя с места. Для начала это здорово скомпрометирует вас в глазах всех респектабельных мужчин здесь в зале. А для такого своевольного, себялюбивого и бессердечного, как я, это не имеет значения.

– Вы не посмеете! – взорвалась она, бросая на него гневные взгляды и понимая, что он просто пугает ее. Между тем танцующие пары, горя желанием стать свидетелями скандала между таинственной американкой и графом Лэнгфордом, сбились с такта. Стивен посмотрел на ее пылающее очаровательное лицо, которое дышало гневом, и невольно улыбнулся.

– Вы правы, моя дорогая, – мягко сказал он. – Я не сделаю этого.

– Да как вы смеете называть меня дорогой после подобных заявлений?

Забыв на какой-то момент, что Шерри может окончательно потерять терпение, если он позволит себе утонченные непристойные шутки, принятые в его кругу, Стивен заглянул за корсаж, из которого соблазнительно выглядывали ее нежные груди, и с наглой ухмылкой заявил:

– Вы и представить себе не можете, на что я способен, когда вы рядом. Кстати, не забыл ли я сделать вам комплимент по поводу вашего платья?

– Да катитесь вы в преисподнюю вместе с вашими комплиментами! – не выдержала она и, вырвавшись, оставила его одного на танцевальном кругу.

– Бог ты мой! – сказал Мэйкпис партнерше. – Вы видели? Мисс Ланкастер убежала от Лэнгфорда посреди танца.

– Должно быть, у нее с головой не в порядке, – вне себя от удивления ответила партнерша.

– Тут я с вами не соглашусь, – с гордостью возразил молодой баронет. – Когда мы с ней танцевали, ничего подобного не было. Напротив, она показалась мне верхом благородства и женственности.

После вальса баронет поспешил к друзьям, надеясь, что и они заметили, как потрясающе красивая рыжая американка отвергла надменного графа Лэнгфорда, отдав предпочтение ему, баронету.

Ни от одного джентльмена на балу не ускользнуло это беспрецедентное событие. Так ему и надо, этому ненавистному графу Уэстморленду, неожиданно вторгшемуся на их территорию. Хоть одна женщина оказалась достаточно проницательной, чтобы поставить его на место и уделить внимание Мэйкпису.

В считанные минуты Мэйкпис необычайно вырос в глазах своих друзей, а Шерри превратилась в героиню бала.

Взбешенный ее выходкой, Стивен отошел в сторонку и тут заметил, что целая толпа мужчин устремилась к его невесте. Они окружили ее, наперебой приглашая на танец, и так бессовестно льстили, что Шерри невольно бросила взгляд в его сторону, умоляя о помощи, однако взгляд этот был обращен не к нему, а к Дю Виллю.

Ники отставил стакан лимонада и поспешил к Шерри, но не смог пробиться через плотное кольцо мужчин. Девушка попятилась, затем повернулась и побежала в сторону туалетной комнаты, а Ники вернулся к колонне, где они до этого стояли со Стивеном, и скрестил руки на груди так же, как Стивен. Они и представить себе не могли, что в этот момент выглядели, как двойники: оба красивые, галантные, темноволосые, в безукоризненно сшитых костюмах, с печатью вежливой скуки на лицах.

– Шерри стала героиней бала и идеалом всех мужчин в этом зале, – заметил Ники. – И все потому, что отвергла вас.

Стивен и сам так думал, однако утешался мыслью о том, что у Дю Вилля тоже не очень радостный вид.

– Уже завтра мою невесту во всеуслышание объявят оригинальной, несравненной, в общем, Жанной д’Арк, и каждый лондонский хлыщ будет до небес превозносить ее имя. Вы нанесли мне, как претенденту на ее руку, серьезный ущерб.

– Я положил конец вашим притязаниям, – очень довольный, парировал Стивен и кивнул головой в сторону дебютанток и их мамаш, столпившихся у противоположной стены.

– Впрочем, у вас есть большой выбор среди этих жаждущих выйти замуж девиц. Сделайте сегодня предложение любой из них, и завтра же получите благословение их родителей.

Ники невольно проследил за его взглядом, и оба, забыв о вражде, с минуту наблюдали за тем, с какой жадностью рассматривают их потенциальные невесты.

– Вам никогда не казалось, что эти девицы смотрят на вас как рыбак на форель, когда та хватает наживку, – поинтересовался Ники, любезно, с рассеянным видом кивнув молодой леди, которая кокетливо обмахивалась веером и строила ему глазки.

– Не знаю, как там насчет форели, но думаю, что они скорее видят во мне незаполненный банковский чек с ногами, – ответил Стивен, бросил неодобрительный взгляд на леди Рипли, не спускавшую с него глаз и что-то нашептывавшую дочери, без всякого выражения посмотрел на ее дочь, славную девушку, не лицемерную, искреннюю, одну из немногих в зале не пытавшихся ловить выгодных женихов.

– Хоть у дочери Рипли хватает здравого смысла и гордости, чтобы не обращать на нас никакого внимания.

– Хотите, познакомлю вас с ней, чтобы вечер не пропал даром, – предложил Ники. – Я не отступлюсь от своих обязательств перед прелестной рыженькой девушкой, тем более что она ко мне не совсем равнодушна, хотя мы совсем недавно знакомы.

– Дю Вилль? – произнес Стивен с металлом в голосе, что так не вязалось с написанной на его лице учтивостью, предназначенной для милых женщин.

– Лэнгфорд?

– Забудьте про обязательства!

Скрывая усмешку, Ники придал лицу непроницаемое выражение и вернул Стивену его косой взгляд.

– Вы хотите сказать, что больше не считаете себя свободным от обязательств перед мисс Ланкастер? – не без ехидства спросил он.

– По-моему, вы жаждете встретиться со мной на рассвете в каком-нибудь приятном уединенном местечке? – резко произнес Стивен.

– Не так уж и жажду, хотя идея сама по себе заманчивая, – ответил Дю Вилль на ходу, направляясь в залу, где шла карточная игра.

Как только Шерри появилась в переполненной туалетной комнате, разговоры мгновенно прекратились, и все взоры обратились к ней. Но только одна из этих улыбавшихся, горевших любопытством девиц решилась нарушить воцарившееся молчание и сказала:

– Приятно было видеть, мисс Ланкастер, как вы дали отпор графу Уэстморленду! Уверена, ничего подобного с ним никогда не случалось.

– Должен же был кто-нибудь это сделать, – заявила Шерри, с трудом скрывая гнев и замешательство.

– Вне всякого сомнения, – поддакнула девица и тут же добавила: – Но надо отдать должное его красоте и мужественности, вы так не думаете?

– Нет, – солгала Шерри. – Я предпочитаю блондинов.

– Все женщины в Америке предпочитают блондинов?

Шерри не могла вспомнить, как относились к блондинам в Америке, а потому ответила:

– Это вообще в характере американцев.

– Я слышала, что с вами произошел несчастный случай и вы потеряли память? – не унималась девица.

Шерри вспомнила напутствия мисс Чарити и советы Уитни, посмотрела на девицу со снисходительной улыбкой, придав себе еще больше таинственности, и сказала, что потеря памяти у нее временная. Однако видя, что этот ответ не удовлетворил любопытство девиц, добавила:

– Это даже приятно, что моя голова сейчас свободна от всяких мыслей о прошлом.

Шерри вернулась в зал с дополнительной информацией о Стивене Уэстморленде и прониклась к нему еще большей враждебностью. Что бы там Уитни ни говорила о своем девере, как бы ни хвалила его, ясно одно: Стивен Уэстморленд – распутник, повеса и дамский угодник, однако в высшем обществе его не только не осуждают, но все без исключения буквально млеют перед ним, полагая, что лучшего жениха, не считая, разумеется, членов королевской фамилии, в Англии не найти. И что хуже всего, будучи помолвлен с Шерри, он содержит любовницу, и не какую-нибудь, а самую настоящую развратницу, по слухам, необычайно красивую.

Чувствуя себя отвергнутой и отчаявшейся, Шерри решила с горя попробовать свои силы на поприще флирта. Она кокетливо улыбнулась джентльменам, все еще окружавшим возбужденную мисс Чарити, нетерпеливо ожидавшую ее возвращения, и за два следующих часа успела пообещать двадцать танцев тем из мужчин, которые в эту же ночь были приглашены на бал к Резерфордам. Однако ее жених, казалось, ничего не замечал или же его это нисколько не волновало, потому что он наблюдал за ней, стоя в стороне с непроницаемым выражением лица.

Стивен казался настолько поглощенным своими мыслями, что Шерри не ощутила никакого беспокойства, когда он наконец подошел к ней и заявил, что пора отправляться к Резерфордам. Судя по его виду, он не испытывал недовольства, когда они вместе с Николасом Дю Виллем и мисс Чарити ожидали свои экипажи, и даже слегка улыбнулся, когда Чарити Торнтон в восторге воскликнула:

– У Шерри такой успех, Лэнгфорд! Просто не терпится поскорее рассказать об этом вашей маме и вашей невестке!

Николас Дю Вилль пригласил женщин в свое модное, изящное ландо с откинутым верхом, но когда перед ними остановилась роскошная городская карета графа Лэнгфорда, глаза Шерри округлились от изумления. Запряженная шестью великолепными рысаками одинаковой серой масти, карета сверкала, покрытая черным лаком, на дверце красовался герб графа. Шерри не раз приходилось видеть кучеров и грумов в доме на Аппер-Брук–стрит, но в эту ночь они были облачены в отделанные тесьмой желто-зеленые ливреи с золотистыми пуговицами, в темно-зеленые полосатые жилеты, белые рубашки и белые кожаные бриджи. На ногах сверкали черные сапоги. Шерри подумала, что выглядят они ничуть не хуже джентльменов в Альмаке, о чем не преминула сообщить вслух.

Слуги были явно польщены заявлением Шерри, однако мисс Чарити бросила на нее укоризненный взгляд. Что же до графа, то лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, и это так испугало Шерри, что она наотрез отказалась ехать на бал к Резерфордам в карете наедине с ним.

– Я поеду с мисс Чарити и месье Дю Виллем, – заявила она, но как только сделала шаг в сторону экипажа Дю Вилля, Стивен, к ее ужасу, словно тисками сжал ее локоть и подтолкнул к дверце своей кареты.

– Залезайте быстрее, – сказал он ледяным тоном, – с меня вполне достаточно спектакля, который вы устроили в Альмаке.

Только сейчас Шерри поняла, что Стивен с трудом сдерживает гнев, и с тревогой взглянула на уже отъезжающих мисс Чарити и Николаса Дю Вилля. Вокруг, дожидаясь своих экипажей, стояли участники бала, только что покинувшие Альмак, и во избежание скандала Шерри пришлось сесть в карету.

Стивен вошел вслед за ней и коротко бросил убиравшему подножку груму:

– Поедем в объезд, через парк.

Шерри невольно вжалась в спинку сиденья из роскошного серебристого бархата и в страхе ждала взрыва ярости графа, но он молчал, уставившись в окно. Уж лучше бы дал волю своему гневу, подумала Шерри, но когда наконец он холодно посмотрел на нее и вибрирующим от ярости голосом тихо заговорил, ей захотелось, чтобы он тотчас умолк.

– Попробуйте еще хоть раз поставить меня в такое дурацкое положение, – процедил он сквозь зубы. – Я не постесняюсь и у всех на виду задам вам такую трепку, какой вы заслуживаете! Понятно?

– Понятно, – ответила она дрогнувшим голосом, судорожно сглотнув и очень надеясь, что на том все и кончится.

Однако оказалось, что это только начало.

– Почему вы вели себя столь непристойно со всеми этими болванами, обещая каждому танец? Как могли бросить меня посреди зала? – распекал он ее по-прежнему тихо, но с нотками угрозы в голосе. – Чего добивались, когда флиртовали с Дю Виллем, ловя каждое его слово, будто завороженная?

Да, она бросила его посреди зала. Но что за наглость упрекать ее в непристойном поведении с мужчинами! Это верх лицемерия с его стороны!

– Странно было бы ждать благоразумия от женщины, согласившейся на помолвку с таким человеком, как вы! – парировала Шерри, очень довольная тем, что повергла Стивена в шок. – Сегодня наконец я узнала, что вы собой представляете, о ваших победах над женщинами, о вашей cherie amie, о том, как вы волочитесь за замужними дамами! И после этого вы смеете учить меня правилам хорошего тона? Вы!!! Известный во всей Англии развратник?!

Шерри даже не заметила, как заиграли на скулах Стивена желваки, так была поглощена воспоминаниями о пережитом ею в этот вечер унижении.

– Теперь понятно, почему вам пришлось ехать за тридевять земель в Америку, чтобы найти себе невесту, – зло заметила она. – Просто удивительно, что вы еще не прославились за океаном как развратник. Да как вы смели обручиться со мной в то время, как в высшем обществе Англии никто не сомневался в том, что вы предложите руку Монике Фицуеринг или еще полудюжине других женщин! Их можно только пожалеть, этих несчастных, поверивших вам. Нисколько не удивлюсь, если узнаю, что с ними вы поступили так же, как со мной. Тайком обручились, а через некоторое время посоветовали им искать себе другого жениха. Ну ничего, – закончила она с победным видом. – Я больше не считаю, что обручена с вами! Слышите, милорд? Я разрываю нашу помолвку и отныне буду флиртовать, с кем пожелаю и когда пожелаю, потому что вас это уже не касается. – И чтобы поддеть его, Шерри повторила тот же вопрос, который он только что задал ей: – Понятно?

Но, к ее разочарованию, Стивен молчал. Затем вскинул брови и несколько томительных минут смотрел на нее своими загадочными голубыми глазами, не меняя выражения лица, после чего протянул ей руку.

Изумление девушки сменилось полным замешательством, она подумала было, что он хочет ударить ее, но потом решила, что обмен рукопожатиями будет означать расторжение их помолвки. Еще одно унижение. Он даже не возражал. Тогда Шерри взглянула ему прямо в глаза и коснулась его руки. Стивен мягко охватил своими длинными пальцами ее ладошку и резким движением привлек девушку к себе. Она тихонько взвизгнула и оказалась рядом с ним, в очень неудобной позе, упираясь плечами в дверцу. Он склонился над ней, и его сверкающие глаза оказались совсем близко от ее лица.

– Мне не терпится задрать вам юбку и поучить уму-разуму, – сказал он с необычайной нежностью. – Так что выслушайте меня внимательно, чтобы избавить нас обоих от этой неприятной необходимости. Моя невеста, – он сделал акцент на слове «невеста», – отныне будет вести себя должным образом, а моя жена, – продолжал он с холодным высокомерием, – никогда не опозорит ни мое, ни свое имя.

– Не знаю, о ком вы говорите, – задыхаясь, ответила Шерри, пряча страх под улыбкой и безуспешно пытаясь вырваться, – но мне ее искренне жаль! Я…

– Вы просто шалунья! – в исступлении произнес Стивен, безжалостно впившись губами ей в губы, желая, видимо, этим наказанием добиться ее покорности и не давая ей увернуться от поцелуя. Однако ей это удалось.

– Не надо! – крикнула она, проклиная себя за то, что в голосе ее прозвучали страх и мольба. – Пожалуйста, не надо… прошу вас!

Стивен поднял голову, но не отпустил девушку, вглядываясь в ее бледное, испуганное лицо. Тут он заметил, что его рука лежит у нее на груди. Неужели он потерял контроль над собой? Такого с ним никогда не бывало.

Ее глаза стали еще больше от ужаса, а сердце под его ладонью билось, как пойманная птица. Он только хотел подчинить ее своей воле, сделать благоразумной, а вовсе не унизить или вселить в нее страх. И уж конечно, он не собирался сломить ее необычайную силу духа. Даже сейчас, когда она не могла двинуться с места, находясь полностью в его власти, ее серые глаза, осененные длинными ресницами, метали молнии, подбородок был упрямо вздернут. Оставалось лишь удивляться тому, как мужественно она сопротивлялась.

Шерри прекрасна даже в гневе, думал Стивен, любуясь огненно-рыжей прядью волос, трепетавших на ее щеке. Все в этой удивительной девушке: гордость, дерзость, нежность, мужество, ум.

И она будет принадлежать ему, эта восхитительная, пылкая девушка с золотисто-каштановыми волосами, которую он сейчас обнимает. Она родит ему детей, займет за столом место хозяйки и, хотя останется такой же дерзкой и непокорной, никогда не наскучит ему, не только в постели, но и вообще. Двадцати лет опыта любовных похождений было достаточно, чтобы понять это. Возможно, когда к Шерри вернется память, она будет не в восторге от подобного поворота событий, но это мало беспокоило Стивена.

С той самой минуты, когда она положила свою маленькую руку в его большую и сильную и сладко заснула, какие-то невидимые нити соединили их, и все ее слова и поступки в этот вечер не могли убедить Стивена в том, что она хочет разорвать эти нити и не желает его так же сильно, как он – ее. Просто она не знала, что в потоке обрушившихся на нее сплетен нет и намека на правду, и потому так бурно отреагировала.

Стивену понадобилось всего несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Это не укрылось от Шерри, и она с мольбой в голосе, но в то же время твердо сказала:

– Позвольте мне вернуться на свое место, – после чего граф ко всем ее замечательным качествам мысленно прибавил еще и проницательность. Однако просьбы ее не выполнил и, пристально глядя на нее, спокойно, но очень решительно заявил:

– Дело в том, что прежде чем вы выйдете из кареты, нам нужно кое о чем договориться.

– О чем же?! – воскликнула Шерри.

– Вот о чем, – ответил он, одной рукой зарывшись в ее волосы, а другой повернув лицо Шерри к себе, чтобы запечатлеть на ее губах поцелуй.

Шерри заметила хорошо знакомый блеск в его глазах и, глубоко вздохнув, попыталась отвернуться, затем попробовала вырваться, но напрасно. И тут он коснулся ее губ с такой нежностью, что Шерри замерла. С той же нежностью Стивен один за другим брал выстроенные ею оборонительные рубежи. Когда же наконец их губы слились, Стивен выпустил ее волосы и стал ласково гладить затылок. Он готов был целовать ее до бесконечности, словно находился не в карете, а в постели, не пропуская ни единого изгиба ее губ, сердце у Шерри учащенно забилось, и она стала сдаваться. Неужели перед ней снова тот ласковый и заботливый Стивен, ее жених, который провел ночь у ее постели, когда она лежала больная. Тот самый Стивен, который смешил ее своими шутками и без конца целовал? Но что-то новое появилось в его ласках, едва уловимое. Он был как-то особенно настойчив, словно получил право обладать ею. Не задумываясь над причиной этой перемены, Шерри с особой силой ощутила его мужское обаяние и уступила. Она уже не пыталась вырваться из его крепких объятий. Все казалось ей восхитительным, даже покачивание кареты. Единственное, что ей удалось, и то ценой невероятных усилий, не раскрыть губы навстречу его языку. И Стивен словно бы отступил, оставил в покое ее губы, провел языком по щеке, коснулся виска, уголка глаз, мочки уха и снова виска. Горячая волна желания захлестнула Шерри. Предчувствуя победу, Стивен ринулся в атаку, и девушка потерпела поражение, ответив наконец на его поцелуй. Она слегка раскрыла губы, и язык Стивена сладострастно коснулся ее языка.

Шерри скользнула рукой по его груди и еще крепче прижалась к нему. Торжествуя победу, Стивен стал еще неистовее ее целовать, мучая и дразня. И теперь пламя гнева, обиды и унижений, разгоревшееся в душе Шерри, запылало еще ярче от вспыхнувшей страсти, и Стивен наконец добился поцелуя, которого так жаждал. Его пальцы скользнули по ее груди и, добравшись до соска, слегка сжали его. Губы Шерри искали его губы, она едва слышно постанывала, а когда коснулась языком его губ, дыхание его участилось. Он услышал это собственными ушами, но ничего не мог с собой сделать. Играя ее волосами, Стивен не заметил, как порвал стягивающую их нитку жемчуга, и на руки ему посыпались жемчужины вперемешку с рыжими прядями. Напрасно он твердил себе, что это безумие, что они в карете, едут на бал… Ее соблазнительная грудь, которую он ощущал под своей ладонью, буквально лишила его разума, и он рванул корсет. Шерри опомнилась и, не на шутку испугавшись, вцепилась ему в руку, но он, усмехнувшись, склонился к ее груди.

Глава 33

Изнемогая от обрушившейся на нее бури эмоций, Шерри вдруг ощутила, как сильно бьется у нее под ладонью сердце Стивена. Значит, и на него поцелуи подействовали, с гордостью подумала Шерри, так что напрасно она считала себя побежденной. Стивен тоже устал от всего этого безумия и теперь тихонько гладил Шерри по спине. Он и в самом деле был в этот вечер каким-то другим, более нежным и мягким и в то же время властным. Почему? Шерри понять не могла, зато поняла другое и, уткнувшись головой ему в грудь, спросила:

– Все, что мы только что делали, мне, видимо, очень нравилось и поэтому я согласилась выйти за вас? Да?

Она была так подавлена случившимся, что Стивен, вдыхая аромат ее волос, не сдержав улыбки, ответил:

– Да, именно поэтому вы выйдете за меня замуж.

– Но мы совершенно не подходим друг другу.

– Неужели? – шепнул Стивен, привлекая ее к себе.

– Поверьте, это так. Мне многое в вас не нравится.

Стивен еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Советую вам не терять времени и подготовить к субботе полный перечень моих недостатков.

– Почему к субботе?

– Потому что в субботу вы станете моей женой, и, насколько я понимаю, сварливой.

Она вся напряглась, медленно подняла голову и уставилась на него еще томными от страсти глазами, однако голос ее звучал твердо, когда она сказала:

– О субботе не может быть и речи!

– Ну тогда в воскресенье, – великодушно согласился он, полагая, что ее беспокоит приданое.

– Нет, – стояла она на своем, и отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, заставило Стивена насторожиться. – Пока ко мне не вернется память, я не смогу принять такого серьезного решения.

Стивен думал совсем по-другому.

– К сожалению, мы не можем надолго откладывать нашу свадьбу.

– Но почему?

– Сейчас поймете, – сказал он и быстро поцеловал ее все с той же настойчивостью. Затем посмотрел ей в глаза и вскинул бровь, ожидая ответа.

– Не спорю, это серьезно, – согласилась девушка с таким уморительным видом, что Стивен еле сдержался, чтобы не расхохотаться. – И все же это недостаточно уважительная причина, чтобы устраивать такую спешку со свадьбой.

– В воскресенье, – упрямо повторил Стивен. Шерри снова покачала головой, однако Стивен заметил, что еще немного, и она сдастся.

– Я пока еще вам не жена, милорд, так что не разговаривайте со мной таким тоном. Ваше своеволие меня просто бесит. Я требую, чтобы вы дали мне право выбора… Ой, что вы делаете? – воскликнула Шерри, когда он сунул руку под корсаж и стал теребить сосок, отчего тот сразу с готовностью напрягся.

– Право выбора? Пожалуйста, – сказал Стивен. – Либо вы соглашаетесь и становитесь в воскресенье уважаемой женщиной, либо не соглашаетесь…

Он нарочно не договорил, чтобы посеять в ее душе сомнения.

– А если я не соглашусь? – неуверенно возразила она.

– Тогда мы сейчас же поедем домой и будем заниматься тем, чем только что занимались в карете, до тех пор, пока я не докажу вам, что прав, или вы сами не признаете это. В любом случае свадьбу мы отпразднуем в воскресенье.

За его бархатным баритоном скрывалась железная решимость и уверенность в том, что он добьется всего, чего бы ни пожелал, и Шерри почувствовала себя совершенно беспомощной и растерянной. Ведь он может зацеловать ее до смерти за какие-то считанные минуты.

– Еще вчера вы не только не спешили со свадьбой, но даже не собирались подтвердить нашу помолвку, – сказала она, сделав ударение на последних словах. – Что же вас заставило вдруг изменить решение?

«Ваш отец скончался, и у вас во всем мире никого не осталось, кроме меня», – хотел сказать Стивен, сознавая при этом, что есть и другая причина, не столь очевидная, но в высшей степени убедительная.

– Вчера я просто не до конца понимал, как сильно мы нуждаемся друг в друге.

– Да, но еще совсем недавно я совершенно в вас не нуждалась. Постойте-ка, у меня есть предложение… – сказала она, просияв, и Стивен не мог не улыбнуться, хотя отлично понимал, что ни на йоту не изменит своих планов.

В его жилах текла кровь по крайней мере пяти поколений аристократов, и с самоуверенностью, присущей его блестящим предкам, Стивен Дэвид Эллиот Уэстморленд решил, что в данном вопросе его желание – закон. Ведь она хочет его, а он – ее. И это главное. А спешил он так ради Шерри, чтобы, став его женой, она какое-то время жила без забот и тревог, до тех пор, пока не узнает о постигшем ее горе – смерти отца.

– Мы могли бы еще какое-то время пожить так, как сейчас, и если я пойму, что вы нужны мне в качестве мужа и нам не разонравится целоваться, тогда и поженимся.

– Весьма заманчиво, – вежливо солгал Стивен, – но дело в том, что мне хотелось бы не только целоваться с вами, есть кое-что получше, но как-то неловко говорить об этом… Поверьте, занятие, которое я имею в виду, поистине захватывающее и необычайно приятное.

Ответ Шерри свидетельствовал о том, что она забыла не только имя жениха и свое собственное, но и многое другое. То ли из-за амнезии, то ли потому, что Шерри, как и другим благовоспитанным девушкам, не говорили о том, что происходит между молодоженами в первую брачную ночь, она сдвинула свои светло-коричневые брови над огромными серыми глазами, полными недоумения, и сказала:

– Не знаю, что вы имеете в виду, но может быть, вам просто неудобно, что я сижу у вас на коленях?

– Мы обсудим то, что мне неудобно, несколько позже, – пообещал он севшим от желания голосом, когда девушка соскользнула с его колен.

– Ну и когда же мы это обсудим? – спросила она настойчиво, снова усевшись напротив.

– Воскресной ночью.

Не в силах не только продолжать спор, но даже выдержать его пристальный взгляд, Шерри раздвинула на окне занавеску, и как раз в это время карета остановилась.

Каково же было изумление девушки, когда она увидела дом, где на каждой ступеньке лестницы, ведущей к парадному входу, стоял навытяжку лакей с факелом. Они приветствовали великолепно одетых гостей, потоком устремившихся в дом и то и дело бросавших любопытные взгляды на карету Стивена. Вдруг Шерри взглянула на свое отражение в стекле и пришла в неописуемый ужас. Ее прическа была безнадежно испорчена дерзкими пальцами жениха.

– Моя прическа! – в панике прошептала она, убедившись в том, что искусно уложенные пряди волос рассыпались по плечам. Зато Стивен пришел в восторг и уже не в первый раз представил себе ее роскошные волосы на своей обнаженной груди. – Я не могу появиться в таком виде. Что подумают люди… – Она не договорила.

– И что же они подумают? – скривив губы, поддел ее Стивен, любуясь ее зардевшимися щеками и розовыми губками. Она, конечно же, хорошо знала, что подумают люди, и, кстати, не ошибутся.

– Впрочем, не стоит придавать этому значения, – вдруг заявила она, вынимая заколки и дав волосам полную свободу, после чего воткнула в них гребень.

Однако, заметив, что жених не сводит с нее восторженного взгляда, пришла в еще большее смятение:

– Умоляю вас, не смотрите на меня так!

– С той самой минуты, как вы попросили меня описать ваше лицо, я готов смотреть на вас постоянно, – глядя ей в глаза, торжественно заявил Стивен.

Его чуть хриплый бархатистый голос, а особенно слова, вырвавшиеся из его уст, были соблазнительнее всяких поцелуев. Куда девалась ее решимость расторгнуть помолвку? Но гордость не позволяла ей так легко сдаться. Пусть Стивен наконец оценит ее по достоинству!

– Прежде чем продолжить разговор о свадьбе, – неуверенно сказала она, – вы должны узнать о некоторых странностях моего характера. То, что приемлемо для англичанок, у меня вызывает отвращение. Особенно остро я это почувствовала нынешним вечером.

– Отвращение? Но к чему именно?

– Например, к бледно-лиловому цвету.

– Ах, вот оно что! – Изумленный дерзостью Шерри, Стивен проникся к ней еще большим уважением.

– Так что подумайте хорошенько! Может быть, все же лучше расторгнуть помолвку?

– Непременно подумаю.

Вопреки ее ожиданиям он не пошел на попятную, однако не рассердился и принял ее слова всерьез. И на том спасибо, подумала Шерри, и попробовала хоть как-то привести в порядок свою прическу. Стивен по-прежнему не сводил с нее восхищенного взгляда, и она, смущенно улыбаясь, сказала:

– Не смотрите на меня, иначе я ничего не смогу сделать.

Глава 34

Стивен нехотя отвел взгляд, зато гости буквально впились в Шерри глазами, когда через несколько минут она шла рядом со Стивеном по террасе, а потом спускалась по ступенькам в заполненный людьми зал, высоко держа голову. Ее губы порозовели от поцелуев, а шелковистая кожа казалась блестящей. Платье спокойного цвета слоновой кости великолепно оттеняло рыжие волосы, окутавшие Шерри, словно золотистая мантия.

Девушке казалось, что они никогда не проберутся сквозь толпу гостей, которые то и дело останавливали графа на террасе, на лестнице, в зале, заговаривали с ним, но это бы еще можно стерпеть, если бы не их шутки, от которых Шерри коробило.

– Послушайте, Лэнгфорд, – с усмешкой окликнул его джентльмен на террасе, как только дворецкий доложил об их появлении. – Говорят, в последнее время вы пристрастились к балам в Альмаке!

Граф, округлив глаза, с притворным ужасом посмотрел на джентльмена. Но это было только начало. Через минуту, когда слуга хотел предложить Шерри и Стивену последние два бокала шампанского, стоявшие у него на подносе, какой-то джентльмен помешал ему.

– Нет, нет, нет! – остановил он лакея, уже снимавшего бокалы с подноса. – Теперь его милость предпочитает лимонад. И непременно теплый. Поняли? Как в Альмаке!

Тут граф что-то сказал на ухо джентльмену. Тот громко захохотал и ушел.

– Лэнгфорд, неужели это правда? – На этот раз, когда они наконец вошли в зал, к ним подошел мужчина средних лет. – Неужели какая-то рыжая девица сбежала от тебя посреди танца? – Он ухмыльнулся.

Стивен кивком головы многозначительно указал на Шерри, признав, что это истинная правда и что именно она и есть та рыжая девица, которая позволила себе подобную выходку. Находившиеся поблизости прислушивались к их разговору, в то время как сам джентльмен попросил Стивена представить его Шерри и, глядя на нее, расплылся в улыбке.

– Милая леди, для меня большая честь познакомиться с вами, – заявил он, галантно целуя ей руку. – Я и вообразить себе не мог, что в мире есть женщина, способная устоять перед чарами этого дьявола.

И тут же какой-то мужчина весьма почтенного возраста, опираясь на трость и сопя, небрежно бросил:

– Говорят, у тебя последнее время неважно с танцами, Лэнгфорд? Приезжай завтра, возьмешь у меня пару уроков. – И, в полном восторге от собственного юмора, он пошел дальше, сопя и стуча тростью об пол.

Все эти шутки мало трогали графа, чего нельзя сказать о Шерри. Какой ужас! Стивен в центре внимания высшего общества. Там известен каждый его шаг. Не хватало только, чтобы все эти люди окружили карету и подсматривали за ними.

При мысли об этом Шерри залилась краской.

– Боже ты мой! – сияя, воскликнула мисс Чарити, как только нашла Шерри в толпе. – Какие у вас щечки, моя дорогая! Ну прямо клубника со сливками! А до чего вы были бледны, когда покидали Альмак! Видно, поездка с графом в карете пошла вам на пользу!

Рядом с мисс Чарити Шерри увидела Уитни, Клейтона и целую группу друзей семьи Уэстморлендов. От замечания мисс Чарити Шерри готова была провалиться сквозь землю и стала изо всех сил обмахиваться веером, когда увидела, что некоторые из друзей Уэстморлендов уставились на нее и ждут, когда их представят ей. Жених между тем недвусмысленно улыбнулся Шерри и шепнул ей на ухо:

– Эта поездка пошла вам на пользу, радость моя?

Шерри душил нервный смех. Она попала в дурацкое положение, а он еще смеет улыбаться!

– Вы просто негодник! – шепнула она в ответ, для вящей убедительности кивнув головой.

К несчастью, ее голова привлекла внимание мисс Чарити, которая, как ни странно, только сейчас заговорила о том, что не могло ее не взволновать.

– Вы выезжали из Альмака с совершенно другой прической! – озабоченно воскликнула она. – Неужели выскочили заколки, дорогая? Придется сегодня же сказать пару ласковых слов камеристке по поводу ее небрежной работы!

Шерри показалось, что все вокруг замолчали и слушают мисс Чарити, которая вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности и заботиться о репутации девушки, сама того не желая, скомпрометировала ее.

Некоторые устремили на Шерри любопытные взгляды, а Клейтон послал ей загадочную улыбку, точь-в-точь как у Стивена, и Шерри, забыв о том, что обычно побаивалась его, смело посмотрела ему в глаза. Расхохотавшись от такой дерзости, Клейтон представил Шерри двум супружеским парам: герцогу и герцогине Хоторн и маркизу и маркизе Уэйкфилд. Обе четы так тепло и сердечно приветствовали девушку, что она сразу же прониклась к ним симпатией.

– Уверен, это вы соблазнили Стивена посетить Альмак, – сказал герцог Хоторн, а герцогиня с улыбкой добавила:

– Мы все мечтали познакомиться с вами! – Она бросила взгляд на Уэйкфилдов. – Неудивительно, что Стивен так рвался в Альмак, боясь опоздать, когда был в Стрэтморе.

Потеряв всякий интерес к происходившей беседе, мисс Чарити сосредоточила внимание на молодых людях, прибывших из Альмака и направлявшихся через переполненный зал в их сторону. Стивен тоже не упускал их из виду.

– Лэнгфорд, пожалуйста, отойдите в сторону! – сказала Чарити. – А то отпугнете всех кавалеров Шерри своим хмурым видом.

– Да, Стивен, Чарити права, – весело поддразнила его Уитни, беря под руку и недвусмысленно улыбаясь. Она уже знала от мужа о приближающейся свадьбе.

– Сделай приветливое лицо. Разве не видишь? К Шерри направляются потенциальные женихи!

– Оставь это, – резко сказал Стивен и повел Шерри знакомить с хозяином дома, выйдя таким образом из создавшейся ситуации.

Высокий и импозантный, с теплой улыбкой и непринужденными манерами, уверенный в себе, Маркус Резерфорд вел жизнь, полную удовольствий, а о такой родословной, как у него, можно было только мечтать. Он сразу понравился Шерри, и она уже жалела о том, что придется вернуться к их компании и встретить гостей из Альмака, жаждущих с ней пообщаться и потанцевать.

– Кажется, у вас полно соперников, Стивен, и удивляться тут нечему, – заметил Резерфорд, когда Мэйкпис увлек Шерри в центр зала на танец, и сияющая Чарити восторженно махнула им рукой.

На лице Чарити было такое умиление, что Клейтон, не сдержав улыбки, сказал Стивену:

– Дуэнья, кажется, снова не в восторге оттого, что ты рядом.

Однако на сей раз у Стивена созрела идея, которая могла полностью компенсировать ущерб, нанесенный репутации Шерри ее собственной дуэньей.

– Я слышал, Ники Дю Вилль находит ее весьма неординарной, – заметил Резерфорд, пригубив бокал шампанского. – Уже одно то, что он поехал в Альмак, о многом говорит. Оказывается, никто из вас не смог пробиться к очаровательной леди сквозь плотное кольцо поклонников, и вам обоим пришлось стоять рядом у одной и той же колонны. Воображаю эту сцену. – Резерфорд рассмеялся. – Ты и Дю Вилль в Альмаке в один и тот же вечер! Два волка в овчарне. Кстати, куда девался Ники? – Резерфорд оглядел зал, где было человек шестьсот, не меньше.

– Думаю, залечивает сердечные раны, – ответил Стивен, приступив к осуществлению задуманного плана.

– Дю Вилль? Сердечные раны? – Резерфорд снова расхохотался. – Трудно себе представить, так же как вас обоих в Альмаке. Откуда ты взял, что у него сердечные раны?

– Дело в том, что его избранница выходит замуж за другого.

– Неужели? – не веря своим ушам, воскликнул Маркус и бросил взгляд на танцевавшего с Шерри молодого человека, который сразу вырос в его глазах.

– Значит, за Мэйкписа? Этого молокососа?

– Конечно, нет.

– За кого же тогда?

– За меня.

Изумление на лице Резерфорда сменилось восторгом, и, предвкушая дальнейшее развитие событий, он указал рукой с бокалом на зал:

– В таком случае разреши мне объявить об этом прямо сейчас. Очень хочется посмотреть на их лица, когда я сообщу эту сногсшибательную новость.

– Разрешаю.

– Отлично! – обрадовался Резерфорд и обратился к Уитни Уэстморленд. – Если помните, ваша светлость, – сказал он с легким упреком, – в свое время я пытался объявить о вашей помолвке, но вы почему-то заупрямились и решили сохранить это втайне.

После такого, казалось бы, невинного замечания Стивен и Клейтон выразительно посмотрели на Уитни. Они до сих пор не забыли, какой скандал она учинила в тот вечер.

– Не смотрите на меня так, – смутившись, попросила Уитни. – Неужели вы до конца дней будете это помнить?

– Не будем, – ответил Клейтон с легкой улыбкой.

Прошел час, прежде чем Шерри снова подошла к Стивену и остальным, с удовольствием слушая их беседу, когда лорд Резерфорд вдруг оставил их и стал сквозь толпу пробираться к оркестру. Вначале Шерри не придала этому значения, но потом музыка неожиданно пошла на крещендо, и в какой-то момент замерла, призывая к вниманию. Все с удивлением повернулись к оркестру.

– Леди и джентльмены! – с волнением обратился к собравшимся Резерфорд. – Мне выпала высокая честь сообщить вам о важном событии – помолвке двух наших гостей – до того как в газете появится официальное объявление…

Многие, в том числе и Шерри, огляделись, стараясь угадать, о ком идет речь. Девушка не заметила, как лукаво блестели при этом глаза наблюдавшего за ней лорда Уэстморленда.

– Уверен, – продолжал между тем Резерфорд, – эта новость обрадует холостяков в этом зале, поскольку один из самых блестящих женихов сошел с дистанции и освободил им путь к сердцам милых дам. О, да я смотрю, вы сгораете от любопытства, – сказал он, обводя взглядом лица гостей, очень довольный взятой на себя миссией. – А теперь еще минуту терпения! Я не стану называть вам имена этих двух счастливчиков, очень достойных людей, а попрошу их оказать мне честь и открыть бал в качестве будущей супружеской пары.

Под оживленное перешептывание и взрывы веселого смеха Резерфорд покинул танцевальный круг, но на него уже никто не смотрел. И как только зазвучал вальс, все стали с любопытством поглядывать друг на друга.

– Как это замечательно – объявить таким образом о помолвке! – доверительно обратилась Шерри к своему явно повеселевшему будущему мужу.

– Вам нравится? – спросил Стивен. – Вот и прекрасно.

Он взял ее за руку и повел к танцевальному кругу. Оттуда, наверное, лучше видно, подумала ничего не подозревавшая Шерри. Но когда они оказались в центре круга и оркестр набрал нужный темп, Стивен шагнул к девушке, и теперь за его широкой спиной она ничего не могла разглядеть.

– Мисс Ланкастер, – тихо произнес граф, стараясь привлечь внимание Шерри, которая вытягивала шею и во все стороны вертела головой.

– Да? – улыбнулась она, с удивлением заметив в его глазах веселые искорки.

– Окажите мне честь, потанцуйте со мной! – И не успела Шерри опомниться, как он обнял ее за талию и закружил в вальсе. Так вот, оказывается, кто они, эти счастливые жених и невеста! Со всех сторон доносились взрывы смеха, сыпались поздравления. Поднялся невообразимый шум.

Хрустальные люстры сверкали пламенем пятидесяти тысяч свечей, а в зеркалах вдоль стен отражалась единственная пара – высокий темноволосый мужчина и прелестная девушка в платье цвета слоновой кости. Глядя на это отражение, опьяненная счастьем Шерри, поддавшись романтическому очарованию момента, посмотрела в глаза Стивену. И где-то в самой глубине этих загадочных голубых глаз, улыбавшихся ей, заметила таинственный блеск, тоже полный очарования, но какого-то другого, сугубо интимного… Шерри ощутила это всем своим существом. Его взгляд звал ее, манил, завораживал.

