«Невеста для сердцееда»

Энни Берроуз Невеста для сердцееда

Глава 1

Черт побери, он знал, как нелегко придется, но не представлял, что все эти люди окажутся столь предсказуемыми. Лорд Дебен вышел на террасу, совершенно безлюдную из-за моросившего дождя, прошагал прямиком к каменной балюстраде и, устало опершись о нее, сделал несколько глубоких глотков ночного воздуха, не отравленного ароматов духов, запахом пота и свечного жира.

Хозяйка сегодняшнего приема, леди Твининг, первой повела себя именно так, как ожидалось. У нее едва глаза из орбит не выскочили, когда она узнала мужчину, на руку которого опиралась вдовствующая леди Далримпл. Прежде ему лишь раз доводилось присутствовать на балу — четыре года назад. То был прием в честь его сестры, блестящее событие, хозяином которого стал он сам. Он понимал недоумение леди Твининг, с чего это ему вдруг вздумалось сопровождать леди Далримпл, эту поборницу хороших манер, на столь неинтересное мероприятие, да еще в доме, ничего общего не имеющем с привычным для него пикантным кругом общения.

Пока они медленно поднимались по лестнице, леди Твининг напряженно решала дилемму, созданную его появлением. Едва ли она осмелится не принять его, ведь сама же отправила его крестной приглашение, а он выступал в качестве се сопровождающего. Тем не менее очень хотелось указать ему на дверь! Ясно, что позволить ему присутствовать на балу, где собралось множество благородных девиц, равносильно тому, чтобы открыть дверь курятника перед лисицей.

Но ей не хватало мужества высказаться прямо. Когда подошла очередь приветствовать его, она произнесла лишь общие фразы о том, какая честь для нее принимать его у себя, она и не чаяла, что такой высокородный лорд почтит ее своим присутствием…

В действительности последние слова вслух сказаны не были, но подразумевались. Визит самого настоящего графа — большая удача, значительно превосходящая потенциальную опасность, которую он представлял для морального облика общества.

При мысли о гостях на этом балу губы лорда Дебена скривились в презрительной усмешке. Все они делились на две группы. К первой относились те, кто в его присутствии хлопотал и кудахтал, подобно встревоженным курам, спешащим на защиту своих драгоценных цыпляток, а ко второй те — тут он поморщился, — кто преследовал корыстные цели.

Он чувствовал на себе взгляд их глазок-бусинок, следящих за каждым его шагом, улавливал обрывки приглушенных предположений. Зачем он здесь? Да еще с леди Далримпл? Уж не признак ли того, что в этом сезоне он намерен наконец исполнить свой священный долг и выбрать жену?

Эти амбициозные людишки тут же принялись отталкивать друг друга локтями, подсовывая ему, каждый свою, жеманную кандидатку, несмотря на ничтожную вероятность того, что самый известный распутник и повеса решил-таки оглядеться по сторонам в поисках женщины, которая стала бы его графиней.

Их догадка оказалась верной, но притязания от этого не становились менее отталкивающими. Собственно, именно поэтому графу придется посещать подобные приемы, мужественно терпя пресную болтовню, именуемую здесь светской беседой, неловкие манеры, а порой и прыщавые лица. Только женившись на девушке, которая еще вчера сидела за уроками в классной комнате, мужчина может быть точно уверен, что станет отцом, по крайней мере первенца. Для лорда Дебена продолжение блистательной родословной — задача первостепенная.

Непонятно другое: неужели эти люди полагали, что он сделает предложение первой же встреченной девушке на первом же светском вечере, коль скоро он действительно принял решение покориться участи, уготованной ему по праву рождения?

Отклонившись назад, граф подставил лицо под струи дождя, которые, хотя и охладили кожу, не могли заглушить горечь, подступавшую к горлу. Это вообще невозможно.

Если только… Ему в голову пришла совершенно фантастическая мысль, пригвоздившая к месту. К чему кого-то выбирать из толпы бледных, сгорающих от желания молодых девушек? Отчего бы не сделать предложение той из претенденток, выставляемых перед ним напоказ, точно племенных кобыл на аукционе лошадей в «Таттерзоллз», которая первой попадется на его пути? В таком случае он быстро и безболезненно положит конец своему незавидному положению.

Что ему стоит пожертвовать годом жизни? Всего-то и нужно объявить о предстоящем бракосочетании, выдержать нелепую церемонию, спать с женой до тех пор, пока не будет точной уверенности, что она в положении, в надежде, что родится мальчик. После чего спокойно вернуться к беззаботному существованию, а его жена будет…

Лорд Дебен резко втянул носом воздух и снова опустил голову, представляя, чем может заняться его супруга, оставленная без присмотра.

Да абсолютно всем. Уж кому-кому, а ему точно известно, на что способны молодые замужние женщины в поисках сексуальных приключений.

Нетерпеливо вскрикнув, он вынул из кармана жилета часы и повернулся так, чтобы свет из окон бального зала попал на циферблат. Брови недоверчиво поползли вверх. Неужели он провел в этом доме всего лишь тридцать минут?

Возможно, пройдет несколько часов, прежде чем леди Далримпл пожелает уйти. Она непременно захочет посмотреть на танцы, обменяться сплетнями со своими подругами и поужинать.

Видно, ничего не поделаешь. Губы лорда скривились от неприязни. Раз ему все равно придется как-то убивать время, отчего бы не заняться решением проблемы женитьбы, сделать это как можно быстрее и лучше? Что ж, надо вернуться в бальный зал и пригласить первую попавшуюся девушку на танец. Если она согласится, а он не сочтет ее внешность невозможно отталкивающей, потом отыщет ее отца и сразу перейдет к делу.

Вот так эта гнусная треклятая ситуация и будет разрешена. Ему даже не представится случая всколыхнуть высшее общество, провозгласив о своем намерении, как и вступить в эту бездну адову, именуемую «Олмак»[1].

Убрав часы обратно в карман, Дебен не шелохнулся, будто ноги приросли к полу. Его взгляд был устремлен вперед.

Даже если неизвестная пока девушка, с нетерпением ожидающая где-то в доме, ему и не понравится, не имеет значения. Во всяком случае до тех пор, пока он несколько раз разделит с ней ложе, чтобы зачать наследника. Если у него не возникнет к ней симпатии, значит, не в ее силах будет причинить ему боль, унизить. Тогда он сможет наблюдать за ее любовными похождениями на стороне с тем удивленным безразличием, присущим всем мужьям, которые на протяжении многих лет не без помощи Дебена обзавелись рогами. Эти скучающие неудовлетворенные женщины активно ищут себе молодых энергичных любовников, способных добавить в их жизнь пикантности, отсутствующей в браке, основанном на расчете и чувстве долга.

При таком равнодушном отношении он даже сумеет терпеть её незаконнорожденных отпрысков, относиться к ним по-доброму, не обзывая ублюдками прямо в глаза. А они станут считать друг друга братьями и сестрами, заботиться и поддерживать друг друга, вместо того чтобы…

Звуки музыки из бального зала резко выдернули его из мрачной бездны, в которую он погружался всякий раз, когда посещали случайные мысли, связанные с детством.

Он медленно развернулся, раздосадованный тем, что кто-то посмел нарушить его уединение, и был несказанно удивлен, разглядев женский силуэт, обрисовавшийся в дверном проеме, ведущем в дом.

— Ой, лорд Дебен! — ахнула девушка и поднесла руку ко рту драматичным жестом, имитирующим, как он цинично решил про себя, удивление. — Вот уж не думала встретить здесь кого-то еще, — молвила она, обводя взглядом террасу.

— В самом деле, с чего бы это кому-то взбрело в голову осмелиться на такой шаг при столь ужасающей погоде?

Ничуть не смущенная его сухим тоном, она, хихикая, сделала пару шагов вперед.

— Мне не следует находиться с вами наедине, не так ли? Мама говорит, вы опасный человек.

Теперь, когда она подошла ближе, Дебен увидел, что она довольно мила. Тонкие черты лица, чистая кожа, дорогой модный наряд. Этой девушке не привыкать к мужскому вниманию, судя по тому, как приосанилась она под его ленивым оценивающим, если не сказать высокомерным, взглядом.

— Ваша мама права. Я действительно опасен.

— А я вас не боюсь, — возразила она, направляясь к нему плавной походкой. Она подошла так близко, что он ощутил аромат ее духов. Ее дыхание было тяжелым и восторженным. Она немного нервничала, но преимущественно испытывала воодушевление. — Вы никогда не охотились за целомудренными девушками, — объявила она с придыханием. — Ваши взгляды всегда были обращены на молодых замужних дам или вдов.

— Вашей маме следовало бы предупредить вас о том, что никогда не следует обсуждать с каким бы то ни было мужчиной его amours[2].

Она осведомленно улыбнулась и промурлыкала, кладя ладонь на отворот его фрака:

— Но, лорд Дебен, уверена, вы хотите, чтобы ваша будущая жена понимала подобные вещи. Быть понятым…

Он схватил ее руку и отвел подальше от себя, преисполнившись глубоким инстинктивным отвращением.

— Напротив, мисс, это совсем не то, чего я хочу от будущей жены.

Бесполезно. Как оказалось, он похож на своего отца много больше, чем привык считать. Даже если приложит максимум усилий, чтобы не влюбиться в собственную супругу, мысль о том, что она может оказаться понимающей и станет поощрять его холостяцкое поведение, чтобы и самой насладиться радостями любви на стороне, ненавистна.

— Вам бы лучше вернуться в бальный зал. Как вы сами верно заметили, не подобает находиться наедине с таким человеком, как я.

Девушка надула губки.

— Глупо с вашей стороны проповедовать благочестие, когда всем известно, что у вас его нет ни на гран.

Затем она быстро — так быстро, что застигла графа врасплох, — обвила его руками за шею.

— Черт побери, что вы задумали?

Он попытался высвободиться, даже сумел оторвать от себя одну ее руку, но девушка отбросила веер, высвободив вторую руку, которой вцепилась в него более интенсивно. Когда Дебен отступил на шаг назад в попытке ускользнуть от цепких рук, она прильнула к нему еще теснее и подалась следом.

— Отпустите меня, нахалка, — прорычал он. — Не знаю, чего вы добиваетесь, бросаясь на меня подобным образом, но…

Тут раздался вскрик, двери распахнулись, и на террасу хлынул свет из бального зала. Девушка, столь настойчиво льнувшая к нему, вдруг резко затихла, прижавшись к его щеке своей.

— Лорд Дебен! — К нему, скрежеща зубами от негодования, спешила крепко сложенная матрона. — Сию секунду отпустите мою дочь!

Его руки все еще лежали на талии девушки, хотя он и пытался оторвать ее от себя. Она издала негромкий стон и театрально изогнулась назад, будто собиралась упасть в обморок. Видя это, он инстинктивно поддержал ее. Одна часть его сознания с радостью подстрекала позволить девушке шлепнуться на выщербленный плиточный пол террасы, к тому же мокрый, другая же часть, увещевала, что, поступись он этим жестом вежливости, лишь создаст себе дополнительные проблемы.

В любой момент кому-нибудь еще может взбрести в голову выйти на свежий воздух, и какое зрелище предстанет его глазам? Зловещий лорд Дебен склоняется над распростертым на полу телом невинной девушки, шокированной и почти поруганной. Или зловещий лорд Дебен стоит, сжимая в объятиях бесчувственную девушку, которую пытался соблазнить? Не стоит забывать и о кипящей гневом матери, требующей отпустить дочь.

Какую бы из живописных картин случайно забредшие на террасу люди ни увидели, результат тот же. Ему придется жениться на этой маленькой нахалке, чтобы спасти ее репутацию.

Никогда в жизни Дебен не был так взбешен. Его загнали в ловушку, которую распознал бы даже зеленый юнец! Да еще и при первом вступлении в мир так называемых невинных девиц! Как же это он недооценил хищную природу женщин? Полагал, что внешне неотличимые друг от друга девушки в белых платьях, порхающие по бальному залу, всего лишь безвкусные безмозглые дурочки. Однако эта оказалась очень сметливой. И амбициозной. Дебен был самым богатым молодым титулованным мужчиной, которого ей удалось бы заполучить в рамках ее, как он догадался, ограниченного социального круга. И она безжалостно усыпила его бдительность и скомпрометировала. Ей дела нет до того, что он за человек. Также она нимало не беспокоилась о том, что собирается вступить в брак с мужчиной, не способным, как она полагала, на сохранение супружеской верности, и сама заявила, что намерена относиться к этому с пониманием.

Ситуация усугублялась ее неведением того, что он в самом деле вознамерился обзавестись супругой. Для нее он всего лишь скандальный повеса.

Тем не менее она безжалостно решилась заманить его в западню.

Поистине коварная, жестокая и совершенно аморальная девица. Дебен подумал о том, что его матушка, будь она еще жива, распознала бы в ней родственную душу.

— Происходящее здесь совершенно очевидно, — констатировала мать девушки, выпрямляясь во весь рост, и, как он ожидал, заявила: — Вы просто обязаны исправить сложившуюся ситуацию.

— То есть предложить ей стать моей женой? Вы это имеете в виду?

Да, он это сказал, нимало не заботясь о том, что эта старая метелка сочтет его невежливым. Он оторвал от себя ее цепляющуюся за него дочь с такой решимостью, что она, проковыляв несколько шагов к матери, схватилась за нее, чтобы не упасть.

Неужели он всерьез обдумывал идею сделать предложение первой же попавшейся девушке? Да он, похоже, совсем рассудка лишился. Жениться на создании, подобном этому. Поистине история, сделав еще один виток, повторится вновь, и он никогда не сможет быть до конца уверен, кто отец детей, которых ему придется обеспечивать.

Опершись о балюстраду, Дебен скрестил руки на груди. Он совсем было собрался объявить, что никакая сила на земле не заставит его дать свое имя этой девушке, когда раздался еще один голос:

— Ох, пожалуйста! Все совсем не так, как кажется на первый взгляд!

Все трое повернулись к дальнему концу террасы, скрытому в тени, откуда донесся голос.

Дебен различил худенькую женскую фигурку, вынырнувшую из-за двух огромных керамических горшков с растениями, где до этого она, несомненно, пряталась.

— Во-первых, — произнесла все еще находящаяся в тени девушка, наклоняясь, чтобы высвободить подол платья, который застрял в чем-то невидимом взгляду Дебена, — я все это время находилась здесь, так что мисс Уэверли ни на секунду не оставалась одна с лордом Дебеном.

Высвободив платье, она выпрямилась и зашагала к ним, но замерла на границе островка света, в котором стояли эти трое, будто бы не желая полностью выходить из тени. Тем не менее Дебен заметил, что край обязательного для девушек белого платья испачкан мхом, а в кудрявых спутанных волосах, струящихся по худеньким плечам, запутались несколько сухих листьев.

— Что ж, это, конечно, очень хорошо, — воскликнула возмущенная мать расчетливой мисс Уэверли (теперь Дебен знал имя девушки). — Но как моя дочь оказалась в его объятиях?

Мисс Уэверли все еще цеплялась за мать с видом трагической актрисы, но на ее хорошеньком личике появились первые признаки тревоги.

— Дело в том, что она… — Взъерошенная девушка заколебалась, бросила быстрый взгляд на встревоженную мисс Уэверли, затем расправила плечи и воззрилась прямо в глаза матроны. — Она уронила веер, а потом… как бы это сказать, натолкнулась на лорда Дебета, который, естественно, не позволил ей упасть.

Девушка изложила последовательность событий так, что вся история вдруг предстала совсем в ином свете. При этом она не солгала. Рассказ вышел на редкость складным.

Дебен оторвался от балюстрады и, сделав пару шагов, наклонился и поднял лежащий на полу веер.

— Ни один джентльмен, — произнес он, следуя примеру девушки, которая почему-то казалась ему воплощением осени, — даже с такой запятнанной репутацией, как у меня, не позволил бы столь нежному созданию упасть.

С этими словами он церемонно вернул веер мисс Уэверли, лицо которой оставалось совершенно неподвижным.

Граф не имел представления, с чего эго духу осени вздумалось разрушать тщательно обдуманный план мисс Уэверли, но определенно не собирался отказываться от такого подарка.

Мать мисс Уэверли задумчиво взирала на неровные края влажной напольной плитки.

Взгляд мисс Уэверли метался между Дебеном и девушкой, вышедшей из тени. Граф представлял, как напряженно работает сейчас ее мозг. Ведь ничего непристойного этой ночью на террасе не произошло.

— Сэру Хамфри следовало бы уделить больше внимания этим плиткам, вы не находите? — Он холодно улыбнулся девушке, пытавшейся скомпрометировать его. — Пока они не довели кого-нибудь до беды. Но я по крайней мере рад тому, что вы не пострадали во время сегодняшнего маленького происшествия.

Она вскинула подбородок, смерив Дебена гневным взглядом.

Ее мать приняла поражение более достойно.

— Что ж, теперь я понимаю, что тут на самом деле произошло. Благодарю вас за помощь моей дочери, милорд. Хотя ума не приложу, как она вообще оказалась в компании мисс Гибсон. Эта девушка нам не ровня. Совсем нет.

С этими словами матрона наградила запачканную нимфу презрительным взглядом.

Дебен задался вопросом, в самом ли деле девушка подавила желание нырнуть обратно за декоративные вазы для растений, или ему это только показалось?

— Также я не понимаю, когда это моя дражайшая Изабелла умудрилась с ней сблизиться. В самом деле, дитя мое, — проворковала она, обращаясь к дочери, которая угрюмо дула губки, — мне сложно представить, что заставило тебя сопровождать эту девушку на террасу, ты могла запачкать платье или подхватить простуду. Ради всего святого, — добавила она, напускаясь уже на злополучную мисс Гибсон, — как тебе удалось убедить мою дочь пойти сюда? И что это ты задумала, спрятавшись за цветами и оставив Изабеллу наедине с джентльменом? Неужели не понимаешь, как вопиюще неправильно подобное поведение? И как эгоистично?

Дебену стало интересно, сумеет ли мисс Гибсон ответить на этот шквал вопросов. У него тоже возник ряд вопросов по делу, особенно принимая во внимание то, что он знал, как все было на самом деле.

Например, почему мисс Гибсон не воспользовалась шансом разоблачить расчетливую мисс Уэверли, раз уж набралась мужества идти той наперекор. Ее интерпретация грязных интриг была столь непогрешима, что той удалось выйти сухой из воды, не подмочив репутацию. Дебен, однако, понимал, что не беспокойство о репутации мисс Уэверли подвигло мисс Гибсон на решительные действия. Она вышла из укрытия до того, как он успел объявить, что не намерен давать свое имя этой девушке, какие бы небылицы она ни сочиняла. Его репутация и без того уже чернее черного, и терять ему нечего. А вот девица Уэверли наверняка получила бы по заслугам, если бы им с мамашей вздумалось, условно говоря, скрестить мечи с человеком его ранга.

В сущности, мисс Гибсон оставалось тихонько сидеть за цветочными горшками, дожидаясь, пока они уйдут с террасы. Возможно, она действовала из дружеских побуждений, стремясь уберечь подругу от катастрофичного брака?

Нет, дело не в этом. Мисс Уэверли не выразила никаких дружественных чувств по отношению к девушке, которая посмела нарушить ее планы, она вообще не ожидала, что мисс Гибсон окажется здесь. Выйдя на террасу, она прежде всего осмотрелась по сторонам, а уж потом разыграла спектакль с целью скомпрометировать его. И пришла в ярость, когда мисс Гибсон выскочила из укрытия и помешала ей запустить коготки в графа.

В таком случае уж не враждуют ли они? Тоже нет. Судя по тому, что сказала мать, девушки едва ли принадлежат к одному социальному кругу. Значит, у них не было возможности ни подружиться, ни враждовать.

Тем не менее Дебен, рассматривая сложившуюся ситуацию, неизменно возвращайся к одному и тому же неутешительному заключению: действия мисс Гибсон не были направлены против мисс Уэверли.

Значит, она хотела спасти его самого.

Снова откинувшись на балюстраду террасы и облокотившись на нее руками, он восхищенно воззрился на мисс Гибсон. Она не предприняла ни единой попытки защититься, в то время как мать мисс Уэверли продолжала оскорблять ее. Девушка вообще, похоже, не замечала ни гневные тирады матери, ни ядовитые взгляды дочери, просто стояла перед ними с поникшими плечами, будто ей нет никакого дела до мнения окружающих. Казалось, она даже не до конца осознает ту злобу, что источала матрона.

Наконец мать мисс Уэверли произнесла:

— В самом деле, что можно ожидать от выходца из такой семьи, как твоя?

При этих словах с мисс Гибсон случилась весьма примечательная метаморфоза. Она вскинула голову и сделала шаг вперед, впервые оказавшись полностью освещенной светом, струящимся из окон бального зала. В ее длинных непослушных локонах переливались все краски осени: богатый каштановый с вплетенными в него нитями золотого и красновато-коричневого. Такой бывает опавшая листва. Она вдруг рассвирепела, ее гнев граничил с налетевшим невесть откуда ураганом.

— От каждого человека ожидается честное поведение, — молвила она. — Я пряталась здесь потому лишь, что не хотела, чтобы кто-то — и менее всего джентльмен — заметил, что я плакала.

В это Дебен вполне мог поверить. Мисс Гибсон не способна проливать слезы изящно. Она хлюпнула покрасневшим носом, несколько великоватым для ее утонченного лица. На щеках красовались пятна и полосы, которые подозрительно напоминали размазанные сопли.

Дебен еще более проникся уважением к ней за то, что она решилась обнаружить себя, вмешаться в дела двоих людей, которые не являлись ни ее друзьями ни — в его случае — даже поверхностными знакомыми.

— Этого следовало ожидать, — рявкнула матрона. — Тебе должно быть стыдно за себя, юная леди. Видишь, что случается, когда столь вульгарно даешь волю эмоциям? Ты не только ужасно выглядишь, но еще и поставила своим эгоистичным и своевольным поступком мою непогрешимую дочь в ситуацию, которую легко можно интерпретировать превратно!

Сжав кулаки, мисс Гибсон посмотрела на непогрешимую мисс Уэверли и сделала глубокий вдох. Она совсем было собралась раскрыть правду, которая нарушила бы безмятежный ход дебютного бала мисс Твининг, но тут на ее лице появилось разочарованное выражение.

Дебен решил, что она лишь сейчас поняла, что не может раскрыть всей правды, не скомпрометировав при этом себя. Именно так обычно и случается, когда женщина начинает плести паутину лжи. Всего один неверный шаг, и окажется, что сама уже безнадежно запуталась.

По крайней мере мисс Гибсон достало ума предвидеть такой исход событий. Вздернув подбородок и плотно сжав губы, она взирала на матрону в ледяном молчании.

Наблюдая за тем, как назревающий ураган разом успокоился, Дебен усмехнулся. Поистине, действо оказалось лучше любой театральной постановки.

К несчастью, именно в тот момент, когда он узрел в ситуации нечто смешное, мисс Гибсон посмотрела в его сторону и в ответ наградила убийственно мрачным взглядом, способным, казалось, заставить молоко свернуться.

— Что ж, — молвила матрона, не заметившая обмена взглядами, занятая успокаиванием пребывающей в смятении дочери, — вижу, твоим поступком руководила сердечная доброта, моя дорогая, но, как мне кажется, было бы лучше просто разыскать наставницу мисс Гибсон и предоставить ей право разрешить ситуацию.

Дебену удалось быстро справиться с удивлением от абсурдности этого замечания. Поведение мамаши практически не отличалось от столь же оскорбительного поведения дочери. Иначе говоря, юная девушка, расстроенная чем-то столь сильно, что предпочитает сбежать на террасу, поплакать в укромном уголке, получает строгий выговор. Какая несправедливость! Кто-то же должен утешить ее. Как бы то ни было, женщины не плачут столь горько в уединении без причины.

Дебен посмотрел сначала на мать, затем на мисс Уэверли и нахмурился.

Он не разделял ни женской способности сопереживать, ни сентиментальности, но, похоже, здесь являлся единственным, кто испытывал хоть малую толику сочувствия к растрепанной мисс Гибсон. Как бы то ни было, он ни за что не стал бы утешать ее лично, ибо в присутствии плачущей женщины всегда ощущал собственную беспомощность. Когда он, бывало, пытался утешить одну из своих рыдающих сестер, обычно начинал приводить рациональные доводы, отчего у бедных девушек случалась настоящая истерика.

Нет, мисс Гибсон требовалась сочувствующая женщина, наставница, о которой говорила мать мисс Уэверли, она уж точно знала бы, что нужно сделать.

Дебен оттолкнулся от балюстрады.

— Позвольте мне исправить ошибку, отыскав наставницу мисс Гибсон. Не соизволите ли назвать мне ее имя?

— Ах, — с презрительным смешком откликнулась матрона, — это некая миссис Ледбеттер. Смею предположить, вам она незнакома, милорд. Я вообще удивляюсь, как подобной женщине удалось заполучить приглашение на этот светский прием.

Дебен улыбнулся:

— Напротив. Некоторые посещают частные балы в надежде встретить людей, стоящих на более высокой, чем они сами, ступеньке социальной лестницы. Миссис Уэверли, я полагаю?

— Леди Чигвелл, — с притворной улыбкой поправила она.

— Леди Чигвелл, — повторил Дебен, отвешивая ей поклон.

Когда он выпрямился, его взгляд снова встретился со взглядом мисс Гибсон, и он подмигнул ей. Зря он надеялся, что втайне она почувствует себя польщенной. В ее глазах светилось лишь неодобрение.

Возможно, она не оценила поступка, совершенного им ради ее же блага.

— Мисс Гибсон, — произнес он, подходя к девушке и беря ее за руку, — могу ли я передать миссис Ледбеттер, что вы ожидаете ее здесь? — И, понизив голос, добавил: — Как она выглядит?

Мисс Гибсон часто заморгала. При ближайшем рассмотрении ее глаза оказались еще полны невыплаканных слез. Дебен нежно пожал ей руку, стараясь выразить этим жестом и свою благодарность и, к собственному удивлению, стремясь подбодрить девушку. На земле не нашлось бы другой особы женского пола — родственницы, конечно, не в счет, — которая могла бы похвастаться, что лорд Дебен выказал малейшее беспокойство о ее благополучии.

Но ни один мужчина, даже обладающий стойким иммунитетом к проявлению сочувствия, не смог бы не дрогнуть при виде мисс Гибсон. Она вышла на террасу, чтобы поплакать в одиночестве, а вместо этого оказалась вынужденной обнародовать свое душевное состояние и в довершение всего подверглась жестокой критике вместе со своей наставницей.

— У нее на голове пурпурный тюрбан, украшенный белым и фиолетовым страусиными перьями. Вы ее точно не пропустите. — Затем, выдернув свою руку, добавила более громко: — Думаю, будет лучше, если я в самом деле подожду ее здесь.

— Вот уж точно, — приторно-сладким голоском пропела мисс Уэверли. — Ты же не можешь в таком виде выйти в бальный зал. Тебе нужно как следует умыться, прежде чем снова показываться на людях.

Мисс Гибсон принялась поспешно вытирать щеки руками. К сожалению, ее перчатки были также сильно запачканы, поэтому результат получился еще более плачевным.

— Позвольте мне, — произнес Дебен, церемонно вынимая из кармана фрака белый шелковый платок со своей монограммой и протягивая ей.

— Благодарю вас, сэр.

Платок она взяла с большой неохотой, и Дебен решил про себя, что она отказалась бы, если бы не бедственное положение.

«Интересно, с чего бы это?» — подумал он. Если она питает к нему неприязнь, зачем тогда вообще пришла ему на выручку?

Мисс Гибсон тем временем от души и совсем не элегантно высморкалась.

А возможно, как она и сказала, ей просто не нравилось, что джентльмен увидел ее в таком состоянии.

Должно быть, его догадка верна.

Дебен развернулся, радуясь тому, что ее неприязненное отношение не относится к нему лично, и зашагал прочь с террасы обратно в бальный зал.

Он никак не мог отделаться от непонятного чувства сожаления по поводу того, что ничего не может сделать, чтобы облегчить страдания мисс Гибсон. В тот момент, когда над ним нависла угроза связать себя узами брака с существом, подобным мисс Уэверли, он осознал, что скорее умрет, чем позволит себе повторить судьбу отца, неудачно жениться. Чем больше он об этом думал, тем крепче утверждался в мнении, что мисс Гибсон вмешалась исключительно ради того, чтобы уберечь его от подобной незавидной судьбы. Не хотела допустить, чтобы кого-то против воли заманили в брачную ловушку.

Возможно, именно поэтому плакала. Из слов леди Чигвелл Дебен заключил, что она родом не из знатной семьи. Возможно, ее принуждают «удачно» выйти замуж, упрочить социальное положение семьи. Вероятно, именно поэтому она оказалась на этом балу, ее выставили на всеобщее обозрение, чтобы потом продать, точно рабыню на аукционе. Ему не представился случай увидеть девушку во всей красе, но ее юность и беззащитность уже служили достаточным основанием, чтобы заинтересовать нескольких знакомых ему мужчин, которые вознамерились в этом сезоне присмотреть себе жену. Так уж устроен мир. Джентльмены в годах, с деньгами и статусом, получали право выбрать себе в жены юную девственницу из тех, кто каждый год приезжает в столицу в надежде выйти замуж. А их семьи в буквальном смысле продают дочерей тем, кто предложит самую высокую цену, презрев собственные соображения по этому поводу.

Девушки же, которым отказано в праве голоса при выборе супруга, реализовывали это право, выбирая себе любовника.

Дебен обладал привилегией выбирать, которой лишены многие женщины. А он-то практически отказался от этой возможности!

Именно мисс Уэверли вывела его из апатии, едва не доведшей его до роковой ошибки. Представления Дебена о браке были столь циничны, что он едва не позволил судьбе все решать за него, уподобившись игроку, который подбрасывает монету, определяя свой следующий шаг. Он полагал, что лишь облегчит себе жизнь, если избавится от терзаний выбора. Ничего подобного. Брак, когда он уже заключен, представляет собой нерушимую связь. Нежелание сменить холостяцкий образ жизни на семейный ничуть не оправдывает его попустительского подхода к выбору невесты. Хотя лично дня себя он не видел счастья в браке, ради блага своих будущих детей обязан был тщательно изучить характер женщины, которой суждено произвести их на свет. Сознательно он никогда не навязал бы детям мать, подобную его собственной. Или такую женщину, как мисс Уэверли.

Возможно, ей и удалось заставить его стряхнуть с себя фаталистический настрой, но преуспела она в этом потому лишь, что олицетворяла все женские пороки разом.

Дебен не испытывал к ней чувства благодарности. С другой стороны, вмешательство мисс Гибсон, каким бы бесполезным оно ни было, побуждало его как-то отплатить ей за беспокойство о нем. Никто прежде никогда не пытался уберечь его от чего бы то ни было.

Великий боже! Он замер на месте, испытывая неуместную радость от того, что его спасла девушка, находящаяся в бедственном положении.

Никто, даже наделенный самым живым воображением, не счел бы графа Дебена рыцарем в сияющих доспехах. Свои битвы он вел в палате лордов, а не на турнирах, и сражался бьющими точно в цель словами, а не копьем или булавой.

Дебен безотчетно обернулся, чтобы еще раз посмотреть на мисс Гибсон, и перехватал брошенный на нее ядовитый взгляд мисс Уэверли.

Он уже убедился, что эта девушка аморальна и безжалостна. И мисс Гибсон, хотя обладала значительной долей мужества, социально не защищена перед расчетливой Изабеллой и открыта для всевозможных нападок, которые, без сомнения, последуют при первой удобной возможности.

Дебен размышлял над тем, как он сможет отплатить мисс Гибсон за помощь в сохранении свободы. В его голове созрел план. На протяжении по крайней мере нескольких последующих недель он станет тайно присматривать за ней. Одному Богу известно, какой хитроумный план мести может зародиться в голове интриганки Уэверли.

Глава 2

Лондон, несколько дней спустя

Глядя из окна гостиной тетушки Ледбеттер на ряды домов на противоположной стороне улицы, Генриетта подавила вздох.

Слишком много зданий, жмущихся одно к другому, слишком много людей, наводняющих улицы, слишком много шума и суеты и, помимо всего, ужасающая мешанина запахов. Проведя в столице всего лишь месяц, девушка страстно желала снова оказаться дома в Мач-Уэйкеринге, где можно наслаждаться небесной синевой, пением птиц и ароматом цветов.

Из окна спальни ей было видно всего одно дерево, да и то если облокотиться на подоконник и как следует вытянуть шею. Одно несчастное чахлое деревце, казавшееся столь же неуместным в своем окружении, что и сама Генриетта.

— Что вы думаете о пьесе, мисс Гибсон?

Вздрогнув, Генриетта снова сосредоточила внимание на гостях тетушки. Точнее, на одной гостье, той самой, что пыталась вовлечь ее в разговор, которому она совсем не уделяла внимания. А она-то надеялась забиться в укромный уголок гостиной и этим избежать попыток завязать с ней беседу. Но миссис Криммер было не так-то просто сбить с толку.

— Пьесе? Ох, я, э-э-э…

Они ходили в театр прошлым вечером, и, пребывай Генриетта в добром расположении духа, представление бы ей понравилось. Но после дебютного бала мисс Твининг у нее в груди поселился холодный сгусток боли, который не смогли бы изгнать оттуда даже самые искусные клоуны. Помимо этого, девушку плащом окутала депрессия, заставляя видеть все в сером непривлекательном свете.

Лишь осознание того, что, проведи она в постели целый день, жалея себя, тем самым растревожив тетушку, неохотно поднимало ее по утрам. Миссис Ледбеттер, получив письмо от своего кузена — отца девушки, стала для Генриетты больше, чем просто наставница на этот сезон. Она взялась за дело с большим энтузиазмом и очень удивила Генриетту. Поначалу ее несколько оскорбляло, как тетушка Ледбеттер качала головой и прицокивала языком, наблюдая за горничной, распаковывающей вещи. Дело в том, что у Генриетты уже много лет после смерти матери не было родственницы, которая бы следила за ее гардеробом. Но чувство оскорбления очень скоро прошло, Генриетта обнаружила, что миссис Ледбеттер не только обожает ходить по магазинам, но и с неиссякаемым энтузиазмом и вкусом подбирает для нее цвета и фасоны. Если бы не она, девушка так никогда и не узнала бы, какое количество одежды и украшений требуется девушке. Более того, для нее были наняты специалисты, которые во многом ей помогли. В дом пришел friseur[3], чтобы подстричь и уложить волосы. Учитель танцев регулярно обучал танцам, о которых Генриетта всегда мечтала, но не имела возможности постичь.

Миссис Ледбеттер заботилась о ней изо дня в день. Организовывала выходы в театр или на выставки, брала племянницу с собой на музыкальные вечера и званые обеды, где представляла всем своим друзьям и знакомым, ничуть не чувствуя себя обремененной, имея при этом собственную дочь Милдред, которая уже начинала задумываться о поиске спутника жизни. Генриетту можно было бы рассматривать как ее соперницу, угрозу или обузу. Но ни мать, ни дочь не проявляли враждебности, напротив, приняли ее в свой крут с распростертыми объятиями.

Ради них Генриетта собрала волю в кулак и выдавила из себя слабую улыбку.

— У нас в Мач-Уэйкеринге ничего подобного не было, миссис Криммер, — честно ответила она. — А тут я посмотрела один за другим ряд прекрасных спектаклей. Это было… э-э-э…

— Ошеломляюще, не так ли, дорогая?

Миссис Криммер — супруга одного из деловых партнеров мужа миссис Ледбеттер — сочувственно кивнула. Генриетта очень быстро открыла для себя, что люди, живущие в Лондоне круглый год, смотрят на провинциалов свысока, со смесью сожаления и презрения.

Если бы миссис Криммер заговорила с ней столь покровительственным тоном три дня назад, Генриетта непременно отпустила бы в ответ какую-нибудь колкость. Хотя не исключено, прикусила бы язычок, памятуя о перспективах Милдред, Мистер и миссис Ледбеттер питали надежду на то, что их дочь с благосклонностью примет ухаживания молодого мистера Криммера.

Генриетта перевела взгляд в противоположный конец комнаты, где этот молодой человек, покраснев от натуги, довольно смущенно говорил что-то Милдред, а та сидела со скучающим видом.

Возможно, дядя и тетя лелеяли надежды на брак дочери с этим скучным молодым человеком, с целью упрочить деловые отношения с Криммерами, сама же Милдред явно хотела от жизни большего. Она жаждала романтики.

Мисс Ледбеттер была достаточно красивой и вполне могла позволить себе подобные возвышенные устремления.

С золотистыми волосами, большими зелеными глазами и тонким маленьким носиком она напоминала ангела.

«Возможно, именно по этой причине они столь охотно приняли меня в своем доме», — уныло подумала Генриетта, которая нескладной фигурой и простоватым лицом точно не могла составить конкуренцию прекрасной кузине. Когда девушки вдвоем входили в комнату, мужчины обращали внимание только на Милдред.

Но это обстоятельство ни в коей мере не беспокоило Генриетту, она и не жаждала мужского внимания, желая, чтобы на нее обратил внимание только один мужчина.

Но даже он теперь находился для нее за пределами досягаемости. Три дня назад он наконец заставил ее признать, как глупо с ее стороны было преследовать его в Лондоне. И теперь вряд ли стоило обманываться в том, что где-то в глубине его души есть местечко и для нее.

Судя по тому, как он вел себя с ней, она ничего для него не значила. Протянув руку, она взяла печенье из вазочки, стоящей на столе между ней и миссис Криммер.

Генриетта думала о том, что застрянет в столице самое меньшее до конца июня, не в состоянии просто так ускользнуть домой. Особенно после того, что он сказал во время единственного визита к ней: «Тебе лучше жить в деревне, а не в таком шумном городе, как Лондон. Не удивлюсь, если очень скоро ты испытаешь неодолимое желание вернуться в Мач-Уэйкеринг».

Генриетте было больно признавать, что в какой-то степени он прав. Она в самом деле тосковала по деревьям и безмятежности сельской жизни, той дружественной атмосфере, когда все всех знают.

Но это вовсе не делало ее неотесанной деревенщиной.

Генриетта до сих пор находилась в шоке от того, что Ричард — ее Ричард, как она до сих пор мысленно его называла, — говорил с ней таким покровительственным тоном. Ведь она как-никак в Лондоне всего неделю и, вполне естественно, до сих пор взирала на город широко раскрытыми от восторга глазами. Но это вовсе не означало, что ей никогда не удастся стать частью замысловатого столичного высшего общества. Даже он приобрел налет городского лоска не сразу, а лишь спустя несколько посещений Лондона. Поначалу различие проявлялось только в манере одеваться. Он выглядел чрезвычайно щегольски в одежде, сшитой лондонским портным, а его новая стрижка то и дело вызывала восхищенные вздохи окружающих. Его обычно непослушные кудри были укрощены и тщательно уложены, отчего веснушчатое лицо разом лишилось мальчишеской округлости. Он больше не походил на добродушно-веселого сына местного сквайра, превратившись именно в такого мужчину, каким, по мнению Генриетты, был мифический Парис, — столь прекрасным, что даже богини вступали из-за него в спор. Постепенно она ощутила в нем и внутренние перемены, начала испытывать неловкость, поскольку он все больше и больше отдалялся от нее. На последнее Рождество Генриетта особенно остро почувствовала ауру замысловатости, которой окружил себя Ричард. Он стал скучно-изыскан и больше ничем не напоминал грубоватого, но честного паренька, который много лет крутился у нее дома.

Разламывая печенье, она мрачно размышляла о том, что неплохо было уже тогда принять его отдаление как должное и избавить себя от унижения, которое она пережила на дебютном балу у мисс Твининг. Или распознать намек в рассуждении Ричарда о том, что ей лучше вернуться обратно в Мач-Уэйкеринг. Он не хочет, чтобы она находилась в Лондоне. Но она убедила себя в том, что его слова не более чем неловкое беспокойство о том, как она привыкает к новой обстановке. Ах, ну почему она такая глупая? Почему отказывается принять очевидное? Если бы Ричард действительно волновался о том, как она справляется, то вызвался бы лично сопровождать ее повсюду. Постоянно наносил бы визиты в особняк Ледбеттеров и старался оградить ее от столкновения с нежелательными особами, которых, как он предупреждал, много в лондонском обществе.

Теперь Генриетте это тоже известно.

Положив половинку печенья в рот, девушка пыталась успокоиться тем, что хотя бы никому не призналась в своих романтических чувствах к Ричарду.

К несчастью, домой Генриетта вернуться не могла, ведь если бы она заговорила сейчас об объезде, все немедленно бы заинтересовались причинами такой поспешности. А ей в голову не приходило ни единой вразумительной отговорки. Не могла же она заставить свою дорогую тетушку Ледбеттер чувствовать себя каким-то образом повинной в том, что племянница так несчастна. И уж конечно, Генриетта не собиралась никому рассказывать о том, как глубоко заблуждалась по поводу Ричарда. Возможно, ее сердце и покрылось шрамами, но по крайней мере гордость не пострадала.

В том-то и затруднение. Если бы она стала настаивать на возвращении домой, не открыв при этом истинной причины, все вокруг и в самом деле решили бы, что она испугалась жизни в столице.

Находясь перед выбором, признаться в собственной глупости, отправившись в Лондон за мужчиной, ее не любившего, или выставить себя слабоумной плаксой, которая не в силах уехать от приходской церкви более чем на пять миль, или храбриться и остаться в городе, потерявшем в ее глазах всякое очарование, Генриетта выбрала последнее. Она останется в Лондоне.

К тому же она очень Многим обязана тетушке и кузине, особенно после постыдного отъезда с бала мисс Твининг. Увидев ее залитое слезами лицо, они были невероятно предупредительны. В карете по дороге домой хлопотали над ней, с пониманием относясь к ее мнимой головной боли. В действительности Генриетта ни разу в жизни не страдала от этого. Она никогда не солгала бы им, зная наперед, с какой серьезностью будут восприняты ее слова. Она-то думала, что тетушка и кузина погладят ее по руке и отошлют прилечь, как обычно поступали братья и отец.

Вместо этого тетушка Ледбеттер и Милдред отправились в комнату вместе с ней, принялись растирать ей виски лавандовой водой, напоили успокаивающим отваром из трав и долго рассказывали смешные истории о том, как сами страдали от периодических женских болей.

Генриетта испытывала всепоглощающее чувство вины, особенно потому, что обе ее родственницы с большим восторгом восприняли приглашение на бал в дом настоящего баронета. Тетушка намеревалась до мельчайших подробностей изучить обстановку особняка, чтобы потом посплетничать об этом со своими подругами, а Милдред надеялась заинтересовать собой сына какого-нибудь мелкого аристократа, которых так много в списке гостей. Генриетта своим поступком похитила и у тетушки, и у кузины по крайней мере половину радости, не в состоянии справиться с собой после того, как эта коварная мисс Уэверли вознамерилась поймать в свои силки еще одного ничего не подозревающего джентльмена.

Она принялась извиняться перед тетушкой и Милдред, а их ответы лишь подлили масла в огонь.

— Да мы и часа не провели бы в этой напыщенной компании, не будь мисс Твининг твоей подругой, — сказала тетушка Ледбеттер. — Я считаю, с ее стороны очень мило пригласить и нас вместе с тобой.

— Да, — вяло отозвалась Генриетта, — мисс Твининг очень милая девушка.

Джулия Твининг ей в самом деле нравилась. Эта девушка не смотрела свысока на лондонских родственников Генриетты и не отпускала унизительных замечаний относительно ее происхождения.

В отличие от некоторых других людей.

«Мне остается только гадать, где твоему отцу удалось отыскать таких родственничков? — искоса поглядывая на тетю Генриетты, заметил Ричард во время своего визита в дом Ледбеттеров. Он тогда сидел в гостиной, где все они находились сейчас. — Никогда не слышал о них до того момента, как тебе взбрело в голову заявиться в Лондон. Теперь же, познакомившись с ними, я ничуть не удивлен. Не то чтобы с ними что-то не так, в своем роде они вполне нормальные люди. Таких обывателей зачастую даже уважают, но я, приезжая в столицу, не стал бы общаться с подобными людьми. Если бы твой отец хоть ненадолго оторвал свой нос от книги, он бы тут же сообразил, что не стоит отправлять дочь к людям, которые не в состоянии представить ее никому значительному или отвести в такое место, где ее точно заметят».

Генриетта задавалась вопросом: неужели она действительно столь глупа, чтобы принять тираду Ричарда за проявление его беспокойства к себе? Да он ни капельки не переживал, лишь опасался, что она может впутаться в какую-нибудь историю и оскандалить его перед новыми умными лондонскими друзьями. Ведь она как-никак выглядит по-деревенски, и родственники у нее совсем незнатные.

Заталкивая в рот вторую половинку печенья, Генриетта утешала себя тем, что ей достало мужества возразить против презрительного высказывания Ричарда о ее отце.

«Ну откуда же папе знать, что делается в лондонском обществе, — твердо сказала она. — Тебе же известно, он в последнее время очень редко выбирается в столицу, только если пройдет слух о какой-нибудь редкой книге, которая должна появиться на рынке».

Как бы то ни было, она вынуждена признать, что частично обвинения Ричарда оправданны. Недели, проведенной в городе, хватило, чтобы понять, что тетушка Ледбеттер, выйдя замуж за предпринимателя, лишилась возможности посещать самые популярные светские салоны, как справедливо, хотя и презрительно заметил Ричард.

«В любом случае, — продолжила она тогда, не желая показывать разочарования, — если бы он и знал, счел бы свет довольно легкомысленным. Он никогда не судит людей по их рангу или состоянию, это тебе конечно же известно. Ведь тебе не раз доводилось слышать из его уст, что истинная ценность человека в его характере или интеллекте».

Генриетта потянулась еще за одним печеньем, радуясь тому, что заняла с Ричардом такую позицию, при этом все еще питая иллюзии на его счет. Но ничто не сможет заставить ее терпеть критику в адрес отца, из чьих бы уст она ни исходила.

Кроме того, отец и без того корил себя за то, что дочь достигла двадцатидвухлетнего возраста, а он до сих пор не предпринял ничего, чтобы подыскать ей мужа.

Когда Генриетта впервые несмело упомянула о том, что ей хотелось бы провести сезон в Лондоне, на его лице появилось слегка удивленное выражение, как всегда, когда ему приходилось сталкиваться с хозяйственной стороной жизни.

— Ты уверена, что уже достаточно повзрослела, чтобы задумываться о замужестве? — Он снял очки и положил их перед собой на письменный стол. — Разумеется, дорогая, если хочешь отправиться в Лондон, так и нужно поступить. Предоставь это мне.

— А ты… ты не забудешь?

Это очень на него похоже. Вместо того чтобы пожурить дочь за столь смелые слова, он лишь улыбнулся и заверил, что не забудет, ведь речь идет о таком важном обстоятельстве, как будущее единственной дочери.

И отец не забыл. Просто понимал все по-своему. У Генриетты духу не хватало разуверить его в том, как хорошо она проводит время в столице, поэтому письма домой были восторженными и туманными.

Миссис Криммер продолжала щебетать, Генриетта уже несколько минут не слышала ничего из того, что она сказала, всецело поглощенная в свои мысли и методичное поедание печенья из вазочки. На протяжении последних нескольких дней в ее голове снова и снова проигрывались события бала у мисс Твининг. Этот опыт оказался для Генриетты чрезвычайно болезненным, ибо она возлагала большие надежды и на бал, и на мисс Твининг. Она надеялась, что они смогут стать подругами. Мисс Твининг не обращала внимания на непопулярных родственников Генриетты и даже предложила ей называть себя Джулией. Вздохнув, она потянулась за последним печеньем.

Случившееся на балу в корне пресекло возможность того, что между ней и мисс Твининг может возникнуть дружба, даже если у них и есть что-то общее. А времени на то, чтобы это выяснить, не представилось, Генриетта покинула бал раньше мисс Уэверли, поэтому общество услышит и поверит ее версии развития событий. Девушке было отлично известно, что эта интриганка не упустит такого отличного шанса очернить репутацию соперницы.

Но Генриетте было все равно, больше не хотелось когда-либо снова выходить за пределы социального круга своей тетушки.

Какой в том смысл?

— Посмотрите, какой первоклассный экипаж, — заметил мистер Бентли, опирающийся о подоконник другого окна и развлекающий себя наблюдением за проезжающим мимо транспортом.

Этот молодой человек был приятелем младшего сына мистера Криммера. Генриетта считала, что его задача на сегодня не только в том, чтобы морально поддержать друга, пытающегося завоевать расположение Милдред, но и сопроводить его в ближайшую пивную по истечении положенного по этикету получасового визита, дабы помочь воспрянуть духом.

— И он завернул сюда, будто кто-то едет с визитом. Ого, так и есть! Этот человек направляется прямо к крыльцу!

Заслышав эти слова, тетушка Ледбеттер, к всеобщему удивлению, резво вскочила с дивана и в мгновение ока оказалась у окна.

— Боже! — воскликнул она, отталкивая в сторону мистера Бентли и выглядывая наружу. — Он обещал, что явится с визитом, но я и помыслить не могла, что он сдержит слово, даже невзирая на то, как обстоятельно он расспрашивал, где мы живем.

Генриетта замерла, не донеся до рта последнее печенье. Со своего места ей тоже был виден элегантный парный двухколесный экипаж, который остановился перед их домом, возничего она тоже узнала.

— Генриетта, дорогая, — молвила тетушка, поспешно разворачиваясь, чтобы смотреть племяннице в лицо, — возможно, мне следовало сказать об этом раньше, но… — Она замерла, заслышав стук дверного молоточка. — Лорд Дебен сказал, что может заглянуть к нам, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке после… — Она оборвала фразу на полуслове, будто только что сообразила, что в ее гостиной полно народу. — После того, как тебе стало дурно на балу у мисс Твининг.

Доносившиеся из холла голоса сообщили присутствующим, что лорд Дебен уже в доме.

Миссис Ледбеттер поспешила обратно к дивану, присела и, расправив юбки, приняла скучающую позу, словно графы наносили ей визиты каждый божий день.

Все разговору разом стихли, а взоры обратились на двери.

— Лорд Дебен, — провозгласил дворецкий Уорнес.

Он вошел в комнату и замер, презрительно осматривая собравшихся.

Генриетта разозлилась. Точно такое же выражение застыло на его аристократичном лице в доме мисс Твининг, будто он сам не мог до конца поверить в то, что почтил этот лом своим присутствием. В то время она еще не знала ни его имени, ни титула. Как бы то ни было, впечатление, которое он производил на окружающих, его собственное осознание этого и высокомерная манера уже снискали ему се нерасположение.

Дебен обвел ничего не выражающим взглядом гостиную и заметил Генриетту.

— Мисс Гибсон, — произнес он, направляясь через комнату прямиком к тому месту, где она сидела. — Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше?

Генриетте стоило огромных усилий не бросить ему в лицо обвинение в том, что он напрочь лишен хороших манер, или язвительно поинтересоваться, уж не забыл ли он их сегодня дома. Ну какой воспитанный гость станет игнорировать и хозяйку, и гостей?

Правда, Ричард во время своего визита вел себя подобным образом, ставя себя много выше местного общества, не удостоив гостей тетушки ни единым словом, презрительно назвав их горсткой клерков и лавочников. В защиту хороших манер Ричарда Генриетта могла сказать лишь то, что он по крайней мере небрежно кивнул тетушке, прежде чем всецело сосредоточить внимание на ней.

Когда лорд Дебен склонился к ее руке, она не чувствовала себя польщенной. Похоже, он хотел поцеловать ей руку, но она не дала ему этого сделать, поднеся ее ко рту и демонстративно надкусив последнее печенье.

Милдред ахнула.

Выражение лица Дебена ничуть не изменилось.

— Вид у вас до сих пор несколько болезненный, — заметил он, поворачиваясь спиной ко всем прочим, тем самым исключая из беседы. — Мне следует отвезти вас на прогулку в парк. Это мигом вернет вашим щечкам румянец.

— Вам следует отвезти меня на прогулку в парк, — эхом вторила Генриетта, про себя возмущаясь тем, какой же он ужасный наглец.

Неужели думает, что ей недостанет ума заметить, как пренебрежительно он относится к ее дорогой тетушке? А если предположить, что она вообще не хочет с ним никуда ехать? Но не успела Генриетта сообщить ему, что никакая сила на свете не заставит ее покинуть гостиную в обществе человека, который явно считал себя слишком хорошим для местного общества, как мистер Бентли воскликнул:

— Я бы уж точно не упустил прекрасной возможности прокатиться в экипаже по парку, уж поверьте мне на слово! Как и посидеть рядом с вами, милорд. — Он послал Генриетте полный зависти взгляд. — Какая же вы счастливица!

Тяжелые веки лорда Дебена слегка опустились, а губы изогнулись в усмешке, когда он, повернувшись к Бентли, произнес:

— Я не имею привычки приглашать молодых джентльменов сопровождать меня на прогулке по парку в час модного променада.

Юный почитатель замолчал, залившись краской.

Генриетта подумала о том, что он и ее не пригласил, а скорее отдал приказание.

— Очень мило с вашей стороны пригласить Генриетту, — проворковала тетушка, посылая племяннице многозначительный взгляд. — Большая честь для нас, и так неожиданно. Ей потребуется совсем немного времени, чтобы подняться наверх, надеть капор и плащ. За спиной лорда Дебена послышались шелестящие звуки: миссис Ледбеттер энергично подавала племяннице знаки. — Не правда ли, дорогая?

А вот и нет. Как было бы хорошо, если бы она выставила этого графа прочь из дома, высказав ему все, что думает по поводу его манер, а не заискивала перед ним.

— Поторопитесь, — отрывисто сказал Дебен, которому наконец удалось схватить ее за руку и рывком поднять на ноги. — Не хочу, чтобы мои лошади простаивали.

Лошади простаивали! Что ж, этим замечанием он поставил ее на место. Благополучие собственных лошадей волнует его куда больше, чем ее чувства.

Да кем он себя возомнил? Как посмел явиться сюда и сознательно оскорблять всех вокруг?

Генриетта поспешно выскочила из комнаты, кипя праведным гневом, который полностью разогнал апатию, владевшую ею со времени бала, ей даже приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы подняться утром с постели.

Негоже в самом деле заставлять лошадей ждать! Генриетта подчеркнуто громко поднялась по лестнице и ворвалась в комнату.

Она подскочила к своему изысканно украшенному платяному шкафу и рывком распахнула дверцу, кипя негодованием по поводу того, как граф осадил бедного мистера Бентли, который с мальчишеской восторженностью высказался о красоте лошадей. Точно так же поступили бы и ее братья.

А еще Дебен посмел игнорировать тетушку и кузину, все потому лишь, что они имеют отношение к торговле! Решил, что все люди одинаковы.

Что ж, она ему покажет одинаковость.

Быстро просунув руки в рукава плаща с плотно прилегающим верхом и пышной юбкой, Генриетта промаршировала по коридору в комнату тетушки и принялась безжалостно перебирать ее меха, пока не обнаружила лисицу. Перекинув мех через плечо, Генриетта бросила мимолетный взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что лиса в самом деле совсем не сочетается с плащом, чего она, собственно, и добивалась. И отправилась в комнату Милдред, позаимствовала капор с высокой тульей, украшенный парой ярко-красных страусиных перьев. Этот головной убор Милдред получила лишь накануне.

Не прошло и пяти минут, как Генриетта снова появилась в гостиной. При виде ее Милдред широко раскрыла рот от удивления, а тетушка издала сдавленный вскрик.

Лорд Дебен, стоящий у окна рядом с мистером Бентли, склонил голову набок, лениво осматривая ее наряд.

— Вижу, яркие краски появились уже от одного предвкушения прогулки на воздухе, — нараспев произнес он. На лице при этом не дрогнул ни единый мускул.

— О да, — с улыбкой согласилась Генриетта, приближаясь к нему. — С нетерпением жду, чтобы меня увидели сидящей в экипаже рядом с вами, когда мы будем кататься по парку в час модного променада.

Поделом ему! Граф производил впечатление человека, который ни за что не допустил бы, чтобы его заметили в компании столь вульгарно разодетой особы. Возможно, он снизошел до приглашения на прогулку девушки, имеющей более низкое по сравнению с ним социальное положение, но хотя бы проследил за тем, чтобы его наряд выглядел безупречно. Познаний Генриетты в области мужской моды хватало, чтобы понять, что его одежда сшита очень дорогим эксклюзивным портным. Кроме того, граф совсем недавно побрился, на его щеках еще был виден блеск, который обычно сохраняется после бритья не более часа. Когда же он склонился к ее руке, Генриетта почувствовала исходящий от него запах масла бергамота.

— Приехав в город, я и подумать не могла, что мне будет оказана такая честь — прокатиться по парку со столь значительным человеком. Да еще и в таком… первоклассном экипаже.

Генриетта с радостью отметила, что лицо графа с каждой секундой становится все более непроницаемым.

— Когда вы в следующий раз нанесете нам визит, мистер Бентли, — улыбнулась она молодому человеку, который с ужасом переводил взгляд с безукоризненного графа на капор, украшенный страусиными перьями, — я непременно представлю вам полный отчет о прогулке.

Лорд Дебен жестом показал Генриетте следовать впереди него, и они удалились. Страусиные перья на капоре при этом подпрыгивали в такт ее воинственной походке.

Глава 3

Что из того, что граф вспомнил о хороших манерах и открыл перед ней дверь? Это ничего не значит. Возможно, ему хотелось как можно скорее покинуть общество людей, которых он ставил много ниже себя.

Подумаешь, он оказался отличным возничим! Его умение с показной легкостью маневрировать в плотном потоке дорожного движения, хотя Генриетта понимала, что на самом деле это требует значительных усилий, не делало его более привлекательным в ее глазах.

Она была почти благодарна Дебену за то, что, с тех пор как они въехали в ворота парка, он неизменно игнорировал людей, пытающихся привлечь его внимание. Тут она снова вспомнила о своем черном юморе, который почти рассеялся во время волнующе быстрой езды по оживленным лондонским улицам.

— А вас не так-то легко обнаружить, — неожиданно произнес Дебен. Генриетта уже начала думать, что их прогулка пройдет в молчании. — Во вторник я искал вас у Кардингтонов и Ленсборо, а вчера вечером у Суаффхемов, Пендльборо и Бонемов. Мне очень жаль это говорить, но сегодня я не смогу уделить вам много времени, хотя мне очень важно переговорить с вами с глазу на глаз о том, что произошло на балу той дебютантки, чье имя я сейчас не могу припомнить. Отсюда и ваше неожиданное похищение.

Дебен повернулся к Генриетте и наградил ее ленивой улыбкой.

Девушка почувствовала непонятный спазм в животе. Было в его улыбке что-то неодолимое, что почти заставило ее улыбнуться в ответ. Полный абсурд, особенно принимая во внимание то, как она была на него зла.

Генриетта отметила про себя, что граф даже не запомнил имени девушки, с которой она надеялась подружиться. Этого обстоятельства было достаточно для того, чтобы подпитывать ее ненависть к нему.

— Вечером во вторник, — парировала она, — я была на танцевальном вечере у Маунтджоев. Они торгуют вином, поэтому, полагаю, вам незнакомы. А вчера вечером мы ходили в театр с людьми, большинство из которых находились сегодня с гостиной, когда вы нанесли визит.

— Маунтджои… — Граф задумался. — Полагаю, кое-что я о них все же слышал. Подозреваю, именно они поставляют вино в мои погреба в Дебен-Хаус.

— Ничуть не удивлена. Они хвастаются тем, что находятся под покровительством нескольких высокопоставленных представителей высшего общества, хотя и не вхожи в их дома.

— Вот оно что.

— Прежде чем вы спросите меня о том, как мне посчастливилось оказаться на таком важном мероприятии, как дебютный бал мисс Твининг, поясню, это произошло исключительно благодаря моему брату Губерту, который служит в том же полку, что и ее брат Чарли. Чарли написал сестре, спросив, не сможет ли она нанести мне визит, ведь поначалу я никого в Лондоне не знала.

Было не похоже, что Дебен считал это важным мероприятием. Напротив, судя по выражению его лица, полагал его скучной обязанностью, и отправился туда, скорее всего, лишь из уважения к пожилой леди, которую сопровождал. В то время как Генриетте вечер не сулил ничего, кроме чистого восторга.

Что ж, ни один из них не получил того, на что рассчитывал.

Когда граф появился в бальном зале, Генриетта еще питала надежду встретить Ричарда. Мисс Твининг должна была и ему отправить приглашение, он также был дружен с ее братом Чарли. Поэтому Генриетта была совершенно уверена, что он непременно появится примерно через полчаса, хотя бы для того, чтобы «засвидетельствовать свое почтение», если не сможет остаться на танцы. Она питала надежду, что, увидев ее одетой в лучшее лондонское платье и со стильной прической, Ричард поймет наконец, как она повзрослела. Увидит в ней женщину, которую следует воспринимать всерьез, а не одну из его детских подружек по играм, от которой можно с легкостью отмахнуться.

— Знай я, что вы поставлены в определенные условия, — ворвался в ее мрачные размышления о судьбоносном дне голос лорда Дебена, — нанес бы визит раньше.

— Вы знали об этом. Леди Чигвелл приложила немалые усилия, заявляя о том, что считает меня захватчицей, вторгшейся на чужую территорию.

— Я счел, что ее словами руководила злость, и не обратил на них внимания. Особенно после того, как справился о вас по энциклопедии и обнаружил, что вы обладаете более впечатляющей родословной, чем эта Чигвелл. Титулу ее мужа всего-то два поколения.

— Вы искали меня в энциклопедии?

— Разумеется. У меня не было ни малейшего намерения расспрашивать о вас людей, возбуждая тем самым любопытство относительно этого. Когда выяснил, что вы — мисс Гибсон из поместья Шубери, что в местечке Мач-Уэйкеринг, дочь сэра Генри Гибсона, ученого и исследователя, члена Королевского общества, я вполне закономерно предположил, что вы станете посещать те же самые мероприятия, что и большинство дебютанток вашего возраста, которые приезжают в Лондон на сезон. — Его губы скривились в презрительной усмешке. — Если бы знал, что вы поведете себя иначе, не пошел бы ни на одно из них.

Значит, он два вечера подряд посещал места, в которые по собственной воле никогда бы не пошел, только ради того, чтобы иметь возможность увидеть ее? А она вынуждает его кататься по многолюдному парку в час модного променада, одетая невозможно вульгарно.

Впервые за несколько дней Генриетта испытала чувство сродни веселью.

— Ах, как много времени вы потратили на меня! — воскликнула она, довольно поблескивая глазами.

— Но уж точно не потому, что меня поразило coup de foudre[4], — отрезал он. — Не вздумайте решить, что я питаю к вам сентиментальный или… романтический интерес. — Он наблюдал за Генриеттой краем глаза, скривив в усмешке губы.

— Еще чего! — вскричала Генриетта.

«Самодовольный франт! — мысленно добавила она. — Неужели действительно считает, что все женщины Лондона от него без ума, раз мисс Уэверли вздумалось броситься ему на шею?»

— Спешу сообщить, мне не хочется привлекать к себе подобного рода внимание со стороны столь неприятного и грубого мужчины, как вы, — с жаром продолжила она. — Честно признаться, я и кататься с вами совсем не хотела. И отказалась бы, не хотела огорчать тетушку.

Лорд Дебен недовольно поджал полные губы. Никто никогда не осмеливался говорить с ним в таком тоне. Никто.

— Я не оставил вам выбора, не так ли?

— Я вообще этого не понимаю. Не могу взять в толк, по какой причине вам вообще понадобилось искать встречи со мной, выяснять подробности моего происхождения, забирать меня из дома подобным образом.

— Когда вы так наслаждались собравшимся обществом, — усмехнулся Дебен.

Генриетта заморгала. Неужели ее плачевное состояние так заметно?

— Мое состояние никак не было связано с присутствующими в комнате людьми. Они все очень милы и так добры, что открыли для меня двери своих домов.

Дебен нахмурился. Он-то уже решил для себя, что тогда, на треклятой террасе, мисс Гибсон не испытала неприязни лично к нему, Просто злилась на весь белый свет из-за того, что кто-то обошелся с ней несправедливо. Однако теперь ему пришлось изменить свое мнение. Предварительно изучив происхождение ее и ее отца, а также тех людей, с которыми она сейчас жила, Дебен не видел причины, по которой ее нужно насильно выдавать замуж. Ему еще только предстояло узнать, почему мисс Гибсон живет с предпринимателями в Блумсбери, когда у нее имеются всеми уважаемые родственники, которые могли бы представить ее ко двору. Сама девушка, похоже, вовсе не питала к ним враждебности за то, что они не ввели ее в высший свет. Она только что назвала этих людей милыми, намеренно акцентируя это слово, чтобы у Дебена не осталось никаких сомнений по поводу того, что он не входит в список симпатичных людей.

Словом, его первое впечатление оказалось правильным. Мисс Гибсон его невзлюбила. Дебен послал хмурый взгляд кучеру очень вычурного фаэтона с высокой посадкой, следующего в противоположном направлении, и так напугал бедного молодого человека, что тот чуть не съехал с дороги.

— Тогда смею предположить, что мрачные мысли, навевающие меланхолию, зародились в вашей голове как раз на балу мисс Твининг.

Дебен нахмурился еще больше. Он привык к неприязни со стороны собственных братьев и сестер, но ему никогда не приходилось водить знакомство с человеком, который, не будучи связан родственными узами, выказывал ему столь сильное нерасположение. Это представляло определенную проблему. Дебен был не намерен менять свое решение по поводу защиты мисс Гибсон от интриг мисс Уэверли, что бы эта коварная интриганка ни задумала, но полагал, что Генриетта примет его участие благосклонно. Как бы то ни было, это большая честь для нее, ведь еще ни разу в жизни он не беспокоился так о другом человеке.

Обычно люди сами искали его расположения. Если они не слишком утомляли, он, как правило, позволял им время от времени входить в свой круг до выяснения мотивов.

Дебен искоса посмотрел на свою спутницу, которая сидела, отгородившись от него невидимой стеной и гордо вздернув нос.

Уголки губ графа поползли вниз, пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать рвущиеся наружу проклятия. Какой бес в него вселился? Он ведь не хочет, чтобы эта девушка заискивала перед ним, не так ли? Он презирает подхалимов.

Должно быть, дело в том, что прежде ему никогда не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы понравиться людям. Он вообще не имел представления, как это делается.

Выждать некоторое время, как он и делал? Отчего, черт побери, он вообще беспокоится о том, нравится ли он какой-то невыносимой девице или нет? Мнение других людей о себе его никогда не волновало, поэтому и до ее взглядов ему тоже нет дела.

Дебен придерживался этого решения до того момента, как мисс Гибсон повернула к нему лицо и, нахмурив брови, дрожащим голос произнесла:

— Ведь это же не так, правда? Прощу вас, скажите мне, что я не выгляжу так, будто мною владеет меланхолия.

— Что ж, мисс Гибсон…

— Потому что это не так. — Она выпрямилась, призывая на помощь этим жестом всю силу воли. — Совсем не так. Только бесхребетная плакса стала бы… — Она резко закрыла рот, будто почувствовав, что сболтнула лишнего.

Дебен же вдруг испытал желание остановить экипаж и заключить ее в объятия. Просто чтобы утешить. Она так отчаянно пыталась спрятать от всех свое разбитое сердце, что его собственные заботы отошли на второй план.

Разумеется, он не станет ее обнимать, поскольку менее всего подходит на роль утешителя женщин с разбитым сердцем. Обычно он выступал в качестве разрушителя сердец. Единственное утешение, которое он мог предложить женщине, было довольно жарким по своей природе. Принимая во внимание свою репутацию и сведения о мисс Гибсон, он не сомневался, что, попытайся он ее обнять, немедленно получил бы в ответ оплеуху, так как его действия были бы истолкованы превратно.

— Эта ситуация начинает меня утомлять, — произнес он. — Как бы я хотел, чтобы вы перестали притворяться, что понятия не имеете, по какой причине я искал встречи с вами.

— Но я и в самом деле не знаю, зачем вам это понадобилось. Я и не предполагала, что увижу вас снова после того, как покинула тот ужасный бал. Особенно когда узнала, что вы граф.

— Дважды граф, принимая во внимание мой ирландский титул. Немного найдется людей, подобных мне.

— Мне дела нет до того, сколько у вас титулов и в каких странах поместья. Я лишь хочу, чтобы вы оставили меня в покое!

— Ну-ну, тише, мисс Гибсон. Неужели считаете, я не воспользовался бы удачным случаем поблагодарить вас за то, что вы так отважно бросились мне на помощь?

— Поблагодарить меня?

И он прилагал столько усилий для того лишь, чтобы выразить благодарность?

Дебен наблюдал за тем, как она откинулась на спинку сиденья. Ее гнев улетучивался на глазах.

— Что ж… э-э-э…

— Мисс Гибсон, я действительно хочу от всего сердца сказать вам спасибо. Не будет преувеличением заявить, что вы спасли меня от участи, гораздо худшей, чем смерть.

— То есть женитьбы?

— Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Если бы вы не вмешались, я просто бы отрекся от притязаний мисс Уэверли, а потом отступил на шаг назад, наблюдая за тем, как она совершит социальное самоубийство в попытке манипулировать мной, — пояснил он. — Нет абсолютно ничего, что заставило бы меня покорно пасть жертвой ее интриг. Я скорее достану пистолет и прострелю себе ногу.

— Ох.

Его заявление шокировало Генриетту, которая выросла с мыслью, что все джентльмены свято придерживаются некоего морального кодекса. Лорд Дебен только что признал, что позволил бы мисс Уэверли погубить свою репутацию, не пошевелив даже пальцем; чтобы это предотвратить.

— Ох? И это все, что вы можете сказать?

По непонятной причине Дебен только что открыл этой девушке то, в чем не признался бы больше ни единой живой душе, а в ответ лишь это восклицание?

— Нет. Я… я думаю, что понимаю теперь, почему вы пожелали поговорить со мной с глазу на глаз. Подобные… темы не подходят для того, чтобы… чтобы обсуждать их в людных гостиных.

— Вот именно. — Дебен и не подозревал, что придется приложить столько сил, добиваясь этого незначительного признания. — Отсюда и безжалостное похищение вас.

Граф вовсе не хотел говорить, что увез ее из дома большей частью потому, что его терзали подозрения. Нет ли какой-нибудь зловещей причины, по которой эту девушку отправили к таким родственникам? Подобные рассуждения свойственны скорее поклонникам готических романов, в которых беспомощная молодая женщина оказывалась в заточении и подвергалась тирании со стороны приемных родителей, и лишь отважный герой, как правило, имеющий титул, мог раскрыть коварный замысел и освободить ее.

— Я надеялся встретить вас на каком-нибудь светском приеме и незаметно умыкнуть в сторонку, чтобы поблагодарить.

— Ox.

Генриетте очень хотелось придумать какой-нибудь более умный ответ, в самом деле, что еще тут можно сказать? Никогда прежде ей не доводилось встречать столь эгоистичного жестокого человека.

За исключением, возможно, мисс Уэверли.

— Весьма сожалею, что невежливо обошелся с вашей уважаемой родственницей и ее гостями, но после обеда мне нужно будет работать над речью.

— Речью?

— Да. Для палаты лордов. Там сейчас проходят очень важные дебаты, и мне есть что сказать по этому поводу. Мой секретарь, разумеется, тоже в курсе дела, но если я хоть раз позволю ему написать за меня речь, у него может возникнуть впечатление, что я готов позволить ему оказывать влияние на свое мнение, а это вовсе не так.

Дебен нахмурился. С чего это ему вздумалось давать этой девушке объяснения? Прежде он никогда ничего подобного не делал. Так зачем начинать сейчас, уж не потому ли, что она смотрит на него оценивающим взглядом?

Перехватив этот хмурый взгляд, Генриетта сжалась от стыда. Ее тетушка бесконечно твердила о том, какой важный человек лорд Дебен и каким его все сочли великодушным, когда Генриетта «почувствовала себя плохо». Чем больше она его расхваливала, тем более острое чувство ненависти испытывала к нему Генриетта. Она решила для себя, что этот мужчина заносчивый и властный, привык смотреть на всех сверху вниз в силу своего титула и немалого состояния. Теперь же она осознала, что лорд Дебен в самом деле важный и, вероятно, влиятельный человек. И он только что сообщил ей о том, как серьезно относится к своим обязанностям.

Неудивительно, что он сильно раздосадован необходимостью катать по парку такую неэлегантную представительницу женского рода, в то время как его ожидают дела государственной значимости.

Также Генриетта решила, что ей следует быть признательной ему за то, какой он выбрал способ поблагодарить ее. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь подслушал обрывки разговора о происшествии на террасе.

И менее всего люди, заставившие ее выйти на эту террасу.

— Прошу прощения за то, что истолковала ваше поведение… э-э-э… превратно, — сказала она. — Но вам не следовало так себя утруждать. К тому же я не могу понять, почему…

— Если вы помолчите хоть пять секунд, у меня появится шанс все объяснить.

По тому, как были напряжены его губы, можно было сделать вывод, что он едва сдерживается. Еще несколько минут назад Генриетта порадовалась бы при виде столь явного доказательства того, что ей удалось вывести его из себя.

Но только не теперь, когда у нее зародились подозрения о заблуждении в отношении графа. Помимо этого, она намеренно приписывала ему обвинения, которые в действительности следовало бы адресовать Ричарду.

Ее неприязнь к лорду Дебену возникла в ту минуту, когда он вышел на террасу, нарушив тем самым столь желанное ей уединение. Пришлось поспешно прятаться за горшками с растениями. При этом она пребольно ударилась коленкой и послала в его адрес цветистое проклятие. Вспомнив выражение лица мужчины, когда он только прибыл на бал, Генриетта решила, что он ничуть не лучше Ричарда. С тех пор она стала испытывать к нему ненависть, хотя в действительности совершенно ничего не знала о его истинном характере.

Демонстративно захлопнув рот, она воззрилась на Дебена широко раскрытыми глазами, выказывая готовность внимательно слушать.

Складки в уголках его губ слегка разгладились. Это свидетельствовало о том, что он заметил се проявление покорности.

— В тут ночь вы приобрели в лице мисс Уэверли врага, — сказал он. — А так как вы бросились мне на выручку, я счел себя обязанным предупредить вас. Если ей выпадет шанс причинить вам зло, она непременно им воспользуется.

— И это все?

Генриетта, видимо, расслабилась и откинулась на спинку сиденья.

— Не нужно недооценивать мои слова, мисс Гибсон. Мисс Уэверли чрезвычайно целеустремленная молодая леди. Да вы и сами имели возможность убедиться в этом.

С той самой ночи Дебен вспоминал мисс Гибсон как само олицетворение осени. Этому впечатлению способствовали ее растрепанные волосы и то, как быстро она сумела подавить гнев, не всколыхнув окружающей атмосферы. Он решил, что глаза у нее карие. Когда оказалось, что это не так, он ничуть не удивился, ибо все в этой девушке не соответствовало его ожиданиям. Как только ему начинало казаться, что он сумел проникнуть в ее суть, открывалось что-то новое.

Какой разительный контраст с мисс Уэверли! Все интриганки в его мире удивительно похожи одна на другую и невероятно предсказуемы.

— Она ни перед чем не остановится, преследуя свои цели. Не хотелось бы мне стать свидетелем того, как ее разрушительная целенаправленная решимость обернется против вас.

— Она больше ничего не сможет мне сделать, — угрюмо отозвалась Генриетта.

Мисс Уэверли, сама того не ведая, уже причинила ей самый ужасный вред.

Генриетта не пробыла в бальном зале и десяти минут, как заметила Ричарда. Хотя он уверял, что не намерен выступать на балах в качестве ее сопровождающего, все же пришел, облаченный в изысканный костюм. Его фрак идеально подчеркивал ширину плеч, бриджи до колена и шелковые чулки плотно облегали мускулистые бедра и икры. Обернувшись, он улыбнулся Генриетте и направился к ней.

Сердце гулко забилось в груди. Неужели эго тот самый момент? Момент, когда он скажет, что она никогда еще не выглядела столь прекрасно, удивится тому, как это всегда считал танцы ужасной потерей времени и растратой энергии, ведь на самом деле ему ничего на свете не хочется сильнее, чем заключить ее в свои объятия…

Вместо этого Ричард сказал, что очень удивлен увидеть ее здесь.

— Твининги стоят выше твоей тетушки, не так ли? Что ж, не стоит расстраиваться, если никто не пригласит тебя танцевать, курочка. Люди здесь гораздо больше внимания обращают на внешность, чем в деревне.

— Но ты же потанцуешь со мной, не так ли?

— Я? — Ричард состроил гримасу. — С чего ты взяла? Это чудовищное расточительство времени, если хочешь знать мое мнение.

— Да, но ты ведь обещал Губерту, что присмотришь за мной, пока я буду в столице.

Нахмурившись, он потер подбородок.

— Да, я дал Губерту слово. Знаешь, что я сделаю? Буду сопровождать тебя на ужин. Но прямо сейчас я не могу уделить тебе внимание, потому что меня ожидают приятели играть в карты. Но позднее, за ужином, мы с тобой обязательно увидимся, обещаю, — добавил он, быстро пятясь прочь от Генриетты.

Так быстро, что столкнулся с мисс Уэверли, которая, так уж случилось, проходила мимо.

— Чертовски сожалею! — воскликнул Ричард, отпрыгивая назад и наступая Генриетте на ногу.

Она изо всех сил сдерживала крик, так как ненавидела проявление малодушия в любом виде. К тому же в детстве ей приходилось терпеть и более сильные тычки от братьев и их друзей.

Впоследствии она пожалела, что не подняла шум.

— Надеюсь, я не напугал вас, мисс… — произнес Ричард, в то время как мисс Уэверли холодно осматривала его с головы до ног. — Какой же я неуклюжий. Позвольте мне загладить свою вину и принести вам чего-нибудь выпить.

Генриетта кипела от негодования. Ей он не предлагал напиток! И вообще заявил, что есть вещи важнее, чем танцы с ней. Но когда Мисс Уэверли улыбнулась ему, его лицо и шея покрылись жарким румянцем. Она протянула ему руку и проворковала, что не откажется от бокала лимонада, здесь так жарко, а танцы лишь усиливают жажду.

И Ричард с радостью кинулся выполнять ее просьбу.

В довершение всего двадцать, минут спустя, сидя в сторонке с другими девушками, которых никто не приглашал, Генриетта заметила, как Ричард повел танцевать мисс Уэверли. На лице его при этом застыло выражение очарования.

Именно тогда Генриетта поняла, какой оказалась дурой. Она последовала за Ричардом в город в надежде, что ей наконец-то удастся обратить на себя его внимание. Стала жить с людьми совершенно незнакомыми до того момента, пока не переступила порог их дома, потратила целое состояние на модисток и галантерейщиков, согласилась подвергнуть себя болезненным процедурам во имя женской красоты. Все тщетно. Ричард отказывался видеть в ней женщину, в то время как одного взгляда на прекрасную мисс Уэверли оказалось достаточно, чтобы пасть к ее ногам!

Наблюдать за тем, как они подстраивают свои шаги друг под Друга, оказалось для Генриетты чересчур болезненным. Она испытывала боль в сердце, а глаза начало пощипывать. Леди ни в коем случае не следует заливаться слезами прямо в бальном зале, но Генриетта поняла, что не сумеет справиться со своими эмоциями, если останется здесь, наблюдая, как Ричард танцует с другой женщиной, в то время как ее саму отказывается даже проводить куда-либо! Или уделить минутку своего драгоценного времени на разговор с ней, когда его ожидают друзья играть в карты!

Ричард даже не вспомнил, что пообещал вести ее к столу. Теперь его внимание было целиком сосредоточено на мисс Уэверли.

Прежде чем кто-либо заметил ее душевное состояние, Генриетта поспешно покинула бальный зал и бросилась бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги. Она рывком распахивала двери и с силой захлопывала их за собой, чтобы только заглушить веселые звуки музыки, которые, казалось, самим своим звучанием насмехаются над ней.

Каким-то чудом ей все же удалось выйти на свежий воздух, но она по-прежнему слышала музыку, под которую они танцуют. Она подошла к окнам, свет из которых лился на каменные напольные плиты террасы, хотя точно знала, что, если посмотрит внутрь, снова увидит их вместе. И им дела нет до того, что она где-то рядом мокнет под дождем и замерзает.

Лишь убедившись, что никто ее не видит, Генриетта дала волю слезам.

Выплакавшись, взяла себя в руки и собралась вернуться обратно в бальный зал, будто ничего особенного не произошло. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то догадался о том, что она страдает от неразделенной любви, ведь это так жалостливо. Если бы Генриетте встретилась девушка, плачущая потому, что понравившийся ей мужчина танцует с другой, более красивой девушкой, в ее сердце не всколыхнулось бы сострадание. Она бы посоветовала этой воображаемой страдалице сохранять гордость и проявить твердость. Для этого следовало, осушив слезы, вернуться в бальный зал и самозабвенно протанцевать остаток вечера.

К сожалению, от осознания того, что она поступилась всеми своими принципами ради Ричарда, на глаза Генриетты снова навернулись слезы. Как она позволила ему так обращаться с собой? Она ненавидела саму себя за то, что бегает за мужчиной, а еще больше за полное отсутствие женственности. Надеть красивое платье и уложить волосы оказалось явно недостаточно. У нее не было обаяния, присущего Милдред или мисс Твининг, не говоря уже о мисс Уэверли.

Когда вторая волна слез пошла на спад, на террасе появился лорд Дебен.

Генриетта тут же осознала, что если и есть что-то похуже проявления слабости и слез посреди бального зала, так это когда мужчина, подобный ему, застанет тебя плачущей в одиночестве. Это она поняла раньше, когда увидела, как его полуприкрытые глаза осматривают гостей с плохо скрываемым презрением. Генриетта вовсе не намеревалась предоставлять ему возможность посмеяться над ней лично, когда она была не в состоянии справиться с ситуацией.

Все же сейчас ей вспомнился момент, когда лорд Дебен подставил свое непроницаемое лицо под струи дождя, будто стремясь смыть что-то. Она тогда задумалась, не гложет ли и его печаль, столь же всеобъемлющая, что и ее собственная. Но затем он вынул часы и повернулся к свету, посмотреть, который час. Генриетта никогда не видела мужчину более непостижимого, изнывающего от скуки и столь непреклонного.

Испытав к нему внезапный прилив сочувствия, она задалась вопросом: какая печаль выгнала его под дождь? И очень радовалась, что он ее не заметил. Такому мужчине не понять, зачем она сбежала и оплакивала свое разбитое сердце. Скорее всего, он просто посмеялся бы над ней.

— Мисс Гибсон, — твердо произнес Дебен. — Не будете ли вы столь любезны слушать внимательно?

— Приношу свои извинения, — покаянно отозвалась она. — Я задумалась.

— Я заметил, — презрительно хмыкнул он.

Он не только заметил, но и очень разозлился столь явному невниманию, поскольку привык, чтобы люди ловили каждое сказанное им слово. В особенности женщины.

— Смею предположить, вы заново переживали ситуацию, в которой мисс Уэверли заставила вас поверить, что больше не представляет для вас опасности. Поверьте мне, вы заблуждаетесь.

— Я заблуждаюсь, а вы всегда правы, вы это хотите сказать? Даже не пытайтесь уверить меня, что знаете, о чем я думала.

— Ну, это совсем не трудно. У вас очень выразительное лицо, а я наблюдал за всеми отражающимися на нем эмоциями. Томление, отчаяние, гнев, после чего вы решительно вздернули подбородок, я сразу уверовал, что вы намерены не дать ей себя победить.

— Все… совсем не так… — запинаясь, возразила Генриетта.

— И сердце у вас, значит, не разбито? Не вы ли мне говорили, что только бесхребетная плакса может дать волю слезам?

Заслышав из уст Дебена собственные слова, Генриетта поморщилась.

— Возможно, я сказала больше, чем следовало бы, по чрезвычайно личному вопросу… — Она никому не рассказывала о Ричарде, и, если повезет, ей удастся и дальше скрывать от всех эту печальную историю. — Но это не дает вам права насмехаться надо мной.

— Насмехаться над вами?

Он наградил ее пронзительным взглядом. У нее очень расстроенный вид, и его раздражение по поводу того, что она думает о чем-то своем, вместо того чтобы внимательно слушать его, быстро улетучилось.

— Ничего подобного. Я восхищаюсь вашим боевым настроем. Если кто-то попытается одержать над вами верх, вы немедленно дадите отпор, не так ли? Точно так же, как вы возникли из-за тех горшков с цветами, чтобы заступиться за меня, решив, что ситуация складывается не в мою пользу.

«Никто никогда не делал для меня ничего подобного», — мысленно добавил он.

Хотя сейчас она и пожимала плечами, будто ничего особенного не произошло, но не стала отрицать, что ее поступком руководило некое… сочувствие к нему, желание помочь.

Осознание этого вызвало в Дебене странное ощущение. В действительности ему бы следовало оскорбиться. Виданное ли дело, мисс Гибсон решила, что он нуждается в помощи! Но он почему-то совсем не испытывал подобного чувства. Когда он смотрел на нее, она не вызывала раздражения, он же ощущал в душе теплоту к единственному человеку, попытавшемуся бескорыстно защитить его.

— И теперь я у вас в долгу, мисс Гибсон, а я привык отдавать долги. Поэтому я хочу стать вашим другом.

Заслышав эти слова, девушка удивленно заморгала.

— Так вот, повторяю, мисс Уэверли непременно попытается причинить вам зло при первом же удобном случае. Она из тех, кто без угрызений совести воспользуется своим положением в обществе, чтобы не позволить вам добиться цели, которую вы поставили перед собой, приехав на сезон в Лондон.

Генриетта горько рассмеялась.

Лорд Дебен бросил на нее резкий взгляд.

— Вы хотите сказать, она не сможет навредить вам еще больше. Неужели уже отомстила? Проклятие! Не ожидал, что она окажется настолько проворной.

— Нет… Вы не понимаете…

Генриетта полагала, что, объясни она ему все, он не поймет. Не такой человек. Он может сколько угодно уверять, что является ее другом, но при этом остается тем, кто заявил, что просто останется в сторонке наблюдать за тем, как женщина совершает социальное самоубийство, нежели чем поступит как настоящий джентльмен.

— Прошу вас принять как должное тот факт, что мисс Уэверли не сумеет предпринять ничего хуже того, что уже сделала. Я искренне благодарю вас за заботу, однако нет нужды и дальше продолжать эту… экскурсию.

Они как раз приближались к повороту, за которым находился выход.

До того как они оказались в парке, Дебен решил, что уделит мисс Гибсон ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выразить благодарность, предупредить об опасности и предложить помощь. Он думал, одного круга по парку будет вполне достаточно.

Однако вместо того, чтобы направить экипаж в ворота, Дебен начал еще один круг.

Только он, а не эта нахальная, неблагодарная непостижимая мисс Гибсон, будет решать, когда закончить прогулку.

Глава 4

— В ту ночь вы поехали домой. С тех пор не появлялись ни на одном из приемов, где мисс Уэверли считает себя королевой. Следовательно, что бы она вам ни сделала, это случилось до того, как вы поспешили мне на помощь.

Королева? О да, самое подходящее для мисс Уэверли определение. Генриетта наблюдала за ней всего один вечер, эта девушка, несомненно, воспринимала восхищение мужчин как нечто само собой разумеющееся. А такие влюбчивые деревенские молодые люди, как Ричард, и вовсе, похоже, выстраивались в очередь, чтобы признаться, как они очарованы ею.

Генриетта презрительно скривила губы.

— Ага! Похоже, я попал в яблочко! И не пытайтесь это отрицать. Мисс Уэверли сделала что-то такое, отчего вы уединились поплакать.

Генриетте никогда не приходилось видеть улыбки более циничной, чем у лорда Дебена.

— А потом вам выпал шанс поквитаться с ней, — продолжал он, презрительно улыбаясь, — и вы воспользовались им.

Генриетта хотела было запротестовать, дескать, ничего подобного и в мыслях не было. Но вспомнила свои размышления о том, что не позволит мисс Уэверли поймать в свои силки еще одного ничего не подозревающего джентльмена.

Она откинулась назад, нахмурив брови. Неужели она в самом деле пресекла попытку скомпрометировать Дебена потому лишь, что завидовала и злилась? Она ужаснулась, осознав, что ее поступками могли руководить столь низменные побуждения.

Потрясенная, Генриетта отказалась от попытки мысленно воспроизвести произошедшее на террасе еще раз, но с другой девушкой — не мисс Уэверли — в главной роли.

Ей было трудно объективно оценить ситуацию, потому что в ту ночь она действовала, особо не задумываясь, лишь реагируя на разворачивающиеся события. Поначалу, узнав мисс Уэверли, она удивилась тому, что не заметила, как прекратилась музыка, ведь присутствие той на террасе явно свидетельствовало о том, что ее танец с Ричардом окончен. Генриетта бросила взгляд на дверь, через которую мисс Уэверли вошла, с ужасом думая о том, что и так уже достаточно вытерпела этим вечером. Не хватало только, чтобы на террасу вышел Ричард, невольно делая ее свидетельницей тошнотворной романтичной сцены.

К тому моменту, как Генриетта осознала, что никто не идет за мисс Уэверли по пятам, эта бесстыдная девица уже бросилась на шею лорду Дебену в надежде вызвать какой-то отклик с его стороны.

Ее попытка увенчалась таким же успехом, что и попытка самой Генриетты с Ричардом. Дебен не польстился на нее. Вел себя так, будто находил ее настойчивые попытки заинтересовать себя отталкивающими. Генриетта возликовала, когда он упрекнул мисс Уэверли в недостойном поведении.

Затем двери террасы распахнулись, появилась мать мисс Уэверли, и Генриетта разозлилась не меньше графа, инстинктивно среагировала на ситуацию. Ненависть к мисс Уэверли вскипела в ней с новой силой, и она выскочила из укрытия, бурля от негодования.

— Вы заблуждаетесь на мой счет, — возразила Генриетта.

На мгновение граф заставил ее усомниться в себе, но, более тщательно изучив свои побуждения, она пришла к утешительному заключению, которое и поспешила сообщить ему.

— Я поступила бы точно так же, если бы заметила любую женщину, пытающуюся поймать мужчину в ловушку брака столь низким способом, — с жаром заверила она. — Это же совершенно ужасно!

Граф смерил ее проницательным взглядом:

— Однако, смею заметить, вы не отрицаете того, что плакали из-за чего-то, что она сделала вам ранее.

Генриетта подумала о том, как раздражает се его умение столь мастерски читать мысли и смотреть при этом гак, будто она для него открытая книга с презренным содержанием. Она выпрямилась и бросила на него ответный взгляд, в который также постаралась вложить как можно больше высокомерия.

— Я так и знал, — удовлетворенно произнес он. — Так что же она сделала? Похитила мужчину, в которого вы, как вам кажется, влюблены?

Лорд Дебен не просто невыносим, он определенно заслуживает презрения! По усмешке, которая то и дело появлялась на его губах, Генриетта догадалась, что он станет высмеивать любого, способного на проявление столь возвышенных чувств.

— К-кажется, влюблена? — Она запрокинула голову и попыталась рассмеяться. — Не глупите, это совсем не так.

Лорд Дебен победно улыбнулся.

— Не я веду себя глупо. — Он посмотрел на страусиные перья на капоре, которые колыхались в такт движениям головы. — Хотя, возможно, вас утешит, что множество девушек вашего возраста забивают себе головы романтическими бреднями.

— Моя голова не…

Но он продолжил говорить, не обратив внимания на ее слова:

— С момента моего знакомства с мисс Уэверли не прошло и пяти минут, как я понял, что она привыкла, чтобы мужчины падали перед ней ниц.

«Верно», — угрюмо подумала Генриетта. В то время как ее голова была забита романтическими мечтаниями о древнегреческих героях, прекрасная мисс Уэверли очаровывала мужчин-современников.

Генриетта отвернулась, чтобы не видеть издевки в скучающих карих глазах лорда Дебена.

— И она это очень приветствует, — ответила Генриетта дрожащим от наплыва эмоций голосом. — Если мужчины не видят ничего, кроме ее привлекательной внешности, то они все идиоты. Тот, кто с легкостью попадает в когти этой кошки, уж точно не станет тем, за кого… ну… — ее голос понизился до шепота, — я вышла бы замуж.

— В самом деле, не нужно, — подтвердил лорд Дебен. — Ни один мужчина, способный моментально переключить свое внимание с вас на интриганку вроде нее, не стоит вашего внимания.

Она решила, что своими словами он хочет заставить ее почувствовать себя лучше, но это лишь напомнило ей о постоянной неуверенности в чувствах Ричарда к ней. Он никогда не выказывал заинтересованности, помимо признания, что она сестра его лучшего друга. И так продолжалось вплоть до прошлого Рождества, когда он схватил ее в охапку, затащил под висящий над дверью венок из омелы и жарко поцеловал.

Все мечты Генриетты о Ричарде начинались с этого единственного удивительного случая. До тех пор она считала его всего лишь невероятно красивым другом своего брата Губерта.

А потом… Она съежилась под лисьим мехом в надежде, что он каким-то образом сможет оградить ее от пронзительного взгляда лорда Дебена. Ричард ничем не подтвердил то, что Генриетта приняла за выражение его заинтересованности, тогда она сама, отринув стыд, отправилась за ним в Лондон.

Но это уже в прошлом. Она не намерена больше тратить время на мужчину, который оказался настолько глуп, что не заметил девушку прямо у себя под носом. В Лондоне для нее и без того развлечений предостаточно: лекции, выставки и множество интересных людей, с которыми можно побеседовать. У них имеется голова на плечах, и они умеют распоряжаться своими мозгами, применяя их на благо коммерции, а не праздно тратя унаследованное состояние на сомнительные развлечения.

Все же ей не удалось подавить вздох.

— Мисс Уэверли невероятно красива. И обладает чувством собственного достоинства. Ей достаточно всего лишь улыбнуться мужчине, чтобы вскружить ему голову.

Дебену не понравилось внезапно нахлынувшее на Генриетту уныние. Ему казалось неправильным, что она сравнивает себя с подобной женщиной и явно не в свою пользу.

— Ну, мне она голову точно не вскружила, — твердо заявил он. — Совершенно не впечатлила.

«Да, — с удовлетворением подумала Генриетта. — Он постоянно подчеркивает свою неприязнь к этой девушке».

Обрадованный тем, что ему удалось подбодрить собеседницу, Дебен продолжил:

— Вообще, смею заметить, она не более привлекательна, чем вы.

Он понимал, что ей недостает уверенности в себе, поэтому решил помочь.

— Что вы сказали?

Когда Генриетта повернула к нему озадаченное лицо, он наградил ее внимательным напряженным взглядом.

— Я не утверждаю, что вы писаная красавица, при этом, хочу заметить, способны не менее мисс Уэверли вскружить мужчине голову. Стоит только приложить чуть больше усилий.

— Не красавица… — успела она вымолвить, прежде чем в горле образовался ком.

— Вам достаточно всего лишь сравнить себя с ней и понять: я прав. Кроме того, будучи экспертом по части того, что именно делает женщину привлекательной в глазах мужчины, говорю: вы не лишены потенциала.

— То есть хотите сказать, на мне рано ставить крест?

— Вот именно. — Он снова лениво окинул взглядом ее лицо. — У вас поразительно здоровый цвет лица, отсутствует нежелательная растительность. Вы обладаете прекрасными выразительными глазами и здоровыми прямыми зубами. Как ценитель женской красоты не могу не сокрушаться, что ваш нос непропорционально велик относительно прочих черт лица, и все же я не вижу причины, препятствующей, выражаясь вашими же словами, «вскружить голову мужчине» не слишком притязательного в своих устремлениях.

— Вы… — Генриетта сжала кулаки, едва сдерживаясь. — Вы самый отъявленный грубиян, которого мне когда-либо приходилось встречать.

— Я не грубый, а честный. Как же типично со стороны женщины уцепиться за единственное качество из огромного перечня комплиментов, которое может быть истолковано как оскорбление, и обидеться.

— И как же типично со стороны мужчины сделать унылый комплимент, который ни одна женщина, обладающая хоть каплей гордости, не расценит иначе как оскорбление!

— Мисс Гибсон, я только что похвалил ваш цвет лица, глаза и зубы, сказал, что при правильной подаче вы имеете шанс заинтересовать собой восприимчивого мужчину, вы же тем не менее упрямо цепляетесь за недостаток, которым — не смейте это отрицать — обладаете.

Они второй раз подъезжали к Камберлендским воротам.

— Отвезите меня домой, — решительно произнесла Генриетта. — Я требую, чтобы вы немедленно доставили меня домой и никогда, никогда больше не смели докучать своими визитами.

Лорд Дебен недоверчиво воззрился на нее сверху вниз. Он привык к тому, что женщины ищут встреч с ним, заискивают, посылают томные взгляды в жарких бальных залах и украдкой суют записочки с указанием того, где их можно найти в случае, если он пожелает познакомиться поближе с их чарами.

А еще женщины подстерегают его на террасах в стремлении женить на себе.

Ни одна из них до сих пор не говорила ему, что он груб, не пыталась отделаться высокомерным кивком и требованием, чтобы се отвезли домой.

Естественно, он повел экипаж мимо выхода из парка, намереваясь сделать третий круг.

— Прогулка закончится, когда я захочу, — отрывисто сообщил он. — А если пожелаю нанести вам еще один визит, кто меня остановит? Ваша тетушка? Не осмелится.

Генриетта ушам своим не верила. В начале прогулки граф сообщил, что не намерен тратить на нее драгоценное время.

— Вы омерзительны, — прошипела она. — Вам не более чем мне хочется продолжать прогулку. И я ни на йоту не верю, что вы захотите снова меня увидеть. Вы привыкли вести себя агрессивно, потому что вы… вы задира.

— Задира, согласно определению, это человек, который ради собственного удовольствия обижает тех, кто заведомо слабее его, — рявкнул Дебен. — Я никогда не пытался обидеть вас. Более того, все мои действия наделены вам во благо. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем прочнее утверждаюсь в мысли, что вам требуется человек, который присматривал бы за вами. У вас, похоже, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Болтаете все, что приходит в голову, не думая о последствиях, к которым приведут подобные действия. Очертя голову бросаетесь в ситуации, выходящие далеко за рамки вашего понимания. Ваша наивность просто поражает.

— Вы единожды стали свидетелем моей импульсивности, — парировала Генриетта. — Поверьте, я глубоко раскаиваюсь, что вмешалась тогда… Нет, вообще-то нет… — Она вздернула подбородок и вызывающе воззрилась на Дебена. — Нет, вовсе я даже не раскаиваюсь. Я терпеть не могу мисс Уэверли и сомневаюсь, что когда-либо сумею полюбить. Но я не смогла бы дальше жить в мире с самой собой, если бы вы погубили ее репутацию, не подозревая даже, что я все видела и могла предотвратить, если бы проявила инициативу.

— Что вы сказали?

— Думаю, вы меня услышали. Для пущей ясности соглашусь, возможно, мои действия и показались вам наивными и необдуманными, но по крайней мере хороший результат налицо.

— О боги, теперь вы говорите, точно… пуританка. Словно вам с детства привили веру в существование некоего древнего кодекса чести с возрождения монархии.

— Меня воспитали с мыслью о том, что нужно всегда говорить правду, ценить честь и благопристойность. И в этом нет ничего необычного.

Дебен весело рассмеялся:

— Эти слова лишь подтверждают вашу наивность. Вы отчаянно нуждаетесь в защитнике. Я живу на свете гораздо дольше и вращаюсь в разных кругах, но до сих пор ни разу не встречал человека, который ставил бы подобные ценности превыше собственных корыстных интересов. Если бы вы не назвали мисс Уэверли кошкой, я бы не захотел иметь с вами ничего общего, ибо терпеть не могу ханжества и лицемерия.

— Я вовсе не ханжа! И не лицемерка! Я…

— Очень хорошо, — перебил Дебен. — В таком случае отпускаю вам этот грех. Грех, — горько рассмеялся он. — Да кто я такой, чтобы отпускать кому-либо грехи? Ведь если верить словам того, кто считает себя экспертом в этой области, я самый страшный грешник современности.

— Неужели? — Генриетта густо покраснела при упоминании ее опрометчивых слов и поспешно попыталась загладить грубый промах. — Я имела в виду… Ну, любой человек мог бы заявить то же самое.

— Викарий, по обыкновению, считает, что, стоя за кафедрой, он обладает некоторым влиянием. А поскольку он, так уж случилось, еще и мой брат, то без всяких угрызений совести публично порицает меня. Просто для разнообразия.

Для разнообразия? Генриетта нахмурилась.

— Если в его привычке… хм… прилюдно порицать вас, почему вы посещаете проповеди?

— Идиотское мнение о том, что мое присутствие на его первой проповеди в церковном приходе, где он служит за жалованье, сможет помочь нам заделать брешь в отношениях.

В действительности Дебен убедился, что семена ненависти, посеянные отцом, когда они с братом Уиллом были еще маленькими, пустили такие глубокие корни, что даже так называемых христианских чувств брата оказалось недостаточно, чтобы простить и забыть. Лицо Уилла перекосило от ярости, когда он распинался о прелюбодеянии и супружеской измене. Кульминацией проповеди стал злобный взгляд и заверение в том, что землю унаследуют лишь те, в чьих душах живет смирение.

Что ж, так-то оно так, но Уилл уж точно не унаследует отцовского состояния, несмотря на то что им с женой уже удалось зачать ребенка. Дебен понимал, что ему придется жениться и произвести на свет наследника, но нежелание оказаться до конца дней своих прикованным к женщине вроде его матери заставляло его мешкать.

О, эта женщина! У него могли бы быть настоящие братья и сестры, если бы она обладала хоть каплей благопристойности. Если бы потрудилась оградить хоть одного из своих детей от злобы отца, они сейчас могли бы по крайней мере относиться друг к другу с большей терпимостью. Однако предложение Дебена о мире, которое он сделал Уиллу на проповеди, было обращено против него.

Что ж, раз Уилл так жаждет войны, он ее получит. Дебен решил, что просто обязан немедленно забыть о своем отвращении к женскому полу вообще и женам в частности, его первоочередная задача — обзаведение потомством. Ему нужен всего один законный сын.

При виде выражения лица лорда Дебена у Генриетты екнуло сердце, и она сжала поручень, чтобы удержать руки при себе. Брат больно ранил его, прилюдно подвергнув осуждению. Мужчины не привыкли признаваться в том, что тоже способны испытывать боль. Но это, несомненно, объясняло, отчего граф вдруг подстегнул лошадей, принудив нестись с бешеной скоростью.

Она уперлась ступнями в подставку для ног, когда он направил экипаж в узкий просвет между двумя другими транспортными средствами. Генриетта была уверена, что они сцепятся колесами, но они благополучно разъехались в разные стороны. Генриетта закусила нижнюю губу, едва подавляя малодушное желание призвать его к осторожности. Он и без того уже обвинил ее в многочисленных недостатках, и она не собиралась давать повод заподозрить в ней присущую женщинам боязливость, иначе он в очередной раз презрительно хмыкнет, глядя на нее.

Презирая женскую привычку забиваться куда-нибудь в укромный уголок и плакать, мужчины вынуждены искать иные способы выплеснуть эмоции. Генриетте, к примеру, частенько приходилось наблюдать, как братья уходили пострелять, или подраться, или скакать на лошадях наперегонки с ветром.

— Вы можете с чистой совестью избавиться от меня, — провозгласила она, тайком крепче сжимая руками поручни. В таком случае, если они все же столкнутся с другим экипажем, она будет избавлена от позорной участи вылететь с сиденья и шлепнуться на землю, как мешок с зерном. — Я вовсе не считаю, что вы мне чем-то обязаны.

— Вот тут вы и ошибаетесь, мисс Гибсон. Я обязан вам гораздо больше, чем вы можете себе представить.

Его поиски жены не увенчались бы успехом, если бы скандальная история с мисс Уэверли получила огласку. Дебен не сомневался, что в любом случае нашлись бы женщины, готовые закрыть глаза на его далеко не благородное поведение, но происшествие с Генриеттой убедило его, что он скорее прострелит себе ногу, чем согласится связать судьбу с одной из них.

— Именно поэтому я и решил помочь вам.

Он улыбнулся, отчего его лицо приобрело жестокое выражение.

Она вздрогнула.

— Не уверена, что мне нравится эта идея.

Судя по всему, его «помощь», какой бы она ни оказалась, вовсе не результат альтруизма. Лорд Дебен сам заявил, что ему дела нет до того, что подумают или скажут о нем другие. Значит, если он что-то и планировал, то уж точно не потому, что действительно хотел помочь ей, просто это, так или иначе, выгодно ему самому.

— Ах, перестаньте! Неужели вам действительно не хочется отбить своего кавалера у мисс Уэверли?

— Не особенно.

Генриетта не собиралась посвящать его в то, что Ричард никогда не был ее кавалером. В любом случае она уже отказалась от попыток обратить на себя его внимание, это оборачивалось для нее лишь унижением.

— Что ж, даже если бы это и было правдой, мне все равно кажется, что вам доставило бы удовольствие выбить почву у нее из-под ног. Уж меня-то это точно порадовало бы. Я питаю резкое отвращение к людям, которые считают, что могут манипулировать мной.

Ну так и есть! Граф вовсе не намеревался помогать ей или защищать ее. Он пытался использовать ее, чтобы отомстить мисс Уэверли.

— И я тоже, — колко ответила Генриетта.

Ибо не позволит манипулировать собой, вовлечь в хитроумные интриги.

— В таком случае давайте обсудим линию поведения, которой нам стоит придерживаться:

— Нет, вы не понимаете. Я…

— Начнем с того, — перебил он, не дав объясниться, — что я не считаю это дело безнадежным, как видится вам.

Генриетта с удивлением отметила, что его мрачное настроение внезапно улетучилось. Он притормозил лошадей, пустив их рысью, и его лицо осветила улыбка, хотя и жестокая, у Генриетты даже мурашки побежали по спине. Такого мужчину сердить опасно! Как это мисс Уэверли в голову взбрело, что она сумеет одержать над ним верх? Чрезвычайно опасный человек!

— Несомненно, мисс Уэверли этот мужчина не нужен, в противном случае она не стала бы растрачивать свои усилия на меня. Возможно, присмотревшись к нему внимательнее, она поняла, что он не так богат или не обладает нужными связями.

Генриетта не считала, что она что-то планировала в отношении Ричарда. Это всего лишь вполне естественное желание завоевывать любого привлекательного мужчину. А Ричард не просто привлекательный, он очень красивый. Гораздо красивее, чем лорд Дебен, лицо которого портила ухмылка. Его черты частенько перекошены под влиянием внутренних демонов, заставляющих рискованно гнать лошадей, не заботясь о благополучии пассажирки.

Бросив на него взгляд украдкой, Генриетта подумала о том, какая жалость, что граф все время сердится, ведь мог бы в ином случае быть очень привлекательным. У него полные чувственные губы и глаза, напоминающие о портретных изображениях Карла Второго.

Только он никогда бы не снизошел до того, чтобы завивать волосы или прятать свое мускулистое тело под одеянием.

— Но это лишь половина сражения, — добавил он, и Генриетта тут же представила, как лорд Дебен, сидя на коне, ведет своих сторонников в атаку на выстроенных в каре скромно одетых «круглоголовых»[5]. На его лице при этом застыло точно такое же выражение, как сейчас. — Во-вторых, необходимо доказать, что вы во всем значительно превосходите мисс Уэверли, вы женщина, достойная мужского внимания.

Генриетта фыркнула, просто не смогла сдержаться. Ричард никогда не обратит на нее внимания. До сих пор все было с точностью до наоборот.

— Ну же, мисс Гибсон. — Он так и не дождался от нее ответа, лишь ироничное хмыканье. — У вас что, совсем гордости нет? Неужели не хотите заставить его осознать, как сильно он заблуждался в своих суждениях?

— Гордости предостаточно, — парировала она. Проблема в том, что гордость слишком часто подвергалась грубому обращению со стороны других людей. — Именно поэтому я не пошевелю пальцем, чтобы заставить его изменить решение.

— По крайней мере вы перестали отрицать, что он является вашим кавалером, мисс Уэверли в самом деле похитила его у вас, а вы были расстроены и сбежали из бального зала, решив немного посетовать на судьбу.

Он одурачил ее! Заговорил о вещах, которые она предпочла бы держать при себе, и в такой манере, что она, сама того не подозревая, все подтвердила.

— Вам удалось выманить все мои секреты. Удовлетворены?

— Еще нет, — спокойно отозвался он, не обращая внимания на ее нарастающий гнев. — Однако обещаю вам: когда закончу, мы оба почувствуем удовлетворение.

— Я… я… — Она сжала кулаки. — Не понимаю, о чем вы говорите.

— На самом деле все очень просто. Если мы убедим высший свет в том, что я считаю вас привлекательной, другие мужчины захотят выяснить, что я нашел в вас такого особенного. Стоит мне заявить, что вы бриллиант чистой воды, и вы сможете выбирать любого кавалера, не подбирая объедки за мисс Уэверли.

— Ради всего святого! Никогда в жизни не слышала столь высокомерных речей.

— Это не высокомерие, а всего лишь знание человеческой природы. Большинство людей подобны овцам, бездумно следующим за своим лидером. Кроме того, вы родом из хорошей семьи и обеспечены материально. Когда я представлю вас свету и развею недоразумение относительно вашей связи с Ледбеттерами, есть все основания полагать, что вскоре у вас появится целая компания искренних поклонников.

Хотя и ненавистно в этом признаваться, но Генриетта хорошо понимала, что он имеет в виду. Ей часто приходилось наблюдать, как мужчина с ярко выраженным даром убеждения мог заставить других людей следовать за ним. Также она знала: то, что нравится нескольким мужчинам, вызывает интерес у прочих, во избежание показаться странными. План лорда Дебена действительно мог сработать.

— Нет-нет, в самом деле… — начала она, но даже ей собственный голос показался неубедительным. Поэтому его ответ ее ничуть не удивил.

— Я же вижу, вы находите мое предложение соблазнительным. Неужели вам не хочется, — добавил он низким обольщающим голосом, — затмить собой мисс Уэверли? Неужели вы не мечтаете стать звездой высшего общества? Не хотите, чтобы в вашей гостиной толпились поклонники, добивающиеся вашей руки?

Звезда высшего общества.

Это звучало… Ох как соблазнительно.

Теперь Генриетта вовсе не стремилась завоевать внимание Ричарда. Но он наговорил ей много обидного. Какой бы постыдной ни казалась подобная мысль, ей отчаянно хотелось доказать ему, что она не серая деревенская мышь, не считает Лондон шумным, скорей наоборот. И она одна из самых ярких звезд этого города. Генриетта представила, каково это — когда высшее общество у твоих ног.

Проблема в том, что граф вращался в самых лучших светских кругах, в то время как Ричарду с трудом удавалось добиться, чтобы его пропускали дальше порога. Лорд Дебен обладал правом ходить куда ему заблагорассудится, в отличие от сына сельского сквайра, которому приходилось следить за каждым шагом и обдумывать каждое знакомство из страха быть осмеянным.

Несколько минут Генриетта предавалась мечтаниям о том, как окажется на каком-нибудь блестящем балу и станет ночь напролет танцевать с маркизами и графами. Ричарду же останется лишь скрежетать зубами на пороге, ибо дальше его не пустят, лишив возможности сказать ей, как сожалеет, что упустил шанс быть с ней. Мисс Уэверли на этот бал и вовсе не получит приглашения. Или нет, еще лучше: ее пригласят, но она будет сидеть в сторонке, всеми позабытая, как раньше забывали о Генриетте.

Как же это соблазнительно! Она понимала, лорд Дебен предлагает ей такой шанс не ради нее, а потакая собственной жажде мести. Если же она станет тянуть с ответом…

Внезапно она вспомнила слова отца о том, что, если сумеет назвать то, что ей хочется, словом «искушение», значит, это неверное желание. И почувствовала себя Евой, тянущейся к аппетитному яблоку, которое предлагал ей змей.

— Вы… вы же сущий дьявол, — ахнула она.

Дебен негромко рассмеялся:

— Потому что искушаю поддаться той стороне вашей натуры, само существование которой вы не желаете признавать?

Ох, снова это слово!

— Да, — прошептала она со стыдом за то, что ее вынудили признаться в подобном.

— Но вы все равно это сделаете.

Блистательное видение, представшее перед мысленным взором Генриетты, заколебалось и приняло новую форму. Лица людей стали надменными и жестокими. Присоединившись к ним, обойдясь с Ричардом высокомерно, заставив страдать так, как страдала сама по вине мисс Уэверли, Генриетта стала бы, подобно им, беспощадной и бесчувственной.

Она не хотела превращаться в такого человека.

Распрямив плечи и гордо вздернув подбородок, она поклялась себе, что никогда не станет такой же.

— Нет, — твердо ответила она и тут же повторила чуть-чуть громче: — Нет. Это будет неправильно.

— Вы отказываетесь от моего предложения?

— Совершенно верно.

Лорд Дебен подумал о том, что она неблагодарная нахалка. Никогда прежде он никому не раскрывал свою душу в такой степени и не обещал уделить столько времени, чтобы помочь.

Он снова вспомнил об Уилле, который с презрением оттолкнул руку дружбы и плюнул ему в лицо.

Черты его лица снова сделались непроницаемыми.

— Ну что ж, в таком случае разбирайтесь с ситуацией сами.

— Что вы имеете в виду?

Генриетта нахмурилась, глядя на него, и нелепые страусиные перья затрепетали на ветру. Она не понимала, что он хотел сказать. На протяжении нескольких последующих дней представители высшего света проторят к ее дому тропинку, хочет она того или нет.

Она ничего не смогла бы поделать, чтобы это предотвратить. Все же видели, как лорд Дебен прокатил неизвестную особу женского пола по парку, да не один, а целых три круга, при этом оживленно с ней беседуя. Он намеренно не здоровался ни с кем из знакомых, еще больше разжигая любопытство. Все захотят узнать, по какой причине этот прославленный ценитель женской красоты решил уделить внимание вульгарно одетой девице, которая совершенно ничего собой не представляет.

Всем станет интересно, кто она, откуда родом и как связана с ним. Генриетту не оставят в покое до тех пор, пока не вытянут все секреты. Очень скоро она горько пожалеет о том, что отказалась стать правящей королевой света. И тогда маленькая гордая пуританка приползет к нему на коленях.

— Скоро узнаете. А когда это случится, вспомните о том, что я обещал вам свое покровительство.

Когда они вновь подъехали к воротам, он направил лошадей прямо, затем повернул на Оксфорд-стрит.

Генриетта понимала, что своим отказом обидела его, но считала, что двух встреч вполне достаточно и будет лучше никогда его больше не видеть. Уж слишком этот мужчина властолюбивый. И слишком далек от привычной ей социальной среды. А еще необычайно умен, соблазнителен, опытен… ах, это для нее чересчур!

Она попрощалась с блистательным видением бального зала и аристократами, желающими танцевать с ней, и направляется домой к дорогой тетушке и дяде, Милдред и миссис Криммер. Словом, обратно в мир пантомимы Ковент-Гарден[6], ужинам в домах предпринимателей и балам, на которых она будет танцевать с сыновьями членов городского управления и купцов.

А когда вернется в Мач-Уэйкеринг, не будет испытывать угрызений совести за недостойное поведение.

Всю дорогу до Блумсбери лорд Дебен хранил молчание, на его лице застыло выражение крайнего неодобрения. Когда экипаж остановился перед домом тетушки и Генриетта стала высаживаться, он удивил ее. Бросив поводья своему возничему, выскочил из экипажа и подал ей руку, предупредив первый шаг.

— Мисс Гибсон, — резко произнес он.

Генриетта вздохнула, гадая, что он задумал на этот раз.

— Вы такая дурочка, — сообщил Дебен, осматриваясь по сторонам, словно желая как можно быстрее убраться отсюда. — Сами не понимаете, что говорите, раз отвергаете мое предложение. И пусть вы очень разозлили меня, я не могу распрощаться с вами просто так.

Дебен хотел заставить ее заплатить за грубость, отдав на откуп любителям позлословить, но при этом он не желал полностью разрушить ее репутацию. Девушка так наивна, неопытна, верит в доброту, приличия, искренность, дабы пристыдить самого дьявола.

Сжав ее руку, он посмотрел ей в глаза. Впервые за все время их знакомства выражение его лица было не издевательским или высокомерным, а искренним.

— В ту ночь на террасе дома мисс Твининг вы поспешили мне на помощь, хотя я в ней и не нуждался. Тогда я решил, что не могу просто забыть о таком необдуманно смелом и доблестном жесте.

По дороге в Блумсбери Дебен осознал, что сердится на мисс Гибсон за то, что она не осознает и не ценит, как редко он изливает перед кем-либо душу. А все остальное…

— Думаю, — произнес он, — в некотором роде мы с вами очень похожи. В вас сильно чувство гордости. Именно поэтому вы и укрылись за цветочными горшками поплакать, а не бросились к тетушке. Так отчего же вы с презрением отвергаете предложение о помощи от меня, человека, которого едва знаете, вместо того чтобы признать, что вы в ней нуждаетесь?

Он снова вел себя так, будто все о ней знает.

Самое неприятное, он очень близок к истине.

— Советую вам поступиться своей гордостью, — добавил граф с раздражающе сочувственной улыбкой, — и обратиться ко мне, если в том возникнет необходимость.

— Уверена, не возникнет.

— Да, но я не намерен отказываться от своих слов. Помните об этом.

— Что ж, благодарю вас, милорд.

Генриетта вытянула ладонь из его рук и кивнула, отчего страусиные перья яростно заколыхались.

— Желаю вам хорошего дня.

Развернувшись, она с такой поспешностью взбежала по ступеням крыльца, будто за ней по пятам гнался сам дьявол.

Во всяком случае, именно так она считала. Лорд Дебен нахмурился. Возможно, для нее лучше держаться подальше от мужчины вроде него. Они принадлежат к совершенно разным мирам.

Если она окажется в его пространстве, очень скоро лишится своей восхитительной наивности и детской веры в добро и зло.

На его лице прорезались глубокие морщины. Взобравшись на козлы, он тронул лошадей. Возможно, лучший способ защитить эту девушку — держаться от нее подальше.

Размышляя о произошедшем, Дебен решил, что не следовало ему брать ее с собой на прогулку, тем самым обрушив на нее ливень общественного любопытства.

Черт бы все побрал, теперь он уже вошел во вкус, не может обратить время вспять и отозвать гончих, которые уже наверняка бросились по ее следу.

Он пообещал ей, что станет держаться на расстоянии, и именно так поступит. Но это вовсе не означает, что он не сможет незаметно приглядывать за ней издалека. Хорошенько поразмышляв, Дебен пришел к выводу о существовании множества способов убедиться, что с ней все в порядке, при этом не вступая в непосредственный контакт.

На его лице появилась дьявольская ухмылка, в голове стали зарождаться хитроумные планы. Сколько времени пройдет, прежде чем мисс Гибсон догадается о том, что именно его невидимая рука тайком дергает за ниточки, и нанесет ему визит, чтобы выразить благодарность?

Он засмеялся от этой абсурдной мысли, маловероятно, чтобы она сделала нечто подобное. Скорее заявится к нему, в негодовании покачивая страусиными перьями, и потребует оставить ее в покое.

В любом случае он добьется того, чтобы она сама пришла к нему в следующий раз. И не имеет значения, какими соображениями она будет руководствоваться.

Глава 5

Прошло две недели, прежде чем Генриетта снова увидела лорда Дебена.

Она вошла в дом лорда Дэнбери, куда ее, как это ни удивительно, пригласила его дочь, леди Сьюзен Петтиффер. Генриетта и ее сопровождающие, приведя себя в порядок в дамской комнате и поприветствовав хозяйку дома, принялись бродить по комнатам в поисках знакомых, хотя на самом деле дали тетушке Ледбеттер возможность осмотреть богатые интерьеры и меблировку городского жилища графа.

Стоило им уютно устроиться на диване в одной из гостиных на втором этаже, как атмосфера в комнате сделалась очень натянутой, сродни напряжению, витающему в воздухе перед грозой. Генриетта не раз испытывала подобное, гуляя по холмам в родной деревне. Внезапно дамы стали незаметно прихорашиваться, а несколько мужчин, находящихся ближе всего к двери, проверили, не косо ли повязаны шейные платки, пользуясь стеклом часов на каминной полочке в качестве зеркала. Те же, кто стоял в дальней части комнаты, принялись говорить медленнее и степеннее.

В гостиную вошел лорд Дебен.

Тетушка Ледбеттер схватила Генриетту за запястье. Со времени той памятной прогулки тетушка все ожидала, что он снова нанесет визит племяннице или, на худой конец, пришлет небольшой букет цветов. Генриетта устала объяснять, что интерес Дебена не носит романтического характера. «Но ведь ты как раз девушка, которая может понравиться мужчине вроде него, — твердила миссис Ледбеттер. — Эти аристократы большую часть года живут в деревне».

— Прошу вас не возлагать слишком больших надежд на то, что он пришел сюда сегодня. Вероятно, он уже напрочь забыл о моем существовании, — обратилась Генриетта к тетушке.

— Глупости. Он просто тебя еще не заметил, — возразила та.

— Только не машите ему, не надо, — чуть слышно прошептала Генриетта, заподозрив, что именно так тетя и поступит. — Если он сделает вид, что не видит нас, — гневно зашипела она, недоумевая, как это вообще может быть, принимая во внимание, что диван, на котором они сидели, находится прямо напротив двери, — значит, притворяется, что вовсе с нами не знаком.

Тетушка немедленно повиновалась. Одно дело, когда представитель высшего света является с визитом к кому-то домой, и совсем другое, когда тот же самый аристократ снисходит до прилюдного признания людей, стоящих много ниже его на социальной лестнице.

Генриетта раскрыла веер и принялась обмахивать раскрасневшиеся щеки тетушки, пребывавшей в восторге от приглашения в дом столь важного человека. Он почти затмил радость, которую она испытала от приглашения вместе с Милдред на дебютный бал мисс Твининг. Нынешним приглашением они также были обязаны Джулии Твининг, которая лишь день или два назад нанесла им визит вместе с леди Сьюзен, чтобы осведомиться о том, оправилась ли Генриетта от недуга, поразившего ее на балу.

— Видите ли, — уклончиво произнесла Джулия, — я начала опасаться, что с вами случилось что-то серьезное, ведь с тех пор я не видела вас больше ни на одном приеме.

Уже уходя, леди Сьюзен пригласила Генриетту принять участие, как она выразилась, в «совершенно неформальном мероприятии».

Заслышав эти слова, тетушка Ледбеттер едва не испустила дух от счастья.

— Тетя, хотите, я принесу вам лимонад?

В доме находилось великое множество важных гостей, слуги с подносами Прохладительных напитков несколько раз проходили мимо Генриетты и тетушки, не замечая их. Желание покинуть комнату, в которой оказался лорд Дебен, оказалось столь велико, что она была совсем не прочь отправиться на поиски слуги.

— Нет, милая моя, мне требуется что-нибудь покрепче, — ответила тетушка. — Лимонад больше подходит Милдред.

Генриетта громко захлопнула веер, намеренно не глядя в сторону лорда Дебена. За последние две недели его образ довольно часто возникал в ее сознании, что не приводило в восторг. Также не воодушевляло и осознание того, что он мог незаметно действовать ей на благо, невзирая на недружественную ноту, на которой они расстались. Хотя, вероятно, нет, совершенно определенно у него имелись дела поважнее, чем воспоминания о безвкусно одетой строптивой деревенской девчонке. Ведь она произвела на него именно такое впечатление, не так ли? Заново прокручивая в голове события двух встреч, Генриетта уверила себя, что умудрилась оба раза выставить себя на посмешище. В первый раз предстала перед ним с заплаканным лицом. Вернувшись домой и увидев себя в зеркале, она с ужасом обнаружила, что в волосах у нее запутался сухой плющ. Во второй раз она намеренно нарядилась как можно более вульгарно. К тому же, еще не оправившись от удара, нанесенного Ричардом, она вела себя далеко не самым любезным образом.

Если уж начистоту, она просто строптива. Как бы она ни пыталась оправдать собственное поведение, напоминая обо всех грубостях, которые наговорил ей лорд Дебен, ее совесть тут же напоминала, что он по крайней мере пытался сдерживаться. Несколько раз. А она снова и снова выводила его из терпения.

Бедняга всего лишь хотел выразить благодарность единственным известным ему способом, предложив поквитаться с обидчиками. А она с негодованием отвергла его предложение.

Особенно Генриетте не понравилось то, что, когда он вошел в комнату, она отреагировала так же, как прежде тетушка. Единственное различие — гордость не позволила ей проявить чувства, и еще она не хотела сделать родственников предметом насмешек такого человека, как граф, если он пожелает оскорбить их.

Ее положение усугублялось еще и тем, что даже разносящие напитки слуги не снисходили до того, чтобы обращать на них внимание.

Если бы только Генриетта не отвергла предложение лорда Дебена сделать ее звездой высшего света, если бы не вела себя столь неблагодарно и грубо, все сейчас могло бы быть по-другому.

Всецело поглощенная самобичеванием, она едва не врезалась в высокого мужчину, преградившего ей путь.

— Лорд Дебен!

И как это ему удалось незаметно подойти к ней, ведь он стоял в противоположном конце комнаты.

— Мисс Гибсон, — произнес он в ответ, слегка кивая в знак приветствия. — Уж не пытаетесь ли вы избежать встречи со мной?

— Н-нет-нет, совсем нет! Я решила, что это вы… — Она почувствовала, как жаркий румянец заливает ее щеки.

Лорд Дебен прищурился, и по его полным чувственным губам на мгновение проскользнула тень удовлетворенной улыбки.

— Я всего лишь исполнял ваше желание. Вы недвусмысленно дали понять, что не хотите иметь со мной никаких дел. Вот и решил не засорять гостиную в вашем доме своей персоной, вводящей в искушение.

Генриетта почувствовала, как щеки запылали еще жарче.

— Я была зла и расстроена, поэтому говорила необдуманно. А еще я вела себя грубо. — Она подняла голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Прошу у вас прощения.

Он продолжал улыбаться одними губами, глаза при этом оставались серьезными. Он будто разочаровался в ней.

— Но ведь вы отомстили мне, не так ли? — мрачно продолжала Генриетта. — Так что, полагаю, мы теперь квиты.

— Прошу прощения, не понял, что вы имеете в виду.

— Ох, только не надо притворяться, что понятия не имеете, о чем я говорю, — отрезала она. Она ненавидела, когда он смотрел на нее высокомерно, словно говоря: «Да как вы смеете?»

— Когда вы сказали, что мне придется самой разбираться с ситуацией, вы уже точно знали, что случится после нашей прогулки в парке. С тех пор гостиную моей тетушки осаждают ужасные люди, желающие знать, кто я такая и в каком родстве с вами состою.

Улыбка графа наконец добралась до глаз.

— Не сомневаюсь, вы быстро ставите их на место. Жалею лишь о том, что меня там не было, я бы лично наблюдал за тем, как их смутили ваши мастерские резкие замечания.

— Я никому не делала резких замечаний. Говорю вам, эти люди заявились в гостиную к моей тетушке. Я просто объяснила им… — продолжала Генриетта, ободренная тем, что Дебен улыбается ей, хотя пришлось приложить к этому немало усилий. Когда он улыбался так искренне и весело, то превращался совсем в другого мужчину. Будто становился моложе и ближе. — Так вот, я объяснила им, что мне двадцать два года.

— Это обстоятельство, естественно, пресекло сплетни о том, что вы моя давно потерянная внебрачная дочь, принимая во внимание мою безрассудную юность.

Ее глаза расширились от удивления. Она и подумать не могла, что он будет выражаться столь прямолинейно. Хотя первая намекнула на те ужасающие вещи, что были сказаны о ней.

— Вы тоже об этом слышали?

Он серьезно кивнул:

— Со своей стороны я заявил, что, хотя подобный комплимент мне очень лестен, принимая во внимание мою репутацию, даже для меня было бы совершенно невозможно начать половую жизнь в девять лет.

— Кстати, раз уж мы заговорили о вашей репутации, — мрачно продолжила Генриетта, — принимая предложение покататься с вами по парку, я и понятия не имела, что вы никогда прежде не делали его ни одной женщине, если она не являлась вашей любовницей.

Улыбка графа тут же погасла.

— Кто вам это сказал?

— Что вы катаетесь только с любовницами?

Он угрюмо кивнул.

— Будет лучше, если я не стану сообщать вам его имя. — Она внезапно испугалась того, как этот расчетливый мужчина Может отомстить пустоголовому юнцу, проговорившемуся ей об этом. — Кроме того, другой джентльмен заявил, что не поверит в это до тех пор, пока ему не станет доподлинно известно, что у вас проблемы со зрением.

— Что он сказал?

— А теперь вас, вероятно, подводит еще и слух? Возможно, следует присесть. В вашем возрасте нужно бережнее к себе относиться.

— В моем возрасте? Мне немногим больше тридцати лет, нахалка вы этакая!

Взяв Генриетту за руку, лорд Дебен подвел ее к буфету, у которого толпились слуги, до сих пор мастерски ее игнорировавшие. Дебен бросил им несколько повелительных слов, распорядившись, чтобы тете Генриетты и ее кузине доставили поднос прохладительных напитков, после чего увлек девушку в укромный уголок за самым дальним буфетом.

— Будьте так добры, сообщите имя мужчины, оскорбившего вас в гостиной.

— Зачем? — Она широко распахнула глаза, имитируя удивление. — Он всего лишь повторил ваши собственные слова, сказанные мне в парке.

— Ничего подобного. Я перечислил множество ваших положительных черт в попытке убедить, что вы обладали бы равными с мисс Уэверли шансами очаровать мужчину, если бы только…

— Это в любом случае не имеет значения, потому что мистер Криммер очень скоро разобрался с ним.

— Кто такой мистер Криммер? — Дебен прищурился, внимательно глядя на нее. — Уж не тот ли кавалер, по которому вы убивались на балу мисс Твининг?

— Ах, нет-нет. Он вообще не был моим кавалером. Просто когда лорд… то есть я хотела сказать, господин, решивший, что вас подводит зрение, сказал, что еще мог бы понять, если бы вы пригласили Милдред, она лакомый кусочек — да, кажется, он именно так выразился, — мистер Криммер, который влюблен в мою кузину Милдред, схватил его за грудки и поднял со стула, а потом вытолкал вон из дома и спустил с лестницы.

Генриетта замолчала, неотрывно глядя на графа поверх ободка неподвижно застывшего веера. В ее глазах отражались искорки смеха.

Похоже, это происшествие ее совершенно не сердило. Наоборот, можно сказать, очень забавляли кривлянья грубиянов, наводнивших дом миссис Ледбеттер. Дебен оперся о стену и скрестил руки на груди.

— Прошу вас, продолжайте, — медленно протянул он. — Жду не дождусь продолжения.

Он притворялся скучающим, хотя на самом деле наслаждался разговором с мисс Гибсон, как ни с одной другой женщиной за те две недели, что намеренно избегал ее. Вообще-то он ни с кем и не разговаривал подобным образом. Правда, несколько раз пытался завязать беседу с молодыми леди, которые могли похвастаться отменным генеалогическим древом и стройными фигурками. Они заученно повторяли: «Да, милорд. Нет, милорд. Ах, раз вы так говорите, милорд, уверена, вы правы». Это было сродни постоянной диете, состоящей только из хлеба и молока.

Знакомство с Генриеттой Гибсон сравнимо с внезапным обнаружением горшочка горчицы, с чьей помощью можно придать остроты всем невыносимо пресным блюдам, которыми его неустанно потчевали в последнее время.

— Так вот, господин, назвавший Милдред лакомым кусочком, очень разозлился, что какой-то сын предпринимателя обращается с ним подобным образом, и сообщил об этом мистеру Криммеру. На что мистер Криммер ответил, что настоящий джентльмен никогда не позволил бы себе отзываться о леди столь неуважительно, и тогда этот господин заявил, что Милдред никакая не леди, а всего лишь дочь торговца.

— И вы все это слышали?

— О да. Хотя для этого мне пришлось выглянуть из окна гостиной, потому что на крыльце столпились другие… э-э-э… джентльмены, которые пришли вместе с тем, кто назвал Милдред так, как не следовало бы. Потом я имела удовольствие лицезреть, как мистер Криммер хорошенько врезал кулаком в лицо этому так называемому джентльмену, отчего тот кубарем покатился по дороге. Ну а дальше, — разочарованно протянула Генриетта, — началась потасовка, которая больше пристала мальчишкам лет восьми.

Дебен удивленно вскинул бровь. Никогда прежде ему не доводилось слышать, чтобы девушка из благородной семьи столь естественно использовала в своей речи жаргонные словечки.

— Ну, вы понимаете, о чем я говорю, — продолжила Генриетта, неверно истолковав причину его поднятой брови. — Это когда все брыкаются и хватают друг друга, молотя руками, не причиняя друг, другу серьезного вреда.

— Невелика наука, — бросил Дебен, чтобы проверить, в самом ли деле она понимает, что говорит.

— Вот именно, — подтвердила она, печально качая головой. — Хотя другим зрителям эта так называемая драка невероятно понравилась. Многие даже делали ставки.

— Могу ли я поинтересоваться, чем занималась ваша тетушка, в то время как на переднем крыльце имела место эта импровизированная стычка, а вы тем временем высовывались из окна, подбадривая своего чемпиона?

— Я никого не подбадривала, — возразила Генриетта, напуская на себя высокомерный вид. — И он вовсе не мой чемпион. Что же касается тетушки, — она снова развеселилась, — она сначала решила лишиться чувств, но лишь на минуту-другую, потому что никто не обращал на нее внимания. А она, видите ли, очень практичная женщина. Как только она оправилась от потрясения, вызванного тем, что ее гостиную наводнила горстка грубиянов, она отправила нашего дворецкого собрать мужчин-слуг из соседних домов, чтобы разогнать дерущихся.

Дебен решил, что Генриетта знакома с работами Дина Свифта. Ничего удивительного, особенно если вспомнить, что ее отец ученый. Она щебетала очень уверенно, принимая его знание литературы как должное и демонстрируя умение вести беседу с высокообразованными людьми.

Он не ошибался, когда говорил, что, получив от него несколько подсказок, она очень скоро научится очаровывать мужчин. Даже без его вмешательства она могла быть довольно пленительной. Как сейчас, например. Ее улыбке, располагающей к веселью, было совершенно невозможно противостоять. Он уверен: ни один Мужчина не сумел бы противиться ее зову.

Кроме того, Дебен мог поклясться, что сегодня мисс Гибсон выглядит совсем не такой отталкивающей, как прежде. Пока она рассказывала ему о происшествии в доме тетушки, он тайком рассматривал ее наряд. Платье выгодно подчеркивало и цвет лица, и стройную фигуру. Украшения совсем не вульгарные, и человек, незнакомый с ней прежде, ни за что не догадался бы, что финансовую поддержку ей оказывает предприниматель. Но Дебен предпочел считать, что именно блеск в глазах произвел в девушке такую разительную перемену по сравнению с их прошлой встречей.

Если бы она научилась сдерживать темперамент, то очень легко стала бы открытием сезона, и ему не нужно было бы заставлять людей думать, что в ней есть тайное очарование, которое пока раскрыл только он один.

— Почему в таком случае я ничего не слышал об этом происшествии? — Пришло время и ему внести лепту в разговор. — Ведь если драка происходила на улице, да еще и с привлечением слуг из нескольких домов и горстки… грубиянов…

— Ох, до этого не дошло. К счастью, Мистер Криммер поскользнулся на мостовой и упал, увлекая за собой противника, который оказался сверху. Несколько мгновений он был совершенно ошеломлен. А может, у него сперло дыхание. Во всяком случае, я именно так полагаю, принимая во внимание, что его оппонент, скажем так, вовсе не легкий, как перышко. — Генриетта снова лучезарно ему улыбнулась.

Дебен рассмеялся, представив себе эту картину, и тут же удивился тому, как редко он смеется — искренне смеется, — потому что ему весело. Очень немногие люди обладали подобным чувством юмора. И еще меньшее количество вообще догадывалось, что оно у него есть. Он осознал, что мисс Гибсон сумела проникнуть за его внешнюю оболочку, дальше которой другие люди не способны видеть, и пробилась прямиком к человеку… Нет, не к тому, кем он был в прошлом или кем хотел бы быть, а к тому, возможно, кем он стал бы при ином стечении обстоятельств.

— Как бы то ни было, прежде чем бедняга мистер Криммер вновь обрел дар речи, его противник-грубиян провозгласил себя победителем, поднялся и зашагал прочь, уведя с собой друзей.

— Короче говоря, — подытожил Дебен, с притворно невинным видом рассматривая кончики пальцев, — гак и не поквитавшись с противником и лишив вас увлекательной развязки.

— Вы… я… — Генриетта резко захлопнула рот. — Я не позволю вам снова вывести меня из себя, — решительно заявила она. — Потому что вы предупредили меня, на что это будет похоже. Во всяком случае, для Милдред и мистера Криммера все закончилось хорошо.

— Великий боже, — раздраженно воскликнул Дебен, — неужели вы из тех людей, кто в каждой дурной ситуации ухитряется отыскать что-то хорошее? Сначала вы демонстрируете устаревшее понятие о морали, а теперь, похоже, начинаете страдать от приступа безудержного оптимизма.

— Ну что ж, — весело ответила Генриетта, — раз вы не хотите слушать окончание истории, я, естественно, не стану дольше утомлять вас своей болтовней. — Она сделала движение, будто намереваясь уйти.

— Нет-нет, ничего подобного. — Дебен схватил ее за руку повыше локтя и вернул назад. — Вам отлично известно, я хочу узнать, что произошло дальше. Но только не с мистером Криммером и вашей хорошенькой, но недалекой кузиной Милдред. Совершенно ясно, как только он стал на ее защиту, она возвела его в статус героя и решила благосклонно отнестись к его ухаживаниям. Нет, меня интересует другое, как вам удалось одержать победу над социумом, имея все шансы потерпеть сокрушительное поражение?

Генриетта притворилась, что не понимает, о чем он говорит.

— Я хочу знать, — настойчиво продолжал граф, — как вы, ради всего святого, получили приглашение в этот дом. Лорд Дэнбери имеет репутацию человека недоступного. Одно ваше присутствие здесь принесет вам много пользы в будущем.

— Видите ли, все это результат того же происшествия. Впоследствии тетушка стала очень разборчивой в том, кого допускать в свою гостиную. Больше никто не может попасть туда потому лишь, что обладает титулом. У гостя должна быть какая-то серьезная причина для визита, а не просто любопытство, в противном случае Уорнес не пустит этого человека дальше прихожей. Значит, любопытным пришлось посылать к нам своих сестер, кузин или тетушек, чтобы выведать сведения.

— Но вы тем не менее до сих пор не обратились ко мне за помощью? Великий боже, как только эти сплетницы запустят в вас свои коготки, они нанесут урон гораздо более ощутимый, чем любой невоспитанный молодой щеголь.

— Я не считала нужным обращаться к вам за помощью, полагала, что вы ее уже послали. — Она окинула Дебена подозрительным взглядом, не понимая, с чего это решила, будто визит его крестной является признаком того, что он до сих пор присматривает за ней, невзирая на то, при каких обстоятельствах они расстались. — Я… я считала, что вы, вероятно, переговорили с леди Далримпл и попросили ее походатайствовать за меня.

— Неужели?

Сердце Генриетты упало. На несколько минут она забыла о разделяющей их огромной социальной пропасти, но он снова возвел между ними барьеры одним-единственным лениво произнесенным словом и подавляющим вздергиванием брови.

— Да. И мне очень жаль. Из того, что она ваша крестная, которая к тому же тоже присутствовала на балу у мисс Твининг, я заключила…

— Ее так же, как и всех прочих, снедает любопытство. Возможно, даже в большей степени, принимая во внимание наши с ней родственные связи.

— Как бы то ни было, она сделала много добра. Прямо с порога заявила, что пришла пресечь слухи о том, что я вульгарное ничтожество, пытающееся пробиться туда, куда мне дорога заказана.

— Я как наяву слышу свою крестную, произносящую эти слова.

Генриетта захихикала:

— Должно быть, так и есть. У нее очень зычный голос, не так ли? Все, кто находился в тот день в гостиной тетушки, отлично слышали ее беседу со мной о моей бабушке по материнской линии, Лавинии, с которой у нее общая кормилица, а также о том, как ужаснуло ее обстоятельство, что я не посещаю приемы, которые должна была бы, будучи внучкой такой женщины.

Дебен удовлетворенно улыбнулся. Его крестная одна из тех особ, кто знает родословную всех вокруг, по крайней мере на три поколения назад, и с удовольствием демонстрирует окружающим глубину своих познаний.

— Ограничилась ли она упоминанием ваших родственников по материнской линии?

Генриетта отрицательно покачала головой.

— Затем последовало родство моего отца с герцогом Хэрроугейтским, а потом ваша крестная стала распространяться о генеалогическом древе моего дяди Ледбеттера, после чего присутствующим прочла целую лекцию о различиях между представителями среднего класса. Мы узнали, что есть действительно нахальные люди, которые появляются ниоткуда, точно грибы после дождя, а есть младшие сыновья благородных родителей, лишенные наследства и вынужденные осваивать профессию. С тех пор на нас посыпались приглашения на очень светские мероприятия вроде этого.

После визита леди Далримпл Джулия Твининг снова нанесла Генриетте визит, заверила в своем дружеском расположении и осведомилась о здоровье. Генриетта же отнеслась к ней довольно скептически.

— Меня удивляет, — насмешливо протянул Дебен, — почему до сих пор не пошли слухи, будто мы с вами вот-вот поженимся. Появление в вашем доме моей крестной должно было неизбежно породить домыслы о том, что между нами назревает некий скандал.

— О боже, неужели люди…

Она резко захлопнула веер и принялась рассеянно постукивать им по ладони другой руки. Бедный лорд Дебен, должно быть, глубоко сожалеет о том, что вообще познакомился с ней. Очень нужно, чтобы его имя связывали с невинной достойной девушкой. Сама мысль о браке ему ненавистна до такой степени, что он, по собственному признанию, скорее прострелил бы себе ногу, чем отправился под венец.

— Нет-нет, я уверена, никто ничего подобного не думает, — заверила она, нахмурив брови. — П-по крайней мере… — и обвела комнату встревоженным взглядом. — Возможно, не стоит нам стоять в укромном уголке… так интимно.

Она говорила так, будто, предварительно отловив его на прогулке, сама насильно затолкала его в каморку и закрыла дверь.

— Неужели мысль об этом вам так уж противна?

Дебен кипел от негодования. Из-за того что в обществе стали известны несколько неопровержимых фактов, а еще раньше он сам признался, что даже брат публично заклеймил позором его развратный образ жизни, эта маленькая пуританка теперь не желает, чтобы ее имя было каким-либо образом связано с ним!

Да как она смеет? Он — завидный жених. Любая другая женщина на ее месте была бы взволнована, а у этой Гибсон вид такой, будто она наступила на что-то мерзкое.

Вместо того чтобы уйти, лорд Дебен подумал, что нужно заставить ее переменить решение.

— Мне?

Генриетта испугалась его рассерженного выражения лица. Очевидно, он сожалеет о том, что разговаривал с ней в столь вольной манере, да еще отвел в это уединенное место. На смену пришел другой страх. Уж не счел ли он, что она пытается заманить его в ловушку? Она решила немедленно прояснить ситуацию.

— Нет! То есть я хочу сказать, что вообще ни о чем подобном не думала. И не стану в будущем.

Генриетта не могла поверить, что женщины жаждут поймать в свои сети этого мужчину. Они что же, все разом лишились рассудка? Хотя, вероятно, им просто неизвестно о графе столько, сколько ей.

— Почему? Неужели считаете меня неисправимым повесой?

Таков он и есть. Ей доподлинно известно. Щеголи, наводнившие дом тетушки, не делали из этого секрета, напротив, намеренно распространяли о нем нелицеприятные истории. Генриетте было чрезвычайно неприятно слушать грубые слова, которые не только подтверждали их умственную ограниченность, но и свидетельствовали об оскорбительном безразличии к ее чувствам. Они подробно пересказывали последние подвиги Дебена, Генриетта мысленно сравнила их со сворой гончих, преследующих бедного зайца.

Эти «доброжелатели» поведали, что прошло уже много лет с тех пор, как у него в последний раз была возлюбленная в общепринятом смысле. И теперь всем чрезвычайно интересно, что мог означать этот удивительный случай. Неужели граф в очередной раз решил сменить тактику? Ведь после того, как разорвал отношения с последней пассией, он методично обхаживал сгорающих от желания замужних светских дам. А когда насладился самыми красивыми, перешел на распущенных вдовушек. Теперь, похоже, развлечения ради решил взяться за незамужних девушек сомнительного происхождения. Всем отлично известно, как быстро он терял интерес, стоило только завоевать жертву. Его affaires, похоже, были непродолжительными.

Итак, сплетники решили, что попытка соблазнения уважаемых девственниц доставит лорду Дебену гораздо большее удовольствие. Должно быть, сейчас он выбирает ту, которая полностью соответствовала бы его изощренному вкусу. От девушки требовалось как можно дольше оказывать сопротивление, не расставаться с целомудрием.

Заслышав такие слова, Генриетта вспыхнула, частично от того, что ее сочли недостаточно хорошенькой для объекта соблазнения, а частично от угрызений совести, ведь она была весьма хорошо осведомлена об этом мужчине.

— Приношу вам свои извинения. Не мое это дело, давать оценку вашему поведению. Я… я считаю, мне лучше вернуться к тетушке, — добавила она, опуская глаза.

— Да, бегите обратно в безопасную комнату, где много народа, — высказался он с презрением в голосе. — Вы же не хотите испортить свою безупречную репутацию слишком долгим пребыванием в моем обществе.

Генриетта посмотрела на него в замешательстве. Несколько минут назад она полагала, что может рассказать ему что угодно, и он поймет. Целая вечность минула с тех пор, как она могла свободно, как сейчас, выражать свои мысли. Точнее, она лишилась этой возможности, уехав из родного дома в Мач-Уэйкеринге, где живут одни мужчины. Тетушка и Милдред считают важным лишь обсуждение общепринятых тем, поэтому сейчас она с радостью ослабила защиту и стала говорить все, что приходило в голову, забывая о том, что говорит с лордом Дебеном, а не с одним из своих братьев или кем-то другим, кого знает всю жизнь. Лорд Дебен для нее совершенный незнакомец.

— Вы, разумеется, правы, — безжизненным голосом добавила Генриетта. Она-то была уверена, что он распутник. — Репутация женщины чрезвычайна хрупка.

— А вы конечно же полагаете, что я привык разрушать репутации шутки ради?

— Нет!

Вздор, который болтали светские щеголи, настолько далек от истины, что можно лишь посмеяться. Лорд Дебен не имел ни малейшего намерения соблазнять ее. И на прогулку повез из благородных побуждений.

«Нет, — мысленно поправила себя Генриетта, — нельзя говорить о том, что действия Дебена совершаются из благородных побуждений». Во всяком случае, для него это слово явно имеет иное значение. Он соблазнял ее выбрать путь, который сама она считала чрезвычайно неблагородным. Предлагал ей это не для того, чтобы посмеяться над ней или погубить. Он действительно по-дружески протянул руку помощи.

— По крайней мере не намеренно. Я уверена, в вашем обществе моей репутации совершенно ничего не угрожает. — Его ведь не интересуют невинные девушки. — Но не забывайте, я уже стала объектом нелицеприятных сплетен потому лишь, что вы однажды решили уделить мне внимание.

Она снова посмотрела ему в глаза, то, что Он увидел в них, ранило его в самое сердце.

«Не намеренно», — сказала она, имея в виду именно это.

Она доверяет ему.

Если бы считала, что нужно держаться от него подальше, делала бы это с сожалением.

— Я мог бы разом положить конец неприятным слухам, сообщив о том, что намерен жениться на вас. А видя, что я проявляю к вам интерес, представители света станут из кожи вон лезть, ища вашего дружеского расположения.

Не успел он произнести эти слова, как в голове промелькнула мысль о том, что его могла бы ожидать участь ужаснее женитьбы на мисс Гибсон. Она по крайней мере не нагоняет на него скуку. Ему не хотелось ограничивать свое общение с ней только лишь рамками супружеского ложа. Она стала бы для него прекрасной спутницей жизни. Перспектива женитьбы на ней вдруг предстала такой соблазнительной, что, заслышав ее смех, он едва сдержался, чтобы не поморщиться.

— Великий боже! Неужели вы думаете, что кто-то поверит, будто я могу заинтересовать мужчину, имеющего такой… ну-у-у… — Она покраснела, вспомнив некоторые замечания, которые те грубияны отпускали по поводу его интимной жизни. — Огромный опыт, скажем так. Если вы когда-либо надумаете связать себя узами брака, наверняка выберете совершенно… неординарную женщину. По крайней мере она будет красива, возможно, и богата тоже. И уж точно из более благородной семьи, чем я.

На Дебена вдруг снизошло удивительное ощущение, что ему вовсе не нужно разуверять ее. Оказывается, она ставит под сомнение собственную привлекательность, но не сам брак с ним.

Будь на ее месте другая, Дебен решил бы, что она напрашивается на комплимент. Но мисс Гибсон говорила искренне. Временами даже с горечью. Поэтому следует принять ее слова за чистую монету.

Боже, это оказалось для него совершенно новым опытом!

Было и еще кое-что из сказанного ею, чему следовало безоговорочно верить. Она никогда и не помышляла о союзе с ним. Когда он катал ее в экипаже, в ее глазах не было расчетливого блеска. И сейчас она не кокетничала, вела себя с ним как с другом.

— Идемте. Во имя нашей дружбы давайте-ка немного повеселимся за счет всех этих грубиянов, — произнес он, безжалостно пользуясь ее же словами, навязывая собственный образ мыслей.

Она не готова рассматривать его в качестве будущего мужа. Имей он неограниченную возможность видеться с ней, очень скоро заставил бы ее изменить мнение. Еще не родилась женщина, которую он не сумел бы укротить.

— Я же уже говорил, что вы не лишены шанса выйти замуж. А теперь, когда моя крестная обнародовала вашу родословную, люди с готовностью поверят в то, что я ухаживаю за вами. За развитием любовных отношений обществу нравится наблюдать ничуть не меньше чем за назревающим скандалом.

Генриетта отрицательно помотала головой:

— Я говорила, что не собираюсь играть в подобные игры. Хотя и польщена тем, что, по вашему мнению, могу оказаться женщиной, которой вы отдадите свое сердце.

— Вот как?

— Да, — призналась она, восхитительно покраснев. И тут же разрушила все. — Видите ли, даже невежественная деревенская девушка вроде меня понимает, какая большая удача получить предложение от мужчины вашего статуса и состояния.

Удача, значит. Как же изящно она поставила его на место своими словами!

А он-то уже вообразил, что начал ей нравиться.

Словом, она залепила ему звонкую пощечину, и от того, что сделала это неумышленно, его разочарование многократно возросло.

— В таком случае, — холодно произнес он, — вам лучше вернуться к тетушке, не так ли, мисс Гибсон?

Дебен наблюдал за тем, как она поспешно удаляется прочь, как мышь, обрадованная тем, что удалось вырваться из когтей кота. И он имитировал безразличие кота, упустившего законную добычу.

Но его ленивый взгляд был обманчив, а мозг напряженно работал. Должен же быть способ заставить ее изменить мнение о браке с ним. Придется внимательно наблюдать за ней, тайно, если понадобится, до тех пор, пока, подобно охотнику, преследующему добычу, не представится удобный момент для нанесения удара.

И заполучить ее.

Глава 6

— Мисс Гибсон!

Заслышав в зовущем голосе злобные нотки, Генриетта споткнулась и остановилась. Обернувшись, увидела стоящую в дверном проеме мисс Уэверли, которая, очевидно, наблюдала за ее tete-a-tete[7] с лордом Дебеном.

— Мне стоило догадаться, что ты воспользуешься возможностью подстеречь лорда Дебена в укромном уголке, чтобы снова броситься ему на шею и заставить еще раз обратить на себя внимание.

— Как раз наоборот, — парировала Генриетта, вспоминая, как он перехватил ее по пути к буфету.

— Кто бы говорил, нахалка ты этакая, — прошипела та, устремляясь к Генриетте. — Я-то знаю, что ты замышляешь. Но твой план не сработает. — Она окинула Генриетту полным презрения взглядом. — Преследуя его подобным образом, ты выставляешь себя на посмешище. Леди Сьюзен пригласила тебя исключительно ради того, чтобы посмотреть, как ты будешь бегать за ним, будто восторженный щенок. Чтобы мы все смогли над тобой посмеяться.

Она рассмеялась, ее смех показался Генриетте самым неприятным звуком, который она когда-либо слышала.

— Он же в тебе совершенно не заинтересован, — продолжала мисс Уэверли. — Да и как иначе? Ты же всего лишь уродливое… пустое место. А он, знаешь ли, чрезвычайно требователен к женщинам, которых допускает к себе в постель. Они для начала должны иметь титул, а еще обладать невероятной красотой. И иными талантами тоже.

— В таком случае, — спокойно ответила Генриетта, — вы точно ему не подходите, не правда ли?

— Ах ты, нахальный маленький… вульгарный гриб!

Наблюдая за тем, как черты лица мисс Уэверли исказились от гнева, Генриетта подумала о том, что она не могла слышать впечатляющей речи леди Далримпл, в которой та ее выгораживала, говоря, что вовсе не считает выскочкой.

— Я могла бы приказать вышвырнуть тебя из этого дома за то, что посмела говорить со мной подобным образом.

Генриетта в этом сомневалась, но мисс Уэверли не дала ей возможности и рта раскрыть, столь велико было желание выплеснуть злобу, которая, очевидно, уже давно копилась в душе, ожидая подходящего момента.

— Но я не стану утруждать себя. Ты не стоишь того, чтобы руки марать, — продолжала мисс Уэверли таким тоном, будто повторяла чужие слова, выученные назубок. — Возможно, леди Сьюзен и пригласила тебя сегодня, но это временно, поверь мне. Она всегда так поступает со странными людьми, привлекшими ее внимание.

Все, что она сказала до этого, Генриетта воспринимала довольно скептически, безошибочно угадывая ненависть, но замечание о леди Сьюзен больно ранило, ее с самого начала терзали подозрения по поводу приглашения.

— Танцев не будет, — сказала леди Сьюзен, приглашая в свой дом. — Зато вы получите возможность пообщаться с интересными людьми, поучаствовать в занимательных беседах. Мой отец читал научный труд вашего отца о потенциальных способах применения связанного воздуха[8], он был чрезвычайно впечатлен. Со своей стороны я жажду заиметь хоть одну приятельницу, с которой смогу вести интеллектуальные разговоры. Таких дам в этом сезоне мало в городе, что делает их особенно ценными.

От внимания Генриетты не ускользнуло то, как сверкнули глаза леди Сьюзен, когда она бросила взгляд на леди Джулию. Та потягивала чай и праздно оглядывалась по сторонам. Именно тогда она решила, что леди Сьюзен ей не нравится. Совсем не нравится.

Однако больно осознавать, что ее считают всего лишь одной из «странных» девушек, привлекших внимание леди Сьюзен. Такой же странной, как и некоторые собравшиеся здесь гости. Например, поэтесса с растрепанными волосами, которая указала на нее пальцем в приемной, или изобретатели, не имеющие за душой ни пенни, или неопрятные актеры, или воинственные люди, которые сами пробили себе дорогу в жизни. Обычно ни на одном светском рауте таких людей не встретишь, но сегодня они находились бок о бок с пэрами и политиками.

Лорду Дэнбери приходилось заставлять себя быть вежливым с теми, кого он ни за что не потерпел бы в своем доме, если бы не дочь.

Генриетта вдруг сравнила себя с обезьянкой из бродячего цирка. Это чувство лишь усилилось, когда мисс Уэверли произнесла:

— Но как только новизна исчерпает себя, она выбросит тебя прочь, и ты опять погрузишься в безвестность, где тебе самое место.

Точно как те обезьянки, которых запирают в клетках, когда представление подходит к концу.

Закончив свою маленькую речь, мисс Уэверли подобрала юбки и ускользнула прочь, оставив Генриетту неподвижно стоять в коридоре. Ее потрясло столь открытое проявление ненависти, которая казалась преувеличенной. Собираясь с духом, чтобы вернуться обратно в гостиную к тетушке и кузине, Генриетта размышляла о том, что в голове мисс Уэверли, очевидно, ничего кроме злобы нет. Потому что если бы Генриетта не вмешалась, эта девушка оказалась бы в центре огромного скандала, сама того не ведая, поскольку понятия не имела, каким могущественным мужчиной она попыталась манипулировать. Она добилась бы схожего результата, если бы сунула руку в клетку льва.

Что же касается ее предсказания о том, что Генриетта опять погрузится в безвестность… это еще как посмотреть! Если все представители высшего света похожи на нее и тех грубиянов, что наводнили гостиную, расточая оскорбления, то чем скорее они потеряют к ней интерес, тем лучше. Генриетта приняла приглашение на сегодняшний вечер потому лишь, что понимала, как много это значит для тетушки и кузины. Она видела, как они весело проводят время. Милдред, стоило лишь Генриетте выйти из комнаты, обзавелась парочкой поклонников. Один из них, перегнувшись через спинку дивана, пытался нашептывать что-то ей на ушко, второй, сидящий подле нее, бросил на него убийственный взгляд.

Генриетта решила, что ни один из них не имеет серьезных намерений, к тому же Милдред усвоила урок, преподанный ей в тот день, когда мужчины затеяли из-за нее драку. Представители высшего класса легкомысленно относятся к женщинам, которые им не ровня. Они могут заигрывать, но за их лестными словами скрывается презрение к происхождению. И только самые отчаянные охотники за состоянием могут предложить нечто большее, чем carte blanche[9]. А мистер Криммер между тем хотя и заикается и имеет тенденцию краснеть по любому поводу, кулаками доказал глубину своего чувства к Милдред.

Генриетта заняла место на диване рядом с тетушкой, подальше от кузины, чтобы не прерывать ее беспечной болтовни, и раскрыла веер. Как скоро им можно будет поехать домой? И через, какое время ей уже будет позволено вернуться в Мач-Уэйкеринг, кануть в ту самую безвестность, которой пугала мисс Уэверли? Генриетта вздохнула. Хотя она регулярно писала отцу, ей начало казаться, что прошла уже целая вечность с тех пор, как она видела его в последний раз.

Возможно, он приедет в Лондон на какое-нибудь собрание или лекцию. Он частенько срывался с места в последний момент, прочитав объявление в газете.

Тут Генриетта перестала обмахиваться веером, представив, как отец приедет на важную встречу и неожиданно услышит ее имя, поданное именно в том ключе, описанном мисс Уэверли, ибо женщины вроде нее никогда не останавливаются на полпути. Будучи чрезвычайно разгневанной тем, что ее планы но завоеванию лорда Дебена нарушены, она при удобном случае станет чернить Генриетту. А учитывая то, какой популярностью она пользуется у мужчин, недостатка в слушателях у нее точно не будет.

Генриетта почувствовала, что желудок будто сковало холодом. За себя она не переживала, но отец ужасно расстроится, если узнает, в какую неприятную ситуацию она угодила.

Не говоря уже о братьях. Вернувшись домой, на побывку, они не обрадуются, узнав, что об их сестре говорят ужасные вещи.

Естественно, они без лишних объяснений поймут, как случилось, что их рассеянный отец послал ее на сезон к Ледбеттерам. Именно это обстоятельство и стало поводом для подозрений в том, что она родом из семьи предпринимателей, но это ничуть не уменьшит их недовольство. Хотя леди Далримпл и ввела некоторых людей в курс дел, всегда найдутся иные, предпочитающие верить в худшее. Вроде мисс Уэверли.

Но не это обстоятельство встревожило бы ее семью в наибольшей степени, а ее знакомство с лордом Дебеном. Генриетта не сделала ничего плохого, но мисс Уэверли наверняка представила ситуацию в самом что ни на есть мрачном свете.

Генриетта усматривала во всем происходящем идеальную справедливость. Из-за того, что она опрометчиво последовала в Лондон за Ричардом, ее теперь считают особой, которая готова бегать за всеми без исключения мужчинами.

От этой мысли ей стало нехорошо. Заставив отца поспешно устроить ее участие в столичном сезоне, она своими действиями завлекла всю семью в непроходимую трясину.

До Генриетты доносился гул голосов двух поклонников Милдред, а перед глазами мелькали изысканно одетые гости, прохаживающиеся по комнате, при этом она ощущала себя оторванной от всего. Чувство вины поднималось внутри ее, омывая ядовитыми испарениями, такими густыми, что за ними невозможно было рассмотреть происходящее.

Так продолжалось, пока лорд Дебен не направился к ней.

Он подарил ей крошечный лучик надежды. Она поняла, что люди станут перешептываться, что бы она ни сделала. В таком случае пусть уж лучше восхищаются тем, как ей удалось сделаться звездой высшего света, а не злословят по поводу вульгарности.

Генриетта рассудила, что ее поступок продиктован не соблазном. Она не намерена утереть нос мисс Уэверли. Не стоит сейчас задумываться о том, сколько времени придется провести в обществе лорда Дебена. Будет лучше, если родственники-мужчины поверят в то, что сезон проходит очень успешно, нежели чем огорошить известием о том, что она выставила себя на посмешище.

Поднявшись с дивана, Генриетта пересекла комнату, направляясь к лорду Дебену. Поначалу он не заметил ее посреди толпы, тогда она подергала его за рукав, привлекая внимание.

Некая матрона поднесла к глазам лорнет и холодно уставилась на нее. Один мужчина подтолкнул локтем другого, и оба рассмеялись.

Лорд Дебен воззрился сначала на маленькую ручку, сжавшую безукоризненный рукав фрака, затем его взгляд проследовал дальше, к лицу девушки.

— Мисс Гибсон, — произнес он.

На мгновение Генриетте показалось, что она совершила прилюдное самоубийство. Если он пренебрежительно обойдется с ней, ее репутация навсегда погублена. Мысленно она заклинала его помочь ей. Ей показалось, что минула целая вечность, хотя на самом деле не более одной или двух секунд, прежде чем на его губах появилась обворожительная улыбка.

— Моя дорогая, я совершенно забыл. Как правильно вы сделали, решив напомнить мне. — Он ввел ее в свой привилегированный круг. — Прошу извинить нас, леди и джентльмены. Я пообещал, что… — Не закончив фразы, он вынул из кармана часы и бросил на них взгляд. — Боюсь, я уже опаздываю. Мы так углубились в разговор, — обратился он к Генриетте, — что я совершенно забыл о времени.

Граф уверенно положил ее руку себе на локоть и ободряюще похлопал по ладони. Люди посторонились, давая им пройти, он вывел ее в коридор. Сделав несколько шагов, открыл какую-то дверь, заглянул внутрь, после чего затолкал Генриетту внутрь и повернул ключ в замке.

— Благодарю вас.

Генриетта облегченно вздохнула. На каминной полке были расставлены свечи, поэтому даже при незажженном камине они не оказались в полной темноте, хотя, разумеется, комната не выглядела особо уютной.

— А вы сомневались во мне? — Скрестив руки на груди, он оперся спиной о дверь. — Я же дал вам слово, что помогу при необходимости.

Но ему и в голову не приходило, что она может обратиться к нему так скоро. Сердце лишь сейчас начинало успокаиваться после взрыва ликования, охватившего его, когда мисс Гибсон безмолвно попросила о помощи. Это в некотором роде компенсировало ему первый шаг сегодня вечером. Он до сих пор был зол на себя за это, так как две недели назад пообещал, что в следующий раз разговаривать они будут, когда она сама придет к нему. Как бы то ни было, стоило лишь заметить ее, притворяющуюся безразличной, как тут же захотелось приблизиться к ней, даже если для этого пришлось преградить путь, когда она намеревалась покинуть комнату.

— Да, именно поэтому я и пришла к вам. Правда, не уверена, что вы поймете меня.

— Дорогая моя, уверен, вы бы не решились подойти ко мне, если бы не крайние обстоятельства.

Дебен не спешил с ответом. Испытывая глубочайшее удовлетворение, он добился того, что она оказалась именно там, где он хотел ее видеть, пусть фигурально, но на коленях перед ним. Чувство, которое он при этом испытал, было столь сладостным, что ему хотелось растянуть его как можно дольше. Такова цена, которую мисс Гибсон следовало заплатить за то, что посмела ущемить его гордость.

— Самые важные на свете люди? Ах, великий боже! — ужаснулась Генриетта.

— Это они себя таковыми считают, — презрительно ответил Дебен. — Не беспокойтесь о разговоре, который вы прервали. Гораздо интереснее узнать, что же такое могло случиться, если вы, забыв о гордости, просите поддержки. Хотя знайте, что я совсем против этого не возражаю.

— Иногда вы становитесь мне омерзительны.

Дебен отошел на шаг в сторону.

— Ключ в замке. Можете повернуть его и уйти, если хотите.

— Вы невыносимый человек, — разозлилась Генриетта. — И вам отлично известно, что я никуда не пойду. Зачем усугублять ситуацию?

— Что именно я усугубляю? — Теперь его улыбка сделалась откровенно хищной.

Генриетта бросила на него сердитый взгляд.

— Известие о том, что я передумала. Так что если вы будете столь любезны, я готова принять ваше предложение.

— Мое предложение? — Улыбка замерла у него на губах.

— Сделать меня звездой высшего света, — рявкнула она. — Все только и делают, что сплетничают обо мне, и я никак не могу положить этому конец. По крайней мере если вы… я не знаю… сделаете то, что задумали, чтобы убедить всех в том, будто я… обворожительная… то по крайней мере моим братьям не придется за меня краснеть.

На лице лорда Дебена появилось странное выражение.

— Так вы делаете эго исключительно ради братьев?

Генриетте уже приходилось раньше делать нечто похожее. Когда леди Чигвелл бранила ее, она слушала с выражением скучающего безразличия на лице. Лишь когда старая карга начала клеветать на ее семью, Генриетта, гордо вздернув подбородок, стала обороняться.

Она любит отца и братьев.

Любовь — тот ключик, который так искал лорд Дебен. Если Генриетта поверит, что любит его, он получит все сразу: ее согласие стать его женой и, что еще более важно, ее преданность. Он не мог понять, почему не подумал об этом прежде. Но теперь, когда эта мысль все же пришла в голову, не мог допустить, чтобы она вышла замуж за кого-нибудь другого. Нужно убедить ее, что она влюблена именно в него.

Однажды в этом признавшись, она станет хранить ему верность до конца дней своих, вне зависимости от того, как изменится ее мнение о нем, когда она узнает его ближе и поймет, что он вообще не заслуживает любви. Дебен мог сколько угодно высмеивать ее за пуританские черты характера, но именно высокоморальное поведение избавит его от многих нелицеприятных аспектов брака, из-за которых он так долго оставался холостым. Мисс Гибсон не из тех женщин, кто с готовностью обзаводится любовником, стоит лишь произвести на свет наследника мужского пола. В ее случае все дети, которых она родит, будут от законного мужа.

Получить двоих, а то и троих сыновей представлялось Дебену заманчивой перспективой. Ни на что подобное он прежде не мог и надеяться. Но если Генриетта станет его женой…

Он сделал глубокий вдох, воображая себя женатым человеком.

И это не светский брак. Она будет не по-светски верной и преданной ему и, принимая во внимание ее открытую натуру, станет совершенно не по-светски проявлять на людях свое расположение к нему. Ясное дело, раздраженный этим обстоятельством свет станет насмехаться над ней.

Но какой брак обходится без проблем? По крайней мере жена, которая ведет себя несколько неловко в обществе, для него предпочтительнее, чем та, что решила изображать из себя шлюху.

Итак, Дебен принял решение. Он не только не станет ругать се за прилюдное проявление чувств к нему, напротив, всячески защищать. С его стороны совершенно недопустимо погубить в Генриетте честность и открытость, ее уникальные черты. Какую бы симпатию она к нему первоначально ни испытывала, это чувство непременно умрет со временем, но он по крайней мере не станет предпринимать никаких шагов, чтобы ускорить крушение ее иллюзий. К тому времени как она поймет, что любовь — всего лишь сказка, которой нет места в реальном мире, они, возможно, уже достигнут взаимопонимания, которое позволит им хотя бы выступать общим фронтом перед детьми. Дебен сделает все от него зависящее, чтобы его отпрыски не стали свидетелями жестоких военных действий между родителями, как это случалось с его родителями.

Все эти мысли пронеслись всего лишь за пару вдохов и выдохов.

Именно тогда он решил, что должен обязательно заполучить мисс Гибсон, чего бы это ни стоило.

Генриетта, не подозревая о том, какое прозрение переживает сейчас лорд Дебен, отвернулась от него и направилась к дивану.

— Да, ради Губерта и Горацио, так их зовут. Когда они вернутся домой на побывку, я не хочу, чтобы они услышали то, что распространит обо мне мисс Уэверли, если я буду просто сидеть сложа руки и не предприму ничего, чтобы ее остановить. Ах, как же я раскаиваюсь в том, что вообще приехала в город! Решившись на такой шаг, я подвела братьев. Мне следовало быть дома, когда у них наступят школьные каникулы. Миссис Кук, разумеется, очень опытная экономка и по-своему добра, однако не станет играть с ними в крикет.

Генриетта шлепнулась на диван и спрятала лицо в ладонях.

— Какая же я глупая! Я все испортила.

Она горько убивалась, что пропустит школьные каникулы братьев, и Дебен лишь утвердился в правильности своего решения. Из мисс Гибсон выйдет образцовая мать. Он как наяву представлял ее играющей в крикет с их собственными детьми в Ист-Лоне, нимало не беспокоясь о сохранности газона. Более того, он знал, она станет защищать своих детей с яростью, с какой тигрица оберегает своих котят. В отличие от его собственной матери, которая, дав жизнь ребенку, не удостаивала его больше вниманием, погружаясь в свои бесконечные эгоистичные наслаждения.

Менее проницательный мужчина, возможно, выболтал все это вслух, добавив также, что чувство поразило его, подобно coup de foudre. Дебен лишь презрительно скривил верхнюю губу, представив, к каким последствиям привели бы подобные напыщенные речи, когда она расстроена и рассержена. Особенно принимая во внимание, что часть ее гнева направлена лично на него. Ей ненавистна мысль об обращении к нему за помощью, тем более он вел себя с ней не особенно учтиво.

При упоминании coup de foudre в голове у Дебена зашевелилось какое-то воспоминание. Не предупреждал ли он ее, когда они катались по парку, что он не из тех мужчин, кто подвержен этому явлению? Именно, предупреждал.

Признаться откровенно, при встречах с мисс Гибсон он вел себя с ней совершенно нетактично, предельно откровенно высказывался о том, что он думает по поводу любви и романтики.

Теперь придется серьезно постараться, чтобы заставить ее поверить, будто он вдруг проникся идеей любви в браке, хотя на самом деле ему нужно всего лишь заставить ее поверить в то, что она якобы влюблена в него. Дебен как наяву представлял, что получилось бы, начни он после всех заявлений ухаживать за ней: дарить цветы, говорить напыщенные речи и бросать на нее выразительные, но ничего не значащие взгляды во время танцев. Она лишь посмеялась бы над ним. Не восприняла бы серьезно его попытки, выставила бы его полным дураком.

Последовала неловкая пауза, во время которой Дебен угрюмо размышлял о том, что худшего начала отношений с будущей невестой нельзя и представить.

Чтобы скрыть неловкость и дать мисс Гибсон некую пищу для ума, пока он будет изобретать решение проблемы, Дебен спросил:

— Ваши родители всем детям давали имена, начинающиеся с буквы «Г»?

Тем самым он надеялся показать, что проявляет интерес к ее семье, столь дорогой сердцу, и дать ей возможность немного прийти в себя.

Генриетта резко вздернула голову и воззрилась на него.

— Это ничего не значит.

— Напротив, — возразил Дебен, быстро приходя в себя. Ему оставалось лишь надеяться, что она не разгадала истинного хода его мыслей. — Я отказываюсь что-либо делать для вас до тех пор, пока вы не раскроете причины, побудившие ваших родителей действовать столь эксцентрично при выборе имен для своих детей.

— Ну, раз уж вам так хочется это узнать, — все еще упрямясь, протянула Генриетта, — это было что-то вроде шутки между папой и мамой. Их имена начинаются на букву «В», поэтому они решили, что новое поколение семьи нужно называть по следующей букве алфавита.

Родители договорились между собой об именах детей. При этой мысли Дебен ощутил мучительную тоску. Каково это, склониться над колыбелькой и обсуждать с женой имена детей? Его отец выбрал для него имя Джонатан Генри и предоставил матери право называть по собственному усмотрению всех остальных отпрысков, которыми она периодически пополняла детскую комнату.

Дебен зажмурился. Похоже, у него чрезмерно разыгралась фантазия. В детской его дома не появится ни единого ребенка, пока он не добьется, чтобы мисс Гибсон приняла его предложение. Судя по ее поведению, она не станет хвататься за него, как бы это сделала любая другая женщина.

Открыв глаза, Дебен принялся задумчиво рассматривать сидящую на диване Генриетту. Во-первых, она только что сообщила, что считает его омерзительным. В отличие от прочих дебютанток, с которыми он осторожно беседовал, пытаясь решить, подходят они или нет на роль жены, для мисс Гибсон титул не имел значения. Во-вторых, не стоило забывать и о загадочном поклоннике, который бросил ее ради поверхностного очарования мисс Уэверли. Возможно, мисс Гибсон до сих пор испытывает влечение к этому мужчине. Она не хочет разочаровывать своих братьев, но он готов побиться об заклад, что ею двигают куда более изощренные причины. Определенно не стоило списывать со счетов таинственного кавалера.

Но Дебен не мог позволить себе упустить мисс Гибсон.

Тут его осенило.

Есть способ — всего один — заставить ее принять предложение: нужно сделать его сразу же после того, как он лишит ее девственности.

Ведь если она станет испытывать к нему чувственное влечение, то для успокоения собственной совести убедит себя, что отдалась ему потому лишь, что влюблена в него. Естественно, это не так, хотя и не имеет значения. Дебену вовсе не нужно, чтобы она в него влюбилась, лишь бы она так считала.

Кровь взыграла у него в жилах. Стоило ему только подумать о том, чтобы уложить ее в постель, как он тут же заметил, какая у нее потрясающе чистая кожа и нежные, точно лепестки розы, щечки. И полукружия грудей, едва видные в скромном вырезе платья, выглядели столь соблазнительно, что Дебен немедленно захотел прикоснуться к ним губами, отведать на вкус.

Он глубоко вздохнул, напоминая себе, что нужно сохранять ясность мыслей. Хотя и радовался тому обстоятельству, что мисс Гибсон возбуждала в нем желание, необходимое, чтобы сделать ее своей приемлемой любовной партнершей. Тем не менее его чувства к ней имели мало общего с физиологией. И еще меньше с чувственностью. Он вовсе не дурак, который позволил бы приторным сантиментам повлиять на ясность суждений. Просто мисс Гибсон обладала множеством достоинств, наличие которых делало перспективу женитьбы на ней довольно… привлекательной.

Точно ястреб, высматривающий добычу, Дебен наблюдал за ее скорбной фигуркой. Невзирая на ее заявления о ненависти и прочные моральные устои, девушка вовсе не была невосприимчива к нему. Он заметил поощряющий блеск в ее глазах, когда она всматривалась в его лицо, оценивая мастерство, с каким он правил лошадьми. Если ему не показалось, она намеренно старалась рассмешить его, пересказывая историю стычки Криммера с грубиянам. По крайней мере хотела произвести впечатление, если не очаровать.

Что ж, для начала сгодится.

Дебен готов был побиться об заклад, что за те две недели, которые он держался от нее на расстоянии, она тоже о нем думала. Не случайно же призналась, будто думала, что это он направил леди Далримпл обелять ее имя.

Еще она не вернула носовой платок, который он дал ей в ночь их знакомства. Если бы она не испытывала к нему совершенно никаких чувств, отправила бы платок в стирку, а затем послала бы кого-нибудь из слуг дядюшки, чтобы вернуть.

Да, эта девушка определенно впечатлительна.

Вопрос в том, как наилучшим образом приступить к се соблазнению? В некотором роде Дебен жалел, что уже успел вбить в ее голову веру в то, что он лишь притворяется, находя ее очаровательной. Еще одна причина, из-за которой будет чертовски трудно убедить мисс Гибсон, что он искренен в своих ухаживаниях за ней.

С другой стороны, это даст ему возможность пробиться за се оборонительную стену, которую она непременно возведет между собой и человеком, считающимся ее настоящим поклонником. Всего-то и нужно приемлемое объяснение, зачем ему нужно вытолкнуть ее за рамки добропорядочного поведения со стороны даже притворного кавалера.

В его голове возникало множество интересных версий. Он будто обрел наконец твердую почву под ногами после долгих блужданий по участку с зыбучими песками. Даже невзирая на то, что мисс Гибсон наверняка станет яростно защищать свою целомудренность, Дебен не сомневался, что сумеет преодолеть это препятствие. Эта девушка столь невинна, что просто не сумеет слишком долго противиться разнообразным изощренным уловкам, которые он применит к ней. Он знал, как можно исподволь соблазнить женщину, заставив ее при этом верить, что инициатива исходит от нее самой. Он вовсе не новичок и в искусстве поддразнивания и разжигания аппетита женщины обещанием чувственных наслаждений, так что в конечном итоге она сама начинала умолять о желанной разрядке.

За всю его насыщенную любовными похождениями жизнь ни одна женщина не возразила против его методов или приемов. Даже замужние матроны утверждали, что в постели он настоящий тигр. А когда он прекращал отношения, все они без исключения давали ему понять, что готовы впоследствии с радостью возобновить связь.

Нахмурившись, Дебен сказал себе, что ни одна из Них не похожа на мисс Гибсон. В ней он заинтересован не временно и не для эротических целей. То, чего он от нее хотел, совершенно новый для него опыт. Сказать точнее, он жаждал получить нечто большее, чем просто ее тело.

Однако начинать нужно именно с получения тела.

— Так что же, — произнесла Генриетта, уже начинающая терять терпение, Дебен взирал на нее в совершенном молчании вот уже несколько минут. — Собираетесь вы сдержать свое слово или нет?

— Ого, мисс Гибсон, а вы; похоже, решили бросить мне вызов. — Он подошел к ней, но вместо того, чтобы сесть рядом, взял ее руку в свои и заставил подняться. — Повернитесь, — приказал он, отпуская ее руку.

— Что? Зачем?

— Просто делайте, что вам говорят! — воскликнул он, притворяясь рассерженным. — Я должен посмотреть, с каким материалом мне предстоит работать.

Бросив на него полный ненависти взгляд, Генриетта повернулась, после чего шлепнулась обратно на диван и скрестила руки на груди.

— Совершенно неграциозна. — Он вздохнул. — И слишком худа к тому же, чтобы считаться популярной.

В действительности ее фигура ничуть не походила на тонкие, почти бестелесные образы, которые поэты называли бессмертными. Она обладала ярко выраженной стройностью девушки, ведущей энергичный образ жизни, привыкшей играть, например, в крикет с братьями.

— Самый быстрый способ сделать вас популярной — раздобыть приглашение в «Алмак». И самому провозгласить…

Дебен никогда прежде не удостаивал вниманием эту ярмарку невест, и, сделай он это сейчас, все немедленно разгадали бы его намерение. Люди и без того начали перешептываться о его внезапно пробудившемся интересе к дебютанткам. Начни он ухаживать за мисс Гибсон, все вокруг, кроме нее самой, немедленно догадаются, что он положил на нее глаз. Это обеспечит се защитой, которую он не смог бы ей предложить иным способом. И хотя его обращение с ней с этого момента станет совершенно безжалостным, он проследит, чтобы никому и в голову не пришло косо на нее посмотреть.

Она станет его женой, его графиней. Нужно, чтобы окружающие это поняли и отнеслись к ней с должным уважением.

— Если люди заподозрят, что именно вы должны стать следующей графиней Дебен, они из кожи вон станут лезть, чтобы завоевать вашу благосклонность, — произнес он.

Генриетта отреагировала типично для себя. Вместо того чтобы обратить внимание на титул, о котором он упомянул в разговоре, она сказала, наморщив нос:

— «Алмак»? Но это же нелепо.

— Нелепо? — эхом повторил Дебен.

Интересно, отчего это она считает появление в «Алмаке» нелепым? Неужели ее мало волнует поверхностный глянец высшего света, в котором вращается он, и она намерена отвергнуть величайшую для девушки с ограниченными связями честь?

Дебен подумал о том, что пройдет очень, очень много времени, прежде чем он почувствует, как мисс Гибсон начала его утомлять. Она не похожа ни на одну женщину, которую он когда-либо знал. Всякий раз, задумываясь, будто уже постиг ее сущность, он сталкивался с очередным сюрпризом, правда, приятным.

Мисс Гибсон была подобна его любимому времени года, когда лето идет на убыль, а до зимы, сковывающей землю ледяными объятиями, еще далеко и невозможно сразу определить, будет ли день теплым, как в июне, или туманным, или холодным от внезапно налетевшей бури. Когда холмы в последний раз полыхают яркими красками, будто каждое дерево впитало в себя все закаты и рассветы, озарявшие летние небеса, чтобы потом гордо выставить их на всеобщее обозрение в знак протеста против надвигающегося периода зимнего сна.

— Что в моих словах нелепого? Вы, вероятно, считаете, что я не в состоянии добыть вам приглашение? Не надейтесь. Мне известны некие сведения, за которые леди Джерси многое готова отдать.

— Дело не в этом, — нетерпеливо отозвалась Генриетта. — Мне дела нет до того, сколько человек добудут мне приглашение в «Алмак», все равно я туда не пойду, и точка.

— Разделяю ваше нежелание идти в столь людное место, но, мисс Гибсон…

— Нет, — твердо повторила она. — Вам хорошо говорить об упрочении моего социального статуса, и тетушка Ледбеттер наверняка согласится не вмешиваться, но я не могу повернуться спиной к ней и Милдред. Я не пойду никуда, где откажутся принять и их тоже. Вам ведь отлично известно, что эти двери для моей кузины закрыты.

— А, — выдохнул Дебен. — Вы говорите столь уверенно, словно подобный разговор уже имел место. Из этого я могу заключить, что леди Далримпл предлагала употребить свое влияние дня вашего продвижения в свете.

Генриетта кивнула.

— И ее условие в том, чтобы не принимать в расчет людей, у которых вы в настоящее время живете.

Еще один кивок, более угрюмый.

Дебен прищелкнул языком.

— Как глупо со стороны моей крестной предлагать вам отречься от родственников ради собственной выгоды.

Генриетта воззрилась на него в упор:

— Так вы меня понимаете?

— Разумеется. — Дебен безразлично пожал плечами. — Вы слишком преданы людям, которых считаете своей семьей, чтобы отважиться на подобный бесчестный поступок. Как жаль, что я не присутствовал при этом разговоре и не слышал вашего ответа. — Он одобряюще сверкнул глазами. — Особенно принимая во внимание, что он происходил в гостиной вашей тетушки.

— А еще этому воспрепятствовали мои врожденные хорошие манеры. Великий боже, ваша крестная предложила все от нее зависящее, чтобы сделать меня популярной. Не хотелось бы обидеть кого-то, кто сказал мне такое.

Дебен вскинул бровь.

— Никого, кроме меня, вы имеете в виду? А разве я не предложил вам то же самое?

— Ну, вы — совсем другое дело.

— Вот как?

— Вам же это отлично известно. Для вас все происходящее — всего лишь игра. Посему перестаньте притворяться, что мои слова оскорбили вас. — Генриетта скрестила руки на груди, глядя на Дебена в упор. — Сосредоточьтесь-ка лучше на изобретении какого-нибудь иного решения.

Дебен упер руки в бедра и принялся внимательно рассматривать мисс Гибсон, слегка склонив голову набок. Хотя он изо всех сил старался напустить на себя суровый вид, предательская улыбка все же проскользнула по его губам. Он радовался, что она отклонила его предложение об «Алмаке». Его приводили в восторг причины отказа и ее энергичная манера перечить ему.

— Это была бы огромная жертва, неблагодарная вы нахалка, — с притворным упреком произнес он. — Только представьте — вынудить меня пойти в «Алмак». Все патронессы пришли бы в восторг, узнай, что и я наконец-то решился связать себя узами брака.

— Что ж, вам и не придется идти на такую жертву, — резонно возразила Генриетта.

Дебен печально покачал головой:

— Напротив, я буду просто обязан появляться в низших светских кругах, чтобы ухаживать за вами.

— Но… что это даст?

— Как же вы наивны! Когда люди поймут, что я готов посещать те мероприятия, где появляетесь вы, в надежде на вашу благосклонную улыбку, вас завалят всевозможными приглашениями. Все, что от вас потребуется, игнорировать те из них, в которые не будут включены ваши тетушка и кузина. Очень скоро наиболее сметливые дамы поймут, что именно от них требуется, чтобы заполучить вас и, соответственно, меня тоже на свои торжества.

Лицо Генриетты озарилось улыбкой.

— Ах, как же вы все хитро придумали. Да, это очень мне подходит.

Дебен и не подозревал, какой ошеломляющий эффект может произвести на него женская улыбка.

В то же время его отрезвляла мысль о том, что, знай мисс Гибсон о его истинных намерениях, она стала бы всячески избегать встречи с ним.

Однако Дебен не намеревался позволять второстепенным явлениям, вроде угрызений совести, сдерживать себя. Мисс Гибсон обязана стать его женой, и он сделает все от него зависящее, чтобы она пошла с ним к алтарю. Даже если для этого придется обмануть ее.

— Частично, — серьезно произнес он, притворяясь, что собирается присесть рядом с ней на диван. Генриетта тут же подвинулась, освобождая место и глядя на него широко раскрытыми от любопытства глазами. И снова Дебен почувствовал укол раскаяния.

Но в очередной раз предпочел игнорировать это ощущение.

— Рискуя быть обвиненным вами в грубости, мисс Гибсон, смею напомнить об одном обстоятельстве, которое может разоблачить затеянную нами игру. — Он взял ее руки в свои, не прерывая визуального контакта. — Это моя репутация.

— В-ваша репутация? То, что вы считаетесь распутником? Д-да, я знаю, что вы обычно не преследуете невинных девушек…

Дебен отрицательно покачал головой:

— Я никогда не преследовал ни единой женщины, даже тех, которые давным-давно распрощались с целомудренностью. Самое большое, что мне нужно было сделать, — послать несколько искусных намеков. Если интересующая меня женщина предпочитала игнорировать их, я не видел смысла настаивать. Как бы то ни было, всегда находилось множество других, которые с радостью преследовали меня.

— Самыми красивыми! — воскликнула Генриетта, пытаясь высвободить руки из его хватки, но Дебен держал крепко.

— Дело не в том, что вы некрасивы, мисс Гибсон. Я же говорил, у вас множество положительных черт: чистая кожа, выразительные глаза и манящие губы. Ваша проблема, моя дорогая, в отсутствии индивидуальности, с помощью которой вы смогли бы привлекать внимание мужчин вроде меня. Хотя это скорее обаяние. Женское обаяние. Именно на это эфемерное обстоятельство мужчины слетаются к некоторым женщинам, как бабочки к пламени свечи.

Генриетта нахмурилась:

— Вы же не хотите предложить мне подражать тем девушкам, которые хлопают ресницами, глядя на мужчин, расточают комплименты их уму и соглашаются со всем, что бы те ни сказали? — Она сморщила носик от омерзения. — Даже если я стану заигрывать и расточать ласковые взгляды только вам, вряд ли сумею выглядеть достаточно убедительно, как мне кажется.

Дебен рассмеялся, Генриетта тут же замолчала.

— Боже мой, конечно нет! Вы должны в любых обстоятельствах оставаться самой собой, такой же откровенной, как и всегда. Вам просто нужно быть чуть более женственной.

— И как этого добиться? Вы же не собираетесь, надеюсь, мне советовать носить платья с глубоким вырезом и гримировать лицо?

— Так поступают только отчаявшиеся особы, — сухо ответил он, — готовые вцепиться в любого мужчину, обратившего на них внимание. Нет, я планирую заставить вас острее осознать свои женские чары. Лишь когда вы научитесь понимать и признавать свою сексуальность, другие мужчины увидят, что именно меня в вас привлекает.

— Признать мою с-с-с… — Генриетте наконец удалось высвободить руку. Ее щеки залились жарким румянцем. — Что именно вы предлагаете? — прямо спросила она.

— Не нужно на меня так смотреть, — ледяным тоном заявил Дебен. — Вы же не думаете, что я намерен надругаться над вами прямо на этом диване?

— Н-нет, но…

— Никаких но, мисс Гибсон. Либо вы доверяете мне свое превращение в женщину, способную одним лишь взглядом очаровать мужчину, либо нет.

Он может ее этому научить? Неужели!

Да, это возможно. Она ведь своими глазами видела, как ловко мисс Уэверли околдовала Ричарда. Даже Милдред обладала мистической силой привлекать к себе и очаровывать мужчин, держа при этом на некотором расстоянии от себя. Генриетта полагала, это происходит от того, что ее кузина красива. А лорд Дебен утверждает, что здесь скрывается нечто большее.

— Вы доверяете мне, мисс Гибсон?

Она посмотрела в его жесткое лицо. Если ответит отрицательно, он встанет и уйдет.

— Если бы я вам не доверяла, не сидела бы сейчас в этой комнате за закрытыми дверями, — резонно возразила она. — Просто я не понимаю, как…

— Да, я знаю, что вы не понимаете. Именно поэтому вам нужно довериться мне. Позвольте мне научить вас лучше узнать собственное тело и силы, которые в нем сокрыты.

— Научить меня лучше узнать собственное тело? А как это поможет?

— Неужели не понимаете? — Его глаза, иногда напоминающие отполированный гагат, смягчились, и Генриетта вдруг подумала, что могла бы утонуть в их глубине. — Если бы вы осознавали себя как женщину, умение привлекать внимание мужчин пришло бы совершенно естественным образом.

— Не понимаю, что вы имеете в виду. — Генриетта недоумевала, отчего ей вдруг стало так тяжело дышать? — Разумеется, я знаю, что я женщина.

Дебен отрицательно и почти с сожалением покачал головой:

— Нет, мисс Гибсон. Хотя вы и обитаете в теле взрослой женщины, во многом вы по-прежнему остаетесь маленькой девочкой.

— Это не так!

— Увы! Тогда на балу вы не воспользовались никаким видом оружия из богатейшего арсенала женщины. Вы ходите и говорите как мужчина, а не женщина двадцати двух лет, получившая хорошее воспитание.

Дебен приложил палец к ее губам, пресекая возражения.

— Вдобавок, моя дорогая, любой опытный мужчина сразу же поймет, что эти невинные губки еще не знают поцелуев.

— Но это не так. Я хочу сказать, что они знают. То есть меня уже целовали!

— Без какого-либо положительного результата, — ухмыльнувшись, парировал он. — Это конечно же был какой-нибудь неуклюжий мальчишка, а не взрослый мужчина, в противном случае вы не казались бы такой нетронутой.

Нетронутой? Поцелуй Ричарда привел ее в такое замешательство, что она последовала за ним аж до самого Лондона.

— Следовательно, — бархатным голосом продолжал Дебен, — если я вас поцелую, вы уже никогда не будете прежней.

— Да вы самый заносчивый мужчина на свете!

— Нет. Я просто искренний. Так вот, если я вас поцелую, то сделаю это так, что вы не сумеете в дальнейшем смотреть на губы мужчины с прежним безразличием и, разговаривая с любым мужчиной, не сможете удержаться от мысли, сумеют ли и его губы оказать на вас такое же магическое действие, как мои. Ваш взгляд будет задумчиво прикован к его рту. И мужчина тут же поймет, что вы мысленно оцениваете его, прикидываете, каково было бы поцеловать его. И тогда он испытает неодолимое желание продемонстрировать вам это.

Магическое? Он заявляет, что его губы окажут на нее магическое воздействие? Как бы то ни было, похоже, графу уже удалось околдовать ее, ведь пока он говорил, она неотрывно смотрела на его губы. И думала о том, что в их прикосновении такого особенного и может превратить ее в женщину, привлекающую мужчин.

У Дебена, разумеется, большой опыт.

Да, кроме того, репутация человека очень искусного в чувственных утехах, и все женщины, которым когда-либо удавалось привлечь его внимание, хотели бы вернуть себе его расположение. Внезапно мысли Генриетты приняли иной оборот. Она вообразила все его тело, обнаженное, распростертое на постели и доставляющее какой-то безликой женщине умопомрачительное наслаждение.

Дебен улыбнулся лениво и чувственно, у Генриетты внутри все перевернулось, а сердце забилось быстрее. Или оно уже несколько минут бьется в таком ритме?

— Да, именно так, — чуть слышно промурлыкал он. — Вам интересно, каковы на вкус мои губы. Поэтому, естественно, я должен дать вам это почувствовать.

— Откуда вам знать, о чем я думаю?

Ее голос больше походил на испуганный писк. Великий боже, если бы он догадался, как она только что воображала его обнаженным, она никогда бы больше не осмелилась посмотреть ему в глаза.

— Я понял это по тому, как вы смотрели на мой рот, мисс Гибсон. С любопытством. И томлением. А еще — и я нахожу это наиболее воодушевляющим — с приглашением.

— Я… я не…

— Именно так и было.

Он нахмурился:

— Если бы на моем месте был другой мужчина, вы бы уже укрылись в своей крепости, подняв за собой откидной мост, не желая, чтобы вас сочли чрезмерно торопящей события.

— П-подняла бы откидной мост?

— Последний шанс, мисс Гибсон. Остановите меня сию секунду, или я поцелую вас. Одно я могу вам обещать, если я это действительно сделаю, вы уже никогда не будете прежней.

Глава 7

Она и так уже перестала быть прежней, поскольку прежде не задумывалась о том, как выглядит лежащий на постели обнаженный мужчина. И не испытывала предвкушающего покалывания губ. И сердце ее никогда не билось с такой силой, в то время как сама сидела совершенно неподвижно. Лорд Дебен пока не зашел дальше разговора о поцелуе.

Боже всемогущий, неудивительно, что женщины выстраиваются в очередь в надежде, что он выберет одну из них себе в любовницы.

— Хотите продолжить?

— Ч-что?

— Наш урок. Хотите, чтобы я довел его до логического завершения?

Урок. Генриетта заморгала.

И хотя до сих пор испытывала слабость в ногах, голова прояснилась от обволакивающей дымки от краткого напоминания лорда Дебена, что не стоит воспринимать происходящее слишком серьезно.

Он по крайней мере точно так не делает, считает ее ученицей, которой требуются уроки в тех областях знаний, где он чрезвычайно искусен.

Как прекрасно, что он вернул ее к реальности. Ничего хорошего в том, если бы она задумалась о возникновении между ними романтических отношений. Она уже однажды сделала слишком поспешные выводы, основываясь на одном-единственном поцелуе. И вот к чему это привело!

Нужно воспринимать поцелуй всего лишь как практическую демонстрацию, организованную опытным мастером.

— Мне не приходит в голову другого столь же искусного человека, как вы, лорд Дебен, — саркастически заметила она, после чего закрыла глаза, откинула голову назад и выпятила губы.

— Какое же вы абсурдное существо, мисс Гибсон!

Этими словами он успешно убил остатки девического восторга, которые Генриетта еще не успела подавить в себе. Открыв глаза, она посмотрела в ухмыляющееся лицо Дебена.

Она признавала, что невежественна и нуждается в обучении, но это вовсе не означало, что она будет сидеть сложа руки и позволяя ему насмехаться над ней.

— Знаете что, — рявкнула она, — я передумала.

И сделала движение, намереваясь встать и уйти. Дебен отреагировал невероятно быстро. Обхватив ее рукой за талию, заставил остаться на месте, после чего свободной рукой взял ее за подбородок.

— Не нужно пускаться в бегство оттого лишь, что я посмеялся, — резко произнес он. — И не нужно складывать губы столь нелепо. От этого ваше лицо приобретает глупый вид. Никогда так больше не делайте.

— Да как вы посмели со мной так разговаривать!

— Я смею, потому что вы сами попросили научить вас быть женственной и соблазнительной особой, способной будоражить сердца мужчин, — резонно возразил он.

Странно, что он заговорил об этом, ибо Генриетта действительно производила впечатление человека, чем-то взбудораженного. Она задыхалась, сердце сильно колотилось в груди, хотя назвать это ответной реакцией на его высокомерие было бы неверным. Скорей всего, ее возмущало то, что он удерживает ее против воли. На самом деле это обстоятельство произвело обратное действие, Генриетте хотелось скорее упасть в крепкие объятия Дебена, а не пытаться высвободиться из них.

— Вам нужно расслабить губы, — посоветовал он. — Возможно, даже слегка приоткрыть их. Можете еще облизать, если хотите.

Он провел языком по собственным губам, демонстрируя, что именно нужно сделать.

Генриетта не сумела оторвать глаз от его губ, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

— Р-расслабить, — запинаясь, повторила она.

Улыбнувшись, Дебен нежно погладил ее подбородок затянутой в перчатку рукой. Когда он склонил ее голову в нужную позицию, Генриетта ощутила внизу живота что-то очень похожее на электрическую вспышку.

— Если хотите, можете закрыть глаза.

Он навис над ней.

— Я считаю, что невозможность видеть обостряет остальные чувства.

Генриетта тут же послушно зажмурилась, но не из-за того, что хотела дополнительно стимулировать свои чувства, они и так уже обострены до предела, а для того, чтобы не дать ему возможности посмотреть ей в глаза, когда они будут целоваться, ведь в таком случае он увидит…

Что? Что она никогда не испытывала похожих ощущений? И даже вообразить не могла, что такое возможно? Иначе говоря, он во всем прав, будь он неладен. Всего лишь оказавшись в объятиях мужчины с его репутацией, она немедленно превратилась в более чувственную и нежную особу, о чем прежде мечтать не могла.

Особенно принимая во внимание то, каким непреклонным и требовательным он был.

Генриетта с трудом сглотнула ком в горле.

И ощутила на шее его жаркое дыхание. Затем он принялся ласкать ее ухо, сделал глубокий медленный вдох, будто бы… Что он делает? Нюхает ее? Зачем? Хотя, с другой стороны, говорил же он что-то об обострении прочих чувств. Генриетту очень волновала и его близость, и дыхание. Он будто вдыхал саму ее суть.

Она чрезвычайно остро ощущала его запах. Было что-то интимное — да, наиболее подходящее слово — в столь тесной близости с мужчиной, которого она могла узнать по уникальному аромату мыла и свежей льняной сорочки. Генриетта подозревала, что эти мускусно-пряные ароматы — выражение его мужественности.

Ах, черт бы его побрал. Отчего же он медлит? Зачем ему понадобилось делать из поцелуя целый ритуал? Почему бы просто поскорее не покончить с этим?

Его рука легла ей на затылок, и пальцы, зарывшись в волосы, стали массировать кожу головы. Кончиком носа он провел по линии ее подбородка, будто бы хотел, чтобы она еще сильнее запрокинула голову.

Генриетте казалось, что ее позвоночник совсем размягчился, поэтому ей ничего не стоило положить голову на спинку дивана.

Дебен зарылся лицом ей в шею.

— Ах!

Он до сих пор ее не поцеловал. Вместо этого легонько покусывал шею. Теперь Генриетте показалось, что расплавился не только позвоночник, но вообще все кости.

Дебен коснулся языком ямочки над ключицей, и Генриетта вдруг с ужасом осознала, что, стоит ему еще чуть-чуть наклонить голову и опустить корсаж платья ниже, как он получит доступ к ее соскам, которые явно чего-то хотели, затвердели так сильно, что это почти причиняло боль. И его горячий влажный язык мог оказаться тем самым лекарством, которое им требовалось.

Она застонала.

Дебен на мгновение поднял голову. Генриетта не открывала глаз, но догадалась, что он смотрит. Когда он начал посасывать ее кожу там, где шея переходила в плечо, Генриетта ощутила такую слабость, что соскользнула бы с дивана и лужицей растеклась по полу, если бы он не удерживал ее.

— О-о-о-ох-х-х, — простонала она.

Хотя кожа у него на щеках и была на вид гладко выбритой, тем не менее оказалась немного колючей и царапалась, являя разительный контраст его ласкающему языку и нежным, точно лепестки цветов, губам.

— М-м-м-м-м… — Дебен уткнулся лицом ей в шею ниже уха.

Этот звук вибрацией: отозвался, казалось, в каждой клеточке Генриетты, передав недвусмысленное послание лону, в котором нарастало восхитительное ощущение. Ей становилось все сложнее оставаться неподвижной, бедра, похоже, и вовсе зажили собственной жизнью.

Она содрогнулась всем телом и застонала. Не знала, что делать с руками, ведь если дать им волю, они немедленно высвободись бы из плена перчаток, чтобы получить возможность жадно вонзиться пальцами в густые черные кудри Дебена. Она притянула бы его голову себе на грудь, которая отчаянно нуждалась в ласке его искусных губ.

Губы. До сих пор он даже не прикоснулся к ее губам. Да он просто дразнит ее! Подвергает пытке! Подстрекает схватить его за уши и притянуть к лицу, чтобы наконец познать поцелуй опытного мужчины.

Генриетта сжала руки в кулаки и зарыла в диванные подушки. В противном случае поддалась бы искушению и показала графу, что по его вине находится на грани отчаяния.

— Мисс Гибсон.

— Хм-м-м?

— На этом наш первый урок закончен.

— Ч-что?

Открыв глаза, она обнаружила, что он смотрит прямо на нее сверху вниз с самодовольным выражением на лице.

Каким-то образом ей удалось сесть прямо и оттолкнуть его прочь, хотя потребовалось еще несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями и заговорить.

— Благодарю вас. — Генриетта ушам не поверила, услышав свой голос, настолько он был хриплым и прерывистым. Как будто она бежала! Великий боже, по ногам разлилась слабость, они дрожали, как у новорожденного ягненка. — Это было очень… поучительно, — прохрипела она.

— Верно. А теперь перейдем ко второму уроку.

— Второму?

О нет! Она не готова вынести больше ни секунды такой пытки. Да о чем она вообще думала, попросив распутника научить ее искусству обольщения? Видно, происшествие с мисс Уэверли сильно ее впечатлило, раз она добровольно согласилась сунуть руку в клетку льва. Более того, осмелев, открыла дверцу, вошла внутрь и предложила себя в качестве обеда.

Дебен показался Генриетте собранным и хладнокровным. Его прическа находилась в идеальном порядке — волосок к волоску — и на фраке ни единой складочки.

Внезапно осознав, сколь разителен контраст между ними, Генриетта, к своему удивлению, чуть не разрыдалась.

— Когда вы покинете комнату, — непреклонным тоном заявил лорд Дебен, — я хочу, чтобы вы всегда помнили о своей талии.

— О талии?

— Вот именно. Обратите на нее внимание. Вы заметите, что при ходьбе бедра слегка покачиваются, что вполне естественно. И мужчины будут смотреть на вас с интересом. Если увидите кого-то, кто вам понравится, просто взгляните ему в глаза.

Ах, как это унизительно. По крайней мере его грубое напоминание о том, что он делает это исключительно ради того, чтобы она смогла показаться привлекательной другим мужчинам, вполне соответствовало ее эмоциональному замешательству. Разве не говорила она себе, что не нужно делать никаких романтических выводов из этого… эпизода на диване?

— Затем посмотрите на его рог, — продолжал Дебен. — Теперь вам известно потенциальное наслаждение, которое могут сулить вашему телу мужские губы. Подумайте, заставит ли прикосновение его губ ваши груди пощипывать? Ощутите ли судороги наслаждения вдоль позвоночника, когда почувствуете на щеке его жаркое дыхание? Будут ли его руки искусно ласкать вас или же дрогнут?

Великий боже, неужели этот мужчина догадался о том, что она чувствовала?

Ну конечно! За свою жизнь он сменил множество любовниц. Вероятно, великое множество. А она издавала негромкие мурлыкающие звуки и при этом извивалась всем телом, следовательно, губы Дебена искусны, как он и говорил. От досады она отвернулась.

Он взял ее за подбородок своими сильными пальцами и заставил повернуться обратно, у нее не было иного выбора, кроме как встретиться взглядом с его черными пронизывающими глазами.

— У вас такое открытое лицо, — более мягко произнес он. — При виде его любой мужчина непременно отреагирует, зачастую сам не зная почему. И тогда, мисс Гибсон, вы должны опустить глаза и покраснеть. Что у вас, между прочим, отлично получается.

Она вскинула голову, высвобождаясь из его хватки.

— Хм-м-м, — протянул он. — Такой взгляд точно не пойдет. Вам следует раскрыть веер и остудить пылающие Щеки. А затем оглянуться через плечо на свою жертву, удаляясь. Уверяю вас, застукаете его за созерцанием вашей милой маленькой попки.

Мысленно выругавшись, Дебен подумал о том, что у этого счастливчика слюнки потекут. Затем он спросил себя, воспримет ли Генриетта благосклонно внимание другого мужчины, который возжелает ее, рассмотрев истинную сущность за довольно непривлекательной внешностью?

Зачем он вообще, черт возьми, все это затеял?

Представив, как Генриетта отвечает безвестному сопернику, Дебен ощутил жаркий прилив ревности, скрутивший его в тугой узел. Ему следовало бы быть к этому готовым. Именно ревность отравляла брак его родителей и заставила его решительно противиться треклятой женитьбе. Он подозревал, что в конечном итоге, уподобившись отцу, станет ненавидеть свой «светский» брак.

Поднявшись, он прошагал к двери и быстрым нетерпеливым движением распахнул ее. Он выбрал мисс Гибсон, потому что расценивал ее совсем «несветской» и тем отличающейся от его матери. Эта девушка слишком много значения придавала верности и слову. Если бы она поклялась в церкви перед лицом Бога до конца дней своих быть преданной лишь одному мужчине, так оно и было бы.

То, что она охотно отвечала на его ласки со смесью страсти и удивления, вовсе не означало, что она готова экспериментировать с другим мужчиной. Ее недовольство стало тому подтверждением. Маленькая пуританка, как она не могла не испытывать чувства вины.

Дебен мог бы чувствовать себя польщенным от того, что ему удалось так быстро добиться успеха в ее обольщении, а не давать воли беспочвенным страхам, будто их брак окажется несостоятельным. «Генриетта Гибсон, — чуть слышно сказал он себе, — не позволит ни одному мужчине таких же вольностей, какие позволила мне».

В любом случае он не намеревался давать кому-либо из них шанс помешать ему осуществить задуманное.

— Если вы сделаете милость, предоставив мне список приемов, которые собираетесь посетить, — произнес он вслух, — я попытаюсь пересечься с вами через пару дней, чтобы вы могли отчитаться в своих успехах.

Гордость Дебена настаивала, чтобы он упомянул об их следующей встрече вскользь, словно точное время для него совсем не важно. Сердце же шептало, что он должен встретиться с ней завтра же и как можно скорее соблазнить. Прежде чем она поймет, что происходит, уже будет плотно опутана сотканной им паутиной чувственности, и деваться будет некуда.

Сообщив лорду Дебену обо всех мероприятиях, которые только вспомнила, Генриетта проскользнула мимо него в коридор, убедившись прежде, что там никого нет.

Думать о талии? Да как она могла думать о собственной талии или о том, чтобы покачивать бедрами, когда все ее мысли словно оледенели от внезапного холода, с каким лорд Дебен попрощался с ней? Только-только ей стало казаться, что она заметила в его глазах проблески нежности, как он тут же повел себя так, будто только и хотел поскорее отделаться от нее.

Возвращаясь обратно в гостиную к тетушке и Милдред, Генриетта обнаружила, что ей не нужно даже прилагать усилий к тому, чтобы думать о своем теле, оно и без того все еще ликовало после манипуляций лорда Дебена. Она плыла по коридору как в тумане, хотя никогда прежде ничего подобного с ней не случалось. Обычно она всегда куда-нибудь спешила, потому и походка ее была энергичной. Постоянно находилось множество занятий, которым она уделяла все свое время и мысли, ведь именно на се плечах лежало управление поместьем Шубери и внимание к нуждам всех ее четырех братьев. Мечтательная походка стала бы непростительным расточительством времени.

Однако в городе подобное умение оказалось очень полезным. Более того, похоже, было просто необходимо, чтобы примкнуть к кругу женщин, которых мужчины находят очаровательными.

Но стоило Генриетте попытаться изменить свою деловую походку, как ноги сделались совершенно неуклюжими и отказались повиноваться.

Ах, черт возьми! Генриетта почувствовала себя ребенком, ловящим мыльный пузырь. Едва она попыталась прикоснуться к правде, как та тут же рассыпалась множеством мерцающих брызг. Она могла, охарактеризовать свое нынешнее состояние, сравнив его с арфой, на которой недавно играли и ее струны до сих пор вибрируют от прикосновения пальцев музыканта. Ей бы ни за что не удалось повторить подобное.

С другой стороны, сравнение с арфой не вполне верно, поскольку вовсе не руки лорда Дебена повергли ее в нынешнее состояние, а его рот. И еще тот негромкий стон, который он издал, уткнувшись лицом ей в ямочку пониже уха.

О боже, при мысли об этом мужественном стоне наслаждения у нее снова подкосились ноги.

Генриетта мечтательно плыла дальше, пока наконец не добралась до дивана. С радостью села рядом с тетушкой и раскрыла веер. Медленно обмахивая пылающие щеки, она чувствовала, как сознание начинает потихоньку проясняться.

Ей вовсе не показалось, это в самом деле был стон наслаждения.

Наслаждения. Нет, гораздо больше. Он был похож на мужчину, готового вкусить изысканное лакомство после долгого голода.

Генриетта стала обмахиваться более интенсивно, и тут ей в голову пришла мысль о том, что Дебен хотя и старался казаться хладнокровным, спокойным и собранным, но их встреча потрясла и его.

Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. Пусть и на краткое мгновение, но лорд Дебен, чей изощренный вкус к самым красивым женщинам был известен повсеместно, наслаждался ее обществом.

«Вот так-то, мисс Уэверли! — возликовала Генриетта. — Вас он никогда не целовал. И совсем даже этого не хотел, как бы упорно вы ни старались очаровать его».

Она тут же одернула себя: недостойно допускать подобные мысли, но в душе торжествовала. Теперь не имело значения, что она не станет звездой высшего света. Осознание того, что она сумела произвести впечатление на мужчину, совершенно, казалось бы, невосприимчивого к женским чарам, стало для нее источником личной тайной радости, чем-то, что она могла приберечь для себя, чтобы позже обдумать в спокойной обстановке.

Ричард может сколько угодно думать, что она лишена качеств, требуемых для выживания в замысловатом высшем свете, на деле у нее только что состоялась интимная встреча с известным распутником, и ей удалось выйти, так сказать, сухой из воды. Если, конечно, не принимать в расчет дрожащие ноги.

Более того, ей даже удалось оказать на него малозначительное, но все же воздействие. Она отлично понимала, что не сумела бы произвести неизгладимого впечатления на такого жесткого человека. Но на один краткий момент, тот самый, когда с его губ сорвался обличающий его стон, ей определенно удалось пробить брешь в стене цинизма, за которой он прятался, точно за кольчугой.

Когда тетушка решила, что пришло время возвращаться домой, Генриетта предприняла отважную попытку идти до экипажа текучей походкой. Осуществить это на деле оказалось совсем непросто, так как ей едва удавалось сдерживать хихиканье. Чем усерднее Генриетта пыталась воплотить в жизнь указания лорда Дебена думать о талии, тем более глупой казалась ей мысль о том, что кто-то может счесть ее сиреной-соблазнительницей.

Она по-прежнему оставалась незамысловатой, практичной и похожей на сорванца мисс Гибсон. Вероятность того, что ей удастся вскружить голову какому-то ничего не подозревающему мужчине одним лишь покачивание бедер, показалась абсурдной, едва удавалось сдерживаться, чтобы не расхохотаться во весь голос.

Наряжаясь для выхода в свет на следующий вечер, Генриетта размышляла о проблеме общения с распутником, он забил ей голову вопиющими понятиями, от которых невероятно трудно избавиться.

Весь следующий день, совершая покупки и нанося визиты вежливости вместе с тетушкой и кузиной, Генриетта исподтишка наблюдала за тем, как мужчины смотрят на женщин. Осознание того, насколько прав лорд Дебен, поразило ее до глубины души. Многие мужчины пялились на мягкое место женщин, особенно если чувствовали, что сумеют остаться безнаказанными.

Стоя перед зеркалом, Генриетта изогнулась, чтобы посмотреть на собственный зад. Прежде она никогда не уделяла этому внимания, полагаясь на горничную, которая должна была следить за чистотой платья и правильностью шнуровки. Теперь же ей казалось, что она слишком долго пренебрегала важной частью своей внешности, которой даже тетушка не придавала значения.

Лорд Дебен сказал, что ее мягкое место «милое». Она натянула материал платья, обрисовав худосочные изгибы и пытаясь понять, почему он выбрал именно такое определение. Ее зад вовсе не был большим. Возможно, именно на это он и пытался намекнуть.

Генриетта восприняла его слова как комплимент, но теперь ее одолели сомнения. Мужчины, за которыми она сегодня тайком наблюдала, похоже, больше всего ценили задницы, раскачивающиеся из стороны в сторону, точно затянутый шелком бланманже[10], а не тощие и поджарые.

«Нет, — со вздохом подумала она, отпуская складки платья и глядя на то, как они струятся по фигуре, — нечего и надеяться на то, что мой зад посчитают милым. Граф использовал это слово скорее для описания, а не для того, чтобы сделать комплимент».

Генриетта стала пристально всматриваться в свое отражение в зеркале, повернувшись к нему лицом. Ее приподнятое настроение улетучилось. Она-то считала, что с тех пор, как тетушка помогла ей определиться с цветами одежды и стилем, который ей подходит, она должна выглядеть…

Она раздраженно отвернулась от зеркала. Не сумела даже Ричарда ввести в заблуждение своим лондонским гардеробом. Пусть даже удалось произвести мимолетное впечатление на лорда Дебена, это вовсе не означало, что она вдруг сделается привлекательной. Она вовсе не красавица и никогда ею не будет.

По крайней мере сегодня на званом вечере у Люттервортов нет никого, на кого ей хотелось бы произвести впечатление. Люттерворты не осмелятся пригласить такого человека, как Дебен, в свой дом, каким бы роскошным он ни был.

В любом случае нечего и рассчитывать произвести впечатление на мужчину вроде него. Генриетта отдавала себе отчет в том, что, стоя перед зеркалом, думала именно о нем. Она достаточно умна, чтобы понимать: любая подобная попытка с ее стороны лишь позабавит его.

Все же она воздержалась от размышлений на тему, почему его смех ее волновал.

Вместо этого решила радоваться хотя бы тому, что проведет целый вечер без графа. Хотя ей никак не удавалось выбросить его из головы, по крайней мере не нужно будет общаться с ним лично и испытывать на себе обаяние его личности.

Не помогло даже то, что она жестко приказала себе выбросить его из головы. Стоило только заметить диван среди роскошной обстановки дома Люттервортов, как эпизод, произошедший прошлым вечером, тут же всплыл в ее памяти так отчетливо, что ноги стали ватными, внутри все сжалось, и походка сама собой сделалась текучей.

Тут она услышала обращенные к ней слова:

— Отлично, мисс Гибсон. Вы уже освоили походку.

— Лорд Дебен!

Генриетта не могла поверить, что он стоит перед ней в тот самый момент, когда она вспоминает невероятные ощущения, испытанные ею, когда он покусывал шею.

Она с трудом верила своим ушам, его первые слова оказались словами учителя, обращенными к ученице.

— Ч-что вы здесь делаете?

— Разыскиваю вас, разумеется, — произнес он, насмешливо вскидывая бровь.

Генриетта почувствовала, что ее лицо залилось жарким румянцем. Как будто он застал ее за чем-то предосудительным!

— Нет-нет, я имела в виду… Ну, я и подумать не могла, говоря вам, что буду сегодня у Люттервортов, что они и вам пришлют приглашение.

— А отчего бы им меня не пригласить?

— Потому что нельзя запросто пригласить в свой дом аристократа, когда сделал состояние на соленьях и маринадах.

— Не стоит вам порочить репутацию мистера Люттерворта, — угрюмо отозвался лорд Дебен. — Он не совершал грубой ошибки, отправив мне приглашение.

— Хотите сказать, что… просто пришли сюда?

Он приложил руку к сердцу.

— Увы, боюсь, мне дела нет до правил поведения, поэтому я беззастенчиво воспользовался своим статусом как паролем, чтобы попасть сюда. Видите ли, в какую бы дверь ни постучался граф, ему рады практически везде.

К этому времени Генриетта умудрилась раскрыть онемевшими пальцами веер, но, сколь бы усердно им ни обмахивалась, смогла добиться лишь того, что сердце переместилось из груди в другую часть тела. Отчего она ощутила еще большее смущение.

К ним подошел мужчина, лицо которого показалось ей смутно знакомым.

— Прошу прощения, мисс Гибсон, но вы обещали мне первый танец.

Он выжидающе протянул ей руку.

Но стоило Генриетте сделать шаг ему навстречу, как лорд Дебен перехватил ее руку и положил себе на локоть. Его лицо, еще мгновение назад казавшееся таким расслабленным, вдруг превратилось в холодную жесткую маску.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Первый танец мисс Гибсон танцует со мной.

Возражения застыли на губах у молодого человека. Бросив прощальный взгляд на Генриетту, незадачливый партнер по танцам развернулся и зашагал прочь.

— Видите ли, — сказала Генриетта, — думаю, я обещала ему первый танец. А вот с вами ни о чем на этот вечер не договаривалась. Я не надеялась увидеть вас в течение нескольких дней.

— На каком бы посещаемом вами приеме я ни оказался, — холодно ответил он, — вы должны уделить мне время, когда бы я этого ни пожелал.

— Как это своевольно с вашей стороны. К тому же как мне очаровывать мужчин, если вы их всех распугаете своим жестоким взглядом?

— Неужели он был жестоким? — удивился Дебен и пожал плечами. — Проявление ревности с моей стороны лишь подстегнет любопытство ваших потенциальных кавалеров, — пояснил он. — Ведь я никогда прежде никого не ревновал.

Вот уж точно нет. Он был известен тем, что невероятно быстро терял интерес к завоеванным им женщинам. Дебен тем временем схватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского и передал ей. Она решила про себя, что все вокруг сочтут ее большой диковинкой, если лорд Дебен умудрится хоть пару недель демонстрировать к ней неиссякаемый интерес.

— А теперь давайте-ка присядем на эти удобные стулья в нише и обсудим ваши успехи, притворяясь при этом, что наблюдаем за танцующими.

Заиграла музыка, и пары, образовавшиеся для исполнения первого танца, стали сходиться. Джентльмены кланялись дамам, а те, в свою очередь, приседали перед ними в реверансе. Генриетта опустилась на стул, на который указал ей лорд Дебен. Он сел на соседний.

— Что ж, очень хорошо, — произнесла она, делая глоток шампанского и глядя на танцующих.

Она не осмеливалась смотреть на Дебена, сидя столь близко к нему, особенно после того, что случилось прошлой ночью. Не осмеливалась и потому, что, стоило ему материализоваться перед ней, как она снова испытала те же ощущения, что были, когда он ласкал ее. Ноги едва держали ее, как тогда, а ведь он всего лишь сказал «мисс Гибсон» своим бархатистым голосом.

— Могу я поинтересоваться, о чем вы думали, когда встретили меня сейчас столь виноватым взглядом?

— Я была… я дум… — Она яростно покачала головой. — Нет, я н-не м-могу об этом говорить.

С улыбкой лорд Дебен взял у нее из рук веер и стал обмахивать ее пылающие щеки.

— Об этом я уже догадался. Точно такой же вид у вас был вчера вечером, когда мы с вами расстались.

Тут Генриетту пронзила ужасная мысль.

— Не хотите же вы сказать, что другие люди, всего лишь взглянув на меня, тут же догадаются о том, что мы делали с вами вчера за закрытыми дверями? Кто-нибудь видел, как мы с вами ходили в ту комнату? Я д-думала…

— Не беспокойтесь. У меня большой опыт по части ухищрений и заметания следов. Люди могут заподозрить нас лишь в легком флирте, но ни в чем большем, уверяю вас.

«Ни в чем большем», потому что в качестве своих любовниц лорд Дебен предпочитал видеть только самых прекрасных и утонченных женщин. Он не растрачивал время на нескладных и ничем не примечательных дебютанток. Генриетта с ужасом осознала, что, увидев ее порхающей по комнате с мечтательным выражением на лице, все вокруг решат, что она без оглядки влюбилась в Дебена. И станут сочувствовать ей.

Вернее, именно так все и подумали бы, если бы он не последовал за ней на этот непривлекательный прием, не имея приглашения и создавая впечатление, что она самая привлекательная особа из всех присутствующих на вечере.

Он все продумал.

— Благодарю вас, милорд, — произнесла Генриетта, искренне радуясь тому, что он внушил всем, будто не может и дня прожить без нее. Ей придется научиться справляться с трепетом в груди, дрожью в ногах и румянцем.

Дебен небрежно пожал плечами:

— Наша задача в том и заключается, чтобы заставить всех как можно больше говорить о нас. Прошлой ночью вы положили этому хорошее начало, когда подошли ко мне, осмелившись прервать то, что прочие полагали серьезной дискуссией. А я не осадил вас, как обычно поступаю с теми, кто ведет себя дерзко, улыбнулся, взял вас под руку и увел прочь. Прилюдно выказал свое расположение, что должно было значительно подогреть интерес к нам.

— Но в таком случае… — она нахмурилась, — вам вовсе незачем было давать мне урок поцелуев.

Дебен лениво улыбнулся:

— Вы предпочли бы, чтобы я этого не делал?

Щеки Генриетты, и без того уже красные, еще сильнее залились румянцем. Она бросила на него взволнованный взгляд, нашла спасение в глотке шампанского, тем самым выиграв немного времени на обдумывание ответа.

Дебен тихонько засмеялся:

— Думаю, нет. И я об этом не жалею. — Подавшись вперед, он прошептал ей на ушко: — Вы такая сладкая, мисс Гибсон. С нетерпением жду момента, когда смогу снова отведать вас на вкус.

Генриетта поперхнулась и закашлялась. Граф тут же достал откуда-то безукоризненно белый шелковый носовой платок и протянул ей, чтобы она могла по крайней мере прикрыть рот и подбородок, пока кашель не утихнет.

— Мы на несколько ночей отсрочим этот момент, — продолжил он, когда она успокоилась. — Несколько последующих встреч я буду ухаживать за вами исключительно у всех на виду.

— Вот как? То есть я хотела сказать — разумеется! — Она промокнула платочком несколько капель шампанского, попавших на колени. — Нам вообще не стоит больше уединяться. Я и подумать не могла, что между нами может произойти что-то столь шокирующее, лорд Дебен, я…

Он приложил палец к ее губам:

— Не беспокойтесь, малышка. В ближайшее время я намерен заниматься с вами любовью исключительно посредством слов. Уединяться за закрытыми дверями для этого не потребуется.

Глава 8

— Заниматься со мной любовью? Посредством слов? Не уверена, что понимаю вас.

Генриетта бросила на него опасливый взгляд, а Дебен тем временем намотал на палец прядь ее волос.

— Я могу, например, сказать, как нравятся мне ваши волосы, — произнес он соблазнительным голосом, прежде чем позволил локону снова упасть ей на шею.

Тут Генриетту осенило. Его тон в сочетании с этим жестом произвел на нее ничуть не менее возбуждающее действие, чем оказало бы скольжение пальца по шее.

— И это, между прочим, правда. Я никогда не делаю комплиментов, если не имею в виду того, о чем говорю. Вам об этом известно, не так ли, моя сладкая?

— Н-неужели?

Она действительно узнала об этом после их ужасной совместной прогулки в парке. Он сообщил тогда, что находит ее нос слишком большим, и поэтому она не может считаться красавицей. И ведь это правда. Ему вообще не следовало об этом упоминать.

— А теперь чем вы рассержены?

— Не знаю, — солгала она, не желая признавать, что ее до сих пор мучают последствия его радикальной честности. — В моих волосах абсолютно ничего особенного. Они просто русые.

— Но они вьются от природы, стимулируя фантазию мужчины, провоцируют воображение, что, проснувшись поутру, первое, что он увидит, будут рассыпанные по подушке волосы.

Генриетта густо покраснела и запротестовала:

— Вы не можете знать, от природы ли вьются мои волосы или нет. И уж точно не в состоянии вообразить, как они выглядят с утра.

— Напротив. К концу вечера искусственно завитые волосы распрямляются, а в комнате с повышенной влажностью это происходит еще быстрее. Но в ту ночь на террасе, когда мы с вами познакомились, ваша шевелюра просто фонтанировала энергией.

— Хотите сказать, мои волосы были в полном беспорядке.

Дебен отклонился назад, положил одну руку на спинку стула Генриетты и, склонив голову набок, принялся внимательно рассматривать ее.

— Зачем вам нужно обязательно истолковать комплимент так, чтобы он звучал как критика? Вам следует научиться принимать похвалу как должное, а не ерзать на стуле, будто я сказал вам что-то непристойное.

Значит, его слова следовало воспринять как похвалу?

— Полагаю, я просто не привыкла к комплиментам, — нехотя призналась она.

— Я ни за что не поверю, что ни один мужчина не расточал красивых слов в адрес ваших волос с их восхитительной природной энергией и буйной жизнеспособностью.

Что ж, так-то лучше.

— Вы находите мои волосы восхитительными?

Генриетта тут же пожалела о том, что произнесла это вслух, но была просто не в состоянии сдержаться. Наконец-то, наконец-то Дебен сказал хоть что-то позитивное о ее внешности!

— Видите ли, прежде никто мне ничего подобного не говорил.

Она нахмурилась, чувствуя себя обделенной наслаждением от осознания, что ему действительно нравятся ее волосы.

— В Мач-Уэйкеринге все мужчины явно слепы?

Генриетта бросила на него робкий взгляд и увидела застывшее на его лице озадаченное выражение. Что, в свою очередь, озадачило ее саму.

— Что вы имеете в виду?

— Как вам вообще удалось достичь такого возраста, не разбив мимоходом дюжины сердец поклонников?

Он полагает, что она должна была разбивать сердца поклонников? Это обстоятельство ее в высшей степени позабавило.

— Ну… — протянула она, всерьез задумавшись о том, что, возможно, с ней и вправду все в порядке. — Я полагаю… — Теперь она задумалась всерьез. — Я прежде мало общалась с мужчинами. По крайней мере с теми, кто не состоит со мной в родственных отношениях. За исключением школьных приятелей моих братьев или друзей-ученых отца. Все они обращались со мной либо как с сестрой, либо как с любимой племянницей.

Так продолжалось до того вечера, когда Ричард неожиданно поцеловал ее, что явилось полной неожиданностью, принимая во внимание его поведение в дальнейшем. Генриетта с ненавистью подумала о том, что не видела его с того приема, на котором он познакомился с мисс Уэверли.

— Но должна же быть какая-то общественная жизнь в Мач-Уэйкеринге? Вы наверняка водите знакомство с самыми лучшими семьями графства? И посещаете местные увеселительные мероприятия?

— Мы ходили обедать с друзьями и принимали участие в неформальных развлечениях. Но на увеселительных мероприятиях я ни разу не была.

— Отчего же? Неужели ваш отец так уж строг?

— Напротив, он очень милый, — с улыбкой возразила Генриетта. — Дело в том, что я так и не научилась танцевать. Поэтому было бы бесполезно присутствовать на танцах, ведь мне пришлось бы сидеть в сторонке, сгорая от желания двигаться под звуки музыки и понимая, что я не умею.

— Но сейчас же вы танцуете.

— О да. Тетушка Ледбеттер наняла для меня учителя танцев, как только я стала жить в ее доме. Хотя уверена, если бы я пожелала, папа сам договорился о том, чтобы я брала уроки. Просто мне не хотелось заставлять его думать, будто я жажду столь легкомысленного времяпрепровождения. Он же ученый как-никак.

Дебен согласно кивнул.

— Папа понимал значимость обедов в компании интересных людей и стимулирующих мышление бесед. Как и приглашения разных людей — ученых, исследователей, изобретателей — к нам в дом на ужин или даже пожить некоторое время. Наши домашние торжества всегда были очень веселыми, уверяю вас. Иногда, когда людей, чьи теории шли вразрез друг с другом, по оплошности сажали рядом за обеденным столом, случались взрывы темперамента. А временами, — она улыбнулась, — происходили и самые настоящие взрывы то в одном флигеле, то в другом, когда у нас гостили ученые-любители проводить эксперименты. Но никто никогда даже не заикался о том, что хочет потанцевать. Это считалось чересчур фривольным.

— Ученые и исследователи, — презрительно повторил Дебен. — Могу представить, какая это отличная компания для молодой девушки.

— Но они все очень интересные люди, — возразила Генриетта.

— Однако они не замечали вас и не делали комплиментов.

— Те из них, кто молоды, чтобы считаться… э-э-э… подходящими, обычно были с головой погружены в свои излюбленные теории и ничего вокруг не замечали. Да я и сама не захотела бы, чтобы кто-либо из них обращал на меня внимание. — Генриетта наморщила носик, когда мысленно представила себе вереницу неряшливых и эгоцентричных гениев, встречавшихся ей на протяжении многих лет. — К тому же я была слишком занята тем, что исполняла роль хозяйки дома. Следила за порядком, мне было не до танцев. Вы себе даже не представляете, как ученые-экспериментаторы могут досаждать слугам, особенно если некому выслушивать их жалобы.

— Вы исполняли роль хозяйки в доме отца?

Генриетта кивнула:

— Разумеется.

— И с какого возраста?

— Мама умерла, когда мне было двенадцать лет. Через какое-то время, когда папа стал приходить в себя и снова захотел развлекаться, я приняла на себя обязанности хозяйки дома.

— То есть в двенадцать лет на ваши плечи была возложена роль, которая больше пристала взрослой женщине?

— Не понимаю, что вас так рассердило. Ну кто еще стал бы заботиться о семье, а? Некоторое время папа пребывал в полнейшей прострации, и, если бы я не напоминала ему, что нужно есть и мыться, не знаю, что было бы. К тому же нужно было позаботиться о Гэмфри с Горасом. Кто-то же должен был это делать.

— А кто заботился о вас?

— Я в няньке не нуждалась и была вполне довольна… — Генриетта оборвала себя на полуслове, и на ее лице появилось подавленное выражение. — Ах… Ах, видите ли, мне кажется, что именно осознание собственной нужности помогло мне справиться с собственным горем. В любом случае, — произнесла она, пожав плечами, — не стоит думать, что я оказалась в ситуации, которую терпеть не могла. И никто не запрещал мне ничего, что я действительно хотела делать. Я могла бы ходить на танцы и тому подобные увеселения, брать уроки танцев, стоило мне только пожелать. Знаете, едва я лишь заговорила о том, что хочу провести сезон в Лондоне, как папа немедленно это для меня устроил.

Генриетта не собиралась выдавать умозаключения о том, что, если бы отец подошел к делу более тщательно, она, возможно, не стала бы жить в семье, глава которой занимался коммерцией.

— Но все же вам пришлось напомнить ему о том, чтобы он устроил все для вас.

Генриетта вздернула подбородок.

— Я не жалуюсь. Ну а раз не жалуюсь, значит, у вас нет повода представлять дело так, будто меня ущемляли в правах или лишали мужского внимания.

— Но вас и в самом деле ущемили в праве на образование! — с некоторым раздражением воскликнул Дебен. — Сдается мне, ваше детство закончилось, когда умерла ваша матушка. Вместо того чтобы учиться манерам юной леди, вас заставили выполнять монотонную работу по дому. Помнится, вы говорили, что ваши младшие братья ходят в школу, а старшие получили профессиональные навыки, так ведь? Почему же никто не проследил, чтобы и вы получили должное образование? Боже всемогущий, ваши братья ведут общественную жизнь, отчего же они не обратили внимание на отсутствие у вас талантов?

Он считает, что она лишена талантов?

— Все совсем не так.

— Увы, именно так. Но по крайней мере теперь я понимаю, почему вы столь решительно стоите на стороне своей посредственной в социальном плане тетушки. Она стала первым в вашей жизни человеком, который отнесся к вам с заботой и участием, вместо того чтобы принимать вас как должное.

— Вы дали слишком суровую оценку моему прошлому, — возмутилась Генриетта.

Она была потрясена его словами и считала их несправедливыми. Отец немедленно отложил свои дела и занялся организацией ее поездки. Все для того, чтобы она могла повеселиться. И Губерт, старший брат, тоже помог, чем смог, хотя и находился далеко от Лондона.

Не его вина, что дружеское расположение к ней Джулии Твининг было, мягко говоря, довольно прохладным. И не Губерт виноват в том, что Ричард счел свою миссию выполненной, зайдя ненадолго в дом к родственникам, у которых она остановилась, и сочтя их вполне респектабельными, вернулся к развлечениям, ни разу больше не оглянувшись назад.

— Вы хоть представляете, каким поразительным человеком являетесь?

— Что?

Генриетта посмотрела на него с раздражением. Как только она начинала думать, что в ней есть что-то такое, что ему нравится, волосы например, как он тут же лишал ее всякого удовольствия, принимаясь критиковать. На этот раз порицание пало на воспитание, вернее, на отсутствие такового, из-за чего теперь, как он выразился, «у нее отсутствуют таланты».

— Нет во мне ничего поразительного, — резко ответила она. Разве он сам только что не заявил о том же?

— Но это действительно так. Я бы пошел еще дальше и сказал, что вы настоящее сокровище. Немного найдется женщин, готовых безропотно взвалить на свои плечи заботу о семье. И еще меньше тех, кто оказался вырванным из детства столь грубым образом, но при этом не питает ненависти ко всему белому свету.

— Ненависти? Что вы имеете в виду? Для ненависти нет причин.

Он решил, что она сокровище?

Дебен печально улыбнулся:

— Существует множество женщин, озлобленных на жизнь по гораздо менее значительным причинам.

— Они, должно быть, очень глупы. Лучше радоваться подаркам судьбы, чем плакать из-за ее несправедливого обращения.

Пусть ее нос великоват и она лишена многих талантов, обычно свойственных леди, он все же нашел ее волосы роскошными, а теперь еще и добавил, что восхищается некоторыми ее личными качествами.

— А судьба оказалась очень щедрой на подарки, — продолжила она, словно просто высказала вслух то, о чем думала. — Я здорова, всегда жила в хорошем доме и наслаждалась гораздо большей свободой, чем располагают многие девушка в Лондоне.

Удивительно, но стоило Генриетте произнести эти слова, как ощущение тяжести, которое она испытывала со времени бала у мисс Твининг, наконец-то слетело с ее плеч, точно мокрый от дождя плащ, который сбрасывают, войдя в помещение. Она наслаждалась жизнью в городе, хотя и совсем по-иному, нежели чем ожидала. Во многом благодаря мужчине, сидящему рядом с ней.

Она бросила на него взгляд украдкой и обнаружила, что можно не прятаться, ибо он рассеянно смотрел вдаль.

— Как бы мне хотелось, — будто бы очнувшись от сна, заговорил он, — чтобы мои сестры прочли хоть страничку из вашей книги жизни. Будучи маленькими, они постоянно жаловались мне по малейшему поводу, а сейчас, да позволено мне будет сделать такое замечание, все свои воображаемые жалобы адресуют мужьям.

— У вас есть замужние сестры?

Дебен кивнул:

— Две. А третья будет дебютировать в свете в следующем году.

Он задумался о том, не стоит ли попросить Гасси пригласить мисс Гибсон на один из своих экстравагантных приемов, которые она непременно даст в этом сезоне. С тех пор как она стала женой лорда Карлеона, их пути довольно часто пересекались, и она никогда не выказывала по отношению к нему неприкрытой враждебности, как другие братья и сестры.

— Возможно, с одной из них вам предстоит встретиться в скором будущем, — произнес он.

— Ах нет. В этом нет необходимости. Я вовсе не ожидаю, что вы станете привлекать членов своей семьи к нашему… к этому… — Покраснев, она замолчала. — Я вполне довольна приглашениями, которые получаю. В Лондоне такое разнообразие развлечений! Балы, театры, выставки и много чего еще. Честно признаться, я провожу время гораздо веселее, чем могла вообразить.

И совсем по-другому. Хотя левая рука лорда Дебена и забирала немедленно то, что давала правая, осознание того, что он находил в ней заслуживающие похвалы черты, очень воодушевляло. Возможно, он понимал ее так хорошо именно потому, что не стеснялся указывать на ее недостатки.

— Вам нравятся мои волосы?

Генриетта потрогала локон, которым он поигрывал ранее.

— О да. А еще ваш рот.

Он посмотрел на ее губы, прикрыв веки, и покачал головой.

— Не сегодня. И уж точно не здесь. Но скоро.

Генриетта почувствовала, что ей нечем дышать. Они снова заговорили о поцелуях!

— Скажите-ка мне, — Дебен придвинулся ближе к девушке, — могу ли я надеяться на встречу с вами в театре завтра вечером?

— Да, можете. Разумеется, можете. Я же вам говорила, дядя Ледбеттер держит там ложу.

— Да, припоминаю. Но кто знает, ведь со времени нашего разговора об этом вы получили столько захватывающих приглашений, что тетушка могла предпочесть званый вечер у Арлингтонов или вечеринку у Ленсборо.

Генриетта отрицательно покачала головой. Когда он смотрел на ее губы таким взглядом, ей было невероятно трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы формулировать осмысленные высказывания.

— Ах!

Он снова взирал на ее рот тем взглядом, каким, по его словам, она должна смотреть на рот мужчины, намекая на то, о чем думает.

— Это очень действенное оружие, — произнес Дебен, ничуть не сомневаясь в своих умениях. — Ну и практическая демонстрация взгляда, каким вам следует смотреть на мужчин.

Тут его страстный взгляд погас.

— Полезный урок, — с некоторым замешательством добавил он.

Внезапно его лицо сделалась жестким.

— Думаю, пока заканчивать. Вы взволнованы нашими прилюдными занятиями любовью, это, несомненно, породит слухи.

Генриетта ощутила себя сдувшимся шариком. На мгновение позабыла, что лорд Дебен всего лишь притворяется, и вообразила, что разговаривает с другом.

Такой человек, как он, никогда не сможет стать ее настоящим другом.

Она принудила себя улыбнуться и даже с наигранным интересом осмотрелась вокруг, когда он, поклонившись, оставил ее. Она старательно отводила взгляд, отказываясь, будто восторженный щенок, наблюдать за тем, как он удаляется. Пальцы непроизвольно сжали его носовой платок. Решив, что никто на нее не смотрит, она поспешно спрятала его в ридикюль. Только после этого, решительно сжав губы, поднялась и направилась через толпу разыскивать тетушку и кузину.

На следующий вечер, как только они оказались в ложе, Генриетта стала обозревать зал в надежде заметить лорда Дебена. Оказалось, он стоит в одиночестве в ложе напротив их собственной и с презрением рассматривает собравшуюся внизу толпу. Лучшей позиции, чтобы заметить ее, если, конечно, он этого хотел, нельзя было и придумать. Опускаясь в кресло, Генриетта гадала, не случилось ли это уже. Она вообразила, как он заранее, посредством каких-то своих способов, выяснил, где они будут сидеть, чтобы занять место напротив и весь вечер смотреть на нее, не вытягивая при этом шею.

Во время их встречи она постарается сохранять такое же хладнокровие, как и он сам, не станет бросать на него взоры украдкой, чтобы узнать, смотрит ли он на нее, или, возможно, пожелает наклоном головы или иным способом показать, что узнал ее.

Но тщетно. Одного осознания, что граф в театре и во время первого антракта наверняка зайдет к ним в ложу, было достаточно, чтобы она не могла больше ни о чем думать. Чем упорнее старалась избегать смотреть на него, тем острее чувствовала его присутствие. Хотя глаза ее были прикованы к сцене, не могла сосредоточиться на пьесе, поэтому, когда люди, сидящие с ней в ложе, разражались смехом, она не могла понять, происходило ли это из-за смешной игры актеров, или потому, что мистер Криммер высмеивает представление.

Даже когда лорд Дебен пришел, Генриетта не осмелилась смотреть прямо на него, лишь украдкой бросала взгляды. Он поприветствовал дядю и обменялся с ним несколькими репликами о представлении. Генриетта тем временем рассматривала его ботинки, затем — шейный платок дядюшки, который подскакивал и опускался, когда тот говорил. Затем ее взгляд переместился на тетушку, которая благоговейно взирала на Дебена. Одновременно Генриетта отметила широкие плечи графа и то, как его волосы завиваются над воротником фрака.

Он взял ее за руку, из чего Генриетта заключила, что тетушка разрешила ему прогуляться с ней по вестибюлю за ложами.

— Мисс Гибсон.

Наконец она осмелилась посмотреть ему в лицо. Он улыбнулся ей.

— Могу ли я поинтересоваться, о чем это вы так глубоко задумались? Был бы я более впечатлительным человеком, решил бы, что вы и вовсе меня не замечаете.

— Ах, лорд Дебен. Прошу прощения. Я всего лишь…

— Гадали, что бы такого сказать, чтобы очаровать меня сегодня?

— Вот уж нет.

Она уже поняла, что любая попытка произвести на него впечатление неизбежно будет подвергнута осмеянию, оставалось лишь быть самой собой.

— Большинство женщин немедленно воспользовались бы этим шансом, чтобы начать заигрывать со мной. Но вы, мисс Гибсон, не перестаете меня радовать. Мне очень нравится, что в вас нет ни грана притворства.

— Вам это нравится?

— Да. Не беспокойтесь, вам не нужно говорить мне, о чем именно вы думали. Ничего из того, что вы могли бы сказать, меня не шокирует.

— Ну, этому я могу поверить, — мрачно пробормотала она. — Однако есть вещи, которые ни одна леди не станет обсуждать с джентльменом.

— Я заинтригован. Хотя, готов побиться об заклад собственной жизнью, ваши уста остаются немы вовсе не потому, что вы размышляли о чем-то неприличном, о чем не осмеливаетесь даже сказать вслух.

Лучше бы он не говорил об устах! Генриетта тут же почувствовала, как ее губы стало покалывать от предвкушения, и вспомнила ощущения, испытанные ею, когда он прикасался к ее шее.

— Если в моей голове и обнаружатся неприличные мысли, — с ненавистью парировала она, — то лишь потому, что вы сами вложили их туда.

— Звучит многообещающе. — Дебен зловеще сверкнул глазами. — Боюсь, теперь мне не будет покоя, пока не докопаюсь до истины.

О боже. Ей следовало бы помолчать, а не пытаться играть в словесные игры с этим опытным мужчиной. Она ни за что не призналась бы в том, что одного взгляда на него достаточно, чтобы ощутить дрожь в коленях. Или, еще хуже, мысли о нем доминировали в ее сознании настолько, что она была не способна поддерживать даже обыденный разговор. Особенно когда всем своим существом жаждала, чтобы Дебен наконец поцеловал ее, прижавшись губами к ее губам, грудью к ее груди, бедрами к ее бедрам.

В этот момент они миновали мужчину, который стоял, прислонившись к стене и внимательно рассматривая в монокль проходящих мимо дам. Тут Генриетта почувствовала прилив вдохновения.

— Видите ли, я просто размышляла о ваших словах насчет… — ее щеки покраснели, и она понизила голос, — задниц.

Дебен разразился смехом.

— Никогда не знаешь, что вы сделаете в следующий момент. Либо упорхнете, как птичка, на самую высокую ветку, либо скажете что-то совершенно возмутительное.

Генриетта раскрыла веер и стала энергично обмахиваться им в попытке остудить пылающие щеки.

— M-могу ли я поинтересоваться, — выдавил он, справившись наконец с приступом безудержного веселья, — в каком контексте?

— Ну, вы же говорили, что мужчины интересуются этой частью тела. Женского тела, я хочу сказать. Вот я и наблюдаю за мужчинами, которые, в свою очередь, наблюдают за дамами. Как вон тот тип, — добавила она, кивая в сторону распутника с моноклем. — Но похоже, не имеет значения, велика эта часть тела или мала, как и то, покачивают женщины бедрами или нет. Мужчины все равно смотрят.

— Да, так и есть. Это одно из маленьких безобидных наслаждений.

Генриетта фыркнула.

— Возможно, мужчинам и нет вреда от того, что они наблюдают, а вот заставить их смотреть представляется мне не таким уж и безобидным занятием. Видите ли, я видела замужних женщин, шествующих по комнате с таким видом, что не остается сомнений, они намеренно хотят обратить на себя внимание мужчин. А когда цель достигнута, начинают беззастенчиво улыбаться привлекательным джентльменам и бросать на них приглашающие взгляды, прикрываясь веером, — подытожила Генриетта. На ее лице было написано отвращение. — Думаю, вам приходилось все это замечать. А вот я никогда не задумывалась о том, что женщины намеренно стараются завладеть мужским вниманием.

— Да, вас это должно шокировать, — согласился Дебен.

— Так и есть. Не таким я представляю себе поведение замужних дам. Полагаю… полагаю, от этого я кажусь вам довольно нескладной.

— Скорее удивительной.

— В самом деле?

— О да. Вы единственная представительница женского пола, которая говорит то, что думает. Большинство дам всего лишь заигрывают со мной. Ведут разговоры, безобидные на первый взгляд, но всегда с подтекстом.

Генриетта нахмурилась:

— Даже те, кто замужем? С вами?

Разумеется, да. Лорд Дебен известен тем, что вступал в любовные связи исключительно с замужними женщинами. Генриетте оставалось лишь надеяться, что ее замечание он не воспримет как критику своего поведения. Это предосудительно, но она предпочитала винить во всем дам, изменяющих мужьям, а не Дебена, принимающего их приглашения.

— Да. Пока мужья проводят время за карточными столами, пытаясь побороть скуку посредством азартных игр, жены развлекаются, заводя себе любовников. Говорите уже, не стесняйтесь.

— Что говорить?

— О чем вы думаете. Я легко читаю это на вашем лице. Так что можете не стесняться в выражениях. Спросите меня, какого черта они вообще выходили замуж, не намереваясь хранить супружескую верность.

— Мне не следует этого знать, так ведь?

— Светские люди вроде меня выбирают себе спутников жизни, ориентируясь на генеалогическое древо. Иными словами, на хорошую родословную. Истинная привязанность в такой паре возникает крайне редко. В лучшем случае они терпят друг друга, но каждый при этом продолжает вести привычный образ жизни.

— Как это печально.

Губы Дебена скривились в циничную усмешку.

— Так уж заведено в мире.

— И поэтому вы так и не женились.

Генриетта почувствовала, как напряглась его рука, на которую она опиралась, и украдкой бросила на него опасливый взгляд. Не стоило ей затрагивать столь личной темы. Дебен хмурился.

— Пока не женился, — подтвердил он. — Но когда-нибудь мне все же придется это сделать.

Его сердце ускорило бег. Он понимал, что мисс Гибсон не готова принять его предложение. Пока не готова. Кроме того, он никогда не стал бы делать предложение в общественном месте, вроде театра, в антракте между действиями. Но это отличная возможность затронуть тему, чтобы, когда он посватается к ней, она не испытала шока.

— Видите ли, я должен обзавестись наследником. У меня есть младший брат, но в последнее время я склонен считать, что он не сможет стать достойным преемником, которому я охотно передал бы титул в случае, если у меня так и не появятся собственные дети. — Его губы скривились от отвращения. — Не секрет, что мой брат не сын моего отца.

— Не сын вашего отца… — Глаза Генриетты широко раскрылись.

— Нет. Моя мать была одной из тех женщин, которая перестала относиться к своим брачным обетам с должным почтением сразу после того, как произвела на свет меня. И хотя большинству высокопоставленных мужчин все равно, отец не хотел мириться с неверностью матери. Эго приводило к постоянным скандалам, отчего я и стал крайне негативно относиться к институту брака.

— Неудивительно, — прошептала Генриетта.

— Как бы то ни было, я не могу позволить предпочтениям отвратить меня от исполнения долга. Совсем недавно я начал…

— Что?

Лорд Дебен надолго погрузился в раздумья, и Генриетта решила, будто он сожалеет о том, что вообще заговорил на эту тему.

Наконец он мрачно улыбнулся.

— Это все треклятое стихотворение, знаете ли. То, в котором говорится о крылатой колеснице времени, с громом несущейся позади человека. Оно преследовало меня со времен похорон моего друга Тоби Уорнера. Думаю, меня поразила именно внезапность его смерти. Однажды ночью я пил с ним в клубе, а на следующее утро он был уже мертв, без видимых причин.

— Как это ужасно.

— Ситуация усугублялась еще и тем, что за неделю до этого мы оба присутствовали на похоронах лорда Левенхальма, который упал с лошади и сломал себе шею. Происшествие, конечно, совершенно глупое, но никто от этого не застрахован. Что же касается Тоби… он утром просто не проснулся. Это заставило меня…

— Понять, что вы не должны дольше откладывать неизбежное.

— Именно так.

Генриетта не знала, что сказать, поэтому несколько следующих шагов они сделали в молчании.

Наконец Дебен произнес со вздохом:

— Не хотите дать мне какой-нибудь совет? Поделиться крупицей мудрости?

Она озадаченно воззрилась на него.

— Я не смею давать вам советов.

— Разве я сам только что не попросил вас об этом?

— Что ж, в таком случае, несмело начала она, — ваши дальнейшие действия представляются мне совершенно очевидными.

— Прошу вас, просветите меня.

— Вам нужно выбрать женщину, которая понравится вам, а вы — ей. В таком случае, возможно, женитьба на ней не покажется вам такой ужасающей.

— Что ж, неплохо для начала, — мрачно признал Дебен. — Я содрогаюсь при мысли о том, что могу связать свою жизнь с женщиной, к которой не испытываю расположения. Также я совсем не желаю быть связанным узами брака с несчастным созданием, не испытывающим ко мне никаких чувств, как было в случае с моей матерью. Хотя, — добавил он, бросая на Генриетту испытующий взгляд, — слово «нравиться» такое безразличное. Я-то думал, вы посоветуете мне выбирать жену, руководствуясь понятием любви.

— Ах нет! Я ни в коем случае не призываю ждать, пока вы действительно влюбитесь. Я вообще не считаю, что вы способны…

Покраснев, она замолчала.

Несмотря на то что все получилось даже лучше, чем он планировал, он дал ей понять, что не возражает против того, чтобы она его любила. Хотя не мог обещать взаимность. Ему не понравилось, с какой убежденностью она произнесла последнюю фразу.

— Вы полагаете, я не способен испытывать сильные эмоции? Нет, правильнее сказать, возвышенные?

— Н-нет, я никогда бы не осмелилась сказать что-то столь…

— Дерзкое?

— Я имела в виду, жестокое. Судя по вашему поведению, осмелюсь заметить, вы относитесь к тому типу людей, которые любое действие — абсолютно любое — совершают, прежде тщательно взвесив и спланировав все до мельчайших деталей. Ну а влюбиться — это очень эмоционально. Вы не можете планировать заранее. Это просто случается, и вы вдруг перестаете ощущать себя хозяином ситуации. Сильно сомневаюсь, чтобы вам понравилось это чувство. Поэтому, как мне кажется, вы будете всеми силами стараться его избежать.

— Да, вы правы, — согласился Дебен. — Мне совсем бы не понравилось. — Тем лучше для нее, раз она его понимает. — Также вы не ошиблись, предположив, что я, прежде чем выбрать себе невесту, скрупулезно изучу се, чтобы быть абсолютно уверенным, что она будет верной женой мне и любящей матерью моим детям. Так где, по-вашему, мне найти такую жемчужину?

— Не имею ни малейшего представления, — ответила Генриетта, понимая теперь, почему он пришел в ужас от попытки мисс Уэверли поймать его в ловушку. Он должен проникнуться к женщине уважением, прежде чем ей удастся убедить его, что она достойна того, чтобы ради нее сменить статус холостяка на статус человека семейного. Мисс Уэверли лишилась его уважения, проявив те стороны своей натуры, которые он никогда не потерпит от жены.

— Нет? — Дебен улыбнулся и пожал плечами. — Не берите в голову.

Генриетта не сумела бы объяснить, почему это беззаботное пожимание плечами повергло ее в такое уныние. Не хотела же она, в самом деле, чтобы лорд Дебен выбрал себе в жены ее!

Ей было неприятно обсуждать воображаемую женщину, которая сумела бы соблазнить лорда Дебена и заставить его расстаться со своей холостяцкой жизнью и свободой, когда он совершенно очевидно не считал ее таковой.

Он находил ее занимательной собеседницей, и ей действительно несколько раз удавалось заставить его рассмеяться. Генриетта считала, что являет собой разительный контраст с людьми, которые соглашаются с каждым сказанным им словом.

Но она совсем не походила на женщину, которая сумела бы стать женой такого человека, как лорд Дебен, и им обоим это известно. В противном случае он не стал бы с такой легкостью обсуждать с ней кандидатуру дамы, на которой мог бы жениться. А еще не стал бы обучать ее приемам соблазнения мужчин, о чем непрерывно говорил.

О нет. Неужели он пользуется ею, чтобы подольше оттянуть исполнение неприятного долга?

Неужели все дело только в этом…

А она-то вообразила, что действительно нравится ему и у них есть что-то общее…

— Вам не кажется, что пришло время вернуться в ложу? Дядя с тетей наверняка недоумевают, что со мной случилось.

Ей и самой хотелось бы это знать. Она приехала в город вовсе не мужа искать. Если только этим мужем не станет Ричард.

Хотя сейчас при мысли о браке с Ричардом она не почувствовала ничего, кроме неприятного ощущения в желудке.

Лорд Дебен согласно кивнул, и они двинулись в обратном направлении.

— Что ж, до завтрашнего вечера, — произнес он перед тем, как ввести ее в ложу.

— У Арлингтонов, — ответила она.

Лорд Дебен верно предсказал общественную реакцию. Утром на Генриетту хлынула настоящая лавина приглашений. Тетушка была очень рада тому, что хотя бы Генриетта станет вращаться в приличествующей ей среде и возьмет с собой Милдред. Генриетта не могла думать ни о чем, кроме как о том, что на одном из этих блистательных мероприятий лорд Дебен встретит женщину, отвечающую всем его требованиям.

И это не она.

Глава 9

Прошло уже две недели с тех пор, как Дебен прилюдно занимался с ней любовью, Генриетта начала сравнивать себя с мокрым бельем, которое пропускают через вальцы. А он вращает ручку да еще и издевательски улыбается, выжимая ее. Она даже воображала, как он, устав от ее общества, вывешивает ее на просушку. При этом он может заявить, что исполнил свою часть соглашения, сделал ее звездой высшего света. И ей не на что пожаловаться, он с самого начала вел себя предельно откровенно.

Это она сама начала меняться. Глядя в запотевшее окошко экипажа, Генриетта размышляла о том, что в действительности никто не собирается ее ни в чем обвинять. Ну какая девушка сумела бы воспротивиться настойчивому вниманию со стороны такого изысканного и красивого мужчины? Слова, которые, он ей говорил, и его соблазнительный взгляд заставляли ее таять на месте. И мечтательно бродить по комнатам, особенно когда его не было рядом.

В его обществе Генриетте приходилось тщательно следить за тем, чтобы он не догадался, что она пала жертвой его очарования. Необходимо держать его на расстоянии вытянутой руки и притворяться, что все происходящее не более чем игра. Ведь именно об этом они договорились, и нужно придерживаться соглашения.

Нечего беспокоиться о том, что, если лорд Дебен догадается о ее растущем с каждым днем желании к нему, он перестанет притворяться очарованным ею и станет обращаться с таким же презрением, какое выказывал прочим дамам, имевшим глупость пасть жертвой его чар. Если верить слухам, конечно.

Но последние пару вечеров Генриетте не составлял, труда изображать безразличие к нему, поскольку ее все больше раздражала его манера рассматривать их отношения как игру, а для нее все стало угрожающе серьезно.

— Как же я рада, — сказала тетушка, когда их экипаж еще немного продвинулся вперед в очереди, — что уладилось это маленькое недоразумение относительно твоего положения в обществе. Без сомнения, скоро ты станешь привлекать кавалеров, о которых мне не стыдно будет сообщить твоему отцу.

Она поджала губы и стесненно посмотрела на Генриетту:

— Я не хочу делать тебе замечаний по поводу того, что на той неделе ты смело подошла к лорду Дебену, как я погляжу, теперь перед тобой открыты все двери. В этой связи считаю своим долгом посоветовать вести себя более благоразумно. Особенно с ним. Я знаю, что сама разрешила тебе покататься с его светлостью, и ты, вероятно, заключила, что я его одобряю. Но с тех пор я слышала взволновавшие меня сведения о нем, и…

— Вам не о чем волноваться, — быстро ответила Генриетта. — Я понимаю, он не собирается делать мне предложение.

Дебен хотел, чтобы все гадали, действительно ли он увлекся Генриеттой, отвлекая тем самым внимание от ситуации, которой, при прочих обстоятельствах, он старался бы избегать как чумы.

Миссис Ледбеттер расслабилась.

— Не похоже, чтобы он причинил тебе какой-либо вред, и это самое главное. Напротив, его интерес вкупе с визитом, нанесенным мне леди Далримпл, принесли свои плоды, по крайней мере если судить по тому количеству приглашений, что мы стали получать в последнее время. Если ты будешь благоразумна, чтобы не породить больше слухов в этой связи, уверена, еще до конца сезона мы найдем тебе достойного мужа. Теперь, когда будущее Милдред определено, я могу больше времени посвятить тебе. — Мистер Криммер набрался-таки мужества сделать предложение Милдред, и, к всеобщему удивлению, она ответила согласием. — Будет большой удачей, — с улыбкой подытожила тетушка, — выдать замуж вас обеих!

Генриетта слабо улыбнулась в ответ. От необходимости отвечать что-то ее спасло то, что экипаж наконец достиг начала очереди.

Генриетта решила, что лорд Дебен еще не приехал. С первых же вечеров она уяснила, он обычно появляется незадолго до ужина. Этого времени ему хватает, чтобы безраздельно завладеть ее вниманием и шокировать хозяев дома и тетушку, после чего растаять в ночи.

Генриетта изобразила на лице вежливую улыбку, необходимую для ритуала приветствия хозяев вечера, после чего сняла верхнюю одежду и отправилась по многолюдному коридору в бальный зал. Она пообещала себе, что сегодня вечером не станет выжидающе смотреть на дверь хотя бы до окончания первых двух туров контрданса.

По крайней мере в партнерах по танцам она теперь не испытывала недостатка, хотя и не могла вспомнить имени ни одного из молодых людей.

Это, конечно, неправильно, Генриетта была уверена, что ею искренне заинтересовались несколько младших отпрысков благородных семей. Или, точнее сказать, заинтересовались не ею, а ее приданым, о котором, как она подозревала, распустила слух леди Далримпл.

Лорду Дебену такое приданое вовсе не показалось бы солидным. Однако молодой человек, вынужденный сам пробивать себе дорогу, посчитал бы его достаточным, чтобы жить с умеренным комфортом, а не бороться за выживание.

* * *

Когда Дебен прибыл, Генриетта почувствовала, что с нетерпением ожидала его появления. Он улыбнулся ей и указал на пару стульев в укромном уголке обеденного зала, она уже пересекла половину комнаты, прежде чем осознала, что нужно вести себя более сдержанно. К собственному недовольству, Генриетта поняла, что похожа на спаниеля, спешащего к своему хозяину.

— Сегодня вы чем-то рассержены, — заметил граф, помогая ей сесть.

— Не рассерженной, — поспешила опровергнуть его слова Генриетта, — а просто недоуменной.

— Вот как?

— Именно, — подтвердила она, поспешно пытаясь придумать безопасную тему для разговора. Не говорить же ей о том, что именно он безраздельно царит в ее мыслях! Она выбирает платье, мысленно заручившись его одобрением. А бал кажется ей тусклым и скучным, пока не приезжает он.

— Сегодня состоялась весьма примечательная беседа с леди Джесборо, во время которой она познакомила меня с тремя своими незамужними дочерьми и выразила надежду, что мы подружимся.

— И что же вызвало недоумение? Я же говорил, что сделаю вас звездой высшего, — напомнил лорд Дебен, передавая Генриетте бокал шампанского, который схватил с подноса проходящего мимо лакея.

Обычно лакеи не проходят мимо него, а, наоборот, бывают очень предупредительными к его желаниям.

— Да, — ответила она, складывая веер себе на колени. — Так и есть. Но я и подумать не могла, что все случится так скоро. Я-то полагала, что потребуется несколько недель. Тем не менее каждый день мы получаем все более и более поразительные приглашения, а сегодня вокруг меня и вовсе собралась толпа, стоило мне переступить порог. Словно бы я чрезвычайно интересная особа!

— Вы и в самом деле чрезвычайно интересная особа. Говорил ли я вам, что нахожу наши разговоры очень увлекательными?

— О да. Мне известно, что вы считаете меня занимательной. Но потому лишь, что в вашем присутствии я никогда не задумываюсь над словами. Когда же леди Джесборо сделала комплимент моему платью, я, заикаясь, выдавила из себя несколько невразумительных фраз о тетушкиной модистке и о том, что она гораздо лучше, чем портной в Мач-Уэйкеринге. Должно быть, мои слова показались ей чрезвычайно наивными. Она потрепала меня по щеке и сказала, что я преуспею.

— Так и сказала? Хм-м-м… Вот уж не думал, что эта дама так проницательна.

— Что вы имеете в виду?

— Лишь то, что ваш успех гарантирован. Не сомневаюсь, теперь в ваш адрес станут расточать еще больше подобных комплиментов. И, знаете ли, они не всегда будут неискренними. Платье, которое на вас сегодня надето, придает вам очарования, вы похожи на чистый, еще не отшлифованный драгоценный камень.

«Ну почему он не мог просто остановиться после „очарования“? — подумала Генриетта. — Нет, ему непременно нужно внести ясность, добавив, что я неотшлифована».

— Как бы мне хотелось, чтобы вы этого больше не делали, — произнесла она.

Дебен вопросительно вздернул бровь.

— Выискивали во мне черты, которые не считаете достойными порицания, а потом бросали бы их мне в лицо, представляя как похвалу.

Он нахмурился.

— Мисс Гибсон, я полагал, мы уже разобрались с вашим неумением принимать комплименты. Я никогда не говорю того, чего не имею в виду. Напротив, всегда считал ваши наряды очаровательными, за исключением одного-единственного раза, когда мы совершали прогулку по парку. Я не говорил об этом вслух, не желая, чтобы вы погрузились в пучину дурного вкуса, сделав себе мысленную заметку о том, что нужно измениться. Я действительно одобряю ваш стиль. Для начала, именно ваша элегантность породила слухи о том, что я влюбился в вас.

— Поверить не могу, — рассерженно отозвалась Генриетта, — что люди могут подумать, будто вы можете испытывать ко мне tendre[11] лишь из-за моей манеры одеваться.

— Неужели? Однако вы не забыли, что все подумали обратное в день прогулки в парке. Вы сами мне сказали, что я ни за что не мог бы влюбиться в женщину, одетую столь же плохо, как вы тогда.

— Никто же не думает, что вы в самом деле в меня влюбились?

— Давайте не будем волноваться о том, что думают другие, моя курочка.

— Но мне нужно об этом волноваться. Пока мы ехали сюда, тетя посоветовала мне быть с вами осторожнее. И не смейте называть меня курочкой! Я даже не давала вам разрешения обращаться ко мне по имени, не говоря уже о том, чтобы придумывать прозвища, особенно столь ужасающе нелестные!

Дебен щелкнул ее по носу.

— В таком случае никогда больше не надевайте нарядов, которые ассоциировались бы у меня с цыпленком, моя милая. Принимая во внимание ваш носик и это яркое платье, украшенное красными перьями, колышущимися при каждом вашем шаге…

— Теперь вы обращаетесь со мной как с возлюбленной.

Или куклой, которую он подобрал, чтобы поиграть и отвлечься от жизненно важных решений. Потом, когда она наскучит, он отбросит ее прочь.

— Я всего лишь сделала то же, что и вы, — продолжила Генриетта. — Это вам свойственно наряжаться то в один, то в другой маскарадный костюм. К вашему сведению, в тот раз я оделась нелепо исключительно для того, чтобы преподать вам урок.

— Ах вот оно что. — На его губах заиграла ленивая улыбка. — Я это подозревал. Не мог лишь понять, отчего вы сердились на меня в тот день. Не соблаговолите просветить на этот счет?

— Вы пренебрежительно обошлись с моей тетушкой. Вели себя высокомерно и ни словом не обмолвились ни с одним из гостей в ее гостиной. А еще буквально уничтожили беднягу мистера Бентли за то, что тот сказал, как ему понравились ваши лошади.

— И как же ваш нелепый внешний вид должен был наказать меня?

Прежде чем ответить, она некоторое время молча взирала на Дебена.

— Я решила, вам будет ненавистна идея о том, что вас могут увидеть в общественном месте в компании женщины, одетой столь вульгарно. Хотя теперь, узнав вас лучше, понимаю, как глупо с моей стороны было рассчитывать, будто вас смутят разговоры или поступки других людей. Вы так заносчивы, что, вероятно, считаете нелепым замечать людей, стоящих много ниже вас на социальной лестнице.

Его лицо сделалось жестким.

— Не понимаю, отчего вы сегодня в таком невосприимчивом настроении, мисс Гибсон. Я хотел всего лишь немного пофлиртовать с вами. В любой другой вечер вы давно поставили бы меня на место за дерзкую критику вашего стиля в одежде и за то, что я поддразнивал вас, придумав несколько непочтительное прозвище.

«Неужели все так плохо?» — ужаснулась Генриетта, рассудив немного погодя, что так и есть. Она действительно не знала, что с ней творилось всякий раз, как оказывалась в обществе лорда Дебена. Дома в Мач-Уэйкеринге она почти никогда не теряла самообладания. Ей удавалось спокойно выносить братьев, не превращаясь в фурию, даже когда они демонстрировали чудеса глупости. Все вокруг говорили, что у нее замечательный характер.

С другой стороны, прежде ей никогда не приходилось иметь дела с людьми вроде лорда Дебена. В целом свете невозможно отыскать мужчину, которому удалось бы более него вывести ее из себя. Весь вечер она сидела как на иголках, ожидая его появления, а ему нет никакого дела, их отношения он воспринимает всего лишь игрой. Ему нравилось выставлять дураками всех прочих представителей высшего общества. А ее он выбрал потому лишь, чтобы таким образом гарантированно проучить мисс Уэверли. Используя Генриетту в качестве прикрытия, чтобы никто не узнал, что на самом деле он выбирает себе жену, Дебен не испытывал ни малейших угрызений совести. Хуже того, она позволяла ему поступать подобным образом.

Куда девалось ее самоуважение?

— По непонятным причинам сегодня вечером чувство юмора вас покинуло. Отчего, моя курочка? Вас что-то угнетает?

— А не задумывались ли вы о том, что именно ваше издевательское отношение повергло меня в подобное состояние? Или вы, не обращая внимания на просьбу, продолжаете называть меня этим омерзительным Прозвищем?

Схватив веер, Генриетта вскочила.

— Я больше ни секунды не останусь с вами! Я не намерена терпеть оскорбительное к себе отношение.

Отвернувшись, она со стуком поставила пустой бокал из-под шампанского на подоконник.

Когда же снова повернулась к Дебену, он с изумлением заметил застывшие в ее глазах слезы гнева и унижения.

Он тоже поднялся со стула.

— Я хотел лишь слегка поддразнить вас, но не издеваться, — угрюмо произнес он. — Забыл, что вы далеки от искусства флиртовать.

— Флиртовать? Сравнение меня с цыпленком вы называете флиртом? — Генриетта гневно взирала на Дебена, сжав руки в кулаки. Грудь яростно вздымалась и опускалась. — Интересно, что последует дальше? Заверения в том, как подходит мне это прозвище? Или шуточки о том, что я, например, взъерошила перья, или погрузилась в раздумья, как наседка на яйца, или…

— Ничего подобного вы от меня не услышите, даю слово. Но боже мой, как болезненно вы относитесь к замечаниям о своем носе.

Генриетте хотелось кричать от раздражения. Он совсем ничего не понял. Дело вовсе не в унизительном прозвище, которое она стойко выносила много лет[12]. Все друзья ее братьев проходили через фазу, когда дразнили ее курицей. И, как правило, гораздо грубее, чем получалось у лорда Дебена. Но он высокомерно отказывался воспринимать всерьез все, что касалось ее.

Генриетту выводило из себя, что, хотя все ее существование вращалось вокруг лорда Дебена, она оставалась на втором плане.

У нее перехватило дыхание при осознании страшной правды.

— Могу лишь предположить, — продолжал между тем лорд Дебен, окинув ее взглядом, еще больше утвердившим во мнении, что он относится к ней лишь как к незавершенному эксперименту, — что кто-то в прошлом дразнил вас жестоко и вы до сих пор не в состоянии это выносить. Мисс Гибсон, я уже говорил вам прежде, что наш нос недостаточно велик, чтобы отвлечь внимание от прочих ваших черт. Просто из-за него вас нельзя назвать красавицей, и все на этом.

— И. Все. На. Этом?

Да как он может спокойно стоять перед ней и обсуждать форму носа, когда она только что сделала потрясающее открытие?! Влюбилась в него. Именно по этой причине она проводила не только начало бала, но и целые дни в ожидании того, когда сможет вновь его увидеть и поговорить. Вот почему она чувствовала себя по-настоящему живой только рядом с ним. Вот почему ее сердце устремлялось ввысь после его комплиментов и камнем падало вниз, когда она напоминала себе, что на самом деле он не имел этого в виду. Вот почему она чрезвычайно восприимчива к тончайшим оттенкам его голоса, и внимательно всматривалась в черты его лица, надеясь заметить, как они смягчаются, или желая уловить в глазах искорку искренних эмоций. Генриетта не могла припомнить ни единой ночи, когда бы ни просыпалась, заново проиграть в памяти моменты, проведенные с ним на диване в запертой комнате в доме леди Сьюзен.

Поцелуй же Ричарда, напротив, удивил. Она была польщена, особенно когда поняла, что именно прижималось к ее животу, когда Ричард ее целовал. А потом он вернулся в Лондон, не сделав предложения, и именно обида заставила Генриетту принять решение последовать за ним, а не томиться целый сезон в деревне, в то время как он будет веселиться в столице без нее. То, что она испытывала к Ричарду, не более чем девчоночья одержимость. По сути, она надеялась, что он сможет полюбить ее. Но между маленькой девочкой, играющей с куклой, и матерью с настоящим ребенком на руках большая разница. Первая всего лишь примеряла на себя роль, лелея мечту о чем-то, к чему совсем не готова.

Но эти… отношения с лордом Дебеном были осознанными, запутанными, причиняющими боль и совершенно реальными.

— В любой ситуации лучше не раскрывайте рта, пока не обуздаете свои эмоции, — предостерег он.

— А иначе что?

Пусть катится ко всем чертям со своим драгоценным самообладанием! Генриетта почувствовала, еще немного, и она… она… Невероятно зла на Дебена с его ледяным спокойствием и рациональностью, в то время как ее вселенная, казалось, только что перевернулась вверх тормашками.

Как она позволила такому случиться?

В этот момент в памяти возникли собственные слова, сказанные ранее: «Влюбиться — это же очень эмоционально. Вы не можете спланировать это заранее. Это просто случается».

Могло ли быть что-нибудь хуже того, чем пасть жертвой человека, об опасности которого сама предупреждала других?

Да, могло. Если этот человек обо всем узнает. Поэтому Генриетте придется вести себя очень осторожно, чтобы лорд Дебен никогда ни о чем не догадался.

— Боитесь, я вас заклюю? — Вместо того чтобы придумать какую-нибудь интеллектуальную тему для разговора, она вернулась к сравнению с цыплятами. — Даже обычные, ничем не примечательные деревенские цыплята умеют за себя постоять, знаете ли, — ей нужно позаботиться о самообороне, — и могут повести себя очень агрессивно, если их растревожить.

— Не сомневаюсь, — согласился лорд Дебен. — Вот почему мужчины так ценят своих бойцовых петушков…

Лицо Генриетты сделалось пурпурным.

— Да как вы посмели превратить невинное замечание о цыплятах во что-то столь… вульгарное?

Дебен мысленно выругался. Он забыл, что у нее есть братья. Очевидно, она привыкла слышать словечки, которые, как он считал, ее неискушенные уши не могли бы распознать.

— Вовсе я не вульгарен, — запротестовал он.

Он никогда бы намеренно не стал заводить разговор с ней в столь опасное русло, так как подобные пошлые беседы являлись прелюдиями к не менее пошлым, если не сказать безвкусным, совокуплениям.

Дебен же всего лишь хотел сказать, что уважает ее мнение. Что за червячок, искажающий все его слова, засел сегодня в ее голове?

— Как это несправедливо с вашей стороны — сердиться на меня из-за совершенно невинного замечания…

Дебен хотел сказать, что считает ее выдающийся немного нос показателем волевого характера и что будь он другой формы, ее внешность была бы ничем не примечательна. Ее нос начинал ему нравиться.

Но ее изменчивое настроение поколебало его, он долго подбирал нужные слова. Когда же он наконец почувствовал, что готов, смог лишь произнести:

— Сегодня вам решительно ничего нельзя сказать. Знаете, вам неплохо бы научиться держать свой темперамент в узде.

— А вы не будьте таким…

— Непреклонным, вы имели в виду? — Он склонился над ней и провел пальцем по ее лицу. — Но вы ведь этого не сделаете, потому что…

Вскрикнув от раздражения, Генриетта ударила его рукой, в которой сжимала веер, который от удара разлетелся в щепки. Ошеломленная тем, как драматично ведет себя на людях, Генриетта бросила на пол остатки веера и, развернувшись на каблуках, бросилась на поиски тетушки.

— Я знаю, что советовала тебе не поощрять его, моя милая, — выговаривала миссис Ледбеттер по пути домой, — но тебе не следовало воспринимать мой совет буквально, даже если граф делал непристойные намеки. А это неизбежно должно было случиться, принимая во внимание, что он за человек, — подавленно подытожила она.

— Я знаю. Мне очень жаль, что поставила вас в неудобное положение, — кротко ответила Генриетта, склоняя голову. — Но никто не сердит меня так сильно, как он. Кажется, всякий раз, находясь в его обществе, я начинаю вести себя именно так, как не должна. И при этом я ничего не могу с собой поделать. Сначала я…

— Нарядись в ту ужасную одежду, чтобы заставить его сожалеть о том, что вынудил тебя с ним прокатиться. — Тетушка проницательно кивнула.

— Вы знали?

— Видишь ли, когда ты только приехала в столицу, вкус у тебя был не очень хорошим, хотя ты понимала, какие цвета с какими сочетаются. Надеть мех лисицы к темно-красной мантилье можно было только намеренно, для придания себе ужасного вида. Кроме того, наблюдая за тем, как вы с графом общаетесь с тех пор, я могу сделать лишь один вывод… — Нахмурившись, она ненадолго замолчала.

— Какой?

— Ты по уши влюбилась в этого мужчину.

— О боже. Это так очевидно?

Как же случилось, что другие догадались об этом раньше ее? Мисс Уэверли давным-давно обвинила ее в том, что она бегает за лордом Дебеном, точно влюбленный щенок, а она лишь сегодня вечером сравнила свое поведение с повадками хорошо обученного спаниеля.

— Значит, это правда, — продолжила тетушка Ледбеттер встревоженным тоном. — Думаю, мне следовало бы предпринять что-то раньше, но мне никогда не доводилось видеть кого-то, действительно пораженного coup de foudre. Я всегда считала, что это возможно только в романах. Поэтому поначалу, когда ваши отношения стали тебе полезны, я лишь порадовалась за тебя.

— Полезны?

— Именно. Когда ты приехала в Лондон, тебе немножко недоставало уверенности в себе. Вместо того чтобы расцвести, ты, казалось, стала увядать. Я опасалась, как бы ты не запросилась обратно в Мач-Уэйкеринг. А потом внезапно появился лорд Дебен, и твои глаза снова заискрились. Знаю, в первый день то были искры гнева, но я тогда решила, что лучше видеть тебя разозленной, чем наблюдать, как с каждым днем ты все больше превращаешься в тень девушки, которой некогда была.

— Тетушка, именно этого я и не могу понять. Лорд Дебен постоянно выводит меня из себя! Разумеется, если бы я его любила, то чувствовала бы к нему… не знаю… нежность. А еще слабость и ощущение, будто бы в его присутствии я вот-вот растаю.

— Это в том случае, если бы чувства были взаимны, моя дорогая.

— А это не так?

Тетушка ничего больше не сказала, Генриетта вздохнула.

— Это просто ужасно. Я думаю о нем постоянно, в то время как он считает меня всего лишь забавным развлечением. Именно поэтому я устроила безобразную сцену сегодня вечером.

Из затененного уголка экипажа, где сидела тетушка Ледбеттер, послышался вздох.

— Мне следовало бы предпринять определенные меры, чтобы не допустить этого. Я сожалею, что недооценила происходящее между вами. Лишь сегодня, после того как ты буквально взорвалась на глазах у всех, я осознала, насколько глубоки твои чувства. Да, мне следовало бы догадаться обо всем раньше. — Она поцокала языком. — Куда бы мы ни приходили, ты тут же начинала обводить глазами комнату, высматривая его. Если он находился среди гостей, ты следовала за ним взглядом, в котором светилось искреннее чувство. Когда он звал тебя, ты летела к нему, точно маленький домашний голубь. Но самый впечатляющий признак — ты почувствовала себя женщиной.

— Я… почувствовала себя?.. — К ее щекам приливал жар. Хотя именно этого они с Дебеном добивались, она все же спросила, будто обороняясь: — Что вы имеете в виду?

— Это же совершенно естественно, дорогая: Когда влюбляешься, твое тело оживает, стоит лишь завидеть мужчину, который тебе нравится.

— О нет… — простонала она. — Я этого не знала. Даже подумать не могла… до сегодняшнего вечера.

Тетушка подалась вперед и погладила ее по руке.

— Едва ли я могу ругать тебя за чувства, которые ты к нему испытываешь, ведь он так старался очаровать тебя. Распутники невероятно очаровательны. Таков их профессиональный навык.

— Но он вовсе не был со мной очаровательным, — запротестовала Генриетта. — Всякий раз, когда мы разговаривали, мы… вроде как противостояли друг другу.

Даже их поцелуй был своего рода вызовом.

— Именно таким способом он предпочел заворожить тебя. Радуйся, что он не стал действовать по-другому.

Ах, если бы только тетушка знала! Их поцелуй оказался настолько пленительным, что Генриетта не могла дождаться момента, когда он увлечет ее в укромный уголок и поцелует в губы.

— По крайней мере сейчас, когда выяснила, что он задумал, ты можешь прекратить отношения, не нанеся при этом ущерба своей репутации.

Генриетта упала духом.

— После того как мы расстались сегодня вечером, он и сам, как мне кажется, не пожелает меня больше видеть.

— Так будет лучше для всех. Как бы то ни было, тебе оказывают знаки внимания несколько очень достойных кавалеров. Мистер Уоринг, например. Что ты о нем думаешь?

Генриетта подумала, что речь идет о ком-то из молодых людей, желающих танцевать с ней.

— Мне очень жаль, — покачав головой, ответила она, — но я даже не могу вспомнить его лица. Незачем его обсуждать. И всех остальных тоже, по крайней мере пока. Я подумываю о том, чтобы удалиться от всего этого. Я была вполне довольна всем до тех пор, пока он, точнее, леди Далримпл не вме… вмешалась.

— Ничего подобного! Я уже приняла несколько приглашений, от которых не намерена отказываться. Кроме того, если ты перестанешь появляться в обществе после столь незначительного инцидента, люди заподозрят самое худшее. Нужно дождаться, когда об этом забудут.

Генриетта состроила гримасу.

— Думаю, вы правы. Я стану посещать приемы, которые вы мне посоветуете, разумеется.

— Вот это сила духа! А когда ты в следующий раз встретишь лорда Дебена, нужно проявить выдержку. Если он к тебе подойдет, будь с ним вежлива, не более.

— Вежлива, — эхом повторила Генриетта.

Она настолько привыкла свободно высказывать свои мысли в его присутствии, что теперь будет чрезвычайно трудно сдерживаться и обращаться с ним просто как со случайным знакомым.

Но попытаться придется. Она просто обязана это сделать, так как связана с ним слишком тесными эмоциональными узами. Возможно, именно таким способом ей удастся высвободиться из коварной хватки, в которую он ее заключил. Если она будет вести себя вежливо и отстраненно, возможно, чувства ее изменятся соответственно.

— Вы же понимаете, — обратился лорд Дебен к Генриетте два дня спустя, подстерегая ее на выходе из дамской комнаты, — что ваша демонстративная холодность заставляет меня еще более решительно штурмовать вашу цитадель?

— Прошу прощения?

Холодность и вежливость не подействовали на него. Он небрежно проигнорировал ее подчеркнутую враждебность на следующий вечер после инцидента со сломанным веером. Еще больше он разозлил ее замечанием о том, что ничуть не возражает против взрывов темперамента. По крайней мере она не была утомительно предсказуемой.

Выслушав его высокомерные слова, Генриетта, сдерживая гнев, вежливо поблагодарила и, сделав реверанс, поспешила вернуться обратно к тете.

— Я привык к тому, что женщины бросаются мне на шею, — сказал Дебен, делая шаг в сторону и преграждая ей путь к отступлению. — И я всегда выбирал только самых лучших. Ваше яростное сопротивление непристойным, по всеобщему мнению, предложениям воспламенило мою кровь. Теперь я просто обязан заполучить вас.

— Прекратите это, — рявкнула Генриетта.

Лорд Дебен говорил так, будто разучивал роль мелодраматического злодея. За его спиной она заметила двух девушек, которые направлялись в дамскую комнату, они тут же притворились, что поправляют прически перед зеркалом.

— Люди смотрят.

— Мы же хотим, чтобы они смотрели, не так ли?

— Больше нет, совсем нет, — устало ответила Генриетта.

Она поняла, что не сможет удерживать его на расстоянии, если он и дальше станет считать, что она продолжает его игру. Нужно положить этому конец прямо сейчас, пока он еще не причинил ей боль.

— Было очень великодушно с вашей стороны уделить мне так много времени, — твердо произнесла она. — Особенно принимая во внимание то, с какой неблагодарностью я с самого начала отнеслась к вашему предложению, но…

Продолжать было слишком опасно. Генриетта опасалась, что после того, как лорд Дебен продемонстрировал ей свое искусство любви, она уже никогда не захочет, чтобы другой мужчина прикасался к ней. Он посоветовал ей смотреть на губы мужчин и представлять, каково будет их прикосновение к ее губам, но в действительности она не хотела смотреть ни на чьи губы, кроме его. Также ей казалось немыслимым, чтобы кто-то другой сумел вызвать в ее теле такой же отклик, дикий водоворот ощущений, какой она испытала на диване леди Сьюзен.

Встретится ли ей мужчина, обладающий хоть половиной опыта, шарма и притягательности, присущих графу?

Но она не могла объяснить ему, почему хочет положить конец их отношениям. Признаться, что влюбилась в него, смерти подобно.

— Нет нужды продолжать. Мы достигли желаемого результата.

Его лицо стало непроницаемым.

— Итак, теперь, когда я сделал вас звездой, вы намерены отбросить меня прочь? Я сыграл свою роль, и теперь вы больше во мне не нуждаетесь?

— Нет! Все совсем не так!

Он резко втянул носом воздух и опустил, голову.

От ужаса, что может потерять ее, Дебен почувствовал себя так, будто только что проглотил камень.

Все было бы гораздо проще, если бы они жили в стародавние времена, когда мужчина его статуса мог просто увезти девушку в свой замок и заточить в башне. Он понял, что пленять даму сердца нужно иным способом, с помощью очарования, хитрости и проницательности. А самое действенное орудие — власть, с помощью которой он подчинил себе ее тело.

Дебен полагал, что постепенно приближается к успеху, но вдруг по какой-то непонятной причине Генриетта отгородилась от него. И именно тогда, когда, по его мнению, вполне готова к тому, чтобы переступить последнюю черту.

Не поднимая головы, он еще раз посмотрел на нее, тщательно скрывая лицо.

— Если вы питаете ко мне хоть каплю уважения, — твердо произнес он, — то не станете разрывать наше… соглашение подобным образом.

— Отчего нет?

— У меня свои соображения. Если хотите, можете списать все на гордость. Возможно, я просто не желаю, чтобы люди сочли, будто вы ответили мне решительным отказом. Не забывайте, наши отношения с самого начала протекали на глазах у публики.

Генриетта сомневалась, что ему есть дело до мнения других людей. Но в их случае, возможно, все по-другому.

У него репутация неотразимого мужчины, и его гордость действительно была бы уязвлена, если бы стало известно, что его отвергла совершенно непривлекательная особа после того, как он столько сил потратил, ухаживая за ней.

— Что ж, хорошо, — ответила Генриетта. — Предоставляю вам самому положить конец этому фарсу наиболее подходящим для вас способом. Только прошу не затягивать с этим.

— О нет. — Он отвесил ироничный поклон. — Будьте уверены, я очень быстро доведу дело до логического завершения. — Он сделал шаг в сторону. — Нынешнее положение дел меня также начинает утомлять.

Генриетта знала это. Он не питает к ней искреннего интереса. Шагая прочь от Дебена, она испытывала столь острую боль, что удивлялась, как ей вообще до сих пор удается дышать.

Единственным утешением могло служить лишь то, что именно она объявила о предстоящем расставании. Он представления не имел, что сама мысль о разлуке с ним разрывала ее на части.

От этой боли невозможно избавиться.

Глава 10

К полудню следующего дня к Генриетте вернулась способность нормально дышать. Прошлой ночью она не сомкнула глаз, с утра не смогла проглотить ни кусочка.

Ей даже удалось привести себя в порядок и спуститься вниз; чтобы принять участие в тетушкином званом приеме. Делала вид, что слушает всех, кто с ней заговаривал. Пару раз сказала что-то в ответ, и, судя по лицам собеседников, ее замечания сочли уместными.

Генриетта решила, будет гораздо проще, если она притворится, что не страдает, когда лорд Дебен опустит занавес, окончив тем самым разыгранный спектакль.

При этом она хотя бы не будет чувствовать себя словно приговоренный к смерти человек, ожидающий, когда палач опустит топор. Связь между ними будет прервана, и она начнет учиться жить без него.

Рассеянно потирая шею, она подумала о том, что возвращение к привычной жизни будет столь же трудным, как воскреснуть после обезглавливания.

Генриетта снова сосредоточилась на происходящем в комнате, когда Уорнес провозгласил:

— Леди Карлеон.

Взгляд Генриетты тут же сосредоточился на роскошной рыжеволосой молодой женщине, входящей в гостиную.

Пока леди Карлеон приветствовала хозяйку, Генриетта с живейшим интересом рассмотрела ее наряд и фигуру, отметила манеру держаться. Миниатюрная и очень хорошенькая леди Карлеон, казалось, была одного с ней возраста.

Однако когда она развернулась и направилась в сторону Генриетты, та отметила, что в ее улыбке кроется нечто устрашающее.

— Моя дорогая мисс Гибсон, — она взяла ее за руки и мимолетно пожала, — надеюсь, вы не станете возражать против моего столь смелого поведения, просто невмоготу ждать, когда меня кто-то официально представит женщине, известной тем, что публично отказала моему заносчивому братцу.

— Так вы… вы сестра лорда Дебена?

Рыжеволосая дама скорчила гримасу и утвердительно кивнула:

— Знаю, внешне я совсем на него не похожа. Надеюсь, характером тоже. — Она театрально пожала плечами. — Он такой бесчувственный тип!

Генриетте едва удалось сдержаться, чтобы не ахнуть. Она никогда не позволила бы себе высказываться в таком духе о братьях перед незнакомым человеком. И уж точно не на домашнем приеме, где каждый мог услышать разговор. Тем не менее леди Карлеон не трудилась говорить тише. Наоборот, будто намеренно подчеркивала, что терпеть не может брата.

— Ах, милая, я вас, похоже, шокировала, но это такая редкость, услышать о женщине, которая обладает иммунитетом к его поверхностному очарованию. Так что, уверена, мы с вами станем добрыми друзьями.

— Что ж, я…

— А еще меня возмутила очередная демонстрация его безнравственности, — добавила она, стягивая перчатки.

— Безнравственности?

Леди Карлеон снова схватила Генриетту за руки. Этот сочувственный жест никак не вязался со зловещим блеском ее зеленых кошачьих глаз.

— Возможно, никто до сих пор не предупредил вас о том, что он закоренелый распутник? А для тех, кто его хорошо знает, совершенно очевидно, что ему наскучило соблазнять чужих жен, и он решил похитить невинность девушки вроде вас.

Генриетта ахнула. Какие ужасные слова! Неприятен уже тот факт, что подобную интерпретацию их с лордом Дебеном отношений давали те омерзительные мужчины, что поначалу наводняли гостиную ее тетушки, но чтобы подобные мысли высказывала его сестра! Она, естественно, знает его лучше других.

Блеск, в глазах леди Карлеон усилился.

— Вижу, своими прямолинейными словами шокировала вас, но кто-то же должен предупредить вас. Подозреваю, вы восприняли бы это предупреждение всерьез, только если бы оно исходило из уст кого-то вроде меня. Говорят, вы девушка с характером. Если кто-то, не состоящий с Дебеном в столь тесном родстве, осмелился бы заговорить с вами на эту тему, вы дали бы ему от ворот поворот, не так ли? Но на меня-то вы не станете сердиться, верно? — Она склонила голову и округлила глаза, что придало ей сходство с маленькой девочкой, просящей купить ей в кондитерской сладости. — Если верить слухам, достигшим моих ушей, вы проявляете чудеса стойкости. Правильно делаете, что отклоняете ухаживания Дебена, которые вам неприятны. Смею заметить, гак действительно будет лучше для вас. — Леди Карлеон погладила руку Генриетты покровительственным жестом. Точно была дамой лет сорока, а не сверстницей. — Вот я и приблизилась к главной цели моего визита. Как только он поймет, что вы не позволите погубить вашу репутацию, разъярится. Вы выставите его дураком, и он захочет отомстить. Когда настанет это время, вам понадобятся друзья, моя дорогая девочка. В противном случае он найдет способ втоптать вас в грязь.

Нет, он этого не сделает! Он не таков. Даже если леди Карлеон и права в своем предположении, он никогда не станет вести себя столь низко. Для этого нужно всего лишь вспомнить то, как он обошелся с мисс Уэверли. Он хотел наказать ее, верно, но только не уничтожить. Да и Генриетту вовсе не пытался соблазнить. Как кто-то вообще мог о нем такое подумать?

Даже если граф решил начать соблазнять невинных девушек, неужели он стал бы сознательно останавливать свой выбор на ней из стольких-то возможных кандидаток?

— Полагаете, в это трудно поверить?

Должно быть, все мысли Генриетты можно было без труда прочесть на ее лице. Ей не удалось достигнуть успеха в карточных играх, которым ее пытались обучать старшие братья, она не умела скрывать своего восторга, если приходила хорошая карта, как и не выдавать разочарования, когда расклад оказывался не в ее пользу.

— Дебен никогда не показывал вам своего настоящего лица, скрытого за маской поверхностного очарования. Я его сестра и могу точно сказать, каков он, когда сердится. Его баловали с самого рождения, — с горечью в голосе констатировала леди Карлеон. — Он получал все, чего только мог пожелать, стоило ему лишь щелкнуть пальцами. Он и вырос с мыслью о том, что все люди живут на свете исключительно для того, чтобы развлекать его. Он вериг, что стоит выше всех остальных, и никогда не забывает указывать прочим на их место.

Генриетта поморщилась. Эта мысль ей тоже приходила в голову пару раз. Дебен не воспринимает ее всерьез и первостепенной считает собственную точку зрения.

— Это началось, когда он был ребенком, — продолжала леди Карлеон. — Если мы, его братья и сестры, случайно встречали его в Фарли-Холл, то должны были отвешивать поклоны. Еще нам не разрешалось заговаривать с ним первыми, нужно было ждать, когда он сам соблаговолит начать разговор.

— Мне кажется, в том нет его вины…

— Нет-нет, тогда нет. Все это дело рук нашего папочки, разумеется. Он хотел, чтобы мы точно знали, как высоко он ценит своего наследника, низводя прочих до уровня людей второго сорта. Я ничуть не преувеличиваю. — Театральным жестом она запрокинула голову, отчего ее медного цвета локоны заколыхались в воздухе. — Джонатан жил в другом крыле здания, отдельно от нас. У него были собственные слуги. Полагаю, для того, чтобы он, фигурально выражаясь, не запачкался о нас. Только это не сработало. Отец мог сколько угодно запрещать другим детям общаться со своим дражайшим наследником, но при этом он забыл запретить то же самое детям слуг. Именно поэтому корью Дебен болел тогда же, когда и все мы. Забавно, правда?

На самом деле рассказ леди Карлеон показался Генриетте ужасающим. Бедный маленький мальчик! Ею насильно держали вдали от братьев и сестер. Должно быть, он чувствовал себя отвратительно, когда лежал в постели с корью, и некому было составить ему компанию. Не этим ли объясняется тоскливое выражение, которое она заметила на его лице, когда рассказывала о собственных братьях?

Одинокий маленький мальчик, несомненно, превратился в одинокого мужчину. Генриетта поняла это на террасе тем вечером, когда Дебен полагал, что его никто не видит. Очень скоро он снова надел циничную маску одолеваемого скукой человека, которую всегда носил в обществе. А как еще ему справиться с изолированностью, пережитой в детстве. Только убеждая себя, что ему все равно?

— Чудовищно, — пробормотала Генриетта, испытывая желание заплакать.

Неудивительно, что он столь тщательно окружал себя оборонительной стеной. А как еще вести себя человеку, любые попытки которого воссоединиться со своей семьей получали решительный отпор? Лорд Дебен рассказывал ей, что сделал брат, когда он пришел послушать его проповедь. А теперь еще и сестра. Неужели она не понимает, как несправедливо ее поведение по отношению к нему?

— Я так рада, что вы внимательно меня слушаете. — Леди Карлеон истолковала слова Генриетты по-своему. — Не сомневаюсь, если вы будете и дальше оказывать сопротивление, ему это в конце концов надоест. Он станет всем рассказывать, что вы его не стоите, а он ухаживал за вами на спор или что-нибудь еще в этом духе. Он смешает ваше имя с грязью, и когда это начнется, моя милая, вам потребуется союзница. Я могу защитить вашу репутацию. Поэтому, — тут она наградила Генриетту улыбкой, — нам нужно немедленно подружиться. В связи с этим я не послала, а лично принесла вам приглашение на свой бал-маскарад, который состоится на следующей неделе. А знаете, что во всем происходящем самое смешное? Дебен лично попросил меня взять вас под свою опеку!

Она рассмеялась, и Генриетта тут же изменила мнение о том, что мисс Уэверли является обладательницей самого неприятного смеха, который ей когда-либо доводилось слышать. Он не содержал и десятой доли злобы, присущей леди Карлеон.

— Он сказал, чтобы я и вашу тетушку тоже пригласила. — Вздохнув, она обвела гостиную презрительным взглядом. — А еще эту вашу хорошенькую кузину. — Она бросила на нее завистливый взгляд. — Вас же с этими дамами водой не разольешь. Как это мило.

Она состроила гримасу, как если бы только что съела целый фунт сливочной помадки и теперь испытывала тошноту.

— Я слышала, до сих пор они вели себя в обществе довольно сносно, поэтому рассказала о них своему мужу. Вам, однако, не о чем волноваться, вы не встретитесь с этим снобом в моем доме.

Генриетта делала глубокие негодующие вдохи, от которых содрогалось тело. Проблема в том, как сдержать рвущийся наружу поток слов, которые она очень бы хотела бросить в лицо этой покровительственной язвительной злобной и вероломной… кошке!

Ах, если бы только она находилась не в гостиной своей тетушки, она бы…

На мгновение перед ее мысленным взором промелькнуло видение чувственных губ Дебена, усмехающихся над дилеммой: высказать ли то, что она думает; или следить за манерами. Устроить ли сцену в гостиной или позволить леди Карлеон и дальше безнаказанно клеветать на брата.

Граф наверняка притворился бы, что ему дела нет до того что родная сестра думает о нем самое худшее. Узнав, что она прилюдно строит о нем такие предположения, он бы лишь пожал плечами.

Генриетта не умела симулировать безразличие.

— Благодарю вас за то, что оказали мне честь, снизойдя до приглашения в свой дом, — произнесла она убийственно вежливым тоном. — Но прежде мне, разумеется, нужно переговорить с тетушкой, чтобы уточнить, не запланированы ли у нас на этот день иные приемы.

Леди Карлеон раздосадованно сверкнула глазами, хотя и с неизменной улыбкой на губах.

— Очень верно с вашей стороны. Хотя вряд ли у вашей тетушки найдутся на этот вечер важные планы, препятствующие присоединению к моему кругу.

— Вы так считаете?

Генриетта подумала о том, что, если бал-маскарад леди Карлеон совпадет с приемом у подруги тетушки или подписанием важного делового контракта дяди, они точно отправят извинения и не придут. Они не нуждаются в покровительстве таких людей, как лорд и леди Карлеон. А Генриетта предпочла бы пройти целую милю босиком, чем подружиться с женщиной, которая питает столь явную ненависть к собственному брату.

Она пожалела о том, что попросила Дебена прервать их отношения. Если они не будут осторожны, эта злобная бестия решит, что все случилось именно из-за ее вмешательства, и будет очень этому рада. Генриетте ненавистна мысль о том, что она своими действиями может дать кому-то повод позлорадствовать над попавшим в неловкое положение графом.

Еще до того, как леди Карлеон распрощалась, Генриетта почувствовала боль в затылке. Зачем, ну зачем она согласилась принять участие в этом нелепом обмане? Теперь же с каждым днем все крепче запутывается в паутине лжи. Даже прекращение обмана сопряжено с определенными трудностями.

Она просто обязана увидеться сегодня вечером с лордом Дебеном. Им нужно изыскать возможность поговорить друг с другом и придумать такой способ освободиться друг от друга, при котором его гордость не пострадает. Из них двоих именно он останется в столице один на один с возможными сплетнями на их счет. Генриетта вернется в Мач-Уэйкеринг, жители которого подивятся тому, что ей вообще удалось привлечь внимание столь скандально известного человека.

Ее это обстоятельство до сих пор ставило в тупик. После того как Дебен поблагодарил ее за избавление от мисс Уэверли им вовсе не нужно было продолжать знакомство.

Тем более в ее заступничестве он и вовсе не нуждался, заявляя, что никому не позволит заставить его жениться. При этом вел себя так, будто чем-то обязан Генриетте.

* * *

До конца дня эта загадка продолжала будоражить ее сознание. Впрочем, как и попытки придумать наиболее безболезненный способ прекратить их с лордом Дебеном отношения. Разве не упомянул он, что Генриетта спасла его от участи, худшей, чем смерть? Она была так зла на него, совершенно беспричинно, если уж начистоту, что почти не обращала внимания на его слова, хотя и следовало бы. Теперь эта мысль не давала ей покоя. Зачем бы ему понадобилось говорить об этом, если он вообще не имел намерения жениться на мисс Уэверли?

Боль в затылке усиливалась, поэтому тетушка спросила, действительно ли она чувствует себя вполне здоровой и готова отправиться на бал к Суаффхемам.

— Ты выглядишь бледной. И совсем ничего не ела целый день. Боюсь, ты заболеваешь.

— Раньше у меня немного болела голова, — уклончиво ответила Генриетта. Ей нельзя оставаться дома, надо обязательно увидеться с лордом Дебеном и поговорить с ним. — Но сейчас уже все прошло, правда.

— Снова головная боль? Боже мой. Думаю, у тебя скоро начнутся женские дни.

Генриетта почувствовала, как запылали щеки, но не посмела спорить с тетей, как и протестовать, когда та послала личную горничную Моди растереть ей виски лавандовой водой. В действительности Генриетта считала, что было бы больше пользы, если бы горничная растирала шею. Она не знала, как поступить. В том-то и проблема.

Ей хотелось переложить решение на плечи Дебена.

Но до того как она получит возможность это сделать, придется подождать. Сначала нужно будет танцевать с безымянными молодыми людьми, выслушать лживые комплименты светских дам, которые любят разговаривать с правильными, по их мнению, людьми. Возможно, сегодня ко всему этому добавятся еще и восторженные умозаключения о том, имеют ли слова леди Карлеон какое-то основание под собой, в случае если Генриетте не посчастливится встретить кого-то из тех, кто присутствовал при их разговоре и сумел что-то из него извлечь.

Как она и предвидела, вечер тянулся чрезвычайно медленно, минуты казались часами, каждый танец — проверкой на выносливость. Она уже совсем было распрощалась с надеждой увидеть лорда Дебена, когда он вдруг появился в комнате, и тут же направился к ней, терпеливо приветствуя нескольких избранных и притворяясь, что не замечает тех, здороваться с которыми считал ниже своего достоинства.

— Интересно знать, — произнес он, подходя к ней, — в каком вы сегодня настроении? Смею ли я попросить о разрешении присесть подле вас?

— Не понимаю, зачем вам вообще нужно спрашивать разрешение, — пожаловалась она, когда он сел, — вы вознамерились сделать это вне зависимости от ответа.

Дебен придвинулся ближе.

— Каким же иным способом мне выяснить, почему вы гак несчастны сегодня? Уж не передумали ли вы завершать нашу маленькую игру?

— Именно, — начала было она.

Он улыбнулся:

— Вы поняли, что настолько привыкли иметь меня в своем распоряжении, и не хотите лишаться этого удовольствия?

— Все совсем не так…

— В таком случае вы осознали, что страстно в меня влюбились, и, отринув условности, хотите признаться, что жить без меня не можете.

— Не говорите глупостей. — Генриетта мысленно сжалась.

Великий боже, не мог же он догадаться о ее чувствах к нему? Она знала, что по ее лицу можно без труда прочесть, о чем думает, но всегда тщательно следила за тем, чтобы не смотреть на него по-щенячьи преданными глазами, избегать жеманных улыбок или вздохов. Именно с помощью этих намеков другие девушки дают понять джентльмену, с которым разговаривают, что находят его совершенно обворожительным.

Лорд Дебен глубоко вздохнул, будто она только что больно ранила его. Хотя она понимала, ему менее всего хотелось бы влюбить ее в себя, но все равно хотелось как следует ударить его.

— Все дело в вашей сестре, — отрезала она. — Сегодня днем она нанесла визит и довольно громогласно поздравила с тем, что я воспротивилась вашим зловещим попыткам соблазнить меня. Очевидно, вы считаетесь таким закоренелым распутником, что регулярное соблазнение чужих жен воспринимается обществом как нечто само собой разумеющееся. И теперь все с любопытством наблюдают за новой сферой вашей деятельности, совращением невинных девушек.

— И?

— Разве не очевидно? Если вы немедленно прекратите преследовать меня, особенно принимая во внимание случившуюся между нами небольшую размолвку…

— Во время которой вы сломали веер о мою руку, а потом убежали к тетушке, будто я сделал вам недостойное предложение.

Генриетта покраснела.

— Признаю, я виновата в том, что люди стали думать о вас подобное. П-поэтому мы не можем прямо сейчас разорвать отношения. В противном случае все решат…

— Что мой искушенный язык не смог пробиться через преграду вашего девического сопротивления, — с улыбкой на губах закончил он.

— Знаю. И мне ужасно жаль. Сознательно я ни за что не заставила бы людей так думать.

Циничное выражение гут же исчезло с его лица, и он воззрился на Генриетту широко раскрытыми глазами.

— Ваше участливое отношение, бледность лица, обеспокоенность и изменение решения о нашей договоренности продиктованы тем, что вы хотите защитить мою репутацию?

— Да. Видите ли…

Запрокинув голову, лорд Дебен расхохотался.

Плотно сжав губы, Генриетта отвернулась. Головная боль, мучившая ее целый день, сейчас и вовсе грозила разорвать на куски черепную коробку. Ей захотелось домой.

— Мисс Гибсон, прошу вас не принимать это на свой счет и не обижаться, — произнес он. — Видите ли, моя репутация настолько очернена, что любая попытка защитить ее ничего не стоит.

— Да, вижу, — согласилась она, неуверенно поднимаясь. — Прошу меня извинить, лорд Дебен, но пришло время избавить вас от моего присутствия. Не сомневаюсь, очень скоро вы и вовсе забудете о моем существовании.

Дебен, моментально лишившись веселости, поспешно вскочил со стула и схватил Генриетту за запястье.

— Ваше присутствие в моей жизни далеко не лишнее. Возможно, вы не поверите мне, мисс Гибсон, но…

Как ему было закончить эту фразу? Сейчас она не была расположена выслушивать признания в любви. Он дал ей прекрасную возможность сказать, что ее сердце по отношению к нему смягчилось, а она заявила, чтобы он не говорил глупостей. Если бы сейчас он открылся ей в том, что хочет положить конец фарсу и сделать отношения настоящими, а впоследствии и вовсе жениться на ней, она ответила бы отказом.

Он не позволит унизить себя отказом. Ни одной женщине не удастся поставить его на колени. У него собственные методы добиваться желаемого, более действенные, чем официальное предложение руки и сердца.

— Мне тоже крайне жаль расставаться с вами, не завершив вашего чувственного воспитания, — вкрадчиво произнес он. — Вы показали себя многообещающей ученицей.

— Ничего подобного, — с жаром запротестовала Генриетта. — Да вы и не занимались совсем моим воспитанием.

— О нет, напротив. Просто я делал это так осторожно, что вы могли и не заметить. В ту ночь вы растаяли от моих поцелуев, а я всего лишь научил ваше тело реагировать на мое дыхание в тех местах, к которым прикасался губами. И сейчас мой шепот возбуждает вас. Ваше дыхание затруднено, соски затвердели.

— Вовсе нет, — возразила Генриетта.

Она была настолько шокирована точностью его замечаний, что поспешно отступила на шаг назад и шлепнулась на стул, с которого не так давно вскочила.

— Именно так. Вы хотите меня, просто умираете от желания, чтобы я поцеловал вас, действительно поцеловал. В губы. Бьюсь об заклад, вы жаждете ощутить прикосновение моих рук к вашему телу.

— П-прекратите это!

— Ну-ну, не нужно так сердиться. Я тоже хочу вас. Разве я не сказал вам, что хочу снова отведать вас на вкус?

— Нет, не сказали. Вы не можете. Мы прекращаем это… это…

— И нет лучшего способа сделать это, чем подарить друг другу поцелуй на прощание. Поцелуй, которого мы оба так ждали, по которому томились.

— Я… не… томлюсь. Нет!

Он усмехнулся:

— А я-то не считал вас ни трусишкой, ни лгуньей.

— Я ни та ни другая!

— Так докажите это. Для этого нужно выйти через двери в дальней стороне бального зала. Вы окажетесь на террасе. Повернете направо, увидите целый ряд французских дверей. Откройте четвертую по счету, попадете в маленький кабинет, который почти никогда не используется. Я буду ждать вас там, проследовав иным маршрутом.

Генриетта взирала на него снизу вверх, не зная, что именно в его вопиющем предложении сердит се больше всего. Уличение ли ее в том, что она томится по нему? Да, очевидно, но заявить об этом в лицо… Как он посмел! Его слова словно обнажили ее. Он с самого начала все знал.

Ей в голову пришла ужасная мысль. Дебен неспроста настолько хорошо осведомлен о расположении комнат в этом доме и, не задумываясь, может указать дорогу к секретному кабинету. Наверняка в прошлом он уже не раз пользовался этой комнатой для любовных свиданий.

— Долго же вам придется ждать. — Ее грудь высоко вздымалась от обуревавших эмоций.

— Хорошо, — промурлыкал он с одобрением в голосе.

— Что значит «хорошо»?

Он ее все же не хочет? Дразнит? Или испытывает? Ну почему поступки этого мужчины так трудно понять?

— Я хочу сказать, что ваш нынешний внешний вид убедил всех окружающих в истинности последних сплетен. За нами сейчас наблюдают все. Прошу, только не оборачивайтесь! Пусть ваше негодующее личико будет по-прежнему обращено ко мне. Да, вот так. Пусть считают меня сатиром, — добавил он, скривив губы в зловещей плотоядной усмешке. — Думаете, мне есть до этого дело?

Ах, значит, он не лгал о том, что хочет ее. От облегчения у Генриетты едва не закружилась голова. Но всего на мгновение. В следующий миг она вспомнила отвратительные подозрения леди Карлеон.

— Но в таком случае ваша сестра восторжествует. Это неправильно.

— Мне не так повезло с братьями и сестрами, как вам. Как бы я ни старался, не удалось преодолеть привитой им в детстве ненависти ко мне, ставшей результатом несправедливого обращения. Так что к черту их всех.

Его лицо, до сих пор перекошенное, как у сатира, смягчилось, в глубине его черных глаз Генриетта уловила проблеск печали.

— Исполните мою последнюю просьбу, прежде чем мы расстанемся, — сквозь зубы процедил Дебен. — Позвольте поцеловать вас. Позвольте отведать на вкус вашей неискушенности, свежести, чистоты. Всего один раз. Неужели я так многого прошу?

Генриетта стремилась к нему всем существом. Он так одинок и никем не любим, причем совершенно незаслуженно. Не по его вине братья и сестры в детстве терпели лишения. Так отчего же он должен до сих пор за это расплачиваться?

А еще ей очень хотелось узнать, каково это, поцеловать лорда Дебена. Всего один раз.

— А теперь идите, — медленно и сладострастно протянул он. — Вон из комнаты, бегите на террасу.

— Боюсь, я не знаю, как это — броситься вон из комнаты.

— В таком случае промаршируйте, высоко подняв голову и расправив плечи, являя собой картину оскорбленной добродетели. Это возымеет точно такое же действие.

— Хотите, чтобы я подтвердила историю, которую придумала ваша ужасная сестра?

Скрестив руки на груди, Дебен невесело улыбнулся, ей захотелось плакать.

— Полагаю, слезы тоже будут уместны, — произнес он, протягивая руку вперед, точно намереваясь поймать одну из слезинок, повисших на ее ресницах. — Последнее оружие женщины, — с наигранным смешком добавил он.

Для Генриетты это было уже слишком. Она почти готова разрыдаться от жалости к нему, а он смеется над ней! Он признал, что хочет поцеловать ее, но лишь для того, чтобы ощутить на вкус ее свежесть, точно она экзотический фрукт.

Ее сердце почти разбито, а он снова нацепил на себя кольчугу. Она боролась с искушением обрушить на его грудь удары своих кулаков, рыдать в голос и рвать на себе волосы.

Завозившись с застежкой ридикюля, чтобы достать носовой платок, она отошла в сторону, наполовину ослепленная слезами унижения, скорби и смущения, не имея представления, как ей удалось выйти на террасу.

По чистой случайности Генриетта миновала французские двери, спотыкаясь, подошла к балюстраде и облокотилась о нее, невидящим взором воззрившись на тускло освещенные гравийные дорожки для прогулок.

Или ее нахождение здесь не случайно? Несколько мгновений спустя она осознала, что Дебен указал именно этот путь, перед тем как наградить финальной порцией насмешливых замечаний. Их отношения мало значили для него, он оставался совершенно хладнокровным и не переставал манипулировать ею, даже когда она готова была разрыдаться. Самый непорядочный, коварный и властолюбивый мужчина.

При этом она его любит. Как такое вообще возможно? Прижав платочек к глазам, Генриетта вдохнула успокаивающий запах лаванды, которым он был пропитан.

Должно быть, в это мгновение лорд Дебен направляется в ту маленькую комнату, о которой говорил. Походка раскованна, на губах играет чувственная самодовольная ухмылка. Он уверен, что она придет к нему, точно… Какое же сравнение приводила тетушка? Ах да, точно домашний голубь!

Что ж, эта улыбка очень скоро померкнет, потому что он будет ждать и ждать, а она так и не придет. Это послужит ему хорошим уроком!

Неужели в его жизни и без того недостаточно людей, которые видят одни лишь недостатки и обращаются с ним соответственно? Неужели она хочет пополнить их ряды? Неужели намерена оставить его при мнении, что ей нет до него никакого дела и собственная гордость дороже его чувств? Чувств, которые он станет отрицать. Ей все равно удастся заметить боль в его глазах, прежде чем он замаскирует ее насмешками.

Да и как он вообще может поверить в любовь, если ее никто не захочет ему показать?

Генриетта не смела даже надеяться на то, что любовь к нему подействует на его черствое испещренное шрамами сердце.

Зато она будет знать, что была с ним искренна. Возможно, однажды он вспомнит те дни, когда они были вместе, и осознает…

Плечи ее опустились. Что осознает? Что она влюбилась в него, подобно множеству других женщин? Оказалась столь же неспособной противиться его чарам? Она для него всего лишь маленькая забавная игрушка, которую можно подобрать и поиграть в особо дурном расположении духа, отбросить прочь, если возникнут дела поважнее.

Точно так же с ней обращались все прочие мужчины в ее жизни. Генриетта резко вдохнула, испытывая те же чувства, как однажды жарким летним днем, когда ступила в воду пруда и обнаружила, что та настолько холодна, что у нее перехватило дыхание. Разговоры с Дебеном о ее семье помогли ей увидеть собственное прошлое совершенно в ином свете. Она всегда относилась к старшим братьям с обожанием, но они ушли в большой мир и начали делать карьеру, забыв о ней. Губерт, возможно, и просил Ричарда присмотреть за ней в этом сезоне, но чем все это обернулось!

Что же касается отца, он живет ради своих книг. Ради науки. По-своему любит ее, но очень неграмотно организовал ее пребывание в Лондоне, что лишний раз подтвердило, насколько он невнимателен к ней. Генриетта не раз видела отца пишущим письма известным коллекционерам страны, когда ставил перед собой цель заполучить редкий геологический образец. Генриетта не сомневалась, что он мог бы обратиться к целому ряду родственников по поводу ее пребывания в Лондоне, и некоторые из них, возможно, сумели бы даже представить ее ко двору. Вместо этого, как она подозревала, отец просто приписал еще один параграф к уже готовому письму к дяде Ледбеттеру, который имел связи в любой сфере, отслеживал появление в продаже редких книг и только что добытых образцов минералов, тут же ставя в известность отца. Он также рассылал объявления о лекциях невразумительных ученых, никогда не покидающих свои лаборатории. Неужели отец решил, что у дяди найдутся знакомые, которые сумеют ввести девушку в высшее общество? Или он не задумывался о том, что представления дочери о столичном сезоне совсем не совпадают с видением ученого?

Где-то в дальнем конце террасы раздался скрип дверных петель. Через плечо она заметила, как приоткрылась дверь, совсем чуть-чуть, не более чем на дюйм.

Лорд Дебен ждет ее.

Генриетта снова сосредоточилась на саде, дыхание участилось, сердце бешено колотилось в груди.

Если она придет, он поцелует ее. Поцелует так, как она мечтала, кажется, уже целую вечность.

Неправильно находиться наедине с мужчиной, зная, что он намерен вести себя неподобающим образом. Он ведь говорил о том, как его руки будут касаться ее тела.

Генриетта еще раз осторожно посмотрела через плечо.

Если она войдет в эту дверь, то признает свое поражение перед ним. Это равносильно заявлению о том, что она не смогла побороть соблазна познать вкус его поцелуя.

Но ведь никто не узнает. Лорд Дебен чрезвычайно искусен в сокрытии любовных приключений, так что и на этот раз он обо всем позаботился. Он представил произошедшую между ними в бальном зале сцену таким образом, что все вокруг решили, будто стали свидетелями их разрыва. Значит, настоящее прощание останется секретом.

Генриетта развернулась, хотя все еще держалась руками за балюстраду, впиваясь пальцами в каменную кладку с такой силой, будто то был последний оплот ответственности. Разум опережал ее.

Генриетта не видела смысла отказать себе в единственном воспоминании, которое сможет увести в Мач-Уэйкеринг, все равно из их отношений ничего путного не выйдет. Воспоминание об одном-единственном разе, когда она сделает то, что хочет, не беспокоясь о последствиях. Она сбережет эти мгновения для себя и будет воскрешать их в памяти одинокими долгими днями своего незамужнего существования, ибо на свете не найдется человека, способного превзойти лорда Дебена. А на второй сорт она не согласна.

Генриетта пересекла половину террасы, прежде чем наконец осознала, что вообще движется, а не стоит у балюстрады. Ноги сами несли ее по неровному, мощенному плиткой полу, словно граф притягивал ее к себе невидимыми нитями.

Схватившись за дверную ручку, Генриетта снова заколебалась.

Она уверяла себя, что все ограничится единственным поцелуем. На прощание.

Зачем лишать себя этого маленького удовольствия, каким бы безнравственным, по мнению прочих, оно ни являлось.

Сделав глубокий вдох, она вздернула подбородок и шагнула через порог.

Глава 11

— Вы пришли, — хрипло отозвался лорд Дебен, заводя се руку за спину и запирая дверь террасы.

Она не могла четко видеть его лицо, комната была освещена одной свечой, стоящей на каминной полке. Но в его голосе она уловила нечто, от чего у нее екнуло сердце. Пыл. И облегчение? Нет, неверно. Для него, вероятно, совсем не имело значения, придет она или нет. Она всего лишь приняла желаемое за действительное.

Задернув занавески, чтобы никто не смог увидеть их снаружи, лорд Дебен заключил Генриетту в объятия, и ей тут же захотелось прижаться лбом к его груди. На мгновение показалось, что ее обнимает настоящий возлюбленный.

Когда он добавил при этом «Я рад» и чмокнул в макушку, она испытала неодолимое стремление обхватить его руками за талию и крепче обнять.

Обнять его? Да о чем она только думает? Он не обрадуется такому проявлению чувств. Он вообще не видит в этом мгновении что-то неповторимое. Ожидает от нее вовсе не демонстрации привязанности. Ему нужно нечто более изощренное, нечего и надеяться докопаться до сути.

Генриетта не могла постигнуть глубины многогранной, но озлобленной натуры этого мужчины, хотя понимала, что он не позволит ей пойти ко дну. Она не сумела бы полюбить его, если бы не заметила за оборонительной стеной цинизма проблесков чего-то настоящего, неиспорченного, чего-то, что взывало к ней.

Лишь когда Генриетта пошевелилась в его объятиях, Дебен осознал, что сжимает ее очень сильно и ей трудно дышать. Ему потребовалось приложить немало усилий, чтобы ослабить хватку. Он и не надеялся, что она осмелится прийти к нему. Долгими бессонными ночами он расхаживал по спальне, размышляя о том, что его будущее целиком зависит от этого финального броска игральных костей.

Генриетта здесь. Если все пойдет согласно его плану, то именно здесь он навсегда привяжет ее к себе.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Я не хочу, чтобы вы подумали… — начала было она, но он не дал ей договорить, прижав палец к губам.

Она пришла, и это единственное, что имеет значение. Дебену не хотелось выслушивать объяснения о причинах такого поступка.

— Ни слова больше, — произнес он. — Я уже знаю, что, пусть вы и не хотите больше появляться в моем обществе на людях, вам интересно, каков на вкус поцелуя известного распутника.

Его лицо показалось Генриетте очень жестким, а слова горькими. Они прозвучали так, будто ее приход оскорбил его. Но это совсем не так. Она не пришла бы на свидание к другому мужчине. Хотя Дебену все равно, она тем не менее хотела, чтобы он это понял. Набрав в легкие больше воздуха, она собралась запротестовать, но, прежде чем успела вымолвить хоть слово, он склонился к ней и прижался губами к ее губам.

Генриетта тут же лишилась способности рассуждать здраво. Их тела тесно прижимались друг к другу. Это было божественно. Почти. Потому что он сделал это только для того, чтобы не дать ей высказать вслух свои соображения. А она-то надеялась на большее, чем просто гнев. К тому же если это их первый и последний поцелуй…

Она всхлипнула.

— Простите меня.

Дебен оторвался от нее.

— Не очень-то находчиво с моей стороны, не так ли? На диване нам было бы гораздо удобнее.

Он не отпускал Генриетту. Теперь оказался за ее спиной и, по-прежнему поддерживая ее за талию, направлял ее к дивану.

Она испытала огромное облегчение оттого, что этот поцелуй не станет единственным, безропотно позволила ему усадить себя на диван именно так, как ему хотелось, опираясь на подушки, предусмотрительно кем-то разложенные. Он опустился рядом и обхватил ее рукой за плечи:

— Так лучше?

Нет. Она предпочла бы видеть его охваченным страстью и пылающим, а не холодным расчетливым мужчиной, который в ожидании ее размещал подушки на диване.

— Раз уж мы решили попрощаться, — продолжил он циничным протяжным голосом, который она уже успела возненавидеть, — я должен устроить все так, чтобы это событие стало для вас памятным, не так ли?

Она была бы счастлива провести еще несколько мгновений в его объятиях, когда его губы крепко прижимались к ее губам, казалось, еще секунда, и шея переломится под гнетом его страсти.

Он замкнулся в себе и обращался с ней, похоже, с таким же холодным презрением, с каким, как говорили, обходился со всеми своими женщинами.

А чего она ожидала? Своим стремлением заставить его открыть перед ней иную сторону своей натуры она сама растоптала зарождающиеся ростки дружбы между ними, не давая расцвети. Согласившись на поцелуй, она предстала перед ним в том же свете, что и все прочие дамы.

Она, не желая того, ранила его, вместо того чтобы единым фронтом противостоять слухам, распространяемым его сестрой. Согласилась уйти, позволив превратить его в главного злодея пьесы.

А он, похоже, продолжал разыгрывать представление.

— Нет, — прошептала она, содрогаясь от ужаса. — Я передумала.

— Слишком поздно, — холодно ответил он. — Мы заперты, и я не намерен отпускать вас до тех пор, пока не закончу.

— Я же уже поцеловала вас, — запротестовала Генриетта, упираясь рукой ему в грудь, когда он склонился над ней. Он схватил ее за запястье и поднял высоко, одновременно надавливая всем телом и заставляя лечь на подушки.

— Нет, — возразил он, сверкая глазами, в которых угадывалась плохо скрываемая ярость. — Это я поцеловал вас. А вы просто присутствовали при этом, слишком удивленная, чтобы хоть как-то отреагировать. Правда, сейчас, похоже, вы подумываете о том, чтобы позвать на помощь.

Генриетта действительно немного испугалась. Он выглядел таким холодным и отстраненным. Такой вид был у него, когда мисс Уэверли пыталась поймать его в свои сети. Но через эту маску просвечивали иные эмоции, столь же явные, что и жар его тела сквозь шаткий барьер ее платья и его жилета. Одна из этих эмоций — физический восторг. Находиться в столь тесном соседстве с лордом Дебеном, когда его поведение выходит за рамки приличия, оказалось самым пьянящим ощущением, которое Генриетта когда-либо испытывала.

Острее физического влечения была любовь к этому мужчине, которая подсказывала, что лорд Дебен вовсе не злодей, хотя и притворяется таковым, пытаясь немного припугнуть ее и наказать за то, что причинила ему боль, выбрав наиболее легкий путь, в то время как должна была поддержать. Он не желал бы подвергнуть ее общественному порицанию.

Если кто и вел себя омерзительно, так только она. Пришла в комнату, движимая неподобающими эгоистическими побуждениями. Даже несколько извращенными. Она понимала, что не следует испытывать восторг оттого, что Дебен вдавливает ее в диван, намереваясь наказать.

— Я не стану кричать, — заявила она.

Ей показалось, что она буквально промурлыкала эти слова.

— Нет?

Генриетта отрицательно помотала головой и, откашлявшись, пояснила:

— Я понимаю, что разозлила вас и вы в отместку решили проявить немного жестокости. Некого винить в этом, кроме себя. Если бы я не хотела, чтобы вы меня поцеловали, как опытный мужчина целует женщину, вообще не стоило приходить.

— И вы не станете звать на помощь, что бы я ни сделал?

Генриетта снова отрицательно помотала головой, затем подняла свободную руку и прикоснулась к изящному подбородку лорда Дебена.

Черт побери. Ему следовало бы предвидеть, что ее не удастся запугать и заставить поступить так, как поступила бы на ее месте любая другая женщина.

Нечего и надеяться, что в комнату ворвется кипящая от праведного гнева тетушка мисс Гибсон, прихватив с собой парочку приятельниц, которые засвидетельствовали бы его порочные намерения и заставили бы восстановить доброе имя девушки, женившись на ней. В этих обстоятельствах Генриетта не сумела бы ответить отказом. По каким-то причинам она крайне щепетильно относилась к его репутации.

Из его горла вырвался звук, напоминающий смешок.

— Мне следовало бы знать, что вы никогда не опуститесь до совершения столь очевидного поступка. Вы неотразимы.

Его слова опечалили Генриетту.

— Прошу, не утруждайте себя неискренней лестью. Во всяком случае, не теперь. Никто вас тут не услышит.

— Когда же вы наконец поймете, что я говорю абсолютно искренне? Я не сказал вам ни единого лживого слова. И так будет впредь.

Быстрее, чем доверчивое выражение глаз заставило бы его отступить, Дебен снова поцеловал ее, пресекая возможные возражения.

Счастливо вздохнув, Генриетта повиновалась и была очень удивлена, когда он воспользовался ее вздохом, чтобы проникнуть своим языком ей в рот. Она чувствовала себя завоеванной очень приятным способом.

Боже, хотелось бы ей знать, куда девать собственные руки! Все остальные части тела знали, что делать. Очевидно, сработал инстинкт, естественная реакция женщины на мужчину, которого она любит. Ее сердце бешено колотилось, кости, казалось, плавились, а потаенное местечко между ног пульсировало и расслаблялось, готовясь к проникновению, схожему с тем, какое она испытывала от его языка у себя во рту, К тому же на Генриетте по-прежнему были перчатки, что сильно усложнило бы процесс раздевания Дебена, хотя она и досадовала, что не может прикоснуться к его обнаженной коже. Даже если запустит пальцы в его волосы, шелковый барьер, образуемый перчатками, никуда не исчезнет, лишь испортит первый опыт исследования темных мягких кудрей. Ну почему она своевременно не сняла их, как поступил он?

Потому что он не испытывал к ней любви. Возможно, и целовал ее с нетерпением, граничащим со страстностью, но она заметила его взгляд до того, как он начал целовать ее. В нем была решимость.

Влюбленному мужчине не требуется смелость поцеловать женщину.

Она не сумела подавить всхлип.

Дебен тут же смягчился и принялся легонько покусывать ее нижнюю губу зубами, а затем нежно водить, по ней языком.

Генриетта пришла в ужас оттого, что поцелуй может закончиться столь быстро, поэтому обхватила Дебена руками за шею и лихорадочно прижалась губами к его губам, надеясь своим энтузиазмом компенсировать отсутствие опыта.

К ее величайшему облегчению, он довольно застонал и снова стал целовать. На этот раз его губы мимолетно касались ее губ, попеременно засасывая то нижнюю, но верхнюю, будто смакуя их вкус.

Лишь когда Генриетта немного расслабилась, он стал легонько покусывать ее шею, постепенно спускаясь ниже и снова поднимаясь вверх, к мочке уха. Находясь в полубессознательном состоянии от удовольствия, она склонила голову.

Он проложил еще одну дорожку вдоль шеи, прошелся губами по ключице и оттянул зубами ткань у выреза платья.

Именно в этот момент хорошо воспитанная девушка должна была запротестовать, но Генриетте давно хотелось узнать, какие ощущения она испытала бы, если бы он стал ласкать губами ее грудь. Множество бессонных ночей провела она, гадая, находит ли он ее достаточно женственной, чтобы исследовать ее тело.

Он уже возился со шнуровкой платья. Генриетта душила в себе укол стыда, уверенная, что это ее последний шанс удовлетворить любопытство.

Словно бы догадываясь, что она может заупрямиться, Дебен перебросил одну ногу через нее и прочно пригвоздил к месту, одновременно распуская шнуровку платья, чтобы обеспечить себе доступ к ее грудям.

Генриетта закрыла глаза. Это, разумеется, не скроет от его взора ее тело, но так легче справиться с внезапным приступом смущения.

Лорд Дебен обошелся с ее грудями деликатно, накрыл рукой одну, одновременно посасывая вторую.

Генриетта ахнула. Она думала, что большего наслаждения познать невозможно. Как оказалось, это не так. Она хотела, чтобы он никогда не останавливался, и даже обхватила его голову руками, удерживая на месте.

Дебен снова одобрительно застонал, затем убрал руку.

Она собралась запротестовать, но поняла, что, оставив в покос грудь, он уделил внимание остальным частям тела.

Он предупреждал, что она захочет ощутить его руки. И она действительно захотела. Ах, как же сильно она этого возжелала! Испытала восхитительные ощущения, когда он поглаживал грудь, талию, изгибы бедер. Ощущения усиливались тем, что он лизал и покусывал ее грудь.

Если бы он вдруг прекратил это делать, Генриетте пришлось бы что-нибудь предпринять, например умолять не останавливаться, но пока все его действия представлялись ей верхом совершенства.

Чем больше ласк она получала, тем сильнее разрасталось ее желание. Наконец снедающее томление плоти возросло настолько, что она едва могла сдерживать рыдания.

В этом момент Дебен внезапно остановился, и она чуть не закричала.

К счастью, он сделал это для того лишь, чтобы изменить положение тела и снова целовать ее в губы. Генриетта благодарно обвила его шею руками. Его жилет терся о ее обнаженные груди, она нарочно выгнулась сильнее, чтобы усилить соприкосновение.

Генриетта и не подозревала, что ее тело способно испытывать еще большее наслаждение, чем то, которое лорд Дебен дарил ей до сих пор. Каждой последующей лаской он возносил ее на новые вершины блаженства.

Почувствовав прикосновение его руки к бедру, Генриетта стала извиваться под ним. Будто бы точно зная, чего она хочет, Дебен переместил руку ей на лобок и стал тереться ногами о ее ноги.

Когда он надавил на то место, где нарастало ее желание, Генриетта почувствовала, что вот-вот разлетится на кусочки. Ей хотелось что-то сделать со своими крепко стиснутыми ногами, которыми она не могла пошевелить, чтобы облегчить мучительное томление, поскольку нога Дебена прижимала их к дивану, да и юбки сковывали движения.

Генриетта едва не лишилась сознания от возбуждения. Раньше ей приходилось слышать эту фразу, но познать ее смысл не доводилось. Она металась и стонала, требуя чего-то большего, хотя и без того уже буквально купалась в наслаждении.

Она хотела… она хотела… О, слава богу, он убрал преграду, образованную докучливыми нижними юбками. Теперь она получила возможность забросить одну свою ногу поверх его ног и чуть-чуть повернуться к нему… Но нет, он не позволил ей этого. Заставил снова лечь на спину, хотя и вознаградил за смелость, погладив по обнаженному бедру, после чего переместил руку ниже, под колено, и согнул ее ногу, так что получил возможность ладонью прикоснуться к внутренней стороне ее бедра, одновременно прижимаясь большим пальцем к бугорку женственности.

Дебен не ограничился лишь касанием, вонзил один палец в ее лоно и стал двигать им вперед и назад, имитируя движения при половом акте. Генриетта задохнулась от неожиданности. То, что он делал с ней, было совершенно неприлично. По крайней мере она была в атом уверена, но ее тело умоляло о большем. Она буквально умирала от желания, сотрясающего тело. В лоне, которое лорд Дебен продолжал ласкать искусными пальцами, нарастало напряжение. Застонав, Генриетта схватила его за плечи, когда он в очередной раз прижал ладонь ей между ног.

Теперь они зашли слишком далеко, чтобы она могла запротестовать, возразить, что хотела получить всего лишь один поцелуй. Генриетта мучительно застонала, продолжая двигать бедрами в ритме, задаваемом ловкими пальцами Дебена, он не переставал ласкать крошечный бугорок ее удовольствия. Хотя какая-то часть ее сознания пребывала в ужасе от происходящего, другая же подсказывала, что она поступает правильно. Генриетта принялась вращать бедрами с удвоенной энергией, Дебен продолжал пронзать лоно пальцами, одновременно надавливая на клитор. Наконец инстинкт взял верх. Все происходящее напоминало ей скачку на дикой лошади без стремян и поводьев, когда единственное, что остается — изо всех сил вцепиться в гриву и ждать, пока животное само остановится.

Генриетта содрогалась всем телом, пульсация в лоне нарастала. Казалось, она видит что-то похожее на молнию в том месте, где рука Дебена соприкасается с лоном. Молния пронзала позвоночник и распространялась по всему телу, создавая пульсацию и крошечные взрывы. Наконец она почувствовала, что не сможет вынести больше ни секунды этой сладкой пытки.

Хотела закричать, но он прижался губами к ее губам и приглушил рвущийся на свободу крик, поглотив его в себя.

Вместо раската грома Генриетту захлестнула волна абсолютного удовольствия, которая накатывала снова и снова, а потом вынесла на берег и оставила лежать там, задыхающуюся и хватающую ртом воздух.

Дебен решил, что время осуществить задуманное пришло. Оргазм неспроста называют маленькой смертью. Генриетта в изнеможении лежала, распростершись на подушках. Ее руки вяло опустились вдоль тела, ноги расслабились, губы приоткрылись. Она едва ли смогла бы возразить ему, не говоря уже о том, чтобы оказать физическое сопротивление, как-то защититься.

Он мог бы расстегнуть бриджи и войти в нее раньше, чем она осознает. А потом будет уже слишком поздно. Боль, сопутствующая потере девственности, наверняка выведет ее из ступора, но поскольку она еще не оправилась от первого оргазма, ему скоро удастся снова сделать ее бездумно-покладистой. Она совсем неопытна, а потому не сумела бы оградить себя от той мощной силы, которую он обрушит на нее.

О да, он сделает все, чтобы она получила наслаждение от происходящего.

По крайней мере физически.

А потом… что ж, когда она снова обретет способность рассуждать здраво и вспомнит о морали, он заверит ее, что, разумеется, возьмет ее в жены.

Лишившись невинности, она не откажет ему. После полового акта она будет принадлежать ему.

Генриетта настолько честна и прямолинейна в подобных вопросах, что, отдавшись ему, уже не сможет выйти замуж за другого мужчину, чувствуя себя обязанной признаться тому, кто сделает ей предложение, что больше не девственница. Даже если возможный кандидат в мужья согласится пренебречь этим обстоятельством, она точно не сможет поступить так же.

Кроме того, когда все будет кончено, Дебен убедит ее, что она капитулировала потому лишь, что влюбилась в него. Она ухватится за это объяснение, чтобы успокоить совесть, а потом… потом станет безраздельно принадлежать ему.

Убрав руку от лона, он потянулся расстегнуть свои бриджи.

Генриетта пошевелилась, подняла голову и, посмотрев на него, робко улыбнулась.

Доверчиво.

Пальцы замерли на второй пуговице.

Никто никогда прежде не доверял ему, ведь он законченный ублюдок. Не в том смысле, в каком он мог бы сказать про своих братьев и сестер, по милости матери не являвшимися детьми отца, а из-за собственной эгоистичности. Он ублюдок по своей природе. Всегда делал то, что хотел, не принимая во внимание чувства других людей. У него вошло в привычку сначала использовать женщин для любовных утех, а затем ненавидеть за то, что позволили ему распоряжаться их телом.

Но то, что он собирался сделать сейчас, было еще хуже. Он еще не совершал более низкого поступка.

Он намеревался надругаться над Генриеттой, украв самое дорогое, что у нее было, — девственность. Он хотел лишить ее свободы.

Как он посмел забыть о том, с какой готовностью она выскочила из укрытия, намереваясь любой ценой не допустить, чтобы мисс Уэверли женила его на себе? В ту ночь она заступилась за него, совершенно незнакомого человека, потому что ненавидит несправедливость. Она не способна молча стоять в стороне и наблюдать за тем, как совершается зло.

И как он вознамерился ей отплатить? Лишив свободы выбрать мужчину себе в мужья.

Соблазнение ее стало бы худшей формой предательства. Она отнеслась бы к нему как к злейшему врагу. То, что он готов был совершить, подорвало бы ее веру в него, уничтожив ту толику благосклонности, которую она пока к нему питала.

Все это привело бы их супружескую жизнь к краху, ведь Дебену было бы недостаточно просто обладать ее телом, ему хотелось, чтобы она по-настоящему любила его.

Неужели он жаждет, чтобы она любила его? Он покачал головой. Нет, этого не может быть. Он просто навязал себе мысль о том, что Генриетта должна любить своего мужа, и ничего больше. Он взял бы себе за правило высмеивать ее прилюдные проявления привязанности к нему, потому что вовсе не нуждается в любви. Великий боже, он достаточно долгое время прожил, прекрасно обходясь без нее. Так какая ему разница теперь?

Огромная разница.

Генриетта никогда не сможет полюбить человека, применившего столь низкую тактику для достижения желаемого.

Неужели он решил, что она простит его за то, что лишил ее невинности?

Или сам когда-либо сумеет простить себя?

Он не мог причинить Генриетте такую боль.

Впервые в жизни Дебен осознал, что для него на свете есть нечто более важное, чем добиться желаемого.

К счастью для Генриетты.

Он не хотел предавать ее. Причинить боль. Злоупотребить ее доверием.

Черт побери, она слишком доверчива! Ну почему ее тетушка не присматривала за ней лучше? Она должна оберегать ее от негодяев вроде него, не позволять ускользать на залитые лунным светом террасы, откуда рукой подать до темных комнат, где всякое может случиться.

Мучительно застонав, Дебен приобнял Генриетту и усадил себе на колени. Он привлек ее себе на плечо, чтобы больше ни секунды не видеть доверчивых глаз.

Генриетта поспешила подлить масла в огонь, прижавшись к нему крепче, как ребенок, обхватив руками за талию.

— Это было… это было… а что это было?

— Это, моя милая, было вашим первым оргазмом.

— Я… я ожидала всего лишь поцелуя. Я думала… все остальное вы сделали потому, что хотели наказать меня.

— Неужели это показалось вам наказанием? — удивился Дебен, думая о том, что наказывать надо его самого. Он поверить не мог, что едва не пошел на крайние меры для того лишь, чтобы добиться желаемого.

— Временами, — призналась Генриетта.

— И все же вам понравилось.

Каковы бы ни были его моральные качества, он самодовольно отметил, что является превосходным любовником.

— Да. Хотя я думала… — неуверенно протянула она.

К несчастью, когда она подняла голову, ее тело слегка сместилось, и она накрыла бедром его затвердевшую от желания плоть.

— Не нужно так делать, — резко произнес Дебен, хватая ее за талию и поднимая с колен. Ему стоило большого труда сдерживаться, чтобы не совершить действие, за которое она будет ненавидеть его до конца жизни. — Еще не стоит интересоваться моими мотивами. Я собой не горжусь, — угрюмо добавил он.

Какой жалкой была его попытка оправдать то, что он намеревался совершить с ней, собственным отчаянием. Не стоило доводить себя до такого состояния! Не так давно он поклялся себе, что ни одной женщине не удастся поставить его на колени, но его желание овладеть Генриеттой оказалось настолько сильным, что едва не заставило совершить вопиющее деяние. Никогда еще Дебен не хотел никого так страстно, как ее.

За исключением, пожалуй, ее уважения. Ему было бы проще прожить жизнь без нее, чем сделать что-то, за что она бы его возненавидела.

— Я помогу вам привести себя в порядок, чтобы вы могли вернуться к своей тетушке и не выглядеть при этом так, будто на вас напали в попытке надругаться.

Он надеялся, что она не заметит, как дрожат его руки, когда он шнуровал ей платье. К счастью, она смотрела ему в лицо.

— Я вовсе не уверена, — негромко призналась Генриетта, — что в состоянии вернуться сейчас в бальный зал.

— Через минуту-другую вам станет лучше, — бодрым голосом заверил он, стараясь не обращать внимания на то, что на глаза ей наворачиваются слезы. — Вот, — он достал из кармана носовой платок, — это вам пригодится, раз вы собираетесь дать волю чувствам.

Он понимал, что его слова жестки, но они оказали отрезвляющее воздействие. Она машинально взяла платок, однако, вместо того чтобы воспользоваться, скомкала его. И покачала головой.

— Мне кажется, — призналась она, мучительно краснея, — я вообще больше никогда не сумею сделать ни шагу. У меня ноги точно ватные.

— Вам нужно выпить вина! — резко воскликнул он и, встав с дивана, направился к письменному столу.

Помимо всего прочего, это действие позволило ему незаметно привести бриджи в порядок, прежде чем Генриетта обратит внимание на то, что верхняя пуговица расстегнута.

— Я принес с собой немного, надеясь, что оно поможет настроиться на нужный лад.

Он поморщился. Ну как он мог быть таким слепым? Как мог обходиться с ней с той же легкомысленной жестокостью, с какой обращался с другими женщинами? Да еще ожидать, что впоследствии она станет благодарно ему улыбаться, возможно, даже поблагодарит за мастерство обольщения, согласится на брак, основанный на обмане и давлении. Она заслуживает лучшего. Его решение о женитьбе на ней имело под собой определенное основание, он хотел начать новую жизнь, настоящую, в которой верность супругов имеет первостепенное значение.

Дебен плеснул вина в два бокала. Возможно, ему никогда не удастся избавиться от своего наследия. Возможно, он настолько закоренелый негодяй, что не сумел бы жить, озаряемый чистым светом высоких моральных устоев Генриетты.

Она должна стать женой человека, который ее достоин. Дебен заткнул горлышко графина пробкой. Этот мужчина будет ценить ее, а она в ответ уважать его. Да, ей нужен муж, чья жизнь не пропитана насквозь пороком.

— Но теперь это вино может послужить более высокой цели, — добавил он, быстро выпивая содержимое бокала.

Генриетта приняла бокал дрожащими пальцами.

— Полагаю, мне следует извиниться перед вами за эту интерлюдию, — сказал он.

То, что он совершил, было само по себе зловещим, по прощения он просил за свои так и не реализованные намерения.

— Не стоит извиняться, — запротестовала Генриетта, поднимая подбородок и снова глядя на него большими доверчивыми глазами.

— Нет, черт побери, нужно! Хотя для вас произошедшее послужит хорошим уроком. Не следует уединяться в комнате с мужчиной, чья репутация столь же запятнана, как моя. Нельзя доверять мужчине. Мы ничем не лучше диких зверей.

Глаза Генриетты расширились от потрясения.

— Однако, — добавил Дебен, снова возвращаясь к графину и наливая себе вторую порцию вина, — позвольте разуверить вас по поводу одного вопроса. Сегодня вам удалось избежать платы за свою ужасающую наивность, и вы сохранили девственность. Поэтому нечего опасаться, что ваш будущий муж, кем бы он ни был, узнает о ваших сексуальных приключениях.

Так как он стоял спиной к ней, то не увидел отразившейся в ее глазах боли. А когда повернулся, Генриетте уже удалось справиться с эмоциями. Дело вовсе не в его скрытом упреке. Рана, которая, по ее мнению, никогда не перестанет кровоточить, связана с тем, как обыденно он упомянул о ее будущем муже. Кем бы он ни был. Это означало, что он им точно не станет.

Какая глупая опустошенность. Она же всегда знала, что у Дебена и в мыслях не было брать ее в жены. На ступенях социальной лестницы он стоял настолько выше ее, что с тем же успехом она могла бы мечтать получить предложение руки и сердца от русского императора.

— Уже можете встать?

Нетерпение, с которым он хотел избавиться от нее, дало ей стимул поскорее подняться. Ей это удалось, и, вспомнив о гордости, она не позволила себе, путаясь в ногах, броситься ему на шею и умолять о том, чтобы не отсылал ее прочь вот так.

Генриетта понимала, он намеревался совершить гораздо большее и даже начал расстегивать бриджи, не отдавая отчета в том, что делает. Даже совершенно неопытная девушка заметила бы, что он до сих пор пребывает в возбуждении.

Должно быть, ему было очень непросто заставить себя остановиться. Особенно принимая во внимание, что он не привык ни в чем себя ограничивать. Если бы она была женщиной из его обычного окружения, события уже достигли бы вполне естественной развязки, и они потягивали бы вино вместе, весело болтая и смеясь.

Неудивительно, что лорд Дебен зол на нее. Возможно, если она заверит его в том, что вовсе не ждет предложения о браке, он толкнет ее обратно на диван, и они продолжат с того момента, на котором остановились.

Но ведь в конечном итоге это приведет к ее деградации. Ее семья будет невероятно разочарована, если когда-либо узнает о случившемся, что до самого лорда Дебена, он станет ее презирать.

Лучше вообще не навязываться ему. По крайней мере тогда она сможет уйти, придерживая обрывки того, что некогда было ее гордостью.

На лице Дебена застыло озлобленное выражение, когда он принялся приводить в порядок одежду Генриетты. Вытащив шпильки из прически, он мастерски уложил ей локоны и снова закрепил их, что свидетельствовало о долгих годах практики. Генриетта стояла не шевелясь. Не могла сформулировать ни единой связной мысли.

У Дебена проблем с речью не наблюдалось. Он отчитал ее, хотя ей было ненавистно скрывающееся за его действиями беспокойство о ней. Точно так же могли бы распекать старшие братья, застань ее за совершением каких-то глупых или опасных действий.

Так, значит, он все же тревожится о ней. Хотя бы немножко.

В противном случае просто воспользовался ею для удовлетворения собственных потребностей, а потом ушел прочь, бросив ее одну разбираться с последствиями.

Он так не поступил. Если судить по выпуклости в бриджах, он не до конца успокоился, однако стал приводить в порядок ее, чтобы она сумела вернуться в бальный зал с незапятнанной репутацией.

Это требовало значительных усилий.

За это Генриетта полюбила его еще больше.

Когда он отступил на шаг назад, чтобы окинуть ее критическим взглядом, она больше не дрожала.

Удивительно, как быстро тело оправилось от потрясения, хотя внутреннее состояние было отвратительным. Ей казалось, что она умирает.

— Что ж, идите, — хрипло произнес лорд Дебен. — Даже ваша тетушка заметит ваше отсутствие, если вы будете медлить.

Он не знал, как долго еще сумеет противиться искушению, если Генриетта останется здесь с таким горестным видом. Тогда он точно обнимет ее и уложит на диван. И обречет обоих на адовы муки до конца жизни.

— Тогда п-прощайте, — запинаясь, произнесла она, затем развернулась и бросилась к двери. Ненадолго замешкалась, возясь с тяжелыми бархатными гардинами, и повернула ключ в замке.

Не уходи…

Мольба замерла у него на губах, когда ей удалось открыть дверь. Переступив порог, она растворилась в ночи.

Оставив его в одиночестве. В абсолютном одиночестве.

Он бросился на диван и закрыл лицо руками.

Глава 12

На бал-маскарад леди Карлеон Генриетта не пошла. В том, что делать это совершенно не обязательно, ее убедило исчезновение лорда Дебена.

Поначалу некоторые люди говорили, что он, должно быть, уехал в одно из своих имений зализывать раны в одиночестве, другие же полагали это полной ерундой, не стал бы он так убиваться из-за какой-то костлявой невзрачной девчонки. Скорее всего, он отправился на скачки.

Но когда он не вернулся в город вместе с прочими любителями скачек, о его таинственном исчезновении заговорили с новым пылом. Строились предположения, что он сбежал с миссис Йардли, привлекательной вдовой, находящейся в стесненных обстоятельствах, но при этом отказывающейся принять руку помощи от состоятельных аристократов в течение двух лет. Едва ли случайность, что они исчезли примерно одновременно.

Три дня Генриетта изводила себя, воображая, как он удовлетворяет свой плотский голод в каком-нибудь уединенном любовном гнездышке с утонченной красивой вдовушкой, а потом миссис Йардли появилась на прогулке в Грин-парке в сопровождении своей тетушки, старой девы и компаньонки. Если верить одному светскому щеголю, который подошел поприветствовать их, они были ошеломлены открытием о том, что их потеряли. А узнав о подозрениях, миссис Йардли и вовсе вознегодовала. Оказалось, обе женщины испытывали легкое недомогание, из-за которого были вынуждены несколько дней провести дома. Как заявил молодой человек, судя по их покрасневшим носам и мутным глазам, они просто стали жертвами летней простуды.

Очень скоро Генриетта осознала, какой была наивной, полагая, что именно лорду Дебену придется иметь дело с последствиями их публичной ссоры. Он мужчина, и ему не нужно ни перед кем держать ответ. Он мог приказать подать ему экипаж и удалиться в одно из своих имений. Или отправиться на скачки. Или, щелкнув пальцами, призвать какую-нибудь покладистую опытную женщину, которая с радостью удовлетворит его нужды, в отличие от Генриетты, не сумевшей этого сделать. Если ею не стала миссис Йардли, то кто же?

Генриетте становилось все труднее притворяться, что ей дела нет до полных ненависти замечаний как бы про себя, прикрывая рот рукой, тем не менее достаточно громко, чтобы ей было слышно каждое слово. И так везде, где бы она ни появлялась. Даже тетушка заключила, что им вовсе не обязательно принимать каждое приглашение, поступающее от, как выразилась Милдред, «напыщенных сливок общества». И Генриетта стала постепенно отдаляться от светских кругов, в которых, само собой разумеется, будет вращаться после возвращения лорд Дебен.

Помимо прочего, она представления не имела, как справится с собой, когда снова его увидит, зная, что он проводил время в объятиях другой женщины, прикасаясь к ней, как прежде касался ее, доводя до исступления от страсти, а затем растворяясь в ее теле. Без остатка.

А чем еще он мог бы сейчас заниматься?

Каждую ночь, лежа в пустой постели, Генриетта предавалась подобным размышлениям. Не могла думать ни о чем другом и ничем отвлечься. Всякий раз, когда почти засыпала, тяжесть одеяла напоминала о его теле, вжимающего ее в диван. Ее кожа еще помнила прикосновения его рук. Генриетта становилась беспокойной, тело пылало, и она не знала, что с собой делать. Тщетно отбрасывала одеяло в сторону. Образ Дебена преследовал ее, и некого было винить, кроме самой себя. Он ведь предупредил, что, если поцелует ее, она уже никогда не будет прежней. Он сделает ее женщиной, понимающей собственное тело. Сказал, что она станет смотреть на мужчин, гадая при этом, смогут ли их губы вознести се на такую же высоту, что и его.

Правда, здесь он ошибался, но это слабое утешение. Единственным мужчиной, чьих поцелуев она жаждала, являлся он сам.

Иногда в течение дня Генриетта на несколько минут оставалась в одиночестве, тогда она доставала три носовых платка с монограммой, которые так ему и не вернула, и прижимала их к губам, закрыв глаза. Но это не могло сравниться с прикосновением его губ. Платки были холодными и мертвыми, и, проведя несколько недель спрятанными в дальнем ящике комода среди нижнего белья, совсем утратили его уникальный мужской запах.

Как бы то ни было, Генриетта не хотела, чтобы кто-то заподозрил, какую глубокую рану он ей нанес, и она старалась еще более тщательно, чем раньше, следить за своим внешним видом. Темные круги под глазами маскировала с помощью рисовой пудры, бледность щек румянами, а платья ушивала так, чтобы не было заметно, как сильно она похудела.

После того как она потерпела поражение с Ричардом, тетушка обвиняла ее в излишней апатичности. Но тогда Генриетта хотя бы верила в то, что все наладится, если вернуться в Мач-Уэйкеринг. Теперь же понимала, что ехать куда-то совершенно бесполезно. Где бы ни оказалась, она будет там без лорда Дебена, поэтому ощущение медленного умирания никуда не исчезнет. Кроме того, Дебен похитил у нее радость жизни в Мач-Уэйкеринге. Генриетта всегда полагала себя важнейшей составляющей счастья своей семьи. Считала, что братья любят ее так же сильно, как и она их. Дебен с присущим ему цинизмом указал на то, что домочадцы в течение многих лет воспринимали ее как должное.

Нет, раз уж никуда не деться от страданий, лучше горевать в Лондоне, где по крайней мере есть возможность отправиться в театр или на художественную выставку, чтобы отвлечься. Кроме того, дядя с тетей планировали пышную свадьбу Милдред и мистера Криммера. Генриетта не хотела разрушить их счастье, как знамя, выставляя напоказ собственное отчаяние.

Однажды, спустя примерно неделю после того, как миссис Йардли положила конец слухам о том, что именно она являлся новой любовницей лорда Дебена, Генриетте нанесли визит Джулия Твининг и леди Сьюзен Петтиффер.

Она с радостью приняла их, эти две дамы едва ли не единственные не изменили отношения, к ней на протяжении ее отношений с Дебеном и впоследствии.

— Я пришла, — начала Джулия, взяв в руки чашечку, чаю и получив от леди Сьюзен тычок под ребра, — поговорить с вами о моем литературном вечере. Чтобы попасть на него, вам нужно купить билет. Все собранные средства будут переданы в сиротский приют.

— Джулия хочет сказать, — быстро перебила леди Сьюзен, неодобрительно нахмурившись, — что мы очень надеемся на ваше присутствие. Мы заметили, что вы в последнее время не так часто, как прежде, появляетесь в обществе, и в определенном смысле я вас понимаю. Но этот вечер, — она подалась вперед, придавая своим словам большую значимость, — очень важен.

— Думаю, мы должны в этот день ужинать с какими-то деловыми партнерами дяди.

На лице леди Сьюзен появилось выражение досады.

— Вам вовсе не обязательно идти с ними, не так ли? Неужели вы не можете придумать отговорку? Вы сумеете приехать домой к Джулии вовремя, если я пошлю за вами экипаж и лакеев.

— Как мне кажется, мое присутствие на вашем вечере не сыграет большой роли.

— Еще как сыграет, — отрезала леди Сьюзен. — Вам нужно быть там из-за Синтии Лютгерворт. Она собирается прочесть несколько своих стихотворений. Вы ведь помните Синтию, не так ли?

Мысленно Генриетта поставила в строчку слова «поэтесса» и имя «Лютгерворт», и память услужливо выдала образ девушки с буйной копной волос. А леди Сьюзен между тем продолжала:

— Я уверена, что, став мишенью любителей злословия, вы отлично понимаете, какими жестокими бывают иногда люди. И несправедливыми. Только потому, что она женщина, а доход ее родителей проистекает из сферы торговли, некоторые испытывают особое удовольствие, потешаясь над ней.

— Это нечестно, — вмешалась Джулия. — Синтия делает все, что в ее силах, чтобы помочь собрать деньги на благотворительность.

— А мне кажется, если ее стихи хороши, ни у кого не возникнет и мысли смеяться над ней. — Генриетта замолчала, заметив, как гостьи обменялись многозначительными взглядами.

— Ну, ее поэзию нельзя назвать ужасной, протянула Джулия.

— Ее стихи не хуже многих других, какие сейчас приходят мне на ум, — подытожила леди Сьюзен. — Если бы только Синтия была хорошенькой или обладала титулом, она непременно купалась бы в громогласных овациях.

Эти слова мгновенно заставили Генриетту изменить свое мнение о леди Сьюзен. Хотя эта дама и не очень ей нравилась, она производила впечатление человека, который, подружившись с кем-то, остается преданным до конца. А в тех кругах, где она вращалась, это дорогого стоило. Она могла бы с легкостью согласиться с мнением подавляющего большинства и высмеивать тех, кто не имел возможности постоять за себя. Но по какой-то причине леди Сьюзен решила, что Синтия и ее стихи ей симпатичны, и не боялась заявить об этом во всеуслышание.

А разве не предупреждала леди Карлеон, что Генриетте потребуются друзья, когда ее отношения с лордом Дебеном завершатся? Они определенно сделают жизнь легче. Генриетта вовсе не собиралась поверять свои горести, но для нее стало бы большим утешением знать, что на свете есть люди, которые действительно хотят находиться рядом, поскольку она им нравится.

— Хорошо, я приду и стану аплодировать с большим энтузиазмом, вне зависимости от того, покажутся или нет мне ее стихи ужасными.

Джулия одарила ее ослепительной улыбкой.

— Благодарю вас, — сказала леди Сьюзен. — Это очень нам поможет. Я уже убедила леди Твининг поставить мистера Уивершоу выступать первым.

На мгновение Генриетта удивилась тому, что леди Твининг позволяет леди Сьюзен решать, кто и когда будет выступать на вечере, проводимом в ее доме. Но затем она сочла, что не так-то много найдется людей, способных обуздать леди Сьюзен, если та пойдет напролом.

— Его стихи столь ужасны, — пояснила леди Сьюзен, — что поэзия Синтии покажется публике весьма благозвучной. А вот с лордом Смедли-Фоверингтоном мы, к сожалению, ничего поделать не можем. Он аристократ по происхождению, имеет длинные вьющиеся волосы и в последнее время стал одеваться, точно турецкий принц.

— А хороши ли его стихи?

Леди Сьюзен скривила губы.

— Какое это имеет значение? Людям он кажется лучше самого Байрона.

— Он довольно талантлив, — добавила Джулия.

— И чрезвычайно тщеславен.

— Обещаю, — сказала Генриетта, впервые за последнее время начиная сознавать, что и она не лишена ни некоторых ценных качеств, ни друзей, — не позволю ему впечатлить себя.

— О, вы еще не видели, как он длинными белыми пальцами отбрасывает кудри со лба, — предостерегла Джулия.

— Это на меня никак не подействует.

— Вот уж точно нет, — одобрительно согласилась леди Сьюзен. — Коль скоро вам удалось выстоять против такого потрясающе мужественного типа, как лорд Дебен, иммунитет против юнца вроде Смедли-Фоверингтона вам точно обеспечен. Джулия, разве я не говорила, что у мисс Гибсон очень независимое мышление?

Когда два дня спустя Генриетта переступила порог дома Твинингов, ей и в голову не могло прийти, что список гостей будет примерно таким же, что и во время дебютного бала Джулии. Поняла она это только тогда, когда заметила Ричарда, прогуливающегося под руку с мисс Уэверли, та кокетливо ему улыбалась.

При виде этой пары Генриетта замерла на месте, испытав сильный прилив недовольства тем, что снова видит обоих.

Насколько она могла судить, мисс Уэверли просто пользовалась Ричардом. Впрочем, как и он ею.

К несчастью, правила хорошего гона предписывали поздороваться с ними, ибо Ричард был родом из одного с ней городка. К тому же, какую бы роль он ни сыграл в ее жизни, не подозревая, какую именно, он по-прежнему друг ее брата.

Поэтому, вместо того чтобы просто пройти мимо, Генриетта остановилась и сделала глубокий реверанс.

— О, ты тоже здесь, курочка? Рад тебя видеть, — приветствовал Ричард. — Хотя, должен заметить, выглядишь ты чертовски плохо. Лондон оказался слишком шумным для тебя, не так ли? Я предупреждал. И не говори, что это не так.

Мисс Уэверли изумленно вскинула бровь.

— Вы знакомы с мисс Гибсон?

— Боже, конечно! Мы же практически выросли вместе. Мы друг другу как брат и сестра.

Генриетта пристально воззрилась на него. Братья не хватают сестер в охапку и не целуют под венком из омелы.

— Ах, нот вы где! — К ним подошла решительно настроенная леди Сьюзен. — Мисс Гибсон, я держу для вас место рядом со мной в первом ряду. Когда мисс Люттерворт погрузится в чтение, она перестанет замечать что-либо вокруг себя, но ей будет приятно увидеть несколько дружелюбных лиц перед этим. Прошу нас извинить, — категоричным тоном заявила она Ричарду и мисс Уэверли.

— Разумеется, леди Сьюзен, — ответила мисс Уэверли.

— Вот уж не знал, что ты дружна с леди Сьюзен, — одновременно с ней произнес Ричард обескураженно.

Леди Сьюзен наградила их особой кошачьей улыбкой, после которой, как Генриетте было известно, неизменно следовало какое-нибудь едкое замечание.

— Я ценю мисс Гибсон настолько высоко, что послала за ней свой экипаж с лакеями, чтобы доставить ее сюда сегодня вечером. В последнее время редко удается встретить человека, не получающего удовольствия от сплетен, злобной болтовни или нанесения друзьям удара в спину, — сообщила она Ричарду, одновременно бросая выразительный взгляд на мисс Уэверли.

Генриетта воспрянула духом от столь воодушевляющей речи.

— Я и не подозревала, что вы знаете о неприязни ко мне мисс Уэверли, — заметила она, когда они отошли на некоторое расстояние.

— Она не делает из этого секрета. Представления не имею, чем так разгневали это тщеславное создание, но склонна думать, она заслужила.

Генриетта и леди Сьюзен оказались единственными, кто передвигался с определенной целью. Все прочие просто слонялись по комнате, приветствуя знакомых или беря напитки с подносов снующих туда-сюда официантов. Большинство мужчин старались поскорее протиснуться к дверям, улизнуть в комнату для карточных игр. Генриетта заметила, что небольшая толпа собралась вокруг довольно привлекательного на вид молодого человека со струящимися шелковистыми кудрями, одетого в такие же струящиеся шелковистые одежды.

— Это обожатели Смедли-Фоверингтона, — пробормотала леди Сьюзен, проследив направление взгляда Генриетты. — Именно они, скорее всего, станут хихикать, когда на сцене появится Синтия.

В передней части комнаты возвышалась платформа для декламации стихов. Перед ней стояли полукругом четыре ряда стульев, расставленные с несколькими зазорами для прохода.

Занимая место в первом ряду, Генриетта оглянулась через плечо, уверенная, что заметит Ричарда среди мужчин, стремящихся поскорее покинуть комнату. Он никогда не интересовался поэзией, а если об этом все же заходила речь, мог почитать несколько ужасных стишков. Однако, похоже, мисс Уэверли вовсе не намеревалась спускать его с поводка.

Раскрыв веер, Генриетта поднесла его к лицу, чтобы скрыть улыбку, которая грозила быстро перерасти в неподобающую для леди ухмылку. Ричард подвергнут вполне достойному наказанию. Если бы он вызвался ее сопровождать, она, по крайней мере, предложила бы мероприятие интересное и ему тоже. Но мисс Уэверли слишком эгоистична, ей дела нет до того, любит ее спутник поэзию или нет. Ему отводилась роль преданного обожателя. С которой он, как отметила про себя Генриетта, мысленно усмехнувшись, прекрасно справлялся.

— Здесь не занято?

Очнувшись от задумчивости, Генриетта обнаружила стоящего перед ней лорда Дебена. Он указывал на стул справа от нее.

— Нет, — ответила она, чувствуя, как запылали щеки.

Прошло почти три недели с тех пор, как они последний раз виделись, но из-за того, что она очень часто воскрешала в памяти их последнюю встречу, ей казалось, что все будто вчера случилось. Генриетта не могла смотреть ему в лицо, принимая во внимание собственное распущенное поведение. И все же очень хотелось на него взглянуть. Она так истосковалась по нему, что готова была поглотить целиком. Однако, учитывая то, что они находились на людях, она осмелилась всего лишь время от времени бросать в его сторону мучительные взгляды украдкой, когда он опустился рядом на стул. При этом бедром почти касался ее бедра, она чувствовала исходящее от него тепло. На мгновение она снова очень живо пережила удивительные ощущения, когда эта самая нога оказалась между ее ногами, а он расстегивал корсаж ее платья. Генриетта надеялась лишь, что никто не заметил, как быстро забилось сердце, Неужели и щеки раскраснелись? Судя по ощущениям, так оно и есть. Она принялась энергично обмахиваться веером, надеясь хоть немного остудить жар тела.

— Мое присутствие волнует вас, — заметил он.

— Принимая во внимание то, что все остальные стулья еще не заняты, любой бы задался вопросом, отчего это вы предпочли сесть именно рядом со мной.

— Это же очевидно. — Лорд Дебен положил руку на спинку стула Генриетты и, склоняясь ближе к ней, прошептал на ушко: — Я не могу больше ни секунды находиться вдали от вас. Залечив душевные раны в одиночестве, я понял, что не вынесу дольше разлуки с вами. Поэтому, даже будучи с презрением отвергнут, я снова вернулся к вам.

Его дыхание приятно щекотало, шея томилась от прикосновений его губ.

— Прекратите, — чуть слышно прошипела Генриетта. — Я больше не могу играть в эти игры, — сдавленным голосом добавила она. — Я же говорила вам…

— Однако вы пока не запрещали мне сидеть рядом с вами. Если позволите мне это, уже никогда не сумеете от меня избавиться.

— Будто запрет сможет что-то изменить. Вы просто проигнорировали бы мои слова и заняли соседнее место.

— Верно. А вот вы могли бы встать и уйти, содрогаясь от праведного негодования и браня мою безрассудную смелость. Вместо этого бросаете на меня голодные взгляды украдкой.

Великий боже, она уже успела забыть, как хорошо он умеет читать ее, точно открытую книгу, даже если она при этом не произносит ни слова. Догадался ли он, какие приходится прикладывать невероятные усилия, чтобы держать свое непокорное тело под контролем, когда больше всего на свете хочется вскарабкаться ему на колени и покрыть дорогое лицо поцелуями? При этом не менее сильно хотелось ударить, стирая с его лица издевательское выражение, и закричать, чтобы прекратил мучить ее.

— У меня имеются веские основания оставаться на своем месте, — сухо ответила она. — Но к вам это не имеет отношения.

— Вы стали пользоваться косметикой, — заметил Дебен, — пытаясь сымитировать естественный румянец, которым я так восхищался и которого вы, по всей видимости, лишились. Означает ли это, что вы плохо спите, по ночам? Смею ли надеяться, скучаете по мне?

— Вы можете надеяться на все, что хотите.

— А вот я по вам скучал, — бархатистым голосом признался он. — Я вернулся в город вчера и тут же принялся наводить справки о том, где могу встретить вас сегодня вечером.

— Вот как?

Сердце Генриетты екнуло. Он уже делал так прежде. Разыскивал ее, в то время как она искренне считала, что больше никогда не увидит его. Но она и не подозревала, что на этот раз он поступил так, поскольку она ему действительно небезразлична. Прежде чем скажет что-нибудь глупое и изобличающее себя, нужно выяснить, зачем ему понадобилось поговорить с ней именно сегодня вечером. Очевидно, решил еще раз убедиться, что она отказалась от любых притязаний на него. Эта мысль особенно подавляла, заглушая практически все физические реакции тела. Генриетта убеждала себя, что се догадка верна. В тот вечер он так стремился поскорее выпроводить ее из комнаты, что не научил, как вести себя во время следующих встреч, если таковые будут. Привыкнув к преследованиям со стороны женщин, он, вероятно, захотел получить подтверждение тому, что Генриетта не станет искать выгоды в интимности их последнего вечера. В действительности она не могла понять, как бы ей удалось это сделать, не признавшись кому-то, что она уединялась с лордом Дебеном и позволила ему…

Все физические реакции тут же вернулась. Целиком и полностью.

Она снова принялась усиленно обмахиваться веером дрожащей рукой.

— Признайтесь же, что тоже скучали по мне, — настаивал Дебен. — А потом спросите меня, где я был и чем занимался.

У Генриетты защемило в желудке. Ей очень хотелось узнать, где он был, где провел каждую минуту последних восемнадцати дней, ведь она так мучила себя бессонными ночами, воображая, что он делал и с кем. Она не вынесла бы, если бы он подтвердил ее худшие опасения, поэтому строго заявила:

— Ваши передвижения меня совершенно не касаются, милорд.

— Вот как. — Он отодвинулся от нее и бросил взгляд на программку. — Понимаю.

Убрал руку со спинки стула, смял свою программку, превратив ее в неряшливый бумажный шарик, глядя при этом прямо перед собой и скрежеща зубами. На несколько мгновений между ними воцарилось напряженное молчание. Генриетта не знала, куда себя девать, но не могла нарушить тишину ничего не значащим замечанием. Особенно когда на лице графа застыло дьявольское выражение. Поэтому сидела и наблюдала за ним краешком глаза, не переставая обмахиваться веером. Дебен разгладил программку у себя на колене, после чего начал методично разрывать ее на маленькие полоски.

Казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле всего минута или две, когда на возвышение поднялась леди Твининг, аплодируя, чтобы привлечь к себе внимание.

— Уважаемые гости! — Разговоры стихли. — Уважаемые гости, дорогие друзья, не соблаговолите ли занять свои места, пожалуйста.

Те из присутствующих, кто должен был читать стихи, тут же выступили вперед, ведя за собой друзей, и стали рассаживаться в первом ряду или занимать крайние места других рядов. Прочие гости подходили с меньшей охотой.

За исключением одного человека, который стремительно прошел вперед и резко остановился прямо перед Генриеттой. Ричард.

— Поднимайся, курочка, — заявил он. — Идем со мной. Я отвезу тебя домой сию минуту.

— Что? Почему?

— Потому что мисс Уэверли только что сообщила мне, что всему городу известно, как ты выставляешь себя на посмешище из-за одного человека, — пояснил он, замолкая на мгновение и бросая гневный взгляд в сторону лорда Дебена. — Я обещал Губерту присмотреть за тобой. Я-то полагал, что люди, с которыми ты живешь, сами справятся с этой задачей, но, очевидно, их ослепил его титул. Или они просто не знают о его репутации. Зато я знаю, курочка. И я не стану это терпеть.

Леди Твининг неодобрительно хмурилась, глядя Ричарду в затылок.

— Ты не станешь этого терпеть? — Генриетта резко сложила веер.

— Вот именно, — ответил он, хватая ее за руку и рывком поднимая на ноги. — Мы уходим. Сию же секунду.

— Мистер Уивершоу, — громко произнесла леди Твининг, — прошу вас, займите место на сцене.

Под редкие аплодисменты тучный молодой человек вскарабкался на возвышение.

— Разумеется, — притворно медлительно протянул лорд Дебен, обращаясь к Ричарду, — мисс Гибсон должна сама принять такое решение.

— Вот именно, — подтвердила Генриетта.

— Мистер Уивершоу откроет нашу сегодняшнюю развлекательную программу, — объявила леди Твининг, посылая мрачный взгляд теперь уже не только Ричарду, но и Генриетте тоже, — прочтя свою новую поэму, которая называется «Сильвия в лунном свете».

Снова раздались вежливые аплодисменты, Генриетта тщетно пыталась высвободить руку из хватки Ричарда.

— Отпусти, Ричард, ты делаешь мне больно.

— А вот этого, — произнес лорд Дебен, медленно поднимаясь со стула, — я никак не могу допустить.

Тучный поэт положил листки на кафедру и громко прочистил горло.

Ричард отпустил запястье Генриетты и раздраженно обратился к Дебену:

— А вы кто такой, чтобы чего-то не допускать? Вы мне не указ, милорд.

— Любой джентльмен обязан вмешаться, если на его глазах плохо обходятся с леди.

— «Услышьте же!» — начал поэт, пронзая их компанию острым, точно кинжал, взглядом.

— Плохо обходятся? Какая чушь! — возразил Ричард. — Я здесь, чтобы спасти ее, точно так же поступил на моем месте любой из ее братьев, узнай он, какое дурное влияние на нее оказывают. Мы так давно знаем друг друга, что небольшая размолвка между нами в счет не идет.

Лорд Дебен презрительно вскинул бровь.

— Знай ее хоть с колыбели, это не означает, что вы можете позволять себе вольности.

— Уж кому, как не вам, известно все о вольностях, не гак ли?

— Ричард, говори тише, — прошипела Генриетта. — Все на нас смотрят.

Никто не обращал на тучного поэта ни малейшего внимания, разыгрывающаяся в первом ряду драма казалась куда более интересной.

— И вообще, тебе не следовало прислушиваться к сплетням.

— Особенно если они исходят от интриганки, которая, как я заметил, обильно залила ваши уши своим ядом, — добавил лорд Дебен.

Ричард несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь решить, продолжать ему развивать начатую линию разговора или отклониться и защитить честь мисс Уэверли.

Воодушевленный короткой передышкой в обмене колкостями, мистер Уивершоу начал снова.

— «Услышьте же! — воззвал он. — Услышьте полный боли плач лисицы…»

Но Ричард уже определил для себя первостепенную задачу.

— Я, разумеется, ни на секунду не поверил слухам о тебе, курочка. Знаю, ты не унизишь себя преследованием мужчины, — добавил он. Генриетта покраснела от стыда, ведь она именно так и поступила. — Зато верю, что он, — Ричард кивнул в сторону Дебена, — мог вскружить тебе голову неискренней лестью. Именно этим оружием всегда пользуются распутники. Вообще-то я не должен был говорить тебе подобных вещей, но ты же не станешь на меня за это сердиться. В том нет твоей вины. Просто ты вела очень замкнутую жизнь.

Генриетта вскипела от негодования, заслышав это предположение. Хуже того, Ричард продолжал разговаривать с ней так, будто ей до сих пор пять лет и она нуждается в няньке.

— Ты, значит, считаешь своим долгом спасти меня от него, не так ли?

— Несомненно, так оно и есть.

Краешком глаза Генриетта заметила, как Дебен скривился в усмешке. Что ж, по крайней мере он находит происходящее забавным. Похоже, развлекать его стало для нее делом всей жизни.

Чувствуя, как защипало в глазах, Генриетта обрушила весь свой гнев на Ричарда:

— А где же ты был все эти недели с тех пор, как я приехала в Лондон, раз считал, что моих куриных мозгов недостаточно для защиты от хитроумных уловок распутников и негодяев, наводняющих бальные залы?

— У мужчины есть… у мужчины… — Ричард бросил виноватый взгляд в сторону мисс Уэверли. — А вот это тебя совершенно не касается, — помпезно заявил он. — Значение имеет лишь то, что я знаю, как опасно позволять человеку вроде него флиртовать с тобой. Я догадываюсь, из-за чего он мог ввести тебя в заблуждение. Но теперь пришло время положить этому конец.

Генриетта вздернула подбородок и тут заметила, как лорд Дебен одобрительно ей усмехается. Пристально глядя на Ричарда, она вдруг почувствовала небывалую ненависть к нему.

— Вот уж нет! — воскликнула она. — Я буду флиртовать, с кем пожелаю, — добавила она. От этих слов улыбка на губах лорда Дебена стала еще шире. Генриетта поняла, что он торжествует. — Ты-то именно так и поступаешь.

Ричард уставился на нее, широко раскрыв рот.

Мистер Уивершоу немедленно воспользовался этой возможностью, чтобы продекларировать следующую строчку:

— «Эхом разносящийся по залитым лунным светом полям…»

Тут на Ричарда снизошло озарение.

— Да ты просто пыталась заставить меня ревновать. — Он рассмеялся. — До сегодняшнего вечера я и не догадывался об этом. Это превосходит все мои ожидания!

Это замечание мгновенно стерло ухмылку с лица лорда Дебена, будто он вдруг осознал, что это тот самый мужчина, из-за которого Генриетта плакала в ту ночь, когда они познакомились, а потом начала его использовать.

Неудивительно, что он выглядит столь устрашающе.

— Вовсе я не пыталась заставить тебя ревновать, — с жаром бросилась она опровергать его слова, делая это прежде всего ради лорда Дебена, но также и для того, чтобы принизить невероятно раздутое самомнение Ричарда. — Я не вспоминала о тебе уже много недель подряд.

Еще бы, ведь в ее мыслях безраздельно царил лорд Дебен!

— Разумеется, нет, — усмехнулся Ричард. — Ты, вероятно, хорошо проводила время, когда не пыталась заставить меня ревновать. Послушай, я ни словом тебя больше не попрекну, если ты сейчас спокойно пойдешь со мной. А за мисс Уэверли я стал ухаживать потому лишь, что все гак делают. Понимаешь? Что же касается прочего, я на тебя не сержусь. Вовсе нет. Я догадываюсь, как этот человек мог вскружить тебе голову. Ведь девушка вроде тебя совсем не привыкла к мужскому вниманию.

— Девушка вроде меня? Потрудись-ка пояснить, что ты хотел этим сказать, Ричард? — убийственно спокойным тоном произнесла Генриетта.

— Ты, ну… что ж, ты… — На несколько секунд Ричард снова лишился дара речи, и мистер Уивершоу тут же воспользовался шансом попытаться завершить свои вирши:

— «В то время как я лежу без сна, откинув покрывало, мечтая о Сильвии, о ее несравненных…»

— Ты же вовсе не ветреная особа, — снова бросился в атаку Ричард, очевидно вновь обретя вдохновение. — Вот что я имел в виду. И братья твои очень старались, чтобы ты не попала под влияние дурных людей. Вроде него, — добавил он, бросая мрачный взгляд на лорда Дебена. — Такой ради развлечения похитит сердце невинной девушки, а потом, уверившись в своей победе, выбросить его прочь.

Ричард обеспокоенно воззрился ей в глаза, о чем прежде она так мечтала. Но уже в следующую секунду он потряс ее замечанием:

— Посмотри фактам в лицо, курочка. Эти отношения ни к чему хорошему не приведут. Мужчины вроде него не женятся на деревенских девчонках с таким простоватым, скажем прямо, лицом, как у тебя.

Его слова были для Генриетты не новы. Она всегда знала, что лорд Дебен не собирается делать ей предложение. Но услышать это в свой адрес в людной гостиной, где все прекрасно расслышали каждое слово, было одним из самых омерзительных событий, когда-либо с ней случавшихся.

Из дальнего угла комнаты донесся сдавленный смешок. Генриетта подозревала, что его издала мисс Уэверли.

На мгновение она была так потрясена, что стала не способна принять какое-либо решение, как-то справиться с ситуацией.

Как поступить девушке, которую только что унизили на глазах у всех? Уйти прочь, гордо вздернув подбородок? Или упасть в обморок?

Дебен избавил ее от необходимости делать и первое, и второе. Излишне драматичным жестом он вынул из кармана фрака очередной носовой платок, постелил его на пол и опустился на одно колено.

— Мисс Гибсон, — произнес он, прикладывая руку к груди, — если бы мне удалось похитить ваше сердце, я счел бы себя самым счастливым мужчиной в Лондоне, так как мое сердце бьется только ради вас.

Все присутствующие одновременно ахнули, Уивершоу, приглушенно вскрикнув, схватил листки со стихами и сошел с возвышения.

Генриетте захотелось плакать. Неужели он издевается над ней? Она и не подозревала, что он может быть таким жестоким.

Однако, посмотрев ему в лицо, заметила, что оно лишено и следа веселости. Она никогда не видела его столь чертовски серьезным.

В горле у нее образовался ком. Должно быть, таким образом, лорд Дебен хочет ей помочь. Заметив, что Ричард больно ранил ее, прилюдно унизил, он решил попытаться смягчить удар, заявив при всех, что вовсе не считает ее непривлекательной. Очень мило с его стороны, но как он вообще решился на подобный шаг?

— Меня эта ситуация уже начинает раздражать, — заявил Ричард. — Не слушай его, курочка, он говорит несерьезно. Наверняка заключил с кем-то пари, только и всего.

— Ты говоришь ужасные вещи, — набросилась Генриетта. Хотя она даже не мечтала вознестись на головокружительную высоту, став женой лорда Дебена, оскорблениями Ричарда была сыта по горло. — Скажи на милость, почему он не захочет на мне жениться?

— Видишь ли, э-э-э… дело в том, курочка, что с тобой не то чтобы было что-то не в порядке. Но…

— Раз уж преклоненные колени не достаточное доказательство того, что мое сердце принадлежит вам, — перебил лорд Дебен, — позвольте развеять любые недопонимания, выразившись простыми словами, чтобы их смысл дошел даже до этого остолопа. — Он бросил на Ричарда полный презрения взгляд. — Мисс Гибсон, не окажете ли вы мне величайшую честь, согласившись стать моей женой?

На мгновение все происходящее показалось несколько нереальным. Краем глаза Генриетта заметила, что даже мужчины, ускользнувшие в карточную комнату, поспешно возвращаются назад.

А затем, точно с очень большого расстояния, до ее слуха донеслись слова Ричарда:

— Она не может выйти за вас замуж. Она станет моей женой.

Возмутительное заявление потрясло столь сильно, что она снова обрела дар речи.

— Да как ты смеешь лгать, Ричард? Мы с тобой не обручены!

— Все равно что обручены. Всем известно, что мы с тобой должны пожениться.

— Всем, кроме меня самой, очевидно, — парировала она. — Что-то я не припомню, чтобы ты вставал на одно колено и объявлял, что я сделаю тебя счастливейшим мужчиной в Лондоне, согласившись выйти за тебя замуж.

— Все потому, что я не такой идиот, — резко ответил он. — Да и к чему мне было так поступать? Я всегда знал, что брак со мной — предел твоих мечтаний. Но, видишь ли, старушка… должен признать, что я еще не готов остепениться.

— Еще. Не. Готов. Остепениться, — разделяя каждое слово, повторила Генриетта. Мысль о том, что он все же задумывался о женитьбе на ней, когда будет готов, не даровала ей утешения.

Ричард с ней не считался, и даже когда она приехала в Лондон, прямо на ее глазах и полностью осознавая, что делает, присоединился к толпе кавалеров мисс Уэверли и, похоже, даже выбился в любимчики.

Генриетте оставалось лишь благодарить Бога за то, что у нее открылись глаза на его истинную натуру. Если бы она стала его женой, он обращал бы на нее внимания не больше, чем на мебель в своем доме.

— Но я всегда понимал, что, когда буду готов, лучше тебя мне никого не найти, — поспешно добавил он. — Ну, перестань, — воззвал он, заливаясь краской. — Все же давно это знали. Мой отец… твои братья… А когда мы поцеловались, я решил для себя…

Выходит, этот поцелуй был чем-то вроде эксперимента, сможет он смириться с мыслью, что должен будет жениться на девушке, которую выбрал для него отец.

— Ты поехал в Лондон, думая, что твое будущее определено, — презрительно бросила Генриетта. — Решил, что покорил меня одним пустячным поцелуем. Знаешь, ты прав, утверждая, что лучше меня тебе никого не найти, — холодно произнесла она. — А я сделаю лучший выбор. Лорд Дебен…

Генриетта стала было отворачиваться от Ричарда, но тут он схватил ее за плечи и слегка встряхнул.

— Немедленно остановись, курочка. Не действуй сгоряча. Признаю, я не уделял тебе достаточно внимания, с тех пор как ты приехала в город, но полагал, что у нас целая жизнь впереди.

— Ты оказался не настолько обходительным, чтобы просто навестить меня в качестве друга семьи, не говоря уже о том, чтобы выказывать мне уважение, подобающее женщине, с которой ты намеревался провести остаток жизни.

— Но я по крайней мере не сделался предметом сплетен из-за неподобающего поведения. В отличие от тебя. Что, по-твоему, скажет твой отец, когда ты вернешься домой и он узнает, что ты выставила себя на посмешище?

— Если кто и выставлял себя на посмешище в этом сезоне, то уж точно не я. Наблюдение за тем, как ты семенишь у ног мисс Уэверли, как преданный спаниель, явилось для меня самым отталкивающим проявлением твоего неразумного поведения. Это хуже, чем тот случай, когда ты запряг коров в двуколку своего отца и заставил бедных животных тянуть ее по главной улице, а они потом опрокинули ее и тебя вместе с ней прямиком в мусорную кучу.

— Я сделал это на спор, — запротестовал Ричард. — И не впутывай в наш разговор мисс Уэверли, пожалуйста. Она…

— А что она? Хочешь сказать, она стоит дюжины таких, как я?

— Нет. Хотя, возможно, ты и права. И поделом будет лорду Дебену, если ты примешь его предложение.

— Ему… будет… поделом?

Пока они бранились, Дебен хранил молчание. Собственно говоря, в комнате повисла абсолютная тишина, будто бы присутствующие изо всех сил старались ничем не выдать своей причастности к происходящей на их глазах ссоре. В какой-то момент леди Твининг взошла на сцену, открывая и закрывая рот, с мольбой протягивая руку вперед, затем прижала ее к груди. Ей так и не удалось вымолвить ни слова, но она продолжала стоять на возвышении, заламывая руки. А все потому, что ни в одном учебнике по этикету не говорилось, как нужно себя вести, став свидетелем ссоры влюбленных, которая обернулась предложением руки и сердца от графа, и все это посреди предполагаемых поэтических чтений!

Генриетта вырвалась из хватки Ричарда и повернулась к лорду Дебену, чтобы оценить его реакцию. Опасается ли он того, что она может ему ответить?

Нет. Он был совершенно спокоен.

Всего на секунду.

После чего улыбнулся своей ленивой дьявольской улыбкой, побуждающей совершить самое худшее.

Глава 13

Сердце Генриетты быстрее забилось в груди. Лорд Дебен говорил, что ничто на свете не заставит его жениться на мисс Уэверли. Более того, она была уверена, что его вообще нельзя заставить против воли связать себя узами брака. Только если он сам того пожелает. Значит, то, что он сейчас стоит перед ней на коленях, означает, что… что он… Ох, смеет ли она надеяться, что он в самом деле хочет на ней жениться?

Он же сказал ей, что однажды должен будет обзавестись супругой, это входит в его обязанности графа. Но тон, каким он говорил об этом, убедил, что ее кандидатуру он определенно в расчет не принимает.

Теперь же утверждает, что скучал по ней, пока не был в столице.

А еще он некогда пообещал, что никогда не будет ей лгать.

Означает ли это, что он пришел к заключению, раз уж все равно нужно на ком-то жениться, а с ней он ладит примерно так же, как мог бы с любой другой женщиной, то почему бы не дать шанс их отношениям?

Или он сделал предложение под влиянием момента? Может быть, решил вести себя столь галантно только потому, что Ричард оскорбил ее?

Галантно? Генриетта едва не рассмеялась вслух. Лорд Дебен менее всех знакомых ей мужчин стал бы проявлять галантность. Кроме того, он никогда не действовал под влиянием момента, всегда разрабатывал детальные планы, предварительно тщательно обдумав ситуацию.

Неужели хотел сделать ей предложение?

Что, если нет? Что, если он решил, будто она все равно ему откажет?

В таком случае нахождение на коленях в ожидании отрицательного ответа излишне драматичный акт. Чего именно?

Возможно, Дебен до сих пор полагал, что находится у нее в долгу. В таком случае желание отплатить приняло совершенно абсурдную форму. Или, быть может, таким образом он хотел отплатить за то, что едва не погубил ее в ту ночь на диване в доме Суаффхемов. Возможно, он теперь страдает от угрызений совести. Сегодня вечером он выглядел так, будто его терзают страшные душевные муки. Особенно когда она заявила, что его передвижения не представляют для нее никакого интереса. Возможно, делая предложение, он подсказывал ей способ отомстить ему.

Генриетта подумала о том, как было бы просто ответить отказом! Тогда весь город только об этом и говорил бы. Он поставил на карту свою гордость, будущее и репутацию совершенного любовника. Если бы леди Карлеон была здесь, она, без сомнения, посоветовала бы Генриетте смешать гордость брата с грязью. Сейчас самое подходящее время.

Но ведь Дебен давал ей шанс поступить так, как хотелось. Отказав ему, она действительно будет отомщена. Приняв предложение, поставит Ричарда на место, отплатив ему за пренебрежительное к себе отношение и ушат оскорблений, который он только что вылил ей на голову. Если же она намеревалась проучить обоих и тем самым прославиться, следовало просто покинуть комнату с высоко поднятой головой. Тогда все высшее общество заговорит о девушке, из-за которой два джентльмена едва не устроили драку, испортив элегантный и сугубо интеллектуальный вечер, посвященный сбору средств для благотворительных целей.

Кроме того, мисс Уэверли с ума сойдет от зависти.

Но подумал ли лорд Дебен о том, что случится, если она примет предложение? Он сделал его прилюдно и не сможет взять назад свои слова.

Тут размышления Генриетты, совершив полный оборот, снова вернулись к начальной точке. Раз уж ему нужно на ком-нибудь жениться, то отчего бы не на ней?

Она вовсе не намеревалась сводить ни с кем счеты, так как не была человеком мстительным.

А еще ей очень хотелось стать женой лорда Дебена.

Если бы только… Она постаралась заглушить тоненький внутренний голос, шептавший: «Если бы только он любил меня». Но нужно принять его таким, какой он есть, и надеяться, что со временем ее любовь к нему растопит многослойный цинизм.

Но она вовсе не собиралась находиться у него под каблуком до тех пор, пока этого не произойдет.

— Милорд, — несмело начала она, — я понимаю, какую огромную честь вы оказали мне своим предложением, и благодарю вас за это.

— Генриетта, — произнес Ричард, — предупреждаю тебя…

— И при определенных условиях, — продолжила она, не обращая на Ричарда ни малейшего внимания, глядя на улыбающегося графа, — я склонна его принять.

— Каковы ваши условия, — тут же отозвался Дебен.

— Подожди, курочка! — одновременно с ним воскликнул Ричард.

— Просветите же меня, мой ангел, — повторил лорд. — Скажите, какие условия мне нужно выполнить, чтобы завоевать ваше одобрение и вашу руку.

Собравшись с духом, Генриетта объявила:

— Я соглашусь стать вашей женой, только если вы пообещаете всегда хранить мне верность. Если я когда-либо узнаю, что вы нарушили брачный обет, я… я…

Эта мысль показалась Генриетте столь ужасной, что на глаза навернулись слезы.

— Разобьете мне нос? — услужливо подсказал Дебен.

— Ах, ряди всего святого! Человек вроде него никогда не станет хранить тебе верность! Да ты только посмотри на него. Он расценивает все происходящее здесь шуткой. И это когда на кону мое будущее.

— Не твое, Ричард, — твердо возразила Генриетта, — мое. Смею заверить, вне зависимости от того, приму я предложение лорда Дебена или нет, ничто не заставит меня совершить колоссальную ошибку, согласившись стать твоей женой. Если ты вообще когда-нибудь решишься мне это предложить, — многозначительно добавила она.

— Ты слышал ее, приятель, — нараспев произнес лорд Дебен, самодовольно улыбаясь. — Она слишком умна, чтобы связывать свою жизнь с простаком вроде тебя.

Генриетте захотелось расцеловать его за то, что бросил Ричарду в лицо слова, которые тот использовал, чтобы оскорбить ее.

— Она была рождена, чтобы стать хозяйкой поместий влиятельного человека, принимать в его доме политиков и пэров королевства, иностранных послов или арендаторов.

Внезапно Генриеттой овладело волнение.

— О нет, я не могу. Я бы вела себя с ними недостаточно учтиво. Вы же знаете мою манеру высказывать мысли прямо.

— Став графиней, — мягко перебил ее Дебен, — вы сможете общаться сколь угодно грубо, а люди при этом скажут лишь, что вы очаровательно эксцентричны.

— Да, но мне бы не хотелось подвести вас.

— Вам это и не удастся. А я постараюсь никогда не предать ваше доверие, дав вам повод для ревности.

— В самом деле?

Надежда в ее душе попыталась прогнать прочь сомнения, но не сильно в этом преуспела. Лорд Дебен не сказал прямо, что станет хранить верность.

Генриетта решила, что для мужчины вроде него это в любом случае большая уступка.

Его лицо смягчилось.

— В отличие от вашего деревенского обожателя я не стану считать вступление в брак с вами огромной жертвой с моей стороны. Никому другому я не доверил бы будущее мое. Моих детей. Мое сердце.

Посмотрев на Дебена, Генриетта заметила пульсирующую у него на виске жилку. Очень быстро пульсирующую. При этом он столь пристально взирал на нее, будто мысленно заклинал принять предложение.

С другой стороны, если она откажет, то выставит его дураком.

Закрыв глаза, она склонила голову. Более всего на свете ей сейчас хотелось наклониться, обхватить его лицо руками и посоветовать как следует все обдумать. Если его решение не изменится, пусть сделает ей предложение еще раз через пару дней, но уже с глазу на глаз.

За это время она тоже обдумает, сумеет ли всю жизнь справляться с подозрениями о том, где ее муж и чем занимается, всякий раз как они будут не вместе.

Несколько мучительно долгих секунд все присутствующие в комнате, казалось, не осмеливались даже дышать.

— Он никогда не будет хранить тебе верность, курочка, — нарушил молчание Ричард. — Заставит тебя страдать.

Да. Она уже смирилась с тем, что так или иначе Дебен разобьет ей сердце.

Но если она откажет, он, без сомнения, сделает предложение кому-то еще. Генриетта знала, как больно представлять его в объятиях другой женщины.

Согласившись, она по крайней мере будет уверена в том, что он всегда будет возвращаться к ней, устав от временных интрижек.

— Напротив, — пылко возразил лорд Дебен. — Я буду хранить верность до гробовой доски, ибо нашел женщину, достойную этого.

Все присутствующие одновременно ахнули.

Открыв глаза, Генриетта снова посмотрела на него.

— Вы… в самом деле имеете это в виду?

— Разумеется, он не имеет этого в виду!

— Ричард, помолчи, пожалуйста. Если ты не считаешь, что на меня стоит тратить усилия, это вовсе не означает, что я ничего не стою. Серьезно ли говорит лорд Дебен или нет, я собираюсь ответить ему согласием.

Она просто не могла позволить себе упустить такую возможность. Пусть он и предлагает ей стать его женой, руководствуясь ложными побуждениями, и, возможно, никогда не сделает ее счастливой, все же есть шанс, что этого не случится.

— Слава богу, — сказал Дебен, поднимаясь на ноги. — Вы представления не имеете, как неудобно стоять на коленях в вечерних бриджах. Я уж испугался, что, препираясь с вашим другом детства, вы обо мне совсем позабыли.

«Что за глупость, — мысленно возмутилась Генриетта. — Как будто кто-то или что-то может заставить меня забыть о нем!»

Тем не менее слова лорда Дебена оказали на нее, да и на остальных, положительное действие. Они нивелировали ее отношения с Ричардом. В действительности они никогда друг друга не любили, лишь выросли вместе и едва не согласились заключить союз, который обернулся бы для них полной катастрофой, зато обрадовал бы их семьи. Ричард это тоже со временем осознает, хотя сейчас казался чрезвычайно разгневанным.

Генриетте осталось лишь примириться с собственной совестью. Она понимала: какие бы причины ни заставили Дебена сделать предложение, сама она беззастенчиво воспользовалась этим, чтобы получить желаемое.

А именно его. В болезни и здравии. Пока смерть не разлучит их.

Она опустила голову.

— Нет-нет, не делайте этого, — мягко предостерег лорд Дебен.

В следующее мгновение Генриетта почувствовала прикосновение его руки к своему подбородку, после чего он поднял ее лицо, намереваясь поцеловать ее.

Любой другой на его месте одарил бы ее сдержанным поцелуем, каким только что обручившийся мужчина целует свою невесту.

Но он прижал ее к груди и поцеловал долгим глубоким поцелуем.

Чтобы укрепить свои притязания.

Генриетта смутно слышала негодующие возгласы, перешептывания и смешки, а их поцелуй все длился и длился, ей пришлось схватиться за лацканы его фрака, чтобы не упасть, так как ставшие ватными ноги отказывались держать ее. Потом послышался удаляющийся топот ног. Генриетта решила, что это ушел Ричард, взбешенный тем, что ее солидное приданое уплыло у него из рук.

Наконец раздался невероятно скрипучий женский голос, повторяющий:

— Милорд! Я протестую!

Это леди Твининг отчаянно пыталась восстановить границы приличий.

— Прошу вас, милорд… — Дебен хмуро обернулся через плечо, чтобы посмотреть на хозяйку дома, Генриетта отметила, что та до сих пор заламывает руки. Вид у него был настолько угрожающий, что мог испугать кого угодно, но леди Твининг пропищала: — Прошу вас, не забывайте, что вы находитесь в гостиной уважаемого дома. Вы не можете и дальше продолжать в том же духе.

Заключенная в чарующее кольцо рук графа, Генриетта не испытывала вины за то, что поставила хозяйку дома в неудобное положение. Оправившись от первого потрясения, леди Твининг впоследствии станет с радостью и до мельчайших подробностей вспоминать драматические события, прервавшие литературный вечер. Все ведь захотят узнать о случившемся. Генриетта как наяву слышала ее писклявый голос, повествующий об омерзительной ссоре, шокирующем предложении и неприличном поведении обрученной пары. При этом она наверняка будет то и дело применять нюхательные соли для пущего эффекта. На многие недели она сделается героиней, в доме которой скандально известный распутник Дебен наконец решил распрощаться с холостяцкой жизнью.

Именно в этот момент Дебен перехватил взгляд Генриетты, и по веселому блеску его глаз она догадалась, что он думает о том же самом.

— Уверен, моя невеста согласится с вами, — произнес он, обращаясь к леди Твининг, ни на секунду не сводя глаз с Генриетты. — Гостиная в уважаемом доме, определенно не место для подобных действий.

Генриетта догадалась, что он намерен совершить нечто еще более скандальное, прежде чем подхватит ее на руки.

— Нам нужно уединиться, правда, любимая? Кроме того, — продолжил он, не обращаясь ни к кому конкретно, — вы собрались здесь послушать стихи, не так ли? Полагаю, мисс Люттерворт готова вам кое-что прочесть.

— Да-да, — тут же подхватила леди Твининг, отчаянно призывая жестами Синтию.

Никто не смотрел на злополучную поэтессу, поднимающуюся на сцену. Все внимание было приковано к лорду Дебену, на руках уносящему свою невесту из гостиной.

— Бедняжка Синтия, — вздохнула Генриетта, когда они оказались в холле. — Теперь на нее никто не обратит ни малейшего внимания. Все будут заняты обсуждением… нас.

— По крайней мере над ней не будут смеяться, прикрываясь раскрытыми веерами, — отрезал Дебен. — Вы ведь этого опасались, верно?

Его лицо стало предельно серьезным.

Теперь, когда они были в холле одни, он счел, что больше не имеет смысла притворяться безумно счастливым. Как и очарованным Генриеттой.

Он выглядел усталым.

— Что… — Генриетта нервно сглотнула. — Что будет теперь?

— Теперь, — ответил он, выходя из дома и спускаясь по ступеням, — мы отправляемся домой. — Он кивнул лакею, который спешил вслед за ними. — Поймайте нам экипаж, сделайте милость.

— Экипаж? Разве вас не ожидает где-нибудь карета? Да и мое пальто и ботинки остались в дамской комнате.

— Слухи о нашем странном обручении и поспешном уходе скоро достигнут ушей моего кучера. Дорогу домой он знает. Да и транспортное средство при нем.

— Да, но…

— Уличные ботинки вам не понадобятся, — добавил Дебен, шагая по гравийной дорожке и неся ее на руках к ожидающему наемному экипажу. Усадив ее, он снял с себя фрак и накинул ей на плечи. — И пальто тоже. До Дебен-Хаус отсюда недалеко.

— Дебен-Хаус? Но почему мы едем туда?

— Потому что нам нужно поговорить. Там нас никто не потревожит. Мои слуги не осмелятся задавать мне вопросы в моем собственном доме. Если я отвезу вас куда-то еще, там наверняка окажется кто-то, кто попытается заставить нас следовать традициям. Хотя мы и обручены, нам все еще нельзя находиться наедине. Так, во всяком случае, скажут люди. А я… черт побери! — Он запустил пальцы в свои густые черные кудри, точно находился на пределе. — Я не могу и дальше продолжать в том же духе. Это невыносимо.

Завернувшись в его фрак, Генриетта забилась в угол экипажа. Невыносимо, значит.

— Вы хотите сказать, вам невыносима мысль о помолвке со мной?

— Нет! Как вы вообще могли такое подумать! — Дебен поморщился. — Могу себе представить, как вы истолковываете происходящее. Я вел себя неподобающе, но нет. Я сожалею лишь о том, при каких обстоятельствах сделал вам предложение. Практически желая, чтобы этот олух своим поведением заставил вас принять его. Он сказал, что вырос с вами. Неужели в таком случае ему неизвестно, что, приказывая, можно добиться лишь того, что вы поступите с точностью до наоборот? Вы едва не воскликнули «Вот тебе!» и не притопнули ногой. Как, по-вашему, я должен себя чувствовать, осознавая, что вы сделали это лишь назло другому мужчине?

— Я… я не знаю, — сдавленно произнесла Генриетта.

Он говорил с таким жаром, будто ему не все равно.

Неужели происходящее и в самом деле имеет для него значение? Ну хоть немножко?

— Я полагал, что удовольствуюсь вашим положительным ответом. Но, похоже, когда дело касается вас, моя совесть обостряется до предела. — Закрыв глаза, он запрокинул голову, положив ее на туго набитую подушечку. — Великий боже, до знакомства с вами я даже не подозревал, что она у меня есть.

— Н-но вы не сделали ничего, чтобы чувствовать себя виноватым.

Дебен горько рассмеялся:

— Да неужели? Разве вы не понимаете, что я с вами сделал? Я лишил вас свободы выбора. Теперь вы обязаны выйти за меня замуж, в противном случае вас всегда будут считать подлой особой. А знаете, что еще хуже? Мне никто не посмеет сказать ни слова упрека. Никто. Я смогу вести себя так ужасно, как только пожелаю, и все двери будут открыты для меня. А вот если вольности позволите себе вы, общество немедленно подвергнет вас опале, придется до конца дней скрываться в деревне. Но даже там вам не удастся полностью избавиться от последствий сегодняшнего вечера.

Генриетта прикоснулась ладонью к его пальцам, которые он снова запустил себе в волосы.

— Не стоит беспокоиться, ничего этого не случится. Я выйду за вас замуж. И не намерена менять свое решение.

— Конечно нет. Вы не из тех, кто пасует перед вызовом. В том-то и беда.

Экипаж дернулся и остановился, лорд Дебен распахнул дверцу.

— Именно на эту вашу черту я и сделал ставку. Это непростительно, — простонал он, отшатываясь от нее и не оборачиваясь.

Генриетта выбралась без посторонней помощи и последовала за ним к парадному входу в величественный особняк, внутри которого он уже успел скрыться.

— Эй! — закричал кучер, видя, что оба его пассажира уходят, забыв о его существовании. — А денежки кто платить будет?

Генриетта услышала доносящийся из дома голос лорда Дебена, грубо отдающего кому-то приказ позаботиться об этом.

Едва она шагнула в огромный холл, как мимо пронесся лакей, мигом растворившийся в ночи. Второй стоял на месте, изумленно взирая на нее. Генриетта решила, что представляет собой то еще зрелище в накинутом поверх вечернего платья мужском фраке и без наставницы. Хуже всего то, что именно она стала причиной дурного расположения его светлости.

Прижав фрак к груди, она задумалась, что делать дальше.

Дверь справа от нее открылась, и появился лорд Дебен.

— Это мисс Гибсон, — сообщил он ошеломленному лакею. — Скоро она станет леди Дебен, если только не сумеет придумать способа отвергнуть глупое предложение, которое я сделал ей сегодня.

Произнеся эту тираду, он снова скрылся в комнате и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Лакей моргнул один раз, пытаясь осознать эту удивительную новость. В следующее мгновение профессионализм снова к нему вернулся, и он спросил Генриетту, можно ли забрать у нее фрак.

Она отрицательно помотала головой, мысленно готовясь к тому, что ждало ее за дверью, и отправилась на поиски лорда Дебена.

Девушка нашла его в комнате, которая выглядела так, будто ее специально подготовили к его приходу. Лорд Дебен стоял на коврике спиной к разожженному в камине огню. В руке он сжимал стакан. Его взгляд был обращен на Генриетту.

— Если бы вы хотели, чтобы я придумала какой-то способ отменить нашу помолвку, не следовало вам уносить меня из дома Твинингов и везти к себе домой.

— Знаю, — угрюмо согласился он. Затем резко рассмеялся. — Даже когда я решаюсь что-то изменить, то могу лишь заставить себя произнести правильные слова. Но, похоже, я не способен ничего поделать со своей эгоистичной манерой поведения.

— Хотите сказать, — уточнила Генриетта, закрывая за собой дверь, — чувствуете себя обязанным освободить меня от данного слова, но не в состоянии решиться на такой… благородный шаг?

— Да, будь все проклято! — Одним глотком Дебен осушил содержимое стакана, со стуком поставил его на каминную полку. — Я безжалостно воспользовался шансом, подаренным мне этим идиотом, и связал вас по рукам и ногам. Позволив ему вести себя столь глупо, безмолвно просил его подвести вас к принятию предложения. Это самый низкий и худший поступок, который я когда-либо совершал. Не успел я поздравить себя с тем, что несколько недель назад не пересек черту, похитив вашу невинность и тем самым заставив выйти за меня замуж, как тут же совершил нечто столь же ужасное.

— Что? — Генриетта в изумлении покачала головой. — Ужасное? Вы говорите так, будто и в самом деле хотите, жениться на мне, милорд.

— Разумеется, хочу, глупышка! Я был очарован вами практически с тех самых пор, как вы выскочили из-за тех кадок с растениями, спасая меня от величайшей ошибки в жизни. У вас тогда в волосах запутались сухие листья, и глаза находились на мокром месте.

Генриетта опустилась на диван, поскольку ноги внезапно отказались держать ее.

— Ошибки? Но вы же сказали, что ничто не заставит вас жениться на мисс Уэверли.

— Не эту ошибку я тогда едва не совершил, гораздо худшую. В тот момент я как раз пришел к заключению, что ни одна женщина не заслуживает доверия, поэтому не имеет значения, которая из них станет моей женой. Я решил, что вернусь в бальный зал, приглашу первую попавшуюся красавицу, которая начнет строить мне глазки, на танец и, если ей не удастся чрезмерно утомить меня, сделаю предложение, раз и навсегда покончив с этим треклятым делом. Но потом, — продолжал он, — вы убедили меня в том, что есть на свете женщины честные и достойные, и если я женюсь на первой попавшейся, то обреку и себя, и, возможно, своих детей на жизнь, полную сожалений. Я решил, что хочу связать свою судьбу с девушкой вроде вас, мисс Гибсон. Той, что будет верна мне, честна и откровенна. Возможно, даже болезненно откровенна, если будет не согласна с моим поведением. Очень скоро я понял, что хочу не просто жениться на девушке вроде вас, а хочу только вас.

— Вы всегда хотели только меня? Даже когда я…

— Даже когда вы нарядились в нелепые одежды, чтобы проучить меня, — угрюмо подтвердил он.

— Так почему в таком случае вы пытаетесь найти способ избавить меня от данного слова? Я же сказала, что выйду за вас, не отступлюсь.

— Этого недостаточно. Я полагал, что этого хватит, но ошибся.

Отвернувшись от нее, он обеими руками схватился за каминную полку, опустив голову, словно держал всю тяжесть мира на своих плечах.

— Черт побери, вы, должно быть, единственная женщина в Лондоне, настолько невинная, чтобы не понять, как отчаянно я пытался соблазнить вас. В какие дебри забрался, чтобы довести дело до конца. Я опутал вас чувственной паутиной, заманил в ту комнату, заставил воспылать безумной страстью, и все для того лишь, чтобы лишить девственности. Неужели вы этого до сих пор не поняли?

— Нет, я…

Пораженная его словами, она откинулась на спинку дивана. Значит, в ту ночь он вовсе не намеревался с ней попрощаться. Напротив, пытался единственным известным ему способом не допустить, чтобы она разорвала их отношения.

И все же не довел начатое до конца.

— Так почему же вы остановились тогда?

— Вы улыбнулись мне, — со стоном признался он. — Смотрели на меня такими доверчивыми глазами. Как я мог предать ваше доверие, лишить права выбора после того, как вы продемонстрировали, насколько это важно. Именно в тот момент я осознал, что хочу не просто обладать вами и заставлять делать то, что нужно мне. Я хотел, чтобы вы… — Он помедлил. Костяшки пальцев побелели. — Я желаю невозможного. Я хочу, чтобы вы любили меня.

— Ах, это… — с губ Генриетты сорвался едва слышный всхлип, — это же восхитительно!

— Что? — Дебен повернулся к ней так быстро, что на мгновение потерял равновесие и был вынужден схватиться за каминную полку, чтобы не упасть. — Что именно вы находите восхитительным?

— Вы захотели меня настолько сильно, что пошли на такие жертвы. Беспокоились обо мне и поставили мои интересы превыше своих. Представляю, чего это стоило.

— Да. Ведь в ваших глазах я — эгоистичный ублюдок, — горько ответил лорд Дебен.

— Но если все, что вы говорите, правда, — воскликнула Генриетта, внезапно озадаченная одним несоответствием, слишком бросающимся в глаза, — отчего же тогда вы не посватались ко мне в традиционной манере? Зачем понадобилось все так усложнять?

— Потому что вы отказали бы мне, — уверенно отозвался он. — Да и как иначе? Вы и пяти минут не провели в городе, как узнали о моей репутации. Как может девушка с высокими моральными принципами всерьез рассматривать возможность связать жизнь с таким закоренелым ветреником?

На лице Генриетты появилось задумчивое выражение.

— Мне всегда было интересно узнать, отчего вы считаете себя воплощением зла. Вы ведь, подобно другим мужчинам вашего положения, не завсегдатай публичных домов, не держите армию любовниц, от которых избавляетесь вместе с их незаконнорожденными детьми, едва только они вам наскучат. Я никогда не замечала, чтобы вы злоупотребляли спиртным.

Дебен поморщился от отвращения.

— Я не привык мутить сознание. Алкоголь притупляет чувства и делает дураками мужчин, которых при иных обстоятельствах я мог бы уважать. Неужели вы хотите, чтобы в обществе меня считали идиотом? — Он взмахнул рукой. — Но, подобно прочим мужчинам моего положения, я получил первый сексуальный опыт в борделе. Однако очень скоро я осознал, что слишком брезглив, чтобы становиться завсегдатаем подобных заведений, и завел целую армию любовниц, хотя и это быстро сошло на нет. Есть в подобных отношениях что-то торгашеское.

— О, понимаю! Замужняя женщина, по крайней мере, искренне жаждет заполучить вас для себя самой, а не из-за того, что вы могли бы ей преподнести в качестве подарка.

— Вы возносите эти связи на такую высоту, на какую им никогда не взлететь, — скрипнув зубами, отметил Дебен. — Вовсе они не хотели меня, а просто мечтали заманить в свою постель кого-то, кто сумел бы развеять скуку, которую они испытывали с собственными мужьями. И не нужно меня оправдывать. Я обращался с ними омерзительно. Раздевая их догола, одновременно демонстрировал им, сколь глубоко презираю их за нарушение брачных обетов. И им это нравилось, — добавил он, скривив губы. — Чем грубее я с ними обходился, тем громче гремела молва о моих способностях восхитительного любовника.

Генриетта покачала головой:

— Не понимаю, как вы довели себя до такого жалкого состояния? Почему просто не…

— Что? — Он горько рассмеялся. — Какой у меня был выбор? У меня здоровый сексуальный аппетит, но при этом я в высшей степени не переношу женщин. Как людей, — быстро добавил он, заметив, как глаза Генриетты округлились от удивления. — Зато я наслаждаюсь женскими телами. Жажду удовлетворения, которое могу обрести только в постели. Но что касается формирования уз за пределами спальни… — Он отрицательно покачал головой. — Поверить не могу, что говорю с вами на такую грязную тему. В свое оправдание могу сказать лишь, что вы с самого начала обладали властью надо мной, заставляя выбалтывать мысли, которые мне без труда удавалось скрывать от всех прочих. Но этого недостаточно. Скорее еще один грех в моем длинном списке.

— Мы же собираемся пожениться, — негромко возразила Генриетта, — поэтому можем разговаривать друг с другом на любые темы. А из того, что вы мне рассказали, я могу заключить, вы давно воюете с самим собой. Нет ничего дурного в желании, чтобы женщина любила вас и только вас. Как и в неприязни к публичным домам. Как и в посещении любовницы, если не удается найти женщину, с которой можно построить серьезные отношения. Лорд Дебен, — объявила она, поблескивая глазами, — я склонна считать, что вы наделены многими Моральными качествами, которые тщательно скрываете от общества.

— Глупости! — Он выпрямился, словно оскорбленный тем, что Генриетта заподозрила наличие у него скрытых моральных качеств. — Вот еще один пример того, почему я не должен был делать вам предложения. Вы не готовы посмотреть правде в лицо. Вместо этого продолжаете искать во мне что-то хорошее, даже зная, что ничего подобного не отыщете.

— И это я слышу из уст мужчины, который не стал покушаться на мою невинность, даже когда был настолько возбужден, что наверняка испытывал болезненные ощущения? Мужчина, лишенный благородства, получил бы, что хотел, а потом, скорее всего, отбросил бы свою жертву прочь.

— Откуда вам известно о подобных вещах?

— У меня четверо братьев, — криво усмехнувшись, напомнила Генриетта. — И двое старших зачастую вели себя не столь сдержанно, как следовало бы, хвастаясь своими любовными приключениями. Они разговаривали друг с другом, возвращаясь поздно ночью из таверны и забывая о том, что мое окно может быть открыто, а я бодрствую.

— И тем не менее, — не сдавался Дебен. Оттолкнувшись от камина, он зашагал к буфету. — Мне не следовало обнажать перед вами свою страсть. — Он взял графин. — Это неправильно. — Со стуком поставил графин обратно. — Я недостаточно хорош для вас. В конечном счете именно в этом мы с вашим отцом единодушны.

— С моим отцом? Вы знакомы с ним?

— А где, черт побери, я, по-вашему, пропадал последние две недели? Или вы по-прежнему станете утверждать, что вас это совершенно не касается? — горько спросил он, разворачиваясь и бросая на нее сердитый взгляд.

— Нет, — ответила она, совершенно очарованная всегда таким сдержанным, обходительным и утонченным Дебеном, терзаемым эмоциональным кризисом.

— Мне хотелось бы знать — очень хотелось, — где вы были и что делали, особенно теперь, когда я начинаю подозревать, — смущенно произнесла она, — что, вероятно, не в каком-нибудь тайном любовном гнездышке, получая от другой женщины то, что не пожелали взять у меня.

Дебен резко вскинул голову и еще сильнее нахмурил брови.

— Вы решили, что я не хотел вас той ночью? И потом пошел к другой женщине?

— Не берите в голову. — Генриетта неопределенно взмахнула рукой. — Вы собирались рассказать мне, откуда знаете моего отца.

— Верно. — Он задумчиво воззрился на нее. — Позволив вам уйти от меня, я погрузился в отчаяние на целых два дня.

— В самом деле? — Она подогнула под себя ноги, устраиваясь удобнее на диване. — Продолжайте.

Лорд Дебен посмотрел на свой фрак, полы которого от этого движения разошлись в стороны, на мгновение явив его взору очертание ее фигуры. Затем его взгляд на несколько секунд задержался на сосредоточенном лице Генриетты.

— Я отправился в Фарли-Холл, проклиная судьбу за то, что она заставила меня влюбиться в единственную из всех женщин, которая совершенно меня не воспринимала. Потом я стал представлять, что одному из этих денди, увивающихся вокруг вас, удалось проделать брешь в стене вашего безразличия и убедить выйти замуж за него, а не за меня. Тут я осознал, что от Фарли-Холл до Мач-Уэйкеринга не так далеко, и не будет хуже, если я попытаюсь начать все сначала. Я нанесу визит вашему отцу и попрошу его позволения ухаживать за вами в качестве вашего кавалера. Заручившись его согласием, думал я, сумею убедить вас в серьезности своих намерений. Тогда вы хотя бы начнете думать обо мне, как о возможном муже, а не как о… — Он запустил пальцы в волосы. — Не знаю, какое подобрать слово для описания наших отношений до сих пор. Но в одном я не сомневался: придется чертовски постараться, чтобы их изменить и превратить в традиционные ухаживания, которых вы заслуживали.

Генриетта сглотнула. Требовалось всего лишь два дня, чтобы доехать из Мач-Уэйкеринга до Лондона. А как он провел остальное время?

— Могу ли я поинтересоваться где вы были остальное время? — высказала она свои мысли вслух.

— Я же вам сказал, — с ноткой нетерпения бросил Дебен. — Все это время я провел в Мач-Уэйкеринге, пытаясь убедить вашего отца, что смогу стать вам хорошим мужем.

— А он был с этим не согласен?

— Я совершил ошибку, — признался Дебен, — решив, что он почувствует себя польщенным, узнав, что граф…

— Дважды граф, — поправила его Генриетта.

— Боже, вы можете себе это представить, не так ли? Я предстал перед вашим отцом, преисполненный собственной значимости, и провозгласил о своем намерении сделать вас своей женой, хвастаясь титулами, землями, доходами.

Генриетта не в силах сдерживаться захихикала.

— Он н-никогда не обращал в-внимания на подобные вещи.

— Я рад, что вы находите это забавным, — рявкнул Дебен и вздохнул. — Более интеллигентный человек догадался бы по обрывкам ваших рассказов о детстве, что это неверный подход к вашему отцу. Ученые и изобретатели, наводняющие дом, и его уверенность в том, что Ледбеттеры способны ввести вас в высшее общество…

— Боже, что сделал мой отец?

— Он посмотрел на меня поверх очков и сказал, что все перечисленное мной это, конечно, хорошо, но он не позволит дочери выйти замуж за идиота. Сообщил, что вы — высокообразованная девушка, привыкшая открыто высказывать свое мнение, и никогда не будете счастливы рядом с глупым мужчиной. Затем написал что-то на листке бумаги и пообещал подумать над моим предложением, если я дам правильный ответ.

— Ох, но это же прекрасно.

— Черт побери, ничего подобного! Он написал по-гречески!

Генриетта имела в виду, как прекрасно, что ее отец не позволил первому же мужчине, попросившему ее руки, жениться на ней, а придумал испытание. Она-то думала, что отец не слишком ее любит. Теперь поняла, что любит, хотя и по-своему. Он хотел, чтобы она стала женой человека, который сумеет сделать ее счастливой.

Как же ей повезло с отцом. Живя в Лондоне, она узнала о том, что многие родители имеют на дочерей свои планы и вовсе не принимают в расчет их счастье.

Лорд Дебен зашагал по комнате взад и вперед.

— Я учился не в университете, а дома. Немного знаком с латынью, но мой отец не видел смысла в том, чтобы я изучал греческий. Он хотел лишь, чтобы я научился управлять имениями и вести себя как джентльмен. Можете представить мое отчаяние. Я подумывал о том, чтобы отправиться в Фарли-Холл и попросить перевести моего секретаря, но потом решил, что ваш отец не потерпит жульничества. Поэтому спросил, можно ли мне взять словарь и хотя бы попытаться соотнести символы.

— Боже. Впечатляет!

— Вы снова наделяете меня добродетелями, которыми я в действительности не обладаю. Я так и не сумел понять, что написал ваш отец!

— Я не имела в виду…

Генриетта и не рассчитывала, что он справится с переводом. Она была впечатлена тем, что он провел чуть ли не две недели, ломая голову над какой-то греческой эпиграммой, пытаясь заслужить разрешение ее отца ухаживать за ней.

— А затем, по истечении первой недели, он сообщил мне, что проявил ко мне снисхождение, написав загадку по-гречески, хотя мог бы написать на арамейском. Наконец — ну, вы знаете меня лучше, чем кто бы то ни было, и, должно быть, уже догадались — я сдался. Разорвал треклятую бумажку на кусочки и выбежал в сад.

— А потом?

— Ваш отец последовал за мной, заставил сесть рядом с ним на скамью и сказал, что, хотя сам не выбрал бы меня вам в мужья, по крайней мере я кажусь ему человеком с честными намерениями в отношении вас. Если вы сами пожелаете стать моей женой, он не станет противиться, запрещать, ведь у женщин очень своеобразный вкус.

Генриетта как наяву слышала сухие слова отца. Он всегда полагал женщин величайшей загадкой.

— Именно тогда я и признался, что вовсе не уверен в вашем желании стать моей женой, именно поэтому решил повидаться с ним. Я надеялся, что, сумев завоевать его расположение, смогу сделать его своим союзником, принимая во внимание то, как высоко вы цените его мнение.

— Ох. И это… это помогло заручиться его поддержкой?

— Нет. Он обрадовался, что его дочь не потеряла голову, оказавшись в Лондоне. Когда я уезжал, он не пожелал мне удачи. Просто заявил, что я, вероятно, не такой идиот, каким кажусь, раз влюбился в девушку, обладающую здравым умом, и если вы все же станете моей женой, я непременно изменюсь в лучшую сторону.

— Великий боже! — воскликнула Генриетта, прижимая руку ко рту: лорд Дебен провел эти две недели не так уж приятно!

— Но этого не случится, — мрачно заключил он. — Мое сегодняшнее представление показало, что я не способен измениться. Я вернулся в столицу с намерением ухаживать за вами по всем правилам, а что сделал вместо этого? При первом же удобном случае лишил вас выбора, оставив только один путь — выйти за меня замуж.

Генриетта стряхнула с плеч фрак и, поднявшись с дивана, быстро пересекла комнату и подошла к нему, он взял ее руки в свои.

— За сегодняшний вечер я совершил лишь один поступок, которого не стыжусь. Показал тому болвану, что вы сумели поставить на колени самого пэра королевства. Если бы вы выбрали его, это, возможно, заставило бы его обращаться с вами чуть более уважительно. Это ведь был тот самый мужчина, из-за которого вы плакали в вечер нашего знакомства, не так ли?

— Да. Но я на удивление быстро забыла о нем. Потому что встретила кое-кого, кто полностью затмил Ричарда.

Она сжала ладони Дебена, давая понять, что имеет в виду его. Он в ответ еще крепче ухватился за ее руки.

— Я научил вас желать меня физически и понимаю это, но…

— Но я всегда испытывала к вам гораздо большее. Просто не решалась выказывать чувства. Вокруг и так полно сплетен, не хотела выставляться влюблённой дурочкой.

Дебен всматривался ей в лицо.

— Я всегда полагал, что могу точно определить, о чем вы думаете.

Генриетта отрицательно покачала головой.

— Вы так часто сердились на меня, — настаивал он.

— В жизни не испытывала ни к кому такой злости, как к вам. Вы заставили меня желать того, что я считала невозможным. Я… — Она подняла голову, чтобы смотреть Дебену прямо в глаза. — Я не хотела влюбляться в тебя, полагая, что ты не сможешь полюбить меня в ответ. Но не могла избавиться от любви к тебе, как ни старалась. Неужели не видишь, какое пагубное действие это чувство оказывает на мой характер?

Дебен шумно выдохнул.

— Тебе не нужно было даже пытаться соблазнить меня, — продолжала Генриетта, — как и загонять меня в угол, из которого был только один выход — брак с тобой. Достаточно было всего лишь спросить меня.

— Я не осмеливался, — ответил Дебен, — думал, ты не воспримешь меня всерьез.

— Поначалу, возможно, так и случилось бы, — согласилась она. — Возможно, тебе пришлось бы делать мне предложение несколько раз, прежде чем я поверила в искренность твоих намерений, ты ведь всегда считал меня забавной. Сначала я, полагаю, решила бы, что ты меня просто дразнишь. Кроме того, как поверить, что мужчина с твоим опытом и репутацией подлинного ценителя женской красоты захотел жениться на женщине, единственной привлекательной чертой которой являются ее волнистые волосы?

— О, это из-за того, что я тебе наговорил.

Она ласково улыбнулась ему:

— Ты называл меня курочкой.

— Как та деревенщина.

— Он придумал это прозвище, когда я была маленькой девочкой. У него была курица, похожая на меня, с таким же длинным носом.

— Я обожаю твой нос! — воскликнул Дебен. — Он отличает тебя от прочих. Надеюсь, наши дети его унаследуют. Буду рад, если эта черта станет передаваться из поколения в поколение по нашей линии.

— В самом деле?

— В самом деле, — заверил Дебен, целуя Генриетту.

Она задрожала от радости.

— А мне нравится в тебе абсолютно все. Прежде чем начнешь возражать, что это невозможно, — поспешила заверить она, видя, как он, нахмурившись, собирается сделать именно это, — позволь заметить, милорд, я тебя люблю. Всем сердцем.

Она коснулась ладонью его щеки и нежно погладила.

— Мне кажется, ты слишком долгое время был одинок. Из того, что я узнала, могу заключить, никто никогда тебя не любил так, как ты того заслуживал, поэтому ты и счел себя недостойным любви. Но я люблю тебя, — твердо заявила она. — Мы будем любить друг друга не только в спальне. Мы будем общаться друг с другом. И мне дела нет до того, что ты ненавидишь других женщин, потому что ко мне у тебя иное отношение.

— Ты в самом деле имеешь в виду то, что говоришь, — выдохнул он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

Генриетта кивнула.

— Чем же я заслужил твое расположение?

Он схватил ее ладонь, все еще касающуюся его щеки, и принялся лихорадочно целовать.

— Ты полюбил меня, — ответила Генриетта, проводя второй рукой по его взлохмаченным кудрям, — полюбил так, как ни один мужчина. Ты — именно тот, в ком я нуждаюсь.

— Боже, знала бы ты, как я в тебе нуждаюсь, — простонал он, обнимая ее и целуя страстным поцелуем, красноречиво свидетельствующим и о его желании, и об облегчении. В нем было столько страсти, что они переместились на диван и принялись возиться с одеждой друг друга, едва не отрывая пуговицы в стремлении поскорее от нее избавиться.

— Я предупреждал, что ужасный эгоист. Никакая сила на земле не заставит меня отказаться от наслаждения, обещанного твоим телом, — он принялся ласкать ее груди, — пока будем ждать, чтобы твоя тетушка или моя крестная организовали подобающую свадебную церемонию.

Откинувшись на подушки, Генриетта с удовлетворением наблюдала за Дебеном, целующим ее груди.

— Мне кажется, я желал тебя целую вечность, — выдохнул он и предупредил: — Не пытайся уверить меня в какой-нибудь чепухе вроде того, что воздержание до свадьбы полезно для моей бессмертной души.

— Я и не помышляла о подобных глупостях, — ответила она. — Иначе в таком случае я и себя лишу удовольствия.

Дебен застонал и снова склонился к ее груди. Генриетта наслаждалась ощущениями, повторяя:

— Я люблю тебя, я люблю тебя.

Она испытывала удивительное чувство свободы, оттого что, наконец, получила возможность произнести эти слова вслух. Особенно сейчас, когда каждым поцелуем и лаской он демонстрировал силу любви.

— Я больше не могу сопротивляться тебе, — выдохнул он, поднимая голову, чтобы посмотреть на нее.

— И не нужно. Вообще-то… — Она завозилась, намереваясь принять сидячее положение, и оттолкнула его прочь.

— Что ты делаешь? Я думал, ты хочешь…

Выражение испуга исчезло с его лица, когда он заметил, что она стягивает перчатки.

— Кажется, — произнес Дебен низким голосом, — мне еще не приходилось видеть ничего более эротичного.

Он потянулся к шейному платку, развязывая его.

— Нет!

— Нет?

Он замер, вдруг засомневавшись, правильно ли истолковал ее намерение по поводу перчаток.

Генриетта покачала головой.

— Я сама хочу это сделать, — пояснила она, толкая его обратно на подушки.

Генриетта оказалась более опытной в раздевании мужчины, чем мог предположить Дебен. Ей не потребовалось много времени, чтобы снять с него жилет и сорочку. Прикасаясь к обнаженному торсу, она больше не казалась опытной, ласкала его почти благоговейно.

Затем, подоткнув юбки, оседлала его и стала прокладывать дорожку из поцелуев вниз по шее, лизать языком его соски. Дебену ее ласки казались гораздо более возбуждающими, чем изощренные манипуляции женщин, которые никогда не вкладывали в них душу. Ее несмелыми, но энергичными прикосновениями руководила любовь, а не похоть. Его ладони достигли цели и сжали ее нежную плоть. Когда он погрузил оба больших пальца в лоно, она заерзала у него на коленях.

Дебен сокрушенно подумал о том, что диван — не самое подходящее место для первого любовного акта.

Он сел и крепко схватил Генриетту за руки.

— Нет. Остановись. Нам нужно… в кровать по крайней мере, — тяжело дыша, произнес он.

— Ты хочешь, чтобы я в таком виде прошла по твоему дому на глазах прислуги?

Ее прическа растрепалась, корсаж платья был распахнут, подол и вовсе обернут вокруг талии.

— Хотя, подозреваю, едва ли они будут шокированы, — задумчиво протянула она.

— Я никогда не приводил сюда женщин, — заверил Дебен, тут же поняв, что она имеет в виду. — Все мои affaires происходили в других местах. Я не хотел давать женщине повод думать, что она может предъявить на меня права, потому лишь, что я пригласил ее в свой дом, — с жаром объявил он.

— А меня ты привез прямиком сюда.

— Да. Потому что хочу видеть тебя в своем доме, в своей жизни, в своих объятиях. Навсегда.

Генриетта подалась вперед и снова поцеловала его, обхватив руками за шею.

— Ты уже дважды пытался заняться со мной любовью на диване. Думаю, это подходящее место, чтобы довести дело до логического завершения.

— Как пожелаешь.

— Да, я очень этого желаю, — выдохнула Генриетта, запрокидывая голову, когда Дебен снова запустил руки ей под юбки. — Никогда еще не была в чем-то настолько уверена.

— В таком случае, — прорычал он, укладывая ее на спину и накрывая своим телом, — кто я такой, чтобы возражать?

— О-о-о… — застонала она, когда он стал посасывать ей грудь, одновременно лаская пальцами лоно. — О-о-о, это скандально.

— Еще нет, — промурлыкал он ей на ухо. — Но у нас целая ночь впереди, чтобы организовать хорошенький скандал.

— Целая ночь? — Ее глаза расширились от удивления.

— Легко, — пообещал он, дьявольски усмехаясь. — Я вообще сомневаюсь, что смогу в обозримом будущем расстаться с тобой даже на короткое время.

Генриетта ничего не ответила. Но по тому, как изогнулись в усмешке ее губы, а пальцы вплелись ему в волосы, Дебен понял, что жалоб с ее стороны не последует.

Да и ему не на что жаловаться, ведь он наконец нашел свой идеал.

По имени Генриетта.

Примечания

1

Социальный клуб в Лондоне для аристократов, существовавший в период с 1765 по 1871 год, куда допускались и мужчины, и женщины!

(обратно)

2

Любовные похождения (фр.).

(обратно)

3

Парикмахер (нем.).

(обратно)

4

Удар молнии (фр.).

(обратно)

5

Прозвище пуритан, полученное ими из-за коротко остриженных волос.

(обратно)

6

Лондонский оперный театр.

(обратно)

7

Свидание, разговор с глазу на глаз (фр.).

(обратно)

8

Первое название углекислого газа, придуманное Дж. Пристли, открывателем.

(обратно)

9

Полная свобода действий. Здесь: краткая интрижка (фр.).

(обратно)

10

Желеобразный десерт, обычно подаваемый в креманке.

(обратно)

11

Любовь, нежность, привязанность (фр.).

(обратно)

12

Уменьшительно-ласкательное имя героини Henrietta — Hen, что по-английски означает «курица».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg