«Зловещая тайна»

Глава 1

— Который час? — спросила Кэролайн, не отрывая взгляда от дороги, лежавшей перед ними.

Сэр Монтегю достал из жилетного кармана золотые часы, но ему нелегко было разглядеть стрелки. Они ехали очень быстро, и, несмотря на то что луна уже всходила, деревья отбрасывали тени на узкую дорогу.

Только через несколько секунд он смог ответить:

— Девять тридцать будет всего через три минуты, Все идет прекрасно!

— Надеюсь, это не чрезмерно оптимистичное мнение, — отозвалась Кэролайн. — Сдается мне, этот ваш кратчайший путь — хоть здесь действительно нет других проезжих дорог — потребовал гораздо больше времени, чем отняла бы у нас главная дорога.

— Клянусь, он короче, — ответил сэр Монтегю. — Я нередко езжу здесь. Представьте только, как удивится леди Рохэн, не увидев нас на той дороге!

Кэролайн рассмеялась:

— Если мы действительно доберемся до дома вашей сестры раньше других, забавно будет посмотреть на их лица! Представьте только: мы уже их ждем! Вы и правда считаете, что они поглядывают назад и удивляются, что нас не видно, сэр Монтегю?

— Думаю, что это именно так, — улыбнулся сэр Монтегю. — Если только они не решили, что мы их опережаем.

— Молю бога, чтобы это было так! — с жаром воскликнула Кэролайн. — Сколько нам еще ехать?

Не прерывая разговора, она подхлестнула лошадей, и легкий фаэтон полетел вперед еще быстрее.

— Думаю, не больше четырех миль, — ответил сэр Монтегю. — Через милю мы должны оказаться на главной дороге…

— ..обогнав серых леди Рохэн, — докончила Кэролайн весело и возбужденно.

Она увидела, что они приближаются к повороту, и слегка попридержала лошадей. Хотя они ехали уже больше полутора часов, гнедые еще совсем не устали, и Кэролайн с трепетом восторга поняла, что сэр Монтегю не преувеличивал, говоря, что это лучшая пара скакунов во всем Лондоне.

Фаэтон миновал поворот, и в лунном свете перед ними показались два-три коттеджа, образовавшие деревушку. Рядом с дозорным столбом и прудом стояла маленькая придорожная гостиница с башенками. Ее вывеска скрипуче раскачивалась на ветру, окна ярко светились. Но Кэролайн обратила внимание только на то, что дорога стала шире и на следующей четверти мили не имела поворотов. Она подняла кнут, но в этот момент заговорил маленький грум, стоявший на запятках фаэтона:

— Простите, миледи, но сдается мне, что заднее колесо не в порядке.

— Что-то не в порядке? — изумленно переспросила Кэролайн. — Но я ничего не чувствую.

— Оно тарахтит, как не знаю что. Надо бы нам на него поглядеть.

— Господи, да тут и святой выйдет из себя! — воскликнула Кэролайн, осаживая лошадей, так что они остановились как раз напротив гостинички. — Ну же, мальчик, давай, давай, — нетерпеливо добавила она. — Готова поклясться, тебе это просто привиделось.

Грум поспешно спрыгнул на землю. Сэр Монтегю сначала некоторое время наблюдал за ним, перегнувшись через борт фаэтона, затем тоже спустился. Он негромко сказал что-то груму, пока они вдвоем осматривали колесо.

— Но ведь ничего же не случилось? — спустя несколько мгновений озабоченно спросила Кэролайн.

— Боюсь, мальчик прав, — ответил сэр Монтегю. — Проклятая ось треснула. Думаю, просто опасно было бы ехать дальше.

— Ну, это уж слишком! — воскликнула Кэролайн.

— Может, все и не так серьезно, как можно было бы опасаться, — успокаивающе проговорил сэр Монтегю. — А что, если вы, Кэролайн, подождете в гостинице, пока я выясню, не сможет ли кто-нибудь на каретном дворе починить ось?

Грум взял лошадей под уздцы, и Кэролайн вышла из фаэтона.

— Ну что за невезение! — сердито сказала она сэру Монтегю. — Мы так хорошо успевали: оставалось проехать всего несколько миль — и тут происходит такое!

— Может, это отнимет у нас всего несколько минут, — утешил Кэролайн ее спутник. — Пройдите внутрь, Кэролайн. Место это неплохое. Я раньше здесь останавливался, и рюмка вина нам не повредила бы. У меня все горло пересохло от пыли.

— Ну хорошо, раз вы настаиваете, — согласилась Кэролайн. — Но скажите им, чтобы колесо починили как можно скорее.

Сэр Монтегю повернулся к груму:

— Ну-ка, парень, найди конюха, а потом доложишь мне, что можно будет сделать.

— Слушаю, сэр, — ответил мальчишка, и сэр Монтегю, картинно сорвав с головы шляпу, открыл дверь гостиницы, пропуская Кэролайн внутрь.

Они оказались в маленькой гостиной с низким потолком, который пересекали дубовые балки, чистенькой и приветливой. В большом камине ярко горел огонь.

Перед камином сидел только один человек: ноги его были вытянуты к огню, рядом стояла рюмка вина. Когда дверь открылась, он непринужденно взглянул на вошедших. Разглядев их, он резко выпрямился, удивленно подняв брови.

Кэролайн заметила, что он был молод, одет по последней моде в оливково-зеленый, хорошо подбитый сюртук со сверкающими пуговицами. Его темные волосы были уложены в прическу «порыв ветра», и его можно было бы назвать довольно красивым, если бы не густые брови, сходившиеся над переносицей и придававшие ему хмурый вид, и не опущенные углы полного рта, застывшие в высокомерной усмешке.

— Присядьте к огню, — проговорил сэр Монтегю, вводя Кэролайн в гостиную. — Я закажу бутылку вина. — Он повысил голос:

— Эй, хозяин!

Молодой человек в зеленом сюртуке вскочил.

— Риверсби! — воскликнул он. — Что вы здесь де лаете?

По его голосу и лицу было видно, что он не слишком рад видеть сэра Монтегю. Тот медленно повернулся и, помолчав немного, ответил любезнейшим тоном:

— Не вижу причины, по которой я должен был бы отвечать на этот вопрос. Это место вам не принадлежит, не так ли?

Кэролайн почувствовала себя неловко: видно было, что эти двое друг друга не любят. К тому же она вдруг вспомнила о положении, в котором оказалась, и что ей ни к чему быть узнанной. Она отвернулась, надеясь, что ее большая, по моде, шляпа затеняет ей лицо. В этот момент она услышала женский голос, обращенный к ней:

— Не желает ли ее светлость пройти наверх?

— Да, конечно, — ответила Кэролайн, испытав чувство небывалого облегчения, и поспешно вышла из гостиной в прихожую, где симпатичная пожилая женщина сделала ей книксен и, высоко подняв свечу, провела вверх по лестнице.

— Сюда, ваша светлость. Осторожно на верхней ступеньке. Она повыше остальных, и кто не знает, спотыкается.

Они благополучно поднялись на площадку, и женщина открыла дверь.

— Надеюсь, вашей светлости будет здесь удобно. Это наша лучшая комната, и мы редко ею пользуемся, но, когда сегодня утром мы получили известие от сэра Монтегю, мы принялись за дело и хорошенько ее прибрали. И постель мы проветрили, ваша светлость, и целый день грели ее горячими кирпичами. Могу дать клятву, что вам в ней будет совсем удобно: только прошлой осенью я заново набила ее лучшим гусиным пером.

Хозяйка откинула покрывало, чтобы продемонстрировать Кэролайн, как удобна огромная перина, горой вздымающаяся на дубовой кровати с пологом. Кэролайн так и застыла, широко открыв изумленные глаза.

— Я не ослышалась? Вы сказали, что сегодня утром получили известие от сэра Монтегю? — спросила она.

— Да, конечно, миледи. Грум прискакал около полудня. Он сказал нам, что сэр Монтегю проведет здесь ночь, и мы были счастливы слышать это: ведь сэр Монтегю наш давнишний и уважаемый постоялец. А когда грум добавил, что его будет сопровождать супруга, мы еще больше обрадовались. Сэр Монтегю уже больше двух лет время от времени останавливается у нас, но мы раньше не слыхали, что он женат. Ох, он такой прекрасный джентльмен, миледи. Может, я и запоздала маленько, но позвольте со всем почтением вас поздравить.

— Спасибо… спасибо, — отозвалась Кэролайн таким странным тоном, что хозяйка посмотрела на нее с изумлением.

— Но вы притомились, миледи, а я тут стою болтаю попусту, вместо того чтобы ужин вам приготовить. Надеюсь, он придется вашей светлости по вкусу, хоть, может, вы и привыкли к чему получше, но уж мы сделали все, что могли. И если ваша светлость позвонит, когда будете готовы, я вернусь и провожу вас вниз.

— Спасибо, — снова сказала Кэролайн.

Дверь за хозяйкой закрылась, и Кэролайн осталась одна. Несколько секунд она стояла не двигаясь. Потом, вздрогнув, поднесла руки к щекам.

Она попала в беду: подобной истории она и представить себе не могла. Когда Кэролайн осознала то, что сказала ей хозяйка, ее снова бросило в дрожь. Значите сэр Монтегю намеревался остановиться здесь, устроил все заранее, и неполадки с колесом — всего лишь спектакль, который они с грумом разыграли! Какая же она дура, что так легко поддалась обману! А не большая ли глупость то, что она дала втянуть себя в эти скачки — да и были ли скачки?

Сбитая с толку и испуганная Кэролайн стала вспоминать все, что произошло в последние сутки, обвиняя не только сэра Монтегю, но и себя. Да, она с самого начала была виновата.

Она знала, что сэр Монтегю Риверсби — человек не их круга. Ее достаточно часто об этом предупреждали, но именно эти предупреждения заставляли ее упрямо принимать его общество. Это было безумие! Своеволие, — чувство противоречия… И вот к чему они ее привели.

Графиня Буллингем, крестная Кэролайн, вводила ее в свет в этом сезоне, так как мать Кэролайн была недостаточно здорова, чтобы жить в городе и выдержать все изнуряющие формальности, связанные со светским дебютом. Однако в городской резиденции леди Буллингем не нашлось места для Кэролайн и многочисленной челяди, сопровождавшей ее, поэтому был приведен в порядок великолепный особняк ее отца — Валкэн-Хаус на Гровнор-сквер, и Кэролайн поселилась в нем со своей кузиной, достопочтенной миссис Эджмонт, в качестве компаньонки.

Это не мешало леди Буллингем пристально следить за своей подопечной, и от зоркого взгляда ее светлости мало что могло ускользнуть.

— Я терпеть не могу этого Риверсби, Кэролайн, — сказала она по дороге с бала в Девоншир-Хаус. — На твоем месте я бы вела себя с ним как можно холоднее.

— Он очень настойчив, мэм. Сегодня вечером он в третий раз сделал мне предложение.

— Сделал тебе предложение! — Голос леди Буллингем зазвучал пронзительно. — Как он посмел? Какое нахальство! Можно подумать, что ты — звезда лондонского сезона и самая богатая невеста года — снизойдешь до него!

— Его нахальство меня забавляет, — ответила Кэролайн. — И кроме того, от него не так легко избавиться.

— В двери моего дома он не войдет никогда, — ответила ее светлость. — Сделал предложение, как же! Трудно себе представить, что скажет твой отец.

Кэролайн рассмеялась. Она прекрасно представляла себе холодное равнодушие, с которым ее отец смел бы сэра Монтегю со своего пути. Однако неоспоримым фактом было то, что она продолжала встречать сэра Монтегю повсюду. Так или иначе ему удалось стать вхожим в большинство домов, а его нахальные заявления о том, что он намеревается на ней жениться, забавляли ее — всерьез она его не принимала.

Она бы отнеслась к предостережению своей крестной более внимательно, если бы леди Буллингем с поразительной бестактностью не заставила лорда Глосфорда предостеречь Кэролайн от сэра Монтегю. Кэролайн считала графа Глосфорда занудой. Она прекрасно видела, что крестная мечтает выдать ее за графа: в глазах света он — будущий герцог Мельчестерский — был блестящей партией.

Однако Кэролайн от души презирала манерность и изнеженность лорда Глосфорда и была столь же мало склонна принять его предложение, как и предложение сэра Монтегю. Понятно, что его предостережения могли вызвать у нее только раздражение.

— Знаете, этот парень какой-то скользкий, — сказал он ей однажды. — Право, Кэролайн, он не на уровне.

Я бы ему дал отставку.

— Спасибо, милорд, — отозвалась Кэролайн. — Но я Надеюсь, что разбираюсь в людях лучше, чем ваша светлость — в лошадях.

Это было ощутимым уколом, так как весь свет уже несколько недель посмеивался над историей о том, как лорд Глосфорд заплатил пятьсот гиней за лошадь, которую, как выяснилось спустя несколько недель, чем-то подпоили, чтобы продать подороже.

Возможно, именно занудство лорда Глосфорда и постоянные укоризны крестной заставили Кэролайн охотно откликнуться на предложение сэра Монтегю о тайных скачках. Он высказал его на балу, а потом назначил встречу назавтра в парке.

Миссис Эджмонт ничего не могла поделать, когда во время променада в парке сэр Монтегю шел подле Каролайн и что-то так тихо говорил ей, что до нее не долетало ни слова.

— Рохэн побился об заклад, что его жена может управлять лошадьми лучше всех женщин и на его серых обгонит моих гнедых, кто бы ими ни правил, — сказал сэр Монтегю. — Финиш — у дома моей сестры неподалеку от Севеноукса, а ставка — тысяча гиней.

— И вы предлагаете мне править вашими гнедыми? — спросила Кэролайн.

Ее глаза сверкали. Она знала гнедых сэра Монтегю.

Они были несравненны. И трудно было не мечтать о победе над леди Рохэн, которая непереносимо чванилась своим умением обращаться с вожжами.

— Не знаю, кто еще мог бы победить леди Рохэн, — тихо проговорил сэр Монтегю.

Кэролайн колебалась. Она знала, что ей следовало отказаться, что скачки, на которые поставлены огромные суммы, — неподходящее дело для любой благовоспитанной девушки, не говоря уже о леди Кэролайн Фэй, единственной дочери маркиза и маркизы Валкэн… Но соблазн был так велик!

— Я предлагаю, — тихим мягким голосом продолжил сэр Монтегю, — чтобы никто не знал, кого я выбрал править своей упряжкой, пока скачки не закончатся. Один фаэтон стартует на углу Гайд-парка, а другой — от клуба Уайта. Но победительницу мы объявим, только когда скачки закончатся.

— Но как мы сможем удержать это в секрете? — спросила Кэролайн. — Если я захочу уйти из дома после ужина, миссис Эджмонт начнет меня расспрашивать.

— Вы можете оставить записку, что договорились встретиться с друзьями и будете в обществе леди Рохэн.

Вы вернетесь домой не позже, чем с бала, а если ваша компаньонка и узнает правду, она будет так горда вами, что не станет болтать лишнего.

«Миссис Эджмонт так ужаснется, что предпочтет замять это дело», — подумала Кэролайн, но ей казалось, что приключение стоит того, чтобы рискнуть чем угодно — даже гневом крестной. Что может быть приятнее, чем состязаться с ловкой и знаменитой леди Рохэн, которая, как считалось, не имела себе равных в обращении с лошадьми.

Возможно, в будущем ее ждут неприятности, но Кэролайн никогда не страдала отсутствием храбрости.

Она гордо подняла голову, выставив вперед упрямый маленький подбородок.

— Я это сделаю, — сообщила она довольному сэру Монтегю. — Но до конца гонок все должно оставаться в тайне.

— Клянусь, — ответил он.

Сейчас она не была уверена, что он сдержал слово.

Конечно, не было никаких скачек и соперничества с фаэтоном, которым правила леди Рохэн. Это была лишь уловка, чтобы Кэролайн оказалась в его власти.

Почем знать, может, не было и никакой сестры неподалеку от Севеноукса. В одном она могла быть уверена: казалось неизбежным, что она проведет эту ночь здесь как жена сэра Монтегю и его молчание будет куплено ценой их помолвки.

При этой мысли Кэролайн опять бросило в дрожь.

В сэре Монтегю было что-то вкрадчиво-неприятное.

Она всегда знала, что он не ровня ей, хотя и забавлялась, поддразнивая им своих поклонников, которые все были гораздо моложе и не могли состязаться с ним в остроумии и бесстыдном нахальстве.

Кэролайн осмотрела спальню: большая кровать с пологом, огонь, разожженный в камине, ваза цветов на туалетном столике, ножки которого затянуты белым муслином с оборкой.

Для своего предательства сэр Монтегю выбрал красивую обстановку. Одна мысль о его толстых улыбающихся губах, темных глазах и непомерно крупных кистях рук наполняла ее ужасом и отвращением. Ей надо бежать, надо отсюда выбраться! Но как? Как?

Если она устроит сцену, позовет хозяйку и потребует, чтобы ее отправили обратно в Лондон в почтовой Карете, будет скандал. Кроме того, ее могут и не послушать; они даже могут подумать, что это — стеснительность и страх новобрачной. Сэру Монтегю не составит труда опровергнуть ее слова и сыграть роль ее тюремщика, а не только законного мужа и господина, каковым они его считают.

Кэролайн еще раз испуганно огляделась, потом подошла к окну и широко распахнула раму с мелким переплетом. Луна светила ярче, чем в тот момент, когда они Входили в гостиницу. Ее свет заливал садик за домом, а за ним можно было разглядеть тени деревьев. Лес! Кэролайн посмотрела туда, потом взглянула вниз. Под окном на расстоянии пяти-шести футов был выступ крыши над кладовкой или чуланом. Рядом с ним, в тени, Кэролайн различила большую бочку для воды.

Постояв немного, она решилась: вернувшись к двери спальной, заперла ее на задвижку, а затем, подбежав к подоконнику, взобралась на него. Было довольно непросто справиться с платьем из французского бархата с присборенным подолом и широкими рукавами, собранными атласной лентой, но Кэролайн было не привыкать.

Да, не впервые ей приходилось выбираться из окна спальни. Когда она была маленькой, гувернантки и родители нередко наказывали ее за то, что она вылезала из спальной и разгуливала по парку или шла к морю, вместо того чтобы спать.

Кэролайн очень осторожно свесилась с окна, так что до крыши оставалось всего около фута, и разжала руки. С глухим ударом она приземлилась на плоскую крышу и затаив дыхание, минуту переждала, опасаясь, что ее кто-нибудь услышит. Но ничего не случилось.

Все было тихо, не считая отдаленного шума голосов, доносившихся, видимо, из пивной.

Кэролайн взглянула вниз. До земли все еще было далеко, но тут была бочка с водой: надо было поставить ногу на ее край, придерживаясь за стену. Единственное, чего можно было опасаться, — это свалиться в саму бочку, но Кэролайн была ловкой и хорошо умела сохранять равновесие. Не считая царапины на пальце, дырки в платье, зацепившемся за гвоздь, пыли и грязи, оставшихся на ладонях, освобождение прошло благополучно.

Подождав немного, она заглянула в ближайшее окно. Как она и думала, плоская крыша накрывала кладовку. В кладовке было темно, но дверь была открыта, и за ней виднелась большая кухня гостиницы. Там суетилась хозяйка; кроме нее, Кэролайн разглядела еще несколько человек: двух молодых женщин с круглыми румяными щеками, в чепцах, закрывавших волосы, и мужчину в фартуке, наверное, повара. Они весело смеялись и болтали, и даже сквозь закрытое окно Кэролайн почувствовала аппетитный запах жаркого.

Больше медлить было нельзя. Приподняв подол, она быстро побежала через сад в лес под тень деревьев.

Лес был негустой, и, поскольку весна еще только начиналась, трава была низкой. Между деревьями шла узенькая тропа, и Кэролайн быстро пошла по ней. Она не имела представления, куда идет, и думала только о том, как бы подальше уйти от гостиницы. Торопясь, она шла вперед.

Главная дорога к Севеноуксу должна находиться в этом направлении, и если выйти на нее, то наверняка; можно найти какой-нибудь постоялый двор, а там нанять почтовую карету, чтобы вернуться в Лондон. Пару раз она споткнулась о ветви шиповника, протянувшиеся поперек тропинки; они цеплялись и за ее юбку, и Кэролайн несколько раз пришлось останавливаться и выпутывать их из бархата; этот грубый контакт с природой явно был ему не на пользу.

Она шла уже несколько минут, когда вдруг услышала голоса. Девушка резко остановилась.

«Неужели меня уже ищут?» — подумала она. Ей казалось, что должно было пройти некоторое время, прежде чем они поймут, что ее нет в комнате: задвижка на двери была массивная, и сломать ее будет непросто.

Тут она поняла, что голоса раздавались не сзади, а перед ней: значит, погони из гостиницы не было. Она прислушалась. Неожиданно по лесу пронесся крик удивления и ужаса — или даже смертной боли. Только один крик — потом снова наступила тишина.

Кэролайн показалось, что сердце ее на секунду остановилось, а потом заколотилось так сильно, что еще чуть-чуть — и оно выскочило бы из груди. Она тесно прижалась к стволу дерева, крепко обхватив его обеими руками. Казалось, этот крик отдавался в ее ушах, но больше он не повторился. Вместо этого она услышала, как кто-то продирается через кусты, быстро, как будто бегом.

В эту полную страха минуту Кэролайн подумала, что кто-то движется в ее сторону. Она еще теснее прижалась к стволу, отчаянно надеясь, что ее не заметят.

Но шаги повернули в сторону, минуя ее. По звуку она поняла, что человек удаляется, и разглядела, как кто-то двигается в тени деревьев. Ей показалось, что это мужчина, но лунный свет был обманчив, а она слишком испугана, чтобы чувствовать уверенность хоть в чем-то, кроме того, что шаги удаляются все дальше и дальше.

Едва решаясь дышать, она прислушивалась к звукам, пока они не стихли вдали, и снова наступила тишина — странная, таинственная тишина после внезапного шума. Лес казался неестественно спокойным. До того слышны были шорохи, движения маленьких зверушек в зарослях, хлопанье крыльев проснувшейся птицы, теперь же ее окружало только молчание; молчание, которое само по себе было страшным.

Наконец Кэролайн глубоко вздохнула. Она вышла из-за дерева, только сейчас почувствовав, как крепко за него ухватилась. Кора врезалась в ее руки и оставила следы на коже. Девушка потерла занемевшие руки и смахнула листья и пыль с платья. Потом она двинулась дальше.

Тропинка, по которой она шла, по-прежнему плутала в темных зарослях, но в конце концов вывела ее на вырубку. Лунный свет был ярким, деревья кругом вырублены, а вдалеке Кэролайн разглядела стены коттеджа. Присмотревшись внимательнее, она поняла, что коттеджем строение можно было назвать лишь условно.

Крыша, покрытая дранкой, провалилась, проем двери зиял пустотой, многие кирпичи вывалились.

Бояться тут нечего, строго сказала себе Кэролайн, но тут же почувствовала, что дыхание ее участилось, а сердце не переставало колотиться с того самого момента, как она услышала раздавшийся в лесу крик. Сделав еще несколько шагов вперед, она остановилась, и с ее уст сорвался крик ужаса. На земле в самом центре вырубки лежал человек.

Он лежал скорчившись, одна нога была неловко подвернута, руки раскинуты, и кисти их разжаты как бы в полной беспомощности. Его голова была закинута назад, так что Кэролайн с того места, где стояла, могла видеть только резкое очертание его подбородка. Пораженная ужасом, она застыла, словно в кошмаре. Лунный свет отражался от пряжек на туфлях, от пуговиц черного сюртука и от начищенной рукояти ножа, торчавшего из его шеи. Под ним на белоснежных брыжах рубашки расплывалось темное пятно.

На минуту Кэролайн потеряла способность соображать. Застыв в неподвижности, она не могла отвести глаз от убитого, не понимая, куда ей двигаться: вперед или назад. Вид этих белых пустых рук, неподвижно лежащих на жесткой траве, наполнял ее ужасом. Затем она снова услышала шаги.

Кто-то твердо, целенаправленно шел к вырубке с другой стороны леса. Хрустели сухие сучья, шелестели ветви, как будто кто-то нетерпеливо пробирался сквозь деревья.

Наконец, когда шаги звучали, казалось, уже на вырубке, к Кэролайн вернулась способность двигаться. Она хотела было повернуться и броситься назад по той тропинке, по которой пришла, но колени ее подгибались, и внезапная страшная слабость не дала ей двинуться дальше толстого дуба, к стволу которого она прислонилась.

«Я должна скрыться», — говорила она себе, но ноги не слушались ее.

Она презирала себя за эту слабость, но за всю ее безмятежную жизнь ей еще ни разу не приходилось видеть мертвого человека, а его предсмертный крик все еще звучал в ушах.

Кэролайн снова прижалась к дубу и увидела, как на вырубку вышел человек. Он был высокого роста, в модной касторовой шляпе, а его синий сюртук и лосины были великолепно скроены, и даже в теперешнем своем ошеломленном состоянии Кэролайн догадалась, что он занимает высокое положение в обществе. Это чувствовалось и по тому, как он гордо держал голову и как властно двигался, раздвигая кустарнику края вырубки.

Не останавливаясь, он прошел дальше и увидел лежащего на земле человека.

— Господи! Что это?

Он произнес эти слова очень громко, и казалось, что они эхом отдались среди деревьев.

Именно этот звук — звук человеческого голоса — не позволил Кэролайн потерять сознание.

«Я должна скрыться», — прошептала она пересохшими губами и шагнула было к тропинке, по которой пришла.

Джентльмен, стоявший на вырубке, видимо, заметил это движение, так как не успела она и на два шага отойти от укрывшего ее дуба, как он повернулся в ее сторону, выхватив из кармана пистолет.

— Стойте! — крикнул он. — Кто вы? Идите сюда сейчас же!

Кэролайн остановилась. В голосе незнакомца было нечто, требовавшее безоговорочного подчинения.

Очень медленно она пошла вперед, пока не оказалась в лунном свете.

— Женщина! — воскликнул джентльмен, убирая пистолет в карман.

Он сорвал с головы шляпу.

— Прошу прощения, мадам. Я не ожидал увидеть леди, скрывающуюся здесь и при таких обстоятельствах.

Его голос звучал ровно и был совершенно спокойным, и Кэролайн почувствовала, что гордость требует от нее стойкости. Хотя страх все еще не отпускал ее, а руки дрожали, она смогла сделать ему реверанс.

В лунном свете ясно было видно его лицо. Кэролайн поняла, что видит перед собой человека, красивее которого еще не встречала. Неверный свет луны придавал его волосам цвет бронзы, а глаза, широко посаженные под высоким лбом, казались металлически-серыми и странно проницательными.

— Могу я узнать, что вы здесь делаете, мадам? — спросил он, не дождавшись от нее ответа. — А также знаете ли вы что-нибудь об… этом?

Он указал шляпой на тело, лежавшее на траве. Его голос был негромким, но таким властным, что Кэролайн почувствовала, что необходимо как-то объяснить свое присутствие.

— Я шла… через лес, сэр, и вдруг услышала голоса… а потом внезапный крик… крик ужаса и боли… а потом я слышала, как кто-то быстро пробежал туда.

Она сделала слабый жест рукой и тут заметила, как много на ней грязи.

Джентльмен водрузил шляпу на голову и, встав на колени, приложил руку к сердцу убитого.

— Он… совсем мертвый? — спросила Кэролайн, и, как она ни старалась, голос ее дрогнул.

— Несомненно! Тот, кто нанес этот удар, знал свое дело.

Он поднялся на ноги и продолжал стоять, глядя в лицо мертвеца.

— Странно, — сказал он как бы самому себе. — Странно, очень странно, ведь я должен был здесь с ним встретиться.

— Вы… знаете его, сэр?

— Да. Я его знаю. Это адвокат по имени Айзек Розенберг. Мошенник, это верно, но и мошеннику я не пожелаю такой смерти.

— И вы пришли сюда, чтобы встретиться с ним, сэр? — спросила Кэролайн.

Она не знала причины своего любопытства, но что-то подсказывало ей, что нужно постараться узнать о нем как можно больше.

— Да, по его приглашению, — ответил незнакомец негромко. — И, кстати, это мне напомнило…

Он взглянул на мертвеца, снова опустился на одно колено и засунул руку в его карман.

— А, они здесь! — воскликнул он довольным тоном.

Он вытащил пакет писем. Насколько Кэролайн смогла разглядеть, их было с полдюжины — перевязанные бечевкой и запечатанные красным сургучом. Джентльмен переложил их в свой карман, затем, поколебавшись секунду, пробормотал вполголоса:

— А все ли они здесь?

Он ощупал второй карман сюртука, который оказался пустым, а затем просунул руку во внутренний нагрудный карман. В нем что-то было — лист писчей бумаги. Он взглянул на него и встал во весь рост, внезапно напрягшись.

Кэролайн еще раз подумала, что, несомненно, никого красивее этого мужчины она в своей жизни не видела, — но в его лице было что-то странное. В этот момент она не смогла бы сказать, что это было за выражение. Незнакомец смял лист бумаги, который держал в руках, и внезапно откинул голову с резким смехом, в котором не было веселья.

— Черт подери, кто-то необыкновенно тщательно продумал все детали!

— Что случилось, сэр? — спросила Кэролайн.

Он посмотрел на нее так, как будто забыл о ее присутствии.

— Это шутка, мадам, — ответил он, и в голосе его послышался сарказм. — Чудовищная шутка, надо признать, но она наверняка доставит удовольствие — правда, не мне лично.

— Не понимаю, — проговорила Кэролайн.

— Вполне естественно, — отозвался он. — Но я объясню. Этот бедный мошенник был убит специально для того, чтобы накинуть мне петлю на шею. Его пригласили сюда встретиться со мной. Меня заманили в это же самое место. Вот он лежит мертвый у моих ног — а я должен оказаться в руках правосудия.

— Но, сэр, — воскликнула Кэролайн, — вы его не убивали, я могу в этом поклясться!

— О! Конечно, можете! От этого шутка становится еще смешнее. Кто знает, что вы в этом лесу?

— Никто, сэр! Совершенно никто. Я и сама еще совсем недавно не думала в нем оказаться.

Джентльмен снова откинул голову и расхохотался.

— Шутка становится все забавнее, — сказал он. — Более того, сюжет становится все запутаннее. Как же обозлится совершивший это элегантное убийство, когда узнает, что вы можете засвидетельствовать мою невиновность!

— Но, сэр, — Кэролайн внезапно испугалась, — я не хочу свидетельствовать… Я хочу сказать, что если речь будет идти о том, чтобы спасти вас от виселицы, но… но, сэр, я хотела бы, чтобы никто не узнал, что я была здесь… Уверяю вас, будет ужасно, если узнают, что я была здесь в столь поздний час. Особенно если об этом узнают в суде…

Джентльмен улыбнулся.

— В этом случае, мадам, умоляю вас исчезнуть как можно скорее: если я не ошибаюсь, очень скоро сюда придут и обнаружат труп, а если им особенно повезет, где-то неподалеку будет скрываться и убийца. Поэтому бегите, мадам, так быстро, как только могут нести вас ваши ножки, иначе вы будете втянуты в высшей степени неприятное и очень нечистоплотное преступление.

— Но, сэр, я не могу так поступить! — воскликнула Кэролайн. — Конечно, я не могу вас бросить, поскольку знаю, что вы невиновны, но…

— Тут не может быть никаких «но», мадам, вы должны скрыться.

— А вы?

— Я буду ждать суда.

— Но почему? — спросила Кэролайн. — Почему вы хотите поступить так глупо? Если вас здесь не будет, никто не сможет доказать, что вы убили этого человека…

Ведь это же нужно доказать, знаете ли.

Джентльмен пожал плечами.

— Я не настолько привязан к жизни, мадам. Говоря кратко, в настоящий момент жизнь не представляет для меня никакого интереса. Я вполне согласен умереть таким образом.

— Значит, вы либо безумны, либо пьяны! — сердито воскликнула Кэролайн. — Есть немало вполне приличных способов умереть, но умереть из-за предательства, смиренно подчиниться тому, что вы сами называете кознями, — это трусость или малодушие. Уйдемте отсюда, сэр, пока у нас еще есть время, и, если им надо найти убийцу, пусть они его поищут.

Слова Кэролайн звучали страстно. Незнакомец слушал ее с улыбкой, потом пожал своими широкими плечами.

— Мадам, вы меня убедили. Я вас послушаюсь. Можно мне по крайней мере сопровождать вас из лесу, если в ваши намерения входит уйти отсюда?

Он хотел было предложить Кэролайн руку, но в этот момент она предупреждающе подняла палец:

— Слушайте!

Они застыли на месте. В отдалении, в той стороне леса, откуда пришла Кэролайн, послышались голоса и шаги людей, пробирающихся между деревьями.

Кэролайн чуть слышно вскрикнула.

— Скорее, — шепнула она. — Может быть, они ищут вас или… меня.

Джентльмен быстро повернулся.

— Тогда идемте сюда, — сказал он. — У меня неподалеку отсюда лошадь.

Он провел ее через вырубку, и они вошли в лес. Кэролайн шла за ним следом, хотя идти было нелегко: здесь деревья были гуще, и не раз отклонившаяся ветка задевала ее по лицу, а за ее подол и кружева на вороте цеплялись плети ежевики. Нетерпеливо высвобождаясь она спешила за незнакомцем, торопливо шагавшим впереди, прислушиваясь к шуму голосов и шагам за спиной.

Наконец (спустя целую вечность, как показалось Кэролайн) деревья расступились, и она увидела, что к одному из них привязана лошадь.

— Ну вот, прибыли, — сказал джентльмен. — Вы сможете ехать сзади меня?

— Да, — коротко ответила Кэролайн.

Он поднял ее, посадил на лошадь и сам вскочил в седло. Она обхватила его за талию. Внезапно оба услышали шум и крики, явно доносящиеся с вырубки.

— Слышите? Они нашли тело, — проговорил незнакомец. Пришпорив лошадь, он пустил ее легким галопом через поле, лежавшее за лесом.

Глава 2

Они проскакали уже немало, и лес почти скрылся из виду. У Кэролайн перехватило дыхание от быстрой езды и неудобного положения, в котором трудно было сохранять равновесие. Наконец она с трудом проговорила:

— Куда мы едем, сэр?

Ее спутник натянул поводья и, переводя лошадь на шаг, ответил:

— Я живу неподалеку, в замке Брекон. Между прочим, меня зовут Брекон.

— Кажется, я слышала о замке, — задумчиво отозвалась Кэролайн.

— Вполне вероятно. Достопримечательность, будь она неладна. Народ толпами собирается поглазеть на нормандские башни. Может, и вы его видели с дороги.

Кэролайн гордо выпрямилась и собралась было высокомерно сообщить ему, что не имеет привычки осматривать замки с дороги или в толпе зевак, но вспомнила о своем разорванном платье и испачканных руках и сообразила, что незнакомец не имеет представления о положении, которое она занимает в обществе. С трудом она удержала слова, уже готовые сорваться с языка, и кротко сказала:

— Конечно, я не забыла бы ваш прекрасный замок, если бы видела его когда-нибудь. Правильно ли я поняла вас, сэр: вы — лорд Брекон?

— Правильно, — ответил тот. — И я буду иметь удовольствие показать вам мой замок.

— Вы собираетесь вернуться к себе домой, милорд? — удивилась Кэролайн.

— Да. А что?

— Но ведь это очень неразумно! Всего несколько минут назад вы сказали мне, что того беднягу в лесу убил кто-то, кто хотел приписать это преступление вам.

Если вас подозревают, они сразу же направятся в замок Брекон, чтобы найти вашу светлость и осведомиться, где вы были весь вечер, и в особенности в то время, когда этот человек получил смертельный удар.

— Клянусь небом, — воскликнул лорд Брекон, — одно из двух, мадам: либо вы сообразительнее любого адвоката, либо — пылкая почитательница популярных романов.

Кэролайн рассмеялась. Действительно, родители не раз упрекали ее за то, что ей нравились самые невероятные романтические повести.

— Однако, — продолжил ее спутник, — в этом что-то есть. И что же вы предлагаете?

— У вас есть надежные друзья? — спросила Кэролайн. — Я помню, как-то одного зажиточного фермера вызвали на допрос в суд: его подозревали в связи с бандой контрабандистов. Многие считали, что он виновен, но трое его друзей поклялись, что ту ночь он провел, играя с ними в карты. Мой отец сказал потом:

«Достаточно трудно уличить во лжи одного человека, а когда четверо клятвенно утверждают одно и то же, пусть и не правду, тут ничего не смогут сделать и судья с присяжными».

— Ваш отец был прав, — сказал лорд Брекон и направил лошадь в другую сторону. — Послушаюсь его и поищу если не трех верных друзей, то хотя бы двух.

Кэролайн почувствовала, что он опять не правильно понял ее, и с трудом удержалась от объяснений, что, когда фермера допрашивали, ее отец был в судейском кресле, а не на скамье подсудимых. Однако она сказала себе, что его ошибка ей на пользу: теперь, когда она знала, что ее спутник — лорд Брекон, она поняла, насколько важно, чтобы он не узнал, кто она.

— Я вспомнил двух друзей, которые будут мне полезны, но, чтобы их отыскать, нам предстоит проехать пару миль, — сказал лорд Брекон. — Вы можете продолжать путь или вы слишком неудобно сидите?

— Все в порядке, милорд, не беспокойтесь, — ответила Кэролайн.

— Черт подери, мои манеры никуда не годятся, мадам! — внезапно воскликнул лорд Брекон. — Я не спросил вас, каковы ваши пожелания. Прошу меня извинить, но последние события меня несколько выбили из колеи.

— Вполне понятно, милорд.

— Мы едем в сторону Севеноукса. Это направление вам подходит?

— Рада сказать, что оно меня вполне устраивает, — с достоинством отозвалась Кэролайн, подумав про себя, что там она наймет почтовую карету, чтобы вернуться в Лондон.

— Теперь, когда мы уже так хорошо знакомы, можно ли задать вам нескромный вопрос, — осведомился лорд Брекон. — Как ваше имя?

— Кэролайн… — начала было Кэролайн, но осеклась.

Ее мысли были заняты возвращением в Лондон, и в рассеянности она чуть было не ответила на его вопрос полностью.

— Да? — напомнил он ей.

— Э-э-э… Фрай, — закончила Кэролайн, назвав первую попавшуюся фамилию.

— Ваш слуга, мисс Фрай. Может быть, теперь вы удовлетворите мое любопытство и скажете, почему вы оказались в лесу в тот самый момент, когда Айзека Розенберга сразила чья-то предательская рука?

Кэролайн принялась лихорадочно думать. Она так сосредоточилась на неприятностях лорда Брекона, что не приготовила никаких объяснений. К счастью, и здесь ей немало пригодились романы, и она неспешно стала излагать историю, которая, как она надеялась, звучала достаточно убедительно:

— Я — жертва пренеприятнейшего стечения обстоятельств, милорд. Я была компаньонкой у знатной дамы.

Я служила у нее недолго, всего несколько недель, но за это время ее характер и поведение внушили мне ужас и отвращение. Она страшно эксцентрична, и во многом это можно объяснить ее пристрастием к бренди. Сегодня вечером, после ужина, она не впала в дремоту, как это бывало обычно, а настояла, чтобы мы немного проехались. Видимо, она надеялась, что ночная прохлада освежит ее; и вот карета была подана, и мы отправились.

Всю дорогу она попрекала меня недостатками, которых у меня нет, и ошибками, которых я не совершала.

Я была терпелива: мой долг — сносить все покорно.

Через некоторое время звук собственного голоса ее утомил, и она сказала, чтобы я передала ей дорожное зеркальце, которое я всегда держала для нее в своем ридикюле. Я передала его, как она просила, но, к несчастью, именно в этот момент карету тряхнуло — а может, у нее рука была нетверда из-за выпитого бренди. Как бы то ни было, зеркальце упало и разбилось вдребезги.

В ярости она обвинила меня в том, что я накликаю на нее несчастье, и заявила, что с этой минуты видеть меня не желает. Она приказала остановить карету и высадила меня на дороге. Я умоляла ее, чтобы она по крайней мере довезла меня до дома, где я могла бы взять свои вещи и уехать на следующее утро, но она не слушала. Швырнув причитающиеся мне деньги в дорожную пыль у моих ног, она приказала кучеру трогать.

— Чудовищно! — воскликнул лорд Брекон. — Совершенно чудовищно! Таким женщинам не место на земле!

— Я оказалась на узкой пустынной дороге, — продолжила Кэролайн, — но мне казалось, что если я пройду через лес и пересеку поле, то выйду на главную дорогу к Севеноуксу.

— Так оно и есть. — подтвердил лорд Брекон. — Но это миля, а то и больше. Вы бы очень устали.

— Вот, милорд, как я оказалась в лесу, — закончила Кэролайн, в восторге от своей истории. Она не сомневалась, что его светлость во всем ей поверил.

— А теперь, если я провожу вас до Севеноукса, как вы считаете, вы сможете найти почтовую карету или дилижанс, которые доставят вас обратно в Лондон? — спросил лорд Брекон.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответила Кэролайн.

— Значит, вы живете в Лондоне?

Его слова пробудили в Кэролайн внезапное отвращение к дому в Лондоне. В этот момент ее охватило непреодолимое желание оказаться снова в поместье Мэндрейк, увидеть отца с матерью, снова почувствовать себя в целости и безопасности, под их защитой.

Она подумала о том, какие истории начнет рассказывать сэр Монтегю, вернувшись в город. Она предвидела объяснения и извинения, в которые ей придется пуститься перед своей крестной и своей компаньонкой, миссис Эджмонт. Все это было достаточно страшно, и Кэролайн, импульсивная, как всегда, быстро приняла решение, что не будет рисковать встречей с сэром Монтегю — по крайней мере до тех пор, пока не решит, как себя вести с ним. Она отправится в Мэндрейк; более того, она расскажет матери всю правду и попросит у нее прощения. Кэролайн было свойственно всегда признаваться, если она поступила нехорошо, и теперь с глубоким вздохом облегчения она представила себе конец пути и неизменное понимание и сочувствие матери.

— Нет, милорд, — сказала она ему, — мой дом неподалеку от Дувра, и мне хотелось бы попасть туда, пока я буду искать новое место.

— Тогда мы постараемся отправить вас в Дувр, — ответил лорд Брекон. — И чем скорее, тем лучше. Вы готовы ехать немного быстрее? Если так плестись, то мы будем добираться до моих друзей чуть ли не полночи.

— Скачите так быстро, как считаете нужным, милорд, — отозвалась Кэролайн и покрепче обхватила его талию.

Лорд Брекон перевел лошадь в галоп, и тут уже Кэролайн могла думать только о том, как бы не упасть.

Она низко пригибала голову, чтобы ее шляпу не сдуло.

Казалось, что они ехали довольно долго. Наконец лорд Брекон сдержал лошадь и произнес довольным тоном:

— Ну вот! Я так и думал, что они здесь!

Кэролайн подняла голову и увидела на поле прямо перед ними мерцающие огни и силуэты невысоких закругленных крыш с маленькими тонкими трубами. Она никак не могла вспомнить, как называются эти дома, пока вдруг ее не осенило: поле было заполнено кибитками с круглыми крышами, а между ними стояло несколько больших фургонов.

— Цыгане! — воскликнула она изумленно.

— Нет, не цыгане, — возразил лорд Брекон. — Зверинец. Его владелец — тот верный друг, которого вы посоветовали мне отыскать.

— Зверинец? Как интересно! Я однажды видела зверинец на ярмарке.

— Я думаю, Гримбальди закончит свои гастроли именно так, — ответил ее спутник.

Тем временем они подъехали к воротам в живой изгороди. Когда же они хотели двинуться дальше, путь им преградил какой-то парнишка. Смуглокожий, с длинными гладкими волосами, он был подозрительно похож на цыгана. Позади него появилась столь же смуглая женщина с ребенком на руках. Еще один малыш держался за ее юбку.

— Эй, вы! — прокричал парнишка. — Представление кончилось. Так поздно к нам нельзя!

— У нас дело к мистеру Гримбальди, парень, — ответил лорд Брекон. — Проводи меня к его кибитке.

— К хозяину? — с сомнением спросил мальчишка, слегка оробев от властного голоса. — А вы уверены? Он не сказал, что ждет гостей.

— Как знать, сынок, — негромко проговорила женщина. — Делай, что просит джентльмен.

Лорд Брекон подбросил серебряную монетку. Мальчишка ловко ее поймал.

— Сюда, сэр, — сказал он, заметно изменив тон, и побежал перед лошадью, пока они не добрались до большой кибитки, стоявшей чуть в стороне от остальных.

Она была выкрашена в малиновый цвет, а резные украшения были серебряными.

В незашторенных окнах горел свет. Он струился и из открытой двери, к которой вели ступени.

— Эй, хозяин! — позвал парнишка. — Здесь какой-то щеголь говорит, что у него к вам дело.

Оглядевшись, Кэролайн различила на поле больше десятка освещенных кибиток. Большие фургоны стояли кругом, перед некоторыми из них, мерцая, догорали свечи. Она была по-детски разочарована, что не увидит зверей: большинство фургонов были уже закрыты или занавешены на ночь, а в дальнем углу поля был разложен костер, вокруг которого собрались люди — явно рабочие и смотрители.

Пока она осматривалась, на верхней ступеньке кибитки показался человек. Он был крупный, широкие плечи и огромные мускулистые руки обтягивал малиновый сюртук. И он был так высок, что ему пришлось пригнуть голову в дверном проеме. Выпрямившись, он? увидел лорда Брекона.

— Милорд! Вот приятный сюрприз!

— Адам, мне можно войти? — спросил лорд Брекон, спешиваясь, и добавил:

— Со мной друг.

Тот же мальчик подбежал к ним, чтобы взять поводья. Лорд Брекон протянул руки к Кэролайн. Она наклонилась вперед, его руки обхватили ее талию, и, когда он поднимал ее, она ощутила их силу. Лица их сблизились, и сердце ее внезапно забилось. Потом она почувствовала под ногами землю, и лорд Брекон поддержал ее под локоть.

— Позвольте помочь вам, — сказал он.

Лорд Брекон подвел Кэролайн по неровной земле к ступеням кибитки, и она поднялась наверх с помощью стоявшего в дверях человека.

— Позвольте вас приветствовать, мадам, как друга. его светлости, — сказал человек.

— Спасибо, — улыбнулась Кэролайн.

— Это мой старый друг Адам Гримбальди, мисс Фрай, — сказал лорд Брекон. — У него иностранная фамилия, но английская кровь.

— Ваша светлость знает, что это так. И сердце у меня тоже английское. Ох, до чего же приятно вернуться в родную страну!

— Я был уверен, что вы так думаете, несмотря на ваш грандиозный успех во Франции, — сказал лорд Брекон.

— Не изволите ли войти, мадам? — обратился мистер Гримбальди к Кэролайн, сделав приглашающий жест в сторону двери.

— Спасибо, — снова отозвалась Кэролайн и прошла внутрь, низко наклонив голову, чтобы не задеть за притолоку перьями шляпы.

Подняв голову, она чуть не вскрикнула от изумления. В кибитке находилась женщина, и более странного создания Кэролайн в жизни не встречала. Она полулежала на койке в дальнем конце кибитки, но при появлении Кэролайн встала.

Она была очень маленькая и пикантно-привлекательная. Ее длинные волосы, выкрашенные в ярко-золотой цвет, огромным облаком спускались ниже колен.

На ней были турецкие шаровары из какой-то тонкой полупрозрачной материи, а верхняя часть тела была обнажена, только на груди сверкали две большие серебряные накладки, усеянные драгоценными камнями. Ее внешность так изумила Кэролайн, что она могла лишь безмолвно смотреть во все глаза, забыв о вежливости, пока женщина любезно, с французским акцентом, не произнесла:

— Бон суар, мадам. Вы пришли, увы, слишком поздно, чтобы видеть зверей.

— Увы, я так и думала… — начала было Кэролайн, но женщина ее не слушала. Она живо повернулась и с улыбкой и сияющими глазами приветствовала лорда Брекона, который как раз вошел в кибитку.

— Милорд! — воскликнула она. — Я ужасно рада видеть вас! Я думала, вы забыли Зару.

С этими словами она устремилась к нему, протянув обе руки, а когда он хотел взять их и поднести к губам, быстро подняла голову, и он поцеловал ее. От удивления у Кэролайн округлились глаза.

— И как вам Англия, Зара? — спросил лорд Брекон.

Кэролайн заметила, что он с нежностью смотрит на эту странную женщину и все еще удерживает одну ее руку в своей.

— Фу, но я ее терпеть не могу. Холодно, и зрители все не хлопают. Они не приветливы, как французы, и не шумны, как немцы. Они молчат, и как узнать, им нравится или… как это по-вашему?., им противно?

Гримбальди рассмеялся.

— Я говорил Заре, что мы — сдержанный народ, — заметил он. — Со временем она привыкнет.

— А ваши тигры? Какого они о нас мнения? — спросил лорд Брекон.

— Они со мной согласны, — ответила Зара с гордостью. — Если они не слышат громких… как их?., рукоплесканий… им кажется, что они не имеют успеха… они дуются, они грустные… и с ними очень трудно справиться.

— Бедная Зара! — воскликнул лорд Брекон и повернулся к Кэролайн. — Я должен представить вас мадам Заре, мисс Фрай. Она величайшая, а может, и единственная в мире укротительница тигров. Она имела ошеломляющий, успех на континенте, а теперь мы имеем честь видеть ее в Англии.

— Надеюсь, что мне посчастливится увидеть выступление мадам Зары, — вежливо отозвалась Кэролайн.

— Не присядете ли, мисс Фрай? — спросил мистер Гримбальди, придвигая ей стул.

— Спасибо.

Кэролайн приняла его предложение и, только опустившись на стул, почувствовала, как сильно устала.

— Мы с мисс Фрай совершили утомительную поездку, — сказал лорд Брекон. — Что до меня, то я голоден и хочу пить. Мы можем воспользоваться вашим гостеприимством, Адам?

— Ну, конечно, — ответил мистер Гримбальди. — Боюсь, правда, что мы не сможем предложить вам достаточного угощения. Яичница с беконом — это не слишком скудно?

— Я буду ей рад, — сказал лорд Брекон. — А вы, мисс Фрай?

— Ничего лучше не могу себе представить, — улыбнулась Кэролайн. — Я обедала в шесть и страшно проголодалась.

— Итак, яичницу с беконом, Адам. И если найдется, то бутылочку вина.

— У меня есть то, что не стыдно вам предложить, — отозвался Адам Гримбальди. — Шампанское я привез из Франции.

С этими словами он достал бутылку из буфета в задней части кибитки и поставил ее на столик.

Кэролайн огляделась, изумляясь тому, как все было ладно подогнано. Тут были разные шкафчики и полки, картины и украшения. Койка была завалена подушками, а пол застлан прекрасным персидским ковром.

— Как тут уютно! — воскликнула она.

— Моя кибитка меньше этой, но гораздо, гораздо красивее, — откликнулась Зара. — Но вы устали, мадам.

Снимите шляпу и устраивайтесь поудобнее.

— Спасибо, с удовольствием, — сказала Кэролайн и, подняв руки, развязала ленты шляпы.

Шляпа была большая и довольно громоздкая, как того требовала последняя мода. Кэролайн понимала, что волосы ее в беспорядке, но слишком устала, чтобы заботиться о своей внешности. Когда она бросила шляпу на койку и слегка повернула голову, чтобы свет от лампы, горевшей прямо над ее головой, не бил в глаза, то поймала на себе взгляд лорда Брекона и по выражению его лица поняла, что он впервые разглядел ее.

Его глаза выражали удивление и восхищение, и через секунду Кэролайн отвела взгляд, чувствуя, что краснеет. Она и представить себе не могла, как хороша была, когда сидела вот так в свете лампы, падавшем на рыжевато-золотые завитки волос, обрамляющих ее белый лоб.

Ее лицо было правильной овальной формы, небольшая голова изящно сидела на стройной белой шее. Нос небольшой и прямой, губы сочные и алые. В очертаниях ее лица и изящной фигуры было что-то столь прелестное, что все, кто видел Кэролайн впервые, с трудом могли поверить, что перед ними не картинка из книги с волшебными сказками.

Но самым прекрасным в ее лице были глаза: огромные, полные жизни, смеха и озорства. Очарование Кэролайн не было застывшей красотой статуи, но чем-то столь трепетно живым, что никто не мог оставаться подле нее и не проникнуться ее непринужденным весельем и жизнелюбием.

И сейчас, несмотря на усталость, в ее голосе ясно слышалась живость, когда она сказала:

— Расскажите же мне о вашем зверинце. У вас много животных?

— Немало, мадам, — ответил Адам Гримбальди. — Особенно я горжусь своими львами. У меня их три, и старший. Цезарь, ручной, как собачонка. Я взял его малышом, и он позволяет мне делать с собой все, что угодно.

Было очевидно, что мистер Гримбальди очень гордится своим зверинцем и мог бы часами рассказывать Кэролайн о нем, но его остановило появление темноволосого мальчишки с яичницей и беконом: пришлось прервать рассказ о своей работе и ухаживать за гостями. Когда они поели и выпили по бокалу шампанского, лорд Брекон сказал:

— Ну, Адам, теперь я хочу рассказать вам, почему я здесь. Вы, наверное, испытываете немалое любопытство, хотя и проявили величайшую сдержанность и не задали мне никаких вопросов.

— Я знал, что вы все скажете сами, когда сочтете нужным, милорд. Думаю, вы хотите, чтобы я оказал вата какую-то услугу. Я в вашем распоряжении.

— Вы это всерьез, Адам? История эта может грозить неприятностями с судейскими.

Гримбальди пожал плечами:

— От них всегда одни неприятности. Это не имеет значения.

— Во Франции есть очень грубое слово и очень грубое название для них, — сказала Зара. — Но я не стану оскорблять слух юной леди, повторяя его здесь.

Лорд Брекон расхохотался:

— Да, Зара, я его знаю.

— Так вы со мной согласны?

— Я с вами согласен, — кивнул он в ответ.

Она улыбнулась, но тут же снова стала серьезной:

— Милорд, вы не убили человека на дуэли? Вам не надо бежать из Англии?

Лорд Брекон покачал головой:

— Нет, Зара, все не так просто. Лучше я начну сначала. Думаю, вам стоит закрыть дверь, Адам.

Гримбальди встал и прикрыл дверь кибитки. Лорд Брекон допил свой бокал и сказал:

— Я вернулся в Англию примерно три месяца назад.

Как вы оба знаете, я пробыл за границей почти два года, путешествуя по Франции и Италии. Когда я вернулся, меня тепло встретила моя мать, и все мои друзья, казалось, были рады меня видеть. Вскоре после приезда я узнал, что умер один мой дальний родственник и я назначен опекуном его дочери Мелиссы — пятнадцатилетней девушки, которой предстояло вскоре отправиться в Париж, чтобы закончить там свое образование в одной из знаменитых Академий для благородных девиц.

Я познакомился со своей подопечной, хорошенькой, но довольно безмозглой девицей, и был поражен, когда через неделю после ее отъезда на континент узнал, что втайне она вела интрижку с человеком намного старше ее — и к тому же с довольно скверной репутацией. Я уверен, что со стороны Мелиссы это был совершенно невинный флирт, но, к несчастью, она написала этому джентльмену несколько весьма страстных писем.

Этот отвратительный проходимец через какого-то сомнительного адвоката связался со мной и потребовал за эти письма пять тысяч гиней. В случае моего отказа он собирался с помощью этих писем опорочить мою подопечную.

Я встретился с этим адвокатом, человеком по имени Айзек Розенберг, и сообщил ему, что его клиент получит от меня всего тысячу гиней в обмен на письма, и ни пенни больше. А еще я сказал ему, что, если мое предложение не будет принято в течение трех дней, я обещаю публично высечь его клиента и объявить его шантажистом во всех клубах.

— И что же он на это ответил? — спросил Адам Гримбальди.

— Я получил ответ вчера утром, — продолжил свой рассказ лорд Брекон. — Это письмо несколько удивило меня. Оно было подписано Розенбергом: он писал, что ему необходимо увидеться со мной по делу, которое, как он уверен, будет для меня небезынтересным. По некоторым причинам, в которые он не станет вдаваться, он просит меня встретиться с ним у разрушенного коттеджа за постоялым двором «Собака и утка» в Севеноуксе. Это показалось мне странным: хотя разрушенный коттедж хорошо известен в округе как место свиданий влюбленных и дуэлянтов, это, по-моему, не то место, какое мог бы знать лондонский адвокат. Тем не менее я был готов встретиться с ним. Я отправился к коттеджу в назначенный час — и нашел Розенберга убитым ударом ножа в горло.

— Господи помилуй! — промолвил Адам Гримбальди.

— Но кто это сделал? — спросила Зара.

— Понятия не имею, — ответил лорд Брекон. — Когда я нашел его, то понял, что скончался он совсем недавно. Тело было еще теплое, а мисс Фрай, которая была в лесу, слышала, как он вскрикнул.

— Вы видели, как убили этого человека? — Зара повернулась к Кэролайн.

— Нет, я только слышала его крик и заметила; как кто-то убегал из лесу.

— Он не был ограблен, — продолжил лорд Брекон. — Письма моей подопечной были у него в кармане. Я их взял. Не заподозри я, что при нем окажутся и другие письма, я не обыскивал бы его дальше. Атак — вот что я нашел во внутреннем кармане его сюртука.

Дойдя до этого места своего рассказа, лорд Брекон достал из кармана лист бумаги, и Кэролайн узнала письмо, которое он взял у убитого.

Он протянул им этот листок:

— Видите? На нем мое имя!

— Что тут сказано? — спросила Зара.

— Это письмо якобы написано мною. В нем я приглашаю Розенберга встретиться со мной у разрушенного коттеджа за «Собакой и уткой» в Севеноуксе в следующую среду. Там сказано, чтобы он принес письма, .так как я готов согласиться на условия его клиента.

— И вы его не писали? — спросил мистер Гримбальди.

— Никогда в жизни, — ответил лорд Брекон. — Я и не собирался соглашаться на шантаж его клиента. Почем я знаю, может, и письмо Розенберга ко мне — тоже подлог. Очевидно одно: этот бедняга пришел на место встречи из-за этого письма, и в результате я оказываюсь виновным в том, что случилось. И убил его кто-то, кто намеревался приписать это преступление мне.

— Да, этот вывод очевиден, — согласился Адам Гримбальди, кивнув головой. — А это не мог быть тот гадкий тип, кому писались письма?

— Думаю, нет, — ответил лорд Брекон. — Если он хотел получить пять тысяч гиней, ему не нужно было, чтобы Розенберга убили и забрали у него письма, его смерть ему ничего не давала, так же, как и мой арест.

— А кто еще мог это сделать? — спросила Зара.

— Не знаю. Видимо, есть люди, которые хотели бы от меня избавиться, но я не готов назвать их.

— А как мы можем вам помочь? — спросил Адам Гримбальди.

— Вы не догадались, Адам? Тогда вы не так сообразительны, как мисс Фрай: это она придумала, чтобы я нашел двух друзей, которые клятвенно подтвердят, что последнюю пару часов я провел в их обществе. Видите ли, мне нельзя признаваться, что я был у разрушенного коттеджа: ведь пока не найден убийца Розенберга, я — человек, которому выгодна его смерть.

— Черт подери, конечно! — вскричал Гримбальди. — И как это я, тупица, сразу не догадался? Ну, милорд, что касается меня — и я думаю, что могу говорить и за Зару, — вы были с нами здесь весь вечер. Вы смотрели представление, а потом вернулись в эту кибитку, и мы сидели, разговаривали и пили, пока вам не пришло время возвращаться домой. Не только Зара, но и все мои люди и их хозяйки поклянутся, что вы были здесь.

Лорд Брекон улыбнулся:

— Спасибо, Адам. Я знал, что могу на вас положиться.

Он протянул руку, и его собеседник стиснул ее в рукопожатии. Зара широко развела руки, стряхнув с белоснежных плеч тяжелый водопад волос:

— Но это такая пустячная просьба! Я надеялась, что смогу сделать для вас гораздо больше, милорд, и теперь я глубоко разочарована.

— Вы всегда так щедры, Зара, — отозвался лорд Брекон и, взяв ее ручку, поднес к губам.

Кэролайн вздохнула:

— Итак, все уладилось. А теперь, милорд, наверное, мне следует позаботиться о продолжении моего пути.

— Ну конечно, мисс Фрай. Я и так был чересчур эгоистичен, думая о своих делах, а не о ваших. Адам, можно ли нанять почтовую карету?

— Ну конечно, — ответил мистер Гримбальди. — Я пошлю мальчика на ближайший постоялый двор. Куда вы хотите ехать, мадам?

— Я хочу добраться до Дувра, — объяснила Кэролайн. — Но если бы меня довезли до Мейдстона, я могла бы…

— Мы найдем карету, которая доставит вас до места, — прервал ее лорд Брекон. Кэролайн попыталась было спорить, но он остановил ее:

— Пожалуйста, позвольте мне все устроить, мне это доставит удовольствие. Я дам указание, и карета доставит вас до дома.

Кэролайн чуть заметно улыбнулась: она поняла, что, по мнению лорда Брекона, ее пугают расходы. Она перестала возражать и от души поблагодарила его.

Адам Гримбальди кликнул мальчишку и послал его на постоялый двор, а сам открыл еще бутылку шампанского. Кэролайн с трудом боролась со сном, но в то же время необыкновенно живо ощущала присутствие лорда Брекона. Наблюдая за ним, она старалась понять, что отличает его от других.

Конечно, он был очень красив, но дело было не только в этом. Было что-то суровое и странное в его глазах: казалось, он все время себя сдерживает. Даже смех его не всегда звучал непринужденно, а его улыбка, хотя и обаятельная, часто казалась окрашенной печалью.

«Я уверена, что он скрывает какую-то тайну», — сказала себе Кэролайн, но не нашла никаких разумных доводов в подтверждение своей догадки.

Хотя было уже поздно, Кэролайн просто не могла покинуть зверинец, не взглянув на животных. Когда мальчик, вернувшись, сообщил, что почтовая карета прибудет через полчаса, она попросила показать ей львов, тигров и последнее приобретение Адама Гримбальди — кенгуру, которым он чрезвычайно гордился.

Они переходили от фургона к фургону. Большинство животных спали. Свет фонарей заставлял их щуриться, а более свирепые недовольно рычали.

— Вы должны побывать у нас во время ярмарки, — сказал Адам Гримбальди, когда осмотр был закончен.

— Я бы и за тысячу гиней не упустила такой случай! — воскликнула Кэролайн.

— Если все остальное не удастся, вы можете попросить Адама найти вам работу в зверинце, мисс Фрай, предложил лорд Брекон.

— Весьма заманчивая идея, милорд, — отозвалась Кэролайн, — но мне почему-то кажется, что мои родители этого не одобрят.

— Пожалуй, что нет, — рассмеялся лорд Брекон, — но похоже, что ваша знатная дама куда свирепее дюжины диких зверей.

— И в самом деле, — согласилась Кэролайн.

Все тот же мальчишка крикнул им, что почтовая карета у дверей. Кэролайн поблагодарила мистера Гримбальди за гостеприимство и простилась с Зарой. Лорд Брекон проводил ее до кареты. Он быстро обменялся несколькими словами с кучером, и Кэролайн услышала звон монет. Взяв лежавший в карете плед, он заботливо укрыл им колени Кэролайн.

— Не опасно ли вам пускаться одной в такое далекое путешествие? — спросил он. — Может быть, было бы благоразумнее мне проводить вас?

— О нет, милорд, — быстро возразила Кэролайн, — в этом нет никакой необходимости. Я в полной безопасности и к завтраку буду уже в Дувре. У меня нет ничего ценного, на что могли бы польститься грабители, и, по правде говоря, я собираюсь всю дорогу спать.

— Тогда счастливого пути, мисс Фрай, и благодарю вас за все, что вы для меня сделали.

— Пустяки, — ответила Кэролайн.

Лорд Брекон говорил с ней через окно кареты, и она едва различала его черты. Ее же лицо было все в лунном свете, и глаза ее сияли.

— Это было необыкновенное приключение, — сказала она тихо.

— Мы больше не увидимся, — сказал лорд Брекон и, наклонившись к ней, добавил:

— Прощайте, милая Кэролайн… и благодарю вас.

Она протянула ему руку, но, взяв ее в свою, он склонился не к ее пальцам, а к ее губам. Прежде чем Кэролайн поняла, что сейчас произойдет, прежде чем она успела шевельнуться или запротестовать, лорд Брекон крепко поцеловал ее. Затем он быстро отступил от двери, кучер хлестнул лошадей, и карета понеслась.

Какое-то мгновение Кэролайн была слишком поражена случившимся, чтобы чувствовать что-то, кроме изумления, но оно тут же сменилось гневом.

— Как он посмел? — сказала она вслух. — Как он посмел?

Так вот что такое поцелуй! Она вновь ощутила на своих губах крепкое и в то же время нежное прикосновение его губ, стремительное биение собственного сердца и вспыхнувший у нее в груди огонь, от которого перехватило дыхание.

Что это был за поцелуй!

В темноте кареты Кэролайн улыбнулась. Какой толк сердиться: это было подобающее завершение захватывающего приключения.

Она откинулась на спинку сиденья, но, несмотря на усталость, сон не шел к ней. Почему лорд Брекон сказал, что они больше не увидятся? — думала она. Потому ли, что из-за разницы в их общественном положении его вряд ли сведет судьба с наемной компаньонкой?

Или тому была другая, более сложная причина? Его образ вновь ярко вспыхнул в ее воображении. Как он хорош, как удивительно не похож на всех мужчин, которых она когда-либо знала! Конечно, он много старше ее. Ему, вероятно, лет двадцать шесть — двадцать семь, но в одном его мизинце больше силы характера, чем во всей длинной томной фигуре лорда Глосфорда!

Брекон! Красивое имя, но интересно, как зовут его близкие?

Кэролайн уснула на полчаса и, вздрогнув, проснулась, когда они подъехали к первой почтовой станции.

Пока меняли лошадей, она пошла умыться и, увидев свое отражение в зеркале, ужаснулась.

Неудивительно, что лорд Брекон так легко поверил в ее историю о бедной компаньонке! Ее некогда великолепное бархатное платье было в пыли, в пятнах и вконец изорвано. Кружева у шеи висели клочьями, а руки были в грязи. На то, чтобы умыться и привести себя в порядок, потребовалось немало времени, но Кэролайн задержала карету еще на несколько минут, чтобы написать записку миссис Эджмонт в Валкэн-Хаус на Гровнор-сквер. Хозяйка заверила ее, что записка будет отправлена сразу же, утром. Кэролайн приняла эти уверения недоверчиво, поскольку на постоялом дворе все работники спали, усталые, и ее кучеру пришлось их будить. Но при виде гинеи, которая, к счастью, нашлась у нее в кошельке, их обещания зазвучали более убедительно. Когда Кэролайн села в карету и вновь пустилась в путь, она была уверена, что кузине Дебби недолго придется ждать от нее вестей.

Остальная часть пути до Дувра прошла спокойно.

Кэролайн уснула легко и безмятежно, как усталый ребенок. Она была так рада, что едет домой, настолько уверена в теплом приеме и способности своих родителей уберечь ее от неприятностей, что даже укоры совести из-за того, что она согласилась на предложение сэра Монтегю, не нарушали ее сна. Жизненные тревоги были ей еще неведомы.

До сих пор жизнь доставляла ей только радость. Она родилась и выросла в Мэндрейке, одном из самых красивых и пышных поместий в Англии. Замок в Мэндрейке был заложен сэром Юстином де Фэй, прибывшим в Англию с Вильгельмом Завоевателем, и каждое последующее поколение что-нибудь к нему пристраивало, пополняло его коллекции, так что теперь под высокой крышей размещалось огромное количество бесценных и любопытных сокровищ. По мере того как на протяжении столетий разрастался замок, возвеличивалась семья, приобретая богатства, почести, титулы и отличия.

Неудивительно, что лорд Валкэн, маркиз в пятнадцатом поколении, гордился своим наследием и любил все в Мэндрейке, от старинной нормандской башни, часовым возвышавшейся на самом удаленном меловом утесе, до изысканных бальных залов и салонов, построенных не более сорока лет назад его матерью по проекту Роберта Адама.

Четырнадцатой маркизе, бабушке Кэролайн, запретили доступ к королевскому двору из-за ее неуемной страсти к карточной игре. Тогда она создала в Мэндрейке собственный двор, где и царила, пока ее не забили камнями контрабандисты, которых она прятала в подземелье замка, нанимая их для доставки запрещенных товаров из Франции.

С ее смертью кончилась бурная, экстравагантная, экзотическая эра, и для Кэролайн Мэндрейк воплощал только покой, красоту и атмосферу ничем не омрачаемой радости. Ее родители настолько любили друг друга, что все поместье казалось зачарованным уголком, где на каждом его обитателе словно лежал отблеск их светлого счастья.

Но в жилах Кэролайн текла гордая, бурная, отважная кровь семьи Фэй. Каждая черта ее характера, каждое движение, каждый поступок были преисполнены, как и Мэндрейк, веками накопленного величия и достоинства. Она унаследовала гордость, прямоту и верность своих предков, но также и их страстность, решительность и упрямство. Во многом походила она и на свою бабушку, чья красота стала легендой восемнадцатого столетия. Но возродившиеся в Кэролайн безупречная чистота черт и изящество бабушки сочетались с нежной прелестью ее матери. Чистота и сердечная кротость Серены, маркизы Валкэн, светились как огонь; глядя в ее чистые голубые глаза, нельзя было не ощутить всей чистоты ее души.

В Кэролайн были те же чистота и честность, но по темпераменту и характеру она была сродни волнам, на которые любила смотреть из окна детской так часто, что их музыка стала частью ее мыслей и мечтаний. Они то разбивались белой пеной о крутые утесы, нарушая изумрудно-сапфировый покой моря — бурные, неукротимые, необузданные, то, нежные, как мерное женское дыхание, покорно ложились на золотистый, залитый солнцем песок.

Так же переменчивы и неожиданны были и настроения Кэролайн. Мать часто вздыхала над ней, тревожась о будущем прелестной девушки с такой порывистой и страстной натурой.

Целеустремленность и верность Кэролайн были беспредельны. Однажды, когда ей было только десять лет, молодого грума, ухаживавшего за ее пони, арестовали за браконьерство. Узнав об этом, Кэролайн, не спросившись и никому не сказав о своих намерениях, галопом поскакала в Дувр. Она ворвалась в зал судебных заседаний, настояла на том, чтобы дать показания в защиту грума, и при этом говорила настолько убедительно, что парня отпустили и он вернулся с ней в Мэндрейк.

Ее отсутствие было замечено, и в момент ее возвращения отец собирал людей на поиски. Лорд Валкэн довольно резко отчитал дочь: и его, и леди Валкэн ужасно испугало ее исчезновение. Но Кэролайн объяснила все очень просто:

— Он же мой друг, папа.

— А если бы его нашли виновным и посадили в тюрьму? — спросил лорд Валкэн.

— И я бы с ним пошла, — сказала Кэролайн и добавила с неопровержимой логикой:

— Тогда ты бы устроил так, чтобы нас обоих освободили.

Леди Валкэн беспокоилась о подрастающей дочери, хотя и не могла не гордиться ею. Кэролайн была столь совершенна как внешне, так и нравственно, что в ней, казалось, не находилось ни единого недостатка.

Она могла быть импульсивна, порывиста, иногда проказлива, но была неизменно добра и великодушна.

Прислуга обожала ее, и друзей у нее было без числа.

Впервые появившись в лондонском обществе, она была обязана своим успехом не только имени, происхождению и состоянию: ее очарование, дружелюбие, бьющая ключом жизнерадостность привлекали к ней как мужчин, так и женщин.

