«Немилость любой ценой»

Тут его взгляд случайно остановился на юном, раскрасневшемся от мороза личике, которое, казалось, принадлежало прелестной медведице, поскольку в санях не было никого другого, кроме маленькой дамы, до кончика носа закутанной в меха и по самые ноги укрытой всевозможными теплыми шкурами, и это личико безуспешно обращалось то к стоявшим рядом родителям, обменивающимися любезностями с несколькими соседями, то к своим крепостным, выпивающим с урусовскими слугами приветственную чарку водки:

— Да помогите же мне кто-нибудь, наконец, я не могу выбраться!

И тут произошло чудо. Отбросив в сторону всякую робость, молодой Урусов подскочил к саням и выпростал премилое капризное создание из вороха пушнины, и уже подняв его на руки, он больше не раздумывал, а по снежным сугробам, преграждавшим ему дорогу, отнес прямо в дом, где почтительно опустил драгоценную ношу на землю. Маленькая дама, которую горячее сердцебиение симпатичного юноши заставило разрумяниться еще больше, чем холодный зимний воздух, даже не поблагодарила его, а повернувшись к нему спиной, промолвила:

— Помогите мне избавиться от этой отвратительной шубы, Максим Петрович.

Максим поспешил исполнить повеление прекрасной медведицы и теперь, когда больше нечего было бояться ее больших светлых глаз, он очень быстро и весьма громко проговорил:

— Однако, вы повзрослели, Ангелина Ивановна, за эти два года, что провели в монастыре и я вас не видел, стали взрослой и красивой.

— Вы шутите, Максим Петрович.

— Я вовсе не шучу.

Теперь ее светлые глаза встретились с его взглядом, щеки его тоже запылали.

— Максим, ну что ты стоишь как увалень, — крикнул в этот момент хозяин дома, под руку с госпожой собиравшийся подняться по лестнице, — проводи мадемуазель Анжелу, будь кавалером, учись манерам, по тебе сразу видно, что ты никогда не бывал в Париже.

Анжела, единственная дочь Репниных, подобно другу детства Максиму, малообразованная и наивная, какими в минувшем столетии могли быть только русские, без церемоний сама подхватила под руку растерянного юношу и с интонацией, показавшейся Максиму бесконечно приятной, сказала:

— Вот как это делается, Максим Петрович, я вижу, что мне придется взять вас в учение.