«Заложница»

Барбара Картланд Заложница

От автора

Юг Франции стал излюбленным местом весенних каникул британцев задолго до того, как вся Европа превратила этот регион в привилегированный курорт.

И если Канны вошли в моду благодаря лорду Бругхейму, то Смолетт «изобрел» Ниццу. Автор «Путешествия Хемфри Клинкера» писал в 1763 году, что не обнаружил даже признаков английской колонии, а лишь самые примитивные следы того, что называют «английским комфортом». Однако, сделав такую запись в своих путевых заметках, великий юморист не преминул привлечь внимание туристов к поселку, расположенному на берегу Ангельской бухты.

Люди со слабым здоровьем свято верили в благотворное воздействие средиземноморского климата.

Но это было лишь начало. Шли годы, и уже члены королевской семьи, герцог Йоркский например, стали проводить здесь зиму. Правда, тогда это еще не называлось Лазурным берегом. А еще через несколько лет его брат герцог Гоуч Глочестер провел несколько месяцев на вилле, расположенной на противоположном берегу речки Пейоны, делившей надвое Ниццу.

Таким образом, дорога английской аристократии на Средиземноморское побережье была проторена. Начался поиск лучших участков земли вдоль берега, и роскошные виллы, окруженные изумительными садами, рассыпались вскоре по склонам холмов. Бесчисленные тропинки вели путешественника в долины, поросшие ослепительно яркими полевыми цветами.

По другую сторону от Вильфранш-сюр-Мэр взгляд путешественника приковывала очаровательная деревушка Болье, приютившаяся за одним из скалистых мысов Ривьеры. Чуть ниже маркиз де Солсбери построил большую розовую виллу, из окон которой открывалась восхитительная панорама Средиземноморского побережья. К сожалению, сегодня здесь уже почти невозможно найти незастроенный клочок земли.

Вилла на мысе д'Эстель, о которой пойдет речь в этой книге, была построена в начале века частным лицом. Она находилась вдалеке от всех дорог и высоко над морем, у подножия скалистого мыса. Было в этом доме, превратившемся сегодня в отель, какое-то таинственное и непередаваемое очарование, а события, о которых я расскажу в этом романе, могли разыграться именно в стенах старинного дома.

И в наши дни принято проводить лето на юге Франции. Гуляя по берегу, вы за каждым холмиком натыкаетесь на купающихся или жарящихся на солнце туристов. Но и они неспособны лишить эти места их несравненной красоты и неповторимого очарования, которыми славились эти края в начале нашего столетия, в те времена, когда аристократия всего мира, не исключая и царскую Россию, съезжалась в Монте-Карло, Ниццу или Канны, не в силах преодолеть тягу к солнцу и азартным играм.

Глава 1

1896

Услышав стук в дверь, Норина обернулась.

— Войдите, — сказала она.

Дверь отворилась, и вошел лакей. Небрежно поставив поднос на край стола, он удалился, не сказав ни единого слова.

Норина горько вздохнула: ее мать никогда не допустила бы такого поведения со стороны слуги. Мачеха же отбирала прислугу по внешним данным, и с некоторых пор Норина стала замечать, что дом полон совершенно незнакомых людей. И что самое странное, для этих новичков не имел ни малейшего значения тот факт, что она является дочерью лорда Седжвина.

В былые времена немыслимо было накрыть обед в спальне. И даже если по каким-либо причинам она не могла выйти к обеду в общую столовую, то на этот случай существовала специальная комната на первом этаже.

Но мачеха использовала любые предлоги, чтобы помешать Норине появляться на обедах, которые она устраивала очень часто. И Норине были хорошо известны причины столь дурного с ней обращения.

«Ничего не поделаешь», — думала она, разглядывая собственное отражение в зеркале.

Она была столь привлекательна, что мачеха возненавидела ее с первого взгляда. Эта ненависть была столь очевидна, что казалась Норине почти осязаемой, когда она оказывалась с мачехой рядом. Порой ей казалось, что волны этой злобы проникают сквозь самые толстые стены.

Ее мать умерла два года тому назад, и отец, обожавший жену, был сражен горем, — та была так хороша собой, так добра и приветлива, что дарила счастье всем, кто окружал ее.

Шестнадцатилетней Норине трудно было найти слова утешения для отца. Она не знала, чем занять его время, чтобы отвлечь от тягостных мыслей.

Они жили в деревне, и единственным их развлечением были прогулки верхом, с которых он возвращался еще более грустным и подавленным, чем раньше.

Наконец, поняв, что жизнь в этом доме без жены для него невыносима, он решил отправиться в Лондон, тем более что необходимо было встретиться с нотариусом по поводу оставленного ему женой состояния. Предупредив Норину, что уезжает на два дня, он отправился в путь.

Но два дня продлились два месяца, и Норина была поражена, найдя его по возвращении в прекрасном расположении духа. Ей показалось, что от былой печали не осталось и следа.

Однако она замечала, какое волнение охватывало отца, когда он заходил в комнату покойной. Не прошло и недели, как он объявил о своем намерении снова отправиться в Лондон.

Она была еще слишком молода, чтобы представить себе, что отец может снова жениться. Но в один прекрасный день, после пяти месяцев своего вдовства, он объявил дочери, что намерен просить некую молодую и очень красивую особу занять место ее матери.

Это потрясло Норину, но отец выглядел таким счастливым или, уж во всяком случае, не таким убитым, как раньше, и она не стала осуждать его решение в надежде, что он найдет счастье со своей новой женой.

Виолетта Мередит — именно так ее звали — уже была однажды замужем. Ее покойный муж оставил ее практически без денег, а так как она ничего в финансовых вопросах не понимала, то призвала на помощь лорда Седжвина, чтобы тот помог ей разобраться в сложившейся ситуации.

По прошествии шести месяцев траура лорд Седжвин женился на Виолетте Мередит, и уже тогда Норина впервые почувствовала, какое страшное несчастье обрушилось на их семью.

После свадьбы, отпразднованной в узком кругу, отец с молодой женой отправился в свадебное путешествие, которое завершилось в Седжвин-холл, где Норина и была представлена новой жене отца.

Норина еще долго не могла забыть взгляд мачехи, те волны ненависти, которые излучало все ее существо во время их первой встречи. Однако новоиспеченная леди Седжвин была достаточно умна, чтобы не открывать свои подлинные чувства. Она не преминула сказать мужу, что нашла свою падчерицу абсолютно обворожительной.

— Восхитительное дитя! — прощебетала она. — Да и что же в том удивительного, дорогой, ведь это ваша дочь.

Норина замечала, что отец с наслаждением слушает лесть своей новой жены. Было совершенно очевидно, что он попал под ее обаяние. Однако Норина была достаточно прозорлива, чтобы понять — страсть отца к Виолетте не имела ничего общего с тем чувством, которое он питал к ее матери.

Он испытывал к Виолетте физическое влечение, а она своей ежеминутной лестью и вкрадчивыми манерами внушала ему уверенность в его мужественности и силе.

«Как случилось, что Господь свел меня с таким прекрасным человеком?» — повторяла она двадцать раз на дню.

Каждое свое обращение к Норине она сопровождала словами: «Как блестяще сказал ваш умнейший отец…» или «Всякая девушка была бы счастлива иметь такого благородного и щедрого отца! Как бы мне хотелось, чтобы мой отец хоть немного походил на него!»

Норина прекрасно понимала, что присутствует на представлении великолепно поставленной комедии. Виолетта же утверждала, что спасла лорда Седжвина от убогого и печального существования, но Норине все эти заявления казались сомнительными и лишенными всяких оснований.

Не вызывало сомнения лишь то, что Виолетта стремилась любым способом удалить дочь от отца. Она настаивала на отправке Норины в колледж для завершения образования, но лорд Седжвин не пожелал даже слышать об этом:

— Я терпеть не могу все эти новомодные школы, где головы прелестных девушек забивают трескучими идеями, и, вообще, я хочу, чтобы Норина всегда оставалась со мной.

Виолетте пришлось покориться. Тогда она занялась поисками бесконечных учителей и наставников для девушки. Она надеялась, что постоянные уроки и занятия не оставят падчерице времени для общения с отцом.

Впрочем, Норина впоследствии нашла в этом и положительный момент — она получала блестящее образование, значительно более полное, чем большинство ее сверстниц. Следуя традиции, знатные родители посылали своих сыновей в Итон, потом в Оксфорд. Девочек же, как правило, оставляли на попечении домашних учителей, чьи познания редко существенно отличались от познаний их учениц.

Таким образом, Виолетта создала для падчерицы чрезвычайно перегруженную занятиями жизнь, так что у девушки почти не оставалось свободного времени. Единственным удовольствием, в котором ей никто не мог отказать, были прогулки верхом.

К счастью, Виолетта была плохой наездницей, поэтому эти утренние прогулки безраздельно принадлежали Норине и ее отцу. Только здесь у них появлялась возможность свободно говорить друг с другом, как в те счастливые времена, когда ее мать была жива.

Девушка понимала, что хотя отец никогда не говорил ей об этом прямо, он ни на секунду не забывал о том, что с ним нет той, кого он любил безумно.

Они еще несколько месяцев провели в деревне, пока в один прекрасный день Виолетта не пожелала вернуться в Лондон и не настояла на том, чтобы лорд Седжвин вновь открыл свой дом на Парк-стрит. Этот дом уже давно был закрыт по той простой причине, что, несмотря на смерть жены, лорд Седжвин и сейчас предпочитал жить там, где когда-то был счастлив с нею, — в деревне.

Норину оставили в Седжвин-холле одну, на попечении репетиторов и учителей, которые ежедневно приходили давать уроки. Помимо гувернантки, у нее еще был преподаватель французского и преподаватель итальянского, не говоря уже об учителе танцев и стареньком преподавателе литературы — предмета, который она предпочитала всем прочим.

Это был умнейший старик, который знал наизусть не только английскую литературу, но не хуже и литературу других стран, во многих из которых он побывал в течение своей долгой жизни. Норина была по-своему счастлива, несмотря на отсутствие отца, которого ей очень недоставало. Она с большим трудом привыкала к жизни без матери. Как часто ей хотелось, как в былые времена, посоветоваться с ней или просто поведать свои маленькие секреты.

Наконец пришел конец обучению Норины, и сделала это ее гувернантка.

Лорд Седжвин приехал на несколько дней в деревню, чтобы обсудить текущие дела с управляющим и, к величайшей радости Норины, чтобы побыть с дочерью.

Мадемуазель Грехэм, которая воспитывала Норину уже многие годы, еще задолго до смерти матери, сделала решительный шаг:

— Милорд, я хотела бы поговорить с вами о вашей дочери.

Он улыбнулся в ответ:

— Надеюсь, мадемуазель Грехэм, моя дочь не совершила ничего ужасного, или она была недостаточно трудолюбива в последнее время?

— Наоборот, милорд, — ответила мадемуазель Грэхем. — Я считаю своим долгом сообщить вам, что Норина слишком взрослая и образованная девушка, чтобы нуждаться в гувернантке.

Лорд Седжвин внимательно смотрел на свою собеседницу не говоря ни слова, а она тем временем продолжала:

— Ее общество доставляет мне большое удовольствие, и она в самом деле самая блестящая моя ученица, но, откровенно говоря, ей уже пора начинать взрослую жизнь.

— Что вы хотите этим сказать? — растерянно пробормотал лорд Седжвин.

— В свои восемнадцать с половиной лет Норина намного умнее и образованнее своих сверстниц. — Мадемуазель Грэхэм понизила голос и мягко добавила: — Я уверена, что будь ее мать жива, она отвезла бы девочку в Лондон и вывела ее в свет, чтобы она могла встречаться с молодыми людьми ее возраста, вместо того чтобы терять здесь время со старыми перечницами вроде меня и остальными учителями.

Лорд Седжвин поднял растерянный взгляд на старую гувернантку.

— Теперь я должен признаться, что пренебрегал своими обязанностями, — сказал он. — Я и в самом деле не заметил, что Норина превратилась во взрослую девушку. Вы абсолютно правы, мадемуазель Грэхэм, необходимо вывезти ее на зиму в Лондон.

— Именно это я и надеялась от вас услышать, — ответила гувернантка.

Лорд Седжвин был необычайно великодушен по отношению к гувернантке, которая вскоре объявила о своем намерении взять продолжительный отпуск, пока не найдет себе новое место.

После ее отъезда все воспитатели были уволены, и лорд Седжвин объявил о том, что Норина отправляется в Лондон.

Открывшаяся перспектива восхитила Норину, но, приехав в дом на Парк-стрит, она обнаружила, что мачеха откровенно недовольна ее приездом. Она уже долго не виделась с отцом и его новой женой и даже представить себе не могла, до какой степени жизнь ее отца переменилась.

Она заметила, что дом был полностью отделан заново и что это, вероятно, стоило немалых денег. По дому сновали многочисленные слуги, большую часть которых она видела впервые. Мачеха проводила дни на званых обедах и завтраках, причем вскоре стало ясно, что Норина исключена из ее светского круга.

Лорд Седжвин попросил свою сестру, жену графа Уинтертона, представить Норину ко двору. Благодаря тетушке, Норина была приглашена вместе с другими знатными дебютантками на роскошные балы. К собственному изумлению, она обнаружила, что остальные девушки моложе ее и, вероятно, поэтому ей не так весело на этих балах, как она ожидала. Она заметила также, что мачеха жалеет денег на ее наряды, что показалось ей подозрительным. И в конце концов Норине стало ясно, что мачеха вытягивает из отца деньги, когда Виолетта впала в необычайный гнев по поводу расходов, связанных с выходом Норины в свет. Тогда девушка поняла, что мачеха готова промотать состояние, которое почти полностью принадлежало первой леди Седжвин — ее матери.

Однажды Виолетта неожиданно явилась в комнату к Норине. Это была просторная комната со столом и двумя креслами, и здесь Норина обедала, когда по каким-либо причинам ее присутствие за общим столом было нежелательно. Собственной, гостиной у девушки не было. Норина оторвалась от книги и, взглянув на мачеху, сразу поняла, что что-то не так. Виолетта решительно направилась к креслу, села и заговорила:

— Норина, мне надо с вами поговорить.

— О чем же? — удивилась девушка.

— Ваш отец сказал мне, — начала Виолетта, — что ваша мать была очень богата. Это правда?

Норина задумалась на мгновение, прежде чем ответить. Ей ужасно хотелось прямо сказать, что у нее нет ни малейшего желания говорить с ней о матери и тем более о ее денежных делах. Однако, подумав, она решила что совершит ошибку, если позволит себе грубость.

— Если отец сказал, значит, так оно и есть, — ответила она.

— Это означает, что после смерти вашего отца состояние, которым он располагает, перейдет к вам?

Норина читала завещание матери и знала, что это в самом деле так. Однако она задумалась, прежде чем ответить:

— Я не уверена, что правильно понимаю все пункты завещания, но я уверена, что если вы спросите отца, он даст вам точный ответ.

— Ваш отец уже дал мне разъяснения по этому поводу, однако я уверена, что он скрыл от меня истинное положение вещей. А мне хотелось бы знать наверняка.

— В таком случае мне нечего добавить к тому, что сказал отец.

— Когда я выходила замуж за вашего отца, — прошипела Виолетта, — я считала его владельцем огромного состояния.

— Мы никогда ни в чем не нуждались, но, может быть, вам мало этого.

— Но я прежде всего должна быть уверена, что он не оставит меня без единого пенни, как сделал мой первым муж, и что после его смерти все, чем он владеет, перейдет ко мне, — без тени смущения ответила Виолетта.

Она внимательно посмотрела на падчерицу, прежде чем закончить:

— Но по-видимому, состояние, которое я считала собственностью вашего отца, на три четверти принадлежит вам!

Норина решила держаться до конца:

— Отцу нет еще и пятидесяти лет. Я не понимаю, почему вас так волнует то, что произойдет после его смерти.

— Конечно, в вашем возрасте все говорят подобные глупости! Но с возрастом вы поймете, что надо думать о будущем и быть уверенной, что ты не останешься у разбитого корыта, отдав неизвестно кому лучшие годы своей жизни! — процедила сквозь зубы Виолетта и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Норина вздохнула, понимая, что все происходит так, как она и предполагала. Она с самого начала догадывалась, что заявления Виолетты о безумной любви к ее отцу — лишь средство для достижения собственных целей.

«Почему, ну почему он женился на женщине, столь не похожей на мою мать?» — в который раз спрашивала она себя.

Найти ответ на этот вопрос ей было не под силу, и Норина начала подумывать о возвращении в деревню. Она еще не знала, что отец хочет, чтобы она вела светскую жизнь в Лондоне, и продолжала посещать тех людей, которым ее представила тетушка.

Первые два месяца сезона промелькнули незаметно, и Норина решила, что они могли бы все вместе вернуться в деревню, В этом случае она могла бы хотя бы ездить с ним верхом по утрам, как в былые времена. «Я должна найти способ объяснить ему все, не вызывая у мачехи подозрений», — творила себе Норина.

Впрочем, это и было самой сложной задачей — остаться наедине с отцом. Виолетта старалась любым способом помешать им.

Кроме этого, Норина, к ужасу своему, заметила, что отец пьет много больше прежнего. Она не могла бы это доказать, но чувствовала, что именно Виолетта виновата в этом. Она заметила, что к концу обеда он уже с трудом поддерживал разговор, и она часто наблюдала, как он, пошатываясь, брел по коридору в свою спальню. Вспоминая мать, она часто просила Господа научить ее, как избавить отца от обрушившегося на него несчастья. К сожалению, она не могла открыто противостоять Виолетте.

Норина отложила книгу и направилась к столу с приготовленным для нее обедом. Если отец захочет узнать, где она находится, то, без сомнения, получит дежурный ответ: «Ваша дочь принимает друзей». Но и позже, вечером, ей снова не удастся поговорить с отцом, потому что Виолетта устроит очередную пирушку. Друзья мачехи — в основном это были мужчины средних лет — были любители выпить. Как правило, они засиживались за этим занятием до поздней ночи, и лорд Седжвин не имел ни малейшего представления о том, чем занимается в это время его дочь.

Виолетта ясно дала понять Норине, что ее присутствие на обеде в этот вечер нежелательно.

— Вы приглашены куда-нибудь сегодня вечером? — спросила она тем сварливым тоном, которым всегда разговаривала с Нориной в отсутствие отца.

— Нет, разумеется, ведь сегодня понедельник, а в начале недели редко устраиваются балы.

— Так вот, я устраиваю сегодня обед, и если вы придете, то женщин за столом окажется больше, чем мужчин.

— В таком случае я, естественно, буду обедать в своей комнате, — поспешила ответить Норина.

Ей ничего не оставалось, как покорно согласиться. Во всяком случае это было лучше, чем выслушивать ее грубости, тем более что мачеха в любом случае настояла бы на своем.

На самом деле она не имела ни малейшего желания проводить вечер в компании друзей Виолетты. Как правило, они не обращали на Норину никакого внимания или осыпали ее комплиментами, приводившими мачеху в ярость. Девушка всегда думала, глядя на них, что в былые времена отец побрезговал бы подобным обществом. Но теперь он принимал их в своем доме, разумеется по настоянию своей новой жены.

Она рассматривала стоящее на столе блюдо, Лакей не потрудился даже покрыть стол скатертью и расставить блюда и тарелки. Маленькая супница из китайского фарфора, блюдо, покрытое серебряной крышкой, фруктовый салат в стеклянной чашке, графин с водой и кусок хлеба на тарелке — так был сервирован ее обед. Шарик из масла был положен рядом с кусочком хлеба, вероятно за неимением масленки.

Эта чудовищная небрежность объяснялась, без сомнения, тем, что новые слуги полностью подчинялись приказам мачехи, а ее, Норину, считали незначительной персоной в этом доме.

Уже садясь за стол, она услышала жалобное мяуканье и немало удивилась, увидев, что живший на кухне кот проник вслед за лакеем в ее комнату. Это был некрасивый кот, весь в рыжих пятнах, которого держали в доме для того, чтобы ловить мышей, терроризировавших горничных.

Животное снова жалобно замяукало, и Норина догадалась, что кот голодный, В этом не было ничего удивительного. Эти новые слуги абсолютно не интересовались домашними животными, А когда была жива ее мать, их дом был полон собак и кошек, которые находили приют в их доме и за которыми слуги ухаживали, как за полноправными членами семьи.

Кот терся у ее ног.

— Ну что, ты хочешь есть? — Произнося эти слова, она приоткрыла супницу и наполнила супом свою тарелку. Суп издавал очень аппетитный запах, и Норина попыталась представить, что же подают на стол внизу, в столовой.

Она отлично знала, что мачеха очень тщательно продумывает меню для званых обедов. Она всегда настаивала на высоком качестве продуктов и изысканной сервировке стола. Подольстившись к мужу, она настояла на том, чтобы его погреб был всегда полон тончайшими винами.

Кот продолжал мяукать, вероятно окончательно потеряв надежду получить кусочек с хозяйского стола. Норина приподняла серебряную крышку и поняла причину — ей приготовили рыбу. Она изучила блюдо и не нашла в нем ничего привлекательного. Но именно этот запах так привлекал кота. Норина совсем было решилась приняться за еду, но внезапно передумала, решив, что не слишком голодна.

— Я думаю, что ты нуждаешься в этом больше, чем я! — улыбнувшись, сказала Норина и, поставив тарелку на пол, принялась за суп. Она съела полную супницу, потом принялась за салат из персиков и клубники. Он и в самом деле был хорош, но для гостей он наверняка подавался с кремом и сладким пирогом.

С наслаждением поедая фрукты, Норина вспомнила, как в замке Седжвин она сама собирала персики в оранжерее, подбирала прямо с земли созревшие сливы, инжир.

Отставив тарелку, она поискала глазами кота. Блюдо с рыбой наполовину опустело, а животное исчезло. Наконец она обнаружила его. Кот растянулся на полу перед дверью, как если бы хотел выйти из комнаты.

— Ты хочешь вернуться на кухню? — спросила Норина.

Выйдя из-за стола, Норина направилась к коту. Ее удивило, что он как-то странно вытянулся, и, лишь подойдя ближе, она увидела, что глаза животного закрыты. Внезапная догадка промелькнула в мозгу, и она в ужасе дотронулась до тела животного. Сомнений быть не могло — кот был мертв.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что произошло. Она попыталась спасти животное, но все усилия были тщетны. Кот умер, и на тарелке лежали остатки недоеденной им рыбы. Норина внимательно изучила ее, и, не найдя ничего подозрительного, переложила рыбу на блюдо.

Все ясно: мачеха пыталась ее отравить.

Это она, Норина, лежала бы сейчас мертвая, если бы не отдала коту рыбу.

Как ни странно, Норина не впала в истерику, она даже не чувствовала особого волнения. Скорее наоборот — она была спокойна и рассудительна. Если бы несчастное животное не вошло в ее комнату, сейчас она была бы уже мертва. И конечно, мачеха нашла бы правдоподобное объяснение случившемуся, оно наверняка уже было у нее. У нее, конечно, есть врач, готовый подтвердить, что девушка скончалась от сердечного приступа, как и ее мать, — все дело в наследственном заболевании.

Норина подошла к окну и долго любовалась садом, окружавшим дом. В этот сад выходили многие дома, расположенные на Парк-стрит и на Саут-стрит, но сейчас в нем не было ни души. В детстве она всегда уходила гулять в лес, когда чувствовала себя несчастной и одинокой. Лес давал ей силы, вселял уверенность и надежду. И сейчас, в этот ужасный момент, ей показалось, что достаточно посмотреть на деревья, цветущие лужайки, нежную зелень газонов, чтобы найти ответ на вопрос: «Что же делать?».

За окном все казалось спокойным и тихим. Молчаливые дома окружали сад со всех сторон, как часовые.

И тогда с ее губ сорвалась молитва:

— Матушка… дорогая матушка… помоги мне! Я не хочу умирать. У нее не вышло в этот раз… она попробует еще. Она… ненавидит меня… она хочет завладеть твоим состоянием!

Когда-то нотариус сказал Норине, что отец имеет право пользоваться состоянием матери до самой смерти. Если же дочь умрет раньше, он входит в право наследования, которое Виолетта и хотела разделить с мужем.

— Помоги мне, матушка… помоги мне! Я не хочу так глупо умирать!

Она спрашивала себя, кому можно довериться.

Рассказать обо всем тетке? Но та откажется ей поверить. Отец? Но Виолетта сумеет убедить его, что у дочери галлюцинации. Норина представила себе, как мачеха жалобно произносит: «Неужели вы считаете меня способной на такое злодейство?». Она прекрасно умела разыгрывать комедии. И конечно, отец поверит ей и станет утешать.

И вдруг, будто искра в кромешной тьме, Норине пришла в голову мысль — она поняла, что есть в их доме человек, которому она может довериться полностью. Это был Дэйв, старый слуга. Он работал в доме ее родителей больше тридцати лет и сейчас был камердинером лорда Седжвина.

Собравшись с духом, стараясь не поддаваться панике, она взяла мертвого кота на руки и отнесла в дальний угол комнаты, чтобы его никто не увидел раньше времени. Потом вынесла поднос с посудой в коридор, чтобы лакей не заходил в ее комнату.

Теперь главной задачей для Норины стал разговор с Дэйвом. Его нужно было провести в комнату, не привлекая внимания слуг. Бросив взгляд на часы, Норина поняла, что пообедала очень быстро и что все домочадцы еще находятся в столовой.

Она попыталась спокойно обдумать создавшееся положение.

Конечно, Дэйв еще не спустился в комнату, где обычно обедали слуги, после того как хозяева завершат свою трапезу. Моля небеса о помощи, она направилась к комнате отца в надежде найти там Дэйва.

Затаив дыхание, она приоткрыла дверь и вздохнула с облегчением, увидев, что Дэйв наводит порядок в комнате отца.

Дэйву было уже около пятидесяти. Он попал в дом лорда Седжвина совсем мальчишкой и начинал с того, что помогал чистить ножи на кухне, потом он стал слугой, и наконец лорд Седжвин сделал его своим камердинером и брал его с собой во все поездки.

С тех пор как они переехали в Лондон, Норина его почти не видела. Но она знала его с детства и помнила, что мать всегда полностью доверяла Дэйву. Это был верный и преданный слуга.

Когда Норина вошла, Дэйв собирал одежду отца. Подняв глаза, он сказал;

— Добрый вечер, мадемуазель Норина! Рад видеть вас в добром здравии!

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Норина.

— Совсем как в добрые старые времена, мадемуазель Норина, вы всегда приходили ко мне попросить то об одном, то о другом! Я тоскую по тем временам и думаю, что ваш отец тоже с грустью вспоминает о них.

— Пожалуйста, Дэйв, пойдемте со мной! Я должна вам что-то показать.

Дэйв отложил в сторону одежду и последовал за ней. Вдвоем они вышли из комнаты и быстрым шагом направились к комнате Норины. Она открыла дверь и сделала слуге знак войти, Дэйв был весьма удивлен, увидев, что Норина запирает дверь на ключ.

— Я же сказала вам, что хочу вам кое-что показать, — тихо произнесла девушка.

Она подвела Дэйва к тому месту, где лежал кот. Дэйв удивленно смотрел себе код ноги.

— Ого, да ведь это Джинджер! — воскликнул он. — Но что он делает здесь, наверху?

— Он сопровождал слугу, который принес мне обед, — спокойно пояснила Норина. — Я подумала, что он голоден, и отдала ему свою рыбу. Он съел ее и умер.

Она старалась говорить спокойно, но, произнеся последние слова, почувствовала, что больше не может сдерживать рыдания.

Дэйв не мигая смотрел на девушку, казалось, он не верит своим ушам, точнее, не может поверить. Наконец он наклонился и дотронулся до уже окоченевшего животного.

— Вы говорите, мадемуазель, что он съел рыбу? — повторил Дэйв, будто стараясь убедиться, что не ослышался. — Рыбу, которая предназначалась вам?

— Это был… мой обед. Она была… отравлена!

Дэйв выпрямился. Судя по выражению его лица, он наконец стал понимать то, что говорила ему Норина.

— Вы должны спасти меня! — прошептала девушка. — Если я останусь в этом доме, то умру, как и это несчастное животное!

Помолчав минуту, Дэйв спросил:

— Вы абсолютно уверены в том, что говорите, мадемуазель? Я не могу поверить в то, что госпожа графиня способна на такое.

— Но она ненавидит меня, Дэйв!

Дэйв задумчиво теребил остатки волос на голове.

— Она ревнует к вам, это точно. Все женщины одинаковы. Вы стали так же хороши, как ваша покойная матушка. Поверьте, это кое-что да значит!

— Не только это, — сказала Норина. — Есть еще состояние, которое матушка оставила мне. Мачеха только что узнала, что если с отцом что-нибудь случится, то деньги перейдут ко мне.

Дэйв поджал губы. Норине показалось, что на этот раз он уже окончательно поверил в случившееся.

— Вам надо обратиться к вашей тетушке, — посоветовал он.

— Но она никогда мне не поверит, вы это знаете не хуже меня! А моя мачеха сумеет настоять, чтобы я вернулась в дом. Но в следующий раз уже не найдется кошки, чтобы спасти мне жизнь.

— Что вы предлагаете в таком случае, мадемуазель Норина? — спросил Дэйв.

Не в силах больше смотреть на распростертого у ее ног рыжего кота, Норина отошла к окну. После секундного колебания Дэйв последовал за ней и тихо встал за ее спиной.

— Я должна исчезнуть, — тихо, будто себе самой, сказала Норина.

— Но вы не можете этого сделать, мадемуазель, во всяком случае без компаньонки.

Но девушка уже подумала об этом. Помолчав немного, она произнесла:

— Я могла бы наняться гувернанткой в богатую семью.

Подумав с минуту, Дэйв сказал:

— Но вы слишком молоды для такой работы, мадемуазель, а главное — слишком красивы. В любом случае у вас возникнет куча всяких сложностей и вам не останется ничего другого, как вернуться домой.

— Не может быть, чтобы я не могла ничего сделать! — воскликнула Норина. — Вы же знаете, я получила прекрасное образование. Неужели я должна сидеть здесь и ждать, когда моя мачеха вновь попытается убить меня?

Дэйв все более энергично теребил волосы на голове. Наконец его осенило:

— Но вы ведь могли бы стать компаньонкой почтенной пожилой дамы. Им часто бывают нужны девушки для чтения вслух книг, корреспонденции и прочей ерунды. В этом случае вы будете хотя бы в безопасности, пока мы не придумаем что-нибудь получше.

Норина всплеснула руками:

— Вы правы, Дэйв! Это как раз то, что мне нужно. Мне ведь нельзя терять контакт с вами. Поймите, Дэйв, вы должны держать меня в курсе всех событий, я хочу знать все, что происходит с отцом. Я очень боюсь за него!

— Вам не приходило в голову, что отец поверит вам, если вы расскажете ему правду?

Норина грустно покачала головой:

— А вы поверили бы мне, если бы не увидели собственными глазами мертвого кота?

Дэйв опустил голову:

— В самом деле, мадемуазель Норина, я думал, что вы бредите.

— Вот именно поэтому вы и должны найти мне место, где я могла бы скрыться… И как можно скорее! Я не возьму в рот больше ни единого кусочка, приготовленного в этом доме, если только кто-нибудь не попробует еду до меня.

— Пока я жив, — воскликнул преданный слуга, — обещаю вам, что вы не умрете с голоду. И все же, я согласен с вами, мадемуазель, вам нельзя больше оставаться в этом доме. Господь поможет нам, мы найдем выход.

— Должна же быть какая-то контора, где подыскивают компаньонок и другую прислугу?

— Ну конечно. Таких много по всему Лондону, но все идут к мадам Хант на Маунт-стрит.

— Ну что ж, значит и я отправлюсь туда же, — объявила Норина.

— Я думаю, это будет большой ошибкой, мадемуазель. На вашем месте я бы сначала раздобыл документы на новое имя, а в контору я могу сходить вместо вас.

— Я сама смогу составить все бумаги. Придется подделать подпись отца.

— Ну что ж, значит, придется вам сделать это, мадемуазель, а завтра я с самого утра отправлюсь к Хант, — заключил Дэйв и, помолчав, добавил: — Но я хочу, чтобы вы поняли, мадемуазель, что будет не так-то просто найти что-нибудь подходящее, тем более так быстро. Может быть, придется подождать, соблюдая все меры предосторожности.

— Я не съем здесь больше ни кусочка. Только из ваших рук, Дэйв, я буду принимать пищу.

Норина задумалась и вдруг в ужасе воскликнула:

— Вы же не думаете, что она попытается убить отца?

— Я думаю, пока вы живы, он в безопасности, — ответил Дэйв.

Норина вздохнула с облегчением:

— Ну да, конечно… я совсем забыла об этом. Чтобы отец унаследовал мое состояние, сначала должна умереть я. Только тогда она займется им! О Дэйв, что бы сказала моя бедная матушка, если бы видела все это? — И слезы потекли у нее из глаз.

— Ну, ну, вам нельзя рисковать, мадемуазель. Спасибо, Господу, что вы сумели избежать уготованной вам участи. Вы живы, и мы позаботимся о вас, чего бы нам это ни стоило.

Дэйв говорил с такой уверенностью, что Норина невольно улыбнулась сквозь слезы.

— Спасибо вам, Дэйв, я так вам благодарна! Я всегда была уверена в том, что на вас можно положиться. Вы ведь знаете, у меня никого больше нет!

Глава 2

Норина спустилась к первому завтраку сразу вслед за отцом. Она знала, что мачеха никогда не просыпается раньше десяти утра.

Увидев входящую в столовую дочь, лорд Седжвин улыбнулся:

— Доброе утро, моя милая, мне очень не хватало вас вчера вечером.

— Мне тоже не хватало вас, — ответила Норина.

— Ваша мачеха сказала мне, что вас замучила мигрень, — продолжал лорд Седжвин.

Девушка не ответила. В такой момент ей не хотелось раздувать историю из обычного вранья мачехи. «Это так похоже на Виолетту», — подумала она. Если бы накануне она сказала отцу, что мачеха просто хочет избавиться от нее, он стал бы настаивать на ее присутствии за обедом.

Лорд Седжвин тем временем расставлял на серебряном подносе тарелки с едой. Норина внимательно наблюдала за ним, окончательно решив не притрагиваться к еде, пока отец не попробует каждое блюдо.

Ночью она обдумала все, что говорил вчера Дэйв, и пришла к выводу, что отец ничем не рискует, пока она жива.

«Я покидаю свой дом не из чистого эгоизма, уговаривала она себя. — Поступая так, я сохраняю жизнь не только себе, но и отцу».

Теперь она была уже абсолютно уверена, что окажись состояние в руках отца, он сразу станет жертвой либо несчастного случая, либо неизвестной, но смертельной болезни.

При одной мысли об этом Норину забила нервная дрожь. Но она тут же взяла себя в руки, не позволяя страху затуманить ей голову. Она положила в свою тарелку те кушанья, которые уже попробовал отец, вернулась к столу и села рядом с ним. Она заметила, что отец выглядит не так молодо и свежо, как раньше, — темные круги под глазами, старческие синие прожилки на лице и дребезжащий голос выдавали в нем уже немолодого человека.

Ей очень хотелось сказать ему всю правду, предложить ему бежать вместе с ней. Но она прекрасно отдавала себе отчет в том, что история покажется ему притянутой за уши, нелепой и даже несколько театральной. Ее отец слишком здравомыслящий человек, чтобы поверить в такую неправдоподобную историю. К тому же он мог рассказать все своей новой жене.

«Это была бы чудовищная сцена, — думала Норина, — и я уверена, что от нее я страдала бы сильнее, чем от отравленной рыбы». Наверное, это был и в самом деле сильный яд, если кот не издал ни единого стона перед смертью.

Норина невольно задавала себе вопрос, где же мачеха прячет этот яд. Ей не хотелось думать об этом, и она постаралась отвлечься от своих мрачных мыслей. Болтая с отцом о всяких пустяках, она выяснила, что он уходит из дому на весь день и вернется лишь к обеду.

— Надеюсь, что сегодняшняя вечеринка не затянется, — сказал он. — Меня утомляют эти типы, которые сидят здесь до утра.

— Мне было бы очень приятно пообедать вместе с вами, отец, — сказала Норина.

Отец ничего не ответил, и девушка поняла, что ему не хотелось поддерживать разговор, компрометирующий его жену.

Быстро съев свой завтрак, лорд Седжвин бросил взгляд на каминные часы.

— Мне надо торопиться! — сказал он. — Через час у меня встреча с премьер-министром.

— Как интересно! Я уверена, что это будет захватывающий разговор.

— Сомневаюсь, — ответил отец. — Политики говорят всегда слишком много и слишком долго!

И они оба рассмеялись. Он поднялся из-за стола, Норина встала вслед за ним и обняла его.

— Я люблю вас, отец! — сказала она. — Чтобы ни случилось, помните, что я очень люблю вас!

— Вы очень добрая девочка, Норина, — сказал он. — Вы так похожи на свою мать.

Он поспешно вышел из комнаты, а Норина вернулась за стол, чтобы допить кофе. По утрам она обычно пила чай, но сегодня отец налил себе кофе, и она из осторожности решила последовать его примеру.

Убедившись, что отец покинул дом, она поднялась на второй этаж, зашла в его комнату в надежде найти там Дэйва, однако его не было. Тогда Норина решила, что он уже отправился в агентство Хаит на Маунт-стрит.

Норина отправилась к себе в комнату, которую горничная уже убрала, хотя и весьма небрежно, села за свое маленькое бюро и принялась писать себе рекомендации. Они, безусловно, ей понадобятся, если Дэйв найдет для нее место компаньонки. Она не знала, в чем будет заключаться ее будущая работа, а потому с трудом подбирала необходимые для нее качества.

Единственное, в чем она была уверена на сто процентов, — что ей необходим псевдоним.

Накануне Дэйв сказал ей:

— Все эти бумажки будут никому не нужны, если я раздобуду вам место няни при грудных детях, а вы напишете рекомендации для старух.

— Ну конечно, — согласилась Норина.

— Я считаю, что сейчас вы должны собрать все необходимое, потому что для меня совершенно очевидно, что нельзя больше здесь оставаться!

— Все верно, Дэйв. Я умоляю вас, постарайтесь найти мне место, и я приступлю к работе сразу же.

— Не волнуйтесь, мадемуазель Норина, сделаю все, что от меня зависит. А теперь… как же вас называть?

Увидев, что девушка глубоко задумалась, он сказал:

— В любом случае это должно быть имя, которое вы не забудете ни при каких обстоятельствах. Я все время думаю, вдруг кто-то неожиданно назовет вас по имени и вы выдадите себя…

— Да, да, я понимаю…

Поколебавшись еще минуту, она решительно заявила:

— Я знаю! Помните, у меня была гувернантка? Она жила у нас совсем недолго, а потом вышла замуж за помощника папиного конюха?

Ну да, припоминаю, прехорошенькая была девушка. Никогда бы не подумал, что она останется жить в деревне!

— Ну так вот, ее звали Виндхэм, и я всегда говорила, что мы почти кузины, ведь мое имя Вин. Так что это имя я легко запомню.

— Хорошо, договорились, — согласился Дэйв.

Они еще немного поболтали, вспоминая прежние времена, пока не убедились, что все спустились в столовую к ужину. Тогда они завернули труп кота в тряпку и отнесли в корзину с мусором, туда же были отправлены и остатки отравленной рыбы, блюдо с которой так и не удосужился убрать лакей.

— Как минимум, эти молодые люди крайне небрежны, — сквозь зубы процедил Дэйв, — но госпожа графиня так любит этих молодых красавцев, что нелепо требовать от них еще и хорошей работы!

Норина тем временем старалась припомнить, какие бумаги обычно предъявляют гувернантки, нанимаясь на работу. Впрочем, она знала, что родители предпочитали полагаться на собственную интуицию и мало обращали внимания на все эти бумажки.

Норина знала, что с тех пор, как отец женился второй раз и семья переехала в Лондон, слуги в доме стали меняться слишком часто. Особенно быстро сменялись метрдотели. Лорд Седжвин попробовал вмешаться:

— Я думаю, Виолетта, что будет лучше, если вы предоставите мне право самому выбирать прислугу.

— Ну конечно, как вы пожелаете, — заворковала в ответ Виолетта. — Вы так умны и проницательны, что, я уверена, не допустите ошибок.

Лорд Седжвин сам нашел метрдотеля, который и работал в данный момент в доме, резко отличаясь от своих предшественников мастерством и добросовестностью.

Норина подумала, что Дэйв уже обращался в агентство Хант по просьбе отца.

Она отложила ручку и стала смотреть в окно.

— Матушка, умоляю тебя, сделай так, чтобы я нашла место, где скрыться от этой злодейки, — молилась Норина. — Ведь нельзя же мне оставаться в этом доме, опасаясь каждого шороха, каждый день рискуя быть отравленной и без конца думая о том, каким еще способом она надумает от меня избавиться.

Мольба о помощи вырывалась из самой глубины ее измученной души. Страх не давал ей отвлечься ни на минуту. Норина сняла со стены миниатюрный портрет матери, с которым никогда не расставалась. Прижав его к груди, она без конца повторяла:

— Помоги мне, матушка, дорогая моя, помоги мне.

Она обращалась к матери в надежде, что где бы та ни была, она думает о ней и любит ее так же, как в своей земной жизни.

Норина была права, считая, что Дэйв уже вышел из дома. Он вышел через черный ход в тот самый момент, когда его хозяин покидал дом через главные ворота. Маунт-стрит находилась неподалеку, но Дэйв слишком торопился, чтобы идти спокойно. Он бежал бегом, не желая терять ни одной драгоценной минуты, и еле отдышался, вбежав в контору. Бюро по найму находилось на втором этаже. Он взлетел по лестнице в компании молоденьких деревенских девушек, явно приехавших в Лондон в поисках лучшей доли.

Агентство занимало узкую длинную комнату. Посетители сидели на грубых деревянных скамейках перед самой дверью. Сама же мадам Хант восседала в противоположном конце комнаты за огромным бюро. В соседней маленькой комнатке наниматели могли провести небольшие переговоры с претендентом на место. Рядом с бюро мадам Хант стояло еще одно, поменьше, и принадлежало оно ее подруге, работавшей у нее секретарем.

Мадам Хант не взглянула на вошедшего. Дэйв пересек комнату и направился прямо к ее бюро. Поняв, что кто-то стоит над ней, она захлопнула свою тетрадь.

— Ба, да ведь это старина Дэйв! — удивленно воскликнула она.

— Счастлив видеть вас, мадам Хант, вы свежи, как весенний букет! — вежливо приподняв шляпу, ответил Дэйв.

Мадам Хант, которой давно уже минуло шестьдесят, скромно потупила взор к сложила губки бантиком.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она. — Только не говорите мне, что метрдотель, которого я нашла для вас недавно, уволен. Не говорите, потому что я не поверю вам!

— Нет, нет, с ним все в порядке, — поспешил успокоить ее Дэйв.

— Слава тебе Господи! Кстати, предыдущего вашего метрдотеля, про которого госпожа графиня говорила, что ему грош цена, мне удалось пристроить к герцогу Хастингсу, и, надо сказать, он очень доволен!

Она была явно недовольна. Она и в самом деле терпеть не могла, когда к ней вновь обращались слуги, которым она нашла хорошее место, особенно если они были уволены «за плохую работу».

Дэйв решил сразу же приступить к делу:

— Я пришел поговорить с вами по поводу одной молодой дамы. Она дальняя родственница моего хозяина. Он попросил меня помочь ей найти место компаньонки у какой-нибудь пожилой дамы. Ну или что-нибудь в этом роде…

— Господи, зачем же ей такая работа, если она действительно молодая дама в полном смысле этого слова? — забеспокоилась мадам Хант.

— Ну, тут уж можете мне поверить, даю вам честное слово, что это настоящая леди, — ответил Дэйв.

— Тогда все в порядке, только… — медленно проговорила мадам Хант после минутного раздумья, — только как раз сейчас у нас нет ни одной заявки на место компаньонки. Но уверяю вас, в ближайшие десять дней они непременно появятся, это уж точно!

Дэйв не смог скрыть своего разочарования.

— Дело в том, мадам Хант, — понизив голос, заговорил снова Дэйв, — что эта молодая дама находится в крайне стесненных обстоятельствах и совсем не может ждать.

Мадам Хант только всплеснула руками:

— Что же я могу сделать?

— Может быть, у вас еще что-нибудь найдется?

В этот момент мадемуазель Акройд, ассистентка мадам Хант, подошла к столу начальницы и быстро зашептала ей что-то на ухо.

— Думаю, что я могла бы вам помочь, — сказала мадам Хант. Несколько мгновений она внимательно рассматривала своего посетителя. — Эдит напомнила мне, что в наших книгах есть заявка на должность секретаря, бегло говорящего по-французски. Правда, речь шла о мужчине.

— Бегло говорить по-французски! — воскликнул Дэйв. — Ну конечно, дама, о которой я говорю, просто болтает на всех этих языках, которых я и не слышал-то никогда.

— У меня был только один кандидат на это место, — сказала мадам Хант, — но он вернулся ровно через час, сказав, что его знания французского языка оказались недостаточными.

Поколебавшись немного, она продолжала:

— Джентльмен, который нанимает секретаря, — слепой старик. Так, во всяком случае, я поняла, и мне кажется, вашу протеже не слишком заинтересует это место, даже если он и согласится ее принять.

Мозг Дэйва лихорадочно заработал, и он быстро ответил:

— Кажется, я напугал вас, мадам, сказав, что дама, о которой идет речь, очень молода. Это я так, для красного словца.

— Не хотите ли вы сказать, что она старуха? — удивилась мадам Хант.

— Речь идет о молодости души, мадам Хант, — сказал Дэйв, — ну… как у вас. Ведь никто же не скажет, что вы… э… старуха!

— О, достаточно, мсье Дэйв! Вы еще и льстец!

— Ну, в общем, я считаю, что дама, о которой идет речь, это как раз то, что нужно пожилому джентльмену. Тем более если он ослеп…

— Но его слуга, который приходил к нам, он, кстати, тоже француз, настаивал на том, чтобы нашли именно мужчину.

— Ну хорошо, дадим ему шанс сказать «нет», — заключил Дэйв.

— Он, конечно, скажет «нет» сразу, — сказала мадам Хант. — Человек, которого я послала туда вчера, вернулся как побитая собака!

— Я вам гарантирую, — сказал Дэйв, — что моя дама болтает по-французски, как настоящий пожиратель лягушек!

Это заявление развеселило мадам Хант.

— Ладно, мсье Дэйв, ваша взяла! Только не попрекайте меня потом, когда ваша дама вернется оттуда, обливаясь слезами.

— Я не скажу вам ни слова, — пообещал Дэйв.

— Ну что ж, тогда назовите мне только ее имя, и я черкну пару слов, чтобы ока пришла к нему не с пустыми руками. Но учтите, если он ей откажет, пеняйте на себя!

— Ну что ж, в моей собачьей жизни уже было несколько неприятностей, — весело сказал Дэйв.

— Держу пари, что были и приятные моменты, — парировала мадам Хант.

Оба весело рассмеялись.

Мадам Хант обмакнула перо в чернила;

— Ну, так как ее зовут?

— Кажется, я забыл вам сказать, что она вдова.

— Вдова! — воскликнула мадам Хант. — А я-то думала, что речь идет о молодой девушке.

— Дело в том… что она стала вдовой… э… совершенно неожиданно, — стал сбивчиво объяснять Дэйв. — С ее мужем приключилась скверная история. — Он сломал себе шею во время верховой прогулки. Вот он и оставил несчастную вдову без единого пенни!

— Представляю, какое это было несчастье для бедной женщины, — справедливо заметила мадам Хант.

— О чем говорить! — согласился Дэйв. — Так что, сами понимаете, что же мне оставалось делать, когда она призвала меня на помощь.

— Знаете, что я вам скажу, мсье Дэйв, вы слишком добры к людям, вы всегда готовы взвалить все их невзгоды на свои плечи.

— Я просто делаю все, что могу, чтобы помочь, — вздохнув, сказал Дэйв.

— Ну, так как же зовут вашу вдову? — снова заволновалась мадам Хант.

— Ее имя — мадам Виндхэм, через «и».

Мадам Хант стала выводить это имя на карточке, на которой были напечатаны название и адрес конторы по найму.

— Кстати, мои гонорары выросли до пятнадцати процентов от жалованья за первые три месяца работы, — ворчливо добавила мадам Хант. — Впрочем, об этом лучше было бы напомнить этому французу, если он вдруг забудет.

— Я все передам мадам Виндхэм, — пообещал Дэйв.

Он взял открытку, положил ее в карман и протянул руку мадам Хант:

— Огромное спасибо за вашу великодушную помощь. Я всегда знал, что на вас можно рассчитывать.

— Не делите шкуру неубитого медведя! — возразила мадам Хант. — Если мадам Виндхэм не получит это место, я попытаюсь подыскать ей что-нибудь еще, хотя это и не так просто в это время года.

Дэйв с чувством пожал руку сначала ей, потом мадемуазель Акройд и вышел из комнаты быстрым шагом. За время их разговора приемная заполнилась людьми — все они пришли сюда в поисках работы.

Оказавшись наконец на улице, Дэйв бегом побежал к дому лорда Седжвина. Ему хотелось побыстрее увидеть Норину, до того как проснется леди Седжвин и с удивлением узнает, что ее падчерица все еще жива. Он проскользнул в дом через дверь в погреб и побежал наверх через две ступеньки.

Он постучался в комнату Норины и вошел, не дожидаясь ответа. Девушка устремилась ему навстречу.

— Ну наконец-то вы вернулись, Дэйв! — воскликнула она. — Вам удалось найти мне место?

— Да, мадемуазель Норина, но это не совсем то, что вы думаете.

— Я пойду куда угодно и к кому угодно, я буду делать все, что от меня потребуется, даже мыть полы, лишь бы не оставаться здесь больше ни одной минуты.

— Я понимаю, что вы чувствуете сейчас, мадемуазель, — понизив голос, ответил Дэйв.

Говоря это, Дэйв отходил к окну. Норина удивленно наблюдала за его передвижениями, пока наконец не догадалась, что он старается отойти как можно дальше от двери, чтобы никто не смог подслушать их разговор. Она тоже отошла к окну, Дэйв вынул из кармана открытку и с гордым видом вручил ее Норине.

— Дэйв, вы нашли мне чудесную работу! — воскликнула она.

Бросив взгляд на открытку, она удивленно спросила:

— Мадам Виндхэм?

— Ну да, вы будете вдовой, мадемуазель Норина, просто потому, что ваш будущий хозяин — пожилой джентльмен, который ищет секретаря, свободно говорящего по-французски.

— Ах вот оно что! Так это как раз то, что мне нужно! — радостно воскликнула Норина.

— Но он просил, чтобы это был мужчина!

— Мужчина! — повторила за ним Норина изменившимся голосом. — Что же мне в таком случае делать?

— Пока на это место других претендентов нет, — слал терпеливо объяснять Дэйв. — Этот пожилой господин отказался от какого-то типа, которого ему прислали вчера, из-за его плохого знания французского.

— Ну ладно. Ясно одно, что по-французски я говорю, как настоящая француженка, — сказала Норина. — Если вы помните, мадемуазель всегда говорила, что у меня отличное парижское произношение.

— Это я хорошо помню, — подтвердил Дэйв. — Но вы понимаете, мадемуазель Норина, что вам придется остаться наедине с мужчиной!

— Ну что же он может мне сделать, ведь он стар и слеп, — рассмеялась Норина.

— Я не мог этого допустить, поэтому и сказал, что вы вдова.

— Да, но что же приключилось с моим мужем?

— Я сказал мадам Хант, что он упал с лошади и сломал себе шею.

Норина снова расхохоталась.

— О Дэйв, как вам удается сохранять такое присутствие духа, чтобы продумывать такие мелочи?

— Просто потому, что я отлично понимаю, как трудно найти для вас место, именно потому, что вы слишком молоды и слишком красивы. У этого слепого старика ведь могут быть друзья, а их ведь никто не заставит держать язык за зубами.

Норина удивленно разглядывала своего собеседника:

— Не хотите же вы сказать, что со стороны этого пожилого джентльмена неприлично брать в секретари одинокую молодую девушку!

— Ну не то чтобы неприлично, мадемуазель! Но у вас могут возникнуть сложности определенного свойства… ну… я даже не знаю, как вам это объяснить.

Дэйв говорил медленно, тщательно подбирая слова, и было видно, что этот разговор для него мучителен.

Выслушав его доводы, Норина спросила:

— То есть вы считаете, что компаньонка должна обязательно носить чепец?

— Но вы же должны понять, что есть компаньонки и… компаньонки! — загадочно произнес Дэйв. — Я же сказал вам с самого начала: для вас единственный шанс найти работу — это состариться.

— Ну что ж, мне остается лишь надеяться, что этот пожилой господин не откажется принять на работу молодую вдовушку, — заключила. Норина.

Увидев напряженное выражение лица Дэйва, она добавила:

— Вы считаете, что я должна выглядеть как пожилая дама?

— Ну не обязательно пожилая, мадемуазель, — успокоил ее Дэйв. — Но уж, во всяком случае, не такая молодая и не такая красивая, как вы сейчас.

Норина беспомощно развела руками:

— В таком случае… что же я могу сделать?

— Но, мадемуазель, помните, когда вы в прошлый раз приезжали сюда, вы играли спектакль вместе с мадемуазель Грэхэм, и замечательно играли, должен вам сказать!

Норина на секунду задумалась.

— Да, Дэйв, вы абсолютно правы! — воскликнула она. — Если уж мне придется стать компаньонкой, да к тому же еще и неутешной вдовой, мне надо просто войти в роль. Я уверена, что смогу это сделать, абсолютно уверена!

— Я очень надеюсь на это, мадемуазель, надеюсь, что и с этой ролью вы справитесь!

В глазах Норины зажглись веселые огоньки. Вместе со своей гувернанткой, мадемуазель Грэхэм, она прочитала когда-то все пьесы Шекспира и выучила наизусть все главные роли. Каждый год под Рождество они вместе с мадемуазель Грэхэм ставили вместе маленькие одноактные пьески, чтобы повеселить родителей и гостей. Норина всегда играла главные роли, а помогали ей соседские дети. Обычно это были маленькие комедии, сопровождавшиеся музыкальными интермедиями. Слуги и окрестные крестьяне становились весьма доброжелательной публикой и сопровождали каждое представление бурными овациями. Норина обожала эти спектакли. Поэтому сейчас она подумала, что ей будет под силу сыграть роль безутешной вдовы. Она изменит свою внешность, и никто не заподозрит в ней молодую красавицу.

Дэйв, хитро улыбаясь, разглядывал Норину.

— Для начала мне необходимо черное платье, — весело сказала Норина, — и, конечно же, вдовий чепец с вуалью, чтобы скрыть лицо.

— Я еще подумал, — прибавил Дэйв, — что вы могли бы носить очки. По крайней мере на людях.

— Вот это отличная идея, — согласилась Норина, — но прежде всего мне необходимо раздобыть черное платье и чепец.

— Если кто-нибудь заметит, что мы выходим из дома, вы можете сказать, что пошли покупать подарок отцу и что я сопровождаю вас, чтобы показать его любимые магазины.

— Вы умница, Дэйв! — воскликнула Норина. И побежала к вешалке, чтобы снять с нее свою шляпу и жакетик, подходящий к ее сегодняшнему платью. Взяв сумочку и перчатки, она направилась к выходу.

Она уже выходила из комнаты, когда вспомнила, что оставила на столе все свои бумаги, рекомендации, черновики, образцы новой подписи. Она собрала их и, скомкав, бросила в стоявшую под столом корзину для бумаг, но Дэйв наклонился и вытащил из корзины все, до последней бумажки.

— Вы не должны оставлять после себя ничего компрометирующего, мадемуазель Норина!

— Вы, конечно, правы, Дэйв, — призналась Норина. — Но по меньшей мере наивно предполагать, что если у кого-то возникнут подозрения, то в первую очередь он полезет именно в мусорную корзину.

— С этого момента вы должны быть крайне осторожны и внимательны в каждом своем шаге, в каждом слове, — предостерегал ее Дэйв.

Осторожно открыв дверь и убедившись, что никто их не видит, они вышли из комнаты и устремились по лестнице вниз. Уже внизу, не успев отдышаться, Дэйв прошептал:

— Подождите меня здесь минутку, мадемуазель Норина, мне пришла в голову одна идея!

Он исчез. Не успела Норина подумать о том, что же еще могло прийти ему в голову, как он уже снова появился. В руках у него был ключ, и Норина поняла, что это ключ от двери, выходящей в сад.

— Ну вот, нам осталось только перейти через газон, — сказал Дэйв, — и мы окажемся перед забором, за которым уже начинаются конюшни. Не показывайте, что вы очень торопитесь, идите спокойно. Я буду ждать вас внизу.

Не теряя времени на обсуждение, Норина взяла ключ и. выскользнула за дверь. Она старалась идти медленно, делая вид, что спокойно прогуливается среди деревьев, останавливаясь время от времени полюбоваться цветами. Если кто-то наблюдает за ней из окна, то пусть думает, что она вышла подышать утренним воздухом. Так, не торопясь, она дошла до конца сада и вышла через дверь в стене, которая; тянулась вдоль конюшен.

Она боялась прийти сюда раньше Дэйва, но оказалось, что он уже ждет ее рядом с фиакром. Норина устроилась на сиденье, а Дэйв дал кучеру адрес универмага на Оксфорд-стрит.

Норина никогда там не была, но название это было ей знакомо, она частенько встречала его в модных журналах.

Когда фиакр тронулся, Дэйв наклонился к девушке и. сказал:

— Я только что сообразил, мадемуазель Норина, что я забыл напомнить вам о деньгах. Как вы будете расплачиваться за покупки?

— Я могу выписать чек на платье, а на остальные расходы у меня денег хватит, — ответила Норина.

Дэйв вздохнул с облегчением, И девушка поняла, что он волновался, что их план может рухнуть из-за множества на первый взгляд незначительных деталей. Но в такие моменты все важно предусмотреть, и Норина понимала это.

В этот момент она осознала, что сейчас ей понадобится много денег. К счастью, отец подарил ей в честь ее восемнадцатилетия чековую книжку.

— Моя дорогая, — сказал тогда отец, — когда-нибудь ваш муж станет распоряжаться вашим состоянием, но пока что, мне кажется, раз эти деньги принадлежат вам, вы должны иметь возможность распоряжаться частью из них по собственному усмотрению, ни у кого не спрашивая разрешения.

— Да… большое спасибо вам, отец, — сказала Норина.

— Вы должны сами выписывать чеки, — продолжал лорд Седжвин, — теперь вы должны чувствовать себя полностью не зависимой ни от кого, в том числе и от меня.

Норина подумала тогда, что на самом деле он хотел, чтобы ее мачеха больше не имела права вмешиваться в ее дела и обсуждать, на что падчерица тратит деньги.

Но все же, чтобы доставить ему удовольствие, она сказала:

— Я очень ценю вашу заботу, отец. С этого дня я смогу готовить для вас настоящие сюрпризы к Рождеству и ко дню рождения.

Отец рассмеялся, и только после его ухода она обнаружила, что он положил на ее счет тысячу ливров.

Из этих денег была израсходована лишь ничтожно малая сумма. Когда она приехала в Лондон, отец настоял на том, чтобы самому купить ей все необходимое для первых выходов в свет:

— Это подарок, который я хочу сделать моей красавице дочери.

Девушка помнила, как при этих словах злобный огонек сверкнул в глазах мачехи. Однако она не упустила случая польстить мужу:

— Как же мне повезло, что у меня такая прелестная падчерица!

Вспомнив об этом, Норина сказала себе: «Ну что ж, ты, конечно, прекрасная актриса, но сейчас настал мой черед, теперь я покажу тебе, на что я способна!»

В универмаге продавалось все, что могло понадобиться самой взыскательной женщине. Норина долго рассматривала траурные платья и наконец выбрала то, что было ей больше к лицу, К нему она подобрала элегантное черное пальто на случай холодов. Стоя перед зеркалом, она обнаружила, что черный цвет выгодно оттеняет белизну ее кожи, и осталась довольна собой.

«У нее золотые, сверкающие на солнце волосы!» Так отец когда-то сказал о матери. У Норины были точно такие же волосы, и сейчас главной задачей было найти головной убор, под которым можно было спрятать ее золотистую гриву. В отделе шляп она сказала продавцу, что подыскивает шляпку для своей подруги, сраженной страшным горем.

Она перемерила десяток шляп, пока не остановилась на одной — с маленьким белым украшением спереди. Она приподняла креповую вуаль и еще раз внимательно поглядела на себя в зеркало — на нее смотрела очень молоденькая очаровательная вдовушка.

За все это время Норина не обмолвилась с Дэйвом ни единым словом. Он следовал за ней на почтительном расстоянии, объясняя всем любопытствующим, что сопровождает свою госпожу по причине легкого недомогания ее горничной.

Норина вспомнила, что ей необходимо купить черные чулки, туфли и перчатки. Поддавшись минутному настроению, она приобрела кружевной пеньюар того же цвета, решив, что такую вещь лучше всегда иметь под рукой, даже если шансов воспользоваться ею немного.

Она выписала чек и, сложив все свои пакеты в экипаж, повернулась к Дэйву:

— Я поняла, о чем вы думали, пока я примеряла шляпу. Я смогу скрывать свои волосы днем, но что я буду делать вечером?

— Именно этот вопрос я и задавал себе, — признался Дэйв, — и решил, что, если вы все же получите это место, мне придется заказать вам парик.

Норина радостно вскрикнула:

— Дэйв, вы просто чудо! Я бы никогда не додумалась. Это же и в самом деле решение проблемы. Я купила черный бант, чтобы убирать волосы.

— И все-таки вы выглядите слишком молодо, мадемуазель Норина, не забывайте хотя бы носить очки!

У него был крайне озабоченный вид, и Норина решила успокоить его.

— Я буду выполнять все ваши наказы, Дэйв, но я все время думаю еще об одной очень важной вещи. Если мне все-таки удастся уйти из дому, как я смогу разыскать вас в случае необходимости. Ведь всякое может произойти, а я не буду знать, как поступить, — закончила она дрогнувшим голосом.

— Нет ничего проще, мадемуазель, — ответил Дэйв, — я уже все продумал. Вы всегда сможете связаться со мной через мадам Роло, она мне почти как родственница, хоть я и познакомился с ней случайно в тот самый день, как мы приехали в Лондон.

— Блестящая идея, Дэйв! Ей ведь вовсе не обязательно знать, кто я, но, если она узнает, вы сможете за нее поручиться? Она не выдаст меня?

— Я ей вообще ничего не скажу, — пообещал Дэйв. — Но в любом случае я не знаю более надежного человека, чем она.

Норина вздохнула с облегчением:

— Мне остается только получить это место. Вы проводите меня туда?

— Я раздумывал над этим, пока вы покупали все эти тряпки, — ответил Дэйв, — если вы хотите, я могу прямо сейчас отвести вас к мадам Роло. Это недалеко отсюда, на углу Шеперд-Маркет, у нее там маленькая лавка.

— Вы считаете, что я смогу там переодеться?

— Ну конечно! Вы наденете свой новый костюм, а потом я отведу вас к вашему новому хозяину и подожду, пока вы не выйдете.

— Вы чудо, Дэйв! — воскликнула Норина.

Мадам Роло жила в крошечном домике на Шеперд-Маркет. Это была большая, краснощекая женщина, которая в городе смотрелась как-то неуместно, настолько у нее был здоровый деревенский вид.

Она равнодушно встретила Дэйва и сразу же принялась ухаживать за девушкой.

— Я так рада познакомиться с вами, мадемуазель, — сказала она, — Эндрю мне много рассказывал о вас. Он говорил, что вы необычайно красивы, но действительность превзошла мои ожидания!

— Спасибо, — ответила Норина с улыбкой. — «Эндрю», как вы его называете, знает меня с младенчества, он всегда был очень добр ко мне. Для меня — он член нашей семьи.

— Я ему сто раз говорила, что пора обзаводиться собственной семьей, — смеясь, заговорила мадам Роло, — но, как видите, мсье интересуется только девчонками и совершенно не думает о нормальной семейной жизни!

— Одну потеряешь, найдешь десяток новых, — возразил Дэйв, — это всегда надежнее, вот мадемуазель Норина знает, что я всегда прав.

Он объяснил мадам Роло, что девушке необходимо переодеться, и она проводила Норину на второй этаж.

Узкая лестница заканчивалась крошечной площадкой. На нее и выходила спальня для гостей, которую хозяйка и предоставила в распоряжение Норины. Она была такая же маленькая, как и все остальное, но порядок здесь был безупречный, а стекла окон сверкали, как бриллианты.

Норина быстро переоделась. Надевая шляпку и еще раз внимательно разглядывая себя в зеркало, она снова поняла, что абсолютно не похожа на служащую. Весьма вероятно, что этот француз скажет, что она слишком молода, чтобы служить у него секретарем. Она еще раз внимательно изучила свое отражение в зеркале. Одна надежда на то, что он ничего не увидит.

Она спустилась к Дэйву, который поджидал ее в маленькой гостиной, которая располагалась прямо за лавкой, где стояли на полках загадочные склянки и бутылки, букеты из сухих трав и сосуды с эликсирами. Не вызывало никаких сомнений, что хозяйка лавки недавно приехала из деревни.

— Ну что? Так хорошо? — дрожащим голосом спросила Норина.

— Я думаю, что вам кое-чего не хватает, — ответил Дэйв, доставая из кармана очки.

Норина вскрикнула от удивления:

— Но где вы их раздобыли?

— Я отыскал их в одной из этих маленьких лавчонок на рынке. Они, конечно, немножко слишком массивные, зато, я думаю, они придадут вам солидность.

Надев очки, Норина повернулась к зеркалу и залилась смехом.

— Во всяком случае, я в них очень похожа на сову, — сказала она, давясь от смеха, — но, конечно, лет десять они мне прибавили.

Дэйв осмотрел ее критическим взглядом.

— Волосы все-таки видны, — задумчиво произнес он, — было бы лучше спрятать их под шляпой. Я постараюсь раздобыть вам парик другого цвета.

— Да, конечно, так и надо сделать, — согласилась Норина.

Она постаралась как можно глубже надвинуть шляпу, так чтобы спрятать под ней свои непокорные золотые кудри. Наконец она опустила вуаль — туалет был закончен.

— Вот так-то лучше! — одобрительно пробормотал Дэйв. — А теперь я пойду найму экипаж, который отвезет вас на угол Хилл-стрит, а дальше вы пойдете к дому пешком.

Норина поняла, что он имеет в виду. Человек, вынужденный за неимением средств наниматься на работу, безусловно не может разъезжать в фиакре.

Дэйв, конечно, был намного внимательнее ее самой. Он предусмотрел все эти, казалось бы мелкие детали, которые на самом деле были крайне важны.

Экипаж остановился на углу Хилл-стрит и Беркли-сквер. Дэйв расплатился с кучером и сказал девушке:

— Вам нужен номер сорок два, это по этой стороне улицы. Я буду поджидать вас на углу.

Норина бодро улыбнулась ему и быстрым шагом направилась к дому.

Дэйв пристально разглядывал ее удаляющуюся фигурку. Он нашел ее слишком элегантной в этом траурном наряде. Тоненькая и грациозная, она шла легкой летящей походкой и казалась совсем юной и беззащитной.

— Я не имел права разрешать ей пускаться в эту авантюру, — бормотал про себя Дэйв, — но, Бог свидетель, я не видел другого способа вырвать ее из когтей этого демона.

Норина взбежала по ступенькам дома номер сорок два и стукнула в дверь тяжелым серебряным молоточком. Его мрачный стук зловеще отозвался в воздухе почти пустой в этот час улицы.

Ей показалось, что прошло очень много времени, прежде чем она услышала шаги за дверью.

Дверь наконец открылась.

Глава 3

Седой человек неопределенного возраста открыл ей дверь. Не говоря ни слова, он внимательно осматривал Норину. Она достала из кармана открытку, которую вручил ей Дэйв, и протянула ее со словами:

— Меня прислало бюро по найму мадам Хант.

Человек внимательно изучил открытку, затем впустил Норину, а сам скрылся где-то под лестницей. Девушка услышала его громкий крик:

— Мсье Блан! Мсье Блан!

Она ждала. Оглядевшись вокруг, она обратила внимание на то, что дом богато обставлен и, очевидно, принадлежит человеку состоятельному.

Через несколько минут перед ней возник мужчина средних лет, в котором Норина признала метрдотеля. В руках он держал открытку из бюро по найму.

Он был явно удивлен, увидев лицо слабого пола, и тут же сказал:

— Я просил в агентстве найти секретаря мужчину!

Он говорил на примитивном английском с весьма заметным акцентом.

Повинуясь внезапному импульсу, Норина стала отвечать ему на своем безупречном французском:

— Да, но сейчас невозможно найти мужчину, который был бы и квалифицированным секретарем, и бегло говорил по-французски. Агентство обратилось ко мне, мсье, потому что, как вы видите, французский — почти мой родной язык и к тому же я отличный секретарь.

Метрдотель ошеломленно разглядывал посетительницу. Наконец он произнес, запинаясь:

— Вы… подождите… Я поговорю… с хозяином.

Метрдотель закрыл входную дверь, а Норина присела на стул, хотя никто не предложил ей этого.

Она держалась прямо и внешне спокойно, но в душе молила Господа, чтобы ее кандидатура не была отвергнута. В противном случае, Дэйву придется снова идти в бюро, а она в ожидании другого места, где можно будет скрыться от этого чудовища, вынуждена будет вернуться домой, где нельзя взять в рот ни кусочка пищи и где на каждом шагу ее будет подстерегать смертельная опасность.

Это будет ужасно, если придется просить мадам Роло приютить ее в комнатушке над магазином, размышляла Норина. Эта чудная женщина, без сомнения, примет ее, но Шеперд-Маркет слишком близко от их дома, и слуги наверняка частенько обходят все лавки, расположенные в этом квартале. Если ее заметят, узнать ее будет несложно, несмотря на весь этот маскарад.

Ей показалось, что прошла целая вечность, пока не появился француз и не сказал только два слова:

— Пожалуйста, пройдите!

Ей показалось, что сердце выскочит у нее из груди. Раз этот пожилой господин согласен ее принять, значит, шанс все же есть. Француз сопровождал ее по длинному узкому коридору, в конце которого он распахнул дверь в комнату.

Все было погружено во мрак. Шторы задернуты, единственный свет, который как-то освещал эту комнату, был от огня в камине.

Ей указали на стул около двери. Он был жесткий, с очень прямой и оттого особенно неудобной спинкой. Постепенно ее глаза стали привыкать к темноте, и наконец она смогла различить в отблесках пламени силуэт сидящего в кресле мужчины. Он сидел к ней спиной, так что с ее места можно было увидеть только его макушку.

Француз подошел к хозяину.

— Эта женщина здесь, мсье, — тихо сказал он по-французски.

Не получив ответа, он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

— Вы говорите по-французски? — услышала Норина низкий красивый голос.

Надежда все еще не покидала Норину, и она постаралась ответить с лучшим парижским произношением:

— Да, мсье, я бегло говорю по-французски и очень хорошо пишу. Я секретарь, по профессии и умею обращаться с корреспонденцией.

Она остановилась на секунду, чтобы перевести дух.

Через минуту она услышала ответ сидящего в кресле человека. Он говорил короткими, отрывистыми фразами. Норине еще никогда не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь с такой скоростью говорил на этом языке. Она знала, что французы говорят очень быстро, и с облегчением заметила, что не пропустила ни единого слова из речи своего невидимого собеседника.

Он спрашивал ее, способна ли она переводить политические статьи из газет, разбирается ли она во французских деньгах и бывала ли сна во Франции.

Его речь была весьма изысканна и изобиловала словами, редко употребляемыми в повседневном языке.

Когда он закончил свою речь, Норина стала отвечать ему в том же темпе. Она настаивала на своем блестящем знании языка и уверяла его, что для нее в равной мере не представляет особого труда перевести текст как с английского на французский, так и наоборот.

Ответом ей было молчание. Наконец он заговорил:

— Мадам, ваш французский великолепен, но мне ведь нужен мужчина на эту должность.

Норина не смогла сдержать разочарованного вздоха.

Но дело было настолько важным, что она решилась продолжить разговор, но уже в умоляющем тоне:

— Пожалуйста, мсье… пожалуйста. Дайте мне шанс. Я обещаю вам делать все, что потребуется. Это… слишком… это жизненно важно для меня найти место… и немедленно.

После небольшой паузы мужчина спросил:

— Но почему вы так торопитесь?

— Мне… мне некуда идти, и у меня нет средств к существованию.

— Вы хотите сказать, что у вас нет денег?

— Практически нет, мсье, но, что еще важнее, мне необходимо найти пристанище.

Она чуть не сказала «убежище», но вовремя спохватилась.

Снова воцарилась тишина, и на сей раз она длилась несколько минут. Норине казалось, что все силы ее на исходе, когда он снова заговорил:

— В таком случае я должен объяснить вам, что мне нужен не просто секретарь, мне нужен абсолютно надежный человек. Я должен быть уверен в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах он никому не расскажет, что я делаю или что я говорю.

— Ну это естественно, месье, это же абсолютно нормально!

— Но ведь женщины болтливы, а вы женщина, мадам!

— В самом деле, и с этим я уже ничего не могу поделать… но… я могу поклясться вам, что, если вы примете меня к себе на службу… я буду преданна вам абсолютно. Я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ранить вас или как-то ущемить ваши интересы, чего бы это ни касалось.

Она, сама не зная почему, употребляла эти странные слова, но интуиция подсказывала ей, что именно так она сможет убедить этого странного человека.

В комнате снова воцарилась эта невыносимая тишина, потом он медленно заговорил:

— Но как я могу быть уверен в том, что вы достойны моего доверия? Я слеп, и вам придется читать всю мою корреспонденцию, а это означает, что вы будете в курсе всех моих личных дел.

— Я все прекрасно понимаю. Если вы принимаете на службу мужчину, вы ожидаете, что он будет вести себя как джентльмен, Я же могу вам только обещать… мсье, что буду вести себя как истинная леди.

— Именно этого я и боюсь!

В его голосе прозвучали веселые нотки, и Норина подумала, что он, должно быть, не так уж стар, как о нем говорят.

Почувствовав, что силы покидают ее, Норина снова заговорила:

— Я не знаю, как мне убедить вас, мсье, но все, что будет происходить в вашем доме, останется в тайне. Единственное, что я могу сказать… я могу поклясться на всем, что для меня свято в жизни.

— Вы католичка? — спросил он.

Поколебавшись секунду, Норина решила ответить правду:

— Моя мать была католичкой, и я крещена в католическую веру. Но она обожала отца и все делала только так, как он, поэтому они ходили вместе в англиканскую церковь. И я вместе с ними, разумеется.

— Но она крестила вас в веру своих отцов?

— Конечно, мсье, но я думаю, что Господь слышит наши молитвы независимо от нашей веры, ведь, в сущности, это не так уж важно.

— Вот так заявление! Очень интересно! — И он расхохотался.

— Пожалуйста… пожалуйста… мсье, не лишайте меня надежды! — взмолилась Норина.

Она вдруг пришла в ужас при одной мысли, что ее сейчас могут выставить за дверь и ей вновь придется лицом к лицу столкнуться с опасностью, которая поджидает ее в доме отца.

Через минуту, показавшуюся ей вечностью, она снова услышала его голос, который медленно произнес:

— Если я положительно отвечу на вашу просьбу, когда вы могли бы начать работать?

— То есть… вы хотите сказать, что это реально? — дрожащим голосом спросила Норина, но, поняв, что не ответила на его вопрос, поспешно пробормотала: — Я могу начать уже сегодня, во второй половине дня. Мне надо только собрать свои вещи.

— Очень хорошо, мадам, я жду вас к двум часам.

— Спасибо, спасибо, мсье, вы — мой благодетель! Я могу только еще раз повторить, что никогда не оставлю вас… Я вам бесконечно признательна… настолько, что не могу выразить словами.

Она встала, и прежде, чем она успела подойти, чтобы пожать ему руку, он уже нажал кнопку звонка, и в ту же секунду открылась дверь, и тот же слуга, что проводил ее в дом, вошел в комнату.

— Жан, мадам сейчас отправится за своим багажом и вернется через пару часов.

Жан открыл дверь и пропустил Норину. Выходя из комнаты, она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на торчащую над спинкой кресла макушку.

— Спасибо, мсье, большое спасибо, — на ходу повторяла девушка.

Жан провел ее через вестибюль и, почтительно склонившись, открыл перед ней входную дверь.

— Я буду счастлива вскоре вернуться сюда! — сказала она по-французски.

— Буду счастлив видеть вас здесь, — заверил он.

Услышав, что дверь за ее спиной захлопнулась, она почти бегом устремилась навстречу Дэйву, понимая, что тот нервничает, поджидая ее. Она уже почти подошла к углу Беркли-сквер, когда Дэйв неожиданно появился перед ней.

— Вы получили должность, мадемуазель Норина? — спросил он.

— Да, Дэйв, меня приняли! Это было не так-то просто. Я уже совсем было уверилась, что меня отправят восвояси просто потому, что я женщина.

— Вот это хорошая новость, очень хорошая новость! — воскликнул Дэйв. — И когда же вы начнете работать?

— Как только соберу вещи.

Только произнеся вслух эти слова, она поняла, что это не такое простое для нее дело.

— Я уже подумал об этом, мадемуазель Норина, — сказал Дэйв. — Я сейчас вернусь в дом, сам запакую ваши вещи и отнесу их к мадам Роло.

— А если вы попадетесь на глаза мачехе и она станет задавать вопросы?

Дэйв достал часы из жилетного кармана.

— Сейчас четверть первого, — сказал он. — Госпожа графиня обычно завтракает в это время. Через пятнадцать минут она уйдет из дома.

Норина вздохнула с облегчением:

— В таком случае, вы можете без меня собрать мои вещи, Дэйв. Я думаю, надо запаковать все, абсолютно все, что у меня есть. Чтобы я не тратила попусту деньги. — Вдруг она вспомнила что-то и воскликнула: — Деньги! У меня слишком мало денег при себе…

— Мы могли бы отправиться сейчас в банк и выписать чек.

Дэйв подозвал фиакр и велел ему следовать на Маунт-стрит, в банк. В фиакре Норина достала чековую книжку и, повертев ее в руках, сказала:

— Может быть, мне не следует входить в банк? Ведь я ходила туда вместе с отцом.

— Я поищу перо и чернильницу, мадемуазель Норина, — сказал Дэйв, — под тем предлогом, что вы вывихнули ногу и вам тяжело ходить.

Норина усмехнулась:

— Забавная ложь! Думаю, вы помните, как говаривала Нанни, что одна ложь тянет за собой другую, и так до бесконечности!

В банке все прошло очень гладко. Как и говорил Дэйв, он нашел перо и чернильницу, и Норина выписала чек на триста ливров.

— Это большая сумма, — сказала она, — но может статься, что моя мачеха может обратиться в банк с просьбой, чтобы ее известили, если я приду за деньгами.

— Хорошенько припрячьте деньги, — предупредил Дэйв, — человек, вынужденный зарабатывать себе на пропитание, не должен таскать за собой все свое состояние.

Вдруг его осенило:

— А этот господин сказал, сколько он будет платить вам?

— Нет, — ответила Норина, — и, признаюсь, мне не пришло в голову спросить его об этом.

— Я должен был напомнить вам об этом, — сказал Дэйв. — В принципе деньги — это важная вещь для тех, кто работает.

— Я понимаю, но мне он показался человеком великодушным.

Больше она ничего не сказала, но ей показалось, что Дэйв отнесся к ее словам скептически, будто боялся, что ее хозяин является рабовладельцем.

Фиакр остановился на Шеперд-Маркет. Норина незаметно проскользнула в магазинчик мадам Роло, надеясь, что никто не заметил ее.

Дэйв продолжил свой путь до Парк-стрит, решив не подъезжать к дому лорда Седжвина, и предусмотрительно вышел на ближайшем углу. Норина дала ему денег, чтобы оплатить фиакр, но ей хотелось вознаградить его за преданность, и она протянула еще деньги, что вызвало бурное возмущение преданного слуги:

— Вам еще понадобятся ваши деньги, мадемуазель Норина. В вашем положении нельзя сорить деньгами, и вообще мой вам совет на будущее — не будьте слишком щедры.

— Уверяю вас, Дэйв, я буду благоразумна, — пообещала Норина, — но обещайте мне в свою очередь: если вы будете нуждаться в чем-либо, вы обратитесь только ко мне.

Она бы предпочла передать все свое состояние в распоряжение Дэйва, чем этой злодейке. Она до сих пор не могла понять, как может человек решиться на убийство из одной только жадности.

Она была растрогана, увидев, что мадам Роло заботливо приготовила для нее еду.

— Вы так добры ко мне, мадам Роло, — воскликнула Норина, усаживаясь за стол в крошечной, сверкающей чистотой кухоньке.

— Мне доставляет удовольствие готовить для кого-то, кроме себя самой, — отвечала та. — Сказать по правде, мадемуазель, мне так не достает моего бедного мужа, передать вам не могу!

— Вы давно потеряли мужа?

— Скоро уже четыре года! Я все слезы выплакала, пока не встретила Эндрю, только он смог меня утешить и приободрить.

— Вы для него единственный, близкий человек здесь, в Лондоне, — ответила Норина.

— Он тоже мне это говорит, — призналась мадам Роло. — Но мне кажется, что он слишком много времени проводит со мной. Это, конечно, очень мило с его стороны, но я ведь ему все время твержу, что вокруг полно молоденьких девушек…

— Уверена, что он предпочитает ваше общество, — возразила Норина.

Покормив гостью, мадам Роло вернулась в лавку, а Норина стала терпеливо дожидаться Дэйва. Вскоре она увидела, как подъехал фиакр и Дэйв принялся выгружать ее багаж. Она надеялась, что он ничего не забыл, в особенности же три сиреневых платья, которые она носила, когда траур по матери подходил к концу.

Во всяком случае, она могла бы их носить, ведь ее хозяин все равно слеп и не увидит, как она одета.

«И все же надо быть крайне осторожной», — без конца повторяла она себе. Слуги болтливы, предупреждал ее Дэйв, а уж он знал толк в таких делах.

— Надеюсь, вы ничего не забыли, мой милый Дэйв! Вы ведь так предусмотрительны! — сказала Норина, когда он вернулся.

— Мне пришлось изрядно поломать голову, мадемуазель Норина. Госпожа графиня отсутствовала, но мне сообщили, что она всех расспрашивала о вас и страшно интересовалась, где вы находитесь в данный момент.

— Интересно, что она говорила? — взволнованно спросила Норина.

— Я думаю, — резонно заметил Дэйв, — что она была крайне удивлена, что вас не нашли сегодня мертвой, как этого несчастного кота. Впрочем, никто, кроме меня, об этом не догадывается!

Норина вздрогнула от этих неприятных воспоминаний.

— Она спрашивала, где я?

— Мсье Волтон сказал ей, что вы исчезли сразу же после первого завтрака. Кто-то слышал, как он разъяснял госпоже графине: «Предполагаю, что мадемуазель Норина отправилась к графине Винтертор. Я знаю, что они договорились вместе позавтракать сегодня».

Норина в ужасе схватилась за голову.

— О Господи, Дэйв, я абсолютно забыла! Я ведь действительно должна была быть к завтраку у тетушки, я должна была хотя бы ее предупредить!

— Положитесь на судьбу, — сказал Дэйв, — вы должны быть счастливы, что избежали худшего. Думаю, пока что и этого достаточно.

— А они не были удивлены тем, что вы собираете мои вещи?

— Ну, мне пришлось им сказать, что вы решили отправиться на несколько дней в деревню с друзьями и попросили меня упаковать ваш багаж, но что я бы предпочел, чтобы в следующий раз не я, а они вас обслуживали.

Эта история рассмешила Норину. В самом деле, проверить правдивость слов Дэйва будет крайне сложно, пройдет еще много времени, прежде чем ее начнут разыскивать.

— Дэйв, вы все делаете просто великолепно, — воскликнула Норина, — вы заслужили все права на мою признательность.

— Но вот не знаю, понравится ли вам этот трюк, — сказал Дэйв, протягивая ей бумажный пакет.

Еще не открыв его, Норина уже знала, что так находится. Это был красивый парик из вьющихся черных волос, элегантно собранных на затылке. Очевидно, он предназначался для сцены.

Норина живо натянула его на голову и подошла к зеркалу. Парик был немного маловат, но выгодно подчеркивал идеальную форму головки. Благодаря изящному черному банту, прическа выглядела естественно. Девушка преобразилась совершенно, Внимательно разглядывая себя в зеркало, она пришла к выводу, что даже родной отец, встретив ее на улице, не узнал бы в этой женщине своей дочери.

— Неплохо, совсем неплохо! — удовлетворенно пробормотал Дэйв.

— Вы хотите сказать, что получилось просто замечательно! Я изменилась до неузнаваемости, не превратившись при этом в уродину.

— Вы не смогли бы стать уродиной, даже если бы очень захотели, мадемуазель Норина, — искренне заверил ее Дэйв, — но вы совершенно другая, это уж точно, я сам с трудом узнаю вас!

Норина надела шляпку поверх парика и натянула на нос очки.

— Единственное, что заставляет меня трепетать, — сказала Норина, — это то, что меня могут застать врасплох. Если меня увидят без всей этой мишуры, то сразу заподозрят в обмане.

— Будьте внимательны, мадемуазель Норина, — предостерег ее Дэйв, — но, если возникнут какие-то сложности, тотчас же дайте мне знать. Вы меня поняли? Тотчас же!

— Конечно поняла, Дэйв. Я буду предельно осторожна, буду выполнять все ваши наказы. Но мне почему-то кажется, что вы обеспокоены чем-то!

— Никогда нельзя ручаться за этих французов. Прошу вас, мадемуазель, когда к вашему хозяину придут гости, постарайтесь не показываться им на глаза. Не забывайте, госпожа графиня скоро примется искать вас.

Норина грустно улыбнулась:

— Дэйв, вы просто великолепны! Вы блестяще провели эту операцию! Когда-нибудь я расскажу отцу о вашей преданности. Но, прошу вас, обещайте мне, что будете держать меня в курсе, если что-то произойдет у нас в Доме и, конечно, если моя мачеха нападет на мой след.

— А вы не забудьте дать мне знать, если у вас вдруг сменится адрес, Вдруг мсье мучит ностальгия?

— От всей души надеюсь! — ответила Норина. — Я почувствую себя в безопасности только на противоположном берегу, во Франции.

— Куда бы вы ни направились, напишите мне по этому адресу. Я буду приходить сюда каждый день в ожидании новостей.

— Спасибо вам и за это, Дэйв. Мне больше нечего добавить, могу только еще раз сказать: спасибо вам, я никогда не забуду вашей доброты!

Она протянула Дэйву руку, которую он торжественно пожал.

Затем Дэйв отворил перед ней дверь магазина. Чтобы не привлекать к себе внимания, она быстро перешла на другую сторону улицы и села в поджидавший ее фиакр. Дэйв сказал кучеру адрес, и фиакр тронулся.

Через несколько минут они уже подъезжали к дому на Хилл-стрит. Норине показалось, что кучер запросил за услуги слишком высокую цену, но осталась довольна тем, что Жан, который помогал выгружать багаж, слышал названную сумму, а это ведь должно было означать, что она ехала издалека.

— Мне страшно неловко, что у меня так много вещей, — смущенно пробормотала Норина, — но я ведь приехала из деревни, и мне пришлось привезти все, что у меня есть.

Жан ничего не ответил.

Норине показалось, что перспектива тащить весь этот багаж на второй этаж повергла его в уныние. Ведь даже с помощью второго лакея ему придется несколько раз спускаться, а затем снова подниматься.

Ее комната была большой и удобной. Чемоданы аккуратно выстроились вдоль стены, Норина присела перед зеркалом и сняла шляпку. Она сняла жакет и заботливо поправила черный бант в волосах, чтобы скрыть то место, где начинается парик.

Ей казалось, что она рассматривает в зеркале чужую женщину, причем женщина эта была много старше ее самой. В тот самый момент, как она задала себе вопрос, чем ей придется теперь заняться, она услышала стук в дверь.

Быстро нацепив на нос очки, она открыла дверь. Перед ней стоял Жан.

— Мсье желает видеть вас, мадам, — сообщил он по-французски. Это было намного лучше по сравнению с его чудовищным английским.

— Я сейчас приду, — ответила по-французски Норина. — Мне понадобятся чернила и перо, я, к сожалению, не взяла их с собой.

— Я приготовлю все необходимое, — ответил слуга.

Она прошла за ним, поднялась по лестнице и была немало удивлена, когда Жан провел ее в уже знакомую комнату. На сей раз портьеры были раздвинуты, и солнечный свет заливал комнату.

Кресло, в котором сидел слепой господин, стояло теперь не у самого камина, а чуть в стороне. Норина задержалась на мгновение на пороге, чтобы окинуть взглядом комнату. Настал момент, когда она впервые смогла рассмотреть человека, который станет отныне ее хозяином.

С первого взгляда ей стало ясно, что он совсем не такой, каким она его себе представляла. Широкая повязка закрывала не только глаза, но и всю верхнюю часть лица. Она смогла рассмотреть только рот и подбородок и сделала вывод, что они не могут принадлежать старику. Она обратила внимание на густые темные волосы, откинутые назад, поверх повязки, которая скрывала высокий лоб. Это был явно крупный мужчина с широкими плечами, значительно более широкими, чем у большинства французов.

Он сидел в кресле, положив ногу на ногу, и казался одновременно и сильным, и изящным.

Жан вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Неожиданно смешавшись, Норина сделала несколько шагов вперед.

— Ну что ж, вы вернулись, — сказал француз, — и, насколько я понял, с кучей вещей.

— Мне ужасно стыдно, мсье, что я притащила такую гору багажа, но, вы должны меня понять, я вынуждена возить за собой все свое имущество, пока не найду постоянного пристанища.

— И вы думаете, что им может стать мой дом?

— Я… я осмеливаюсь надеяться на это, — пробормотала в ответ девушка.

— Когда мы расстались с вами сегодня утром, я пожалел, что не предупредил вас. Если мне удастся найти мужчину на ваше место, вам придется покинуть мой дом.

Норина судорожно вздохнула:

— В таком случае у меня есть только одна надежда — что это произойдет не скоро.

Последние слова она произнесла по-английски, и француз расхохотался. Воцарилась тишина. Норина переминалась с ноги на ногу, спрашивая себя, удобно ли ей присесть. Наконец он произнес:

— У меня есть для вас работа. Взгляните на бюро, там лежат письма.

Бюро стояло у окна. Девушка подошла к нему и, увидев горы писем, поняла, что они не разбирались с тех пор, как ее хозяин потерял зрение. Она собрала их и присела у камина.

— Я нашла их, мсье, их очень много.

— Прочитайте их мне, но только приглашения и частные письма. Счета сразу откладывайте.

Норина села на стул напротив него и, быстро выбрав из общей кипы счета и отложив их на маленький столик, принялась за приглашения. Они были в точности похожи на те, что получала ее тетушка. Иногда ей даже казалось, что она узнает почерк.

Норина взяла нож для разрезания бумаг и, увидев на его позолоченной ручке монограмму, вдруг подумала о том, что до сих пор не знает имени человека, к которому нанялась на службу. Но решила не спрашивать, поняв, что вполне достаточно вскрыть первое же приглашение, чтобы тайна раскрылась. Прочтя на первой же карточке: МАРКИЗ ДЕ ШАРЛАМОН, Норина с трудом пришла в себя от изумления. Ей и в голову не приходило, что человек, который нанял ее на работу при столь странных обстоятельствах, окажется такой важной птицей.

— Мсье, — начала она, первое приглашение от леди Хитертон, на обед послезавтра.

Помолчав с минуту, маркиз сказал:

— Просмотрите быстренько все приглашения, а я объясню вам, как на них надо отвечать.

Норина вскрыла еще четыре конверта. В них были еще два приглашения на обед и два приглашения на бал.

Она аккуратно сложила их на столике и сказала:

— Есть еще два личных письма, мсье, оба написаны, как мне кажется, одним почерком.

Она заметила, что маркиз секунду колебался, прежде чем ответить:

— Ну что ж, придется вам прочитать их мне, раз я не могу это сделать сам.

Норина почувствовала раздражение в его голосе. Ему явно было не слишком приятно, что третье лицо будет посвящено в его личные дела. К несчастью, другого было не дано.

Девушка вскрыла первое письмо. От него пахло дорогими экзотическими духами. Прочитав первые строчки, она замерла в нерешительности и робко спросила:

— Мсье, речь идет об очень личном письме. К тому же оно написано по-английски. Вы предпочитаете, чтобы я прочла его по-английски или перевела на французский?

Маркиз ответил не сразу.

— Прочтите его так, как оно написано, — сурово сказал он.

Норина предпочла бы перевести его на французский, но пришлось подчиниться, и она начала читать:

Мой обожаемый Алексис,

я в отчаянии от того, что произошло вчера ночью. Как я могла знать, что мой муж неожиданно вернется и застанет вас здесь?

Он был в ярости и сказал мне, что преподал вам отличный урок. Мне безразлично, что он имел при этом в виду, но, если он ранил вас, я не прощу себе этого.

Я люблю вас, Алексис, я люблю вас, и вы это знаете. Ведь Хьюго сказал мне, что вернется поздно, ну откуда же мне было знать, что он придет так скоро?

Я знаю, я виновата, сказав вам, что его не будет всю ночь. Я солгала, но я так хотела видеть вас. Я жаждала ваших поцелуев, прикосновения ваших рук, мне так хотелось слышать, что вы любите меня, как я люблю вас!

О Алексис, я так мечтаю снова увидеть вас! Я не могу жить без вас. Я не переживу, если узнаю, что вы сердитесь на меня.

Умоляю, напишите мне и не забудьте отдать письмо моей горничной, как обычно. Помните, я жду вас… я жду вас, я считаю каждый час, который прошел с нашего последнего свидания. Я мечтаю оказаться снова в ваших объятиях.

Я обожаю вас.

Пэтси

Закончив чтение, Норина краем глаза взглянула на маркиза. Она прекрасно понимала, что он в бешенстве, что гнев переполняет его.

Она была смущена и не нашлась что сказать, молча положив послание в конверт. Потом вскрыла следующее письмо и сразу поняла, что не ошиблась, решив, что оно написано тем же почерком.

Маркиз не проронил ни слова, и она предупредила его:

— Здесь еще одно письмо.

Ответа не последовало, и она возобновила чтение:

Мой обожаемый Алексис,

у меня есть хорошие новости! Хьюго отправляется завтра в Ланкастер!

Я все проверила через друзей, чтобы убедиться, что это правда.

О мой дорогой, наконец у нас есть шанс увидеться! Приходите ко мне, приходите скорее!

Я буду ждать вас в десять часов у входа в сад. Я люблю вас, и знайте, если вы покинете меня, я умру от тоски!

Пэтси

Закончив читать, девушка положила письмо в конверт.

— Это все, мсье, — робко сказала она.

— Вы ничего не говорите, но я и без того понимаю, что вы осуждаете меня! — неожиданно заявил маркиз.

— Весьма огорчена, мсье, что дала повод так думать, — отвечала Норина.

— Вы явно шокированы, и по вашему голосу я могу судить, что вы явно не одобряете моего поведения, — заключил он.

— Но… нет, конечно, и уж во всяком случае это не относится конкретно к вам, — неожиданно призналась Норина.

— А к кому же в таком случае?

Норина подумала, что лучше уйти от прямого ответа. Она постаралась ответить уклончиво:

— Я скорее шокирована… поведением замужних дам… которые открыто изменяют своим мужьям.

Горько улыбнувшись, маркиз сказал:

— Вы, должно быть, и в самом деле только что приехали из провинции. Сразу видно, что вам ничего не известно о здешних нравах.

— В таком случае… я и не хочу знать больше, — ответила Норина.

— Я предполагаю, что теперь вы поняли, что произошло?

Это был прямой вопрос, и Норине пришлось отвечать:

— Я поняла, что супруг этой дамы… которая пишет вам… ранил вас.

— Он разрядил в меня свое охотничье ружье, — ответил маркиз. — Счастье, что в этот момент я держал в руках пальто и шляпу. Но несколько дробин все же попало мне в лицо, задев глаза. Поэтому я должен некоторое время ходить с повязкой. Так велели врачи.

Норина внимательно рассматривала его. Ей ни разу не пришло в голову, что он мог ослепнуть лишь на время.

— Он стрелял в вас? В безоружного? Я никогда не думала, что истинный джентльмен способен на такое!

— Этот человек, безусловно, ответил бы вам, что он подлинный аристократ и именно поэтому вынужден был вести себя именно так!

— Но… ведь это неправда! — воскликнула Норина. — Я думаю, что ни один порядочный человек не подаст ему после этого руки.

— Вижу, мадам, что вы идеализируете английскую аристократию. Боюсь, что, когда речь идет о ревности, аристократ может вести себя так же, как и любой парижский хулиган. — В словах маркиза слышались досада и горечь.

Норина нервно сжимала и разжимала кулаки.

— Но… если окулист говорит, что вы выздоровеете, значит, это просто вопрос времени?

— Да, это именно так. Но я не намерен предоставлять каждому повод насмехаться надо мной только из-за того, что женщина, которой я доверился, оказалась недостойной этого доверия.

— Что же вы собираетесь делать дальше?

— Я собираюсь завтра же уехать в Париж. Готовы ли вы следовать за мной?

— О да… разумеется, — торопливо ответила девушка.

— В таком случае на все приглашения можете ответить следующее: «Маркиз Шарламон благодарит вас за любезное приглашение, но, к своему великому сожалению, должен немедленно вернуться во Францию в связи с внезапной болезнью одного из членов его семьи».

— А письма? — спросила Норина.

— Можете сделать с ними все, что угодно, бросьте их в огонь, к примеру, — ответил маркиз.

Эта ядовитая фраза вырвалась из уст маркиза, как показалось Норине, помимо его воли.

Норина в точности выполнила все его инструкции, в глубине души полностью соглашаясь с маркизом.

Эта женщина поступила так же бесчестно по отношению к нему, как Виолетта с ней самой.

Глядя на то, как исчезают в огне письма, Норина думала, как было бы здорово, если бы с такой же легкостью можно было бы разрушить связь между нею и ее мачехой.

«Она так же отвратительна, как и та, другая женщина!» — повторяла про себя Норина.

Глава 4

Несмотря на решение покинуть Лондон как можно скорее, маркиз смог осуществить задуманное только через день.

Агент из бюро путешествий объяснил, что получить в такой короткий срок отдельные каюты на пароходе совершенно невозможно и что прицепить вагон маркиза к парижскому экспрессу тем более нельзя.

Маркиз согласился уехать на следующий день, но приказал Жану держать их задержку в строжайшей тайне.

За это время Норина узнала, что дом принадлежит лорду Винтербурну, давнему другу маркиза. Лорд отправился путешествовать и предоставил дом в распоряжение маркиза.

Лакей выполнял роль консьержа, а его жена взяла на себя обязанности кухарки.

Норина была приятно удивлена, обнаружив, что кухня у маркиза в доме восхитительна, и вскоре поняла, что именно Жан готовит самые вкусные блюда.

Она предполагала, что будет есть в одиночестве, но, когда настал час обеда, маркиз сказал ей:

— Если бы вы согласились пообедать вместе со мной, мы могли бы подробнее обсудить наши дела.

Он сказал это сухо и сдержанно, как бы вменяя ей в обязанность присутствие за обедом.

— Спасибо, мсье, — спокойно ответила Норина.

В глубине души она обрадовалась, что черное вечернее платье, которое она купила в универмаге, найдет себе достойное применение, хотя маркиз и не имеет возможности видеть его.

Это платье очень шло Норине, значительно больше, чем эти пошлые белые платья дебютанток, И все же она с грустью подумала, что ей, может быть, никогда уже не придется носить все эти роскошные наряды. Ей грустно было думать, что отец зря потратил деньги на приобретение этих прекрасных вещей. Эта мысль напомнила ей о том, что она должна быть крайне бережлива. Неизвестно, сколько продлится ее самостоятельная жизнь. Страх перед неизвестностью иногда овладевал ею. Она боялась, что маркиз откажется от ее услуг, что она останется одна в Париже и вынуждена будет искать не только новое место, но и жилье.

Обращаясь к себе самой, как раньше обращалась к отцу, она говорила себе: «Не надо бояться еще не возникших трудностей. Поживем — увидим».

Пока что счастьем было уже то, что Норина могла спокойно есть все, что ей подавали, не боясь быть отравленной. При воспоминаниях о том вечере ее снова охватывала паника, и все же она старалась рассуждать холодно и спокойно, как учила ее матушка. Леди Седжвин часто говорила дочери: «Короли всегда ведут себя достойно. Они не плачут на похоронах и сохраняют хладнокровие, даже когда над их головами свистят пули, а перед каретой взрывается бомба».

Норина всегда вспоминала об исключительной выдержке королевы Виктории. Когда в нее выстрелил неизвестный в Гайд-парке, она лишь, улыбаясь, заметила, что с этими странными людьми никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Норина никак не могла поверить, что муж может из ревности разрядить охотничье ружье в голову соперника. Ей казалось, что нет на свете ничего страшнее полной слепоты.

За обедом маркиз обсуждал дела, не имеющие отношения к его личной жизни. К счастью, Норина привыкла обсуждать с отцом и внутренние дела Англии и международные события, так что для нее не составило труда поддерживать беседу. Она поразила своего собеседника знанием всех событий, происшедших во Франции в последнее время. Однако она опасалась, что из этих бесед ему станет ясно, что он имеет дело с совсем юным существом.

Обед прошел быстро. Жан помогал хозяину — он разрезал мясо в его тарелке на мелкие кусочки, чтобы тому было удобнее есть. Маркиз, несмотря на слепоту, держался за столом изысканно и непринужденно.

Сразу после обеда Норина отправилась в свою комнату, она и в самом деле страшно устала. Сняв парик, она расчесала собственные волосы, прочитала молитву и бросилась в постель, Через несколько секунд она уже крепко спала.

Норина проснулась от голоса кухарки:

— Первый завтрак будет подан через полчаса, мадам.

Поставив кувшин с теплой водой на туалетный столик, она вышла из комнаты.

Норина испугалась, что женщина могла обратить внимание на ее волосы. Но успокоила себя тем, что та вообще ничего заметить не могла просто потому, что никогда не видела Норину прежде.

Она очень тщательно закрепила парик на голове, размышляя о том, как будет ужасно, если маркиз узнает, что она разыгрывает перед ним комедию.

Во время завтрака маркиз не проронил ни слова, пока не пришел агент, которому было поручено организовать их поездку в Париж.

— Я надеюсь, господин маркиз, что вы будете рады узнать, что я зарезервировал две лучшие каюты на пароходе, который отправляется завтра утром. Из Франции я получил телеграмму, подтверждающую, что ваш личный вагон будет прицеплен к поезду завтра после полудня.

— Спасибо, — сухо ответил маркиз. — Вы абсолютно уверены, что никто на борту парохода не знает моего имени?

— На вокзале «Виктория» и на пароходе заказ был сделан на имя графа Суассона.

— Отлично!

Агент поклонился и покинул комнату. В этот момент маркиз задумчиво пробормотал:

— Самое трудное будет подняться на борт, не привлекая к себе внимания.

Подумав с минуту, Норина спросила:

— Могу я предложить вам решение этой проблемы?

— Прошу вас!

— Ваша повязка привлекает к себе внимание из-за того, что вы высокого роста и явно молоды. Но если вас повезут в инвалидном кресле, вас примут за больного, немощного старика и не обратят особого внимания.

— Логично, честное слово! Я мог бы сам до этого додуматься!

Он попросил Норину догнать агента, пока не поздно. К счастью, тот еще не ушел, и маркиз объяснил, что ему нужно. Агент заверил его, что предоставит в его распоряжение кресло на колесах.

Маркиз попросил Норину подвести его к бюро, где их ждала утренняя почта. В основном это были счета и приглашения. Маркиз велел Норине ответить на них вчерашней формулой. Она приготовилась отвечать, но в этот момент вошел Жак с билетами на подкосе.

— Что это? — спросил маркиз.

— Это билеты, мсье. Лакей только что принес их.

Маркиз напрягся. Жан протянул подкос Норине. Девушке хватило одного взгляда, чтобы понять, что билеты написаны на той же бумаге и тем же почерком, что и те два письма, которые она бросила вчера в огонь. Дождавшись, когда Жан покинет комнату, Норина обратилась к маркизу:

— Мне кажется, мсье, что это послание той дамы, что ждала вас вчера вечером. Вы хотите, чтобы я прочла их?

— А как вы полагаете?

Она удивленно уставилась на маркиза, не поверив, что его и в самом деле интересует ее мнение. Он молчал, и Норина поняла, что он ждет ответа.

— Позвольте мне… бросить их в огонь. Вам будет больно вспоминать то, что произошло. Чем скорее вы забудете все это, тем лучше.

— Вы полагаете, я способен забыть о своей слепоте?

— Но ведь это же только временная слепота, — настаивала девушка, — Вы страдаете оттого, что все для вас сейчас не так ясно, как обычно.

Она говорила с такой убежденностью в собственной правоте, что маркиз удивился:

— Ну почему вы так уверены, что моя жизнь не пойдет под откос из-за этого случая?

— Я чувствую это и уверена, что пройдет несколько недель и вы вообще забудете обо всем, что с вами приключилось, и снова станете самим собой.

Маркиз улыбнулся, но это была уже не циничная горькая улыбка отчаявшегося человека.

— Вам не откажешь в удивительном умении вселять в человека надежду, мадам!

— Но ведь было бы неправильно иначе реагировать на ситуацию: если бы вы потеряли зрение окончательно, врачи не скрыли бы этого от вас. Значит, это всего лишь вопрос времени, то есть вашего терпения. Я понимаю, что вас это выводит из себя, но, право же, нет повода отчаиваться!

— Благодарю вас, мадам Виндхэм. Вы само благоразумие! — усмехнулся маркиз.

Через час пришел врач. Он долго беседовал с маркизом, а Норина с нетерпением ждала вынесения вердикта.

Как только маркиз остался один, Норина отправилась к нему в кабинет. Он сидел у раскрытого окна, наслаждаясь теплом солнечных лучей. Услышав ее шаги, он сказал:

— Вы пришли удостовериться в своей правоте?

— Конечно, — ответила Норина, — вы не звали меня, но я не могла дольше оставаться в неведении. Я хочу знать правду!

— Чрезвычайно тронут вашим вниманием, — сказал маркиз, — я счастлив, что вы оказались столь дальновидной. Впрочем, врач настаивает на том, чтобы я пока не снимал повязку.

Норина всплеснула руками:

— Вот это хорошая… о Боже, что я говорю! Это прекрасные новости! Я счастлива, что вы скоро совсем поправитесь.

— Но ведь тогда я смогу сам читать свои письма.

Норина почувствовала, как капельки холодного пота выступили у нее на лбу.

— Это означает… — упавшим голосом спросила девушка, — это означает, что вы не будете нуждаться в моих услугах, то есть вы не возьмете меня с собой во Францию?

— Я вижу, это огорчает вас. Вы ни в коем случае не хотите оставаться в Лондоне? — удивленно спросил маркиз.

— Я умоляю вас… умоляю, возьмите меня с собой! Пожалуйста, увезите меня отсюда! Я не могу вам объяснить… но это очень важно для меня, очень важно. Мне необходимо уехать из Лондона!

Она поняла, что маркиз всерьез озадачен ее поведением.

— Может быть, вы объясните мне, в чем причина вашего столь странного поведения? Вчера мне показалось несколько странным ваше желание во что бы то ни стало поступить ко мне на службу, сегодня же мне кажется еще более странным ваше горячее желание покинуть родную страну.

— Мне не хотелось бы показаться невежливой, но… но я не могу ответить на ваш вопрос…

— У вас серьезные неприятности — это для меня абсолютно ясно. С чем они связаны? С вашим супругом? Но, если я вас правильно понял, он мертв.

— Да, да, конечно, он умер… я вдова… ведь я же в трауре по моему мужу.

— Но если вы не скрываетесь от собственного мужа, тогда что же приводит вас в такой ужас?

Норина молчала. Маркиз заговорил снова:

— Я ведь чувствую, что вы боитесь, ваш голос выдает ваш страх! Даже не дотрагиваясь до вас, я абсолютно уверен, что бы вся дрожите!

Норина подошла к окну и рассеянно стала смотреть на залитую солнцем улицу. Она не знала, что сказать, и молчала, пока маркиз не заговорил снова:

— Вы должны мне все объяснить.

— Речь идет о вещах, которые я не могу вам объяснить, — ответила девушка. — Я умоляю вас… поймите меня… будьте великодушны и примите меня просто в качестве секретаря, не спрашивая ни о чем!

Она окинула взглядом комнату. Круглый столик перед камином был завален газетами.

— Я уверена, — в отчаянии проговорила Норина, — что вам понравится, как я читаю газеты. Я буду читать сначала только заголовки, и вы сможете выбирать только то, что вас интересует, а потом я буду читать сами статьи.

— Вы уходите от прямого ответа, — сказал маркиз, — но вы уже сумели подогреть мое любопытство. А так как я ничего не вижу, мне ничего другого не остается, как воспользоваться собственной проницательностью, или, если хотите, «шестым чувством».

— Ну что ж, это могло бы стать для вас неплохим развлечением, — сказала Норина, — но, боюсь, вы будете разочарованы, добравшись до истины!

— Не думаю, — ответил маркиз.

Норина тем временем стала разбирать газеты и начала читать маркизу заголовки. Ее сомнения рассеялись — стало очевидно, что маркиз обязательно возьмет ее с собой во Францию.

На следующий день ранним утром маркиз и Норина покинули Лондон. Норина опустила на лицо черную вуаль, опасаясь встретить на вокзале кого-нибудь из знакомых. То же самое она сделала, как только они прибыли в Дувр.

На борт корабля маркиза сопровождал Жан и агент из бюро путешествий. Один вез багаж, другой толкал инвалидное кресло, в котором расположился маркиз, одетый в широкое пальто с поднятым воротником, закрывавшим нижнюю часть лица. Шляпа с широкими опущенными полями скрывала от посторонних глаз черную повязку.

Норина, скромно потупив взор, шла позади этой процессии, пребывая в полной уверенности, что никому нет дела до человека неопределенного возраста в инвалидной коляске. Казалось, все спешили поскорее подняться на борт парохода и занять лучшие места.

Она была приятно удивлена, обнаружив приготовленную специально для нее маленькую каюту. Маркиз расположился по соседству. Всего же на корабле были только три отдельные каюты.

Дул сильный ветер, и их корабль еще в порту сильно качало. Норина боялась морской болезни и решила сразу же лечь на диван и не двигаться, тем более что в открытом море волны разыгрались не на шутку.

Она сняла шляпу и, поразмыслив немного, решила снять и парик. Он слишком сильно сдавливал ей голову, и у нее начиналась от этого мигрень. Она лежала, ожидая приступа морской болезни, и неожиданно для себя заснула крепким и спокойным сном.

Ее разбудил голос агента, который громко говорил за дверью:

— Мадам, мы входим в порт, через несколько минут мы выйдем на набережную.

Норина поспешно вскочила. Ей только что снилось, как отец качает ее на качелях, которые он когда-то сам смастерил.

Она едва успела надеть пальто и шляпу, как вошел Жан, чтобы забрать ее багаж.

— Я сначала высажу на берег маркиза, — сказал он.

Норина поняла, что им лучше сесть в поезд до того, как все остальные пассажиры сойдут на берег.

Двое мужчин быстро повезли инвалидное кресло по набережной к вокзалу, где их уже ждал парижский поезд. Частный вагон маркиза был прицеплен к хвосту поезда. Норине показалось, что теперь они в безопасности.

Она еще никогда не видела частных вагонов и с интересом рассматривала вагон маркиза, оснащенный всевозможными удобствами. Глубокие удобные кресла расположились по всей длине вагона. Перед ними стояли маленькие столики, на которые подавались завтраки и обеды. Здесь был и отдельный кабинет, и две маленькие спальни, и конечно отделение для громоздкого багажа.

Как только они сели, появился Жан с бутылкой шампанского.

— Я думаю, мы все нуждаемся в бокале шампанского после этого ужасного путешествия, — сказал маркиз.

— К счастью, я ничего не заметила, — весело ответила Норина, — потому что всю дорогу проспала!

— В таком случае вы лучший моряк среди лиц слабого пола! — рассмеялся маркиз.

Девушка откинула с лица вуалетку и, увидев свое отражение на бокале с шампанским, решила снять и шляпу, чтобы не мучиться в ней всю дорогу. В этот самый момент она к своему ужасу обнаружила, что забыла надеть парик. Она ясно помнила, как положила его рядом со шляпой на диванчике в каюте. Сомнений быть не могло — там она и забыла его.

Что же ей теперь делать? Ей оставалось только надеяться, что Жан не сообщил пока хозяину, что его секретарь неожиданно из брюнетки превратилась в блондинку. А может быть, он вообще ничего не заметил? — утешала себя Норина.

В любом случае это было крайне неприятно, тем более что Дэйв потратил уйму сил и времени на изменение внешности Норины, и вот теперь все оказалось напрасным!

И все же, несмотря ни на что, она испытывала радостное возбуждение, когда поезд тронулся. Впервые в жизни она ехала во Францию!

Поначалу заботливо возделанные поля за окном казались ей точь-в-точь такими же, как в Англии. Но потом их сменили бескрайние равнины, расстилавшиеся до самого горизонта, по которым были разбросаны густые леса, в которых, если верить сказкам, которые рассказывали ей в детстве, жили драконы.

Решив, что маркиза интересует пейзаж за окном, она принялась описывать ему проплывавшие перед окном виды!

— Какая чудесная церковь с двумя колокольнями! Я уверена, что она очень старая! А за ней здание, в котором наверняка монастырь.

Изумительные крохотные деревушки восхищали ее так же, как дороги, окруженные со всех сторон высокими деревьями, напоминавшими часовых на посту.

Она очень живо и с большим количеством деталей описывала все маркизу, стараясь отвлечься от собственных мрачных мыслей.

Наконец наступил вечер, и слуга принес ужин. Еда показалась Норине изумительной, но маркиз счел, что суп приготовлен не лучшим образом, и не разделил ее энтузиазма по поводу паштета.

— А правда, что лучшие сыры делают в Нормандии? — спросила Норина.

— А откуда вам это известно? — спросил маркиз.

— Наверное, мне говорил об этом отец, — ответила Норина, — но я ведь сама много читала о Франции. Мне трудно объяснить вам, как я счастлива, что приехала сюда!

— К сожалению, я не смогу сам показать вам Париж. А гулять одной вам нельзя!

— Но почему же? — с удивлением спросила девушка.

— Потому что вы женщина, мадам Виндхэм, и, как говорят, очень привлекательная женщина, несмотря на ваши очки!

— Это Жан… Жан сказал вам это? Я польщена!

— Сколько вам лет? — неожиданно спросил маркиз.

Это был самый главный вопрос, и отвечать на него следовало крайне осторожно. Поэтому, с минуту подумав, Норина сказала:

— Как я женщина, я могу не отвечать на этот вопрос, но я охотно признаюсь, что мы с вами приблизительно ровесники.

— Мне скоро тридцать, — отвечал маркиз, — и вам я, наверное, кажусь стариком.

— Я много раз слышала, что сорок лет — это зрелость молодости и молодость зрелости, — уклончиво ответила ему Норина.

Маркиз расхохотался:

— Это наверняка сказал француз, но уж во всяком случае не англичанин!

— Не знаю точно, но всегда считала, что французы слишком вежливы, чтобы обсуждать такие вопросы!

— Договорились! — согласился маркиз. — Но раз нам все равно нечем заняться, я предлагаю поговорить о вас. Скажите мне для начала, как ваше имя?

Норина предвидела такой вопрос. Она решила, что назваться собственным именем слишком рискованно, но, опасаясь забыть выдуманное имя, решила выпустить из собственного лишь один слог.

— Рина, — спокойно ответила она.

— Рина! — задумчиво повторил маркиз. — А теперь расскажите мне о вашем муже. Вы любили его?

— Конечно, — торопливо ответила Норина, — но мне не хотелось бы говорить о нем… и о себе тоже.

— Ну вот, вы снова прячетесь от меня. Я напрасно пытаюсь представить себе вас и вашу жизнь, ваш характер. А вы не даете мне даже опознавательных знаков.

— Это было бы слишком просто! — заметила девушка. — Вы должны обо всем догадаться сами.

Продолжая разговор, Норина посмотрела в окно. Уже стемнело.

— В небе зажглись звезды, — стала рассказывать Норина. — Мы только что проехали маленькую деревушку, в каждом доме светятся окна. Это очень романтическое зрелище!

— Это представляется вам идиллией, местом для влюбленых? — Не дождавшись ответа, он продолжал: — Ну да, конечно это так! Женщины всегда ищут любви, а не найдя ее, ищут в себе физические недостатки.

— Боюсь, мсье, что та любовь, о которой вы говорите, не слишком отличается от того, что я видела в жизни.

— Ну что ж. расскажите мне об этом!

Подумав об отце и матери, Норина сказала:

— Настоящая любовь, которой жаждут, как вы совершенно справедливо заметили, все женщины, не что иное, как единение ума, сердца и души.

— Но вы забываете о теле!

— Тело — это все остальное, и это очень важно, конечно! Но самое главное для любящих — это родственные души. Если им представится случай встретиться, то я уверена, что они будут счастливы всю жизнь.

— Всю жизнь! Но это невозможно! — поправил ее маркиз. — Скажем лучше до смерти одного из них.

Норина опустила голову в знак согласия.

— Я абсолютно уверена, — сказала она, — если двое действительно любят друг друга, они останутся вместе навечно. И в другой жизни они будут так же едины, как и на земле.

— У вас скорее буддистские взгляды, чем христианские, — заметил маркиз.

— Название не имеет никакого значения, но Жизнь не может быть Смертью.

Воцарившаяся тишина была вскоре прервана маркизом:

— Если вы уверены в своей правоте, значит, когда-нибудь вы еще встретитесь со своим мужем…

Снова стало тихо. И Норина стала вспоминать все, что она когда-либо читала о любви. Ее мать любила отца именно такой любовью. Именно поэтому Норина никак не могла понять, как мог отец жениться на Виолетте, как могла эта ужасная женщина занять в его сердце место ее матери. Эта мысль заставила ее страдать, и она на мгновение забыла, что маркиз ждет ответа на свой вопрос. Он неожиданно сказал:

— Что заставляет вас так страдать? Почему вы так несчастны? Я на расстоянии чувствую ваше волнение, оно не оставляет меня равнодушным.

Девушка вздрогнула:

— Вы читаете… мои мысли! Вы… вы не должны… я уверена, что вы не делали бы этого, если бы на ваших глазах не было этой повязки.

— Я решил, что вы разрешили мне воспользоваться моим шестым чувством.

— Но только если это не относится ко мне!

— А к кому же в таком случае? — спросил маркиз. — Мы ведь здесь вдвоем, и вряд ли было бы очень весело обсуждать биржевой курс вместо тех вопросов, которые нас в самом деле интересуют!

Норина рассмеялась:

— Биржа и в самом деле интересует меня меньше всего!

— Деньги вообще не волнуют вас? — спросил маркиз. — Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что даже не спросили меня, сколько я собираюсь вам платить?

Норина вспомнила, что Дэйв настоятельно советовал ей обсудить с маркизом эту проблему.

— Это было очень глупо с моей стороны, — призналась она, — но в тот момент… это не казалось мне столь важным… Для меня имело значение только то, что вы увезете меня из Англии.

— Я все время жду, что вы назовете наконец имя этого «большого страшного зверя», который так напугал вас! — нетерпеливо заметил маркиз.

Норина подумала, что Виолетта никак не напоминает «большого страшного зверя», скорее она напоминает ядовитую змею, завораживающую жертву гипнотическим взглядом.

— Но ведь вам удалось спастись! — убеждал ее маркиз.

Норина вскрикнула от удивления:

— Но вы действительно читаете мои мысли, это уже не игра! Так что теперь моя очередь разгадывать ваши!

— Я буду в восторге! Но сначала я хотел бы вам сказать, что нахожу это путешествие весьма занимательным и намного более интересным, чем можно было предполагать.

— Спасибо, — вежливо сказала Норина. — Если вас это интересует, то я могу вам сообщить, что мое волнение возрастает с каждым оборотом колеса, который приближает к нам Париж!

— А я спрашиваю себя, не испытываю ли я ужас, приближаясь к Парижу? — помолчав немного, сказал маркиз.

— Но почему? — изумилась Норина.

— Я покинул Лондон, чтобы избежать насмешек. Но боюсь, что то же самое ожидает меня и в Париже. Все будут радоваться злоключениям «этого мошенника маркиза» и говорить, что так ему и надо!

— «Этого мошенника маркиза», — повторила изумленная Норина. — У вас такая репутация?

— Что-то вроде этого, — признался маркиз. — Мне отлично известно, что говорят обо мне люди. Я никогда не избегал красивых женщин, поэтому рано или поздно всегда находился недоверчивый муж или ревнивый любовник, желавший отомстить за свою поруганную честь, что, впрочем, вполне естественно, вы не находите?

Горечь слышалась в его словах. Он все время трогал рукой свою черную повязку.

— Может быть, в будущем, — сказала Норина, — вы будете каждый раз думать, стоит ли игра свеч?

— Именно этим я сейчас и занимаюсь!

— Мне кажется, что вам надо обосноваться в одном месте и обзавестись семьей. Это скрасит вашу жизнь в уединении. — Выдержав паузу, она добавила: — Мне почему-то кажется, что у вас должен быть изумительный замок!

— Он у меня и в самом деле есть, в долине Луары, но у меня нет ни малейшего желания поселиться там.

— А почему бы и нет?

— Потому что там меня окружит толпа моих родственников, которые сначала будут оплакивать мою несчастную жизнь, а потом начнут качать головами, приговаривая, что рано или поздно это должно было случиться.

Его рассказ рассмешил Норину, но, решив, что смех ее неуместен, она сказала:

— Простите меня… я не над вами смеюсь… но вы правильно заметили, что стоит только спрятаться от людей, как они тут же начнут обсуждать твои несчастья и твою жизнь.

— Да, действительно, это сложно, но возможно. Я надеюсь, вы поможете мне в этом.

Она вопросительно посмотрела на маркиза и, понимая, что он ждет от нее поддержки, сказала:

— Я сделаю для вас все, что будет от меня зависеть.

— Именно это я и хотел от вас услышать! Вы же прекрасно понимаете, что мои друзья, так же как и мои недруги, не увидят ничего странного в том, что я решил отдалиться от света в обществе некой дамы, пожелавшей остаться неизвестной.

Норина удивленно рассматривала его.

— Вы хотите сказать… — робко начала она.

— Именно то, что вы думаете, — закончил маркиз. — А теперь опишите мне вашу внешность.

Глава 5

В тот момент Норина не нашлась что ответить. Она упрямо уставилась в окно вагона, который на полной скорости мчал ее в Париж.

Подождав минутку, маркиз сказал:

— Рина, повернитесь ко мне.

Она машинально послушалась его приказа. Она заметила, что и он изменил положение, так чтобы оказаться напротив нее.

Она быстро надела очки, которые сдвинула набок, чтобы они не мешали ей смотреть в окно. Маркиз сел напротив и приподнял ее голову своими большими сильными руками.

Она почувствовала, что по ее телу пробежала дрожь от этого прикосновения.

— Я не сделаю вам ничего дурного, — успокоил ее маркиз, — я только хочу проверить то, что говорил мне Жан, — что вы необычайно красивы.

Норина сидела, боясь шелохнуться.

Придерживая левой рукой ее подбородок, маркиз медленно водил пальцами правой руки по ее лицу. Сначала он обрисовал линию лба — и Норина почувствовала себя счастливой оттого, что забыла надеть парик. Очень осторожно, чтобы не испугать девушку, он обвел дуги ее бровей, провел пальцами по векам и дотронулся до длинных, загибающихся ресниц.

Дальше он проследовал вдоль небольшого прямого носика и задержался перед верхней губой.

Девушку охватило странное, неведомое ей до сей поры чувство, природы которого она не понимала.

Легкий трепет поднялся из ее груди. Но она старалась не двигаться, в то время как его рука поднялась от подбородка к мочке уха и деликатно обвела ее пальцем. Странное чувство, которое Норина считала просто нервным возбуждением, снова пронзило ее тело. Тогда он неожиданно резко отодвинулся от нее, откинулся в кресле и медленно произнес:

— Жан не обманул меня. Готов поспорить на любую сумму — вы и в самом деле красавица.

Взволнованная, Норина повернулась и попыталась смотреть в окно. Вдруг маркиз протянул руку и стал ощупывать ее пальцы, будто пытаясь найти что-то.

— Ну конечно, никакого обручального кольца. Я в этом и не сомневался! — заявил он наконец.

Норина совсем забыла надеть на палец обручальное кольцо, доставшееся ей после смерти матери, оно лежало в ее коробочке с драгоценностями.

— Я… я храню ею в шкатулке с драгоценностями… и сегодня утром я просто в спешке забыла его надеть.

— Вполне правдоподобное объяснение, — согласился маркиз. — И все-таки я не верю в существование этого мифического мужа, о котором вы не хотите ничего рассказывать.

— Но… объясните мне, в конце концов, почему… — попросила Норина. Ей очень хотелось этой фразой бросить вызов, но у нее был голос испуганного ребенка.

— Может быть, мы прекратим играть в прятки? — настойчиво спросил маркиз. — Ведь обо мне вы знаете уже почти все!

Он произнес эти слова тем вкрадчивым тоном, которому женщины не способны противиться.

Норина представила себе свою мачеху, которая преследует ее, поджидая удобного момента, чтобы избавиться от ненавистной падчерицы. Ей показалось неразумным доверять свою тайну кому бы то ни было, даже этому человеку.

— Я думаю… — неуверенно произнесла девушка, — что для нас обоих было бы лучше… остановиться.

— Решительно, вы хотите, чтобы я умер от любопытства!

— Я уверена… как только вы приедете в Париж, вы забудете об этом!

— Ну конечно нет, ведь мы же останемся с вами наедине! Присутствие рядом со мной самого загадочного из всех известных в мифологии сфинксов скоро начнет тяготить меня!

— Когда вы узнаете мои секреты, — заметила девушка, — они не покажутся вам достойными интереса, и тогда вам не останется ничего другого, как думать о себе.

Маркиз рассмеялся:

— Своими ответами вы ставите меня в тупик. Чем больше вы меня интригуете, тем сильнее мое желание выяснить истину… Ну ладно, скажите мне в таком случае, моя маленькая красавица, как вы себе представляете нашу с вами дальнейшую жизнь?

Норина удивленно взглянула на маркиза и тут же отвела глаза в сторону. Ей показалось, что он осторожно начинает флиртовать с ней.

«Именно так все французы ведут себя с женщинами», — вспоминала Норина рассказы друзей.

По его губам скользнула улыбка, и девушка невольно подумала, что без этой уродливой черной повязки маркиз должен быть настоящим красавцем.

Внезапно ее охватила паника при мысли о том, что их отношения могут в один прекрасный день принять более личный характер. А вдруг она влюбится в него, как это уже явно случалось со многими другими женщинами? Ей не останется ничего другого, как написать прощальное письмо в тот день, когда он перестанет нуждаться в ее услугах.

«Я должна сохранять хладнокровие, — думала Норина, — и должна помнить о своей репутации. Для него я всего лишь секретарь, я никогда не буду играть никакой роли в его жизни».

От этих мыслей ей стало не по себе. Она поднялась и сказала:

— Я думаю… мне было бы лучше пойти прилечь. Нам еще долго ехать, а меня немного укачало.

— Очень мудрое решение, — улыбаясь, согласился маркиз. — Мы будем в Париже не раньше полуночи. В принципе мы можем провести ночь здесь в вагоне на запасных путях, но я предпочитаю покинуть поезд под покровом ночи, дабы не привлекать любопытных взглядов.

— Это замечательно… отличная идея, — заключила Норина и отправилась в свою спальню.

Она сняла жакет и вытянулась на узкой кровати в надежде заснуть хоть ненадолго. Но сон не шел к ней, она постоянно ощущала прикосновение его пальцев к ее лицу, и то странное волнение, которое пронзило все ее существо, снова возвращалось, заставляя вспоминать все его слова и жесты.

— Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы я не влюбилась в него, — взмолилась Норина, — но чтобы я при этом осталась у него на службе. Он мне нравится, мне интересно беседовать с ним, но, что бы ни случилось, я не должна относиться к нему как к мужчине.

Как и говорил маркиз, они прибыли в Париж очень поздно. Им пришлось ждать, пока выйдут все пассажиры, чтобы не привлекать к себе внимания.

Потом не спеша они вышли на платформу и прошли через здание Северного вокзала, где у выхода их уже поджидал экипаж. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить породистых лошадей и элегантные ливреи слуг.

Жан вскочил на козлы рядом с кучером, а агент тем временем занимался багажом.

Несмотря на поздний час, окна многих домов были освещены, улицы заполнены гуляющими веселыми прохожими, то тут, то там из окон слышалась музыка.

Это оживление заворожило Норину. Она не могла отвести глаз от этого великолепного спектакля, думая о том, что Париж не обманул ее ожиданий. В самом воздухе этого города была разлита магия, сопротивляться которой было бесполезно.

Они проехали мимо здания Оперы, которое Норина сразу узнала, потому что сотни раз видела на фотографиях. Улица, по которой они ехали, несомненно, была знаменитая Рю-де-ла-Пэ, а эта изумительной красоты площадь не могла быть ничем иным, как Вандомской площадью, — Норине казалось, что она едет по давно знакомым местам.

Через десять минут они въехали на площадь Согласия. Посреди площади бил огромный фонтан, и Норина невольно вскрикнула от восхищения:

— Это изумительно… это великолепно! Спасибо, спасибо вам, что вы привезли меня сюда!

— Надеюсь, вы не будете разочарованы, — спокойно сказал маркиз.

— Как можно в этом разочароваться? — удивленно спросила Норина.

Маркиз не ответил. Свет уличного фонаря упал на его лицо, и Норина увидела, что он улыбается.

Тем временем их экипаж уже ехал по Елисейским полям. А еще через несколько минут они повернули направо и, проехав мимо изящной кованой решетки, остановились в конце небольшой аллеи.

— Вы здесь живете? — спросила Норина, не пытаясь скрыть изумление. — Я когда-то читала, что иметь особняк на Елисейских полях считается в Париже особым шиком.

— Совершенно верно. Иногда это доставляет мне удовольствие, — ответил маркиз.

Многочисленные слуги в белых париках и безукоризненных ливреях появились на крыльце.

Норина вышла первой. Жан помог хозяину выйти из экипажа и провел его в дом. На пороге его встретил мажордом, одетый еще более эффектно, чем все остальные слуги. Он почтительно склонился перед маркизом, и Норина заметила, как он нахмурился, увидев черную повязку на глазах хозяина.

— Мы очень устали, — сказал маркиз, — и прямо отправимся спать.

— Вино и закуски приготовлены в гостиной, господин маркиз, — предупредил мажордом.

— Я ничего не хочу, — ответил маркиз, — может быть, мадам Виндхэм…

— Нет, нет, — перебила его Норина. — Большое спасибо, но я хочу как можно скорей отправиться отдохнуть.

Горничная уже поджидала Норину, чтобы провести ее в предназначенную ей комнату на втором этаже. Норине показалось, что слуги получили указание относиться к ней как к гостье, а не как к секретарю.

Горничная распаковала все необходимые вещи, прежде чем помочь девушке раздеться. Норина рухнула в изумительно мягкую постель и в ту же секунду провалилась в глубокий и спокойный сон.

Единственная мысль, которая мелькнула в ее полусонном мозгу, — она не должна слишком интересоваться маркизом.

Она спокойно проспала до самого утра и проснулась лишь тогда, когда горничная принесла ей традиционный французский первый завтрак, который, как и ожидала Норина, был великолепен. Нежнейшие теплые круассаны, смазанные маслом, пахнущим лесным орехом, и целая батарея различных конфитюров. Такого изумительного кофе Норина не пробовала никогда в жизни.

Закончив трапезу, девушка выглянула в окно и залюбовалась ослепительными лучами солнца, игравшими в кронах деревьев. Ни единого облачка не было видно в ярко-синем небе. Взволнованная этим видом, она вскочила с кровати и подбежала к окну.

«Маркиз может говорить все, что ему вздумается, — решила она, — но я отправлюсь сама осматривать Париж, если никто не сможет сопровождать меня!»

Вспомнив, что у нее есть кое-какие обязанности, она позвонила горничной, которая тут же принесла ей кувшин с теплой водой и помогла одеться.

Спускаясь по лестнице, она спрашивала себя, изменятся ли ее отношения с маркизом. Он уже поджидал ее в роскошной гостиной. Она была обставлена в стиле Людовика XIV, на стенах висели изумительные картины, они сразу привлекли внимание Норины, но она сдержалась, решив сразу приступить к выполнению своих профессиональных обязанностей.

— Доброе утро, мсье! — спокойно сказала Норина. — Я уверена, что за время вашего отсутствия скопилось много почты, но я не знаю, где ее искать.

— Я уже занялся этим вопросом, — ответил маркиз. — Мой штатный секретарь уже разбирает всю почту, кроме сугубо личных писем.

Норина вздрогнула от неожиданности.

— Ваш… ваш штатный секретарь? — переспросила девушка. — То есть вы… вы не нуждаетесь в моих услугах?

В этот момент ей показалось, что на нее обрушились стены, солнце скрылось за тучами.

— Мой штатный секретарь является также моим управляющим, — спокойно пояснил маркиз, — но он не занимается моей личной перепиской.

— То есть… то есть вы все же нуждаетесь в моих услугах?

— Как только вы станете не нужны, я дам вам знать.

От нервного напряжения у Норины подкосились ноги, и она почти упала в стоящее неподалеку кресло.

— Вы… вы испугали меня! — с невольным упреком в голосе сказала девушка.

— По-моему, вы сами себя пугаете, — ответил маркиз, — у меня ведь по-прежнему завязаны глаза, или вы не замечаете этого?

— О Господи… не могу передать, как я счастлива! — дрожащим голосом ответила Норина.

— Ну что ж, а теперь вы можете приступить к работе. На бюро у окна лежит пачка писем, займитесь ими!

Норина подошла к бюро, которое и в самом деле было завалено конвертами. Они явно носили сугубо личный характер. От некоторых исходил знакомый резкий запах, похожий на запах духов Пэтси.

Она собрала конверты и, прихватив нож для разрезания бумаги, вернулась к маркизу.

Маркиз сидел, забросив ногу на ногу, в кресле с высокой спинкой. Изысканная элегантность его одежды выдавала в нем знатного дворянина.

Норина вскрыла первый конверт и приготовилась читать, но маркиз неожиданно прервал ее:

— Кстати, какое на вас сегодня платье?

— Мое черное платье.

— Думаю, что это неправильно.

— Но почему же? — изумилась Норина.

В этот момент он представил себе, как она должна быть хороша в своем черном платье.

— Я уже объяснял вам, что вы должны стать моим оправданием перед друзьями, которых я не намерен принимать. Так что вам уже пора входить в вашу новую роль.

Норина смотрела на него, разинув от изумления рот, а маркиз тем временем продолжал:

— Слуги болтливы, и никто не в силах запретить им болтать. Уже сегодня вечером весть о моем приезде облетит весь Париж. А затем все начнут обсуждать, что я никого не принимаю, и задаваться вопросом, что тому причиной. Вы понимаете?

— Да… да… конечно, я понимаю, — дрожащим голосом ответила Норина.

— Я полагаю, что для начала вам необходимо надеть платье другого цвета. Если ею у вас нет, я тотчас же прикажу заказать его для вас.

— Нет, нет… конечно нет! — запротестовала Норина. — Я не могу принять их… вы не должны оплачивать мою одежду. Это было бы просто… неприлично! Но… у меня есть с собой несколько красивых платьев.

— В самом деле? И кто же подарил вам их? — спросил маркиз.

— Мой отец, — ни секунды не раздумывая ответила девушка. И добавила, помолчав несколько секунд: — Мне бы не хотелось участвовать в этом маскараде. Это очень трудно для меня.

— Вы предпочитаете поступить на службу к кому-нибудь другому? — холодно спросил маркиз.

Норина задохнулась от волнения. Она поняла, что если не подчинится воле маркиза, он выставит ее за дверь, и, что она будет тогда делать, Норина представить не могла.

— Я выполню… любую вашу просьбу, — пролепетала девушка, — но… я просто боюсь причинить вам вред, совершить бестактность.

— А я думаю, что вы боитесь за свою репутацию.

— Нет, это неверно. Моя репутация мало что значит в сложившейся ситуации, смею вас уверить.

Она говорила искренне, ведь речь шла о спасении жизни. Все было лучше, чем смерть от руки этой злодейки Виолетты.

Будто читая ее мысли, маркиз снова заговорил:

— Вернемся к началу нашего разговора. Так как вы обещали мне вашу помощь, позвольте мне просить вас выглядеть как можно более привлекательной. — Выдержав паузу, он продолжал: — Предположим, раз уж вы замужем, что ваш муж отправился в Африку охотиться на хищников или в деловую поездку по Соединенным Штатам, Естественно, он не знает, что вы здесь, в Париже, вместе со мной.

Норина расхохоталась.

— Но почему вы смеетесь? — удивился маркиз.

— Потому что все становится… все более и более запутанным. Кончится тем, что я вообще перестану понимать, какова моя истинная роль в этой волшебной сказке.

— Во всяком случае моя роль в ней определена — это роль большого злого волка!

— Но… я никогда ничего подобного не говорила! Мне кажется, вы просто напрашиваетесь на комплименты!

— Во всяком случае я не могу играть роль прекрасного принца, тем более что моя повязка не позволяет мне оценить красоту прекрасной принцессы.

— Эта история… которую вы выдумали, — ответила Норина. — Вы, конечно, можете выбирать любую роль. Я же охотно приму роль Золушки, которая после прикосновения волшебной палочки… сменила старое грязное платье на роскошные одежды.

— Вы пойдете переоденетесь в свои роскошные одежды, как только изучите мою почту. Конечно, в этом доме некому любоваться вами, но слух о вашей красоте неизбежно разнесется по всему Парижу.

Его слова показались Норине забавными, и она сказала:

— Мне кажется, что все это сон! Мне все представляется абсолютно нереальным!

— Остается лишь надеяться, что пробуждение не будет слишком горьким, — полушутя, полусерьезно заметил маркиз.

— Мне кажется, что здесь, в Париже, со мной не может произойти ничего страшного!

С этими словами она вскрыла адресованное маркизу письмо и стала читать его вслух. Большая часть писем была написана светскими дамами, которые обращались к маркизу с просьбой уведомить их о его приезде. Оки рассказывали в письмах о своих страданиях в его отсутствие. Впрочем, все они были похожи друг на друга.

Норина подумала, что, несмотря на общепризнанный ум и остроумие французов, письма влюбленных француженок не отличаются оригинальностью.

Она продолжала читать, а маркиз не прерывал ее и никак не комментировал услышанное. Когда последнее письмо было прочитано, он просто сказал:

— Бросьте все это в огонь!

— Вы не считаете, что следовало бы ответить хотя бы на некоторые из них?

— Мне нечего ответить!

Она встала и принялась бросать их одно за другим в огонь. Пламя поднялось высоко, превращая в золу страницы страстных признаний.

— О чем вы думаете? — спросил маркиз.

— Я сожалею… обо всех этих женщинах.

— А обо мне?

— Но у меня нет ни малейшего повода жалеть вас. Я вижу лишь дары, падающие к вашим ногам, или, если хотите, фимиам, который окутывает алтарь, сооруженный вашими поклонницами.

Она между делом проговорила все это и лишь к концу собственной тирады поняла, что зашла слишком далеко.

— Я… я ужасно виновата перед вами, я не должна была все это говорить!

— От вас не знаешь чего ожидать! — заметил маркиз. — Пойдите переоденьтесь!

Норина отправилась в свою комнату, где обнаружила, что горничная без всяких дополнительных указаний разобрала весь ее багаж.

Ее любимые платья были заботливо развешаны на вешалках. Чтобы не объяснять горничной причины столь стремительной смены нарядов, Норине пришлось выбрать платье, которое она могла без особых усилий застегнуть сама, не прибегая к ее услугам. В этом платье она окончательно утратила облик замужней дамы, превратившись в молоденькую девушку, почти девочку.

Как она и предполагала, Дэйв сложил ее драгоценности вместе с драгоценностями ее матери. Она разыскала в шкатулке обручальное кольцо и сразу же надела его, но, заметив, что оно великовато, надела на этот же палец еще кольцо, чтобы обручальное не соскользнуло. Она нашла еще серьги с жемчужинами и бриллиантами — они придали ей некоторую солидность, что было весьма кстати. Потом она закрыла свои шкатулки и спустилась вниз.

Маркиз стоял перед раскрытым настежь окном, Норина подумала, что ему, наверное очень тяжело сидеть взаперти, что он мечтает о прогулке верхом на одной из своих роскошных лошадей. Ей стало жалко маркиза.

Услышав ее шаги, он повернулся и спросил:

— Вы переоделись?

— На мне белое платье с юбкой, украшенной английской вышивкой, вокруг талии я повязала длинный шарф, — начала описывать себя Норина.

Маркиз молча слушал.

— Я надела обручальное кольцо, которое, как я вам и говорила, хранилось в моей шкатулке с драгоценностями, — продолжала она, стараясь этим упрекнуть его.

Маркиз взял ее за руки и потрогал кольца.

— Бриллианты? — изумился он. — Если ваш муж был так богат, зачем же вам работать?

Норина промолчала, не желая лишний раз говорить неправду. Маркиз поднял руку и ласково дотронулся до ее щеки, затем провел пальцем по мочке уха.

— Серьги! Вы надели серьги! — воскликнул он. — Но ведь вы могли продать их, вместо того чтобы работать секретарем!

— Ну вот, вы снова заводите вчерашний разговор, — недовольно сказала Норина. — Мне казалось, что мы вошли уже в новую стадию и что теперь я светская дама, сбежавшая с вами на континент.

— Да, это правда, простите меня, — покорился маркиз. — Мы должны быть внимательны и ни на секунду не забывать о своих ролях.

Продолжая говорить, он обнял ее за талию и привлек к себе. Не успела Норина опомнится, как его губы уже приблизились к ее губам.

— Нет! Нет! — вскрикнула девушка.

Она проворно высвободилась из его объятий и отбежала, к окну. Там она долго стояла, тяжело дыша и пытаясь обрести утраченное равновесие. Маркиз не двигался. Она подумала, что он удивлен ее реакцией.

— Я считал, что вы согласились с предложенной вам ролью, — спокойно заметил маркиз.

— Но… но ведь это же только игра! — прошептала Норина.

— В таком случае я должен перед вами извиниться. Однако хочу вам заметить, что другие женщины сочли бы этот поцелуй знаком благодарности за согласие оказать мне ту услугу, о которой мы с вами договаривались.

— Но… но вы не должны целовать меня!

— Но почему же?

— Потому… потому что это нехорошо!

— Нехорошо? Что же в этом плохого?

На этот вопрос ответить было непросто, и Норина смогла выдавить из себя лишь какие-то бессвязные слова:

— Я думаю, что никто… не должен целовать кого-то, если… ну если эти люди не любят друг друга.

Маркиз улыбнулся:

— Я надеюсь, что нам будет несложно притворяться влюбленными так долго, как того потребуют обстоятельства.

— Но ведь это же только игра! — настаивала Норина. — И я прошу вас больше… не делать этого.

Она подумала о том, что поцелуй маркиза всколыхнул в ней те же чувства, что и вчера в поезде, когда он дотронулся до ее губ. Она боялась влюбиться в него. Это не сулило ничего доброго в будущем. Более того, она рисковала очень скоро оказаться в роли дам, которые пишут свои бесконечные письма маркизу.

— Ну что ж, мне ничего не остается, как выполнить вашу просьбу, — спокойно произнес маркиз.

Он пошарил рукой по стене, чтобы найти стул. Вцепившись в него руками, он резко повернулся и сказал:

— Вам нечего бояться, Рина. Я никогда не причиню вам зла. Уверяю вас, я никогда не стремился насильно обладать женщиной.

— Откуда вы знаете, что я боюсь? — жалобно спросила Норина.

— Я чувствую, — задумчиво ответил маркиз и, оставив стул, самостоятельно шагнул в ее сторону.

Он остановился перед ней и протянул ей руку.

— Дайте мне руку, — сказал он спокойно. — Доверьтесь мне, я уверен, что мы сможем быть счастливы вместе.

Он изогнулся в почтительном поклоне и поцеловал ей руку. Для француза это было лишь простым проявлением вежливости, но прикосновение его губ к ее руке обожгло Норину.

И сразу же то странное, уже испытанное чувство снова охватило все ее существо, заставило часто биться сердце. Казалось, маркиз заметил ее состояние, потому что он резко опустил руку, развернулся и нетвердым шагом отошел к камину.

Она увидела, что он пытается нащупать опору, и, машинально поддержав его, подвела к креслу.

— Спасибо, Рина. Я вам очень признателен, — сказал он, садясь.

— На самом деле это я должна говорить вам эти слова, — смущенно ответила девушка.

— Ну что ж, по крайней мере хоть что-то нас с вами связывает! — улыбнулся маркиз.

Завтрак был накрыт в изысканной маленькой столовой, а еда показалась Норине вкуснейшей.

Когда они вернулись в гостиную, маркиз заметил:

— Сидеть целый день взаперти — это нелепость. Жан, куда мы могли бы отправиться?

— Я не знаю такого места, мсье, где ваше присутствие осталось бы незамеченным.

— Но мне необходим свежий воздух!

— Вы можете выйти в сад и посидеть среди зелени. Там вас никто не увидит, разве что кто-нибудь станет специально подсматривать из окон с другой стороны улицы.

— Очень хорошо, — ответил маркиз, — туда я и отправлюсь. Вы составите мне компанию, Рина?

— Я хотела бы присоединиться к вам, но сначала мне нужно ответить на срочные письма!

— Отлично! — согласился маркиз.

Она села к бюро и составила коротенькое письмецо Дэйву. Она сообщила ему свой адрес, имя своего хозяина и закончила словами благодарности: «Еще раз спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Я счастлива оказаться в Париже. Пожалуйста, сообщайте мне все новости».

Она подписалась своими инициалами и послала конверт по адресу мадам Роло, с припиской: «Для мсье Дэйва».

Маркиз вышел в сад, а Жан вернулся, чтобы забрать у Норины письма.

— Пошлите эти письма как можно быстрее, — попросила Норина.

— Я займусь этим сейчас же, мадам.

Взяв в руки письма, он смущенно добавил:

— Это счастье, что мсье маркизу есть с кем поговорить!

— Боюсь, беседы со мной не слишком занимательны для маркиза, — ответила Норина.

— Здоровье маркиза улучшается с каждым днем, — ответил Жан, — но он должен выполнять все предписания врачей и не снимать повязку.

В его словах чувствовалось опасение. Как видно, он считал, что Норина настраивает маркиза побыстрее избавиться от стесняющей его повязки.

— Мсье должен выполнять все указания врачей, — согласилась с Жаном Норина.

Жан улыбнулся с видимым облегчением. Норина обмакнула перо в чернильницу, чтобы приняться за следующее письмо, но в этот момент услышала звук открывающейся двери. Она не сразу обернулась, решив, что это Жан, однако это был незнакомый молодой человек. Незнакомец выглядел необычайно элегантно, и не составляло большого труда догадаться, что он француз.

Он окинул взглядом гостиную и удивленно спросил:

— Я надеялся найти здесь Алексиса. С кем имею честь, мадам?

Норина поднялась навстречу гостю:

— Извините, мсье, но маркиз сейчас никого не принимает.

Молодой человек только рассмеялся ей в ответ:

— Меня он примет. Я его старинный друг. Удивительно, что он не удосужился известить меня о своем приезде.

— Но он никого не поставил в известность, мсье, — терпеливо пояснила Норина, — потому что, как я вам только что сказала, он никого не желает видеть.

Это заявление вызвало у гостя снисходительную улыбку.

— Но для вас, мадам, как я понимаю, сделано исключение! Осмелюсь заметить, вы то исключение, которое лишь подтверждает правило!

— Что ж, вы правы, мсье, — сказала Норина, — а теперь я попросила бы вас удалиться. Я тотчас же сообщу маркизу о вашем визите, если вы соблаговолите сообщить мне свое имя.

Француз в изумлении уставился на девушку. Он явно не ожидал подобного приема.

— Я — виконт Лапорт, — бросил он в лицо Норине, — и повторяю, мадам, я старейший друг мсье маркиза, а вы хотите выставить меня за порог как назойливого посетителя.

— Но, мсье, именно таковым вы и являетесь! — возразила Норина. — И я могу лишь повторить вам, что маркиз не желает никого видеть, вообще никого!

Норина говорила вежливо, но ее тон не допускал возражений. Виконт остановился в нерешительности. Она оценила его замешательство и решила воспользоваться им.

— До свидания, мсье виконт, — протянув непрошеному гостю руку, сказала девушка, — надеюсь встретиться с вами в более благоприятной обстановке!

Виконт склонился над протянутой ему рукой с плохо скрываемым раздражением. Он направился к двери, но на самом пороге обернулся и, сдерживая ярость, произнес:

— Передайте Алексису, что я никогда не прощу ему такого безобразного обращения, однако, увидев вас, мадам, я понял причину его загадочного отшельничества.

С этими словами он покинул комнату, и Норина долго вслушивалась в его удаляющиеся шаги. Убедившись, что гость покинул дом, она бросилась в сад разыскивать маркиза. Она нашла его в тисовой аллее.

— У нас неприятности, — быстро заговорила Норина, — я пришла объяснить вам… что мне пришлось сделать!

— Неприятности? — удивленно повторил за ней маркиз. — Но что могло случиться?

Срывающимся от волнения голосом Норина рассказала маркизу о визите его старого друга. Когда она назвала имя гостя, маркиз воскликнул:

— А, Раймон Лапорт! Да, да, как же! Старый друг, но еще и главный парижский сплетник! Какого черта ему здесь нужно? И откуда ему известно, что я в Париже?!

— Вы же мне недавно объясняли, что новости разносит ветер! — ответила Норина.

— Я так и знал, что мое появление в Париже ни к чему хорошему не приведет! Глупость прислуги не знает границ! Достаточно мало-мальски приличного предлога для любого из моих друзей, чтобы его впустили в дом, несмотря на мои строжайшие приказы.

— Что вы намерены предпринять? — спросила Норина.

— Мы немедленно уедем отсюда! И чем раньше, тем лучше!

— Уедем? Но мы только что приехали… И потом, куда же мы отправимся?

— Туда, куда нам следовало отправиться с самого начала, — спокойно ответил маркиз, — на мою новую виллу на юге Франции!

— А мы действительно можем поехать туда? — робко спросила девушка.

— Мы не только можем, мы именно это сейчас и сделаем, — заявил маркиз. — Возвращайтесь в дом и прикажите мажордому разыскать агента, но не того, который привез нас из Лондона, а другого. Запомните, его зовут Брест.

Маркиз говорил весьма решительно, и Норина поспешила выполнить его просьбу.

— Я повинуюсь, — грустно заметила Норина, — но мне очень жаль, что я так и не увидела Париж!

— Будьте благоразумны! Как только наступит ночь, мы поедем на прогулку. По набережной Сены доедем до Нотр-Дам и вернемся через Авеню де л'Опера. Вечером, когда загораются огни, это еще более красивое зрелище, чем среди бела дня.

Норина захлопала в ладоши:

— Неужели это правда?!

— Я всегда держу слово! — гордо ответил маркиз. — Надеюсь, что когда-нибудь я смогу по-настоящему показать вам Париж, когда ко мне вернется зрение!

— О… это было бы чудесно! — воскликнула девушка, с горечью подумав, что этого никогда не будет: ведь как только маркиз снимет повязку, ей придется покинуть его.

От этой мысли ей стало грустно, но она постаралась не задумываться о будущем. Сначала она посмотрит Париж, потом поедет на юг Франции — об этом она так давно мечтала!

«Мне повезло, мне в самом деле повезло!» — повторяла себе Норина, направляясь к дому, чтобы выполнить поручение маркиза.

Глава 6

Дэйв вышел из комнаты хозяина и остановился на площадке. Отсюда ему было видно, как Болтон вводит в дом двух незнакомых мужчин. Эти люди, особенно один из них, показались ему весьма странными. Он стал наблюдать за ними.

Тем временем Болтон поднялся сообщить леди Седжвин о прибытии двух незнакомцев. Дэйв поджидал его наверху.

— Кто эти люди? — стараясь казаться спокойным, спросил Дэйв.

— Какой-то странный монах, а другой вообще похож на проходимца.

Слово «проходимец» напомнило Дэйву о детективе, которого пригласила леди Седжвин на прошлой неделе для поисков Норины.

Поначалу лорд и леди Седжвин не слишком беспокоились по поводу отсутствия Норины. Не было ничего удивительного в том, что девушка отправилась отдохнуть с друзьями. Но со временем лорд Седжвин начал беспокоиться.

— Куда могла подеваться моя дочь? — спрашивал он у Дэйва. — Это не похоже на нее — оставить меня в полном неведении, уехать, приняв многочисленные приглашения на балы. Сестра сказала, что Норина должна была сопровождать ее на какие-то приемы. Нет, это на нее не похоже.

Дэйв молчал в ответ — он был столь же предупредителен, сколь и благоразумен. Леди Седжвин казалась более обеспокоенной, чем ее муж, и Дэйв понимал причину этого беспокойства.

Старый слуга был начеку. Он проскользнул в проходную комнатку, находящуюся рядом с гостиной, где обычно в дни больших приемов играли в карты, и приоткрыл дверь в гостиную. Отсюда ему было отлично слышно каждое слово из разговора двух незнакомцев.

Тот, которого Болтон назвал «проходимцем», говорил:

— Это прямо там, в конце улицы. Я надеюсь, вы не забудете обо мне, когда поймаете девчонку.

— Никто вас не обойдет, не волнуйтесь, — отвечал ему монах.

Они объяснялись по-английски, но с ощутимым иностранным акцентом. К великому разочарованию Дэйва, посетители продолжили свой разговор на столь низких тонах, что невозможно было разобрать ни единого слова.

Через несколько минут дверь гостиной распахнулась, и на пороге появилась леди Седжвин.

— Добрый день, мсье Вентовер, — приветливо сказала она. — Удивляюсь, как это вы решились появиться у меня в доме.

— Я ждал, — ответил человек по имени Вентовер, — новостей для вас, графиня.

— Я сгораю от нетерпения! — воскликнула леди Седжвин, бросив подозрительный взгляд на второго посетителя. Заметив это, Вентовер сказал:

— Это отец Жак из монастыря Сен-Франсуа.

— Счастлив видеть вас, мадам, — вкрадчиво приветствовал ее монах.

— Не хотите ли присесть? — предложила графиня. — Ну что же, мсье Вентовер, можете ли вы наконец сообщить мне что-нибудь интересное?

Дэйв прижался ухом к узкой щелочке. А детектив тем временем начал свой доклад:

— В соответствии с вашими инструкциями, госпожа графиня, мы сделали невозможное, чтобы отыскать следы мадемуазель Седжвин. Мы узнали, что она купила черную шляпу с вуалью в универмаге на Оксфорд-стрит и что она надела ее на следующее утро, отправляясь на поезде в Париж вместе с маркизом де Шарлемоном.

— С маркизом де Шарлемоном? — вскрикнула леди Седжвин.

— Именно так, мадам. Насколько я понял, он стал жертвой несчастного случая, теперь носит черную повязку на глазах. На пароходе Дувр — Кале он путешествовал инкогнито.

— И моя падчерица Норина была там с ним? Но почему?

— Вот это нам не удалось выяснить, — ответил Вентовер. — Кроме того, что он слеп, а значит, нуждается в помощи, мы не нашли других причин.

— Я ничего не понимаю, — растерянно пробормотала леди Седжвин.

— Но не успели они приехать в Париж, — продолжал Вентовер, — как уже через два дня отправились на юг. Маркиз только что выстроил там новую виллу на мысе д'Эстель.

— Вы абсолютно уверены, что моя падчерица сейчас находится именно там? — заволновалась леди Седжвин.

— Ошибки быть не может, — ответил Вентовер, — и конечно, мадам, именно там отец Жак сможет помочь нам.

Леди Седжвин стала присматриваться к монаху, который поначалу произвел на нее не лучшее впечатление. «У него вид распутника, — подумала она про себя, — а эти мешки под глазами выдают в нем пьяницу».

Однако его роль в расследовании живо заинтересовала графиню.

— На наше счастье, отец Жак оказался в Англии, — продолжил свои объяснения Вентовер, — он здесь в связи с делом покойной дочери графа Кингсвуда, впрочем, он сам вам все расскажет.

— Девушка поступила послушницей в наш монастырь, — объяснил отец Жак, — но вскоре умерла от лихорадки, не редкой в этих краях.

Мозг леди Седжвин лихорадочно работал. Она вспомнила, что слышала о графе Кингсвуде, о его долгах, о страсти к рулетке и картам. Еще она вспомнила о том, что его дочь стала наследницей огромного состояния матери.

— Вы утверждаете, что дочь графа умерла в вашем монастыре? — спросила она монаха. — Кто же унаследовал ее состояние?

Отец Жак несколько замешкался с ответом:

— У нас существует обычай, по которому послушницы завещают все свои земные богатства нашей обители, но в данном случае, по предварительному соглашению, половина состояния юной леди перешла ее отцу.

В комнате воцарилось молчание, первой его прервала леди Седжвин:

— Я готова дать две тысячи ливров за то, что вы разыщите мою падчерицу и запрете ее в своем монастыре. Еще две тысячи… в случае ее смерти и, наконец, еще десять тысяч после смерти моего мужа.

Отец Жак одобрительно кивнул головой:

— Понимаю, мадам. Завтра я возвращаюсь во Францию и сразу же разыщу вашу падчерицу. — После короткой паузы он продолжил: — Я уверен, что нам удастся «убедить» ее поступить в наш монастырь, кстати, он находится как раз неподалеку от мыса д'Эстель.

Он выделил слово «убедить». И Дэйв решил, что дальше можно не слушать, ему и без того все стало ясно. Выскользнув из своего укрытия, он направился прямо на почту на Маунт-стрит.

— Я хочу отправить телеграмму во Францию, — сказал он человеку в окошке.

— Во Францию? — тупо переспросил служащий.

— Да, да, во Францию, и, пожалуйста, повнимательней, не перепутайте адрес!

Он протянул в окошко карточку, которую внимательно заполнил, стараясь не допустить ошибки.

Стоимость телеграммы показалась ему чрезмерной, но, по счастью, денег у него с собой было достаточно.

Проглотив последний кусочек, Норина сказала маркизу:

— Я никогда не ела такой вкусной еды. Неужели это будет повторяться каждый вечер?

— Новый повар не зря ест свой хлеб. Это Жан нашел его, ему мы должны быть благодарны.

Норина обвела глазами маленькую столовую, окна которой выходили на большой, нависший над роскошным садом балкон. Она не могла даже представить себе ничего подобного этой изысканной вилле. В те времена французские аристократы ввели моду строить виллы в заброшенных уголках Южной Франции, где-то между Ниццей и Монте-Карло. Еще пять лет назад маркиз обратил внимание на мыс д'Эстель, купил его и начал работы по сооружению роскошной виллы.

С первого взгляда Норина поняла, что архитектор, строивший дом, вдохновлялся греческими храмами. У него хватило таланта вписать сооружение в изумительный ландшафт так, что вилла не бросалась в глаза.

Чтобы подойти к ней, нужно было свернуть с большой дороги и пробираться крутыми и извилистыми горными тропинками. Вилла прижималась к горному утесу, на террасах которого маркиз разбил сады.

Вилла была четырехэтажной и, несомненно, великовата для одного человека. Но маркиз сказал, что она принадлежит огромной семье и что здесь никогда не будет недостатка в обитателях.

— Здесь так красиво и так спокойно, что, мне кажется, шум толпы и громкие голоса лишат это место его очарования, — заметила Норина.

— Нам повезло, что мы здесь вдвоем, — согласился маркиз, — в это время года здесь не бывает много народу. Ведь теперь модно весну проводить на юге.

— А я бы предпочла именно это время года! — сказала девушка.

— Тем лучше, — произнес маркиз, поднимаясь из-за стола и направляясь к балкону, окружавшему виллу со всех сторон.

Длинная мраморная лестница вела в сад, где огромные деревья, кусты и цветы росли прямо среди скал. В ущельях росли герани и клематисы, они вились вокруг камней, поднимались по деревьям.

— Это изумительно! — воскликнула Норина восхищенно.

Маркиз улыбнулся.

Солнце садилось прямо в море, и небо стало багрово-красным. Первые звезды зажглись над их головами.

— Опишите мне все, что вы видите, — попросил маркиз.

— Я вижу красные лучи заходящего солнца, они пронизывают море до самого горизонта, и я знаю, что там, дальше, простираются другие, невидимые глазу горизонты.

— Но вам хотелось бы сейчас же добраться до них? — спросил маркиз.

— Ну конечно! Вы позволили мне увидеть первый, и, может быть, я уже никогда не увижу другие, разве что во сне.

Маркиз подошел к ней, и несколько минут они тихо стояли рядом. Первой заговорила Норина:

— Газеты, наверное, уже пришли, нам лучше вернуться.

Она взяла его под руку и провела на балкон. Затем они прошли в гостиную, отделанную во французском вкусе — с белыми стенами и розовыми занавесками. Норина взяла со стола газеты и принялась читать сначала заголовки, потом передовые статьи.

Маркиз, казалось, слушал ее внимательно. Однако, когда она спросила, что заинтересовало его, он смутился, как будто его скорее интересовал звук ее голоса, а не то, что она читала.

Она прочла сначала о визите королевы Виктории, потом полный текст речи премьер-министра, потом критику этой речи оппозицией.

Неожиданно дверь отворилась, и в гостиную вошел Жан с телеграммой в руках.

— Мадам, эту телеграмму принесли с соседней виллы. Хозяева крайне огорчены, но в их отсутствие почтальон по ошибке подсунул эту телеграмму им под дверь.

— Это мне? — удивилась Норина.

— Да, мадам, но название виллы было написано сверху, поэтому почтальон ошибся.

Взяв в руки телеграмму, Норина заметила, что не только название виллы, но и имя маркиза было написано неверно.

— От кого телеграмма? — спросил он. — Я предполагал, что никто не знает о том, что мы здесь!

Но Норина уже вскрывала дрожащими руками конверт. Сначала буквы запрыгали у нее перед глазами, но она взяла себя в руки и прочла: «Быстрее скройтесь от монаха Точка Он знает где вы находитесь Точка Дэйв».

Против ее воли, из груди Норины вырвался крик ужаса.

— Что с вами? Что случилось? — забеспокоился маркиз.

— Я должна… мне необходимо спрятаться! Меня… меня могут убить! Умоляю вас, помогите мне… Мне некуда деться! — С этими словами Норина бросилась на колени перед маркизом. — Моя мачеха… она напала на мой след! Мне надо скрыться… немедленно!

— Ваша мачеха! — повторил маркиз спокойно. — Так вот кого вы так боитесь!

— Она… пыталась убить меня! Своим спасением я обязана только отсутствию аппетита. Я отдала свой обед коту… и он тут же умер! — Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и снова прерывисто стала объяснять: — Теперь, когда она знает, где я… она явится сюда! Она постарается тем или иным способом избавиться от меня! Спрячьте меня, я умоляю вас, спрячьте меня!..

Она протянула маркизу руки, и он нежно сжал их. Это немного успокоило девушку.

— Но почему же вы не рассказали все с самого начала? — спросил он с упреком. — Доверьтесь мне, объясните мне все по порядку.

Она хотела встать, но он удержал ее, и она уронила голову ему на колени.

— Моя мачеха, — пролепетала Норина, — она ужасная женщина… она хочет завладеть моим состоянием… состоянием, которое, умирая, оставила мне моя мать.

— Но ведь ваш отец жив?

— Мой отец… лорд Седжвин.

— Я много слышал о нем, — сказал маркиз.

— Да, да. Он был очень счастлив с моей матерью, но она умерла, и он женился во второй раз.

— И вы считаете, что мачеха хочет убить вас?

— Она считала, что отец очень богат… но обнаружила, что деньги фактически принадлежат мне, а ему перейдут только в случае моей смерти.

— Она действительно пыталась убить вас? Я не могу в это поверить!

— Но это правда! Это чистая правда! И тогда… мне пришлось скрыться… потому что я знала, что мне никто не поверит, если бы я рассказала об этом кому-нибудь из членов моей семьи. Меня сочли бы истеричкой, надо мной просто посмеялись бы!

— Я верю вам, — спокойно сказал маркиз.

— Тогда помогите мне, умоляю вас! Я не хочу умирать! Мне так хочется жить! Я так счастлива здесь!

Маркиз больно стиснул ее руку.

— Я не дам вам умереть! — воскликнул он. — Как вы могли подумать, что я брошу вас на растерзание кому бы то ни было?

— Но как… как вы можете помешать им? Они ведь могут снова подсыпать мне яд… или подкупить кого-нибудь, чтобы меня убили во время прогулки. У них масса возможностей лишить меня жизни, чтобы никто и никогда не узнал, как это произошло!

— Откуда вы знаете, что они продолжают свои попытки? — спросил маркиз.

— От Дэйва. Это камердинер моего отца. Он жил у нас в доме, когда я еще была совсем маленькой… и это единственный человек, которому я смогла довериться.

— Так это он прислал вам телеграмму?

— Да, и он же обратился тогда в бюро по найму на Маунт-стрит, чтобы… чтобы я могла убежать из дома, но тогда в бюро была только ваша заявка. Теперь вы понимаете, почему меня так страшил ваш отказ?

— Но ведь я не отказал вам, — сказал маркиз, улыбнувшись, — так что теперь нам ничего не остается, как помешать этой злодейке осуществить ее коварный план.

— Неужели это возможно?! Но ведь мне некуда деваться!

— Ничего нет проще, — ответил маркиз.

— Проще? — изумилась Норина.

— У меня есть яхта…

— Яхта? То есть вы хотите сказать, что мы отправимся морем… и что ко мне невозможно будет подобраться.

— Только вплавь! Или на крыльях! — подтвердил маркиз.

Норина вздохнула с облегчением и закрыла глаза. Маркиз ласково провел рукой по ее волосам:

— Во всяком случае вы будете в безопасности, пока я не найду способа связаться с вашим отцом или с кем-нибудь еще, кто сможет обезвредить вашу мачеху!

— Я так боюсь, если бы вы знали! — прошептала Норина.

— Неудивительно! Но теперь, когда мне все известно, все станет намного проще!

— Вы… вы в этом уверены? Но ведь вам нет никакого резона вмешиваться в это гнусное дело.

— Рина! — спокойно произнес маркиз. — Мне показалось, что мы уже оба поняли, что необходимы друг другу.

— То есть теперь, когда я все сказала вам, вы не прогоните меня?

— Сейчас я сообщу Жану, что мы садимся на яхту завтра утром. Он предупредит капитана, и мы будем на борту до того, как кто бы то ни было, в том числе и ваша мачеха, узнает об этом.

— О! Это было бы так чудесно! Спасибо, спасибо за то, что вы так добры ко мне! — прошептала девушка.

Маркиз погладил ее по голове, и ей показалось, что лучи заходящего солнца согрели ее. Она не была больше одинока в своей борьбе, отныне маркиз поможет ей, защитит ее, если потребуется. Она почувствовала облегчение, напряжение спало, но ей показалось, что ноги подгибаются, что земля под ними плывет, и она решила, что падает в обморок.

— Вы очень устали, — успокоил ее маркиз, — идите спать и постарайтесь не видеть снов. Завтра мы уедем отсюда и не вернемся, пока ваша безопасность не будет гарантирована.

— Но как это можно сделать?

— Я пока не знаю как, — признался маркиз, — но мы найдем способ, обещаю вам.

— Я буду молиться, — сказала Норина, — сегодня вечером я буду благодарить Господа, что встретила вас.

— Идите спать, Рина, если, конечно, это ваше настоящее имя, — усмехнулся маркиз.

— На самом деле меня зовут Норина, — призналась девушка.

Маркиз рассмеялся:

— Я вижу, здравый смысл не покидает вас даже в самых трудных обстоятельствах. Мне больше всего в вас нравится то, как вы используете свое остроумие.

Норина долго смотрела на него. Она была смущена и растрогана. Не зная, как выказать свою признательность, она склонилась и поцеловала маркизу руку.

— Спокойной ночи, мсье, — сказала она, поднимаясь, — еще раз спасибо вам!

Маркиз не отвечал. Смущенная девушка выбежала из комнаты.

Уже поднимаясь по лестнице, она поняла, что у нее была масса других возможностей выказать ему свою признательность. Но уверенность в том, что он поймет ее правильно, придала ей силы.

Из-за своей временной слепоты маркиз для удобства жил в комнате, находящейся на том же этаже, что и гостиная и столовая. Это временное его жилище было менее шикарным, чем его настоящая комната, отделанная по его собственным рисункам. Самым важным сейчас было постоянное присутствие Жана поблизости от хозяина, которому в любой момент могла понадобиться посторонняя помощь.

Норина вошла в свою спальню и прислушалась. В доме было тихо. Многочисленная прислуга жила в пристройке за виллой, поэтому по окончании их рабочего дня маркиз и его гости могли наслаждаться полным покоем.

«Как здесь тихо, — думала она, раздеваясь, — тихо и спокойно!» Ей казалось невозможным, чтобы мачеха настигла ее в этом отдаленном уголке. Зачем ей существовать под вымышленным именем? Конечно, на яхте маркиза она останется целой и невредимой. Но что будет, когда всем станет известно, что они были там вдвоем? Ее репутация будет запятнана навсегда.

«После всего какое это может иметь значение? — спрашивала себя Норина, сожалея лишь о том, что отец будет огорчен, когда слухи достигнут его ушей. — Впрочем, мне ничего другого не остается, интересно только, сколько времени все это может продолжаться?»

Даже самой себе она не решалась ответить на этот вопрос. Норина уже стала засыпать, как вдруг почувствовала что-то неприятное во рту.

Она попыталась сесть в кровати, но тут же почувствовала, что кто-то силой открывает ей рот и засовывает туда кляп. Потом она почувствовала, что концы кляпа затягивают у нее на затылке. Теперь она не могла издать ни звука. Она поняла, что ее скрутили и обвязали крепкой веревкой, а потом завернули в плотную темную ткань.

Напрасно Норина пыталась вырваться, позвать на помощь — крепкие руки подняли ее с постели и вынесли из комнаты. В ужасе она поняла, что ее привязали к концу веревки, перекинутой через перила балкона, и спускают вниз. Единственное, о чем успела подумать Норина, — что она будет мертва еще до того, как маркиз заметит ее исчезновение.

Было очевидно, что похищение проходило по строго намеченному плану. Похитители, а их явно было много, не производили ни малейшего шума.

На уровне балкона первого этажа двое похитителей подняли ее на руки и понесли. Она почувствовала, как они спускаются по лестнице в сад. Мысль о том, что маркиз никогда не узнает, куда ее увезли, и что она не может оповестить его, приводила Норину в отчаяние.

Пытаясь освободиться от стягивающих тело веревок, Норина с удивлением обнаружила на пальце обручальное кольцо, ей удалось стащить его с пальца, и оно бесшумно соскользнуло вниз.

Она услышала шум волн и догадалась, что они вышли на берег. Вероятно, здесь их поджидала лодка. Двое похитителей передали ношу своим напарникам, а те уложили ее на дно покачивавшейся на волнах лодки. Вся команда поднялась на борт и налегла на весла. В полной тишине они быстро плыли по спокойному морю.

«Я пропала!.. пропала! — думала Норина. — Они выбросят меня в море, и, даже если меня найдут, я буду уже мертва!»

Она вся сжалась в ожидании этого страшного момента — вот сейчас они поднимут ее и бросят за борт. Хоть бы развязали веревки, перед тем как бросить ее в воду. Гребцы продолжали свою монотонную работу, и очень скоро она почувствовала, как лодка ткнулась носом в песок. Двое мужчин выскочили на берег и втащили за собой лодку. Потом ее снова подняли на руки и потащили. Норина поняла, что ее убьют не сразу и смерть настигнет ее не на дне морском.

Она не имела ни малейшего представления о том, где находится. Ей оставалось лишь молить Господа о спасении. Но кто мог предположить, что она будет похищена таким варварским способом, и где маркиз будет разыскивать ее?

В отчаянии она шептала: «Помогите мне!.. Ведь вы же не оставите меня!» Она молила его о помощи, чувствуя, что любит его и что ее зов может долететь до него.

Над головой она услышала мужской голос:

— Мы славно поработали! Никто ничего не услышал! Отец Жак будет доволен нами.

— Надеюсь! — ответил второй. — Если это дельце оплачивается так же, как прошлое, мы сорвем неплохой куш!

— Это будет справедливо!

Отец Жак! Речь идет о монахе! Так вот о чем предупреждал ее Дэйв!

Господи, как глупо она вела себя! Ведь телеграмма пришла с большим опозданием, она должна была сразу же покинуть виллу, а не дожидаться утра.

«Ведь Дэйв предупредил меня! Он предостерегал, а я была так глупа, что не поняла его!»

Она снова начала молиться. Она просила маркиза спасти ее, она говорила, что любит его и что он один может услышать ее мольбу. Но еще она подумала о том, что не должна была отказывать ему в том поцелуе. Быть может, воспоминание о нем облегчило бы ей последние минуты ее жизни!

Глава 7

— Принесите мне бренди с содовой! — попросил лорд Седжвин, выходя из ванной.

Дэйв достал из буфета бутылку и стал смешивать для хозяина напиток.

— Я чувствую себя усталым, Дэйв.

— Вы слишком много работаете, господин граф! — ответил преданный слуга.

— Да, да, но я еще очень беспокоюсь. Где может быть Норина?

Дэйв не ответил. Он помог лорду Седжвину одеться и снова удивился ею необычной худобе и той усталости, которая видна была в каждом движении графа.

— Не ждите меня, Дэйв, — сказал он, — я поднимусь не раньше двух-трех часов дня.

— Господи, да она изведет его этими бесконечными обедами и приемами! — пробормотал сквозь зубы Дэйв, глядя на удаляющуюся фигуру хозяина.

Внезапно он остановился, ему в голову пришла идея, которую следовало незамедлительно воплотить в жизнь!

В ожидании ухода хозяев он принялся прибирать комнату графа, потом вышел в коридор и стал медленно прогуливаться по нему туда и обратно. Камеристка леди Седжвин выскочила из комнаты хозяйки и наткнулась на Дэйва.

— Не слишком ли вы торопитесь? — недовольно пробурчал Дэйв.

— Ах, простите, я опаздываю! До свидания! — пролепетала девица и скрылась.

Убедившись, что все ушли, Дэйв вошел в комнату леди Седжвин и, задвинув засов, принялся искать ключ от шкафчика в туалетной комнате. Задача оказалась не сложной. Так же легко он нашел и то, что искал. На одной из этажерок за умывальником, за флаконами с лосьонами и зубными эликсирами, стояла маленькая черная бутылочка. Дэйв открыл ее, поднес к носу и тут же закрыл, убедившись, что не ошибся в своих предположениях. Затем он подошел к ночному столику леди Седжвин, на котором камеристка каждый вечер оставляла специальный отвар — снадобье из целебных трав и меда. Дэйв не подозревал, что хозяйка иногда добавляла туда люминал. Он аккуратно вылил в чашку маленькую ложечку с ядом. Подумав с минуту, он решил, что этой дозы будет достаточно, поставил бутылочку на место, закрыл шкаф и спрятал ключ под салфетку.

Решив, что таким образом он спас не только любимого хозяина, но и Норину, он со спокойным сердцем отправился ужинать.

Норину бросили на жесткий матрац. Чья-то рука сорвала с нее эту мерзкую тряпку, и в то же мгновение ей показалось, что она ослепла, но вскоре она поняла, что в комнате темно. Она не смогла разглядеть даже человека, который развязывал веревки на ее теле. От прикосновения его рук у нее перехватило дыхание. Кто-то грубо повернул ее голову и вырвал изо рта кляп. Норина попыталась заговорить, но не смогла издать ни звука. В горле пересохло, губы потрескались, из ее груди вырвался лишь жалобный стон.

— Ну вот! Теперь лежи спокойно, иначе я заткну тебе глотку. Завтра утром к тебе придет настоятель, — произнес грубый голос по-французски.

Дверь за ним захлопнулась, и Норина услышала звук поворачивающегося в замке ключа, а затем звук удаляющихся шагов.

Норина распласталась на жесткой кровати, не в силах пошевелиться. «Во всяком случае, — подумала она, — я еще жива».

Она вздрогнула, услышав где-то рядом женский голос:

— Кто вы? Вы говорите по-английски или по-французски?

Не узнавая звука собственного голоса, Норина ответила:

— Я… я англичанка.

— О! Тем лучше! Наконец-то я смогу поговорить хоть с кем-нибудь. Но что вы здесь делаете?

— Меня… меня похитили.

— Меня тоже.

— Где мы находимся? — спросила Норина. — Вы можете ответить мне, где мы?

— Это монастырь Сен-Франсуа, он находится на крошечном островке, неподалеку от берега. Я думаю, что еще недавно эти монахи были набожны и милосердны, но теперь они стали злы и порочны.

— Мне кажется, что они хотят убить меня, — срывающимся голосом пролепетала Норина.

— Они убьют вас, но не теперь, — спокойно ответила молодая англичанка.

— Но… но откуда вам это известно?

Девушка инстинктивно понизила голос:

— Все девушки, которых привозят сюда, и те, кто приходит сюда по собственной воле, — владелицы крупных состояний. Они заставляют их подписывать документы о передаче своего состояния Господу, то есть монахам этого монастыря.

Только теперь Норина поняла смысл предупреждения ее верного Дэйва. Это все проделки Виолетты, это она организовала это похищение.

Как только они убьют ее, деньги перейдут Виолетте.

— Я думаю, что вы тоже богаты, — продолжала ее соседка.

— Да, у меня есть состояние, — согласилась Норина, — но им хочет завладеть моя мачеха… так что я не совсем понимаю, что же произойдет, если я все завещаю этому монастырю.

— Предполагаю, что она передаст им часть, скорее всего половину вашего состояния, — резонно заметила англичанка. — В моем случае это будет именно так.

— А вы… подписали бумаги? — робко спросила Норина.

— Они заставили меня, и вас они заставят.

— Но каким образом?

Девушка долго не отвечала.

— Настоятель сам вам все объяснит завтра утром. Я не хочу заранее пугать вас, — сказала она наконец.

— Но я бы хотела знать, я должна быть готова.

— Они предложат вам подписать дарственную, а если вы откажетесь, они высекут вас в наказание за все ваши грехи!

— Я не могу в это поверить! — вскрикнула Норина.

— И тем не менее именно так все и происходило с Имоджин, другой англичанкой, которую похитили так же, как и вас. Она сдалась и подписала все, что они требовали, а назавтра они бросили ее в море!

Норина сжала зубы, чтобы не разрыдаться. Теперь ей все стало ясно. Несмотря на чудесное вмешательство маркиза, ей все же суждено погибнуть. Ее утопят, как эту Имоджин, и никто никогда не узнает, что с ней случилось.

— Но как же им удается скрывать все эти безобразия? Неужели никто не разыскивает своих пропавших дочерей? — охрипшим от ужаса голосом спросила Норина.

— Даже если это и происходит, как видно, все остаются довольны! Я думаю, что любовник моей матери отметит мою смерть грандиозной пьянкой, ведь он жаждет избавиться от меня!

Она произнесла все это с горечью, но спокойно, как бы рассказывая совсем обычную историю, и это было страшнее рыданий и истерики.

— Но ведь должен же быть хоть какой-то выход! — прошептала Норина.

— Мне тоже не хочется умирать, но человек, организовавший это похищение, околдовал мою мать, и я уверена, что он убьет и ее, как только монахи отдадут ей ее часть денег.

Норина не верила собственным ушам. Ей казалось, что ей снится кошмар и что она никак не может проснуться.

— Как вас зовут? — спросила соседка.

— Меня зовут Норина. А вас?

— А меня — Клер, Мой отец — сэр Ричард Бредон, он умер. Это был замечательный человек.

— Вам остается лишь просить вашего отца о помощи, — сказала Норина, — так же, как я прошу мою мать.

— А вы верите, что наши молитвы, произнесенные в этом месте, оскверненном ворами и убийцами, будут услышаны?

Норина не ответила. Сама она молилась со всем пылом, на который была способна. Она молилась и надеялась, что будет спасена, хотя только одному Господу было известно, как вытащить ее из этой темницы.

Клер молчала, и Норина поняла, что девушка заснула. Она сама тоже задремала и проснулась при первых лучах солнца, пробившихся сквозь грубую занавеску. Ее первой мыслью было удрать отсюда через окно. Она вскочила и подбежала к окну, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что все усилия тщетны. Здесь не нужны были даже решетки — их тюрьма нависала над морем, и только очень опытный пловец рискнул бы прыгнуть отсюда в волны, не зная даже глубину в этом проклятом месте.

— Сбежать отсюда невозможно, — услышала она за спиной голос Клер.

Норина обернулась и увидела прелестную девушку с длинными каштановыми локонами и тонкими чертами лица. Та протянула к Норине худые руки и воскликнула:

— Вы восхитительны! Я так и знала! Простите, но я рада, что мне не придется больше сидеть здесь одной! Это так ужасно, когда не с кем даже поговорить!

Норина присела на свою кровать.

— А здесь есть другие девушки? — спросила она.

— О да! — ответила Клер. — Их больше десяти, некоторые постарше нас с вами, но после Имоджин здесь не было ни одной англичанки!

— Они все богаты?

— Полагаю, что да, но я с трудом объясняюсь по-французски. Некоторые говорят по-испански, некоторые по-итальянски.

— Вы в самом деле думаете, что монахи всех их утопят?

— Ну, может быть, у них есть какие-то другие способы уничтожения своих жертв, но они спокойно проделали это с Имоджин, так что я предполагаю… теперь моя очередь!

— Не говорите так. Мы должны найти способ бежать. Или мы будем молиться, чтобы один замечательный человек спас нас!

— Монахи никого не пускают па свой остров! Думаю, что монастырь охраняют днем и ночью! — возразила Клер.

Послышался звук шагов, и сердце Норины сжалось от ужаса.

Вошел монах с грубым толстым лицом. Он угрюмо взглянул на девушек и сказал:

— Вот вам платье. Немедленно спускайтесь к завтраку.

Он бросил одежду на под и захлопнул за собой дверь.

Норина поднялась с кровати.

— Вы поняли, что он сказал? — спросила она у Клер.

— Я поняла слово «завтрак», через несколько минут мы услышим гонг. Так что нам надо торопиться, иначе есть будет нечего.

Норина поспешно натянула платье — это было облачение послушницы. Оно было сшито из грубой ткани и казалось не совсем свежим. Но это уже не могло огорчить Норину. Клер надела такое же.

Послышался звук юнга.

— Поторапливайтесь, — сказала Клер, — иначе все будет съедено.

Они побежали сначала по винтовой лестнице, потом вдоль длинного узкого коридора и наконец добрались до столовой. Это была длинная комната с низкими сводчатыми потолками, посреди которой стоял большой стол, вокруг него расположились на колченогих стульях двенадцать молодых женщин.

На столе лежали три домашних хлеба и немного масла, из кофейника доносился малоаппетитный запах, а убогие чашки были расставлены без блюдец прямо на столе.

Женщины набросились на хлеб, они рвали его на части руками, так как ножей им не давали. Норине сначала показалось, что они ведут себя ужасно, но потом ей стало ясно, что женщины очень голодны. Как дикие животные, они подбирали со стола крошки в надежде утолить голод. Норина даже не пыталась бороться, но Клер удалось добыть кусок хлеба, который она разделила на две части.

— Это вам, — сказала она, — надо растянуть его до завтрака. Попробую налить немного кофе, если там еще что-нибудь осталось.

Норина поднесла хлеб ко рту, но остановилась и спросила Клер:

— Вы не боитесь, что он может быть отравлен?

— Нет, нет, они не убьют вас, пока вы не подпишете бумаги.

Это хладнокровное замечание убедило Норину, и она принялась за свой хлеб. Благодаря ловкости Клер ей досталось еще полчашки кофе.

За едой она продолжала рассматривать обитательниц монастыря, пока к ней не подошел мужчина в монашеской рясе и не предложил следовать за ним. «Вас желает видеть настоятель», — сухо произнес он по-французски.

Бросив отчаянный взгляд на Клер, Норина поняла, что ей ничего не остается, как последовать за ним.

Они прошли через все здание монастыря, полуразрушенное, но со следами былой красоты и благополучия. От стен отваливались куски камня, сады поросли сорняком. Даже статуя святого Франсуа поросла бурьяном. Здесь никто ничего не приводил в порядок уже много лет.

Монах остановился и открыл перед ней массивную дверь. Первое, что бросилось в глаза Норине, это то, что настоятель монастыря живет красиво и комфортабельно. Она заметила глубокие мягкие кресла, красивый стол, на стенах картины в золоченых рамах, а на окнах — портьеры из плотного бархата.

Настоятель стоял перед средневековым камином. У него вид обычного слуги, подумала Норина. Это был высокий, крепкий мужчина с редкими седыми волосами. В других обстоятельствах его можно было бы принять за уголовника, с этими хитрыми бегающими глазками и глубокой складкой у рта. С первого же взгляда этот человек вызывал отвращение.

Сопровождающий удалился, не говоря ни слова, и аккуратно закрыл за собой дверь. Норина осталась один на один с настоятелем.

— Здравствуйте, Норина, — сказал он на правильном английском. — Добро пожаловать в нашу обитель! Насколько мне известно, вам еще не сообщили, почему вы здесь.

— Я догадываюсь, — спокойно ответила Норина.

— Тем лучше. У меня на столе есть несколько документов, которые вам необходимо подписать. Я надеюсь, вас предупредили о том наказании, которое ждет всех, кто откажется подчиниться моему приказу.

Дрожь пробежала по телу Норины, но она спокойно подняла голову и сказала:

— Я не могу поверить, что служитель Господа способен вести себя столь грязно и безжалостно!

Настоятель рассмеялся ей в лицо:

— Как вам должно быть известно, ваша мачеха желает завладеть вашим состоянием, да содержание этого монастыря стоит недешево.

Норина молчала, и он продолжал:

— Так что, голубушка, отдайте Господу все ваши земные богатства, и вы попадете в рай!

Произнося эти слова, он красноречиво поглядывал на бумаги, лежавшие на бюро. Норина знала, что он будет принуждать ее подписывать, но постаралась хладнокровно обдумать ситуацию. Если она сейчас подпишет эти документы, ее убьют в ближайшее время. Настоятель предпочтет сэкономить средства на ее пансионе. Значит, единственный выход — тянуть время.

И тогда, будто повинуясь чьему-то приказу, она осела на пол и застонала и, прикрыв глаза, вытянулась без движения.

Настоятель грубо выругался по-французски. Норина впервые слышала такие ругательства. Потом он позвал:

— Анри! Гюстав!

В комнату вбежали двое.

— Она упала в обморок. Может быть, она больна, кто ее знает, — сказал он недовольным тоном.

— Может, оживить ее парочкой крепких подзатыльников? — спросил один.

— Нет, отведите ее в комнату. Заприте и не давайте еды. Поголодает — станет более сговорчивой!

Они подняли Норину и понесли к выходу. Девушка старалась не делать лишних движений, не открывать глаз. Ее принесли в ту же комнату, в которой она провела ночь, и бросили на кровать.

— Лучше бы ее запереть, — сказал один из монахов, — во всяком случае, так велел настоятель.

— А как же другая англичанка?

— Может и в другом месте поспать.

И они вышли из комнаты, аккуратно задвинув засов.

Убедившись, что они ушли далеко, Норина вскочила и подбежала к окну. Если бы кто-нибудь проплывал вдоль берега, она могла дать сигнал. Но никого не было видно. Только бескрайнее синее море и небо без единого облачка.

Она еще раз убедилась, что ей остается только молиться!

День тянулся невыносимо долго. Наступили сумерки, а с ними подкралась гнетущая тоска и одиночество. Она с нежностью вспоминала Клер, ей было бы легче, если бы можно было разговаривать с кем-то. Кроме того, ее уже начинал мучить голод. Придется, как видно, подписать эти проклятые бумаги, в отчаянии говорила она себе.

Наступила ночь, в небе одна за другой загорались звезды. Полная луна мягким светом залила морскую гладь. Норина сняла свое отвратительное платье и в ночной сорочке легла на кровать. К счастью, ночь была теплой. Она молилась и одновременно думала о маркизе, о своей любви к нему.

«Он так никогда и не узнает, что я отдала ему свое сердце… потому что меня уже не будет в живых», — с горечью думала девушка.

Она была так занята своими грустными мыслями, что не обратила внимания на легкий шорох у дверей. В комнате было слишком темно, но Норине показалось, что дверь тихонько приоткрылась. Первое, что пришло ей в голову, — кто-то из этих отвратительных типов вернулся. Не для того чтобы убить ее, а с совсем другими целями.

От ужаса она боялась пошевелиться. Поняв, что неизвестный приближается к ней, Норина в панике вцепилась ногтями в подушку. Таинственный посетитель бесшумно передвигался по комнате. Он подошел вплотную к кровати и, предупреждая ее, чтобы она не кричала, приложил палец к губам девушки.

Ее тело охватила сладкая истома, и это было то самое чувство, которое она уже испытывала от прикосновения этих рук. Норина поняла, что это маркиз.

— Не шумите и наберитесь храбрости, — тихо, почти неслышно произнес он.

Она хотела сказать ему о своей любви, но у нее хватило сил лишь протянуть к нему руки и дотронуться до его лица.

Он поднял ее на руки и, к ее величайшему удивлению, понес к окну. Она хотела сказать ему, что здесь невозможно выйти, но он уже обвязал ее тело крепкой веревкой, к которой и сам был привязан. Во всяком случае, все это уже не имело никакого значения, потому что он был здесь, с ней рядом.

Веревка была переброшена через подоконник. Не оставляя ей времени для вопросов, маркиз прошептал:

— А вот теперь вы должны собрать свою волю в кулак. Положитесь на меня и закройте глаза. Обещаю, что ничего плохого с вами не случится.

Она подняла глаза и впервые увидела его лицо без черной повязки на глазах.

— Вы… вы снова видите! — прошептала Норина.

Но он снова приложил палец к ее губам, и она устыдилась своей несдержанности.

— Закройте глаза, — повторил он и встал на подоконник. Она почувствовала, как натянулась веревка, привязанная к основному тросу, и уже через несколько секунд она очутилась за окном. Сначала ей было страшно, потому что они быстро спускались к морю, опасно балансируя у самой скалы. Но руки маркиза держали ее крепко, и она решила, что даже если это последние минуты ее жизни, они умрут вместе, и от этой мысли ей стало легче на душе.

Теперь они спускались медленно и на приличном расстоянии от скалы. Двое мужчин наконец подхватили Норину и поставили на землю, а потом живую и невредимую уложили в лодку.

Матросы втянули на борт трос, на котором Норина и маркиз спускались со скалы, и барка отчалила от берега.

Норина и маркиз сидели впереди. Не говоря ни слова, мужчины взялись за весла и вышли в открытое море.

Через несколько минут Норина увидела роскошную яхту. Ей помогли взобраться на борт, и маркиз провел ее в просторную каюту, которая, вероятно, была гостиной. Но рассмотреть ее Норине не удалось — было темно: яхту не должны были видеть с берега.

За ними закрылась дверь, и девушка оказалась в объятиях маркиза.

— Вы спасли меня, — шептала Норина, — вы спасли меня. Как вам это удалось? Я… я уже приготовилась к смерти.

Она не могла больше сдерживаться и разрыдалась. Маркиз посадил ее на колени и стал укачивать, как ребенка.

— Все хорошо, моя дорогая, — мягко уговаривал он, — вы целы и невредимы. С вами больше ничего дурного не случится.

Его ласковый голос успокоил ее больше, чем нежные слова, и Норина забыла о всех своих страхах. Она подняла к нему залитое слезами лицо:

— Но как… вы спустились с небес, как архангел Гавриил… вы вырвали меня из этого проклятого места.

Она лепетала нечто бессвязное, восторженно взирая на него, как если бы он и в самом деле был послан Господом.

— Я должен был спасти вас, — спокойно ответил маркиз, — не только потому, что не мог оставить вас умирать, но и потому, что вы слишком дороги мне, я не мог потерять вас, Я люблю вас!

Их губы слились.

Этот поцелуй длился долго, так долго, что ей показалось, что она умирает.

Наконец Норина тихо сказала:

— Я… люблю вас… Но я никогда не думала, что вы любите меня!

— Я полюбил вас сразу, — просто ответил маркиз, — но я хотел увидеть вас собственными глазами, прежде чем скажу вам о своих чувствах.

— А теперь… вы спасли мне жизнь!

Норина услышала шум работающей машины — яхта стремительно двигалась вперед.

— Вы… спасли меня! — растерянно повторила Норина. — Но там осталась еще одна молодая англичанка и другие женщины. Что мы можем сделать, чтобы спасти их?

— Я уже все устроил, — успокоил ее маркиз. — На рассвете там будет полиция, а трое жандармов уже дежурят на крыше. Они позволили мне освободить вас раньше других. Я хотел избавить вас от всего этого ужаса. Полицейские пообещали мне не привлекать вас к расследованию этого дела.

— Но как вам все это удалось?

— Я думал о вас, моя дорогая, — ответил маркиз, — и, признаюсь, немного о себе тоже. Не забудьте, что у нас обоих есть повод скрываться от любопытных глаз.

Она провела рукой по его лицу:

— Нет больше этой страшной повязки… я так к думала… вы… вы очень красивы!

— Теперь я должен носить темные очки.

Их губы снова встретились, когда он сказал:

— Я готов был остаться слепым, но не мог поручить кому бы то ни было ваше освобождение. Я безумно боялся опоздать.

— Но как вы узнали, где я?

— Я нашел ваше кольцо. И кроме того, я вспомнил текст телеграммы.

— И вы поняли, что монах, которого мне следует опасаться… мог появиться с этого острова?

— Полиция уже давно заподозрила, что этот монастырь купила банда, но не могла найти повод для проверки, а вы послужили отличным предлогом, чтобы поймать их на месте преступления. Но я хочу избавить вас от всех неприятностей, связанных с расследованием. По этой причине мы прямо сейчас отправляемся в долгое, долгое свадебное путешествие.

— Разве могла я мечтать о таком счастье? — воскликнула Норина. — Но я хочу спросить вас… вы уверены, что хотите жениться на мне?

— О да, я в этом абсолютно уверен, — категорически заявил маркиз, — я люблю вас всем сердцем, всей душой, всем существом своим, и не забудьте, моя дорогая, о моем «шестом чувстве».

— И я… я люблю вас так же, — смущенно пролепетала Норина.

Маркиз ничего не ответил. Он повернул к себе ее лицо и прижался губами к ее губам.

Придя в себя, Норина заметила, что она все в той же ночной сорочке, в которой была похищена монахами. От смущения она зарылась лицом в шевелюру маркиза.

— Вам надо поспать, — прошептал он ей на ухо.

Норина соскользнула с его колен. Он взял ее за руку и повел в каюту.

— Я не могу занять эту каюту… ведь она ваша, — решительно сказала Норина.

— С завтрашнего вечера она станет нашей, — ответил ей маркиз. — Мы обвенчаемся, как только ступим на французскую землю. А потом отправимся куда вы пожелаете, и весь мир будет принадлежать нам с вами!

— Там, где будете вы… там будет рай… если я буду с вами…

Он обнял ее за талию и поцеловал. Но это был уже не тот горячий, страстный поцелуй, а мягкий, исполненный бесконечной нежности.

— Я люблю вас, я вас обожаю, но не хочу смущать вас.

Он уложил девушку на широкую удобную кровать и заботливо укрыл.

Норина взяла его за руку:

— Поклянитесь… что это все не сон. Что я не проснусь в этой тюрьме, что я уже не пленница…

— Теперь вы — моя пленница. С этого дня и навеки. Я поклялся, любовь моя, что никогда не расстанусь вами, что никуда вас не отпущу.

— Я больше ни о чем и не мечтаю, — прошептала Норина, — вы можете обещать мне еще кое-что?

Маркиз присел на край кровати и склонился над ней.

— Я так боюсь надоесть вам, как… как все эти дамы, что пишут вам свои бесконечные письма.

Маркиз хотел прервать ее речь, но она продолжала:

— Научите меня, как сделать вас счастливым, чтобы я никогда не потеряла вас!

— Но вы уже сами знаете, как это сделать!

Норина изумленно посмотрела на него.

— Вы уже забыли, что посоветовали мне обосноваться в замке на Луаре и обзавестись семьей? Я еще многому научу вас, и отныне это будет целью и главной страстью моей жизни! Вы принадлежите мне так же, как и я принадлежу вам, и нет такой силы, которая могла бы нас разлучить! Всю жизнь я искал любовь, настоящую любовь. И вот мы нашли ее вместе! Начинается прекраснейшее в нашей жизни приключение — наша общая жизнь!

Их губы встретились, и Норина поняла, что он прав. Они обрели то единственное, что имеет значение в жизни, то, что многие ищут всю жизнь и лишь немногие находят. То, ради чего стоит бороться и умирать, — любовь души и сердца, которая соединяет два существа в одно!

— Я люблю вас. Господи, как я люблю вас! — воскликнул маркиз.

И все исчезло вокруг, и осталась только их любовь, теперь и всегда, только любовь на пути, который ведет в вечность!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg