«Сначала свадьба»

Мэри Бэлоу Сначала свадьба

Пролог

Родовое гнездо многих поколений графов Мертон носило название Уоррен-Холл и располагалось в графстве Гэмпшир. Дом стоял в глубине огромного, прекрасно спланированного парка, в одном из укромных уголков которого притаилась крошечная часовня. Сейчас она служила лишь местом семейных событий — свадеб, крестин и похорон, поскольку ближайшая деревня располагала вполне солидной церковью, свободно вмещавшей всех прихожан. Часовня выглядела весьма живописно, особенно весной и летом, среди сочной зелени густых деревьев, на фоне изумрудной травы и пестрого цветочного ковра на аккуратных клумбах.

Впрочем, сейчас лишь начинался февраль, так что не приходилось мечтать даже о скромных подснежниках и стыдливых примулах. А сегодня к тому же моросил унылый бесконечный дождь. Безжалостный ветер трепал голые черные ветки и чертил на свинцовом небе причудливые узоры. Да, в такие дни всем разумным созданиям свойственно сидеть по домам, и лишь крайняя необходимость способна заставить их покинуть уютный кров.

Возле часовни стоял человек. Казалось, он не замечал ни холода, ни дождя и совсем не помнил о тепле камина. Но и на любителя романтических пейзажей тоже не походил. Высокую шляпу он держал в руке, а длинные темные волосы свисали на лоб мокрыми непослушными прядями. Вода ручьями стекала по лицу и шее, бесследно теряясь в складках широкого плаща. Все в человеке было черным, кроме лица. Но и лицо выглядело по-южному смуглым, а потому совершенно нехарактерным для англичанина.

Во дворе часовни, да еще под ледяным дождем и жестоким ветром, он производил тревожное, даже несколько зловещее впечатление.

Человек был молод, высок ростом, хорошо сложен. Лицо, однако, трудно было назвать красивым: длинное и узкое, с высокими скулами, очень темными глазами и неправильным носом. Очевидно, в какой-то неудачный момент жизни переносица оказалась сломанной, а потом срослась не совсем ровно. Суровое, замкнутое выражение делало лицо холодным. Рука нервно сжимала хлыст.

Окажись поблизости кто-нибудь из прихожан, он наверняка предпочел бы обойти незнакомца стороной.

Но рядом никого не было, лишь мирно паслась на травке непривязанная лошадь. Дождь и холод беспокоили ее так же мало, как и хозяина.

А хозяин застыл возле одной из могил — самой новой, хотя ветер и стужа успели скрыть свежесть насыпанной земли и сделали холмик таким же темным, как и окружающие. Вот только могильный камень выглядел отчаянно новым.

Странный посетитель пристально смотрел на предпоследнюю строчку высеченной на камне надписи: «В возрасте шестнадцати лет». А еще ниже значилось: «Покойся с миром».

— Он нашел того, кого искал, Джон, — тихо произнес незнакомец, обращаясь к могильному камню. — Ты ведь обрадовался бы, правда? Больше того, пришел бы в восторг. Наверняка захотел бы с ним встретиться и подружиться. Может быть, даже полюбил бы. Но до твоей смерти никому и в голову не пришло его разыскать.

Серый камень хранил молчание. Уголки губ мрачного человека едва заметно поднялись, хотя улыбка больше напоминала болезненную гримасу.

— Ты умел любить бесконечно, — продолжил он. — Любил всех, и даже меня. Да, меня особенно.

Незнакомец задумчиво смотрел на могильный холм и думал о лежащем под шестью футами промерзшей земли младшем брате.

Шестнадцатый день рождения Джона братья отметили вдвоем. На столе ждали любимые блюда, в том числе пирожные с кремом и фруктовый пирог, а за ними последовали любимые игры — сначала в карты, а потом, целых два часа кряду, в прятки. Неистовая беготня продолжалась до тех пор, пока Джон не обессилел от смеха. Кстати, из-за этого смеха отыскать именинника ничего не стоило. А спустя еще час он, счастливый, лежал в постели и сияющими глазами смотрел на старшего брата.

— Спасибо за чудесный день рождения, Кон, — произнес Джон новым, глубоким голосом, из-за которого и сами слова, и интонации казались странно детскими. — Так весело еще никогда не было.

Эту фразу Джон говорил каждый год.

— Люблю тебя, Кон, — признался он, когда брат склонился, чтобы задуть свечу. — Люблю больше всех на свете. Буду любить всегда, вечно. Аминь. — Мальчик рассмеялся давней семейной шутке. — А завтра поиграем?

Однако на следующее утро, когда старший брат вошел в комнату, чтобы поддразнить младшего (шестнадцать лет, почти старик, а так долго спит), Джон не дышал. Смерть наступила несколько часов назад.

Удар оказался сокрушительным.

Впрочем, особенно удивляться не приходилось.

Вскоре после рождения Джона доктор предупредил отца, что подобные дети редко живут дольше, чем до двенадцати лет. Большая голова, плоские, странным образом напоминающие монголоидные черты лица. Неуклюжая полнота. Мальчик медленно, с трудом приобретал те простые навыки, которые большинству детей даются быстро и легко. Он медленно думал, хотя вовсе не был безнадежно глуп.

Разумеется, почти все окружающие, в том числе и родной отец, называли необычного ребенка не иначе как идиотом.

Существовало лишь одно искусство, в котором Джон безусловно и безоговорочно преуспел. Можно с уверенностью сказать, достиг вершин. Он умел любить.

Всех, всегда и вечно.

Аминь.

И вот его не стало.

А Кон получил возможность уехать из дома — наконец-то. Конечно, он и прежде неоднократно отлучался, но ненадолго. Ведь всегда существовал неодолимый стимул вернуться — главным образом потому, что никто из прочих обитателей Уоррен-Холла не хотел и не мог подарить мальчику столько времени и терпения, сколько требовалось для счастья. И это при том, что осчастливить Джона не составляло труда. Кроме того, если отлучка затягивалась, бедняга начинал грустить, нервничать и изводить домашних бесконечными расспросами и рассуждениями о предполагаемом возвращении брата.

Сейчас близилась весна, и Кона уже ничто не удерживало дома.

На этот раз он уедет навсегда.

Но почему же он так долго медлил? Почему не покинул дом сразу после похорон, на следующий же день? Почему всю зиму изо дня в день приходил сюда? Мертвому мальчику он не нужен.

Так неужели ему самому нужен мертвый мальчик?

Улыбка — или гримаса — стала еще печальнее.

Он не нуждается ни в ком и ни в чем. Вся жизнь прошла в строительстве своеобразной душевной стены, в формировании чувства отстраненности, которого требовал инстинкт самосохранения. Здесь, в Уоррен-Холле, он провел почти всю жизнь. Мать и отец вырастили первенца и теперь покоились неподалеку от Джона. В сторону их могил он даже не взглянул, равно как и в сторону могил многочисленных братьев и сестер, никто из которых не пережил младенчества. Остались только он, старший, и Джон, самый младший из всех. Да, вот в этом и состоит горькая ирония: из всех детей выжили лишь двое нежеланных. А теперь не стало и Джона.

— Сможешь обойтись без меня, Джон? — тихо спросил Кон.

Наклонился и, не выпуская из руки хлыста, дотронулся до верхушки могильного камня. Холодного, мокрого, жесткого, безучастного.

Послышался стук копыт, и лошадь приветственно заржала. Кон нахмурился, но не обернулся. Да, это, должно быть, он. Не может оставить в покое даже здесь. Не хотелось признавать враждебное присутствие.

Но за спиной раздался другой голос:

— Вот ты где, Кон. — Голос звучал жизнерадостно. — Можно было догадаться. А я-то искал повсюду. Не помешаю?

— Нет. — Кон выпрямился, обернулся и с прищуром взглянул на Филиппа Грейнджера, соседа и друга. — Приехал, чтобы сообщить Джону хорошую новость. Его поиски наконец-то увенчались успехом.

— А! — Филипп не стал уточнять, чьи именно поиски, а просто наклонился и погладил лошадь по шее, чтобы успокоить. — Полагаю, это было неизбежно — рано или поздно все равно бы нашли. Вот только погода дьявольская, а ты здесь мокнешь и мерзнешь. Поедем лучше в «Три пера». Куплю тебе кружку пива. Или две. Или двадцать. А ты купишь двадцать первую.

— Отказаться трудно.

С этими словами Кон нахлобучил мокрую шляпу на мокрую голову и негромко свистнул, подзывая лошадь. Та тотчас оказалась рядом, и хозяин легко взлетел в седло.

— Значит, теперь уедешь отсюда? — поинтересовался Филипп.

— Уже получил приказ к выступлению, — ответил Кон с хищной ухмылкой. — Должен уехать на этой неделе.

— Ну что-то уж совсем строго, — поморщился друг.

— Однако я этого не сделаю, — продолжил Кон. — Не доставлю ему такой радости. Поеду, когда сочту нужным.

Да, он будет медлить и тянуть время вопреки собственному желанию и прямому приказу — лишь ради того, чтобы доставить как можно больше неприятностей. Вот уже год он успешно этим занимается.

А если говорить откровенно, то почти всю жизнь. Ведь лишь нахулиганив, можно было привлечь внимание отца. Детский метод, если вдуматься.

Филипп усмехнулся:

— Черт возьми, Кон, мне будет очень тебя не хватать. Сегодня два часа разыскивал тебя по окрестностям под проливным дождем, после того как в доме мне сказали, что ты уехал.

Друзья повернули лошадей, и Кон в последний раз взглянул на могилу брата.

Глупо спрашивать, будет ли Джону одиноко без него. Но вот как переживет разлуку он сам?

Глава 1

Уже за неделю до 14 февраля волновались не только жители деревни Трокбридж в графстве Шропшир. В приподнятом настроении пребывало население всей округи. Кто-то — личность источника информации оставалась неизвестной, хотя под подозрением находились не меньше полудюжины человек — распустил слух, что в зале на втором этаже деревенской гостиницы состоится бал по случаю Дня святого Валентина. Рождество уже скрылось в тумане не столь далекого прошлого, а лето с ежегодным праздником в Рандл-Парке едва маячило в тумане невероятно далекого будущего.

Радостное известие, выпущенное на свободу не то женой аптекаря миссис Уодл, не то лакеем сэра Хамфри Дью мистером Моффетом, а может быть, даже незамужней сестрой викария мисс Эйлсфорд или кем-то другим, вызвало к жизни вполне резонный вопрос, так и не получивший внятного ответа: почему о подобном развлечении не подумали в предыдущие годы. Но поскольку в этом году все-таки подумали, то никто уже и не сомневался, что празднование Дня святого Валентина отныне превратится в ежегодное событие.

Все дружно одобрили идею, даже те из юных жителей деревни, которые еще не достигли положенного для полночных забав возраста. Они шумно протестовали, пытаясь переубедить придумавших несправедливые правила взрослых. Самая молодая из счастливых участниц бала была Мелинда Ротерхайд. Ей недавно исполнилось пятнадцать, и пригласили ее лишь потому, что она была младшей в многочисленном семействе и остаться дома одна, разумеется, не могла. Правда, раздавались и критические голоса, утверждавшие, что Ротерхайды всегда баловали детей.

Младшим из гостей мужского пола должен был оказаться Стивен Хакстебл. Юноша был лишь на два года старше мисс Ротерхайд, однако никому и в голову не пришло усомниться в законности его присутствия. Дело в том, что, несмотря на молодость, Стивен пользовался успехом у дам всех возрастов. Мелинда вздыхала по нему уже три года — с того злополучного дня, когда была вынуждена отказаться от совместных игр. Мама сочла, что взрослеющим детям не пристало носиться по двору как угорелым.

В День святого Валентина с утра лил дождь. К счастью, зловещее предсказание престарелого мистера Фуллера о шести футах снега не оправдалось, хотя в прошлое воскресенье, выйдя из церкви, он многозначительно щурился и еще более многозначительно качал головой. Зал на втором этаже гостиницы был тщательно убран, в канделябры на стенах вставлены новые свечи, большие камины в противоположных концах просторной комнаты вычищены и приведены в состояние полной готовности, а фортепиано настроено. Мистер Ригг принес свою скрипку, торжественно достал ее из футляра и сыграл несколько небольших пьес, чтобы размять пальцы и ознакомиться с акустикой. Дамы наготовили столько угощения, что его хватило бы на пять тысяч человек. Во всяком случае, именно так утверждал мистер Ригг, отведав пирожное с джемом и несколько кусочков сыра и получив от невестки полушутливый шлепок по руке.

По всей деревне дамы и девушки с раннего утра завивали и укладывали локоны, несколько раз меняли наряды и в конце концов возвращались к тому, с которого начали. Почти все незамужние особы моложе тридцати, а также и те, кто успел перешагнуть роковой порог, мечтали о святом Валентине и романтических встречах, которые он, возможно, подарит в этом году.

Джентльмены деревни Трокбридж притворялись, что при мысли о бале позевывают от скуки, однако не забыли заранее позаботиться о том, чтобы башмаки были тщательно начищены, вечерние сюртуки отглажены, а первые танцы интересных дам абонированы. В конце концов, в День святого Валентина леди наверняка проявят большую, чем обычно, склонность к флирту.

Те, кто считал, что время танцев, флирта и романтических мечтаний прошло, надеялись на щедрое собрание сплетен и хорошую компанию для игры в карты. Ну и конечно, на обильное застолье, неизменную составляющую всех деревенских праздников.

Таким образом, можно смело утверждать, что, кроме обиженных подростков, не оставалось никого, кто не ждал бы вечерних радостей или с нескрываемым нетерпением, или с тайным энтузиазмом.

Существовало лишь единственное достойное внимания исключение.

— Деревенский бал, ради всего святого! — За час до начала праздника Эллиот Уоллес, виконт Лингейт, сидел в кресле в весьма свободной позе: развалился, перекинул ногу через подлокотник и нетерпеливо постукивал носком сапога. — Зато долго собирались! При всем желании трудно было выбрать более неподходящий день для приезда! Правда, Джордж?

Джордж Боуэн стоял возле камина и грел руки. Не оборачиваясь, он улыбнулся и высказал иное мнение:

— Зал, полный деревенских девственниц, не кажется тебе достойным развлечением? — поинтересовался он. — Но возможно, именно танцы помогут нам стряхнуть паутину долгой дороги.

Виконт Лингейт смерил секретаря и друга пристальным взглядом.

— Нам? Неправильное местоимение, дорогой, — заметил он. — Тебе, может быть, и хочется прыгать всю ночь напролет. Ну а мне милее бутылка доброго вина, если в этой дыре существует подобная роскошь, огонь в камине и ранний отход ко сну — конечно, при условии, что не подвернется более приятного занятия. Деревенские танцы к более приятным занятиям не относятся. Мой опыт показывает, что те слащавые пасторали, в которых пишут, что деревенские девушки не только многочисленны, но вдобавок хороши собой, полногруды, розовощеки и сговорчивы, абсолютно лживы и не стоят той бумаги, на которой напечатаны. Предупреждаю, Джордж: танцевать придется с похожими на хорьков матронами и их жеманными дочками. А еще вести натужную беседу с дюжиной почтенных джентльменов, еще более скучных, чем сэр Хамфри Дью.

Последнее замечание прозвучало особенно зло и несправедливо. Сэр Хамфри отличался радушием и гостеприимством. И ограниченностью.

— Значит, хочешь остаться в номере? — Джордж все еще улыбался. — Предупреждаю об опасности, старина: стены могут всю ночь сотрясаться от танцев и громкого смеха.

Виконт Лингейт театрально вздохнул и запустил пятерню в волосы. Нога продолжала раскачиваться, словно сама по себе.

— И все же это лучше, чем выступать в роли дрессированной обезьяны, — мрачно изрек он. — И почему только мы не отложили поездку до завтра, Джордж? Завтрашний день ничуть не хуже сегодняшнего.

— Равно как и вчерашний, — трезво возразил друг. — Однако факт остается фактом: мы приехали именно сегодня.

Эллиот нахмурился.

— Явись мы вчера, — заметил он, — сейчас уже возвращались бы домой вместе с мальчишкой, и дело с концом.

— Сомневаюсь, что все окажется так просто, как тебе хочется думать, — серьезно произнес Джордж Боуэн. — Даже юнцам требуется время, чтобы переварить неожиданную новость, сложить вещи и попрощаться с близкими. А главное, не забывай о сестрах.

— Да, три сестры — это не шутка. — Эллиот покачал головой. — Но ведь они должны радоваться, как же иначе? Наверняка придут в восторг. С ног собьются, помогая брату быстрее собраться в дорогу.

—Для человека, имеющего собственных сестер, ты настроен чересчур оптимистично, — сухо возразил Джордж. — Неужели и правда считаешь, что все трое радостно усядутся на подоконник, чтобы посмотреть, как навсегда уезжает единственный брат? А потом, словно ничего не произошло, отправятся пить чай? Куда более вероятно, что сестрицы тотчас начнут штопать носки, шить полдюжины новых рубашек и… найдут миллион других полезных и бесполезных дел. Разве не так?

— Черт возьми! — Эллиот нервно забарабанил пальцами по колену. — Изо всех сил стараюсь не думать о том, что сестрицы могут оказаться препятствием. Да уж, что-что, а мешать женщины умеют. Какой простой и легкой стала бы жизнь без них! Порой явственно ощущаю тягу к монастырской жизни.

Джордж взглянул на друга недоверчиво и расхохотался.

— Знаю одну весьма миловидную вдову, которую подобное решение повергло бы в глубокий траур и безысходную тоску, — наконец произнес он. — Это если не принимать во внимание всех незамужних светских дам моложе сорока. И их матушек. Кстати, не ты ли вчера заявил, что в следующем сезоне вплотную займешься выбором невесты?

Эллиот недовольно поморщился.

— Ну да, было дело, — неохотно согласился он, на мгновение перестав барабанить, но тут же возобновив стук с новой силой. — Что же, монастырь, конечно, продолжает задумчиво призывать в свои объятия, но ты прав: чувство долга заглушает негромкий голос святой обители, вещая зычным голосом моего деда. Накануне Рождества он взял с меня слово… и, разумеется, был абсолютно прав. Пора жениться, и в этом году я непременно это сделаю, причем не дожидаясь дня рождения. Тридцать лет, доложу тебе, отвратительная штука!

Предвкушая счастливое событие, виконт снова нахмурился, а пальцы забарабанили еще быстрее.

— Лучше и не думать, — отмахнулся он.

Особенно после того, как дед счел необходимым подчеркнуть, что миссис Анна Бромли-Хейс, постоянная любовница Эллиота на протяжении вот уже двух лет, никоим образом не подходит на роль жены. Не то чтобы он и сам этого не понимал. Анна была красива, сладострастна и невероятно искусна в любовных утехах, однако и до Эллиота у нее насчитывалась длинная вереница любовников, причем некоторые из них пользовались ее благосклонностью еще при жизни супруга. Анна не скрывала свои романы, а гордилась ими. И конечно, намеревалась в будущем умножить число побед.

— Что ж, отличное известие! — одобрительно воскликнул Джордж. — Учти, если уйдешь в монастырь, то секретарь тебе больше не понадобится, и я потеряю выгодную работу. Такой вариант меня не устраивает.

— Хм. — Эллиот наконец-то снял ногу с подлокотника и опустил на пол, но тут же снова задрал — на сей раз на колено.

Думать об Анне не хотелось. Они не виделись и — что еще важнее — не ложились в постель с самого Рождества. Срок немалый. Он давно понял, что мужчина не создан для воздержания — еще одна причина заглушить призывы монастыря.

— Три сестры скорее всего будут сегодня на балу, — предположил Джордж. — Разве сэр Хамфри не говорил, что поедут все, включая собаку, или что-то в этом роде? Возможно, и мальчишка тоже.

— Слишком мал, — возразил Эллиот.

— Не забывай, что мы в глухой деревне, — напомнил друг, — вдалеке от светских веяний. Готов держать пари, что он явится.

— Если полагаешь, что это обстоятельство заставит меня изменить решение, то глубоко ошибаешься, — упрямился Эллиот. — Видит Бог, я вовсе не собираюсь говорить с ним о деле на глазах у всех деревенских сплетниц!

— Но ведь можно выманить парня на улицу, — стоял на своем Джордж. — И сестер тоже. Кроме того, старина, подумай сам: красиво ли не пойти на бал после того, как сэр Хамфри Дью так старательно ухаживал за тобой, едва услышал о твоем приезде? Сам явился, чтобы пригласить нас, и даже предложил сопровождать и представить каждому, кто заслуживает чести.

— Разве я плачу тебе за то, чтобы ты стал моей совестью? — ехидно поинтересовался Эллиот.

Однако Джордж Боуэн ничуть не смутился, а всего лишь усмехнулся.

— Но как же, черт возьми, он обнаружил, что мы здесь? — Эллиот уже успел раздуть тлевшую в душе искру раздражения. — И в деревню, и в эту гостиницу мы приехали меньше двух часов назад, да и о приезде никто не знал.

Джордж поднес руки ближе к огню, энергично потер ладони, а потом решительно повернулся к двери в свою комнату.

— Мы в деревне, Эллиот, — подчеркнуто повторил он. — Здесь новости разносятся по ветру, прилипая к каждой травинке, каждой пылинке и к языку каждого человека. Наверняка последняя посудомойка уже знает, что ты в Трокбридже и упорно, хотя и напрасно, стараешься отыскать хоть кого-то, кто еще не слышал об этом грандиозном событии. А скоро все точно так же узнают, что сэр Хамфри Дью пригласил тебя на бал в качестве личного гостя. Так неужели ты посмеешь всех разочаровать и остаться в номере?

— И снова неправильное местоимение. — Эллиот многозначительно воздел палец. — Все услышат не только обо мне. Есть еще и ты. Так что отправляйся и развлекай здешнее общество, как считаешь нужным.

Джордж сердито прищелкнул языком и открыл дверь в свою комнату.

— Я всего лишь слуга, — заметил он, — хотя в новом месте и мог бы показаться интересным, особенно если бы приехал один. Но ты, Эллиот, виконт, а значит, на общественной лестнице стоишь на несколько ступенек выше самого сэра Хамфри Дью. Всем покажется, что Бог сошел на землю. — Он немного помолчал, а потом усмехнулся: — Кстати, по-валлийски слово «Бог» произносится точно так же, как фамилия нашего любезного баронета. И все же ты знатнее его, а для сонной деревеньки это не шутка. Здесь небось еще ни разу не видели виконта и даже не мечтали о невероятной чести. Так неужели откажешь людям в радости лицезреть собственную особу? Как знаешь, а я удаляюсь, чтобы облачиться в вечернее одеяние.

Джордж весело рассмеялся и закрыл за собой дверь.

Эллиот сердито посмотрел вслед.

Они приехали сюда по делу. Причем по крайне неприятному делу. После долгого изнурительного года, в течение которого жизнь перевернулась с ног на голову и вывернулась наизнанку, Эллиот надеялся вскоре освободиться от самого раздражающего обязательства из всех, которые возложила на его плечи смерть отца.

Виконт никак не предполагал, что отец умрет так рано. Ведь отец отца до сих пор жил и здравствовал, да и вообще в течение многих поколений все мужчины в роду Уоллесов славились завидным долголетием. Эллиот надеялся, что еще многие годы сможет радоваться жизни и наслаждаться свободой светского повесы, не обремененного никакими серьезными обязательствами.

Однако обязательства свалились на голову внезапно, не спрашивая согласия, словно выскочили из-за куста, как в детской игре.

И теперь уже никуда от них не деться.

Отец умер постыдно и унизительно, в постели любовницы. В свете это обстоятельство, конечно, вызвало многочисленные пересуды, сплетни и шутки. Впрочем, матери Эллиота леди Лингейт было вовсе не до смеха, она, как и все вокруг, давно знала о неверности мужа.

Лишь один Эллиот ничего не знал.

Наряду с долголетием мужчины их рода прославились склонностью иметь не только законную жену и законных детей, но и постоянную любовницу, также дарившую потомство. Связь деда закончилась лишь десять лет назад, со смертью любовницы, оставившей после себя восьмерых детей. Отец оставил на стороне пятерых, каждый из которых по завещанию получил достойное содержание.

Никто не мог обвинить Уоллесов в том, что они не заботятся об увеличении численности населения королевства.

У Анны детей не было — ни от него, ни от кого-нибудь другого. Эллиот подозревал, что шалунья знала надежные способы защиты, и откровенно радовался похвальной искушенности. Прочие пассии также предусмотрительно воздерживались.

Мысли вернулись к настоящему. Конечно, можно было послать сюда Джорджа. Опытный секретарь вполне справился бы с задачей. Острой необходимости ехать в далекую деревню самому не было. Однако внезапно обнаружилось, что чувство долга, раз поселившись в душе, диктовало собственный суровый кодекс чести. Вот так виконт и оказался в этой забытой Богом местности, пусть даже и весьма живописной — или обещавшей стать живописной с приходом весны. Во всяком случае, так уверял Джордж.

Путешественники сняли номер в единственной гостинице Трокбриджа, хотя заведение и представляло собой всего лишь деревенский постоялый двор. Здесь даже не останавливались почтовые кареты. К делу намеревались приступить днем. Эллиот надеялся отправиться в обратный путь уже завтра, хотя Джордж сомневался и предсказывал, что придется задержаться еще на день или на два, да и то при самом благоприятном стечении обстоятельств.

Однако оказалось, что, подобно многим сельским гостиницам, пропади они пропадом, эта тоже имела повод для особой гордости. На втором этаже располагался бальный зал. И надо же было случиться роковому совпадению: именно сегодня вечером помещение решили использовать по назначению. Их с Джорджем угораздило приехать в день деревенского праздника. Ну кому могло прийти в голову, что обитатели далекой английской деревушки соберутся праздновать День святого Валентина? Эллиот, например, и вообще забыл, что сегодня 14 февраля.

Злополучный зал как дамоклов меч висел прямо над головой. Сам же виконт продолжал сидеть в кресле возле камина, хотя назвать удобным это кресло язык не поворачивался. Не мешало бы подбросить угля, но чтобы позвонить, надо было встать. Зал простирался и над спальней. Он заполонил собой все пространство! Полночи придется слушать музыку и топот, громкий смех и невыносимое пиликанье — разве здесь кто-нибудь умеет прилично играть?

Хорошо, если удастся хоть немного поспать. Но что же еще делать в этой дыре, как не пытаться уснуть? Эллиот даже не захватил с собой книгу — непростительная оплошность!

Сэр Хамфри Дью, с которым Эллиот познакомился лишь сегодня утром, относился к числу тех джентльменов, которые задавали тысячу вопросов и на девятьсот девяносто отвечали сами. Он спросил, порадуют ли гости своим присутствием на балу, и тут же заверил, что искренне признателен за снисхождение к его скромной персоне и ко всей местности. Поинтересовался, можно ли зайти за ними в восемь вечера, и витиевато добавил, что оказанная честь значительно превзойдет оказанную любезность. Попросил разрешения представить кое-кого из соседей и обещал, что джентльмены не пожалеют о знакомстве со столь приятными и достонными людьми, хотя, разумеется, далеко не столь блестящими и значительными, как они сами. Леди Дью придет в восторг от их любезной снисходительности, равно как и дочери, и невестка. Сам же он будет с нетерпением ожидать наступления вечера.

Эллиот мог бы решительно и твердо отказаться. Как правило, он с трудом переносил разговорчивых дураков. Но сегодня решил, что проще будет запереться в комнате и передать извинения через Джорджа. В конце концов, для чего на свете существуют секретари? Да, для чего?..

Иногда, черт возьми, для того, чтобы пробуждать хозяйскую совесть.

Потому что Джордж, разумеется, говорил сущую правду. Эллиот Уоллес, виконт Лингейт, действительно был джентльменом. Не отказавшись прямо, он тем самым дал молчаливое согласие и принял приглашение. А значит, теперь уже не пристало прятаться в сомнительном уединении гостиничного номера. Тем более что если не пойти на танцы, то танцы сами придут и вею ночь не дадут уснуть. Так что настроение все равно непоправимо испортится. Да еще и чувство вины замучает.

К черту все и всех!

Если Джордж прав, то мальчик действительно может оказаться на балу. А уж сестры наверняка придут. Может быть, даже разумно воспользоваться возможностью, увидеть их сегодня и составить первое впечатление перед завтрашним визитом.

Но ради всего святого, неужели придется еще и танцевать?

Прыгать с деревенскими матронами и барышнями?

В День святого Валентина?

Ну уж нет. Спасибо. Трудно представить что-нибудь более унизительное.

Эллиот приложил ладонь ко лбу и попытался убедить себя в том, что страшно болит голова и необходимо срочно лечь в постель. Увы, номер не прошел. Голова у виконта никогда не болела.

Он громко вздохнул.

Несмотря на спор с Джорджем, появиться на этих адских деревенских плясках все равно придется. Выхода нет. Остаться в стороне — значит проявить невоспитанность, открыто нагрубить. А он, как истинный джентльмен, не мог себе этого позволить.

На сборы оставалось меньше часа.

Эллиот снова вздохнул и извлек собственное тело из кресла.

Глава 2

Семейство Хакстебл обитало в аккуратно побеленном, крытом соломой домике в конце главной улицы Трокбриджа. По пути в гостиницу виконт Лингейт и его секретарь проезжали мимо, но внимания, разумеется, не обратили. Симпатичное строение было очень скромным в размерах.

Здесь жили трое из нынешних четырех членов семьи. Когда-то они занимали дом священника, куда более просторный и импозантный. Но восемь лет назад преподобный Хакстебл, викарий, обрел покой и утешение на небесах — во всяком случае, на похоронах в этом заверил паству новый викарий. А его детям на следующий день пришлось освободить дом и уступить его преподобному Эйлсфорду и его сестре.

Маргарет Хакстебл исполнилось двадцать пять лет. Как старшей в семье — а мать умерла на шесть лет раньше отца, — в семнадцать ей пришлось взять на себя заботу и о доме, и о младших детях. В результате она до сих пор не вышла замуж. Ближайшие годы вряд ли могли принести изменения, поскольку брату Стивену было всего лишь семнадцать.

Почему-то никто не обратил внимания Маргарет на то обстоятельство, что именно в этом возрасте сама она взвалила на свои плечи огромную ответственность. Для нее брат оставался всего лишь маленьким мальчиком и нуждался в постоянной заботе.

Маргарет отличалась необыкновенной красотой. Высокая, изящно сложенная, с пышными блестящими каштановыми волосами, большими голубыми глазами, обрамленными густыми черными ресницами, и с классически правильными чертами лица, она была сдержанна и горда в общении, хотя прежде ее знали более открытой и сердечной. В характере присутствовал стальной стержень, который мгновенно давал о себе знать, едва благополучие семьи оказывалось под угрозой.

По хозяйству в доме помогала лишь одна служанка: миссис Траш осталась в семье даже после переезда, хотя платить ей было нечем. Она просто отказалась уйти и осталась работать за комнату и еду. Значительную часть домашней работы Маргарет выполняла сама. Она же заботилась о саде. Летом сад сиял, радовал и внушал гордость, оставаясь одним из немногих способов выражения поэтичной и эмоциональной души хозяйки. Ну а жителям деревни он внушал одновременно восхищение и зависть.

Маргарет охотно помогала всем, кто нуждался в помощи. Особенно часто приходилось ассистировать деревенскому доктору: менять повязки, накладывать шины на сломанные руки и ноги, принимать новорожденных, кормить стариков и немощных.

Гордая красавица не раз получала брачные предложения. Некоторые из женихов даже готовы были взять ее вместе с братом и сестрой, однако все соискатели неизменно получали спокойный, но решительный отказ. Отказала она даже тому, которого любила всю жизнь и, вероятно, будет любить до гроба.

Кэтрин Хакстебл исполнилось двадцать. Она тоже была красива — яркой красотой юности. Однако ее фигура обещала скоро созреть и отяжелеть. Более светлые, чем у сестры, волосы в солнечных лучах отливали золотом. С очаровательного живого личика смотрели синие глаза, казавшиеся бездонными. Несмотря на то что девушка была общительной и почти всегда жизнерадостной, она любила уединение и одинокие прогулки, на которых можно было дать волю воображению. А в свободное время писала стихи и небольшие рассказы.

Три дня в неделю она работала — учила в деревенской школе малышей от четырех до пяти лет, а в другие дни нередко помогала в занятиях со старшими.

Кэтрин тоже была не замужем, и собственное положение начинало слега ее беспокоить. Она хотела выйти замуж — да, разумеется, хотела. Какая еще доля ожидала одинокую женщину, кроме как всю оставшуюся жизнь висеть на шее у родственников? Поклонников вокруг вилось множество, и почти все ей нравились, но выбрать среди них единственного она пока не могла. А это, как понимала сама Кэтрин, означало, что никто из претендентов не нравился настолько, чтобы можно было решиться связать с ним свою судьбу.

Свою мечтательность сама Кэтрин расценивала как явный недостаток. Практичность и отсутствие воображения казались куда более удобными. Можно было бы просто-напросто выбрать самого достойного из кандидатов и спокойно строить вместе с ним семейную жизнь. Но разве можно взмахнуть волшебной палочкой и в одну минуту измениться?

Так что сделать выбор никак не удавалось, даже рациональный, — во всяком случае, пока. Однако было ясно, что неизбежно настанет день, когда придется или принимать решение, или остаться старой девой: третьего не дано.

Стивен Хакстебл вырос, но возмужать пока не успел, а потому выглядел очень высоким и очень худеньким. И все же природная энергия и врожденная грациозность надежно избавили мальчика от подростковой нескладности и неуклюжести. Волосы его казались вылитыми из чистого золота и, не подчиняясь ножницам и расческам, вились свободными мягкими локонами. Романтическая прическа приводила в отчаяние хозяина и одновременно вызывала восхищение окружающих. На красивом лице нередко появлялось задумчивое выражение. Впрочем, его быстро сменяла улыбка. Требовательный взгляд голубых глаз выдавал беспокойную натуру, еще не успевшую найти достойный выход энергии, любопытству и потребности строить собственную жизнь.

Стивен занимался абсолютно всем. Ездил верхом, ловил рыбу, плавал, играл со сверстниками, соревновался в силе, быстроте и ловкости — словом, не упускал ни единой возможности испытать и показать себя. Если вдруг где-то возникала потасовка, он моментально оказывался в самой гуще. Если требовалось придумать какую-нибудь хитрую авантюру, он придумывал самую хитрую и самую запутанную. Его любили и считали безусловным предводителем все мальчики и юноши окрестных деревень. Его обожали женщины всех возрастов.

Трудился Стивен так же старательно, как и играл. Единственный мужчина в доме, он занимал привилегированное положение. Маргарет предусмотрительно сохранила для брата ту долю семейного состояния, которая принадлежала покойной матери. Предполагалось, что в восемнадцать лет деньги дадут молодому Хакстеблу возможность поступить в университет и тем самым обеспечить себе достойное будущее, защищенное надежной, а возможно, и прибыльной профессией.

Стивен учился у викария и нередко подолгу засиживался над книгами. Хорошее образование открывало путь к карьере, а только карьера позволяла вырваться из душного деревенского заточения. Однако эгоизм не окончательно опутал юношу своей липкой паутиной, так что Стивен помнил о доброте и самопожертвовании сестер и планировал когда-нибудь достойно их отблагодарить. Ну а если со временем они удачно выйдут замуж и не будут нуждаться в его помощи, можно будет просто осыпать и их самих, и их детей подарками и окружить благосклонностью.

Таким, во всяком случае, Стивен представлял себе безоблачное будущее.

В семье был и еще один, четвертый член.

Ванессе, в девичестве Хакстебл, а сейчас Дью, шел двадцать пятый год. В двадцать один она вышла замуж за Хедли Дью, младшего сына сэра Хамфри, а спустя одиннадцать с половиной месяцев его потеряла. Вот уже полтора года оставаясь вдовой, она продолжала жить в Рандл-Парке в семье покойного мужа, не желая возвращаться домой и добавлять близким финансовых проблем. Тем более что новые родственники не отпускали ее, постоянно уверяя, что невестка утешает и успокаивает.

Ванесса слыла в семье дурнушкой. Она это сознавала и принимала участь со спокойным и жизнерадостным смирением. Ей не достался высокий рост старшей и младшей сестер. Но и миниатюрной ее трудно было назвать. Она не была столь пышна, как Маргарет, и так тонка и изящна, как Кэтрин. Чем меньше мы будем описывать ее фигуру, тем лучше, потому что сказать нечто особенное все равно не удастся.

Лицо — что ж, все черты на этом лице находились именно там, где и должны были находиться, исправно выполняя положенные функции. Но ничего выдающегося, ничего запоминающегося. Глаза не потрудились стать по-настоящему голубыми, хотя и каким-то другим цветом описать их трудно. Возможно, лучшее, что можно сказать о лице Ванессы — это не назвать его неприятным.

Никто в семье не называл Ванессу некрасивой — все ее любили. Отец же предпочитал ее всем остальным детям. Когда он работал, дочь с удовольствием устраивалась в его кабинете с книгой и прилежно читала. Он часто говорил дочери, что чтение может оказаться очень полезным времяпрепровождением, так как вполне возможно, что собственного дома и собственного хозяйства у нее никогда не будет. Таким изощренным способом он намекал на то, что замужество не ее удел и надеяться на семейную жизнь не стоит. Мать выражалась не столь деликатно и постоянно напоминала о необходимости учиться разным домашним премудростям, чтобы в будущем оказаться полезной Стивену, когда он женится, или сестрам, когда те выйдут замуж. Впрочем, мать тоже любила Ванессу больше остальных детей.

И все же Ванесса вышла замуж. Причем пока что единственная из всей семьи.

Многие недоумевали, почему Хедли Дью выбрал в жены девушку со столь заурядной внешностью. Ведь он сам был красив подобно молодому богу. Но случилось именно так. Хедли влюбился в Ванессу пылко и страстно.

Ванессе и в голову не приходило обижаться на сестер — а уж тем более на брата — за то, что красота досталась им, а не ей. И разумеется, она не собиралась по этой же причине презирать себя.

Она была такой, какой была.

И она обожала брата и сестер. Ради их счастья была готова на любые, самые невероятные поступки.

В День святого Валентина Ванесса пешком отправилась из Рандл-Парка навестить Маргарет, как делала это три, а то и четыре раза в неделю. Подруги ближе сестры не было ни у той, ни у другой.

Из дома она вышла примерно в то же время, когда виконт Лингейт и Джордж Боуэн устраивались в гостиничном номере, совершенно не подозревая, что ожидает их вечером.

А Ванесса, в свою очередь, понятия не имела не только об их приезде, но даже и об их существовании на белом свете.

Она шагала быстро. День выдался холодным. Кроме того, ей было что сообщить сестре.

— Я пойду, — оповестила она, едва успев войти в крошечную прихожую, снять зимнюю пелерину и капор и поздороваться с сестрой.

— На бал? — Маргарет сидела в гостиной возле камина, как всегда занимаясь рукоделием. Она взглянула на сестру и тепло улыбнулась. — Как хорошо, что ты все-таки решилась, Несси. Остаться дома было бы просто стыдно.

— Свекровь уже целую неделю убеждает меня в том же, — призналась Ванесса. — А вчера вечером даже свекор сказал, чтобы я не только пошла, но и непременно танцевала.

— Как мило с его стороны, — одобрила Маргарет. — Но, честно говоря, именно этого я и ожидала. Давно пора. Год траура уже давно миновал.

— Знаю. — Ванесса смахнула навернувшиеся слезы. — То же самое сказал и свекор. Нельзя оплакивать вечно. А свекровь в знак согласия кивнула. Потом мы все вместе поплакали, и вопрос решился. Так что я пойду. — Она улыбнулась печальной улыбкой и села в кресло напротив сестры.

— Ну как, по-твоему? — поинтересовалась Маргарет, встряхивая платье, которое шила, и представляя его на строгий суд.

Это было светло-желтое платье Кэтрин. В Рождество оно выглядело слегка поблекшим и усталым. Еще бы! Три года активной носки! А сейчас его украшала ярко-голубая лента — две широкие полосы по подолу и одна узкая — на коротких рукавах.

— О, очень красиво, — одобрила Ванесса. — И платье кажется почти новым. А ленту нашла в магазине мисс Пламтри?

— Да, — подтвердила Маргарет. — Надо сказать, недешево. Но новое платье все равно гораздо дороже.

— А себе тоже что-нибудь купила? — продолжила расспросы Ванесса.

— Нет, — беззаботно ответила сестра. — Мое синее платье и так прекрасно смотрится.

Конечно, если не учитывать, что оно еще старше, чем платье Кэтрин, и еще более потертое. Но вслух Ванесса этого не произнесла. Даже одна лента представляла собой серьезную угрозу семейному бюджету. Разумеется, на себя Маргарет не стала бы так безрассудно тратиться!

— Да, конечно, — жизнерадостно согласилась Ванесса. — Да и кто обратит внимание на наряд, если особа в нем так хороша собой?

Маргарет со смехом поднялась и повесила платье на спинку стула.

— Особенно если учесть, что особе уже целых двадцать пять лет. Подумать только, Несси, и куда делось время?

Для Маргарет оно пролетело в заботах о младших. В полной самоотверженности и безоговорочной преданности. Она отклонила немало ухаживаний, в том числе предложение руки и сердца от Криспина Дью, старшего брата Хедли.

И Криспин, всегда мечтавший стать офицером, отправился в расположение полка без нее. Это произошло четыре года назад. Ванесса не сомневалась, что перед отъездом влюбленные достигли полного взаимопонимания, однако, если не считать нескольких постскриптумов в письмах к Хедли, Криспин ни разу не написал Маргарет. И не приезжал домой. Кто-то, возможно, возразил бы, что поскольку страна постоянно воевала, то и приехать было некогда, да и не пристало свободному джентльмену вступать в переписку с незамужней леди. Но что ни говори, а четыре года почти полного молчания — срок немалый. Истинно влюбленный наверняка нашел бы способ его нарушить.

Но Криспин способа не нашел.

Ванесса всерьез подозревала, что сестра тщательно скрывала сердечную рану. Но, несмотря на душевную близость, эта тема никогда не обсуждалась.

— А что сегодня вечером наденешь ты? — спросила Маргарет, так и не получив ответа на свой вопрос. Но разве можно на него ответить? Действительно, куда делось время?

— Свекровь хочет видеть меня в зеленом, — сказала Ванесса.

— А ты? — Маргарет снова села в кресло, на сей раз без работы.

Ванесса пожала плечами и взглянула на свое серое шерстяное платье. Она все еще не решалась окончательно расстаться с трауром.

— Может показаться, что я его забыла, — прошептала она.

— И все же, — напомнила Маргарет, словно сестра нуждалась в напоминании, — Хедли выбрал это платье, потому что считал зеленый твоим цветом.

Да, он купил его накануне летнего бала полтора года назад. И Ванесса успела надеть его лишь раз: чтобы сидеть у постели больного, пока в саду веселились гости.

А спустя два дня Хедли умер.

— Может быть, я и надену это платье сегодня, — согласилась она и тут же подумала, что, может быть, лучше выбрать лавандовое, которое совсем не к лицу, зато напоминает о трауре.

— А вот идет Кейт, — с улыбкой заметила Маргарет, посмотрев в окно, — причем спешит больше, чем обычно.

Ванесса повернулась и увидела, как младшая сестра торопливо шагает по дорожке сада и приветственно машет рукой.

А уже через минуту она ворвалась в комнату, на ходу снимая накидку.

— Как прошли занятия? — задала Маргарет обычный вопрос.

— Невозможно! — воскликнула Кэтрин. — Даже дети заразились нетерпением и не могут дождаться вечера. Том Хаббард зашел, чтобы пригласить на первый танец, но пришлось отказать, так как первый танец уже обещан Джереми Стоппарду. Ну а Тому достанется второй.

— И он снова сделает предложение, — предупредила Ванесса.

— Да, наверное, — согласилась Кэтрин, опускаясь на ближайший к двери стул. — И умрет от счастья, если я вдруг скажу «да».

— По крайней мере, — заметила Маргарет, — он умрет счастливым.

Сестры рассмеялись.

— Кстати, Том рассказал потрясающую новость, — продолжила Кэтрин. — Представляете, в гостинице остановился виконт. Вы когда-нибудь слышали подобное?

— В нашей гостинице? — недоверчиво переспросила Маргарет. — Нет, никогда. С какой стати?

— Этого Том не знает, — ответила Кэтрин. — Но можно предположить, что вечером будут говорить только о нем — то есть о виконте, конечно.

— Еще бы! — воскликнула Ванесса. — Подумать только: виконт в Трокбридже! Такое не повторяется. Интересно, как ему понравятся музыка и танцы над головой, да еще ночью? Остается лишь надеяться, что он не потребует тишины.

Но в это мгновение Кэтрин заметила обновленное платье и с восторженным возгласом вскочила.

— Мег! — закричала она. — Твоя работа? О, какая прелесть! Ну, сегодня мне точно все будут завидовать. Право, не стоило тратиться. Лента, наверное, ужасно дорогая. Но все равно я ужасно рада. Спасибо, спасибо!

И она бросилась обнимать сияющую от удовольствия Маргарет.

— Мне так понравилась эта ленточка, что просто не смогла уйти из магазина без нее, — призналась та.

— Хочешь сказать, что купила случайно? Как бы не так, Мег! Специально пошла, чтобы выбрать что-нибудь красивое и порадовать меня. Не обманешь! — погрозила пальцем Кэтрин.

Маргарет смутилась.

— А вот и Стивен, — оповестила Ванесса. — Спешит еще больше, чем Кэтрин.

Брат увидел Ванессу сквозь оконное стекло, улыбнулся и помахал рукой. Одет он был в костюм для верховой езды, а сапоги выглядели так, словно умоляли, чтобы их срочно почистили. Сэр Хамфри Дью разрешил мальчику ездить на любой лошади из своей конюшни, и Стивен с благодарностью принял любезное предложение, однако взамен вызвался помогать конюхам.

— Послушайте! — спустя минуту возбужденно заговорил он, влетая в гостиную и наполняя воздух крепким запахом стойла. — Знаете новость?

— Стивен. — Маргарет поморщилась, словно от боли. — Что это у тебя на сапогах? Уж не навоз ли?

Ответом вполне мог служить запах.

— О, черт возьми! — Стивен посмотрел на ноги. — А мне показалось, что все отчистил. Сейчас сниму. Слышали, что в гостинице остановился виконт?

— Я уже сказала, — первой отозвалась Кэтрин.

— Сэр Хамфри отправился его приветствовать, — поведал Стивен.

— О! — Ванесса слегка поморщилась.

—Думаю, — продолжил Стивен, — он выяснит, что здесь понадобилось аристократу. Странно, правда?

— Скорее всего бедняга просто проезжал мимо, — предположила Маргарет.

— Здорово! — восхитился Стивен. — Вот только кто и когда проезжает мимо Трокбриджа? Откуда и куда? И зачем?

— А вдруг он услышал о бале в честь Дня святого Валентина и приехал специально, чтобы найти себе невесту? — Кэтрин приняла театральную позу и смешно захлопала глазами.

— О Господи! — воскликнул Стивен. — Неужели День святого Валентина свел тебя с ума?

Он рассмеялся и ловко увернулся от подушки, которую сестра метнула ему в голову.

Дверь гостиной снова открылась, и на пороге показалась миссис Траш. В руках она держала лучшую рубашку Стивена.

— Только что погладила, мастер Стивен, — доложила она. Мальчик поблагодарил и взял рубашку. — Немедленно отнесите в свою комнату и положите на кровать, не то снова помнете раньше, чем успеете надеть.

— Нет, мэм, — ответил молодой хозяин, лукаво подмигнув. — То есть да, мэм. Я даже не знал, что ее нужно гладить.

—Нет. — Служанка прищелкнула языком. — Разумеется, вы этого не знали. Но если все девушки будут падать вокруг вас в обморок, как оно наверняка и произойдет, то лучше, чтобы рубашка была свежевыглаженной. Бог мой, а сапоги-то! Если немедленно не снимете и не выставите за порог, заставлю мыть полы!

— Я как раз собиралась гладить, — заметила Маргарет. — Спасибо, миссис Траш. Наверное, пора начинать собираться на бал. Несси, тебе, наверное, лучше вернуться домой, пока леди Дью не снарядила поисковую экспедицию. Стивен, будь добр, избавь гостиную от своих ужасных сапог. Миссис Траш, приготовьте себе чашечку чая и хоть немного передохните. Вы же весь день хлопочете.

— Можно подумать, вы сами весь день сидите без дела, — парировала миссис Траш. — О, сейчас расскажу последние новости. Пять минут назад, не больше, ко мне на кухню заглянула миссис Харрис. В гостинице остановился виконт. Сэр Хамфри отправился с визитом и намерен пригласить его на бал в качестве своего личного гостя. Как вам это?

Услышав в ответ громкий смех, кухарка слегка растерялась, но тут же и сама засмеялась.

— Бедняга, — пробормотала она, немного успокоившись, — сэр Хамфри выбора не оставит. Да и выхода нет: отдохнуть в гостинице все равно не удастся.

— Не зевай, Кейт, — ухмыльнулся Стивен. — Если этот виконт действительно ищет невесту, то вот он, твой шанс!

— Или шанс мисс Маргарет, — вставила кухарка. — Она у нас чудо как хороша. Уже пора бы и принцу на белом коне прискакать.

Маргарет снова рассмеялась.

— Но он же всего лишь виконт, — возразила она, — а я твердо намерена дождаться принца. Ну, пора за дело, а то опоздаем.

Она обняла Ванессу, и сестра направилась к выходу.

— Смотри не передумай насчет вечера, — напутствовала Маргарет. — Приходи, Несси. Право, если не придешь, сама пойду за тобой. Пора возвращаться к жизни.

Глава 3

— Хорошо бы виконт Лингейт оказался высоким, светловолосым, красивым и не старше двадцати пяти лет. А еще приветливым, очаровательным и без тени высокомерия.

Так говорила Ванессе Луиза Ротерхайд. Приятельницы стояли в зале, наблюдая за теми, кто появился позже их, кивая и улыбаясь знакомым, — а в Трокбридже знакомы между собой были все.

— А еще было бы неплохо, если бы ему нравились невысокие коренастые барышни его возраста с волосами мышиного цвета, скромным достатком — можно сказать, совсем без достатка — и с простыми манерами. Полагаю, о его материальном благополучии можно и не упоминать. Наверняка богат.

Ванесса обмахнулась веером и рассмеялась.

— Но ты вовсе не коренастая, — заверила она подругу. — А волосы спокойного темно-русого цвета. Манеры очень приятные, а характер — настоящее сокровище. И улыбка замечательная. Хедли всегда об этом говорил.

— Благослови Господь его душу, — отозвалась Луиза. — Но виконт ведь приехал не один, а с другом. Может быть, тот сочтет нужным в меня влюбиться? Разумеется, если окажется представительным. Да и состояние не помешает. Конечно, Несси, очень забавно принимать участие в бесконечных танцах, приемах, обедах, вечеринках и пикниках, но беда в том, что повсюду встречаешь одни и те же лица. Разве ты никогда не мечтаешь о Лондоне, светском сезоне, джентльменах и… ах да! Разумеется, не мечтаешь. У тебя же был Хедли. И он был прекрасен.

— Да, он был прекрасен, — согласилась Ванесса.

— А сэр Хамфри ничего не рассказывал о виконте? — с надеждой в голосе полюбопытствовала Луиза.

— Описал его как любезного молодого человека, — ответила Ванесса. — Но свекор считает молодыми всех, кто моложе его собственных шестидесяти четырех, и почти все кажутся ему любезными. В каждом он видит собственную добрую душу. А вот о внешности нового знакомого ничего не сказал. Ты же знаешь, джентльмены не оценивают внешность. Но не волнуйся: скоро мы и сами все узнаем.

В эту минуту в зале показался сам сэр Хамфри Дью, источая обычную благостную уверенность: грудь гордо выпячена, ладони удовлетворенно потирают одна другую, полное розовощекое лицо сияет довольством. За ним следовали два незнакомых джентльмена, в чьих личностях сомневаться не приходилось. Посторонние наведывались в Трокбридж чрезвычайно редко.

Эти двое были посторонними.

Один из них, несомненно, носил аристократический титул виконта.

Тот, кто вошел в зал первым, следом за сэром Хамфри, был среднего роста и телосложения, хотя и с некоторым намеком на утолщение в области талии. Каштановые волосы коротко подстрижены и аккуратно причесаны, а ничем не примечательное лицо освещено открытым, дружелюбным взглядом — джентльмен с живым интересом осматривал зал и всех присутствующих. Казалось, он искренне был рад здесь оказаться. Костюм гостя не выходил за рамки консерватизма: темно-синий сюртук, серые бриджи и белая рубашка. Хотя человек уже явно перешагнул двадцатипятилетний рубеж, его все еще с уверенностью можно было назвать молодым.

Луиза энергично заработала веером и громко вздохнула. То же самое сделали и еще некоторые из присутствующих дам.

Взгляд Ванессы скользнул по второму джентльмену, и она сразу поняла, что вздох относился именно к нему. Сама же она даже вздохнуть не смогла. В горле внезапно пересохло, и на несколько бесконечных секунд она забыла, где и зачем находится.

Незнакомец был примерно одного возраста со своим спутником, но на этом сходство и заканчивалось. Он выглядел высоким и стройным, но ни в коем случае не худым. Широкие плечи и грудь сочетались с тонкой талией и узкими бедрами. Очень темные, почти черные, волосы были густыми и блестящими. Искусная стрижка придавала прическе вид одновременно аккуратный и бесшабашный. Бронзовое лицо отличалось классически красивыми чертами: орлиный нос, четко очерченные скулы, на подбородке намек на ямочку. Рот решительный и твердый. Судя по внешности, в венах красавца текла не то итальянская, не то испанская кровь.

Он выглядел великолепно.

Он выглядел безупречно.

Ванесса могла бы мгновенно и без памяти влюбиться, как, впрочем, и добрая половина присутствующих дам, если бы не заметила в незнакомце кое-что еще.

Во-первых, джентльмен выглядел нестерпимо заносчивым и высокомерным.

Во-вторых, джентльмен выглядел скучающим.

Веки наполовину прикрыли глаза. В руке он держал монокль, но ни разу его не поднял, а по сторонам смотрел таким взглядом, словно и поверить не мог в немыслимую убогость зала.

На губах невозможно было заметить даже намека на улыбку. Напротив, в выражении лица читались презрение и твердое стремление как можно быстрее вернуться в свой номер. А еще лучше — как можно быстрее вообще уехать из Трокбриджа.

Всем своим видом заносчивый незнакомец показывал, что находиться здесь для него сущая пытка.

Что за дерзость! Вместо того чтобы украсить вечер, как подобает любому гостю, а уж тем более представительному джентльмену, самозванец грозил его испортить.

Все, разумеется, начнут роем виться вокруг него. Никто не сможет вести себя естественно и непринужденно. Никто не сможет расслабиться и получить удовольствие от танцев. А потом несколько дней, а может быть, и недель подряд все будут говорить о нем, и только о нем.

Можно подумать, некое божество осчастливило своим присутствием скромное деревенское общество.

Но главная неприятность заключалась в том, что незнакомец открыто презирал всех вокруг — ну или по крайней мере считал всех ужасно скучными.

Лучше бы он приехал завтра — или вообще не приезжал.

Костюм его был выдержан в черно-белых тонах: по слухам, последний лондонский шик. Когда Ванесса узнала о новом веянии моды, то сразу подумала, как, должно быть, уныло и непривлекательно выглядит подобное сочетание.

И разумеется, ошиблась.

Незнакомец выглядел блестящим, элегантным и безупречным. Воплощал в себе идеал романтического героя, о котором мечтает каждая женщина. Можно было подумать, что сам Адонис, которого все они представляли в грезах, особенно в День святого Валентина, спустился на землю, чтобы завлечь в свою белую колесницу и умчать в счастливую вечность, в сияющий заоблачный замок. За белые пушистые облака, а вовсе не за уныло-серые английские тучи.

И все же гость вызвал в душе Ванессы лишь негодование. Если он до такой степени презирал жителей деревни и их скромные увеселения, то мог хотя бы ради приличия оказаться уродом.

Вздох живой волной катился по залу, и оставалось лишь надеяться, что сама она не приняла в нем невольного участия.

— Как, по-твоему, кто из них виконт Лингейт? — шепотом спросила Луиза, склонившись к правому уху подруги, поскольку в зале вдруг стало необычайно тихо.

— Какие сомнения? Конечно, красавец, — ответила Ванесса. — Готова поспорить.

— Ах, — с сожалением вздохнула Луиза, — и я так думаю. Невероятно хорош, хотя и не блондин, но вряд ли поддастся моим чарам. Правда?

Нет, не поддастся. Ни чарам Луизы, ни обаянию какой-нибудь другой обитательницы тихого провинциального уголка. Все в незнакомце говорило о невероятной самовлюбленности. Наверное, лишь собственное обаяние имело над ним власть.

— Но что же этому снобу понадобилось в Трокбридже? Может быть, по дороге случайно свернул не в ту сторону?

Джентльмены недолго оставались стоять в дверях. Сияя широкой удовлетворенной улыбкой, словно сам привез гостей в деревню, сэр Хамфри повел их по залу. Познакомил со всеми присутствующими начиная с музыкантов: миссис Харди играла на фортепиано, Джейми Латимер на флейте, а мистер Ригг — на скрипке. Вскоре джентльмены уже раскланивались перед Маргарет и Кэтрин. А спустя несколько мгновений кивали Стивену, Мелинде и Генриетте Дью, золовкам Ванессы, а следом за ними еще нескольким молодым людям.

— По-моему, уже можно перестать шептать и снова заговорить нормальным голосом, — прошептала Ванесса.

Она заметила, что спутник виконта обменивался с каждым из присутствующих парой слов. Улыбался, выглядел довольным и заинтересованным. Сам же виконт Лингейт упорно молчал, словно намеренно всех унижал. Ванесса подозревала в подобном поведении коварный умысел. Когда ему представили Стивена, виконт приподнял брови и смерил мальчика высокомерным аристократическим взглядом. Мелинда, конечно, хихикала.

— Зачем он здесь? — все еще шепотом спросила Луиза. — В Трокбридже? Сэр Хамфри не говорил?

— Сказали, что приехали по делу, — ответила Ванесса. — Должно быть, не уточнили, по какому именно, иначе свекор ни за что не удержался бы от искушения и непременно поделился новостью.

— По делу? — Луиза одновременно удивилась и задумалась. — В Трокбридже по делу? И что бы это могло быть?

Ванесса и сама пыталась разгадать загадку — с той самой минуты, когда днем Кейт рассказала о появлении виконта. Да разве можно было не думать? Какие дела могут возникнуть в сонном захолустном Трокбридже, пусть и живописном, особенно летом, и бесконечно милом сердцу?

Зачем здесь появился виконт?

И кто дал ему право смотреть на всех сверху вниз, словно на жалких червей под дорогими лакированными штиблетами?

Ванесса разочарованно наблюдала за незнакомцами. Свекор подводил дорогих гостей все ближе. Хотелось бы, чтобы они застряли по дороге, но, увы, надежда таяла с каждой секундой.

Сэр Хамфри жизнерадостно улыбнулся Ванессе и Луизе.

— А вот старшая мисс Ротерхайд, — оповестил он и бестактно добавил, не особенно заботясь о правдивости характеристики: — Самая хорошенькая из всех сестер.

В крайнем смущении Луиза опустила голову и присела в книксене.

— И миссис Хедли Дью, моя дорогая невестка, — продолжал сэр Хамфри, лучезарно сияя. — Была замужем за моим сыном до его безвременной кончины полтора года назад. Леди, познакомьтесь с виконтом Лингейтом и мистером Боуэном.

Да, Ванесса правильно определила, кто есть кто. Впрочем, сомневаться и не приходилось. Она тоже сделала книксен.

— Мадам, — произнес мистер Боуэн с очаровательной и в то же время сочувственной улыбкой, — примите мои самые искренние соболезнования.

— Благодарю, — вежливо ответила Ванесса, ощущая на себе сосредоточенный взгляд виконта. Она все-таки надела лавандовое платье, чтобы хоть немного успокоить совесть, укорявшую за решение пойти на бал. Лавандовый цвет казался тусклым, да и вообще это платье никогда не сидело как надо. Ванесса знала, что оно вообще ей не шло.

В эту минуту она ненавидела себя за все эти мысли и предательское сожаление о зеленом платье.

— Я настоял, чтобы сегодня она пришла на бал, — продолжал распинаться сэр Хамфри. — Девочка слишком молода и хороша собой, чтобы бесконечно соблюдать траур. Уверен, что вы поддержите меня, джентльмены. Она была хорошей женой моему мальчику, а это главное. А еще я настоял на том, чтобы она непременно танцевала. Ты уже обещала кому-нибудь первый танец, Несси?

Ванесса с трудом удержалась, чтобы не поморщиться. Лучше бы провалиться на месте! Уже ясно, что последует дальше.

— Нет, папа, — торопливо ответила она и запоздало осознала, что не грех было бы и солгать. — Но…

— В таком случае не сомневаюсь, что один из любезных джентльменов с радостью предложит свою руку. — Сэр Хамфри снова удовлетворенно потер ладони и засиял еще лучезарнее.

Наступило секундное молчание, но Ванесса успела пожалеть, что не последовала за Хедли в могилу.

— Может быть, миссис Дью, — заговорил виконт глубоким бархатным голосом, добавившим новую краску в палитру безупречной внешности, — вы окажете мне честь?

Ее приглашал на танец виконт. Блестящий виконт, самый великолепный представитель мужской половины человечества. Гордый, высокомерный… попугай. Право, чувство юмора до добра не доведет. Интересно, о чем он сейчас думает? Она едва не рассмеялась вслух, не решаясь взглянуть в ту сторону, где стояла Маргарет. Однако досада быстро подавила короткую вспышку веселья. Как ужасно, что бал начинается столь неприлично!

Может быть, ей всего лишь кажется, что все вокруг ждут ее ответа?

Нет, не кажется.

О Господи! Надо было остаться дома с книгой и воспоминаниями.

— Благодарю. — Ванесса снова присела и восхищенно взглянула на протянутую руку. Рука отличалась прекрасной формой и выглядела почти по-дамски ухоженной. И все же в сильной ладони не было ни намека на женственность.

Как и в нем самом. Вблизи он казался еще выше, внушительнее и увереннее, чем на расстоянии. Вокруг витал аромат тонких мужских духов. Окутывала неведомая горячая аура.

Положив ладонь на руку джентльмена и взглянув ему в лицо, Ванесса сделала неожиданное открытие. Глаза оказались вовсе не темными, как представлялось сначала из-за темных волос и смуглой кожи, а голубыми, чистыми и глубокими. Они остро смотрели из-под полуопущенных век.

Рука согрела неожиданным теплом.

Что ж, подумала Ванесса, направляясь к уже стоящей в середине зала линии танцующих и слушая нервную скрипичную трель мистера Ригга, этот вечер, судя по всему, забудется не скоро. Ей выпало танцевать с красивым гордым аристократом, да еще и открывать бал. Ах, если бы после этого можно было вернуться домой и поделиться впечатлениями с Хедли!

— Несси? — переспросил виконт Лингейт, оставляя ее в цепочке дам и собираясь отойти туда, где стояли кавалеры.

Брови вновь поднялись. Он не обращался по имени. Он задавал вопрос.

— Ванесса, — пояснила она и тут же пожалела, что в голосе прозвучало смущение.

Ответную реплику расслышать не удалось, так как партнер уже отошел в свою цепочку, но Ванессе показалось, что он произнес «слава Богу!».

Неужели действительно сказал?

Она посмотрела внимательно, но он не повторил восклицание.

Ей никогда не нравилось уменьшительное имя. Несси Дью звучало как… некрасивая женщина. Но все равно его не касалось, как звали ее родные и друзья.

Мужчины, оказавшиеся рядом с виконтом Лингейтом, выглядели ошеломленными, почти испуганными. Можно было предположить, что примерно то же самое происходило и с дамами по обе стороны от самой Ванессы, однако поворачиваться и смотреть почему-то не хотелось.

Да, этот человек испортит праздник всем до единого. А они так ждали! И все же самому виконту ни до чего не было дела. Не скрывая скуки, он смотрел по сторонам.

Ах, что за досада! Обычно Ванесса не так строго судила незнакомцев, хотя встречаться с ними доводилось не слишком часто. Так почему же мысли о виконте Лингейте были пропитаны… желчью? Может быть, все из-за того, что страшно признаться самой себе, что едва не влюбилась с первого взгляда?

Внезапно Ванесса новыми глазами увидела родных, друзей, соседей. Все принарядились, все ожидали радости и веселья. В каминах в противоположных концах зала ярко горел огонь, а от постоянного движения воздуха пламя свечей слегка колыхалось и казалось живым. Аромат духов сливался с аппетитными запахами накрытого к ужину стола.

А напротив, ожидая начала танца, стоял красивый и знатный джентльмен. И смотрел из-под полуопущенных век.

Нет, она не позволит ему испортить праздник, которого все так ждали. Ванесса твердо решила получить удовольствие от бала и не обращать внимания на неприятные мелочи.

Заиграла музыка. Ванесса улыбнулась как можно ярче и приготовилась вести легкую, непринужденную светскую беседу.

Из всех дам, которых он пригласил бы на танец, миссис Ванесса Дью — Несси, спаси Господи! — оказалась бы самой последней. Так думал Эллиот Уоллес в тот самый момент, как зазвучала музыка, джентльмены поклонились, а леди сделали книксен. Миссис Дью была невесткой сэра Хамфри. Уже плохо. Кроме того, она не представляла собой ничего интересного: слишком худа и скромна фигурой, на его взгляд. Волосы чересчур блеклые, а лицо самое обычное. Глаза невыразительного серого цвета. Да и лавандовый цвет ей определенно не шел. А если бы даже и шел, платье само по себе выглядело просто чудовищно.

Короче говоря, партнерша совершенно не походила ни на Анну, ни на остальных дам, с которыми Эллиот обычно танцевал на светских раутах.

И все же пришлось ее пригласить. Конечно, если бы он смолчал, Джордж исправил бы положение, однако не стоило сомневаться в том, кого именно имел в виду Дью. В итоге Эллиот оказался в роли танцующей обезьяны.

Обстоятельство ничуть не добавляло энтузиазма и желания веселиться.

Но в это мгновение начался танец, миссис Дью ослепительно улыбнулась, и виконт был вынужден признать, что, возможно, она вовсе не так скучна, как показалась сначала. Улыбка не предназначалась лично ему и не намекала на флирт. Эллиот с облегчением заметил, что Ванесса точно так же улыбалась всем вокруг, словно в жизни наступил самый счастливый и долгожданный миг. Она излучала радостное сияние.

Трудно было понять, как человек способен восторгаться столь непритязательным сельским увеселением, но, возможно, просто не представлялось поводов для сравнения.

Бальная комната выглядела маленькой и обшарпанной, с голыми стенами и потолком. Единственным украшением служил толстый купидон, стрелявший из лука над камином. Воздух застоялся, словно большую часть года двери и окна оставались запертыми, — так оно, несомненно, и было. Музыка звучала с энтузиазмом, но без намека на мастерство: скрипач играл на полтона ниже, а пианистка неслась вперед с такой скоростью, словно торопилась добраться до последних аккордов прежде, чем нахватает неверных нот. Каждый раз, как открывалась входная дверь, несколько свечей не выдерживали потока воздуха и гасли. Присутствующие говорили одновременно, причем во весь голос, пытаясь перекричать музыку. Ну и, наконец, все вокруг выглядели крайне озабоченными его присутствием и изо всех сил пытались это скрыть.

К счастью, миссис Дью танцевала хорошо: двигалась легко и грациозно, прекрасно чувствуя ритм.

От нечего делать виконт спросил себя, был ли ее супруг старшим сыном. И как только ей удалось привлечь такого жениха? Располагал ли средствами ее отец? Вышла ли она замуж потому, что надеялась однажды стать леди Дью?

Джордж танцевал с той самой дамой, которая стояла рядом с миссис Дью — старшей дочерью в семействе, фамилию которого Эллиот вспомнить не мог. Уж если она действительно самая хорошенькая, то остальным можно только посочувствовать.

Младшая из двух сестер Хакстебл — мисс Кэтрин Хакстебл — тоже танцевала. Старшая стояла рядом с леди Дью и наблюдала. А вот с третьей сестрой его не познакомили. Наверное, осталась дома.

Старшая мисс Хакстебл была необыкновенно хороша собой, но определенно уже не первой молодости. Собственно, иначе и быть не может в семье, где и мать, и отец уже покинули этот мир. Должно быть, уже несколько лет она несет на своих плечах груз забот о младших. Нелегкая доля, что и говорить. Мисс Кэтрин была очень похожа на сестру, но значительно моложе и эмоциональнее. Она тоже поражала красотой, даже несмотря на полинявшее старенькое платье, которое кто-то заботливо попытался обновить яркой лентой.

Стивен Хакстебл выглядел именно так, как и должен выглядеть здоровый семнадцатилетний юноша: высокий, худой, полный сил и веселой энергии. Несмотря на юный возраст, он пользовался откровенным успехом у молодых леди. До начала танцев они окружили его плотным кольцом.

— Вы приехали в Трокбридж в благоприятное время, милорд, — проговорила миссис Дью, как только фигура танца на несколько мгновений свела их вместе.

Виконт решил, что речь идет о Дне святого Валентина и о бале в гостинице, в которой ему выпало великое счастье остановиться.

— Действительно, мэм. — Эллиот слегка поднял брови.

— Во всяком случае, благоприятное для нас. — Она рассмеялась, и музыка развела их в разные стороны, а Эллиот осознал, что тон его ответа, если и не слова, оказался отнюдь не любезным.

— Мне не доводилось танцевать больше двух лет, — продолжила миссис Дью, едва они сошлись снова и взялись за руки, чтобы завершить круг, — а потому сегодня я твердо решила делать это с удовольствием, несмотря ни на что. А вы хороший танцор.

Виконт снова поднял брови, но промолчал. Да и что можно сказать в ответ на столь неожиданный комплимент? Но что же, интересно, означает это «несмотря ни на что»?

Они вернулись на свои места, и миссис Дью вновь рассмеялась.

— А вы, судя по всему, не слишком разговорчивы, — заметила она в следующей совместной фигуре.

— Не умею поддерживать связную беседу в синкопированном ритме, — ответил он, с трудом скрывая раздражение. Каждый из собравшихся в зале жителей деревни кричал, обращаясь к какому-нибудь другому жителю, так что слушать было некому. Ну а маленький оркестр изо всех сил старался перекричать шум и гам. Столь жуткой какофонии виконту не приходилось слышать еще ни разу в жизни.

Как и можно было предположить, она рассмеялась.

— Но если хотите, буду делать вам комплимент при каждой встрече, — продолжил виконт. — На это тридцати секунд вполне хватит.

Они расстались прежде, чем Ванесса успела ответить. Эллиот предполагал, что слова ее смутят, однако встретил смеющийся взгляд. Хакстебл тем временем провел свою даму к концу цепочки, и фигуры начали повторяться в обычном порядке.

— Большинству дам, — произнес виконт, едва они снова оказались рядом, — приходится носить в прическе драгоценности, чтобы придать волосам блеск. А ваши волосы сияют естественным золотом.

Заявление могло показаться невероятно смелым, поскольку на самом деле ее волосы выглядели бледно, хотя теплый колеблющийся свет они действительно излучали.

— О, хорошее начало, — оценила Ванесса.

— Вы способны затмить любую из присутствующих дам, причем во всех отношениях, — изрек виконт во время следующей встречи.

— Менее успешно, — критически отозвалась она. — Ни одной разумной леди не понравится столь откровенное преувеличение. Поверят только самые тщеславные.

— Значит, вы не тщеславны? — поинтересовался виконт. Что и говорить, поводов для самолюбования насчитывалось немного.

— Если вам угодно, можете рассказывать о моей потрясающей красоте. — Ванесса подняла смеющееся лицо. — Но только не говорите, что я прекраснее всех. Это будет уж чересчур откровенной ложью. Ни за что не поверю и очень расстроюсь.

Она улетела прочь, а виконт посмотрел ей вслед с невольным восхищением. Кажется, маленькая вдова не лишена остроумия; во всяком случае, он едва не рассмеялся вслух.

— Вы потрясающе красивы, — сообщил он, как только они оказались во главе цепочки и взялись за руки.

— Благодарю, сэр. — Ванесса просияла лучезарной улыбкой. — Вы необыкновенно добры.

— Но должен заметить, — продолжил он, ведя свою даму между рядами танцующих, — что то же самое можно сказать о каждой из присутствующих здесь леди. Без исключения.

Она откинула голову и засмеялась звонко и самозабвенно — так, что и ему не удалось сдержать улыбку.

О Господи, неужели он флиртует?

С этой маленькой некрасивой женщиной, которую не испугал титул и не сбили с толку комплименты? С той, которая танцевала с упоением, словно в жизни никогда не было большей радости?

Музыка неожиданно смолкла, и виконт удивленно замер. Что, уже?

— А что, третьей мисс Хакстебл здесь нет? — поинтересовался Эллиот, провожая партнершу.

— Третьей? — Ванесса взглянула вопросительно.

— Меня познакомили с мисс Хакстебл, вон той темноволосой леди, — кивком показал виконт, — и с мисс Кэтрин Хакстебл, ее младшей сестрой. Но мне казалось, что есть еще и третья.

Ванесса ответила не сразу. Посмотрела неожиданно остро и лишь потом произнесла:

— Третьей мисс Хакстебл не существует, хотя есть третья сестра. Это я.

— А, — растерялся виконт, и рука сама потянулась к моноклю. — Меня не предупредили, что одна из сестер была замужем.

— А что, должны были предупредить? — Изогнувшиеся дугой брови свидетельствовали о крайней степени удивления.

— Вовсе нет, — торопливо ответил Эллиот. — Всего лишь праздное любопытство. Скажите, а ваш супруг был старшим сыном сэра Хамфри?

— Нет, — просто ответила она. — Он был младшим из двух братьев, а старшего зовут Криспин.

— Глубоко сожалею о безвременной кончине вашего мужа, — произнес виконт. Нелепое замечание, если учесть, что он совсем не знал парня, да и случилось все давным-давно. — Должно быть, потрясение оказалось тяжким.

— Когда я выходила за него замуж, то уже знала, что он умрет. У него был туберкулез.

— Сожалею, — повторил Эллиот.

«Черт возьми, вот влип!»

— Мне тоже очень жаль, — произнесла Ванесса, раскрывая веер и прикрывая лицо. — Но так случилось. Хедли мертв, а я все еще жива. Вы его совсем не знали и совсем не знаете меня, а потому нам обоим незачем впадать в сентиментальность. Спасибо за танец. Теперь мне все будут завидовать, ведь я оказалась первой.

Ванесса ослепительно улыбнулась.

— Доброго вам вечера, миссис Дью, — пожелал виконт Лингейт и галантно поклонился.

Он поспешил туда, где предположительно находилась карточная комната, надеясь таким образом спастись от следующего танца и новой протеже сэра Хамфри.

Глава 4

Когда следующим утром Ванесса закончила завтракать, в Рандл-Парке все еще спали, кроме сэра Хамфри, Баронет собирался ехать в деревню, чтобы нанести визит виконту Лингейту и мистеру Боуэну. Потирая ладони и, как всегда, излучая бесконечное довольство жизнью, он сообщил невестке, что собирается пригласить джентльменов к обеду.

— А что, если я велю запрячь коляску? Может быть, тогда ты, Несси, поедешь со мной и навестишь сестру? Кажется, она такая же ранняя пташка, как и ты.

Ванесса с радостью приняла предложение — уж очень хотелось обсудить с Маргарет вчерашний бал. Что за чудесный вечер! Конечно, она полночи не могла заснуть, вспоминая о первом танце. Ничего удивительного. Присутствующие в зале просто не позволили забыть. Виконт же ограничился единственным приглашением.

Еще до того, как заиграла музыка, Ванесса решила, что не собирается хранить ошеломленное молчание. Но спустя несколько минут стало ясно, что партнер вовсе не намерен поддерживать беседу, хотя по-настоящему вежливый джентльмен наверняка приложил бы некоторое усилие. Так что скорее всего виконта Лингейта нельзя было считать истинно вежливым — еще один недостаток, который она обнаружила в нем.

А расстались они с шутками. Почти с легким флиртом. Ванесса никогда раньше в жизни не флиртовала. И никто из мужчин никогда не флиртовал с ней.

Единственный танец явно отбил у виконта охоту приглашать новых партнерш. Остаток вечера он провел в карточной комнате, разочаровав дюжину дам, мечтавших привлечь внимание высокого гостя и удостоиться танца.

Однако заснуть не позволяли слова, сказанные тогда, когда танец уже закончился. Они удивили сразу и продолжали вызывать недоумение даже сейчас. Очень хотелось услышать мнение Маргарет по этому поводу.

— По-моему, Несси, — заметил сэр Хамфри, весело хмыкнув, — виконт Лингейт положил на тебя глаз. Ведь больше ни с кем так ни разу и не танцевал.

— А по-моему, папа, — с улыбкой возразила Ванесса, — он положил глаз на карточный стол, за которым провел почти весь вечер.

— Чрезвычайно благородно с его стороны. Наши почтенные игроки по достоинству оценили такую снисходительность. Ротерхайд выудил из него двадцать гиней и теперь целый месяц не сможет говорить ни о чем другом.

Дождя не было, но низкие тучи грозили разверзнуться в любую минуту, а пронизывающий ветер не добавлял оптимизма. Ванесса была искренне благодарна за возможность проехать в экипаже, о чем и поведала свекру, как только кучер остановился возле калитки и помог ей спуститься.

Кэтрин оказалась дома вместе с Маргарет, так как в этот день малыши не учились. Стивен тоже еще не успел никуда убежать: сидел наверху, в своей комнате, и корпел над латинским переводом. Маргарет запретила брату выходить из дома прежде, чем задание будет выполнено.

Ванесса обняла сестер и уселась на обычное место возле камина. Разговор, разумеется, крутился вокруг бала, а Маргарет, как всегда, одновременно что-то шила.

— Я так обрадовалась, Несси, когда увидела, как ты входишь в зал вместе с леди Дью, Генриеттой и Евой, — призналась она. — Боялась, что в последний момент передумаешь. И с восторгом наблюдала, как ты непрерывно танцуешь. Право, даже устала за тобой следить.

Сама Маргарет пропустила лишь два танца.

— И я за весь вечер ни разу не присела, — поделилась впечатлениями Кэтрин. — Было чудесно, правда? Но ты, Несси, перещеголяла всех. Танцевала первый танец с виконтом Лингейтом. А уж он так хорош, что все леди едва дышали. Если бы ты сейчас сама не приехала, то я ни за что не удержалась бы и побежала к тебе в Рандл-Парк. Ну, рассказывай все!

— Да особенно-то рассказывать и нечего. Виконт пригласил меня, потому что свекор не оставил выбора, — начала Ванесса. — Увы, мои чары его не околдовали. Если он приехал в Трокбридж за невестой, то одного танца со мной вполне хватило, чтобы отказаться от дальнейших поисков. Если честно, то ужасно унизительно.

Сестры прыснули со смеху.

— Недооцениваешь свои достоинства, Несси, — возразила Маргарет. — Виконт вовсе тебя не игнорировал. Постоянно беседовал во время танца.

— Только потому, что я его заставила. Сказал, что я потрясающая красавица.

— Несси! — воскликнула Кэтрин.

— А потом добавил, что то же самое относится ко всем присутствующим дамам без исключения, — продолжала Ванесса. — И уточнением практически свел комплимент на нет. Разве не так?

— И после этих слов ты так красиво откинула голову и очаровательно рассмеялась? — уточнила Маргарет. — Все вокруг сразу заулыбались и пожалели, что не могут подслушать. Значит, ты заставила его говорить такую чепуху? И как только тебе удается? Всегда всех смешишь. Даже Хедли хохотал, когда… когда тяжело болел.

В те последние недели Ванесса старалась из последних сил, пытаясь развеселить мужа, вызвать если не смех, то хотя бы улыбку. А потом свалилась сама. Две недели после похорон не могла встать с постели.

— О, — ответила она, с трудом сдерживая слезы, — на этот раз виконт Лингейт смешил меня.

— А он объяснил, зачем оказался в Трокбридже? — не сдержала любопытства Кэтрин.

— Нет, — ответила Ванесса, — но зато сказал кое-что очень странное. Спросил о третьей сестре Хакстебл — после того как его познакомили лишь с двумя. Когда свекор представлял вас, обмолвился о моем существовании?

— Насколько помню, не сказал о тебе ни единого слова. — Маргарет подняла глаза от наволочки, которую зашивала.

— Нет, ничего не говорил, — решительно подтвердила Кэтрин. — Но может быть, упомянул уже после того, как они отошли от нас, или когда представлял Стивена. И что же ты ответила?

— Ответила, что третья сестра — это я. И после этого виконт заметил, что его не предупредили о замужестве одной из нас. А потом резко сменил тему и начал расспрашивать о Хедли.

— Как странно! — воскликнула Кэтрин.

— Интересно, что же все-таки виконт делает в Трокбридже? Конечно, если просто-напросто не едет дальше. Свекру сказал, что приехал специально. Откуда он узнал, что здесь живут три сестры Хакстебл? И с какой стати этот вопрос вообще его интересует?

— Скорее всего праздное любопытство, — отмахнулась Маргарет. — Скажите-ка лучше, каким образом Стивен умудряется рвать по швам все наволочки? — Она взяла из стопки следующую и принялась зашивать.

— А может быть, вовсе и не праздное любопытство, — возразила Кэтрин, смотревшая в окно. — Вот он, идет сюда. Они оба идут. — Голос зазвенел от волнения.

Маргарет поспешно отложила шитье, а Ванесса обернулась и увидела, что джентльмены уже вошли в садовую калитку и направляются по дорожке к дому. Должно быть, этот визит свекра оказался значительно короче прочих.

— Послушайте! — Стивен в два прыжка преодолел лестницу, явно радуясь любому поводу отвлечься от утомительной работы. — Мег, к нам идут гости. А, и ты здесь, Несси! Кажется, вчера виконт не смог устоять против твоих чар и вот уже спешит сделать предложение. Учти, прежде чем дать согласие, я строго выясню, в состоянии ли он обеспечить тебе достойную жизнь. — Мальчик улыбнулся и весело подмигнул.

— О Боже! — в ужасе произнесла Кэтрин, — о чем же следует говорить с виконтом?

А Ванесса внезапно поняла, что джентльмены приехали в Трокбридж ради их семьи! Они и есть то самое дело, о котором говорил виконт. Что за странная, интригующая тайна! И как хорошо, что в ответственный момент сама она оказалась рядом с родными!

Они ждали, пока миссис Траш откроет парадную дверь. А потом ждали, пока откроется дверь гостиной, словно разыгрывали немую сцену. Спустя несколько мгновений, растянувшихся на несколько часов, дверь наконец распахнулась.

В этот раз первым вошел виконт.

Ванесса сразу обратила внимание на то обстоятельство, что во внешности гостя не ощущалось снисхождения к деревне и ее жителям. Одет он был в тяжелое длинное пальто с многослойной пелериной, бобровый цилиндр, который, впрочем, уже успел снять, желто-коричневые кожаные перчатки — их он как раз снимал — и черные сапоги из мягкой кожи, стоившие, должно быть, целое состояние. Сегодня утром он выглядел внушительнее, значительнее, даже страшнее — и в десять раз великолепнее, чем вчера. Окинув быстрым взглядом маленькую гостиную, элегантно поклонился Маргарет. Лицо оставалось серьезным, даже хмурым: казалось, визит вовсе не приносил радости, а шутки и легкий флирт остались в прошлом.

Зачем же он явился? Для чего?

— Мисс Хакстебл, — официально приветствовал виконт хозяйку дома, а потом по очереди обратился к каждому из присутствующих: — Миссис Дью. Мисс Кэтрин. Хакстебл.

Мистер Боуэн поклонился всем сразу.

— Леди. Хакстебл, — поздоровался он.

Также как и вчера вечером, Ванесса сочла необходимым напомнить себе, что не намерена впадать в благоговейный трепет при виде роскошного пальто, дорогих сапог и аристократических манер. Равно как и при виде смуглой красоты точеного хмурого лица. В конце концов, ее свекор тоже был не кем-нибудь, а баронетом!

И все же благоговение и трепет закрались в душу. В крошечной, едва ли не убогой гостиной виконт Лингейт выглядел абсолютно лишним. Из-за него комната казалась в сто раз меньше, чем обычно, Гость словно мгновенно втянул в себя и пространство, и воздух.

— Милорд? Мистер Боуэн? — произнесла Маргарет с постойным восхищения самообладанием и показала на кресла возле камина. — Не желаете ли присесть? Миссис Траш, будьте любезны принести чай.

Гости и хозяева расположились в креслах и на диване, а миссис Траш с явным облегчением поспешила прочь.

Мистер Боуэн не преминул восхититься живописностью дома и сада и резонно предположил, что летом все вокруг утопает в ярких цветах. Потом похвалил жителей деревни за прекрасный бал, заверив, что вечер был удивительно хорош.

Виконт Лингейт заговорил лишь после того, как появился поднос с чаем и наполнились чашки.

— Я явился, чтобы сообщить новость, которая непосредственно касается всех вас, — мрачно заявил он. — Должен исполнить печальный долг и сообщить о недавней кончине графа Мертона.

Все взглянули с единодушным недоумением.

— Новость действительно горестная, — наконец нарушила молчание Маргарет, — и я признательна вам за то, что вы, милорд, потрудились сообщить ее лично. Кажется, мы имеем какое-то отношение к семейству графа, хотя никогда не имели чести общаться. Больше того, наш отец резко пресекал любые разговоры на эту тему. Но Несси, должно быть, лучше разбирается в родственных связях. — Она вопросительно взглянула на сестру.

В детстве Ванесса проводила много времени у дедушки и бабушки со стороны отца и с удовольствием слушала бесконечные рассказы об ушедшей молодости. Маргарет этими историями совсем не интересовалась.

— Наш дед был младшим сыном графа Мертона, — заговорила она, — однако родители отвергли его и лишили наследства, не одобрив образа жизни и выбора невесты. И с тех пор он больше никогда их не видел. Но мне нередко рассказывал, что наш отец доводился двоюродным братом нынешнему графу. Так это он скончался, милорд? Получается, что все мы его двоюродные племянники.

— Надо же, — удивился Стивен, — такое близкое родство! А я и не предполагал, хотя знал, что какая-то связь существует. Мы искренне благодарны вам за визит, милорд. Новый граф просил нас разыскать? Может быть, речь идет о семейном примирении? — Лицо мальчика просветлело.

— Честно говоря, вовсе не уверена, что хочу этого! — с чувством воскликнула Кэтрин. — Они же прогнали дедушку за то, что он женился на бабушке! Послушайся он их, нас бы не было на свете!

— И все же я напишу письмо новому графу и его семье и выражу соболезнование, — возразила Маргарет. — Того требует вежливость. Ты согласна, Несси? Может быть, вы возьмете его с собой, когда соберетесь уезжать, милорд?

— Недавно умерший граф был всего лишь шестнадцатилетним мальчиком. Своего отца он пережил только на три года, — пояснил виконт Лингейт. Я состоял его опекуном и управляющим поместьями и состоянием — ответственность легла на мои плечи год назад, после смерти моего собственного отца. К сожалению, мальчик с рождения отличался слабым здоровьем и не вселял надежд на долгую жизнь.

— Бедняжка, — прошептала Ванесса.

Внимательные, невозможно голубые глаза на мгновение остановились на ней, и она невольно придвинулась ближе к спинке кресла.

— У молодого графа, разумеется, не было сына, — продолжил виконт, вновь переводя взгляд на Стивена. — Не было брата, к которому мог бы перейти титул, и даже дяди. Поиски наследника привели к деду и его брату — вашему деду — а далее к потомкам.

— О, вот это да! — произнес Стивен. Ванесса еще глубже вжалась в кресло, а Кэтрин прижала ладони к щекам.

У дедушки был лишь один сын — их отец.

— Вот так судьба указала на вашу семью, — серьезно поведал виконт. — Я приехал сюда, чтобы сообщить вам, Хакстебл, что отныне вы являетесь обладателем титула графа Мертона, а вместе с этим — владельцем поместья Уоррен-Холл в графстве Гэмпшир и еще ряда имений. Должен с радостью сообщить, что все они процветают. Так что примите поздравления.

Стивен побелел и молча смотрел на виконта.

— Граф? — шепотом переспросила Кэтрин. — Наш Стивен — граф?

Ванесса крепко сжала подлокотники. Маргарет казалась высеченной из мрамора.

— Поздравляю, парень. — Мистер Боуэн добродушно улыбнулся, встал и дружески протянул Стивену руку. Тот мгновенно вскочил, чтобы ее пожать.

— Очень жаль, Мертон, что воспитание не позволило вам подготовиться к той жизни, которую отныне придется вести. Помимо блеска и богатства вас ожидают масса работы, множество обязанностей и огромная ответственность. Потребуется упорно учиться, чтобы получить отличное образование. Всем этим я с радостью займусь и непременно доведу дело до успешного конца. Естественно, вас ожидает срочный переезд в Уоррен-Холл. Сейчас уже февраль. Хочется надеяться, что к Пасхе вы сможете появиться в Лондоне. Как вы понимаете, высшее общество будет в сборе — как-никак разгар светского сезона и парламентской сессии. Несмотря на молодость нового графа, все будут с нетерпением ждать знакомства. Сможете ли вы собраться в путь к завтрашнему утру?

— К завтрашнему утру? — Стивен наконец выпустил руку мистера Боуэна и ошеломленно уставился на виконта. — Так скоро? Но я…

— К завтрашнему утру? — Более твердо повторила Маргарет, и Ванесса уловила в голосе сестры стальные нотки. — Один?

— Это необходимо, мисс Хакстебл, — попытался объяснить виконт. — Мы уже и без того потеряли несколько месяцев, разыскивая наследника. Пасха непременно…

— Но мальчику всего лишь семнадцать, — перебила Маргарет. — Не может быть и речи о том, чтобы он поехал с вами один. Завтра? Невозможно! Необходимо как следует собраться. Высший свет немного подождет знакомства!

— Я прекрасно понимаю, мэм… — снова начал виконт.

— А по-моему, как раз ничего не понимаете, — не позволила продолжить Маргарет. Ванесса и Кэтрин в молчаливом потрясении переводили глаза с одного из спорящих на другого, а Стивен снова опустился на стул, словно боялся упасть.

— Мой брат ни разу в жизни не уезжал дальше чем за пять миль от дома, а вы хотите, чтобы завтра утром он один поехал с совершенно незнакомым человеком, поселился в новом доме, среди людей, которых никогда не видел, и жил каким-то неведомым, совершенно чуждым образом?

— Мег! — Щеки Стивена неожиданно стали пунцовыми.

— Когда восемь лет назад наш отец лежал на смертном одре, — остановила Маргарет брата, подняв руку, но продолжала смотреть исключительно на виконта, — я торжественно обещала ему заботиться о сестрах и брате, довести их до совершеннолетия и помочь устроиться во взрослой жизни. И всегда считала данное слово священным. Стивен никуда не поедет. Ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня. Во всяком случае, один.

Виконт Лингейт поднял брови с весьма высокомерным видом.

— Позвольте заверить вас, мэм, — заявил он, даже не пытаясь скрыть раздражение и нетерпение, — что под моей опекой ваш брат будет окружен всей возможной заботой. Он один из самых богатых людей страны, а потому крайне необходимо, чтобы…

— Под вашей опекой? — возмутилась Маргарет. — Прошу прощения, милорд! Стивен находится под моей опекой, даже если он богат, как Крез или король Англии!

— Мег, — снова подал голос Стивен и провел ладонью по волосам, после чего кудри мгновенно вернулись в обычное беспорядочное состояние. Он выглядел безмерно смущенным и совершенно сбитым с толку. — Мне же все-таки семнадцать лет, а не семь. И если все это не причудливая мистификация, то я — граф Мертон. Так что, думаю, стоит поехать на месте выяснить, что все это значит, и как можно быстрее научиться достойно выполнять свои обязанности. Тебе придется с этим согласиться.

Он по очереди посмотрел на каждую из сестер.

— Стивен… — заговорила Маргарет.

Однако граф остановил ее решительным жестом и обратился непосредственно к виконту:

— Все дело в том, что, как вы наверняка уже заметили, наша семья очень дружная. А я особенно многим обязан всем своим сестрам, но главным образом, конечно, Мег. Поэтому, если я поеду, они должны отправиться со мной. А я поеду. Они должны отправиться со мной, потому что я на этом настаиваю. Без них не тронусь с места. Что делать в огромном доме предков в полном одиночестве? Полагаю, Уоррен-Холл достаточно велик?

Виконт склонил голову, а Маргарет смотрела на младшего брата с нескрываемым изумлением.

— Да и разве смогу я стать настоящим богатым и влиятельным графом, — продолжал тот, — если оставлю сестер здесь, в этой хижине, когда они были готовы отдать последний пенс, чтобы в восемнадцать лет отправить меня в университет? Нет, лорд Лингейт, вам придется смириться с тем, что Мег и Кейт поедут вместе со мной. И Несси тоже, если сочтет нужным. Думаю, ей не захочется оставаться в Рандл-Парке после того, как все мы уедем.

Неужели они смогли бы уехать без нее? — в ужасе спросила себя Ванесса. В один миг потерять всю семью? Нет уж! Разумеется, она поедет вместе со всеми.

— Необходимо признать, Эллиот, что предложение весьма разумно, — прервал долгое молчание мистер Боуэн. — Мальчик принял здравое решение: рядом с сестрами он сможет вести спокойную семейную жизнь. А леди теперь — сестры графа, так что им пристало жить не здесь, а в Уоррен-Холле.

Виконт Лингейт снова обвел глазами гостиную, а потом поднял брови и по очереди выразительно взглянул на каждую из сестер.

— Спустя некоторое время, — наконец изрек он, — но предпочтительно не сейчас. Леди нуждаются в образовании, новой одежде и еще тысяче различных вещей. Всех необходимо представить ко двору, а потом и ввести в высшее общество. Задача монументальная.

Ванесса медленно, тяжело вздохнула. Если вчера во время танца виконт пусть и самую малость, но поднялся в ее глазах, то сейчас рухнул в глубокую пропасть. Оказывается, все они, даже Мег, казались ему не чем иным, как монументальной обузой. Нелепыми куклами. Неотесанной деревенщиной. Захотелось что-нибудь сказать в свою защиту.

Однако Стивен, судя по всему, не услышал в словах виконта ничего плохого. Невероятная новость подействовала волшебным образом: он внезапно почувствовал мужскую ответственность и уверенность в собственных силах. Молодой орел расправил крылья. И в то же время остался тем же пылким мальчиком.

— Так вот. — Стивен снова встал и обвел сестер сияющим взглядом. — Мы все вместе отправляемся в Уоррен-Холл. Ты, Кейт, дебютируешь в светском обществе. А ты, Несси, снова будешь жить с нами. О, как здорово! — Он радостно потер ладони и крепко обнял Кэтрин.

Сестры молча смотрели на брата, все еще не до конца осознавая происходящее.

Виконт Лингейт поднялся с кресла.

— Мы покинем вас, чтобы дать возможность привыкнуть к мысли, — сказал он, — но вернемся днем, чтобы обсудить кое-какие детали отъезда. Медлить нельзя.

Маргарет тоже встала.

— Медлить мы не будем, милорд, — твердо произнесла она. — Но не ждите, что соберемся завтра или в ближайшие дни. Выедем, когда сможем. Мы провели в Трокбридже всю жизнь, и корни наши так же глубоки, как, возможно, и ваши у вас дома. Так что потребуется время, чтобы их не повредить.

Виконт Лингейт и его спутник откланялись и покинули дом.

В гостиной воцарилось молчание.

— Граф Мертон, — наконец произнес Стивен. — Ущипните меня кто-нибудь.

— Только если ты сначала ущипнешь меня, — первой отозвалась Кейт.

— О Боже, и меня, — прошептала Маргарет, все еще стоя посреди гостиной и оглядываясь по сторонам. — С чего же начинать?

— Может быть, с самого начала? — предложила Ванесса.

— Если бы знать, где оно, — едва не плача, пожаловалась сестра.

И здесь вновь заговорил Стивен. Он уже успел прийти в себя: лицо порозовело, а в глазах вспыхнула обычная энергия.

— Слушайте! — воскликнул он. — Понимаете, что все это означает? Это означает, что мне незачем ждать окончания университета, а возможно, и еще много лет, чтобы сделать все, что я мечтал сделать в жизни. Не надо ждать, пока смогу вас обеспечить. Не надо ждать ни минуты. Я — граф Мертон, владелец огромного состояния. Богатый человек. Могу дать вам новый великолепный дом и новую великолепную жизнь. Ну а что касается меня самого… ну…

Ему явно не хватало слов.

— О Стивен, — нежно проворковала Кэтрин.

Ванесса до боли прикусила губу.

Маргарет залилась слезами.

Глава 5

На сборы ушло шесть дней. Шесть дней виконт и его секретарь изнывали в скромной деревенской гостинице.

За это время солнце не выглянуло ни разу, зато непрестанно моросил ледяной дождь, словно специально выжидая, когда они выйдут на улицу. Шесть дней обедов, ужинов и неожиданных визитов в самое неподходящее время неизменно гостеприимного и жизнерадостного сэра Хамфри Дью. Шесть дней невольного наблюдения за тем, как сонная английская деревня реагирует на ошеломляющую новость: один из ее жителей неожиданно унаследовал графский титул, поместье, земельные угодья и состояние.

Шесть дней нетерпеливого раздражения в ожидании отъезда.

Шесть дней тоски по Анне и ноющей боли неудовлетворенного вожделения.

Казалось, прошло шесть недель.

Или шесть месяцев.

Три дня спустя после первого визита в дом семейства Хакстебл виконт случайно встретился с Ванессой Дью.

Они с Джорджем ехали в Рандл-Парк в ответ на одно из приглашений к обеду и встретили миссис Дью возвращающейся домой, очевидно, от сестер. Эллиот спешился, отправил Джорджа вперед, поручив ему свою лошадь, и спросил себя, готовы ли секретарь и сама миссис Дью оценить по достоинству импульсивное проявление галантности. Несколько минут разговор крутился вокруг погоды, которая упрямо оставалась холодной и казалась еще холоднее из-за полного отсутствия солнца и постоянного ветра, который почему-то всегда дул в лицо, независимо от того, в каком направлении вы шли. Ванесса спрятала руки в муфту, а виконт спросил себя, не пора ли перейти к прогнозам на лето, если оно вообще когда-нибудь наступит.

От подобных разговоров хотелось или заскрипеть зубами, или завыть. Холодный воздух окрасил румянцем щеки спутницы, заодно прихватив и нос. В результате пришлось с неохотой признать, что выглядела она по-сельски бодро, хотя и не отличалась красотой.

Однако разговор о погоде, судя по всему, наскучил и ей.

— Вы должны понять, — прервала миссис Дью короткое молчание, — что мы настолько же встревожены, насколько и рады.

— Встревожены? — Эллиот взглянул с удивлением.

— Да, беспокоимся о Стивене, — пояснила она.

— Но где же основания для беспокойства? Ваш брат только что получил наследство, дарующее несказанное богатство, положение в обществе, знатность и престиж.

— Именно это нас и волнует, — холодно ответила Ванесса. — Как он справится? Мальчик любит жизнь, любит движение. Но и в учебе прилежен. Он привык сознательно трудиться ради достижения важной цели — как ради себя самого, так и ради Мег, которая многим пожертвовала и для него, и для всех нас. Он молод и впечатлителен. Боюсь, что менее подходящее для подобного события время трудно представить.

— То есть боитесь, что новое положение ударит парню в голову? Что он внезапно забросит учебу и пустится во все тяжкие? Сразу поведет себя безответственно? Я непременно прослежу, чтобы ничего подобного не произошло, миссис Дью. Хорошее образование необходимо джентльмену. Оно…

— Нет, я боюсь вовсе не этого, — перебила Ванесса. — У Стивена хороший характер, да и воспитан он надежно. Так что немного свободы ему не повредит. Озоровать он умудряется и здесь. Скорее всего без этого мужчины не растут.

— Так что же в таком случае? — Эллиот посмотрел вопросительно.

— Боюсь, — ответила она, — что вы постараетесь слепить его по своему образу и подобию и, возможно, преуспеете. Он вами очарован.

Так, понятно.

— И что же, я не гожусь в качестве образца? — уточнил виконт и даже резко остановился, чтобы посмотреть на собеседницу. Неужели он недостаточно хорош для ее брата, сельского парнишки, внезапно ставшего графом? И это после всех жертв, которые он принес в последний год и собирался принести в ближайшие четыре? В душе вспыхнул гнев. — Почему же, позвольте спросить?

— Потому, — ответила миссис Дью, глядя прямо в глаза лорду Лингейту, хотя тот хмурился и даже не пытался скрыть раздражение, — что вы горды и властолюбивы. Потому что нетерпеливы с теми, кто стоит ниже вас на социальной лестнице, а порою даже презрительно-высокомерны. Стремитесь непременно поступать по-своему и мгновенно впадаете в гнев, когда это не удается. Все должны вас слушаться просто потому, что вы — это вы. Почти постоянно хмуритесь и никогда не улыбаетесь. Возможно, все аристократы так же дерзки и неприятны в общении. Возможно, самомнение — неизбежное следствие богатства и знатности, хотя думаю, что это не так. И вот вы оказались опекуном Стивена, что бы там ни говорила Мег. Вы будете учить его аристократизму. Не хочу, чтобы брат становился таким, как вы. Боюсь этого больше всего на свете!

Подобной бестактности виконт Лингейт не мог даже ожидать. На мгновение он растерялся.

Эта маленькая деревенская мышка за словами в карман не лезла.

— Прошу прощения, — начал виконт и нахмурился еще яростнее, поскольку настроение окончательно испортилось. Кажется, мэм, мы встретились всего лишь несколько дней назад. Или я ошибаюсь? Может быть, наше знакомство продолжается дольше, но я, к несчастью, забыл? Откуда вы, собственно, меня знаете?

Соперница боролась нечестно. Избрала самую неправильную, но в то же время самую эффективную тактику. Ответила на вопрос встречным вопросом.

— А знаете ли вы нас? — спросила она. — Знаете ли Мег, Кейт или меня, да еще настолько хорошо, чтобы судить, что в новой жизни Стивена мы окажемся всего лишь помехой, неприятной обузой?

Виконт слегка наклонился к упрямице, не в силах скрыть гнев.

— Может быть, я что-то пропустил, мэм? — поинтересовался он. — Разве я когда-то говорил или, используя ваше выражение, судил, что вы сможете поставить меня или еще кого-то в неловкое положение?

— Разумеется, говорили, — мгновенно возразила Ванесса. — Если бы я помнила точные слова, то непременно повторила бы. Но зато я отлично помню их смысл: нас необходимо обучить, одеть, представить ко двору и ввести в высший свет. Задача окажется монументальной.

Лорд Лингейт смерил заносчивую спорщицу яростным взглядом. Серые глаза широко раскрылись, сияя от холода и воинственного пыла. Да, они, несомненно, украшали это в общем-то заурядное личико. Ей следует как можно чаще пускать их в ход — но только, ради Бога, не с ним. Что за ужасное, нестерпимое создание!

— И что же? — ехидно поинтересовался он. — Вы, мэм, ставите мне в вину слова правды? Неужели полагаете, что вместе с сестрицами готовы появиться в обществе и произвести в нем фурор? Считаете, что можете приехать в Лондон вот в этом плаще и в этом капоре и выйти на Бонд-стрит? Да вас же примут за служанку! Неужели думаете, что хотя бы отдаленно готовы к той жизни, которая ждет сестру графа?

— Я думаю, — отважно парировала Ванесса, — что все эти проблемы вас абсолютно не касаются, милорд. Уверена, что сестры молодого графа вполне способны постичь все тонкости высшего общества, чтобы не смущать брата. Честно говоря, мне нет никакого дела до того, будем ли мы смущать вас. Если подобное случится, вы наверняка сможете утешиться своим обычным высокомерием. Все вокруг с сочувствием отнесутся к тяжкой доле благородного виконта. Еще бы! На голову бедняжке свалилась толпа деревенских кумушек!

— И как же, интересно, вам удастся войти в светское общество? — ехидно, с коварным прищуром поинтересовался Эллиот. — Кто конкретно представит вас ко двору? Кто пришлет вам необходимые приглашения? И кому отправите свои приглашения вы?

Ответа не нашлось.

— Думаю, мэм, — неожиданно сменил он тему, — нам лучше продолжить путь, пока обед не остыл окончательно.

Ванесса вздохнула и пошла к дому, но не сдалась.

— А как бы реагировали вы, если бы вдруг нежданно-негаданно к вам в дом явился совершенно незнакомый человек и перевернул мир вверх дном?

Так оно и случилось на самом деле!

— Если бы он открыл передо мной новый, лучший мир, — ответил виконт, — то я пришел бы в восторг.

—Но как бы вы узнали, что этот мир действительно лучше? — не унималась Ванесса.

— Пошел бы и посмотрел своими глазами. А до этого ни за что не стал бы выплескивать на посланника страхи и неуверенность.

— Даже если бы посланник заставил вас почувствовать себя червем под его сапогом?

— Не стал бы делать далеко идущих выводов, прежде чем узнал бы его как следует.

— Итак, в довершение всего меня отчитали, — заключила Ванесса. — Давайте свернем на эту тропинку — она быстрее приведет и к дому, и к обеду. Я вас обидела, не правда ли? Сожалею, если суждения оказались чересчур поспешными. Сказывается беспокойство за судьбу Стивена. Его нетерпеливое стремление к большему, чем уготовано судьбой, всегда внушало тревогу. И вот внезапно мальчик получил то, о чем не мог даже мечтать. Но теперь он не знает, как справиться с новой ролью. А потому обратится к вам как к наставнику и будет брать с вас пример — тем более что откровенно восхищен. Боюсь, что так ему суждено стать… — Она вытащила руку из муфты и начертила в воздухе неопределенную фигуру.

— Высокомерным? Самовлюбленным? — подсказал виконт.

Ванесса неожиданно рассмеялась легко и весело.

— Я так вас назвала, да? — спросила она. — Сразу чувствуется, что подданные разговаривают с господином с почтительной сдержанностью. А я с самого начала решила не поддаваться всеобщему поклонению. Ничего глупее не придумаешь.

— Надо сказать, вы преуспели, — лаконично заметил виконт.

Боже милостивый! Никогда в жизни он не опускался до колкостей! А ведь впереди еще целый вечер в обществе сэра Хамфри Дью!

— Вести жизнь графа или виконта, миссис Дью, — непростая обязанность. — Лорд Лингейт заставил себя говорить спокойно. — Речь вовсе не идет о безмятежном богатом существовании в окружении многочисленной челяди. На плечи ложится огромная ответственность за судьбы подданных.

В последний год он испытал это на собственной шкуре. Мысль о необходимости наконец-то остепениться, выбрать невесту и превратиться в примерного супруга, а затем и в отца семейства приводила в беспросветное уныние. А еще на голову свалилась дополнительная нагрузка в виде опеки новоиспеченного семнадцатилетнего графа, к которому прилагались три сестры, за всю жизнь не выезжавшие дальше чем за десять миль от родного Трокбриджа. Да и сам парень не видел ничего, кроме своей деревни, затерявшейся среди холмов Шропшира.

— И один из тех, за кого вы отвечаете — Стивен? — негромко уточнила Ванесса.

— Именно так.

— Почему? Каким образом это произошло?

— Старый граф был моим дядей, — пояснил Эллиот. — Отец согласился стать опекуном его сына — моего кузена и предшественника вашего брата. Однако в прошлом году отец скончался, пережив старшего брата всего лишь на два года.

— Понятно, — отозвалась Ванесса. — И наряду со всем остальным вы унаследовали опекунство?

— Да, — подтвердил виконт. — И вот несколько месяцев назад кузен умер, и начались поиски вашего брата. Выяснилось, что он тоже всего лишь подросток. Пусть судьба подарит ему долгую жизнь. Смертей в моей семье хватит на много-много лет вперед.

— Так если вы кузен, — начала Ванесса, — то почему же…

— Кузен по материнской линии, — не дал договорить Эллиот. — Моя матушка и мать Джонатана доводились друг другу родными сестрами.

— Бедный Джонатан, — вздохнула Ванесса. — Теперь понимаю, что осуждала вас несправедливо, ведь вы всего лишь честно выполняли долг, унаследованный от отца. Как же вы, должно быть, разочаровались, узнав, что Стивен совсем молод!

Реплика, несомненно, служила своеобразным извинением. Однако виконт не собирался успокаиваться: от острой на язык и агрессивной особы можно было ждать новых выпадов.

Как же его угораздило оказаться в столь щекотливом положении? Можно было бы не останавливаться и не спешиваться, а спокойно проехать мимо вслед за Джорджем, на ходу осведомившись о здоровье.

Эллиот поймал себя на мысли, что был бы безмерно счастлив, если бы эта выскочка передумала уезжать из родной деревни вслед за братом.

Возможно, после их разговора она решит остаться здесь, в Рандл-Парке, где не придется терпеть его высокомерие заносчивость и дурной характер. Сэр Хамфри Дью, разумеется, не блистал умом, однако отличался неподдельным добродушием и любил невестку точно так же, как и собственных дочерей, считая ее полноправным членом семьи.

Оставалось лишь надеяться, что миссис Дью примет разумное решение.

Но этого не произошло.

Долгое ожидание наконец-то подошло к концу. Вечером пятого дня молодой Мертон явился в гостиницу и сообщил что он и его сестры — увы, все трое — готовы отправиться в путь уже завтра. Наутро выяснилось, что так оно и есть. Когда Эллиот и Джордж, заплатив по счету, подъехали на арендованных лошадях к уже знакомому дому, четверо путешественников стояли у крыльца, одетые в дорогу. Арендованная Джорджем багажная карета оказалась доверху нагруженной саквояжами и коробками, а экипаж Эллиота стоял у ворот с открытой дверью и опущенной лесенкой, готовый принять дам.

В решающий момент произошла заминка. Оказалось, что возле дома ждали не только трое членов семьи Хакстебл и миссис Дью. Их окружало практически все население Трокбриджа и все местные собаки.

Мисс Хакстебл стояла на садовой дорожке, обнимая служанку, которой предстояло остаться дома. Мисс Кэтрин вышла за калитку и пылко прощалась с кем-то из земляков. Мертон правой рукой крепко жал руку викарию, а левой прижимал к груди рыдающую девушку — ту самую, которая неделю назад на балу без конца хихикала. Миссис Дью скрылась в объятиях сэра Хамфри. Остальные члены семьи достойного баронета промокали платочками глаза, не пытаясь скрыть горе. Да и у самого папеньки по пухлым щекам ручьями текли слезы.

Жители деревни терпеливо ожидали своей очереди.

Терьер, колли и еще несколько собак неизвестной породы скакали неподалеку, не в силах совладать с возбуждением, и лишь время от времени останавливались, чтобы обнюхать друг друга.

— Интересно, — сухо заметил Эллиот, останавливая лошадь неподалеку от места события, — остался ли кто-нибудь из местных жителей дома?

— Трогательная сцена, — отозвался Джордж. — И яркий пример близких отношений в деревне.

Эллиот заметил, что какой-то парнишка держал под уздцы лошадь, купленную Мертоном в конюшне Рандл-Парка, а двое товарищей наблюдали за счастливчиком с нескрываемой завистью.

Виконт наивно планировал подъехать к крыльцу, помочь дамам устроиться в экипаже и с ветерком укатить по пустой улице. Шесть дней ожидания могли бы подсказать, что прощание может затянуться. Тот факт, что юный Стивен Хакстебл внезапно стал графом Мертоном, сам по себе оказался сногсшибательной новостью. Однако предстоящий отъезд всего дружного семейства, да еще и навсегда, потряс земляков.

Леди Дью вошла в сад и перекинулась несколькими словами с мисс Хакстебл, после чего дамы принялись обниматься и вытирать слезы. Одна из золовок громко плакала на плече миссис Дью.

Зрелище определенно могло бы перещеголять самую трогательную мелодраму.

— Мы безвозвратно изменили их жизнь, — задумчиво произнес Джордж. — Остается лишь надеяться, что к лучшему.

— Мы изменили? Право, я не имею ни малейшего отношения к смерти Джонатана Хакстебла. Надеюсь, что и ты тоже. И не я согласился стать опекуном мальчика, которому не суждено было повзрослеть, а потом опекуном другого мальчика еще на целых четыре года. Все это сделал мой отец.

Эллиот нащупал под пальто монокль и поднес его к глазам. Нет, миссис Дью не плакала, однако выглядела искренне опечаленной и растроганной. Расставание с родственниками покойного супруга давалось нелегко. Так зачем же она это сделала, зачем решилась на отъезд? На голове у нее была темно-серая шляпка, а из-под серого плаща виднелся край лавандового платья. Спустя полтора года после кончины мужа она все еще не рассталась с трауром. Может быть, горячо любила этого чахоточного Дью, за которого вышла замуж? Может быть, руководствовалась не только жалостью или стремлением войти в семью баронета?

Окончание траура пойдет ей на пользу. Блеклые цвета — если их вообще можно назвать цветами — выглядели ужасно.

Но почему же он позволил этой малышке, не претендующей ни на красоту, ни на изысканность манер, нарушить собственное спокойствие?

Виконт нетерпеливо оглянулся.

К счастью, его появление не осталось без внимания, и прощание пошло быстрее. Мисс Хакстебл коротко ему кивнула, мисс Кэтрин улыбнулась и приветственно подняла руку, а молодой Мертон подошел, чтобы поздороваться с джентльменами. Голубые глаза сияли.

— Мы готовы, — доложил он. — Вот только осталось еще кое с кем попрощаться.

Стивен вернулся в толпу, а спустя несколько минут уже подсаживал старшую и младшую сестру в экипаж. Сэр Хамфри помог подняться миссис Дью, после чего похлопал невестку по руке и вложил в ладонь что-то очень похожее на деньги. Отошел на несколько шагов, вытащил из кармана большой носовой платок и шумно высморкался.

И вот свершилось чудо. Всего на каких-то полчаса и пять дней позже, чем планировал лорд Лингейт, процессия двинулась в путь.

Виконт полагал, что дело окажется относительно простым: два дня пути в Трокбридж, день, чтобы сообщить новость и собрать мальчика в дорогу, два дня возвращения в Уоррен-Холл с новым графом Мертоном, а затем обучение по интенсивной программе. Цель — готовность молодого графа к новой роли уже к Пасхе.

Однако, как и следовало ожидать, план затрещал по швам, едва в дело вмешались женщины. У Эллиота самого были сестры, способные невероятно усложнить самую простую из схем. Вместо того чтобы отпустить брата с опекуном и позволить ему устроиться на новом месте, а уже потом думать о собственном переезде, хлопотливые наседки решили сделать все сразу. Включая миссис Несси Дью.

Виконт предпочел забыть, что сам Мертон настоял на совместном путешествии в Уоррен-Холл.

Зато трудно было хоть на секунду отвлечься от мысли о том, что теперь придется отвечать и за парня, и за трех его сестер, которые, конечно, были правнучками графа, но и понятия не имели о той жизни, которую им предстояло вести отныне. Они родились детьми сельского викария и другой доли не знали. Ютились в домике, который свободно поместился бы в парадном холле будущего жилища. Носили одежду, которую, без сомнения, сами шили и чинили. Младшая преподавала в сельской школе. Старшая работала по дому, как самая настоящая служанка. Ну а вдова… об этой занозе лучше вообще не вспоминать.

Каждую из сестер предстояло учить и учить — задача не из легких.

Каждой требовался муж, да не простой, а из числа светских джентльменов, ведь невесты — сестры графа. Для этого прежде всего следовало ввести дам в высшее общество. Затем необходимы сезон или даже два в Лондоне. А поскольку молодые леди не могли являться в свете самостоятельно, требовалось их сопровождать.

А он не мог этого сделать. Не мог привезти сестер в Лондон иводить по всем балам и приемам, которыми изобиловал светский сезон. Так никто не поступал, и он не собирался провоцировать скандал. Да, на протяжении десяти лет кряду он то и дело шокировал общество своим поведением, но в последний год решительно изменился. Стал воплощением безупречной респектабельности. Так распорядилась судьба, не оставив выбора. Дни беспечной молодости канули в Лету сразу после смерти отца.

От подобных размышлений настроение окончательно испортилось.

В то же время нельзя было бросить сестер на произвол судьбы, заставив самостоятельно искать путь в новый мир. По непонятной причине виконт просто не мог позволить им на горьком опыте выяснить, что найти этот путь невозможно. Впрочем, если бы миссис Дью была единственной сестрой, то искушение оказалось бы непреодолимым.

На протяжении пяти последних дней они с Джорджем до дурноты обсуждали безвыходную ситуацию, тем более что больше и заняться было нечем.

Лучшей кандидатурой на роль дуэньи, конечно, была леди Лингейт, мать Эллиота. Она обладала богатым опытом подготовки девушек к дебюту и выбору достойных мужей. Двух старших сестер уже удалось благополучно устроить. Однако оставалась Сесил: ее предстояло сбыть с рук в этом году.

Три совершенно незнакомые леди, младшей из которых уже исполнилось двадцать, оказались бы тяжкой обузой, особенно если учесть их полную и абсолютную невежественность. Да и Сесил тоже трудно было назвать подарком.

Мать вряд ли обрадуется такому поручению.

Оставались, конечно, замужние сестры. Но Джессика снова ждала ребенка, а Эверил вряд ли смогла бы справиться: в двадцать один год она оказалась бы моложе двух своих подопечных.

Далее шли тетушки по отцовской линии. Эллиот невольно поморщился. Старшая, тетя Фанни, не вылезала из болезней — и новых, и уже ставших привычными — и постоянно говорила осипшим, едва слышным голосом. Младшая, тетя Роберта, очевидным образом перепутала собственный пол и в результате упустила возможность реализовать жизненное призвание и стать главным сержантом. Эту роль она исполнила бы блистательно.

При всей неприязни к сестрам Хакстебл виконт не чувствовал себя вправе навязывать им общество тетушек — даже если бы те согласились взять на себя ответственность. Тете Фанни потребовалось целых пять сезонов, чтобы выдать замуж собственную дочь, а тетя Роберта с переменным успехом пыталась привить азы респектабельности своему выводку, в котором не было ни одной девочки.

— Но нельзя же просто бросить их на произвол судьбы в Уоррен-Холле и заниматься только графом? — отчаянно воскликнул Эллиот в один из вечеров, воюя с жестким ростбифом. — Лишь через несколько лет парню удастся что-нибудь сделать для сестер. Боюсь, к тому времени они окончательно утратят свежесть. Двум старшим и без того уже в районе двадцати пяти. Хорошо еще, что в мои обязанности не входит пристраивать вдову, хотя и ее придется вводить в общество. Ей самой решать, когда снова выходить замуж — разумеется, если кто-нибудь вообще возьмет. Бедняжке не досталось и доли красоты сестер. Согласен?

— Ты несправедлив, старина, — возразил Джордж. — Миссис Дью вполне привлекательна, когда улыбается, а улыбается она часто. Говорят, покойный супруг был очень красив и выбрал ее, подчиняясь голосу сердца. Союз был основан на любви.

Эллиот пренебрежительно фыркнул. Верилось с трудом.

— Что тебе действительно следует сделать, — заметил Джордж в следующий раз, когда друзья ехали верхом по сельской дороге и мокли под холодным мелким дождем, — так это жениться самому, причем чем быстрее, тем лучше. Твоя жена станет для сестер лучшей компаньонкой.

— Что? — От неожиданности Эллиот так резко повернулся, что с полей цилиндра полетели холодные брызги. — Хочешь сказать, жениться без размышлений?

Джордж пожал плечами.

— Проблем с согласием той, которую ты выберешь, наверняка не возникнет. Наоборот, боюсь, придется отгонять претенденток палкой, едва общество прослышит о твоих матримониальных намерениях. Но ведь можно обхитрить: жениться прежде, чем поползут сплетни.

— Черт возьми, — вспылил Эллиот, — неужели все так плохо? Неужели одно из важнейших решений в жизни — если не самое важное — придется принимать впопыхах? И все из-за эфемерной ответственности за трех практически незнакомых женщин? Чудовищно!

— Зато тем раньше можно будет начать жить долго и счастливо, — невозмутимо возразил мистер Боуэн.

— Тогда какого же дьявола ты сам до сих пор не женился? — продолжал кипятиться Эллиот. — И с каких это пор в обязанности секретаря входит советовать своему работодателю, когда жениться?

Виконт взглянул на друга и заметил, что тот улыбается. Негодяй определенно развлекался от всей души! Да и почему бы не веселиться? Конечно, Джордж с готовностью оставил уютный кабинет в поместье Финчли-Парк, чтобы отправиться с хозяином за тридевять земель, в неведомую глушь, но в то же время секретаря вовсе не тяготила та тяжкая ответственность, которая давила на плечи несчастного виконта. Заботиться о новоиспеченном графе и его трех сестрах отныне придется именно Эллиоту, и ничего с этим не поделаешь.

Экипаж отъехал от садовой калитки, и многочисленные провожающие дружно замахали руками и платками.

— Все мы жили здесь с самого рождения, — заговорил молодой Мертон извиняющимся тоном. — А потому расставание дается нелегко и тем, кто уезжает, и тем, кто провожает.

— Понимаю, парень, — успокоил его Джордж. — Даже если обстоятельства меняются к лучшему, все равно нелегко оставлять все, что давно знакомо и дорого сердцу.

Наконец деревенские улицы скрылись из виду, и Стивен заметно повеселел.

— Всегда думал, что придется ждать окончания университета и начала карьеры, чтобы попытаться отблагодарить сестер за самоотверженность и скрасить их жизнь, — признался он. — И вдруг оказалось, что ждать незачем. Теперь я немедленно обеспечу им те условия, о которых до сих пор они могли лишь мечтать.

«Вернее сказать, обеспечу я», — с мрачной иронией подумал Эллиот, хотя подписывать счета предстояло самому Мертону. Почему-то снова вспомнились та прогулка под дождем и другой разговор с Джорджем. Друг, конечно, шутил, но слова все равно застряли в памяти подобно ночной бабочке под абажуром лампы.

— Разумеется, — заметил тогда секретарь, — ты в любой момент можешь жениться на старшей мисс Хакстебл и поручить ей вывозить в свет сестер. Такой ход решит массу проблем. А до чего хороша собой! Удивительно, что такая красавица до сих пор свободна.

Даже обязанности имеют границы, подумал тогда Эллиот, услышав этот сумасшедший совет. С какой стати он должен жениться на красивой, но излишне сдержанной и суровой мисс Хакстебл? Всего лишь потому, что этот брак будет удобен всем, кроме него самого?

Правда, искать жену все равно придется, и во многих отношениях старшая из сестер действительно казалась чрезвычайно подходящей кандидатурой. Что ни говори, а ближайшая родственница графа, так что приданое наверняка окажется щедрым.

Черт возьми, скоро он совсем сойдет с ума. Раньше понятия не имел, что такое головная боль, а все эти шесть злосчастных дней в висках отчаянно стреляло, а глаза то и дело застилал туман.

Виконт с тоской вспомнил о матери и беременной сестре, а потом с мрачным унынием подумал о тетушках, тщетно пытаясь вычислить, которая из них окажется меньшим злом.

Но может быть, мать хотя бы сможет дать полезный совет, раз уж непосредственной помощи ждать не приходится?

Ну почему, почему отец не мог прожить еще лет тридцать?

Тогда сам он оставался бы сейчас в Лондоне, беспечно проводя дни с друзьями, а ночь — в восхитительных объятиях Анны Бромли-Хейс. И ни о чем, ни о чем бы не заботился.

Глава 6

«До Уоррен-Холла осталось примерно два часа пути», — сказал виконт Лингейт после ленча, полтора часа назад. Значит, уже скоро.

Вокруг простирались аккуратные поля, которые сменялись столь же аккуратными, любовно ухоженными рощами. В то знаменательное утро виконт сказал, что Уоррен-Холл процветает, равно как и другие поместья Стивена. Всего их насчитывалось три: в графствах Дорсет, Корнуолл и Кент. Но усадьба в Гэмпшире считалась главной.

— О, вот, наверное, и он! — внезапно воскликнула Кэтрин, наклоняясь вперед и прижимая нос к стеклу, чтобы лучше видеть.

Экипаж резко свернул влево и проехал сквозь высокие каменные ворота. Подъехал Стивен. Заглянул в окно и посмотрел на сестер сияющими глазами.

— Вот он! — прокричал он и показал вперед.

Маргарет с улыбкой кивнула. Ванесса подняла руку, давая понять, что услышала. Кэтрин изо всех сил вытянула шею, чтобы рассмотреть дом, хотя он все еще скрывался за густыми высокими деревьями, пусть даже и по-зимнему голыми.

А уже через несколько минут экипаж выехал на открытую дорогу. Из-за облаков неожиданно вышло солнце, и поместье предстало во всей красе.

Уоррен-Холл.

Ванесса ожидала увидеть мрачный средневековый замок — возможно, так действовало слово «холл». А увидела аккуратный и в то же время грандиозный особняк в античном стиле, построенный из светло-серого камня. Массивный купол уравновешивался портиком с колоннами и широкой мраморной лестницей. С одной стороны дорога вела в обход дома, к хозяйственному двору, а перед парадным фронтоном простиралась окруженная каменной балюстрадой терраса, с которой можно было спуститься к саду и цветникам, сейчас, в феврале, серым и пустым.

— О Господи, — взволнованно прошептала Ванесса, — неужели это не сон?

Все трое смотрели на особняк с восхищенным изумлением.

— До чего же красиво! — воскликнула Кэтрин.

— По крайней мере садик у меня будет и здесь, — заметила Маргарет.

В другое время колоссальное преуменьшение наверняка бы рассмешило: помимо террасы и цветника, дом окружал огромный старинный парк.

Никто не засмеялся.

Все действительно оказалось по-настоящему. Разве можно было представить подобную роскошь и подобные перемены в собственной жизни? И все же перемены случились наяву.

Дорога поднялась на вершину холма, миновала конюшни и неожиданно привела на террасу, а потом и к подножию мраморной лестницы. Террасу украшал гранитный фонтан, сейчас, правда, пустой. Взгляд привлекали и многочисленные каменные вазы, в которых летом, должно быть, росли цветы.

Наконец экипаж остановился, кучер открыл дверь и спустил лесенку. Стивен помог выйти Маргарет, а потом подхватил Кейт и, весело раскачав, поставил на землю. Не успел он повернуться к Ванессе, как перед ней возникла другая рука — рука виконта Лингейта.

После злополучного разговора по пути в Рандл-Парк, когда она столь несдержанно высказала новому знакомому все, что думает, миссис Дью упорно пряталась. Разум раздвоился: одна половина ужасалась собственной невозможной дерзости, в то время как другая восхищалась мужеством. Ванесса сгорала от смущения при мысли о встрече с виконтом лицом к лицу.

И вот роковой момент настал.

Следовало признаться, что в дороге Ванесса смотрела на Эллиота значительно чаще и дольше, чем того требовала необходимость. Лорд был великолепен. Легкость и мастерство в манере верховой езды восхищали — Ванесса постоянно за ним наблюдала, хотя и пыталась убедить себя, что смотрит на Стивена. Судьба распорядилась жестоко и нечестно. Хедли заслуживал всего самого прекрасного, что только способен предложить этот мир, и все же был худ, слаб, а в последние два года жизни еще и очень-очень болен.

Ванессу терзало чувство вины: как можно восхищаться тем, кто составлял полную противоположность мужу, когда следует даже в мыслях хранить абсолютную, нерушимую верность?

Но Хедли давно умер.

— Благодарю. — Ванесса заставила себя посмотреть виконту в глаза, а потом оперлась на твердую руку и спустилась по узким ступенькам. Подняв голову, взглянула на особняк и не смогла скрыть удивления:

— Ой, а вблизи дом гораздо больше, чем казался с дороги!

Она чувствовала себя гномом. Но разве об этом можно сказать вслух?

— Это потому, что издали дом, терраса и цветники предстают единым целым и наблюдатель больше обращает внимание на красивую перспективу, чем на соотношение размеров, — пояснил виконт. — А величие Уоррен-Холла впечатляет вблизи.

— Ступени мраморные, — заметила Ванесса.

— Так оно и есть, — подтвердил виконт. — И колонны тоже.

— Здесь вырос наш дедушка, — задумчиво произнесла она.

— Нет. Этому дому всего лишь тридцать лет. До этого в поместье стоял средневековый замок — вернее сказать, уже едва стоял. Его снесли и построили новый особняк — по-настоящему красивый. И все же мне жаль, что не довелось увидеть тот, старый. Во имя обновления уничтожены воспоминания, утрачена самобытность.

Подобные чувства вызывали почтение. Ванесса взглянула уважительно и только сейчас поняла, что затянутая в тонкую перчатку рука все еще оставалась в ладони спутника. Быстро, словно обжегшись, она отдернула руку и тем самым привлекла внимание. Виконт вопросительно поднял брови.

Одетый в черный сюртук весьма представительный джентльмен торжественно поклонился Стивену и, показывая на мраморные ступени, что-то коротко произнес. Ванесса с трепетом поняла, что нового хозяина встречает дворецкий. На лестнице стояла полная женщина, тоже в черном, — должно быть, экономка. А наверху, по обе стороны от раскрытой настежь огромной парадной двери, в два ряда выстроились нарядно одетые слуги. Все они почтительно встречали нового господина.

Ванесса обомлела. Такого количества встречающих невозможно было даже представить. И как только бедному Стивену удастся со всем этим справиться?

Однако на лице Стивена не отразилось даже тени смущения или растерянности. Он преспокойно подал одну руку Маргарет, а вторую Кэтрин и невозмутимо последовал за дворецким, не забыв, впрочем, оглянуться и удостовериться, что Ванесса не осталась без внимания.

Виконт Лингейт вновь оказался рядом, и миссис Дью взяла его под руку.

Слуги стояли без пальто, а на улице, несмотря на солнце, было холодно. И все же ни на одном лице не дрогнул даже мускул. Дворецкий представил графу всех по очереди: мужчины почтительно кланялись, женщины низко приседали. А молодой Мертон для каждого находил несколько любезных слов. Ванесса с гордостью отметила врожденное благородство брата.

Проходя мимо шеренги, она заставила себя улыбаться и кивать, а в ответ тоже получала поклоны и приседания. По сравнению с этим дворцом Рандл-Парк казался сельской хижиной.

Мистер Боуэн замыкал шествие.

Наконец вошли в парадный холл. Он оказался настолько огромным, что у Ванессы перехватило дыхание. Пронзенное колоннами круглое пространство устремлялось ввысь, к позолоченному куполу, расписанному фресками с изображением мифологических сюжетов. Сквозь высокие узкие окна лился свет, причудливо отражаясь в мраморе колонн и пола.

На мгновение потеряв дар речи, все изумленно замерли.

Молчание нарушил виконт.

— Дьявол! — пробормотал он, в то время как остальные все еще стояли с поднятыми головами, а дворецкий и экономка замерли, почтительно ожидая дальнейших действий.

Ванесса удивленно обернулась и увидела, что, гулко стуча каблуками по мраморным плитам, в холл вошел незнакомец.

Бросилась в глаза своеобразная красота: смуглое лицо, локон черных волос на лбу, черный костюм для верховой езды, изрядно поношенный, но идеально сидящий на стройной атлетической фигуре.

Джентльмен чрезвычайно походил на виконта Лингейта, так что вполне можно было предположить, что это его брат.

— Ах, — произнес он, ослепительно улыбаясь, — полагаю, новый граф? И его… свита?

Виконт Лингейт выпустил руку Ванессы и решительно направился к незнакомцу.

— Ты должен был уехать, — сухо, с нескрываемым раздражением проговорил лорд.

— Правда? — отозвался джентльмен с наигранным удивлением. — Но, как видишь, я все еще здесь, Эллиот. Так что будь добр, представь.

Несколько мгновений виконт колебался, однако потом повернулся к спутникам:

— Мертон, мисс Хакстебл, миссис Дью, мисс Кэтрин, позвольте представить вам мистера Хакстебла.

Так, значит, не брат?

— Константин Хакстебл, — добавил джентльмен с элегантным поклоном. — Для друзей просто Кон.

— Вот это да! — воскликнул Стивен, шагнув вперед и сердечно пожимая протянутую руку, в то время как дамы дружно сделали книксен. — У вас наша фамилия. Значит, родственник?

— Значит, родственник, — подтвердил мистер Хакстебл. Три сестры смотрели с нескрываемым интересом. — А если говорить точно, троюродный брат. У нас с вами общий прадед.

— Правда? — удивился Стивен. — Несси кое-что рассказывала нам о генеалогическом древе: стыдно признаться, но лишь она одна знает семейную историю. У прадеда было всего два сына, так ведь?

— Ваш дед и мой дед, — уточнил Константин Хакстебл. — А потом на свет появились ваш отец и мой отец. И наконец, мой брат — младший брат, который недавно скончался. И вы, граф Мертон. Поздравляю.

Он вновь галантно поклонился.

Итак, Константин Хакстебл доводился виконту Лингейту двоюродным братом — их матери были родными сестрами. Однако существовала иная линия, которую Ванесса пыталась понять. Судя по выражению лиц, брат и сестры думали о том же, о чем и она. Стивен смотрел на мистера Хакстебла, напряженно наморщив лоб.

— Кое-что остается неясным, — наконец произнес он. — Вы — старший брат покойного графа? Так почему же… Разве вы не должны были стать…

— Графом Мертоном? — Мистер Хакстебл звучно расхохотался. — Увы, парень, я промахнулся всего лишь на два дня и упустил свой шанс. Вот что случается в этой жизни, когда слишком торопишься. Запомни урок. Моя матушка была гречанкой, дочерью посла в Лондоне. Познакомилась с моим отцом, когда гостила у родной сестры, вышедшей замуж за виконта Лингейта и жившей неподалеку, в Финчли-Парке. Вернувшись в Грецию с папенькой, моим дедушкой, она призналась, что находится… в интересном положении. Тот поспешно повез ее обратно через всю Европу. Привез в Англию и потребовал от моего отца выполнить долг порядочного человека, что тот и сделал. Но видишь ли, я не стал дожидаться счастливого конца — или начала — собственной истории. Не устоял перед морским путешествием, которое весьма дурно повлияло на матушку, и громогласно объявил о своем появлении на свет за два дня до того благословенного момента, как отец сумел получить специальную лицензию и жениться. Таким вот образом я и оказался незаконным сыном, которым остаюсь по сей день и пребуду вечно. А почтенным родителям пришлось еще целых десять лет дожидаться появления законного наследника. Его звали Джонатан. Он от всей души обрадовался бы возможности познакомиться с новыми родственниками. Правда, Эллиот?

Константин взглянул на виконта с выражением, которое Ванессе показалось откровенно насмешливым.

Да, было очевидно, что кузены ненавидят друг друга.

— Но несколько месяцев назад брат умер, — продолжил мистер Хакстебл, — на четыре года позже, чем предсказывали доктора. И вот появились вы: новый законный граф Мертон и его сестры. Полагаю, эти леди — сестры, включая миссис Дью? Миссис Форсайт, чай мы будем пить в гостиной.

Мистер Хакстебл чувствовал себя уверенно, а говорил с аристократической легкостью и живостью, словно был настоящим графом Мертоном и истинным хозяином Уоррен-Холла.

— Самая печальная история, которую доводилось слышать. — Кэтрин смотрела широко раскрытыми глазами. — Я непременно должна написать об этом повесть.

Константин Хакстебл с улыбкой повернулся:

— В которой я предстану трагическим героем? Но рождение на два дня раньше дозволенного срока дает множество преимуществ, уверяю вас. Например, определенную свободу, которая недоступна ни графу Мертону, ни кузену Эллиоту. — Он любезно поклонился Маргарет. — Мисс Хакстебл, позвольте проводить вас наверх.

Маргарет сделала шаг вперед, взяла нового родственника под руку, и Константин повел ее через ту самую арку, откуда несколько минут назад появился сам. Стивен и Кэтрин направились следом, с откровенным интересом разглядывая неожиданно появившегося кузена. Виконт Лингейт переглянулся с мистером Боуэном и снова подал руку; Ванессе.

— Прошу прощения, — произнес он. — Его просили уехать.

— Но почему же? — удивилась она. — Он наш кузен, разве не так? И приветствовал нас со всей возможной любезностью, хотя вполне мог бы возненавидеть — во всяком случае, Стивена. Его рассказ правдив? Он вырос здесь как старший сын графа и графини Мертон?

— Да, все, что вы слышали, — чистая правда. Но в подобных вопросах английское законодательство весьма сурово. Сделать Кона законным наследником невозможно ни при каких условиях, даже если бы в роду не нашлось других потомков.

— Но если бы так оно и случилось, — предположила Ванесса, проходя под сводом арки к великолепной мраморной лестнице, — кажется, он мог бы обратиться к королю и попросить даровать ему титул.

Она где-то читала, что подобный путь возможен.

— Да, наверное, мог бы, — подтвердил виконт Лингейт. — Юристы выяснили бы обоснованность петиции и приняли бы соответствующее решение. Но потомок нашелся — ваш брат.

— Наверное, ему кажется, что дом наводнила толпа бесцеремонных захватчиков, — тихо предположила Ванесса. — И его можно понять…

— Этот человек доставляет одни лишь неприятности, миссис Дью, — со вздохом пояснил виконт Лингейт. — Оставшись здесь, будет мешать, вносить неразбериху. Не позволяйте себе поддаться внешнему обаянию — оно обманчиво. Вашему брату следует вести себя чрезвычайно твердо. Крайний срок — неделя. У Кона было достаточно времени, чтобы найти себе другой дом и упаковать вещи.

— Но ведь это его дом, — нахмурилась Ванесса. — Он всегда здесь жил. А если бы родился на два дня позже, то оказался бы хозяином и законным владельцем. Почему же он должен покинуть родовое гнездо?

— Потому что он не хозяин, — непреклонно возразил виконт, когда они входили в гостиную вслед за остальными. — Константин Хакстебл приходится прежнему графу незаконным сыном, в то время как ваш брат — настоящий граф Мертон. И поддаться чувству жалости было бы ошибкой.

Но если не жалеть людей, разве можно остаться человеком? — спросила себя Ванесса. Виконт Лингейт показался бесчеловечным, и она хмуро взглянула на того, кто с мрачным видом шел рядом. Неужели жалость ему неведома? Даже жалость к собственному двоюродному брату?

Виконт ускорил шаг и догнал Стивена.

Мальчик с восхищением смотрел на Константина Хакстебла. Не отводила глаз и Кэтрин. Маргарет взирала благосклонно. Ванесса улыбнулась, хотя кузен и не смотрел в ее сторону.

Как ужасен, должно быть, для него этот день! И то обстоятельство, что обнаружились новые родственники, расположенные к нему всей душой, вряд ли могло утешить.

На несколько минут Ванесса забыла о своем благоговейном восхищении домом, который превзошел все ожидания. Но потом это чувство снова вернулось. Гостиная оказалась огромной, с высоким сводчатым потолком, щедро расписанным фресками и богато украшенным позолоченной лепниной. Мебель поражала элегантностью, а бархатные шторы цвета выдержанного вина создавали уют. Стены скрывались под картинами в тяжелых золоченых рамах. Ноги утопали в пушистом персидском ковре, а в отполированный пол вокруг него можно было смотреться как в зеркало.

Ванесса неожиданно затосковала по Рандл-Парку, словно там остался Хедли.

Она не имеет права забыть мужа, и ни за что не забудет.

Взгляд остановился на виконте. Даже сняв пальто, тот выглядел импозантным, внушительным и мужественным. И разумеется, красивым. А еще очень живым.

Ах, до чего же она его ненавидела!

С самого детства Эллиот Уоллес и Константин Хакстебл были лучшими друзьями. Все изменилось год назад. Трехлетняя разница в возрасте — виконт был старше — не имела ни малейшего значения. Они жили в каких-то пяти милях друг от друга и доводились друг другу двоюродными братьями. Ни у того ни у другого не было других приятелей, зато было много общих интересов: обоих интересовали спортивные игры и прочие занятия, требующие силы и сноровки. Они лазили по деревьям, ныряли в пруды и озера, бродили по болотам и придумывали массу других развлечений, доставлявших много радости и веселья им самим и в то же время неисчислимые неприятности няням и гувернанткам.

Когда мальчики выросли, они продолжали дружить и вместе постигать радости жизни. Надо заметить, что оба молодых человека пользовались неизменным успехом у дам.

Да, они буйствовали безудержно и смело, умудряясь при этом не наносить серьезного вреда окружающим и даже — что особенно странно — себе. И оба неизменно оставались молодыми джентльменами, которые твердо знали, в какой момент следует остановиться.

Дружба сохранилась и после смерти отца Константина, хотя теперь кузен все больше времени проводил в Уоррен-Холле с Джонатаном, которого безмерно любил. Эллиот, конечно, скучал, но не мог не оценить преданности обделенному судьбой мальчику. Трудно было не заметить, что молодой Хакстебл повзрослел и остепенился значительно раньше, чем он сам. Опекуном молодого графа оставался, конечно, виконт — отец Эллиота, но тот не слишком вникал в обязанности, полностью доверив Кону и заботу о племяннике, и ежедневное управление большим и сложным хозяйством поместья. В решении многочисленных проблем Кону серьезно помогал опытный и преданный дворецкий.

А потом виконт Лингейт умер.

И тогда все изменилось. Дело в том, что новый виконт, то есть Эллиот Уоллес, решил серьезно отнестись к новым обязанностям. Поэтому на некоторое время он переселился в Уоррен-Холл, желая ближе познакомиться с поместьем.

Вскоре Эллиот с болью обнаружил, что кузен бесчестно злоупотреблял доверием его отца, с преступным легкомыслием растрачивая средства на собственные нужды и даже бессовестно запуская руку в фамильную сокровищницу. Очевидно, на преступления провоцировала уверенность в полной безнаказанности: Джонатан не мог обнаружить пропажу. Дошли до виконта и слухи о недостойной джентльмена распущенности: то и дело увольняли горничных, по воле господина оказавшихся в интересном положении, да и несколько крестьянских девушек пали жертвой хозяйской похоти.

На поверку Кон оказался совсем не тем человеком, каким его всегда считал кузен и друг. Чувство чести оказалось ему чуждо. Он не жалел слабых и зависимых, то и дело нарушая кодекс истинного джентльмена. И вовсе нельзя было считать оправданием то суровое жизненное обстоятельство, что еще в младенчестве он был несправедливо лишен титула и наследства.

Подлая сущность того, кому с детства привык доверять, стала для Эллиота мучительным, крайне болезненным открытием.

Сам Кон не признавал краж и недостойных поступков, хотя и не трудился их отрицать. А когда виконт пытался поговорить по душам, злобно смеялся.

— Можешь отправляться к дьяволу. — Таким был единственный ответ.

Последний год прошел в лютой и горькой вражде. Во всяком случае, горькой она казалась Эллиоту. О мыслях Кона судить не приходилось.

Новый опекун немедленно взял в свои руки и заботу о Джонатане, и управление поместьями немощного графа. Для этого пришлось проводить в Уоррен-Холле почти столько же времени, сколько и в родном Финчли-Парке. На себя сил почти не оставалось.

Кон умудрился сделать последний год нестерпимым. Чинил бывшему другу всевозможные препятствия и всячески настраивал брата против опекуна. Сделать это было совсем нетрудно: бедный мальчик даже не осознавал, что поступает против воли виконта.

После смерти Джонатана Эллиот решил — возможно, наивно, — что худшее осталось позади. Пусть новый граф Мертон еще ребенок, совсем не готовый к исполнению свалившихся на его голову обязанностей, но зато Константин Хакстебл не имеет над ним никакой власти.

Виконт приказал Кону освободить Уоррен-Холл от своего присутствия до приезда нового хозяина.

Но тот и не подумал подчиниться: остался и встретил Стивена и его сестер во всеоружии очарования.

Приличия требовали освободить территорию прежде, чем на ней появится новый владелец, пусть даже и приходившийся дальним родственником. Но, как известно, Кон Хакстебл не считал нужным руководствоваться приличиями.

Эллиот отошел от миссис Дью и решительным шагом направился в противоположный угол гостиной.

— Да, действительно, дом великолепен, — услышал он голос кузена, очевидно, отвечавшего на восхищенную реплику одной из дам. — Получив наследство, мой дражайший батюшка решил снести древний замок, больше напоминавший неприступную крепость, а на его месте построить вот это воплощение богатства и вкуса. Ну а потом дом наполнился множеством прекрасных вещей, привезенных из дальних стран.

— О, как бы хотелось взглянуть на старинный замок! — со вздохом сожаления призналась Кэтрин Хакстебл.

— Да, снести его было настоящим преступлением, — согласился Константин. — Хотя, думаю, длинные холодные коридоры и темные, с узкими окнами-бойницами, комнаты вряд ли можно было назвать уютными. Прибавьте к этому полное отсутствие удобств…

— Если бы решать довелось мне, — подал голос молодой Мертон, — то я оставил бы старый замок, а рядом построил новый современный дом. История, конечно, важна и требует сохранения, но, признаюсь, комфорт современной жизни милее.

— А! — воскликнул Кон в тот самый момент, когда Эллиот собирался увлечь его к окну и поговорить наедине. — Вот наконец и поднос с чаем. Поставьте его на обычное место, миссис Форсайт. Может быть, мисс Хакстебл соблаговолит наполнить чашки?

Он тут же покаянно улыбнулся и поклонился Маргарет.

— Прошу прощения, кузина. Старшая сестра молодого Мертона, разумеется, уже почувствовала себя хозяйкой этого дома и вовсе не нуждается в моих советах.

Маргарет слегка склонила голову и присела к подносу. Миссис Дью устроилась рядом, чтобы передать чашки, блюдца и корзиночку с печеньем и бисквитами.

Поняв замысел друга, Джордж пригласил Мертона и младшую из сестер к камину, чтобы погреть руки возле приветливого огня.

Эллиот направился к окну, почти силой заставив Константина пойти следом. Теперь, когда их никто не слышал, можно было не стесняться в выражениях.

— Твоя комедия решительно безвкусна, — тихо произнес он.

— Считаешь безвкусным отказ от собственных планов ради того, чтобы встретить кузена и кузин и помочь им почувствовать себя дома? — притворно удивился Кон. — Напротив, подобное поведение — проявление самого изысканного вкуса. Остается лишь поблагодарить меня за самоотверженность и преданность интересам семьи.

— Ну вот, ты их встретил и поприветствовал, так что теперь можешь уезжать.

— Прямо сейчас? — Мистер Хакстебл недоуменно воздел брови. — Поступить столь бестактно? Честно говоря, странно слышать такое от тебя, блюстителя нравов. Знаешь, еще немного, и превратишься в старую сухую палку. Не боишься?

— Не собираюсь вступать с тобой в полемику, — отрезал Эллиот. — Хочу, чтобы ты немедленно исчез.

— Прошу прощения. — Кон взглянул озадаченно и в то же время насмешливо. — Но разве твои желания управляют Уоррен-Холлом? Разве не желания моего кузена Мертона?

— Граф — всего лишь мальчик, — процедил сквозь зубы виконт, — и легко поддается впечатлениям. Я же — его официальный опекун и защитник. Ты терроризировал одного ребенка, и я оказался бессилен что-либо изменить, поскольку он доводился тебе братом и находился под твоим безраздельным влиянием. Но на сей раз ничего подобного не случится.

— Терроризировал. — На мгновение глаза Кона утратили насмешливое выражение и зажглись иным, горьким светом. — Я терроризировал Джона? — Но он тут же пришел в себя. — Ах да, конечно. Это было так легко! Он же ничего не понимал! Ну а если и понимал, то не настолько, чтобы защититься от моего тлетворного влияния. А вот и миссис Дью! Как кстати! Я умираю от жажды, а вы несете мне чай!

Очаровательная улыбка вновь вернулась и осветила смуглое лицо.

Ванесса несла две чашки. Эллиот взял одну и в знак благодарности склонил голову.

— Миссис Дью, — продолжал ворковать Константин, — почему же рядом с вами нет мистера Дью?

— Я вдова, — просто ответила Ванесса. — Мой супруг умер полтора года назад.

— О, — вздохнул Кон. — Но вы так молоды. Мне очень жаль. Тяжело терять тех, кого любишь.

— Да, это действительно тяжело, — согласилась она. — Тяжело даже сейчас. Поэтому я и приехала сюда, чтобы жить вместе со Стивеном и сестрами. А где будете жить вы, мистер Хакстебл? Здесь?

— Покину этот дом и найду место, где удастся приклонить усталую голову, мэм, — ответил Кон с грустной улыбкой. — Не стоит обо мне беспокоиться.

— Уверена, что непременно найдете, — подтвердила Ванесса. — Но право, спешить незачем. Этот дом без труда вместит нас всех, и это ваш дом. Нам действительно необходимо познакомиться ближе. Старинная семейная вражда слишком долго держала нас врозь. Может быть, принести бисквитов? И вам, лорд Лингейт?

Выражение глаз миссис Дью подсказало Эллиоту, что она услышала по крайней мере часть разговора. И как всегда, склонная к поспешным выводам, сочла его слова несправедливыми.

Едва она отошла, рядом возник Мертон, уже успевший соскучиться возле камина.

— Послушайте, — заговорил он, восхищенно глядя в окно, — а отсюда открывается потрясающий вид. Правда?

— Думаю, именно этот вид и вдохновил моего отца снести старый дом, а новый построить на его месте, — заметил Кон.

Окно выходило на юг. Открывающийся пейзаж действительно был великолепен: ухоженные цветники, лужайки, рощи и большое, правильной формы, озеро. А дальше к горизонту — прямоугольники аккуратно вспаханных полей.

— Может быть, кузен, завтра вы сможете проехать со мной и показать владения? — не то пригласил, не то попросил Мертон.

— И дом тоже, — добавила Кэтрин Хакстебл. Она подошла и встала возле брата. — Хотелось бы услышать подробный рассказ о его сокровищах. Должно быть, вам они прекрасно известны.

— С удовольствием, — отозвался Константин. — Ради родственников готов на все. Семейные дрязги весьма утомляют, как только что справедливо заметила ваша сестра. — Взгляд остановился на Эллиоте, и бровь насмешливо поднялась. — Они обычно пусты, но способны тянуться из поколения в поколение, лишая родственников возможности нормального общения.

Кражи и непристойности пусты? Эллиот твердо выдержал взгляд, и кузену пришлось отвернуться — якобы для того, чтобы посмотреть туда, куда показывала Кэтрин Хакстебл.

Миссис Дью стояла возле чайного подноса с тарелкой бисквитов в руке и увлеченно беседовала с сестрой и Джорджем. Она улыбнулась какому-то замечанию секретаря и повернулась, чтобы отнести тарелку к окну. Улыбающиеся глаза остановились на лице Эллиота, и виконт ответил строгим, даже суровым взглядом.

Почему он обращал на нее внимание чаще, чем на остальных сестер? Ведь те выглядели значительно ярче. Хоть смотрел он вовсе не с восхищением, разве не так? Напротив, Ванесса постоянно вызывала в виконте раздражение!

Снова, как уже не раз по дороге из Трокбриджа, лорд Лингейт пожалел, что миссис Дью не осталась дома. Почему-то не покидало неприятное предчувствие: эта особа покоя не даст.

Теперь она определенно намеревалась поддерживать; дружбу с Коном — ему назло.

Что за упрямая, отвратительная женщина!

Глава 7

Ванесса всегда считала, что ссора показывает людей не с лучшей стороны.

Подавая чай, она услышала кое-что из беседы кузенов, но чувства вины при этом не испытала: гостиная Стивена — да еще во время чаепития — была не лучшим местом для выяснения отношений, особенно если кто-то хотел сохранить эти отношения в тайне.

Виконт Лингейт вел себя, как всегда, высокомерно — здесь удивляться не приходилось. Но вот Константин Хакстебл неожиданно проявил совсем не те черты характера, которые столь охотно демонстрировал до сих пор. Кузен намеренно выводил виконта из себя, явно испытывая удовольствие от его ярости.

Он получил распоряжение уехать из Уоррен-Холла до их появления, но не послушался и остался.

Потому ли, что хотел встретить доселе неведомых дальних родственников и приветствовать их в доме, который до сих пор фактически принадлежал ему? Или потому, что знал: увидев его, виконт Лингейт испытает крайнее раздражение?

Если даже действиями руководил второй мотив, доля сочувствия все равно сохранялась, несмотря на унизительность ситуации для семьи молодого графа. В конце концов, с какой стати мистер Хакстебл должен был уезжать из родного дома по приказу виконта?

Но в целом ссора казалась наивной и мелочной. Подумать только: взрослые люди, да к тому же кузены, не в состоянии найти общий язык!

Ванесса не интересовалась причиной ссоры, хотя узнать суть разногласий, конечно, хотелось — мало кто не испытывает естественного в подобных случаях любопытства. Просто она считала, что ни ей самой, ни Стивену, ни сестрам не стоило вникать, а уж тем более вмешиваться в чужие отношения — по крайней мере сегодня. Сегодняшний день стал самым важным и волнующим в жизни брата, а потому джентльмены вполне могли бы перенести перепалку и во времени, и в пространстве.

Но судьба распорядилась так, что счастье Стивена строилось на несчастье другого человека. Во время обеда Ванесса заметила, что мистер Хакстебл одет во все черное, как и раньше, когда он предстал в костюме для верховой езды. Подобно ей самой он носил траур, хотя его траур был еще полным. Какое тяжкое испытание — потерять брата! Мысли обратились к Стивену, но Ванесса тут же решительно пресекла разгул воображения. О подобном нельзя даже думать.

— Расскажите мне о Джонатане, — попросила она мистера Хакстебла, когда общество перешло в гостиную.

Мег о чем-то разговаривала с виконтом Лингейтом и Стивеном, но все они, должно быть, услышали ее просьбу и замолчали, не желая пропустить ответ.

Ванессе показалось, что ответа не последует. Рассеянно улыбаясь, новый родственник пристально смотрел в огонь камина. Молчание продолжалось несколько секунд, но потом он все-таки заговорил.

— Обычно невозможно описать человека одним словом, — начал Кон. — Но для Джона подходящее слово существует: любовь. Он любил всех, с кем сводила жизнь.

Ванесса улыбнулась сочувственно и ободряюще.

— Он оставался ребенком, хотя внешне уже выглядел молодым мужчиной. Любил играть. Иногда любил дразнить. Обожал прятаться, даже если найти его не составляло труда. Так ведь, Эллиот?

Константин насмешливо посмотрел на виконта Лингейта.

Виконт, как всегда, нахмурился.

— Вам, должно быть, отчаянно его не хватает, — заметила Ванесса.

Мистер Хакстебл пожал плечами.

— Джон умер в ночь своего шестнадцатого дня рождения, — ответил он. — Умер во сне, после счастливого, наполненного смехом и играми праздника. О подобной смерти можно лишь мечтать. Я не желал кончины брата, но теперь по крайней мере свободен и могу искать собственную удачу. Порою любовь становится тяжким грузом.

Слова прозвучали подобно удару грома. Сама Ванесса ни за что на свете не смогла бы ответить так честно, хотя полностью понимала мистера Хакстебла и сочувствовала. О боли обреченной любви она знала все.

— И все же, — подал голос Стивен, нарушив короткое молчание, которое могло бы показаться неловким, — надеюсь, что вы, кузен, не уедете слишком скоро. Мне нужно о многом вас расспросить. Да и вовсе незачем думать об этом доме как о чужом всего лишь потому, что формально он принадлежит мне.

— Ты, парень, сама доброта, — отозвался мистер Хакстебл, и в голосе вновь послышалась ирония, а бровь насмешливо поднялась.

Был ли он приятным человеком, намеренно скрывающим чувства под маской безразличия и черствости, или неприятным человеком под маской очарования и улыбок? А может быть, подобно большинству, целиком состоял из противоречии?

Ванесса вспомнила о виконте Лингейте, повернулась, чтобы на него посмотреть, и наткнулась на пристальный взгляд. Эллиот смотрел на нее невероятно голубыми глазами.

— Это не просто доброта, мистер Хакстебл, — возразила Ванесса, все еще глядя на виконта. — Мы все искренне рады познакомиться с родственником, о существовании которого даже не подозревали.

— Ну а поскольку мы родственники, — отозвался мистер Хакстебл, — прошу всех называть меня по имени.

— Константин, — тут же произнесла миссис Дью, вновь переводя взгляд на собеседника. — А я Ванесса, если позволите. Сожалею о кончине Джонатана. Тяжело смотреть, как умирает молодой человек, а смерть того, кого любишь, тяжелее в тысячу раз.

Кузен поблагодарил без слов, одним лишь взглядом, и Ванесса решила, что порою этот человек весьма приятен. Выражение лица подделать невозможно, а сейчас оно искренне говорило о горячей любви к брату, несмотря на то что Джонатан поневоле оказался обладателем титула, который мог бы принадлежать Константину.

— За обедом вы сказали, Константин, что непременно научите меня ездить верхом, — напомнила Кэтрин. — За день-другой это сделать невозможно, так что придется задержаться.

— Если вы не слишком быстро схватываете, то потребуется неделя, — ответил он. — Хотя уверен, что это не так. Останусь до тех пор, пока не увижу в вас искусную наездницу, Кэтрин.

— Мы все будем только рады, — поддержала Маргарет. Во время разговора виконт Лингейт не проронил ни слова, словно демонстрируя неприязнь к кузену.

Эллиот планировал уже на следующее утро вплотную заняться воспитанием Мертона. Дома, в Финчли-Парке, за пять миль от Уоррен-Холла, его ждали дела. А главное, виконт мечтал вновь оказаться в родном поместье, хотя и понимал, что в ближайшие месяц-другой придется часто навещать молодого графа.

Он планировал познакомить Мертона с управляющим, Сэмсоном, весьма компетентным служащим, которого два года назад нанял его отец. Собирался провести утро в кабинете Сэмсона и обсудить ряд важных вопросов. А потом было бы неплохо втроем отправиться на ферму и в другие важные точки большого хозяйства.

Весь день следовало посвятить общению с мальчиком — время слишком дорого.

Однако после завтрака Мертон заявил, что Константин согласился показать ему и сестрам дом и парк.

Экскурсия заняла все утро.

После ленча молодой граф сообщил, что Константин обещал взять его на верховую прогулку, показать ферму, познакомить с рабочими и кое с кем из сельских жителей.

— Очень благородно со стороны кузена посвятить мне весь день, — заключил Стивен. — Поедете с нами?

— Нет, останусь здесь, — сухо отказался Эллиот. — Но учти: завтра тебе предстоит встреча с управляющим. Там я непременно буду.

— Какие сомнения? — поддержал Мертон. — Мне так много нужно узнать!

Утром, однако, Эллиоту пришлось отправиться на поиски Стивена. Графа удалось найти в конюшне вместе с Коном и старшим конюхом. Он с огромным интересом осматривал лошадей и казался вполне довольным жизнью. Перед встречей с управляющим извинился и отправился к себе переодеваться.

— Мег очень не любит, когда в доме пахнет конюшней, — пояснил он. — Начинает ворчать, если чувствует даже малейший намек на навоз.

Несколько часов, вплоть до ленча, Стивен жадно впитывал деловую информацию, проявляя при этом сообразительность и заинтересованность и радуя умными вопросами. Однако после ленча оказалось, что Константин обещал познакомить его с викарием, с Грейнджерами и еще с парой уважаемых семейств.

— Очень благородно с его стороны, — повторил мальчик уже знакомую фразу. — Он мог бы отнестись ко мне враждебно, а вместо этого старается быть полезным. Завтра, например, если не подведет погода, хочет покатать сестер на лодке. Я тоже поеду, чтобы можно было грести вдвоем. Если хотите, присоединяйтесь.

Эллиот отклонил и это предложение.

Каждый вечер после обеда мистер Хакстебл очаровывал общество приятной беседой. Эллиот прекрасно знал, что при желании кузен способен подчинить своей воле всех и каждого. Когда-то они вместе смеялись над этим его качеством. Любезность всегда давалась ему легче, чем виконту.

Кон, разумеется, ничуть не заботился о новых родственниках. Если и испытывал какие-то чувства, то вовсе не привязанность. О чем можно говорить, когда незнакомые люди явились, чтобы выгнать его из дома или в лучшем случае превратить из хозяина в гостя? Скорее всего он от всей души их ненавидел.

А остался специально, чтобы раздражать Эллиота.

Проблема заключалась в том, что они слишком хорошо друг друга знали. Кон отлично понимал, чем можно взбесить бывшего друга. Ну а Эллиот не менее ясно представлял, что творится в голове кузена.

Утром, перед предполагаемой лодочной прогулкой, Эллиот стоял у окна своей комнаты и наблюдал, как Кон демонстративно вышел из парадного подъезда и не спеша направился по террасе, а потом вниз по ступеням, к цветникам.

Виконт последовал за кузеном. Давно настало время поговорить с ним наедине. Эллиот видел, что от цветника Кон свернул влево. Значит, не к озеру и не к конюшням. Вскоре Эллиот понял, куда именно.

Эллиот поспешил к фамильной часовне, окруженной кладбищем, И у могилы Джонатана увидел Кона.

На мгновение он пожалел, что пришел. Не хотелось нарушать святую минуту. Но вскоре сожаление сменилось гневом. Если Кон любил Джонатана, то зачем же бессовестно его обманывал? Зачем обкрадывал и осквернял репутацию семьи? Не важно, что Джонатан ничего не понимал и не смог бы понять, даже если кто-то взял бы на себя труд объяснить. Суть дела заключалась вовсе не в этом.

За размышлениями удобный момент оказался упущенным: если он хотел незаметно исчезнуть, то теперь уже было поздно. Кон повернулся и посмотрел в упор. Он не улыбался. Рядом не было зрителей, которых стоило очаровывать.

— Неужели не достаточно того, Эллиот, что ты водворился в доме моего отца, брата, кузена и кузин, — заговорил он, — и командуешь в нем, как в своем собственном? Теперь явился даже на кладбище, к могилам?

— Я не ссорился с теми, кто здесь похоронен, — ответил Эллиот. — И к счастью для тебя, они не ссорились с тобой. Они мертвы. И все же твоя дерзость поражает: осмеливаешься стоять на этой святой земле. Если бы мертвые знали то, что известно мне, перевернулись бы в гробах.

— Считаешь себя судьей. — Кон хрипло рассмеялся. — Ты превратился в нудного ханжу, Эллиот. Раньше таким не был.

— Да, когда-то я не знал меры в разгуле, — согласился виконт. — Но никогда не поступал как негодяй и подлец. Никогда не терял чести.

— Возвращайся-ка лучше в дом, пока цел, — тем же хриплым голосом перебил Кон. — А еще лучше — уезжай в Финчли-Парк. Парень прекрасно обойдется и без твоей заботы.

— Зато с твоей помощью наверняка растеряет остатки наследства, — парировал Эллиот. — Я здесь не для того, чтобы с тобой пререкаться. Уезжай немедленно, сегодня же. Если в твоей душе сохранились хотя бы остатки порядочности, исчезни и оставь этих людей в покое. Они невинны и ничего не знают.

Кон презрительно фыркнул.

— Положил на одну из них глаз, правда? — ехидно поинтересовался Кон. — Старшая хороша — ничего не скажешь. Младшая прелестна. И даже вдова мила и привлекательна. Чудесные смеющиеся глаза. Так какая же из них? Полагаю, собираешься, как хороший мальчик, вскоре жениться и заняться продолжением рода? Одна из сестер Хакстебл из Уоррен-Холла — весьма удобный выбор.

Эллиот угрожающе шагнул ближе.

— Позаботься лучше о том, чтобы самому не вздумалось положить на них глаз, — сурово предупредил он. — Подобной наглости точно не потерплю. Сестры не для таких, как ты.

Кон снова презрительно фыркнул.

— Кстати, на прошлой неделе встретил Сесил, — беззаботно заметил он. — Каталась верхом вместе с Кэмпбеллами. Так вот, она рассказала, что в этом году дебютирует, и приказала непременно прийти на свой первый бал. Обещала оставить мне танец. Милая маленькая Сесил выросла настоящей красавицей.

Эллиот невольно сжал кулаки и сделал еще несколько шагов.

— Неужели собираешься распустить руки? — Кон насмешливо поднял бровь и высокомерно улыбнулся. — Давненько мы не дрались. В последний раз ты сломал мне нос, хотя и я в долгу не остался: из твоего собственного носа вылилось не меньше пинты крови, да и глаз долго не заживал. Ну, давай! Эту схватку ты заслужил, и отказать я не вправе. Собственно, зачем ждать, когда можно сделать первый шаг? Ты всегда долго раскачивался.

Он мгновенно оказался рядом и нанес резкий удар в лицо — вернее, нанес бы, не закройся Эллиот рукой прежде, чем совершить выпад. Его удар пришелся в ухо. Кон прицелился в подбородок, но попал в плечо.

Они разошлись и, сжав кулаки, принялись кружить, дожидаясь удобного момента. Каждый жаждал настоящей драки, и ни тот ни другой не остановились, чтобы снять пальто.

Эллиот с внезапным воодушевлением осознал, что уже давно мечтал об этой минуте. Кто-то должен поставить Кона на место. А он всегда превосходил кузена в силе и ловкости, хотя однажды тот действительно не на шутку подбил ему глаз и нос. Но вот относительно пинты крови — наглое вранье!

Наконец-то он поймал долгожданный момент, замахнулся и…

— О, пожалуйста, остановитесь! — прозвучал за спиной взволнованный голос. — Кулаками ничего не решить! Почему бы лучше не поговорить о разногласиях?

Женский голос. Нелепые слова.

Миссис Дью.

Разумеется.

Кон опустил руки и усмехнулся. Эллиот повернул голову и с яростью взглянул через плечо.

— Поговорить? — прорычал он. — Поговорить? Попрошу вас, мэм, немедленно вернуться в дом и не вмешиваться в чужие дела.

— Чтобы вы продолжали избивать друг друга? — Ванесса подошла ближе. — Мужчины так глупы. Считают себя вершителями судеб, а сами при первом же споре — не важно, между двумя людьми или двумя странами — начинают драку. Им все равно, что пускать в ход — кулаки или оружие.

О Господи, что за рассуждения!

Одевалась она явно впопыхах, не глядя в зеркало. Выбежала без перчаток и без шляпки. Волосы поспешно собраны на затылке в какое-то подобие пучка. Щеки раскраснелись, глаза возбужденно блестят.

Самая неприятная женщина из всех, которых доводилось встречать в жизни.

— Вы совершено правы, Ванесса, — заговорил Кон, даже не пытаясь сдержать смех. — Я, например, всегда считал, что судьбы мира вершат именно женщины. Но видите ли, хорошая драка доставляет мужчинам удовольствие.

— Не пытайтесь доказать, что всего лишь мерялись силами ради спортивного интереса, — задиристо возразила Миссис Дью. — Ничего подобного. Вы оба почему-то ненавидите друг друга или думаете, что ненавидите. А если бы потрудились поговорить, то, возможно, уладили бы ссору и снова стали друзьями. Почему-то мне кажется, что когда-то вы дружили. Кузены, почти ровесники, да и выросли в пяти милях друг от друга.

— Если Эллиот согласится, мы немедленно поцелуемся и помиримся, — с поклоном произнес Кон.

— Миссис Дью, — в свою очередь, заметил Эллиот, — ваша навязчивость не знает границ. И все же мне жаль, что мы столь неловко нарушили вашу мирную прогулку. Позвольте проводить вас домой.

Яростный взгляд, однако, недвусмысленно объяснил, что в мирную прогулку виконт не верит. Миссис Дью, без сомнения, увидела из окна своей спальни, как соперники один за другим скрылись в этом направлении. Моментально сделала собственные выводы и бросилась следом, чтобы вмешаться.

— Ни за что, — наотрез отказалась Ванесса. — Сначала пообещайте и вы, виконт, и вы, Константин, что ни сегодня, ни завтра, ни в последующие дни не возобновите драку, если меня не будет рядом, чтобы вас остановить.

— Я возвращаюсь в дом, — заверил Кон. — Не расстраивайтесь из-за нас, Ванесса. Как вы справедливо заметили, мы с Эллиотом всю жизнь были либо друзьями, либо врагами. Друзьями, конечно, дольше. И всякий раз после драки, даже тогда, когда в четырнадцать лет он сломал мне нос, а я подбил ему глаз, оба непременно смеялись и приходили к выводу, что было страшно весело.

Ванесса недоверчиво покачала головой, однако Кон не обратил на это внимания.

— В ближайшие дни мне придется вас покинуть, — продолжал он. — Ждут срочные дела. Обещаю не затевать драк вплоть до самого отъезда.

Он рассмеялся, галантно поклонился, смерил Эллиота презрительно-снисходительным взглядом и повернулся к дому.

— Значит, если что-нибудь все-таки произойдет, то вина всецело падет на вашу голову. — Миссис Дью с улыбкой повернулась к виконту. — Ловко, ничего не скажешь. Ему всегда удается выставлять вас злодеем?

— Вы безмерно меня раздражаете, мэм, — сухо отозвался тот.

— Знаю. — Улыбка виконта стала печальной. — Но и вы меня тоже. Эта неделя — самая счастливая в жизни брата и сестер. Очень не хочется, чтобы счастье омрачалось вашей с Константином ссорой. Как, по-вашему, они будут себя чувствовать, если вы оба вернетесь в синяках и ссадинах? Все успели полюбить Константина, а к вам прониклись уважением. Разве можно разочаровывать их какой-то мелкой застарелой ссорой?

— Ссора ни в коем случае не мелкая, мэм, — почти враждебно возразил виконт, — но мысль ясна. Ваше личное счастье омрачено?

— Да нет, не особенно. — Она улыбнулась светло и безмятежно. Это сияние он помнил еще со времени бала в Трокбридже. — Так, значит, здесь похоронены мои предки? Константин показывал нам парк, но сюда не привел.

— Возможно, счел место слишком мрачным.

— А может быть, — предположила Ванесса, — после кончины брата горе еще слишком свежо, чтобы делить его с теми, кто не знал мальчика. Мне жать, что не удалось познакомиться. Он действительно был таким милым, как рассказывал Константин?

— Да, — без колебаний подтвердил виконт. — Во многих отношениях он был обделен, да и выглядел иначе, чем обычные люди, но нам всем есть чему поучиться у таких, как Джонатан. Он был исполнен любви даже к тем, кто вел себя резко и нетерпеливо.

— А вы? — спросила Ванесса. — Вы проявляли резкость и нетерпение?

— С ним никогда, — уверенно ответил Эллиот. — Обычно, стоило мне приехать, как он сразу прятался, — я говорю о том времени, когда отец умер и мне пришлось стать опекуном. Иногда, если Джонатану удавалось сдержать смех, требовалось немало времени, чтобы его найти. Но мальчик приходил в такой восторг, что сердиться было просто невозможно. Тем более что подучил его Кон.

— Чтобы развлечь? — уточнила Ванесса. — Или чтобы вызвать раздражение у вас?

— Всегда последнее, — лаконично ответил виконт.

— Может быть, его обижало то обстоятельство, что опекуном оказались вы, а не он сам?

— Именно так.

—А нельзя было проявить чуткость и передать опеку ему, пусть даже и неофициально?

— Нельзя.

— О Господи. — Ванесса склонила голову и посмотрела осуждающе. — Вы и вправду жесткий, необщительный человек. И все же мне кажется, что вражда не имеет серьезных оснований. Но вы упорно требуете, чтобы соперник уехал из родного дома. Неужели не чувствуете ни капли сострадания?

— Миссис Дью, — виконт сжал руки за спиной и слегка наклонился к упрямой собеседнице, — жизнь не столь проста, как, судя по всему, кажется вам. Так, может быть, лучше воздержаться от советов хотя бы в тех делах, о которых вы ровным счетом ничего не знаете?

— Напротив, жизнь нередко оказывается даже проще, чем мы льстиво ее представляем, — заметила Ванесса. — Но если полагаете, что мне следует ограничиться собственными делами, то, пожалуй, я так и сделаю. Где похоронен мой прадед?

— Вон там.

Виконт повернулся и показал. Оба направились к могиле. Ванесса прочитала высеченное на надгробии цветистое восхваление заслуг покойного графа.

— Интересно, — задумчиво произнесла она, — что бы он сказал, увидев в своем поместье потомков отвергнутого сына и той женщины, которую так и не захотел принять.

— Жизнь непредсказуема, — загадочно произнес виконт.

— Все оказалось настолько тщетным, — продолжила Ванесса, — болезненные ссоры и конфликты, страдание и одиночество. И в итоге мы все равно здесь, но столько драгоценных лет потеряно даром!

Глаза наполнились грустью. В одном Кон, несомненно, прав: глаза действительно чудесные, даже когда не смеются.

— А где похоронен Джонатан?

Виконт подвел к самой свежей могиле. Надгробие выглядело безупречно чистым, трава вокруг была коротко подстрижена. Даже самый придирчивый глаз не заметил бы ни единого сорняка. Кто-то даже посадил ранние весенние цветы. Подснежники уже раскрыли свои хрупкие колокольчики, а крокус задиристо высовывал из земли листья-стрелки.

Кто-то не жалел усилий ради красоты. Наверное, Кон.

— Жаль, что мне не довелось знать мальчика, — тихо проговорила Ванесса. — Очень жаль. Думаю, я полюбила бы его.

— Относиться к нему иначе было невозможно, — заметил Эллиот.

— А на брата любовь не распространяется? — Ванесса повернулась и пронзила его острым взглядом. — Может быть, если бы вы нашли в себе силы засмеяться над попытками уколоть вас всякий раз, когда он подучивал Джонатана спрятаться, можно было бы повеселиться всем вместе и остаться друзьями? Может быть, вам просто недостает чувства юмора?

Нет, это уж слишком!

— Чувства юмора? — почти закричал виконт. — В выполнении самых серьезных обязательств? В общении с мошенником? В защите интересов невинного слабоумного мальчика? А также, полагаю, в общении с назойливой, бесцеремонной особой?

— Назойливая, бесцеремонная особа — это, конечно, я? — уточнила Ванесса. — Видите ли, просто не смогла позволить вам драться, даже не попытавшись остановить. Ну а сейчас всего лишь хотела подсказать способ сделать жизнь легче и счастливее. Константин хотя бы постоянно улыбается, несмотря на то что нередко улыбка выглядит насмешливой. А вы никогда не улыбаетесь. Если будете все время хмуриться, то скоро на лбу появятся некрасивые морщины.

— Улыбаться! — возмущенно повторил виконт. — Что ж, теперь, кажется, и я начинаю понимать величайший секрет жизненного успеха. Улыбайся, и все будет прекрасно, даже если ты последний мошенник. Да, мэм, немедленно начну улыбаться. Спасибо за совет.

И он улыбнулся.

Ванесса вновь склонила голову и пристально посмотрела.

— Нет, это не улыбка, — заключила она. — Скорее, злая гримаса. Сейчас вы похожи на волка. Правда, где-то я читала, что волки — самые нежные и заботливые звери. Но вы уже дважды назвали Константина мошенником. Всего лишь потому, что он пренебрегал вашим опекунством и учил Джонатана подшучивать над вами? Потому что проигнорировал ультиматум и остался здесь до нашего приезда? Мошенник — слишком сильное слово для характеристики подобных действий, не так ли?

— Желательно знать, мэм, чьим словам можно доверять, а чьим нельзя.

— Доверять, разумеется, следует вашим словам? — уточнила Ванесса. — Я должна на слово поверить, что кузен — мошенник? И следовательно, поставить под сомнение все, что говорит он? Но у меня нет причин верить вам и не верить ему, милорд. Предпочитаю собственные наблюдения и собственные выводы.

— Полагаю, нас давно ожидает завтрак, мэм, — сменил тему виконт. — Может быть, пора вернуться домой?

— Да, наверное, — вздохнула Ванесса. — Ах, Господи, я же без перчаток! — Она дотронулась до волос. — И без шляпы. И что только вы обо мне подумаете?

Эллиот тактично промолчал.

Итак, его заподозрили в отсутствии чувства юмора…

Неужели, спрашивал себя виконт, шагая по аллее старинного парка, секрет успеха в том, чтобы на каждом углу сыпать анекдотами и хохотать, словно гиена, даже если не смешно?

Неужели ради симпатии окружающих необходимо опуститься до такой степени, чтобы, подобно Кону, расточать фальшивое обаяние?

Глава 8

Эллиот задержался в Уоррен-Холле еще на три дня, а потом вернулся домой, в Финчли-Парк. Именно в это время он всерьез задумался о женитьбе на мисс Маргарет Хакстебл.

Сестры оказались воспитаны значительно лучше, чем виконт опасался поначалу, однако все равно отчаянно нуждались и в светской лакировке, и в соответствующих новому статусу знакомствах и связях. Причем нуждались немедленно, в этом же году, в ближайшем светском сезоне. Сезон должен начаться сразу после Пасхи.

А пока они оставались наивными сельскими барышнями, легкой добычей искушенных лицемеров — таких, например, как Константин Хакстебл.

Кон покинул Уоррен-Холл через день после несостоявшейся драки. Накануне вечером вскользь упомянул о предстоящем отъезде, а в ответ на дружные протесты кузин и кузена заявил, что действительно должен заняться важными делами. Уехал без фанфар, рано утром, пока все в доме еще спали.

Эллиот ощутил огромное облегчение, хотя не верил, что Кон исчез окончательно.

После отъезда дражайшего кузена Эллиот внимательно наблюдал за всем семейством. Мисс Хакстебл производила исключительно благоприятное впечатление. Постоянно консультируясь с экономкой и поварихой, она быстро взяла в свои руки огромное сложное хозяйство и к обязанностям отнеслась с должной ответственностью.

Короче говоря, Маргарет Хакстебл оказалась умной и интеллигентной женщиной.

И к тому же была неправдоподобно красива. Если к красоте и уму добавить немного городского лоска, то старшая сестра с легкостью затмит самых знаменитых светских львиц.

Наблюдение велось абсолютно бесстрастно. Виконт не ощущал ни грамма желания. Но он и не рассчитывал испытать вожделение к рационально выбранной невесте. Человек женится, подчиняясь спокойному голосу разума, а не отчаянному крику страсти.

Брак с мисс Хакстебл оказался бы удобным во многих отношениях, так что не стоило обращать внимания на легкую депрессию, которая неизменно возникала при одной лишь мысли о решительном поступке. Сама идея брака не радовала. Но к сожалению, тянуть дальше было нельзя.

Покидая Уоррен-Холл, виконт еще не решил окончательно, сделает ли предложение Маргарет, но всерьез обдумывал такую возможность.

После отъезда Константина молодой Мертон подружился с управляющим Сэмсоном. Опытный и преданный слуга мог научить любознательного господина всему, что требовалось знать и уметь. Эллиот обсудил с мальчиком необходимость нанять учителей. Наставников требовалось двое: один для того, чтобы привить графу достойные аристократа манеры, а второй — чтобы подготовить его к поступлению в университет. Стивен с удивлением воспринял известие о продолжении учебы, но виконт резонно пояснил, что истинный джентльмен — это высокообразованный джентльмен. Мисс Хакстебл поддержала, и графу пришлось уступить.

Парень не доставлял опекуну разочарований.

Джордж Боуэн отправился в Лондон с поручением подобрать достойных учителей, а также найти камердинера. Против личного слуги Мертон отчаянно протестовал, уверяя, что привык все делать сам. Но ему пришлось выучить первый важный урок: граф должен выглядеть безупречно, а кто позаботится об этом лучше, чем опытный камердинер?

Наконец Эллиот счел возможным оставить Уоррен-Холл хотя бы на несколько дней.

Возвращение домой оказалось приятным.

Первой он встретил младшую из сестер. Сесил вышла на крыльцо, одетая в сногсшибательную амазонку. Радостно приветствовала брата и подставила щечку для поцелуя.

— Все в порядке? — поинтересовалась она. — Каков он?

— Рад тебя видеть, Сесил, — сухо приветствовал Эллиот. — Имеешь в виду Мертона? Весел и умен. Кстати, ему семнадцать лет.

— Красивый? — еще больше оживилась сестра. — А какого цвета у него волосы?

— Светлые.

— Предпочитаю мужчин с темными волосами, — слегка огорчилась Сесил. — Ну да ладно. Высокий? Стройный?

— Другими словами, затмит ли самого Адониса? — поддразнил Эллиот. — Это решать тебе. Мама, конечно, скоро тебя туда отвезет, тем более что вместе с графом будут жить три сестры.

Сесил оживилась еще больше.

— А среди них есть хоть одна моего возраста? — поинтересовалась она.

—Думаю, младшей примерно столько же, сколько и тебе. Может быть, на год-другой больше.

— Хороша собой? — продолжала допрашивать Сесил.

— Да, очень, — честно ответил Эллиот. — Но и ты ничуть не хуже. А теперь, добившись комплимента, можешь продолжать путь. Надеюсь, не собираешься кататься в одиночестве?

— Нет, конечно! — воскликнула шалунья, скорчив уморительную рожицу. — Со мной поедет один из конюхов, а потом встречусь с Кэмпбеллами. Они пригласили меня вчера, и мама разрешила при условии, что не будет дождя.

— А где она, кстати? — поинтересовался виконт.

— У себя.

Спустя несколько минут Эллиот с наслаждением опустился в глубокое мягкое кресло в будуаре матушки и с благодарностью принял из ее рук чашку крепкого ароматного кофе.

— Надо было непременно сообщить, что вместе с графом везешь и трех его сестер, — укоризненно заметила виконтесса, выслушав краткий отчет сына, последовавший сразу за объятиями и расспросами о здоровье. — Мы с Сесил уже съездили бы с визитом.

— Честно говоря, решил, что дамам необходимо привыкнуть к новой обстановке и к новым условиям, — оправдался виконт. — Трокбридж — совсем маленькая деревня, к тому же очень уединенная. Семья жила в крошечном домике на грани бедности. Младшая из сестер даже работала — преподавала в сельской школе.

— А вдова? — поинтересовалась мать.

— После смерти мужа осталась в Рандл-Парке, в доме свекра-баронета. Но дом невелик, а сэр Хамфри Дью — глупый, чересчур болтливый человек, хотя очень добродушный и совсем безвредный. Сомневаюсь, что он когда-нибудь бывал дальше чем за десять миль от дома.

— Значит, всем им предстоит пройти суровый курс светских манер, — заключила мать.

— Обязательно. — Виконт вздохнул. — Честно говоря, надеялся для начала привезти одного Мертона. Дамы могли бы присоединиться потом — чем позже, тем лучше.

— Но они ведь его сестры! — горячо воскликнула леди Лингейт, вставая, чтобы снова наполнить чашку. — А граф всего лишь мальчик!

— Спасибо, мама, — поблагодарил Эллиот, принимая кофе и пропуская восклицание мимо ушей. — До чего же здесь спокойно и тихо!

— Неужели они шумная семья? — Мать вопросительно подняла брови.

— Нет, что ты, ничего подобного! — Сын снова вздохнул. — Все дело в том, что в их доме я чувствовал…

— Серьезную ответственность? — подсказала она. — Но ведь ответственность пришла вместе с опекунством. Мальчик хотя бы умен? Серьезно настроен? Тянется к знаниям?

— Несомненно, очень умен, — заверил виконт, — хотя и слегка нетерпелив. Чувствует, что за спиной растут крылья, и спешит их расправить, даже не понимая толком, куда лететь.

— Типичный юноша, — с улыбкой заключила мать.

— Да, наверное, — согласился Эллиот. — Но в то же время питает живой интерес к своей земле и всему, что на ней происходит. Осенью он намерен поступить в Оксфорд. А еще природа наградила его красотой и обаянием. По-моему, все слуги Уоррен-Холла уже успели его полюбить. Включая, кстати, и Сэмсона.

— Значит, ты не зря тратишь время и силы, — подытожила матушка. — Ну а леди? Неужели безнадежно провинциальны? Вульгарны? Мелочны?

— Ничего подобного. — Виконт с наслаждением допил кофе, поставил чашку на маленький столик, удовлетворенно вздохнул и растянулся в кресле. — Надеюсь, что они прекрасно впишутся в новый пейзаж. Но только подумай: весной их необходимо отвезти в Лондон, прилично одеть, представить всем нужным людям, ввести в общество и… понятия не имею, как все это можно сделать.

— Это не твое дело, — согласилась мать.

— А ты не в состоянии ими заняться, потому что отвечаешь за Сесил.

Он взглянул с надеждой.

— Отвечаю, — коротко подтвердила леди Лингейт.

— Я думал о тете Фанни и тете Роберте… — неуверенно признался виконт.

— О, Эллиот, — перебила она, — надеюсь, сейчас ты говоришь не всерьез?

— Нет-нет, — тут же опомнился виконт. — Шучу. А бабушка слишком пожилая. Джордж считает, что мне необходимо жениться, чтобы сестер опекала супруга.

Матушка заметно оживилась, но тут же нахмурилась.

— В Рождество ты обещал, что в этом году, не дожидаясь тридцатилетия, непременно женишься. Конечно, известие очень приятное, но все же, надеюсь, не собираешься выбирать невесту по холодному расчету? Не забывай, что у человека есть сердце.

— Жизнь доказывает, — возразил Эллиот, — что тщательно спланированные и заранее продуманные браки нередко оказываются куда счастливее заключенных по любви.

Он тут же пожалел об опрометчиво вырвавшихся словах. Брак матери как раз относился к тщательно спланированным и заранее продуманным. Она была молода и красива, да и сейчас, в среднем возрасте, не утратила привлекательности. И все-таки союз оказался несчастливым. Отец навсегда сохранил привязанность к любовнице и рожденным ею детям — по существу, той неофициальной семье, которая сложилась до официального брака.

Виконтесса поднесла к губам чашку и улыбнулась, однако глаз не подняла.

— Джордж советует жениться на мисс Хакстебл, — продолжил Эллиот, пристально следя за реакцией матери.

Сжимавшая чашку рука застыла в воздухе.

— На старшей из сестер?

— Да, конечно, — подтвердил он.

— На сельской девушке из хижины? — Леди сурово сдвинула брови и решительно опустила чашку на блюдце. — Которую ты к тому же совсем не знаешь? Сколько ей лет?

— Примерно двадцать пять, — ответил Эллиот. — Леди чрезвычайно красива, разумна и, несмотря на скромное воспитание, обладает прекрасными манерами. К тому же не стоит забывать и о том, что она правнучка и сестра графов.

— Джордж советует. — Виконтесса прямо посмотрела на сына. — Но что же думаешь по этому поводу ты?

Эллиот пожал плечами:

— Думаю, что пора жениться и заводить семью. Твердо решил жениться до Нового года и как можно быстрее стать отцом. А вот конкретных соображений относительно невесты пока еще нет. Думаю, мисс Хакстебл — вполне подходящая кандидатура.

Леди Лингейт откинулась на спинку кресла и долго сидела молча.

— Джессика и Эверил удачно вышли замуж, — наконец заговорила она. — Но важно то, что обе еще до свадьбы испытывали к женихам глубокое чувство. Надеюсь, что Сесил повезет не меньше — если и не в этом году, то в будущем. Честно говоря, я мечтала, что и ты женишься по любви.

— На эту тему мы уже не раз беседовали, мама. — Виконт улыбнулся. — Видишь ли, я не романтик. Для меня главное — сделать разумный выбор, найти жену, способную подарить домашний уют, взаимопонимание, а уж впоследствии, возможно, и чувства.

— И мисс Хакстебл кажется тебе разумным выбором? — уточнила виконтесса.

— Полагаю, что так.

— Говоришь, она красива?

— Невероятно красива.

Виконтесса поставила чашку с блюдцем на стол.

— Нам с Сесил необходимо срочно съездить в Уоррен-Холл, чтобы познакомиться с молодым графом Мертоном и его сестрами. Они, должно быть, уже в обиде. Константин все еще там?

— Уехал три дня назад. — Виконт мгновенно помрачнел.

— Сесил будет крайне разочарована. Девочка его обожает. Надеюсь, впрочем, что знакомство с графом послужит надежным утешением. Она уже успела задать миллион вопросов, ни на один из которых я так и не смогла ответить. Ну а мне не терпится взглянуть на мисс Хакстебл. Ты твердо остановил выбор на ней?

— Чем больше думаю, тем привлекательнее кажется идея.

— А она? Согласится ли она выйти за тебя замуж?

Эллиот не видел причин для отказа. В конце концов, мисс Хакстебл была свободна и неумолимо приближалась к роковой черте, отделявшей девушку на выданье от старой девы. Виконт вполне мог понять, почему она до сих пор не устроила собственную судьбу, хотя с ее внешностью наверняка получала предложения даже в захолустном Трокбридже. Маргарет обещала отцу поставить на ноги младших и твердо держала данное слово. Но теперь все изменилось: уже не было острой необходимости жертвовать собой ради семьи. Сестры выросли и вполне могли остаться в Уоррен-Холле с графом. Ну а сам Мертон всегда мог рассчитывать на помощь и поддержку опекуна и старшей сестры.

Трудно было представить более удобные жизненные и семейные обстоятельства.

— Думаю, согласится, — ответил Эллиот после долгого молчания.

Матушка наклонилась и положила на руку сына теплую ладонь.

— Завтра же поеду и познакомлюсь с мисс Хакстебл.

— Спасибо, — поблагодарил Эллиот. — Твое мнение очень важно для меня.

— Мое мнение здесь абсолютно ни при чем, — возразила виконтесса. — Если сделал выбор, то ради невесты должен быть готов сразиться с самим дьяволом.

Леди Лингейт вопросительно подняла брови, словно ожидая услышать признание в вечной любви к мисс Хакстебл. Однако Эллиот лишь слегка похлопал мать по руке и встал с кресла.

На следующий день виконтесса Лингейт вместе с дочерью приехала в Уоррен-Холл.

Визит оказался неожиданным.

Стивен пришел в библиотеку из кабинета управляющего, где обсуждал дела поместья с мистером Сэмсоном, и сообщил сестрам, что по алее едет экипаж виконта Лингейта. Сам по себе факт удивления не вызвал, ведь вчера, прощаясь, Эллиот обещал вскоре вернуться, чтобы продолжить занятия со Стивеном.

Маргарет придирчиво изучала хозяйственные книги экономки, которые миссис Форсайт по её просьбе прислала наверх. Ванесса только что написала письмо леди Дью и золовкам, а теперь разглядывала бесчисленные книги в дорогих кожаных переплетах и думала о том, что вот так, должно быть, выглядит рай.

А потом из конюшни прибежала Кэтрин и возбужденно сообщила о приближении экипажа виконта и его самого — верхом.

— А кто же в таком случае едет в карете? — с нескрываемой тревогой спросила Маргарет. Закрыла лежавшую перед ней на столе толстую тетрадь и провела ладонями по волосам.

— О! — занервничала Кэтрин, глядя на свой не слишком аккуратный костюм — она только что брала очередной урок верховой езды у одного из опытных грумов. — Думаешь, это его мать?

Она опрометью выскочила из комнаты, чтобы умыться и переодеться.

Маргарет и Ванесса не успели привести себя в достойный первой встречи с виконтессой вид. Экипаж остановился у парадного подъезда, а уже спустя пару минут виконт Лингейт ввел в комнату двух дам и сам их представил.

Ванессе обе показались великолепными. Платья, шубы и шляпки, без сомнения, соответствовали самым строгим требованиям моды. Она мгновенно почувствовала себя невзрачной деревенской девочкой и укоризненно посмотрела на виконта. Мог хотя бы предупредить. А так даже не хватило времени, чтобы снять передник, надетый поверх серого платья для защиты от книжной пыли. Волосы Маргарет, как, впрочем, и ее собственные, были скручены в самый непритязательный узел и уже несколько часов не встречались с расческой.

Виконт выдержал взгляд и едва заметно поднял брови, а Ванесса словно услышала его мысли: истинные леди всегда готовы к приему посетителей, пусть даже и неожиданных. Сам виконт, разумеется, выглядел столь же безупречным, как всегда, и таким же, как всегда, красивым и мужественным.

— Как любезно с вашей стороны навестить нас, — заговорила Маргарет невозмутимо, словно ее и не застали врасплох. — Давайте перейдем в гостиную. Думаю, там будет удобнее. Миссис Форсайт пришлет чай.

— Я так обрадовалась, услышав от Эллиота, что вы настояли на немедленном приезде сестер, Мертон, — поведала леди Лингейт, когда и хозяева, и гости поднимались по лестнице. — Для одинокого молодого джентльмена дом слишком велик.

— Если бы не настоял Стивен, то непременно настояла бы я, — заметила Маргарет. — Брату всего лишь семнадцать. Сам он, разумеется, считает себя взрослым и самостоятельным, но, отпустив его в обществе виконта и мистера Боуэна, я не знала бы, куда деваться от волнения.

— Что ж, ваши чувства несложно понять, — согласилась леди Лингейт. Стивен смутился, а мисс Уоллес взглянула на молодого графа с интересом.

— Ни за что не дала бы вам семнадцать лет, — призналась она. — Думала, что вы старше меня, а мне уже восемнадцать.

Стивен победно улыбнулся.

Вскоре в гостиной появилась Кэтрин — аккуратная, с сияющим, чисто вымытым личиком и, как всегда, прелестная. Однако Ванесса, взглянув на сестру любящим и вместе с тем критическим взглядом, не могла не заметить, что по сравнению с безупречной мисс Уоллес Кэтрин выглядит настоящей простушкой.

Виконт Лингейт обратился к графу:

— Может быть, Мертон, мы попросим дам выпить чаю без нас? Хотелось бы услышать, что вы успели сделать со вчерашнего дня.

Мисс Уоллес выглядела откровенно разочарованной, однако тут же сконцентрировала внимание на Кэтрин.

— Эллиот сказал, что после Пасхи вы поедете в Лондон, чтобы появиться в обществе, — начала она разговор на животрепещущую тему. — Этот сезон станет первым и для меня. Мы сможем держаться вместе. Как жаль, что мои волосы не отливают золотом, как ваши. Очень красиво!

Как и брат, мисс Уоллес была очень смуглой и темноволосой. Обоим досталась внешность матери. Леди Лингейт выглядела настоящей гречанкой — резкие сильные черты красивого лица, черные волосы, пронизанные серебряными нитями седины.

— Спасибо, — поблагодарила за комплимент Кэтрин. — Должна признаться, мне очень нравится в Уоррен-Холле. А вот насчет Лондона пока совсем не уверена. Здесь такой простор, такая красота кругом, да еще и множество интересных дел. Учусь ездить верхом.

— Еще только учитесь? — удивленно переспросила мисс Уоллес.

— К сожалению, да. Мег научилась еще при жизни папы. Тогда у нас была своя лошадь. Несси ездила верхом в Рандл-Парке, после того как вышла замуж за Хедли. А мне вот до сих пор не представилось возможности. Константин дал несколько уроков, а после его отъезда помогает мистер Табер, главный конюх.

— Как жаль, что Константин уехал! — огорченно воскликнула мисс Уоллес. — Впрочем, в последнее время мы с ним почти не виделись: он уже не приезжает к нам в Финчли-Парк, а мама не отпускает меня сюда одну. Обожаю его! Признайтесь, разве он не самый красивый мужчина на свете?

Кэтрин улыбнулась, а леди Лингейт с упреком вскинула брови.

— И все же, — продолжала щебетать мисс Уоллес, — вы просто обязаны поехать в город к началу сезона. Я захватила модный журнал — он в экипаже. Давайте вместе посмотрим. Некоторые из новыхфасонов будут выглядеть на вас изумительно: такая чудесная фигура — высокая и тонкая. Да что там, вам пойдет любая модель!

— Может быть, Кейт, вам с мисс Уоллес лучше пойти в библиотеку, чтобы никто не мешал? — предложила Маргарет.

Молодые леди вышли, оставив Маргарет и Ванессу в обществе виконтессы. Та любезно улыбнулась и начала светскую беседу. Горничная тем временем накрыла стол к чаю.

— Вам действительно необходимо приехать весной в Лондон, — заметила леди Лингейт, — хотя можно понять, насколько сложной представляется задача. Граф Мертон, конечно, еще слишком юн, чтобы свободно общаться с равными по положению, но уже очень скоро он почувствует себя уверенно. Ваш брат — восхитительный молодой человек! Думаю, он понравится обществу.

— Во всяком случае, нам хочется в это верить, — с улыбкой подтвердила Ванесса.

— В Лондоне ему принадлежит большой дом, — заметила Маргарет, — так что проблем с размещением не предвидится. Зато непременно возникнет масса других проблем, как вы, миледи, наверняка уже догадались по нашему виду. — О, вы необыкновенно прелестны! — искренне воскликнула леди Лингейт, обращаясь исключительно к старшей из сестер.

— Спасибо. — Маргарет залилась румянцем. — Но дело не в этом.

— Да, не в этом, — согласилась виконтесса. — Но если бы одна из вас была замужем, проблема отпала бы сама собой.

— Мой муж умер, мэм, — пояснила Ванесса. — Да он и не вращался в светских кругах, хотя был сыном баронета.

— Нет, — возразила виконтесса, лишь на мгновение переведя благосклонный взор на Ванессу, а потом вновь сосредоточившись на Маргарет, — супруг должен занимать в обществе прочное место, чтобы обеспечить вам и респектабельность, и всеобщий интерес. — А потом, после того как представитесь ко двору, научитесь одеваться и слегка отточите манеры, вполне сможете опекать сестер и сумеете подобрать им достойных мужей.

Рука Маргарет невольно поднялась к груди, а щеки вновь вспыхнули.

— Я, миледи? — ошеломленно переспросила она.

— Уже несколько лет вы посвящаете себя заботам о брате и сестрах, — продолжала леди Лингейт, — и делаете это замечательно. Но лучшие годы проходят. Вы все еще хороши собой и обладаете врожденным благородством. И то и другое поможет вступить в светское общество. Но, милочка, вам пора замуж — и ради вас самой, и ради блага родственников.

— Ради моего блага, Мег, вовсе не обязательно выходить замуж, — мгновенно отреагировала Ванесса, глядя на неожиданно побледневшую сестру.

— Действительно не обязательно, — согласилась виконтесса. — Но вы, миссис Дью, получили свой шанс в жизни. А старшей сестре его до сих пор не выпало. Скоро наступит время младшей — ей пора дебютировать, как и моей Сесил. Вы сами признались, что нуждаетесь и в совете, и в помощи. Так вот, мой вам совет, мисс Хакстебл: как можно быстрее выходите замуж.

Маргарет наконец-то совладала с чувствами и теперь даже казалась заинтересованной.

— Вспомнила старую загадку о яйце и курице, — с улыбкой ответила она. — Мне необходимо заключить достойный брак, чтобы облегчить нам всем вступление в высшее общество. Но, миледи, думаю, вы не станете отрицать тот факт, что только в высшем обществе я смогу найти достойного супруга.

— Совершенно не обязательно, — возразила виконтесса. — Возможно, будущий муж, причем весьма и весьма респектабельный, находится гораздо ближе, чем вам представляется.

Леди Лингейт не стала расшифровывать намек, а поинтересовалась, не собираются ли сестры послать в Лондон за опытной горничной, разбирающейся в модной одежде и модных прическах. Она с удовольствием займется этим вопросом от их имени.

— Мы были бы чрезвычайно признательны, — поблагодарила Маргарет. — Достаточно лишь взглянуть на вас и на мисс Уоллес, чтобы понять, как многому еще предстоит научиться нам.

Значительно позже, когда дамы вышли на террасу, ожидая, пока мисс Уоллес и виконт закончат свои дела и смогут наконец присоединиться к матери, виконтесса Лингейт прямо высказала то, о чем прежде лишь намекала.

— Эллиот решил в этом году жениться, — сообщила она. — Конечно, он составит прекрасную партию любой леди. Помимо очевидных достоинств, виконт обладает преданным, любящим сердцем — хотя сам этого пока не сознает. Умная женщина найдет верный путь и поможет ему понять собственные чувства. Он хочет и надеется найти молодую даму с характером и твердыми принципами. Красота и обходительность тоже не окажутся лишними. Может быть, затевать долгие поиски не придется.

Говорила она, словно размышляя вслух, глядя не на спутниц, а на пустые клумбы внизу.

Не только Ванесса сумела понять скрытый смысл монолога. Спустя несколько минут экипаж покатил по аллее, а виконт Лингейт поехал рядом. Кэтрин и Стивен скрылись в направлении конюшни: они решили отправиться в деревню, чтобы навестить Грейнджеров. Ванесса и Маргарет остались на террасе вдвоем.

— Несси, — заговорила Маргарет, когда стук копыт наконец затих. — Как, по-твоему, леди Лингейт действительно сказала то, что, как мне показалось, она сказала?

— Можно подумать, — ответила Ванесса, — что виконтесса пытается устроить брак между тобой и своим сыном.

— Но это же полный абсурд! — воскликнула Маргарет.

— Вовсе нет, — возразила Ванесса. — Джентльмен в том возрасте, когда положено подумать о невесте. Ты же знаешь, что все титулованные и богатые аристократы обязаны жениться, хотят они того или нет. А ты вполне подходишь на роль супруги виконта. Не только свободна, хороша собой и прекрасно воспитана, но еще и сестра графа; того самого графа, которого он опекает. Так что же может быть удобнее, чем жениться на тебе?

— Для кого удобнее? — уточнила Маргарет.

— И он тоже вполне подходящий жених, — продолжала Ванесса. — Подумай сама: всего лишь пару недель назад мы пришли в ужас, услышав, что лорд Лингейт остановился в деревенской гостинице и собирается появиться на балу. Знатен, богат, молод и красив. А ты только что объяснила леди Лингейт неловкость нашей ситуации: отсутствие дуэньи, способной представить нас в обществе.

— И что же, выйдя замуж, я смогу сделать это и для себя самой, и для вас с Кейт? — Не в силах справиться с нервной дрожью, Маргарет повернула к дому.

— Да, — подтвердила Ванесса. — Виконт Лингейт, в свою очередь, тоже сможет делать для нас все, что в его силах, и не выглядеть при этом неприлично. В роли твоего мужа ему позволительно все.

Почему-то мысль о союзе Мег и виконта Лингейта казалась отвратительной. Ванесса попыталась представить их вместе — у алтаря во время церемонии, сидящими вдвоем у камина зимним вечером и… нет! Об этом даже подумать невозможно! Она зажмурилась и встряхнула головой, чтобы прогнать непрошеные видения.

Маргарет остановилась у фонтана. Положила руку на холодный камень, словно пытаясь сохранить равновесие.

— Но ведь даже если он сделает предложение, ты всегда сможешь отказать, — успокоила сестру Ванесса. — Вот только захочешь ли?

— Захочу ли отказать? — Нахмурившись, Маргарет долго молчала, а потом повторила недавний вопрос: — Может быть, это какой-то странный кошмар?

— Криспин? — тихо спросила Ванесса.

Имя прозвучало вслух впервые за долгое-долгое время. Маргарет быстро взглянула и тут же отвернулась, однако Ванесса все же успела заметить в глазах сестры слезы.

— Кто-кто? — переспросила та. — Разве я знаю человека с таким именем?

В голосе прозвучало столько горечи и боли, что Ванесса не нашла ответа. Да и нужно ли было отвечать на риторический вопрос?

— Может быть, когда-то и знала, — продолжила Маргарет, но давно забыла.

Ванесса тяжело вздохнула: она и сама едва сдерживала слезы.

— Если бы я вышла замуж, — сестра словно думала вслух, — то есть если бы виконт Лингейт сделал предложение, можно было бы значительно облегчить жизнь Кейт, правда? И помочь тебе. И поддержать Стивена.

— Но нельзя же выходить замуж только ради нашего блага! — почти возмущенно воскликнула Ванесса.

— Почему же нельзя? — Маргарет подняла пустые холодные глаза. — Я так люблю вас всех. Вы для меня все, ради вас я и живу на свете.

Ванесса пришла в ужас. Никогда еще Маргарет не говорила с таким отчаянием. Всегда, даже в самой сложной ситуации, умела сохранить спокойствие и даже жизнерадостность. Всегда оказывалась надежным якорем в бурном море. Но в то же время Ванесса знала, что сердце сестры разбито. Просто не хватало воображения понять, до какой степени личная драма опустошила душу. А понять следовало.

— Но сейчас твои обязательства перед нами уже вовсе не так строги, — заметила Ванесса. — Стивен вполне в состоянии о нас позаботиться и поддержать материально. А от тебя нам нужна только любовь. Да, и еще твое счастье. Прошу, не делай этого!

Маргарет улыбнулась.

— Настоящая трагедия, — с иронией заметила она. — А ведь мы даже не знаем, действительно ли леди Лингейт выбрала меня в качестве невесты для своего сына. Не знаем, как настроен он сам, да и вообще приходила ли ему в голову подобная мысль. До чего же будет унизительно, если после всех наших разговоров виконт так и не сделает мне предложение!

Маргарет рассмеялась, однако в глазах застыла боль.

Сестры вернулись домой и снова поднялись в библиотеку. Камин приветливо горел, даря уют и тепло, однако Ванессу не покидало тяжкое предчувствие.

Криспин, конечно, никогда не приедет, чтобы жениться на Маргарет. Но если она выйдет за виконта Лингейта ради блага брата и сестер, то ее жизнь утратит всякий смысл.

Нельзя было позволить Маргарет принести себя в жертву и связать судьбу с виконтом. Конечно, предложение могло и не последовать, однако Ванесса подозревала иное развитие событий. Вполне вероятно, что лорд Лингейт попросит руки Маргарет, и она скорее всего ответит согласием.

Ванесса боялась опрометчивого шага сестры.

Но только ли за нее она переживала?

Неожиданно прозвучавший в уме вопрос застал врасплох, удивил и даже покоробил. Какие возражения могла она иметь против желания виконта жениться на Мег? Или на любой другой молодой леди? Да, на балу в День святого Валентина она действительно едва не влюбилась, но даже тогда сознавала, что отталкивающие черты характера джентльмена значительно превосходят его внешнее обаяние.

Природа распорядилась несправедливо, наградив Эллиота Уоллеса неотразимым обаянием и мужественной красотой.

Но даже если бы ее и угораздило влюбиться, чего, разумеется, не произошло, то уж виконту Лингейту точно не пришло бы в голову на ней жениться.

И все же позволить виконту сделать предложение сестре Ванесса не хотела: ведь та могла его принять в ущерб собственным чувствам.

Значит, пока не поздно, следовало помешать опасному развитию событий. Но как? Преграда наверняка существовала, оставалось всего лишь хорошенько подумать.

Впрочем, Ванесса уже знала единственно возможный способ заставить виконта изменить решение.

А точнее, абсолютно невозможный, безумный способ.

Глава 9

Эллиот принял окончательное решение.

Он женится на мисс Хакстебл. Конечно, в том случае, если она согласится, но веских причин для отказа не предвиделось.

Их брак станет чрезвычайно разумным шагом, тем более что мама уже одобрила выбор. Надо сказать, что ей понравились все члены семейства Хакстебл, — и брата, и сестер она нашла милыми, простыми и легкими в общении.

— Если все-таки остановишь свой выбор на мисс Хакстебл, — сказала леди Лингейт сыну, — то можешь быть заранее уверен в преданности и верности. А эти качества со временем непременно перерастут в привязанность и даже в любовь. Так что тебя ожидает светлое будущее.

Виконтесса посмотрела с надеждой: говоря о привязанности и любви, она мечтала, чтобы чувства расцвели в душе Эллиота.

— Полностью согласен, мама, — ответил виконт, чтобы прекратить дальнейшие рассуждения.

Разве можно говорить о любви? Он никогда не любил, что бы ни скрывалось под избитым словом. Он не был влюблен в мисс Хакстебл, равно как не любил ни Анну, ни ее предшественниц, ни светских дам, время от времени волновавших воображение. Просто женитьба входила в перечень основных обязанностей аристократа. И ничего более.

Эллиот принял решение исполнить долг, причем сделать это сознательно и разумно.

Через день после визита матери и сестры виконт поехал в Уоррен-Холл с твердым намерением встретиться с мисс Хакстебл наедине. Говоря по правде, чувствовал он себя чертовски отвратительно и едва справлялся с неумолимо подступающей депрессией. Угрюмое состояние духа вряд ли соответствовало торжественному и ответственному моменту брачного предложения. Но решение было принято, а значит — надо действовать. Нельзя было позволить себе испугаться и отступить.

Эллиот направился к дому и едва не столкнулся с миссис Дью. Только ее сейчас и не хватало! Оба резко остановились, после чего виконт на шаг отступил, чтобы выдержать дистанцию больше трех дюймов.

— О! — произнесла она.

— Прошу прощения, мэм.

Оба заговорили одновременно.

— Я увидела, как вы едете по аллее, и вышла навстречу.

Виконт поднял брови.

— Польщен, — произнес он. — Или напрасно? Что-то случилось? Вы выглядите возбужденной.

— Вовсе нет. — Ванесса улыбнулась и заволновалась еще заметнее. — Хотела узнать, нельзя ли поговорить с вами наедине.

Чтобы снова отчитать? Чтобы перечислить недостатки? Чтобы вывести из себя? Чтобы еще больше испортить настроение?

— Конечно, можно. — Виконт взял даму под локоток и увлек в сторону от конюшни и дома, на элегантно окаймлявшую берег озера обширную лужайку.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Миссис Дью была одета в светло-голубое платье и накидку в тон. Волосы прикрывала синяя шляпка. Он впервые видел ее не в траурном наряде. Надо сказать, преображение пошло на пользу.

— Чем могу служить, мэм? — галантно поинтересовался виконт, едва они отошли от конюшни на безопасное расстояние. Теперь уже никто не мог услышать разговор.

— Видите ли, — произнесла миссис Дью, предварительно глубоко вздохнув, — хотела узнать, не согласитесь ли вы на мне жениться.

К счастью, Эллиот уже успел выпустить ее локоть, иначе можно было бы случайно сломать какую-нибудь косточку, ведь руки непроизвольно сжались в кулаки. Но может быть, он просто ослышался?

— Жениться на вас? — Голос прозвучал ужасающе естественно.

—Да, — подтвердила Ванесса, дыша так, как будто только что без остановки пробежала пять миль. — Конечно, если решительно не возражаете. Насколько мне известно, вы намерены в ближайшее время жениться на какой-нибудь приличной молодой леди, и в этом смысле я прекрасно подхожу. Сестра графа и вдова сына баронета. Знаю, Мег кажется вам более привлекательной и вы предпочли бы выбрать ее. Но подумайте хорошенько. Вряд ли Мег внушает вам глубокие чувства, правда? Вы же едва с ней знакомы. Выбрали только потому, что она старшая и красивая. Меня вы, конечно, тоже не знаете, хотя и думаете, что знаете. Но ведь по большому счету вам безразлично, на ком из нас жениться.

Торопливый монолог наконец прервался. На какое-то время Эллиот просто потерял дар речи. Жениться на ней? Связать судьбу с миссис Дью? Должно быть, бедная вдова окончательно лишилась рассудка!

А Ванесса стояла, прикусив губу, и в ожидании ответа смотрела тревожными серыми глазами, которые сейчас казались огромными.

— Позвольте выяснить одно обстоятельство, миссис Дью, — наконец-то заговорил виконт. — Я правильно понимаю ваше лестное предложение? Вы приносите себя на заклание в качестве жертвенного агнца?

Ах, как неловко! Ванесса на мгновение отвела взгляд.

— Нет-нет, ничего подобного. Это вовсе не будет жертвой. Думаю, снова вступить в брак было бы неплохо. К тому же ничто не мешает мне, как и вам, сделать это из соображений удобства. Действительно, если мы поженимся, всем сразу станет хорошо. Мег, Кейт и Стивену откроется дорога в светское общество. И возможно, ваша матушка не будет слишком возражать, если на месте сестры окажусь я, хотя, конечно, меня нельзя назвать такой же красивой — а вернее, вообще трудно назвать красивой, Но я сделаю все, чтобы, привыкнув к мысли, она одобрила ваш выбор.

— Моя матушка? — слабым голосом переспросил Эллиот.

— Вчера она недвусмысленно дала понять, что видит в Мег будущую невестку, — поведала Ванесса. — Не сказала об этом прямо, разумеется, потому что это надлежит сделать вам. Но намекнула достаточно прозрачно.

Черт возьми!

— Послушайте, миссис Дью. — Виконт сжал руки за спиной и слегка наклонился. — А мистера Дью вы женили на себе таким же способом?

На мгновение ему показалось, что сейчас он утонет в бездонном омуте печальных глаз. Но Ванесса опустила ресницы, словно пряча душу от нескромного взгляда. Оставалось лишь хмуро смотреть на поля синей шляпки.

— О, — наконец произнесла она. — Вообще-то так оно и было. Видите ли, Хедли умирал. Но был очень молод и многое хотел сделать в жизни, в том числе и жениться на мне. Он любил меня и желал. Я это знала. А потому настояла на свадьбе, хотя он и говорил, что не хочет, чтобы я оказалась в ловушке. — Она снова подняла ресницы и посмотрела спокойно и уверенно. — Мне удалось сделать последний год его жизни очень-очень счастливым. Я не заблуждаюсь. Твердо уверена: знаю, как принести мужчине счастье.

О Господи! Уж не вожделение ли он испытывал? Нет, невозможно! Но откуда этот пыл?

Виконт слегка покачал головой, отвернулся и зашагал к озеру. Ванесса догнала его и пошла рядом.

— Мне очень жаль. — Она действительно выглядела расстроенной. — Ситуация неловкая, правда? Но иного способа поговорить с вами и объясниться просто не было.

— Должен ли я сделать вывод, — сухо уточнил виконт, — что мисс Хакстебл вовсе не разочаруется, узнав, что вы украли жениха у нее из-под носа?

— Нет-нет, что вы! — заверила Ванесса. — Мег совсем не хочет выходить за вас замуж. Но боюсь, если вы сделаете предложение, сестра согласится. Она неизменно руководствуется чувством долга по отношению к семье и всегда поступает так, как, по ее мнению, следует для блага брата и сестер, хотя сейчас такой необходимости уже нет.

— Понятно, — отозвался виконт, с трудом подавляя приступ гнева — а может быть, смеха? — А выходить за меня замуж она не хочет, потому что…

Он замедлил шаг и слегка повернулся, чтобы посмотреть на спутницу. Начинало казаться, что сейчас он проснется и поймет, что вся эта странная беседа — всего лишь сновидение. В жизни подобных нелепостей не случается.

— Потому что отчаянно влюблена в Криспина, — продолжила фразу Ванесса.

— В Криспина? — Имя показалось знакомым.

— В Криспина Дью, — пояснила она. — В старшего брата Хедли. Маргарет вышла бы за него замуж четыре года назад, когда он получил офицерское звание и уехал в полк, но не захотела оставлять нас. Их чувства были взаимными, и они понимали друг друга.

— Если они обручены, — заметил Эллиот, — то стоит ли опасаться, что мое предложение будет принято?

— Но они не обручены, — возразила Ванесса. — И за все это время он ни разу не был дома и не прислал ни одного письма.

— Возможно, я не понимаю какой-то важной детали? — спросил виконт, помолчав. Они вышли на берег озера и снова остановились. Солнце сияло, и от его лучей вода казалась усыпанной бриллиантами.

— Да, — ответила Ванесса. — Не понимаете женского сердца. Сердце Мег изранено, а возможно, даже разбито. Она знает, что Криспин никогда к ней не вернется, но пока остается свобода, остается и надежда. Надежда — вот и все, что у нее есть. А потому не стоит делать предложение. Скорее всего она согласится и до конца дней будет достойной и верной женой. Но никакой иной искры между вами никогда не вспыхнет.

Виконт снова слегка склонился.

— А между мной и вами вспыхнет? — задал он резонный вопрос, до сих пор не понимая, сердит ли его этот невероятный разговор или каким-то удивительным образом веселит. Ясно было лишь то, что любое из чувств готово с минуты на минуту вырваться наружу.

Ванесса снова пунцово покраснела, но твердо выдержала взгляд.

— Я знаю, как доставить мужчине наслаждение, — прошептала она и опять прикусила губу.

Если бы не мучительный румянец и не отчаянное выражение огромных серых глаз, слова могли бы прозвучать призывом опытной кокетки. Боже милостивый, да она наверняка оставалась невинной как дитя, несмотря на короткий брак с тем, кого чахотка обрекла на раннюю смерть. Понимала ли вообще, о чем говорит? Осознавала ли, что играет с огнем?

— В постели? — безжалостно уточнил виконт.

Ванесса облизнула губы — соблазнительно, но, насколько виконт понимал, совершенно бессознательно.

— Да, — храбро ответила она. — Я не девственница. Хедли до конца дней сохранял… впрочем, не важно. Да, я умею доставить мужчине наслаждение в постели. И не в постели тоже. Я умею веселить и радовать людей. И даже умею смешить.

— А я нуждаюсь в веселье, радости и смехе? — поинтересовался Эллиот, иронично прищурившись. — Надеетесь, что вам удастся меня рассмешить? Но ведь вы заявили, что я начисто лишен чувства юмора!

— Ах вот оно что. — Ванесса отвернулась и посмотрела на озеро. — Я вас обидела, правда? Почему-то этот недостаток кажется самым страшным на свете. Люди готовы сознаться в любых пороках, но только не в отсутствии чувства юмора. Но я же не сказала прямо, что у вас его нет. Просто заметила, что вы никогда не улыбаетесь. Слишком серьезно относитесь к жизни.

— Жизнь серьезна, — возразил виконт.

— Вовсе нет. — Ванесса снова взглянула ему в глаза. — Далеко не всегда и даже не часто. Всегда есть чему удивиться. Всегда есть чему порадоваться. И почти в любой ситуации есть повод для смеха.

— И все же, — заметил виконт, — судьба безжалостно и жестоко отняла у вас мужа. Разве это не серьезно?

— Не было ни единого дня, — заговорила Ванесса неожиданно светло, — чтобы мы не радовались и не удивлялись красоте мира и нашей жизни вдвоем. Смеялись каждый день. Кроме самого последнего. Но и в последний день Хедли улыбался. Даже умер с улыбкой.

Нет уж, это слишком! Виконт нетерпеливо ждал пробуждения, надеясь увидеть раннее утро, собственную спальню и себя — в размышлениях о предстоящем предложении мисс Хакстебл.

— Но мы отклонились от темы, — донесся голос Ванессы. — Готовы ли вы вместо Мег жениться на мне?

— Но почему же непременно на одной из вас? — поинтересовался виконт. — Не предпочтете ли вы сохранить свободу, если я пообещаю оставить сестру наедине с ее страданиями?

Миссис Дью смерила собеседника пристальным, чуть грустным взглядом.

— О, — негромко произнесла она, — значит, решительно не хотите меня?

Эллиот уже открыл рот, чтобы подтвердить подозрения собеседницы.

Разумеется, он ее не хотел. Милостивый Боже! Да из всех женщин на земле ее он выбрал бы последней. В ней же не было ровным счетом ничего, ничего привлекательного!

Кроме одной черты. Да, одно привлекательное свойство все-таки было. Как это вчера сказала мама? Верность и преданность. Даже не одно, а два свойства. Она обладала и тем и другим, правда, не по отношению к нему, а по отношению к собственной семье.

После вчерашнего визита виконтессы миссис Дью поняла, что он собирается жениться на старшей сестре, да и сама мисс Хакстебл тоже без труда разгадала загадку. А еще она знала, что сестра примет предложение, хотя брак по расчету окончательно разобьет и без того израненное сердце. И вот Ванесса всю ночь отчаянно думала, как предотвратить надвигающуюся катастрофу. В итоге сочинила свою замысловатую схему — вместо того чтобы пойти по легкому пути и просто объяснить ситуацию. Возможно, считала его слишком самовлюбленным или жестоким, неспособным понять тонкую женскую душу. Как бы там ни было, а ради блага близких она решила принести себя в жертву. И сделала отчаянный шаг, хотя никогда не пыталась скрыть собственную неприязнь.

И вот сейчас виконт Лингейт собирался унизить ее самым безжалостным образом. Она предложила себя, а он готовился отвергнуть дар красноречиво и жестоко.

Как она того и заслужила, ядовито подумал Эллиот и хмуро посмотрел на ожидавшую ответа собеседницу.

Но так ничего и не сказал.

— Я даже не хороша собой, так ведь? — нарушила молчание Ванесса. — И уже была замужем. Ужасно глупо с моей стороны поверить в то, что план сработает и вы согласитесь. Но можете ли пообещать не тревожить Мег предложением? И Кейт тоже — девочке нужен совсем другой супруг.

— Кто-то более… человечный? — уточнил виконт и снова настороженно нахмурился.

Ванесса на мгновение отвернулась.

— Я имела в виду вовсе не это, — пояснила она. — Просто хотела сказать, что появится кто-то моложе и… и…

— С чувством юмора? — подсказал виконт.

Ванесса подняла на него глаза и неожиданно улыбнулась весело и даже задорно.

И вдруг виконт Лингейт наклонился и коснулся губами ее губ.

Миссис Дью тут же отпрянула, словно испуганный кролик. Эллиот вопросительно поднял брови.

— Всего лишь хотел убедиться, что дважды произнесенная хвастливая фраза — не пустое бахвальство.

Ванесса часто захлопала ресницами.

— О том, что мне известно, как доставить мужчине удовольствие? — уточнила она и снова зарделась.

— Да, — почти шепотом подтвердил виконт. — Именно эта хвастливая фраза.

— Но я не хвасталась.

Эллиот не пошевелился, когда Ванесса встала на цыпочки, обеими руками обняла его за голову и очень нежно, очень легко поцеловала в губы.

Если не считать мать и сестер, то так невесомо и нематериально его не целовала ни одна женщина.

Но несмотря на этот невинный поцелуй, горячее, острое вожделение не заставило себя ждать.

Черт возьми!

— Головные уборы и перчатки очень мешают, — заявил Эллиот, сняв шляпу и бросив ее на траву. Перчатки полетели следом. Виконт дернул ленту, завязанную бантом у Ванессы под подбородком, и отправил туда же капор.

Не переставая кусать губу, Ванесса сняла перчатки.

— Теперь можете повторить демонстрацию своих умений, — тихо произнес виконт.

Теплыми мягкими ладонями миссис Дью коснулась его лица. Долго смотрела в глаза, а потом поцеловала.

Губы снова показались по-детски невинными, но теперь уже они смелее завладели его ртом. Пальцы взъерошили волосы. Она покрыла поцелуями подбородок, щеки, закрытые глаза, виски — и снова очень легко, очень нежно. А потом вернулась ко рту. Прикоснулась кончиком языка, медленно провела им по губам.

Эллиот стоял неподвижно, опустив руки, и только пальцы медленно сжимались в кулаки.

И вот эксперимент закончился. Ванесса на шаг отступила и замерла.

— Поймите, до женитьбы на мне Хедли совсем не имел опыта. И я, разумеется, тоже. А потом он очень серьезно болел. Так что… извините. Это действительно было всего лишь бахвальство.

Виконт посмотрел под ноги, нагнулся, поднял плоский камешек. Повернулся к озеру и метнул камешек так ловко, что тот запрыгал по воде, оставляя за собой дорожку из крохотных водоворотов.

Внезапно пришло понимание. Отвергнуть нелепое предложение с той долей презрения, которой оно заслуживало, было уже поздно. Он пригласил даму к поцелую, и она согласилась. Иными словами, если даже он ее и не скомпрометировал, то воспользовался уязвимым положением.

Сам собой возник вопрос относительно чести джентльмена.

— Да, бахвальство, — почти злобно подтвердил виконт и повернулся спиной. — Видите ли, миссис Дью, я-то как раз имею опыт и потребую от супруги значительно большего, чем слабый, тяжело больной человек. А потому, полагаю, вы бы немедленно отказались от своего щедрого предложения выйти за меня замуж, если бы демонстрацию своих умений устроил я.

— Ничуть, — возразила Ванесса. — Я не ребенок. А сердиться вовсе незачем. Мое предложение вполне прилично, и вы вправе ответить отказом, хотя не хотелось бы, чтобы после этого все равно отправились просить руки Мег. Пожалуйста, устраивайте свою демонстрацию, а я решу, сохранить ли в силе свое предложение.

Голос звенел: она откровенно сердилась.

Эллиот протянул руку, расстегнул плащ и бросил на траву, к капору и перчаткам.

— Замерзнуть не успеете, — угрюмо пообещал он, расстегнув, но не сняв пальто.

Крепко обнял ее — одной рукой за плечи, другой за талию — и привлек к себе. Укутал полами пальто, опустил ладонь на попу и прижал еще крепче.

— О! — выдохнула Ванесса, глядя снизу вверх широко раскрытыми испуганными глазами.

— Действительно, о! — согласился Эллиот.

Миссис Дью была очень худенькой и не могла похвастаться щедрыми формами. И все же казалась необычайно женственной.

Эллиот опустил голову и поцеловал мягкие безвольные губы. Дерзко раздвинул губы языком и проник в рот, прежде чем Ванесса успела сомкнуть зубы.

В ответ послышался гортанный звук.

Однако виконт и не думал отпускать лакомую добычу. Напротив, исследовал языком рот, возбуждая самые чувствительные уголки и удерживая ладонью голову Ванессы.

Свободной рукой расстегнул пуговки на платье — не все, а столько, сколько потребовалось, чтобы стянуть платье с плеч. Провел ладонями по спине, а потом сжал приподнятые корсетом маленькие крепкие груди. Принялся дразнить темные изюминки сосков — до тех пор, пока они не поднялись возбужденно и задиристо.

Эллиот покрыл поцелуями подбородок и шею, а в это время ладони опустились, чтобы прижать ее бедра к мощной эрекции.

Ванесса запустила пальцы ему в волосы, словно пытаясь удержаться.

Виконт собирался высокомерно проучить дерзкую, но невинную девчонку, осмелившуюся играть с огнем. А получилось нечто совершенно иное. Он не предполагал, что близость воспламенит вожделение. Если немедленно не положить конец происходящему, то скоро оба окажутся на жухлой февральской траве, несмотря на сырость и холод.

Однако наивная девочка, казалось, и не собиралась подводить черту под опасным экспериментом.

О небеса! Он сжимал в объятиях миссис Несси Дью! Не в ночном кошмаре, а наяву. Дело зашло слишком далеко.

Эллиот сжал тоненькую талию и поднял голову.

Ванесса смотрела глубокими темными глазами. Сейчас эти глаза излучали синий свет и казались восхитительно красивыми.

— Все равно не собираюсь отказываться от своего предложения, — тихо и твердо сказала Ванесса. — Вы меня совсем не испугали. Ничего сверхъестественного, всего лишь мужчина.

Она наклонилась, подняла плащ и накинула на дрожащие плечи. Впрочем, дрожь вряд ли объяснялась холодом.

— Однако я знаю, что вы этого не хотите, — продолжала она. — Удивляться не стоит. Прежде чем выходить сегодня утром в парк, мне стоило посмотреть на себя в зеркало. Впрочем, теперь это уже не важно. Куда важнее результат — думаю, вам вряд ли вновь придет в голову сделать предложение Маргарет.

Она надела шляпку и завязала ленты под подбородком.

Виконт снова отвернулся к озеру.

— Я возвращаюсь в дом, — заявила Ванесса. — Простите, если невольно обидела. Дело не в том, что вы не нравитесь Маргарет. Дело в том, что она любит Криспина. Уверена, что в Лондоне, во время сезона, вы без труда выберете лучшую из всех возможных невест.

Эллиот посмотрел через плечо. Миссис Дью все еще стояла рядом, натягивая перчатки — с раскрасневшимся лицом и выбившимися из-под шляпки растрепанными волосами.

Неожиданно захотелось выяснить, известно ли ей одно немаловажное обстоятельство его биографии.

— Вам ведь хотелось бы стать герцогиней, не так ли? — спросил он.

Ванесса посмотрела, словно не совсем понимая, о чем идет речь.

— Нет, не особенно, — ответила она после долгого молчания. — Вернее, совсем не хотелось бы. Что я буду делать рядом с герцогом? Тем более что ни с одним из них даже не знакома.

— Зато знакомы с наследником титула.

— Правда?

Виконт продолжал смотреть через плечо, пока не встретил в глазах собеседницы понимание.

— Мой титул — это титул учтивости. Он присваивается наследникам герцога. Если мне суждено пережить деда, то когда-нибудь я стану герцогом Морлендом.

— О. — Губы изобразили звук, однако самого звука так и не последовало. Зато миссис Дью неожиданно побледнела.

Нет, она ничего не знала.

— Ну, теперь-то я вас напугал? — поинтересовался виконт Лингейт.

— Ничуть, — ответила Ванесса, покачав головой. — Все равно вы остаетесь всего лишь мужчиной. Но я ухожу.

Она повернулась.

— Подождите! — воскликнул Эллиот. — Если уж вам суждено дважды выйти замуж, то, думаю, будет полезно сохранить память хотя бы об одном предложении, сделанном не вами, а мужчиной. А я человек гордый, как вы, миссис Дью, уже изволили заметить. Не могу идти по жизни рядом с супругой, которая сама себя предложила.

Не скрывая интереса, Ванесса обернулась.

Если предстояло совершить решительный поступок, то надо было действовать красиво, хотя ради мисс Хакстебл он не стал бы утруждаться. Но сейчас виконт Лингейт опустился на одно колено перед миссис Дью и, глядя в глаза, торжественно произнес:

— Миссис Дью, не согласитесь ли оказать мне честь и выйти за меня замуж?

Пару мгновений Ванесса смотрела растерянно и удивленно, а потом…

А потом лицо снова осветилось румянцем, веселым возбуждением и смехом, так что Эллиот едва не зажмурился от неожиданности.

— О! — воскликнула она. — Как восхитительно! Вы так романтичны! Но только вы уверены, что не ошиблись, что хотели сказать именно то, что сказали?

— Если бы не был уверен, — ворчливо ответил виконт, то разве стал бы выставлять себя на посмешище? И разве не дрожал бы от страха, опасаясь, что ответите согласием? Посмотрите: разве я похож на дрожащего, испуганного, загнанного в угол страдальца?

— Нет, — ответила Ванесса. — Но зато очень похожи на человека, у которого промокнет и замерзнет колено. Ночью шел дождь. Вставайте скорее.

— Только после того, как услышу согласие. Итак, согласны ли вы?

— Конечно, согласна, — заверила миссис Дью. — Разве не я просила вас жениться на мне? Обещаю, не пожалеете. Я знаю, как…

— Сделать мужчину счастливым, — перебил Эллиот, вставая и грустно глядя на темное пятно на правом колене. А вы, миссис Дью? Верите ли вы в то, что мне удастся сделать вас счастливой?

— Почему бы и нет? — ответила Ванесса. — Меня несложно порадовать.

И она залилась румянцем.

Виконт Лингейт долгим серьезным взглядом смотрел на Ванессу, словно видел впервые.

Что, черт возьми, он только что сделал?

Что бы ни сделал, а пути назад нет.

Обручился с миссис Несси Дью, спаси Господи.

С той, которая доводила до крайней степени раздражения всякий раз, как оказывалась рядом.

С той, от одного лишь имени которой хотелось сморщиться.

С той, которой не нравилось в нем ровным счетом ничего.

Помолвка выглядела так, словно была заключена в аду.

Глава 10

Миссис Дью и виконт Лингейт возвращались в Уоррен-Холл в полном молчании. Ванесса искоса поглядывала на жениха, которого держала под руку, и то и дело спотыкалась на ровном месте. Все происходящее стало казаться ей сном.

О небеса, она до сих пор чувствовала странное жжение в таких уголках собственного тела, о существовании которых прежде даже не подозревала!

Да еще эта неожиданная новость, что виконт, оказывается, наследник герцогского титула. Получилось, что она напросилась в жены к будущему герцогу.

Значит, настанет день, когда ей доведется стать герцогиней…

Ну а пока что, сразу после свадьбы, она окажется виконтессой и, хотя до отъезда в Уоррен-Холл даже носа из Трокбриджа не высовывала, отправится в Лондон, чтобы представиться королеве. Сразу после этого придется вывозить в свет Маргарет и Кэтрин.

А виконт Лингейт осуществит свои супружеские права.

Если он так целовался, стоя на берегу озера при свете солнца, то что же будет в первую брачную ночь?

У Ванессы опять подкосились ноги.

— Миссис Дью, — строго воскликнул виконт и остановился, посмотрев на спутницу таким пронзительным взглядом, словно хотел прочитать ее мысли, — еще есть время передумать, изменить решение. От волнения вы еле держитесь на ногах! Так вы хотите выйти за меня замуж или нет? Даю честное слово джентльмена, что независимо от ответа не женюсь ни на одной из ваших сестер.

Значит, еще не поздно отступить!

Ванесса подняла голову и несколько секунд молча смотрела на виконта. Почему-то совсем некстати подумалось, что тот, кто сделал эти глаза такими невозможно голубыми — наверное, Бог? — отличался богатой фантазией. Смуглый средиземноморский цвет лица, как правило, сочетался с карими глазами.

Да, несмотря ни на что, она хотела выйти за него замуж. Но вот только…

— А хотите ли вы жениться на мне? — спросила Ванесса тихо и замерла в ожидании ответа.

Тонкие ноздри гневно затрепетали, а губы виконта сжались в неумолимо строгую линию.

— Не годится задавать встречные вопросы, мэм, — строго отчитал он. — Но все же отвечу: я сделал вам предложение в здравом уме и твердой памяти, а это подразумевает желание и намерение жениться. Шутить не привык. Ну а теперь готов выслушать вас.

Ах, понятно. Джентльмен привык командовать. Так что после свадьбы развернется вовсю. Ванесса прерывисто вздохнула.

— Разумеется, я хочу выйти за вас. Я же первая предложила, помните?

— Вряд ли когда-нибудь смогу забыть, — мгновенно парировал виконт. Слегка поклонился и снова предложил руку.

Ванесса не смогла сдержать улыбку.

— Это была наша первая ссора? — лукаво поинтересовалась она.

— Думаю, не стоит даже начинать считать. Еще до церемонии выяснится, что таких чисел вы попросту не знаете.

Она от души рассмеялась.

Но тут же вновь стала серьезной.

— Кто сообщит новость? — неуверенно спросила она, когда поднималась по мраморным ступеням.

— Я, — решительно ответил виконт. Он казался угрюмым и замкнутым.

Ванесса решила не спорить. Как только все узнают о событии, сразу станет легче.

Из кабинета вышел Стивен.

— А, лорд Лингейт, — приветствовал он. — Вы как раз вовремя. Мег только что прислала сообщить, что чай ожидает в гостиной. Надеюсь, вы к нам присоединитесь? А ты, Несси, сегодня наконец-то в голубом, а не в сером или лавандовом. Давно пора.

Поднимаясь по лестнице рядом с женихом, Ванесса спрашивала себя, случалось ли когда-нибудь, что сердце пробивало ребра и выскакивало из груди?

Кэтрин устроилась возле окна и с интересом изучала модные журналы, которые вчера оставила мисс Уоллес. Маргарет сидела у чайного подноса в лучшем дневном платье. Увидев виконта Лингейта, она заметно смутилась, но тут же постаралась взять себя в руки. Ванесса решила, что сестра собирается с духом, готовясь к ответственному моменту.

— Милорд, — произнесла она, — вы пришли как раз к чаю. Не желаете ли присесть?

— С удовольствием, — ответил виконт. — Но сначала считаю необходимым сообщить нечто непосредственно касающееся всех присутствующих.

Маргарет выглядела откровенно испуганной, словно ожидала услышать предложение при всех, здесь и сейчас. Стивен казался заинтригованным, а Кэтрин подняла голову от картинок.

— Миссис Дью, — произнес виконт, — только что оказала огромную честь и дала согласие выйти за меня замуж.

Ванесса горько пожалела, что, войдя в комнату, не села в ближайшее к двери кресло. А теперь уже было слишком поздно. Приходилось из последних сил держаться на непослушных, ватных ногах.

Повисло ужасное молчание. Тянулось оно целую вечность, хотя на самом деле продолжалось всего пару секунд.

Первым очнулся Стивен.

— Вот это да! — воскликнул он слегка осипшим голосом. — Вот это сюрприз так сюрприз!

Он сжал руку виконта и начал немилосердно трясти, а потом с радостным смехом заключил Ванессу в братские объятия, очень похожие на медвежьи.

Кэтрин вскочила и вприпрыжку подбежала, чтобы поздравить.

— О, — закричала она, — это же просто чудесно! Я ничего не подозревала. Прозевала, да? Но вы же не проявляли ни малейшего интереса друг к другу! Конечно, танцевали вместе на балу в Трокбридже. А вы, милорд, никого, кроме Несси, и не приглашали.

В какое-то мгновение показалось, что Кэтрин бросится обнимать виконта, но если даже опасный импульс и вспыхнул, она тут же благоразумно его подавила и взамен, дождавшись своей очереди, бросилась обнимать Ванессу.

Маргарет неподвижно стояла возле подноса с чаем. Через плечо Кэтрин Ванесса посмотрела в глаза сестры и встретила выражение, которое так и не смогла прочитать.

— Несси? — наконец произнесла та, даже не взглянув на виконта.

Ванесса подошла с раскрытыми объятиями.

— Мег, — попросила она, — пожелай мне счастья. Пожелай счастья нам обоим.

Необъяснимое выражение исчезло, сменившись напряженной улыбкой.

— Конечно, желаю счастья, — отозвалась она и обняла сестру. — Желаю самого огромного счастья на свете. И вам тоже, милорд.

Лорд Лингейт поклонился той, ради которой приехал сегодня, собираясь сделать предложение.

А потом, когда удивление рассеялось, а возбуждение улеглось, все уселись за стол и начали пить чай с кексами и печеньем, как делали это каждый день.

Вот только разговор несколько отличался от обычного. Виконт поведал, что непременно поговорит с матушкой, которая в ближайшие дни собиралась в Лондон, чтобы подготовить дочь к первому в ее жизни светскому сезону. Она с радостью согласится взять с собой его невесту и поможет выбрать свадебный наряд, а также позаботится о предстоящем представлении ко двору в качестве супруги виконта. Он же тем временем распорядится о безотлагательном оглашении брака в обоих церковных приходах, чтобы успеть обвенчаться в течение месяца, пока сезон еще не набрал силу.

В течение месяца…

Все сидели и вежливо слушали его рассуждения — даже Ванесса.

Все проявляли интерес к планам, в паузах вставляли уместные замечания и даже задавали кое-какие толковые вопросы — кроме Ванессы.

Через полчаса виконт начал прощаться. Поклонился всем по очереди, а потом взял руку Ванессы и поднес к губам.

— Если позволите, — галантно предложил он, — то завтра днем я заеду за вами и отвезу в Финчли-Парк. Матушка будет с нетерпением ожидать встречи.

— С огромным удовольствием, — ответила Ванесса, пытаясь скрыть преувеличение за любезной улыбкой.

Лорд Лингейт ушел, пригласив Стивена проводить, а заодно прокатиться верхом.

Еще немного пощебетав и несколько раз горячо обняв сестру, Кэтрин упорхнула, чтобы написать письма оставшимся в Трокбридже подругам и поделиться радостной новостью.

Ванесса осталась наедине с Маргарет, Чайный поднос давно унесли, а сестра все еще сидела на прежнем месте. Маргарет заговорила первой.

— Несси, — тихо окликнула она, — что ты наделала?

Ванесса жизнерадостно улыбнулась.

— Обручилась с красивым, богатым, влиятельным джентльменом, — ответила она. — Видишь ли, он сделал предложение, и я согласилась.

— А ты уверена, что все произошло именно таким образом? Или ты сама его попросила?

— Это было бы неприлично, — ответила Ванесса.

— Тем не менее подобный факт уже имел место в твоей биографии, — напомнила Маргарет.

— Я была счастлива с Хедли.

— Да, знаю. — Сестра нахмурилась. — Но будешь ли счастлива с лордом Лингейтом? Почему-то мне всегда казалось, что он не слишком тебе нравится.

— Буду счастлива. — Ванесса старательно разгладила складки голубого платья.

— Признайся, ты сделала это ради меня? — почти шепотом спросила Маргарет.

— Сделала потому, что хотела сделать, — ответила Ванесса, снова поднимая глаза. — Ты недовольна, Мег? Может быть, сама на него рассчитывала? Хочешь, чтобы он стал твоим? Теперь, когда уже слишком поздно, боюсь, что так оно и есть. Или было.

— Ты сделала это ради меня, — уже без сомнения повторила Маргарет и с такой силой сжала лежавшие на коленях руки, что суставы пальцев побелели. — Сделала ради нас. О, Несси, стоило ли жертвовать собой для нашего блага?

— Ты постоянно так поступаешь, — заметила Ванесса.

— Я — совсем другое дело, — горячо возразила Маргарет. — Мой удел в жизни — оберегать всех вас. Так хочется, чтобы вы были счастливы! Ты вышла за Хедли ради него, а теперь выходишь за виконта ради нас. Не делай этого, Несси! Я не позволю. Напишу письмо и сейчас же отправлю в Финчли-Парк. Я…

— Ничего подобного, Мег, — перебила Ванесса. — Мне уже двадцать четыре. Я вдова. Тебе не удастся прожить мою жизнь, равно как и жизни Кейт и Стивена. Твоя судьба заключается не в том, чтобы ради нас отказаться от собственной мечты о счастье. Мы все взрослые люди — ну или почти взрослые. Под моим покровительством Кейт будет блистать в свете и получит массу прекрасных возможностей. А Стивену помогут возмужать виконт Лингейт, мистер Сэмсон, мистер Боуэн и те учителя, которые будут готовить его к поступлению в Оксфорд. Пришла пора и тебе посмотреть вперед и задуматься о собственной жизни.

— Я всегда мечтала, чтобы ты снова нашла любовь, — призналась Маргарет, не в силах сдержать слезы. — Но на этот раз любовь длиною в жизнь. Ты больше всех заслуживаешь счастья.

— А разве я его не получу? — удивилась Ванесса. — Лорд Лингейт, оказывается, наследник герцогского титула! Я и понятия не имела, узнала только сегодня. Разве можно представить что-нибудь более ослепительное? Так почему бы не прожить жизнь счастливо, если даже доведется стать герцогиней?

— Герцог? — изумленно переспросила Маргарет. — О, Несси, я тоже об этом не знала. А ты справишься? Ой, о чем это я! Конечно, справишься. Ты уже взрослая, сама только что призналась. Так что все у тебя получится. Интересно только, понял ли уже виконт Лингейт, насколько ему повезло получить твое согласие.

— Подозреваю, что пока не понял. — Глаза Ванессы лукаво блеснули. — Но скоро непременно поймет. Я собираюсь найти с ним счастье, Мег. Настоящее счастье.

Маргарет слегка склонила голову и посмотрела так, словно пронзила насквозь.

— О Несси, — наконец прошептала она.

В следующий момент сестры уже жарко обнимались. По какой-то необъяснимой причине обе плакали, даже не пытаясь скрыть слезы.

— Что сказала леди Лингейт? — нетерпеливо поинтересовалась Ванесса.

Она сидела в экипаже виконта, за окном моросил мелкий нудный дождь. Спустя почти сутки после помолвки жених и невеста направлялись в Финчли-Парк. Эллиот вез ее к своей матери.

— Очень хочет вас видеть.

— Но я спросила, что она сказала. — Ванесса повернулась и внимательно посмотрела на жениха. — Она же ожидала, что вы сделаете предложение Мег, правда? А вы вернулись домой и заявили, что вместо нее обручились со мной. И что же она сказала в ответ на это?

— Немного удивилась, — признался лорд Лингейт. — Но после того как я объяснил, что хотел жениться именно на вас, обрадовалась.

— Вы действительно это сказали? — уточнила Ванесса. — И она поверила? Готова поспорить, что не поверила и совсем не обрадовалась.

— Леди не спорят, — резонно заметил виконт.

— Чепуха! — отмахнулась Ванесса. — Она расстроилась, да? Лучше узнать правду сейчас, до встречи.

Лорд Лингейт пожал плечами:

— Ну что ж, пожалуйста. Да, она расстроилась — во всяком случае, разволновалась. Вы не старшая из сестер и уже были замужем.

— И не красавица, — добавила Ванесса.

— И что же я должен сказать в ответ на подобное замечание? Вы не безобразны. Не уродливы.

Поистине слова любящего мужчины!

— Я заставлю ее принять меня, — твердо заявила Ванесса. — Обещаю. Она полюбит меня, когда увидит, что вам со мной комфортно.

— А, — заметил виконт, усмехнувшись. — Сегодня уже всего лишь комфортно? А еще вчера, помнится, вы знали, как доставить мне наслаждение и принести счастье.

Веки лорда Лингейта были полуопущены и придавали лицу то равнодушно-сонное выражение, которое Ванесса помнила еще с бала в Трокбридже.

— И обеспечить комфорт, — упрямо стояла на своем Ванесса.

— Ну, в таком случае мне крупно повезло, — заключил виконт.

— Еще как! — согласилась Ванесса и рассмеялась.

— До чего же хотелось вчера, после того как я ушел, вернуться в гостиную каким-нибудь пауком! — признался он. — Особенно когда вы остались наедине со старшей сестрой. Ведь мисс Кэтрин наверняка куда-нибудь убежала?

— Мег ничуть не горевала, если вы об этом, — спокойно ответила Ванесса. — Во всяком случае, не горевала из-за того, что вместо нее вы сделали предложение мне.

— Раздавлен, — вставил виконт.

— Она желает нам счастья, — пояснила Ванесса.

— Вот в это могу поверить, — признался он. — Сестра любит вас безмерно. Но ее наверняка сразил тот факт, что вы принесли себя в жертву на семейный алтарь, как несчастного ягненка.

— Вовсе не намерена выступать в подобной роли, — возмутилась Ванесса. — Собираюсь стать вашей супругой, вашей виконтессой. Увидите, научусь отлично справляться с работой.

— В этом году мне исполнится тридцать, — неожиданно заметил виконт. — Решение жениться вызвано в первую очередь безотлагательной необходимостью завести детей. Мне нужен наследник.

Он пристально посмотрел на невесту.

— О, — произнесла Ванесса, чувствуя, как краснеет. Пальцы ног в полусапожках почему-то поджались. — Конечно, вполне понятно. Особенно если учесть, что когда-то вам суждено стать герцогом.

— А с Дью когда-нибудь заходил вопрос о детях? — безжалостно спросил виконт.

Она покачала головой и прикусила губу.

— Вы сказали, что не девственница, и я поверил. Но возможно, почти девственница?

Ванесса резко отвернулась. Своему голосу она сейчас не доверяла, а потому предпочла наблюдать, как по стеклу медленно, словно слезы, стекают две струйки.

Это случилось всего три раза — то, что называется супружескими отношениями. И два раза Хедли плакал.

— Простите, — произнес лорд Лингейт и положил затянутую в перчатку руку на рукав ее пальто. — Не хотел вас обидеть.

— Вполне понятно, — заговорила наконец Ванесса, что вас интересует, могу ли я иметь детей. Насколько мне известно, могу. Надеюсь, что могу.

— Почти приехали, — сменил тему виконт. — Сейчас за поворотом увидите Финчли-Парк.

Он протянул руку и перчаткой протер стекло.

Взору открылся серый каменный особняк. Он выглядел значительно старше Уоррен-Холла. Солидный, тяжеловесный, с балюстрадой, статуями на крыше и плющом на стенах. Вокруг расстилался газон, однообразие которого нарушалось одиноко растущими деревьями, в эту пору еще не одетыми листвой. Вдалеке паслись овцы — должно быть, на окруженном невысокой изгородью пастбище. А на берегу озера стоял еще один особняк, слишком большой, чтобы его можно было назвать домиком. Точнее всего подходило описание «садовый дом».

В этом поместье не было и намека на современную роскошь Уоррен-Холла, однако Ванессе пейзаж показался мирным, дружелюбным и гостеприимным. Впрочем, последнее из определений напомнило о предстоящей через несколько минут встрече. Она откинулась на спинку сиденья.

— В лучах солнца вид красивее, — заметил виконт.

— Пейзаж и сейчас прелестный, — отозвалась Ванесса.

Когда экипаж остановился возле парадного подъезда, она глубоко вздохнула. К сожалению, сделать это неслышно не удалось.

Виконт подал руку и повел невесту в дом.

Глава 11

В собственной гостиной леди Лингейт выглядела еще более величественной, чем в гостиной Стивена. А может быть, разница заключалась в том, что в Уоррен-Холле она была всего лишь матерью виконта Лингейта, а здесь, в Финчли-Парке, превратилась в будущую свекровь.

Леди Лингейт пребывала в одиночестве.

Она тепло приветствовала Ванессу и подвела к креслу у камина, рядом с тем, из которого поднялась сама.

Виконт Лингейт представил гостью как свою невесту и был отпущен за очевидной ненадобностью. Он галантно поклонился дамам, заверил Ванессу, что через час вернется, чтобы отвезти ее домой, и исчез.

— Полагаю, — начала Ванесса, от страха сразу переходя в наступление, — что вчера, когда лорд Лингейт вернулся и сообщил, что вместо Маргарет решил жениться на мне, вы удивились и разочаровались?

Леди Лингейт подняла брови с самым аристократичным и высокомерным выражением и на мгновение стала очень похожа на сына.

— Да, действительно несколько удивилась, — согласилась она. — Думала, Эллиот собирается сделать предложение старшей сестре. Оказывается, ошиблась. Полагаю, для подобного решения имелись веские основания. Надеюсь также, что выбор разумен.

Ванессу захлестнуло чувство вины.

— Вашему сыну будет хорошо со мной, — заверила она, слегка наклонившись к виконтессе. — Я обещала. Мне всегда удавалось приносить людям счастье.

Виконтесса посмотрела вопросительно, даже вызывающе, однако промолчала. В эту минуту принесли поднос с чаем. Наполняя чашки и передавая гостье печенье, она говорила о погоде и о том, что весна задерживается, заставляет себя ждать. Лишь отпустив служанку, вернулась к основной теме.

— Ваша фигура исключительно подходит для современной моды, — заметила она. — Вы будете прекрасно выглядеть в шелках и муслине. Кстати, голубое платье идет вам гораздо больше, чем то серое, в котором я видела вас два дня назад. Правда, фасон устарел, да, собственно, никогда и не был модным. Очень тактично с вашей стороны полностью отказаться от траура теперь, после обручения. Надо будет точно установить, какие цвета идут вам больше всего. Полагаю, пастельные — во всяком случае, в них вы не будете выглядеть бледной как моль. А волосы неплохи, хотя нынешняя прическа никуда не годится. Поедем к модному парикмахеру и сделаем элегантную стрижку. Улыбка вас очень украшает, так что в обществе старайтесь казаться оживленной и не поддавайтесь современной меланхолии. Надеюсь, в аристократическом кругу вы не растеряетесь.

Ванесса в ужасе смотрела на будущую свекровь и молчала.

— Полагаю, вы не рассчитывали, что этот визит окажется формальной встречей и обменом пустых любезностей, — продолжила виконтесса. — Вы — невеста моего сына, миссис Дью. Как вас зовут?

— Ванесса, мэм, — с трудом выдавила из себя гостья.

— Вы — невеста моего сына, Ванесса. После свадьбы станете виконтессой Лингейт, а в дальнейшем можете рассчитывать и на титул герцогини Морленд. Положение требует безупречной внешности и отточенных манер, причем безотлагательно. Необходимо научиться достойно одеваться, уверенно держаться в гостиной и вести себя в соответствии с требованиями и правилами благородного сословия. Вам предстоит вступить в новый мир, в котором отсутствие вкуса непозволительно. Способны ли вы выполнить все эти требования?

Ванессе невольно вспомнилась первая встреча с леди Дью после помолвки с Хедли. Та ее обняла, расцеловала, оросила слезами и заверила, что в их семью с небес послан ангел.

— Я была замужем за сыном баронета, мэм, — заговорила наконец она. — Но сэр Хамфри редко выезжает из дома: слишком любит свое поместье. До переезда в Уоррен-Холл я не бывала дальше чем за несколько миль от Трокбриджа. Не стыжусь себя, а тем более брата и сестер, но вполне сознаю необходимость новых качеств в новых условиях. Обстоятельства изменились и будут изменяться впредь, а потому с радостью приму все, чему вы соизволите меня научить.

Леди Лингейт внимательно слушала и еще внимательнее смотрела.

— Что ж, в таком случае не вижу причин для разногласий, — заметила она. — На следующей неделе повезу Сесил в Лондон, чтобы купить все необходимое для первого сезона. Вы, Ванесса, поедете с нами. В первую очередь необходимо подобрать свадебный наряд и придворное платье, ведь вскоре после венчания последует представление королеве. А я тем временем, не теряя ни минуты, буду учить вас всему, что должна знать жена моего сына.

— А виконт поедет с нами? — уточнила Ванесса.

— Несомненно, Эллиот будет нас сопровождать, — ответила леди Лингейт. — Но он будет вынужден быстро вернуться, как того требуют дела и здесь, и в Уоррен-Холле. А мы прекрасно обойдемся и без него. В такие периоды мужчины лишь путаются под ногами. Теперь он нам не понадобится до дня свадьбы.

Ванесса рассмеялась.

— Вам лучше не забывать, — строго предупредила виконтесса, — что я потребую сдержать слово: вы пообещали принести Эллиоту счастье. Сын чрезвычайно дорог мне. Да, в юности он вел достаточно вольную жизнь, но зато потом безропотно и преданно посвятил себя исполнению тех обязанностей, которые легли на плечи вместе с титулом. Испытываете ли вы к нему чувство?

— Я… — сама того не замечая, Ванесса по привычке прикусила губу. — Я высоко ценю лорда Лингейта, мэм. Сделаю все возможное, чтобы стать хорошей женой. Надеюсь, что в дальнейшем между нами возникнет глубокая привязанность.

Несколько мгновений леди Лингейт молча смотрела на гостью.

— Не думаю, чтобы я чего-то не поняла, когда вчера Эллиот отправился в Уоррен-Холл делать предложение, — наконец заговорила она. — Уверена, что ондействительно собирался просить руки вашей старшей сестры. По какой-то причине он изменилрешение или поддался уговорам, что с ним случается крайне редко. И все же верю, что, говоря о чувствах и намерении сделать моего мальчика счастливым, вы были искренни. Только так удастся его удержать. Не будете ли вы так любезны встать и потянуть вон за тот шнур? Сесил с нетерпением ждет, когда ее позовут. Мечтает о возможности выразить почтение будущей невестке.

Ванесса поднялась с кресла и позвонила.

— Надеюсь, — заметила она, — мисс Уоллес не испытывает глубокого разочарования.

— Вовсе нет, — успокоила виконтесса. — Девочку совершенно не интересуют такие престарелые особы, как ее брат и даже вы. Зато она весьма довольна, что Эллиот женится на сестре мисс Кэтрин Хакстебл, к которой она успела привязаться всей душой.

Итак, одно гигантское препятствие преодолено, подумала Ванесса, возвращаясь в кресло и ожидая появления младшей из золовок. Пусть и с оговорками, но будущая свекровь ее приняла. Теперь предстояло заслужить полное и безоговорочное одобрение.

Внезапно в голове прозвучал отголосок слов, сказанных всего минуту-другую назад: «В юности он вел достаточно вольную жизнь…»

Вчера виконт говорил о том, что обладает богатым опытом — и это при том, что еще не был женат.

Ведь где-то он научился целоваться…

«И все же верю, что, говоря о чувствах и намерении сделать моего мальчика счастливым, вы были искренни. Только так удастся его удержать».

Значит, мальчик все еще не распрощался с вольной жизнью? Означает ли это, что, если она не подарит безусловное счастье, лорд Лингейт… будет искать утешения на стороне?

Оставшийся до свадьбы месяц Эллиот провел в разъездах между Финчли-Парком и Уоррен-Холлом. Обычно хотя бы часть марта он проводил в Лондоне: пополнял гардероб, активно посещал клубы, обменивался новостями с друзьями и знакомыми, не пропускал ни одной вечеринки… и с радостью предавался любовным утехам с Анной.

Однако сейчас на все дела хватило одного-единственного дня. Виконт успел побеседовать с представленными Джорджем кандидатами в наставники графа Мертона, побывать у портного и сапожника и решить еще кое-какие мелкие, но насущные вопросы. Задерживаться в городе было незачем. Услышав о предстоящей свадьбе, Анна предпочла смертельно обидеться. Метнула в голову недавнего любовника несколько гневных слов и несколько достаточно тяжелых предметов. А потом, расплакавшись, смягчилась и уже совсем было приготовилась принять его в свою широкую постель однако виконт внезапно обнаружил, что и постель, и ее обитательница утратили былую привлекательность. Коротко попрощавшись, он удалился.

Настроение не изменилось и вечером, когда без труда можно было бы переместиться из Морленд-Хауса, в котором остановились мать и невеста, в дом любовницы. Почему-то подобный поступок показался омерзительным — недостойным ни сына его отца, ни внука его деда.

Таким образом, приехав в Лондон и устроив мать, младшую сестру и невесту в семейном особняке на Кавендиш-сквер, лорд Лингейт уже через два дня вернулся в деревню. Он и сам не собирался задерживаться, а тут еще матушка прямо заявила, что мужское присутствие помешает ей готовить двух молодых леди к предстоящему сезону.

Виконт с радостью удалился. Всю дорогу из графства Гэмпшир в Лондон разговор касался исключительно фасонов, тканей, оборок и прочих глупостей.

Всякий раз, посмотрев на миссис Дью, Эллиот встречал смеющийся взгляд. После двух дней в Лондоне он попрощался с Ванессой торопливым поклоном — совсем не так, как следовало бы расставаться с невестой любящему жениху.

Скоро придется перестать думать об этой леди как о миссис Дью и вести себя так, словно она до сих пор оставалась чужой женой. Но, черт возьми, разве повернется язык назвать ее Несси?

Эллиот написал ответ деду и получил ответ. Герцог и герцогиня собирались приехать в Финчли-Парк на свадьбу.

Безумная затея принимала удручающе реальные очертания.

Почти каждый день лорд Лингейт ездил в Уоррен-Холл, хотя вскоре стало ясно, что необходимости в постоянном контроле нет. Мертон оказался под надежным крылом — вернее, крыльями. С одной стороны, с молодого графа не сводил глаз управляющий Сэмсон, а с другой — неусыпно опекал Филбин, слуга, которого Джордж Боуэн прислал из Лондона. Этот безупречный и высокомерный камердинер снисходительно давал господину советы относительно внешности, одежды и стиля. Кроме этих почтенных помощников, появился еще и Клейборн — новый наставник, призванный научить Стивена всему, что касалось политики и обычаев британской аристократии. Занятия отнимали немало времени и сил, равно как и уроки худого педантичного мистера Бигли — преподавателя классических языков и литературы. Ну а мисс Хакстебл ни на секунду не выпускала любимого брата из-под бдительного контроля.

Порою Эллиот надеялся, что после того как члены семейства Хакстебл появятся в Лондоне и займут положенное по праву прочное место в светском обществе, опекунство отойдет на второй план и превратится всего лишь в легкое неудобство, а он наконец сможет вернуться к собственной жизни.

Сложность заключалась лишь в том, что собственной жизни в ее прежнем виде больше не существовало. Ближайшее будущее сулило новое колоссальное неудобство.

Виконт ожидал возвращения невесты.

В его воспоминаниях Ванесса Дью постепенно становилась все более худой, бледной, невзрачной и непривлекательной, а ее речь и манеры — поистине невыносимыми. Зато поцелуй оказался похожим на детский, а возможно, и на монашеский.

Иными словами, с каждым днем Эллиот все сильнее проклинал собственный выбор.

Кроме самого себя, винить в случившемся было некого. Ничто не мешало отказать категорично и резко, едва она обратилась со своей несуразной просьбой.

Разве он когда-нибудь позволял женщине диктовать свою волю? А здесь речь шла не о какой-нибудь мелочи, а о всей дальнейшей жизни!

Но уже было слишком поздно что-то менять.

Приглашения на свадьбу были разосланы, венчание и торжественный завтрак продуманы до мелочей.

Новый факт биографии стремительно развивался сам по себе, без участия заинтересованного лица. Виконту оставалось лишь беспомощно наблюдать и считать дни.

Пасха приближалась с ошеломляющей скоростью. А свадьба должна была состояться через два дня после пасхального воскресенья.

Каждую ночь, ложась в кровать, Ванесса боялась, что не сможет заснуть от избытка новых ярких впечатлений. Разум не вмещал важной информации, которую непременно следовало запомнить, обдумать и принять к сведению. И все же, едва голова касалась подушки, она мгновенно засыпала от усталости.

Ее возили осматривать достопримечательности. Знаменитые памятники архитектуры, о которых раньше доводилось только слышать, привели в восторг и одновременно повергли в трепет. История страны воплощалась в шедеврах великих мастеров прошлого. Перед глазами предстали Тауэр, Вестминстерское аббатство, Сент-Джеймсский дворец, Карлтон-Хаус, Гайд-парк. Один за другим следовали визиты к модисткам, в салоны шляп и перчаток, в ювелирные магазины. В итоге к вечеру Ванесса забывала, где была, что примеряла, что выбирала, а порою — и что покупала. Открывая дверцы шкафов и выдвигая ящики комодов в своей комнате в Морленд-Хаусе, она удивлялась, встречая там батистовые ночные сорочки, атласные домашние туфли и шали с пейслийским узором.

Зато придворное платье — то самое, в котором после свадьбы предстояло отправиться к королеве, — непременно должно было запомниться на всю жизнь. По какой-то неясной прихоти королева настаивала на фасонах прошлого века, и потому оказывались обязательными огромный кринолин с широченной нижней юбкой и украшенным корсажем, длинный шлейф, яркие перья в прическе и прочие забавные аксессуары.

Предстояло научиться ходить и даже пятиться, не путаясь в шлейфе, — ведь поворачиваться к королеве спиной ни в коем случае не дозволялось. А еще нужно было постичь искусство особых поклонов с приседаниями — столь глубоких, что нос почти касался пола, но в то же время невероятно легких и грациозных.

Тренируясь, она не переставала смеяться и смешить Сесил. И даже виконтесса порою забывала раздражаться по поводу неловкости и непонятливости будущей невестки и тоже предавалась веселью.

— Обещай, Ванесса, дай честное слово, — потребовала она, — что ни за что не засмеешься, если вдруг в ответственный момент совершишь ошибку. А если, не дай Бог, досадная неприятность все-таки произойдет, постарайся спрятаться за спинами придворных дам и как можно незаметнее исчезнуть.

И все трое снова принялись смеяться, придумывая самые невероятные и нелепые оплошности.

— Ванесса, — наконец, когда идеи иссякли, проговорила будущая свекровь, — даже не помню, когда доводилось смеяться столько, сколько в эти дни с тобой.

Смех не умолкал и на уроках танцев. Сесил занималась с учителем, чтобы отшлифовать мастерство, а Ванесса присоединилась за компанию. Ей предстояло освоить вальс. Об этом танце она кое-что слышала, но даже не представляла, как его исполняют. На деле оказалось не так уж и сложно, если привыкнуть к мысли, что тебя все время будет обнимать один и тот же партнер, а тебе самой придется постоянно обнимать его.

Знаменательным оказалось посещение парикмахера. Сначала маэстро предложил обрезать волосы всего лишь на несколько дюймов, но когда увидел, что они ложатся тяжелой волной, настоял на самой модной короткой стрижке. Теперь пышные локоны мягко обрамляли лицо, а при желании их можно было завить и превратить в кудри.

— Ванесса! — не удержалась виконтесса от восхищенного возгласа. — Я же знала, что твои волосы способны на многое! Помнишь, говорила? Но конечно, трудно было предположить, как короткая пышная прическа округлит узкое лицо. Она чудесно подчеркивает классическую линию скул и большие глаза. Улыбнись-ка мне!

Ванесса улыбнулась, а потом смущенно рассмеялась. Она ощущала себя лысой.

— Да. — Виконтесса окинула подопечную критическим взглядом. — Вот теперь ты выглядишь по-настоящему хорошенькой. И при этом неповторимо оригинальной.

Наверное, это был комплимент.

Все новые наряды были выдержаны в светлых, пастельных тонах. Платье, выбранное для венчания, оказалось бледно-зеленым — светлее того, которое Хедли когда-то купил для летнего бала.

Если бы Ванесса не была так занята днем и измучена к вечеру, то, наверное, не раз всплакнула бы, предавшись воспоминаниям, и не раз пожалела бы о том, что Хедли нет рядом, чтобыразделить впечатления и возбуждение. На деле же приходилось безжалостно подавлять и воспоминания, и чувство вины, хотя порой и то и другое возникало неожиданно.

А еще Ванесса старалась не думать о лорде Лингейте, за которого меньше чем через месяц предстояло выйти замуж.

В воспоминаниях виконт представал еще более дерзким, более высокомерным, более угрюмым — с каждым днем образ становился все мрачнее и непригляднее.

Придется немало потрудиться, чтобы выполнить данное обещание и принести счастье, доставить удовольствие и… что там было еще? — ах да, обеспечить комфорт.

А еще сохранить верность супруга.

Месяц приближался к концу слишком стремительно.

И вот неизбежно настал тот день, когда Ванесса села в экипаж лорда Лингейта и вместе с виконтессой и мисс Уоллес отправилась из Лондона в обратный путь: в направлении Финчли-Парка и Уоррен-Холла. Мистер Боуэн ехал рядом в качестве сопровождающего: ему предстояло исполнить на свадьбе роль шафера.

Всего через несколько дней.

Гости, наверное, уже съезжаются.

Среди них будут сэр Хамфри, леди Дью, Генриетта и Ева. И миссис Траш.

А еще герцог и герцогиня Морленд.

Совсем скоро она вновь встретится со своим женихом.

В животе что-то неприятно перевернулось, но Ванесса решила, что ее просто укачало в дороге.

Глава 12

Дамы вернулись из Лондона за три дня до свадьбы.

В их отсутствие Эллиот уже встретил дорогих гостей.

И графства Кент приехали дед и бабушка. Прибыли тетушки и дядюшки, а также кузены со стороны отца со своими семьями. По просьбе Хакстеблов Константин тоже получил приглашение, однако присутствовать на свадьбе отказался. Ну и, разумеется, приехали замужние сестры с мужьями, а Джессика еще и с детьми. Финчли-Парк сразу стал похож на переполненную кибитку.

Родственники пребывали в приподнятом настроении. Общее мнение высказала бабушка после того, как вернулась из Уоррен-Холла, куда вместе с дедом ездила знакомиться с невестой и новыми родственниками.

— Она не красавица, Эллиот, — заключила герцогиня в присутствии всех взрослых родственников. — И это даже радует, ведь ты выбрал ее за душевные качества. Она на редкость приятна в общении. Рада, что ты поступил так разумно.

— А может быть, бабушка, Эллиот просто влюбился? — предположила Эверил. — Должна признаться, мне будущая невестка очень нравится, хотя поначалу я удивилась. Не ожидала, что именно такая леди привлечет внимание брата. Но когда она начала описывать свои злоключения со шлейфом от придворного платья, я чуть не умерла со смеху. Хорошо, когда человек умеет пошутить над собой.

— Надеюсь, мальчик влюблен, — заключила герцогиня, сурово взглянув на внука. — Правда, Эллиот?

Под перекрестным огнем взглядов всех присутствующих родственников виконт почувствовал себя не слишком уютно.

— Я испытываю к невесте несомненную симпатию, бабушка, — осторожно ответил он. — Дай мне время; думаю, любовь тоже придет.

— О мужчины! — Джессика театрально вздохнула и закатила глаза. — Будь осторожен, Эллиот: постарайся не убить избранницу своим пылом.

Итак, бабушка заключила, что его будущая жена не красавица. С этим трудно было поспорить. Но все же, увидев Ванессу вновь, Эллиот не смог справиться с изумлением.

Она отказалась от траура и даже от омерзительного лавандового цвета. С левой руки исчезло обручальное кольцо. Ванесса была одета в простое, но весьма стильное светло-желтое, почти лимонное, платье с высокой талией. Свежий цвет и оригинальный фасон очень ей шли.

Но поистине неузнаваемой Ванессу сделала новая прическа. Она украсила лицо, придав ему округлость и яркость. Глаза теперь казались больше, скулы — выше и четче. И даже губы выглядели полнее, а чуть приподнятые уголки говорили о постоянной готовности рассмеяться.

Увидев будущую супругу, Эллиот почувствовал уже знакомый, но все равно странный прилив желания. Странный, потому что даже при всех изменениях к лучшему назвать ее красавицей было трудно.

Возможности остаться наедине до свадьбы не предвиделось. Виконт был занят в кругу своей большой семьи, Ванесса тоже принимала гостей.

Сэр Хамфри и леди Дью приехали вместе с дочерьми и привезли с собой миссис Траш, бывшую экономку и кухарку Хакстеблов. Других гостей в Уоррен-Холле не было, но баронет немедленно заполнил своей темпераментной персоной весь огромный дом. Эллиот предпочел держаться подальше от его бесконечных разговоров.

Честно говоря, появление семейства Дью немало удивило виконта. Неужели им не больно присутствовать на свадьбе вдовы младшего сына?

В последние дни свободы лорд Лингейт держался мужественно и изо всех сил старался не утратить жизнерадостность.

В день свадьбы жених оделся со всей возможной тщательностью и как можно дольше не выходил из своих комнат. Впрочем, ухищрение оказалось тщетным. Если он не спустился, чтобы поприветствовать любящее семейство, то семейство шумной гурьбой само поднялось наверх.

В итоге пришлось терпеть бесчисленные объятия и слезы в ограниченном пространстве гардеробной.

Внезапно стало ясно, что действительно настал решающий день. Отныне жизнь уже никогда не вернется в прежнее русло. Поняв это, Эллиот принялся и сам горячо обнимать всех по очереди, а потом долго тряс узловатую руку деда-герцога.

И вот наконец он сидел рядом с Джорджем Боуэном в экипаже и направлялся в Уоррен-парк, к маленькой семейной часовне.

— Ни слова, — сурово остановил он друга, услышав, что тот вздохнул, явно собираясь заговорить. — И без тебя будет целый месяц тошнить от всей этой сентиментальной чепухи. Ни единого слова!

— А несколько слов по делу можно? — улыбнулся Джордж. — Кольцо у тебя? Ты должен был отдать мне его за завтраком, но так и не спустился. Видимо, потерял аппетит. Говорят, что перед свадьбой — собственной, разумеется, — всегда так бывает.

Эллиот сунул руку в карман и достал купленное в Лондоне кольцо.

— А сегодня к столу подавали восхитительные почки. Такие жирные, сочные: приготовлены так, как мне нравится, — словно между прочим поведал Джордж.

— А если тебе нравится служить моим секретарем, — безжалостно предупредил Эллиот, — то потрудись оставить подобные мысли при себе. Да и все другие тоже. Короче, помолчи.

Друг усмехнулся и принялся смотреть в окно.

Почти целый день накануне свадьбы Ванесса провела в обществе леди Дью и сэра Хамфри. Мысль, что она больше не будет носить их фамилию, доставляла Ванессе боль. Ведь она всей душой любила этих стариков.

Поздно вечером, желая спокойной ночи, Ванесса поцеловала леди Дью в щеку и обняла, как привыкла делать это в Рандл-Парке, а сэру Хамфри, как всегда, улыбнулась. Но потом не удержалась и очень крепко обняла свекра за шею, спрятав лицо у него на плече. Слезы сами брызнули из глаз.

— Ну-ну, — ласково успокоил сэр Хамфри, тихонько похлопав невестку по спине. — Нашему мальчику было хорошо с тобой, Несси. Он умер счастливым человеком. Да, несправедливо молодым, но все же счастливым. А счастье ему принесла ты. Увы, его уже нет, а мы обязаны жить дальше. Ты должна найти новое счастье, а мы должны этому радоваться. Виконт Лингейт — хороший человек. Я сам выбрал его для тебя.

— Папа! — Ванесса сквозь слезы рассмеялась: настолько нелепой показалась претензия. — Можно, я все время буду вас так называть? И мама?

— Мы смертельно обидимся, если когда-нибудь услышим другое обращение, — ответил баронет.

Леди Дью встала и присоединилась к объятию.

— А когда у тебя появятся дети, пусть называют нас дедушкой и бабушкой. Они будут нашими внуками, как если бы ты родила их от нашего Хедли.

Это было уже почти невыносимо.

К счастью, утром в гардеробную они не пришли. Зато миссис Траш взволнованно суетилась вокруг Ванессы и постоянно мешала горничной, которая приехала из Лондона, чтобы прислуживать Мег и Кейт. Все остальные тоже явились на церемонию облачения.

— Бог мой, Несси! — воскликнул Стивен, разглядывая по-весеннему жизнерадостное светло-зеленое платье, накидку в тон и наивно-праздничную, украшенную цветами соломенную шляпку. Сесил нашла ее в салоне одной из многочисленных модисток, которых они успели посетить в Лондоне. Волнистые каштановые волосы кокетливо спускались из-под широких полей. — Ты выглядишь просто чудесно. И гораздо свежее, чем перед поездкой в Лондон.

Сам молодой граф выглядел чрезвычайно импозантно, невозможно было узнать в нем паренька из Трокбриджа. Ванесса сказала об этом, но брат лишь небрежно махнул рукой.

Кейт стояла, прикусив губу.

— Подумать только, — вставила она, — что всего лишь несколько недель назад Мег штопала носки, Стивен переводил латинские тексты, я возилась с малышами в школе, а ты, Несси, жила в Рандл-Парке. А теперь мы здесь, и сегодня произойдет величайшее событие в нашей жизни.

На глазах у нее выступили слезы.

— Сегодня, — твердо постановила Маргарет, — для нашей Несси начинается счастливое будущее. И выглядит она просто потрясающе.

Глаза старшей сестры оставались сухими, а на лице застыло напряженное выражение. Но смотрела она с такой невероятной нежностью и любовью, что Ванесса отвела взгляд, чтобы не разрыдаться.

Вчера они засиделись до поздней ночи на кровати Ванессы. Сама Ванесса откинулась на подушки, а Маргарет устроилась в ногах, подтянув коленки к подбородку и крепко обхватив их руками.

— Обещай не потерять способность радоваться жизни и озарять всех вокруг счастьем, — потребовала она. — Несмотря ни на что. Ты не должна потерять себя. Обещай.

Маргарет всерьез опасалась, что жизнь с виконтом Лингейтом отрицательно отразится на характере Ванессы. Как же она ошибалась! Напротив, это она, Ванесса, научит мужа улыбаться и даже смеяться. И сделает его счастливым.

Она обещала ему принести с собой счастье. То же самое обещала и его матери. А главное, обещала самой себе.

— Даю честное слово, — ответила Ванесса с улыбкой. — Глупышка же ты, Мег! Завтра меня ждет не гильотина, а собственная свадьба. Я тебе раньше не говорила, но в тот день, когда виконт сделал мне предложение — мы гуляли по берегу озера, — он меня поцеловал.

Маргарет смотрела молча, с напряженным ожиданием.

— И мне понравилось, — призналась Ванесса. — Правда понравилось. И ему, кажется, тоже.

Второе утверждение, возможно, было преувеличением, но никак не ложью, потому что Ванесса не спрашивала и не знала наверняка. Во всяком случае, он определенно ее хотел.

Маргарет продолжала сидеть молча, обняв колени и слегка раскачиваясь.

— Мне нужны поцелуи, Мег, — продолжала Ванесса. — И нужно все, что больше поцелуев. Необходимо снова выйти замуж. Кажется, иногда мужчины считают, что только они нуждаются в… поцелуях. Но это не так. Женщины тоже этого хотят. Я рада, что снова стану женой.

Наутро, когда Стивен подал руку, чтобы проводить сестру к подъезду, помочь подняться в экипаж и отвезти в часовню, Ванесса почему-то уже не чувствовала вчерашней уверенности.

Она выходила замуж за незнакомца. Красивого, мужественного, хмурого, нетерпеливого, мрачного, насмешливого…

Очень глупо, конечно, но ей не хватало Хедли.

На свадьбу собралось не больше тридцати гостей. Но они все равно до отказа заполнили небольшую домашнюю часовню.

Брачная церемония длилась недолго. Этот факт неизменно удивлял Ванессу во время всех венчаний.

Как могло столь важное событие в жизни двух людей происходить так быстро и просто? Единственный по-настоящему драматический момент настал тогда, когда священник спросил, не знает ли кто-нибудь из присутствующих препятствий к предстоящему браку.

Как и во всех остальных известных Ванессе случаях, пауза так и осталась незаполненной, и служба покатилась дальше, к неизбежному завершению.

Едва Стивен вложил ее руку в руку лорда Лингейта, Ванесса почувствовала, как холодна ее ладонь и как уверенна, крепка и тепла ладонь жениха. На Эллиоте был безупречный костюм — как и на балу в День святого Валентина, выдержанный в черно-белых тонах, без намека на украшения. От тонкого аромата его одеколона у Ванессы слегка кружилась голова.

Сердце билось торопливо и неровно.

А потом она оказалась на противоположном краю пропасти и стала Ванессой Уоллес, виконтессой Лингейт.

Хедли ушел в прошлое, и пришлось его отпустить.

Отныне и впредь она принадлежала этому человеку.

Этому чужому человеку.

Ванесса наблюдала, как виконт надевает ей на палец новое обручальное кольцо. Словно во сне, услышала, как их торжественно объявляют мужем и женой.

То, что соединил Господь, человеку разъединить не дано — ни мужчине, ни тем более женщине.

Они расписались в церковной книге и вдвоем пошли по короткому проходу между рядами. Ванесса улыбалась гостям направо и налево. Мег стояла с сухими глазами. В глазах Кейт блестели слезы. Стивен улыбался. Мистер Боуэн тоже. Виконтесса — теперь уже вдовствующая виконтесса — вытирала глаза кружевным платочком. Герцог смотрел на молодоженов из-под густых бровей и свирепо хмурился. Герцогиня ласково кивала.

Сэр Хамфри сморкался.

Все остальное расплылось в тумане.

Первое, что Ванесса заметила, выйдя из часовни — по пути к алтарю она не видела ничего вокруг, — это цветы. Да, трава в церковном дворе и под деревьями пестрела крокусами, примулами и похожими на букеты куртинами нарциссов.

Весна в этом году не спешила и подкралась как-то незаметно. Как же она пропустила? Сейчас уже подходил к концу март, а весна всегда была ее любимым временем года.

— О! — воскликнула Ванесса и со светлой улыбкой взглянула на того, кого держала под руку. — Посмотри на весенние цветы! Разве они не чудесны?

Солнце светило изо всех сил, а небо выглядело безмятежно голубым.

— Те, которые выросли на твоей шляпке? Да, действительно очень мило.

На краткий миг, пока гости не высыпали из часовни вслед за ними, Ванессе показалось, что синие глаза Эллиота вот-вот улыбнутся.

Она рассмеялась неожиданной шутке и вдруг почувствовала, как слабеют ноги и сбивается дыхание. Этот человек стал ее мужем. Она только что пообещала его любить, чтить и повиноваться всю жизнь.

Даже возвращаясь в Финчли-Парк на свадебный завтрак, молодожены не смогли остаться в карете вдвоем. По пути в часовню тетушка Роберта устала от нытья сестры по поводу сквозняков и дорожной дурноты, а потому обратно предпочла ехать вместе с племянником и его молодой женой. А поскольку ей внезапно потребовалось именно сейчас предупредить графа Мертона относительно неприятностей, поджидавших новичка в развращенном Лондоне, она настояла, чтобы Стивен сел рядом.

Процессию провожал радостный перезвон церковных колоколов.

Но Ванесса слушала эту божественную музыку с грустью.

За пару недель до свадьбы, как только стало ясно, что событие привлечет всю большую семью, Эллиот решил, что брачную ночь проведет не в Финчли-Парке. Хотя места в доме хватало всем, а сам он к тому же располагал личными апартаментами, все равно не хотелось желать всем спокойной ночи, прежде чем удалиться с супругой в спальню, а утром приветствовать многочисленных родственников за завтраком.

Поэтому виконт заранее приказал привести в порядок и подготовить дом на берегу озера. Туда отправились несколько слуг, в том числе его камердинер и новая горничная жены. Всем гостям он объявил, что после свадебного завтрака и в течение трех дней садовый дом и озеро будут недоступны для прогулок.

Поздно вечером молодожены покинули большой дом и общество. Гости продолжали веселиться, а они вдвоем пошли по дорожке, которая причудливо вилась между газонов и клумб, постепенно спускаясь к озеру. Луна и звезды не поленились украсить ночной пейзаж: темную зеркальную гладь озера опоясывала широкая серебряная лента. Прохладный воздух напоминал о недавней зиме, но ветра не было. Весна наконец-то вступала в свои права.

Романтическая картина волновала. Ванесса держала мужа под руку, но оба молчали — после пылких прощаний и многозначительных пожеланий доброй ночи ни он, ни она еще не произнесли ни слова. Виконт начал ощущать некоторую неловкость. Надо было срочно что-то сказать.

Однако Ванесса первой нарушила молчание.

— Правда, удивительно красиво? — спросила она. — Словно попали в волшебную страну. Разве не романтично, милорд?

— Милорд? — раздраженно повторил он. — Я твой муж, Ванесса. Меня зовут Эллиот. Будь добра, называй меня впредь по имени.

— Эллиот. — Ванесса посмотрела снизу вверх.

На ней все еще было то самое светло-зеленое платье, в котором она венчалась, а на голове — забавная соломенная шляпа с цветочками. Ничего не скажешь, очень милая шляпка, да и весьма к лицу.

Дорожка привела на берег озера. Здесь она поворачивала к входу в садовый дом. Почему-то оба остановились.

— А ты умеешь ценить красоту? — поинтересовалась Ванесса, слегка склонив голову.

— Разумеется, умею, — ответил виконт. — Сегодня ты выглядела совершенно очаровательной.

Эллиот не лукавил. Он то и дело ловил себя на том, что смотрит на жену гораздо чаще, чем требовалось даже в такой важный день. Ванесса естественно и оживленно общалась с гостями. Постоянно улыбалась, то и дело звонко смеялась.

И выглядела вполне счастливой.

Даже сейчас, в лунном свете, серые глаза искрились смехом.

— Я имела в виду красоту природы, — пояснила Ванесса. — Вовсе не напрашивалась на комплимент; отлично знаю, что вовсе не хороша собой.

— Зато не знаешь, как с достоинством принять любезные слова, — укоризненно заметил виконт.

Смешинки в глазах погасли.

— О, прости, — раскаялась она. — Спасибо за доброту. Цвет платья и фасон выбрала твоя мама, а шляпу нашла Сесил.

Эллиот внезапно осознал, что, должно быть, еще никто и никогда не называл его жену очаровательной. Каково было расти в семье, где и сестры, и брат на редкость красивы и только ей красоты не досталось? И все же Ванесса сохранила и жизнерадостность, и способность замечать смешное.

Он приподнял ее лицо за подбородок и легко поцеловал в губы.

— Вот теперь, когда ты сказала, смотрю и вижу, что и они тоже очень симпатичные.

Имелись в виду платье и шляпа.

— О, браво! — Ванесса рассмеялась, однако не смогла скрыть волнения.

Виконт грустно подумал, что слишком долго сохранял обет безбрачия. Зато сейчас не терпелось добраться до спальни.

— Пойдем в дом, — позвал он. — Если не захочешь перекусить, сразу провожу тебя в твою комнату. Горничная будет ждать.

— В мою комнату? — удивленно переспросила Ванесса.

— Я потом к тебе приду, — пообещал Эллиот.

— О! — Она, несомненно, покраснела, хотя в лунном свете румянец казался не слишком ярким. Нетрудно было догадаться, что перед ним стояла почти девственница — если не телом, то душой.

Супруги молча направились к дому. Эллиот открыл дверь и пропустил Ванессу вперед. Смотритель и его жена стояли в холле в ожидании господ, однако виконт тут же их отпустил.

Он вел Ванессу по лестнице, ярко освещенной вставленными в канделябры свечами, и думал, что рядом идет его жена. Сегодня ночью они встретятся в постели — собственно, уже меньше чем через час, — и с этой минуты она останется единственной женщиной в его жизни.

Эту клятву лорд Эллиот дал себе совсем недавно, хотя решение зрело долго. Накануне возвращения из Лондона он твердо сказал самому себе, что после свадьбы будет неуклонно сохранять верность супруге, независимо от того, насколько удовлетворительным окажется брак. Альтернатива слишком болезненна.

Чтобы понять это, достаточно было посмотреть на мать и бабушку и немного послушать их разговоры. Отец и дед нанесли своим женам глубокие, незаживающие раны, и обе леди отчаянно боялись, что он пойдет по стопам предков.

Но он ни за что не последует обычаю — просто потому, что так решил.

Возможно, проявить твердость характера в данном случае окажется нелегко, особенно если учесть своеобразие невесты, но он непременно справится.

Виконт остановился перед дверью в гардеробную виконтессы. Поднес к губам ее руку, а потом открыл дверь. В комнате суетилась горничная.

Эллиот повернулся и пошел к себе.

Глава 13

Из окна своей спальни Ванесса с восхищением смотрела на озеро. Серебряная лунная дорожка приветливо тянулась прямо к окну, словно приглашала прогуляться по безмятежно гладкой поверхности. Сказочная ночь, волшебный пейзаж!

Однако мысли были заняты не лунным светом. Отныне и навсегда она законная жена лорда Лингейта. И с минуты на минуту новый муж появится в ее спальне. Ванесса взволнованно закусила губу.

По дороге виконт назвал ее очаровательной. А если точнее, то совершенно очаровательной. И даже пошутил: сказал, что платье и шляпка тоже симпатичные. А это означало, что она все равно лучше, что ее он заметил первой.

Льстивая ложь! Ванесса вздохнула, но уже спустя мгновение не смогла сдержать улыбку.

Оказывается, лорд Лингейт все-таки способен шутить, пусть даже и очень сухо. Значит, он человек.

Да, конечно, человек.

Она прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу и закрыла глаза.

Постель за спиной была разобрана в предвкушении предстоящей ночи. Ванесса остро ощущала ее присутствие. Может быть, надо лечь? Но месяц назад Эллиот обвинил ее в том, что она готова принести себя на заклание, и сравнил с жертвенным агнцем. А если ждать появления мужа лежа в постели, то поневоле будешь и выглядеть, и чувствовать себя жертвой.

Ванесса с отвращением подумала, что ожидает встречи с супругом так же напряженно, как девственница перед неизбежной потерей невинности. Но ведь она опытная женщина.

Ну, во всяком случае, не девственница.

И если в мозгу не прекратится эта нелепая сумятица, она скоро сойдет с ума.

Неожиданно раздался короткий стук, и дверь тут же открылась. Ванесса не успела ни подойти, ни даже произнести обычного «войдите».

Эллиот предстал в бархатном халате вишневого цвета, скрывавшем фигуру от шеи до щиколоток. Выглядел он внушительно и великолепно.

Ванесса не часто мечтала о несбыточном, но сейчас ей нестерпимо захотелось стать красавицей. Безупречной красавицей, достойной его. Ванесса была одета в нежно-голубую ночную сорочку из шелка и кружева, выбранную специально для этой ночи. Выбирала, правда, не она сама, а свекровь. Ей же казался нескромным слишком открытый вырез. А еще существовало опасение, что если встать рядом со свечей, то кружева будут просвечивать насквозь.

Собственно, если бы было что показать, то никаких опасений не возникло бы.

Ванесса ненавидела свою фигуру — вернее, ее полное отсутствие. А еще больше ненавидела собственное смущение.

Эллиот закрыл за собой дверь и подошел ближе.

— Ты же не нервничаешь, правда? Опытная женщина, разве не так? Умеешь доставить мужчине удовольствие в постели.

Если это и была шутка, то смеяться почему-то не хотелось.

— Ты знаешь, что это было пустое бахвальство, — возразила Ванесса. — Я сама призналась. Было бы немилосердно иронизировать на каждом шагу.

Странно, но в халате и домашних туфлях супруг выглядел еще больше и сильнее, чем в пальто и сапогах. А может быть, так казалось всего лишь потому, что он стоял в ее спальне в первую брачную ночь.

— Что ж, Ванесса, — Эллиот поднял руку и бережно положил ладонь на нежную шею, — пришла пора проверить, действительно ли ты хвасталась.

Лорд Лингейт успел побриться. Ванесса ощущала свежий запах — то ли мыла, то ли одеколона. Мужественный аромат не отпускал: хотелось вдыхать снова и снова.

Ванесса судорожно сглотнула.

Эллиот коснулся губами ее губ. Хотя нет, это были даже не сами губы, а мягкая влажная плоть с их внутренней стороны. Язык требовательно прижался к ее рту, немедленно проник вглубь, завладев и пространством, и воздухом.

Ванесса порывисто вдохнула носом. Ощущение, словно стрела, пронзило горло и устремилось вниз: через грудь и живот к горячему пульсирующему очагу между ног.

Она сознавала, что это и есть сексуальное желание в чистом и откровенном виде. Нечто подобное она испытала на берегу озера в Уоррен-Холле в тот самый день, когда просила виконта жениться. Тогда казалось невозможно признаться себе самой. Теперь же невозможно было не признаться.

Эллиот слегка отстранился, и Ванесса изумленно поняла, что пока он всего лишь погладил ее по шее. Можно сказать, еще и не дотронулся.

— Хочется надеяться, — бархатистым голосом проговорил Эллиот, — что ты знаешь, как меня порадовать; ведь отныне и на всю жизнь ты моя супруга и любовница.

У Ванессы учащенно забилось сердце.

— Мудрые слова, — пробормотала она. — Хочется надеяться, что и ты знаешь, как порадовать меня; ведь отныне и на всю жизнь ты мой супруг и любовник.

Несколько мгновений Эллиот смотрел неподвижно, с непроницаемым выражением. А потом ладонь скользнула с шеи под сорочку и ниже, по руке. Сорочка покорно последовала за ладонью — плечо и грудь обнажились.

Свободная рука сдернула невесомые кружева со второго плеча, а поскольку символический наряд не встретил иных препятствий, то скользнул на пол, к ногам.

Теперь прикрытыми остались лишь ноги. Слабое утешение.

Он сжал ее руки чуть выше локтей и отстранился на шаг.

Чтобы начать внимательно разглядывать.

Что ж, наверное, сама напросилась. Бросила вызов, и он ответил без слов, действием.

Ответил по-мужски.

Не отводя глаз от смуглого лица, Ванесса подняла руку и дернула за кисть на шелковом витом поясе. Халат распахнулся.

И оказался единственным одеянием.

Эллиот посмотрел прямо в глаза и опустил руки вдоль тела, словно приглашая к дальнейшим действиям. Ванесса стянула халат с плеч. Красный бархат упал на пол тяжелой массой.

О небеса!

Эллиот выглядел классическим образцом мужественности, доведенной до идеала древними греками. Разница заключалась лишь в том, что перед ней возвышалось не мраморное изваяние, а живой человек. Смуглая, словно бронзовая, кожа. Широкая мускулистая грудь покрыта легким пухом темных волос. Тепло, ощутимое даже на расстоянии нескольких дюймов. Мерное, уверенное дыхание.

Без одежды он выглядел идеально стройным: узкие бедра, длинные сильные ноги.

А еще он вожделел. И эта часть его тела тоже говорила о необычайной энергии.

Ванесса осторожно дотронулась кончиками пальцев до его груди, а потом осмелела и провела ладонями по плечам.

Никогда в жизни она не испытывала подобного ужаса.

— Кажется, — тихо проговорил Эллиот, — мне предстоит кое-что доказать.

Ванесса испытывала безумное желание, но почему-то воспринималось оно как жгучая боль.

— Да, — так же тихо подтвердила она.

Эллиот легко подхватил жену на руки, отнес и бережно опустил в самую середину широкой перины. Сдернул сложенное в ногах покрывало и лег рядом.

Обнаженные тела коснулись друг друга. Ванессе казалось, что она пылает.

Он не задул свечи.

Значит, на защиту одеяла и темноты надеяться не приходилось — все должно было произойти в открытую.

Эллиот повернулся на бок, приподнялся на локте и склонился для поцелуя. На этот раз Ванесса приоткрыла рот, и когда язык проник внутрь, жадно втянула его, слегка прижав зубами.

Эллиот ответил низким гортанным звуком.

Он гладил ее крепкой ладонью, как будто старался запомнить каждую линию, каждый уголок тела. Нащупал соски и принялся дразнить их большим и указательным пальцами — так же как на берегу озера, только настойчивее; до тех пор, пока горячее томление не поднялось и не захлестнуло ее целиком.

Эллиот начал целовать ее соски, ласкать языком, нежно покусывать и щекотать. Не в силах вынести напряжения, Ванесса обеими руками крепко вцепилась в густые темные волосы.

Нет, она не лежала праздно, а тоже слегка повернулась на бок и несколько раз провела ногой по его ноге. Потом придвинулась как можно ближе, прижалась бедрами к его бедрам и начала тереться, пытаясь избавиться от неумолимо нарастающего желания.

А когда он поднял голову от груди и доверчиво уткнулся носом в изгиб плеча, положила руку на горячую эрекцию и принялась ласкать, гладить, легко сжимать пальцами. В ответ раздался глубокий стон, больше похожий на звериный рык.

Спустя мгновение супруг проник в заповедный источник. Длинные пальцы развели ноги, раздвинули складки и смело исследовали глубину ее лона.

Ванесса почувствовала, что истекает соком. Да, горячая влага обжигала, хотя и не приносила облегчения.

Вожделение превратилось в неукротимую агонию.

Словно почувствовав наступление единственно верного момента, Эллиот легко перевернул ее на спину и накрыл своим телом. Он оказался большим и тяжелым.

Восхитительно большим.

Восхитительно тяжелым.

Коленями он раздвинул ее бедра. Ванесса подняла ноги и переплела с его ногами, а он завел ладони под ягодицы, приподнял и одним мощным толчком ворвался в пылающую нетерпением глубину.

Ванесса набрала в легкие воздуха, но выдохнуть не смогла.

Ей не было больно, однако внезапно возникло ощущение излишней тяжести, агрессии, даже насилия. Она и не подозревала, чтовнутри ее тела столько пустого пространства.

Глупая мысль!

Эллиот на мгновение замер, чтобы освободить руки, а она еще крепче обвила ногами егобедра, слегка прогнулась, стараясь оказаться как можно ближе, изо всех сил сжала его внутри себя. Он оказался тверд, словно камень.

Настала его очередь судорожно, резко вдохнуть.

Эллиот начал мерно двигаться, доставляя чистейшее, безыскусное плотское наслаждение. Каждый толчок, каждое отступление одновременно и обостряли, и сглаживали боль желания. Он раскачивался упрямо, неумолимо и постепенно проникал все глубже — или это просто казалось? Вскоре Ванесса почувствовала мощный ритм движения и постаралась приспособиться, напрягая и расслабляя внутренние мышцы, чтобы доставить как можно больше наслаждения и ему, и себе.

Нет, ее слова не были пустым бахвальством.

Ванесса знала, как подарить мужчине удовольствие.

Хотелось, чтобы чувственный восторг, о существовании которого до этой минуты она даже не подозревала, продолжался вечно. Но конечно, ничего вечного не бывает. Да и хорошо, что не бывает. Она испугалась, что сойдет с ума. К счастью, в этот миг внутри ее существа мышцы конвульсивно сократились и не расслабились до тех пор, пока нечто не поддающееся названию не потекло из глубины, не прорвалось и не заполнило ее целиком, заставив трепетать от изумления и таять от несказанного блаженства.

Эллиот замер.

Но уже спустя мгновение он снова приподнял ее ладонями и начал напряженно двигаться. Снова замер глубоко внутри, и Ванесса ощутила, как почти у сердца хлынул горячий поток.

Она обняла мужа и прижалась всем телом. Он оказался жарким и потным.

Ванесса тоже чувствовала себя жаркой и потной.

Как же сладок, оказывается, запах пота!

Эллиот выпустил ее из объятий, отстранился и лег рядом. Сразу стало холодно и одиноко. Ванесса вздрогнула. Он тут же поднял с пола одеяло и укрыл ее и себя. Одну руку положил ей под голову вместо подушки, а второй властно, по-хозяйски обнял. Снова стало тепло.

Неумолимо потянуло в сон.

И Ванесса уснула.

Эллиот долго лежал без сна.

Все свершилось.

«Он женился до наступления тридцатилетия, как планировал сам и как хотел дед. Из соображений удобства женился на одной из сестер Хакстебл — на средней. Старшая и младшая теперь могли беспрепятственно дебютировать в высшем свете под патронатом его супруги. Он больше за них не отвечал.

Вскоре, как хотелось бы надеяться, супруга порадует беременностью и, если повезет, родит мальчика. В этом случае будет исполнен еще один важный долг.

Долг! Вот уже больше года чувство долга не отступало ни на шаг. Как же манила порою прежняя беззаботная жизнь! Но пути назад не было, и только что он исполнил самое важное, самое насущное обязательство перед семьей и аристократическим титулом.

Эллиот повернулся и посмотрел на лежащую рядом Ванессу.

Даже сегодня, в спальне, она осмелилась спорить и претендовать на равенство. Видите ли, если она обязана дарить ему наслаждение как супруга и любовница, то и он должен ублажать ее на том же основании.

Да, девочка не прошла школувежливости и такта, иначе сочла бы необходимым смолчать и принять неравенство со спокойным достоинством.

«Мудрые слова. Хочется надеяться, что тызнаешь, как порадовать меня; ведь отныне и на всю жизнь ты мой супруг и любовник».

Эллиот и не заметил, как губы изогнулись в полуулыбке.

Ванесса пошевелилась в его объятиях, пробормотала что-то невнятное и прижалась еще крепче.

Странно, но ей действительно удалось доставить ему наслаждение.

Он и сам не понимал, как это случилось. Столь щуплого, неаппетитного тела он, пожалуй, и не видел, а уж тем более не сжимал в жарких объятиях. Да и выдающегося мастерства любовницы она не проявила.

Скорее всего секрет заключался в привлекательности новизны.

Что ж, пока новизна нова, надо пользоваться и наслаждаться.

Эллиот приподнял лицо Ванессы за подбородок и жадно поцеловал в чуть приоткрытые губы.

Почувствовал вкус сладкого сна и аромат женского тела. Ванесса слегка приподнялась из глубины забытья, но не проснулась окончательно. Она казалась податливой, мягкой и теплой.

Эллиот перевернул ее на спину, накрыл собственным телом, широко раздвинул коленями ногии погрузился в горячую влажную глубину.

Теперь уже она казалась жаркой и бездонной.

— Мм… — пробормотала она, обвивая ногами его бедра и выгибаясь, чтобы прильнуть как можно теснее. — Снова?

Вопрос прозвучал с очевидным удивлением. Эллиот улыбнулся в темноту.

— Да, снова, — прошептал он ей на ухо. — А для чего же еще придумана брачная ночь?

Ванесса тихо рассмеялась. Всего лишь несколько дней назад, когда она еще не вернулась из Лондона, он с раздражением вспоминал ее смех. А сегодня он звучал совсем по-иному: нежно, ласково и искренне.

Ее смех звучал чувственно.

Эллиот ритмично двигался, стараясь, насколько возможно, продлить близость, прислушиваясь к влажному, откровенному звуку совокупления. До боли напряженная плоть, истосковавшаяся в долгом воздержании, искала облегчения в глубине женского тела.

Ванесса крепко обняла его ногами за ягодицы и, расслабившись, раскрылась навстречу. Сама она не двигалась — то ли из верного расчета, то ли по невинности. Спокойствие позволяло ему полнее ощутить удовлетворение.

Однако спустя несколько долгих минут Эллиот почувствовал, что Ванесса, которую он сжимал в объятиях, больше не пассивна. Напряжением мышц она удерживала его внутри собственного тела, а руками изо всех сил прижимала к себе, словно боялась отпустить.

Он ускорил темп, стремясь проникнуть как можно глубже, и наконец почувствовал, как она вздрогнула, освобождаясь. А в следующее мгновение освободился и он.

Погружаясь в глубокий сон, Эллиот подумал, что утром надо будет непременно напомнить: свою долю обязательств он выполнил. Доставил ей наслаждение.

Проснулся Эллиот, не понимая, сколько времени прошло, все еще на ней и внутри ее. Освободился и лег рядом.

— Прости, — прошептал он. — Наверное, задавил. Вешу целую тонну.

— Нет, всего лишь полтонны, — сонно возразила Ванесса. — Не стоит извиняться. Никогда не извиняйся.

— Никогда? — удивился он. — Ни по какому поводу?

Ванесса устало вздохнула.

— Потом об этом подумаю, — пообещала она. — Может быть, нам удастся так устроить жизнь, чтобы извинений и не потребовалось?

Неожиданно для себя он вновь улыбнулся в темноту — свеча давным-давно догорела.

— Безмятежное и безоблачное будущее? — уточнил он. — Неужели веришь в сказки?

— Нет, — ответила Ванесса после недолгого раздумья. — Больше того, даже не уверена, что вообще хотела бы такого будущего, даже если оно и возможно. На что же тогда надеяться в жизни? Ради чего трудиться? Безмятежному будущему я предпочла бы счастье.

— А что же такое счастье? — уточнил Эллиот.

— Мгновение радости, — ответила Ванесса без тени сомнения.

— Всего лишь мгновение? Ради этого не стоит напрягаться, — убежденно заявил он.

— О, ошибаешься! — возразила Ванесса. — Вся жизнь и есть мгновение. Ведь не существует ничего, кроме одного-единственного настоящего момента. Каждую секунду, каждый миг мы живем в настоящем.

А ему всегда казалось, что мгновения проходят мимо и бесследно исчезают.

— И что же, вся жизнь состоит из радости? — усомнился Эллиот. — И все существование — одно непрерывное счастье?

Неужели она настолько наивна?

— Нет, конечно, нет, — ответила Ванесса. — Но один-единственный момент счастья способен наполнить смыслом всю жизнь, так же как дрожжи придают хлебу его сущность. Миг способен показать, какой может быть жизнь и какой она задумана. Он приносит надежду в темные времена, позволяет верить в будущее. Ты никогда не был счастлив, Эллиот?

Виконт внезапно ощутил острый приступ тоски по той жизни, которую вел давным-давно, может быть, сто лет назад.

— Всего лишь несколько минут назад я ощущал себя вполне счастливым человеком, — ответил он.

— Хочешь показаться легкомысленным, — не поддалась на провокацию Ванесса. — Ждешь, что сейчас начну отчитывать за то, что считаешь секс… — Она замялась, но тут же набралась мужества и продолжила: — За то, что считаешь секс способным принести счастье. Но так оно и есть на самом деле. Секс — это праздник жизни, соединения и любви.

— А я думал, что ты меня не любишь, — тут же уколол Эллиот.

Ванесса немного помолчала.

— Но ведь не я откровенно призналась, что несколько минут назад была счастлива, — наконец парировала она.

— Так, значит, это я праздновал любовь? — продолжал допытываться Эллиот.

— О, до чего же глупы мужчины, — шутливо рассердилась Ванесса. — Конечно, праздновал. Существует немало разновидностей любви. Ты не влюблен в меня и не любишь меня. Но без сомнения, любишь… эту ночь.

— Сегодня наша брачная ночь, — уточнил Эллиот. — Секс.

— Да.

— Секс — это любовь?

— Хочешь спровоцировать ссору? — Ванесса приподнялась на локте и заглянула в лицо мужа. — Признайся.

Хотел ли он спровоцировать ссору? Возможно, она и права. Возможно, в глубине души он действительно хотел убедить себя, что не произошло ничего значительного. Он женился на женщине, которую едва знал. На женщине, которая постоянно раздражала его и даже не отличалась красотой. В постели с ней оказался по необходимости, по случаю брачной ночи, а наслаждение испытал лишь потому, что не был близок с женщиной с самого Рождества.

И даже сегодня, даже сейчас она раздражала его романтичностью натуры, верой в счастье и любовь. Даже секс казался ей любовью. А радость, по ее мнению, можно было найти почти в каждой жизненной ситуации.

И все это несмотря на потерю молодого и, судя по всему, любимого мужа, который умер от туберкулеза — неторопливого, методичного и жестокого убийцы.

— Лучше спи, а не философствуй, — распорядился Эллиот. Слова прозвучали резче, чем хотелось бы. — До утра можешь еще понадобиться.

— И ты лучше спи, — не смолчала Ванесса. — Сам можешь понадобиться.

Он едва не рассмеялся вслух. Вернулись к тому, с чего начали.

— Так, может быть, — предложил он, — понадобимся друг другу прямо сейчас, пока не уснули? А поспим потом.

Он положил руку ей на затылок и привлек к себе, чтобы поцеловать.

Ванесса закинула ногу ему на спину, а вскоре уже сидела верхом, наклонившись и продолжая поцелуй.

Оказывается, новизна пока что не иссякла.

А ночь еще не добралась даже до середины.

Глава 14

Счастье не всегда измерялось краткими мгновениями. Порою оно длилось и не спешило заканчиваться.

Ванесса, конечно, не питала иллюзий. Брак не был заключен по любви и никогда не планировался в качестве союза сердец. Эллиот не любил ее, а она не любила его — во всяком случае, всерьез.

И все же она испытывала к мужу пылкую страсть. Странно и удивительно, но и он тоже сгорал от желания.

За три дня и четыре ночи они то и дело бросались в объятия друг другу — счет огненным порывам был давно потерян. Ну а если признаться честно, то Ванесса все-таки сосчитала: тринадцать раз. Сосчитала и подумала, что если бы верила в дурные приметы, то число могло бы показаться зловещим. Так что надежнее было его забыть.

Ничто в жизни еще не приносило ей наслаждения столь острого, как эти тринадцать любовных воздаяний.

Они вместе ели, а во время еды увлеченно беседовали. Разговаривали о прочитанных книгах и выяснили, что у каждого был собственный круг чтения. Но это несоответствие вполне поддавалось исправлению.

— Обязательно прочитаю все книги, которые читал ты, — отважно заявила Ванесса. — И тогда сможем их обсудить.

— А вот я твои книги читать не готов, — упрямо возразил Эллиот. — Никогда не любил историю. Так что лучше просто расскажи о тех событиях прошлого, которые, по-твоему, необходимо знать.

— Вот так задача! — воскликнула Ванесса. — С чего же начать?

— Может быть, сначала? — предложил Эллиот. — С Адама и Евы?

— Нет, лучше с завоевания Британии римлянами, — решила Ванесса. — О тех племенах, которые жили здесь раньше, известно совсем мало. Римляне великолепны, Эллиот. Их жизнь была во многих отношениях более утонченной и роскошной, чем наша. Вот мы высокомерно считаем, что существуем в развитой цивилизации. А известно ли тебе, например, что римляне умели обогревать дома, не строя в каждой из комнат камин или очаг?

— Нет, неизвестно, — признался Эллиот.

Он с нескрываемым интересом слушал увлеченный рассказ о быте римской Британии и о том, каким образом римляне повлияли на дальнейшее развитие страны.

— Особенно ярко влияние римлян заметно в языке, — пояснила Ванесса. — Множество наших слов берет начало именно в латыни.

— Так что же, не явись к нам римляне, мы так и жили бы молча? — шутливо возмутился Эллиот. — Или, не дай Бог говорили бы на валлийском или на гэльском?

Ванесса рассмеялась.

— Видишь ли, язык непрестанно растет и развивается. А без римлян английский просто был бы другим.

Ванесса подозревала, что на самом деле исторические познания мужа значительно глубже, чем он пытался показать. В конце концов, ни один образованный джентльмен не мог находиться в полном неведении относительно прошлого собственной страны и цивилизации в целом. Скорее всего Эллиот просто притворялся, чтобы подразнить. История была ее страстью, однако далеко не всегда удавалось найти людей, готовых слушать рассуждения о седой старине.

Склонность Эллиота к невинному лукавству казалась забавной.

Супруги подолгу гуляли, наслаждаясь чудесной погодой. Несмотря на раннюю весну, солнце празднично сияло, небо безмятежно голубело, а напоенный ароматами просыпающейся земли воздух дарил ласковое тепло. Природа решила сделать молодоженам подарок.

Они с удовольствием выходили на пустынный берег озера и радовались тишине: близкие уважали их уединение.

Однажды тропинка привела к сараю, в котором хранились лодки. Они заглянули внутрь и, не устояв против искушения, вытащили одну из них. Ванесса решительно уселась на весла: сделала круг по озеру и даже умудрилась причалить к маленькой деревянной пристани. В последний раз ей повелось грести еще в детстве, а потому вместо изящной прогулки среди живописных берегов получилась скорее неуклюжая борьба с лодкой и водой.

— Ничего не скажешь, зрелище впечатляющее, — прокомментировал муж, когда оба наконец вновь твердо стояли на земле. — Может быть, в следующий раз уступишь все-таки весла мужчине?

Ванесса рассмеялась.

— Зато было так весело, признайся! — возразила она. — Или ты опасался за свою жизнь?

— Умею плавать, — лаконично сообщил виконт. — А ты?

— Почти так же хорошо, как и грести, — призналась Ванесса и снова засмеялась. — Всегда страшно боялась опустить лицо в воду.

Они подошли к краю деревянного настила пристани и долго смотрели в прозрачную глубину, наблюдая за рыбами. Эллиот рассказал, что в детстве любил нырять и постоянно пытался схватить рыбу руками.

— И что же, получалось? — недоверчиво спросила Ванесса.

— Ни разу, — признался Эллиот. — Но зато понял, что означает тратить силы попусту.

— И что же, тебя это остановило?

— Ничуть.

Ванесса вспомнила, как умело Эллиот заставил камешек скакать по поверхности воды, когда они стояли на берегу другого озера, в Уоррен-Холле, и она предлагала ему себя. Попросила повторить фокус, а потом попробовала сама, правда, безуспешно. Эллиот попытался научить, но ей никак не поддавался тот хитрый поворот запястья, в котором, судя по всему, и заключался секрет. В итоге камень полетел почти вертикально вверх, и обоим пришлось пригнуться, чтобы избежать удара по голове.

Ванесса долго смеялась, а потом с восхищением наблюдала, как супруг гордо демонстрирует мастерство.

— Двенадцать раз! — воскликнула она. — Это же рекорд!

— Только представь, насколько твоя задача проще моей, — ответил Эллиот. — Мне теперь придется добиваться тринадцати подскоков, а тебе достаточно и одного.

— Думаю, единственное, чему я научилась, так это не тратить силы попусту, — призналась Ванесса.

Последняя попытка, и — о чудо! — камешек прыгнул целых три раза!

Ванесса восторженно закричала и победно взглянула на мужа.

— Да, — сдержанно заметил Эллиот, подняв брови. — Может быть, мне все-таки стоит нырнуть и поймать руками рыбу?

Ванесса дала себе слово, что непременно заставит его улыбнуться. А потом и рассмешит. Но серьезный вид супруга ее не тревожил. Сомневаться не приходилось: он наслаждался жизнью ничуть не меньше, чем она сама.

На третий день молодожены обошли вокруг озера и на дальнем его берегу начали подниматься по склону, сплошь покрытому цветущими нарциссами. С противоположного берега этой красоты не было видно: ее закрывала лента склоненных над водой ив. Сияющие на солнце желтые головки весело кивали, раскачиваясь в легких дуновениях свежего ветра.

— Ой, посмотри, Эллиот! — закричала Ванесса, как будто он мог не заметить. — Только взгляни!

Раскинув руки и подставив лицо солнцу, она закружилась среди цветов.

— Доводилось ли тебе видеть что-нибудь красивее? — спросила Ванесса, остановившись, но так и не опустив руки.

Виконт стоял на берегу и внимательно на нее смотрел.

— Возможно, — ответил он. — Вот только не припомню, что и когда именно. Подозреваю, что ты все-таки знала о существовании этого места и специально оделась в тон. Очень хитро и предусмотрительно.

Ванесса оценила шутку. На ней было платье лимонного цвета и накидка в тон, а на голове — любимая соломенная шляпа с цветами.

— Предполагала произвести на тебя впечатление, — наконец ответила она, просияв улыбкой.

— Произвела.

Ванесса так и стояла, потупив взор, а Эллиот направился к ней. Подошел вплотную, наклонился и поцеловал в губы. Она крепко обняла его за шею и тоже поцеловала.

Ей нравился этот тяжелый взгляд из-под полуопущенных век. Он заставлял чувствовать себя желанной. Ванессе до сих пор не верилось, что Эллиот способен ее желать. Но, судя по всему, так оно и было. Вряд ли он постоянно думал только о тех наследниках, ради которых на ней женился. Она посмотрела в синие глаза и снова улыбнулась.

Это был самый счастливый миг трех счастливых дней. Ванесса чувствовала себя влюбленной и знала, что он тоже влюблен.

— Даже если бы домашние и садовники не получили строгий приказ не появляться в этих краях, этот уголок все равно остался бы уединенным, — заметил Эллиот. — Я и сам ни разу не был здесь в это время года.

Уединенный уголок.

Сомневаться в его намерениях не приходилось. Ванесса ощутила уже знакомое жжение между ног.

— Никто сюда не придет? — уточнила она и облизнула внезапно пересохшие губы.

— Никто.

Эллиот быстро скинул пальто, расстелил на траве и жестом пригласил разделить с ним ложе.

Они любили друг друга прямо на земле, в окружении золотисто-зеленой весны, под щедрыми солнечными лучами, почти горячими в укрытии деревьев, цветов и крутого склона.

Близость оказалась торопливой, жадной и восхитительно озорной, потому что на самом деле в любую минуту на берегу мог кто-нибудь появиться. А то, что оба оставались почти полностью одетыми, придавало сцене особую, исполненную эротики пикантность.

— Хочу собрать букет домой, — сказала Ванесса, когда оба встали и привели себя в порядок. — Можно?

— Это твой дом, — ответил Эллиот. — Ты хозяйка Финчли-Парка и можешь делать все, что душе угодно.

Она радостно улыбнулась.

— Разумеется, в пределах разумного, — торопливо добавил Эллиот.

— Помоги, пожалуйста, — попросила она, наклоняясь, чтобы сорвать цветок у основания длинного стебля.

— Достаточно? — поинтересовался Эллиот, показывая пучок из дюжины нарциссов. У Ванессы в руках было уже раза в два больше.

— Мало, — решительно возразила она. — Давай соберем столько, сколько поместится в руках. Наполним садовый домик солнцем и весной. А еще не забудь сорвать несколько красивых веток.

Вскоре они возвращались по берегу, нагруженные охапками цветов.

— Остается надеяться, — заметила Ванесса возле двери, — что найдется достаточно ваз и кувшинов. Букеты непременно должны стоять в каждой комнате.

— Слуги все сделают, — пообещал Эллиот, с трудом открыв дверь и придерживая ее спиной, чтобы пропустить жену вперед.

— Ну уж нет, ни за что! — решительно запротестовала Ванесса. — Расставлять цветы — одно из высших наслаждений в жизни. Сейчас покажу, как это делается. Пойдем, поможешь.

— Лучше я пойду и посмотрю, — ответил Эллиот. — Скажешь спасибо за то, что не стал помогать. Ничего не понимаю в цветах.

Но он все-таки не остался в стороне и принял посильное участие в работе. Наполнил вазы водой, а потом, послушно следуя указаниям Ванессы, разбирал цветы и обрезал концы стеблей. Затем разносил вазы по комнатам и устраивал их на комодах и столах, в то время как Ванесса стояла поодаль и, окидывая картину критическим взглядом, отдавала распоряжения.

— Полдюйма вправо, — командовала она, для верности показывая направление рукой. А теперь на четверть дюйма влево. Все! Отлично!

Эллиот повернулся и пристально на нее посмотрел. Ванесса рассмеялась.

— К совершенству надо стремиться даже в том случае, если достичь его заведомо невозможно. Все, за что берешься, надо делать добросовестно и творчески.

— Да, мэм. Но что, по-вашему, станет с цветами после того, как завтра мы вернемся в большой дом?

Ей не хотелось возвращаться в большой дом. Хотелось жить здесь — всегда, постоянно, вечно. Но ведь остановить время еще никому не удавалось.

— Завтра не существует до тех пор, пока не настанет новый день, — ответила она. — А сегодня надо думать о сегодняшнем дне. Сегодня будем радоваться нарциссам.

— А ты знаешь стихотворение? — поинтересовался Эллиот.

— То, которое написал Уильям Вордсворт? — догадалась Ванесса. — «Толпу нарциссов золотых»? Еще бы!

Она на мгновение задумалась, вспоминая, и продекламировала:

Бесчисленны в своем мерцанье, Как звезды в млечности ночной, Они вились по очертанью Излучины береговой.[1]

— И теперь мы даже знаем, как поэту удалось на них набрести!

— А все-таки кое в чем наш круг чтения совпадает, — заметил Эллиот.

— Кое в чем.

Ванесса обвела вазы с цветами счастливым взглядом. Впереди ее ждал еще один медовый вечер, за которым следовала еще одна медовая ночь.

Но завтрашний день уже был помянут.

Завтра они вернутся в большой дом, и начнется настоящая семейная жизнь.

Но почему-то думать об этом не хотелось.

Тревожило неясное, туманное, но определенно дурное предчувствие.

На следующее утро, сразу после завтрака, супруги пошли в большой дом. Низкое серое небо угрожающе хмурилось.

В доме не оказалось никого, кроме слуг и мистера Боуэна. Все гости разъехались еще вчера, а леди Лингейт и Сесил рано утром отправились в Лондон. Эллиоту и Ванессе предстояло последовать за ними на следующий день.

Ванесса первым делом отправилась осматривать свою новую спальню и примыкающую к ней гардеробную, а Эллиот остался в кабинете, чтобы поговорить с секретарем и разобрать скопившиеся за три дня письма.

Однако пробыл он там недолго. Не прошло и получаса, как, постучав в дверь, он открыл ее и вошел.

— Как просторно! — восхитилась Ванесса, разведя руки. — В два раза больше моей комнаты в садовом доме.

— А как же? — пожал плечами Эллиот. — Комната виконтессы.

Только сейчас Ванесса поняла, что оказалась в совершенно ином мире.

— Хочу съездить в Уоррен-Холл и проверить, как идут дела у Мертона, — сообщил виконт. — Хочешь поехать со мной? Возьмем экипаж; собирается дождь.

— Конечно, хочу, — тут же согласилась Ванесса.

Во время короткого медового месяца жизнь словно повисла в воздухе. Она почти не думала ни о сестрах, ни о брате, ни о ком-то другом. Мир ограничился садовым домом и озером, а они с Эллиотом остались единственными людьми на всем белом свете. Адам и Ева в райском саду.

Сейчас Ванесса внезапно осознала, что не видела родных целых три дня и невероятно соскучилась.

Приезд в Уоррен-Холл совпал с первыми каплями дождя и резкими порывами холодного ветра.

До чего же им повезло с весенней погодой, подумала Ванесса. Сейчас три солнечных, теплых дня казались далекими и почти нереальными, как будто закончились не сегодня утром, а несколько недель назад.

Маргарет сидела в гостиной одна. Она поклонилась лорду Лингейту и крепко обняла сестру. Рассказала, что гости уехали вчера. Стивен занимался с одним из учителей в библиотеке. Утром он отправился на верховую прогулку с мистером Грейнджером и вернулся позже назначенного времени, за что и получил примерный нагоняй. Кэтрин отправилась на прогулку.

— Надеюсь, что скоро вернется, — заметила Маргарет, глядя в мокрое от дождя окно. — Не то промокнет до нитки.

Виконт отправился в библиотеку, оставив сестер наедине. Ванесса села возле камина и внимательно посмотрела на Маргарет. Та выглядела ужасно бледной.

— С тобой все в порядке, Мег? — Она не смогла скрыть тревогу. — Что-нибудь случилось?

— Ровным счетом ничего. — Маргарет улыбнулась. — Ну а ты, Несси? Как твои дела?

Ванесса откинулась на спинку кресла.

— Правда, стояла чудесная погода? — ушла она от ответа. — Садовый дом в Финчли-Парке просто прелесть, и озеро восхитительно. Мы катались на лодке. Вчера гуляли по берегу и нарвали целую охапку нарциссов, а на поляне их даже не стало меньше. Поставили по букету в каждой комнате. Такая красота!

— «Мы», — повторила Маргарет. — Значит, все хорошо, Несси? Ни о чем не жалеешь? Выглядишь счастливой.

— Все равно от жизни не скроешься, — ответила Ванесса. — Завтра поедем в Лондон, а на следующей неделе предстоит знакомство с королевой — честно говоря, пугающая перспектива. Придется встречаться с множеством людей, ездить с визитами и… и так далее. Но конечно, я ни о чем не жалею, глупышка. Я же сама этого хотела. Помнишь наш разговор?

— О Несси! — вздохнула Маргарет. На красивом лице снова проступила тревога. — Если ты сможешь стать счастливой, значит, буду счастлива и я.

Голос у сестры дрогнул. У Ванессы не осталось сомнений — что-то определенно случилось. Но не успела она спросить, как дверь распахнулась, и в комнату влетела розовощекая Кэтрин. Глаза ее сияли.

— Уф, — выдохнула она, прижимая руку к груди. — Совсем запыхалась. Не могла решить, спрятаться от дождя в часовне или бежать домой.

. — И, судя по всему, решила бежать, — заключила Ванесса, вставая.

— Ужасно этому рада. — Кэтрин подошла, чтобы обнять сестру. — Увидела возле подъезда экипаж виконта Лингейта и побежала! Я так по тебе соскучилась!

— И я по тебе, — улыбнулась Ванесса.

— Если бы ты только знала, какими красивыми вы оба выглядели во время свадьбы, — затараторила Кэтрин, едва устроившись в кресле. — А как прошли три дня у озера? Тебе понравилось?

— Очень понравилось, — скромно ответила Ванесса, изо всех сил стараясь не покраснеть. — Идиллическое место. Была бы рада остаться там навсегда. Ну а тебе понравились гости?

Кэтрин нетерпеливо наклонилась, не в силах скрыть возбуждения.

— О Несси! — взволнованно заговорила она. — Ты не единственная недавно вступила в брак. Мег уже рассказала? Из Рандл-Парка переслали письмо для сэра Хамфри и леди Дью. К счастью, оно их застало: пришло перед самым отъездом. Мег рассказала?

— Нет.

Ванесса взглянула на старшую сестру. Та сидела прямо, сложив руки на коленях. На лице застыла странная полуулыбка.

— Письмо от Криспина Дью, — доложила Кэтрин.

— О Кейт! — не удержавшись, воскликнула Ванесса. — Ведь он не ранен, правда?

Но тут она вспомнила, с чего начался рассказ, и вновь посмотрела на старшую сестру.

— Нет, что ты! — ответила Кэтрин. — Только что женился. В Испании и на испанке. Пока экипаж не отправился в Трокбридж, здесь было столько шума, столько восторгов! Правда, леди Дью жалела, что не попала на свадьбу. И Ева с Генриеттой тоже.

— О! — тихо произнесла Ванесса, не сводя глаз с лица Маргарет. Та сидела молча, все с той же ужасной мертвой полуулыбкой на губах.

— Я дразнила Мег, — продолжала щебетать Кэтрин. — Вспомнила, что, когда я была еще маленькой, они с Криспином ужасно нравились друг другу — точно так же, как вы с Хедли.

— А я ответила, — наконец заговорила Маргарет, — что даже не помню, как он выглядит. И вообще все это было давным-давно. Я желаю ему счастья.

В эту минуту в гостиную вошли Стивен и Эллиот. Служанка подала кофе и сладкие бисквиты. Начался общий раз: говор, в том числе и о Лондоне, куда им всем предстояло отправиться в ближайшие дни.

Маргарет пригласила остаться на ленч, однако Эллиот отказался, поскольку его ждали дела в собственном поместье.

Маргарет, Стивен и Кэтрин спустились в холл, чтобы проводить сестру и зятя, но на террасу не вышли: дождь разошелся вовсю и превратился в самый настоящий ливень.

Ванессе так и не удалось ни на секунду остаться наедине с Маргарет и перекинуться хотя бы словом.

Величайшая ирония, на которую только способна жизнь, с тоской думала Ванесса, когда Эллиот сел в экипаж рядом с ней. Четыре дня назад она вышла замуж за этого человека, чтобы позволить любимой сестре сохранить надежду.

А теперь надежда разбилась вдребезги — навсегда.

Для Мег было бы лучше, если бы Криспин Дью погиб в бою.

Ужасно думать о подобном, но ведь даже в этом случае…

— Скучаешь по дому? — спросил Эллиот, едва экипаж свернул в аллею.

— О! — Ванесса посмотрела на мужа и светло улыбнулась. — Нисколько. Теперь мой дом — Финчли-Парк.

Она протянула руку. Эллиот крепко сжал ладонь и всю дорогу держал в своей. Ехали молча.

Ванесса спросила себя, что случилось бы с ее замужеством, если бы письмо Криспина пришло не вчера, а на пять-шесть недель раньше?

Может быть, сейчас на ее месте сидела бы Мег?

Сквозь перчатку она ощущала тепло сильной, надежной руки и в глубине души радовалась, что письмо не пришло раньше.

Но как он мог? Как мог Криспин Дью так низко обойтись с Маргарет?

Она чуть наклонилась, чтобы прикоснуться плечом к плечу Эллиота. В горле странно булькнуло, и пришлось судорожно сглотнуть.

Глава 15

Ванессе никак не удавалось вырваться из депрессии. Вообще-то она нечасто позволяла себе впадать в уныние.

Но порою депрессия все-таки давила, как каменная стена. Такое случалось, если причин для страданий было несколько и отвернуться от них не представлялось возможным.

Мимолетный медовый месяц подошел к концу. Наверное, то неожиданное счастье, которое наполняло дни и ночи в доме на берегу озера, уже не повторится, и они с Эллиотом больше никогда не будут так близки, как в эти три восхитительных дня.

Сегодня Эллиот уехал до самого вечера, чтобы заняться делами поместья. Что ж, вполне понятно. Не может же он всю дальнейшую жизнь только гулять, кататься на лодке и собирать нарциссы. Но вот только очень не хотелось оставаться одной.

Криспин Дью женился на испанке и остался в Испании.

Мег, должно быть, отчаянно страдает, но помочь ей нечем. Несчастье близкого человека больнее собственного, потому что заставляет остро ощущать бесполезность сочувствия и даже любви. Это Ванесса знала по собственному горькому опыту.

Воспоминание о Хедли заставило почти бегом подняться на второй этаж, в спальню, и начать лихорадочно рыться в большом чемодане. Чемодан так и стоял неразобранным, потому что прибыл из Уоррен-Холла, а уже завтра должен был отправиться дальше, в Лондон. Наконец Ванесса нашла то, что искала.

Присев на краешек кровати, она бережно открыла бархатный футляр и достала заключенную в рамку лаковую миниатюру — портрет Хедли, подаренный леди Дью после его смерти.

Написан он был за два года до свадьбы и незадолго до того, как стало ясно, что болезнь перешла в решительное наступление.

Впрочем, зловещие признаки туберкулеза были заметны уже и в то время.

Ванесса провела пальцем по овальной рамке.

Большие глаза, худощавое лицо. Оно выглядело бы бледным, но художник добавил румянца.

И все же Хедли до последнего дня оставался красивым. Его красота не была ни броской, ни мужественной. Нет, он был красив изысканно и тонко. Никогда не отличался силой и здоровьем. Никогда не принимал участия в шумных, бойких играх. Но странно, детям даже в голову не приходило дразнить или обижать слабого. Все и всегда его любили.

Она любила Хедли.

Если бы только было возможно, согласилась бы умереть вместо него.

Сейчас с портрета смотрели большие выразительные глаза, полные ума и надежды.

— Хедли, — прошептала Ванесса и осторожно притронулась пальцем к четко прорисованным губам.

И вдруг осознала, что за все три дня, проведенные на берегу озера, она ни разу о нем не подумала.

Разумеется, не подумала. Как можно? Теперь она нераздельно, душой и телом, принадлежала новому мужу.

И все же…

До недавнего времени без постоянных воспоминаний о Хедли не проходило ни дня.

И вот незаметно пролетело целых три.

Три дня блаженного счастья с человеком, который ее не любил. И которого не любила она.

По крайней мере не любила так, как любила Хедли. Чувство к первому мужу осталось святым, неповторимым.

Но с Хедли она ни разу не испытала того чувственного наслаждения, которое подарил Эллиот. Ко времени свадьбы болезнь сделала несчастного почти импотентом. Хедли страшно мучился, хотя Ванесса научилась успокаивать его и даже приносить удовлетворение.

И вот теперь она сама познала сексуальное блаженство — с другим мужчиной.

И не вспоминала о Хедли целых три дня; нет, теперь уже четыре.

Неужели постепенно память сотрется окончательно?

Неужели настанет время, когда он перестанет существовать?

Ванесса погрузилась в печаль и ощутила острое чувство вины. Безосновательное, оно ранило безжалостно и больно. Почему она обречена на мучительное раскаяние, выйдя замуж вторично и освободившись от воспоминаний о первом супруге? Почему вынуждена корить себя за измену мертвому? И откуда это ужасное ощущение измены?

Сейчас, в серый дождливый день, все сомнения и терзания навалились жестоко и безжалостно.

— Ты должна продолжать жить, Несси, — сказал Хедли в один из последних дней, когда она держала его за руку и прикладывала к горящему лбу смоченное в прохладной воде полотенце. — Должна снова найти любовь и счастье. Должна выйти замуж и родить детей. Обещай мне.

Она обозвала его дураком и решительно отказалась давать какие бы то ни было обещания.

— О, только не дурак, — взмолился Хедли. — Ну хотя бы болван — и то лучше.

И они засмеялись.

— Непременно смейся. Смейся по самым пустяковым поводам, — потребовал Хедли. — Обещай, что будешь постоянно смеяться.

— Буду смеяться, когда будет смешно, — пообещала Ванесса и поднесла к губам почти прозрачную руку любимого. Вскоре он впал в забытье.

— Хедли, — прошептала Ванесса снова и обнаружила, что портрет расплылся перед глазами. Смахнула слезы. — Прости меня.

Она просила прощения за то, что поступила так, как он просил: за то, что вернулась к жизни и нашла счастье. За то, что снова вышла замуж и снова смеялась.

А еще за то, что почти четыре дня о нем не вспоминала.

Потом подумала о чувственной силе Эллиота, о той нескончаемой энергии, с которой он дарил плотское наслаждение. Провела ладонью по миниатюре. Депрессия переросла саму себя и превратилась в сердечную боль.

Если бы Хедли хотя бы раз смог…

Ванесса закрыла глаза и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

— Хедли, — снова позвала она.

Слезы текли по щекам. Она вытирала их ладонями, беспомощно шмыгала носом и, наконец, принялась искать платок. Рядом его не оказалось, а встать не хватало сил.

Она впала в грех уныния. Предалась ужасному, разрушающему отчаянию.

Всхлипнув еще несколько раз, решила, что пора встать, найти платок, хорошенько высморкаться и умыться холодной водой, чтобы уничтожить следы предосудительной слабости.

А что, если Эллиот заметит, что она плакала? Какой ужас! Что он подумает?

Ванесса положила миниатюру на подушку, и в это мгновение из-за плеча появилась рука с платком. Большая, сильная мужская рука. Рука Эллиота.

Дел оказалось совсем немного. Перед свадьбой Эллиот не жалел сил и привел хозяйство в образцовый порядок, зная, что вскоре придется на несколько месяцев уехать в Лондон.

Он справился меньше чем за час и решил навестить одного из арендаторов, с которым дружил. Однако ни самого арендатора, ни его жену дома застать не удалось, так что визит вежливости оказался совсем коротким.

Эллиот с радостью направил коня в Финчли-Парк — значительно раньше, чем предполагал. Пока что супружество доставляло лишь положительные эмоции. Честно говоря, сегодня утром отчаянно не хотелось покидать дом у озера. Почему-то казалось, что волшебные чары сразу разрушатся.

Конечно, на самом деле никаких чар не существовало, как не существовало и ни капли волшебства. Три дня и четыре ночи он всего лишь видел рядом ту, с которой можно было делить постель. Да, секс оказался на удивление приятным. Эллиот сделал открытие: чтобы вызывать вожделение, женское тело вовсе не должно поражать пышными формами.

Но секрет трехдневного блаженства заключался не только в сексе. Жена предпочла провести краткий медовый месяц мирно, без ссор, и оказалась интересной в общении и даже милой.

Подумать только; он настолько увлекся, что позволил ей грести во время лодочной прогулки, хотя полное отсутствие умения бросалось в глаза. Позволил орать во все горло, когда брошенный ею камешек случайно прыгнул по воде три раза подряд. А потом нарвал нарциссов больше, чем видел за всю жизнь, да еще покорно прислуживал, расставляя цветы по комнатам.

Возможно, им с Ванессой все-таки удастся построить надежный и благопристойный брак.

Погрузившись в размышления, Эллиот не просто возвращался домой раньше срока, а отчаянно спешил, игнорируя внутренний голос, напоминавший, что неплохо было бы навестить еще нескольких арендаторов.

Вчера они с Ванессой любили друг друга прямо на поляне с нарциссами. Если бы погода не испортилась, вполне можно было бы вернуться на берег озера и нарвать цветов для парадных комнат. А в спальне ждала большая кровать. Так почему же не обновить ее дождливым днем, когда ничего интереснее не предвидится?

Ни в одной из комнат первого этажа Ванессы не оказалось. Должно быть, поднялась в спальню, чтобы наверстать упущенные часы сна.

Эллиот легко взбежал по лестнице и направился в свою гардеробную, чтобы вытереть намокшие под дождем волосы и снять сапоги. Сделал все сам, без помощи камердинера. Гардеробная жены была рядом, за дверью. Он миновал небольшую комнату осторожно, стараясь шагать как можно тише — а вдруг Ванесса спит? Впрочем, он все равно вскоре собирался разбудить ее, и думал об этом с удовольствием.

Дверь в спальню оказалась приоткрытой. Эллиот вошел без стука.

Ванесса не спала. Сидела на краю кровати, спиной к нему, с низко опущенной головой. Может быть, читала? Вдруг захотелось подкрасться на цыпочках и поцеловать в шею. Интересно, как она прореагирует? Испугается и закричит? Или засмеется? А может быть, поведет плечами и чувственно вздохнет?

Она шмыгнула носом.

Странно.

И тут стало ясно, что Ванесса плачет. Плачет горько, с жалобными всхлипами, судорожно переводя дыхание.

Эллиот остолбенел. Захотелось броситься к жене, схватить на руки и успокоить, а потом выяснить причину слез. Но он никогда не умел утешать женщин, а потому просто пошел вперед, но медленнее и осторожнее. Эллиот ничуть не пытался скрыть свое присутствие, но Ванесса так погрузилась в собственные переживания, что не замечала ничего вокруг.

И вдруг, в тот самый момент, когда супруг собрался нежно тронуть ее за плечо, она что-то положила на подушку. Неожиданно для самого себя Эллиот увидел миниатюрный портрет хрупкого, почти по-женски красивого молодого человека.

Не потребовалось долгих размышлений, чтобы понять: молодой человек — Хедли Дью, его предшественник.

Лорд Лингейт мгновенно разозлился.

Впал в холодную ярость.

Вытащил из кармана чистый носовой платок и молча, без единого слова, протянул Ванессе.

— Полагаю, ты любила его больше жизни, — произнес Эллиот, когда всхлипы и сопение за спиной прекратились.

Он даже не пытался скрыть сарказм.

— Я любила его, — подтвердила Ванесса после долгого молчания. — Эллиот…

— Пожалуйста, — перебил он, — не думай, что обязана что-то объяснять. Оправдания абсолютно излишни и почти наверняка окажутся лживыми.

— В моей истории нет оснований для лжи, — тихо, но уверенно возразила Ванесса. — Я любила его, а потом потеряла. И вышла замуж за тебя. Вот и все. Тебе не удастся найти…

— И ты сочла возможным привезти в мой дом его портрет, чтобы потихоньку оплакивать?

— Да, — просто ответила она. — Я привезла с собой миниатюру. Хедли Дью — важная часть моего прошлого. Он был — и остается — частью меня. Я не подозревала, что ты так скоро вернешься. И. что войдешь в мою комнату, даже не постучавшись.

Эллиот резко обернулся и устремил на жену каменный взгляд. Ванесса продолжала сидеть в той же позе, со смятым платком на коленях. Лицо распухло и покраснело от слез — не самое привлекательное зрелище.

— Значит, я обязан стучаться, прежде чем войти в комнату жены?

По своей дурной привычке она ответила на вопрос вопросом:

— А если бы я вошла в твою комнату без стука, разве ты не рассердился бы? Особенно если бы не хотел, чтобы я увидела, чем ты занят?

— Но это же совсем другое дело! Разумеется, я бы рассердился.

— А мне нельзя? Потому что я всего лишь женщина? Что-то вроде служанки? Но даже служанки имеют право остаться наедине с собой.

Каким-то образом ей удалось перевести стрелки. Теперь уже она отчитывала его, заставляя оправдываться.

Эллиот внезапно осознал, что в последние три дня не было ничего, кроме секса. Именно так, как он и предполагал. Какой же смысл негодовать по поводу того, что знал заранее? Он вступал в брак без иллюзий. Но все равно чувствовал себя обманутым!

— Впредь ваше желание будет исполнено, мэм, — заявил он с холодным поклоном. — Отныне и впредь эта комната останется в вашем полном распоряжении, кроме тех случаев, когда мне вздумается осуществить супружеские права. Но даже в этих случаях я буду стучаться. Если не пожелаете меня принять, можете послать к черту.

Ванесса склонила голову и несколько мгновений смотрела молча.

— Проблема мужчин заключается в том, что они никогда не обсуждают дела спокойно и трезво. Не хотят слушать. Сразу вспыхивают, обижаются и бросают на воздух категоричные заявления. Чрезвычайно неразумные создания. Стоит ли удивляться тому, что мир не вылезает из кровопролитных войн?

— Мужчины сражаются, чтобы обезопасить мир для своих женщин, — процедил Эллиот сквозь стиснутые зубы.

— Что за чепуха! — отмахнулась Ванесса.

Разумеется, ей следовало сидеть, покорно склонив голову, и молча слушать повелителя, лишь изредка односложно отвечая на вопросы. В этом случае он смог бы удалиться из комнаты, сохранив достоинство, а не мучиться в словесном поединке.

Но перед ним сидела Ванесса, и уже становилось ясно, что ожидать от нее общепринятого поведения не приходилось.

И у него хватило ума на ней жениться. Так кого же винить, кроме себя самого?

— Если бы мужчины действительно заботились о своих женщинах, то первым делом сели бы и поговорили.

— Мадам, — холодно возразил виконт. — Возможно, вы надеетесь меня отвлечь, но из этого ничего не выйдет. Я не требую того, чего вы не в состоянии дать и чего я сам не хочу — не требую вашей любви. Но требую абсолютной верности. Это право супруга.

— Ты и так располагаешь моей абсолютной верностью, — невозмутимо ответила Ванесса. — И вовсе незачем так страшно хмуриться и называть меня «мадам», как будто видишь впервые.

— Не могу и не желаю соперничать с мертвым, — сурово продолжал Эллиот. — Понимаю, что ты любила его всей душой и ранняя смерть супруга стала жестоким ударом. Но сейчас ты моя жена, а потому должна хотя бы на людях проявлять преданность.

— На людях, — повторила Ванесса. — Так что же, наедине преданность не нужна? Наедине можно оставаться честной и демонстрировать равнодушие, неприязнь и даже ненависть? Все негативные чувства, которые скрываются в душе?

Эллиот смотрел, с трудом сдерживая раздражение.

— Позволь же все-таки объясниться, — настаивала она.

— Насчет того, чему я стал невольным свидетелем, войдя сюда и тем самым нарушив неприкосновенность личной жизни? — уточнил виконт. — Не стоит утруждаться.

— Криспин Дью женился, — решительно произнесла Ванесса.

Лорд Лингейт молча смотрел на жену. Что это, внезапный скачок мысли или в ее расстроенном мозгу все-таки существовала какая-то логическая связь?

— Об этом сегодня утром мне сказала Кейт, — продолжала Ванесса. — Сэр Хамфри и леди Дью получили письмо, пока гостили в Уоррен-Холле. Женился в Испании, где стоит его полк.

— Надо полагать, сердце твоей старшей сестры окончательно разбито, хотя и непонятно, с какой стати. Если за четыре года парень умудрился не написать ни слова, то именно этого и следовало ожидать.

— Скорее всего Маргарет опасалась измены, — согласилась Ванесса. — Но ведь опасаться и знать наверняка — совсем разные вещи.

Эллиот кое-что понял.

— Значит, ничто не мешало ей выйти замуж. Ну скажем, даже за меня, — заметил он.

— Да, — подтвердила Ванесса.

И вот наконец он увидел связь.

— Ты осознала это сегодня днем, пока меня не было. Подумала, что письмо пришло слишком поздно. Можно было и не приносить себя в жертву.

— Бедная Мег, — вздохнула Ванесса, не подтверждая, но и не отрицая обвинение. — Она так его любила. Но когда Криспин просил ее выйти замуж и уехать вместе с ним к месту службы, отказалась и осталась с нами. Не позволила мне заменить себя.

— Тогда не позволила, — уточнил виконт, — а в этот раз ей просто не предоставили права выбора. Ты пошла в наступление, даже не сообщив о намерениях.

— Эллиот, — остановила Ванесса, — пожалуйста, постарайся не перебивать.

Виконт снова сжал руки за спиной и слегка наклонился.

— Что же, объясняйся, если считаешь необходимым, — разрешил он. — Больше не буду перебивать.

Ванесса грустно посмотрела на мужа и вздохнула. Отложила в сторону платок, который нервно теребила в руках, посмотрела на лежавшую лицом вверх миниатюру и медленно, словно нехотя, перевернула.

— Я испугалась, что забуду Хедли, — заговорила она. — И в то же время поняла, что забыть необходимо. Я вышла замуж и должна дать тебе безраздельное внимание, бесспорную преданность и безусловную верность. Но я боялась, Эллиот. Если я его забуду, значит, любовь тоже умрет. А я всегда верила, что любовь — единственная постоянная величина, что она бессмертна и в нашей жизни, и в вечности. Я плакала потому, что вынуждена забыть, а забывать не хочу.

Эллиот недавно сказал, что не собирается соперничать с мертвым. Но разве не это он намеревался сделать сейчас?

Судя по всему, женщине нельзя приказать не любить, как нельзя приказать полюбить.

— Я отвезу портрет в Уоррен-Холл, — продолжала Ванесса. — А еще лучше — отошлю обратно в Рандл-Парк. Леди Дью подарила мне миниатюру после смерти Хедли и наверняка будет рада получить ее обратно. Конечно, правильнее было бы вернуть подарок еще до нашей свадьбы, но тогда я об этом не подумала. Я не нарушу данной у алтаря клятвы, Эллиот. И больше никогда не стану оплакивать Хедли, Постараюсь спрятать его в дальний уголок сердца и оставить там навсегда, но окончательному забвению не предам.

Клятва, данная у алтаря. Любить, чтить и во всем слушаться супруга.

Раньше она обещала гораздо больше: комфорт, наслаждение и счастье — и во время трех медовых дней удивительным образом подарила и первое, и второе, и третье. А он, наивный простак, принял без вопросов, как само собой разумеющееся.

Оказывается, она всего лишь выполняла данное обещание.

Лорд Лингейт не сомневался, что супруга тоже получила от близости чувственное наслаждение. Но теперь он понял, что она всего лишь восполняла недостаток плотских радостей, которых ее лишила тяжкая болезнь первого мужа.

Все ограничивалось сексом.

Ничего иного для нее не существовало.

Равно как и для него самого, в полном соответствии с желаниями и намерениями. О большем он и не задумывался.

Но почему же, черт возьми, хотя гнев рассеялся, где-то в глубине существа затаился черный клубок разочарования?

Сомнений не оставалось: имя Хедли Дью никогда больше не прозвучит в их доме. Ванесса будет продолжать любить его в глубине души и в то же время, послушная супружескому долгу, навсегда сохранит верность второму мужу.

Виконт снова поклонился.

— Оставлю вас, мэм, — произнес он. — Необходимо заняться срочными делами. Можно ли попросить вас умыться, чтобы слуги не видели заплаканного лица? Встретимся за обедом. А потом я навещу вас в вашей комнате, но спать вернусь к себе.

— О Эллиот! — горько воскликнула Ванесса. — Своим неуклюжим объяснением я только все запутала, правда? Может быть, потому, что не в состоянии разобраться сама.

— Возможно, когда-нибудь в будущем вы сможете написать книгу, — саркастически заметил Эллиот. — Вам отлично удастся любовный роман — что-нибудь, до краев наполненное пустой страстью, фальшивыми переживаниями и напыщенными речами.

С этими словами виконт вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Эллиота не оставляло чувство, что его одурачили. Жена не позволила в полной мере выплеснуть гнев и авторитетно разложить по полочкам все то, чего он ожидал от нее и от их брака. Вместо этого завела в дремучий словесный лабиринт и заставила почувствовать себя самодовольным ослом.

Может быть, именно таким он и был на самом деле?

Лорд Лингейт свирепо насупился.

Неужели следовало нежно обнять жену и шептать ей на ушко ласковые слова утешения, пока она оплакивала любимого, которым — так уж случилось — оказался не он сам?

И к тому же мертвого.

Боже милостивый!

Черт подери, куда способен завести человека брак?

Эллиот посмотрел в окно своей спальни и заметил, что дождь припустил еще отчаяннее, чем полчаса назад. Ветер безжалостно трепал верхушки деревьев.

Отлично! Именно такая погода ему и нужна.

Десять минут спустя он во весь опор мчался на свежем, застоявшемся в конюшне жеребце.

Куда именно?

Он и понятия не имел. Главное, как можно дальше от Ванессы и злосчастного брака. А еще прочь от проклятого портрета этого болезненного и милого юноши, с которым он не хотел соперничать, даже если бы мог.

Пусть любит его, сколько душе угодно.

К черту ее.

К черту Хедли Дью.

Поняв наивность собственных мыслей, виконт пришпорил коня и понесся прямиком на возвышавшуюся впереди зеленую изгородь.

Если суждено рассуждать наивно, то почему бы заодно не вести себя безрассудно?

Чем больше Ванесса споласкивала лицо холодной водой и разглаживала кремом, тем заметнее распухали веки и краснели щеки.

В конце концов она оставила бесполезное занятие и вышла в коридор энергичной походкой, приклеив к губам самую лучезарную улыбку, хотя встретили ее лишь картины на стенах и мраморные бюсты на лестничных площадках.

Виконт вернулся домой и появился в гостиной всего за несколько мгновений до того, как дворецкий объявил, что обед подан. Пора было идти в столовую. В присутствии слуг они целый час вели надуманный, неестественно высокопарный разговор, а Ванесса вдобавок изо всех сил улыбалась.

Потом оба сидели в гостиной возле камина — правда, по разные его стороны — и читали. Ванесса заметила, сколько раз муж перевернул страницы. Насчитала четыре раза, и это за полтора часа. Сама она тоже время от времени вспоминала, что неплохо было бы сменить декорацию перед глазами; при этом всякий раз принимала новую позу и улыбалась, словно читала что-то потрясающе увлекательное.

Лишь просидев так с полчаса, поняла, что сняла с полки сборник проповедей.

Пришлось улыбаться более задумчиво.

Ванесса украдкой посмотрела на мужа. Зачем, собственно, сегодня днем он вернулся домой пораньше и зашел в спальню без стука? Неужели чтобы…

Но Эллиот хмуро смотрел в книгу и совсем не походил на человека, мечтающего о любовной близости.

Когда же наконец пришло время отправляться ко сну, он проводил ее до двери гардеробной и, поцеловав руку, вежливо поинтересовался, позволено ли ему прийти через некоторое время. Да-да, так и спросил!

Когда он появился в спальне, Ванесса лежала в постели и размышляла, что можно сказать и сделать, чтобы исправить положение. Но в конце концов просто молча улыбалась до тех пор, пока он не задул свечу — впервые со дня свадьбы.

Он овладел ею без поцелуев и ласк — деловито, торопливо и похотливо. Все закончилось задолго до того, как она успела хотя бы подумать об остром наслаждении, которое неизменно испытывала во время предыдущих тринадцати интимных встреч.

Единственное, что ей досталось сегодня, — это тупая боль неудовлетворенного желания.

Закончив дело, виконт немедленно встал с постели, накинул халат и удалился через гардеробную.

А прежде чем закрыть дверь, поблагодарил.

Он сказал ей «спасибо»!

Слово прозвучало окончательным оскорблением.

Хуже того, оскорбительной выглядела вся сцена. Ванесса подозревала, что не случайно.

Поведение лорда Лингейта недвусмысленно показывало, что если ей угодно быть его супругой всего лишь ради положения в свете и производства детей, то он счастлив предоставить желаемое.

До чего же все-таки глупы мужчины!

Или если воздержаться от преувеличения и несправедливости по отношению к бесчисленному множеству ни в чем не повинных джентльменов, то можно было бы переформулировать мысль: до чего же глуп Эллиот Уоллес, виконт Лингейт!

Беспокоило лишь то обстоятельство, что вина лежала исключительно на ней самой.

Эллиот ни за что бы не признался, что страшно обиделся.

А Ванесса не знала, что делать, хотя требовалось что-то срочно предпринять. Плакать над портретом другого мужчины на четвертый день после свадьбы — далеко не самый разумный и тактичный поступок. Она обещала мужу иное. А если бы и не обещала, все равно была бы обязана принести в его дом комфорт, наслаждение и счастье.

Кроме того, ей вовсе не хотелось превращать безоблачные дни у озера в бледное воспоминание о туманном прошлом, в неповторимое и почти нереальное интермеццо. Да, она познала счастье и не сомневалась, что супруг тоже был безоглядно счастлив, хотя даже под пыткой не признался бы в недостойной слабости.

Они были счастливы вместе.

В прошлом.

И теперь только от нее зависело, продлится ли счастье в настоящем и будущем.

Ради их общей жизни.

Глава 16

После переезда в Лондон Ванесса редко видела мужа. Тот уходил сразу после завтрака, а возвращался вечером. И даже когда был дома, рядом неотступно присутствовали матушка и младшая сестра.

Единственным временем, когда супругам удавалось побыть вдвоем, оставалась ночь с кратким ритуалом любовной близости. Виконт старался наделить виконтессу наследником, а виконтесса старалась получить удовольствие. Оставалось лишь надеяться, что его усилия имели больший успех, чем ее. Всякий раз, едва выполнив миссию, Эллиот немедленно вставал и уходил к себе. И неизменно благодарил.

Муж вел себя вежливо, но настолько холодно, что Ванессе становилось страшно. Ей казалось, что пропасть между ними растет с каждым днем и они уже никогда не станут по-настоящему близкими людьми.

Лондонская жизнь немедленно вовлекла в свой бурный поток, и проще всего было, конечно, уступить и плыть по течению. Каждый день до отказа наполнялся сотней самых разных дел: покупки, посещение библиотеки, дневные визиты в компании свекрови и золовки, регулярные визиты на Беркли-сквер, в Мертон-Хаус — после того как туда приехали брат и сестры. А еще требовалось тщательно изучать массу ежедневно присылаемых приглашений на светские рауты и решать, какие из них стоит принять — разумеется, после представления королеве. Ну и, конечно, заставляли поволноваться само событие и торжественный бал, намеченный на тот же вечер. Это дебют Сесил, но вместе с ней впервые появятся в свете Ванесса, Маргарет и Кейт.

Впереди маячили новые встречи и новые знакомства. Они несли с собой имена и титулы, которые следовало как можно быстрее запомнить.

Почти все дела можно было считать сугубо женскими. У Ванессы сложилось впечатление, что в высшем обществе дамы и джентльмены существуют порознь, а встречаются лишь на светских развлечениях, подобных балам, скачкам и пикникам. Дебютному балу как раз и предстояло стать таким событием.

Ванесса вполне могла бы закружиться в новой жизни и в прямом смысле слова игнорировать Эллиота, тем более что она понятия не имела, как муж проводил время.

Но она скучала по нему. Там, на озере, они много и интересно беседовали. Все делали вместе. Часто и с наслаждением любили друг друга. Спали вместе, крепко обнявшись.

Конечно, даже тогда отношения недотягивали до идеальных. Ванесса не могла не ощущать сдержанность, замкнутость Эллиота, его нежелание открыться и просто наслаждаться жизнью. Она заметила, что он никогда не смеялся и даже никогда не улыбался. И все же внешняя холодность не мешала виконту познать счастье, пусть даже сам он никогда бы не произнес этого слова.

Тогда существовала надежда на лучшее.

А сейчас он не был счастлив, во всяком случае, дома.

И вина лежала исключительно на ней.

В подобной ситуации можно было смириться с половинчатым браком и заняться собственными делами.

Но она не хотела смиряться.

Утром накануне презентации Ванесса услышала, как муж вышел из своей гардеробной. Было еще очень рано. Он всегда вставал рано, чтобы провести некоторое время в кабинете в обществе мистера Боуэна, а потом на весь день уехать из дома..

Леди Лингейт, а иногда и Сесил завтракали вместе с ним. Ванесса, разумеется, тоже, но о разговоре наедине в это время нечего было и думать.

Ванесса поспешила в собственную гардеробную, на ходу снимая сорочку. Звонить горничной она не стала. Быстро умылась холодной водой и надела светло-голубое дневное платье. Провела расческой по волосам, заглянула в большое, во весь рост, зеркало, чтобы убедиться, что не окончательно страшна, и спустилась вниз вслед за мужем.

Как она и ожидала, Эллиот оказался в кабинете рядом с библиотекой. Держал в руке распечатанное письмо, но не читал, а что-то обсуждал с мистером Боуэном. Одетый в безупречный костюм для верховой езды и высокие сапоги, он выглядел неотразимо красивым.

Едва Ванесса появилась в дверях, виконт обернулся, даже не пытаясь скрыть удивление.

— А, дорогая, — приветствовал он, используя нелепое обращение, как и всегда при посторонних. — Ты сегодня рано встала.

— Что-то не спится. — Ванесса улыбнулась и кивнула мистеру Боуэну. Тот вежливо встал из-за стола.

— Могу ли чем-нибудь помочь? — поинтересовался Эллиот.

— Давай пройдем в библиотеку или в утреннюю комнату, — ответила она. — Хотелось бы поговорить.

Эллиот слегка склонил голову.

— Ответ на это письмо продиктую позже, — обратился он к секретарю и положил листок на стол. — Дело не первой срочности.

Взяв жену за локоть, решительно повел в соседнюю комнату, где в камине уже весело потрескивали дрова.

— Итак, чем могу служить, Ванесса? — холодно спросил он. Показал на кожаное кресло, а сам подошел к камину и остановился спиной к огню. За вежливостью скрывалось нетерпение.

Ванесса села.

— Просто подумала, что мы могли бы наконец поговорить. В последнее время это никак не удается.

Виконт удивленно поднял брови.

— Разве? А за обедом? И после обеда, в гостиной?

— Но с нами всегда твоя мама и сестра. А я хочу поговорить наедине.

Супруг смерил ее пристальным взглядом.

— Нужны деньги? — уточнил он. — Так скажи Джорджу, и он немедленно все уладит. Скупостью я не страдаю.

— Нет, дело не в деньгах. — Ванесса махнула рукой. — Я еще не истратила ту сумму, которую твой секретарь дал два дня назад. Только оплатила абонемент в библиотеке, и больше ничего. Ездила по магазинам, но решила, что у меня все есть. Любая покупка оказалась бы бесполезной и экстравагантной. Одних платьев сейчас набралось больше, чем за всю мою жизнь.

Лорд Лингейт продолжал смотреть сверху вниз, и Ванесса остро ощутила неравнозначность положения: она сидела, а он стоял, возвышаясь горой.

— Нет, мне хотелось поговорить вовсе не о деньгах, — продолжила она, — а о нас. О нашем браке. По-моему, я тебя обидела.

Глаза виконта мгновенно стали холодными.

— Полагаю, мэм, — возразил он, — что не в ваших силах это сделать.

Вот очевидное доказательство ее правоты. Тот, кто затаил в душе обиду, часто стремится нанести ответный удар, только еще более болезненный.

— Если вы сказали все, что хотели, то позволю себе пожелать…

— Разумеется, не все, — горячо запротестовала Ванесса. — Господи, Эллиот, неужели мы всегда будем общаться с холодной учтивостью, как чужие? Всего лишь несколько дней назад ты увлеченно швырял камешки в озеро, я неумело сражалась с веслами и мы вместе собирали нарциссы. Неужели то время ничего для тебя не значит?

— Не могла же ты поверить, что три дня после свадьбы окажутся значительнее, чем серьезная семейная жизнь? — не скрывая иронии, поинтересовался он.

— Представь себе, как раз поверила, — ответила Ванесса. — Эллиот…

— Мне действительно пора, — перебил он. — Позволь проводить тебя в столовую. Мама, должно быть, уже спустилась.

С ледяной вежливостью он предложил руку.

— Те три дня и четыре ночи стали самым чудесным временем в моей жизни, — призналась Ванесса, слегка наклоняясь в кресле и не сводя с мужа внимательных глаз.

Она заметила, как он вдохнул, собираясь что-то сказать, и поспешила продолжить:

— Я любила Хедли, — смело заявила она. — Больше того, обожала. Если бы могла, с радостью умерла бы вместо него. Но я никогда не была в него влюблена. Никогда… — Она неловко сглотнула и закрыла глаза. Ни разу в жизни она не говорила о самом сокровенном и даже старалась не думать. — Никогда не испытывала к нему вожделения. Никогда не хотела его близости. Он всегда оставался для меня самым дорогим в мире другом.

Повисло ужасное молчание.

— Но он был жутко в меня влюблен, — собравшись с духом, продолжила Ванесса. — Конечно, привлекала его не красота. Думаю, секрет в моей жизнерадостности, в желании смеяться по любому поводу и в готовности оставаться рядом. Хедли был очень болен и очень слаб. Наверное, если бы Бог наградил его силой и здоровьем, он ни за что не влюбился бы, хотя продолжал бы дружить. Полюбил бы какую-нибудь хорошенькую девушку.

Виконт упорно молчал. Ванесса быстро взглянула на мужа, а потом опустила глаза и посмотрела на нервно сжатые на коленях руки.

— Ты большой, сильный и здоровый, — продолжила она. — То, что между нами было… никогда в жизни я не испытывала подобного наслаждения. А потом, когда мы вернулись в большой дом и съездили в Уоррен-Холл, узнала о женитьбе Криспина и поняла, как страдает Мег. Ты уехал на весь день. Я осталась одна, и шел дождь, и вот тогда-то я и подумала о Хедли. Вспомнила, что сунула в чемодан портрет, пошла в спальню и нашла. Смотрела и жалела о его ранней смерти; о том, что никогда не любила его так, как должна была любить. Корила себя за то, что познала с тобой редкое наслаждение, а с ним так ничего и не почувствовала. А потом возникло чувство вины за подобные мысли: разве можно корить себя за счастливую близость с новым супругом? Напротив, надо всеми силами стремиться к наслаждению. И вот я снова пытаюсь что-то сбивчиво объяснить и снова безнадежно путаюсь в словах.

Ванесса замолчала и услышала глубокий вздох.

— Мне сложно разобраться в запутанной канве театральных трагедий, — наконец заговорил Эллиот. — Очевидно, следует испытывать глубокую благодарность за то, что ты не была влюблена в Дью, хотя и любила его. Верно? Очевидно, разница существует? И следует быть вдвойне благодарным за то, что целых три дня после свадьбы ты испытывала ко мне столь острое вожделение — причем удовлетворенное острое вожделение, — что совсем забыла человека, которого любила, но в которого не была влюблена. Я прав?

Да, ему удалось свести признание к банальной слезливой болтовне. Она открыла душу, а он остался холодным и ироничным.

Ванесса подняла на мужа глаза и наткнулась на насмешливый взгляд. И с этим невыносимым человеком ей необходимо найти общий язык? Другого пути нет. В конце концов, от этого зависит и ее собственное счастье.

— Вполне возможно, что мы не влюблены друг в друга, — продолжала Ванесса. — Конечно, можно даже и не пытаться построить глубокие и теплые отношения. А можно поступить иначе: постараться пойти навстречу друг другу и стать счастливыми.

Виконт смотрел, слегка прищурившись.

— И что же ты понимаешь под этим своим «постараться»? — иронично спросил он.

— Ну, для начала ты можешь попробовать чаще бывать дома, — спокойно ответила Ванесса. — И я, кстати, тоже. Иногда мы можем вместе заниматься чем-нибудь, что доставит удовольствие обоим.

— Например, в постели? — не преминул съязвить виконт.

Ванесса не отвела взгляда, хотя почувствовала, как зарделись щеки.

— И дольше, чем на пять минут? — не осталась она в долгу. — Это уже что-то, хотя надежные отношения должны основываться не только на встречах в постели. Конечно, завтра вечером предстоит бал, но это лишь единичное событие, да и то формальное. Но ведь каждый день я вместе с твоей мамой просматриваю стопки приглашений. Может быть, хотя бы некоторые из них заинтересуют нас обоих?

Эллиот молча кивнул в знак согласия.

— К браку непросто привыкнуть, — продолжала Ванесса. — А мужчинам, наверное, еще сложнее, чем женщинам. Нас с детства приучают к зависимости, заставляют думать не только о себе, но и о других. А вы устроены иначе.

— Значит, мы эгоистичные ублюдки? — уточнил Эллиот.

Ванесса испытала настоящее потрясение. Подобной грубости слышать еще не приходилось. Она медленно улыбнулась.

— Что ж, ты сам это сказал.

На мгновение в глазах виконта загорелись искры, очень похожие на лукавство.

— Тебе не доводилось видеть коллекцию Таунли, которая хранится в Британском музее? — неожиданно поинтересовался он.

— Нет, — честно призналась Ванесса.

— Она включает классические античные скульптуры, — пояснил Эллиот. — Некоторые леди отказываются их смотреть, а некоторые мужчины отказываются брать с собой дам, даже если те очень просят. Дело в том, что статуи полностью лишены одежды и предстают в шокирующей наготе. Но в то же время выставка позволяет приобщиться к одной из величайших мировых цивилизаций. Хочешь пойти?

Ванесса слегка растерялась от неожиданности.

— Прямо сейчас?

Виконт без стеснения осмотрел ее с головы до ног.

— Полагаю, — заключил он, — прежде не мешает позавтракать и переодеться во что-нибудь более подходящее.

Ванесса легко вскочила.

— Когда я должна быть готова?

— Через час? — предположил Эллиот.

— Через пятьдесят пять минут, — пообещала Ванесса и, одарив мужа радостной улыбкой, выбежала из библиотеки и помчалась вверх по лестнице.

Эллиот пригласил провести время вместе!

Хочет показать коллекцию Таунли! Ей безразлично, что скрывается за таинственным названием. Если мужу будет угодно, она готова смотреть на грязную лужу и находить смысл в разводах.

— Я разобрал почту, — сообщил Джордж Боуэн, когда Эллиот вернулся в кабинет. Приглашения дамам вот в этой стопке. Письма, с которыми разберусь сам, здесь. А эти требуют твоего внимания. То, которое лежит сверху…

—…подождет, — продолжил Эллиот, не глядя ни на письма, ни на секретаря. — Утро я проведу с ее светлостью.

Последовала короткая пауза.

— А, понятно, — наконец отреагировал Джордж, старательно выравнивая третью, самую маленькую стопку.

— Повезу жену в Британский музей и покажу коллекцию Таунли, — пояснил Эллиот и добавил фразу, о которой впоследствии пожалел: — Ей хочется проводить вместе со мной как можно больше времени.

— Некоторые жены достаточно эксцентричны, — заметил Джордж. Он старательно точил перо, хотя необходимости в его немедленном использовании не наблюдаюсь. — Во всяком случае, нечто подобное мне доводилось слышать.

— Мне необходимо подняться наверх и переодеться, — заключил Эллиот.

— Думаю, ты прав, — согласился друг, критически осмотрев лорда с ног до головы. — А можно внести предложение?

Виконт уже направился к двери, но вздохнул и, остановившись, взглянул через плечо.

— Полагаю, музей и коллекция — твоя идея. Мысль блестящая, ничего не скажешь. Но потом отвези леди в кондитерскую Гантера. Скорее всего ей еще не довелось попробовать мороженое. Должно понравиться. А главное, в совместном поедании сладостей она увидит романтический жест.

Эллиот резко повернулся.

— С каких это пор ты стал экспертом в романтических жестах? — саркастически парировал он.

Секретарь слегка откашлялся.

— Видишь ли, вовсе нет необходимости становиться экспертом, — пояснил он. — Вполне достаточно понаблюдать за дамами и понять, что их радует. Готов поспорить, что твою супругу порадовать нетрудно. Жизнерадостное создание — улыбается даже тогда, когда и радоваться-то особенно нечему.

— Итак, ты желаешь сделать заявление? — В голосе виконта послышались опасные нотки.

— Твоя главная проблема заключается в полном отсутствии романтизма, — бесстрашно заявил Джордж. — Единственное, что приходит тебе на ум в отношении взволновавшей сердце женщины, — отправиться с ней в спальню. Не то чтобы я тебя осуждал. Напротив, нередко даже завидую, если уж говорить начистоту. Но дамы настроены на романтический лад, а потому стоит хотя бы иногда исполнять их мечты. Конечно, речь идет о тех случаях, когда это наши супруги, а не любовницы.

Эллиот смотрел с нескрываемым изумлением.

— Бог мой! — воскликнул он. — Вот, оказывается, какого мудрого змея я пригрел в собственном доме под видом секретаря!

Джордж благоразумно изобразил раскаяние, хотя молчать не стал.

— Итак, сначала скульптуры, Эллиот, если считаешь экскурс необходимым, — напомнил он. — Полагаю, у твоей леди хватит стойкости, чтобы выдержать зрелище без нюхательной соли. Больше того, уверен, что ей понравится. Но после этого, старина, — непременно к Гантеру!

— Но ведь сейчас не лето!

— Да хоть в январе, — упорствовал Джордж. — Тем более что четыре дня кряду ее светлость провела в одиночестве, если не считать общества дам. А замужем всего-то чуть больше недели.

— А ты не в меру дерзок, — нахмурился виконт.

— Всего лишь наблюдателен, — поправил секретарь. — Ты бы лучше поспешил: до завтрака надо успеть переодеться.

Лорд Лингейт покинул кабинет.

В свою комнату он поднимался не в лучшем расположении духа, впрочем, как и все последние шесть дней. Дома настроение резко портилось. Зато в клубах, на аукционе чистокровных лошадей «Таттерсоллз» и в боксерском зале Джексона он чувствовал себя прекрасно: с удовольствием встречался с друзьями и знакомыми, увлеченно обсуждал интересующие темы: от деятельности правительства и военной политики королевства до результатов скачек и поединков знаменитых боксеров.

Но, даже радуясь жизни, виконт ни на минуту не сомневался в том, что, позволив Ванессе Дью уговорить себя жениться, он совершил величайшую ошибку.

И вот сегодня предстояло отказаться от достойного утра в достойном клубе, чтобы ознакомить супругу с культурным наследием античности. А ознакомив, угостить мороженым в кондитерской Гантера.

Хотя ехать в кондитерскую вовсе не обязательно. Нельзя позволять секретарю диктовать каждый шаг и отчитывать за невнимание к жене.

И все же пригласить Ванессу к Гантеру — это романтично!

Позвольте, но не она ли обещала обеспечить ему комфорт?

Эллиот тяжело вздохнул и пришел к выводу, что на свете нет ничего более запутанного и неудобного, чем брак.

Глава 17

Ванессе очень понравились скульптуры. Она внимательно осматривала каждую мраморную фигуру, ничуть не смущаясь наготой. Не мешало ей и то обстоятельство, что от большинства статуй сохранились лишь фрагменты.

— Поверить невозможно, что смотришь на произведения глубокой древности. Дух захватывает, правда? — обратилась она к мужу.

Эти слова оказались единственными. Виконт с интересом заметил, что супруга не заполняла время болтовней, а сосредоточенно изучала коллекцию. Правда, спустя некоторое время оказалось, что порою она переводит пристальный, критический взгляд со статуй на него самого. Виконт заметил это потому, что сам больше смотрел не на древнегреческие обломки — их он уже не раз видел, — а на жену.

Она надела розовое платье. Цвет мог бы выглядеть ужасно, но почему-то этого не случилось. Напротив, в розовом Ванесса казалась особенно женственной и хрупкой, а цвет лица приобрел нежную прозрачность. Да, сейчас можно было смело назвать ее очень и очень хорошенькой.

Разумеется, платье соответствовало самым строгим требованиям стиля, а причудливая маленькая шляпка воплощала новейшие модные веяния.

Однажды их взгляды встретились, и виконт вопросительно поднял брови.

— Все фигуры почему-то или белые, или серые, как будто древние греки и другие народы Средиземноморья были бледными. Но ведь это же не так, правда? Скорее всего изначально скульптуры были окрашены в яркие тона. Эти люди наверняка были смуглыми, как ты, только с бронзовым отливом: ведь они постоянно жили под ярким солнцем и выглядели еще красивее, чем в мраморе.

Эллиот спросил себя, не комплимент ли это и не хочет ли она назвать его красивым.

— А ведь все эти восхитительные изваяния — историческое наследие твоих предков, — заключила Ванесса, когда они выходили из музея. — Чувствуешь, как сердечные струны отзываются мелодичным звоном?

— Насколько мне известно, сердце — это орган, не снабженный струнами, — ответил Эллиот.

Вялая попытка отшутиться была вознаграждена широкой восторженной улыбкой.

— Но я никогда не забываю о греческих корнях, — добавил он уже серьезно.

— А в Греции бывал? — продолжала расспрашивать Ванесса.

— Только однажды, в раннем детстве. Мама возила нас с Джессикой в гости к деду и многочисленным родственникам. Мало что запомнил, кроме шумных и многолюдных семейных сборищ, яркого солнца и синей воды. Да, а еще помню, как заблудился в Парфеноне, потому что не послушался и ушел от мамы.

— Никогда не думал съездить еще раз? — поинтересовалась она, опираясь на руку мужа и поднимаясь в экипаж.

— Конечно, думал, — ответил Эллиот. — Но пока такая возможность была, откладывая путешествие на будущее, а после смерти отца набралось слишком много дел. А кроме того, в Греции очень неустойчивая политическая ситуация.

— Все равно необходимо съездить, — настаивала Ванесса. — Ведь твои родственники и сейчас там живут?

— Столько, что и сосчитать невозможно, — ответил виконт.

— Поедем вместе, — предложила Ванесса. — Устроим себе еще один медовый месяц.

— Медовый месяц? — удивился Эллиот. — Снова?

— Как те три дня в доме на берегу озера. Они ведь получились приятными, правда?

Три дня — это медовый месяц?

— Нельзя бросать поместья, — возразил виконт. — И непозволительно забывать о семнадцатилетнем мальчике, которому предстоит многому научиться в новой жизни и в новом статусе.

— А еще начинается светский сезон, — подсказала Ванесса, едва экипаж тронулся по Грейт-Рассел-стрит, — и необходимо вывозить в свет Мег и Кейт.

— Да, — согласился виконт.

— А еще тебе пора заводить своих детей.

— Да.

Эллиот искоса взглянул на жену. Она смотрела вперед и улыбалась.

— Оправдания недостаточно веские.

— Оправдания? — удивленно переспросил Эллиот.

— Время идет вперед, и родные, к сожалению, не молодеют. Твой дед еще жив?

— Да.

— Жизнь не ждет. Кажется, еще вчера я была девочкой, И вот уже скоро исполнится двадцать пять. А тебе почти тридцать.

— Можно сказать, стою на пороге старческого маразма, — заметил Эллиот.

— Сами не заметим, как доживем и до такого, — серьезно кивнула Ванесса. — Конечно, если повезет встретить старость. Так что надо жить и радоваться каждому мгновению.

— А обязанности и чувство долга? К черту?

— Ни в коем случае. Но порою легче спрятаться за уже ставшими привычными обязанностями, чем открыться навстречу жизни.

— Прости, но разве ты не провела всю жизнь в Трокбридже и его окрестностях? — нахмурился Эллиот. — И вправе ли советовать мне бросить все и прыгнуть на первый же отходящий в Грецию пароход?

— Сейчас я уже не в Трокбридже, — спокойно возразила Ванесса. — Осмелилась переехать в Уоррен-Холл вместе с братом и сестрами, хотя прекрасно понимала, что ныряю в неизвестность. А потом осмелилась выйти замуж за тебя и нырнула еще глубже. Завтра меня представят королеве, а потом состоится первый бал Сесил, на котором необходимо ввести в свет Маргарет и Кейт. За этими последует еще тысяча подобных событий. Страшно ли мне? Еще как! Готова ли я делать то, чего от меня ждут? Абсолютно готова!

Эллиот упрямо поджал губы.

— Судя по всему, на первое время о поездке в Грецию можно забыть.

— Согласна. — Ванесса ослепительно улыбнулась мужу. — Потому что обязательства стоят стеной. Мне предстоит привыкнуть к мысли о том, что новая блестящая жизнь вовсе не означает полной и бесконечной свободы. И все же нельзя позволять обстоятельствам подчинить себя. И в самой ответственной, самой занятой жизни должны случаться радости.

Эллиот удивленно смотрел на жену. Откуда в ней столько жизнелюбия? Даже в первом браке со смертельно больным человеком она не разучилась радоваться окружающему миру. Право, где проходит граница, отделяющая радость от счастья?

— В ближайшем будущем, — заключила Ванесса, — мы выберем подходящее время, когда тебя не будут удерживать неотложные дела, а Стивен наконец сможет обойтись без постоянной опеки. Тогда и поедем в Грецию, чтобы навестить родственников и провести в чудесной стране еще один медовый месяц. А если к тому времени уже родятся дети, они просто поедут вместе с нами, и все.

Ванесса густо покраснела, очевидно, поняв непосредственный смысл собственных слов. Эллиот удивился: стоило ли краснеть после двух недель регулярных интимных встреч?

— Странно, экипаж останавливается, — удивилась Baнесса, глядя в окно. — Мы же еще не приехали домой!

— Зато приехали в кондитерскую Гантера, — пояснил Эллиот. — Сейчас угощу тебя мороженым.

— Мороженым? — изумилась она.

— Думаю, после целого часа, проведенного в окружении мраморных обломков, ты не откажешься подкрепиться, — предположил он. — Хотя, осмелюсь заметить, в музее тебе понравилось. Так ведь?

— Мороженое! — повторила Ванесса, так и не ответив на вопрос. — Не пробовала ни разу в жизни. Говорят, оно божественно!

— Нектар богов? — осведомился супруг, подавая руку. — Вполне возможно. Тебе судить.

Следующие полчаса виконт смотрел, как жена наслаждается лакомством, и думал о том, что даже роскошь и жизненные блага способны утомить. А Ванесса сосредоточенно, с отрешенным видом отправляла в рот маленькие кусочки воздушного десерта и, прежде чем проглотить, несколько секунд смаковала. Поначалу даже прикрывала глаза от удовольствия.

— Мм… — наконец пробормотала она, — разве бывает на свете что-нибудь более восхитительное?

— Хорошенько подумав, я готов назвать с дюжину вещей, столь же восхитительных. А вот более восхитительное? Нет, не знаю.

— О Эллиот! — воскликнула Ванесса, наклоняясь к мужу через стол. — Правда, утро выдалось чудесное? И я оказалась права: проводить время вместе необычайно интересно! Отличная идея!

Отличная идея?

Виконт представил, как прошло бы утро в клубе, и понял, что не понес невосполнимых потерь. А если признаться честно, ему даже понравилось!

Выходя из кондитерской, супруги встретили леди Хотон с племянницей в сопровождении лорда Битона.

Эллиот поклонился дамам и по-свойски кивнул Битону.

— О, леди Хотон, — проворковала Ванесса. — И мисс Флэксли! Вы тоже приехали полакомиться мороженым? А мы были в Британском музее, на выставке античной скульптуры, и вот мимоходом заглянули сюда. Чудесный день, не правда ли?

— Ах, леди Лингейт, — улыбнулась леди Хотон, хотя, как правило, делала это нечасто. — День действительно замечательный. Вы знакомы с моим племянником, лордом Битоном? Сирил, позволь представить тебе леди Лингейт.

Ванесса сделала книксен и любезно улыбнулась молодому франту.

— Очень рада знакомству. А вы уже встречались с виконтом Лингейтом, моим супругом? — Она весело рассмеялась. — Зачем спрашивать, конечно, встречались!

— Должна заметить, Лингейт, что женское население Лондона предалось коллективному трауру, — сообщила леди Хотон. — А вам, милочка, едва откроется сезон, предстоит выдержать немало завистливых взглядов. И поделом! Украли самого завидного жениха.

Ванесса рассмеялась.

— Мой брат тоже в городе, — обратилась Ванесса к Битону. — Ему всего семнадцать и недавно он стал новым графом Мертоном. Уверена, милорд, Стивен будет рад познакомиться с более опытным молодым джентльменом.

— С нетерпением жду встречи, мэм, — с польщенным видом поклонился тот.

— Будете завтра вечером на балу в Морленд-Хаусе? — поинтересовалась Ванесса. — Если позволите, я представлю вам брата. А планируют ли приехать ваши спутницы?

— Не пропустим ни за что на свете, — заверила леди Хотон, в то время как племянник снова поклонился. — Не сомневайтесь, леди Лингейт, соберется весь бомонд.

— Вижу, ты уже успела завязать несколько полезных знакомств, — поддразнил Эллиот, когда они сели в экипаж и поехали домой.

— Твоя мама постоянно возит меня с собой, — пояснила Ванесса, — и я старательно запоминаю, как кого зовут. Признаюсь, удается не всегда, но леди Хотон и мисс Флэксли, к счастью, остались в памяти.

— Выходит, ты прекрасно обходишься и без меня, — сделал вывод супруг.

Ванесса повернулась и посмотрела с очевидным недоумением.

— Но, Эллиот! — воскликнула она. — Это же всего-навсего знакомые! А твоя мама, Сесил, Мег, Кейт и Стивен — всего-навсего семья! А ты — мой муж. Разница огромная!

— Разница в том, что мы вместе спим? — лукаво уточнил Эллиот.

— Ах ты, глупый! — засмеялась Ванесса. — Да, разница именно в этом. Потому что «это» и означает нашу близость. Полную и абсолютную близость.

— И все же, — напомнил Эллиот, — тебе не нравится, когда я вхожу без стука. И ты потребовала права на уединение — даже от меня.

Ванесса вздохнула.

— Да, поведение может показаться противоречивым, — согласилась она. — Но дело в том, что двое все равно не могут слиться воедино, как бы близки они ни были. Да это и не нужно. Один из них умрет раньше другого — что тогда? От второго останется лишь половина, а это ужасно. Нет, каждый из нас должен оставаться отдельной личностью, а для этого необходима возможность побыть наедине со своими мыслями и переживаниями. И все же брачные отношения остаются самыми близкими, а близость не появляется внезапно, над ней надо работать. Но результат достоин усилий. Какая досада жить рядом, но врозь, когда можно радоваться жизни вместе!

— Да, заметно, что ты немало об этом думала, — удивленно вставил Эллиот.

— Да, думала много. И знаю, что такое счастливый брак. — Ванесса отвернулась к окну и добавила так тихо, что Эллиот едва расслышал: — А еще знаю, что такое самый счастливый брак.

Откуда взялась эта тема? И как он вообще впутался в эти туманные рассуждения?

Становилось ясно одно: жена не позволит уйти в сторону и вести собственную жизнь, построенную по образцу холостяцкой вольницы.

Она твердо решила его осчастливить, черт возьми.

И порадовать.

В чем бы ни заключалась разница между этими понятиями.

Экипаж остановился у парадного подъезда.

— Эллиот. — Ванесса легко дотронулась до рукава. — Спасибо за чудесное утро, за музей и за мороженое. Было так интересно!

Лорд Лингейт поднес затянутую в перчатку руку к губам.

— Спасибо, что согласилась поехать.

Глаза Ванессы засветились лукавством.

— После ленча можешь заниматься собственными делами. Я поеду по магазинам с Мег и Кейт. И Сесил собирается с нами. Так что, думаю, не стоит приглашать еще и тебя. Встретимся за обедом?

— Договорились, — ответил Эллиот и импульсивно добавил: — Может быть, пообедаем пораньше? Вечером тебе наверняка захочется отправиться в театр. В «Друри-Лейн» дают «Двенадцатую ночь» Шекспира. У меня там абонирована ложа, так что Мертон и сестры смогут присоединиться.

— О Эллиот! — Лицо Ванессы вспыхнуло восторгом столь искренним, что виконт на мгновение растерялся. — Ничего чудеснее даже представить невозможно! И как мило с твоей стороны пригласить моих родственников!

Эллиот заметил, что не сводит глаз с жены и до сих пор сжимает ее ладонь.

Да, розовый цвет ей чрезвычайно к лицу.

Всего лишь пару месяцев назад бал в Трокбридже казался вершиной ожиданий, подумала Ванесса, устраиваясь в ложе виконта Лингейта. И вот теперь всем им предстояло увидеть знаменитую пьесу Шекспира в великолепном лондонском театре «Друри-Лейн». А завтра ожидались сразу два волнующих события: визит к королеве и светский бал.

И все это лишь начало.

Иногда Ванессе казалось, что сейчас она проснется в своей комнате в Рандл-Парке.

Театр постепенно наполнялся нарядной публикой: джентльмены в строгих, стильных костюмах и дамы во всем блеске нарядов и драгоценностей. Приятно было сознавать собственную причастность к изысканному обществу. Ванесса блистала не меньше остальных: на груди сверкал и переливался бесчисленными гранями невероятных размеров бриллиантовый кулон с цепочкой из белого золота — подарок мужа. Перед отъездом в театр Эллиот достал его из бархатного футляра и молча застегнул на шее. И теперь, в какую бы сторону Ванесса ни повернулась, драгоценный камень сиял, отражая яркий свет люстр.

— Даже без пьесы вечер получился бы запоминающимся, — заметила Кэтрин. Обращалась она к Сесил, однако слова услышали все, кто сидел в ложе.

— Да, очень интересно, — с энтузиазмом согласилась та, обмахиваясь веером и с любопытством разглядывая партер.

Свекровь объяснила Ванессе, что партер обычно занимали свободные джентльмены, поскольку оттуда было удобнее рассматривать дам. Опытная светская львица оказалась права. Молодые леди — во всяком случае, Маргарет, Кэтрин и Сесил — немедленно ощутили на себе мужское внимание. Некоторые дерзкие повесы даже подносили к глазам театральный бинокль. Мег и Кейт надели новые платья и обе предстали в голубых тонах: Кейт — в светлом, а Маргарет — в более темном, почти синем. Обе выглядели невыразимо прелестными, равно как и Сесил в белом атласе.

Ванесса повернулась к сидящему рядом супругу и светло улыбнулась.

— Не сомневалась, что девочки привлекут всеобщее внимание, — призналась она. — Я говорю о Кейт, Мег и Сесил. До чего же хороши!

Она держала в руке веер. Эллиот взял ее свободную руку, положил на свой рукав и прикрыл ладонью.

— А ты разве не так же очаровательна? — спросил он.

Ванесса рассмеялась.

— Конечно, нет, — весело ответила она. — К тому же я замужняя женщина и никому не интересна.

Виконт взглянул удивленно:

— Даже мужу?

Она снова засмеялась:

— Право, вовсе не напрашивалась на комплимент. Но если тебе так хочется…

— С сиянием во взоре и в этом чудесном изумрудном платье ты похожа на улыбку весны.

— О, браво! — восхитилась Ванесса. — А сейчас добавишь, что так же выглядят все присутствующие здесь дамы?

— Ничего подобного, — возразил виконт. — Никто, кроме тебя.

Улыбка слегка побледнела, и на мгновение Ванесса ощутила непонятное томление.

Но в это мгновение внимание к себе привлек брат Ванессы.

— О, смотрите! — воскликнул Стивен восторженно. С момента приезда в театр он пребывал в радостном возбуждении. — Здесь кузен Константин!

— Где? — в один голос поинтересовались Кейт и Сесил.

Стивен показал на ложу напротив. Ванесса посмотрела и действительно увидела Константина Хакстебла в компании нескольких леди и джентльменов. Он тоже их заметил и поприветствовал улыбкой и взмахом руки, одновременно слегка склонив голову, чтобы лучше слышать то, что говорит сидящая рядом дама. Та тоже в упор смотрела на их ложу.

Ванесса улыбнулась в ответ и помахала веером.

— Кузен приехал в Лондон, — заметила она, обращаясь к мужу. — Его здесь принимают?

— Несмотря на рождение вне закона? — уточнил виконт. — Конечно, какие сомнения? Он сын прежних графа и графини Мертон и был воспитан соответствующим образом. На его имени нет ни пятна, ни тени. Просто он не может пользоваться привилегиями старшего сына и наследника, и больше ничего.

— А средствами он располагает? — не удержалась от вопроса Ванесса. — В смысле наследства?

— Отец его обеспечил, — ответил виконт. — Не богато, но вполне прилично.

— Что ж, приятно слышать, — заключила Ванесса. — Этот вопрос постоянно меня тревожил, особенно после того, как мы толпой оккупировали Уоррен-Холл и фактически выставили за порог прежнего обитателя.

— Кон не пропадет. Всегда найдет способ с комфортом устроить собственную жизнь, — жестко ответил Эллиот. — Не стоит беспокоиться и уделять этому человеку излишнее внимание.

— Но он же наш кузен! — горячо возразила Ванесса.

— О родственных отношениях лучше забыть, — порекомендовал виконт, — а его самого безопаснее игнорировать.

Ванесса нахмурилась.

— Если не приведешь достаточно уважительную причину, — заявила она, — то можешь не надеяться. Игнорировать джентльмена лишь потому, что ты его ненавидишь, я не намерена. Почти уверена, что уважительной причины не существует.

Эллиот осуждающе покачал головой. Однако в эту минуту зал затих в ожидании начала спектакля.

Настроение Ванессы резко упало. Скорее всего вечер безвозвратно испорчен. Ее ладонь все еще лежала на рукаве Эллиота, под его ладонью, но тепла почему-то не ощущалось. Ванесса невольно спросила себя, не на публику ли рассчитан красивый жест.

Она перевела взгляд на Маргарет. Сестра с дежурной улыбкой смотрела на сцену. С первого дня в Лондоне Мег ни на минуту не переставала улыбаться. Выражение приклеилось к лицу подобно не слишком удачной карнавальной маске. Что скрывалось под ней, можно было только предполагать. Личных разговоров сестра старательно избегала.

А потом началась пьеса.

Ванесса слегка наклонилась к бархатному барьеру ложи и всей душой погрузилась в волшебный мир Шекспира. Она не заметила, что крепче сжала руку мужа, как не заметила и того факта, что Эллиот смотрел в ее сторону чаще, чем на сцену.

И только когда занавес опустился, оповещая об антракте, Ванесса откинулась на спинку кресла и вздохнула.

— О, доводилось ли вам видеть что-нибудь прекраснее? — обратилась она ко всем, кто сидел вокруг.

Было ясно, что четверым из присутствующих видеть что-нибудь прекраснее не доводилось. Впечатления требовали выхода, а потому все заговорили одновременно, горячо и восторженно. Даже улыбка Маргарет сейчас выглядела искренней.

И лишь виконт сидел молча, не принимая участия в обсуждении.

— Полагаю, — обратилась к мужу Ванесса, — ты уже видел тысячу подобных спектаклей и давным-давно пресытился.

— Пресытиться хорошим театром невозможно, — возразил Эллиот.

— А этот хороший? — на всякий случай поинтересовалась авторитетным мнением Кэтрин.

— Хороший, — подтвердил виконт. — И я полностью согласен со всем, что услышал. Если хотите, можно выйти прогуляться и размять ноги перед началом следующего акта.

Просторный холл оказался заполнен нарядной публикой.

Эллиот представил спутников нескольким знакомым, и Ванесса с радостью отметила, с каким живым интересом те приветствовали Стивена, едва узнав, что за красивый юноша приехал вместе с виконтом Лингейтом. Действительно, даже в блестящем окружении молодой граф Мертон выглядел ярким, сияющим и неотразимым. И очень юным. Дамы взирали на него, не скрывая благосклонного интереса.

Внезапно в праздничной толпе появился Константин. Чтобы поприветствовать кузенов, он, должно быть, бегом преодолел половину прогулочной галереи. Его держала под руку та самая леди, которая сидела рядом в ложе. Ванесса с интересом заметила, что спутница выглядела очаровательно, а фигурой могла сравниться даже с Мег.

— А, кузены! — воскликнул мистер Хакстебл, едва оказавшись достаточно близко, чтобы быть услышанным. — Приятная встреча!

Последовали радостные приветствия, среди которых, разумеется, не звучал голос виконта. Лорд Лингейт лишь сухо, скованно поклонился.

Сесил взвизгнула от восторга и мгновенно повисла на свободной руке галантного джентльмена.

— Константин! Как хорошо, что вы здесь! Смотрите не забудьте о моем дебютном бале! Завтра вечером в Морленд-Хаусе. Вы обещали мне танец.

— По-моему, Сесил, — с улыбкой возразил Константин, — это я умолял вас о танце. Смотрите не забудьте оставить мне хотя бы один. Без сомнения, молодые кавалеры не дадут передохнуть, так же как кузине Кэтрин.

Он улыбнулся Кейт и даже фривольно подмигнул.

— Леди Лингейт, мисс Хакстебл, мисс Кэтрин Хакстебл, мисс Уоллес, Мертон, — продолжал Константин, — позвольте представить вам миссис Бромли-Хейс. А ты, Эллиот, кажется, уже знаком.

Последовал обмен любезностями, поклонами и книксенами. Ванесса подумала о том, что спутница Константина — замужняя дама. Или, возможно, вдова. Как бы там ни было, а они составляли потрясающе красивую пару.

— Лорд Мертон, примите мои поздравлений по случаю вступления в наследство. А вас, леди и лорд Лингейт, поздравляю с заключением брака. Желаю всевозможного счастья.

Голос звучал низко, музыкально. Дама улыбалась Эллиоту и томно обмахивалась веером. Ванесса подумала, что подобная красота, должно быть, приносит массу побед и преимуществ.

— Послушайте, — вступил в беседу Стивен, — доводилось ли вам видеть более впечатляющий спектакль?

Обсуждение возобновилось и продолжалось до звонка, возвестившего, что пора возвращаться в ложи.

Ванесса отметила, что Эллиот больше не взял ее за руку. Глаза его стали холодными и жесткими, словно кремень, а губы гневно сжались. Пальцы нервно барабанили по бархатному подлокотнику кресла.

— Как мы должны были поступить? — тихо спросила Ванесса. — Игнорировать собственного кузена, когда тот специально разыскал нас, чтобы поздороваться?

Эллиот посмотрел на жену.

— Я не произнес ни единого слова упрека, — заметил он.

— А произносить ничего и не нужно, — возразила Ванесса, раскрывая веер и пытаясь хоть немного освежить горящее лицо. — Все и так ясно. Что бы подумала миссис Бромли-Хейс, откажи мы в приветствии и в любезной беседе?

— Понятия не имею, — пожал плечами виконт. — Не способен предугадать чужие мысли.

— Она вдова? — полюбопытствовала Ванесса.

— Да. Но вообще-то замужние дамы нередко появляются в обществе в сопровождении не мужей, а других джентльменов.

— Неужели? — немедленно отреагировала Ванесса. — Означает ли это, что мне следует завести близкое знакомство с каким-нибудь услужливым молодым человеком и тем самым избавить тебя от обузы сопровождать жену в музей, кондитерскую, театр и другие заведения?

— А кто сказал, что это обуза? — Лорд Лингейт убрал руку с подлокотника и, повернувшись, посмотрел Ванессе в глаза. Потом снова устроил ладонь Ванессы на своем рукаве и ласково погладил. — Уж не пытаешься ли ты затеять очередную ссору?

— Предпочитаю видеть тебя раздраженным, а не безразлично-холодным, — с улыбкой пояснила Ванесса.

— И что же, я пребываю всего лишь в двух настроениях? Других не случается? — осведомился Эллиот. — Бедная Ванесса! И как же тебе удастся сделать такого человека счастливым? Или обеспечить ему комфорт? Я уж не говорю об удовольствии!

Эллиот смотрел тем же тяжелым, обжигающим взглядом, который Ванесса чувствовала на себе в спальне. Взглядом из-под полуопущенных век. Ванесса внезапно ощутила волнение.

— О, непременно найду способ, — заверила она, слегка склонив голову, чтобы можно было говорить шепотом. — Я чрезвычайно изобретательна.

— Понятно, — тоже шепотом ответил виконт, и в этот момент занавес поднялся и начался второй акт.

Но Ванессе уже не удалось погрузиться в волшебный мир так же глубоко, как до антракта. Эллиот слишком нежно и в то же время настойчиво поглаживал тыльную сторону ее ладони и пальцы — каждый по очереди.

Прикосновения невероятно возбуждали. Отчаянно хотелось оказаться с ним в постели.

Глава 18

Отпустив камердинера до утра, Эллиот долго стоял у окна своей спальни, глядя в темноту и задумчиво барабаня пальцами по стеклу.

По площади неторопливо шагал ночной сторож, и путь его можно было без труда проследить по неровному свету фонаря. Вот он свернул за угол, и мерцание исчезло.

Эллиот спрашивал себя, намеренно ли была подстроена встреча. Поступок вполне в духе Кона. Давным-давно, в годы буйной и безответственной юности, нечто подобное они могли бы сочинить вместе. Воспоминание о причиненной неловкости доставило бы немало веселых минут. Нет, не удавалось припомнить ни единого случая, когда они доходили до вершины злого умысла и пытались доставить боль ни в чем не повинному человеку.

А как бы приняла выпад Ванесса, если бы поняла истинный смысл встречи? Обиделась бы, почувствовала бы себя оскорбленной? Да, скорее всего именно так.

Но как же Кону удалось узнать, что вечером они приедут в театр? Мысль пойти на спектакль была неожиданной, они ничего не планировали заранее.

Кон, разумеется, ничего не знал. Однако вполне мог предположить, куда именно Эллиот поведет Ванессу в ближайшую неделю.

Да, злостная выходка, разумеется, заранее спланирована. Стоит ли сомневаться?

А планировала ли встречу Анна Бромли-Хейс? Этот вопрос стоял особенно остро.

Если нет, то с какой стати в антракте она оказалась рядом, хотя сидела в противоположном конце театра и спровоцировала знакомство с его женой? Если бы не тайный умысел, разве не постаралась бы она избежать неприятной встречи?

Да, налицо очевидный и неприкрытый сговор. Он, конечно, желал бы более приличного поведения со стороны бывшей любовницы, но требовать проявления благородства не имел права. Он доставил ей боль, и отрицать это не имело смысла. Ни на мгновение не задумался о переживаниях и безжалостно поставил перед фактом.

Но откуда это неведомое стремление проанализировать событие и понять чувства других? Уж не сказывается ли влияние Ванессы?

Как ни анализируй, а сегодня вечером жена и бывшая любовница не только столкнулись лицом к лицу, но и были представлены друг другу. Убийственно неловкий момент для него и в той же степени интригующий эпизод для многочисленных наблюдателей.

И то и другое Кон знал заранее, равно как и Анна.

Для нее месть оказалась важнее хорошего вкуса и чувства собственного достоинства.

Анна выглядела необыкновенно очаровательной и соблазнительной, а Кон держался одновременно галантно и насмешливо: обе черты характера Эллиот отлично знал. В юности он ни за что не смог бы предположить, что однажды сам окажется жертвой беспощадных интриг кузена.

Мысли вернулись в настоящее, и виконт подумал, что Ванесса наверняка его ждет. Наверняка не спит. Если сегодня он к ней не собирался, то надо было заранее предупредить.

А что, разве он к ней не собирается?

Весь день прошел безоблачно и мирно, вплоть до того самого момента, когда молодой Мертон обратил всеобщее внимание на присутствие в ложе напротив кузена Константина. Виконт посмотрел и увидел не только самого кузена, но и сидящую рядом Анну Бромли-Хейс. Глаза встретились. В ее взгляде даже на расстоянии читался откровенный вызов.

До этой минуты виконт пребывал в прекрасном расположении духа. По какой-то странной причине общество жены радовало. Что-то в ее манерах, характере, обращении притягивало неведомой силой.

Пальцы забарабанили быстрее.

Эллиот отошел от окна и решительно отправился к Ванессе.

Дверь в спальню жены оказалась приоткрытой — Ванесса тщательно следила за этим с того самого дня, как потребовала, чтобы муж стучался в закрытую дверь. Сквозь щель пробивалось мерцание свечи.

Ванесса лежала в постели и крепко спала.

Эллиот прошел по комнате и остановился, не в силах отвести глаз от прелестного личика. Короткие волнистые волосы разметались по подушке. Губы слегка раскрылись. В тусклом неровном свете казалось, что на щеках играет румянец.

Она выглядела худенькой и легкой, словно девочка. Грудь едва приподнимала одеяло, на котором спокойно лежали тоненькие руки.

Почему-то вспомнилась Анна — воплощение противоположности, но образ растворился в воздухе сам собой, без особых усилий.

В Ванессе крылась таинственная притягательность. Она не была красивой. Не была даже хорошенькой. Так, самая заурядная, незамысловатая внешность. И все же что-то манило, увлекало. Она не обладала соблазнительной фигурой.

И все же хотелось не только смотреть, но и…

В Финчли-Парке, в доме у озера, он желал ее постоянно, ненасытно! Да и после «медового месяца» — что за отвратительное слово! — ночь за ночью вожделел, хотя и старался сделать встречи короткими и деловитыми, потому что…

А собственно, почему? Потому что Ванесса до сих пор любила покойного первого мужа и Эллиот чувствовал себя обманутым, обиженным? Нет, не поэтому. Потому что хотел наказать, заставить почувствовать, что в его жизни ей отведена лишь одна-единственная функция?

Неужели он настолько мелочен? Мысль больно задела.

Эллиот хотел ее и сейчас. Собственно, желание родилось еще рано утром, когда она до завтрака неожиданно появилась на пороге кабинета Джорджа.

Так чем же все-таки привлекала Ванесса Уоллес, виконтесса Лингейт?

Эллиот нежно провел пальцем по щеке жены.

Она открыла глаза, сонно посмотрела и улыбнулась.

Вот один из секретов! Не было на свете другого человека, чьи глаза улыбались бы постоянно, излучая… что? Тепло? Радость? Одновременно и то и другое?

Радовалась ли жена его приходу? После того как на протяжении нескольких ночей подряд его поведение вполне можно было бы назвать оскорбительным?

— Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и отдыхала, — сказала она и засмеялась.

Да, и еще смех. Искренний. Теплый. Почти заразительный.

Некоторые люди словно несли в себе счастье, и Ванесса принадлежала к их числу. Она — его жена.

Эллиот развязал пояс и сбросил халат на пол. С тех пор как обнаружил Ванессу в слезах, он неизменно приходил к ней в ночной рубашке. Но сейчас снял и ее, небрежно швырнув на халат.

Лег на спину рядом с женой и прикрыл рукой глаза.

Впервые за много ночей виконт не задул свечу. Ванесса лежала на боку и смотрела на мужа.

— Эллиот, — тихо позвала она. — Сегодня выдался чудесный день, и я запомню его надолго. Тебе ведь было не очень скучно, правда?

Он убрал с глаз руку и повернул голову.

— Считаешь, что я не умею радоваться?

— Вовсе нет. Просто не знаю, умеешь ли радоваться вместе со мной. Дело в том, что я совсем не хороша собой, не умею вести занимательные беседы и…

— Неужели никто и никогда не называл тебя прелестной? — перебил Эллиот, не дожидаясь еще одной негативной характеристики.

Ванесса немного помолчала.

— Ты называл, — наконец ответила она и рассмеялась. — На балу в День святого Валентина. А потом добавил, что все остальные дамы, без исключения, тоже очаровательны.

— Любишь весну? — неожиданно спросил виконт. — Правда, она приносит в мир красоту и обновление?

— Да, — серьезно согласилась Ванесса. — Весна — мое любимое время года.

— Сегодня я назвал тебя весенним цветком. Так вот, это был не пустой комплимент.

— О, — вздохнула Ванесса, — как приятно! Но ты вынужден говорить мне такие слова, ведь ты мой муж.

— Значит, предпочитаешь считать себя некрасивой? — уточнил Эллиот. — Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Ванесса на секунду задумалась.

— Нет, — ответила она. — Никто из знакомых не проявил подобной жестокости. Но отец порою шутил, что следовало назвать меня Джейн, потому что я была его «дурнушкой Джейн». Впрочем, шутил беззлобно, с неизменной любовью.

— При всем уважении к памяти преподобного Хакстебла считаю, что его следовало повесить, утопить и четвертовать, — заявил виконт.

— О Эллиот! — в ужасе воскликнула Ванесса. — О чем ты говоришь?

— Если бы я до сих пор оставался холостым, — продолжил он, — и выбирал невесту из трех сестер, основываясь исключительно на внешности, то все равно выбрал бы тебя.

В глазах Ванессы снова вспыхнули искры смеха, а на губах появилась нежная улыбка.

— Вы мой галантный рыцарь, — заметила она. — Благодарю вас, сэр.

— Так, значит, я воплощаю в себе не только холодность и раздражительность? — поинтересовался Эллиот.

Улыбка стала шире.

— Ты совмещаешь головокружительную смесь самых разных качеств. А потому не обращай на меня внимания, когда я приписываю тебе сразу несколько свойств характера. Уверена, что в твоей душе скрываются тысячи секретов.

Жизни не хватит, чтобы разгадать хотя бы несколько сотен. А уж обо всех и говорить не приходится. Никогда не постигнуть того, кто рядом.

— А себя постигнуть можно? — уточнил Эллиот.

— Нет, — решительно ответила Ванесса. — Нередко мы удивляем сами себя. Но разве предсказуемость не сделала бы жизнь пресной и скучной? Как бы нам удалось познавать мир, расти и приспосабливаться к новым условиям?

— Опять ударилась в философию? — скептически заметил Эллиот.

— Если задаешь вопросы, то, наверное, ждешь ответа? — парировала Ванесса.

— Тебе известно, как изменить меня к лучшему, — задумчиво произнес он.

— Разве? — Ванесса удивленно взглянула на мужа.

— «Придумаю способы. Я ведь чрезвычайно изобретательна», — процитировал Эллиот сказанную в театре фразу.

— О, надо же! — рассмеялась Ванесса. — Я ведь и вправду это сказала, да?

— Пока лежала с закрытыми глазами и отдыхала, ты думала? — уточнил Эллиот. — Проявляла изобретательность?

В ответ он услышал лишь тихий смех.

— Если нет, — заключил Эллиот, — то, наверное, я обречен на всю ночь остаться холодным и раздражительным. Интересно, смогу ли уснуть?

Он закрыл глаза.

Тихий смех повторился, а потом наступила тишина. Спустя пару мгновений послышался шорох сорочки. Несколько ночей подряд Ванесса встречала мужа одетой, поскольку он являлся в ночной рубашке.

Желание не заставило себя ждать, однако Эллиот продолжал лежать, изображая спящего.

Вскоре на грудь легла теплая ладонь. Пальцы нежно гладили, ласкали, поднимаясь к плечам и возвращаясь вниз, к животу.

Потом Ванесса встала на колени и склонилась, чтобы целовать, согревать дыханием, дразнить его губами и ногтями.

Эллиот мужественно сохранял неподвижность и не открывал глаз, изо всех сил стараясь дышать ровно.

Ванесса легонько подула в ухо, лизнула, а потом нежно сжала губами мочку и принялась осторожно покусывать.

Руки тем временем неустанно кружили возле возбужденного члена, подбираясь все ближе и ближе, пока наконец пальцы не сомкнулись, чтобы легко, но смело гладить и ласкать. Подушечка большого пальца скользнула по вершине.

Сохранять спокойствие стало крайне сложно.

Ванесса оказалась невероятно искусной соблазнительницей.

Мгновение — и Ванесса села верхом, сжала ногами его бедра и легко прикоснулась к груди своей маленькой, но такой красивой грудью. Пальцы ерошили волосы Эллиота, а губы исследовали глаза, виски, щеки, пока наконец не добрались до рта.

Эллиот открыл глаза.

И увидел на щеках жены слезы.

— Эллиот, — прошептала она, раздвинув языком его губы и проникнув внутрь. — Эллиот.

Он крепко сжал ее бедра и, нащупав вход, с силой насадил на рвущийся в бой клинок.

Из ее горла вырвался почти нечеловеческий гортанный возглас, а потом началась бешеная скачка, унесшая обоих за пределы страсти. Лишь утолив отчаянный голод, они вернулись к размеренному ритму.

Когда прекратилась бешеная пульсация вожделения, а сердце перестало молотом стучать в ушах, Эллиот услышал, что Ванесса плачет не таясь. Да, она рыдала на его плече, все еще крепко сжимая коленями бедра и вцепившись пальцами в волосы, словно опасаясь отпустить и потерять его.

Поначалу Эллиот рассердился. Стоило ли сомневаться в том, что раньше Ванесса точно так же ублажала покойного мужа, у которого болезнь практически отняла силу? Ради умирающего любимого она и сочинила все эти восхитительные ласки.

И в то же время Ванесса не была влюблена в Хедли Дью, не желала близости с ним. Старалась доставить наслаждение бескорыстно, просто потому, что любила.

Только сейчас Эллиот начал улавливать тонкую грань между понятиями.

Какое же, должно быть, блаженство — ощущать на себе любовь Ванессы Уоллес, виконтессы Лингейт.

Его супруги.

Эллиот не позволил себе углубиться в гнев. К счастью, ему хватило душевной тонкости, чтобы понять истинный смысл слез. Да, в них воплотилось счастье: ведь ее ласки не прошли даром, а оказались в полной мере вознаграждены взаимным удовольствием и удовлетворением. Ну а если и примешивалась горькая капля тоски по тому, кто не имел возможности в полной мере насладиться ее стараниями, то обида и ревность здесь были неуместны.

Бедняга Хедли Дью давно умер.

А он, Эллиот Уоллес, жив, да еще как!

Он ловко подцепил с пола простыню и натянул на них обоих, а краешком простыни бережно осушил слезы жены.

— Прости. Пожалуйста, прости, — пробормотала Ванесса. — Это совсем не то, что ты подумал.

— Знаю, — коротко ответил он.

— Ты… о, ты так великолепен!

Эллиот ладонями приподнял ее голову и заглянул в лицо. Ванесса шмыгнула носом и засмеялась.

— О, я выгляжу просто ужасно… — сокрушенно произнесла она.

— Послушай, — серьезно перебил он. — Хочу, чтобы ты мне поверила. Больше того, настаиваю и даже приказываю. Запомни: ты прекрасна. И больше никогда, ни минуты не сомневайся.

— О Эллиот! — Ванесса снова всхлипнула. — До чего же ты великодушен. Но право, не стоит…

Он прикрыл ее губы пальцем.

— Но ведь кто-то должен сказать тебе правду. Почему бы это не сделать мужу? Ты несправедливо обошлась со своей красотой. Спрятала ее ото всех, кроме тех немногих, кто готов потрудиться заглянуть в твои глаза. Любой, кто не пожалеет времени, наверняка откроет секрет. Он прост: ты красива. Прекрасна.

Боже милостивый, откуда взялись все эти слова? Не мог же он верить в то, что говорит!

Глаза Ванессы вновь наполнились слезами.

— Ты добрый человек, — прошептала она. — До этой минуты я даже не догадывалась, насколько добрый. Можешь быть холодным и раздражительным, а можешь быть невероятно добрым. Ты разный, сложный, и это так хорошо!

— И великолепный? — уточнил Эллиот.

Так и не перестав плакать, Ванесса рассмеялась.

— Да, ты великолепен, — с искренним восхищением повторила она.

Эллиот снова прижал ее голову к своему плечу, поднял с пола одеяло и потеплее накрыл и ее, и себя.

Ванесса умиротворенно вздохнула, без стеснения зевнула и мгновенно уснула — прямо на нем.

Супруги до сих пор не разъединились.

Она почти ничего не весила, но в то же время была теплой, уютной и соблазнительно пахла мылом и близостью.

Красивая.

Была ли Ванесса красивой?

Эллиот закрыл глаза и постарался представить жену такой, какой впервые увидел на балу в Трокбридже, когда она стояла рядом с подругой в тусклом бесформенном платье цвета лаванды.

Красивая?

Едва заиграла музыка и он повел ее в танце, она улыбнулась и просияла радостью. А когда он попытался пошутить и сказал, что все дамы, подобно ей, ослепительно красивы, она запрокинула голову и от всей души рассмеялась, ничуть не обидевшись на то, что комплимент предназначался не ей одной.

И вот сейчас она лежала в его объятиях обнаженной и спала блаженным сном.

Красивая?

Да, она обладала удивительной красотой, не броской, как у Анны, но более утонченной и изысканной. Это была красота гармонии души и тела, красота, освещенная внутренним светом.

С этой мыслью Эллиот погрузился в сон.

Ванесса нервничала. Еще бы! Сегодня предстояло отправиться с визитом к самой королеве! Совсем недавно она и помыслить не смела о таком! Закусив губу, Ванесса придирчиво осматривала свой наряд.

Широкая голубая юбка крепилась на жестких обручах. Корсаж тоже был голубым, но его украшала переливающаяся на свету серебряная вышивка. Поверх кринолина надевалась еще одна юбка: сшитая из кружева глубокого синего цвета, она открывалась спереди, создавая насыщенную гамму оттенков. Синими были и длинный шлейф, и ленты, спускавшиеся с расшитой серебром широкой ленты, украшавшей волосы. К ленте крепились голубые и серебряные перья — при малейшем движении они плавно покачивались. Руки до локтей скрывались в серебристых перчатках.

— Вот это да! — не сдержалась Ванесса, разглядывая себя в огромном зеркале гардеробной, пока горничная суетилась вокруг и доводила наряд до совершенства. — Смотри-ка, я действительно красивая. Эллиот оказался прав!

Она радостно рассмеялась: зеркало ей льстило. Если бы можно было всегда так одеваться! Но для этого следовало родиться на полсотни лет раньше. Правда, тогда она годилась бы Эллиоту в бабушки. Нет уж, спасибо!

— Ну конечно, ты прекрасна! — Кэтрин подошла и обняла сестру. Правда, пришлось сделать это осторожно, чтобы что-нибудь не помять. — И почему только многих возмущает эта приверженность королевы к старомодным фасонам? По-моему, они чудесны. С удовольствием носила бы каждый день.

— И я думала о том же, — призналась Ванесса.

Внимание Маргарет, однако, привлекло другое ее замечание, брошенное вскользь.

— Так, значит, виконт Лингейт сказан, что ты красива? — уточнила она.

— Да, сегодня ночью, — беззаботно подтвердила Ванесса, выпрямляя шов на левой перчатке. — Глупый.

— Вовсе не глупый, а напротив: очень восприимчивый и проницательный, — горячо возразила Маргарет. — Значит, все хорошо, Несси?

Ванесса с улыбкой посмотрела в участливые глаза сестры. Да, нынешней ночью супруг действительно вел себя неразумно. Трудно понять, что на него нашло. Но что бы ни нашло, а проснулась Ванесса счастливой. Супруг приказал считать себя красивой, а ведь во время венчания она дала клятву во всем его слушаться.

Глупый!

Ванесса проснулась рано утром в той же позе, в которой уснула: в объятиях Эллиота, уткнувшись щекой ему в плечо. И он все еще оставался в ней — правда, сейчас снова стал очень большим и очень твердым. Почувствовав, что она уже не спит, муж перевернул ее на спину, ни на мгновение не размыкая объятий, и снова одарил любовью, на сей раз, правда, быстрой. А потом ушел к себе.

И не поблагодарил, чему Ванесса очень обрадовалась.

С тех пор она его еще не видела. Горничная принесла завтрак в постель — очевидно, по распоряжению господина. А потом начались приготовления к торжественному выходу, и настроение постоянно металось из крайности в крайность, от восторженного возбуждения к тревоге и страху.

То и дело заходили свекровь и золовка; обе придирчиво контролировали работу горничной. Потом приехали Маргарет и Кейт — они не могли не проводить сестру на столь ответственный раут. Стивен ждал внизу вместе с Эллиотом. Обоим тоже предстояло явиться ко двору: Виконт Лингейт собирался представить графа Мертона принцу Уэльскому на традиционном мужском приеме.

— Кейт права, — заключила Маргарет. — Ты, Несси, действительно выглядишь прелестной. И дело, конечно, не только в платье. Если лорду Лингейту удалось придать твоему лицу такое сияние, то, думаю, можно простить тебе то предложение, которое ты ему сделала.

— Что-что? Что ты сделала? — изумленно воскликнула Кэтрин.

— Мы с Маргарет знали, что виконт собирается на ней жениться. Но она не хотела выходить за него, а я хотела. И потому сама предложила ему руку, прежде чем он решился на окончательный шаг, — торопливо пояснила Ванесса.

— О Несси! — со смехом воскликнула Кэтрин. — И как только ты отважилась? Но почему же ты не захотела выйти за лорда Лингейта, Мег? Помимо прочих достоинств, он еще и необычайно хорош собой. А, понимаю! Решила еще немного понянчить нас со Стивеном, правда?

— Не имею ни малейшего желания выходить замуж, — твердо заявила Маргарет. — Ни за кого!

Разговор пришлось прервать из-за появления вдовствующей виконтессы и мисс Уоллес. Сесил запищала от восторга. Свекровь с пристрастием осмотрела сноху со всех сторон и одобрительно кивнула.

— Отлично, Ванесса, — вынесла она авторитетный приговор. — Главное, мы не ошиблись с выбором цвета. Выглядишь юной, хрупкой и очень хорошенькой.

— Красивой, — поправила Кэтрин с теплой улыбкой. — Мы только что решили, мэм, что сестра — самая настоящая красавица.

— Правда, я совсем не согласна с их решением, — рассмеялась Ванесса. — Теперь главное — удержать перья на голове и не дать им упасть на глаза. Ну и, конечно, не запутаться в шлейфе на глазах у королевы. Если удастся это сделать, можно будет от души себя поздравить.

— Вы тоже прекрасно выглядите, мэм, — любезно и вполне справедливо заметила Маргарет.

Свекровь не случайно выбрала платье пурпурно-винного цвета: оно идеально сидело и выгодно оттеняло средиземноморские черты красивого смуглого лица. Сегодня вдовствующей виконтессе предстояло сопровождать Ванессу в королевский дворец.

Пора было выезжать. Не пристало опаздывать на самый ответственный в жизни прием.

Все отстранились и пропустили Ванессу, чтобы она первой спустилась по лестнице. Скоро стало ясно почему. Внизу, в холле, стояли Стивен и Эллиот. Оба не сводили с нее глаз.

— О Несси! — Брат даже не пытался скрыть восхищение. — Неужели это ты?

С тем же вопросом Ванесса могла бы обратиться к нему. Молодой граф был одет в безупречно скроенный темно-зеленый сюртук, расшитый золотой нитью жилет и бежевые бриджи. Рубашка сияла белизной. Выглядел он выше и стройнее, чем обычно. Волосы, недавно старательно приглаженные, уже начинали отвоевывать привычные позиции. В глазах горело тщательно скрываемое возбуждение.

Рядом со Стивеном стоял Эллиот, тоже одетый для визита во дворец. Ванесса перевела взгляд на мужа и обомлела.

Лорд Лингейт выглядел ослепительно красивым в светло-синем сюртуке, серебристых бриджах и темно-синем, с серебряным узором, жилете. Рубашка соревновалась в белоснежном блеске с рубашкой шурина.

Цвета безупречного костюма поразительно оттеняли античную красоту смуглого лица.

Ванесса пожалела, что не удастся показаться при дворе вместе с мужем. Но с другой стороны, это и к лучшему. Разве кто-нибудь нашел бы в себе силы оторвать взгляд от виконта и хоть разок посмотреть на виконтессу?

Эллиот подошел к лестнице и подал жене руку. Она с радостью вложила свою ладонь в его и рассмеялась.

— Только взгляни на нас! Ну разве мы не великолепны?

Лорд Лингейт поднес руку жены к губам и нежно посмотрел в глаза.

— Вы, миледи, поистине прекрасны! — искренне ответил он.

Ванесса одарила мужа счастливой улыбкой.

Стали садиться в карету. Оказалось, что не так-то легко разместить и дам, и их пышные наряды.

Когда экипаж наконец тронулся, Ванесса спросила себя, уж не началась ли для нее та самая история, которой обычно заканчиваются сказки: «Они жили долго и счастливо»?

Ах, как бы этого хотелось!

За окном на синем небе ярко светило солнце. На горизонте, правда, собирались тучи, но они казались слишком далекими и не вызывали опасений. Если дождь и начнется, то не скоро. Испортить лучезарное утро ему все равно не удастся.

Глава 19

Представление королеве прошло успешно. Ванесса выполнила все требования и инструкции и, к счастью, ни разу не привлекла к своей персоне излишнего внимания. Присела перед ее величеством достаточно низко и при этом даже не потеряла равновесие и не утонула в необъятном кринолине. А главное, отступая от королевы спиной вперед — а попросту говоря, пятясь, — ни разу не споткнулась и не запуталась в шлейфе.

Во время церемонии приходилось время от времени подавлять желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходящее не сон. Да, она действительно стояла рядом с английской королевой. Королева смотрела на нее во время официального знакомства и даже обратилась с несколькими подобающими случаю фразами. Правда, потом Ванессе так и не удалось вспомнить, о чем же, собственно, шла речь.

Визит оказался тяжким испытанием, а его окончание принесло долгожданное облегчение, но Ванесса ни секунды не сомневалась в том, что посещение дворца запомнится навсегда — даже если посчастливится дожить до ста лет.

Стивен тем временем предстал перед принцем Уэльским. Его высочество уделил разговору с молодым человеком несколько минут. Ничего выдающегося в этом факте, разумеется, не было — ведь Стивен Хакстебл носил титул графа Мертона. И все же поверить было нелегко.

Как могла их жизнь измениться столь быстро и столь разительно?

Этот вопрос Ванесса задавала себе, собираясь вечером на бал — самый настоящий светский бал в разгар Лондонского сезона. Зал в особняке Морленд-Хаус был празднично украшен зеленью и множеством розовых и белых цветов и был похож на весенний сад. Хрустальные люстры, начищенные до блеска, ярко сияли под золоченым сводчатым потолком. В воздухе с самого утра витали соблазнительные ароматы: полным ходом шли приготовления к праздничному банкету. А когда Ванесса после обеда спустилась, чтобы присоединиться к мужу, свекрови и золовке для встречи гостей, то с восторгом увидела на подиуме самый настоящий оркестр.

Брат и сестры приехали к обеду. Маргарет и Кэтрин появились в зале раньше Ванессы. На старшей сестре прекрасно сидело мерцающее изумрудно-зеленое платье, а младшая прелестно выглядела в белом муслине, расшитом нежнейшими васильками. Обе казались новыми, почти незнакомыми: элегантными, уверенными в себе и… богатыми.

— Как жаль, что нет в языке слова сильнее, чем «красивая» и «прекрасная». Вам обеим оно очень подошло бы.

— О Несси! — как всегда эмоционально воскликнула Кэтрин. — Неужели ты никогда не скучаешь по Рандл-Парку, как я порою скучаю по школе и своим маленьким ученикам? Здесь все внушает ужас, хотя и увлекает.

Ванесса рассмеялась. Да, порою она действительно тосковала по дому, хотя, честно говоря, уже не могла точно сказать, где он, ее дом, и что собой представляет. Маленький домик в Трокбридже? Рандл-Парк? Уоррен-Холл? Финчли-Парк? Садовый дом на берегу озера? А может быть, дом — это вовсе не конкретное место, а обстоятельства жизни? И тогда получается, что она дома только тогда, когда рядом Эллиот.

О Боже, кажется, она действительно влюблена.

Времени на раздумья не осталось. Начали съезжаться гости, и Ванесса поспешила занять свое место среди встречающих.

Следующие полчаса она непрестанно улыбалась и обменивалась любезностями с нескончаемой вереницей леди и джентльменов, большинство из которых видела впервые. Сегодня собрались сливки общества. Она отчаянно пыталась запомнить лица, имена и титулы, хотя сама понимала невыполнимость задачи.

— Скоро со всеми познакомишься, — наклонившись ближе, тихо успокоил виконт, едва образовалась секундная пауза. — Весь сезон будешь встречаться с одним и тем же светским кругом.

Ванесса благодарно улыбнулась. К счастью, муж не требовал невозможного. Она подняла глаза: в черно-белой гамме Эллиот выглядел фантастически респектабельным. Надо было сказать об этом раньше, когда он зашел за ней в гардеробную, чтобы сопровождать в столовую к обеду. Но Эллиот опередил, заметив, до чего же она хороша в розовом. Да, так и сказал: до чего же хороша!

Если бы она ответила комплиментом на комплимент, то искреннее восхищение стерлось бы до простой любезности.

— Так хотелось бы открыть бал с тобой, — продолжал виконт, — но этикет требует танцевать с Сесил.

— Конечно, ты должен вывести сестру. В конце концов, это ее дебютный бал, а вовсе не мой, — ответила Ванесса. — Мы ведь уже это обсуждали. Я вполне могу подождать.

Но до чего же чудесно было бы танцевать первый вальс c Эллиотом! Ванесса вспомнила, как открывали бал в День святого Валентина.

— Пойдем, — позвал Ванессу муж, когда все гости наконец собрались. — Хочу представить твоим сестрам лорда Бретби и его брата.

— Не забудь спросить Маргарет и Кейт, приглашены ли они на первый танец, — порекомендовала Ванесса.

Всего лишь мгновение Эллиот смотрел вопросительно, а потом глаза засветились лукавством: намек достиг цели.

— А, — кивнул он. — Приятные воспоминания о сэре Хамфри Дью и зимнем бале в Трокбридже.

— Больше всего на свете мне хотелось тогда провалиться сквозь землю, — призналась Ванесса.

— Бог мой! — сокрушенно покачал головой виконт. — Неужели тогда я выглядел столь неприятным партнером?

Она рассмеялась и взяла мужа под руку.

Лорду Бретби и мистеру Эймсу намеки не потребовались. Старший из братьев немедленно пригласил на танец красавицу Маргарет, а младший — красавицу Кэтрин.

Как легко все получилось, подумала Ванесса. Сестры уже приняты в светское общество, а для этого только и понадобилось, что выйти замуж за Эллиота Уоллеса, виконта Лингейта.

Стивен тоже присутствовал на балу. Молодой, полный энергии граф привлекал всеобщее внимание, а очень молодые леди и вообще не спускали с него заинтересованных глаз.

Неожиданно оказалось, что хозяева рано покинули почетное место у входа в зал. По мраморным ступеням поднималась еще одна пара.

— Вот это да! — воскликнул Стивен, и Ванесса обернулась, чтобы посмотреть, кто приехал. — Кузен Константин, а с ним миссис Бромли-Хейс.

Ванесса услышала, как резко вдохнул Эллиот. Глаза наполнились холодной яростью, а губы презрительно сжались.

— Но ты же знал, что он приедет, — напомнила Ванесса мужу. — Сесил хотела его видеть. Он приглашен.

— А она нет, — отрезал виконт.

На миссис Бромли-Хейс было облегающее платье из золотистой ткани — столь воздушное, что откровенно обрисовывало каждый изгиб соблазнительной фигуры и почти просвечивало насквозь. Декольте выглядело предельно смелым. Само собой, того требовала мода. И лишь великолепие груди делало факт более заметным, чем в нарядах остальных дам. Густые светлые волосы были собраны в простую высокую прическу и ничем не украшены. Да они и не требовали украшений.

Ванесса тихонько вздохнула. И как только она осмеливалась чувствовать себя хорошенькой в розовом платье?

— Мы должны их встретить. — Ванесса взяла мужа под руку и направилась к двери.

— А, кузены, — с поклоном произнес Константин. — Прошу прощения за опоздание. Пришлось долго убеждать Анну в том, что ей здесь будут рады, даже несмотря на отсутствие приглашения — очевидно, по недосмотру.

— Конечно, вам рады. — Ванесса дружески протянула даме руку. Та смотрела чудесными светло-карими глазами. Ресницы показались накрашенными, хотя тайн косметики виконтесса до сих пор не постигла. — Будьте гостьей и веселитесь, миссис Бромли-Хейс. С минуты на минуту начнутся танцы. Эллиоту предстоит танцевать с Сесил, поскольку это ее дебютный бал. А я хочу пригласить Стивена…

Константин с улыбкой поднял руку, призывая замолчать.

— Ванесса, — перебил он, — ну зачем же танцевать с братом? Прошу, подарите танец мне.

Ванесса с удивлением перевела взгляд на миссис Бромли-Хейс, однако леди вовсе не выглядела разочарованной, а мило улыбалась виконту.

— Спасибо, Константин, — ответила Ванесса. — Приглашение очень приятно. Но неужели вы, бедняга, обречены провести половину вечера в танцах с кузинами? Сама слышала, как обещали и Сесил, и Кейт, а уж они-то ни за что не забудут.

— Да, и еще я вижу кузину Маргарет, — ослепительна улыбнулся Константин. — Я вовсе не бедняга, а самый удачливый человек в зале — я уже знаком с самыми прелестными дамами. Кстати, Эллиот не забыл сделать вам комплимент? Вы выглядите истинным совершенством.

— Не забыл, — ответила Ванесса. — Признал, что в розовом платье я выгляжу очень хорошенькой.

Она рассмеялась весело и в то же время смущенно: неловко было произносить подобные слова в присутствии леди, вовсе не нуждавшейся в подтверждении собственной привлекательности.

— Мне нравится ваша новая прическа, — продолжал Константин.

— Прошу простить, — неожиданно вклинился в разговор виконт, — но должен вас оставить. Мне пора вывести Сесил и открыть бал.

Ванесса повернулась, чтобы улыбнуться мужу, но тот уже скрылся за спинами гостей.

Миссис Бромли-Хейс неторопливо, с уверенностью неоспоримой красавицы пошла по залу.

— Досадно, что свекровь по недосмотру не прислала приглашение вашей спутнице, — покачала головой Ванесса, когда кузен вел ее в круг танцующих. — Она заверила, что пригласила всех и каждого.

— Возможно, дело не только в недосмотре, — возразил Константин. — Несмотря на то что Анна вполне респектабельная вдова, многие считают ее излишне уступчивой в отношениях с некоторыми джентльменами.

Ванесса не сразу поняла истинный смысл сказанного, а когда поняла, почувствовала себя крайне неловко.

— О! — только и смогла вымолвить она.

Излишне уступчивой. Означала ли эта характеристика, что леди принимала любовников? Стоило ли в таком случае удивляться, что столь почтенная дама, как вдовствующая виконтесса, не пожелала включить ее в число своих гостей?

Интересно, известна ли Эллиоту репутация красавицы? Не стоит и сомневаться — конечно, известна. Иначе откуда этот гнев? Бал посвящен самой младшей из его сестер: Сесил недавно исполнилось восемнадцать. Присутствие женщины сомнительного поведения недопустимо!

— Раз так, то с вашей стороны, Константин, было серьезной ошибкой привести ее сюда. Думаю, стоит извиниться перед моей свекровью.

— Возможно, и стоит, — согласился кузен с улыбкой.

— Но делать это вы не собираетесь, — заключила Ванесса.

— Но делать это я не собираюсь, — подтвердил мистер Хакстебл.

Ванесса слегка склонила голову и посмотрела внимательнее. Он все еще улыбался, хотя в глазах можно было уловить свойственную этому человеку иронию. А еще в выражении лица читалась неведомая прежде жесткость. Да, приходилось признать, что Константин Хакстебл — очень сложный человек.

— Почему вы с Эллиотом так ненавидите друг друга? — спросила Ванесса после короткой паузы. Возможно, хотя бы сейчас удастся получить ответ.

— Вовсе не испытываю к нему враждебных чувств, — пожал плечами кузен. — Видите ли, я обидел виконта еще при жизни Джона. Подучил мальчика невинно разыграть опекуна, не подозревая, что тот воспримет шутку как оскорбление. До того как его отец скончался и на плечи Эллиота лег груз ответственности, он обладал острым чувством юмора. Нередко и сам устраивал рискованные розыгрыши. Но постепенно утратил способность смеяться и над собой, и над происходящим вокруг. Может быть, вам удастся снова научить его? А я не держу зла.

Объяснение звучало вполне правдоподобно. И все же Ванесса не могла избавиться от ощущения недосказанности. Да, Эллиот бывал раздражителен, резок, а порою и откровенно угрюм. Она и сама обвиняла его в отсутствии чувства юмора. Но муж ни за что не стал бы всей душой ненавидеть Константина лишь за то, что тот когда-то подучил Джонатана подшутить над опекуном.

В этот момент заиграла музыка, и Ванесса тут же забыла обо всем на свете. Она восторженно смотрела вокруг, наслаждалась яркими красками и ароматом цветов и без конца улыбалась гостям. Это был первый настоящий светский бал в ее жизни.

Ванесса чувствовала себя счастливой.

Эллиот до такой степени рассердился, что едва держал себя в руках.

Первым делом захотелось приказать, чтобы кузена и Анну вышвырнули из его дома.

Но подобный поступок означал бы громкий скандал. Интриганы тщательно рассчитали свое появление: приехали к самому началу танцев, чтобы привлечь как можно больше внимания. Знали, что виконт не позволит себе устроить сцену в собственном доме, да еще на виду у многочисленных гостей.

И вот теперь любовница, пусть даже и бывшая, находится в его доме. Да еще в присутствии супруги, матери и сестер! Крайне неловкая ситуация.

Без сомнения, Константин знал, что делал, когда привел ее.

Виконт решил, что на протяжении всего вечера будет старательно избегать встречи с Анной и бдительно следить, чтобы Ванесса держалась в стороне. Бог даст, все обойдется.

Но с каким болезненным любопытством, наверное, наблюдала и ждала развития событий добрая половина гостей! А кто-то, возможно, даже надеялся на скандал.

Избежать встречи с Анной оказалось непросто. Едва закончился первый танец, как к Сесил подошел Константин и пригласил на второй. Ванесса стояла с братом и сестрами, знакомя их с мисс Флэксли, лордом Битоном и сэром Уэсли Хидкотом. Лорд Трентэм, муж Джессики, что-то шептал виконтессе на ухо, нимало не стесняясь строгого взгляда Эллиота. Вот Ванесса улыбнулась и положила ладонь на рукав джентльмена. Судя по всему, тот пригласил ее на танец.

Анна появилась рядом внезапно, Эллиот не успел скрыться в толпе. Она томно обмахивалась веером и улыбалась. Оставалось лишь вежливо поклониться и выслушать все, что она собиралась сказать.

— Боюсь, Эллиот, — начала она низким мелодичным голосом, — что смертельно тебя обидела.

Виконт вопросительно поднял брови.

— Одна из моих туфель угодила тебе в плечо. Когда бросала, совсем забыла, что они на высоких каблуках. Было очень больно?

— Нет, конечно, — лаконично ответил Эллиот.

— Что поделаешь, во всем виноват вспыльчивый характер, — вздохнула Анна. — Но ведь ты всегда об этом знал, как и о том, что остываю я так же быстро, как загораюсь Надо было вернуться в тот же день, чуть попозже. Я тебя ждала.

— Правда? — переспросил виконт. Должно быть, она забыла, что остыла и сменила гнев на милость еще до его ухода.

— Конечно.

— Был занят, — пояснил он. — Постоянно занят, с тех самых пор и по сей день.

— Неужели? Бедняжка! — вздохнула Анна. — Что же, исполнял супружеский долг? Должно быть, тяжкая обязанность.

Эллиот снова поднял брови.

— Вряд ли занятие могло доставить удовольствие. — Анна рассмеялась тем низким смехом, от которого у Эллиота неизменно слегка повышалась температура.

— Разве? — вставил он.

— Удовольствие и чувство долга редко сочетаются, — пояснила Анна, — поэтому брак между нами вряд ли увенчался бы успехом. С твоей стороны было мудро заметить это первым. Итак, когда же мне ждать визита?

Для себя виконт твердо решил, что роман с Анной закончен. Но ведь вслух он этого не говорил. Неудивительно, что Анна надеялась на продолжение.

— Отныне я женатый человек, Анна, — отрезал Эллиот.

— Да, бедняжка. — Миссис Бромли-Хейс выразительно; посмотрела поверх веера. — Но еще не все потеряно. Я не держу зла и всегда готова утешить. Если хочешь, могу освободить несколько часов завтра днем. Что скажешь?

— Ты не поняла, — ответил виконт, ясно сознавая, чтя разговор продолжается достаточно долго, чтобы привлечь; всеобщее внимание и вызвать сплетни. — Я сказал, что я женатый человек!

Анна старалась сохранить спокойствие, однако движения веера стали энергичнее.

— Ты не можешь говорить серьезно, — наконец произнесла миссис Бромли-Хейс. — Она же уродина! Клоун!

— Она моя жена, — спокойно и твердо заключил Эллиот. — Желаю хорошо провести вечер, Анна. А меня ждут гости.

Он направился в карточную комнату, однако в последний момент свернул в библиотеку. Хотелось хотя бы несколько мгновений побыть в одиночестве.

Во время последней встречи следовало высказаться определеннее. Их любовная связь продолжалась ни много ни мало целых два года. Анна, конечно, заслужила большего уважения. В данном случае уважение означало решительное и окончательное прекращение отношений.

Но Кон — Кон намеренно создал скандальную ситуацию. Пусть бы дело касалось только Эллиота. Но вмешивать Ванессу? Рисковать репутацией ни в чем не повинной леди? Нечестная игра! Тем более нечестная, что попутно она задевала мать и сестер, бросая тень на всю семью.

Виконт вернулся в зал спустя минут десять — пятнадцать и обнаружил, что Анна исчезла. Она совсем не танцевала.

Оставалось лишь надеяться, что теперь-то между ними все кончено.

Чтобы конфуз не повторился, Эллиот решил на днях нанести Анне визит вежливости. Последний визит, чтобы окончательно расставить точки над i.

Ванесса чудесно проводила время. Танцевала постоянно, без единого перерыва, что можно было считать большой удачей, учитывая, что она была замужем, а вокруг собралось множество молодых очаровательных дам.

Мег и Кейт тоже получали приглашение за приглашением и не пропускали ни одного танца. Не скучал и Стивен. Ну и, разумеется, пользовалась успехом Сесил. Стивену достался лишь один ее танец. Удивляться не следовало: юная красивая девушка уверенно держалась на собственном дебютном балу и привлекала внимание всех без исключения джентльменов. Казалось, она рождена блистать и покорять.

И вот подошла пора одного из двух запланированных на вечер вальсов. Вдовствующая виконтесса решила включить в программу новомодный танец, несмотря на то что Сесил не позволялось принимать в нем участие: прежде чем танцевать вальс на светском балу, юные леди должны были предварительно получить разрешение одной из патронесс зала «Олмак». Кейт тоже предстояло лишь наблюдать со стороны, а вот Маргарет, как особа взрослая, могла ответить на приглашение согласием. То же самое, разумеется, относилось и к Ванессе.

Ванесса и Сесил заранее давали уроки Мег, Кейт и Стивену, хотя вернее было бы сказать, что Сесил учила Стивена, а Ванесса сосредоточила внимание на сестрах.

Маргарет получила приглашение от самого маркиза Аллингема. Честь поистине огромная, даже несмотря на то что кавалер оказался на полголовы ниже дамы. Сесил и Кейт примкнули к стайке молодежи и развлекались, наблюдая за тем, как танцуют старшие.

Ванесса надеялась, что Эллиот пригласит на вальс именно ее. Ожидания оправдались.

— Мэм, — официально произнес за спиной знакомый голос, — могу ли надеяться, что не опоздал удостоиться чести повести вас в вальсе?

Ванесса обернулась и улыбнулась ярче, чем улыбалась сегодня всем.

— Нет, вы не опоздали, сэр, — радостно ответила она, — я готова вальсировать с вами.

Она взяла мужа под руку.

— Кажется, не так давно я назвал тебя хорошенькой, — улыбаясь, сказал Эллиот. — Так вот, я ошибся.

— О, — вздохнула Ванесса.

— Да, ошибся. Ты не хорошенькая, — заключил он. — Ты красивая.

— О! — снова вздохнула Ванесса.

И в этот момент заиграла музыка.

Ванесса полюбила вальс с первого знакомства, с первого урока. Танец казался смелым, романтичным, грациозным.

Но на настоящем балу она вальсировала впервые.

Впервые вальсировала среди цветов, тонкого аромата духов, шелеста шелка и атласа, переливов ярких красок и нежных оттенков, сияния люстр и мерцания драгоценностей. Впервые вальсировала под музыку настоящего большого оркестра.

Впервые вальсировала с человеком, которого любила.

Потому что уже не оставалось сомнений в том, что она не просто влюблена в Эллиота Уоллеса, виконта Лингейта.

Эллиот уверенно повел ее в танце, и Ванесса мгновенно забыла страх и неуверенность.

Забыла о том, что на самом деле она вовсе не красавица и он ее не любит. Она просто танцевала, и ей казалось, что не существовало в жизни наслаждения более тонкого и изысканного.

Ванесса смотрела в классически красивое, смуглое, синеглазое лицо мужа и улыбалась. А виконт отвечал вопросительно-удивленным взглядом, словно видел ее впервые.

Ванесса чувствовала себя красивой и желанной.

В блеске зала и волнующих звуках музыки Ванесса замечала только его, Эллиота.

Радуясь, она улыбнулась еще лучезарнее.

И вот наконец — о, наконец-то! — синие глаза вспыхнули ответной улыбкой, а уголки губ едва заметно поднялись.

Этот момент, без сомнения, стал самым счастливым в ее жизни.

— Ой, — удивилась она, услышав заключительные аккорды, и только сейчас осознала, что это первый звук, произнесенный во время танца. — Ой, уже конец? Так быстро?

— Понимаешь, забыл приказать музыкантам, чтобы играли вечно.

Ванесса рассмеялась, с удовольствием наблюдая, как сияет улыбкой благородное лицо.

— Какое досадное упущение, — отозвалась она.

Настало время ужина, и супругам пришлось расстаться, чтобы уделить внимание гостям.

Однако Ванесса сказала себе, что запомнит этот вечер как одно из самых памятных событий жизни. Даже если забыть о прочих радостях, именно сегодня она окончательно и бесповоротно влюбилась в Эллиота. Влюбилась так глубоко, что уже невозможно было определить, где заканчивается влюбленность и начинается настоящая вечная любовь.

Она с сожалением вспомнила о Хедли и нежно с ним простилась. Навсегда.

Потому что он остался в прошлом.

А сейчас наступило настоящее.

Настоящее — лучшее время для жизни.

Глава 20

На следующий день, сразу после ленча, Ванесса пошла на Беркли-сквер, в Мертон-Хаус, чтобы навестить сестер. Обе оказались дома, а вот Стивена застать не удалось. Вместе с Константином брат отправился выбирать парный двухколесный экипаж, хотя Маргарет была против покупки и считала, что мальчик еще слишком юн, чтобы носиться на столь непрактичном и опасном средстве передвижения.

— Очень боюсь, — призналась она, едва все трое уселись в гостиной, — что Стивен собьется с пути и пустится в разгул. Он в восторге от Лондона и ото всех, кого довелось здесь встретить. Но что самое неприятное — все в восторге от него, даже джентльмены на несколько лет старше. Им только дай волю — тут же научат дурному.

— Не волнуйся, Мег, птенчик всего лишь пробует крылышки, — успокоила Кэтрин. — Еще даже не успел расправить во всю ширь. Но это непременно произойдет. А нам лишь остается верить в силу характера и заложенные воспитанием ценности и принципы, которые не позволят сбиться с пути.

— Кейт права, — поддержала Ванесса. — Мы должны позволить брату вести обычную для молодых джентльменов жизнь и дать возможность самому определить собственное будущее.

— О, думаю, вы обе правы, — вздохнув, сдалась Маргарет. — Вернее, знаю, что правы. Но ведь Стивен еще так юн. Слишком рано попал в Лондон, где на каждом шагу подстерегают соблазны и искушения.

— Может быть, тебя немного утешит то обстоятельство, что Эллиот очень серьезно относится к роли опекуна, — сказала сестре Ванесса. Он непременно проследит за Стивеном в том мужском мире, куда нам нет доступа. Сегодня с самого утра предпочел ретироваться. И поступил мудро: за завтраком разговор шел исключительно о балах, кавалерах и победах. Сесил получила целых пять букетов от тех джентльменов, с которыми танцевала вчера. Немедленно провозгласила себя непревзойденной покорительницей сердец, и мы все с ней согласились.

— И ты, Несси, решила спастись у нас? — поинтересовалась Кэтрин. — Еще не успела посмотреть вокруг?

Ванесса обвела взглядом комнату и рассмеялась. Мег любила цветы, и с ранней весны до поздней осени в маленьком доме в Трокбридже всегда стояли букеты, однако гостиная в Мертон-Хаусе превзошла все ожидания. Повсюду красовались неоспоримые свидетельства успеха.

— Ах, и здесь покоренные сердца? И здесь поклонники? — шутливо воскликнула Ванесса.

— Что касается меня, то поклонник только один, — уточнила Маргарет. — Маркиз Аллингем оказался весьма любезен и прислал белые розы. А остальные четыре букета — заслуга Кейт.

— Честно говоря, для меня они стали полной неожиданностью, — призналась младшая сестра. — Несмотря на наряд, чувствовала себя самой настоящей сельской кумушкой. Полный абсурд!

— Ничего подобного, — решительно возразила Ванесса. — Вы обе были самыми очаровательными дамами в зале.

— Погода просто чудесная. Может быть, прогуляемся в парке? — вдруг спросила Кэтрин.

Сельским жительницам предложение показалось более чем заманчивым, тем более что Гайд-парк неизменно оставался чудесным зеленым островом в самом центре шумного делового Лондона.

Сестры выбрали тихие аллеи в стороне от модных променадов, заполненных пешеходами и экипажами.

— Маркиз Аллингем пригласил Мег покататься здесь завтра днем, — сообщила Кэтрин.

— Правда? — Ванесса с интересом взглянула на старшую сестру. — Ты согласилась?

— Да, — просто ответила Маргарет. — Очень мило с его стороны меня пригласить. Видишь ли, он вдовец.

— Ну а как ты, Кейт? — с улыбкой осведомилась Ванесса. — Встретила вчера кого-нибудь особенно интересного?

— Все были особенно интересными. — Кейт вздохнула. — Я чудесно провела время. Но разве не восхитительно гулять здесь, в тени деревьев, и вдыхать ароматы весны? Я скучаю по Уоррен-Холлу. И ужасно скучаю по Трокбриджу.

— Скоро привыкнем к новой жизни, — успокоила Ванесса, — тем более что в ближайшие месяцы нас ждет столико нового и неизведанного, что вряд ли найдется минутка для ностальгии.

— Константин обещал на этой неделе показать мне Тауэр и еще все, что захочу. Мне так нравится кузен! Как жаль, что мы не знали его раньше! И как жаль, что не успели познакомиться с Джонатаном!

Маргарет и Ванесса дружно согласились.

Наступило продолжительное молчание. Сестры были так близки между собой, что отсутствие разговора ничуть их не тяготило, особенно во время прогулки, когда все вокруг радовало взор.

Ванесса вспоминала события вчерашнего дня: представление ко двору, бал, вальс с Эллиотом. Ночь с Эллиотом.

Трудно было испытать большее счастье, чем то, которое она пережила вчера и переживала сейчас. Правда, танцевать с Эллиотом удалось лишь однажды, но этот первый вальс с мужем она запомнит навсегда.

Ночью, несмотря на усталость насыщенного дня, они снова и снова дарили друг другу любовь.

А вот сегодня Ванесса чувствовала себя по-настоящему утомленной. Но оказывается, порой даже утомление могло быть приятным.

Она уже на три дня выбилась из женского графика, Всего на три дня! Надеяться еще рано. Даже при том, что обычно задержек не случалось.

Ванесса надеялась… о, как она надеялась!

Аллея привела сестер в оживленную, модную часть парка — туда, где каждый день прогуливалось светское общество.

Первым засвидетельствовал почтение маркиз Аллингем. Он сидел в высоком фаэтоне в полном одиночестве.

— Леди Лингейт, мисс Хакстебл, мисс Кэтрин, — приветствовал он, прикоснувшись кончиком кнута к полям цилиндра. — Чудесная погода, не правда ли? Как поживаете?

Все трое согласились, что погода действительно чудесная, и заверили, что поживают они прекрасно. Маргарет, кроме того, поблагодарила за цветы.

— Говорят, завтра может пойти дождь, — многозначительно заметил маркиз.

— О, — отозвалась Маргарет, — это было бы крайне огорчительно, милорд.

— Может быть, мисс Хакстебл, не откажетесь покататься со мной сегодня? Конечно, если сестры отпустят. Обещаю благополучно доставить вас к подъезду не позже чем через час.

Маргарет вопросительно взглянула на спутниц.

— Конечно, Мег, ты просто должна поехать! — воскликнула Ванесса. — А мы с Кейт не спеша пойдем домой.

Маркиз помог Маргарет подняться на высокое сиденье.

— Хорошо, что она нашла в себе силы общаться с кем-то еще, — задумчиво произнесла Ванесса, глядя вслед удаляющемуся экипажу.

— С кем-то еще? — не поняла Кэтрин.

— Помимо Криспина Дью, — пояснила Ванесса. — Тебе вряд ли известно, что Маргарет любила его всю жизнь. А из-за нас отказала, когда он сделал предложение, и не вышла замуж. Но все равно до отъезда Криспина в полк между ними существовало согласие.

— Несси! — Кэтрин остановилась, пораженная. — Но ведь мистер Дью недавно женился на испанке! Бедняжка Мег! Я и понятия не имела о ее чувствах! Только подумай: в Уоррен-Холле, когда пришло письмо, даже что-то съехидничала насчет нежных отношений в юности. Какой ужас!

— Ты ни в чем не виновата. Мег никому не открывала душу, — успокоила Ванесса. — Раньше я была ее единственной наперсницей, но теперь она не хочет делиться даже со мной. Просто молчит. Было бы замечательно, если бы кому-нибудь удалось завоевать ее сердце.

— Может быть, повезет маркизу? — предположила Кэтрин. — Конечно, он не поражает красотой, но кажется весьма любезным. И старше Мег всего-то лет на десять, не больше.

— А еще он маркиз, — с улыбкой добавила Ванесса. — Ах, до чего же мы стали рассудительными!

— И все же он не принц на белом коне, — заключила Кэтрин. Сестры рассмеялись и продолжили путь.

Сесил прогуливалась в компании молодых леди, чьи горничные держались стайкой чуть поодаль. Они остановились, чтобы побеседовать с двумя столь же молодыми джентльменами, и в это самое время подошли Ванесса и Кэтрин. Ванесса узнала кавалеров со вчерашнего бала. Приветствия сопровождались веселым смехом.

Сесил дружески пригласила присоединиться.

— Мы собираемся отправиться к Серпентайну, — пояснила она.

— О, как бы мне хотелось увидеть воду! — призналась Кэтрин.

Ванессе тоже хотелось бы дойти до озера, но только не в столь шумной компании. Она с грустью подумала, что, должно быть, стареет.

— Иди, — позволила она младшей сестре. — Мне все равно пора домой. Возможно, Эллиот уже вернулся. Надеюсь, потом Сесил вместе с горничной проводят тебя.

— Непременно! — заверила Сесил и лукаво добавила: — Как жаль, что с вами нет брата!

— Точно, — подхватила одна из молодых леди. — Граф Мертон — истинное божество! Что за кудри!

Послышалось восторженное хихиканье.

Ванесса проводила молодежь взглядом. Она осталась одна, без сестер и даже без горничной, а потому медлить не стоило. Может быть, дома удастся прилечь и часок поспать — наверстать упущенное за две последних ночи. Конечно, если Эллиот еще не вернулся. А если вернулся, то, может быть…

Ванесса ускорила шаг.

Навстречу ехала коляска, в которой сидели три дамы в удивительно красивых шляпках самого модного фасона. Ванесса смотрела, не в силах отвести восхищенного взгляда. И вдруг та из дам, которая сидела спиной к лошадям, повернулась. Оказалось, что это миссис Бромли-Хейс собственной персоной.

Леди тепло улыбнулись друг другу.

— Остановитесь, пожалуйста, — попросила миссис Бромли-Хейс возницу, едва экипаж поравнялся с Ванессой, и с улыбкой обратилась к ней:

— Леди Лингейт! Я так надеялась вас встретить! Хочу поблагодарить за проявленную вчера любезность. Бал удался на славу, не так ли? Если бы располагала временем, непременно задержалась бы дольше.

— Рада слышать, — отозвалась Ванесса. — Надеюсь, вы не чувствовали себя лишней. По досадной оплошности ваше приглашение где-то затерялось.

— Вы очень добры, — заметила дама и выразительно посмотрела на спутниц. — Хочу немного прогуляться вместе с леди Лингейт. Покатайтесь без меня. Думаю, сумею найти дорогу домой.

Кучер услужливо соскочил с козел, и спустя пару мгновений модная и потрясающе красивая миссис Бромли-Хейс уже взяла Ванессу под руку, чтобы продолжить путь рядом с ней. Две другие дамы смотрели на нее с нескрываемым любопытством.

— Эллиот сказал, что вчера вы очень устали, — поделилась миссис Бромли-Хейс. — Тем более приятно видеть вас в добром здравии и на прогулке.

Эллиот? Почему эта женщина так запросто называет виконта по имени? По какому праву?

— Вы видели его сегодня? — уточнила Ванесса, недоуменно вскинув брови.

— Да, конечно, — подтвердила леди. — Он навестил меня, как часто это делает.

Зачем?

— Неужели? — отозвалась Ванесса.

— О, можете не беспокоиться, — продолжала красавица с легким смехом. — Все Уоллесы чрезвычайно скрытны и на людях проявляют безупречную преданность женам. Эллиот никогда не поставит вас в неловкое положение. А у вас будут его дом и его наследники. И уже есть его титул. Право, леди Лингейт, я должна завидовать вам, а не вы мне.

О чем это она? Увы, даже самая недалекая из женщин или та, которая провела жизнь в глухой деревне, не могла не понять смысла откровенных слов.

Красавица — любовница Эллиота!

«Несмотря на то что Анна вполне респектабельная вдова, многие считают ее излишне уступчивой в отношениях с некоторыми джентльменами».

Слова Константина вспомнились с такой ясностью, словно он шел рядом и произносил их в эту самую минуту.

Вспомнился и гнев Эллиота при виде той, которая пришла, хотя и не была приглашена. Значит, не было никакой ошибки в том, что миссис Бромли-Хейс не получила приглашения на бал…

— О, только не говорите, что вы ничего не знали, — едва сдерживая смех, заявила миссис Бромли-Хейс.

— Полагаю, — произнесла Ванесса непослушными, деревянными губами, — вы воспользовались моим неведением, мэм.

— Ах, совсем забыла, что вы лишь недавно приехали из деревни и не привыкли к нравам светского общества, — вздохнула спутница. — Так что трудно ожидать от вас понимания его скрытой жизни. Бедная леди Лингейт! Но думаю, даже вы не сможете поверить, что Эллиот женился на вас по каким-то иным соображениям, кроме сухого расчета.

Разумеется, иных соображений не существовало. Более того, он и не думал на ней жениться, пока она сама об этом не попросила.

— Посмотрите в зеркало, — безжалостно продолжала миссис Бромли-Хейс. — Нельзя сказать, что вы безобразны. Это было бы преувеличением. И умение одеваться заметно — разумеется, с учетом вашей фигуры. Но, видите ли, в отношении женщин Эллиота всегда отличал изысканный вкус.

Ванесса слушала бесцеремонные рассуждения и думала о том, что жена и любовница прогуливаются рука об руку в самом популярном, самом оживленном месте города. Зрелище, несомненно, чудовищное, тем более что подробности личной жизни виконта наверняка всем известны. И лишь одна она еще несколько секунд назад ни о чем не подозревала.

— Изысканный вкус в каком смысле? — уточнила она.

Более удачного или более острого ответа придумать не удалось. Голова гудела, словно в ней поселился целый рой пчел.

Леди негромко рассмеялась тем чувственным низким смехом, который еще недавно так нравился Ванессе.

— О! — ехидно заметила она. — Оказывается, у кошечки есть коготки? Ну же, леди Лингейт, ничто не мешает нам подружиться. К чему позволять мужчинам сеять раздор? Это такие неразумные существа! Да, для определенных целей они годятся — точнее, для одной-единственной цели, — но в остальном можно прекрасно обойтись и без них.

— Прошу прощения. — Ванесса освободила руку. — Вообще-то я спешу домой, где меня ждут.

— Думаете, ждет Эллиот? Бедная леди Лингейт! Сомневаюсь. Очень сомневаюсь.

— Доброго вам дня. — Ванесса решительно и сосредоточенно зашагала по аллее, стараясь не смотреть по сторонам.

В воспаленном мозгу одна за другой вспыхивали яркие и резкие, похожие на молнии мысли.

Она дурна собой.

Эллиот назвал ее красивой, пытаясь, как малого ребенка, успокоить неискренней лестью.

С момента приезда в Лондон и до ее появления в кабинете два дня назад, рано утром, он совсем не бывал дома.

Частые появления мужа в ее спальне не имели ничего общего с любовью, а служили лишь для производства наследников.

Вчера вечером на балу Эллиот несколько минут беседовал с миссис Бромли-Хейс, а сразу после разговора она ушла.

Встреча в театре заставила его всерьез занервничать — настолько, что он даже не замечал, как барабанит пальцами по подлокотнику кресла.

Отношения между Эллиотом и Константином оставляли желать лучшего, и именно Константин привел эту женщину в театр и на бал: специально, чтобы поставить кузена в крайне неловкое положение.

А сегодня Эллиот уже встретился с любовницей и даже сказал, что жена устала. Можно подумать, что речь шла о ребенке, на долю которого выпало слишком много развлечений.

Эллиот был необыкновенно красив и привлекателен, а значит, никак не мог довольствоваться такой женой, как она.

А сама она была полной идиоткой.

Наивной, доверчивой, глупой.

Несчастной.

Достойной презрения.

Еще не дойдя до дома, Ванесса уже едва не падала от нервного напряжения.

К счастью — к огромному счастью, — виконта дома не оказалось. Дворецкий доложил, что свекровь в гостиной, принимает посетителей.

Ванесса прошла мимо гостиной как можно осторожнее, чтобы ее не услышали. Поднялась в спальню, плотно закрыла обе двери — и в коридор, и в гардеробную, сняла шляпу и башмачки, прямо в платье забралась в постель и с головой накрылась одеялом.

Хотелось умереть сейчас же, немедленно.

Никаких иных желаний не осталось.

— Хедли, — едва слышно позвала она.

Но даже чувство к Хедли оказалось обманом. Она изменила тому, кто любил ее всей душой, с бессердечным человеком, даже не понимавшим, что такое любовь.

И этот человек стал ее мужем.

Невероятно, но скоро мысли затуманились, и Ванесса погрузилась в тяжелый сон.

Эллиот провел час в боксерском клубе Джексона, причем за это время спарринг-партнер успел несколько раз пожаловаться на то, что виконт выходит за рамки тренировочной встречи и дерется, словно участвует в настоящей схватке.

Потом пятнадцать минут посидел в клубе «Уайтс» и уехал, хотя несколько приятелей, общество которых обычно радовало, упорно звали в свою компанию.

Некоторое время виконт бесцельно ездил по улицам Лондона, стараясь держаться подальше от парка и других людных мест, где пришлось бы вести светские разговоры.

Наконец он вернулся домой. Джордж Боуэн все еще сидел в кабинете. Едва хозяин подошел к столу, придвинул ему удручающе толстую пачку корреспонденции. Эллиот бегло просмотрел письма, каждое из которых требовало личного внимания. В ином случае Джордж разобрался бы с ними сам и не стал беспокоить.

— Ее светлость дома? — деловито поинтересовался виконт.

— Обе их светлости дома, — ответил секретарь. — Если, конечно, не улизнули тайком по черной лестнице.

— Понятно. — Эллиот положил письма на стол и пошел наверх.

Никак не удавалось избавиться от неприятного ощущения, что он обидел Анну. Во время визита она вела себя подозрительно тихо. Выслушала с непонятной полуулыбкой, а потом заявила, что приезжать было незачем: вчера она и без того поняла, как хорошо оказаться на свободе и получить возможность строить новые отношения. Два года — слишком долгий срок, не правда ли? Главное преимущество вдовства — это независимость. А их роман все равно несколько затянулся и уже казался скучным, разве он не согласен?

Виконт не согласился — не захотел выглядеть нетактичным. Кроме того, связь с Анной вовсе не казалась ему скучной, всего лишь… неуместной, лишней. Но и этого он не мог сказать.

За переживания по поводу Анны следовало благодарить Ванессу. До встречи с ней он никогда не задумывался о чужих чувствах.

В гостиной жены не было. И мамы с Сесил тоже не было.

Должно быть, в спальне, решил Эллиот, удостоверившись, что гардеробная пуста. Однако дверь оказалась закрытой. Легонько постучал, но ответа не последовало. Наверняка крепко спит.

Эллиот улыбнулся и решил не будить. Пусть отдохнет, ведь почти всю ночь он не давал ей спать — и это после напряженного дня. Или она ему не давала спать. А вернее, они не давали спать друг другу.

Виконт до сих пор удивлялся сексуальной привлекательности жены. Дело в том, что она совсем не походила на тех женщин, которыми он обычно увлекался. Наверное, в этом и заключался секрет.

Эллиот спустился в кабинет и прочитал несколько писем. Впрочем, диктовать ответы было некому: Джордж закончил работу и испарился.

Виконт вернулся к себе, побрился и переоделся. Приближалось время обеда, но из спальни Ванессы не доносилось ни звука. Может быть, ее там и не было? Может быть, Джордж все-таки ошибся и она еще не вернулась домой? Так поздно?

Он снова постучал в дверь спальни, на этот раз настойчивее. Не услышав ответа, приоткрыл дверь и осторожно заглянул.

Покрывало на кровати было скомкано, а посреди обширного пространства можно было рассмотреть небольшое возвышение.

Эллиот вошел в комнату и приблизился к кровати. Поднял уголок покрывала. Ванесса лежала одетой, сжавшись в комочек. Волосы спутались, а та щека, которую можно было увидеть, горела.

Устала. Эллиот улыбнулся.

— Соня, — нежно позвал он. — Рискуешь пропустить обед.

Ванесса открыла глаза, приподняла голову и почти улыбнулась. Но внезапно отвернулась и сжалась еще крепче — как ежик.

— Я не голодна, — последовал ответ.

Мог ли румянец означать жар? Виконт осторожно прикоснулся к щеке тыльной стороной ладони, но Ванесса стукнула его по руке и уткнулась лицом в перину.

Он недоуменно отвел руку.

— В чем дело? — спросил он почти растерянно. — Тебе нехорошо?

— Нет.

— Что-то случилось?

— Ничего. — Голос звучал глухо, задавленно. — Уходи.

Эллиот выпрямился, заложил руки за спину и замер, глядя на жену сверху вниз.

— Уходи? — переспросил он. — Лежишь здесь, когда пора одеваться к обеду, и утверждаешь, что ничего не случилось?

Неожиданно его осенило.

— А месячные начались?

— Нет.

Так, может быть, причина странного поведения в этом? Но кажется, в таких случаях дурнота подступает утром.

— Ванесса, — уже решительнее произнес Эллиот, — посмотри на меня.

— Это приказ? — поинтересовалась Ванесса. Почти яростно перевернулась на спину и посмотрела сквозь растрепанные волосы. Платье измялось, перевернулось и больше походило на мочалку. — Да, милорд. — Слушаюсь и подчиняюсь, милорд.

Эллиот нахмурился.

— Лучше бы ты сказала, в чем дело.

Мелькнуло внезапное предчувствие. Кон. Это его работа.

— Не собираюсь ни с кем тебя делить, — бурно заговорила Ванесса, откинув с лица закрывавшие глаза пряди. — Можешь, конечно, сказать, что раз я вышла за тебя замуж, то выбора нет. И что я обязана подчиняться, как только тебе вздумается осуществить свои супружеские права. Но если один из супругов способен нарушить клятву, то и второй имеет на это право, даже если это женщина, а следовательно, всего лишь полчеловека. И если ты еще хоть раз ко мне прикоснешься, буду кричать во весь голос, очень-очень громко. И это не пустая угроза.

Все понятно. Кон.

— Вижу, что не пустая. И в чем же, позволь спросить, заключается моя вина?

— В том, что ты женатый человек, а держишь любовницу, — выпалила Ванесса. — Не важно, что она красива, а я нет. Об этом ты знал еще до свадьбы. И не важно, что именно я попросила тебя жениться. Ничто не мешало отказать. Но ты не отказал, а женился. И произнес священную клятву. И нарушил ее. А потому больше никогда не будешь моим мужем, кроме как формально!

— И ты вполне уверена, — уточнил Эллиот, потрясенный и слегка рассерженный, — что Кон предоставил тебе точную информацию?

— Ха! — гневно усмехнулась Ванесса. — Еще пытаешься отрицать? Так как же, ты был сегодня у миссис Бромли-Хейс или нет?

Значит, все-таки не Кон.

— Видишь? — продолжала наступать она, не получив немедленного ответа. — Нечего сказать?

— Анна приезжала сюда? — осведомился виконт.

— Анна, — с презрением повторила Ванесса. — А она зовет тебя Эллиотом. До чего мило! Я встретила ее в парке. Уходи. Не хочу больше тебя видеть. Никогда.

— Может быть, позволишь объясниться? — осторожно поинтересовался виконт.

— Еще чего! — возмущенно воскликнула Ванесса. — Уходи немедленно!

— Но ведь тебе хотелось объясниться, когда я застал тебя в слезах над портретом покойного мужа, — напомнил Эллиот. — И в конце концов, я дал тебе возможность это сделать и выслушал. Нередко дела обстоят вовсе не так, как кажется со стороны.

— И что же, она тебе не любовница? — Голос звучал еще презрительнее.

— Нет, — решительно отрезал Эллиот.

— Значит, миссис Бромли-Хейс — лгунья?

— Мне абсолютно неизвестно, что она тебе сказала.

Эллиот ждал.

Ванесса откинула покрывало и свесила ноги с кровати — с дальнего от него края. Потом встала и провела руками по платью, пытаясь привести его в порядок, — впрочем, недавно купленное модное платье для прогулок требовало куда более серьезного вмешательства. Пригладила волосы.

— Слушаю, — наконец произнесла Ванесса, продолжая стоять спиной к мужу.

— Анна была моей любовницей и в этом, и в прошлом году, — начал Эллиот. — Если факт тебя оскорбляет, мне очень жаль, но изменить случившееся я не в силах. Тогда я не только не был женат, но даже не знал о твоем существовании.

— Полагаю, если бы мы были знакомы, я составила бы лондонской моднице серьезную конкуренцию, — ехидно вставила Ванесса.

— Когда перед свадьбой я привез в город маму, Сесил и тебя, то приехал к Анне и предупредил, что женюсь. Она устроила сцену, и я ушел. Решил, что на этом все закончится, но оказалось иначе. После того как она появилась в театре, а вчера и на балу, стало ясно, что следовало посмотреть прямо в глаза и четко, внятно и размеренно заявить о разрыве отношений. Для этого я и заехал к ней сегодня.

— И рассказал, что после событий вчерашнего дня я чувствую себя усталой.

Эллиот на мгновение задумался, а потом согласился:

— Да, наверное, сказал.

— И как только ты осмелился упомянуть при ней мое имя! — снова вспыхнула Ванесса. Только сейчас она повернулась и посмотрела на мужа полными гнева и боли глазами.

— Виноват, — признал Эллиот. — Поступок действительно безвкусный. Значит, она дала понять, что мы до сих пор любовники? В надежде, что ты не вызовешь меня на откровенный разговор, а позволишь лжи медленно, но верно разъедать ум, сердце и душу? О, плохо она тебя знает, это уж точно! Нет, мы не любовники с тех самых пор, как я обручился с тобой. Честно говоря, не думал, что она способна на подобную подлость, но оказалось, что и я тоже плохо ее знал. Прости. Всем сердцем сожалею, что жертвой резкого разрыва оказалась ты.

— А разве у тебя есть сердце? — неожиданно уточнила Ванесса. — Эту ночь ты провел в моей постели. И в какое-то мгновение мне даже показалось, что я тебе небезразлична. Но утром ты первым делом отправился к любовнице.

— Я не отправился к любовнице, а нанес визит бывшей любовнице, — поправил Эллиот. — И уже объяснил, почему счел необходимым это сделать.

— А почему решил прекратить с ней отношения? — допытывалась Ванесса.

— Потому что я женат.

По лицу Ванессы скользнула тень улыбки.

— Не потому, что женат на мне? Просто женат? О, полагаю, это уже немало. Возможно, подобная позиция даже достойна восхищения. Но вот вопрос: как скоро источник благородства иссякнет и ты заведешь новую любовницу?

— Никогда, — уверенно ответил Эллиот. — Пока мы оба живы, этого не произойдет.

— Наверное, до миссис Бромли-Хейс у тебя были и другие. — Ванесса пристально разглядывала собственные руки, как будто с ними внезапно что-то случилось.

. — Да, были, — подтвердил виконт.

— Разумеется, красавицы.

— Да, красавицы.

— И как же мне удастся…

Он перебил нетерпеливо, раздраженно, даже грубо:

— Достаточно об этом, Ванесса! Достаточно! Я уже говорил, что ты красива, и не лгал. Даже если не доверяешь словам, то наверняка не можешь не верить поступкам. Неужели наши встречи в спальне до сих пор не доказали, что я считаю тебя не только красивой, но и неотразимо притягательной?

Глаза Ванессы наполнились слезами, и она снова отвернулась.

Только сейчас лорд Лингейт понял, насколько глубоко укоренилась в душе жены неуверенность в собственной внешности. Возможно, она и сама этого не осознавала. А в качестве компенсации старательно развивала такие черты характера, как жизнерадостность и интерес к людям. Однако, лишившись душевного равновесия, мгновенно оказывалась беззащитной и легкоранимой.

— О, как ужасно, что эта женщина была твоей любовницей, — наконец с трудом выговорила Ванесса. — Ненавижу ее. Невыносимо даже думать о том, что ты…

— А мне невыносимо думать, что ты была супругой молодого Дью, — перебил виконт, — несмотря на принципиальные различия в обстоятельствах. Наверное, всем нам хочется верить, что тот, с кем предстоит идти по жизни, появляется на пути свежим и невинным, словно младенец, что до нас он вообще никого не видел и не знал. Но ведь это невозможно. До встречи со мной ты прожила на свете почти двадцать четыре года. А я и вообще без малого тридцать. И если бы не та судьба, которая нам досталась, мы не стали бы такими, какими стали. Ты мне нравишься вот такой. И, честно говоря, в последнее время стало казаться, что и я тебе нравлюсь.

Ванесса со вздохом опустила голову.

— Так кому же из них пришла в голову мысль подойти к нам в театре? — спросила она. — Ей? Или Константину?

— Не знаю, — пожал плечами Эллиот. — Вполне возможно, обоим. Единственное, что я мог сделать, чтобы их обезоружить, — это рассказать тебе все и сразу. Ну, примерно вот так: «Ах да, дорогая, кстати: вот эта леди в ложе напротив, рядом с Коном, — моя бывшая любовница. Возможно, она пока и сама не знает, что бывшая. Хочу попросить у тебя прощения и обещаю, что впредь буду вести себя как самый примерный мальчик». Согласись, такой монолог избавил бы от многих неприятностей.

Ванесса посмотрела через плечо и печально улыбнулась:

— Да, для меня это было бы посильнее Шекспира… — Ванесса задумалась, после паузы тихо спросила: — Эллиот, ты говоришь мне чистую и окончательную правду?

— Да, — веско подтвердил он и посмотрел в упор. Ванесса снова вздохнула и наконец повернулась лицом к мужу:

— Никогда не верила в это отвратительное «они жили долго и счастливо» и никогда не хотела для себя ничего подобного, — призналась она. — И вдруг вчера и сегодня утром показалось, что все-таки удалось найти вечное счастье. Оказалось, что ошиблась. Но нет, жизнь вовсе не разрушена. Буду жить дальше. Вернее, мы будем жить дальше. Так ты и вправду считаешь меня неотра… действительно считаешь, что я не лишена обаяния?

— Конечно, — подтвердил Эллиот. Очень хотелось перепрыгнуть через кровать и заключить ее в жаркие объятия, но он себя остановил: искренность поступка могла бы вызвать сомнение.

— О! — негромко выдохнула Ванесса. — Не знаю только, с какой стати. Выгляжу просто ужасно. — Она посмотрела на свое платье.

— В настоящий момент так оно и есть, — подтвердил Эллиот. — Если бы в доме водились мыши, то от одного лишь взгляда на тебя разбежались бы от ужаса. Видишь ли, уличная одежда не предназначалась для использования в качестве ночной рубашки. А волосы положено время от времени причесывать.

— О! — снова произнесла Ванесса и засмеялась робко, неуверенно.

— Позволь, я позвоню твоей горничной, — продолжил Эллиот, — а сам спущусь в столовую и скажу маме и Сесил, что голодать вечно им не придется: не пройдет и получаса, как ты выйдешь к обеду.

— Привести меня в порядок за полчаса? Настоящий подвиг Геракла. — С этими словами Ванесса обошла кровать и направилась в гардеробную.

— Ничего подобного, — возразил супруг и дернул за шелковый шнур звонка. — Единственное, что тебе следует сделать, так это улыбнуться. Твоя улыбка творит чудеса.

— В таком случае, пожалуй, поверю твоим словам и с беззаботной улыбкой спущусь вниз прямо сейчас, — парировала Ванесса. — Ну а с твоей мамочкой случится истерика.

— Вернусь через двадцать пять минут, — заключил виконт. Скрылся в собственной гардеробной и захлопнул дверь.

Прислонился к ней спиной и закрыл глаза.

«Никогда не верила в это отвратительное «они жили долго и счастливо» и никогда не хотела для себя ничего подобного, — призналась ему жена. — И вдруг вчера и сегодня утром показалось, что все-таки удалось найти вечное счастье».

Значит, вчера и сегодня утром она была счастлива. Сказочно счастлива.

И вот Анна своими циничными речами, своим наглым враньем чуть не разрушила это хрупкое счастье. Эллиот невольно сжал кулаки. Поступок бывшей любовницы вызывал отвращение.

Эллиот поклялся, что сделает все возможное и невозможное, лишь бы жизнерадостная улыбка вернулась к Ванессе. Его Ванессе.

Глава 21

В светских гостиных Лондона живой интерес вызывали новые лица, новые истории, новые скандалы. Удивительное появление неведомого графа и трех его сестер, не без труда обнаруженных в далекой деревушке, где они жили в хижине размером меньше садового сарая — склонности к преувеличениям у светских сплетников не отнять, — взволновало воображение и больше недели оставалось главной темой разговоров и пересудов. Не меньше пищи для обсуждения предоставил и тот факт, что одной из сестер удалось завоевать если и не сердце, то руку столь яркого персонажа, как виконт Лингейт. Если две другие сестры поражали яркой красотой, то жена виконта как раз красотой не отличалась, а потому все сошлись во мнении, что брак совершен по расчету. Хотя в таком случае непонятно, что помешало виконту жениться на старшей из сестер. Особенно бурный взрыв интереса вызвало известие о том, что миссис Бромли-Хейс получила немедленную и категорическую отставку с поста любовницы виконта. Поводом для сурового обхождения стало ее появление в Гайд-парке вместе с виконтессой.

Престиж виконтессы мгновенно взлетел.

Семейство графа Мертона приглашали повсюду, где собирались сливки английской знати: на балы, вечера, концерты, пикники, венецианские завтраки, обеды, театральные забавы… список можно было бы продолжать до бесконечности. При желании можно было бы веселиться с утра и до вечера. Впрочем, понятие утра в Лондоне несколько отличалось от привычного: поскольку танцы, карточные игры и остроумные беседы продолжались почти всю ночь, «утро» вступало в свои права не раньше полудня.

Ванесса с удивлением узнала, что приглашение на завтрак в действительности означало, что за стол сядут ближе к вечеру. Поразительно, но всех вокруг вполне устраивала жизнь, начинавшаяся в середине дня и продолжавшаяся до рассвета.

Какое досадное пренебрежение солнечным светом!

Ванесса прилежно сопровождала сестер на многочисленные развлечения. Как и предсказывал Эллиот, везде встречались одни и те же лица, так что вскоре титулы и имена приобрели смысл и трансформировались в конкретных людей.

Маргарет и Кейт очень быстро завели знакомых и даже друзей; у каждой сложился собственный круг поклонников — как, кстати, и у Ванессы, к ее немалому изумлению. Молодые джентльмены, имена которых она едва помнила, приглашали танцевать, приносили напитки и сопровождали в прогулках по саду. А двое самых смелых даже приглашали покататься в Гайд-парке или попробовать силы в верховой езде на алее Роттен-роу.

В том, что у замужней дамы появилась почти официальная свита, не было ничего странного. Ванесса хорошо помнила слова, сказанные Эллиотом в театре: «Вообще-то замужние дамы нередко появляются в обществе в сопровождении не мужей, а других джентльменов».

Заведенный порядок красноречиво свидетельствовал о состоянии брака в среде аристократии, но Ванессе совсем не хотелось вести себя подобным образом. Если муж не имел возможности ее сопровождать, она предпочитала компанию сестер или свекрови.

Наедине с Эллиотом Ванесса не чувствовала себя абсолютно счастливой, как раньше.

После бурного выяснения отношений между супругами возникла некоторая напряженность. Нет, они не стали чужими. Виконт сопровождал жену в светских развлечениях, особенно по вечерам. Не упускал возможности побеседовать. Каждую ночь приходил к ней в спальню и до утра оставался в ее постели.

И все же… все же безоблачное счастье улетучилось бесследно. Осталась тень обиды, которая, словно мрачная туча, загораживала солнце.

Ванесса верила мужу, но не могла избавиться от боли. Ранило не то обстоятельство, что раньше, еще до свадьбы, у Эллиота была любовная связь. Переживать по этому поводу не имело смысла. Но ведь он ездил к бывшей любовнице уже после свадьбы и ни единым словом не обмолвился о визите. Ванесса узнала о встрече из другого, грязного источника. Раздражала, и красота миссис Бромли-Хейс, ее безупречное совершенство — во всяком случае, внешнее.

Ванесса неустанно твердила себе, что в браке не было ровным счетом ничего плохого. Напротив, все складывалось прекрасно. У нее был внимательный и верный муж. Да, он поклялся сохранять верность. Одно лишь это можно было считать благословением. Так в чем же дело? Чего ей не хватало?

Его сердца?

Когда имеешь в своем распоряжении луну и звезды, уместно ли требовать еще и солнце?

Ванессе казалось, что вполне уместно.

Кэтрин относилась к новым поклонникам точно так же, как и к тем, которые окружали ее в Трокбридже. Приветливо улыбалась, всех в равной степени одаривала благосклонностью, ко всем относилась с одинаковой симпатией. Но на вопросы о предпочтениях лишь пожимала плечами: одного-единственного она до сих пор не нашла.

— Неужели тебе не хочется встретить близкого человека? — спросила Ванесса однажды во время короткой утренней прогулки в почти безлюдном парке.

— Конечно, хочется, — со вздохом ответила Кэтрин. Но видишь ли, Несси, мой избранник и впрямь должен быть особенным. Постепенно начинает казаться, что такого человека не существует на свете, что я мечтаю о невозможном. Разубеди меня! Для тебя был особенным Хедли, а теперь — лорд Лингейт. Как я тебе завидовала, когда вы танцевали вальс на балу Сесил! Но ведь если тебе счастье улыбнулось дважды, то неужели мне не повезет ни разу?

— Непременно повезет. — Ванесса крепко сжала руку сестры. — Знаешь, я рада, что ты не согласна размениваться и ждешь любви. А как настроена Мег?

Старшая сестра не пошла на прогулку, а отправилась в библиотеку Хукхема в компании маркиза Аллингема.

— Насчет маркиза? — уточнила Кэтрин. — По-моему, он всерьез за ней ухаживает.

— И она поощряет ухаживания? — продолжала допытываться Ванесса.

— Не знаю, — призналась Кэтрин. — Со стороны кажется, что Маргарет предпочитает маркиза всем остальным. Во всяком случае, больше никем не интересуется, хотя несколько весьма респектабельных джентльменов оказывают ей знаки внимания. И в то же время ее поведение совсем не похоже на поведение влюбленной.

Очень скоро выяснилось, что Кэтрин оказалась права.

Однажды днем, примерно через неделю после разговора с Кэтрин, Ванесса пришла в Мертон-Хаус и в холле встретила Стивена; который собирался на скачки вместе с Константином. Брат недовольно хмурился.

— Черт возьми, Несси! — в сердцах воскликнул он. — Когда же Мег наконец поймет, что она мне не мать, а сестpa, пусть даже и старшая? Мне скоро исполнится восемнадцать, а она контролирует каждый шаг!

— Что случилось? — встревожилась Ванесса.

— Приезжал Аллингем, хотел поговорить со мной. Чертовски порядочно с его стороны, потому что мне семнадцать, а ему в два раза больше, да и Мег двадцать пять. Так вот, он просил у меня разрешения поговорить с ней о главном.

— О Стивен! — Ванесса прижала руки к груди. — И?..

— Разумеется, я разрешил, — ответил молодой граф. — И должен признаться, что сделал это с радостью. Возможно, он не одевается у лучшего в городе портного, да и ростом не вышел, зато гениально ездит верхом и вообще слывет отличным парнем. К тому же весьма представителен и богат. И всем известно, что Мег проводит с ним немало времени. Так что было вполне простительно решить, что она благосклонно отнесется к его предложению.

— И что же?

— Отказала сразу, не задумываясь.

— Ах, — печально вздохнула Ванесса. — Значит, он все-таки ей не нравился?

— Откуда мне знать? — кипятился Стивен. — Она отказывается объяснять. Говорит, что ее склонность не имеет ни малейшего значения. Видите ли, она обещала папе дождаться, пока мне исполнится двадцать один, а Кейт выйдет замуж, и готова твердо держать данное слово.

— Боже мой. — Ванесса сокрушенно покачала головой. — А я-то так надеялась, что теперь она хоть немного подумает о себе! Ведь обстоятельства изменились.

— Еще как изменились! — с готовностью подхватил Стивен. — Я же теперь Мертон! В моем распоряжении земли, состояние и жизнь! Новые друзья. Будущее. Только не подумай, что я не люблю Мег и не испытываю благодарности за все, что она сделала после смерти отца. Никогда не забуду и постараюсь отплатить добром. Но невозможно выносить эту ужасную мелочную опеку, ежедневную и ежечасную. А еще хуже чувствовать себя причиной отказа лучшему из всех возможных женихов. Конечно, если лорд Аллингем ей просто не нравится, это меняет дело. Но если она решила не выходить замуж из-за меня… А вот и Константин.

Стивен заметно повеселел.

Ванессе вовсе не хотелось смотреть в глаза кузену. Она ласково похлопала брата по руке:

— Не переживай. Поговорю с Мег и все выясню. Желаю хорошо провести время.

— О, непременно! — воскликнул молодой граф. — С Константином всегда интересно. Да, Несси, должен признаться, что твой Лингейт тоже прекрасный человек. Он, конечно, внимательно за мной следит, но умудряется делать это ненавязчиво.

Стивен вышел из дома, не дожидаясь, пока Константин появится в холле.

Ванесса, в свою очередь, направилась в гостиную и рассказала Маргарет о переживаниях брата. Та встретила новость хмуро.

— Главный недостаток нашего дорогого графа, — заметила Маргарет, — заключается в том, что он решил, будто титул и богатство в одночасье прибавили ему четыре года жизни. А правда, Несси, заключается в том, что он всего лишь мальчик и с каждым днем становится все строптивее.

— Может быть, стоит немного ослабить поводья? — осторожно предположила Ванесса.

— О, и ты туда же! — раздраженно оборвала Маргарет. — Ему следовало сидеть в Уоррен-Холле и прилежно заниматься с учителями.

— Скоро так и случится, — успокоила Ванесса. — Но познакомиться с тем миром, который с нетерпением ожидает его совершеннолетия, не менее необходимо. И все же давай постараемся не ссориться из-за парня. Маркиз Аллингем действительно сделал тебе предложение?

— Очень любезно с его стороны, — пожала плечами Маргарет, — но я, разумеется, отказала.

— Разумеется? — удивленно переспросила Ванесса. — А мне казалось, что он тебе нравится.

— В таком случае ты ошибалась, — спокойно заключила Маргарет. — Уж кто-кто, а ты-то должна понимать, что я не могу даже думать о замужестве до тех пор, пока не исполню тех обязательств перед семьей, которые взяла на себя восемь лет назад.

— Но ведь мы с Эллиотом живем совсем недалеко от Уоррен-Холла, — попыталась убедить Ванесса. — Через несколько месяцев Кейт исполнится двадцать один и она станет совершеннолетней. А Стивен проведет несколько лет в университете и окончит его совсем взрослым.

— Но это время еще не настало, — возразила Маргарет.

Ванесса склонила голову и пристально посмотрела на сестру.

— Значит, не хочешь выходить замуж? — прямо спросила она. — Никогда?

Винить, очевидно, следовало Криспина Дью. Маргарет сложила руки на коленях и принялась внимательно их изучать.

— Если так распорядится судьба, — наконец заговорила она, — то в будущем мне придется жить в Уоррен-Холле вместе со Стивеном и его женой или в Финчли-Парке с тобой и виконтом. Или еще неизвестно где, с Кейт и ее мужем. Нет, наверное, придет время, когда я выйду замуж за того доброго человека, который не побоится сделать мне предложение. Но только не сейчас.

Ванесса смотрела на низко склоненную голову сестры. Молчание продолжалось долго.

— Мег, — не выдержала она. — Стивен, возможно, и понятия не имеет о… о Криспине Дью, если, конечно, Кейт не рассказала. Думает, что маркизу Аллингему ты отказала из-за него.

— Правильно думает, — вставила Маргарет.

— Нет, неправильно, — возразила Ванесса. — Причина кроется в Криспине.

Только сейчас Маргарет подняла голову и хмуро взглянула в лицо сестры.

— Стивен должен все знать, — продолжала Ванесса. — Должен понимать, что не он стоит на твоем пути к счастью.

— Стивен и есть мое счастье, — убежденно заявила Маргарет, — равно как и вы с Кейт.

— И потому ты связываешь нас по рукам и ногам? — уточнила Ванесса. — Я очень люблю тебя, Кейт и Стивена, но ни за что не скажу, что кто-то из вас или все вместе — мое счастье. Мое счастье не может исходить со стороны, от другого человека.

— Даже от лорда Лингейта? — уточнила Маргарет. Ванесса покачала головой.

— Даже от него. Счастье должно жить в душе, иначе оно окажется слишком хрупким сосудом, чтобы служить мне, и слишком тяжким грузом, чтобы возложить его на плечи дорогих людей.

Маргарет встала с дивана, подошла к окну и посмотрела вниз, на Беркли-сквер.

— Ты не понимаешь, Несси, — негромко проговорила она. — И никто не понимает. Давая слово папе, я знала, что налагаю на себя обязательства сроком в двенадцать лет, до совершеннолетия Стивена. Не собираюсь отказываться от оставшихся четырех лет лишь потому, что обстоятельства изменились: ты благополучно вышла замуж, Кейт пользуется успехом у светских джентльменов, а Стивен изо всех сил рвется на свободу. Или потому, что сама получила достойное предложение и могу уехать в Нортумберленд и начать там новую жизнь, а Стивена и Кейт оставить на ваше с виконтом попечение. Криспин Дью здесь вовсе ни при чем. Как и все остальное, кроме данного отцу слова, сдержать которое я считаю делом чести. Я всех вас люблю и не откажусь от обязательств лишь потому, что Стивен недоволен. Ни за что!

Ванесса подошла к сестре и обняла ее за талию.

— Давай прогуляемся по магазинам, — предложила она. — Вчера мне попалась необыкновенная шляпка, но она темно-синего цвета и мне совсем не подойдет. А вот на тебе будет смотреться изумительно. Пойдем скорее, пока ее не купили. Кстати, а где Кейт?

— Поехала кататься с мисс Флэксли, лордом Бретби и мистером Эймсом, — ответила Маргарет. — У меня уже столько шляпок, что я не знаю, куда их девать.

— В таком случае еще одна никак не помешает, — убежденно заверила Ванесса.

— О, Несси, — неуверенно рассмеялась Маргарет, — и что только я бы без тебя делала?

— Без меня в твоей гардеробной было бы больше свободного места, это уж точно.

Обе рассмеялись.

И все же спустя пару часов Ванесса вернулась домой с тяжелым сердцем. Несчастье близких порою переживается тяжелее, чем собственное, подумала она. А Маргарет явно была несчастна.

Да и собственная жизнь Ванессу не слишком устраивала.

Она не могла мириться с браком всего лишь нормальным, терпимым и приличным. Хотелось большего.

Возможно, рождение ребенка все изменит. А если нет? Она всего лишь выполняла ту функцию, ради которой виконт Лингейт на ней женился.

Но Боже! Она ждала ребенка Эллиота! Их общего ребенка! И отчаянно мечтала о счастье. Не о том, которое живет в душе, хотя именно о таком счастье она и говорила Мег, а о блаженстве с супругом! Так хотелось радостно, восторженно сообщить ему великую новость! Так хотелось…

Звезд с неба.

До чего же она глупа!

Светские увеселения следовали одно за другим и практически не оставляли свободного времени. Тихие домашние вечера выдавались крайне редко и воспринимались как дорогой подарок.

Однажды Сесил уехала в театр с подружками под присмотром матушки одной из молодых леди. Эллиот сразу после обеда удалился в библиотеку. Вдовствующая виконтесса пила чай в гостиной и вела неспешную беседу со снохой. Утомленная, она с трудом сдерживала зевоту. Наконец сочла за благо извиниться и, сославшись на полное изнеможение, отправилась к себе.

— Кажется, готова проспать целую неделю, — призналась она, когда Ванесса поцеловала свекровь в щеку и пожелала спокойной ночи.

— Думаю, если хорошо выспитесь ночью, то утром встанете бодрой и полной сил, — успокоила Ванесса. — Ну а если нет, то завтра я съезжу с Сесил на садовый раут, а вы отдохнете. Спокойной ночи, мама.

— Ты всегда так добра, — улыбнулась свекровь. — Я искренне рада, что Эллиот женился именно на тебе. Спокойной ночи, дорогая.

Ванесса немного посидела в одиночестве, пытаясь читать. Однако сосредоточиться на приключениях Одиссея, пытавшегося вернуться в Итаку к своей Пенелопе, мешало уже ставшее привычным уныние, подозрительно напоминавшее депрессию.

Эллиот сидит внизу, в библиотеке, а она здесь, в гостиной, — и это редким драгоценным вечером, когда оба дома! Неужели подобное времяпрепровождение станет в их семейной жизни обычным?

Неужели она это допустит?

Может быть, если бы он знал, что мама легла отдыхать и жена осталась в гостиной одна, то пришел бы?

А вдруг ее появление в библиотеке ему не понравится?

Нет, надо спуститься и самой все выяснить. Ванесса решительно встала и, держа палец на нужной странице, закрыла книгу. Ведь речь идет о ее доме и ее муже. Они не расставались, не ссорились. А если в отношениях наступит охлаждение и возникнет отстраненность, то она будет виновата в том, что не попыталась пойти на сближение.

Она легонько постучала в дверь библиотеки и, услышав приглашение, вошла.

Вечер выдался теплым, но в камине ярко горел огонь. Виконт сидел в глубоком кожаном кресле и держал в руке открытую книгу. Ванесса любила библиотеку с высокими застекленными шкафами, до отказа заполненными книгами в кожаных переплетах, и огромным дубовым столом, на котором спокойно могли бы улечься три человека.

Здесь казалось гораздо уютнее, чем в гостиной. Эллиот сидел в свободной позе, слегка ссутулившись и положив ногу на ногу.

— Мама устала и решила лечь спать, — пояснила Ванесса. — Не возражаешь, если я посижу здесь с тобой?

Виконт встал и жестом пригласил занять кресло напротив, по другую сторону камина.

— Надеюсь, будет удобно.

Треснуло полено, и искры столбом поднялись к дымоходу:

Ванесса села и улыбнулась. Не придумав, что еще сказать, открыла книгу, негромко откашлялась и углубилась в чтение.

Ванессе кресло оказалось безнадежно велико. Если опереться спиной на его спинку, то ноги болтались в воздухе в нескольких дюймах от пола. Если поставить ноги на пол, то чтобы достать до спинки, пришлось бы выгнуться дугой. Существовал и третий вариант: оставить ноги на полу, а спину держать прямо, без опоры.

Промучившись несколько минут и испробовав все три позы, в конце концов Ванесса скинула туфли и подобрала под себя ноги, расправив вокруг широкую юбку. Удобно устроившись, немного посмотрела в огонь, а потом перевела взгляд на мужа.

Оказалось, что Эллиот, в свою очередь, пристально наблюдает за ней.

— Знаю, что настоящей леди так сидеть не подобает, — заметила Ванесса извиняющимся тоном. — Но я ведь маленького роста, и почти все кресла оказываются слишком глубокими. А потом, так очень удобно.

— Видно, что удобно, — согласился виконт.

Ванесса улыбнулась. Возвращаться к чтению ни он, ни она не спешили. Просто сидели и смотрели друг на друга.

— Расскажи о своем отце, — тихо попросила Ванесса.

В памяти сохранились слова вдовствующей виконтессы: та надеялась, что сын вырастет не похожим на отца. Сам же виконт никогда о нем не упоминал.

Некоторое время Эллиот продолжал молча на нее смотреть. Потом отвернулся к огню, а книгу положил на стол.

— Отца я обожал, — признался он. — Отец был для меня великим героем и основой существования. Воплощал все качества, которые я надеялся выработать в собственном характере. Все, что я делал, посвящалось исключительно ему. Он подолгу отсутствовал, а я жил ожиданием его возвращения. Совсем маленьким устраивался возле ворот и во все глаза смотрел, не покажется ли его конь или экипаж. В тех редких случаях, когда удавалось его встретить, он непременно сажал меня рядом. Это было мое время — до тех самых пор, пока эстафету не принимали мама и сестры. Когда я немного повзрослел и начал то и дело ссориться с Коном, постоянно думал о реакции отца и держал себя в узде — боялся его разочаровать или, не дай Бог, рассердить. Ну а в юности, предаваясь безудержному разгулу, время от времени останавливался и спрашивал себя, достоин ли я собственного отца.

Он замолчал. Молчала и Ванесса, чувствуя, что продолжение непременно последует. В глазах мужа застыла боль, а между бровей залегла горькая складка. Да и голос звучал приглушенно.

— Трудно было представить более счастливую, более дружную семью, чем наша, — наконец снова заговорил виконт. — Не было на свете мужа преданнее и отца справедливее. Несмотря на его долгие отлучки, жизнь казалась безоблачной идиллией. Естественно, что больше всего на свете мне хотелось иметь такую же семью, чтобы люди говорили: сын весь в отца.

Ванесса закрыла книгу и положила ее в кресло рядом с собой. Крепко обхватила плечи ладонями, хотя возле камина замерзнуть было трудно.

— И вот полтора года назад он внезапно скончался в постели любовницы.

Ванесса резко повернулась и посмотрела на мужа, не в силах скрыть шок.

— Оказывается, их связь продолжалась более тридцати лет, — заметил Эллиот безжизненным тоном. — Немногим дольше, чем отец был женат на маме. И у них родились пятеро детей, последний из которых чуть моложе Сесил, а первый чуть старше меня.

— О! — не сдержалась Ванесса.

— Отец позаботился о любовнице и надежно обеспечил ее на случай своей смерти, — почти деловито рассказывал виконт. — Двух старших сыновей устроил на хорошие, доходные должности. Третий в то время еще учился в престижной школе. Дочерей удачно выдал замуж за добропорядочных и весьма состоятельных торговцев. В той семье он проводил столько же времени, сколько и в нашей.

— О Эллиот! — воскликнула Ванесса, так остро ощущая боль мужа, что не смогла сдержать слез.

— Самое забавное, — продолжал виконт, взглянув на жену, — что мне было прекрасно известно о второй семье деда. Он содержал любовницу сорок лет, и лишь десять лет назад она умерла. Но почему-то ни разу и в голову не пришло, что отец способен тоже вести двойную жизнь.

— О Эллиот! — повторила Ванесса. Иных слов на ум как-то не приходило.

— Полагаю, весь свет следил за развитием событий, кроме меня. Как я мог ничего не знать, ума не приложу. Окончив университет в Оксфорде, довольно долго болтался здесь, в Лондоне, и считал себя в курсе всех светских сплетен, даже самых неприглядных. А вот насчет собственного отца ни разу не услышал ни шепота, ни намека. Мама знала все, с самого начала и до конца. Даже Джессика знала.

Ванесса попыталась представить, с какой отчаянной жестокостью чуть больше года назад рухнул в хаос мир Эллиота.

Муж словно услышал ее мысли и признался:

— Все, что я знал, все, во что верил и чем жил, — все оказалось иллюзией, ложью. Всегда считал, что на нас сосредоточена неделимая любовь отца. Всегда верил в собственную исключительность: еще бы — сын, наследник! Именно мне предстояло занять место отца! И вдруг выяснилось, что где-то на стороне у него есть сын и постарше меня, а еще один — почти мой ровесник. И еще трое детей. Трудно было даже осознать подобный обман. Да и сейчас трудно. Оказывается, долгие годы мама оставалась для него всего лишь законной женой, призванной родить и воспитать законного наследника. А я оказался не кем иным, как этим законным наследником. Но не любимым сыном.

— О Эллиот! — снова вздохнула Ванесса. Встала с кресла, даже не заметив, что книга соскользнула на пол, и поспешила к мужу. Села на колени, крепко обняла и уткнулась лбом в плечо.

— Не терзай себя сомнениями. Ты всегда оставался сыном, а твои сестры — родными дочерьми. Оттого, что где-то в другом месте жили другие дети, любовь отца к вам не иссякла. Любовь не имеет границ и пределов. Она бесконечна. Не сомневайся в отцовской любви. Пожалуйста, не сомневайся!

— Он постоянно лгал, — горько произнес виконт, откинув голову на спинку кресла. — Лгал, что очень занят в Лондоне, что отчаянно не хочет уезжать от нас и очень без нас скучает. И наверняка повторял те же слова другой семье.

Ванесса подняла голову и заглянула в лицо мужу, а потом разжала объятие и ласково, почти по-матерински, погладила по волосам.

— Не мучь себя, — попросила она, — не ставь под сомнение каждое слово. Если отец говорил, что любит, если ты сам ощущал его любовь, значит, так оно и было на самом деле.

— Печально то, что наша история сама по себе вполне обычна, даже банальна, — продолжил виконт. — Можно не задумываясь назвать не меньше дюжины подобных примеров. Причина лицемерия заключается в том, что главными ценностями общество считает положение, титул и состояние. Следовательно, браки по расчету рассматриваются как общепринятая норма. Ну а чувственное наслаждение и эмоциональный комфорт можно найти и на стороне. Мне не повезло в том, что я ничего не знал и даже не подозревал о двойной жизни отца. Внезапно, в одночасье, я потерял все свои ориентиры. Понял, что все, во что верил и чем жил, фальшиво. Все — мираж. Словно оказался один в океане на утлой лодчонке.

— И тогда радость, любовь и надежда покинули твою жизнь, — печально подытожила Ванесса.

— Да, ушел весь глупый, наивный идеализм, — согласился Эллиот. — А его место стремительно, почти за одну-единственную ночь, занял трезвый реализм. Урок запомнился навсегда.

— Бедняжка, — пожалела Ванесса. — Реализм ничуть не исключает радости и любви. Напротив, он соткан из этих золотых нитей.

Виконт бережно погладил жену по щеке.

— Если бы все могли оставаться такими же наивными оптимистами, как ты, — вздохнул он. — Еще полтора года назад и я смотрел на мир такими же доверчивыми глазами.

— Все должны стать подобными мне реалистами, — решительно возразила Ванесса. — Почему реализм воспринимается как негативный взгляд на жизнь? Почему нам так трудно верить во что-то, кроме зла, насилия и предательства? Жизнь прекрасна. Даже если хорошие люди умирают совсем молодыми, а старшие нас предают, она все равно прекрасна. Жизнь такова, какой мы сами ее видим.

Ванесса легко поцеловала мужа в губы. Но разве можно мгновенно снять боль, с которой Эллиот не сумел примириться за целых полтора года?

— А потом случилось так, что ты лишился и лучшего друга? Потерял Константина? — спросила она.

— Да. И это стало последней горькой каплей, — подтвердил виконт. — Наверное, я и сам был изрядно виноват. Ворвался в Уоррен-Холл подобно непримиримому крестоносцу и бросился опекать Джонатана с твердым намерением стереть с лица земли каждого, кто таил злой умысел. Возможно, если бы все в доме оказалось в порядке, я вскоре научился бы обуздывать собственное рвение, но вышло иначе… Вскоре выяснилось, что отец чересчур доверился Кону, а тот бессовестно обманул доверие.

— Каким образом? — уточнила Ванесса, сжав ладонями лицо мужа.

Виконт тяжело вздохнул.

— Он систематически обворовывал Джонатана. Крал фамильные драгоценности. Почти бесценные, хотя сомневаюсь, что ему удалось выручить за них по-настоящему крупную сумму. Исчезло почти все. Джонатан ничего не знал, хотя смутно помнил, что его отец когда-то показывал какие-то красивые вещицы. Кон не признался в преступлении, но и отрицать не счел нужным. Когда я с ним разговаривал, то наткнулся на хорошо знакомое выражение лица, насмешливое и в то же время презрительное. Именно это выражение и стерло последние сомнения. Но доказательств у меня не было. Я молчал. Приходилось скрывать от мира семейный позор. Ты первая, с кем довелось поделиться. Константин не был достойным другом. Всю жизнь он обманывал меня точно так же, как обманывал отец. Так что не стоит считать его порядочным джентльменом и просто приятным человеком.

— Не стоит, — печально согласилась Ванесса.

Эллиот закрыл глаза. Рука безвольно опустилась.

— Боже, — прошептал он, — зачем же я выплеснул на тебя всю эту семейную грязь?

— Затем, что я твоя жена, — со спокойной уверенностью ответила Ванесса. — Эллиот, нельзя отказываться от любви, даже если кажется, что все, кого ты любил, предали. Тем более что предали всего-навсего два, пусть и самых дорогих человека. И нельзя отказываться от счастья, даже если все прошлые счастливые минуты оказались фальшивыми. Впереди ожидают любовь и радость.

— Правда? — Эллиот взглянул недоверчиво.

— Да. И еще надежда, — подтвердила Ванесса. — В душе непременно должна жить надежда.

Все еще сжимая ладонями красивое смуглое лицо, Ванесса заглянула мужу в глаза и увидела, как слезы переполняют их и текут по щекам.

Эллиот резко дернул головой и выругался так, что истинной леди следовало бы залиться пунцовым румянцем.

— Черт возьми. — Виконт тут же скрасил площадное ругательство более мягким. Порылся в карманах и вытащил чистый платок. — Не обращай внимания, Ванесса, и прости.

Он попытался снять ее с колен, отстранить, удалить. Однако ничего не вышло. Ванесса крепко-накрепко обвила руками его шею и прижала к груди мокрое от слез лицо.

— Не закрывайся от меня, Эллиот, — умоляюще прошептала она куда-то в волосы. — Не пытайся уйти в себя. Я не твой отец и не Константин. Я твоя жена и никогда в жизни не предам.

Она прижалась щекой к его голове и замерла, чтобы позволить мужу очистить душу тяжкими, почти болезненными, рыданиями.

Скорее всего потом Эллиот будет стыдиться мгновенной слабости, подумала Ванесса. Должно быть, с раннего детства не проронил ни слезинки. Мужчины такие глупые! Считают, что плакать стыдно.

Она поцеловала мужа в макушку, потом в висок. Провела ладонью по волосам.

— Любовь моя, — прошептала она. — Ах, моя любовь!

Глава 22

Лорд Лингейт забронировал ложу в Воксхолл-Гарденз. Вечер в знаменитом увеселительном саду на южном берегу Темзы входил в число обязательных пунктов программы светского сезона. Когда Эллиот спросил Ванессу, хочет ли она туда поехать, лицо жены засветилось радостью.

Виконт считал своим долгом доставлять жене все новые и новые удовольствия. Он испытывал к Ванессе необыкновенную нежность. Определить чувство словами он не мог, да и не хотел. Влюбленность? Слишком тривиально. Любовь? В любви Эллиот давно разочаровался, а потому не хотел соотносить ненадежную категорию с Ванессой.

Эллиот безоговорочно доверял жене. Казалось, вся ее жизнь состояла из беззаветной любви, которую она щедро дарила всем, кто оказывался рядом, даже не слишком достойным.

Видит Бог, уж он-то точно не заслуживал ее любви.

И все же виконт знал, что жена любит его — по-своему.

В тот неловкий вечер в библиотеке Ванесса ушла сразу, как только ему удалось взять себя в руки, и с тех пор ни разу не вспоминала об унизительной слабости. Просто дала время и пространство, чтобы прийти в себя и обрести спокойствие и уверенность.

И Эллиот действительно успокоился и впервые за последние полтора года ощутил душевное равновесие. Начал понимать, что любовь — если позволительно вообще употреблять это слово — не обитает в каком-то конкретном человеке. Да, отец предал его. Предал и Константин. Но любовь не изменила.

Любовь оставалась подарком, который Эллиот получал от других и мог вручить сам.

Виконт готовился любить своих детей с неизменным постоянством и преданностью. Ну а мама Ванесса непременно объяснит им на личном примере и в бесчисленных беседах, что любовь живет в душе каждого, что она неиссякаемый источник, способный поддержать дух и тело даже в самые темные и безысходные дни.

Детей — во всяком случае, первого — оставалось ждать не так уж долго. Ванесса до сих пор не сообщила о беременности, но супруг и сам догадался, ведь после свадьбы месячные не пришли ни разу.

Семейная жизнь начинала доставлять тихое, но все более ощутимое удовольствие.

Посещение Воксхолл-Гарденз задумывалось не только ради жены. Хотелось порадовать мисс Хакстебл и молодого Мертона накануне возвращения в Уоррен-Холл. Чета Лингейт собиралась отправиться в путь вместе с родственниками, чтобы проследить за занятиями графа, но вскоре планировала вернуться и продолжить сезон в Лондоне.

Виконта немного беспокоила та легкость, с которой Стивен вошел в светскую жизнь столицы. Несмотря на юный возраст, без труда завел старших друзей и даже подруг, с которыми проводил дни напролет: катался верхом в парке, азартно следил за конкуренцией на скачках, оценивал чистокровных лошадей на аукционе «Таттерсоллз» и умудрялся посещать невероятное количество балов, раутов и вече-ров, на которые его наперебой приглашали.

Непосредственность и неопытность делали общительного юношу легкой добычей коварных интриганов, в частности Константина. Мистер Хакстебл часто составлял компанию знатному и богатому кузену. Вывод напрашивался сам собой: юноше необходимо вернуться домой и заняться подготовкой к поступлению в Оксфордский университет.

Мертон удивил опекуна, проявив редкую сознательность. Едва Эллиот отвел его в сторону и завел серьезный разговор об отъезде из Лондона, согласился сразу и без возражений. Больше того, сам привел веские доводы в пользу возвращения в Уоррен-Холл.

— Мне пока рано вступать в клубы, — начал перечислять Стивен, загибая пальцы. — Нельзя без вашего разрешения покупать лошадей, экипажи и прочие интересные вещи. До совершеннолетия нельзя занять положенное по праву место в парламенте и даже участвовать в самых интересных балах и вечерах. А главное, теперь уже абсолютно ясно, что первым делом необходимо многое узнать и многому научиться. Да и, честно говоря, я уже соскучился по Уоррен-Холлу: до отъезда в Лондон едва успел освоиться и почувствовать себя хозяином. Так что с удовольствием вернусь.

Конечно, энергичному, полному замыслов молодому человеку предстояло пережить немало бурных лет, полных опасностей и приключений. Без этого мужчины не взрослеют. Но Стивен обладал сильным характером и любящим сердцем, а значит, мог достойно преодолеть все искушения. Здоровое воспитание гарантировало успех.

Старшая из сестер решительно настояла на возвращении в деревню вместе с обожаемым братом. В ответ на предложение остаться в Лондоне, поскольку за Мертоном будут строго следить наставники, Маргарет твердо заявила, что уже успешно дебютировала в обществе и теперь может появляться в городе, когда пожелает, — если желание вообще возникнет. Она очень рада, что провела в столице часть сезона, но считает, что ее истинное место рядом со Стивеном. А потому ближайшие годы, вплоть до женитьбы брата, проведет в Уоррен-Холле.

Кейт тем временем с легкостью без нее обойдется: переедет в Морленд-Хаус и до возвращения Ванессы поживет вместе с Сесил и вдовствующей виконтессой.

Мисс Хакстебл не собиралась менять принятое решение.

Ванесса рассказала мужу о предложении маркиза Аллингема и категорическом отказе, сестры. Партия, конечно, была бы блестящей, однако леди Лингейт полагала, что Маргарет до сих пор не сумела забыть своего вероломного офицера.

Узнав о предстоящем возвращении в деревню брата и сестры, Кэтрин Хакстебл тоже захотела уехать, поскольку очень соскучилась по тишине и свободе сельской жизни. Ванесса и Сесил объединили усилия и все же уговорили ее остаться. Кейт пользовалась успехом у молодых джентльменов и вполне могла ожидать достойных претендентов на руку и сердце. Эллиоту казалось, что девочка не осознает выпавшей на ее долю удачи: многие юные леди могли лишь мечтать о столь ярком дебюте.

Итак, праздник в Воксхолл-Гарденз планировался как прощание с Мертоном и мисс Хакстебл. Помимо виновников торжества и четы Лингейт, в ложе собрались вдовствующая виконтесса, Сесил, Эверил с мужем и, разумеется, Кейт.

Эллиот выбрал вечер с танцами и фейерверком. Природа позаботилась о том, чтобы небо оставалось безоблачным, воздух теплым, а ветерок легким, но в то же время ощутимым настолько, чтобы раскачивать развешанные на деревьях разноцветные фонарики. Причудливые блики скользили по веткам и ажурной вязью ложились на многочисленные дорожки, по которым прогуливались нарядные пары.

Виконт и его гости вошли в сад уже в сумерках. В центральной ротонде, где их ожидала ложа, играл оркестр.

— О Эллиот! — восторженно воскликнула Ванесса, крепко держа мужа под руку. — Доводилось ли тебе видеть что-нибудь прекраснее?

Ванесса знала лишь одну характеристику: в превосходной степени! Ничто и никогда не бывало просто милым, хорошим или приятным.

— Прекраснее, чем твое новое платье и новая прическа? — уточнил лорд Лингейт, с улыбкой взглянув на жену. — Представь себе, доводилось. Ты сама несравненно лучше!

Ванесса посмотрела снизу вверх, и в чудесных серых глазах заискрился смех.

— Ах, ну до чего же ты глупый!

— А, ты имеешь в виду сад? Да, вот только сейчас заметил, что и он тоже ничего.

Ванесса рассмеялась уже открыто. Мисс Хакстебл повернулась и с улыбкой посмотрела на сестру.

— Ты счастлива? — спросил Эллиот, накрыв свободной рукой ладонь на своем рукаве.

Смех затих.

— Да, — задумчиво ответила Ванесса. — Очень счастлива.

Виконт спросил себя, не здесь ли начинается то самое «они жили долго и счастливо», к которому сам он всегда относился с презрением, а его жена с недоверием. Счастье подкралось тихо и незаметно.

— Посмотри, Эллиот! — отвлекла от размышлений Ванесса. — Здесь оркестр, ложи и танцевальная площадка! Будем танцевать? Прямо на улице, под звездами? Разве может быть что-нибудь романтичнее?

— Ни в коем случае, — серьезно поддержал виконт. — Особенно если доведется танцевать вальс.

— Да, вальс — это прекрасно, — умиротворенно вздохнула Ванесса.

— Смотрите-ка! — в ту же минуту радостно воскликнул молодой Мертон. — Вот и Константин с компанией! Он говорил, что сегодня непременно будет здесь.

Ванесса так остро ощущала собственную влюбленность, что чувство порою граничило с болью. Ответ на неожиданный вопрос Эллиота, счастлива ли она, казался правдивым, но неполным.

После откровенного разговора в библиотеке в обращении Эллиота сквозила особая нежность — и еще больше нежности и страсти ощущалось во время встреч в спальне. Но он никогда не говорил о своих чувствах. Возможно, поговорка справедлива и дела говорят красноречивее слов?

И все же Ванессе требовались слова.

Однако грустить она не собиралась. Брак и без того оказался в тысячу раз счастливее, чем Ванесса представляла, когда отчаянно пыталась избавить Мег от предложения виконта.

И все же… и все же, она так мечтала о словах.

Но разве можно желать еще чего-то, прогуливаясь в прекрасном саду Воксхолла в окружении самых дорогих сердцу людей?

Все вместе они неторопливо шли по центральной аллее, с удовольствием рассматривали деревья, цветы, мраморные скульптуры и колоннады, обращали внимание на иллюминацию и нарядно одетую публику, вдыхали ароматы природы и дорогих духов, прислушивались к звукам музыки, веселым голосам и легкому смеху.

Виконт угощал компанию изысканными деликатесами, тонкими, почти прозрачными, ломтиками сочной ветчины, знаменитой ароматной клубникой, которой славился Воксхолл, и сладким игристым вином.

Многочисленные знакомые, завидев лорда Лингейта в окружении родственников, непременно раскланивались и останавливались, чтобы засвидетельствовать почтение.

Ну и конечно, все, включая вдовствующую виконтессу, много танцевали.

Вальс под темным, усыпанным звездами небом не обманул ожиданий Ванессы и оказался необыкновенно романтичным. Кружась в такт мелодичной музыке, они с Эллиотом ни на мгновение не отводили друг от друга влюбленных взглядов, Ванесса улыбалась мужу, а в его глазах светилась нежность.

Нужны ли слова, когда и без них все сказано?

И все же, несмотря на почти абсолютное счастье, о котором большинство смертных способны только мечтать, в душе таилась тревога.

Виновником беспокойства стал Константин. Да, мистер Хакстебл оказался здесь, как и везде, где они появлялись. Постоянное присутствие внешне обаятельного, но коварного человека утомляло и раздражало.

Кузен выглядел улыбчивым, приветливым и, как всегда, обворожительным. Не уставал проявлять внимание, хотя и пришел с собственной компанией. Поговорил со Стивеном, пригласил на танец Мег. Увел на прогулку Кейт и Сесил — молодые леди с восторгом приняли приглашение — и вернулся не раньше чем спустя полчаса. Если бы девочки не были вместе, Ванесса наверняка начала бы волноваться. Ну а так всего лишь досадовала и на кузена, и на себя. На себя сердилась зато, что не предупредила брата и сестер об опасности общения с галантным лицемером. Сделать это оказалось непросто: пришлось бы рассказать и о миссис Бромли-Хейс, и о кражах драгоценностей из Уоррен-Холла при жизни Джонатана. Раскрывать столь неприятные секреты совсем не хотелось.

Сама Ванесса упорно избегала разговоров с Константином, хотя тот постоянно ей улыбался и при первом же проявлении благосклонности и внимания немедленно оказался бы рядом. Можно было бы вести себя подобным образом до конца сезона, тем более что всю следующую неделю предстояло провести в деревне. Однако Ванесса считала, что отводить взгляд, прятаться и скрываться — тактика недостойная. А потому, как только кузен привел в ложу Сесил и Кейт, она слегка наклонилась в кресле. Эллиот как раз беседовал с кем-то из знакомых.

— Не согласитесь ли прогуляться и со мной тоже, Константин? — спросила Ванесса кузена.

Мистер Хакстебл очаровательно улыбнулся:

— С удовольствием.

Они вышли из ложи и, едва оказались в стороне, кузен слегка наклонился и произнес:

— А я решил, что вы окончательно во мне разочаровались.

— Так и есть, — коротко ответила Ванесса.

Лицо Константина оставалось серьезным, однако глаза насмешливо блестели. Они вышли на широкую аллею, и мистер Хакстебл вопросительно поднял брови, приглашая к объяснению.

— Осмелившись представить миссис Бромли-Хейс мне, моим сестрам и Сесил в театре, вы поступили в высшей степени безвкусно. Еще неприятнее выглядело ее присутствие на балу в Морленд-Хаусе. Честно говоря, не ожидала от вас столь откровенного проявления враждебности, ведь вы наш кузен!

Константин посмотрел серьезно: обычная усмешка уступила место раскаянию.

— Согласен, действительно получилось не слишком красиво. Примите извинения, Ванесса. Никогда не хотел обидеть вас, ваших родных и Сесил.

— И все же жестоко обидели. Сесил, Стивен, Маргарет и Кэтрин до сих пор не знают, что подверглись унижению на глазах у всех собравшихся. А я знаю. И унижение коснулось прежде всего меня, если не считать Эллиота, в которого вы и целились. Может быть, надеялись, что я не осмелюсь заговорить с мужем о том, что узнала от миссис Бромли-Хейс на следующий день в парке, хотя, как оказалось, она мне лгала? Хотели уничтожить наш брак изнутри, подобно опухоли, которая незаметно, но безжалостно разъедает тело? Если так, то вы жестоко ошиблись. Брак не разрушен, а мое счастье не померкло. Хотя в одном вы, несомненно, преуспели: приехав в Уоррен-Холл, я встретила вас с радостью. Сразу полюбила как родственника, а вскоре поддалась и человеческому обаянию. Могла бы до конца дней оставаться вашим другом и с благодарностью принимать ответную симпатию. Да, мы вполне могли бы породниться. Но вы злобно уничтожили такую возможность, и это прискорбно. Вот, собственно, и все, что мне хотелось сказать. Им пришлось свернуть в сторону, к краю аллеи, чтобы не столкнуться с чересчур шумной и веселой компанией. Константин окончательно помрачнел.

— Анна разговаривала с вами? — удивленно уточнил он. — И наверняка заявила, что до сих пор остается любовницей Эллиота? Ей не могло и в голову прийти, что вы немедленно выясните с мужем отношения и раскроете ложь. Простите, мне очень и очень жаль.

Ванесса посмотрела с укоризной, но промолчала.

— Кроме того, должен признаться и в собственной лжи, — продолжал Константин после недолгого молчания. — Разумеется, я слышал о вашей встрече с Анной в парке. Слышал от нее самой. И еще раз прошу прощения. Мне действительно очень жаль. Да, мы в ссоре с Эллиотом, и я решил наказать его, совершенно не подумав о той боли, которую доставлю вам. Поверьте, это случилось ненамеренно.

— Вы в ссоре потому, что виконт знает ваше истинное лицо, — заметила Ванесса. — Я всецело поддерживаю мужа. Извинения в данном случае ничего не стоят. Не намерена впредь поддерживать с вами отношения.

— Мое истинное лицо? — переспросил Константин, останавливаясь. — Полагаю, это лицо вора и развратника.

Развратника? Значит, Эллиот предпочел о чем-то умолчать? Если даже и так, Ванесса все равно не хотела ничего знать.

— Да, — подтвердила она. — И отрицать обвинение вы не сможете.

— Не смогу? — Константин улыбнулся, и в глазах вновь появилась насмешка.

Ванесса смотрела на спутника, не замечая веселой толпы гуляющих, и втайне надеялась, что какое-нибудь разумное объяснение все-таки прозвучит.

— Вы совершенно правы, — заметил мистер Хакстебл с элегантным поклоном. — Я действительно не могу отрицать обвинение. И даже не собираюсь этого делать. Значит, суждено оставаться в ваших глазах злодеем. Должен признаться, что подобное мнение не совсем безосновательно. Полагаю, следует проводить вас обратно в ложу. Вряд ли вам захочется продолжить прогулку с вором и развратником.

— Не захочется, — сухо подтвердила Ванесса.

Они пошли обратно молча, не прикасаясь друг к другу, и вскоре увидели спешащего навстречу хмурого и озабоченного виконта.

— Возвращаю виконтессу целой и невредимой, — язвительно доложил Константин, вновь обретя обычную уверенность. — Приятного вечера, Ванесса. И тебе тоже, Эллиот.

Ни разу не оглянувшись, он удалился.

— Это я пригласила мистера Хакстебла прогуляться, — объяснила Ванесса. — Все время избегала встречи, но решила, что будет честнее открыто высказать разочарование его поведением в театре и на балу. Сочла необходимым объяснить, почему впредь не скажу ни слова, кроме тех, которых требует элементарная вежливость. А еще ощутила острую потребность признаться, что знаю о его истинной сущности. Кстати, помимо воровства, кузен упомянул еще и разврат.

— Да-да, — подтвердил Эллиот, взяв жену под руку и уводя с центральной аллеи в боковую, где можно было уединиться. — Но тебе не стоит об этом знать. А впрочем, почему же? Может быть, и стоит. Так вот, в окрестностях Уоррен-Холла живут несколько молодых женщин, которые когда-то прислуживали в поместье, а теперь в одиночестве растят незаконнорожденных детей.

— О! — эмоционально вздохнула Ванесса. — О, только не это!

— Увы, так оно и есть, — подтвердил Эллиот. — Но давай больше не будем говорить о Коне. Он не достоин твоего внимания. Лучше расскажи о Хедли Дью.

Ванесса удивленно посмотрела на Эллиота.

— О Хедли? — недоверчиво переспросила она.

— Рассказав тебе об отце, я раскрыл тайну, которую ты, моя жена, обязана знать. Хедли Дью все еще остается твоей тайной. Наверное, тебе необходимо разделить ее со мной, твоим мужем.

Дорожка сузилась. Эллиоту пришлось выпустить руку Ванессы и, обняв за плечи, прижать к себе. Она была хрупкой и теплой — восхитительное, волнующее ощущение. Волосы приятно пахли каким-то нежным душистым мылом.

— Всю свою жизнь, с раннего детства, Хедли оставался болезненным и мечтательным, — начала Ванесса. — Шумным играм со сверстниками предпочитал разговоры в каком-нибудь уединенном живописном уголке. Поначалу я сидела рядом с ним из жалости — меня-то как раз тянуло побегать и попрыгать. Но с Хедли было интересно: он многое знал, с жадностью поглощал книгу за книгой и бесконечно мечтал. Став постарше, включил в мечты и меня. Нам предстояло вместе путешествовать по миру, знакомясь с жизнью самых разных народов. Он… он любил меня. Его чудесная улыбка согревала и притягивала, а глаза походили на омуты: в их бездонной глубине можно было утонуть. Да и мечты тоже увлекали и заставляли забыть обо всем на свете.

Они подошли к деревянной скамейке, и, не прерывая объятия, Эллиот усадил жену.

— И вот однажды я вернулась с небес на землю и обнаружила, насколько безжалостна действительность. Хедли был тяжело болен. Смертельно. Думаю, я поняла это раньше остальных… Родители с детства внушали мне, что скорее всего придется остаться старой девой, потому что и Мег, и Кейт, и все соседские девочки были гораздо красивее. Но мне все равно хотелось выйти замуж, а Хедли считался блестящей партией: он был сыном сэра Хамфри Дью и жил в Рандл-Парке. Но для меня решающими оказались вовсе не эти обстоятельства. Суть наших отношений заключалась в том, что я была ему необходима. Став женой Хедли, я могла исполнить его главную, заветную мечту, тем более что сомнений не оставалось: все остальные мечты и планы совершенно нереальны. Хедли очень любил меня…

Ванесса дрожала, а пальцы нервно теребили подол платья. В голосе слышалась боль. Виконт снял сюртук, заботливо укутал жену и снова обнял.

— В глубине души я не хотела связывать свою судьбу с Хедли, — призналась Ванесса почти шепотом. — Он был болен, слаб. Он умирал. А я хотела жить. И несмотря на красоту, вовсе не находила его физически привлекательным. Очень корила себя за это и постоянно лгала. Все время твердила, что обожаю.

— Раскаиваешься? — поинтересовался Эллиот.

— Нет, что ты! — горячо возразила Ванесса. — Сожалею лишь о том, что так и не смогла влюбиться в него по-настоящему. Я действительно его обожала, любила всем сердцем и душой. Но не была влюблена.

Всего каких-нибудь несколько недель назад, услышав подобную путаницу, виконт лишь раздраженно покачал бы головой. Но странно: сейчас он прекрасно понимал, что жена имела в виду, поскольку и сам научился различать тонкие оттенки чувств.

— Но ты подарила Хедли лучшую любовь на свете, — заверил Эллиот. — Ту, которая лишь отдает и ничего не просит взамен.

— Я тоже многое получала, — возразила Ванесса. — Хедли отдавал ничуть не меньше, чем я. Научил искусству жить настоящим днем, радоваться малому и смеяться в лицо трагедии. Научил терпению и достоинству. А еще научил двигаться вперед. Перед самой смертью велел снова полюбить, выйти замуж и найти счастье. Сказал, что я должна все время смеяться. Он… — Ванесса так и не смогла продолжить: помешали рыдания.

Эллиот уткнулся носом в мягкие душистые волосы и поцеловал теплую макушку.

— Он любил меня, — наконец договорила Ванесса. — А я любила его. Прости, Эллиот, очень любила.

Виконт приподнял лицо жены и поцелуями осушил соленые слезы.

— Никогда не извиняйся за эту любовь, — прошептал он ей в губы. — И никогда от нее не отказывайся. Конечно, ты любила Хедли. Это прекрасно. Если бы не любила, то не была бы собой — той Ванессой, которую я знаю.

— Значит, ты не так уж горько раскаиваешься в том, что женился на мне? — спросила Ванесса, легко прикоснувшись пальцами к смуглой щеке.

— А разве когда-то раскаивался?

— По-моему, да. Во всяком случае, сам ни за что меня не выбрал бы. Некрасивая и строптивая — постоянно с тобой спорила.

— Да, порой отчаянно действовала на нервы, — подтвердил виконт. — Вспоминаю.

Как он и предполагал, Ванесса засмеялась.

— А вот некрасивой никогда не была. Скорее, напоминала нераспустившийся бутон розы. А теперь расцвела. Разумеется, я ничуть не раскаиваюсь в том, что женился.

— О! — вздохнула Ванесса. — До чего же я рада! Значит, мне все-таки удалось подарить тебе душевный комфорт? И немного счастья?

— И немного удовольствия, — продолжил Эллиот. — Да, и первое, и второе, и третье. А что чувствуешь ты?

— Я тоже счастлива, — призналась Ванесса и легко поцеловала мужа в губы — тем невесомым летучим поцелуем, который мгновенно воспламенял.

Виконт решил, что пришло время громких слов и красивых признаний. Если бы он не был женат, то именно сейчас следовало бы торжественно опуститься на одно колено, взять избранницу за руку, объявить о вечной любви и попросить составить его счастье.

Ну а поскольку они уже были мужем и женой, то оставалось лишь…

Где-то неподалеку послышались громкий треск и свист. Ванесса в испуге вскочила, а Эллиот мгновенно забыл, о чем только что думал.

Что за черт?

— Фейерверк! — закричала она. — Начинается фейерверк! Пойдем скорее! Ой, смотри! — Ванесса восторженно показывала на рассыпавшийся в черном бархате неба фонтан алых брызг. — Доводилось ли тебе видеть что-нибудь прекраснее?

— Никогда, — широко и радостно улыбаясь, ответил лорд Лингейт и поспешил вслед за женой, которая, даже не сняв с плеч громоздкий сюртук, упрямо тянула его за руку.

Глава 23

Накануне отъезда брата и сестер в деревню Кэтрин переселилась в Морленд-Хаус, чтобы вместе с Сесил и под заботливым покровительством вдовствующей виконтессы продолжить покорение Лондона — вплоть до возвращения Ванессы. Сестрам она призналась, что очень рада смене обстановки, хотя в глубине души мечтает отправиться домой вместе со всеми.

Перед самым отъездом Ванесса усадила Кейт в своей спальне, чтобы предупредить об опасности близкого знакомства с Константином. Разговор предстоял непростой, так как раскрывать причины предубеждения не хотелось.

— Мистер Хакстебл намного старше тебя, — начала Ванесса, — и при этом очень красив и обходителен. Опытный светский лев. Боюсь, он может оказаться кем-то вроде… повесы. Было бы неразумно доверять такому человеку лишь потому, что он наш родственник.

— О, не волнуйся, Несси! — со смехом успокоила Кейт, устраиваясь на огромной кровати в любимой позе: подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. — Мне известно, что в последнее время ты не жалуешь Константина из-за того, что лорд Лингейт с ним в ссоре. Понятия не имею, в чем там у них дело, да и не желаю знать. Джентльмены всегда разберутся сами. Но кузен опекает нас так же строго, как ты, Мег или леди Лингейт.

— Опекает? — Ванесса не смогла скрыть удивления.

— Сесил порою позволяет себе лишнее, — пояснила Кэтрин. — Ей почему-то кажется, что, прогуливаясь вместе со мной и с Константином, можно остановиться и заговорить с любым едва знакомым джентльменом, а порою и уйти с ним, оставив меня с кузеном. Я даже начала подозревать, что некоторые из этих «случайных» встреч подстроены заранее. Но Константин решительно пресек своеволие. Шутливо, чтобы не обидеть, он дал понять, что непозволительно делать то, чего не допустила бы мама. Больше того, кузен настолько заботлив, что даже предупредил нас обеих против ухаживаний некоторых джентльменов, пользующихся дурной репутацией. Возможно, с кем-то он действительно ведет себя как повеса, но с нами безупречен: истинное воплощение чести и достоинства.

— Правда? — удивилась Ванесса. — Что ж, приятно слышать.

Тем печальнее показалось то обстоятельство, что ссора с Эллиотом спровоцировала кузена на неприличный выпад в ее адрес. И уж совсем грустно было думать о его недостойном поведении в Уоррен-Холле при жизни Джонатана. И все же несправедливо было бы считать мистера Хакстебла чудовищем в человеческом обличье, способным лишь на злодейства.

— И все же не позволяй себе оставаться наедине с Константином, — строго распорядилась Ванесса.

— Он и сам никогда этого не допустит, — уверенно возразила сестра. — И вообще, через несколько дней кузен уезжает. Купил землю и дом в графстве Глостершир и собирается там обосноваться.

— Неужели?

— Я буду скучать: очень к нему, привязалась, — с грустью призналась Кейт.

Судя по всему, родственник вовсе не бедствовал, подумала Ванесса. Но едва ли отец оставил ему состояние, которого хватило бы на покупку собственного поместья. Значит, все-таки в дело пошли украденные деньги и драгоценности.

— Недавно они со Стивеном катались в парке, и Константин посоветовал вернуться в Уоррен-Холл, — рассказала Кэтрин. — Напомнил о том, что необходимо учиться и управлению собственностью, и верному пониманию той ответственности, которую диктует положение в обществе. Позже, уже достигнув совершеннолетия, можно будет отдать дань свободе и независимости и в полной мере насладиться жизнью. Но никогда нельзя забывать о достоинстве графа Мертона. Стивен передал мне эти слова кузена. А на следующий день сам виконт Лингейт предложил Стивену вернуться в Уоррен-Холл. Видишь, как они единодушны в понимании жизненных ценностей? И в то же время ненавидят друг друга. Какая жалость!

— Да, очень жалко и очень неприятно, — со вздохом согласилась Ванесса.

Удастся ли когда-нибудь понять характер Константина? Куда проще механически разделить людей на героев и злодеев, а потом однозначно оценивать все их поступки. А что делать, если кто-то относится сразу к обеим категориям?

К сожалению, ответа на вопрос Ванесса не знала.

— Пора ехать, — заметила она, вставая и обнимая сестру. — Эллиот ждет меня, мы вернемся через неделю; самое большее — через десять дней. Постарайся хорошо провести время. Буду постоянно о тебе думать.

— А я о тебе, — ответила Кэтрин, доверчиво прильнув. — Часто вспоминаю тот день, когда Том Хаббард пришел ко мне в школу и рассказал, что в гостинице Трокбриджа остановился настоящий виконт. А я поспешила домой, чтобы передать новость вам с Маргарет и обсудить, что привело его в нашу деревню. Вечером мы пошли на бал, и виконт танцевал только с тобой. А на следующее утро приехал к нам и несколькими словами изменил жизнь всей семьи. Иногда жалею о случившемся, но ведь прошлое не вернешь, правда? Да и у тебя все сложилось прекрасно.

— Все хорошо, — согласилась Ванесса.

— А порой совсем не жалею, — продолжала Кэтрин. — Напротив, кажется, что если у нас хватит мужества посмотреть вперед, то счастье непременно придет ко всем.

Ванесса улыбнулась.

— Конечно, так и произойдет, — подтвердила она, с грустью думая о Мег. — Иначе для чего же дана жизнь?

Ванесса взяла Кэтрин под руку, и сестры спустились вниз, к ожидавшему у подъезда экипажу.

Виконт Лингейт вскоре обнаружил, что мог и не уезжать в деревню в самый разгар светского сезона. Мертон с радостью погрузился в жизнь поместья и с энтузиазмом занялся учебой. Старшая сестра проявляла завидное рвение и строго следила за досугом молодого графа. Управляющий, дворецкий и экономка рачительно и умело вели хозяйство, а учителя с готовностью возобновили занятия.

Возможно, долг опекуна послужил лишь оправданием. Подозрительно часто вспоминались несколько светлых дней после свадьбы — жена назвала их медовым месяцем. Тогда нельзя было надолго поселиться в садовом доме: обстоятельства требовали отъезда в город. Но теперь очень хотелось подольше пожить на живописном берегу озера.

Скорее всего было бы неразумно пытаться воскресить магию первых дней.

Наверное, это было бы ошибкой.

Почти весь первый день супруги провели в Уоррен-Холле. Ближе к вечеру, уезжая домой, в Финчли-Парк, вернуться завтра не обещали. Просто сказали, что, может быть, приедут. Следующее утро выдалось солнечным и безветренным, так что скоро стало почти жарко. В такую погоду было бы приятно прокатиться в Уоррен-Холл в открытой коляске.

Было бы приятно… — Ты действительно хочешь поехать в Уоррен-Холл? — спросил за завтраком Эллиот. — Или предпочитаешь провести день дома? Например, можно прогуляться к озеру.

— Вместе? — тут же уточнила Ванесса.

— Конечно, вместе.

— У Стивена, наверное, весь день будет занят, — задумалась Ванесса вслух. — Возможно, лучше его не тревожить. А Мег планировала провести утро с экономкой, а днем, если позволит погода, заняться розарием. Погода как раз позволяет.

— Думаю, ей тоже не стоит мешать, — сделал вывод Эллиот.

— Скорее всего, — согласилась Ванесса.

— Значит, на озеро?

— На озеро!

Ванесса улыбнулась так лучезарно, что засветились не только глаза, но и все лицо. В такие мгновения казалось, что сияет сама душа.

— Да, — на мгновение задумавшись, уже решительно подтвердила она. — Пойдем на озеро. Хотя нарциссы скорее всего уже отцвели.

— Но ведь природа никогда не пустует, — возразил виконт.

И сам удивился собственным словам. Боже милостивый! Что за глубокомыслие! Осталось лишь заговорить стихами. Надо быть осторожнее! Забавно, однако, что изречение оказалось пророческим. Нарциссы действительно бесследно исчезли, но на их месте выросли колокольчики — восхитительно нежные, темно-голубые цветы раннего лета. Щедрым ковром они покрыли дальний берег — тот самый склон, на котором в начале весны цвели нарциссы.

— О Эллиот! — со свойственной ей искренней восторженностью воскликнула Ванесса. — Разве можно представить что-нибудь прекраснее?

Их окружали два цвета — голубой и зеленый: голубая вода, зеленая трава, голубые цветы, зеленые деревья и голубое небо. Даже платье Ванессы оказалось васильковым, а соломенную шляпу украшали голубые ленты.

— Нарциссы были так же прекрасны, — серьезно заключил виконт. — Но не прекраснее.

— Эллиот. — Ванесса остановилась и посмотрела на мужа. Взяла его за руки. — Для меня те три дня стали самыми счастливыми в жизни. И счастье осталось со мной. Сейчас я счастлива. Хочу, чтобы ты это знал. Обещала сделать счастливым тебя, а оказалось, что блаженство пришло ко мне.

— Ошибаешься. — Эллиот крепко сжал маленькие ладошки. — Даже если чувствуешь себя счастливой, все равно мое счастье острее и глубже.

Глаза Ванессы удивленно расширились, а губы приоткрылись, словно растерянно отыскивая нужные слова.

— Да, мне хорошо, — подтвердил Эллиот. — Я по-настоящему счастлив. — Он церемонно поднес к губам сначала ее левую руку, а потом правую.

Впервые ему удалось лишить маленькую болтушку дара речи.

Он и сам с удовольствием бы промолчал. Но если не сказать важные слова сейчас, то потом достойный момент может и не представиться. А женщины ждут слов — это Эллиот знал наверняка.

— Люблю тебя, — серьезно признался он.

Глаза Ванессы заблестели. О, эти слезы!

— Люблю тебя, — повторил Эллиот. — Влюбился по уши. Обожаю. Жить без тебя не могу.

Ванесса стояла, смущенно прикусив губу.

— Эллиот, — наконец произнесла она, — вовсе незачем…

Он нежно прикрыл ее губы пальцем.

— Ты нужна мне, как воздух. Красота и улыбки согревают душу и радуют сердце. Ты научила меня верить и любить, и в первую очередь я верю тебе и люблю тебя. Люблю так, как не любил никогда и никого. Даже не знал, что такое чувство возможно. И если мои слова кажутся тебе всего лишь глупым преувеличением, ответом на твое признание, буду вынужден принять суровые меры.

Лицо Ванессы засияло счастьем. И в то же время по щекам скатились две непрошеные серебряные капли. Она смахнула слезинки ладонью и поморгала, чтобы прогнать те, которые подступали им на смену.

— Какие меры? — уточнила она.

Вместо ответа Эллиот медленно улыбнулся, понимая, что в это мгновение рушится последнее из воздвигнутых в душе укреплений против опасностей любви. Ванесса подняла руки, чтобы взять лицо мужа в свои ладони.

— О любовь моя, — прошептала она. — Моя любовь!

Эти же слова Ванесса произнесла тем вечером в библиотеке, когда Эллиот горько плакал в ее объятиях. Тогда виконт едва сумел расслышать признание, зато подобно эху услышал сейчас. Услышал и понял, что жена давно его любит. Любит всем сердцем.

— Ничего не хочешь мне сказать? — поинтересовался Эллиот особенно нежно.

Ванесса склонила голову.

— Хочешь услышать о ребенке? — уточнила она. — Да, ребенок будет. Ты рад? Возможно, у тебя родится наследник.

— Я рад тому, что у нас родится ребенок, — негромко, растроганно ответил виконт. — А сын или дочка — какая разница? — Он наклонился и прижался лбом к ее лбу.

Ванесса обвила руками шею мужа и доверчиво прильнула всем телом.

— Как хорошо, что именно здесь мы впервые заговорили о ребенке, — прошептала она. — И здесь ты признался мне в любви. Это место навсегда останется особенным. Пусть оно будет нашей святой землей.

— Ну, не такой уж и святой, — возразил Эллиот. — Мне как раз пришло в голову, что дождя не было уже несколько дней, а это означает, что трава сухая. И никто сюда не придет.

— Никто? — уточнила Ванесса.

— Никто, кроме нас!

Правда, существовали еще садовники, которые старательно следили, чтобы парк не зарос сорной травой. Но сегодня все они косили парадный газон перед домом.

Виконт снял сюртук и расстелил его среди колокольчиков — вполне возможно, на том самом месте, где не так давно расстилал среди нарциссов пальто.

Вскоре они забыли обо всем на свете, кроме своей любви и этой светлой, волшебной минуты.

Вернувшись к действительности, Эллиот приподнялся на локте и посмотрел на жену.

— Боюсь, меня ожидает повинность, — лукаво заметил он. — Наверняка заставишь собрать огромный букет колокольчиков.

— О, и не один! — радостно воскликнула Ванесса. — В каждой комнате должна стоять ваза с цветами!

— Упаси Боже! — взмолился Эллиот, — Это же огромный особняк! Когда я в последний раз пытался сосчитать комнаты, то на двадцать третьей запутался и сдался.

Ванесса рассмеялась:

— Что ж, в таком случае не стоит попусту терять время.

Лорд Лингейт легко вскочил, привел в порядок костюм и протянул руку жене. Ванесса крепко сжала сильную ладонь и в следующее мгновение оказалась в объятиях мужа.

Жизнь казалась прекрасной, полной радости и смысла. Время текло полноводной рекой между берегов, поросших зеленой травой, желтыми нарциссами и голубыми колокольчиками.

Разве можно желать большего?

Они улыбнулись друг другу и принялись собирать цветы.

Примечания

1

Перевод И.А. Лихачева.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Реклама на сайте