Ее крестную удивляло только одно: после четырех месяцев в свете Кэролайн была так же равнодушна к своим поклонникам, как и в первые дни. Провозглашенная «первой красавицей» и «несравненной», она получала множество предложений, но отклоняла их все с твердостью, не оставлявшей искателям возможности объяснять ее отказ кокетством или нерешительностью.

— Не могу вообразить, кого ты найдешь лучше, — саркастически заметила леди Буллингем, когда Кэролайн отказала лорду Глосфорду.

— А я могу, — отвечала Кэролайн с насмешливой улыбкой, осветившей ее прелестное личико при виде гнева крестной.

— Кто же это? В Дебретте я что-то никого не нахожу, хотя изучила его полностью.

— А может быть, его там нет, — улыбнулась Кэролайн.

— Нет в Дебретте? Господи помилуй, дитя! Уж не имеешь ли ты в виду мезальянс? Я этого не вынесу! Кто он? Я требую ответа. Кто он?

— Увы, я не знаю, — отвечала Кэролайн. — Я еще не встретила человека, которого могла бы полюбить.

Иногда она сомневалась, что такой человек вообще существует. Но когда ее разбудили лучи утреннего солнца, проникшие сквозь окна кареты, впервые в жизни на ее устах затрепетало мужское имя. Опустив стекло и вдыхая свежий соленый воздух, она вся светилась счастьем. Впереди она различала уже первые проблески морской голубизны.

Она отдала распоряжение кучеру ехать в Мэндрейк, но не к главному подъезду, а на конный двор. Если он и удивился, то виду все же не подал, так что Кэролайн показалось, что его волнует лишь собственное возвращение в Севеноукс. И все же она старалась таиться от всякого, кто мог бы сообщить, лорду Брекону что-либо о ней и о цели ее поездки.

Поэтому когда они въехали во двор и старый конюх ее отца вышел взглянуть на прибывших, она выскочила из кареты и отвела его в сторону.

— Заплатите ему как следует, Гарри, — сказала она, — накормите завтраком и отправьте. Ни под каким видом не говорите ему, кто я. Если он спросит, скажите, что я какая-нибудь незначительная гостья или кто-нибудь из старшей прислуги, это не имеет значения.

— Слушаю, миледи, — сказал Гарри и с фамильярностью старого слуги добавил:

— Видать, миледи опять задумала какую-то проделку.

Кэролайн решила не отвечать и с достоинством направилась к дверям. Войдя, она, однако, ускорила шаги, явно не желая показаться в длинных коридорах кому-нибудь на глаза. Взбежав по узкой лестнице, ведшей к апартаментам верхнего этажа, она добралась до своей комнаты, никого не встретив по дороге, кроме младшей горничной, которую она отправила на поиски Марии. Мария, молодая деревенская девушка, последние два года приставленная к Кэролайн для услуг, появилась через несколько секунд.

— Миледи! — воскликнула она. — Мы вас не ждали.

Я думала, вы в Лондоне. Я прямо поразилась, когда мне сказали, что вы здесь, думала, мне это снится. Неужели это вы, миледи, а не привидение?

— Нет, нет, это я, Мария. Теперь помоги мне раздеться.

— Ой, миледи, ваше платье! Что это вы с собой наделали?

— Тише, Мария. Не задавай вопросов и выбрось его поскорее, пока мама не видела. Починить его невозможно. А теперь дай мне другое платье и прибери волосы.

Через полчаса, встав от завтрака, маркиз Валкэн с изумлением увидел спускавшуюся по лестнице дочь в белом муслиновом платье с голубыми лентами. Вид у нее был свежий, глаза блестели, и она казалась замечательно хорошенькой.

— Кэролайн! — воскликнул он. — Откуда ты появилась? Я понятия не имел, что ты дома.

— Доброе утро, папа, — Кэролайн сделала реверанс и подставила ему щеку для поцелуя. — Скажи же, что ты рад мне. Я так счастлива тебя видеть!

Лорд Валкэн обнял дочь и прижал к себе.

— Ты должна была нас известить, — сказал он. — Почему ты здесь? По нашим сведениям, ты наслаждаешься светским обществом.

— Я хотела повидаться с мамой, — ответила Кэролайн. — И с тобой тоже, дорогой папа.

— А я как раз писал тебе, — сказал лорд Валкэн. — Письмо должно было быть отправлено сегодня. У меня есть для тебя новости.

— Новости? — переспросила Кэролайн.

— Да, — отвечал лорд Валкэн. — Пойдем в библиотеку, Кэролайн. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Он взял дочь под руку и повел ее в библиотеку, большую комнату, выходившую на море. Она была залита солнцем. Кэролайн устроилась на подоконнике — в детстве это было ее любимое место. Устроившись, она вздохнула, совершенно довольная собой.

— Как хорошо быть дома, — прошептала она. — Что у вас за новости, папа?

— Речь идет о маме, — сказал лорд Брекон.

— О маме? — быстро переспросила Кэролайн, — Она не больна?

— Не то чтобы больна, но и не здорова, — ответил лорд Валкэн. Его красивое лицо было серьезно. — Помнишь, прошлой зимой у нее был сильный кашель, с которым врачи ничего не могли поделать? Так вот, на прошлой неделе я пригласил из Лондона сэра Генри Хэлфорда, придворного доктора, и он рекомендовал маме перемену климата, и вообще перемену обстановки. Он настаивает на том, чтобы она провела месяц в Италии, а потом, может быть, какое-то время на озере Комо. Я послушался его совета, Кэролайн, и мы с мамой на следующей неделе уезжаем на континент.

— О, папа! — воскликнула Кэролайн.

— Я так и знал, что ты удивишься, — улыбнулся лорд Валкэн.

— Но если мама больна, я поеду с ней.

Лорд Валкэн покачал головой:

— Нет, Кэролайн, хотя я и ожидал, что ты это предложишь. Во-первых, сэр Генри требует, чтобы первое время она была в полном покое, а во-вторых, откровенно скажу, нам очень хочется поехать одним. Как мы ни любим тебя и наших мальчиков, с вами нам не очень-то спокойно.

— Вот как, — проговорила Кэролайн и засмеялась. — Второй медовый месяц, а, папа? Поздновато немного, если вспомнить, что у вас семнадцатилетняя дочь и двое взрослых сыновей в Итоне.

— Нам не кажется, что это поздно или что мы слишком стары, — с достоинством отвечал лорд Валкэн. — Мы с нетерпением ждем момента, когда стряхнем с себя наши обязанности. К тому же до сих пор мне никак не удавалось повезти маму за границу. Слишком долго шла война, а когда она кончилась, нашим планам постоянно мешали дети.

Кэролайн сделала гримасу:

— Ну и обуза же мы для вас!

— Напротив, вы всегда приносили нам радость, но мы пережили с вами и тревожные моменты. Кстати, вот о чем я хотел попросить тебя, Кэролайн, Обещай мне ничем не волновать маму.

— Волновать? Почему?

— Потому что единственное, что ее тревожит, — это мысль оставить тебя одну. Она и так постоянно волнуется, что не может быть с тобой в Лондоне в твой первый сезон. Мы уверены, что крестная справляется со всем великолепно и что кузина Дебби — отличная компаньонка. Но в то же время мы с мамой хотели бы быть с тобой. Ты знаешь, что это невозможно из-за ее состояния здоровья, а теперь я с трудом убедил ее последовать совету сэра Генри. Она боялась уезжать из-за тебя, Кэролайн. По правде говоря, она убеждена, что без нас ты тут же что-нибудь натворишь.

— Папа, это чудовищная несправедливость! — воскликнула Кэролайн.

Лорд Валкэн с усмешкой погрозил ей пальцем:

— Нет, Кэролайн. Подумай только, и ты согласишься, что за эти последние годы ты доставила нам немало беспокойства. А теперь, когда ты вышла в свет, естественно, мы еще больше озабочены.

— Нет никакой необходимости… — заносчиво начала было Кэролайн и вдруг остановилась.

— Единственное, о чем я тебя прошу, — продолжил лорд Валкэн после небольшой паузы, дав Кэролайн возможность добавить что-нибудь еще, — если у тебя будут какие-нибудь неприятности до нашего отъезда, либо держи их при себе, либо поделись со мной. Маму не беспокой. Понятно?

— Да, папа.

— А теперь, может быть, расскажешь мне, почему ты вернулась так неожиданно?

Кэролайн заколебалась. Она смотрела на море, задумавшись, не рассказать ли отцу все полностью, но, поразмыслив, решила, что он придет в бешенство, когда узнает о том, как сэр Монтегю Риверсби пытался обмануть ее. Она была уверена, что отец настолько выйдет из себя, что может даже счесть своим долгом если не вызвать его на дуэль, то уж наверное отхлестать кнутом. Лорд Валкэн, не задумываясь, пошел бы на самый отчаянный поступок, если речь шла о чести его семьи.

Он бывал очень горд, а иногда и деспотичен, когда считал, что кто-то нарушает законы рыцарского долга и чести. Было бы забавно посмотреть, подумала Кэролайн, как сэр Монтегю стал бы ползать от страха перед ее отцом. Но все это требует времени. Если лорд Валкэн поедет в Лондон, он с мамой не сможет отправиться на континент на следующей неделе. Нет, в этом случае на этот раз она должна промолчать.

С легким вздохом она повернулась к отцу:

— Мне нечего тебе сказать, папа. Мне просто очень захотелось увидеть тебя и маму. Честнее, может быть, будет признаться, что я соскучилась по дому, и вот… я дома.

— Кузина Дебби приехала с тобой?

— Нет, папа.

Лорд Валкэн нахмурился:

— Ты приехала одна?

— Да, папа. Я вдруг решилась…

— Кэролайн, ты же знаешь, что я не позволяю тебе путешествовать одной.

Голос его звучал сердито, но, прежде чем он успел еще что-то сказать, Кэролайн соскочила с подоконника и бросилась ему на шею.

— Пожалуйста, не сердись, — попросила она, прижимаясь нежной щекой к его лицу. — Я знаю, что поступила дурно, но мне хотелось вас видеть, а кузина Дебби, хоть она и очень хорошая, век бы провозилась. Целые дни ушли бы на сборы и приготовления, прежде чем я бы вернулась сюда. А так я выехала вечером и утром уже здесь. Прости меня, папа! А маме мы не скажем, чтобы ее не волновать.

— Ну и сорванец же ты, Кэролайн, — вздохнул лорд Валкэн, но по тону его было ясно, что он больше не сердится. — Напрасно ты мне говоришь, что все в порядке, — продолжил он, — я отлично знаю, что что-то не так. Я это чувствую, но не хочешь говорить — не надо.

— Я о себе позабочусь, — пообещала Кэролайн. — Не волнуйся. А знаешь, папа, мне тут стало известно, что ты порядочный обманщик!

Лорд Валкэн поднял брови.

— Обманщик? — спросил он.

— Да, — отвечала Кэролайн твердо. — Когда я жила дома, я считала, что ты самый лучший, самый красивый, самый добродетельный человек в мире. Но в Лондоне я узнала, что некогда ты был заядлым игроком, повесой и кумиром всех светских дам, старых и молодых.

Разве это не правда?

Лорд Валкэн рассмеялся:

— Кто это там рассказывал тебе сказки?

— Многие. Стоило мне сделать что-нибудь хоть немного из ряда вон, все пожимали плечами, приговаривая: ну чего можно ждать от дочери Юстина? — Кэролайн, бесенок, ты все это сочинила! — смеясь, запротестовал лорд Валкэн.

— Это правда, клянусь, — возразила Кэролайн. — У тебя чудовищная репутация!

— Не стану лгать, — сказал лорд Валкэн, — одно время я действительно был небезгрешен, но это было до того, как я встретил маму.

— А после? — спросила Кэролайн.

— Я полюбил, милочка, и вся моя жизнь изменилась»

Мне очень повезло, и я очень счастлив.

Кэролайн с минуту промолчала, а затем спросила тихим робким голосом:

— А как можно узнать, что человек полюбил?

Лорд Валкэн поднялся и посмотрел на дочь. Затем он протянул руку и, приподняв ее подбородок, внимательно вгляделся в ее лицо.

— Я скажу тебе, Кэролайн, как узнать, любишь ли ты.

Если ты готова для человека на любую жертву, на любой подвиг, если никакой риск тебе не страшен, если ты готова умереть ради него, или — лучше сказать — рада жить только для того, чтобы служить ему, — это любовь.

Кэролайн смело встретила его взгляд. Когда он отнял руку, она медленно повернулась к окну. Солнечные лучи заиграли на ее блестящих волосах, и неожиданная улыбка преобразила ее лицо.

— Так это любовь, — сказала она тихо и, повернувшись, выбежала из комнаты.

Глава 3

Достопочтенная миссис Эджмонт второй раз перечитала письмо, которое держала в руках, сложила его и, уронив лорнет, отправилась разыскивать Кэролайн.

Она нашла ее за спинетом, на котором та играла в маленькой комнатке рядом с серебряной гостиной. Увидев свою кузину и дуэнью, девушка вскочила и бросилась к ней навстречу.

— Вы получили письмо от крестной? — спросила она. — Я заметила его среди сегодняшней почты. Что она пишет, кузина Дебби?

— Именно об этом я и хотела поговорить с вами, Кэролайн, — намеренно серьезно проговорила миссис Эджмонт.

Кэролайн вздохнула:

— Когда вы говорите со мной таким голосом, кузина Дебби, я знаю, что что-то не так. Скорее же скажите мне!

Миссис Эджмонт, маленькая седовласая женщина, казалась взволнованной. Двадцать пять лет назад она вышла замуж, прожив в замужестве лишь несколько месяцев, после чего ее немолодой уже муж скончался от заболевания легких. Замужество оставило на ней столь незначительный след, что она казалась настоящей старой девой.

Она была сдержанна и аккуратна и прекрасно знала все, что полагается знать леди относительно умения держаться и разговаривать. Но в то же время она была на редкость добра и ласкова, и все ее юные родственники искренне любили ее. Она была дальней родственницей маркиза Валкэна, и следовательно, благородного происхождения, и к тому же столь добропорядочна, что как нельзя лучше подходила на роль дамы, которая будет опекать Кэролайн.

Кроме того, миссис Эджмонт пребывала в стесненных обстоятельствах, и вознаграждение, которое она получала от маркиза, пришлось ей очень кстати, обеспечивая достаточно приличный образ жизни. Беспокоило ее лишь одно: она страшно боялась, что не справится со своими обязанностями. Кэролайн была настолько своевольной, а иногда даже и озорной, что миссис Эджмонт жила в постоянном страхе перед тем, что может случиться в следующий момент.

Дрожащей рукой она развернула письмо графини Буллингем.

— Ваша крестная, — сказала она Кэролайн, — очень раздосадована, милочка.

— Тем, что я уехала из Лондона? — спросила Кэролайн.

— Вы же знаете, что невежливо было уехать, ничего не объяснив и не попрощавшись.

— Да, я знаю, — согласилась Кэролайн. — Но я послала ей длинное письмо с извинениями, в котором все объяснила. Когда я узнала, что папа с мамой уезжают за границу, я как можно скорее отправилась к ним в почтовой карете, ни о чем не подумав и даже как следует не собравшись.

— Но ведь это не совсем правда, — укоризненно заметила миссис Эджмонт.

— Ну, кузина Дебби, вы же знаете, что только такое объяснение могло бы смягчить мою крестную. Если она и раздосадована, то скорее чем-то еще, а вовсе не моим отсутствием.

— Это действительно так, Кэролайн, хотя я не вполне понимаю, что она пишет.

— Да скажите же мне, что в ее письме! — нетерпеливо воскликнула Кэролайн.

Миссис Эджмонт нерешительно перебирала листки бумаги, исписанные быстрым неаккуратным почерком.

— Она говорит о слухах, — произнесла она наконец, близоруко щурясь в лорнет.

— О слухах? Каких слухах? — спросила Кэролайн.

— Она говорит: «Слухи, неподобающие юной особе, особенно с таким высоким положением в обществе, как Кэролайн».

— Так, продолжайте. Что еще она пишет?

— Она говорит о «некоем человеке, против которого я неоднократно предостерегала Кэролайн и имя которого никоим образом не должно было быть связано с нею». И добавляет, что очень некстати ваши отец и мать уезжают на континент, иначе она бы имела удовольствие навестить их и обсудить с ними этот вопрос.

Кэролайн нетерпеливо воскликнула:

— Именно этого я и боялась, кузина Дебби! — Она оглянулась, как будто боясь, что их могут услышать. — Но, благодарение небу, папа с мамой завтра уезжают, и она не успеет их увидеть. Молю бога, чтобы ей не вздумалось им написать. Мама расстроится, а вы ведь знаете, папа считает, что этого ни в коем случае нельзя допустить.

— Да, да, я это знаю, Кэролайн, но в то же время мне очень трудно решить, как следует поступить. С моей стороны было бы разумным, если бы я сразу же, получив такое письмо, поговорила с вашей мамой.

— Ну, кузина Дебби, милая кузина Дебби, вы же знаете, что ничего подобного не сделаете! Маму нельзя волновать… А если вы поговорите с папой, — добавила Кэролайн, догадавшись, что миссис Эджмонт уже приходил в голову и такой вариант, — то он только рассердится, и вы знаете не хуже меня, что мама сразу же догадается, что что-то случилось. Он ничего не может от нее скрыть. Они слишком любят друг друга, чтобы иметь какие-то секреты.

— Надо признать, что это действительно так, — сказала миссис Эджмонт. — Но, Кэролайн, что же имеет в» виду ваша крестная?

— Не знаю и знать не хочу! — ответила Кэролайн. — И вообще не думайте больше об этом, кузина Дебби, я не собираюсь возвращаться в Лондон!

— Не собираетесь возвращаться в Лондон? — эхом откликнулась изумленная миссис Эджмонт. — Нет, Кэролайн, этого не может быть! Вы, первая красавица этого сезона, с приглашениями на балы на месяцы вперед? Как вы можете говорить, что не вернетесь в Лондон?

— Нет, не вернусь — по крайней мере пока… — отозвалась Кэролайн. — Мы останемся здесь, кузина Дебби, и тогда все слухи обо мне улягутся. Люди поболтают день-другой, а потом случится что-нибудь новенькое, и обо мне забудут.

— Но о чем они болтают? — спросила обескураженная миссис Эджмонт. — Кэролайн, мне кажется, вам следует быть со мной откровенной. Что случилось той ночью, когда вы оставили записку, что находитесь в обществе леди Рохэн? Почему вы не вернулись в Валкэн-Хаус и как вы попали сюда — одна, без сопровождающих?

— Неважно, кузина Дебби. Это долгая история, и я не хочу вас ею утомлять. Вы очень добры, что помогаете мне скрыть все это от мамы. Забудьте об этом глупом письме, пока они не уедут, а завтра мы с вами решим, каковы будут наши планы на будущее.

— Кэролайн! Ох, Кэролайн, я не могу вас понять! — воскликнула миссис Эджмонт. — Вы должны вернуться в Лондон. Что скажет леди Буллингем, если вы останетесь здесь после отъезда ваших родителей, и что будет с вашими поклонниками? Им будет вас очень не хватать, Кэролайн, или, что еще хуже, они могут… вас забыть.

— Ни один из них меня нисколечко не интересует! — возразила Кэролайн.

— Это очень неразумно, — укоризненно проговорила миссис Эджмонт. — Когда я думаю об этом очаровательном молодом человеке, лорде…

— Если вы еще раз упомянете лорда Глосфорда, — прервала ее Кэролайн, — я закричу. Вы прекрасно знаете, что он нравится и вам, и крестной только потому, что он — будущий герцог. У него цыплячьи мозги, и большего зануды я в жизни не встречала. Стоит мне побыть в его обществе пять минут, и меня начинает одолевать зевота. Меня вовсе не волнует, что он — завидный жених; мне он не нужен.

— Но, Кэролайн… — начала было миссис Эджмонт, но девушка ее уже не слушала. До нее донеслись со двора стук колес и голоса всадников, и она бросилась к окну, чтобы посмотреть, кто приехал.

Зрелище, представшее ее глазам, было великолепно. Во дворе стояла голубая с серебром карета, и кучер, и лакеи на запятках были тоже в голубых с серебром ливреях. В карету была запряжена четверка великолепно подобранных лошадей серой масти, а сопровождавшие ее верховые тоже восседали на серых лошадях.

Минуту Кэролайн разглядывала их, а потом негромко вскрикнула от радости.

— Это лорд Милборн! — сказала она. — Ох, как я рада!

Наверное, он приехал попрощаться с папой и мамой!

Она повернулась и бросилась через комнату к двери.

— Вот если бы он сделал мне предложение, кузина Дебби, — сказала Кэролайн, сверкая глазами, — я бы тут же его приняла!

— Но, Кэролайн, он чересчур стар! — возмущенно воскликнула миссис Эджмонт.

— Да, но он мужчина, а не щелкопер, как ваш драгоценный Глосфорд, — парировала Кэролайн и исчезла, прежде чем миссис Эджмонт нашлась что ответить.

Она помчалась по переходу, пробежала через холл, выскочила из парадной двери и так быстро сбежала вниз по широким каменным ступеням, чтобы поскорее встретить графа Милборна, что оказалась рядом с ним, когда он только-только вышел из кареты.

— Дядя Фрэнсис! — крикнула она и крепко сжала его в объятиях.

— Ну, Кэролайн, — воскликнул лорд Милборн, — я не ожидал тебя здесь увидеть — и тем более не ожидал подобного приветствия! Я слышал, ты теперь светская дама и из-за тебя у дверей Валкэн-Хаус каждый день бьются на дуэлях молодые щеголи.

— Не дразните меня, дядя Фрэнсис, — сказала Кэролайн, держа его за руку. — А что до щеголей, они мне ни к чему. Я еще не встречала никого, кто был бы хоть вполовину так привлекателен, как вы, милорд.

— Льстица! — отозвался лорд Милборн, но глаза его смотрели на Кэролайн с искренней привязанностью.

Он был ближайшим другом маркиза и знал Кэролайн с младенчества. Хотя они и не состояли в родстве, она стала звать его дядей, как только научилась говорить. Высокий и представительный, лорд Милборн в свои пятьдесят пять лет был, по мнению Кэролайн (как, впрочем, и многих других женщин), в высшей степени привлекательным мужчиной, но все попытки увлечь его под венец были тщетными. Он жил один в своем огромном доме и в одиночку управлял своими обширными имениями, хотя вокруг него постоянно увивались несколько женщин, мечтая прогнать грусть из его взора и рассеять ту атмосферу одиночества и скрытности, которая казалась частью его личности.

После своего дома Кэролайн считала дом лорда Милборна самым прекрасным на свете. Сэйл-Парк, резиденция графов Милборн на протяжении четырех столетий, был перестроен во времена правления Анны.

Теперешний особняк из старинного красного кирпича с резными каменными украшениями был расположен в садах такой несравненной красоты, что их слава вышла за пределы Англии, и даже из далекой Италии сюда обращались художники с просьбой разрешить им посетить Сэйл-Парк и осмотреть его окрестности.

Каждый год Кэролайн вместе с родителями проводила много приятных недель в гостях у лорда Милборна, но даже ребенком Кэролайн замечала, что иногда хозяин и ее любимый партнер по играм вдруг погружался в меланхолию. И каждый раз, когда наступало время их отъезда, она понимала, насколько одинок этот человек, несмотря на все великолепие и красоту, которые его окружали.

Под веселую болтовню Кэролайн лорд Милборн дошел уже до холла, когда, услышав их голоса, к ним по-. спешно вышел маркиз.

— Добро пожаловать в Мэндрейк, Фрэнсис, — сказал он. — Пойдем-ка в утреннюю комнату, и я пошлю за вином. Серена наверху, но ей сейчас же доложат о твоем приезде.

Все еще не выпуская руки лорда Милборна, Кэролайн направилась вместе с ними в чудесную комнату, окна которой выходили в розарий.

— Это правда, что ты завтра уезжаешь? — спросил лорд Милборн у лорда Валкэна.

— Да, правда, и мы отважно решили плыть в Кале на новом пароходе: ты знаешь, что они начали совершать регулярные рейсы два месяца назад?

— Насколько мне известно, они очень комфортабельны, — отозвался лорд Милборн, — и если погода будет благоприятствовать, то доставят вас на место меньше чем за четыре часа. И миледи не боится?

— Серена уверяет, что нет, — ответил лорд Валкэн. — И не такие уж мы старики, чтобы бояться всего нового — хотя Кэролайн и пытается убедить нас, что мы очень отстали от жизни.

— Охотно верю, — сказал лорд Милборн. — Я слышал, что Кэролайн весь Лондон взбудоражила. В клубах только и разговоров что о ее красоте, а мамы, у которых дочки на выданье, готовы умереть с досады.

— Дядя Фрэнсис, вы шутите, — запротестовала Кэролайн, краснея.

— Так что если тебе понадобится, чтобы кто-то сразился на дуэли, защищая твою честь, — сказал лорд Милборн, — я по-прежнему считаюсь неплохим стрелком, хоть я уже и глубокий старик.

— Давайте не будем говорить о дуэлях, — поспешно вмешался лорд Валкэн. — Кэролайн обещала во время нашего отсутствия вести себя примерно. Но расскажи мне о себе, Фрэнсис. Мы ждали тебя позавчера.

— И я бы приехал, — отозвался лорд Милборн, — но меня задержало одно в высшей степени утомительное убийство.

Кэролайн внезапно напряглась.

— В этом недостаток поста главного судьи, — небрежно заметил лорд Валкэн. — Кто-то, кого мы знаем?

— Нет, уверяю вас, личность совершенно незначительная, — сказал лорд Милборн. — Адвокат по фамилии Розенберг. Его убили примерно милях в четырех от Севеноукса, и мне два дня пришлось потратить на допросы свидетелей — нужно ли говорить, что это слово, как всегда, к ним не подходит? Никто не был достаточно любезен, чтобы присутствовать при совершении преступления.

— Нашли убийцу? — осведомился лорд Валкэн.

— Нет, но, как это ни странно, есть попытки приплести к делу молодого Брекона. Помнишь его отца, Юстин? Никчемная, неприятная личность. Лет двадцать назад у меня с ним был спор из-за одного кулачного поединка. Разумеется, он был не прав. Боец, на которого он поставил, в самом начале боя нарушил правила, но Брекон был упрямый и непробиваемый парень, и оттого, что я оказался прав, он перестал со мной разговаривать. Через год после этого он умер. Кажется, по поводу его смерти ходили какие-то сплетни, но в чем там было дело, не припомню.

— Так ты говоришь, его сына обвинили в убийстве? — спросил лорд Валкэн.

— Ну, не то чтобы обвинили, — сказал лорд Милборн. — Все это было как-то странно. Этого Розенберга нашли заколотым, и двое человек показали, будто где-то слышали, что в эту ночь Розенберг должен был встретиться с Бреконом. Они не могли или не Мотели сказать, откуда у них эти сведения, но упорно настаивали, что это правда. Лично я считаю, что их подкупили, чтобы прозвучало имя Брекона, но этого не докажешь. Конечно, у Брекона было прекрасное алиби.

— А что, у этого Розен… как там его… была причина искать встречи с Бреконом?

— Насколько удалось узнать, нет. При нем не было никаких бумаг, а клерк из его конторы в Линкольн-Инн сказал только, что тем утром Розенберг получил письмо, которое его весьма обрадовало, и уехал вечером в почтовой карете. Он не сказал, куда едет, а только сообщил, что будет у себя к утру.

— По-моему, не особенно интересное убийство, — заметил лорд Валкэн. — А, вот и закуска, — добавил он.

Открылась дверь, и вошел дворецкий в сопровождении двух лакеев с серебряными подносами, полными закусок из мяса и дичи.

— А кто нашел тело, дядя Фрэнсис? — спросила Кэролайн.

— О-о, Кэролайн, так тебя интересуют преступления? — удивился лорд Милборн. — Я не уверен, что такие вещи можно обсуждать при юных леди, но, как это ни странно, это наиболее таинственная часть всего эпизода. Беднягу Розенберга нашел джентльмен, человек по имени сэр Монтегю Риверсби. Надо признаться, никогда раньше о нем не слышал. Неприятный тип: гладкий и такой самоуверенный, что здесь явно что-то нечисто. Ну, ты меня понимаешь. Он попытался увильнуть от показаний, но я настоял. Выяснилось, что он ночью в лесу с двумя грумами искал некую леди.

— Леди! — воскликнул лорд Валкэн. — И что она делала в лесу?

— Не имею ни малейшего представления, — улыбнулся лорд Милборн. — Так же как и о том, кто она такая. Как бы то ни было, им не удалось ее найти, хотя очевидно, что для Риверсби это было важно: он обещал грумам по гинее, если те ее найдут.

— Но вместо нее они нашли труп! — сказала Кэролайн с коротким смешком.

— Комично, да? — согласился лорд Милборн. — Но уверяю вас, за этим что-то было. Мне кажется, Риверсби и грумы были достаточно честны: они не рассчитывали найти никого, кроме этой леди. Но те, другие, показались мне гораздо страшнее: они уперлись в своем утверждении, что у них есть основания полагать, будто Брекон убил этого человека. Ничто не могло разубедить их в этом.

— Но у лорда Брекона было алиби? — быстро спросила Кэролайн.

— Да, вполне твердое, хотя и довольно необычное, — ответил лорд Милборн.

— Что в нем необычного? — осведомился лорд Валкэн.

— Оказалось, что он провел вечер с владельцем зверинца и женщиной, которая укрощает тигров, — объяснил лорд Милборн. — А утром он не поехал домой, а отправился в Лондон, где хотел купить лошадь на торгах Тэттерсел. На следующий день, когда он вернулся и рассказал мне, как провел это время, я вызвал людей из зверинца: они оказались прекрасными свидетелями.

Их рассказ во всем совпадал со словами Брекона. Остальная часть расследования уже была закончена, так что я имел возможность выслушать и тех и других свидетелей, пока их еще не слышал Брекон. Если бы он был виновен, ему легко было бы совершить ошибку.

Кэролайн облегченно вздохнула. Если лорд Брекон не присутствовал при расследовании, он вполне мог не узнать, что сэр Монтегю искал той ночью в лесу женщину. Ей раньше не приходило в голову, что сэр Монтегю может быть втянут в эту историю с убийством, и теперь одна мысль о том, что она только случайно избежала скандала и дурной славы, заставляла ее дрожать и покрываться холодным потом.

— Фрэнсис, но если у Брекона было алиби, почему тебя встревожили ложные показания против него? — спросил лорд Валкэн.

— Твой вопрос меня не удивляет, — ответил лорд Милборн. — Я и сам себе его задавал. Откровенно говоря, Юстин, мне понравился этот мальчик. Он совершенно не похож на своего отца: красивый, хорошо сложенный, при разговоре смотрит собеседнику в глаза, и вообще ни капли не похож на тех щеголей, которых столько видишь вокруг. Честное слово, он мне пришелся по нраву, и я не мог не подумать, что за настойчивостью тех людей что-то кроется. Они его не знают и тем не менее утверждают, что он убил этого адвоката.

— Так что же, ты считаешь, что он действительно это сделал? — спросил лорд Валкэн.

— Нет, никоим образом. Но я считаю, что кто-то заплатил тем двоим, чтобы они это сказали, и хорошо отрепетировал с ними их роли.

— Другими словами, — заметил лорд Валкэн, поднося к губам рюмку, — ты считаешь, что у Брекона есть опасный враг?

— Да, — подтвердил лорд Милборн, — хотя у меня мало оснований для такого предположения. Я могу только принять на веру слова Брекона, что он не представляет себе, почему кому-то из его знакомых могло прийти в голову прикончить Розенберга и приписать это убийство ему.

— Он признал, что знаком с убитым?

— Да, он сказал мне, что имел дело с этим адвокатом и считает его весьма неприятной личностью и мошенником. Он говорил об этом совершенно прямо и откровенно, и у меня нет оснований усомниться в его честности.

— Нет, нет, конечно, — согласился лорд Валкэн. — Так что твоим вердиктом было убийство, совершенное неизвестной личностью?

— Совершенно верно. Но, по-моему, этот вердикт выносится сейчас чересчур часто. Слишком многим преступникам мы позволяем уйти безнаказанными и даем им возможность назавтра нанести еще один удар.

Кэролайн подошла к окну.

— Значит, вы, дядя Фрэнсис, считаете, что есть вероятность того, что преступник — кто бы он ни был — может еще раз попытаться свалить вину за преступление на лорда Брекона? — спросила она негромко.

— Да, Кэролайн, — очень серьезно ответил лорд Милборн, — боюсь, что это именно так. Очень жаль, если это случится: мне этот юноша очень понравился.

— И вы не знаете, — допытывалась Кэролайн, — кто этот опасный враг?

— Ну, я этого не сказал. У меня есть некоторые подозрения, но ведь это не факты, а человеку в моем положении надо очень осторожно выбирать слова.

— И кого же вы подозреваете, дядя Фрэнсис? — спросила Кэролайн.

— Я только что сказал тебе, Кэролайн, что мне надо очень осторожно выбирать слова, — повторил лорд Милборн, отрезая кусок оленины, которую он выбрал из холодных закусок, стоявших перед ним.

— Ну, дядя Фрэнсис, вы должны нам сказать, — настаивала Кэролайн.

— Право, Фрэнсис, ты меня заинтриговал, — присоединился к дочери лорд Валкэн. — Я ведь судья в Дувре и тоже часто слышу о подобных делах, но это, пожалуй, во всех отношениях выделяется среди обычных грязных делишек. Скажи нам, кого ты подозреваешь, Фрэнсис. Ты ведь среди друзей.

— От тебя у меня нет секретов, Юстин, — ответил лорд Милборн. — Но Кэролайн должна дать мне слово, что не будет сплетничать. Женские язычки разносят молву быстрее почты.

— Обещаю, дядя Фрэнсис, — быстро сказала Кэролайн.

Лорд Милборн улыбнулся ей.

— Ну, хорошо. Я расскажу вам все, что знаю. Я слышу много всяких слов от самых разных людей. Как главный судья графства, я должен обращать внимание на то, что мне говорят. Так вот, за последний год я не раз слышал о молодом джентльмене по имени Джервис Уорлингем. Его имя упоминалось несколько раз, когда речь шла о… как бы это сказать?., непривлекательных случаях, имевших место на различных состязаниях: одурманенном бойцовском петухе, о кулачном бое, в котором одному из участников обещана плата за то, что он даст себя победить, о явном нарушении правил скачек — и каждый раз, когда это происходило, где-то на заднем плане маячила фигура мистера Джервиса Уорлингема. Насколько я знаю, этот же молодой человек играет в карты по высоким ставкам. Он — двоюродный брат лорда Брекона и, кстати, предположительный наследник титула. Конечно, нет оснований считать, что молодой и здоровый лорд Брекон не женится и не обзаведется большой семьей…

— Но если он не будет столь удачлив, тогда мистер Уорлингем унаследует все, — сухо заметил лорд Валкэн.

— Вот именно, — согласился лорд Милборн.

— А как он выглядит? — спросила Кэролайн.

— Боюсь, что не имел удовольствия с ним познакомиться, — с улыбкой ответил лорд Милборн. — Я помню его отца. Это был смуглый, ужасно вспыльчивый человек, постоянно страдавший от подагры, из-за которой вечно пребывал в ярости. Но его сына я не видел. Не удивлюсь, если узнаю, что он избегает меня — так же как я — его.

— И вы действительно думаете, что это он убил мистера Розенберга и хотел подстроить так, чтобы за это арестовали лорда Брекона? — в крайнем волнении спросила Кэролайн.

— Ну, Кэролайн, не пытайся приписывать мне слова, которых я не говорил, — пожурил ее лорд Милборн. — Я только сказал, что имею некоторые подозрения, но не больше.

— Не надоедай его светлости, Кэролайн, — сказал лорд Валкэн. — Не знаю, куда запропастилась твоя мать.

Поднимись наверх и постарайся ее найти.

Кэролайн послушалась. Но когда маркиза, которая замешкалась, руководя сборами, спустилась вниз, Кэролайн ушла к себе в спальню и долго стояла у окна, глядя на море.

Лорд Брекон был в опасности. Один раз она его спасла: ведь если бы у него в ту ночь не было алиби, ему было бы трудно доказать, что он непричастен к убийству Айзека Розенберга. Что еще хуже, не уведи она его с вырубки, и его нашел бы сэр Монтегю, а при нем обнаружились бы поддельная записка и письма, которые собирался продать адвокат.

В этом случае ему было бы практически невозможно доказать свою невиновность, и мистер Джервис Уорлингем вполне мог бы рассчитывать, что к нему перейдут и титул, и фамильное имение.

Следует ли ей предупредить лорда Брекона, что в будущем могут повториться подобные попытки? Но как может она написать ему такое письмо и как объяснит, что столько знает, не выдавая, кто она, и не нарушая обещания, данного лорду Милборну? Каким сложным оказалось это дело!

Кэролайн вздохнула. Она никак не могла забыть лицо лорда Брекона. Как он был красив, как силен! Лорд Милборн был прав: в нем было что-то, что делало его другим, непохожим на окружающих, заставляло выделяться среди всех. Но что значит его сила перед предательством! Даже самого сильного человека может низвергнуть мерзкий интриган, который не остановится перед любой низостью и преступлением, лишь бы добиться своего.

«Я должна что-то предпринять», — сказала себе Кэролайн. Но что можно было предпринять, она не знала.

Мысли ее постоянно возвращались к лорду Брекону. Все время, не занятое помощью отцу и матери или разговорами с лордом Милборном, она думала о нем и об угрожающей ему опасности. Не раз собиралась она признаться лорду Милборну в том, какую роль сыграла той ночью, но ее останавливало опасение, что это мало что изменит. Подозрение с лорда Брекона было снято, и единственное, чего она добьется, — это обнаружит свою собственную глупость: ведь она дала себя провести столь явному проходимцу, как сэр Монтегю Риверсби.

Лежа без сна, полная беспокойства, как волны, удары которых доносились снизу, от скал, Кэролайн жалела, что не может никому рассказать о своих трудностях и попросить совета. Она была достаточно честной, чтобы признаться себе, что боится возвращаться в Лондон. Ей не хотелось снова видеть сэра Монтегю, и, хотя она не захотела сознаться в этом миссис Эджмонт, ее тревожили сплетни, начавшие ходить о ней.

Трудно было угадать, что скажет сэр Монтегю.

Вряд ли он открыл бы всю правду: тогда он выглядел бы довольно глупо. Ведь, зайдя так далеко, он упустил добычу в самый последний момент! Если он признается, его засмеют. Но в то же время он мог причинить ей вред, и Кэролайн прекрасно это знала. То, что она поехала с ним одна, после ужина, само по себе уже было таким нарушением приличий, что вызвало бы глубокое осуждение в обществе.

— Я была дурой! — громко произнесла в темноте Кэролайн. Но все же раскаяния в случившемся не было.

Не окажись она в «Собаке и утке», она не встретила бы лорда Брекона. Невозможно было думать о нем и не вспоминать его поцелуй. Это воспоминание заставляло пылать ее щеки , и в то же время ей больно было думать, что он поцеловал Зару — эту странную экзотическую укротительницу тигров — так же легко и, насколько могла вспомнить Кэролайн, с не меньшим энтузиазмом.

С его внешностью и положением в обществе в его жизни должны быть десятки, если не сотни женщин, и горько было вспоминать его слова о том, что они больше не увидятся.

В ту ночь Кэролайн узнала ревность и отчаяние, и наутро, когда она вышла попрощаться перед отъездом в Дувр с отцом и матерью, у нее под глазами легли черные тени. Родители решили, что причиной этому, как и объяснением ее апатии и печали, был их отъезд.

— Постарайся быть хорошей, Кэролайн, — попросила леди Валкэн, отводя дочь в сторону. — Мне очень неспокойно, что мы тебя оставляем, моя дорогая.

— Не тревожься, мама, — ответила Кэролайн, — поезжай, радуйся жизни и как следует выздоравливай. Если ты будешь волноваться, вся поездка окажется напрасной, а папа так ее ждет.

— Я знаю, — тихо откликнулась леди Валкэн.

В капоре, отделанном перьями, она казалась такой молодой и хорошенькой, что трудно было поверить в то, что она — мать семнадцатилетней девушки. Тридцатисемилетняя Серена Валкэн была в расцвете красоты.

Ее лицо, всегда чудесно спокойное, с ходом счастливых лет наполнялось каким-то необыкновенным светом. В этот день Кэролайн впервые взглянула на нее как на женщину, а не на свою мать, и ей стала понятна всепоглощающая любовь и гордость отца.

— Желаю тебе хорошо провести время, мама, — сказала она порывисто, — ты этого заслуживаешь. И можешь совсем обо мне не думать. Со мной ничего плохого не случится.

— Хотела бы я быть в этом уверенной, — тревожно отозвалась леди Валкэн. — Ты такая добрая, Кэролайн, но ты так похожа на отца!

— И что в этом плохого? — спросила Кэролайн, озорно поблескивая глазами.

— Качества, хорошие в мужчине, не так привлекательны в женщине, — ответила ее мать. — Когда твой отец чего-нибудь хочет, его упорство может сломить сопротивление целой армии, и ты такая же. Женщины должны быть мягкими, нежными и уступчивыми, а не смелыми, упорными, отважными и отчаянными.

— А я такая? — спросила Кэролайн.

— Да, такая, — вздохнула леди Валкэн. — Могу еще добавить: порывистая и импульсивная.

— Мама, ты несправедлива! — запротестовала Кэролайн.

— Да, дорогая! Чтобы успокоить меня, обещай, что в мое отсутствие ты будешь стараться быть только женственной. Должно же в тебе быть что-то от меня!

Кэролайн весело расхохоталась:

— Боже, мама, ты удивительная! Я буду скромной и хрупкой и постараюсь влюбиться в кого-нибудь столь же властного, как папа.

— Тебе повезет, если ты встретишь кого-нибудь, кто будет хотя бы наполовину так великолепен, как твой папа, — серьезно отозвалась леди Валкэн. Кэролайн наклонилась, чтобы ее поцеловать, и тут они услышали из холла голос лорда Валкэна:

— Серена! Ты готова?

— Пора идти, — сказала леди Валкэн. — До свидания, дорогая, пожалуйста, не забывай то, что я тебе сказала.

— Я буду по-настоящему женственна, мама, — на щеках Кэролайн появились ямочки.

Потом, стоя на серых каменных ступенях, она долго махала рукой вслед винно-красной карете, уносившейся по дороге. Стоявшая рядом с ней миссис Эджмонт утерла слезы.

— Ох, надеюсь, с ними ничего не случится, — сказала она. — Я бы и за сотню гиней не согласилась плыть на одном из этих дымящих пароходов.

— Ой, а я была бы в восторге! — воскликнула Кэролайн. — Надо быть модной и идти в ногу со временем, кузина Дебби. В конце концов, сейчас 1821 год, а не Средние века. — Испугавшись, что эти слова могли показаться слишком резкими, она взяла старую женщину под руку и добавила:

— Пойдемте обсуждать планы. Устроимся в комнате для завтрака. Там хорошо и уютно, и мы попросим, чтобы нам принесли шоколада. Я не завтракала: мне было так не по себе оттого, что мама с папой уезжают.

— Да, и я хотела бы, чтобы они остались, — вздохнула кузина Дебби.

Кэролайн позвонила, чтобы принесли шоколад, и наполнила чашки миссис Эджмонт и себе. Отпив глоток, она спросила почти мечтательно, занятая своими мыслями:

— Вы когда-нибудь слышали о лорде Бреконе?

Миссис Эджмонт быстро поставила чашку, стукнув ею о блюдце.

— Как странно, что вы меня об этом спросили, Кэролайн. Ведь только вчера, той же почтой, что и письмо от вашей крестной, мне пришло письмо из замка Брекон.

— Из замка Брекон?! — воскликнула Кэролайн, резко выпрямившись. — Кузина Дебби, с кем вы знакомы в замке Брекон?

— Я как раз собиралась вам это рассказать, милочка.

Письмо где-то у меня в ридикюле.

Она начала копаться в своей голубой бархатной сумочке и так долго не могла найти конверт, что Кэролайн с трудом сдержала возглас нетерпения.

— А, вот оно! — наконец воскликнула миссис Эджмонт. — Ну-ка, посмотрим. Да, я не ошиблась. Оно из замка Брекон, Какхерст, Кент.

— Какхерст! — воскликнула Кэролайн. — Так называется местность?

— Должно быть, — ответила миссис Эджмонт.

— Это тоже странно… — начала было Кэролайн, но остановилась. — Продолжайте. Расскажите мне об этом письме и от кого оно.

— Оно от моей очень давней приятельницы, — сказала миссис Эджмонт. — Вообще-то она дальняя родня моего мужа. Милейшая женщина и, конечно, благородного происхождения. Ее зовут Фанни Холл. Она старше меня, но ей никто не делал предложения, и, когда умер ее отец, она осталась в очень стесненных обстоятельствах. Какое-то время она служила гувернанткой, а год назад стала компаньонкой вдовствующей леди Брекон.

— И что она пишет? — нетерпеливо спросила Кэролайн.

— Она решила обратиться ко мне, — продолжала миссис Эджмонт, — потому что уходит со своего места.

По счастливому стечению обстоятельств, ее брат, отправившийся давным-давно в Индию с Ист-Индской компанией, вернулся домой с неплохим состоянием. Он хочет, чтобы милая Фанни вела его хозяйство, и вот, после долгих лет работы в домах чужих людей, она будет иметь счастье обрести свой собственный.

— Она рассказала вам что-нибудь о замке Брекон и его обитателях? — спросила Кэролайн.

— Да, она много пишет о вдовствующей леди, — отозвалась миссис Эджмонт. — Она ей предана и очень жалеет, что уходит от нее, но добавляет, что в доме есть другие люди, с которыми ей будет весьма приятно расстаться. Она пишет: «Не буду утомлять вас подробностями, дрожайшая Дебби, но хочу сказать, что сегодня некоторые получают место, предполагающее доверие и ответственность, которыми они всячески злоупотребляют: люди, которые в свете своего поведения недостойны именовать себя дамами».

— Кто-то вывел ее из себя, — заметила Кэролайн с улыбкой.

— Конечно, Фанни слишком благоразумна, чтобы называть имена, — отметила миссис Эджмонт.

— И поэтому письмо очень скучное, — добавила Кэролайн.

— Не думаю, милочка. Посмотрим, что еще она тут пишет. Ах да: «Слуги постоянно сменяются, и можно ли их винить при данных обстоятельствах».

— Каких обстоятельствах? — спросила Кэролайн.

— Она их не называет, милочка, — ответила миссис Эджмонт, просматривая еще раз густо исписанные странички.

— Просто с ума можно сойти! — пожаловалась Кэролайн. — И это все?

— Да. Она пишет, что ей жаль уходить, и спрашивает не могу ли я рекомендовать кого-нибудь на ее место, — сказала миссис Эджмонт.

— Что-о? — быстро переспросила Кэролайн.

— Она просит меня найти кого-нибудь на место компаньонки вдовствующей леди Брекон, — повторила миссис Эджмонт. — Надо подумать. Знаю ли я кого-нибудь, кто подойдет на это место? Жаль, что эта милая дочь поверенного вашего отца сейчас уже пристроена.

В прошлом году она искала место, насколько я помню. Но, кажется, сейчас она вполне довольна своей работой.

Кэролайн вскочила.

— Подождите минутку, кузина Дебби, — сказала она. — У меня есть идея… да, прекрасная идея… В самом деле, я знаю, кто вам нужен.

— Правда, Кэролайн? Кто же это?

— Э-э… со мной в школе училась одна девушка…

Очень славная и весьма мне нравилась.

— Мне казалось, вы никого не любили в Академии мадам Д'Альбер, — с подозрением проговорила миссис Эджмонт. — Вы пробыли там всего три месяца, Кэролайн, и вернулись домой, уверяя, что ноги вашей больше там не будет. Вы говорили, что к вам там плохо относились.

— Нет-нет, были и исключения. Может, я так и сказала: тогда меня пугало, что мама будет настаивать, чтобы я проучилась там еще семестр. Я бы этого не вынесла, кузина Дебби! Большинство девушек были чопорные лицемерки — мне они были просто противны! Но там было два или три человека, которые мне нравились, и эта девушка, о которой я говорю, — идеальная компаньонка для вдовствующей леди Брекон.

— Она хорошего происхождения, Кэролайн?

— Да, очень, — ответила Кэролайн. — Могу вас заверить, что она родом из очень благородного семейства.

Она хорошо образована и очень разумна. Пожалуйста, рекомендуйте ее, кузина Дебби. Я буду так рада, если вы это сделаете!

— Ну, конечно, Кэролайн, если она ваша подруга и ищет место, я сделаю, что могу. Где она сейчас живет?

Кэролайн сделала глубокий вдох.

— Вот это самое странное, кузина Дебби. Со мной в школе была еще одна девушка, моя единственная подруга… если, конечно, не считать той, о ком мы сейчас говорили… и Хэрриет — так зовут мою вторую подругу — жила в Какхерсте. Я только сейчас вспомнила: ее отец — викарий Какхерста, и за нее в школе платили его покровители. Я никогда не интересовалась, кто они такие, но теперь я уверена, что это была вдовствующая леди Брекон или даже сам лорд Брекон.

— Но какое отношение ваша подруга имеет к той, другой девушке? — спросила совершенно запутавшаяся миссис Эджмонт.

— Девушка, которую я вас прошу рекомендовать, сейчас гостит в Какхерсте у Хэрриет! — торжествующе вскричала Кэролайн.

— Понимаю… кажется, понимаю. Но все это немного запутано.

— Да нет же, кузина Дебби! Я только прошу вас, чтобы вы были настолько любезны и написали вашей приятельнице Фанни письмо, упомянув при этом, что рекомендуете весьма подходящую особу, а я напишу моей подруге и расскажу ей о вашей любезной рекомендации. — Кэролайн помолчала, а потом добавила, слегка задохнувшись:

— Да, я знаю: я туда съезжу, переночую у Хэрриет и сама завезу вашу рекомендацию.

— Право же, Кэролайн, не вижу нужды в таких крайностях, — запротестовала миссис Эджмонт. — Я уверена, что викарий Какхерста будет смущен вашим визитом, а письмо вполне можно отправить почтой.

— Но мне будет так приятно повидать Хэрриет — клянусь вам! Пожалуйста, не препятствуйте мне, кузина Дебби. Все решено, и вы совершите очень добрый поступок.

— Не знаю, что и думать, — миссис Эджмонт пожала плечами. — Я не уверена, Кэролайн, что можно рекомендовать кого-то, кого я ни разу не встречала. С вашей стороны очень мило оказывать ей покровительство, но что о ней известно, например, вашей маме?

— О, мама ее знает, — поспешно заметила Кэролайн. — Она хорошо ее знает, и она ей очень нравится.

Миссис Эджмонт улыбнулась.

— Ну, милочка, это меняет дело. Почему вы мне сразу об этом не сказали? — Немного помолчав, миссис Эджмонт добавила:

— Может быть, разумнее написать вашей маме и попросить о ее личной рекомендации?

— Кузина Дебби, ну как мы можем дожидаться?! — с ужасом воскликнула Кэролайн. — Да на это место найдутся тысячи кандидатур, прежде чем мама успеет нам написать!

— Да, да, конечно! Ну, если вы говорите, что ваша мама знает эту девушку… Она здесь гостила?

— Да, конечно, — сказала Кэролайн. — И мама, и папа ее обожают и относятся к ней как к члену семьи… можно подумать, что она их дочь. Ну же садитесь и пишите вашей милейшей Фанни, а я отправлю грума сказать Хэрриет, что навешу ее.

— Вы хотите, чтобы я поехала с вами, милочка?

— О нет, — откликнулась Кэролайн. — Я возьму с собой Марию. У них может не найтись места еще для одной гостьи.

— Не знаю, нужно ли предпринимать такую длинную поездку, когда письмо легко отправить почтой, — сказала миссис Эджмонт. — Но если это доставит вам удовольствие, милая Кэролайн, не вижу в этом ничего дурного.

Кэролайн бросилась к двери.

— Напишите сразу же, — еще раз попросила она. — Пожалуйста, кузина Дебби!

— Да, конечно, сразу же, — согласно кивнула миссис Эджмонт, пытаясь на ощупь отыскать свой лорнет. Когда Кэролайн уже почти закрыла за собой дверь, она внезапно вскрикнула:

— Кэролайн! Кэролайн!

— Да?

— Вы забыли сказать мне имя этой девушки!

— Ой, какая я глупая! — отозвалась Кэролайн. — Ее зовут Кэролайн Фрай.

— О-о, так она ваша тезка, — изумилась миссис Эджмонт.

— Да, ну не совпадение ли это? — ответила Кэролайн. — Но я всегда говорила, что имя у меня чересчур обычное.

Взбежав по лестнице к себе в комнату, Кэролайн быстро набросала письмо Хэрриет Уонтедж. Заклеив записку облаткой, она сама отнесла ее на конюшенный двор.

— Что угодно, миледи? — спросил старый Гарри.

— Пусть грум сейчас же отвезет это в Какхерст, — сказала Кэролайн. — В дом священника. И скажите ему, Гарри, чтобы он не ждал ответа.

Старый грум почесал седеющую голову.

— Сдается мне, миледи отдает странное распоряжение. Так уж заведено, что грум, который так далеко ехал, заходит выпить стаканчик эля и дать лошади роздых.

— Мне нет дела до того, что заведено, — остановила его Кэролайн. — Скажите посыльному, Гарри, чтобы он оставил письмо и сразу же возвращался. Вот полгинеи.

Скажите ему, что он может зайти за своим элем на ближайший постоялый двор, но чтобы в доме священника не оставался. Это ясно?

— Хорошо, миледи. Надо думать, эта новая Мода пошла из Лондона, но я не вижу в ней смысла.

Оставив продолжавшего ворчать грума, Кэролайн вернулась в дом. Да, Гарри мог поспорить с ней, но она не сомневалась, что ее распоряжения будут выполнены и ей можно не бояться, что Хэрриет откажется следовать тому, о чем она ее просит.

Волнение охватывало Кэролайн: впереди такое приключение! Еще накануне ночью она лежала без сна, пытаясь придумать, как помочь лорду Брекону, и вот чудесным образом все стронулось с места. Задуманный ею план был опасен, но она надеялась, что сможет его осуществить. На минуту она вспомнила о матери.

«Но я же не делаю ничего дурного, — мысленно рассудила Кэролайн. — Я помогаю человеку. Я совершаю добрый и бескорыстный поступок. Кроме того, в роли компаньонки я не смогу не быть сдержанной, благовоспитанной и очень, очень женственной».

К этому моменту она уже вернулась в свою комнату и, подойдя к зеркалу, скорчила гримасу своему отражению. Она ничуть не походила на компаньонку. Ее очаровательное лицо было тонким и аристократичным, а в том, как рыжевато-золотые кудри плясали вокруг высокого лба и нежных ушах, чувствовалась свобода и неукротимость. Кэролайн схватила щетку и попыталась пригладить волосы, но они отказывались ей повиноваться, и через минуту, бросив щетку на туалетный столик, она нетерпеливо дернула шнур звонка.

Уже через несколько секунд Кэролайн услышала, как Мария торопливо бежит по коридору. Еще секунда — и девушка быстро вошла в комнату.

— Господи, миледи, я думала, вам плохо. Колокольчик зазвонил так сильно, что я просто подпрыгнула.

— Начинай паковать вещи, Мария, — сказала Кэролайн.

— Ваша светлость уезжает?

— Да, и беру тебя с собой.

Мария захлопала в ладоши.

— Ой, миледи, до чего же я рада! Я так расстраивалась, когда в Лондоне, в Валкэн-Хаус, за вами ухаживала эта надутая старая ведьма. «В мои обязанности входит прислуживать леди Кэролайн, — говорит она мне. — Я здесь служила еще до ее рождения». — «Если бы мне сказали, что вы появились еще до того, как был построен дом, я и то поверила бы», — говорю я, и с этой минуты она меня возненавидела, миледи. Признаю, это было невежливо, но мне-то каково, когда она стала вас у меня отнимать! И это после того, как вы сами выбрали меня себе в камеристки.

— Да-да, Мария, — рассеянно отозвалась Кэролайн. — Но мы едем не в Лондон.

— На сколько дней мне брать с собой вещи, миледи?

Кэролайн пересекла комнату и закрыла чуть приотворенную дверь.

— Послушай, Мария, — сказала она, — ты умеешь хранить тайну?

— Вы знаете, что умею, миледи.

— Можешь ты оказать мне одну услугу?

Кэролайн говорила очень серьезно.

Мария широко открыла глаза, а ее вечно болтающие и улыбающиеся губки стали неподвижными и серьезными. Минуту она молчала, а потом проговорила негромким голосом, удивительно непохожим на ее обычный тон:

— Я жизни за вас не пожалею, миледи. Вы это знаете.

— Спасибо, Мария. Я знала, что могу на тебя положиться, — сказала Кэролайн. — Так вот: мы отправляемся в очень важную поездку. Наша цель помочь одному человеку, который находится в страшной опасности.

Мария сжала руки.

— О, миледи, значит… это поездка из-за любви!

Казалось, ее слова изумили Кэролайн, но лишь на мгновение. Она застыла совершенно неподвижно, а на лице и в глубине ее глаз вспыхнул свет, которого Мария никогда прежде не видела.

— Наверное, ты права, Мария, — тихо произнесла Кэролайн. — Эта поездка из-за любви.

Глава 4

Кэролайн наклонилась вперед и выглянула из окна кареты. Они ехали быстро: экипажи лорда Валкэна изготавливались в расчете на большую скорость, а новое дорожное покрытие, изобретенное Макадамом, делало езду и быстрой, и плавной.

— Скоро мы будем на месте, — сказала она Марии, сидевшей рядом. — На последнем дорожном столбе была надпись: «До Какхерста три мили», а мы проехали уже не меньше полутора.

— Ох, миледи, я так боюсь, — дрожащим голосом проговорила Мария.

— Старайся не трусить, Мария, — ответила Кэролайн. — Я ведь тебе объяснила, что это нетрудно. Как только мы приедем, я с каретой отправлю в замок Брекон два письма: одно — рекомендация миссис Эджмонт, другое — мое собственное, с просьбой поговорить со мной о приеме на работу. Ты можешь остаться в карете, пока мы не доберемся до дороги к замку, а потом сойдешь и отправишься пешком. Подойдешь к задней двери, спросишь домоправительницу и отдашь ей рекомендательное письмо, которое я для тебя написала.

Не забудь, что я подписалась именем матери и что тебе лучше просить место младшей горничной.

— Ой, миледи, а если они заподозрят, что рекомендация подделана?

— Ну, Мария, ты глупишь! — воскликнула Кэролайн. — Почему это может кому-нибудь прийти в голову? Ты обещала помочь мне, Мария, и это единственная возможность. Ты в комнате прислуги узнаешь гораздо больше, чем я — в господской столовой. Если я получу место компаньонки леди Брекон, ты сможешь замолвить за меня словечко перед слугами: скажи, что я часто гостила в Мэндрейке, что леди Кэролайн Фэй меня обожает: я и правда в себе души не чаю.

Мария захихикала, но тут же снова стала серьезной.

— Не знаю, что и думать, миледи, право же, не знаю, я уверена, что вас ждут неприятности, провалиться мне на этом месте!

— Не каркай, Мария, и помни, что это не пустая шалость: мы должны спасти жизнь человека.

— Что ж, я сделаю, что могу, миледи, ведь я же вам обещала, но если вы меня спросите…

Ее прервал возглас Кэролайн:

— Подъезжаем, Мария! Смотри, это деревня Какхерст! Вон церковь, и… да, это, конечно, дом священника. Спрячься в своем уголке, я не хочу, чтобы тебя видели.

— Ох, миледи, миледи… — начала было Мария, но в эту минуту дверь кареты открылась и лакей опустил ступеньки.

Кэролайн вышла. Ступив на землю, она быстро повернулась к кучеру, сидевшему на козлах, и негромко окликнула его:

— Бодл!

— Да, миледи?

Он приложил руку к шляпе и пригнулся, чтобы лучше ее слышать.

— Доставьте два письма, которые я вам дала, прямо в замок Брекон. Не останавливайтесь на отдых ни там, ни здесь, в деревне. Сразу же отправляйтесь в обратный путь в Мэндрейк. Если вам нужно, чтобы лошади Отдохнули, остановитесь в соседней деревне или когда доберетесь до Мейдстоуна.

— Конечно, миледи, но…

Кэролайн не стала дожидаться его возражений. Она знала, что для осуществления ее плана было необходимо, чтобы слуги из Мэндрейка не имели возможности посплетничать в Какхерсте. Быстро повернувшись, она пошла к дому священника.

Дом священника оказался небольшим каменным зданием с серыми башенками, стоявшим в запущенном, неухоженном саду. Когда она шла по узенькой дорожке между клумбами, парадная дверь внезапно открылась и на пороге появилась девушка с изумленным лицом. Она уставилась на Кэролайн, потом бросилась навстречу ей по дорожке.

— Кэролайн! — воскликнула она. — Кэролайн! Но я тебя не ждала. Ты написала, что приезжает какая-то мисс Фрай.

Кэролайн быстро обняла девушку и притянула поближе к себе.

— Слушай, Хэрриет, — поспешно сказала она полушепотом. — Твой отец дома?

— Кажется, да, Кэролайн, но…

— Тогда слушай! Он ни в коем случае не должен знать, кто я. Я и есть мисс Фрай. Понимаешь, Хэрриет?

Я — Кэролайн Фрай и училась вместе с тобой в школе.

— Но, Кэролайн, я никак не пойму. Что…

— Я все тебе потом объясню, — прервала ее Кэролайн. — Пока запомни, что я — Кэролайн Фрай, которую ты ждала. Ты меня слышишь?

— Да, Кэролайн, и я сделаю, что могу, но это так странно. Я… не знаю, что и думать.

— Тогда, пожалуйста, перестань думать, — ответила Кэролайн. — Сделай все, как я сказала, Хэрриет. Поверь мне, это страшно важно, иначе я не стала бы просить тебя лгать. Но только, пожалуйста, не ошибись, это очень много для меня значит.

— Конечно же, я помогу тебе, — пообещала Хэрриет.

Улыбаясь, Кэролайн нагнулась, чтобы поцеловать ее.

Хэрриет была маленького роста, с милым добрым лицом и доверчивыми глазами. Она была бы хорошенькой, если бы волосы ее были получше уложены, а платье из полосатого льняного батиста не было столь старомодным и плохо сшитым.

Кэролайн по школе помнила Хэрриет как добрую и бескорыстную девушку, всегда готовую помочь окружающим и глубоко благодарную за те крохи внимания, которыми ее удостаивали богатые и знатные ученицы.

Кэролайн надеялась, что Хэрриет окажется к тому же стойкой и надежной союзницей, но сейчас, глядя в ее карие глаза, широко открытые от изумления, и заметив, каким ранимым казалось ее худенькое, почти изможденное лицо, Кэролайн немного испугалась.

— Не пройти ли нам в дом, Хэрриет? — спросила она: ее подруга, ошеломленная и удивленная тем, что только что услышала, казалось, забыла об обязанностях хозяйки дома по отношению к гостье.

— Ох, конечно, пожалуйста, входи, Кэролайн, — проговорила Хэрриет. Волна краски залила ее лицо, когда она поняла, как была невежлива.

Они поднялись на каменное крыльцо и вошли в холл. Он был обшит дубовыми панелями, а потолок потемнел от времени и покрылся плесенью от сырости.

Повсюду видны были следы бедности: ковры протерты, стул у пустого камина давно нуждался в новой обивке, да и остальная мебель была не в лучшем состоянии.

Кэролайн сняла перчатки, ожидая, что Хэрриет позовет ее в гостиную, но в этот момент открылась дверь и в холл вышел викарий. Немолодой краснолицый Адольфус Уонтедж был снобом и человеком агрессивным. Он никогда не испытывал желания стать священником, но так как был младшим сыном не слишком преуспевающего сквайра, не мог рассчитывать ни на какую другую карьеру.

В жизни он знал только одну страсть — охоту на лис.

Две лошади, стоявшие в его конюшне, всегда были хорошо накормлены и ухожены, какой бы скудной ни была жизнь остальных обитателей его дома. Он вышел в холл не спеша, не стараясь быть любезным по отношению к кому-то столь незначительному, как мисс Фрай, но, когда он увидел Кэролайн, ее красота и манера держаться заставили его отвесить ей гораздо более низкий поклон, чем он вначале намеревался.

— Приветствую вас, мисс Фрай, — проговорил он низким и довольно хриплым голосом, который звучал так, словно его обладатель был постоянно простужен.

Кэролайн сделала реверанс.

— Спасибо, сэр. Вы очень добры, что согласились оказать мне гостеприимство.

— Хэрриет говорит, что вы приехали из Мэндрейка. Не может быть, чтобы карета уже уехала. Я распорядился, чтобы приготовили конюшню по крайней мере на несколько часов.

— Вы чрезвычайно добры, сэр, — отозвалась Кэролайн. — Но лорд Валкэн приказал, чтобы слуги вернулись в Мэндрейк как можно быстрее.

— Жаль, жаль! — воскликнул викарий. — Мне не хотелось бы, чтобы его сиятельство думал, будто мы не можем принять у себя его карету и слуг. Я надеюсь, вы оставили его сиятельство в добром здравии?

— Вполне, — ответила Кэролайн. Блеск глаз викария подсказал ей, что его занимает жизнь аристократии, и она добавила:

— Леди Кэролайн шлет Хэрриет свою любовь, а вам, сэр, — наилучшие пожелания.

— Вот как, вот как! — отозвался викарий. — Насколько я понимаю, Хэрриет училась с ней в одной школе.

— Да, сэр, и она часто вспоминает Хэрриет и говорит, что она была самой славной девушкой в академии.

Хэрриет вспыхнула, а викарий с отвращением посмотрел на свою дочь.

— Ее знатные друзья не слишком-то к ней внимательны, — сказал он ворчливо. — Что удивляться: она плохо соображает и не умеет принарядиться. Посмотри на мисс Фрай, Хэрриет! Почему ты не сделаешь себе дорожное платье и шляпку, которые были бы такими же примечательными? Ясно ведь, что это возможно: мы знаем, что мисс Фрай зарабатывает себе на жизнь и, значит, не может позволить себе бешеных трат.

— Ох, сэр, вы мне льстите, — сказала Кэролайн, бросая викарию томный взгляд. — Это простенькое платье я сшила сама. Вы должны разрешить мне помочь Хэрриет в выборе ее гардероба. В школе она всегда выглядела очаровательно.

— И неудивительно, — сказал викарий, — ведь вдовствующая леди Брекон платила и за обучение Хэрриет, и за ее одежду, пока она была в школе. Теперь все изменилось, и Хэрриет приходится экономить, как и всем нам. Но я не хочу надоедать вам убогими деталями нашей повседневной жизни.

— Вы не можете надоедать, сэр, — быстро ответила Кэролайн. — Но, молю вас, расскажите мне о вдовствующей леди Брекон: наверное, Хэрриет сказала вам, что я надеюсь получить место компаньонки ее светлости.

— Вы найдете ее, как и следует ожидать, истинной аристократкой и благородной дамой, — напыщенно проговорил викарий, но Хэрриет быстро его прервала:

— Ох, Кэролайн, она такая добрая, мягкая, обходительная!

— Вы меня успокоили, — сказала Кэролайн. — Могу только молить бога, чтобы мое обращение за местом увенчалось успехом.

— Да, мы должны на это надеяться, — согласился викарий. — И если вы и правда будете жить в замке Брекон, может быть, вам удастся сделать так, чтобы Хэрриет приглашали туда чаще, чем в последние год-два. Не знаю, чем она сумела провиниться, но ее приглашают вдвое реже, чем я мог бы ожидать.

— Ох, папенька, зачем говорить Кэролайн такие вещи? — воскликнула Хэрриет, покраснев от обиды.

Викарий кинул на нее быстрый взгляд, презрительно фыркнул и собрался было вернуться в свой кабинет.

— Я увижу вас за обедом, мисс Фрай, — сказал он. Кэролайн в ответ сделала легкий реверанс.

Наверху, устроившись в спальне, выходившей в сад, Кэролайн поведала изумленной Хэрриет истинную причину своего приезда. Она взвесила, насколько разумно посвящать подругу в свою тайну, но решила, что необходимо заручиться помощью кого-нибудь, кто живет поблизости. Во-первых, придется подумать о письмах.

Миссис Эджмонт необходимо дать адрес, по которому она сможет писать Кэролайн, иначе она начнет что-то подозревать, а если Хэрриет предстоит перехватывать почтальона, ей нужно знать причину, по которой Кэролайн решила скрыть, кто она.

Обдумав все как следует, Кэролайн решила рассказать Хэрриет все, что произошло, за исключением истинной причины, по которой она оказалась в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство. Нетрудно было вовсе не упоминать сэра Монтегю: она сказала, что вынуждена была остановиться у гостиницы из-за неполадок с колесом экипажа.

Свое присутствие в лесу она объяснила тем, что искала пропавшую болонку. Она также сказала Хэрриет, что наняла почтовую карету для возвращения в Мэндрейк, так как боялась, что, вернувшись в гостиницу, будет втянута в расследование по поводу убийства.

В результате Хэрриет вряд ли могла заметить какие-либо неувязки и неточности в рассказе Кэролайн: она слушала подругу с выражением глубочайшего изумления: руки ее были сжаты, рот полуоткрыт. Только когда Кэролайн закончила и объяснила Хэрриет, какая роль предназначается ей, чтобы помочь Кэролайн, та глубоко вздохнула и воскликнула:

— Но, Кэролайн, это самая невероятная, захватывающая и романтическая история из всех, что я слышала! Мне трудно поверить, что это правда, но раз это говоришь ты, я должна поверить. Но как у тебя хватает смелости идти в замок Брекон, зная все это? Ведь и тебя могут убить!

Кэролайн рассмеялась:

— Чепуха, Хэрриет. Моя смерть никому не нужна!

Кроме того, что еще могу я сделать? Стоять в стороне и ждать, пока достойный человек попадет на виселицу в результате этих предательских, трусливых уловок?

— Если он достойный человек… — загадочно отозвалась Хэрриет.

— Что ты хочешь этим сказать? — изумилась Кэролайн. — Ты говоришь о лорде Бреконе?

Хэрриет кивнула.

— Расскажи мне о нем, — попросила Кэролайн. — Расскажи все, что ты знаешь.

— Достаточно мало! — ответила Хэрриет. — Конечно, я знаю его с детства, но он намного старше меня. Он всегда казался хорошим мальчиком, всегда мне улыбался, а один раз, возвращаясь с охоты, подвез меня на своей лошади. Его мать всегда была сама доброта: моя мать — ее очень дальняя родственница, и, как ты знаешь, она отправила меня в Академию мадам Д'Альбер.

— Да… да, — сказала Кэролайн. — Продолжай.

— Ну вот, лорд Брекон — близкие называют его Вэйн — был в Итоне, когда я была маленькая, а потом в Оксфорде. Здесь все его любили, хотя видели только, когда он приезжал на каникулы. Папе он тоже нравился, он всегда хвалил его прекрасные манеры: и то, как он сидит в седле, и как успевает за гончими. Все думали, что когда он вырастет, то возьмет на себя управление имением, но потом… ну, потом он изменился.

— Изменился? — повторила Кэролайн. — В чем?

— Трудно объяснить, — ответила Хэрриет. — Видишь ли, с тех пор как я окончила школу, меня нечасто приглашают в замок Брекон. Папенька сердится, но, право же, у них нет причин меня приглашать. Я слишком молода, чтобы дружить с лордом Бреконом, да к тому же у него много друзей, ничего общего не имеющих с дочерью местного викария, — а леди Брекон прикована к постели. Она не выходит из спальни.

— Я об этом понятия не имела! — воскликнула Кэролайн.

— Ох, разве я тебе не сказала? — удивилась Хэрриет. — Наверное, мне это в голову не пришло. Она болеет уже много лет. Она никогда не выходит и никого не видит. Она лежит в своей комнате со своими книгами и своими птицами. Это единственное, что она любит, не считая своего сына. Его она обожает.

—  — Ты говорила, что он изменился, — напомнила Кэролайн. — Продолжай, Хэрриет.

— Это трудно выразить словами, — сказала Хэрриет, наморщив лоб. — Все об этом говорят, так или иначе, но не могут сказать ничего определенного, ну, ты меня понимаешь… Они начались — эти перемены — пои еле того, как ему исполнилось двадцать пять и он начал сам управлять имением и распоряжаться состоянием — раньше этим занимались опекуны. Я не знаю, кто они такие, но папа мог бы нам сказать.

— Это не имеет значения, — пробормотала Кэролайн.

— В двадцать пять лорд Брекон стал сам себе хозяином, — продолжала Хэрриет. — С этого момента (так говорят) он стал казаться другим человеком. Он сделался несдержанным и безрассудным. Он все время рискует жизнью самым глупым образом: например, однажды ночью, завязав глаза, он вместе с друзьями устроил скачки с препятствиями через парк замка, вдоль берега реки и через луг, что в пяти милях дальше по дороге. Там есть подземные выработки, и папа говорит, что только чудом никто не погиб, хотя один из всадников сломал себе позвоночник, а еще один — ключицу.

— Что еще он сделал? — спросила Кэролайн.

— Кое-что, о чем папенька при мне говорить не хочет, но я слышала, что и друзья его изменились, — сказала Хэрриет. — В замок приглашают довольно странных людей, которые раньше там никогда не были. Это не только праздные аристократы лондонского света, но и мужчины и женщины других классов общества. Кажется, папа один раз выразил протест лорду Брекону, когда в замке был раут, который длился всю субботнюю ночь и не закончился в воскресенье к полудню, когда жители деревни шли в церковь. Я не знаю, что при этом произошло: папенька был так сердит, что отказался об этом рассказывать. Но мне кажется, лорд Брекон держал себя очень высокомерно и сказал ему, чтобы он не вмешивался в чужие дела. Короче, после этого папенька всегда против него и говорит, что он плохо кончит: сломает себе шею или попадет в тюрьму.

Кэролайн негромко вскрикнула.

— Жители деревни тоже о нем сплетничают, — продолжала Хэрриет, — как дочь священника, я слышу эти сплетни. Старики качают головами и озабоченно вздыхают. Знаешь, те, кто давно живет в поместье, считают себя членами семьи. Они всегда говорят о лорде Бреконе, но шепотом. Конкретно ничего сказать нельзя, но здесь явно что-то не так, и положение все время ухудшается. Ох, Кэролайн, ты, наверное, думаешь, что я ужасно глупа, но я не могу это объяснить более точно.

Хэрриет беспомощно развела руками. Кэролайн подалась вперед и поцеловала ее.

— Ты все прекрасно объяснила, — сказала она. — И это мне очень помогло.

Она поднялась с кровати, на которой сидела, и подошла к окну.

— У меня такое чувство, что я смогу помочь лорду Брекону.

— Ох, Кэролайн, я надеюсь, что это так, — сказала Хэрриет, — но все же меня пугает, что ты будешь жить в замке. Это странное место, и о нем тоже ходят слухи.

Говорят, там есть привидения, и никто из жителей деревни не приближается к нему после наступления ночи. Они говорят, что из старинных башен доносятся странные сверхъестественные вопли.

— Я не верю в привидения, — сказала Кэролайн презрительно. — Скажи мне, каким был покойный лорд Брекон?

— Понятия не имею, — ответила Хэрриет. — Он умер, когда я была еще совсем маленькая. Иногда мне кажется, что с ним тоже связана какая-то тайна. Людям почему-то очень не хочется говорить о нем, а если я начинаю расспрашивать папу, он всегда переводит разговор на другое и говорит о вдовствующей леди Брекон. Правда, она чудесный человек, в ней нет ничего мрачного или странного, но кажется, что она и не живет в этом мире.

Кэролайн нетерпеливо вздохнула.

— Вся эта история кажется мне запутанной, — сказала она. — И все же я больше всего хочу попасть в замок Брекон. — Ох, Хэрриет, а что, если меня не возьмут на это место?

Она прошла через комнату и взглянула на часы.

— Уже четыре. Одно можно сказать точно: Марию взяли на работу, иначе она уже вернулась бы сюда, как я ей сказала.

— Если ей повезло, может, и тебе повезет, милая Кэролайн, — сказала Хэрриет. — Это доброе предзнаменование. Но ох, как же я боюсь за тебя! Лучше бы ты не начинала этот опасный маскарад!

— Что бы ни произошло, со мной ничего худого не случится, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, если мы сможем сделать так, что кузина Дебби ничего не, заподозрит. Хэрриет, ты должна каждый день встречать почтальона. Будет катастрофа, если твой отец увидит адресованные мне письма и поймет, кто я.

— Будем надеяться, что этого не случится! — воскликнула Хэрриет, встревожившись. — На тебя-то он не будет сердиться, но забьет меня до полусмерти за то, что я его обманывала. Ох, Кэролайн, когда ты ему сказала, что сама сшила это платье, я чуть не расхохоталась! Как это похоже на мужчин — не понять, что такое дорогое и элегантное платье может быть сшито только на Бонд-стрит.

— Молю небо, чтобы никто об этом не догадался, — сказала Кэролайн. — Я велела Марии упаковать самые. старые и ненарядные платья, и я несколько часов потратила на то, чтобы спороть со шляпок перья и ленты — чтобы они были не такими модными, И все же, боюсь, что не произвожу впечатление унылой дамы благородного происхождения, которой крайне нужно найти место.

— Да уж точно, — рассмеялась Хэрриет, — но ведь ты всегда можешь сказать, что леди Кэролайн Фэй, которая так к тебе привязана, подарила тебе свои ненужные туалеты.

Кэролайн захлопала в ладоши.

— Браво, Хэрриет, блестящая мысль! Мы еще научим тебя интригам. Более того, я обещаю тебе, что, когда закончится этот обман, я куплю тебе самое красивое платье, которое только найдется в Лондоне, и отдам тебе те свои платья, какие тебе понравятся.

— Ой, Кэролайн, правда?

Хэрриет восторженно вздохнула, но тут же добавила:

— Но что толку? Я весь год напролет никого не вижу. Я веду хозяйство и шью для папы, но, что бы я для него ни делала, он только все больше раздражается. Видишь ли, Кэролайн, он хотел сына, и ему совсем не нравится почтительная, но скучная дочь.

— Бедная Хэрриет, не расстраивайся так из-за этого. Мы найдем тебе мужа, и ты сможешь забыть о тяжелой и неблагодарной работе.

— Ну, разве что он будет совсем слепой и такой хромой и болезненный, что его предложение не примет никакая другая девушка, — вздохнула Хэрриет, и, когда Кэролайн начала было возражать, она вскочила, негромко вскрикнув:

— Смотри! — сказала она. — Смотри, кто едет по дороге!

Кэролайн поспешно повернулась к окну.

— Это просто грум, — проговорила она разочарованно.

Почему-то на минуту она подумала, что увидит кого-то совсем другого.

— Да, грум, — согласилась Хэрриет. — Но посмотри на его ливрею.

— Фиолетовая с малиновой отделкой, — сказала Кэролайн. — Это цвета Брекона?

— Да, вот именно, — ответила Хэрриет. — И грум направляется сюда. Смотри сама.

Девушки какое-то время наблюдали, как грум спешивается, привязывает лошадь и идет к парадной двери с письмом в руке. Потом Хэрриет бросилась вниз и, запыхавшись, вернулась в спальню, протянув письмо Кэролайн.

— Это тебе, — сказала она.

Мгновение Кэролайн только смотрела на письмо, у. потом медленно (пальцы ее дрожали) раскрыла конверт. Она быстро прочла письмо и обняла Хэрриет.

— Ее светлость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три. Ох, Хэрриет, первый шаг сделан! Поднимается занавес, и начинается волнующая, захватывающая драма.

Кэролайн была так взволнована, что почти не спала этой ночью. И даже если бы ее собственные мысли не мешали ей заснуть, она не спала бы, тревожась из-за Хэрриет. Было очевидно, что Хэрриет в доме священника не видела ничего, кроме угнетения и обид. Она говорила правду, когда сказала Кэролайн, что раздражает отца: он ни минуты не переставал ее попрекать и обвинять.

Обед был простой, но очень вкусный, и Кэролайн он понравился. Она не была привередлива в еде, но викарий, съевший все, что было на столе, и запивший все это несколькими пинтами кларета, все время был недоволен кушаньями: и тем, что именно было приготовлено, и тем, как это было приготовлено, и тем, как подавалось на стол.

— Я должен перед вами извиниться, мисс Фрай, — несколько раз повторил он, — но перед вами человек, которым здесь ужасно пренебрегают. По воле господа у меня была отнята моя жена, но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, попытается хоть отчасти ее заменить! Но у Хэрриет нет ни предприимчивости, ни сообразительности, и вообще она плохая хозяйка.

Видно, мне суждено (ведь что-то я не вижу человека, более или менее достойного, который готов был бы сделать ей предложение) так и заботиться о ней, пока не умру.

Кэролайн так и хотелось запустить в него тарелкой и сказать все, что она о нем думает: его постоянное ворчание превращалось для Хэрриет в настоящее истязание. Но она могла только скромно опускать взор и говорить, что надо надеяться, что с возрастом Хэрриет исправится и что она, Кэролайн, ей постарается помочь.

Кэролайн, привыкшей свободно высказывать свое мнение по любому поводу, было нелегко сдерживаться, но когда они с Хэрриет отправились спать, она наконец смогла высказать все, что думала.

— Он всегда так тебя бранит? — осведомилась она сердито.

— Кто, папенька? — спросила Хэрриет. — Ох, он при тебе еще старается быть вежливым. Часто он просто дает мне оплеуху, а один раз бросил в меня миску с угрями. Они мне ужасно ошпарили руки, и следы не сходили много недель.

— Он просто зверь, — сказала Кэролайн. — Обещаю, что я тебя как-нибудь спасу, . Хэрриет, но сначала мне надо спасти лорда Брекона.

Хэрриет, у которой в глазах стояли слезы, неуверенно засмеялась.

— Ну, Кэролайн, ты ведь только женщина, а говоришь так, как будто в тебе решимость и сила девяноста мужчин.

— Иногда мне и самой кажется, что они у меня есть, — отозвалась Кэролайн. — Могу повторить слова забавной старой камеристки моей мамы, Юдоры. Она всегда произносила фразы так торжественно, что казалось, будто это слова Священного Писания. Не раз я от нее слышала: «Если дело правое, сила вам будет дана».

И я теперь этому верю, Хэрриет.

— Я надеюсь, твоя вера будет вознаграждена, — ответила Хэрриет, — особенно в том, что касается меня.

Она нагнулась, чтобы поцеловать Кэролайн, но тут снизу донесся громовой крик викария, от которого обе девушки вздрогнули.

— Хэрриет, где моя свеча? Сколько раз говорить тебе, что я прошу оставлять мне свечу у лестницы? Спускайся и сейчас же найди мне ее, ты, пустоголовая идиотка!

— Извини, папенька… Я иду… Пожалуйста, извини! — воскликнула Хэрриет и выбежала из комнаты Кэролайн, закрыв за собой дверь.

Бедная маленькая Хэрриет! Ее доброе лицо и печальные глаза напомнили Кэролайн грустные мордочки спаниелей в Мэндрейке. Она свернулась в постели, на минуту пожалев о том, что она не дома, в безопасности, где ей слышен был шум волн и ее окружали покой и надежность. Потом она вспомнила о завтрашнем дне, и сердце ее забилось сильнее. Завтра она снова увидит лорда Брекона! Хэрриет сказала, что его зовут Вэйн.

Кэролайн шепотом повторила это имя.

На следующее утро после завтрака, когда Хэрриет ожидали бесчисленные домашние дела, Кэролайн сказала, что отправится на прогулку. Хэрриет рассказывала ей, что с другого конца деревни она с дороги увидит замок Брекон. Кэролайн решила, что именно там и должны собираться толпы зевак, которые, как сообщил лорд Брекон, приходят поглазеть на нормандские башни.

Утро было солнечным и теплым, и Кэролайн надела соломенную шляпку, отделанную голубыми лентами под цвет голубого шелкового корсажа на ее белом батистовом платье. Выйдя из дома, она раскрыла зонтик, не столько для того, чтобы защититься от солнца, сколько чтобы спрятаться от любопытных глаз.

Она считала, что здесь вряд ли кто-нибудь узнает в ней леди Кэролайн Фэй, но в то же время ей не хотелось рисковать. Всегда существовала вероятность, что в проезжающей карете или фаэтоне может оказаться кто-нибудь из ее знакомых. Когда она обоснуется в замке Брекон, ей уже не будет необходимости выходить за пределы его территории.

Она прошла по деревенской улице, не увидев никого, кроме нескольких женщин, прибирающих свои коттеджи, да старика с длинной белой бородой, сидевшего на скамейке у стены постоялого двора «Свинья и свисток». Кэролайн догадалась, что он, скорее всего, старейший житель деревни: такие были почти во всякой деревушке. Наверное, если вступить с ним в разговор, он мог бы рассказать ей что-нибудь интересное о замке Брекон и его обитателях. Она было решила попытаться, но передумала: не следовало привлекать к себе внимание местных жителей. Поэтому она скромно пошла дальше, пока, как и обещала ей Хэрриет, не добралась до огромных чугунных ворот, за которыми начиналась территория замка.

Ворота были очень высокими, и по обе их стороны возвышались колонны, увенчанные двумя гигантскими геральдическими львами, поддерживающими щиты.

Дальше шла стена, окружавшая парк, но, когда Кэролайн прошла немного вглубь, стена сменилась живой изгородью, которая шла вдоль ручья. Изгородь была невысокой, и еще через пятьдесят ярдов Кэролайн оказалась на месте, откуда замок был виден во всем своем великолепии.

Восхищенная открывшимся перед нею видом, Кэролайн перестала удивляться, что люди приезжают сюда издалека, чтобы полюбоваться на это зрелище. Две огромные нормандские башни вырисовывались на фоне неба. На одной из них был установлен флагшток, на котором на утреннем ветерке трепетал фиолетовый с малиновым флаг.

Замок был очень большим. Можно было разглядеть, что, хотя обращенная к ней сторона была построена в нормандском стиле, под стать двум башням, в нем были и полускрытые деревьями более поздние пристройки, тоже из серого камня, но совершенно другой архитектуры. Деревья создавали фон, на котором в полукружии рва, с северной стороны переходящего в озеро, отлично вырисовывался замок. Под аркой моста туда и сюда скользили лебеди: к глубокому изумлению Кэролайн, все они были черными. Они добавляли к пейзажу слегка мрачноватую ноту, да и вся атмосфера вокруг замка казалась довольно грозной и таинственной.

Возможно, это впечатление создавал плющ, обвившийся вокруг башен, возможно — сами башни, прочные и вызывающие со своими бойницами, создававшие впечатление угрюмой силы. Возможно, дело было в окнах дальней части замка, куда еще не добралось солнце: они казались темными настороженными глазами на фоне серого камня, окружавшего их.

Как бы то ни было, но вся картина представала необъяснимо и невыразимо угрожающей, и невольно Кэролайн охватила дрожь. Она почувствовала, что этот дом нельзя было назвать счастливым. Он был великолепен и величествен на холодный и властный манер, но в нем не было мягкого тепла много повидавших камней и дружелюбного гостеприимства, которое, казалось, источали другие дома, например, ее родной Мэндрейк или Сэйл-Парк, чудесная резиденция лорда Милборна.

Она долго стояла, глядя на замок, и вспоминала лорда Брекона, каким она видела его в последний раз: его глаза, заглянувшие в ее глаза, его губы, приближавшиеся к ее губам. Она снова пережила этот поцелуй, опаливший ее жаром, так что она никогда не сможет о нем забыть, и при каждом новом воспоминании сердце ее начинает биться сильнее и дыхание перехватывает…

С трудом Кэролайн вернулась к действительности и тут заметила, что совсем близко, на берегу ручья, служившего границей парка, стоит кибитка. Она взглянула на нее мимолетом, считая, что она принадлежит цыганам. Однако что-то остановило ее взгляд: кибитка выглядела гораздо наряднее, чем обычные кибитки цыган. Она была украшена резьбой и выкрашена алой и желтой краской, а ее обитатели, женщина, мальчик и двое маленьких ребятишек, казались удивительно опрятными.

Кэролайн без особого любопытства посмотрела на них и, еще раз взглянув на замок, собралась было вернуться обратно в дом священника, как вдруг услышала шум. Она обернулась и увидела, что по дороге идет человек, а рядом с ним — большой пес. Именно пес и привлек внимание Кэролайн: он яростно набросился на щенка фокстерьера, выбежавшего из одного из коттеджей, и укусил его — без всякого предупреждения и так сильно, что щенок, завизжав, бросился обратно в свой коттедж.

Задира пес был очень крупным, и порода эта была Кэролайн незнакома, но напоминала мастифа. К ее удивлению, человека, казалось, нисколько не смутила жестокость собаки, наоборот, двигаясь в сторону Кэролайн, он хохотал.

Незнакомец представлял собой довольно странное зрелище: его черная одежда порыжела от времени, старомодный сюртук с широкими полами доходил почти до колен. На седом парике сидела давно вышедшая из моды треуголка. Кружева, свисавшие из рукавов, прикрывая крупные кисти рук, были грязными, а когда он подошел поближе, Кэролайн увидела, что он горбат.

Чувствуя, что ни человек, ни его пес не доставят ей приятного знакомства, Кэролайн сошла подальше с дороги, заслонив лицо зонтиком.

Но в этот момент она увидела, что маленькая девочка, сидевшая у кибитки, забавляется тем, что подбрасывает мячик и пытается его поймать. Девчушка была совсем маленькая, двух или трех лет от роду, и мячик, выскользнув из протянутых за ним ручонок, выкатился на середину дороги.

Малышка весело заковыляла за своей игрушкой, но едва только она показалась на дороге, как огромный пес увидел ее и, зарычав, повернулся, чтобы разделаться с ребенком, как только что разделался со щенком.

Времени думать не было, и почти не было времени действовать. Девчушка, не видя ничего, кроме мячика, не чувствовала приближающейся опасности. Она протянула ручонки за игрушкой, и в тот же самый момент пес оскалил клыки. Кэролайн услышала рычание собаки, услышала у себя за спиной чей-то крик и, размахнувшись что было силы, опустила зонтик на голову пса, оттолкнув его от малышки, которая от испуга и удивления шлепнулась в пыль и разревелась.

После этого события стали разворачиваться с огромной скоростью. Мгновение пес был совершенно ошеломлен, потом его зубы сомкнулись на шелковом с кружевами зонтике Кэролайн. Какая-то женщина перебежала дорогу и подняла плачущего ребенка, а горбун повернулся к Кэролайн с яростью, сравнимой с яростью его пса.

— Что ты себе позволяешь? — прошипел он. Голос его был грубым и гнусавым.

— Тише, тише, моя радость! — воскликнула женщина. — Этот гадкий пес тебя теперь не обидит. Добрая леди спасла тебя.

Кэролайн заговорила медленно и с большим достоинством:

— Сэр, вам следует как следует следить за вашей собакой. Она представляет опасность для мирных жителей.

Горбун посмотрел на нее. У него был огромный нос картофелиной и маленькие, близко посаженные глазки-щелочки.

— Когда мне понадобится совет, я к тебе обращусь, — сказал он.

— Неужели вы не понимаете, — высокомерно спросила Кэролайн, — что ваш пес мог укусить эту бедную девочку, так же как он укусил того щенка?

— Дети, щенки, да и молодые женщины, мадам, стараются держаться подальше от меня и моей собаки, — хладнокровно заметил человек. — Вперед, Брут.

Он нагнулся и взял за ошейник пса, который продолжал трепать зонтик Кэролайн. Он проволок его за собой несколько шагов и потом, не оглянувшись и не приподняв шляпы, пошел дальше. Пес, злобно рыча, поплелся следом.

Несколько секунд изумленная Кэролайн не могла сказать ни слова. Никогда за всю ее жизнь, окруженную теплом и заботой, с ней так не говорили! Потом громкие возгласы благодарившей ее женщины отвлекли ее.

— Ох, леди, как мне вас благодарить! Моя бедная девочка! Тише, радость моя. Ты в безопасности, в безопасности. Это ужасное животное! Он бы закусал ее до полусмерти! Как мне отблагодарить вас, леди? Это невозможно!

— Тогда, пожалуйста, и не пытайтесь, — отозвалась Кэролайн.

Она протянула руку и коснулась щечки девочки.

Щека была мягкая и теплая. Ребенок, глаза которого все еще были полны слез, робко улыбнулся.

— Красивая леди, — пролепетала девочка.

— Вот уж верно! — вскричала ее мать. — Да, красивая леди, моя радость, и смелая.

— Я рисковала только зонтиком, — сказала Кэролайн, уныло глядя на огромные дыры, оставленные зубами собаки на шелке.

— Э-э, мама, — произнес кто-то за ее спиной, — ведь это та благородная дама, которая была у нас с его светлостью на прошлой неделе, когда мы были в Севеноуксе.

Кэролайн стремительно обернулась. Она узнала мальчика: это был тот смуглый парнишка с длинными прямыми волосами, с которым лорд Брекон заговорил, когда они подъехали к зверинцу, тот парнишка, который проводил их к кибитке Адама Гримбальди, а позже бегал за почтовой каретой, доставившей Кэролайн домой, в Мэндрейк.

— Ну, конечно, я вас вспомнила, — улыбнулась она. — Что вы здесь делаете и где зверинец?

— Ох, леди, нам не повезло, — ответила женщина. — Моего мужа порвал один из тигров мадам Зары. Он чистил клетку, и зверь на него набросился. Он был страшно болен три дня. Теперь лекарь говорит, что он выживет, но рана заживет не скоро, и мы еще месяц не сможем догнать мистера Гримбальди.

— Мне очень жаль, — сочувственно сказала Кэролайн. — И пока вы остановились здесь?

— Его светлость дал нам разрешение, — гордо сказала женщина. — Это чудесное место, и так удобно, что поблизости ручей. Гидеон немного зарабатывает в деревне и на полях, да и мистер Гримбальди, да благословит его бог, не даст нам умереть с голоду. — Она остановилась, чтобы перевести дух, и добавила со слезами на глазах:

— Но если бы что-нибудь случилось с нашей Зариной, я бы не знаю, что с собой сделала. Мы назвали ее в честь мадам Зары, и отец души в ней не чает.

— Ну, я рада, что смогла ее защитить, — сказала Кэролайн. — Но кто этот ужасный человек с собакой?

Мальчик посмотрел вслед незнакомцу с собакой, и лицо его исказила ярость.

— Этот странный тип только недавно появился в деревне, леди, и все в округе его ненавидят, но и побаиваются. Я только могу вам сказать, что его зовут Джейсон Фэйкен.

— Он ужасный человек, — сказала Кэролайн. — Удивляюсь, что ему кто-то дал жилье в такой славной и мирной деревушке. Вам следовало бы сказать о нем лорду Брекону. Не может быть, чтобы он допустил подобное обращение со стороны этого человека с жителями деревни…

— Действительно, поговаривают о том, чтобы обратиться к его светлости, — сказала женщина, мгновение помедлив, — но это не очень-то удобно, раз Джейсон Фэйкен знакомый самого кузена его светлости, мистера Джервиса Уорлингема.

— Ах, вот как! — проговорила Кэролайн. — Это очень интересно.

— Говорят, его сюда привез мистер Уорлингем, — продолжил Гидеон. — Этот хлыщ уже дважды навещал старикашку на этой неделе, я его своими глазами видел, он ехал по дороге к его дому.

Кэролайн кивнула. Это совпадало с тем впечатлением, которое у нее уже сложилось от Джейсона Фэйкена.

— Что ж, не спускайте с него глаз, — сказала она наконец. — Я уверена, его светлость не хочет, чтобы случилась какая-нибудь неприятность, будь этот тип хоть трижды друг его кузена.

— Да, уж мы это сделаем, — сказала мать Гидеона. — И если моя семья может оказать вам, леди, какую-нибудь услугу, мы это сделаем. Вы сегодня спасли мое дитя и, может быть, когда-нибудь в наших скромных силах будет оказать вам помощь.

Кэролайн улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она. — Может, мне и понадобится ваша помощь. Ничего нельзя знать заранее.

Она протянула руку женщине, которая, наклонившись, поцеловала ее пальцы.

— Бог да благословит вас, добрая леди, — сказала она, и в глазах ее сверкнули слезы.

Кэролайн повернулась и медленно пошла обратно к дому священника. Ей многое нужно было обдумать.

Когда Хэрриет ужаснулась, увидев испорченный зонтик, Кэролайн швырнула его в угол со словами:

— Он пострадал не зря, отнюдь не зря.

Но она не стала объяснять удивленной Хэрриет, что имеет в виду, и была непривычно молчалива за ленчем, на котором, к счастью, не присутствовал викарий.

— Мне проводить тебя до замка? — спросила Хэрриет, когда Кэролайн поднялась в спальню, чтобы привести себя в порядок и уложить свои кудри в возможно более сдержанную прическу, как подобало в ее ситуации.

— Спасибо, Хэрриет, я бы хотела побыть одной, — ответила Кэролайн. — Я хочу подумать, приготовиться, чтобы у меня были ответы на все вопросы. Мне нелегко будет играть роль скромной прислуги.

— Да, тебе будет трудно, Кэролайн, — со смехом согласилась Хэрриет. — Я всегда считала тебя очень деспотичной.

— Ой, нет! — запротестовала Кэролайн. — Только не деспотичной!

— Может, это не совсем то слово, — сказала Хэрриет, — но ты такая заметная, Кэролайн, такая сильная личность, что только ненормальный примет тебя за прислугу.

Кэролайн еще раз взглянула в зеркало. Ее глаза сверкали, яркое огненное золото волос приятно контрастировало с бледной нежностью кожи.

— Я не похожу на бедную благородную даму? — спросила она.

— Ни капельки, — ответила Хэрриет.

— Кэролайн вздохнула.

— Ну а на кого же я похожу?

Хэрриет поколебалась мгновение, потом рассмеялась:

— Ты похожа, Кэролайн, на знатную даму, ищущую приключений!

Впервые в жизни за Хэрриет Уонтедж осталось последнее слово.

Глава 5

Лакей распахнул большую дубовую дверь замка, и Кэролайн вошла внутрь.

— Я пришла к ее светлости, — произнесла она чистым властным голосом, и старый дворецкий со жреческой важностью вышел ей навстречу и поклонился.

— Конечно, мадам. Что мне сказать?

— Мисс Кэролайн Фрай, — ответила Кэролайн и с изумлением увидела, что на лице дворецкого появилось какое-то странное выражение.

Минуту она не понимала, что произошло, но тут дворецкий выпрямился, повернулся и с видом, который можно было назвать только презрительным, махнул жирной рукой в сторону лакея в роскошной фиолетово-малиновой ливрее.

— Проводи мисс Фрай наверх, — сказал он резко.

Кэролайн внезапно поняла, что в качестве всего лишь кандидата на место в доме она не может претендовать на вежливость и внимание, которые ей полагались бы, знай слуги, кто она на самом деле. Она не знала, сердиться или смеяться ей, но лакей не дал ей времени на размышление.

— Пожалуйста, сюда, мисс, — сказал он с развязным видом, осматривая Кэролайн оценивающе-нахальным взглядом.

Он пошел перед ней по главной лестнице, и Кэролайн успела заметить, как великолепен большой холл с резьбой и колоннами и какая в нем темная и мрачная обстановка. Стены от пола до потолка были обиты деревянными панелями и увешаны старинным оружием.

Доспехи были установлены у начала лестницы и на каждом ее повороте: безжизненные стражи, создававшие жуткое, неприятное впечатление, что за тобой наблюдают.

Когда они поднялись на второй этаж, из темного коридора внезапно вышла пожилая женщина в чепце.

Она была крупнокостная, с изможденным, некрасивым лицом, которое все же не казалось неприятным, несмотря на выражение осторожной сдержанности.

На ней был шелковый фартук, и Кэролайн поняла, что она занимает далеко не последнее место в домашней иерархии.

— Ее светлость примет мисс Фрай, — сказала она лакею.

— Извините, мисс Доркас, — ответил тот, — но миссис Миллер дала распоряжение, что сначала она сама поговорит с молодой леди.

Доркас фыркнула, что, насколько поняла Кэролайн, должно было выражать презрение к словам лакея и нетерпение.

— Ее светлость ждет, — произнесла она ледяным тоном, — а я нахожусь здесь, чтобы провести к ней мисс Фрай.

Не обращая внимания на Кэролайн, двое слуг воинственно уставились друг на друга.

— Ну, послушайте-ка, мисс Доркас, — сказал лакей, настолько забывшись, что упер руки в боки, — вам известно не хуже меня, что в этом доме приказывает миссис Миллер. Она-то мне и сказала: «Когда придет молодая особа, проведи ее прямо ко мне, Джеймс», — и кто я такой, чтобы спорить? Я не хочу потерять место!

— Вопрос о приеме компаньонки ее светлости миссис Миллер не касается, — отрубила Доркас.

— Это чушь, и вы это прекрасно знаете. Что касается меня, я не хочу, чтобы меня уволили, так что она пойдет к миссис Миллер, вот так!

Лакей пересек лестничную площадку и открыл дверь почти напротив того места, где остались стоять Кэролайн и Доркас. Дверь была широко распахнута, видимо, для того, чтобы провести туда Кэролайн, но лакей едва успел раскрыть рот, чтобы доложить о ее приходе, как слова замерли на его губах: всем троим, стоявшим на площадке, стало ясно, что миссис Миллер не в состоянии принять кого бы то ни было.

Она полулежала в удобном кресле напротив камина, положив ноги на вышитую табуреточку и откинув голову на атласную подушку. Ее рот был приоткрыт, глаза же, напротив, плотно закрыты. Пока все трое стояли на пороге, изумленно уставясь на миссис Миллер, изо рта ее вырвался довольно громкий и весьма неблагородный храп.

Кэролайн успела заметить, что миссис Миллер довольно привлекательна. Ее темные волосы под тюрбаном из полосатого газа были уложены модными волнами, а весьма декольтированное платье открывало пышную грудь. Кэролайн также увидела пустой графин из-под портвейна, стоявший на столике, и, перехватив взгляд, которым обменялись лакей и Доркас, догадалась, что им нередко случалось обнаруживать миссис Миллер в столь невыгодной ситуации.

Лакей осторожно закрыл дверь.

— Ваша взяла, мисс Доркас, — ухмыльнулся он. — Ну и попадет же мне, когда «их величество» проснется и узнает, что мы ее такую видели!

— Я сплетнями не занимаюсь, Джеймс, — сурово остановила его Доркас.

Лакей улыбнулся, но его живые глаза были устремлены на Кэролайн.

— Счастливо вам, мисс, — сказал он. — Держите рот на замке.

Кэролайн улыбнулась ему в ответ. Она не знала, что еще можно сделать в подобной ситуации. Потом она пошла по коридору вслед за Доркас.

— Не обращайте внимания на этого нахального мальчишку, — сказала Доркас. — Не его вина, что в этом доме все не так.

— Кто такая миссис Миллер? — спросила Кэролайн, когда они оказались в конце коридора.

— Достаточно скоро узнаете, — отрезала Доркас, — …если, конечно, останетесь.

Ее тон давал понять Кэролайн, что лучше не задавать больше вопросов, и она молча прошла за Доркас по еще одному коридору, пока они не остановились у массивной двустворчатой двери. Доркас постучала, и тихий голос пригласил их войти.

На мгновение Кэролайн была ослеплена. Комната показалась особенно светлой и приветливой после полутемных переходов и угнетающего мрака холла и главной лестницы. Солнечные лучи лились сквозь два высоких окна, и повсюду были цветы: большие вазы с тепличными цветами, чей аромат наполнял воздух. Ощутив аромат цветов, Кэролайн тут же услышала щебечущие голоса, трепетание крыльев и неожиданные трели и переливы певчих птиц. Потом она разглядела у окна две большие клетки, а в них — не меньше дюжины прелестных зеленых и голубых попугайчиков-неразлучников, раскачивающихся на жердочках или порхающих у серебряных прутиков, державших их в заточении, т Кэролайн было так интересно, что она не сразу заметила, что в дальнем углу комнаты, на кровати, установленной в алькове и полускрытой бледно-розовыми занавесками, лежит женщина, ради которой она здесь и оказалась. Приблизившись к кровати, Кэролайн с изумлением заметила, что вдовствующая леди Брекон очень молода. Она ожидала увидать совсем старую женщину, седую и морщинистую, а на постели лежала женщина с милым, совершенно гладким лицом, и волосы ее были только чуть тронуты на висках сединой.

— К вам мисс Фрай, миледи, — сказала Доркас и, выдвинув жесткий стул, поставила его у кровати.

— Ох, нет, не этот стул, Доркас, — тихо сказала леди Брекон. — Ты прекрасно знаешь, что он неудобен. Принеси тот маленький, мягкий. Вот так-то лучше. Не присядете ли, мисс Фрай?

Она обратилась к Кэролайн, и та, вспомнив о приличиях, сделала глубокий реверанс и негромко произнесла:

— Вы очень добры, что согласились принять меня, мэм.

— Вы очень добры, что написали мне, — ответила леди Брекон. — К сожалению, мисс Холл уехала вчера, иначе она встретила бы вас. Она передала мне письмо, которое получила от миссис Эджмонт, и в то же самое время я получила письмо от вас, мисс Фрай, в котором вы написали, что остановились в доме священника. Вы знакомы с мисс Уонтедж?

— Мы с Хэрриет учились в одной школе, мэм, — объяснила Кэролайн.

— А, вот как. И вы дружили?

— Да, очень, — ответила Кэролайн.. — Мне очень нравится Хэрриет.

— Милое дитя, — сказала леди Брекон. — Да, кстати, я давно ее не видела… Это моя невнимательность, но дни пролетают так незаметно. Я читаю, смотрю на моих птичек и забываю об окружающем мире. Это нехорошо с моей стороны.

— Нет, мэм, вы счастливы.

— Счастлива? — Леди Брекон превратила это слово в вопрос. — Я уже много лет не знаю счастья. Скорее можно сказать, что я не удовлетворена. Я сама выбрала этот образ жизни.

— Но, мэм, разве он не слишком скучен для вас? — сказала Кэролайн. — Вы еще не стары, вам было бы интересно столько сделать, увидеть, услышать!

Леди Брекон засмеялась:

— Вы хотите соблазнить меня уйти с выбранного пути? Большинство компаньонок предпочитают иметь дело с теми, кто прикован к постели, кто не будет гонять их с места на место и попрекать. Но я забываю — вы молоды. Может быть, вам здесь будет слишком скучно.

— О нет, мэм. Мне больше всего хочется остаться в замке Брекон: если, конечно, я подойду вашей светлости.

— Миссис Эджмонт очень хорошо о вас отзывается, — заметила леди Брекон, — но, сказать по правде, меня не очень интересуют рекомендации. Мне будет причт но видеть ваше хорошенькое личико — я так люблю все красивое! Вот почему эта комната полна цветов, и я люблю моих птичек. Разве они не хорошенькие?

— Они чудесные, мэм! — воскликнула Кэролайн. — У моей мамы когда-то была пара, и…

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Доркас, которая стояла в другом конце комнаты, пошла было к двери, но не успела сделать и двух шагов, как дверь распахнулась и в комнату вошла миссис Миллер.

Она шла быстро и нетерпеливо, платье шелестело вокруг ног, шарф с кистями, накинутый на плечи, развевался от резких движений. Кэролайн еще раз подумала, что она очень недурна собой. К тому же теперь, когда она не спала в своем кресле, миссис Миллер казалась выше ростом и увереннее. Широко распахнутые глаза были иссиня-черными и сверкали от переполнявших ее эмоций, которые Кэролайн совершенно верно оценила как гнев.

— Вы должны извинить меня, мадам, — обратилась к леди Брекон миссис Миллер, — но эта молодая особа пробралась сюда вопреки моим распоряжениям. Я сказала одному из лакеев, чтобы ее привели ко мне, прежде чем вы, мэм, впустую потратите на нее время. Мои приказания были нарушены столь бессовестно, что я этого не оставлю.

— Нет речи о том, чтобы я тратила время впустую, — негромко ответила леди Брекон. — Я хотела видеть мисс Фрай, и Доркас привела ее ко мне.

— Это к делу не относится, — заметила миссис Миллер. — В этом доме прислугу нанимаю я, мэм. Мисс Фрай должна была сначала обратиться ко мне.

Леди Брекон вздохнула:

— Я не думаю, миссис Миллер, что моя компаньонка должна считаться прислугой. Однако я не в силах спорить, я слишком плохо себя чувствую. Я взяла мисс Фрай на работу, и она сразу же приступает к своим обязанностям.

— Но, мэм… — сердито начала миссис Миллер.

Леди Брекон закрыла глаза.

— Мои нюхательные соли, Доркас, — сказала она слабым голосом.

Доркас суетливо кинулась к ней, едва не оттолкнув миссис Миллер. Та в свою очередь метнула на Кэролайн взгляд, который, если бы его перевести в дело, мог бы сбить ее с ног, повернулась на месте и стремительно вышла из комнаты.

Кэролайн, которая к тому моменту уже поднялась со стула, подошла к кровати, чувствуя неуверенность и легкий испуг. Что последует за всем этим? Но, к ее великому изумлению, как только дверь закрылась, Доркас закупорила пузырек с солями и сказала:

— Она ушла, миледи.

— Вот и хорошо, — ответила леди Брекон совершенно нормальным голосом. Взглянув на Кэролайн, она улыбнулась:

— Садитесь, дитя. Вас, наверное, удивляет наш дом. Он и правда странный. Когда вы поживете здесь подольше, вы поймете, почему я предпочитаю оставаться в своей комнате; на это есть и очень простая причина: я не могу много двигаться со времени рождения последнего ребенка.

Кэролайн собралась было спросить, есть ли у нее еще дети, кроме лорда Брекона, но успела перехватить взгляд Доркас. Горничная стояла так, что леди Брекон не могла видеть ее со своей постели, и, когда Кэролайн открыла рот, чтобы задать свой вопрос, она предупреждающе замотала головой и приложила палец к губам.

— Я ненавижу волнения, — продолжала леди Брекон. — Я прошу только, чтобы мне дали жить в этой комнате в покое, наедине с моими мыслями. Но не стойте же. Снимите шляпку, мисс Фрай, и я бы хотела, чтобы вы мне почитали. Вот книга поэм, которые я нахожу успокаивающими.

Кэролайн положила шляпку на стул, взяла книгу со столика, стоящего у кровати, и, перелистывая страницы, нашла одно из своих самых любимых стихотворений. Она знала, что хорошо декламирует: ее гувернантка следила за тем, чтобы она умела красиво говорить. Дослушав стихотворение до конца, леди Брекон негромко сказала:

— Это чудесно! Прочитайте мне еще одно, милочка.

Кэролайн была посередине второго стихотворения, когда в дверь снова постучали. На стук откликнулась Доркас, поговорила с кем-то за дверью и подошла к ним с мрачным выражением:

— Его светлость кланяется и просит мисс Фрай спуститься в библиотеку.

Кэролайн почувствовала, что сердце ее внезапно дрогнуло. Итак, она увидит лорда Брекона. Что он ей скажет? Она закрыла книгу, которую держала в руках, и посмотрела на леди Брекон.

— Она наверняка нажаловалась, — сказала Доркас своим низким голосом.

Не было нужды спрашивать, кто такая «она». Все три женщины знали, кого имела в виду Доркас.

— Вы спуститесь к моему сыну? — спросила леди Брекон у Кэролайн. — Пожалуйста, скажите ему, что я взяла вас на место компаньонки и хотела бы, чтобы вы сразу приступили к своим обязанностям с жалованьем двадцать фунтов в год. Доркас распорядится, чтобы ваш сундук доставили из дома священника. Все это уже решено.

Она на минуту закрыла глаза, как будто для того, чтобы принять решение, ей потребовались все ее силы.

Потом, когда Кэролайн присела в реверансе, она снова их открыла и добавила:

— Мне почему-то кажется, что вы себя в обиду не дадите, дитя. Бедная мисс Холл была страшно напугана, всего боялась, но вы совсем другая.

— Надеюсь, — мягко отозвалась Кэролайн. — И благодарю вас, мэм. Я очень рада, что остаюсь здесь в качестве компаньонки.

За дверью ее ждал лакей, чтобы проводить вниз. Это был не Джеймс, а какой-то другой бледный юноша, казавшийся испуганным и даже не пытавшийся с нею заговорить, и Кэролайн молча направилась следом за ним.

Ей страшно хотелось узнать, где Мария, но она сочла за лучшее ни о чем не спрашивать, пока не разберется, на кого в этом доме она может полагаться, а на кого — нет. Первым делом следовало узнать, каково реальное положение миссис Миллер и чего она стоит: не исключено, что дело дойдет до поединка воли.

Лакей открыл дверь библиотеки. Это была еще одна темная комната, наполненная книгами и завешенная тяжелой тканью с кистями, которая, казалось, рассчитана была на то, чтобы не пропустить внутрь ни одного солнечного луча, который мог бы рассеять эту мглу.

Но Кэролайн было не до комнаты. У камина стоял сам лорд Брекон, такой, каким она его помнила, разве что он казался еще красивее — если это, конечно, было возможно.

Он был прекрасно одет, но Кэролайн не могла не отметить, что одежда не превратила его в денди. Он был слишком силен, слишком широк в плечах, и даже его руки, пусть белые и ухоженные, оставались крепкими и сильными; видно было, что он не боялся пользоваться ими в случае необходимости. Он стоял нахмурившись и слушал миссис Миллер: ее алые губы были злобно изогнуты, глаза чуть сужены.

Когда Кэролайн вошла, она резко обернулась к двери и заметила:

— А, вот и та особа, которую я прошу вас уволить, милорд!

Кэролайн медленно прошла в комнату. Ее голова была высоко поднята, сердце отчаянно колотилось. Она не представляла себе, до чего хороша была в это мгновение: воздушная, легкая, с горящими от волнения глазами.

Она ничего не говорила, только медленно двигалась вперед, и ее огромные глаза не отрывались от лица лорда Брекона. Мгновение он изумленно смотрел на нее, затем брови его перестали хмуриться, и он бросился к ней навстречу, протянув обе руки.

— Так это моя мисс Фрай! — воскликнул он. — Я так и думал, что не может существовать двух леди с таким именем, но трудно было поверить, что вы окажетесь здесь, в моем доме. Это просто чудесно, и я рад вас приветствовать!

Трудно было оторвать взгляд от озаренного радостью лица лорда Брекона, но Кэролайн не могла не бросить взгляд на миссис Миллер.

— Значит, вы знакомы с этой… с этой особой! — с трудом проговорила та.

— О да, мы прекрасно знаем друг друга, не так ли, мисс Фрай? — спросил лорд Брекон. — По правде говоря, мисс Фрай однажды оказала мне огромную услугу, но я думаю, лучше сохранить это в секрете. Как вы считаете, мисс Фрай?

— Как пожелаете, милорд, — скромно ответила Кэролайн, но глаза ее сверкали, а в углу рта играла ямочка.

— А теперь скажите мне, почему вы здесь, — начал он, проведя ее по комнате и церемонно усадив в удобное кресло. Потом повернулся к миссис Миллер, продолжавшей стоять, крепко закусив губу белыми зубами.

— Я не буду вас больше задерживать, — вежливо сказал он. — Я уверен, что моя мать захочет, чтобы мисс Фрай осталась, так что предоставьте все решения мне.

Спасибо, миссис Миллер.

Он отсылал ее из комнаты, и женщина прекрасно это поняла. Она высокомерно тряхнула головой и едва сдержалась, чтобы не выскочить из библиотеки, не сделав даже чуть заметного реверанса.

— Искренне надеюсь, что вы не совершаете ошибки, милорд, — сказала она и вышла столь стремительно, что лорд Брекон не успел даже подойти к двери. Миссис Миллер открыла ее сама. Он проверил, плотно ли закрыта дверь, и повернулся к Кэролайн.

— Я думал о вас, — сказал он, — и вот вы появляетесь здесь как по волшебству. Я почти убежден, что вы видение и исчезнете так же внезапно, как и появились. Вы действительно здесь?

— Да, я здесь, — мягко сказала Кэролайн.

— Почему?

Задав этот вопрос, он подошел к ней поближе и теперь стоял, ожидая ответа, не спуская глаз с ее лица.

— Потому что я хотела вас видеть, милорд, — Кэролайн решила сказать правду. Но едва она произнесла эти слова, как поняла, что они могут быть не правильно истолкованы, и кровь алой волной залила ее щеки. Она опустила глаза, поспешно добавив:

— Я имею в виду, что мне надо было сообщить вашей светлости нечто очень важное, о чем я боялась писать.

Лорд Брекон помолчал мгновение, потом сказал:

— По вашему голосу я догадался, что речь пойдет о том, что произошло той ночью. Вы, несомненно, слышали, что вердикт был «убийство, совершенное неизвестными личностями».

— Да, я это слышала, — сказала Кэролайн, — как и то, что алиби вашей светлости было успешным.

— В высшей степени, — подтвердил лорд Брекон. — Адам и Зара были абсолютно тверды, хотя главный судья допрашивал их очень тщательно. Мы втроем были у него на следующий день после официального расследования, так как я счел за лучшее не появляться в суде, пока допрашивали остальных. Существовал риск, хотя и небольшой, что кто-то видел меня в тех местах. Но все прошло гладко. А теперь расскажите мне то, что вы собирались рассказать.

Кэролайн встала.

— Слушайте, милорд, — сказала она очень серьезно и искренне, незаметно для себя умоляюще сложив руки. — Я узнала — и пожалуйста, не спрашивайте меня, как я это узнала, — что ваша жизнь в опасности, что кто-то вам завидует и мечтает занять ваше место в обществе.

— Вот как? Продолжайте.

Кэролайн запнулась.

— Мне труднее говорить об этом, чем я думала.

В конце концов, я для вас совершенно чужой человек, мы были знакомы всего несколько часов…

— Напротив, я считаю, что время не играет особой роли, если речь идет об испытаниях, — сказал лорд Брекон. — Мы с вами испытали вместе столько, сколько другие не испытают и за всю жизнь, — но для нас это уложилось всего в несколько часов. Если это не сделало нас друзьями… тогда что же сделает?

— Это верно, — согласилась Кэролайн. — В этом случае, милорд, простите меня, если я покажусь вам дерзкой, воспользовавшись правом, которое дает мне… наша дружба?

В ответ лорд Брекон наклонился и взял ее руку в свою.

— Что бы вы мне ни сказали, мисс Фрай, я не сочту это ни дерзким, ни самонадеянным.

Что-то в его теплом рукопожатии и в звуке его голоса заставило Кэролайн снова покраснеть. Однако она быстро взяла себя в руки и заговорила снова:

— Тогда, если я могу говорить прямо, милорд… Я узнала, что этот человек — ваш близкий родственник, который унаследует немало, если вы умрете, — представляет собой главную опасность для вашей светлости.

Лорд Брекон осторожно отпустил руку Кэролайн и прошел к окну.

— Вы, конечно, говорите о моем кузене, Джервисе Уорлингеме. Не буду притворяться, что не подозревал его время от времени в том, что он мне завидует. Ему всегда не хватает денег, и он все время требует, чтобы я оплатил его долги, не слишком проявляя свою благодарность, когда я это делаю. Но в то же время мне трудно поверить, что он решится меня убить.

— Вы его любите, милорд? — спросила Кэролайн.

Лорд Брекон пожал плечами:

— Не особенно. Мы достаточно редко видимся.

Джервис учился в Хэрроу, а потом его отец купил ему патент на офицерский чин в гвардии. Наши дороги редко пересекались.

— Но теперь вы часто с ним видитесь? — настаивала Кэролайн.

— Ничуть, — отозвался лорд Брекон. — Я не видел Джервиса года два, пока не вернулся домой в прошлом феврале. Тогда он приехал, чтобы поздравить меня с возвращением, погостил несколько недель, и с тех пор я только пару раз встретил его в клубе Уайта. Вот и все.

— А на прошлой неделе он вас не навещал? — спросила Кэролайн.

— Нет. Почему вы об этом спрашиваете?

Кэролайн не ответила. Она вспомнила, что сказал ей Гидеон. Значит, Джервис Уорлингем был в Какхерсте, виделся с Джейсоном Фэйкеном и не зашел в замок. Это было странно, но она хотела проверить факты, прежде чем что-нибудь скажет. Пока что у нее только подозрения, а Гидеон — всего лишь мальчишка из цирка и может ошибиться. Ей не хотелось, чтобы лорд Брекон подумал, что она сплетничала о его делах с людьми из цирка.

Лорд Брекон отвернулся от окна и снова подошел к ней.

— Вы очень добры, рассказав мне все это, мисс Фрай, но мне кажется, вы напрасно подозреваете Джервиса.

Когда вы его увидите, он вам понравится: он мужчина видный, и у него, как мне кажется, много друзей. Он, может быть, слишком свободно тратит свои деньги, или, если на то пошло, мои деньги, — но я готов поклясться, что он не убийца. Нет, мисс Фрай, вас неверно информировали, и, хотя я должен поблагодарить вас за ваш интерес ко мне, прошу вас поверить, что узы родства сильнее жадности, а Джервис — мой двоюродный брат.

— Молю бога, чтобы вы были правы, милорд, — ответила Кэролайн. — Но обещайте мне, что будете осторожны!

— Осторожен в чем? — спросил лорд Брекон. — В том, чтобы не потерять жизнь? Моя милая мисс Фрай, в нашу прошлую встречу я сказал вам, что жизнь мне не дорога. Я совсем не прочь ее потерять.

Кэролайн показалось, что при этих словах на его лицо легла горькая тень, а в глазах сгустился мрак. Он говорил тяжело, как человек, приговоренный к смерти, потерявший надежду, не имеющий будущего. Ощущение это было странным, но она была уверена, что не ошиблась. Какое-то мгновение она просто смотрела на лорда Брекона, чувствуя, что его мысли обращены к некоей жуткой тайне, которую она не сможет с ним разделить, и что говорит он правдиво, не преувеличивая.

Внезапно она ощутила опасность. Она поняла, что все, что она смутно чувствует и интуитивно угадывает, — лишь часть ужасающей правды. Казалось, что-то невыразимо враждебное угрожает лорду Брекону, неотвратимо подползая все ближе и ближе, а она бессильна ему помочь.

Наверное, ужас Кэролайн отразился на ее лице, потому что неожиданно лорд Брекон улыбнулся, и тьма из его глаз исчезла.

— Но я не должен вас тревожить, — сказал он. — Да, мисс Фрай, я буду осторожен, раз вы этого просите.

Он говорил легко, и она знала, что его обещание призвано лишь успокоить ее, что он не намеревался его выполнить. Отважно она протянула руку и коснулась его плеча.

— Скажите мне правду! — умоляюще попросила она.

Лорд Брекон заглянул ей в глаза, прекрасно понимая, о чем она говорит. Мгновение он стоял как зачарованный и колебался, готовый сдать крепость своих мыслей» его серо-стальные глаза посветлели, и на секунду Кэролайн увидела того беззаботного человека, каким он мог бы быть: увидела счастье и радость в его глазах и что-то еще, что заставило ее смутиться. Потом маска снова спустилась на его лицо, и он отрывисто и невесело засмеялся, напомнив ей их встречу той ночью в лесу.

— Ну, мисс Фрай, не думаете ли вы меня преследовать? — спросил он. — Увы, мне нечего вам сказать. Вы просили меня обещать вам, что я буду осторожен, и я дал вам слово.

Кэролайн отвернулась. Она знала, что надеяться не на что. Правда не давалась ей, и она ничего не могла с этим поделать.

— Тогда, милорд, с вашего разрешения, я пойду к вашей матушке.

Она не смотрела на него, и в ее голосе звучало разочарование. Едва только Кэролайн сделала шаг к двери, как он снова оказался рядом с нею и взял ее за руку.

— Вы останетесь, мисс Фрай? — спросил он. — Вы не уедете из замка? Я хочу, чтобы вы остались!

Кэролайн по-прежнему не глядела на него, и тогда он добавил:

— Хотя, видит бог, я должен был бы просить вас уехать!

Казалось, эти слова вырвались у лорда Брекона помимо его воли. Его пальцы сжали ее руку, и она, ощутив, что он во власти какого-то чувства, подняла на него удивленные глаза. Их взгляды встретились, и время словно бы остановилось. Между ними проскочила какая-то искра, Кэролайн охватила дрожь, и дыхание ее участилось. Казалось, весь мир отошел куда-то вдаль и они остались вдвоем. Во всем мире их было лишь двое: мужчина и женщина, глядящие друг на друга через вечность.

В камине упал уголек, разрушив чары, сковавшие их. Кэролайн опустила глаза; ее охватило смущение, подобного которому она еще никогда в жизни не испытывала. Она повернулась и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Она услышала, как за нею с вызывающим негромким стуком закрылась дверь библиотеки, и побежала по коридору, через холл и вверх по лестнице.

Она не смотрела вокруг и думала только об одном: поскорее оказаться за надежной дверью залитой солнцем комнаты леди Брекон. Но когда она спешила по коридору, в его дальнем конце показалась Доркас.

— Ее светлость спит, мисс Фрай. Я провожу вас в вашу спальню и позову вас, когда она проснется.

Она зашагала по коридору, и Кэролайн последовала за нею. Ее мысли и чувства были в полном беспорядке, и сейчас она не могла думать ни о чем, кроме лица лорда Брекона, каким она видела его минуту назад в библиотеке.

— Вот ваша комната, мисс Фрай. Она недалеко от ее светлости, если вы ей понадобитесь.

Доркас открыла дверь крошечной спальни. Комната была невеселой и довольно холодной, как будто там никто не жил, но одно обстоятельство заставило Кэролайн забыть обо всем: у туалетного столика скромно стояла Мария.

Доркас бросила на Марию проницательный взгляд:

— Найдите мисс Фрай все необходимое, пока не доставят ее багаж. После этого помогите ей распаковать вещи.

Мария сделала книксен, а когда дверь за Доркас закрылась, она уставилась на Кэролайн с улыбкой, преобразившей ее полное лицо. Кэролайн предупреждающе прижала палец к губам.

— Подожди минутку, — прошептала она.

Она подкралась к двери, послушала и вздохнула с облегчением.

— Все в порядке, — сказала Мария. — Ее вы можете не опасаться, миледи. Она порядочная — эта мисс Доркас, хотя и кажется суровой. Ни о ком больше в этом доме нельзя сказать того же.

— Ох, Мария, — воскликнула Кэролайн, — как я рада тебя видеть! Расскажи мне, что тебе удалось узнать.

— Немало, миледи. Так много на самом деле, что даже не знаю, с чего начать. Ох, никогда не видела ничего подобного! После Мэндрейка, я скажу вам, миледи, это просто откровение! Какие тут ссоры и споры, и сколько добра переводится впустую! Ваша светлость мне не поверит.

— Да-да, я хочу знать все, — сказала Кэролайн. — Но прежде всего скажи, кто такая миссис Миллер?

— Вполне понятный вопрос, — отозвалась Мария. — Я и сама сразу об этом подумала, ведь это миссис Миллер приняла меня на работу. Сначала я говорила с домоправительницей, несчастная безвольная женщина, вот кто она, и до смерти боится этой самой миссис Миллер.

Но мне повезло: на этой неделе ушли две горничные, одну уволили за непочтительность, а вторая ушла сама, потому что не собиралась терпеть деспотизм миссис Миллер.

— Но кто же она? — снова спросила Кэролайн.

— Насколько я могла понять, она дальняя родственница мужа тетки его светлости, леди Августы Уорлингем.

— А леди Августа тоже здесь живет? — спросила Кэролайн.

— Да, живет, и более странной леди я не видывала.

Когда я прихожу в ее спальню, мне трудно не рассмеяться.

— Хорошо, так рассказывай про миссис Миллер, — прервала ее Кэролайн, которой было прекрасно известно, как легко Мария отвлекается.

— Оказывается, — вернулась Мария к рассказу, — леди Августа души не чает в своем племяннике Джервисе Уорлингеме, джентльмене, о котором ваша светлость просила меня порасспрашивать.

— Да, и какое он имеет к этому отношение?

— Муж миссис Миллер служил вместе с мистером Уорлингемом в армии и был убит, насколько я поняла, в битве при Ватерлоо, и миссис Миллер осталась с крохотной пенсией, и вот мистер Уорлингем привез ее сюда, когда его светлость был в отъезде, на континенте.

Тогда делами управляла леди Августа, но ей домашние дела не по вкусу, и она поручила миссис Миллер вести домашнее хозяйство. Когда его светлость вернулся, она уже была в седле и вела себя так, как будто она благородная дама.

— Понятно. Значит, она дружит с мистером Джервисом Уорлингемом?

— Больше чем дружит, как говорят некоторые, — ответила Мария и поспешно добавила:

— Но не годится мне повторять вашей светлости пустые сплетни, вы должны меня простить, что я это сказала. Ох, миледи, вы слишком молоды, чтобы впутываться в такую историю, и что бы сказали ваши отец и мать о таком неприятном деле? Давайте вернемся домой, ваша светлость, давайте уедем отсюда. Я не должна была соглашаться на это актерство, и у меня предчувствие, что случится что-то похуже.

— Что ты хочешь сказать? — спросила Кэролайн. — Что значит: случится что-то похуже?

— По правде говоря, я и сама не знаю, ваша светлость, — расстроенно отозвалась Мария. — Но я это сердцем чую, а объяснить не могу. Я только знаю, что хотела бы вернуться в Мэндрейк и взять с собой вашу светлость.

— Тогда тебя ждет разочарование, Мария, — сказала Кэролайн. — Я намереваюсь остаться здесь. Остаться и раскрыть все тайны в этом доме!

С этими словами она вздернула вверх подбородок, и на лице ее появилось такое выражение, а в голосе зазвучали такие нотки, в которых ее отец сразу же признал бы отзвуки воинственного семейства Фэй во всех поколениях. Мария продолжала спорить, но почувствовала, что ей не победить, и в конце концов надулась, мрачно приговаривая, что в воздухе пахнет бедой.

К обеду были доставлены сундуки Кэролайн. Мария их распаковала и приготовила для Кэролайн платье из бледно-голубого узорчатого газа, изящно задрапированного поверх нижних юбок из голубого шелка и расшитого серебряными блестками. Для компаньонки это было чересчур нарядное платье, но Кэролайн, вооруженная идеей Хэрриет о том, что в ее гардеробе ненужные платья леди Кэролайн Фэй, хотела казаться красивой, а не незаметной, модной, а не бедной.

Ее не слишком испугало выражение лица миссис Миллер, когда она вошла в гостиную, где все собирались перед обедом. Миссис Миллер также была одета по моде, но ее платье в желтую и оранжевую полоску было сшито из дешевой материи в расчете на то, чтобы хорошо показать белые плечи и пышную грудь, без особого внимания к покрою и качеству шитья.

При виде ее наряда, накрашенных губ и причудливой прически у Кэролайн мелькнула мысль, что едва ли миссис Миллер была такой уж добропорядочной вдовой, какой представлялась. Она достаточно часто видела в Лондоне подобных женщин и слышала откровенные высказывания крестной о них. Леди Брекон, не выходившая из своей комнаты из-за болезни, могла этого не знать, но Кэролайн не сомневалась, что миссис Миллер не тот человек, которому следовало бы управлять хозяйством в аристократическом доме или даже останавливаться в нем.

Когда Кэролайн вошла в гостиную, миссис Миллер разговаривала с немолодой женщиной, чья внешность была столь фантастической, что Кэролайн сразу же пришла к выводу, что это может быть только леди Августа Уорлингем. На ней был парик, ярко-алые волосы которого были завиты, уложены в причудливую прическу и украшены пучком малиновых лент, закрепленных с помощью огромной броши с изумрудами и бриллиантами под стать бесценным изумрудам вокруг желтой шеи. Она была очень стара, но ее худое морщинистое лицо было нарумянено, пудра толстым слоем лежала в морщинах, а старые близорукие глаза были подведены. Указав рукой-клешней на Кэролайн, она прокудахтала:

— Так вот эта девушка, не так ли? Подойди сюда, дитя, дай-ка я на тебя погляжу!

Кэролайн послушалась и, сделав реверанс, подошла. Она стояла перед старухой, ожидая разрешения сдвинуться с места.

Леди Августа внимательно оглядела ее, подняв монокль, а потом засмеялась грубым горловым смехом, который внушил Кэролайн симпатию, несмотря на ее странную внешность.

— Ты хорошенькое создание, — сказала она. — Слишком хорошенькое, чтобы ты жила спокойно — или другая женщина рядом с тобой. Неудивительно, что Эстер хочет от тебя избавиться. Тебе ведь это не дает покоя, Эстер, милочка? — спросила она миссис Миллер. — Хорошенькая, слишком хорошенькая, и Джервис это первым заметит, а?

Кэролайн позабавил сердитый и неловкий вид миссис Миллер.

— Меня заботит лишь покой леди Брекон, — ответила она чопорно, но леди Августа снова засмеялась.

— Чушь какая, тебя заботят только твои собственные чувства, как и всех. Да, она хорошенькая, слишком хорошенькая, чтобы тебе это проглотить, Эстер. На твоем месте я бы от нее избавилась… если сумеешь!

Она снова хохотнула, и в этот момент в комнату вошел лорд Брекон, а дворецкий объявил, что обед подан.

Лорд Брекон всегда был хорошо одет, но в вечернем костюме он показался Кэролайн великолепным.

Его сюртук из ярко-синего атласа был украшен сапфировыми пуговицами, а белоснежные складки его галстука были тщательнейшим образом уложены по последней моде. Он подал леди Августе руку, и они медленно пошли в столовую в сопровождении миссис Миллер и Кэролайн.

— Какие мы сегодня нарядные, — заметила леди Августа.

— Мои друзья приедут завтра, — отозвался лорд Брекон. — Двадцать с лишним, так что вам не придется сетовать, тетя Августа.

— А разве я на что-то сетую? Приятное разнообразие, когда тебя не оглушает болтовня щеголеватых дураков, которые не могут говорить ни о чем, кроме азартных игр и скачек.

— Ну, завтра вы опять их услышите, — сказал лорд Брекон. Внезапно его голос показался Кэролайн страшно усталым, как будто мысль о завтрашнем дне была ему скучна и противна.

Он посмотрел на Кэролайн, а потом отвел глаза, но она так остро ощущала его присутствие, что не могла есть. Ей казалось, что каждый кусочек, который она заставляла себя проглотить, застревает у нее в горле. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного.

Кэролайн, всегда уверенная в себе, твердо знала, что чувствует и что делает, сейчас же ей казалось, что все ее существо проснулось. В ней трепетали странный огонь и волнение, и в то же время в предчувствии чего-то недоброго ее пробирала дрожь. «Что со мной?» — спрашивала она себя. И знала только, что обед казался одновременно бесконечно длинным и до смешного коротким: длинным из-за того, что он состоял из бесконечных перемен блюд, сменявших друг друга, и количество поданных кушаний было столь велико, что их невозможно было запомнить; и коротким, потому что за столом присутствовал лорд Брекон, и ей хотелось как можно дольше слышать его голос, смотреть на него, когда он разговаривал с другими, и опускать глаза, когда он переводил взгляд на нее.

Когда обед закончился и дамы возвращались в гостиную, миссис Миллер сказала Кэролайн:

— Я хочу с вами поговорить, мисс Фрай.

Леди Августа шла перед ними в сторону гостиной, а миссис Миллер открыла дверь другой комнаты. Следом за нею Кэролайн вошла в маленькую столовую, предназначавшуюся для завтрака. Она заметила, что в камине лежал неубранный пепел, а шторы не были задернуты, несмотря на то что давно стемнело. «Плохая домоправительница», — подумала Кэролайн, молча дожидаясь, пока миссис Миллер заговорит с нею.

— Я хочу вам сказать, — начала миссис Миллер, — что вам нет необходимости ослеплять нас по вечерам туалетами вроде того, что вы надели сегодня. Он не соответствует вашему положению, и с вашей стороны неделикатно пользоваться отсутствием леди Брекон и выставлять себя напоказ перед остальными обитателями замка. Как вам известно, я здесь управляю хозяйством, и если вы не можете найти платье, которое подобает носить девушке, занимающей ваше скромное положение в обществе, тогда я распоряжусь, чтобы горничные приносили вам поднос с едой в вашу комнату. Во многих домах компаньонка не допускается к столу своих нанимателей, но леди Брекон — я считаю, с чрезмерной любезностью — завела в этом доме такой порядок.

Но если вы хотите оставаться в обществе людей выше вас по положению, вы должны изменить свою внешность. Это понятно?

Агрессивный тон миссис Миллер запугал бы любую молодую девушку, если бы она действительно дорожила своим местом, но у Кэролайн не было причины бояться этой женщины.

Она смело посмотрела ей в глаза и сказала:

— Мне жаль, если мои платья вам не нравятся, мэм, но их подарила мне леди Кэролайн Фэй, которая, как говорят, имеет безупречный вкус. К сожалению, других у меня нет. Однако утром я поговорю с ее светлостью — или, если вы настаиваете, сегодня — и попрошу, чтобы мне увеличили плату. Тогда я смогу купить себе такую скучную униформу, какая вас устроит.

Миссис Миллер на минуту потеряла дар речи, а потом, обретя его снова, взорвалась:

— Как вы смеете говорить со мной в таком тоне! Если вы думаете, что в этом доме можете со мной не считаться, вы сильно ошибаетесь!

— Вот как? — парировала Кэролайн. — У меня создалось впечатление, что меня приняла на работу леди Брекон и мое назначение было подтверждено ее сыном — его светлостью. Разве мне нужно еще и ваше одобрение, мэм?

Миссис Миллер совершенно побелела от ярости.

Задыхаясь, она сделала шаг к Кэролайн, как будто намеревалась дать ей пощечину, но спокойный взгляд Кэролайн и достоинство ее позы заставили ее передумать.

Вместо этого она прошагала к двери и, дойдя до нее, обернулась.

— Вы об этом пожалеете, — сказала она взбешенно, — пожалеете, когда окажетесь на улице без рекомендации и надежды на дальнейшую работу. Когда я стану здесь хозяйкой, вы свою песенку измените, моя милая мисс Фрай, и это произойдет очень скоро.

Она вышла, хлопнув за собой дверью. Кэролайн коротко рассмеялась, но потом задумалась над словами миссис Миллер. «Значит, она намеревается стать хозяйкой этого дома, — размышляла она. — Неужели она имеет виды на лорда Брекона?»

Это было возможно, но маловероятно. В душе Кэролайн была уверена в одном — лорда Брекона не интересовала миссис Миллер.

Глава 6

Кэролайн открыла глаза и потянулась.

— Господи, до чего же неудобная постель, — сказала она Марии, отдергивающей занавески.

— Это не единственное, что в этом доме неудобно, — отозвалась Мария. — Ох, миледи, не думала я, что когда-нибудь увижу подобную прислугу. Подумать только, старшая горничная даже имела нахальство сказать мне, что не стоит беспокоиться и нести вам утром чашку шоколада. «Мисс Фрай всего лишь компаньонка, — говорит мне она, — и не заслуживает дополнительных услуг». Ничего себе дополнительная услуга! Я ей чуть оплеуху не закатила. Но они все слушаются миссис Миллер.

Кэролайн села в постели.

— Ради бога, Мария, не выставляй напоказ свою привязанность ко мне, а то они догадаются, что я не та, за кого себя выдаю.

— Если бы у них были все дома, они бы и так догадались, — возразила Мария. — Нельзя себе представить, чтобы кто-то меньше походил на бедную компаньонку, чем ваша светлость.

— Ну, значит, они действительно такие, — ответила Кэролайн, — потому что все меня приняли в атом качестве, включая леди Брекон и… его светлость.

На последних двух словах ее голос чуть дрогнул. Ее немного задело, что лорд Брекон ни на минуту не усомнился в ее словах. Это было вполне понятным, когда он впервые увидел ее, запыленную и растерзанную после блужданий по лесу, но сейчас, хотя это и было опасно, Кэролайн было бы приятно, если бы у него вызвало подозрение или удивление то, что такая девушка, как она, может искать место.

Интересно, что бы подумали ее отец и мать, если бы узнали, что их единственная дочь, которую они считали равной любой знатной леди в стране, не только заняла столь низкое место, но и была безоговорочно принята на него.

— Приготовь мне одно из самых красивых платьев, Мария, — скомандовала Кэролайн, неожиданно взбунтовавшись.

Однако Мария была более осторожной и выбрала не один из самых сложных нарядов Кэролайн, а простое муслиновое платье, украшенное только лентами.

— Завтрак внизу, миледи, — сказала она. — Но мне кажется, вы будете одна, потому что миссис Миллер сказала, чтобы ей подали еду в спальню, а его светлость уже уехал верхом.

— Да, кстати, Мария, я вспомнила… — заметила Кэролайн, вставая с постели. На минуту она остановилась у окна: греческая богиня в прозрачной ночной рубашке, сквозь которую просвечивал силуэт ее тела.

— Вспомнили что, миледи? — спросила Мария, когда Кэролайн оборвала фразу на полуслове, и молча застыла, глядя в парк, как будто старалась отыскать там всадника.

— Да, о чем я говорила? — вздрогнув, отозвалась Кэролайн. — Ах да, конечно, я хочу, чтобы ты разузнала, кто будет среди гостей, прибывающих сегодня. Наверное, у домоправительницы будет список, чтобы приготовить спальни. Постарайся его увидеть, Мария, и запомнить. Вдруг среди гостей окажется кто-нибудь, кто меня узнает!

— Ох, миледи, какая ужасная опасность! Я об этом не подумала! — воскликнула Мария, встревожившись.

— Зачем пугаться, пока мы не знаем, есть ли для этого основания? — беззаботно заметила Кэролайн и начала одеваться.

Она обнаружила, что ее утренние обязанности не слишком обременительны. Леди Брекон просыпалась поздно, и до одиннадцати часов Доркас делала все необходимое для нее. Затем мисс Фрай должна была прочитать ее светлости «Морнинг пост» и потом написать пару писем, после чего ей было сказано, что она свободна до того часа, когда вдовствующая леди проснется после дневного отдыха.

Радуясь свободе, Кэролайн поспешила к дому священника, где увиделась с Хэрриет и осведомилась, не было ли писем. Пришло одно письмо от миссис Эджмонт, и Кэролайн отправила ответ, в котором написала, что в Какхерсте ей очень хорошо и удобно и что она намеревается погостить в доме викария еще по крайней мере несколько дней. Закончив дела, Кэролайн медленно пошла к замку. Хотя само здание было мрачным, его окружали прекрасные сады и парк, и подъездной путь к замку был обсажен дубами. Там, где кончалась дубовая аллея, за узорными чугунными воротами начинался регулярный парк, и, идя по нему, Кэролайн вскоре оказалась на широкой травянистой дорожке, в конце которой, у пруда с водяными лилиями, стоял маленький греческий храм. Она шла к нему, напевая какую-то песенку, потому что в теплых лучах солнца чувствовала себя беззаботной и счастливой. Дойдя до храма, она увидела, что он зарос жимолостью и вьющимися розами. К нему вели три ступеньки из серого камня. Она нарвала жимолости, уткнулась носом в сладкоароматные цветы и присела на ступеньке. Сняв шляпку, она спиной оперлась о прохладный мрамор округлой колонны.

В этом уголке парка царили тишина и покой. Ласточки бросались вниз к воде пруда, из кустов важно вышел павлин, расправил свой хвост и тщеславно засеменил через лужайку. Музыкой звучали голоса птиц, и им вторило мягкое ритмичное жужжание пчел, сновавших среди цветов.

Кэролайн то ли дремала, то ли мечтала, как вдруг неожиданно кто-то совсем рядом сказал:

— Вы очень серьезны, мисс Фрай.

Она подняла глаза и увидела лорда Брекона. Он сдернул с головы шляпу. Кэролайн заметила, что на нем начищенные сапоги для верховой езды, а в руке — хлыст.

— Ох, милорд, как же вы меня испугали! — воскликнула девушка.

— Прошу прощения, если я прервал ваши раздумья.

Я объезжал имение и решил, что пора мне проведать сад. И хорошо, что я это сделал: мне кажется, что парк очень запущен, мои садовники, как видно, совсем разленились за последние месяцы.

— Пока вы искали вокруг недостатки, я, наоборот, восхищалась садами вашей светлости, — сказала Кэролайн.

— Правда? — спросил лорд Брекон. — А можно мне присесть рядом с вами и узнать, что вы о них скажете?

— Конечно, — отозвалась Кэролайн, протянув руку и гостеприимно указывая ему на ступеньки. И тут же поймала себя на мысли: не следовало ли ей в роли компаньонки встать при появлении лорда Брекона и сделать ему реверанс! Однако было уже слишком поздно, и для того, чтобы хоть как-то исправить положение, она приветливо улыбнулась ему, пока он усаживался на ступеньку рядом с нею.

Лорд Брекон снял шляпу, бросил ее на траву и, прислонившись к колонне напротив, полуобернулся, чтобы видеть ее. В его внимательном взгляде было что-то заставившее ее смутиться, и через мгновение Кэролайн отвернулась к пруду с водяными лилиями. Ей казалось, что в наступившем между ними молчании было что-то опасное, но она не находила слов, чтобы прервать его.

— Вы странная девушка, Кэролайн, — наконец сказал лорд Брекон.

— Странная? — переспросила Кэролайн, чуть подняв брови.

— Очень странная, — повторил лорд Брекон. — Я знаю много женщин, но ни одна из них не может с вами сравниться.

— Мне радоваться или извиняться? — с легкой иронией произнесла Кэролайн.

Лорд Брекон закинул голову и рассмеялся.

— О боги, до чего же вы быстро все схватываете!

Я помню, как был изумлен в первые минуты нашего знакомства, когда оказалось, что вы понимаете ситуацию намного лучше, чем я.

— Вам угодно льстить мне, милорд. — В голосе Кэролайн слышалось смущение.

— Вам именно такая лесть по вкусу? — спросил лорд Брекон. — Или мне следует сказать вам, что вы дивно хороши — ибо это правда?

Кэролайн почувствовала, как румянец заливает ее щеки.

— Вы очень добры, милорд.

— К сожалению, так много людей уже говорили вам об этом.

— К сожалению? — переспросила Кэролайн.

— К моему сожалению! Мне хотелось бы быть первым.

Кэролайн не отрывала взгляд от букетика жимолости, который лежал у нее на коленях. Она подняла цветы, перебирая их пальцами, словно это занятие было сейчас самым важным.

— Как очаровательна! — вздохнул лорд Брекон.

— Жимолость? — спросила Кэролайн.

— Конечно, — ответил он серьезно.

Она подняла на него глаза и засмеялась.

— Вы заставляете меня краснеть, милорд.

— Это восхитительно! Вы знаете, какими длинными кажутся ваши ресницы, когда вы опускаете глаза?

— Надеюсь, вы не ждете от меня ответа на этот вопрос, милорд?

— В этом случае не ответите ли вы на другой?

— Если смогу, — отозвалась Кэролайн. Она заметила, что его голос звучит как-то по-другому.

— Я хочу, чтобы вы сказали мне, — мягко попросил лорд Брекон, — почему вы приехали сюда, в мой дом.

— Но я уже сделала это! — отозвалась Кэролайн. — От мисс Холл, которая раньше была компаньонкой миледи, вашей матери, я узнала, что это место освободилось. Мисс Холл восторженно отзывалась о доброте вашей матери, и я могла не опасаться, что снова встречусь с ненадежной и жестокой благородной дамой.

— Да-да, я это знаю, — нетерпеливо сказал лорд Брекон, — но разве это была единственная причина вашего приезда в замок Брекон?

— Была и другая причина, милорд, — подтвердила Кэролайн. — И о ней я уже говорила. Я хотела вас предостеречь.

— Да, и вы это сделали, — согласился лорд Брекон. — Я думал об этом полночи. С вашей стороны очень отважно, мисс Фрай, стараться помочь незнакомцу, которому вы однажды случайно оказали услугу.

— Я была рада быть вам полезной, милорд, — сказала Кэролайн.

Слова обоих звучали довольно сухо, но так много скрывалось за ними! Кэролайн почти физически ощущала настойчивость лорда Брекона, пытавшегося добиться от нее какого-то признания — хотя она и не могла понять какого. Она знала лишь, что между ними что-то происходит, настолько сильное, что слова имели мало значения: их взгляды встречались и дыхание ускорялось, и каждый чувствовал, что внутри его полыхает огонь, и по напряженности в воздухе знал, что подобный огонь горит и в другом. Внезапно Кэролайн испугалась. Она почувствовала смущение и страх — и в то же время какое-то странное ликование. Быстро поднявшись, она поспешила выйти из прохладной тени храма на залитую золотым солнцем траву.

— Мне кажется, милорд, — сказала она чуть слышно, — что уже почти тот час, когда просыпается ваши матушка, и я могу ей понадобиться. Мне нужно возвращаться домой.

Лорд Брекон не двинулся. Он посмотрел на Кэролайн и сказал очень тихо:

— Так вы хотите от меня убежать?

Кэролайн вздернула вверх подбородок, как будто ее оскорбили.

— Я никогда не бегу, милорд, но иногда благоразумие требует не подвергать себя опасности.

— Так вы считаете, что я опасен?

— Я этого не сказала, милорд.

Теперь Кэролайн уже готова была рассмеяться. Она стояла перед ним невообразимо очаровательная; солнечные лучи превратили ее кудри в золотой ореол, а ветер заставил мягкую материю платья обрисовать чудесные контуры ее груди и бедер.

Лорд Брекон вскочил.

— Да, вы правы. Это не я опасен, а вы.

Он подошел так близко, что почти касался ее. Они стояли так несколько секунд, его глаза пристально всматривались в ее лицо. Когда лорд Брекон заговорил, голос его слегка дрожал:

— Кто вы? Откуда вы появились? Почему вы здесь?

В его вопросе было что-то яростное, и все же Кэролайн чувствовала, что ей нет нужды отвечать. Не ее родословную жаждет услышать он из ее уст, а другие слова, гораздо более личные, слова, которые прозвучали бы так ясно, словно ее губы призваны были нарушить молчание, разделившее их.

Мгновение Кэролайн не могла ни двинуться, ни заговорить. Казалось, лорд Брекон притягивает ее к себе той силой, что сильнее объятий: она готова уже была вскрикнуть, нарушив очарование момента, как их прервал голос:

— И что так занимает вас двоих, молодые люди?

Он и она мгновенно обернулись, изумленные больше обычного, поскольку только мгновение назад жили в собственном мире, где не было места посторонним.

Перед ними стояла леди Августа. Ее красный парик прикрывала большая шляпа, увешанная перьями, ее клешневидная, усеянная кольцами рука лежала на трости. Она казалась фантастическим существом, а белая краска и яркие пятна румян на ее лице в ярком дневном свете выглядели комично.

— Добрый день, миледи, — сказала Кэролайн. Приседая в реверансе, она вдруг почувствовала непонятную вину.

— Вы удивлены» увидев здесь меня? — осведомилась леди Августа. — И не очень-то обрадованы, а? Ну, что же тут удивительного! Молодость стремится к молодости, так устроен свет.

— Я встретил мисс Фрай, когда она любовалась садами, — объяснил лорд Брекон довольно сухо.

— И остановились, чтобы полюбоваться ею, а? — засмеялась леди Августа. — И совершенно правильно, мой мальчик, когда я была молода и весела, я искала того же. Говорят, что сейчас девушки стали чопорными, — но я этому не верю. Женщины меняют платья в соответствии с модой, но их чувства и их тела под всеми этими рюшечками и оборочками остаются прежними, уверяю вас.

Кэролайн показалось, что старая леди смотрит на племянника враждебно, а в каркающем голосе старухи было что-то коварное и мерзкое. Внезапно она почувствовала себя словно запятнанной.

— Если ваша светлость меня извинит, — сказала она негромко, — я вернусь в дом. Леди Брекон, возможно, нужны мои услуги.

— Я вас, конечно, извиню, — ответила леди Августа, — и его светлость тоже, хотя уверена, что ему не хочется вас отпускать. Послушайте моего совета, мисс Фрай, избегайте тех домов, где вашим нанимателем будет холостяк. Они опасны для таких хорошеньких девушек, как вы, и хотя любят они с большим шиком, это редко бывает всерьез.

— Тетя Августа! — сердито запротестовал лорд Брекон, а Кэролайн, покраснев от унижения, повернулась и быстро побежала к дому.

Лорд Брекон проводил ее взглядом, потом сжал губы, и глаза его потемнели от гнева. Он нагнулся за своей шляпой и хлыстом, а леди Августа протянула к нему руку:

— Подайте мне руку, Вэйн, и нечего испепелять меня гневным взором. Я больше не боюсь страстей. С моей стороны разумно предупредить девчушку. Она прехорошенькая, не буду отрицать, и, если я хоть немного разбираюсь в представительницах моего пола, ее сердечко начинает колотиться всякий раз, когда она видит ваше интересное лицо. Но что в том толку? Она всего-навсего компаньонка, Вэйн, и вам следует помнить о своем положении в обществе.

— Вряд ли я его когда-нибудь забуду, тетя Августа, — с горечью сказал лорд Брекон.

— Нет, конечно, но женщины принимают такие вещи близко к сердцу. Будьте разумным, мой мальчик, чтобы потом не раскаиваться.

Некоторое время лорд Брекон молчал. Рука об руку они очень медленно шли по ровной травянистой дорожке. Перед ними высился замок: казалось, его огромные каменные башни каким-то образом поглощают солнечный свет и остаются мрачными и темными даже в такой яркий день.

Лорд Брекон взглянул на замок, и его лицо стало непроницаемым. Только когда они подошли к двери, ведущей в замок со стороны сада, он снова заговорил:

— Как вы сказали, моя дорогая тетя, — заметил он негромко, — я буду… разумным.

В убежище своей спальни Кэролайн молча стояла у зеркала, глядя на свое отражение. Ее щеки горели, губы чуть надулись, и в глазах вспыхивал протест каждый раз, когда она вспоминала о намеках леди Августы.

Но ее сердце продолжало взволнованно биться, исполненное чувств, которые пробудил в ней лорд Брекон. Никогда еще она не чувствовала ничего подобного.

Медленно она поднесла руки к пылающим щекам.

Потом внезапно опустилась на табуретку перед туалетным столиком и закрыла лицо руками. Что с ней происходит? Никогда еще она не испытывала подобного: она возбуждена, разгорячена, взволнована, и чувства сменяются одно за другим в бесконечном калейдоскопе эмоций. Все ее существо стремится к какой-то цели, неясной, неосознанной, которую она не решилась бы назвать.

Она долго сидела, закрыв лицо, забыв обо всем, кроме серо-стальных глаз, глядевших в ее глаза, твердо очерченных губ, произносивших необычайно важные слова, и лица, которое, казалось, навсегда запечатлелось в ее памяти.

Размышления Кэролайн прервала Мария, которая вошла в комнату с кружевами и носовыми платками, которые уносила погладить.

— Ох, прошу меня извинить, миледи! — воскликнула она. — Я не думала, что вы здесь.

— Я только что вернулась из дома священника, — сказала Кэролайн, чуть отступая от истины. — Я заходила узнать, нет ли мне писем. Было письмо от миссис Эджмонт: она говорит, что у нее нет новостей и в Мэндрейке все в порядке.

Мария вздохнула:

— Кажется, со времени нашего отъезда прошел целый век. Когда мы сможем вернуться?

— Не знаю, Мария, и ничего не могу сказать. Мы еще не сделали того, ради чего приехали сюда.

— Спасти его светлость? — спросила Мария. — Иногда мне начинает казаться, миледи, что вы ошиблись.

— Ты ничего не слышала о Джервисе Уорлингеме?

— Ничего полезного, ваша светлость. Но могу сказать, что днем за едой я сидела рядом с другой горничной. Она глупая девушка, но служит в доме последние пять лет. «Мистер Уорлингем приятный? — спрашиваю я ее. — Я слышала, он красивый джентльмен». Она захихикала: «В замке одна так думает», — говорит она. «Кто бы это мог быть?» — спрашиваю ее, но она не стала отвечать. Только хихикает и говорит, что она слишком дорожит местом, чтобы рассказывать такие вещи. И потом добавила: «Ты и сама узнаешь, когда он сюда приедет». — «И когда же это будет?» — это я ее спросила, а она только плечами пожимает. «Может, сегодня, может, завтра, а может, послезавтра, — говорит она. — Мистер Джервис приезжает и уезжает, когда ему вздумается, да и почему бы нет, если все это когда-нибудь будет его?» — «В этом уверенности нет, — говорю я, — ведь его светлость недурен собою. Если у него будет сын — почему бы ему не иметь их и полдюжины, — то где же окажется твой распрекрасный мистер Джервис?» Но она только хихикает, и от нее ничего больше не добьешься.

Кэролайн поднялась и медленно прошла по комнате.

— Не странно ли, Мария, что она так считает? — Неожиданно она остановилась: ей вспомнились слова миссис Миллер, сказанные прошлой ночью: «Когда я здесь буду хозяйкой…»

Да, постепенно складывалась полная картина. Мистер Джервис и миссис Миллер… Не было сомнений, что лорд Брекон в опасности, в смертельной опасности, и по крайней мере она знала, откуда она исходит.

Пока Кэролайн размышляла, Мария выскользнула из комнаты, чтобы принести платье, которое она оставила в комнате горничных. Через мгновение она вернулась и бесшумно проскользнула в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Скорее, миледи, — сказала она, доставая что-то из кармана фартука.

— Что это? — спросила Кэролайн.

— На столе лежал список гостей, — сказала Мария, — и никого в комнате не было. Быстро взгляните на него, миледи, а потом мне надо его вернуть. Если узнают, что я его взяла, меня запросто уволят.

Кэролайн взяла у Марии список. Он был написан неаккуратным, причудливым почерком, который, как почувствовала Кэролайн, должен был принадлежать миссис Миллер. Напротив имен гостей значилось, какие комнаты для них отведены. Большинство гостей составляли джентльмены, как заметила Кэролайн. Когда она прочла все имена, ее беспокойство улеглось.

Нет, ни с одним из них она, скорее всего, не встречалась во время своего сезона в Лондоне. У большинства из них были странные имена, и у нее создалось впечатление, что они не принадлежали к высшему свету.

Только одно имя было ей немного знакомо — имя достопочтенного Томаса Стрэттона. Но она была почти уверена, что не встречалась с ним.

— Я прочла его, — сказала она наконец и отдала список взволнованной Марии. — Мы в безопасности. В нем нет никого из наших знакомых.

Мария даже не задержалась, чтобы поболтать. Кэролайн прислушалась, как удаляются ее торопливые шаги, а потом, взглянув на часы, увидела, что уже почти половина четвертого. Она пригладила волосы и пошла в комнату вдовствующей леди. Леди Брекон встретила Кэролайн улыбкой и, протянув томик поэзии, попросила почитать вслух. Кэролайн открыла книжечку, и остаток дня прошел приятно. Они разговаривали за чашкой чая, когда раздался стук в дверь и Доркас объявила, что пришел лорд Брекон.

— Попроси его войти, — сказала леди Брекон, а поднявшейся было Кэролайн добавила:

— Пожалуйста, останьтесь, милочка. Вэйн обычно заходит ко мне в этот час, но вам нет необходимости уходить, если у него нет ко мне каких-то особых дел.

— Благодарю вас, мэм, — ответила Кэролайн.

Когда вошел лорд Брекон, она не подняла головы, но почувствовала на себе его взгляд, и, несмотря на все ее старания, краска залила ее щеки.

— Вэйн, милый, как ты хорошо выглядишь, — сказала леди Брекон, когда ее сын подошел к кровати и поцеловал ее.

— Я ездил верхом, — отозвался он. — Сегодня на улице чудесно. Пожалуйста, позволь мне распорядиться, чтобы тебя вынесли в сад.

Леди Брекон покачала головой:

— Мне здесь достаточно хорошо, мой мальчик. Если я позволю себе выйти из комнаты, я окажусь втянутой в бесконечные трудности твоего хозяйства, а мне этого совершенно не хочется.

— Я знаю и не буду тебя донимать. Я не опоздал для чашки чаю, мисс Фрай?

— Конечно, нет, милорд, — тихим голосом ответила Кэролайн, чувствуя, что не может поднять на него глаз.

Руки ее дрожали, расставляя на столике серебряные чайные принадлежности.

— Мисс Фрай читала мне, — сказала леди Брекон. — У нее чудесный голос, и мы обе признаем, что восхищаемся стихами этого ужасно неприличного лорда Байрона.

Лорд Брекон засмеялся:

— О, Джордж неплохо пишет, — если бы он только этим ограничился! Я видел его, когда был в Италии.

— И какой он? — спросила леди Брекон.

— Очень недурен собой. Говорят, женщины без ума от его изможденной бледности. Но кто знает, что нравится женщинам? Что вы скажете на это, мисс Фрай?

Кэролайн поняла, что он нарочно провоцирует ее, но не могла найти подходящего ответа.

Она пробормотала что-то невнятное и встала, чтобы отнести вдовствующей леди тарелку с сандвичами.

— Спасибо, милочка, я больше не хочу, — сказала леди Брекон. — Мисс Фрай прекрасно за мной ухаживает, Вэйн. Я так рада, что милая Фанни Холл рекомендовала ей приехать к нам.

— Да, нам повезло, — с улыбкой откликнулся лорд Брекон, — хотя, боюсь, Эстер Миллер с нами не согласна.

Леди Брекон вздохнула:

— Не говори мне об этом, Вэйн, милый. Я не хочу ничего слышать. Но я подозреваю, что мы сильно ошиблись, предоставив миссис Миллер такую власть в твое отсутствие.

— Ну, мы всегда можем вежливо попросить, чтобы она подыскала себе другое место, — сказал лорд Брекон.

Говоря это, он смотрел на Кэролайн, и слова его звучали рассеянно и небрежно.

— Из-за этого могут быть неприятности, Вэйн, так как твоя тетя очень настаивала, чтобы мы ее взяли. Нет, боюсь, единственное, что можно сделать, — это предложить ей уйти, когда ты женишься.

Леди Брекон говорила легко, но ее слова оказали на сына странное воздействие. Руки лорда Брекона сомкнулись на ручках кресла с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Мгновение он сидел, глядя в пространство перед собой, и лицо его было так напряжено, что Кэролайн почувствовала, что какие-то слова готовы сорваться с его уст; но шли секунды, а он молчал.

Вдовствующая леди, неспешно пившая чай, ничего не заметила. Только Кэролайн ждала, затаив дыхание, пока леди Брекон с легкой улыбкой не протянула ей свою чашку.

— Спасибо, милочка. Поставьте ее, пожалуйста.

Кэролайн приняла чашку, а когда она снова повернулась к лорду Брекону, он уже сидел совершенно спокойно. Ей показалось, что его лицо все еще хранит некоторое напряжение, но в ее сторону он не смотрел.

Через мгновение он поднялся, двигаясь чуть скованно, потратив на это движение все свои силы.

— Мне надо идти, мама, — сказал он, — скоро начнут приезжать мои гости.

— Тебе это будет приятно, дорогой, — отозвалась леди Брекон. — Приди пожелать мне спокойной ночи, если сможешь, но, если тебя задержат, я не обижусь.

Лорд Брекон пошел к двери. Когда он уже почти достиг ее, леди Брекон окликнула его:

— Ты хочешь, чтобы мисс Фрай присоединилась к вам за обедом, Вэйн? Или ты пригласил много женщин?

— Нет, конечно, мы будем рады видеть мисс Фрай, — ответил лорд Брекон.

Кэролайн показалось, что голос его звучит намеренно безразлично. Слова были столь холодны, что ей показалось — она получила пощечину. Он вышел, закрыв за собой дверь.

Ей страшно хотелось узнать, что случилось. Почему простое упоминание о женитьбе так взволновало и расстроило его? Не в этом ли заключался секрет, который, она чувствовала, он хранил? Может быть, он уже женат и где-то прячет жену? Что еще так могло растревожить его чувства? Нет, Кэролайн не понимала его, но времени на размышления у нее не было, пора было вернуться к своим обязанностям перед леди Брекон, которая ей что-то говорила.

— Я была так рада, что мой сын вернулся. Кажется, я рассказывала вам, мисс Фрай, что он почти два года провел за границей. Мне его ужасно не хватало, но вскоре после того дня, когда ему исполнилось двадцать пять, он, похоже, заболел — или по крайней мере был не совсем здоров. Никто не знал, что с ним, а он, конечно, отказался обратиться к врачу. Вы знаете, как мужчины стеснительны, когда дело доходит до болезней, но в конце концов я уговорила его поехать за границу.

Молодым людям полезно увидеть мир.

— Что же произошло после того, как лорду Брекону исполнилось двадцать пять? Что могло его так расстроить? — спросила Кэролайн.

— Не думаю, чтобы его расстроило что-то определенное, — рассеянно ответила леди Брекон. — Он просто казался утомленным, печальным и нездоровым, что так не похоже на Вэйна: он всегда был веселым и счастливым. Он был очаровательным младенцем и чудесным мальчиком. — Она взглянула на Кэролайн и улыбнулась. — Вам, наверное, забавно слушать восторженную мать, но он — все, что у меня есть. Он мой главный, да и вообще единственный интерес в жизни.

— Понимаю, мэм, — мягко сказала Кэролайн.

— Какая вы чуткая, мисс Фрай! — Леди Брекон снова улыбнулась. — Когда-нибудь, когда у вас будет сын, вы испытаете те же чувства. Как и я, вы будете готовы пожертвовать всем, лишь бы ваш сын был счастлив.

Минуту царило молчание, а потом, когда Кэролайн не отозвалась, леди Брекон сказала почти с тревогой:

— Как вы считаете, Вэйн счастлив, не правда ли? Он владелец этого чудесного замка, огромных имений и большого состояния…

— Его светлость должен быть счастлив, — слегка уклончиво сказала Кэролайн. — Как вы заметили, мэм, он владеет многим.

— Да, многим, — повторила вдовствующая леди, почему-то вздыхая. — Очень многим!

В комнату вошла Доркас, чтобы забрать поднос с чайными принадлежностями. Она пристально посмотрела в сторону кровати, и у Кэролайн создалось впечатление, что Доркас почувствовала, что леди Брекон говорила о личном.

— Вы устали, миледи, — сказала Доркас. — По-моему, мисс Фрай следует уйти, чтобы вы вздремнули перед обедом. Это пойдет вам на пользу.

— Хорошо, Доркас, — согласилась леди Брекон и улыбнулась Кэролайн. — Зайдите ко мне, милочка, прежде чем спуститесь к обеду, и наденьте красивое платье. Молодость проходит так быстро — не тратьте ее впустую!

— Я постараюсь, мэм, — ответила Кэролайн. — И чтобы доставить вам удовольствие, я надену одно из моих лучших платьев!

В своей комнате она по крайней мере могла спокойно все обдумать, но, сколько она ни гадала, ей так и не удалось найти объяснений странному поведению лорда Брекона за чаем. Кэролайн перебрала с десяток различных вариантов, отбрасывая их один за другим. Она решительно отказывалась допустить даже мысль о том, что в юности лорд Брекон заключил тайный и неудачный брак и теперь не может избежать последствий своей ошибки. Но все же она опять и опять возвращалась к этой мысли, а брови хмурились от одолевавших ее дум и сомнений.

Она хотела было надеть одно из самых нарядных бальных платьев, но Мария запротестовала, заявив, что это вызовет подозрения если не у прислуги, то у гостей. Чтобы доставить ей удовольствие, Кэролайн в конце концов выбрала более простое платье из вышитого тюля с букетиком роз на корсаже и расшитым шарфом.

Платье было красивое и очень шло ей. Сознавая, что она прекрасно выглядит, Кэролайн вошла в гостиную, где гости уже начали собираться в ожидании обеда. Несмотря на то что Кэролайн внимательно просмотрела список гостей, она все же немного волновалась, с тревогой оглядывая гостей лорда Брекона. Она вздохнула с облегчением, лишь когда убедилась, что не только не знакома ни с кем из них, но мало вероятности, что кто-то из прибывших был вхож в то общество, которое предпочитала ее крестная.

Джентльмены по большей части были старше, чем лорд Брекон, и по их грубоватому обличью и манерам было ясно, что они не принадлежат к высшему свету.

Из разговоров было ясно, что их ничего не интересует, кроме азартных игр. Они говорили о кулачных и петушиных боях или о скачках, как будто для них это было делом повседневным. Кэролайн не удивилась, увидев, что в комнате для карт зажжены свечи и приготовлены столы в ожидании вечерних игр.

Женщины были не слишком интересными: несколько склонных пофлиртовать вдовушек и несколько дам с мужьями. Еще одна гостья, миссис Клэренс Пигот-Роу, оказалась женщиной средних лет почти мужской внешности, но острого ума и, как позже узнала Кэролайн, пользовалась славой лучшей охотницы в трех графствах.

За обедом было поглощено невероятное количество еды и напитков, но Кэролайн ела мало. Ее довольно сильно позабавил джентльмен, сидевший слева от нее.

Это был достопочтенный Томас Стрэттон, чье имя показалось ей смутно знакомым.

Мистер Стрэттон был одет по последнему слову моды. Плечи его были подбиты до невероятных размеров, а воротнички настолько высокие, что он с трудом мог повернуть голову. Картину дополняли полосатый жилет и фрак из тончайшего сукна удивительно ярко-синего цвета, украшенный пуговицами с рубинами и бриллиантами. Он говорил со скучающей растяжкой настоящего денди, но Кэролайн заметила в его глазах насмешливую искру и догадалась, что все это лишь поза и достопочтенный джентльмен отнюдь не тот скучающий денди, каким хотел казаться.

Лениво рассмотрев Кэролайн в лорнет, мистер Стрэттон не предпринял попыток завязать с ней разговор, пока на него не оказали воздействия превосходные вина хозяина дома. Тогда он разговорился, и история его жизни оказалась довольно необычной.

— Я — шестой сын обедневшего пэра, — рассказал он девушке» — и я уже смирился было с тем» что мне придется стать священником или уехать в колонии, как вдруг скончался мой дядя, дьявольски вздорный тип, который перессорился со всеми моими братьями. Он оставил мне свое состояние. Теперь я имею счастье быть богачом и несчастье не знать, куда себя деть. Меня растили скромным человеком, без претензий, благодарным жизни за маленькие радости. А радости были уж очень маленькие. Теперь я настолько богат, что могу позволить себе любую причуду, но, к сожалению, мои причуды от долгого невнимания несколько подзатупились. Теперь, когда я могу принимать приглашения и сам их рассылать, меня перестали радовать поездки в гости. Когда что-то недостижимое становится достижимым, наступает странная реакция. Сказать по правде, мне надоела светская жизнь, хотя я еще и не начал ею наслаждаться. Черт побери, это ужасное положение, и хотя я прошу совета у всех знакомых, мне еще никто не сказал, как излечиться от этого недуга.

Кэролайн засмеялась:

— А вы уже пробовали лондонские развлечения, сэр?

— Конечно! Я провел там почти год, но чуть не умер от скуки. Когда я был беден, мне надо было казаться приятным собеседником, чтобы расплатиться за угощение, но среди богатых никто не пытается быть интересным. Они просто богаты — и дьявольски скучны!

— Ох, сэр, клянусь, вы слишком критичны!

— Возьмем, к примеру, молодых девиц из общества, — продолжил мистер Стрэттон, поднимая вновь наполненную рюмку и все больше увлекаясь темой. — Говорю вам честно, они бросают на вас то томные, то страстные взоры, пока вам не захочется взвыть от усталости!

Конечно, чтобы не отстать от моды, я объявил себя рабом самой модной красавицы и поклялся, что, если она за меня не выйдет, я буду в полном отчаянии. Нет сомнения, она действительно несказанно хороша, но что такое одна среди столь многих?

— И кто же эта редкостная леди? — спросила Кэролайн, и лорд Брекон, который, к общему изумлению, прислушивался к их разговору, хотя сидел за три человека от них, наклонился вперед и тоже спросил:

— Да, Томас, кто же та, которая наконец завоевала твое ледяное сердце? Клянусь, я был уверен, что ты никогда не станешь жертвой прекрасного пола!

— Нельзя упоминать имена других женщин одновременно с несравненной, — ответил мистер Стрэттон. — Я скажу вам ее имя и одновременно подниму тост за нее. За прекраснейшую из всех — леди Кэролайн Фэй!

Он поднял свой бокал, и Кэролайн, не спускавшая с» него глаз, почувствовала, что бледнеет.

— Леди Кэролайн Фэй, — медленно проговорил лорд Брекон. — Кажется, я о ней слышал.

— Черт побери, конечно, ты о ней слышал! — проговорил мистер Стрэттон. — Сомнение, которое я слышу в твоем тоне, Брекон, говорит лишь о том, какой ты неотесанный селянин. Ведь о ее светлости говорит весь Лондон!

— Что верно, то верно, — заметила миссис Пигот-Роу, которая сидела по правую руку от лорда Брекона, — и по очень разным поводам.

— Что вы хотите сказать, мадам, — высокомерно осведомился мистер Стрэттон.

— Ох, Томми, мой милый, я не буду портить твой роман, — последовал ответ, — как и Вэйн, я очень рада слышать, что ты наконец Отдал кому-то свое сердце.

Клянусь, я уж решила, что ты родился без этого важного органа. Но о твоей леди Кэролайн и одном джентльмене ходят гадкие слухи. Конечно же, этот джентльмен — наш давнишний враг Монтегю Риверсби!

— Бог мой! Этот проклятый пижон! — воскликнул мистер Стрэттон, стукнув кулаком по столу. — Вот уж кто вульгарен! Если он посмеет упомянуть в моем присутствии имя леди Кэролайн, я в нем проделаю дыру, к дьяволу!

— Ну, не будь дураком, Томас, — сказал лорд Брекон. — Ты же знаешь, что даже не умеешь стрелять!

— Леди Кэролайн и Монтегю Риверсби! — сдавленным голосом проговорил мистер Стрэттон. — Это ложь, что бы о них ни говорили!

— Ну, ну, Томми, — успокаивающе заметила миссис Пигот-Роу, — ни к чему раскисать. Эти девицы из общества все одинаковы, и твоя горячность ничего тут не изменит.

— Я скоро отправлю Риверсби на тот свет, если он не поостережется! — продолжал бормотать мистер Стрэттон.

Внимание лорда Брекона отвлекла леди, сидящая по левую руку от него, и Кэролайн, довольная тем, что он не участвует больше в этом разговоре, тихо спросила мистера Стрэттона голосом, который дрожал от удивления и испуга:

— А кто она такая, эта леди Кэролайн?

Мистер Стрэттон сделал порядочный глоток, и, когда он поставил рюмку на стол, Кэролайн увидела, что он уже заметно захмелел. Однако взгляд его, когда он посмотрел на нее, оказался неожиданно честным и наивным.

— Скажу вам чистую правду, — тихо прошептал он, — потому что вы мне нравитесь, и потому, что вы — клянусь богами — самая красивая девушка из всех, что мне в последнее время встречались. Черт побери, я выложу все как есть!.. Я ее никогда не видел.

Кэролайн засмеялась.

— Тогда почему вы делаете вид, что так сильно ею восхищаетесь?

— Потому что приятели все время подсмеиваются надо мной, укоряя тем, что я не увиваюсь за какой-нибудь кривляющейся девицей. Какого дьявола! Я их ничуть не интересовал, пока был беден, и пусть я буду проклят, если позволю хоть одной из них залезть мне в карман теперь, когда я богат!

Кэролайн расхохоталась, но готова была понять мистера Стрэттона. Она знала, какими настойчивыми бывают мамаши, заметив выгодного жениха, и как они умеют оттеснить и запрезиратьдо смерти человека, который с финансовой точки зрения нежелателен, каким бы приятным он ни был во всех других отношениях.

Однако то, что произошло за обедом, слишком ее встревожило и выбило из колеи, чтобы думать только о неприятностях мистера Стрэттона. Она пережила ужасный момент, когда услышала тост в свою честь и на секунду решила, что ее обман вот-вот будет раскрыт.

Когда леди ушли в гостиную, она какое-то время побыла в их обществе, а потом пошла наверх, проверить, не нужна ли она вдовствующей леди. Леди Брекон уже устроилась на ночь, но так как ей часто не спалось, у ее кровати лежала стопка книг.

— Если вам не спится, мадам, может быть, я почитаю вам? — предложила Кэролайн.

— Нет, спасибо, милочка, — ответила леди Брекон. — Я сама почитаю немного, потом подремлю, а потом опять почитаю. Доркас заходит несколько раз за ночь, чтобы принести новые свечи. Как и я, она плохо спит, и ей не в тягость эти заботы. Ложитесь и спите крепко — когда вы молоды, сон необходим.

— И я не могу ничего для вас сделать? — настаивала Кэролайн.

— Конечно, можете! — воскликнула леди Брекон. — Я только что сообразила. Доркас сказала, что домоправительница не пришла за кормом для птиц, который мы приготовили для попугайчиков из библиотеки моего сына. Боюсь, это значит, что она их сегодня не кормила. На редкость невнимательная особа, и завтра я должна буду просить миссис Миллер поговорить с ней.

Если вы будете так добры, мисс Фрай, отнесите пакет и насыпьте птицам немного семян, я буду вам очень благодарна. Мне так не хочется, чтобы бедненькие пташки остались голодными!

— И мне, мэм, — сказала Кэролайн. — Где корм?

— Он на консольном столике у окна, — ответила леди Брекон. — Наполните им фарфоровое блюдечко и заодно проверьте, есть ли у них вода. Там в клетке две парочки: это мои лучшие, самые красивые птицы. Я хотела сделать сыну хоть какой-то подарок, когда он вернулся, но у меня нет ничего, что бы я ценила так же высоко.

— Я уверена, что он это понял, — мягко сказала Кэролайн. — Пожалуйста, не волнуйтесь, мэм. Я прослежу, чтобы птицы не были голодными.

Она взяла пакетик семян и спустилась вниз. Двери гостиной были открыты, и из нее и из комнаты для карт были слышны смех и говор женских и мужских голосов. Джентльмены уже покинули столовую и присоединились к дамам.

Библиотека не примыкала к главному холлу, к ней вел коридор, и она находилась чуть в стороне от главных зал нижнего этажа. Кэролайн знала от Марии, что это — святая святых лорда Брекона и посторонних туда не допускают, поэтому она не колеблясь открыла дверь и, как и ожидала, нашла комнату пустой. В огромном камине горел огонь, и были зажжены свечи на каминной полке, но этого света для всей комнаты явно не хватало. В дальних углах было темно и сумрачно, и Кэролайн с некоторой опаской пошла к клетке, стоявшей у зашторенного окна.

Птицы уже спали на своих жердочках. Она увидела, что у них совершенно не осталось семян и было уже очень мало воды. При ее приближении они слегка защебетали, но не испугались. Она смотрела на их красивые голубые перышки и думала, не чувствуют ли они себя здесь одинокими и заброшенными после тепла и яркого света спальни леди Брекон.

— Бедные малютки, — сказала она им вслух, — вы в ссылке, да?

Она наполнила кормом фарфоровую чашечку и положила пакетик на стол так, чтобы утром его не смогли не заметить, и решила, что нальет им воды и в будущем будет следить, чтобы о них не забывали. Кэролайн погладила птичек кончиком пальца, как вдруг услышала, что дверь открывается.

Сразу после этого последовал резкий хлопок закрывшейся двери, и, медленно обернувшись, она увидела, что лорд Брекон идет к камину. Голова его была опущена, и ей показалось, что он чем-то подавлен и печален. Подойдя к огню, он долго стоял, глядя в него.

Свет свечей золотил его волосы.

Минуту Кэролайн смотрела на него. Его лицо было скрыто от нее, но она знала, что взгляд его неподвижен и мысли заняты той глубокой тайной, в тени которой он жил. Внезапно она почувствовала жгучее желание подойти к нему, обхватить его руками, притянуть к себе на грудь его голову и утешить.

Он был несчастлив. Кэролайн была совершенно уверена — как будто он сам ей об этом сказал, — что его таинственный секрет лежит на нем тяжелым грузом, разрушает его молодость, уничтожает то, что должно было быть счастливым даром. Сердце ее сжалось, она всей душой тянулась к нему, как будто он был ее сыном, маленьким мальчиком, с которым что-то стряслось.

Наверное, она издала какой-то звук, а может быть, некое шестое чувство подсказало лорду Брекону, что он не один, потому что он резко обернулся. Мгновение он изумленно глядел на Кэролайн, а потом, когда она медленно пошла к нему навстречу, не отводя глаз от его взгляда, полная сочувствия и тревоги, он быстро шагнул ей навстречу.

— Кэролайн! — сказал он, и его голос дрогнул. — Кэролайн, я думал о тебе!

Казалось, эти слова разрушили последний барьер, разделявший их. Кэролайн забыла обо всем, кроме того, что он был здесь, рядом, смотрел на нее. И она была так же нужна ему, как и он ей. Не было времени думать, не было времени вспоминать о чем-нибудь, кроме этой глубокой всепоглощающей страсти друг к другу.

Им было не до слов, не до объяснений. Бурю их чувств можно было выразить только одним способом.

Кэролайн не успела понять, как это произошло, но руки лорда Брекона уже крепко обхватили ее. Она почувствовала, как он страстно прижал ее к себе, как ее охватывает внезапное сладостное пламя восторга и радости. Губы их встретились, и они слились в объятии, забыв весь мир.

Глава 7

Кэролайн не имела представления, сколько времени они стояли так: она забыла себя в блаженстве, подобного которому не знала и не могла себе представить.

Как это чудесно — знать, что руки лорда Брекона обхватывают тебя, какой восторг — ощущать прикосновение его губ! Кэролайн захлестывала волна радости. Она чувствовала только его, его магнетическую близость.

Вскоре настойчивость его губ разбудила в ней ответный огонь, она уже не могла оставаться пассивной, подчиняясь его страсти. Все усиливающееся крещендо чувств заставило ее подумать, что человеческое существо не может испытать подобное и не взорваться от напряжения.

— Кэролайн! Кэролайн! — пробормотал он, голос его срывался.

Долго, долго он не мог отвести глаз от ее лица, обращенного к нему, такого прекрасного и трогательного, упивался синевой ее глаз, полных смущения и нежности, впервые проснувшейся страсти, впитывал мягкую дрожь ее губ. Под его взглядом румянец на ее щеках стал еще гуще.

— Ты так хороша! — сказал он наконец. — Так совершенна! Я никогда не думал, что в женщине можно обрести такую красоту.

Что-то едва слышно пробормотав, Кэролайн спрятала лицо у него на плече.

— Ты смущена, любовь моя? — спросил он. — В ту ночь, когда я впервые поцеловал тебя и увидел в твоих глазах испуганное изумление, я подумал, что, возможно, я первый мужчина, который осмелился коснуться твоих губ. Это так?

Кэролайн подняла глаза и посмотрела на него.

— Ты знаешь ответ.

— Да, — ответил он, — ты очаровательно невинна и дивно чиста. О, Кэролайн, я тебя так люблю!

— И я… люблю тебя, Вэйн…

Она говорила тихо, почти шепотом, и в то же время голос ее звенел, напоенный любовью, которая сильнее смущения. Лорд Брекон осторожно приподнял ее подбородок и опять притянул ее лицо к себе.

— Моя дорогая, моя любимая! — сказал он, и снова его губы коснулись ее, и снова они забыли обо всем.

Казалось, прошло столетие, когда наконец Кэролайн, дрожа от переполняющих ее чувств, попыталась отстраниться.

— Вы должны… вернуться к вашим гостям… милорд, — сказала она, но голос ее дрогнул, а глаза встретились с его глазами, и снова она почувствовала, что погружается в блаженство чувств…

Лорд Брекон яростно прижал ее к себе.

— Я люблю тебя! — сказал он резко и даже требовательно — Ты слышишь? Я люблю тебя.

— Но зачем же при этом сердиться? — спросила Кэролайн, осмелившись поддразнить его, исполненная торжествующей радости, которая окутала ее золотой дымкой и звенела в ее сердце радостным гимном.

— Я кажусь тебе сердитым?

Он задал этот вопрос равнодушно, потом вдруг неожиданно застонал и так резко разжал свои объятия, что Кэролайн чуть не упала. Лорд Брекон отвернулся и отошел от нее к камину. Там он долго стоял, повернувшись к ней спиной, глядя в огонь, а Кэролайн удивленно смотрела на него.

Потом он резко сказал:

— Это безумие!

— Вэйн, что с тобой? — спросила Кэролайн.

Лорд Брекон повернулся, и она увидела, как он бледен.

— Кэролайн, — сказал он, — вы должны мне поверить: я не хотел, чтобы так произошло. Это правда, я полюбил вас с первой нашей встречи, когда впервые разглядел ваше лицо в свете лампы в кибитке Адама Гримбальди, но я думал, что вы исчезли из моей жизни.

Я знал, что никогда вас не забуду. Когда вы садились в карету, залитая лунным светом, я сказал себе: вот я и расстался с единственной женщиной, которую буду любить до конца моих дней.

— Я счастлива, — сказала Кэролайн с трудом, — что ты знал это уже тогда.

Она хотела подойти к нему, но он жестом остановил ее.

— Не приближайтесь, — сказал он. — То, что я должен сказать, сказать необходимо. Если вы будете рядом, я не смогу произнести ни слова. Я буду думать лишь О том, чтобы снова обнять вас, и забуду обо всем, кроме вас, Кэролайн.

— Но почему бы и нет? — спросила Кэролайн. Ее губы продолжали улыбаться, хотя его серьезный тон и внезапно потемневшие глаза ее испугали.

— Вот это я и собираюсь вам сказать, да поможет мне бог, — сказал лорд Брекон. — Я должен был отослать вас обратно, Кэролайн, как только вы сюда приехали. Миссис Миллер была права, хотя она этого и не знала, когда советовала вас уволить. Я должен был просить вас уехать как можно скорее, чтобы не видеть ваше дивное, чарующее лицо, не слышать вашего голоса, подавить неукротимое желание коснуться вас, снова ощутить ваши губы.

Кэролайн подошла поближе и решительно дотронулась до его плеча.

— Вэйн, — сказала она негромко, — что вы пытаетесь мне объяснить?

— Я должен выразиться яснее? — проговорил он почти гневно. — Я прошу вас уехать, Кэролайн… оставить меня, забыть о моем существовании.

— Но почему? — спросила Кэролайн. — Почему?

— Этого я не могу вам сказать, — ответил он. — Не задавайте мне этого вопроса, Кэролайн, я не могу дать вам ответа.

— Но я не понимаю, ведь мы же любим друг друга!

— Да, мы любим друг друга.

Он накрыл своей рукой ее пальцы, лежавшие на его плече, и она ощутила ее твердую силу. Она заглянула в его глаза, горевшие страстью, которая, казалось, обожгла ее.

— Мы любим друг друга, — повторил он. — Я люблю вас, Кэролайн, всем сердцем, всей душой, — но я не могу на вас жениться.

Кэролайн смертельно побледнела. Она почувствовала, как от сердца отливает теплая кровь, и какую-то секунду ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

В отчаянии, дрожащим голосом, она спросила:

— Это из-за различия в нашем положении, милорд?

Лорд Брекон сделал резкое движение. На мгновение Кэролайн испугалась, что он ударит ее. Но его руки схватили ее за плечи, сжав их с такой яростью и силой, что она невольно вскрикнула от боли.

— Как вы смеете говорить мне такое! Как вы смели задать этот вопрос? Какое отношение может иметь ваше положение в обществе к тому чувству, которое мы питаем друг к другу? Вы оскорбляете меня, думая, что подобные мелочи могут меня волновать, когда я только что признался вам в любви. Нет, Кэролайн, — добавил он, чуть помолчав, уже спокойнее, — нет, конечно же, нет.

— Но если причина не в этом, почему мы не можем… обвенчаться?

На этом слове в голосе ее зазвучали особые нотки.

Для нее это было пределом мечтаний: стать женой Вэйна, отдать ему себя целиком, принадлежать ему во всем, абсолютно, в полном смысле этого слова.

Лорд Брекон убрал руки с ее плеч и поднес их к глазам.

— Я не могу сказать вам, — повторил он, и в голосе его звучала откровенная боль, — не мучайте меня, Кэролайн. Уходите и оставьте меня. Забудьте обо мне, если можете. Но уходите скорее, пока у меня есть силы дать вам уйти!

— А если я не уйду?

Лорд Брекон изумленно посмотрел на нее:

— Что вы этим хотите сказать?

— Я задала вам вопрос, — сказала Кэролайн, и в ее вздернутом вверх подбородке вновь отразились вся сила и гордость воинственного семейства Фэй. — Я спросила вас, что произойдет, если я откажусь оставить вас: и правда, почему я должна уезжать? Я люблю вас. Я считаю, что вам грозит опасность. Я приехала сюда с определенной целью: предупредить вас об опасности. И теперь, когда я знаю, что вы меня любите так же, как я люблю вас, почему я должна уезжать?

Лорд Брекон не отводил от нее глаз, лицо его смягчилось.

— О, Кэролайн, возлюбленная моя, — сказал он. — Какая женщина сравнится с вами? Но, дорогая, это бесполезно. Наша любовь обречена. Ничего нельзя поделать.

— Пожалуйста, объясните мне, в чем дело? — умоляюще попросила Кэролайн. — Только скажите! Как я могу бороться, если не знаю, с каким противником я имею дело?

— Увы, этого я не могу вам сказать, — ответил лорд Брекон. — Это не моя тайна. Будь по-другому, я мог бы попытаться. Хотя что толку в этом: вы только отвернулись бы от меня с отвращением и брезгливостью.

— Если бы это произошло, — возразила Кэролайн, — это означало бы, что любовь моя поистине слаба и не заслуживает того, чтобы существовать. Я не разлюбила бы вас, Вэйн, что бы вы ни сделали, какое бы преступление ни совершили, какой бы секрет, роковой и ужасающий, ни скрывало ваше прошлое. Я люблю вас, и мне нет дела, в чем состоит ваша тайна.

— Моя несравненная Кэролайн, — лорд Брекон был потрясен. — Если бы я сейчас встал на колени и поцеловал землю, на которую ступает ваша ножка, это не передало бы и малой доли моего восхищения! Во всем мире не найдется вам равной. Но, дорогая моя, это безнадежно! Вам надо уехать, оставить мой дом. Клянусь, что не в моих силах видеть вас день за днем и знать, что нам не суждено быть вместе.

Кэролайн глубоко вздохнула.

— Ответьте мне на один вопрос, милорд, — сказала она, — ответьте честно, как под присягой. Можете ли вы перед лицом закона и церкви назвать меня своей женой?

— Это было бы возможно, — нерешительно сказал лорд Брекон. — Такого рода препятствий нет, но…

— Это все, что я хотела знать, — прервала его Кэролайн и добавила радостно:

— Я останусь в замке, пока вы не попросите меня стать вашей женой!

— Кэролайн, вы хотите, чтобы я сошел с ума? — спросил лорд Брекон. — Я охотно лишился бы правой руки, лишь бы иметь возможность умолять вас стать моей женой, но это невозможно, я уже сказал вам, что наша любовь обречена. Уходите, Кэролайн, уезжайте, пока вы еще достаточно молоды и можете забыть о нашей встрече. Ваша жизнь впереди: вы юны и прекрасны, а если вам нужны деньги, я дам вам, сколько нужно и даже больше, но уезжайте. Бога ради, уезжайте!

В голосе лорда Брекона звучали такие боль и страдание, что первым побуждением Кэролайн было подойти к нему и утешить.

— Позвольте мне помочь вам, — сказала она умоляюще. — Доверьтесь мне, пожалуйста, доверьтесь. Вместе мы найдем выход из любой ситуации!

— Выхода нет, — безнадежно сказал лорд Брекон, — уйти от этого нельзя, Кэролайн. Если бы выход существовал, я бы нашел его давным-давно. — Он пристально посмотрел на нее и выпрямился. — Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он почти возмущенно. — Вы думаете, я трус — вы один раз уже мне это сказали. Но в этот раз, Кэролайн, вы ошибаетесь. Отсылая вас, я совершаю самый отважный поступок за всю свою жизнь. Я, кроме того, поступаю порядочно, хотя вам и трудно в это поверить.

Внезапно Кэролайн почувствовала, что больше не может с ним спорить. В его уверенности было что-то непоколебимое, его твердость была пугающей. Неожиданно слезы подступили к ее глазам и горло перехватило так, что она не могла вымолвить ни слова.

Она повернулась к двери. На минуту решимость покинула ее. Она была всего-навсего женщина, которая предложила себя мужчине и была им отвергнута. Очень медленно она ступала по мягкому ковру, чуть опустив голову, с силой сплетая пальцы и пытаясь сдержать слезы. Она боялась оглянуться, думая лишь об одном: найти какое-то убежище, где она сможет овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Кэролайн стыдилась плакать и теперь хотела скрыть свои слезы и унижение от человека, который стал их причиной.

Она уже дошла до двери, когда голос лорда Брекона заставил ее остановиться. Он по-прежнему стоял у камина, сдерживая себя невероятным усилием, которое выдавали только его руки, сжатые в кулаки, и лицо, напряженное, как у человека, который сражается с многократно превосходящими силами противника. Но наконец с его уст сорвалось ее имя.

— Кэролайн! — позвал он, стремительно шагнув к ней. — Как могу я так расстаться с вами! О, моя нежная любовь, я боготворю вас!

Он схватил ее в объятия и прижал к груди с такой силой, что она едва могла дышать. Несколько долгих мгновений он просто держал ее, крепко прижимая к груди, и ее глаза, затуманенные слезами, смотрели в его лицо, а губы дрожали. Она чувствовала, что в нем разгорается страсть, бушующая в его груди, подобно буре.

— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя!

Его голос звучал хрипло, и он снова начал целовать ее — безудержно, яростно, властно. Казалось, его поцелуи призваны были самое ее душу извлечь из ее уст. Кэролайн ощутила прикосновение его губ к ее глазам, ко впадинкам у основания шеи, к тонким голубым жилкам у груди.

Кэролайн была слишком измучена пережитым и не могла ни ответить на его страсть, ни отвергнуть ее. Она только покорно отдавалась его жадным поцелуям, чувствуя себя слабой перед той силой, о существовании которой у мужчин она и не подозревала.

— Ты моя! — услышала она его возглас. — Моя! Я не позволю судьбе отнять тебя!

Он поднял ее на руки. Она прижалась к его груди, беспомощная, как младенец, вглядываясь в его лицо, отмечая, как он преобразился, как лицо его зажглось восторгом и торжеством. В этот момент он казался ей богом — юным богом, самое страстное желание которого осуществилось. Она почувствовала невыразимую радость — и тут же снова увидела, что выражение лица его изменилось, как будто кто-то задул в нем огонь.

Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки, и не успела она сообразить, что происходит, как почувствовала, что стоит на ногах, а опора его рук исчезла. Дверь за ней закрылась. Она услышала, как в замке повернулся ключ, и осталась одна в тускло освещенном коридоре.

Секунду она стояла, прислонившись к стене, не в силах двинуться, слишком измученная, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей, царившем в ее душе. Потом медленно, очень медленно, как человек, впервые поднявшийся с постели после долгой болезни, она пошла по коридору в сторону холла.

Она услышала взрывы хохота и звук громких голосов, доносившихся из гостиной и комнаты для карт. Лакей с тяжело нагруженным подносом обогнал ее, но она его даже не заметила. Она шла, как сомнамбула, по широкой лестнице и коридорам, ведущим к ее комнате.

И только добравшись наконец до своего прибежища, Кэролайн бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Наконец ее чувства нашли выход.

— Вэйн! Вэйн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я люблю тебя! — Слезы струились по ее лицу.

Так ее и застала утром Мария: Кэролайн уснула в полном изнеможении, после долгих слез и бесконечных рыданий; подобного еще не знало ее сердце.

— Миледи! — в ужасе вскричала Мария. — Вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы больны, миледи? Почему вы меня не позвали?

— Нет, я не больна, — ответила Кэролайн. — По крайней мере мне так кажется. Только голова болит, и… Ох, Мария, я так несчастна!

Слова вырвались у нее невольно, прежде чем она успела осознать их смысл, и Мария взглянула на нее с изумлением и ужасом.

— Несчастны, миледи? Тогда мы сейчас же уезжаем в Мэндрейк! Мы не останемся ни секунды там, где вы несчастны, даже если речь будет идти о спасении его королевского величества. Мы отправимся домой, миледи, и все будет в порядке.

— Не будет! — горько возразила Кэролайн, поднявшись, чтобы Мария могла расстегнуть измятое вечернее платье.

— Вы замерзли, миледи, — укоризненно проговорила Мария, увидев, что Кэролайн чуть вздрогнула. — И надо ли удивляться, раз вы так и спали всю ночь. Может, погода и теплая, но не настолько. Закутайтесь-ка в шаль, миледи, и ложитесь в кровать. Пейте шоколад, пока он не остыл, а я сейчас же начну складывать вещи.

— Нет, не делай этого, Мария, — сказала Кэролайн устало. — Если ты помнишь, мы приехали сюда с определенной целью, и эта цель по-прежнему существует.

Мария вздохнула.

— Право, миледи, я не знаю, что и делать. Я бы выполнила свой долг, как я его понимаю, если бы увезла вас сейчас же домой, как бы вы ни спорили. Но я никогда не умела отказывать вашей светлости, как вы прекрасно знаете.

— Не делай этого и сейчас, — сказала Кэролайн. Она допила шоколад и откинулась на подушки. — У меня есть время поспать, Мария?

— Конечно есть, миледи. Мисс Доркас только что сказала мне, что ее светлости ваши услуги не понадобятся до полудня, потому что она плохо провела ночь.

Засните, миледи, а когда проснетесь, позвоните, и я принесу вам что-нибудь на завтрак.

— Спасибо, Мария, — отозвалась Кэролайн. — Мне что-то захотелось спать. Но прежде чем уйдешь, скажи мне: есть ли новости?

— Только одна, — ответила Мария, — сегодня приезжает мистер Джервис Уорлингем. Я собственными ушами слышала, как миссис Миллер говорила об этом домоправительнице. Больше того, она распорядилась, чтобы ему предоставили спальню рядом с ее комнатой.

— Сегодня!

Кэролайн мгновенно расхотелось спать.

— Да, миледи, сегодня будет большой званый вечер, гости созваны со всего графства, за столом соберется не менее пятидесяти человек. Это миссис Миллер пригласила их от имени его светлости: насколько я понимаю, ей страшно хочется устраивать приемы и играть роль хозяйки дома, особенно если это будет видеть мистер Уорлингем.

— Понимаю, — сказала Кэролайн и облегченно вздохнула. Наконец-то она встретится с мистером Джервисом Уорлингемом!

— Я не уеду сейчас в Мэндрейк, Мария, даже если мне предложат за это тысячу гиней, — негромко сказала она.

— Засните-ка, миледи, — сказала Мария. — Может, когда вы проснетесь, вы решите иначе.

— Можешь на это не надеяться, — ответила Кэролайн. Мария задернула занавески, а Кэролайн, повернувшись к стене, заснула сном без сновидений.

Как свойственно юности, когда она проснулась, на ее лице не было и следа бурной ночи. Исчезло то отчаяние, которое охватило ее накануне, она помнила только, что Вэйн любит ее, а она — его. Какое значение могли иметь тайны, даже самые роковые, когда восторг любви уносил их в рай? Твердое решение Вэйна не жениться на ней могло сравниться только с ее не менее твердым решением, что он это сделает. Сердце ее учащенно билось при мысли о нем, и она надеялась, что время выберет победителя — и им окажется она.

Позднее, когда Кэролайн зашла проведать леди Брекон, она уже улыбалась. Опасения и страхи, безграничное отчаяние, которое она пережила во мраке одиночества, казались сейчас, когда светило солнце и маленькие попугайчики счастливо щебетали в своих клетках, преувеличенными и нереальными. Кэролайн была уверена, что найдет способ распутать узел; она не сомневалась, что в конце концов спасет своего возлюбленного и от опасности, и от отчаяния, в которое ввергал его столь тщательно хранимый им секрет.

— Сегодня великолепный день, мисс Фрай, — сказала леди Брекон.

— Да, мэм, — согласилась Кэролайн.

— Слишком хороший, чтобы вы сидели взаперти, — добавила леди Брекон. — Я собираюсь днем поспать, дитя, и предлагаю вам пойти погулять по саду или навестить Хэрриет у нее дома. Кстати, сегодня у моего сына, кажется, званый вечер. Доркас сказала мне, что весь дом занят приготовлениями. Было бы любезно Пригласить маленькую Хэрриет Уонтедж прийти к нам вечером: она составила бы вам компанию.

— Я уверена, мэм, что Хэрриет будет в восторге, — ответила Кэролайн.

— Ну, так пойдите и пригласите ее, — распорядилась леди Брекон. — А Доркас предупредит миссис Миллер, что это мое приглашение.

Кэролайн улыбнулась этим словам: она прекрасно поняла, что леди Брекон хочет избавить ее от неприятного объяснения с миссис Миллер, которая, несомненно, будет недовольна лишней гостьей, которую не включила в свой список.

«Ее светлость просто очаровательна, — думала Кэролайн, вернувшись к себе в комнату, — но страшно слабая. Лично я никогда бы не допустила, чтобы в моем доме распоряжалась женщина вроде миссис Миллер».

Но она уже начала подозревать, что леди Брекон не случайно отстраняется от мира. Она могла бы быть монахиней, так мало у нее было интересов вне стен ее комнаты. Иногда Доркас пересказывала ей обрывки сплетен, но Кэролайн была уверена, что леди Брекон слушает их больше из-за нежелания огорчить Доркас, чем из интереса. Такое поведение казалось крайне странным для хозяйки такого замечательного замка, тем более странным было оно для матери, настолько преданной своему сыну, как леди Брекон. Нет, несомненно, у нее была веская причина устраняться от борьбы с испытаниями и трудностями обычной жизни.

Кэролайн подошла к шкафу, чтобы выбрать для Хэрриет подходящее платье, которое та могла бы надеть в этот вечер. Она нашла наконец-то, что искала: платье из розового шелка, отделанное букетиками из роз и незабудок. Это платье не слишком шло самой Кэролайн: его розовый цвет не подходил к золоту ее волос, но она была уверена, что оно будет прекрасно смотреться на Хэрриет с ее темно-каштановыми волосами и доверчивыми темными глазами.

Она собиралась было позвонить Марии и попросить ее запаковать платье в сверток, когда, выглянув в окно, увидела элегантную мужскую фигуру, двигавшуюся к каменной беседке в дальнем конце «регулярного» парка. Это был мистер Стрэттон. Глядя ему вслед, Кэролайн вспомнила их разговор накануне вечером.

Мистер Стрэттон слегка подшучивал над своими теперешними обстоятельствами, но за его шутками таилась настоящая горечь. Он и правда увидел, что наследство, неожиданно забросив его в высшее общество, лишило его веры в человека. Несмотря на его позу денди, он все еще дорожил истинными убеждениями и достоинствами, которые усвоил в годы бедности. И Кэролайн прекрасно понимала это его почти детское желание быть любимым таким, какой он есть. Она легонько вздохнула, потому что и сама испытывала подобное.

Даже сейчас нет-нет да и закрадывалось сомнение, не изменит ли лорд Брекон свое решение не жениться, когда узнает ее истинное положение в обществе. Она гнала от себя эти мысли, повторяя, что несправедлива к любимому, что он не такой человек, да и характер у него слишком сильный, чтобы зависеть от таких пустяков, но все же они возвращались.

Сердясь на себя, Кэролайн постаралась сосредоточиться на мистере Стрэттоне. Наблюдая, как он устраивается в беседке, она внезапно негромко вскрикнула.

У нее есть идея! Она быстро пересекла комнату и дернула за шнур звонка.

Когда в комнату поспешно вошла Мария, Кэролайн сказала ей:

— Упакуй это розовое платье, Мария, а еще то, из полосатого льняного батиста с кружевной косынкой.

Ты его помнишь? Я надевала его на маскарад, когда наряжалась деревенской девушкой. Помнишь, я просила тебя взять его на всякий случай.

— Да, конечно, миледи, — отозвалась Мария. — Оно здесь, я уложила его в нижний ящик комода. Но зачем оно вашей светлости сейчас?

— Потому что у меня есть план, — ответила Кэролайн. — Возьми его и вечернее платье и как можно быстрее отправляйся в дом священника. Поговори с мисс Уонтедж наедине, скажи, что это я тебя послала. Одень ее в полосатое платье, причеши получше, Мария, и скажи, что я приду минут через двадцать. Когда мы встретимся, о платьях не должно быть сказано ни слова, объясни ей это совершенно определенно.

— Ох, миледи, — вздохнула Мария, — что у вас опять за идея? Честно говорю вам, у меня от ваших хитростей уже голова кругом идет.

— Прекрати стонать, Мария, у нас нет временя, — остановила ее Кэролайн. — Поспеши к мисс Уонтедж и передай ей все в точности, как я тебе сказала. Просто я спасаю еще одного человека, но на этот раз не от смерти, а от участи одинокой старой девы!

Улыбнувшись застывшей в изумлении девушке, Кэролайн спустилась вниз и вышла в сад. Она шла по лужайкам, любуясь цветами и, казалось, забыв обо всем.

Когда она подошла к беседке, мистер Стрэттон поднялся ей навстречу. Кэролайн, необычайно хорошенькая в соломенной шляпке, отделанной букетиками ландышей и лентами цвета зеленой листвы, притворилась глубоко удивленной.

— Боже, сэр, как вы меня напутали! Я не ожидала, что в этом уединенном месте кто-то скрывается.

— Потому я сюда и пришел, — ответил мистер Стрэттон и поспешно добавил:

— Только поймите меня правильно, мисс Фрай. Я ценю ваше общество, но хотел укрыться от остальных гостей. Черт побери, мне еще не приходилось встречать такое количество неотесанных и шумных людей! Брекон, должно быть, просто сумасшедший, если приглашает подобное общество.

— Ох, мистер Стрэттон, так вам здесь не нравится?

— Последнее время мне мало что нравится, — отозвался он мрачно.

Кэролайн уселась в тени беседки.

— Очевидно, сэр, вы очень разборчивы в том, какое общество предпочесть. Не к лицу мне, бедной и зависимой девушке, говорить так, но мне кажется, что вчерашние гости его светлости не блещут умом, Мистер Стрэттон расхохотался.

— Вы еще очень сдержанны, мисс Фрай, но я с вами согласен. Это тупой народ. Те, кто не слишком напился, играли до рассвета, и сейчас, когда я уходил, они опять рассаживались за игорными столами. Сколько я ни старался, никак не могу всерьез заинтересоваться азартными играми!

— Да и зачем, сэр? — поддакнула ему Кэролайн и поднялась. — Но я должна оставить вас наедине с вашей книгой. Завидую тому удовольствию, которое вас ждет!

— Вам и правда надо идти, мисс Фрай?

— Увы, да, — вздохнула девушка. — Хотя, уверяю вас, сэр, я предпочла бы побыть дольше в таком приятном обществе. Но мне нужно заглянуть в дом священника, передать поручение леди Брекон, и, честно вам признаюсь, я до смерти боюсь туда идти.

— Боитесь? — удивился мистер Стрэттон. — Дозволено ли мне узнать, чего именно?

— Этот викарий, сэр, — сказала Кэролайн, опуская голову в притворном смущении и чуть слышно выговаривая слова. — Он, право, такой неприятный джентльмен.

— Плохо ведет себя по отношению к вам, вот как? — сурово спросил мистер Стрэттон. — Ну, я это быстро улажу. Я пойду с вами, мисс Фрай, если вы мне позволите.

Кэролайн сжала руки.

— Ох, сэр, правда? Нет, я не должна вас об этом просить… Вы могли бы спокойно отдыхать здесь…

— Я рад быть вам полезным, мисс Фрай. Расскажите мне об этом викарии.

— Я нахожу преподобного джентльмена крайне непривлекательным, — проговорила Кэролайн, скромно опуская глаза. — Но это не все. Он крайне недобр к моей бедной подруге, своей дочери мисс Хэрриет Уонтедж.

Она училась в одной школе со мной, и свет не видел другой столь очаровательной и доброй девушки. Я скажу вам, сэр, — но только по секрету, — что ее отец ужасно к ней жесток.

— Жесток? В чем же это проявляется? — изумился мистер Стрэттон.

Пока они шли по зеленым лужайкам, а потом по длинной аллее, которая вела в сторону деревни, Кэролайн повествовала о жестокостях викария. Рассказ этот длился почти всю дорогу к дому священника, и если Кэролайн несколько вольно обращалась с фактами, а подчас прибегала и к фантазии, то она успокаивала свою совесть тем, что рассказ ее все же не лишен оснований: у нее из памяти не выходило бледное, напуганное лицо Хэрриет.

Они подошли к дому викария, и в одном из окон верхнего этажа Кэролайн заметила Марию, наблюдавшую за ними. Распахнув калитку, которая вела в неопрятный, плохо ухоженный сад, Кэролайн проговорила:

— Молю бога, чтобы викария не было дома, сэр. Возможно, он разгневается, что я привела сюда столь аристократического гостя без приглашения.

— Ему лучше бы сдержаться в моем присутствии, — ответил мистер Стрэттон с неожиданной энергией, явно забыв о своей напускной лени.

Парадная дверь распахнулась, едва они успели позвонить, и Хэрриет уже приветственно протягивала Кэролайн руки. Да, это была Хэрриет, но, как с удовлетворением отметила про себя Кэролайн, выглядела она совсем по-другому. Простое, но хорошо сшитое платье со свежей белой кружевной косынкой очень шло девушке, а Мария причесала Хэрриет по последней моде, так что десятки небольших кудряшек, обрамлявших ее худое лицо, сделали его неожиданно пикантным. Глаза Хэрриет всегда были ее самой привлекательной чертой, и сейчас они были широко распахнуты и светились от волнения.

Кэролайн представила подруге мистера Стрэттона, и Хэрриет провела их в безрадостную обшарпанную гостиную.

— У меня есть для тебя приглашение, Хэрриет, — сказала Кэролайн. — Ее светлость надеется, что сегодня вечером ты сможешь прийти в замок на обед. Приглашено довольно много соседей, и она считает, что тебе будет приятно.

— Ох, Кэролайн, как чудесно! — воскликнула Хэрриет, но тут же лицо ее вытянулось. — Но, наверное, папа не разрешит мне принять приглашение.

— Я попытаюсь его убедить, — предложила Кэролайн. — Где он?

— В своем кабинете, — сказала Хэрриет. — Он готовит воскресную проповедь, а это всегда делает его таким раздражительным!

— Подожди здесь, — сказала Кэролайн. — Я скажу ему о приглашении.

— Ты решишься? — взволнованно спросила Хэрриет. — Честное слово, я бы не смогла. Я сегодня в опале, потому что гусь, которого подали сегодня к ленчу, оказался пережаренным. Папа опоздал на полчаса, но он сказал, что это меня не извиняет. Ох, Кэролайн, был такой шум, и он пригрозил, что высечет меня, если и ужин будет ему не по вкусу. Пожалуйста, не серди его…

Может, разумнее мне извиниться перед ее светлостью и не беспокоить папеньку?..

— Предоставь это мне, — ответила Кэролайн.

— Ох, Кэролайн, какая ты смелая! — воскликнула Хэрриет и, повернувшись к мистеру Стрэттону, спросила:

— Ведь правда, сэр?

— Ну, мистер Стрэттон с тобой не согласится, — улыбнулась Кэролайн. — Уверяю тебя, Хэрриет, сам он никогда ничего не боится, кроме скуки.

— Да, я не сомневаюсь в этом, — сказала Хэрриет с подкупающей прямотой, и мистер Стрэттон неожиданно живо, без всякой скуки улыбнулся ей.

Кэролайн оставила их вдвоем в гостиной и прошла через прихожую в кабинет. Постучав, она приоткрыла дверь и увидела, что викарий сидит не за столом, как можно было бы ожидать, а удобно растянулся в кожаном кресле с рюмкой вина в руке. Заметив в дверях Кэролайн, склонившуюся в глубоком реверансе, он медленно поднялся ей навстречу. Тактично, однако вовсю используя самую неприкрытую лесть, которую, как она и ожидала, викарий принимал удивительно легко, Кэролайн сообщила ему о приглашении леди Брекон. В ответ она услышала, что Хэрриет еще везет, если ее все же куда-то приглашают, принимая во внимание ее тупость.

— В то же время я думаю, не стоит ли мне наказать эту маленькую идиотку, заставив ее остаться дома, — размышлял он вслух. — Сегодня она невыносимо мне досаждала.

— Ох, сэр, не может быть, чтобы вы были так жестоки! — возразила Кэролайн и лукаво добавила:

— О, я вижу, вы просто надо мной подшутили: я заметила смешинку у вас в глазах!

Викарий сдался.

— Ну, хорошо, девчонка может отправляться, хотя одному господу известно, что она наденет. Вечно она выглядит как оборвыш.

— Я позволила себе, сэр, предложить ей мое платье, — быстро сказала Кэролайн. — Оно принадлежало леди Кэролайн Фэй, и я знаю, ее светлость была бы рада, если бы Хэрриет его сегодня надела.

— Если бы девчонка не была так глупа, она сшила бы себе приличное платье, — продолжал ворчать викарий. — Но уж это вы между собой сами решайте.

— Спасибо, сэр, вы так добры, — сказала Кэролайн.

Потом, секунду поколебавшись, робко добавила:

— Мне кажется… я должна упомянуть, сэр… что… что сюда со мной пришел один джентльмен.

Она помедлила, опустив глаза, затем снова подняла их и сплела пальцы: вся волнение и беспомощность.

— Я знаю, что мне не следовало приводить его, сэр.:. но я ничего не могла поделать. Он очень настаивал.

И хотя эти несколько минут он был с Хэрриет наедине, я уверена, что он не причинил ей зла.

— Зла! — прорычал викарий. — Что вы хотите сказать?

— Ох, ничего, сэр, ничего, — затрепетала Кэролайн. — Говоря честно, он очень приятный собеседник, но я знаю о нем очень мало: только что он шестой сын, и его отец беден…

— В моем доме бедняки и приживалы не нужны! — резко оборвал ее викарий. — От них добра не жди! Нечего ему было сюда приходить.

— Ох, сэр, боюсь, что это моя вина! — совсем сникла Кэролайн.

— Я охотно верю, что вы не могли помешать ему прийти сюда, мисс Фрай. Вам, в вашем положении, нелегко сказать «нет» одному из гостей его светлости, но здесь я хозяин. Где этот безденежный нахал?

Викарий залпом проглотил вино, вытер рот ладонью и, краснолицый и напыщенный, направился в гостиную.

Он застал Хэрриет и мистера Стрэттона весело чему-то смеявшимися. Следуя за викарием, Кэролайн успела лишь заметить, что Хэрриет казалась необыкновенно хорошенькой с раскрасневшимися щеками и сияющими глазами.

— Хэрриет, — пророкотал викарий громовым голосом, — огонь в моем кабинете почти погас, и там нет ни угля, ни дров. Найди одну из горничных, и пусть она сейчас же этим займется. Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты следила за моим камином? Я с тем же успехом мог бы обращаться к глухонемой — так ты меня слушаешь…

Хэрриет съежилась, как зверек в ожидании побоев.

— Да, папа… конечно, папа… извини, папа… — пролепетала она и тихонько выскользнула из комнаты.

— Что касается вас, сэр, — продолжал разъяренный викарий, уставившись на изумленного мистера Стрэттона, — я прощаюсь с вами. Ни у меня, ни у моей дочери нет времени для гостей вроде вас.

Он резко повернулся, холодно кивнул Кэролайн и ушел в свой кабинет, хлопнув дверью.

Кэролайн взглянула на мистера Стрэттона.

— Нам лучше уйти, — прошептала она. — Если мы помедлим, Хэрриет будет только хуже.

Когда они вышли на улицу, Кэролайн заметила, что губы мистера Стрэттона сжаты до угрожающе узкой полоски, а челюсти напряжены. Теперь в нем не осталось и следа скуки.

— Этот человек — просто животное, — проговорил он яростно. — Подумать только, что это бедное дитя должно терпеть его день за днем! Такую жестокость надо предотвратить, мисс Фрай.

— Конечно, надо бы, — печально кивнула Кэролайн, — но что можно поделать? Что касается Хэрриет, то, боюсь, у нее, бедняжки, нет сил бороться — а если бы и были, то, я думаю, ее отец просто избил бы ее До полусмерти. Нет, она будет томиться под ярмом его жестокости, пока не заболеет: у нее нет надежды на избавление.

— Не отчаивайтесь, мы найдем выход, — твердо произнес мистер Стрэттон, и Кэролайн отвернулась, чтобы он не заметил ее улыбки.

Глава 8

Когда Кэролайн и мистер Стрэттон вошли в замок, в главном холле они увидели лорда Брекона и леди Августу. Они разговаривали, и у Кэролайн сложилось впечатление, что леди Августа о чем-то умоляла лорда Брекона: ее костлявые, унизанные кольцами пальцы цеплялись за его рукав, накрашенные губы заискивающе улыбались.

Лорд Брекон выглядел суровым, но равнодушным, и Кэролайн показалось, что при ее приближении лицо его осветилось. Он собрался было поприветствовать ее, но не успел заговорить, как леди Августа воскликнула:

— И где же вы были, молодые люди? Я видела, как вы разговаривали друг с другом наедине. Фи, мисс Фрай, если вы не будете осторожнее, вы испортите свою репутацию!

Кэролайн сделала реверанс леди Августе:

— Я выполняла поручение леди Брекон.

Леди Августа захохотала, и грубый кудахтающий звук, отраженный темными стенами, эхом прокатился по замку.

— Ишь ты, поди ж ты! Похоже, девчонка на меня обиделась! Не отрицайте, мисс Фрай. Но вам придется простить болтовню старухи: это ваша плата за то, что на вас, такую хорошенькую, приятно смотреть. И тут мистер Стрэттон со мной согласится, а, сэр?

Мистер Стрэттон пробормотал что-то утвердительное вежливым, но несколько смущенным тоном.

— Ха-ха, да вы плутишка! — кудахтала леди Августа. — Я-то думала, на вас не действуют уловки нашего пола, но теперь вижу, что я ошиблась. Вы нас здорово провели! Не так ли, Вэйн?

Она повернулась за подтверждением к своему племяннику, и Кэролайн, бросив взгляд на лорда Брекона, изумленно заметила внезапную вспышку гнева на его лице. Мгновение она не могла понять, что могло вывести его из себя, как вдруг все стало ясно. Он ревновал!

Чуть улыбаясь, она повернулась к мистеру Стрэттону.

— Спасибо вам за ваше общество, сэр. Вы были так любезны!

Она вновь присела в реверансе леди Августе, попросила ее разрешения уйти и, не взглянув больше на лорда Брекона, грациозно пошла по главной лестнице, ощущая внезапное тревожное молчание за спиной — молчание, которое вновь нарушил кудахтающий смех леди Августы.

Итак, лорд Брекон ревновал! Кэролайн слишком хорошо знала, что такое ревность — ревность поклонников, ухаживавших за ней в Лондоне, — чтобы сейчас не увидеть ее признаков. То, что лорд Брекон проявил слабость, было довольно приятно: Кэролайн сказала себе, что ревность может заставить его нарушить упрямое молчание и ослабить решительность относительно ее отъезда из замка.

Поднявшись к себе в спальню и снимая шляпку, Кэролайн не могла сдержать улыбки. На мгновение ее проблемы показались ей менее серьезными: кроме того, она была очень довольна тем, что сумела уже сделать для Хэрриет. Было очевидно, что мистер Стрэттон уже видел себя в роли рыцаря-освободителя — чего она и добивалась.

Он милый молодой человек, думала Кэролайн, хотя и скучноватый со всеми своими моралями и позами. Но Хэрриет будет считать его удивительным, а если он сделает ей предложение, это будет совершенно чудесно, самый лучший выход из ситуации.

Кэролайн едва ли не впервые уверенно подумала о Хэрриет и о том, что та в конце концов найдет свое счастье. Мысли девушки тотчас же перенеслись от проблем Хэрриет на свои собственные, и улыбка исчезла с ее губ. Теперь, когда она осталась одна и ничем другим не могла занять свои мысли, все страхи и волнения минувшей ночи снова вернулись к ней. Хотя Кэролайн твердо говорила себе, что бояться ей нечего, что она так или иначе раскроет тайну лорда Брекона и спасет его и от него самого, и от неведомой грозящей ему опасности, но все же впервые в жизни она почувствовала себя слабой и беспомощной.

Когда часы на каминной полке пробили четыре, Кэролайн направилась к спальне леди Брекон и постучала в дверь. Ей открыла Доркас.

— Я уже думала, вернулись вы или нет, мисс Фрай, — сказала она своим грубоватым голосом, но глаза были добрыми, и у Кэролайн создалось впечатление, что Доркас не только приняла ее, но и испытывает к ней расположение.

Кэролайн прекрасно понимала, что ссора с Доркас сделала бы положение компаньонки ее светлости очень сложным. Доркас просто обожала свою госпожу.

Для нее не было ни мелочей, ни трудностей, когда дело касалось благополучия леди Брекон. Доркас хлопотала вокруг нее, как если бы та была младенцем, и Кэролайн не могла не заметить, что леди Брекон привыкла во всем полагаться на Доркас: и когда речь шла о ее физическом комфорте, и во всем, что касалось ее замкнутого, уединенного существования.

Именно Доркас решала, кому можно прийти к леди Брекон, а кого следует оставить за дверью под предлогом того, что ее светлость не вполне здорова или ее светлость спит. Именно Доркас докладывала ей о том, что происходит в доме, выбирая, правда, только те события, которые считала нужными, и специально утаивая то, что, по ее мнению, могло расстроить ее госпожу. Да, власть Доркас в замке была полной, и Кэролайн не могло не радовать то, что, выражаясь словами Марии, ей удалось найти к ней ключик.

— А-а, вот и вы, мисс Фрай, — с улыбкой воскликнула леди Брекон, когда Кэролайн подошла к ее кровати. — Как маленькая Хэрриет, и разрешили ли ей сегодня нас навестить?

— Да, разумеется, мэм, и она была счастлива получить приглашение.

— Вам удалось найти ей платье?

— Да, мэм, это одно из платьев леди Кэролайн Фэй, и оно должно ей очень пойти.

— Вы добрая девушка, мисс Фрай, — мягко сказала леди Брекон. Неожиданно щеки Кэролайн зарделись румянцем: ей было немного стыдно слышать похвалу за то, что, как она знала, так мало ей стоило.

Именно в этот момент она подумала, что очень скоро, наверное, сможет прекратить обман. Она расскажет лорду Брекону, а потом и его матери правду о себе. Может быть, тогда он поймет, насколько глубока и сильна ее любовь к нему, и сможет оценить, сколь многим рисковала она ради него. Но прежде чем раскрыть свой секрет, Кэролайн необходимо было выведать, в чем тайна лорда Брекона. А кроме того, ей следовало дождаться визита мистера Джервиса Уорлингема: было любопытно увидеть человека, из-за которого она, едва узнав о подозрениях лорда Милборна, так спешно приехала в замок.

— Вы очень задумчивы сегодня, мисс Фрай, — заметила леди Брекон, прерывая ее размышления.

— Извините, мэм.

— О чем вы думали? Или это секрет?

— Я думала о вас, о вашем сыне и о людях здесь, в замке, — откровенно призналась Кэролайн.

Леди Брекон вздохнула:

— Они и правда такие невоспитанные?

— О, мэм, я не хотела этого сказать! — вскричала Кэролайн.

— И тем не менее я инстинктивно чувствую, что они — неподходящие друзья для Вэйна. Хотела бы я знать, что могу сделать… Наверное, лишь молиться и надеяться, что время даст ему мудрость.

— Так вы считаете, что он неразумен, мэм? — изумленно проговорила Кэролайн.

Леди Брекон улыбнулась:

— Я не сказала этого, мисс Фрай. Но только иногда я чувствую, что он обеспокоен, что он враждует с собой.

Он мне не говорит об этом — конечно же, не хочет меня волновать… Но мать не может не почувствовать это.

— И вы не знаете причины… этого беспокойства? — спросила Кэролайн.

Леди Брекон покачала головой:

— Увы, он со мной не откровенен. Когда Вэйн был маленьким мальчиком, он все рассказывал мне, но сейчас, хотя он неизменно нежен и внимателен ко мне, я не знаю, что у него на сердце.

Наступила тишина, которую нарушило лишь появление Доркас с чайными принадлежностями.

Кэролайн почувствовала, как забилось ее сердце.

Придет ли к чаю лорд Брекон? Или постарается избегать ее из-за того, что произошло между ними прошлой ночью?

Кэролайн заваривала чай, тщательно насыпая заварку из серебряной чайницы с гербом. Когда она передавала леди Брекон чашку, раздался стук в дверь. Даже не оборачиваясь к двери и не глядя на Доркас, склонившуюся в почтительном реверансе, Кэролайн поняла, кто это.

Когда лорд Брекон приблизился к постели матери, Кэролайн заметила, что под глазами у него залегли черные круги, как будто он не спал ночь. Она поднялась, чтобы поприветствовать его, а потом вновь присела за столик и налила ему чашку чаю.

Лорд Брекон о чем-то говорил с матерью, и Кэролайн показалось, что он специально чуть отвернулся в сторону, чтобы не видеть ее и не смотреть на нее чаще, чем это необходимо. Сердце ее внезапно больно сжалось. Почему он так себя мучает? Почему он делает их обоих столь несчастными, когда всего несколько слов, одна только фраза может преобразить мир для обоих?

Ничто не может быть столь безнадежным или ужасающим, если они смогут встретить это вместе, ничто не может быть настолько страшным, чтобы устоять перед силой любви.

— Не нальете ли вы мне еще чаю, мисс Фрай? — попросила леди Брекон и протянула ей свою чашку.

Кэролайн встала, чтобы взять ее, и в этот момент лорд Брекон заговорил неожиданно резким голосом:

— Мисс Фрай, видимо, сказала тебе, мама, что ее отец неожиданно заболел и она должна уехать?

— О нет, она ничего мне об этом не говорила, — удивленно отозвалась леди Брекон. — Это правда? Мне очень жаль…

Кэролайн подняла глаза и встретилась взглядом с лордом Бреконом. Ей показалось, что глаза его полны стальной решимости, а челюсти плотно сжаты. Она была удивлена неожиданной атакой лорда Брекона, но оказалась достаточно сообразительна, чтобы сразу найти ответ.

— Я не говорила вам, мэм, — спокойно ответила она леди Брекон, — поскольку не хотела вас волновать без надобности. Его светлость прав, мой отец нездоров, но это просто один из его частых приступов подагры, и мама уверяет, что мне не г необходимости возвращаться.

— И я очень этому рада, — сказала леди Брекон. — Мне очень бы не хотелось потерять вас, мисс Фрай.

Ты, наверное, сочтешь меня слишком импульсивной, Вэйн, — продолжала она, повернувшись к сыну, — но за такой короткий срок я очень полюбила мисс Фрай. — Мне нравится смотреть на нее, и более приятного голоса для чтения я не слышала. Приходи как-нибудь днем, когда будешь свободен, и послушай ее.

— Это, конечно, будет приятно, — отозвался лорд Брекон, и Кэролайн почудился в его голосе сарказм.

Он встал:

— Я должен покинуть тебя, мама. У меня много дел до начала сегодняшнего раута. Похоже, миссис Миллер, со своей стороны, созвала половину графства, но боюсь, что большинство моих гостей придется им не по вкусу.

— Ох, Вэйн, постарайся ни с кем не ссориться! — умоляюще проговорила леди Брекон. — Мне бы хотелось, чтобы ты жил в дружбе с соседями. Они так любили тебя раньше, а теперь мне кажется, что многие старые знакомые держатся странно отчужденно, и я чувствую осуждение…

— Но, мама, откуда у тебя эти чувства, когда ты все время одна, ни с кем не встречаешься?

— Я получаю письма, Вэйн. А кроме того, я, наверное, особенно чутка в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным.

Лорд Брекон секунду колебался, как будто споря сам с собой, потом неожиданно сдался:

— Хорошо, мама, если для тебя это важно, я обещаю сделать над собой усилие. Да, кстати: у нас сегодня будет неожиданный гость. Надеюсь, он задаст тон всему вечеру.

— Кто же это? — заинтересовалась леди Брекон.

— Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брекон. — В нем говорится, что его светлость направляется в Кентербери и будет иметь удовольствие отобедать сегодня у нас. Конечно, он понятия не имеет, что у нас сегодня прием.

— Ох, Вэйн! — в ужасе воскликнула леди Брекон. — Тогда не лучше ли будет предложить, чтобы его светлость отобедал у нас в какой-нибудь другой день?

— Вряд ли это возможно, поскольку он уже выехал.

Я мог бы, конечно, развернуть его у дверей и направить в «Свинью и свисток», но не думаю, чтобы его светлости пришелся по вкусу обед, который могут там предложить: он слывет гурманом.

— Нет, нет, конечно, раз он выехал, ничего уже сделать нельзя, — согласилась леди Брекон. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы епископа что-либо здесь шокировало.

Лорд Брекон рассмеялся:

— Можешь не беспокоиться, мама, епископ куда больше заинтересован во мне, чем я в нем. В моих владениях находятся двенадцать богатых приходов, и я прекрасно знаю, что причина его посещения кроется отнюдь не в желании побыть в моем обществе. Просто его светлость хочет, чтобы я отдал приход Вестон-Кросс его племяннику. Это богатый приход и прекрасное место для охоты. Вот почему сегодня его светлости удобно остановиться в замке Брекон, и я нисколько не сомневаюсь, что к концу обеда он предпочтет остаться здесь на ночь: будет слишком поздно ехать в Кентербери.

— Боюсь, что все это слишком чуждо мне, — вздохнула леди Брекон.

— И очень хорошо, мама. Тебе хотелось бы увидеться с епископом, если он у нас остановится?

Леди Брекон покачала головой:

— Пожалуй, нет, Вэйн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми: я так мало знаю о мире вне этих стен. Нет, передай лорду епископу мое глубокое почтение и мои искренние сожаления о том, что я недостаточно здорова, чтобы принимать гостей.

— Я передам ему твои слова, мама, — пообещал лорд Брекон и, не взглянув на Кэролайн, вышел.

Возвращаясь к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, Кэролайн чувствовала странную подавленность; теперь она была уверена, что лорд Брекон твердо намерен от нее избавиться. Хотя на этот раз ей удалось перехитрить его, она знала, что рано или поздно он найдет способ изгнать ее из замка, как бы Кэролайн ни сопротивлялась, и сделает это так, чтобы не расстроить свою мать и не вызвать ее подозрений.

Теперь Кэролайн могла сделать только одно: открыть свое настоящее имя. Ей хотелось — видимо, из тщеславия, — чтобы лорд Брекон сделал ей предложение, считая ее по-прежнему Кэролайн Фрай, но коль скоро он намеревался изгнать мисс Фрай из замка, значит, она должна разговаривать с ним на равных и сказать, кто она.

Кэролайн представила себе, как это упростит дело: она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда ей будет легко следить за Джервисом Уорлингемом и помешать осуществлению его планов: не труднее, чем если бы она была компаньонкой леди Брекон. Трудность заключалась в том, что она не знала, действительно ли он строит такие планы и когда собирается их осуществить. У нее было так мало фактов: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна да необдуманные слова миссис Миллер, брошенные в порыве злости. И это все, если не считать ее собственного предчувствия, что лорд Брекон действительно находится в опасности.

Все это было очень сложно, но Кэролайн не умела долго отчаиваться. Каким-нибудь образом она найдет выход, найдет возможность спасти лорда Брекона и дать ему счастье.

— Что вы наденете сегодня вечером, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы шкафа.

Кэролайн заколебалась. Она намеревалась выбрать неброское, довольно скромное платье, но теперь ей показалось, что маскарад заканчивается. Ну и прекрасно, она будет блистать. По ее приказу Мария взяла с собой два ее самых красивых и нарядных платья. Тогда Кэролайн считала, что, когда она наконец откроется, ей захочется преобразиться из скромно одетой Золушки в модную и элегантную светскую леди.

Этот момент наступил: она поразит взоры собрания одним из лучших лондонских нарядов. Возможно, сегодня, к концу вечера, она сможет поговорить с лордом Бреконом и сказать ему правду. Уверенность в своей внешности прибавит ей смелости и самообладания.

— Достань белое платье, Мария, то, которое я надевала в Девоншир-Хаус, — распорядилась Кэролайн.

Мария в изумлении повернулась к ней:

— Но, миледи, оно слишком парадное! Кто вас увидит, сразу же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете!

— Мне безразлично, — решительно произнесла Кэролайн. — Эта комедия все равно подходит к концу, Мария.

— Ну и слава богу, — проговорила Мария. — До чего же я от этого устала, миледи! Я все время только и жду, что с вашей светлостью произойдет что-то ужасное: боюсь, что вы приехали сюда, играя роль, для которой ваша светлость не годится.

— Возможно, ты и права, Мария, — сказала Кэролайн. — Ну так я надену свое лучшее платье. По крайней мере у миссис Миллер брови поползут вверх.

— Да это уж точно, — согласилась Мария, — но подождите, миледи, пока вы увидите ее сегодняшнее платье.

Оно и в Воксхолле показалось бы чересчур смелым, что уж говорить о доме джентльмена.

— Ну, по крайней мере, мое вполне респектабельно, — улыбнулась Кэролайн. Однако, подойдя к зеркалу, тотчас же усомнилась, применимо ли это слово к выбранному ею платью.

Платье было сшито из белоснежного атласа, затянутого тюлем и украшенного бесчисленными рядами кружевных оборок и фестонами. Корсаж, подчеркивавший красоту шеи и плеч Кэролайн, был расшит цветами, составленными из тысяч переливающихся жемчужинок, а рукава были сделаны из прозрачного нежного кружева. Для украшения прически предназначались жемчужные заколки, а на оба запястья надевались жемчужные браслеты.

— Ох, оно сказочно красиво, миледи! — воскликнула Мария. — И все же я всегда боюсь этого платья.

— Боишься, Мария? — удивилась Кэролайн.

Мария кивнула.

— Я суеверна, миледи, и я всегда знала, что жемчуг — это к слезам.

— Что за бред! — резко сказала Кэролайн. — Клянусь. тебе, Мария, это платье приносит мне удачу. Я надевала его всего один раз и была в тот вечер первой красавицей, а поклонников у меня было столько, сколько на нем жемчужин.

— Тогда я буду надеяться, что оно и сегодня принесет вам удачу, миледи, — сказала Мария.

Кэролайн была в этом уверена. Высоко подняв голову, она вышла из своей комнаты и прошла по коридору к главной лестнице.

Она немного опаздывала: гостиная, казалось, уже была полна народу. Кэролайн заметила, что гости, приехавшие накануне, сбились в маленькие группки и чувствуют себя неловко среди сельских сквайров и их жен, которые хотя и одеты не по моде, но зато благородного происхождения и имеют властные манеры.

В поисках дружелюбного лица, Кэролайн отыскала стоявшую в углу Хэрриет: подле нее был мистер Стрэттон. Она подошла к ним, с удовольствием заметив, что Хэрриет в розовом бальном платье кажется прехорошенькой и чувствует себя удивительно свободно в обществе мистера Стрэттона.

Когда Хэрриет заметила идущую к ним Кэролайн, она негромко вскрикнула в искренней радости:

— Ох, Кэролайн, ну не чудесно ли! Как я рада, что я здесь! Папа в последний момент поднял ужасный шум, и я боялась, что он запретит мне идти. Он заявил, что платье слишком декольтированное и нарушает приличия, и разрешил мне выйти из дома только после того, как закрыл мне плечи старым шарфом.

— И где же сейчас этот шарф? — с улыбкой спросила Кэролайн.

Хэрриет покраснела:

— Наверху, вместе с моей накидкой. Мне очень стыдно за мое поведение, но шарф был такой старый и поношенный! Это очень нехорошо с моей стороны, но ведь папа не узнает, что я его сняла?

При этой мысли она побледнела, и Кэролайн поспешила ее успокоить:

— Как он может узнать? Не тревожься, Хэрриет. Мы сохраним твой секрет, не правда ли, мистер Стрэттон?

— Сегодня вы должны забыть о вашем отце и его попреках, — ответил мистер Стрэттон, глядя сверху вниз на Хэрриет с выражением собственника. — Вместо этого вы должны думать только о тех, кто, как я, приложил все свои силы, чтобы вы получили удовольствие.

— Ох, сэр, вы слишком добры ко мне, — сказала Хэрриет, поднимая к нему свои большие карие глаза, глядя на мистера Стрэттона с почти собачьей преданностью.

Кэролайн огляделась и заметила на другом конце комнаты чье-то лицо, показавшееся ей смутно знакомым.

На нее пристально смотрел молодой человек, одетый по последнему слову моды с моноклем в руке.

Он поднял монокль, и Кэролайн попыталась вспомнить, где она могла прежде видеть этого человека: она явственно помнила эти темные хмурые глаза и опущенные в презрительной усмешке углы губ.

Вдруг она вспомнила. Ей показалось, что ледяная рука сжала ее сердце и комната закружилась перед глазами.

Как во сне она заметила, что миссис Миллер отошла от группы только что вошедших гостей и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо.

Он, казалось, слушал ее слова, но продолжал пристально смотреть на Кэролайн, и девушка подумала, что его презрительная усмешка стала еще заметнее.

Кэролайн резко отвернулась и через несколько мгновений вновь обрела способность говорить.

— Скажите мне, — обратилась она к мистеру Стрэттону, — кто этот человек с моноклем в руке?

— Который? — рассеянно спросил мистер Стрэттон.

— На нем фрак из винно-красного бархата, — ответила Кэролайн.

— А, теперь я его вижу! — радостно отозвался мистер Стрэттон. — Но вы ведь должны его помнить? Это кузен Вэйна — Джервис Уорлингем.

Его слова лишь подтвердили то, что ожидала услышать Кэролайн. Теперь она отчетливо вспомнила, где впервые увидела это лицо: почти сросшиеся брови, тонкий, как будто сплюснутый с боков нос.

Он поднялся им навстречу, когда они вошли в гостиную «Собаки и утки», и Кэролайн как сейчас слышала его голос — удивленный и, несмотря на удивление, капризный и раздраженный: «Что вы тут делаете, Риверсби?»

Да, несомненно, это был тот самый человек. Как она сразу не поняла, что этот молодой человек из гостиной и окажется кузеном лорда Брекона, которым она так интересовалась? Почему-то — очень недальновидно, упрекнула себя девушка, — она упустила из виду эту возможность. Конечно, мысли ее обращались к человеку в зеленом сюртуке, когда Кэролайн перебирала в уме события той ночи, но тут же переносились на другое, поскольку, по ее расчетам, у него не хватило бы времени, чтобы выйти из гостиницы, встретиться с Розенбергом и убить его, прежде чем она дошла до разрушенного коттеджа.

Но теперь Кэролайн стало ясно: нельзя было не принимать его во внимание. Ей понадобилось несколько минут, чтобы подняться по лестнице и выслушать болтовню хозяйки. Потом еще какое-то время она решала, что ей делать. Потребовалось время и для того, чтобы запереть дверь, вылезти из окна, перебраться на плоскую крышу, а оттуда на бочку для воды. Ах, какая же она тупица!

Конечно, у быстро шагавшего мужчины, выбравшего более короткий путь к разрушенному коттеджу, было достаточно времени, чтобы сделать то, ради чего он пришел туда, и уйти.

Но даже если все так, как она докажет это? Поверит ли кто-нибудь ее словам, что Джервис Уорлингем был в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство? Было очевидно, что он нашел способ замести следы. Лорд Милборн не знал о его присутствии.

Нет, мистер Уорлингем все умно рассчитал; и тем не менее она была свидетельницей того, что он там был. Главное, чтобы ей поверили.

Погруженная в свои мысли, Кэролайн за обедом почти не слышала, что говорили ее соседи по столу, почти не замечала блистающее великолепие сервировки из позолоченных блюд и канделябров, букетов с желтыми орхидеями и длинными ветвями аспарагуса.

Обед был прекрасным: все блюда делали честь кулинарному искусству поваров. Жаркое из оленины, баранины, говядины и телятины подавалось под сочными экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были начинены трюфелями, устрицами, под редкими приправами. В качестве холодных блюд подали голову кабана, целого молочного поросенка, несколько сортов окорока и соленое мясо кабана, разноцветное, как восточная мозаика.

Пирамида из взбитых кремов и желе была подана к столу вместе с четвертой переменой блюд, включавшей в себе больше дюжины различных кушаний, и даже знаменитые теплицы Сэйл-Парка не поставляли большего количества деликатесов, чем было предложено на десерт.

Кэролайн почти ничего не ела и с трудом заставляла себя прислушиваться к тому, что говорили ей, вникать в слова и давать внятные ответы — об ответах разумных речи идти не могло.

Все это время мысли ее были заняты появлением мистера Уорлингема в гостинице, его знакомством с сэром Монтегю и — что было в данный момент самым важным — тем, узнал ли он ее.

Она помнила, что в тот вечер в гостинице повернула голову так, чтобы на ее лицо падала тень от шляпы.

Может быть, он не знает, кто она. Маловероятно, чтобы, выйдя из гостиницы сразу же после того, как она поднялась наверх, он вернулся бы туда снова, совершив преступление.

Скорее всего, он ушел оттуда как можно быстрее, так чтобы никто не видел его поблизости, и поэтому мог не знать о том, что в поисках Кэролайн сэр Монтегю обыскивал лес.

«Почему, — недоумевала Кэролайн, — никто не заявил, что видел его?»

Воры и мошенники держатся заодно, и у сэра Монтегю могли быть весьма веские причины не выдавать мистера Уорлингема. О боже, как ей в этом разобраться?

У Кэролайн голова шла кругом, когда она пыталась разобраться в случившемся, отделить одно от другого, чтобы представить себе картину в целом. Практически сделать это было невозможно, и она испытала глубокое облегчение, когда долгий обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов за портвейном.

— Не оставляйте нас надолго, милорд, — кокетливо обратилась к лорду Брекону миссис Миллер, — в длинном бальном зале будут танцы, и мы будем с нетерпением ждать партнеров.

Лорд Брекон сухо поклонился ей, и миссис Миллер, бросив сверкающую улыбку мистеру Уорлингему, вышла из комнаты вслед за остальными дамами.

Ее платье, как и говорила Мария, было вызывающим.

Сшитое из змеино-зеленого атласа, оно имело такой глубокий вырез, что, когда его владелица сидела за столом, было трудно удержаться от мысли, что на ней вообще ничего нет.

Мелко завитые волосы миссис Миллер украшали малиновые перья, и по тому, как она подавала себя, прилагая все усилия, чтобы убедить гостей в том, что она действительно выполняет роль хозяйки дома, Кэролайн решила, что это репетиция перед тем днем, когда она действительно сможет воцариться в этом огромном замке как его хозяйка.

Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной больше двух часов, прежде чем раздался шум — довольно сильный, — возвестивший о том, что джентльмены покинули столовую.

Кэролайн, сидевшая вместе с Хэрриет, отметила, что та все время смотрит на дверь, ожидая того момента, когда вновь появится мистер Стрэттон. Когда он действительно появился, она воспользовалась первой же возможностью оставить Хэрриет и выскользнула из гостиной в расположенную поблизости комнатку.

Комнатка была очень маленькая, и ею редко пользовались. Так что она имела строго официальный вид.

Но в этот вечер ее мрачное убранство — массивную мебель и темные гобелены, затягивающие стены, — смягчало множество цветов. Высокие окна выходили на террасу, и на мгновение Кэролайн остановилась, глядя в сад.

Дорожки вокруг дома были украшены огнями, огни мерцали и трепетали на ночном ветерке, вдали просматривалось сверкающее серебро озера и темная невозмутимость густых деревьев. Но Кэролайн почти не замечала манящего очарования сада. Не слышала она и того, что скрипки вдали заиграли мечтательно влекущий вальс. Она была настолько погружена в свои проблемы, что вздрогнула, услышав за спиной голос, который произнес:

— Добрый вечер, леди Кэролайн.

Она резко обернулась. Мистер Джервис Уорлингем стоял в двери, которая вела в гостиную. Его губы улыбались, но в глазах его было что-то, от чего у Кэролайн пробежала по телу дрожь. Собравшись, она смело встретила его взгляд:

— Извините, сэр?

В ответ он закрыл за собой дверь и прошел глубже в комнату.

— Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Кэролайн.

— Я слышала вас, сэр, но решила, что ошиблась. Меня и правда зовут Кэролайн, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брекон.

Мистер Уорлингем неприятно засмеялся.

— Забавная шутка! Я с трудом поверил в нее, едва увидел вашу светлость. Так вы и правда играете роль компаньонки вдовствующей леди? Черт побери, вот смеху-то будет во всех клубах Лондона!

— Право, сэр, с вашим чувством юмора что-то случилось: я не вижу в моем положении ничего смешного.

Мистер Уорлингем облокотился на каминную полку, посмотрел на Кэролайн, а потом снова расхохотался.

— Вы — отчаянный игрок, — сказал он, — но, мне кажется, ваша светлость знает, что туз у меня.

— Вот как, — холодно заметила Кэролайн.

— На самом деле, — продолжил мистер Уорлингем, — нам с вами будет легко прийти к соглашению.

У вас одна карта, которая может быть вам полезна, дорогая леди Кэролайн, но, по-моему, остальная колода у меня.

— Боюсь, сэр, — холодно сказала Кэролайн, — вы говорите загадками, которых я не понимаю, да и, по правде сказать, не особенно хочу понять. С вашего разрешения, сэр, я уйду.

— Напротив, леди Кэролайн, будет разумно остаться и выслушать меня, — возразил мистер Уорлингем, и что-то в его голосе заставило Кэролайн, которая уже повернулась, чтобы уйти, остановиться.

— Разумно? — переспросила она, поднимая брови.

— Очень разумно, с вашей точки зрения. Я могу говорить откровенно?

— Как пожелаете, — ответила Кэролайн. — Уверяю вас, мне это не слишком интересно: как я уже сказала, вы говорите загадками.

— Тогда покончим с ними, — сказал мистер Уорлингем. — Я не дурак, леди Кэролайн, и прекрасно знаю, почему вы здесь. Вы влюбились в моего достойнейшего кузена. Почему вам понадобилось войти в этот дом под такой маской, я представить себе не могу, но, несомненно, у вас были на то причины. Как бы то ни было, они меня не интересуют. Интересует же меня вот что: сколько вы заплатите мне, чтобы новости о вашем безрассудстве не дошли до ушей моего кузена?

— И о каком же безрассудстве вы говорите? — осведомилась Кэролайн.

— Вы хотите, чтобы я все сказал прямо? — спросил мистер Уорлингем. — Ну что ж, хорошо. Я скажу — о вульгарной прямотой, так что вам не удастся сделать вид, что вы меня не поняли. Я хочу, леди Кэролайн, чтобы вы заплатили мне две тысячи гиней за обещание не говорить кузену и, если вам угодно, никому другому, о том, что это вас искал Монтегю Риверсби в лесу у Севеноукса в ту ночь, когда был убит Розенберг.

— Две тысячи гиней! — воскликнула Кэролайн. — И где, по-вашему, мистер Уорлингем, возьмет такую сумму мисс Фрай?

Мистер Уорлингем выпрямился во весь рост.

— Хватит этой комедии, — сказал он. — Вам нечего со мной притворяться. Я видел вас в ту ночь, хотя вы старались от меня отвернуться. Да потом весь Лондон говорит, что леди Кэролайн уехала в фаэтоне с вульгарным сэром Монтегю, — Если и говорит, — резко парировала Кэролайн, — то потому, что это вы распустили об этом слухи.

— Может, да, а может, и нет, — ответил мистер Уорлингем. — Насколько я знаю, Риверсби старается их опровергнуть, но кто ему верит? Людям нравится судачить о безрассудных поступках знаменитых молодых женщин, особенно тех, кто имел, по мнению представительниц их пола, чрезмерный успех. Но это меня не касается. Что мне нужно, леди Кэролайн, так это две тысячи гиней за молчание.

— А если я откажусь?

— Не посмеете.

— Я смею все, что мне угодно, — холодно сказала Кэролайн. — Я не боюсь, мистер Уорлингем. А что, если я скажу тем, кого заинтересует эта информация, что вы были в «Собаке и утке» в ночь убийства? Как вы считаете, что подумают тогда о вас? Ведь вам многое достанется, если вашего кузена, к несчастью, осудят за убийство.

— Вы неглупы, — ответил мистер Уорлингем. — Но вы забыли, милая леди Кэролайн, что, выдав меня, выдадите и себя. Кроме того, скорее всего, юная леди, путешествующая при таких обстоятельствах без всякого сопровождения в обществе признанного повесы, не может быть очень наблюдательна. Она впервые видит какого-то человека, а после того, как узнает о преступлении, решает, что это был некий мистер Уорлингем; но я, конечно, был в ту ночь за много миль от того места.

Я обедал на Керзон-стрит. Несколько моих друзей могут подтвердить это. Нет, леди Кэролайн, мне кажется, у вас на руках очень слабая карта… ау меня все козыри.

Кэролайн почувствовала, что дыхание ее участилось.

Было что-то столь вкрадчивое и скользкое в том, как говорил мистер Уорлингем и какими аргументами он пользовался, что ей трудно было сохранить равнодушный вид. Она чувствовала, как в ней закипает гнев, но знала, что если выйдет из себя, то сыграет ему на руку.

В то же время Кэролайн понимала, что он поймал ее в западню, — западню, из которой трудно будет выбраться. Но даже если она и испугана его словами, она ни в коем случае не должна этого показать.

— Это очень убедительно, сэр, — сказала она, — но в то же время мне кажется, что вы переоцениваете значение информации, которую вы против меня имеете.

Я буду правдива и признаю, что нахожусь здесь под вымышленным именем, но я все равно намеревалась сказать вашему кузену и леди Брекон сегодня вечером, кто я и почему приехала сюда.

— Возможно, и так, — ухмыльнулся мистер Уорлингем, — но собираетесь ли вы и вправду признаться человеку, которого любите, что отправились в отдаленную гостиницу с Монтегю Риверсби?

— Это мое дело, — отрезала Кэролайн, — и смею напомнить вам, сэр, что вас это не касается!

— Напротив, как раз касается — на сумму в две тысячи гиней. Заплатите мне, леди Кэролайн, я знаю, что вы вполне можете это сделать, и я замолчу навсегда.

— Или на такое время, которое вас устроит, — быстро сказала Кэролайн. — Нет, сэр, я не намерена поддаваться на ваш шантаж.

— Что ж, в таком случае, — злобно сказал мистер Уорлингем, — я пойду к кузену и разоблачу вас. Вы находитесь здесь под лживым предлогом, вы самозванка.

Я скажу ему, кто вы, и еще — что в тот вечер, когда вы поехали с сэром Монтегю Риверсби из Лондона в «Собаку и утку», он был весьма уверен в вашей привязанности.

Кэролайн протянула руку и оперлась на спинку стула, лихорадочно думая, что предпринять. Ей нужно было время на размышление, время, чтобы самой рассказать лорду Брекону историю ее побега той ночью. Она слишком хорошо помнила презрение в его голосе и гнев, с которым он говорил о Монтегю Риверсби. Что он скажет, когда узнает, что она тоже была им обманута — конечно, не так, как бедная глупенькая Мелисса, — но тем не менее тоже попалась на его уловку?

— Решайте, леди Кэролайн, — угрожающе проговорил мистер Уорлингем. — Что вы выбираете? Две тысячи гиней — или мне рассказать все Вэйну?

— И что же вы расскажете Вэйну? — раздался неожиданно чей-то голос, и Кэролайн, вскрикнув от неожиданности, увидела в открытом окне лорда Брекона.

Он появился из ночной тьмы, и лицо его было суровым. Кэролайн не знала, сколько он стоял там, под окном, и что слышал. Мистер Уорлингем прикрыл дверь, но они оба забыли об открытых окнах, выходивших на террасу. Кэролайн почувствовала, что бледнеет, и инстинктивно подняла руку, прижав ее к бешено колотящемуся сердцу.

Лорд Брекон вышел на середину комнаты. Он повернулся к мистеру Уорлингему, остававшемуся у камина, и стоял так близко от Кэролайн, что, протянув руку, она могла бы дотронуться до него.

— Ну, Джервис, — ровным голосом сказал лорд Брекон, — что вы собираетесь мне сказать?

— Теперь, когда вы пришли, Вэйн, — ответил мистер Уорлингем, — я вдруг вспомнил, что у меня нет причин рассказывать вам о том, что должно остаться секретом между э…э… мисс Фрай и мною. Надеюсь, вы извините меня, если я вас оставлю; я вспомнил, что ангажирован на следующий танец.

Он повернулся и быстро направился к двери, пока лорд Брекон молча смотрел ему вслед. У самой двери мистер Уорлингем вдруг обернулся, словно собираясь что-то сказать, но передумал и молча вышел из комнаты.

Лорд Брекон повернулся к Кэролайн.

— Может быть, вы захотите объясниться, — сказал он.

Его тон был по-прежнему жестким, и выражение глаз испугало Кэролайн. Она вновь оперлась на стул, рядом с которым стояла. В мягком свете восковых свечей она была дивно хороша, и другой мужчина забыл бы обо всем, кроме таинственных глубин ее глаз и мягких очертаний губ. Ее быстрое дыхание заставляло подниматься и опускаться кружева, закрывавшие ее грудь, а пальцы внезапно затрепетали, как пойманная птица.

— Что вы слышали? — спросила она тихо.

— Достаточно! — ответил лорд Брекон. — Достаточно, чтобы понять, что вы лгали мне. Кто вы?

— Я Кэролайн Фэй.

— И почему вы здесь?

— Я ответила на этот вопрос прошлой ночью, — сказала Кэролайн — О, Вэйн, я приехала потому, что, как уже сказала, люблю вас!

— Любите? — переспросил он, и в голосе звучала горечь. — Странная любовь… Что вы делали той ночью в лесу?

— Вы, наверное, уже слышали, что сказал ваш кузен, — ответила Кэролайн. — Меня обманом заманили в «Собаку и утку». Меня завлек туда джентльмен, которому я, надо признаться, не должна была бы доверять. Я совершила глупость, не рассмотрев, что он за человек, но я сбежала от него, и вы нашли меня. Вот и все!

— Имя этого человека?

Лорд Брекон говорил так холодно, что, казалось, весь воздух вокруг заледенел.

— Ты его уже знаешь, — проговорила Кэролайн, направляясь к нему; — Вэйн, я собиралась сама все сказать тебе в подходящий момент. Мне не хотелось, чтобы ты таким образом узнал правду.

Она протянула руку и хотела коснуться его рукава, но он сжал ее запястье так, что его пальцы глубоко впились в руку.

— Отвечай, — сказал он. — Как звали этого человека?

— Это был… Монтегю… Риверсби… — пролепетала Кэролайн, — но, Вэйн…

— Эта свинья! — прервал ее лорд Брекон. — Этот проклятый чужак, который уже запятнал Мелиссу своей мерзостью. И ты разговаривала с ним, добровольно отправилась с ним ночью туда, где вы были бы одни!

— Это не так, — быстро сказала Кэролайн. — Он сказал мне, что будут…

— Замолчи! — оборвал ее лорд Брекон с такой яростью, что на мгновение Кэролайн онемела. — Ты мне достаточно лгала. Я верил тебе, я доверял тебе. Видит бог, я не мог не полюбить тебя… и все это время ты меня обманывала, притворялась компаньонкой моей матери, пробралась в мой дом, расставила свои сети, заставила меня поверить в тебя, так что я готов был пожертвовать для тебя всем — да, всем, чем я дорожу!

— О, Вэйн, — проговорила Кэролайн, пытаясь повернуть руку и освободиться от его пальцев. — О, Вэйн, разреши мне все объяснить.

— Мне не нужны твои объяснения, — сказал лорд Брекон. — Я думаю лишь, как поступить с тобой. Любовь!

Ты твердишь мне о любви, но что ты о ней знаешь? Леди Кэролайн Фэй, балованная любимица лондонского света, пожелала добавить к своей коллекции еще один скальп, чтобы похвастаться, как завоевала сердце простофили, который имел глупость полюбить ее.

— О, Вэйн, разреши мне только…

— Нет, замолчи, — ответил лорд Брекон. — Эти губы произнесли слишком много обманных речей. Лучше послушай меня, да, меня. Выслушай, что я тебе скажу.

Он притянул Кэролайн за руку так, что она оказалась лицом к нему. Заглянув ему в глаза, Кэролайн внезапно страшно испугалась: он был во власти ярости, слеп и глух ко всему, кроме своего гнева. Его глаза больше не казались холодно-стальными, это были озера огненного гнева. Никогда в жизни ей не приходилось видеть столь разъяренного человека. Но ведь это Вэйн, человек, которого она любила… Она не знала, что делать, и молча стояла перед ним. Тело ее трепетало под порывами его ярости.

— Ты явилась сюда, планируя обман, — медленно проговорил он, и каждое слово больно ранило ее, словно укол шпаги. — Твои уста произносили тысячи лживых слов, твой язык извивался в лживых клятвах. Ты заставила меня думать, что любишь меня. Несомненно, среди твоих лондонских друзей считается, что это пустяк — отнять у человека сердце и терзать его. Ты заставила меня говорить о моей любви, ты одурачила меня, заманила меня в ловушку, которую заранее приготовила. Ты насмеялась над самым благородным порывом в моей жизни, когда, думая только о тебе, я пытался отослать тебя из этого дома. Видит бог, я хотел, чтобы ты осталась, я хотел сделать тебя своей, я готов был принять все, что твои уста так легко предложили мне. Но я верил в тебя, в твою невинность, и из благородных соображений я попытался тебя отослать. Ты не захотела уехать. Ты не послушалась меня, отказалась прислушаться к моим предупреждениям» Ну что ж, теперь, бог свидетель, ты останешься!

Кэролайн смотрела на него в полном изумлении.

— Ты останешься, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Я об этом позабочусь. Ты узнаешь, леди Кэролайн Фэй, что не так уж умно шутить с чувствами. Идем со мной!

Все еще держа ее за запястье, он повернулся и пошел к двери.

— Вэйн, Вэйн, куда мы идем? — воскликнула Кэролайн, но он не ответил.

Послушно, как пленница, следуя за ним, Кэролайн чувствовала, как больно сжимают ее руку тиски его пальцев и что его силе и намерениям невозможно противостоять. Она не могла ни возразить ему, ни сделать что-нибудь — оставалось только повиноваться его воле.

Они быстро прошли через гостиную.

Те гости, что еще оставались там, расположившись на диванах, с изумлением смотрели на них, но лорд Брекон, не обращая ни на что внимания и продолжая тянуть за собой Кэролайн, прошел в длинный бальный зал, полный людей. Некоторые танцевали вальс, некоторые сидели в стороне, наблюдая за танцующими, а лакеи разносили бокалы шампанского и пунша со льдом.

Кэролайн, запыхавшись от скорости, с которой они достигли залы, едва перевела дыхание и тут же ощутила внезапный приступ страха, увидев, что лорд Брекон подошел к оркестру и поднял руку, требуя тишины. Музыканты перестали играть, танцевавшие пары резко остановились и с изумлением уставились на них.

— Леди и джентльмены, — сказал лорд Брекон, и голос его эхом отозвался от самых удаленных уголков комнаты, — я хочу сделать объявление. Сегодня вечером — всего несколько мгновений назад — состоялась моя помолвка. Имею честь представить вам мою невесту — леди Кэролайн Фэй.

По комнате пронесся ропот удивления, затем раздались возгласы:

— Удачи вам, Брекон! Наилучшие пожелания!

Все бросились к ним с поздравлениями. Были подняты бокалы, и тут, перекрыв общий шум, какой-то краснолицый сквайр-охотник прокричал:

— За ваше здоровье! Долгих вам лет жизни! И скажи-ка, Вэйн, мой мальчик, когда же свадьба?

Лорд Брекон разжал руку, сжимавшую кисть Кэролайн. Он взглянул на нее с высоты своего роста, и она увидела, что огонь по-прежнему горит в его глазах, а губы изогнуты в горьком подобии улыбки.

— Это и правда весьма важный вопрос, — сказал он, — и я отвечу на него. Я хочу, чтобы вы все присутствовали на моей свадьбе. Леди Кэролайн и я обвенчаемся сегодня же. Я уверен, что милорд епископ окажет нам честь и сам совершит таинство.

Все, казалось, хором ахнули, потом снова поднялся всеобщий гул.

Лорд Брекон наклонился к Кэролайн. Она поняла, что он о чем-то спрашивает ее. Она не слышала его слов, но по выражению его лица поняла, что он насмехается над ней. Она вздернула вверх подбородок, и дивная округлая колонна ее шеи, казалось, стала еще стройнее в этом гордом движении. Все, кто видел ее в тот момент, отметили то поразительное достоинство, с которым она держалась. В глубине души Кэролайн испытывала страх, но она справилась с ним, не выдав его ни единой черточкой.

Совершенно спокойным голосом, четко выговаривая слова, так что они были всем слышны и на фоне общего шума, она сказала:

— Да, я согласна выйти за вас замуж, милорд, здесь, в эту же ночь.

Глава 9

Кэролайн казалось, что все вокруг нее расплывается, словно в дымке. Раздавались восклицания, вопросы, комплименты, шутки; чьи-то руки и губы касались ее пальцев; толпа людей со всех сторон надвигалась на нее, пока ей не стало казаться, что все это — кошмарный сон, от которого она никак не может освободиться.

Наконец ее сознание выделило из массы гостей одну фигуру — представительную, в пурпуре, со сверкающим драгоценными камнями крестом на груди. Это был епископ.

— О какой это помолвке я тут слышу? — громкий, звучный голос разнесся как будто с кафедры.

— Милорд, позвольте представить вам леди Кэролайн Фэй, которая оказала мне честь, согласившись стать моей женой, — сказал лорд Брекон.

Кэролайн склонилась в глубоком реверансе.

— Дочь Валкэна? — спросил епископ. — Тогда разрешите мне и в самом деле поздравить вас, мой дорогой мальчик. Я останавливался в Мэндрейке — великолепный дом, можно просто сказать, дворец, а стол маркиз держит такой, что оставляет самые приятные воспоминания.

— Я признательна вашему преосвященству за доброе мнение, — тихо проговорила Кэролайн.

— Должен буду засвидетельствовать свое почтение вашим родителям, леди Кэролайн, — сказал епископ любезно, — и сообщить им, что я одобряю и благословляю этот союз.

— Пройдемте со мной в другую комнату, милорд, — пригласил лорд Брекон. — Там мы сможем поговорить спокойно. — Все трое медленно направились через бальный зал к двери, ведущей в холл.

Как раз в это время в зале появилась миссис Миллер. Кэролайн решила, что она, вероятно, была все это время в игорной и только сейчас услышала новость.

Лицо ее выражало изумление, а малиновые перья на голове сбились на сторону, словно миссис Миллер бежала бегом.

— Мне сказали, милорд, — начала она, но лорд Брекон перебил ее:

— Вы-то мне и нужны, миссис Миллер. Распорядитесь, чтобы немедленно открыли часовню.

— Часовню? — Миссис Миллер раскрыла было рот от удивления, но тут же быстро сказала:

— Но, милорд, это невозможно. Она так давно закрыта. Там сложены вещи и…

Лорд Брекон одним взглядом прервал этот поток слов:

— Я сказал — немедленно, миссис Миллер. — И он двинулся дальше, прежде чем она успела перевести дух.

В холле Кэролайн внезапно почувствовала дурноту.

— Простите меня, милорд, я бы хотела удалиться к себе.

— Как угодно вашей светлости, — учтивости тона лорда Брекона странно противоречило выражение его глаз.

— Вам сообщат, когда его преосвященство будет готов к церемонии. Я полагаю, она состоится около полуночи.

Кэролайн смогла только молча сделать реверанс и стала подниматься по лестнице, держась за перила. Когда она вошла в спальню, ей стало лучше. Через несколько секунд она услышала в коридоре поспешные шаги, и в комнату ворвалась Мария.

— О, миледи, я только сию минуту услышала новость.

Это правда, миледи, что вы выходите за его светлость прямо сегодня? Я ушам своим не поверила.

Кэролайн остановила ее жестом.

— Правда, Мария, но я не хочу сейчас говорить об этом. Мне надо подумать.

— Времени совсем не остается, миледи. Когда один из лакеев прибежал и рассказал нам, что он услышал, я только глаза вытаращила. Весь дом вверх дном. Свадьба! Надо же…

— Мария, перестань болтать, — устало взмолилась Кэролайн.

— Но, миледи, что подумают в Мэндрейке? Что они скажут, когда узнают, что ваша милость венчалась в такое время и в чужом доме? Миледи, подумайте! Подождите, пока мы не сообщим его светлости, не то я просто боюсь сказать, что будет, когда он услышит, что сотворили у него за спиной, можно сказать.

Кэролайн не слушала. Она стояла неподвижно, прижав к лицу ладони, глаза ее были устремлены куда-то далеко. Затем она повернулась, ни слова не сказав, вышла в коридор и направилась в комнаты леди Брекон.

Было уже поздно, она боялась, что леди Брекон уже спит, но в ответ на легкий стук тихий нежный голос тут же пригласил ее войти.

В комнате было темно, только у постели горели две свечи. Леди Брекон лежала с открытой книгой в руках, от которой она только что оторвалась.

— Простите, что я беспокою вас, — сказала Кэролайн, подойдя к постели.

— В чем дело, дитя мое? — спросила леди Брекон.

Кэролайн минуту помолчала. Выражение ее лица заставило леди Брекон спросить:

— У вас неприятности, мисс Фрай? Не могу ли я вам помочь?

— Мне нужно кое-что сообщить вашей светлости, — отвечала Кэролайн очень тихо, — но очень трудно найти слова.

Леди Брекон дружески протянула ей руку и медленно, почти неохотно, Кэролайн вложила в нее свою.

— Вам холодно, милочка? — воскликнула леди Брекон. — Почему вы дрожите? Вас кто-нибудь напугал?

— Нет, — спокойно отвечала Кэролайн. — Я только немного взволнована. Ваша светлость поймет почему, если я скажу вам, что ваш сын только что объявил гостям внизу о нашей свадьбе, которая состоится сегодня в полночь.

— Свадьба? — воскликнула леди Брекон.

— Да, и это еще не все. Я должна признаться вашей светлости, что я обманула вас. Я не Кэролайн Фрай, а Кэролайн Фэй, дочь маркиза и маркизы Валкэн. Я явилась сюда и добилась вашего расположения обманным путем. Я прошу вашу светлость простить меня и поверить, что у меня была на то серьезная причина.

— И вы мне скажете, какая это причина? — мягко спросила леди Брекон.

Какое-то мгновение Кэролайн была готова рассказать все, поделиться своими опасениями и подозрениями, своим предчувствием опасности и убежденностью в том, что у лорда Брекона были враги, замышляющие лишить его жизни.

Но, едва раскрыв рот, она вспомнила хрупкость и болезненность леди Брекон, неотступную заботу о ней Доркас. Быть может, она еще слабее, чем кажется, тогда и известие о смертельной опасности для ее сына убьет ее.

Кэролайн решила действовать осторожно.

— Я не могу, как мне бы этого ни хотелось, рассказать вам все, — сказала она. — Достаточно ли будет сказать вам, что я приехала сюда, потому что люблю вашего сына? Я люблю его с нашей первой встречи.

Лицо леди Брекон смягчилось.

— Это все, что я хочу знать, мое милое дитя. А Вэйн любит вас?

— Я уверена, — отвечала Кэролайн.

— В таком случае я счастлива, — сказала леди Брекон, крепко сжимая руку Кэролайн. — Я так долго молилась, чтобы Вэйн полюбил кого-нибудь и чтобы его полюбили не за его положение и даже не за внешность, но ради него самого. Я, быть может, пристрастна, но, по-моему, Вэйн прекрасный и очень обаятельный человек.

Я всегда мечтала, чтобы он нашел себе любящую жену.

Кэролайн взглянула на нее вопросительно:

— Значит, вы на меня не сердитесь?

— Нисколько. Вы мне понравились сразу же, как я увидела ваше милое личико, и за то короткое время, что вы пробыли здесь, я вас искренне полюбила. Никому другому я не доверила бы с такой готовностью счастье моего сына.

— Благодарю вас.

Кэролайн неожиданно опустила голову и поцеловала руку, сжимавшую ее пальцы.

— Милая моя, — воскликнула леди Брекон со слезами на глазах, — поцелуйте меня как следует.

Губы Кэролайн коснулись нежной щеки.

Когда леди Брекон отпустила ее руку, Кэролайн сказала:

— Ваше доверие — большая честь для меня.

— Я убеждена, что могу доверять вам всецело. Я даже не спрашиваю, в чем причина такой поспешности.

И не скажу, что она кажется мне неподобающей. Вы и Вэйн должны следовать голосу своего сердца. Я буду только молиться о вас!

Кэролайн чуть не разрыдалась от этих простых и ласковых слов.

— Вы слишком добры… Я этого не заслуживаю.

— Нет, Кэролайн, не говорите так. Вы мне сказали, что пошли на это потому, что любите Вэйна, и это я могу понять. Мы все способны на странные и даже героические поступки ради того, кого мы любим истинно и всем сердцем.

Ее слова эхом отозвались в памяти Кэролайн:

— Подумать только, почти то же самое мне сказал отец. Он сказал, что любая жертва оправдана и никакой риск не страшен ради любимого человека.

— Ваш отец был прав, — сказала тихо леди Брекон. — Никакой риск не страшен.

— Тогда я знаю, что поступаю правильно, — сказала Кэролайн. — Благодарю вас, а теперь мне пора.

— Одну минуту, — остановила ее леди Брекон. — Дерните, пожалуйста, шнурок, моя милая.

Кэролайн повиновалась. В соседней комнате раздался слабый звук колокольчика. В ту же минуту в дверях появилась Доркас. Леди Брекон взглянула на свою горничную и прочла на ее лице ответ на свой безмолвный вопрос.

— Так ты слышала, Доркас? Принеси мне фамильную вуаль для ее светлости и мои драгоценности.

Доркас поднесла свечу к тлеющим в камине углям и ею зажгла канделябры на каминной полке. Теплый золотистый свет разогнал тени. Из большого сундука в дальнем конце комнаты она достала и поднесла к постели что-то тщательно завернутое в белую бумагу.

— Это фамильная вуаль, дорогая, — сказала леди Брекон. — Я хочу, чтобы вы надели ее. В ней венчалась я сама и многие другие невесты Бреконов.

— С удовольствием, — просто отвечала Кэролайн.

Доркас снова приблизилась к постели, на этот раз с большой четырехугольной шкатулкой, обтянутой голубой кожей с инициалами леди Брекон и короной на крышке. Она поставила шкатулку у постели и подала ее светлости ключ.

— Я давно уже не видела своих драгоценностей, не говоря уже о том, чтобы надевать их, — сказала леди Брекон. — Это мои собственные вещи. Фамильные Драгоценности в банковском сейфе в Лондоне.

Она открыла шкатулку, и Кэролайн увидела сверкающие на бархатных подушках кольца, браслеты и броши. Подняв верхнее отделение, леди Брекон достала из нижнего бриллиантовую тиару. Она была великолепной работы и охватывала всю голову.

Искусно оправленные камни образовывали цветы, ослепительно сверкавшие в свете свечей и казавшиеся живыми. Леди Брекон вложила блистающую диадему в руки Кэролайн.

— Мой свадебный подарок вам, моя прелестная будущая невестка.

— О нет, как я могу принять такое?

— Это мое желание, — твердо сказала леди Брекон. — Это моя собственная вещь и лучшее, что я могу вам дать.

— Благодарю вас от всего сердца, — отозвалась Кэролайн и снова наклонилась поцеловать леди Брекон.

Взяв вуаль, она простилась с леди Брекон и направилась к двери. Доркас распахнула ее перед Кэролайн и, к удивлению девушки, последовала за ней и в коридор. Она явно хотела ей что-то сказать, причем так, чтобы не слышала леди Брекон, и Кэролайн ждала, пока она заговорит. Доркас выглядела более худой и угловатой, чем когда-либо, но, когда она заговорила, голос ее звучал мягче, чем обычно:

— Я хочу пожелать вашей светлости счастья.

— Благодарю вас, Доркас.

— Вы его найдете, миледи, потому что вы обладаете редкой отвагой, — сказала вдруг Доркас. — Не бойтесь, если кое-что покажется вам странным.

— Благодарю вас, Доркас, — серьезно отвечала Кэролайн. — Я постараюсь не бояться.

— Постарайтесь, миледи, — сухо продолжала Доркас. — Иногда все оказывается не таким, каким может показаться.

Кэролайн хотела спросить, что означало это загадочное замечание, но не успела она задать свой вопрос, как Доркас отступила в спальню леди Брекон и осторожно закрыла за собой дверь.

Кэролайн вернулась к себе. Мария ожидала ее, все еще в состоянии крайнего возбуждения.

— Миледи, ума не приложу, куда вы делись. А что это у вашей милости в руках?

Кэролайн подала ей вуаль и тиару.

— Помоги мне надеть это.

— Миледи, какая красота! — воскликнула Мария и, не переставая щебетать, принялась закреплять вуаль на голове Кэролайн сверкающей тиарой.

Кэролайн не слушала ее. Она думала о приветливости леди Брекон и неожиданных словах поддержки от Доркас. Нет, она ничего не побоится!

Вэйн может быть сердит на нее, но по крайней мере в этом своем гневе он забыл о прежнем намерении — удалить ее из своей жизни.

Как бы это ни было тяжело, какие бы ужасы ни ожидали ее, все было лучше, чем разлука с ним, говорила себе Кэролайн. Она так верила в свою любовь, настолько была убеждена, что они с Вэйном созданы друг для друга, что его тайна, которую она скоро сможет разделить с ним, не внушала ей опасности. Она была абсолютно уверена, что их соединила сама судьба и что в конце концов все устроится лучше, чем если бы они встретились где-нибудь в обществе.

Вспоминая свое равнодушие к восхищавшимся ею мужчинам, Кэролайн задавала себе вопрос: полюбила ли она Вэйна так глубоко, с такой всепоглощающей страстью, если бы они познакомились где-нибудь на балу и он принялся бы ухаживать за ней с той учтивостью, элегантностью и изысканностью, которые свойственны великосветским романам.

Почему-то это казалось ей маловероятным.

Нет, их любовь должна была быть именно такой, тревожной и пылкой. Может быть, пройдя испытания трудностями, она только станет сильнее и, очистившись и возвысившись, останется с ними навсегда.

Мария отступила на шаг полюбоваться своим искусством.

— Ну, вот, миледи, я кончила. Никогда еще я не видела вашу милость такой красивой!

Кэролайн в первый раз с тех пор, как села за туалетный столик, взглянула на себя в зеркало. Мягкие таинственные кружевные волны обрамляли ее лицо, не затеняя в то же время блеск ее волос. Бриллиантовая тиара венчала ее голову. Это украшение удивительно шло к ее изящной стройной шее и подчеркивало ее манеру гордо поднимать подбородок. Оно придавало ей царственный вид.

Да, она была прекрасна, но было нечто большее, чем красота, в глубине ее глаз, в ее вздрагивающих нежных губах. Это было лицо девушки, оказавшейся на перепутье жизненных дорог, вступающей в пору женственности со всеми ее тайнами.

Откровения, увиденные ею на собственном лице, на секунду заставили Кэролайн закрыть глаза. Торжествующая и смятенная, полуребенок-полуженщина, где-то между небом и землей, она все же ощущала уверенность в себе, уверенность, дарованную самой сильной из всех человеческих страстей.

— Который теперь час?

Мария взглянула на часы на камине.

— Без одной-двух минут полночь, миледи.

Не успела она договорить, как раздался громкий стук в дверь. Мария открыла ее: на пороге стоял Джеймс.

Сознавая торжественность момента, он был серьезен и даже ни разу ей не подмигнул.

— Его светлость шлет вам поклон. Он ожидает вашу светлость внизу.

Мария закрыла дверь и повернулась к Кэролайн.

Слезы уже давно стояли в ее глазах, но теперь, при взгляде на свою госпожу, она откровенно расплакалась:

— О миледи, миледи!

— Утри слезы, Мария, — спокойно сказала Кэролайн. — Ступай в часовню, я хочу, чтобы ты видела церемонию. Я последую за тобой тотчас же.

— Да, миледи, — прорыдала Мария, — но кто поведет вас к алтарю? О, если бы только его светлость господин маркиз был здесь! И что он только скажет, пропустив самый важный день в вашей жизни?

Кэролайн положила ей руку на плечо.

— Я больше всего хотела бы, чтобы папа и мама были здесь, но раз уж их нет, пожелай ты мне счастья, Мария.

— О миледи, я желаю вам самого большого счастья в мире, вы же знаете, — рыдала Мария, утирая глаза концом передника.

— Тогда поторопись, — сказала Кэролайн, и Мария послушно вышла, оставив ее одну.

Минуту Кэролайн неподвижно стояла посредине комнаты. Затем она опустилась на колени возле постели. Сжав руки и закрыв глаза, она повторяла простые молитвы, которые с детства читала каждый вечер. Она молилась тихо, забыв обо всем, и когда закончила, то вдруг почувствовала умиротворение и спокойную уверенность, которая, она знала, ей не изменит.

Она вышла из спальни и медленно пошла по коридору. В тишине слышен был только шелест ее платья и шуршание кружевной вуали, касавшейся ковра. Подойдя к главной лестнице, она остановилась и взглянула вниз: там, в холле, уже дожидался ее лорд Брекон.

Спускаясь, она чувствовала, что он наблюдает за ней, но, когда она подошла к нему, лицо его было непроницаемо. В этот момент он показался ей совсем незнакомым. Она не услышала от него ни слова привета, не увидела улыбки, и, когда он, поклонившись, подал ей руку, Кэролайн поняла, что он все еще в гневе.

Молча они пересекли холл и свернули по коридору мимо столовой, пройдя в ту часть замка, куда Кэролайн не отваживалась заглядывать раньше. Свечи были зажжены и горели ярким пламенем на всем их пути. По обе стороны коридора выстроились лакеи, одетые в ливреи. Вскоре Кэролайн услышала в отдалении приглушенный гул голосов, бормотание, перешептывание и поняла, что собравшиеся в часовне гости ожидали их.

Она не ошиблась. Лакеи распахнули высокие двойные двери, зазвучал орган, и Кэролайн увидела, что в узком каменном сооружении собрались все гости лорда Брекона. Одни теснились на дубовых скамьях, другие стояли вдоль стен, кое-кто небрежно опирался на мраморные надгробия и монументы. Прислуга столпилась на галерее: чепчики и пудреные парики выделялись белыми пятнами на фоне тяжелых потолочных балок.

В какой-то момент Кэролайн чуть не отпрянула назад под волной обращенных к ней любопытных взглядов. Ее рука, лежавшая на рукаве лорда Брекона, дрогнула, однако, словно не заметив этого, он неумолимо вел ее вперед.

В часовне было мрачно, несмотря на золотые канделябры с дюжиной свечей в каждом, стоящие по обе стороны алтаря. Было холодно, сыро и пахло пылью и плесенью, так что Кэролайн с трудом могла дышать.

Когда лорд Брекон подвел ее к алтарю, где ожидал их епископ со своим личным капелланом, Кэролайн взглянула на окно за алтарем, и оно показалось ей завешенным грязными занавесками. Приглядевшись, она увидела, что это паутина, темно-серая паутина, свисавшая как порванное кружево с балок крыши, окутывая каменные арки и витражи, облекая в нищенские лохмотья резных ангелов на алтаре.

Атмосфера была призрачной и жуткой.

Кэролайн, оказавшись у ступеней алтаря, повернулась спиной к собравшимся, и ей показалось, что и она, и лорд Брекон, и епископ представляли собой живые картины, которым, как и всему живому, угрожала опасность обратиться в прах.

Кэролайн с особой ясностью замечала мельчайшие подробности: блеск серебряного креста, который, видимо, кто-то поспешно вычистил, свежесть отделанного кружевом покрова, контрастирующая с потускневшей вышивкой алтарной завесы с выбившимся золотым шитьем и крошечными дырочками в пурпуре, словно проеденными молью. Пол был грязен, но атлас подушечек для коленопреклонения сверкал белизной.

В тишине громко зазвучал голос епископа. И снова Кэролайн следила, как завороженная, за церемонией, и ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она видела себя, бледную, но спокойную рядом с лордом Бреконом, слышала свой ясный отчетливый голос, не спеша произносящий нужные слова, видела, как епископ своей пухлой рукой вложил ее белые, бесчувственные, словно восковые, пальцы в руку ее жениха.

Словно во сне до нее донесся голос лорда Брекона: , — Я, Сеймур Беркли Фредерик Александр Тревик, беру тебя, Кэролайн Юстина, в жены, чтобы пребывать с тобой в богатстве и бедности, в здоровье и болезни, любить и беречь, пока смерть не разлучит нас, согласно божьему завет)7, и в этом я обещаюсь тебе.

Он говорил твердо и громко, но голос его показался Кэролайн более холодным, чем атмосфера в часовне. От его слов Кэролайн охватила дрожь, но в то же время все происходило как бы и не с ней, и дрожь испытывала не она, но какая-то другая женщина, носившая ее имя, говорившая ее голосом, но переставшая что-либо ощущать застывшим сердцем.

Кэролайн протянула левую руку, и лорд Брекон надел ей на средний палец кольцо, не обручальное кольцо, а перстень-печатку, который он снял с мизинца. Печатка представляла собой гравированный по изумруду герб. Кольцо было ей велико, так что ей пришлось согнуть палец, чтобы оно не соскользнуло.

Служба кончилась, и молодые опустились на колени принять благословение епископа. Орган заиграл свадебный марш, и Кэролайн с лордом Бреконом двинулись навстречу своим гостям. Не успели они дойти до двери, как гости тут же окружили их плотным кольцом. Мужчины хлопали лорда Брекона по плечу, незнакомые женщины целовали Кэролайн и заговаривали с ней фамильярно-дружеским тоном.

Наконец они вернулись в бальный зал. Подали шампанское. Было такое множество тостов и пожеланий счастья, на которые необходимо было отвечать, что Кэролайн казалось — это никогда не кончится.

Играла музыка, но никто не пожелал танцевать. Гости с бокалами в руках предпочитали болтать и шуметь. Губы Кэролайн онемели от улыбок, а все ее тело ломило от усталости.

Она стояла рядом с лордом Бреконом, но их как будто разделяло расстояние в сотни миль. Он ни разу не обратился к ней, даже не взглянул на нее. Наконец кое-кто из гостей постарше стал прощаться. Ко входу подкатывали их экипажи, и они, один за одним, снова подходили с добрыми пожеланиями, пожимали руку лорду Брекону и целовали пальцы Кэролайн. Она заметила, что многие гости вернулись в игорную, среди них была и миссис Миллер. А Джервис Уорлингем долго стоял в конце зала, глядя на толпу вокруг лорда Брекона и Кэролайн.

Кэролайн хорошо знала, что он там, и не раз невольно бросала взгляд в его сторону. Ей было трудно не замечать его присутствия, и она почти физически ощущала исходившую от него злобу. Когда наконец большинство гостей разъехались, исчез и он.

Внезапно стало тихо. Никто больше не ожидал своей очереди проститься с ними. Кэролайн и лорд Брекон стояли в зале одни, не считая все еще игравших музыкантов и десятка сидевших в конце зала джентльменов, судя по их голосам и смеху, явно подвыпивших.

Кэролайн взглянула на лорда Брекона. Она впервые обратилась к нему с того момента, как стала его женой.

— Могу я удалиться, милорд?

Она говорила официальным тоном. Если бы он только взглянул на нее, он бы увидел мольбу в ее глазах и прочел в них совсем другой вопрос, но он едва коснулся ее взглядом:

— Как угодно вашей светлости.

С поклоном, подав ей руку, он повел ее к главной лестнице.

— Вам приготовлена парадная спальня, — сказал он. — Ваша горничная ждет вас там.

Кэролайн колебалась. Она хотела было произнести его имя, она уже подалась было вперед, чтобы взять его за руку, но в этот момент толпа гостей высыпала из игорной комнаты:

— А вот и вы, Брекон! Пойдемте выпьем с нами.

Лорд Брекон повернулся к ним, и Кэролайн быстро пошла вверх по лестнице. Она знала, где расположена парадная спальня, хотя лишь раз заглянула туда украдкой. Смотреть там было особенно нечего, так как ставни были закрыты, а мебель скрывали чехлы. Теперь двери были открыты и свечи зажжены.

Это была просторная комната, на окнах — занавески с ручной вышивкой и такой же полог вокруг постели. Резные позолоченные столбики при кровати были украшены страусовыми перьями. Мебель была отделана мрамором и позолотой, стены обиты бледно-розовой парчой.

Кэролайн мало занимала обстановка. Она была настолько утомлена, что даже бриллиантовая тиара на голове тяготила ее невыносимо. Она поднесла руку ко лбу и слегка покачнулась. Тотчас к ней подбежала Мария.

— Вы устали, миледи, и не диво. Ну и вечер это был для вас, да и для всех нас. Позвольте, я вас раздену. Вам будет легче, когда мы снимем украшения и платье.

Потихоньку, как ребенка, она раздела Кэролайн, сняв с нее кружевное, шитое жемчугом платье, чулки и туфли, накинула на нее через голову прозрачную ночную рубашку и подала ей креповый пеньюар с отделкой из кружев.

— Присядьте у огня, миледи, — предложила она. — Я вам принесу чашку теплого молока.

— Нет, Мария, на сегодня все. Я хочу остаться одна, — сказала Кэролайн.

Мария понимающе улыбнулась.

— Конечно, миледи, я вас больше не побеспокою, только позвоните, если я вам понадоблюсь. Потушить свечи, миледи?

— Да, пожалуйста, — отвечала Кэролайн.

Свечи были потушены, по углам большой комнаты легли тени. Но пламя в камине пылало ярко, и отблески его пробегали по потолку и по самой Кэролайн, сидевшей в низеньком кресле, глядя на огонь.

Она не знала, как долго она так просидела. Она никого не ждала, чувствуя только, что развязка, какова бы она ни была, не замедлит.

Ей казалось, что прошлого у нее уже не было, а будущее не обещало ничего хорошего.

Дверь открылась. Она не повернула головы, но знала, кто вошел. Неожиданно ее чувство отстраненности полностью исчезло. Усталости как не бывало. Она ожила, кровь быстрее заструилась по ее жилам, сердце забилось, она словно воскресла.

Решительными шагами он вышел на середину комнаты, и она услышала его голос:

— Подойди сюда!

Приказание прозвучало резко, категорично. Кэролайн медленно повернула голову и взглянула на лорда Брекона. Его фигура выделялась на фоне теней, огонь ярко освещал его лицо, а бриллиантовые пуговицы на голубом фраке, в котором он венчался, сверкали как звезды.

Кэролайн встала. Секунду она помедлила. Их разделяло полкомнаты.

— Подойди сюда.

Он повторил приказание, и она повиновалась.

Приближаясь к нему, она увидела в глазах его гнев и не узнала выражения его лица. Наконец она подошла совсем близко и остановилась перед ним в ожидании, обеими руками запахивая на груди тонкий пеньюар.

— Я не имел намерения приходить к тебе сегодня, — сказал он жестко. — Я собирался оставить тебя одну — и все же я пришел. Я хочу убедиться, сможешь ли ты по-прежнему смотреть мне в лицо невинным взглядом, ты — лгунья, интриганка, предавшая мою любовь.

— Но, Вэйн, выслушай меня… — начала было Кэролайн, но, прежде чем она успела сказать еще слово, лорд Брекон грубо зажал ей рот рукой.

— Говорю тебе, я пришел только взглянуть на тебя: очаровательную жену, которую я себе приобрел и которая уже уступила, кажется, чарам сэра Монтегю Риверсби.

Кэролайн выпустила из рук полы пеньюара и попыталась оторвать его пальцы от своего рта.

— Не правда… — только и смогла она выговорить, когда внезапно лорд Брекон привлек ее к себе.

— Неужели только поцелуями можно заставить тебя замолчать? — спросил он.

Он с силой прижал ее к себе, нашел ее губы и начал целовать. Его неистовые, безумные поцелуи терзали и ранили ее губы. Это было мучительно, ей казалось, что его губы ранят саму ее душу, потому что она чувствовала в них одну лишь жестокость и вожделение, жажду телесного наслаждения.

Они ранили ее и причиняли ей боль, проникавшую в самые тайники ее души. Они парализовали ее волю, так что она не могла сопротивляться, но, сломленная и почти бездыханная, могла только смириться.

Кэролайн хотела закричать, молить его не лишать ее последней иллюзии, остатков веры в его любовь, но голос отказал ей. Неумолимая жестокость его объятий лишила ее сил. Она была близка к обмороку, когда услышала его слова:

— Так как же Риверсби целовал тебя? Вот так? И так?

Его губы снова завладели ее ртом и затем до боли впились в ее шею.

Резким движением он разорвал на ней рубашку и прильнул губами к ее груди.

Внезапно нечто вроде крика или стона сорвалось с его губ, и в стоне этом слились боль и торжество.

— Боже, но до чего ты хороша! — воскликнул он низким, глухим от страсти голосом. — Какое мне дело до твоего прошлого? Теперь ты моя… моя… моя жена.

Он подхватил ее на руки и высоко поднял. Пламя осветило его лицо — искаженное, одержимое, как показалось ей, лицо человека, испытавшего неимоверные страдания и превратившегося в дьявола.

Она вскрикнула, охваченная никогда не испытанным ею доселе страхом, когда он понес ее через комнату в тень полога огромной постели.

— Вэйн! Вэйн! — взмолилась она. — Не мучай меня.

Я люблю тебя. Пощади меня, Вэйн.

Слова, сорвавшиеся с ее израненных губ, были едва слышны, но он, очевидно, услышал их, потому что внезапно остановился, глядя на нее. Она лежала у него на руках, голова ее была запрокинута, порванная рубашка не скрывала ее наготы, пеньюар волочился по полу.

— Прошу тебя, Вэйн, пожалуйста! — прошептала Кэролайн, всхлипывая, как испуганный ребенок.

Неожиданно, настолько неожиданно, что она в ужасе закричала, он оторвал ее от себя и бросил на постель.

Она беспомощно упала на мягкие подушки. Пробормотав что-то, чего она не могла разобрать, он отвернулся и вышел.

Глава 10

Войдя к ней утром, Мария застала Кэролайн за письменным столом. Когда Мария поставила рядом с ней чашку шоколада, Кэролайн сказала:

— Возьми это письмо, и пусть грум немедленно доставит его в Мэндрейк. Я не хочу, чтобы миссис Эджмонт узнала о моем замужестве из других источников раньше, чем я сама сообщу ей об этом.

Мария всхлипнула.

— О, миледи, — произнесла она, и Кэролайн с удивлением увидела у нее на глазах слезы.

— В чем дело, Мария? Что тебя так огорчило?

— Я не из-за себя огорчилась, миледи, — отвечала Мария, — а за вашу светлость.

— Но почему? Что случилось?

— Я кое-что сейчас услышала, — отвечала Мария, утирая глаза.

— Что же? Скажи мне! — приказала Кэролайн.

— Камердинер его светлости мне сказал…

Бледное лицо Кэролайн совершенно побелело:

— Что-то случилось с его светлостью?

— О нет, миледи, ничего серьезного. Но я так удивилась, когда услышала, что его светлость только что вернулся с прогулки. Камердинер мне сказал, что лошадь ему оседлали вчера поздно ночью и он до сих пор проездил. В конюшне говорят, бедное животное так выдохлось, что его чуть не на руках принесли в стойло.

А я-то думала, миледи, что вы счастливы…

Кэролайн встала и медленно отошла от стола к окну. Немного погодя она проговорила холодно и сухо, так не похоже на ее обычную дружескую манеру:

— Довольно, Мария. Возьми письмо и сделай, как я приказала. Я позвоню, когда ты мне понадобишься.

Обычно Мария протестовала, когда ее отсылали так бесцеремонно, но на этот раз в манере Кэролайн было что-то, не допускавшее возражений. Все еще утирая глаза, Мария вышла, и Кэролайн осталась одна.

Веки се отяжелели от бессонницы, потому что всю ночь она просидела, уставившись в темноту. Ее знобило, и, казалось, она не замечает блеска солнечных лучей, игравших в окнах и заливавших сад.

Она простояла так долго, словно обратившись в камень. Душевная мука, пережитая ею прошлой ночью, притупила в ней все чувства, опустошила ее полностью, оставив лишь сознание полной беспомощности. Сама мысль ее была как бы парализована, и она не знала, сможет ли вновь что-либо почувствовать.

В дверь постучали, но Кэролайн не ответила. Кто-то постучал еще и еще, но, не добившись ответа, удалился.

В этом состоянии отрешенности от всего Кэролайн просидела у себя все утро. После полудня без зова вошла Мария.

— Миледи, позвольте принести вам что-нибудь поесть, — взмолилась она.

— Как хочешь, — безразлично отвечала Кэролайн.

— Вы так заболеете, миледи. Позвольте, я одену вас и вы прогуляетесь в саду, может быть, ваши щечки хоть чуть-чуть порозовеют.

— Нет, я останусь здесь, — возразила Кэролайн.

Мария вышла и вскоре вернулась с подносом, уставленным всякими соблазнительными блюдами. Но при виде пищи у Кэролайн к горлу подступила тошнота, и она оттолкнула поднос, не притронувшись к деликатесам.

— Прошу вас, миледи, съешьте хоть чуточку, — умоляла Мария, но Кэролайн только покачала головой.

— Мне не хочется, Мария, — сказала она голосом, совершенно лишенным выражения.

Мария отставила поднос в сторону.

— Внизу такая суматоха, миледи, — заговорила она оживленно, словно надеялась заинтересовать Кэролайн своими новостями. — Гости все разъезжаются.

— Почему? — вяло спросила Кэролайн.

— Теперь, раз вы и его светлость поженились, им не пристало задерживаться. К вечеру, я слышала, только мистер Уорлингем останется, да еще, конечно, леди Августа с миссис Миллер.

— Значит, мистер Уорлингем остается, — сказала Кэролайн с легким интересом в голосе. Мария кивнула:

— Да, миледи, И я слышала, что он ужас в каком настроении. Вчера, говорят, лакей донес его до постели: он столько выпил, что под стол свалился.

Кэролайн сидела в задумчивости. Мария вздохнула.

Ее госпожу сегодня, казалось, ничем было не заинтересовать. Она взяла поднос и открыла дверь. Очевидно, за дверью кто-то стоял, поскольку Кэролайн услышала голоса. Затем Мария поспешно вернулась.

— Поручение от его светлости, миледи, — сказала она. — Он просил сообщить вашей светлости, что после отъезда последнего гостя, в три часа, он будет ожидать вашу светлость в библиотеке.

Кэролайн воззрилась на Марию, словно не поверила своим ушам, и в мгновение она переменилась. На лице ее вспыхнул румянец, глаза заблестели, от ее утренней вялости и холодного равнодушия не осталось и следа.

— В три часа, ты сказала? — спросила она, лелея эти слова, словно некую драгоценность. — Тогда у меня еще есть время принять ванну. И принеси обратно поднос, я проголодалась.

Часы пробили ровно три, когда Кэролайн спускалась по главной лестнице.

После шума и суеты вчерашнего дня в замке царила странная тишина, и он показался Кэролайн еще более мрачным, чем обычно.

Рыцарские доспехи вдоль отделанных дубовыми панелями стен холла, погруженного во мрак, создавали атмосферу глубокой таинственности. Кэролайн почувствовала внезапный холод, казалось, исходивший от мраморного пола, и подумала, что зимой в замке, наверно, очень неуютно.

Она прошла по коридору к библиотеке. Дверь была закрыта. Секунду Кэролайн помедлила, прежде чем повернуть ручку. Сердце ее сильно билось, но она не испытывала страха. Она была готова поверить, что события прошлой ночи приснились ей в кошмарном сне.

Может быть, она все преувеличила, может быть, все это было лишь игрой ее воображения. Сейчас она увидит Вэйна, Вэйна, которого она любит и который, конечно же, в глубине сердца любит ее… Увидит своего мужа.

Она взглянула на кольцо с изумрудной печаткой на среднем пальце левой руки, словно в подтверждение своим мыслям. Кольцо Вэйна — это символ того, что они принадлежат друг другу, что бы ни случилось. Глубоко вздохнув, Кэролайн прижала кольцо к губам. Затем, высоко подняв голову, она открыла дверь библиотеки.

Лорд Брекон стоял у камина лицом к двери. На какой-то момент Кэролайн показалось, что он с нетерпением ожидал ее прихода, но выражение его лица было холодным, и сердце у нее упало, едва она заметила его мрачный взгляд и нахмуренные брови.

— Ваш слуга, Кэролайн, — кратко приветствовал он ее.

Кэролайн сделала реверанс.

— Добрый день, — произнесла она спокойным голосом, не выдававшим ее внутреннего волнения. — Наши гости, как я понимаю, отбыли.

— Наши? — переспросил он и тут же добавил:

— Да, конечно, наши гости. Да, они уехали.

Она подошла к нему и подняла на него глаза. Взгляд ее был полон любви, но он не смотрел на нее и не сказал ни слова. Наконец она тихо напомнила:

— Вы посылали за мной, Вэйн. Вы хотели видеть меня?

— Да, — сказал он, — пойдемте со мной, я хочу вам кое-что показать.

Он открыл дверь и остановился, пропуская ее. В недоумении она повиновалась. Когда они вышли в коридор, она вопросительно посмотрела на него.

— Сюда, — сказал он и повел ее не в сторону холла, но тем же путем, каким они накануне шли в часовню.

Кэролайн вдруг подумала, что он ведет ее именно в часовню, ей пришла в голову безумная мысль, что он хочет взять назад клятву, данную вчера пред алтарем. Но они прошли мимо часовни и дальше по коридору, становившемуся все уже и темнее.

Так они шли, пока не оказались перед массивной дверью на огромных железных петлях, обшитой железными гвоздями. Дверь была заперта, но лорд Брекон достал из кармана ключ. Он повернул ключ в замке и, когда они прошли, снова запер за собой дверь.

Ступени вели вниз, в холл, из которого шла наверх винтовая лестница. Кэролайн огляделась и поняла, что находится в одной из башен. Бросался в глаза тяжеловесный нормандский стиль, узкие щели бойниц, едва пропускающие свет.

— Простите, но мне придется пройти первым, — сказал лорд Брекон. Они миновали еще один холл и прошли еще один коридор, в конце которого находилась еще одна запертая дверь. Помещение было сырое и холодное и, насколько Кэролайн могла судить, необитаемое. Но когда лорд Брекон открыл следующую дверь, она остановилась в удивлении.

Они оказались в холле, точь-в-точь таком же, какой только что проходили, но меблированном. На каменном полу лежали коврики, дубовые комоды стояли по стенам, а в огромном камине горел огонь. Вновь лорд Брекон опередил ее и стал подниматься по лестнице.

Навстречу ему поспешно вышел седой старик в старой ливрее, которая то ли была ему велика, то ли сам он ссохся с годами.

— Милорд, я-то думал, кто бы это мог быть! — воскликнул он.

— Все в порядке, Миггс, — сказал лорд Брекон. — Я знаю дорогу.

— Я надеюсь, ваша светлость в добром здравии. — Старик явно желал поговорить.

— Ничего, — отвечал лорд Брекон. — А как миссис Миггс?

— Плохо, милорд, плохо. Она будет рад а узнать, что ваша светлость справлялись о ней. Это все ее грудь, милорд. Никак не избавится от кашля, хотя и удивляться нечему, эти нижние комнаты ужас какие сырые из-за воды во рву. Я не раз говорил вашей светлости, в один прекрасный день нас здесь зальет.

— Да, да, говорили, — нетерпеливо отозвался лорд Брекон, поднимаясь по лестнице и оставив старика ворчать себе под нос.

Лестница была узкая и крутая. На ступенях лежал ковер, но Кэролайн заметила, что, как и в другой башне, они были из грубого неотесанного камня. Завершалась лестница узенькой площадкой, куда выходила одна-единственная дверь.

Лорд Брекон постучал, и его пригласили войти.

Он открыл дверь. Первые мгновения Кэролайн не замечала ничего, кроме солнца. Его лучи вливались через два больших окна башни, выходивших на юг. Когда глаза ее вновь привыкли к свету, после темноты коридоров и лестниц, она увидела у камина, огороженного решеткой, миловидную пожилую женщину в чепце и переднике с оборками. Она сделала реверанс лорду Брекону.

— Добрый день, ваша светлость. Вот уж, правда, неожиданное удовольствие.

— Как поживаете, няня? — спросил лорд Брекон, затем, оглянувшись, словно он искал кого-то, добавил:

— И как Кэсси?

— Сегодня не очень хорошо, — сказала няня тихо и, повысив голос, позвала:

— Идите же сюда, мисс Кэсси, милочка, не бойтесь, к вам гости.

Она смотрела на подоконник, и Кэролайн, проследив за ее взглядом, увидела, что за тяжелыми занавесями окна кто-то притаился.

Занавеси шевельнулись, и прятавшийся медленно появился перед ними. Кэролайн с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть; только ее происхождение и воспитание позволили ей сохранить самообладание и подавить чуть не вырвавшийся у нее вопль ужаса.

Создание, появившееся из-за занавесей, было самым чудовищным, какое она когда-либо видела: ростом не больше ребенка, с огромной головой, с которой на безобразные уши свисали прямые волосы. Короткие ноги этого существа были тонкими и сухими, как прутья, а на тонких, как паучьи лапы, руках висели толстые белые ладони с тупыми обрубками пальцев. На лице выделялись отвислые губы огромного рта и поблескивали маленькие глазки.

Впечатление было тем более ужасающим, что существо было опрятно и даже нарядно одето. Белое муслиновое платье, отделанное розовыми лентами, выглядело чудовищно на уродливом теле, а розовый бант на голове показался бы смехотворным, не будь обстоятельства столь прискорбными.

Девочка — если ее можно было назвать девочкой — проковыляла через комнату. Ее длинные руки с растопыренными пальцами висели по бокам.

— Здравствуй, Кэсси, — сказал ей лорд Брекон. — Ты меня помнишь?

Кэсси уставилась на него и проныла тонким голосом:

— Кэсси хочет птичку.

— Хватит, мисс Кэсси, — строго сказала няня. — Сколько раз вам говорить, нельзя. Очень нехорошо!

— Кэсси хочет раздавить птичку, — повторил ребенок. — Раздавить до крови, чтобы кровь лилась. Кэсси хочет, чтобы теплая кровь капала по ее пальчикам, кап, кап, кап!

— Очень нехорошо! — сказала няня. — Пойди найди свою куколку, детка, и забудь про птичку. Ну же, делай, что тебе говорят.

Кэсси послушно повернулась к шкафу в дальнем конце комнаты. Дверцы были открыты, и Кэролайн увидела, что он был полон самых разнообразных игрушек. Кэсси вытащила оттуда за юбку куклу и теперь держала ее вниз головой.

— Кэсси хочет птичку, — с ожесточением твердила она потихоньку. — Кэсси хочет видеть кровь, кап… кап…

Она глядела на няню с выражением такой хитрой злобы в крошечных глазках, что Кэролайн снова едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Слюна струйкой бежала из ее открытого рта по толстому подбородку, а ноющий голос требовательно повторял:

— Кэсси хочет птичку.

— Бесполезно, милорд, — сказала няня. — На нее сегодня нашло. Всю прошлую ночь она была тихонькая, а сегодня утром птица прилетела на подоконник, вот она и завелась. Как известно вашей светлости, она спокойна, пока не увидит что-нибудь живое. Но как только увидит, так начинается.

— Да, я знаю, — мрачно сказал лорд Брекон. — У вас есть лекарство, если она начнет буйствовать?

— О да, милорд. Пока я не хочу ей давать, если уж только совсем плохо станет. Иногда она бывает такая хорошая. Это птица ее сегодня так расстроила.

Няня смотрела на Кэсси, и в ее взгляде Кэролайн увидела подлинную ласку.

Вдруг Кэсси бросила куклу и, шаркая, направилась к Кэролайн. Пальцы ее были скрючены, словно она хотела в нее вцепиться.

— Где моя птичка? Отдай мне птичку, отдай!

Кэролайн инстинктивно отшатнулась, но няня уже стояла между ними.

— Пошли, мисс Кэсси, — сказала она спокойно. — Я вам кое-что хорошенькое покажу.

Она взяла ее за руку.

— Вам лучше уйти, милорд, — сказала она через плечо лорду Брекону. — Не нужно вам на нее смотреть в таком виде, да и молодой леди тоже.

Лорд Брекон открыл дверь. Бледная, потрясенная Кэролайн выскользнула из детской. Даже через закрытую дверь до них доносились крики Кэсси:

— Я хочу птичку, я хочу ее крови, кап, кап, кал…

Кэролайн спускалась по лестнице молча. Когда они вернулись в холл, лорд Брекон открыл дверь у подножия лестницы.

— Давайте поговорим здесь, — предложил он. Комната была почти точной копией детской, с той лишь разницей, что окна в ней были расположены высоко, на уровне глаз. Она была удобно обставлена, но вид имела нежилой. Кэролайн огляделась по сторонам и снова взглянула на окна.

— Они специально сделаны выше, чтобы никто не мог заглянуть сюда снаружи, — объяснил лорд Брекон, словно угадав ее мысли.

— Я понимаю, — тихо сказала Кэролайн.

Поспешно вошел старик.

— Затопить камин, милорд? Здесь очень холодно.

Тут редко кто бывает.

— Да, зажгите огонь, — распорядился лорд Брекон.

Кэролайн сидела молча, пока старик, беспрерывно болтая, возился с камином.

— Если бы я знал заранее, что вы пожалуете, милорд, мы бы прибрали тут. Вы у нас редко бываете в последнее время. Няня только третьего дня говорила, как мы давно вас не видели. Но ведь у вас и дел много, мы знаем. Когда ваша светлость ни придет, нам ворчать не следует, нам есть за что быть благодарными.

— Пищу вы получаете? — спросил лорд Брекон.

— Да, милорд. Племянница жены нам помогает теперь. Она девушка разумная, никому ни слова не скажет. Она нам приносит провизию из деревни, ну и дичь мы получаем у егерей, и овощи с огорода, как обычно.

— Тогда все в порядке, — сказал лорд Брекон. — Я дам вам знать, когда соберусь уходить, Миггс.

— Слушаюсь, милорд. Я в холле буду ждать, милорд. — Старик вышел, закрыв за собой дверь. Лорд Брекон встал спиной к огню, глядя на Кэролайн, которая сидела в кресле, опустив голову.

— Ну, теперь, узнав мою тайну, вы, я надеюсь, удовлетворены, — сказал он с горечью. — Теперь вы поймете, почему я велел вам уехать, почему я пытался спасти вас от последствий вашей собственной неосмотрительности.

Лицо Кэролайн, когда она взглянула на него, казалось осунувшимся и бледным.

— Кто она? — спросила Кэролайн дрожащим голосом.

— Кэсси моя сестра. Трудно этому поверить, но ей в этом году будет двадцать четыре. Она родилась уродом, и постепенно в ней развились чудовищные наклонности, проявление которых вы только что наблюдали.

Она не может видеть живое существо без того, чтобы у нее не возникло желания убить его. Врачи рано заподозрили в ней эту черту, и животных к ней не подпускали, но однажды, когда ей было около шести лет, в детскую забрела кошка. Она убила ее и сидела вся в крови, наслаждаясь сатанинской оргией. С тех пор ею овладело настойчивое желание убивать.

Кэролайн закрыла лицо руками.

— Это ужасно, — прошептала она.

— Но Кэсси не единственная наша семейная тайна, — продолжал лорд Брекон. Он произносил эти горькие слова с какой-то ужасающей небрежностью, словно ему доставляло удовольствие мучить Кэролайн и самого себя. — Когда мне исполнилось двадцать пять лет, опекуны передали мне управление имениями и доверили мне все тайны замка. Кэсси была первой. Раньше мне не было известно о ее существовании. Но что оказалось для меня еще хуже, чем Кэсси, так это правда о смерти моего отца.

— Вашего отца? — переспросила Кэролайн.

— Да, ведь он тоже был безумен, — отвечал лорд Брекон. — Еще в молодости у него была какая-то неприятность в Оксфорде. Его приятеля нашли мертвым при крайне странных обстоятельствах. Доказать ничего не удалось, и в последующие годы мой почтенный родитель стал явно осторожнее. Но когда мне было три года, родилась Кэсси. Мне сказали, что при виде ее в нем проснулось дремавшее годами безумие. Моя мать была очень больна после рождения Кэсси, и от нее скрывали уродство ребенка. Когда она достаточно окрепла, чтобы узнать правду, ей сказали, что девочка умерла. Только няня и старый Миггс с женой знали ужасную тайну.

Кэсси приготовили помещение в башне и держали там в надежде, что она скоро умрет. Но сумасшедшие живут дольше, чем нормальные люди, и Кэсси действительно отличается превосходным здоровьем.

Но, как я уже говорил, с ее рождения у отца появились странности. Он стал находить почти неестественное наслаждение в охоте и еще стал блуждать ночами по округе. В лесу нашли труп браконьера, и было ясно, что его убили. Один из моих опекунов был известный врач. Теперь он уже умер, но тогда он рассказал мне, как постепенно стал подозревать отца, как напросился в замок в гости, чтобы спасти, если возможно, старого друга от самого себя. Потом, в припадке гнева, потому что ему плохо вычистили сапоги, отец убил своего камердинера. Это было преднамеренное убийство. Он стегал его хлыстом, пока тот не потерял сознания, а потом заколол его ножом. Найдя убитого в спальне отца и понимая, каковы могут быть последствия, его друг взял на себя ответственность предложить ему, как я нахожу, единственно достойный выход.

— Какой же? — спросила Кэролайн.

— Он уговорил его покончить с собой. Зарядив своими руками пистолет, он сказал отцу, что тот должен сделать, а сам удалился. Когда он рассказывал мне об этом, он сказал, что ничему в жизни так не радовался, как звуку того выстрела. Когда отец умер, всю эту историю замяли. К счастью, камердинер был иностранец и его родственники не стали наводить справки или поднимать шум. Отца похоронили с большой пышностью, и никто, кроме опекунов, не знал правды о его смерти, хотя кое-какие слухи и ходили. Были приняты все меры, чтобы сохранить происшедшее в тайне от моей матери.

Точно так же, как от нее скрыли существование Кэсси, они утаили от нее и то, что ее муж — убийца.

Я узнал об этом два года назад и сожалел только об одном: почему они не промолчали из уважения и к моим чувствам. Теперь наконец вы знаете, что за будущее ожидает меня, Кэролайн, — безумие и сознание того, что со мной может случиться то же, что с отцом. Скоро и у меня появится страсть убивать и убивать до тех пор, пока меня не отправят на виселицу.

— О нет, Вэйн, нет! — слабо вскрикнула Кэролайн.

— Да, — сказал он мрачно, — но я не боюсь взглянуть правде в глаза. Теперь вы понимаете, почему я не дорожу жизнью. Чем раньше я умру, тем лучше. Пусть я умру с чистыми руками, не запятнанными кровью.

— Вэйн, Вэйн! Не говорите так.

Слезы текли по щекам Кэролайн, но она не обращала на них внимания. Поднявшись, она подошла к лорду Брекону и положила руку ему на плечо.

— Должен быть какой-то выход, — сказала она. — Что-то, что мы можем сделать.

— Сделать? — переспросил он. — Ничего нельзя сделать, остается только терпеливо ждать конца.

— Я не верю, я никогда не поверю, — страстно проговорила вдруг Кэролайн. — Это жестоко и несправедливо. Бог милосерден, он…

— И вы можете верить в бога, допустившего рождение Кэсси? — спросил лорд Брекон.

— Да, — не задумываясь отвечала Кэролайн. — Кэсси ничего не знает, не чувствует. Я прошу справедливости не ради Кэсси, а ради вас, Вэйн. Вы молоды, вы в здравом уме!

— Пока!

Было что-то настолько зловещее в его ответе, что Кэролайн могла только безудержно разрыдаться. Но если ее слезы и тронули лорда Брекона, он и виду не подал.

— Что же, ваша светлость, — сказал он после небольшой паузы, — это было для вас тяжелым открытием, но оно не должно вас излишне беспокоить. Вам нечего бояться, а светские развлечения скоро сгладят впечатления от всех этих ужасов. Мой лондонский дом в вашем распоряжении, и средств у меня, к счастью, достаточно, чтобы удовлетворить любой ваш каприз.

Кэролайн отняла руки от лица.

— Как вы можете говорить так? — спросила она с презрением. — Неужели вы думаете, что пустые развлечения смогут заставить меня забыть все это… и вас?

На последнем слове ее голос дрогнул, но лорда Брекона это не тронуло.

— Пожалуй, я могу вас понять, — сказал он, — ведь мне тоже трудно забыть сэра Монтегю Риверсби.

Кэролайн отпрянула, как от удара, — Как вы смеете говорить мне об этом человеке теперь, в такой момент? Я настаиваю, чтобы вы выслушали меня, мой рассказ о том, что произошло.

Лорд Брекон расправил плечи, и Кэролайн показалось, будто он стал выше ростом. С каменным лицом он произнес:

— Прошу вас, Кэролайн, избавить меня от подробностей, меня они нисколько не интересуют.

Для взвинченных нервов Кэролайн это было последней каплей. Она топнула ногой.

— Хорошо же, если вы предпочитаете верить клевете, которую я могла бы опровергнуть двумя словами, пожалуйста. Вы говорите, что вас это не интересует, милорд? Прекрасно, и меня тоже!

Лорд Брекон поклонился.

— Хоть один раз мы в чем-то согласны, — сказал он. — Могу я проводить вашу светлость в обитаемую часть замка?

Он предложил ей руку, но Кэролайн только взглянула на него с презрением. Гнев, ярость обожгли ее.

Шок от увиденного, ужас от рассказа лорда Брекона — все сейчас было забыто, утонуло в гневе на то, что он отказался выслушать ее.

Но пока они шли по длинным коридорам и лорд Брекон открывал и закрывал двери, Кэролайн почувствовала, что гнев ее растаял и любовь к нему вновь заполнила ее сердце. Она его любила. Что ей за дело до того, что совершил его отец? Пусть это чудовище, его сестра, до конца дней преследует ее воображение. Ничто не имеет значения, кроме того, что Вэйн — это Вэйн, ее любимый, к которому она стремится всем своим существом. Ничто никогда не погасит и не изменит ее любви.

И наконец она многое поняла. Она поняла, почему он обрек себя на безбрачие, боясь дать жизнь существу, подобному Кэсси. Она поняла, почему в момент торжества их взаимной любви он принес величайшую жертву, стремясь отослать ее прочь, решившись на тоску и одиночество ради ее счастья.

Только своим упорством смогла она преодолеть его решимость, решимость, заглушенную безумной ревностью, охватившей его, когда он узнал о сэре Монтегю Риверсби.

Проходя мимо дверей часовни, где они вчера сочетались браком, Кэролайн сделала неожиданное открытие. Как бы это ни казалось странно, она была благодарна Монтегю Риверсби, благодарна потому, что, если бы само его имя не толкнуло Вэйна на необдуманный, неистовый поступок, ее бы уже не было в замке.

То, что она узнала, было страшно, чудовищно. Тайна Вэйна оказалась ужаснее, чем могло создать самое необузданное воображение. Но одно простое обстоятельство по-прежнему оставалось неизменным. Она любит его!

Они вернулись в холл. Ни один из них не сказал ни слова на обратном пути, но можно было легко догадаться, о чем думал лорд Брекон, потому что он вдруг проговорил, указывая на портреты на стенах:

— Вот мои предки. От них я унаследовал замок и — мою кровь.

Кэролайн взглянула на портреты. Это были по большей части мужчины в елизаветинских брыжах, в великолепных мундирах и живописных одеяниях. Все они были темноволосы, и в одном или двух Кэролайн заметила исключительное сходство с Джервисом Уорлингемом. Обернувшись, она увидела его самого в дверях гостиной, словно одна мысль о нем уже могла вызвать его появление.

— Любуетесь нашим славным семейством? — спросил он с обычной насмешливостью.

— Я как раз подумала, сэр, — отвечала Кэролайн, — что в некоторых из этих портретов прослеживается удивительное сходство с вами.

Мистер Уорлингем засмеялся.

— Да, фамильные черты довольно сильно выражены. Кстати, Вэйн, блондин среди Уорлингемов — исключение. Тебя, верно подменили.

— Его светлость в материнскую родню, — раздался позади них суровый голос.

Обернувшись, удивленная Кэролайн увидела стоявшую внизу лестницы Доркас. Вид у нее был, как обычно, непримиримый.

— Вот именно, Доркас, — поддержал ее лорд Брекон. — Я похож на мать, но только внешне.

Доркас подошла к Кэролайн.

— Ее светлость желала бы видеть вашу светлость, когда вам будет удобно.

— Благодарю, Доркас. Скажите ее светлости, что я приду через несколько минут.

Сделав реверанс, Доркас удалилась. Она еще не успела скрыться, когда мистер Уорлингем заметил:

— Бог мой, до чего эта женщина ненавидит меня!

И как она обожает тебя, Вэйн! Ты заметил, что она кинулась защищать тебя, как тигрица своего детеныша?

— Ты должен извинить ее, — ответил лорд Брекон. — Но она служила у моей матери еще до моего рождения и иногда склонна злоупотреблять своим положением.

— О, фамильярность старых слуг меня не волнует, — небрежно сказал мистер Уорлингем. — И прошу вас, не прерывайте из-за меня изучение ваших новых владений, — адресовался он к Кэролайн, и она почувствовала угрозу в его голосе и увидела ненависть в его глазах.

Лорд Брекон не обращал больше внимания на портреты. Он неподвижно стоял посередине холла, и Кэролайн поняла, что он дожидается, пока она уйдет. Она страстно желала сказать ему, что открывшиеся ей ужасы ни на волос не изменили ее чувства к нему, что понимание и жалость только усилили ее любовь. Но его отчужденность и недоступно гордое выражение лица смутили девушку, к тому же холл был мало подходящим местом для объяснений.

Пока она колебалась, он заговорил первым.

— Если вашей светлости что-то потребуется, — сказал он официальным тоном, — вам стоит только выразить свое желание. Я посылаю в Лондон распоряжение своему поверенному приготовить Брекон-Хаус на Сент-Джеймс-сквер. Через неделю там будет все устроено, если ваша светлость пожелает туда переехать. А пока, если у вас есть какие-то другие планы, быть может, вы сообщите мне о них.

Кэролайн принужденно улыбнулась:

— Благодарю вашу светлость. За неделю у меня будет время подумать. Последнее время события развивались так быстро, что, должна признаться, я несколько ошеломлена.

— Я понимаю, — отозвался он.

— Вы очень добры, — сказала Кэролайн, — а теперь я должна навестить вашу матушку. Мы увидимся за обедом, милорд?

Лорд Брекон ответил ей с холодным поклоном:

— Увидимся за обедом.

Кэролайн повернулась и стала медленно подниматься по лестнице. Она надеялась, что он смотрит ей вслед, но, резко повернувшись, он направился к библиотеке. Через несколько секунд она услышала, как где-то в отдалении хлопнула дверь.

Глава 11

Шок — странная вещь. На некоторых людей он действует мгновенно, так что они падают в обморок, плачут или еще как-то проявляют свои эмоции, но в других случаях, возможно, более редких, могут пройти часы или даже дни, прежде чем последствия шока начнут давать себя чувствовать.

Направляясь в комнаты леди Брекон, Кэролайн ощущала только странную отрешенность от всего происходящего. Реальность была настолько далека от нее, что все события минувших суток представлялись ей в виде удивительно четких сцен, не имевших лично к ней никакого отношения. Единственно живым, согревающим ее чувством была любовь к Вэйну, и она цеплялась за это чувство, как за якорь спасения, без которого она погибла бы в бурном море ужасов.

Леди Брекон вскрикнула от радости при виде ее.

— Подойдите и поцелуйте меня, милая Кэролайн, — сказала она нежно. — Я так желала видеть вас сегодня, но ваша горничная сказала Доркас, что вы не будете выходить до завтрака, так что мне оставалось только запастись терпением.

Кэролайн наклонилась поцеловать ее.

— Я бы сразу же пришла, — сказала она, — если бы знала, что вы этого желали.

Леди Брекон ласково погладила ее по руке.

— Я всегда желаю видеть вас. Расскажите же мне о себе и о Вэйне. Как мой сын?

Кэролайн колебалась. Ей очень не хотелось лгать леди Брекон, но она понимала, что сказать ей правду — значило взволновать ее.

— Его светлость вполне здоров, — ответила она наконец. — Я только что его видела.

Несмотря на все усилия Кэролайн вести себя естественно, что-то в тоне ее голоса заставило леди Брекон внимательно взглянуть на нее. Кэролайн боялась, что она спросит ее, в чем дело, но, следуя своему обычаю избегать всех неприятностей, леди Брекон промолчала.

От волнения Кэролайн говорила очень быстро:

— Мы венчались в часовне, церемонию совершил епископ, и кто-то, не знаю кто, играл на органе. Мне очень жаль, что вас там не было.

Последовало неловкое молчание, Кэролайн чувствовала, что ее слова не успокоили леди Брекон. Она желала услышать, что ее сын счастлив: она желала убедиться в том, что этот поспешный брак, заключенный при таких странных обстоятельствах, принес ему радость, которой, она это знала как мать, он так долго был лишен.

Но при всем старании Кэролайн не смогла бы убедительно солгать, и она только лишь сказала:

— Я обратила внимание во время венчания, что в длинном списке имен лорда Брекона не упоминается то, которым его все называют.

— Вэйн — это ласкательное имя, — объяснила леди Брекон, — при крещении он действительно получил много имен, но я зову его Вэйн. Это проще, и так звали одного человека, которого я очень любила. Он умер еще до рождения Вэйна.

— Так вот в чем дело, — проговорила Кэролайн. — А я-то думала…

— Ваше недоумение понятно, моего сына все зовут по имени, которое дала ему я.

Кэролайн тщетно пыталась найти еще какую-то тему для разговора, когда леди Брекон вдруг спросила почти умоляюще:

— Вы ведь его любите, правда, Кэролайн?

На этот вопрос Кэролайн могла ответить прямо и откровенно:

— Да, я люблю его всем сердцем.

— Я только желала в этом убедиться, — сказала леди Брекон. — Теперь вы о нем позаботитесь, Кэролайн, потому что я часто боялась, что в нем есть какая-то необузданность. Это очень трудно объяснить, быть может, все молодые люди таковы. Но для тех, кто богат и знатен и у кого нет отца, чтобы направлять их, все гораздо сложнее. Тем не менее богатство и знатность необходимы, поскольку бедность тяжела, и людям из хороших семей особенно тяжело выносить ее.

Леди Брекон, казалось, говорила сама с собой, и Кэролайн чувствовала, что в словах ее таится тревога.

— Я даю вам слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Вэйн был счастлив, — сказала она и добавила, вставая:

— Если ваша светлость позволит, я бы хотела пойти прилечь. Я почему-то очень устала.

— Конечно, дорогая, — отвечала леди Брекон. — Напряжение вчерашнего вечера не могло не сказаться на вас. Пусть Доркас проводит вас в спальню и позовет вашу горничную.

— Нет никакой необходимости, — возразила было Кэролайн, но тут же почувствовала, что у нее не было сил протестовать: шок от всего услышанного и увиденного ею начал давать себя чувствовать.

Когда она вернулась к себе, дрожь охватила ее с головы до ног и руки у нее похолодели. Явившаяся на звонок Мария раздела ее и уложила в постель, положив в ногах нагретый кирпич.

В комнате пылал камин, но дрожь все еще не унималась, и Кэролайн казалось, что она никогда не сможет согреться. Озноб сотрясал ее, прежняя отрешенность отступила под воздействием физической немощи, и она отчетливо увидела перед собой злобные маленькие глазки Кэсси и услышала ее голос. Кэролайн застонала и спрятала лицо в подушку.

— Да вы совсем больны, миледи! — воскликнула испуганная Мария. — Позвольте, я попрошу его светлость послать за доктором.

— Нет, нет, — запротестовала Кэролайн. — Я знаю, что со мной, доктор мне не поможет.

Однако ее очень беспокоило, что, несмотря на гору одеял, она по-прежнему дрожала так, что зубы ее стучали как в лихорадке. Она попросила Марию узнать у Доркас, нет ли у ее светлости опия.

— Если бы мне удалось заснуть, Мария, я уверена, что, проснувшись, я была бы совсем здорова. Я просто расстроена и не спала ночь.

Мария сочла это предложение разумным и, дав Кэролайн несколько капель опия, устроилась у ее постели, пока дрожь не унялась и глаза Кэролайн не начали слипаться.

Кэролайн проспала всю ночь. Сначала это был глубокий, без сновидений, сон одурманенного человека.

Но по мере того, как шло время, лицо ее порозовело и дыхание стало легким и ровным, как у ребенка. Только тогда Мария на цыпочках вышла из комнаты и отправилась спать.

Когда Кэролайн проснулась, солнце уже давно взошло. Она потянулась и села. Сначала она не могла поверить, что спала, не просыпаясь, всю ночь. Сон освежил и взбодрил ее, и воспоминание о том, как она, дрожа, едва добралась до постели, казалось ей теперь плодом ее воображения.

Она встала, подошла к окну и раздвинула занавески.

Сад внизу был залит солнцем, и его горячие лучи заставили ее зажмуриться.

Кэролайн позвонила, и в комнату проворно вошла Мария.

— Вы сегодня куда лучше выглядите, миледи! — воскликнула она.

— Лучше? — улыбнулась Кэролайн. — Я совсем здорова, Мария. Принеси мне завтрак и приготовь ванну, я займусь домашними делами. Я больше не намерена отсиживаться у себя в спальне.

— Я так беспокоилась о вашей светлости, — болтала, суетясь по комнате, Мария. — Когда я вас вчера в постель укладывала, у вас был такой вид, словно вы увидели привидение.

— Может быть, так оно и было, — вздохнула Кэролайн, на мгновение вновь омрачившись мыслью об ужасной тайне, открытой ей Вэйном.

Но сегодня утром ничто не могло смутить ее отважный дух. Она увидится с Вэйном, решила она про себя, поговорит с ним, сломит воздвигнутую им между ними преграду, чтобы вместе найти способ рассеять мрачный ужас, препятствующий их счастью.

— Должен же быть какой-то выход, — произнесла она громко.

— Что вы сказали, миледи? — спросила Мария.

— Я просто подумала вслух, — отвечала Кэролайн. — Мария, если бы что-то ужасное угрожало счастью всей твоей жизни, что бы ты сделала?

Мария на минуту задумалась.

— Если бы все и вправду было так плохо, миледи, я бы помолилась.

— А если бы молитва не помогла?

— Тогда, миледи, я уж как-нибудь постаралась бы справиться с этим, что бы оно такое ни было.

— Мне кажется, что ты права. Я испробую оба средства.

— Молитва еще никому не повредила, — заметила Мария, — и, как говорила моя матушка, бог помогает тому, кто сам себе помогает. Может быть, молитва откроет вам, как поступить.

— Так я стану молиться, — сказала Кэролайн. — Мне очень нужно знать, как мне выйти из моих затруднений.

— А пока ваша светлость молится, я принесу ваш завтрак. Чего бы вашей светлости очень хотелось?

— Неважно чего, — ответила Кэролайн, — я очень проголодалась.

— Это хороший признак, миледи. — Мария, улыбаясь, вышла.

Оставшись одна, Кэролайн снова подошла к окну, но открывшийся ее взору вид не занимал ее внимания.

Мария права, подумала она. Нужно молиться, просить указаний, что ей предпринять, чтобы помочь Вэйну.

Ее вдруг охватила тоска по родителям. Если бы они были с ней сейчас, если бы она могла рассказать все отцу и услышать его спокойный, серьезный голос, дающий ей совет. Но они были далеко, и ей не с кем было посоветоваться.

Она с тревогой ожидала письма кузины Дебби. По ее расчетам, оно должно было прийти сегодня. Можно было предположить, насколько поступок Кэролайн в отсутствие родителей должен был поразить и взволновать миссис Эджмонт. Но что же еще ей оставалось делать, как не выйти за Вэйна? Правда, он сделал ей предложение в приступе неукротимого гнева, но лучше уж было выйти за него так, чем не выходить вовсе. Даже сейчас Кэролайн ни о чем не сожалела. Лучше все-таки быть его женой, несмотря на все его ужасные тайны, потому что, узнав его поцелуи и его объятия, она поняла, что никогда не сможет полюбить другого.

С самой первой их встречи они были предназначены судьбой друг для друга. Вспоминая странные обстоятельства их знакомства, Кэролайн нашла, что пути господни и впрямь неисповедимы и что хотя смертным и не дано этого постичь, но все в этом мире совершается по заранее предначертанному плану.

Кэролайн молилась, закрыв лицо руками, когда вернулась Мария с подносом. На нем на серебряных блюдах была яичница с беконом, холодное мясо, отменная семга, золотистое масло и знаменитый мед с местной фермы, славившийся особым вкусом. Мария принесла еще и блюдо клубники и сливки к ней.

— Спасибо, Мария, — сказала Кэролайн, когда, и поставила поднос около нее.

— Мисс Хэрриет Уонтедж ожидает внизу, миледи, — сказала Мария. — Она очень желает видеть вашу светлость. Я сказала, что спрошу, примете ли вы ее.

— Хэрриет? Так рано! — воскликнула Кэролайн.

— Сейчас уже почти одиннадцать.

— Какой позор! — улыбнулась Кэролайн. — Хэрриет подумает, что я — лондонская бездельница, которая не поднимается раньше полудня. Мне придется объяснить ей, что это для меня исключение, а вовсе не правило.

— Какое имеет значение, что подумает мисс Уонтедж, ваша светлость! — презрительно сказала Мария. — В конце концов, она всего лишь дочка викария.

Кэролайн засмеялась:

— Мария, ты так высоко ценишь титулы и звания?

— Да, миледи, — охотно согласилась Мария. — Так я скажу лакею, чтобы он проводил мисс Уонтедж наверх.

Кэролайн наслаждалась свежей клубникой, когда доложили о приходе Хэрриет. Она встала ей навстречу.

— Хэрриет, мне ужасно стыдно, что в такой час я еще не одета как следует, но вчера ночью я настолько измучилась, что Мария напоила меня опием и я только что проснулась.

— Прости, что я тебя побеспокоила, — сказала Хэрриет, — но мне было необходимо увидеть тебя, чтобы попросить помощи и совета.

— Так садись и рассказывай мне все. Мария принесет тебе чашку шоколада.

— Нет, нет, пожалуйста, не беспокойся. Мне ничего не нужно. Я думаю, я вообще никогда ничего не смогу больше съесть. Я в таком волнении, что просто не знаю, что делать.

Кэролайн смотрела на нее смеющимися глазами.

— Осмелюсь предположить, что ты влюблена!

Горячий румянец залил худенькие щеки Хэрриет.

— О Кэролайн, это так заметно?

— Разумеется, потому что такой хорошенькой я тебя еще не видела.

Хэрриет покраснела еще больше.

— Никогда не думала, что услышу, как меня называют хорошенькой, — сказала она смиренно. — Но, Кэролайн… он так считает.

— Он — это, конечно, мистер Стрэттон? — предположила Кэролайн.

Хэрриет кивнула.

— И он… он сделал тебе предложение? — спросила Кэролайн.

Хэрриет снова кивнула, словно у нее не было сил вымолвить ни слова.

— Это просто изумительно! И ты, конечно, дала согласие?

Хэрриет в ответ только стиснула руки.

— Просто не знаю, что сказать. Я люблю его и уважаю, но… но он хочет, чтобы я бежала с ним, а я… Кэролайн, как я могу обмануть папеньку?

Кэролайн со вздохом оттолкнула от себя поднос.

— Расскажи мне все с самого начала, — потребовала она.

Хэрриет, вне себя от возбуждения, охотно приступила к рассказу:

— В ночь твоей свадьбы, я не помню, как это вышло, но мы гуляли с мистером Стрэттоном в саду. Он заговорил со мной о папеньке, и я объяснила ему, стараясь, как только могла, оправдать папеньку, что он отказал ему от дома, потому что узнал, что он беден:

«Вы не должны судить его строго, — сказала я, — но, поскольку сами мы живем в очень стесненных обстоятельствах, папа питает непреодолимое отвращение к бедности и терпеть не может, когда ему об этом напоминают». Мистер Стрэттон — он говорит, чтобы я его теперь называла Томас, — спросил: «А вы что думаете по этому поводу, мисс Уонтедж?» Я ему правдиво ответила, что, всю жизнь проведя в бедности, я другой жизни не знаю и что мы, слабые женщины, редко боимся того, что нам хорошо известно, как бы это ни было неприятно. И тогда он сказал: «А если бы вы полюбили кого-нибудь, мисс Уонтедж, и он оказался бедняком?»

А я ему ответила с достоинством: «Если бы я кого-нибудь полюбила, мистер Стрэттон, для меня бы не имело никакого значения, король он или нищий. Я бы любила его ради него самого и горда была бы, прислуживая ему во всем, хоть мыть полы или готовить». И тогда, Кэролайн… я просто не знаю, как тебе сказать…

Хэрриет остановилась, чтобы перевести дух, глаза ее сияли.

— Ну же, продолжай, — торопила ее Кэролайн. — Это самая занимательная история, какую я когда-нибудь слышала.

— И тогда, — продолжала Хэрриет, — он повернулся ко мне, взял меня за руку и сказал: «Мисс Уонтедж, смогли бы вы полюбить меня ради меня самого?» И тут, Кэролайн, сердце у меня замерло, и я чуть не упала без чувств к его ногам.

— Но ты не упала, — усмехнулась Кэролайн, — а что же ты сделала?

Хэрриет снова покраснела и опустила глаза.

— Я сказала — это, наверное, было слишком смело для девушки? — я сказала: «Я люблю вас, сэр, и неважно, что вы нищий, потому что для меня вы всегда будете королем».

— Браво, Хэрриет, а потом что?

— Я была настолько ошеломлена своей смелостью, что, кажется, позволила ему поцеловать себя. Кэролайн, мне даже подумать об этом стыдно!

— У тебя, однако, куда больше здравого смысла, чем я думала. Ну, дальше, Хэрриет, дальше!

— Потом я вспомнила о папеньке, и когда мистер Стрэттон, я хочу сказать… Томас… сказал, что завтра явится к нему просить моей руки, я в ужасе стала умолять его не делать этого, потому что, ты ведь знаешь, Кэролайн, папа бы его выгнал. Я объяснила все это Томасу и добавила, что, если папа всерьез на меня рассердится, он отправит меня к своей сестре, тете Роксане, в Рэмсгейт. Она такая же злющая, как и он, и тогда уже мне никогда не видеть больше Томаса.

— А что сказал на это мистер Стрэттон? — спросила Кэролайн.

— Он сказал: раз так, то остается одно — бежать в Гретна-Трин.

— И ты согласилась?

— За этим-то я к тебе не пришла. Кэролайн, что мне делать? Что мне делать?

— О чем тут думать? Разумеется, бежать с ним в Гретна-Трин.

— Но папа, он убьет меня, если поймает.

— Не поймает, — успокоила ее Кэролайн. — Я думаю, в этом ты можешь спокойно положиться на мистера Стрэттона. Тебе следует все предоставить ему, а самой только встретить его в назначенное время.

— Он предложил бежать сегодня вечером в девять. — Хэрриет ломала пальцы в мучительной нерешительности. — Он прислал мне вчера записку из Севеноукса, где он остановился, и она только по чистой случайности не попала в руки папеньки. Я чуть со страху не умерла, когда конюх принес ее за две минуты до того, как папа вернулся с прогулки верхом.

— И в этой записке мистер Стрэттон предложил тебе бежать сегодня вечером?

— Да, он назначил мне встречу у ворот замка. Это очень умно, потому что если кто и увидит здесь почтовую карету, то ни за что не подумает, что приехали за кем-то из дома викария.

— Похоже на то, что мистер Стрэттон все хорошо обдумал. Он уверен, что ты придешь, и ты не можешь не оправдать его ожиданий. Почему же ты так беспокоишься?

— Но пойми, Кэролайн, как я могу бежать с посторонним человеком, которого я так мало знаю, и покинуть папеньку и свой дом. И потом… Кэролайн, мне просто нечего надеть.

Этот последний довод был истинным криком души, так что Кэролайн невольно улыбнулась. Она встала и обняла дрожавшую девушку.

— А теперь слушай меня, Хэрриет, — сказала она. — Единственное, что в данном случае имеет значение, — это твое желание выйти замуж за мистера Стрэттона.

Ты действительно этого хочешь?

— Это единственное, в чем у меня нет сомнений, потому что он такой красивый, такой элегантный джентльмен и с такими чувствами… И подумать только, что он питает их ко мне!

— А то, что он беден, об этом ты не подумала? Он говорил тебе о своем положении или о своей семье?

— Нет, не говорил. Я только знаю, что мне сказал папа. Не представляю себе, откуда у него такие сведения, но ему стало известно, что Томас из бедной семьи.

Поэтому-то он и запретил мне с ним разговаривать.

Хэрриет готова была расплакаться на этом месте, но сдержалась.

— «Если ты выйдешь замуж, — сказал мне папа, — хотя маловероятно, чтобы нашелся дурак, который бы на тебя польстился, я уж позабочусь о том, чтобы какой-нибудь прохвост не сел мне на шею». Я уверена, что Томас никогда бы до такого не унизился, но ты ведь знаешь папеньку, Кэролайн. Если Томас станет просить моей руки, он станет интересоваться только его состоянием, а до моего чувства ему и дела не будет.

— В этом ты права, — согласилась Кэролайн. — Что ж, одно ясно: тебе ничего не остается, как бежать с твоим мистером Стрэттоном. По правде говоря, я думаю, это будет для него самое замечательное приключение за много лет. Жизнь казалась ему скучной, а потому роль рыцаря, спасающего прекрасную даму от дракона — то есть от твоего папеньки, — наверняка придется ему по вкусу.

— Ты думаешь, я должна бежать с ним? — робко спросила Хэрриет.

— Думаю? Я не думаю, я уверена. А теперь твои туалеты. По такому выдающемуся случаю ты должна выглядеть особенно привлекательной.

— Мистер Стрэттон… Томас… сказал, чтобы я не трудилась брать с собой много вещей. Он обещал купить мне все необходимое, когда мы поженимся. Но я думаю, такие расходы ему не по средствам, и, кроме того, в чем-то я все-таки должна ехать.

— И в самом деле. Я об этом позабочусь, Хэрриет.

— Нет, Кэролайн, я совсем не имела в виду воспользоваться твоей добротой. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я пришла к тебе в надежде на твою щедрость.

— Чушь! Такое мне и в голову бы не пришло. Мне доставит самое большое удовольствие подарить тебе платье для этого изумительного приключения. Не волнуйся, я не собираюсь дарить тебе много, чтобы не нарушать планы мистера Стрэттона. Он, как я понимаю, хочет нарядить тебя по своему вкусу. Я думаю, он и в самом деле очень увлечен тобой, и ты разгонишь его скуку раз и навсегда.

— Я никогда еще не видела его скучающим!

— И не увидишь, милочка, потому что, я уверена, как только вы поженитесь и заживете счастливо, мистер Стрэттон быстро забудет, как наскучило ему высшее общество. А теперь займемся твоим нарядом.

Кэролайн позвонила и поведала явившейся Марии тайну Хэрриет.

— Никому не говори об этом, — предупредила она. — А теперь заглянем в мой гардероб и поищем что-нибудь подходящее для мисс Уонтедж.

— У вас там есть голубое платье, миледи, с вышитым лифом и к нему элегантная накидка такого же цвета с опушкой из лебяжьего пуха.

— Как раз то, что нужно! — воскликнула Кэролайн. — А шляпка к нему — просто очарование. Платье тебе очень пойдет, Хэрриет, и к тому же оно теплее других моих летних платьев. К нему есть еще и муфта.

— Муфту-то я не захватила, миледи, — сказала Мария.

— Жаль. Но если нам повезет, она может оказаться здесь сегодня вечером. Когда я вчера писала миссис Эджмонт, я просила ее как можно скорее выслать мне мои вещи. Письмо должно было попасть к ней вчера вечером, и если вещи отправили сегодня до полудня, они прибудут уже вечером, так что мисс Уонтедж сможет взять и муфту. Я хочу дать ей еще две вещи — мое зеленое газовое платье с розовыми лентами и пеньюар из индийского муслина с кружевными прошвами.

— Слушаю, миледи.

— Ты слишком добра, Кэролайн, — вмешалась Хэрриет. — Но я не рискну взять так много вещей. Как я смогла бы захватить это все из дома на место встречи?

Я надену платье и возьму с собой, пожалуй, только сверток с ночной рубашкой, но не больше.

— Да, это сложно! — сказала Кэролайн. — Но подожди, мне пришла в голову одна идея. Мы с Марией спрячем твои вещи где-нибудь у ворот замка. Мария, можно довериться кому-то и попросить помочь тебе с вещами?

Мария с кокетливым видом кивнула.

— Джеймсу, миледи. Он приглашал меня прогуляться с ним, и я уверена, попроси я его о чем-нибудь, он все исполнит и никому не скажет.

— Прекрасно, — сказала Кэролайн. — Джеймс отнесет сундук — всего две-три вещи, Хэрриет, я не хочу лишать твоего будущего мужа удовольствия — и спрячет его у домика привратника. Не забудь взять его с собой, — О, Кэролайн, а что, если я его не найду? А если папа заподозрит что-нибудь и станет преследовать меня?

Кэролайн вздохнула. Сомнения и колебания более слабых представительниц ее пола были ей непонятны.

— Я вот что сделаю, Хэрриет, — сказала она. — Я тебя встречу там сама. Мария договорится с Джеймсом, чтобы вещи были спрятаны там заранее. Я возьму их и буду ждать тебя. Меня ведь ты не побоишься отыскать?

— Нет, нет, Кэролайн, но чего ради ты станешь делать все это для меня? Это уж слишком. Я не могу доставлять тебе столько беспокойства.

— Никакого беспокойства. Я думаю, мне лучше быть на месте, в случае если ты струсишь в последнюю минуту. Мистеру Стрэттону я не покажусь, а тебе надо только уйти из дома пораньше. Я буду ждать тебя без четверти девять. Не опаздывай, мистер Стрэттон может от не» терпения тоже явиться раньше времени.

— Но, Кэролайн, как же я выйду из дома в твоем платье?

— Я об этом не подумала, да это и не имело бы значения, только ведь платье — дорожное, и твой отец может что-нибудь заподозрить. Но у меня есть мысль получше! Хэрриет, мы встретимся еще раньше, ты переоденешься в кустах и будешь готова к встрече с мистером Стрэттоном. Так будет надежнее, правда, Мария?

— И в самом деле, миледи. И я тоже пойду с вашей светлостью помочь мисс Уонтедж одеться и причесать ее.

— Лучше не придумаешь! Итак, все улажено. Я тебя не приглашаю, Хэрриет, потому что твой отец счел бы неприличным, если бы я стала принимать гостей сразу после свадьбы, и к то муже мистеру Стрэттону доставит особое удовольствие похитить тебя непосредственно из драконова логова.

Хэрриет засмеялась, но тут же снова стала серьезной.

— О боже, я так боюсь папеньки!

— Мистер Стрэттон тебя защитит. Непременно расскажи ему о своих опасениях. И позволь мне дать тебе один совет. Если, когда вы поженитесь, твой отец смягчится и изъявит готовность дать вам свое благословение, не спеши рассеивать миф о драконе. Это твое величайшее достояние, хотя тебе этого и не понять.

Хэрриет озадаченно нахмурила брови.

— Я и впрямь не понимаю тебя, Кэролайн. Папенька никогда не примирится с моим замужеством. Он позволил бы мне выйти только за богатого или благородного человека, а где бы я такого нашла? Такие джентльмены не для меня.

— Ты слишком скромна, дорогая Хэрриет, но помни мои слова. У меня на то есть свои причины.

— Конечно, запомню, раз ты так хочешь.

— А теперь выберем тебе ночную рубашку, она должна быть элегантно-прозрачной, и еще тебе нужна смена белья.

Когда все необходимое для побега Хэрриет было наконец собрано, наступило время второго завтрака.

Кэролайн сказала, что уже не успеет принять ванну и одеться и будет завтракать у себя в комнате.

— Передай его светлости мои извинения, — сказала она Марии, — и скажи, что я надеюсь иметь удовольствие поговорить с ним позже.

Мария отправилась передать поручение и тут же вернулась с унылым видом.

— Его светлость утром уехал верхом и еще не возвращался. Миледи, опять что-то между вами не так?

Кэролайн не ответила. Она была разочарована и обеспокоена. Почему Вэйн находит нужным притворяться равнодушным? Почему он не позволяет ей объяснить ему все про сэра Монтегю?

Вздохнув, она решила, что рано или поздно она заставит его выслушать себя. Но, кажется, он был твердо намерен ее избегать.

Кэролайн пила чай у леди Брекон, нетерпеливо ожидая обычного в это время появления у нее лорда Брекона, но он так и не пришел.

После чая она бродила по дому, заглядывая то в одну комнату, то в другую, и, не будь она так расстроена и озабочена отсутствием Вэйна, ее бы очень позабавило изменение в поведении прислуги. Кто бы ни попался ей на глаза, лакей, горничная, паж или камердинер, все они теперь крайне раболепствовали перед ней. После их небрежного, почти презрительного обращения, пока она находилась в равном с ними положении, было смешно видеть, как они усердствовали в попытках завоевать ее расположение. Когда она поднялась к себе переодеться к обеду, ей пришла в голову одна мысль.

Помимо ее сложных личных отношений с Вэйном и ужасной тайны, которую она теперь разделяла с ним, Кэролайн не оставляло ощущение опасности для него со стороны его кузена Джервиса. Она была уверена, что после ее свадьбы опасность только возросла: невозможно было забыть выражение лица мистера Уорлингема, когда он наблюдал за ними в бальном зале в ночь их бракосочетания.

Кэролайн знала, что рано или поздно он вновь попытается избавиться от Вэйна, и ей казалось, что чем раньше такая попытка состоится и разоблачит его подлинную сущность, тем лучше. Хуже было то, что, поглощенная другими мыслями, она могла на какое-то время забыть об опасности. Джервис Уорлингем мог преуспеть в своих гнусных намерениях, только застав ее и Вэйна врасплох.

Кэролайн была твердо уверена, что опасность грозила ее мужу именно со стороны мистера Уорлингема.

Вэйн мог ничего и не замечать, но для нее сам воздух замка был напоен угрозой.

Совершенно очевидно также, что миссис Миллер пользовалась особым доверием Джервиса Уорлингема.

Они действовали заодно, и, поскольку из них двоих миссис Миллер была более вспыльчивой и неосмотрительной, стоило, быть может, разозлить ее еще больше и, вынудив ее потерять терпение, подтолкнуть к какому-нибудь необдуманному поступку.

План этот не был еще до конца ясен самой Кэролайн. Но она твердо решила действовать в этом направлении. Она позвала Марию и послала ее за домоправительницей. Мисс Тимминс немедленно явилась, шурша ломким шелком черного платья и сложив руки поверх черного фартука — символа ее положения в замке.

— Добрый вечер, миссис Тимминс, — сказала Кэролайн любезно, дружелюбным тоном, каким говорила с домашней прислугой ее мать.

Миссис Тимминс сделала реверанс.

— Добрый вечер, миледи.

Она стояла в ожидании приказаний, смуглая женщина неопределенного возраста с испуганными близорукими глазами, по нервной привычке постоянно облизывая губы.

— Давно вы в замке, миссис Тимминс? — спросила Кэролайн.

— В Михайлов день будет пятнадцать лет, и я надеюсь, ваша светлость позволит мне остаться. Если в первые дни вашей светлости было здесь что не по нраву, я надеюсь, вы мне это в вину не поставите. Откуда мне было знать, кто вы? Если горничные были невнимательны, я только могу просить прощения у вашей светлости.

— Я никого не виню, миссис Тимминс, — сказала Кэролайн успокаивающе. — Я послала за вами по другому делу. Я хочу, чтобы часовню вычистили и привели в порядок. Это будет нелегко, потому что она сильно запущена, но пусть девушки займутся ею завтра же. Вы поняли?

— Да, миледи, все будет исполнено по вашему желанию, только придется попросить и мужскую прислугу помочь с очисткой потолка.

— Я оставляю все это на ваше усмотрение, миссис Тимминс, и, пожалуйста, скажите повару, чтобы он принес мне обеденное меню. Возможно, я внесу в него кое-какие изменения.

— Очень хорошо, миледи.

Миссис Тимминс почтительно присела и направилась к выходу, но уже у самой двери снова остановилась:

— Простите, миледи, но миссис Миллер уже одобрила меню и приказала женской прислуге завтра…

Кэролайн встала.

— Позвольте мне внести ясность, миссис Тимминс.

Меня не интересует, что имела в виду миссис Миллер.

Мои приказания должны выполняться беспрекословно.

Миссис Тимминс совершенно потерялась и в замешательстве делала один реверанс за другим.

— Да, миледи. Разумеется, миледи. Я прослежу, чтобы все распоряжения вашей светлости были выполнены.

Кэролайн подождала немного, и, когда ей подали меню, она вычеркнула баранье филе и заказала телятину с грибами и острым соусом, а потом добавила к числу вторых блюд жареную печень и отварных раков.

У повара никаких возражений не оказалось, но Кэролайн не удивилась, услышав через несколько минут стук в дверь. Когда она пригласила стучавшего войти, в дверях появилась миссис Миллер.

Она прекрасно выглядела, и Кэролайн подумала, что она и вправду влюблена в мистера Уорлингема. Ее фигура казалась еще более обольстительной в вечернем платье из алого шелка, а ее веки словно отяжелели от любовной истомы.

Кэролайн изобразила удивление.

— Добрый вечер, миссис Миллер. Вы желали меня видеть?

— Если вы будете столь любезны уделить мне несколько минут… Я не хочу доставлять вашей светлости никакого беспокойства, но мне только что сообщили, что вы дали повару и миссис Тимминс некоторые распоряжения. Безусловно, любое ваше приказание будет немедленно выполняться, но поймите, дорогая леди Брекон, все было бы гораздо проще, если бы эти приказания передавались через меня.

Кэролайн подняла брови.

— А почему?

— Просто чтобы ускорить их выполнение и избежать путаницы. Вы же понимаете, что если вы отдаете приказания и они противоречат отданным мною…

— Вами? — перебила Кэролайн. — Но, миссис Миллер, вы же не настолько наивны, чтобы вообразить, будто вы и дальше будете здесь всем распоряжаться?

Я хорошо знакома с ведением домашнего хозяйства и к тому же намерена управлять своим домом по-своему.

Я не хочу причинять вам лишних неудобств, но чем раньше вы найдете себе другое место, тем лучше. Я уверена, что леди Августа любезно снабдит вас рекомендацией.

Выражение лица миссис Миллер изменилось. Поджатые губы вытянулись в ниточку, а глаза сузились в блещущие гневом щелки.

Наблюдая в густеющем сумраке за превращением этой женщины в живое воплощение недоброжелательства и зла, Кэролайн похолодела от внезапного страха.

Но она по-прежнему высоко держала голову и, не дрогнув, встретилась с миссис Миллер взглядом.

— Итак, вы хотите от меня избавиться, — проговорила миссис Миллер.

— Ну, конечно, — спокойно отвечала Кэролайн. — А вы разве другого ждали?

На мгновение ее откровенность озадачила миссис Миллер, но она тут же прошипела:

— Ваша светлость совершает большую ошибку. Вы раскаетесь в своем решении!

Кэролайн улыбнулась:

— Не думаю, миссис Миллер; по правде говоря, я довольно разборчива в выборе знакомств.

Кэролайн хотела оскорбить ее, и она в этом преуспела. Миссис Миллер просто тряслась от бешенства.

— Вы пожалеете об этом, — выдавала она, — вы и ваш муж — если он и в самом деле ваш муж!

На последних словах рот ее скривился в отвратительной усмешке. Затем она повернулась и вышла, тихо и осторожно закрыв за собой дверь, что было еще более угрожающе, чем если бы она в ярости хлопнула ею.

Кэролайн показалось, что в комнате потемнело из-за той атмосферы злобы и ненависти, которую оставила после себя эта женщина.

Да, она добилась своего: раздразнила гремучую змею.

Теперь Кэролайн испугалась, но не за себя, а за Вэйна.

Вдруг что-то словно толкнуло ее.

Она вскочила и, подбежав к окну, увидела подъезжающего к замку всадника. Усталая лошадь шла медленно, а всадник низко склонился в седле, опустив голову, как будто и он был в полном изнеможении.

Сердце Кэролайн сильно забилось. Она чувствовала, что Вэйн устал и подавлен, но тут же решила, что пусть, пусть лучше он будет таким, чем надменным и раздраженным, нападающим на нее за ее прежние проступки.

Она следила за ним, пока он не скрылся из виду. Когда он исчез, она слегка вздохнула, но сразу же улыбнулась. Они увидятся за обедом. Главное сейчас — это то, что она увидит его, будет рядом с ним. Она была абсолютно уверена, что неважно, сердит он или ласков, презрителен или насмешлив, она любит его, несмотря ни на что, любит больше всего на свете.

Глава 12

Обед был в семь. За несколько минут до этого часа Кэролайн спустилась вниз в платье из голубого газа с рассыпанными по нему звездами, особенно подходящем, по ее мнению, для исполнения намеченных ею на этот вечер планов.

Как она и ожидала, ее вещи прибыли из Мэндрейка незадолго до этого. Среди них была и муфта на лебяжьем пуху, предназначенная для Хэрриет. Вместе с вещами было доставлено и длинное истеричное послание от миссис Эджмонт. Кэролайн просмотрела две-три убористо исписанные страницы и нетерпеливо отбросила письмо в сторону. Она так и думала, что кузина Дебби придет в ужас от известия о ее свадьбе, но Кэролайн занимали теперь более важные соображения, чем сам этот факт.

— Я прочту излияния миссис Эджмонт попозже, — сказала она Марии. — Но, право же, ее упреки действуют мне на нервы.

— Неудивительно, что бедняжка расстроена, — фыркнула Мария, но Кэролайн, предчувствуя, что та снова готова разворчаться, ничего не ответила.

Спускаясь про лестнице, Кэролайн нарочно замедлила шаги и приняла вид спокойного достоинства, хотя ее снедало желание кинуться навстречу Вэйну. Как бы он ни был на нее сердит, какая бы пропасть между ними ни лежала, ей доставляло глубочайшее удовлетворение просто быть с ним, знать, что он рядом, следить за выражением его лица и постоянно ощущать, как с каждой встречей растет и крепнет ее любовь к нему.

Когда она спустилась в холл, к ней с поклоном при, близился явно ожидавший ее дворецкий.

— Его светлость приветствует вас, миледи, и надеется, что вы примете его извинения по поводу его отсутствия за обедом. Его светлость поздно вернулся с прогулки верхом и очень утомлен.

Настроение Кэролайн тут же упало, в глазах затаилась глубокая грусть. Она проговорила сдержанно:

— Благодарю вас. Передайте мои приветствия его светлости и скажите, что я желаю ему хорошо отдохнуть ночью.

Обед показался Кэролайн невыносимо томительным и скучным. Вопреки возможным ожиданиям, мистер Уорлингем, очевидно, задался целью произвести на всех приятное впечатление. Он спросил ее мнение о новомодном освещении под названием газ, только что заимствованном из Парижа, и некоторое время они подробно обсуждали приготовления к предстоящей в следующем месяце коронации Его Величества.

Но ничего не могло отвлечь внимание Кэролайн от пустого стула на противоположном конце стола, как не могла она не заметить и недоброжелательных взглядов, которыми атаковала ее миссис Миллер. Эта дама, казалось, была сама нежность, когда ее томный взгляд устремлялся в сторону мистера Уорлингема, но она даже не пыталась скрыть своей враждебности к Кэролайн. Да и леди Августа в этот вечер была, если только это можно себе представить, более злоязычна, чем всегда, и, хотя Кэролайн и забавляла ее болтовня, у нее создалось впечатление, что ядовитые речи леди Августы готовы уязвить всех без исключения.

На протяжении всего обеда, казавшегося ей бесконечным, Кэролайн остро ощущала свое одиночество в окружении врагов, и ей более чем когда-либо не хватало Вэйна. Несмотря на его подавленное состояние, в нем чувствовалась неодолимая сила. Кэролайн понимала теперь, что хотя ранее она этого и не замечала, но с самых первых дней своего пребывания в замке находила в этой силе опору себе и странным образом чувствовала себя в безопасности просто потому, что он был рядом.

Теперь ей казалось, что ее захлестывают волны мрака. Они давили, теснили ее, тянули в свою дьявольскую бездну. Когда наконец дамы оставили мистера Уорлингема одного за столом перед графином портвейна, Кэролайн не смогла сдержать вздох не только облегчения, но и радостного освобождения. Извинившись перед леди Августой, она поспешила в свою спальню, где уже дожидалась ее Мария с плащом из темной легкой материи в руках.

— Где ты его взяла, Мария? — спросила Кэролайн с любопытством.

— Я увидела его в одном из шкафов в коридоре. Он висел там с другими вещами его светлости, вот я его и одолжила на нынешний вечер. Если ваша светлость желает остаться незамеченной, платье лучше будет прикрыть.

— Какая ты умница, Мария!

Когда Мария накинула плащ ей на плечи, Кэролайн увидела на нем пряжку, украшенную ониксом и бриллиантами.

— Мне кажется, — сказала она, рассматривая плащ, — на континенте джентльмены надевают такие вещи на маскарадах.

— Наверное, поэтому он и оказался среди нарядов его светлости, — сказала Мария. — Что ж, сегодня он никому не понадобится, а вам он очень подойдет.

Кэролайн взглянула в зеркало: и в самом деле плащ и очень удобен, и ей к лицу.

Распахиваясь в движении, темный плащ подчеркивал сияющую красоту ее платья. Кэролайн накинула капюшон на голову, спрятав под ним украшавшие ее локоны бриллиантовые звезды. Этот костюм придавал ей таинственный вид, и в бледном овале ее лица, выглядывающего из-под темного обрамления капюшона, было что-то неотразимо привлекательное.

— Ты готова, Мария?

— Да, миледи. Джеймс отнес сундук уже полчаса назад.

— Тогда нам пора. Как нам лучше выбраться из замка?

— Если спуститься по малой лестнице, можно выйти в боковую дверь.

— Ну, тогда показывай дорогу, Мария. Теперь я целиком полагаюсь только на тебя.

Мария быстро пошла по коридору, Кэролайн следом за ней. К счастью, они никого не встретили по пути и незамеченными спустились по малой лестнице к боковой двери.

Вечер уже наступил, но было еще светло. На темном небе начинали появляться первые звезды, и молодой месяц висел над верхушками деревьев.

Кэролайн и Мария быстро шли по главной аллее.

Они уже приближались к месту встречи, когда часы пробили половину девятого.

— Я велела Джеймсу спрятать сундук с левой стороны, миледи. Там, за рододендронами, нас не увидят из Дома привратника.

— Надеюсь, мы найдем его, — сказала Кэролайн. — Вот уж не думала, что здесь такие заросли.

— Наверняка найдем, миледи, — уверила ее Мария и, оставив Кэролайн дожидаться в аллее, начала пробираться в гущу рододендронов.

— Вот он, миледи, — раздался из кустов ее голос. — Тут найдется место, чтобы мисс Уонтедж могла переодеться.

— Пора бы ей уже быть здесь, — сказала Кэролайн, глядя в сторону ворот, где на фоне неба вырисовывались очертания геральдических львов.

— Дай-то бог, чтобы присутствие духа не изменило бедняжке в последний момент!

— Это было бы ужасно, Мария! — воскликнула Кэролайн. — Я уверена, что от этого момента зависит вся ее жизнь. Это, быть может, единственный шанс для Хэрриет избавиться от своего противного папаши. Если она его упустит…

— Времени еще много, миледи.

— Я не успокоюсь, пока не увижу ее, — сказала Кэролайн, подходя еще ближе к воротам.

Минутой позже она вздохнула с облегчением. По дороге к ним быстро приближалась женская фигурка.

Она двигалась стремительно, но так боязливо, словно сам дьявол следовал за ней по пятам.

Кэролайн выступила ей навстречу.

— Кэролайн! — задыхаясь, выговорила Хэрриет.

— Ш-шш, — предостерегла ее Кэролайн, — дай я сначала открою ворота. Я не хочу, чтобы нас услышал привратник.

— Да, да, конечно, но, пожалуйста, Кэролайн, поскорее, я смертельно боюсь.

Кэролайн приподняла тяжелую щеколду и приоткрыла одну створку, так чтобы Хэрриет могла проскользнуть внутрь, и, схватив ее за руку, потянула за собой в заросли рододендронов.

— Все в порядке? — спросила она.

— О нет, Кэролайн, в том-то и дело, что нет. Я уверена: папа что-то подозревает. За обедом сегодня он выглядел так странно, места себе не находил, хотя, быть может, мне это просто показалось.

— Если бы он что-то заподозрил, он не преминул бы сообщить о том тебе, — рассудительно заметила Кэролайн. — Он не слышал, как ты уходила?

— Я сказала ему, что пойду к себе в комнату. Боже мой, Кэролайн, сколько я налгала! Моя совесть просто этого не выдерживает.

— Это все ложь во спасение, — успокоила ее Кэролайн. — А если и не так, может быть, все-таки стоит обременить свою совесть ради того, чтобы стать невестой?

Хэрриет прижала руки к щекам.

— Я краснею при одной мысли об этом. Сердце у меня так бьется, что выскочить готово. Я так боюсь, Кэролайн, так боюсь!

На этот раз Хэрриет не преувеличивала: она действительно дрожала с головы до ног, и руки у нее похолодели.

— Жаль, что я не сообразила захватить с собой фляжку с бренди, — сказала Кэролайн. — Нужно что-то горячительное, чтобы придать тебе храбрости. Однако поторопись, медлить нельзя, Мария ждет, чтобы помочь тебе переодеться.

Хэрриет дрожала, не двигаясь с места.

— Кэролайн, я не такая храбрая, как ты. Может быть, мне лучше вернуться домой? Я не рискну навлечь на себя гнев папеньки этой безумной выходкой…

— Ерунда! — резко отозвалась Кэролайн. — Не будь дурочкой, Хэрриет. Обворожительный молодой человек жаждет на тебе жениться, а ты всерьез думаешь отказать ему и вернуться в рабство! Разве ты уже забыла, что испытала, когда он целовал тебя, когда он говорил, что любит тебя больше всего на свете?

— О, Кэролайн, что же мне делать? — простонала Хэрриет в мучительной нерешительности.

В ответ Кэролайн слегка встряхнула ее за плечи.

— Возьми себя в руки, Хэрриет. Я скажу, что тебе делать, и ты должна слушаться меня, потому что я забочусь о твоем благе.

— Ты такая смелая, Кэролайн, если бы я только была как ты!

— Ты станешь похожа на меня, как только снимешь это безобразное платье, — сказала Кэролайн. — Живее, у нас не так уж много времени.

В темноте было нелегко раздеть и снова одеть девушку, но Кэролайн с Марией с этим все же справились, хотя сама Хэрриет была им в этом скорее помехой. Она все время плакала и так дрожала, что не имела сил ни застегнуть пуговицы, ни завязать ленты. Но наконец им удалось облачить ее в голубое платье, и Кэролайн завязала на ней ленты голубого капора, отделанного лебяжьим пухом.

— А теперь — муфту, — приказала она. Передав Хэрриет муфту, Мария отступила на шаг, не в силах сдержать возгласа одобрения. В лунном свете Хэрриет выглядела изысканно и элегантно, несмотря на струившиеся по ее лицу слезы.

— Ты выглядишь восхитительно, — сказала Кэролайн. — В таком наряде ни один джентльмен не отказался бы похитить тебя. А теперь перестань плакать, ты едешь на свадьбу, а не на похороны.

Хэрриет засмеялась сквозь слезы.

— Ты такая забавная, Кэролайн, но я все-таки ужасно боюсь.

— Уж не мистера ли Стрэттона? — спросила Кэролайн с легким презрением. — Так скажи ему об этом. Он почувствует себя героем, утешая хрупкое маленькое создание, плачущее у него на груди.

— Скорее, он оттолкнет меня от себя, — сказала Хэрриет. — Папа говорит, что ничто так не раздражает мужчин, как женские слезы.

— Простофиля твой папа, — отозвалась Кэролайн. — Когда-нибудь я буду иметь удовольствие лично сказать ему это. А теперь стой смирно, Мария вытрет тебе лицо и немножко подрумянит тебя.

— Нет, нет, Кэролайн, это неприлично! — взмолилась Хэрриет.

— Подрумянит немножко, — повторила Кэролайн твердо, — и подкрасит помадой губы, так что помолчи пока, Хэрриет.

Едва только Мария справилась со своей отнюдь не простой задачей, как с дороги донесся стук копыт и шум колес подъезжающего экипажа.

— Это он! — ахнула Хэрриет. — Я не поеду… я не могу.

— Ты еще никуда не едешь, — спокойно возразила Кэролайн. — Пусть джентльмен подождет хоть несколько минут.

Хэрриет тут же встревожилась:

— А если… если он не станет меня ждать?

— Будет очень жаль, — сухо заметила Кэролайн, — но ты ведь, кажется, еще не решила, едешь с ним или нет?

— Конечно, еду, но… Кэролайн, ведь он ждет!

Они слышали звон упряжки, топот нетерпеливых лошадей. Затем донесся приглушенный кашель.

— Я должна, должна идти, — прошептала Хэрриет. — Иначе он решит, что я раздумала.

— А ты не раздумала? — спросила Кэролайн.

— Нет, нет, но я представить себе не могу, что скажет папа.

— Послушай моего совета и постарайся оказаться подальше от своего папеньки, и как можно скорее.

— А если он погонится за нами?

— Тогда мистеру Стрэттону придется показать, на что он способен. Я думаю, Хэрриет, ты можешь на него положиться. Вы будете в Шотландии и поженитесь, прежде чем твой отец вас настигнет.

— Я молю бога об этом! — воскликнула Хэрриет. — А теперь мне пора. Спасибо тебе, милая Кэролайн, я навечно у тебя в долгу.

— А сундук? — спросила Кэролайн.

— Я его оставлю, — Хэрриет явно была вне себя.

— Ничего подобного. Мария, проводи мисс Уонтедж и передай ее сундук мистеру Стрэттону.

Она взяла Хэрриет за руку.

— Слушай, если он спросит, кто такая Мария, скажи, что это одна из ваших служанок, которая пользуется твоим доверием.

— Да, да, так и скажу. А теперь мне нужно идти… вдруг… вдруг он не станет больше ждать?

Она выбралась из кустов на аллею и протиснулась в приоткрытые створки ворот. Мария, не торопясь, несла за ней сундучок. Кэролайн, закрыв капюшоном лицо, нетерпеливо ожидала, что за этим последует.

Одна из лошадей заржала, словно приветствуя Хэрриет, и Кэролайн увидела, как мистер Стрэттон шагнул ей навстречу. Когда девушка поравнялась с ним, он заключил ее в свои объятия. Хэрриет приникла к нему, опустив на мгновение голову ему на плечо.

— Слава богу, ты здесь, — услышала Кэролайн голос мистера Стрэттона. — Я опасался, как бы что-нибудь не помешало тебе прийти.

— О, это было нелегко, — пролепетала Хэрриет. — Но если ехать, то лучше поскорее, пока отец не обнаружил моего отсутствия.

— Не будем терять времени, — твердо заявил мистер Стрэттон.

Вероятно, в этот момент он заметил Марию, потому что вдруг спросил:

— А это кто?

Прежде чем Хэрриет успела ответить, Мария храбро выступила вперед:

— Это вещи госпожи, и вы можете не сомневаться, сэр, я никому ничего не скажу. Но только отправляйтесь скорее, сэр, я опасаюсь, что преподобный джентльмен вот-вот явится сюда!

— Как бы не так, — бросил мистер Стрэттон с металлом в голосе. — Идем, Хэрриет.

Кэролайн показалось со стороны, что он на руках внес ее в карету. Сундук поставили под козлы, свистнул кнут, лошади взвились, и карета быстро скрылась из виду.

Мария поспешно вернулась за ограду, где ее ожидала Кэролайн.

— Прекрасно, Мария! Ты не могла придумать ничего лучшего. У мистера Стрэттона не будет времени скучать, если всю дорогу до Гретна-Грин ему придется следить, нет ли за ними погони.

— А если этого будет мало, — засмеялась Мария, — то мисс Уонтедж своими опасениями не даст ему покоя.

Но мне-таки ее жаль, миледи, храбрости у нее меньше, чем у мыши.

— Зато женственности много, — лукаво улыбнулась Кэролайн. — Ведь тебе, как и моей матушке, по вкусу особы, всегда готовые дрожать и падать в обморок.

— Все это так, миледи, но есть же и золотая середина, — сказала Мария неодобрительно. — Подумали вы, миледи, что скажет его светлость, ваш батюшка, когда узнает о случившемся в его отсутствие?

Кэролайн тихо рассмеялась:

— Не пытайся запугать меня, Мария, а то и я начну трепетать, как мисс Уонтедж.

Мария неодобрительно хмыкнула. Идя рядом с ней в тени огромных дубов, Кэролайн сказала:

— Не тревожь меня, Мария. У меня и так достаточно неприятностей.

— Я знаю, миледи, — голос Марии смягчился. — Я день и ночь молюсь о счастье вашей светлости. Если бы только я могла чем-то вам помочь!

— Ты славная, Мария, я знаю, что могу на тебя положиться, — мягко проговорила Кэролайн.

Они уже прошли всю главную аллею, и Кэролайн увидела маленькую калитку, ведущую в сад. Впереди высился огромный замок. На какое-то мгновение он показался Кэролайн чудищем, готовым кинуться на нее.

Она вздрогнула.

— Еще рано, Мария, и вечер такой чудесный. Я пройдусь по саду, а ты иди домой.

— Слушаю, миледи.

— Я недолго, — пообещала Кэролайн и, открыв калитку, вошла в сад. Скинув капюшон, она предоставила легкому ночному ветерку играть своими локонами. Было тихо и спокойно, нигде ни звука, кроме шороха крыльев, воркования лесного голубя и еще шуршания по земле всякой мелкой живности.

Кэролайн не боялась ночных звуков. С самого раннего детства она любила мирные часы, когда большинство людей уже спали. В Мэндрейке она иногда часами гуляла в темноте и по опыту легко находила дорогу даже в безлунные ночи. «У меня кошачьи глаза, мама», — говорила она, смеясь, леди Валкэн, когда мать напоминала ей, как опасно бродить в темноте без огня.

Но протесты леди Валкэн не оказали на нее никакого воздействия. Ночь манила ее, в глубине ее существа что-то откликалось на волнующую загадочность ночного мрака, придающего знакомым предметам странные, таинственные очертания.

Кэролайн свернула на тропинку, ведущую к греческому храму.

Ей захотелось снова войти туда, вновь пережить те минуты, когда в свой первый день в замке она сидела на каменных ступенях и ее задумчивость была нарушена появлением лорда Брекона. Какими веселыми и беспечными были они оба в момент этой краткой встречи!

Кэролайн отлично помнила, как много сказали друг другу их взгляды, хотя их уста и молчали, как какая-то особая притягательная сила, исходившая от лорда Брекона, зажгла в ней огонь, который она тогда не могла еще понять. Она чувствовала, что за один день вдруг стала намного старше, словно оставила там, в беседке, свою юность, невозвратно утратив былую безмятежность.

Она слегка вздохнула, но тут же вдруг застыла на месте: она услышала какие-то звуки, звуки голосов. Быстро отступив в тень, Кэролайн снова накинула на голову капюшон и прикрыла складками плаща блеск своего платья. Прислушавшись, она узнала голос.

Говорил Джервис Уорлингем. Резкие металлические звуки его голоса, столь соответствующие его наружности, трудно было спутать.

Кто-то отвечал ему, но Кэролайн не расслышала сказанного. Медленно и осторожно, держась в тени кустов, обрамлявших дорожку, Кэролайн подбиралась к павильону. Постепенно заросли редели, пока наконец перед ней не открылся пруд, на противоположном берегу которого возвышался павильон. В лунном свете Кэролайн могла ясно разглядеть собеседников.

Она прижалась к стволу дерева, уверенная, что густые ветви и ее темный плащ надежно скрывают ее, и увидела, что около беседки стоят четверо. Среди них была миссис Миллер. Ее обнаженные шея и плечи белели в лунном свете, а игра теней придавала ее длинному носу и темным глазам что-то ведьминское. Сначала Кэролайн не узнала двух мужчин, стоявших к ней спиной, 1 но потом вспомнила, что уже видела эту горбатую фигуру в потрепанном длиннополом сюртуке.

Горбун повернулся, и она увидела, что предположения ее верны: это был Джейсон Фэйкен. Другой, незнакомый ей мужчина, широкоплечий, с квадратной головой на толстой короткой шее, был, по всей видимости, профессиональный боксер.

— Итак, договорились, — услышала она голос Джервиса Уорлингема и, к своему крайнему разочарованию, поняла, что разговор был окончен. — Поосторожнее, когда пойдешь в конюшню, Джейсон, — сказал он, обращаясь к боксеру.

— Я пройду полем, сэр, — тихо ответил тот.

Он повернулся и исчез в кустах, окружавших беседку. Горбун посмотрел ему вслед, а потом спросил:

— Можно ему доверять?

— Он не посмеет меня выдать, — отвечал мистер Уорлингем. — Мне известно о нем такое, за что его в любой день могут повесить, и он это знает.

— Тогда позвольте пожелать вам доброй ночи, сэр, и вам, мадам, — сказал горбун и, повернувшись, также исчез за беседкой.

Мистер Уорлингем стоял некоторое время, задумавшись. Миссис Миллер взяла его под руку.

— Дело сделано, Джервис, — сказала она. — Нам нельзя терять времени. Если у нее будет ребенок, для нас все кончено.

— Что верно, то верно, — сказал мистер Уорлингем, — но я не люблю поспешно задуманных планов.

Миссис Миллер тихо засмеялась.

— Лучше поспешить, чем опоздать, — сказала она.

Разговаривая, они приближались к Кэролайн, и девушка поняла, что, направляясь к замку, они должны были пройти в непосредственной близости от нее. Завороженная опасностью, она усилием воли заставила себя отвернуться и еще теснее прижалась к дереву, у которого стояла.

Она слышала» как парочка прошла мимо. Они были так близко от нее, что, протянув руку, она могла коснуться плеча миссис Миллер. Несколько секунд она выжидала, затаив дыхание. Потом медленно, очень медленно повернула голову. Они уже отошли довольно далеко, но Кэролайн все еще отчетливо их видела, слышала их осторожные шаги, шорох платья миссис Миллер, шлейф которого змеей волочился за ней по траве.

Миссис Миллер с Уорлингемом уже скрылись из виду, когда Кэролайн решилась наконец шевельнуться.

Теперь она располагала какими-то сведениями. Ясно было одно: разозлив миссис Миллер, она вынудила их действовать. Знать, что они что-то задумали и намерены были это незамедлительно осуществить, было уже немаловажно. Уже лучше, чем ожидать в напряжении и страхе, не зная, откуда им может быть нанесен удар. Но как осторожен должен быть Вэйн, насколько оба они должны быть настороже!

Держась в тени и не торопясь, чтобы не нагнать миссис Миллер и мистера Уорлингема, Кэролайн направилась к замку. Она догадывалась, что они войдут в гостиную с террасы, и поэтому отыскала боковую дверь, через которую они с Марией пробирались совсем недавно.

Оказавшись в замке, Кэролайн не спешила подняться к себе, а пошла по главному коридору мимо столовой по направлению к библиотеке. Уверенная, что застанет там лорда Брекона, она, не постучав, смело открыла дверь и вошла.

Он сидел у камина, вытянув ноги. Рядом с ним стояла бутылка бренди. Сапоги его были в пыли, он выглядел усталым и угнетенным.

Когда она вошла, он продолжал сидеть, глядя в огонь, и даже не обернулся. «Верно, решил, что вошла служанка», — подумала Кэролайн. Закрыв за собой дверь, она постояла недолго, глядя на него, и потом тихо сказала:

— Я хотела бы поговорить с вами, Вэйн.

Звук ее голоса, казалось, оживил его. Он быстро повернулся и встал:

— Прошу прощения, Кэролайн. Я вас не ждал.

Кэролайн подошла к нему. Она забыла, что капюшон все еще закрывал ее лицо. Когда она откинула его нетерпеливым жестом, лорд Брекон с удивлением посмотрел на нее.

— Где вы были? — спросил он.

— Помогала бежать влюбленным, — отвечала она. — Хэрриет только что отбыла в Гретна-Трин с мистером Стрэттоном.

— В Гретна-Грин? — воскликнул в изумлении лорд Брекон.

— Ну да. Это премилая история, но я вам расскажу ее когда-нибудь после. У меня есть для вас более важное сообщение.

Лорд Брекон продолжал изучать ее.

— Ведь это мой плащ? — спросил он. — Я узнаю застежку: я помню, что купил его для маскарадов в Венеции.

— Чтобы тайно нанести визит какой-нибудь очаровательнице, конечно, — сказала Кэролайн. — Послушайте, Вэйн, сейчас не время шутить. Проводив Хэрриет, я возвращалась через сад. У павильона я услышала голоса, там был ваш кузен Джервис, миссис Миллер и горбун по имени Джейсон Фэйкен.

— Кто он такой? — спросил лорд Брекон.

— Я бы хотела знать это сама. Он поселился здесь, в деревне, я уже раз встречала его. Он очень дурной человек, и я думаю, что только тот, кто сам замышляет что-нибудь дурное, стал бы искать знакомства с ним. Там был и еще один человек. Его я не знаю, но он говорил, что вернется в конюшню. Вэйн, они что-то задумали!

Лорд Брекон взглянул на нее с усмешкой:

— Вы все еще верите во всякие ужасы?

— Да, да, уверяю вас, они что-то замышляют! Когда они проходили мимо меня, я слышала, как миссис Миллер сказала: «Если у нее будет ребенок, с нами все кончено».

— Вы думаете, речь шла о вас? В таком случае им не о чем беспокоиться.

— Это глупо, Вэйн. Неужели вы не понимаете, что вам грозит опасность, страшная опасность, и мы должны быть готовы ко всему?

— Готовы к чему?

Кэролайн с нетерпением топнула ногой:

— Не прикидывайтесь бестолковым, Вэйн. Ваш кузен Джервис уже совершил одно убийство, чтобы надеть вам на шею петлю. Что может помещать ему совершить другое?

— Вы по-прежнему утверждаете, что Джервис Уорлингем убил Розенберга?

— Разумеется. Он был в ту ночь в «Собаке и утке».

Я видела его, когда мы вошли, но не знала тогда, кто он.

Когда я увидела его здесь, я сообразила, что у него было .время дойти до развалин и совершить убийство. Это он бежал, после того как тот страшный крик напугал меня до полусмерти.

— Бог мой, как интересно! — сказал лорд Брекон. — Каких только у вас не было приключений, дорогая Кэролайн. Кто бы мог подумать, что, отправляясь в романтическую поездку с таким очаровательным спутником, как сэр Монтегю Риверсби, вы наткнетесь на труп? Расскажите же мне еще об этом вечере, это, должно быть, невероятно увлекательно.

Кэролайн вновь топнула ногой.

— Клянусь, иногда я вас просто ненавижу. Неужели вы не можете серьезно отнестись к тому, что действительно важно, и забыть о ничтожных мелочах?

Лорд Брекон скорчил гримасу:

— Я никогда не считал сэра Монтегю Риверсби ничтожной мелочью.

— Как мне надоели все эти разговоры о сэре Монтегю! — с раздражением сказала Кэролайн. — Я признаю, что сглупила, согласившись на его предложение состязаться с леди Рохэн по дороге к дому его сестры в Севеноуксе. Теперь я очень сомневаюсь, что у него вообще есть сестра и что леди Рохэн было что-либо известно об этом состязании. Меня обманули и одурачили, и, как простушка, я поверила ему просто потому, что мне хотелось похвастаться своим искусством править. Когда мы остановились на постоялом дворе из-за того, что, по словам сэра Монтегю, у нас лопнула ось, я узнала от хозяйки, что он накануне присылал к ним человека снять у них комнату для меня как для своей жены.

Я была идиоткой, и я наказана за свою дурость, но с тех пор мне не раз приходило в голову, что, если бы не вероломство сэра Монтегю, вас бы сейчас судили за убийство.

— На самом деле мне следует быть в высшей степени ему благодарным, — заметил лорд Брекон саркастически.

— А я ему благодарна, — сказала Кэролайн, — потому что если бы я не поехала с ним, то не встретила бы вас.

Лорд Брекон отвернулся, словно не в силах вынести ее взгляда.

— Я все обдумал, — сказал он неожиданно резким голосом. — Вы признали, что сделали ошибку, и я тоже признаю, что ошибся. Когда я женился на вас позапрошлой ночью, я был вне себя от ярости, поскольку думал, что вы обманули меня, что вы издеваетесь надо мной, над моими чувствами. Я вижу теперь, что это был безумный поступок, но не непоправимый. Чтобы получить у епископа разрешение на брак, я солгал ему.

Я сказал, что имею согласие ваших родителей, и он мне поверил. Вы знаете, что женитьба на несовершеннолетней без согласия родителей или опекунов незаконна. Если вы не верите мне, спросите Томаса Стрэттона, которому пришлось везти свою избранницу в Гретна-Грин. Поэтому, Кэролайн, я намерен сообщить епископу о своей ошибке. Ваши родители не давали согласия на наш брак, стало быть, церемония должна быть признана незаконной. Вы будете свободны и сможете вернуться к вашей прежней жизни.

С минуту Кэролайн не могла выговорить ни слова.

Кровь отлила у нее от лица. Бледная, едва сдерживая ярость в голосе, она проговорила:

— Как вы смеете меня оскорблять? Как вы могли вообразить, что вы вправе распоряжаться мною по своему произволу, как какой-нибудь любовницей? Вы женились на мне с моего согласия, и я ни при каких обстоятельствах не соглашусь на расторжение брака!

Лорд Брекон устало вздохнул:

— Кэролайн, вы с ума сошли! Что может значить для вас такой брак, как наш, теперь или когда-нибудь? Предоставьте мне судить об этом. Я завтра же поеду к епископу.

— А если так, — сказала Кэролайн, — я поклянусь, что я ваша жена фактически, а не только по имени.

Лорд Брекон взглянул на нее.

— Девушке не пристало так лгать, — сказал он резко.

— А мужчине пристало быть мужчиной, — отрезала Кэролайн.

Обуреваемые каждый своими чувствами, они на несколько секунд скрестили взгляды.

— Когда-нибудь, Кэролайн, — сказал лорд Брекон, — кто-то задаст вам хорошую трепку, которую вы вполне заслужили.

— А почему бы не вы сами, милорд? — спросила Кэролайн, гордо вскинув голову.

Неожиданно подняв руку, она расстегнула сверкающую пряжку окутывавшего ее плечи плаща. Он соскользнул на пол, открыв во всей красоте ее сверкающее платье, ее обнаженные руки и плечи, ее стройную нежную шею.

В своей ярости она не заметила, что гнев в глазах лорда Брекона погас.

— Ну, ударь же меня, — произнесла она вызывающе. — Или ты боишься прикоснуться ко мне?

Лорд Брекон не шевельнулся, но Кэролайн показалось, что он надвинулся на нее.

— Ты нарочно искушаешь меня, Кэролайн. Смотри, пожалеешь, если зайдешь слишком далеко. Ты играешь с огнем.

— Вот как, а я и не подозревала, — усмехнулась девушка. Лорд Брекон сделал было шаг к ней, но остановился.

— Я предупреждаю тебя, Кэролайн, — сказал он сквозь стиснутые зубы, — еще немного — и ты окажешься в моих объятиях, а если я прикоснусь к тебе, то я за себя не отвечаю. Ты станешь моей, поскольку и мужской выдержке есть пределы.

— А почему бы и нет? — совсем тихо спросила Кэролайн. — Ведь я твоя жена, Вэйн.

— Да, ты моя жена, я не забыл об этом. Но помнишь ли ты, что, став моей женой фактически, а не только по имени, как ты выразилась, ты можешь произвести на свет еще одну Кэсси? Этого ты не забыла?

Жестокость самого вопроса и тон, каким он был задан, сломили Кэролайн. Она жалобно вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Нет, я вижу, ты не забыла Кэсси. Она ведь здесь, неподалеку. Она в замке. Не хочешь ли ты посетить ее еще раз, а потом уж скажешь мне, желаешь ли ты сохранить наш брак или воспользуешься свободой, которую я тебе предлагаю?

Кэролайн не отвечала. Она не отнимала рук от лица. Слова Вэйна так живо воскресили в ее памяти образ Кэсси, ее растопыренные толстые пальцы, жаждущие крови, и мокрые губы, что ее бросило в дрожь.

— Не отвечай мне. Твоего молчания уже вполне достаточно… Ложись спать, Кэролайн, и запри дверь. Я намерен искать забвения в бутылке бренди, а под влиянием вина люди совершают иногда странные поступки, о которых потом сожалеют. Ложись спать, я желаю вашей светлости спокойной ночи.

Он насмешливо поклонился ей. Кэролайн стояла неподвижно. Он бросился в кресло, с которого поднялся при ее появлении, и, взяв графин, доверху наполнил стоявший рядом на столике бокал. Не глядя на него, не чувствуя под собой ног, Кэролайн вышла.

Исполняя его приказание, она поднялась наверх.

Теперь она знала, что молитвы ей не помогли.

Глава 13

Кэролайн, вздрогнув, проснулась и сразу же вспомнила, что не рассказала Вэйну о Хэрриет.

Нужно его предупредить, подумала она, что Хэрриет понятия не имеет о подлинном положении мистера Стрэттона и, если викарий станет расспрашивать Вэйна о его приятеле, Вэйн не должен проговориться, какой это мог бы быть на самом деле выгодный брак.

Кэролайн была убеждена, что по крайней мере первое время, пока совместная жизнь Хэрриет и Томаса Стрэттона не наладится, викарий должен по-прежнему оставаться в образе огнедышащего дракона.

— Я должна предупредить Вэйна, — проговорила она вслух и тут только вспомнила, как они расстались накануне. Кэролайн была очень недовольна собой. Больше всего на свете она презирала слабость, а именно слабость она и проявила, позволив Вэйну запугать себя и привести в смятение, совершенно чуждое ее натуре.

Ее сразило упоминание о Кэсси. Но сейчас, когда золотые лучи утреннего солнца пробивались сквозь задвинутые занавеси, Кэролайн решила, что даже тысячи таких Кэсси ничего не изменят, она все равно будет любить Вэйна, а он — ее. Что думать о будущем! Если даже им и предстоит провести всю дальнейшую жизнь в страхе, постоянно помня о подстерегавшем их кошмаре, по крайней мере сейчас они могли бы вообразить себя счастливыми и беззаботными.

Кэролайн потянула шнурок звонка и встала с постели.

— Я не стану бояться, я не дам себя запугать, — произнесла она вслух, — потому что я люблю Вэйна больше всего на свете. — Повторяя эти слова, она, казалось, обретала новую силу, новое мужество, которое должно было помочь ей преодолеть все силы зла.

Она вспомнила, что сегодня он собирался к епископу. Любой ценой этому следует помешать. Она уговорит его: их брак не должен быть расторгнут, хотя они и не обрели в нем ничего, кроме горечи и мучений.

— Как вы рано, миледи! — воскликнула, входя, Мария.

— Немедленно передай его светлости, что я желаю его видеть по неотложному делу прежде, чем он уедет.

Узнай, когда его светлость собирается выехать, и принеси мне быстрее мой шоколад.

— Слушаю, миледи, — отвечала Мария, поспешно раздвигая занавески на окнах.

В комнату хлынул солнечный свет. Кэролайн кожей чувствовала золотистое тепло лучей. Подняв голову и нежась с закрытыми глазами в солнечных лучах, она вообразила на мгновение, что они ласкают ее, как когда-то Вэйн, еще до того, как он рассердился на нее.

Погруженная в свои мысли, Кэролайн не заметила, как вернулась Мария, и даже несколько удивилась тому, что ее приказание уже исполнено.

— Я передала ваше поручение его светлости, и он будет ожидать вас в библиотеке. Лошадь ему должны подать к половине десятого.

Кэролайн немного задумалась.

— Мария, у меня родилась прекрасная идея! Я поеду с его светлостью. Мою амазонку прислали из Мэндрейка с другими вещами?

— Да, миледи!

— Прекрасно. Достань ее, но сначала пошли кого-нибудь в конюшню распорядиться, чтобы мне подали лошадь в то же время, как и его светлости.

— Слушаю, миледи, — отвечала Мария, и Кэролайн начала одеваться, все более увлекаясь задуманным.

Если Вэйн будет настаивать на посещении епископа, она поедет с ним. По крайней мере лучше прогуляться вместе верхом по округе, чем спорить и препираться, как все последние дни, в этой мрачной библиотеке.

До чего ей отвратительна эта комната, как, впрочем, и весь замок! Пусть это ее будущий дом, и ей суждено было строить здесь свое счастье, но все равно Кэролайн ненавидела его. Он был отмечен печатью мрака, уныния и неотвратимого зла; она всегда будет помнить, кто там томился: глядя на фамильные портреты на стенах холла, она не сможет не задуматься о том, что благосклонно взиравшие на нее с полотен темноглазые предки Вэйна и породили, в сущности, это чудовище — Кэсси с ее животными инстинктами.

Да, она ненавидела замок Брекон, и в то же время безмерно любила его владельца. Что было толку в поисках разумного выхода из положения? Ведь даже разреши она Вэйну расторгнуть брак, все равно жизнь его останется омрачена той чудовищной тайной, все равно в безрадостном будущем его ожидают лишь тоска и одиночество.

Нет, даже и мысли об этом нельзя было допустить.

Она ни при каких обстоятельствах не согласится на разлуку, никогда не покинет Вэйна, предоставив ему в одиночестве влачить свой жребий.

Что бы ни ожидало их впереди, жизни их уже были соединены. Ей пришли на память ее брачные обеты, и Кэролайн повторяла их про себя, зная, что они остаются для нее столь же священными, как и в ту минуту, когда она впервые произнесла их.

Кэсси тут ни при чем, Кэсси не может нарушить таинство брака. Кэролайн знала, что в ту ночь Вэйн предоставил ей выбор. И теперь, одеваясь, она окончательно поняла, что выбор ею сделан, решение принято. Настал решающий момент. Больше ее уже не будут терзать ни сомнения, ни колебания.

Улыбаясь, с сияющими глазами, Кэролайн спустилась в библиотеку. На ней была зеленая бархатная амазонка, отороченная шнуром более темного цвета. Манжеты и отвороты были отделаны блестящим шелком.

С высокой тульи шляпы спадало на плечо длинное алое перо. Она выглядела очаровательно и хорошо это знала, еще до того, как, войдя в библиотеку, увидела восхищение в глазах Вэйна.

Вид у него был усталый, но никаких других следов бессонной ночи она не заметила. Поклонившись Кэролайн, он ожидал, пока она заговорит первой. Она приблизилась к нему и взглянула на него с улыбкой:

— Можно мне поехать сегодня с тобой, Вэйн?

После минутного колебания он спокойно ответил:

— Сочту за честь. Я никогда еще не видел тебя верхом.

— Надеюсь, у тебя найдется для меня хорошая лошадь. Конюшни моего отца славятся арабскими скакунами.

— Придется постараться, чтобы достойно ответить на такой вызов, — сказал лорд Брекон с чуть заметной улыбкой в уголках губ.

— Я посылала на конюшню… сказать, что сегодня утром выезжаю. Но прежде я хотела поговорить с тобой о другом. Речь идет о Хэрриет…

— Я помню, вчера ты говорила мне, что она бежала с Томасом Стрэттоном. Не хочешь ли ты сказать, что они уже вернулись?

— Нет, конечно. Дело в том, что они бежали потому, что викарий настроен против мистера Стрэттона.

Это отчасти моя вина. Видишь ли, я сказала ему, что мистер Стрэттон — шестой сын небогатого отца.

Лорд Брекон расхохотался.

— Кэролайн, ты неисправима. Иными словами, Томас прельстился Хэрриет, потому что она представляла собой запретный плод.

— Вот именно. За последний год его порядочно разбаловали; на завидного жениха всегда находятся толпы претенденток.

— Но какое это имеет отношение ко мне?

— Я боюсь, что, когда викарий обнаружит отсутствие Хэрриет, он примчится сюда разузнать о ней. Не говори ему об истинном положении дел мистера Стрэттона. Чем дольше он будет чинить им препятствия, тем прочнее основания их будущего счастья.

Лорд Брекон опять рассмеялся:

— И сколько еще коварных замыслов таится в этой хорошенькой головке?

В его словах звучали тепло и нежность, но как только Кэролайн подняла глаза и пристально взглянула на него, он словно вспомнил о лежащей между ними пропасти: исчезли ласковые искорки в глазах, он сделался, как прежде, холодно-вежливым.

Кэролайн дотронулась до его руки.

— Довольно сердиться на меня, Вэйн. Позже мне нужно будет многое обсудить с тобой, но сейчас не время для ссор и подозрений. Поедем на прогулку и забудем обо всем. Давай представим, что мы — просто двое свободных беззаботных людей, которые вдруг встретились и… понравились друг другу.

Выражение лица его смягчилось. Он поднес ее руку к губам.

— Что ж, попробуем притвориться в последний раз, — сказал он. — Вообразим, что мы только что встретились, счастливы и наше будущее безоблачно.

Что-то в его голосе и взгляде заставило Кэролайн затаить дыхание и сжать его руку.

— Да-да, именно так. Ты сегодня не собираешься к епископу?

Лорд Брекон покачал головой:

— Нет, завтра. Я только что прочел в «Морнинг пост», что он собирается сегодня в Ноул в гости к лорду Сэквиллу. Ноул всего в нескольких милях отсюда, я навещу его там. В числе гостей будет и лорд Милборн, председатель суда.

— Дядя Фрэнсис! — воскликнула Кэролайн, решив про себя, что непременно поедет в Ноул вместе с лордом Бреконом.

Но сейчас было не до споров. Судьба в лице епископа, собравшегося в Ноул, дала возможность Вэйну предложить ей перемирие. Она с готовностью ухватилась за эту оливковую ветвь, пусть хилую, и за возможность отложить, пусть ненадолго, планы расторжения их брака. Лицо Кэролайн светилось счастьем, когда она нежно улыбнулась мужу.

— Завтра будь что будет, — сказала она весело. — У нас ведь есть сегодня.

Он опять поцеловал ей руку, не спуская глаз с ее губ, так что она вспомнила вкус его поцелуев. И в этот момент Кэролайн дала себе клятву: прежде чем кончится сегодняшний день, она вновь испытает блаженство и восторг в его объятиях. Искушение дотронуться до него было так велико, что ей стоило больших усилий повернуться к двери:

— Солнце манит нас, Вэйн, и лошади ждут!

Они спустились в холл, где уже дожидался Бейтсон, дворецкий, держа в руках шляпу и перчатки его светлости.

Взяв шляпу и перчатки, лорд Брекон направился к двери и на секунду остановился там, глядя на ожидавших их внизу лошадей. Это были превосходные животные: одна темно-гнедая, другая настолько светло-серая, что казалась почти белой. Конюхи с трудом сдерживали их.

— О, да ты знаток, Вэйн, — сказала Кэролайн.

Он с гордостью улыбнулся.

— Я льщу себя мыслью, что у меня редкая конюшня, но с тех пор, как услышал о мэндрейкской породе, уверенность эта поубавилась.

Пока они говорили, послышался стук колес и на дороге показался элегантный двухколесный экипаж с парой гнедых, запряженных цугом. Правил кучер, а сзади прицепился мальчишка-грум лет четырнадцати, маленького роста, с острым личиком. Мальчишка соскочил с запяток и, забежав вперед, ухватился за поводья, сдерживая лошадей.

— А это для кого? — спросила Кэролайн.

— Для Джервиса, я полагаю, — ответил лорд Брекон и повернулся к стоявшему сзади Бейтсону.

— Мистер Уорлингем выезжает на прогулку, Бейтсон?

— Мистер Уорлингем покидает замок, милорд.

Лорд Брекон поднял брови.

— Не слышал, чтобы он собирался сократить свой визит.

— Я думаю, нам нужно подождать и проститься с ним, — сказала Кэролайн, озабоченная тем, что зловещее присутствие мистера Уорлингема могло омрачить счастливую для нее минуту; но туг же мысли ее переключились на другое, доискиваясь причин его неожиданного отъезда.

И тут она все поняла, разгадка стала ей ясна как белый день. Если, как ей было известно из подслушанного разговора, должно было совершиться преступление или задуманы какие-то темные дела, мистеру Уорлингему необходимо позаботиться о своем алиби. Оставаться в замке было бы неразумно, хотя ей казалось, что далеко уезжать он не собирался.

Она взглянула на кучера: им оказался человек, которого она прошлой ночью видела у павильона. Кэролайн сразу же узнала почти квадратную голову, толстую шею и изуродованное ухо. Она была права: несомненно, что этот человек — боксер: нос у него явно сломан, а глубокий шрам на верхней губе придавал лицу отталкивающее выражение. Когда он спрыгнул на землю, лошади начали грызть удила, а передняя попыталась даже встать на дыбы. Грум размахнулся и изо всей силы ударил ее кулаком. Не успела Кэролайн перевести дух от изумления, как лорд Брекон сбежал по ступенькам и схватил мальчишку за воротник.

— Как ты смеешь так обращаться с лошадью? — крикнул он и, подняв мальчишку за шиворот, встряхнул его, как терьер крысу.

— Мерзавец! — продолжал он. — Будь ты у меня на службе, я бы тебя тут же выгнал.

Побледневший мальчишка завопил во всю мочь:

— Пусти, хозяин, не буду больше, не буду!

Лорд Брекон отпустил его, и мальчишка плашмя растянулся по земле.

— Убирайся отсюда, и если еще раз увижу, как ты обращаешься с лошадьми, выпорю тебя до полусмерти, понял?

— Да, сэр, простите, сэр, — проскулил мальчишка.

Он вскочил на ноги и спрятался за экипаж, словно боялся, что лорд Брекон передумает и начнет его пороть тут же.

— Что здесь происходит? — раздался рядом с Кэролайн чей-то голос, и она увидела в дверях мистера Уорлингема.

«Интересно, видел ли он всю эту сцену?» — подумала она. Мистер Уорлингем спустился к экипажу, где лорд Брекон успокаивал испуганную лошадь, поглаживая ее и что-то ей нашептывая. Удивительно, но животное будто бы понимало его и быстро успокоилось.

— Я приношу извинения, Вэйн, за неопытность моего грума.

— Слово «неопытность» тут едва ли подходит, — резко проговорил лорд Брекон. — Парень явно не любит животных. Тебе лучше от него избавиться, Джервис.

Мистер Уорлингем взглянул на стоявшего поодаль кучера.

— Займитесь этим, Джексон, — сказал он. — А теперь я должен проститься с тобой, Вэйн. Сегодня утром я узнал, что мне необходимо срочно вернуться в Лондон.

Жаль, конечно, покидать такое приятное общество, но придется. До свидания, Вэйн.

Он протянул руку, и лорд Брекон пожал ее, сказав на прощание:

— До свидания, Джервис. Приезжай опять, когда соскучишься по деревенской жизни.

— Не премину воспользоваться твоим приглашением, — отвечал мистер Уорлингем и повернулся к медленно спускавшейся по ступеням Кэролайн. — До свидания, моя очаровательная новая кузина, — сказал он вкрадчиво. — Позвольте мне от всей души пожелать вам счастья.

Кэролайн тотчас же уловила эту неприятную вкрадчивость и подумала, что с удовольствием швырнула бы ему в лицо его любезности. Но вместо этого лишь сделала реверанс и отошла в сторону, не подав руки.

— До свидания, сэр, — сказала она кратко.

Глядя вслед удаляющемуся экипажу, Кэролайн вздохнула. Она отнюдь не была уверена, что они надолго простились с мистером Уорлингемом. Но никаких четких обоснований подобным ощущениям у нее не было.

Грум подвел к ней серую лошадь, но, прежде чем он успел помочь ей, лорд Брекон, опередив его, обхватил ее за талию и посадил в седло.

— Я помню, какая ты легкая, — сказал он негромко.

Кэролайн не отводила от него глаз, забыв обо всем на свете, зная лишь, что она любит этого человека и любима им.

Когда они проезжали по парку, Кэролайн подумала, что день выдался просто волшебный. И чем дольше были они вместе, тем сильнее становилось это ощущение. Сначала они ехали полями, а потом поднялись вверх на холм, откуда открывался чудесный вид на удивительные в своей первозданной красоте окрестности.

В тени соснового бора они ненадолго остановились. Упиваясь тишиной и прохладой бора, Кэролайн вдруг почувствовала на себе взгляд лорда Брекона.

— Что может быть прекраснее прелестной женщины на прекрасном коне, — проговорил он.

Кэролайн улыбнулась:

— Может быть, отдохнем немного?

— А почему бы нет? — Он сошел с лошади и привязал ее к дереву. Затем он помог спуститься Кэролайн.

Ее юбка стелилась по мягкому ковру зеленых иголок, воздух был наполнен ароматом сосен, тишину нарушало лишь жужжание пчел и пение птиц.

Привязав лошадь Кэролайн, лорд Брекон опустился на землю рядом с ней и, опершись на локоть, сбросил шляпу.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О тебе. — Кэролайн говорила правду.

— А я о тебе, — сказал он. — Как фея этого леса, ты окутала меня своими чарами, от которых мне никогда не освободиться.

— Я рада этому, — сказала Кэролайн, — поскольку говорят, что чары эти не рассеются сто лет.

— Сто лет с тобой мне все равно, что сто минут.

Мне все равно будет мало.

—  — Ты правда так считаешь? — прошептала Кэролайн.

Он встал и взял ее за руку. Осторожно сняв перчатку, повернул ее руку ладонью вверх, вглядываясь в пересечение линий.

— Погадать тебе? — спросил он.

— Пожалуйста. Но что ты потребуешь взамен?

Вместо ответа лорд Брекон нежно и страстно прильнул губами к ее ладони.

— Только это, — сказал он. — Разве что ваша светлость по доброте не предложит мне большего.

Кэролайн почувствовала, как от его прикосновений кровь закипает в жилах.

Помолчав немного, она спросила:

— Скольких женщин ты любил до меня, Вэйн?

Он взглянул ей в глаза и рассмеялся:

— Это чисто женский вопрос, Кэролайн.

— А ты бы хотел иного? Не женского?

— Напротив, я обожаю тебя такой, какая ты есть.

Просто у тебя редко бывают минуты слабости. Сказать тебе правду или сочинить сказку?

— Лучше правду, Вэйн.

Кэролайн слегка откинулась назад, прислонившись к дереву. Поля шляпы мешали ей. Она сняла ее и слегка взбила локоны. Затем, удовлетворенно вздохнув, устроилась поудобнее и нетерпеливо напомнила:

— Отвечай же на вопрос, Вэйн. Мне не терпится знать ответ.

Он подвинулся к ней поближе.

— Хорошо, — сказал он. — Я скажу тебе правду. В свое время я встречал много женщин, самых разных и по характеру, и по национальности, но до встречи с тобой я не знал, что такое любовь. Едва я знакомился с женщинами ближе, они начинали раздражать меня своей глупостью, тщеславием, а главным образом своей пустотой. По недомыслию я считал, что все женщины одинаковы, что близость неизбежно вызывает пресыщение.

Утолив голод, забываешь, что представляет собой это чувство.

Вэйн слегка усмехнулся:

— До чего же высокопарно это у меня прозвучало.

Ну а потом, Кэролайн, я влюбился. Нет, эти слова слишком невыразительны, чтобы передать то, что случилось с нами! Насколько наше чувство глубже и значительнее этих слов!

— А те, другие женщины… — начала было Кэролайн, но лорд Брекон склонился над нею так, что губы их почти сблизились.

— Стоит ли вспоминать о них, дорогая? Это только призраки, бедные, жалкие, ничтожные призраки, которых я даже узнать не смог бы теперь, когда рядом со мной ты и я ощущаю на своем лице твое дыхание, когда я знаю, что стоит мне только протянуть руку — и я почувствую биение твоего сердца…

Кэролайн едва успела перевести дыхание, как он продолжил:

— Посмотри на меня, Кэролайн.

Она подняла на него взгляд и поняла, как никогда раньше, что он бесконечно любит ее. Если он, Вэйн, находится под властью таинственных чар, то и она, Кэролайн, тоже. Ей тоже нет избавления от них, сколько бы лет ни прошло: сто или тысяча. Долго, бесконечно долго они смотрели друг другу в глаза, а потом с нежностью, о которой она раньше и не подозревала, Вэйн привлек ее в свои объятия.

Они просидели так долго, в упоении более томительном и прекрасном, чем что-либо испытанное ими раньше. Кэролайн спрятала свое лицо у него на груди, и Вэйн понял, что она готова разрыдаться.

Прошел час, затем другой. Иногда они разговаривали, иногда молчали, но главное заключалось в том, что они счастливы — счастливы, как никогда в жизни. Кэролайн трепетала в его объятиях, но не от страха, который он вызывал в ней раньше. Его нежность лучше всяких слов убедила ее, что он предан ей до самоотречения.

Она поняла теперь, что его страсть, его непреодолимое влечение к ней были подчинены более высоким чувствам: его заботе о ее благе.

— О Вэйн, — вырвалось у нее от самого сердца, — если бы так могло продолжаться вечно! Иначе я хотела бы умереть сейчас, и смерть была бы радостью…

Он теснее прижал ее к себе, но голос его прозвучал спокойно:

— Мы же договорились: не будем о будущем. Ты, наверно, проголодалась, любовь моя? Здесь есть неподалеку постоялый двор, и мы найдем там что-нибудь поесть. Я чувствую, что тебе не хочется возвращаться в замок, чтобы не портить наш прекрасный день.

— Нет, умоляю, не надо возвращаться! — воскликнула Кэролайн.

Постоялый двор был небольшой, и, кроме них, посетителей там не было. Польщенный и обрадованный хозяин выложил все лучшее, что у него было, и завтрак им подали хоть и незатейливый, но очень приятный.

Потом они снова долго катались верхом, и лорд Брекон, хорошо знавший окрестности, выбирал уединенные места.

Они скакали по зеленой долине, блуждали по тихим лесным зарослям, поили лошадей у ручья и, пока те пили, отдыхали на берегу, поросшем золотистыми лютиками.

Наконец солнце начало опускаться за отдаленные холмы. Последние лучи пробивались сквозь деревья, отбрасывающие длинные тени.

— Пора возвращаться, — сказал лорд Брекон.

Кэролайн вздохнула:

— А может быть, не стоит? Что, если мы сбежим, как Хэрриет и Томас Стрэттон? Скроемся от всех, кто знает нас, кого мы знаем? Какое было бы блаженство!

— Блаженство… — повторил лорд Брекон. — Но ты же знаешь, что это невозможно.

Хотя он и словом об этом не обмолвился, Кэролайн поняла, что, куда бы они ни отправились, как бы ни стремились стряхнуть с себя тяготы своего положения, образ Кэсси повсюду будет преследовать их.

В замок они вернулись уже почти в сумерках. Кэролайн устала, но переполнявшее ее счастье делало даже темнеющие башни замка менее страшными.

Сияние дня, казалось, проникло в самую глубину ее существа настолько, что на какое-то время она забыла о своих опасениях.

Она поднималась по ступеням парадного подъезда и остановилась на мгновение, чтобы взглянуть на лошадей. Их уводили в конюшню. Повинуясь какому-то внезапному душевному порыву, она взяла лорда Брекона за руку.

— Мы пообедаем вместе, — сказала она робко, — ведь наш день еще не кончился.

— Давай пообедаем одни у тебя в будуаре, — предложил он.

Глаза Кэролайн заблестели.

— А можно? — спросила она, чуть дыша.

— Мы можем делать все, что хотим — сегодня, — сказал он.

— Тогда мы обедаем вместе, милорд.

Она взбежала вверх по лестнице, словно опасаясь, как бы что-нибудь не нарушило ее счастливый сон и не вынудило ее вновь вернуться к ужасам действительности.

В спальне ее ждала Мария.

— Ну и дела, миледи! Не успели вы уехать, как явился преподобный джентльмен и потребовал его светлость. Миссис Миллер говорила с ним в холле, так что я все слышала.

— Что же он сказал, Мария?

— Он ужас как разозлился, когда нашел письмо мистера Стрэттона к мисс Уонтедж.

— Как это похоже на Хэрриет — оставить такие улики!

— Вот и я так подумала, миледи. «Моя дочь погибла, — кричал преподобный джентльмен, — его светлость ответит мне за гнусное поведение этого мошенника, которого он называет своим другом». — «Если мистер Стрэттон в самом деле сбежал с вашей дочерью, сэр, — говорит ему миссис Миллер, — его светлость тут ни при чем. Это все вина ее светлости. Она его завлекла — я своими ушами слышала, как он заявил, что он ее покорный раб, — а потом оставила, так что он с досады сбежал с мисс Уонтедж». — «Что? — кричит преподобный джентльмен. — Вы хотите сказать, что у него нет никаких чувств к моей дочери? Этого я не могу стерпеть. Я их догоню и отхлестаю этого мерзавца так, что он будет вопить о помиловании. Ну а моя дочь — ей тоже достанется!» И с этими словами он надел шляпу и вышел, даже с миссис Миллер не простился.

Кэролайн захлопала в ладоши.

— Итак, на сцену является дракон. Ну, сэр Томас, пришло время показать, на что вы способны. Чудесно, Мария, если им хоть чуть-чуть повезет, к тому моменту, как он их настигнет, они уже будут женаты.

— Надеюсь, что так и будет, миледи, не то мисс Уонтедж умрет со страху.

— Ну, я этого не боюсь, — улыбнулась Кэролайн. — Они намного его опережают, и у мистера Стрэттона довольно денег на самых лучших лошадей.

В заботах о Хэрриет и в упоении от своего собственного счастья, Кэролайн совсем забыла зловещие слова, которые произнесла прошлой ночью миссис Миллер, как и то обстоятельство, что мистер Уорлингем покинул замок.

Вспомнила она об этом, лишь когда готовилась принять приготовленную Марией ванну. Сознание опасности заставило ее мысль усиленно заработать, и она тихонько вскрикнула.

— Что случилось, миледи? — спросила Мария.

— Мне только что пришла одна идея, — сказала Кэролайн. — Мария, ты сделаешь для меня, что я попрошу, но только очень срочно?

— Все, что ни прикажете, миледи; вы, я думаю, теперь уже в этом не сомневаетесь.

— Тогда слушай, — Кэролайн на минуту замолкла;

Она была в одной рубашке и пробовала ногой воду в ванне. — Как только ты меня оденешь, немедленно отыщи фургон, он тут неподалеку, сразу, как выйдешь из главных ворот.

— Знаю, миледи, такой красивый, желтый с красным?

— Да, он самый. Пойдешь туда и вызовешь Гидеона.

Он наверняка там. Скажи ему, что я тебя послала, и попроси, чтобы сегодня ночью и все последующие за замком установили специальное наблюдение.

— Специальное наблюдение? — переспросила Мария.

— Он поймет, — сказала Кэролайн. — Скажи ему, я опасаюсь, что Джейсон Фэйкен и его друзья замышляют недоброе.

— Скажу, миледи.

— Иди быстрее, Мария, я чувствую, что его светлости с каждым часом все больше грозит опасность.

— Неужели его враги, кто бы они ни были, могут убить его?

— Нет, я не этого боюсь, — сказала Кэролайн. — Если бы так, все было бы проще. Они задумали более хитрое дело, которое куда труднее предотвратить. Обещай мне не задерживаться. Я не успокоюсь, пока ты не побываешь у Гидеона и не передашь мою просьбу.

— Я тут же все исполню, как только одену вашу светлость, — сказала Мария, и Кэролайн вновь погрузилась в призрачную дымку своего счастья.

Будуар, куда вела дверь из ее спальни, был маленькой комнатой, отделанной в итальянском стиле. У Кэролайн не было случая воспользоваться ею раньше, и комнатка показалась бы ей мрачноватой, если бы, пока она принимала ванну и одевалась, лорд Брекон не распорядился убрать ее цветами в вазах и гирляндами. Зато теперь будуар походил на беседку.

Кэролайн выбрала для этого вечера платье из полупрозрачной ткани с небольшим треном, вопреки новому фасону. Голубые бархатные ленты обхватывали ее грудь, и такая же лента украшала волосы. Простота костюма подчеркивала природную красоту девушки, и по взгляду уже ожидавшего ее в будуаре лорда Брекона Кэролайн поняла, что выглядит еще более прелестно, чем он воображал.

— Прислуги сегодня не будет, — сказал он. — Я сам буду служить тебе.

Обед тянулся бесконечно долго, но Кэролайн не замечала, что она ела. Она чувствовала только присутствие лорда Брекона, его близость. Руки их касались, когда он передавал ей блюда с едой, и, не в силах сдержать себя, он то и дело целовал ее в губы. Затем поднял бокал сверкающего шампанского.

— За Кэролайн, — сказал он негромко, — мою несравненную возлюбленную.

Кэролайн подняла свой бокал:

— За Вэйна, мою любовь навеки.

Легкая тень пробежала по его лицу. Он поднялся и увлек ее за собой на софу у камина. Кэролайн устроилась поудобнее, откинувшись на подушки, и взглянула на него.

— Кто еще мог бы сравниться с тобой? — спросила она. — В самый первый момент, когда я увидела тебя, в лесу, несмотря на все волнения и страхи, я подумала, что ты самый красивый мужчина, какого я когда-либо встречала.

— Смотри, как бы я не возомнил о себе.

— Да, — отвечала Кэролайн, — мне нравятся мужчины с самомнением. В них чувствуется сила.

— А ты хочешь, чтобы над тобою властвовали? — спросил он.

— Это под силу только человеку с характером, — отвечала Кэролайн, бросая на него взгляд из-под длинных ресниц.

— Ты хочешь сказать, что у меня недостаточно характера? — Он вдруг быстрым движением поднял ее на ноги и обнял. — Желал бы я быть твоим властелином!

Мне иногда кажется, что ты избалована избытком внимания и рабской покорностью мужчин. Я бы заставил тебя повиноваться себе, я любил бы тебя, но ты бы всегда помнила, кому принадлежишь, кому должна повиноваться!

— Ты думаешь, что этого трудно добиться? — поддразнила она Вэйна.

— Тебя еще никому не удалось покорить. Ты как молодая лошадка, дикая и прекрасная, не знающая узды.

Я мог бы покорить тебя, не страхом, но любовью, но силу мою ты бы все же познала.

Его слова волновали ее, она глубоко вздохнула, и он вновь прижал ее к себе. Кэролайн знала, что эти слова — не пустое хвастовство. Его губы властно завладели ее губами, его руки — ее телом. Она сознавала, что не в силах противиться.

И все же он полностью владел собой, хотя были моменты, когда их страсть вспыхивала с такой силой, что готова была поглотить обоих. Но когда Кэролайн уже казалось, что самообладание изменяет ему, новый порыв нежности убеждал ее в том, что она для него — не просто бесконечно желанная женщина, но святыня, перед которой он благоговел.

Наступил момент, когда их волшебный день подошел к концу. Они должны были проститься и разойтись по своим комнатам, чтобы провести ночь в одиночестве и унынии, размышляя о том, что принесет им завтрашний день.

Кэролайн решила, что сегодня не будет просить Вэйна ни о чем, не будет делиться с ним своими тревогами. Ведь это особенный день — день, украденный у вечности. Стоит только произнести невпопад одно слово — и вновь начнутся пререкания, неприятности. Все это Кэролайн была твердо намерена оставить до завтра.

Завтра будет время и поспорить, сказать Вэйну, что ему не удастся от нее избавиться. Сегодня же они расстанутся — если уж им суждено расстаться — мирно.

Было очень поздно, и свечи уже почти догорели в подсвечниках, когда они наконец оторвались друг от друга. Кэролайн стояла одна в парадной спальне. Ее уста еще ощущали его поцелуи, а в ушах еще звучал его голос, его руки касались ее — но Вэйна уже не было с нею.

Она еще долго стояла так посередине комнаты, сгорая и трепеща от наслаждения, вся охваченная томлением, вызванным не усталостью, но неудовлетворенным желанием.

Наконец она затушила свечи и села на подоконник.

Где-то в тишине уснувшего замка часы пробили три.

Она не стала звать Марию, больше всего ей хотелось в одиночестве насладиться вновь пережитыми мгновениями, чтобы ничей голос, ничье присутствие не нарушали иллюзии, будто Вэйн все еще с нею.

Она любила его. Это чувство переполняло ее.

Мысленно она простирала к нему руки, повторяла его имя. Кэролайн прижалась лицом к холодному оконному переплету. Серебристый свет луны казался особенно холодным и призрачным по сравнению с воспоминаниями о теплом солнце и навсегда ушедшем дне.

Кэролайн закрыла глаза, стараясь вновь вернуть эти часы, проведенные в сосновом бору, стараясь вспомнить, что они говорили друг другу.

«Неужели это будет единственное мое воспоминание? — спросила она себя с неожиданной страстью. — Неужели на всю мою жизнь мне останется лишь один этот дивный день?»

Эта мысль ужаснула ее. Кэролайн встала, внезапно почувствовав усталость и озноб. Похоже, она долго просидела так в забытьи, если успела озябнуть. Едва она собралась отойти в глубину комнаты, как что-то за окном привлекло ее внимание.

В саду кто-то был. Она заметила какое-то движение среди темных деревьев, окружающих лужайку. Девушка пристально пригляделась: да, она не ошиблась, там действительно кто-то был. Следя за тенью человека — или животного, — Кэролайн почувствовала, как сильно забилось у нее сердце. Что это? Та опасность, которую она ждала, заговор против Вэйна, который она давно предвидела?

Кто-то приближался к замку. Теперь Кэролайн разглядела, что это был не один человек, а двое. Силуэт одного из них, постоянно державшегося в тени, казался уродливо искаженным. Кэролайн продолжала следить за ними, изо всех сил напрягая зрение, пока незнакомцы не остановились.

В это время послышался щелчок и какой-то легкий скрип, донесшийся откуда-то снизу. Став коленями на подоконник, Кэролайн, выгнув шею, насколько могла, свесилась вниз.

Внизу открылось окно. Наблюдая за действиями невидимой руки, девушка вспомнила, что под нею находится библиотека. Парадную спальню, где она была сейчас, и библиотеку пристроили к замку сравнительно недавно. Пристройка выделялась несколько неудачно на фоне замка, и Кэролайн увидела, как люди, прятавшиеся до того среди деревьев, быстро пересекли лужайку, чтобы укрыться от лунного света в тени замка.

Идти им было недалеко, но Кэролайн сумела ясно их разглядеть. Она замерла, боясь малейшим движением выдать свое присутствие.

Первым шел Джервис Уорлингем. Его легко было узнать по росту и ширине плеч, хотя лицо его было скрыто под низко надвинутой шляпой. За ним следовал еще один человек. Кэролайн показалось сначала, что он нес за плечами мешок, который и придавал его фигуре уродливые очертания. Но когда они приблизились, Кэролайн увидела, что через плечо у него перекинут не мешок, а человеческое тело.

Они приблизились к замку и, быстро пройдя вдоль стены, подошли к уже открытому в ожидании их окну., Нагнуться ниже Кэролайн не могла, опасаясь привлечь к себе внимание. Но она увидела, как мистер Уорлингем влез в окно, а человек, который нес тело, передал его Джервису. Затем Джервис Уорлингем быстро вылез обратно, и окно за ним закрылось. Послышался щелчок задвижки, и Джервис со спутником с невероятной быстротой, стараясь, насколько возможно, держаться в тени, поспешили прочь от дома, через лужайку, в темноту деревьев.

Кэролайн так долго сдерживала дыхание, что теперь она с трудом смогла отдышаться. Озаренная внезапной догадкой, она проворно выбежала из комнаты.

Ее спальня, как и находящаяся под ней библиотека, была соединена со старой постройкой узким переходом, ведущим в главный коридор. В конце перехода стоял высокий комод. Пробравшись к нему в темноте и спрятавшись за ним, Кэролайн могла видеть верхнюю площадку лестницы, а также любого, кто поднимался или спускался по ней.

Она не пробыла в своем укрытии и нескольких секунд, как послышался шорох: кто-то шел наверх. Площадка была освещена только двумя оплывшими свечами, но их света было достаточно, чтобы Кэролайн увидела ту, кого она и рассчитывала увидеть, — Эстер Миллер!

Она шла на цыпочках, чуть ли не вдвое согнувшись, словно таким образом меньше рисковала попасться кому-либо на глаза. В ее медленных бесшумных движениях было что-то змеиное.

Кэролайн немного выждала. Когда же наконец убедилась, что миссис Миллер вряд ли вернется, она вышла из своего тайника и быстро спустилась вниз.

Только оказавшись в холле, девушка почувствовала, что дрожит, а сердце ее бьется так, что она с трудом может дышать.

Кэролайн направилась прямо в библиотеку и только у самой двери на секунду в страхе замерла, дрожащей рукой поворачивая ручку двери.

Хотя в комнате было темно, в камине еще горел огонь, и свет мерцающего пламени позволял различать предметы. Кэролайн всегда ненавидела эту комнату, теперь же она настолько отчетливо ощущала в ней присутствие темных сил, что с трудом заставила себя переступить порог.

Хотя разум подсказывал ей, что может ожидать ее там, увиденное ужаснуло ее. К подобному она не была готова: у письменного стола лорда Брекона лежало тело мальчика. Подойдя поближе, Кэролайн тут же его узнала.

Это был тот самый остролицый грум Джервиса Уорлингема, который ударил лошадь и которого Вэйн пригрозил выпороть. Он лежал на полу вниз лицом. Куртки на нем не было, а в клочья порванная на спине рубашка промокла от крови. Его иссеченная кожа была вся в кровоточащих рубцах. Кэролайн тихо вскрикнула и тут же увидела, что на полу рядом с мальчиком лежит хлыст. Она сразу его узнала: это был хлыст, который всегда носил с собой Вэйн. Хлыст был весь в крови.

Но и это не все. На полу, вокруг тела мальчика, лежали еще четыре бездыханных тельца, одно из них на расстоянии его протянутой руки.

Они лежали здесь с вывернутыми лапками и сломанными крылышками, а клетка, где еще недавно резвились и щебетали попугайчики, была открыта и пуста.

Глава 14

Несколько минут Кэролайн не могла шевельнуться.

Она стояла без движения, глядя перед собой, ей казалось, что сердце у нее остановилось.

Внезапно ей удалось стряхнуть с себя эту ужасную неподвижность. Она выскочила из комнаты и, закрыв дверь, бросилась бежать так быстро, насколько ей позволяло платье. Лишь когда она уже поднималась по лестнице, мало-помалу приходя в себя, разум наконец сумел совладать с потрясенными чувствами. Дыхание ее стало ровнее, кровь снова прилила к лицу.

Сейчас не время для нервов и обмороков, сурово приговаривала она себе самой. Кэролайн ожидала чего-то чрезвычайного. Теперь, когда это произошло, она должна найти в себе силы с ним справиться. Только на мгновение она почувствовала дурноту и слабость, вспомнив о неподвижном теле с кровавыми полосами на спине и о птичках, еще несколько часов назад так весело порхавших в клетке, а теперь застывших и бездыханных.

Сжав пальцы в кулак так, что ногти впивались в ладони, всеми силами пытаясь овладеть собой, Кэролайн старалась заставить себя сохранять ясность мысли.

Она быстро пошла по коридору к комнате Вэйна. Остановившись у двери, тихо постучала, боясь, что стук может услышать и кто-то другой.

Ответа не последовало. Кэролайн не стала больше ждать и, повернув ручку, вошла внутрь. В дальнем конце комнаты за столом, на котором еще горели свечи, сидел Вэйн. Не говоря ни слова, Кэролайн осторожно приблизилась к нему. Вэйн спал, откинувшись в кресле с высокой спинкой. Сюртук он снял, но остался в жилете, надетом поверх крахмальной рубашки. Перед ним лежало неоконченное письмо, перо выпало из его руки на пол.

Очевидно, задумавшись над очередной фразой, Вэйн откинулся на спинку кресла и заснул от усталости. Напряжение последних дней сказалось и на нем. Кэролайн не стала сразу будить его, некоторое время молча вглядываясь в любимые черты, озаренные светом свечей.

Он выглядел юным — совсем юным, и, быть может, впервые она увидела на его лице выражение безмятежного покоя. Уголки его рта приподнялись в полуулыбке, и было что-то детское и уязвимое во всем его облике, закрытых глазах, повороте головы, покоившейся на мягком бархате кресла.

Кэролайн ощутила непреодолимое желание обнять его, прижать к себе, привлечь его голову к себе на грудь — защитить его. Волна всепоглощающей материнской нежности, которая когда-то настигает каждую женщину, впервые захлестнула ее, но девушка тут же подавила эти чувства, помня только, что сейчас на счету каждая минута.

— Вэйн! — позвала она негромко. — Вэйн!

Он шевельнулся и, открыв глаза, взглянул на нее.

— Кэролайн, любимая, — прошептал он, как будто нисколько не удивлен ее появлением, как будто это было продолжение его сна.

Но пробуждение наступило быстро.

— Что случилось? — спросил он. — Почему ты здесь?

Кэролайн нежно взяла его за руки.

— Выслушай меня, Вэйн, — сказала она и тихо, чуть дрожащим голосом, рассказала, что увидела внизу.

Когда она закончила, он поднялся.

— Я пойду взгляну, — сказал он, — оставайся здесь.

— Не прикасайся к нему, — предупредила Кэролайн. — И обещай мне вернуться сюда, прежде чем что-нибудь предпримешь. Мне кажется, я знаю, что нам делать. Но поторопись, Вэйн, нельзя терять время.

Он вышел. Она стояла в дверях его спальни, глядя вслед мужу. Прижав руку к сердцу, она ждала его возвращения.

Когда через несколько минут он вернулся, Кэролайн вдруг показалось, что он внезапно как бы постарел. Лицо его было мрачным, в нем проглядывала какая-то безнадежность, словно он примирился с неизбежностью и отказался от борьбы.

— Все так, как ты сказала, — он тяжело опустился в кресло у догорающего камина.

— Что же нам делать? — прошептала Кэролайн.

— Ничего, — отвечал он. — Если, как ты говоришь, в этом замешана Эстер Миллер, она дождется, пока прислуга пойдет поднимать занавеси и обнаружит труп. Затем будут вопли, они кинутся к ней, и миссис Миллер, Потрясенная и изумленная, пошлет за констеблем.

— Да, да, это ясно, — нетерпеливо проговорила Кэролайн. — Но как мы можем предотвратить это?

— Предотвратить? Мы не можем спрятать тело так, чтобы его не нашли. Уж будь уверена, что Джервис поднимет шум по поводу мальчишки. Это хитроумный замысел. Ты была права, Кэролайн, насчет Джервиса, если это может хоть сколько-нибудь утешить тебя.

Кэролайн прижала руки ко лбу.

— Я знаю! — сказала она. — Дядя Фрэнсис в Ноуле!

Ты мне сам говорил вчера. Я пошлю за ним.

— Он и так явится в свое время, чтобы арестовать меня, — усмехнулся лорд Брекон.

— Вот этого-то и нужно постараться избежать, хотя бы до тех пор, пока мы не найдем доказательств твоей невиновности. Ведь на самом деле в момент убийства ты должен был быть со мной.

— Поскольку ты моя жена, — перебил ее лорд Брекон, — твоим показаниям доверия не будет.

— Да, да, я знаю, но ведь есть и другие, кто мог бы засвидетельствовать это.

— Кто же?

— Как раз вчера я обратилась к одному своему другу, — начала было Кэролайн. — Но сейчас не время рассказывать о нем. Тебе нужно бежать отсюда немедленно.

— Бежать? Зачем?

В его голосе звучало презрение. Взглянув ему в глаза, Кэролайн обняла его и опустилась на колени возле его кресла.

— Вэйн, дорогой мой, послушай меня. Сейчас особенно важно, чтобы ты доверился мне. Я чувствую, мы найдем выход из этого ужасного положения, мы вернем тебе доброе имя и избавим от всякой опасности в будущем. Но мне трудно объяснить тебе все словами, потому что мое собственное убеждение — в моем сердце, и верю я прежде всего в милосердие божие. Доверься мне, любимый, ради моей любви к тебе, и сделай, как я прошу. Пожалуйста, Вэйн!

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил лорд Брекон. В голосе его было теперь меньше горечи, и Кэролайн показалось, что и взгляд его стал мягче.

— Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Мэндрейк на самой быстрой лошади из своей конюшни. В то же время мы пошлем грума к дяде Фрэнсису с просьбой прибыть сюда как можно скорее. В Англии есть еще правосудие, и я не верю, что можно повесить невиновного.

— Ты думаешь бегством доказать невиновность?

— Бегство здесь ни при чем. Я расскажу дяде Фрэнсису, где ты. Я просто не хочу, чтобы мы с тобой своими действиями подыграли замыслам Джервиса и миссис Миллер. Они знают, что ты здесь, и, как ты сам сказал, утром, как только обнаружат тело, тотчас же пошлют за констеблем. Давай же нарушим их планы единственно доступным нам способом. Если ты исчезнешь или — если тебе так больше нравится — будешь отсутствовать, мы выиграем время, чтобы подумать, навести справки, узнать, не сможет ли мой друг, к которому я вчера посылала, пролить свет на задуманное Джервисом и сообщниками.

Лорд Брекон нахмурился.

— Я понимаю, чего ты хочешь, Кэролайн. Но ни один человек, который считает себя джентльменом, не оставит жену разбираться в отвратительных подробностях такого преступления.

— Но, Вэйн, — умоляюще произнесла Кэролайн, — неужели в такой момент нужно помнить об условностях? Мой любимый, мой ненаглядный! Мы пренебрегали ими с момента нашей встречи! До тех пор, покаты помнишь, что я люблю тебя, меня не волнуют подобные пустяки.

— Ты все еще любишь меня, Кэролайн? С того момента, как я вошел в твою жизнь, я не принес тебе ничего, кроме несчастья и ужаса.

Кэролайн глубоко вздохнула:

— Сказать тебе, о чем я думала несколько секунд тому назад, пока ты был внизу?

— Скажи.

— Я думала, что, если ты меня прогонишь, как ты грозился, я не стану жить, потому что без тебя жизнь не имеет смысла.

Вэйн молча притянул ее к себе и прижался щекой к ее щеке.

— Я недостоин тебя, Кэролайн, — сказал он.

— Да, и еще одно я хотела сказать. Если все же тебя обвинят в этом ужасном преступлении, которого, как мы оба знаем, ты не совершал, мы бежим с тобой на континент. Из Мэндрейка это сделать нетрудно. В прошлом оттуда многие тайно переправлялись через пролив. Почему ты должен сдаться, на радость Джервису?

И почему моя жизнь должна разрушиться из-за гнусных замыслов убийцы? Мы проживем в изгнании, и для меня это счастье, потому что я буду с тобой.

Минуту он был не в силах сказать ни слова. Она увидела на глазах у него слезы. С величайшей нежностью Вэйн привлек к себе девушку:

— Я могу только сказать, что ни один мужчина не стоит любви такой женщины, как ты.

Он встал и помог ей подняться. Нежно обняв ее, он прижал ее к своей груди. Глаза его были устремлены куда-то поверх ее головы, словно перед ним проносились видения будущего, и он пытался предугадать, откроются ли когда-нибудь для них врата рая.

Кэролайн первой вернулась к действительности.

— У нас мало времени, Вэйн. Ты должен уехать до того, как поднимется прислуга.

— Я не могу пойти на это, Кэролайн.

— Но ты должен, должен! — проговорила она почти гневно. — Ты сказал, что любишь меня, и ты знаешь, что я люблю тебя. Доверься мне на этот раз, прошу тебя!

— Но куда мне ехать? Я не хочу, чтобы меня, как человека, скрывающегося от правосудия, преследовали по всей стране.

— Разумеется, нет. Я от тебя этого и не требую. Все, о чем я тебя прошу, — это уехать сейчас же в Мэндрейк.

Там ты спросишь Ньюмена, камердинера моего отца.

Если нужно, он укроет сотню беглецов, и никто ни о чем не догадается.

— А потом?

— Я дам тебе знать, как только смогу. Есть только две возможности: либо обвинение будет снято, либо мы вдвоем бежим на континент.

— Кэролайн, что мне ответить тебе?

Он посмотрел ей в глаза и вдруг, опустившись на одно колено, поднес к губам полу ее платья.

— Я сделаю все, что ты хочешь. Не потому, что ты права, любимая, но потому, что ты самая отважная и самая замечательная женщина на свете.

Когда он поднялся, Кэролайн обняла его и прильнула к его груди. Они долго простояли так, чувствуя, что близки друг другу, как никогда прежде. Затем Кэролайн высвободилась из его рук и, подойдя к камину, потянула шнурок колокольчика.

— Твоему камердинеру можно доверять? — спросила она.

Лорд Брекон задумался:

— Он у меня недавно. Лучше послать его за Бейтсоном. Тот служил у нас еще до моего рождения.

Камердинер, явившийся на зов колокольчика, если и удивился, застав их на ногах в такой час, то виду не подал.

— Позовите Бейтсона, — сказал лорд Брекон, — а потом можете ложиться. Вы мне больше не понадобитесь сегодня.

— Слушаюсь, милорд.

Камердинер тихо удалился, а несколько минут спустя явился Бейтсон. Наверное, одеваться ему пришлось второпях, подумала Кэролайн, хотя по его виду этого не скажешь. Осторожно постучав, он вошел и остановился у двери, в почтительном молчании ожидая распоряжений его светлости.

— Подойдите сюда, Бейтсон, и закройте дверь.

Дворецкий повиновался. Когда он подошел ближе, лорд Брекон сказал:

— Бейтсон, у меня неприятности.

Старик глубоко вздохнул:

— Какие неприятности, милорд?

— Хуже не бывает, Бейтсон. Вы помните моего отца? Сегодня кто-то подложил в библиотеку труп запоротого насмерть мальчика. А рядом мой хлыст.

Лицо дворецкого дрогнуло.

— О, мистер Вэйн! — задыхаясь, проговорил он. — Как это могло случиться?

— Я сам себе задавал этот вопрос и пока что не нахожу никакого объяснения, кроме одного: ее светлость видела из своего окна, как двое подносили труп к окну библиотеки, которое кто-то открыл изнутри.

— Значит, милорд, они не могут вас обвинить?

— Будет трудно доказать, что это не я. Не говоря уже о том, что вновь пойдут слухи, ходившие после смерти моего отца. И вы, и многие другие слышали, как вчера утром я отчитывал этого парня, когда он ударил лошадь мистера Уорлингема.

— Ох, милорд!

Взглянув на него, лорд Брекон сказал негромко:

— Бейтсон, я его не убивал. Вы мне верите?

Кэролайн показалось, что в глазах старика блеснула радость:

— Я верю вам, мастер Вэйн. Я никогда от вас не правды не слышал, но найдутся другие, которые не поверят.

— Вот в том и дело, — сказал лорд Брекон. — Именно поэтому, Бейтсон, ее светлость убеждает меня уехать сегодня, пока ведется следствие. Я считаю, что мне нельзя уезжать, что я должен остаться, но ее светлость настаивает.

— Ее светлость права, я уверен, милорд. Чтобы нам разузнать побольше про это ужасное дело, лучше, если вашей светлости здесь не будет.

— Но мы должны спешить, — заторопилась Кэролайн. — Его светлости нужна лошадь, Бейтсон, самая быстрая в конюшне, и нужно немедленно послать грума в Ноул с письмом к лорду Милборну. Займитесь этим. Мы знаем, что можем на вас положиться, не правда ли?

— Можете, миледи, и есть еще два надежных человека в конюшне, за кого я поручусь. Вам лучше переодеться, милорд. Я приведу вам лошадь минут через пять-десять.

Он направился к выходу, но у самой двери оглянулся. Он явно боролся с собой, всячески стараясь сдержать подступавшие к глазам слезы.

— Мы вас спасем, мастер Вэйн, будьте уверены.

Когда за ним закрылась дверь, Кэролайн повернулась к лорду Брекону:

— Он тебя тоже любит, Вэйн.

Лорд Брекон не ответил, но она почувствовала, что преданность старика глубоко тронула его.

— Пока ты переодеваешься, я пойду к себе и напишу письма Ньюмену и дяде Фрэнсису. Поторопись, Вэйн.

Вместо ответа он взял ее руку и поднес к губам. Это не был традиционный холодный поцелуй. Кэролайн вздрогнула от его прикосновения и была готова броситься к нему в объятия, но усилием воли сдержала себя и отвернулась, чтобы не помешать ему проявлением слабости.

Она написала письма и, запечатывая одно из них, адресованное лорду Милборну, услышала, как открылась дверь: это был Вэйн. Он уже переоделся в костюм для верховой езды, и теперь на нем был серый сюртук, а в начищенных до блеска высоких сапогах отражался огонь камина. Как ужасно, подумала она, что он вынужден бежать из собственного дома, словно преступник, чего и добивался его кузен.

Но для сожалений сейчас не было времени. Она встала из-за стола и, подойдя к мужу, вручила ему письмо к Ньюмену, которое он положил в карман.

— По возможности ни с кем не говори, когда приедешь в Мэндрейк. Чем меньше ты будешь возбуждать любопытство, тем лучше. И лучше подъехать на конный двор, а не к парадному входу.

— Понимаю, — сказал он, не отрывая от нее глаз.

— Господь с тобой, любовь моя, — сказала она, и голос ее дрогнул.

В ответ он привлек ее к себе и долго-долго не отрывался от ее губ. Потом, рука об руку, они молча спустились по лестнице. В холле было темно, у двери горела одна-единственная свеча. Было видно, что ее только что зажгли, и Кэролайн, недоумевавшая, кто бы это мог сделать, со вздохом облегчения увидела выступившего из тени ожидавшего их Бейтсона.

— Я слышу, что ведут лошадей, милорд, — сказал он.

И действительно, как только он открыл дверь, раздался топот копыт о гравий подъездной аллеи. На одной, из лошадей сидел грум, другую, великолепного темного жеребца, вел конюх, с трудом удерживая гарцующее животное, казалось, так и рвавшееся в дорогу.

Небо светлело, близился восход. Было достаточно светло, чтобы разглядеть лица. Лорд Брекон обернулся и взглянул на Кэролайн. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу, вспоминая обо всем том, что осталось недоговоренным, о невысказанной любви, о боли разлуки.

Не прикасаясь к ней, без единого слова, лорд Брекон спустился по ступеням и сел на жеребца. Конь взвился, но, словно почувствовав хозяина, внезапно присмирел.

Взмахнув шляпой, лорд Брекон развернул коня и поскакал по аллее. Через мгновение он уже скрылся из виду в тени дубов.

Кэролайн вспомнила о письме лорду Милборну, которое она держала в руках, и подала его груму:

— Поезжай как можно скорее. Ноул недалеко отсюда, как я понимаю?

— Полями мили четыре, миледи.

— Хорошо, значит, путь недолгий. По приезде туда потребуй, чтобы мое письмо тут же передали судье.

Скажи, что это чрезвычайно важно, и не позволяй никому тебя задерживать.

Поклонившись, грум повернул коня в сторону ворот, ведущих в парк. Кэролайн следила за ним, пока и он не исчез из виду.

— Пойдемте, миледи, — прошептал Бейтсов. Кэролайн вздрогнула и обернулась к нему.

— Они уехали, Бейтсон, — проговорила она, словно в забытьи.

— Да, миледи, и нам только остается ждать утра.

— Я пойду к себе. Если кто-нибудь будет спрашивать его светлость, скажите, что его вызвали по важному делу. Что вы им наговорите, не имеет значения, потому что, как только приедет лорд Милборн, я расскажу ему правду.

— Слушаюсь, миледи. А труп в библиотеке? Может быть, мне убрать его?

— Нет-нет, ни под каким видом. И запретите другим к нему прикасаться. Я хочу, чтобы судья увидел все, как есть.

— Слушаю, миледи, — повторил Бейтсон.

Предельно уставшая, словно все ее тело налито свинцом, Кэролайн поднялась по лестнице.

Ее сотрясала дрожь. Придя в спальню, она, не дав себе труда раздеться, забралась в постель, надеясь согреться.

Сама мысль о сне казалась невероятной, и все же спустя какое-то время ей стало казаться, будто Вэйн обнимает и целует ее, — значит, она все-таки ненадолго задремала. Но большую часть времени мысли Кэролайн возвращались к телу, что лежало внизу, в библиотеке, к Джервису Уорлингему и миссис Миллер, к их заговорам и интригам и к тому, какое чудо поможет ей доказать их собственную вину.

В семь часов Кэролайн позвала Марию. Когда та явилась, то по выражению ее лица и необычной бледности Кэролайн поняла, что ужасное происшествие уже всем известно.

Мария попыталась было скрыть от Кэролайн подробности, но та все же вынудила ее рассказать обо всем: что труп обнаружила одна из горничных и какой шум поднялся среди прислуги.

— Девушка, что нашла беднягу, все еще в истерике, кричит, хохочет, плачет, и ничего с ней не могут поделать. Миссис Тимминс сразу упала в обморок, и ее целых пять минут приводили в чувство! Ваша светлость такого переполоха и представить не может. Один мистер Бейтсон вроде спокойнее всех и говорит, что ничего нельзя сделать, пока ваша светлость не проснулись, потому что его светлость в отъезде.

— Его светлости пришлось уехать по важному делу, — сказала Кэролайн.

— Так и мистер Бейтсон сказал, миледи, а я, разумеется, молчала. Но что же нам теперь делать?

Кэролайн постаралась собраться с мыслями.

— Многое, — сказала она. — Одень меня поскорее и сразу же беги со всех ног к фургону, спроси, не видели ли они что-либо прошлой ночью.

— Дай-то бог, чтобы видели, миледи, иначе мы пропали!

— Ты уверена, что они поняли, о чем ты их вчера просила?

— Точно, что поняли. Я говорила и с Гидеоном, и с мистером Хэкетом, его отцом. Очень обходительный человек, ничего не скажешь, и они оба обещали следить, насколько получится.

Кэролайн вздохнула.

— Мы ничего не узнаем, пока ты у них не побываешь. Ну, неси же скорее мое платье!

Кэролайн быстро оделась и, пока Мария ее причесывала, заставила себя выпить чашку шоколада, зная, как важно для нее сейчас сохранять спокойствие и не волноваться, какой бы заразительной ни оказалась всеобщая истерика.

Едва она успела завершить свой туалет, как в дверь громко постучали. Мария пошла открывать, но не успела сделать и двух шагов, как дверь распахнулась и в ней показалась миссис Миллер. Увидев Кэролайн одетой, она от удивления широко раскрыла глаза.

— Я не знала, что вы уже встали, — сказала она. — Я пришла сообщить вам ужасное известие.

— Я уже знаю, что вы явились мне сообщить, — холодно сказала Кэролайн. — Вы меня очень обяжете, если немедленно отправитесь в свою комнату и останетесь там. Если судья по прибытии пожелает говорить с вами, вам дадут знать.

— Верховный судья? — переспросила миссис Миллер.

— Да, лорд Милборн. Я просила его светлость прибыть сюда как можно быстрее. А теперь, миссис Миллер, исполняйте мое распоряжение.

Миссис Миллер была слишком потрясена, чтобы возразить Кэролайн хоть словом. Она молча вышла, и Мария закрыла за ней дверь, собираясь поделиться с госпожой своими мыслями. Но Кэролайн не дала ей, быстро проговорив:

— Сейчас же ступай к фургону! Скажи Бейтсону, чтобы мне тут же доложили о приезде его светлости.

Я хочу говорить с ним прежде, чем он встретится с кем-либо.

— Понимаю, миледи;

Отдав распоряжение, Кэролайн не в состоянии была усидеть у себя в спальне. Сначала она вышла на лестничную площадку, потом прошла в холл. Наконец нетерпение ее стало настолько сильным, что она вышла на ступени замка, вглядываясь в даль главной аллеи в ожидании, когда же появится голубой с серебром экипаж лорда Милборна. Ждать ей пришлось недолго.

В восемь часов показались лошади с форейторами, и через несколько минут карета подкатила к подъезду. Выскочивший навстречу прибывшим лакей открыл дверцы, и Кэролайн с распростертыми объятиями сбежала со ступеней навстречу выходившему из кареты лорду Милборну:

— Слава богу, вы приехали, дядя Фрэнсис! — воскликнула она. — Никогда я еще так никому не была рада.

— Я собрался так быстро, как только мог, дорогая.

У вас действительно такие серьезные неприятности, Кэролайн? Ваше письмо меня встревожило.

— Хуже быть не может, дядя Фрэнсис. Пойдемте, я должна поговорить с вами без посторонних ушей.

Она провела его в гостиную и, забыв обо всем, кроме того, что больше всего волновало ее, начала свой рассказ. Она начала с изложения событий прошедшей ночи. Затем, перескочив назад, вернулась к моменту их первой встречи, рассказала о своем знакомстве с Вэйном, о том, как хитростью проникла в замок, о зарождении своей любви.

Бейтсон позаботился о завтраке для его светлости и задолго до того, как Кэролайн закончила свой рассказ, вошел с подносом, уставленным всякой снедью и напитками, и расставил все на столике перед окном.

Кэролайн была явно недовольна этим вмешательством, но лорд Милборн, глядя в ее бледное лицо с темными кругами под глазами, сказал:

— Я настаиваю, дитя мое, чтобы вы позавтракали вместе со мной. Я понимаю, то, что вы имеете мне сообщить, чрезвычайно важно, но, если вы от голода потеряете сознание, никому от этого лучше не будет.

— Да, дядя Фрэнсис, — покорно произнесла Кэролайн. Она встала и в нетерпении принялась расхаживать взад-вперед по комнате, пока Бейтсон и помогавший ему лакей не удалились и они вновь не остались одни.

Лорд Милборн сел за стол и налил чашку кофе.

— Продолжайте, Кэролайн. Вы остановились на том моменте, когда вышли замуж за этого молодого человека, с которым были знакомы всего несколько недель.

— В подобном кратком изложении это звучит ужасно. Но я люблю его, дядя Фрэнсис, я полюбила его с самой первой встречи. Поймите, ведь так иногда бывает.

Порою чувство возникает внезапно и оказывается столь сильным и захватывающим, словно существовало испокон века.

— Продолжайте, Кэролайн, — сказал лорд Милборн. — Я отношусь к вашему рассказу с большим сочувствием, чем это может показаться со стороны.

— Мы поженились, но… Вэйн не стал мне мужем.

Она запнулась. Воспоминание о той ночи все еще больно отзывалось в ее сердце. Потом Кэролайн рассказала о том, как лорд Брекон раскрыл ей тайну замка.

Она говорила об этом смело и открыто, безо всяких сомнений, сознавая, что, только если лорд Милборн узнает, как долго хранил Вэйн эту тайну, он поймет, насколько чудовищно само предположение, что он, подобно своему отцу, мог оказаться убийцей.

Когда она повторила лорду Милборну то, что Вэйн рассказал ей о смерти отца, он остановил ее:

— Ну, конечно! Я припоминаю теперь. В то время действительно ходили разные слухи. Когда я встретил вашего мужа, Кэролайн, во время следствия по делу об убийстве Розенберга, я пытался вспомнить, что мне было известно о его отце. Но тогда мне это не удалось, теперь же мне все ясно. И в самом деле, была какая-то тайна вокруг обстоятельств смерти покойного лорда Брекона и предшествующих ей событий.

Кэролайн постаралась быстро закончить свой рассказ. Она упомянула о том, как Джервис Уорлингем пытался ее шантажировать, как она заподозрила миссис Миллер в пособничестве ему, о разговоре, подслушанном ею ночью у павильона, о жестоком обращении грума с лошадью. Она высказала предположение, что Джервис Уорлингем в своих целях использовал гнев Вэйна, и, наконец, рассказала о том, что видела ночью из окна спальни.

— Это был Джервис Уорлингем, я отчетливо разглядела его при луне. Я не могла ошибиться, хотя он и надвинул шляпу на глаза. На нем был зеленый сюртук — тот же самый, что был на нем, когда я впервые увидела его в «Собаке и утке». — Она взглянула на лорда Милборна с тревогой:

— Вы мне верите, правда, дядя Фрэнсис?

— Верю, Кэролайн, верю каждому вашему слову, потому что я убежден, что все сказанное вами — правда.

Но, милая моя, доказать, что ваш муж невиновен, будет нелегко.

— Конечно, это так. Но вы поможете нам? Пожалуйста, обещайте, что поможете!

— Разве есть необходимость в таком обещании? — спросил лорд Милборн.

Кэролайн покачала головой.

— Я знаю, что могу положиться на вас. Мы спасем Вэйна, ведь я так его люблю!

— А если нет? — спросил лорд Милборн.

Кэролайн гордо подняла голову.

— Тогда мы с ним бежим и будем жить в изгнании.

Если мы будем вместе, для меня это счастье.

Лорд Милборн улыбнулся, и Кэролайн показалось, что нечто грустное мелькнуло в его глазах.

— Когда-то я и сам так любил, — сказал он тихо. — Это было давно, но я не забыл этого чувства. Заканчивайте ваш завтрак, Кэролайн, вам понадобится вся ваша энергия.

Хотя каждый глоток давался ей с трудом, Кэролайн повиновалась. Она допивала кофе, когда дверь отворилась и вновь вошел Бейтсон.

— Мистер Уорлингем, миледи.

Лорд Милборн поднял брови:

— Мистер Уорлингем? Я думал, что он уехал.

— Да, милорд, но сейчас он здесь с констеблем и двумя сыщиками.

— Вот как!

— Они желали бы говорить с вашей светлостью.

— Попросите их подождать в холле. — Лорд Милборн взглянул на Кэролайн.

— Сыщики? — Сердце у Кэролайн защемило. — У него не было времени вызвать их из Лондона. Как они могли здесь оказаться?

— Еще одна тайна. Ну а теперь, Кэролайн, пойдемте в холл и займемся расследованием этих странных событий. Но сначала я загляну в библиотеку.

Он вышел из гостиной и, не обращая внимания на небольшую группу людей, столпившихся в отдаленном углу холла, свернул в коридор, ведущий к библиотеке.

Кэролайн отправилась с ним, но войти в библиотеку не решилась и дожидалась его за дверью. Когда лорд Милборн вышел, лицо его было мрачным.

— Куда лорд Брекон дел свой хлыст, когда вернулся с верховой прогулки? — спросил он.

— Отдал его Бейтсону вместе со шляпой и перчатками. Обычно хлыст висит в гардеробной у парадной двери. Всякий мог взять его — особенно те, кто живет в замке.

Лорд Милборн кивнул и направился в холл. С большим достоинством он опустился в приготовленное для него Бейтсоном кресло с высокой спинкой, которое стояло перед дубовым столом. Благодаря удобному расположению кресла он сидел спиной к свету, падавшему непосредственно на тех, с кем ему предстояло говорить.

Джервис Уорлин! ем небрежно откинулся на спинку обитого гобеленовой тканью стула. Вглядевшись в его спутников, одетых в ярко-красные жилеты, Кэролайн сразу же поняла, что это сыщики: именно этим жилетам сыщики обязаны своим прозвищем «снегири».

Это были худощавые подвижные люди, в которых ощущалось спокойное сознание собственной силы, типичное для представителей их профессии.

Возле них пристроился краснолицый деревенский констебль: он был явно озабочен и чувствовал себя неловко, постоянно отирая со лба пот; рядом с ним стоял конюх Джексон, а у парадной двери дежурили несколько лакеев. Важный Бейтсон держался в отдалении с таким видом, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. «Интересно, вернулась ли Мария?» — подумала Кэролайн, тревожась, и испытала огромное облегчение, когда увидела, что в коридоре, ведущем в задние покои замка, показались, следуя за лакеем, Гидеон и еще какой-то мужчина, в котором она, по сходству с сыном, узнала мистера Хэкета.

Оба они были несколько смущены великолепием обстановки, но когда Гидеон увидел Кэролайн, он улыбнулся, и что-то в его жизнерадостном лице с блестящими глазами сулило надежду.

— Кто эти люди? — спросил лорд Милборн.

— Они желают видеть ее светлость, — отвечал лакей.

— Это мои друзья из цирка, дядя Фрэнсис, — быстро сказала Кэролайн. — Помните, я вам о них рассказывала?

Лорд Милборн кивнул и обратился к Джервису Уорлингему:

— Вы хотели говорить со мной, мистер Уорлингем? Это касается тела, обнаруженного в замке сегодня утром?

Медленно, с молчаливым вызовом в каждом движении, мистер Уорлингем поднялся.

— Да, милорд.

— А как вы об этом узнали?

— Я ожидал такого вопроса, — медленно и спокойно произнес мистер Уорлингем, — поскольку в замке меня не было. Дело в том, что я провел ночь у своего знакомого здесь, в деревне, у мистера Фэйкена. Я собирался ехать в Лондон сегодня утром, но меня чуть свет разбудили агенты полиции, желавшие видеть меня по моим личным делам. Когда я беседовал с ними, мой конюх Джексон, который сейчас здесь, явился, чтобы сообщить мне, что грум, которого я прогнал по настоянию моего кузена за жестокое обращение с лошадью, пропал, и более того, сегодня утром из замка доносились его крики, взывавшие о помощи.

— Кто слышал крики?

— Мой конюх Джексон.

— А как он оказался возле замка в такой ранний час?

— У меня заболела лошадь, и он пошел в конюшню моего кузена попросить попону. Ближайший путь от дома мистера Фэйкена в конюшню ведет через парк.

Джексон, бывавший в замке, знал эту дорогу. Приблизившись к замку, он услышал крики, но не осмелился кинуться на помощь.

— А почему?

— Ваша светлость, конечно, понимает, что ему было неловко вмешиваться, особенно когда он понял, что крики доносятся из библиотеки.

— А ему и это было известно?

— Ну да, замок ему хорошо знаком. Он не знал, что делать, но крики смолкли, и он подумал, что все в порядке. Но сегодня утром, когда мальчик не явился — а я хоть и прогнал его, но обещал отвезти обратно в Лондон, где я его нанял, — Джексон встревожился и рассказал мне обо всем, что он слышал.

— И вы сочли это важным?

— Естественно, ведь я несу ответственность за этого парня, хотя мне и пришлось выгнать его по настоянию кузена.

— Итак, вы убедили полицейских агентов отложить дела, по которым они прибыли к вам из Лондона, и сопровождать вас в замок для расследования дела, показавшегося вам более важным и лично вас касающимся?

— Если ваша светлость желает представить дело так, — что ж, пожалуйста, хотя, конечно же, я не имел никакого представления, что речь идет об убийстве.

— А когда вы узнали, что такая возможность не исключена?

— Джексон расспрашивал прислугу, не слышали ли они чего о мальчике. Ему сказали, что в библиотеке был обнаружен труп.

— Понятно. И это явилось для вас печальной новостью?

— Весьма печальной. Я не мог поверить, что мой кузен способен на такое, но, к несчастью, только вчера я слышал, как он угрожал этому парню в присутствии Джексона, его собственных грумов и… ее светлости.

Он взглянул на Кэролайн, и она содрогнулась — столько ненависти было в его взгляде. Но она держалась гордо, надеясь, что ничем не выдаст своих истинных чувств.

— Мне передали слова лорда Брекона.

— Джексон может повторить их, если в этом есть необходимость. Конечно, со стороны мальчишки это был безумный поступок — отомстить моему кузену за увольнение убийством птиц. И все же, милорд, я не могу избавиться от мысли, что мера наказания слишком превзошла само преступление! И кстати, где мой кузен, если мне будет позволено задать такой вопрос?

— На настоящей стадии расследования предоставьте задавать вопросы мне. — Обернувшись к полицейским, лорд Милборн спросил:

— Вы подтверждаете слова этого джентльмена, которыми он объяснил ваше присутствие здесь?

Старший из двух мужчин выступил вперед.

— Да, милорд. Мы разыскивали мистера Уорлингема, поскольку у нас есть ордер на его арест за неуплату долга в две тысячи гиней.

Кэролайн вспомнила, что именно такую сумму требовал Джервис Уорлингем, пытаясь ее шантажировать. Ему явно были необходимы эти деньги.

— Но прежде чем вы увезете его с собой в Лондон, он уговорил вас посетить замок, поскольку его грум пропал, а конюх рассказал зловещую историю с криками о помощи?

— Совершенно верно, милорд.

— Благодарю вас.

Лорд Милборн взглянул на Гидеона:

— Кто ты, мальчик?

— Я Гидеон Хэкет, с позволения вашей светлости, а это мой отец.

Мистер Хэкет почтительно поклонился.

— У тебя есть что-либо нам сообщить? — спросил лорд Милборн.

— Да, милорд, нам передали от миледи, чтобы мы смотрели в оба, потому что она боится, что не сегодня. так завтра ночью что-то может случиться. Отец и я — мы так и сделали. Ходим мы по лесу возле замка и слышим: кричит кто-то. Мы — туда, спрятались и видим: вон тот щеголь, — Гидеон показал на мистера Уорлингема, — и вот этот малый, — ткнул он большим пальцем В сторону Джексона, — с мальчишкой схватились. А мальчишка-то хоть и от земли не видать, а драться силен и орет так, что того гляди лопнет. Мы в кустах засели.

В толк не возьмем, чего этому щеголю нужно. А тут этот малый как двинет мальчишку по затылку, тут ему и каюк. Только он свалился, а этот щеголь к нему, да руками за горло. Темно, правда, было, но отец мой и я так думаем, что придушил он его, так что тот и не пискнул. Тут щеголь поднялся, хлыст в руке, и давай его охаживать.

В жизни не видал, чтобы покойников лупили, меня аж замутило. Тут другой малый и говорит, готов, сэр, и щеголь бросил это дело. Я так понимаю, ему оно здорово понравилось, ухмылялся прямо от удовольствия. Этот верзила поднял мальчишку на плечо, и пошли они к замку. Вот что я видел, господин, и как перед богом, все правда.

Гидеон умолк. В воцарившейся вдруг напряженной тишине собравшиеся не сводили с него глаз. Кэролайн вцепилась пальцами в ручки кресла. Молчание первым нарушил мистер Уорлингем.

— Вздор! — воскликнул он. — Славная история, и мальчишку неплохо натаскали врать, но, ваша светлость, вряд ли вы склонны верить бредням цыган и бездомных бродяг. Несомненно, ее светлость, чье богатое воображение всем хорошо известно, сочинили эту небылицу, да только ей следовало бы найти более надежных свидетелей, если она хотела, чтобы им поверили.

Лорд Милборн взглянул на него и обратился к мистеру Хэкету:

— У вас есть что добавить к показаниям вашего сына?

— Только это, милорд.

Мистер Хэкет подошел к столу. Он слегка прихрамывал и двигался с усилием, словно раны, нанесенные тигром, все еще причиняли ему боль. Но Кэролайн почувствовала, что его честный взгляд внушил лорду Милборну доверие к нему. Приблизившись к его светлости, он разжал ладонь. В руке у него лежал маленький предмет.

— Что это? — спросил лорд Милборн.

— Пуговица, милорд. Мальчишка оторвал ее от сюртука джентльмена, когда боролся с ним. Он уронил ее среди опавших листьев. Мы ее подобрали, когда они ушли.

У Кэролайн перехватило дыхание. Лорд Милборн протянул руку и взял пуговицу у Хэкета. Было видно, что она держалась на клочке тонкого оливково-зеленого сукна, из какого шьют модные сюртуки.

Лорд Милборн повернул пуговицу и взглянул на нее в лорнет:

— Монограмма! — произнес он негромко, и Кэролайн, наклонившись вперед, увидела, что пуговица золотая, с бриллиантовым узором в центре.

В зале все замерло. Лорд Милборн отчетливо проговорил:

— Здесь переплетены инициалы Д. У. Что вы можете сказать по этому поводу, мистер Уорлингем?

Джервис Уорлингем, побледнев, облизал пересохшие губы. Но не успел он сказать и слова, как лакей распахнул парадную дверь и в холл, тяжело ступая, вошел какой-то человек. Все обернулись, и Кэролайн увидела, что это был Джейсон Фэйкен.

Он выглядел еще более отталкивающе, чем обычно. За собой он тянул за руку немолодую женщину, чье лицо на мгновение показалось Кэролайн знакомым.

Она была одета чисто и опрятно, плечи были укутаны в шаль, а на голове — черный чепчик. Руки у нее дрожали, а взгляд был совершенно безумный от страха.

Лишь втянув ее за собой в холл, Джейсон Фэйкен отпустил ее руку и направился прямо к мистеру Уорлингему. Близко наклонившись к нему, он тихо что-то сказал тому. Слов Фэйкена никто не расслышал, но ответ мистера Уорлингема услышали все.

— Какого черта, ты что, раньше не мог этого обнаружить, болван проклятый? — Повернувшись к лорду Милборну, он с усмешкой продолжил:

— Если будет суд, милорд, а судя по вашему отношению, это весьма вероятно, то я требую, чтобы мне дали возможность предстать перед судом моих пэров.

Глава 15

С минуту в холле царило изумленное молчание. Затем лорд Милборн спокойно спросил:

— Какие вы имеете основания для подобной просьбы, сэр?

Мистер Уорлингем выпрямился.

— Мои основания, милорд, в том, что на самом деле подлинный лорд Брекон — это я. У меня есть доказательства, что человек, называвшийся таковым, живший в замке и хозяйничавший в поместье, никто другой как самозванец.

Кэролайн хотела было сказать что-то, но лорд Милборн взглядом остановил ее.

— Вы можете это доказать? — спросил лорд Милборн медленно и спокойно, смягчая своим невозмутимо достойным видом драматизм ситуации.

В ответ Джервис Уорлингем кивнул Джейсону Фэйкену. Схватив за руку женщину в черном чепчике, горбун выволок ее на середину холла.

— Эта женщина может представить доказательство, милорд, — проговорил он громким грубым голосом.

— Одну минуту, — остановил его лорд Милборн. — Ваше имя?

« — Джейсон Фэйкен.

— Ваша профессия?

После легкой заминки горбун ответил:

— Адвокат.

— Практикующий?

Снова ответу предшествовала чуть заметная пауза.

— Служил раньше в конторе Розенберга, Спэрроу и Кохена.

Кэролайн задохнулась от изумления. Теперь все вставало на свои места. Теперь она поняла, откуда Джервис Уорлингем узнал, что сэр Монтегю шантажировал лорда Брекона. Джейсон Фэйкен был связующим звеном в цепи событий между опрометчивым поступком Мелиссы и убийством в развалинах коттеджа. Ни Розенберг, ни сэр Монтегю и не подозревали, что Джервис Уорлингэм получал свои сведения от бывшего служащего фирмы.

Это было для него еще одним средством избавиться от своего кузена. Кэролайн догадывалась, что Джервис Уорлингем как-то узнал об обстоятельствах смерти покойного лорда Брекона и решил, что, обвинив Вэйна в убийстве, он легко сможет доказать это, объяснив его преступные наклонности наследственностью. Но утверждение, что Вэйн — самозванец… Это уже что-то новое.

Внезапно Кэролайн вспомнила, как мистер Уорлингем вошел в холл, когда Вэйн показывал ей фамильные портреты. Она заметила, что Вэйн не похож на большинство своих предков. Помнится, тогда еще в разговор с непозволительной смелостью вмешалась Доркас.

Не дала ли она ему невольно ключ к какой-то тайне, о которой Вэйн и не подозревал? Сердце Кэролайн забилось; она едва сдерживала волнение.

— Продолжайте, мистер Фэйкен, — проговорил лорд Милборн.

— Здесь со мной миссис Дженкс, — сказал горбун. — Она может представить вашей светлости неопровержимые доказательства, которые подтверждают заявление моего клиента, что он действительно лорд Брекон.

Он встряхнул женщину за руку, так что та захныкала от страха, и затем приблизил к ней свое безобразное, злобное лицо:

— Говори! Рассказывай его светлости все, что знаешь!

Женщина зарыдала, Джейсон Фэйкон снова тряхнул ее за руку.

— Остановитесь! — раздался вдруг чей-то голос. Все обернулись, и Кэролайн увидела на верху лестницы Доркас. Ее изможденное суровое лицо в гневе казалось страшным.

Женщина в черном чепце закрыла лицо руками. Доркас быстро спустилась и подошла к ней.

— Марта Дженкс! — в ярости обратилась она к женщине. — Ты сошла с ума? Как ты смеешь нарушить клятву и говорить о том, что ты побожилась не разглашать?

Женщина теперь уже рыдала во весь голос. Она отняла руки от лица и умоляюще сложила их.

— Доркас, — простонала она, — я не могла не прийти. Они заставили меня. Они поймали моего Тома… с зайцем в руках… и сетью в кармане. Его сошлют… если я не сделаю, что мне велят.

— Так пусть ссылают, — проговорила Доркас с нескрываемым презрением в голосе. — Лучше это, чем знать, что моя сестра оказалась предательницей.

Миссис Дженкс в отчаянии ломала руки.

— Хорошо тебе говорить, Доркас… но ведь Том мой сын… чтобы его сослали… за ребячью шалость;… Разве можно это вынести?..

Доркас опять хотела было заговорить, но лорд Милборн помешал ей.

— Помолчите, — сказал он громко, глядя на Доркас. — Как вас зовут?

Кэролайн решила, что Доркас не ответит, так как в гневе она, казалось, не видела никого, кроме сестры, которая рыдала уже почти в полном беспамятстве. Но привычка всей жизни — повиноваться — взяла верх. Сделав реверанс, она ответила:

— Меня зовут Доркас, милорд, и я — личная горничная вдовствующей леди Брекон.

— Очевидно, Доркас, вам известно нечто, что до сих пор держалось в тайне, но теперь должно быть открыто. В настоящий момент речь идет о спасении или гибели двух людей. Один из них, его светлость лорд Брекон, другой — его двоюродный брат мистер Джервис Уорлингем. Помимо обвинения в убийстве, угрожающего одному из джентльменов, мистер Уорлингем утверждает, что он законный обладатель титула, этого замка и поместья. По его словам, это может доказать женщина, которую вы называете вашей сестрой. Но похоже, что» она не в состоянии ясно изложить обстоятельства дела. Не лучше ли, Доркас, поскольку вам эта история явно хорошо знакома, чтобы вы нам ее и рассказали? Сейчас уже не стоит ничего скрывать, поскольку рано или поздно все станет известно.

Пока лорд Милборн говорил, Доркас не сводила с него глаз, но выражение ее лица оставалось непроницаемым. Когда он закончил, она повернулась к стоявшей рядом сестре и негромко спросила ее:

— Что ты им уже рассказала. Марта?

— Все, — раздалось в ответ. От мучительных переживаний женщина едва стояла на ногах, так что Доркас и Джейсон Фэйкон должны были ее поддерживать.

— Помогите ей сесть, — приказал лорд Милборн.

Опустившись в кресло, женщина склонила голову чуть ли не до колен и продолжала плакать, уже беззвучно.

— Итак, Доркас, — проговорил лорд Милборн.

— Да, выслушаем истину во всей ее красе, — издевательски усмехнулся мистер Уорлингем.

Доркас посмотрела на него.

— Я скажу правду, сэр, — зловещим тоном произнесла она, — но вам она едва ли принесет утешение. — Она повернулась к лорду Милборну:

— Заговорив, я должна буду раскрыть не свои тайны, но моей госпожи. Правильно ли это?

— Да, Доркас, — отвечал лорд Милборн. — Насколько я понимаю, эти тайны касаются сына вашей госпожи.

— Да, милорд.

— Тогда говорите все.

Голос Доркас был тверд, но Кэролайн заметила, что пальцы, сцепленные поверх передника, побелели от напряжения.

— Я стала личной горничной моей госпожи, когда она была еще девочкой. Она жила на Севере, и я тогда жила неподалеку от тех мест. Мой отец был рыбаком.

Как-то, когда моя госпожа уже подросла, после одной суровой зимы здоровье ее расстроилось, и доктор посоветовал ей поехать на юг. Было решено, что она погостит у моих родителей, незадолго до того поселившихся в маленькой деревушке близ Плимута. Мы отправились вместе, моя госпожа и я.

Через несколько недель на теплом воздухе ей стало лучше. Она с удовольствием проводила время, катаясь на лодке с моим отцом и гуляя по округе. Так она и познакомилась с одним джентльменом…

— Можем ли мы узнать его имя? — прервал ее лорд Милборн.

— Ройд. Мистер Ройд. Моя госпожа виделась с ним каждый день, а вскоре призналась мне, что влюблена.

Я очень испугалась, потому что отец моей госпожи, полковник Стюарт, вдовец, был человек суровый и гордый. Он ни за что бы не признал жениха, с которым его дочь познакомилась при столь необычных обстоятельствах. Кроме того, мне было известно, что мистер Ройд небогат, хотя и вполне благородный, прекрасный джентльмен и мог бы сделать мою госпожу счастливой, будь все по-другому.

Я умоляла мою госпожу сразу же вернуться в Йоркшир, но она отказалась. И несколько дней спустя они подошли ко мне, сияющие, и сказали, что поженились.

Я вскрикнула от ужаса, но они успокоили меня и попросили не расстраиваться. «Мы поедем и расскажем все папе, — сказала моя госпожа. — Одна я бы побоялась, но вместе с мужем мне ничего не страшно». Через неделю мы должны были возвращаться, а за день до нашего отъезда мистер Ройд поехал в Плимут, чтобы приготовиться к путешествию и взять денег из банка.

Часы проходили, но он все не возвращался. К ночи моя госпожа обезумела от беспокойства, и мы обе сидели в ожидании, дрожа от страха и волнения. Утром, когда он так и не появился, она была совершенно вне себя. Наконец какой-то мальчишка-оборвыш рассказал, что мистера Ройда затащили на борт английского военного корабля «Триумф», который отплыл куда-то сегодня рано утром.

Моя госпожа упала в обморок, услышав об этом, и я думала, что она умрет, но худшее было еще впереди. Через неделю мы узнали, что «Триумф» встретился в проливе и вступил в бой с французским военным судном.

Силы были неравны, и только помощь других британских судов в последний момент спасла англичан от плена. «Триумф» вернулся в порт, потеряв большую часть своего экипажа убитыми и ранеными. Среди убитых был и мистер Ройд.

Несколько недель я думала, что моя госпожа не выживет, но наконец здоровье ее немного поправилось, хотя она и была очень угнетена. К тому времени нам необходимо было возвращаться в Йоркшир. Полковник Стюарт в письме приказывал дочери вернуться, и мне нечем было объяснить нашу задержку.

Мы вернулись, но не похоже было, чтобы перемена климата принесла моей госпоже какую-нибудь пользу.

Она не могла признаться отцу, что вышла замуж; с момента расставания она вообще ни с кем словом не обмолвилась о муже, даже со мной. Одно упоминание его имени вызывало у нее такую истерику, что я сочла за благо молчать, чтобы не расстраивать ее.

К домашней жизни она относилась безразлично.

Потом, месяц или больше спустя после нашего возвращения, мы узнали то, чего я в глубине души опасалась больше всего: моя госпожа ожидала ребенка. Она смертельно боялась, что отец узнает об этом. И было чего бояться: полковник Стюарт никогда бы не простил ей замужества без его согласия, а узнай он, что должен родиться ребенок, он бы жестоко обошелся с моей бед-: ной госпожой.

Мы все скрывали, пока положение ее не могло уже более оставаться незаметным. Тогда моя госпожа сказала отцу, что с приближением зимы ей полезно было бы вновь уехать на юг и провести там самые холодные; месяцы. К счастью, полковник сам хотел поехать в гости в Шотландию и согласился, чтобы мы вернулись к моим родителям. Мы поспешно отправились снова в Плимут. Там у моей госпожи родился ребенок. Это был мальчик, которого назвали Вэйном, потому что таково было одно из имен мистера Ройда.

Доркас на мгновение умолкла. Молчали и все собравшиеся в холле. Ее слушали с большим вниманием, и сам лорд Милборн наклонился вперед в кресле, опершись подбородком на руку.

— Теперь нашей главной заботой было найти кого-то для ухода за ребенком. Мальчик был прехорошенький. Моя госпожа обожала его и слышать не хотела, чтобы отдать его в приют для подкидышей.

Мои родители были уже старые и больные, а то бы они услужили ей, потому что полюбили ее, как и все, кто ее знал. И тут я подумала о своей сестре, бывшей замужем за фермером по фамилии Дженкс в Какхерсте.

Я съездила к ней, и она согласилась взять ребенка на воспитание, а я вернулась в Плимут за своей госпожой.

Вместе с ней мы поехали в Какхерст и передали ребенка моей сестре, а сами остановились в гостинице.

Мы собирались провести там дня два, а затем вернуться в Йоркшир, но, когда пришло время расставаться с сыном, моя госпожа не могла от него оторваться.

Она любила ребенка безмерно, особенно потому, что видела в нем единственное, что связывало ее с бесконечно любимым ею человеком.

Каждый день я предлагала отправиться в дорогу, и каждый день она находила предлог задержаться и все время проводила на ферме с маленьким Вэйном, ухаживая за ним, лаская его и надрывая себе сердце, потому что должна была оставить его и вернуться домой.

Тогда-то она и встретила лорда Брекона. Мы возвращались с фермы в деревню через поместье его светлости, не зная, что находимся в чужих владениях.

Милорд ехал верхом, и было ясно, что, как только он увидел мою госпожу, он пленился ее красотой и обходительностью. Он пригласил ее пообедать в замке, а через несколько дней предложил ей руку и сердце.

Когда она мне рассказывала об этом, она сказала:

«Ты понимаешь, что это значит, Доркас? Если я выйду за лорда Брекона, то смогу видеть моего сына, я буду с ним рядом — моим любимым, моим крошкой Вэйном».

В конце концов, посомневавшись, она приняла предложение его светлости, и мы собрались в Йоркшир, сообщить эти новости полковнику Стюарту. Но в то самое утро, как нам уезжать, моя госпожа получила печальное известие о смерти отца. Он умер от удара в доме у своего приятеля. Несмотря на страх перед отцом, моя госпожа была огорчена его смертью, потому что другой родни у нее не было. Его светлость лорд Брекон был очень добр и, когда миновал первый порыв ее горя, убедил ее выйти за него сразу же, чтобы он мог защитить ее и заботиться о ней. Они скромно обвенчались в часовне замка при немногих свидетелях.

Через девять месяцев после свадьбы она родила еще ребенка. Это был опять мальчик, но совсем непохожий на ее сына от первого брака. Ребенок был болезненный, и через два часа после рождения с ним случился приступ конвульсий, повторявшийся с некоторыми перерывами, несмотря на весь мой уход за ним. Его светлость был ужасно рад рождению наследника. Он осыпал мою госпожу подарками и ничего не жалел для благополучия сына.

К несчастью, здоровье моей госпожи внушало серьезные опасения, и доктор сказал, что ей с ребенком нужна перемена. Мы должны были поселиться в Бате, и его светлость выехал вперед, чтобы все подготовить к нашему приезду. Моя госпожа и я должны были последовать за ним днем позже. Но когда уже подали карету, у бедного ребенка начались судороги, и я думала, что ему пришел конец. Но он отдышался, и, держа его на руках, я села с госпожой в карету. Она со времени своего разрешения выходила из дома всего раз-другой и теперь, когда я поместилась с ней рядом, прошептала:

«Я велела кучеру остановиться на ферме. Я должна повидать моего маленького Вэйна: не могу уехать, не увидев его. Я сказала слугам, что ты хочешь проститься с сестрой».

Это было неосторожно, но у меня духу не хватило с ней спорить. Когда мы приехали на ферму, она ринулась в кухню, схватила ребенка из колыбели и обняла, покрывая поцелуями его личико. «Посмотри на него, Доркас! — воскликнула она. — Какой он хорошенький!

Видишь, он мне улыбается! О, Вэйн, Вэйн, как я люблю тебя, мой бесценный!»

В этот момент несчастное создание у меня на руках пискнуло. Я взглянула на него, сравнивая этих двух детей одной матери. И да простит меня господь, преступная мысль пришла мне в голову. Я знала, что ребенок, которого я держала на руках, долго не проживет. Его дни были сочтены и никакой уход, никакие деньги не могли удержать его на этой земле. Я шепнула несколько слов моей госпоже — и как теперь вижу ее взгляд, сначала полный ужаса, а потом вспыхнувший надеждой и счастьем, так что все лицо ее вдруг изменилось. «О, Доркас!» — только и смогла она прошептать. Мы сказа ли сестре, и она поклялась всем святым не открывать эту тайну ни единой душе. Сменить одеяльца было делом одной минуты. Одежду поменять было невозможно, так как мастер Вэйн был вдвое крупнее своего единоутробного брата. Когда миледи шла к карете, походка ее была легкой, глаза блестели, она сама несла мастера Вэйна. Мне она его не доверила.

По прибытии в Бат нам очень трудно было устроить так, чтобы его светлость ничего не заподозрил.

Возможно, это нам бы не удалось, если бы дела не потребовали его возвращения в замок. Пока же он оставался с нами, мы держали его в неведении, потому что всякий раз, как он желал взглянуть на ребенка, я говорила, что малыш спит и его нельзя тревожить. Мы оставались в Бате несколько месяцев, и все это время моя госпожа писала его светлости, как чудесно воздух помог ребенку и каким он растет большим и крепким.

Моей госпоже тоже стало лучше, и даже печальное известие о смерти ее второго сына спустя неделю, как мы оставили его на ферме, не омрачило ее радости, стоило ей взять на руки ребенка мистера Ройда.

Вот и вся история, милорд, и если моя госпожа поступила дурно, судите не ее, а меня. Бог мне судья, я поступила, как было лучше тогда для моей госпожи, потому что была предана ей, как и теперь, и такой всегда останусь.

Доркас замолчала и поднесла руки к глазам. Она не плакала, но Кэролайн казалось, что она все время терла глаза, как будто они у нее болели. Пока Доркас вела свой рассказ, она не отрываясь смотрела на лорда Милборна. Тот откинулся на спинку кресла и сказал очень тихо:

— Благодарю вас, Доркас.

Затем он взглянул на мистера Уорлингема.

— Справедливость вашего заявления доказана, сэр, — сказал он кратко, — но я обвиняю вас в убийстве грума, ранее состоявшего у вас в услужении, и намерении скрыть преступление и навлечь подозрение на невиновного. Вы можете воспользоваться услугами защиты. — Он повернулся к констеблю:

— Сопроводите этого джентльмена и его слугу Джексона в Мейдстонскую тюрьму, где они должны будут находиться до суда.

Констебль, внимавший всему происходящему с раскрытым ртом, подтянулся:

— Слушаюсь, милорд.

Его светлость обратился к Гидеону и его отцу:

— Вам обоим предстоит дать показания на суде, — сказал он. — В свое время вам сообщат, где и когда состоится заседание. До тех пор вы должны оставаться здесь и не покидать этих мест. Вам понятно?

— Да, милорд.

Они поклонились, и лорд Милборн поднялся с места. Кэролайн тоже встала и с удивлением увидела, что Доркас по-прежнему не сводит глаз с лорда Милборна.

Теперь, когда он повернулся так, что свет падал ему в лицо, Доркас широко раскрыла глаза и чуть слышно что-то спросила у него. Кэролайн не слышала ее слов, но лорд Милборн, несомненно, понял ее и быстро кивнул в ответ.

— Да, Доркас, т сказал он.

Доркас вскрикнула и всплеснула руками.

Лорд Милборн обратился к Кэролайн:

— А теперь, дорогая моя, проводите меня к вдовствующей леди Брекон, я хочу говорить с ней.

— Пойдемте, дядя Фрэнсис, — Кэролайн повела его через холл вверх по лестнице.

Она думала, что лорд Милборн намерен осторожно сообщить леди Брекон, что ее многолетняя тайна открылась и происхождение Вэйна обнаружилось. Но больше всего ее занимала другая мысль: Вэйн больше не пленник своей наследственности. Он свободен, свободен от терзавшего его кошмара, от Кэсси, от страха безумия!

Вэйн свободен. Весь мир чудесным образом преобразился для Кэролайн. Пусть он беден и незнатен, зато богат во всем остальном, и это единственное, что имеет значение. Разве здоровый дух и здоровое тело не величайшее богатство на земле? О чем же еще мечтать, если они смогут принадлежать друг другу как муж и жена, иметь детей и не бояться, что может быть чем-то омрачена их любовь?

Ее сердце ликовало, глаза горели, как звезды. Она не знала, как заговорить с лордом Милборном — не было слов, но Кэролайн была уверена, что он все понимает, и воспринимала его молчание как проявление сочувствия.

Они свернули в коридор, ведущий в покои леди Брекон когда за ними послышались шаги. Их догоняла Доркас, неуклюже, но стремительно бежавшая по коридору; фартук ее развевался, по лицу струились слезы. Не говоря ни слова, она обогнала Кэролайн и лорда Милборна и без стука ворвалась в комнату леди Брекон. Испугавшись, не повредилась ли она внезапно в рассудке, Кэролайн поспешила следом. Доркас с криком упала на колени возле постели госпожи:

— Миледи, он жив! Мистер Ройд… жив! О, миледи, миледи!

Леди Брекон внезапно поднялась, протягивая к Доркас руки, и тут же, повернувшись, увидела в дверях лорда Милборна. Мгновение, показавшееся всем бесконечным, она смотрела на него, не отрываясь; тишину в комнате нарушали только рыдания Доркас. Леди Брекон так побледнела, что Кэролайн встревожилась, не потеряет ли она сознания.

Выступив вперед, лорд Милборн взял ее за руки.

— Это я, Маргарет, — сказал он.

Леди Брекон вскрикнула. Никогда в жизни Кэролайн не слышала, чтобы в одном возгласе слилось столько чувства. В нем звучало столько восторга и радостного изумления, что слезы затуманили глаза Кэролайн.

Как сквозь туман она видела, как лорд Милборн поцеловал руки леди Брекон, а потом сжал их так, словно не собирался отпускать.

Леди Брекон не потеряла сознания. Напротив, она улыбалась, глаза ее блестели. В смущении, чувствуя себя лишней, Кэролайн хотела было удалиться, но, когда она уже подошла к двери, лорд Милборн ее остановил.

— Не покидайте нас, Кэролайн, — сказал он.

— Вы уже слышали так много, что должны услышать и конец истории. И Доркас тоже, — добавил он, глядя на женщину, утиравшую глаза кончиком передника.

— Фрэнсис, мой дорогой Фрэнсис, — тихо проговорила леди Брекон, — ты ли это?

— Да, любимая, это я. Если бы ты только знала, Маргарет, что я перенес за все эти годы, разыскивая тебя понапрасну! Я обыскал весь Йоркшир. Мне сказали, что твой отец умер, но никто не знал, где ты и жива ли вообще.

— Но что случилось с тобой, Фрэнсис? И что привело тебя сюда теперь?

— Это уже другая история, дорогая, — отвечал он, взглянув на Кэролайн. — Я расскажу тебе все в свое время. Достаточно только сказать, что судьба своими неисповедимыми путями вернула мне тебя и я могу наконец назвать тебя своей женой, а Вэйна — своим сыном.

Леди Брекон вздрогнула, и Кэролайн увидела, как ее пальцы сжали руку лорда Милборна. Она тихо спросила:

— Так, значит, ты знаешь?

— Да, любимая, знаю.

— И ты прощаешь меня? Я поступила так потому, что надеялась, так будет лучше для Вэйна. Я думала, что тебя нет в живых, и я не могла вынести мысли о том, что ему суждено жить в бедности и лишениях. Ты не сердишься?

Наклонившись, лорд Милборн поцеловал ее руку.

— Как я могу сердиться на тебя? Но теперь все уладится, это я тебе обещаю.

Леди Брекон вздохнула с облегчением.

— Вэйн узнает, что ты его отец. Этого я всегда желала, превыше всего на свете.

— Когда я искал тебя, я не знал о его существовании, — сказал лорд Милборн. — Как же я рад этому! То, что я потерял тебя, было уже достаточно тяжелым ударом.

— Но что же случилось с тобой, любимый? — снова спросила леди Брекон.

— Я никак не доберусь до сути, — улыбнулся лорд Милборн. — Слава богу, Маргарет, у нас с тобой еще будет время рассказать обо всем друг другу. Вкратце же история такова. После того, как вербовщики затащили меня на борт «Триумфа», как ты и слышала, нас атаковали французы. Мы храбро сражались, но их было вчетверо больше. Доркас сказала, что «Триумф» им захватить не удалось, так как другие британские суда пришли ему на помощь. Я этого не знал. Меня ранило в голову, и я упал в море. Я пришел в себя на плоту, где был еще один моряк, который меня и спас.

Я был тяжело ранен и ничего не помню, кроме изнуряющей жажды и усилий моего спутника удержать меня на месте. Два дня нас носило по волнам, пока нас не подобрали французские рыбаки. Они высадили нас на побережье Бретани и обращались с нами очень хорошо. Но я потерял память. Местный лекарь залечил мне рану на голове, но больше он ничем не мог мне помочь.

Я жил у рыбаков, больной, совершенно для них бесполезный, с полгода. То, что они не посадили меня в тюрьму и не выкинули в море, свидетельствует об их сердечной доброте. Затем по счастливой случайности я подружился с одним французом, образованным человеком, философом и литератором. Мы много беседовали с ним, и он вскоре догадался, что, несмотря на скромность моей одежды, я был не простого звания.

Он поселил меня в своем доме и пригласил из Парижа врача, который нашел мое состояние любопытным, но неизлечимым.

Мой друг возил меня и к другим врачам, но и те ничего не могли для меня сделать.

По-моему, только благодаря моему другу, который обеспечил мне отдых и занятия, подобающие моему подлинному положению, память ко мне вернулась. Перовое, что я вспомнил, — это твое лицо, Маргарет. Я ясно видел его перед собой, но прошло еще много времени, прежде чем я вспомнил, как тебя зовут и что ты моя жена. Потом, постепенно, все это пришло ко мне.

Меня охватило лихорадочное нетерпение, я рвался вернуться домой и найти тебя. Я с ужасом понял, что с момента нашей разлуки прошло три года.

Мой друг дал мне денег на дорогу и помог переправиться в Англию — это было нелегко, так как между нашими странами все еще шла война. Вернувшись, я узнал, что твой отец умер и ты исчезла. Старики, у которых ты жила близ Плимута, тоже умерли. Я чуть с ума не сошел, когда все мои попытки, отыскать тебе кончились неудачей.

Полтора года спустя мои обстоятельства изменились. Оба моих кузена погибли, сражаясь против Бонапарта, а мой дядя, граф Милбори, умер. К моему изумлению, я оказался единственным, наследником. Из бедняка, никому не нужного, кроме тебя, моя дорогая, я превратился в богача и обладателя старого и славного титула. Ты можешь себе Представить, как мне не хватало тебя?

— Мой бедный Фрэнсис! — заговорила леди Брекон. — Если бы ты только знал, как я страдала, как тосковала по тебе! После рождения моего третьего ребенка я уже не пыталась вернуться к жизни. Я хотела остаться одна со своими воспоминаниями о тебе. Мне казалось, то, что я сделала, было лучше для Вэйна. Отец оставил мне кое-какие деньги, но их было недостаточно, чтобы Вэйну жилось так, как я хотела. Я обманула лорда Брекона, и мое единственное оправдание только в том, что он был счастлив, считая Вэйна своим сыном.

— Тебе не в чем упрекать себя, Маргарет, мы поговорим об этом позже, а теперь, любимая, мне придется покинуть тебя.

— О нет, нет, Фрэнсис! — вскрикнула леди Брекон.

— Очень ненадолго, уверяю тебя. Но я должен вместе с Кэролайн отправиться на поиски Вэйна. Его нет сейчас в замке, и это еще одна история, которую слишком долго рассказывать. К тому же за сегодняшний день ты уже довольно пережила. Ты веришь мне, Маргарет, что я вернусь к тебе очень скоро? Нам с Кэролайн крайне важно найти твоего сына… и моего.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказала леди Брекон, — но только, Фрэнсис, любимый мой, не задерживайся.

— Не беспокойся об этом, Маргарет. Мы уже и так потеряли слишком многие годы.

Он вновь поцеловал ее руки, но она отняла их и раскрыла ему объятия. Кэролайн отвернулась: слишком много нежности было в этом порыве для посторонних глаз.

Лорд Милборн вышел из комнаты ее светлости с таким счастливым лицом, словно годы отступили и он снова помолодел. Но, несмотря на все потрясения, он быстро отдал вполне конкретные и четкие распоряжения. Марию и камердинера Вэйна отправили как можно скорее укладывать вещи, для них и для багажа приготовили фаэтон, а Кэролайн с лордом Милборном уже спешили в его карете по дуврской дороге. Он держал ее за руку, и оба были настолько счастливы, что это невозможно было передать словами.

Ехали они быстро, остановившись лишь позавтракать в Сэйл-Парке, расположенном недалеко от Кентербери. Здесь, пока они наскоро перекусывали, им сменили лошадей. Никогда еще Сэйл-Парк не казался Кэролайн более прекрасным и гостеприимным. Его знаменитые сады сверкали всеми цветами радуги. Кирпич дворцовой постройки и зеркальные стекла освещались яркими лучами солнца. Голуби кружились над газонами, а в серебре пруда отражались лебеди.

Не теряя времени, они снова пустились в дорогу.

Внезапно встревожившись, Кэролайн спросила:

— Вэйн обещал дождаться меня в Мэндрейке. Вам не кажется, дядя Фрэнсис, что он может скрыться куда-нибудь, считая, что тем самым спасает меня от несчастья?

— Куда бы он ни отправился, мы его найдем, — решительно сказал лорд Милборн, и Кэролайн, взглянув в его доброе лицо, теснее прижалась к нему.

— Как это замечательно, дядя Фрэнсис, что вы — мой свекор. Трудно даже поверить этому. Мне хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон, — Лучшей невестки я бы не желал, — сказал лорд Милборн, улыбаясь.

— И подумать только, когда-нибудь Сэйл-Парк будет нашим, — начала было Кэролайн, но тут же спохватилась. — О, дядя Фрэнсис, я не то хотела сказать… получилось так, будто я желаю вашей смерти, но я так ненавижу замок Брекон…

— Так почему же не сказать об этом прямо? Да, Кэролайн, когда-нибудь Сэйл-Парк будет принадлежать Вэйну и тебе. Но так как в нем больше сотни комнат, я думаю, вы уже сейчас можете использовать его как свою резиденцию, по крайней мере пока не найдете что-нибудь получше. Мы с Маргарет не будем вам мешать. Я думаю, нам так же, как и вам, захочется уединения.

— Больше всего на свете, дядя Фрэнсис, мне хочется жить в Сэйл-Парке.

— К тому же, — продолжал лорд Милборн, — есть еще и Милборн-Хаус в Лондоне, и охотничий домик в Лестершире, оба они в вашем распоряжении. У вас, молодежи, найдется чем заняться, а Вэйну полезно будет приобрести более респектабельных друзей. Я буду настаивать на этом.

Кэролайн засмеялась:

— Это и правда жалкая компания. Но вы понимаете, дядя Фрэнсис, в каком он был состоянии, а жить спокойно в этом ужасе просто невозможно.

— Конечно, понимаю.

Кэролайн счастливо вздохнула:

— Я чувствую, словно все заботы свалились с меня.

И у Вэйна будет такое же ощущение. Пусть Джервис Уорлингем наслаждается тем, что он лорд Брекон, никому другому этот титул не понадобится, я уверена, что на нем лежит проклятье. Боже мой! Мне только что пришло в голову: ведь я не знаю настоящего имени Вэйна — и своего тоже.

— Вэйн — виконт Шеррингэм, — отвечал лорд Милборн, — и я имею честь приветствовать госпожу виконтессу.

— Чудесное имя, мне оно сразу же понравилось. Но, дядя Фрэнсис, — вдруг испугалась Кэролайн, — а я по-прежнему его жена?

— Ну, конечно, — улыбнулся лорд Милборн. — Имена на брачном свидетельстве придется заменить. Я сам повидаюсь по этому поводу с епископом. Но ты жена Вэйна по закону и перед богом.

— Как это замечательно!

Вздохнув с облегчением, Кэролайн прислонилась головой к плечу лорда Милборна и долго сидела так молча, в полном удовлетворении, пока они неслись все дальше и дальше.

Через час в отдалении они увидели море, и Кэролайн в восторге воскликнула:

— Мы уже почти дома, дядя Фрэнсис Дай бог, чтобы Вэйн дождался нас и не наделал каких-нибудь глупостей.

Она не могла скрыть своего нетерпения, с бьющимся сердцем ожидая появления на горизонте высокой крыши Мэндрейка. Въехали они через парк. Лакеи в бордовых с серебром ливреях распахнули двери подъезда. Оставив в карете шляпу, забыв о приличиях, о лорде Милборне, обо всем на свете, стремясь поскорее увидеть Вэйна, Кэролайн выпрыгнула из кареты и взбежала по ступеням, на верху которых их уже дожидался старый дворецкий, которого она знала с детства.

— Где Ньюмен? — спросила она, задыхаясь.

— Я пошлю за ним, если вашей светлости будет угодно, — отвечал дворецкий. — Его светлость и ее светлость в серебряной гостиной.

— Кто-кто? — переспросила Кэролайн и, не дожидаясь ответа, вбежала в холл и распахнула дверь гостиной.

К своему изумлению, в дальнем конце комнаты у камина она увидела трех людей: один из них был ее отец, рядом с ним Вэйн, а на софе, глядя на них, сидела ее мать. Полуденное солнце золотило ее белокурые волосы.

— Папа! Мама! — воскликнула Кэролайн.

С просветлевшим лицом, она бросилась к мужу, протягивая к нему руки.

— Вэйн! Я так боялась, что ты не дождешься меня!

Он взглянул на нее, но, к ее величайшему удивлению, прошел мимо навстречу появившемуся в дверях лорду Милборну. Он приблизился к нему, высоко держа голову и расправив плечи, как перед строем:

— Я готов отдать себя в руки правосудия, милорд, — произнес он отчетливо.

Лорд Милборн положил руку ему на плечо.

— Все в порядке, в этом нет необходимости, мой мальчик, — сказал он и повторил неожиданно дрогнувшим голосом:

— Мой… мальчик.

Кэролайн не могла больше сдерживаться. Она бросилась к Вэйну, слова так и рвались с ее губ, — Все и впрямь хорошо, Вэйн. Я с трудом сама этому верю. Ты не лорд Брекон, а лорд Шеррингэм, и нет; больше никаких тайн, никакого мрака, никаких ужасов. Тебе не нужно ничего бояться. Титул принадлежит Джервису, и его обвиняют в убийстве.

Вэйн смотрел на нее как на безумную, и тут решительно вмешался лорд Валкэн:

— Что все это значит? Я ничего не могу понять. Может быть, ты объяснишь, Фрэнсис?

— Да, конечно, — отвечал лорд Милборн. — Юстин и Серена, поздравьте меня, я — самый счастливый человек в мире, я нашел жену и — сына.

— Сына? — воскликнул лорд Валкэн.

— Да, и что самое невероятное, нашел его уже женатым… на твоей дочери, Юстин.

На лицах лорда Валкэна и Вэйна отразилось такое изумление, что леди Валкэн поднялась с софы и, подойдя к лорду Милборну, подняла к нему свое очаровательное лицо:

— Я не вполне еще понимаю, что произошло, Фрэнсис, но счастье нашего давнего и лучшего друга делает счастливыми и нас.

Лорд Милборн поцеловал ее в щеку.

Неожиданно Кэролайн бросилась на шею матери:

— Мама! Как все чудесно! Как я счастлива! Не знаю, как тебе все объяснить. Но почему вы здесь? Я думала, что вы с папой на континенте.

— Мы там и были, — отвечала своим нежным голосом леди Валкэн, — но, к счастью, мы были всего в миле от Кале, когда кузина Дебби прислала грума с известием о твоем замужестве. Как ты могла, скверная девчонка, устроить такое в наше отсутствие?

— Но, мама… — робко начала Кэролайн.

Леди Валкэн рассмеялась:

— Не бойся, Кэролайн. Мы не сердимся на тебя, особенно теперь, когда познакомились с твоим мужем.

Твой отец и я и правда в восторге от нашего зятя. Несмотря на все печальные обстоятельства, которые он нам изложил с достойной уважения откровенностью, лучшего мужа тебе мы не могли бы желать.

Она улыбнулась Вэйну. Кэролайн тоже посмотрела на него. Ее рука каким-то образом оказалась в его руке, и он сжимал ее так, что пальцы у нее онемели. Наконец Вэйн заговорил.

— Неужели это правда, сэр? — спросил он лорда Милборна, и голос его дрогнул.

— Правда. Ты — мой сын от нашего брака с твоей матерью, Вэйн. Это случилось еще до того, когда, считая меня умершим, она вышла за лорда Брекона. Семейство Уорлингем с их отравленной кровью не имеет к тебе никакого отношения.

— Слава богу!

Это восклицание, казалось, вырвалось у него непроизвольно. Глаза его и Кэролайн встретились, и они забыли обо всем на свете, кроме друг друга. Они не слышали разговоров, не замечали понимающих улыбок, которыми обменялись лорд и леди Валкэн с лордом Милборном. Они не видели, как маркиза, взяв обоих мужчин под руки, увела их через открытые двери на залитую солнцем террасу.

Они по-прежнему стояли рука об руку, глядя друг на друга.

Неожиданно Вэйн глубоко вздохнул, словно все несчастья, накопившиеся за последние годы, унеслись наконец из его сердца. Он медленно отпустил руку Кэролайн, и словно невидимая рука стерла сего лица угрюмые следы напряжения и суровости.

Он не отрывал глаз от ее очаровательного лица, от твердого маленького подбородка девушки, чья решимость и отвага помогли ему преодолеть ужас и отчаяние, которые могли запугать до смерти любую другую женщину. Он смотрел на ее прелестные губы и наконец заглянул в ее сиявшие любовью глаза, неугасимый свет которых, он знал, будет светить ему путеводной звездой всю его жизнь.

Кэролайн ощутила перемену, происшедшую в нем.

Никогда уже ей больше не придется брать на себя инициативу, ни заставлять, ни принуждать его повиноваться себе. Ее былая власть кончилась. Ей остается соблазнять, увлекать, обольщать его, но он останется ее повелителем.

Его пристальный взгляд заставил ее зардеться от смущения. Вэйн улыбнулся, и теперь это была улыбка молодого и беззаботного человека. Он поклонился ей и заговорил, впервые с тех пор, как они остались одни.

Говорил он тихо и серьезно, но в голосе его звучала едва сдерживаемая радость:

— Ваш слуга, леди Шеррингэм.

От счастья у Кэролайн кружилась голова. Но она с лукавой усмешкой отвечала ему:

— Я что-то не помню, сэр, чтобы имела удовольствие быть знакомой с вами!

— У вашей светлости на удивление короткая память. А я вот помню поцелуй через окошко кареты, золотой день, среди сосновых деревьев, похищенный у вечности обед наедине, когда мы пили нектар…

Кэролайн подняла брови.

— Тем более странно, что я едва могу припомнить виконта Шеррингэма.

— Не желали бы вы познакомиться с ним поближе?

Кэролайн поджала губы.

— Не вполне уверена в этом. Он, безусловно, хорош собой, но меня предостерегали, что под овечьей шкурой часто скрывается волк. Он может быть… жесток, если захочет.

— Настолько жесток, что однажды покинул вашу светлость, когда, будь у него хоть капля здравого смысла, ему следовало бы остаться. Я очень хорошо помню этот момент и вашу светлость при огне камина. Сначала на вас был пеньюар, но потом…

Кровь бросилась Кэролайн в лицо, и, словно защищаясь, она подняла протестующе руку.

— Довольно! Это уж слишком. Позвольте мне удалиться, милорд. Я должна переодеться и привести себя в порядок.

Кэролайн поспешила к двери, ноне успела она открыть ее, как Вэйн тихо, но таким тоном, что она не могла не остановиться, произнес:

— Подойди сюда, Кэролайн.

Она замерла на бегу, но не обернулась и ответила, не глядя на него:

— Я вернусь… позже.

— Подойди ко мне.

— Ты мне… приказываешь?

— Да, и ты должна мне повиноваться.

— Вот как, а могу ли я полюбопытствовать, почему?

— Подойди сюда, и я все объясню тебе.

Кэролайн обернулась. Затаив дыхание, с полураскрытыми губами, не сводя с него глаз, она стала медленно приближаться к мужу. Сердце рвалось из ее груди так, что тонкие кружева платья трепетали. Она подошла еще ближе. Вэйн не сделал ни шагу навстречу, но ждал, пока она окажется с ним рядом. Под его взглядом она опустила глаза. Секунду он молчал, потом произнес негромко:

— Ты меня боишься, Кэролайн?

Она взглянула на него и тут же вновь опустила длинные ресницы.

— Отвечай же.

— Немного… пожалуй, — прошептала она.

— Посмотри на меня! — приказал он, но из-за страшного смущения и легкой дрожи она не в силах была этого сделать.

Тогда Вэйн нежно обнял ее, и когда она хотела было спрятать лицо у него на груди, приподнял его за подбородок и повернул к себе.

— Завтра мы едем в Париж, ты и я, — сказал он. Когда она широко раскрыла глаза, он добавил:

— Мы проведем там медовый месяц. Одни. Ты боишься остаться со мной наедине, моя нежная, неукротимая, непокоренная любовь?

— Вэйн! — Кэролайн трепетала от его прикосновений.

— Но даже если и так, моя любимая, я напомню тебе кое о чем. — Вэйн сжал ее в объятиях, Кэролайн ощутила бурное биение его сердца, увидела вспыхнувший в его глазах огонь, пламенем разгоравшийся в ней самой.

— Я напомню тебе, — повторил он у самых ее губ, — что ты моя, любимая. Моя навсегда… моя жена.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15