«Я люблю тебя».

Он еще крепче прижал ее к себе, словно угадал ее мысли. Уже потом она сообразила, что произнесла эти слова вслух.

С балюстрады ими любовалась вдовствующая герцогиня Клеймор, она вся сияла, уже сейчас мечтая о внуках и сокрушаясь, что ее муж не может вместе с нею порадоваться за сына и эту прелестную девушку.

Наверняка Роберт одобрил бы выбор Стивена. И герцогиня невольно погладила обручальное кольцо, которое Роберт почти сорок лет назад надел ей на палец. Алисия, так звали герцогиню, со счастливой улыбкой не отрываясь смотрела на сына и его невесту, и ей казалось, будто Роберт здесь, рядом.

«Посмотри на них, любовь моя, – мысленно шепнула герцогиня. – Он так похож на тебя, Роберт, а она напоминает меня в молодости». Алисии показалось, будто Роберт коснулся ее талии и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

«Именно этого, дорогая, Стивену не хватало для полного счастья».

Вспомнив, что сыграла не последнюю роль в этом счастливом событии, герцогиня с гордостью улыбнулась. Недаром Стивен пришел в неописуемую ярость, когда она вручила ему список будущих претендентов на руку Шерри, – он даже не подумал о том, что все они давно уже немощны и как будущие мужья абсолютно несостоятельны. «Да, – с удовлетворением думала герцогиня, – это моя заслуга».

А неподалеку от нее, глядя на жениха и невесту, Хью Уайткомб вспоминал о тех далеких вечерах, когда Алисия с Робертом, а сам он со своей Мэгги танцевали, бывало, всю ночь напролет, и восторженно причмокивал, радуясь осуществлению своего хитроумного плана. Лучше не думать о том, что будет, когда к Шерри вернется память. Разразится настоящая буря. Но девушка полюбила Стивена Уэстморленда, а он полюбил ее. Хью в этом не сомневался. «Я добился своего, Мэгги, старушка», – мысленно сказал он жене, и услышал в ответ: «Да, дорогой, все это благодаря тебе. А теперь пригласи Алисию на танец. В этот незабываемый момент».

– Алисия, – робко обратился он к герцогине, – вы не хотели бы потанцевать?

Она ответила ослепительной улыбкой и положила руку ему на плечо.

– Спасибо, Хью! Отличная мысль! Прошла целая вечность с тех пор, как мы танцевали с вами.

Стоявшая несколько в стороне мисс Чарити Торнтон постукивала по полу носком туфли в такт волшебному вальсу, ее выцветшие голубые глаза сияли, а сама она, казалось, сейчас растает от удовольствия, наблюдая за графом, выполнявшим свою первую обязанность в качестве будущего супруга Шерри. Когда же и остальные участники бала закружились в вальсе, она услышала у самого своего уха голос Николаса Дю Вилля и удивленно обернулась.

– Мисс Торнтон, – сказал он, ослепив ее своей белозубой улыбкой. – Окажите мне честь, позвольте пригласить вас на тур вальса?

Млея от счастья, что в такой торжественный момент Дю Вилль пригласил ее танцевать, она расплылась в улыбке и с готовностью положила ему на рукав свою маленькую руку, снова почувствовав себя юной, когда один из красивейших джентльменов Англии повел ее по кругу.

– Бедный Мэйкпис, – доверительно сказала она Дю Виллю, бросив сочувственный взгляд на молодого человека, – как он страдает!

– Надеюсь, вы-то хоть не страдаете? – озабоченно сказал Ники и, увидев, что она не поняла, добродушно добавил: – Мне казалось, что вы за меня очень переживали!

Она выглядела чарующе взволнованной, когда Дю Вилль кружил ее в вальсе, приноравливаясь к ее маленьким шажкам.

– Николас, – сказала она наконец, – позвольте вам открыть правду.

– Разумеется, если вам этого хочется.

– Я стара и клюю носом, когда мне совсем не хочется спать, и временами бываю ужасно забывчива…

– Ничего подобного за вами не замечал, – вежливо возразил Ники.

– Но, мой дорогой мальчик, – продолжала она уже сурово, пропустив мимо ушей его возражение. – Не такая уж я простофиля, чтобы поверить, будто вы по уши влюбились в нашу ненаглядную Шерри!

Ники сбился с ноги, так был изумлен.

– Вы… не верили?

– Конечно, нет. Все шло по моему плану.

– По вашему плану? – изумленно протянул Ники, во все глаза глядя на мисс Чарити. Каким же надо быть дураком, чтобы ничего не заметить. Дю Вилль вспыхнул и едва не расхохотался.

– Естественно, – с гордостью кивнула она. – Не в моем характере хвастать, но, – тут она указала на счастливую пару, которую все поздравляли, – это моя работа.

Все еще не веря, что это правда, Ники искоса посмотрел на мисс Чарити и спросил:

– И что же вы, позвольте узнать, предприняли?

– Там намекнула, тут подтолкнула, мой дорогой мальчик. А теперь меня гложет сомнение. Не знаю, стоит ли Шерри связываться с Лэнгфордом после того, как он так распалился от ревности к Мэйкпису. – Старушка заливисто рассмеялась, и плечи ее затряслись. – За последние тридцать лет, насколько я помню, я не видела сцены забавнее… Во всяком случае, никогда не забуду всех этих треволнений. С той самой минуты, как Уайткомб попросил меня сыграть роль дуэньи, я почувствовала себя невероятно полезной. И все время помнила, что никакая я не дуэнья. Уайткомба это вполне устраивало, иначе он пригласил бы кого-нибудь другого.

Ники ничего не сказал, и молчание затянулось. Тогда мисс Чарити подняла на него глаза и заметила, что он смотрит на нее так, будто видит впервые.

– Вы что-то хотите сказать, мой дорогой?

– Пожалуй, да.

– Ну и?..

– Примите, пожалуйста, мои нижайшие извинения.

– За то, что недооценили меня?

Они обменялись улыбками, и пожилая леди сказала:

– Не вы первый, мой милый.

Глава 35

– Я чувствую себя гостем в собственном доме, – пошутил Стивен, когда вместе с братом они дожидались в гостиной женщин, чтобы отправиться в оперу. С того момента, как на балу было объявлено об их помолвке, Стивену ни разу не удалось побыть с Шерри наедине, и исключительно потому, что они стали женихом и невестой. Стивен возмущался, но ничего не мог сделать – против традиции не пойдешь.

Мать настояла на том, чтобы он переехал в дом Клейтона, а сама перебралась в его дом, намереваясь оставшиеся до свадьбы три дня провести с Шерри, во избежание сплетен, как объяснила она, поскольку девушка оказалась в центре внимания всего лондонского общества.

Стивен из вежливости не возражал, втайне надеясь, что Уайткомб не допустит этого, так как по-прежнему считает, что общение со Стивеном благотворно сказывается на здоровье девушки, а лучшей дуэньи, чем Чарити Торнтон, вообще не найти.

Однако Хью оказался ненадежным другом и поддержал старую герцогиню, тоже опасаясь за репутацию девушки, тем более что хорошо знал Стивена.

В этот вечер роль компаньонки взяли на себя брат и невестка. Они согласились сопровождать Шерри и Стивена в оперу, в то время как мать поехала по своим делам, пообещав быть дома к их возвращению.

– Ты всегда можешь навестить Шерри у нас, – сказал Клейтон, – мысленно посмеиваясь над нелепой ситуацией, в которой очутился брат, и его вполне объяснимым желанием побыть наедине с невестой, – и тогда снова почувствуешь себя хозяином дома.

– Все это полный абсурд. Неужели я до этой чертовой свадьбы потащу Шерри в постель, если ждать осталось каких-то три дня… – Он замолчал, потому что с лестницы в это время донеслись женские голоса, и братья поднялись со своих мест. Стивен взял свое черное пальто и поспешил навстречу женщинам, но едва не налетел на брата, который остановился как вкопанный, глядя, как Уитни и Шерри, покатываясь со смеху, вбегают в холл.

– Ты только посмотри… – тихо произнес он, не договорив, но Стивен и так все понял, потому что сам не мог глаз оторвать от этих восхитительных молодых женщин. – Они прямо как с картины, – закончил фразу Клейтон.

Их переливчатый смех заставил мужчин усмехнуться, когда они увидели, как герцогиня Клеймор и будущая графиня Лэнгфорд поменялись шляпками и накидками и теперь примеряют их перед зеркалом, а Кольфакс и Ходжкин, заложив руки за спину, словно ничего не замечая, смотрят прямо перед собой. Правда, Ходжкин еще не научился напускать на себя непроницаемый вид и нет-нет да и поглядывал на Шерри, кривя губы в улыбке.

Уитни приехала в ярко-голубом платье, а Шерри сказала, что наденет ярко-зеленое, однако любуясь перстнем с огромным сапфиром, подаренным ей Стивеном в качестве обручального кольца, тихо заметила:

– Сапфирно-голубой – мой самый любимый цвет.

Теперь на Уитни было ярко-зеленое платье, а на Шерри – голубое.

– Клейтон ничего не заметит, вот увидишь, – сказала Уитни, когда мужчины пошли им навстречу.

– Лорду Уэстморленду наверняка все равно, какое я надену платье и подойдет ли к нему сапфир, – смеясь, произнесла Шерри. – Его больше интересуют… – Она хотела сказать «поцелуи», но вовремя спохватилась.

– Ну что, пора? – с трудом сдерживая смех, сказал Стивен брату.

– Пора, – ответил тот. Тут Стивен без лишних слов пошел за Уитни, а Клейтон подал руку Шерри, вызвав звонкий смех девушки, когда прошептал ей на ухо: – Говорил ли я тебе прежде, моя любовь, как тебе к лицу зеленое?

Уитни натягивала перчатки, когда Стивен взял ее за плечи и задышал прямо в ухо.

– Шерри, – шепнул он, и ее плечи задрожали от смеха, но она не обернулась, – брат обещал оставить нас наедине, когда вернемся из оперы, и отвлечь Уитни…

Тут Уитни не выдержала и, круто повернувшись, хотела как следует отчитать деверя, когда заметила его лукавую улыбку.

– Стивен Уэстморленд, если только ты посмеешь…

Мимо дома номер четырнадцать по Аппер-Брук-стрит вереницей двигались роскошные экипажи с фонарями, похожими на золотистых светлячков. Был среди них и экипаж герцога и герцогини Дранби. Ее светлость с восхищением оглядела сквозь окошко великолепный дом графа Уэстморленда и вздохнула.

– Дранби! Где мы теперь найдем для Джулиет такого жениха, как Лэнгфорд? Элегантного, с утонченным вкусом и… – Она не договорила, так как в это время парадная дверь дома распахнулась, и из нее выскочили две хохочущие пары, а граф собственной персоной гнался за своей невестой, сбегая по ступенькам.

– Шерри, – кричал он, – я знал, что это не ты!

Девушка, смеясь, что-то крикнула в ответ и устремилась к карете герцога Клеймора, стоявшей позади кареты Стивена. Герцог и герцогиня буквально прилипли лбами к окошку экипажа и с изумлением увидели, как граф выхватил свою невесту из экипажа Клейморов, поднял на руки и перенес в свою карету.

– Дранби! – выдохнула герцогиня. – Вот это сцена! В жизни не видела ничего подобного! По крайней мере будет что рассказать. Настоящая сенсация года!

– Даже не заикайся об этом, послушайся моего совета, – сказал герцог, откинувшись на сиденье.

– Господи, почему?

– Потому что ни одна душа тебе не поверит.

Глава 36

Роскошные экипажи потоком вливались в Бау-стрит, заполнив ее до отказа, и там останавливались у ярко освещенного фасада Ковент-Гардена, чтобы высадить пассажиров.

– Похоже на греческий храм! – восторженно воскликнула Шерри, глядя в окно кареты. – Как на картине в вашей библиотеке.

Ее энтузиазм передался Стивену, и он наверняка уже в сотый раз взглянул на Королевскую оперу.

– Она построена в стиле храма Минервы в Афинах.

Придерживая свою роскошную юбку и опираясь на руку Стивена, Шерри вышла из кареты и огляделась, прежде чем они вошли внутрь.

– Как красиво! – сказала она, не обращая внимания на устремленные на нее любопытные взгляды, пока они шли через просторный вестибюль, а потом вверх по лестнице мимо величественных ионических колонн и сверкающих греческих светильников. В Лондоне принято скрывать свои эмоции, но Шерри это не волновало. Она вся сияла от удовольствия и остановилась в фойе, где были расположены ложи нижнего яруса, разглядывая изящные колонны и ниши с арками, украшенные картинами с изображением сцен из трагедий Шекспира.

Стивен не хотел ее торопить, однако они мешали проходить остальным, и он, коснувшись ее локтя, тихо сказал:

– Мы не скоро уйдем отсюда, так что у вас будет время все осмотреть.

– О, прошу прощения. Просто не верится, что все проходят мимо такой красоты, не замечая ее.

Из ложи Стивена были видны как на ладони и сцена, и весь зрительный зал, и когда они вошли внутрь, Стивен бросил взгляд на Шерри, желая узнать, какое это на нее произвело впечатление, однако девушка в это время с восхищением рассматривала ложи на противоположной стороне яруса, такие же элегантные, с канделябрами и украшенными золотистыми цветами и звездами барьерами.

– Надеюсь, вы любите оперу, – сказал Стивен, усаживаясь рядом с Шерри и небрежно кивнув друзьям в ложе справа. – Если удается, я бываю здесь каждый четверг.

Шерри подняла на него глаза, боясь поверить своему счастью.

– Наверное, люблю. Я так взволнована, а это, должно быть, хороший знак.

Он улыбнулся ей одними глазами, и вдруг Шерри заметила, что выражение их изменилось: сквозь полуопущенные веки он посмотрел на ее губы и снова поднял глаза.

«Поцелуй!» Он мысленно ее поцеловал. И хотел, чтобы она это почувствовала. И она почувствовала. Шерри нашла его руку, как в первый день, когда к ней вернулось сознание.

Это был всего лишь миг, и он мог остаться незамеченным, если бы даже Стивен смотрел на нее, а не на друзей, зашедших в ложу. Шерри сделала вторую попытку, и на этот раз он своей ладонью накрыл ее руку, а его сильные пальцы переплелись с ее пальцами. Искра пробежала по телу девушки, когда Стивен стал гладить большим пальцем ее ладошку, делая круговые движения. Это тоже был поцелуй, но какой-то другой, более медленный, долгий, глубокий. И у Шерри перехватило дыхание.

Сердце у нее учащенно забилось, когда она посмотрела на красивую мужскую руку, лежавшую на ее коленях под раскрытым веером, а сама она готова была растаять от его прикосновений.

В партере и амфитеатре было шумно, все с любопытством разглядывали публику, занимавшую ложи, и Шерри стоило огромных усилий скрывать свое волнение. Подумать только, что может сделать с ней палец Стивена! А ведь ничего особенного не произошло. Он просто провел пальцем по ее ладони.

Наконец он отпустил ее руку, и сердце девушки вошло в свой обычный ритм. Шерри простить себе не могла подобную глупость. От какого-то случайного прикосновения вообразила бог знает что. И все же, то ли из озорства, то ли из любопытства, решила еще раз все повторить и погладила большим пальцем его пальцы, рассеянно слушая его разговор с братом. Никакой реакции. Стивен просто раскрыл ладонь, и Шерри даже показалось, что он сейчас уберет руку. Однако этого не произошло, и поскольку он повернул ладонь кверху, она опустила глаза и погладила все его пальцы, один за другим, от самых кончиков и до основания, а он продолжал увлеченно беседовать с братом. Снова никакой реакции. Тогда Шерри стала водить пальцем по его ладони, не пропуская ни одной линии, словно писала: «Я люблю тебя! Люби меня тоже, пожалуйста». Бывали моменты, когда Шерри почти не сомневалась в его любви. Как страстно он ее целовал, как ласково ей улыбался. Но ни разу не сказал: «Я люблю тебя». А Шерри это было необходимо, как воздух. И она продолжала водить пальцем по его ладони.

Стивен больше не мог притворяться, что поглощен умным разговором, и бросил взгляд на склоненную голову Шерри. Ее вполне безобидные прикосновения привели Стивена в полную боевую готовность, словно он уже целый час занимался сексуальными играми. Сердце его гулко стучало от неудовлетворенного желания, однако он старался продлить удовольствие и пошире раскрыл ладонь. А что еще ему оставалось в этом гудевшем, как пчелиный рой, многолюдном зале? Стивен испытывал наслаждение не только от ее прикосновений, но и от сознания, что эти прикосновения ей приятны.

В том блестящем и насквозь фальшивом мире, в котором он жил, роли были четко распределены: жена производит на свет наследника, муж содержит семью, создает положение в обществе, а с любовницей удовлетворяет страсть. Поэтому сплошь и рядом случались супружеские измены, поскольку в брак вступали не по любви, а по расчету. Едва ли в двадцати семьях из тысячи, знакомых Стивену, мужья и жены испытывали друг к другу нечто большее, чем простую привязанность. Зато в сотнях семей и этого не было, не говоря уже о каких-то прикосновениях, которые нисколько не волновали супругов. Однако Шерри они волновали.

Из-под полуприкрытых век Стивен изучал ее профиль, в то время как она своими нежными пальчиками гладила его ладонь, ставшую необычайно чувствительной, и когда начала в третий раз, он, с трудом превозмогая желание, разлившееся по телу горячей волной, попытался сосредоточить внимание на ее движениях. Кончиками пальцев Шерри начертила на его ладони полукруг, а рядом – две взаимно-перпендикулярные линии. Получились две буквы: «Ч» и «Л», ее инициалы – Чариз Ланкастер.

Стивен перевел дух, оторвал взгляд от ее пальцев и подумал о том, с каким удовольствием увел бы ее сейчас в какой-нибудь укромный уголок и впился губами в ее губы… Воображение уже рисовало ему ее восхитительные груди, когда в партере началось оживление, обычное перед началом спектакля, и Шерри оставила в покое его руку, отчего он испытал облегчение, смешанное с сожалением.

Девушка всем телом подалась вперед, следя за тем, как под изящной аркой с изображениями женщин, держащих трубы и лавровые венки, раздвигался занавес.

По дороге домой Стивен не выпускал ее руки из своей, чувствуя себя глупым влюбленным мальчишкой.

– Кажется, спектакль вам понравился, – заметил он, когда по залитой ярким светом полной луны дорожке они шли к парадному входу.

– Очень понравился! – Глаза Шерри светились восторгом. – Музыка показалась мне знакомой. Только музыка – не слова.

За этой новостью последовала другая, тоже приятная. Помогая Шерри снять накидку, Кольфакс сообщил, что старая герцогиня уже изволит почивать.

– Благодарю, Кольфакс, ты можешь последовать ее примеру, – недвусмысленно сказал Стивен, которому воображение снова стало рисовать волшебные картины.

Дворецкий пошел к себе через холл, по пути гася свечи, оставив свет только в приемной зале. Стивен посмотрел на Шерри, которая собиралась пожелать ему спокойной ночи.

– Благодарю вас за чудесный вечер, милорд, и…

– Мое имя Стивен, – сказал он, поражаясь, что до сих пор не попросил ее называть его по имени.

Шерри понравилось это интимное обращение, и она решила тут же его использовать.

– Благодарю вас, Стивен, – очень довольная, произнесла она, но не успела войти во вкус, как он взял ее за локоть и повел в залитый лунным светом салон, закрыл дверь на ключ и, вместо того чтобы пройти в глубину комнаты, повернулся к Шерри.

Оказавшись между запертой дверью и Стивеном, девушка смотрела на его лицо, наполовину освещенное луной, пытаясь понять, что он собирается делать здесь в темноте.

– Что?.. – начала было она.

– Вот что… – ответил он и уперся руками в дверь так, что ее голова оказалась прижатой к двери.

Затем, не дав Шерри опомниться, он прильнул губами к ее губам, крепко прижался к ней и стал шевелить бедрами. Трудно описать, что творилось с Шерри.

Она тихонько застонала, обвила его шею руками и ответила на его поцелуй. Боже, какое счастье ощущать во рту его язык, слышать его учащенное дыхание, когда он неистово целует ее, и полностью отдаться этим восхитительным движениям его бедер.

Глава 37

С утренним выпуском «Пост» в руке Томас Морисон прошел в уютную маленькую столовую и с опаской посмотрел на молодую жену, которая, так и не доев завтрака, сидела, устремив взгляд в окно, на шумную лондонскую улицу.

– Чариз, в последние дни тебя что-то беспокоит?

Чариз посмотрела на его лицо, казавшееся таким прекрасным на корабле, потом обвела взглядом крохотную столовую в его таком же крохотном доме и от злости даже не удосужилась ответить. На судне он казался таким обаятельным, романтичным в своей форме, вел себя с ней так галантно!

Но после венчания все изменилось. Он требовал, чтобы она вытворяла с ним всякие мерзкие вещи в постели, и рассердился, когда она отказалась, потому что ей было противно. Это была их первая ссора. Потом она заявила, что не желает проводить медовый месяц в Девоншире. Но когда он привез ее в Лондон, к себе, Чариз была просто убита. Ни великолепного дома, ни высокого дохода. Все его обещания оказались враньем. Она была обречена на полунищенское существование, которое презирала так же, как и собственного супруга.

Выйди она за Берлтона, стала бы баронессой, посещала бы шикарные магазины, которые видела на Бонд-стрит и Пиккадилли. И сейчас, в эту самую минуту, в прелестном утреннем платье с оборками отправилась бы с визитом к какой-нибудь из своих новых знатных подруг, в один из роскошных особняков на Аппер-Брук-стрит или Пэлл-Мэлл.

Но вместо этого Чариз истратила все свои деньги на одно-единственное платье и пошла в Грин-парк, где вечером прогуливались знатные дамы, которые не удостоили ее даже взглядом, словно ее вообще не существовало. Она и не подозревала, как важно иметь титул, прежде чем прошлась накануне по парку, когда поняла, до чего закрыто и недоступно спаянное крепкими узами аристократическое общество в Лондоне.

Однако чаша ее терпения переполнилась, когда ненавистный супруг едва не расплакался, узнав, сколько она заплатила за платье. Вместо того чтобы выразить восхищение ее тонким вкусом и удивительным изяществом ее фигуры, он заботился только о деньгах.

Это ей надо плакать, думала она, глядя на него с ненавистью, пока он читал газету. Дома, в Ричмонде, ей завидовали, старались ей подражать. А теперь она ничто, нуль. Снедаемая завистью, Чариз каждый день посещала парк, пожирая глазами представительниц высшего общества, по-прежнему не обращавших на нее никакого внимания.

Весь ужас в том, что Томас Морисон не видит в ней ничего особенного, как это было в ее родном Ричмонде. Даже ее отец, к которому она относилась с пренебрежением, отдавал ей должное. А этот высокий, красивый болван, ее муж, не в состоянии оценить ее по достоинству, как ни старается она объяснить ему это. Мало того, он оскорбил ее, утверждая, что она такая, как все. Чариз пришла в бешенство и заявила, что поведение человека определяется отношением к нему других людей! Но этот глубокомысленный ответ, достойный скорее мисс Бромлей, чем Чариз, не произвел на Томаса никакого впечатления.

Впрочем, чего ждать от человека, который настолько лишен вкуса, что никак не мог решить, кого предпочесть? Компаньонку богатой наследницы или саму наследницу.

Поначалу он увлекся этой Бромлей. И неудивительно: Шеридан Бромлей – выскочка. Начиталась романов, в которых гувернантки выходят замуж за лордов, а когда Чариз посмеялась над ней, заявила, что для людей, по-настоящему любящих друг друга, титулы и богатство не имеют никакого значения.

По правде говоря, с горечью размышляла Чариз, отрезая ломтик ветчины, если бы не Шеридан Бромлей, она не оказалась бы в таком отчаянном положении! Ведь ей захотелось увлечь Морисона лишь потому, что он и эта жалкая компаньонка, как ей показалось, симпатизировали друг другу, и она решила сбежать с ним, чтобы доказать всем на судне, а в особенности этой выскочке, что Чариз Ланкастер способна влюбить в себя любого мужчину, какого только пожелает. Так что во всем виновата эта рыжая бестия, вбившая себе в голову всякую чепуху о любви, которая бывает только в романах, когда деньги и титулы не играют никакой роли.

– Чариз?

Она не разговаривала с мужем уже два дня, но что-то в его голосе заставило ее насторожиться. А уж когда увидела его лицо, то чуть было не спросила, что он там вычитал в газете и почему у него такой идиотский вид?

Однако Морисон сам задал ей вопрос:

– Не помнишь? Была на нашем судне еще одна Чариз Ланкастер? Ведь Чариз не такое уж распространенное имя! Верно?

Она смерила его презрительным взглядом. Только дурак может задать такой дурацкий вопрос. В ней все уникально, не только имя.

– Если верить газете, – сказал он, ошеломленно уставившись на нее, – Чариз Ланкастер, прибывшая в Лондон три недели тому назад на борту «Утренней звезды», только что обручилась с графом Лэнгфордом.

– Это невозможно! – кипя от злости, воскликнула Чариз, выхватывая у него газету. – На судне не могло быть еще одной Чариз Ланкастер.

– Прочти сама, если не веришь, – сказал он, но она уже пробежала глазами объявление и в ярости швырнула газету на стол.

– Кто-то под моим именем втерся в доверие к графу. Какая-то подлая интриганка…

– Какого дьявола, ты куда собралась?

– К моему новому жениху.

Глава 38

Что-то мурлыкая про себя, Шерри разложила на кровати платье, в котором собиралась через час идти на венчание. Менять утренний наряд на более роскошный, голубой было еще рано, а стрелки часов на каминной полке, казалось, застыли на месте.

Пригласить всех друзей на венчание было невозможно, и, чтобы никого не обидеть, решили ограничить круг гостей членами семьи. В этом случае церемония пройдет в спокойной, интимной обстановке, как того хотела Шеридан, и можно будет несколько недель подождать со свадьбой, чтобы она не казалась чересчур поспешной.

Это последнее обстоятельство особенно беспокоило старую герцогиню. Она говорила, что скоропалительные свадьбы неизбежно вызывают массу сплетен и слухов. Накануне герцогиня попросила Шерри называть ее матерью. Кроме родственников, на церемонию была приглашена и мисс Чарити, не внести ее в список гостей было бы верхом бессердечности, и ее ждали с минуты на минуту. Сделали исключение и для доктора Уайткомба, но он прислал записку, в которой сообщал, что из-за срочного вызова приедет позже, на бокал шампанского. Герцог Клеймор должен был привезти на церемонию мать и Уитни через час, а Стивен – приехать часом позже, в одиннадцать, к самому венчанию.

Шерри слышала, что в Англии подобные церемонии проводятся с восьми утра до полудня, чтобы проснувшись, при ярком утреннем свете будущие супруги могли еще раз продумать всю важность предпринимаемого ими шага. Полностью осознавая отведенную ему в бракосочетании графа Лэнгфорда роль, викарий, боясь опоздать, прибыл еще час назад, о чем Кольфакс, облаченный, как и остальные слуги, в ливрею, не без иронии сообщил Шерри, а также сказал, что все они горят желанием спеть в этот торжественный день для Шерри старинную английскую песню, которую отрепетировали на кухне. Тронутая таким вниманием, Шерри пришла в восторг и, не задумываясь, согласилась.

Только дворецкий и сама невеста в этот день четко справлялись со своими обязанностями. У остальных все валилось из рук. Камеристка чуть ли не все утро потратила на то, чтобы привести Шерри в порядок. Без конца роняла заколки, подавала не те полотенца. Наконец Шерри отослала ее, чтобы помечтать в ожидании решающего момента.

Девушка подошла к туалетному столику и невольно залюбовалась ожерельем из бриллиантов и сапфиров, которое получила утром от Стивена. И когда с улыбкой дотронулась до него, тройная нитка бриллиантов и сапфиров весело засверкала на белом бархате шкатулки, сияя, как сама Шерри. Ожерелье выглядело слишком торжественным и роскошным для ее платья, но Шерри решила его надеть, поскольку это был подарок от Стивена.

Стивен… Ее будущий муж… Девушка невольно вспомнила, как после возвращения из оперы он повел ее в салон и там зацеловал, заласкал. Он гладил ее груди, прижимаясь к ней всем телом, и при каждом движении его бедер Шерри млела и таяла от какого-то еще непонятного ей чувства. Потом вдруг Стивен задышал часто-часто, слегка ослабив объятия, в то время как Шерри прильнула к нему в полном изнеможении.

– Вы хоть представляете себе, сколько в вас страсти? – шепнул он.

Наверное, Стивен так говорил, потому что она позволила ему себя целовать и ласкать, подумала Шерри, однако не найдя в этом ничего ужасного, вместо ответа обвила его руками и прижалась лицом к его мускулистой груди. Не то усмехнувшись, не то застонав, Стивен осторожно убрал ее руку и отступил на шаг.

– Хватит, леди! Если не хотите, чтобы наш медовый месяц начался до свадьбы, придется вам удовлетвориться несколькими целомудренными поцелуями… – Должно быть, она выглядела разочарованной, потому что он ласково улыбнулся ей, снова обнял и поцеловал.

Мысли Шерри были прерваны стуком в дверь.

– Простите, миледи, – сказал Ходжкин, необычно бледный, со страдальческой гримасой на лице. – Там внизу какая-то молодая – не могу даже назвать ее леди, так вульгарно она выражается – какая-то молодая женщина настаивает на встрече с вами.

Помощник дворецкого развел руками, и видно было, как они у него дрожат:

– Эта женщина говорит, что она – это вы, мисс.

– Простите, не поняла.

– Она утверждает, что не вы мисс Чариз Ланкастер, а она.

– Это… – Шерри хотела сказать «странно», но почему-то осеклась, и сердце ее учащенно забилось.

Страстно желая услышать от Шерри, что все это выдумка, ложь, Ходжкин умоляющим тоном добавил:

– Многое из того, что она говорит, верно. Я… я это знаю, миледи, потому что в свое время служил у барона Берлтона.

«Берлтон… Берлтон… Берлтон… Берлтон».

Это имя леденящим душу воплем отозвалось в мозгу.

– Она требовала… свидания с графом, но вы всегда были ко мне так добры… ко всем нам… и если у вас, не дай Бог, случится что-нибудь непредвиденное, вы сможете рассказать об этом мне, а не идти сразу к графу… или еще к кому-нибудь. Разумеется, я не скрою от графа, что его хотела видеть какая-то женщина, когда он явится на церемонию венчания, но, может быть, лучше, если вы первая встретитесь с ней, пусть она немного успокоится…

Шерри ухватилась за туалетный столик, чтобы не упасть, и велела дворецкому привести женщину, назвавшуюся Чариз Ланкастер, после чего крепко зажмурилась и попыталась сосредоточиться.

Берлтон… Берлтон… Берлтон.

В голове замелькали образы, зазвучали голоса, все быстрее, быстрее, обгоняя друг друга.

…Судно, каюта, перепуганная горничная. «А вдруг жених Чариз подумает, что мы убили ее или продали, в общем, причинили ей какой-то вред? Скорее поверят барону, чем вам, ведь вы никто, так что закон будет на его стороне. Это Англия, а не Америка…»

…Факел, грузчики, высокий, сурового вида мужчина у трапа. «Мисс Ланкастер, сожалею, но случилось несчастье. Вчера лорд Берлтон погиб».

…Хлопковые поля, луга, фургон с товарами, маленькая рыжая девочка… «Мой папа называет меня морковкой из-за моих волос, а зовут меня Шеридан. Маме очень нравилась роза «Шеридан», и она дала мне это имя».

…Норовистый конь, суровый индеец, запахи лета. «У белых не такие красивые имена, как у индейцев. Ты не цветок. Ты – огонь. Пламя. Огненные волосы».

Костры, лунный свет, прекрасный испанец со смеющимися глазами и гитарой в руках, музыка, вибрирующая в ночи. «Спой со мной, cara».

Маленький, чистый домик, разбушевавшаяся девочка, рассерженная женщина. «Патрик Бромлей, тебя следовало бы выпороть за то, что ты так плохо воспитал свою дочь. Она не умеет ни читать, ни писать, у нее ужасные манеры, волосы торчат во все стороны. Она заявила мне, что «втюрилась» в какого-то Рафаэля Бенавенте и когда-нибудь попросит его жениться на ней. Она намерена сама предложить руку, да еще какому-то испанскому бродяге, картежному шулеру. Я уже не говорю об индейце, который спит с собаками, тоже ее друге. Если у тебя есть еще остатки совести и любви к ней, то ты оставишь ее здесь со мной».

…Двое мужчин с мрачными лицами стоят во дворе, третий – в дверном проеме. «Слушайся тетушку Корнелию, дорогая. А я вернусь за тобой, через год, самое большее – через два. Оглянуться не успеешь».

…Убитая горем девочка цепляется за него. «Нет, папа, прошу тебя! Не оставляй меня здесь! Пожалуйста! Пожалуйста! Я буду носить платья и приведу в порядок волосы, только не оставляй меня здесь. Я хочу поехать с тобой, Рафи и Спящей Собакой! Там мое место, не слушай, что она говорит! Папа, папа, подожди…»

Женщина с постным лицом и седыми волосами, маленькая девочка должна звать ее «тетя Корнелия».

«Не пытайся смутить меня таким выражением лица, дитя. Я давно освоила точно такое выражение много лет назад, еще в Англии, и меня этим не проймешь. В Англии это могло бы тебе послужить, будь ты законной внучкой эсквайра Фарадея, но здесь-то Америка. Здесь я учу правилам этикета детей таких людей, которых когда-то считала ниже себя, и мне еще повезло с работой».

…Другая женщина, полная, очень симпатичная, решительная. «У нас может быть вакантное место для вас в школе. Я слышала очень неплохие отзывы о вас от вашей тетушки, мисс Бромлей».

…Голоса маленьких девочек. «Доброе утро, мисс Бромлей». Этих совсем еще юных леди в белых чулках и с лентами в волосах Шеридан учит делать реверансы.

Шерри бросило в пот. Наконец отворилась дверь, и в комнату вошла светловолосая молодая женщина.

– Вы – гнусная лгунья! – прямо с порога накинулась она на Шерри.

Очнувшись от прошедших перед ее мысленным взором воспоминаний, Шерри с трудом открыла глаза, подняла голову, и взгляд ее упал на зеркало. Там рядом с ее лицом появилось еще одно – очень знакомое.

– О Боже! – простонала Шерри и едва не рухнула на пол. Невероятным усилием воли она все же заставила себя оторвать руки от столика и медленно повернулась. И тут ее сжал тисками панический страх, она не могла унять охватившую ее дрожь. Каждое слово расходившейся Чариз Ланкастер словно молотом било по голове.

– Вы – презренная потаскушка! Грязная шлюха! Посмотрите на этот дворец! Посмотрите на себя! – Она буквально пожирала глазами окружавшую ее роскошь. – Вы заняли место, которое по праву принадлежит мне!

– Нет! – крикнула Шеридан каким-то не своим, севшим от отчаяния голосом. – Я не нарочно. Так получилось. Боже мой, не…

– Вас не спасут никакие мольбы, я упеку вас в тюрьму! – заорала ее бывшая ученица с искаженным от ярости лицом. – Вы захватили мое место… Забили мне голову сказками о романтической любви, чтобы я вышла за Морисона, а сами заняли мое место.

– Нет, пожалуйста, выслушайте меня. Со мной случилось несчастье. У меня амнезия!

Тут Чариз окончательно потеряла контроль над собой.

– Амнезия?! – завизжала она. – Как же тогда вы узнали меня? – И без лишних слов она повернулась на каблуках. – Сейчас приведу полицейских, тогда посмотрим, какая у вас амнезия!

Не помня себя, Шерри схватила Чариз за плечи, пытаясь ей все объяснить, пока та не осуществила свою угрозу.

– Чариз, пожалуйста, выслушайте меня. После травмы головы я забыла, кто я такая. Пожалуйста, выслушайте меня… Вы не представляете, какой можете нанести вред ни в чем не повинным людям!

– Да я сейчас же отправлю вас в тюрьму! – продолжала орать Чариз, вырываясь от Шерри. – Пусть узнают, какой глупец ваш драгоценный граф…

В глазах у Шеридан потемнело. Газеты, набранные жирным шрифтом заголовки… Разоблачение… Скандал… Тюрьма. «Это Англия, ты здесь никто, так что закон будет на их стороне!»

– Я ухожу! – обезумев от страха, крикнула Шерри, в отчаянии пятясь к двери. – И не вернусь. Не надо скандала. Не приводите полицейских. Эта семья не вынесет такого позора. – Шерри выскочила из спальни и, сбегая с лестницы, едва не сбила с ног лакея. Комок подкатил к горлу при мысли о том, что через час в этот холл войдет Стивен. Что будет, когда он узнает, что невеста исчезла перед самым венчанием? Ей казалось, что сердце сейчас выскочит из груди. Шерри бросилась в библиотеку, впопыхах написала записку, сунула ее дворецкому. Очутившись наконец на улице, девушка продолжала бежать, и лишь свернув за угол, остановилась, в полном изнеможении прислонившись к стене какого-то здания, и закрыла глаза. И тут из недалекого прошлого до нее донесся голос любимого. Он рассказывал то, чего никогда не было, женщине, которую прежде никогда не встречал. «Во время нашей последней встречи в Америке мы поссорились. Пока вы болели, я об этом не вспоминал, а когда пошли на поправку, почувствовал, что наша ссора все еще беспокоит меня».

«А из-за чего мы поссорились?»

«Я приревновал вас. Мне показалось, что вы увлеклись другим мужчиной».

В полном смятении Шерри побрела дальше, невидящими глазами глядя на проезжавший мимо экипаж. Значит, дело было вовсе не в ревности. Просто он не знал, что ответить, когда она спросила, очень ли они любят друг друга. Да и о какой ревности или любви могла идти речь, если они вообще не были знакомы? В голове у нее все перепуталось.

Глава 39

Стивен, одетый с иголочки, как и положено жениху, размашистыми шагами вошел в холл и улыбнулся Кольфаксу:

– Викарий здесь?

– Да, милорд, в голубом салоне, – ответил дворецкий с отсутствующим видом, что было странно для такого праздничного дня.

– Мой брат с ним?

– Нет, ваш брат в гостиной.

Стивен знал, что до начала церемонии не должен видеться с невестой, и спросил:

– Мне можно туда войти?

– Разумеется.

Стивен быстро прошел через холл в гостиную. Клейтон стоял спиной к нему у камина.

– Я приехал чуть раньше, – заговорил Стивен. – Мать и Уитни появятся с минуты на минуту. Ты видел Шерри? Ей ничего не нужно?

Клейтон медленно повернулся к нему с таким видом, что Стивен моментально умолк.

– Что случилось?

– Она ушла, Стивен.

Не веря своим ушам, Стивен словно онемел и уставился на брата.

– Вот записка, – сказал Клейтон, протягивая ему сложенный листок бумаги, и добавил без тени усмешки: – А тебя ждет какая-то женщина, которая утверждает, что она настоящая Чариз Ланкастер.

Стивен развернул написанное в спешке коротенькое письмо, быстро пробежал глазами. Каждое слово обжигало душу и мозг.

«Я не та, за кого вы меня принимали. И не та, за кого я сама себя принимала. Пожалуйста, поверьте мне. Пока этим утром в моей комнате не появилась настоящая Чариз Ланкастер, я ничего не помнила о себе, знала лишь то, что мне говорили после случившегося со мной несчастья. Теперь же, когда мне все известно, нет сомнения в том, что наш брак невозможен. Боюсь, что вы скорее поверите Чариз Ланкастер, чем мне, хотя в моей записке нет ни слова лжи. Сама мысль об этом причиняет мне нестерпимую боль.

Не знаю, как смогу жить с этой болью дальше, сознавая, что вы поверили, будто я мошенница и интриганка. Но вы не поверите, я в этом не сомневаюсь.

Шеридан Бромлей».

Шеридан Бромлей.

Шеридан. В эту самую страшную минуту своей жизни Стивен вглядывался в ее подпись. Каждое слово коротенького послания врезалось в память.

Так вот, значит, каково ее настоящее имя! Чудесное, уникальное. Оно куда больше ей подходит, чем Чариз.

– Женщина, которая явилась сюда, говорит, что тебя бессовестно обманули.

Стивен скрутил записку в шарик и бросил на стол.

– Где она? – резко спросил он.

– У тебя в кабинете.

Охваченный отчаянием, мрачный, Стивен вышел из комнаты, полный решимости доказать, что эта новая Чариз Ланкастер сама интриганка и мошенница либо просто заблуждается насчет Шеридан, считая ее обманщицей.

И все же, как ни больно сознавать это, Шерри чувствовала за собой вину. Иначе не сбежала бы вместо того, чтобы, глядя ему прямо в глаза, все объяснить…

Глава 40

Не пройдет и двух часов, утешал себя Стивен, торопясь в кабинет, как Шерри вернется. Она убежала потому, что была в шоке, на грани истерики. Уайткомб как-то сказал, что потеря памяти – одна из форм истерии. Возможно, и возвращение памяти тоже.

С мыслью о том, что Шерри сейчас одна, в смятении бродит по городу, Стивен вошел в кабинет. Окинув ледяным взглядом дожидавшуюся его блондинку, он опустился в кресло у письменного стола, все еще уверенный в том, что сейчас опровергнет лживые обвинения в адрес Шерри.

– Садитесь, – почти приказал он. – Послушаю, что вы мне скажете.

– О, у меня есть что вам сказать! – воскликнула блондинка, и Стивен с мимолетной иронией подумал о том, что именно такой и представлял себе Чариз Ланкастер – светловолосой, с кудряшками, – когда ждал ее на пристани.

Чариз сразу почувствовала его враждебность, и при мысли о том, что этот красивый, богатый мужчина мог каким-то непостижимым образом стать ее мужем, пришла в еще большую ярость и утроила усилия. Обескураженная его более чем холодным приемом, она лихорадочно думала, с чего бы начать разговор, когда он грозным тоном сказал:

– Вы бросили убийственные обвинения в адрес женщины, которая не имеет возможности защитить себя. Объяснитесь!

– О, я вижу, вы не верите мне! – взволнованная и в то же время взбешенная, воскликнула она. – Я тоже не могла поверить, когда прочла объявление в газете. Она обманула вас так же, как и всех остальных.

– У нее была амнезия – она потеряла память!

– Но стоило ей увидеть меня, как память сразу нашлась. Чем вы это можете объяснить?

Стивен не мог этого объяснить, да и не хотел, и вообще не собирался с ней обсуждать случившееся.

– Она лгунья и интриганка, это у нее в характере! На корабле она мне сказала, что намерена подцепить жениха побогаче да познатнее, и, как видите, ей это удалось. Не так ли? Сначала она пыталась соблазнить моего мужа, а потом взялась за вас!

– Пока она не вернется и не поговорит с вами с глазу на глаз, чтобы опровергнуть все ваши обвинения, я считаю их измышлением разъяренной ревнивой девчонки!

– Ревнивой! – взорвалась Чариз, вскочив со стула. – Да как вы смеете? Чтобы я ревновала к этой рыжей шлюхе?! К вашему сведению, милорд, она убежала, опасаясь разоблачения, и никогда не вернется. Слышите? Никогда! Она призналась в своем обмане.

Стивену казалось, что грудь его стянута канатом, и с каждым словом этой блондинки канат затягивается все туже и туже. Она не лгала, это видно было по ее лицу, выражавшему ненависть к Шеридан Бромлей и презрение к нему.

– По пути из Америки она уговорила меня бежать с мистером Морисоном вместо того, чтобы выйти замуж за Берлтона. Не понимаю только, почему она не обручилась с моим собственным женихом!

Под наплывом самых противоречивых чувств Стивен вдруг вспомнил, что сидевшей перед ним девушке, сжимавшей от отчаяния кулаки, предстоит узнать две печальные новости, которые в его нынешнем состоянии он не собирался утаивать, а намерен был выложить прямо сейчас. Хватит и того, что он без конца лгал Шерри, стараясь скрыть от нее информацию, не имевшую к ней ни малейшего отношения. И, сбавив тон, он сказал:

– Берлтон погиб.

– Погиб? – Чариз зарыдала в отчаянии. Не покидавшая ее все это время надежда выйти за Берлтона, если удастся избавиться от Морисона, разлетелась в прах. – Как? – едва слышно прошептала она, достав из ридикюля кружевной платок и утирая слезы.

Стивен рассказал, при каких обстоятельствах погиб ее жених, и, увидев, как лицо ее исказила гримаса страдания, подумал, что она и сейчас не лжет, а искренне горюет.

– Бедный отец. Я не знала, как посмотрю ему в глаза, после того, как негодная Бромлей уговорила меня бежать с мистером Морисоном. Боялась даже написать ему. Наверное, мне лучше всего поехать домой, – сказала Чариз, на ходу придумывая похожую на правду легенду, надеясь, что отец примет ее, уплатит за развод или за аннулирование брака, да мало ли за что. – Прямо сейчас отправлюсь домой.

– Мисс Ланкастер, – сказал Стивен, и ему стало не по себе оттого, что он этим именем называл не Шерри, а совсем другую, чужую ему женщину. – У меня есть для вас письмо от поверенного вашего отца. Его прислал лендлорд, у которого Берлтон арендовал землю. – Отвлекшись на секунду от своего страшного горя, Стивен достал из ящика стола письмо и банковский чек и неохотно передал их Чариз. – Боюсь, это письмо не обрадует вас.

Дрожащими руками Чариз взяла письмо, быстро просмотрела его, затем взглянула на чек, и глаза ее наполнились слезами.

– Это все, что у меня есть?

Ее материальное положение не касалось Стивена, поскольку она обманула Берлтона и вышла замуж за другого. Но она собиралась устроить скандал и опозорить его семью и его самого, а этого он не мог допустить.

– Я не верю, что Шеридан Бромлей намеренно воспользовалась вашим именем, – заявил он без обиняков. – Но я готов дать вам солидную сумму, ну, скажем, для того, чтобы облегчить ваше горе… в обмен на ваше молчание.

– Что значит солидную?

Стивен готов был послать все проклятия, какие существуют на свете, на голову этой леди. Ему была отвратительна сама мысль о том, что приходится от нее откупаться. В то же время он не мог стать посмешищем в глазах общества из-за ее болтовни. Он ненавидел себя за то, что усомнился в порядочности Шерри. Она должна вернуться. Должна. Ее письмо не было прощальным. Она умоляла его поверить ей, эта прелестная, охваченная отчаянием девушка, и убежала, чтобы дать ему возможность немного остыть и поразмыслить над случившимся, если даже настоящей Чариз Ланкастер удастся опорочить ее.

Она непременно вернется, смущенная, взволнованная и рассерженная. И посмотрит ему в глаза. В конце концов она вправе знать, почему он все время выдавал себя за ее жениха. И чтобы выяснить это, она вернется. Шерри не из робких.

Вновь и вновь повторяя это себе, Стивен посмотрел вслед леди Ланкастер, уносившей огромную сумму, которую он выплатил ей, после чего подошел к окну и стал смотреть на улицу в надежде увидеть возвращающуюся невесту… Она должна все ему объяснить. И как раз в тот момент, когда Чариз Ланкастер уже садилась в наемный экипаж, к нему сзади подошел брат.

– Что будешь делать? – спросил он тихо.

– Ждать.

Это была одна из редких минут в жизни Клейтона Уэстморленда, когда он не знал, что предпринять, и нерешительно спросил:

– Отослать викария?

– Нет, – резко ответил Стивен. – Подождем.

Глава 41

Держа наготове бордовое пальто из тонкой ткани, старший камердинер Николаса Дю Вилля бросил одобрительный взгляд на сверкающие белизной рубашку и шейный платок хозяина.

– Я всегда говорил, сэр, – заметил он, пока Ники застегивал свой бордовый бархатный жилет, – что ни один англичанин не умеет завязывать шейный платок так, как вы.

Ники весело посмотрел на него.

– А я всегда отвечал, Вермонд, что я больше француз, чем англичанин, а ты недолюбливаешь англичан, и этим все объясняется…

Их разговор был прерван настойчивым стуком в дверь, и камердинер пошел открывать.

– В чем дело? – спросил Ники, удивленный тем, что высокомерный камердинер впустил в его спальню какого-то там лакея.

– Позвольте доложить вам, милорд, что в голубом салоне вас ждет молодая леди. Она в расстроенных чувствах и говорит, что вы знаете ее как мисс Ланкастер. Она прибыла в наемном экипаже, дворецкий никогда ее не видел и не хотел пускать, но она так настаивала! С ней, видно, не все в порядке.

Он осекся, заметив жесткий взгляд господина, который так стремительно направился к двери, что едва не сшиб его с ног.

– Шерри?! – воскликнул Ники, и его тревога возросла, когда она бросила на него полный отчаяния, затравленный взгляд. По ее лицу бежали слезы, и оно было таким бледным, что на его фоне серебристые глаза казались темными. Девушка сидела на самом краешке софы, не то собираясь вскочить, не то в обмороке свалиться на пол. – Что случилось?

– Ко… ко мне… вернулась память, – задыхаясь, ответила Шерри. – Я… я обманщица. Все… обманщики! Чариз была помолвлена с Берлтоном. По… почему Стивен при… притворялся? Нет, это я притворялась…

– Помолчите, – почти приказал Ники, налил в стакан изрядную порцию бренди и протянул его Шерри. – Выпейте. Все до капельки, – сказал он, когда девушка, сделав глоток, поперхнулась и хотела поставить стакан. – Сразу придете в себя, – уговаривал ее Дю Вилль. «Видимо, она вспомнила, что никогда не была помолвлена со Стивеном Уэстморлендом, и у нее началась истерика», – предположил Николас.

И после всего Дю Вилль еще о ней беспокоится, подумала Шерри, взглянув на него как на сумасшедшего, и стала пить бренди большими глотками, все время кашляя.

– Помолчите несколько минут, – сказал Ники, когда она попыталась снова заговорить, и Шерри покорно умолкла, уставившись на свои ладони и чувствуя, как крепкий напиток горячей волной разлился по телу. Слишком много всего свалилось на Шерри. Возвращение памяти, Чариз Ланкастер с ее ужасными обвинениями. Она в отчаянии убежала из дома и чуть ли не час бродила по улицам, придумывая, как убедить Стивена в том, что она не обманщица, что она любит его и он не должен слушать эту Чариз. И тут ее осенило: женихом Чариз Ланкастер был Берлтон, а не Стивен Уэстморленд. От такого открытия голова у Шерри пошла кругом.

В общем, вся эта история была похожа на шараду, в которой каждый играл свою роль. Потом она сидела в парке, и проносившиеся в мозгу воспоминания и видения едва не свели ее с ума. Но сейчас она хотела знать, зачем ее так чудовищно обманули, и под действием бренди готова была принять любое объяснение.

– Я пошлю за Лэнгфордом, – сказал Ники, заметив, что щеки ее порозовели.

– Нет! Нет! Не надо! – взмолилась Шерри.

По ее голосу Дю Вилль понял, что она близка к истерике, сел напротив и ласково произнес:

– Договорились. Без вашего согласия я не выйду из этой комнаты.

– Сейчас я все объясню, – сказала Шерри, призвав на помощь всю свою выдержку, но тут же передумала, решив, что вряд ли ей еще представится случай получить честные ответы на свои вопросы, чтобы не блуждать больше по этому лабиринту лжи, прежде чем она расскажет о себе. – Впрочем, нет, сначала объясните вы, – очень вежливо попросила она.

Ники заметил, как тщательно Шерри взвешивает каждое слово, и догадался, что вовсе не каприз и не истерика привели ее к нему, а причины куда более веские. Об этом свидетельствовала и следующая ее фраза, повергнувшая Ники в смятение:

– Вы единственный из тех, кого я знаю, кому нет никакого смысла играть в эти игры, затеянные семейством Уэстморлендов.

– Не лучше ли обсудить все это с вашим женихом?

– Моим женихом! – расхохоталась Шерри, покачав головой. – Чариз Ланкастер была обручена с Артуром Берлтоном, а не со Стивеном Уэстморлендом! Хватит с меня лжи…

– Выпейте еще бренди, – прервал ее Ники.

– Не нужно мне никакого бренди! – воскликнула Шеридан. – Мне нужно знать правду! Неужели не понимаете?

Почувствовав, что слишком разошлась, Шерри взяла себя в руки и с мольбой посмотрела Ники в глаза.

– Я только потому к вам и пришла, что вы не принимали активного участия в этом… ужасном фарсе. Вы даже ни разу не назвали графа моим женихом, не в пример остальным. Помогите мне, ради Бога. Скажите правду. Всю правду. Иначе я просто сойду с ума.

Ники был поражен, когда за два дня до этого Уэстморленд объявил об их помолвке, однако, узнав от Уитни о смерти отца Шерри, понял причину такой поспешности. Это помогло бы Шерри легче перенести потерю отца, а также возможное возвращение памяти, когда она поймет, что ее обманули.

Уайткомб всячески ограждал Шерри от правды, но сейчас, Ники был в этом уверен, ей больше всего была нужна правда, только правда.

Слава Богу, доктора здесь нет, и Ники может рассказать девушке все, потому что она только ему доверяет.

– Пожалуйста, помогите мне, – спокойно, но с нотками отчаяния в голосе произнесла Шерри. – Я тоже вам кое-что расскажу после того, как выслушаю вас… Ничего не буду скрывать. Даже позора, который мне пришлось пережить. Терпеть не могу лицемерия.

Ники выпрямился, приготовившись к нелегкому разговору, но не отвел глаз, когда сказал:

– Буду с вами предельно откровенным, если вы готовы выслушать правду.

– Вполне готова, – решительно заявила Шерри.

– С чего начать?

– С самого начала, – печально усмехнувшись, ответила Шерри. – Прежде всего мне хотелось бы узнать, почему граф выдавал себя за моего жениха. Последнее, что я помню до того, как очнулась в доме графа с забинтованной головой, это наша с ним встреча на пристани, когда он сообщил, что лорд Берлтон погиб.

От Ники не ускользнуло, что, говоря о гибели Берлтона, Шерри стала очень серьезной, но нисколько не опечалилась. Значит, как и предполагал Уэстморленд, она не успела влюбиться в барона.

– Берлтон попал под колеса экипажа ночью, накануне вашего прибытия, – начал Ники без обиняков.

– Мне жаль, что он погиб, – произнесла девушка тоном, укрепившим решимость Ники сказать ей всю правду, не вилять и не лгать. Это по крайней мере принесет ей облегчение. – Я только не понимаю, при чем тут граф.

– Лошадьми правил Лэнгфорд, – объяснил Ники. Шерри вздрогнула, но не выказала особенного волнения. Это придало Ники смелости, и он продолжал: – Сгустился предрассветный туман. Берлтон был навеселе и угодил под колеса, однако Лэнгфорд обвинил себя в гибели барона. На его месте я, вероятно, чувствовал бы то же самое. Дело в том, что лошади, запряженные в экипаж, не привыкли к езде по городу, это и привело к трагедии. Впрочем, кто знает.

Через несколько часов после несчастного случая Лэнгфорд навел о бароне справки и узнал, что на следующий день к нему приезжает из Америки невеста, а у него нет ни семьи, ни друзей, которые могли бы встретить ее и сообщить о случившемся. Все произошло совершенно случайно. И если бы дворецкий барона не знал о вашем приезде, вас вообще никто не встретил бы. Остальное, вероятно, вы теперь вспомнили. Лэнгфорд отправился в порт известить вас о случившемся и оказать необходимую помощь. Это была миссия не из легких, и, озабоченный своими мыслями, граф не заметил, как клеть с грузом сорвалась со стрелы и понеслась прямо на вас.

Не сводя с нее глаз, Ники налил себе бренди и, восхищаясь ее спокойствием и выдержкой, продолжил:

– Лэнгфорд отвез вас к себе домой. Несколько дней вы были без сознания, и их семейный доктор Хью Уайткомб уже не надеялся, что вы останетесь живы. Потом вы очнулись, но потеряли память, и доктор запретил вас волновать. Поэтому, когда вы приняли Лэнгфорда за своего жениха, никто не стал вас в этом разубеждать. Вот все, что мне известно. – И чтобы быть до конца честным перед Стивеном, Ники добавил: – Лэнгфорд искренне переживал и во всех ваших бедах винил только себя. Ведь это он сообщил вам печальную новость, а когда вы расстроились так, что ничего не замечали вокруг, не сумел уберечь вас от этой проклятой клети. А как он страдал оттого, что по его вине вы остались без жениха!

Такого унижения Шерри не могла вынести.

– Значит, он счел своим долгом найти мне нового жениха и решил пожертвовать собой. Вот и все, не так ли?

Ники не знал, что на это сказать, и кивнул:

– Да, вот и все.

Шерри отвернулась, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не разрыдаться. Из-за собственной глупости, доверчивости, из-за того, что влюбилась в мужчину, не питавшего к ней никаких чувств, кроме чувства долга. Теперь понятно, почему он никогда не говорил ей о своей любви и посоветовал найти другого жениха.

– Он решил жениться на мне из чувства долга, чтобы искупить свою вину.

– Это не совсем так, – осторожно возразил Ники. – Полагаю, он питает к вам какие-то чувства.

– Разумеется, питает, – с обидой сказала девушка, – и эти чувства называются жалостью!

– Я отвезу вас к Лэнгфорду.

– Это невозможно!

– Мисс Ланкастер, – произнес Ники тоном, не терпящим возражений, весьма эффективным в общении с окружающими. Однако молодая женщина в ответ истерически расхохоталась:

– Да никакая я не Чариз Ланкастер!

Ники быстро обернулся, проклиная себя за то, что поверил, будто она в порядке и готова спокойно выслушать его информацию.

– Я не Чариз Ланкастер, – повторила девушка, и ее смех перешел в рыдания. – Я была ее компаньонкой, отец Чариз предложил мне сопровождать ее в Англию, разумеется, за определенную плату. Я всего лишь гувернантка, возведенная в ранг невесты. Вот бы посмеялись его друзья, женись он на мне. Граф пожалел невесту, потерявшую жениха, которая этого жениха, лорда Берлтона, и в глаза не видела.

Ники был в шоке, однако не усомнился в правдивости ее слов.

– Господи Боже мой, – только и мог он произнести.

– Я думала, я Чариз Ланкастер, – говорила сквозь рыдания Шерри. – Клянусь, я так думала.

Только сейчас Ники сообразил, что надо как-то ее успокоить, и обнял девушку, однако не сумел найти нужных слов.

– Я так думала, – твердила она, горько плача у него на груди. – Думала, что я Чариз Ланкастер, пока не увидела ее собственными глазами у себя в комнате. Клянусь, это правда!

– Я знаю, – сказал Ники, не понимая, почему снова поверил ей.

– Чариз хотела рассказать все ему. Но он… готовился к венчанию. К венчанию в узком кругу. А мне некуда было идти – ни одежды, ни денег.

Пытаясь отыскать хоть какой-то просвет в этом мраке, Ники заметил:

– Слава Богу, что умер не ваш отец.

Шерри медленно подняла затуманенные слезами глаза:

– Что вы сказали?

– На прошлой неделе лендлорд, у которого Берлтон арендовал землю, переслал Лэнгфорду письмо, адресованное Чариз Ланкастер поверенным ее отца, который сообщал, что отец Чариз умер через две недели после того, как она отправилась в Англию.

Девушка прерывисто вздохнула, пытаясь переварить эту новость, и едва слышно произнесла:

– Он был суровым, но не злым. И так избаловал Чариз… – И тут в голову ей пришла мысль, от которой она едва не потеряла сознания. – На прошлой неделе… Уж не в тот ли самый день, когда мы были на балу в Альмаке, а потом у Резерфордов?

– Да, кажется, тогда.

От этого нового унижения Шерри совсем сникла, и слезы потоком заструились по ее щекам.

– Так вот почему он вдруг передумал и решил жениться на мне, отказавшись от намерения выдать меня за того, кого я сама выберу.

Она вспомнила, как водила пальцем по его ладони в оперной ложе, а он делал вид, будто хочет ее поцеловать, и подумала, как все это было ему противно…

– Господи, лучше бы я умерла! – отрывисто произнесла она.

– Прекратите сейчас же эти разговоры, – решительно сказал Ники. – Сегодня вы можете остаться у меня. А завтра поедем к Лэнгфорду и все объясним.

– Я уже объяснила. В записке! И ни за что туда не вернусь, поймите же! И не вздумайте посылать за ним. Это сведет меня с ума. Я не желаю возвращаться. Никогда!

Ники понял, что решение ее окончательно, и не мог осуждать ее за это.

Шерри не знала, как долго рыдала у него на груди, а когда наступила тишина, взволнованно произнесла:

– Я не могу остаться у вас.

– Но вы сами сказали, что вам некуда идти.

Она высвободилась из его дружеских объятий и, пошатываясь, встала.

– Мне не следовало к вам приходить. Не удивлюсь, если против меня будет возбуждено судебное дело.

Мысль о том, что Лэнгфорд на это способен, возмутила Ники, однако он допускал такую возможность или еще что-нибудь, не менее ужасное.

– Здесь хоть вы в безопасности, по крайней мере этой ночью. А утром обсудим, что я могу для вас сделать.

Ей некуда деваться, она никому не нужна, все ее презирают. Только Ники старается ей помочь. Подумав об этом, Шерри испытала облегчение и была тронута до глубины души.

– Мне… необходимо устроиться на работу. Но как это сделать без рекомендаций? Я не могу остаться в Лондоне. Я не…

– Мы все обсудим утром, cherie. А теперь вы должны лечь в постель. Ужин вам принесут.

– Никто из их друзей или знакомых не пожелает брать меня на работу, а он… похоже… его знает весь Лондон.

– Утром, – твердо заявил Ники.

Не в силах возражать, Шерри кивнула и в сопровождении служанки стала подниматься по лестнице, но вдруг повернулась к нему:

– Месье Дю Вилль!

– Называйте меня, пожалуйста, Ники, мадемуазель, – попытался он пошутить.

– Не могу, ведь я гувернантка, а вы – господин.

Видя, что она в полном изнеможении, Ники не стал спорить.

– Обещайте никому не говорить, где я!

Ники поколебался, взвесил все «за» и «против» и наконец сказал:

– Обещаю!

Он смотрел, как Шерри поднимается по лестнице, убитая горем, униженная, покорная, как служанка, что было так на нее не похоже. И Ники захотелось хорошенько поколотить Уэстморленда. Хотя, поразмыслив, он не мог не признать, что все это время Стивен вел себя с Шерри в высшей степени благородно.

Глава 42

– Еще что-нибудь, милорд?

Стивен опустил бокал, поднял голову и тупо уставился на дворецкого, стоявшего в дверях спальни.

– Нет, – коротко бросил он.

Он заставил священника и всю семью прождать целый день, почему-то уверенный в том, что Шеридан Бромлей вернется, и отпустил их лишь три часа назад. И она вернулась бы, если бы не чувствовала за собой вины и действительно потеряла память. И не только, чтобы оправдать себя. А еще и спросить, почему он притворялся ее женихом. Но она не вернулась, значит, с самого начала знала правду и ей не о чем было спрашивать.

Факты – упрямая вещь, и самый крепкий напиток не мог погасить пылавшую в его душе ярость. Значит, никакой амнезии у Шеридан Бромлей не было. Просто, когда к ней после ушиба вернулось сознание, она решила воспользоваться блестящей возможностью роскошно пожить некоторое время, а от перспективы стать его женой пришла в полный восторг. Можно представить себе, как она хохотала, когда он разыгрывал из себя ее жениха, а она сама – Чариз Ланкастер, свою госпожу.

И это он, со своим жизненным опытом, которым так кичился, снова попал в ловушку, расставленную женщиной, как это повелось с древних времен, пожалел невинную, отчаявшуюся девушку. Первый раз так было с Эмили, а теперь – с Шеридан Бромлей. Чем больше Стивен об этом думал, тем больше ожесточался. Какой же он идиот! С таким талантом Шерри вполне могла стать актрисой и вместе с остальными, такими же амбициозными, как она, шлюхами выделывать ночами курбеты и развлекать публику. Стивен отпил еще глоток, перебирая в памяти ее лучшие роли: особенно впечатляющей была первая… Он уснул, сидя у ее постели, а утром его разбудил ее плач. «Я не знаю, какое у меня лицо, – говорила она сквозь слезы, заставляя его сердце сжиматься. – Это, конечно, не так уж и важно, но раз вы уже проснулись, опишите мне мое лицо». А однажды она решила продемонстрировать ему свои волосы, на всякий случай, если он еще не успел заметить их чарующую красоту. Стивен не мог думать об этом без отвращения. «Они не каштановые. Посмотрите на них. Они рыжие…»

Каким же он был ослом, когда буквально остолбенел при виде этих рассыпавшихся, сверкавших волос. Он даже мысленно сравнил ее с рыжей Мадонной. «Они просто… просто, как медь!» – сказала она с недовольной миной. Даже тут притворялась, хотя знала, что волосы у нее роскошные. «От Констанцы – горничной – я узнала, что вы – граф, и я должна называть вас «милорд», – говорила она с притворным смущением. – Ну, а мне известно лишь то, что сидеть в присутствии короля можно только с его разрешения».

А как она умоляла его, встав однажды с постели: «Расскажите мне о моей семье, я совсем ничего не помню». Тут она была просто неподражаема. И когда он сказал, что отец ее – вдов и она единственный ребенок в семье, она умоляюще посмотрела на него своими большими глазами и спросила: «А мы очень любили друг друга?»

Лишь однажды Шерри чуть не проговорилась. Когда речь зашла о дуэнье. Она тогда сказала со смехом: «Мне не нужна компаньонка, я сама…» И теперь Стивен считал это неоспоримым доказательством ее непорядочности.

Ей очень нравилось общество слуг. И немудрено. Они были близки ей по духу.

– Боже, какая блестящая маленькая авантюристка! – скрипнув зубами, воскликнул Стивен.

Она и не рассчитывала выйти за него замуж. Видимо, надеялась, что он возьмет ее на содержание и купит ей дом. Не больше. А он, видите ли, решил жениться на ней! Он допил свой бокал и пошел в гардеробную.

Когда они уезжали из Альмака, эта рыжая бестия категорически отказалась выйти за него, но не прошло и часа, как она согласилась, причем с таким видом, будто осчастливила его.

Стивен сорвал с себя и швырнул на пол рубашку. А потом и все остальное, поскольку вспомнил, что одевался для церемонии. На полу образовалась целая куча одежды. И в тот момент, когда Стивен надевал халат, вошел Дэмсон и, ошеломленный открывшейся ему картиной, поспешно принялся подбирать с пола вещи.

– Сожги их! – бросил Стивен. – Унеси отсюда и ложись спать. А утром пусть все ее вещи выбросят из дома!

Он стоял у камина, держа бокал с остатками спиртного, когда снова услышал стук в дверь.

– Что еще, черт возьми, стряслось?! – заорал он, увидев на пороге бледного, с совершенно измученным видом бывшего дворецкого Берлтона.

– Не подумайте, милорд, что я сую нос не в свое дело, но я не вправе утаить от вас сведения, которые могли бы вас заинтересовать.

Стивен еле сдержался, чтобы не наброситься с руганью на старого слугу, осмелившегося напомнить ему о Шеридан Бромлей.

– Говорите же! Или вы так и будете стоять здесь всю ночь?!

– Доктор Уайткомб просил меня лично присматривать за мисс Ланка… за молодой леди, – сказал насмерть перепуганный резким тоном графа старик.

– Ну и… – процедил Лэнгфорд сквозь зубы.

– Поэтому, когда леди не помня себя ушла сегодня из дома, я счел своим долгом послать лакея за ней проследить. Она… она пошла к месье Дю Виллю, милорд. И сейчас она там… – Он не договорил, поскольку граф так посмотрел на него, что помощник дворецкого почел за лучшее удалиться и, отвесив поклон, пятясь исчез за дверью.

– Дю Вилль! Она пошла к Дю Виллю. Маленькая сучка! – воскликнул граф.

Нет, он не побежит за ней. Она для него больше не существует, и ему наплевать, куда она пошла и с кем собирается переспать.

Такая, как она, не пропадет, из любой ситуации найдет выход. «Чего только она не наговорила Дю Виллю, чтобы он оставил ее у себя», – подумал Стивен, зло усмехнувшись. Но Дю Вилль не Стивен, ей его не провести, вряд ли он поверит ее сказкам.

Скорее всего Дю Вилль найдет ей где-нибудь уютный домик, если она хорошенько попросит его, и будет ублажать в постели.

«Рыжая колдунья, – думал он в ярости, – прирожденная куртизанка, второй такой не сыщешь на свете».

Стоя у окна в доме Николаса Дю Вилля и уткнувшись лбом в холодное стекло, Шерри смотрела на ночную улицу; слезы жгли глаза, но плакать уже не было сил. Только сейчас, после шести часов пребывания в этом доме, девушка наконец до конца осознала, что с ней произошло: она все потеряла. Решительно все.

Шерри вернулась к постели и легла, слишком измученная, чтобы бороться с нахлынувшими воспоминаниями. Она закрыла глаза, но сон не шел к ней. Она снова и снова представляла себе его небрежную улыбку и ласковый взгляд.

«Мисс Ланкастер… не окажете ли мне честь станцевать со мной этот танец?» Судорожно сглотнув, Шерри еще крепче сомкнула веки, но по-прежнему ощущала на губах какой-то особый вкус его поцелуев в карете. «Вот почему мы поженимся», – сказал он охрипшим голосом, как всегда, когда они целовались. Не может быть, чтобы он притворялся, ему нравилось ее целовать, утешала она себя. Она должна в это верить, иначе невозможно жить дальше.

Но все эти сладостные воспоминания принадлежали Шерри Бромлей, а не Чариз Ланкастер. Стараясь их удержать, Шерри легла ничком и уснула. Ей снились крепкие объятия Стивена и его поцелуи, от которых захватывает дух… Она позволяла ему ласкать себя и млела от этих дерзких ласк, не думая о том, хорошо это или плохо, забыв обо всем на свете. Сон вернул ей мечты, которым наяву не суждено было сбыться.

Облаченная в халат, Уитни стояла у детской кроватки, залюбовавшись сыном, похожим на ангелочка. В это время дверь приоткрылась и вошел ее муж. Уже давно Уитни не видела Клейтона таким мрачным.

– Я не могла заснуть, – шепнула Уитни, заботливо натягивая на плечи Ноэля одеяло.

У малыша были темные волосы и квадратный подбородок, как и у отца. Стоя позади Уитни, муж обнял ее за талию.

– Давно я не благодарил тебя за то, что ты подарила мне наследника, – шепнул он ей на ушко, с улыбкой глядя на сына.

– Ты прав, очень давно, еще прошлой ночью. – Уитни попыталась улыбнуться.

Оба, как ни старались, не могли скрыть друг от друга, что думают о несостоявшемся венчании, хотя ни словом об этом не обмолвились.

Первой не выдержала Уитни.

– Никак не могу прийти в себя, – призналась она.

– Я тоже, – тихо откликнулся Клейтон.

– Никогда не забуду выражения лица Стивена, когда он понял, что она не вернется.

– Да, это трудно забыть, – ответил Клейтон.

– Он продержал викария до десяти вечера. Как она могла так с ним поступить? Уму непостижимо!

– Никто из нас не знал ее по-настоящему.

– Стивен с ума по ней сходил. Смотрел на нее просто с обожанием. Глаз не мог отвести.

– Все это я видел.

– Если бы не Стивен, ты женился бы на Ванессе, а я вышла бы за другого, и не было бы Ноэля.

Клейтон откинул прядь волос с ее плеча и нежно поцеловал в висок, в то время как она продолжала:

– Я до сих пор благодарна Стивену за это и от всей души желала ему счастья, такого же, как у нас с тобой.

– Пойдем в постель, дорогая, – сказал Клейтон, склонившись над кроваткой и слегка взъерошив сыну волосы. – Стивен уже не мальчик, – продолжал он, увлекая ее в спальню, – и сам с этим справится, потому что теперь это для него важнее всего.

– А тебе легко было справиться… – она осеклась, не желая напоминать об ужасной ночи, поставившей их брак под угрозу, – когда мы отдалились друг от друга?

– Нелегко.

Они легли, и она прильнула к нему, а он заметил:

– Но я знал тебя достаточно долго, не то что Стивен Ча… Шеридан Бромлей.

Она кивнула, коснувшись своей нежной щекой его руки, а он крепко обнял ее, потому что хорошо помнил событие, из-за которого они едва не расстались.

– Дело совсем не во времени. Разве мы так уж долго встречались после того, как снова увиделись в Англии, прежде чем ты влюбился в меня?

Клейтон улыбнулся:

– Я не забыл тот вечер. Тогда ты призналась мне, что подсыпала перца в нюхательный табак своему учителю музыки.

– Насколько я помню, я рассказала тебе об этом всего через неделю или две после моего возвращения из Франции.

– Пожалуй, что так.

– Клейтон?

– Да, дорогая? – прошептал он.

– Напрасно ты думаешь, что Стивену легко будет с этим справиться. У него не было отбоя от женщин, но за все это время только Шерри сумела завоевать его сердце, не считая Эмили, и видишь, каким он стал после этого циником.

– Стоит Стивену лишь пошевелить пальцем, как десятки красивых женщин выстроятся в очередь, чтобы утешить его. И на этот раз он не станет ими пренебрегать, ибо его гордости и его сердцу нанесен удар куда более чувствительный, чем в случае с Эмили, – мрачно заявил Клейтон. – Заведет себе какую-нибудь «кошечку» и отвлечется на время.

– Ты тогда тоже так поступил? – спросила Уитни.

– Разумеется, – не колеблясь ответил он.

– Как это похоже на мужчин, – строго сказала Уитни.

Клейтон с трудом сдержал улыбку и запечатлел на ее нежных губах поцелуй.

– Вы выше этого, мадам? – спросил он, насмешливо изогнув бровь.

– Еще бы, – устроившись поудобнее, ответила она.

– В таком случае, – заметил Клейтон, перевернувшись на спину и увлекая ее за собой, – твое место – сверху.

Немного погодя, сонный и удовлетворенный, он прижался к ней и закрыл глаза, но почти тотчас открыл их, когда она окликнула его:

– Клейтон?

Что-то в ее тоне заставило его насторожиться.

– Ты заметил, что Чарити Торнтон была вся в слезах, оттого что Шеридан Бромлей не вернулась? – Так и не дождавшись ответа, она снова спросила: – Так ты заметил?

– Да, – ответил он осторожно. – А почему ты спрашиваешь?

– Понимаешь, она сказала мне, что, став дуэньей, наконец после многих десятилетий, почувствовала себя кому-то нужной, полезной, и вид у нее при этом был такой несчастный. А потом добавила, что потерпела фиаско, потому что не смогла найти мисс Бромлей другого жениха.

– Да, мы оба это слышали, Стивен и я, – ответил он, еще больше насторожившись. – Видимо, она хотела сказать, что лучше бы мисс Бромлей обвела вокруг пальца кого-нибудь другого, а не ее драгоценного Стивена.

– Ну, это почти одно и то же.

– Лишь в том случае, если между глупостью и благоразумием не видеть никакой разницы. Но с какой стати мы обсуждаем это именно сейчас? – спросил он, не ожидая услышать в ответ ничего хорошего.

– Потому что я… предложила Чарити пожить у нас. – Уитни показалось, что муж перестал дышать. – Попрошу ее присмотреть за Ноэлем.

– Было бы разумнее попросить Ноэля присмотреть за ней.

Уитни не знала, сердится Клейтон или просто посмеивается над ней, и добавила:

– Разумеется, вся ответственность будет лежать на гувернантке, но Чарити мы об этом не скажем.

– Ответственность за Ноэля или за Чарити Торнтон?

– Ты сердишься? – спросила Уитни, пряча нервную усмешку.

– Нет, скорее я… потрясен.

– Потрясен?

– Ну да, твоей проницательностью. Часом раньше, до того как я вымотался, занимаясь любовью, я отреагировал бы на такую новость весьма бурно, но сейчас у меня слипаются глаза.

– Только на это я и рассчитывала, – призналась Уитни.

– Так я и предполагал, – ответил он после затянувшегося молчания.

В его тоне жена уловила недовольство и, прикусив губу, внимательно вглядывалась в его непроницаемое лицо.

– Что ты там ищешь, любовь моя?

– Прощение. – В глазах Уитни была мольба, и Клейтону стоило больших усилий не улыбнуться. – Великодушие мужа по отношению к своей разволновавшейся жене, – продолжала Уитни. – Благородство, проявляющееся в терпимости. Наконец, юмор.

– А может быть, все вместе, – спросил Клейтон, не сдержав улыбки, – в одном мужчине? Да еще после того, как жена сообразила пригласить в дом выжившую из ума старуху?

Сдерживая смех, Уитни кивнула.

– В таком случае считай, что тебе повезло: именно такой муж тебе и достался. – Он криво усмехнулся и закрыл глаза.

Глава 43

– Я заехал попросить вас об одолжении, – без обиняков объявил Стивен, когда через две недели после ночного разговора Уитни с мужем приехал к брату и застал невестку в одной из комнат, где она наблюдала, как вешают ярко-желтые гардины.

Удивленная его неожиданным приходом, Уитни оставила свое занятие и прошла со Стивеном в гостиную. За прошедшие недели она видела деверя на нескольких вечерних приемах, и каждый раз с новой женщиной. Говорили, что как-то он появился в театре с Элен Деверне. Но только сейчас, при дневном свете, Уитни заметила, что он выглядит не лучше, чем в тот злополучный вечер. Выражение лица у него было жестким и холодным, и даже с ней он держался отчужденно. Вокруг глаз и рта собрались морщинки. Можно было подумать, что он целую неделю не спал, заливая свое горе вином.

– Я готова выполнить любую твою просьбу, ты же знаешь, – мягко и участливо сказала Уитни, с болью глядя на деверя.

– Ты не могла бы взять к себе на службу моего помощника дворецкого? Не хочу видеть его у себя.

– Разумеется. А в чем дело?

– Он бывший дворецкий Берлтона и напоминает мне о ней.

Когда Уитни вошла в кабинет мужа, он оторвал глаза от бумаг и, заметив, что она чем-то расстроена, вскочил и пошел ей навстречу.

– Что случилось?

– Только что приходил Стивен, – прерывающимся от волнения голосом сказала Уитни. – Выглядит просто ужасно. Собирается уволить бывшего дворецкого Берлтона, чтобы ничто не напоминало о ней. И дело не только в его уязвленной гордости. Он любит ее, – заявила Уитни со слезами на глазах. – Я в этом не сомневаюсь!

– Теперь все позади, – не желая распространяться на эту тему, мягко произнес Клейтон. – Она ушла из жизни Стивена. Но он с собой справится.

– А какой ценой!

– Каждую ночь у него новая женщина, – продолжал Клейтон. – Он далек от того, чтобы стать отшельником, уверяю тебя.

– Он скрывает свои чувства от всех, даже от меня, – возразила Уитни. – И знаешь, что я тебе скажу. По некотором размышлении я пришла к выводу, что Шерри Бромлей любила Стивена, да и во всем остальном была искренна и не вела никакой игры.

– Она амбициозная интриганка, причем необычайно талантливая. Только чудо может заставить меня поверить в обратное, – резко заявил он, снова усаживаясь за стол.

В напряженной тишине кабинета Ходжкин изумленно смотрел на своего господина.

– Я… я уволен, милорд? Я сделал что-то не так, или чего-то не выполнил, или…

– Вы теперь будете служить в доме моего брата, я с ним договорился. Вот и все.

– Значит, я не справлялся со своими обязанностями?

– Не в этом дело! – отвернувшись, прошептал Стивен. – Ваши обязанности здесь ни при чем.

Стивен никогда не занимался вопросами, касающимися слуг, и сейчас пожалел, что не поручил эту неблагодарную задачу, как обычно, своему секретарю.

Стивен мрачно смотрел, как удаляется, шаркая ногами, старик. Бедняга! Он сразу сник и постарел на целых десять лет.

Глава 44

Шерри понимала, что не должна больше видеть Стивена, но ничего не могла с собой поделать. Он как-то сказал, что по четвергам посещает оперу, и ей страстно захотелось взглянуть на него хоть краешком глаза, в последний раз, прежде чем она покинет Англию. В письме, отправленном тетке, Шерри сообщила о случившемся и попросила Корнелию прислать ей денег на билет. А пока ей удалось устроиться гувернанткой в большую, но несостоятельную семью. Оплачивать услуги пожилой опытной гувернантки они были не в состоянии и даже не удосужились проверить рекомендательное письмо Николаса Дю Вилля, где вторым рекомендателем значилась Чарити Торнтон, которая, как подозревала Шерри, понятия об этом не имела.

Партер Ковент-Гардена был набит до отказа шумной беспокойной публикой. Шерри толкали, наступали ей на ноги, но она не замечала. Она вглядывалась в пустующую ложу, седьмую от сцены, до тех пор, пока украшавшие ее барьер золоченые цветы и звезды не поплыли перед глазами, слившись в одну сплошную массу. Время шло, и шум в зале нарастал. Вдруг занавеска в седьмой ложе раздвинулась, и Шерри от страха, что сейчас увидит его, похолодела. Но среди вошедших в ложу Стивена не оказалось, и страх сменился унынием и разочарованием.

Видимо, она ошиблась, и девушка снова стала считать ложи, вглядываясь в аристократические лица тех, кто их занимал. Между ложами были тонкие золоченые колонны с хрустальными светильниками. Шерри снова и снова пересчитывала их, затем посмотрела на лежавшие на коленях ладони и сжала пальцы, чтобы унять дрожь. Он не пришел. Отдал свою ложу другим. Придется ждать еще неделю, к тому же неизвестно, удастся ли ей снова сэкономить нужную сумму на билет.

Заиграл оркестр, поднялся занавес, но Шерри считала минуты, забыв о музыке, которой раньше восторгалась, и то и дело поглядывала на два пустых кресла, моля Бога, чтобы Стивен появился!

И он появился. Между первым и вторым актом, она даже не заметила, в какой момент он занял кресло. Его образ сначала всплыл в ее воображении, но постепенно приобрел реальные очертания, заставив ее сердце биться сильнее. Она с обожанием смотрела на его прекрасное суровое лицо, стараясь навсегда запечатлеть его в памяти и смахивая с ресниц слезинки, затуманившие глаза.

Она не переставала мучить себя мыслью о том, что он никогда не любил ее, просто жалел и по недоразумению хотел искупить свою вину перед ней, полагая, что Берлтон – ее жених. И все-таки она не могла оторвать взгляда от его губ, таких страстных и нежных. От его точеного профиля. Вспоминала его чарующую улыбку.

Однако не только она не смотрела на сцену. Виктория Филдинг, маркиза Уэйкфилд, в ложе герцога Клеймора слева от партера, шарила глазами по рядам в поисках молодой женщины, которую заметила, когда та входила в театр.

– Уверена, что видела Чариз Ланка… я хотела сказать, Шеридан Бромлей, – шептала Виктория на ухо Уитни. – Она направлялась к партеру. Да вот же она, в темно-голубой шляпке! – тихо произнесла Виктория.

Забыв о сидевших рядом мужьях, подруги пристально рассматривали девушку, так тесно прижавшись друг к другу, что золотисто-каштановые волосы Виктории перемешались с темными блестящими волосами Уитни.

– Будь она без шляпки, мы сразу узнали бы ее рыжие кудри.

Но Уитни и так поняла, что это Шерри. Кто еще мог на протяжении получаса не сводить взгляда с ложи Стивена.

– Видишь, как она на него смотрит, – с волнением сказала Виктория, так же как и Уитни, расстроенная всей этой ужасной историей. – Думаешь, она знала, что Стивен будет сегодня в театре?

Уитни кивнула, все еще надеясь, что женщина в партере хоть на секунду оторвет взгляд от Стивена и повернется в другую сторону.

– Она знает, что он бывает здесь по четвергам на вечерних спектаклях, и ей известно, где его ложа. Они были тут вместе за несколько дней до того, как она… исчезла.

Это было самое подходящее и самое мягкое слово, из тех, что вертелись на языке Уитни. Виктория и Джейсон Филдинг знали о случившемся, потому что входили в небольшое число друзей Стивена, приглашенных на торжество, которое должно было состояться после венчания.

– Думаешь, она ищет с ним встречи?

– Не знаю, – шепнула Уитни.

Мужья между тем с недоумением наблюдали за своими прелестными женами, ни разу не взглянувшими на сцену.

– Что они там увидели? – шепотом спросил Клейтон Джейсона Филдинга, кивком головы указав на женщин.

– Какое-нибудь необычайное платье, – ответил Джейсон.

– Но они смотрят в партер, а там вряд ли увидишь уж очень роскошное платье, – заметил Клейтон. – В прошлый раз они тоже шептались, когда увидели в ложе рядом со Стивеном его любовницу, а в соседней ложе Монику Фицуеринг с Бейкерсфилдом, демонстративно не замечавшую Стивена.

– Помню-помню, – ухмыльнулся Джейсон. – Кажется, в тот вечер они были на стороне Элен Деверне.

– Уитни всю дорогу смеялась, когда мы возвращались домой.

– А Виктория заявила, что ни разу за весь сезон ей не было так весело, как на том трехчасовом спектакле, – заметил Джейсон и, наклонившись к жене, пошутил: – Ты сейчас вывалишься из ложи, дорогая.

Виктория смущенно улыбнулась, но продолжала смотреть в партер.

– Она уходит! – сказала Уитни не то с облегчением, не то удрученно. – Не дождалась конца представления и не выходила в антрактах, а значит, не искала с ним встречи.

Переживания женщин развеселили и в то же время озадачили Клейтона. Он тоже смотрел в партер, но не обнаружил там ничего интересного. И лишь когда они ехали на очередной прием с обильным ужином в полночь, спросил у жены:

– О чем вы так увлеченно шептались с Викторией?

Уитни не решилась сказать правду, чтобы не огорчать мужа.

Вряд ли ему понравится, что весь вечер их внимание, не важно, по какой причине, снова было сосредоточено на Шеридан Бромлей.

– Виктория сказала, что видела в опере Шеридан Бромлей, но мне не удалось как следует разглядеть лицо женщины, на которую она указала, и я не уверена в том, что это действительно была Шеридан.

При упоминании о Шеридан Клейтон нахмурился так, что его темные брови сошлись на переносице, и Уитни поспешила сменить тему.

В следующий четверг, воспользовавшись тем, что мужья заняты делами, Виктория и Уитни приехали в Ковент-Гарден пораньше и, заняв свой наблюдательный пост в ложе, стали внимательно смотреть на входивших в партер и амфитеатр зрителей, стараясь не пропустить Шерри, если та появится.

– Ну что, – спросила Виктория, – ее пока нет?

– Отсюда очень трудно разглядеть лица. Удивляюсь, как ты умудрилась в тот раз заметить ее в толпе.

– Не знаю, радоваться или огорчаться, – сказала Виктория, откинувшись в кресле, когда занавес раздвинулся, а женщина, похожая на Шеридан Бромлей, так и не появилась.

Уитни думала о том же, устраиваясь поудобнее на своем месте.

– Стивен пришел, – в следующую минуту сообщила Виктория, – а с ним, кажется, Жоржет Портер.

Уитни бросила взгляд на ложу Стивена и рассеянно кивнула.

– До чего хороша, – добавила Виктория без всякого энтузиазма, чтобы хоть как-то подбодрить себя и подругу в этой совсем невеселой ситуации. Ей нравился Стивен Уэстморленд, входивший в узкий круг близких друзей ее мужа. И с первого же взгляда понравилась Шеридан Бромлей, тоже американка, как и сама Виктория.

Сидевшая рядом со Стивеном женщина кокетливо улыбалась и что-то возбужденно говорила ему, но у Уитни создалось впечатление, что он не то что не слышит, но и не видит ее, только делает вид, чтобы не показаться невежливым.

– Шерри здесь, я уверена, – заявила Уитни, снова устремив взгляд в партер. – Я это чувствую.

Виктория пристально на нее посмотрела.

– В тот раз я случайно заметила ее у входа в театр и была уверена, что она пройдет в партер. А сейчас, в этой толчее, нам ее ни за что не увидеть.

– Вот что мы сделаем! – возбужденно воскликнула Уитни. – Постараемся найти женщину, которая вместо сцены смотрит на ложу Стивена.

Не прошло и нескольких минут, как Виктория схватила подругу за руку.

– Вон она! В той же шляпке! Прямо под нами. Поэтому мы ее и не видели.

Теперь, когда объект наблюдения был наконец обнаружен, Уитни стала пристально рассматривать женщину, даже привстала с кресла.

– Это она! – громким шепотом сказала Уитни подруге, сочувственно глядя на Шеридан, которая сидела с печальным, задумчивым видом и почти перед самым концом спектакля ушла.

«Если бы Клейтон сейчас увидел ее, – думала Уитни, – наверняка проникся бы к ней жалостью, и тогда, возможно, после настоятельных уговоров согласился бы убедить Стивена разыскать девушку». Уитни знала: никто, кроме Клейтона, этого сделать не сможет.

Глава 45

– Мы опоздаем, – сказала Уитни, взглянув на часы, в то время как муж спокойно потягивал шерри. – Пора выезжать.

– Надо же! А я и не знал, что ты так увлекаешься оперой! – произнес Клейтон, с любопытством поглядывая на жену.

– В последнее время… спектакли просто захватывающие, – ответила Уитни, целуя и обнимая сына, после чего его, сонного, увели спать гувернантка и Чарити Торнтон.

– В самом деле захватывающие? – переспросил Клейтон, с веселым недоумением глядя на жену поверх бокала.

– Да. Кстати, на сегодняшний вечер мы поменяемся ложами с Резерфордами.

– Позволь спросить, почему?

– Со стороны ложи Стивена лучше видно.

– Что видно?

– Зал.

Не удовлетворенный ответом, он попытался еще о чем-то спросить, но Уитни сказала:

– Пожалуйста, доверься мне и не задавай больше вопросов. Я все тебе объясню в театре.

– Погляди, – шепнула Уитни, схватив за руку мужа, – вот она! Только не поворачивай голову, а то она заметит, что на нее смотрят.

Он не повернул головы, но вместо того чтобы посмотреть в указанном направлении, покосился на Уитни:

– Сделай одолжение, хотя бы намекни, о ком речь?

И поскольку от реакции Клейтона зависел дальнейший ход событий, Уитни с замиранием сердца призналась:

– О Шеридан Бромлей. Я не хотела говорить тебе об этом раньше, не знала, будет ли она сегодня в театре и сможешь ли прийти ты.

Заметив, как посуровело лицо мужа, Уитни с мольбой посмотрела своими зелеными глазами в его холодные серые.

– Пожалуйста, Клейтон, не осуждай ее, не имея на то достаточных оснований. Ведь нам даже не удалось с ней поговорить.

– Потому что она сбежала, как заметающая следы маленькая сучка. Мы давно знаем, что она любит оперу, но это дела не меняет.

– Любовь к Стивену мешает тебе трезво мыслить.

Видя, что эти аргументы не возымели действия, Уитни сказала мягко, но очень решительно:

– Она бывает здесь не ради спектакля, даже не смотрит на сцену – только на Стивена и постоянно сидит в рядах позади его ложи, чтобы он случайно ее не заметил. Пожалуйста, дорогой, взгляни сам.

После долгих колебаний он наконец сдался и скосил глаза вправо.

– Она в скромной темно-голубой шляпке с голубой лентой, – подсказала Уитни, – и темно-голубом платье с белым воротничком.

Уитни заметила, что лицо Клейтона стало каменным, когда он на миг задержал взгляд на Шеридан, после чего снова стал смотреть на сцену, не отвлекаясь, пока не подняли занавес. Уитни огорчилась, но не сдалась, незаметно наблюдая за мужем. Наконец он чуть-чуть повернул голову, а глаза скосил вправо, насколько возможно. Моля Бога о том, чтобы Шеридан Бромлей каждый четверг бывала в театре хотя бы в ближайшие недели, Уитни слегка наклонилась, из-за плеча Клейтона посмотрела в партер и с облегчением улыбнулась.

Последующие два часа Уитни переводила взгляд с мужа на Шерри и старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть Клейтона. К концу спектакля у нее разболелись глаза, но в душе она ликовала: Клейтон то и дело поглядывал на Шеридан, однако заговорила она с мужем на эту тему лишь через два дня, когда поняла, что он немного смягчил свое отношение к девушке.

Глава 46

– Помнишь наше последнее посещение оперы? – осторожно заговорила Уитни, когда лакей после завтрака убрал со стола.

– Ты, пожалуй, права, актеры на высоте, – с непроницаемым видом откликнулся Клейтон. – Тенор, который…

– Прости, но ты не смотрел на сцену, – бесцеремонно перебила его Уитни.

– Совершенно верно. – Он усмехнулся. – Я наблюдал, как ты следишь за мной.

– Клейтон, сейчас не до шуток. Это очень важно.

Его брови взлетели вверх, и он весь обратился в слух, но по-прежнему улыбался, не решаясь начать этот деликатный разговор.

– Надо бы как-то свести Стивена с Шеридан. Виктория тоже считает, что им необходимо объясниться.

Каково же было удивление Уитни, когда Клейтон не стал с ней спорить, а как ни в чем не бывало сказал:

– Признаюсь, я уже думал об этом. И обсудил этот вопрос со Стивеном вчера вечером, когда встретил его в Стрэтморе.

– Что же ты молчал? Чем закончился ваш разговор?

– Ничем. Только я упомянул о Шеридан Бромлей, сказал, что она наверняка бывает в опере ради него, как он встал и ушел.

– И это все?

– Если честно, не все. Он заявил, что лишь из уважения к матери не станет колотить меня, но если я еще хоть раз произнесу при нем имя Шеридан Бромлей, мне несдобровать.

– Так и сказал?

– Не совсем так, – с иронией ответил Клейтон. – Короче и красочнее.

– Ладно, мне-то он не станет угрожать. Придется действовать самой.

– Что же ты намерена делать? Молиться? Совершить паломничество? Или заняться колдовством?

Он шутил, в глубине души желая, чтобы Уитни оставила Стивена в покое. Однако, судя по ее виду, она не собиралась этого делать. Клейтон отставил чашку и, нахмурившись, откинулся на стуле.

– Ты, я вижу, полна решимости ввязаться в эту историю, несмотря ни на что.

Пожав плечами, она кивнула:

– Я должна попытаться. Не могу забыть лица Шеридан, когда она смотрела на Стивена на балу у Резерфордов, а потом в опере. А Стивен с каждым днем страдает все больше и больше. Ходит мрачный, несчастный. Как же мы можем сидеть сложа руки?

– Все ясно. – Он пристально посмотрел на нее и, не сдержав улыбки, спросил: – Есть ли у меня хоть какой-нибудь шанс отговорить тебя?

– Боюсь, что нет.

– Что ж, ничего не поделаешь.

– Должна также признаться… Я попросила Мэтью Беннета узнать через его фирму адрес Шерри. Без адреса у меня ничего не получится.

– Но ты могла во время антракта попросить лакея проследить, куда она отправится из театра, прежде чем обращаться к Беннету.

– Я как-то не подумала об этом.

– А я подумал.

Он сказал это таким бесстрастным тоном и с таким равнодушным видом, что она не сразу уловила смысл его слов. Когда же поняла, что он имел в виду, волна любви к нему, как это часто бывало, захлестнула ее, любви, ставшей еще крепче за четыре года их совместной жизни.

– Клейтон, – сказала Уитни, – я люблю тебя.

– Она служит гувернанткой, – продолжал Клейтон, – в семье, где трое детей. У барона Скефингтона. Я никогда о нем не слышал. У Беннета есть его адрес.

Уитни поставила чашку и встала, чтобы немедленно послать записку поверенному с просьбой сообщить, какими сведениями располагает его фирма.

– Уитни!

Она обернулась:

– Милорд?

– Я тоже тебя люблю. – Она улыбнулась, а он после минутной паузы очень серьезно сказал: – Если ты по-прежнему полна решимости свести их, действуй осторожно и приготовься к тому, что Стивен, как только увидит ее, уйдет и потом будет долго на тебя злиться. Так что обдумай все хорошенько, чтобы не пожалеть.

– Обещаю.

Покачав головой, Клейтон проводил ее взглядом, хорошо зная, что она не станет терять время на размышления, не в ее это характере, а сразу начнет действовать. И это в ней, надо сказать, как и многое другое, ему особенно нравилось.

Но даже Клейтон не ожидал, что она будет действовать столь стремительно.

– Что это? – спросил он Уитни вечером того же дня, проходя через салон, когда увидел, что она сидит за секретером розового дерева и, потирая кончиком гусиного пера щеку, задумчиво смотрит на листок бумаги в своей руке.

Очнувшись, Уитни подняла голову и улыбнулась:

– Список гостей.

Сезон подходил к концу, и оба с нетерпением ждали возвращения за город к тихой, безмятежной жизни. Клейтон очень удивился, услышав, что жена намерена устроить еще один прием.

– Разве мы не возвращаемся послезавтра в Клеймор?

– Разумеется. Этот прием я хочу устроить через три недели, в честь дня рождения Ноэля. В узком кругу.

Клейтон через ее плечо заглянул в список приглашенных и едва не задохнулся от смеха, когда вслух прочел первый пункт: «Один маленький слоненок, которого дети смогут потрогать с полной гарантией безопасности…»

– Я собираюсь устроить маленькое цирковое представление с клоунами и жонглерами на свежем воздухе. Дети смогут развлекаться вместе со взрослыми, и вообще все будут чувствовать себя свободнее.

– Не маловат ли Ноэль для такого мероприятия?

– Ему необходимо общаться с детьми.

– Но в Лондоне он ежедневно играет с детьми Филдингов и Торнтонов.

– О да, конечно, – весело улыбнулась Уитни. – Когда я рассказала о своем плане Стивену, он предложил устроить праздник по случаю дня рождения Ноэля в Монклере.

– Оставь Стивена в покое, – сказал Клейтон. – В последние шесть недель он только и делал, что ездил на приемы, и сыт ими по горло. Конечно, он дядя и крестный Ноэля, но не стоит его так утруждать. Ты только представь, целую неделю его загородный дом будет полон гостей, и ему придется уделять им внимание.

– Я предложила Стивену устроить бал в честь шестидесятилетия вашей матери в Монклере, чтобы мы смогли отпраздновать день рождения Ноэля в Клейморе. Тем более что Ноэль родился всего тремя днями раньше герцогини.

– Ты у меня просто умница, – похвалил Клейтон Уитни, мгновенно согласившись с ее планом. – Мамин бал будет настоящим событием.

– Праздник нашего сына пройдет в узком кругу – всего несколько тщательно отобранных гостей с детьми и гувернантками.

Пока она говорила, Клейтон просмотрел список и задержался на фамилии Скефингтон.

– Список в высшей степени интересный, – произнес он с иронией.

– Правда же? – не в силах сдержать улыбки, заметила Уитни. – Всего пять пар. В их порядочности мы можем быть абсолютно уверены. К тому же они в курсе наших семейных событий. Ну, и Скефингтоны.

– И конечно, их гувернантка.

Уитни кивнула:

– Еще бы! Вся прелесть моего плана состоит в том, что Шеридан не сможет не приехать, независимо от ее желания, поскольку это входит в ее обязанности.

– А как ты собираешься удержать Стивена, когда он увидит ее?

– Удержать? – переспросила она, очень довольная собой. – Неужели он уйдет от племянника, который его так любит и в котором сам он души не чает, не думая о том, как среагирует на это Ноэль? И не только Ноэль, но и гости, и все из-за какой-то гувернантки, причем в доме, где больше ста комнат! Лучше бы им, конечно, встретиться наедине, однако Стивен ни за что не согласился бы на это. Зато на праздник он не сможет не прийти, да и улизнуть ему не удастся так, чтобы ни племянник, ни гости не заметили. Человек он гордый и не позволит себе уйти из-за Шеридан, которая и без того ранила его самолюбие! К тому же праздник будет проходить под открытым небом, так что волей-неволей Стивену придется видеть Шерри даже по вечерам.

Она замолчала, снова и снова просматривая список.

– Не знаю, как быть с Ники. Боюсь, он не придет или же попытается отговорить меня от моей затеи. Ники вообще не одобрял Стивена в его отношении к Шеридан, в частности и то, что он не искал ее, чтобы объясниться. На следующий день после того, как я видела Шеридан в оперном театре, Ники сказал, что знает, где она находится, но говорить об этом не стал, несмотря на все мои просьбы, хотя раньше мне ни в чем не отказывал. Он заявил, что Шеридан достаточно натерпелась от Стивена и просила никому не сообщать ее местонахождение.

– Ушла-то она, а не Стивен, – возразил Клейтон.

– Я готова с тобой согласиться, но Ники уперся, и его не переубедишь.

– В таком случае Ники и Стивену вместе было бы тесно не то что в доме, но и в целом графстве.

– Но почему? – Уитни нахмурилась.

– После исчезновения Шеридан Стивен слышать не может о Дю Вилле.

Тут Уитни так расстроилась, что Клейтон, желая развеселить жену, вернулся к разговору о ее хитроумном плане. Он понимал, что вряд ли из этой затеи что-нибудь получится, однако не терял надежды.

– А что, если Скефингтоны откажутся? – беспечно спросил он.

В ответ Уитни указала на письмо на секретере.

– По словам Мэтью Беннета, леди Скефингтон удалось уговорить мужа, сэра Джона, приехать с семьей в Лондон на сезон, чтобы пообщаться с нужными людьми. Денег у леди Скефингтон мало, зато претензий в отношении их общественного положения, судя по всему, много.

– Какая амбициозность! – иронично заметил Клейтон. – Я прямо-таки мечтаю лицезреть их три дня подряд. И три раза в день садиться с ними за стол во время завтрака, обеда и ужина…

Отстаивая свою правоту, Уитни произнесла:

– Они приехали в Лондон в надежде получить доступ в высшее общество и таким образом дать шанс их семнадцатилетней дочери сделать блестящую партию. Но пока им это не удалось. Так что вряд ли они откажутся от персонального приглашения герцога Клеймора на праздник в его загородном доме.

– Ты права, – согласился Клейтон, – однако надежда умирает последней.

– Считай, что она уже умерла, – со смехом заметила Уитни, снова сосредоточившись на своем списке, – в особенности если учесть, что твой братец – самый завидный жених во всей Англии.

– А вдруг на этой неделе выпадет снег? – Клейтон не мог без ужаса думать о предстоящем торжестве в его доме. – Может же в нашей стране в кои-то веки выпасть снег в июне.

Глава 47

Водрузив больную ногу на специальную подставку, леди Скефингтон наслаждалась покоем в салоне небольшого дома, снятого ими в Лондоне. Поодаль от нее, пристроив подагрическую ногу на другую подставку, сидел ее муж с «Таймс» в руках.

– Какая благословенная тишина, – сказала леди Скефингтон, склонив голову набок. – Мисс Бромлей повела детей есть мороженое. С минуты на минуту они вернутся. А как приятно, когда их нет дома!

– Да, моя голубка, – ответил муж, не отрывая глаз от газеты.

Она собиралась продолжить эту тему, когда лакей, он же кучер, он же дворецкий, нарушив их уединение, принес письмо.

– Если это очередное извещение об арендной плате… – начала она, но тут ее пальцы ощутили плотность бумаги кремового цвета, а когда на обратной стороне письма она увидела сургучную печать, то едва перевела дух. – Скефингтон! Кажется, нет, я почти уверена… мы получили первое важное приглашение…

– Да, моя голубка.

Она сломала печать, развернула бумагу и, когда увидела золоченый герб в верхней части пергамента, восторженно ахнула. Она даже поднялась от волнения, читая приглашение, которое держала в дрожащих руках.

– Клеймор! – только и могла она сказать вне себя от изумления, прислушиваясь к гулким ударам сердца. – Мы приглашены… к Клейморам!

– Да, моя голубка.

– Герцог и герцогиня Клеймор почтут за честь принять нас у себя в доме на торжестве по случаю дня рождения их сына. Более того, – леди Скефингтон умолкла, взяла со стола нюхательную соль и продолжила: – герцогиня Клеймор собственноручно написала мне записку, в которой выражает сожаление, что не имела удовольствия познакомиться со мной во время сезона, однако надеется сделать это сейчас в… Клейморе… – Леди понюхала соль и добавила: – Через три недели. И приглашает нас вместе с детьми. Что скажешь?

– Чертовщина какая-то!

Леди Скефингтон прижала приглашение к своей пышной груди и с благоговейным трепетом прошептала:

– Скефингтон, ты хоть понимаешь, что это значит?

– Да, моя голубка. Это значит, что нам пришло приглашение, адресованное кому-то другому.

Леди Скефингтон побледнела, еще раз прочла послание и покачала головой:

– Ошибаешься, оно адресовано нам, вот взгляни!

Сэр Джон наконец оторвался от газеты и, взяв у жены пергамент, принялся его читать, при этом недоверие на его лице сменилось глубоким удовлетворением.

– Разве я тебе не говорил, что нечего носиться по Лондону в надежде на приглашение. Оно нашло бы нас и дома, в нашем родном Блинтонфилде.

– О, это гораздо больше, чем приглашение! – заявила леди Скефингтон неожиданно звонким, как у девушки, голосом.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, снова берясь за газету.

– Я имею в виду Джулиану.

Газета поползла вниз, и над ней появились покрасневшие от частого употребления мадеры глаза сэра Джона.

– Джулиану? А при чем тут она?

– Соображать надо, Скефингтон. Джулиана пробыла в Лондоне весь сезон, но мы так и не смогли раздобыть билеты ни в Альмак, ни куда-либо еще, где собираются сливки общества. Тогда я решила, что надо прогуливаться по Грин-парку. Мы не пропустили ни дня и однажды увидели его там. Он бросил взгляд на Джулиану, и тут я подумала… Я подумала, что он заметил ее. Только поэтому мы и получили приглашение в Клеймор. Он не остался равнодушен к ее красоте и все это время искал способ с ней познакомиться.

– И не нашел ничего лучшего, как попросить собственную жену послать нам приглашение? Надо сказать, это дурно пахнет.

Она обернулась к нему и с тревогой, смешанной с презрением, сказала:

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о нашей дочери и Клейморе.

– А я о Лэнгфорде! Так что герцог тут ни при чем.

– Что-то я не понимаю. Если она понравилась и Клеймору, и Лэнгфорду, ничего хорошего из этого не получится! Надо как следует подумать, прежде чем принять приглашение, дорогая.

Она уже хотела произнести гневную тираду о его тупости, но в это время в холле послышались оживленные голоса, и с криком «дети!» леди Скефингтон поспешила в холл и заключила в объятия шедшего впереди мальчика.

– Мисс Бромлей! – От избытка чувств леди бросилась обнимать гувернантку. – Придется день и ночь готовиться к поездке. Даже не представляю, сколько всего понадобится для такого блестящего торжества.

– Джулиана, где ты, дорогая? – вдруг спохватилась она, только сейчас обнаружив, что дочери в холле нет, а перед ней стоят два краснощеких темноволосых мальчугана четырех и семи лет и мисс Бромлей, их гувернантка.

– Джулиана поднялась к себе, леди Скефингтон, – объяснила Шеридан, пряча усталую улыбку при виде возбужденной госпожи, пытаясь представить себе, какая еще работа свалится на нее в связи с подготовкой к «такому блестящему торжеству».

Пока у нее был всего один свободный вечер в неделю, и это при том, что ежедневно ей приходилось работать с самого раннего утра до позднего вечера, выполняя не только обязанности гувернантки, но еще и горничной, и швеи. Воспользовавшись всеобщей суматохой, связанной с предстоящей поездкой, Шерри пошла в свою комнату в мезонине, умылась над тазиком, сливая себе из кувшина, посмотрела в зеркало и, убедившись, что волосы аккуратно завязаны в пучок, села к окошку и занялась шитьем. Теперь прибавится починки, глажки и еще много другой работы, но Шеридан это не пугало. Днем ей некогда было думать о Стивене Уэстморленде и тех волшебных днях, когда она была неотъемлемой частью его жизни. А вот по ночам, в тишине, занимаясь шитьем при свече, Шерри могла полностью отдаваться воспоминаниям и несбывшимся мечтам, которые, она опасалась, в конце концов сведут ее с ума. Перебирая в памяти их встречи и беседы, она расцвечивала их необычайно яркими красками и придумывала все новые и новые – фантазия ее не знала границ.

Постепенно она изменила в своем воображении ужасный конец их помолвки. Начало оставалось неизменным: в тот самый момент, когда Чариз Ланкастер врывается в ее спальню с руганью и страшными обвинениями, появляется Стивен. Зато вариантов развития событий было несколько.

…Выслушав лживые обвинения Чариз, Стивен выгоняет ее из дома, Шерри рассказывает ему правду, и в тот же день они венчаются.

…Стивен не желает выслушать Чариз и сразу выгоняет ее из дома, Шерри рассказывает ему правду, и они венчаются в тот же день.

…Чариз появляется после венчания, но Стивен верит не ей, а Шерри.

Лишь одному ужасному факту Шерри не могла придумать объяснения. Николас Дю Вилль сказал, что Стивен решил жениться на ней из чувства вины. Ей оставалось только примириться с этим и утешать себя мыслью о том, что Стивен ее любит. Для такого финала она сочинила много вариантов.

…Он всегда любил ее, но не осознавал этого до тех пор, пока она не сбежала; он стал искать ее, нашел, и они поженились.

…Они поженились, и он любит ее, несмотря ни на что.

Шерри больше нравился первый финал, более реальный, она поверила в него и иногда, сама того не замечая, смотрела в окно, словно надеясь, что прямо сейчас Стивен придет за ней. Эти фантазии скрашивали жизнь Шерри, но каким наслаждением и в то же время мукой было видеть его в театре!

Ей не следовало там бывать и мучить себя. Ведь настанет момент, когда он улыбнется своей спутнице ему одному присущей завораживающей улыбкой, и после этого Шерри никогда больше не придет в Ковент-Гарден. Это было бы выше ее сил.

Иногда ей даже казалось, что он страдает из-за того, что потерял ее. Он выглядел таким несчастным и мрачным, когда сидел в своей ложе с очередной спутницей.

Был еще день, не время для сладких мечтаний, и Шерри тряхнула головой, чтобы прогнать нахлынувшие воспоминания, и тут с улыбкой заметила, как Джулиана Скефингтон проскользнула к ней в комнату.

– Мисс Бромлей, можно я у вас спрячусь? – спросила семнадцатилетняя девушка с презрительной миной на миловидном лице, тихонько закрыв дверь и направляясь к кровати. Осторожно, чтобы не измять покрывало, девушка села, очень похожая в этот момент на сникшего ангела. Временами, когда ей бывало особенно плохо, Шерри задавалась вопросом, как могла эта ужасная парочка, сэр Джон и леди Скефингтон, произвести на свет такую нежную, умную, тонкую, прямо-таки золотую девушку.

– Случилось самое худшее! – с отвращением произнесла Джулиана.

– Самое худшее? – пошутила Шеридан. – Не страшное, не ужасное, а самое худшее?

Шерри улыбнулась, но улыбка тут же исчезла, когда Джулиана со вздохом сказала:

– Мама вбила себе в голову, что мною заинтересовался какой-то аристократ, в то время как он едва взглянул в мою сторону и не проронил ни слова.

– Понятно, – мрачно сказала Шерри. Она знала, что происходит в семье, и очень сочувствовала девушке. Но не успела она ответить, как в комнату, дико вращая глазами, ворвалась леди Скефингтон.

– Даже представить себе не могу, в каком наряде следует появиться в столь блестящем обществе! Может, вы посоветуете, мисс Бромлей, ведь вас порекомендовала сестра герцога! Мы сейчас же отправимся на Бонд-стрит, Джулиана! Не сутулься. Мужчинам это не нравится! Что будем делать, мисс Бромлей? Наймем карету? Ведь придется ехать с целой свитой слуг, включая, конечно, и вас.

Шерри никак не отреагировала на такое определение ее статуса. Впрочем, леди не ошиблась. Гувернантка и есть прислуга, особенно в этом доме. Ей еще повезло с работой.

– Я не очень-то хорошо разбираюсь в шикарных нарядах, мэм, – осторожно сказала она, – но буду счастлива, если смогу вам помочь. Где состоится торжество?

Леди Скефингтон выпятила свою необъятную грудь. «Словно герольд, объявляющий о прибытии королевской четы», – подумала Шерри.

– В загородном доме герцога и герцогини Клеймор!

Шерри показалось, что комната покачнулась. Она наверняка ослышалась.

– Герцог и герцогиня Клеймор приглашают нас к себе на торжество в узком кругу.

Чтобы не упасть, Шерри ухватилась за столбик кровати. Судя по тому, что она видела в доме Стивена, Уэстморленды находились на самом верху иерархической лестницы светского общества, а Скефингтоны – в самом низу, таких, как они, Уэстморленды просто не замечали. И дело даже не в богатстве и престиже, а в высоком происхождении. Уэстморленды, как и все их друзья, были аристократами, чего не скажешь о сэре Джоне и его супруге. Как же их могли пригласить в дом Клейморов, недоумевала Шерри.

Ее дневные грезы превратились в самый настоящий ночной кошмар.

– Мисс Бромлей, вы побледнели, но я должна вас предупредить, сейчас не время впадать в меланхолию. Уж если я не могу себе позволить спасительного обморока, то вы тем более, мое дитя, – сказала она с натянутой улыбкой.

Шерри стоило немалых усилий взять себя в руки.

– А разве вы… – начала она охрипшим голосом, – знакомы с ними? Я имею в виду герцога и герцогиню.

– Надеюсь, вы не разболтаете того, что я вам скажу, – произнесла леди Скефингтон доверительным тоном, – иначе будете уволены.

Сглотнув, Шерри кивнула, что леди Скефингтон справедливо расценила как обещание держать все в строжайшей тайне.

– Мы с сэром Джоном никогда не были с ними знакомы.

– Тогда как же, то есть почему?..

– У меня есть все основания думать, – гордо ответила леди Скефингтон, – что Джулиана приглянулась самому завидному жениху во всей Англии! А это торжество – просто уловка, хитрый способ, придуманный графом Лэнгфордом, чтобы поближе познакомиться с моей дочерью.

У Шеридан все поплыло перед глазами.

– Мисс Бромлей!

Шеридан прищурилась, с опаской глядя на женщину, которая, по-видимому, придумала эту дьявольскую сказку исключительно для того, чтобы свести Шеридан с ума.

– Мисс Бромлей! Так дело не пойдет!

– Мама, дай мне твою нюхательную соль. – Голос Джулианы донесся до Шеридан, словно из пропасти.

– Нет-нет, со мной все в порядке, – сделав над собой усилие, сказала Шерри, отвернувшись от противной соли, которой леди Скефингтон махала у нее перед носом. – Простите… немного… закружилась голова.

– Слава тебе, Господи! Ведь вы должны проинформировать нас, как вести себя в высшем обществе.

Близкая к истерике, Шеридан хихикнула:

– Да я сама не знаю.

– Но мисс Чарити Торнтон в своем рекомендательном письме особо отметила, что ваше редкое благородство и безукоризненные манеры могут послужить примером для любого ребенка. Разве не она писала это письмо?

Шерри подозревала, что рекомендательное письмо было написано под диктовку Николаса Дю Вилля, которому удалось убедить мисс Чарити поставить под ним свою подпись, как говорится, не глядя, поскольку рекомендация холостяка, прославившегося своим распутством, вряд ли могла помочь молодой женщине получить приличное место. Не исключено также, что он не только сам написал это письмо, но и подписался под ним за себя и мисс Чарити.

– Неужели я дала вам хоть малейший повод сомневаться в справедливости этих слов, мэм?

– Конечно, нет. Вы – хорошая гувернантка, несмотря на ужасный цвет ваших волос, мисс Бромлей, и я очень надеюсь, что вы нас не подведете.

– Постараюсь, – ответила Шерри, поражаясь тому, что еще в силах разговаривать.

– В таком случае полежите немного, чтобы прийти в себя. Здесь душновато.

Шерри, как послушный ребенок, рухнула на кровать, сердце ее бешено колотилось. Но в следующую минуту голова леди Скефингтон снова появилась в дверях.

– Хотелось бы, чтобы мальчики продемонстрировали там все свои таланты. Понимаете, после того как Джулиана станет графиней Лэнгфорд, нам еще предстоит вырастить сыновей. Пусть поупражняются в пении. Мы очень довольны, что вы научили детей аккомпанировать вам на этом старом, разбитом инструменте, приобретенном по вашему совету, как же он называется…

– Гитара, – без всякого энтузиазма произнесла Шерри.

После ухода госпожи Шерри попыталась проанализировать случившееся. Она и мысли не допускала, что, заметив Джулиану в парке, Стивен Уэстморленд придумал всю эту нелепую затею с приглашением, чтобы познакомиться с девушкой. Джулиана, конечно, привлекательная, но обнаружить это можно лишь в разговоре с ней, а они со Стивеном не перемолвились и словом. К тому же она слышала в Альмаке, что женщины буквально вешаются Стивену на шею, и, чтобы заполучить любую из них, ему незачем устраивать у себя в доме прием.

Нет, причина вовсе не в этом. Скефингтоны тут вообще ни при чем. Пришедшая в голову ужасная мысль вызвала у нее новый приступ истерического смеха. Видимо, Уэстморленды и их друзья решили наказать Шеридан Бромлей за то, что она водила их за нос, и придумали самую изощренную месть. На этот раз ей придется появиться в их обществе в своем истинном виде опытной служанки.

И ужаснее всего, что она не может отказаться от этой мучительной, унизительной для нее поездки.

Шерри почувствовала, как задрожал подбородок, и, рассердившись на себя, встала с постели. В конце концов ее совесть чиста. Не бывает постыдной работы. Разве мечтала она когда-нибудь стать графиней?

Но опять-таки совесть напомнила ей, что она лукавит сама с собой. Ведь она хотела выйти замуж за графа Стивена Уэстморленда. И теперь будет наказана за свои непомерные амбиции. Нельзя прыгнуть выше головы, думала Шерри, проклиная судьбу за все то, что она сделала с ней.

– Я хочу домой, – в отчаянии произнесла она, неизвестно к кому обращаясь. – Должен же быть какой-то способ уехать домой!

Минуло всего пять недель с того дня, как она отправила письмо тетке Корнелии, изложив до мельчайших подробностей все, что произошло после того, как она поднялась на борт «Утренней звезды», и попросив денег на обратный билет. Деньги она пришлет, в этом Шеридан не сомневалась. Но пока тетка получит письмо и пришлет ответ, пройдет восемь, а то и десять недель, даже если в Атлантическом океане не будет штормить и суда не задержатся в пути между Портсмутом и Ричмондом. В общем, ждать письма и денег от Корнелии придется еще три недели. Ровно столько, сколько остается до торжества в Клейморе. И если фортуна ей улыбнется, она лишит Уэстморленда возможности насладиться своей изощренной, мелкой местью.

Глава 48

Шерри вполне хватило времени подготовиться к любой неприятности, которая могла ждать ее в Клейморе. И она почти уверовала в то, что сможет выдержать все, что преподнесет ей судьба. Каждый день она твердила себе, что ни в чем не виновата, что правда на ее стороне, и, чтобы положить конец страданиям, не позволяла себе больше предаваться мечтам о Стивене, что почти вошло у нее в обычай.

И теперь ее больше не страшила поездка в Клеймор. Она постаралась изгнать из головы мысли о Стивене и сосредоточить все внимание на болтовне ребятишек, ехавших вместе с ней в последней из трех наемных карет. Не думая о том, что скажет или сделает Стивен, когда увидит ее, она во время их двухчасовой поездки распевала вместе с детьми веселые песни, а когда стали подъезжать к Клеймору, даже не взглянула на дом, хотя никогда его не видела, и целиком была поглощена видом своих питомцев. Кареты проследовали по извилистой, с обеих сторон обсаженной деревьями аллее, а потом через каменный мостик к загородному дому герцога. И Шерри всего раз позволила себе скользнуть небрежным взглядом по фасаду огромного здания с большим, устроенным в виде террасы подъездом и двумя крыльями, стараясь не замечать балконов и окон со средниками, украшавших фронтон.

Держалась Шерри стоически, если не считать предательского сердцебиения, даже нашла в себе силы вежливо улыбнуться слугам в темно-бордовых с золотыми галунами ливреях, вышедшим из дома, чтобы встретить прибывших гостей. В своем скромном из темно-голубой шелковистой ткани платье с белым застегнутым под горлышко воротником и пучком на затылке Шеридан выглядела, как и положено гувернантке. Придерживая мальчиков за плечи, она стала подниматься по ступенькам вслед за сэром Джоном, леди Скефингтон и Джулианой.

Девушка шла, высоко подняв голову, с гордым, но лишенным какой бы то ни было агрессивности видом, потому что ей нечего было стыдиться и не в чем оправдываться: положение гувернантки, хоть и невысокое, но вполне достойное. В тысячный раз за последние три недели она твердила себе, что никогда не лгала ни Уэстморленду, ни кому бы то ни было, чего нельзя сказать о графе Лэнгфорде, самым бессовестным образом обманувшем ее, выдавая себя за ее жениха и пользуясь при этом полной поддержкой семьи. Поэтому стыдиться надо ему, а не ей. Он во всем виноват и должен нести за это ответственность.

К несчастью, первому суровому испытанию выдержка Шеридан была подвергнута, когда она сопровождала семью Скефингтонов в трехэтажную приемную залу с прозрачным куполом и многочисленными, облаченными в ливреи и стоявшими навытяжку слугами, в чьи обязанности входило провожать гостей в их покои после того, как помощник дворецкого выйдет их приветствовать и сообщит, какие им отведены апартаменты.

– Ее светлость герцогиня Клеймор велела проводить вас в голубые апартаменты, откуда открывается необычайно красивый вид, – обратился помощник дворецкого к сэру Джону и леди Скефингтон. – Когда отдохнете с дороги, ее светлость рада будет видеть вас вместе с другими гостями в гостиной.

Тут вперед выступил лакей, который должен был проводить чету Скефингтонов в голубые апартаменты.

– Мисс Скефингтон, вам отведены соседние апартаменты. – И когда Джулиана в сопровождении другого лакея стала подниматься по широкой лестнице, он повернулся к мальчикам: – А ваши комнаты, юные джентльмены, на третьем этаже, там же, где игровые. Ваша гувернантка, конечно… – Он повернулся к Шеридан, но даже она, готовая к тому, что он узнает ее, была поражена выражением ужаса на его лице, когда он остановил на ней взгляд своих выцветших глаз. – …Конечно… – он запнулся, – будет недалеко от вас… в комнате через коридор.

Шерри вдруг до боли захотелось провести рукой по его сухой, как пергамент, щеке, сказать, что все хорошо, что она гувернантка, но не собирается из-за этого плакать. Однако ей лишь хватило сил изобразить подобие улыбки.

– Большое спасибо… – сказала она и мягко добавила: – Ходжкин.

Отведенная ей комната оказалась небольшой, меньше, чем у мальчиков, и очень скромно обставленной: кровать, стул и небольшой стол с тазиком и кувшином, однако она не шла ни в какое сравнение с комнатой в мезонине у Скефингтонов. В этом огромном доме, да еще на четвертом этаже, она была избавлена от необходимости ежеминутно лицезреть своих хозяев.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Шерри умылась, распаковала вещи и пошла посмотреть, что делают мальчики.

Две другие гувернантки разместились в конце коридора, и когда Шерри привела детей в игровую, они обе тоже явились туда со своими подопечными, мальчиками, которым еще не было и четырех лет, и после знакомства настояли на том, чтобы дети Скефингтонов играли под их наблюдением вместе с малышами, так что Шерри, помимо собственной воли, оказалась как бы не у дел.

Девушка прошлась по огромной, залитой солнцем комнате, мимо большого стола с целой армией деревянных солдатиков, подобрала свалившиеся с полки две книги, поставила их на место и зачем-то сняла с этажерки старый альбом для рисования. Раскрыла его и почувствовала, что сердце сейчас остановится. Под детским рисунком, который должен был изображать лошадь то ли на лугу, то ли на водопое у озера, было старательно нацарапано: СТИВЕН УЭСТМОРЛЕНД.

Шерри захлопнула альбом и резко повернулась. Это было второе суровое испытание ее выдержки, похлестче первого. На столике возле деревянной лошади-качалки она заметила небольшую картинку в рамке с изображением маленького улыбающегося мальчика и лошади, которую он обнимал за шею. Рисунок явно был сделан талантливым любителем, а улыбка на лице темноволосого мальчика была скорее лукавой, чем приветливой, однако такой же завораживающей, как и у взрослого Стивена. Несомненно, это был он в детстве.

– Пожалуй, я присоединюсь к вам, – сказала Шерри, отвернувшись от рисунка. – Во что играем? – спросила она своего подопечного Томаса, слишком толстого для своих семи лет.

– У нас и так чересчур много игроков, мисс Бромлей, – ответил Томас. – К тому же вы можете выиграть приз, очень вкусную конфету, а я сам хочу ее выиграть.

– Нет, я! – захныкал четырехлетний брат Томаса.

Ужаснувшись их манерам, которые, как она ни старалась, пока не улучшились, Шеридан жалобно взглянула на двух других гувернанток, которые ответили ей сочувственными улыбками.

– Вы, должно быть, устали, – сказала одна из них. – Мы приехали еще вчера и успели отдохнуть за ночь. Почему бы вам до начала праздника не пойти к себе. А мы присмотрели бы за этими джентльменами.

Чтобы не поддаться искушению и снова не раскрыть детский альбом и не рассматривать рисунок в рамке с изображением крепкого темноволосого мальчика со знакомой до боли улыбкой, Шеридан воспользовалась любезностью женщин и помчалась в свою комнату. Оставив дверь открытой, девушка опустилась на стул рядом с кроватью, стараясь не думать о том, что в этом доме прошло детство Стивена. Однако три недели непрерывных волнений и тяжелой работы плюс события последнего получаса сделали свое дело, и впервые за долгое время Шеридан позволила себе закрыть глаза и пофантазировать. Она уговаривала себя, что приглашение Скефингтонов не имеет к ней ни малейшего отношения, что все три дня она не спустится вниз, а Стивен Уэстморленд не поднимется наверх.

Однако появление Джулианы лишило ее всякой надежды на то, что это возможно, и Шерри со всей очевидностью поняла, что унижениям не будет конца.

– Можно войти, вы не отдыхаете? – несмело спросила девушка, прервав размышления Шеридан.

– Заходите, охотно разделю с вами компанию, – сказала Шеридан и, не удержавшись, спросила: – Граф Лэнгфорд приехал?

– Нет, его ждут с минуты на минуту, мама на седьмом небе от счастья, надеется выдать меня за него замуж. Просто смешно. Не знаю, как я все это выдержу. – Глаза ее пылали гневом. – Зачем она так со мной поступает, мисс Бромлей? Только и мечтает навязать меня самому знатному и богатому жениху, пусть даже я сочту его старым, уродливым, совершенно неинтересным! Почему она заискивает перед теми, кто выше ее по общественному положению?

У Шеридан сердце сжималось при виде этой семнадцатилетней девушки, с трудом скрывавшей мучительный стыд и обиду.

– Видели бы вы, как она лебезит перед герцогиней Клеймор и ее друзьями. Из кожи вон лезет, чтобы произвести на них хорошее впечатление. Это просто невыносимо!

Шеридан и самой была омерзительна леди Скефингтон с ее амбициями и ужасными манерами, однако она осторожно сказала:

– Иногда матери просто хотят, чтобы у детей жизнь сложилась лучше, чем у родителей…

– Меньше всего мама думает обо мне, – с презрением возразила Джулиана. – Я просто была бы счастлива, если бы она оставила меня в покое и дала возможность писать! Если бы перестала искать мне блестящего жениха, словно я…

– Прекрасная принцесса? – договорила за нее Шеридан, и это отчасти было правдой. Леди Скефингтон полагала, что Джулиану с ее лицом и фигурой можно обменять на более высокое общественное положение всего семейства, а дочь достаточно благоразумна, чтобы это понять.

– О, как бы я хотела быть уродиной! – воскликнула Джулиана, и Шерри знала, что девушка не лицемерит. – Чтобы на меня не посмотрел ни один мужчина. Вы и представить себе не можете, как я жила до вашего появления! Единственной отрадой были книги. Меня не выпускали из дома, мама постоянно боялась, что я окажусь замешанной в каком-нибудь скандале и это снизит мою цену на ярмарке невест! Случись такое, я была бы только рада. Поселилась бы тогда в каком-нибудь уединенном месте и жила там на оставленное мне бабушкой небольшое наследство. Завела бы подруг, ходила бы в оперу и драматический театр и писала свой роман. Свобода, – мечтательно произнесла девушка. – Друзья. Вы – моя первая подруга, мисс Бромлей. Первая, кого мама допустила ко мне. Она, видите ли, не одобряет поведения современных девушек, моих сверстниц. Считает их легкомысленными и полагает, что общение с ними…

– Может повредить вашей репутации, – опять договорила за нее Шеридан, всем своим видом давая понять, что сочувствует девушке, – и вы…

– И я оскандалюсь! – воскликнула Джулиана в восторге от такой перспективы. В глазах ее вспыхнули веселые искорки, которые так и не смогла погасить леди Скефингтон. Джулиана наклонилась к Шерри и с уморительной миной шепотом повторила: – Оскандалюсь. И тогда никто на мне не женится… Боже, какое счастье!

В тех условиях, в которых жила Джулиана, подобная ситуация и в самом деле казалась ей избавлением, однако она не представляла себе, что ей это сулит в будущем. И Шерри с улыбкой, но очень решительно заявила:

– Не думаю, что это называется счастьем.

– Вы верите в любовь, мисс Бромлей? Я имею в виду любовь между женщиной и мужчиной, такую, о которой пишут в романах. Я не верю.

– Я… – неуверенно начала Шерри, невольно вспомнив, какой испытывала восторг при появлении Стивена в ее комнате, во время бесед с ним или же когда они вместе смеялись какой-нибудь шутке. А главное, она не могла забыть его восхитительные поцелуи, когда он страстно впивался губами в ее губы. Иногда ей казалось, что этими чувствами ее наделила сама природа и что она живет… полной жизнью потому, что приносит ему наслаждение или по глупости думает, что приносит. Заметив, что Джулиана как-то странно на нее смотрит, Шерри сказала: – Было время, когда я верила в любовь.

– И?

– Любовь без взаимности очень мучительна, – призналась Шерри и тут спохватилась, что снова стала думать о поцелуях.

– Я понимаю, – сказала Джулиана. Взгляд ее фиалковых глаз был слишком проницательным для такой юной девушки. И Шеридан подумала, что Джулиана необычайно наблюдательна и может стать хорошей писательницей.

– Сомневаюсь, – с улыбкой возразила Шеридан.

Однако Джулиана тут же развеяла ее сомнения.

– Когда вы приехали к нам, – сказала она, – я почувствовала, что… вы сильно страдаете. И еще – что вы очень мужественная и решительная. Не стану спрашивать, влюбились ли вы без взаимности, хотя думаю, что это именно так. Хочу узнать о другом, если можно.

Шеридан так и подмывало одернуть девушку, объяснить, что нельзя вмешиваться в чужую жизнь, но Джулиана была так одинока, так мила и столько любви было в ее голосе, что у Шерри не хватило духу ей отказать.

– Надеюсь, вы не поставите меня своим вопросом в неловкое положение?

– Как вам удается сохранять такой беззаботный вид? – спросила Джулиана.

Забот у Шерри было по горло, но она попыталась отделаться шуткой, хотя ей было не до веселья.

– Итак, я мужественная, решительная, отличный пример для подражания, – сказала Шерри, – но давайте поговорим о более актуальных вещах. Вам известна программа торжества?

Шеридан так ловко сменила тему, что Джулиана не могла сдержать восхищенной улыбки.

– Праздник собираются провести под открытым небом, включая и угощение, что кажется мне несколько странным. Столы, за которыми будут сидеть гувернантки с детьми, стоят рядом с нашими. Я прогулялась немного и видела, как идет подготовка.

Она не заметила ужаса, отразившегося на лице Шерри, потому что наклонилась в этот момент, чтобы вытряхнуть попавший в туфлю камешек.

– Да, и еще предполагается, что вы будете играть на гитаре и петь вместе с мальчиками…

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Шеридан. Кипя от гнева, девушка медленно поднялась. Все организовано так, чтобы она постоянно была на виду. Приглашенные ее знают, поскольку являются близкими друзьями Уэстморлендов. Болтать они не будут, так что сплетен опасаться нечего, зато с великим удовольствием станут свидетелями унижения бывшей невесты Стивена, превратившейся в гувернантку. В общем, у Шерри даже не будет возможности спокойно посидеть за столом и поесть. Но что особенно разозлило Шерри, так это отведенная ей роль придворного шута в юбке для их развлечения.

– Настоящие монстры! – взорвалась Шеридан.

Джулиана надела туфлю и подняла голову.

– Это вы о мальчишках? Они напротив вас, в игровой.

– Нет, не о них! – бросила Шерри. – О взрослых монстрах! Вы, кажется, видели их в гостиной?

И словно не замечая Джулианы, только что восхищавшейся ее выдержкой, так и оставшейся сидеть с разинутым от удивления ртом, Шерри прошествовала мимо нее с таким воинственным видом, что ей мог бы позавидовать сам Наполеон Бонапарт. Шерри была полна решимости осуществить свой план, хотя знала, что после этого наверняка потеряет место. Впрочем, Скефингтоны и без этого уволили бы ее. Леди Скефингтон достаточно хитра и быстро сообразит, что весь этот праздник устроен, чтобы поиздеваться над Шерри. Даже родную дочь леди Скефингтон готова была принести в жертву, только бы ей попасть в высшее общество, и если она поймет, что семейство Уэстморлендов презирает ее гувернантку, Шерри лишится работы.

Однако для Шеридан, спускавшейся вниз по бесконечно длинной лестнице, все это уже не имело ни малейшего значения. Да она скорее умрет с голоду, чем позволит этим самонадеянным британским аристократам незаслуженно мстить ей.

Глава 49

Охваченная яростью и стремлением осуществить задуманное, Шеридан с помощью одного из лакеев нашла гостиную и обратилась ко второму, стоявшему у дверей.

– Доложите герцогине Клеймор, что ее хочет видеть Шеридан Бромлей, немедленно, – заявила Шерри, уверенная в том, что получит отказ, и готовая ворваться в гостиную, чего бы это ей ни стоило.

Каково же было ее удивление, когда лакей с поклоном распахнул дверь и не задумываясь сказал:

– Ее светлость ждет вас.

Все ясно. Можно больше не сомневаться в том, что весь этот праздник устроен с единственной целью – наказать ее.

– Так я и знала, – в сердцах бросила Шеридан и пулей влетела в огромную гостиную.

Не успела она появиться, как разговоры и смех прекратились. Не обращая внимания на присутствующих здесь Викторию Филдинг и Александру Таунсенд, Шерри прошла мимо старой герцогини и мисс Чарити, даже не кивнув им, и направилась прямо к герцогине Клеймор.

Глаза ее метали молнии, когда она презрительно посмотрела на сдержанную брюнетку, в которой одно время видела сестру, и дрожащим от ярости голосом, сжимая кулаки, заявила:

– Мало вам развлечений, так вы решили еще помучить прислугу, чтобы пощекотать себе нервы? Интересно, чем я вас должна позабавить, кроме игры на гитаре и пения? Может, сплясать? Кстати, где Стивен? Небось тоже ждет не дождется, когда я начну представление. Напрасно старались, – Шерри повысила голос, – потому что я ухожу! Понимаете? Вы втянули в эту историю Скефингтонов, совершенно не думая о том, что такие выезды им не по карману, заставили их строить какие-то иллюзии, в то время как единственной вашей целью была месть мне! Что же вы за… монстры! И не вздумайте отрицать, что ваш хитроумный план не что иное, как способ заполучить меня на этот вечер.

Приход Шеридан не был для Уитни неожиданностью, но ей и в голову не могло прийти, что девушка будет такой агрессивной. И вместо того чтобы поговорить с Шерри и тактично ей все объяснить, как она и намеревалась, Уитни приняла вызов, и ответный удар нацелила прямо в сердце девушки.

– Признаться, я полагала, вы оцените наши старания устроить вам встречу со Стивеном, – холодно заявила она, вызывающе вскинув брови.

– Мне это совершенно не нужно, – парировала девушка.

– И поэтому каждый четверг вы появляетесь в опере?

– Опера открыта для всех.

– Но вы-то смотрите не на сцену, а на Стивена.

Шеридан побледнела.

– А он знает? Ради Бога, не говорите, что вы ему рассказали. Неужели вы так жестоки?

– Но почему? – спросила Уитни, тщательно подбирая слова. Чутье ей подсказывало, что еще немного, и она узнает, почему Шеридан сбежала. Главное, не спугнуть ее каким-нибудь неосторожным словом. – Разве это жестокость рассказать ему, что вы ходите в оперу в надежде увидеть его?

– Значит, он знает? – снова спросила Шерри, и Уитни прикусила губу, чтобы не улыбнуться от радости, поскольку поняла, что не ошиблась в Шерри. Единственная прислуга в комнате, где собралась только знать, Шерри не стала бы никому кланяться, однако ее воинственный пыл следовало поумерить, и Уитни, не терпевшая лжи, вздохнув, пошла на обман без малейших угрызений совести.

– Стивен пока ничего не знает, но я скажу ему, если вы не объясните, почему ходите в оперу, чтобы увидеть его, после того как бросили своего жениха за пять минут до венчания.

– Вы не имеете права задавать мне такие вопросы.

– Еще как имею.

– Да кто вы такая? – взорвалась Шеридан. – Королева Англии?

– Просто женщина, которая пришла на ваше венчание. То самое венчание, с которого вы сбежали.

– Я думала, вы поблагодарите меня за это!

– Поблагодарю? – с изумлением пробормотала Уитни. – За что?!

– К чему все эти расспросы? Стоит ли препираться из-за чепухи?

– Я вовсе не считаю сердечные дела близкого мне человека чепухой. Возможно, в этом мы с вами расходимся, – ответила Уитни, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

– Вы нравились мне куда больше, когда я не знала, кто я такая, – в полной растерянности произнесла Шерри, что в других обстоятельствах могло показаться смешным.

Она огляделась, словно желая убедиться в том, что мебель по-прежнему стоит на полу, а вместо гардин не висят простыни.

– Тогда вы казались… более рассудительной, с вами можно было разговаривать. После того как я узнала от месье Дю Вилля, почему Стивен вдруг решил на мне жениться, я не могла поступить иначе. Бедный мистер Ланкастер скончался, так и не увидев дочери.

Мысленно пожелав Ники Дю Виллю вечно гореть в адском пламени, Уитни ни на минуту не переставала думать о своей главной задаче.

– Итак, я могу уйти? – с каменным лицом спросила девушка.

– Разумеется, – ответила Уитни, к великому удивлению Виктории и мисс Чарити, и, когда Шерри была уже у двери, более мягко добавила: – Уверена, мисс Бромлей, что мой деверь любит вас.

– Не говорите мне этого! – взорвалась Шерри и, не оборачиваясь, взялась за ручку двери. – Не мучьте меня понапрасну. Он даже не притворялся, что любит меня и тогда, когда речь зашла о женитьбе.

– Возможно, он не признался в этом ни вам, ни себе, да и сейчас не признается, но с того дня, как вы исчезли, его не узнать.

От страха, надежды, сомнения и радости у Шерри все поплыло перед глазами.

– Не лгите мне, ради Бога.

– Шерри?

Девушка обернулась, уловив в голосе Уитни нежность.

– В день венчания Стивен не верил, что вы ушли насовсем. Даже после визита мисс Ланкастер, излившей на него весь свой яд. Он ждал, что вы вернетесь и все объясните.

Шеридан была близка к обмороку, а герцогиня продолжала:

– До позднего вечера он не отпускал священника. Какие же еще вам нужны доказательства? Вы утверждаете, будто он собирался жениться на вас лишь из чувства вины и долга, но к тому времени он уже знал, что вы не Чариз Ланкастер и у вас прошла амнезия. О какой же вине или чувстве долга могла идти речь?

При мысли о том, что она все потеряла по собственной глупости, девушку едва не хватил удар.

– Он не верил, что вы сбежали. И именно поэтому ни за что не хотел отпускать священника, – повторила Уитни, – как тот ни убеждал Стивена, что, согласно обычаю, венчание следует проводить до полудня.

Шерри отвернулась, чтобы никто не видел ее слез.

– Я и не думала… и представить себе не могла… – овладев собой, сказала Шерри, бросив взгляд на Уитни. – Он чего-то не понял. Не мог же он всерьез помышлять о том, чтобы жениться на простой гувернантке.

– Конечно, мог! – ответила Уитни, смеясь сквозь слезы. – На основании моего личного опыта и того, что я прочла об этом семействе, могу сказать, что мужчины из рода Уэстморлендов всегда делали и делают только то, что им нравится. Ведь после визита Чариз Ланкастер Стивен уже знал, что вы были ее компаньонкой, однако не раздумал жениться и ждал вашего возвращения. Это по вашей, а не по его вине не состоялось венчание.

Уитни помолчала, наблюдая, как на лице девушки восторг сменился страданием… а затем надеждой, пусть робкой и смутной. Вне себя от радости, Уитни тем не менее сочла своим долгом предупредить Шерри:

– К несчастью, мужчины в семье Уэстморлендов приходят в бешенство, если им причиняют неприятности без всяких на то оснований. Боюсь, Стивен давно в таком состоянии.

– В бешенстве?

Уитни кивнула:

– К сожалению, да.

Она снова умолкла, выжидая момент, когда Шерри потребуется все ее мужество, чтобы попытаться исправить ошибку.

– Не сомневаюсь, – сказала она наконец. – Теперь все будет зависеть от вас. Попробуйте наладить с ним отношения. Но помните. В лучшем случае вы найдете в Стивене отчуждение и холодную враждебность. В худшем – он выплеснет на вас весь свой гнев.

– Понимаю.

– Он не желает иметь с вами ничего общего, даже слышать о вас не хочет.

– Он… ненавидит меня? – Голос ее дрогнул. Разумеется, ненавидит, и она сама в этом виновата.

– Да, конечно.

– Но он… вы думаете, не всегда ненавидел меня?

– Я думаю, он вас любил. Помните, я как-то сказала вам, что ни к одной женщине он не относился с такой нежностью. Он вами увлекся по-настоящему. Такого с ним еще не бывало.

Шеридан потупилась, даже не смея надеяться вновь разжечь в нем угасшее чувство. Однако надежда умирает последней. И, подняв глаза на Уитни, Шерри спросила:

– Что же мне делать?

– Снова завоевать его.

– Каким образом?

– Это как раз самый деликатный момент, – сказала Уитни, пряча улыбку при виде тревоги на лице девушки. – Конечно, он не имеет ни малейшего желания вас видеть. И, узнав, что вы здесь, не задумываясь уехал бы, если бы не торжество по случаю дня рождения Ноэля и не мысль о том, что внезапное исчезновение повредит его репутации.

– В таком случае я должна благодарить судьбу, что все так складывается.

– Дело не в судьбе. Вы не ошиблись, предположив, что весь этот праздник тщательно спланирован. Но никто не собирался вас унижать. Мы лишь хотели, чтобы вы со Стивеном встретились и имели достаточно времени объясниться. Поэтому я предложила леди Скефингтон, чтобы за детьми присмотрели две другие гувернантки, а вы во время праздника стали бы компаньонкой Джулианы. В этом случае вы смогли бы прогуливаться вокруг дома, кататься верхом, словом, быть на виду.

– Н-не знаю, как и благодарить вас.

– Это ни к чему, – с нервным смешком ответила Уитни.

И чтобы девушка не растерялась при встрече со Стивеном, от которого можно было ждать чего угодно, рассказала ей одну семейную тайну.

– Несколько лет назад отец, не спросив моего согласия, пообещал Клейтону выдать меня за него замуж. А я в то время, совсем еще молодая и глупая, без памяти влюбилась в одного местного парня, решила до конца дней хранить ему верность и намеренно совершила поступок, из-за которого Клейтон отказался на мне жениться. Но тут я поняла, что от моей безумной страсти и следа не осталось. А Клейтон даже раскланиваться со мной перестал.

– Но, насколько я понимаю, он в конце концов передумал.

– Не совсем так, – покраснела Уитни. – Это я передумала. Он уже собирался жениться на другой, но я… приехала в Клеймор и постаралась отговорить его от этой женитьбы. В дело вмешался Стивен и убедил меня остаться здесь. Вот я и затеяла этот праздник, надеясь, что мой план сработает, как это было у нас с Клейтоном.

– И он вас сразу простил, как только увидел?

Герцогиня звонко рассмеялась и покачала головой:

– Он даже смотреть на меня не хотел. Ни разу в жизни я не испытывала такого унижения, как в ту ночь. Зато потом, когда победила – то есть когда оба мы победили, – я забыла об унижении. Потому что он принадлежал мне.

– Вы хотите сказать, что со мной может случиться то же самое?

– Думаю, да.

– Спасибо за доверие. Как бы то ни было, приятно сознавать, что женщина допустила ужасную оплошность и сама же исправила положение.

– Я ни за что не доверилась бы вам, – мягко возразила герцогиня, – лишь для того, чтобы вызвать ваше сочувствие. У меня причина более серьезная.

– Понимаю.

Подумав, Шеридан выпрямилась и, слегка улыбнувшись, решительно спросила:

– Что я должна делать?

– Прежде всего постараться, чтобы он вас увидел. И забыть об условностях.

– Забыть об условностях?

– Совершенно верно. Сделать так, чтобы он не устоял перед вашими чарами. Снова завоевать его. Ведь после случившегося он вряд ли захочет с вами общаться.

Охваченная страхом, надеждой, сомнениями, Шеридан кивнула, пытаясь унять гулко бившееся сердце. Наконец она повернулась к женщинам, с которыми поступила так бестактно, однако прочла в их глазах симпатию и понимание.

– Я проявила непростительную грубость, – начала она, обратившись к старой герцогине и мисс Чарити, но мать Стивена жестом остановила ее.

– В создавшейся ситуации, моя дорогая, – сказала она, – я, пожалуй, поступила бы так же.

– Ради всего святого, простите меня… – И Шерри обеими руками крепко пожала руку герцогине.

Тут поднялась Виктория Филдинг, обняла Шеридан и, смеясь, сказала:

– Мы собрались здесь, чтобы поддержать вас. Поверьте, это вам не помешает, когда появится Стивен.

– Не пугайте ее, – вступила в разговор Александра Таунсенд, тоже смеясь и пожимая руку Шерри. И, поежившись, будто ей страшно, сказала: – Оставим это Стивену.

Улыбка сбежала с лица Шерри, и она спросила:

– А ваши мужья в курсе того, что вы задумали?

Женщины словно по команде кивнули, и Шерри была глубоко тронута тем, что даже мужчины ей сочувствуют.

Перед девушкой стояла трудная задача. Она почти не сомневалась в том, что Стивен любил ее, иначе не прождал бы целый день и, как только она сбежала, отпустил бы викария. При мысли об этом у Шеридан разрывалось сердце, но никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой.

Глава 50

Вслед за Шеридан гостиную покинули Александра и Виктория, там остались женщины, которые, часом позже заслышав шум подъезжавшей кареты, как ни старались, не смогли сдержать охватившее их волнение.

– Должно быть, это Стивен, – сказала старая герцогиня, поставив дорогую чашку из севрского фарфора так, что она со звоном опрокинулась на изящное блюдце. Большинство гостей, включая и Скефингтонов, уже прибыли, а Стивена все не было и не было: то ли задержался, то ли вообще не смог или не захотел приехать. – Если он не ранен и на него не напали разбойники с большой дороги, – раздраженно продолжала старая герцогиня, – надо бы задать ему хорошую трепку! Просто нервы не выдерживают. Слишком я стара, чтобы испытывать мое терпение.

Не в силах ждать, пока дворецкий доложит о вновь прибывшем, Уитни поспешила к окну.

– Это он, дорогая?

– Да… О нет! – взволнованно воскликнула Уитни и отвернулась от окна, ухватившись за штору.

– Так «да» или «о нет»? – осведомилась мисс Чарити.

– Да, это Стивен.

– Очень хорошо! – сказала мисс Чарити.

– С Моникой Фицуеринг.

– Очень плохо, – заявила старая герцогиня, передавая внука мисс Чарити, которая с радостью раскрыла ему свои объятия. В силу необходимости старушку пришлось посвятить в план Уитни. Они с Ноэлем так привязались друг к другу, что у Уитни не хватило духу отослать старую женщину в день его рождения, поэтому и пришлось раскрыть ей все карты.

– С ним не только Моника Фицуеринг, но еще и Жоржет Портер.

– Это уже совсем плохо, – вышла из себя старая герцогиня.

– А я думаю, это прекрасно! – воскликнула мисс Чарити, и обе женщины на нее недоверчиво посмотрели.

Улыбаясь лорду Ноэлю Уэстморленду, старушка взяла малыша за руки и похлопала его пухленькими ладошками, отчего он весело засмеялся. Тут она заметила, что обе герцогини уставились на нее, как на сумасшедшую.

– Одна женщина отвлекла бы его внимание, – беззаботно пояснила она, – а две смогут общаться между собой и оставят его в покое.

– Увы! Моника и Жоржет не терпят друг друга.

Но мисс Чарити и в этом нашла положительную сторону.

– Они наверняка захотят продемонстрировать Лэнгфорду свою доброту и благожелательность и не станут пикироваться. Или же, – добавила она, размышляя вслух, – объединятся и обратят свою злобу на бедняжку Шерри, если только Лэнгфорд станет уделять ей внимание.

Второй вариант явно не устраивал Уитни, и она бросила взгляд на свекровь:

– Что будем делать?

– Необходимо срочно пригласить дорогого месье Дю Вилля, чтобы составил компанию одной из дам.

Тут старая герцогиня не выдержала, резко повернулась и сердито посмотрела на Чарити:

– Что за абсурд! Вы же прекрасно знаете, что с того дня, как Шерри исчезла, одно имя Дю Вилля приводит Стивена в ярость.

Заметив, как нервничает свекровь, Уитни поспешила вмешаться.

– Почему бы вам не погулять с Ноэлем, мэм? – сказала она Чарити. – Я попросила гувернанток отвести детей к пруду подышать воздухом и посмотреть лебедей. Заодно вы могли бы последить за нашей «гувернанткой», если она там появится.

Чарити тут же поднялась и взяла Ноэля за руку.

– Итак, мой молодой лорд, попробуем выследить нашу дичь?

Ноэль отскочил от нее и покачал своей темной кудрявой головой.

– Сначала – прощальный поцелуй, – сказал он и побежал, быстро перебирая маленькими пухлыми ножками, к бабушке и матери, малыш знал, что им нравится, когда он их целует. Затем, очень довольный, он улыбнулся мисс Чарити, протянул ей руку, и они отправились на лужайку.

Не успели они исчезнуть из виду, как улыбка сбежала с лица старой герцогини, и она устремила гневный взгляд на дверь, соединявшую гостиную с главной залой. Терпению ее пришел конец. Она была зла на ничего не подозревавшего Стивена за то, что он разрушил их тщательно разработанный план его примирения с Шерри и привез в Клеймор сразу двух женщин, которых она вообще не жаждала видеть у себя в доме. Стивен же не имел об этом понятия и, проводив дам в гостиную, подошел к матери.

– У тебя усталый вид, – сказал он, наклонившись, чтобы чмокнуть мать в щеку.

– Я очень волновалась, потому что ты опоздал.

Стивен был слишком удивлен ее тоном, чтобы бурно отреагировать на несправедливое обвинение.

– Не знал, что следует приехать к определенному часу. Извини, если заставил тебя волноваться.

– Не только меня, но и хозяйку дома, – упрекнула его мать.

Стивен выпрямился и бросил на нее раздраженный взгляд.

– Приношу мои самые искренние извинения за опоздание, ваша светлость, – сказал он и с поклоном добавил: – Уже вторично.

Слегка пожав плечами, Стивен решил, что не стоит обращать особого внимания на нетипичное для матери брюзжание, и повернулся к своим дамам.

– Мама, – сказал он, – надеюсь, ты знакома с мисс Фицуеринг…

– Как ваш отец, Моника? – спросила герцогиня у молодой женщины, учтиво присевшей в книксене.

– Спасибо, ваша светлость, очень хорошо. Просил кланяться вам.

– Передайте ему мой поклон. А теперь поднимайтесь наверх и отдыхайте до самого ужина, вы устали с дороги.

– Я не чувствую себя усталой, ваша светлость, – с трудом скрывая обиду, ответила мисс Фицуеринг, приняв замечание старой герцогини как намек на то, что она плохо выглядит.

Однако герцогиня пропустила ее слова мимо ушей и величественно протянула руку мисс Портер, тоже сделавшей реверанс.

– Говорят, вы болели, мисс Портер. Вам бы следовало провести этот уик-энд в постели.

– О, но… я болела в прошлом году, ваша светлость. Сейчас я вполне здорова.

– Внимательное отношение к себе – залог здоровья. Так говорит мой доктор, и благодаря его советам у меня крепкое здоровье и всегда хорошее настроение.

Тут подошла Уитни и поздоровалась с незваными гостьями прежде, чем они успели мысленно усомниться в хорошем настроении матери Стивена в данный момент.

– Вы обе прекрасно выглядите, – сказала Уитни, – но несколько минут отдыха вам не помешают. – Она улыбнулась и, проводив озадаченную мисс Портер и обиженную мисс Фицуеринг к двери, велела лакею показать дамам отведенные им покои.

– А где мой племянник? – спросил Стивен, чмокнув Уитни в щеку. – И где, – прошептал он с иронией, – хорошее настроение моей матери?

– Ноэль с мисс Чарити… – начала Уитни и поняла, что пора действовать. Назад пути нет. – Через полчаса все пойдут к пруду, где для детей будет устроено небольшое торжество. Ноэль тоже придет туда вместе с остальными детьми.

Глава 51

Лебеди с горделивым видом плавали по зеркальной поверхности пруда.

Шеридан и две гувернантки стояли у изящного белого бельведера, наблюдая, как дети арендаторов, живших на землях поместья, весело играют с малышами приглашенных на праздник гостей. Их звонкие голоса разносились далеко вокруг, когда они старались заманить лебедей поближе к берегу, смешиваясь с более низкими и спокойными голосами Филдингов, Таунсендов, Скефингтонов и Уэстморлендов.

Шеридан внимательно наблюдала за детьми, но все голоса заглушил стук ее сердца, когда она увидела наконец Стивена, появившегося из дома с двумя женщинами. Уитни, прежде чем присоединиться к гостям, успела ее предупредить, что Стивен приехал не один, но девушка пропустила это мимо ушей, не в силах забыть слова Уитни, сказанные несколько раньше: «Стивен не отпускал священника до позднего вечера. Он просто поверить не мог, что вы не вернетесь».

Нежность к Стивену и раскаяние в том, что она натворила, заставили сердце девушки болезненно сжаться и в то же время придали ей сил и решимости любой ценой вернуть потерянную любовь.

Стивен слушал Монику, рассеянно улыбаясь, но взгляд его был устремлен на детей.

Чем ближе он подходил, тем громче стучало сердце Шеридан, его стук отдавался в ушах. К ней подбежал Ноэль, за которым едва поспевала Чарити.

– Цветок – вам, – робко сказал он, протягивая Шерри крошечный полевой цветок, который он сорвал по просьбе Чарити.

– Лэнгфорд станет искать Ноэля и увидит вас, – тогда мы сможем вздохнуть с облегчением, не придется ждать, пока он обратит внимание на гувернанток, – изложила она Шерри свои соображения.

Не придав ее словам значения, Шерри опустилась на корточки, чтобы взять цветок, и ласково улыбнулась пухлому мальчугану, как две капли воды похожему и на отца, и на Стивена.

– Благодарю вас, сэр, вы очень любезны, – сказала она, краешком глаза наблюдая за Стивеном, приближавшимся к бельведеру. Позади, под развесистым дубом, притаились женщины, с нетерпением ожидавшие развития событий. Смех и разговоры разом смолкли.

Ноэль потянулся рукой к солнечным зайчикам, игравшим на огненно-рыжих волосах Шерри и, оглянувшись на Чарити, спросил:

– Горячие?

– Нет, – ответила Шерри, с любовью глядя на прелестное личико мальчугана. – Не горячие.

Он улыбнулся и хотел дотронуться до ее волос, но тут его окликнул Стивен:

– Ноэль!

Мальчик пришел в восторг, и не успела Чарити опомниться, как он бросился к дяде, который подхватил его на руки.

– Да ты вырос еще на полметра! – воскликнул Стивен, усаживая ребенка к себе на плечо и поглядывая на стоявших за дубом женщин. – Соскучился по мне?

– Да, – кивнул племянник. В этот момент они проходили в нескольких метрах от Шеридан, и Ноэль, заметив, что девушка смотрит на него, тут же принял решение и заерзал на плече дяди, собираясь спрыгнуть.

– Как, уже покидаешь меня? – с удивлением и обидой спросил Стивен и пошутил, обращаясь к Таунсендам, Филдингам, Жоржет и Монике и опуская малыша на землю: – Все ясно. Придется дарить ему более дорогие игрушки. Куда это вы спешите, молодой человек?

Ноэль с обожанием оглянулся на дядю и, указав пальчиком на женщину в скромном темно-голубом платье, пояснил:

– Прощальный поцелуй!

Не подозревая, что на него обращено полдюжины пар глаз, Стивен выпрямился, взглянул в ту сторону, куда указывал Ноэль, и… замер, увидев Шеридан, которая наклонилась к малышу, подставив ему щеку для поцелуя, но смотрела прямо на него.

Уитни заметила, как Стивен стиснул зубы и как на скулах у него заиграли желваки. Втайне она лелеяла надежду, что он подумает, будто Скефингтоны ее знакомые и появление Шерри здесь – чистая случайность, но эта надежда рухнула, когда Стивен медленно повернулся и свирепо посмотрел на Уитни, сразу догадавшись, что все это подстроила невестка. Не сказав ни слова, он резко повернулся и быстрым шагом направился к дому.

Опасаясь, как бы он не уехал, Уитни поставила рюмку и, извинившись перед гостями, поспешила вслед за ним. Не обращая внимания на устремленные на него со всех сторон взгляды, Стивен первым достиг дома. Уитни не смогла его догнать и уже от дворецкого узнала, что Стивен велел заложить экипаж и пошел в свою комнату.

Уитни взбежала по лестнице, но на ее стук в дверь никто не откликнулся.

– Стивен, Стивен! Я знаю, что ты здесь…

Она толкнула дверь, оказавшуюся незапертой, и вошла. Он появился из гардеробной в свежей сорочке, увидел Уитни и бросил на нее яростный взгляд.

– Стивен, выслушай меня…

– Уходи! – крикнул он, быстро застегивая сорочку.

– Но ты не уедешь? Скажи!

– Как я могу уехать? Ты все продумала. Примите мои поздравления, ваша светлость, – сказал он с сарказмом, – ваше лицемерие и предательство не имеют себе равных!

– Стивен, прошу тебя, – взмолилась Уитни, робко шагнув к нему. – Выслушай меня. Шерри считала, что ты хочешь жениться на ней из жалости. И я подумала, что надо дать тебе шанс с ней увидеться…

Он стал приближаться к ней с угрожающим видом.

– Появись у меня такое желание, я обратился бы к твоему другу Дю Виллю, – ответил он с сарказмом. – Ведь она побежала прямо к нему.

Уитни, невольно пятясь к двери, быстро-быстро заговорила:

– Поставь себя на ее место…

– Если у тебя хватит ума, – прервал он ее тихим, леденящим кровь голосом, нависая над ней, – то пока я здесь, ты постараешься держаться от меня подальше, Уитни. И со следующей недели мы будем общаться только через твоего супруга. А теперь дай мне пройти.

– Я знаю, ты любил ее, и сказала…

Он взял ее за плечи и, отодвинув в сторону, вышел из комнаты.

Ошеломленная, Уитни молча смотрела, как, широко шагая, он миновал коридор и стал спускаться по лестнице.

– Боже мой, – прошептала она чуть слышно. Уитни знала Стивена Уэстморленда более четырех лет, но даже не представляла, что он может смотреть на нее с такой ненавистью. Когда женщина спустилась вниз, чтобы присоединиться к гостям на торжестве, которое так плохо началось, то оказалось, что Стивен с Моникой и Жоржет поехал на прогулку в соседнюю деревню и, значит, несколько часов его здесь не будет.

Леди Скефингтон огорчилась, как и все, но по другой причине. Только сэр Джон и Джулиана отнеслись к отсутствию Стивена совершенно спокойно. Сэр Джон выпил еще рюмочку мадеры, но, к счастью, не стал словоохотливым, как обычно, а наоборот, необычайно молчаливым. А Джулиана беседовала с Шеридан и помогала присматривать за детьми. Она взяла на руки Ноэля, с ласковой улыбкой потискала его и что-то весело сказала Шерри.

Наблюдая за ней, старая герцогиня, чтобы разрядить обстановку, как ни в чем не бывало обратилась к Уитни:

– Джулиана Скефингтон чувствует, что надвигается гроза. Она видела, сколько злобы было во взгляде Стивена, когда он заметил Шерри, и мгновенно приняла ее сторону. Я успела побеседовать с ней. Такая славная, умная, обходительная.

Забыв на какой-то момент все, что ей наговорил Стивен, Уитни ответила:

– И к тому же красавица. Каких только чудес не бывает на свете! – Она, поморщившись, кивнула в сторону сэра Джона и леди Скефингтон. – Просто не верится, что эта парочка произвела на свет поистине небесное создание.

Глава 52

Обычно у подъезда дежурили слуги. Они помогали гостям выйти из экипажа и следили за тем, чтобы лошадей увели в конюшню. Но когда Стивен вернулся с прогулки, никто не вышел ему навстречу. Лишь неподалеку, на аллее, Стивен заметил слугу, который так пристально смотрел в сторону холмов, сбегавших вниз от конюшен в тыльной части поместья, что, увлеченный этим занятием, не услышал стука колес, пока Стивен не подъехал прямо к нему. Слуга вздрогнул и с виноватым видом бросился к Стивену, чтобы взять у него поводья.

– Почему никого нет? – спросил Стивен, удивляясь, что дворецкий до сих пор не послал слуг встретить его и не отворил парадную дверь.

– Все ушли к конюшням, милорд. Там такой спектакль, с вашего позволения, который никак нельзя пропустить. Во всяком случае, так мне сказали, вот я и стараюсь хоть что-нибудь разглядеть.

Стивен решил посмотреть собственными глазами, что происходит у конюшен, и снова взял поводья.

Конюшни и большой луг, где прогуливали разгоряченных коней, чтобы дать им остыть, окружал длинный забор. По одну сторону забора до подножия поросших лесом холмов простиралось поле с живыми изгородями и каменными барьерами для тренировки лошадей Клеймора, используемых на охоте. Подъехав к конюшне, Стивен увидел, что вдоль забора выстроились в ряд грумы, лакеи, кучера и конюшие. Он помог Монике и Жоржет выйти из экипажа и тут заметил, что все гости за исключением его вероломной невестки стоят в дальнем конце забора и так же, как слуги, с увлечением смотрят в сторону холмов.

Стивен подошел со своими дамами к собравшимся и посмотрел в непроницаемое лицо брата, пытаясь угадать, участвовал ли он в заговоре Уитни, хотя и не верил в это. И он намеренно обратился с вопросом не к нему, а к Джейсону и Виктории Филдинг:

– Что вы там так внимательно рассматриваете?

– Подожди, сам увидишь, – ответил Джейсон, загадочно улыбнувшись. – Пусть это будет для тебя сюрпризом.

А Виктория Филдинг, избегая его взгляда, с лучезарной улыбкой добавила:

– Зрелище и в самом деле потрясающее.

Стивен подумал, что и Филдинги, и Таунсенды ведут себя как-то странно. Женщины нервничают, а мужчины испытывают неловкость. То ли они поражены появлением Шеридан Бромлей, то ли чувствуют свою вину перед ним, поскольку посвящены в план Уитни. Обе супружеские четы были особенно близки Стивену, и, пристально глядя на них, он размышлял о том, не прекратится ли их дружба после этого торжества. Почувствовав на себе взгляд Стивена, Александра густо покраснела. Это не ускользнуло от Стивена, и он утвердился в своих предположениях. Во всяком случае, женщины наверняка в курсе дела. С того момента, как Стивен увидел свою бывшую невесту, прошло три часа, но он ни разу не позволил себе вспомнить о ней. Слишком тяжела нанесенная ею обида, и он просто обязан забыть о Шеридан Бромлей навсегда.

Она все время притворялась, а когда над ней нависла угроза разоблачения, сбежала к Дю Виллю, в то время как он, влюбленный идиот, до позднего вечера ждал ее возвращения вместе с семьей и викарием.

После того как Шеридан сбежала, Стивен проанализировал каждое ее слово, каждый шаг. Солгав, что потеряла память, она проговорилась лишь раз, когда зашла речь о компаньонке. «Мне не нужна компаньонка, – вырвалось у нее. – Я сама…»

«Надо быть блестящей актрисой, чтобы разыграть такой спектакль», – думал Стивен, вновь и вновь проклиная себя за доверчивость.

Сколько нежности было в ее взгляде, когда этим утром они встретились у пруда! Казалось, в ее глазах светится сама душа. Но у Шеридан нет ни души, ни тем более совести.

Изобразила тоску на своем прелестном, лживом личике, чтобы еще раз разжалобить его.

Стивен почти не сомневался, что все это время Дю Вилль развлекался с Шерри, но очень скоро она ему наскучила и он избавился от нее.

Жизнь гувернантки малопривлекательна, и Шеридан надеется снова очаровать его. Это он понял по ее обращенному к нему умоляющему взгляду. Стивен в раздумье посмотрел на мужчин, но тут его мучительные размышления были прерваны возгласом Виктории Филдинг:

– Вон они!

Стивен посмотрел в указанном направлении и на лесистом склоне холма увидел двух всадников. Они во весь опор мчались в их сторону, низко пригнувшись к шее коней и с удивительным изяществом одновременно преодолевая препятствия из живых изгородей. В одном из всадников Стивен сразу узнал Уитни: ему было известно, что она классная наездница и не имеет себе равных не только среди женщин, но и среди мужчин. Ее соперник, хрупкого телосложения, в рубашке, бриджах и сапогах, был, пожалуй, еще искуснее Уитни. Он мчался сломя голову и легко брал препятствия, совершенно не заботясь о стиле. Такое Стивен видел впервые. При каждом прыжке на лице у парня, прижатом к гриве коня, появлялось выражение ликования и детской радости, словно в целом мире он был один со своим конем – уверенный в себе, окрыленный, полный надежд.

– В жизни не думал, что этот конь способен на такие прыжки! – с восхищенной улыбкой произнес Клейтон и, словно не замечая устремленного на него вопросительного взгляда Стивена, добавил: – Командир всегда был хорош на равнине. Но я ни разу не видел, чтобы он совершал такие прыжки. Ты ездил на нем на охоту. Что скажешь?

Щурясь от закатного солнца, Стивен продолжал наблюдать за всадниками, не сбавлявшими скорость, несмотря на препятствия. И поскольку в данный момент не имел возможности потребовать от Клейтона отчета о появлении в его доме Шеридан, без всяких эмоций ответил:

– Я вижу, парень сдерживает Командира, чтобы не опередить Хана…

– Именно у Хана отличные прыжки, – пояснил Клейтон гостям.

Наконец всадники одолели последнее препятствие и на полной скорости, не обгоняя друг друга, направили коней к открытой калитке в заборе, у которого собрались зрители. Еще в прошлом году Клейтон стал набирать инструкторов по тренировке лошадей, Стивен об этом знал и решил, что парнишка проходит испытание на эту должность. Когда всадники приблизились, он хотел посоветовать брату не задумываясь взять юношу постоянным инструктором, но не успел.

На поляну выбежал конюший и бросил на землю мешок из-под зерна. Мчавшийся на Командире всадник наклонился вправо, и его густые, длинные волосы рассыпались. Сверкая огнем, они развевались, как флаг, а она, теперь уже было ясно, что это женщина, все больше и больше наклонялась вправо, и казалось, сейчас упадет. Моника в ужасе вскрикнула, а Стивен невольно шагнул вперед и хотел броситься к Шерри… но она схватила мешок с земли и выпрямилась в седле.

Гости и слуги разразились восторженными возгласами.

Страх в душе Стивена уступил место ярости. Да как она посмела? Ведь он чуть не утратил самообладание. Девушка между тем направила Командира прямо на Стивена. Моника и Жоржет, закричав, шарахнулись в сторону, в то время как Стивен, скрестив на груди руки, не двинулся с места, отчетливо сознавая, что Шерри великолепно управляет конем. Подъехав совсем близко, Шерри ловко осадила коня и грациозно соскочила на землю. Пока собравшиеся шумели и аплодировали, Шеридан стояла перед Стивеном раскрасневшаяся, с ласковой улыбкой на губах. И Стивен, как ни старался, не мог не бросить взгляд на ее серебристые глаза. Они молили его смягчиться, улыбнуться ей.

Вместо этого он смерил ее презрительным взглядом, от роскошных растрепавшихся рыжих волос до кончиков сапог.

– Неужели вам никто не сказал, как следует одеваться для верховой езды? – спросил он.

Жоржет расхохоталась. Шеридан вздрогнула, но глаз не отвела и под устремленными на нее взглядами улыбнулась ему и ласково сказала, хотя голос ее слегка дрожал:

– В старину победивший на турнире рыцарь выражал свое особое расположение и высочайшее почтение одному из присутствующих на турнире.

Стивен никак не мог понять, что за чертовщину Шеридан несет, пока она не протянула ему мешок из-под зерна, сказав при этом:

– Примите в знак моего особого расположения, лорд Уэстморленд…

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он взял мешок.

– Невиданная наглость, просто возмутительно… – взорвалась Моника, в то время как леди Скефингтон едва не разрыдалась от досады.

– Мисс Бромлей! – завопила она. – Вы забываетесь! Сию же минуту извинитесь перед этими благородными людьми и займитесь упаков…

– Займитесь мной, – резко оборвала ее Джулиана, беря девушку под руку и увлекая ее к дому. – Вы должны мне рассказать, когда научились так отлично ездить верхом и как это вам удалось…

Прежде чем последовать за ними, Виктория обратилась к Скефингтонам:

– Мы с мисс Бромлей – американки, а я давно мечтала поговорить с землячкой, – сказала она и с нежной улыбкой посмотрела на мужа. – Ты не обидишься, если я до ужина пообщаюсь с мисс Бромлей?

Джейсон Филдинг, ставший однажды объектом грязных сплетен и изгоем высшего общества, тоже улыбнулся и с легким поклоном ответил:

– Я буду скучать без вас, мадам.

– И я хочу побольше узнать об Америке, – заявила Александра Таунсенд и, подойдя к мужу, спросила: – А вы, милорд? Тоже будете тосковать без меня?

Джордан Таунсенд, считавший в свое время брак с влюбившейся в него юной Александрой вынужденным, посмотрел на нее с необычайной теплотой:

– Я всегда тоскую без вас, и вы это прекрасно знаете, мадам.

Уитни подождала немного, чтобы не вызвать подозрений, и, изобразив лучезарную улыбку, нашла подходящий предлог, чтобы тоже улизнуть. Она хотела что-то сказать, но леди Скефингтон опередила ее.

– Не могу понять, какой бес вселился в Шеридан Бромлей, – побагровев от злости, сказала она. – Так трудно найти хорошую прислугу. Верно, дорогой? – Она посмотрела на мужа.

Сэр Джон икнул и, покачнувшись, ответил:

– Да, моя голубка.

Очень довольная, она снова повернулась к Уитни:

– Прошу вас, посоветуйте, как нам найти подходящую прислугу.

Уитни, расстроенная тем, что Стивен швырнул мешок, подаренный Шеридан, себе под ноги и как ни в чем не бывало болтал с Моникой и Жоржет, пропустила мимо ушей слова леди Скефингтон.

– Простите, леди, я задумалась и не слышала, о чем вы спросили.

– Я хотела узнать, как вы находите хорошую прислугу? Не будь с этим проблем, мы ни за что не взяли бы такую наглую девицу и терпеть ее выходки не собираемся. Через час духу ее здесь не будет.

– Гувернантка – не прислуга, – сухо заметила Уитни, даже не подозревая, что Стивен прислушивается к их разговору.

Однако он тут же обернулся и бросил через плечо:

– Моя невестка считает гувернанток членами семьи и относится к ним с необычайным уважением. – В голосе Стивена звучало ехидство. – Разве не так? – Он зло посмотрел на Уитни.

Впервые за весь день после того, как их представили друг другу, Стивен заговорил с леди Скефингтон, и она сразу преобразилась, тем более что не уловила в его тоне сарказма.

Она быстро подошла к нему и сказала:

– Моя дорогая Джулиана, как вы сами сможете убедиться, думает точно так же и немедленно взяла под защиту Шеридан Бромлей. Джулиана – чудесная девушка, – продолжала она, каким-то непостижимым образом протиснувшись между ним и Моникой. – Такая верная, такая нежная…

Когда Стивен направился к дому, она пошла рядом вместе с сэром Джоном, едва поспевавшим за ними.

– Мне жаль его, – заметил Клейтон, наблюдая за леди Скефингтон, продолжавшей свой монолог, в то время как Стивен и сэр Джон не проронили ни слова.

– А мне нет, – сказала Уитни, до глубины души оскорбленная резкостью Стивена, после чего, бросив быстрый взгляд на мужчин, заявила: – Мне необходимо переговорить с Викторией и Александрой.

Мужчины с задумчивым видом смотрели ей вслед. Первым нарушил молчание Джейсон Филдинг.

– Что бы там наши дамы ни говорили, – сказал он, выразив, по существу, мнение всех троих, – эта затея оказалась ошибкой. План не сработал. – Он посмотрел на Клейтона и добавил: – Вы знаете Стивена лучше меня и Джордана. Что скажете?

– Пожалуй, вы правы, – хмуро ответил Клейтон, вспомнив выражение лица Стивена, когда Шерри в знак особого своего расположения преподнесла ему мешок. – Это и в самом деле было непростительной ошибкой. Но хуже всего то, что пострадает бедная, ни в чем не повинная Шерри. Стивен считает ее интриганкой, сбежавшей из страха перед судебным преследованием, которая набралась наглости и снова пытается втереться к нему в доверие, поскольку ей все сошло с рук. И теперь, что бы она ни делала, все напрасно, потому что она не может доказать ему свою невиновность.

Женщины, собравшиеся в голубом салоне обсудить положение, склонялись к такому же мнению.

Уитни откинулась в кресле, какое-то время изучала собственные руки, затем обвела взглядом сообщниц, включая старую герцогиню, которая следила за представлением из окна своей спальни.

– Мы допустили ошибку, – сказала Уитни.

– Я едва не расплакалась, когда он швырнул под ноги мешок, преподнесенный ему Шерри в знак ее особого расположения, – произнесла Александра с болью в голосе. – Шеридан была так отважна, так непосредственна и так уязвима. – Александра оглянулась на мисс Чарити, как бы приглашая ее подключиться к разговору, но та молчала. Она сидела у окна, сдвинув брови и глядя прямо перед собой, так что трудно было понять, то ли она слушает женщин очень внимательно, то ли вообще не слушает.

– Ладно, в нашем распоряжении еще целый день и вечер, – сказала старая герцогиня. – Может, Стивен за это время смягчится.

Уитни покачала головой:

– Нет. Я надеялась, что все объясню ему и он поймет, но он даже слушать не стал. Оказывается, он знал, что, покинув дом, Шерри побежала прямо к Ники, а как Стивен относится к Дю Виллю, вы хорошо знаете.

Мисс Чарити неожиданно повернула голову, при этом морщины у нее на лбу обозначились еще резче.

– Беда в том, что без веских доказательств Стивен не поверит ни единому слову Шерри, полагая, что ее поступки красноречивее всяких слов, – продолжала Уитни. – Знай он, что в действительности заставило ее бежать…

Уитни не договорила, потому что мисс Чарити вдруг поднялась и молча удалилась.

– Наша затея, кажется, пагубно сказалась на здоровье мисс Чарити.

– Но она сама мне сказала, что находит все это необычайно увлекательным, – раздраженно заявила старая герцогиня.

* * *

Шеридан, наблюдавшей из окна своей комнаты за Стивеном, который весело смеялся, беседуя с Моникой, ситуация казалась еще более мрачной. Ей так и не удалось поговорить с ним наедине, а попытка пообщаться со Стивеном на глазах у всех, когда она выразила ему свое особое расположение, потерпела фиаско.

Глава 53

Стивену все труднее и труднее становилось не замечать Шерри. Уже стемнело, и он то и дело поглядывал на девушку, порхавшую возле залитой светом площадки, где накрывали столы к ужину. Вначале он еще держался, но сейчас уже не хватало сил. Стоя в стороне, позади гостей, и прислонившись к дубу, он, оставаясь в темноте, мог наблюдать за ней, в то время как видения прошлого проносились перед глазами.

Вот она стоит у дверей его кабинета и разговаривает с помощником дворецкого. «Доброе утро, Ходжкин. Вы сегодня прекрасно выглядите! У вас новый костюм?» – «Да, мисс. Благодарю мисс». – «А у меня новая юбка, – говорит она, сделав пируэт перед ошалевшем Ходжкином. – Правда красивая?»

Он приходит к ней с предложением выбрать нового жениха, но никак не может начать разговор. А на его вопрос, почему она не читает заказанные для нее журналы, Шерри отвечает вопросом: «А сами вы их читали?» Причем таким тоном, что он не может сдержать улыбки. И после этого комментирует прочитанное: «Один с очень длинным названием. Если не ошибаюсь, «Ежемесячное обозрение для женщин, или Депозитарий утонченных развлечений и рекомендаций, как удовлетворить свои наклонности, как дать пищу уму или укрепить характер прекрасного пола Англии». В нем помещена статья о пользе румян. Именно то, что необходимо для ума, а особенно для характера. Не правда ли?»

Ему никогда не забыть, как она млела в его объятиях, не забыть ее мягких, податливых губ. Она прирожденная соблазнительница. А недостаток опыта с лихвой компенсируется страстью, которой ее наделила природа.

Она только что привела из дома детей Скефингтонов, которые, видимо, собирались петь для гостей, и принесла какой-то инструмент. Он с трудом оторвал от нее взгляд и стал сосредоточенно рассматривать бокал с бренди, который держал в руках. Он боялся встретиться с ней глазами и опять возжелать ее.

«Возжелать ее?» – подумал он с отвращением. Он желал ее с той самой минуты, как она очутилась в его лондонском доме, и так же сильно желал сейчас, несмотря на ее простенькое платье и собранные в тугой пучок волосы.

Он невольно перевел взгляд на Монику и Жоржет, беседовавших с его матерью. Обе красавицы, элегантно одеты – одна в желтом платье, другая в розовом – с великолепными прическами и изысканными манерами.

Ни одной из них даже в голову не придет нарядиться грумом и галопировать на бешеном скакуне.

И все же ни та, ни другая, как бы ни старались, не будут выглядеть такими обольстительными, как Шерри, не говоря уже о том, что не поднесут ему с чарующей улыбкой мешок из-под зерна в знак своего особого расположения. Ни та, ни другая не станут смотреть ему в глаза, готовые броситься в его объятия, как Шеридан Бромлей.

В свое время Стивен считал Шеридан колдуньей, и сейчас, когда она коснулась струн инструмента и полилась волнующая мелодия, эта мысль снова пришла ему в голову. Она обладает способностью гипнотизировать, особенно его. Все разговоры за столом прекратились, даже слуги замерли и не сводили с Шеридан глаз. Стараясь не смотреть на девушку, Стивен уставился на бокал с бренди, однако чувствовал ее взгляд на себе. И не только сейчас, но и на протяжении всего вечера. И столько нежности было в ее взгляде, столько страсти! А иногда мольба. Монику и Жоржет бесила ее прямота, но ведь Стивен никогда не прикасался к ним, не ласкал их. Только Шеридан знала, какие чувства может в нем пробудить… какие вызвать воспоминания.

Проклиная себя за малодушие, Стивен отошел от дерева, поставил бокал на ближайший стол и, пожелав гостям доброй ночи, отправился к себе с намерением напиться так, чтобы у него не осталось сил пойти к Шерри.

Глава 54

У Шерри голова шла кругом, когда после целого дня бесконечных событий и переживаний она входила в свою комнату напротив игровой. Осторожно передвигаясь в темноте, она наконец нашла столик с подсвечником, но только было стала зажигать свечи, как услышала низкий мужской голос:

– Вряд ли нам потребуется много света.

Шерри едва не вскрикнула и круто повернулась. Сердце радостно забилось. На единственном стуле в непринужденной, как обычно, позе, закинув ногу на ногу, в рубашке с расстегнутым воротником сидел Стивен Уэстморленд. Выражение лица у него было обыденным. Слишком обыденным. Где-то в глубине взбудораженного сознания мелькнула мысль, что это свидание для него ничего не значит, что показалось ей странным, но она была так счастлива, что видит его, так взволнована его близостью и так влюблена, что все остальное уже не имело значения. Решительно все.

– Насколько я понимаю, – сказал он, растягивая слова, отчего у нее всегда замирало сердце, – в последний раз, когда я вас ждал, мы собирались венчаться.

– Да, я знаю и все могу объяснить. Я…

– Я пришел сюда не для объяснений, – прервал он ее. – Поскольку отчетливо понял, что вы предлагаете мне нечто большее, чем объяснения. Или я ошибаюсь?

– Нет, – прошептала она.

Стивен молча, бесстрастно смотрел на нее, не как влюбленный глупец, которым был раньше, а как знаток, и не мог не признать, что Шерри все так же соблазнительна и экзотична… если не считать этой ужасной прически, которая его явно не устраивала, тем более что похоть и жажда мщения заставили его путаться с этой хитрой, амбициозной шлюхой, а вовсе не целомудренной недотрогой, какой она сейчас выглядела.

– Распустите волосы, – нетерпеливо приказал он.

Пораженная не только самим приказом, но и тоном Стивена, Шеридан подчинилась, вытащила из пучка кучу заколок, удерживавших тяжелую массу волос, и положила их на столик.

А когда снова повернулась, он уже медленно расстегивал сорочку.

– Что вы делаете? – ахнула она.

Действительно, что он делает? Стивен проклинал себя. Какого дьявола он явился сюда, не важно, завлекли его или нет, и снова флиртует с женщиной, сбежавшей от него в день венчания?

Вместо ответа Стивен потянулся за своим шейным платком.

– Ничего не делаю, собираюсь уйти, – бросил он, направляясь к двери.

– Нет! – вырвалось у нее. – Не оставляйте меня!

Стивен повернулся и уже хотел сказать все, что он о ней думает, но Шеридан прильнула к нему, нежная, умоляющая, и он почувствовал, что сходит с ума. Знакомый аромат ее тела действовал на него, словно наркотик.

– Пожалуйста, не уходите, – плакала она, впиваясь ногтями в его плечо. Стивен стоял не двигаясь, но явно проигрывал сражение и не мог этого не понимать. – Позвольте мне все объяснить… я люблю вас.

Он обхватил лицо Шерри ладонями, чтобы успокоить ее, не в силах отвести взгляд от ее приоткрытых губ.

– Поймите, я не поверю ни единому вашему слову. Ни единому!

– Но я докажу это вам! – с горячностью воскликнула Шеридан, обвила его шею руками и, прильнув к нему, стала его целовать с такой нежностью наивной девочки и врожденной чувственностью, которые всегда сводили его с ума.

И Стивен, запустив пальцы в ее мягкие, пушистые волосы на затылке, отвечал на ее поцелуи, все больше возбуждаясь и возбуждая ее. Но прежде чем окончательно потерять голову, он, сделав над собой усилие, оторвал губы от ее губ и дал ей последний шанс остановиться.

– Вы уверены, что хотите этого?

– Я знаю, что делаю.

И он взял то, что она предложила, чего он ждал с того самого момента, когда впервые коснулся ее. Взял, не задумываясь, одолеваемый бешеной страстью, которая потрясла его, довела до неистовства и передалась Шерри. Они оба были охвачены диким, первобытным желанием. Но гордость не позволяла ему взять ее, прежде чем он не удостоверился, что она желает его так же, как и он ее, и Стивен воспользовался своим многолетним сексуальным опытом, чтобы прорвать оборону неопытной девушки, бессильной перед таким натиском. Он погрузил палец в ее теплое влажное лоно, подергал затвердевший сосок, отчего Шеридан выгнула спину, вскрикнула и крепко обхватила его руками. Лишь после этого он взял ее, раздвинув ей обеими руками бедра и войдя в нее с такой силой, что она едва не ударилась головой о спинку кровати. При этом Стивен почувствовал, как она вся сжалась, впившись ему в спину ногтями, услышал ее приглушенный крик от шока и боли и весь похолодел. «Я знаю, что делаю», – вспомнил он ее слова.

Придя в ужас и замешательство, Стивен заставил себя открыть глаза. Шерри была в слезах, не чувствуя ни вины, ни радости оттого, что заставила его это сделать, независимо от причин, толкнувших ее на такой отчаянный шаг. Прерывающийся от слез шепот придал особую гипнотическую силу взгляду ее серебристых глаз, когда она положила руки на его сильные плечи.

– Обнимите меня. – Ее завораживающий шепот прозвучал, как смиренная мольба. – Пожалуйста…

И Стивен позволил безрассудной страсти снова овладеть им. Он обнял ее, прильнул губами к ее губам. Ее руки ласково скользили по его плечам, податливое тело жаждало его, обволакивало, обещая блаженство… обещая, обещая, обещая…

И каждой клеточкой своего тела он желал снова испытать наслаждение, но, войдя в нее, сдерживался, чтобы дать Шерри первой прийти к финишу. Она стонала, крепко зажмурившись, и испытывала чувство, похожее на жажду, когда пьешь-пьешь и не можешь напиться. Она задыхалась от неистового желания, а он хриплым голосом ее успокаивал:

– Ну сейчас, еще немножко, совсем немножко…

Не успел он договорить, как Шерри показалось, будто ее охватило пламя, и она изо всех сил сжала ноги. И в этот момент Стивен услышал свой собственный стон. Такого с ним еще не бывало. Теперь можно было не сдерживаться и самому испытать наслаждение, чем Стивен не преминул воспользоваться, с успехом завершив начатое.

Мысли о мести и уязвимой гордости улетучились, как дым, когда Стивен привлек ее к себе. Она была слишком очаровательной, чтобы спать с ней из мести, и слишком нежной, чтобы достаться кому-нибудь другому. С самого первого их поцелуя он понял, что в интимном плане они как нельзя лучше подходят друг другу, являя собой настоящую горючую смесь. И то, что произошло между ними, было тому подтверждением. Ни разу в жизни он не испытывал такого неистового эротического возбуждения. И сейчас, когда она спала в его объятиях, изумлялся ее пьянящей безыскусной чувственности. Отдавшись ему, она не притворялась. Ни одна женщина в мире не смогла бы разыграть такую страсть, не имея богатого опыта в любовных делах, а у нее такого опыта не было, теперь он в этом не сомневался.

Когда, проснувшись, Шеридан обнаружила, что она в постели одна, ей стало не по себе. Но стоило ей открыть глаза и увидеть, что Стивен сидит на стуле, как на душе стало легко и светло. Он уже успел одеться, осталось лишь застегнуть рубашку. Шерри натянула простыню до самого подбородка и села, откинувшись на подушки. К ее удивлению, вид у Стивена был совершенно невозмутимый, как будто ничего особенного между ними не произошло. Где-то в самой глубине сознания мелькнула мысль, что они занимались чем-то нехорошим, постыдным, но Шерри постаралась прогнать ее.

Глядя, как стыдливо натянула Шерри простыню, Стивен развеселился, его явно забавляла ее скромность. Шеридан не могла осуждать его за это, но его беззаботный, отчужденный и насмешливый вид больно ранил душу, потому что сама она все еще не могла прийти в себя после того, что произошло ночью.

В то же время он больше не выглядел холодным, циничным и злым, и это показалось ей настоящим чудом. Подоткнув простыню под мышки, она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.

– Может быть, поговорим? – спросила она.

– Позвольте, я начну, – мягко произнес он.

Теперь, когда отношения у них стали налаживаться, Шерри не хотелось заводить разговор о Чариз Ланкастер, и она кивнула.

– Намерен сделать вам предложение. – Глаза Шерри засветились радостью, и, заметив это, Стивен пришел в изумление. Неужели она считает его таким идиотом, что думает, будто он собирается предложить ей руку и сердце? – Деловое предложение, – уточнил он. – На сей раз у вас будет время подумать, и вы, надеюсь, найдете его вполне подходящим для нас обоих. Во всяком случае, это лучше, чем быть гувернанткой у Скефингтонов.

Беспокойство омрачило минутное ощущение счастья.

– И что же это за предложение?

– Хотя между нами много различий, совершенно очевидно, что в сексуальном отношении мы идеально подходим друг другу.

Шерри ушам своим не верила. Как можно говорить так спокойно о том, что им довелось испытать прошлой ночью?

– Итак, что это за предложение? – повторила Шерри с дрожью в голосе.

– Вы будете спать со мной, когда я этого пожелаю. В обмен на это вы получите собственный дом, слуг, платья, карету и сможете делать все, что вам заблагорассудится, при условии, что никто другой не сможет пользоваться тем, за что я вам буду платить.

– Вы предлагаете мне роль любовницы? – в замешательстве спросила она.

– А почему бы и нет? Вы честолюбивы, умны, а то, что я предлагаю, черт побери, несравненно лучше вашего нынешнего положения. – Она промолчала, и Стивен продолжал в своей обычной манере, растягивая слова: – Только не говорите мне, ради Бога, что рассчитывали стать моей женой лишь на том основании, что мы провели с вами ночь! Вы ведь не настолько глупы и наивны.

Шерри покоробило от его ядовитого тона. Глядя на его суровое и в то же время прекрасное лицо, она впервые заметила циничное выражение его глаз.

Судорожно сглотнув подступивший к горлу комок, она покачала головой и ответила:

– Я вообще ни на что не рассчитывала, и меньше всего на то, что стану вашей женой.

– Прекрасно. Между нами было достаточно лжи и непонимания, и мне не хотелось бы, чтобы вы заблуждались.

Ему показалось, что в ее больших серых глазах блеснули слезы разочарования. Он встал и небрежно поцеловал ее в лоб.

– Хорошо, что у вас хватило благоразумия не прийти в ярость от моего предложения. Советую вам подумать о нем.

Шерри смотрела на него со страдальческим видом, когда он язвительным тоном добавил:

– Хочу вас предупредить еще об одном. Если вы хоть раз мне солжете – всего только раз, – я выброшу вас на улицу. – И уже у самых дверей бросил через плечо: – И не смейте мне говорить: «Я люблю вас». Никогда! Поняли?

После ухода Стивена Шерри уткнулась лбом в колени и дала волю слезам. Почему у нее не хватило силы воли сразу отвергнуть его постыдное, жестокое предложение? Более того. В тот момент, когда он ее поцеловал, она готова была согласиться.

Глава 55

Шерри полностью поняла, что натворила ночью, задолго до того, как поднялась с постели и оделась. При ярком свете дня невозможно было отрицать ужасную истину: она пожертвовала своей девичьей честью и своими моральными принципами, и теперь до конца жизни ее будет мучить стыд.

Доведенная до отчаяния, она решилась на это, в надежде вернуть его любовь – если, конечно, он и в самом деле ее любил – и чего добилась? Стоило посмотреть в окно, на лужайку, где все завтракали, чтобы получить ответ на этот вопрос. Мужчина, обнимавший ее этой ночью, сидел за столом рядом с Моникой, которая буквально выворачивалась наизнанку, кокетничая с ним, и, судя по его виду, ему это нравилось.

Как раз в тот момент, когда Шеридан смотрела в окно, он откинулся на стуле, не сводя с Моники глаз, а потом, слушая ее, расхохотался.

Никогда еще Шеридан не видела его таким веселым и беспечным, и она почувствовала стыд и обиду. Ночью он взял все, что она могла ему дать, а потом оскорбил, предложив стать его любовницей, чтобы еще больше унизить. И вот рядом с ним женщина, которая никогда не пойдет на то, на что пошла Шеридан… «Эта женщина вполне достойна его, такая же высокомерная, – с горечью думала девушка. – Такой женщине он не задумываясь предложит руку и сердце, а не пошлую связь в обмен на целомудрие».

Все эти мысли вихрем проносились в мозгу Шеридан, пока она смотрела в окно, с трудом сдерживая слезы. Она стояла неподвижно, стараясь запомнить эту сцену, чтобы никогда больше не таять при воспоминании о нем, и радуясь тому, что нежность к нему и страдания постепенно уходят, уступая место холодности и равнодушию.

– Ублюдок, – прошептала она.

– Можно войти?

Шеридан вздрогнула и быстро обернулась. Это пришла Джулиана.

– Да, конечно. – Голос ее был таким же неестественным, как и широкая улыбка на губах.

– Я увидела вас у окна, когда завтракала. Принести вам что-нибудь поесть?

– Спасибо за заботу, но я не голодна.

Шеридан стала лихорадочно соображать, как объяснить Джулиане свой вчерашний поступок, когда она высказала Стивену свое особое расположение, но не смогла придумать сколько-нибудь вразумительной причины.

– Вы не хотели бы отсюда уехать?

– Уехать? – переспросила Шерри, с трудом скрывая отчаянное желание бежать из этого дома. – Но до завтрашнего дня мы не сможем уехать.

Джулиана подошла к Шерри, все еще стоявшей у окна, и стала спокойно смотреть на флиртующих Стивена и Монику.

– Джулиана, я должна объяснить, почему сказала вчера графу Лэнгфорду о своем особом к нему расположении.

– Вы ничего не должны объяснять, – заявила Джулиана, и Шерри почувствовала себя семнадцатилетней простушкой, а не гувернанткой.

– Нет, должна, – упрямо проговорила она. – Я знаю, что ваша мама имеет виды на лорда Уэстморленда, и вас наверняка удивляет, почему… почему я вела себя с ним в такой откровенно развязной манере.

Ничего не ответив на это, Джулиана заговорила о другом:

– Некоторое время назад, меньше чем за неделю до вашего приезда, мама была в полном расстройстве чувств.

Ухватившись за новую тему разговора, как утопающий за соломинку, Шеридан весело спросила:

– А что послужило причиной ее расстройства?

– Объявление в газете о помолвке Лэнгфорда.

– Ах вот оно что!

– Да. Его невеста – американка.

Смешавшись под пристальным взглядом фиалковых глаз Джулианы, Шерри промолчала.

– О ней распространились кое-какие слухи, а вы знаете, что мама обожает сплетни о высшем обществе. Говорили, будто у его невесты рыжие волосы – огненно-рыжие, и граф зовет ее Шерри. Еще говорили, что после ушиба головы она потеряла память, но уже находится на пути к выздоровлению.

Шеридан сделала еще одну попытку рассеять подозрения девушки и спросила:

– А зачем вы мне все это рассказываете?

– Чтобы вы знали, что можете рассчитывать на мою поддержку. И еще потому, что нас пригласили сюда исключительно из-за вас. Я видела реакцию лорда Уэстморленда, когда он заметил вас вчера у пруда. Удивляюсь, как это мама не почувствовала, откуда ветер дует.

– Он больше не дует, – в сердцах сказала Шеридан. – Теперь все кончено. Навсегда.

– Они вас знают? – Джулиана кивком указала на Монику и Жоржет.

– Нет, нам не приходилось встречаться, когда я была… – Шеридан едва не сказала «Чариз Ланкастер», но вовремя спохватилась.

– Когда вы были его невестой?

Шеридан со вздохом кивнула.

– Хотите уехать отсюда прямо сейчас?

Шеридан душил истерический смех.

– Если бы я только могла, то сделала бы это не задумываясь.

Джулиана повернулась на каблуках и быстро пошла к двери.

– Собирайтесь, – заговорщически усмехнулась она.

– Постойте, что вы намерены предпринять?

– Отведу папу в сторону, скажу, что мне нездоровится и вы должны проводить меня домой. Мама ни за что не согласится уехать пораньше, но не захочет, чтобы Лэнгфорд увидел меня хилой и больной. Вы не поверите, – не сдержала она улыбки, – она до сих пор, несмотря ни на что, надеется, что он с минуты на минуту объяснится мне в любви.

Девушка уже вышла в коридор, когда Шерри окликнула ее:

– Вам не трудно попросить герцогиню повидаться со мной, прежде чем мы уедем?

– Все женщины, кроме дам Лэнгфорд и мисс Чарити, только что отправились в деревню.

Шерри не хотела выглядеть в их глазах неблагодарной и уехать, не попрощавшись, как в день венчания, когда она сбежала тайком. Теперь она просто скажет, что ей надо уехать.

– В таком случае попросите, пожалуйста, мисс Чарити повидаться со мной. – И когда Джулиана кивнула, она добавила: – Только не говорите о том, что мы уезжаем, никому, кроме вашего отца. А графу я сама все скажу. Прямо в глаза.

Глава 56

У мисс Чарити вытянулось лицо, когда Шеридан объявила, что уезжает.

– Но ведь у вас не было возможности объясниться с Лэнгфордом наедине, – сказала она.

– Этой ночью у меня была такая возможность, – с горечью заметила Шерри. И, укладывая в чемодан те немногие вещи, что взяла с собой, указала на окно: – И вот что из этого получилось.

Чарити подошла к окну и бросила взгляд на двух дам, изо всех сил кокетничавших с графом.

– До чего же отвратительными бывают мужчины! Бедные женщины из кожи вон лезут, чуть ли не облизывают его, а ему до них и дела нет.

– До меня ему тоже нет дела.

Чарити опустилась на стул, и Шерри с горечью вспомнила их первую встречу. Эта пожилая дама показалась ей тогда похожей на фарфоровую куклу. То же ощущение возникло у Шерри и сейчас, только у куклы в эту минуту был несчастный, озабоченный вид.

– А вы объяснили ему причину своего исчезновения?

– Нет.

– Тогда объясните мне.

Застигнутая врасплох, Шерри сказала:

– Вчера я рассказала вам почти все. Я ни разу не усомнилась в том, что я Чариз Ланкастер, но вдруг появляется настоящая Чариз и обвиняет меня во всех смертных грехах, грозит все рассказать Стивену. Я испугалась и убежала, но еще до этого поняла, что меня опутали паутиной лжи. Ведь Чариз была помолвлена с бароном, а не с графом, и ее жениха звали Берлтон, а не Уэстморленд. Мне необходимо было во всем разобраться, и, мучимая сомнениями, я решила пойти к Николасу Дю Виллю. И от него узнала всю правду.

– Что же он вам рассказал, дорогая?

Шеридан тяжело было вспоминать о том, что она узнала от Дю Вилля, и она отвернулась к зеркалу, сделав вид, будто поправляет прическу.

– Все, начиная с гибели лорда Берлтона и кончая тем, почему Стивен счел своим долгом найти для меня, то есть для Чариз Ланкастер, другого жениха. Он рассказал мне все, – закончила Шерри, проглотив комок слез, подступивших к горлу, когда вспомнила, что именно из-за своей наивности и доверчивости отдалась ему, забыв о женской гордости. – Он даже объяснил мне самое непонятное во всей этой истории, хотя вчера вам всем удалось убедить меня, что это не так.

– Что вы имеете в виду?

Девушка горько усмехнулась:

– Неожиданное предложение Стивена обвенчаться, когда мы были в Альмаке. Как раз в тот день он получил известие о смерти отца Чариз. И из жалости счел своим долгом жениться, не питая ко мне никаких чувств.

– Очень некрасиво было со стороны Николаса представить все в таком свете.

– Мне самой следовало догадаться. Но я вела себя как дурочка с графом, который как ни в чем не бывало флиртует сейчас с этими женщинами.

– А вы рассказали все это Лэнгфорду?

– Пыталась, но он заявил, что разговоры его не интересуют, – со страдальческим выражением лица ответила Шерри.

– А что же его интересовало? – спросила мисс Чарити, склонив голову набок.

Этот вопрос заставил Шеридан взглянуть на нее. Она уже не раз замечала, что сестра герцога Стэнхоупа гораздо проницательнее, чем выглядит. Вот и сейчас она пристально посмотрела на густо покрасневшую Шерри.

– Полагаю, доказательства моей невиновности, но скорее всего я вообще его не интересовала, – уклончиво ответила Шерри. – Я попробовала вчера поставить себя на его место и поняла, что он считает меня виновной, поскольку я тайком сбежала из дома. И оправдаться мне нечем.

Мисс Чарити собралась уходить, и Шеридан при мысли о том, что видит эту славную женщину в последний раз, не смогла сдержать слез и крепко обняла фарфоровую куклу.

– Будьте добры, передайте всем мой прощальный поклон и скажите, что я благодарна им за искреннее желание мне помочь.

– Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать? – спросила мисс Чарити с таким выражением лица, что казалось, она вот-вот расплачется.

– Да, можете, – улыбнулась девушка. – Передайте, пожалуйста, его милости, что я хотела бы с ним на минутку увидеться, только наедине. Буду ждать его в маленьком салоне возле приемного зала.

После ухода Чарити Шеридан несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и, подойдя к окну, увидела, как старушка приблизилась к Стивену и заговорила с ним. После этого Стивен вскочил и так стремительно направился к дому, что у Шерри появилась надежда. Возможно, он извинится за грубость и попросит ее остаться.

Спускаясь по лестнице, она не могла отделаться от этих сладостных фантазий, и сердце ее учащенно забилось, когда, войдя в салон, она закрыла за собой дверь, однако стоило Стивену появиться и бросить на нее взгляд, как надежда начала таять. На нем были рубашка и бриджи для верховой езды; он держал руки в карманах и выглядел не только равнодушным, но и совершенно чужим.

– Вы хотели меня видеть?

Он остановился посреди комнаты, и, сделав несколько шагов, Шерри оказалась от него на расстоянии вытянутой руки. Напустив на себя безразличный вид, что далось ей нелегко, Шеридан кивнула.

– Должна сообщить вам, – сказала она, – что я уезжаю. Мне не хотелось бы исчезнуть, как в прошлый раз.

Она помолчала, вглядываясь в его жесткое лицо с выражением сарказма, в надежде найти в нем хоть малейший проблеск чувства: ведь она ему отдалась и теперь так внезапно уезжает. Но он лишь с недоумением вскинул брови.

– Я не принимаю вашего предложения, – продолжала она, не в силах поверить, что ее решение нисколько не интересует Стивена после того, как она провела с ним ночь, отдала ему свою невинность.

Он слегка пожал плечами:

– Вот и прекрасно.

Подобная наглость с его стороны заставила Шерри забыть об отчаянии и унижении. Охваченная дикой яростью, она пошла к выходу, но вдруг вернулась.

– Что-нибудь еще? – нетерпеливо спросил он, все так же бесстрастно глядя на нее.

В восторге от пришедшей ей в голову мысли, девушка приблизилась к нему с лучезарной, обезоруживающей улыбкой.

– Да, – весело ответила она.

Одна бровь Стивена поползла вверх.

– Что именно?

– А вот это! – Шеридан влепила ему такую пощечину, что он покачнулся, затем невольно попятилась, увидев в его глазах бешенство, и, задыхаясь от гнева, приняла боевую позу. – Вы – бессердечное, грязное чудовище. Не могу поверить, что позволила вам дотронуться до меня ночью. Я чувствую себя оскверненной… – На его скулах заиграли желваки, но Шеридан ничего не замечала, стремясь высказать все, что накопилось на сердце. – Я согрешила, позволив вам сделать свое грязное дело, однако этот грех я еще смогу замолить. Но никогда себе не прощу, что как последняя дура верила вам и любила вас.

Дверь оглушительно хлопнула, а Стивен так и не двинулся с места. Перед глазами все еще стояла Шерри, разгневанная, с метавшими молнии серебристыми глазами и лицом, выражавшим презрение, но еще более прекрасная, чем всегда.

«Никогда себе не прощу, что как последняя дура верила вам и любила вас».

Эти слова, как и весь облик Шеридан, навсегда запечатлелись в памяти Стивена. Боже! Сколько искренности было в ее голосе! Да такой актрисы больше не найти! Эмили Лэтроп ей и в подметки не годится. Правда, у Эмили не было такого непорочного облика и бурного темперамента, как у Шеридан. Достаточно искушенная, но сдержанная, она ни за что не устроила бы такой сцены.

И скорее всего не отвергла бы с таким презрением его предложение…

По правде говоря, он не ожидал этого и от Шеридан. Неглупая и честолюбивая, она блестяще разыграла потерю памяти и едва не превратилась из гувернантки в графиню. Его предложение прошлой ночью не дало бы ей никакого положения в обществе, зато она получила бы возможность жить в роскоши, о которой и не мечтала.

То ли она не так умна и честолюбива, как он предполагал.

То ли ее не привлекает роскошь…

То ли она вовсе не интриганка, а простодушная наивная девушка, какой была до прошлой ночи.

Подумав немного, Стивен отверг последнее предположение. Кто не чувствует за собой вины, тот не убегает и не прячется – тем более Шеридан с ее мужеством и решительностью.

Глава 57

Уитни изо всех сил старалась не омрачить торжество по случаю дня рождения Ноэля и сделать так, чтобы гости забыли о Шеридан Бромлей, но почти все были разочарованы подобным поворотом событий, поскольку искренне желали примирения Шеридан с ее бывшим женихом. А тут еще небо заволокло тучами, и пошел дождь. Он загнал всех в дом и окончательно испортил настроение женщинам. Только Чарити Торнтон не унывала, сохраняя бодрость духа и не в пример остальным не отправилась к себе, чтобы вздремнуть перед ужином. Говоря по правде, ее вполне устраивало, что все разошлись.

Расположившись на кожаной софе в бильярдной, скрестив ноги и сложив на коленях руки, старая леди принялась наблюдать за игрой герцога Клеймора, Джейсона Филдинга и Стивена Уэстморленда.

– Игра на бильярде всегда была моей слабостью, – солгала она, когда Клейтон ударил кием по шару и промазал. – Уверена, вы нарочно промахнулись, чтобы оставить все шары Лэнгфорду, – весело заметила она.

– Любопытное предположение, – сухо откликнулся Клейтон, с трудом сдерживая раздражение, уверенный в том, что промазал из-за ее дурацких замечаний. – Ну и что теперь?

– Теперь Стивен нас обоих обставит, – усмехнулся Джейсон Филдинг.

– Ах, вот оно что, – с самым невинным видом улыбнулась Чарити, высматривая свою жертву, которой на сей раз оказался Стивен, склонившийся в этот момент над столом. – Значит, вы самый лучший игрок в этой компании, Лэнгфорд?

Стивен оглянулся с таким видом, что Чарити показалось, будто мысли его в этот момент витают где-то далеко-далеко. После отъезда Шерри он стал мрачным и бледным, как сама смерть. И все же он не промазал – три шара попали в лузу.

– Отлично, Стивен! – воскликнул Джейсон.

Только это и нужно было Чарити.

– Мне так нравится мужское общество! – неожиданно заявила она, наблюдая, как Клейтон разливает по стаканам мадеру.

– И почему, позвольте узнать? – вежливо поинтересовался он.

– Женщины обычно мелочны, даже мстительны, – заметила она как раз в тот момент, когда Стивен собрался отправить очередной шар в лузу. – В то время как мужчины в высшей степени лояльны друг к другу. Взять хоть Уэйкфилда. – Она дружески улыбнулась Джейсону Филдингу, маркизу Уэйкфилду, и продолжила: – Будь вы женщиной, Уэйкфилд, то непременно позавидовали бы блестящему удару Лэнгфорда.

– Я и позавидовал, – пошутил Джейсон, но увидев, как вытянулось у мисс Чарити лицо, быстро проговорил: – Нет, конечно же, нет, мэм.

– Что и требовалось доказать! – захлопала она в ладоши, в то время как Стивен обходил стол для следующего удара.

– Но стоит мне задуматься о мужской дружбе, как на ум приходят два джентльмена.

– Кто же они, если не секрет? – спросил Клейтон, наблюдая за Стивеном, нацелившим кий на один из шаров.

– Николас Дю Вилль и Лэнгфорд!

Стивен едва не промазал, шар медленно покатился и, словно нехотя, скользнул в лузу.

– Везет же вам, Лэнгфорд, еще немного, и промазали бы, – заметил Джейсон. И чтобы Стивен не обиделся, добавил: – Интересно, кто-нибудь из вас пытался подсчитать, сколько раз вы выигрывали исключительно благодаря везению?

Не обращая внимания на попытку Уэйкфилда сменить тему, Чарити продолжала гнуть свою линию, стараясь втянуть в разговор Джейсона и Клейтона и избегая смотреть на графа, который снова обошел стол для следующего удара.

– Не будь Николас верным другом Лэнгфорда, он немедленно отправил бы Шеридан Бромлей домой в тот же день, когда она, сбежав с венчания, пришла к нему излить душу. Но он не сделал этого.

Мисс Чарити увидела в зеркале на противоположной стороне, как дрогнул кий в руках Стивена, когда он, прищурившись, посмотрел на ее затылок.

– Шеридан умоляла его сказать, почему Лэнгфорд решил жениться на ней, и он, взяв грех на душу, выложил все как есть и разбил ей сердце. Насколько проще было солгать или отправить ее домой, чтобы она объяснилась с Лэнгфордом, но он решил помочь своему дорогому другу из чувства мужской солидарности.

– А вы не могли бы точно воспроизвести, что именно сказал ей мой «дорогой друг» Дю Вилль? – процедил сквозь зубы Стивен, медленно выпрямляясь и так и не сделав удара.

Чарити обернулась к нему и с наигранным изумлением ответила:

– Боже мой, конечно же, всю правду. Девушка уже знала, что она не Чариз Ланкастер, поэтому Николас рассказал ей, как погиб Берлтон, как вы переживали, считая себя виновным в его гибели, и как решили прикинуться ее женихом.

Все трое в шоке сверлили ее сверкающими глазами, в то время как Чарити с самым невинным видом и лучезарной улыбкой переводила взгляд с одного на другого.

– Романтичная и мечтательная, Шеридан продолжала верить, что вы питали к ней какие-то чувства и потому попросили ее руки, но ваш дорогой Николас раскрыл ей глаза, сказав, что вы решили жениться на ней после того, как получили известие о кончине мистера Ланкастера, то есть из жалости. Как оно в действительности и было. Девушка чуть не умерла от горя, зато Николас считал, что выполнил свой долг перед другом, не нарушив мужской солидарности.

Стивен с треском положил кий на подставку и, в бешенстве бросив:

– Ну и сук-кин сын, – вылетел из бильярдной.

Уход Стивена нисколько не удивил мисс Чарити. Но чтобы ругаться при даме? Такого пожилая женщина не ожидала.

– Куда он помчался? – спросила она у Джейсона Филдинга, пряча улыбку.

Джейсон отвел взгляд от двери, за которой исчез граф, затем посмотрел на Клейтона и спросил:

– Как вы думаете, куда он помчался?

– Полагаю, – сухо ответил герцог, – решил побеседовать со старым другом.

– Это прекрасно, – просияла Чарити. – А что вы скажете, если я поиграю с вами на бильярде вместо Стивена? Правила игры я быстро усвою.

Герцог Клеймор долго молча смотрел на нее, при этом в глазах его прыгали веселые искорки, и Чарити почувствовала некоторую неловкость.

– Почему бы нам вместо этого не сыграть в шахматы? Насколько я понял, стратегия – ваш конек.

Чарити подумала и кивнула:

– Пожалуй, вы правы.

Глава 58

Хотя сезон подошел к концу, привилегированные залы для азартных игр в Уайте не пустовали благодаря толстосумам, жаждавшим попытать счастья и делавшим огромные ставки в расчете на удачный расклад карт или не менее удачный поворот рулетки. В Уайте, старейшем и элегантнейшем клубе на Сент-Джеймс-стрит, было оживленнее и светлее, чем в Стрэтморе, но и он, как и Стрэтмор, имел свои освященные временем традиции. Со стороны фасада на улицу выходил широкий эркер, в котором Бо Брамел когда-то устраивал приемы вместе со своими друзьями герцогом Аргилом, лордами Сефтоном, Элвенли и Вустером, а иногда и тогдашним принцем-регентом.

Но еще большую известность в Уайте приобрела книга, в которую достопочтенные члены клуба на протяжении многих лет записывали ставки пари, заключавшихся в связи с теми или иными событиями, начиная от торжественных и кончая пошлыми и нелепыми. Предметом пари мог стать исход войны, примерная дата смерти богатого родственника, который может оставить наследство, имена победителей в борьбе за право на руку и сердце какой-нибудь леди и даже исход состязания в беге с участием двух великолепных свиней, принадлежавших двум членам клуба.

В дальнем конце одной из игровых зал играли в вист Уильям Баскервиль, герцог Стэнхоуп и Николас Дю Вилль. В знак дружбы они приняли в свою компанию двух совсем еще молодых людей знатного происхождения, настоящих повес, буквально помешанных на спорте и мечтавших преуспеть на поприще азартных игр и возлияний. Разговор за столом протекал вяло и скучно, ставки делали не задумываясь и играли по-крупному.

– Кстати о классных наездниках, – сказал один из повес, не интересовавшийся ничем, кроме спорта, – вот уже неделю я не вижу в Гайд-парке Лэнгфорда.

Уильям Баскервиль, подсчитывающий свои фишки, объяснил:

– Насколько мне известно, его невестка, герцогиня Клеймор, устроила небольшое торжество в честь дня рождения сына. Прелестная женщина. Никогда не упускаю случая сказать об этом Клеймору, – добавил он и обратился к Дю Виллю: – Кажется, вы были другом ее светлости во Франции до того, как она вернулась на родину?

Не поднимая головы от карт, Ники кивнул и, чтобы исключить возможные кривотолки, без всяких эмоций ответил:

– Мне посчастливилось стать другом всего семейства Уэстморлендов.

Удивленный его словами, один из повес, выпивший лишнего, продемонстрировал свои дурные манеры и неумение пить, когда самым бесцеремонным образом заявил:

– Ну не скажите! Говорят, вы с Лэнгфордом чуть не подрались в Альмаке из-за какой-то рыжей красотки.

Баскервиль фыркнул:

– Милый юноша, когда обтешетесь в светских кругах и получше узнаете людей, научитесь отличать правду от нелепых слухов. Я слышал эту историю, но, хорошо зная Дю Вилля и Лэнгфорда, сразу понял, что она выеденного яйца не стоит.

– Я тоже! – заявил второй повеса, еще не успевший напиться.

– Несусветная чушь, – заявил Ники, когда все затаив дыхание ждали его реакции, – скоро о ней никто и не вспомнит.

– Не сомневайся в этом, – сказал почтенный герцог Стэнхоуп, брат мисс Чарити, бросая в растущую груду фишек на середине стола свои. – Ничего удивительного нет в том, что вы с Лэнгфордом друзья. Вы оба необычайно симпатичные люди.

– Кто же в этом сомневается? – сказал, обращаясь к Ники с лукавой улыбкой, тот повеса, что потрезвее. – Но если когда-нибудь вы с Лэнгфордом, не дай Бог, схватитесь, я все отдал бы, чтобы при этом присутствовать.

– Почему? – удивился герцог Стэнхоуп.

– Потому что видел, как они боксируют в спортивном клубе, разумеется, не друг с другом. Никто не может с ними сравниться. Я поехал бы даже в Альмак, чтобы посмотреть, как они дерутся.

– И я! – икнув, поддакнул его товарищ.

Ужаснувшись их манерами, Баскервиль счел своим долгом вразумить молодых людей:

– Дорогие друзья, ни Лэнгфорд, ни Дю Вилль, ни другие подобные им джентльмены не опустятся до того, чтобы выяснять отношения с помощью кулаков, как это делаете вы, самонадеянные молокососы. Поймите же наконец, что вам следует поучиться безукоризненным манерам у старших и приобрести соответствующий лоск, которым отличаются представители высшего общества. Вместо того чтобы восхищаться мастерством Дю Вилля в кулачном бою, попробуйте завязать галстук, как он.

– Благодарю вас, Баскервиль, – небрежно бросил Ники, поскольку тот ждал от него какой-то реакции.

– Не стоит благодарности. Я говорю только правду. Что касается Лэнгфорда, – продолжал Баскервиль, снова обращаясь к повесам и ожидая своей очереди делать ставку, – то он настоящий джентльмен с изысканными манерами, образец для подражания. Надо же до такого додуматься – выяснять отношения с помощью кулаков! – фыркнул он. – Сама по себе эта мысль оскорбительна для цивилизованного человека.

– Она даже не подлежит обсуждению, – заявил, в свою очередь, Стэнхоуп, бросив взгляд на лица партнеров, прежде чем делать ставку, карты ему достались одна другой хуже.

– Простите, сэр, если… – пробормотал повеса, тот, что потрезвее, и вдруг осекся. – Вы, кажется, говорили, что Лэнгфорда нет в Лондоне, – заметил он с озадаченным видом.

Все пятеро игроков оторвались от карт и увидели Стивена Уэстморленда собственной персоной, направлявшегося в их сторону, причем лицо его скорее выражало враждебность, чем дружелюбие. Даже не кивнув в ответ на приветствия знакомых, граф Лэнгфорд, лавируя между столами, шел прямо к столу Баскервиля.

Четверо из пяти игроков настороженно наблюдали за ним, хотя не чувствовали за собой никакой вины, с видом людей, неожиданно столкнувшихся с показавшим клыки хищником, которого они принимали за ручного зверя.

И только Николас Дю Вилль не проявил ни малейшего беспокойства, напротив, держал себя вызывающе, к немалому удивлению остальных. Когда же граф подошел к нему, он откинулся в кресле, сунул руки в карманы и, продолжая сжимать в зубах сигарету, смерил Лэнгфорда презрительным взглядом.

– Хотите присоединиться к нам, Лэнгфорд?

– Встаньте! – бросил Стивен.

В том, что это вызов, не было сомнений, и несколько молодых щеголей тотчас бросились к книге, чтобы записать свои ставки на победителя. Заметив это, Дю Вилль еще глубже погрузился в кресло и, улыбаясь во весь рот, с явным удовольствием смотрел на Стивена. Словно желая убедиться в том, что он правильно его понял, Дю Вилль поднял бровь.

– Прямо здесь? – спросил он, растянув рот до ушей.

– Встаньте, – угрожающе произнес граф, – дьявольское…

– Ну, значит, здесь, – не дав ему выругаться, очень довольный, сказал Дю Вилль, зло усмехаясь, поднялся и кивком указал на одну из комнат в задней части клуба.

Известие о предстоящей схватке в ту же минуту достигло ушей управляющего клубом, и он выскочил из кухни.

– Что вы, джентльмены, что вы! Джентльмены! – взывал он, протискиваясь сквозь толпу посетителей, предупредительно освободивших помещение для соперников. – За всю историю клуба еще не было случая…

Дверь комнаты захлопнулась у него перед носом.

– Подумайте о ваших костюмах! О мебели! – закричал он, приоткрыв дверь как раз в тот момент, когда апперкот Стивена достиг цели и голова Дю Вилля дернулась назад.

Управляющий захлопнул дверь и резко повернулся. Он побледнел, но не отпускал дверной ручки. Десятки глаз были устремлены на него, все жаждали узнать, как идет бой.

– Ну, что там? – не удержался один из посетителей.

На лице управляющего отразилось страдание, когда он представил возможный ущерб и подумал о том, что будет с дорогими ломберными столами, покрытыми зеленым сукном, для игры в фараон. Однако, справившись с собой, управляющий заикаясь выпалил:

– В данный момент… полагаю… можно ставить три против двух.

– В чью пользу? – в нетерпении спросил элегантно одетый джентльмен, один из тех, кто дожидался в огромной очереди возможности записать свою ставку в книгу.

Управляющий потоптался на месте и, возведя глаза небу, словно во время молитвы, снова повернулся и, приоткрыв дверь, сунул голову в щель в тот самый момент, когда один из противников с грохотом врезался в стену.

– В пользу Лэнгфорда! – бросил он через плечо, но когда потянул ручку двери на себя, снова услышал удар о стену и заглянул внутрь. – Нет, в пользу Дю Вилля! Ой, нет, в пользу Лэнгфорда! Ой, нет… – Не успел он захлопнуть дверь, как один из соперников по ту сторону стукнулся об нее. Помедли управляющий еще секунду, остался бы без головы.

Шум наконец прекратился, а управляющий еще долго стоял, привалившись спиной к двери и не решаясь ее открыть. Но тут дверь сама открылась, и он ввалился в комнату, в то время как Лэнгфорд и Николас Дю Вилль спокойно прошли мимо него и направились в игровой зал. Оставшись один, управляющий с облегчением вздохнул и медленно обвел глазами комнату, которая каким-то чудом, казалось, не пострадала. Он уже было возблагодарил Бога, когда внимание его привлек столик с полированными краями, у которого треснула ножка. Управляющий схватился за сердце, словно и оно дало трещину, и на ватных ногах подошел к ломберному столу, недоумевая, каким образом на нем очутилась пивная кружка, но тут же в ужасе обнаружил в зеленом сукне под ней огромную дыру. Прищурившись, он более тщательно осмотрел комнату. В углу у круглого стола стояли четыре стула, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся колченогими.

Золотые часы, обычно красовавшиеся в центре инкрустированного буфета, были сдвинуты вправо. Он потянулся к ним трясущимися руками, чтобы поставить на место, и тут же вскрикнул, так как циферблат вывалился, а стрелки двигались то в одну, то в другую сторону.

Потрясенный до глубины души, управляющий ухватился за ближайший стул, но стул развалился прямо у него под рукой.

Стоило Дю Виллю и Лэнгфорду появиться в центральной зале, как там начался оживленный разговор. Все делали вид, будто нисколько не интересуются тем, что только что произошло.

То ли не замечая устремленных на них любопытных взглядов, то ли притворяясь, будто не замечают, соперники расстались в центре залы: Лэнгфорд пошел искать служителя, разносящего напитки, а Дю Вилль – к своему карточному столу.

– Кажется, моя очередь сдавать? – спросил он, усаживаясь.

Молодые повесы закивали головами, герцог Стэнхоуп вежливо ответил, что точно не помнит, а Баскервиль, чувствуя, что посрамлен в глазах двух молокососов, решил как-то себя реабилитировать:

– Хорошо бы проинформировать молодых людей о том, что между вами произошло, иначе они не только не смогут сосредоточиться на игре, но проведут ночь без сна, если не узнают, чем кончился ваш поединок. Вы оба совершили недостойный поступок.

– Нам просто нечего рассказывать, – мягко произнес Ники, взяв со стола колоду карт и со знанием дела тасуя ее. – Мы говорили о свадьбе.

Баскервиль приободрился, однако сомнения его не рассеялись. Один молодой повеса посмеивался про себя, зато второй, тот, что набрался, с наглой ухмылкой выложил все, что думал.

– О свадьбе? – захихикал он, многозначительно глядя на порванный воротник Ники. – Двое мужчин говорили о свадьбе?

– Да. Решали, кому из нас быть женихом, – беззаботно ответил Ники.

– И кому же выпала эта честь? – поинтересовался повеса, тот, что потрезвее, предостерегающе глядя на своего пьяного друга и стараясь всеми силами показать, что верит этой байке.

– Мне выпала честь быть шафером, – процедил Ники сквозь зубы, бросая фишки на середину стола.

– Свадьба! Ха-ха! – рассмеялся подвыпивший повеса и отхлебнул еще из бокала.

Николас Дю Вилль медленно повернулся к нему:

– Может быть, вам больше нравятся похороны?

Опасаясь скандала, Баскервиль поспешил вмешаться:

– Вы только свадьбу обсуждали с Лэнгфордом? Вас не было довольно долго.

– Еще мы обсуждали маленьких стареньких леди с провалами в памяти, – иронично ответил Ники. – И поражались мудрости Господа, который, по неизвестной причине, позволяет им время от времени болтать всякую чушь чуть ли не до самой смерти, хотя мозги у них уже давно вышли из строя.

Герцог Стэнхоуп круто повернулся к Дю Виллю:

– Надеюсь, вы не имеете в виду женщин нашего круга?

– Возможно, вы ее знаете. У нее странное имя – Чарити. Но ей больше подошло бы «Куриные мозги».

– Возможно, – сказал герцог, с трудом сдержав смех и сразу сообразив, что речь идет о его старшей сестре.

К счастью, в этот момент подошел джентльмен, дружески кивнувший Дю Виллю и самому герцогу.

Пододвинув стул к Дю Виллю, он сел рядом с ним и внимательно посмотрел на молодых джентльменов, ожидая, когда их ему представят. Никто, кроме Дю Вилля, не догадался этого сделать.

– Эти парни с длинными языками и тугой мошной – лорды Бэнбрейтен и Айли, – сказал он севшему рядом с ним джентльмену, а молодым повесам представил его: – Полагаю, имя графа Лэнгфорда вам известно?

Оба кивнули, а Николас, закончив сдавать карты, сказал:

– А теперь мы с графом постараемся облегчить ваши карманы, выудив оттуда все, что еще осталось от денег ваших отцов.

Дю Вилль взял свои карты и поморщился от боли в ребре.

– Не пошла карта? – хмыкнул герцог Стэнхоуп, не поняв, что с Ники.

Полагая, что вопрос адресован ему, Стивен бросил взгляд на опухшие пальцы правой руки и заглянул в свои карты:

– Я бы не сказал.

Он обернулся, когда служитель принес на подносе две рюмки превосходного бренди. Один взял себе, а другой передал Дю Виллю.

– Ваше здоровье! – вежливо сказал он и бросил удивленный взгляд на одного из молодых повес, который в этот момент потянулся за своей рюмкой и опрокинул ее.

– Не умеет пить, – пояснил Ники, заметив взгляд Стивена.

Стивен скрестил ноги и с неодобрением посмотрел на краснолицего молодого человека с мутными глазами.

– Пожалуй, им следовало бы поучиться хорошим манерам, прежде чем появляться в обществе.

– Совершенно с вами согласен, – ответил Ники.

Глава 59

Скефингтоны покинули арендуемый в городе дом и вернулись к себе в деревню Блинтонфилд. Поэтому Ники потребовалось на три часа больше, чем он рассчитывал, чтобы встретиться с Шеридан и реализовать романтический план, который, по мнению Лэнгфорда, был лучшей – и единственной – возможностью доставить девушку к нему и убедить ее, что у него по отношению к ней были самые серьезные и честные намерения.

Тот факт, что на сей раз Ники собирался выступить в роли доверенного лица Стивена Уэстморленда, а не его соперника или врага, нисколько его не смущал. Прежде всего он старался сделать все возможное, чтобы помирить Шеридан со Стивеном, которым, сам того не желая, нанес вред. В то же время ему очень импонировала его новая роль. Ники предстояло уговорить Шеридан уйти от Скефингтонов, сказав ей, что в поместье неподалеку требуется гувернантка, а на ее место привезти двух других гувернанток с безукоризненной репутацией.

Поскольку леди Скефингтон увезла дочь в Девоншир, куда, как она слышала, на июль приехал будущий герцог Норрингем, Ники оставалось лишь убедить сэра Джона взять в дом двух гувернанток вместо одной – что было нетрудно, поскольку Стивен Уэстморленд собирался в первый год их службы втайне выплачивать им большую часть жалованья.

И в эти минуты Ники, уже выполнивший часть поставленной перед ним задачи, пытался убедить Шеридан немедленно собраться и поехать с ним к одному знатному и богатому человеку, который может ей предложить лучшие условия работы. Фантазировал Николас в меру, во избежание дальнейших недоразумений, и тут ему очень помогло чувство юмора.

– Виконт Харгроув несколько горяч, бывает даже сварлив, – рассказывал он девушке, – но обожает племянника, своего единственного наследника, и хочет пригласить самую лучшую гувернантку.

– Понимаю, – сказала Шеридан, пытаясь представить, насколько горяч и сварлив виконт.

– Зато жалованье отличное, вполне компенсирует все недостатки виконта.

– Что значит отличное?

Когда Ники назвал цифру, Шерри открыла рот и, потрясенная, только и смогла произнести: «О-о!»

– Но это еще не все, – продолжал импровизировать Дю Вилль.

– Что же еще?

– Огромные покои, личная горничная, собственная лошадь… – Он сделал паузу.

Глаза у Шерри стали совсем круглые. И поскольку он не договорил, она спросила:

– Вы хотите сказать, что и это не все?

– По правде говоря, нет. Главное, что место гувернантки и все блага становятся, как бы это поточнее сказать… вашей собственностью.

– Как это понимать?

– Место гувернантки закрепляется за вами до конца жизни.

– Но через несколько месяцев я собираюсь покинуть Англию.

– Это немного осложнит дело, но, возможно, вам все равно удастся уговорить виконта принять вас на службу.

Шеридан заколебалась, ей нужно было побольше узнать о виконте.

– Он пожилой?

– Возраст – понятие относительное, – сказал Ники, развеселившись при мысли, что Лэнгфорд на год старше его.

– А у него служили когда-нибудь гувернантки?

Ники так и подмывало сострить, но он подумал, что сейчас не время, и решил ее успокоить:

– Разумеется.

– А почему они от него уходили?

На этот раз Ники не сдержался и с невозмутимым видом сказал:

– Наверное, потому, что он не предложил закрепить за ними место и блага до конца жизни. – И чтобы приостановить поток дальнейших расспросов, стал ее торопить: – Как я уже говорил, дело срочное. Если согласны, собирайтесь быстрее. Я обещал привезти вас к двум часам дня, так что мы сильно опаздываем.

Не в силах поверить, что впервые за все время пребывания в Англии ей наконец улыбнулось счастье, Шеридан поколебалась минутку и поднялась.

– Не понимаю, почему он так заинтересован во мне. Разве мало квалифицированных английских гувернанток?

– У него идефикс: он хочет только американку.

– Ладно, встречусь с ним, может, и сговоримся, если подойдем друг другу.

– Именно на это он и рассчитывает, – произнес Ники. Она уже собиралась пойти наверх укладывать вещи, когда он добавил:

– Я привез вам платье, оно не такое… – Он попытался найти какой-нибудь недостаток в ее удивительно аккуратном, но скромном темном платье, – …не такое темное. Виконту Харгроуву не нравится темное.

Глава 60

– Что-нибудь не так, cherie? – спросил он, когда солнце стало клониться к горизонту.

Оторвав взгляд от зеленого ландшафта за окошком, Шерри покачала головой.

– Я немного волнуюсь – новое место, потрясающее жалованье, своя большая комната, собственная лошадь. Просто не верится, что все это правда.

– Почему же в таком случае у вас такой мрачный вид?

– Как-то неловко перед Скефингтонами, – призналась девушка. – Так сразу взяла да и ушла от них.

– Но вас заменили две гувернантки. Скефингтон на радостях готов был помочь вам упаковывать вещи.

– Знали бы вы их дочь, поняли бы меня. Я только оставила ей записку, даже не попрощалась. И мне так стыдно. Невыносимо тяжело оставлять эту замечательную девушку с такими родителями. Но, как бы то ни было, – добавила Шерри, улыбнувшись, – я безгранично признательна вам за все, что вы для меня сделали.

– Хотелось бы верить, что вы сохраните это чувство, – с едва уловимой иронией ответил Ники и нахмурился, взглянув на часы, которые достал из кармана. – Мы здорово опаздываем! Виконт может подумать, что мы вообще не приедем.

– Почему?

Ники несколько задержался с ответом, но Шерри не придала этому значения, поскольку в следующую минуту он сказал:

– Я не знал, удастся ли уговорить вас, и предупредил об этом виконта.

– Ну кто же в здравом уме устоит перед таким предложением? – рассмеялась Шерри, но тут же, посерьезнев, спросила: – Вы полагаете, он уже нашел гувернантку?

Услышав это, Николас по непонятным причинам развеселился и, прислонившись спиной к боковому окошку, закинул ногу на подлокотник соседнего сиденья.

– Уверен, эта должность за вами, – сказал он, заметив тревогу в ее глазах. – Конечно, если вы захотите.

Наступило молчание. И лишь через полчаса Шерри заговорила:

– Какой чудесный день!.. – Но тут ей пришлось ухватиться за сиденье, потому что лошади резко замедлили ход, карета накренилась и, повернув влево, съехала с основной дороги. – Должно быть, мы подъезжаем к его дому, – сказала девушка, поправляя рукава прелестного бледно-голубого платья с широкими манжетами и вышивкой, которое привез Ники, и потрогав аккуратный пучок на затылке.

Ники посмотрел через окошко на старинные каменные строения по одну сторону поросшей зеленью узкой аллеи и удовлетворенно улыбнулся.

– Загородный дом виконта чуть дальше, но он собирался встретить нас здесь, так как считал, что это самое подходящее место для вашей встречи.

Заинтригованная, Шеридан тоже выглянула в окно и в замешательстве нахмурила свои тонкие брови:

– Это церковь?

– Насколько я понимаю, часовня, бывшая в шестнадцатом веке частью небольшого монастыря в Шотландии. Позднее, с разрешения духовенства, ее разобрали и перевезли сюда. Она сыграла важную роль в истории рода виконта.

– Часовня? В истории рода? – недоумевала Шерри.

– По-моему, в давние времена один из предков виконта заставил монаха обвенчать его в этой часовне с невестой, которая не хотела венчаться, – пояснил он и, заметив, что Шерри вздрогнула, сухо добавил: – Кажется, в роду виконта это вошло в традицию.

– Варварство какое-то… даже не смешно! Я вижу там еще две кареты, но они пустые. Какая может быть служба в этот час, да еще в таком уединенном месте?

– Особая. Я бы сказал, сугубо личная, – ответил Ники и сменил тему: – Дайте мне на вас посмотреть!

Когда Шерри повернулась к нему, он нахмурился.

– У вас прическа не в порядке. – Девушка удивилась, поскольку только что поправляла пучок, но едва подняла руку, чтобы еще раз проверить, как Ники заявил: – Не трогайте, я сам, ведь у вас нет зеркала!

И не успела она опомниться, как он вытащил из пучка заколки, и тяжелые, густые волосы рассыпались по плечам.

– О нет! – воскликнула она.

– У вас есть щетка для волос?

– Конечно, но, Боже мой, лучше бы вы…

– Не волнуйтесь. Сознание, что вы неотразимы, поможет вам выдвигать свои условия.

– Какие еще условия? Ведь предложение просто блестящее.

Кучер опустил подножку, Ники вышел и подал ей руку.

– Полагаю, одно-два условия вы все же выдвинете. По крайней мере вначале.

– Видимо, вы что-то скрыли от меня? – Шерри шагнула назад, а затем в сторону, когда кучер, к ее удивлению, погнал лошадей вперед. Ветер раздул ее юбку, поиграл волосами. Краешком глаза Шерри оглядела дворик живописной часовни, но так и не увидела человека, который собирался бросить целое состояние к ногам гувернантки.

Тут Шеридан заметила какое-то движение слева и схватилась за сердце.

– В чем дело? – Ники быстро взглянул на нее.

– Ничего, просто мне показалось…

– Наверняка это виконт. Он говорил, что будет ждать вас вон там.

– А что он там делает?

– Скорее всего размышляет, – коротко ответил Ники и добавил: – О своих грехах. А теперь бегите к нему и выслушайте, что он скажет.

Она уже хотела перешагнуть через оставленные колесами колеи, но вдруг остановилась и обернулась, когда он окликнул ее:

– Cherie!

– Да?

– Если вас не устроит предложение виконта, мы сразу уедем отсюда. Вы вовсе не обязаны принимать его. Оно не последнее, хотя таких привлекательных, возможно, больше не будет. Не забывайте об этом, – заявил он решительно. – И еще о том, что вы находитесь под моей защитой.

Шерри кивнула, пересекла дорогу, стараясь не запачкать туфли, подошла к белой ограде и, открыв калитку, поморгала, чтобы глаза привыкли к сумеречному свету рощицы. Впереди, в тени дерева, стоял мужчина, скрестив на груди руки и слегка расставив ноги. Поза показалась ей до боли знакомой. Она продолжала идти, с замиранием сердца ожидая разговора с виконтом.

Он пошел ей навстречу, и, услышав знакомый голос, девушка похолодела.

– Я так боялся, что вы не приедете.

На какую-то долю секунды ноги будто вросли в землю, затем она круто повернулась и так стремительно побежала назад, что Стивен догнал ее уже у самой калитки.

– Отпустите меня! – тяжело дыша, в гневе крикнула Шерри, когда Стивен схватил ее за руки и повернул к себе.

– Вы можете меня выслушать? – спокойно спросил он.

Она кивнула, но как только он отпустил ее, бросилась на него. Он ожидал этого и, снова схватив ее за руки, со страдальческим видом сказал:

– Не заставляйте меня применять силу.

– Я вообще не заставляю вас делать что-либо, вы – мерзкий, презренный… развратник! – выпалила она, безуспешно пытаясь вырваться. – Просто не верится, что Ники Дю Вилль – ваш сообщник! Уговорил меня уйти от Скефингтонов, заставил поверить, что есть другая, более выгодная вакансия для меня…

– У меня действительно есть вакансия!

– Не нужны мне ваши вакансии! – в сердцах заявила она, но борьбу прекратила, продолжая, однако, возмущенно смотреть на него. – До сих пор никак не могу в себя прийти после того вашего предложения!

Стивена передернуло, но он продолжал, будто не слыша ее слов:

– Вместе с новой должностью вы получите дом, и не один.

– Это вы мне уже говорили!

– Нет, не говорил! – возразил Стивен. – Получите слуг, готовых выполнять любую вашу просьбу, деньги, драгоценности и меха. Получите, наконец, меня.

– Не нужны вы мне! – сквозь слезы крикнула Шерри. – Вы уже позабавились со мной, как… с гулящей девицей. Оставьте меня в покое! Боже, какой стыд! Какая банальность! Гувернантка влюбляется в лорда! Но только в романах лорды не доходят до такой низости, на которую оказались способны вы. Это было отвратительно…

– Не говорите так! – прервал он ее. – Прошу вас, не надо. Это не было отвратительно. Это было…

– Омерзительно!

– Вместе с вашей новой должностью вы получите меня, – продолжал он, побледнев, со страдальческим видом. – Получите мое имя, руку, все, что у меня есть.

– Я не хочу…

– Нет, хотите, – сказал он, встряхнув ее в тот самый момент, когда до нее дошел смысл его слов.

Но охватившая Шеридан радость мгновенно угасла, стоило ей подумать о том, что на этот раз он решил жениться на ней только лишь потому, что соблазнил ее.

– Черт побери! – не унималась она. – Я вам не какой-нибудь найденыш, которому вы делаете предложение из жалости всякий раз, когда чувствуете себя виноватым. А однажды сделали это, приняв меня за другую женщину, перед которой чувствовали свою вину.

– Вину, – горько повторил он. – Единственной моей виной перед вами было желание любить вас с того самого момента, как вы пришли в сознание. Ради Бога, взгляните на меня, и вы поймете, что я не лгу.

Он взял ее за подбородок, приподнял ей голову, но она молчала, глядя куда-то в сторону, мимо него.

– Я погубил молодого человека, а потом воспылал страстью к его невесте. Попробуйте хоть немного понять, что я при этом чувствовал? Я лишил его жизни и влюбился в его невесту, которая не могла ему принадлежать лишь потому, что он погиб. Я мечтал жениться на вас, Шеридан, с самого начала.

– Нет, это неправда! Вы просто пожалели несчастную сироту, совершенно одинокую, у которой, кроме вас, не было ни одного близкого человека на свете!

– Если бы я не хотел жениться на несчастной, совершенно одинокой сироте, как вы говорите, ни за что не сделал бы этого, постарался бы ей помочь как-то по-другому. Да простит меня Господь, но через час после того, как я получил известие о кончине мистера Ланкастера, я пил с братом шампанское по случаю предстоящей свадьбы, вместо того чтобы принимать капли от головной боли.

Шерри едва не улыбнулась этой шутке, хотя все еще боялась поверить Стивену. Но ее так влекло к нему! Она так его любила!

– Посмотрите на меня. – Стивен вновь приподнял голову, и на этот раз взгляд ее обворожительных глаз был устремлен прямо на него. – У меня есть множество причин просить вас пойти со мной в эту часовню, где нас ожидает викарий, но среди них нет и никогда не было чувства вины. А сейчас, прежде чем вы согласитесь переступить со мной порог этой часовни, я должен вам кое-что сказать.

– Что же именно?

– Я хотел бы, чтобы вы подарили мне дочерей с вашими волосами и вашим характером, – начал он. – И чтобы у сыновей были ваши глаза и ваше мужество. Но если ваши пожелания не совпадут с моими, я буду вам благодарен за любого ребенка, которого вы мне подарите.

От счастья Шеридан ног под собой не чуяла, а Стивен, ласково улыбнувшись ей, продолжал:

– Я хочу, чтобы вы носили мое имя, и тогда разом прекратятся все сплетни и кривотолки. – Он ласково гладил ее руки, глядя ей прямо в глаза. – Я хочу получить право делить с вами ложе сегодня и всегда, всю жизнь. Хочу каждую ночь слышать ваши страстные стоны и просыпаться в ваших объятиях. – Стивен обхватил ладонями ее лицо и осторожно смахнул слезинки с ее ресниц. – И еще хочу услышать, что вы любите меня до безумия. Но с последней просьбой вы можете не спешить, я готов подождать до ночи. В обмен на все это обещаю выполнить любое ваше желание, если только это будет в моей власти. А в том, что произошло между нами в Клейморе, ничего постыдного нет…

– Мы вели себя как любовники! – покраснев, возразила девушка.

– Шеридан, – спокойно произнес он, – мы стали любовниками с того самого момента, когда впервые поцеловались.

Он хотел, чтобы она испытывала гордость, а не стыд, чтобы считала это счастливым подарком судьбы, однако ожидать этого от неопытной девушки было просто нелепо. Стивен уже хотел взять на себя всю вину за ту ночь, но его любимая Шеридан после минутного размышления нежно поцеловала его в ладонь.

– Я знаю, – шепнула она.

Стивена прямо-таки распирало от гордости, в такой восторг привели его эти два слова. «Я знаю». Не было больше ни упреков, ни обвинений. Она посмотрела на Стивена своими удивительными глазами, и в их бездонной глубине он прочел любовь, нежность и тихую радость.

– Значит, вы согласны пойти со мной в часовню?

– Согласна.

Глава 61

Шерри, два часа назад обвенчавшаяся со Стивеном, нехотя шевельнулась, когда карета резко остановилась, а Стивен так же нехотя оторвался от ее сладких губ.

– Где мы? – томно спросила девушка прерывистым шепотом.

– Дома, – ответил Стивен, удивившись, что тоже говорит почти шепотом.

– Это твой дом?

– Наш, – уточнил он, и Шерри почувствовала, как ее вновь захлестнула радость.

Выходя из кареты, девушка попыталась поправить прическу, откинув со лба непокорные пряди, и при этом заметила, как его взгляд блуждает по ее волосам, а в углах глаз собрались смешинки-морщинки.

– О чем ты думаешь?

Он еще шире улыбнулся:

– Не могу забыть, как ты тогда вошла в спальню в нашем лондонском доме с полотенцем на голове и страшным голосом заявила, что у тебя рыжие-бесстыжие волосы.

– А почему вдруг ты вспомнил об этом? – снова спросила Шерри, когда Стивен помогал ей выйти из кареты.

– Потом скажу. Точнее – покажу, – пообещал Стивен.

– Как таинственно! – пошутила она.

Не одна женщина атаковала Стивена на протяжении последних четырех лет в надежде когда-нибудь стать хозяйкой этого огромного дома, который Стивен сам спроектировал и назвал Монклер. Теперь он ждал реакции женщины, наконец избранной им на эту роль.

Шерри взяла его под руку, приветливо улыбнулась лакею, вышедшему из дома помочь им, и увидела величественное каменное здание. Ошеломленная, она смотрела на ряды ярко освещенных окон по всему фасаду, затем огляделась вокруг. По обеим сторонам извилистой аллеи, насколько хватал глаз, стояли роскошные кареты.

– У тебя прием? – оглянувшись на Стивена, в шоке спросила она.

Стивен расхохотался, запрокинув голову, обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.

– Я без ума от вас, леди Уэстморленд.

Леди Уэстморленд! Это произвело на нее впечатление куда большее, чем роскошный дворец.

– Шеридан Уэстморленд, – мечтательно произнесла она. – Отлично звучит.

В этот момент позади них остановилась карета Дю Вилля, и Шерри вспомнила, что Стивен не ответил на ее вопрос.

– У тебя прием? – повторила она.

Стивен кивнул, ожидая Дю Вилля, который уже вышел из кареты.

– Мы празднуем шестидесятилетие матери. Я даю по этому случаю бал, поэтому брат с женой и не приехали на венчание. Пока меня не было, они принимали гостей.

Заметив, что Шерри пришла в замешательство, он стал объяснять:

– Уже были разосланы приглашения, а венчание мне не хотелось откладывать. Признаться, – он усмехнулся, – я не мог ждать больше ни дня, поскольку не был уверен, что наше венчание вообще состоится.

– Дело совсем в другом, – в отчаянии сказала Шерри, когда они поднимались по лестнице, ведущей к подъезду. – Я не одета подобающим образом…

– Я сам выбирал вам платье в одном из лучших лондонских магазинов, – обиделся Ники, услышав ее слова.

– Да, но оно не для приемов, – пояснила девушка, когда дворецкий распахнул перед ними дверь, из-за которой донеслись взрывы смеха и музыка.

Перед ней по обе стороны просторной залы двумя маршами шла вверх лестница в стиле древнегреческого Палладиума. А позади нее, ожидая, пока она обратит на него внимание, стоял, сияя улыбкой, дворецкий, ее добрый знакомый, и Шерри совершенно забыла о платье.

– Кольфакс! – воскликнула она радостно.

Он вежливо поклонился.

– Добро пожаловать домой, леди Уэстморленд.

– Все собрались? – спросил Стивен, гоня от себя грешные мысли о широкой постели, ожидавшей их наверху, и вспомнив наконец о том, что необходимо переодеться.

– Да, ваша милость.

Кивнув, Стивен перевел взгляд на шафера.

– Почему бы вам не пройти в залу, пока мы с Шерри будем переодеваться?

– Ни в коем случае. Я жажду увидеть их лица.

– Прекрасно, мы переоденемся и присоединимся к вам через… – Стивен запнулся, подумав, что неплохо бы им с Шерри остаться в спальне до самого утра, но проницательный Дю Вилль, бросив лукавый взгляд на жениха, ответил:

– Через двадцать минут, не позднее.

Шерри слушала их вполуха, раздумывая над тем, что ей надеть, и спросила об этом Стивена, когда он повел ее наверх, но не успел он ответить, как снизу донесся голос Дю Вилля:

– Только двадцать минут, не то я сам за вами приду.

При этом невинном напоминании ее новоиспеченный муж что-то пробормотал себе под нос.

– Как ты сейчас назвал Ники?

– Верхом пунктуальности, – солгал Стивен и смущенно улыбнулся, прочитав в ее глазах сомнение.

– А мне послышалось что-то другое.

– Смысл один и тот же, – заметил он, остановившись у входа в апартаменты в конце коридора. – Поскольку времени сшить тебе подходящий наряд не было, Уитни привезла платье на тот случай, если ты приедешь вместе со мной. – С этими словами Стивен распахнул перед ней дверь. Шеридан заглянула через его плечо и увидела стоявших наготове трех служанок, а на широкой кровати любовно разложенное потрясающей красоты шелковое платье цвета слоновой кости, со шлейфом, свисавшим до самого пола. Словно завороженная, Шерри шагнула вперед и перевела взгляд с роскошного платья на лукаво улыбавшегося мужа.

– Что это?

В ответ он обнял ее, прижал к груди и шепнул:

– Свадебное платье Уитни. Ей хотелось, чтобы ты надела его, если приедешь со мной.

Шеридан с трудом сдержала слезы, подумав, что глупо плакать от счастья.

– Сколько времени тебе понадобится, чтобы привести себя в порядок?

– Около часа, – с сожалением ответила Шерри, – если попытаться сделать хоть какую-то прическу.

Он шепнул ей на ухо, чтобы не услышали служанки:

– Причеши их, если это уж так необходимо, этого вполне достаточно.

– О, но…

– Я с ума схожу по этим сверкающим, огненно-рыжим волосам.

– В таком случае, – поколебавшись, заявила она, когда он отпустил ее, – я оставлю их распущенными.

– Хорошо, тем более что у нас всего пятнадцать минут.

…Старая герцогиня посмотрела на Хью Уайткомба, когда помощник дворецкого, стоявший у входа, доложил о приходе герцога и герцогини Хоторн, прошествовавших мимо него в переполненную залу.

– Хью! Который сейчас час?

За доктора ответил Клейтон, только что смотревший на свои часы:

– Начало одиннадцатого.

Находившиеся поблизости гости разочарованно переглянулись. Выразив общее мнение, Уитни с печальным видом произнесла:

– Видимо, Шерри отказала ему, иначе они были бы здесь уже три часа назад.

– Я была настолько уверена… – начала мисс Чарити и, сникнув, умолкла.

– Скорее всего Дю Виллю не удалось ее уговорить, – предположил Джейсон Филдинг, на что его жена, покачав головой, уверенно заявила:

– При желании Дю Вилль нашел бы способ убедить ее.

Не подозревая, что в ее словах можно было усмотреть восхищение Дю Виллем, перед которым не в силах устоять ни одна женщина, она бросила взгляд на мужа и увидела, что он, нахмурившись, обратился к Клейтону Уэстморленду.

– Что-то я не замечал в Дю Вилле ничего такого, перед чем невозможно устоять, – сказал Джейсон.

– Я, например, сделал бы это без особого труда, – сухо ответил Клейтон и замолчал, поскольку в этот момент к старой герцогине подошла с поздравлениями его двоюродная тетушка.

– Какой замечательный бал, Алисия! Ты, верно, очень счастлива?

– Могла бы быть еще счастливее, – со вздохом ответила Алисия, отходя от мужчин.

Между тем помощник дворецкого объявил имена вновь прибывших:

– Сэр Родерик Карстерс. Мистер Николас Дю Вилль.

Мать Стивена и еще несколько человек быстро обернулись и устремили взгляды на Ники, ожидая новостей, в то время как сам он с мрачным видом спускался с лестницы, ведущей в залу.

– Не получилось! – тоскливо прошептала Уитни, вглядываясь в его лицо. – Не удалось.

Ее супруг привлек ее к себе.

– Ты сделала все, что в твоих силах, дорогая.

– Мы все старались, – согласилась Чарити Торнтон, и ее подбородок задрожал, когда она перевела печальный взгляд с Хью Уайткомба на Николаса Дю Вилля.

– Граф и графиня Лэнгфорд!

Гости в замешательстве стали удивленно переглядываться, после чего все взоры обратились к входной двери. Но что творилось с теми семерыми, потерявшими всякую надежду на удачу, описать невозможно. Они в восторге стали обмениваться рукопожатиями и, сияя улыбкой, глазами, полными слез, смотрели на молодых.

По лестнице спускался Стивен Уэстморленд, граф Лэнгфорд, облаченный в черный вечерний костюм, белую рубашку с оборками и белый жилет, а рядом с ним выступала сказочная принцесса в шелковом с жемчужными вкраплениями платье цвета слоновой кости, с глубоким вырезом каре, с пояса свисала золотая цепь с бриллиантами и жемчугом, колыхавшаяся в такт ее шагам, а огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам и спине.

– О, мой… – выдохнула потрясенная Чарити, но ее восклицание утонуло в громе аплодисментов, эхом разнесшихся по всей зале, от которых, казалось, содрогнулись стены.

Глава 62

Наступила его брачная ночь.

С расстегнутой рубашкой и закатанными по локоть рукавами Стивен удобно устроился в кресле у себя в спальне, положив ноги на специальную подставку, в ожидании, пока невеста разоблачится и отпустит служанок.

Его брачная ночь.

Его невеста…

Он удивленно обернулся, когда в спальню заглянул камердинер.

– Я вам еще понадоблюсь? – спросил Дэмсон у господина, как делал это каждый вечер перед сном.

«Понадоблюсь»? Стивен едва сдержал улыбку, поглощенный сладостными мыслями о предстоящей ночи, и представил себе, как раздевается и передает слуге, державшему наготове платяную щетку, все предметы одежды по очереди, начиная с панталон, чтобы тот повесил их в шкаф, а Шерри, лежа в постели, наблюдает за этим.

– Милорд? – вежливо напомнил о себе Дэмсон, и Стивен слегка тряхнул головой, осознав, что смотрит мимо камердинера с идиотской улыбкой.

– Нет, вы мне больше не понадобитесь, – ответил Стивен. – Спасибо.

Дэмсон бросил неодобрительный взгляд на расстегнутую рубашку и закатанные рукава господина:

– Может быть, халат из черной парчи, милорд?

Стивен попытался представить, может ли понадобиться халат из черной парчи, и почувствовал, как губы снова растягиваются в улыбке.

– Нет, пожалуй, не надо.

– Тогда шелковый, бордовый? – не унимался Дэмсон. – Или темно-зеленый?

До Стивена дошло наконец, что камердинер, старый холостяк, опасается, как бы Стивен не произвел на невесту неблагоприятное впечатление своим видом.

– Не надо халата.

– А может…

– Идите спать, Дэмсон, – сказал Стивен. Чего доброго, камердинер станет предлагать ему на выбор шелковые шейные платки и запонки. – Еще раз благодарю вас, – добавил он с легкой улыбкой, чтобы не обидеть слугу.

Дэмсон поклонился, но прежде чем уйти, бросил страдальческий взгляд на выглядывавшую из рубашки грудь господина.

Стивен поставил бокал на стол и, подойдя к двери, запер ее, поскольку не был уверен, что камердинер вновь не появится, чтобы не дать господину опозориться перед невестой.

Разумеется, Дэмсон не знал, что Стивен уже провел с Шерри первую брачную ночь, о чем горько сожалел, входя сейчас в ее спальню. Но не о том, что они занимались любовью. Не хотелось вспоминать, как эта ночь началась и чем закончилась. И сейчас Стивен был полон решимости все исправить. Каково же было его удивление, когда он увидел пустую постель! Ведь у Шерри было достаточно времени, чтобы раздеться. Наверняка она в ванной. Но когда он медленно направился туда, неожиданно открылась дверь, ведущая в спальню из коридора, и появилась служанка с целой охапкой полотенец.

Значит, жена принимает ванну.

Жена… Какое чудесное слово! Он забрал полотенца у сконфузившейся служанки и отправил ее спать.

– Но… но я понадоблюсь миледи, чтобы помочь ей надеть ночную рубашку.

Хотелось бы знать, подумал Стивен, как ложатся в постель другие мужья и жены. Неужели в костюмах и бальных платьях, чтобы слуги, не дай Бог, не подумали, будто они видят друг друга голыми? Улыбнувшись этой мысли, Стивен вошел в ванную и увидел Шерри, наслаждавшуюся купанием. Она лежала спиной к нему, с небрежно собранными в узел волосами и очаровательными завитками на затылке.

Картина была прямо-таки завораживающая. Его жена! Запах лаванды неожиданно напомнил ему о том, что по требованию Шерри он давно порвал с Элен. Да и с другими женщинами, о которых до нее дошли сплетни. Не переставая улыбаться, он представил себе, какое наслаждение принесет ей его сексуальный опыт. Уж он постарается изо всех сил, чтобы нынешнюю ночь Шерри никогда не забыла. Потому что она заслужила такую ночь.

Уверенный в том, что успешно справится с поставленной задачей, Стивен сел на край ванны, решив взять на себя роль служанки, опустил руку в теплую ароматную воду и коснулся пальцами ее плеч.

– Я уже выхожу, – сказала она, не оборачиваясь.

Посмеиваясь шутке, которую собирался сыграть с Шерри, Стивен поднялся и стоял, держа наготове полотенце. А как только она вышла из ванны, накинул его ей на плечи и обнял ее. Она замерла, увидев на своей талии вместо рук горничной его руки, и прильнула к нему всем телом, затем, полуобернувшись, потерлась щекой о его рубашку, молча выразив страстное желание, нежность и любовь к нему. Но когда он повернул ее к себе, она слегка дрожала, не сводя с него робкого взгляда.

– Можно я надену пеньюар?

Эта просьба поразила Стивена, но, решив ей ни в чем не отказывать, он с улыбкой ответил:

– Вы можете делать все, что вам заблагорассудится, леди Уэстморленд.

Шерри засмущалась, кутаясь в полотенце, тогда Стивен вежливо отвернулся и пошел в спальню, удивленный ее неуместной скромностью.

Но когда через минуту она появилась, он был просто потрясен. Закутанная в полотенце, она была соблазнительна, но сейчас, облаченная в прозрачный пеньюар из белых кружев, нежных, как паутинка, сквозь которые просвечивало тело от грудей до самых лодыжек, она могла свести с ума любого мужчину. Настоящая сирена. Ангел, спустившийся с небес.

Шерри заметила, как загорелись в глазах Стивена огоньки, когда он оглядел ее с головы до ног, и, вспомнив единственную проведенную с ним ночь в Клейморе, ждала, когда он попросит ее распустить волосы.

Так она стояла, не зная, как вести себя дальше, – ей явно не хватало опыта. И все из-за того, что служанка насыпала в ванну лепестки лаванды, напомнившие ей об Элен Деверне. К несчастью, Шерри получила возможность хорошенько разглядеть любовницу Стивена, когда за две недели до этого увидела ее в серебристом лакированном экипаже с бледно-лиловыми бархатными сиденьями. Ее показала Шерри Джулиана Скефингтон, и Шерри сразу догадалась, кто это. Рядом с любовницей Стивена, бывшей любовницей, как сказала бы сейчас Шеридан, любая женщина почувствовала бы себя самой обычной простушкой. Так же, как Шерри в настоящий момент.

И Шерри это совсем не устраивало. Стивен должен доказать ей свою любовь. Должен пообещать, что никогда больше не увидится с Элен. На память пришла женщина в очень коротком красном платье, с перьями в прическе. Она сидела на коленях у Рафи и теребила ему волосы. Шерри видела это собственными глазами, когда, совсем еще девчонкой, однажды вечером заглянула в окно игорного дома. И ее обуяла ревность. Но ревность, которую она испытала сейчас, представив Элен Деверне на коленях у Стивена, не шла ни в какое сравнение с той.

Жаль, что у нее не хватает мужества прямо сейчас потребовать, чтобы он порвал всякие отношения с прекрасной блондинкой, если до сих пор еще не сделал этого. Однако здравый смысл подсказывал Шерри, что лучше сделать это потом, когда Стивен убедится, что она для него желаннее, чем любовница. Но как этого добиться, Шерри понятия не имела, и научить ее этому мог только сам Стивен. Вспомнив, что в ту злополучную ночь в Клейморе он велел ей распустить волосы, Шерри подняла руки к голове.

При этом ее груди едва не вывалились из квадратного выреза на кружевном пеньюаре.

– Я должна?..

– Что должна? – приблизившись к ней, ласково спросил он.

– Распустить волосы?

Она опять просит разрешения. Видимо, не может забыть его грубого поведения в ту ночь в Клейморе. Стоило ему вспомнить об этом, как раскаяние с новой силой охватило его.

Он положил ей руки на плечи, стараясь не смотреть на розовые выпуклости грудей под кружевами.

– Позволь, я это сделаю, – мягко сказал он.

Шерри отошла на полшага.

– Лучше я сама, если тебе это нравится.

– Шеридан, в чем дело? Что тебя тревожит?

«Элен Деверне», – подумала она, а вслух произнесла:

– Я не знаю правил игры, не знаю, как себя вести.

– Что еще за правила?

– Мне хотелось бы доставить тебе удовольствие, – с трудом выговорила она наконец и, заметив, что он едва сдерживает смех, взмолилась: – Только, пожалуйста, не смейся…

Глядя на искусительницу в своих объятиях, Стивен благоговейно прошептал:

– Боже правый… – Он ушам своим не верил. Шерри говорила вполне серьезно. Она бесподобна, чувственна, нежна и мужественна. Только бы не обидеть ее каким-нибудь некстати сказанным словом. – Я не смеюсь, дорогая, – тоже очень серьезно сказал он.

Радуясь, что он понял ее и не возражает, она спросила, глядя ему прямо в глаза:

– Можно снять пеньюар?

Он погладил ее по щеке, провел рукой по волосам:

– Можно все.

Уверенность Стивена в том, что его сексуальный опыт поможет ему в эту особую в его жизни ночь, стала быстро исчезать.

– Мы должны к чему-то стремиться?

– Да, – ответил он.

– К чему?

Он легонько обнял ее за талию.

– К максимальной близости и максимальному наслаждению этой близостью всеми доступными нам путями.

– А как я узнаю, что ты наслаждаешься?

Говоря по правде, один лишь разговор с Шерри привел Стивена в возбуждение, и он наслаждался, готовый хоть сейчас заняться с ней любовью.

– Но я не понимаю, что это такое.

– Все ясно. Со временем поймешь.

– Когда? – спросила Шерри, опасаясь, как бы он не отложил их брачную ночь на неопределенное время.

Но он взял ее за подбородок и, приподняв ей голову, страстно прошептал:

– Сейчас.

Девушка с тревогой ждала его помощи, но Стивен не в силах был произнести ни слова. Он тонул в ее глазах, испытывая райское блаженство. Затем осторожно поцеловал ее в губы и скользнул рукой по ее шее, к вырезу на пеньюаре. Шерри плотнее прижалась к нему и ответила на его поцелуй. Стивен знал, что ей нравятся его поцелуи. «И не только поцелуи», – подумал он, когда она робко пробежалась пальцами по его груди, видневшейся из расстегнутой рубашки.

– Снять ее? – донесся до него его собственный голос.

Услышав это, Шеридан решила, что пеньюар ей тоже ни к чему. Рано или поздно его все равно придется снять. В этом она не сомневалась.

Шерри кивнула и, отойдя на шаг, стала смотреть, как он расстегивает пуговицы, вытаскивает из манжет и кладет на стол запонки. Наконец он снял рубашку и очень удивился, испытав дискомфорт внизу живота оттого, что разделся на глазах у женщины.

Шеридан с нескрываемым восхищением созерцала широкие мускулистые плечи мужа и его могучую, с темными жесткими завитками грудь. Погладив ее, Шерри замерла, выжидающе глядя на Стивена. Он слегка кивнул и, заметив на ее лице радость, улыбнулся. Тогда она скользнула пальцами одной руки к его соску, затем другой.

Он прекрасен, как статуя греческого бога, подумала Шерри. Тело упругое, одни мышцы. Стоило ей прикоснуться к его соскам, как мышцы стали подрагивать, и она тотчас остановилась.

– Тебе неприятно? – Она всматривалась в его горящие голубые глаза с тяжелыми веками.

– Приятно, – севшим от желания голосом ответил Стивен.

– Мне тоже, – не задумываясь, призналась она с улыбкой.

– Хорошо, – выдохнул он и, взяв ее за руку, повел к постели.

Он сел, а когда она хотела сесть рядом, тихонько засмеявшись, усадил ее к себе на колени.

– Продолжай, – сказал он, и Шерри снова стала исследовать его грудь и плечи, слегка удивленная тем, что это ему приятно. Но разве он не сказал, что ему нравится то же, что и ей? Ведь и ей нравилось то, что ему. Ибо как только он положил ладонь на ее пышную грудь, она испытала блаженство. И глядя, как он ласкает ее соски своими длинными пальцами, Шерри вдруг подумала, не бьется ли ее сердце в такт движениям его руки. Прерывисто вздохнув, она прекратила свои изыскания на его груди, и в тот же момент рука Стивена замерла в том месте пеньюара, где на груди была застежка.

Стивен не знал, сама ли она расстегнет пеньюар, или попросит его, или вообще не станет расстегивать, что вполне возможно, и поэтому ждал, но его восхищению не было предела, когда она обвила руками его шею и прижалась грудью к его груди, тем самым предоставив застежку в полное его распоряжение. Ему хватило нескольких секунд, чтобы справиться с этой задачей. От его ласки сосок затвердел и напрягся… А грудь стала еще пышнее, еще соблазнительнее и едва умещалась в его ладони.

Стивен с трудом сдерживал возбуждение, но действовал осторожно, что удавалось ему благодаря опыту, весьма полезному для них обоих. Лизнув ее затвердевший сосок, он втянул его в рот, и Шерри задохнулась от неистового желания. Все ее тело охватила сладостная истома, стоило ей увидеть у своей груди голову мужа, и она запустила пальцы в его густые роскошные волосы. Стивен между тем принялся ласкать ее вторую грудь, и когда обхватил губами сосок, Шерри застонала и крепко обняла Стивена. Ей так хотелось, чтобы он тоже испытал наслаждение! Он почувствовал это, уложил Шерри на подушки и лег рядом с ней. Шерри повернулась в его объятиях и, проведя языком по его соску, взяла его в рот, в то время как Стивен стал играть ее волосами, предоставив ей полную возможность его ласкать.

Стивен был на пределе, ему казалось, что он просто не выдержит.

В постели, конечно, было удобнее заниматься любовными играми, но он не ожидал, что Шерри окажется талантливой ученицей и с первого раза усвоит все то, чему он ее научил. Не в силах больше терпеть, он положил ее на спину, распахнул на ней пеньюар и, закрыв глаза, постарался успокоиться. Теперь Шерри была вся перед ним. Как это он раньше не заметил, что на пеньюаре одна-единственная застежка? Впрочем, неудивительно. В спальне в Клейморе царил полумрак, и он не мог хорошенько рассмотреть этот подарок Уитни. Но что удивительно, так это то, что он впервые обнаружил, какие красивые длинные ноги у его жены, какие изящные бедра, осиная талия и пышная грудь.

Он так хотел этой ночью спокойно заняться любовью, но не получилось. Плоть требовала своего, и ей трудно было противостоять. Глядя на него, Шеридан судорожно сглотнула. Почему он закрыл глаза? И со свойственным ей мужеством она прерывающимся от волнения голосом спросила:

– У меня что-то не так? – Уж лучше знать правду, чем пребывать в неведении.

– Не так? У тебя? – не веря своим ушам, переспросил Стивен, с трудом оторвав взгляд от ее тела, этого чуда природы, и склонившись, чтобы покрыть ее поцелуями. – Единственный твой недостаток, – прошептал он, обняв ее и еще крепче прижав к себе, – это твоя потрясающая красота! Я безумно тебя хочу…

Эти слова были так же обольстительны, как и последовавший за ними поцелуй. Стивен впился губами в ее губы и играл у нее во рту языком до тех пор, пока страсть молнией не пронзила тело молодой женщины, исторгнув стон из ее груди. Тогда он снова стал целовать ее набухшие до боли груди и скользнул рукой вниз, прямо к пушистому треугольнику. Его пальцы возбуждали и дразнили ее, пока она не раздвинула ноги, освободив Стивену путь.

Так Шерри лежала, вся в поту, смежив веки, но вдруг почувствовала, что рядом никого нет. И когда открыла глаза, то увидела Стивена, который стоял у постели и смотрел на нее. Он снова лег в постель, и Шерри полностью отдалась любовной игре. Дрожа от страсти, она повернулась к нему, обняв за плечи, и тело ее изогнулось дугой.

Стивен больше не мог сдерживаться. Он крепко обхватил руками ее ягодицы, изо всех сил прижал к себе, коленом раздвинул ноги и вошел в нее, чувствуя, как обволакивают его ее бедра, а ногти впиваются ему в плечи. Она двигалась навстречу ему, приподняв колени, чтобы он мог войти еще глубже, и он попытался в последний раз продлить наслаждение. Держа одну руку на ее бедрах, второй он прижал ее лицо к своей груди и стал двигаться вверх-вниз, погружаясь в нежное лоно.

Страстно целуя его, Шеридан тоже задвигала бедрами. Она слышала, как громко стучит его сердце. Казалось, он проник в самую глубину ее существа и они слились воедино.

– Я люблю тебя! – крикнула она, и ей показалось, что вселенная рушится. На пути к финишу Стивен не переставал ее целовать, все быстрее и быстрее работая бедрами. Он нащупал на подушке ее руку, и их пальцы тесно переплелись.

Так он и держал ее руку в своей, когда вселенная наконец рассыпалась на кусочки, а из груди Шерри вырвался стон.

Стивену стоило немалых усилий вернуться к реальности. Он приподнялся на локтях, чтобы освободить Шерри от тяжести своего тела, и заставил себя открыть глаза. Ее шелковистые волосы рассыпались по подушке, картина, которую он не раз себе представлял.

Он продолжал держать ее руку…

Исполненный радости, изумления и благоговения, он смотрел на женщину, возбудившую в нем невиданную страсть и давшую ему удовлетворение, которого он никогда не испытывал. Ему хотелось сказать, как сильно он ее любит, но помешал подступивший к горлу комок, когда он взглянул на их сплетенные на подушке пальцы.

Ни разу в жизни он не держал за руку женщину в минуты интимной близости.

Ничего подобного он даже представить себе не мог.

Просто не возникало такого желания.

До нынешней ночи.

Он еще крепче сжал ее руку и смотрел на нее с неизбывной нежностью. И Шерри почувствовала на себе его взгляд. Поборов слабость, вызванную бурными переживаниями, она вытащила руку из-под его затылка и положила ее на подушку, чтобы он мог ее взять, и тотчас же его пальцы скользнули по ее ладони и переплелись с ее пальцами.

Стивен снова поцеловал ее в губы, ощутив ее тепло. Он закрыл глаза и попытался выразить ей свои чувства, сказать, что ничего подобного никогда не испытывал… Но у него хватило сил лишь произнести:

– Что я без тебя?..

Она поняла. Стивен это знал, потому что она сжала его руку и, повернувшись, поцеловала ее.

Эпилог

Стивен Уэстморленд сидел в гостиной с изысканной мебелью, когда-то украшавшей европейские дворцы, окруженный роскошью, которую ему позволяли его богатство и положение, и глядя на портреты предков в золоченых рамах, висевшие на обитых шелком стенах, размышлял о том, стремились ли они так же, как он, все время оставаться наедине с молодой женой через два дня после венчания.

С портрета над каминной полкой на него смотрел первый граф Лэнгфорд, изображенный верхом на могучем вороном коне, со шлемом и забралом под мышкой, в развевающемся на ветру плаще. Судя по выражению его лица, он не остановился бы перед тем, чтобы сбросить в ров своих рыцарей, не догадайся они оставить его в замке наедине с молодой женой.

На другой стене висел портрет второго графа Лэнгфорда, сидевшего в кресле в непринужденной позе возле камина вместе с двумя рыцарями. Чуть поодаль его жена в окружении женщин ткала гобелен. На взгляд Стивена, у этого второго графа вид был более цивилизованный, нежели у первого, его отца. Этот просто отправил бы своих рыцарей с каким-нибудь поручением, а затем приказал бы развести мост. Наконец ему наскучило созерцать предков, куда приятнее было лицезреть свою молодую жену, сидевшую напротив в компании старой герцогини, Клейтона, Уитни и Николаса Дю Вилля. Он мысленно приподнял ее голову, держа за подбородок, поцеловал, свободной рукой приспустил плечико ее платья лимонного цвета и обхватил ладонью ее полную грудь. Затем покрыл поцелуями ее шею, добрался до соска, но тут заметил, что за ним с лукавой улыбкой наблюдает Николас Дю Вилль. Стивен едва не покраснел, как провинившийся мальчишка, но, к счастью, в этот момент появился Ходжкин, которого он накануне вернул в свой дом.

– Простите, милорд, к вам гости.

– Кого еще там принесло? – раздраженно спросил Стивен, который с великим удовольствием приказал бы старику столкнуть в озеро незваных гостей, поскольку вокруг дома не было достаточно глубокого рва, и запереть ведущие в поместье ворота.

Ходжкин перешел на шепот, и, когда объяснил, в чем дело, Стивен понял, что не может не принять только что прибывшего из Америки Мэтью Беннета, правда, удивился, что тот не один.

– Прошу прощения, – обратился Стивен к гостям, но, поглощенные обсуждением хозяйственных дел с Шерри, они даже не заметили, что он собирается уйти. Только Шерри заметила, дав ему понять улыбкой, что тоже хотела бы остаться с ним наедине.

Не успел Стивен сесть за стол у себя в кабинете, как Мэтью Беннет заговорил.

– Простите, милорд, я понимаю, что приехал некстати, – извинился поверенный. – Дворецкий сказал, что вы только что женились и никого не принимаете, но вы просили меня поехать в Америку, разыскать и немедленно привезти в Англию родственников мисс Ланкастер. К несчастью, единственный остававшийся в живых родственник – ее отец – скончался до моего приезда.

– Я знаю, – сказал Стивен. – Мне передали адресованное Берлтону письмо с этим печальным известием. Но если никаких родственников у нее больше нет, кого вы привезли с собой?

Поверенный смутился и виноватым тоном стал объяснять:

– Видите ли, мисс Ланкастер сопровождала компаньонка, молодая женщина по имени Шеридан Бромлей, которая почему-то не вернулась в Америку. Не получая от нее никаких известий, ее тетка, мисс Корнелия Фарадей, решила отправиться вместе со мной в Англию на розыски своей племянницы, не доверив это дело ни вам, ни мне.

В одну из двух ночей, проведенных со Стивеном, Шеридан успела рассказать ему о тетке, по сути дела воспитавшей ее, и об исчезнувшем несколько лет назад отце. Таким образом, Стивен нежданно-негаданно сможет преподнести ей бесценный «свадебный подарок». Разумеется, он был не в восторге от появления еще одной гостьи, единственным утешением служила мысль о том, как будет счастлива Шерри.

– Отлично! – улыбнулся Стивен.

– Дай Бог, чтобы эта леди не испортила вам настроение, – сказал Беннет. – Она полна решимости разыскать племянницу.

– Полагаю, все уладится гораздо быстрее, чем можно себе представить, – ответил Стивен, думая с восторгом о том, как через несколько минут Шерри в гостиной встретится с теткой.

– Хвала Господу! – произнес в полном изнеможении Беннет. – Ведь объявился еще отец мисс Бромлей, не подававший о себе весточки целых четыре года. Он тоже приехал сюда вместе с друзьями, рассчитывая, что вы поможете им вернуть девушку целой и невредимой.

– Мисс Бромлей в полной безопасности, – заверил его Стивен с усмешкой. – Однако возвращать ее им я не собираюсь.

– Почему?

Только что Стивен ничего так не жаждал, как остаться наедине с Шерри. Но теперь ему больше всего хотелось увидеть ее лицо, когда он сообщит ей о том, кто приехал, а заодно и лицо Беннета, как только тот узнает, что произошло. Очень довольный, Стивен пригласил поверенного в гостиную, послал Ходжкина за гостями, а сам прошел к камину и занял наблюдательный пост, в то время как Мэтью Беннет нашел удобное место и сел.

– Шерри, – мягко сказал Стивен, прервав веселый рассказ Дю Вилля о том, каким образом ему удалось уговорить девушку поехать с ним к часовне, где их ждал Стивен. – Шерри, к тебе гости.

– Кто? – спросила она с недовольным видом, ибо меньше всего ей сейчас хотелось принимать гостей. Пока она переводила взгляд со Стивена на Ходжкина, в гостиную со взволнованным видом вошел красивый мужчина средних лет. Следовавшая за ним седая женщина в простом платье с высоким воротником остановилась в дверях.

– Сожалеем, что помешали, – без обиняков обратился мужчина к Стивену, – но дело в том, что пропала моя дочь.

При звуке его голоса Шерри круто повернулась и медленно поднялась со стула.

– Папа? – прошептала она. Отец резко повернулся в ее сторону. Полными слез глазами Шерри смотрела на него, но не двигалась с места, словно боялась, что он исчезнет, как привидение. – Папа!..

Отец раскрыл объятия, и Шерри птицей понеслась к нему.

Стивен деликатно отвернулся, дав им время прийти в себя. Его примеру последовал и Дю Вилль.

– Где ты пропадал? – воскликнула Шерри, охватив ладонями его лицо и рыдая. – Почему не писал? Мы думали, ты умер!

– Я сидел в тюрьме, – скорее с чувством отвращения, чем неловкости, ответил он, виновато глядя на присутствующих, не проронивших ни слова. – Мы с твоим другом Рафи имели глупость поверить в то, что лошадь, которую нам проиграл наш партнер по игре, принадлежит ему. Но она оказалась краденой. Нам еще повезло, что нас не повесили, когда схватили вместе с ним, приняв за сообщников. Твоя тетя Корнелия не раз предупреждала меня, что азартные игры до добра не доведут.

– И была права, – заявила женщина, стоявшая в дверях.

– К счастью, она согласна выйти за бывшего азартного игрока, который не забыл, как надо пахать и сеять и который ради нее готов даже пойти на мировую с эсквайром Фарадеем, – добавил он, но его уже никто не слушал, потому что Шерри в это время, чуть не плача от радости, обнимала вошедшую в гостиную женщину.

Памятуя о благородных манерах, Шерри подвела отца и тетку к Стивену, чтобы представить их, но не успела и рта раскрыть, как отец сказал:

– Тут кое-кто еще хочет увидеться с тобой. Только, боюсь, он тебя не узнает.

Отец с чувством гордости ласково взглянул на дочь. У дверей послышался смех Рафи, который буквально влетел в комнату. Он стал еще красивее и в аристократической английской гостиной вел себя так же непринужденно, как у костра с гитарой.

– Хэлло, querida! – приветствовал он ее своим грудным бархатным голосом.

Стивен прямо-таки оцепенел, но тут, к его ужасу, Шерри бросилась к испанцу на шею, а он подхватил ее на руки и закружил, крепко прижав к себе.

– Я приехал, чтобы выполнить свое обещание и жениться на тебе, – радостно заявил Рафи.

– Господи! – только и могла произнести Чарити, украдкой взглянув на разъяренное лицо Стивена.

– Пронеси, Господи! – прошептала старая герцогиня, заметив, как сузились от гнева глаза сына.

– Что все это значит? – прерывающимся шепотом спросила Уитни.

– Страшно даже подумать, – ответил Клейтон.

И только Дю Вилль, всегда веселый и осмотрительный, устроился поудобнее в своем кресле, не сказав ни слова.

– Когда сыграем свадьбу, querida? – осведомился Рафи, опустив Шерри на пол и оглядев ее с головы до пят. – В тюрьме я только и думал о своей «маленькой морковке»…

Ко всеобщему изумлению, молодая женщина, на которую он смотрел с явным восхищением, проигнорировав его самые серьезные намерения, подбоченилась и отчитала его.

– Была бы весьма признательна тебе, если бы ты не называл меня так при моем муже. Кроме того, – она нежно улыбнулась Стивену, – мой муж считает цвет моих волос изысканным.

Тут отец, тетка и Рафи повернулись к мужчине, стоявшему у камина, и Шеридан их представила.

Судя по виду этих троих, им было в высшей степени наплевать на то, что Стивен владелец этого роскошного дворца, что он – граф Лэнгфорд и в данную минуту решает, стоит ли хорошенько проучить этого испанца, который так фривольно повел себя с Шерри. Как мужчина, он был слишком опасен, чтобы оставить его наедине с женщиной моложе семидесяти, и слишком красив, чтобы ему вообще доверять.

Так ничего и не решив, Стивен обнял Шерри за талию и привлек к себе, утверждая свои права на нее.

– Ты счастлива, дорогая? – после минутного раздумья спросил отец. – Я обещал Спящей Собаке разыскать тебя и привезти домой. Он будет рад узнать, что ты нашла свое счастье.

– Я очень, очень счастлива, папа!

– И не сомневаешься в этом? – спросила, в свою очередь, тетя.

– Нисколечко, – заверила ее Шерри.

Рафаэль Бенавенте размышлял дольше других, но в конце концов протянул Стивену руку:

– Наверняка вы не только хороший, но и особенный человек, раз Шерри так полюбила вас.

Тут Стивен наконец оставил мысль о дуэли и предложил испанцу лучшее бренди из своих запасов. Рафаэль оказался весьма рассудительным, с тонким чутьем. Стивен даже решил оказать ему гостеприимство и поселить у себя в доме, правда, всего на одну ночь.

Своими впечатлениями об испанце он поделился с Шеридан, когда, счастливый и удовлетворенный, держал ее в своих объятиях.

Жена потерлась щекой о его щеку и, сонная, пробежалась пальцами по его груди, что немедленно сказалось на остальных частях его тела.

– Я люблю тебя, – шепнула она. – Люблю твою силу и доброту. Люблю за то, что ты так радушно встретил моих родных и не обиделся на Рафи.

Тут уж Стивен решил, что гости могут оставаться у него в доме сколько пожелают, и сообщил об этом Шерри, хохотнув от удовольствия, когда ее рука скользнула ниже.

Примечания

1

Имеется в виду определенное время года, когда в городе кипит светская жизнь.

(обратно)

2

Дорогая моя (исп.).

(обратно)

3

Родная (исп.).

(обратно)

4

To get Mary – найти Мэри. To get married – жениться (англ.).

(обратно)

5

Дезабилье – имеется в виду утренняя одежда, которую надевают, встав с постели (фр.).

(обратно)

6

Безусловно обязательными (фр.).

(обратно)

7

Дорогая (фр.).

(обратно)

8

Да! (фр.)

(обратно)

9

Оршад – вид напитка.

(обратно)

10

Фараон – карточная игра.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg