«Мой любимый ангел»

3818

Описание

После смерти мужа у леди Эйнджел нет никакого желания вторично выйти замуж. А уж кузена Фредерика, этого солдафона, с которым случай ее постоянно сводит, она ненавидит всей душой…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Джоанна Мэйтленд Мой любимый ангел

Глава первая

– Если уж выходить замуж второй раз, то я всегда могу выйти за кузена Фредерика.

Леди Шарлот посмотрела, прищурившись, на племянницу и поджала губы. Вид у нее был такой, словно она внезапно почувствовала дурной запах.

– Поверь я хоть на одно мгновение, что ты способна на такую глупость, Анджелина… Да тебя стоило бы подержать взаперти, пока не одумаешься.

Племянница, вскочив с кресла у очага, подошла к дивану, на котором сидела тетка, опустилась рядом и ободряюще сжала ее морщинистые руки между своими белыми мягкими ладонями.

– Милая тетя, это лишнее – запирать меня. Мне достаточно услышать, как вы назвали меня «Анджелина», чтобы понять – вы обижены. Я просто пошутила. Вы сами знаете: я совсем не тороплюсь замуж. – Ее передернуло. – И уж во всяком случае, ни за что не пойду за человека, которого зовут Фредерик, – добавила племянница шутливым тоном.

– Ну-ну, – проворчала старушка. – Я бы на твоем месте не шутила с кузеном Фредериком и его семьей, Эйнджел.[1] Крапивное семя, все до единого. Я уверена, они подпрыгнули бы от восторга, узнай вдруг о твоей смерти.

– Тетя, ну что вы такое говорите! Мы же его и в глаза не видели!

– А ни к чему и видеть, – бранчливо продолжала леди Шарлот. – Достаточно того, что я знала твоего деда Огастеса, пусть даже он мне и родня. Никогда не встречала такого жадного и завистливого человека. Никак не мог пережить, что его сын остался просто мистером Роузвейлом в то время, как твой отец получил сразу три титула. – Леди Шарлот нисколько не стеснялась говорить дурно о мертвых.

Эйнджел зашла с другой стороны:

– Ну, кузену Фредерику наконец-то повезло. Он у нас теперь лорд Пенроуз. – Она заговорщицки улыбнулась.

– Она еще шутит! Может, я бы и поверила, что ты в самом деле так думаешь, не знай я тебя лучше. Какой толк кузену Фредерику от его лордства, если все деньги и земли почти целиком отошли какой-то девчонке? – Тетка посмотрела на племянницу с озорной улыбкой.

Эйнджел опустила глаза и попыталась принять вид скромной мисс. Как всегда, у нее не получилось.

– Но у него место в Палате лордов, тетя Шарлот. Может, это послужит ему утешением.

– Сомневаюсь. Единственный закон, который он наверняка мечтает протащить, – это запрет на наследование по женской линии. Да и занять свое место в Палате он вряд ли сможет. Граф Пенроуз – и в лохмотьях.

Эйнджел представила себе нарисованную теткой картину и с трудом удержалась, чтобы не засмеяться. Кузен Фредерик, новоиспеченный граф Пенроуз, унаследовал крохотное бедное поместье в Корнуэлле, место в Палате лордов – и больше ничего. Пока живы Эйнджел и ее тетка, Фредерику предстояло довольствоваться пустым титулом.

Однако в случае кончины Эйнджел он должен был унаследовать все.

– Мне кажется, тетя, нам пора помириться. В конце концов, Фредерик теперь глава семьи. Мы не можем не принять его.

– Ничего подобного, – фыркнула леди Шарлот. – Семья теперь не одна, а две. Тебе отошло баронство, и, как леди Роузвейл, ты глава семьи Роузвейлов. Фредерик, может, и повыше титулом, он все же граф, но тем не менее относится к младшей ветви. Пусть себе возглавляет собственную семью, а нам совершенно ни к чему принимать его. Совершенно ни к чему. Я так и слова никогда ему не скажу. Об этом и речи быть не может.

Эйнджел покачала головой, удивленная упрямством тетки. Роузвейлы вообще славились своей вспыльчивостью и долгими ссорами, но и отец Эйнджел, и тетка всегда отвечали отказом на любую ее попытку узнать хоть что-то о причине ссоры ее отца с дедом.

– Тетя, – заговорила Эйнджел, – я хочу, чтобы вы мне рассказали, почему папа поссорился с дедом Огастесом.

– Нет, дорогая, – решительно произнесла тетка, но, увидев разочарование на лице племянницы, добавила: – Это случилось очень давно. Лучше об этом не вспоминать.

Эйнджел выпрямилась.

– Если я глава семьи, как вы говорите, то должна знать о таких вещах, согласитесь.

– Ну ладно. Только это не слишком поучительная история. – Тетя Шарлот достала из кармана отделанный кружевом носовой платочек и поднесла к губам. – Твой отец… э-э… твоему отцу было двадцать, когда он получил наследство. Мне было уже достаточно лет, но твой дед поручил опеку над твоим отцом своему младшему брату, твоему двоюродному деду Огастесу. Тот был этим очень доволен и горд. И очень жаден, когда речь заходила о деньгах.

Наверное, на лице Эйнджел что-то отразилось при этом откровенном отзыве о покойном Огастесе, потому что леди Шарлот кивнула и сжала руку племянницы.

– Ты хотела знать, Эйнджел, так что приходится говорить тебе правду как она есть. Огастес Роузвейл был скряга и вдобавок охоч до чужих денег. Титул ему не достался, зато он лез из кожи вон, чтобы уговорить твоего отца жениться на его дочери Мэри. Отец твой и слышать об этом не хотел, а я, признаюсь, его в этом поддерживала. Дядя Огастес был тираном… а Мэри походила на серую мышку: ни характера, ни ума. Их браку суждено было стать с самого начала полной катастрофой.

– Но я думала, папа первый раз женился по любви?

Тетя Шарлот тепло улыбнулась.

– Так оно и было. Твой отец как раз перед этим встретил леди Джейн Элсмор и влюбился в нее. Так что все старания дяди Огастеса разлучить их и навязать ему свою дочь пропали даром. В тот же день, когда твой отец достиг совершеннолетия, он сделал предложение леди Джейн, и не прошло и месяца, как они поженились.

– Но она умерла.

– Да, умерла, но до этого они прожили счастливо двенадцать лет. Назло дяде Огастесу…

Эйнджел выжидательно смотрела на тетку.

– Первый брак твоего отца не увенчался детьми, и дядя Огастес только и знал, что талдычил об этом отцу. Его совершенно не волновало, как тяжело это было слышать бедняжке Джейн. Ей казалось, что из нее не вышло настоящей жены.

Эйнджел, закусив губу, отвернулась, а тетя Шарлот сосредоточенно продолжала свой рассказ:

– Она мне как-то сказала, это было незадолго до того, как она умерла, что, наверное, для твоего отца было бы все-таки лучше, если б он женился на своей кузине.

– Какая печальная история, – тихо сказала Эйнджел.

Тетя Шарлот вздохнула.

– Бедняжка Джейн еще и остыть не успела в своей могиле, а Огастес снова принялся за старое, стал уговаривать твоего отца жениться на Мэри. Ну, отец взорвался и послал его подальше. Сказал, что Мэри слишком стара, чтобы родить ему наследника, даже если б он мог терпеть ее присутствие, чего он как раз и не может.

Эйнджел ахнула.

– Да нет, я понимаю, это было нехорошо с его стороны. В конце концов, Мэри была ни в чем не виновата. Но ты должна понять – он только что схоронил жену, которую очень любил. Он прямо обезумел от горя, один раз я даже подумала… – Леди Шарлот мгновение помолчала. – Потом он все же оправился достаточно и решил, что ему надо жениться снова, чтобы продлить свой род, потому что на Джулиана надежды было мало.

– На Джулиана? Но… но ведь он умер еще в детстве?

– Это тебе отец так сказал?

Эйнджел кивнула. Отец лишь однажды упомянул о своем младшем брате, и было видно, что ему тяжело о нем говорить. Как Эйнджел ни старалась, она так и не вытянула из него ничего больше. В доме, кроме детского портрета Джулиана, от него не осталось никаких следов.

– Я могу понять, почему он сказал тебе так, но… боюсь, это неправда, милая моя. Джулиан умер, но… Ох, дорогая, это слишком тяжело.

Эйнджел ждала.

Тетя Шарлот снова вздохнула.

– Джулиан был намного моложе и меня, и твоего отца, но такой охальник, что нас просто оторопь брала. Что бы отец ему ни говорил, он не обращал внимания. Они постоянно ссорились. Твой отец хотел, чтобы Джулиан женился ради продления рода, но тот предпочитал разгульную холостяцкую жизнь, выпивку да игру. Заявил, дескать, отец пусть сам обеспечивает себе наследника. Дескать, ему надо просто найти жену поплодовитее, чем та, которую похоронил. Можешь себе представить, как отреагировал на эти слова твой отец! Еще одна трещина в семье. Джулиан уехал во Францию, и больше мы его не видели. Я… я слыхала, он там женился, но во время Террора[2] погиб и он сам, и его жена, и вся женина родня. Понимаешь, она была дочерью графа д'Эреи…

Леди Шарлот встала и подошла к окну. По ее сгорбленной спине Эйнджел поняла, что тетя старается справиться с собой.

– Как бы он ни был дурен, – проговорила она сдавленно, – он не заслуживал такой смерти. Да и никто не заслуживал.

Эйнджел сидела молча, ожидая, пока тетя возьмет себя в руки. Было ясно, что она, несмотря ни на что, любила Джулиана. Может, отец тоже любил его? Не потому ли убрал из Роузвейлского аббатства[3] все напоминающее о Джулиане, что память о нем была слишком болезненна?

– А дедушка Огастес? – спросила Эйнджел, когда тетя Шарлот наконец повернулась к ней лицом.

– Они с твоим отцом больше не разговаривали. Твой отец даже не пошел на похороны, когда умер сын Огастеса, да и на похороны самого Огастеса тоже.

– Ох, а я думала, что Фредерик – сын Огастеса! – удивилась Эйнджел.

– Нет. Он его внук.

– Ох, – снова произнесла Эйнджел. – Так, значит, он совсем не старый?

– Нет, конечно. Но ведь ты это знала, разве нет? Сама же собиралась за него замуж.

– Да что вы, тетя Шарлот, я просто пошутила, уверяю вас. Я совершенно ничего не знаю про кузена Фредерика. Я думала, ему по крайней мере пятьдесят лет, он толстый… С большим красным носом, – добавила Эйнджел, стараясь развеселить тетю.

– Нет, Эйнджел, я вижу, просто необходимо посадить тебя под замок, – строго проговорила тетя Шарлот, полностью оправившись. – Не понимаю, зачем я… Думаю, мне лучше уйти и предоставить тебя самой себе.

– Но тогда вы упустите все самое интересное.

Леди Шарлот подняла брови.

– Поскольку наш траур кончился, дорогая тетя, – продолжила Эйнджел решительным тоном, – нам с вами пора позаботиться о себе. С Бони[4] покончено, так что месяца через два, когда погода поправится, я хочу съездить на континент. А пока можно открыть наш дом в Лондоне, как вы считаете?

– Я…

– И если нам случайно встретится новый граф Пенроуз, мы обойдемся с ним вежливо, пусть даже он широк в талии и краснолиц.

– Эйнджел, мы не можем…

– Как глава семьи, – с нажимом произнесла Эйнджел, – я хочу, чтобы старые ссоры были забыты. Мы должны постараться, мы обе, тетя.

Леди Шарлот слегка качнула головой, но выражение лица Эйнджел, судя по всему, произвело на нее свое действие, потому что старая женщина не стала спорить.

– Хорошо, если нужно, я его приму. И не думаю, что он толстый. Его отец и дед были худые как щепки. Я еще всегда думала, что таким и должен быть человек, который трясется над каждым пенни.

– Значит, худой и красноносый.

Леди Шарлот покосилась на племянницу.

– Ну, ты, наверное, удивишься, но вряд ли у Фредерика красный нос. Пока нет. В конце концов, – она мгновение молчала, прищурившись, – он всего-то на несколько лет старше тебя.

– Но… – Эйнджел не дали договорить. Дверь открылась, показался старик Уиллет, семейный дворецкий.

– Тут джентльмен прибыл, миледи, – негромко сказал он. В голосе его звучало нескрываемое неодобрение по адресу прибывшего. – Говорит, что в родстве с вами, но…

Эйнджел засмеялась.

– Ну вот, тетя, что я вам говорила? Это кузен Фредерик, сам явился заглаживать ссору.

Уиллет виновато кашлянул.

– Это… этот джентльмен назвался Роузвейлом. Говорит, он Джулиан Роузвейл.

Эйнджел прижала руки к горлу. Леди Шарлот, никогда не позволявшая себе на людях ни малейшего проявления чувств, мягко осела на пол в глубоком обмороке.

* * *

Без головного убора, свесив голову, граф Пенроуз несколько минут стоял, преклонив колено, у могилы, не обращая внимания ни на то, что быстро сгущались зимние сумерки, ни на дождь, мочивший его плащ.

Росс Грэм, переминавшийся с ноги на ногу по другую сторону серой могильной плиты, хотел что-то сказать, но передумал и снова уставился в землю.

Наконец Пенроуз поднял голову и встал. Его густые темные волосы слиплись от дождя. Он вытер рукой затылок, где дождевые капли уже угрожали проникнуть за ворот рубахи, затем легким движением стряхнул грязь с брюк и надел шляпу.

– Пошли, Росс, обратно в гостиницу. У тебя такой вид, будто ты вот-вот окоченеешь.

Росс слабо улыбнулся и пошел следом за другом. Их башмаки вязли в грязной траве.

– Странно, когда бы я сюда ни пришел, всегда отвратительная погода. – В речи Росса, в каждом его слове явственно слышался шотландский акцент. – Может, она нас испытывает, как ты думаешь?

Пенроуз глухо засмеялся.

– Да нет, что ты! Тетя Мэри была сама доброта. Ты это знаешь не хуже меня. – Пенроуз оглянулся на маленький букетик подснежников, который кто-то положил на могилу Мэри Роузвейл. Она любила подснежники. Цветы уже успело забрызгать грязью, но все равно они ярко выделялись на сером камне. Словно лучик солнечного света в тусклом существовании тети Мэри.

– Пенроуз, я…

– Тебе обязательно называть меня так, Росс? – Голос графа прозвучал скорее утомленно, нежели сердито.

– Нет. Но это же твое имя.

Пенроуз тряхнул головой.

– Наверное, оно так… Но ты прекрасно знаешь, что у меня есть куча других имен. Если уж тебя так тянет к пышности, можешь называть меня Фредериком, например, или Максимилианом, или на худой конец Огастесом!

Росс, смеясь, хлопнул графа по мокрому плечу.

– Думаю, не стоит. Последний раз, когда я назвал тебя Огастесом, ты пригрозил убить меня.

– Да-да, но ты этого заслуживал. – Росс был старым другом Пенроуза и одним из немногих, кто осмеливался подшучивать над ним, даже когда тот был в дурном настроении. Они выросли вместе, тетя Мэри заменила им мать, и время не ослабило узы, связывавшие их друг с другом и с памятью о ней. – Для тебя самого будет безопаснее, если станешь называть меня Максом.

Росс кивнул, продолжая шагать к коляске, возле которой топтался в нетерпении кучер графа.

– Вы промокли до нитки, капитан, – сказал он.

– Ничего, бывало и похуже, сержант, – ответил Пенроуз, напоминая об их армейском прошлом. С сержантом Рэмзи они не раз квартировали в кишевших блохами домах на полуострове,[5] немало провели дней в иссушающей жаре и промозглом холоде. – Немножко водички мне не помешает.

Усевшись в коляску, Пенроуз откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Посещение кладбища всегда действовало на него удручающе. Надо было приехать домой раньше, больше помогать Мэри… У нее была тяжелая жизнь – сначала ею помыкал ее отец, потом отец самого Макса. И тот и другой обращались с ней как с бесплатной служанкой. Его отец, скупой по натуре, заставил ее воспитывать своего сына, сэкономив таким образом на повторной женитьбе. Как он заявил, брак чересчур дорогое удовольствие. Жена так или иначе доберется до его кошелька, ну а незамужнюю сестру можно держать под контролем. Бедная Мэри. У нее было слишком мало житейских радостей. Ни своего дома, ни детей. Эти радости миновали ее по вине собственной семьи, по вине бессердечного старика, носившего титул графа Пенроуза.

Наследный граф Пенроуз заерзал на сиденье при мысли о своем ненавистном предшественнике. Жаль, что он не может отомстить за Мэри. Остались лишь его сестра и дочь. А с женщинами он не воюет.

Но ведь старик Пенроуз вел войну против Мэри, разве не так?

Хотя у Мэри все же было какое-то утешение. Ее горячо любили Пенроуз и Росс Грэм, сирота, которого она подобрала и защищала от всего мира, включая собственных родственников. Робкая овечка, когда речь шла о ее собственных интересах, она превращалась в тигрицу, коль скоро что-то угрожало ее мальчикам. Она бесчисленное количество раз спасала их, но, когда дело дошло до ее спасения, Макс с Россом опоздали.

– Бог с ними.

Макс поднял глаза и невольно улыбнулся в ответ на улыбку Росса. Что-то такое было в этих блестящих голубых глазах… Кипучая натура Росса не признавала ни поражения, ни отчаяния. И в этот сырой февральский день у кладбища его оптимизм снова оказался заразительным.

– Что тебе нужно, мой друг, – проговорил Росс, – конечно, кроме пунша, так это поучаствовать в хорошей битве. Человеку не до собственных проблем, когда наседает враг.

Макс невесело рассмеялся.

– На это надеяться не стоит, Росс. С Бони покончено.

– Я вовсе не имел в виду Бони, хотя, по-моему, его еще рано списывать со счетов. На мой взгляд, Эльба слишком близко от Франции.

Граф молча пожал плечами.

– Я вот что думаю, Макс, – сказал Росс. – Тебе надо чем-то заняться. Чем-то стоящим. Почему бы тебе не предпринять чего-нибудь в Палате? Ты вот говорил про старых солдат, которые побираются на улицах. Почему бы не поднять этот вопрос?

– Да потому, что я не могу явиться туда. Ты же и сам это знаешь. Что я за граф, без денег? – Пенроуз поймал себя на том, что говорит со все большим раздражением. Вот еще одна характерная черта Роузвейлов. Надо будет обратить на это внимание и держать себя в руках, подумал он.

– Прости, но я тебя не понимаю. Раньше тебя это не смущало.

– И сейчас, похоже, не смущает, если говорить о безвестном армейском капитане. Но граф… Это совсем другое, Росс. Быть графом означает иметь дома, поместья, слуг, обязанности… У меня есть титул и обязанности, и больше ничего. И за это тоже надо благодарить старика Пенроуза. Он и его дочь связали меня по рукам и ногам.

– Ты говоришь так, словно он все еще жив. Что с тобой такое, черт побери? Старый Пенроуз вот уже год как помер. Теперь граф Пенроуз ты.

– Ага, а его дочь жива-здорова и смеется мне в лицо. Баронесса Роузвейл продолжает то, что делал ее отец. Оба издеваются над нами.

– Ты…

– Оставь, Росс. Ты сам знаешь, как они обращались с тетей Мэри. Старик Пенроуз был настоящим дьяволом. Ручаюсь, его дочь такая же.

– Говорят, она бесплодна.

– Что?

– Много лет была замужем, и никаких детей. Разве ты не слышал? Так что это только дело времени. Придет день, когда все перейдет к тебе, тогда ты сможешь занять свое место в Палате лордов.

Макс покачал головой.

– Очень сомневаюсь. Ты забыл, что ее милость на несколько лет моложе меня. И наверняка пышет здоровьем. Нет, боюсь, если и достанется кому наследство, то не мне, а моим детям.

– Ха… Выходит, ты должен жениться?

– Ты прекрасно знаешь, что должен, – резко проговорил граф, сжав губы в ниточку.

– Хм… – Росс помолчал. – Знаешь, – заговорил он задумчиво, не обращая внимания на хмурую гримасу друга, – по-моему, было бы неплохо, если б ты женился на самой баронессе. В этом случае ты сможешь распоряжаться наследством раньше.

Пенроуз лишь покачал головой. Он уже овладел собой.

– Я всегда считал, Росс, что ты у нас со сдвигом, а сейчас убедился окончательно. Наверное, из-за рыжих волос, от них у тебя мозги протухли.

– Не надо! Хватит! – Леди Шарлот отодвинула нюхательную соль, которую Эйнджел совала ей под нос. – Все в порядке, уверяю тебя.

Глядя на осунувшееся лицо тетки, Эйнджел подумала, что до порядка пока далеко.

– Сказать джентльмену, что вашей милости нет дома? Я…

– Не надо, Уиллет, – сказала Эйнджел, – это нехорошо. Тем более если он родственник. Попроси его подождать в библиотеке. Скажи, я скоро выйду. А тетя Шарлот останется пока здесь.

– Как угодно вашей милости.

Не успела дверь закрыться за дворецким, как леди Шарлот торопливо заговорила:

– Наверняка это самозванец. Если бы Джулиан был жив, он бы уже давно связался с нами. Прошло больше двадцати лет. Почему он ждал до сих пор?

Эйнджел, стоявшая на коленях возле кресла тетки, поднялась на ноги, не выпуская ее холодной руки.

– Потому что… просто теперь он может заявить свои права на титул.

Леди Шарлот посмотрела на племянницу.

– Наверное, так и есть. Мой брат был не… мой брат не дурак. Но, наверное, он такой же нищий, как и Фредерик, ведь они оба лишены права на состояние. Ох, Джулиан… – Леди Шарлот покачала головой, хмуро глядя перед собой. Внезапно ее лицо прояснилось. – Если это в самом деле Джулиан, ты только представь себе, как взбесится Фредерик! Он же снова станет просто мистером Роузвейлом! Ты только подумай, что творится!

Эйнджел отпустила руку тетки и направилась к двери.

– Бедный Фредерик, – пробормотала она себе под нос и, тихонько притворив дверь, пошла вниз по лестнице.

Ему действительно не везет, этому Фредерику. Его графское звание не так уж много и стоило, но давало ему положение в обществе. Как это унизительно, должно быть, – прошли какие-то жалкие месяцы, и его вырывают у тебя из рук. Разве он заслужил такое? Тетя Шарлот считает, что да, но она не беспристрастна, судя по тому, с какой злостью она сегодня говорила. Временами с ней бывает нелегко. Почему она?..

Дверь библиотеки оказалась распахнутой настежь, Эйнджел остановилась на пороге, и стоявший у камина джентльмен повернулся к ней лицом.

– О… – Эйнджел в ошеломлении застыла на пороге. Визитер никак не мог быть ее дядей. Он был не старше ее самой.

И еще – она никогда не видела такого красивого мужчину.

Глава вторая

У Эйнджел прервалось дыхание. Какое-то мгновение оба стояли, глядя друг на друга, не в силах промолвить ни слова.

Затем красавец тряхнул головой и направился к ней. С легкой улыбкой молодой человек отвесил старомодный поклон, поведя рукой.

– Миледи, вы оказали мне большую честь.

Эйнджел подумалось, что так кланялись в прошлом веке. Как странно. Этот человек объявил себя Роузвейлом, но он не англичанин. Он…

Тут молодой человек выпрямился и улыбнулся ей такой ослепительной улыбкой, что Эйнджел окончательно смешалась.

Гость сделал еще один шаг по направлению к ней.

Эйнджел попыталась собраться с мыслями. Ее долг – разобраться с этим человеком, ведь она вроде как глава семьи.

Эйнджел вежливо кивнула визитеру и вошла в комнату. Дверь за ее спиной закрылась с тихим щелчком. Уиллет, без сомнения, стоял по ту ее сторону, готовый защитить госпожу от вторгшегося в дом иностранца. Он испытывал глубочайшее недоверие ко всему иностранному.

– Добрый день, сэр, – легко произнесла Эйнджел. – Чему мы обязаны такой честью? – Она смотрела в упор на гостя, слегка склонив голову набок – так было удобнее его рассмотреть. Да, какие-то фамильные черты угадываются… но Роузвейлы почти все светловолосые, как и сама Эйнджел, а у этого каштановые волосы и темные глаза. И лицо античного бога.

– Миледи, я ищу маркиза Пенроуза. – Он произнес титул на французский манер.

Она сглотнула, стараясь унять сердцебиение. Он не знает! Эйнджел глубоко вздохнула.

– Маркиз Пенроуз скончался больше года назад, – сказала она. – Поскольку у моего отца не было наследника мужского пола, титул умер вместе с ним. Маркиз Пенроуз больше не существует.

На мгновение установилась тишина. Эйнджел отметила, что глаза визитера, теперь широко открытые, скорее синие, чем карие, как она подумала вначале. Может быть, он все же Роузвейл?

– Пардон, миледи. Я не понимаю, – сказал он наконец, качая головой.

Эйнджел показала рукой на кресло. Молодой человек вежливо ждал, пока она сядет, прежде чем подойти к креслу, на которое она указала. Двигался он с таким изяществом, что этого не смогла бы не заметить ни одна женщина.

– Если вы объясните мне, что вас привело сюда, я, как мне кажется, смогу сообщить вам необходимую информацию. Скажите, зачем вы хотели видеть моего отца? – Эйнджел постаралась одарить гостя ободряющей улыбкой.

– Я Джулиан Пьер Роузвейл, миледи, на днях прибыл из Франции. Путь был… – он на миг прикрыл глаза и вздохнул, – тяжелый.

Мысли в голове у Эйнджел заметались: француз по фамилии Роузвейл? – но она заставила себя сочувственно кивнуть. Только самое неотложное дело могло вынудить здравомыслящего человека пересечь Канал[6] в разгар зимы.

– Я приехал, чтобы попросить помощи у маркиза, он… был братом моего отца. Раньше я приехать не мог, потому что… – впрочем, не имеет значения… Вы, как я полагаю, моя кузина? – Было видно, что он глубоко удручен.

– Так вы сын Джулиана Роузвейла? Но… – Эйнджел, скрывая замешательство, разгладила руками юбку. – Извините меня, месье, но, насколько я знаю, мой дядя и вся его семья погибли. Как так получилось, что вы уцелели?

– Не только я, миледи, у меня есть младшая сестра. Ее зовут Жюли. Мы с ней избежали страшной участи, которая постигла наших родителей и всех родственников моей матери. Нас спасли и вырастили слуги отца. Они поклялись, что мы их собственные дети.

– Слуги вашего отца?

– Гастон и его жена Анна, – кивнул молодой человек. – Гастон приехал из поместья д'Эре, когда мои родители поженились, а Анна англичанка. Она заставляла нас обоих говорить по-английски, когда рядом никого не было. Только дома, конечно. Мы постоянно жили в страхе, как бы нас не подслушали шпики. Там повсюду шпики.

Это объясняет хорошее владение английским языком, подумала Эйнджел. Он говорит почти без ошибок, лишь редкие оговорки выдают его происхождение.

Тесно переплетенные пальцы тети Шарлот были почти так же белы, как ее лицо, но держалась она прямо, а на лице застыло спокойное выражение.

– Тетя, позвольте представить вам нашего гостя, – просто сказала Эйнджел, вводя молодого человека в комнату. – Он недавно прибыл из Франции, несмотря на зимние шторма. По его словам, он Джулиан Роузвейл, сын вашего брата Джулиана. – По правде говоря, это была довольно-таки странная манера представления, но Эйнджел не была склонна слепо верить словам молодого человека о его происхождении. У тети Шарлот больше возможностей понять, говорил ли он правду. – Сэр, – мягко произнесла Эйнджел, – это сестра моего покойного отца, леди Шарлот Клэр.

Тетя Шарлот поднялась с места, ответив еле заметным кивком на экстравагантный поклон визитера. Она не протянула ему руки, вместо этого долго и пристально смотрела на него.

– Вы не похожи на Роузвейлов, месье, – сказала она наконец.

– Да, не похож. Я пошел в маму. Все д'Эре… у них были темные волосы.

Тетя Шарлот задумчиво кивнула головой и сделала знак гостю приблизиться.

– Ростом вы как Джулиан, определенно, что же до остального… – Она повернулась к стоявшей у двери Эйнджел. – Дорогая моя, будь добра, сходи в мою комнату. Там в ящике стола у кровати ты найдешь резную янтарную шкатулку. – Она засунула пальцы за высокий ворот платья.

Эйнджел заколебалась. Для такого дела есть слуги, ведь так?

– Прости, дитя, но я не могу доверить свою шкатулку слугам. – Тетя Шарлот наконец достала золотую цепочку, на которой висели два ключика. – Тебе понадобится ключ, – сказала она, протягивая Эйнджел тот, что побольше.

– Хорошо, тетя. – Эйнджел повернулась к двери, но еще раньше около нее оказался новоиспеченный кузен, который и распахнул перед ней створку. Где он обучился манерам? Странно видеть такую воспитанность у того, кто вырос в революцию.

Она взбежала по ступенькам, гадая, что такое может быть в таинственной резной шкатулке. Эйнджел была уверена, что никогда ее и в глаза не видела. Наверное, тетя хорошо ее прятала.

Стоявший у кровати тети Шарлот стол не представлял собой ничего особенного. В ящике лежала пачка писем, перевязанная черной лентой, засушенный букетик цветов, обернутый тончайшим муслином, и красивая резная шкатулка.

Шкатулка была заперта.

Эйнджел взяла ее, янтарь на ощупь показался теплым. Шкатулка была очень старая, потертая и исцарапанная. Интересно, что в ней?

Эйнджел, бросив последний взгляд на содержимое ящика, осторожно задвинула его и заперла на ключ.

Уиллет по-прежнему стоял у двери. Наверняка подслушивал, но ни за что не признался бы в этом, тем более Эйнджел. Если она захочет узнать, о чем говорилось в ее отсутствие, придется спросить у тети.

Француз, сидевший на диване рядом с леди Шарлот, как только дверь открылась, вскочил на ноги. Эйнджел показалось даже, что он быстро отпустил тетину руку. Да уж, ловок, ничего не скажешь. Ведь Эйнджел отсутствовала не больше десяти минут.

– Спасибо, милая, – сказала леди Шарлот, протягивая руку к шкатулке. – Это как раз то, что нужно. – Она занялась замком, не умолкая ни на мгновение. – Я уверена, Пьер именно тот, за кого себя выдает, но сейчас мы увидим и доказательство.

– Пьер?.. – Эйнджел посмотрела на француза.

– Так меня звали родные, – торопливо сказал он. – Отца звали Джулиан, сестру – Жюли, поэтому так было удобнее.

– Ну вот, пожалуйста! – сказала леди Шарлот. Шкатулка была открыта. На мягкой бархатной подкладке лежали две миниатюры – на них мужчина и женщина, оба в вычурных одеждах французского двора конца прошлого века.

Леди Шарлот протянула мужской портрет племяннице.

– Это Джулиан Роузвейл, дорогая. Твой дядя… и отец Пьера.

Так вот почему ящик был под замком! Тетя Шарлот нашла способ поддерживать связь с Джулианом, несмотря на семейный скандал.

На портрете был определенно изображен Роузвейл, хоть и в напудренном парике. Почти копия отца Эйнджел, только помоложе.

– А это… – тетя Шарлот протянула второй портрет, – это Амели д'Эре, жена Джулиана. Мать Пьера. По-моему, он очень похож на нее.

Эйнджел поднесла к глазам красивую миниатюру. Цвет волос женщины угадать было трудно, они были густо присыпаны пудрой, но брови у нее были темные, а глаза синие. Те же тонкие черты лица, что и у Пьера, и тот же решительный подбородок. Если портрет отвечал оригиналу, то не оставалось сомнений: Пьер и Амели д'Эре связаны кровными узами.

А если Пьер законный сын Джулиана, то он имеет полное право называться и маркизом Пенроузом, и графом Пенроузом.

Бедный Фредерик!

Леди Шарлот между тем расспрашивала Пьера:

– Расскажите мне о вашей сестре. Жюли, вы говорите? Господи, я не знала, что у него есть дети, тем более сразу двое. Сколько ей лет?

Пьер с любовью рассматривал миниатюры. Оторвав от них взгляд, он мгновение смотрел куда-то вдаль, потом, моргнув, ответил:

– Жюли двадцать четыре года, мадам, она на год моложе меня. Она… – он пристально посмотрел на Эйнджел, – она ужасно похожа на вашу племянницу. Ну, может, волосы у нее не такого пепельного оттенка, но в остальном они как близнецы.

– Она что же, не могла приехать с вами? Мы были бы счастливы принять ее в нашей семье, правда, Эйнджел?

На лице Пьера отразилось удивление.

– Эйнджел? Ведь это же ангел, да?

– Вообще-то, сэр, мое имя Анджелина. Когда я была маленькая, как-то так получилось, что меня стали называть в шутку ангелом, хотя уж на ангела-то я нисколько не походила. Ну а позже отцу почему-то нравилось называть меня так. Но вы говорили о своей сестре. Прошу вас, продолжайте.

Пусть не отклоняется от темы. Ей нужно больше доказательств, прежде чем она поверит ему. Тетю Шарлот он очаровал без труда, но она, Эйнджел, орешек потверже.

– Дело в том, что у нас было очень мало денег. Хватило только на одного. Я пообещал Жюли, что, как только смогу, сразу же пошлю за ней.

Эйнджел показалось, что юноша стесняется. Бедняга. Наверное, это очень нелегко – признаваться, что ты нуждаешься.

– Поймите меня правильно, сэр, – торопливо заговорила она, не дав тетке встать на защиту возможного самозванца, – но мне нужны доказательства. Физического сходства недостаточно. Ваше родство с семейством д'Эре может быть… иным, чем вы описали.

Краем глаза Эйнджел заметила, как краснеет шея тети Шарлот. Ну конечно же, ее возмутило само предположение, что Пьер родился вовсе не в супружеской постели.

– В настоящий момент это трудновато, – резко произнес он, глядя в глаза Эйнджел. – И все же я уверен, что смогу все объяснить удовлетворительным образом наследнику вашего отца, когда встречусь с ним. Где он?

– Я наследница моего отца, – отрезала Эйнджел. – Я баронесса Роузвейл, глава семьи.

– Но ведь вы женщина. – Слова эти сопровождались крайне удивленным взглядом.

– Женщина. Без сомнения, в вашей стране все иначе, месье, но в Англии древний титул, за неимением сына, может наследоваться по женской линии. Но вы вроде бы собирались объяснить…

Пьер нахмурился и тяжело вздохнул.

– Мы с Жюли, да будет вам известно, миледи, родились во время революции. Это было время, когда царил полный хаос. У меня есть запись о браке моих родителей, что же до остального… – он выразительно пожал плечами, – у меня нет ничего, кроме моего слова да свидетельств Гастона и Анны. Мой отец как раз перед тем, как его увели, настоял на том, чтобы мы уехали как можно дальше от Парижа и от гильотины. Жюли и я… мы были совсем маленькими. У нас не осталось никаких воспоминаний о тех временах. Возможно, я нашел бы какие-то доказательства, если бы вернулся в Париж и занялся поисками, но я даже не знаю, с чего начать. Да и денег у меня нет, чтобы платить за информацию.

Эйнджел предпочла пока не услышать последних слов.

– Могу я посмотреть запись о браке ваших родителей? – спросила она.

– Она дома, у Жюли. Мы не могли рисковать…

– Понятно. А где вы живете?

– В маленькой рыбацкой деревушке между Марселем и Тулоном. Она называется Каси.

– Жюли сейчас там?

– Да, конечно. С Гастоном и Анной. Мы наскребли денег только на одного, как я вам уже говорил, да и то на самое медленное и дешевое путешествие. Мы думали, если мне удастся добраться до маркиза, он поможет нам… в память о своем брате.

– Конечно, мы поможем, – проговорила леди Шарлот, беря Пьера за руку. – Эйнджел…

– Мы с удовольствием поможем найти необходимые вам доказательства, месье, – перебила ее Эйнджел. – Однако должна вам сказать, я несколько удивлена тем, что вы ожидали помощи от моего отца. Вы, я уверена, знаете, что мой отец не поддерживал связи со своим братом с тех самых пор, как дядя Джулиан уехал из Англии. Прощать было не в натуре моего отца. Да и дяди Джулиана тоже, как я поняла из слов тети.

– Я это знал, но мне не верилось, что человек способен равнодушно смотреть, как дети его погибшего брата умирают с голоду. Жюли не виновата ни в чем. Она племянница английского маркиза и внучка французского графа, а живет в нищете, как простая крестьянка. Неужели вы хотите сказать, миледи, что ваша семья оттолкнет ее?

– Нет, но…

– Конечно, нет! – Леди Шарлот явно была на стороне Пьера. – Мы поможем вам обоим. И слугам, которые спасли вас. Вы понимаете, разумеется, что для подкрепления ваших прав на титулы нужно свидетельство о вашем рождении. Иначе кузен Фредерик не уступит. Но не бойтесь, мы пошлем кого-нибудь в Париж найти документы и…

– Я думаю, тетя Шарлот, прежде чем решать что-то, мне надо посоветоваться с моими адвокатами, – вмешалась Эйнджел. – Если мистер Роузвейл скажет, где его можно найти…

– Какой мистер Роузвейл?! Пьер маркиз Пенроуз, так и только так к нему нужно обращаться. Он…

– По-моему, тетя, вы забегаете вперед. Простите, сэр, но если вы полноправный маркиз, то и граф Пенроуз также. Этот титул после кончины моего отца перешел к моему двоюродному брату Фредерику. На мой взгляд, вряд ли стоит афишировать ваши притязания, пока у вас не появится что-то посущественнее фамильного сходства.

Эйнджел внимательно посмотрела на Пьера, пытаясь понять, как подействовали на него ее слова. Вид у него был простодушный и бесхитростный, и ни малейшей тени не промелькнуло на его лице.

Пьер тепло улыбнулся обеим женщинам. Да, он хорош, ничего не скажешь. Да и манеры его очаровательны. Когда он вот так улыбается и его синие глаза светятся лаской, Эйнджел хочется верить, что он именно тот, за кого себя выдает. Это так легко – верить ему. А если они познакомятся поближе, возможно, станут друзьями, даже… Нет! Эйнджел одернула себя. Нельзя допустить, чтобы его красота и обаяние подействовали на ее суждения. Она глава семьи и должна поступить с этим юношей, как того требует долг…

– Разве мы не пригласим Пьера пожить у нас в аббатстве, дорогая? Один в чужой стране, ему, наверное, трудно…

Господи, что еще скажет тетя Шарлот? Такая несдержанность совершенно нехарактерна для нее. Можно подумать, красивая внешность и старомодная учтивость подействовали на строй ее мыслей. Этот Пьер опасен.

Юноша взял руку леди Шарлот и склонился над ней, почти касаясь ее губами.

– Вы необычайно добры, миледи, но я не могу принять ваше приглашение. Я живу в Лондоне, у брата Анны. Не хочу обременять вас, пока ситуация не… прояснится. Это было бы неуместно.

Леди Шарлот тяжело вздохнула, но ничего не сказала.

– Благодарю за понимание, сэр, – искренно произнесла Эйнджел. – Если вы сообщите свой адрес, я буду держать вас в курсе дела. Не могу обещать, что вы получите известие скоро, хотя я непременно пошлю людей в Париж.

– Значит, ты пошлешь их, Эйнджел? – Тетя Шарлот светилась от радости. – Это чудесно! Но ты только подумай, какой это будет удар для Фредерика. Он снова станет просто мистером Роузвейлом. Да дед Огастес в гробу перевернется!

– Макс!

Он тихо промычал, не открывая глаз.

– Макс, уже утро. Ты говорил, тебе надо рано уходить. – Луиза погладила его жесткий подбородок. – И побриться тебе нужно, – прошептала она, напрасно стараясь придать своему голосу строгость.

Его глаза оставались закрытыми. Он не шевелился.

Она снова опустила голову на подушку, с наслаждением погружаясь в тепло постели и близость лежавшего рядом мужчины. К чему настаивать, когда он дал ясно понять, что вставать не хочет. Лучше…

В мгновение ока он обхватил ее, жарко шепча на ухо:

– Если мне что-то и нужно, лапочка, так это нечто более срочное, чем бритье.

– Правда? И что же? Ты…

Больше ей ничего не удалось сказать. Он замкнул ее рот таким страстным поцелуем, что она забыла обо всем на свете. Он весь горел и знал, как разжечь пламя в ней.

Луиза застонала. Он мгновенно отозвался:

– Что? Тебе больно?

Она застонала снова, теперь уже нарочно.

– Ты идиот, Макс. – Она провела рукой по его спине, опустила ее ниже и стала теребить пальцами мягкую кожу ягодиц.

– Невозможно, – произнес он. Его рука снова задвигалась, вдавившись ногтями в ее плоть. Он шумно вздохнул и перевернулся на спину вместе с ней, придавив к постели ее руку. – Женщин невозможно понять, лапочка. Мужчинам не стоит и пытаться. Но есть кое-что, – он обнял ее за талию, – за чем обычно следует ответ. – Он подложил ладонь под ее грудь, словно взвешивая, и стал тихонько водить своим грубым большим пальцем по соску.

Луиза закрыла глаза, стараясь не застонать от удовольствия. В некоторых вещах он понимал ее даже слишком хорошо.

– Ммм, да, этого-то я и ожидал.

Луиза лежала, не открывая глаз, она вся пылала и уже не соображала, что он с ней делает.

– А теперь, лапочка, – произнес он негромко, и в голосе его было столько желания, что у нее зашлось сердце, – делай со мной все, что хочешь.

– По-моему, для мужчины, который не может понять женщин, ты справляешься очень даже ничего.

Макс, завязывавший галстук, на мгновение остановился и повернулся к ней. Она была сейчас прекрасна, как никогда, раскрасневшаяся, волосы разметались по смятым подушкам. Ему захотелось сбросить одежду и вернуться к ней.

– Нет, Макс. – Луиза покачала головой и села, закрывшись простыней. Она поняла, о чем он думает. – Ты же знаешь, тебе надо идти. Но тебя ждать вечером?

– Нет, – резко сказал он.

– Макс?..

– Прости, Луиза, нечаянно вырвалось. Не подумай, что я сержусь на тебя. Просто у меня… другое в голове. Мне надо съездить за город. По… семейным делам. Это наверняка будет неприятно.

Она не стала ни о чем спрашивать. Она никогда не проявляла любопытства. Луиза была необыкновенной женщиной, и Макс был рад, что встретил ее. Он ласково ей улыбнулся и снова занялся галстуком.

До его ушей донесся протяжный вздох. В чем дело?

– Макс, я хочу тебе кое-что сказать, дорогой. Выслушай меня, прошу.

Он повернулся. Никогда еще он не слышал, чтобы она говорила таким голосом. Да и выглядела она странно – бледная, как простыня, которую скомкала под подбородком.

– Я знаю, ты этого не скажешь, а я должна. Макс, дорогой… Когда ты женишься, а это так или иначе скоро случится, тебе придется оставить меня. Ты человек чести и не должен изменять жене с такой женщиной, как я. – Говоря, она теребила пальцами простыню.

Макс почувствовал бешенство. Да его Луиза стоит дюжины жеманных дамочек из так называемого светского общества! Она подарила ему свою дружбу, смех, она делит с ним радость соединения, и она же дает ему совет – бросить ее.

– Моя жена, кто бы ею ни стал, вряд ли будет вмешиваться в мои дела. Если она выйдет за меня ради титула – а другой причины я просто не вижу, – ей будет прекрасно известно, что надо этим и довольствоваться. Ее дело – родить мне наследника, и все. Она будет делать то, что я ей скажу, а значит, смотреть сквозь пальцы на мои отношения с тобой. – Макс умолк. Луиза сидела потупившись. – Если, конечно, ты сама не хочешь избавиться от меня.

– Ох, Макс, ты прекрасно знаешь, что не хочу. Но я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Может, даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Брак, который ты мне описал… Да это же какое-то бездушное сожительство. Кончится тем, что ты возненавидишь свою жену, да и себя тоже. В браке должна быть любовь… или по крайней мере привязанность.

Макс задумчиво покачал головой. Они были давно знакомы, но она никогда не заговаривала о таких вещах. Во время его редких наездов в Англию с Пиренеев она всегда встречала его с радостью и вела себя с ним так, словно он был единственным ее любовником, хотя Макс знал, что это не так – Луиза умерла бы с голоду, если б ее кто-то не содержал.

Она не изменилась и когда он вернулся окончательно и, как мог, стал содержать ее сам. Она брала у него деньги, но оставалась все такой же бескорыстной. Эта женщина была настоящим бриллиантом, и Макс не собирался отказываться от нее.

– Ты сама знаешь, Луиза, брак – это всего лишь сделка. Да, я должен жениться, в этом ты права. А поскольку, кроме титула, у меня нет ни гроша, у невесты должно быть богатое приданое. Я не сомневаюсь, что непременно найдется какой-нибудь богач, который польстится на мое лордство, а уж я постараюсь в обмен на хомут заполучить женино состояние и ее покорность. Я не претендую на невесть какую красотку, хотя, конечно, было бы неплохо, если бы…

Макс оборвал себя на полуслове, увидев отвращение на милом лице Луизы.

– Черт меня побери, я говорю как самодовольный дурак, да? Но ты не думай, я буду с ней ласков, обещаю. В моем семействе хватало забитых женщин, – Максу вспомнилась бедняжка Мэри Роузвейл, – и я не собираюсь добавлять к ним еще одну. У нее будут деньги, положение и, даст Бог, дети.

– Но твоей любви у нее не будет.

Макс резко хохотнул.

– Господи, Луиза, ты что, в самом деле думаешь, что я на это способен? Да я не видел ни одного брака по любви, ни в моем роду, ни вообще. Любовь, если она действительно существует, можно найти только между мужчиной и его любовницей. – Макс взял руку Луизы и поднес к губам. Она смотрела на него широко открытыми глазами, удивленная таким взрывом чувств.

В дверь постучали, однако никто не вошел. Луизины слуги были приучены не входить без спроса.

– Что там такое? – спросила Луиза.

– Коляска его светлости ждет у ворот, мэм.

Макс повернулся к двери:

– Скажи Рэмзи, я скоро спущусь.

– Слушаюсь, милорд.

– Мне надо идти, милая. Я… подумаю о том, что ты мне сказала.

– То есть ты посвятишь этому минуту-другую и забудешь.

Макс с улыбкой покачал головой.

– До свидания, милая. Вернусь, как только смогу.

Он легко сбежал по лестнице в тесную прихожую, где служанка ждала его с теплым сюртуком для верховой езды, шляпой и перчатками. В такое время года за один день доехать не удастся. Темнеет рано, а дороги просто никуда. Будь она проклята, эта женщина. Не могла удержаться, чтобы не подгадить ему, что и понятно, при ее-то происхождении. Но почему это надо было делать именно зимой? Макс тряхнул головой. Ничего не поделаешь. Впереди долгий, тяжелый путь, но надо нагрянуть к ней, пока она его не ждет.

Служанка открыла дверь. Все вокруг было бело от инея, у лошадиных морд курились белые облачка.

Пока он будет ехать в Роузвейлское аббатство, если вообще доедет по такой погоде, он успеет подобрать нужные слова для своей незнакомой кузины. Уж он постарается.

Глава третья

– Эйнджел, ты не видела мой наперсток? Положила не знаю куда, а как я поеду в Лондон без своего рукоделия?

Эйнджел вздохнула. С тех пор как приехал Пьер, с тетей Шарлот становилось все тяжелее. С утра до вечера она только и говорила о том, как поможет Пьеру отобрать титул у кузена Фредерика. Лишь сообщение Эйнджел, что они едут в Лондон, несмотря на непогоду, заставило ее переключиться на другое. Теперь темой ее бесконечных разговоров стало лондонское общество и как это важно для Эйнджел – достойно предстать в нем. Тетя безумолчно говорила о модистках, украшениях и балах.

– Наверное, он где-то на дне вашей рабочей корзинки. Скажите горничной, она его найдет. – Эйнджел встала из-за письменного стола и, подойдя к тете, чмокнула ее в щеку. – Простите, милая тетушка, но мне надо закончить письма, а то мы никогда не выедем. – Она похлопала леди Шарлот по руке и, снова сев за стол, попыталась сосредоточиться на лежавшем перед ней письме. Щелкнула дверь – тетя ушла. Эйнджел вздохнула и начала писать.

Внезапная боль заставила её скорчиться. Ой, только не это! Еще и трех недель не прошло. Эйнджел бросила перо и, прижав руки к животу, согнулась, пытаясь унять боль. Стало как будто легче, но Эйнджел знала, что скоро будет второй приступ. Надо идти наверх к своей горничной, а Бентон не лучше тети Шарлот, если не хуже. Конечно, она желает ей добра, но что толку от ее причитаний по поводу того, что у госпожи непорядок с менструациями, если нет никаких средств их наладить?

Эйнджел поежилась от внезапно нахлынувшего на нее воспоминания: немытые руки акушерки, лезущие в самое потаенное место ее тела, несмотря на то, что она кричит от боли. И еще скрипучий голос врача, призывающий ее молчать. Эйнджел до сих пор как будто чувствовала холодные пальцы, копошащиеся в ее теле.

Боль началась снова. Господи, за что ей такое наказание? И какой от этого прок? Еще много лет назад ей сказали, что она бесплодна. Это говорили все – и врач, и акушерка, и муж, почтенный Фредерик Уортингтон, и даже ее отец…

Хотя нет, отец никогда не употреблял это слово, хотя и был ужасно расстроен тем, что у нее нет детей. Может быть, он надеялся, что она все-таки забеременеет со временем. Такое бывало среди Роузвейлов. У него самого был всего один ребенок, да и тот родился после многих лет брака, а тетя Шарлот не родила ни одного.

Доктора, однако, были уверены в ее бесплодии, а муж злился и заставлял ее подвергаться всяческим процедурам. Джон Фредерик запретил Эйнджел ездить верхом, гулять и запер дома под неусыпным надзором вечно полупьяной акушерки. Он заставлял ее есть отвратительную еду и следил за тем, чтобы она съела все до последней ложки. И без конца заявлялся к ней, требуя, чтобы она выполняла свой супружеский долг.

– Ты моя! – не уставал он повторять. – Моя!

Иногда Эйнджел даже радовалась, когда у нее начиналась менструация, хотя это и было сопряжено со страшной болью.

Кроме последнего случая.

Прошло уже семь недель, а менструации все не было. Эйнджел чувствовала, что в ее теле что-то изменилось. В душе ее родилась слабая надежда, но… Акушерка поторопилась рассказать об этом Джону Фредерику – слишком рано. Не прошло и двух недель, как у нее началось кровотечение. Не обращая внимания на тяжелейшее душевное состояние Эйнджел, подсматривавшая за ней акушерка тут же заявила, что ей никогда не выносить дитя, и, что было еще хуже, донесла обо всем мужу.

Джон Фредерик пришел в бешенство. Он не сказал ни слова, выгнал из комнаты служанок и принялся стегать стонавшую от боли и отчаяния жену кнутом. Она думала, он забьет ее до смерти.

Однако какие-то остатки человечности все же в нем сохранились, он отшвырнул кнут, побежал в конюшню, вскочил на коня и, несмотря на дождь, куда-то помчался.

Результат не заставил себя ждать. Он заболел воспалением легких и вскоре умер.

Эйнджел схоронила тоску по неродившемуся ребенку в глубине своего сердца. Она никому не сказала о своей потере и о том, как с ней обошелся муж, хотя была уверена, что горничная что-то подозревает. Расстраивать отца Эйнджел не хотелось, он и так видел, что дочь несчастлива с человеком, которого он для нее выбрал. Если отец даже и заметил, что Эйнджел не больно-то расстроена смертью мужа, то ничего не сказал. Посоветовал только не торопиться с повторным замужеством.

Я буду и дальше следовать его совету, подумала Эйнджел, ожидая, когда кончится приступ, чтобы подняться с кресла. И никто, ни тетя Шарлот, ни кто-то другой, не заставит меня выйти снова замуж, ведь это ничего не даст, кроме боли и страданий. Променять независимость… на что? В лучшем случае на возможность с кем-то общаться, а в худшем – на рабство.

Ну уж нет, это исключено. Я никогда не выйду замуж. Ни за что.

* * *

– Миледи…

Эйнджел с трудом разлепила веки. Как долго она спала?

– Миледи, приехал граф, требует вас. Говорит, не уйдет, пока вы не выйдете.

Эйнджел потрясла головой, пытаясь прояснить мысли. О чем она?

– Какой граф, Бентон?

– Граф Пенроуз, кузен вашей милости.

Эйнджел села так быстро, что у нее закружилась голова.

– Граф Пенроуз? Здесь? Что ему от меня нужно?

– Уиллет сказал ему, что ваша милость неважно себя чувствуете, но он отказывается уходить. Говорит, если вы не спуститесь к нему, придет сюда, в спальню.

Эйнджел поставила ноги на пол. Боль как будто утихла. Хорошо, что она не выпила снотворное, которое предлагала Бентон.

– А тетя знает, что граф здесь?

– Нет, наверное, миледи. Уиллет хотел ее позвать, коли вы спите, но граф сказал… – Бентон покраснела. – Он сказал, что будет говорить только с вами, и больше ни с кем.

Эйнджел нахмурилась. Было понятно, что граф выразился не так. По какому бы делу он ни явился, ясно – он настроен недружелюбно. Надо пойти и встретиться с этим незнакомым кузеном. И дать ему понять, что как глава семейства Роузвейлов она никому не позволит себя запугивать, пусть он даже граф.

– Принеси мне платье и причеши меня, чтобы его сиятельство не думал, что мы тут невесть какая деревенщина.

Бентон неуверенно улыбнулась.

– А ее милость позвать? – спросила она, укладывая последнюю прядь.

– Ммм… – Эйнджел подумала о враждебном отношении тети к кузену Фредерику и как та обрадовалась, когда появился Пьер. Старая леди может наговорить лишнего, оказавшись лицом к лицу с человеком, которого считает своим врагом. – Нет, не надо, – сказала она решительно. – Я сама справлюсь.

Она направилась к двери, по дороге бросив взгляд на себя в зеркало, чтобы убедиться – она выглядит вполне достойно. Траур кончился, и Эйнджел надела серое платье, элегантное, но неброское, вполне подходящее для вдовы и женщины ее положения в обществе.

Макс расхаживал по гостиной вот уже почти час. Задержка нисколько его не остудила. Так он и поверил, что эта дамочка больна – просто хотела избавиться от непрошеного визитера. Не на того напала!

Главное, чего хотел Макс, так это чтобы она пришла одна, потому что боялся не сдержаться, если с ней явится ее тетка. Эта старая грымза поддерживала маркиза, когда тот оскорблял тетю Мэри, а теперь вытащила, точно кролика из шляпы, этого французика. Неужели она в самом деле думает, что эта вопиющая ложь сойдет ей так просто? Наверняка помогала своей племяннице распространять дурацкие слухи. Эти гарпии небось думали, что если слухи о внезапно объявившемся наследнике разойдутся по Лондону, то это увеличит шансы их протеже.

Наследник, как же! Самозванец – вот он кто!

Двустворчатая дверь открылась. Высокая статная женщина в полутрауре на мгновение застыла в проеме, затем чуть заметно кивнула головой и шагнула вперед, позволив дворецкому закрыть за собой дверь.

Женщина не говорила ни слова и не протянула руки. Она оценивающе смотрела на него, как и он на нее. Он не назвал бы ее красивой, нет, выражение ее лица было для этого слишком сурово, но волосы – точно серебро! Каково! Знаменитые волосы Роузвейлов, унаследованные еще от первой баронессы, жившей сотни лет назад, и не встречавшиеся ни у кого в ветви, к которой принадлежал он сам. Может, она думает, что Макса, с его темными волосами, просто подбросили вместо настоящего Пенроуза?

Да нет, вряд ли ее волнуют такие подробности. Воина, выходящего на поединок, интересует не цвет волос противника, а умеет ли он сражаться. Женщина, глядевшая на него холодными оценивающими глазами, достойный противник. Надо быть осторожным.

Макс поклонился, не опуская взгляда. Она присела в легком реверансе – минимум того, что требовалось правилами приличия.

– Как я понимаю, вы хотели меня видеть, кузен Фредерик?

У нее был низкий голос, немного резкий. Интересно, она нарочно обратилась к нему по имени, которое он терпеть не может? Так его звали только отец и дед, а он ненавидел их обоих, возненавидев и имя, которым они его называли.

– Я благодарен вам, мэм, за то, что вы, больная, нашли в себе силы подняться с постели, чтобы принять меня. Надеюсь, вы полностью оправились? – Он заметил вспыхнувший в ее глазах гнев. В точку попал! Важно заставить ее все время защищаться.

– Вы слишком добры, сэр. Как я поняла, вы желаете обсудить со мной какое-то важное дело? Что-то неотложное?

– Именно, мэм. – Макс ожидал, что она предложит ему сесть, но не тут-то было. Она просто стояла, глядя на него, и все. Казалось, он застал ее врасплох. Вот и хорошо, так и задумывалось. – Я должен потребовать у вас объяснений по поводу откровенного жульничества, которому вы содействуете. Вы…

– Ничему я не содействую! – воскликнула женщина. – Как вы посмели предположить такое?!

– Не делайте из меня дурака, кузина, – парировал Макс. – Я прекрасно знаю, что за слухами, гуляющими по Лондону, стоите вы и ваша тетка. Я лишь удивляюсь, как это вы до сих пор не заявились в город с вашей французской марионеткой на ниточке. Предупреждаю вас – я не потерплю попыток подорвать мое положение. Даже от женщины. – Последние слова вырвались у него невольно, и Макс сам не узнал свой голос, настолько грубо он звучал. Макс умолк. Эта женщина таки вывела его из себя, а этого позволять нельзя. Он всегда гордился своим умением обходиться с женщинами, но эта…

Она стояла, задрав подбородок и уставившись на него своими пылающими гневом синими глазищами. Лицо ее как будто побледнело, или, может, это просто казалось из-за горевших на щеках красных пятен. Женщина сделала шаг вперед, словно хотела ударить его, хотя руки держала тесно прижатыми к бокам. Чувствовалось, что самообладание дается ей с трудом.

– Надо ли понимать это так, что у вас есть доказательства вашего возмутительного утверждения?

– А нужны ли они, эти доказательства? Для меня вполне достаточно уже того, что вы не спрашиваете, о чем идет речь.

Эта дрянь оказалась именно такой, какую он и ожидал увидеть. Может, еще хуже. И зачем только он проделал весь этот путь? Просто смешно.

– Каков отец, такова и дочь, – язвительно проговорил он. – Остается утешаться тем, что по крайней мере один титул ускользнул из рук самой сомнительной ветви рода Роузвейлов.

Она беззвучно ахнула и побелела как полотно.

Макс никогда не видел такой ярости. Он слишком далеко зашел, и понимал это. Говоря так грубо о ее бесчестном поведении, он опускался до ее уровня. Надо было извиниться, но горло пересохло, и Макс не мог произнести ни слова.

Женщина вытянула руку и ухватилась за спинку стула. По лицу ее пробежала гримаса, похоже, боли, но она быстро, с видимым усилием, выпрямилась.

– Разговор окончен, сэр. Прошу вас уйти. Мы с тетей планируем переехать на следующей неделе в Лондон. Если вам есть еще что сказать, вы сможете сделать это там. И будьте уверены, я с великой радостью познакомлю вас со своим кузеном, законным графом Пенроузом. – Она развернулась на каблуках и пошла к выходу, не давая ему ответить.

– Не так быстро, кузина. – Макс шагнул за ней и схватил за руку. – Мы еще не закончили.

– Отпустите меня немедленно, – прошипела она, не оборачиваясь, словно ей было невыносимо даже смотреть на него.

Макс глубоко вздохнул, крепко держа ее за запястье. Косточки у нее были тонкие и хрупкие. Макс не собирался причинять ей боль, но она должна была выслушать его. Несколько мгновений они стояли неподвижно, затем Макс развернул ее лицом к себе.

Она даже не пыталась высвободиться, просто стояла, не глядя на него. Ее необыкновенные серебристые волосы были как раз под его подбородком.

– Значит, мадам, вы решили натравить своего французского самозванца на меня? А вы уверены, что поступаете разумно?

– Я уверена в одном, сэр, – настоящий граф Пенроуз – джентльмен, – проговорила она, глядя на свою руку. – В отличие от вас. Я была бы вам благодарна, если бы вы отпустили меня и покинули мой дом. Нам не о чем больше разговаривать.

Этой женщине ничего невозможно доказать. С чего он решил, что может ее в чем-то убедить? Пустая трата времени!

– Вы глупы, мадам, – сказал он, выпуская ее руку. – У вашей семьи и так достаточно врагов, а сегодня к ним добавился еще один.

Он прошагал к двери и, распахнув ее, обернулся с шутовским поклоном:

– Доброго вам дня, кузина. Будьте уверены, позже мы продолжим наш разговор.

Внизу в холле испуганный дворецкий помог ему надеть сюртук. Выхватив у него шляпу и перчатки, Макс выскочил из дома и побежал к коляске, у которой его ждал Рэмзи.

– Давай обратно, Рэмзи. Здесь нам делать нечего.

Господи, что на него нашло?

Макс сидел в коляске и невидящими глазами смотрел перед собой. Наверное, он совсем разум потерял, если дал волю своему бешеному характеру. Да еще с леди. Куда только подевались его манеры? Господи, слышала бы его тетя Мэри…

Тетя Мэри. Да. Что-то в этой баронессе напомнило ему тетю Мэри. Внешне они совершенно не похожи, но есть что-то такое в их манере держаться… Может, из-за этого все и случилось? Просто слишком велик оказался контраст между порядочностью тети Мэри и низостью баронессы. За все годы, что был солдатом, Макс никогда не терял самообладания, общаясь с кем-то слабее себя, а с этой среброволосой Иезавель позабыл, как надлежит вести себя джентльмену.

Он должен извиниться.

Макс глубоко вздохнул. Да, он извинится. При случае. Но только не сегодня. Он больше не в состоянии разговаривать с нею.

К тому же она плохо себя чувствует.

Макс выпрямился, усиленно припоминая встречу. Нет, ему не показалось, она действительно поморщилась от боли.

Она в самом деле плохо себя чувствует.

А он заставил ее принять его, слушать его оскорбления, остаться, когда она хотела уйти.

Его поведение непростительно.

Эйнджел стояла, пока не закрылась дверь, а потом с тихим стоном рухнула в ближайшее кресло. Боль просто разрывала ее. Однако она не лишила ее ясности мысли. Эйнджел думала о кузене. Он оказался даже хуже, чем говорила тетя Шарлот. Он сам дьявол.

– Миледи…

Эйнджел подняла глаза – в дверях стоял дворецкий.

– Я сейчас позову Бентон, – испуганно проговорил он и скрылся за дверью.

Эйнджел прислонилась щекой к прохладной обивке кресла. В голове больно стучало.

– Миледи, давайте я доведу вас до спальни.

Услышав голос Бентон, Эйнджел вздохнула с облегчением. Расспросы тети Шарлот ей было бы не вынести. Не сейчас. Пока что ничего не надо ей говорить.

Вскоре Эйнджел уже лежала в постели, а Бентон прикладывала к ее лбу смоченное в лавандовой воде полотенце.

Эйнджел на миг открыла глаза. Портьеры были задернуты, в комнате царил полумрак. Светился только огонь в очаге, такой мирный, уютный.

– Боли вернулись, миледи?

– Да. И голова разболелась.

– Принести немножко опийной настойки?

– Не надо. Ты же знаешь, я ее терпеть не могу. Посплю – и все пройдет. – Эйнджел слабо улыбнулась своей верной служанке. – Лучше попроси тетю приготовить ее любимый отвар, пусть почувствует себя полезной.

Бентон послушно встала.

– Только не обязательно ей говорить, пила я его или не пила, – добавила Эйнджел и погрузилась в блаженное тепло постели…

Проснулась она внезапно. В доме царила мертвая тишина. Огонь в очаге почти потух, наверное, она проспала несколько часов. А боли не было.

Значит, вот он каков, кузен Фредерик.

Эйнджел закрыла глаза и попыталась вспомнить, как он выглядит. И не смогла. Это было очень странно. Вспоминалось как в тумане его лицо и еще голос – резкий, точно стальной клинок, больно ранящий. Да уж, этот беспощадный голос она не скоро забудет.

Так, что еще? Он высокий и сильный – во всяком случае, сильный достаточно, чтобы справиться с женщиной. И у него темные волосы. Судя по тому, что ей запомнилось, совсем не скажешь, что он из Роузвейлов. Да скорее Пьера можно отнести к Роузвейлам, чем Фредерика!

А так ли это? – уколол Эйнджел неожиданный вопрос.

Она повернулась на бок и, глядя на огонь, попыталась припомнить слово в слово, что говорил Фредерик. Он сказал… Он обвинил ее… Господи, да он же знает про Пьера! Откуда?

Тетя Шарлот. Конечно. Кто же еще?

Эйнджел просила соблюдать осторожность, и Пьер пообещал ничего не предпринимать и никому ничего не говорить, но тетя Шарлот… Она наверняка написала обо всем под большим секретом своим подругам. Неудивительно, что по Лондону распространились слухи.

А что же Пьер? Он слышал об этом? Эйнджел не знала, среди каких людей он сейчас вращается. Может, уже заметил любопытные взгляды и шепоток. Надо его поскорее предупредить, чтобы молчал.

И тетю Шарлот тоже. Хотя ее-то заставить молчать будет потруднее. После смерти отца Эйнджел понемногу приучалась к новой роли главы семьи, но как же трудно принудить к чему-то старую женщину, которая много лет была ей как мать!

И все-таки это надо сделать. Завтра же.

А как только Эйнджел будет в состоянии путешествовать, они поедут в Лондон и постараются защитить Пьера от кузена Фредерика.

Глава четвертая

– Значит, все впустую?

– Абсолютно. Ничего нового не услышал, кроме того, что и так знал. Может, если б я не вспылил…

Росс покачал головой.

– Да уж, не самая твоя привлекательная черта, а уж последнее время… – Он поднял руку. – Все-все, молчу, не ругайся. Если тебе так уж хочется с кем-то сцепиться, пойди лучше в боксерский зал.

Макс молча отвернулся к окну. Почему последние дни он то и дело выходит из себя? В армии его приучили держать себя в руках, так почему же после этой проклятой поездки в аббатство он постоянно на взводе?

– Она приезжает в город, – произнес он наконец. – Траур у нее, как я понимаю, кончился, теперь поселится в Роузвейл-хаусе и примется представлять направо и налево этого французишку как законного графа Пенроуза. При одной мысли об этом я готов лопнуть от злости. Прямо задушил бы ее.

– С чего это? Ты же сам говорил, что этот титул ничего не стоит.

– Да, но я не позволю, чтобы его у меня отбирали ради забавы этой… этой… – Макс умолк, чувствуя, как в нем снова поднимается злость.

– Понятно, почему ты злишься, – спокойно заговорил Росс. – Но тебе не приходило в голову, что она, может быть, и сама жертва ловкого мошенника?

Макс недоверчиво посмотрел на друга.

– Это меня бы не удивило, – продолжал Росс, – учитывая, какую жизнь она прожила. Ее обмануть – раз плюнуть. Несколько лет она провела в трауре – сначала по мужу, потом по отцу. А до этого тоже ничего не видела – ее выдали замуж, можно сказать, прямо со школьной скамьи. А муж из дома ее никуда не выпускал.

– Откуда ты все это знаешь?

– Да уж знаю, – довольно улыбнулся Росс. – Пока ты мчался на битву со зловредной баронессой, я подумал, нельзя ли все уладить как-то помягче.

Макс растерянно кивнул.

– О твоей баронессе ходит масса слухов. Сама-то она в свете особо не показывалась, зато ее тетка, по-моему, первостатейная сплетница. Баронесса очень богата, так что в Лондоне за ней начнет увиваться толпа охотников до состояния. Вполне может статься, что этот француз один из них. Ты об этом не задумывался?

– Нет, такое мне как-то в голову не приходило, – ответил Макс, почесывая затылок. – То есть ты хочешь сказать, что этот француз, похоже, мошенник и вознамерился жениться на ней? Вообще-то она неплохая добыча для таких, как он. Не понимаю, как я об этом не подумал. Я вообще как-то туго соображаю с тех пор, как встретился с ней.

Росс посмотрел на друга с удивлением.

– Выходит, спокойного и расчетливого капитана Роузвейла больше нет? Жаль. Я, например, уверен, что холодный расчет – оружие получше, чем слепой гнев.

– Ты прав, конечно. Как всегда. Но на этот раз я тебя послушаюсь. Нам надо разработать план действий, как на войне. И прежде всего нужно все разведать. Что ты разузнал про француза?

– К сожалению, он ведет себя очень скрытно, мне не удалось узнать практически ничего, кроме того, что он откуда-то из окрестностей Тулона. Если мы хотим вывести его на чистую воду, надо разведать о нем побольше.

Макс кивнул.

– Это означает – надо ехать во Францию. Но пока моя дорогая кузина в Лондоне, я боюсь уезжать. Даже если ее водят за нос – что, кстати, кажется мне маловероятным: она производит впечатление очень неглупой, – все равно, мало ли что она тут мне устроит. Нет, мне, пожалуй, уезжать нельзя.

– А я и не говорил, что ты должен ехать. – Росс положил руку на плечо Макса. – Ехать нам вдвоем совершенно ни к чему. Если ты мне доверяешь…

– Черт тебя побери, Росс! Ты прекрасно знаешь…

– Ну ладно, дружище, я с радостью отправлюсь во Францию и разузнаю там, что и как. – Росс засмеялся. – Прямо как в старые времена, да?

Макс засмеялся в ответ, с облегчением чувствуя, как с души спадает тяжесть.

– Ах ты плут, ты с самого начала собирался ехать один, я прав?

– Ну…

– Я у тебя в долгу, ты сам это знаешь, Росс. Никому на свете я бы не доверил такое, ты…

– Перестань меня расхваливать, Макс, ты прекрасно знаешь, чем я тебе обязан. К тому же мне просто интересно побывать во Франции. То, что мы видели там с тобой последний раз, было… не очень приятно, правда?

Оба задумались. Во Франции они были в составе армии Веллингтона. Марш из Пиренеев был тяжелый, но все чувствовали: после стольких лет войны победа вот она, совсем близко.

– Мне кажется, я уже начинаю тебе завидовать, – сказал наконец Макс.

– Я уверен, это будет не трудно. Нужно просто порыскать на юге Франции, подкупить кого надо, а ты пока покрутишься в лондонских гостиных, поразведаешь насчет планов этого самозванца… ну и познакомишься с чадолюбивыми мамашами, конечно. – Росс ухмыльнулся. – Ты же у нас теперь завидный жених.

– Ты все шутишь, Росс, а, между прочим, это совсем не шутка, уж поверь мне. Ты знаешь, стоит мужчине заиметь титул, как он меняется даже внешне! Пока я был просто капитан Роузвейл, у меня мало того, что не было состояния, так и наружностью своей я никого особо не привлекал. С состоянием, правда, и сейчас дела не блестящи, зато, как ни удивительно, в высшем свете женщины, особенно те, у кого есть дочери на выданье, считают каждого неженатого графа непременно красивым. – Макс передернул плечами. – Пакость какая.

– Да ладно, не расстраивайся, Макс. К тому же, если у самозванца дело выгорит, ты снова станешь просто мистером Роузвейлом.

– А ты знаешь, Росс, в этом есть свои хорошие стороны, честно.

– Тебя скромность погубит, Макс. – Росс посмотрел на друга долгим одобрительным взглядом. – Что касается внешности, ты мужчина хоть куда, правда!

Макс, усмехнувшись, промолчал.

– Ну ладно, теперь давай серьезно, – продолжил Росс. – Хочу тебя предупредить – этот мошенник способен вскружить голову любой женщине. Мало того, что красавец, так еще и манеры у него отменные. Хорошо хоть, что он не военный, иначе женщины перед ним косяками бы падали.

Макс крякнул. Кажется, всё против него. Росс, конечно же, постарается раздобыть необходимую информацию, но это потребует времени, а пока что он сам должен что-нибудь сделать против этого француза в Лондоне. Или как-нибудь зацепить эту женщину… А, проклятая баба! Она…

Ну нет, впредь он будет держать себя в руках. Надо тщательно продумывать каждый шаг. Если понадобится, он будет улыбаться и любезничать. Логика и холодный расчет – вот что ему нужно, и никаких вспышек, иначе наделает ошибок.

Ко всему прочему, что, если Росс прав и она ни в чем не виновата? И именно на нее идет охота?

– Если француз охотится за ее деньгами, ты защитишь ее? – спросил вдруг Росс, словно прочитав мысли Макса.

– Вообще-то надо бы… – Перед глазами Макса встала среброволосая ведьма, вспыльчивостью не уступающая ему самому. – Но после нашей встречи вряд ли она на это согласится. Я же не могу ее заставить прогнать его.

– Может, и так. Для этого тебе пришлось бы самому на ней жениться.

– Ты уже второй раз предлагаешь мне жениться на Анджелине Роузвейл. Что с тобой, Росс?

Тот неопределенно пожал плечами.

Мысли Макса обратились снова к ссоре в аббатстве. Он вел себя дурно, этого он не отрицает. Она всего лишь женщина, притом одинокая, у нее нет ни мужа, ни брата, так что защищать ее – его долг.

Но не до такой же степени, чтобы жениться!

– После нашей встречи я, пожалуй, последний человек в мире, за которого леди Роузвейл согласится выйти замуж, – проговорил Макс. – Знаешь, что она мне заявила? Что я не джентльмен. Не потащу же я ее к алтарю за волосы!

Росс ухмыльнулся.

– О, а вот о похищении я как-то не подумал, но ты сам подал идею.

Макс молча закатил глаза. Когда на Росса нападает охота попаясничать, с ним лучше не связываться.

– А ты знаешь, – заговорил снова Росс, напустив на лицо торжественную мину, – пожалуй, можно обойтись и без похищения. Будет гораздо лучше, если леди просто влюбится в тебя. Она…

– Прекрати, Росс, я…

– Хочешь сказать, она будет не первая?

Макс сжал губы.

– Серьезно, Макс, почему бы тебе не перетянуть ее на свою сторону? В конце концов, я же помню тебя по Испании, тебе ничего не стоит очаровать одинокую вдовушку. Сделай так, чтобы она предпочла тебя этому французу.

Макс задумался. Он действительно умел соблазнять женщин, но в Испании все это было несерьезно, просто короткие связи, к взаимному удовольствию, без каких-либо обязательств. А тут… Тут дело серьезное, его кузине грозит опасность.

За ней увивается обаятельный самозванец, и Макс, как ее ближайший родственник, как джентльмен, в конце концов, просто обязан уберечь ее.

И он это сделает, хочет она того или нет.

Тетю Шарлот наконец-то сморил сон, и Эйнджел мысленно возблагодарила бога. Примерно через час они прибудут в Лондон, а пока надо хорошенько подумать и решить, что делать.

Впрочем, о кузене Фредерике она думала предостаточно, только без толку. Никак не складывалось даже какое-то более или менее цельное представление о нем. Мало того, даже его лица она не могла припомнить ясно. Он на нее так подействовал, что она просто впала в ступор… помнит только, какой он сильный.

А ведь он ей угрожал, обвинил в том, что она якобы сговорилась с Пьером, чтобы отобрать у него титул. Ну, он не изъяснялся именно этими словами, но смысл был таков.

Он был в бешенстве, говорил совершенно непростительные вещи. По идее, она имеет полное право ненавидеть его так же, как тетя Шарлот. И все-таки…

Эйнджел бросила взгляд на леди Шарлот. Та спала с приоткрытым ртом, негромко похрапывая. Можно себе представить, как тетя вознегодует, если ей сказать, что она храпит!

Эйнджел улыбнулась. Бедная тетя Шарлот. Ей ненавистна сама мысль о старости и беспомощности, она гордится своим умением сохранять самообладание, изменяющее ей, лишь когда речь заходит о кузене Фредерике. Она всей душой ненавидит и его, и всю его родню. Наверное, поэтому тетя с такой легкостью приняла Пьера, иначе, при ее-то характере, это трудно объяснить.

Впрочем, с чего вдруг она задумалась о тете Шарлот? – покачала головой Эйнджел. Ее все равно до конца не поймешь. Надо решить, что делать в Лондоне. С Пьером и кузеном Фредериком.

К Пьеру Эйнджел испытывала некоторое недоверие, хотя и не понимала почему. Может, из-за тети Шарлот, уж больно та восхищается им. С другой стороны, вполне возможно, он именно тот, за кого себя выдает. Тогда долг Эйнджел перед своим родом, да и перед самой собой – всемерно помочь Пьеру восстановиться в его правах. Если он действительно окажется сыном Джулиана, Эйнджел будет просто обязана принять его сторону против кузена Фредерика.

При мысли о том, как она выступит против человека, способного столь нагло вести себя с ней в ее собственной гостиной, Эйнджел слегка вздрогнула, но тут же заставила себя успокоиться. Ничего, в отличие от кузена Фредерика она богата и без труда найдет защиту у закона. И все-таки страшновато.

Карету тряхнуло. Тетя Шарлот открыла глаза.

– Господи, я что, заснула? – произнесла она, поправляя шляпу. – Ты уж прости меня, милая. Тебе, наверное, было скучно, даже поговорить не с кем. Ну ничего, обещаю, что больше не усну. – Карету тряхнуло снова. – С такой дорогой это будет нетрудно, – добавила она раздраженно. – При таких высоких дорожных сборах дорога могла быть и получше, ты согласна со мной?

Эйнджел кивнула.

– Интересно, Пьер скоро нас навестит? Ты сообщила ему, что мы приезжаем в Лондон?

– Да, тетя. И попросила его навестить нас послезавтра.

– Ну почему не завтра? Мы…

– Завтра ко мне придет по делам один человек, надо кое-что обсудить, прежде чем мы снова увидимся с мистером Роузвейлом. Мне бы не хотелось, чтобы он надеялся напрасно.

– Глупости. Такого просто быть не может, ты же сама видела, как он похож на портрет.

Эйнджел глубоко вздохнула. Терпение!

– К тому же он такой очаровательный юноша! А красавец какой! И воспитанный. Да он произведет фурор в свете!

– Вполне возможно, тетя, только от его красоты мало проку, пока у него нет ни титула, ни состояния. Он же сам говорил, что они живут как крестьяне, помните?

– Ну да, и это ужасно! Ты должна помочь ему, моя дорогая!

– В самом деле?

Леди Шарлот взволнованно заерзала.

– Ну, я очень надеюсь, что ты окажешь ему помощь. Не примешь же ты сторону кузена Фредерика! Даже из твоего скупого рассказа о вашей с ним встрече я поняла, что он вел себя как настоящий мерзавец! Копия Огастеса. В них во всех добра ни капли.

Эйнджел промолчала. Ей не хотелось поощрять тетю в ее гневной речи, хотя в данном случае та была права. Кузен действительно вел себя безобразно. Она даже испугалась. По спине Эйнджел снова побежали мурашки, она заставила себя думать о Пьере. Вот кто по-настоящему учтив и обаятелен, умеет вести себя с женщиной как подобает.

– Да, тетя, они и в самом деле совершенно разные, только я вот думаю, сможет ли Пьер противостоять кузену Фредерику. По-моему, он сильный противник.

– Но Пьер же будет не один, с ним будешь ты! Ведь так? Знаешь, он именно такой, каким должен быть молодой человек, и ты…

– Если уж он такой идеальный, тетя Шарлот, то не придержать ли мне его для себя! – насмешливо воскликнула Эйнджел.

Леди Шарлот восторженно захлопала в ладоши.

– Это именно то, что нужно! Это все бы решило! Если ты выйдешь за него, проблема его положения в обществе отпадет! И твое положение тоже укрепилось бы…

Эйнджел закрыла глаза, стараясь не слышать восторженную болтовню тети Шарлот. Она была сердита на себя. Ну кто ее за язык тянул, зачем она ляпнула бог весть что? Вот дурацкий характер. Роузвейлы все такие, выпалят что-нибудь несусветное, а потом неизвестно, что с этим делать. Теперь тетя Шарлот будет думать, что все решено и подписано, а Эйнджел не хочет даже думать о браке. Ни с кем.

– Милая тетя, – заговорила она мягко, – вы зря волнуетесь. Я просто пошутила… и прошу прощения. Это не для меня. Вы прекрасно знаете, что я не хочу замуж, даже за идеального мужчину.

Леди Шарлот нахмурилась, но лишь на мгновение.

– Давай не будем торопиться, моя дорогая, – оживленно проговорила она. – Поживем – увидим. Но у меня предчувствие, что из твоих отношений с ним выйдет что-то необыкновенное. Попомни мои слова!

– Давайте больше не будем говорить об этом, – досадливо вздохнула Эйнджел. – Я, наверное, съезжу завтра к Селестине, – сказала она легким тоном. – Надо будет появляться в обществе, а у меня ничего нет, кроме полутраура. То есть я хочу сказать, надо что-нибудь поярче.

Леди Шарлот снова оживилась.

– Да-да, моя дорогая. Именно к Селестине! Она шьет такие прекрасные платья, особенно для торжественных случаев, для свадьбы…

– Тетя, – с укором сказала Эйнджел.

– Но это правда, милая! В прошлом году, например, три невесты из самых известных семейств оделись у Селестины, а…

– При чем тут я? Я вдова, а не юная невеста, и не собираюсь снова замуж. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Несколько минут стояло неловкое молчание. Впрочем, карета уже ехала мимо деревень в предместьях Лондона, так что дамам нашлось, на что смотреть, особенно Эйнджел, которая не была в Лондоне много лет.

– Господи, – вырвалось у нее, когда карета замедлила ход, пытаясь втиснуться средь телег, возков и прочих экипажей. – Я не помню, чтобы в Лондоне было так тесно. Если так пойдет, мы до ночи не доберемся до дома.

– Не беспокойся, моя дорогая. Джон довезет. К тому же теперь многие улицы освещаются газовыми фонарями. Мне говорили, от них светло как днем. И стало намного безопаснее. Нет, это не значит, что можно ходить по улице вечером – уж во всяком случае, истинная леди не станет этого делать. Кстати, Эйнджел, ты хоть и вдова, но с обществом незнакома, так что тебе надо беречь свою репутацию. Я, конечно, буду помогать тебе, но… хочу напомнить, дорогая, никогда не выходи из дома одна. И вообще лучше ездить в карете.

– Но мне надо двигаться, тетя.

– Ну не станешь же ты бродить по полям, точно крестьянка, ищущая… ищущая…

– Потерявшуюся овцу? – подхватила ехидным голосом Эйнджел.

Леди Шарлот поцокала языком, с укоризной глядя на племянницу, однако сбить ее с излюбленной темы было нелегко.

– Можно ездить верхом. В парке. Прекрасное место – можно и людей посмотреть, и себя показать.

– Нет, тетя, я предпочитаю продолжать пешие прогулки. Но, чтобы вы не беспокоились, буду брать с собой служанку.

– Эйнджел, ни в коем случае! Не делай из себя посмешище! Если станешь ходить пешком, как… как мужчина, пострадает твоя репутация. Представь, что будут говорить в обществе.

Эйнджел проглотила готовые было сорваться с языка резкие слова и заставила себя улыбнуться тете Шарлот. Пусть думает, что все будет так, как ей кажется правильным. В конце концов, Эйнджел сама себе хозяйка и как-нибудь найдет способ ускользнуть от ее опеки. Она не позволит, чтобы ее посадили в клетку!..

Тетя Шарлот прошествовала через величественный холл Роузвейл-хауса на Беркли-сквер, поднялась по лестнице и исчезла в направлении своей спальни. Эйнджел проводила ее взглядом, все еще кипя внутри, но сохраняя спокойный вид – для слуг.

– Добрый вечер, Уиллет, – с улыбкой повернулась она к дворецкому. – Я рада, что вы провели время лучше, чем мы. На улицах такое движение, просто ужас. Надеюсь, старания повара не пропадут даром, если мы отложим обед на один час.

– Ваше распоряжение будет немедленно передано на кухню.

Эйнджел пригляделась. Что-то у Уиллета чересчур уж чопорный вид. Надо спросить Бентон, в чем дело. Но сначала она примет ванну.

Эйнджел уже направилась было к лестнице, когда Уиллет деликатно кашлянул.

– К вашей милости визитер.

Эйнджел резко повернулась. Только последний грубиян может заявиться к леди в такое время! Почти сутки в пути, разве она может сейчас принимать гостей? Разве что это Пьер. Может, у него что-то случилось?

– Граф Пенроуз, миледи. Он ждет вас в библиотеке.

Сердито фыркнув, Эйнджел подхватила свои запыленные юбки и быстро пошла к библиотеке. Уиллет еле успел открыть ей дверь.

Кузен Фредерик при ее появлении обернулся. На его безукоризненной одежде и сапогах не было ни пылинки, а на лице играла такая надменная улыбка, что Эйнджел захотелось хлопнуть его по щеке.

– Чему обязана столь несвоевременным визитом, кузен? Что-то срочное, как я понимаю?

Улыбка на лице Пенроуза мгновенно сменилась сердитой гримасой. Он скользнул взглядом по ее грязному платью, и Эйнджел показалось, будто уголки его губ вздернулись в усмешке. Невыносимо!

Эйнджел не ответила на его поклон даже кивком.

– Буду благодарна, кузен, если вы быстро изложите ваше дело, и я пойду заниматься своими. Как вы сами наверняка заметили, я не в том состоянии, чтобы принимать праздных визитеров.

Глаза кузена Фредерика сузились, он выпрямился.

– Прошу прощения, миледи, – произнес он сухо. – Я не замедлю избавить вас от своего нежеланного присутствия. Не хочу никоим образом затруднять вас.

Он еще раз поклонился и двинулся к двери, где стояла Эйнджел, заставив ее посторониться. Да как он смеет?

– Сэр! Вы…

Поздно. Несносный кузен рывком распахнул дверь и зашагал через холл. Эйнджел услышала его гулкие шаги по мраморному полу и стук входной двери.

Она без сил опустилась на стул. Вот дурочка! Ну почему она не подумала, прежде чем открыть рот? Сама ведь говорила, что надо поддерживать мирные отношения с ветвью рода, к которой принадлежит кузен Фредерик! Но стоило ей увидеть его надменное лицо, и она опять сорвалась. Что есть такое в этом человеке, что заставляет ее вести себя по-ребячески?

Впрочем, что бы это ни было, после такой встречи надежды на примирение не оставалось. Из-за ее языка человек, являющийся ее кузеном и наследником, стал ее врагом.

* * *

Макс стремительно шагал по площади. Росс верно говорил. Если он сейчас не ударит по чему-то… или по кому-то… его просто разорвет от злости. Хорошо бы пойти сейчас в боксерский зал Джексона, как советовал Росс, но уже поздно.

Макс направил свои шаги в клуб. Подраться сегодня не удастся, так можно по крайней мере утопить свое дурное настроение в стакане.

Глава пятая

Эйнджел, такая красивая в темно-синем платье с серебряной отделкой – произведение Селестины, – спокойная и собранная, играла на фортепиано. Как всегда, прекрасно. Леди Шарлот довольно вздохнула.

– Ваша племянница замечательно играет, дорогая леди Шарлот.

Леди Шарлот повернулась к сидевшей рядом престарелой даме.

– Да, леди Перример, действительно.

– Мужа себе приехала искать, как я понимаю?

Леди Шарлот подавила тяжкий вздох. Старая сплетница задела ее за живое.

– У баронессы Роузвейл есть обязанности перед обществом, – произнесла она пояснительным тоном. – Пока моя племянница была в трауре по отцу, это было невозможно, как вы сами понимаете, мадам.

Леди Перример кивнула, два огромных пера на ее бордовом тюрбане качнулись вниз-вверх. Поднеся к глазам лорнет, дама устремила взгляд на Эйнджел.

– Каковы бы ни были намерения вашей племянницы, – заговорила она снова, показывая на молодого человека, как раз наклонившегося над Эйнджел, чтобы перевернуть ноты, – руку даю на отсечение, ей здесь отбоя не будет от охотников до состояния. – В этот момент Эйнджел благодарно улыбнулась молодому человеку. Леди Перример сердито фыркнула. – Я думала, вы учили ее не раздавать авансы кому попало. У этого Ротеруелла ни гроша за душой… к тому же он отъявленный повеса.

– Моя племянница обучена манерам с пеленок, – оскорбленно отозвалась леди Шарлот, – а потому знает, что надо вести себя вежливо с любым джентльменом, оказывающим тебе услугу.

– Ясненько, – произнесла леди Перример, откликаясь скорее не на ядовитые слова леди Шарлот, а на то, что происходило перед ее глазами.

– А ваши родные тоже приехали в Лондон? – спросила леди Шарлот с натянутой улыбкой. – По-моему, ваши младшие сыновья оба не женаты. – Она со злорадством наблюдала, как шея дамы покрывается красными пятнами. Вот тебе, попробуй сама горькую пилюлю!

Леди Перример надменно вздернула брови.

– Трое моих старших сыновей благополучно женаты, мадам. Что же до младших… Я уверена, в скором времени все устроится. Когда у тебя пятеро прекрасных сыновей… – Она снисходительно улыбнулась. – Какая жалость, что вашему брату не удалось родить хотя бы одного сына. А ведь был женат дважды.

Леди Шарлот была разбита в пух и прах. К счастью, как раз в этот момент Эйнджел встала и явно собралась идти в столовую, опираясь на руку молодого Ротеруелла.

– Ах, простите, мадам, боюсь, я должна вас покинуть. Мы договорились с племянницей обсудить кое-что перед ужином. – С легким кивком леди Шарлот поднялась и поспешила к Эйнджел. Надо предупредить ее, пока не произошло непоправимое. Пусть Эйнджел и вдова, и вдобавок баронесса, но даже ей лучше не поощрять таких распутников, как Ротеруелл… или младшие сыновья леди Перример.

Макс с возмущением смотрел, как кузина в открытую флиртует с Ротеруелдом. Нашла с кем флиртовать! Она или наивная донельзя, или совсем себя не уважает, если опускается до этого гуляки.

У Макса отлегло от сердца, когда леди Шарлот отозвала племянницу в сторону и стала что-то ей шептать. Самое время объяснить этой простушке, что к чему.

Однако баронесса, судя по тому, как она замотала головой и, перебив тетку, стала что-то ей говорить, не была склонна прислушиваться к советам. На лице леди Шарлот изобразилось возмущение. Выходит, кузина намерена продолжать свои глупости!

Под удивленным взглядом Макса кузина отошла от тетки и принялась снова флиртовать с Ротеруеллом. Через несколько минут к ним присоединились еще двое наизвестнейших лондонских охотников за деньгами. Ну конечно, эти люди терпеть не могут, когда везет одному из них.

Макс мрачно смотрел, как надменная баронесса тает от комплиментов, которыми засыпают ее трое подонков. Внезапно ему пришло в голову, что, может быть, не только деньги привлекают мужчин к кузине. Она необычайно похорошела после их последней встречи. Свою роль играет, конечно, прекрасный туалет, и все же дело не в этом. Эту женщину можно даже назвать красивой, если не знать о ее отвратительном характере.

Росс уверяет, что она невинна, что ей нужна помощь. Как бы не так! Посмотреть только, как она улыбается то одному, то другому, как стреляет глазками!

Чем дольше Макс следил за кузиной, тем сильнее сердился. Эта дамочка ведет себя просто возмутительно – на радость сплетникам! Все взгляды прикованы к ней! Если это не прекратить, от репутации Роузвейлов не останется ничего!

Сам не понимая, что он делает и зачем, Макс вскочил с места.

При его приближении Ротеруелл и его сотоварищи неохотно расступились. Макс наградил их коротким кивком.

– Джентльмены, – заговорил он ледяным тоном, – я вынужден лишить вас пленительного общества моей кузины… – Подставив Эйнджел согнутую в локте руку, он неотрывно смотрел ей в глаза, пока она не положила на нее свои затянутые в перчатку пальцы. Кивнув еще раз троице, Макс повел Эйнджел к пустовавшим диванам у дальней стены салона.

– Присядьте, пожалуйста, мэм.

Эйнджел окинула его сердитым взглядом.

– Не хочу я сидеть, сэр. И вообще, зачем вы меня сюда привели? Нам не о чем разговаривать.

– Улыбайтесь, кузина, – тихо сказал Макс. – Вы и так наделали дел своим поведением, не хватало только, чтобы все подумали, будто мы ссоримся.

– Да как вы смеете?..

– Улыбайтесь. – Макс помолчал, глядя на сердитое лицо Эйнджел. – Ведь это нетрудно. Вот, смотрите. – Он растянул губы.

– Это вовсе не улыбка, а какая-то гримаса, – проворчала Эйнджел. – Ну ладно, если вы хотите мне что-то сказать, говорите, даю вам пару минут. Надеюсь, этого хватит.

Макс молча подождал, пока кузина сядет. Она долго и тщательно расправляла юбки, прежде чем сесть, а затем с вызовом уставилась на него, слабо улыбаясь.

– Вы теряете время, сэр. Я жду, но мое терпение не бесконечно.

Не говоря ни слова баронессе, он уселся рядом, махнул рукой, подзывая официанта, и взял с подноса два бокала с шампанским.

– По-моему, после столь оживленного разговора с этой троицей подонков вам самое время выпить, – сказал он, протягивая один бокал Эйнджел.

Та окатила его долгим горящим взглядом, но молча взяла из его руки бокал. По правде говоря, иначе она и не могла поступить, поскольку все взоры были прикованы к ним.

– Что бы вы ни думали обо мне, кузина, – вполголоса заговорил Макс, – будет хорошо, если вы сделаете вид, будто мы увлечены дружеской беседой. И не хмурьтесь, эти сплетницы глаз от нас не отводят. – Он беззаботно откинулся на спинку дивана и пригубил из бокала. – Ммм, неплохо. Попробуйте, кузина.

Он смотрел на нее, пока она пила. Вино было хорошее, но на ее лице не отразилось никакого удовольствия. Она что, никогда не пила шампанского?

– Вам не понравилось, кузина?

– По-моему, не очень, – ответила она, глядя в бокал.

Наступила долгая тягостная пауза, затем она подняла глаза. Такие же синие, как у него самого, глаза Роузвейлов. Может, у него и нет серебряных волос, но уж синие-то глаза имеются.

Вот только ее глаза горели гневом.

– Вы хотели мне что-то сказать, кузен? – спросила она, снова уставясь в бокал.

Макс помолчал, ожидая, когда она посмотрит на него, но, не дождавшись, заговорил:

– Не мне указывать вам на недостатки вашего поведения, мэм, но…

– Да, уж точно не вам!

– Не мне указывать вам на недостатки вашего поведения, – повторил Макс все тем же ровным голосом, – но я не выполнил бы своего долга перед родом Роузвейлов, если бы не предупредил вас насчет тех… джентльменов. Такая женщина, как вы, давно не бывавшая в свете, может просто не сознавать опасностей, грозящих ей, если она общается с такими подонками, да еще на глазах у всех. Они не джентльмены, что должен знать каждый представитель нашего рода. Я уверен, вы простите мне мою откровенность.

Эйнджел еле дослушала этот монолог до конца. Внутри у нее все кипело. Как он смеет указывать ей, с кем общаться? Как будто это он глава семейства, а она так, бедная родственница. Ужасный, нахальный тип. Если б только она была мужчиной… Но мужчиной она не была, а потому и выбор оружия был у нее очень ограничен.

А что, если он сказал все это намеренно, чтобы вызвать ее на скандал? Ну уж нет, она не доставит ему такого удовольствия.

Эйнджел глубоко вздохнула и, поднявшись на ноги со всем изяществом, на какое только была способна, поставила почти полный бокал на столик, после чего повернулась к кузену и с улыбкой протянула ему руку.

– Сэр, ваши намерения мне ясны, но хочу сказать вам откровенно: я не желаю слышать больше ни слова о репутации моей семьи. Хочу, чтобы мы расстались дружески – столько же ради вашей репутации, сколь и моей, – но никто не заставит меня далее выслушивать такое. Покойной ночи, кузен.

На мгновение лицо Макса сердито скривилось, но тут же приняло спокойное, равнодушное выражение. Не говоря ни слова, он вымученно улыбнулся ей и, склонившись, легко коснулся губами ее руки. Эйнджел ответила ему вежливым реверансом.

Макс стиснул челюсти и выругался про себя. Черт бы побрал эту женщину! Ну почему она не хочет вести себя разумно? Ведь не дура же! Она управляется со своими поместьями, так почему же не хочет видеть опасностей, грозящих ее репутации, а может, и ей самой?

Кузина ушла, а Макс остался стоять где стоял. У него случайно не ошарашенный вид? Это не пойдет. Взяв со столика бокал, он стал медленно пить. С лица его не сходила задумчивая улыбка, словно он вспоминал приятный разговор.

В другом конце просторного салона кузина попрощалась с хозяйкой, леди Бридж, и взяла под руку леди Шарлот с намерением направиться к выходу. Значит, баронесса решила уйти, чтобы избежать еще одной встречи со своим несносным кузеном.

Он в самом деле несносен?

Возможно. Его намерения хороши, а вот исполнение… Она явно не любит слушать нотации, особенно от него.

Неожиданно ему вспомнилось, что говорила в таких случаях тетя Мэри. Что мух легче приманишь на сахар, чем на уксус. Может, как раз это ей нужно? Сахар? Ей же явно нравились комплименты, которыми засыпали ее те ловеласы.

Любезности, приятные речи. Пусть она сначала на них клюнет, а потом можно будет убедить ее прислушаться к советам. Совсем порвать с ней он не может, достаточно вспомнить самозванца француза. Вообще-то он был несправедлив к ней. Она не представляла француза обществу как законного графа Пенроуза, по крайней мере, пока. Да и вообще, насколько Максу было известно, ее нигде с ним не видели.

Странно. Какова же ее цель?

Наверное, пора вызвать отставного полицейского, которого он нанял следить за французом. Его последний отчет о передвижениях этого малого уже наверняка устарел. Жаль, нет Росса, который всегда превосходил его как разведчик. Росс, очевидно, уже на полпути к Южной Франции. Если повезет, он скоро вернется с достоверными сведениями о французе, вот тогда…

Именно в этот момент в салон вошел лорд Бридж, просидевший почти весь вечер в другой комнате за картами. Вид у лорда был взволнованный. Что-то случилось?

– Леди и джентльмены, – заговорил лорд Бридж, перекрывая стоявший в салоне гомон, – прошу прощения, но я был бы благодарен, если бы все джентльмены собрались в библиотеке. Немедленно.

Эти слова вызвали шквал удивленных восклицаний. Две-три леди еле удержались, чтобы не упасть в обморок. До ушей Макса долетело повторенное несколько раз слово «король». Может, сумасшедший король Георг III наконец умер?

Вместе со всеми мужчинами Макс отправился в библиотеку, преследуемый недовольными голосами женщин, которых оставили томиться в неизвестности. Лорд Бридж стоял у огромного камина, заложив руки за спину.

– Джентльмены, – заговорил он, когда все вошли и дверь закрылась, – у меня дурная новость. Не знаю даже, как сообщить о ней дамам. Мы должны сделать все, чтобы уберечь их от потрясения.

Среди джентльменов послышался ропот. Ну когда же он наконец что-то скажет?

– Джентльмены… – лорд Бридж сделал театральную паузу и глубоко вздохнул, – джентльмены, Бонапарт бежал с Эльбы. Он снова поднял свои знамена над Францией.

Глава шестая

Эйнджел с наслаждением вытянулась на шезлонге в своей спальне. Слава богу, наконец-то она избавилась от этого грубияна… и от бесконечных вопросов тети Шарлот.

Попивая травяной отвар, она смотрела на огонь, который приятно согревал вытянутые ноги. Господи, как хорошо. Напряжение стало покидать Эйнджел, как только она вышла из кареты у своего дома. Бившийся в висках пульс утих, не превратившись в головную боль, чего она опасалась. Почему каждая встреча с кузеном так тяжело действует на нее? С другими она владеет собой прекрасно. В чем же дело?

Надо постараться не сталкиваться с Фредериком. Нельзя допустить, чтобы он своим ядовитым языком спровоцировал ее на какую-нибудь глупость, когда она только-только осваивается в свете. К тому же у нее такие планы на ближайшие недели…

Уголек в камине вдруг вспыхнул ярко-ярко и погас.

Эйнджел вспомнились синие глаза кузена Фредерика, которые вот так же вспыхивали гневом и мгновенно гасли. Вообще-то у него выразительные глаза, но он умеет прятать свои чувства. Может, она угадывает его состояние потому, что сама тоже Роузвейл? Они очень похожи – одинаково быстро вспыхивают и медленно успокаиваются.

Или все-таки не похожи?

Глядя в огонь, Эйнджел попробовала упорядочить свои мысли. Что она вообще знает о нем, кроме того, что говорит с такой злобой тетя Шарлот? Очень мало. Он служил в армии на Пиренеях. Очевидно, смел и… находчив. И еще, кажется, привык командовать, что проявлялось уже не раз, но, как правило, в неподходящий момент и не с теми людьми. С чего вдруг он решил, что может так бесцеремонно указывать Эйнджел, как себя вести? Это возмутительно и не по-джентльменски.

С другой стороны, она и сама вела себя не совсем так, как подобает леди. Ей надо было подумать об этом раньше, еще до того, как ей сделала замечание тетя Шарлот.

Эйнджел стало не по себе. Не надо было говорить так резко с тетей, она хотела только добра. Но так хочется пожить по-настоящему! Что в этом плохого? Эйнджел теперь вдова, общество не слишком строго к вдовам. И что она такого сделала? Немножко пофлиртовала, и все. Да у нее за всю жизнь ни разу не было такого случая. Сначала за ней следил отец, потом муж. Что плохого в том, что ей захотелось узнать, способна ли она привлекать мужчин? В конце концов, это была всего лишь игра. У нее и в мыслях не было идти дальше легкого флирта.

Эйнджел передернула плечами. Ничего, кроме флирта. Совершенно ничего.

Но как это приятно – флиртовать. Сидеть в окружении кавалеров, которые ловят каждое твое слово, рассыпаются в комплиментах, пытаются поцеловать тебе руку…

А если ее план осуществится, у нее появится масса возможностей попрактиковаться в флирте, не боясь навлечь на себя недовольство тети Шарлот.

И этого ужасного грубияна кузена.

– Перестань ходить, Макс, ковер протрешь.

Макс со смешком сел в кресло.

– Черт возьми, Луиза, я чувствую себя таким беспомощным!

– Понимаю, Макс, но ты сам знаешь, от того, что ты беспокоишься о Россе, все равно никакого толку не будет.

Макс, кивнув, потянулся к бокалу с мадерой. Луиза права. Росс опытный солдат, приученный выживать во враждебной стране. Даже его рыжие волосы не мешали ему растворяться среди людей.

Но этот Бонапарт! О чем думали союзники, ссылая его на Эльбу? Этот остров находится так близко от Франции. Шпионы и сторонники императора наверняка без особого труда нашли способы устроить его побег. Но такой грандиозный успех!..

– Все скоро кончится, – продолжала Луиза. – Разве маршал Ней не обещал королю Луи, что привезет Бонапарта в Париж в железной клетке?

– Я это слышал, – пробормотал Макс. Он не хотел говорить Луизе, но, по правде, не очень-то верил в это. Сам Ней-то кто? Человек Бонапарта. – Очень хотелось бы, чтобы ты оказалась права, моя дорогая. И все-таки… все-таки я волнуюсь. Было бы непростительной ошибкой недооценивать Бонапарта. Я не удивился бы, узнав, что уже послали за Веллингтоном.

– Но в этом нет необходимости. По последним донесениям из Парижа, беглец не находит поддержки.

– Правда? Ну, значит, твои источники лучше моих, дорогая. – Макса не удивляло, что Луиза лучше осведомлена о делах в правительстве, чем он сам. Она всегда уверяла, что хорошо информирована по политическим вопросам, и высказывала здравые суждения. Это была одна из причин, почему Макса тянуло к ней. У нее было все, что нужно для идеальной жены… кроме благородного происхождения.

– Герцог должен оставаться в Вене, – твердо сказала Луиза. – Кто, как не он, отстоит интересы Англии от поползновений Габсбургов и царя?

Макс кивнул.

– Я уверен, что герцога не отзовут без крайней на то необходимости, и молю бога, чтобы этого не произошло.

– Ты вернешься в армию? И Росс тоже?

– Насчет Росса сказать не могу, что же до меня… Все не просто. По правде говоря, я сам не знаю. – Он помолчал, раздумывая. – Если я уйду в армию, кузина и ее протеже получат свободу действий здесь, в Англии. И если я вдруг погибну, ничто не сможет помешать самозванцу стать новым графом. Так что не знаю, стоит ли мне уезжать.

– Ты до такой степени не доверяешь леди Роузвейл?

– Не доверяю. Честно говоря, Луиза, я мало что знаю о ней. Любая наша встреча превращается в скандал. Она настоящая мегера.

Луиза засмеялась.

– Хочешь сказать, дорогой, что у нее характер Роузвейлов, как и у тебя? По-моему, вы стоите друг друга.

– Ну, я, наверное, бываю немного несдержанным…

– А твоя кузина, между прочим, совсем не похожа на мегеру.

– Ты видела ее? – Об этом можно было и не спрашивать. Луиза считала, что врага надо знать в лицо.

– Она очень красивая. Кстати, ты сам сказал, что плохо знаешь ее. Так попробуй узнать. Подружись с ней. – Луиза встала из кресла и, подойдя к Максу, положила руку ему на плечо. – Я, например, вижу одинокую робкую женщину, которая хочет, чтобы ее любили, а вовсе не какую-то там хищницу. Кроме того, какой смысл ей выходить за француза, даже если он получит титул? Этот союз не даст ей того, что ей нужно.

– Ей нужен наследник.

– Ей нужен муж, а уж потом наследник. А уж кто станет ее мужем… Да хотя бы и ты.

– Боже правый, ну почему все мои друзья непременно хотят женить меня на этой мегере? Сначала Росс, теперь ты. Я от вас такого не ожидал.

Луиза обхватила его лицо ладонями и заглянула в глаза.

– Ах Макс, мой дорогой, я никогда тебя не предам. Никогда. Чего я хочу для тебя, так это… – Она нервно сглотнула. – Я желаю тебе того, чего ты хочешь сам… хотя, может быть, пока и не осознаешь.

Макс хмуро качнул головой. О чем она говорит? Бессмыслица какая-то. Баронесса последняя женщина, которая ему нужна. Кроме своего состояния, она не может предложить ему ничего, даже детей, и уж точно не теплые дружеские отношения, которые связывают его с Луизой. Да ни один мужчина в здравом уме не женится на такой.

Луиза поцеловала Макса в губы. Поцелуй затянулся, наполнившись страстью.

– Черт тебя побери, Луиза, – проговорил он сипло, наконец отрываясь от нее. – Почему ты говоришь загадками? Упаси меня, господи, от женщин, которые что-то замышляют.

Луиза рассмеялась. Макс легким рывком поднялся с кресла и, подхватив Луизу на руки, понес ее по лестнице наверх, к спальне.

– Мой милый мальчик, вы ничего не можете сделать. Успокойтесь, я уверена, вашей сестре ничто не угрожает. Ну что такого ей сделает корсиканец? Его единственная цель – добраться до Парижа и снова объявить себя императором.

Пьер хмуро кивнул головой. Судя по его лицу, слова тети Шарлот его не убедили.

– Может, все так и есть, тетя, – сказала Эйнджел, – но что дальше? Корсиканец вот-вот будет в Париже, и кто знает, как все обернется, когда Франция снова окажется в его руках?

Пьер снова кивнул.

– Они трусы и предатели. Все до единого. Что же касается Нея, то он обещал привезти Бонапарта в Париж в железной клетке, а вместо этого…

– Королю Людовику не следовало верить Нею, – проворчала тетя Шарлот. – Он хоть и называет себя маршалом, на самом деле всего лишь крестьянин. Никакие золотые галуны не сделают из него дворянина. А только им можно верить, вы согласны, Пьер?

Пьер пробормотал что-то невнятное и, отвернувшись к окну, стал смотреть на низкое, хмурое небо. Собирался дождь.

Эйнджел положила руку тетке на плечо.

– Это естественно, что он беспокоится, – сказала она примирительно. – Ведь он ничем не может помочь сестре. Нам остается лишь молиться о том, чтобы Бонапарта поскорее остановили. Ведь должны же быть французы, которые встанут против него?

– Да они безвольные трусы, все до одного! – прошипела леди Шарлот.

– Тихо, тетя! – Эйнджел оглянулась на задумчиво стоявшего у окна Пьера. Хорошо, если он не слышал. – Не забывайте, что Пьер тоже француз.

– Но он джентльмен, – упрямо произнесла тетя Шарлот. – А джентльмен, даже если он француз, знает, что такое честь. Кстати, – тетя перешла на шепот, – если Пьер так сильно скучает по сестре, то, наверное, ему будет легче в компании молодой женщины. Почему бы вам не погулять вдвоем? Я уверена, ты сумеешь развлечь его.

Эйнджел нахмурилась. Тетя Шарлот не оставила своей затеи свести ее с Пьером.

Не дожидаясь ответа от племянницы, тетя Шарлот пересекла комнату, приблизившись к Пьеру.

– Эйнджел выглядит немного бледной, вы не находите? Мне кажется, ей пошла бы на пользу прогулка на свежем воздухе. Сама я, к сожалению, ходить пешком не могу… Может быть, вы погуляете с ней?

Пьер смущенно кивнул.

– Иди надень шляпу, моя дорогая, – сказала тетя Шарлот. Заметив недовольное выражение на лице племянницы, она добавила: – Ты уже два дня не выходила из дома, дитя мое. Погуляйте, пока дождь не припустил.

Эйнджел решила не спорить. Она и в самом деле чувствовала себя не очень хорошо последние дни, но это могло быть просто от усталости. Слишком много дел пришлось переделать по приезде в Лондон. Надо просто отдохнуть, и все наладится.

Улыбаясь, Эйнджел завязала ленты капора кокетливым бантом и посмотрелась в зеркало. Тетя Шарлот хочет, чтобы она постаралась очаровать Пьера? Ну что ж, сейчас мы это ей продемонстрируем. Эйнджел чуть ли не вприпрыжку побежала вниз по лестнице.

Пьер ждал ее у последней ступеньки. Эйнджел ласково улыбнулась ему и положила затянутое в перчатку запястье на его согнутую руку.

– Нам надо поторопиться, сэр, если мы не хотим попасть под дождь.

Пьер кивнул, но вид у него был невеселый, что, впрочем, не помешало ему крайне осторожно свести Эйнджел с крыльца.

– Как жаль, что деревья еще не распустились, – заговорила Эйнджел, когда они вышли на площадь. – Как будто зима продолжается.

– Да-да.

– А на юге Франции все, наверное, по-другому?

– Да.

Эйнджел подождала, не скажет ли он еще чего-нибудь, но он хранил мрачное молчание. Надо его как-то развеселить.

– Я понимаю, вы беспокоитесь из-за сестры, да и с доказательствами вашего права на титул тоже приходится ждать. Это очень печально, но вы же понимаете, время такое сумбурное, мои агенты не могут подвергать себя опасности.

– У меня нет выбора.

– Но вы зря так расстраиваетесь. Даже если ваши соотечественники не поднимутся против узурпатора, герцог сам все сделает. Я уверена в этом. И мы скоро получим то, что нам нужно. Обещаю вам при первой же возможности послать за Джулией.

Лицо Пьера, впервые с самого утра, как будто посветлело, он даже заулыбался, и Эйнджел снова обратила внимание на то, до чего же он красив.

– Миледи, я не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Если Жюли приедет в Англию и займет положение, которого ее так долго лишали… Это будет… настоящее чудо. Мне хотелось бы как-то отблагодарить вас за вашу доброту.

– Вы и в самом деле можете оказать мне небольшую услугу, – сказала с улыбкой Эйнджел. – Давайте сделаем еще один круг, и я вам расскажу.

Глава седьмая

– Не могу поверить. Это действительно ты, Макс?

Его смех не оставил никаких сомнений. Это был именно он, и при этом в превосходном настроении.

– Но тебя просто не узнать! Лицо… и этот парик… и костюм. Ты даже как будто стал выше!

Макс поднял ногу и показал украшенную пряжкой туфлю на высоком красном каблуке.

– Мужчины тоже ходили на каблуках. И красились. А что, все только для женщин? Я решил одеться так, чтобы меня никто не узнал. Это не тот случай, когда надо выглядеть, как подобает графу.

Луиза поморщилась:

– Может, ты не хочешь идти? Мы можем отказаться…

– Не хочу врать, это действительно неподходящее место для графа Пенроуза, но вот для безвестного капитана Макса Роузвейла в самый раз. Особенно в компании прекрасной женщины. – Макс с умильной миной шаркнул ножкой, вызвав смех Луизы. – Так что граф останется дома, а с вами, милая мадам, если вы не против, поедет старый бедный капитан Макс.

Он обхватил Луизу за талию и закружил по комнате.

– Хватит, хватит! Ты с ума сошел!

– И вовсе нет, просто наслаждаюсь утерянной свободой. Хочу забыть на эту ночь все, что связано с моим графством, и почувствовать себя так, будто я по-прежнему простой солдат. Ты готова, дорогая? Ты выглядишь потрясающе в этом платье, прямо так бы и съел. – Макс наклонился и поцеловал Луизу в обнаженное плечо.

– Потом, – мягко проговорила она, отодвигаясь. – Я хочу все-таки пойти на маскарад, а если не удержать тебя сейчас… мы оба знаем, что будет. И никто не увидит твой парик и высокие каблуки.

– Ваше желание для меня закон, мадам, – с поклоном сказал Макс. – Так пойдем?

Луиза взяла со стола веер и бархатную маску.

– Завяжешь мне тесемки в карете. А у тебя маска есть?

Макс кивнул и вытащил из кармана своего небесно-голубого атласного фрака черную маску.

– Ну, пошли, мадам Луиза.

– С удовольствием, – улыбнулась та.

Эйнджел стояла у стены и ошеломленно смотрела на танцующие пары. Она никогда не видела столько людей, да еще одетых в экстравагантные костюмы прошлого века. Почти все были в масках и весело кружились под звуки вальса.

– Замечательно, правда? – воскликнула Эйнджел, потеребив рукав Пьера. – Жаль, я тоже так не оделась. – Она показала веером на проходившую мимо пару. Женщина была в костюме французской аристократки сорокалетней давности. Эйнджел огорченно посмотрела на свое платье. Оно было красивое, недаром сшито Селестиной, но выглядело бледно в сравнении с костюмами остальных женщин. Эйнджел не удалось улучить момент и купить маскарадное платье, она боялась, что тетя Шарлот узнает и сделает все, чтобы ее не пустить. – В следующий раз я обязательно оденусь как все.

– Было бы преступлением, – тихо проговорил Пьер, – покрывать пудрой ваши прекрасные волосы.

Эйнджел зарделась под маской.

– Вы очень добры, сэр, – пробормотала она.

– Пойдемте потанцуем? – Пьер протянул ей руку.

Вальс! Господи, она же ни разу его не танцевала! Нет, па она знала – тетя Шарлот показывала, – но никогда еще не кружилась в вальсе в объятиях мужчины.

Первые две-три минуты Эйнджел была полностью поглощена быстрым движением. Это было прекрасно! Пьер оказался великолепным танцором, держал партнершу крепко, но не настолько близко к себе, чтобы повергнуть ее в смущение. А ей все нравилось – его близость, тепло его руки у нее сзади на талии, которое она чувствовала даже сквозь перчатку и ткань платья…

Наконец музыка замолкла. Эйнджел и Пьер как раз были у края танцевального круга. Пьер выглядел как обычно – красивый и собранный, истинный французский аристократ в своем костюме восемнадцатого века. А вот Эйнджел запыхалась и покрылась испариной. Как нехорошо, подумала она, вытирая лицо платком.

– Вы не привыкли к таким танцам, да?

– Сама не понимаю, почему мне так жарко.

– Здесь очень тепло. Может, выйдем на воздух?

– Нет, нет, я уверена, сейчас все пройдет. Может быть, выпьем чего-нибудь?

– С удовольствием. – Пьер остановил проходившего мимо официанта и взял с подноса два высоких бокала. – Пожалуйста, миледи. Вам станет прохладнее.

Прикосновение холодного бокала к горячим губам было так приятно. Эйнджел выпила шампанское до конца, довольно вздохнула и… чихнула.

– Ой, эти пузырьки такие щекотные!

Пьер снова подозвал официанта, и через минуту в руке Эйнджел был снова полный бокал.

– Этот я буду пить медленнее, – сказала она. – А то если расчихаюсь, никто не пригласит меня на танец, все подумают, что я больна.

Вино показалось еще вкуснее, чем в первый раз.

– Пойдемте, мадам, – сказал Пьер, предлагая ей руку. – Давайте выйдем, освежимся.

Оркестр снова заиграл вальс, Эйнджел с завистью оглянулась на танцующих, но решила послушаться. Почему бы и не прогуляться, подышать свежим воздухом.

А вальс подождет. Маскарад продлится еще несколько часов.

– Она здесь!

– То есть?

– Прости, Луиза, баронесса Роузвейл здесь. Собственной персоной. – Макс показал кивком на пару, которая направлялась к одному из выходов.

– Ты наверняка ошибся. Не может быть, чтобы эта великосветская дама явилась сюда. Хозяин этого дома, конечно, богат как Крез, но все знают, что его отец был мясником и его состояние нажито торговлей. Ты ошибся, мой дорогой.

– Да нет, не ошибся.

– Почему ты так уверен? Разве эта дама не в маске?

– В маске, но я узнал ее по волосам… Нет, это точно она. – Макс сердито тряхнул головой. – А с ней, как я понимаю, этот мошенник-француз.

Луиза повернулась и еще раз посмотрела на пару.

– Вот он, значит, какой, твой француз. Очень интересный…

– Вылитый шут в этом своем дурацком костюме.

Луиза посмотрела на парик Макса, на его напомаженное лицо и атласный фрак и сказала:

– Здесь все мужчины так одеты, это же маскарад. По-моему, француз не единственный шут в этой компании.

– Понял, – с усмешкой сказал Макс. – Ты, как всегда, права. Пошли танцевать. Чем бы леди Роузвейл ни занималась со своим французским кавалером, нас это не касается.

Пьер привел Эйнджел в небольшую пустую комнату. Судя по всему, она предназначалась для отдыха – здесь горел камин и вдоль стен стояли удобные диваны. Пьер подошел к окну и распахнул створки.

Эйнджел наблюдала за ним, стоя в дверях. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что Пьер очень хорошо ориентируется в чужом доме. Может, уже бывал здесь? Вполне возможно, ведь он в Лондоне уже давно, а холостой мужчина ищет развлечений.

Пьер подвел Эйнджел к дивану перед камином, поглядывая на нее с некоторой озабоченностью. Эйнджел поставила бокал на столик, села и с облегченным вздохом потянулась к завязкам маски.

– Не надо! – Пьер сел рядом и убрал ее руки. – Не надо, лучше не снимайте маску.

– Почему?

– Кто-нибудь может войти, это опасно.

Эйнджел кивнула. Он прав. Не хватало только, чтобы ее узнали в этом доме. Она потянулась к полупустому бокалу, но Пьер перехватил ее руку и поднес к губам. Никто еще не вел себя с ней так почтительно и… нежно. Эйнджел улыбнулась ему слегка пьяной улыбкой.

– Вы позволили мне сопровождать вас на маскарад, миледи, и я польщен этой честью, но продолжаете относиться ко мне как к чужому. Вы ни разу не назвали меня по имени. Почему бы не начать сейчас? Мы одни, рядом никого нет.

Эйнджел никак не могла сосредоточиться на том, что говорил Пьер. Что-то было не так, но она никак не могла сообразить что.

– Я… я благодарна вам… Пьер… что привели меня сюда. – Эйнджел умолкла. Наступило какое-то неловкое молчание. Пьер выжидающе смотрел на нее.

Наверное, он ждал разрешения называть ее по имени, но язык не слушался. Да и вообще… он, конечно, мил и обаятелен, но кто он? Она же почти ничего о нем не знает. Да и Роузвейл ли он?

Эйнджел решила подождать. Если он Роузвейл, сейчас возмутится.

Пьер тяжело вздохнул и, повернув Эйнджел лицом к себе, легонько поцеловал ее в губы. Это произошло так быстро, что Эйнджел не успела даже воспротивиться. Но губы запомнили вкус поцелуя. Эйнджел прикрыла глаза. Так приятно. Если она посидит вот так, с закрытыми глазами, произойдет еще что-то…

Пьер коснулся губами уголка ее рта, потом поцеловал в щеку. Прикосновение его губ было таким легким и нежным… Его руки заскользили по ее шее, груди, и Эйнджел чувствовала, как от его прикосновений кожа покрылась пупырышками. Как приятно. Ни один мужчина никогда не был с ней так нежен. Муж, если и касался ее, то это означало лишь, что он сейчас грубо возьмет ее. А с Пьером… Эйнджел словно попала в другой мир.

Пьер пробормотал что-то невнятное. По-французски? Какая разница? Она хочет испытать до конца то прекрасное, что ей открылось…

Пьер отодвинул прядь волос и поцеловал ее за ухом. Эйнджел замерла от удовольствия.

Он придвинул ее ближе к себе. Она не сопротивлялась. Пусть все будет как будет.

Поцелуи становились все настойчивее. Легкости и нежности больше не было. Пьер крепко притиснул свои жесткие губы к ее губам, заставляя ее открыть рот.

Эйнджел в испуге распахнула глаза. Она попыталась отодвинуться, но он не отпускал, а лишь сильнее впился в ее рот.

Это длилось, казалось, бесконечно. Наконец он на какую-то долю мгновения поднял голову и, глядя перед собой, простонал:

– Ах, Жюли! Жюли!

Потрясение придало Эйнджел силы, которой она и сама от себя не ожидала. Резко вырвавшись из рук Пьера, она оттолкнула его на край дивана.

– Вы целуете вовсе не свою сестру, сэр! – возмутилась она и вскочила на ноги. – Так вот вы какой! Прошу вас немедленно уйти! – Пьер хотел что-то сказать, но Эйнджел отмахнулась. – Обо мне не беспокойтесь, я уж как-нибудь сама доберусь до дома. Да я скорее позволю распоследнему англичанину проводить меня, чем такому, как вы.

Эйнджел развернулась на каблуках, выбежала из комнаты и остановилась, прислонившись к двери. Господи, что все это означает? Выходит, он был нежен с ней лишь потому, что она похожа на его сестру? Поэтому и не разрешил ей снять маску?

Эйнджел покачала головой. Как жарко, и голова такая тяжелая, и перед глазами все ходит ходуном. Надо ехать домой. Наемная карета стоит недалеко от входа, надо просто сесть в нее и приказать кучеру ехать на Беркли-сквер. И все будет в порядке.

Да, но, если она уедет, все на этом и кончится, а она так ждала этого мига свободы.

Вдали играла музыка, доносился оживленный гомон. Эйнджел застыла в нерешительности. Ей так понравился вальс. Ведь именно для этого она приехала сюда – чтобы делать то, что ей хочется. Танцевать, флиртовать, веселиться. У нее же никогда такого не было! И все так быстро закончится?

Эйнджел стояла, покачиваясь в такт доносившемуся из зала вальсу. Может, вернуться туда и просто постоять, послушать? Почему бы нет? Она вернется, выпьет еще немного охлажденного вина, а то очень жарко, и просто постоит в сторонке. Пьер не осмелится прийти, так что бояться нечего, а ее, может быть, кто-нибудь пригласит на танец. На маскарадах представляться не обязательно, все прячутся под масками. Да-да, так она и сделает.

Эйнджел попыталась поправить прическу. Без зеркала это было трудно, но она на ощупь убедилась, что все локоны вроде бы на месте. Глубоко вздохнув, Эйнджел вошла в зал.

– Макс!

В зале было так шумно, что он не услышал. Луиза придвинулась к нему и заговорила на ухо:

– Макс, смотри! Кажется, с твоей кузиной не все в порядке. – Она показала кивком туда, где прежде стояли баронесса и ее кавалер, а теперь была лишь одна баронесса, немного растрепанная и, кажется, чем-то расстроенная. На их глазах она взяла бокал с шампанским и припала к нему губами.

– Боже правый, этот подонок напал на нее! – вскрикнул Макс немного громче, чем надо было.

– Тихо! – шикнула на него Луиза, озираясь.

– Луиза, я…

– Да-да, быстро иди к ней. А обо мне не беспокойся, мой дорогой, я вполне способна позаботиться о себе. Знаешь, мне, наверное, лучше просто уехать, я возьму карету, если ты не против.

Макс был тронут.

– Милая моя, ты редкая женщина, – проговорил он, целуя ей руку, и, протискиваясь сквозь толпу, повел Луизу к выходу.

– Я сразу же пришлю карету обратно, – с улыбкой проговорила Луиза. – И будь добр к ней, – прошептала она, наклоняясь к его плечу, и, сделав короткий реверанс, вышла.

Чего-чего, а уж добрых чувств Макс не испытывал. Кузина заявилась на маскарад, на который не придет ни одна уважающая себя светская женщина. К тому же она испортила вечер Луизе, а ему придется вытаскивать ее из затруднительного положения. Макс кипел от злости.

Баронесса стояла у двустворчатой двери, одна. Было видно, что ей жарко, прическа уже не выглядела безукоризненной, как прежде, да и маска сидела кривовато, но платье было в полном порядке. Можно было предположить, что дело не зашло слишком далеко.

– Добрый вечер, мадам, – ровным тоном проговорил Макс, останавливаясь рядом. Он был полон решимости на этот раз держать себя в руках.

Кузина обратила на него неузнавающий взгляд – недаром Макс так старался изменить свою внешность.

Он уже открыл было рот, чтобы сказать ей, кто он такой, но она опередила его:

– Добрый вечер, сэр. – Она присела в реверансе. – Тут замечательно, да?

Ее глаза игриво смотрели на него поверх бокала. Что она творит, эта женщина?! Неужели не понимает, как опасно ей быть в таком месте?

Макс с трудом сдержался, чтобы не сказать ей что-нибудь резкое. Это надо же, только-только избавилась от одних неприятностей и тут же нарывается на другие!

На лице кузины играла задорная улыбка. Да она флиртует с ним!

Макс улыбнулся в ответ и, взяв ее руку, поднес к губам. Эта женщина напрашивается на ухаживания. Может, он ошибся и на самом деле она убежала от своего любовника не до того, как все произошло, а после? Имеется только один способ проверить это, и он им воспользуется.

– Не соблаговолит ли мадам потанцевать со мной?

Кузина хихикнула.

– С удовольствием, сэр, буду счастлива. – Она поставила пустой бокал и приняла его руку.

Макс обнял ее, нарочно прижимая крепче, чем полагалось. Глупая кузина заслуживает того, чтобы ей преподали хороший урок. И пусть уж она его получит от него, чем от кого-то другого.

Эйнджел обнаружила, что у нее сильно кружится голова. Наверное, это от вальса. Ей смутно припомнилось, что вальс называют опасным танцем, потому что от него хрупкая молодая леди может даже потерять сознание. Наверное, так оно и есть.

Однако нынешний кавалер, судя по всему, был из тех, кто не позволил бы ей упасть. Он словно был рожден для вальса. Ничего подобного она никогда не испытывала. Если б только не было так душно…

– Вы любите танцевать, мадам?

Эйнджел как будто различила легкий иностранный акцент. Голос был приятный – глубокий и теплый.

– О да… Вот только теснота… я никогда не танцевала в такой тесноте.

Он засмеялся горловым смехом. Эйнджел подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и удивилась, какой он высокий. Она в жизни не встречала такого высокого мужчину. Интересно, как он выглядит без помады и парика? И кто он? В нем есть что-то такое…

– Как я понимаю, вы прежде не бывали на маскараде?

Эйнджел покачала головой.

– Могу я поинтересоваться, почему вы решили посетить его на этот раз?

– Можете, а я могу не отвечать, – быстро откликнулась она. Это что еще за вопрос?! Он что, ее муж, чтобы задавать такие вопросы!

Его глаза в прорезях маски широко открылись.

– Как пожелаете, мадам, – сказал он. – Я вижу, вы не любите расспросов. Но, может быть, скажете мне свое имя?

– Если сначала скажете свое, – быстро отозвалась Эйнджел, глядя на Макса из-под ресниц – она видела в свете, что так смотрят на кавалера, с которым флиртуют.

– Хорошо, я скажу. Меня зовут Макс.

– Макс, – повторила она. Мужественное имя. Ему подходит. Она еще ни разу не встречала мужчины, которого бы так звали.

– А ваше имя, мадам?

– Ах, да. Меня зовут… – Эйнджел замялась. Нет, свое имя лучше не говорить. – Роуз. Меня зовут Роуз.

– Роза, значит. Очень мило.

Эйнджел нахмурилась. Что-то такое было в его голосе, что ей не нравилось, но в этот момент у нее так сильно закружилась голова, что думать стало невозможно. Она мечтала только об одном – чтобы танец поскорее закончился.

Минуты через две музыка и в самом деле умолкла. Эйнджел с облегчением вздохнула.

– Вижу, вам не нравится танцевать со мной, мадам.

О господи, он, кажется, обиделся. Она была груба с ним без всякого повода.

– Простите меня, сэр… Макс. Я не хотела… Просто здесь очень душно. Может, мы пойдем куда-нибудь, где попрохладнее?

Его лицо исказилось гримасой, но лишь на мгновение. Подставив ей руку, он направился к открытому окну. Эйнджел легонько потрясла головой, стараясь прогнать стоявший в ней туман.

Макс вложил ей в руку высокий бокал.

– Уверен, холодное питье вам поможет, – сказал он, чокаясь. – За вашу красоту, мадам.

Если б Эйнджел не было так жарко, она бы покраснела. Нет, не из-за того, что он сказал, а из-за взгляда, каким он на нее смотрел.

Глава восьмая

Макс с деланной улыбкой наблюдал, как она пила. Сколько бокалов она уже выпила? И эта женщина говорила, что не любит шампанское? Она явно вознамерилась упиться. Его кузина или просто спятила, или распущенная особа. Вокруг нее незнакомые люди, а она заигрывает с мужчиной, которого прежде и в глаза не видела.

В конце концов Макс решил, что не имеет смысла пытаться разгадать кузину. Его единственная цель – показать ей, что она ведет себя безобразно. Надо преподать ей такой урок, чтобы он застрял даже в ее пьяном мозгу.

Макс отпил из бокала. О, он повеселится как следует. Она приняла его за незнакомца. Вот уж интересно будет посмотреть на высокомерную кузину, когда она увидит, кто перед ней. При этой мысли Макс еле удержался, от смеха. Если она еще не совсем пьяна, то заметит его ухмылку.

Она не заметила.

– Здесь ужасно жарко, вы не находите, Макс?

– Да, к тому же на мне еще и парик.

Она хихикнула.

– Но вы же можете его снять!

– Не могу, леди Роза. – Голова под париком внезапно зачесалась, Макс еле сдержался, чтобы не стащить его. Интересно, что кузина будет делать дальше? Кажется, она решила сегодня пуститься во все тяжкие. Максу захотелось отругать ее… или удушить на месте собственными руками.

– Думаю, мне больше н-не стоит п-пить… – пробормотала она неуверенно. – Я столько выпила. – Кузина хихикнула и потерла рукой лоб.

– Вам нехорошо, мадам?

Она повернулась к окну, но из него не было ни дуновения.

– Выйти бы куда-нибудь, где попрохладнее, – тоскливо произнесла она.

Макс смотрел на нее, с трудом сдерживаясь. Что она делает?! Предлагает совершенно незнакомому мужчине уединиться с ней.

Кузина улыбнулась. Несмотря на маску, она выглядела соблазнительной. Серебристые волосы, синие мерцающие глаза, порозовевшее лицо – все, чтобы привлечь мужчину. Макс не мог оторвать от нее глаз.

Она закусила губу и опустила глаза. Макс уставился на ее губы. Нижняя губа стала ярко-красной. Этот рот прямо напрашивался на поцелуй.

– Пойдемте, Роза, – сказал он, беря ее под руку. – Найдем прохладное местечко, вы отдохнете.

Он вывел ее за двухстворчатую дверь, и они пошли по слабо освещенному коридору. Где-то в этой части дома должна была находиться оранжерея. Макс надеялся, что там никого нет. Ему хотелось остаться наедине с этой среброволосой женщиной. Нет, он не причинит ей вреда – даже она не заставит его опуститься до уровня того мошенника-француза, – но немного попугать ее не помешает. Ну, может, поцелует пару раз. Может, и не только в губы… Макс улыбнулся, когда, подойдя к оранжерее, увидел, что в дверях торчит ключ.

Эйнджел с облегчением вздохнула, выйдя из душного зала. Какой обходительный у нее кавалер, и манеры прекрасные. Кто он и откуда? Эйнджел была уверена, что не видела его раньше, иначе запомнила бы. Даже без парика он все равно будет выше всех мужчин, которых она знает.

Посмотрев по сторонам, она обрадовалась – это была не та комната, куда ее водил Пьер.

– Вы любите растения, Роза?

Его голос звучал как-то не так. Или это просто потому, что здесь тихо и не надо перекрикивать гремящий оркестр и гул голосов?

– Роза?

– Прошу прощения, Макс. Боюсь, я отвлеклась. Что вы сказали?

– Я спросил, любите ли вы растения, мадам. Розы, например, вас ведь тоже так зовут. Им нелегко соревноваться с вами в красоте.

– Ох… – Эйнджел словно окатило сладостной волной. Какой приятный, мелодичный голос… Она схватилась за тесемки своей маски. В прошлый раз они никак не поддавались ее дрожащим пальцам, а теперь развязались сразу. Маска упала на пол.

– Спасибо, – сказал он. Наступило продолжительное молчание. Он смотрел на нее, словно старался запечатлеть в памяти ее черты.

Под этим взглядом Эйнджел вдруг стало еще жарче, чем прежде.

– Я… я…

Он приложил палец к ее губам.

– Тихо.

Эйнджел поежилась и легко коснулась пальца языком.

Макс на мгновение замер, потом стал водить пальцем по ее нижней губе. Ей захотелось еще раз коснуться его языком, но она не посмела. Незнакомец был какой-то уж слишком молчаливый и таинственный. И такой сильный. По спине Эйнджел пробежал холодок. Она должна была предвидеть, к чему все это может привести.

Эйнджел закрыла глаза. И зачем только она сняла маску? С ней она чувствовала себя защищенной, а теперь словно оказалась голой перед ним. «Если он захочет поцеловать меня, – подумала она, – я не смогу воспротивиться. Он считает меня красивой, а я…»

Он легко коснулся губами ее опущенных век. Эйнджел вздрогнула, все ее тело отозвалось на эти прикосновения и потребовало большего, как если бы умирающему от жажды в пустыне человеку дали каплю воды, а он жаждет еще. Одной капли, одного прикосновения мало.

Эйнджел ждала. Он поцеловал ее в висок.

– Ммм, – пробормотал он. – У вас прекрасная кожа. Такая нежная… и пахнет фиалками.

Эйнджел почувствовала, что у нее подгибаются колени. Он, должно быть, тоже это почувствовал, потому что обхватил ее рукой и, поддерживая, подвел к обитой тканью скамье под увитым зеленью навесом. Она с благодарностью опустилась на нее. Он сел вместе с ней, прижимая ее к себе так крепко, что она чувствовала сквозь шелковое платье его тепло. Эйнджел подумалось, что, будь она в карнавальном костюме, нижние юбки и фижмы помешали бы ему. Вот и хорошо, что надела обыкновенное платье, решила она.

Он еще сильнее притянул ее к себе, так что ей пришлось положить голову ему на плечо. Ее глаза закрылись снова. Свободной рукой он стал гладить ее волосы, потом запустил в них пальцы и стал ворошить, на пол с легким звоном посыпались шпильки.

– Макс, а вы не могли бы снять маску? – попросила Эйнджел, которой вдруг очень захотелось увидеть полностью его лицо.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, Роза, не на что смотреть. Лучше запомните меня таким, как сейчас, – неизвестным кавалером, который восхищен вашей красотой. Иначе вам будет неприятно меня вспоминать.

Эйнджел не могла понять, что означают эти слова. Он что, безобразен? Впрочем, думала она недолго, мысли путались, и она предалась непривычным ощущениям.

Он легко дотронулся губами до ее губ, и ей захотелось большего, намного большего. Она обхватила его голову руками и стала отвечать на поцелуй, впервые в жизни.

Этот человек не хотел ее. Он просто играл с ней, дразнил губами и языком. Эйнджел чуть не закричала от отчаяния. Она хотела… Она сама не знала, чего хочет. Но когда наконец он страстно впился в ее губы, она простонала и вжалась, насколько могла, в его твердое тело.

Макс взял ее руку и поднес к губам.

– Не бойся, красавица моя, – пробормотал он, целуя ее пальцы. – Ты не разочаруешься, обещаю. – Он приложил ее руку к пуговицам своей сорочки.

Эйнджел испугалась. За всю свою жизнь она ни разу не раздевала мужчину! Пальцы ее не слушались.

Его хохоток заставил ее поднять взгляд. Выражение его глаз в прорезях маски было непонятно, но на губах играла слабая улыбка.

А потом он снова стал целовать Эйнджел. Она забыла обо всем, только одного ей хотелось… Его рука стала расстегивать маленькие пуговички на платье, на ее грудь дохнуло прохладой, но ей было совсем не стыдно.

Однако, казалось, он не собирался давать ей то, чего она жаждала.

– Макс, – взмолилась Эйнджел, – пожалуйста…

– Покажи мне, чего ты хочешь, моя прекрасная Роза, – сказал он с улыбкой и вложил руку в ее ладонь. Выбор он предоставлял ей.

Эйнджел поднесла его руку к своей груди и прижала, чувствуя сквозь пальцы частое биение своего сердца. Наверное, он тоже его чувствовал.

Макс придавил большим пальцем ее сосок. Это было почти больно. Эйнджел всхлипнула и стала с жаром отвечать на его поцелуй. Это… это было как раз то, чего она хотела. Его губы на ее губах, его руки на ее обнаженном теле…

Эйнджел скосила глаза на свое приспущенное платье. Она была почти голая. Странно, но это ее не отрезвило.

– Чего вы желаете, моя прекрасная леди?

– Тебя, Макс! – самозабвенно вскрикнула Эйнджел.

Макс приподнял ее, и она почувствовала, как платье и нижняя юбка скользнули на пол. Эйнджел протянула руку к пуговицам его сорочки. Надо его раздеть тоже!

– Не торопись, милочка, – произнес он хрипло, кладя ее руки себе на шею и развязывая шнуровку ее корсета. – Сначала я должен увидеть тебя. Всю. Не надо скрывать свою красоту.

Это было уже слишком.

– Не надо, – простонала Эйнджел. – Я хочу тебя прямо сейчас.

Она стала целовать его с жадностью, какой от себя не ожидала. Она больше не могла пассивно принимать его ласки.

– Как пожелаешь. – Он осторожно уложил ее на скамью, подсунув под голову свой сложенный сюртук, единственное, что он с себя снял.

Эйнджел в ожидании закрыла глаза.

Но он сделал совсем не то, чего она ждала. Его рука медленно двинулась по внутренней стороне ее ноги, все выше и выше. У Эйнджел перехватило дыхание. А когда она почувствовала его губы там, где только что была его рука, дыхание у нее остановилось, и Эйнджел показалось, будто она плывет по воздуху и вокруг звучит музыка, которую слышит только она одна. И ей захотелось, чтобы это никогда не кончалось.

Но это кончилось. Его губы оказались снова на ее губах, а он сам, одетый, накрыл собой ее, обнаженную. С довольным хмыканьем он раздвинул ноги Эйнджел и резко вздохнул. «Моя», – проговорил он чужим, резким тоном.

Слово прозвучало как выстрел. Джон Фредерик! Под маской Джон Фредерик! Муж жив! И он будет снова бить ее!

Ни за что!

Выкрикнула ли она эти слова или они прозвучали у нее в голове? Он продолжал целовать ее, все требовательнее, но она закрутила головой, стараясь высвободиться, оттолкнуть его. Ничего не получится, все повторится сначала, поняла Эйнджел и погрузилась в темноту.

Макс торопливо поправлял одежду, хмуро глядя на лежавшую перед ним женщину. Она заманила его, раздразнила – и вот пожалуйста. Ну что ж, он никогда не брал женщину, если она того не хочет.

Подняв с пола платье, он стал ждать, пока она откроет глаза. Она наверняка захочет прежде всего одеться. Все женщины так себя ведут.

– Роза, открой глаза! Роза…

Она лежала неподвижно. Кажется, она в глубоком обмороке. Странно.

Надо как-то привести ее в чувство. У женщин обычно всегда есть с собой нюхательная соль. Макс поискал в карманах ее платья и ничего не нашел. В ридикюле, валявшемся у скамьи, тоже ничего не оказалось. Леди Роузвейл – судя по всему, единственная во всем Лондоне – не носила с собой флакончик с нюхательной солью.

Макс считал себя человеком действия. Он был солдатом, а солдату иначе не выжить. Не медля ни секунды, он занялся ее одеждой. Прежде всего решил надеть на Эйнджел маску – на тот случай, если вдруг кто-то войдет. Положив ее голову к себе на колени, он завязал тесемки, стараясь не смотреть на прелестные груди. Вместо этого он занялся хитростями женского костюма. Слава богу, он не снял с нее корсет, иначе надеть его на бездвижное тело было бы просто невозможно.

Несколько минут ушло на то, чтобы натянуть на Эйнджел нижнюю юбку и платье. Про себя Макс с иронией подумал, что снимать их было намного легче. Он тогда еще радовался, что Эйнджел надела платье с застежкой впереди, легче было ее раздевать. Петельки были до смешного крохотные и тугие. Оставалось только удивляться, как он ухитрился расстегнуть их. Наконец лежавшая на скамье женщина выглядела более или менее прилично. Теперь нужно привести ее в чувство.

Кузина лежала как мертвая. Макс удивился – неужели бывают такие длительные обмороки? Может, она просто больна?

И тут ему вспомнилось, сколько эта дама выпила. Неудивительно, что она отключилась. Да она же просто пьяна вусмерть!

– Роза! – Макс легонько встряхнул ее. Бесполезно. – Роза! Проснись! – Никакого ответа.

Макс сердито скрипнул зубами. Он не мог бросить ее здесь, но и отвезти домой тоже не мог – в этом случае она поймет, что ее инкогнито раскрыто. Да и потом, что делать с волосами, они же в полном беспорядке! Макс невольно провел рукой по мягкому серебристому шелку свисавших со скамьи волос. Да и одежда тоже не сказать чтобы в порядке. Всякий, кто увидит их вдвоем, сразу поймет, чем они занимались, а знаменитые серебряные волосы мгновенно выдадут кузину.

– Роза! – позвал он уже громче. Никакого ответа. И неудивительно – это же не ее имя. Макс приблизился к ее уху, сопротивляясь соблазну коснуться языком нежной кожи, и зашептал: – Леди Роузвейл! Анджелина! Вам нельзя тут оставаться! Проснитесь!

Кузина не отзывалась. Макс удрученно покачал головой, пытаясь что-нибудь придумать. Было ясно одно – обращаться к кому-либо за помощью нельзя. Разве что…

Луиза! Вот кто поможет. Она не выдаст. Рэмзи отвез ее домой и уже наверняка вернулся. Надо послать его за Луизой и ее нюхательной солью. Придется рискнуть и оставить кузину на несколько минут. Ничего, он запрет дверь, так что баронессу никто не увидит…

Пришлось вытащить из-под ее головы сюртук, без которого он не мог показаться на людях. Ему подумалось, что подушкой кузине послужат ее густые пышные волосы. Да уж, на такой подушке с радостью поспал бы любой мужчина…

Бросив последний взгляд на спящую женщину, Макс осторожно вышел в коридор, запер дверь, положил ключ в карман и, оправив сюртук, поспешил к верному Рэмзи с его коляской.

– Где я? – Эйнджел поднесла руку к голове, которая раскалывалась от боли. Маска оказалась на месте.

«Джон Фредерик! Он был здесь!» – пронзила Эйнджел паническая мысль.

«Да нет, – возразил внутренний голос. – Ты что, забыла? Джон Фредерик давно умер».

Тогда кто же здесь был?

И вдруг все вспомнилось. Ну, не все, однако достаточно. Она пришла сюда с совершенно незнакомым мужчиной и…

Эйнджел с трудом встала, держась за скамью. Надо срочно отсюда уйти! Петельки на платье были перепутаны, значит, она не сама их застегивала, а тот мужчина в маске. Эйнджел в ужасе зажмурилась, затем перестегнула пуговицы и поправила под платьем нижнюю юбку. Маска на месте – Эйнджел потрогала ее рукой, – значит, можно сесть в экипаж и уехать от этого кошмара.

По полу были рассыпаны шпильки. Волосы! Как она выйдет с распущенными волосами? Эйнджел подняла несколько шпилек и попыталась как-то заколоть волосы, но ничего не получилось. Она не умела делать прическу, самое большее – могла бы связать волосы в пучок, будь у нее ленточка. Эйнджел пошарила глазами вокруг. Может, найдется хоть какая-нибудь бечевка? Ничего не обнаружилось.

В бальный зал возвращаться нельзя, это ясно, тут и маска не спасет. Взяв ридикюль, Эйнджел в нерешительности застыла на месте. Так, в коридоре появляться нельзя. Остается вылезти в окно.

Вместо окна она обнаружила потайную дверь. Эйнджел, обрадованная донельзя, осторожно приоткрыла ее и выглянула. Дверь выходила в сад. Эйнджел постояла, прислушиваясь. Ни звука. И неудивительно – на улице было пока слишком холодно для прогулок.

После влажного тепла оранжереи стылая весенняя ночь охватила ее пронизывающим холодом. Но накидку она сняла у главного входа, там она и останется.

Эйнджел заперла дверь, бросила ключ на дорожку и, подхватив юбки, осторожно пошла вокруг дома. Дважды она попадала на цветочные клумбы, и ее ноги проваливались в рыхлую влажную землю. Наконец Эйнджел подошла к углу дома и выглянула. В конце подъездной дорожки стояли экипажи, мерцая фонарями. Были слышны голоса.

Эйнджел поправила маску и пошла в ту сторону. Свою карету она увидела немного поодаль от остальных. Оставалось только дойти до нее под любопытными взглядами грумов и кучеров и залезть внутрь. Уж сюда-то ее неизвестный любовник не доберется.

Глава девятая

Эйнджел съежилась в самом темном уголке кареты, закрыв лицо руками. От рук пахло тем мужчиной. Ей стало противно.

Господи, какая же она дура! С Пьером она справилась, вот и решила, что справится с любым. Эйнджел вспомнила в подробностях, как все было с Пьером, каждое его движение. Поначалу было очень приятно, но в душе она совершенно ничего не чувствовала. Да и он словно бы повторял выученный урок, как студент проигрывает заученную мелодию, пока не достигнет совершенства. Все это было сплошной фальшью.

А что было с Максом? Почему-то Эйнджел не могла вспомнить, что и как он делал. Помнила только, что она дрожала точно в горячке. Она сама завлекала его. Тело как будто перестало подчиняться воле, ей не было никакого дела до морали и прочего такого.

До того ужасного момента, когда все изменилось. Когда ее любовник в маске вдруг превратился в Джона Фредерика…

Это было не в первый раз, когда она потеряла сознание. Дважды, когда Джон Фредерик бывал особенно груб, Эйнджел теряла сознание прямо под ним. Он потом ругал ее, но обморок не мешал ему сполна насладиться. По его словам, ему было безразлично, открыты у нее глаза или закрыты.

С Максом… с Максом было не так. Он был так заботлив и нежен, он пробудил в ней что-то такое…

Только сейчас все тело у нее болело точно так же, как после ночи с мужем. Вот и все его благородство! Он наверняка довел дело до конца, не обращая внимания на то, что она без сознания.

Злой смешок сорвался с губ Эйнджел. Она вела себя глупо, пришла пора расплачиваться. Захотелось завыть, закричать на всю округу. Ну почему нечто столь нежное, чудесное в один момент превратилось в грязь?

Макс возился с замком. Тот никак не хотел открываться. Если кузина пришла в себя, она услышит шум и подумает, что в оранжерею пытается ворваться кто-то чужой. Макс попробовал еще раз, медленнее, и ключ наконец провернулся.

Он распахнул дверь и вошел. Когда он уходил, кузина лежала на скамье. Теперь скамья была пуста. Баронесса исчезла. И ридикюля нет. Остались только разбросанные по полу шпильки.

Макс чертыхнулся. Это же невозможно! Когда он вернулся, дверь была заперта на ключ. Может, она прячется где-то среди растений? Вот уж не хватало только играть в прятки, совсем не то настроение. Ладно, он обыщет оранжерею, но прежде надо запереть дверь, чтобы она не могла выскользнуть в коридор.

Начав поиски с ближайшего к двери угла, он обошел всю оранжерею, заглядывая под ветки. Баронессы не было. Наконец в дальнем углу Макс обнаружил дверь, выходившую в сад. Ключа в замке не было, но он почему-то уверился, что баронесса вышла именно через эту дверь. Она вышла и заперла за собой дверь.

Искать кузину в саду не имеет смысла, она наверняка пошла туда, где стояли экипажи. Она что же, решила ехать домой одна? Совсем ничего не соображает. Надо попробовать ее перехватить.

Макс побежал по дорожке, высматривая карету баронессы. Она наверняка не ее собственная, наемная, вряд ли кузина решилась продемонстрировать свое присутствие на маскараде.

Из стоявших в ряд экипажей ни один вроде бы не собирался отъезжать. Значит, она уже уехала, если только не прячется где-нибудь. Макс подозвал одного из грумов, которые стояли, переговариваясь, и тот сообщил, что минут десять назад действительно отъехал один экипаж, он, правда, не заметил, кто в него сел.

Макс сунул груму монету и пошел к парадному входу. Вот-вот должна была подъехать Луиза. Придется как-то объяснить, что произошло, и отвезти ее домой.

Что же он скажет ей о своем свидании с баронессой в оранжерее? Только не правду. Во всяком случае, не всю правду. Кузина была так очаровательна, так соблазнительна, а когда стала страстно отвечать ему, он просто не смог устоять. Лишь когда она потеряла сознание, ему удалось взять себя в руки. Как же так? Выходит, она потеряла сознание от страха, что он возьмет ее? Уже само по себе это было непростительным оскорблением, достаточным, чтобы охладить пыл нормального мужчины.

Макс остановился в прихожей и стал ждать Луизу. Уж она-то честна и открыта в своих желаниях. Не то что баронесса, которая изображает скромницу, а в следующее мгновение ведет себя как шлюха. Неудивительно, что она спуталась с этим французом. Интересно, он-то добился своего? Если женщина заигрывает таким образом с любым, кто обратил на нее внимание, значит, проводит большую часть своего времени на спине. Уже давно должна была забеременеть.

Но она бесплодна. Может, поэтому и распутничает. Тем более нельзя позволить, чтобы она одержала победу в его схватке с французом.

С улицы послышался шум подъезжающей кареты. Наверное, это Луиза. Макс направился к выходу, все еще не решив, что он ей скажет.

– Ваши чулки пропали, миледи, и туфли тоже. – Бентон неодобрительно поджала губы. – И где ваша хорошенькая вечерняя накидка… и волосы распущены, ни одной шпильки. Это что же за…

– Бентон, – сердито оборвала служанку Эйнджел, – хватит. Я и без тебя все знаю. – Она отерла взмокший лоб. – Лучше помолчи.

– У вас наверняка жар, миледи. Я еще два дня назад это заметила, но вы же не хотели меня слушать! Шатаетесь бог знает где, да еще на голодный желудок. У вас же вчера крошки во рту не было, да и позавчера еле-еле проглотили кусочек.

– Бентон, ну пожалуйста, помолчи. У меня голова болит.

Поднеся к креслу таз с благоухающей фиалками теплой водой, Бентон осторожно вымыла Эйнджел лицо и шею, затем поставила таз на пол и омыла ей грязные, покрытые синяками ноги. Эйнджел лишь вздыхала, ощущая мягкие прикосновениям ее пальцев.

– А теперь, миледи, я скажу, чтобы вас утром не беспокоили, даже ее милость. Скажу, что вы плохо себя чувствуете и останетесь в постели.

Эйнджел легла на прохладные хрустящие простыни, опустила голову на подушки и закрыла глаза.

Бентон подоткнула под нее одеяло.

– Попробуйте заснуть.

Услышав щелчок закрывающейся двери, Эйнджел повернулась лицом к стене. Заснуть… Да она ни за что не заснет, пока в голове крутятся эти ужасные мысли… Почему она вела себя как последняя шлюха с этим незнакомцем? Что она в нем нашла? Все произошедшее виделось Эйнджел как в тумане, но главное все же помнилось ясно – она не устояла перед ним. Он оказался опытным соблазнителем и прекрасно знал, как заставить женщину отвечать ему. Это просто смешно. Муж все время брюзжал, что она лежит в постели точно бревно, а с этим Максом она была гибка, как молодое деревце. До самого того момента, когда…

Слезы потекли по щекам Эйнджел, скатываясь на подушку, слезы злости и стыда. Да, да, она не очень хорошо себя чувствовала. Да, она была не в том состоянии, чтобы ехать на маскарад, но ведь она по собственной воле выпила невесть сколько бокалов шампанского. Она сама принялась соблазнять высокого незнакомца в маске. Господи, да она заслуживает эту боль, душевную и физическую!

Эйнджел еще не спала, когда в комнату осторожно вошла Бентон и поставила стакан с ячменным отваром на тумбочку у кровати. Эйнджел открыла глаза.

– Спасибо.

Она попыталась сесть. Бентон, заботливо придерживая ее за плечи, подложила под спину подушку.

– Выпейте, миледи, это поможет вам заснуть.

У отвара был необычный вкус. Бентон явно чего-то подмешала, но спрашивать ее бесполезно, она все равно не призналась бы. Да и какое это имело значение, главное, чтобы отвар помог заснуть и забыть все, что было. Эйнджел с благодарностью осушила стакан и, опустившись на подушки, закрыла глаза.

В комнате было темно, все свечи потушены, лишь мерцал угасающий огонь в камине. Темнота окутала Эйнджел, точно мягкий бархат. Ей казалось, будто она покачивается на волнах. Вспомнилось прикосновение пальцев незнакомца к ее коже, его губы на груди. Эйнджел словно снова почувствовала боль, которую причинял ей муж, его довольное кряхтенье, когда он извергал свое семя в ее беззащитное, безвольное тело.

От этого воспоминания у Эйнджел все сжалось внутри. Ребенок… Ах, если б она родила ребенка… Если б только она была способна его родить… Но об этом не стоит и мечтать. Этого никогда не будет. Даже от Макса…

Эйнджел рывком села. Кошмар ушел, сменившись знакомой темнотой спальни. Она лежит в своей постели, одна. Муж умер, а ребенка нет. А ей приснилось, будто он есть. Только это неправда.

Боже, как ей плохо! Сколько же бокалов шампанского она выпила? Кошмар снова подступил к ней, хотя она не закрывала глаза. Снова этот незнакомый мужчина, назвавшийся Максом, и снова он водит руками по ее телу. Воспользовался ли он ее обмороком? Джон Фредерик не поколебался бы.

Эйнджел крепко зажмурилась, стараясь прогнать эту ужасную мысль. Макс не Джон Фредерик. Он был ласков и нежен. Он не поступил бы так. Это невозможно! То был всего лишь сон… кошмар. Это неправда! Не может быть правдой! Ехидный голосок где-то у нее в мозгу прошептал, что и кошмары порой становятся правдой, что, может быть, она уже понесла от Макса.

Господи, это ж надо быть такой глупой! Ведь уже несколько дней она чувствовала себя не очень хорошо – Эйнджел осознала это только сейчас – и все же упрямо отправилась на этот маскарад. Жар обычно усиливается к вечеру, но она, вместо того чтобы уехать домой и лечь в постель, принялась пить шампанское, бокал за бокалом, точно это был лимонад. И это она, которая почти совсем не пила вина. Чего уж тут удивляться, если она повела себя столь безобразно. Жар и алкоголь разрушили все ее внутренние запреты.

А теперь придется жить с этим, и никому нельзя ничего сказать, даже Бентон. Но уж с собой-то она будут честной.

Она бесстыдно заигрывала с совершенно незнакомым мужчиной, согласилась уединиться с ним… да нет, сама это предложила. И позволила ему соблазнить ее, мало того, была равноправной участницей собственного падения.

Нет, неправда! Она пыталась остановить его.

Эйнджел поежилась. Ей вдруг стало зябко. Она потуже закуталась в одеяло и свернулась клубком.

Макс. Интересно, увидит ли она его еще когда-нибудь? А если увидит – узнает ли?

Он очень высокий, выше всех ее знакомых, говорит с легким иностранным акцентом, и у него приятный, звучный голос – вот и все, что она о нем знает, помимо имени. Во сне она как будто видела его лицо, но наяву… понятия не имеет, как этот Макс выглядит. Он был накрашен и напомажен, а маску снять отказался.

Если она ошибается насчет него, то вполне может быть, что она, не приведи господь, понесла, а это будет означать погибель для баронессы Роузвёйл. Незаконнорожденный ребенок от неизвестного отца…

Внезапная боль пронзила тело. Это просто лихорадка, и больше ничего, сказала себе Эйнджел, прижимая руки к животу. Она молча молилась.

Когда Эйнджел снова проснулась, было еще темно, но у постели сидела Бентон, которая время от времени прикладывала к ее лбу лоскут, намоченный в лавандовой воде. Эйнджел с трудом разлепила веки. Все тело болело, точно ее избили.

Бентон широко улыбнулась и поднесла к ее губам чашку.

– Слава богу, вы очнулись! Попейте немножко, миледи.

– Я не понимаю…

Бентон озабоченно покачала головой.

– Лучше пока не разговаривайте, миледи. Вам надо немного окрепнуть.

Эйнджел недоуменно нахмурила брови.

– Вы были очень больны, миледи. Вернулись домой в страшном жару и уже пять дней как лежите без памяти. Мы так боялись… Вчера нам показалось даже, что все кончено. К вам столько народу приезжало, миледи. Мистер Роузвейл, ну, французский джентльмен, так вообще ни дня не пропускает. – Бентон показала на стоявшую поодаль вазу с цветами. – И каждый раз приносит свежие цветы. Посмотрите, какая прелесть!

– Убери их, – проговорила Эйнджел и сама удивилась, какой у нее хриплый голос. Болезнь не отшибла у нее памяти, она помнила каждое мгновение, проведенное с Пьером. Она ничего не хотела от него.

Бентон с недоумением посмотрела на госпожу, но послушно встала и вынесла цветы за дверь.

– Ее милость будет рада узнать, что вы очнулись, – сказала она, вернувшись. – Позвать ее?

– Не надо! – Не хватало только тети с ее вопросами.

– Я… я сказала ее милости, что лихорадка началась внезапно, – тихо проговорила Бентон. – Больше она ни о чем не спрашивала, и я не стала ей говорить, что вы уезжали.

Эйнджел вздохнула с облегчением. Это ничего, что горничная видит, как она обрадовалась. Бентон ни за что не выдаст секрета своей госпожи.

Но как быть с другим секретом? Эйнджел передернуло при мысли о том, что произошло. О том, что она может быть беременной от Макса, страшно было даже подумать.

Бентон наклонилась и подоткнула сползшее одеяло.

– А теперь отдыхайте, миледи. – Она показала на стоящий у кровати стул. – Если понадоблюсь, я здесь.

Эйнджел закрыла глаза. Это лихорадка. Она больна. Она вовсе не беременна. Макс не мог так с ней поступить.

Она повторяла это снова и снова, точно молитву, пока не погрузилась в беспокойный сон.

Во сне она прижимала к груди ребенка.

Глава десятая

– Уже три месяца, как Росс уехал, и до сих пор от него нет вестей.

– Ну будь же благоразумным, Макс. Правительство и то с трудом получает информацию из Франции. Бонапарт… – Луиза нежно обняла Макса. – Я знаю, ты очень беспокоишься за Росса. И еще знаю, что тебе не терпится присоединиться к герцогу.[7] Но ты сам говорил, что это невозможно. И мы оба знаем, что ты прав. Что же до Росса… Не надо беспокоиться, он живуч, как кошка, ты сам мне говорил.

Макс снял с плеча ее руку и заходил по комнате.

– Макс, милый мой, это не похоже на тебя. Я понимаю, тебя мучает невозможность что-то сделать. Лучше скажи, как дела у твоей кузины. Ты виделся с ней?

– Я… По-моему, она выздоровела. Выздоравливает. Я, конечно, заехал к ней, как только услышал о ее болезни, но увидеться не получилось. Она никого не принимает.

Луиза тяжело вздохнула.

– Ты считаешь, это разумно – давать свободу действий французу? Небось его-то она принимает! Маскарад еще когда был!

– Француза она тоже не приняла, хотя он ездит к ней каждый день. С цветами, – добавил Макс с нескрываемым презрением. – Мне кажется, этот тип играет роль, делает именно то, чего от него ждут. По сообщениям моих агентов, он почти все свое время и деньги тратит на то, чтобы раздобыть сведения о своей сестре.

– Это любопытно. Она вроде бы живет в какой-то деревне на юге, да? Как ты думаешь, ей не грозит опасность?

– Зависит от обстоятельств. Если Росс ее нашел, он привезет ее в Англию… хочет она того или не хочет.

– Понятно. – Луиза задумчиво посмотрела сквозь бокал. – А как ты думаешь, француз подозревает что-нибудь?

– О Россе? Не думаю. Откуда ему знать о Россе?

– Тем более странно, что он так беспокоится, тебе не кажется?

Макс кивнул. Эта мысль приходила в голову и ему самому. Чем больше он узнавал о сопернике, тем подозрительнее тот ему казался. Было что-то странное в этом человеке, называвшем себя Пьером Роузвейлом. Ему ни в чем нельзя было верить.

– Если я и не в состоянии помочь Россу, то уж по крайней мере могу защитить свою кузину от этого хлыща. Я совершенно уверен, что он мошенник. Думаю, надо еще разок наведаться к нашей дорогой баронессе. Узнать хотя бы о ее здоровье.

Луиза с улыбкой поднялась на ноги.

– Я уверена, что ты будешь вести себя разумно, дорогой мой, – проговорила она, целуя Макса в щеку.

Эйнджел изучающе посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она ужасно – темные круги вокруг глаз, впавшие щеки… Она и подумать не могла, что так тяжело заболеет и так долго будет поправляться.

Но разве она поправилась? Да, изнуряющего жара больше не было, но это и все. В остальном ей было не лучше, чем прежде. Она стояла на краю гибели, потому что с каждым днем в ней крепла уверенность, что она беременна от неизвестного любовника.

Каждый день она молилась о том, чтобы начались месячные, но напрасно. Она постаралась припомнить все, что рассказывала когда-то ненавистная акушерка о других признаках беременности. И все сходилось. Груди как будто набухли, талия раздалась, а в последние несколько дней ее стало тошнить, особенно по утрам.

Скоро Бентон заметит, что происходит с госпожой, и тогда секрет Эйнджел раскроется.

Если она в самом деле беременна от Макса, если доносит ребенка до родов, она погибла, и винить в этом некого, кроме себя. Макс сделал лишь то, чего она сама от него хотела.

Он снился ей почти каждую ночь. В снах она лежала в его объятиях и отвечала на его любовь, на прикосновения мужских рук к ее жаждущему телу. В снах она видела его лицо, которое утром не могла вспомнить.

Посоветоваться не с кем. Если она действительно беременна, времени остается мало. Скоро будет невозможно скрывать свое состояние, и пойдут сплетни. Единственное, что можно сделать, – это найти мужа до того, как беременность станет заметной. Но где он, этот муж? Даже лондонские охотники за состоянием вряд ли пойдут на такой поспешный брак, пусть даже невеста богата. Наверняка что-то заподозрят. Макс – вот за кого надо бы выйти замуж, но…

Эйнджел тяжело вздохнула. На это не стоит и надеяться. О Максе ничего не слышно. Значит, надо искать кого-то другого.

Взгляд Эйнджел остановился на вазе с цветами. Пьер Роузвейл продолжает приезжать и каждый раз привозит цветы. Эйнджел был неприятен и запах, и сам вид этих цветов. С Пьером она держалась учтиво, особенно в присутствии леди Шарлот, но, имеет ли он права на графский титул или не имеет, ей теперь было совершенно безразлично. Ясно как день – Пьера интересует только его сестра, и в этом есть что-то отталкивающее.

Но Пьер холост, и Эйнджел ему нравится, а это значило, что его можно уговорить сделать ей предложение, пусть хотя бы ради ее богатства. И еще он должен согласиться заключить брак срочно.

Эйнджел тряхнула головой. Ну о чем она думает? Пьер ей противен, как же она выйдет за него?

Однако выбора нет. Или она выходит замуж в считанные недели, или ей конец и ребенок ее будет незаконнорожденным. Так что она пойдет и за Пьера, чтобы всю жизнь расплачиваться потом за свое сумасбродство.

Макс поклонился и окинул взглядом пышно убранную гостиную.

– Добрый день, кузен. – Леди Шарлот сделала шаг ему навстречу, однако руки не протянула, просто чуть присела. Понятно, она решила изображать гранд-даму.

Макс почувствовал раздражение, но не удивился, отнюдь. На морщинистом лице леди Шарлот была ясно написана неприязнь. Макс не понимал, чем она была вызвана, разве что только тем, что он принадлежал к младшей линии рода Роузвейлов, к которой принадлежали также Огастес и Мэри.

Натянув на лицо точно такое же брезгливое выражение, он посмотрел на старую леди сверху вниз.

– Добрый день, мэм. Я надеялся выразить свое почтение леди Роузвейл. Насколько я знаю, она поправилась, но… – Макс медленно обвел взглядом комнату.

Леди Шарлот быстро опустила взгляд.

– Моя племянница… она еще не совсем здорова, сэр. Я уверена, она будет польщена тем, что вы удостоили ее своим визитом.

Макс прошелся по комнате. Ну нет, от него они так легко не отделаются.

– Как я понимаю, леди Роузвейл чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать других посетителей? – Он кивнул в сторону очага, около которого сидели на диванах несколько дам. При появлении Макса они прекратили болтовню и стали молча следить за поединком между хозяйкой дома и новым гостем. Макс был уверен, что они внимательно прислушиваются к каждому их слову. Ну что ж, он не даст им повода говорить, что графу Пенроузу дала от ворот поворот какая-то старуха. – Меня моя кузина, несомненно, примет, – проговорил он с некоторой даже угрозой в голосе.

– Несомненно, – эхом повторила леди Шарлот, не поднимая глаз. – Может, выпьете чаю, кузен, пока будете дожидаться? – Она показала на свободное место на диване. – Моя племянница принимает воздушные ванны, сэр. Ей предписано дважды в день совершать прогулки на свежем воздухе. Я уверена, она скоро вернется. Но если вы не можете подождать…

Умно. Но недостаточно умно.

– Есть особая причина, по которой я хотел бы непременно поговорить с леди Роузвейл именно сегодня, мэм. Если вы скажете мне, где ее найти, я присоединюсь к ней.

Глаза старухи сузились. Она поняла, что проиграла.

– Моя племянница гуляет в парке, сэр. Прошу вас помнить о том, что она пока еще очень слаба. Доктор сказал, что ее ни в коем случае нельзя волновать.

Макс поклонился.

– Я буду предельно внимателен к самочувствию леди Роузвейл, мэм, вы ни в коем случае не должны беспокоиться. До свидания, мэм. И вы, леди. – Он отвесил поклон в сторону очага и, выйдя за дверь, спустился в просторный, отделанный мрамором холл. Странно, почему он не увидел баронессу, когда приехал, ведь он шел как раз через парк. Там гуляли несколько человек, но среброволосой кузины среди них не было.

– Ваше сиятельство желает обогнуть дом снаружи? – послышался голос за спиной, когда Макс шел к выходу. Он обернулся. На него удивленно смотрел старый дворецкий.

– Я иду в парк. Как я понял, леди Роузвейл гуляет там, – пояснил Макс.

Дворецкий несколько снисходительно улыбнулся.

– Боюсь, получилось небольшое недоразумение, милорд. Леди Роузвейл гуляет в частном парке за домом. Ваше сиятельство позволит мне показать дорогу?

– Да-да, спасибо, мм?..

– Уиллет, милорд.

– Спасибо, Уиллет. – Макс положил монету на подставленную ладонь дворецкого.

– Сюда, милорд, прошу вас, – сказал старик и пошел по коридору. Потом вдруг обернулся, бросил на Макса острый взгляд через плечо и остановился. – Может быть, вашему сиятельству интересно будет узнать, что ее милость гуляет со своим кузеном, монсеньором Пьером Роузвейлом. Он был… чрезвычайно внимателен во время недомогания ее милости.

Старик явно относился к французу с большим подозрением, это чувствовалось уже по тому, как он произнес его имя. Макс достал из кармана еще одну монету и повертел в руке.

– И как часто они гуляют вместе, Уиллет?

– Вчера гуляли в первый раз, милорд, а до этого ее милость была слишком слаба, чтобы выходить из дома.

Макс как бы в раздумье потер лежащую на ладони монету большим пальцем.

– Но он приезжал каждый день с тех пор, как ее милость стала спускаться в гостиную. Вот уже неделю, милорд.

– Спасибо, Уиллет. – Макс уронил монету на ладонь дворецкого. – А теперь, может, покажешь мне дорогу к парку?

Дворецкий кивнул и пошел дальше по коридору.

Эйнджел снова вздохнула и сунула руку поглубже под локоть Пьера. Ничего не получается. Она просто не может заговорить прямо о том, что ей нужно. Как об этом сказать? Не принято, чтобы женщина делала предложение мужчине. Это просто невозможно.

Чем дольше она обиняками пыталась подвести Пьера к волновавшей ее теме, тем яснее становилось, что, если его не подтолкнуть, он никогда не сделает ей предложения. Ему нужна ее помощь, чтобы восстановиться в правах на титул, и ее деньги, чтобы разыскать необходимые свидетельства, но, чтобы ради того и другого надеть Эйнджел на палец обручальное кольцо, такого у него и в мыслях нет. Ему достаточно поддержки со стороны Эйнджел, то есть, скорее, со стороны леди Шарлот.

– Боюсь, мы не получим сведений из Парижа, пока там Бонапарт. Я… то есть моя тетя очень обеспокоена тем, что дело так затянулось.

– Я разделяю ее беспокойство.

– Наверное, это нелегко для вас – быть просто мистером Роузвейлом, не имея положения в обществе. Я могла бы вам помочь, но… Нет-нет, не могу.

Пьер остановился. Вид у него был насупленный, но и таким он был необычайно красив.

– Моя дорогая кузина, не беспокойтесь о моем будущем, тем более сейчас, когда вы только-только оправились после тяжелой болезни. – Пьер погладил ее по волосам и легонько поцеловал в щеку. – Лучше думайте о чем-нибудь приятном. Посмотрите, – он повел перед собою рукой, – весна, все пробуждается к жизни.

Эйнджел сглотнула. Может, в его словах скрывается тайный смысл?

– Я ничуть не сомневаюсь, что Веллингтон разобьет узурпатора, – продолжал Пьер. – Вы же сами мне говорили, что ваш доблестный герцог не потерпел ни единого поражения. Это лишь вопрос времени. А тогда вы пошлете за Жюли… как обещали.

– Герцог не станет встречаться с Бонапартом, пока не будет готов к этому, – веско проговорила Эйнджел. – Он потому и не потерпел ни единого поражения, что всегда завязывал сражения там и тогда, когда сам того хотел. – Увидев вопрос в глазах Пьера, она закончила: – Могут пройти недели, даже месяцы, прежде чем состоится битва. А между тем ваше положение становится все более шатким.

– Но почему? Ведь на моей стороне поддержка баронессы Роузвейл и леди Шарлот Клэр.

– В этом-то и состоит трудность. Понимаете… должна сказать вам, кузен, что, поскольку ваши притязания ничем не подкреплены… и решительно оспариваются моим кузеном Фредериком… мне становится все труднее видеться с вами и поддерживать вас по-прежнему. Не забудьте, я пока еще довольно молода и… хотя и вдовствую, не могу поступать так, как мне бы хотелось.

Пьер молча смотрел на Эйнджел, прищурив глаза. Может, вспоминал маскарад, где она поступала так, как ей хотелось?

– Если я и дальше буду встречаться, гулять, беседовать с вами, как раньше, может пострадать моя репутация. Пойдут сплетни, будто я намеренно выдаю вас за своего кузена, чтобы встречаться наедине. Будут говорить, что я… что мы… Другое дело, если б я была замужем. В последние дни, пока болела, я и еще кое о чем задумалась, понимаете? Что, если я умру? – Эйнджел умолкла на мгновение, переводя дыхание. – Как глава семейства Роузвейлов, я должна выйти замуж. И это необходимо сделать, пока я достаточно молода, чтобы… – Эйнджел замолчала окончательно, ужасаясь тому, что она едва не произнесла. Это было бы за гранью всяких приличий.

Пьер поднес ее руку к губам.

– Моя дорогая кузина, благодарю вас за то, что избрали меня своим наперсником. Вы совершенно правы. Я понимаю вашу озабоченность и ваши чувства. И я согласен с вами, что первейшая обязанность носителя титула состоит в том, чтобы как можно скорее сочетаться браком и родить наследника. Я сам тоже это сделаю, как только мои права будут подтверждены. Но до тех пор ничего нельзя решать, я имею в виду себя. – Он снова поцеловал руку Эйнджел. – И, уж конечно, я понимаю ваши затруднения. С вашей деликатностью, чувствительностью… Обещаю, я постараюсь ничем не обременять вас, моя дорогая леди. Если пожелаете, я больше не стану к вам приходить.

Эйнджел стиснула зубы. Ничего не вышло!

– Добрый день, кузина.

Резкий, донельзя знакомый голос раздался из-за спины, со стороны дома. Эйнджел круто повернулась. К ней вольной походкой, с легкой улыбкой на губах шел кузен Фредерик. У Эйнджел тяжело забилось сердце. Как долго он стоял там? Слышал ли, что она говорила? Ей казалось, что хуже положения, чем у нее сейчас, просто быть не может, только она забыла про мстительного графа Пенроуза. Уж у него-то нет никаких резонов щадить ее, не говоря о Пьере.

Кузен Фредерик смерил презрительным взглядом Пьера и повернулся к нему спиной. Это было преднамеренное оскорбление.

Да, Пьер беден… возможно, не имеет прав на титул, но он джентльмен, это несомненно, и с ним полагается вести себя соответственно.

– Полагаю, сэр, вы знакомы с моим кузеном, монсеньором Пьером Роузвейлом? – произнесла она ядовито.

Граф сощурился, слегка повернулся к Пьеру и отвесил несколько шутовской поклон.

– Шапочное знакомство, кузина.

Пьер покраснел.

– Я пришел узнать о вашем здоровье, кузина, – сказал граф. – Надеюсь, вы полностью поправились?

Глядя на Эйнджел, он был поражен, до чего же изнурила ее болезнь.

Эйнджел наконец вспомнила о манерах.

– Благодарю вас, кузен. Я… мне намного лучше, хотя пока мне не позволяют выходить за ограду этого сада.

– Очень рад это слышать, мэм. Ваши родные… – граф бросил презрительный взгляд в сторону Пьера, – наверняка довольны, зная, что вас ни на минуту не оставляют без присмотра.

Он дернул Эйнджел за руку, отрывая ее от Пьера. Она была слишком ошеломлена, чтобы протестовать, даже когда граф положил ее руку на свою. Пьер ошарашенно застыл на месте.

– Вы должны извинить нас, сэр, – пробурчал граф, – но нам с баронессой надо обсудить кое-какие семейные дела. – Пьер сделал шаг вперед, граф с холодной улыбкой поднял руку. – Не затрудняйтесь, сэр. Будьте уверены, моей кузине ничто не грозит. Мы пройдемся еще разок по парку, а затем я отведу леди Роузвейл домой. – Он кивнул. – До свидания, сэр.

И он повел Эйнджел по дорожке, а Пьер с обескураженным видом остался стоять.

Эйнджел вконец растерялась. Единственное, чего ей хотелось, – это убежать подальше от чернобрового кузена и его «семейных дел». Наверняка пришел, чтобы снова поругаться, а ей с ним не справиться, вон он какой огромный, выше всех, кого она знает, за исключением Макса. Да нет, Макс повыше, и не такой страшный, и голос у него не такой резкий.

Трещина в дорожке заставила Эйнджел покачнуться, кузен крепко обхватил ее, не давая упасть. По ее спине пробежал странный холодок, она уставилась глазами в землю.

– Все в порядке, вы можете идти дальше?

Эйнджел кивнула. Избавиться от кузена не было никакой возможности.

– Прекрасно, – сказал он и повел ее по дорожке, даже не оглянувшись на Пьера. Какой грубиян!

Эйнджел украдкой обернулась. Пьер исчез. Этого и следовало ожидать. Ее оставили наедине с кузеном Фредериком. Судя по его мрачному виду, разговор с ним не предвещал ничего хорошего.

Глава одиннадцатая

Вид Эйнджел потряс Макса. Лицо осунулось и словно потемнело, даже прекрасные волосы как будто потускнели. Должно быть, в самом деле она была тяжело больна.

Они медленно, не говоря ни слова, шли по дорожке. Кузина тяжело опиралась на его руку, из чего Макс заключил, что она действительно очень слаба.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы отвлечься от ощущений, которые вызывала в нем ее близость. Нельзя было забывать о ее болезни, тем более что часть вины лежала на нем. Ему вспомнилось, как там, на маскараде, она несколько раз жаловалась, что ей жарко. Наверняка ее начинало лихорадить. Да еще это шампанское… Она явно непривычна к алкоголю. А потом эта сцена в оранжерее…

Макса удивило, что все произошедшее там вспоминалось как-то неясно, отрывками. Обычно он никогда не терял самообладания с женщинами, а тут… Запомнилось более или менее четко лишь начало… и конец. Он был в бешенстве и хотел преподать ей урок. Хотел показать ей, какой опасности она себя подвергает, уединяясь с мужчиной. Хотел просто попугать ее, а вместо этого… Стало непонятно, кто кого соблазняет, он ее или она его. Лишь ее неожиданное сопротивление в самый последний момент заставило его опомниться.

Макса просто корежило от стыда, когда он вспоминал тот вечер. Он позволил страсти возобладать над рассудком. Он вел себя недостойно джентльмена. Если б не обморок, еще неизвестно, как бы он себя повел. Да уж, злость плюс похоть – опасная штука. Гнев затмил ему разум.

Надо бы извиниться перед ней, но Макс понимал, что этого никогда не случится, она не знает, кто был ее соблазнитель, и было бы глупо говорить ей правду. Лучше помочь ей справиться с проблемами, стоящими перед ней сейчас. Главная проблема – мошенник-француз. Судя по тому, что Макс видел, он явно претендует на ее руку. Ну конечно, он – нищий эмигрант, она – богатая аристократка. Этот юнец наверняка постарается уговорить кузину выйти за него.

– Кузен Фредерик…

Макс сжал зубы. Снова это имя, которое он терпеть не может!

– Кузен Фредерик, я хотела спросить, что вы собираетесь предпринять в связи с графством? Наверное, именно это «семейное дело» вы решили обсудить со мной? – Ее взгляд все еще был прикован к дорожке, но голос прозвучал твердо.

Макс призвал себя к терпению.

– А что вы можете сказать мне по этому вопросу, кузина? – Максу показалось, что он застал ее врасплох.

– Ну… – заговорила она, – я бы на вашем месте отказалась от титула, если б были представлены, проверены и подтверждены доказательства в пользу истинного графа Пенроуза.

– Мне нет нужды представлять доказательства, мэм. Мое рождение не вызывает сомнений. Даже у вас. – Он посмотрел на кузину, ожидая возражений.

Ее взгляд дрогнул лишь на миг.

– Вы правы, сэр, но только в одном. Что же касается права наследования, то здесь есть сомнения, и мы оба это знаем.

– Понятно. Вы полагаете, что этот сладкоречивый француз – законный наследник вашего дяди, да?

– Я… дело в том, что я…

– Я думал, вы умнее, мэм, – с горечью сказал он.

Это стало искрой, от которой Эйнджел вспыхнула как порох.

– Ваше поведение, кузен, вряд ли поможет вам заручиться моей поддержкой в этом деле.

Макс удивился: слаба-то слаба, но какая твердость! Неординарная женщина, только не надо показывать, что он о ней думает.

– Скажу откровенно, сэр, я не поддерживаю ни одну из сторон. Как глава семейства Роузвейлов, – она произнесла последние слова с гордостью, – я обязана позаботиться о том, чтобы по отношению к обоим претендентам была соблюдена справедливость.

Макс про себя согласился с кузиной. Это было честно.

– Даже по отношению к вам, – добавила она сквозь зубы.

А вот это лишнее! Макс еле удержался, чтобы не выругаться. Да как она смеет!

– Если хотите знать, – снова заговорила кузина, – моя тетя леди Шарлот Клэр абсолютно уверена, что наследником моего дяди является Пьер. Леди Шарлот поддерживала связь с моим дядей, когда тот уехал во Францию. У неё сохранились его письма и портрет Амалии д'Эре, жены дяди Джулиана. Сходство между Амалией и Пьером бросается в глаза.

– Но это все, чем вы располагаете, не так ли? Хотите, догадаюсь? В письмах вашего дядюшки нет ни слова о рождении законного сына, так?

Эйнджел покраснела – то ли рассердилась, то ли растерялась.

– Переписка прервалась вскоре после начала Французской революции, а как раз накануне ее родились Пьер и его сестра. Да… то есть нет, в письмах о них не упоминается. – Эйнджел подняла глаза. – Теперь вы довольны, кузен?

– Пока да. Благодарю за прямоту.

– Все, не вижу смысла в нашем разговоре. Буду благодарна вам, сэр, если вы отведете меня домой. Больше я вас не задерживаю.

Макс и в самом деле был доволен своей столь легкой победой. Легкой ли? Об этом еще надо было как следует подумать.

* * *

Сославшись на головную боль, Эйнджел направилась в свою спальню. Разговаривать сейчас с тетей Шарлот и ее приятельницами она была просто не в состоянии.

С Пьером она потерпела поражение. И с кузеном Фредериком тоже. Эйнджел опустилась в шезлонг и закрыла голову руками. Надо искать какое-то место, где можно будет спрятаться… пока не родится ребенок, а потом…

– Принести отвара?

– Что? Ах, это ты. Нет, не надо.

Бентон сочувственно кивнула.

– По-моему, вы слишком рано начали принимать визитеров, миледи. Посмотрите, какая вы худая. Да и с месячными непорядок… – Бентон мгновение помедлила. – Хотя это не такая уж большая потеря, если вспомнить, какие у вас боли.

Боли. Да Эйнджел готова вытерпеть любую боль, только бы быть уверенной, что она не забеременела от Макса.

– Ну ладно, миледи… – Бентон сняла с госпожи туфли, положила ее ноги на шезлонг и, укрыв ее шалью, поворошила огонь в камине. – Ну вот, так-то лучше.

Эйнджел, лежа с закрытыми глазами, не вслушивалась особо в болтовню горничной. Наконец дверь негромко щелкнула, и в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине. Эйнджел вздохнула и с облегчением вытянулась. Ей нужно принять важное и опасное решение, но для этого требуется ясный ум. Прежде надо отдохнуть и успокоиться после разговора с несносным кузеном. Ну не странно ли – всякий раз, как они встречаются, непременно ссорятся. Ему просто нравится выводить ее из себя.

Впрочем, сегодня он был прав. С чего вдруг она решила, что он добровольно откажется от титула? Он имеет полное право требовать, чтобы Пьер представил доказательства правомочности своих притязаний… если они у него есть.

Макс грубо, по-солдатски выругался. Ну что за шпиков он нанял – полные идиоты, умудрились потерять Пьера Роузвейла. Тот, конечно же, заметил слежку, не такой он дурак.

Даже совсем не дурак. Прошла уже почти неделя с того момента, как после встречи у Беркли-сквер он спокойно вышел из дома баронессы – и исчез из-под носа Максовых агентов. Те разыскивали его битых четыре дня, а потом заявились к Максу сообщить, что объект потерян.

Макс снова чертыхнулся, налил в стакан бренди и залпом выпил. Это не помогло.

Надо придумать какой-то иной способ оградить баронессу от посягательств француза. Макс думал – и, как оказалось, ошибся, – что будет нетрудно заставить его отстать от леди Роузвейл. Пригрозить, пообещать денег…

Черт возьми, что теперь делать? Должен же быть какой-то выход!

Выход оказался таким простым, что Макс даже рассмеялся. Пока леди Роузвейл одинока, ей грозит опасность со стороны француза, который мечтает заполучить ее руку и, наверное, ради этого пойдет на все. Возможно, даже применит силу. Макс от этой мысли поморщился, но надо было принять во внимание и такой вариант. Если баронесса и дальше станет посещать такие собрания, как тот маскарад, она будет легкой добычей. Ее можно похитить и держать где-то, пока в обществе не поднимется шум и ее репутации не придет конец. В этом случае она будет благодарна любому, кто предложит ей брак, даже французу.

В общем, она в опасности, пока одинока. Значит, ей надо снова выйти замуж.

Налив еще один стакан, Макс принялся перебирать кандидатуры. Росс вполне подошел бы, но его в Англии нет, и неизвестно, когда он вернется. Другие… Проклятье, все или игроки, или бабники, или моты, которые пустят по ветру состояние Роузвейлов, как только наложат на него лапу, а на жену им будет наплевать. Макс не хотел такой участи для кузины.

Можно, конечно, жениться на ней самому. Боже правый! Что за идиотская мысль! Да они, не пройдет и недели, поубивают друг друга, если она первая не отправит его в сумасшедший дом. Это все Росс, это он сказал, что Максу следует жениться на баронессе. Росс далеко, а его слова застряли у Макса в голове. А еще, между прочим, тот сказал, что если леди станет противиться, то можно ее похитить.

С коротким смешком Макс плюхнулся в кресло. Это же сумасшествие! Он не может принудить женщину выйти за него, что же до похищения… Нет, это отпадает.

Логика требовала попросить встречи с баронессой и спокойно объяснить, какая опасность ей грозит. Она неглупая женщина и не станет отмахиваться от того, что он скажет. Все взвесит и признает его правоту. А это даст ему уверенность, что она больше не подпустит к себе француза.

Макс взял лист бумаги и быстро набросал письмо баронессе с просьбой принять его при первом же удобном случае для приватной беседы, намекнув, что располагает информацией, напрямую ее касающейся. Уже одно только любопытство должно заставить ее согласиться.

Допив бренди, Макс отправился к Луизе. Уж она-то не станет с ним цапаться.

Эйнджел никак не могла успокоиться. Ах этот нахал! Да как он смеет! Схватив письмо кузена Фредерика, она еще раз пробежала его глазами. Да он не просто нахал, он заслуживает кнута. Эйнджел в раздражении разорвала письмо в клочья.

Завтра она приступит к осуществлению своего плана. Суть его в том, чтобы самой уехать в Роузвейлское аббатство, а тетю Шарлот уговорить остаться в Лондоне. В свете решат, что леди Роузвейл уехала в свое поместье для поправки здоровья после тяжелой болезни, поговорят с неделю, а потом забудут.

А Эйнджел тем временем поищет место, где можно будет укрыться, пока все не кончится. Напрасно она пыталась убедить себя, что никакой беременности нет, что она ошибается. Какая может быть ошибка, когда прошло уже столько дней! А еще – в глубине души она хотела этого ребенка, хотела стать матерью. И пусть она родит его вне брака, все равно это лучше бесплодия.

– Карета подана, миледи, – сообщила Бентон, открыв дверь.

Эйнджел стала спускаться по ступеням.

– Может, будет лучше, если я поеду с вами, миледи? – озабоченно спросила Бентон.

– Спасибо, не надо, – твердо отказалась Эйнджел. – Я недалеко, да и в последние дни мне стало намного лучше. К обеду вернусь. – Она с улыбкой посмотрела на обеспокоенную горничную. – Сегодня вечером я разрешу тебе выбрать для меня платье, пора надеть какое-нибудь из самых модных произведений Селестины. А моя верная горничная сделает мне подходящую к новому платью прическу. Ну как, ты довольна?

Бентон засияла.

– О, миледи, наконец-то! Я так рада, что вы стали почти такой, как прежде. Обещаю, вы у меня будете точно принцесса!

– Ну ладно, я приеду где-то через час и перед обедом хочу принять ванну. Вот тогда ты и сотворишь свое чудо, – весело сказала Эйнджел.

Макс еле удержался, чтобы не порвать на куски отвратительное письмо, которое он получил в ответ на просьбу о встрече. Два дня молчала – и вот пожалуйста! Одно высокомерие.

Налив в стакан мадеры, он опрокинул его в рот и уселся в свое любимое кожаное кресло. Тоска… До чего же скучно ждать, сидя в четырех стенах! Был бы Росс, он бы его развеселил, но его нет, так что ничего не остается, как попытаться развеселиться самому.

Например, попробовать поразмышлять о кузине без раздражения. Странно, но при воспоминании о ней Максу приходило на ум слово «невинность». С чего вдруг? Что за глупая идея! Она же вдова, несколько лет была замужем. Она не может быть невинной.

И все-таки в том, как она ему отвечала, было что-то странное, как будто она впервые испытывала страсть, как будто была не уверена в том, что должно последовать дальше и что она должна при этом чувствовать. А потом, без всякого предупреждения, стала отталкивать его и потеряла сознание. И это было самое странное.

За какие-то считанные мгновения она перешла от страстного желания к…

Может, испугалась? Макс похолодел от этой неожиданной мысли. Но ведь он не…

Дверь открылась.

– Милорд, леди выехала из дома.

Наконец! Макс вскочил и пошел к двери.

Эйнджел стояла, склонив голову, у могилы. Она задержалась дольше, чем намеревалась, Бентон наверняка будет беспокоиться. Ладно, ничего.

Эйнджел наклонилась и прочла надпись на памятнике, водя по нему пальцем: «София Элизабет, любимая жена Джеймса Мильтона, родилась -1790, умерла – 1812». Эйнджел попыталась помолиться за свою самую близкую подругу. Бедная София, она умерла такой молодой, пытаясь родить мужу долгожданного наследника.

Присев на корточки, Эйнджел стала поправлять принесенные ею цветы. Она не слышала шагов по мягкой траве и не чувствовала, что кто-то стоит за спиной, пока на нее не упала тень, загородив теплое весеннее солнце.

Эйнджел испуганно выпрямилась, сильные руки схватили ее за плечи и стали трясти. Это снова был несносный кузен Фредерик. Наконец он разжал руки, но вид у него был такой сердитый, что в любой момент можно было ожидать нового нападения. А вокруг ни души, звать на помощь бесполезно – и часовня, и дорога далеко.

– Объясните-ка мне, что означает ваше идиотское письмо, которое я получил вчера! – Голос кузена дрожал от гнева, он почти кричал.

– Оно означает именно то, что в нем написано, сэр, – ответила Эйнджел, вскипая. – Что я не вижу смысла в том, чтобы уделять вам время для беседы и слушать ваши грязные намеки насчет моего кузена Пьера Роузвейла.

Он как-то по-мальчишески запустил пальцы в свою густую шевелюру.

– Вы глупая женщина, – сказал он. – Ваш так называемый кузен – мошенник, охотник за деньгами. Наложить руку на вас и ваше состояние – вот чего он добивается. Неужели вы этого не видите? Ему нужно просто потянуть время, пока вы окончательно не потеряете репутацию, а тогда сами будете рады надеть себе на палец его кольцо.

Эйнджел была слишком потрясена, чтобы что-то ответить, да и кузен Фредерик так спешил выговориться, что она не могла вставить и слово. Он почти не умолкал даже для того, чтобы перевести дыхание.

– И посмотрите на себя. Стоите тут одна-одинешенька, даже служанки нет рядом. Любой может покуситься на вас. Вы дорого стоите, кузина. И не должны допустить, чтобы такая добыча попала в недостойные руки.

К концу этой филиппики Эйнджел была так же зла, как и ее кузен.

– А вы, сэр, конечно же, самый достойный человек в Лондоне, да? Я должна остерегаться, как бы меня не обманул мой кузен Пьер или любой другой, ну а вы, естественно, выше всего этого.

– Вы что себе вообразили, мадам, – что я явился сюда, чтобы обманом заставить вас выйти за меня замуж, и все это ради ваших денег?

– А если не это, так что вас сюда привело?

– Великий боже, женщина, да я пришел, чтобы предупредить вас. Неужели вы так предубеждены против меня и моих родных, что не способны понять, когда вам хотят добра?

Эйнджел делано засмеялась.

– Это вы-то хотите, кузен? Вот уж не думаю.

Он побелел от гнева.

– Мужчина, который будет так глуп, что женится на вас, мадам, быстро раскается в этом. Да он, если у него будет хоть капля ума, упечет вас в сумасшедший дом.

– Ну, хватит, сэр! Вы зашли слишком далеко! Нам не о чем говорить. – Эйнджел быстро пошла к выходу с кладбища, но он в два шага нагнал ее и схватил за руку, заставив остановиться.

Глубоко вдохнув, словно стараясь взять себя в руки, он снова заговорил:

– У вас два пути, мадам. Или вы даете мне слово, что не выйдете за Пьера Роузвейла независимо от того, что у вас с ним было, или я приму меры, чтобы вы вообще не могли выйти за кого бы то ни было. Вы можете дать слово? Или твердо намерены продолжать свое сумасбродство?

– Буду благодарна, если вы отпустите мою руку, сэр, – процедила Эйнджел, но кузен и не подумал ее отпускать. Это стало последней каплей. – А, – заговорила она, – понимаю, вы же мой наследник. Естественно, вы все сделаете, чтобы не дать мне выйти замуж. Ведь, если я выйду за Пьера и рожу ребенка, вы останетесь при своем пустом титуле.

– Наследник меня волнует меньше всего, кузина. Вы же бесплодны, а бесплодная женщина не может родить наследника.

– А вот тут вы ошибаетесь, сэр. Я вовсе не бесплодна. Мало того, сейчас я… – Эйнджел испуганно умолкла, глядя на удивленное лицо кузена. О господи, да она же в порыве гнева проговорилась, и кому – человеку, который является ее врагом. Эйнджел попробовала проскочить мимо него, добежать до ворот, прежде чем расплачется.

Он снова удержал ее за руку.

– А-а, вот, значит, как обстоят дела. Вы беременны и выходите за Пьера Роузвейла. Да, конечно, надо выходить. Но поверьте мне, мэм, вы будете жалеть об этом всю жизнь.

– Не буду, сэр. – Эйнджел упорно не оборачивалась к кузену, чтобы он не увидел, какое у нее убитое выражение лица. – Может, я и стану жалеть о своих поступках, но среди них не будет брака с Пьером Роузвейлом. Он не намерен жениться, пока не решится положительно его дело. А пока вы остаетесь графом Пенроузом, мне придется искать себе в мужья кого-то другого, иначе я… – Эйнджел беспомощно умолкла и, вырвав свою руку, побежала к карете.

Он не стал ее преследовать. Подбежав к часовне, Эйнджел остановилась, чтобы отдышаться, достала платок и вытерла глаза. Если кучер заметит, что она плакала, она скажет, что была на могиле своей подруги Софии и расстроилась.

Что же до остального, то об этом страшно было и подумать. Ей казалось, что хуже положения, чем у нее сейчас; просто не может быть. Как бы не так. Теперь она целиком зависит от Фредерика, графа Пенроуза, а у него единственная цель – погубить ее.

Глава двенадцатая

Макс не мог разобраться, что его бесит больше – женщина, которая ведет себя как последняя шлюха, или мужчина, который переспал с ней и бросил беременную. Судя по всему, она не потеряла сознание, когда лежала со своим драгоценным Пьером. Или этот подлец довел дело до конца, ни на что не обращая внимания. В обоих случаях все это выглядело мерзко.

Макс чуть не расхохотался. Это ж надо! Он хотел сосватать эту женщину за Росса, даже мелькнула мысль, не жениться ли на ней самому. Конечно, она хороша, ничего не скажешь, но не для порядочного мужчины. Еще повезло, что он узнал обо всем вовремя.

Итак, что мы имеем? Француз. Он, без сомнения, хорош собой, обаятелен, наверняка нравится женщинам, и баронесса клюнула. Что там говорил про нее Росс? Что она вела затворническую жизнь и никогда не появлялась в свете. Потому и стала легкой добычей Пьера Роузвейла.

Но тут что-то не сходится. Почему он отказывается на ней жениться? Почему настаивает на том, чтобы подождать, пока решится его вопрос? Графский титул не такая уж большая ценность, ведь к нему не прилагается состояние. Богатство Роузвейлов в руках кузины, которая к тому же носит под сердцем наследника, так что француз вроде бы должен постараться закрепить баронессу за собой. Как отец наследника баронства, он получит контроль над поместьями до совершеннолетия своего ребенка.

Так чем же отсутствие графского титула мешает ему жениться? Похоже, это просто отговорка, чтобы не жениться.

Впрочем, размышлял Макс, не имеет особого значения, чем руководствуется Пьер Роузвейл. Если этот прохиндей ответствен за то, в каком состоянии оказалась баронесса, он должен жениться на ней и дать ребенку свое имя. У баронессы нет ни отца, ни братьев, которые могли бы защитить ее честь. Получается, задача заставить француза поступить достойным образом опять же падает на него, Макса.

Жаль, что француза нельзя вызвать на дуэль, Макс с удовольствием попортил бы ему его смазливую физиономию, но не сильно, к сожалению. Жених в день бракосочетания должен выглядеть пристойно.

Бедная женщина. Неудивительно, что она окрысилась на Макса. Беременная – и не замужем. Каково! Если на то пошло, Макс готов пожертвовать своим графским титулом. Пусть француз забирает его себе. В конце концов, от этого титула ничего, кроме забот. Он с радостью станет снова просто капитаном Роузвейлом.

В общем, надо действовать. Решение проблем кузины – она должна выйти за отца своего ребенка, даже если придется привести его к алтарю силком. А для этого Пьера Роузвейла надо найти. Пусть агенты постараются, он пообещает им двойное вознаграждение, если отыщут быстро.

Сам он тоже не станет бездействовать, присоединится к охоте и, если повезет, разыщет француза где-нибудь в лондонских закоулках. Да уж, приятная будет встреча.

Понадобилось четыре дня и затраты, непомерные для Максова кошелька, чтобы добиться-таки результата. Француза нашли в Дувре. По сообщениям агентов, он пытался узнать что-нибудь о положении в Тулоне. Пьер Роузвейл, хотя и был мошенником, беспокоился о сестре. В настоящий же момент он находился в кабинете Макса под присмотром двух агентов.

Макс открыл дверь и вошел с видом офицера, проверяющего свое подразделение. Француз, со связанными за спиной руками, стоял у очага. Макс смерил его взглядом. Выглядел пленник плохо – небритый, в измятой одежде.

– Развяжите его.

Француз поморщился, когда агенты стали торопливо разрезать веревку, потом прислонился к стене, потирая запястья. На Макса он не смотрел.

– Можете пойти поесть на кухне. – Макс показал на дверь, но агенты не шелохнулись. – Плату получите позже. Посидите внизу, я вас позову. – Макс подождал, пока агенты исчезнут за дверью, затем сделал шаг вперед. – Ну что ж, добро пожаловать в мой дом, монсеньор. Я счастлив, что имею честь оказаться наконец в вашей компании. Вы в последнее время были… как бы это сказать? – неуловимы.

– Я не стану говорить с вами, вы ведете себя не по-джентльменски. Как я понимаю, вы хотите меня убить, чтобы сохранить свой титул?

– По-моему, вы насмотрелись мелодрам. Свой титул я буду отстаивать в открытом суде, если понадобится. Но за вами числится преступление из тех, которые я ненавижу. За него надо платить, сэр.

– Но я не совершал никакого преступления. Вы не имеете права удерживать меня здесь. Сейчас же выпустите меня, я требую.

Макс подошел к двери, запер ее на замок и сунул ключ в карман, после чего спокойно прошествовал к письменному столу и сел.

– Вы только что подтвердили то, что я давно подозревал, – невозмутимым тоном сказал он. – Вы бесчестный человек. Сделать женщине ребенка, а потом бросить… Порядочные люди так не поступают.

– Но я ничего такого не делал!

– Леди Роузвейл носит ребенка. Вы же не станете отрицать, что являетесь его отцом.

– Mon Dieu! Quel mensonge![8] Это ложь!

– Вы осмеливаетесь отрицать, что были с ней?

– Конечно! Кроме того… – Пьер осекся и застыл, тиская пальцы.

– Что кроме того? – вкрадчиво спросил Макс. Француз, покраснев, отвернулся.

Макс стукнул кулаком по столу и, вскочив со стула, в два шага оказался рядом с пленником, схватил его за шиворот и приподнял.

– Ну что же, давайте на минуту предположим, что я вам верю. Если вы хотите остаться в живых, постарайтесь сообразить, кто ответствен за ее положение.

Молчание.

– Ну? – Макс усилил хватку. Француз еле дышал.

– Отпустите меня, и я все скажу, – прохрипел он.

Макс разжал руку, пленник рухнул на пол.

– У меня с кузиной ничего не было, никогда, – заговорил он, глядя на угрожающе нависшего над ним Макса. – Я неспособен на такое. Я… я не знал, что у нее кто-то был, и о ребенке тем более. – Он встал, потирая шею.

– Продолжайте, – приказал Макс.

– Я просто не понимаю… Мы и знакомы-то с ней были совсем недолго, потом она заболела, а до этого ее постоянно сопровождала тетка. Кроме… кроме одного случая. Это было как раз накануне того дня, когда она заболела. Я повез ее на маскарад. Это было неподходящее место для леди, но она потребовала, сказала, это будет ее единственная ночь свободы. Потом она выпила слишком много шампанского, и мы… поссорились. И она сказала, что не хочет меня видеть. Наверное, она вернулась в бальный зал.

Макс поднял бровь.

– Выходит, она там встретила кого-то. Вот он и есть ваш преступник.

Макс с иронией засмеялся.

– Ну и как же его зовут?

– Я не знаю. Просто предполагаю. Я ничего не видел, понимаете? Потом, там же все были в масках.

– То есть вы хотите, меня убедить, что моя кузина баронесса Роузвейл способна отдаться какому-то незнакомцу на маскараде? – спросил Макс, изображая недоверие.

– Если она в самом деле enceinte,[9] другого объяснения я не вижу.

Макс решил, что Пьер не лжет. Он явно был потрясен, узнав о баронессе. Выходит, она встретилась еще с кем-то. Кто бы это ни был, остается одно – ей нужно выйти замуж. Почему не за Пьера? Он благородного происхождения, но беден, а потому не станет крутить носом из-за ребенка.

– Ваша кузина очень богатая женщина. Женившись на ней, вы обеспечите себя на всю жизнь. Я не понимаю, почему надо отказываться от нее… особенно в вашем положении.

– Я в таком положении, что не могу жениться ни на ком, – твердо произнес Пьер.

– Вы хотите сказать, пока вас не признают графом Пенроузом? – язвительно спросил Макс.

– Я ничего не могу решать, пока не увижусь с Жюли.

– С вашей сестрой?

– Я ничего не могу решать, пока не увижусь с Жюли, – повторил Пьер упрямо, отводя взгляд. Чувствовалось, что он больше ничего не скажет.

Макс недоуменно покачал головой. Пьер отказывается жениться не из-за ребенка, а из-за своей сестры? Странный тип. Ну ладно, сестрой занимается Росс, раньше или позже он привезет ее в Англию.

А пока Максу следовало заняться насущной проблемой баронессы. Если ее секретным любовником был не Пьер, то кто же? Это могла сказать только сама баронесса.

– Я бы с удовольствием поехала с тобой, Эйнджел.

– Не стоит, тетя Шарлот, в этом просто нет необходимости: Я еду домой поправляться, буду побольше гулять, наберусь сил. А развлекаться не собираюсь, так что и никаких сопровождающих мне не нужно.

– Но как же ты будешь одна?

– Милая тетя, я уже не юная девушка, которую нужно опекать на каждом шагу. Мне двадцать пять лет, я вдова и владелица поместий. – Заметив тревогу на лице тетки, Эйнджел с улыбкой добавила: – В своем собственном поместье я буду в полной безопасности, если это вас беспокоит, и обещаю никуда не ходить одна. Буду брать с собой Бентон или лакея.

– А за обедом и по вечерам тебе даже поговорить будет не с кем.

При мысли о благословенной тишине, которая будет окружать ее в поместье, улыбка на лице Эйнджел стала еще шире.

– Не бойтесь, тетя, моя компания меня вполне устраивает, со мной будут мои книги и музыка. Конечно, я буду скучать по вас, – поспешила она добавить, – но вам не стоит из-за этого лишаться лондонских удовольствий.

– Все равно женщине путешествовать одной небезопасно…

– Я ни на шаг не стану отпускать от себя Бентон, так что нет никакого повода для беспокойства. А сейчас, – Эйнджел поцеловала тетку в морщинистую щеку, – пора ехать. – Она натянула перчатки. – До свидания, тетя Шарлот. Наслаждайтесь лондонской свободой. Завтра к вечеру я буду уже на месте и сразу напишу вам. И буду писать каждый день, вы довольны?

– Хорошо, только предупреждаю – если хоть один день пропустишь, я тут же отправляюсь в аббатство узнать, в чем дело.

Эйнджел это вполне устраивало, и она поспешила к карете, прежде чем тетя Шарлот вспомнит еще какую-то причину, по которой ей нельзя находиться одной в Роузвейлском аббатстве.

* * *

Путешествие, такое легкое летом, стало настоящим кошмаром. В первый день было плохо, а на второй еще хуже. К тому моменту, когда остановились, чтобы сменить лошадей, Эйнджел определенно чувствовала себя нездоровой. Ее подташнивало и раньше, но сейчас стало совсем плохо, и Эйнджел испугалась, что ее вот-вот начнет рвать.

Суетливая забота Бентон ничего не давала.

– Хватит, Бентон, – проворчала Эйнджел. – Я постараюсь уснуть.

В последнее время при ней всегда была нюхательная соль. Она поднесла флакон к носу. О господи, стало еще хуже!

Реакция Бентон была стремительной. Она выхватила откуда-то носовой платок и поднесла ко рту Эйнджел, другой рукой дергая шнур звонка, чтобы кучер остановил лошадей. Эйнджел застонала, когда карета резко остановилась, толкнула дверцу кареты, и ее вырвало на дорогу. Потом она со стоном упала на свое место, прижав руки к животу. Зачем только она поехала?!

Бентон стоя поддерживала ее рукой, чтобы она не выпала в открытую дверь.

– Поезжай к почтовой станции в Спин-Хиле, Джон, только медленно, а то леди совсем укачало на этой ужасной дороге. – Бентон закрыла дверь, села на место и стала копаться в своей объемистой дорожной сумке. – Ну вот, нашла!

Эйнджел посмотрела на горничную с подозрением, но это была всего лишь лавандовая вода.

– Спасибо, Бентон… Сама не знаю, что со мной такое…

– Тише, не разговаривайте. Это все Джон виноват, разве можно гнать по такой дороге? Меня тоже начало мутить. Ничего, скоро станет получше, через две мили есть гостиница, полежите, можно даже на ночь остаться, если ваша милость пожелает. Какая разница, когда мы прибудем в аббатство? Днем раньше, днем позже…

Эйнджел осторожно кивнула. Лишь бы избавиться от этой тряски! Теплая постель и чистые простыни показались ей настоящим раем.

Когда Эйнджел проснулась, только-только начало светать. Она посмотрела вокруг, пощупала незнакомую постель… и вдруг все вспомнила. Вспомнила, как ей было плохо, и ее отвели в гостиницу, и хозяйка поила ее напитком собственного приготовления.

Эйнджел села, ожидая уже привычной утренней тошноты. К ее удивлению, ничего такого не было. Эйнджел с облегчением вздохнула, дотянулась до лежавшего в ногах халата и, накинув его на плечи, подошла к окну и открыла его. Она облокотилась на подоконник и замерла, с наслаждением вдыхая воздух, напоенный ароматом весеннего цветения. Как это прекрасно – жить… несмотря ни на что.

Быстро умывшись холодной водой из таза и надев плотное платье прямо на рубашку, она завязала волосы в хвост, сунула ноги в туфли и набросила на плечи дорожный плащ. Если накинуть капюшон на голову, он укроет ее всю и защитит от утренней прохлады.

Уже от двери Эйнджел вернулась и взяла ридикюль с нюхательной солью. Внизу она немного постояла, прислушиваясь, но ниоткуда не доносилось ни звука.

На крыльце Эйнджел остановилась, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Капюшон она скинула, подставив лицо легкому ветерку. Шагах в двадцати от гостиницы за невысокой оградой белел цветущий сад. С далекого луга доносилось овечье блеянье. Эйнджел радостно улыбнулась миру, который простирался вокруг, и, подняв вверх руки и напевая сама не зная что, пошла в сад. Теперь она знала твердо – что бы ни случилась, она будет жить и жизнь ее будет полной и прекрасной. Она всегда хотела ребенка, и Макс подарил ей его.

Подойдя к ограде, она заметила нежно-желтые цветки первоцвета и, наклонившись, стала осторожно рвать по одному, чтобы собрать в букетик и наслаждаться ими в пути. Они такие красивые.

Эйнджел была так поглощена своим занятием, что ничего не слышала, успела только увидеть, обернувшись в последний момент, одного, нет, двух человек, которые подкрались сзади и накинули ей плащ на голову. Сильные руки так крепко закутали ее, что она не могла двинуть и рукой. Эйнджел закричала, раз, другой, но звук гасился плащом. И все-таки она не собиралась сдаваться, боролась изо всех сил, извивалась, брыкалась.

Один из напавших, которого ей удалось пнуть, негромко вскрикнул и грубо выругался. Выходило, что они простолюдины, по крайней мере один. Сильные руки подняли Эйнджел и понесли. Куда ее несут? Перед мысленным взором Эйнджел промелькнули картины одна страшнее другой. Фредерик недаром предупреждал, что ее могут похитить ради денег. Но ведь Пьер неспособен на такое. Или все-таки способен?

Похитителем мог быть и сам Фредерик. Разве он не старался помешать ей выйти замуж? Такой человек, как Фредерик, способен на все, даже на похищение… или еще хуже. Если это Фредерик, она пропала.

Думая обо всем этом, Эйнджел продолжала извиваться, стараясь высвободить руки. В конце концов тащивший Эйнджел мужчина, чертыхнувшись, перекинул ее через плечо и побежал так быстро, словно его ноша ничего не весила.

– Слава богу, – сказал он. – Давай побыстрее засунем ее в карету, пока она не натворила бед, она и так мне синяков наставила.

Второй мужчина засмеялся. Эйнджел услышала, как открывается дверца.

– Ваша пассажирка, ваша честь, – произнес второй голос. – Только предупреждаю, она лягается, как мул. – Эйнджел бесцеремонно сунули в карету, дверца захлопнулась. Она не успела даже перевести дыхание, как карета тронулась и понеслась со все нараставшей скоростью. Эйнджел увозил куда-то невидимый мужчина, явно имевший свои виды на ее особу. Спящая гостиница осталась позади. Пройдут часы, прежде чем слуги Эйнджел обнаружат ее исчезновение.

– Негодяй! – закричала Эйнджел. – Да вас повесят за это! Это преступление!

– Нет, это просто похищение.

Глава тринадцатая

Голос, глубокий и приятный, раздался из противоположного угла кареты. И этот голос, и произношение были безошибочно знакомы.

Эйнджел наконец сдернула капюшон. Она снова могла видеть. Слух ее не обманул.

– Макс! – воскликнула она. – Ох, Макс! – Такое могучее чувство облегчения нахлынуло на Эйнджел, что захотелось вдруг броситься ему на грудь и разрыдаться.

– Я вас похищаю, – совершенно спокойно сказал он. – Надеюсь, вы не против? К сожалению, я пока ничего больше не могу вам сказать.

Рыдать расхотелось. Ясно ведь, что Макса можно не бояться, он джентльмен, держался по-джентльменски… даже когда соблазнял ее. При воспоминании об этом у нее перехватило дыхание, и не столько от страха, сколько от чего-то другого, непонятного. Эйнджел и не надеялась снова увидеть Макса. Он отец ее будущего ребенка, которого она хочет теперь всем сердцем.

Эйнджел устремила взгляд на Макса. В парике и маске он выглядел забавно и… в полутьме кареты страшновато. В душе Эйнджел снова зашевелилось подозрение. Чего он хочет от нее? И почему прячет лицо? Как он выглядит на самом деле? Так страшен, что боится ей показаться?

– Не бойся, Роза, – произнес он своим обволакивающим голосом. – Отпустить я тебя, конечно, не могу, но даю честное слово – с тобой ничего не случится без твоего на то согласия. Тебе не надо меня бояться.

Эйнджел почему-то поверила ему. Но все это было так странно, что ей захотелось расхохотаться. Что это за похищение такое, если женщине дают слово, что с ней ничего не случится? Хотя все, что могло случиться, уже случилось. Она носит под сердцем его ребенка.

Но ведь он этого не знает! – внезапно осенило Эйнджел, и ей стало страшно при мысли, что он скажет, когда узнает. Глядя на таинственную фигуру в парике и маске, Эйнджел гадала, хватит ли ей смелости сказать.

Нет, это невозможно. Эйнджел знала, как звучит его голос, знала, что от его поцелуя она теряет остатки разума… но ничего больше. Ну как она скажет этому замаскированному незнакомцу, что беременна от него? Это прозвучит смешно и нелепо, словно она думает, что он сейчас же опустится перед ней на колено и предложит руку и сердце. Да он просто избавится от нее как от лишней обузы, узнав об этом.

И вообще, зачем он ее похитил? Хочет позабавиться с ней, чтобы потом, когда ему надоест, прогнать? А сам снова исчезнет, как сделал это на маскараде. Если таков его план, то она ничего не может с этим поделать. Быть в полной власти мужчины… Это должно было бы пугать Эйнджел до смерти, но, как ни странно, не пугало. Ну не боялась она Макса, и все.

– Куда вы меня везете, сэр?

– Не бойся, Роза. С тобой будут обходиться учтиво.

– А я и не боюсь, – сказала Эйнджел, гордо выпрямляясь. – Я просто хочу знать, куда мы едем, вот и все.

Он засмеялся своим глубоким смехом, от которого Эйнджел стало легко на душе.

– А вы молодец, миледи. Другая на вашем месте уже билась бы в истерике, а вы, Роза, держитесь молодцом. Вы храбрее иного мужчины.

Эйнджел почувствовала, что краснеет. Это же надо, смущаться перед похитителем. Нелепость какая-то. Что такое есть в этом человеке?

Ответ она получила почти сразу – он наклонился к ней со своего сиденья и взял за руку, и сладкая волна прокатилась по Эйнджел, а ноги сделались как ватные. Он поднес ее руку к губам, и ей ужасно захотелось, чтобы он ее обнял. В голове воцарился туман, и все чувства Эйнджел сосредоточились на том пятачке кожи на ее руке, к которому он прикасался губами.

Макс пробормотал что-то нечленораздельное, перевернул ее руку и стал медленно целовать ладонь.

Это было уже слишком. Эйнджел со стоном закрыла глаза.

Макс резко отпустил ее руку, словно это был горящий уголек. Что он делает?!

Бормоча извинения, он выпрямился на своем сиденье и дальше сидел не двигаясь, стараясь думать о практической стороне своей затеи. К счастью, ехать оставалось недалеко. Но где была его голова?! Он что, не мог держать свои руки при себе? Ко всему прочему она еще не совсем оправилась после тяжелой болезни и вдобавок беременна. Остается только удивляться тому, что она не потеряла сознание, как только поняла, что происходит.

Надо вести себя с ней как с гостьей… почетной гостьей.

– Вам, наверное, холодно, Роза, – сказал Макс после долгого молчания. – Вот. – Он накрыл ее колени меховым пологом и еле удержался, чтобы не провести рукой по растрепавшимся серебристым волосам. Чертыхнувшись про себя, он отодвинулся в угол кареты и стал смотреть в окошко.

Он чувствовал на себе ее взгляд, но она молчала. Это было странно. Так смело держалась, а теперь…

Впрочем, какой толк гадать, о чем она думает и что чувствует, тем более что скоро он это узнает. Им предстоит провести вместе целый день и, если понадобится, ночь.

Ночь… Мгновенно вспомнилось, какой она была тогда на маскараде, – красивой, страстной… И снова будет такой, он в этом уверен, надо только обнять ее, поцеловать, а потом…

Ну нет, этого он делать не станет. Его цель – узнать правду, от кого она беременна, а не воспользоваться случаем к собственному удовольствию. Он постарается держаться от нее на расстоянии. Это будет единственно верное решение. Если только коснется ее – все, у него из головы все выскочит, даже его честное слово, и на него снова нахлынет желание, которому он не сможет сопротивляться.

С сиденья напротив донесся сдавленный стон. Эйнджел сидела, зажав рукой рот. Ей надо было помочь, но Макс не осмелился, вместо этого отодвинулся подальше, сделав по возможности равнодушный вид.

– Ох, – простонала Эйнджел, – если б только так не трясло. – Она подобрала с пола свой ридикюль, вытащила маленький флакончик, открыла и, поднеся к носу, стала шумно вдыхать.

– Вам дурно?

– Да нет, ничего, уже прошло.

Макс невольно улыбнулся.

– При нашей первой встрече, – заговорил он легким тоном, – у вас не оказалось при себе нюхательной соли. Я рад, что теперь вы носите ее постоянно с собой.

Эйнджел посмотрела на него, не отнимая от носа флакон.

– А откуда вы знаете? – Ее лицо выражало удивление.

– Вы были в глубоком обмороке, миледи. Я подумал, что у вас должна быть с собой нюхательная соль или что-то такое, но ничего не нашел. Я проверил ваш ридикюль… и карманы.

– Ох! – Она очень мило покраснела.

Максу подумалось, что она, наверное, представила себе, как он обыскивает ее вещи, пока она неподвижно лежит, почти голая, на скамье.

– Я поэтому и бросил вас – надо было что-нибудь найти, чтобы привести вас в чувство. Но когда я вернулся, вас уже не было.

– Я… я…

– А вы очень сообразительны, миледи. Не только выбрались из оранжереи, но и ухитрились незаметно уехать.

– Это вы надели мне маску, – тихо сказала Эйнджел, вертя в руках флакон.

Макс кивнул.

– И платье. – Она покраснела еще сильнее. Макс кивнул снова.

– Миледи, я не мог исправить того, что между нами произошло, но искренне хотел уберечь вас от новых неприятностей. Потому-то и запер дверь на ключ, когда уходил, чтобы никто не вошел, пока я не вернусь.

Эйнджел посмотрела на него из-под ресниц.

– Значит, вы все-таки вернулись? – шепотом спросила она.

Острое желание пронзило Макса. А ведь он даже не дотрагивался до нее. Макс отвернулся, не зная, что сказать.

К счастью, карета замедлила ход, сворачивая к небольшому, уединенно стоявшему дому Росса. Макс несколько раз, пользуясь случаем, посылал письма сержанту Рэмзи, так что у того было время подготовить дом к его приезду. Макс почувствовал легкий укол совести. Вряд ли Росс одобрил бы то, что он делает, но он далеко. Да и сам виноват – поручил Максу присматривать за своим домом. Ладно, можно потом извиниться.

Наконец карета остановилась, сержант Рэмзи, подбежав, открыл дверцу и опустил подножку.

– Изволите выйти, леди Роза? – произнес он, протягивая руку.

Эйнджел ступила на землю.

– Спасибо, – сказала она, оглядываясь по сторонам.

– И вы, капитан.

Макс бросил строгий взгляд на сержанта.

– Я пока не так немощен, чтобы не выйти самому.

– Конечно, капитан, – с ухмылкой ответил Рэмзи. Он направился к дому. Дверь открылась, явив еще одного седовласого слугу. – Доброе утро, приятель, – весело сказал Рэмзи, и оба вошли в дом.

Эйнджел, с интересом посмотрев им вслед, повернулась к Максу, при дневном свете выглядевшему еще забавнее.

– Капитан… – задумчиво проговорила она. – Армии или флота?

Макс качнул головой.

– Пусть это останется тайной, миледи.

– О, рассуждая логически, вполне можно вашу тайну разгадать. – Эйнджел прищурилась. – У вас руки не моряка. Значит, армейский капитан. Я права?

Она говорила это, задорно улыбаясь.

– Мы сюда приехали не загадки разгадывать, – пробурчал Макс. – Пожалуйте в дом.

– А что, у меня есть выбор?

– Конечно, есть. Вы можете войти в дом, где для вас приготовлена комната, там вы сможете отдохнуть и привести себя в порядок… или остаться тут. Кстати, собирается дождь.

– Нет, вы просто несносны! – Эйнджел притопнула ногой.

– Без сомнений.

– Ладно. – Эйнджел подхватила юбку и стала подниматься по ступенькам крыльца.

Наверху в спальне она умылась, причесалась и как следует почистилась, благо там имелись щетка и гребень. На широкую кровать она старалась не смотреть. Стояло утро, и если что-то и должно было случиться, то много позже.

Ожидавший в небольшой прихожей Рэмзи провел ее в уютную столовую, выходившую окнами в несколько запущенный сад. Короткий дождь кончился, и сквозь густые облака пробивалось солнце. Яркий луч внезапно упал на стол, высветив сахарницу. От запаха еды у Эйнджел сильно засосало под ложечкой. Неудивительно – последний раз она ела еще в Лондоне.

– Соизволите сесть, миледи? – произнес Макс, стоявший наготове, чтобы подвинуть ей стул.

– Благодарю. Должна признаться, я умираю от голода. Что на завтрак, Рэмзи? – повернулась Эйнджел к сержанту, который стоял у сервировочного столика.

Тот просиял, довольный тем, что его назвали по имени.

– Яйца всмятку, если вы их любите, и жареные почки с пряностями. И еще очень хорошая ветчина. И кофе.

– Замечательно. – Эйнджел рассудила, что почки будут слишком тяжелы для ее строптивого желудка. – Яйца, пожалуйста, и кусочек ветчины. А хлеб есть?

– Булочки с пылу с жару, только что испекли. И масло тоже свежее.

– Чудесно, – только и могла сказать Эйнджел. Когда они успели столько всего наготовить?

– Рэмзи и Фрейзер неплохо готовят, хотя иногда выходит не совсем то, что задумывалось, – вставил Макс, словно отвечая на ее вопрос.

Рэмзи что-то проворчал, Макс сделал вид, что не слышит. Ну а внимание Эйнджел было полностью поглощено едой.

– Вы отличный хозяин, сэр, – сказала она Максу. – Хотела бы я иметь слуг, умеющих так прекрасно готовить. – Она с улыбкой повернулась к Рэмзи. – Спасибо, все было очень вкусно.

– Принеси еще кофе, и можешь быть свободен, – добавил Макс. – Нам с леди Розой надо поговорить. – Он встал и отошел к окну.

Рэмзи принес и поставил на стол горячий кофейник.

– Спасибо, Рэмзи, – поблагодарила его Эйнджел. Макс даже не повернул головы. Дверь закрылась, и наступила тишина. Эйнджел налила себе кофе и стала неторопливо пить. Макс продолжал стоять неподвижно. Странный человек. – Макс, зачем вы так оделись? – спросила Эйнджел, теряя терпение. – И эта маска…

– Иначе вы бы меня не узнали, – ответил он, по-прежнему глядя в сад.

– Наверное, нет, но сейчас-то вы могли бы снять маску!

– Нет и нет, миледи, так лучше для нас обоих.

И это в благодарность за ее дружелюбное отношение к человеку, который ее похитил? Грубиян, не лучше кузена Фредерика.

– Ну что ж… Для нас обоих будет лучше, если я пойду отдохну, пока вы не будете готовы к цивилизованной беседе. Я ухожу, сэр! – Эйнджел со стуком поставила свою чашку на стол, поднялась и гордо прошествовала наверх в спальню. К ее удивлению, изнутри в двери торчал ключ. Она повернула его.

Ну вот, она одна и вроде бы в безопасности.

Эйнджел недовольно пошевелилась, не желая просыпаться. Ей снился такой хороший сон…

Кто-то стучал в дверь.

Эйнджел открыла глаза и вдруг вспомнила, где находится. Сердце испуганно подскочило. Как долго она спала? Она хотела только немножко полежать, а вместо этого – Эйнджел посмотрела в окно – дело-то уже к вечеру!

В гостинице, наверное, ее давно уже хватились.

– Миледи! – Это был голос Рэмзи. Эйнджел вздохнула с облегчением. Ей не хотелось разговаривать с Максом.

– Миледи, капитан приказал спросить, не надо ли вам чего. Говорит, может, принести вам чаю?

– Да, спасибо, выпью с удовольствием.

– Сию минуту, миледи! – Послышались удаляющиеся шаги.

Так, надо привести себя в порядок. И зачем только она легла прямо в платье, оно измялось ужасно. Потому и легла, что нет халата, а лежать раздетой побоялась, хоть дверь и заперта. Во всем Макс виноват, пусть теперь любуется мятым платьем.

Эйнджел присела у туалетного столика и стала расчесывать волосы.

Раздался стук в дверь.

– Чай, миледи.

Эйнджел быстро собрала волосы в пучок и отперла дверь.

– Спасибо, Рэмзи… Вы?!

Макс закрыл дверь плечом и пошел с подносом к столику у окна.

– Вы хотели чаю, я принес. Сливки и сахар, миледи?

Эйнджел, не в силах произнести ни слова, застыла, повернувшись к нему спиной. Это же надо быть такой невнимательной, сама его впустила!

– Может, выпьете, пока горячий?

В его голосе явно слышался смех. Этот человек еще и потешается над ней!

Эйнджел пересекла комнату и села.

– Благодарю вас за вашу услужливость. – Она поднесла чашку к губам. – Слишком сладко.

– Виноват, миледи, но я с радостью налью вам в другую чашку.

На столе стояли две чашки, одна из них была пуста. В нее-то он и собирался, как видно, налить чаю.

– А вы сами пить не будете, сэр?

– Не сейчас. Я думал, мы спокойно поговорим за чаем, но, как вижу, вы не в том настроении. Ну что ж, не стану навязывать вам свое общество, если это вам неприятно.

Эйнджел от неожиданности охнула.

– Желаете, чтобы я ушел?

– Да… то есть нет. Я… я ничего не понимаю. Вы меня похищаете и при этом обещаете, что не причините мне вреда. Говорите о чем-то, что касается нас обоих, но у нас с вами не может быть ничего такого! Мы совершенно чужие друг другу. Вы…

– Чужие, мэм?

О господи, ну что она несет! Небось покраснела до ушей.

– Вам очень идет, когда вы краснеете, Роза. Вам подходит это имя.

– Ничуть! И меня зовут вовсе не Роза.

Макс поднял брови.

– Тогда, может, вы скажете мне свое имя, чтобы я знал, как к вам обращаться?

Эйнджел глубоко вздохнула, восстанавливая равновесие.

– Не скажу. Так будет лучше для нас обоих.

Глаза в прорезях маски широко раскрылись.

– Сдаюсь, – сказал он, отвешивая поклон. – Вы быстро учитесь, миледи. Что ж, я этого заслуживаю.

– А чего я заслуживаю? Что я такого сделала, чтобы вы решили погубить меня? Я с вами с самого рассвета, а сейчас уже темнеет. Меня, наверное, уже повсюду ищут.

– Да нет, никто вас не ищет.

– Что?!

– Уверяю вас, никто вас не ищет. – Макс с невозмутимым видом наполнял чашку. – Как раз когда вы собирались завтракать, ваша горничная получила от вас письмо, в котором вы сообщили, что отправились на раннюю прогулку, случайно встретили старую подругу и та пригласила вас провести вместе весь день до самой ночи. – Он холодно улыбнулся Эйнджел и пододвинул к ней сахарницу. – Или, может быть, до утра.

Глава четырнадцатая

У Эйнджел подпрыгнуло сердце, когда он произнес последнее слово, но она постаралась удержать на лице недовольное выражение. В дверь снова постучали. Макс медленно поднялся и пошел к двери.

– Спасибо, Рэмзи, – сказал он. – Можешь положить его на кровать миледи.

Эйнджел, ахнув, вскочила на ноги. Это был ее собственный дорожный чемодан.

– Как он оказался здесь?

Макс одарил ее такой высокомерной улыбкой, что Эйнджел захотелось ударить его.

– Ваша горничная прекрасно знает, в чем вы ушли на прогулку. Посыльный, принесший письмо, естественно, попросил передать с ним вещи, которые понадобятся вам, пока вы будете у подруги.

– Ах вы!..

Макс изобразил замысловатый поклон, вполне подходивший к его смехотворному костюму.

– Не утруждайте себя благодарностями. А сейчас я вас покину, времени достаточно, чтобы переодеться. Обед через час. Прошу, не заставляйте себя ждать.

Да он еще хуже, чем кузен Фредерик! Эйнджел схватила щетку и метнула в Макса, но было поздно – щетка ударилась о закрытую дверь.

Макс в очередной раз посмотрел на часы. Она опаздывала уже почти на полчаса. Черт побери эту женщину, ну сколько можно одеваться к простому обеду? Можно подумать, она идет на прием к королеве.

Макс похлопал себя по карману, где лежало письмо баронессы с отказом его принять. Хорошо, что он его тогда не порвал, оно пригодилось, чтобы подделать ее почерк.

Итак, хорошенько подумав, она сообразит, что Макс прекрасно знает, кто она такая. Может, уже все поняла и поэтому не приходит? Может, догадалась и кто он сам. Максу ужасно этого не хотелось, ведь она всей душой ненавидит своего «кузена Фредерика». Если она поймет, что Макс и есть тот самый Фредерик, ее никакими силами не заставишь сказать имя ее тайного любовника.

С завтрашнего дня никаких недомолвок между ними быть больше не должно – Макс был решительно настроен на это. Она все расскажет ему, а он пообещает найти ей мужа. Он разыщет подлинного виновника и приведет его к алтарю. Если же это окажется невозможным, придется спасать ее репутацию как-то иначе. Она должна понять, что ненавистного ей кузена Фредерика на самом деле не существует, есть Макс и он ей совсем не враг.

Макс снова взглянул на свои часы. Все, пора. Он поправил маску и пошел вверх по лестнице, с каждой ступенькой закипая все больше. Подойдя к спальне, громко постучал в дверь, готовый, если понадобится, просто выбить ее.

Сила не понадобилась. Эйнджел открыла сама.

– Господи, чем вы тут занимаетесь? У вас был целый час, чтобы переодеться, а вы даже не начинали.

Эйнджел молча взглянула на него и, повернувшись, отошла к окну, где и уселась, глядя в темноту.

– Вы что, не пойдете? И говорить со мной не хотите? Ну, знаете, мадам, мое терпение не беспредельно. Рэмзи и Фрейзер из сил выбиваются, чтобы приготовить обед по вашему вкусу, а вы сидите тут и дуетесь. Ладно я, на меня вы можете обижаться, но они тут при чем?

Эйнджел зло засмеялась.

– Хотя и со мной вы могли бы вести себя получше.

– Ах, спасибо, сэр, за ваши советы, как мне себя вести, – сердито проговорила Эйнджел, вскакивая и поворачиваясь лицом к Максу. – Вы же у нас знаток хороших манер, вы всегда знаете, как себя вести. Вы никогда и мысли не допускали о том, чтобы соблазнить женщину, или похитить ее, или скрывать от нее, кто вы такой на самом деле, или…

– Я не единственный, кто это скрывает, – пробурчал Макс.

– Но вы понятия не имеете о том, что нужно леди! Вы решили, что сделали все как нужно, и довольны собой. Ну так я вам скажу – у вас ничего не вышло!

– Чепуха. – Он показал рукой на кровать, где Эйнджел разложила вещи из чемодана. – У вас есть все необходимое, даже вечернее платье.

– А как, интересно, я затяну корсет, чтобы надеть это платье?

Макс на мгновение оторопел, но тут заметил лежавший рядом с платьем корсет, и ему все стало понятно. Ну конечно, утром, желая выйти незаметно из гостиницы, она оделась сама, и под платьем на ней почти ничего нет. Он бы понял это, если бы осмелился обнять ее.

Его взгляд невольно скользнул по ней – сверху вниз и снизу вверх. Она густо покраснела, что было заметно даже в полумраке. Раскрасневшаяся, в измятом платье, она была очаровательна.

– Мои извинения, миледи, – проговорил Макс, не в силах сдержать усмешку. – Я должен был помнить, что леди не может надеть платье с декольте без корсета. Сейчас пришлю Рэмзи, пусть поработает вашей горничной.

– Да вы что!

– Не бойтесь, Рэмзи не так уж молод, да и опыта у него хватает, он справится.

Эйнджел презрительно фыркнула.

– Ну, если не хотите, – он улыбнулся про себя, – я сам могу это сделать. У меня тоже есть кое-какой опыт.

Она сердито вскрикнула и двинулась на Макса с поднятыми кулаками.

– А вот этого не надо, Роза, – спокойно сказал он, хватая ее за запястья и притягивая к себе, чтобы она не могла замахнуться. – Настоящие леди так себя не ведут.

– Пустите меня, – пробурчала Эйнджел, одновременно опровергая свои слова тем, что прижалась к нему всем телом. И глаза ее были закрыты.

– Не пущу, – прошептал он и жадно приник к ее губам.

Она отозвалась с еще большей страстью, чем на маскараде. Как только он отпустил ее руки, она обняла его за шею, стараясь прижаться к нему еще крепче. Поцелуй все тянулся и тянулся.

Макс просунул руку между собой и Эйнджел, нащупывая ее мягкие груди. Твердые соски выступали даже сквозь плотную ткань платья. Он стал неловко расстегивать пуговицы, она снова простонала.

– Макс, – выдохнула она.

Не понимая, что он делает, Макс схватился за ворот платья и дернул. Застежка с треском разошлась. На Эйнджел ничего не было, кроме тонкой рубашки.

Макс зажмурился, чтобы ничего не видеть. Он не имеет права это делать. Она беременна от другого.

– Макс?

– Простите меня, – пробормотал он, отодвигаясь, хотя его руки продолжали лежать на ее обнаженных плечах. – Я обещал, что не причиню вам вреда, и вот… – Резко убрав руки, он показал на ее порванное платье.

Эйнджел, вся красная – казалось, у нее покраснела даже грудь, – в замешательстве отвернулась.

– Боюсь, вам придется так или иначе воспользоваться услугами Рэмзи. А меня простите, ради бога. Я сейчас позову Рэмзи.

– Не надо, у меня уже есть помощник, – послышался голос Эйнджел.

Она не отваживалась даже думать о том, что делает, боялась, что выдержка изменит ей.

Стоя спиной к Максу, она сбросила порванное платье, и оно, шурша, упало на пол. Взяв затем корсет, Эйнджел обернула его вокруг себя.

– Вы затянете шнуровку, хорошо? – попросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Боюсь, я опоздала к обеду. Хозяин, наверное, ждет не дождется.

У Макса вырвался робкий смешок. Судя по всему, ему предстояло играть отведенную ему роль в ее игре.

Его пальцы поначалу дрожали, но он быстро освоился и ловко затянул шнуровку.

– Не очень туго, мадам?

– Прекрасно, благодарю вас, – ответила она, еле дыша.

Он ослабил шнуровку.

– Вы не умеете лгать, миледи. Кроме того, ваш нетерпеливый хозяин наверняка захочет, чтобы вы могли есть… и дышать.

Эйнджел, не отвечая, потянулась за платьем. Это было шелковое синее платье, совсем простое, если не считать рюша по краю декольте и вышивки по низу подола. Все еще не поворачиваясь к Максу, Эйнджел ступила в него ногами, подтянула повыше и сунула руки в длинные рукава.

– Прошу вас.

Макс благоразумно начал с пуговиц на талии и только потом, сделав паузу, с тяжелым вздохом стал застегивать лиф, несколько раз сунув пуговицу не в ту петлю.

– Да, Макс, как горничная до высшего класса вы не дотягиваете, – сказала Эйнджел.

– Правда? – Он отодвинул в сторону ее волосы и стал застегивать последнюю пуговицу, касаясь пальцами обнаженной кожи и явно делая это с умыслом. Эйнджел поежилась. – Ммм… Чудо, – прошептал Макс. Засунув палец под край декольте, он провел им от одного плеча Эйнджел до другого.

Она снова поежилась, ожидая, что он будет делать дальше. Ей не терпелось, чтобы Макс потрогал ее грудь, но он упорно занимался спиной.

Он аккуратно распределил ее тяжелые волосы по плечам, поправив ленту.

– Боюсь, с волосами я ничего сделать не смогу, миледи. Вы не повернетесь? – Он отступил на шаг.

Эйнджел повернулась и наткнулась на его восхищенный взгляд. Можно было даже не смотреться в зеркало. И от мысли, что Макс считает ее красивой, Эйнджел почему-то стало жарко. Ей показалось, что Макс тоже как будто возбужден, но глаза смотрели в прорези нелепой маски с хитрецой. Он снова держал себя в руках в отличие от нее.

– Не соблаговолите ли, миледи, спуститься в столовую? – Он подставил ей руку.

* * *

Они вышли из комнаты и пошли вниз по лестнице. Рука Эйнджел касалась согнутой руки Макса, и это место словно горело огнем. Макс старался не смотреть на свою спутницу, боясь, что это может ослабить его решимость. Надо держаться, твердил он про себя. Его цель – узнать имя ее любовника, а не стать очередным.

Он чуть не выдал себя. Так замаскировался, а голосом чуть не выдал. А еще гордился своим умением держать себя в руках. Стоило только коснуться ее кожи – и он напрочь забыл про свой акцент. Интересно, она заметила? Но больше нельзя допускать таких промахов. Он не Фредерик, ее ненавистный кузен, а Макс, соблазнитель в маске.

Соблазнитель? Он вовсе не собирался ее соблазнять, но если это понадобится, чтобы вытащить из нее имя, что ж, он готов. Только если все предыдущие попытки не увенчаются успехом.

Рэмзи встретил их у дверей в столовую. Вид у него был воинственный. Он явно был готов встать на защиту чести дамы.

– Это чудесно, Рэмзи! – воскликнула Эйнджел, оглядев блюда с едой. – Вы с Фрейзером творите просто чудеса.

– Спасибо, Рэмзи, – строго сказал Макс. – Мы сами справимся, возвращайся на кухню. Если понадобишься, я позвоню.

Сержант посмотрел на Макса с вызовом, ни больше ни меньше.

– Второе будет подано, когда вы пожелаете, миледи, – с ударением произнес он и, наткнувшись на грозный взгляд Макса, умолк.

– Спасибо, Рэмзи, – повторил Макс, показывая кивком на дверь. На этот раз слуга послушно направился к двери.

– Я подумал, миледи, вы будете чувствовать себя свободнее без свидетелей, – произнес Макс самым вкрадчивым тоном, на какой только был способен. – Вам надо поесть. Вы с самого завтрака ничего не ели.

– И еще сутки до него, – добавила Эйнджел. – Мне было плохо в дороге. В это время я была бы уже в аббатстве и… – Она умолкла и нахмурилась. – А кстати, Макс, откуда вы узнали, где я буду, когда задумали ваше смешное похищение?

– На этот вопрос ответить нетрудно – я ехал за вами от самого Лондона.

– Но как вы узнали, где?..

Макс усмехнулся.

– Завтра я отвечу на все ваши вопросы, даю слово.

– И маску снимете?

Он кивнул.

– И этот свой костюм снимете?

Макс снова кивнул.

– Если вы так этого хотите… А сейчас поешьте.

Эйнджел поначалу лениво покопалась в стоящем перед нею фрикасе, но было так вкусно, что вскоре, увлекшись, она принялась с аппетитом уплетать все, что было на столе. Макс был доволен – беременная женщина должна хорошо питаться.

Он наполнил бокалы. На маскараде шампанское подействовало на нее очень сильно, может, и сейчас развяжет ей язык.

– Если вы закончили, миледи, я позвоню, чтобы несли второе.

– Да, спасибо.

Рэмзи появился почти мгновенно, у Макса даже возникло подозрение, что он был вовсе не на кухне. Он нахмурился.

– Убери тарелки, Рэмзи, и неси второе. После этого вы с Фрейзером свободны, мне вы сегодня больше не понадобитесь.

Сержант словно и не слышал, сосредоточив все свое внимание на Эйнджел.

– Спасибо, Рэмзи, – сказала она, улыбаясь. – Все просто замечательно. Мои комплименты повару… или поварам.

Сержант неуклюже поклонился и стал собирать грязные тарелки.

Макс, делая вид, что ничего не замечает, подошел к сервировочному столику за еще одной бутылкой шампанского.

Эйнджел со вздохом отодвинула тарелку и взяла бокал.

– Прекрасное вино, – сказала она и неожиданно улыбнулась. – Знаете, Макс, я всегда думала, что не люблю шампанское, а сейчас… – Она отпила из бокала. – И всё вы виноваты.

Макс улыбнулся в ответ. Ну вот, момент наступил.

А он не знает, что сказать!

Макс откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Какой же он дурак, надо же было сообразить, что это кузен Фредерик бесцеремонно стал бы ее расспрашивать о любовнике, от которого она беременна, но не соблазнитель Макс! Откуда Максу-то знать о ее беременности?

Придется подбираться к цели окольными путями, ничего другого не остается.

– Скажите мне, миледи, как вы оказались на маскараде? Когда я вас увидел, вы были одна, но ведь приехали-то вы туда наверняка с кем-то? Вы что, поссорились со своим любовником?

Эйнджел покраснела – то ли от гнева, то ли от смущения.

– У меня нет любовника, – сказала она тихо, глядя в стол. – Причина всех моих несчастий, – она перешла почти на шепот, – вы. – Она подняла голову, и Макс мог поклясться, что глаза ее полны слез. – Но мужчинам такие вещи безразличны. – Она резко встала, со скрежетом отодвинув стул, и хотела идти к двери.

Он схватил ее за руку.

– Мне как раз совсем не безразлично все, что происходит с вами, леди Роза. – Не отпуская ее руки, Макс обогнул угол стола и встал рядом. – Из-за меня у вас не может быть никаких неприятностей, – сказал он мягко. – И я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас от любого, кто захочет вам навредить.

Эйнджел молчала.

– Роза?

– Больше не называйте меня так, – прошептала она. – Мое имя… меня зовут Эйнджел.

– Эйнджел… – Макс взял ее за плечи и повернул лицом к себе. На ее щеках блестели дорожки от слез, она часто заморгала, стараясь не плакать. Макс взял ее руки и поцеловал, сначала одну, потом другую. – Моя леди Эйнджел, – пробормотал он. – Намного красивее, чем Роза.

– Ах, Макс…

Он осторожно отер слезы с ее щек.

– Больше ничего плохого не будет, моя леди Эйнджел, поверьте мне.

Она выглядела такой потерянной, беспомощной и от этого еще более желанной. И Макс, забыв обо всем, порывисто обнял ее и стал жадно, почти с отчаянием, целовать.

Эйнджел никогда в жизни ничего подобного не испытывала. Поцелуи Макса пьянили почище шампанского. Эйнджел казалось, что еще мгновение – и она легко поплыла бы по воздуху, как перышко, если б не сильные руки, удерживающие ее.

Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она даже не знала, что мужчина может быть таким нежным. Она попыталась произнести его имя, но из ее горла послышался лишь тихий стон.

Макс так резко отодвинулся, что Эйнджел чуть не упала. Взгляд его глаз в прорезях маски был какой-то затуманенный, а парик сдвинулся набок, так что Эйнджел видела его настоящие волосы, темные.

– Макс… – Она протянула к нему руку, но он сделал шаг назад, и ее пальцы тронули лишь воздух.

– Я дал вам слово… – Он тряхнул головой. – Мне ничего не остается, как попросить прощения, леди Эйнджел, и скрыться с ваших глаз. – Он поклонился и пошел к двери.

– Постойте, Макс.

Он остановился, не поворачиваясь к ней.

Эйнджел глубоко вздохнула. Если она сейчас скажет что-то не то, он уйдет… а ей, несмотря на все преследующие ее страхи, не хочется, чтобы он уходил. Он старался держать себя в узде, и сейчас, и там, на маскараде. Только там сорвался и наверняка жалеет об этом. Поэтому и поклялся, что этого больше не случится. Он испугался, что нарушит свое слово, испугался самого себя.

Откуда она все это знает? Для нее самой это загадка, но она уверена, что все так и есть. Она в любой момент может потребовать, чтобы он ушел… или чтобы остался.

Эйнджел подошла к двери и с улыбкой посмотрела ему в лицо.

– Уже поздно, сэр, пожалуй, пора спать. Окажите любезность, проводите меня к спальне.

Ей показалось, будто она заметила промелькнувшую в его глазах растерянность, он открыл дверь и отступил на шаг, пропуская ее. Эйнджел, пряча улыбку, взяла его под руку.

– Вы очень добры, сэр, – вежливо сказала она. Через прихожую и вверх по лестнице они шли в полном молчании. Эйнджел чувствовала, что он напряжен как струна, да и у нее внутри как будто сжималась пружина.

«Это мой выбор, – говорила она себе. – Если я попрошу его остаться, он останется. Если скажу ему уйти, уйдет. Только я хочу, чтобы он остался. Уверена, с Максом меня ждет что-то чудесное. И мне все равно, кто он и каков он без своего маскарада. В конце концов, он отец моего будущего ребенка, значит, я так или иначе связана с ним. Неужели же это так плохо, что я хочу быть с ним? Может быть, такого больше никогда не будет».

Не успели они подойти к двери, как Макс убрал ее руку и поклонился.

– Покойной ночи, миледи Эйнджел, добрых снов.

Эйнджел посмотрела на него из-под ресниц.

– Вы забыли кое о чем. Вряд ли я усну одетой, а горничной у меня нет. – Она открыла дверь и вошла. – Придется вам меня раздеть.

Она замерла неподвижно, не оборачиваясь.

– Эйнджел… – Его голос звучал глухо и напряженно.

Она посмотрела на него через плечо с улыбкой. В сумраке спальни его глаз не было видно.

– Начинайте, мистер горничная, посмотрим, может, вы раздеваете лучше, чем одеваете.

– Только имейте в виду, мадам, я не железный, – проговорил Макс.

– Это точно, – подхватила Эйнджел. – Судя по тому, как вы меня застегивали, у вас пальцы как… – Она осеклась, почувствовав, как он убирает ее волосы, чтобы расстегнуть платье. Все слова вылетели из ее головы.

Он начал с ленты в волосах, очень медленно потянул за один конец, развязывая бант, потом, что-то пробормотав, развязал узел, осторожно вытащил ленту из-под волос, пропустил между пальцами и отпустил. Лента скользнула по груди Эйнджел и мягко упала на пол.

Эйнджел закрыла глаза. Пружина внутри нее сжалась еще сильнее.

На этот раз он действовал неторопливо, старательно. Каждую пуговичку аккуратно вытаскивал из петельки, а потом переходил к следующей. И на этот раз совсем не касался ее кожи. Макс снова владел собой.

– Вот и все, – сказал он, расстегнув последнюю пуговицу и поддерживая платье, чтобы оно не скатилось с плеч Эйнджел. – Если вы подержите платье, миледи, я развяжу шнуровку, и можете ложиться спать.

Эйнджел ужасно захотелось, чтобы платье упало на пол. Если она ничего не сделает, он сейчас уйдет.

– Пожалуйста, миледи, – холодно произнес Макс. Он продолжал поддерживать платье, ожидая, пока Эйнджел перехватит его.

Она со вздохом взялась за края декольте.

– Благодарю.

Эйнджел окончательно уверилась, что он решил ни в коем случае не дотрагиваться до нее. Она набрала полную грудь воздуха, чтобы ему труднее было справиться с корсетом.

– Да уж, я вижу, горничной требуется терпение святой, – недовольно проворчал Макс, возясь с узлом.

– Горничная не завязывает узлов, которые потом не развязать, – отозвалась Эйнджел.

За спиной послышался шумный вздох.

– Тихо, миледи, а то придется вам спать в корсете.

– Если уж так трудно, взяли бы да и разрезали.

Внезапно дышать стало легче.

– Ну все, покойной ночи, миледи, – сказал он, отступая. – С остальным, я думаю, вы сами справитесь. Заприте дверь и спите спокойно. Сладких снов.

Эйнджел круто повернулась, по-прежнему придерживая платье и не отваживаясь его отпустить. Уж больно это было бы вызывающе.

– Спасибо, сэр. Даже не думала, что мужчина способен оказать такую услугу и при этом не постарается воспользоваться ситуацией.

– Я же дал вам слово, миледи. – Макс отвесил поклон, явно собираясь уходить.

Ну что за упрямство! И почему именно сейчас? На маскараде он не был такой скромный.

– Не стану я запираться и не хочу быть одна, – вырвалось у Эйнджел. – Я хочу, чтобы вы пришли ко мне, Макс.

Он молчал. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем послышался его голос:

– Вы уверены? – Он смотрел в сторону.

– Да, – поспешно произнесла Эйнджел. – Да, уверена, только…

– Только что?

– Приходите без маски.

И опять он долго молчал, потом кивнул.

– Хорошо, миледи Эйнджел, пусть будет так, как вы хотите.

Глава пятнадцатая

Макс сорвал с головы парик и швырнул его на пол. Он был безмерно зол на себя. Он снова потерял контроль над собой. Ну что такое есть в этой женщине?

В том, что с ней случилось, она винит его. Ну, возможно, он слегка подтолкнул ее на этот путь, но во всем остальном она виновата сама. Она должна была помнить, чем рискует, ложась с любовником. Если только… А что, если кто-то взял ее силой?

Макс чертыхнулся. Что он делает! Пообещал прийти в постель к беременной женщине! И до сих пор не знает имя ее любовника. Да еще пообещал прийти без маски. Дурак, и больше ничего.

Продолжая чертыхаться, он подошел к умывальнику. Смыть хотя бы эту проклятую краску!

Холодная вода обожгла лицо. Макс посмотрел в зеркало, криво улыбнулся своему отражению и снова нацепил маску.

Эйнджел сидела на кровати, кутаясь в халат и пытаясь унять дрожь, и смотрела на тлеющие угли в очаге. Сейчас, когда она осталась одна, ей было даже трудно представить, как она могла так поступить. Добродетельная вдова – и приглашает неизвестно кого к себе в постель.

Вдова не может быть одновременно и добродетельной, и беременной.

Скрипнула дверь, Эйнджел судорожно закуталась в халат. Он не соизволил даже постучаться. Ну конечно, с падшими женщинами можно и так.

В руке его была свеча, а на лице – маска! Он мельком взглянул на Эйнджел и стал гасить свечи, одну за другой, затем задернул полог вокруг кровати, оставив открытой лишь ту сторону, где она сидела, и наконец остановился перед ней, продолжая держать в руке свечу.

– Вы вся дрожите, миледи, и неудивительно: тут прохладно, а вы босиком. Может, ляжете? – Он поднял руку, чтобы задернуть полог.

Эйнджел еле дышала. Она сама пригласила его, теперь отказываться поздно, хотя сам он нарушил свое обещание. Она откинула одеяло и легла на холодную простыню. Ее трясло.

Макс был в темном халате, его волосы, казавшиеся черными в свете свечи, падали на воротник. Лицо было скрыто под зловещей маской.

– Макс, – выдавила наконец из себя Эйнджел, – вы же обещали…

Он убрал руку, державшую полог, и сдернул маску – и в тот же миг полог упал, а он задул свечу. Эйнджел успела увидеть лишь темный овал лица и пристально глядящие на нее глаза.

Макс сел на постель спиной к Эйнджел и поставил подсвечник на тумбочку. Затем он лег и задернул полог. Матрас прогнулся под его тяжестью, Эйнджел почувствовала, что скатывается к нему, и ухватилась за простыню.

Он не делал попыток подвинуться к ней, вместо этого закинул руки за голову, переплетя пальцы. Когда глаза Эйнджел привыкли к темноте, она заметила, что он все еще в халате.

– Может быть, хотите, чтобы я ушел? – спросил Макс, не поворачиваясь.

Ну вот, сейчас или никогда. Достаточно только сказать… Эйнджел закрыла глаза и сделала три медленных вдоха и выдоха.

– Вы обманули меня, Макс.

Он засмеялся.

– Я выполнил свою часть соглашения. Надо было сформулировать поточнее. Хотя, думаю, это дело времени, утром вы посмотрите на это иначе. А пока нам есть чем заняться… если вы, конечно, все еще хотите этого.

– Я…

– Эйнджел, решение только за вами. Не хотите – ничего не будет.

– О господи, я… Макс… – Эйнджел протянула к нему руку. Он взял ее и поднес к губам. Она почувствовала, что он улыбается.

– Вы замерзли. – Макс несильно потянул ее за руку. – Двигайтесь сюда, я вас согрею.

Сопротивляться не было никаких сил. Эйнджел пододвинулась, щекоча волосами его подбородок, он обнял ее и стал гладить по спине.

– Успокойтесь, Эйнджел, ничего страшного не произойдет. Я вас не обижу. – Получив в ответ молчание, он легко поцеловал ее волосы и крепче прижал к себе.

Эйнджел как-то внезапно согрелась, вся, до кончиков пальцев на ногах. Она лежала с мужчиной, который просто обнимал ее – и все. Это было так странно и необычно… и прекрасно.

– Ну как, лучше?

Она подвинулась еще ближе. Узел на поясе халата больно вдавился в бок.

– Помочь? – спросил он мягко.

Эйнджел кивнула. Говорить она не могла.

Макс неторопливо провел рукой по ее щеке и, взяв за подбородок, приподнял лицо. Не торопиться. В прошлый раз он испугал ее. Не повторить ошибку.

Он легко поцеловал ее лоб, потом виски, потом горячие щеки. Она издала какой-то звук, точно котенок. Макс улыбнулся и поцеловал ее закрытые глаза. Длинные ресницы затрепетали, касаясь его нижней губы, точно ласкали.

Она недовольно проворчала, но ворчанье превратилось в мурлыканье, когда его губы передвинулись к уху и задержались в ямке за мочкой. Она напряглась.

– Хотите, чтобы я остановился?

– Н-нет. Не останавливайтесь.

И его губы продолжили путь по ее шее, чувствуя частое биение пульса.

– Макс…

– Скоро, Эйнджел, скоро.

Он был полон решимости насладиться каждым дюймом ее нежной кожи, прежде чем коснуться губ. Ее губы – огонь, он сразу поглотит его. Макс хорошо помнил то, что произошло в проклятой оранжерее. На этот раз Эйнджел с ним, потому что сама этого хочет. Но он должен ее подготовить. Пусть подождет.

Он дотронулся языком до кончика ее подбородка, потом поцеловал выше, у нижней губы. И замер. С судорожным вздохом ее губы открылись. Прекрасные волосы были рассыпаны по подушке. Жаль, темно, плохо видно. Он приподнял тяжелую прядь. Это надо поцеловать. Сейчас же. Он поднес прядь к губам. Она пахла фиалкой. Из его горла вырвался стон.

– Ох, Макс…

Он помедлил, стараясь взять себя в руки. Вот так-то лучше. Но долго это не продлится.

Макс погладил ее плечи, потом горло в прорези халата, но, когда его пальцы, скользнув по ее шее, переместились на грудь, она недовольно пошевелилась.

– Не так.

Макс замер.

Эйнджел простонала и стала дергать узел на поясе.

– Давай помогу, – сказал он, накрывая ее руку своей. Она мгновенно замерла.

Рано. Она еще не готова. Он лишь слегка коснулся груди через ткань халата, убрал руку и подвинулся так, что его губы оказались точно над ее губами, но не касались их.

– Эйнджел, я помогу тебе раздеться, если ты хочешь. Только скажи мне это словами.

– Пожалуйста, Макс, – прошептала она. – Да.

Он двумя руками стал развязывать узел, но не сделал и попытки раздвинуть халат. Пусть сама решает.

Ее решение было быстрым и ясным. Эйнджел одной рукой обхватила Макса за шею, а другой сунула его руку себе под халат, на грудь.

Под халатом на ней ничего не было!

Желание нахлынуло на Макса с такой силой, что еще мгновение – и все было бы кончено.

Ее довольное мурлыканье – вот что остановило его. Она хочет его, но еще не готова. Надо подождать, даже если его тело изнывает от жажды освобождения.

Макс приподнялся на локте, радуясь короткой передышке. Это мучение – касаться ее.

– Наверное, тебе будет удобнее без халата, а?

– Да, – еле слышно шепнула Эйнджел. Он стянул халат с ее плеч.

– Если ты немножко приподнимешься, я вытащу его.

Она приподнялась, но совсем не так, как Макс ожидал. Она подалась к нему и крепко обхватила за шею обеими руками. У Макса бешено забилось сердце, хорошо, что он был в халате. Иначе… Но еще рано.

– Не так, любовь моя, – проговорил он, кладя ее снова на спину. – Я тебе покажу.

И он стал целовать ее в шею, потом ниже и ниже – плоский живот, бедра, коленки, щиколотки, подъем ступней, не позволив себе касаться лишь грудей и еще одного места. Он сделает это, только когда она попросит. Только когда поймет, на что пошла.

– Макс, – заговорила она умоляющим тоном, – Макс, это невыносимо.

– Хочешь, чтобы я остановился?

– Ты сам знаешь, чего я хочу, нахал.

Макс, ухмыляясь, лег на постель рядом с Эйнджел.

– И чего же ты от меня хочешь?

Эйнджел спрятала лицо у него на груди.

– Прежде всего снять вот это. – Она подергала за отворот его халата. – Я хочу трогать тебя, Макс.

Он накрыл ее руки ладонями.

– Эйнджел, это последняя преграда между мной и тобой. Ты должна понимать – если я уберу ее, мы с тобой будем любить друг друга, станем одним целым. Ты еще можешь все остановить. Ты правда хочешь, чтобы это продолжалось?

– Да, – сказала она, засунув руку под халат и поглаживая его грудь.

– Как тебе угодно, моя леди Ангел. – Он приподнялся, вытащил из-под себя халат и бросил его на пол.

Теперь они оба были обнажены, и все-таки Макс не хотел торопиться. Он осторожно перевернул Эйнджел на спину и стал целовать ее, стараясь не касаться телом, хотя очень хотелось. Однажды она потеряла сознание, когда он хотел войти в нее, и он боялся испугать ее снова.

Однако на сей раз она, как видно, решила действовать по собственным правилам – взяла его руку и прижала к своей груди, и он почувствовал ладонью ее твердый сосок.

– Поцелуй меня, Макс, – попросила Эйнджел. Он потянулся к ее губам, она замотала головой.

– Не сюда, вот сюда. – Она коснулась руки Макса, прижатой к ее груди.

Макс легко коснулся уголка ее губ, потом переместился к груди и прижал губы к соску, исторгнув из Эйнджел стон наслаждения.

– Тебе не больно? – лукаво спросил он, наперед зная, что она ответит.

– Не останавливайся, – простонала Эйнджел.

Макс потеребил сосок второй груди. Стоны стали громче.

– Ох, Макс, я хочу тебя, я так тебя хочу. Ну пожалуйста, Макс.

Не отрываясь от груди, он скользнул рукой туда, где соединялись ее бедра. Он хотел убедиться, что она готова. При первом же прикосновении ноги ее раздвинулись, он провел ладонью по островку кудрявых волос, и палец его проник внутрь. Раз, другой, третий. И снова.

Эйнджел закричала, содрогаясь в конвульсиях.

– Ох, Макс! Ох!

Он прижал ее к себе и держал, пока не прошла дрожь. Он подождет.

– Макс? – послышался ее растерянный голос. – Что это было?

– У тебя что, это в первый раз? Раньше не было?

– Нет. – В голосе звучало недоумение. Макс почувствовал гордость первопроходца.

– Ну, так бывает, когда мужчина и женщина вместе. Когда они любят друг друга. Такое может произойти и с нами обоими… если я буду в тебе.

– Ох, но у меня никогда… Ох.

– Это бывает, только если мужчина и женщина относятся друг к другу с нежностью и вниманием. И очень хотят друг друга.

И он стал ласкать ее груди и живот, чтобы возбудить ее снова.

Она приподняла голову.

– Не так, Макс. Я хочу, чтобы мы… Полюби меня, Макс, пожалуйста.

Он лег на нее всем телом и впился в ее губы, чего жаждал с самого начала. От нее пахло фиалкой и медом.

Она приняла его с готовностью.

– Не останавливайся, – прошептала она. – Только не останавливайся.

Он медленно проник в нее, так глубоко, как только мог, хотел помедлить, не спешить, но это было уже невозможно. Он задвигался, и при первом же толчке дрожь оргазма снова сотрясла ее.

Уже совсем бессознательно он толкнулся в нее еще раз и закричал.

Эйнджел тихонько лежала в темноте, прислушиваясь к спокойному дыханию Макса. Все тело было наполнено сладкой истомой. Она даже и помыслить не могла, что все может быть так. Макс был очень нежен и ласков… сначала. А потом словно дразнил ее, пока она не взмолилась.

Эйнджел улыбнулась. Он спит. Может, теперь можно посмотреть на его лицо?

– Что ты делаешь, Эйнджел?

Оказывается, он совсем и не спит!

– Ищу шрамы, – ответила она как можно спокойнее, водя пальцами по его лицу. Ей ужасно хотелось понять, почему он прятал лицо под маской.

– Боюсь, ты ничего не найдешь. Но не останавливайся, это стимулирует.

– Стимулирует? Как странно ты выражаешься!

Макс засмеялся.

– Ах, Эйнджел, ты столько лет была замужем, а совсем не знаешь мужчин. Ты правда не понимаешь, что сейчас делаешь?

Эйнджел покраснела, хотя никто этого и не видел.

– Ну… мы…

Она хотела отодвинуться, но Макс не дал. Он прижал ее к себе и стал гладить по волосам.

– Прости, не мне говорить о твоей супружеской жизни.

Эйнджел постепенно успокоилась. Никто и никогда ее так не ласкал, и никому еще она не хотела так довериться, как Максу.

– Мой муж Джон Фредерик… – Макс порывисто вздохнул, что было, конечно, странно, но Эйнджел как-то не обратила на это внимания. – Джона Фредерика выбрал папа, – продолжала она медленно. – Он знал его как человека порядочного, которому можно доверить мое состояние. В этом папа был прав, но в остальном… Джон Фредерик был младшим сыном,[10] понимаешь, и хотя он был доволен тем, что владеет моим состоянием, но чувствовал себя уязвленным из-за того, что я унаследую баронский титул, а он так и останется достопочтенным Джоном Фредериком Уортингтоном. Вот он и отыгрывался на мне.

Макс прижал ее к себе еще крепче, продолжая гладить по голове.

– Он бил тебя?

– Н-нет. Не сразу. Он даже не повышал голоса, но его холодное бешенство нагоняло на меня ужас. Я была уверена, что он меня ненавидит. Это когда он стал выговаривать мне за то, что я никак не могу забеременеть. Говорил, ему нужен сын, чтобы унаследовать баронство. А обо мне и речи не было. Ему нужен был его сын, его наследник.

Он приходил ко мне каждую ночь, когда бывал дома, даже когда я… Говорил, это мой долг. Два раза я теряла сознание, потому что… когда он… Прошло три года, как мы поженились, и он привел врача, обследовать меня. – Эйнджел передернуло. – И еще повитуху. Я… я просто не могу рассказать, как это все было. Они сказали, что я, наверное, бесплодна, хотя, может, и забеременею, если долго стараться. Врач назначил мне режим. – Эйнджел тяжело вздохнула. – Никакой верховой езды, никакого напряжения, ни вина, ни жирной еды и никакого общения ни с кем, чтобы не волноваться. Последний пункт добавил сам Джон Фредерик, – сказала она с горечью.

– А твой папа?

– Папа не мог вмешиваться в отношения между мужем и женой. Он расстраивался, видя, что происходит что-то не то, но ничего не мог поделать.

Макс прижался губами к ее лбу.

– Эйнджел, ты не обязана все это мне рассказывать, это слишком тяжело для тебя, я же вижу.

– Нет-нет, я никому об этом не рассказывала, но должна обязательно кому-то рассказать, это гложет меня.

Он кивнул – Эйнджел это почувствовала.

– Хорошо, давай изгоним твоих демонов, – прошептал он, крепко ее обнимая.

– Джон Фредерик нанял повитуху, чтобы та следила за мной. Это была та самая, что приходила с врачом, ужасная женщина. У нее были огромные руки, всегда грязные. Даже по утрам от нее несло виски. Она заставляла меня есть такое, чего ни один нормальный человек есть не станет. И каждый раз, когда… становилось ясно, что я не беременна, она набрасывалась на меня с руганью и говорила мужу, чтобы еще сильнее ужесточил мой режим. А потом произошло… Повитуха сказала, что я наконец понесла. Два месяца она подождала, чтобы быть уверенной, а потом сказала Джону Фредерику. Меня уложили в постель, как какого-то инвалида, и разрешили вставать и ходить по комнате не больше получаса в сутки. Я была словно в заключении. Но я согласилась бы и не на такое, только чтобы родить ребенка.

Она сглотнула.

– Но я потеряла ребенка, и это… я была просто в отчаянии. А повитуха обвинила во всем меня, сказала, что мне никогда не выносить ребенка, я все равно что бесплодна. Когда Джон Фредерик узнал об этом, он как будто помешался. Прибежал ко мне в комнату, всех выгнал, даже повитуху, и стал стегать меня… кнутом.

– О господи, Эйнджел…

Она приложила палец к его губам.

– Это было единственный раз. Сейчас-то я понимаю, на самом деле он был не таким уж и чудовищем.

– Всех-то ты готова простить.

– Да нет, Макс, он не хотел бить меня, да и бил недолго. Потом как будто опомнился, увидел, что он делает, бросил кнут и выбежал. А на следующий день его принесли на носилках. Он под ливнем скакал верхом, и жеребец сбросил его. Раненный, он пролежал несколько часов, пока его не нашли, заболел воспалением легких и умер.

– И поделом!

– Папа помог мне снова более или менее наладить свою жизнь и посоветовал не торопиться снова выходить замуж, сказал, что последнее слово будет за мной. – Эйнджел тяжело вздохнула. – А потом он умер.

Макс прижал ее руку к своей щеке, и ему показалось, что у нее мокрые пальцы. Он поднес их к губам – они были соленые.

– Милая моя, – пробормотал он, не зная, что еще сказать, чтобы утешить ее. Такие страдания и такое мужество… И теперь, когда больше нет мужа, обижавшего ее из ночи в ночь, она отдалась, возможно, один-единственный раз, какому-то неизвестному любовнику – и забеременела. Какая ирония судьбы.

Он не даст ей погибнуть. Найдет этого любовника и силой приведет его к алтарю, даже под дулом пистолетом, если понадобится. Ну а если любовник не найдется, есть Пьер. Надо только ее как-то уговорить…

Но что, если Пьер окажется не лучше этого паршивца Джона Фредерика? Ее нельзя подвергать еще одному такому испытанию.

– Макс, – Эйнджел погладила его по щеке, – спасибо тебе, что понимаешь меня. Я боялась кому-то рассказывать, но… – ее голос понизился до шепота, – я рада, что рассказала тебе.

Она легонько поцеловала его в подбородок. Он почувствовал, как она прижимается к нему грудями, и застонал. Жалость переполняла его душу, но тело снова вспыхнуло от притихшего было желания. Он лежал в постели с прекрасной, страстной женщиной, и она, пустив в ход свой только что приобретенный опыт, старалась возбудить его снова.

Ее пальцы пробежали по его ребрам и закопошились на животе. Он порывисто втянул воздух и выпустил его с протяжным стоном.

– Эйнджел, ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь?

Она спрятала лицо на его груди, и в следующий миг он почувствовал кожей прикосновение ее языка, а ее рука скользнула вниз живота.

– Эйнджел…

– Мне всегда говорили, что я способная ученица, – шепнула она лукаво, обхватывая пальцами его мгновенно напрягшуюся плоть. – Может, пора начать следующий урок?

Было уже почти светло, когда Эйнджел снова проснулась. Он лежал за ее спиной, и она чувствовала его уютное тепло и ровное дыхание. Вся она, и телом, и душой, была преисполнена покоем, благодарностью, счастьем. Она и не представляла себе прежде, что мужчина может быть таким нежным с женщиной, что такое вообще возможно. Да ради него она готова…

Рука Макса двинулась к ее груди и по-хозяйски сжала ее, хотя дыхание осталось все таким же спокойным. Он спал. Можно было посмотреть наконец на его лицо, чтобы запечатлеть в памяти навсегда. Когда-нибудь она расскажет своему ребенку, каков был его отец.

Эйнджел медленно протянула руку и отодвинула занавеску, впуская свет, потом осторожно высвободилась из его объятий и повернулась.

– Нет! Только не это!

Макс проснулся в то же мгновение, когда она вскочила с кровати, хватая простыню, чтобы скрыть свою наготу.

– Нет! – кричала Эйнджел. – Нет, нет!

Глава шестнадцатая

Эйнджел закуталась поплотнее в простыню, пытаясь сохранить хотя бы остатки достоинства. Пусть он не думает, что одержал над ней верх.

А он – ни стыда ни совести – спокойно поднялся с постели и встал напротив, даже и не пытаясь прикрыться.

– Нет? – наглым тоном произнес он и наклонился за халатом. – Что-то ночью я этого не слышал.

– Прикройтесь, сэр, – фыркнула Эйнджел. – Не стыдно?

Он холодно улыбнулся в ответ, но все же надел халат.

– В том, что было между нами этой ночью, миледи Эйнджел, ничего постыдного нет. Ничего.

– Так уж и ничего?! – Эйнджел просто трясло от возмущения и стыда. Она поделилась с ним своей самой сокровенной тайной, отдалась ему, а он все это время лишь использовал ее. – То, что вы сделали, не просто постыдно. Это подло. И я – господи, помоги мне – ношу ребенка от этого человека?!

Он угрожающе шагнул вперед.

– Ваш ребенок не от меня, миледи. Вспомните других своих любовников и не вздумайте вешать на меня своего ублюдка.

Этот негодяй оскорбляет и ее, и ее дитя! Но она не отступит перед кузеном Фредериком, своим врагом. Эйнджел гордо выпрямилась и подняла подбородок. С баронессой Роузвейл не так-то легко справиться.

– Мой ублюдок, как вы изволили выразиться, кузен, был зачат на скамье в оранжерее, когда я лежала без сознания. И это сделали вы! Или, может, осмелитесь отрицать?

– Осмелюсь.

Весь его вид говорил о том, что он не признает обвинения. Он ошибался, наверняка ошибался, но был убежден в том, что невиновен. Эйнджел беспомощно качнула головой.

– А других любовников у меня не было. Я ни с кем не была. – Она отвернулась, не в силах больше смотреть на него. – Уйдите, пожалуйста. Сейчас же.

Эйнджел ждала, но никаких звуков не последовало. Было ясно – он не собирается уходить. Неужели думает, что еще недостаточно унизил ее? Эйнджел хотелось разрыдаться, но только не при нем, нельзя показывать ему свою слабость.

– Вы обещали, что не причините мне вреда, и я вам поверила, – заговорила она, собрав все свои силы. – Если б я знала, что это вы… вы погубили меня… и еще удовольствие получили, разве не так, Фредерик?

– Меня зовут Макс. И я не нарушал своего обещания. Я женюсь на вас, Эйнджел.

Потрясение было столь велико, что Эйнджел чуть не задохнулась. Она резко повернулась лицом к нему. Он стоял недвижимо и смотрел на нее с выражением решимости и облегчения. Облегчения? Это невозможно. Ей просто кажется!

Эйнджел хотела что-то сказать – и не могла: не знала, как к нему обратиться. Фредерик? Макс? Кто он?

Он принес стул и поставил около Эйнджел.

– Сядьте, Эйнджел. У вас такой вид, что вы вот-вот упадете в обморок. – Он отошел и сел по другую сторону кровати. – Сядьте, – повторил он. – И не бойтесь, я не подойду.

Эйнджел села, скомкав простыню под подбородком.

– Вы смущены и удивлены. – Он провел рукой по волосам. – Признаюсь, я тоже. Кем бы меня кто ни считал, но, уж во всяком случае, я не обманщик, Эйнджел, и не насильник, а если б я взял вас там, в оранжерее, это уж было бы настоящее насилие. Если вы носите ребенка, то уж точно не от меня. И если у вас больше никого не было… Эйнджел, а вы уверены в том, что беременны? Абсолютно уверены?

Эйнджел посмотрела на него, широко открыв глаза, и закрыла лицо дрожащими руками.

А Макс пытался понять, что же произошло. Все, что эта женщина знает о беременности, исходит от ее бессердечного мужа и жестокой акушерки. Она наверняка ни с кем не советовалась. Никто ни о чем не знает, кроме ее ненавистного кузена Фредерика.

– Эйнджел, – заговорил он мягко, – посмотрите на меня. Я не насиловал вас. Вы не могли забеременеть от меня. А вам никогда не приходило в голову, что вы вовсе не беременны и дело в чем-то другом?

Она оторвала руки от лица и устремила на него растерянный взгляд.

Макс попытался ободряюще ей улыбнуться, и вдруг его словно ударило.

– Вы никоим образом не могли раньше забеременеть от меня, но сейчас это вполне возможно, – тихо сказал он.

Эйнджел внимательно посмотрела на себя в зеркало. Может ли она показаться на глаза своим слугам? Платье в порядке – спасибо Рэмзи, уж он постарался, – но вот лицо… Она пощипала себя за щеки, пытаясь хоть немножко разогнать мертвенную бледность. Пальцы ее дрожали.

Ей удалось-таки выдворить кузена Фредерика из спальни, но он остался в доме. И заявил перед уходом, что она тоже не покинет этот дом, пока не пообещает выйти за него. Чудовище! Да она ни за что за него не пойдет!

Взяв ридикюль, Эйнджел обвела прощальным взглядом комнату. Странная дрожь прошла по ней при взгляде на широкую кровать, на которой Макс… Фредерик… А что, если она и в самом деле?..

Нет, надо поскорее отсюда убираться. Эйнджел выскочила за дверь и побежала по лестнице в прихожую, где ее ждал Рэмзи.

– Карета готова, Рэмзи?

– Не совсем, – ответил сержант, не глядя ей в глаза.

– Совсем не готова, – подхватил такой знакомый резкий голос. – И не будет, пока мы… не решим. Рэмзи, проводи ее милость в гостиную, и можешь быть свободен.

Эйнджел, не глядя на Макса, гордо прошествовала в гостиную, где опустилась в кресло у окна и аккуратно расправила юбку. Все, она готова, посмотрим, кто кого.

Прошло минут пять, прежде чем он вошел в комнату и остановился. Не было принесено никаких извинений за то, что заставил себя ждать и не дает уехать. Заговорил он совсем о другом:

– Послушайте меня внимательно, мадам. Возможно, вы беременны, возможно, нет, но так или иначе ваша репутация погублена, ведь вы провели ночь со мной. Другого пути, кроме брака, нет. И чем скорее, тем лучше. Я не отпущу вас, пока вы не дадите мне твердого согласия.

Эйнджел поморщилась, Макс сделал вид, что не заметил.

– Я жду, мадам, – сказал он, прислоняясь спиной к двери.

Ну что ж, значит, играем. Эйнджел откинулась на спинку кресла и стала неторопливо копаться в ридикюле.

– Ах, вот он где. – Она вытащила носовой платок и принялась вытирать перчатку. – Эти перчатки такие маркие, – проворчала она, продолжая тереть несуществующее пятно. Надо вывести его из себя. Пока он такой невозмутимый, ей от него не избавиться.

Он не клюнул на приманку. Просто наблюдал за ней, склонив голову набок.

– Очень хорошо, Эйнджел, да только все напрасно. Меня этим не проймешь.

Тон, каким это было сказано, заставил ее поднять голову. Он говорил в точности как Макс, мужчина, которого она так хотела.

– Эйнджел, давайте оставим враждебность. Я вам не враг. Разве это плохо, если мы поженимся?

– В этом нет необходимости, – отрезала она. – Никто не знает, что я была с вами, если, конечно, вы или ваши слуги не выдадите меня. В Лондоне думают, что я еду в свое поместье, и ничего не узнают о том, что я по дороге остановилась на пару дней. А в ваших собственных интересах скрыть от моих слуг в гостинице, что вы похищали меня. Я просто вернусь, и мы продолжим путь. Моя репутация не пострадает. – Эйнджел встала и направилась к двери. – А теперь, сэр, позвольте мне…

Он не двинулся с места.

– А если вы забеременели? Что тогда?

Эйнджел моргнула. Об этом ей не хотелось даже думать. Странно, она была так уверена… Хотя она так мало знает о беременности и прочем. Максу она верит, но тогда получается, что она ошибалась и никакой беременности у нее не было, по крайней мере до сегодняшнего дня. Впрочем, вряд ли она забеременела из-за одной-единственной ночи с Максом.

– Эйнджел. – Он потянул ее к себе.

– Пустите, сэр, – прошипела Эйнджел, стараясь высвободиться. – Я не пойду за вас. Я вас ненавижу.

– Правда? Не верю. – Макс обхватил ее и стал целовать.

Эйнджел понимала, что надо сопротивляться, пусть даже он и сильнее ее, но его губы воскресили упоительные мгновения, пережитые ночью. И сейчас ничего не изменилось, она не могла ему сопротивляться. Все ее силы уходили на то, чтобы не целовать его в ответ, да и сил этих оставалось все меньше.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Его синие глаза смеялись. Где-то в закоулках души она уже давно узнала эти роузвейловские глаза, они ей снились по ночам.

– Ненависть выглядит не так, – сказал он и поцеловал ее еще раз.

Эйнджел вздохнула. Ничего не поделаешь, она проиграла. Подавшись вперед, она впилась в его губы.

Поцелуй был прерван Максом, который отодвинул Эйнджел от себя и, качая головой, запустил пальцы себе в волосы.

– Нет, ты меня не ненавидишь, – сказал он хрипло. – И я тебя тоже. И брак – единственный выход. Скажи «да», Эйнджел.

Не поднимая глаз, Эйнджел провела рукой по губам, словно хотела стереть следы поцелуя, и тяжело вздохнула.

– Я выйду за вас, сэр, только если выяснится, что я беременна, и не иначе. С этим условием, обязательным, я согласна.

– Эйнджел…

– А пока я поеду в Роузвейлское аббатство, как будто ничего не было. Могу я быть уверенной, что вы не предадите меня?

– Но зачем так рисковать, Эйнджел?

– Я поступаю так, как считаю разумным. А теперь, если вы будете столь любезны, что прикажете подать карету, я больше не стану вас утруждать.

– Я не согласен! Ты не уедешь, пока не согласишься.

Эйнджел сердито скривилась.

– Все, что я хотела сказать, я сказала. Не станете же вы удерживать меня здесь как пленницу! Или, может, силком потащите к алтарю? Где же ваша хваленая честь, кузен Фредерик? Что-то я ее не вижу!

Макс побледнел.

– Хватит, мадам. – Он толчком распахнул дверь и посторонился. – Я буду ждать от вас вестей.

Эйнджел снова почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Наверное, из-за тряски, а голова разболелась из-за расспросов Бентон, где она была да как это так случилось, что она встретила свою подругу в такую рань. История, сочиненная Максом, звучала не слишком достоверно, но Эйнджел решила неуклонно ее придерживаться. Иного пути все равно не было.

Кроме как выйти за него.

Но как она пойдет замуж за человека, который использовал ее и унизил? Это же будет второй Джон Фредерик! Но нет, она не права, он ничуточки не похож на Джона Фредерика. Он относился к ней с уважением и все делал только с ее согласия.

Эйнджел потерла лоб. Нельзя вспоминать ту ночь, и ласки, и любовь. Он ее враг, надо выбросить его из головы раз и навсегда.

– Вам плохо, миледи? – спросила Бентон.

– Да нет, просто голова побаливает.

Горничная выглянула в окошко.

– Скоро приедем, еще минут пятнадцать, а там я приготовлю вам отвар и…

Страшная боль скрутила вдруг Эйнджел, она согнулась пополам.

– О господи! Ну почему сейчас?

Бентон опустила переднее стекло.

– Я скажу Джону, чтобы гнал быстрее, да, миледи?

Эйнджел кивнула.

Горничная прокричала что-то кучеру и села рядом с хозяйкой.

– И всегда-то они не вовремя приходят, эти ваши месячные, – проворчала она, подавая Эйнджел платок, смоченный в лавандовой воде. – Ну ничего, еще немножко, и я уложу вас в постель. Жаль, что вы задержались из-за своей подруги, а то уже давно были бы дома.

Эйнджел закрыла глаза. Перед ее мысленным взором как живой встал Макс. Как быстро жизнь доказала его правоту! Выходит, никакой беременности не было.

Значит, и об их браке тоже не может быть и речи.

Эйнджел закрыла дверь гостиной и подошла к дивану, где сидела тетя Шарлот. Со дня своего возвращения из Лондона тетя была на удивление покладистой и терпеливой. Эйнджел вдруг задумалась: а почему она вообще уехала из Лондона?

– Вы виделись с Пьером перед отъездом? – спросила она как бы между прочим.

Леди Шарлот смутилась.

– Да… он заезжал. За день до моего отъезда.

– Есть какие-нибудь новости?

– Ничего существенного. Весь Лондон только и говорит, что о герцоге. Ходят слухи, скоро будет битва. Французский узурпатор собрал огромную армию.

– Ничего, тетя, герцог не проиграл еще ни одного сражения. Я уверена, все будет в порядке. А что говорит Пьер?

– Беспокоится из-за сестры и ждет не дождется, когда все кончится и он сможет представить доказательства.

– Я вижу, вы уверены в этом, тетя.

– Конечно, уверена! Какие вообще могут быть сомнения? Он… – Леди Шарлот осеклась и закусила губу.

– Тетя Шарлот, вы же сами прекрасно знаете, что его притязания очень даже сомнительны. Какие доказательства он представил, кроме того, что похож на жену дяди Джулиана?

Леди Шарлот нервно сплетала и расплетала пальцы. Эйнджел успокоительным жестом положила ладонь на ее руки.

– Тетя Шарлот, вы что-то от меня скрываете. Вы правда уверены, что Пьер наследник?

– Ох, дорогая, – заговорила леди Шарлот, глядя на свою юбку, – он принес… он показал мне доказательство. Больше нет никаких сомнений в том, что он законный наследник Джулиана.

– А мне почему не показали?

– Я не могла… Это связано с… кое с чем.

– С чем?

– С вещами, которые тебе лучше не знать. Поверь мне на слово, сомнений больше не осталось. Ты мне веришь?

Будь это несколько месяцев назад, Эйнджел и в голову бы не пришло поставить под сомнение слова тети. Но теперь, после того как ее обманул Пьер… а потом Фредерик… то есть Макс… Теперь она не была склонна верить ничему, что нельзя было увидеть собственными глазами.

– Не хотелось бы вас огорчать, дорогая тетя, но это слишком важно, и, как глава семьи, я должна убедиться во всем сама. Где они, эти доказательства? У Пьера?

– Они у меня, – тихо сказала леди Шарлот. Эйнджел поцеловала тетку в щеку.

– Я позвоню, пусть нам приготовят чаю, он нас взбодрит. А пока сбегаю и принесу вашу шкатулку. – Эйнджел протянула руку. – Давайте ключ, тетя.

* * *

– И теперь меня вызывают в Роузвейлское аббатство.

– И никаких объяснений?

Макс подошел к окну и стал смотреть на улицу. Уж он-то знал прекрасно, зачем его зовут. Очевидно, баронесса разобралась со своим состоянием. Ну что ж, по крайней мере ей хватает смелости сказать ему об этом в лицо. Смелости Эйнджел не занимать. И еще многого.

Он пожал плечами.

– В ее письме ни о чем не говорится, – сказал он. С Луизой он всегда был откровенен, но на этот раз… На этот раз все по-другому.

– Ты поедешь?

– Да.

Луиза промолчала. Она вообще никогда не донимала его расспросами. Даже не спросила, почему последнее время Макс свел их отношения к чисто дружеским.

– Вот был бы здесь Росс… – проговорил он неожиданно и заходил по комнате. – Уж очень долго это все длится.

– Ты беспокоишься из-за Росса, потому что решил присоединиться к герцогу, я угадала? – произнесла Луиза с невеселой улыбкой. – И не решаешься уехать, не узнав прежде, что с Россом все в порядке.

– Все так запуталось, а я ничего не могу поделать, пока дело не прояснится. С этим титулом… Герцогу нужны ветераны, а я не могу поехать. Сражение может состояться со дня на день… Черт побери, Луиза, меня все это просто душит.

Луиза налила в бокал вина и подошла к Максу.

– Хочешь совет?

Он остановился.

– Ты беспокоишься из-за Росса и из-за графского титула и всего, что с ним связано. За Росса можешь не бояться, я уверена в этом. Что же до остального… Ты сам мне не раз говорил, что, кроме забот, он тебе ничего не принес, что ты с удовольствием избавился бы от него. Так возьми и откажись, пусть хоть в пользу этого француза. В этом ничего постыдного нет, правда.

Макс одним глотком осушил бокал. Он ни в чем не был уверен. Да и беспокоил его не только титул.

– Думаю, тебе лучше не торопиться. Поезжай к баронессе, послушай, что она тебе скажет, а потом решай. Бонапарт пока что в Париже, пройдет какое-то время, прежде чем он встретится с герцогом, так что можешь особо не спешить.

– Умница ты моя, спасибо. – Макс чмокнул ее в щечку и пошел к двери. – Я поступлю, как ты советуешь, а когда вернусь, обязательно скажу тебе, что я решил. До свидания, дорогая.

Когда дверь за ним закрылась, Луиза еще с минуту стояла, потом села и сжала голову руками. Он ушел. Что бы ни случилось дальше, она была уверена – Макса она потеряла.

Глава семнадцатая

Ехать в закрытой карете было неприятно, Макс с куда большим удовольствием поехал бы верхом, но сержант Рэмзи настоял на карете – дескать, графу следует ездить в экипаже.

Макс ухмыльнулся. Вот пусть теперь сам и расплачивается, сидя на облучке под дождем. Так ему и надо.

Карета свернула к придорожной гостинице, чтобы сменить лошадей. Макс не двинулся с места, предоставив позаботиться обо всем Рэмзи и гостиничному конюху. Еще один перегон – и он приедет в Роузвейлское аббатство и увидит ее.

Черт, ну что за женщина! Стоило только подумать о ней, как его бросило в жар. Может, и он действует на нее таким же странным образом?

Ладно, хватит об этом. Что его ждет в аббатстве? Она пригласила его, чтобы сообщить о том, что беременна от него. Или не беременна. Второе более вероятно. Прошло слишком мало времени после их встречи, чтобы она полностью уверилась в своей беременности. А вот для того, чтобы понять, что ничего нет, времени прошло вполне достаточно.

Если она скажет, что никакого ребенка не будет… У Макса засосало под ложечкой – наверное, из-за сочувствия, ведь она так хочет ребенка. Репутация ее будет спасена, но какой ценой! Это же станет еще одним доказательством ее ущербности как женщины. Надо помнить об этом и ни в коем случае не произносить слово «бесплодная». Он будет вежливым, добрым, пожелает ей счастья. А трогать не станет – это самое главное.

Если же она забеременела, что маловероятно, но все-таки возможно, он заверит ее, что их бракосочетание состоится без промедления и что он будет ей хорошим мужем – намного лучше, чем она думает. А потом они станут привыкать друг к другу, он научит ее любви. Да нет, что он знает о любви? И вообще, он не любит Эйнджел Роузвейл, эту мегеру.

– Граф Пенроуз, миледи.

Сердце Эйнджел подпрыгнуло, жаркая волна накрыла ее с головой.

Макс кивнул дворецкому и вошел в гостиную. Эйнджел стиснула руки, чтобы скрыть, как они дрожат.

– Доброе утро, кузен, – заговорила она, слегка приседая в реверансе. – Очень мило с вашей стороны приехать, особенно в такую ужасную погоду. – Она старалась не встречаться с ним взглядом. Уже само его присутствие было тяжелым испытанием. – Не изволите ли присесть? Тетя будет через минуту.

Он удивленно дернул головой.

– В чем же дело, мадам? Вряд ли вы прислали мне письмо, чтобы поговорить в присутствии леди Шарлот о пустяках.

Эйнджел оглянулась на дверь и торопливо сказала, понизив голос:

– Обещание, которое я вам дала, теряет силу, это так, но я пригласила вас по другому поводу. Дело в том, что… – Дверь открылась. – А вот и тетя, – громко сказала Эйнджел, вставая.

Макс поклонился.

~ Тетя, вы помните кузена Фредерика?

Макс заметил, что имя она произнесла с некоторым отвращением, но теперь он понимал почему. Так звали бессердечного мужа Эйнджел. Неудивительно, что она до сих пор с трудом произносит это имя.

– Я прекрасно знаю, кто он, – ворчливо проговорила леди Шарлот. – И уж во всяком случае, не нуждаюсь в представлении. – Не удостоив Макса даже кивком, словно его и не было в комнате, старуха прошла к очагу и села на диван.

По лицу Эйнджел было видно, что она чувствует себя неловко.

– Я пригласила вас, кузен, – заговорила она, продолжая стоять, – чтобы поговорить о графском титуле. Мне стало известно, что существует доказательство правомочности притязаний моего кузена Пьера. Сомнений больше не остается, сэр. Пьер – законный граф Пенроуз и, конечно, станет маркизом. Я хотела сообщить вам это лично, пока новость не распространится.

Это было совсем не то, чего ожидал Макс.

– Я должна попросить вас, сэр, как можно скорее начать процедуру передачи титула Пьеру. Мне жаль. Вам это будет неприятно.

Ну нет, им так просто от него не отделаться.

– Если вы решили так беспардонно лишить меня титула, то должны по крайней мере дать мне взглянуть на эти ваши доказательства. Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в том, что вы сказали, но… – Макс холодно улыбнулся.

– Это письмо, сэр, – сказала Эйнджел. – От моего дяди лорда Джулиана Роузвейла. В нем он поручает нам своего сына. Оно не оставляет никаких неясностей.

Улыбка Макса стала шире.

– Не хочется говорить об этом, но вы уверены, что это рука вашего дяди? Такие вещи порой подделывают, знаете ли.

Эйнджел снова залилась краской, ее глаза метали молнии.

– Об этом и речи быть не может, – послышался голос леди Шарлот. – Это бесспорно почерк моего брата. Больше того, он упоминает о… кое о чем сугубо личном, известном только ему и мне. Никто, кроме Джулиана, не мог это написать.

Макс ничего на это не сказал. Он просто стоял и ждал. Было ясно – он не уйдет, не увидев собственными глазами это письмо.

Эйнджел подошла к тетке и ободряюще погладила ее по плечу.

– Он имеет право, тетя, – сказала она мягко. – Я уверена, вы можете положиться на его скромность.

Леди Шарлот бросила гневный взгляд на Макса, но тот, не отводя глаз, требовательно протянул руку.

Сердито тряся головой, леди Шарлот вытащила из кармана письмо.

Макс взял его и пробежал глазами. «Дражайшая сестра, – говорилось в нем, – пишу тебе в спешке. Отца Амели уже взяли и, боюсь, вот-вот придут за мной и Амели. Если ты получишь это письмо, это будет означать, что нас с Амели уже нет на свете. Обращаюсь к тебе с просьбой, предсмертной просьбой, прими и обогрей мое дитя, которое явится к тебе с этим письмом. Прошу тебя в память о Шарле, который был мне другом, а тебе еще ближе. Клянусь, это не я выдал вашу любовь. В память об этой любви умоляю тебя, Шарлот, позаботься о моем дитяти. Джулиан Роузвейл».

Ну что ж, коротко и ясно, подумал Макс. А старая леди старалась скрыть, что у нее был возлюбленный, некий Шарль. Да ведь уже лет тридцать прошло, не меньше, все давно позабыли про древний скандал. Важно другое.

Макс чертыхнулся про себя и бросил письмо на столик.

– И давно у вас это письмо, мадам?

– Я… – пролепетала Эйнджел.

– Пьер вручил его мне в первый же день, как только приехал, – перебила ее леди Шарлот. – Но я не считала нужным знакомить с ним кого бы то ни было, полагая, что моего слова, слова леди Шарлот Роузвейл, должно быть достаточно, даже для вас.

Максу хотелось просто задушить старуху. Это проклятое доказательство в ее руках уже несколько месяцев, еще до побега Бонапарта, а она его скрывала. Это неслыханно!

– Господи, мадам! – закричал он. – Вы сами не понимаете, какую медвежью услугу оказали своему семейству, да и стране! Меня только это дело и держало здесь! А сейчас выясняется, что напрасно. Да простит вас Бог, а я не прощу.

Макс решительным шагом вышел из гостиной, с крыльца донесся его громкий голос, требующий карету. Если погода исправится, через пару дней он будет уже на пути в Брюссель. Капитан Макс Роузвейл надеялся еще успеть.

Эйнджел была потрясена. Она видела Макса сердитым, но чтобы так! И из-за чего, если разобраться? Какая разница, когда потерять титул – в феврале или в июне?

Леди Шарлот взяла письмо и, аккуратно сложив, спрятала в карман.

– Нет, ну что за язык! Безобразие! Хотя чего от них ожидать.

– Я одного не понимаю, – говорила Эйнджел то ли самой себе, то ли тетке, нервно вышагивая по комнате, – что он имел в виду, говоря про страну? Какое это имеет отношение к требованиям Пьера?

– Самое важное сейчас, дитя мое, поскорее сообщить добрую весть Пьеру. Кузен Фредерик больше не будет настаивать на своем, так что Пьер в скором времени сможет занять свое законное место. Знаешь, я, пожалуй, вернусь в Лондон, ему понадобится поддержка.

Эйнджел нахмурилась. Ей было наплевать на Пьера. Она думала, что начала понимать Макса, и вот на тебе…

– Ты уж прости меня, Эйнджел, но ты вроде бы поправилась…

– Не беспокойтесь, тетя. Можете спокойно уезжать.

– Спасибо, Эйнджел. Пойду укладываться. – Леди Шарлот встала и пошла к двери.

Эйнджел задержала ее.

– Знаете, тетя, наверное, делом о наследстве лучше заняться мне самой. Да и потом, кто знает, на что способен кузен Фредерик, если встретится с Пьером. Мы поедем в Лондон вдвоем. Сегодня же.

Они выехали поздно, было ясно, что до ночи в Лондон не попасть, но Эйнджел потребовала не останавливаться и гнать вовсю, даже когда уже начало темнеть. Макс был в бешенстве и нес ерунду. Что, если он найдет Пьера и вызовет на дуэль?

Перед закрытыми глазами Эйнджел возникла страшная картина: Макс, мертвый, лежит на мокрой земле. И она никогда больше не увидит его, не услышит его ласкового голоса…

Господи, да она любит его! Почему она не понимала этого раньше? Любит этого человека, который ненавидит ее, и умчался в Лондон, и бог весть что может там натворить! Надо остановить его!

Эйнджел обхватила руками голову. Ох, Макс…

– Тебе нехорошо, Эйнджел? Неудивительно при такой гонке. Куда мы так торопимся? Впрочем, я тоже хочу поскорее увидеться с Пьером, ему понадобятся мои советы, как себя вести… теперь, когда… – Она осеклась, наткнувшись на предостерегающий взгляд Эйнджел, брошенный на горничную, но тут же, не утерпев, принялась снова за свое: – Я думаю, теперь ты пригласишь Пьера поселиться у нас в Роузвейл-хаусе, дорогая?

Эйнджел сжала кулаки. Эта упрямая тетя Шарлот со своим Пьером… У Эйнджел не было ни малейшего желания селить Пьера у себя. Он… ненадежный. По-видимому, он действительно законный граф Пенроуз, но это еще ничего не значит.

– Я пока не думала об этом, тетя. Дальше будет видно. – Эйнджел откинула голову на спинку сиденья. – Бентон и тряска не мешает, спит себе как ни в чем не бывало. Пожалуй, я тоже посплю. – Она закрыла глаза.

Спать Эйнджел не собиралась, но это был единственный способ заставить тетю замолчать. И чего она носится со своим Пьером? Эйнджел вдруг стало стыдно. Она не права. Тетя пережила гибель любимого брата, а теперь вот появился его сын. Это показалось ей настоящим чудом, а еще если вспомнить, что все это связано с ее возлюбленным…

Эйнджел ни за что не поверила бы в такое, если бы не услышала из уст самой тети. Трудно себе представить, что строгая, чопорная тетя Шарлот могла влюбиться и вступить в тайную связь с французом, который возил ее письма к брату и обратно. Только тайна существовала недолго, отец Эйнджел положил конец этой любви. Тетя Шарлот обвиняла во всем Джулиана – ведь только он знал, как она считала, ее тайну, но письмо Джулиана из могилы показало, что это не так. Пьер, наверное, сказал то же самое, когда впервые встретился с тетей. От своих слуг он узнал, что ее выследил Огастес Роузвейл. Во всем был виноват Огастес. Неудивительно, что тетя Шарлот приняла Пьера с распростертыми объятиями, ведь он восстановил ее доверие к младшему брату, заставив одновременно возненавидеть еще сильнее всю родню Макса.

Макс. Человек, которого Эйнджел любит и который стал снова просто мистером Роузвейлом. Принял ли он с покорностью эту перемену своего положения? Вряд ли. Покорность несвойственна Максу Роузвейлу. Он человек сильный, решительный и упорный. И способен на что угодно, если его вывести из себя.

Только не с ней. Она не боится вспышек его гнева. Их можно с легкостью обратить во вспышку страсти. Если б только они могли встретиться наедине. Еще раз. Только один раз. Страсть наверняка победила бы.

– Все понятно?

– Да, милорд.

– Можешь больше не милордничать, Рэмзи, я теперь просто капитан Роузвейл.

Сержант громко откашлялся.

– Сегодня уже поздно ехать к поверенному, дело подождет до утра. Но ты отправляй лошадей уже сегодня. Мне не хочется торчать потом в порту, ожидая их. А я покину Лондон, как только улажу дела, так что не подведи меня, Рэмзи.

– Можете на меня положиться, капитан.

Макс немного смягчился, взглянув на своего старого товарища. Вот уже с полчаса он только и делает, что отдает указания, а сержант не ропщет.

– Ты уж прости, Рэмзи, – сказал Макс, – но сейчас не до любезностей. Бонапарт сколачивает огромную армию. Если мы не поторопимся, можем опоздать к герцогу.

– Вы сначала явитесь в конную гвардию, сэр?

Макс мотнул головой.

– Нет, там слишком много любопытных, не отвяжешься. Патент[11] для меня купит один мой деловой партнер, а мы поедем прямо в Брюссель и приступим к службе. Я думаю, сэр Томас Пиктон командует пятой дивизией и примет нас без возражений. Хотелось бы снова служить у него.

– Если вы вечером мне понадобитесь, где вас искать, сэр? Будете у мадам?

– Я к ней заеду, но ненадолго, вернусь домой.

Макс посмотрел вслед идущему к двери Рэмзи. Этот человек настоящее сокровище, если вспомнить, сколько дел на него навалилось сразу. В таких случаях, как нынешний, Макс привык полностью полагаться на Рэмзи. По правде говоря, у него и самого была куча дел, и если он и надеялся уехать из Лондона завтра, то не раньше, чем во второй половине дня.

Ну а теперь надо ехать к Луизе. Что он ей скажет? Конечно, не всю правду. Скажет, естественно, что он больше не граф Пенроуз, но о баронессе лучше не упоминать. Луиза слишком хорошо его знает и, стоит ему заговорить об Эйнджел, сразу почует, что дело нечисто, а это ни к чему. И вообще, он посидит лишь немного, скажет, что намерен отправиться завтра рано утром. Это будет ложь, первая ложь за все время знакомства с Луизой, но иначе нельзя.

Глава восемнадцатая

Со вздохом облегчения Эйнджел оперлась на подставленную ей руку и вышла из кареты. От долгой езды все тело затекло. Тете Шарлот наверняка еще хуже, подумала она, да гордыня не позволяет показать. Старая женщина и правда шла к дому, с трудом передвигая ноги, что не мешало ей, впрочем, говорить без умолку.

– Надеюсь, ты довольна, Эйнджел, мы приехали в Лондон быстрее, чем обычно.

– Но ведь ничего не случилось, тетя, – успокаивающе проговорила Эйнджел. – Зато посмотрите, как мы рано приехали, еще совсем день. Я пошлю за Пьером, и вы сами сообщите ему обо всем.

– Я должна сначала принять ванну и переодеться, – сказала леди Шарлот, подходя к лестнице. – Такое важное событие… Мы с тобой должны хорошо выглядеть. Я надену шелковое бордовое, а ты?

– Я еще не решила, но обязательно оденусь сообразно случаю.

Едва леди Шарлот скрылась за дверью своей спальни, дворецкий тихо сказал:

– Извините, ваша милость, можно вас на два слова?

– В чем дело, Уиллет?

– Домоправительница сообщила мне, что утром, до того, как я пришел на работу, к вам приходила дама. Своего имени она не сообщила, только спросила, скоро ли вы приедете в Лондон. Домоправительница, естественно, подробностей ей говорить не стала, сказала только, что Роузвейл-хаус постоянно содержится в полном порядке, чтобы ваша милость могли приехать, когда пожелаете.

– Правильно сделала. Интересно, кто бы это мог быть? Она не сказала, что придет еще раз?

– Вроде да, миледи.

– Я не люблю принимать неизвестных визитеров, но, если она снова явится, сообщи мне сразу, хорошо? И, пожалуйста, пошли лакея к милорду Пьеру Роузвейлу, пусть пригласит его сюда, и как можно скорее.

– А по какому делу, не сообщать?

– Не надо. Пусть скажет только, что дело срочное.

Эйнджел видела – дворецкий просто сгорает от любопытства, но сообщать обо всем слугам – последнее дело. Хватит уже того, что Уиллет видел, как выскочил из дома Макс.

Макс. Это из-за него она приехала. Надо поскорее увидеться с ним, чтобы он не совершил какой-нибудь глупости. Он наверняка в бешенстве, но она его успокоит. Надо только остаться с ним наедине.

Эйнджел поспешила в свою комнату – помыться и переодеться, но прежде всего написать Максу, чтобы пришел. Но что писать? Он ненавидит ее, и его первым побуждением, конечно же, будет отказаться. Эйнджел сбросила капор, присела к письменному столу и застыла над чистым листом бумаги. Лучше всего написать правду: есть срочное дело, связанное с графским титулом, которое она должна обсудить с ним непременно сегодня.

О господи! Вот-вот явится Пьер. Получив приглашение, он наверняка сразу же отправится в Роузвейл-хаус. А вдруг они приедут одновременно?

– Все готово, капитан, как вы приказывали. Конюх с лошадьми вчера вечером отправился в Харвич, будет ждать нас там.

– Если мы приедем, – проворчал Макс. – Ты, как всегда, точен, Рэмзи, жаль, что мой поверенный не таков. Боюсь, нам сегодня не удастся выехать. Бумаги будут готовы для подписания не раньше вечера, а те, что касаются графства, может, и еще позже.

– Прошу прощения, сэр, но где вы собираетесь ночевать? Дом-то я уже закрыл.

– Что? Впрочем, пусть все остается как есть, переночую где-нибудь. У нас на сегодня есть дела поважнее. Я планировал закупить провизию и снаряжение в Остенде, но, поскольку мы все равно застряли в Лондоне, почему бы не закупить здесь? По крайней мере сэкономим время. – Макс сунул руку в карман. – Я составил список. Вот он.

Рэмзи пробежал глазами список и кивнул.

– Хорошо, все будет куплено и упаковано к вечеру, капитан, и я сразу все отправлю в Харвич. Хотите, я закажу экипаж?

– Хотел бы, но понятия не имею, когда смогу уехать. Вот повидаюсь еще раз с поверенным, может, тогда буду знать. Если повезет, сможем отправиться рано утром. Я так понимаю, ты готов?

– Готов, сэр. Только вот управлюсь со списком.

– Прекрасно. Хоть на кого-то могу положиться. Спасибо, Рэмзи. – Макс вытащил из кармана несколько монет и протянул их Рэмзи. – Возьми, хорошенько пообедаешь и заплатишь за ночлег. Когда-то еще удастся поспать в постели!

Рэмзи заулыбался.

– Да уж, сэр, старые времена возвращаются.

– В точку попал, Рэмзи.

Эйнджел снедало беспокойство. Прошло уже столько часов, а Пьер все не показывался, хотя лакей объехал все места, где он бывал. Нигде никто его не видел.

И это было не все. До Макса письмо вообще не дошло. Лакей, вернувшись, сообщил, что его дом пуст и заперт. Увидит ли она его еще когда-нибудь?

Дверь приоткрылась.

– Прошу прощения у вашей милости…

– Что там, Уиллет? – вскинулась Эйнджел.

– Тут к вам пришла та женщина, ваша милость, просит принять.

– Да-да, конечно. Как ее зовут?

– Она не сказала, миледи, но говорит, пришла по поводу графа.

– Лорда Пенроуза?

– Говорит, пришла поговорить с вами о… прежнем графе… мистере Фредерике Роузвейле.

– О! – По всему выходило, что Уиллет в курсе последних событий – очевидно, подслушивал под дверью. Эйнджел заколебалась. – И что ты сказал визитерше, Уиллет?

– Она ждет в вашей библиотеке.

– Очень хорошо. Скажи ей, что я сейчас выйду. – Эйнджел посмотрелась в зеркало. Она была очень бледна. Ничего не поделаешь, все равно надо непременно увидеться с этой женщиной.

Но кто она? И что хочет сообщить про Макса? При одной мысли о нем у Эйнджел заколотилось сердце. Казалось, целая вечность прошла после их последней встречи и еще больше после той ночи. С той поры ей каждую ночь снилось, будто она с ним, а утром Эйнджел просыпалась и обнаруживала, что она одна. Какая пытка – думать все время о нем и знать, что он навсегда для нее потерян.

Стараясь больше не думать об этом, Эйнджел спустилась вниз, где у двери библиотеки, чтобы открыть ее для госпожи, стоял Уиллет.

Посетительница явно не была служанкой. Яркая женщина с блестящими черными волосами и огромными карими глазами, скромно и красиво одетая, хотя и не по последней моде.

При появлении Эйнджел женщина грациозно присела.

– Леди Роузвейл… – Голос у нее был мелодичный, произношение правильное. – Очень любезно с вашей стороны принять меня. Особенно в такой поздний час.

– Признаюсь, я заинтригована вашим визитом, миссис?..

– Моя имя не имеет значения, миледи.

Эйнджел нахмурилась.

– Я обычно не принимаю незнакомцев.

Женщина улыбнулась, и лицо ее сделалось удивительно красивым. Но вот в глазах почему-то веселья Эйнджел не заметила.

– Мне показалось, вы должны знать, леди Роузвейл, что ваш кузен – он последнее время именовался графом Пенроузом – решил вернуться в армию. Сегодня утром он уехал в Брюссель.

Так вот куда исчез Макс! Уехал, не сказав ни слова. Эта женщина знала о его отъезде, а Эйнджел – нет. Может, она пришла сюда как к своей сопернице? Ну, тогда разговор с ней будет короток.

– А почему это меня должно волновать? – натянуто произнесла Эйнджел.

– Не берусь судить, волнует это вас или нет, я пришла лишь сказать, что Макс уехал, полный решимости попасть в самое пекло. Он в таком настроении, что пойдет навстречу любой опасности. Он покончил со всеми своими делами в Лондоне, и боюсь… да нет, я просто уверена, что он не надеется вернуться живым.

– Боже правый! – воскликнула Эйнджел, отворачиваясь, чтобы незнакомка не видела ее отчаяния. – Почему вы так решили? Откуда вы это знаете?

Смуглянка помедлила, потом заговорила:

– Я знакома с Максом давно и научилась… понимать его. Его нисколько не трогает потеря титула, но он потерял что-то иное, намного более драгоценное для него. И он считает, что долг перед страной, его честь – это все, что у него осталось.

Да эта женщина – любовница Макса! – внезапно осенило Эйнджел. Она повернулась, чтобы осмотреть ее повнимательнее. Красивая, утонченная, с сильным характером. Макс доверял ей.

Женщина знает Макса давно, может быть, годы, а она познакомилась с ним совсем недавно. Ах, если бы…

– Миледи, – торопливо продолжала между тем незнакомка, – Макс покинул Лондон всего несколько часов назад. Если погода будет хорошая, он уже завтра рано утром сядет на корабль. Я уверена, что никто не сможет уговорить его не вступать в армию, но вы можете сделать так, чтобы он отправился на войну с легким сердцем, зная, что ему есть зачем вернуться к нам. К вам. – Женщина повернулась лицом к двери.

– Не задержитесь еще на минутку, мадам? Я хотела спросить…

Смуглянка покачала головой.

– Я больше ничего не могу вам сказать, я вообще не должна была приходить сюда. Это не принято.

Эйнджел была совершенно выбита из колеи, но недаром говорят, что воспитание – великая вещь.

– Ну что ж, я благодарю вас за предупреждение, – сказала она размеренно. – Я понимаю, как трудно было вам прийти сюда, может, даже больно. Я вам благодарна и постараюсь с толком распорядиться тем, что узнала.

– Только ради этого я и пришла. Благодарю вас, миледи. – Женщина на мгновение задержалась в дверях. – Да благословит вас господь, – сказала она тихо и исчезла.

Эйнджел сама не поняла, как это случилось, что она сидит в кресле и смотрит в стену. Ей вдруг стало жарко. Она попыталась встать, однако ноги ее не держали. Ну нет, не время поддаваться слабости! Она может потерять человека, которого любит. Надо ехать за ним! Нельзя терять ни минуты! Если она выедет прямо сейчас, можно еще успеть добраться до Дувра, прежде чем он взойдет на корабль.

Эйнджел удалось наконец встать и дотянуться до сонетки. Она приказала подать карету. За окнами темно, дождь, вряд ли она уедет далеко по такой погоде, но ждать рассвета Эйнджел не могла. Она поедет прямо сейчас. И будет молить Бога, чтобы послал на Дувр неблагоприятный для плавания ветер.

– Пенроуз!

Макс не обернулся. Он ненавидел теперь это имя, но в Лондоне пока не знали, что оно больше ему не принадлежит. Завтра он подпишет необходимые бумаги, вот тогда об этом узнают все. Он продолжал идти, высматривая кеб, чтобы доехать до Сити.

– Эй, Пенроуз! – уже настойчивее позвали его. Макс повернулся и оказался лицом к лицу с человеком по фамилии Эдли. Они были членами одного клуба.

– Ты слышал новость? – возбужденно проговорил Эдли:

– Нет. А что за новость?

– Состоялось сражение. Все кончено, герцог разбит.

– Да ты что! – вскрикнул Макс.

– Страшный разгром, говорят. Ужасный. Настоящая мясорубка. Хотя чего еще можно было ожидать, с такой-то армией, собранной наспех. По-моему, ты тоже из тех, кто считал герцога непобедимым. Что ж, теперь тебе придется признать, что…

– До свидания, Эдли. – Макс круто развернулся и зашагал размашистым шагом, испугавшись, что залепит ему пощечину. Эдли известный недоумок, он мог все перепутать. Да и вообще, в Лондоне полно людей, всегда готовых оклеветать Веллингтона.

Мысль о мясорубке – вот что угнетало Макса. Он видел такое на Пиренеях, видел груды трупов, над которыми роились мухи. Он хоронил своих друзей. Мясорубка.

Если это правда…

Запустив пальцы в волосы, Макс громко выругался, не обращая внимания на оглядывающихся прохожих. Что же теперь делать? Он должен был находиться там, стоять плечом к плечу с товарищами. На душе стало пусто. Никому не нужный солдат – вот кто он.

– Сэр? – Это был Рэмзи, с которым они договорились встретиться. – Сэр, вы слышали?

Макс повернул к нему бледное лицо.

– Да, Рэмзи, – ответил он сдержанно. – Слышал, но не верю.

– Чему? – удивленно спросил Рэмзи.

– Эдли сказал мне, что Веллингтон разбит.

– Враки! – закричал Рэмзи. – Врет он все!

– Дай бог, чтоб ты оказался прав, Рэмзи.

– Я уверен, что так оно и есть, сэр. И вот еще что…

– Что?

– Вас баронесса разыскивала, сэр. Что-то очень срочное. Со вчерашнего дня ищет.

Макс глубоко вздохнул.

– Ну что ж, заеду-ка к кузине, все равно пока делать нечего, – с горечью сказал он и зашагал в направлении Беркли-сквер. Дойдя до угла, он остановился, бросил через плечо: – Жди меня в клубе через час, Рэмзи, – и пошел дальше.

Эйнджел. Эйнджел хотела его видеть. Срочно. Зачем? Ведь они расстались чуть ли не врагами.

Макс прибавил шагу. Какой толк гадать, когда через несколько минут он будет в Роузвейл-хаусе. Там все и узнает.

Он не скажет ей о том, что узнал. Просто не сможет. Она ужасно расстроится, узнав, что герцог потерпел поражение. Не хочет он быть вестником, принесшим дурную весть. Надо постараться вести себя нормально, как обычно.

Макс прыснул, хотя ему было совсем не до смеха. Что значит это «как обычно»? В его отношениях с Эйнджел «как обычно» означает ссору. А сегодня не такой день, чтобы ссориться.

Парадная дверь распахнулась мгновенно, не успел он ударить дверным молотком.

– Милорд! Сэр! – По смятенному виду дворецкого можно было заключить, что новость до него дошла:

– Я больше не лорд Пенроуз, – спокойно сказал Макс, входя в холл и отдавая дворецкому свою шляпу. – Как я понял, леди Роузвейл хотела меня видеть?

– Да, милорд, то есть нет, милорд, то есть… – Дворецкий умолк, тиская в руках шляпу Макса.

– Что с тобой такое, Уиллет? – раздраженно спросил Макс. – Может, перестанешь мять мою шляпу?

Дворецкий растерянно отложил шляпу, открыл рот, но из него не вырывалось ни звука.

На втором этаже послышались голоса, кто-то ругался.

– Да что происходит, Уиллет? Ну-ка говори, быстро!

Окрик подействовал.

– Ее милость, сэр, – пролепетал дворецкий, – она… ночью… уехала!

Глава девятнадцатая

– А теперь, леди Шарлот, может быть, вы объясните мне, что случилось?

Макс не собирался любезничать со старухой, которая не скрывала, что ненавидит и Макса, и всю его родню, и согласилась поговорить с ним только лишь потому, что исчезла Эйнджел.

– Я сама ничего не знаю, – ответила она слегка дребезжащим голосом. – Я уже была в постели, когда пришла та женщина.

– Какая женщина?

Леди Шарлот мгновение смотрела перед собой, потом, решив, очевидно, не обращать внимания на грубость собеседника, ответила:

– Она не сказала своего имени, насколько я знаю. Было уже очень поздно, когда она пришла второй раз и пробыла здесь минут двадцать. Как только она ушла, Эйнджел приказала подать карету и уехала в Дувр.

– В Дувр? Ночью? В дождь?

– Она ничего мне не сказала. Я узнала только утром. Она велела слугам меня не беспокоить.

– А эта женщина, которая приходила, как она выглядела? Старая, молодая? Наверное, не леди?

– Нет, не леди. Позовите Уиллета, он впускал ее, он вам ее опишет.

Макс дернул сонетку и застыл перед очагом.

Дверь открылась, чтобы впустить дворецкого. Он уже не выглядел таким потерянным, и Макс обрадовался, что сможет узнать от него что-нибудь важное.

– Ты впускал женщину, которая хотела видеть вашу госпожу, но отказалась назвать свое имя. Опиши мне ее.

– Да-да, сэр. – Дворецкий сощурился, припоминая. – Молодая, среднего роста, с черными волосами и большими черными глазами. Говорила она культурно, на ней было серое платье, по-моему не шелковое, и капор под цвет, изнутри плиссированный, по-моему розовый. – Уиллет улыбнулся. – Очень красивая молодая женщина.

Еще бы! Макс чертыхнулся про себя. Луиза! Это была она, больше некому. Но зачем она приезжала к Эйнджел? Надо это выяснить и…

– Вы поедете за ней? – Леди Шарлот впервые смотрела ему прямо в глаза. Она была явно обеспокоена, а поскольку Пьера не было, ей не к кому было обратиться, кроме Макса. – Я боюсь, что она поплывет на континент.

– Чепуха, – фыркнул Макс. – Зачем ей туда плыть?

– Понятия не имею. Но тогда зачем она отправилась в Дувр?

У Макса не было ответа на этот вопрос. Но, как бы то ни было, надо действовать. Надо найти Луизу и узнать у нее, зачем Эйнджел поехала в Дувр. Или можно сразу отправиться в Дувр, может, он поспеет туда вовремя, чтобы не дать Эйнджел осуществить свой план, какой она там себе насочиняла.

– Уиллет, пошли кого-нибудь, пусть наймет мне экипаж и четверку лошадей. И быстро! Я должен отправиться как можно скорее.

– Спасибо, – выдохнула леди Шарлот. Макс покачал головой.

– Я сомневаюсь, мадам, что вашей племяннице понравится мое вмешательство в ее планы, каковы бы они ни были.

Дорога казалась бесконечной, хорошо хоть дождь, шедший всю ночь, не припустил снова. Макс ехал и раздумывал, зачем он вообще едет. Поездка Эйнджел в Дувр наверняка не имеет к нему никакого отношения. Может, у нее там любовник?

Но зачем приходила Луиза? Этому тоже объяснения не было.

К той минуте, когда карета подъехала к гостинице «Красный лев», Макс проголодался и решил поесть. Ехать еще несколько часов, нельзя же без еды.

Пока форейторы выпрягали лошадей, Макс подошел к одному из конюхов.

– Скажи, сегодня не проезжала тут частная карета и в ней леди со светлыми волосами?

Конюх молча уставился на Макса. Тот достал полкроны и зажал монету между пальцами. Конюх перевел взгляд на нее.

– Нет, сэр, у нас такой кареты не было, по крайней мере сегодня. Я бы запомнил. – Он подставил ладонь, Макс уронил в нее монету и со вздохом пошел в гостиницу. Он отвел себе на еду ровно двадцать минут. Из головы не выходила Эйнджел. Он описал ее конюху, и теперь она продолжала стоять перед его мысленным взором.

Бросив несколько монет на стол, Макс вышел во двор. Свежая упряжка была готова.

– Молодцы. А теперь посмотрим, сколько вам понадобится времени, чтобы добраться до следующей смены лошадей, – сказал он, похлопывая себя по карману. Форейторы оживились. Перспектива хороших чаевых всегда благотворно действовала на скорость.

– Прошу прощения, сэр, – послышалось из-за спины. Это был конюх.

– Что еще? – нетерпеливо обернулся Макс.

– Та карета, сэр.

– Что с ней?

– Я ее видел, сэр.

– Как это видел?! – повысил голос Макс. – Ты же сам мне сказал полчаса назад, что не видел.

Конюх испуганно попятился.

– Я…я…

– Ну говори давай. Когда ты ее видел?

– Да минут десять назад, сэр.

– Где?

– Там, она проехала мимо. Кони были свежие.

Макс мысленно простонал. Вот незадача! Наверное, он ее обогнал по дороге. Макс вручил конюху еще полкроны и дернул дверцу кареты.

– Вы двое, я хочу, чтобы вы догнали эту карету. Вы знаете, как она выглядит, так что давайте, нагоните ее до Кентербери.

– Нет, сэр, нет.

– Что еще? – повернулся Макс к конюху.

– Ваша карета ехала не в Кентербери, сэр. Она возвращалась в Лондон.

– Что?!

Конюх повторил. Карета ехала не в Дувр, а в Лондон. Он был уверен в этом, как и в том, что это именно та карета, которую описал господин.

Макс почесал затылок. Какого черта творит эта женщина? Но все равно, надо ехать за ней. Макс сунул конюху щедрые чаевые и повернулся к форейторам.

– Если хотите получить эти золотые, – сказал он, доставая из кармана пару гиней, – перестаньте скалиться и давайте двигайтесь. Надо догнать ту карету.

Эйнджел была в полном отчаянии. Ну что она за дура! Знала же, что суда на Остенде отплывают не из Дувра! Так что ее туда понесло?!

Она бросила взгляд на Бентон. Та проснулась и несмело поглядывала на нее, что было неудивительно – еще когда Эйнджел только-только приказала поворачивать обратно, она пригрозила Бентон увольнением, если та скажет хоть слово.

За окном послышался топот и позвякивание сбруи. Эйнджел посмотрела. Кто-то старался ее обогнать. Наверное, ее лошади подустали, придется сменить в Рочестере.

Внезапно карета замедлила ход, затем остановилась. Бентон охнула, выпучив глаза от страха. Наверное, испугалась разбойников. Глупости! Какие разбойники среди бела дня на дуврской дороге!

Дверцу кареты дернули с такой силой, что Эйнджел подумалось, это и в самом деле разбойники.

– Леди Роузвейл!

Да это же Макс! Нет, невозможно. Ей снится, наверное.

– Леди Роузвейл, вы не скажете своей горничной выйти? Мне надо срочно поговорить с вами, а в этом возке трое не поместятся.

Бентон посмотрела на открытую дверь, на Эйнджел и забилась в угол.

– Давай выходи! – строго приказал Макс. – Не бойся, никто тебя не бросит, поедешь в моей карете.

Как только Бентон вышла, Макс залез внутрь и сел напротив Эйнджел.

Она не могла отвести от него глаз. Она думала, что потеряла его, а он вдруг появился из ниоткуда, точно рыцарь в старом романе. В голове вертелись сотни вопросов, но Эйнджел все смотрела и не могла наглядеться.

– Миледи Эйнджел, – заговорил Макс как будто сердито, – я не могу вас понять. Может, вы мне объясните, что вы делаете на дуврской дороге? Как я понял, вы были в Дувре?

– Да.

– А зачем?

– Я узнала, что вы собираетесь вернуться в армию, но решила не отговаривать вас. Нет, Макс, я просто хотела… мне была невыносима мысль, что вы уйдете на войну, не зная о том, что… – Она увидела удивление в глазах Макса и осеклась.

Продолжительное молчание нарушил Макс.

– Не зная о чем, Эйнджел? – спросил он мягко.

– О том, что у вас есть… друзья, которые желают вам добра и молят Бога, чтобы вы благополучно вернулись.

– Друзья? – Макс взял ее руку и сжал. – Или один особый друг?

Эйнджел со счастливым вздохом закрыла глаза. Карету качнуло, Макс быстро поднялся и сел рядом с Эйнджел, не выпуская ее руки.

– Так вы ездили в Дувр из-за меня? – спросил он серьезно.

Эйнджел кивнула.

Макс обхватил ее лицо ладонями и повернул к себе.

– Дурочка, ну с чего ты взяла, что я сяду на корабль в Дувре?

– Я как-то не подумала, – пролепетала Эйнджел, – просто поехала, и все. Я так боялась, что не успею.

– А я здесь и никуда больше не собираюсь. Незачем, – сказал Макс и приник к ее губам долгим, страстным поцелуем. Когда они наконец отстранились друг от друга, он скорее утвердительно, чем вопросительно произнес: – Теперь ты выйдешь за меня.

Эйнджел, глядя в сторону, покачала головой. Ну все, сейчас вспылит, подумала она. Но этого не произошло.

– Эйнджел, я знаю, что ты любишь меня. Ты же не станешь это отрицать?

Она снова покачала головой.

– Ну вот, наконец какой-то прогресс. И ты понимаешь, что я люблю тебя, ведь так?

Радость волной нахлынула на Эйнджел. Она бросила быстрый взгляд на Макса. Он так на нее смотрит… Он любит ее!

– Я жду ответа, Эйнджел.

– Понимаю, – прошептала она.

– Но я тебя не понимаю! Если мы любим друг друга, почему ты мне отказываешь?

– Я бесплодна.

Макс чертыхнулся себе под нос, но сердиться ему почему-то сразу расхотелось. Он рассмеялся.

– Любимая моя, что-то я вообще запутался. Месяц назад ты уверяла, что беременна, а теперь, оказывается, ты снова бесплодна.

– Но тебе нужен наследник.

– Капитан Макс Роузвейл прекрасно обойдется и без наследника, нечего наследовать. Но будь я даже графом Пенроузом, я сказал бы то же самое. Если кому и нужен наследник, так это тебе, и я уж расстараюсь, чтобы он у тебя появился.

Эйнджел покраснела и отвернулась. Макс осторожно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Ты мне веришь, да? У нас может получиться… а может и не получиться. Но какое это имеет значение, если мы любим друг друга? Если Господь пожелает, ребенок у нас будет. Если нет, твоим наследником станет Пьер. Думаю, он только обрадуется.

Эйнджел поморщилась.

– Вполне возможно, что Пьер совсем не тот, за кого себя выдает. Еще ничего не известно. Может, ты и есть граф, Макс.

Макс обнял Эйнджел за талию, притянул к себе и запечатал ее губы таким долгим поцелуем, что она чуть не задохнулась.

– Да мне совсем и не нужен этот титул. Муж Анджелины Роузвейл – вот какого звания я хочу. А как меня будут называть – капитаном Роузвейлом или графом Пенроузом, – не важно.

– Правда? Даже если станут говорить, что ты женишься на мне из-за моих денег?

Макс бросил лукавый взгляд на Эйнджел и с виноватой миной отвел глаза.

– Черт побери, женщина, ты раскусила меня! А я-то был уверен, что ты не разгадаешь моих планов, по крайней мере пока не окажешься в моих руках. – Он взвизгнул, ну прямо ведьма из «Макбета», и пошевелил перед ней пальцами. – Но тебе все равно не миновать моих когтей!

Несколько секунд в карете стояло молчание, а потом Эйнджел громко расхохоталась.

– Вы, сэр, вы… – Она не находила слов. Как же она любит этого человека. Любит, как он смешит ее и смеется сам. Любит, как он смотрит на нее, и от его улыбки все внутри нее тает. Она любит… она любит в нем абсолютно все.

* * *

Уже видна была Рочестерская крепость, когда с ними поравнялась почтовая карета, и многочисленные ее пассажиры с любопытством уставились на то, что происходит в карете. Эйнджел. Макс неохотно оторвался от нее, отодвинулся подальше от окошка и, приобняв, стал гладить ее по голове.

Эйнджел выглядела такой счастливой, и Максу не хотелось портить ее радость ужасным известием. Но надо было сказать до того, как они прибудут в Лондон, который они застанут в трауре.

– Макс?

– Ммм?

– Ты поедешь в Харвич сегодня?

– Я никуда не поеду, любимая. Понимаешь…

– Миледи! Миледи! Смотрите! – Кучер остановил коней и взволнованно тыкал кнутом во влекомую четверкой повозку, которая как раз обгоняла их. В повозке сидел офицер в окровавленном мундире, а из окошка торчали французские знамена.

– Победа! – в один голос закричали грумы Эйнджел.

Офицер устало улыбнулся и кивнул, повозка пролетела мимо и исчезла за поворотом дороги.

– Победа! – повторил Макс, внезапно осипнув. – Слава богу!

Глава двадцатая

– Ты не можешь выйти за кузена Фредерика. Ты же сама говорила, что никогда не пойдешь, а теперь, когда он даже не граф, ему совершенно нечего тебе предложить. Да ему нужно лишь твое состояние!

Эйнджел сделала еще один глоток своего утреннего кофе и принужденно улыбнулась тете Шарлот.

– Я выхожу не за Фредерика Роузвейла, а за Макса. А он не гонится за моим состоянием.

Леди Шарлот пренебрежительно фыркнула.

– Но ведь он…

– Тетя Шарлот, прошу вас больше не заговаривать об этом, – прервала ее Эйнджел. – Я выйду за Макса независимо от того, нравится вам это или нет. Не хотелось бы, чтобы это стало преградой между нами, но…

Леди Шарлот хотела было возразить, открыла рот – и закрыла, ничего не сказав. Часы в холле пробили десять.

– Они опаздывают, – заметила Эйнджел. – Хотя на улице, наверное, столпотворение. Такая победа! Все радуются.

Дверь открылась.

– Граф Пенроуз и мистер Роузвейл, – объявил Уиллет.

Эйнджел встала, бормоча:

– Прямо запутаешься, кто есть кто.

Макс вошел, улыбаясь ей, по его глазам было видно, что ему очень хочется ее поцеловать. Но при тете Шарлот нельзя было помыслить даже о невинном поцелуе в щечку.

– Пьер! Наконец-то, – воскликнула леди Шарлот, подчеркнуто не замечая Макса. – Мы весь Лондон обыскали, не могли вас найти.

– Я уезжал, мадам. Ужасные новости. Да, одержана великая победа, но какой ценой! Тысячи убитых, а сколько раненых!

– Взгляни, – тихо сказал Макс, протягивая Эйнджел свежую «Таймс». – Тут полный текст донесения герцога. Пиктон погиб в сражении, а…

Дверь гостиной с шумом распахнулась.

– Мисс Роузвейл, – объявил Уиллет, – и капитан Грэм!

Все посмотрели на дверь. Комната наполнилась удивленными восклицаниями. Вошел рыжеволосый мужчина, а под руку с ним – красивая девушка со светлыми волосами, которую можно было принять за сестру-близнеца Эйнджел.

Капитан Грэм поднял руку, призывая к молчанию, и склонился перед Эйнджел.

– Леди Роузвейл, представляю вам мадемуазель Жюли Роузвейл, единственную дочь вашего дяди лорда Джулиана Роузвейла.

Эйнджел показалось, что она ослышалась. Она посмотрела на Пьера. Тот неотрывно смотрел на Жюли, не видя ничего вокруг.

Макс подошел к другу и радостно хлопнул его по плечу.

– Надолго же ты застрял, Росс. Чего ты так задержался?

– Ну, знаешь, по улице ни пройти ни проехать, мы вообще чуть под карету не попали.

Макс ухмыльнулся.

– Да я же не об этом, как ты сам понимаешь.

Росс кивнул.

– Это долгая история. И дорога была долгая. Нам пришлось переправиться на Пиренеи и добираться до Сантандера, чтобы сесть на корабль. Сам знаешь, какие там места. – Росс посмотрел на Жюли, потом на Эйнджел. – Ваша кузина замечательная девушка, мэм. Ни разу не пожаловалась, хотя пришлось нам нелегко, так что сник бы и иной мужчина.

Эйнджел обратила взгляд на Пьера. Тот застыл неподвижно и глядел на Жюли такими глазами, словно перед ним было некое видение. Жюли, с красными пятнами на щеках, тоже не двигалась.

Эйнджел протянула руку капитану Грэму.

– Благодарю вас, сэр, за то, что привезли к нам Жюли, только не разъясните ли мне одну вещь? Вы сказали, что Жюли единственная дочь моего дяди, то есть, кроме нее, у дяди детей не было. Но разве Пьер не ее брат?

– Нет, я не брат Жюли, – вдруг заговорил Пьер, отрывая наконец взгляд от Жюли. – Я Жюльен Пьер д'Эре, двоюродный брат Жюли.

– Ах ты мошенник! – закричала, вскакивая, леди Шарлот. – Ты мне лгал!

Пьер густо покраснел.

– Прошу вас меня извинить, мадам. И вас тоже, – он поклонился Эйнджел. – Вы по крайней мере не имели отношения к поступкам своего отца, который погубил своего брата лорда Джулиана.

– Неправда! – вскричала леди Шарлот. – Мой брат…

– Ваш брат маркиз оставил лорда Джулиана умирать, хотя тот неоднократно молил его о помощи. По-моему, это чудовищно. И бесчестно.

– Он этого не делал! – протестующе воскликнула леди Шарлот. – Просьбы о помощи не доходили до нас! Отец Эйнджел чего только ни делал, чтобы узнать, где Джулиан, и вызволить его, но ничего не получилось. А когда мы узнали о смерти Джулиана, отец был в отчаянии. Мы все страшно переживали.

Пьер сконфузился. Помолчав, он тихо сказал:

– Я виноват в том, что обманывал вас, но у меня не было другого выхода. Я уже говорил вам, что в Англию мог поехать только кто-то один из нас, так что встретиться с маркизом выпало мне. Вы должны понять меня – мы были убеждены, что вы и ваши родные обрекли отца Жюли на смерть под гильотиной и нисколько не расстроились бы, если бы Жюли погибла тоже. Я приехал в Лондон, чтобы отстоять ее интересы – против тех, кого я считал ее врагами. Я ошибался, теперь я это понимаю. Но солгав один раз, я уже не мог отступить. – Пьер гордо поднял голову. – Я не жалею о том, что сделал. Я должен был защитить Жюли.

Он подошел к девушке, неподвижно застывшей у двери, взял ее руку и поднес к губам. Ее лицо озарилось улыбкой.

– Как только личность Жюли будет подтверждена, мы поженимся, – сказал Пьер.

Эйнджел показалось, что по лицу капитана Грэма скользнула горькая гримаса, но в следующее мгновение он уже улыбался, глядя на Пьера и Жюли.

– Земли вашего отца, Жюли, присоединены к поместьям Роузвейлов, – сказала Эйнджел. – Они не слишком тучны, но они ваши по закону. Я позабочусь о том, чтобы вы их получили.

– Благодарю вас, кузина Анджелина, – впервые раздался голос Жюли. – Мы с Пьером будем вашими должниками.

– Нисколько. Я просто возвращаю собственность законному владельцу. А кстати… О господи!

– Что такое, Эйнджел? – шагнул к ней Макс. Она посмотрела на него веселыми глазами.

– Бедный Макс. Боюсь, тебе придется попрощаться со столь недавно обретенной свободой. Если Пьер не граф Пенроуз, то кто у нас граф? Ты!

Макс сделал строгое лицо.

– Мне кажется, леди Роузвейл, что вам стоило бы поучиться хорошим манерам.

Эйнджел засмеялась.

– Ну, знаете ли, граф Пенроуз, вы последний человек, способный дать мне урок манер, не согласны?

Макс укоризненно покачал головой, но на лице его играла улыбка.

Эйнджел обвела взглядом присутствующих. Даже тетя Шарлот больше не выглядела расстроенной.

– Еще рановато, конечно, – проговорила Эйнджел, – но я, пожалуй, прикажу принести шампанское. Нам есть что отпраздновать.

Отшумело веселье, и Макс с Эйнджел оказались наконец одни в ее гостиной.

– Бедный капитан Грэм.

– Росс? Почему?

– Ты разве не заметил, как он смотрел на Жюли? Он явно в нее влюблен, а она любит Пьера и скоро выйдет за него.

Макс нахмурился.

– Если это так, то мне очень жалко Росса, у него и так была нелегкая жизнь. Но ничего, он сильный человек, справится. Пройдет время, и он забудет ее.

Эйнджел промолчала. Что она могла сказать, если только что увидела Росса в первый раз. Вот Пьер…

– Бедный Пьер. По-моему, он сам себя ненавидел за то, что приходилось нас обманывать.

– С чего ты взяла?

– Да он же нарочно делал так, чтобы я не торопилась с его делом.

– Может, и так. А может, не так. Правду мы все равно никогда не узнаем, так что давай лучше будем думать о нем хорошо.

Эйнджел кивнула.

– А как ты думаешь, Пьер и Жюли будут счастливы вместе?

– Почему нет? Они прекрасно знают друг друга, уж получше, чем мы с тобой. А кстати…

– Что?

– Леди Шарлот. Мне кажется, любимая, если она останется здесь, это не очень-то будет способствовать, так сказать, семейной гармонии.

Эйнджел хихикнула.

– Ты хочешь сказать, что из-за нее мы будем с тобой цапаться еще чаще? Знаешь, я тоже думала о тете Шарлот. По-моему, ей очень нравятся Пьер с Жюли. Почему бы ей и не поселиться у них? Предпочтительно подальше от Лондона.

– Ах ты хитрюга!

Эйнджел кивнула в знак того, что принимает комплимент.

– А кстати, – заговорила она серьезно, – кто была та женщина, что приходила ко мне?

– Ее зовут Луиза. Она была моей любовницей.

– Макс…

– Не спрашивай. Я порвал с Луизой, и не надо больше об этом.

– Но…

– Не надо, Эйнджел! Я сказал: хватит, значит, хватит! – проговорил Макс, вскипая.

Эйнджел вскочила на ноги и, схватив Макса за руку, заставила повернуться к ней лицом.

– Вы, сэр, лучше попридержите свой темперамент. Ни к чему рычать на меня только потому, что вас мучает чувство вины.

– Эйнджел… – с угрозой начал Макс.

– Тем более что ты ошибаешься.

– Объясни.

– Я не собираюсь допрашивать тебя, что и как у тебя было с Луизой. Ты сказал, что все кончено, и этого мне достаточно.

– Но тогда зачем?..

– Макс, она мне помогла. Без нее мы… Макс, ты что же, бросил ее вот так, и все? Без всяких средств?

– Какая ты добрая, Эйнджел, – проговорил он растроганно. – Луиза красива, она без труда найдет себе другого… кто будет ей помогать.

– Но разве она не заслуживает большего с твоей стороны?

Макс, немного помолчав, кивнул.

– Да, конечно, заслуживает. Когда-то она была добропорядочной вдовой. Если б не ее красота, она, наверное, нашла бы себе какую-нибудь работу, а так… Ей ничего не оставалось, как умирать с голода или…

Эйнджел погладила его по щеке.

– Но почему бы не помочь ей, пусть станет снова добропорядочной вдовой, хотя такую жизнь тоже не назовешь легкой, даже если у тебя есть деньги.

Макс коснулся губами руки Эйнджел.

– Я с радостью предложу ей помощь, а она пусть сама решает, принять ее или нет.

– Она не примет.

– Почему ты так уверена?

Эйнджел покачала головой.

– А ты согласился бы отказаться от меня за плату?

– А, понял. Наверное, ты права. Луиза бедна, но у нее есть своя гордость. Надо придумать что-то другое. Может, наследство?

Эйнджел захлопала в ладоши.

– Да-да, наследство. Якобы где-нибудь в Индии, например, скончался какой-то дальний родственник, и после него осталось скромное наследство. Как ты думаешь?

– Замечательно. И его душеприказчик несколько лет искал наследника и вот наконец нашел. Подходит, как ты думаешь?

– По-моему, да. Жалко только, что я сама не смогу ее поблагодарить.

Макс встал и заходил по комнате, как делал всегда, когда волновался.

– Знаете, мадам, – сказал он, останавливаясь, – вы необыкновенная женщина. Ведь мы говорим о моей любовнице.

– О бывшей любовнице.

– Все равно. Такая респектабельная дама, и вдруг такая забота – и о ком? Да другая на твоем месте и знать не захотела бы, что существуют такие, как Луиза.

– Да не такая уж я респектабельная, сам знаешь. Меня и соблазняли, и похищали, и платье мне рвали…

– Не в таком порядке, милая. Сначала похитили и только потом соблазнили. А за платье прошу прощения.

Эйнджел молчала.

– Ну же, леди Роузвейл.

– Да, лорд Пенроуз? – Она посмотрела на Макса из-под ресниц.

– Черт возьми, женщина, не смотри на меня так! У меня же в голове все путается!

Эйнджел с трудом удерживала серьезную мину. Макс тоже вот-вот готов был заулыбаться.

– Знаешь, о чем я думаю? – заговорил Макс. – Мы с тобой уж очень быстро вспыхиваем. Наши знакомые, наверное, будут пари заключать, кто из нас первый прикончит другого.

– Спокойной жизни со мной у тебя, конечно, не будет, но приканчивать… Нет, это вряд ли, – сказала Эйнджел. – Хотя на твоем месте я бы запрятала свой пистолет куда-нибудь подальше. Мало ли…

Макс мгновение смотрел на нее, широко раскрыв глаза, потом расхохотался.

– Да с вами с ума сойдешь, мадам! Боюсь, придется вас поколачивать.

Эйнджел вздрогнула, улыбка на лице погасла. Он притянул ее к себе, крепко обняв.

– Прости, любовь моя, не надо было этого говорить, даже в шутку. Но ты же не подумала, что я серьезно?

– Нет, но… просто я не могу об этом забыть, хотя и стараюсь, а когда ты сказал…

Макс не стал ничего говорить, а просто приник к ее губам, чтобы она поняла, как он ее любит. Она не сопротивлялась, даже крепче прижалась к нему. Это был долгий, долгий поцелуй, и, когда они оторвались друг от друга, оба почти задыхались. Но это был не страстный поцелуй двух любовников, а нежное слияние двух душ. Макс дрожащими пальцами погладил ее волосы.

– Знаешь, у тебя волосы как шелк. Клянусь, с твоей головы и волосок не упадет. Ты мне веришь, Эйнджел?

– Всегда верила, – прошептала она.

Макс неуловимым движением опустился на диван и посадил Эйнджел к себе на колени.

– Вот так-то лучше.

– Лучше, чем что? – с ехидцей спросила она. Макс застонал.

– Нет, ну что прикажешь делать с такой капризницей?

Эйнджел взяла его руку и поцеловала в ладонь.

– Уверена, ты сообразишь, что.

Она поерзала, устраиваясь поудобнее.

– Эйнджел, если ты так будешь вертеться, я за себя не отвечаю. Хочешь, чтобы я изнасиловал тебя прямо тут, на полу гостиной?

Эйнджел вздрогнула.

– Эйнджел, прости меня, я…

Она прижала руку к его щеке.

– Я, конечно, не хочу, чтобы меня насиловали, пусть даже ты, Макс, но вот насчет того, чтобы заняться любовью… Может, запрем дверь?

– Я запру.

– Ну, тогда… – Эйнджел хотела встать.

– Только сначала давай договорим, – сказал Макс, удерживая ее.

– А мы что, не договорили?

– Я серьезно, Эйнджел. Я боюсь, что могу обидеть тебя, не физически, нет, это я обещаю, но я бываю иногда несдержанным на язык. Я стараюсь сдерживаться, но не всегда удается.

– Как мне?

– Не стану кривить душой, но ты иногда выводишь меня из себя. Как и я тебя. И я боюсь, что в один из таких моментов могу чего-нибудь такого наговорить, что ты возьмешь и уйдешь от меня. А если я тебя потеряю, дорогая…

– Я не уйду.

– Ты же не знаешь, каким я бываю.

– Думаешь, не знаю? Не забывай, что я из Роузвейлов и жила с Роузвейлами всю свою жизнь. У моего отца был чисто роузвейловский характер. Иногда на него накатывало, прямо страшно становилось. Причем он никогда не извинялся, ни за что не хотел признать, что был не прав. А поскольку нападал папа на меня, то мне ничего не оставалось, как молча сносить, да еще просить прощения, даже если виноват был он. Иначе он мог посадить меня под замок на хлеб и воду.

– Бедная моя, как же ты это терпела?

Эйнджел пожала плечами.

– Терпела, потому что любила его. И он меня любил, несмотря на эти вспышки. Просто я научилась предугадывать очередной скандал и где-нибудь пряталась, пусть отыграется на ком-нибудь другом. Трусость, конечно, но я была маленькая. А он ни разу меня не нашел, – добавила она довольным тоном.

Макс засмеялся.

– Обещаю тебе – если я вдруг буду не прав, я обязательно извинюсь.

– Если?

– Но ты же знаешь, – с ухмылкой сказал он, – что муж всегда прав!

– А жена как же?

– Ты ставишь меня в трудное положение. Я никогда не был женат, как же я могу говорить о том, чего не знаю?

– Ну естественно, – поддакнула Эйнджел, подстраиваясь под его тон. – И меня ты пока что плохо знаешь, придется изучать, ты согласен со мной?

– Я готов посвятить этому всю свою жизнь.

– Рада это слышать. А скажите-ка, сэр, как вы собираетесь начать изучение?

– Я не могу раскрывать детали, пока мы не поженимся, а то ты возьмешь и расскажешь кому-нибудь о моих методах. Что я тогда буду делать?

Макс наклонился и стал покусывать Эйнджел мочку уха. Она закрыла глаза.

– Это один из твоих методов, да?

Он не ответил, но рука его принялась поглаживать ее грудь. Эйнджел подалась вперед, прижимаясь к его руке.

– А это, как я понимаю, твой метод, да? – тихонько спросил он, целуя ее в шею, и придавил пальцем сосок.

– Макс… Макс, я хочу тебя.

Его губы были уже совсем близко от ее губ, когда он вдруг перестал ее целовать. Эйнджел открыла глаза. Он пристально смотрел на нее, и в его глазах светились любовь и… удивление.

– Мы нужны друг другу, – хрипло проговорил Макс, поглаживая Эйнджел по щеке. – Без тебя я… неполон. Потеряв тебя, я потерял бы половину себя.

– Не потеряешь. «Пока смерть не разлучит нас». Помнишь?

– Ты согласна выйти за такого медведя, как я?

– Даже медведя можно приручить, мой любимый. Я уверена, из тебя получится вполне подходящий муж.

Макс медленно погладил ее по щеке, потом рука его скользнула по шее и замерла у выреза платья, а мизинец проник внутрь и коснулся соска.

У Эйнджел вырвался негромкий стон.

– Это настоящая пытка, и ты это знаешь. Пожалуйста, Макс, давай запрем дверь. Я не могу больше…

Макс просунул руку под ее колени и встал, держа ее на весу.

– Приручать медведя, моя леди Ангел, лучше в удобных условиях. В спальне, например. – Он пошел к двери.

– Макс, мы же еще не женаты! Ты что, так меня и понесешь? А слуги?

Он, не говоря ни слова, локтем толкнул дверь.

– Макс!

Он усмехнулся.

– Да где ты видишь слуг? Дом как будто вымер. Ручаюсь, до самой спальни мы никого встретим.

Эйнджел покачала головой. И в самом деле, поблизости не было ни души. Как будто все догадывались. Эйнджел стыдливо уткнулась лицом в сюртук Макса.

Он остановился.

– Ты не передумала? Скажи только слово, и все. Я ужасно тебя хочу, но если нужно подождать, пока мы поженимся…

Эйнджел закрыла ему рот ладонью.

– Нет, сейчас!

Примечания

1

Ангел (англ.). – Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

Период Французской революции с мая 1793 г. и до падения Робеспьера.

(обратно)

3

В данном случае «аббатство» означает «поместье, имение».

(обратно)

4

Имеется в виду Наполеон Бонапарт.

(обратно)

5

Имеется в виду Пиренейский полуостров.

(обратно)

6

Пролив Ла-Манш.

(обратно)

7

Имеется в виду герцог Веллингтон, командовавший союзной армией по возвращении Наполеона с острова Эльба.

(обратно)

8

Боже мой! Какая ложь! (франц.)

(обратно)

9

Беременная (франц.).

(обратно)

10

По существовавшей в то время в Англии традиции состояние и титул наследовал старший сын. Младшие сыновья должны были выбирать между армией, судопроизводством и саном священника.

(обратно)

11

В описываемый период в английской армии существовала система покупных офицерских патентов. Уходя в отставку, офицер продавал свой патент.

(обратно)

Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая . . . . . . . . . . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Мой любимый ангел», Джоанна Мэйтленд

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства