«Полет орла»

Барбара Картленд Полет орла

Примечание автора

В 1801 году Грузинское царство, расположенное между Черным и Каспийским морями, было мирно присоединено к великой Российской империи.

Однако некоторые народы, обитавшие в непроходимых, покрытых снегом Кавказских горах, объявили России Священную войну, длившуюся до 1861 года. Во главе фанатичных мусульман, предпочитавших смерть позорному плену, стоял имам Дагестана Шамиль, считавшийся наместником Аллаха на земле.

В одном из боев был взят в плен и стал заложником восьмилетний сын Шамиля. Отец, отважный и таинственный герой многочисленных легенд, в течение тринадцати лет кровопролитных битв вынашивал план мести.

В 1859 году Шамиль был разгромлен и сдался в плен, но новый царь Александр II обошелся с ним весьма гуманно.

Сын Шамиля Джемал-Эддин умер в горах тремя годами позже, тоскуя по жизни, которую узнал и полюбил в Петербурге.

Герой и героиня этой истории вымышлены, но остальные персонажи являются реальными историческими лицами и действуют в достоверной исторической обстановке.

Глава 1

Небольшая группа всадников огибала крутой склон горы. Тропинка, по которой они ехали, была настолько узка, что казалось, один неверный шаг — и лошадь с седоком низвергнется в пропасть.

Впереди всадников двигались мюриды[1] — храбрые воины в черных черкесках и с черными знаменами; их силуэты отчетливо вырисовывались на фоне ослепительно сияющего снега.

Следом за кавказцами ехал англичанин, лорд Этелстан. Его сопровождали пятнадцать слуг, ведших в поводу вьючных лошадей. Этот караван проделал длинный путь из Персии на Кавказ. Лорд Этелстан напоминал средневекового рыцаря, отправляющегося на войну. Внешность его была весьма примечательна и ничуть не проигрывала в сравнении с внешностью храбрецов джигитов, славившихся своей красотой. В этих высоких, смуглых людях с орлиными носами, тонкими талиями, изящными руками и ногами чувствовалось особое благородство; ловкость и выносливость горцев были предметом зависти их заклятых врагов — русских.

Лорд Этелстан отличался более крепким сложением, и красота его была более мужественна, а о незаурядности характера красноречивее всего говорило хладнокровие, с которым он пробирался по горным тропам. Казалось, лорд не замечал смертельной опасности, ежесекундно грозящей ему, целиком погрузившись в свои размышления.

— Некоторые осуждают лорда за его манеру держаться отчужденно, — заметил однажды министр иностранных дел королеве, — однако никто не может отрицать его блестящих дипломатических способностей!

Он не добавил, что некоторые представительницы прекрасного пола находили лорда слишком холодным, но то были дамы, безуспешно пытавшиеся соблазнить его.

Лорд Этелстан мог, если хотел, быть неотразимым. И нет сомнений, своим дипломатическим успехом он во многом был обязан личному обаянию, перед которым не мог устоять ни один восточный правитель.

Лорд выигрывал там, где другой не мог даже найти общего языка с противоположной стороной. Так что неудивительно, что в свои тридцать пять лет лорд Этелстан сделал головокружительную карьеру дипломата. Сила воли, сосредоточенность на поставленной цели и умение во что бы то ни стало ее добиться сделали его фигурой выдающейся в дипломатическом мире. Практически ни одно дело в министерстве иностранных дел не решалось без участия Этелстана. Но сейчас его миссия несколько отличалась от обычной деятельности посла. Очень странная миссия!

Он уже собирался покинуть Индию, как вдруг получил срочную депешу с пометкой «совершенно секретно», предписывающую ему отправляться на Кавказ. Лорду предстояло встретиться с легендарным Шамилем, имамом Дагестана, который, собрав вокруг себя многочисленные отряды горцев, успешно выступает против русских.

После Крымской войны, не принесшей ожидаемых результатов, Англия была встревожена территориальным расширением России: империя простиралась с запада на восток от Австро-Венгрии до Китая.

— Только Кавказ, — говорил в Лондоне лорд Этелстан, — с труднопроходимыми горами Дагестана остается непокоренным.

А ведь все эти годы Шамиль был единственным, кто оказал заметное сопротивление русским на Кавказе. Ни более совершенное оружие, ни постоянный приток рекрутов, ни талантливое командование русской армии — ничто не могло сломить воинственного духа храбрых горцев.

— Шамиль, аварец, имам Дагестана, ведет необычную войну — он возглавляет религиозное движение, — говорили лорду Этелстану. — Каждый человек в его войске — фанатик, огнем и мечом истребляющий ненавистных иноверцев.

О Шамиле складывались легенды. Последователи видели в нем посланника Аллаха. Им восхищался весь мир, и даже русские отдавали ему должное.

Лорд Этелстан знал: одна из его задач при встрече с Шамилем — выяснить, как долго тот сможет выдержать натиск русских войск.

— Царь Николай I просто одержим идеей разгромить Шамиля и покорить Кавказ, — сказал ему британский посол в Тегеране.

Англия рассматривала Кавказ как бастион, прикрывающий путь в Индию. Англичанам уже пришлось не раз столкнуться с волнениями в Афганистане, причиной которых были постоянно провоцируемые русскими кровопролитные стычки на северо-западной границе.

— Русский царь молится, — продолжал посол, — чтобы крест победил полумесяц и Иерусалим снова перешел в руки христиан, а сам тем временем может положить глаз на Индию. Поэтому британцы должны быть заинтересованы в том, чтобы кавказская война длилась как можно дольше.

— И в то же время мы практически не помогаем Шамилю, — заметил лорд Этелстан.

— Кавказцы получили девять пушек, тридцать тысяч снарядов, сто пятьдесят револьверов и три тысячи четыреста винтовок, — с важностью в голосе перечислил посол.

— Вряд ли это достаточно для войны такого масштаба, — саркастически улыбнулся лорд Этелстан.

— Ну, если бы Англия послала на Кавказ свою армию, то уж тогда мы смогли бы наверняка сделать Шамиля нашим союзником, — вздохнул британский посол.

— Да, но мы упустили такую возможность! — сухо возразил лорд Этелстан.

Сейчас он думал, что вряд ли сможет чем-нибудь помочь имаму, но ему очень хотелось побольше узнать о человеке, о котором ходили самые фантастические слухи на Кавказе.

Впервые о нем заговорили в 1832 году, когда русские предприняли очередную попытку сломить сопротивление кавказцев. При взятии штурмом аула Гимри русские взорвали пушечные опоры Шамиля и подтянули тяжелую артиллерию к стенам форта, в котором посланник Аллаха с небольшой горсткой мюридов сражался против превосходящих сил противника. Когда на мюридов начали рушиться горящие стены, они предпочли смерть на поле боя. Но прежде чем умереть, они пускали в дело сабли, убивая при этом двух или трех русских. Спасся лишь один из осажденных — Шамиль. С ловкостью дикого зверя он перепрыгнул через головы стрелявших в него русских солдат и, приземлившись, зарубил троих, четвертый успел вонзить штык в грудь храбреца. Шамиль вырвал из груди стальное лезвие, зарубил ранившего его солдата и, сделав последнее нечеловеческое усилие, перепрыгнул через стену и исчез в темноте. Русские были ошеломлены, но не сомневались, что он умрет от полученных ран.

— Война закончена! — говорили они. — Кавказ покорен!

Но сопротивление продолжалось еще двадцать пять лет, и возглавил его Шамиль, посланник Аллаха.

Кавказцы, составлявшие авангард отряда, начали спуск по крутому обрыву.

— Зрелище Кавказских гор рождает в душе каждого самые возвышенные чувства! — сказал кто-то лорду Этелстану перед его поездкой в Индию.

«Да, все здесь проникнуто величием и красотой», — думал он теперь. Мрачные бездны, туман, поднимающийся из расселин и оврагов, — все навевало мысли о таинственных духах, населяющих этот край. Из поколения в поколение передавались легенды о джиннах и фуриях, живущих среди горных вершин, дьявольских, коварных созданиях, чьи ночные шабаши нередко вызывали ужасные, разрушительные бури.

Но даже тому, кто не был знаком с этими легендами, в окружающей природе чудилось что-то загадочное. Белоснежные вершины гор живописно возносились к самому небу. Зима подходила к концу, и на гигантских платанах и красноватых утесах уже появились первые признаки весны. Лорд Этелстан никогда не видел подобной красоты. Тяжелые лиловые облака нависали над горами и ущельями, по склонам которых струились потоки кристально чистой воды. Иногда на глаза попадались низкорослые колючие кустарники, увешанные лоскутками ткани — символами молитв, воздаваемых Богу монахами из ближайшего монастыря.

Длительные подъемы, чередовавшиеся со спусками, были так однообразны и утомительны, что путники в конце концов стали утрачивать чувство времени.

Наконец взору лорда Этелстана открылся Ведено — штаб-квартира Шамиля, где он обычно находился в перерывах между битвами. Он выбрал это место не случайно — добраться к нему можно было, только проделав опасное путешествие по крутым горным тропам.

Это селение называли Большим Аулом. Бросив взгляд на крепость, окруженную частоколом, лорд Этелстан увидел несущихся навстречу ему на бешеной скорости всадников под черными, развевающимися на ветру знаменами.

За Ведено поднимались густо заросшие склоны, сбоку пролегал глубокий овраг, по дну которого между огромными валунами с шумом несла свои воды бурная горная река.

Всадники, стремительно приближавшиеся к лорду Этелстану, в последний момент резко остановили лошадей, что само по себе было своеобразным приветствием. Окружив лорда и его людей, они теперь уже неторопливо направились к крепости.

К ней вела только одна дорога, защищенная блокгаузом и сторожевой башней, с которой открывался вид на всю местность. Подъезжая, лорд увидел огромную пушку европейского производства, пороховой погреб и сооружение, напоминавшее склад. Рядом был устроен водоем, питающийся от горной реки и соединенный с огромным прудом внутри крепости, где, как он узнал позже, купались как люди, так и лошади.

Лорд с интересом оглядывался по сторонам, но рассмотреть все в подробности у него не было возможности. Через несколько минут он уже стоял перед домом имама, который охранялся мюридами с обнаженными саблями.

Лорд Этелстан спешился и увидел поклонившегося ему красивого, сухощавого человека с черными глазами и черной бородой.

— Я Хаджи, ваше превосходительство, домоправитель имама. От его имени приветствую вас в Ведено!

Лорд Этелстан ответил на приветствие, и его пригласили в дом. Первое, что бросилось ему в глаза, это скудость и аскетизм обстановки. Но далее все его внимание было приковано к Шамилю.

Тот сидел в простом деревянном кресле, как на троне, по обеим сторонам его стояли мюриды с обнаженными саблями и переводчик. Вид Шамиля производил сильное впечатление.

Более шести футов и трех дюймов ростом, с тонкими, точеными чертами лица, говорящими о благородном происхождении, с рыжей, словно выкрашенной хной бородой и странными пронзительными глазами под тяжелыми бровями, он выглядел настоящим героем, волнующим воображение своих сподвижников и вызывающим их восхищение. Местные жители считали Шамиля сыном грузинского князя.

Он носил традиционную для Кавказа одежду в черных тонах. Его длинную черкеску украшали двойные ряды серебряных газырей.

Обычно кавказцы носили тяжелые овчинные папахи, папаха же Шамиля представляла собой огромный тюрбан с красными кисточками, отороченный черной овчиной. На его сильных, стройных ногах красовались мягкие черные кожаные сапоги до колен, а ладони были выкрашены хной.

Какое-то мгновение мужчины молча смотрели друг на друга. Высокий, широкоплечий, с горделивой осанкой и холодным взором англичанин и фанатично одержимый идеей Священной войны ее вождь, повинный в крови тысяч людей, обладающий магической силой предводителя.

Наконец Шамиль улыбнулся.

— Добро пожаловать в Дарго-Ведено, ваше превосходительство! Я восхищен вашей храбростью и мужеством, не обладай которыми, вы бы сейчас здесь не стояли.

Он говорил на татарском языке, и лорд Этелстан, считавший своим долгом изучать язык страны, в которой он пребывал, ответил ему на том же языке:

— Рад, что мне представилась такая возможность.

— Не многие отважились бы на такое путешествие, — сказал Шамиль. — Надеюсь, что вы извлечете из него пользу для себя.

— Чем бы ни закончились наши переговоры, — ответил Этелстан, — для меня большая честь встретиться с имамом.

Шамиль пригласил лорда сесть, угостил его чаем с традиционными лепешками и поинтересовался новостями из Англии, особо подчеркнув свой интерес к намерению королевы Виктории оказать ему помощь.

Этелстану было трудно объяснить, что при всей заинтересованности англичан в продолжении кавказской войны, они не были способны к практическим действиям, например, доставке Шамилю оружия в дополнение к тому, что он уже получил.

Однако лорд привез имаму в подарок прекрасные золотые часы с цепочкой, которые, казалось, тому понравились. Мюриды особенно любили часы и ценили их превыше всяких драгоценностей.

Шамиль не мог принять подарок прямо из рук христианина, поэтому лорд Этелстан положил часы на стол, а слуга взял их.

— Мой подарок, ваше превосходительство, вы получите завтра, — объяснил Шамиль. — Это два прекрасно объезженных кабардинских жеребца, которые, я убежден, вам очень пригодятся на обратном пути.

Выразив благодарность, лорд Этелстан после небольшой паузы продолжил:

— Меня просили также поинтересоваться судьбой ваших пленных.

На какое-то мгновение лицо Шамиля омрачилось, но в следующий момент он спросил:

— Что вам рассказали о том, что произошло?

— Будучи в Индии, — ответил лорд, — я узнал, что во время набега на Цинандали вы захватили в плен княгиню Анну Чавчавадзе, ее сестру княгиню Варвару, ее племянницу княжну Нину и их многочисленных детей.

— Это так, — ответил Шамиль, — и они останутся заложниками до тех пор, пока мне не вернут сына.

Лорд Этелстан знал, что в 1839 году сын Шамиля Джемал-Эддин был взят заложником в битве, которую Шамиль, окруженный превосходящими силами русских, проиграл. Восьмилетнего Джемал-Эддина отвезли в Петербург, что не только задело гордость полководца, но и ранило его как отца.

В течение тринадцати лет Шамиль вынашивал всевозможные планы возвращения сына. И вот, наконец у него появилась слабая надежда!

Он уже семь месяцев держал в Ведено грузинских княгинь с детьми и вел переговоры об обмене их на Джемал-Эддина с солидным выкупом. Лорд Этелстан знал, что фантастическая сумма в миллион рублей была запрошена не самим Шамилем, а его мюридами, становившимися с годами все более алчными. Им нужны были деньги, чтобы заново отстроить разрушенные войной аулы и закупить оружие для продолжения борьбы.

Захват в плен грузинских княгинь произвел сенсацию во всем мире. У мужчин всех европейских стран пробудились рыцарские чувства при вести о том, что христианки находятся в плену у мусульман. Однако, зная Шамиля, лорд Этелстан был убежден: кроме тяжелых условий жизни в горном селе, женщинам не грозят никакие серьезные неприятности. Шамиль не мог предположить, что за долгие годы жизни в России его сын стал совершенно европейским человеком. Царь, с холодной отчужденностью относившийся к своему народу, никогда не понимавший его, презиравший петербургских аристократов, в то же время нежно любил детей. Он взял маленького Джемал-Эддина под свое могущественное крыло и заботился о его воспитании. Назначив себя опекуном мальчика, царь сам оплачивал его образование, несколько раз в неделю Джемал-Эддина привозили к нему в Зимний дворец. Царь хотел, чтобы Джемал-Эддин поступил в кадетский корпус, где учились дети русских дворян, чтобы потом определить его в один из гвардейских полков.

Кавказские князья, присягнувшие России, а не Шамилю, пользовались при русском дворе большой популярностью. Их называли «неистовыми орлами»: где бы они ни появлялись — на улицах, в бальных залах или гостиных Петербурга, — их отличали орлиный взгляд и легкая, почти летящая походка. Женщины находили их неотразимыми. Они были непревзойденными наездниками: стоя в стремени, зажав в зубах поводья, размахивая кинжалом или шашкой, могли на скаку спрыгнуть с коня и снова вскочить на него.

Лорд Этелстан был в Петербурге всего три раза, но успел познакомиться с Джемал-Эддином. Этот юноша с большими печальными темными глазами, высокими скулами и черными как смоль блестящими волосами был любимцем не только царя, но и всего двора. Он великолепно ездил верхом, говорил на нескольких языках, был музыкален, любил живопись и изучал астрономию. Больше всего лорда Этелстана поразило, что он редко носил свою национальную одежду — черкеску, придававшую любому кавказцу необыкновенно лихой вид. Юноша предпочитал русскую форму, и это было еще одним свидетельством его превращения в европейца.

Сейчас лорда Этелстана мучил вопрос: следует ли сообщить Шамилю, что если Джемал-Эддин вернется домой в обмен на грузинских княгинь, то сделает это очень неохотно. Природная сдержанность и хладнокровие взяли свое, и лорд решил, что это не его дело. Ему надлежало только осведомиться о здоровье княгинь и выяснить, как скоро может произойти обмен.

— Положение весьма сложное, — пояснил Шамиль. — Я понимаю, сына мне вернут, но деньги для выкупа достать нелегко.

— Княгини здоровы? — поинтересовался лорд Этелстан.

— Они живут здесь на правах членов моей семьи, — ответил Шамиль.

— Я смогу повидаться с ними?

Немного помолчав, Шамиль сказал:

— Я бы хотел поговорить с вами наедине.

— Сочту за честь, — ответил лорд.

Шамиль махнул рукой — мюриды и переводчик вышли из комнаты.

После короткой паузы Шамиль проговорил:

— Я хочу попросить вас об одном одолжении!

— Я сделаю все, что смогу, — ответил лорд на витиеватом восточном языке.

Шамиль заколебался, и Этелстан почувствовал, что тот с трудом подбирает слова. Наконец он произнес:

— Среди моих заложников есть двое, которые попали в их число совершенно случайно!

Лорд Этелстан удивленно поднял бровь, а Шамиль продолжал:

— Видите ли, я приказал привезти всех, кто в тот момент находился в доме князя Давида Чавчавадзе. Мои люди не разбирались с каждым в отдельности.

— Понимаю.

— Так, они привезли француженку-гувернантку мадам Дрэнси, которая доставляет нам столько хлопот! — Шамиль чуть заметно улыбнулся, и лорд догадался, что говорливая француженка вела себя отнюдь не с той сдержанностью и достоинством, с какими держались грузинские княгини. — В Цинандали также гостила подруга княжны Нины семнадцатилетняя незамужняя барышня.

Лорд Этелстан молчал, раздумывая, к чему клонит Шамиль.

— Это графиня Наталия Меликова, — продолжал Шамиль, — она и ее младший девятилетний брат были доставлены сюда вместе с остальными, хотя как заложники они не представляют никакого интереса.

— Почему? — не понял лорд.

— Они сироты, и за них некому заплатить выкуп.

— В таком случае разумнее вернуть их в Россию, не дожидаясь обмена? — осторожно предположил Этелстан.

— Мои люди очень не хотят расставаться с двумя русскими аристократами, которые не могут заплатить выкуп за свое освобождение, — откровенно признался Шамиль. — Поэтому мне приходится искать иной выход.

Лорд Этелстан выжидательно молчал. Он чувствовал, что от него чего-то хотят, но пока не понимал, чего именно.

— Графиня Наталия необыкновенно привлекательна. Ее даже можно назвать красавицей. Поэтому с ее согласия я собираюсь выдать ее замуж за султана Абдул-Азиза.

— С ее согласия? — изумился лорд Этелстан.

— В этом случае, — продолжал Шамиль, — ее брата Дмитрия обменяют вместе с остальными пленниками.

Лорд Этелстан был слишком опытным дипломатом, чтобы выражать свои истинные чувства. Однако он знал, какую бурю может вызвать в цивилизованном мире известие, что христианку выдают замуж за турецкого султана, уже имеющего четырех официальных жен и печально известный гарем наложниц.

Словно угадав его чувства, Шамиль с чуть заметной улыбкой на губах произнес:

— Я хочу попросить ваше превосходительство доставить эту женщину в Константинополь, откуда, как я понимаю, вы отплываете в Англию.

Напрягшись, лорд Этелстан ответил:

— Но это совершенно невозможно! Я дипломат и имею дипломатическую неприкосновенность лишь до тех пор, пока не принимаю участия в политических интригах и не вмешиваюсь в дела, не имеющие прямого отношения к моей стране.

Чувствуя, что Шамиль остается безучастным к его словам, он добавил:

— Я не могу взять под свое покровительство женщину, чье согласие выйти замуж за султана глубоко оскорбит русских и может иметь самые неприятные последствия в будущем.

— Такого ответа я и ожидал от вас, — невозмутимо ответил Шамиль, — но предложение исходит от самой графини.

— Пожалуйста, передайте графине мои сожаления, — холодно произнес лорд, — но я ничем не могу быть вам полезен.

Кивнув, Шамиль сказал:

— Ваше превосходительство, вы должны понять, что для меня очень важно сделать подарок султану: как мусульманин он всегда поддерживал меня добрым словом…

Помолчав, он добавил:

— Однако если я буду продолжать войну с русскими, мне придется просить его о более существенной помощи. Это в интересах не только моей страны, но и Великобритании!

— Понимаю, — согласился лорд.

— Разумеется, самое главное, чтобы мой подарок прибыл к султану целым и невредимым, — продолжал Шамиль. — Вы, конечно, представляете, как оскорбительно для юной дамы подвергнуться насилию, но самое страшное ее будет ждать по прибытии во дворец султана!

Лорд Этелстан вспомнил рассказы людей, знающих Восток, о том, что провинившихся наложниц душат или сбрасывают в Босфор, предварительно подвергнув неслыханным пыткам. Его решимость не принимать в этом черном деле никакого участия стала только тверже.

— Еще раз примите мои извинения, — спокойно произнес он.

Ничего не ответив, Шамиль встал. Разговор был окончен. Выходя из комнаты, он бросил:

— Мы еще встретимся на рассвете, ваше превосходительство. Надеюсь, за это время вы хорошенько подумаете над тем, о чем мы только что говорили!

С этими словами он исчез. Чуть позже появился Хаджи и предложил лорду Этелстану проводить его к месту ночлега.

В отведенной лорду маленькой комнатке на полу лежали циновки, а на полках — несколько скаток с постельными принадлежностями.

Однако лорд Этелстан всегда возил с собой все необходимое. Камердинер, служивший некогда сержантом в его полку, мог бы обеспечить лорду привычный комфорт даже на Северном полюсе. Простоватый на вид, Хоукинс на самом деле был исключительно умным и проницательным человеком. Он неплохо говорил на нескольких языках и обладал способностью быстро осваивать диалекты, что часто ставило в тупик даже его хозяина.

— Ну и что вы думаете о Ведено? — спросил его лорд Этелстан.

— Здесь не лучше, чем в гнезде орла, милорд, — ответил Хоукинс. Оглянувшись через плечо, словно опасаясь чужих ушей, он тихо продолжил: — Из того, что я слышал, милорд, можно заключить, что кавказцы не смогут долго продержаться против русских!

— Почему вы так думаете? — заинтересовался лорд.

В подобных ситуациях он всегда полагался на Хоукинса, умевшего из местных сплетен и собственных наблюдений извлечь едва ли не больше, чем сам лорд из дипломатических переговоров.

— Многие кавказцы, милорд, — ответил Хоукинс, — дезертировали к русским. Они хотят быть на их стороне.

— Я слышал об этом в Тегеране. Вот что, Хоукинс, разузнайте все, что сможете. Вы прекрасно понимаете, как это важно.

— Надеюсь только, милорд, что мы здесь не задержимся, — с неприязнью произнес Хоукинс. — Я никогда не любил горы, а об этих людях могу сказать только то, что они умеют ездить верхом!

Он вышел из комнаты, лорд улыбнулся ему вслед: Хоукинс в своем репертуаре! Как обычно, свысока смотрит на всех иностранцев, зато умеет подметить самое главное.

Лорд принялся за свой одинокий ужин: в доме Шамиля христианину не полагалось сидеть за одним столом с мусульманином. Ему были поданы жесткий ягненок, рис, горстка овощей, грубый козий сыр и чай. На другое лорд не рассчитывал, зная, что в отличие от русских кавказцы едят очень умеренно и в своих походах обходятся без громоздких повозок с едой и самоварами.

В рационе мюридов мясо встречалось редко, да и то только баранина, козлятина и куры. В основном они питались лепешками из грубо смолотого проса и козьим сыром — такая диета позволяла им долгие годы сохранять физическую силу и красоту.

— Во время походов, — рассказывал как-то лорду Этелстану один русский генерал, — эти дети гор могут питаться цветами и листьями. Например, у них очень полезным считается рододендрон.

Чай, поданный лорду, был традиционным чаем кавказцев. Этот напиток получался путем растворения в горячей воде красных кирпичиков, полученных выпариванием смеси чайных листьев с овечьей кровью. Лорд Этелстан привык к этому зелью, и его не раздражал своеобразный запах, но вот Хоукинс — тот будет ворчать, это уж точно!

С наступлением темноты резко похолодало. Над аулом возвышалась белоснежная вершина горы, а вой ветра несколько напоминал завывание банши — мифических духов, стоны которых предвещают смерть.

Лорд Этелстан ждал, что его вот-вот позовут к Шамилю, как вдруг раздался тихий стук в дверь.

— Войдите, — откликнулся он, и дверь отворилась.

Лорд обернулся, ожидая увидеть мюрида с саблей, но в комнату вошла женщина. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — перед ним красавица.

На ней было некогда нарядное шелковое платье с модным облегающим лифом и пышными юбками. Теперь оно имело вид самый жалкий: материя выцвела, истрепалась, кое-где была заштопана.

Лорд понимал, что у заложников, должно быть, не было иной одежды, кроме той, в которой они были похищены.

Но даже оборванное платье не могло скрыть красоты девушки. Она была выше ростом любой мусульманки, стройная, изящная, с превосходной осанкой. В каждом ее движении чувствовалась грация русской аристократки. Овал лица был безупречен, черты лица — тонкие и одухотворенные. Особенно поразили лорда ее глаза, огромные, темные, полные славянской таинственности, они словно заглядывали в самую глубину его души.

Какое-то мгновение оба молчали, затем девушка произнесла по-английски:

— Меня зовут Наталия Меликова. Я бы хотела поговорить с вашим превосходительством!

— Сочту за честь, — ответил Этелстан. — Не присядете ли?

Он указал на разложенную на полу груду мягких, вышитых шелком подушек, которые всегда возил с собой.

— Благодарю вас, — сказала графиня, поклонившись, и оба сели.

Наталия отметила, что лорд — один из немногих европейцев, умеющих грациозно и с достоинством сидеть на восточных подушках. Большинство европейцев считали для себя оскорбительным сидеть на полу; они не знали, куда девать ноги, и, чувствуя себя неловко, то и дело пересаживались, пытаясь найти удобную позу.

Лорд Этелстан сидел прямо, положив руки на колени, не уступая Шамилю в почти царственном величии.

— Думаю, вы догадываетесь, почему я здесь… — начала графиня.

— Имам уже сказал мне, что собирается сделать вас невестой султана, — довольно холодно ответил лорд Этелстан. — Вряд ли вам хочется знать, что я об этом думаю!

— Для меня очень важно попасть в Константинополь, — сказала графиня, — а без вас мне туда не добраться!

— Я уже сообщил имаму, что это невозможно, — ответил лорд. — Как дипломат, я не имею права принимать участие в интригах той страны, на территории которой нахожусь.

— Но ведь случай мой совершенно исключительный, — медленно промолвила графиня. — Вашему превосходительству, конечно же, известно, что люди имама не могут сопровождать меня через Грузию. А между тем я должна во что бы то ни стало добраться до Константинополя. Тогда мой брат будет освобожден.

— Но неужели это единственный способ добиться его освобождения? — удивился Этелстан.

Гневно сверкнув глазами, Наталия ответила:

— Надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы предположить во мне легкомысленную любительницу приключений?! Нет, прежде чем принять это решение, я все обдумала, перебрала все возможные варианты. Но, увы, похоже, мне больше ничего не остается.

— Мне вас очень жаль! — покачал головой лорд. — Скажу откровенно, мне претит мысль, что русская графиня должна стать женой турецкого султана. Вернее, одной из его многочисленных жен. Это кощунство! Но помочь вам я ничем не могу.

— А вы знаете, какая мне будет уготована судьба в случае моего отказа? — При этих словах графиня смертельно побледнела.

— Нет, — тихо ответил лорд Этелстан. Волнение графини передалось и ему.

— Так слушайте! Когда остальных пленников увезут, меня оставят здесь и в лучшем случае выдадут за одного из наибов — офицеров Шамиля. У его сыновей уже бесчисленное множество жен. Вы, должно быть, знаете, что ни одной женщине имата не разрешается оставаться незамужней. — Она продолжала более резко: — Каждая вдова в течение трех месяцев обязана выйти замуж. — Помолчав, она добавила: — Если я не смогу выйти замуж за офицера, меня тут же отдадут первому же мюриду, которому я приглянусь. В этом случае мне останется только одно — убить себя!

Лорд Этелстан встал.

— Это абсурд! — воскликнул он. — Этого нельзя допустить!

— Неужели вы не знаете, что все это в порядке вещей? — насмешливо бросила графиня. — Мы не первые женщины, которых привезли в Ведено. Разница лишь в том, что мы из знатных семей, и имам хочет воспользоваться этим в надежде освободить своего сына.

— Жаль, что я не могу вам помочь, — прошептал лорд.

— Я вам рассказала, что ждет меня, — продолжала графиня Наталия, — но у меня есть еще брат Дмитрий. — Лорд Этелстан молчал, и она продолжила: — Ему почти девять лет. Несколько лет плена — и он забудет свою страну. Его обучат верховой езде и прочим премудростям, в которых кавказцам нет равных, и он пойдет сражаться против своего народа! — Она с трудом перевела дыхание. — Не сомневайтесь, выбора у него не будет. Достигнув определенного возраста, ему придется или сражаться, или умереть!

Лорд Этелстан откинулся к стене.

— И то и другое ужасно, но это меня не касается.

— Вы боитесь взять меня с собой? — презрительно спросила Наталия. — Уверяю вас, русские, которых вы встретите в Грузии, ни за что не догадаются, кто я такая!

— Дело не в этом.

— А по-моему, именно в этом, — возразила Наталия. — Никогда не думала, что англичанин может быть трусом.

Лорд Этелстан невесело рассмеялся:

— Вы очень умело провоцируете меня, графиня! Вам прекрасно известно, что для мужчины нет ничего оскорбительнее обвинения в трусости. Уверяю вас, бывают случаи, когда отказ выполнить просьбу требует куда больше мужества, чем согласие. Сейчас я именно в таком положении!

— Так вы мне отказываете? — тихо спросила девушка.

— Вы просите о невозможном! Мне грозит лишение дипломатических привилегий, которыми я пользуюсь всюду, где бываю. В такой ситуации я не могу руководствоваться своими чувствами, а должен действовать в соответствии с правилами, предписанными моим ведомством!

Графиня встала.

— Это ваше последнее слово?

— К моему глубокому сожалению, я могу лишь повторить, что ничем не могу вам помочь. — Он помолчал. — Конечно, я поговорю с имамом от вашего имени, но боюсь, он не станет меня слушать.

— Это мюриды не станут слушать, — с горечью произнесла Наталия. — Шамиль в некотором смысле даже справедливый человек, но окружают его люди очень алчные. Священная война, которую они так давно ведут, ослепляет их сознание. Они помышляют лишь об одном — золотых рублях. Мюриды хотят снова и снова покупать пушки, чтобы и дальше убивать людей. — Голос графини, казалось, звенел в маленькой комнатке. Она бросила на лорда взгляд, в котором тот прочел не только гнев, но и ненависть. — Может быть, вы превосходный дипломат, милорд, но как мужчину я вас презираю!

Лорд Этелстан иронически поклонился ей, но лицо его осталось серьезным.

Высоко подняв голову, исполненная достоинства, она прошла мимо него.

На какое-то мгновение лорду показалось, что рваное платье графини оторочено горностаями, а в темных волосах сверкнула корона.

Глава 2

После ухода графини лорд Этелстан долго пребывал в раздумье. Чем он может помочь ей? И с горечью был вынужден признать, что практически ничем. Ему, с его положением в обществе, просто немыслимо принять участие в деле, столь необычном.

Вернувшись из плена домой, княгини Чавчавадзе, разумеется, расскажут, что случилось с их подругой, юной графиней, и весь мир будет шокирован известием, что христианка попала во дворец турецкого султана. Всем своим существом лорд Этелстан чувствовал потребность помешать этому, но, холодно поразмыслив, понял, что бессилен. Конечно, он может обратиться к имаму и обязательно сделает это, но что за этим последует? Скорее всего, ничего.

Хаджи пришел сообщить, что его просят в селямник, то есть в приемную. Надев толстую накидку, отороченную соболем, лорд последовал за мюридом по узким извилистым улочкам аула.

Он думал, как должно быть холодно и неуютно узникам в их новых жилищах после дворцов, роскошно убранных, с цветущими круглый год апельсиновыми деревьями.

Вместе с имамом в приемной находился переводчик, но это было излишним: ведь лорд Этелстан мог говорить с имамом на его родном языке.

После поклонов и обмена цветистыми и льстивыми приветствиями, принятыми на Востоке, имам отослал переводчика, чтобы остаться с лордом наедине и поговорить за чашечкой кофе.

Шамиль начал с того, что справился у лорда, есть ли надежда на получение помощи от Англии в его борьбе против русских.

Осторожно подбирая слова, лорд Этелстан ответил правду: как бы трудно ни было Шамилю смириться с этим, но он должен понять, что ему придется продолжать войну в одиночку.

Лорд знал, что обстановка на Кавказе осложнилась с тех пор, как во главе командования русскими стал фельдмаршал князь Александр Барятинский. Начиная с 1851 года, он выигрывал у Шамиля одно сражение за другим. Его методы сильно отличались от методов предыдущего командующего. Несколькими обходными маневрами, о которых Шамиль не имел ни малейшего понятия, так как до этого все битвы проходили «лицом к лицу», ему удалось добиться ошеломляющих успехов. Он пользовался приемами, которыми до него не пользовался никто, а в умении сделать «красивый жест» не уступал и Шамилю.

Так, после одной кровопролитной битвы значительной группе чеченцев пришлось сдаться. Барятинский вернул им оружие и, отпустив своих людей, приказал охранять его во время сна. Этот поступок, а также невиданное доселе милосердие князя произвели на кавказцев сильное впечатление, в результате чего многие мелкие племена перешли на сторону русских.

Князь Барятинский изменил даже театр военных действий. Лучшей защитой Шамилю всегда служили густые леса, поэтому он не только налагал высокие штрафы на тех, кто срубал деревья для личных нужд, но часто в назидание другим даже вешал виновных. Князь Барятинский вырубил леса, разредил кустарники и построил мосты через реки. Шамилю ничего не оставалось, как наблюдать в бинокль, как одно за другим падают его «защитные сооружения». Остановить Барятинского он не мог.

Глядя на сидящего напротив него имама и вспоминая недавние слухи о его непобедимости, лорд Этелстан с горечью подумал, что звезда Шамиля, похоже, скоро закатится. Русские никогда не сдадутся. Они все ближе и ближе подходят к Ведено — этой тайной резиденции имама, похожей, как заметил Хоукинс, на гнездо орла, которое в один прекрасный день Шамилю все-таки придется оставить.

Однако не стоит загадывать, лучше жить сегодняшним днем.

После прихода к власти Шамиль первым делом наладил связь с внешним миром. Его всегда восхищало, как русские поддерживали связь с помощью почтовых постов, расположенных вдоль военных дорог. Шамиль пошел дальше. В краю, пересеченном ледниками, лесами, болотами и горами, почти непроходимыми для некоренного населения, он применил систему эстафет. Резвые кавказские лошадки служили звеньями цепи, по которой новости распространялись с почти невероятной скоростью. В любом ауле, находящемся во власти Шамиля, стояли лучшие лошади, уже оседланные и готовые принять гонца, который мог появиться в любое время дня и ночи.

Если гонец был болен, ранен или не мог продолжать путь по какой-либо причине, ему на смену всегда был готов новый наездник. В любую погоду кавказцы пересекали бурные реки и пробирались по опасным тропам, чтобы передать Шамилю донесения. Имама интересовало все, что касалось жизни русских, вплоть до мельчайших подробностей.

Он знал не только о прибытии новых полков и новых пушек, но также о балах и светских сплетнях, о черкесских красавицах, ставших любовницами русских офицеров, о переговорах с местными правителями и о шпионах, действовавших против него.

Можно смело утверждать, что Шамиль был информирован лучше, чем его противники. Платных русских шпионов нередко находили мертвыми с ножами в спинах; а к наступлениям русских Шамиль готовился заранее, и его почти никогда не удавалось застать врасплох.

Исходя из всего этого, лорд Этелстан догадывался, что Шамиль следит за судьбой Джемал-Эддина, который в январе покинул Петербург и в сопровождении казаков переехал в Москву, где его ожидал восторженный прием. В честь него давались балы, и он пользовался бешеным успехом у записных русских красавиц. В начале февраля он должен был приехать во Владикавказ, где русские, несомненно, встретят его как героя.

Лорд Этелстан прекрасно понимал, что Шамиль о многом недоговаривает, но за долгие годы службы в этих краях лорд научился распутывать затейливые узелки восточной души. Он прекрасно понимал, что разлука с сыном была для Шамиля равносильна удару меча, но его постоянно занимал вопрос: не будет ли для отца еще большей мукой увидеть сына совершенно чужим человеком, которому жизнь на родине покажется варварским существованием? Радость встречи может обернуться трагедией для обоих. И тем не менее лорд не мог не восхищаться имамом, зная, что Шамиль войдет в историю, как один из величайших полководцев мира.

Они проговорили долго, и наконец лорд Этелстан коснулся вопроса, который волновал его больше всего:

— Я виделся с графиней Наталией. Можно ли все же освободить эту леди и ее маленького брата?

— Без выкупа?

— Почему бы и нет? Ведь их случайно захватили в плен, вы и так не ожидали за них выкупа.

— Это правда. И в то же время многие пленники находятся в Ведено и других частях подвластной мне территории более десяти лет. Что я скажу им, если отпущу без выкупа двух аристократов, попавших в плен семь месяцев назад?

На столь логичный вопрос лорд Этелстан не нашелся что ответить.

Он хорошо знал, как много русских томится в плену у кавказцев, солдаты и другие незнатные люди, за которых никто не может заплатить выкупа и которые так и умрут в тесных, холодных, душных тюрьмах, где их часто морят голодом, а то и пытают.

— Это не только мое решение, — поспешно добавил Шамиль. — Мои мюриды этого не потерпят.

Лорд Этелстан знал, что это чистая правда.

С тех пор как Шамиль попытался сплотить разрозненные племена горцев против общего врага, обстановка на Кавказе заметно изменилась. Мюриды обрели сильную власть и за ведение Священной войны требовали все большего и большего вознаграждения. Они стали алчными и сейчас запрашивали за княгинь сумму, значительно превышавшую ту, которую называл имам. Но об этом лорд Этелстан узнал немного позже, когда встретился с Анной Чавчавадзе — Шамиль очень неохотно позволил ему несколько минут поговорить с княгиней.

Ожидая в приемной, лорд Этелстан вспоминал, как впервые увидел Анну Чавчавадзе несколько лет назад, когда был проездом в Грузии. Внучки Георгия XII, последнего царя Грузии, ее светлость княгиня Анна и ее младшая сестра княгиня Варвара блистали красотой у себя на родине, где каждая женщина по-своему красива, Обе были замечены российской императрицей, и обе стали фрейлинами ее величества. Имея огромный успех в петербургском обществе, тем не менее они вышли замуж за грузинских князей и вернулись домой.

«Интересно, подурнела ли она после всего пережитого?» — думал лорд. Он не мог представить себе ничего более удручающего, чем вид благородной дамы, привыкшей к роскоши, комфорту и богатству и лишившейся всего этого в одночасье.

Когда княгиня Анна появилась в комнате, лорд понял, что она почти не изменилась. Да, выглядела она бледной и уставшей, но не сломленной внутренне. Черты ее лица были все так же совершенны, густые черные волосы тщательно уложены на гордо посаженной голове. В своем сильно поношенном платье она выглядела так же царственно, как и в бархатном платье и великолепных драгоценностях, что были на княгине, когда лорд впервые увидел ее при дворе.

Обрадованная встречей, она протянула лорду руку, и тот поднес ее пальцы к губам.

Анну сопровождали два мюрида с саблями и переводчик, который, как догадывался лорд Этелстан, передаст Шамилю всю беседу слово в слово, сохранив даже интонации.

— Ваша светлость здоровы? — спросил лорд по-английски.

— Мы живы, — уклончиво ответила княгиня.

— Я не буду тратить время попусту и распространяться о том, как меня огорчило все, что произошло с вами. Мне известно, что вы пережили, и я могу только молиться, чтобы ваше заточение наконец закончилось.

— Мы тоже молимся об этом, — ответила княгиня Анна, — но я очень боюсь, как бы в последний момент что-нибудь не помешало нашему освобождению.

— Выкуп? — спросил Этелстан.

— Именно. Этих людей никак не убедить, что мой муж не может собрать такой суммы. Он уже передал им сорок тысяч рублей, но этого им мало.

Увидев страдание в глазах княгини, лорд Этелстан быстро произнес:

— Я уверен, в конце концов они согласятся и на эту сумму. Последние годы имам думает только о том, как вернуть сына.

— На это мы возлагаем наши последние надежды, но мне почему-то жаль Джемал-Эддина.

— Вы с ним знакомы?

— Отлично знакома. Чудесный мальчик, очень образованный и почти забывший свой дом. Он русский до мозга костей. Легко ли ему будет здесь?

«Как это похоже на княгиню Анну! — подумал Этелстан. — Только такая добрая душа, страдая сама, может думать о страданиях других, как о своих собственных!»

Вздохнув, Анна произнесла:

— Я думаю не только о себе, но и о детях. Можно ли допустить, чтобы из них сделали головорезов, научили сражаться против своего народа, а девочек выдали замуж почти в младенческом возрасте?

— Я уверен, сумма, предложенная вашим мужем, будет принята, — еще раз повторил лорд. Ему очень хотелось подбодрить несчастную княгиню. — Вы же не хуже меня знаете, что они до последнего момента будут торговаться и спорить, чтобы побольше выгадать!

Княгиня Анна вздохнула:

— Я тоже пытаюсь утешить себя этой мыслью, но представьте себе хоть на минутку, чем была наша жизнь в эти последние месяцы!

— С вами жестоко обращались?

— Нет. Шамиль справедливый человек, но ведь ваше превосходительство понимает, что он не может все время держать под контролем своих домашних, а женщины всегда хуже мужчин!

Лорд Этелстан мог только догадываться, сколько унижений ей пришлось вынести от жен Шамиля.

— Сначала было ужасно, — тихо проговорила Анна. — В маленькой комнатке нас жило двадцать три человека, и нам не разрешали выходить оттуда. Позже наших служанок перевели в другое помещение. — Лицо ее приняло задумчивое выражение, она вспоминала прожитые в заточении дни. Наконец, улыбнувшись, она продолжала: — Только дети ничего не понимали, а Шамиль всегда был добр к ним. Их каждый день приводили к нему, он играл с ними, угощал фруктами и сладостями.

— Это трудно себе представить, — заметил лорд.

— Но это правда. Как бы он ни был занят своими военными делами, у него всегда находилось время для детей.

— Признаться, этого я не ожидал, — ответил Этелстан.

— Когда мой маленький Александр заболел, имам вызвал лекарей из отдаленнейших уголков своих владений и даже приказал завернуть его в шкуру только что убитой овцы — это у кавказцев считается самым верным лекарством.

— Ребенок жив? — осторожно осведомился лорд.

— Шамиль разрешил унести его из нашей переполненной комнаты в другое помещение, где было больше воздуха и где он мог спать вместе с няней. Он стал медленно поправляться.

«Какое странное совпадение! — подумал лорд, — Шамиль и царь Николай, ненавидящие друг друга, считающие делом жизни борьбу друг с другом, оба так любят детей! Возможно, если бы им довелось встретиться, именно любовь к детям помогла бы им найти общий язык!»

Однако время шло. Анна понимала, что долго разговаривать с лордом Этелстаном ей не позволят, и приступила к теме, ради которой и пришла.

— Я хочу поговорить с вами о Наталии Меликовой!

— Я уже виделся с ней, — быстро ответил лорд, — но ничем не могу ей помочь!

— Неужели нельзя ничего придумать? — взмолилась Анна. — Ведь без выкупа ее не отпустят!

— Имам уже сказал мне об этом.

— Если она останется здесь, с ней останется и ее брат. Если же она отправится в Константинополь, а именно этого и требует Шамиль, мы сможем забрать Дмитрия с собой.

— Я все понимаю, но, к сожалению, ничем не могу помочь!

Он думал, что Анна будет настаивать, но та улыбнулась:

— Я была уверена, что вы именно так и ответите! Как дипломат вы не можете опускаться до интриг. Наталия слишком молода, чтобы осознать это.

— Рад, что вы, княгиня, правильно меня поняли! Мне, право, очень жаль, что я ничем не могу помочь графине!

— Пора идти! — резко произнес переводчик.

Княгиня Анна протянула руку лорду. Он взял ее и поднес к губам.

— Надеюсь, в следующий раз мы встретимся в другой обстановке!

— Вы вселяете в меня надежду одним своим видом, милорд! Благодарю вас!

Лорд Этелстан еще раз поцеловал ей руку, и Анна вышла из приемной. Переводчик же поспешил к имаму доложить во всех подробностях об услышанном и, несомненно, кое-что добавить от себя.

Лорд Этелстан уже собирался удалиться в отведенную ему комнату, когда вошел Хаджи и доложил, что в честь лорда устроен праздник с танцами, местные жители все в сборе, ждут только лорда.

— К нам не так уж часто приезжают гости, — объяснил Хаджи, — поэтому сегодня есть повод повеселиться; мирные жители редко покидают Ведено!

Лорд Этелстан поблагодарил за приглашение и, завернувшись в накидку, последовал за Хаджи во двор.

Он слышал, что Шамиль сам не любил подобных празднеств, да и своим женам не позволял участвовать в них, но сейчас, казалось, все до единого собрались перед домом Шамиля. В центре двора была оставлена небольшая площадка для танцев.

Пламя от факелов из просмоленного дерева поднималось высоко в небо, озаряя смуглые лица и сверкающие из-под высоких папах черные глаза. Эти люди не знали иных развлечений, кроме войны, и лорд Этелстан чувствовал, с каким нетерпением они ждали музыки и танцев.

Кавказская музыка обычно исполнялась на тростниковых дудках — зурнах и трехструнных кифарах, жалобные звуки которых странно гармонировали с таинственными очертаниями гор. Монотонный, гипнотизирующий бой барабанов напомнил лорду о неистовых танцах с саблями, которые исполнялись лихими воинами.

Наконец, когда все заняли свои места, на площадку с робкой грацией выплыли женщины, и началась лезгинка. Все танцовщицы были в белых чадрах, кроме того, они стыдливо прикрывали лица длинными широкими рукавами своих одежд.

Лезгинка — танец дружбы и победы. Она начинается медленно, танцующие движутся как бы неохотно, но вот ритм становится быстрее, а барабаны начинают бить неистово и страстно. Тогда к женщинам присоединяются мужчины, окружая их и оттесняя назад.

Было любопытно смотреть на сверкающие в свете факелов кинжалы, страстные горящие глаза танцующих мужчин и пламенные взгляды подведенных тушью женских глаз, виднеющихся из-под чадры.

Народные танцы созданы для того, чтобы возбуждать в человеке его жизненную энергию. Глядя на огромное количество восторженных зрителей, лорд понимал, что лезгинка удалась. Он аплодировал вместе со всеми и, только когда начались танцы с кинжалами, вернулся в свою комнату. Устав за целый день, лорд быстро заснул, а барабанный бой еще долго продолжался, и в темноте раздавались страстные выкрики воинов…

Рано утром Хоукинс разбудил своего хозяина.

— Вам понравились вчерашние танцы? — спросил его Этелстан.

— Мне еще и не такое приходилось видеть, милорд, — недовольно буркнул Хоукинс.

— Узнали что-нибудь интересное?

— Только то, что рассказал вам вчера, милорд: имам теряет многих сподвижников. По-моему, победа русских не за горами.

Лорд Этелстан придерживался того же мнения, но почему-то ему вдруг стало жаль Шамиля. Вот уже двадцать лет легендарный имам держал русских в страхе и вынуждал их терять на Кавказе людей, пушки и время, вместо того чтобы использовать их там, где Россия могла противостоять интересам Англии. С точки зрения англичан, Шамиль был очень ценным человеком, хотя они ничем ему не помогли. Для русских он был постоянным шипом в теле, и лорд не раз задумывался, как обойдутся с полководцем, когда войска его будут разгромлены.

Однако пора в путь!

Лорд простился с имамом, и тот обещал сопровождать его часть пути — честь, оказываемая особо почетному гостю.

Лорд Этелстан знал, что Шамиль, несмотря ни на что, все еще надеется получить помощь от англичан, и на этот жест вежливости ответил несколькими дежурными любезностями.

Они направились во двор, где их уже ждали лошади. Шамиль, как всегда, был очень просто одет в черное, но его конь красовался в ярко-красной кожаной попоне. Их вышел проводить весь сераль, и лорд впервые увидел детей княгини Анны и ее сестры, маленьких Чавчавадзе, бегавших вокруг Шамиля, путающихся под ногами лошадей и говорящих с имамом на каком-то непонятном языке.

Имам вскочил в седло и, направив лошадь к воротам, перешел на галоп.

Лорд Этелстан видел, что в трех скалах перед Большим Аулом пробиты низкие ворота, в которые всадник, даже пригнувшись к шее коня, вряд ли мог проехать беспрепятственно.

Шамиль, не замедляя шага, приблизился к воротам, молниеносным движением выскочил из седла и, свесившись, прижался к боку коня. Проскочив таким образом одни ворота, он тотчас же снова вернулся в седло и проделал этот же трюк перед следующими воротами.

Это было потрясающее зрелище! Имам на прощание продемонстрировал такое виртуозное владение искусством верховой езды, что лорд и его люди наблюдали за ездоком с восторгом и изумлением.

Через некоторое время, окруженные мюридами с черными знаменами, они выехали из аула.

После прощания с Шамилем лорду и его людям снова предстояло тяжелое путешествие по крутым утесам, оврагам, пересеченным бурными горными реками. Их поджидали те же опасности, что и по пути в Ведено, когда они спускались на тысячи футов в темные ущелья и снова поднимались на, казалось, непреодолимые кручи, чтобы выбраться к вьющейся по склону горы тропинке, едва ли шире овечьей тропы.

К полудню появилось неяркое солнце, ветер стих, и заметно потеплело.

Теперь они двигались на юго-запад, и лорд Этелстан с удовольствием отметил, что в Грузии наконец-то наступает весна и тают снега.

Только высоко в горах Кавказа дольше, чем в других местах, дули зимние ветры, и он удивлялся, как несчастные княгини выжили в холодной каменной крепости Шамиля. Не каждый способен выдержать испытания, через которые им пришлось пройти в Ведено. Да еще после роскоши петербургской жизни. Лорд Этелстан стал думать о непредсказуемой, непонятной России, которой княгини Чавчавадзе были обязаны не только своим воспитанием, но и мужеством.

Россия, эта волшебная страна, полная чудес, должно быть, поразила в свое время и Джемал-Эддина. Наверное, и княгини вспоминают о ней, как о потерянном рае. Что мог знать Шамиль о прекрасных петербургских чертогах и великолепных дворцовых балах, вызывавших восторг даже у видавших виды европейцев?!

Лорд Этелстан помнил гигантские канделябры с тысячами свечей в залах, украшенных гирляндами тепличных цветов; огромные зеркала и колонны из розового, желтого и ярко-красного мрамора. Видел ли когда-нибудь Шамиль колоссальные вазы из малахита и ляпис-лазури или позолоченную, обитую шелком мебель? Мог ли он представить, как княгини наносят визит императрице в придворных бархатных платьях со шлейфами, отороченными горностаями, и в великолепных драгоценностях, кажущихся слишком тяжелыми для их лебединых шеек?

«Ничего, скоро заложницы вернутся в знакомый мир, — утешал себя лорд, — и забудут все пережитое!»

Но в глубине души он был уверен: у таких людей, как княгиня Анна, память о страданиях сохраняется на всю жизнь.

А графиня Наталия? Что для нее лучше: жить на Кавказе с одним из красивых, но полудиких наибов или быть заточенной в благоухающем, роскошном гареме султана, где ей придется влачить самое жалкое существование? Ужасны не только физические страдания, ожидающие ее, но и одиночество и пустота праздной жизни.

Все русские аристократки получали хорошее образование. Для них нанимали нянь-англичанок или гувернанток-француженок, и они с детства говорили на иностранных языках, как правило, более легких, чем их родной язык. В Петербурге процветали искусства и науки. Образованная часть русского общества была не менее просвещенной и утонченной, чем в Европе.

Окружение императора и императрицы посещало оперу и театры. При дворе приветствовали и поощряли поэтов, историков, писателей, художников. Петербургские женщины славились роскошью своих нарядов, о которой не могли и мечтать даже при самых богатых европейских дворах.

Русские с их темпераментом ничего не делают наполовину, это хорошо знал лорд Этелстан и предвидел, что суровый аскетизм обстановки, окружавшей Шамиля, сменится пышной помпезностью странных, эксцентричных людей из окружения царя.

Для Шамиля столь же характерно быть одетым в единственное простое платье рядового горца, как для императрицы иметь в гардеробе пятнадцать тысяч платьев.

Лорд вспомнил, как в Петербурге ему рассказывали, что богатые дворяне посылали своих управляющих в Дрезден или Севр за огромными обеденными сервизами. Когда их с неимоверным трудом доставляли в Россию, устраивались немыслимые по размаху празднества, после чего сервиз использовался в качестве мишени для состязаний в стрельбе!

Ну кто может понять и объяснить Россию?

Лорд вспомнил, что графиня Салтыкова держала своего парикмахера в клетке, чтобы его никто не переманил. В русских богатых домах работало невероятное количество слуг. Например, графиня Орлова, у которой в услужении было восемьсот человек, всегда жаловалась, что не может вовремя получить чашки горячего чая!

«Всему этому верится с трудом, но так же трудно будет объяснить, — подумал лорд, — с какими опасностями я столкнулся по дороге в Ведено и как скудно живет имам — полувоин-полупророк».

В первую ночь путешествия путники разбили палатки в тени платанов, росших у самого подножия огромной горы. Ужин лорду Этелстану приготовили слуги, после угощения имама он показался лорду особенно вкусным. Сытно поев, он улегся на мягкой перине и мгновенно заснул. Он спал без сновидений и проснулся полный бодрости и радостного ожидания грядущего дня, какие бы трудности он ни сулил.

Сегодня им предстоит долгий путь: покинув земли Дагестана, они выйдут к грузинской границе. Лорд с нетерпением ждал встречи с наместником царя в Грузии, о которой было условлено заранее. Кроме того, он должен был составить записку министерству иностранных дел, в которой собирался подробнейшим образом изложить свои соображения о положении на Кавказе вообще и фигуре Шамиля в частности.

Подаренных имамом кабардинских жеребцов лорд оценил по достоинству. Он считался большим знатоком лошадей и в Англии владел превосходной конюшней.

Решив дальше ехать на одном из своих новых питомцев, лорд приказал Хоукинсу оседлать его.

Выйдя из палатки, лорд увидел ожидавших его мюридов. Их кинжалы воинственно сверкали на солнце. Они дружно приветствовали лорда, а он в который раз залюбовался мужественной красотой этого полудикого народа.

Несколько слуг остались снимать палатки, а Этелстан в сопровождении мюридов тронулся в путь. По дороге горцы, пребывавшие в веселом расположении духа, развлекали лорда тем, что демонстрировали ему чудеса верховой езды. Некоторые трюки были так опасны, что могли стоить жизни лихим джигитам.

Когда же веселье немного поутихло, лорд Этелстан заговорил с некоторыми из спутников, желая поближе узнать их жизнь, в которой, казалось, не было ничего, кроме войны и лошадей.

Лорд еще раз смог убедиться, что война — это естественное состояние кавказцев, и предложи им жизнь спокойную, размеренную, полную мирных забот — они убегут от нее.

В полдень, наскоро напоив лошадей, всадники снова двинулись в путь. Когда начало темнеть, они обогнули склон горы, и пред ними предстали холмистые равнины Грузии.

Через три мили они подъехали к границе, и тут мюриды остановили коней.

— Здесь мы должны попрощаться, ваше превосходительство! — сказал старший наиб.

— Тогда я должен поблагодарить вас за заботу, — ответил лорд. — Я вам очень признателен!

Он вручил одному из наибов небольшие часы и кошелек с деньгами для остальных мюридов. Лорд не сомневался, что те оценят его щедрость, и не ошибся. Пожелав гостю счастливого пути, довольные кавказцы повернули лошадей и помчались галопом в сторону гор. Еще несколько секунд — и они растворились в густеющих сумерках.

— Спустимся на равнину и там станем лагерем на ночь, — приказал Этелстан Хоукинсу.

— Хорошо, милорд!

Хоукинс на нескольких языках передал слугам приказ хозяина. Дело в том, что все это были люди разных национальностей, цвета кожи и вероисповедания — Хоукинс сам нанимал их во время путешествия, выбирая только сильных и надежных людей. Лорд Этелстан никогда не оспаривал решений Хоукинса: тот инстинктивно всегда делал правильный выбор. Никогда, даже в самых трудных ситуациях, слуги лорда Этелстана не подводили своего хозяина.

Сейчас он ехал впереди, мечтая о том, как сегодня вечером по приезде в Тифлис наконец-то ляжет спать на удобной постели. Надо сказать, его никогда не раздражали неудобства походной жизни, но он не признавал неудобства ради неудобств.

Лорд с нетерпением ждал встречи с князем Михаилом Семеновичем Воронцовым, кавказским наместником, человеком, которым он восхищался. Воронцов жил в огромном имении. Его род был одним из самых знатных и старинных в России.

Последние три мили по склону горы давались с трудом: тропа была скалистой, а лошади устали.

Устали и люди. И даже лорд Этелстан, обладавший недюжинной силой и выносливостью, почувствовал некоторое утомление. Хотя ни за что не признался бы в этом. Наконец путники спустились на плато, годившееся для стоянки. Было еще достаточно светло, чтобы успеть разбить палатки и приготовить еду.

Палатка лорда Этелстана была сшита из водонепроницаемой ткани. Пол устилал персидский ковер. В пути случались встречи с людьми самых разных чинов и степени влиятельности, поэтому палатка делилась на две половины — спальню и гостиную.

В скором времени Хоукинс разложил к обеду походный стол. Лорду принесли теплой воды для умывания. Даже в тяжелых походных условиях он сохранял привычки цивилизованного человека: обязательно умывался и переодевался перед обедом.

Выйдя из спальни, лорд прошел в гостиную, где был подан обед и двое слуг, тоже сменившие платье, прислуживали ему под присмотром Хоукинса. Обед был выше всяческих похвал, и, покончив с ним, лорд Этелстан с наслаждением откинулся в складном кресле, закурил сигару и, потягивая терпкое бренди, ощутил гармонию со всем миром.

Пока слуги ужинали, лорд сидел, вспоминая о своем странном визите к Шамилю. Этот человек произвел на него сильное впечатление. Несомненно, имам был личностью незаурядной.

Погасив сигару, он решил, что чем скорее ляжет спать, тем раньше сможет встать и двинуться к Тифлису.

Ставя пустой бокал, лорд внезапно услышал тревожный голос Хоукинса:

— Волки, милорд! Волки!

Лорд Этелстан накинул плащ и потянулся за пистолетами.

Глава 3

Снаружи было холодно, но таких ледяных пронизывающих ветров, как в Дагестане, здесь не было. На темном небе слабо мерцали звезды. Тишину ночи нарушали взволнованные голоса людей.

Подойдя к столпившимся за палаткой слугам, лорд, напряженно всмотревшись в темноту, увидел движущиеся в сторону лагеря тени и понял, что это действительно были волки. Нельзя было терять ни минуты.

У лорда было два шестиствольных пистолета — новейшее английское оружие, кроме того, пара таких же у Хоукинса. Остальным придется заряжать оружие после каждого выстрела.

В это время года встреча с отощавшими за зиму волками не была редкостью. Они спускались с гор стаями и воровали ягнят, козлят и другой домашний молодой скот. Крестьяне несли серьезные потери, но сколько бы они ни били волков, ничто не могло избавить кавказские горы от стай хищных зверей.

— Сколько их здесь? — спросил лорд Этелстан.

У лагеря всегда выставлялись часовые, не столько из-за страха перед волками, сколько для защиты от грабителей и диких племен, для которых путешественники были естественной добычей.

— Не думаю, что много, милорд, — ответил один из слуг.

Все молча смотрели на приближающихся животных, их глаза светились в густом мраке маленькими красными точками.

Лорд знал, что сначала осторожные звери разведают обстановку, а уж потом, если хватит смелости, нападут на лагерь. Шестым чувством он чуял, что так и случится, и, крепко сжав пистолеты, напряженно ждал.

Наконец волки подошли совсем близко. Их было больше, чем он ожидал. С рычанием, сверкая глазами, первым прыгнул вперед вожак. За ним ринулись остальные.

Лорд Этелстан сделал первый выстрел, затем другой, третий. Но звери не останавливались. Оглушенный шумом стрельбы, лорд не без ужаса заметил, что его люди стреляют совсем не так метко, как ему хотелось бы. Или же волки поразительно живучи и продолжают нападать даже раненые? Люди беспрестанно перезаряжали пистолеты и снова стреляли, а волки все надвигались.

Неожиданно лорд обнаружил, что использовал все патроны, и стал перезаряжать пистолеты. Краем глаза он заметил, что справа от него стрелок целился из шестиствольного пистолета. «Странно, — подумал Этелстан, — должно быть, Хоукинс поделился с кем-то своим оружием!» Лорд был очень удивлен этим обстоятельством. Такая щедрость вовсе не была в характере Хоукинса. Особенно если учесть, что он очень гордился, что обладает таким же оружием, как и хозяин.

Между тем волки остановились, но надолго ли? В любой момент они могли снова попытаться напасть на лагерь.

Когда лорд перезарядил оба пистолета и вновь приготовился стрелять, два волка, потерявшие от голода всякую осторожность, бросились на трупы своих собратьев и начали рвать их на части. Через несколько минут их примеру последовали остальные. Теперь они были прекрасной мишенью, и лорд Этелстан перестрелял почти всех одного за другим. Только с полдюжины удрали, унося с собой как добычу израненных собратьев. Лорд выпустил им вдогонку оставшиеся пули.

— Молодцы! — похвалил он слуг. — Оттащите подальше убитых волков, убежавшие могут за ними вернуться.

Слуги бросились исполнять приказ хозяина, а лорд Этелстан повернулся, ища глазами человека, стрелявшего из пистолета Хоукинса. Но он как сквозь землю провалился.

На ходу перезаряжая пистолеты, лорд вернулся в палатку. Хоукинс последовал за ним, чтобы помочь хозяину раздеться.

— Подобных посетителей сегодня следовало ожидать, — добродушно сказал Этелстан. — Позовите того, кто стоял на часах и первым их заметил.

— Слушаюсь, милорд!

— Кстати, кто тот человек, которому вы одолжили пистолет? Раньше я за вами такого не замечал! Меткий стрелок!

После короткой паузы Хоукинс ответил:

— Он гость вашей светлости, и я решил, что поступаю правильно.

— Мой гость? — удивился Этелстан.

— Да, милорд. Богатый господин из Индии. Наиб сообщил мне, что он направляется в Константинополь.

Лорд Этелстан неожиданно застыл на месте и вдруг резко приказал:

— Проводите его сюда!

— Слушаюсь, милорд! — ответил Хоукинс, удивленный переменой в голосе Этелстана.

Страшное подозрение относительно незнакомца закралось в душу лорда. Правда, все это казалось таким невероятным! Однако, зная Шамиля, можно ли было сомневаться, что имам, несмотря ни на что, поступит по-своему?

Через несколько минут появился Хоукинс.

— Его высочество Акбар, принц Шарпура, милорд!

Гость вошел в палатку, Хоукинс снял с него бурку из козлиной шкуры, положил ее рядом с плащом хозяина и удалился, плотно закрыв за собой полог палатки.

Перед лордом стояла Наталия Меликова и молча смотрела на него. Руки и лицо графини были выкрашены коричневой краской, глаза подведены тушью. На ней была длинная, облегающая, с высоким глухим воротом индийская мужская одежда, на голове — голубой тюрбан. Завершали наряд белые, плотно стянутые в лодыжках шаровары, какие носят мужчины северных районов Индии.

Справедливости ради надо было признать, что загримировалась девушка весьма удачно. Она действительно походила на юного индийского принца, а ее гордый, даже слегка высокомерный взгляд делал сходство еще более полным.

— Как вы посмели! — воскликнул лорд, обретя наконец дар речи. — Как вы посмели следовать за мной, когда я ясно дал понять и вам, и имаму, что не стану сопровождать вас!

— У меня не было другого способа спасти брата, — спокойно ответила Наталия.

— Меня это не касается! — довольно грубо отрезал Этелстан. — Вы вернетесь в Ведено. Я не буду участвовать в этой авантюре!

— Так что же, мне уехать сейчас или подождать до завтра? — поинтересовалась девушка. — Я потребую эскорт из четырех человек!

Лорд Этелстан гневно сжал губы.

Он не мог выделить ей четырех человек с лошадьми: это означало бы пожертвовать значительной частью снаряжения.

В Тифлисе его встретят остальные слуги, которые не принимали участия в опасном путешествии в ставку Шамиля, а были отправлены в Грузию вместе с багажом прямо от персидской границы. Но везти Наталию в Тифлис у лорда не было никакого желания. Однако если по прибытии в город в его отряде недосчитаются четырех человек, пойдут сплетни, а Этелстану было хорошо известно, что шепот на тифлисских базарах обязательно услышат в доме наместника еще до наступления темноты.

«Смогу ли я объяснить, — спрашивал он себя, — почему, довезя одну из пленниц Шамиля до грузинской границы, намеренно отослал ее назад?»

Поняв, что попал в тупик, лорд рассердился еще больше, но, взяв себя в руки, не выплеснул ярость на стоявшую перед ним женщину, а только сказал ледяным тоном, отчеканивая каждое слово:

— Ваша самонадеянность не имеет границ! Что же касается Шамиля, то я не думал, что он способен на такое предательство. На помощь Британии имам может больше не рассчитывать!

— Наказывать Шамиля несправедливо и жестоко! — отрезала Наталия. — У вас, милорд, есть все причины для негодования, но если уж вас перехитрили, так не будьте столь мелочны и найдите выход!

— Вы наговорили мне немало обидного, графиня! Надеюсь, вы не думаете, что я с удовольствием пожертвую своей карьерой из-за вашей страсти к приключениям. Кстати, вашей поездки в Константинополь я не одобряю, и, если честно, мне отвратителен весь ваш замысел!

— Но еще более отвратительна для вас должна быть мысль о том, что меня может изнасиловать любой дикарь в гибнущем ауле, — отрезала Наталия, садясь в кресло у стола.

Только сейчас лорд понял, что она взволнована не меньше, чем он. Однако она тоже владела собой, и только гневный блеск черных глаз выдавал кипящие в ней чувства.

— Может быть, поговорим спокойно, милорд? — спросила она.

— Ни о каком спокойствии не может быть и речи, но я готов выслушать все, что вы скажете!

— Очень великодушно с вашей стороны, милорд! — насмешливо скривила губы графиня. — Впрочем, у вас же нет выхода!

— Я мог бы швырнуть вас волкам!

— Это был бы поступок, достойный англичанина. — Глаза Наталии искрились насмешкой. — Несомненно, звук моих хрустящих косточек вознаградил бы вас за все! — Помолчав, она добавила: — Они бы все равно не насытились мною. После жизни в доме имама я стала легкая, как пушинка.

Лорд Этелстан почувствовал нечто похожее на стыд. Да, он видел, как истощена и бледна графиня, ему вдруг пришло в голову, что после двух дней изнурительной езды верхом она должна чувствовать смертельную усталость. А ведь она еще так храбро отбивалась от волков!

— Может быть, бокал вина? — спросил он после минутной паузы.

Наталия подняла на него глаза — в них опять плясали насмешливые чертики.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих! — процитировала она древнего классика. — Вы пытаетесь убедить меня вернуться добровольно?

— Я всего лишь подумал, что вы, должно быть, устали.

— Устала! — согласилась она. — И в то же время я не верю, что вы не затеваете со мной какой-нибудь тонкой игры!

— Но ведь и вы играете со мной! Клянусь, графиня, я отослал бы вас без колебаний, если бы знал, как это сделать!

Лорд Этелстан вынул из ящика, украшенного гербом, бутылку бренди, поставил ее на стол, придвинул два бокала и наполовину наполнил их.

— Выпьем за искренность, нам ее сейчас так не хватает!

Когда Наталия поднесла бокал к губам, он увидел, как дрожат ее тонкие пальчики. Она и в самом деле очень устала. Вдруг его кольнуло: сколько в ней отваги! Но он тотчас же одернул себя: не проявляй слабости, не поддавайся излишним эмоциям! Надо избавиться от общества этой странной графини, и как можно быстрее!

Словно угадав его мысли, Наталия, глотнув бренди, спросила:

— Так что же вы решили: убить меня или, заковав в цепи, отослать назад?

— Вы прекрасно знаете, что я не сделаю ни того, ни другого, — сердито возразил Этелстан.

Не может же он появиться в Тифлисе с женщиной, переодетой в мужскую одежду, да еще с пленницей имама! Готовая столь нелепо пожертвовать собой, она поразит весь христианский мир.

— Послушайте меня, — произнес он как можно убедительнее, — вы не должны этого делать! Я понимаю, вы любите брата и хотите спасти его, но не такой же ценой!

— Почему? — поинтересовалась Наталия.

— Вы прекрасно понимаете почему, — раздраженно ответил лорд Этелстан. — Вы не можете не знать, что разгром Шамиля — это лишь вопрос времени. Он долго не продержится. Его войска редеют. Они все дальше и дальше отступают с территорий, которые когда-то удерживали, фельдмаршал Барятинский наступает им буквально на пятки.

— Неужели вы думаете, что если русские дойдут до Ведено, то хоть кто-нибудь из пленных останется в живых? Да и сами кавказцы скорее умрут, чем сдадутся!

Против этого факта лорд Этелстан ничего не мог возразить. Кавказские воины всегда предпочитали смерть плену. Русские долго не могли понять эту особенность воинов Шамиля.

— У меня есть единственная возможность спасти брата, и я должна ею воспользоваться, какой бы ужасной ни оказалась моя судьба! — Она выразительно пожала плечами. — Поверьте, мне очень трудно было решиться на этот шаг! — Глубоко вздохнув, она добавила: — Но Дмитрий должен вернуться домой! Во что бы то ни стало!

— Полагаю, вы ждете, что я приду в восторг от вашей самоотверженности! — едко произнес лорд.

— Я ничего от вас не жду, милорд, кроме шантажа и предательства! — Она допила бренди, и это, казалось, придало ей сил. Девушка продолжала: — Вы возьмете меня с собой, потому что у вас нет другого выхода. Никто не догадается, кто я такая. Для всех я принц Раджпута, сын магараджи Шарпура. Вы привезли меня с собой из Индии. Кто усомнится в этой истории?

Лорд Этелстан сжал зубы, чтобы не выплеснуть на нее свой гнев. Его раздражала ее лихая отвага и дерзость, но он не мог ничего им противопоставить.

Конечно, никого не удивит, что он взял с собой юного принца, желающего посетить Британию. Если бы магараджа Шарпура действительно существовал и попросил его об этой услуге, он не смог бы отказать ему, как бы обременительно это ни было.

Однако появиться в Тифлисе с одной из пленниц Шамиля, судьба которой беспокоила всю Россию, и не вернуть ее на родину — совершенно невероятно и беспрецедентно! Лорд был в полном замешательстве.

— Черт вас побери! — воскликнул он. — Сейчас не время для маскарада. Нечего надеяться, что вас не узнают и не обнаружат. Если вы так странно ведете себя, почему я должен вам помогать?

— В нашу первую встречу я обвинила вас в трусости. Теперь могу добавить, что вы законченный эгоист. Вы, милорд, думаете только о себе!

— Я думаю прежде всего о своей миссии как представителя ее величество королевы Виктории, — отрезал Этелстан.

— Это, конечно, очень впечатляет! — усмехнулась Наталия. — Уверена, вы неплохо выглядите в мундире дипломата. Но я хочу спасти брата, а в этом деле для меня все средства хороши.

— Это совершенно очевидно!

— Так будьте же милосердны! — взмолилась графиня. — Обещаю, что не доставлю вам особых хлопот! Никто не узнает во мне женщину, если вас волнует это! А если и узнает, вряд ли это вызовет в Тифлисе удивление?

— Смотря какая женщина! — огрызнулся лорд.

— Это так, но никто не осудит вас за то, что вы любезно согласились сопровождать юного индуса, впервые попавшего в эту страну. Обещаю вам, я очень хорошо сыграю свою роль!

— Еще бы! Все женщины — прирожденные обманщицы! — съязвил Этелстан.

— Это вам подсказывает жизненный опыт? Кто же разбил ваше сердце?

Услышав столь дерзкий вопрос, лорд Этелстан нахмурился.

— Полагаю, графиня, — холодно заметил он, — коль скоро нам придется разыгрывать этот любительский спектакль, разумнее будет не затрагивать личности.

— Это значит, вы хотите сказать мне что-то неприятное. Скажите же! Уверяю вас, я гораздо менее чувствительна, чем вы!

— Охотно верю! — огрызнулся Этелстан.

Наталия засмеялась:

— Вы не умеете проигрывать, милорд! Однако чувствую, вы уже признали свое поражение. Мы вместе сыграем этот спектакль!

— Но только без моего одобрения, против всех понятий о приличии, с чувством ярости и протеста в моем сердце! — вспылил лорд Этелстан.

— Так у вас есть сердце! — притворно удивившись, воскликнула Наталия и широко раскрыла глаза. — А я уже начинала в этом сомневаться!

Лорд Этелстан поднялся в кресле. Он пришел в такую ярость, что готов был схватить девушку за плечи и встряхнуть ее. Никогда раньше он не испытывал к женщине ничего подобного, а эта каким-то непонятным образом задела его за живое! Его раздражало буквально каждое ее слово. Она не только имела дерзость настаивать на своем, когда он ответил ей отказом, но и откровенно провоцировала его, осыпала оскорблениями и насмешками, на которые не осмеливалась ни одна знакомая ему женщина!

— Как ни странно, но все лишения, которые вам пришлось испытать в заточении, не разбудили в вас кротости и милосердия, которые и делают женщину женщиной. — Ему показалось, что графиню позабавили его слова, но он упрямо продолжал: — Избалованная, изнеженная и капризная, вы думаете, что можете всегда поступать по-своему и делать все, что вам заблагорассудится, только лишь потому, что вы аристократка. Позвольте же сказать вам, графиня, что ни вы, ни ваше поведение не вызывают во мне симпатии, и мне невыносимо думать, что я буду вынужден терпеть ваше присутствие до самого Константинополя!

— Ну что ж, вы откровенны, милорд! Спасибо и на этом! — отрезала Наталия.

— Столь же откровенно добавляю, что никогда еще не встречал дворянки, способной на такой возмутительный поступок!

— Что ж, теперь встретили! Представляю, в каких красках вы опишете наше приключение в мемуарах!

— По-моему, графиня, — медленно процедил Этелстан, — вам лучше всего отправиться спать. Если вы задержитесь здесь еще хоть на секунду, я могу сказать или даже сделать что-нибудь такое, о чем потом пожалею!

— Вы хотите побить меня, да? И только ваши принципы и английское воспитание останавливают вас?

— Смею надеяться, что в один прекрасный день вы выйдете замуж за человека, который найдет способ укротить ваш нрав!

— А вы знаете, как русские крестьяне воспитывают своих жен? — улыбнулась Наталия. — Кнутом! Тут есть над чем поразмыслить! — Она встала. — Спокойной ночи, милорд! Вы даже не представляете, с каким нетерпением я жду начала нашего совместного путешествия! Наше общение, уверена, будет очень плодотворным, — с сарказмом произнесла она и насмешливо сложила ладони в традиционном индийском приветствии:

— Салам, саиб!

Не успел лорд найти достойный ответ, как графиня, схватив бурку, выскочила из палатки.

Он долго стоял как вкопанный, скрестив руки на груди и пытаясь овладеть собой: никогда в жизни он не был так раздосадован. Эта женщина ведет себя с ним столь вызывающе, насмехается и издевается над ним, игнорирует его доводы, толкая на сговор с имамом, а он ничего не может с этим поделать!

Дело не в том, что она смеется над ним. Теперь Шамиль может чувствовать себя победителем: ведь ему с истинно восточной хитростью удалось одержать верх над чопорным английским тугодумом.

— Будь он проклят! Будь прокляты все они! — воскликнул Этелстан, пораженный тем, что позволил вывести себя из равновесия, лишить холодного спокойствия и самообладания, которыми всегда славился и гордился.

«Что же это значит?» — спрашивал он себя, не осмеливаясь прислушаться к своему сердцу.

Лорд Этелстан провел беспокойную ночь. Утром, выйдя из спальни, он увидел, что Наталия уже завтракает, и раздражение вновь охватило его.

Утро было теплое и безветренное, в небе сияло солнце. Хоукинс откинул полог палатки, и лорд залюбовался зеленой равниной, простиравшейся перед ними. Вдали цвели фруктовые деревья, среди зеленой травы пробивались цветы. Зима осталась в Дагестане.

При его появлении Наталия встала с кресла.

— Доброе утро, милорд, — вежливо, с низким поклоном произнесла она, изображая индийского принца в присутствии Хоукинса и других слуг.

— Доброе утро! — резко ответил Этелстан и неохотно добавил: — Ваше высочество!

«Если уж нам предстоит играть в эту игру, — подумал он, — то нужно делать это поубедительнее!»

Он знал, что Хоукинса в отличие от других слуг обмануть не так-то просто, и с опаской оглядел Наталию. Однако волнения его были напрасны: худоба лишила графиню характерных для женщин выпуклостей и плавных изгибов, что же касается лица, то принцы рода Раджпута славились тонкими, изящными чертами. У Наталии был маленький, несколько вздернутый нос, но у многих представителей северных племен были короткие переносицы, а кожа — светлее, чем у южных индусов.

Все эти подробности лорд Этелстан знал, часто бывая в Индии, но вряд ли кто в Тифлисе будет обращать на них особое внимание.

Несмотря на тревогу, лорд плотно позавтракал, заметив при этом, что Наталия ест очень мало. По-видимому, за многие месяцы плена она отвыкла от обильной пищи.

Встав из-за стола, лорд Этелстан скомандовал:

— Пора в путь!

Он уже было направился к своему жеребцу, но в этот момент к Хоукинсу подошел один из слуг и что-то сказал ему. Этелстан подождал.

— К нам приближаются какие-то солдаты, милорд!

Не успел Хоукинс произнести эти слова, как все услышали конский топот. В следующее мгновение перед ними появился русский офицер, сверкая на солнце эполетами и орденами. Лорд Этелстан шагнул ему навстречу; офицер щеголевато отдал честь.

— Вы лорд Этелстан? — спросил он по-английски.

— Да!

— У меня для вас, милорд, послание от полковника князя Давида Чавчавадзе. Он во Владикавказе и хочет знать, не окажет ли ему ваше превосходительство честь встретиться с ним как можно скорее!

Лорда Этелстана ничуть не удивило это приглашение. Он был уверен, что князь Давид где-то поблизости[2] и вместе с Джемал-Эддином ждет результатов переговоров об обмене заложниками.

— Пожалуйста, сообщите князю Давиду, что я немедленно выезжаю во Владикавказ.

— Мы будем сопровождать вас, милорд! Моя фамилия Гагарин, капитан Иван Гагарин.

— Рад встрече, капитан! — сказал лорд Этелстан, протягивая руку. Только сейчас он заметил, что Наталия стоит подле него.

Он понимал, что она сделала это нарочно, но ничего не мог поделать, а только любезно произнес.

— Ваше высочество, позвольте представить вам капитана Гагарина! Капитан — принц Раджпута Акбар.

Заметив удивление капитана, он поспешил объяснить:

— Его высочество едет со мной из Индии. Это его первый визит в Англию.

Лорд видел, что Наталия торжествует. Она победила! Она поставила его в безвыходное положение; ему пришлось принять ее правила игры; первый шаг сделан — и теперь пути назад нет. Он не может от нее избавиться и, как бы ни злился, должен принимать участие в этом обмане, который в случае разоблачения разрушит его карьеру и обесчестит на всю жизнь.

— Приглашение князя, разумеется, распространяется и на ваше высочество, — любезно обратился капитан к Наталии.

— Благодарю, — ответила та.

Через несколько минут они тронулись в путь, оставив слуг сворачивать лагерь.

* * *

Владикавказ был типичным гарнизонным городом и торговым центром, соединяющим Россию с Кавказом и закавказскими провинциями. Он славился традиционными базарами, на которых путешественники и солдаты, когда бывали при деньгах, могли купить прекрасные ковры, серебро, слоновую кость, персидские шелка, конскую амуницию, всевозможные пряности. Огромным спросом пользовались кинжалы и другое оружие, украшенное серебром и слоновой костью. Этот оживленный город изобиловал персидскими и русскими банями, клубами, ресторанами, шикарными магазинами и богатыми особняками.

Дом губернатора размещался на горе, возвышаясь над городом. Именно здесь, как узнал лорд Этелстан, остановились князь Давид с Джемал-Эддином.

Капитан Гагарин рассказал, что князь и Джемал-Эддин не разлучались с самого момента приезда в город Джемал-Эддина в начале февраля. Русские пытались сделать для сына Шамиля все, что могли, понимая, что он приносит себя в жертву, отказываясь от привычной жизни ради освобождения пленных княгинь. Его товарищи, офицеры и жители городков, расположённых между Тифлисом и Владикавказом, давали в его честь балы, обеды и приемы.

— А как сам Джемал-Эддин относится к своему возвращению на родину? — спросил лорд капитана Гагарина, когда они ехали по живописной, утопающей в зелени долине.

— Смотря что теперь считать его родиной, — ответил капитан.

Правильность этого замечания лорд оценил, когда увидел Джемал-Эддина.

Юноша был все так же привлекателен и мил, как и в Петербурге, где лорд встречался с ним на светских раутах; только теперь глаза его смотрели гораздо печальнее: в них притаились боль и отчаяние. Сердце Этелстана сжалось от сострадания.

Лорд передал князю Давиду свой короткий разговор с княгиней Анной в Ведено, и теперь ему предстояла беседа с Джемал-Эддином.

Того не оказалось в комнате, и князь Давид заметил со вздохом:

— Я еще никогда не встречал мусульманина, в котором не было бы ничего восточного. Мальчик совсем обрусел и стал европейцем.

— Это видно с первого взгляда, — ответил лорд.

— Больше всего меня восхищает, как он держится: очень просто, не строя из себя романтического освободителя.

Лорд Этелстан знал, что так считают многие в обществе.

Беседуя с князем, лорд невольно наблюдал исподтишка за графиней Меликовой, сидевшей рядом с ним. Пусть она увидит, как во Владикавказе тронуты жертвой, которую приносит Джемал-Эддин за освобождение заложников. Ее поступок не вызовет такого сочувствия!

Не будь он так зол, его бы даже позабавило, насколько графиня была похожа на индийца. Она оставалась незамеченной только лишь потому, что все были заняты Джемал-Эддином.

Обстановка была явно напряженной. Переговоры между Шамилем и русскими еще не закончились.

— Вся беда в том, — с горечью произнес князь Давид, — что я уже передал им сорок тысяч рублей и больше собрать не в состоянии. — С бессильным гневом в голосе он продолжал: — Мне все предлагают обратиться за помощью к царю и правительству, но я не могу просить их платить выкуп за частных лиц, пополняя тем самым казну мюридов!

— Я понимаю вас, — согласился лорд Этелстан, — но все зло не в Шамиле, а в его мюридах. Они осознали свою силу, и в них проснулась непомерная жадность. Деньги для них решают все.

— Проклятые варвары! — воскликнул князь Давид.

Трудно было найти слова, чтобы утешить человека, чья жена и дети вот уже столько времени находились в стане врагов. Письма княгини Анны к мужу, как догадывался лорд, все более и более выдавали ее подавленное настроение, по мере того как бедная женщина теряла надежду на возвращение.

— Мы не будем долго задерживаться здесь, во Владикавказе, а как можно скорее поедем в Тифлис, там вас ждет наместник, — сказал князь Давид. Заставив себя улыбнуться, он добавил: — В честь Джемал-Эддина здесь дается еще один бал. Они нам уже порядком надоели, но для юноши ведь это последние развлечения! Он знает, что, покинув Россию, больше никогда не будет танцевать вальс!

— Вы уверены, что наместник ждет меня? Не лучше ли мне поскорее добраться до Константинополя? — Этелстан прекрасно знал, что его встреча с князем Воронцовым оговорена заранее, но очень уж ему не хотелось останавливаться во дворце из-за Наталии.

— Уверяю вас, его превосходительство с нетерпением ждет вашего визита. О принце Акбаре его предупредят.

Лорду Этелстану оставалось лишь выразить свою благодарность.

Перед тем как покинуть Владикавказ, он нашел возможность поговорить с Наталией наедине.

— Может быть, будет правильнее, если я отошлю вас вперед, чтобы вам не останавливаться в Тифлисе? Мы можем встретиться в Батуме.

— Все еще боитесь? — насмешливо спросила она.

— Разумеется, я боюсь разоблачения, — почти грубо ответил Этелстан. — Вы же видите, как здесь все настроены. Все думают и говорят только об обмене заложниками. Как вы думаете, что будет, если станет известно, что со мной заложница, которую я умышленно везу в другую тюрьму?

— Конечно, будет ужасно, если все раскроется! — весело произнесла Наталия. — Надо быть очень осторожными, чтобы не выдать себя!

— Себя! — простонал лорд Этелстан. — Ума не приложу, как я позволил вовлечь себя в эту авантюру!

— Вероятно, это судьба! — мило улыбнулась графиня. — Судьба, что вы оказались в ставке у Шамиля, а там ждала вас я!

— Самый несчастливый день в моей жизни, когда я встретил вас! — пробормотал лорд.

— Вы поразительно любезны! Успокойтесь. Если вы будете пребывать в таком нервном состоянии, то любой мало-мальски проницательный человек заподозрит в вас что-то неладное. Например, что вы что-то скрываете…

— А вы, конечно, и есть тот самый скелет в сундуке! — отрезал Этелстан.

— Очко в мою пользу! Я окончательно победила! — засмеялась Наталия.

Лорд Этелстан снова почувствовал непреодолимое желание встряхнуть ее, но, твердо решив не доставлять ей удовольствия своим бешенством, удалился. Ему вслед опять раздался беспечный смех графини.

Во второй половине дня они прибыли в Тифлис. Грузинская столица покоряла своей красотой: старинные башни со шпилями блестели в золотистых лучах заходящего солнца. Деревья уже стояли в цвету; река, которую они пересекли по мосту, построенному еще в давние времена, несла свои серебристые воды между каменистыми берегами.

Князь Давид с Джемал-Эддином остановились в штабной гостинице, а лорда Этелстана с «принцем» препроводили во дворец наместника.

Дворец, казалось, был создан для пышных балов, которые давал князь Воронцов. В его великолепный интерьер как нельзя лучше вписывалась высокая, исполненная достоинства фигура наместника, давно вошедшего в историю кавказских войн.

Несмотря на свои преклонные годы, граф все еще внушал окружающим благоговейный ужас; с ним считались.

Мраморные колоннады дворца, роскошные залы с позолоченной мебелью — все это невероятно отличалось от того, что предстояло увидеть Джемал-Эддину в Большом Ауле.

Лакеи в белых с красным ливреях в доме Воронцовых разносили за обедом еду на золотых блюдах. Обед состоял из двадцати блюд, и лорд Этелстан невольно подумал, как справится «гость из Индии» с таким изобилием!

Княгиня Елизавета Воронцова блистала ожерельем из бирюзы и огромных бриллиантов; рядом с ней неотлучно находился паж-карлик с огромными усами и в нелепом шутовском мундире. В России вообще любили все диковинное. Так, за императрицей всегда следовали ее пажи-негры в огромных, мешковатых шароварах и тюрбанах с перьями.

Лорд Этелстан наблюдал, как дамы кокетничали с несчастным Джемал-Эддином, завлекали его всеми доступными способами, и раздумывал, как убедить мюридов, что князь Давид действительно не в состоянии собрать миллион рублей для выкупа.

Лорд не сомневался: Шамилю во всех подробностях доложат об этом обеде, как и о любом другом приеме в честь его сына.

Позже вечером он видел, как на балу Джемал-Эддин танцевал с местными красавицами. В свете свечей блестели награды офицеров и драгоценности дам, чьи кринолины, только что вошедшие в моду в Париже, плавно раскачивались под звуки струнного оркестра.

Лорд вышел на террасу через французское окно. В саду пышно цвели олеандры, акации и эвкалипты бросали кружевные тени. Хорошо зная Восток, лорд не сомневался, что шпионы Шамиля наблюдают за всем происходящим. Имам не только хотел знать, чем занят его сын, но и хотел быть уверенным, что его не подменят никем другим.

Зная аскетическую натуру Шамиля, лорд подумал: донесения шпионов расстроят его, если не сказать больше — для мусульманина танцевать с полуобнаженной женщиной, пить вино и курить сигары значило быть потерянным для Аллаха.

Предаваясь этим невеселым мыслям, лорд услышал за спиной легкие шаги и, еще не видя графини, догадался, что это она.

— Вы думаете о Джемал-Эддине? — спросила Наталия.

— Да, — признался он.

— Я тоже думаю о нем, — тихо произнесла девушка, — и о себе…

— Почему же вы не откажетесь от своего плана? Снимите с себя этот маскарадный костюм и скажите, что бежали из плена.

— А вы на моем месте поступили бы так? — тихо спросила она.

— Я мужчина.

— Вы же говорили, что я не похожа на женщину!

— И все же, полагаю, это было бы разумно.

— А мой брат останется в аду, без всякой надежды на спасение?

Не найдя что ответить, он раздраженно отбросил сигару. Та перелетела через перила террасы, упала в траву и, пошипев, погасла.

— О вашем присутствии здесь будет доложено Шамилю, — сказал он, — можете не сомневаться!

— Вы хотите сказать… за нами… наблюдают?

— Не только за вами, но и за Джемал-Эддином.

— Этого следовало ожидать! В Большом Ауле кто-то все время подслушивал наши разговоры. Как ужасно не иметь права на тайну!

— На Востоке это принято, — заметил лорд Этелстан.

— В России тоже! — Наталия немного помолчала и тихо, словно про себя, проговорила: — Вот почему я бы хотела уехать в Англию! Жаль, что я не принц Акбар. Я всегда мечтала жить в свободной стране, такой как Англия, где можно не бояться говорить правду.

Лорд ничего не ответил.

— Что толку мечтать о недостижимом, — с горькой усмешкой произнесла графиня, — меня ждет Константинополь: из одного плена я попаду в другой.

С этими словами Наталия повернулась и направилась в танцевальный зал. Ей хотелось напоследок полюбоваться изяществом и красотой вальсирующих.

Как и Джемал-Эддин, она видит это в последний раз!

Глава 4

Лорд Этелстан вошел в гостиную, примыкавшую к покоям, предоставленным ему и «принцу Акбару» во дворце наместника.

Протянув слуге шляпу и перчатки, он увидел ожидающую его графиню Наталию. При появлении лорда она встала и вопросительно посмотрела на него. Лорд заметил, что графиня была не на шутку взволнована, от ее насмешливости не осталось и следа. Неслышно ступая по обюссонскому ковру, лорд подошел к ней и, подождав, когда за слугой закроется дверь, тихо сказал:

— Садитесь, я все вам расскажу.

Утром он поднялся очень рано и вместе с князем Давидом, Джемал-Эддином и несколькими офицерами верхом отправился в Хасавюрт, где им предстояло встретиться с посланниками имама. По дороге лорд узнал, что князь Давид очень удручен письмом жены, которое получил накануне.

Княгиня Анна писала: «Сегодня они собирались раздать нас наибам. Мы думали, что уже погибли, но сыновья упросили Шамиля в последний раз послать к тебе гонцов».

— Не могу в это поверить! — отозвался лорд Этелстан. — Как должен был имам напугать княгиню Анну, чтобы она решилась написать вам такое письмо!

— Но это еще не все! — ответил князь Давид, и голос его прервался от волнения. — Она пишет: «Кажется, Богу не угодно, чтобы мы увиделись на этом свете!» Ну что мне на это ответить?

— Я абсолютно убежден, что, несмотря на все свои угрозы, Шамиль полон решимости вернуть сына. В конце концов, он уже тринадцать лет ждал этого момента!

— Но я не могу выплатить ему миллион рублей! — в отчаянии произнес князь Давид.

— Не думаю, чтобы деньги много значили для Шамиля. В его доме не только нет никакой роскоши, он лишен самых элементарных удобств.

— Зато жадность его мюридов не знает границ, а судя по всему, они сейчас имеют больший вес, чем их предводитель, — с горечью заметил князь Давид.

— Они хотят заставить нас поверить в это. Шамиль слишком хитер, чтобы позволить мюридам вертеть собой, как им вздумается, он не упустит шанса вернуть сына!

— Мне очень хочется верить этому. Посмотрим, чем кончится наша сегодняшняя встреча.

Тем временем они доехали до Хасавюрта, гарнизонного городка, расположенного вблизи места, выбранного Шамилем для обмена заложниками.

Это было ровное плато на границе Великой Чечни — территории, контролируемой Шамилем. Оно плавно спускалось к реке, а с другой стороны защищалось лесистыми холмами — надежным убежищем для войск Шамиля. С берега реки Мечик открывался вид на грузинские земли. Местность была как нельзя более удобной для обстрела из пушек, если обмен обернется схваткой.

Участники переговоров со стороны имама, казалось, твердо решили создать как можно больше сложностей при обмене заложниками.

Лорд Этелстан отлично понимал, что князь Давид пригласил его на эту утреннюю встречу для того, чтобы он смог сам увидеть и доложить своему правительству, как увиливает Шамиль, как он старается выиграть время, как нагнетает напряженность.

В подтверждение этому в Хасавюрте они получили письмо имама к князю Давиду, в котором тот писал:

«Вы знаете, что, кроме сына, я требую миллион рублей и сто пятьдесят мюридов, находящихся у вас в плену. Можете не торговаться, на меньшее я не соглашусь. В случае отказа ваша семья будет распределена по разным аулам».

Князь не мог скрыть своего потрясения.

Чуть помолчав, он обратился к гонцам голосом, хриплым от волнения:

— Я больше не стану отвечать вашему имаму! Можете передать ему, что я давно уже распростился со своей семьей, в ее Божьей милости! — Он глубоко вздохнул. — Если в субботу на этом же самом месте вы не передадите мне официальное согласие имама на мое первоначальное предложение, клянусь Создателем, я в тот же день покину Хасавюрт и увезу с собой Джемал-Эддина!

Когда князь замолчал, все стояли, пораженные его неистовой речью. Наконец один из гонцов, слушавших его с каменными лицами, прервал тягостное молчание, попросив князя изложить письменно свой ультиматум.

— Я больше не напишу ни строчки! Я и так потратил слишком много бумаги на человека, который постоянно нарушает свое слово!

Мюриды хотели что-то возразить, но князь с презрением отвернулся от них, словно собираясь уходить.

— Есть еще один выход, — после небольшой паузы вкрадчиво заговорил глава делегации Шамиля. — Имам согласен обменять вашу семью на своего сына и сорок тысяч рублей в том случае, если княгиня Варвара и ее ребенок останутся у него. Ее освобождение будет предметом следующих переговоров.

Князь Давид окончательно потерял самообладание и чуть было не бросился на гонцов, но его вовремя удержали офицеры.

— Я не только не оставлю вам свою невестку, — кричал он, — но не позволю удерживать даже моих слуг!

Поднялся страшный шум, все заговорили разом, а лорд заметил, как побагровел от гнева Джемал-Эддин: ему стало стыдно за поведение своих соплеменников.

Лорд Этелстан подумал, что этак дело дойдет до пистолетов, но офицерам удалось успокоить князя и Джемал-Эддина, а гонцы поспешили прочь.

Русские решили послать к Шамилю переводчика-армянина, присутствовавшего на всех предыдущих переговорах. Он служил в русской армии и был очень хитрым дипломатом.

— Уверен, — произнес лорд Этелстан, рассказав о случившемся Наталии, — имам не захочет потерять сына. У кавказцев узы крови считаются священными. И в последнюю минуту Шамиль найдет способ принять предложение князя, сохранив при этом свое лицо!

— Но эта ситуация невыносима! — воскликнула Наталия.

— Бряцание оружием часто ни к чему не приводит, — спокойно ответил лорд, — я уверен, в конце концов, княгиня Анна и все остальные заложники вернутся.

— Кроме Дмитрия, — тихо произнесла графиня. — Я знаю, Шамиль никогда его не отпустит. Он одержим идеей вырастить Дмитрия кавказцем, так же как царь вырастил Джемал-Эддина русским!

Такого отчаяния в ее голосе лорд еще не слышал.

Пока он в раздумье подыскивал слова, способные утешить бедную Наталию, она неожиданно произнесла изменившимся голосом:

— Вы дадите мне немного денег?

Бросив на графиню удивленный взгляд, лорд воскликнул:

— Ах да! Конечно! Какое упущение с моей стороны! Мне следовало подумать об этом раньше, но ваш наряд…

Он выразительно посмотрел на богатую ткань ее царственного одеяния и великолепный ярко-рубиновый шелк тюрбана.

Чуть усмехнувшись, Наталия объяснила:

— Горцы часто нападают на торговые караваны, проходящие через перевалы. Они забирают шелк, парчу и прекрасные меха, которые везут на верблюдах через Тифлис на север. А еще они грабят обозы, везущие в Тифлис из Петербурга и Москвы французские кружева, ленты, ткани, золотые часы и фарфор!

— Удивительно, что Шамиль опускается до воровства! — заметил Этелстан.

— Ну, сам он участия в этом не принимает, но от подарков не отказывается. Кроме того, он наложил пошлины на добычу и трофеи. — Графиня посмотрела на свое парчовое одеяние. — Это, как и все, что вы видите на мне, взято из некой пещеры Аладдина в Большом Ауле.

— А можно подумать, прямо из Персии!

— Или даже из Индии. У имама огромное количество золотых блюд, ножен для сабель, усыпанных бриллиантами, коралловых и янтарных кубков. — Она вздохнула. — На эти драгоценности он покупает пушки, пистолеты и сабли. Кавказец не может жить, не убивая, — с горечью произнесла она. — Мне позволили взять все необходимое, кроме, конечно, кинжала, который сейчас очень бы пригодился.

Лорд Этелстан вопросительно посмотрел на графиню. Что она, черт возьми, имеет в виду? И Наталия с каким-то отчаянным вызовом бросила:

— Вы, должно быть, с удовольствием дадите мне деньги на оружие, которым я убью себя!

Лорд, уже вынувший тугой бумажник, напряженно замер.

— Зачем вы говорите мне такие отвратительные слова? — спросил он.

— Почему отвратительные? Вы же хотели моей смерти. Я видела это по вашим глазам.

— Это неправда. Я не хотел принимать участие в вашей сомнительной сделке с Шамилем, и только.

— Вы должны стать соучастником преступления, — весело поддразнила Наталия. — Другого кандидата у меня нет!

Лорд Этелстан сжал зубы.

— Возьмите столько, сколько вам нужно, — холодно произнес он, протянув бумажник. — Думаю, этого вам хватит!

Графиня хотела ответить, но в это время вошел слуга.

— Ее превосходительство баронесса Вальчиан, милорд.

Лорд обернулся и увидел на пороге очаровательную даму. Супруга австрийского посла, баронесса Вальчиан покорила Париж своим шармом и красотой, и лорд Этелстан некоторое время был влюблен в нее.

Войдя в комнату, она протянула лорду обе руки.

— Дарси! — воскликнула баронесса. — Какая невероятная встреча! И как замечательно, что вы здесь!

— Я не знал, Кайрил, что вы в Тифлисе, — ответил Этелстан.

— Мы приехали вчера поздно ночью, а узнав, что вы остановились во дворце, я решила немедленно с вами встретиться!

Она посмотрела на него томным взглядом, и лорд понял, что Кайрил совсем не изменилась. Рыжие волосы, которыми славились венские красавицы, блестели в солнечных лучах, зеленые глаза напоминали таинственные омуты, а маленькое сердцеобразное лицо не мог забыть ни один мужчина, хоть однажды видевший его.

Лорд Этелстан поцеловал обе руки баронессы и, обернувшись к Наталии, сказал:

— Разрешите представить вам, ваше превосходительство, Акбара, принца Шарпура, который едет со мной в Англию!

— Я слышала о вашем спутнике, — улыбнулась баронесса и протянула руку «принцу Акбару»: — Очень приятно познакомиться, ваше высочество!

Наталия приветствовала баронессу, сложив руки в традиционном индийском поклоне.

— Я всегда мечтала побывать в вашей прекрасной стране, и вы обязательно должны рассказать мне о ней, — произнесла баронесса, усаживаясь на диване. Она одарила «принца» взглядом, от которого любой юноша пришел бы в восторг.

— Расскажите, какими судьбами вы оказались здесь, — поспешно обратился лорд к Кайрил, чтобы отвлечь баронессу от Наталии.

— Франц едет в Тегеран. Это не назначение, а просто визит. Оттуда мы вернемся в Рим. — Она ласково посмотрела на лорда Этелстана: — Вы все так же красивы, мой друг!

— А вы стали еще красивее, если это только возможно!

Заметив, что Наталия не без любопытства наблюдает за ними, лорд внезапно почувствовал раздражение: почему она не вышла из комнаты? Ведь должна же она понимать, что ее присутствие здесь нежелательно!

— Я пыталась встретиться с вами сегодня утром, — сказала баронесса, — мне очень хотелось побыть с вами наедине, но узнала, что вы с князем Давидом отправились на встречу с этими ужасными чеченцами.

— Так оно и было, — подтвердил Этелстан.

— Скажите, милорд, действительно ли горцы так страстны и красивы, как о них говорят? — Лорд не ответил, и баронесса, засмеявшись, продолжала: — Все так жалеют княгинь, плененных этими красавцами! Но мне говорили, что каждая девушка втайне мечтает, чтобы какой-нибудь джигит украл ее, перекинул через седло и увез далеко в горы!

Даже не глядя на Наталию, лорд почувствовал, как она напряглась, услышав слова баронессы, но остановить оживленную речь этой легкомысленной особы он был не в силах, и она продолжала:

— Я уверена, все ваши симпатии на стороне княгини Анны, но она, несомненно, нашла утешение в объятиях самого Шамиля, что же касается остальных…

— Это неправда! Клевета!

Голос графини прозвенел на всю гостиную, и удивленная баронесса, обернувшись, уставилась на странного «принца». Наталия была в ярости, глаза ее горели благородным негодованием.

Лорд Этелстан призвал на помощь все свое дипломатическое искусство, чтобы спасти положение: баронесса не должна заподозрить что-либо. Бросив графине предостерегающий взгляд, он сказал:

— Кайрил, вы должны простить его высочество за этот взрыв, но он вместе со мной был в Ведено и очень удручен условиями, в которых живут княгини.

Лорд говорил спокойно, уравновешенно, и вскоре заметил, что его тон подействовал на графиню: она взяла себя в руки. Правда, только что чуть было не выдав себя!

— Уверяю вас, — продолжал Этелстан, — княгини пребывают в самом плачевном состоянии. Они истощены, их одежда превратилась в лохмотья, кроме того, они невыносимо страдали от холода в эти зимние месяцы.

— Остановитесь, Дарси, — взмолилась баронесса, — вы же знаете, я не выношу ужасных историй о человеческих несчастьях. Я просто пересказала дворцовую сплетню, которую услышала здесь.

Наталия встала:

— Простите, милорд, мне надо сделать кое-какие покупки, и слуга ждет моих указаний.

Баронесса снова одарила юного «принца» самой неотразимой улыбкой.

— Мы еще встретимся сегодня вечером, ваше высочество, — сказала она, — я буду ждать этого с нетерпением!

— Ваше превосходительство очень любезны, — ответила графиня и, опять совершив традиционный поклон, вышла из гостиной.

— Ну вот, Дарси, наконец-то мы одни! — многозначительно произнесла баронесса, и лорд понял: ему предлагают возобновить прежние отношения. Но когда он поднес к губам руку баронессы, ему вдруг стало неловко: вдруг Наталия подслушивает за дверью? Но даже если и не подслушивает, все равно она где-то рядом и, наверное, сгорает от любопытства узнать, что происходит между ними.

— Вы очень холодны и натянуты, — немного помолчав, сказала баронесса, — когда-то мне удалось растопить эту ледяную сдержанность! — Она приблизила свои губы к его и мягко прошептала: — Неужели на этот раз у меня ничего не получится? Вы действительно забыли те парижские ночи?

— Их забыть невозможно! — тихо ответил лорд Этелстан, моля Бога, чтобы Наталия не слышала его слов.

— Вы здесь надолго? — спросила баронесса.

— Завтра уезжаю.

После встречи с посланниками Шамиля лорд Этелстан не был уверен в точной дате своего отъезда, но сейчас он принял окончательное решение уехать завтра, и как можно раньше.

— Так у нас с вами совсем мало времени! Правда, с шести до семи я буду отдыхать одна…

Дальше не требовалось никаких слов, их губы слились, хотя лорд Этелстан не сделал ни единого движения навстречу баронессе.

Лорд не почувствовал в себе страсти, которую когда-то она разжигала в нем, что, кстати, удавалось очень немногим женщинам. Ее лукавое кокетство, манящие взгляды, надутые губки, трепетное тело действовали на него магически. Сейчас же от той магии не осталось и следа.

Почувствовав, что ее чары не возбуждают лорда, баронесса встала, не собираясь тем не менее так просто отпускать своего любовника.

— Увы, я покидаю вас, Дарси. Мне еще нужно нанести несколько визитов, но я буду ждать вас к шести. Я остановилась в покоях императрицы, любой слуга скажет вам, как меня найти!

Лорд Этелстан встал, поднес к губам пальчики баронессы и поцеловал их. Нет, она больше не волнует его, и он не станет утруждать себя поисками покоев императрицы в шесть часов!

— До шести, дорогой Дарси! Я хочу, чтобы мы еще раз испытали ту безумную любовь, которая сделала нас такими счастливыми в Париже! — Она тихо засмеялась. — Я же знаю, что этот сухой дипломат на самом деле страстный и изощренный любовник!

Она коснулась его щеки и, покачивая кринолином, как цветком на ветру, вышла из комнаты.

Он стоял, глядя ей вслед, и думал: как быстро вспыхнула, так быстро и погасла страсть, даже пепла не осталось!

В этот момент дверь открылась, и в гостиную вошла Наталия. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — графиня кипит от гнева.

— Как она посмела… — Голос графини прерывался от переполнявших ее чувств. — Как посмела эта женщина — ваша подружка — клеветать на княгиню Анну и всех остальных? Очевидно, она судит о других по себе! Ее ночи в Париже вряд ли можно сравнить с теми ночами, когда мы лежали, дрожа от холода, закутавшись в старые одеяла! — Помолчав, она сурово спросила: — Почему вы не сказали ей, как плохо нас кормили? Как старшая жена имама преследовала нас, причиняя невероятные страдания? Как даже слуги вымещали на нас свою злобу?

Она замолчала, дожидаясь ответа, и лорд сказал:

— Мне очень жаль, что она так сказала, но вы-то понимаете, что виной всему романтические представления о чеченцах, которые объясняются полным неведением!

— Романтические представления! — воскликнула Наталия. — Но ведь вы же могли сказать ей, что в них нет ни капли правды?

— А откуда вы знаете, что я не сказал?

— Я слышала ваш разговор, — призналась графиня. — Любопытно было узнать, как вы себя ведете в обществе женщин!

— Мне всегда казалось, что подслушивать у двери — дурной тон! — вспыхнув, ответил лорд.

— И, разумеется, недостойно благовоспитанной женщины!

Лорду Этелстану стало ясно: она нисколько не раскаивается в своем, как ему казалось, непростительном поведении.

Немного помолчав, он сказал:

— Позвольте напомнить вам, что впредь вы должны быть осторожнее. Если вы себя выдадите, пострадаю не только я, но и ваш брат.

Наталия выглянула в окно и посмотрела в сад.

— Я понимаю, что не сдержалась, но она меня вывела из себя! Как смеет эта женщина, разодетая в шелка и атлас, говорить о якобы любовных связях с этими варварами?

— Вы много страдали, не отрицаю, но все равно держите свой гнев при себе, пока мы на территории России.

— Понимаю, вы предлагаете мне приберечь мои сказки арабских ночей для гарема! — вспылила Наталия. — Думаете, толстые наложницы будут меня слушать с большим удовольствием, или предлагаете усладить слух самого султана рассказами о наших страданиях?

— Я ничего не предлагаю! — рассердился лорд. — Я не хочу думать ни о вас, ни о вашем будущем. Меня волнует только настоящее!

— И ваша собственная судьба! — насмешливо произнесла Наталия.

— Правильно, моя собственная судьба!

Недовольные друг другом, они разошлись по своим комнатам. Лорд окончательно решил, что не пойдет к баронессе.

Но в шесть часов она прислала за ним служанку.

— Его превосходительство барон Вальчиан просит вашу светлость оказать ему честь, посетив его!

Она говорила по-французски и, судя по характерному выговору, была парижанкой.

— Его превосходительство? — переспросил он.

— Господин барон хочет видеть вас, милорд!

В этом случае лорд Этелстан не мог отказать. Он встал и последовал за француженкой, но тут дверь в гостиную отворилась и вошла Наталия.

При виде служанки она лишь молча подняла брови, но лорд без труда угадал ее мысли.

«В конце концов, это не ее дело!» — говорил он себе, проходя по широким, богато украшенным коридорам. И в то же время, зная ее отношение к Кайрил, чувствовал, что поступает опрометчиво. Лорд считал Кайрил очень занятной и одной из самых привлекательных женщин, в которых когда-либо был влюблен.

А в жизни лорда Этелстана было немало женщин. Они преследовали его постоянно, но он был очень разборчив, и лишь немногие вызывали ответное чувство в его, как правильно выразилась Кайрил, «замороженном сердце». Он часто думал, что, сколько бы ни было у него любовных интриг, сердце его всегда молчало. Иногда женщины пробуждали в нем страсть, он находил их обворожительными, ему хотелось видеть их снова и снова, но, если быть честным до конца, он никого по-настоящему не любил.

Кайрил была одной из немногих женщин, связь с которой длилась достаточно долго. Обычно пламя его желаний быстро затухало. Он становился более сдержанным и отчужденным, что иногда вызывало у женщин непреодолимое желание удержать его в своих сетях.

Прекрасная Кайрил блистала даже в самом веселом городе мира, где собрались самые красивые, экстравагантные, очаровательные женщины. Лорд Этелстан считал, что Кайрил затмевает их всех. Она была одновременно нежной, женственной и страстной, пылкой. Кроме того, она была по-своему умна, обладала чувством юмора, а иногда бывала хитрой и язвительной, что всегда забавляло лорда.

Но даже в самом разгаре их романа он часто подсмеивался над ее речами, но она умела дать Этелстану ощутить себя королем среди прочих мужчин. А как известно, все мужчины любят, когда им льстят, и лорд Этелстан не был исключением. Но Кайрил делала это так искусно, что он невольно верил ее лести и становился еще более самодовольным.

Приближаясь к ее апартаментам, он думал, действительно ли их взаимное увлечение прошло безвозвратно.

Относительно нее он не был уверен. Лорд чувствовал: она по-прежнему видит в нем человека, ради любви к которому она была готова на все. Ее не пугал даже скандал, который могла вызвать в обществе их связь.

Барон был гораздо старше жены, и лорд подозревал, что его давно не интересует личная жизнь Кайрил — лишь бы она держалась на людях в рамках приличий. Бывали даже моменты, когда он сам выручал баронессу из затруднительного положения ради спасения ее репутации.

Зная, с какой настойчивостью Кайрил добивается своего, Этелстан ожидал застать ее одну в покоях императрицы. Каково же было его удивление, когда австрийский посол, сверкая наградами, встретил его вместе с женой!

— Этелстан, дорогой, как приятно видеть вас! — воскликнул он на превосходном английском, поднимаясь навстречу лорду Этелстану.

— Я и не представлял, что вы в Грузии, барон! — ответил лорд.

— А я думал, Кайрил уже рассказала вам, что мы едем к шаху!

— Я был у него две недели назад, — промолвил Этелстан, поняв, что с ним ведут обычную светскую беседу.

Взглянув на часы, барон произнес:

— Простите, Этелстан, но у меня назначена важная встреча с наместником, которая, вероятно, продлится до обеда. Вот почему, узнав, что вы завтра уезжаете, я захотел кое о чем вас порасспросить.

— Да, завтра я уезжаю!

— Понимаю. Я хотел узнать, какое впечатление произвел на вас имам?

Лорд Этелстан усмехнулся про себя, поняв, зачем его хотел видеть барон. Посол, несомненно, пытался выяснить, конечно, при подстрекательстве русских, готова ли Англия поддержать Шамиля и какой совет намерен дать британскому министерству иностранных дел столь опытный дипломат.

Лорд Этелстан решил не увиливать с помощью хитроумных дипломатических фраз, а ответить прямо.

— Я думаю, — медленно произнес он, — имам теряет свою власть. Вероятно, года через два-три Шамилю придется признать свое поражение!

У барона загорелись глаза: он услышал то, что и надеялся услышать. Он сможет гордиться, передав слова лорда Этелстана наместнику, а через него — фельдмаршалу князю Барятинскому. Лорд Этелстан цинично подумал, что расплатился с послом за приятные ночи с его женой в Париже!

Барон снова посмотрел на часы.

— Простите, дорогой друг, но я не хочу заставлять нашего хозяина ждать. Вы же знаете, как он пунктуален!

— Да, конечно.

— Увидимся за обедом, — улыбнулся барон. — Убеди его светлость погостить у нас в Риме, — обратился он к жене. — Думаю, ему у нас понравится!

— Уверена, понравится! — ответила баронесса, бросив на лорда один из своих загадочных взглядов.

Муж поцеловал ей руку и вышел из комнаты. Он выглядел совсем дряхлым старцем рядом с молодой красавицей женой.

Когда дверь за ним закрылась, Кайрил протянула лорду руки.

— Видите, мой дорогой, барон действительно хотел вас видеть!

Это было сказано с таким озорным видом, что лорд невольно засмеялся.

— Почему вы подумали, что я усомнился в его приглашении?

— Я чувствовала — а вы прекрасно знаете, что мое чутье меня никогда не подводит, — что вы не хотели сегодня прийти ко мне. Вероятно, ваш юный принц отговорил вас. А может быть, вы полюбили кого-нибудь?

Ее голос прозвучал жалобно, и это тронуло Этелстана. Неужели Кайрил усомнилась в своем очаровании? Невероятно. Правда, женщины непредсказуемы, а Кайрил тем более. Он наклонился к ней, но она неожиданно встала и взяла его за руку.

— Пойдемте, я что-то вам покажу!

Когда они проходили через комнату, лорд ощутил тот самый экзотический аромат, который преследовал его в Париже, когда он был ее любовником. Этот неповторимый запах оставался с ним еще долго после того, как они расстались.

Баронесса открыла дверь, впустила его в комнату, и только тут он понял, что она привела его в свою спальню. Великолепная кровать с балдахином была увенчана короной Воронцовых, которую поддерживали золоченые купидоны. Лорд Этелстан услышал, как за ними захлопнулась дверь, и в следующий момент Кайрил была уже в его объятиях.

— О Дарси, Дарси! — воскликнула она. — Как я скучала по вас! Если бы вы только знали, как я скучала! Любите меня, как любили раньше! Любите и дайте мне поверить, что мы снова можем быть счастливы!

Лорд Этелстан машинально обнял ее, и она подняла к нему свое умоляющее лицо.

Отказать ей он не смог: их слишком многое связывало, на какой-то миг прошлое ожило в его памяти. Конечно, их отношения никогда не станут прежними, но можно хотя бы притвориться, попытаться раздуть почти потухший огонек в небольшое пламя.

Коснувшись ее губ, он привлек ее в свои объятия.

Через час лорд Этелстан вернулся в свои апартаменты. Обрадованный, что в гостиной никого нет, он позвонил и заказал бутылку шампанского. Когда принесли вино, он опустился в кресло и выпил один за другим несколько бокалов. Он все еще ощущал запах Кайрил, действовавший на него как наркотик.

Ее-то он, может быть, и сделал счастливой, но самому ему ясно, что нет ничего более безнадежного, чем возрождение теней прошлого. Живя в Индии, он часто сравнивал с Кайрил женщин, которые его окружали, но ни в одной из них не находил и малой толики ее красоты, страстности и обаяния.

«Мне тридцать пять лет. Пора остепениться и обзавестись наследником», — часто говорил он себе, думая о своих огромных владениях в Англии, о том, что рано или поздно он, разумеется, оставит дипломатическую службу и, поселившись в имении, будет принимать участие в делах графства и заседать в палате лордов. Но он не представлял себе, как будет жить в имении один.

Этелстан-Парк был слишком велик и внушителен; ему требовалась хозяйка, а сам лорд хотел иметь рядом женщину, которую полюбит, которая станет частью его самого, которой он будет гордиться, как матерью своих детей.

«Теперь уже слишком поздно!» — думал он, понимая, что в его возрасте невозможно жениться на девочке, только что покинувшей классную комнату.

А женщины постарше все замужем, и их мужья — снисходительные или ревнивые — непреодолимое препятствие для брака!

Казалось невероятным, но ни одну из многочисленных женщин, знакомых ему, лорд не мог представить себе в роли своей жены.

Он знал, что во многих знатных домах он был бы желанным гостем, ему бы оказывали различные знаки внимания, присылали приглашения на приемы и балы, но он не мог припомнить ни одной незамужней женщины, которую счел бы достойной сопровождать себя.

— Но ведь умереть холостяком смешно! — сказал он вслух и решил, что, вернувшись в Англию, он предпримет решительные шаги, чтобы покончить со своим холостяцким положением. Хозяйки лондонских салонов, разумеется, с удовольствием дадут ему совет. Но если уж и они не помогут, то он обратится к королеве, которая сама бесконечно счастлива с принцем-консортом и всем остальным желает такого же блаженства.

Но королева вышла замуж в двадцать один год!

«Ну что я стану делать с неоперившейся девчонкой, черт возьми?» — спрашивал себя лорд. Он содрогался при мысли, что ему придется взять в жены девушку голубой крови и стать для нее воспитателем, как это делали многие его друзья. Они жили в уединении в поместьях, производя ребенка за ребенком. Мужья забавлялись в Лондоне, содержали любовниц в нарядных виллах в Риджент-Парке, посещали веселые ночные заведения, которых становилось в Лондоне все больше и больше, так что столица Англии уже могла соперничать с Парижем.

«Необходимо что-то предпринимать, и незамедлительно!» — убеждал себя лорд Этелстан.

Эта мысль угнетала его, как и сознание невозможности вернуть из прошлого любовь к Кайрил.

Раньше он считал, что их взаимное влечение — нечто большее, чем просто физическое желание, что в их близости присутствует момент слияния душ, которого ищут все мужчины, да редко находят.

Но сегодня он понял, что волшебство их любви безвозвратно исчезло.

«Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу от жизни и от женщин?» — эти мучительные вопросы одолевали лорда.

Он встал с кресла и подошел к окну.

Солнце уже садилось, окруженное золотистым нимбом, освещая почти райскую красоту зеленой плодородной долины. Он поднял глаза к небу: прямо над ним, широко раскинув крылья, парил огромный орел. Гордый царь птиц, он был символом свободы, могущества и независимости. Он был выше этого мира со всеми его проблемами.

«Вот чего хочу я! — внезапно дошло до лорда. — Вот к чему я стремлюсь — лететь, как этот орел!» Внутренний голос тут же спросил: «Один?»

Лорд отвернулся от окна. Что толку стремиться к невозможному?!

Глава 5

Графиня Наталия в беспокойстве ходила по спальне.

Она не понимала почему, но при мысли о свидании лорда с баронессой ее начинал душить гнев. Австрийская красавица вызывала в ней острое чувство неприязни после ее грязных намеков относительно княгини Анны и других пленниц.

— Как она смеет думать, что мы приятно проводили время в плену у Шамиля? — кипела она. — Как она могла даже предположить, что приличная женщина захочет оказаться в объятиях дикого чеченца?

Однако она была достаточно умна, чтобы признать: есть женщины, которых даже возбуждает мысль о похищении сказочно прекрасным горцем!

«Лорд Этелстан может понять это», — подумала она, и ее мысли невольно переключились на английского дипломата.

Когда в Большом Ауле он отказался взять ее с собой в Константинополь, Наталия безумно рассердилась на него. Она никогда не думала о нем как о мужчине. Для нее это был человек, способный либо помешать, либо помочь ей осуществить план спасения брата. Когда он ей попробовал помешать, Наталия его возненавидела, сама удивляясь, что способна на такие сильные чувства. Когда же ее хитрость с переодеванием удалась, она испытала истинное удовольствие, наблюдая ярость Этелстана.

Однако во дворце наместника она услышала о лорде немало удивительного. Графиня почему-то считала его не более чем напыщенным англичанином, дворянином, занимающимся дипломатией по-дилетантски и добившимся своего положения только благодаря происхождению и хорошим манерам.

Но во дворце она услышала, с каким уважением все говорили о нем! Вряд ли это объяснялось одним желанием русских дружить с Великобританией.

Сам наместник очень тепло говорил о лорде Этелстане и искренне хвалил его. Человек, который объездил весь мир и всегда умел отстаивать интересы своей страны, который благодаря своему такту и обаянию не раз отводил угрозу войны между странами, — такой человек не мог оставить графиню равнодушной.

Она поймала себя на том, что стала относиться к нему иначе, и впервые заметила, как он красив. Бесспорно, это был самый привлекательный мужчина во всем дворце! Даже в Петербурге, где русские офицеры в блестящих мундирах пленяли сердца красавиц, вряд ли кому-нибудь удалось затмить этого человека. К тому же он значительно моложе, чем ей это вначале показалось. Поглощенная своим планом, она думала о нем как о человеке преклонных лет, не способном рисковать и получать удовольствие от приключений. Все оказалось не так, как она думала: лорд Этелстан и умен, и хорош собой, и пользуется уважением наместника. Кстати, о наместнике.

Немного пожив в Грузии, Наталия с удивлением отметила, что «пряклятого», как его называли мюриды, князя Воронцова здесь почитают героем и даже обожают. Это был крупный, под стать своему дворцу, мужчина, сдержанный, мужественный, верный своим убеждениям, воплотивший в себе лучшие черты своих благородных предков.

Высокомерный и сдержанный, князь, однако, отбрасывал всякую чопорность, когда говорил о лорде Этелстане.

И Наталия поняла почему. Наместника и английского дипломата связывало много общего.

Князь Воронцов получил образование в Англии. Его отец добровольно покинул Россию из-за натянутых отношений с царем Павлом I и много лет прожил в Лондоне. Нынешний князь был одним из веселых, беспутных молодых денди, окружавших принца-регента, впоследствии ставшего Георгом IV.

Вернувшись на родину, он служил царю сначала как военный, а позже получил пост губернатора Новороссии и Бессарабии. Здесь и обнаружились его блестящие администраторские способности, когда он, фактически на пустом месте, создал новую колонию. В Одессе он развил торговлю, построил гавани, больницы, училища, привел в порядок улицы и, наконец, пригласив английского архитектора, воздвиг в Алупке, на крымском берегу, один из самых потрясающих дворцов в мире.

Глядя на это чудесное творение из камня, возвышавшееся над морскими просторами, все убеждались, что за маской холодного человека скрывается неукротимый романтик и мечтатель. И лорд Этелстан как никто другой понимал эту особенность князя Воронцова.

Ах, этот лорд Этелстан! Наталия пыталась убедить себя, что это дерзко, но тем не менее невольно думала о том, чем он сейчас занимается в обществе ненавистной баронессы.

«Интересно, каков он в любви? — размышляла она. — Такой же натянутый и напыщенный или в нем под ледяной маской горит огонь, о существовании которого она не догадывалась до недавнего времени? Как ему может нравиться такая женщина?»

Наталия понимала, что несправедлива к ней. Баронесса, несомненно, красива. Она великолепно одета, о ней сплетничают, что куда бы ее ни забросила судьба, вокруг нее всегда целый рой поклонников любой национальности.

— Она распутная пустышка! — вслух произнесла Наталия, но ее слова прозвучали не совсем искренне.

На туалетном столике лежал кинжал, который она только что купила на базаре. Взяв его, графиня проверила остроту лезвия. Это оружие ей еще пригодится. Кинжал был искусно выполнен местными мастерами; рукоятку украшали кораллы и бирюза, которые, по восточному поверью, приносят счастье. Пусть же он принесет ей быструю и безболезненную смерть!

Она положила оружие и подошла к окну.

Наталия смотрела на зеленую, цветущую долину, и слезы наворачивались ей на глаза. Пройдет совсем немного времени, и ее заточат в четырех стенах гарема. Единственным зрелищем, которым она сможет наслаждаться через решетку, будут воды Босфора.

Казалось странным, что жизнь кончается, не успев начаться, но выбора у нее нет.

Сейчас ее отделяют многие мили как от родного дома близ Варшавы, так и от блистательного Петербурга.

Она выросла в Польше, где жили ее родители, получив в наследство от дальнего родственника небольшое имение. До недавнего времени она не понимала, как свободна и вольнолюбива Польша по сравнению с Россией.

Дворяне там жили в огромных имениях, окруженные роскошью, наслаждаясь беспечной жизнью; ездили верхом по равнинам на породистых лошадях и менее всего задумывались над тем, что находятся под игом России.

Варшава, с ее старинными домами, чудесными фонтанами и узкими улочками, считалась одной из самых очаровательных столиц Европы, и ее жители гордились своим городом. По сравнению с Петербургом Варшава была более европейской столицей. Прямая железная дорога связывала ее с Парижем. В Варшаве не было недостатка ни в модных магазинах, ни в первоклассных портнихах, в театрах шли пьесы французских и немецких драматургов.

Только покинув этот город, Наталия поняла, что ту свободу мыслей, которая царила в доме ее отца, в России она не найдет. Ее мать умерла, когда девочке было четырнадцать лет. Отец отличался редким умом, его окружали очень образованные люди, что не могло не отразиться самым благотворным образом на маленькой Наталии. Девочка получила широкое и разностороннее образование. Она легко и с удовольствием училась, опережая в науках многих своих сверстниц.

Смерть отца была для нее тяжелым ударом: Наталия очень любила его. Но теперь им с братом пришлось покинуть родной дом.

Царица, узнав об их несчастье, предложила сиротам перебраться из Варшавы в Петербург. Дмитрия приняла в свой дом прекрасная семья, в которой росли его сверстники. Он сразу же освоился и, несомненно, был бесконечно счастлив с людьми, которых почитал, как собственных родителей.

Наталия же поселилась в Зимнем дворце.

У царицы было двести фрейлин, и все они жили при дворе. Среди них было несколько новеньких, которые, как и Наталия, изучали круг своих обязанностей, прежде чем им позволят носить бриллиантовую монограмму фрейлины и длинный красный с золотом шлейф.

Первое, что поразило Наталию во дворце, была жара, от которой девушка, привыкшая к свежему воздуху польского имения, буквально задыхалась.

Другое, что неприятно ее поразило — и это было куда страшнее, — невозможность говорить то, что думаешь: это считалось нарушением придворного этикета.

Конечно, в Варшаве она слышала разговоры отца с друзьями о деспотизме царя, о том, что всякому, кто осмелится выступить против него, грозит Сибирь. Но она с трудом верила этому; ей казалось, что люди придумали эту страшную сказку, чтобы опорочить русских, завоевавших польские земли.

Оказавшись в Петербурге, она не могла не заметить контраста между неимоверной роскошью дворцов и оборванными, почти умирающими от голода людьми на улицах столицы.

Отец учил ее быть наблюдательной и не бояться критически оценивать увиденное. Наталия смотрела на Петербург не как юная, романтически настроенная девочка, а как умный наблюдатель.

Поначалу ее, конечно, ошеломили великолепные дворцы — зелено-белый Зимний, отражающийся в Фонтанке желтый Юсуповский и стоящий на набережной Невы красно-белый Воронцовский.

Голубые, розовые, сиреневые дворцы и особняки, слуги в которых были одеты в красочные, роскошные ливреи, напоминали своим видом декорации некоего спектакля.

И тут же — оборванные крепостные, которых хозяева могли пороть розгами и даже убить; стоящие на перекрестках женщины с детьми — испуганные, истощенные, протягивающие за милостыней худые руки.

С одной из фрейлин, девушкой чуть постарше, Наталия быстро подружилась. Елизавета — так звали новую подругу — была влюблена и, разумеется, нуждалась в наперснице. Наталия подошла для этой роли как никто другой.

Их комнаты располагались рядом, и часто ночами они сидели на постели и болтали.

Елизавета была влюблена в Илико Орбелиани, который признался ей в своих чувствах летом на пикнике. Почти ежедневно из кадетского корпуса тайком приходили письма. Елизавета была в восторге, но Наталии, привыкшей к общению со взрослыми серьезными мужчинами, письма Илико казались детскими и смешными. Но ее подруга была влюблена, для нее Илико являлся образцом совершенства.

На балах и приемах, которые устраивались во дворце почти каждую ночь, она искала только Илико, а если не находила, то считала этот вечер вычеркнутым из жизни.

Наталия не имела представления о любви, но интуитивно чувствовала: Елизавета и Илико слишком молоды и незрелы для женитьбы, хотя искренность их чувства не вызывала сомнений.

Ее удивляло, как мало знает Елизавета о домашнем хозяйстве и вообще о мире, существующем за пределами сверкающего огнями дворца. Имеет ли она понятие, спрашивала себя Наталия, что значит быть женой военного? Жить с ним в захолустных, лишенных всяческих удобств уголках России? Для нее Елизавета была хорошенькой девочкой, этакий мотылек, порхающий по танцевальным залам и ловящий мимолетные поцелуи среди оранжерейных орхидей.

Но как бы то ни было, молодые люди любили друг друга, и после окончания кадетского корпуса Илико собирался свататься. Но произошло несчастье. Царь, пребывая в очередной раз в скверном расположении духа, отправился инспектировать кадетов.

Вечером накануне проверки воспитанники изрядно выпили на шумной пирушке. Русские офицеры нередко позволяли себе подобные излишества, но Илико был очень молод и, в отличие от своих более опытных товарищей, сильно опьянел. Утром он не только опоздал на смотр, но и явился одетым не по форме!

Царь мог быть жестоким, грубым и неуравновешенным. В назидание остальным он сослал юношу в Сибирь.

Наталия с трудом могла поверить в случившееся. Царь показал себя жестоким деспотом не хуже любого восточного правителя. Утешая рыдающую Елизавету, она впервые испытывала незнакомый ужас перед жизнью, в которой происходят подобные случаи. До сих пор Сибирь казалась ей химерой, которой пугали преступников. Теперь она стала реальностью.

Елизавете непременно хотелось знать, какая участь ждет Илико в Сибири, и девушке рассказали, что заключенные работают на рудниках и приисках, в ужасных условиях, полураздетые и голодные, под охраной казаков, которые нередко пускают в ход плети. Заключенным запрещено разговаривать друг с другом, и они умирают медленной мучительной смертью.

После этих рассказов Наталия ловила себя на том, что ей невыносимо смотреть на сокровища, сделанные из драгоценных камней, добываемых в Сибири. Кто знает, каких страданий стоит великолепная ваза из ляпис-лазури? Сколько ударов казацкого кнута стоил сверкающий аметист, красующийся на белоснежной шейке петербургской красавицы? Ей хотелось идти по дворцу с закрытыми глазами, потому что всякий раз, смотря на ониксы и нефриты, розовые кварцы и голубую бирюзу, она видела не их красоту, а отчаяние людей, добывающих их.

Открыто интересоваться подробностями жизни Илико было опасно — в стране действовала тайная полиция. Об ужасном обращении, которому там подвергались беспомощные, несчастные узники, можно было говорить только шепотом. Даже самые высокопоставленные люди России понижали голоса и оглядывались через плечо. Вскоре Наталия обнаружила, что и сама заражена предательским страхом, который, как яд, просачивался во все слои русского общества.

Это было одной из причин, почему она с радостью приняла приглашение своей крестной, княгини Анны Чавчавадзе, пожить у нее в Грузии. Наталия решила взять с собой младшего брата Дмитрия. Хотя тот и был счастлив в новой семье, она считала, что и ему неплохо на время уехать из Петербурга, где сам воздух был отравлен. Грузины чувствовали себя гораздо свободнее и счастливее обитателей севера, их жизнь не омрачала тайная полиция, им не грозила Сибирь.

Княгиня Анна пригласила Наталию, чтобы та подружилась с ее племянницей Ниной, но девушке было скучно с юной княжной, занятой только своей внешностью и не интересовавшейся политическими событиями, волновавшими Наталию не меньше, чем других девочек — наряды.

Когда она жила в Петербурге, ей так не хватало отца, с которым она могла бы обсудить все увиденное и услышанное. Ложась спать, она всякий раз жалела об отсутствии собеседника, который мог объяснить ей, почему все творящиеся жестокости остаются безнаказанными. Не нашла она такого собеседника и в Большом Ауле. Там все думали только о своих страданиях, о недостатке воздуха, плохой одежде и ужасном холоде.

Когда в тесной комнате плакали дети, жаловались слуги, серьезной беседы не получалось. Да и не с кем ей было вести разговоры — княгиня Анна была целиком сосредоточена на детях, которые с трудом переносили тяжелые условия плена.

Все переменилось с того момента, когда она отважилась отправиться в это путешествие в костюме индийского принца под невольным покровительством лорда Этелстана.

Теперь было с кем поговорить: и с лордом, и с офицерами, сопровождавшими их во Владикавказ и Тифлис. А уж во дворце наместника она встретила множество людей, напомнивших ей друзей отца. Она слушала их разговоры о новых научных открытиях, о войне, о новой военной тактике, с помощью которой будет разгромлен Шамиль. Они спорили о Персии, о шахе, о Крыме и британцах, об Афганистане и неизбежной вспышке войны на индийской границе.

Для Наталии эти беседы были глотком свежего воздуха после длительного заключения в темной камере. Она чувствовала, как снова оживает, с удовольствием отмечая, что окружающие поражены обширными познаниями юного принца Раджпута. И несмотря на висящий над ней дамоклов меч, она впервые за долгое время чувствовала себя счастливой.

И хотя лорду Этелстану досаждало ее присутствие, она с нетерпением ждала продолжения путешествия наедине с ним.

Вечер прошел весело, в увлекательных разговорах. На ужине присутствовали пятьдесят человек; в небольшой гостиной играл оркестр.

Уже уходя, Наталия увидела лорда Этелстана, беседовавшего с баронессой.

В платье, которое могло быть сшито только в Париже, эффектная, обольстительная, она, казалось, о чем-то умоляла своего собеседника. Это выглядело очень странно. Просит о новом свидании, решила Наталия и почувствовала новый приступ гнева. Она не могла вынести связь лорда Этелстана с женщиной, которая говорила такие гнусности о заложницах. Но к ее удивлению, лорд поцеловал руку баронессы и подошел к ней, Наталии.

— Думаю, нам пора уходить, — учтиво произнес он.

Уверенная, что знает, почему он хочет покинуть гостей, девушка высоко подняла подбородок, взглянула на него гневными темными глазами и гордо прошла впереди него по чудесной резной лестнице.

Они вошли в гостиную. Свечи в роскошных канделябрах уже были погашены, и комната освещалась слабым светом нескольких свечей в небольших изящных подсвечниках.

Графиня повернулась к лорду.

— Доброй ночи, милорд, — холодно произнесла она. — Надеюсь, вы хорошо развлечетесь с вашей подругой-клеветницей!

Лорд возмутился:

— Это замечание не в вашем характере. Настоящий принц Раджпута не может быть столь бестактным, бесчувственным и дурно воспитанным, чтобы говорить подобные вещи!

— По-вашему, все эти недостатки присущи мне?

— К сожалению, это слишком очевидно!

— Мне, милорд, одинаково отвратительны и ваша клевета, и невоздержанный язычок баронессы. Я не хочу иметь ничего общего с подобной женщиной!

— И со мной, по-видимому, тоже!

Наталия кивнула.

— Ну что ж, есть очень простое средство избавиться от меня, — в словах лорда звучала нескрываемая насмешка, — прекратите этот маскарад и следуйте дальше без меня!

Графиня вдруг поняла, что допустила faux pas[3]. Она необдуманно выплеснула на лорда гнев, движимая чувством, которого сама не понимала. Девушка отвернулась и несколько минут стояла в нерешительности, глядя на огромную вазу с лилиями, затем тихим, подавленным голосом прошептала слова извинения.

Лорд не ответил, и тогда она взмолилась:

— Пожалуйста… позвольте мне… ехать с вами!

Он собрался сказать в ответ очередную колкость, но, посмотрев на ее тоненькую фигурку с печально склоненной головой в блестящем тюрбане, передумал.

В Наталии было что-то невыразимо трогательное. Такая юная и неискушенная, она все же решилась на эту безумную авантюру. Да вдобавок полна решимости умереть! (Лорд Этелстан не сомневался в искренности ее намерений, хоть и звучало это очень наивно.) Он сдержал гневную отповедь, чуть не сорвавшуюся с его губ, и вместо этого ласково произнес:

— Давайте, графиня, забудем эту мелкую ссору?

Наступила пауза. Затем Наталия спросила:

— А у вас… хватит на это… великодушия?

Не дождавшись ответа, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Их взгляды встретились, и между ними произошло что-то странное и непостижимое. У нее сдавило горло и перехватило дыхание.

Казалось, они простояли целую вечность, прежде чем лорд Этелстан сказал, впервые назвав ее по имени:

— Спокойной ночи, Наталия!

И скрылся в своей спальне, оставив ее наедине со своими смятенными чувствами.

На следующий день рано утром они тронулись в путь.

Штат прислуги лорда составлял двадцать пять человек, включая как тех, кого он послал с багажом от персидской границы прямо в Тифлис, так и тех, кто был с ним в Ведено. Багаж везли вьючные лошади, так что путники двигались сравнительно быстро.

Путешественники такого ранга, как лорд Этелстан, обычно везли багаж на повозках или на верблюдах. Но лорд настоял, чтобы ему дали лошадей, причем таких, чтобы из-за них не задерживаться в пути.

Когда дворец наместника скрылся из вида, лорд с улыбкой обратился к Наталии:

— Думаю, нам следует расшевелить наших лошадок, пустив их галопом!

Это была отличная идея! Они с Наталией ехали на жеребцах, подаренных имамом. Простояв целый день без движения, лошади проявляли все признаки нетерпения: становились на дыбы, ржали, и справиться с ними могли лишь по-настоящему опытные наездники. По выражению лица Наталии лорд понял: предложение пришлось ей по вкусу, и через мгновение они уже скакали во весь дух впереди слуг.

Наталия сразу почувствовала, что скачет на прекрасном жеребце. На таком коне она не ездила с тех пор, как покинула Польшу.

Проскакав галопом мили две, лорд остановил коня и обернулся. Увидев далеко позади длинную вереницу вьючных лошадей и всадников во главе с Хоукинсом, они, довольные, что так обогнали их, весело рассмеялись.

— Это было замечательно! — глубоко вздохнув, призналась Наталия. — Если бы вы знали, как я соскучилась по поездкам верхом, живя в горах, а до этого в Петербурге!

— Разве вы там не ездили верхом? — удивился лорд.

— Ездила, — насмешливо ответила графиня, — вернее сказать, вышагивала рядом с остальными фрейлинами, которые на самом деле с большим удовольствием прокатились бы в экипаже! — Она слегка улыбнулась. — В Петербурге принято, следуя примеру царя, ездить по городу или в открытом экипаже, или в санях, в зависимости от времени года. Беда в том, что я никогда не любила городов!

— Я тоже! — подхватил Этелстан.

— Вы сегодня отказались от эскорта, предложенного наместником. Почему? — спросила Наталия, глядя на обоз.

— Я решил, что мы уже порядком надоели друг другу. А кроме того, я начинаю нервничать всякий раз, когда вы забываете о своем индийском акценте или о том, что вы мальчик.

— Ну вот! А мне-то казалось, я безупречно играла свою роль, если не считать маленькой ошибки.

— Которая могла дорого вам обойтись, — серьезно добавил лорд.

— Я уже… извинилась.

Он глубоко вздохнул:

— Я чувствую себя, как на пороховой бочке!

Наталия засмеялась.

— Полагаю, я должна еще раз извиниться за то, что так вас напугала. Труднее всего мне было не выдать, что я и раньше была в этом дворце!

— Ну что ж, в целом вы сыграли свою роль очень убедительно!

— Благодарю вас, сэр, — озорно воскликнула Наталия. — Не ожидала услышать от вас слова похвалы!

— Вы что же, принимаете меня за мрачного мизантропа?

— А что еще я могла думать о вас? Вы же постоянно сердились на меня с тех пор, как мы познакомились!

— Но вы же провоцировали меня!

— Возможно, но я думала, что вы любите приключения! В конце концов, дипломат должен быть хоть немного авантюристом, иначе ему трудно будет добиться успеха!

— По-моему, вы опять пытаетесь поддеть меня! Вы очень настойчивы, юная леди, но, если хотите, я приложу все усилия, чтобы сделать ваше путешествие приятным, и будьте уверены, отныне вы хозяйка положения.

— Ну что ж, я с радостью принимаю ваши предложения.

— Тогда позвольте кое-что сообщить вам. Я распорядился, чтобы гонец доставил нам сведения о ходе обмена заложниками к моменту нашего прибытия в Константинополь. — И более серьезным тоном добавил: — Вам незачем приносить эту ужасную, неестественную жертву, если в том не будет нужды.

— Вы хотите сказать, если переговоры закончатся неудачей? — тихо спросила графиня. — Я переживу что угодно, но только не это!

— Послушайте, графиня, не смотрите на вещи так пессимистично!

— Не думаю, что княгиня Анна проживет долго. — Голос Наталии дрогнул. — Зимой был момент, когда мы боялись за ее жизнь. Она ужасно кашляла, у нее начали выпадать волосы, и она была так слаба, что нам приходилось все за нее делать.

— Представляю, что вам пришлось выстрадать, — тихо произнес лорд, вспомнив про неудобства, которые сам испытал в Большом Ауле, будучи на положении почетного гостя.

— Более того, знаете ли вы, что если после смерти пленного остается ребенок, то по закону он становится «собственностью Аллаха» и его воспитывают в мусульманской вере?

— Нет, этого я не знал.

— Детей княгини Анны в случае ее смерти ждет такая же участь! — Наталия вздохнула. — Княгиня Варвара часто говорила, что хотела бы умереть, чтобы соединиться с мужем, погибшим в сражении, но должна жить ради сына.

— Я знаю, что вам пришлось пережить, но уверен: заложников обменяют! А вот что касается вашего будущего, то оно мне видится в тумане…

В конце дня они остановились на ночлег в небольшой рощице.

После превосходного ужина, приготовленного Хоукинсом, слуга поднял полог палатки лорда. Вечер был теплый, и Этелстан с Наталией сидели, словно на террасе, глядя в темное ночное небо, усыпанное яркими звездами.

Рядом располагались палатки для слуг, которые сейчас сидели вокруг яркого костра. Расседланные лошади мирно пощипывали траву. Все кругом дышало спокойствием и тишиной. Неожиданно Наталия обратилась к лорду:

— Расскажите мне о дворце султана в Константинополе. Вы, наверное, там бывали не раз!

— Да, я был принят султаном. Вы действительно хотите знать, что вас ожидает?

— Лучше уж знать все заранее, чем оказаться застигнутой врасплох… — серьезно ответила девушка.

Лорду Этелстану не хотелось нарушать очарование вечера разговорами, но графиня попросила его, и он начал свой рассказ:

— Константинополь — ворота на Восток, столица Оттоманской империи и дом султана Абдул-Азиза, халифа правоверных, или, как его еще называют, тени Аллаха на земле.

Наталия содрогнулась.

— Сераль, или гарем, всегда связан с тайнами и легендами. Слово это происходит от арабского «харам», что значит «запрещенный, незаконный». Когда султан выезжает за пределы столицы, его сопровождают охранники со знаменами и усыпанными жемчугом зонтами. Они размахивают страусовыми веерами, чтобы защитить его от любопытных глаз.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, лорд продолжал:

— Иностранным гостям, таким, например, как я, дают великолепный халат, в котором они могут приблизиться к султану. Меня он принимал, сидя на широкой постели с балдахином, укрепленным на четырех столбиках из золота и серебра, украшенных драгоценными камнями.

Наталия невольно засмеялась:

— На вас это произвело большое впечатление?

— Ну, разумеется! Иначе я не был бы дипломатом!

— Продолжайте! — попросила Наталия.

— Вообще-то я мало что видел, кроме приемных, но чернокожих евнухов видел. — Ему показалось, что графиня вздрогнула, но он безжалостно продолжил: — Главный чернокожий евнух — фигура того же ранга, что и великий визирь. Он пользуется огромной властью и имеет право обращаться прямо к султану. Ему-то вы и будете подчиняться, и судьбу вашу будет решать он.

— Понятно, — тихо произнесла Наталия.

— Мне всегда говорили, что сераль — это что-то вроде женского монастыря, где религия — грех, а Бог — султан. Но кто считает, что там царит необузданная распущенность, — сильно заблуждается. Так обычно изображают гарем в бульварных романах. По-моему, самое страшное зло гарема — скука.

— Мне тоже так всегда казалось, — поддержала лорда Наталия. — Всех этих женщин, запертых в одном гареме, связывает в конечном счете лишь взаимная вражда, злоба и ревность.

— Что касается евнухов, то их тоже нельзя назвать образцами добродетели. Их иронически называют «хранителями розы» или «хранителями восторгов», но это не мешает им пользоваться кнутами из шкуры гиппопотама, — говорил лорд, глядя на Наталию, чей взор был неподвижно устремлен в темноту.

«Как прекрасен ее профиль!» — неожиданно подумал он.

Все в ней говорило о гордом характере: аристократический маленький нос, изгиб губ, брови вразлет и огромные темные глаза, в которых сейчас застыл ужас.

— Подумайте, графиня, — горячо заговорил Этелстан, — вы будете заперты в четырех стенах и так проведете не день, не месяц, а годы!

— Я готова умереть!

— Но чего вы этим добьетесь? Вероятнее всего, вы вернетесь и снова начнете жить той жизнью, которой так беспечно распорядились, прежде чем оплатить долги, накопившиеся за время вашего последнего существования!

Девушка повернулась к нему.

— Вы говорите о переселении душ? — воскликнула она. — Вы стали интересоваться этим в Индии?

— Восточные религии я изучал в Оксфорде.

— У моего отца было несколько книг на эту тему. Я их прочитала, но мне хотелось бы знать об этом побольше!

— «Все, что у меня есть, — ваше». — Лорд Этелстан сделал широкий жест рукой.

Наталия пришла в восторг и рассмеялась.

— Расскажите мне все, что знаете!

— Невозможно! Проговорив только о буддизме весь день и всю ночь, я затрону лишь вершину айсберга!

Графиня положила локти на стол, подперла ладонями подбородок и посмотрела на лорда загоревшимися глазами.

— Если бы вы знали, как я мечтала встретить человека, искренне интересующегося Востоком!

— Почему именно Востоком?

— Мне всегда хотелось бывать в Индии, но жить в Англии.

— И одно, конечно, противоречит другому?

— Не совсем. Я верю, что Восток может дать утешение душе, а Запад, который для меня олицетворяет Англия, — возможность думать и говорить свободно.

— По-моему, прежде чем мы углубимся в теоретические рассуждения о переселении душ, вы должны рассказать мне о себе. Я очень мало о вас знаю.

— А мне почти нечего рассказывать!

— Потому что вы очень молоды?

— Нет, потому что я очень мало сделала в этой жизни! — На последних словах Наталия сделала ударение.

— Вы, и правда, верите, что жили раньше?

— Конечно, верю! И я, и вы, и любой другой проницательный, умный и чуткий человек, — все мы уже посещали этот мир в нашей прошлой жизни…

— Как знать, может быть, вы и правы.

Они все еще беседовали, когда лорд обнаружил, что лагерь уже спит. Костер потух, люди разбрелись по своим палаткам или спали под открытым небом, завернувшись в одеяла и положив седла под головы.

Они с Наталией так увлеклись разговором, что не заметили, как пролетело время.

— Пора спать, — почти с сожалением произнес лорд. — Завтра нам предстоит трудный переход, и я хочу, чтобы вы отдохнули.

— Я не устала, милорд! Наш разговор придал мне новые силы!

Он, улыбаясь, посмотрел на нее. Девушка говорила правду: она выглядела оживленной и вся сияла, чего раньше он не замечал.

— Все равно вам нужно выспаться, — сказал он, а сам подумал, что в гареме султана у нее будет время выспаться! Под охраной чернокожих евнухов, за двумя деревянными и двумя чугунными дверями, закрывающимися на огромные замки…

— Доброй ночи, милорд, — сказала Наталия, вставая.

Ее болезненная худоба заставила его сердце сжаться, и, поддавшись какому-то странному порыву, он быстро произнес:

— Наталия! Не делайте этого! Если Шамиль будет держать в плену вашего брата, я поведу переговоры о его освобождении! Дело только за деньгами! Сколько бы он ни запросил — я заплачу!

Не веря своим ушам, Наталия посмотрела на него.

— Вы, милорд? Но вам-то зачем это делать?

— Мне ненавистна мысль, что христианка попадет в гарем к султану. Вы себе даже представить не можете, каким унижениям подвергают женщину, которой суждено стать женой или наложницей султана! — Он замолчал. — Прежде чем ей предстать перед ним, ее учат искусству любви. Но это не то искусство, которое известно на Западе и которое может постичь такая девушка, как вы.

Наталия молчала.

— В гареме султана целые орды женщин, и, прежде чем выбор падет на вас, могут пройти годы. Но то, что вам придется узнать за это время, потрясет вашу душу. Ни о чем подобном вы не читали и не думали.

Он опять замолчал.

— Наложница или жена приближается к султану на коленях и ласкает его, начиная с ног! — Его голос зазвучал резче: — Вы понимаете, что это значит?

— Я уже сказала вам, что убью себя.

— А вдруг у вас не хватит мужества для этого? Только пуля приносит мгновенную смерть. Хватит ли у вас решимости и силы вонзить кинжал так, чтобы смерть наступила сразу? Это не так-то легко!

— Я знаю, — резко ответила Наталия.

— Если у вас не получится, — не успокаивался лорд, — вас живьем зашьют в мешок и утопят — эту процедуру выполняют бистанужи-лодочники в присутствии евнухов.

Увидев, что девушка трепещет от ужаса, он безжалостно продолжал:

— Русские дешево ценят жизнь, но кто знает, какую истинную ценность представляет каждый из нас? Новорожденный младенец, такой слабый, что еще не может дышать, уже борется за свою жизнь! Наталия, я прошу вас, живите и боритесь за свою жизнь!

— Но я не могу нарушить слово!

— Слово, данное человеку, который оказался обманщиком, когда дело дошло до обмена заложниками? — повысил голос лорд Этелстан.

Наталия молчала, а он продолжал бушевать:

— Прекрасно! Вы приняли решение, и я не имею права вмешиваться! Но давайте договоримся об одном: если к моменту нашего прибытия в Константинополь обмен не состоится, я не позволю вам принести эту бессмысленную жертву!

Наталия смотрела на него с изумлением.

— Я увезу вас обратно в Россию, я на последствия мне наплевать! Учтите, графиня, я не бросаю слов на ветер!

Глава 6

Утром они тронулись в путь, но двигались они медленно: дорога в Батум проходила по гористой и лесистой местности, мимо быстрых горных рек и временами, размытая таявшими снегами, становилась не шире узенькой тропки.

Лорд Этелстан с Наталией ехали впереди обоза; внезапно они увидели всадника, с головокружительной скоростью приближающегося к ним в облаке пыли. Они придержали лошадей. Определенно этот человек, мчавшийся с такой скоростью, был чем-то напуган.

Наконец они смогли разглядеть его: это был мужчина средних лет в гражданской одежде. Наталия приняла его за чиновника. Поравнявшись с ними, он слегка придержал лошадь, крикнул: «Черкесы! Черкесы!» — и, не останавливаясь, поскакал дальше.

Наталия испуганно посмотрела на лорда Этелстана.

Тот уже оценил ситуацию и, обернувшись, быстро отдал Хоукинсу какое-то приказание. В считанные минуты путники поднялись по небольшому склону и скрылись в густом лесу. Когда последняя из лошадей исчезла в тени деревьев, лорд Этелстан, обернувшись на дорогу, сказал Наталии:

— Скорее! Нас не должны заметить!

Она не хуже его понимала, как опасны черкесы. После того как русские захватили побережье, оттеснив их в горы, эти головорезы стали нападать на беспечных путников и тонущие корабли. Подводные скалы, туманы и штормы были причиной частой гибели судов. Если их не охраняли русские военные корабли, они подвергались налетам черкесов, которые наблюдали с гор за всем побережьем и в любой момент были готовы к нападению. Они образовывали целые банды, наводившие на всех ужас, и жили только грабежом.

В лесу всадники спешились и увели лошадей в самую чащу, где их никто не мог ни увидеть, ни услышать. Трое слуг остались их охранять, остальные вернулись с оружием в руках на опушку леса.

Наталия не отходила от лорда ни на шаг, тому пришлось протянуть ей свой шестиствольный пистолет.

Все молча ждали. Наконец вдали появилось облако пыли — это приближались черкесы.

Их было почти тридцать человек. Высокие, стройные и вооруженные пистолетами и кинжалами. Все одеты в длинные черные черкески и высокие меховые папахи. «Вид у них, конечно, лихой, — подумала Наталия, — но какие хищные лица!» Они приближались очень быстро. Может быть, банда проедет мимо, догоняя убегавшего человека?

Подъехав к склону, черкесы остановили коней и начали о чем-то спорить. Возможно, они решали, стоит ли догонять беглеца или лучше вернуться. Наталия подумала, как бы они обрадовались, узнав, что у них под самым носом куда более ценная добыча!

Она взглянула на людей лорда, стоявших наготове с пистолетами в руках. Их было примерно столько же, сколько и черкесов, но те славились своей меткостью и ловкостью. Если завяжется битва, ясно, кто одержит верх, и, конечно, будет много раненых и немало убитых.

Она затаила дыхание: черкесы находились так близко! Если они заподозрят неладное, если малейший шум привлечет их внимание, они начнут действовать! Достаточно кому-нибудь кашлянуть или тряхнуть уздечкой.

Напряжение становилось нестерпимым. Внезапно лорд Этелстан почувствовал, как в его руку скользнули холодные пальчики. Сначала он удивленно застыл, потом сжал дрожащую, как птичка, попавшая в сеть, руку Наталии.

Они ждали, затаив дыхание. Наконец черкесы приняли решение. Издав гортанный крик, похожий на боевой клич, они мгновенно ускакали обратно. Только и осталось, что стук копыт да облако пыли, медленно оседающее на дорогу.

Наталия облегченно вздохнула. Черкесы ускакали! Теперь они могут, хоть и ненадолго, почувствовать себя в безопасности!

— Все в порядке! — улыбнулся лорд Этелстан, успокаивая ее, как ребенка.

— Они же настоящие дикари! — тихо произнесла Наталия.

— Я наслышан о них. Наше счастье, что нас предупредили и мы успели спрятаться!

Посмотрев на часы, лорд обнаружил, что уже полдень, и дал указание Хоукинсу расположиться на отдых, чтобы люди могли подкрепиться.

Углубившись в лес, лорд нашел небольшую полянку и сел на упавшее дерево, Наталия устроилась рядом.

— А в Персии вы встречали бандитов и грабителей?

— Уверен, что в отдаленных угонках страны их немало, но шах выделил для моей защиты большую группу солдат.

— Наместник поступил бы точно так же, не откажись вы от его предложения. — Не дождавшись ответа, она добавила: — Если бы с нами что-то случилось, то в этом была бы только моя вина!

— Перестаньте! Это я взял на себя ответственность ехать без эскорта.

— Только лишь потому, что боялись моих оплошностей. Теперь мне стыдно!

— Вам нечего стыдиться, Наталия! Однако должен признаться, что я давно уже не испытывал такого страха, как с этими черкесами. Что, если они тоже решили бы спрятаться в лесу?! Тогда схватки нам бы не миновать!

— Я была просто в ужасе!

Он вспомнил, как дрожали ее пальцы и, помолчав, с улыбкой заметил:

— Я рад, что в момент опасности вы повели себя как настоящая женщина!

Она засмеялась:

— Вас, как и всех мужчин, возмущает, если женщина в критический момент не теряет самообладания?

— Нет, я не это имею в виду. Но это так естественно, когда мужчина защищает женщину и заботится о ней. Это в природе вещей. Посмотрите, самец тоже охраняет самку в момент опасности. Даже петух стоит на страже, пока его курочка высиживает цыплят.

— Подозреваю, что это мечта каждой женщины! — засмеялась Наталия. — Она стремится к независимости, но, столкнувшись с грубой силой, ищет защиты у мужчины!

— А вы от этого отказываетесь!

Она поняла: лорд снова хочет вернуться к разговору о султане.

Отвернувшись от него, она спокойно сказала:

— Я поступаю так, как считаю нужным! И не пытайтесь убедить меня, что я не права. Пожалуйста, не пытайтесь! Я всю ночь не могла заснуть после нашего разговора.

— Вы просили меня рассказать правду!

— Да, конечно, но сейчас мне еще страшнее, чем прежде!

Лорд Этелстан подавил вновь вспыхнувшее желание продолжить вчерашний спор. Это было бы нечестно: она еще так молода, так ранима! Можно только молить Бога, чтобы до их приезда в Константинополь произошло что-то невероятное, например, не состоялся бы обмен заложниками. Еще до того как они покинули Тифлис, он был почти уверен, что переговоры сорвутся. В этом случае он отправил бы ее в Россию, найдя правдоподобные объяснения, почему она оказалась не в Ведено.

В этот момент появился Хоукинс с едой: холодное мясо, свежий салат, паштет, которым славился повар наместника, фрукты, сыр и прекрасное белое вино из подвалов Воронцова.

— Было очень вкусно! — заметила Наталия, когда трапеза подошла к концу.

— Это вас хоть немного примиряет с действительностью?

— Сейчас мне уже не так страшно. — Подумав, она добавила: — Впрочем, это неправда! Но мне хочется, чтобы наше путешествие длилось бесконечно! — Ей показалось, что лорд смеется над ней, и она быстро добавила: — Я знаю, вам бы это наскучило! Но согласитесь, жизнь стала бы гораздо приятнее, если бы мы могли убежать от времени.

Видя, что лорд заинтересован, девушка объяснила:

— Разве вы не поняли, как оно управляет нашей жизнью? Время ложиться спать, время вставать, время бросать какое-нибудь увлекательное дело, потому что время куда-то идти, время стареть, время умирать…

— Думаю, вы правы: всегда не хватает времени на то, что хочешь сделать, и слишком много времени занимают скучные дела или обязанности.

— Это правда, — согласилась Наталия.

— А теперь, — улыбнулся он, — время отправляться в путь. Мы еще довольно далеко от Батума, а я хочу заночевать поблизости от крепости, так будет безопаснее.

Разочарованная Наталия не ответила. Она снова подумала: как интересно проводить время с таким умным человеком, нет ничего увлекательнее беседы с ним!

Да, Этелстан понравился бы ее отцу. Они бы поняли друг друга. Наталия представила себе лорда в родовом поместье. Что-то говорило ей, что он хороший, великодушный хозяин, заботящийся о людях, работающих на него. Она с болью подумала о страданиях крепостных в России, которых и за людей-то не считают…

Они продолжили путь под жаркими лучами южного солнца, глотая дорожную пыль. Но лорд Этелстан твердо решил не замедлять шаг и не делать остановок, пока на горизонте не появится Батум.

Последняя часть пути оказалась особенно тяжелой. Приходилось взбираться на прибрежные горы, искать перевалы и спускаться вниз в глубокие ущелья.

Наталия с облегчением вздохнула, когда они наконец разбили лагерь у подножия горы на зеленом плато, пестревшем полевыми цветами. Ветер стих, и жара стала особенно чувствоваться, но горная река утолила жажду и людей, и лошадей.

Палатка Наталии, которую ей дали у Шамиля, была маленькой и удобной, но, конечно, не могла соперничать с великолепными «апартаментами» лорда. Но графиня не была капризной, а когда слуга принес ей ведро воды и таз, и она полностью вымылась, прежде чем надеть свежую одежду, она и вовсе почувствовала себя счастливой. Распустив волосы, она расчесала их и снова спрятала под светло-бирюзовый тюрбан. Ее кинжал тоже был отделан бирюзой, и Наталия задумалась: окажется ли этот цвет счастливым для нее?

«По крайней мере, сегодня вечером я снова смогу поговорить с лордом Этелстаном и забыть о том, что ждет меня впереди!» — утешила она себя.

И все-таки мысль об ужасном серале не отпускала ее. В Константинополе она распрощается со всем, что ей дорого, и станет невестой султана. Графиня приходила в ужас от этих мыслей и всячески гнала их от себя: «Буду жить сегодняшним днем, только сегодняшним!»

Наконец, приведя себя в порядок, она вошла в палатку лорда.

Он встал ей навстречу. В этот момент раздался топот конских копыт: в лагере появился человек в форме казака. Он вручил лорду письмо. Наталия поняла, что это один из гонцов, которые доставляют ему сведения о ходе переговоров с Шамилем.

Распечатав конверт, лорд прочел послание, поблагодарил гонца и распорядился, чтобы Хоукинс заплатил ему.

Не ожидая такого щедрого вознаграждения, казак рассыпался в благодарностях, пока Хоукинс не выпроводил его.

— Какие новости? — с тревогой спросила Наталия.

Лорд Этелстан с самым невозмутимым видом отвечал:

— Условия оговорены. Правда, Шамиль требует от князя крупную сумму серебром, и потребуется немало времени, чтобы собрать ее.

— Но если деньги найдутся, обмен состоится?

— Должен состояться. Правда, мюриды будут пересчитывать каждый рубль, а это займет не меньше суток!

— Они не верят русским?

— Думаю, они подозревают их в нечестности. Во время обмена может возникнуть спор, и будет найден предлог для начала нового конфликта.

— Понятно…

Казалось, ее должно было приободрить известие о близкой свободе княгини Анны и ее семьи, но в глубине души она чувствовала, что ее собственные, пока еще смутные надежды исчезают, как последние отблески солнечного света.

Почувствовав настроение Наталии, лорд Этелстан указал ей на кресло перед столом и, когда она села, приказал слуге подать вино.

— Постараемся быть счастливыми в этот вечер, — произнес он голосом, заворожившим не одну женщину. — У нас еще есть время побольше узнать друг друга!

— Боюсь, вам не понравится то, что вы обо мне узнаете, — ответила Наталия, сама удивляясь своему печальному голосу.

— Напротив, все, что я узнаю о вас, разжигает мой интерес и интригует меня. Мне не нравится только то, что вы делаете!

Потягивая вино, графиня чувствовала, как сгустившийся над ней туман печали и тоски постепенно рассеивается.

— О чем же мы будем говорить? — спросила она.

— До сих пор мы легко находили темы для разговоров!

Это была чистая правда. С ним было так легко говорить: она хотела многое узнать, а он — многое рассказать.

Беседа лорда пробуждала ее дремлющие мысли, открывая ей новые горизонты, заставляя работать ее воображение. В этом было какое-то странное очарование для Наталии.

— Вы так мудры, так умны! — порывисто воскликнула она. — А вам когда-нибудь бывает одиноко? Вам не хочется, чтобы во время ваших странствий кто-то был рядом с вами?

— Конечно, мне бывает одиноко, но я никогда не находил человека, которого мне бы хотелось постоянно видеть рядом с собой. Поэтому я люблю путешествовать один. Всегда открываешь для себя что-то новое. Скучать некогда! — Помолчав, он произнес: — Единственное, что отравляет радость, быстрое пресыщение: то, что еще вчера казалось таким интересным, сегодня заставляет вас зевать от скуки!

Говоря это, он подумал о баронессе. Сейчас ему с трудом верилось, что когда-то она так много значила в его жизни. Если быть честным, то одной из причин его поспешного отъезда из дома наместника был страх встретить ее еще раз. Лорд был уверен, что рано или поздно баронесса поймет, что он ее больше не любит, и чего доброго устроит ему скандал. Ему хотелось избежать этой неприятной и унизительной для обоих сцены.

— Одна из радостей жизни состоит в том, чтобы узнавать что-то новое не только в других, но и в себе! — философски заметил лорд.

— Кажется, я понимаю вас!

— Князь Давид говорил мне, что в багаже Джемал-Эддина много книг, атласов, красок и бумаги для рисования.

— Бедный Джемал-Эддин! Сомневаюсь, что все это ему разрешат сохранить.

— Что вы хотите сказать? — не понял лорд.

— Имам держит свою семью в ежовых рукавицах. Аминет, его младшая жена, горевала, что ей не позволяют носить богатую одежду. Уверена, он отберет у сына все, что будет, так или иначе, напоминать ему о петербургской жизни.

Как это ни было прискорбно, но лорд подозревал, что девушка права.

— У меня тоже ничего не останется, кроме воспоминаний, — тихо сказала Наталия и поспешно отвернулась, пытаясь скрыть появившиеся на глазах слезы.

Был уже поздний час. Пожелав лорду спокойной ночи, она отправилась в свою палатку.

Оставшись один, лорд сел за стол и налил себе еще вина.

Никогда в жизни он еще не совершал такого странного путешествия. И никогда еще у него не было столь необычной спутницы. И вообще вся эта история с поездкой в Константинополь казалась ему плодом больного воображения! Но он должен, черт возьми, найти способ отговорить девушку от ее безумной затеи. Однако обладая твердым характером, вряд ли она захочет изменить однажды принятое решение.

Просто невероятно, что такая юная изнеженная девушка, выросшая в состоятельной семье, может проявить железную волю.

«Ну как мне убедить ее, что в гареме султана ее ожидает верная гибель?» — в отчаянии думал лорд.

В каких бы черных красках он ни обрисовывал ее будущее, переубедить ее было невозможно.

Он вновь перечитал недавно полученное послание, живо представив себе суматоху в Хасавюрте.

После всех споров и недоразумений стороны наконец договорились. Князь Давид, наверное, только и мечтает о дне, когда снова увидит свою жену и детей, а Джемал-Эддин, как и Наталия, прощается с прошлым. Он потеряет все, что ему знакомо и дорого, а вместо этого обретет холодные, суровые горы и отца, которого в глубине души стыдится.

Лорду Этелстану казалось, что он участвует в представлении второсортной русской мелодрамы, полной эмоций, где по воле рока наряду с главными героями страдают простые, невинные люди. Если бы Наталия не уехала в Грузию к крестной! Если бы она оставила брата в Петербурге, где ему было так хорошо!

— Я ничего не могу с этим поделать! — разочарованно, с ноткой отчаяния воскликнул лорд Этелстан.

Он уже собирался идти спать, когда шум в лагере привлек его внимание.

Выйдя из палатки, он увидел в свете костра русского офицера, направляющегося к нему в сопровождении Хоукинса и нескольких русских солдат.

Лорд недоумевал: что значит появление в его лагере офицера и солдат, да еще в столь поздний час?

Хоукинс подвел офицера к палатке.

— Полковник Строганов, милорд!

Лорд Этелстан протянул руку:

— Добрый вечер, полковник! Какой сюрприз!

Полковник Строганов был уже немолод. Его суровое лицо и резкий, пронзительный голос не располагали к дружеской беседе. Лорд Этелстан подумал, что с этим человеком он бы не хотел иметь дела.

— Может быть, присядете и выпьете вина? — спросил лорд, приглашая полковника в палатку.

— Благодарю вас, с удовольствием. Мы проделали долгий путь!

Лорд вопросительно поднял брови, и полковник пояснил;

— Из Владикавказа. Я прибыл по приказу фельдмаршала князя Барятинского!

— В самом деле? И что же князю нужно от меня?

Полковник выпил предложенное вино и, подбирая слова, медленно проговорил:

— До фельдмаршала дошел слух, что одна из заложниц Шамиля находится под вашим покровительством!

— Заложница? — переспросил лорд Этелстан.

Мозг лорда напряженно заработал. Как он и предполагал, слухи распространились со сверхъестественной скоростью и дошли до ушей фельдмаршала. Теперь надо быть предельно осторожным.

— Могу сказать вам, милорд, что слух идет из Дагестана, и мы тут совершенно ни при чем. Насколько мне известно, во Владикавказе с вами был молодой индийский принц?

— Да, совершенно верно, — подтвердил лорд. — Но в Тифлисе мы расстались: ему срочно пришлось вернуться в Индию.

Он говорил как можно громче, надеясь, что Наталия, палатка которой находилась совсем рядом, услышит каждое его слово.

Если полковник прибыл из Владикавказа, то он, конечно, не имел никаких сведений из Тифлиса и никак не мог знать, покинул индийский принц дворец наместника вместе с лордом или нет.

— Фельдмаршал был несколько удивлен, узнав, что вы возили с собой в Ведено индийского принца, — несколько задумчиво сказал полковник.

— У меня не было иного выбора. Магараджа просил, чтобы я сопровождал его сына в Англию, и, направляясь к Шамилю, я был вынужден взять его с собой.

— Да, конечно, — согласился полковник, — однако я хотел бы поговорить с ним.

— Тогда, боюсь, вам придется догонять его на дороге в Тегеран, — беспечно произнес лорд Этелстан и, наполнив бокалы, добавил: — Мне очень жаль, что эти слухи доставили вам столько хлопот.

— Дорога заняла всего один день! Однако вы не будете возражать, если мои люди осмотрят лагерь?

Лорд Этелстан напрягся.

— Боюсь, полковник, вы забыли о моей дипломатической неприкосновенности! Это британский лагерь, и вы не имеете права на обыск иностранного подданного, независимо от того, прячу я у себя кого-то или нет!

Слова лорда, произнесенные с чувством собственного достоинства, произвели впечатление на полковника.

— Разумеется, милорд, я и не подумаю доставлять вам неудобства. Надеюсь, вы позволите мне немного отдохнуть перед дорогой в Батум? Уверен, мои люди уже удобно устроились у вашего костра!

— Добро пожаловать! — добродушно произнес лорд. — А вы можете отдохнуть в моей палатке.

Лорд прекрасно понимал, что русские за дружеской беседой с его людьми под любым предлогом выведают все, что им нужно. С другой стороны, полковник явно не имел ни малейшего желания стать причиной международного конфликта. Однако фельдмаршал, должно быть, не сомневался в достоверности слухов, если направил своего старшего офицера в столь длительное путешествие.

Лорду оставалось только молить Бога, чтобы Наталия услышала их разговор и что-то срочно предприняла.

Русские знают толк в шпионаже, и лорд был уверен, что полковника сопровождают хорошо обученные люди. Они будут так же проницательны и искусны, как и тайная полиция, и найдут способ проникнуть в любую дыру, если заподозрят что-то неладное.

Бросив взгляд в сторону костра, лорд с облегчением убедился, что его люди уже улеглись спать.

Хоукинс с двумя слугами угощали русских вином. Эти двое шли с ним из самой Индии, и он был уверен в их преданности.

— Насколько я понимаю, путь в Ведено был не из легких, — заметил полковник Строганов.

— Еще бы! Второй раз я бы не решился на такое путешествие!

— А когда вы увидели пленниц, вам не захотелось чем-нибудь помочь им? — настаивал полковник.

— Конечно, захотелось, но вы же понимаете, мои возможности ограничены. Остается только надеяться, что обмен заложниками будет произведен как можно быстрее. Насколько я понимаю, все произойдет очень скоро.

— Мы тоже надеемся на это! — Помолчав, полковник спросил: — А как вы думаете, почему пошел слух, что одна из заложниц покинула Ведено вместе с вами?

Лорд Этелстан пожал плечами.

— Болтуны на базарах часто сочиняют разные небылицы, чтобы пощекотать нервы своим слушателям, а что может быть романтичнее истории о том, что я увел пленницу из-под носа у имама? — Он засмеялся: — Это было бы нелегко, ведь Шамиль сопровождал нас часть пути из Ведено, а подобную честь, согласитесь, он оказывает не каждому!

— Конечно, вы правы, — согласился полковник, — но у него не так часто бывают гости!

— И неудивительно! Его дом не создан для этого, там нет никаких удобств! — Зевнув, он добавил: — Надеюсь, вы простите меня, полковник, если я лягу. У меня был тяжелый день, а завтра мне предстоит искать корабль до Константинополя.

— Ну, разумеется. Не смею вас задерживать. Как только мои люди отдохнут, мы тронемся в путь.

— Не сочтите меня негостеприимным, полковник, но надеюсь, вы долго не задержитесь. Мои люди тоже устали. Сегодня стояла сильная жара и переход был изнурительным.

— Я понимаю вас, милорд, но вы вполне уверены, что фельдмаршал зря поднял тревогу?

— Дорогой мой полковник, неужели вы полагаете, что я стал бы вмешиваться в дела, касающиеся только Шамиля и князя Давида?

Полковник промолчал, и лорд продолжил:

— Я взял себе за правило не принимать участия в местных спорах. Я представляю Великобританию и отстаиваю только ее интересы.

— Но Британия не относится к числу друзей России! — тяжеловесно заявил полковник.

— К сожалению, в данный момент да.

Лорд встал и еще раз сказал:

— Полковник, я хочу лечь спать. Пожалуйста, отдыхайте, угощайтесь вином и поскорее возвращайтесь к фельдмаршалу!

Они пожали друг другу руки, и лорд Этелстан, подняв полог, прошел к себе в спальню.

Какое-то мгновение он размышлял, разумно ли он поступил, оставив полковника одного? Это было беспечно! С другой стороны, он боялся подозрительности русских, которые при малейшем проявлении его беспокойства найдут предлог осмотреть все палатки.

Он чувствовал себя канатоходцем, который балансирует на головокружительной высоте. Только бы люди полковника не обнаружили Наталию! В такую ситуацию он попадал впервые и надеялся, что играет свою роль достаточно убедительно. Мрачное лицо полковника не выражало никаких эмоций, но лорд был уверен, что ему удалось убедить Строганова, что слухи неверны.

И все-таки ему было страшно и за себя, и за Наталию. Но что еще он мог предпринять? Оставалось только ждать.

Медленно раздеваясь, он слышал разговоры русских солдат, сидевших у костра. Их голоса становились все громче и возбужденнее.

«Не иначе как напиваются! — подумал с тревогой лорд. — А может быть, делают вид, что пьяны? Ведь тогда все будет выглядеть очень естественно: пьяные солдаты по ошибке вваливаются в чужие палатки. Этому надо помешать!»

Надев длинный шелковый халат, лорд отодвинул полог. При его появлении полковник вопросительно посмотрел на него.

— Ваши люди, кажется, не на шутку развеселились! При таком шуме трудно заснуть.

— Я должен дать им возможность отдохнуть, — довольно грубо ответил полковник. — Я уже говорил вам, милорд, мы проделали длинный путь.

— Вряд ли это можно назвать отдыхом, — заметил лорд и тут же увидел, как один из солдат, поднявшись, неверной походкой направился к палатке Наталии.

У самого входа он чуть было не споткнулся и, уцепившись за полог, отдернул его. Огонь костра осветил внутренности палатки — она была пуста…

Лорд Этелстан с трудом перевел дыхание.

Боясь сказать больше, чем того требовали обстоятельства, он резко обратился к полковнику:

— По-моему, вашим солдатам следует быть осторожнее!

— Я приму меры, милорд! Мы скоро уедем.

— Надеюсь, раньше, чем они что-нибудь натворят, — отрезал лорд. — Спокойной ночи, полковник!

Он вернулся в свою спальню и только здесь облегченно вздохнул: у Наталии хватило ума спрятаться! Несомненно, она где-то поблизости и вернется, как только солдаты уйдут из лагеря.

Пока он стоял в раздумье, полог отдернулся и в спальню заглянул полковник.

— Я хотел извиниться, милорд. Мне жаль, что мои люди так быстро опьянели. Просто мы весь день провели в пути и ничего не ели, вот хмель и ударил им в головы.

— Я принимаю ваши извинения, полковник, — ответил лорд, прекрасно понимая, что под этим предлогом Строганов хочет осмотреть его спальню.

От его пронзительных глаз не ускользнули ни груда подушек, ни дорожный туалетный столик, который лорд повсюду возил с собой, ни кожаные сундучки с одеждой и ночными принадлежностями. Не заметив ничего подозрительного, полковник поспешил удалиться.

— Спокойной ночи, милорд! Больше мы вас не побеспокоим!

— Надеюсь, — многозначительно ответил Этелстан.

Бесстыдное вторжение так рассердило его, что лорд едва удержался от желания дать понять полковнику, до какой степени он взбешен.

Но это было бы ошибкой. Он должен изображать полное безразличие к происходящему. Если он обнаружит при них свои чувства, они продолжат поиски, прочешут все окрестности лагеря и наверняка найдут Наталию.

Тем временем голоса солдат немного поутихли, и лорд догадался, что, ничего не найдя, они перестали притворяться пьяными и готовятся покинуть лагерь.

«Черт их подери! — подумал он, — Как только они уйдут, я пойду искать Наталию».

Он погасил лампу, снял халат и лег на тонкие прохладные простыни, укрывшись одеялом.

«Пусть полковник видит, — думал он, — что меня совершенно не интересует, что делают русские. Если я засну, как ни в чем не бывало, они лишний раз убедятся, что мне нечего скрывать».

Отодвинув в сторону жаркую пуховую подушку, он перевернулся на другой бок и вдруг почувствовал рядом с собой теплое, мягкое, испуганное тело.

Сердце его радостно дрогнуло. Не может быть!

Через мгновение он резко притянул Наталию в свои объятия. А еще через мгновение их губы встретились.

Глава 7

Сначала губы лорда причиняли Наталии одну лишь боль. Затем его поцелуи стали мягче и вместе с тем требовательнее, она почувствовала, что ее охватывают удивление и восторг.

Он крепко прижимал ее к себе, целуя глаза, щеки и нежную шею. Она дрожала, но это был не страх, а пробуждение чувства, о существовании которого она и не подозревала.

Сухой кашель, донесшийся из соседней палатки, напомнил им, что любой звук, даже шепот, может их выдать.

Наталия затрепетала, когда лорд стал целовать ее обнаженные плечи.

Теперь он был нежен. Он касался ее тела так, как касаются цветка, ощущая на губах его бархатные лепестки.

Она еще никогда не испытывала подобного возбуждения и одновременно чувства безопасности. Он обнимал ее, он защищал ее! В его объятиях она ничего не боялась!

Услышав голоса у самой палатки, оба замерли.

— Мы ничего не нашли, ваше благородие, — произнес по-русски мужской голос.

— Вы абсолютно уверены?

— Мы обыскали весь лагерь. Наверное, ошибка!

— Вероятно! — В голосе полковника слышалось недоверие. — В таком случае мы уходим! Фельдмаршал хотел получить мой рапорт как можно скорее.

Они услышали, как солдат отошел от палатки, отдал приказание другим. Затем послышалось позвякивание уздечек — солдаты седлали лошадей, — и вскоре до их слуха донесся топот копыт: лошадей пустили рысью, а потом перевели на галоп. После этого наступила ночная тишина.

Наталия с облегчением вздохнула, и лорд Этелстан, найдя ее губы, снова стал целовать их. И постепенно лагерь, палатка и все окружающее исчезло для них. Ей казалось, будто Этелстан поднял ее на вершину снежной горы, где солнце сияло в стократ ослепительнее, и здесь они остались вдвоем, в своем раю… Наконец лорд поднял голову.

— Родная, любимая! — прошептал он. — И на этот раз мы спасены!

— Я знала… что с вами я… в безопасности!

— Я боялся, ужасно боялся: вдруг вы не поймете, в чем дело, или кто-нибудь увидит вас бегущей из лагеря.

— Но я сразу поняла, что только в вашей палатке я смогу быть в полной безопасности!

— Вы и сейчас считаете, что вы в полной безопасности? — с интересом спросил он.

Она повернула к нему голову, лежавшую на его плече:

— Я не знала, что поцелуй может быть таким… удивительным!

— А вас раньше никогда не целовали?

— Никогда!

— Выходит, я первый! Но я тоже никогда не представлял, что поцелуй может быть таким…

— Таким замечательным?

— Таким совершенным! Это то, о чем я всегда мечтал и чего мне всегда не хватало. — Он коснулся губами ее щеки, словно желая убедиться, что она с ним, и произнес: — Мне хотелось увидеть вас именно такой, с распущенными волосами.

Лорд погладил ее мягкие, шелковистые, длинные волосы, взял прядку, поцеловал ее, а затем, отбросив волосы с лица девушки, стал снова целовать ее.

— Я хочу видеть вас женщиной, а не мальчиком!

Наталия ничего не ответила, и, помолчав мгновение, лорд произнес загадочным тоном:

— Вы не поверите, но у меня есть идея!

— Какая же?

— Я все расскажу утром. Сейчас вы должны поспать.

— Вы хотите, чтобы я ушла в свою палатку?

Лорд Этелстан засмеялся.

— Вы думаете, я вас отпущу? Нет, моя дорогая, вы останетесь здесь со мной. Я не могу потерять вас, этого я просто не вынесу!

Они оба знали, что у них впереди совсем мало времени, дня три, не больше. Потом им придется расстаться навсегда.

Лорд снова стал ласкать Наталию, его поцелуи становились все более страстными. Прижавшись к нему, учащенно дыша, охваченная восторгом, она отвечала ему.

— Я люблю вас, — с трудом произнес лорд.

После короткой паузы она спросила:

— Это правда? Вы действительно любите меня?

— Я полюбил вас с первого взгляда! Вы поразили меня своей красотой. Когда вы рассердились на меня, я решил, что тоже сердит на вас, но на самом деле меня просто испугало и взбесило ваше намерение. Кроме того, я думал, вы ненавидите меня!

— Я тоже так думала! — призналась Наталия. — Мне хотелось, чтобы вы поступили по-моему, а вы отказались, и я решила, что вы глупый, недалекий англичанин. А вместо этого…

Она замолчала.

— А вместо этого?

— Я поймала себя на том, что мечтаю о вас, хочу быть с вами, что я люблю вас…

— О, моя драгоценная, моя отважная девочка! — воскликнул он, и снова некая сила унесла их из дальнего мира, и они оказались в сияющей бездне небесной лазури.

— Вы похожи на орла, — тихо прошептала Наталия.

— Почему?

— Вы так стремительны… могучи… вы словно парите над всем миром!

Лорд вспомнил, как стоял у окна во дворце Воронцова и наблюдал за полетом орла и какие мысли посетили его в тот момент.

— Орел — царь птиц! — продолжала Наталия.

— И он может быть очень одинок, если рядом с ним нет подруги, которую он любит!

— Когда вы целовали меня, мне казалось, будто вы уносите меня… в бескрайнее небо…

— Бог свидетель, именно этого я и хочу. Могу ли я заставить вас забыть обо всем, кроме любви?

Наталия обняла его и прижала к себе. Она чувствовала: отныне они одно существо и ничто не может разъединить их.

Она, должно быть, немного вздремнула перед рассветом. Открыв глаза, она увидела в полутьме палатки лорда Этелстана. Он был почти одет.

— Куда вы? Еще, наверное, очень рано.

— Мне нужно увидеть Хоукинса, а вы оставайтесь здесь. Я вернусь!

Он надел сюртук, мельком взглянул в зеркало на туалетном столике и вышел.

Наталия снова легла на подушки.

«Бывают ли мужчины красивее его, умнее и удивительнее?» — спрашивала она себя. Она чувствовала, что, полюбив его, стала похожа на цветок, повернувшийся к солнцу. Неужели она провела в его объятиях всю ночь?!

Вспоминая вчерашние события, вплоть до того момента, когда ей стало ясно, что, кроме постели лорда Этелстана, прятаться негде, она поверила: это ее судьба.

Правда, ей в голову не приходило, что любовь может вспыхнуть так быстро и так неожиданно.

Елизавета рассказывала ей о своем романе с Илико, но те незрелые юношеские чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывала она к лорду Этелстану. Она и не предполагала, что способна на такую глубокую и искреннюю любовь.

Это не была романтическая привязанность юной девушки к красивому мужчине, а нечто более серьезное: они принадлежат друг другу не только в этой жизни, но и в других мирах их души — она чувствовала — были соединены.

В Наталии вдруг проснулось все, что было в ней глубокого, славянского, таинственного. Она любила лорда Этелстана и хотела излить перед ним всю свою душу. Это была настоящая любовь, не кокетливое ухаживание в бальном зале или оранжерее, а бескорыстная, чистая, возвышенная страсть. Любовь, которая настигла ее, как гроза, и от которой не было спасения.

Она лежала и думала о лорде Этелстане, пока восходящее солнце не озарило палатку золотистым сиянием.

Когда лорд, отдернув полог, входил в спальню, ей показалось, что он окружен сияющим ореолом любви и счастья. И когда она повернулась к нему, ее темные глаза отразили этот же свет — свет его любви.

— Вы прекрасны! — воскликнул лорд. — Именно такой я и хотел вас увидеть!

Он стоял и молча смотрел на нее. Ночью, перед сном, она смыла темную пудру и крем, делавшие ее смуглой и похожей на индийца.

Теперь Наталия была очень бледна, и ее полупрозрачная кожа напоминала жемчуг. Под мягкой тканью ночной сорочки виднелись маленькие холмики грудей, особенно трогательных на ее истощенном теле. Когда девушка улыбнулась, все лицо ее озарилось радостью, которой он никогда не видел.

Под его пристальным взглядом она опустила глаза и прошептала:

— Вы меня… смущаете!

— Как вам идет застенчивость! — воскликнул он. — Повторяю, дорогая, женщиной вы мне гораздо больше нравитесь, чем мужчиной!

— Но я должна и дальше выдавать себя за мужчину!

— Я этого не допущу! Мне хочется видеть вас такой, какая вы есть!

Наталия вопросительно посмотрела на лорда. Тот сел рядом с ней и взял ее за руку.

— Вы будете моей, моей женщиной!

— Разве это возможно?

— Я приказал Хоукинсу перевезти большую часть багажа в Батум и нанять там для нас корабль, но только не принадлежащий ни к русскому, ни к турецкому флотам. В Батум заходят корабли со всех стран, и Хоукинс без труда выполнит мое поручение. — Лорд поднес руки Наталии к губам и сказал: — Он отправится с горсткой людей, которым можно доверять. Они не проговорятся. Остальных он отпустит в порту, и им придется вернуться домой, большинству из них — в Персию. Хоукинс пришлет за нами экипаж. На борт корабля вы взойдете женщиной и будете ею, пока мы не придем в Константинополь.

Это страшное слово он произнес так, что на мгновение оба замолчали, подумав о том, что их там ожидает.

— Идите оденьтесь! — сказал лорд. — У вас есть что-нибудь, кроме мужской одежды?

— Да, кое-что есть.

Лорд обнял девушку, поцеловал ее и встал.

— Завтрак подадут, когда вы будете готовы!

Она покинула палатку тем же путем, каким проникла в нее вчера вечером: проскользнув под брезент.

В своей палатке она нашла приготовленную Хоукинсом воду, умылась и раскрыла сундучок, который везла с собой из Ведено.

Когда Наталия присоединилась к лорду Этелстану, завтрак уже был на столе и в палатке стоял аромат кофе. Подняв на девушку глаза, он с удивлением увидел на ней костюм богатой дагестанской женщины.

Поверх свободных шелковых шаровар травянистого цвета было надето длинное, облегающее платье с широкими, гладкими рукавами, серебристыми тесемками и причудливыми пряжками. Голову покрывала чадра из тонкого муслина, а плечи — цветастая шелковая шаль, выгодно оттеняющая темные волосы и светлую кожу Наталии. В этом наряде графиня была особенно прекрасна!

— Аминет, младшая жена Шамиля, дала мне все это, чтобы в нужный момент было во что переодеться, — пояснила она, увидев удивление лорда.

— Вы великолепны! — с восхищением произнес он.

Наталия села за стол, и слуги подали горячие блюда.

Они были неплохо вышколены, и потому не подали вида, что удивлены появлением девушки. Даже сам лорд невольно задумался: многие ли из них, включая Хоукинса, догадывались, что принц Раджпута — женщина.

Хоукинс действительно не выразил удивления, узнав утром, что лорд путешествует с дамой. Само по себе в этом не было ничего особенного, но вчера вечером, услышав из разговора лорда с полковником Строгановым о том, что принц покинул их в Тифлисе, Хоукинс понял: что-то тут не так. Однако он слишком долго прослужил у лорда и прекрасно знал, что задавать лишние вопросы не следует. Хозяина и слугу связывало полное взаимное доверие. Они прошагали столько миль и объездили столько стран, что между ними установились почти дружеские отношения. Лорд мог во всем положиться на Хоукинса и прекрасно понимал, насколько усложнилась бы его жизнь без этого человека.

Завтрак подходил к концу, когда появился Хоукинс, и по его виду лорд понял: поездка была успешной. Веселая походка и блеск глаз Хоукинса безошибочно выдавали приподнятое настроение.

Но, подойдя к лорду, он остановился в спокойной и почтительной позе.

— Ну как, Хоукинс? Вам удалось найти судно?

— По-моему, милорд, я нашел именно то, что вам нужно: греческая яхта «Коринф», роскошная и удобная. — Хоукинс помолчал, предоставляя возможность лорду оценить значение его слов, потом продолжил: — Ее владелец уехал в Москву, милорд, и капитан с превеликим удовольствием предоставит вам эту яхту за, как мне кажется, весьма умеренную цену.

— Полагаю, вы погрузили багаж на борт? — спросил лорд, зная, что в подобных обстоятельствах Хоукинс не станет спрашивать его разрешения.

— Погрузил, милорд, а за ее светлостью экипаж прибудет через четверть часа.

— Благодарю вас, Хоукинс. Люди довольны платой?

— Они в восторге, милорд! Остается только надеяться, что грабители, которыми кишат батумские трактиры, не оберут их раньше, чем те отправятся домой!

— Но они достаточно благоразумны, чтобы не попасть в какой-нибудь переплет?

— Путешествие было долгим, милорд, и без единой женщины, — многозначительно произнес Хоукинс и, не дожидаясь ответа, удалился. Посмотрев на Наталию, лорд улыбнулся.

— Как говорит Хоукинс, путешествие было долгим, — тихо произнес он.

— Но теперь… с вами едет женщина!

Их взгляды встретились и красноречивее любых слов выразили то, что было на душе у обоих. Никогда раньше лорд не смотрел на нее так. Его лицо преобразилось, глаза потеплели, он не казался уже таким сдержанным и отрешенным. Он даже выглядеть стал гораздо моложе, в нем появилась пылкость, делавшая его неотразимым.

Девушка даже не представляла, насколько сама стала прелестна: большие, чуть ли не во все лицо глаза, полуоткрытые свежие губы, нежный румянец…

— Вы очень красивы, но мне не нравится это ваше дагестанское одеяние. В моем багаже есть вещи, подаренные шахом. Я попрошу Хоукинса их найти. Мне хочется увидеть их на вас!

— Я надену все, что вы хотите, — ответила Наталия.

В этот момент раздался звук подъезжающего экипажа.

Выглянув из палатки, оба увидели на пыльной дороге, ведущей в Батум, закрытую коляску, запряженную парой лошадей.

Люди лорда под руководством Хоукинса сворачивали лагерь и грузили оставшийся багаж на спины лошадей.

— Пожалуйста, милорд, не ждите нас. Встретимся на корабле. Мы управимся очень быстро!

Поблагодарив Хоукинса, лорд Этелстан помог Наталии сесть в экипаж.

Возница стегнул лошадей, и экипаж тронулся, слегка громыхая по неровной дороге.

— Вас все еще забавляет это приключение? — спросил Этелстан, взяв Наталию за руку.

— Конечно! Вы очень мудро поступили, наняв яхту, на которой нет ни русских, ни турок!

— Я хочу быть с вами, не боясь любопытных глаз и болтливых языков!

— Я хочу того же! Только теперь я понимаю, как боялась все время что-нибудь сказать или сделать не так! — Лорд Этелстан улыбнулся, но она продолжала: — У меня просто мороз бежит по коже при воспоминании, как я чуть не выдала себя в разговоре с баронессой. А последний вечер, когда появился этот ужасный полковник, — мне показалось, что все кончено! — Лорд Этелстан крепче сжал ее пальцы. — Вы очень мудро вели себя с ним, ничем себя не выдав!

Наталия взяла его под руку и положила голову на его плечо:

— Если бы наш корабль мог увезти нас на край света!

— Давайте хоть на миг представим, что это случилось. Пока мы вместе, не будем портить себе настроение мыслями о будущем!

«Это разумно», — подумала Наталия, понимая однако, что какое бы наслаждение она ни испытывала рядом с этим человеком, ее не оставит ужасная мысль, что это счастье скоро кончится.

В Батуме они отправились на набережную. Узнать «Коринф» было несложно: он выглядел гораздо шикарнее других яхт. Капитан радушно встретил их на борту. Осмотрев яхту, Наталия с лордом пришли в восторг. Это было довольно новое судно с двумя мачтами, снабженное современным паровым двигателем.

Убранство кают отличалось отменным вкусом. Две главные находились рядом, и к каждой из них примыкала ванная комната. Наталия выбрала каюту с желтовато-зеленой обивкой стен и кроватью с пологом из кораллового шелка.

Она бурно выражала свое восхищение, а капитан пояснил ей:

— Моя хозяйка, очень красивая женщина, славится своим изысканным вкусом в Афинах! Она сама придумала все убранство «Коринфа»!

— Здесь просто замечательно! — воскликнула Наталия, явно доставляя удовольствие капитану.

Вторая каюта скорее предназначалась для мужчины: салон в белых и золотистых тонах, обитые парчой глубокие диваны и золоченые рамы зеркал.

— Очаровательно! — заключила Наталия, когда они с лордом остались вдвоем.

— Вы еще очаровательнее, дорогая, — прошептал лорд, привлекая ее в свои объятия.

И их губы вновь слились в поцелуе, томительном и нежном.

— Любимая, любимая! — шептал он. — Как выразить словами, что происходит в моем сердце?!

— Слова здесь лишни! В ваших объятиях я начинаю понимать, как прекрасен мир!

— Это действительно так? — Лорд еще крепче обнял ее и, заглянув в ее сверкающие, как звезды, глаза, прочитал ответ на свой вопрос.

Из этого блаженного состояния их вывел шум запущенного двигателя. Время летело быстро, а им нужно было еще так много сказать друг другу!

На яхте превосходно кормили греческими блюдами, к столу подавали вина из хозяйских запасов, но что все это было в сравнении с нектаром и амброзией, которые вкушали влюбленные! Они были околдованы любовью, которая с каждой секундой становилась все ярче и сильнее.

По приказанию лорда Хоукинс распаковал тюки с подарками шаха. Наталия увидела великолепные кафтаны из дорогих тканей, расшитые драгоценными камнями и отороченные соболем. Шарфы и муслиновые чадры были расшиты золотом и серебром, а пояса и туфли сверкали разноцветными жемчугами.

Когда перед обедом Наталия вошла в гостиную, на ней был розовый шелковый кафтан, расшитый бирюзой и жемчугом. Волосы, скрепленные обручем, украшенным бирюзой и жемчугом, ниспадали до талии. На ногах у девушки красовались вышитые туфли с загнутыми носами.

Она остановилась в дверях, ожидая одобрения лорда.

— Вы выглядите сказочной героиней! Принцессой красоты, королевой моего сердца!

Графиня засмеялась счастливым смехом и подбежала к нему. Он на мгновение прижал ее к себе и поцеловал в лоб.

— Я боюсь, что вы можете исчезнуть! Вы словно сошли с древней персидской миниатюры!

— Как вы догадались захватить с собой все эти наряды?

— Шах был абсолютно уверен, что если у меня нет жены, то уж, конечно, есть дюжина любовниц, которые оценят его подарки!

— И у вас они есть?

Лорд покачал головой:

— Нет, дорогая, у меня нет ни одной любовницы!

— Я бы хотела быть вашей… любовницей! — прошептала Наталия.

Лорд усадил ее на диван и сел рядом.

— Но мне не нужна любовница, мне нужна жена! Наталия, выйдете ли вы за меня замуж?

Она широко раскрыла глаза.

— Родная, никому до вас я не говорил таких слов, ибо не встречал женщины, которую хотел бы назвать своей женой. — Он помолчал. — Пока не нашел вас!

Наталия резко встала.

— Пожалуйста, пожалуйста, — взмолилась она. — Не просите меня! Вам же известен ответ! Я не в силах… произнести это!

— Ангел мой, Наталия, попытайтесь быть разумной, — умолял лорд Этелстан. — Ну как я могу отпустить вас, особенно теперь, когда мы признались друг другу в любви?

— Я должна! Неужели вы не понимаете? Должна! — Она повернулась к нему, и в ее глазах блеснули слезы. — Я люблю вас! Люблю отчаянно, каждой частичкой своего тела!

У нее задрожал голос, но, прежде чем он смог что-либо сказать, она продолжала:

— Но разве мы можем запятнать нашу любовь бесчестием? Разве может ценой нашего счастья стать… свобода моего брата?

Лорд Этелстан глубоко вздохнул и отвернулся, не в силах смотреть на нее. Она опустилась перед ним на колени:

— Будем счастливы! Пожалуйста, будем счастливы в оставшиеся у нас дни. И пусть ничто не омрачит нашей любви, иначе она не будет казаться нам такой совершенной!

Она умоляюще коснулась его колен.

— Вы правы! — с усилием произнес он. — Я должен отказаться от своего счастья, от мечты видеть вас своей женой. Это будет нелегко!

— Мне тоже будет… трудно.

Она подняла лицо, и он поцеловал ее, но без всякой страсти, словно мрачное будущее уже бросило на них свою тень…

За обедом лорд Этелстан изо всех сил старался развлечь Наталию, и это ему удалось вполне. После великолепного обеда они вышли на палубу в темную звездную ночь и долго смотрели на спокойные фосфоресцирующие воды Черного моря. Это была ночь романтических мечтаний и тайных признаний, и они долго стояли под звездами, пока лорд не увел Наталию в каюту.

Она разделась и легла в постель, в глубине души уверенная: несмотря ни на что, он все же придет к ней. Когда отворилась дверь, и он вошел, Наталия протянула к нему руки.

Он сел, глядя ей в лицо, потом взял обе ее руки и стал целовать один за другим ее длинные пальцы; коснулся губами ее нежных ладоней и маленьких голубых жилок на запястьях.

— Я люблю вас! Послушайте, дорогая. Я должен кое-что сказать вам.

— Что? — с тревогой спросила девушка.

— Ничего страшного, — успокоил ее лорд — Просто я хотел сказать вам, что не могу оставить вас одну. Позвольте мне провести эту ночь с вами. Нет, я не переступлю грани, как бы нам обоим этого ни хотелось! — Он вздохнул. — Вы войдете в сераль чистой и невинной!

Наталия сжала его пальцы и тихо прошептала:

— Но я хочу быть вашей! Я хочу, чтобы мое тело принадлежало вам, как уже принадлежит… моя душа!

Лорд Этелстан покачал головой.

Прошлой ночью ей пришло в голову, что огонь страсти, горящий в обоих, рано или поздно лишит самообладания лорда и он овладеет ею, как она и хотела. Сейчас, обвив длинную прядь волос девушки вокруг ее шеи, он хриплым голосом спросил:

— Так что же, моя драгоценная, мне задушить вас, чтобы ни один мужчина на свете больше не посмел дотронуться до вас?

Наталия поняла, что он доведен до крайней степени напряжения, и, любя его до боли, до страдания, ответила:

— Ни один мужчина никогда не дотронется до меня, кроме вас… клянусь!

— Это значит, что вы собираетесь умереть?

— Не думайте об этом! Поймите, наша любовь вечна. Даже если мы больше никогда не увидимся, я все равно буду любить вас! Я всегда буду ждать вас, пока мы не встретимся вновь.

— Я хочу вас сейчас! — неистово воскликнул он и стал покрывать поцелуями все ее тело. Наталия почувствовала всю силу его страсти, способной поглотить их, как пламя. — Я хочу вас! Вы моя, моя перед Богом! — страстно шептал лорд.

Но ему все же удалось взять себя в руки, он нежно, ласково прижал Наталию к себе, и вскоре она задремала на его плече.

Когда она проснулась, то первое, что она увидела, было улыбающееся лицо Этелстана.

— Вы так прекрасны во сне! — сказал он нежно.

— Я хочу быть красивой только для вас!

— Вы красивы, Наталия, но наша любовь настолько одухотворена и совершенна, что не зависит от земной красоты!

«Это правда, — подумала Наталия. — Я любила бы его, будь он покалечен или изуродован».

— Это такое счастье… такое чудо, что мы нашли друг друга! Надолго или нет, но мы знаем, что мы составляем одно целое!

— Вы правы!

Он медленно поцеловал ее губы, затем обнял еще крепче, словно хотел вобрать в себя не только ее сердце, но и душу.

— Вы моя! — воскликнул он. — Моя навечно!

Глава 8

Все два дня и три ночи, что они были вместе, им казалось, что они прикоснулись к звездам.

Они были счастливы, как могут быть счастливы лишь немногие. Чудесная любовь озаряла их неземным светом, преображая их лица. Между ними не возникало размолвок, ни на минуту они не почувствовали недовольства или раздражения. С ними было их чудо, их любовь! Лорд с трудом сдерживался, чтобы не овладеть Наталией.

В один из вечеров они сидели после обеда в салоне, и лорд рассказывал ей о своих путешествиях и людях, с которыми встречался.

— Должно быть, в этих странах много женщин, которых вы любили и которые любили вас?

— Женщин было много, но любовь, моя дорогая, нечто совсем другое!

— Что же это?

Он обнял ее, крепко прижал к себе, поднял ее подбородок и коснулся губ. Он целовал ее медленно, властно и, наконец, тихо произнес:

— Вот что такое любовь. Я не могу любить вас больше, чем сейчас!

— Вы в этом уверены? — слегка поддразнивая его, спросила девушка.

Он снова стал целовать ее, пока не почувствовал, что ее тело стало податливым, а в глазах загорелся опасный огонь.

— Я не ответил на ваш вопрос?

— Не совсем. Вероятно, то же самое вы испытывали и к другим женщинам, а проснувшись утром, обнаруживали, что это не более чем сон.

Наталия дразнила его, желая в который раз услышать признание в любви, но он принял ее слова всерьез.

— Как вы можете так говорить? Неужели вы можете сравнивать наше чувство с тем, что я испытывал к другим женщинам?

Его поцелуи стали еще более страстными, требовательными, почти неистовыми, и она, словно эхо, отзывалась на разжигающее ее пламя.

Подняв голову, он попросил:

— Скажите, что любите меня! Я хочу, чтобы вы поклялись мне, что никогда никого не будете любить, как меня!

— Почему вы не позволили… доказать вам… что моя любовь… больше, чем все остальное на этом свете? Больше, чем страх… больше, чем жизнь? — Она обняла его. — Любите меня, дорогой мой! Сделайте меня своей! Позвольте мне хоть раз принадлежать вам, чтобы мы поняли, что созданы друг для друга самим Богом!

Ее слова воспламенили лорда, и он снова начал неистово целовать ее. Внезапно он остановился и произнес низким, хриплым голосом:

— Я люблю вас и стремлюсь к вам всем своим существом. Мне мучительно касаться вас и не сметь сделать вас своей!

Он посмотрел в ее глаза, потемневшие от страсти, которую сам же и разжег.

— Но во имя нашей любви я оставлю вас такой, какая вы есть, чистой и невинной девушкой, которой я поклоняюсь!

Он долго смотрел на нее, потом встал и вышел из салона. Наталия подумала, что прохладный ночной воздух окажет на лорда благотворное действие.

Через некоторое время он вернулся. Наталия ждала его, лежа в постели, с темными волосами, раскинувшимися по подушке. Лорд невольно залюбовался девушкой. Потом подошел к ней и поднес к губам ее руку.

— Простите, дорогая! Но вы слишком жестоко испытываете меня. Я всего лишь мужчина!

— И самый удивительный мужчина на свете! — добавила Наталия. — Я вас уважаю и обожаю. Но я не умею… подавлять свои желания, как вы.

В эту ночь, когда они лежали рядом и беседовали при свете звезд, падающем сквозь незадернутые шторы, ей казалось, что они стали духовно еще ближе…

И все-таки оба прекрасно сознавали: Константинополь с каждым днем все ближе. Наталия молила Бога, чтобы начался шторм и их плавание продлилось, но на Черном море стоял штиль.

И вот, наконец наступило утро, когда они увидели очертания Константинополя в лучах восходящего солнца.

Тысячи куполов церквей и башен минаретов сверкали золотом. Все подходы к причалу были заняты. Галеры, яхты, военные корабли — словом, всевозможные суда теснились в гавани.

«Коринф» наконец причалил к пирсу, и Наталия поняла: лорд Этелстан все спланировал так, чтобы до последней минуты они оставались вместе. Он приказал Хоукинсу разбить палатку с развевающимся над ней флагом Соединенного Королевства поблизости от гавани.

Они расположились в стороне от густо населенной части портового района. Город возвышался непосредственно над ними. В его южной части виднелся дворец султана, построенный на мысе, вдающемся в Босфор. На его территории располагались конюшни, казармы, кухни, тюрьма, камеры пыток, дома обрезаний, сады удовольствий, мечети. Во всех этих зданиях тысячи людей прислуживали султану. С внешней стороны зубчатых стен, окружавших дворец, росли мрачные кипарисы, похожие на грозных часовых.

Девушка не вышла на палубу, а смотрела на город из иллюминатора своей каюты. Скоро ей придется проститься с лордом Этелстаном. Хватит ли у нее сил на это?

Она видела, что лорд тоже боится того момента, когда ее будут уносить в паланкине.

Неподалеку от «Коринфа» Хоукинс разыскал английский военный корабль, бросивший якорь в Босфоре. Моряки с этого корабля на шлюпках подплывали к берегу и так же возвращались обратно. По распоряжению лорда Хоукинс переговорил с капитаном «Победоносного» и, вернувшись, доложил, что капитан сочтет за честь иметь лорда Этелстана своим пассажиром. Единственная трудность заключалась в том, что корабль уже запаздывал с отплытием, и капитану хотелось как можно скорее принять на борт своего пассажира.

Лорду стало ясно, нужно поторопиться и подготовить Наталию к отправке в сераль.

«Что толку, — говорил он себе, — продлевать мучения, если мы оба знаем, что все равно должны расстаться?

Но даже в эти последние минуты лорд продолжал надеяться, что Наталии улыбнется счастье и ее удастся спасти: ведь заложников еще не обменяли. Но Хоукинс вернулся из города, и по его лицу лорд понял, что тот принес неприятные новости.

— На базаре я узнал, милорд, что русский царь умер.

— Умер?!

— Да, милорд, правда, русские оплакивают его чисто формально. Все рады, что его жестокому правлению пришел конец.

Лорд терпеливо ждал, пока Хоукинс доложит все новости до конца.

— Заложников обменяли, милорд! — Лорд промолчал, и Хоукинс тихо произнес: — Я передал в сераль послание вашей светлости.

Словно в подтверждение его слов вскоре появились три всадника из особой гвардии янычар. Они сообщили лорду Этелстану, что халиф всех правоверных, султан Абдул-Азиз приветствует представителя ее королевского величества королевы Виктории и благодарит лорда Этелстана за то, что тот любезно согласился доставить ему подарок Шамиля. В течение часа за женщиной прибудет эскорт с паланкином. Тем временем она должна переодеться, чтобы войти в сераль в достойном виде.

Посланцы поставили перед Наталией великолепно расписанный сундучок с золотым замком. Открыв его в своей каюте, девушка увидела одежду, которую ей предстояло носить в гареме.

Она сменила свой костюм на широкие красные шаровары и золотистый халат из камки с широкими рукавами почти до земли, пуговицами из топазов и широким кушаком, расшитым драгоценными камнями, с пряжкой, украшенной огромными бриллиантами. У него был очень низкий вырез, открывавший прозрачную шелковую рубашку.

На запястья она надела браслеты, усыпанные драгоценными камнями, а золотую цепочку с бриллиантами вплела в волосы. При каждом движении жемчуга и камни сверкали и переливались на солнце. На голове Наталии красовался высокий султан с брошью в виде букета из рубинов, изумрудов, бриллиантов и жемчуга. И наконец, тонкая муслиновая чадра закрыла все лицо, так что были видны только глаза.

Приготовившись, она ждала в своей каюте. Чувство глубокого отчаяния овладело ею.

Дверь отворилась, и на пороге появился лорд Этелстан. Их взгляды встретились. Затем лорд отвернулся и мрачно произнес:

— Я все устроил так, что вас заберут с британской территории. Меня будет ждать лодка с английского корабля, и я уеду, как только увезут вас. Я не смогу смотреть, как вы войдете во дворец! Для меня это пытка!

Он произнес эти слова с такой болью в голосе, что у Наталии появилось желание обнять лорда.

— Весь багаж уже погружен на корабль, кроме палатки и ковра, — добавил он и замолчал.

— Когда? — еле слышно прошептала Наталия.

— Хоукинс скажет, когда появится процессия из сераля. Тогда мы покинем яхту.

Наталия оглядела каюту.

— Здесь мы были так счастливы… — Слезы подступили к горлу, не давая ей говорить. — Вы будете себя беречь, дорогой? Помните, где бы вы ни были, вы принадлежите мне!

— Неужели вы думаете, что я могу забыть это? Вы навсегда останетесь в моем сердце.

— Только не чувствуйте себя… связанным! Вы должны жениться и завести детей, наследников вашего рода и титула!

— Ну как вы можете думать, что я свяжу свою жизнь с другой женщиной?

— Это был сон, удивительный и прекрасный, что кажется нереальным. Вы должны продолжать… жить на этом свете, дорогой. Вам предстоит много дел… Вы должны испытать счастье…

Вздохнув, лорд ответил:

— Вы хотите от меня невозможного! В силах ли человек, уже ступивший во врата рая, до конца дней терпеть муки ада?

— Вы всегда были таким мужественным!

— Дорогая моя, любовь моя! Как я смогу отпустить вас?

В его голосе звучала неприкрытая боль, но не успела Наталия ответить, как в дверь постучали:

— Процессия появилась, милорд!

Оба побледнели и взглянули друг на друга.

Глубоко вздохнув и гордо подняв подбородок, Наталия открыла дверь, прошла по коридору и вышла на палубу. Греческие моряки с любопытством наблюдали за женщиной в турецкой одежде, сошедшей по сходням и направившейся к палатке лорда Этелстана.

Ступив на землю, Наталия увидела процессию, которая спускалась с холма. Красный с золотом паланкин сопровождали охранники. Впереди шел оркестр, игравший какую-то странную мелодию, возвещавшую о появлении султана. Тут же были и евнухи в цветастых одеждах и тюрбанах с развевающимися перьями.

Наталия стояла у палатки на персидском ковре, закрыв лицо муслиновой чадрой, закрепленной на маленьком золотом крючке. Лорд Этелстан стоял рядом с ней в расшитом золотом дипломатическом мундире со сверкающими на груди наградами. В таком наряде девушка видела его впервые. Он выглядел величественно в отличие от пестрой толпы турок, приближавшихся к ним.

Наталия смотрела на него, не отрываясь. Слезы застилали ей глаза. В эту минуту она поняла, что не сможет жить без него! Маленький кинжал, купленный в Тифлисе, был постоянно при ней.

«Я умру сегодня же ночью! — решила она. — Ждать больше нечего!»

Если Бог смилостивится, ее душа будет где-то рядом с лордом Этелстаном, когда «Победоносный» пройдет Мраморное море и окажется в синих водах Средиземного.

Его бледное лицо и плотно сжатые губы выдавали его душевное волнение. Ей хотелось прикоснуться к нему, но она не посмела. Все происходящее было мукой для обоих, но они ничего не могли сделать. Процессия медленно приближалась.

Внезапно послышался дробный стук копыт.

Лорд Этелстан и Хоукинс быстро обернулись и увидели всадника — по виду это был казак. Подъехав к палатке, он резко осадил коня, спешился и, шагнув к лорду, протянул помятый конверт. Лорд взял его, заранее зная, что это донесение об обмене заложниками.

Хоукинс щедро вознаградил казака и тот, сверкая белозубой улыбкой, снова прыгнул в седло и, отдав честь, быстро ускакал. Лорд Этелстан разорвал конверт, вынул лист бумаги и прочел:

«В четверг 21 марта 1855 года Джемал-Эддин, сын Шамиля, аварца, имама Дагестана, и сумма в сорок тысяч рублей были обменены на заложников, удерживаемых в плену в течение восьми месяцев.

Освобождены следующие члены семьи полковника князя Давида Чавчавадзе…»

Лорд Этелстан продолжал читать.

Вдруг он вскрикнул, спрятал бумагу и подхватил на руки Наталию. Процессия была уже в нескольких ярдах от палатки, когда лорд Этелстан повернулся и быстро побежал со своей ношей к шлюпке, которая ждала его у пристани.

Испуганный Хоукинс бросился вслед за хозяином.

Лорд посадил Наталию в шлюпку, прыгнул сам, и шлюпка отчалила. Процессия из сераля остановилась, изумленно наблюдая за происходящим. Музыканты в замешательстве опустили инструменты.

— Что происходит? Что вы делаете? — испуганным шепотом спросила девушка. — Остановитесь! Я… должна уйти с ними!

— Прочтите список! Прочтите! — воскликнул лорд срывающимся голосом. — Я слышал, как он сказал об этом, но не поверил! Ну, можно ли быть таким безумцем?

— О чем вы? Что случилось?

Не понимая, что происходит, она дрожащими руками раскрыла конверт, который он сунул ей в руку, и посмотрела на список.

Там были следующие имена:

«Княгиня Анна Чавчавадзе и ее дети: княжна Тамара, князь Александр, княжна Саломея и княжна Мария.

Княгиня Варвара Орбелиани и ее сын князь Георгий.

Княжна Нина Баратова.

Мадам Дрэнси.

Граф Дмитрий Меликов.

Слуги и их дети…»

Наталия тихо вскрикнула, а лорд произнес своим обычным тоном:

— Князь Давид заявил в моем присутствии, что не позволит удерживать даже самого маленького ребенка своих слуг, но я не поверил этому!

Когда шлюпка подошла к кораблю, моряки помогли им подняться на борт по канатному трапу.

— Добро пожаловать на «Победоносный», милорд! — произнес капитан.

— Благодарю вас, капитан Браунлоу, — ответил лорд, протягивая ему руку. — Я был бы вам очень признателен, если бы мы немедленно вышли в море!

— Именно это я и собираюсь сделать, милорд!

— А еще я был бы вам очень благодарен, если бы вы, данной вам властью, как можно скорее обвенчали нас с графиней Наталией Меликовой, которая едет со мной.

Лицо капитана не выразило удивления. Наверное, уже не в первый раз его просили о подобной услуге!

— С удовольствием, милорд! В вашем распоряжении адмиральская каюта!

Поблагодарив капитана, лорд Этелстан и Наталия отправились в адмиральскую каюту.

Она была просторной и светлой, но после роскоши «Коринфа» показалась очень скромной. Оставшись наедине, они долго смотрели друг другу в глаза.

Затем лорд Этелстан обнял Наталию. Неожиданно она залилась слезами.

— Любимая моя! Драгоценная! Теперь все страшное позади! Все кончилось! Я никогда не прощу себе, что не поверил в князя Давида! Кроме того, мне следовало бы понять, что Шамиль убедит мюридов отказаться от невозможной суммы!

Наталия продолжала плакать на его плече. Он снял с ее головы султан с бриллиантовой брошью, сорвал чадру и швырнул все это на пол.

— Не плачьте! — взмолился он. — Вы же были все это время такой невероятно мужественной! Теперь я заставлю вас забыть о пережитых страданиях!

— Я плачу… от счастья! — рыдала Наталия. — Я думала, что… теряю вас, а теперь… мы вместе!

Лорд Этелстан, вздохнув, нежно поднял пальцами ее подбородок и повернул ее лицо к себе.

По щекам девушки текли слезы, но она улыбалась. Никогда еще она не была так прекрасна!

— Все будущее принадлежит нам, моя драгоценная!

— И мы сможем… летать… как орлы!

Лорд Этелстан покрыл ее лицо страстными поцелуями. И они снова воспарили высоко в небо, несокрушимые, всемогущие — и вместе!

Никто из них даже не услышал, как в каюту вошел капитан с молитвенником в руках.

1

Мюрид — последователь мюридизма, религиозно-мистического течения в исламе.

(обратно)

2

Автор имеет очень приблизительное представление о географии региона, в котором разворачивается действие романа. — Примеч. ред.

(обратно)

3

промах, оплошность (фр.)

(обратно)

Оглавление

Примечание автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg