«Солнечная песня»

Мэри Картер Солнечная песня

1

Все знакомые говорили ему, что январь не годится для поездки в эти края, но он не послушал никого и лишь оделся потеплее для сурового климата. Отлично сшитые из превосходно обработанной кожи перчатки предохраняли его руки от кусачего мороза, но даже через этот роскошный материал он ощущал сложенный листок бумаги, зажатый между большим и указательным пальцами. Он так часто глядел на него, что был почти уверен в своей способности различить на ощупь подушечками пальцев написанные чернилами слова. Он спрятал листок бумаги в глубокий карман своего шерстяного пальто и пригнул голову в надежде защитить полями шляпы лицо от несущегося по ветру снега.

На платформе больше никого не было, ни один пассажир не осмелился бросить вызов морозу, ожидая поезд снаружи. Все они сгрудились у дровяной печки в скудно меблированном зале ожидания. Теперь, когда Майкл был так близко к своей цели, его нервы напряглись до предела, и спертый воздух зала ожидания, табачный дым и запах мокрой шерсти в сочетании с жалобами беспокойных путешественников и хныканьем неугомонных детей показались ему невыносимыми.

Друзья в Денвере советовали ему отложить до весны поездку, но Майкл Шонесси никогда не следовал чужим советам. Если бы он это делал, то так и застрял бы в ирландских трущобах Бостона, вкалывая на фабрике, как и его старшие братья.

— Они не дадут тебе хода, Мик. Вот увидишь. Ты вернешься сюда, как все остальные. — Его братья так часто обрушивали на него ужасные предсказания, потягивая пиво из кружек в местной таверне, что Майклу их слова слышались и во сне.

Но пока они оплакивали свою судьбу, Майкл пытался изменить свою. Он подметал улицу перед магазинами и вкалывал ночным барменом, лишь бы заработать на учебу в университете и оставить на жизнь матери и девочкам. Обладая хорошим слухом, он вскоре отделался от ирландского акцента, выдававшего в нем иммигранта, и сразу же занялся одеждой и манерами, наблюдая, как одеваются и ведут себя его одноклассники.

— Будешь задирать нос — от тебя отвернутся соплеменники, — предупреждала его мать. — Наступит день, когда тебе придется выбирать, в каком мире жить.

Он же хотел жить и в том, и в другом мире и, пока не исчезла Мэгги, был уверен в том, что ему это удастся.

Сложив руки чашечкой, он стал дышать в них, чтобы согреть пальцы, потом, спасаясь от ветра, поднял воротник пальто. Свисток паровоза пронзил темноту, и Майкл шагнул к краю платформы.

Может, я должен благодарить ее, подумал он. Если бы она не оставила его, тогда он, вероятно, никогда бы не добился того, чем располагает теперь. Не случайно же он обнаружил, где искать Мэгги, именно сейчас, став владельцем самого крупного универмага в Денвере. Теперь он мог явиться к ней и сказать, что добился-таки того богатства, которое обещал ей давным-давно. Он всматривался в исчезающие в темноте рельсы, пытаясь разглядеть паровоз. Скорбный свист прозвучал на этот раз значительно ближе.

Он ждал встречи с ней семь лет. Интересно, как она выглядит сейчас? Изменилась ли так же сильно, как он? Остались ли ее глаза такими же большими, такими же карими? Так ли ослепительна ее улыбка, освещавшая некогда всю комнату, когда Мэгги входила? Да что это он? Конечно, Мэгги не утратила способности улыбаться и вообще радоваться жизни. Это он не мог припомнить, когда в последний раз получал истинное удовольствие.

Пока две недели назад Майкл не повстречал Рэндола Нельсона, у него не было времени ни на что, кроме работы. Снедаемый жаждой успеха, он постоянно подгонял своих служащих и самого себя. Ему принадлежали не только «Все товары», но также большой особняк и конюшня, полная чистокровных рысаков. У него были дворецкий, горничная на верхнем этаже и служанка на нижнем, и его радовало сознание того, что мать и сестры никогда уже не будут ни в чем нуждаться. Ему удалось оставить позади бедность и груз ирландского прошлого.

И если ему чего и не хватало, так это Мэгги, впрочем, теперь он уже знал, где ее искать, и, найдя ее, Майкл Шонесси задаст ей всего один вопрос: «Почему?».

В дверь кто-то постучал.

Маргарет Уэйверли Браун нахмурилась и положила кисть на пропитанную скипидаром тряпку, лежавшую рядом с палитрой. Не было никакой надежды справиться с царившим на обеденном столе беспорядком. Стол был безнадежно завален этюдами и эскизами, едва начатыми и уже почти законченными картинами. И с каждой картины ей улыбались крылатые кудрявые херувимы: одни держали букеты, другие забирались в корзины с цветами или выбирались из них. Херувимы играли на качелях, плескались в водопадах, весело кружили на облаках. Она улыбнулась своей коллекции и направилась было к двери, но задержалась и снова взялась за кисть, чтобы добавить румянца на щечке круглолицего херувимчика.

Стук в дверь возобновился.

— Мэг! Ты дома? Я же окоченею!

Узнав голос Чарльза Даунинга, Маргарет тут же отложила кисть.

— Иду! — крикнула она, поспешно вытирая руки о фартук, одетый поверх полинявшего халата персикового цвета. Мимолетный взгляд на свое отражение в зеркале убедил ее, что она могла бы выглядеть и получше. Но сейчас уже ничего нельзя было исправить — у нее не оставалось ни минуты свободной, ведь ее издатель ждет коллекцию ко Дню Святого Валентина[1]. Вчера он прислал еще одну телеграмму. О третьей отсрочке на может быть и речи. Она просто обязана закончить картины и отправить их поездом до конца недели, а иначе потеряет обещанный гонорар.

Маргарет подошла к двери, за которой, виднелся в овальном стекле сквозь покрывавшую его кружевную занавеску высокий силуэт Чарльза. Она открыла дверь наполовину, чтобы не напустить в дом морозный воздух, и посторонилась, пропуская его.

— Рад, что застал тебя дома, — весело проговорил Чарльз, снимая свою высокую шляпу.

Маргарет не удержалась от улыбки. Где же еще ей быть? Она работает и не может терять ни минуты.

— Я приехал, Маргарет, в надежде, что ты будешь в романтическом настроении, раз уж ты сосредоточилась на влюбленных. — Он скинул с себя пальто и встряхнул его над изношенным ковриком, лежащим перед дверью.

— Послушай, Чарли, я действительно очень занята. Не могли бы мы встретиться позже?

Не обратив внимания на ее слова, он снял с себя шарф и стянул перчатки. На мягких белокурых волосах таяли снежинки. Сверкая зелеными глазами, он улыбнулся ей и покачал головой:

— Когда это — позже?

— Может, на следующей неделе?

— Это уже слишком. — Он потер руки. — Однако здесь прохладно. — Чарльз остановился у камина и протянул руки к горящим поленьям.

— Сам знаешь, дрова нынче дороги, — проронила Маргарет, опершись одной рукой на спинку стула, стоящего у двери.

— Если бы ты вышла за меня, тебе не пришлось бы беспокоиться о деньгах, — ответил он с той же улыбкой.

— Если я закончу рисунки и вовремя отправлю их, мне и так довольно долго не придется беспокоиться о деньгах. И тогда у меня будет достаточно времени подумать о твоем предложении.

— Потом будут Пасха, снова Рождество и Новый год, и к каждому празднику тебе придется готовить новые картинки. — Чарльз подошел к ней. — Похоже, твоя жизнь состоит из одних больших праздников, Мэгги Браун?

Она ответила улыбкой на его шутку. Они оба прекрасно знали, что ее жизнь далеко не празднична, но по крайней мере она получает удовольствие от своей работы. Три года назад, когда Джордж Уитни из компании «Уитни» в Вустере, штат Массачусетс, согласился купить ее первых херувимчиков и опубликовать их в виде прелестно отлитографированных почтовых открыток, Мэгги решила, что ее мучения кончились. На заработанные деньги она жила, но ей не хватало их в конце каждого месяца.

Если бы она вышла замуж за Чарльза, все проблемы были бы действительно решены. Но даже теперь, когда он стоял в ее гостиной, такой большой, веселый и красивый, Маргарет понимала, что не может ответить ему согласием.

Опустив большой палец под подбородок, указательным пальцем он разгладил свои густые светлые усы.

— Как насчет чашечки кофе?

Она вздохнула. Чарльз стал одним из богатейших землевладельцев в Теллуриде не в последнюю очередь благодаря вот этому упорству. От него не отделаться, пока он сам не захочет уйти.

— Хорошо. Кофе на плите. Налей нам обоим, и мы поговорим, пока я буду работать.

Он пересек гостиную, прошел через расположенную за ней столовую в кухню. Бардак на столе не раздражал его, скорее он воспринимал его как должное, как, впрочем, и всю скромную обстановку этого дома.

— А где малышка? — вдруг спросил он, исчезая в дверях кухни.

— С миссис Филдинг. Добрая женщина вызвалась посидеть с ней, чтобы я могла поработать. — Не дождавшись ответа, она повысила голос: — Слышал? Чтобы я могла поработать!

Вернувшись к своему столу, она снова взяла кисть и макнула ее в синюю краску на палитре.

Через несколько минут Чарльз протиснулся в кухонную дверь с двумя чашками дымящегося кофе.

— Даже близко не подходи к столу, — предупредила его Маргарет, переводя взгляд с полных чашек на законченную работу.

— Тогда ты иди сюда. — Он прошел в гостиную, и ей опять пришлось отложить кисть и последовать за ним. Они заняли привычные места — он в кресле у камина, а она на диванчике напротив.

— Ты ела сегодня? — спросил Чарльз.

— Почему ты спрашиваешь?

Он передал ей чашку с блюдцем. В кофе было добавлено сахара и молока как раз сколько нужно.

— Просто хотел удостовериться.

Маргарет подула на дымящийся кофе, потом поставила чашку на блюдце. Он был другом ее мужа, а теперь стал ее ангелом-хранителем.

— Какой же ты милый, Чарльз.

— Но не настолько, чтобы выйти за меня замуж? — Он вытянул и скрестил свои длинные ноги. — Прошло уже три года, как умер Стюарт, и ты уже достаточно долго носишь траур.

Она поспешно опустила голову и сосредоточилась на кофе. В последнее время все разговоры крутились вокруг одного и того же: Чарльз пользовался каждой возможностью, чтобы напомнить о своем предложении. Ценя его дружбу и доброе отношение к дочери, она всякий раз вежливо выслушивала его, но не решалась открыть правду: она уже побывала замужем за нелюбимым человеком и не собиралась делать это снова.

— Мэгги!

Она подняла глаза — он ждал.

— Извини, я задумалась. Пожалуйста, Чарльз, давай не будем усложнять.

— Я ведь не молодею. — Он и не думал улыбаться. Напротив, казался совершенно серьезным.

Маргарет стало не по себе.

— Не подождать ли нам до весны?

— Чего именно? — Он допил свой кофе и поставил чашку на столик рядом с креслом.

Она и сама не знала чего. Заметив брошенный им взгляд на потолок, она понадеялась, что он не обратил внимания на отслаивающуюся краску на проходящем по верху стен багете… Встретившись с Чарльзом взглядом, Маргарет только пожала плечами:

— Не могу я пока. Вот и все, Чарли.

Он наклонился в ее сторону, потянулся к ней через разделявшее их пространство и взял за руку. Его прикосновение было теплым, ласковым, но не вызвало в ней трепета. Она понимала, что и супружество их будет таким же — теплым, ласковым, но лишенным той особой искры, которая может, как она знала, возникать между мужчиной и женщиной.

Отпустив ее руку, он поднялся.

— Я могу подождать, Мэгги Браун. Во всяком случае до весны. Но не обещаю оставить попытки уговорить тебя выйти за меня замуж значительно раньше.

Обрадованная его явным намерением покинуть ее, она встала, проводила его до двери и терпеливо подождала, пока он наденет свое толстое пальто, обмотает горло клетчатым шарфом и натянет на руки кожаные перчатки.

— Могу я хотя бы пригласить вас с малышкой завтра в ресторан? Завтра воскресенье, кроме того, должна же ты наконец сделать перерыв на обед.

Маргарет хотела было отказаться, но подумала о дочери, о том, какое удовольствие их поход доставит ребенку…

— Ладно. Только ненадолго.

Он положил руку на сердце:

— Обещаю.

— Хорошо. — Она взяла его за плечи и повернула к двери. — До свиданья, Чарли.

— Я зайду завтра в полдень, и отправимся в отель «Шеридан».

Маргарет открыла дверь и посторонилась:

— Чудесно.

— А поцелуй? — спросил Чарльз, уже выходя на крыльцо.

Рассмеявшись, она покачала головой:

— До завтра.

— Жестокая ты женщина, Мэгги Браун.

— Хуже некуда.

— Как будто скоро не День Святого Валентина. Тогда хоть прочитай что-нибудь из того, что ты там пишешь.

— Пожалуйста. «Если почувствуешь себя одиноким, подумай обо мне, и сразу станешь счастливым». — Маргарет захлопнула за Чарльзом дверь и улыбнулась, услышав его смех и удаляющиеся шаги. Она, может, и не влюблена в него, но все же Чарльз Даунинг был бы отличным супругом.

— Следующая Теллурид! Теллурид следующая!

Крик проводника пробудил Майкла от беспокойного сна. Шея у него занемела. Как ни растирал он свой левый бок, все же не мог отделаться от боли. Сидевшая напротив него женщина неотрывно смотрела в окно, старательно избегая его взгляда и судорожно сжимая свою сумочку. Уж не напугал ли он ее чем? Он попытался разглядеть себя в покрытом инеем окне, пробежал рукой по своим темным вьющимся волосам. «Черный Ирландец» — так называли его за волосы, черные, как уголь, и такие же блестящие. Даже зимой его кожа сохраняла дыхание лета, и на ее фоне глаза казались еще синее.

Он снова взглянул на женщину, перехватил ее взгляд, заметил, как она покраснела. Если бы в заполненном вагоне нашлось другое место, он пересел бы, чтобы оставить ее в покое, но свободных мест не было. К тому же он уже практически приехал. Он откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления.

Почему, Мэгги? Почему? Этот вопрос продолжал мучить его. Он жаждал спросить ее прямо. Он потребует ответа, даже если ее богатый муж будет возражать. Им придется вышвырнуть его из дома, ибо он ни за что не уйдет сам, пока не услышит ответа из ее уст.

Матерь Божья, каким же он был дураком семь лет назад! В двадцать два года от роду он был готов отправиться завоевывать мир! Забыв о женщине напротив, он вспоминал ту ночь, когда впервые встретил свою Мэгги.

Его пригласили на вечеринку, посвященную Святому Валентину, одну из тех, по словам его друга Рэндола Нельсона, которые так обожают женщины. Майкл не имел ни малейшего понятия о том, чего можно ожидать от этой вечеринки, но согласился сопровождать Рэндола. Это был его первый выход в свет, прыжок в иной, новый для него мир. Его уже приняли в университет, он легко заводил знакомства, но ему все еще не хватало навыков посещения светских раутов. Отполировав до блеска свои туфли, старательно пригладив волосы и тщательно отутюжив костюм, он был уверен, что сможет держать высоко поднятой голову в любом обществе.

Бродя с Рэндолом по огромным комнатам элегантно обставленного дома, Майкл с трудом сдерживался, чтобы не разинуть рот от удивления, вызванного окружавшим его богатством. Одного только серебряного подсвечника из тех, что стояли на столе, хватило бы маме и девочкам на несколько месяцев жизни. Он вспомнил, как поправлял манжет рубашки, когда Рэндол ткнул его локтем в бок и прошептал:

— Ты когда-нибудь видел такое?

Майкл поднял глаза и с того места, где они остановились в дверях бального зала, осмотрел танцевавших леди и джентльменов. Женщины — укутанные в шелка, сатин и французские кружева, мужчины — все в черном: эффект ошеломляющий. Зал был полон жизни, музыки и света. В своих красных, темно-зеленых, желтых и кремовых вечерних платьях леди грациозно кружились в объятиях джентльменов в строгих одеяниях. Но поразило его и другое. Он никогда еще не видел ничего подобного… ничего подобного тому чуду в белом, которое стремительно приближалось к ним.

Макушка ее головы едва доходила до его плеча, ее роскошные блестящие каштановые волосы, все в локонах и завитках, были увенчаны украшением из перьев, весело подпрыгивающих при каждом ее движении. Бело-розовый кружевной веер свисал с ее кисти. Спеша к ним, она улыбалась и сверкала темными глазами. Майкл пережил момент жуткого отчаяния, сообразив, что она торопится поприветствовать Рэндола. К тому же она еще и поцеловала его в щеку!

Майкл никак не мог понять, почему этот невинный поцелуй так раздосадовал его.

— О Рэнди! Я так рада видеть тебя здесь. Я уже умирала от скуки! — искоса поглядывая на Майкла, сказала она.

— Это мой друг, о котором я тебе рассказывал, Майкл Шонесси. Майкл, познакомься с моей кузиной Маргарет Уэйверли, — представил их друг другу Нельсон.

Впервые в своей жизни Майкл словно язык проглотил, но уже через пару минут пришел в себя достаточно для того, чтобы пригласить новую знакомую потанцевать.

Когда они кружились по залу, она сказала:

— Рэнди так много говорил о вас, мистер Шонесси, что я просто сгорала от желания познакомиться с вами.

— Пожалуйста, зовите меня Майкл. — Ее признание доставило ему несказанную радость. — Боюсь, он сильно преувеличил, мисс Уэйверли.

Она рассмеялась ему в лицо:

— Значит, у меня перед вами преимущество. Пожалуйста, зовите меня Мэгги и скажите, что бы вы хотели знать обо мне.

Он хотел знать, как она стала такой красавицей, но вместо этого спросил:

— Могу я пригласить вас на следующий танец?

Ее веселый смех всколыхнул его сердце:

— Но еще не кончился этот.

— Мне нравится планировать наперед.

— Люди начнут говорить Бог весть что, если я протанцую весь вечер с вами.

Он осмелился притянуть ее к себе.

— А вас это беспокоит?

Не колеблясь ни секунды, она покачала головой:

— Нет, но я боюсь, что мои родители будут недовольны.

— А где они? — Майкл обвел зал взглядом.

— Отец играет в карты, а мама — вот та озабоченная дама, которая стоит с Рэнди у стола с шампанским.

Когда они вальсировали поблизости, он улыбнулся даме, которую показала Мэгги. В ответ та лишь холодно кивнула.

— Не обращайте на нее внимания, она всегда так себя ведет, когда я танцую с кем-нибудь, кого она не знает, — заверила его девушка.

— Она что, знает всех присутствующих?

— И их родословную в придачу.

Майкла охватило предчувствие неминуемого несчастья, но он смог преодолеть его и только сильнее сжал ее руку. Это же Америка. Он ничем не хуже любого другого мужчины в этом зале. Даже лучше, убедил он себя. И он готов бороться за то, что другие имеют от рождения.

Они протанцевали еще один танец, в третьем ему было вежливо отказано. И хотя Рэнди уговаривал его потанцевать с кем-нибудь еще, Майкл предпочел уединиться и весь оставшийся вечер тихо потягивал шампанское, наблюдая, как один джентльмен за другим выводит Мэгги на очередной танец. В каждый момент вечера он точно знал, где она находится, с кем танцует. И хотя у него была лишь мимолетная возможность попрощаться с ней, домой он вернулся радостным, с поющим сердцем. Он знал, что познакомился с девушкой, на которой женится.

У него не было денег на цветы, однако он все же послал ей поздравление в День Святого Валентина. Открытка обошлась ему гораздо дороже, чем он мог себе позволить, но это была замечательная открытка. На обрамленном бумажными кружевами сердце была изображена темноволосая женщина, срывающая цветы с распустившегося дерева, и отпечатан стишок, который он заучил наизусть: «Если и есть верное и преданное сердце, его-то я и предлагаю тебе».

Когда он наконец снова увидел ее, Мэгги пообещала ему сохранить открытку навсегда.

Необходимость работать каждый вечер и в выходные дни мешала их роману, но когда у него выдавался свободный час или два, они встречались в городском парке. Она понимала, как дорого было ему время, и максимально использовала каждое выпадавшее на их долю мгновение. Ее кузен Рэндол всегда с готовностью передавал записки, которыми они обменивались.

Зима кончилась, они продолжали проводить наедине теплые вечера в парке, гуляя среди зеленых и цветущих деревьев, не позволяя себе ничего кроме прикосновения рук и поцелуев украдкой. Но в один воскресный вечер Мэгги пришла с темными кругами под глазами и насупленными от тревоги бровями.

— Что случилось, дорогая? — спросил он, подчеркивая свой акцент: его она любила больше всего в нем. Он сделал бы все что угодно, лишь бы ее щеки снова порозовели, а глаза заискрились.

Девушка встряхнула головой.

— Ничего, — прошептала она, с нежностью прижав свою ладошку к его щеке. — Мне едва удалось вырваться сегодня.

— Пойдем, — не задумываясь, он схватил ее за руку и с сильно бьющимся сердцем потянул к выходу из парка. — Пришло время поговорить с твоим отцом. Я и так слишком долго оттягивал этот момент. Пусть узнает о наших планах.

— Нет! — ее возражение прозвучало так неистово, что он отпустил ее руку.

— В чем дело?

— Тебе нельзя говорить с отцом. Не сейчас.

Его охватил гнев. Гнев, смешанный с унижением и гордостью.

— Я достаточно долго мирился с тайными свиданиями, Мэгги. Если ты стыдишься меня, так и скажи, и я оставлю тебя в покое.

Посреди исхоженной тропинки около пруда она остановила его и проронила:

— Не смей так думать, Майкл. Просто ты не знаешь моего отца. Он слишком тверд в своих убеждениях.

— Ты хочешь сказать, что он такой же, как и остальные высокомерные бостонцы? Уже не висит ли в окне его банка плакатик «Не для ирландцев»?

Она заметно побледнела.

— Пожалуйста, Майкл, не говори так.

Он постарался успокоиться, охладить свою ярость. Весь свет сошелся для него на этой доверчиво прильнувшей к нему девушке. И не было препятствий, которых он не преодолел бы ради нее. Если нужно еще какое-то время скрываться, как она просит, что ж, пусть будет так.

В конце концов он согласился:

— Если ты считаешь, что так будет лучше, ладно, Мэгги. Но я не буду откладывать это надолго.

Она пришла к нему на следующий же день. Услышав нерешительный стук в дверь своей однокомнатной квартиры, Майкл оторвался от учебников, прогнулся в спине, потянулся и пошел открывать. В тускло освещенном коридоре стояла Мэгги. Какое-то мгновение он не мог прийти в себя от удивления, потом, убедившись, что она одна, впустил ее в комнату. Войдя, девушка обежала взглядом практически пустое помещение. Майкл поспешно натянул подтяжки, свисавшие с пояса. В обтягивающем канареечно-желтом платье и матово-зеленой шляпе она походила на проникшее в помещение дуновение весны. Она стояла совершенно неподвижно, прижав ладони к груди.

Испугавшись, уже не скажет ли она ему, что не может больше видеться с ним, он шагнул к ней и спросил:

— В чем дело? Случилось что-нибудь?

Она бросилась в его объятия.

— Обними меня, Майкл. Обними меня покрепче.

— Ты дрожишь, как лист на ветру, — попытался он обратить все в шутку.

Она спрятала свое лицо на его плече:

— Я люблю тебя, Майкл.

Он почувствовал облегчение и поспешил заверить ее:

— И я тебя.

Она отстранилась и взяла его лицо в свои руки.

— Так возьми меня сейчас, Майкл.

— Мэгги, я… — У него голова пошла кругом от ее просьбы. Ее пальцы разглаживали густые завитки на его затылке. Страстное желание наполнило его.

— Разве ты не хочешь меня? — Ее голос дрогнул, и она издала скорбный звук, заставивший его так сильно прижать Мэгги к себе, что у нее уже не могло оставаться сомнений относительно его желания.

Ремешок сумочки соскользнул с ее плеча, и она с гулким звуком упала на пол. Все еще дрожа, Мэгги принялась расстегивать его рубашку. Майкл, закрыв глаза, только вздыхал, чувствуя, как ее дыхание опускается вместе с торопливыми пальцами вниз по его груди вплоть до пояса. Он схватил ее руки и слегка отстранил ее от себя.

Она широко раскрыла глаза. Ее лицо выражало испуг в сочетании с решимостью.

— Не годится так, Мэгги. Не здесь. — Он оглядел пожелтевшие стены, поцарапанный стол и два стула, составлявшие всю мебель крохотной комнатенки, не считая узенькой койки в углу. На столе были навалены его учебники и записи, стояла керосиновая лампа, готовая разогнать сгустившиеся сумерки. Его выходной костюм вместе с двумя сменными рубашками висел на стене рядом с дверью.

Он и вообразить себе не мог ее в столь скромной обстановке. Для него это была всего лишь остановка в пути, место, не слишком удаленное от ирландского гетто и весьма далекое от того, где он собирался быть к тому времени, когда они наконец поженятся. Она была леди, в роскошном платье и дорогой шляпке ей здесь было не место.

Не зная, что заставило ее прийти к нему, Майкл понимал, что просто обязан остановить это безрассудство. По крайней мере так подсказывала ему его совесть. Сердце же и вероломное тело настаивали на совершенно ином.

Он освободился от ее рук и наклонился за сумочкой.

— Тебе не следовало приходить сюда, дорогая. Пойдем, я провожу тебя домой. — Застегивая рубашку, он услышал, как она судорожно вздохнула.

— Ты меня не любишь?

— О чем ты? — Разве не шел он на величайшую жертву, которую мог принести только сильный и энергичный мужчина?

— Если бы ты любил меня, то не прогонял бы.

Он постарался не показать охватившего его раздражения.

— Когда у меня будет настоящий дом, Мэгги Уэйверли, а ты будешь одета в белое свадебное платье, украшенное кружевами и оранжевыми бутонами, с моим кольцом на своем пальце, тогда и только тогда я возьму тебя.

— Я и не подозревала, что ты трус, Майкл, — она повернулась и пошла к двери.

Он схватил ее за плечи и повернул к себе. Сжав ее руки, он наклонился к ней и бросил:

— Я не трус, но и не святой. Чего ты добиваешься, Мэгги?

Она высвободилась из его захвата, обвила его шею руками и приподнялась на цыпочках, пока их губы не соприкоснулись.

— Я хочу тебя, — прошептала она и поцеловала его так, как он никогда не осмеливался целовать ее. Потом Майкл наклонился, подхватил ее на руки и понес к узкой железной койке.

Опустив девушку на постель и обхватив ее руками, он спросил:

— Так ты этого хочешь? — желая услышать от нее «да», он молился, чтобы она сказала «нет».

— Да. — Ее шепот прозвучал громко, как звон тарелки, упавшей на пол.

— Тогда сделаем по-моему.

Раздевал он ее медленно, с нежностью. Когда едва обретенная бравада чуть не изменила ей, он спросил, не передумала ли она.

— Нет, — поспешно заверила она его. — Нет.

Шепча и вздыхая, они оба погрузились в сладкую истому, и ему хотелось, чтобы она никогда не кончалась. Он знал, что навсегда сохранит воспоминание об этом мгновении в своем сердце.

Позже, когда он уже помогал ей одеться, она не позволила ему проводить себя. Он спустился с ней на улицу и остановил пролетку. Захлопнув за собой дверцу, Мэгги высунулась в окошко, а он взял ее руку и сказал:

— Завтра вечером я приду к вам, и мы поговорим с твоим отцом.

Ее глаза наполнились влагой, губы задрожали, но она все же выговорила:

— До встречи, любимый.

Больше он ее не видел.

Гудение колес по стальным рельсам вывело Майкла из задумчивости. Он взял с соседнего сиденья шляпу и почистил ее рукавом пальто. Паровоз засвистел, возвещая их прибытие в Теллурид. В проходе появился проводник в темно-синей униформе.

Майкл посмотрел в окно, пытаясь разглядеть станцию в плотных облаках, опустившихся на горы. Выглядела она как любая другая, но для него отличалась от всех.

Где-то в Теллуриде живет Мэгги, и он не сядет в обратный поезд в Денвер, пока не увидит ее.

— Мама! Я пришла!

Маргарет закончила мытье кистей и убрала их. Обеденный стол был уже расчищен, а законченные картины составлены у задней стенки буфета.

— Я в столовой, девочка! — крикнула она, узнав торопливый цокот туфелек шестилетней дочки. Кухонная дверь распахнулась, и появилось ее сокровище с подпрыгивающими черными локонами и сверкающими синими глазами.

— Тимми сегодня дергал меня за волосы, — пожаловалась девчушка, но вместо того, чтобы печалиться, забралась на стул и, уперев одну руку в бок, гневно встряхнула головой. — Представляешь?

— А что ты ему сделала, Эмма? — Маргарет не удержалась от того, чтобы поправить огромный бант в волосах девочки. Голубые, как небо в ясный день, глаза ответили ей улыбкой.

— Ничего, мамуля.

— Совсем ничего?

— Почти ничего, — тихо отозвалась девочка. — Разве что назвала его ослом.

— Вот оно что! — Маргарет поцеловала дочку в нос и поспешила на кухню, чтобы приготовить поздний ужин. — Тогда, полагаю, мне не нужно идти к нему домой и просить его маму отшлепать его, а?

Эмма последовала за мамой в другую комнату и оставалась рядом, пока та подкладывала дрова в печку.

— Нет, пожалуй. Миссис Филдинг сказала, что завтра, если ты опять будешь занята, я могу пойти к ней поиграть. Можно, мамочка?

— Если только после полудня. — Тут Маргарет вспомнила о Чарли и его приглашении. — Мистер Даунинг повезет нас завтра на обед в отель «Шеридан». Ты рада, правда?

Эмма пожала плечами.

Маргарет поставила взятую с полки миску с яйцами и опустилась на колени, чтобы поглядеть в глаза девочке:

— Тебе ведь нравится мистер Даунинг? Но если не хочешь идти на этот обед, давай откажемся.

— Я скучаю по папе.

— Знаю, детка, — Маргарет привлекла к себе Эмму и с силой обняла ее. У нее ком встал в горле, когда маленькие ручки охватили ее шею. Действительно ли ребенок скучал по Стюарту Брауну, умершему, когда ей не было и трех, или ей недостает кого-то, кого она могла бы называть папой, как все ее друзья?

— Если мы пойдем на обед с мистером Даунингом, ты сможешь заказать все, что захочешь.

— Даже тапиоку[2]?

— Конечно, дорогая.

— Тогда пойдем. — Забыв на время о своих заботах, Эмма, еще раз сжав шею матери, отпустила ее. Пока Мэгги занималась яйцами, Эмма подтащила кухонный стул так, чтобы стоять на нем вровень со своей мамой. — А когда будем делать валентиновы открытки?

— Рано еще, — ответила Маргарет. — Вот закончу еще две картины для мистера Уитни, тогда и начнем. — У них стало традицией делать старомодные открытки, украшенные аппликациями из бумаги, тесьмы и фольги, купидонами, цветами и ленточками, очень похожие на те, что продавались пятьдесят лет назад. На протяжении всего года Маргарет собирала всякую мелочевку, идущую на украшения, а за неделю до Дня Святого Валентина они с Эммой принимались за изготовление открыток для всех друзей и знакомых.

Она разбила одно яйцо и вылила в чашку, намереваясь приготовить на ужин омлет. Эмма же продолжала болтать:

— Массачусетс далеко отсюда? Почему мы ни разу даже не видели этого мистера Уитни?

Ее руки с яйцом повисли в воздухе над треснутой фаянсовой чашкой. Бостон. Она никогда не вернется туда.

Эмме она ответила:

— Мистеру Уитни незачем видеть нас, вот и все. Его интересует только моя работа, а меня — деньги, которые он присылает мне за картины.

— Почему ты не пишешь на них свое полное имя? Никто не знает, что ты та самая М. Браун, что делает открытки, которые они заказывают на праздники.

Сбивая яйца, Мэг наклонилась и чмокнула дочь в темную макушку.

— Спасибо за комплимент, моя хорошая, но сегодня М. Браун почти так же популярна, как и Кэйт Гринуэй. Знают люди, кто я, или нет, они все равно радуются моим картинкам, а это ведь главное, правда же?

Эмма снова пожала плечами:

— Пожалуй. — Она облокотилась на рабочий стол и пристально разглядывала мать. — Ма? Если ты выйдешь за мистера Даунинга, он станет моим папой?

Маргарет вздохнула. Еще не хватало, чтобы они оба изводили ее такими разговорами.

— Да, станет.

— И я смогу называть его папой?

Мэгги бросила взгляд на дочку, и ей не понравилось, как озабоченность исказила правильные черты ее лица.

— Уверена, что он был бы в восторге. Если только, — подчеркнула она, — я решусь выйти за него.

— Ма?

— Да, Эмма?

— Ты не могла бы поторопиться и принять наконец это решение? Из всех, кого я знаю, только у меня нет папы.

Маргарет сжала зубы и стала сбивать яйца с еще большим усердием.

2

Пурга кончилась. Теллурид был укрыт новым снежным покровом, небо светилось голубизной, а воздух был свежим и бодрящим. Сосны были покрыты льдом и снегом, и ветки прогибались под их весом.

Отель «Шеридан» заполняли обедающие, осмелившиеся выбраться на холод, чтобы насладиться роскошной трапезой. Элегантный отель и примыкающее к нему здание оперы были построены в надежде придать респектабельность городку, возникшему некогда как поселок золотоискателей.

Сидевшие справа от нее Чарльз и слева Эмма не мешали Маргарет обозревать весь ресторанный зал и вестибюль, отлично просматриваемый через дверной проем, обрамленный тяжелыми бархатными шторами, оттянутыми позолоченными шнурами. Мэгги стряхнула крошку с лифа своего платья из зеленой саржи, которому было уже три года. Она не покупала ничего со дня смерти Стюарта, а это платье надевала так редко, что оно было как новое, правда, ее саржа — с узкими, обтягивающими рукавами и с линией талии, заостренной спереди и закругленной сзади, — уже вышла из моды в Бостоне, но на Западе прощали, когда мода шла рука об руку с доступностью.

Едва дотягиваясь до стола, Эмма вертелась на золоченом стуле.

— Ма, могу я забраться на стул с ногами?

— Воспитанная молодая леди не должна так делать, — поспешила ответить Маргарет.

— По крайней мере в общественном месте, — добавил Чарльз, подмигнув Эмме.

— А заказать еще тапиоки?

Чарльз рассмеялся:

— Сделай одолжение, детка. — Жестом он подозвал официанта и заказал еще одну порцию тапиоки.

В сером в полоску шерстяном костюме и белой рубашке с накрахмаленным воротничком, подчеркивавшим его бронзовую кожу, обожженную отраженным от снега зимним солнцем, Чарльз привлекал взоры всех — и молодых и пожилых — женщин, находившихся в ресторане. Он был не просто красив, но и простодушен в своем очаровании и открытости. Любая женщина была бы счастлива, если бы такой мужчина, как Чарльз Даунинг, сделал ей предложение. Да будь я в своем уме, сказала себе Мэг, я бы…

Она так и не закончила свою мысль. Голоса Чарльза и Эммы вдруг перестали быть слышны, и совершенно исчезло ощущение времени и места. У нее перехватило дыхание, и сердце забилось с перебоями. В обрамленном занавесями дверном проеме, ведущем в вестибюль, стоял Майкл Шонесси… или настолько похожий на него мужчина, что ее сердце пронзила боль, которая, как ей казалось, давно уже умерла.

Мужчина держался с уверенностью и спокойным достоинством, которыми не обладал Майкл. Но у него были черные как смоль волосы Майкла, и глаза сверкали такой же яркой синевой. Правда, такого холодного сарказма, каким светились глаза незнакомца, у молодого Майкла во взгляде не было никогда.

Этот вызывающий дрожь взгляд обежал переполненный зал, потом мужчина пересек вестибюль и стал подниматься по ступенькам.

— Мэг!

Голос Чарли донесся до нее откуда-то издалека.

— Мэг, ты побелела, как скатерть. С тобой все в порядке?

Моргая, медленно приходя в себя, она повернулась к нему и поспешно опустила дрожащие руки на колени.

— Да. — Она бросила еще один взгляд в сторону вестибюля. — Извини. Мне необходимо вернуться домой…

Чарльз тут же встал и махнул официанту. Явно озадаченный внезапной переменой в ней, он помог ей подняться. Эмма самостоятельно соскользнула со стула, пробралась по лабиринту столов и стульев и остановилась в дверях, поджидая их.

Выйдя из отеля и взяв Чарльза под руку, Маргарет ощутила относительную безопасность. Они не спеша зашагали по хорошо утоптанной тропинке через город мимо закрытых в воскресенье магазинов. Возвышавшийся по краям узкой тропинки снег осыпался на подол ее юбки. Эмма бежала впереди, внимательно рассматривая каждый прутик и камушек, все, что вылезало на поверхность снега.

Короткая, стремительная прогулка до дома прояснила голову Мэгги, но не позволила отделаться от смешанного чувства печали и страха, испытанных при виде мужчины, напомнившего ей Майкла Шонесси, развеять ощущение неминуемой гибели. Она жаждала остаться одна, чтобы попытаться победить свой страх и забыть о нем. Майкл не мог быть здесь. Он никогда не найдет ее. Да и зачем ему искать ее после того, что она сделала?

Разумеется, это не он, говорила она себе. Он находится в сотнях миль отсюда, в Бостоне.

— Чарльз, отведи, пожалуйста, Эмму в дом Филдингов. Марджори опять пригласила ее, а у меня совсем не осталось сил.

Нахмурившись, он внимательно присмотрелся к ней.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь и я тебе не понадоблюсь?

— Конечно, — кивнула она. — Я в полном порядке. Просто мне необходимо подготовить картины к отправке, и чем скорее я это сделаю, тем лучше.

Когда они дошли до дорожки, ведущей к парадному крыльцу ее дома, Чарльз остановился и взял ее руки в перчатках в свои. Выдыхаемые ими облачка пара смешивались в ледяном воздухе.

— Я тут же вернусь, — пообещал он, все еще встревоженный.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не волнуйся. Все в порядке.

— Ты слишком много работаешь, Мэгги, дорогая, и я такого не потерплю. Стюарту это не понравилось бы.

— Но Стюарта уже нет, и он ничего не может поделать, — огрызнулась она. В раздражении она чуть было не сказала, что Стюарту, бывшему скорее опекуном, нежели мужем, следовало бы лучше обеспечить ее и Эмму.

Чарли нахмурился.

— Прости, — проронила она, оглядываясь на отель. — Я сегодня что-то не в себе. Эмма! — позвала она ребенка, закутанного в длинное твидовое пальто, из-под которого еле выглядывали толстые чулки и высокие ботинки на пуговках. — Мистер Даунинг отведет тебя к Филдингам. — Тут она прикрыла рот рукой и добавила: — Не обижай Тимми!

— Тимми опять принялся за свое? — спросил Чарльз.

— Как обычно, — она взяла его руку. — Спасибо, дорогой.

Он тяжело вздохнул.

— Давай-ка иди.

Она отпустила его руку и пошла к дому по расчищенной от снега дорожке. Когда Чарльз последовал по улице за Эммой, Маргарет долго еще наблюдала за ними, засунув руки глубоко в карманы пальто, пока девочка и мужчина не скрылись из виду.

Войдя в дом, она скинула пальто, подбросила полено в почти погасший очаг и поднялась наверх переодеться в рабочую одежду. В доме царила тишина. Наверху сильнее ощущались зимние запахи холода и затхлости. На ее шаги половицы спальни, в которую она перебралась после смерти Стюарта, отзывались жалобным стоном.

Воспоминание о мужчине, напомнившем ей Майкла, не оставляло ее. Пока она изгибалась и тянулась, чтобы расстегнуть на спине крючки своего зеленого саржевого платья, ей все время представлялся Майкл, раздевающий ее в той квартирке в Бостоне.

Она закрыла глаза в надежде избавиться от наваждения, но искусственно созданная темнота лишь рельефнее проявила ту сцену. Его теплые, мягкие руки, его нежные ласки. Она помнила свое канареечное платье, веселенькие туфельки того же оттенка, то, как он медленно стягивал с ее плеч платье, пока оно не обвило ее лодыжки, потом поднял его и аккуратно повесил на спинку старой железной кровати.

Маргарет закрыла лицо руками и совершенно забыла о работе. Ее память перебирала каждую подробность того рокового визита. Восемнадцатилетняя робкая девственница, жаждавшая рискнуть всем ради счастливого будущего с любимым мужчиной.

Непривычная к игре с высокими ставками, она пошла на большой риск, не думая о последствиях.

И проиграла.

Сделав глубокий вдох и смахнув одинокую слезу, она присела на краешек большой кровати с пологом. За изрисованными морозом окнами сойка пыталась найти пропитание на покрытых снегом ветвях высокой сосны. Не забыть бы набросать крошек для птиц.

Они пели в тот день, когда она пришла к Майклу. Почему она так верила тогда в свой дурацкий план? Почему правдой нельзя было добиться того же результата, что и обманом?

Теперь, спустя семь лет, все виделось яснее. Когда отец узнал о ее тайных свиданиях с Майклом, он пришел в ярость, не дал ей и рта открыть, чтобы объясниться.

— Каково же мне было узнать, что тебя видели с этим черным ирландским дьяволом в парке? Я не потерплю, чтобы моя дочь даже близко подходила к этому нищему ирландцу.

— Папа, Майкл не…

— Не спорь, он такой же, как и все остальные. Да знаешь ли ты, откуда он и кто его семья? Братья — горькие пьяницы, как и все фабричные рабочие. Один из них так долго не платит квартплату, что его вот-вот выселят. Мать перебивается в настоящей нищете с двумя девчонками-замарашками, которые — не пройдет и года — окажутся на панели…

— Ты сам не знаешь, что говоришь. Майкл вкалывает на двух работах, чтобы прокормить семью и закончить университет. И пьет он не больше тебя. Он… — Она побледнела, когда он шагнул к ней, чтобы дать ей пощечину, но не уступила.

Отец понизил голос до угрожающего шепота.

— Если он только дотронется до тебя…

В комнату вбежала мать и протиснулась между ними.

— Александр, прошу тебя!

— Не вмешивайся, Вирджиния! Я не позволю, чтобы за моей дочерью ухлестывал ирландец! — Он снова повернулся к Маргарет. Теперь холодная решимость сменила гнев в его глазах. — Тебе уже восемнадцать. Давно пора выдать тебя замуж и сбыть с рук, и я займусь этим, пока не поздно и можно еще найти приличного человека, согласного взять тебя за себя. — Отец бросился вон из дома, оставив дочь, полную решимости увидеться с Майклом немедленно.

Какой-то звук у входной двери вывел ее из задумчивости. Она освободилась от зеленой саржи, как хотела бы освободиться от прошлого, достала из шкафа у двери запятнанное краской и полинявшее платье из кашемира персикового цвета, натянула его на себя и, поспешно застегивая пуговки на талии, вышла на лестничную площадку.

— Иду, Чарли, — крикнула она, спускаясь по узким ступенькам. Последняя пуговка была застегнута, когда она достигла двери и открыла ее.

Прошлое ворвалось внутрь вместе с ледяным воздухом. Маргарет застыла, парализованная.

Ее губы шевельнулись, но она не издала ни звука.

Майкл!

Он заполнил дверной проем, и сердце ее бешено забилось. Выше, чем она его помнила, уже не неуклюжий двадцатидвухлетний юноша, а мужчина, великолепно одетый в черное: элегантное кашемировое пальто с угольного цвета бархатными лацканами. Все это она охватила одним взглядом, невольно остановив его на полуприкрытых веками проницательных синих глазах. Они оглядели ее и, казалось, заглянули в нее глубоко-глубоко.

Наконец он шевельнулся — сложил листок бумаги и сунул его в карман пальто.

Переступая порог, Майкл Шонесси испытал впервые в жизни необъяснимый страх. Он снял шляпу и держал ее в нерешительности, не зная, пригласит ли она его остаться или постарается отделаться от него как можно быстрее, пока муж не застал его здесь. Он видел, как она колебалась какое-то мгновение, потом затворила дверь и осталась стоять, нервно сжимая руки.

Увидев ее, он испытал нечто похожее на шок от ледяной воды. Мэгги выглядела абсолютно такой же, как раньше, разве что чуть похудела. Ее карие глаза остались такими же теплыми, а губы — такими же манящими. Густые блестящие волосы были без затей зачесаны вверх и собраны в узел на макушке, полинявшее платье покрыто пятнами масла и краски.

Она пристально смотрела на него, как бы ожидая, когда он объяснит свое появление в ее доме. Майкл напомнил себе, что именно она должна дать объяснения. И он ждал, когда она заговорит.

— Ты не снимешь пальто? — спросила она.

Медленными, размеренными движениями он расстегнул пальто, молча снял его и передал вместе со шляпой Маргарет. Она повесила их на вешалке в прихожей.

Они заговорили одновременно.

— Выпьешь кофе? — предложила она.

— Твой муж дома? — спросил он.

Опустив глаза и сжав ладони, она облизала губы и ответила, покачивая головой:

— Его нет.

Майкл почувствовал: если она и дальше будет стоять так близко от него, он не удержится, схватит ее и как следует встряхнет. Как смеет она обращаться с ним будто с совершенно незнакомым человеком или с коммивояжером, заявившимся со своим товаром?

— Тогда я не откажусь от кофе, — тупо пробормотал он.

Когда она поспешила на кухню, он огляделся. Он-то полагал, что она живет в роскоши. А тут платье все в пятнах, годное лишь для мытья полов, крошечный деревянный домик, нуждающийся в срочном ремонте. Потолок комнаты следовало почистить песком и заново покрасить. Бумажные обои в цветочек и полоску были в водяных подтеках там, где дождь проникал сквозь окна. Ковер перед камином был вытерт до такой степени, что почти нельзя было различить его рисунок. В комнате было зябко. В воздухе пахло скипидаром.

Стянув с рук перчатки — заплаченных за них денег хватило бы на занавески для этой гостиной, — он с раздражением хлестал ими себя по бедру. Вероятно, ее муж скряга, но что же тогда ее отец? Неужели прославленный Александр Уэйверли, владелец одного из крупнейших банков Бостона, смирился с образом жизни своей дражайшей дочки? Или он не знает?

Не спеша Майкл обошел диван и стулья, стоявшие вплотную к камину, и осмотрел вставленные в витые серебряные рамки фотографии на круглом столике. Он взял ближайший фотопортрет и вгляделся в лицо пожилого лысого мужчины с тяжелой челюстью, широкими бачками и висячими усами.

Это не Александр Уэйверли. Должно быть, тесть, подумал он и поставил карточку. Рядом стояла фотография Мэгги в детском возрасте.

Она весело улыбалась в объектив, ее волосы были украшены огромным бантом, одета она была в платье-матроску. Он хотел было разглядеть ее получше, но удержался, услышав какие-то звуки на кухне.

За кухонной дверью Маргарет с нетерпением ждала, когда вскипит кофе. Подавляя искушение открыть дверь и посмотреть, что поделывает в ее гостиной Майкл Шонесси, она заняла себя расстановкой чашек, молочника и сахарницы на покрытом салфеточкой подносе.

Часы в пролете лестницы пробили три. Их бой напугал ее. А что же Чарли? Он не мог, проводив Эмму к миссис Филдинг, не зайти проведать ее. Он всегда держал слово. Что делать, если он придет, пока здесь Майкл? Что ей делать, если он не придет? Как она представит их друг другу? Как быть с ее ложью? Когда Майкл спросил, дома ли ее муж, она ответила «нет», надеясь, что он уйдет, думая, что Стюарт Браун может появиться в любой момент.

Она налила в раковину холодной воды, опустила в нее руки, потом приложила их к щекам, чтобы охладить их. На ощупь они были горячими. Ее руки дрожали, колени, впрочем, тоже. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно.

Возьми себя в руки, Маргарет!

Кофе сварился, и крепкий густой запах наполнил теплую кухню. Она быстро налила две чашки, достала бутылку молока из холодильника и наполнила молочник. Два глубоких вдоха вернули ей уверенность, что она не опрокинет поднос по дороге в гостиную. Толкнув дверь кухни бедром, Маргарет вошла в комнату и остановилась как вкопанная, едва не налетев на Майкла, стоявшего перед буфетом в столовой и внимательно рассматривавшего ее картины.

— Так ты и есть та самая М. Браун? — спросил он, сверкнув глазами. Теперь ему стали понятны и заляпанное краской платье, и запах скипидара и масла.

Она пожала плечами, успев прежде поставить поднос.

— Да. А что?

— У меня универмаг в Денвере, и вот уже три года я заказываю твои открытки — они очень популярны.

Она не сумела скрыть своего удивления:

— В Денвере? Так близко?

— И сейчас мы ожидаем от Уитни партию открыток ко Дню Святого Валентина. Судя по всему, в этом году они не будут доставлены вовремя?

— У меня есть еще время до среды, чтобы закончить и отправить их в Бостон.

Они одновременно вспомнили ту давнюю открытку. И оба забыли о кофе.

Он повернулся и прошел в гостиную, не в силах выдержать взгляд ее испуганных, как у газели, глаз. Интересно, отчего это у нее такой страдальческий вид? Ведь это она его бросила, а не он ее.

В гостиной Майкл почувствовал себя увереннее.

— Знаешь, Запад — великий уравнитель. Тут никого не заботит, откуда ты, важно, к чему ты стремишься.

— Ты, похоже, добился успеха. — Она опустила глаза на свое жалкое платье и пожалела, что переоделась так быстро. Да и дом в таком жутком состоянии! Что он подумает?

Совершенно забыв о кофе, Маргарет присоединилась к нему в гостиной. В доме не слышалось ни звука, кроме потрескивания огня в камине и тиканья часов в лестничном пролете.

— Когда вернется твой муж?

Теребя рукав платья, она смотрела на покрытое инеем окно и молчала, словно не слыша его вопроса. Он хотел уже повторить его, как она выпалила:

— Он умер.

— Умер? — Он не мог поверить этому.

— Три года назад.

Он снова огляделся. Неужели муж ничего ей не оставил?

— Ты живешь здесь одна?

— Я…

Прежде чем она успела ответить, раздался торопливый стук во входную дверь, потом она распахнулась. Чарльз заговорил, еще не войдя в дом:

— Извини, что запоздал. Пришлось остаться на чай у Филдингов…

Майкл пригвоздил улыбающегося блондина своим холодным взглядом. Потом, полностью проигнорировав его, повернулся к Маргарет. Переведя взгляд с одного на другого, она сказала:

— Чарльз, это… старый друг из Бостона, Майкл Шонесси, а это Чарльз Даунинг.

Мужчины обменялись кивками, разглядывая друг друга словно олени-самцы, готовые вступить в бой за олениху. Маргарет почувствовала, как кровь приливает к пальцам ног, и лишь усилием воли заставила себя не упасть в обморок. Майкл стоял неподвижно, сжав одну руку в кулак. Выражение его полуприкрытых глаз яснее слов требовало объяснения.

Она бросила умоляющий взгляд на непривычно молчавшего Чарльза.

— Как долго вы пробудете в Теллуриде, мистер Шонесси? — откликнулся он на ее невысказанный призыв.

Майкл не спускал глаз с Маргарет.

— У меня здесь дело. Уеду, как только закончу его.

Волна страха пробежала у нее по спине, и она пожалела, что не спросила Майкла прямо, зачем он приехал сюда. Он между тем снова обратился к ней:

— Могу я зайти к вам завтра, миссис Браун?

— Разумеется, — ответила она, обуреваемая противоречивыми чувствами. Ей придется опять отослать Эмму к соседям. — Скажем, в два часа.

Он вежливо поклонился.

— Увидимся завтра в два.

Она должна была бы, следуя правилам хорошего тона, подойти к нему, когда он брал свое пальто и шляпу и попрощаться. Однако ее ноги словно налились свинцом, и она не сдвинулась с места.

— Я найду дорогу. — Он накинул пальто и вышел в дверь прежде, чем она или Чарльз успели открыть ее для него.

Чарльз повернулся к ней, как только Майкл спустился с крыльца на дорожку:

— Кто это?

— Я же сказала, — она заколебалась, — старый друг из Бостона.

— Ты никогда не упоминала о нем прежде. — Он последовал за ней в столовую.

— Хочешь кофе? — Мэг взяла одну чашку. Кофе был еще теплый.

— И все-таки?

Она поставила чашку.

— Просто не было повода вспоминать его.

— Он имеет какое-то отношение к тому, как ты вела себя в отеле?

— Нет. Нет, я…

— Ты и сейчас выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок. — Он пододвинул стул и, придерживая ее за локоть, помог ей сесть. — Если этот тип выводит тебя из равновесия, скажи только слово и…

— Нет! — возразила она слишком поспешно и сама поняла это, видя, с каким удивлением Чарльз воззрился на нее.

— Ничего такого, с чем я не справилась бы сама. Майкл — старый друг моего кузена, — добавила она.

Держась рукой за спинку ее стула, он присел на корточки рядом с ней.

— Я знаю тебя с тех пор, как ты приехала в Теллурид. Я стал вашим со Стюартом другом, когда Эмме исполнился год. За все это время я ни разу не слышал, чтобы ты упомянула свою семью, и не спрашивал о ней, поскольку Стюарт сказал мне однажды, что это запретная тема. А теперь, белая как простыня, ты заверяешь меня, что к тебе приходил приятель твоего кузена. Как, по-твоему, я должен это понимать?

Она переплела пальцы рук, лежавших на коленях, и тихо произнесла:

— Надеюсь, ты веришь мне. Майкл был поражен, узнав, что Стюарт умер. Только и всего. Завтра все прояснится, и он вернется домой.

В Денвер! Боже, как близко.

Он взял ее руки и начал их растирать.

— Ты совсем окоченела.

Она избегала его взгляда и поэтому смотрела на буфет, заваленный неоконченными картинами. Невинные голубоглазые херувимчики резвились среди ленточек и цветов, один дрейфовал на лодочке по спокойной воде. Ей столько нужно еще успеть, и подобные помехи ей ни к чему.

Маргарет попыталась собраться с мыслями. Натянуто улыбнувшись, она сжала руки Чарльза, как бы заверяя его, что с ней все в порядке.

— Ты очень милый. А теперь, — заговорила она не допускающим возражения тоном, — я должна работать. Не успею оглянуться, как Эмма уже будет дома.

— Ты действительно хорошо себя чувствуешь?

Она моргнула, словно он сказал нечто столь абсурдное, что она с трудом могла понять.

— Разумеется.

Он встал, отряхнул пальто и протянул руку за чашкой. Выпив кофе, он поставил чашку и направился к двери.

— Чарльз!

Он повернулся, уже взявшись за дверную ручку.

— Ты не смог бы зайти за Эммой завтра примерно в половине второго, чтобы я могла выслушать Майкла без помех? — Она заметила его натянутую улыбку.

Пристально глядя на нее, он кивнул.

— Конечно. Я буду здесь под бой часов.

Когда дверь за ним закрылась, она без сил рухнула на стул, глядя в пространство.

В ресторане отеля народу было мало. Не обращая ни на кого внимания, Майкл вынул золотые часы из кармашка жилета и проверил время. Час. Он захлопнул крышку часов и засунул их обратно в кармашек. Подошел официант и предложил второй бокал густого бургундского. Майкл отослал его, желая сохранить ясное сознание для предстоящего разговора.

Вчера, когда она открыла дверь, он потерял способность соображать. Сейчас, перебирая в памяти подробности их встречи, он понял, каким напыщенным и высокомерным выглядел. Совершенно холодным, если уж быть честным с самим собой. Однако, пережив один шок вслед за другим, он вряд ли мог винить себя. Сюрпризом было уже то, что он нашел ее. А уж о ее вдовстве он не мог и предположить.

Но есть еще этот Чарльз Даунинг. Кем он приходится Мэгги? Какую роль играет в ее жизни? Друга? Наперсника? Любовника? Она никак не объяснила присутствие мужчины, вошедшего в дом столь уверенно, словно он принадлежал ему.

Майкл откинулся на спинку стула и постарался расслабиться. Дом Мэгги находится чуть дальше на этой же улице, так что незачем спешить. Он никак не ожидал увидеть такое непривлекательное жилище. Вместо величественного особняка наподобие того, в котором она выросла, неказистый, с выцветшей краской двухэтажный деревянный домишко. Комнаты внутри выглядели также неухоженными, с их, словно напоказ выставленными, вытертыми ковриками, выцветшими портьерами и облупливающейся краской на потолке. Долгие годы он думал, что Мэгги бросила его ради выгодного замужества. Неужели он ошибался?

Мэгги Уэйверли, женщина, которую он не смог забыть, женщина, от чар которой он приехал освободиться, оставалась такой же, какой он помнил ее, и все же изменилась. В каких бы стесненных обстоятельствах она ни жила, теперь она художница, известная по всей стране своими восхитительными рисунками на почтовых открытках. Всегда ли у нее был этот талант? Пока они жили в Бостоне, она ни разу не упоминала о нем. Уж не отчаяние ли вынудило ее зарабатывать на жизнь? Или она действительно довольна своим искусством и скромной, тихой жизнью?

Если это так, тогда лелеемый им долгие годы образ не соответствовал действительности. Но почему, почему она сбежала от него? Как никогда раньше он желал знать правду.

Майкл услышал, как часы в вестибюле пробили два, и поднялся из-за стола. Из-за всех этих размышлений он, кажется, опаздывает.

Маргарет была полна решимости не дать на этот раз застать себя врасплох. Она взбила отделанную бахромой бархатную подушку, поставила ее в угол дивана и взглянула на часы в лестничном пролете. Он запаздывает. Она подошла к окну и выглянула наружу. Еще один ясный морозный день. Мороз разукрасил оконные стекла, образовав калейдоскоп расцвеченного солнечного света, плясавшего по комнате. Может, не придет вовсе?

Полная решимости не поддаваться охватившей ее с появлением Майкла Шонесси сумятице чувств, Маргарет разгладила юбку из зеленой саржи и прошла в столовую еще раз взглянуть на свой последний рисунок. Чарльз ничего не сказал, когда пришел забрать Эмму, но, без сомнения, заметил, что она оделась в свой лучший наряд. Он был вежлив и даже весел в присутствии Эммы, но обычно лучащиеся улыбкой глаза были темны. Он хотел, понимала она, объясниться, но, как истинный джентльмен, не желал просить об этом.

Она взяла с буфета свой последний рисунок. Улыбающийся херувим с пастельно-розовыми крылышками и полным стрел колчаном на лесной поляне. Сцена обрамлена золотым овалом, как нимбом. Под рисунком она четко выписала: «Если и есть верное и преданное сердце, то его-то я и предлагаю тебе».

Если Майкл увидит это, вспомнит ли он ту давнишнюю открытку?

Верное и преданное сердце. Майкл предлагал ей свое сердце. Она отдала ему свое. Понимал ли Майкл Шонесси, которого она видела вчера — мужчина с холодным, циничным взором, что ее сердце продолжало принадлежать ему?

Когда послышались три громких удара в дверь, она быстро поставила картинку лицом к стене. Сделав глубокий вдох, Маргарет провела руками по поясу, поправляя юбку. Пообещав себе быть сегодня хозяйкой положения, она пошла открывать.

— Здравствуй, Майкл!

Наступила долгая пауза.

— Можно мне войти? — наконец спросил он.

Маргарет отступила в сторону и шире распахнула дверь.

— Прошу. — Сделав глубокий вдох, она захлопнула дверь, отгораживаясь от уличного холода. — Майкл, я…

Он не дал ей договорить:

— Удивительно, как это мистер Даунинг не пришел.

— Что тебе взбрело в голову? — нахмурилась она.

Он пожал плечами.

— Вчера он не очень-то обрадовался, когда я попросил о сегодняшней встрече.

— Чарльзу нет никакого дела до того, с кем я встречаюсь. — Она коснулась его, проходя в комнату.

— Вот как?

Маргарет резко повернулась к нему.

— Вот так!

Он остался стоять у двери со шляпой в руке, в расстегнутом пальто, с болтающимся на шее шерстяным шарфом. Глаза — синие-синие, черные как смоль волосы гладко зачесаны назад. Как и раньше, его кожа светилась здоровым румянцем человека, много времени проводящего на свежем воздухе. Рядом с ним она показалась себе слишком бледной.

Занятая собой, она забыла об обязанностях хозяйки, не предложила ему снять пальто и присесть.

— Что ты здесь делаешь, Майкл? Чего хочешь? — Про себя она добавила: Как ты меня нашел?

Она заметила, как державшие шляпу пальцы сжались с такой силой, что побелели суставы.

Его голос прозвучал тихо и зловеще. Она едва разобрала слова, когда он проговорил:

— Я приехал спросить, почему ты уехала из Бостона, почему ты оставила меня и бесследно исчезла.

Хотя Маргарет и ожидала подобного вопроса, однако оказалась неготовой к той прямоте, с которой он был задан, и тем более к правдивому ответу на него.

Она отвела глаза.

— Я жду, — напомнил он.

— Может, мы сядем и спокойно обсудим все?

Он покачал головой:

— Не знаю, получится ли.

— Дай-ка мне свое пальто. — Она протянула руку, и он снял свое тяжелое шерстяное пальто. Передав ей пальто, шляпу и шарф, Майкл присел на краешек дивана.

Повесив его вещи, она все еще не знала, что ответить, однако поймав свое отражение в зеркале, по выражению своих глаз поняла, что не скажет правды. Карие, с тенями, тревожные — это были глаза женщины, готовой на обман.

— Не желаешь ли кофе?

Теряя терпение, он опять обрезал ее:

— Нет.

Она опустилась в кресло напротив. Кресло Стюарта. Оно не придало ей храбрости. Она посмотрела ему в глаза.

— Как ты нашел меня?

— Рэндол заглянул в Денвер во время своего отпуска. Я спросил его о тебе. Он посчитал, что по прошествии стольких лет мне уже можно сказать, где ты обитаешь. — Он заерзал, как человек, чувствующий себя неуютно в столь непритязательной обстановке. — Я хочу знать, почему ты исчезла тогда, сразу после…

Видимо, выражение ее лица остановило его, и он по-другому закончил фразу:

— После того, что случилось.

— Мои родители узнали о нашем свидании.

Он заметно напрягся.

— Каким образом?

Она прижала свои растопыренные пальцы к натянутой на бедрах юбке, едва удерживая их от дрожи, и тихо проронила:

— Я сама им сказала.

— Зачем?

Удивляясь своей способности сдерживать слезы, она подняла на него глаза. Он все еще сидел на краю диванчика, словно готовился кинуться на нее.

— Отец, узнав о наших прогулках в парке, — нас видела там мамина подруга — пришел в ярость. Он нанял кого-то разузнать все о тебе и о твоей семье.

— О моей семье? — Майкл почувствовал тошноту. Его обуяло страстное желание дать взбучку Александру Уэйверли. — Полагаю, он рассказал тебе о моем брате-пьянице, о моей живущей в меблирашках матери, и ты сбежала.

— Для меня все это не имело ни малейшего значения. Ты знаешь об этом, Майкл. Отец пригрозил, что обручит меня до конца недели, чтобы положить конец слухам. И тогда я побежала к тебе. Я думала, если я… если мы… — Как же ей хотелось, чтобы он понял! — Я надеялась, что будет слишком поздно, и он уже ничего не сможет сделать.

— Ты ошиблась.

Маргарет встала и подошла к камину. Майкл молча наблюдал за ней. Она повернулась к нему лицом, понимая, что должна сказать ему все.

— Да, ошиблась. Отец запер меня. Потом подыскал должника, согласного на бывший в употреблении товар в обмен на погашение кредита. Стюарт Браун принадлежал к старой, уважаемой бостонской семье. Он потерял свое состояние в результате неудачных инвестиций и растрат, не в последнюю очередь благодаря своим взрослым сыновьям.

— Взрослым сыновьям?

— Стюарту исполнился пятьдесят один, когда мы поженились.

Мэг спрятала лицо в руки.

Не в состоянии представить себе восемнадцатилетнюю девочку в объятиях мужчины, годившегося ей почти в деды, Майкл встал, пересек комнату и уставился в окно. Когда он снова повернулся к ней, Мэг уже приняла свою прежнюю спокойную позу у камина.

— А что скажешь о Чарльзе Даунинге?

Майкл двинулся от окна к ней.

— Кто он тебе?

Маргарет вспыхнула от праведного возмущения.

— Я рассказала тебе то, что ты хотел узнать, и не обязана давать тебе больше никаких объяснений, касающихся моей личной жизни.

Майкл остановился, возвышаясь над нею. Не в силах сдержаться, он схватил ее за плечи и отклонил от себя так, чтобы вглядеться в ее запрокинутое лицо.

— Я жду! — требовал он ответа.

Даже его запах не забылся. С такого близкого расстояния она разглядела оставленные прошедшими годами тонкие морщинки вокруг глаз. У него были большие и теплые руки, и хотя он с силой сжимал ее плечи, она чувствовала, что он сдерживает себя.

— А ты изменился, — прошептала она.

— Если и изменился, то только из-за тебя.

Маргарет покачала головой, едва не расплакавшись.

— Прости, Майкл. Мне было всего восемнадцать. Не в моих силах было избежать брака.

Майкл смотрел прямо в полные слез карие глаза. Сознавая, что она права и что в те дни он был так же бессилен, как и она, он еще сильнее возненавидел Александра Уэйверли. После их тайного свидания он отправился в особняк Уэйверли, однако его и на порог не пустил упрямый дворецкий, сообщив, что мисс Уэйверли уехала утром из Бостона и не вернется в скором будущем.

Сейчас он видел, как она старалась сдержать себя. Однако вид ее дрожащих губ, ее близость отнюдь не способствовали его собственной сдержанности.

— Все кончено, Майкл, — неубедительно проговорила она. — Прошлое осталось позади.

— Разве? Уж не хочешь ли ты сказать, что все забыла? А подумала ли ты хоть раз, что я пережил?

Она уперлась ладонями в шелковый жилет под его распахнутым пиджаком и попыталась оттолкнуть его.

— Не нужно, Майкл, не береди душу.

Он чуть было не поддался на уговоры, но слишком уж долго он ждал, слишком часто мечтал об этом мгновении, чтобы так просто отпустить ее. Поэтому он поцеловал Маргарет, с силой сжав в своих объятиях, чтобы она не могла сопротивляться.

Однако в тот же миг, когда его губы коснулись ее, Маргарет поняла, что и не попытается высвободиться. Напротив, она прильнула к нему, словно ища убежища от бури. Его поцелуй был далек от нежности, скорей уж говорил о решимости показать ей принадлежность ему на все времена, что бы ни уготовила им судьба. Она все больше поддавалась воздействию его ласк, но в то же время понимала необходимость контролировать свои эмоции. И вот, призвав на помощь все свои силы, она прервала поцелуй.

Не в состоянии вымолвить ни звука, Маргарет отступила на шаг и оказалась прижатой спиной к прикаминной железной подставке для дров.

— Уйди, пожалуйста.

Майкл не испытывал раскаяния за содеянное. То, как она откликнулась, доказывало, что он не ошибался: где-то в глубине ее сердца еще тлела любовь к нему, готовая вспыхнуть вновь, как красные угольки в золе.

— Ты вовсе не хочешь этого.

— Хочу. Пойми, наши жизненные пути разошлись, мы не можем вернуть прошлое. Кроме того, теперь это касается не только нас.

Но Майкл не заметил скрытого намека в ее словах.

— Однажды ты умоляла меня взять тебя. Теперь моя очередь. — Он взял ее руку, которую она пыталась спрятать в складках своего платья. — Пойдем наверх, Мэгги, пойдем сейчас же. Только один раз. Скажешь потом только слово, и я навсегда исчезну из твоей жизни.

— Не надо, не проси о невозможном. — Она чувствовала, как сознание ее раздваивается. Ей хотелось снова раствориться в его объятиях, уступить его просьбе и пойти с ним наверх. Ведь об этом она и мечтала все эти долгие, полные одиночества годы, еще когда лежала ночами без сна, думая о Майкле и слушая храп Стюарта в соседней комнате.

Майкл настаивал:

— Ты как наркотик, от которого я не могу отвыкнуть. Позволь мне по крайней мере очистить свой организм от тебя, — говорил он.

Да, подумала она, их близость могла бы и ее избавить от противоречий, положить конец тем мучительным ночам, когда она томилась желанием быть с ним. Кто знает, может, потом она сможет забыть его и со спокойным сердцем выйти за Чарльза?

Искушение было велико. Но станет ли их встреча прощанием, горько-сладким завершением юношеской любви?

Но нужно было думать об Эмме, не говоря уже о своей репутации. И потом, кто поручится, что после его ухода новые воспоминания не добавят терзаний ее и без того мучительным ночам. Нет. Убежденная в своей правоте, Маргарет выпрямилась и храбро посмотрела ему в глаза.

— Нет и нет. Две неправды не делают правды. Пожалуйста, уходи, Майкл, и уходи сейчас же.

Он отпустил ее руку, но не отошел.

— Я богат, Мэгги. Даже твой отец не стал бы сейчас возражать. — Как только эти слова слетели с его уст, он пожалел, что произнес их. Хоть у него и было такое намерение с самого начала, ему стало не по себе от того, что он опустился до торговли.

— Я не виделась со своими родителями со дня бракосочетания со Стюартом Брауном. — Если Майкл и был шокирован, он никак этого не проявил. Она продолжила: — И меня не волнует, сколько у тебя денег. У меня их никогда не было.

Он провел рукой по своим волосам, потом потянул за лацканы своего пиджака, расправляя его на своих широких плечах.

— Теперь я это знаю. Прости, что сомневался в тебе. Что ж, мне пора.

Она почувствовала одновременно облегчение и страх. Это действительно конец. Майкл Шонесси сейчас повернется и уйдет из ее дома и из ее жизни. Теперь уже навсегда.

Однако посреди комнаты Майкл остановился у столика с фотографиями в рамках. У нее перехватило дыхание, когда он взял фотопортрет Эммы и уставился на него.

— В детстве ты была очень хорошенькой. Оттененный сепией снимок не передавал истинного цвета улыбающихся глаз Эммы, как и ее черных как смоль волос. Маргарет промолчала.

Когда он пересекал комнату, ему казалось, что подошвы его туфель налились свинцом.

Он услышал то, что пришел узнать, но не испытал удовлетворения. Вероятно, она права: минуло слишком много времени. Она оставила его не по своей воле, однако возникший между ними барьер непреодолим. В течение нескольких лет она была замужем за другим мужчиной, а теперь в ее распоряжении Чарльз Даунинг. Для Майкла Шонесси в ее жизни места не осталось.

Он надел пальто, набросил на шею шарф и взял шляпу. Повернувшись к ней, он увидел ее все еще стоящей у камина с решительным выражением лица.

Майкл открыл дверь, но задержался на пороге.

— Прощай, Мэгги.

Она не издала ни звука.

Он затворил за собой дверь.

Маргарет подождала, пока не замер звук его шагов, потом, как сомнамбула, пересекла гостиную и поднялась по ступенькам. Войдя в залитую солнцем спальню, она задернула шторы, не бросив даже мимолетного взгляда на покрытые снегом ветви растущего перед домом дерева.

Растянувшись на стеганом одеяле, она уткнулась лицом в согнутую руку и позволила наконец себе расплакаться.

3

Достигнув уже конца Колорадо-авеню, Майкл продолжал без конца повторять фразу, преследовавшую его со вчерашнего дня, когда он увидел Мэгги Уэйверли и понял, что окончательно потерял ее в стремительном течении времени. Все кончено.

Старательно обойдя наполненную ледяной кашицей яму, он пересек оживленную главную улицу и продолжил свою прогулку, стремясь израсходовать оставшуюся в нем невостребованной энергию до посадки в поезд на Денвер. Миновав банк на углу, он остановился на перекрестке, пережидая, пока мимо прогромыхает упряжка мулов с фургоном, и снова пересек улицу. В двух шагах от себя он вдруг увидел Чарльза Даунинга, вышедшего на тротуар и повернувшегося запереть дверь какого-то магазинчика.

Майкл приблизился к нему, весь во власти любопытства, вызываемого в нем мужчиной, который пользовался расположением Мэгги.

— Доброе утро, сэр.

Чарльз даже не пытался изобразить улыбку.

— Шонесси?

Майкл взглянул на пустой магазин.

— Ваш?

— Один из пяти, принадлежащих мне здесь, на Колорадо-авеню. Этот я сдаю.

— Могу я посмотреть?

Чарльз взглянул на него с нескрываемым подозрением.

— Это еще зачем?

Майкл пожал плечами.

— Кто знает? Я мог бы открыть еще один магазин здесь, в Теллуриде. Слышал, что здешние рудники практически истощены, но город, похоже, имеет вполне устойчивое население.

Не скрывая своих сомнений, Чарльз все же вставил опять ключ в замок и распахнул дверь.

— Каким бизнесом вы занимаетесь?

Майкл шагнул в магазин прежде, чем ответить:

— Мне принадлежит самый большой денверский универмаг «Все товары». Я подумываю о расширении своего дела.

Чарльз закрыл за собой дверь. Они оказались в длинной и узкой комнате с высоким потолком и дощатым полом. Комнату заливал свет, проникавший через два огромных окна. Печь была потушена, и в магазине было едва ли не холоднее, чем на улице.

Майкл осмотрелся, прекрасно зная, что и не подумает арендовать этот магазин. Украдкой он наблюдал за соперником. Высокий красивый блондин. Полная противоположность ему. Неужели Мэгги любит этого мужчину? У него, впрочем, вид человека, обласканного успехом, вполне уверенного в себе. И если уж ему пришлось бы выбирать для Мэгги мужчину, Чарльз Даунинг вполне подошел бы.

Чарльз смотрел в окно, потом повернулся к Майклу и медленно заговорил:

— Стюарт Браун был моим другом. Я познакомился с ним и Маргарет, когда они переехали сюда из Бостона.

Холодный требовательный голос Чарльза привлек внимание Майкла.

— Продолжайте.

— Не знаю, что вы тут делаете, но я видел, как она расстроилась после вашего вчерашнего визита. Поскольку я просил ее руки и рассчитываю на ее согласие, мне хотелось бы, чтобы вы держались от нее подальше.

Итак, вопреки внешней холодной решимости, Мэгги все-таки расстроилась, отвергнув его. Майкл стянул одну перчатку, потом вторую, заметив, как сразу напрягся Чарльз.

— Она не была расстроена, когда я уходил, — возразил он. — Напротив, она казалась вполне спокойной. — Далекой, холодной и неуступчивой, добавил он про себя.

— Когда мы пришли домой, я сразу понял, что она плакала. Она пыталась уверить меня, что вспомнила Стюарта, но я не поверил ей. Стюарт умер три года назад, и я не припомню, чтобы она пролила хоть одну слезу с тех пор. Ее страдание могло быть вызвано только вами, Шонесси.

Майкл не знал, что и подумать. Неужели их встреча довела Мэгги до слез? Чувствовала ли она себя такой же потерянной и несчастной, как и он?

— Я люблю Маргарет и Эмму, — говорил Чарльз. — Поэтому и прошу вас как джентльмена держаться подальше от них.

От них? Сигнал тревоги прозвучал в его мозгу.

— Эмма?

— Да. Эмма Браун, — Чарльз нахмурился. — Дочь Маргарет.

Дочь? Майкл, терзая перчатки в руках, инстинктивно почувствовал: что-то не так. Он не видел никакого ребенка, и Мэгги не упоминала о нем. Не желая показывать свою слабость и дать тем самым преимущество Даунингу, Майкл сменил тему.

— Сколько хотите за аренду? — Он еще раз оглядел помещение.

— Десять долларов в месяц.

— Дороговато, — заметил Майкл.

— На Колорадо нет свободных помещений, — Чарльз двинулся к двери, открыл ее, подождал, пока Майкл вышел. — Шонесси…

Майклу не понравился этот тон.

— Что?

— Надеюсь, вы меня поняли. Оставьте мою невесту в покое.

Майкл натянул перчатки. Мимо проехал дилижанс, забрызгав грязью край тротуара. Дальше по улице всадник крикнул что-то парикмахеру, подметавшему тротуар у своего заведения. Майкл улыбнулся Чарльзу и сдвинул назад шляпу.

— Я поступлю так, как посчитаю нужным. Ваше предостережение меня нисколько не остановит.

Прежде чем Чарльз успел ответить, Майкл уже шагал по направлению к отелю «Шеридан».

Прижимая к себе сверток с законченными картинами, Маргарет следила, как Эмма пробиралась по заснеженной тропинке к станции железной дороги. Даже детские ужимки не могли поднять ее настроение. Никогда еще не было ей так трудно, как вчера в тот момент, когда она прогнала Майкла. Потом вернулись Чарльз с Эммой, и Чарльз потребовал, чтобы она сказала, почему плакала. Она не сказала ему, что боль ей причинил Майкл, и соврала, что грустит по Стюарту. Теперь она чувствовала угрызения совести. Стюарт никогда не требовал от нее больше того, что она соглашалась дать, и прожитые ими вместе годы были годами безбрачия. Маргарет недоставало его, но она не оплакивала его смерть, и поэтому ей было еще тяжелее от того, что она солгала.

На улицах царила тишина. Было почти три пополудни. Если не считать нескольких повозок и верховых лошадей на привязи в разных местах авеню, не было и намека на какое-либо движение. Майкл сдержал свое слово и не приходил больше. Она предположила, что он уехал в Денвер утренним поездом.

Успокоится ли когда-нибудь ее сердце?

— Эмма! — позвала она бегущую впереди дочку. — Подожди маму.

— Иди быстрей, копуша, — рассмеялась Эмма. Ее выбившиеся из-под дерзко заломленной шляпки черные кудри отбрасывали яркие солнечные лучи, от чего казалось, что вокруг ее головы возник нимб. Предназначенная матери улыбка была такой милой, что у Маргарет сжалось сердце.

Она уже почти достигла платформы, когда заметила двигавшуюся навстречу знакомую фигуру в длинном черном пальто и касторовой шляпе, с темной сумкой в руке. Запаниковав, Маргарет бросила взгляд направо, налево, потом на Эмму, уже взбиравшуюся по ступенькам на платформу. Она попалась, деваться было некуда.

Секундой позже и Майкл увидел ее. Он удержался от желания остановиться и, только сжав еще крепче ручку саквояжа, продолжал идти. Лестницы они достигли одновременно.

— Мэгги? — учтиво поклонился он.

— Уезжаешь? — равнодушно спросила она.

— Уезжаю.

Майкл посторонился, чтобы не загораживать проход на ступеньки.

Маргарет еще сильнее прижала к себе сверток.

Ни он, ни она не двигались, стояли, каждый вбирая в себя образ другого, как иссушенная почва всасывает воду. Каждый старался запомнить другого на всю жизнь.

— Мама!

Этот зов привел ее в трепет. О Боже. Эмма и Майкл вместе! Она почувствовала неотвратимость происходящего: их встреча, как бы она ни старалась избежать ее, была неизбежна.

Волна жара, охватившая Майкла, сменилась приливом ледяного холода в венах, когда он уставился на похожего на эльфа ребенка, на одной ножке прыгавшего по платформе. Девочка была укутана в твидовое пальто и шарф крупной ручной вязки. Ее маленькая черная шляпка была подвязана сатиновой ленточкой. Сверкнувшие на него любопытством ирландские голубые глаза были такими же глубокими и ясными, как и у него.

У него вспотели ладони. Ему пришлось как следует прочистить горло прежде, чем вымолвить:

— Твоя дочь?

Маргарет почувствовала себя загнанной в ловушку, бежать ей было некуда.

— Да.

— Она похожа на одного из твоих херувимчиков.

Она не могла произнести ни слова. Внимательно следя за ним, Маргарет ждала. Он понял, подумала она. Он понял.

Эмма скатилась по ступенькам, обеспокоенно нахмурив брови. Она вцепилась в руку матери, прижавшись плечом к ее боку.

— Кто это? — прошептала она.

Майкл не мог оторвать глаз от малютки, повисшей на руке Мэгги.

— Даунинг сказал мне, что у тебя есть дочь, но я…

Она поспешно прервала его:

— Мне нужно отправить это поездом, ты уж извини нас.

Совершенно ошеломленный, Майкл смотрел, как они, держась за руки, поднимаются по деревянным ступенькам на платформу и как девочка продолжает улыбаться ему, глядя через плечо, в то время как Мэгги тянет ее к окну багажного отделения.

Медленно закипавший гнев, доселе неизведанный им, сменил поразивший поначалу Майкла шок. Та повозка, от которой он отказался возле отеля, остановилась сейчас у платформы в ожидании прибывающих пассажиров. Майкл подошел к кучеру, выудил из кармана монетку и бросил ему со словами:

— Меня зовут Шонесси. Отвезите мой багаж обратно в отель. Я передумал и остаюсь.

Мэгги пыталась изобразить улыбку, передавая сверток со своими тщательно упакованными произведениями служащему багажного отделения. Дрожащими пальцами она достала монетку в оплату доставки и протянула ему. Нарви Литтл, служащий, который принимал от нее все предыдущие пакеты в адрес компании «Уитни», попытался разговорить ее.

— Следующая партия картин? По какому случаю на этот раз?

— Что? — Маргарет не могла связать и двух слов. Ей очень хотелось взглянуть через плечо, посмотреть, не наблюдает ли за ней Майкл, но, боясь как раз этого, она продолжала глядеть прямо перед собой.

— Праздничные картинки? Но Рождество давно прошло. — Нарви продолжал улыбаться, неторопливо ставя штемпель об уплате и проверяя прочность бечевки, которой она обвязала посылку.

— Открытки ко Дню Святого Валентина, — еле вымолвила она.

— А, верно. Он ведь будет в следующем месяце. Нужно купить одну для моей благоверной.

Он протянул ей квитанцию. Мэгги поблагодарила его и повернулась, чтобы идти. И чуть не столкнулась с Майклом Шонесси.

— Ой! — Эмма пыталась высвободить свою ладошку из болезненного захвата Маргарет. — Мама, ой!

Она чуть ослабила захват.

— Не хнычь, Эмма.

Майкл улыбнулся Эмме, но от его взгляда на Мэгги повеяло холодом.

— Нам, очевидно, необходимо поговорить.

— Не думаю, что ты выбрал подходящие для этого время и место, — ответила она.

В поисках союзника Майкл обратился к ребенку, внимательно разглядывавшему его.

— Давайте-ка укроемся от холода. Как вы смотрите, если я приглашу вас обеих на чай в отель?

— Нет, — возразила Мэгги.

— Да! — взвизгнула Эмма. Повернувшись к матери, она попросила: — Пожалуйста, мам, там такие вкусные пирожные!

Майкл озорно подмигнул девочке.

— Где твоя сумка? — растерянно спросила Маргарет.

— Я передумал с отъездом. — Он сделал жест в сторону ступенек. — Только после вас, леди.

Эмма поспешила первой. Взрослые молча последовали за ней, ощущая полное замешательство.

— Большой у тебя дом? — спросила Эмма, жуя сандвич.

— Не разговаривай с полным ртом, — укорила ее мать.

Сценка за столом в ресторанном зале «Шеридана» напомнила воскресный обед с Чарльзом, но сегодня ее сердце билось в сумасшедшем, бурном ритме, с перебоями и замиранием. Несмотря на чай, у нее было сухо во рту, щеки горели. Каждый раз, когда Майкл бросал на нее обвиняющий взгляд, она жаждала, чтобы пол под ней разверзся и поглотил ее вместе со стулом и всем остальным.

Он старался всячески развлечь Эмму, потчуя девочку всякими вкусностями и засыпая вопросами. И Эмма охотно поддерживала разговор с незнакомым ей человеком, пока ее мать подыскивала предлог, чтобы уйти.

— У меня очень большой дом, — говорил Майкл, — со множеством комнат.

— Ты живешь в нем один? — Эмма отхватила еще один кусок торта и с очаровательной улыбкой отправила его в рот.

Майкл бросил быстрый взгляд на нее, прежде чем ответить.

— Совсем один, если не считать слуг. Ну и лошадей, конечно.

— У тебя есть пони?

Он покачал головой.

— Нет, мне они были ни к чему, но у меня на конюшне найдется место для одного.

Почувствовав опасность в его невинных словах, Маргарет схватила сумочку и намотала ее ремешок на пальцы.

— Заканчивай, Эмма. Мы и так отняли много времени у мистера Шонесси.

— О, времени у меня полным-полно, — парировал Майкл. — К тому же я намерен проводить вас домой и там закончить наш разговор.

— Я это предвидела. Мне тоже хотелось бы покончить с этим поскорее.

Он наклонился к ней:

— Не понимаю, чего ты так волнуешься, Мэг. В конце концов у тебя было семь лет, чтобы придумать хоть какое-то объяснение.

— А мне уже шесть, — прошептала Эмма.

Майкл откинулся на спинку стула с самодовольной улыбкой.

— Я знаю, ты говорила мне. А теперь, Эмма, пока ты доедаешь торт, расскажи-ка мне немного о своих подружках.

— Скажи миссис Филдинг, что ты можешь побыть у нее только один час, — крикнула Мэгги со своего парадного крыльца вдогонку дочке, пробиравшейся по тропинке к соседнему дому. Она подождала, пока Эмма скроется в доме Филдингов, помедлила еще немного, собираясь с мыслями, потом вошла в дверь.

Майкл сидел в гостиной на корточках перед камином, подкладывая полешки на тлеющие угли, не поднимая глаз, пока она не закрыла дверь.

— Она ведь моя дочь, не так ли?

Сняв пальто, Маргарет повесила его рядом с пальто Майкла на вешалке в углу. Конечно, можно опять солгать, но она так долго жила во лжи, что сейчас хотела покончить с ней.

— Да.

— Ты знала, что носишь моего ребенка до того, как вышла замуж за Стюарта Брауна? — В комнате было жутко холодно, и он засунул руки в карманы.

Маргарет терла вверх-вниз ладошками свои руки под рукавами.

— Нет.

Майкл сердцем чувствовал, что Эмма Браун — его дочь. Ее глаза и черные как смоль волосы в точности повторяли его. И все же он спросил:

— Так откуда такая уверенность?

Она вспыхнула.

— Я знаю это наверняка, потому что мы со Стюартом только числились супругами. Он женился на мне в уплату своих долгов, но не любил меня и знал, что я не люблю его. И все же он был добр ко мне и к Эмме и никому не говорил, что она не его дочь. Ты единственный, с кем я была близка.

Майкл резко поставил кочергу на место.

— Почему же, черт побери, ты не известила меня? Твой брак мог быть аннулирован. Девочка знала бы своего подлинного отца!

Подталкиваемая гневом и страхом, она сделала шаг к нему.

— Известить тебя? У меня была крыша над головой, и Эмма хоть как-то была обеспечена. — Широким жестом она обвела комнату. — Стюарт был небогат, но и на одни мечты не проживешь, Майкл. Мне эта наука нелегко далась. Все, что у тебя было тогда, это забитая мечтами голова и немного денег, которых едва хватало на твое образование. Где бы мы были, если бы я явилась к тебе с Эммой? Жили бы в той жалкой комнатушке, в которой ты ютился, занимаясь в университете? Или необходимость содержать жену и ребенка загнала бы тебя обратно на завод?

— Ты могла бы дать мне шанс. Боже мой, она же моя плоть и кровь.

Она видела, как он борется с собой, — так сильно дрожали у него руки. Ей трудно было противопоставить что-либо той боли и обвинению, которые прозвучали в его голосе. Как ей добиться его понимания?

— Моя жизнь была загублена из-за придуманного мною дурацкого плана. В том не было твоей вины. Я не желала губить еще и твою жизнь.

— Как благородно с твоей стороны! — фыркнул он.

— Не надо, Майкл. Не надо ненавидеть меня больше, чем ты уже ненавидишь меня.

Он отвернулся, опасаясь ее близости, боясь, что сделает что-нибудь не то. Майкл пересек крошечную гостиную, вошел в столовую и остановился у буфета.

Маргарет наблюдала, как он взял единственную картину, которую она решила не посылать Уитни и на которой был изображен херувим-лучник, точная копия Эммы, с помещенным внизу девизом, сохранившимся в памяти с их совместного Дня Святого Валентина. Она прикрыла рот ладошкой и зажмурилась.

Когда она наконец открыла глаза, он приближался к ней.

— Ты не забыла, — тихо произнес он.

— Я ни на минуту не забывала времени, проведенного с тобой, — правдиво прошептала она. — Ни единой секунды.

— Если и есть верное и преданное сердце… — начал он.

— …Его-то я и предлагаю тебе, — закончила она.

Майкл осторожно поставил картину на каминную доску и постарался говорить ровным, сдержанным голосом.

— Мне придется вернуться в Денвер, в магазин…

Оцепеневшая, она смогла только кивнуть, понимая, что ее ждет. Майкл разбогател. Она знала не понаслышке о власти, которую способны дать деньги. Плевать, если он не простит ее, но если он попытается забрать у нее Эмму…

— Я хочу, чтобы моя дочь стала частью моей жизни, — говорил он. — Я вернусь, как только смогу, чтобы решить этот вопрос.

— Она моя, Майкл.

— Она наша. Ты держала ее у себя шесть долгих лет.

Подчеркивая свое несогласие, она расправила плечи и объявила:

— У тебя ничего не получится. Я убегу. Возьму Эмму и убегу как можно дальше.

Он протянул руки, схватил ее за плечи и довольно сильно встряхнул. Она дернулась и вырвалась.

— Послушай меня, Мэгги Браун. Два дня назад ты сказала мне, что нам слишком поздно менять что-либо. Может, оно и так, но мне еще не поздно познакомиться со своей дочерью. Я не намереваюсь отбирать ее у тебя, но прослежу, чтобы были соблюдены мои права на нее. Пусть у тебя будет этот Даунинг, если хочешь, но…

— Почему ты так уверен…

— …Но мы скажем Эмме, кто ее настоящий отец, пока не поздно. Ни на что иное я не соглашусь.

— Майкл, но как мне объяснить ей все сейчас? Она еще ребенок, и ей непросто понять происходящее.

Майкл повернулся, чтобы взять свои вещи. Заговорил он, лишь одевшись и открыв входную дверь.

— Я вернусь самое позднее через две недели. Меня не волнует, какой выход ты найдешь — это твои проблемы. Если увезешь Эмму, я найду вас даже на краю света.

Он захлопнул дверь с такой силой, что вставленное в нее стекло едва не разлетелось.

Маргарет поспешно миновала величественное здание суда на пути к дому Чарльза. Она торопилась и от быстрого шага вспотела в своем теплом пальто. Повернув за угол, она миновала еще три здания, взбежала по обледеневшей тропинке, пересекла крыльцо и едва удержалась, чтобы не забарабанить в дверь.

Ей открыла экономка Чарльза, вдова, чей муж погиб в шахте, оставив на ее попечении шесть ребятишек. Они были знакомы по женской группе при церкви.

— Здравствуй, Анна. Чарльз дома?

Не скрывая своего любопытства, Анна Корниш впустила гостью и показала рукой наверх.

— Он в кабинете. Я позову его.

Она оставила было Маргарет в гостиной, но тут же вернулась.

— Забыла спросить: выпьешь чаю или чего-нибудь еще?

— Спасибо, нет. — Не могла она думать ни о еде, ни о питье, ощущая нависшую над нею неминуемую катастрофу.

Нервно расхаживая по комнате, Маргарет то и дело поглядывала на дверь. Она чувствовала себя неловко в этом большом, с удобствами обставленном и элегантно декорированном доме, так непохожим на ее собственный. В нише у углового окна стояло пианино. Она расстегнула и сбросила пальто на стул.

— Мэгги! Какой сюрприз! — Чарльз вбежал с раскрасневшимся лицом. Он протянул к ней свои руки, и она с радостью ухватилась за них. — Надеюсь, не произошло ничего страшного?

У нее задрожал подбородок, и ей самой стала противна собственная слабость.

— Произошло самое страшное.

Его лицо моментально потемнело. Ни слова не говоря, он бережно усадил ее на диван. В отличие от ее диванчика это была длинная, мягкая, красиво драпированная софа. И ее углы не украшали уютные подушечки.

— Ты расскажешь мне, Мэгги?

— Нелегко рассказывать об этом, Чарли. — Она сделала глубокий вдох. — Но другого выхода нет. Только ты можешь мне помочь.

С большим спокойствием, чем она могла ожидать от себя при подобных обстоятельствах, она рассказала ему все с самого начала: как они познакомились с Майклом, как тайно встречались в парке, о намерении Майкла открыться ее отцу и страх, заставивший ее помешать их встрече. Не останавливаясь на подробностях, она сообщила ему о своем посещении квартиры Майкла, о том, как она вынудила его лечь с ней в постель. Она ничего не упустила в своем рассказе — ни гнева отца, ни неожиданного обручения и поспешной свадьбы, ни правды о своей жизни со Стюартом Брауном.

Потрясенный Чарльз молча покачал головой. Затем выдавил из себя.

— Я и понятия не имел об этом. Стюарт ничего мне не говорил.

— Он прекрасно ко мне относился. Понимал, что обстоятельства, связанные с нашим браком, уникальны. Мы были единодушны только в одном — в ненависти к моему отцу. Стюарт знал, что я не люблю его, и все же уважал меня и любил Эмму.

— Это как раз не удивительно. — Обычное для Чарльза выражение открытости сменилось печалью. — Так что ты намерена предпринять?

Ее переполняло чувство безнадежности.

— Не знаю, Чарльз, потому-то я и пришла к тебе за советом. Скажи, что мне делать?

— Ты все еще любишь его?

— Кого?

— Шонесси, разумеется.

— Но он теперь ненавидит меня.

— Не обязательно. Он пережил сильный шок. Вероятно, разгневан и обижен. Он ведь не только потерял тебя, но и, потеряв тебя, потерял Эмму. Теперь он нашел тебя и узнал, что ты скрывала от него его единственного ребенка.

Маргарет скомкала в руках свою юбку, потом расправила ее. Длинный локон выскользнул из узла на ее затылке, когда она бежала к нему, и в спешке она не обратила на это внимания. Чарльз протянул руку, подобрал локон и аккуратно вернул его на место.

— Ты так и не ответила на мой первый вопрос, Мэгги. Ты все еще любишь Майкла Шонесси?

Понимая, что причинит боль этому доброму и внимательному человеку, она все же решила не прибегать больше ко лжи!

— Все еще люблю, да поможет мне Бог.

Он затих на время, сжав ее руки и, казалось, принимая про себя важное решение.

— Скажи ему об этом.

— Ты не видел его лица, когда он уходил, — она вздрогнула от одного воспоминания.

— Зачем же ему было искать тебя по прошествии стольких лет, если бы он не продолжал любить тебя?

Она посмотрела в окно, потом снова на него.

В глазах Чарльза светилась нежность.

— Не представляю, как можно забыть тебя, Мэгги. Скажу про себя: мне понадобится немало времени, чтобы переболеть тобой.

— О Чарли! — Она потянулась к нему и привлекла его к себе. — Прости. Я не хотела делать тебе больно. — Долго сдерживаемые слезы заструились по ее лицу. Он притянул ее еще ближе и стал поглаживать ее по спине.

— Тихо, тихо. Теперь по крайней мере я знаю, что не потерял тебя. Ведь ты все это время продолжала любить его, а?

— Угу… — Рыдала она на его плече.

— Ну-ка, посмотри на меня, — Чарльз выхватил белоснежный платочек из верхнего кармашка и промокнул ее слезы. — Высморкаешься сама, у меня не получится. — Он протянул ей платок.

Она высморкалась, скомкала платок и уже сама промокнула свои глаза.

— Ну вот, залила тебя слезами. Что только подумает Анна?

— Не имеет значения. Ну как ты?

— Спасибо, Чарльз.

— Пусть все идет своим чередом, дорогая. Шонесси вернется, и тогда посмотришь, в каком он будет настроении. Но, главное, не скрывай от него правды.

— Сожалею, что раньше не была откровенна с тобой, Чарли. Ты напрасно тратил время.

— Не совсем, — снова улыбнулся он. — Я же собирался отказаться от тебя не позже весны, помнишь?

Она кивнула.

— Надеюсь, я все же получу открытку в честь Святого Валентина?

Она поднялась и оправила юбку.

— Обязательно, — она чувствовала, что вот-вот заплачет опять. — Мы с Эммой займемся открытками через несколько дней.

— Отлично, — он подождал, пока она наденет пальто, и проводил ее до двери. — Это скрасит твое ожидание.

Поднявшись на мысочки, Маргарет поцеловала его в щеку.

— Спасибо тебе, Чарли, за то, что ты такой добрый друг. Надеюсь, ты и дальше будешь навещать нас как можно чаще.

— Можешь не сомневаться.

Она выскользнула на мороз. Чарльз дошел с ней до края крыльца.

— Пока, Мэгги.

— Пока, Чарли, — она помахала ему рукой. На улице она обернулась — он все еще стоял, наблюдая за ней.

4

— Правда красиво, ма?

Маргарет склонилась над Эммой, стоявшей на коленях на стуле — так ей было легче дотянуться до рассыпанных по столу обрезков лент, вырезанных из бумаги цветов и кусочков кружев. Она взглянула на разукрашенную открытку, созданную дочкой, и невольно улыбнулась: на кричащем бумажном сердце уже не было места для новых украшений. Художественный вкус Маргарет не мог выдержать подобных излишеств, но она удержалась от замечаний. Это был собственный дизайн дочери, и в каждой его детали проглядывала любовь.

— Просто замечательно. И ни на что не похоже. Кому это предназначено?

Эмма сосредоточенно рассматривала открытку, держа ее в вытянутой руке.

— Ну… мистеру Даунингу.

— Прекрасный выбор. Чарльзу она обязательно понравится.

— Как ты думаешь, не сделать ли мне открытку для мистера Хиггинса-молочника? Он всегда такой веселый и добрый по утрам.

— В прошлом году ты делала для него открытку?

— Не-а, я была тогда маленькая и быстро устала. У нас остается еще много всяких красивых штучек.

Маргарет кивнула с глубокомысленным выражением.

— И вправду. Давай делай. Думаю, ему понравится открытка с подкладкой из синего сатина.

Пока Маргарет вырезала и клеила свои подарки — для Чарльза, для соседки Марджори Филдинг, для мистера Оуэна, мясника со смешным акцентом, часто радовавшего ее то улыбкой, то комплиментом, ею овладело умиротворение, которого она не знала уже более трех недель. Наступил февраль, а Майкл Шонесси так и не появился.

Ей потребовалась целая неделя, чтобы перестать вздрагивать каждый раз, когда она слышала шаги на крыльце. Одна неделя растянулась на две, и соответственно выросло ее беспокойство. А сейчас она уже могла спать ночь напролет, не просыпаясь от страха, что в любой момент появится Майкл и заберет у нее Эмму.

Вечерние сумерки притушили дневной свет в комнате. Маргарет оторвалась от стола и зажгла газовые лампы. В гостиной было так холодно, что она задрожала и поспешила подложить полено в очаг.

— Выпьешь горячего какао, Эмма? — спросила она, проходя через столовую в кухню, чтобы приготовить себе чашечку.

— Да, ма, пожалуйста, — Эмма даже не оторвалась от работы.

Маргарет налила молока из стоявшей на подоконнике бутылки в кастрюльку и поставила ее на плиту. Улыбаясь, она прислушивалась к тому, что напевала про себя дочка. Эмма так выросла за последние месяцы, что пришлось переделывать ее одежду, чтобы зимних платьиц хватило до весны.

Стук во входную дверь прозвучал коротко и резко, и как раз в тот момент, когда она потянулась за банкой с какао. Маргарет выпустила ее из рук, и та, звонко ударившись об угол кухонного буфета, упала на пол.

— Эмма! Подожди! — Подхватив банку и поставив ее на шкафчик, она поспешила к двери. У нее ком встал в горле, а ладони внезапно стали липкими. Наверное, пришел Чарльз. О Боже, лишь бы не Майкл!

Она протиснулась во вращающуюся кухонную дверь, но было уже поздно. Выглянув в гостиную, она увидела Эмму, казавшуюся совсем крошечной рядом с высоким мужчиной, стоявшим в открытой двери.

Майкл держал в одной руке букет роз, а в другой — длинный сверток, обвязанный широкой сатиновой лентой с бантом. Даже с такого расстояния она заметила, что он как-то изменился.

Маргарет беспомощно смотрела, как Эмма весело приветствует гостя.

— О, заходите, мистер Шонесси! Мы делаем открытки ко Дню Святого Валентина. Хотите получить одну?

Майкл, глядя не на Эмму, а в глубину комнаты, отозвался:

— Хочу, но две.

Эмма живо повернулась и крикнула:

— Мам! Сделаешь открытку для мистера Шонесси? Я-то сделаю.

Эмма бросилась бегом к обеденному столу в порыве приняться за новую открытку, а Майкл так и остался стоять в дверном проеме. Наконец он перешагнул порог и, поскольку руки его были заняты, затворил дверь каблуком. С цветами и пакетом в руках Майкл пересек гостиную и остановился у противоположного от Мэгги конца стола. Их дочь забралась с ногами на свой стул и уставилась на засыпанный всякой всячиной стол.

Майкл улыбнулся.

— Ну что, Мэгги, сделаешь?

Эта улыбка, делавшая его похожим на того Майкла, который так нежно однажды любил ее, застала ее врасплох.

— Что?

— Сделаешь открытку для меня?

Не дожидаясь ответа, он поискал глазами место для своей коробки и наконец опустил ее на подлокотники кресла, стоявшего с его стороны стола, потом протянул ей цветы.

— Это тебе.

Не спуская глаз с его лица, она протянула руки, чтобы принять чудесные красные розы. Он переложил их в ее руки, как если бы они были новорожденным ребенком.

У нее вдруг пересохло во рту, и она облизала губы.

— Спасибо.

— Я боялся, что они не выдержат дорогу от самого Денвера. Их доставили из оранжереи в Калифорнии.

Ей необходимо было ускользнуть от жаркого блеска его ярко-синих глаз, и она проронила:

— Пойду за вазой.

На кухне Мэгги поднесла розы к своему лицу и вдохнула их пьянящий аромат. Бутоны должны были вот-вот распуститься. Она положила их на рабочий столик и пошарила в буфетной, пока не нашла вазу с высокой ножкой. Как ненормальная бросилась она к кухонной раковине и накачала насосом воды, заполнив вазу на три четверти. Сорвав с букета зеленую вощеную бумагу, она сунула розы в вазу и вернулась в столовую.

Ожидавшая ее сцена была слишком мирной в сравнении с ее ощущениями. Майкл снял свое теплое пальто и сидел на пододвинутом к Эмме стуле. От вида их темноволосых голов, склоненных над открыткой, на ее глаза навернулись слезы. Вместе со слезами к ней пришло понимание, что она уже не может помешать их сближению.

Майкл, казалось, был очень доволен возможностью, занявшись Эммой, не обращать внимания на нее, что дало Маргарет время приглядеться к нему. Замеченные ею раньше морщинки вокруг глаз и твердо сжатые губы утратили свою жесткость за те недели, что они не виделись. Он с готовностью улыбался и все чаще при обмене мнениями с Эммой о подходящих цветах соглашался с ней. Когда он все же бросал взгляды в ее сторону, Маргарет ощущала, как тепло мимолетной улыбки согревало ее вплоть до кончиков пальцев ног.

Она поставила цветы на буфет, подняла глаза и увидела, что он пристально наблюдает за ней.

— Как долго ты пробудешь в Теллуриде? Не скоро домой?

Ожидая услышать от него что-нибудь язвительное, типа: «Тебе, конечно, хотелось бы, чтобы это случилось как можно раньше?», она не почувствовала облегчения, услышав, как он проронил:

— Сам не знаю.

— Как тебе нравится эта зеленая лента в сочетании с пурпуром? — вмешалась Эмма.

— Не совсем, дорогуша, лучше розовое с пурпурным. — Он вдруг нахмурился и спросил Маргарет: — У тебя ничего не горит?

— Молоко!

Она бросилась на кухню, схватилась, не подумав, за ручку кастрюльки и завопила:

— Ой!

Кастрюлька стукнулась о плиту, и то немногое, что осталось от подгоревшего молока, выплеснулось и залило плиту.

— Черт побери! — негромко воскликнула она и сунула обожженные пальцы в рот.

Дверь распахнулась, и в кухоньке появился Майкл.

— Давай-ка польем на руку холодную воду, — он подвел ее к раковине и оросил ледяной водой ее пальцы. — Ну, лучше?

Он стоял так близко, что она чувствовала шершавую ткань его толстого пиджака и пьянящий запах лосьона. Он склонился над ее рукой, а она следила за ним сквозь опущенные ресницы, удивляясь, почему нет и намека на ту ненависть, которую она видела в его глазах в последний раз.

— У тебя есть сливочное масло?

— В леднике.

Опустив ее пальцы в плошку с холодной водой, он поспешил к деревянному леднику у задней двери, и через мгновение вернулся с маслом на тарелочке в руке.

— Мне уже не больно, Майкл. В самом деле. Не нужно…

— Но я хочу помочь тебе, — настаивал он, выдвигая и задвигая ящики в поисках столовых приборов. В третьем ящике он увидел все те же краски и кисти, что и в первых двух. Он вздохнул и покачал головой. — У тебя есть, чем отрезать масло? — Он взял одну кисть. — Ею, что ли, воспользоваться?

Она невольно улыбнулась.

Он ответил улыбкой и открыл еще один ящик.

— Наконец-то!

С ножом в руке Майкл снова подошел к ней, подцепил немного масла на лезвие, перенес его на свои пальцы, потом нежно взял другой рукой ее покрасневшие пальцы и стал смазывать их маслом.

Она взглянула в его глаза и заметила, что он внимательно наблюдает за ней. Его пальцы продолжали мягко втирать холодное масло в ее чувствительную кожу. Она таяла так же быстро, как жирная желтоватая субстанция, которую он наносил на ее пальцы.

Она видела, как его густые черные ресницы прикрыли глаза, потом поднялись.

— Ну как, лучше?

Она кивнула. Их разделяло минимальное расстояние. Он излучал жар, уверенность, способность давать, оживляя в ней воспоминания о прежнем Майкле. Такого ощущения она не испытывала уже давно.

— У меня было время подумать после отъезда, — заговорил он.

Она ждала проявления его гнева, что он потребует отпустить Эмму с ним, если и не навсегда, то хотя бы на достаточное время, чтобы восполнить потерянные годы. Он же продолжал держать ее пострадавшую руку и внимательно всматривался в ее лицо.

— Я много думал о прошлом, Мэгги, о нас с тобой, об Эмме. По возвращении в Денвер я первым делом пошел в магазин. Бродя между застекленными прилавками, я вдруг сообразил, что слишком много и долго вкалывал, чтобы получить так мало.

— Но ведь «Все товары» один из самых больших магазинов к западу от Миссисипи, — поспешила она утешить его.

— А когда я наконец добрался до своего особняка, меня ждало то же разочарование. Его можно бы назвать и дворцом, но никогда он не был мне настоящим домом. Именно в подобной роскоши я воображал тебя живущей с твоим мистером Брауном.

— Майкл, я…

— Я довольно долго сидел в темноте, вспоминая все, о чем мечтал и чего достиг, и мне в голову пришла великолепная идея.

По неизвестной причине ее сердцу вдруг стало легче, и с каждым его биением давно питаемая ею надежда обретала все большую силу.

— Что за идея?

— Я все делал ради тебя, Мэгги. Я дрался, царапался, попрошайничал, одалживал, работал, как негр, пока не получил все, что хотел. Я жаждал доказать тебе, что могу стать таким же богатым, как твой отец, богаче, чем Стюарт Браун. Достаточно богатым, чтобы однажды бросить свое богатство тебе в лицо, показать тебе, какую чудовищную ошибку ты совершила, выбрав его, а не меня. Но вот я приехал в Теллурид и обнаружил, что ошибался. — Замолчав, он поднес ее ладошку к своим губам и нежно поцеловал ее. — И узнал о существовании Эммы.

— И что теперь? — Все ее тело радостно отозвалось на теплое прикосновение к ее пальцам.

Отпустив ее кисть, он взял ее за плечи.

— Надеюсь, еще не слишком поздно просить у тебя прощения за мой прошлый приезд? Увидев Эмму, я мог думать только о том, чтобы заполучить ее. Но позже я понял, что моя жизнь и тогда все еще будет неполной без тебя. Знаю, ты считаешь, что нам вдвоем слишком поздно начинать все сначала, но клянусь тебе, что не желаю упустить еще один шанс. И я постараюсь уговорить тебя выйти за меня, Мэгги, и не уеду из города, пока не услышу твое «да».

В кухне стало уже совсем темно. Запах подгоревшего молока наполнял холодный воздух. Маргарет ласкала своим взглядом его глаза, его губы, ямочку на его щеке. Пришел тот самый момент, о котором она столько мечтала. И все же ей было трудно в это поверить. Ничего иного ей не было нужно, лишь бы стать женой Майкла — сейчас же и навсегда.

— Да, Майкл, — еле слышно прошептала она.

Он же продолжал, видимо, не слыша ее.

— Я знаю, тебе нравится Чарльз, и я могу понять тебя, но поверь, дорогая…

Маргарет сделала еще одну попытку, на этот раз громче.

— Майкл, я сказала «да».

— И незачем спорить со мной… — Он вдруг замолчал, поднял голову и медленно спросил: — Что ты сказала?

— Я сказала «да», я выйду за тебя. Да, я все еще люблю тебя. Да, да, да!

Не тратя времени на слова, он с силой прижал ее к себе. Потом так же резко поднял голову и нашел своими губами ее губы. Смакуя давно забытое ощущение, Маргарет приветствовала его возвращение в свою жизнь. Она раскрыла губы навстречу его поцелую и наслаждалась его ласками. Он взял ее лицо в свои ладони и увеличил давление, искушая ее своим языком. Они полностью растворились в этом миге, не замечая ничего вокруг, не слыша, как дверь вдруг распахнулась.

— Что это вы делаете в темноте?

Майкл первым пришел в себя и отстранился. Держа Мэгги одной рукой за талию, он отступил на шаг и улыбнулся крохотному существу, высветившемуся в дверном проеме.

— Я целую твою маму, Эмма. А ты закрой дверь и сходи за той большой коробкой, что на стуле, пока я зажгу лампу.

В следующую секунду дверь закрылась, и Майкл снова принялся целовать Маргарет, пока не послышался детский голосок:

— Я принесла коробку, почему до сих пор нет света?

Из темноты раздался в ответ голос Майкла.

— Мы решили, что лучше присоединиться к тебе в столовой. Как ты считаешь, Мэгги?

— Да, — согласилась она. — Думаю, пора посмотреть, что в этой коробке, а, Эмма?

Держась за руки, словно боясь снова потерять друг друга, они последовали за девочкой в гостиную.

— Черт! — едва слышно прошептал Майкл. — Почему здесь всегда так адски холодно? — Эмма уже сидела перед камином с коробкой на коленях.

— Приходится нанимать кого-нибудь наколоть дров, — попыталась объяснить Маргарет, пока Майкл подкладывал поленья в едва тлеющий огонь.

Нахмурившись, он наблюдал, как языки пламени облизывают сухое дерево. Он терпеть не мог, когда в доме холодно. Ему сразу приходили на память ледяные комнаты, в которых он рос. У него перехватило горло, когда он прошептал:

— Тебе больше не придется об этом беспокоиться. Так ведь?

Она покачала головой:

— Надеюсь.

— Можно мне открыть ее, или это для мамы?

Майкл схватил Маргарет за руку и повлек ее за собой к диванчику. Не дав ей разместиться рядом с собой, он усадил ее на колени и дразняще подмигнул Эмме.

— Цветы были предназначены маме, а это — тебе.

— Открой ее, детка, — подсказала Маргарет.

Эмма сорвала ленту и сбросила крышку. Под толстым слоем папиросной бумаги лежала роскошно причесанная и наряженная кукла.

— Ой, какая прелесть! — Маргарет обвила рукой Майкла.

— Она похожа на меня, мам! У нее черные волосы и синие глаза. — Эмма пробежала крошечными пальчиками по собранному в сборки платьицу куклы и посмотрела на них с самым серьезным видом. — Тимми я даже дотронуться до нее не дам.

Голос Майкла сразу стал серьезным.

— Тимми?

Мэгги рассмеялась:

— Грозный Тимми Филдинг, наш сосед и дружок Эммы.

Эмма пристально оглядела их обоих, потом медленно встала и, не выпуская из рук свою новую куклу, подошла к диванчику.

— Мам, почему ты сидишь на коленях мистера Шонесси?

Маргарет покраснела и попыталась соскользнуть с колен, но Майкл удержал ее.

— Хочешь посидеть с нами, Эмма? Здесь хватит места и для тебя, — предложил он.

Девочка взобралась на диванчик рядом с Майклом и посадила куклу к себе на колени. Майкл приобнял ее свободной рукой за плечи. Некоторое время они посидели молча — Майкл и Маргарет вглядываясь в глаза друг друга, а Эмма внимательно изучая нижнее белье своей новой куклы. Наконец она перевела взгляд на взрослых и протяжно вздохнула.

— Мам, ты не выйдешь замуж за мистера Даунинга?

Они откликнулись одновременно.

— Не выйдет, — сказал он.

— Не выйду, — подтвердила она.

Эмма продемонстрировала еще один долгий многострадальный вздох, который не мог не привлечь внимания взрослых.

— Что-нибудь не так, Эмма? — поинтересовался Майкл.

— Очень жаль, что у меня так и не появится новый папа, — она искоса поглядела на Майкла и пожала плечами.

— О, еще как появится, мисс Эмма, — заверил он ее. — Ты получишь самого наилучшего папу.

— Наилучшего, это какого? — полюбопытствовала Маргарет.

— Настоящего, — он взял руку Эммы в свою и добавил: — Теперь я буду твоим папой.

— Ты? — Эмма отложила куклу в сторону и встала на колени рядом с ними. Она с надеждой посмотрела на мать, словно искала подтверждения, что поняла все правильно.

— Я, — заверил ее Майкл.

— Это правда, — добавила Маргарет.

Все еще не в силах поверить в свою удачу, Эмма уточнила:

— Когда?

— Через одиннадцать дней будет не рано?

Майкл приблизил свои губы к уху Маргарет и прошептал:

— Слишком поздно, мне кажется, если ты собираешься каждый вечер вертеться на моих коленях.

— Через одиннадцать суток будет День Святого Валентина! — крикнула Эмма. — Ура! У меня будет настоящий папа на Валентинов день!

— А у меня будешь ты, — шепнул Майкл Маргарет.

Она взглянула в его сверкающие глаза и с улыбкой ответила:

— А у меня — ты.

КОНЕЦ

Внимание!

Данный текст предназначен только для ознакомления. После ознакомления его следует незамедлительно удалить. Сохраняя этот текст, Вы несете ответственность, предусмотренную действующим законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме ознакомления запрещено. Публикация этого текста не преследует никакой коммерческой выгоды. Данный текст является рекламой соответствующих бумажных изданий. Все права на исходный материал принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

1

На Западе — «день всех влюбленных», когда принято дарить или посылать друг другу открытки (здесь и далее — примеч. перев.).

(обратно)

2

Блюдо из клубней маниоки — тропического растения.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?